Джастис (ЛП) [К. С. Линн] (fb2) читать онлайн

К. С. Линн Джастис

Пролог

Джастис

Джастису четырнадцать лет

— Джастис, чувак, проснись.

От неистового шепота и тряски за плечо распахиваю глаза. Смотрю в лицо лучшего друга и вижу дикий, панический взгляд. В темноте нашей общей комнаты, которая находится в этом аду под названием дом, его глаза сверкают.

— В чем дело? — спрашиваю, мой голос звучит так же слабо, как я себя чувствую.

— Брэкс пропал.

Страх сжимает грудь, дыхание перехватывает. Я резко выпрямляюсь и смотрю на кровать рядом с дверью, обнаруживая, что она пуста. Лоскут ткани, который мы используем в качестве одеяла, лежит на полу.

— Ты что-нибудь видел? — спрашиваю я.

Нокс качает головой.

— И ничего не слышал. Я только что проснулся и увидел его пустую кровать. — Чувство вины гулко звучит в его голосе, отражая то, что скручивает мне живот.

Брэкстен на год младше нас, и мы взяли на себя заботу о нем. Мы трое познакомились в этом детском доме несколько месяцев назад, каждого из нас государство скинуло сюда с разницей в несколько недель. Нас забрали из одного кошмара и бросили в другой.

— Мы должны его найти, чувак, — настойчиво шепчет Нокс. — Хоббс всерьез разозлился из-за того дерьма, что он устроил за ужином.

Брэкс — проказник, даже в самые худшие моменты. Это его способ справляться с дерьмом. Однако сегодняшняя выходка преследовала собой цель отвлечь внимание Хоббса от другого ребенка, которого он хотел ударить за то, что тот разбил стакан молока.

Хоббс — один из воспитателей и самый большой мудак из всех. Больной сукин сын, который получает удовольствие, причиняя страдания другим. Вспоминаю первый раз, когда я облажался, и последующее за этим избиение. Внутренности сжимаются еще сильнее, когда я думаю о Брэксе и о том, что ему предстоит вынести.

Спрыгнув с кровати, натягиваю вчерашние джинсы и грязную рубашку. Мы с Ноксом направляемся к двери, но обнаруживаем, что она заперта.

— Ублюдок! — кипит Нокс. — Он знал, что мы пойдем за ним.

Он делает шаг назад, готовый выбить дверь, но я останавливаю его, опуская руку на его костлявое плечо.

— Мы не можем. Джонс нас услышит, и тогда мы ни за что не доберемся до Брэкса.

— Тогда что, черт возьми, нам делать? Время уходит. Кто знает, что этот мудак сейчас с ним делает.

Я обращаю внимание на окно спальни. Мы действуем быстро, глазами сканируя пять акров территории, на которой стоит дом.

— Там, — я указываю на сарай, где из чуть приоткрытой двери в темноту льется свет.

— Скорее всего, — скрипит зубами Нокс, стиснув зубы. — Оттуда никто не услышит его криков.

Эта мысль подпитывает страх, сжимающий грудь.

— Мы вылезем и спустимся по решетке, — говорю я ему.

Воспитатели считают, что на всех окнах стоит сигнализация. Кроме этого. Несколько недель назад мы придумали, как перерезать провод и отключить ее, зная, что однажды время настанет.

Открыв окно, я вылезаю первым, Нокс следует за мной. Пластиковая решетка в нескольких местах ломается под нашими ногами, но в остальном мы спускаемся с минимальным шумом. Я приземляюсь босыми ногами на жесткий гравий, и он тут же впивается в кожу. Не обращая внимания на боль, устремляюсь вперед, пока не оказываюсь на траве. И тут мы несемся во весь опор к сараю, стуча ногами по жесткой земле.

Вскоре мы слышим Брэкстена, крики боли атакуют наши уши.

— Дерьмо! — Нокс извергает проклятья и, поднажав еще сильнее, размытым пятном проносится мимо меня.

Изо всех сил пытаюсь его догнать и в последнюю секунду ухитряюсь схватить за руку.

— Погоди. Нужно посмотреть, с чем мы имеем дело, прежде чем броситься туда. — Мое предупреждение — не более чем задыхающийся шепот, сердце в груди бешено колотится.

Медленно приблизившись, мы осторожно заглядываем в щель деревянной двери. От увиденного к горлу подступает желчь, а в венах бурлит ярость. Брэкс, связанный за запястья кожаными поводьями, болтается на столбе для битья, на шее туго натянут аркан. Он висит к нам спиной, раздетый догола, и, его обнаженная кожа содрана хлыстом, который держит Хоббс.

— Как тебе такое, пацан? Теперь ты уже не так важничаешь, да? — он снова щелкает плетью по его голой заднице. — Я покажу тебе, что бывает с такими дерзкими маленькими ублюдками, как ты.

Ужас врезается в грудь, когда Хоббс тянется к поясу брюк, чтобы расстегнуть ремень. Из Нокса вырывается яростный рев, и он бросается внутрь. Я следую за ним, понимая, что времени на обдумывание плана нет.

Нокс, ни разу не споткнувшись, на бегу подхватывает с земли лопату.

— Мудила!

Хоббс оборачивается как раз в тот момент, когда Нокс замахивается лопатой и ударяет того по лицу.

Он падает на землю, из его носа брызжет кровь.

— Ты, ублюдок! — рявкает он, перекатываясь на колени.

Я стремительно подбегаю к нему сбоку и пинаю в лицо.

Его голова откидывается назад, из груди вырывается еще один вопль боли. Теплая кровь покрывает мою босую ногу, но я не сдерживаюсь и наношу еще один удар, моя темная ярость подпитывается всей той болью, что он причинил другим.

Не проявляя милосердия, я вновь и вновь безжалостно замахиваюсь ногой. До тех пор, пока он не ухитряется схватить меня за лодыжку и дернуть на себя. Сильный удар о землю выбивает из меня весь дух.

— Ты, бл*дь, заплатишь за это, — орет он, с трудом поднимаясь на ноги.

Нокс обрушивает лопату ему на затылок, вырубая его. Кровь большой багровой лужей растекается вокруг его головы.

«Вот дерьмо».

Мы с Ноксом смотрим друг другу в глаза, думая об одном и том же. Стон Брэкса прерывает контакт и приводит нас в движение.

Нокс снимает аркан с шеи, а я опускаюсь на колени и тянусь к его спущенным пижамным штанам.

— Брэкс, дружище, мы здесь. Все будет хорошо, — заверяю я его.

Он поднимает голову, показывая черно-синее лицо. Его щеки в пятнах грязи и потеках от слез, один глаз заплыл.

— Он схватил меня спящим, Джастис, — выдыхает он. — Я даже не слышал, как он подошел.

Сглатываю жжение в горле и осторожно кладу руку ему на плечо.

— Все в порядке. Мы выберемся отсюда.

Нокс развязывает ему руки, а я помогаю одеться. Когда последние оковы сняты, Брэкс падает на колени, крича от боли.

Нокс опускается рядом с ним, помогая мне его поднять.

— Что такое? Где болит? — спрашивает он.

— Все тело, чувак, — слова доносятся сквозь сдавленное рыдание. — Болит повсюду.

Прежде чем кто-то из нас успевает произнести хоть слово, воздух пронзает сирена.

По венам пробегает паника.

— Черт. Они знают, что нас нет. Нужно двигать, немедленно!

Нокс закидывает одну руку Брэкса себе на плечо, а другую я закидываю на свое. Мы быстро выбегаем из сарая, волоча за собой Брэкстена.

В конце концов, мы удаляемся достаточно далеко от территории, держась в высокой траве, чтобы оставаться невидимыми. Мы опускаем Брэкстена на землю, помня о его избитом и покрытом синяками теле. Нокс остается с ним, а я пробегаю немного дальше, чтобы убедиться, что за мной никто не следит.

Увидев, что никого нет, я возвращаюсь к остальным. Брэкстен прижимает колени к груди, пряча лицо, чтобы скрыть слезы.

Нокс с мрачным видом сидит рядом, обнимая его за плечи.

— Видел кого? — спрашивает он.

Я отрицательно мотаю головой.

— Нет, но это лишь вопрос времени. Мы должны продолжать двигаться.

— И куда идти? — спрашивает Брэкс, поднимая голову.

Я пожимаю плечами.

— Куда угодно, все лучше, чем здесь.

— Брось, Джастис. У нас нет денег. У нас даже одежды нет, — Брэкс шмыгает носом. — Что, черт возьми, мы будем делать?

— Все, что необходимо, чтобы выжить, — говорю, глядя в его усталые глаза. — Мы не можем вернуться. Посмотри, что с тобой чуть не случилось. Хоббс, скорее всего, мертв, и они не поверят паре проблемных детей. Кто знает, с чем мы столкнемся в следующий раз. Система достаточно долго нас имела. Лучше жить на улице, чем там, где мы были.

Они оба молчат, но я вижу в их глазах то же самое понимание, пылающее в моем уме и сердце.

— Предлагаю прямо здесь и сейчас заключить договор. Мы все делаем сами. Больше никаких побоев, никакой боли. Мы присматриваем друг за другом, заботимся друг о друге.

— Как семья, — говорит Нокс.

Я киваю.

— Как семья. — В тишине ночи я вглядываюсь в их глаза. — Вы со мной? — спрашиваю, протягивая руку в центр нашего круга.

Нокс не колеблется.

— Я в деле.

Наши взгляды перемещаются на Брэкстена, тот все еще выглядит испуганным.

— Мы с тобой, Брэкс, — обещаю я. — Мы никогда не позволим, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Он кладет раненую руку поверх наших.

— Семья. Навсегда.

В тот день мы стали больше, чем друзьями.

Мы стали братьями.

Весь следующий год мы лгали, воровали и делали все, что угодно, лишь бы выжить. Пока наши поездки не завели нас в дельту Миссисипи. Там в поисках укрытия в одну дождливую ночь мы спрятались на фермерской земле. Владельцем оказался одинокий мужчина по имени Тэтчер Крид, — первый взрослый, который хоть раз отнесся к нам с добротой. Обнаружив нас, он, вместо того чтобы, вызвать полицию, приютил у себя и воспитал как родных сыновей.

Тэтчер Крид дал нам то, чего у нас никогда не было, но о чем мы всегда мечтали.

Настоящую семью.

Глава 1

Райан

С момента, как он вошел, мое внимание было приковано к каждому его движению. В переполненном баре, где меня окутывает жар от каждого тела, толпящегося вокруг, может показаться, что мы одни на целом свете. По крайней мере, так считает мое сердце.

Несмотря на чувства, я сижу в углу одна и наблюдаю, как стайка жаждущих женщин окружает его с братьями, соперничая за их внимание.

«Как типично».

— С днем рождения, Райан, — кричит Джессика Беннетт, перекрывая громкую музыку, когда проносится мимо моего столика и чокается со мной бокалом.

Я киваю в знак благодарности, уголки моих губ приподнимаются в слабой улыбке.

В городе не так уж много мест, где бы я могла отпраздновать свое восемнадцатилетие. «Деним и жемчуг» — единственный бар, куда пускают тех, кому меньше двадцати одного. Выпивать нам нельзя, но для меня это не играет большого значения.

Место простоватое, в деревенском стиле. Столы сделаны из старых бочек, а над танцполом висит седло со стразами. Из динамиков гремит кантри-музыка, собирая большую толпу. Я хорошо проводила время, да мне лучше где угодно, нежели в моем доме без любви, но потом появились они — три брата, приводящие в хаос гормоны любой девушки.

Мальчики Крид — приемные братья, которые ближе тех, в ком течет родная кровь. Они приехали в город много лет назад, жили на улице, пока Тэтчер Крид, которого большинство здесь называют Стариком Кридом, не взял их к себе и не вырастил как своих.

Многие этого не одобряли, но Тэтчеру было наплевать на то, что люди в этом городе о нем думают. Этим в нем я всегда восхищалась. Он с гордостью воспитывал мальчиков и находился рядом, когда у них никого не было.

Многие наслышаны о Джастисе, Ноксе и Брэкстене, их репутация опережает их самих. С ними опасно иметь дело, если они хоть на секунду заподозрят, что их семье угрожает опасность. Они украли сердца многих девушек. Я знаю это, потому что я — одна из них. И хотя все трое до нелепости хороши собой, мне нужен только один.

«Джастис».

Его внешность плохого парня привлекла мое внимание, как только он появился в городе. Мне было всего двенадцать, но мое юное сердце безнадежно влюбилось. Многие относились к мальчикам с подозрением и даже боялись их. Когда они только сюда приехали, у них возникало немало проблем. Я часто слышала, как родители высказывали свое неодобрение тому, что Тэтчер взял их к себе. Типичное поведение для таких претенциозных личностей. Даже к своему единственному ребенку мои родители не испытывали ни доброты, ни сострадания.

Меня предупредили, чтобы я держалась от них подальше. Это могло плохо сказаться на фамилии, которая для моих родителей — все. Отец — потомок одной из шести семей-основателей Винчестера, нашего маленького городка, расположенного в самом сердце дельты Миссисипи. Здесь семейный капитал и родословная — это все. Я должна следовать определенному стандарту, в чем, по словам матери, терплю позорное поражение.

Правило держаться подальше от братьев было несложно соблюдать, потому что они были старше меня. Мы ходили в одну школу, но я училась в классах младше, а они — в выпускном. Они едва догадывались о моем существовании. Брэкстен должен был окончить школу после них, но он умен, правда, умен, и много трудился для того, чтобы закончить школу вместе с братьями.

В течение двух лет я наблюдала за ними издалека, в основном за Джастисом, и внимала слухам, которые их окружали, особенно одному. Слуху, который потряс весь город и привлек внимание каждой девушки. И продолжает привлекать до сих пор. Вот почему сейчас каждая женщина в этом баре вешается на них.

Можно подумать, что я уже к такому привыкла, но это не так, и единственной передышкой для моего измученного сердца становится его отъезд из города по работе. Все три брата — снайперы, и не просто меткие стрелки, а лучшие в стране и работают по контракту на правительство. Стрельба — это лишь одна из многих вещей, которым их научил Тэтчер.

Словно почувствовав тяжесть моего взгляда, Джастис отыскивает меня глазами поверх толпящихся вокруг женщин. Когда я смотрю в интригующую глубину его темных, наполненных тайной, глаз, мое сердце бьется с удвоенной силой.

Уголки его губ приподнимаются в сексуальной ухмылке, превращая мои внутренности в желе. На нем привычные потертые джинсы, соблазнительно свисающие с худых бедер. Темные волосы в диком беспорядке, будто он только что провел по ним пальцами. В черной футболке, байкерских ботинках и кожаной куртке он — воплощение плохого парня.

Во мне нарастает знакомое желание, от его вида сердце жаждет того, чего я не могу получить. Вместо того, чтобы ответить на его улыбку, я закатываю глаза, надеясь скрыть эффект, который он на меня производит, и отвожу взгляд.

Уверена, на протяжении всех своих манипуляций я слышу его веселый смех. Он рокочет глубоко в груди и столь же самонадеянный, как и его ухмылка. Одновременно заразительный и раздражающий. Я жажду слышать его почти всегда. Точно так же, как жажду тех кратких мгновений, что провела с ним.

Между нами это превратилось в некую игру. Тяни-толкай. Я притворяюсь, что он меня чертовски раздражает, и он подыгрывает, но в глубине души знает мои истинные чувства. Должен знать. Я никогда не умела скрывать эмоции.

После нашей с ним первой встречи, моя подростковая влюбленность в Джастиса превратилась в нечто большее. Мы не просто столкнулись в очередной раз прилюдно, когда я, как обычно при виде его, в страхе, что буду пялиться, как влюбленная дурочка, опускала голову.

Эта встреча произошла много лет спустя, и тогда мы были одни. Мне было пятнадцать, и я только что поссорилась с матерью, что не так уж и необычно, но в этот раз все было хуже. Она испытывала ко мне еще большую ненависть, чем обычно. Не помню, из-за чего мы поругались, но никогда не забуду, как она ударила меня по лицу. Это случилось впервые. Удар причинил боль, но не такую сильную, как ее слова: «Лучше бы ты никогда не рождалась!»

В ту ночь я выбежала из дома со слезами на глазах. Бесцельно бродила по городу, пытаясь избавиться от боли в сердце. Скрестив на груди руки, с поникшими плечами я прошла сквозь клубы дыма.

С моих губ сорвался судорожный вздох, и я резко вскинула голову. Именно тогда я столкнулся лицом к лицу с парнем, за которым наблюдал издалека. Мои полные слез глаза встретились с его темным взглядом, и сердце совсем перестало биться.

Джастис сидел на мотоцикле, припаркованном перед одним из баров на Мейн-стрит. Его лицо ничего не выражало, в отличии от взгляда. Он был бдителен и полон понимания. А отражавшаяся в нем сила удерживала меня на месте.

— П-прости, — пробормотала я, как дура.

— Ты в порядке? — Я была загипнотизирована тем, как этот вопрос слетел с его губ, когда он снова глубоко затянулся сигаретой.

Обычно я ненавидела курильщиков, но не в этот момент. Он сделал так, что плохая привычка смотрелась хорошо.

Его идеальные губы внезапно приподнялись в легчайшей ухмылке, отчего я почувствовала слабость в коленях, подобная реакция была для меня в новинку. И тут я осознала, что таращусь на него как идиотка.

Стряхнув с себя наведенные им чары, я, наконец, ответила на вопрос.

— Я в норме.

Услышав явную ложь, он приподнял бровь.

Прежде чем он успел уличить меня в ней, я опустила голову и сделала шаг, отправляясь своей дорогой, но он схватил меня за руку, остановив на полпути. Кожа под толстовкой в том месте, где он держал меня, — крепко, но как-то нежно — запылала. С бешено колотящимся сердцем, я снова посмотрела на него.

— Тебе не следует разгуливать одной по ночам. Разве родители не предупреждали тебя о плохих парнях, которые бродят по этим улицам?

Его темные глаза наполнились весельем, дым от сигареты витал вокруг лица.

Знал бы он, что это родители были «плохими парнями».

— Я не умею водить, — сказала я почти шепотом.

— Куда направляешься?

Я удивилась подобному вопросу и тому, что это его волнует. У меня не было для него ответа, потому что я и сама не знала.

— Я спросил, куда ты идешь, Райан.

Каждый мускул в теле напрягся от удивления, что он знает мое имя. Я облизнула пересохшие губы, его суровый тон требовал ответа.

— Я... я не знаю.

Его бдительный взгляд спустился к моему рту, когда он снова посмотрел на меня, его лицо по-прежнему ничего не выражало.

— Залезай.

— Что? — спросила я, уверенная, что ослышалась.

Он протянул мне свой шлем.

— Я сказал, залезай.

— Я не хочу домой, — сказала я, гордясь силой, прозвучавшей в голосе.

— Кто говорит о возвращении домой? — он завел байк, и громкий рев сотряс улицу под ногами. Уставившись на меня в нетерпении, он снова выгнул бровь.

За долю секунды я сделала в равной степени волнующий и пугающий выбор. Трясущимися руками надела шлем на голову и забралась сзади него, обхватив руками его твердое тело. Прежде чем я успела осознать шок, охвативший сердце от этого прикосновения, мотоцикл покатился вперед, начиная наше путешествие бог знает куда.

Когда он выехал на шоссе и нажал на газ, я напрягла руки, а сердце подпрыгнуло к горлу. Я чуть заметно улыбнулась, и с губ сорвался смех. Это был самый волнующий момент в моей жизни, и я впитывала его всем своим существом.

Некоторое время мы просто катались, и это было именно то, что мне нужно. В конце концов, Джастис свернул в какое-то богом забытое место. Он слез с байка, лишив меня тепла своего тела, и закурил еще одну сигарету. Я сняла с головы шлем и убрала с лица волосы. Я так сильно улыбалась, что у меня болели щеки.

— Выглядишь лучше, — проговорил он сквозь выдыхаемый дым.

— Было весело, спасибо.

Неловкое молчание повисло во влажном воздухе, его глаза оценивающе смотрели на меня поверх горящей сигареты, болтающейся у него между губ.

— Где твои братья? — спросила я.

— В баре.

— А они не разозлятся, что ты их бросил?

— С чего бы?

Я пожала плечами.

— Ты же не сказал им, что уезжаешь.

— И что? Мы не все делаем вместе.

«А я слышала обратное».

Я прикусила язык, чтобы не произнести это вслух, но он увидел вопрос, написанный на моем лице.

Сексуальные губы растянулись в фирменной ухмылке.

— Малышка, если у тебя что-то на уме, просто спроси.

Слово «малышка» меня разозлило. Я была ненамного моложе его.

— Слухи правдивы?

— О чем именно?

Он понимал, что я хочу знать, просто заставлял меня спросить об этом. Я отказалась. Не сейчас, может, потому что не была готова услышать ответ.

— Так ли ты опасен, как говорят? — спросила я вместо этого, хотя, мне, вероятно, стоило это выяснить прежде, чем он высадил меня по средине нигде.

Непринужденность ушла, в глазах появилась жесткость.

— Зависит.

— От чего? — спросила я, затаив дыхание в ожидании ответа.

Он сделал еще одну длинную затяжку и выдохнул дым.

— От того, будешь ли ты лезть к моей семье.

Я вырываюсь из воспоминаний, когда кто-то, проходя мимо, натыкается на мой столик.

— Прости, — кидают мне извинения через плечо и, спотыкаясь, направляются в сторону туалета. Очевидно, кто-то сильно перебрал.

После той встречи мы с Джастисом почти не разговаривали. В итоге, он отвез меня домой, высадив от него за улицу. Попросив его об этом, я почувствовала себя скверно. Мне не нужно было объяснять причину. Он знал, но, похоже, ему было все равно. Наверное, потому, что он к такому привык. Их с братьями не очень любили, особенно семьи-основатели, считавшие Винчестер своим городом.

Кто-то, вроде моих родителей.

За эти годы мы с Джастисом несколько раз пересекались. Обычно, случайно натыкаясь друг на друга. Часто ездили кататься и болтали, иногда до самого рассвета. Время шло, и моя страсть к Джастису росла и крепла. Я безвозвратно в него влюбилась, но он все так же держал меня на расстоянии. Я поняла, что он всех держит на расстоянии, кроме братьев.

Я не видела их уже несколько недель и решила, что они на задании; следовало бы знать, что он появится здесь сегодня вечером. Он всегда возникает в самое неподходящее время. Дело не в том, что я не хочу его видеть, как раз наоборот. Но как мне теперь веселиться, когда бар переполнен влюбленными в него девушками?

— Привет, Райан. — Мужской голос принадлежит Дереку Ланкастеру, сыну Сэмюэля и Донны Ланкастер, из еще одной семьи-основателей. Наши родители — хорошие друзья. Все семьи держатся вместе, почти как жуткий культ. Дерек с большинством ведет себя как придурок, но со мной мил, иногда даже слишком.

— Привет, Дерек.

— С днем рождения, — говорит он, усаживаясь напротив меня.

— Спасибо.

— Почему сидишь одна? Разве ты не должна шуметь здесь громче всех? — говорит он, шутя.

Я наклоняю к нему бокал.

— Жду, пока диетическая кола ударит в голову.

Он усмехается, чарующий звук едва доносится сквозь громкую музыку.

— С кем ты здесь? — спрашиваю я.

— С Дастином и Барри.

Надо думать, они обычно тусуются втроем, — звезды футбола и самые богатые парни в школе. Большинство девушек влюблены в них, за исключением тех случаев, когда братья Крид в городе... как сейчас.

— Как насчет танцев в день рождения? — спрашивает он.

Я не в настроении, но не хочу просидеть здесь одна весь вечер. Я открываю рот, чтобы согласится, когда внезапно надо мной нависает чье-то тело, отбрасывая густую тень. Даже не взглянув, по биению сердца знаю, кто это.

— С днем рождения, Райан, — глубокий, хриплый голос Джастиса посылает по коже мурашки. Я смотрю вверх, запрокидывая голову все дальше, пока не встречаюсь с его напряженным взглядом, темные глаза потрясают меня до глубины души.

— Думала, вы, парни, не в городе, — говорю, не скрывая раздражения.

— Вернулись только вчера вечером.

«Вот же я везунчик…»

Он остается на месте, от его сурового взгляда я ерзаю на стуле. Клянусь, он это нарочно.

— Если не возражаешь, мы тут разговаривали, — говорит Дерек, его голос сочится высокомерием.

Джастис бросает на него тяжелый взгляд, который заставил бы любого обмочить штаны.

Никто не связывается с Джастисом, и все это знают, включая Дерека. Однако его эго больше здравого смысла.

Джастис снова переводит внимание на меня и наклоняется вперед, одной рукой упираясь в стол, а другой — о мой стул. Меня окружают его запах и тепло тела, пронизывая все мое существо.

— Что будешь делать, Райан? Останешься здесь и станцуешь с этим придурком? Или пойдешь со мной, чтобы я мог вручить тебе подарок?

Один тот факт, что он знает, что сегодня мой день рождения, сам по себе шокирует, но подарок?

— Куда? — спрашиваю я.

— Ко мне домой.

Единственным ответом был шепот, слетевший с моих губ, такое чувство, что расстояние между нами сократилось.

Каждая фантазия о нем, о которых я так долго мечтала, атаковала сознание.

— Так что? — нетерпеливо спрашивает он.

— С тобой.

Я бы выбрала его миллион раз.

Он отходит от стола и протягивает руку. Я вкладываю свою руку в его теплую ладонь, позволяя стащить меня со стула.

— Райан! — рявкает Дерек, напоминая мне о своем присутствии. Я оборачиваюсь и вижу, как он встает со стула и с перекошенным от ярости лицом смотрит на нас с Джастисом. — О чем ты только думаешь, отправляясь с ним?

— Советую не лезть не в свое дело, Ланкастер, пока цел, — от предупреждения, прозвучавшего в спокойном голосе Джастиса по спине пробегает дрожь страха.

— Со мной все будет в порядке, Дерек, — заверяю его. — Мы потанцуем в другой раз, ладно?

Прежде чем я успеваю услышать его ответ, Джастис тянет меня за руку, таща через переполненный бар. Я почти бегу, изо всех сил стараясь не отставать от его широких шагов.

Многие бросают взгляды в мою сторону, в основном девушки, которые понимают, что их шанс провести с ним ночь пропал. Но я не обращаю ни на кого внимания, за исключением одного человека.

Нокса.

Выражение его лица жесткое и отражает нечто, чего я не могу описать, но от этого чувствую, что сделала что-то не так.

Как только мы с Джастисом подходим к его мотоциклу, он передает мне свой шлем.

— А как же твои братья? — спрашиваю, сердитый вид Нокса все еще свеж в памяти.

Он выгибает бровь.

— Хочешь, чтобы они тоже пришли? (Прим. с англ. «come» – переводится как «приходить» и «кончать»).

В этом вопросе столько смысла, и мы оба это знаем. Я качаю головой, при этой мысли пульс учащается.

С его губ слетает сексуальный смешок.

— Так я и думал.

Не говоря больше ни слова, он садится на байк и быстрым движением ноги заводит его.

Глубоко вдохнув, надеваю шлем, наслаждаясь знакомым запахом, который вторгается в мои чувства, затем забираюсь сзади него. Просунув руку под мое обнаженное колено, он тянет меня вперед, и я прижимаюсь к его спине. Резко охаю, когда платье поднимается вверх по бедрам, центр моих атласных трусиков натыкается на его ремень.

«О боже».

Проглатываю стон, все тело дрожит от желания. Мотоцикл катится вперед, за несколько секунд набирая скорость, и мы выезжаем на главную дорогу. Прохладный воздух хлещет по разгоряченной плоти, но никак ее не охлаждает. В голове крутятся разнообразные сценарии того, что вот-вот произойдет, страх и желание сталкиваются друг с другом.

Мое тело более чем готово к нему, но сердце — другая история, — страница, которую я боюсь перевернуть.

Через несколько минут мы добираемся до его квартиры на окраине города, которую он делит с братьями. Я поднимаюсь за ним по металлической лестнице, ведущей к боковой двери квартиры, и следую за ним в гостиную. Он закрывает за мной дверь и включает свет. Я осматриваю обстановку: все просто, но чисто и почему-то ему подходит.

— Хочешь выпить? — спрашивает он, его шепот раздается прямо возле моего уха.

Я качаю головой, чувствуя, что горло слишком пересохло, чтобы говорить.

— Уверена? Я даже позволю тебе выпить немного алкоголя, — голос сочится весельем, Джастис проходит мимо меня, снимая куртку, а затем берет себе пиво.

Я сужаю глаза.

— Мне не нужно ничье позволение, Джастис Крид. По твоим словам видно, как хорошо ты меня знаешь.

Его лицо искрится весельем, уголки губ приподнимаются.

— Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь, милая Райан, — его голос полон нежности и словно ласкает мою кожу.

Он делает глоток пива и направляется ко мне: походка расслабленная и легкая, но шаги решительные. От этого сердце начинает биться быстрее. Откидываю назад голову, выдерживая его взгляд, он приближается и встает прямо передо мной. И тут он протягивает мне маленький подарок, который я не заметила. Синяя коробочка — совсем не то, что я ожидала, но на сердце все равно становится теплее.

— С днем рождения.

— Ты не должен был мне ничего дарить, — говорю, хотя и тронута этим жестом.

— Открой.

Раскрыв оберточную бумагу, обнаруживаю маленькую золотистую коробочку. Приподняв крышку, вижу большую белую жемчужину на серебряной цепочке, ее гладкая полированная поверхность сияет красотой, и у меня захватывает дух.

— Я купил ее в маленьком городке близ Милана, — говорит он, вынимая украшение из шкатулки. Он надевает длинную цепочку мне через голову, и жемчужина оказывается у самой груди. — Это дар святого, он олицетворяет чистоту. Предание гласит, что он защищает достойных и остается верным своему владельцу.

Смысл и идея, стоящие за его щедростью, греют душу.

— Очень красиво. Спасибо, — шепчу, теребя пальцами изящную подвеску.

— Но не то, что ты ожидала.

Я встречаюсь с ним взглядом, обмениваясь истинными мыслями.

— Нет, не то, что я ожидала, но все равно особенное.

Он подходит ближе, вторгаясь в мое личное пространство.

— А чего ты на самом деле хочешь?

Мы оба знаем ответ на этот вопрос, но он снова ждет, чтобы я произнесла это вслух, и на этот раз я так и сделаю. Расправив плечи, решаю выложить все начистоту, зная, что, возможно, это единственный шанс, который мне представится в жизни.

— Одну ночь с тобой. — Частично это ложь, я хочу больше, чем одну ночь, но я знаю правила Джастиса, и если одна ночь — это все, что я у меня будет, пусть так.

Не отрывая от меня взгляд, он делает еще один большой глоток пива, от тишины воздух сгущается. Он ставит бутылку и обходит меня сзади, прижимаясь грудью к моей спине.

— Только со мной? — его дыхание щекочет кожу, губы касаются моего уха.

— Д-да, — закрываю глаза и стискиваю зубы до скрипа от того, что заикаюсь в ответ.

— Уверена? — он обнимает меня за талию, прижимая ладонь к животу, и притягивает к себе.

Мое дыхание учащается, кожа под платьем пылает.

— Я знаю, чего хочу. Знаю, о чем прошу, — говорю, удивляясь, что могу вымолвить хоть слово.

— Не уверен, что знаешь, Райан. — Свободной рукой он спускается по моей ноге, пальцы скользят вверх по голому бедру, проникая под платье и касаясь центра влажных трусиков.

У меня кружится голова, огненное прикосновение почти сбивает с ног.

— Ты хоть представляешь, что бы мои братья сделали сейчас с тобой, если бы были здесь с нами?

При этой мысли я напрягаюсь, сердце колотится, как стальной барабан.

— Представляешь? — снова спрашивает он, на этот раз чуть тверже.

Я качаю головой, слишком напуганная, чтобы думать об эротическом акте, не говоря уже о том, чтобы произнести это вслух.

Его рука с моего живота движется вверх, накрывает грудь и мнет ноющую плоть.

— Брэкс начал бы с этих прелестных сисечек, — говорит он, сильно щипая чувствительный сосок через тонкую ткань платья. — Он наслаждался бы ими до тех пор, пока ты не стала бы извиваться и умолять о большем.

С моих губ срывается пламенный стон, колени вот-вот подогнуться.

Он крепче обнимает меня, не давая рухнуть на пол.

— А Нокс съел бы эту сладкую маленькую киску. — Он просовывает пальцы мне под трусики, погружаясь во влажный жар. — Языком он проделывает с клитором такое, что ты и представить себе не можешь. — Он ласкает комочек нервов, о котором говорит, заставляя мои глаза практически закатиться к затылку.

От нарисованного им эротического образа, по телу распространяется пожар, ревущее пламя грозит сжечь меня заживо.

— Пока каждый из них занимался бы своим делом, я бы трахал тебя сзади, сильно и глубоко всаживая в тебя свой член. — Он подкрепляет порочные слова действиями, вставляя палец внутрь меня.

— О боже! — я откидываю голову ему на плечо, восхитительное вторжение опустошает мое тело.

— Что ты об этом думаешь, Райан? Ты хочешь этого?

Я отрицательно мотаю головой.

— Правда? Потому что то, как твоя киска сейчас истекает соками по моим пальцам, говорит, что ты лжешь.

— Нет, — кричу я, наконец-то находя нужные слова. — Я не хочу никого, кроме тебя.

Это чистая правда, как бы ни интриговали меня слухи, я не хочу никого, кроме Джастиса. Только его.

Повернув ко мне лицо, он оставляет губами влажный след на моей щеке.

— Хорошо. Потому что эта девственная киска — моя, поняла? Никто, кроме меня, ее не получит. Даже мои гребаные братья.

Страх, глубоко запрятанный в сердце, ослабевает, когда он заявляет на меня свои права, даже если это только на одну ночь. Он прекращает восхитительную атаку в моих трусиках и поднимает руку, прикасаясь пальцами к моим губам и размазывая по ним мое возбуждение.

Я задыхаюсь, потрясенная, но невероятно возбужденная, дерзким поступком.

Развернув меня, он прижимает к своему твердому телу и захватывает рот в пылком поцелуе. Требовательном, доминирующем, — и я полностью отдаюсь ему, утопая в запретном желании.

— Чистая гребаная невинность. — Сжав в кулак мои волосы, он наклоняет мою голову, проникая языком глубже, его вкус целиком и полностью опьяняет меня.

Пытаясь дышать сквозь дикую страсть, возникшую между нами, воздух из легких врывается в его рот короткими, прерывистыми толчками. Он расстегивает молнию на платье, бретельки спадают с плеч, и ткань лужицей растекается у моих ног. Я остаюсь голой, если не считать крошечных шелковых трусиков розового цвета.

Он обхватывает мой зад, приподнимая меня. Я обвиваю ногами его бедра, а руками шею, ткань его футболки царапает чувствительные соски. Он несет меня в свою комнату и кладет поперек кровати так, чтобы видеть.

«Он смотрит».

Его гипнотизирующий, горячий взгляд скользит по моему телу, отчего кожу покалывает. Он снимает футболку через голову, открывая захватывающее дух зрелище. Если до этого он не казался достаточно устрашающим, то точеные мускулы и черные татуировки, переплетающие его тело, решают дело.

От предвкушения рот наполняется слюной, но я не двигаюсь, потому что, по правде говоря, хоть и хочу этого больше всего на свете, здесь я не в своей лиге.

— Я чертовски долго ждал этого, Райан. — От его признания сердце в груди замирает. Я не единственная, кто это чувствовал.

Связь, которую я не могу объяснить, потребность, от которой не убежать.

Он тоже это чувствует, но я не глупая. Я всем сердцем увязла в этом, а он — нет. Влечение и чувства — две совершенно разные вещи, и я это знаю, поэтому не жду ничего, кроме единственной ночи с ним. Только молюсь, чтобы сердце ее пережило.

Он подтаскивает меня к краю кровати и опускается передо мной на колени. С колотящимся сердцем наблюдаю между слегка раздвинутых ног, как он медленно стягивает мои трусики. Широко разведя мне колени, он не отрывает взгляда от моего самого интимного местечка.

Пальцами раздвигает складочки и скользит по набухшему клитору, устраивая адскую бурю за секунды до того, как вводит один палец в мой укромный вход.

Стискиваю в кулаке простыни, из горла вырывается стон, тело выгибается.

— Я постараюсь быть осторожным, Райан, но, закончив с тобой, эта нетронутая киска будет принадлежать мне. Сегодня я, бл*дь, овладею тобой, и твоя девственная кровь будет моя.

— Джастис, — выдыхаю, не уверенная, хочу ли умолять о большем или сказать ему остановиться. Он берет у меня слишком много, крадет тщательно охраняемое сердце, и я не могу ему этого позволить, не тогда, когда у нас нет будущего. Пока он делится своими желаниями со своими братьями, он никогда не будет моим, а я — его, но сейчас этот момент принадлежит нам.

Мысль обрывается, когда его лицо опускается между моих ног и язык проникает внутрь, лаская горячую плоть. Рывком выгибаюсь над кроватью, крик удовольствия вырывается из моего горла.

— Такая чертовски невинная. — Его слова вибрируют на мне, посылая сквозь тело ударные волны. Каждая медленная, огненная ласка его языка поднимает меня выше, доставляя удовольствие, которое я только могла себе представить.

Моя голова мечется из стороны в сторону, бедра приподнимаются, киска трепещет против его умелого языка. Когда он ускоряет толчки пальцами, — сильнее, глубже — я устремляюсь в запретный мир, ошеломляющий оргазм клеймит меня.

К тому времени, как реальность утягивает меня с небес на землю, Джастис уже на ногах, стоит надо мной. С господствующей на лице похотью он принимается за ремень. Когда он стягивает джинсы, освобождая член, я блуждаю по нему взглядом, а мой пульс подскакивает до невероятных высот.

Сильный, могучий — великолепный. Вот он какой.

Несмотря на отсутствие опыта, я не могу сдержаться. Сев, осторожно протягиваю руку, чтобы коснуться его, пальцы обхватывают нежный, твердый ствол, поглаживая от основания до кончика.

Он толкается в мою руку, и из него вырывается шипение. Видя на кончике жемчужную капельку, облизываю губы, любопытствуя, какова она на вкус.

— Сделай это, детка, — говорит он, чувствуя мои мысли. — Обхвати своими прелестными губками мой член и пососи.

Потребность, звучащая в его хриплом голосе, придает мне смелости наклониться вперед и сделать именно так, как он просит. Сначала я слизываю капельку, соленый привкус покрывает язык, а затем вбираю его полностью. Осторожно и медленно, не уверенная, правильно ли я это делаю.

— Вот так, хорошая девочка. — Он впивается пальцами мне в волосы, уговаривая и направляя. — Райан, ты так красива с моим членом во рту.

Его слова вдохновляют мою потребность угодить ему, как он сделал это со мной. Глядя на него из-под ресниц, сосу, обводя языком кончик.

С утробным рычанием он двигает бедрами вперед, пока не упирается мне в глотку. Всхлипнув, я отдаю ему весь контроль.

Его толчки плавные и размеренные, и от желания почувствовать то же самое между ног, там начинается пульсация.

— Тебе нравится, Райан? Нравится, когда я трахаю твой голодный маленький ротик?

Расслабив горло и втянув щеки, стону, чтобы передать, насколько сильно мне нравится.

Застонав, он отстраняется.

— Хватит.

Я смотрю на него, тяжело дыша от вида плотского голода, бушующего в его темных глазах. Он прижимает руку к моей груди, побуждая вновь лечь на спину, затем раздвигает мне ноги, хватает под колени и устраивается.

— Скажи, что уверена, — хрипит он, глядя на меня сверху вниз. — Скажи, что хочешь этого, потому что, как только мы перейдем черту, это будет безвозвратно. Никаких сожалений, Райан.

Я ни за что не пожалею об этой ночи с ним, что бы из нее ни вышло.

— Я хочу этого. Я хочу тебя, — говорю твердо и уверенно.

Кончик члена толкается в мой вход за несколько секунд до того, как он полностью входит, медленно, но с болью преодолевая нетронутый барьер.

Я выгибаю спину, губы приоткрываются, весь воздух из легких вырывается одним плавным движением.

— Господи.

С губ Джастиса слетает проклятие, его мышцы напрягаются, когда он замирает глубоко внутри меня. Мириады эмоций отражаются на его лице, эмоций, которые я не могу понять. И никогда не видела у него раньше.

— Нормально? — одно слово вырывается сквозь стиснутые зубы.

Я киваю, хотя далеко не в норме. Я волнуюсь о том, что сделала со своим сердцем. Чувствуя его, отдавая ему часть себя, я боюсь, что только что потеряла то немногое, что у меня оставалось.

«Теперь он владеет каждой частью меня».

Он впивается пальцами мне в бедра, и начинает входить медленными, глубокими толчками, заполняя тело и сердце. Нежно, немного болезненно и, к сожалению, отстраненно. Сила эмоции в его глазах не отражается сейчас в его действиях, и хотя это всего лишь секс, я хочу большего.

Не отрывая взгляда от его глаз, тянусь к нему.

— Иди ко мне. Хочу, чувствовать тебя кожей.

Толчки замедляются, на его лице мелькает паника, прежде чем броня защиты захлопывается вокруг. Тяжело сглотнув, он медленно, с изрядной долей неуверенности опускается на меня, его жесткость встречается с моей мягкостью.

Он крадет мое дыхание и питает душу. Обвиваю руки вокруг его напряженной спины и крепко обнимаю. Он остается неподвижным, его теплое дыхание обдувает мою шею.

— Отдай мне ту часть тебя, которая не принадлежала никому другому, — умоляю, зная, что давлю на него, но ничего не могу с собой поделать. Когда все закончится, мне нужно за что-то держаться.

— Я уже это сделал, — слова звучат почти шепотом, так тихо, что я задаюсь вопросом, не ослышалась ли. Прежде чем успеваю это обдумать, он приподнимается надо мной и начинает двигаться.

Под весом наших тел матрас сдвигается, изголовье кровати колотится о стену, когда он жестко и глубоко входит в меня, беря то, что хочет, и отдавая больше, чем может выдержать мое сердце.

У большинства девушек в первый раз есть свечи и розы, у меня же есть Джастис Крид, и я люблю каждую секунду этого.

— Этого ты хочешь, Райан? Нахрен погубить меня? — спрашивает он грубым голосом.

— Да. — Это справедливо, потому что он погубил меня с того момента, как приехал в город.

Выражение его лица смягчается, и меня вознаграждают одной из сексуальных ухмылок.

— Что же, полагаю, нас двое. — Он сокращает остатки расстояния между нами, опускаясь губами на мои губы. Его толчки не ослабевают, пока он требует каждый дюйм моего тела — жестко, дико, без всяких извинений.

Сердцем впитываю каждую минуту, наслаждаясь тем, как его потная кожа скользит по моей. Впитываю все до тех пор, пока не могу больше сдерживаться. Он вцепляется зубами в мой сосок, сжимая нежную плоть в болезненном укусе. Ощущение выстреливает прямиком в клитор, накрывая с головой огненным наслаждением. Впиваюсь ногтями в его плечи, царапая влажную от пота кожу и с моих губ срывается крик.

— Это моя девочка. Кончай, Райан. Хочу, чтобы мой член пропитался влагой твоей узкой маленькой киски.

Оргазм сильный, и Джастис полон решимости продлить его, двигая бедрами под разным углом еще несколько раз, прежде чем застонать от собственного удовольствия и рухнуть на меня сверху.

Крепко его обнимаю, наслаждаясь ощущением теплого, обнаженного тела. Он поднимает голову, пронизывая меня взглядом в полумраке комнаты. Между нами повисает молчание, но оно говорит громче, чем слова.

В этот момент он выглядит по-другому. Скорее мягко, чем жестко. Скорее уязвимо, чем уверенно. Если бы я не знала его лучше, то покляласьбы, что он напуган, но ничто не может испугать Джастиса Крида.

Он прижимается губами к моему лбу, крепко целуя, потом отстраняется и тянется к тумбочке за сигаретой.

Чувствуя холод без тепла его тела, я хватаю простыню и натягиваю ее, чтобы прикрыть грудь. Мой взгляд скользит к слегка приоткрытой двери спальни, и каждая частичка замирает, включая воздух в легких. В дверном проеме маячит тень. Темнота скрывает лицо, но присутствие неоспоримо. Как только я ее замечаю, она исчезает, заставляя задуматься, не померещилось ли мне.

— Райан, иди сюда.

Возвращаю внимание к Джастису и от его требования сквозь меня пробегает раздражение.

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты любишь командовать?

Сделав длинную затяжку, его губы трогает великолепная улыбка.

— Несколько человек. — Он выдыхает облако дыма, ему явно плевать.

Приподнявшись, ложусь рядом с ним, не зная, насколько можно приблизиться, пока он не обнимает меня рукой за спину, прижимая к своему боку. С улыбкой опускаю голову ему на грудь, наслаждаясь звуком его сильного сердцебиения.

— И что теперь? — спрашиваю, кружа пальцами вдоль черной татуировки трайбл на его ребрах. (Прим. родиной татуировок в стиле трайбл стал полинезийский Самоанский архипелаг. Само слово «трайбл» означает «племенной», «именной», «родовой». За всеми линиями и узорами спрятаны символические изображения различных зверей, растений и т.д. Такая татуировка подбирается очень индивидуально, учитывая личность, характер, достижения и цели определенного человека).

Он на мгновение замолкает, глядя в потолок, в то время как дым витает в воздухе.

— Будем спать.

Это отмазка и мы оба это знаем, но мне его винить не в чем. Как я могу ожидать, что он ответит на то, чего я даже сама не понимаю?

— Я могу уйти, если так будет проще, — предлагаю я. Это последнее, чего мне хочется, но, вероятно, это и к лучшему, чем дольше я буду здесь оставаться, тем труднее будет уйти.

— Ты никуда не пойдешь. Мы еще не закончили. Даже и близко нет.

В груди вспыхивает надежда, которую я не должна испытывать, но меня к ней тянет. Он двигается под моей щекой, когда тушит сигарету, после чего обвиться вокруг меня, касаясь подбородком моей макушке. На какое-то время я просто впитываю ощущение и забываю о том, что принесет завтрашний день, мое глупое сердце молит о большем.

Глава 2

Джастис

Проснувшись с ощущением теплого, обнаженного тела на своей груди, я нарушаю все правила, но мне никогда не удавалось им следовать, даже своим собственным, и я быстро выясняю, что это — лучшее, что я нарушил.

Утреннее солнце пробивается сквозь жалюзи, освещая комнату, а я смотрю в потолок и гадаю, во что, черт возьми, я вляпался. Я знал, что эта ночь рано или поздно случится, ждал ее совершеннолетия, но не был готов, что это настолько меня потрясет.

Райан Локвуд — как тайная зависимость, мой излюбленный наркотик, и я долго боролся со своей потребностью ради нашего общего блага. Прошлой ночью все изменилось, и я в тупике, не зная, что теперь делать. Заслышав братьев за дверью спальни, меня гложет чувство вины. Это все меняет. Она все меняет.

Осторожно выбираюсь из-под нее, аромат ее шампуня стирается с моей кожи, пока я надеваю вчерашние джинсы. Тихо войдя на кухню, оказываюсь лицом к лицу с братьями. Они в разгаре жаркого спора сидят за маленьким столиком.

Я беру из буфета кружку, и они переводят внимание на меня, прожигая глазами дырку в моей спине.

— Доброе утро, старший брат. — Брэкс приветствует меня первым, голос его звучит до неприличия весело. — Тяжелая ночка?

Игнорируя вопрос, наливаю чашку кофе. Вновь повернувшись к ним, обнаруживаю тяжелый взгляд Нокса, на его лице написано предательство. Брэкстен, похоже, больше забавляется. Именно этой реакции я от них и ожидал.

— Мы с Ноксом как раз обсуждали, как нам больно, что ты не поделился с нами прошлой ночью.

Мысль о том, что они прикасаются к Райан, заставляет кровь кипеть, я не привык к подобному ощущению.

— Брось, Брэкс. Мы оба знаем, что она не такая.

— Вот именно, — говорит Нокс твердым голосом. — Так зачем ты это сделал?

От его обвиняющего тона я сужаю глаза.

— А почему бы и нет? С каких это пор нам запрещено выходить за пределы круга? Такое время от времени происходило.

«По крайней мере, с Брэксом и мной. Но не с Ноксом».

— Возможно, но она другая, и мы все это знаем.

Он прав, и именно поэтому он так зол. В ее силах изменить наши отношения, обещание, которое мы дали ради Нокса. Именно поэтому я нахожусь в трудном положении, стоя перед выбором, перед которым никогда не думал оказаться.

Я всегда умел эмоционально держать подальше от этого дерьма, но не тогда, когда дело касалось Райан.

— Значит, теперь ты просто от нас отвернешься?

Каждый мускул в моем теле напрягается.

— Я никогда не поворачивался к тебе гребаной спиной, Нокс. Ни прошлой ночью, ни сейчас!

— Ладно, вы двое, — вмешивается Брэкс. — Давайте на этом закончим и обнимемся.

Мы с Ноксом игнорируем его попытку разрулить ситуацию, не отрывая друг от друга суровых взглядов. Страх и предательство в его глазах заставляют меня уступить первым. Именно по этой причине я сейчас в полной заднице.

— Я не оставлю тебя, мужик. Это всего лишь одна ночь. Ничего больше.

Шум справа заставляет меня пожалеть о своих словах, когда я вижу стоящую там Райан. При виде ее ранним утром мой член твердеет. Она выглядит так, будто ее оттрахали до беспамятства, и я прекрасно знаю, что так оно и есть. Тоненькая бретелька платья спала с плеча, а каштановые волосы вокруг красивого лица растрепанные и спутанные. Лицо, искаженно болью и гневом.

«Дерьмо».

Брэкс издает низкий свист, делая момент еще более чертовски неловким.

— Да, не волнуйся, — говорит она, одаривая Нокса натянутой улыбкой. — То, что случилось прошлой ночью, ничего не значит. — Боль, написанная на ее лице, доказывает, что она чертова лгунья. — Продолжайте. Я знаю, где выход.

Я быстро перегораживаю ей путь, и ее маленькое тело врезается в меня, когда она пытается поспешно уйти.

— Я отвезу тебя домой. Только дай мне минутку.

Она впивается в меня яростным взглядом, уперев руки мне в грудь.

— Убирайся к черту с моего пути. Меня не нужно отвозить, — она проносится мимо меня и выскакивает за дверь.

— С запоздалым днем рождения! — кричит Брэкс за секунду до того, как она исчезает. Я бросаю на него суровый взгляд. — Что? Вчера у меня не было возможности сказать ей об этом.

Покачав головой, хватаю ключи от его грузовика и бегу за ней, прекрасно зная, что она не сядет со мной на байк.

— Конечно, валяй. Можешь взять мой грузовик, — его прощальный выпад летит мне вслед, когда я выскакиваю через заднюю дверь, мчась вниз по металлической лестнице как раз вовремя, чтобы догнать ее, выходящую из дома.

Она пытается пройти мимо меня, топая по асфальту.

Я хватаю ее за руку, не позволяя снова ускользнуть.

— Ты не пойдешь домой пешком. Садись в грузовик.

— Да пошел ты! Я не подчиняюсь ни тебе, ни кому-либо другому.

Я прижимаю ее к себе, маленькое упругое тело напоминает мне обо всем, что я с ним делал.

— Я не позволю тебе идти домой пешком. Так что мы можем сделать это простым способом, либо сложным. Решай.

Она вздергивает подбородок; боль, застывшая в светло-карих глазах, еще больше усиливает мою вину.

— Давай уже покончим со всем этим. — На этот раз, когда она отстраняется, я отпускаю ее и веду к грузовику Брэкстена.

По дороге к ней домой, между нами царит тишина. Она насколько возможно близко жмется к дверце, глядя в окно и игнорируя мое присутствие.

— Нам нужно поговорить о прошлой ночи.

— Здесь не о чем говорить, — цедит она сквозь зубы.

— Здесь охренеть как о многом стоит поговорить, особенно если учесть, что я не пользовался презервативом.

Глупый риск, на который я готов был пойти, даже зная об этом. Я не хотел, чтобы что-то создавало между нами преграду.

Единственная реакция, которую я от нее получаю, — напряженные плечи. Она все также молчит.

— Райан, ты принимаешь таблетки или нет?

— Не беспокойся об этом. Ты в безопасности, и, как ты уже понял, я чиста.

— Об этом я не беспокоюсь, и тебе тоже не стоит. Я всегда пользовался защитой.

Горький смех срывается с ее губ.

— Ну, как же мне повезло, что я получила от Джастиса Крида то, чего не получил весь город.

Я крепче сжимаю руль, член твердеет от ее дерзости.

— Хочешь поссорится? Ты этого хочешь?

Она качает головой, но больше ничего не говорит.

— Послушай, я сожалею о том, что ты там услышала. Я не это имел в виду. Знаю, извинение никудышное, но я не привык ни за что извиняться.

— Вот что происходит, когда вы одновременно втроем трахаете одну девушку, — все становится сложнее.

Ее легкомысленный ответ задевает меня за живое.

— Райан, не прикидывайся, что знаешь, о чем говоришь, когда речь заходит о нас с братьями. Ты ни хрена не понимаешь.

Наконец, она поворачивается ко мне, в ее глазах пылает огонь.

— Нет? Хочешь сказать, слухи не соответствуют действительности?

Это гораздо больше, чем слухи. Больше, чем все знают. Я хотел бы объяснить ей, но не могу.

— У нас с братьями сложные отношения. Я им нужен.

— И они могут тебя забирать, — говорит она, ее нижняя губа начинает дрожать. — Я не соревнуюсь ни с ними, ни с кем-либо еще. Я понимала, что представляла собой прошлая ночь. Знала, во что ввязываюсь, и теперь ухожу.

Услышав такой ответ, я должен бы обрадоваться, но я не рад. Мысль о том, что я никогда больше не прикоснусь к ней, вызывает у меня тошноту.

Я подъезжаю к ее улице, стараясь припарковаться подальше от ее дома. Для ее блага, а не для моего. Мне плевать, что обо мне думают ее родители, но мне не все равно, что они сделают с ней. Единственное, что ей достанется, связавшись со мной, — это неприятности, вот почему я никогда не должен был допустить того, что произошло прошлой ночью.

Когда она тянется к дверце, в грудь просачивается паника.

— Райан, подожди.

Она игнорирует меня, дергая за ручку.

— Ты, бл*дь, подождешь?

Она снова поворачивается ко мне лицом, но на этот раз по щекам текут слезы, и от их вида у меня кишки сводит.

— Просто оставь! Я не хочу больше ничего слышать. Мне и так уже достаточно больно, а ты делаешь только хуже.

Не говоря больше ни слова, она выбегает из грузовика, и, ни разу не оглянувшись, уходит из моей жизни.

Глава 3

Райан

Месяц спустя

Затуманенными от слез глазами гляжу вниз на белую палочку в руках, разум пытается осознать судьбу, смотрящую мне в лицо.

Две розовые полоски.

О боже! Меня охватывает доселе не виданный страх, желчь поднимается к горлу, я падаю на колени перед унитазом и меня выворачивает. Как только желудок пустеет, спускаю воду и кладу голову на холодный фарфор, чувствуя испуг и одиночество.

«Как я объясню это Джастису после того, как сказала ему, что мы в безопасности?»

Это была ложь. Наглая ложь. Я не принимаю таблетки, но я была так зла и обижена, что позволила эмоциям вырваться наружу. Чувства к нему всегда влияли на здравый смысл, вот почему я сейчас в таком затруднительном положении.

Но больше всего меня пугает мысль о том, что сделают мои родители. Они никогда не примут этого ребенка. Они даже не принимают меня, и от одной мысли о том, что они сделают, чтобы скрыть беременность, у меня по спине пробегает холодок. Они ни за что не позволят мне беременной закончить школу.

Я должна сказать Джастису, конечно, он не оставит меня разбираться с этим самой. Без сомнения, из-за моей лжи он впадет в ярость, но не повернется ко мне спиной. Ведь семья значит для него все.

Глубоко вздохнув, поднимаюсь на ноги и плещу холодной водой в лицо. Промокнув его полотенцем, смотрю в зеркало на бледную кожу, на отражение страха и беспомощности, которые я чувствую. Я кладу руку на бунтующий живот, успокаивая его.

Внутри меня растет крохотная жизнь. Жизнь, созданная нами с Джастисом в момент страсти. Эту единственную ночь я не забуду никогда, даже если мне откажут в ней снова.

Эта мысль заставляет меня выйти из ванной и направиться в свою комнату за свитером, после чего я, как можно тише, спускаюсь по лестнице. Очевидно, недостаточно тихо, потому что при моем появлении, из столовой выходит мама, выглядя, как всегда, ослепительно, ее полный ненависти взгляд направлен прямо на меня. Отец сидит за обеденным столом, как обычно, не обращая на меня внимания.

— Куда это ты так поздно собралась? Завтра тебе в школу, — пренебрежительно заявляет она.

— Мне нужно кое с кем увидеться. Я ненадолго.

— Это мальчишка Крид? — усмехается она.

Я хватаюсь за перила, удивляясь, почему Джастис — первый, о ком она подумала.

— Я все знаю о том, как ты шляешься с ним по городу.

— Я не шляюсь, мама. Мы с Джастисом время от времени пересекаемся и разговариваем. Это все.

Она ни на секунду не купилась на эту ложь.

— Перестань. Все в городе знают, какая ты шлюха. Ты очередной раз унизила нашу семью.

Я скрежещу зубами, проглатывая ответ.

— Я не собираюсь ссориться с тобой сегодня. — Я прохожу мимо нее, и она хватает меня за запястье.

— Не отворачивайся от меня, когда я с тобой разговариваю!

Развернувшись, отдергиваю руку.

— Прекрати! Просто прекрати. Почему ты всегда затеваешь ссору?

Я привыкла к обращенной в свою сторону ярости и ненависти, но даже после всех этих лет мне все равно больно. Никогда не пойму, чем заслужила подобную враждебность со стороны собственной матери. Отец ни в коей мере не проявляет ко мне любви, но даже он не испытывает в отношении меня такой ненависти. Я изматывала себя попытками найти ответ, но всегда оставалась ни с чем. Я уже давно решила оставить попытки понять это и принять.

Бросаю взгляд на отца в надежде, что он хоть раз заступится за меня. Как обычно, он этого не делает, даже не поднимает на меня глаз. Покачав головой, тянусь к ручке двери, отказываясь от борьбы, которой мама так одержима.

— Райан, уйдешь сегодня из дома — можешь больше не возвращаться. Как только ты переступишь порог, дверь за тобой будет заперта.

Угроза заставляет меня колебаться лишь секунду, прежде чем продолжить идти.

Лучше буду спать на улице, чем вернусь сюда.

Спустившись по ступенькам крыльца, на меня обрушивается ливень. Я накидываю на голову капюшон и иду. Я шагаю быстро, но это не мешает моим теннискам промокнуть в лужах.

Через несколько минут вымокаю насквозь и вся дрожу. Если бы только у меня была машина, как у остальных моих друзей, но это бы означало уменьшить контроль, чего родители ни за что бы не допустили.

Подняв голову, убираю с лица мокрые волосы и замечаю неподалеку дом Джастиса. Перехожу на легкий бег, меня охватывает чувство спокойствия.

«Все будет хорошо, должно быть».

— Райан!

Остановившись, оборачиваюсь и вижу вылезающего из машины и бегущего ко мне Дерека Ланкастера.

— Дерек, что ты здесь делаешь? — спрашиваю, сбитая с толку его внезапным появлением. Не могу придумать ни одной причины, почему он оказался в этой части города.

Он хватает меня за руку и тащит за собой.

— Пошли, мы сваливаем отсюда.

Я сопротивляюсь, упираясь ногами в землю.

— Что, черт возьми, ты творишь? Пусти меня!

Когда он не отпускает мое запястье, я тяну сильнее, выскальзывая из-за сильного дождя из его крепкой хватки, и тяжело приземляюсь на задницу.

Потрясенная и сердитая смотрю на него.

— Что, черт возьми, с тобой такое?

— Что со мной такое? — рычит он с искаженным от гнева лицом. — Это с тобой что такое? — набрасывается он на меня, в его выражении господствует жестокость, он хватает меня за мокрый свитер и поднимает на ноги. Грубо прижимает к машине, выбивая из меня весь дух.

По спине змеится страх, когда я смотрю в лицо незнакомца — разъяренного монстра.

— Ты трахалась с ними, да? Трахалась со всеми тремя, — обвиняет он.

— Что? Нет!

— Не ври, ты грязная маленькая шлюшка. Сначала позоришь меня перед ним, а потом раздвигаешь ноги для них всех.

Я качаю головой, гадая, что, черт возьми, сейчас происходит.

— Ты ошибаешься. То, что произошло между Джастисом и мной, не твое собачье дело!

Он больно хватает меня за лицо, заставляя вскрикнуть.

— Вот тут ты ошибаешься, Райан. Это мое дело. Всегда было моим.

— Дерек, отвали! Ты делаешь мне больно.

Его взгляд падает на мои губы, и это единственное предупреждение, которое я получаю за несколько секунд до того, как его рот обрушивается на мой, а язык проникает внутрь. Я вскрикиваю, протестуя против жестокого нападения и борюсь, отталкивая его, но он слишком силен. Он накрывает рукой мою грудь, свитер создает некое подобие барьера, когда он болезненно мнет мою плоть.

— Ты должна мне, Райан, и ты расплатишься. — Когда он просовывает между нами руку, обхватывая мое интимное местечко, по венам проносится паника и срабатывает инстинкт. Мне удается поднять колено достаточно высоко, чтобы всадить ему между ног.

Из его груди вырывается вой боли и это дает мне возможность сбежать. Звуки моего имени пронизывают ночь, разъяренный голос эхом разносится по пустынной улице, когда он кричит, чтобы я вернулась.

Рыдая, бегу так быстро, как только могу, над всем властвует один инстинкт… выжить.

Измученная добираюсь до здания, лицо мокрое от слез и дождя, но я не сбавляю скорости. Отмахиваюсь от лифта и поднимаюсь по лестнице на третий этаж. Стучу в дверь Джастиса, мои ноги как желе, а легкие пылают огнем. Когда он не отвечает сразу, я в полном отчаянии стучу сильнее.

«Пожалуйста, пусть он будет дома».

Дверь распахивается, открывая взору обнаженного по пояс Джастиса. Его лицо мгновенно заполняет беспокойство, он хватает меня за руки, чтобы поддержать.

— Райан, что случилось?

— С-случилось нечто плохое, — бормочу, пытаясь дышать сквозь истерику.

Он притягивает меня к груди, прижимая к себе.

— Дыши, детка. Все в порядке. Я тебя держу.

— Мне нужна твоя помощь, — плачу я. — Я... — слова застревают в горле, когда из спальни выходят его полураздетые братья, а за ними следует завернувшаяся в простыню блондинка.

У меня не уходит много времени, чтобы сложить два и два. Разбитое сердце обрушивается вниз. Я отталкиваюсь от твердой груди Джастиса, глядя на него снизу вверх, и медленно отступаю. Он следует за мной, его губы двигаются, но из-за расстройства, сжимающего грудь, я ничего не слышу.

Так будет всегда. Пока я буду находиться здесь, мне постоянно придется наблюдать такое. Всегда придется терпеть обвинения. Все будут гадать, кто отец.

Именно эта мысль вынуждает меня броситься обратно по коридору. Он зовет меня, но я не останавливаюсь, меня подпитывает вновь обретенная энергия.

— Проклятье!

Я толкаю боковую дверь и сбегаю по задней лестнице, а его сердитые слова следуют за мной. Снова оказавшись на улице, вижу, что Дерека нет, а дождь все усиливается. Посмотрев в обе стороны, пытаюсь определить направление и слышу, как вдалеке выкрикивают мое имя.

Джастис.

Я бросаюсь в лес за зданием, пробираюсь сквозь густую растительность, перепрыгивая через бревна и уворачиваясь от веток, по щекам катятся слезы. Понятия не имею, куда иду и что собираюсь делать. Все это похоже на дурной сон, от которого мне хочется проснуться, но ничего не выходит.

Я застряла в кошмарной реальности. Одинокая и поверженная.

Выхожу с другой стороны леса и бегу прямо по шоссе.

Меня ослепляет свет фар, при виде быстро приближающегося автомобиля, который появляется из ниоткуда, из горла вырывается крик. Страх приковывает меня к месту, я поднимаю руки в попытке защитить лицо, а перед глазами проносится вся моя жизнь.

Автомобиль, визжа шинами, сворачивает в последнюю секунду, проезжая мимо меня. Старый фермерский грузовик останавливается в стороне, и из него выпрыгивает Тэтчер Крид.

Если бы у меня хватило сил посмеяться над иронией происходящего, я бы это сделала, но в данной ситуации нет ничего забавного.

Тэтчер спешит ко мне, открывая мое лицо ливню.

— Райан, с тобой все в порядке? — говорит он ласково, с беспокойством глядя на меня. — Что такое, дитя? Что случилось?

Не имея никого, к кому можно было бы сейчас обратиться, я опускаю голову, мое тело сотрясают рыдания.

— Мне нужна помощь, Тэтчер.

Он крепко меня обнимает, заключая в объятия.

— Я тебе помогу. Пойдем, здесь небезопасно. Я тебя подвезу.

— Я не могу вернуться домой, — говорю я.

Не сегодня. А может, и никогда.

Он не спрашивает почему и не убеждает меня в обратном. Вместо этого успокаивающе обнимает за плечи и ведет к грузовику.

— Тогда ты поедешь ко мне домой.

Время пролетает в некоем душераздирающем тумане, и вскоре я уже сижу за его кухонным столом, накинув на плечи толстое шерстяное одеяло. Передо мной чашка горячего чая, в которую я изливаю горючие слезы.

Тэтчер садится рядом со мной и накрывает мою руку своей искалеченной рукой, у которой не хватает половины пальцев.

— Поговори со мной, дорогая. Что бы это ни было, мы все исправим.

— Это невозможно исправить, — говорю, чувствуя безысходность.

— Решения есть всегда. Они дарованы нам Богом. Мы просто должны их найти. — Он терпеливо смотрит на меня теплыми и добрыми глазами. Так много людей боятся этого человека, когда от него не исходит ничего, кроме щедрости и нежности. По крайней мере, в отношении меня.

— Я беременна, — шепчу, впервые произнося эти слова вслух. — Джастис — отец.

Шок отражается на его лице за несколько секунд до того, как он откидывается на спинку стула и делает протяжный выдох.

— Я не хотела, чтобы так случилось, — плачу я. — Клянусь.

— Ну-ну, — уговаривает он, потирая мою руку. — Конечно, ты не хотела, чтобы так случилось. Ты не одна, Райан.

Он ошибается. Я одна, и произошедшее сегодня вечером, доказывает это.

— Что сказал мой сын, когда ты ему рассказала?

Я отрицательно мотаю головой.

— Я не рассказала. Я не могу.

— Ты должна. Он поступит правильно с тобой и этим чудесным ребенком.

— Я пыталась. Я ходила туда сегодня вечером, но… — я замолкаю, не в силах признаться ему в том, что видела. Хотя мне и не нужно, он видит это по боли, написанной на моем лице.

— Мои мальчики очень сложные, — говорит он.

Грустная улыбка растягивает мои губы.

— Джастис говорил то же самое.

— Они хорошие парни, но у них была тяжелая жизнь.

Я ничего об этом не знаю, потому что Джастис никогда не рассказывал о своей жизни до Тэтчера. По правде говоря, я тоже никогда особо не расспрашивала. Он дал понять, чтобы я с самого начала поняла, что эта тема под запретом.

Если бы не разный цвет кожи, никогда бы не догадаться, что мальчики не родные Тэтчеру. Возможно, в их жилах течет не одна кровь, но он любит сыновей, как своих собственных. Это слышно в его голосе и видно по его глазам всякий раз, как он о них говорит.

Им повезло, что он у них есть. Повезло достаточно, чтобы иметь хотя бы одного любящего и заботливого человека. У меня не было даже этого. Ни братьев, ни сестер, ни других родственников. Только родители, которые возненавидели меня с момента моего рождения.

— Я люблю его, Тэтчер, всегда любила. Но я не могу остаться здесь вместе с ребенком. Родители ни за что этого не допустят, и пока парни будут заниматься тем, чем занимаются, — делаю паузу и тяжело сглатываю, — все будут спрашивать, чей он.

На его лице застывает недовольство.

— Я понимаю, чего ты боишься, и не виню тебя. Но мы можем решить эту проблему.

— Как? Ты знаешь, на что способны люди в этом городе, особенно семьи основателей. — В доказательство своих слов, накрываю его искалеченную руку своей, и мучительная боль, заполняющая его черты, ударяет меня в грудь.

Много лет назад, задолго до моего появления, случилось нечто ужасное. Не знаю точно, что именно, все об этом молчат, но нечто очень серьезное и это связано с Тэтчером. Это все, что я знаю.

Я продолжаю говорить, рассказывая о встрече с Дереком возле дома, не скрывая никаких подробностей. По коже бегут мурашки, и ужас снова терзает тело.

— Я боюсь за своего ребенка. Я знаю родителей, и ничто не помешает им сделать то, что, по их мнению, они должны, чтобы защитить репутацию нашей семьи.

Что-то мелькает на его лице: выбор, принятие — решение. Он встает из-за стола и выходит из комнаты, но через минуту возвращается с толстым коричневым конвертом.

— Что это? — спрашиваю, когда он протягивает его мне.

— Открой.

Открыв конверт, просовываю внутрь руку и достаю большую пачку денег.

— Этого будет достаточно, чтобы продержаться некоторое время.

Я вскидываю на него глаза и быстро качаю головой.

— Тэтчер, нет. Я не могу. Я не имела в виду…

— Тише, дитя. Ты можешь и возьмешь. — Он протягивает руку и нежно кладет ее мне на плечо. — Я люблю своего мальчика и твердо верю, что он заслуживает знать, но я также согласен, что здесь ты оставаться не можешь. Не когда носишь под сердцем ребенка. Я не доверяю этим людям, — в его голосе слышится гнев, выражение лица становится жестче. — Когда-нибудь ты расскажешь моему сыну, но я позволю тебе решить, когда. А пока мы вытащим тебя отсюда и обеспечим безопасность.

Я снова смотрю на деньги, внутри идет борьба. Как бы ужасно я ни чувствовала себя, принимая деньги, я знаю, — это мой единственный шанс на спасение.

— Я верну тебе долг. Каждый цент, — обещаю я.

— Не беспокойся об этом. Беспокойся только о себе и моем драгоценном внуке.

Его внук. Наш с Джастисом ребенок.

Знание этого обжигает разум и сердце. Опустив руку на живот, молча клянусь любить и защищать этого ребенка всем своим существом, обещая дать ему дом, которого никогда не было у меня, но о котором я всегда мечтала.

В ту ночь моя жизнь изменилась безвозвратно. Я бежала из Миссисипи, оставив единственного человека, которого всегда буду любить. Я сделала это ради своего ребенка и свободы, поклявшись, пока жива, никогда не возвращаться.

Глава 4

Джастис

Прошло уже два дня, два гребаных дня без единой весточки от нее. Сегодня я даже съездил в школу и ждал ее на улице, чтобы в итоге узнать, что она там не появлялась. У меня нет другого выбора, кроме как поехать к ней домой, и к черту ее родителей.

Меня не беспокоит ее злость на то, что, по ее мнению, она видела. Я хочу выяснить, что, черт возьми, произошло той ночью. Не могу перестать волноваться о ней. Меня преследует ее образ: продрогшая и промокшая насквозь, ужас в глазах до того, как ими овладела опустошенность.

Я искал ее всю ночь, желая объяснить, что она видела совсем не то, на что это было похоже. Я и пальцем не дотронулся до той телки. Я ни к кому не прикасался с тех пор, как провел с ней ночь, отчего отношения с братьями стали напряженными, а мой член пребывал в полнейшем хаосе.

Сегодня мы во всем разберемся, раз и навсегда.

Припарковавшись на улице, слезаю с байка и, стуча ботинками по деревянным доскам, поднимаюсь по большой парадной лестнице, ведущей к ее дому. Не сомневаюсь, я выгляжу так же неуместно, как и чувствую себя. Вся улица кричит о классе и престиже, как и ее высокомерные родители. Я встречался с ними только раз, и они такие же большие задницы, как и остальные семьи-основатели Винчестера. Может, даже хуже, потому что я знаю, как они относятся к своей дочери, вижу это в печальных глазах Райан каждый раз, когда смотрю на нее. Не говоря уже об ужасных словах, брошенных ею мимоходом при наших предыдущих встречах.

Одно это заставляет меня их ненавидеть.

Я стучу несколько раз, прежде чем кто-то отвечает. Дверь открывает ее мать, на лице отражается удивление, прежде чем на смену приходит неприкрытое отвращение. Райан совсем на нее не похожа, даже и не догадаешься, что они родственники.

— Чего тебе? — выпаливает она, ее голос сочится презрением.

— Я пришел увидеть Райан.

— Ее нет дома.

Она начинает закрывать дверь, но я просовываю ногу внутрь.

— Я не уйду отсюда, пока не увижу ее.

Она опускает взгляд на мой поношенный ботинок, прежде чем вернуться к моему лицу.

— Ну что ж, тебе придется немного подождать. Она уехала из города.

Каждый мускул в теле напрягается. Я изучаю ее лицо в поисках обмана.

— Вы лжете.

— Да что ты? — спрашивает она, отступая назад. — Хочешь зайти и убедиться сам?

Я остаюсь на месте, пытаясь понять, какую игру она ведет. Не сомневаюсь, в тот момент, как я войду внутрь, она вызовет полицию, любезно предоставив шерифу Тодеру возможность арестовать меня. Этот жалкий ублюдок все время охотится за мной и братьями, с самого нашего приезда в город. И все же, если для получения желаемого, я должен столкнуться с добряком-шерифом, так тому и быть.

— Скажите Райан, что я здесь, иначе я войду в ваш дом, неся в себе всю ярость ада. Мне насрать, кто вы.

На долю секунды на ее лице отражается страх, прежде чем она скрывает его, упрямо поднимая подбородок.

— Она в Калифорнии и не вернется. Школу будет заканчивать там.

Холодная жесткая правда в ее глазах окутывает меня густым и неподъемным ужасом. Это не может быть правдой. Она бы не уехала, особенно, не сказав мне.

«Или это то, что привело ее ко мне в квартиру прошлой ночью?» От этой мысли мне становится физически плохо.

Она самодовольно смотрит на меня.

— Должна поблагодарить вас, мистер Крид. Что бы ты ни сделал с моей дочерью, она, в конце концов, разглядела в тебе то, кем ты являешься на самом деле.

Сжимаю челюсти, скрипя зубами, в попытке сдержаться и не ударить злобную стерву.

— В какой она школе? — спрашиваю я.

Мне нужны доказательства. Хочу увидеть все собственными глазами, но до тех пор отказываюсь в это верить.

— Этого я тебе никогда не скажу, — говорит она, и ее самодовольная ухмылка исчезает. — Хочу, чтобы ты немедленно ушел. Отправляйся домой к этому черномазому, которого ты называешь отцом, и держись подальше от моей дочери! — она захлопывает дверь у меня перед носом, и защелкивает замок.

— Бл*дь! — пинаю ногой маленький столик, на котором стоит горшок с растением, — столик переворачивается, а горшок разбивается о крыльцо, после чего я спускаюсь по ступенькам.

Решимость горит в крови, когда я взбираюсь обратно на байк и срываюсь с места. На уме лишь одно — найти ее.

Только этому не бывать.

Райан Локвуд исчезла без следа, не оставив после себя ничего, кроме воспоминаний, преследующих меня самыми темными ночами.

Глава 5

Джастис

Шесть лет спустя

Я абсолютно сконцентрирован, целюсь точно, дыхание медленное и ровное.

Несмотря на окружающие звуки природы, на меня опускается тишина, палец выжидающе парит у спускового крючка, готовый к поворотному моменту.

— Запускаю!

По призыву Нокса нахожу глазами мишени, которые он выпускает, ствол ружья движется за каждой из них, и я делаю два последовательных выстрела. Глиняные мишени взрывается в воздухе, на глазах превращаясь в пыль.

— Неплохо, брат. — Брэкстен с силой хлопает меня по плечу, затем занимает позицию и прицеливается. — А теперь сиди и смотри, как это делает профи.

Я хмыкаю. Несмотря на его нахальство, нет ничего лучше, чем провести воскресный день с братьями на земле, которую мы называем домом, занимаясь тем, в чем разбираемся лучше всех, — стрельбой. И все это благодаря человеку, который нас вырастил. Человеку, которого мы всегда будем называть отцом.

Кровные узы или нет, но Тэтчер — семья. Так же, как мы — братья. Он научил нас, как стать самыми смертоносными снайперами в стране, дал нам дом, когда у нас его не было, и наставление, когда мы больше всего в нем нуждались. Я никого не уважаю больше, чем отца. Мы с братьями обязаны ему всем. После долгого месяца отсутствия на последнем задании, как же хорошо оказаться дома.

Брэкстен делает два выстрела, уничтожая цели так же быстро, как и я.

— Вот как это делается, мальчики!

Сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза, словно чертова цыпочка, и хватаю почти допитое пиво.

— Еще будешь?

— Да, — отвечает он.

Поднимаю бутылку в сторону шагающего через поле Нокса. По его кивку направляюсь к дому, замечая припаркованный рядом с сараем старый фермерский грузовик, которого не было, когда мы приехали.

— Отец, ты там? — спрашиваю, входя внутрь.

Не получив ответа, иду на кухню и вижу, что здесь его тоже нет. В комнате все на своих местах, включая стоящую в углу винтовку. Он всегда следовал системе, так он знает, копался ли кто-нибудь в его вещах или нет. Особенно, это касалось оружия. Не надо шутить с его пушками, иначе Старик Крид взбесится.

Перед тем, как унаследовать ферму от своего отца, Тэтчер какое-то время провел в армии. Он известен как лучший снайпер в военной истории, и его по-прежнему просят время от времени проводить тренировки, поэтому мы с братьями так хороши в своем деле.

Я ухмыляюсь, вспоминая, как он впервые застал нас у себя в оружейной. Я думал, нам надерут задницы. К счастью, болтливый рот Брэкса избавил нас от слишком больших проблем, но нам все равно пришлось часами тренироваться в этих полях под обжигающим кожу солнцепеком, пока пот стекал по ноющим мышцам, в то время как Тэтчер с холодным пивом в руке ехал рядом с нами на чертовом тракторе. Это был последний раз, когда мы входили в эту комнату без разрешения. Тем не менее, наказание того стоило, потому что после этого он впервые показал нам, как стрелять.

Поворотный момент, который я никогда не забуду: «Знай своего врага, но, что более важно, знай себя и честь, которой ты обладаешь. Только тогда ты сможешь стать настоящим бойцом».

Мудрые слова, которыми мы с братьями продолжали жить с того дня.

Подходя к холодильнику, случайно сбиваю со стойки стопку писем. Нагнувшись, собираю разбросанные конверты и замираю, напрягаясь всем телом, при виде одной фотографии, лежащей на полу. На меня смотрит маленькая девочка, которая выглядит странно знакомой. Лицо, которое так похоже на мое.

«Какого черта?»

В животе зарождается подозрение, ладони покрываются холодным потом, когда я переворачиваю фотографию и читаю: Ханна Дж. Крид, пять лет. Смотрю на конверт, из которого выскользнуло фото, и земля разверзается подо ногами, угрожая поглотить меня целиком.

Райан Локвуд

1175 Хеберт Драйв

Голд-Крик, штат Алабама

Прочитав имя женщины, исчезнувшей из моей жизни, даже не попрощавшись, в венах бьется пульс и с грохотом отдается в ушах.

Теперь я знаю причину.

Испытывая головокружение, поднимаюсь на ноги и, глядя на фотографию маленькой девочки, пытаюсь осознать обман.

— Ублюдок! — от охватившей меня сильнейшей ярости, впечатываю кулак в стену. Сбитые костяшки пальцев никоим образом не притупляют разрывающую боль грудь. Я выбегаю из дома, с такой силой пиная входную дверь, что та, распахнувшись, слетает с петель и падает на крыльцо.

Когда я в ярости несусь по двору, ко мне слева устремляются Нокс и Брэкстен.

— Что происходит? — спрашивает Брэкстен.

Не замедляя шага, я молча мчусь к своему грузовику.

— Джастис, куда ты, черт возьми?

— В Алабаму, — наконец выдавливаю я, едва ли в силах произнести хоть слово из-за охватившего меня бешенства.

— Зачем ты туда едешь?

Снова проигнорировав вопрос, открываю дверцу и забираюсь внутрь, бросая конверт и фотографию на сиденье рядом. Красивая маленькая девочка пристально смотрит на меня, от нашего с ней сходства у меня вновь перехватывает дух.

Нокс с суровым и обеспокоенным выражением хватается за верх открытого окна.

— Джастис, приятель. Поговори с нами. Какого хрена происходит?

Я, наконец, встречаюсь с ним взглядом и открываю рот, чтобы заговорить, но понимаю, что не могу. Слова застревают в сдавленном горле.

— Где отец? — спрашивает Брэкстен.

Когда я думаю о единственном человеке, которому, как я думал, могу доверять больше, чем кому-либо, чувство, что меня предали, накрывает меня мощным и сильным потоком.

— Не знаю, и мне, бл*дь, все равно. — Я завожу грузовик, громкий рев двигателя прорезает воздух, и встречаюсь с обеспокоенными взглядами братьев. — Но когда увидите, передайте ему, что я ни за что бы не подумал, что он может оказаться предателем.

Прежде чем они успевают задать хоть еще один вопрос, включаю передачу и трогаюсь с места, поднимая за собой клубы пыли.

На протяжении длительного пути до Алабамы, телефон звонит не переставая, но я отказываюсь отвечать, не сомневаясь, что это Тэтчер.

У меня есть ребенок. Ребенок, в чьих жилах течет моя кровь, и все это чертово время отец знал об этом, даже помогал держать ее подальше от меня. Это знание приносит непостижимо глубокую боль.

Я часто бросаю взгляд на фотографию — при виде хорошенькой маленькой девочки в груди зарождается странное ощущение. В той частице меня, которую удалось затронуть лишь одной женщине.

Женщине, обманувшей меня, лишившей единственной родной плоти и крови, которая у меня есть на земле.

Сжимаю руль, внутри борются боль и ярость, и за несколько часов в дороге они только усиливаются. К моменту, как я спустя пару часов, добираюсь до нужного мне адреса, — маленького домика за городом, — едва могу сдерживать рвущуюся наружу злость. Изо всех сил стараясь ее подавить, вылезаю из грузовика.

Я поднимаюсь по ступенькам старого дома в викторианском стиле и с силой колочу в дверь кулаком. Весь мой гнев испаряется, когда через несколько секунд дверь открывается, являя мне лицо ангела.

Мою дочь.

Ее маленький ротик приоткрывается от удивления, в светло-карих глазах того же цвета, что и у матери, появляется узнавание.

— Это ты, — шепчет она.

Прежде чем успеваю понять, что она имеет в виду, с кухонным полотенцем в руке, вытирая стакан, выходит Райан.

— Ханна, детка. Что я тебе говорила насчет того, чтобы самой открывать дверь? Ты не можешь... — она резко останавливается, буквально вздрагивая, словно от удара.

После шести долгих лет мы стоим лицом к лицу, наши взгляды встречаются, и раскаяние, отражающееся в ее глазах, никак не помогает, чтобы облегчить предательство, разрывающее зияющую в груди рану.

— Райан, — приветствую ее жестким тоном. — Давно не виделись. Вижу, ты времени зря не теряла.

Глава 6

Райан

Потрясение накрывает меня на месте; разъяренный мужчина, стоящий в дверном проеме, — не тот, кого я ожидала увидеть. Выражение ярости на его лице и осознание моего обмана сжимают сердце в холодные тиски и погружают его в черную бездну.

Я открываю рот, чтобы заговорить, извиниться и сказать все, что хотела за последние шесть лет, но голоса нет, слова застревают в горле. Я знала, придет время и я столкнусь с ним лицом к лицу, но не так. Застигнутая врасплох и не подготовленная.

— Мама, — тихий, неуверенный голос Ханны вырывает меня из терзаний.

Она закусывает губу, переводя взгляд с меня на Джастиса.

Я не хотела, чтобы они встретились подобным образом, я хотела гораздо большего, и мне некого винить, кроме себя.

Ей не нужно находиться здесь. Не сейчас. Не когда он так зол.

Стерев слезы, хватаю ее за маленькие плечики и веду к лестнице.

— Детка, иди, поиграй в своей комнате. Я скоро за тобой приду.

Полными тоски глазами она оглядывается через плечо на Джастиса, но делает, как я говорю. Он делает шаг вперед, будто хочет что-то сказать, но останавливается. В его взгляде вспыхивает необузданное волнение, когда он смотрит, как она уходит, и это разбивает мне сердце на миллион кусочков. Мгновение спустя его яростные глаза встречаются с моими, наполняя меня страхом.

Минуя его, выхожу на крыльцо, готовясь к битве, которая, знаю, меня ждет.

— Не смей, бл*дь, уходить от меня! — он бросается за мной, хватает за руку и разворачивает к себе. От его грозного вида по позвоночнику бежит страх.

— Прости. Мне очень жаль, — я задыхаюсь, в груди зарождается рыдание.

— Тебе жаль? — ревет он. — Ты украла у меня дочь, и все, что ты можешь сказать, это гребанное «прости»?!

— Позвольте мне объяснить.

— Тебя ничего не может оправдать. Ничего!

— Пожалуйста, попытайся понять, — кричу я. — Я не могла там оставаться. Не могла дать ей жизнь в этом городе, Джастис. Только не с моими родителями. Я была молода и напугана. У меня не было никого…

— Проклятье, у тебя был я. Я бы позаботился о тебе!

Это признание лишь еще сильнее разбивает мне сердце.

— Я хотела рассказать тебе, собиралась, но в ту ночь... — я замолкаю, в голове прокручиваются воспоминания о той ужасной ночи. — Все пошло ужасно неправильно, — прерывисто шепчу я.

— Хочешь сказать, таков был твой способ отомстить мне за то, что, по твоему мнению, ты видела?

Я отрицательно мотаю головой.

— Это неправда.

— Разве?

— Нет! Я поступила так не потому, что хотела причинить тебе боль. В ту ночь произошло столько событий, которые повлияли на мое решение.

— А как же мое гребаное решение? — ревет он. — Ты его меня лишила. Скрывала от меня дочь целых, мать твою, шесть лет, Райан! Мою родную плоть и кровь!

— Она знает, кто ты, — говорю, всхлипывая. — Она знает о тебе все. Я никогда не скрывала этого от нее.

— Что с этого толку, если я ни хрена не знаю о ней!

— Прекрати! — Ханна выбегает из дома, ее маленькое личико сморщено от гнева и залито слезами. Она встает передо мной, защищая, и отталкивает Джастиса. — Оставь ее в покое! Оставь мою маму в покое и убирайся отсюда!

— Ханна, перестань. — Я тянусь к ней, но она вырывается, продолжая смотреть Джастису в лицо.

— Мама всегда мне говорила, что ты борешься с плохими парнями, но это была ложь, — кричит она. — Это ты плохой парень, и я не хочу, чтобы ты был моим папой.

— Ханна! — охаю я. — Не говори того, чего на самом деле не думаешь, — подхватив ее на руки, прижимаю к груди, она крепко меня обнимает и рыдает, уткнувшись мне в шею. Бросаю взгляд на Джастиса поверх ее головы, боль на его лице разрывает мое раненое сердце.

Он отступает назад с таким видом, словно его только чтовыпотрошили, и спускается по ступенькам крыльца.

— Джастис, не уходи, — умоляю, не желая, чтобы он уходил вот так.

Он ни на секунду не замедляет шаг. Запрыгивает в грузовик и уезжает, оставляя мой мир в руинах.

Опустошенная, заношу Ханну в дом, она жмется ко мне и не перестает плакать.

— Ш-ш-ш, все в порядке, малышка, — успокаиваю ее, поглаживая по спине. — Нам просто нужно дать ему немного остыть. — Я уговариваю не только ее, но и себя, хотя знаю, ему потребуется гораздо больше времени, чтобы простить меня.

— Почему он так злился? Ты ведь говорила, что он хороший.

Я отнимаю ее от себя, вглядываясь ей в лицо, так похожее на лицо ее отца, ее темно-каштановые волосы прилипли к мокрым щечкам.

— Он хороший. Просто сейчас он очень зол и обижен, и у него есть на это полное право.

Я всегда честно рассказывала ей о нем, и о том, что он ничего не знает. Я не объясняла причин, потому что, как объяснить такое ребенку? Но я говорила, что однажды они встретятся, просто никак не думала, что это произойдет вот так.

Ее крохотное личико искажено грустью, нижняя губа дрожит от сдерживаемых рыданий.

— А ты не можешь просто сказать ему, что сожалеешь?

Я закрываю глаза, желая, чтобы все было так просто.

— Я постараюсь, детка. Правда, но не хочу, чтобы ты о нас беспокоилась. Он сердится не на тебя, ты не сделала ничего плохого, ясно?

Она кивает и кладет голову мне на плечо, прерывисто вздыхая в изнеможении. Я несу ее в спальню и ложусь рядом, мой взгляд устремляется к фотографии Джастиса, которую она держит на тумбочке, сожаление давит на меня тяжким грузом.

Мне следовало давным-давно все ему рассказать. В произошедшем некого винить, кроме меня. При каждой попытке я теряла самообладание, опасаясь последствий.

Вдруг он заберет ее у меня? Будет ли бороться за опеку? Заставит ли нас вернуться в этот богом забытый город? От последней мысли меня тошнит. Я не могу туда вернуться. Ни за что.

— Как думаешь, он вернется? — шепчет Ханна, отрывая меня от мучительных мыслей. В ее голосе звучит надежда, но тоска более различима. Как бы она ни злилась, она хочет быть с ним. Хочет его узнать.

Я крепко ее обнимаю, прижимаясь губами к нежной щечке.

— Да, детка. Он вернется к тебе.

В этом я не сомневаюсь. Лишь молюсь, чтобы он не попытался отнять ее у меня. Это мой самый большой страх. Я смогу вынести его гнев и обиду, но не смогу вынести этого. Ханна — моя жизнь, мой смысл существования.

Как только она засыпает, осторожно слезаю с кровати и отправляюсь на поиски мобильного. Достав его из сумочки, вижу несколько пропущенных звонков от Тэтчера и понимаю, что телефон стоял на беззвучном режиме.

От сожаления закрываю глаза. Если бы только я была предупреждена, для Ханны все бы обернулось по-другому, для всех нас.

Нажимаю на номер его телефона, и на экране появляется их с Ханной фото. Он отвечает после первого гудка.

— Святые небеса, я названиваю тебе уже несколько часов, дитя.

— Извини, я не слышала, — шепчу, мой хриплый голос выдает эмоции.

— Мой мальчик побывал у тебя, — говорит он, уже зная ответ.

— Да, — я замолкаю, тяжело сглатывая. — Он очень зол, Тэтчер.

— Знаю, дорогая. Но мы ведь понимали, что этот день настанет, верно?

Я киваю, потом вспоминаю, что он меня не видит.

— Да.

Он годами пытался убедить меня открыться Джастису, что я очень хотела сделать, но была слишком труслива.

— Как он узнал? — спрашиваю я.

— Нашел фотографию, которую ты прислала мне на прошлой неделе. Он оставил дыру в моей стене и входную дверь на лужайке.

— Мне очень жаль, — чувствую себя ужасно из-за того, что поставила его в такое положение.

— Не стоит. Я сам сделал выбор. Я разберусь с последствиями, но не потеряю из-за этого своего мальчика. Будь уверена.

У Джастиса вспыльчивый характер, и я не сомневаюсь, что такое он легко не простит, но не думаю, что он слишком долго будет сердиться на своего отца. Он слишком его любит, слишком ценит свою семью. А вот я — совсем другое дело.

— Как Ханна Джей? — спрашивает он.

— Напугана, обижена и растеряна, — говорю, вспоминая, как она засыпала в слезах.

— С ней все будет в порядке. Дай моему сыну время собраться с мыслями. Он придет в себя. Он захочет наладить отношения со дочерью. Я в этом уверен.

Знаю, и как бы сильно я не хотела этого для Ханны, эгоистично боюсь того, что это будет значить для меня.

— Я дам тебе знать, если получу от него весточку. И наоборот, хорошо?

— Спасибо, Тэтчер... за все.

— Спокойной ночи, дорогая.

— Спокойной ночи.

Повесив трубку, оглядываю захламленную кухню и отказываюсь от уборки, решив вместо этого принять душ. Я отмокаю под горячими струями, позволяя воде смыть слезы, и гадаю, что ждет меня в будущем. В будущем, в котором я знаю, больше не будет только нас с Ханной.

Глава 7

Джастис

Смотрю в потолок гостиничного номера, который окутывает темнота, соответствующая мраку в моем сердце. Со мной лишь неяркий огонек от кончика сигареты и яростная буря эмоций, все еще душащая после встречи с Райан. Они сражаются друг с другом, пытаясь вырваться, но одна затмевает все остальные.

Сожаление.

Оно, как лесной пожар, распространяется по груди, опаляя изнутри, при мыслях о дочери, о слезах на ее юном личике в момент, когда она почти сказала, что ненавидит меня, и все потому, что я не могу контролировать свой характер. Даже вдыхаемый мною смертоносный дым не успокаивает чувство вины.

На ней это не должно было отразиться. За это я виню не только себя, но и Райан. Ничего из этого не случилось бы, если бы она была откровенна с самого начала.

Достав из кармана мобильник, звоню Брэксу. Он и отец оставили дюжину сообщений, но с последним я ни за что не стану сейчас разговаривать.

— Давно пора, черт возьми, — горячо отвечает Брэкс.

— Я, мать твою, был слегка занят.

Короткий миг тишины заполняет линию.

— Папа мне все рассказал. Неудивительно, что ты так рванул отсюда. Что сказала Райан?

— А что она может сказать?

Ничто не оправдает того, что она сделала. Ничто не вернет мне шесть потерянных лет. Время, которое принадлежало не только ей.

— А ребенок? — осторожно спрашивает он. — Ты ее видел?

Сжимаю челюсти, проглатывая угрызения совести, застрявшие в горле.

— Да, я ее видел.

— И какая она?

— Идеальная, — отвечаю я. — А еще она возненавидела меня до глубины души, увидев, как я слетел с катушек.

Искорка огня в ее глазах, защита, которую она чувствовала по отношению к Райан, — это мне слишком хорошо знакомо.

— Отец показал мне ее фотографию, — говорит он. — Она симпатичная. Кто бы мог подумать, что тебе удастся создать такое милое личико. — Попытка разрядить обстановку проваливается. Во всем этом нет ничего смешного. — Джастис, ему очень плохо.

Недостаточно плохо, иначе он не скрывал бы этого от меня так долго.

— Понимаю, ты злишься, и не виню тебя. Мы с Ноксом тоже злимся за тебя. Поэтому посердись немного, но, в конце концов, ты должен его простить. Он наш отец. Человек, давший нам все, когда у нас не было ничего.

Я знаю, кто он. Вот почему от его предательства так чертовски больно.

— Не хочу больше о нем говорить.

— Вполне справедливо. Так что ты собираешься делать?

Вопрос вертится в голове, сейчас мысли и эмоции находятся в полнейшем беспорядке.

— Не знаю, но уезжать я не собираюсь. Нет, пока не разберусь с этим. Я не оставлю свою дочь, Брэкс.

Хочет она меня или нет, но она не избавится от меня, как и Райан. Если она хоть на секунду подумала, что я уеду с правом лишь на несколько посещений, пусть готовится к битве.

— Так и думал, что ты останешься на некоторое время, но, надеюсь, не слишком надолго. Я тоже хочу с ней познакомиться.

— Познакомишься, — обещаю я. — Как Нокс?

Его заминка не остается незамеченной.

— Вел себя тихо, если не считать того момента, когда набросился на Тэтчера. Хотя его испуг очевиден, он знает, что это значит для всех нас.

Я знал, что так и будет. Это все меняет. В прошлом Райан уже представляла собой угрозу изменить ход вещей, но сейчас все по-другому. Моя дочь — не угроза, она просто меняет правила игры, и мы все это знаем.

— Будь рядом с ним, — говорю я. — Скажи ему, чтобы не волновался. Мы с этим разберемся.

— Уже, но ты ведь знаешь, какой он.

Брат сломлен, непоправимо. Единственное, что сдерживает его демонов, — это наша связь. От мысли, что мне придется повернуться к нему спиной, меня снедает чувство вины.

— Слушай, я лучше пойду. Мне нужно сделать еще несколько звонков, но я буду на связи, — говорю я.

— Хорошо. Скоро поговорим.

Связь обрывается, и я снова остаюсь наедине со своими мыслями. Так или иначе, я сделаю это. Семья значит для меня все, и за людей, которые мне важны, я буду бороться до последнего вздоха, дочь теперь стоит для меня на первом месте.

Глава 8

Райан

Обеденная суета в кафе начинает стихать, и я, испытывая боль в ногах, протираю освободившиеся столики. Голова раскалывается от недосыпа, но ничто не доставляет такой боли, как тяжесть на сердце. После разрушительной ссоры я не переставала думать о Джастисе, куда бы ни пошла, страдания в его глазах преследовали меня.

Везти Ханну сегодня утром в детский сад оказалось нелегким делом. Она выглядела такой же усталой и грустной, как и я, но мне никак бы не удалось найти себе замену в такой короткий срок, а я не хотела ставить Чака и Лаверну в затруднительное положение. Кроме того, пребывание в саду с друзьями пойдет ей на пользу, поможет отвлечься. Воспитательница обещала присмотреть за ней. Она даже сделала Ханну ученицей дня, что ее очень взволновало. Когда я уходила, ее улыбка сияла чуть ярче.

Еще три часа, и я снова смогу ее обнять. Мне дорого каждое мгновение, проведенное с ней.

Я иду на кухню, где Чак переворачивает жирные котлеты для гамбургеров и формирует заказы.

— Как там, стихает? — спрашивает он, уклоняясь от высокого пламени, вылетающего из гриля.

— Немного.

— Хорошо, потому что мне нужно отлить.

Я посмеиваюсь над ненужной информацией. Мой босс не испытывает проблем с выражением своего мнения. Он несколько грубоват, но я ценю его и его жену.

Я работаю в «Придорожной закусочной» уже почти четыре года. Гриль-бар, известный хорошей едой и ночными развлечениями допоздна. Этим местом владеет супружеская пара, Чак и Лаверна, которые ссорятся больше, чем ладят. Они отнеслись ко мне с добротой, позволили работать в дневные смены, чтобы наше с Ханной расписание совпадало. Меня заставляют работать только два вечера в месяц. К счастью, мисс Пегги, милая пожилая дама, живущая по соседству, присматривает за Ханной в такие вечера.

— Райан? — зовет меня Лаверна, проталкиваясь через вращающуюся дверь, и выглядя немного взволнованной.

— Да?

— Там тебя спрашивает какой-то красавчик. Он взбешен и выглядит чертовски пугающе.

Сердце бьется о грудную клетку, я сразу понимаю, кто это. «Как он узнал, что я работаю здесь»?

Потому что Джастис Крид знает все. Ну, почти все. Кроме одной тайны, которую мне удавалось скрывать все эти годы.

— Хочешь, я от него избавлюсь? — предлагает Лаверна, видя мое колебание. — Только скажи, и Чак выпрет отсюда эту пугающую задницу.

— Сама знаешь, — говорит Чак, поднимая лопатку.

Джастис съел бы бедного Чака на завтрак, но я воздерживаюсь от этих слов, не желая ранить его самолюбие.

— Спасибо вам, но я справлюсь. Не возражаете, если я возьму небольшой перерыв?

— Валяй, — говорит Лаверна. — Пока разбираешься с делами, я прикрою два твоих столика.

— Спасибо.

— Дай знать, если я тебе понадоблюсь, — говорит Чак, когда я направляюсь к двери. — Я прикрою твою спину.

— Как насчет того, чтобы пока перевернуть гамбургеры, — кричит Лаверна. — Я все еще жду чертов чизбургер для седьмого столика.

— Он почти готов, женщина. Почему бы тебе не перестать меня пилить и не сделать что-нибудь полезное?

Качаю головой в ответ на их препирательства, на моем лице появляется веселая улыбка, которая исчезает в тот момент, когда я выхожу в зал и вижу сидящего за стойкой Джастиса. Его темные глаза сталкиваются с моими, пригвождая к месту и заставляя пульс участиться.

Даже спустя столько лет он по-прежнему очень сильно на меня влияет. Лишь взглянув на него, я в нем теряюсь, сердце пляшет в новом ритме.

Но в то же время я не скучаю по тому, как каждая женщина здесь находится в плену его чар. Некоторые вещи никогда не меняются.

Откапывая из недр свою храбрость, ставлю одну ногу перед другой и подхожу к нему.

— Привет, — шепчу, ненавидя себя за то, как дрожит голос.

— Нам нужно поговорить. — Выражение его лица каменное, в глазах все еще видна ярость, но на этот раз он не кричит, так что я воспринимаю это как небольшое достижение.

Я киваю.

— Босс разрешил мне сделать небольшой перерыв. Не хочешь присесть? — спрашиваю, указывая на пустой столик.

— Нет. У меня в грузовике.

Он даже не ждет моего согласия, просто выходит за дверь, ожидая, что я последую за ним.

Как бы то ни было, это, вероятно, к лучшему. Меньше всего я хочу, чтобы все мое грязное белье было выставлено на всеобщее обозрение перед коллегами и клиентами. Голд Крик — маленький и сплоченный городок, как и Винчестер, только не наполнен такими же мерзкими людьми.

Выйдя на улицу, меня окутывает легкий туман, и мои ковбойские сапоги приземляются в лужу, образовавшуюся после только что прошедшего ливня. Сильнее запахиваю края клетчатой рубашки на пуговицах поверх белой майки и следую за Джастисом к его грузовику, благодаря джинсовым шортам брызги из луж покрывают мои голые ноги.

Он совершенно застигает меня врасплох, когда подходит к пассажирскому сиденью и открывает передо мной дверцу. Поступок настолько неожиданный, что я, убрав с лица влажные волосы, смотрю на него. Ищу в нем хоть какой-то намек, хоть какую-то надежду, что, может быть, только может быть, у нас все будет хорошо. Он ничего не выказывает, суровый взгляд лишен каких-либо эмоций.

Сникнув, тянусь к ручке на внутренней стороне дверцы, подтягиваясь на высокое сидение. Грузовик похож на те, на которых ездят его братья. Это заставляет меня задуматься о его мотоцикле и некоторых любимых моментах, связанных с ним. Эйфория длится недолго, он хлопает дверцей, заставляя меня подпрыгнуть.

Я закрываю глаза и ругаю себя за наивность. Мне нужно вспомнить, почему он здесь, а не теряться на дорогах памяти.

Он забирается в машину с водительской стороны и закрывает дверцу, не так сильно, как мою, затем закуривает сигарету, наполняя грузовик дымом.

Запах табака, как афродизиак, теплом проникает в грудь, возвращая на годы назад.

— Где Ханна? — спрашивает он, глядя перед собой.

Услышав, как он произносит ее имя, мое несчастное сердце наполняется самыми всевозможными чувствами.

— В детском саду, — отвечаю, облизывая пересохшие губы.

— Ей нравится?

— Нравится. Грустит, что скоро все закончится.

Грузовик заполняет тишина, смешиваясь с дымом. На его челюсти перекатывается желвак от эмоций, противоречащих его отношению.

— Джастис, мне жаль, что вчера все так закончилось, — начинаю я, не сомневаясь, что это давит на него так же сильно, как и на нас. — Ханна расстроилась и испугалась, она не имела в виду то, что сказала.

Он поворачивает голову, яростно глядя на меня.

— И кто же в этом виноват?

— Я, — отвечаю без колебаний. — Я не оспариваю тот факт, что наделала ошибок. Знаю, это я виновата в том, что вы оба сейчас чувствуете.

Он твердо и решительно смотрит на меня.

— Мне нужна моя дочь, Райан.

Сердце обрушивается прямо в желудок; паника беспощадно лишает меня воздуха.

— Я хочу общаться с ней, — добавляет он.

Мое нестабильное сердцебиение замедляется, желудок отпускает.

— Она тоже этого хочет.

Он недоверчиво хмыкает.

— Правда, — уверяю его. — После твоего ухода мы поговорили, и она понимает, что твои чувства справедливы. Настолько, насколько может понимать пятилетний ребенок, —добавляю я. — Я также убедилась, чтобы она знала, — ты злишься не на нее.

Он кривит губы, сквозь них проникает почти злобное рычание.

— Ты ничего не понимаешь. Вчерашнего вообще не должно было произойти. Я не должен был узнать о своей дочери из какого-то гребаного письма и фотографии!

Смотрю на него сквозь затуманенное зрение, ненавидя источающие им боль и гнев.

— Ты прав, прости меня за это. Мне очень жаль.

— Ты действительно так боялась, что я облажаюсь как отец, что почувствовала необходимость спрятать ее от меня?

Вопрос безжалостным клинком наносит мне удар.

— Конечно, нет, — выдыхаю я. — Как ты мог даже подумать такое?

— А что, по-твоему, я должен думать? Ты прятала от меня моего гребаного ребенка. У меня есть пятилетняя дочь, о которой я ничего не знаю!

— Есть причины, по которым я сделала то, что сделала, Джастис. Причины, которые я когда-нибудь тебе объясню, когда ты будешь в состоянии их услышать. Сейчас ты слишком зол, и я не виню тебя за это. Я не могу изменить прошлое, но могу изменить настоящее. Ханна хочет с тобой общаться. Всегда хотела, — шепчу, чувствуя, как от этого заявления вина сжигает душу.

— Хорошо. Потому что скажу тебе один раз, я никуда не уйду.

У меня на языке вертится вопрос: что именно он имеет в виду. Мне трудно поверить, что он останется здесь навсегда, и мысль о том, что он заберет Ханну обратно в Винчестер, вызывает панику, угрожающую меня задушить, но я решаю отложить это обсуждение на другой раз. Я еще не совсем готова к такой битве.

— Почему бы тебе не прийти сегодня вечером, — предлагаю я. — Сможешь провести с ней некоторое время и узнать получше.

Немного успокоившись, он делает еще одну длинную затяжку, медленно выпуская дым. Я ненавижу то, как он меня очаровывает.

— В котором часу она ложится спать?

— В восемь.

— Я заеду около шести.

Кивнув, принимаю это как сигнал и выпрыгиваю из его грузовика. Прежде чем успеваю закрыть дверцу, он окликает меня.

— Чем она увлекается? — спрашивает он с уязвимостью в голосе. — Хочу купить ей что-нибудь.

От его желания сердце согревается.

— Ей понравится все, чтобы ты ни подарил. Ей легко угодить, но тебе не нужно ничего ей покупать, Джастис. Ей нужен лишь ты.

Он смотрит на меня, от сильных эмоций его челюсть тикает.

Понимая, что вот-вот расплачусь, захлопываю дверцу и возвращаюсь к кафе, чувствуя на себе его взгляд до самой последней секунды, пока не захожу внутрь.

Глава 9

Джастис

С самого рождения я воспитывался без всяких чувств, до появления братьев и Тэтчера никто не проявлял ко мне никакой любви. Это сделало меня жестким, сильным и бесстрашным. Будучи ребенком, я видел, как моя мать умирала у меня на глазах, я смотрел в дуло пистолета и в лицо врага, прежде чем вышибить ему мозги.

Ничего из этого меня не пугало.

Видимо, все когда-то случается в первый раз, потому что, подъезжая к дому Райан для официальной встречи с дочерью, я охренеть как напуган. Боюсь, что она не простит меня за вчерашнее, боюсь, что облажался как родитель, но больше всего боюсь того, как сильно уже люблю ее, зная, что она никогда не будет чувствовать того же в ответ.

Когда я вылезаю из грузовика, ладони покрываются холодным потом, а сердце бьется неровно, и я не могу понять, почему. Я сжимаю подарочный пакет с плюшевой игрушкой, сомневаясь в своем выборе. Я потратил часы, пытаясь найти идеальный подарок, но вскоре понял, что нет ничего достойного ее.

Пожилая леди в магазине игрушек, казалось, более чем удивилась, увидев меня блуждающим по проходам. Она повела меня в секцию мягких игрушек, которые, по-видимому, пользуются популярностью среди детей возраста Ханны, поэтому я пошел с ней. Я хотел купить всю стойку, но она сказала, что для пятилетнего ребенка это было бы слишком ошеломляюще.

После изучения каждого гребаного животного, которое там было, я взял розового льва. Потому что вчера она проявила львиную храбрость, встав на защиту матери. Кроме того, это была самая большая мягкая игрушка в магазине.

Как только я поднимаюсь по ступенькам крыльца, входная дверь со скрипом открывается, и оттуда выходит самая красивая маленькая девочка, которую я когда-либо видел.

«Моя маленькая девочка».

На ней белое платье в клубничку, красные ковбойские сапожки, а длинные темные волосы убраны в сторону и скреплены большой заколкой в виде клубники.

Она идеальна, и она моя.

— Привет, Ханна, — приветствую я ее, прочищая горло, когда слышу, как хрипло это прозвучало.

— Привет, — шепчет она, нервно теребя волосы.

Я смотрю мимо нее и вижу за сетчатой дверью Райан, на ее лице отражается боль, когда она остается в стороне, предоставив нам этот момент. Горечь и гнев, которые я пытаюсь скрыть, начинают пробиваться сквозь мое спокойствие, но мне удается их подавить и сосредоточиться на дочери.

— Я надеялся, что мы сможем немного поговорить и узнать друг друга. Ты не против? — в ожидании ответа дыхание застревает в груди.

К счастью, она кивает, давая мне шанс хотя бы попытаться все исправить.

Райан выбирает именно этот момент, чтобы появиться.

— Хотите зайти или посидите на веранде?

Я смотрю на Ханну, позволяя ей решать.

Она показывает на качели на крыльце.

— Если не против, я люблю качаться.

— Тогда крыльцо, — говорю я Райан.

— Идите, садитесь. Я принесу вам что-нибудь выпить. — Она уходит, оставляя нас в неловком молчании.

Я следую за Ханной к качелям, она садится, свесив маленькие ножки, а я остаюсь стоять, прислонившись к перилам. Как бы мне ни хотелось сесть рядом с ней, я не хочу ее стеснять.

— Мама сказала, что ты ходишь в садик, — начинаю я.

Она молча кивает, переплетая пальцы на коленях. Похоже, нервничаю не только я.

— Тебе нравится?

— Да, — шепчет она, не поднимая глаз.

Ненавидя неловкость между нами, решаю покончить с этой чушью и первым делом растопить лед извинениями.

— Послушай, Ханна. Мне очень жаль, что вчера ты видела мою реакцию. Я был застигнут врасплох и зол, но мне следовало успокоиться, прежде чем приходить сюда. За это я прошу прощения и действительно сожалею, что напугал тебя.

Впервые с тех пор, как она села, Ханна, наконец-то, смотрит на меня.

— Мне не нравится, когда кто-то кричит на маму. — В ее глазах мелькает та искорка огня, которую я видел вчера, но вместе с ней таится боль, и от этой эмоции меня переполняет раскаяние.

— Мне не следовало обижаться на нее так, как вчера, но я хочу, чтобы ты знала, я сержусь не на тебя.

— Вы все еще на нее злитесь?

На языке вертится ложный ответ, но я решаю его не произносить.

— Да. Мне потребуется какое-то время, чтобы перестать злиться, но обещаю, ты больше никогда не увидишь меня таким злым.

— Вы ее ненавидите? — спрашивает она, продолжая смотреть мне в лицо.

— Нет.

Как бы мне ни хотелось ненавидеть Райан, я не могу, не только из-за нашего прошлого, но и потому, что маленькая девочка, сидящая сейчас передо мной, делает это невозможным.

— Еще я хочу, чтобы ты знала, я не огорчен тем, что у меня есть ребенок, — продолжаю, нуждаясь, чтобы она знала это. — Я расстроен из-за того, что не знал о тебе, — последние слова даются мне труднее, чем я ожидал, в крови пылает не покидающее чувство сожаления.

— Значит, я нужна вам? — ее широко раскрытые, полные надежды глаза бьют меня прямо в грудь с такой силой, что вытесняют весь воздух из легких.

— Да, — выдыхаю, с трудом выговаривая слова. — Ты нужна мне, Ханна. И всегда была нужна, даже когда я о тебе не знал.

Она одаривает меня самой ласковой улыбкой, давая маленькую надежду, что я не слишком сильно напортачил.

— Может, когда-нибудь вы сможете простить маму.

Я киваю, но молчу, потому что сейчас прощение кажется слишком далеким.

Прежде чем кто-либо из нас успевает сказать хоть что-то еще, на веранду с двумя стаканами сладкого чая выходит Райан.

— Я поставлю их вам сюда, ребята. — Она не смотрит на меня, пряча лицо за волосами, но эмоции в голосе говорят, что она слышала наш разговор.

— Спасибо, мама.

— Я буду в доме, если вам что-нибудь понадобится. — Поцеловав Ханну в макушку, она возвращается в дом, даже не взглянув на меня.

Ханна делает глоток чая, затем ставит его рядом с собой и выжидающе смотрит на меня.

— Ну и что теперь?

Откровенно и по существу, — еще одно качество, которое я уважаю.

— А теперь я даю тебе вот это, — протягиваю ей подарочный пакет, мои нервы вновь напряжены.

В ее глазах пляшет возбуждение, когда она берет у меня пакет и, не теряя времени, роется в нем. Тихий вздох наполняет воздух, когда она вытаскивает льва и прижимает его к груди.

— Бини Бу!

От счастья в ее голосе испытываю облегчение.

— Леди в магазине сказала, что они популярны.

— Да, сэр. У меня их три, но они маленькие, потому что большие стоят слишком дорого.

Меня терзает неуместное чувство вины, когда я уже не в первый раз задаюсь вопросом, как все эти годы Райан умудрялась содержать себя и нашу дочь. Я бы позаботился о них, если бы мне предоставили хоть малейший шанс, и мысль о том, что из-за этого моя дочь была лишена чего-то, только усиливает глубоко укоренившийся гнев, горящий внутри меня.

— У моей подруги Джеммы их тридцать, — продолжает Ханна с завистью в голосе. — Когда-нибудь и у меня их будет столько же. Я копила деньги.

Так и знал, что должен был скупить всю чертову стойку. У нее было бы больше, чем у Джеммы. Мне не следовало слушать ту леди.

— Как его зовут? — спрашивает она.

— Э-м… — пытаюсь придумать что-нибудь, но ничего не приходит в голову. — А как ты хочешь его назвать?

— Имя написано у него на попе, глупенький, — говорит она, хихикая, — но я не умею читать. — Она переворачивает льва, показывая мне его зад.

— О, — делаю шаг вперед, чувствуя себя полным придурком, и читаю вышитое имя. — Начо.

«Что за херовое имя?»

— Начо, мне нравится!

Полагаю, имя хорошее.

Она начинает гладить его гриву.

— У меня никогда раньше не было льва. Он даже подходит к моей комнате.

— У тебя розовая комната? — спрашиваю, выуживая любую информацию о ней. То, что я уже должен был знать, но меня лишили этого удовольствия.

— Да, хотите пойти посмотреть?

— Да, хотелось бы.

Хочу знать о ней все. Что ей нравится, а что нет, какие у нее таланты, что она любит делать. Я хочу знать о ней все, но пока начну с осмотра ее комнаты.

— Пойдемте, — говорит она, вприпрыжку вбегая в дом.

Я следую за ней внутрь и вижу, как Райан отскакивает от окна, делая вид, что занята, хотя она явно шпионила.

— Мама, мы идем ко мне в комнату! — сообщает ей Ханна, взбегая по деревянной лестнице.

— Ладно. Я буду… внизу. — Она замолкает, нервно переминаясь с ноги на ногу.

Когда я поднимаюсь по ступенькам, наши взгляды встречаются, мы неотрывно смотрим друг на друга, и воспоминания одно за другим начинают всплывать из моей памяти. Не то чтобы наше прошлое когда-либо оставалось вдалеке от моих мыслей, но в течение последних суток я не мог видеть дальше своего гнева, до этого момента. Испытываемая мною буря эмоций при виде ее, сбивает с толку, и мне это чертовски не нравится.

Как только она исчезает из виду, я следую за Ханной в маленькую розовую комнатку с белой кроватью, комодом и тумбочкой. В углу стоят крохотный белый столик и стул с розовым чайным сервизом.

— У меня такое чувство, что твой любимый цвет — розовый.

Она хихикает, и этот прекрасный звук наполняет мою грудь.

— Да, один из любимых. — Она кладет льва на кровать рядом с куклой и тремя другими маленькими плюшевыми зверушками, о которых она мне рассказывала.

— Знакомьтесь, Снежок, Масло и Лосось. Ребята, это Начо.

Я ухмыляюсь, забавляясь ее представлением. Пока она их рассаживает, блуждаю глазами по спальне и натыкаюсь на фотографию на тумбочке, от которой каждый мускул тела напрягается.

Подойдя, беру рамку, — я на байке, фото сделано без моего ведома.

— Мама дала мне его, — шепчет она, мрачно глядя на меня. — Чтобы я знала, как вы выглядите, и могла желать вам спокойной ночи.

Гнев сжимает грудь, мечась взад и вперед огненным шаром. Она не должна была говорить «спокойной ночи» гребаной фотографии, а я должен был говорить ей «спокойной ночи» в ответ.

Мгновения, которые мне уже никогда не вернуть.

Взяв себя в руки, ставлю фотографию обратно и поворачиваюсь к ней.

— Ханна, ты любишь зоопарк?

От внезапной смены темы она не теряется ни на секунду.

— Да, сэр. Я ходила туда всего один раз, но мне очень понравилось. Мама водила меня на один из моих дней рождения.

Ее ответ только усиливает всепоглощающее чувство негодования. Мне столько всего нужно наверстать.

— Не хочешь сходить со мной? — спрашиваю я.

Ее глаза расширяются.

— Прямо сейчас?

Я ухмыляюсь.

— Нет. Для этого уже слишком поздно, но, может быть, в эти выходные?

— Она в эти выходные не занята, — говорит Райан, входя в дверь. — Ханна, ты хочешь пойти?

Она кивает матери, потом снова обращает свое внимание на меня.

— А мы увидимся с вами до этого?

— Я буду приходить каждый вечер, чтобы повидаться с тобой, — говорю, не утруждаясь спросить Райан. Я не собираюсь выпрашивать встречи с дочерью.

Она улыбается, выглядя довольной таким ответом.

— Тебе пора спать, но завтра мы увидимся.

— Ладно.

Я колеблюсь, еще не готовый оставить ее, но знаю, что это к лучшему, особенно из-за терзающей меня горечи.

— Спокойной ночи, Ханна.

— Спокойной ночи, — шепчет она.

Снедаемый сожалением, спускаюсь по лестнице.

— Я сейчас вернусь, — говорит Райан, следуя за мной вниз.

Я не замедляю своих торопливых шагов, гнев толкает меня вперед.

— Джастис, подожди, — зовет она, выходя за мной на улицу.

— Не сейчас, Райан!

— Прошу, одну минуту.

Я поворачиваюсь к ней, моя грудь вздымается от угрожающей взорваться ярости.

— Чего тебе надо? Говори уже, чтобы я мог убраться отсюда к чертовой матери.

Она тяжело сглатывает, в ее глазах отражаются эмоции, за которые я не чувствую угрызений совести.

— Прости. Я знаю, тебе тяжело.

— Ты ни хрена не представляешь, как мне тяжело. Как больно сознавать, что пять лет жизни моей дочери прошли, а я, как гребаный незнакомец, пытаюсь договориться о встречах!

— Ты можешь приходить к ней столько, сколько захочешь, — выдыхает она, по ее щекам текут слезы.

— Ты чертовски права, могу, и не потому, что ты так сказала. У меня есть права, Райан, в которых ты больше не будешь мне отказывать.

Не говоря ни слова, забираюсь в грузовик и убираюсь оттуда, цепляясь за гнев, разъедающий меня изнутри, потому что это чертовски легче, чем признать боль в груди.

Глава 10

Райан

Наблюдая, как его грузовик исчезает в ночи, мое разбитое сердце терзает глубокая боль, наполнявшая его глаза. Смотреть, как он пытается общаться с Ханной сегодня вечером, было тяжело. Он выглядел таким растерянным, таким... неуверенным, а этот мужчина никогда в жизни ни в чем не сомневался. Не знаю, удастся ли мне когда-нибудь простить себя. И не буду винить Джастиса, если он тоже не сможет.

Вытирая слезы, возвращаюсь в дом и поднимаюсь по лестнице, обнаруживая Ханну на кровати в обнимку со львом и смотрящую на фотографию своего отца. Она тоже выглядит немного потерянной и неуверенной.

— Привет, — говорю тихо, стараясь держать эмоции под контролем.

— Привет, мамочка.

Прохожу в комнату и сажусь рядом с ней на кровать.

— Как ты себя чувствуешь?

Она пожимает плечами.

— Нормально.

— Тебе понравилась ваша с ним встреча?

— Наверное. У нас было не так много времени. — Разочарование в ее голосе отзывается болью в сердце. Ей бы хотелось провести с ним больше времени, но я могла сказать, что Джастис приближался к тому, чтобы вновь потерять самообладание, особенно, увидев фото.

— Все прошло быстро, — соглашаюсь я, — но он вернется завтра и, уверена, немного задержится. Может, придумаешь что-нибудь, чем бы вы могли заняться вместе.

— Например? — спрашивает она.

Я пожимаю плечами.

— Почему бы тебе не составить список? Ты могла бы поделиться тем, что тебе нравится. Вроде любимой еды или фильма.

— Хорошая идея. — Она улыбается с еще большей надеждой, чем секунду назад. — Ты поможешь мне все написать?

— Конечно, но утром, ладно? А сейчас нужно подготовить тебя ко сну.

Мы направляемся в ванную, где она чистит зубы и умывается. Я улыбаюсь, наблюдая, как она делает все сама, не веря, насколько быстро бежит время. Такое чувство, будто только вчера она спала в моих объятиях, пока я пела ей колыбельную, а она сосала бутылочку.

В свои пять лет она более взрослая, чем большинство детей ее возраста. Она уверенная в себе, независимая, и в ее душе горит огонь, который я видела лишь у одного человека…

Я позволяю этой мысли сникнуть, прежде чем меня снова захлестнет чувство вины. Как только она заканчивает, я вновь укладываю ее в постель и накрываю одеялом. Она тянется ко льву, прижимая его к своей маленькой груди.

— С его стороны было очень мило сделать тебе такой особенный подарок, — говорю я, наклоняясь, чтобы потрогать мягкую игрушку.

— О да. Я люблю Начо! — на ее личике появляется улыбка, освещающая всю комнату, но быстро сникает. — Мне очень хочется пойти с ним в зоопарк, но я немного боюсь.

— Это нормально. Держу пари, он тоже нервничает.

— Не знаю, — говорит она, — по-моему, он ничего не боится.

Раньше я думала то же самое, но сегодня увидела все в ином свете. Сегодня вечером, когда он смотрел на нашу дочь, я увидела эмоции, которых не замечала в нем до этого. Если кто-то и может прорваться сквозь его барьеры, то не сомневаюсь, что это маленькая девочка, лежащая передо мной. В ней есть свет, который необратимо меняет людей.

— Все будет хорошо. Вот увидишь, — заверив ее, наклоняюсь и целую в щечку. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, мамочка, — она поворачивается на бок и смотрит на фотографию Джастиса. — Спокойной ночи, папочка, — шепчет она.

Сдерживаемые мной слезы, катятся по щекам. Я отворачиваюсь, прежде чем она их увидит, и иду к двери, но то, что она говорит дальше, останавливает меня.

— Он не ненавидит тебя, ты же знаешь. Он даже сказал мне об этом.

Я закрываю глаза, проглатывая комок в горле. Ради нее я оборачиваюсь с самой лучшей улыбкой, на какую только способна.

— Я знаю. Не беспокойся обо мне. Я в порядке.

Она кивает, но не выглядит убежденной.

— Спокойной ночи, — повторяю, затем выхожу и закрываю за собой дверь. Упираюсь в нее спиной и делаю болезненный вдох.

В конце концов, спускаюсь вниз, чтобы сделать себе чай, нуждаясь в чем-то теплом, чтобы изгнать поселившийся внутри меня холод. С горячей кружкой в руках устраиваюсь в гостиной и оглядываю крошечный фермерский домик, который снимаю последние шесть лет. Как бы я ни была благодарна Тэтчеру за то, что она помог мне его подыскать, не могу не задаться вопросом, где бы я оказалась сейчас, пойди события той ночи много лет назад по-другому. Я часто об этом думаю.

Что, если бы я пришла в квартиру Джастиса, а той девушки там не было, и мы находились бы только вдвоем, и я смогла бы ему все рассказать? Где бы мы все сейчас были? Уехал бы он со мной из города? Или заставил бы меня остаться?

Не сомневаюсь, что последнее. Джастис ни от чего не бежит, и, как бы трусливо я ни поступила, мы с Ханной жили гораздо более мирной жизнью. Никаких обвиняющих взглядов от известных людей в том городе, чему я отказываюсь когда-либо подвергать свою дочь.

А еще есть Дерек. При мысли о нем у меня по спине пробегает дрожь, когда я вспоминаю ту роковую ночь. В ту ночь я увидела чудовище, каким он на самом деле и является, и как близко он подошел к тому, чтобы овладеть моим телом, в котором рос мой ребенок.

Теперь он мэр Винчестера, что нисколько меня не удивило, когда Тэтчер сказал об этом. Его готовили к этой должности с самого рождения. Именно так семьи-основатели сохраняют контроль над городом, следя за тем, чтобы все их люди оказались на нужных позициях. Если вы угрожаете их планам — они вас устранят.

Это очень важная причина, по которой я уехала. Мои родители увидели бы в Ханне угрозу, а не благословение, которым она является. Она погубила бы их драгоценную репутацию, и именно поэтому я никогда не вернусь в этот город. Несмотря ни на что, я буду защищать ее от этого зла.

Глава 11

Джастис

На следующий день я подъезжаю к Райан с очередным подарком в руке, на этот раз с одной розовой розой. Я впервые покупаю цветы. В магазине я чувствовал себя таким же потерянным, как и с дочерью, и мне это, черт возьми, ненавистно. Она заслуживает от меня большего, но я не знаю, как ей это дать.

Райан выходит на крыльцо, и я останавливаюсь на полпути. Путешествую глазами по ее телу, восхищаясь тем, что был слишком зол признать. Каштановые волосы в беспорядке собраны на макушке, несколько случайных прядей прилипли к хорошенькому личику, которое за эти годы повзрослело и стало еще красивее. Короткий черный сарафан свободно облегает тело, но никак не скрывает изгибы, которые, я знаю, под ним есть.

Летняя жара покрыла влагой светлую кожу, напоминая, каково это было — чувствовать ее своим телом, когда я входил в нее, заставляя выкрикивать мое имя. Всего за месяц до того, как она исчезла, забрав с собой мою дочь.

Напоминание, как ведро холодной воды, гасит пламя желания.

— Где Ханна? — спрашиваю, отказываясь от любого приветствия.

Вспышка боли в ее глазах беспокоит меня больше, чем я готов признать.

— Сейчас придет. Можешь присесть на качели. Если только не хочешь войти и… — ее слова затихают, когда я поднимаюсь по ступенькам и направляюсь к качелям. — Ладно, — бормочет она.

Как и вчера, я прислоняюсь к перилам и жду.

— Хочешь что-нибудь выпить? — спрашивает она, продолжая быть вежливой.

Я лишь качаю головой. В данный момент я слишком зол, чтобы ответить взаимностью.

Скрежеща зубами, она выпячивает подбородок, и мне доставляет некоторое удовольствие наблюдать за ее реакцией. Эгоистично желаю, чтобы она чувствовала тот же гнев и боль, которые она вызвала во мне.

Она, наконец, решает сдаться и возвращается в дом, когда она уходит прочь, подол сарафана дразняще покачивается, открывая взору верхнюю часть кремовых бедер. Мои пальцы дергаются от желания задрать ткань на бедра, перегнуть ее через перила и вытрахать из себя всю обиду, которую я к ней испытываю. Может, тогда я смогу с ней поговорить.

Выдохнув, провожу рукой по волосам и беру себя в руки. Сейчас у меня единственная забота — моя дочь. Как только я разберусь с ней, примусь за Райан.

Будто призвав ее мыслями, сетчатая дверь со скрипом открывается и выходит Ханна, выглядя такой же красивой и совершенной, как и прошлым вечером. Она останавливается всего в нескольких футах от меня, держа в руках какие-то бумаги и выглядя такой же взволнованной, как и я.

— Привет, — приветствую я ее первой.

— Привет, — шепчет она, заправляя прядь волос за ухо.

Не зная, с чего начать, протягиваю ей розу.

Ее улыбка проникает мне в грудь, прогоняя гнев, который я чувствовал всего несколько мгновений назад. Она делает шаг вперед и берет ее у меня.

— Спасибо. Мне никогда раньше не дарили цветов.

— Значит, это впервые для нас обоих, потому что я никогда раньше их не покупал.

Это признание, кажется, только еще больше ее обрадовало.

— У меня тоже есть кое-что для вас. — Она протягивает мне один из листков бумаги.

Удивленный, беру его и смотрю на красочный рисунок. На нем изображены два человечка, держащиеся за руки. Высокий и маленький, с шеями длиннее, чем тела. Они стоят рядом с тем, что, как я предполагаю, является мотоциклом, но сказать трудно. Голубое небо окрашена радугой, то тут, то там нарисованы трава, холмы и птицы. Внизу нацарапано: «С любовью, Ханна».

Это самая совершенная мешанина, какую я когда-либо видел.

— Ты нарисовала это для меня? — спрашиваю я, голос грубее, чем я ожидал.

— Да, сэр. Это мы с вами.

Я продолжаю смотреть на рисунок, не в силах подобрать правильные слова для своих чувств.

— Я собиралась вас подписать, но не знала, как, — говорит она, и ее слова срываются на шепот.

Я ловлю ее взгляд и ненавижу неуверенность, которую нахожу в нем. Присев на корточки, опускаюсь на один уровень с ней.

— Наша ситуация немного отличается от большинства, не так ли?

Она кивает.

— Как ты хочешь меня называть?

Она отвечает пожатием плеч, но в ее глазах отражается совершенно другое.

— Как ты всегда меня называла?

— Папочка.

Это слово ударяет меня прямо в гребаную грудь, достигая мест, о существовании которых я и не подозревал, мест, которые, как мне казалось, исчезли навсегда.

— Хорошо. Я хочу, чтобы ты называла меня так, потому что я и есть твой папа.

Она улыбается, довольная таким ответом.

— Понимаю, нам нужно многое уладить, — говорю я. — Но никогда не сомневайся, кто я для тебя. Я твой отец и никуда не уйду. Хорошо?

Она кивает, затем поднимает другой листок бумаги, который держит в руке.

— Мама помогла мне составить список моих любимых вещей, чтобы мы могли лучше узнать друг друга. Хотите послушать?

— Да, очень.

Я хочу знать каждую секунду ее жизни. Каждую деталь.

Мы садимся на качели, и она пододвигается ближе ко мне. Так близко, что ее маленькая ножка прижимается к моей, легкое прикосновение вызывает множество эмоций, грохочущих внутри меня.

— Я помню почти все, но, возможно, вам придется немного помочь мне с чтением, — говорит она, почесывая маленькую щечку.

— Без проблем.

— Мой любимый цвет — розовый, вы уже знаете, — начинает она, бросая на меня взгляд, на который я киваю. — Моя любимая еда — мороженое. Хотя мама говорит, что это не настоящая еда.

Я ухмыляюсь.

— Какой вкус?

— В основном клубничное, но шоколадное я тоже люблю.

— Хороший выбор.

— А у вас? — спрашивает она, пристально глядя на меня.

Мне требуется мгновение, чтобы придумать ответ.

— Наверное,шоколадное.

— Похоже, вы не очень-то уверены.

Я усмехаюсь, забавляясь тем, как она бросает мне вызов, не многие так смогут.

— Я почти его не ем. Вот почему.

Она кивает и снова смотрит в листок.

— Я люблю слушать Тейлор Свифт. У нее много моих любимых песен. Вы ее знаете?

— Знаю, но никогда раньше не слушал.

— Кого вы слушаете?

Я пожимаю плечами.

— Мне нравится много всего, но AC/DC — моя любимая группа.

— Я их не знаю.

Я ухмыляюсь.

— Не удивительно. Они несколько старше.

Она протягивает мне ручку.

— Не могли бы вы написать одну из их песен, чтобы я потом ее послушала?

— Конечно. — Я беру у нее ручку и пишу «Thunderstruck», пытаясь вспомнить, ругаются там или нет. Надеюсь, последнее.

— Спасибо. А моя любимая — «Shake It Off», если захотите послушать.

— Э-э, ладно.

Она смотрит вниз, переходя к следующему пункту в своем списке.

— Мой любимый фильм — «Храбрая сердцем». Она также моя любимая принцесса, потому что знает, как стрелять из лука и надрать врагу зад.

Я поднимаю бровь.

— Тебе нравится стрельба из лука, да?

— Да, сэр.

Теперь мы кое-чего достигли.

— У меня есть пластмассовый лук, потому что настоящий не разрешает мама. Она говорит, что это слишком опасно.

— Да, если не использовать их должным образом.

— Вы умеете им пользоваться? — спрашивает она.

— Да. Когда-нибудь я покажу тебе, как это делается.

— Серьезно? — спрашивает она, ее глаза освещают каждый темный уголок внутри меня.

— Да. Серьезно.

— Как здорово! Если я научусь этому и буду ездить верхом, то стану такой же, как Мерида.

Понятия не имею, кто эта цыпочка «Мерида», но не сомневаюсь, что она не так крута, как девчушка, сидящая рядом со мной.

Она продолжает рассказывать мне все, начиная с ее любимой книги и заканчивая тем, чем ей нравится заниматься. Я ловлю каждое слово, завороженный информацией, которой она делится. Это именно то, что мне нужно — знать свою дочь.

Проходит два часа, прежде чем на улицу выходит Райан, с сожалением сообщая Ханне, что пора укладываться спать.

— Ох, божечки! — ее разочарование схоже с моим. Она смотрит на меня с надеждой. — Вы завтра вернетесь?

— Каждый вечер, — обещаю я.

— Круто. Я придумаю для нас еще вопросы.

— Отлично.

Она встает и неловко смотрит на меня, тишина заполняет воздух между нами.

Мои руки сжаты в кулаки, внутри идет война за решение — притянуть ее к себе для объятий или нет. В конце концов, я воздерживаюсь, не желая испортить вновь приобретенное положение.

— Пока, — тихо бормочет она.

— Пока.

Она поворачивается, чтобы уйти, но делает всего несколько шагов, прежде чем разворачивается и бежит ко мне. Я опускаюсь на колени как раз вовремя, чтобы обнять ее, обхватив маленькое тельце руками, а она обнимает меня за шею.

— Спокойной ночи, папочка, — шепчет она.

Мне требуется все силы, чтобы удержать эмоции под контролем, весь мой мир переворачивается с ног на голову.

— Спокойной ночи, Ханна.

Я не делаю ни малейшего движения, чтобы отпустить ее, впитывая каждую секунду и пытаясь наверстать потерянные годы. Когда я больше не могу тянуть время, ослабляю хватку, и она возвращается в дом, оставляя меня с пустотой, которую я никогда не испытывал ранее.

Райан смотрит на меня с сожалением в глазах, но оно даже близко не стоит к тому, что сжимает мою грудь.

— Не подождешь меня здесь? Хочу тебе кое-что показать.

Я киваю, в основном потому, что не могу пошевелиться. Я прикован к месту, зная, что после этого объятия уже никогда не буду прежним.

***

Райан

Уложив Ханну, выхожу из ее комнаты с переполненным чувствами сердцем от ее взволнованного рассказа от встречи с Джастисом. Я так горжусь ею за то, что она проявила храбрость и сделала первый шаг. Было видно, что ему хотелось, но он не знал, как. Тоска в его глазах разбила мне сердце, поэтому я попросила его подождать. Хочу дать ему что-то, что не компенсирует причиненную мною боль, но, возможно, поможет заполнить некоторые пробелы.

Схватив альбом, оставленный на скамейке возле входной двери, я выхожу на веранду, от нервов мои руки практически дрожат. После его холодного приема, когда он впервые сюда приехал, я не уверена, насколько хорошо все пройдет.

При моем приближении он вскидывает голову, и сердце сжимается в груди от страдания, отразившегося на его лице.

— Похоже, вы хорошо провели вечер, — тихо начинаю я.

Он кивает, но больше ничего не говорит.

Собравшись с духом, я протягиваю ему альбом.

— Это детский альбом Ханны. Подумала, ты захочешь взглянуть.

Он берет его у меня, глядя на мягкую обложку в желтую клетку.

— Там все записано, вместе с фотографиями. Даже прядь волос с ее первой стрижки.

Он открывает его на первой странице и читает ее полное имя и вес при рождении:

Ханна Джастис Крид

Родилась 28 июля 2013 года

5 фунтов 2 унции

Он касается пальцами ее второго имени.

— Так вот что значит «Джей».

— Да.

Поскольку его не было рядом, чтобы помочь выбрать ей имя, это был мой способ сделать его частью этого. Лично мне нравится. Оно уместно, и вся причина, по которой Тэтчер называет ее Ханной Джей; это также его способ сохранить Джастиса в нашей жизни.

На следующей странице — моя фотография за несколько дней до родов. Тэтчер заехал проверить, как у меня дела, и мы отправились на прогулку в соседнее поле. В то время как я чувствовала себя китом, пыхтя и отдуваясь, когда пробиралась сквозь заросли, он сделал эту фотографию, сказав мне, что нет ничего прекраснее женщины, вынашивающей ребенка. В тот день я назвала его лжецом и рассмеялась, пока не увидел эту фотографию.

Это моя самая любимая фотография. Солнце светило так ярко, переливаясь красными и золотыми искрами в моих каштановых волосах и танцуя на коже. Длинное белое платье-макси идеально дополняло момент. Несмотря на то, что я пребывала в ужасе от того, что меня ожидало в будущем, я выглядела так, будто всегда была там, где должна была быть. Готовая начать следующую главу своей жизни со своей драгоценной малышкой.

Джастис переворачивает страницу, переходя к фотографии Ханны, когда она только родилась, ее еще даже не вымыли.

— Она была такой маленькой, — бормочет он, прикасаясь к фотографии.

Я храбро сажусь рядом с ним на качели, оставляя между нами приличное расстояние.

— Она появилась у меня раньше, чем ожидалось. Она была маленькой, но сильной.

— Почему она родилась так рано? — спрашивает он.

— У меня было высокое кровяное давление, и из-за этого начались преждевременные роды. Врачи сделали все возможное, чтобы остановить это, но Ханна была полна решимости дебютировать раньше, поэтому мне пришлось сделать экстренное кесарево сечение.

Наконец, он смотрит на меня, его темные глаза встречаются с моими.

— Что это значит?

— Ее извлекли хирургическим путем. — Я улыбаюсь, видя на его лице панику. — Это случается чаще, чем ты думаешь. Простая процедура. Только процесс восстановления более длительный.

Он снова смотрит в альбом, его мысли трудно прочитать. Он переворачивает страницу и останавливается на фотографии Тэтчера с Ханной на руках. Тишина наполняет воздух, его тело напрягается.

— Он пытался до тебя дозвониться, — шепчу я.

— Не надо, — скрипит он зубами. — Я не обсуждаю с тобой отца.

Нервно сглотнув, тупо игнорирую его предупреждение и продолжаю.

— Джастис, знаю, ты злишься.

С его губ срывается горький смех.

— Злюсь — чертовски мягко сказано.

— Понимаю, но это не его вина. Он пытался заставить меня сказать тебе.

Он швыряет альбом между нами, заставляя меня подпрыгнуть, и встает.

— Тогда какого хрена ты этого не сделала? У тебя было шесть лет, Райан!

— Потому что была напугана, — говорю, стараясь не обращать внимания на угрожающие поглотить меня эмоции. — К тому времени, как она у меня появилась, и с каждым пройденным месяцем, я боялась все больше. Беспокоилась, как ты отреагируешь. Боялась, что заставишь нас вернуться туда, чего я не могла сделать. И все еще не могу.

Теперь, когда я высказала это вслух, решаю поставить на карту все. Единственная жертва, которую я не принесу.

— Я не могу вернуться в Винчестер, Джастис. Только не к моей семье и всему остальному.

— А как же моя гребаная семья?

— Твоим братьям всегда здесь рады.

— Им не придется ехать несколько часов, чтобы ее увидеть. Они не должны назначать встречи, и я тоже. Я говорил с адвокатом. У меня тоже есть права, черт побери!

От этого признания кровь стынет в жилах, страх, как смертоносная змея, обвивает сердце.

— Ты говорил с адвокатом?

— Конечно. Что, черт возьми, прикажешь мне делать?

— Ты собираешься бороться за опеку? — вопрос едва протискивается сквозь панику, сковывающую горло.

От его молчания и каменного лица по венам пробегает ужас.

— Отвечай!

Он отрицательно качает головой.

— Я не собираюсь поступать так с тобой. Не сейчас. — Он поворачивается ко мне спиной и начинает спускаться по лестнице, направляясь к грузовику.

Это заставляет меня вскочить на ноги и сбежать за ним по шатким ступенькам.

— Не смей угрожать мне и уходить, Джастис Крид! — когда он не замедляет шага, я выскакиваю перед ним, ударяя кулаками ему в грудь. — Ты не заберешь мою дочь! Слышишь?

Боль, страх и гнев взрываются одновременно. Слезы заливают мое лицо, когда я набрасываюсь на него, молотя кулаками в грудь. Он хватает меня за запястья и прижимает мое извивающееся тело к грузовику. Прежде чем я успеваю предугадать его следующий шаг, его рот обрушивается на мой, доминируя над ним так, как может только он.

Земля уходит из-под ног, я задыхаюсь и прекращаю бороться. Он использует эту возможность, проникая языком внутрь, беря то, что хочет, поражая мое сердце, как никто другой. Поцелуй яростный и карающий, разжигающий огонь и гнев между нами. Его незабываемый, мощный вкус проникает глубоко в меня.

Сжав пальцами его волосы, отвечаю на каждый его сердитый удар. Он заводит руки мне над головой, удерживая их там, а его мощное бедро вклинивается между моих ног, прижимаясь к заветному местечку, посылая ударные волны по всему телу.

Приподнявшись, трусь о его бедро, с жадностью стремясь к ошеломляющему удовольствию.

Это было так давно — слишком давно.

Оргазм захлестывает меня, как ураган, поглощая каждое нервное окончание. Я тону в нем, хныча ему в рот, слишком потерявшись во всем этом, чтобы смутиться от быстрого удовольствия.

Одной рукой он стискивает мою челюсть, прижимая мою голову к грузовику, резким укусом он впивается в мою нижнюю губу. Языком чувствую металлический привкус крови, а затем Джастис отрывается от моего рта.

Его разъяренное лицо нависает надо мной, глаза дикие от похоти, но гнев все еще там, так же заметен, как и раньше.

— У нас могло бы быть все так хорошо, Райан.

Глядя на него, хватаю ртом воздух, сердце болезненно бьется с каждым глотком.

— Только у нас или у твоих братьев тоже?

Его челюсть сжимается.

— Ты же знаешь, что это не так.

— Черта с два, — возражаю я. — Мы оба сделали выбор, Джастис. И нам с ним приходится жить. За свой я отвечаю, настало время тебе ответить за свой. Как думаешь, что я почувствовала, придя к тебе домой, чтобы рассказать о беременности, и обнаружив вас с братьями, трахающих ту девку?

Боль, которую приносит воспоминание, пронзает меня так же сильно, как и много лет назад.

— Я и пальцем ее не тронул.

Истина в его глазах потрясает все мое существо.

— Но... ты был раздет. Ты…

— Я только вышел из душа, — заканчивает он за меня. — И ты бы это узнала, если бы осталась и позволила мне объяснить.

На мгновение закрываю глаза, новость вызывает бурю эмоций.

— Как бы то ни было, это не меняет ситуации. Я не буду растить дочь в городе, где все спрашивают, кто ее отец. Где ей придется выслушивать шепотки и слухи.

Он смотрит на меня сверху вниз, но я не позволяю ему говорить, во мне снова вспыхивает гнев.

— Если ты думаешь, что заберешь ее у меня, то тебе лучше приготовиться, потому что враги, в которых ты всаживаешь пули, покажутся тебе гребаными святыми по сравнению с боем, который я тебе устрою.

Он ухмыляется, забавляясь угрозой.

— Да неужели?

— Так и будет, черт возьми.

Он теснит меня своим большим телом, приближая ко мне суровое лицо. Я стою на своем, отказываясь поддаваться его тактике запугивания.

— Как бы мне ни хотелось причинить тебе боль, дочь я люблю больше. Но выслушай меня сейчас, Райан. Ты больше не принимаешь решений. Она и мой ребенок тоже, и я возьму то, что принадлежит мне. — Его пальцы касаются моих распухших губ. — Абсолютно все.

Глава 12

Джастис

К тому времени, как наступает суббота, я более чем готов провести целый день с дочерью. С каждым визитом мне все легче, и наши отношения становятся все более комфортными, но мы все еще далеки от того, чего я хочу.

Она может говорить часами, и это прекрасно, потому что я мог бы слушать ее также долго, ни разу не заскучав. Я понял, что у нас больше общего, чем я думал. Она пришла в восторг, когда я рассказал ей о своей работе. По крайней мере, от ее детской версии, потому что как объяснить ребенку, что ты стреляешь в людей, чтобы выжить, даже если это ради своей страны. Она была так очарована, что даже спросила, не покажу ли я ей однажды как стрелять. В тот момент я не мог испытывать большей гордости.

Я позабочусь о том, чтобы она выросла, точно зная, как защитить себя, точно так же, как Тэтчер учил нас. Хотя, если когда-нибудь возникнет необходимость в защите, угроза будет устранена еще до того, как у нее на горизонте возникнет необходимость позаботиться о себе самой. Я возьму это в свои руки.

После наших долгих разговоров она заключает меня в объятия, которые я чувствую всю ночь. Каждое из них глубоко запрятано в сердце, заставляя тосковать по тому моменту, когда я получу следующее.

Отношения между нами с Райан по-прежнему натянутые. Мы почти не разговаривали. Не считая обмена телефонными номерами, она держится от меня подальше, а я — от нее. Она больше не просила меня задержаться, не после последнего раза.

С тех пор меня каждую ночь преследовал ее образ, трахающей мою ногу и распадающейся на части. Я вел себя с ней как мудак, и знаю это, но все, что я сказал, — было на полном серьезе. Она больше не принимает решений. Ханна и мой ребенок тоже, и у меня есть право голоса относительно нашего будущего. Она достаточно долго отказывала мне в этой привилегии.

Я много размышлял над тем, что она сказала, особенно над тем, что из-за разговоров, которые ходят о нас с братьями, Ханне не место в Винчестере. Лично я считаю это чушью. Да, у нас есть репутация, но люди, говорящие о нас дерьмовые вещи, ничего о нас не знают, и, будь я проклят, если позволю им влиять на мою семью, особенно на дочь.

У меня нет намерения сразу же вырывать Ханну из привычной ей жизни, не сейчас, когда близится выпускной и наступает лето, но Винчестер не исключен из повестки дня, как думает Райан. Я буду терпелив, но только до поры до времени.

Братья хотят с ней познакомиться, и я тоже этого хочу. В конце концов, я хочу вернуться домой со всей семьей, включая Райан. Когда придет время, я снова затрону эту тему, но без привлечения адвокатов. Так или иначе, мы с Райан разберемся.

Первое, что я вижу, подъезжая к дому, — улыбающееся личико Ханны в окне. Когда я выбираюсь из грузовика, она в явном волнении пулей вылетает из двери.

— Привет, папочка, я готова!

Слыша слово «папочка», слетающее с ее губ, я каждый гребаный раз получаю удар в грудь. Никогда от этого не устану, даже если это пугает меня до чертиков.

На ней небольшой рюкзачок, а в руках она держит компакт-диск.

— Мама собрала нам закуски и воду. А я захватила диск Тейлор Свифт, так как у тебя еще не было возможности его послушать.

Прежде чем успеваю сказать хоть слово, из дома выскакивает Райан.

— Ханна Джей Крид! — восклицает она, уперев руки в бока. — Я что, пустое место? Могу я получить прощальное объятие?

Ханна хихикает.

— Прости, мамочка. Я разволновалась. — Она взбегает на крыльцо и прыгает в ее объятия.

Райан крепко ее сжимает, зажмуриваясь от боли, омывающей ее лицо.

Очевидно, для нее это тяжелее, чем она показывает, чему я должен бы радоваться, но по какой-то причине я не рад.

— Я люблю тебя, — шепчет она. — Повеселитесь, ладно?

— Не волнуйся, повеселимся.

Как только она опускает Ханну, наши взгляды встречаются.

— Как долго вас не будет?

— Я привезу ее домой до ужина.

Она кивает и выглядит так, будто хочет сказать что-то еще, но не говорит. Вместо этого одаривает нашу дочь улыбкой и возвращается в дом. Мои глаза следят за каждым ее шагом, пока она не скрывается из виду.

— Готов? — спрашивает Ханна, снова привлекая мое внимание.

— Да, поехали.

Я провожаю ее к пассажирскому сиденью с намерением помочь подняться, но она делает это сама, хоть и не без труда.

— Божечки, какой огромный грузовик, — говорит она, пыхтя и сопя, пока устраивается.

С ухмылкой наклоняюсь и пристегиваю ее, убеждаясь, что она в безопасности. После того, как я захлопываю ее дверцу и усаживаюсь за руль, она тут же передает мне диск.

— Седьмая — моя любимая.

Я долго смотрю на диск, потом неохотно беру и вставляю в плеер, которым никогда не пользовался. Предпочитаю вести машину в тишине.

Динамики ревут, энергичный темп заполняет грузовик, — дерьмо, которое я никогда бы не стал слушать. Если бы братья могли видеть меня сейчас, то чертовски бы повеселились.

Тем не менее, когда я смотрю на дочь, улыбающуюся от уха до уха и постукивающую в такт ногой, когда она пытается подпевать исполнительнице, я знаю без сомнения, что эта жертва стоит моей гордости.

Больше половины пути мы не разговариваем, в основном потому, что она слишком занята пением, которое я с удовольствием слушаю, даже если это музыка не моего жанра.

— Ты куришь? — спрашивает она в середине песни, глядя на меня и морща носик.

— Да, а что?

— У тебя в грузовике пахнет.

Я надеялся, что достаточно его проветрил, но, как оказалось, нет.

— Знаешь, это не очень полезно для здоровья.

— Как и мороженое, — говорю я, улыбаясь ей.

— Верно. — Она кивает. — Но мороженое не убивает.

Воздерживаюсь от комментария, что мы все когда-нибудь умрем, так что вполне можем делать то, что нам нравится. Курение — привычка, которую я приобрел еще до того, как попал в тот ад, который называли приютом. Оно меня успокаивает, усмиряет зверя, преследующего меня в самые темные ночи. Я никогда не сомневался в этом... до сих пор.

Бросаю взгляд на Ханну, которая продолжает наблюдать за мной.

— Тебя это беспокоит?

Она пожимает плечами.

— Я просто не хочу, чтобы ты умер, тем более, когда мы только нашли друг друга.

От этого признания грудь сжимается.

— Об этом можешь не беспокоиться. Я никуда не денусь.

«Потребуется гораздо больше, чем сигареты, чтобы разлучить нас».

На данный момент она, кажется, удовлетворена таким ответом, но, полагаю, с этой привычкой мне придется быть более осторожным.

Мы добираемся до зоопарка минут за двадцать. Выбравшись наружу, помогаю Ханне спуститься и, пока она снова надевает рюкзак, смотрю, как толпа людей проходит через вход.

Когда дочь находится рядом с таким количеством людей, я чертовски нервничаю. Никогда не знаешь, что за человек или враг ходит среди них.

— Все время держись рядом со мной, хорошо? — говорю я ей.

Она кивает, затем протягивает руку и обхватывает меня своими крошечными пальчиками. Я смотрю вниз на наши соединенные руки, ее маленькую ладошку, полностью утонувшую в моей большой руке, и терзаюсь эмоциями, которые не могу определить.

Мои пальцы сжимают ее кисть, я цепляюсь не только за нее, но и за этот момент, единственный определяющий момент, который ничего не значит для обычного родителя, но полностью меняет мою жизнь.

Мы подходим к воротам, чтобы купить билеты, затем я тяну Ханну в сторону, где лежат карты, чувствуя себя совершенно потерянным.

— Куда сначала? — спрашиваю я.

— К обезьянам!

Пробираясь сквозь толпу, мы направляемся в сторону тропического леса.

Глаза Ханны широко раскрыты; улыбка еще шире, когда она осматривает все вокруг.

— Вон там львы, — показывает она. — Хочешь, после пойдем туда?

— Как скажешь. Это твой день.

— Наш день, — поправляет она.

Я киваю.

— Наш день.

Мы входим в помещение с обильной растительностью и высокой влажностью.

— Смотри, вон там, на дереве! — отпустив мою руку, она подбегает к стеклу, где стоит кучка детей, ее глаза прикованы к обезьяне, прыгающей с ветки на ветку. — Смотри, и там тоже. — Она показывает вниз, где горилла держит своего детеныша. — Разве они не изумительны? — шепчет она, прижимая руки к стеклу.

— Да, — мой ответ не имеет никакого отношения к животным, а только к маленькой девочке передо мной.

Вытащив телефон, я делаю снимок, желая запечатлеть момент и сохранить его навсегда. Я также посылаю его Райан, не в силах выкинуть из головы ее печальные глаза с тех пор, как мы уехали.

Не прошло и минуты, как телефон издает сигнал.

Райан: Спасибо, ты даже не представляешь, как мне это было нужно. Я уже по ней скучаю.

Я: Пришлю больше в течение дня.

Райан: Спасибо. Веселитесь!

Убрав телефон в карман, возвращаю внимание к Ханне, которая идет вдоль стекла, следуя за двумя маленькими обезьянками.

— Мне кажется, это детеныши, — говорит она.

— Похоже на то.

— Интересно, это брат и сестра?

Я молчу, потому что не имею ни малейшего понятия.

Она задумчиво смотрит на них, наблюдая, как они играют.

— Надеюсь, когда-нибудь у меня будет брат или сестра, с которыми я смогу играть.

Я весь напрягаюсь. Она произнесла это небрежно, не имея ни малейшего представления, что это на самом деле означает.

Мысль, что у Райан будет еще один ребенок от кого-то другого, приводит меня в ярость. А также заставляет задуматься, была ли она с кем-то еще. Пытался ли кто-то стать отцом моей дочери? При одной мысли об этом мне хочется всадить пулю им между глаз. Пока я хожу по этой земле, никто другой и на пушечный выстрел не подойдет к моей дочери.

— Хочешь пойти посмотреть на львов? — спрашивает она, понятия не имея, в каких мучениях я пребываю.

— Да. Пойдем.

Выйдя на улицу, она снова берет меня за руку, и я решаю, что никогда ее не отпущу, никогда не дам никому другому возможности держать ее так.

— Сколько раз ты был в зоопарке? — спрашивает она.

— Ни разу.

— Никогда?

Я качаю головой, забавляясь недоверием в ее голосе.

— Как же так? Разве папа Тэтчер никогда не брал тебя с собой?

Имя отца напоминает мне о предательстве, вонзившемся в грудь, но я изо всех сил стараюсь отогнать это чувство, не позволяя ему разрушить мое время с дочерью.

— Я был старше, когда жил с Тэтчером. Слишком взрослый для зоопарка.

— Что ты имеешь в виду? Разве ты родился не ребенком?

Я ухмыляюсь тому, как работает ее мозг.

— Да, но я родился не у Тэтчера, хотя он мой отец.

Она смотрит на меня, выглядя чертовски смущенной, и я ее не виню.

Я отвожу ее в сторону, решив, что сейчас самое подходящее время, чтобы объяснить ей это. Сев на корточки, смотрю ей в лицо.

— Иногда наша семья — не те люди, у которых мы родились. Я не родился у Тэтчера, но он мой отец, потому что любил меня и воспитал таким, какой я есть сейчас. Он дал мне дом, когда его у меня не было.

— У тебя не было дома? — шепчет она, опустошенная этой мыслью.

— Какое-то время нет.

— А где тогда ты жил?

— На улицах.

Ее маленькие губки приоткрываются в судорожном вздохе.

— А твои родители? Где были они?

Скрежещу зубами от обжигающей боли, которая зарождается в груди и бурлящим потоком устремляется в живот, когда единственный ужасный момент моей жизни пытается выбраться из глубин ада.

— Родного отца я не знаю, а мать умерла.

— Мне жаль, — шепчет она, ее маленькая губка дрожит от переживания.

«А мне нет».

Воздерживаюсь от того, чтобы произнести это вслух, и продолжаю:

— Не переживай за меня. У меня есть Тэтчер и братья, Нокс и Брэкстен. Ты знаешь о них?

— Да, мама немного мне о них рассказывала, а папа Тэтчер говорит обо всех вас, когда мы с ним видимся. Он даже показывал мне фотографии.

Я киваю, благодарный за это.

— Мы не кровные братья, но они мои братья во всех смыслах этого слова. Мы заботимся друг о друге, любим друг друга как родные. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Думаю, да, — говорит она. — Но мы с тобой... мы ведь кровная семья, да?

— Да.

Она — единственное живое существо на этой земле, в чьей крови мое ДНК. Подарок, которым я буду дорожить вечно.

Она застает меня врасплох, когда приближается и обнимает за шею.

— Я рада, что ты мой папа, — шепчет она полным слез голосом.

У меня такое чувство, будто я только что проглотил тысячу лезвий.

— Я тоже, Ханна. Больше, чем ты можешь себе представить.

Не готовый ее отпустить, поднимаюсь вместе с ней на руках, я никогда не чувствовал ничего более совершенного. Я несу ее ко львам, где мы наблюдаем за ними через ограждение. Животные снова ее завораживают, но пока она не отрывает взгляда от них, я не отрываю взгляда от нее, удивляясь, как мне посчастливилось создать нечто столь совершенное, как она.

Весь остаток дня я не выпускаю ее из объятий, и к тому моменту, как мы обходим зоопарк, уже близится время ужина.

— Не хочешь перед отъездом заглянуть в сувенирную лавку и выбрать что-нибудь? — спрашиваю я.

— Да, пожалуйста! — взволнованно говорит она. — Как думаешь, мы могли бы купить что-нибудь и для мамы, раз уж она с нами не поехала?

Я даже не задумываюсь над этой просьбой.

— Да, мы можем купить что-нибудь и для нее.

Глава 13

Райан

Весь день я пребывала в полной неразберихе. В сердце зияла огромная дыра, которая не закроется, пока Ханна не вернется домой. Я не привыкла находиться вдали от нее. Мы расстаемся только, когда я работаю. У меня нет друзей, нет жизни вне нее, и я очень по ней скучаю. Я знаю, что она и Джастис более чем заслужили это время вместе, но страдания от этого не утихают.

Я ценю несколько фотографий, которые он мне прислал, но удивлена, что он вообще обо мне подумал. Отношения между нами стали еще более напряженными с той ночи, когда я трахала его ногу, как сучка во время течки…

При этом воспоминании унижение сжигает меня изнутри. Я до сих пор не могу поверить, что сделала это, но полагаю, удивляться не стоит, — когда дело касалось этого мужчины, мои гормоны всегда брали верх над здравым смыслом.

Я старалась занять себя уборкой, вычистив дом сверху донизу. Испекла любимое печенье Ханны, а теперь ее любимое блюдо стоит в духовке. В промежутках я последние два часа подбегала к большому окну гостиной, высматривая их появление. Когда я, наконец, замечаю черный грузовик Джастиса, сворачивающий на подъездную дорожку, чуть не спотыкаясь о собственные ноги, бросаюсь обратно на кухню, прежде чем они смогут меня увидеть.

Взяв со стойки нож, начинаю нарезать овощи для салата.

Мгновение спустя дверь открывается, и голос Ханны наполняет воздух.

— Мамочка, мы дома!

— Я на кухне, — кричу, пытаясь усмирить дыхание, чтобы себя не выдать.

— О, а мы видели тебя в окне, поэтому я подумала, что ты в гостиной.

«Дерьмо!»

Щеки вспыхивают от смущения из-за того, что я попалась. Я оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как Ханна забегает на кухню, а Джастис следует за ней. Бросив нож на стойку, опускаюсь на колени, чтобы ее обнять. Она врезается прямо в меня. Крепко обняв, вдыхаю ее запах, и дыра в сердце вновь затягивается.

— Хорошо провела время? — спрашиваю, хотя ответ очевиден по ее улыбке.

— Лучше всех! Но я очень по тебе скучала.

— Я тоже по тебе скучала, — признаюсь, изо всех сил стараясь сдержать эмоции, когда мне хочется разрыдаться, как ребенку, и никогда больше ее не отпускать.

Наши взгляды с Джастисом встречаются поверх ее головы, между нами возникает непрестанное притяжение. Или, возможно, это опять только я и мои предательские гормоны.

— Знаешь, что? — говорит Ханна, поднимая голову с моего плеча.

— Что?

— Мы купили тебе подарок.

— Правда? — спрашиваю я, удивленная его жестом.

— Ага, держи. — Она протягивает мне пластиковый пакет с логотипом зоопарка.

На сердце теплеет, когда я беру его у нее. Засунув руку, достаю браслет с единственной подвеской. Ее камнем по гороскопу.

— Папочка мне тоже купил, у нас они одинаковые.

— Они прекрасны. — Я смотрю на Джастиса, тронутая его поступком.

Это дает мне небольшую надежду, что, возможно, он не будет ненавидеть меня вечно.

— Спасибо, — шепчу я.

— Не за что.

Я надеваю браслет на запястье, влюбленная в то, что он представляет.

— А папочка может остаться на ужин? Я еще не готова с ним попрощаться.

Мои глаза снова встречаются с глазами Джастиса, и я жду какой-то реакции на эту просьбу, но он ничего не показывает.

— Он может остаться, если захочет, но, возможно, у него уже есть планы.

— Я останусь, — перебивает он, снова удивляя меня.

— Ура! — веселость Ханны витает в воздухе, ее счастье наполняет мое сердце.

— А теперь иди и умойся к ужину, — говорю я, хлопая ее по попке. — Я готовлю твое любимое блюдо.

— Лазанью?

— Угадала.

— Да! — ее кулак взмывает в воздух. — Сейчас вернусь. Не уходи, — приказывает она, грозя Джастису пальцем, прежде чем выбежать из кухни.

Как только мы остаемся одни, напряжение заполняет комнату. Прочистив горло, я поднимаюсь и возвращаюсь к резке овощей.

— Похоже, вы хорошо провели день.

— Так и есть.

Я киваю, и, когда он больше ничего не говорит, продолжаю резать огурец, стук ножа по разделочной доске заполняет неловкую тишину.

— Спасибо за фотографии.

Когда он не отвечает, я оглядываюсь через плечо и вижу, что он наблюдает за мной, его напряженные глаза обжигают каждый дюйм моей кожи. В памяти всплывает поцелуй из той ночи, мои губы покалывает от воспоминаний. Судя по его горящему взгляду, я не сомневаюсь, что он тоже об этом думает.

— Я верну-ула-а-ась, — нараспев произносит Ханна, разрывая наш зрительный контакт, и вприпрыжку бежит на кухню. — Я принесла книгу, о которой тебе рассказывала, мама читает мне ее на ночь. Хочешь посмотреть?

— Конечно, — отвечает он.

Она хватает его за руку и ведет к столу. Когда он садится, она запрыгивает к нему на колени, смотрясь так уютно, словно полностью принадлежит ему. От их вида в груди разливается тепло. Очевидно, сегодня они преодолели еще больше барьеров, и я не могу быть за них более счастлива.

Я возвращаюсь к делу, и, слушая их разговор, меня охватывает удовлетворение.

— Может, сегодня вечером ты сможешь меня уложить, — говорит она.

— А ты хочешь?

— Очень.

— Тогда я так и сделаю.

Я улыбаюсь тому, как она крутит им как хочет. Если у кого-то и есть способность приструнить Джастиса Крида, то определенно у Ханны. В ней есть нечто такое; доброта и невинность, из-за которых очень трудно не отдать ей весь мир.

— Может, однажды ты даже сможешь остаться на ночь.

Как только предложение слетает с ее губ, я промахиваюсь ножом мимо овоща и режу себе палец.

— Черт! — бросив нож, тянусь за кухонным полотенцем, оборачивая им рану, причиняющую жгучую боль.

— Мамочка, с тобой все в порядке?

— Все нормально, — вру я, стиснув зубы.

Джастис в одно мгновение оказывается рядом со мной.

— Дай посмотреть, — говорит он, хватая меня за запястье.

— Я в порядке.

— Дай посмотреть, Райан, — его властный тон не терпит возражений.

Я протягиваю ему руку. Он ведет меня к раковине и разматывает полотенце. Воздух еще сильнее обжигает открытую рану, и от вида крови у меня сводит живот.

Джастис включает холодную воду и встает позади меня, подставляя мой окровавленный палец под кран. Вдавливающаяся в меня эрекция неоспорима, отчего я вся вспыхиваю. Боль исчезает, и я не чувствую ничего, кроме жара его тела и сдерживаемого желания, которое все еще питаю к этому мужчине.

— Лучше? — бормочет он, его теплое дыхание щекочет мне ухо.

Я киваю, не в силах вымолвить ни слова.

Он поворачивает мой палец, осматривая рану.

— Швы накладывать не нужно.

— Хорошо, — бормочу, как идиотка, и это единственное слово выходит до смешного с придыханием.

Его высокомерный смешок грохочет в груди и вибрирует у меня за спиной. Хочу осадить его свирепым взглядом, но внезапно энергия между нами меняется, и я чувствую, как он напрягается.

Повернувшись к нему лицом, вижу, что он смотрит на мою грудь. Прежде чем успеваю сообразить, в чем дело, он залезает мне под майку и вытаскивает цепочку. С жемчужиной, которую он подарил мне на восемнадцатилетние.

В поисках ответов он изучает цепочку, затем мое лицо.

Я облизываю внезапно пересохшие губы, мой пульс учащается, а разум пытается найти оправдание, почему я все еще ее ношу, но его напряженный взгляд лишает меня дара речи.

Громкий пронзительный звук заполняет кухню, выталкивая нас из тяжести момента. Вздрогнув, закрываю уши, и мне не требуется много времени, чтобы понять, что это пожарная сигнализация. Охнув, оборачиваюсь и вижу, как из духовки вырывается черный дым.

— О нет! — я отталкиваю Джастиса и бегу открывать дверцу, размахивая перед лицом полотенцем, в то время как Ханна приближается ко мне сзади, кашляя во все стороны. — Не подходи.

Джастис разбирается с пожарной сигнализацией, пока я достаю подгоревший ужин и ставлю его на плиту. С поникшими плечами принимаю поражение. Мне ни за что его не спасти. Ущерб непоправим.

Обернувшись, вижу, что Джастис и Ханна наблюдают за мной. Ханна смотрит на меня с сочувствием, в то время как Джастис — полная противоположность. Он выглядит более веселым, чем кто-либо.

— Кто хочет заказать пиццу? — спрашиваю я.

— Я люблю пиццу, — говорит Ханна и смотрит на Джастиса. — А ты?

— Сойдет.

Пока Джастис и Ханна продолжают свой разговор, я выбрасываю сгоревшую лазанью, вызываю доставку, а затем хватаю пластырь и обматываю им палец.

Несмотря на предшествующую катастрофу, у нас, в конечном итоге, получается отлично поужинать. Пока мы едим пиццу, за которую заплатил Джастис, Ханна рассказывает мне об их дне, обо всех животных, которых они видели. Мы смеемся, и даже Джастис время от времени улыбается. Ужин проходит легко, непринужденно и... прекрасно. Именно так, как я мечтала все эти годы.

Вскоре Ханне наступает пора ложиться спать. Джастис ведет ее наверх и укладывает, как и обещал. Я остаюсь на кухне мыть посуду, давая им больше времени побыть вместе.

Надев резиновые перчатки, безжалостно скребу сковороду с запеканкой, покрытую подгоревшим сыром, мои мысли возвращаются к идеальному вечеру, который мы провели, несмотря на испорченный ужин. Если бы не обстоятельства, так мы могли бы проводить все ужины с самого первого дня.

Эта мысль печалит меня.

Я осознаю момент, когда Джастис возвращается на кухню. Я его не слышу, но чувствую.

— Она уже спит, — говорит он мне, его глубокий голос играет на моих эмоциях.

С улыбкой поворачиваюсь к нему, убирая с лица выбившуюся прядь волос.

— Похоже, ты ее утомил.

Он не говорит ни слова, пригвождая меня к месту напряженным взглядом. Он делает это нарочно, зная, как это на меня влияет. Это меня бесит и одновременно возбуждает; именно последнее заставляет меня нервничать.

— Прекрати, — шепчу я.

Он идет вперед, его длинные, решительные шаги быстро покрывают разделяющее нас расстояние. Мое сердце стучит отбойными молотками, пульс бешено колотится, когда он заключает меня в капкан рук, упираясь о стол возле моих бедер.

— Прекратить что, Райан?

— Сам знаешь, — говорю, отказываясь играть в эту игру. Я не могу, сердце не выдержит этого во второй раз.

Он игнорирует меня и проводит пальцем от ключицы вниз к вырезу майки, заставляя мурашки бежать по моей разгоряченной плоти.

Сунув руку под майку, он достает цепочку.

— Скажи, зачем ты ее носишь, — требует он. — И не лги мне.

— Потому что она для меня особенная.

— Почему? — вновь спрашивает он, желая получить лучший ответ.

Решаю, что мне нечего терять, если я буду с ним абсолютно честной.

— Потому что это первый подарок, который мне сделали от чистого сердца, а не ожидая чего-то взамен.

Родители никогда не дарили мне подарков, а если и дарили, то только для вида, а не потому, что им было не все равно.

— А еще это символ нашей ночи, — тихо добавляю я. — Той, когда ты подарил мне нашу дочь.

В его глазах что-то меняется, что-то мелькает, показывая какие-то эмоции. Это все, что я получаю, прежде чем он наклоняется ко мне, скользя носом по моей щеке. От интимности момента легкие сжимаются, и сквозь меня проходит дрожь.

Он прижимается губами к моему виску. Касание еле уловимое, но оно проникает в самые глубины души. Я закрываю глаза, борясь с желанием притянуть его ближе и поддаться горящему в крови желанию.

— Я вернусь завтра, — не сказав больше ни слова, он уходит, оставляя мое тело и сердце желать гораздо большего.

Глава 14

Джастис

Прошла еще одна неделя, и хотя с Ханной я добиваюсь успеха, все еще не приблизился к тому, чтобы быть там, где действительно хочу быть, — с моей семьей.

Я устал прощаться с ней каждый вечер и просыпаться без нее. Но еще больше я ненавижу оставлять ее и Райан в этом доме каждую ночь одних и без защиты.

Я хочу больше, чем запланированные визиты. Проблема в том, что мне нужно разобраться в своих чувствах к Райан. Большую часть времени я все еще чертовски на нее злюсь, но желание трахнуть ее не проходит, притяжение между нами сильнее, чем когда-либо.

Если честно, это нечто большее. Ловлю себя на том, что хочу быть рядом с ней так же сильно, как и с нашей дочерью. Мне нравится смотреть на них вместе. Я никогда не видел, чтобы мать так любила своего ребенка.

Моя мать ненавидела меня, не могла даже смотреть в мою сторону, вот почему она теперь погребена на глубине шести футов под землей…

Позволяю этой навязчивой мысли затихнуть прежде, чем она утащит меня в глубины ада, в которых я ее удерживаю.

Пока не появились братья и Тэтчер, я не знал, что такое семья. Теперь, когда у меня есть Ханна, я понял, что есть еще более сильная любовь. Инстинкт, которому нет нужды учиться, он всегда внутри тебя, укоренился в сердце только для нее.

Я более чем готов увидеть ее снова, увидеть улыбку на ее лице, когда она узнает, что у меня для нее есть. Я вернулся в тот магазин и выкупил всю секцию гребаных Бини Бу. Держу пари, у меня их не меньше семидесяти. Эта цыпочка Джемма не стоит и половины моей маленькой девочки.

В кармане вибрирует мобильник, вырывая меня из мыслей.

Поерзав на сиденье, вытаскиваю его и вижу номер Брэкстена.

— Да, — отвечаю я.

— Ну, ма-а-ать твою. Неужто это мой брат, с которым я не разговаривал больше недели? Я подумал, может, ты телефон посеял. Теперь мне больно.

Я хмыкаю в ответ на это остроумное приветствие.

— Не прошло и недели, как я занят с дочерью. С каких это пор ты стал так чертовски во мне нуждаться?

— С тех пор, как ты переехал и бросил нас на произвол судьбы. Я изголодался, Джастис, — драматично скулит он. — Это все равно что снова жить на улице.

«Гребаная королева драмы».

Так он всегда справлялся с трудными ситуациями, — используя юмор, чтобы отбросить то, что на самом деле его беспокоит.

— Я не переезжал, — говорю я.

— Значит ли это, что ты скоро вернешься?

— В конечном итоге, — неопределенно отвечаю я.

— Что это значит?

— Это значит, что я жду подходящего момента. Ханна почти закончила детский сад, а до тех пор я не хочу ее увозить. — Я делаю короткую паузу, думая о другом препятствии на своем пути. — А еще мне нужно подождать пока мы с Райан поладим, потому что сейчас она твердо намерена никогда не возвращаться в Винчестер.

— Почему нет, черт возьми?

— Для этого есть множество причин, некоторые, я уверен, ты сможешь понять сам.

Его молчание говорит о многом. Он знает и, вероятно, даже понимает лучше, чем я, потому что всегда был более уравновешенным, чем Нокс и я.

— Я готов познакомиться с ней и стать частью ее жизни, Джастис.

— Знаю, и ты познакомишься, — обещаю я. — Нам просто нужно действовать осторожно. Я хочу сделать так, как лучше для Ханны. Она на первом месте, даже первее всех нас.

— Согласен.

— Хорошо. Как Нокс?

Я разговаривал с ним всего раз, и он вел себя тихо и замкнуто. Я скучаю по брату.

— Взвинчен, — отвечает он. — Сам знаешь, как он ведет себя, когда мы все не вместе. От этого он чертовски нервничает.

От этого я тоже нервничаю. Именно поэтому я хочу, чтобы все мои любимые люди находились в одном месте. Вот почему я поступлю правильно ради всех нас, включая Райан.

— Папа тоже по тебе скучает, — осторожно добавляет он. — Тебе нужно ему позвонить.

Горечь, с которой я борюсь каждый день, вырывается на поверхность.

— Я еще не готов иметь с ним дело.

— Ну, тебе нужно смириться. Он мучается, и хотя я понимаю, по какой причине ты злишься, мне не нравится раскол в нашей семье.

Этого раскола не было бы, если бы он с самого начала был со мной честен. Возможно, мне придется это проглотить, но эта пилюля — чертовски горькая, так что им просто придется дать мне немного времени.

Только собираюсь сказать об этом Брэкстену, но когда я подъезжаю к Райан слова застревают в горле, видя, как они с Ханной в спешке выходят из дома.

— Брэкс, я тебе перезвоню.

— Да-да, — ворчит он. — Не жди еще неделю, чтобы сделать это.

— Не буду. — Обещание обрывается, когда я отключаюсь и выпрыгиваю из грузовика.

— Папочка! — Ханна вырывается из объятий Райан и бежит ко мне.

Наклонившись, подхватываю ее на руки,чувствуя, что наконец-то снова могу дышать с тех пор, как оставил ее прошлым вечером.

— Привет, детка. Похоже, я как раз вовремя. Куда вы направляетесь? — вопрос адресован спешащей к нам Райан. Замечаю, что она в рабочей одежде; мой взгляд привлекает ее длинные стройные ноги в обрезанных джинсовых шортах и ковбойских сапогах.

— Прости, — извиняется она, задыхаясь. — Надо было позвонить тебе.

— Что происходит?

— Мне нужно на работу.

— Думал, ты не работаешь по выходным.

— Обычно, нет, но сегодня вечером не хватает персонала, и им очень нужна моя помощь, и мы могли бы использовать дополнительные… — она замолкает прежде, чем успевает закончить фразу.

Сжимаю челюсть, думая, что она даже не нуждалась бы в деньгах, если бы я был здесь с самого начала. Однако, откладываю этот спор на другой раз.

— Так куда ты ведешь нашу дочь?

— Я хожу к мисс Пегги, — отвечает Ханна. — Она остается со мной, если мама работает, а я не в школе.

Понятия не имею, кто такая мисс Пегги, но мне не нравится мысль о том, что кто-то чужой присматривает за ней.

— Она живет от нас через улицу, — торопится объяснить Райан. — Она любит Ханну и очень хорошо о ней заботится.

— Возможно и так, но сейчас необходимости в этом нет. Я здесь и останусь с ней.

— Ура! — ликует Ханна. — Можно, мамочка, пожалуйста? Я хочу остаться с папой.

Я бросаю на Райан тяжелый взгляд, пусть только посмеет сказать «нет». Будь я проклят, если кто-то другой будет заботиться о моем ребенке, когда я рядом.

— Ты уверен? — спрашивает она, зубами теребя нижнюю губу, — привычка, показывающая, что она нервничает, и которая творит безумные вещи с моим членом. — Я вернусь домой далеко за полночь.

— Она моя дочь, Райан, а не просто ребенок, с которым я нянчусь.

Тяжело вздохнув, она опускает плечи.

— Знаю. Прости, что огорчила тебя. Я это не нарочно. Мне позвонили всего двадцать минут назад, и я, не задумываясь, сделала то, что обычно. Мне следовало сначала спросить тебя, хочешь ли ты с ней остаться.

Удовлетворенный таким ответом, кивком принимаю извинения и смотрю на Ханну.

— У меня есть для тебя кое-что.

— Что? — взволнованно спрашивает она.

Поставив ее на ноги, я открываю заднюю дверцу, показывая мягкие игрушки, сложенные на сиденье.

Ее маленький ротик приоткрывается.

— Святая корова! Они все мне?

— Все до единой.

Ее визг пронзает воздух, когда она бросается к моей ноге, крепко ее обнимая.

— Спасибо. Спасибо. Спасибо!

Моя грудь раздувается от ее счастья, ее улыбка дороже любых денег.

Она запрыгивает в грузовик и начинает их пересчитывать.

Взглянув на Райан, вижу, что она смотрит на меня с нежной улыбкой на прекрасном лице.

— Ты ее балуешь.

— Она этого заслуживает.

— Это совершенно не обязательно. Ты ведь понимаешь, да? Ей ничего не нужно, кроме тебя.

— Я у нее есть. — Когда этот ответ, кажется, ее не удовлетворяет, я подхожу ближе, заставляя ее запрокинуть голову. — Я пропустил больше пяти лет ее жизни, Райан. Дни рождения, Рождество и многое другое. Я наверстываю упущенное. Не забирай это у меня.

В ее глазах вспыхивает чувство вины.

— Вполне справедливо. Перед тем как я уйду, тебе что-нибудь нужно?

Мой взгляд падает на ее губы, я вижу румянец, окрашивающий ее щеки, и прежде чем могу остановиться, на моем лице появляется ухмылка.

— Нет. Все будет хорошо.

С трудом сглотнув, она делает шаг назад.

— Если я тебе понадоблюсь, мой номер у тебя есть. Увидимся, когда я вернусь домой.

Я киваю, и она залезает в грузовик к Ханне.

— Пока, милая. Увидимся утром, — говорит она, целуя ее в щеку.

При виде ее упругой задницы в этих коротких гребаных шортах член шевелится; пальцы сжимаются в кулак, усмиряя желание предъявить права и завладеть ею.

— Пока, мамочка.

Райан отступает и оборачивается, ее улыбка исчезает, когда она ловит выражение моего лица. Я не делаю никаких попыток скрыть свои мысли, позволяя ей увидеть именно то, о чем только что думал.

— Пока, — задыхаясь, шепчет она, ее лицо пылает.

— Пока.

Не отрываю от нее глаз, следя за каждым движением, пока она не исчезает в своей маленькой машине и не уезжает.

— Нам придется сходить много раз, чтобы перетаскать все это в мою комнату, — приглушенный голос Ханны возвращает меня к реальности и заставляет обернуться. Ее руки полны плюшевых животных, их так много, что даже не видно ее лица.

Посмеиваясь, делаю шаг вперед и беру у нее несколько, чтобы она могла спрыгнуть на землю.

— Пойдем, я помогу тебе, а потом мы сходим куда-нибудь поужинать и поесть мороженого.

— Мороженое? — оживляется она. — На мороженое я согласна.

— Так и знал, что ты не против такого плана.

Совершив нелегкий подвиг, мы, в конце концов, поднимаем все игрушки в ее комнату, а потом, как я и обещал, отправляемся в город. В итоге, я веду ее в местную закусочную, где обедаю сам. По тому, как ее приветствуют официантки, когда мы входим, это место ей, кажется, хорошо знакомо.

Женщина средних лет, которая обслуживала меня несколько раз, очень удивлена, увидев нас вместе.

— Ну, еще раз привет, — приветствует она меня, прежде чем посмотреть на Ханну. — Как поживаешь, милая Ханна?

— Все хорошо, мисс Таня.

Женщина тычет большим пальцем в мою сторону.

— А что это за красавчик с тобой?

— Мой папочка, — гордо заявляет она, улыбаясь от уха до уха.

Удивление вновь отражается на лице дамы.

— Что же, я и понятия не имела, что обслуживаю твоего папу, когда он был здесь, — она протягивает мне руку. — Приятно официально познакомиться, сладенький. Я Таня Хендрикс, и это кафе принадлежит мне.

— Джастис. — Я отвечаю на ее рукопожатие. — У вас вкусно кормят.

— А ты даешь хорошие чаевые, так что здесь тебе всегда рады, — усмехается она, забавляясь сама собой. — Что вам принести выпить?

Я киваю Ханне, чтобы она говорила первой.

— Клубничный молочный коктейль, пожалуйста.

— С дополнительной вишенкой? — спрашивает Таня, выгнув бровь.

— Да, мэм.

— Поняла, дорогая. — Она подмигивает и снова обращает внимание на меня.

— А тебе, красавчик?

— Колу.

— Хорошо, дайте мне пару минут, и я вернусь, чтобы принять ваш заказ.

— Спасибо.

Она уходит, оставляя нас с меню, которое Ханна даже не потрудилась открыть.

— Ты уже знаешь, что будешь? — спрашиваю я.

— Ага. Я беру одно и то же каждый раз, когда прихожу сюда. Картошку фри и чизбургер, без огурцов.

Уголок моего рта изгибается в ухмылке.

— Не любишь соленые огурцы?

Она морщит носик от отвращения.

— Ни за что. Мисс Пегги дает мне целую кучу. Она не очень хорошо слышит, поэтому, когда я сказала ей, что они мне не нравятся, она подумала обратное и всегда много кладет их в мой сэндвич. — Она наклоняется через стол и понижает голос. — Поэтому я скармливаю их ее собаке, Руфусу, потому что не хочу ранить ее чувства.

Я усмехаюсь. Смышленый ребенок.

Наш разговор прерывает парень в строгом костюме, который подходит к нашему столику. То, как он смотрит на нас, мгновенно заставляет меня насторожиться.

— Ну, привет, мисс Ханна, — он улыбается ей, и эта улыбка такая же фальшивая, как и его выбеленные зубы.

— Привет, мистер Чаффман, — бормочет она, похоже, не в восторге от встречи с парнем.

Это еще больше усиливает мое беспокойство.

— Кто это тут с тобой? — спрашивает он.

— Ее отец, — перебиваю я, избавляя ее от необходимости отвечать. — А ты кто?

Придурок, наконец, поворачивается ко мне.

— Я очень хороший друг мамы девочки.

От намека моя кровь закипает. Понятия не имею, говорит ли он правду или просто упивается властью и пытается меня поиметь. Судя по поведению Ханны, предполагаю последнее.

— Райан никогда раньше не упоминала при мне отца Ханны, — говорит он, продолжая ступать на опасную территорию.

— Наверное, потому, что это не твое дело.

Он скрещивает руки на груди, покачиваясь на каблуках.

— Да что ты?

От его вызова я вскакиваю на ноги. Только после этого он сбавляет обороты. Он отступает назад и тяжело сглатывает, выглядя таким нервным, как и должен быть.

Делаю шаг вперед и из-за Ханны понижаю голос.

— Не знаю, что ты пытаешься тут доказать, но если ты не отойдешь от моей дочери и не оставишь нас в покое, я прямо сейчас уложу тебя на этот гребаный пол. Уяснил?

Прищурившись, он смотрит на меня, но я не могу не отметить страх в его глазах. Если у него есть хоть капля здравого смысла, он прислушается к предостережению.

— Я бы послушалась его, мистер Чаффман, — говорит Ханна, отчетливо слыша каждое мое слово, несмотря на все усилия. — Он зарабатывает на жизнь тем, что стреляет в людей. — Она преподносит информацию с улыбкой, постукивая пальцами по столу.

Развеселившись, я снова обращаю свое внимание на мудака, давая ему шанс уйти самому, прежде чем я его вышвырну.

— Я просто хотел убедиться, что с девочкой все в порядке, — говорит он и направляется к двери, но не без последнего прощального выпада, брошенного через плечо.

— Ханна, передай маме от меня привет.

Мне требуются все силы, чтобы не последовать за ним и не устроить ему взбучку, которую он заслуживает. Ради дочери я снова сажусь на место и пытаюсь усмирить охвативший меня гнев.

— Он такой болван, — ворчит Ханна. — Он добр ко мне только потому, что хочет, чтобы мама пошла с ним на свидание.

— А она хочет? — спрашиваю, прежде чем успеваю остановиться. Своим вопросом я перехожу черту, и знаю это, но мысль о том, что этот ублюдок или кто-то еще прикасается к Райан, вызывает у меня желание разорвать их на куски.

Она качает головой, и меня наполняет облегчение, что многое говорит мне о решениях, которые я должен начать принимать. Ради себя и своей семьи.

Разговоры прекращаются, когда официантка возвращается с напитками и принимает у нас заказы. Напряженный момент остается позади, и остаток вечера проходит на гораздо более легкой волне. В основном из-за Ханны, болтающей обо всем и вся, что меня вполне устраивает.

После ужина, как я и обещал, она уминает полную миску мороженого, и я поражен, как много может съесть маленький ребенок. К тому времени, как мы выходим из закусочной, ее лицо превращается в липкое месиво, а улыбка сияет.

Дома перед сном мы решаем вместе посмотреть фильм. Неудивительно, что она выбирает «Храбрую сердцем». Она даже надевает ночную рубашку как у Мериды, и прыгает по гостиной с луком и стрелами, разыгрывая все сцены. Это чертовски меня забавляет, тем более что она держит пластмассовое оружие совершенно неправильно.

— Иди сюда, — говорю я, подзывая ее.

Она спрыгивает с дивана на пол и подходит ко мне. Я притягиваю ее между ног и поднимаю ее руки, показывая, как правильно держать. Затем разворачиваю ее лицом к пустой стене.

— Потяни назад и убедись, что твой локоть находится на одной линии с плечом. — Я ей помогаю, так как ее рука дрожит, когда она пытается держать ее прямо. — А теперь выбери место на стене, куда хочешь попасть.

Она молча делает то, что я говорю.

— Видишь свою цель? — спрашиваю я.

— Да, сэр.

— Хорошо. А теперь не своди глаз с этого места. Я хочу, чтобы ты внимательно за ним следила. Сконцентрируйся. Дыши медленно и ровно. Когда наступит время отпустить, ты узнаешь.

Воздух наполняет тишина, она делает именно то, что я говорю, и я вижу момент, когда она полностью концентрируется. Ее рука перестает дрожать, а плечи едва шевелятся в такт дыханию. Когда она отпускает тетиву, резиновый дротик летит по воздуху и прилипает к стене.

— Я попала! — визжит она. — Я действительно попала! — Она поворачивается ко мне, сияя от гордости, но это даже близко не соответствует чувству в моей груди.

Черт возьми, этот ребенок — сама естественность.

— Хочу еще. — Она подбегает и срывает со стены дротик, прежде чем вернуться и встать передо мной.

Вместо того чтобы досматривать фильм, мы практикуемся в стрельбе, и впервые я чувствую, что мог бы не увидеть настолько важный момент в ее жизни. Я пропустил столько первых событий в ее жизни, но этому мне посчастливилось ее научить. Я клянусь быть частью любого другого первого раза, что у нее когда-либо будет.

Когда приходит пора ложится спать, мы поднимаемся в ее комнату и убираем все мягкие игрушки. В итоге, у нас уходит час на то, чтобы выстроить маленьких ублюдков точно так, как ей хочется.

Когда я откидываю одеяло, чтобы она под него забралась, вижу в ее глазах, обращенных на меня, неуверенность.

— Ты полежишь со мной немного? Я пока не хочу говорить тебе спокойной ночи.

Я благодарен за эту просьбу, потому что, честно говоря, тоже не готов ее оставить.

— Да. Я останусь. — Осторожно заползаю на одеяло, а она скользит под него. Кровать под моим весом скрипит, и я молю бога, чтобы мы оба не рухнули на пол.

Мне требуется минута, чтобы устроиться, но, в конце концов, я нахожу подходящую позу, и, к счастью, кровать остается цела и невредима.

Она придвигается ко мне ближе, обнимая за талию, и кладет голову на грудь. Легко, даже естественно, и это самое лучшее чувство во всем мире.

Вот чего я хочу. Обнимать ее каждую ночь, пока она не заснет, защищать, как и должен. Я смотрю на ее макушку, запах шампуня и невинности наполняет мою грудь, просачиваясь в черное сердце.

— Спасибо, что показал мне, как стрелять из лука, — говорит она, зевая.

— Не за что. Когда-нибудь постреляем из настоящего, но нужно уговорить маму. — Не могу скрыть ухмылку, прекрасно зная, что у Райан из-за этого случится припадок.

— Нам определенно придется уговаривать маму. Она не любит никакого насилия. Считает, что даже в «Храброй сердцем» его слишком много.

Я ворчу, ничуть не удивившись, услышав это.

— Люди боятся того, чего не понимают.

— Хочешь сказать, мамочка боится?

— Нет. Просто не понимает. Она смотрит на это иначе, чем я, но это из-за моей работы.

— Тебе нравится стрелять из оружия?

— Да, — честно отвечаю я.

— Почему?

Я пожимаю плечами.

— Не знаю. Наверное, мне нравится власть, контроль, которые я испытываю, держа его в руках. Здесь нет места безрассудству. Ты должен действовать четко и уверенно.

— Вроде, как я с луком и стрелами?

— Именно, но моя работа заключается не только в стрельбе.

— А в чем еще? — заинтригованная, спрашивает она.

— Речь идет об устранении угроз и защите мира.

Она долго молчит, и я начинаю думать, что утомил ее, и она уснула, но тут она тихим голосом снова произносит:

— Мама говорила правду.

— О чем?

— Ты действительно герой.

Что-то шевелится внутри, когда я понимаю, что Райан так обо мне отзывалась.

— Не-а. Много кто занимается тем же, что и я.

«Не так хорошо, как мы с братьями», — но я оставляю это высказывание при себе.

— Ты мой герой. — Грудь расширяется от глубокого вдоха, ее шепот достигает мест, о существовании которых я никогда раньше не знал. Однажды я могу только надеяться быть достойным этих слов, потому что буду бороться за нее до последнего вздоха.

Она наклоняет голову, чтобы посмотреть на меня.

— Могу я тебе кое-что сказать?

— Все, что угодно, — говорю я и откашливаюсь, когда слышу, как хрипло звучит мой голос.

— Обещай, что не скажешь маме?

Я киваю, любопытство разгорается все сильнее.

— Я рада, что ты здесь. Не только из-за себя, но и из-за мамы. Она ведет себя храбро, но по ночам я слышу, как она плачет. Когда думает, что одна, а я сплю. Я больше не хочу, чтобы она была одинока и плакала. — Эти слова и слезы в ее глазах — выворачивают меня наизнанку.

Протянув руку, убираю прядь волос с ее маленького личика.

— Теперь все будет по-другому, Ханна. Я сделаю для нас так, как лучше. Обещаю.

Кивнув, она ложится обратно и снова прижимается к моей груди, сжимая маленькими пальчиками ткань моей рубашки.

— Я люблю тебя, папочка.

Слова потрясают меня до глубины души. Слова, которые говорили мне лишь очень немногие, но они никогда не значили больше, чем в данный момент.

— Я тоже люблю тебя, Ханна. Отныне и навеки.

Глава 15

Райан

Когда я добираюсь до дома, уже почти два часа ночи. Внутри темно и тихо, я снимаю ковбойские сапоги и шевелю ноющими пальцами.

Стараясь ступать легко, обхожу первый этаж в поисках Джастиса.

Не увидев никаких признаков его присутствия, поднимаюсь по лестнице и останавливаюсь перед открытой дверью спальни Ханны.

От вида их, крепко спящих вместе, сердце колотится, взрываясь от любви. Большое тело Джастиса свисает с кровати, а Ханна спит на нем, прижавшись к его груди. Его сильные руки прижимают ее к себе, — место, где я часто жаждала оказаться снова.

Их окружают Бини Бу, одна ярко-розовая игрушка закрывает половину головы Джастиса. Никогда в жизни я не думала, что увижу Джастиса Крида в окружении плюшевых зверушек, но это самый драгоценный момент, который я когда-либо видела.

Пройдя на цыпочках в комнату, беру из шкафа еще одно одеяло и укрываю их обоих, целуя Ханну в щеку. Воздерживаюсь от того, чтобы поцеловать Джастиса, хотя желание сильно. Мне бы ничего так не хотелось, как всю ночь наблюдать за ними спящими, но горячий душ отчаянно взывает ко мне.

Очень тихо выхожу и иду в свою спальню, направляясь сразу в ванную. Раздевшись, встаю под горячие струи и тихо вздыхаю. Долго стою, обратив лицо к воде, позволяя ей смыть следы этого дня.

Если бы только она могла так же легко избавить меня от проблем. Как изменилась бы моя жизнь. Мужчина из соседней комнаты ждал бы меня в нашей постели. Чтобы заключить меня в безопасные объятия, в которых он держал нашу дочь. Об этом я глупо мечтала очень давно.

Как только вода становится холоднее, я вылезаю из душа и заворачиваюсь в полотенце. Войдя в комнату, обнаруживаю в дверном проеме темную фигуру. Упираюсь спиной в стену, крик застревает в горле, прежде чем я осознаю, кто это.

— Господи, Джастис, — выдыхаю, прикладывая руку к груди, где бешено бьется сердце. — Какого черта ты подкрадываешься ко мне?

Тишина поглощает воздух, его напряженный взгляд скользит по моему полуобнаженному телу, создавая иллюзию прикосновений. Я знаю этот взгляд, он одновременно пугает и возбуждает.

— Джастис, — перехожу на предупреждающий шепот.

Он игнорирует его и идет вперед, шаги целеустремленные, взгляд голодный.

Я вдруг чувствую себя испуганной ланью. Он охотник, а я его добыча, но, скованная его решительным взглядом и требовательным присутствием, я не могу пошевелиться.

С колотящимся сердцем вытягиваюсь вдоль стены, изо всех сил цепляясь за полотенце.

— Я недостаточно сильна, чтобы сказать тебе «нет», — тихо признаюсь я, ненавидя себя за слабость, когда дело касается его.

Он ловит меня в капкан, упираясь руками по обе стороны от моей головы.

— А ты хочешь сказать «нет», Райан?

Сердце вступает в сражение с разумом, два ответа борются за господство, пока я долго и упорно размышляю над этим вопросом. В конце концов, ранимое сердце побеждает, и я отрицательно мотаю головой.

— Почему? — он больше требует, чем спрашивает, его теплое дыхание скользит по влажной коже моей щеки.

Облизав пересохшие губы, изо всех сил стараюсь заговорить, но это трудно, когда он давит на меня вот так, дразня своими прикосновениями.

— Потому что прошло шесть лет с тех пор, как я была с кем-то.

Что еще более важно, прошло шесть лет с тех пор, как я чувствовала его прикосновения, и мне их очень не хватало, но я держу это при себе. Достаточно, что сердце обливается кровью; я не могу позволить дать ему больше.

Глубокие темные глаза пристально всматриваются в мои.

— Хочешь сказать, я единственный, кто когда-либо к тебе прикасался? — Нельзя отрицать, что в его голосе звучат жесткие нотки, нечто такое, что скрывается под поверхностью.

Ловлю себя на том, что отвечаю кивком, горло слишком сжато, чтобы говорить.

Подняв руку, он ведет пальцем по моей ключице к выпуклости груди, просовывая его в узел полотенца.

— А знаешь почему?

— Потому что я воспитывала нашу дочь.

Он ухмыляется моему хриплому голосу, наслаждаясь каждой секундой моих мучений.

— Как бы я ни ценил то, что ты заботилась о Ханне, мы оба знаем, причина не в этом. — Он срывает полотенце, обнажая мое тело.

Резкий вдох проникает в легкие, переходя в стон, когда прохладный воздух овевает разгоряченную кожу. Мне требуются все силы, чтобы удержаться на ногах и не растечься в луже желания у его ног.

Очень нежно он обхватывает рукой мою тонкую шею, мой пульс бьется о кончики его пальцев, когда он запрокидывает мою голову назад, чтобы заглянуть мне в глаза.

— Никто не прикасался к тебе, Райан, потому что ты принадлежишь мне. Так было и будет всегда.

Прежде чем успеваю осмыслить слова, его рот обрушивается на мой, ломая последний оставшийся барьер. С моих губ срывается крик тоски, его поцелуй овладевает мной до глубины души.

С этим невозможно бороться. Эта потребность, магнетическое притяжение между нами сильнее нас, и я поддаюсь ему, позволяя утопить меня в собственном желании.

Его твердое тело накрывает мое, моя спина касается прохладной стены, а его горячие губы спускаются вниз по моей шее. Когда его рот обхватывает пульсирующий сосок, я дергаюсь к нему, из горла вырывается еще один вскрик.

Он дует на жесткий пик, успокаивая боль, прежде чем накрыть ртом другой и доставить такое же изысканное удовольствие.

Откидываю голову назад, скользя пальцами по его волосам, каждый рывок и резкий укус его зубов заставляют мою киску сжиматься и жаждать большего. Его рот продолжает мучительный путь, оставляя свой след, пока Джастис не опускается на колени у моих ног, теплым дыханием овевая мою разгоряченную плоть.

— Джастис, — стону я, подталкивая бедра к его лицу. Разгорающаяся во мне потребность, воспламеняется, опаляя изнутри.

Он раздвигает мои створки, неторопливо и основательно проводя языком по интимному местечку.

— О боже! — с моих губ срывается жаркий стон, колени подгибаются, желание наполняет каждую частичку тела.

— Полегче, детка, — напевает он, хватая меня за ягодицы, чтобы я не рухнула на пол. — Мы сделаем эту сладкую, тугую щелочку прекрасной и готовой для меня. — Не теряя ни секунды, он зарывается ртом между моих ног, лаская горячую плоть.

— Да! — удовольствие бежит по крови, я безжалостно тянут его за волосы, пока бесстыдно трахаю его лицо.

Когда его язык пронзает мое отверстие, я почти теряю рассудок. Как только в голове возникает мысль, что я больше не выдержу, он проникает в меня не одним, а двумя пальцами, его губы все еще прижаты к клитору, он трахает меня пальцами, достигая укромного местечка, прикосновение к которому наверняка заставит меня разлететься на части.

Оргазм обрушивается на меня приливной волной, мощной и бьющей точно в цель, погружая в подводное течение, из которого я ни за что не хочу выплывать.

Оказывается, мне и не нужно. До того как я успеваю осознать реальность происходящего, он уже стоит на ногах, без рубашки и в расстегнутых штанах. Быстрым движением он поднимает меня и прижимает к стене.

— Скажи, что хочешь этого? — требует он, с трудом сдерживаясь, останавливаясь у моего входа.

— Я хочу этого. Я хочу тебя.

Едва я успеваю закончить фразу, как он одним мощным движением входит в меня, еще глубже погружая в потусторонний мир, где есть только он и я.

— Проклятье, Райан, — стонет он, пораженный нашей связью так же, как и я. — Годы. Черт возьми, я уже годы думаю об этом.

Я никогда не забывала. Всегда помнила, каково это — быть его. В самые холодные и одинокие ночи меня согревало воспоминание о его прикосновениях.

Он жестко и неумолимо смотрит на меня, вонзаясь без всяких извинений. Как тот Джастис Крид, которого я когда-то знала и любила. Посреди огненного наслаждения на меня обрушивается мысль. Очень важная информация, которую я не могу от него скрыть. Не в этот раз.

— Джастис… я не на таблетках. — Признание вытягивает из меня стон разочарования, паника проникает в грудь при мысли о том, что он покинет мое тело.

Вместо того, чтобы отстраниться, как я ожидала, в его груди вибрирует собственническое рычание, и он трахает меня сильнее и быстрее.

— О боже, это так неправильно, — хнычу я. В глубине души я знаю, что это так. В глубине души я знаю, что должна сказать ему остановиться, но не могу. Как всегда, мой здравый смысл не может сравниться с тоской в сердце.

— В нас нет ничего неправильного, Райан. Нам всегда было так чертовски хорошо, и ты это знаешь.

Так и было, мы всегда казались такими правильными. От этого мне больнее больше всего, от того, что мы могли бы иметь, если бы не наше прошлое, особенно его связь с братьями. Я отгоняю эту мысль, пока она не испортила момент. Мгновение, когда в мире не существует ничего, кроме нас.

В тишине и темноте его яростный взгляд проникает в меня, мощный и собственнический, сдирая всю защиту, что я стараюсь удержать, когда он неистово вколачивается в меня.

Чувствую, как нарастает второй оргазм, но не хочу кончать одна.

Глядя ему в глаза, касаюсь ладонью его лица.

— Кончай со мной, — говорю я, наклоняясь и впиваясь зубами в его жилистое плечо, достаточно сильно, чтобы почувствовать вкус крови.

— Бл*дь! — его рычание разрывает воздух, когда мы вместе тонем в море наслаждения. Освобождая и разрушая ниши души.

Я крепко его обнимаю, слова ускользают от меня в буре эмоций, проносящихся по телу. Он отталкивается от стены, неся меня к кровати, и опускается на матрас. Устраивается рядом со мной, обвиваясь вокруг моего тела. Я прижимаюсь ближе к нему, зарываясь в него, наслаждаясь теплом, которое он дарит.

Проходят минуты, мы лежим в уютной тишине, но наши мысли и чувства оглушают.

— Расскажи мне о последних шести годах, — бормочет он.

Я поворачиваюсь к нему лицом, его рука, обнимающая меня за талию, притягивает меня еще ближе.

— Что ты хочешь знать?

— Все, — говорит он. — Каково это — быть беременной? Какой была Ханна в детстве? Я хочу знать все, что упустил.

От сожаления в его голосе грудь пронзает чувство вины. Я не могу вернуть то, что было сделано, но сделаю все возможное, чтобы заполнить любые пробелы и рассказать ему все, что он хочет знать.

— В начале беременность была изнурительной, — тихо начинаю я. — Меня сильно тошнило, но, в конце концов, все прошло. Плюсом было то, что я теряла вес, вместо того, чтобы набирать. Животик стало видно только через пять месяцев. В первый раз, почувствовав, как она шевелится во мне… — я замолкаю, улыбка скользит по моим губам. — Это было не похоже ни на что, что я могу объяснить. Было так нереально — знать, что внутри моего тела растет маленький человечек. Уже тогда я ее любила.

— Ты знала, что это девочкой до того, как она родилась?

Я киваю.

— Узнала после первого УЗИ. Я хотела знать, так как пыталась выбрать имя.

— Как бы ты назвала, если бы родился мальчик? — спрашивает он с искренним любопытством в голосе.

— Джастис Тэтчер Крид, — без колебаний отвечаю я.

Он стискивает челюсть, но я не уверена, из-за обиды, которую все еще чувствует, или из-за упоминания об отце. Возможно, и то и другое.

— Почему Ханна? — спрашивает он, как ни в чем ни бывало.

— Не совсем уверена. Просто мне всегда нравилось это имя.

— Оно ей подходит.

Мне приятно знать, что он одобряет. Я всегда считалась с ним в каждом своем решении.

— Она была очень хорошим ребенком, — продолжаю, отвечая на его второй вопрос. — Много спала. Очень хорошо ела, за исключением тех случаев, когда я начина вводить детское питание. Она ненавидела морковь. — На моих губах появляется еще одна улыбка, когда я вспоминаю ее лицо. — Плевалась ею в меня.

— Я ненавидел морковь, — говорит он, — чертовски отвратительная штука.

Я посмеиваюсь над его словами.

— Полагаю, мне не стоит удивляться, услышав это, она всегда была похожа на тебя, — мои слова тяжестью повисают в комнате.

На его лице отражается боль, глубоко раня мое сердце.

В темноте спальни обхватываю ладонями его подбородок, делая все возможное, чтобы произнести слова сквозь сожаление, горящее в горле.

— Прости, — снова выдыхаю я. — Знаю, сейчас это ничего не значит, но я никогда не хотела причинить тебе боль. Пожалуйста, поверь мне.

От испытываемых эмоций его дыхание становится затрудненным. Вместо того, чтобы ответить, он овладевает моим ртом в жестком поцелуе, наказывая. В движении его языка я чувствую гнев, горечь и боль, и это еще больше ранит мое сердце.

Не успеваю я опомниться, как снова оказываюсь на спине, и он всем весом наваливается на меня.

— Еще, — рычит он хрипло, замирая у моего входа, и ожидая разрешения.

— Да, — слово выходит из меня задыхающимся шепотом.

Он вонзается в меня, заполняя больше, чем может принять мое тело. Я охаю от ощущений, впиваясь пальцами ему в спину, когда теряюсь в чувствах, что он во мне вызывает.

Он берет меня почти так же, как и до этого, с первобытной потребностью, совпадающей с моей собственной, удерживая мой взгляд при каждом толчке. Наша страсть переплетается с болью нашего прошлого.

Я молюсь, чтобы однажды мы преодолели ее. Что в один день этот мужчина, которому все еще принадлежит мое сердце, в конце концов, простит меня.

Только когда я вскрикиваю от очередного оргазма, он позволяет себе достигнуть собственного удовольствия. В завершении он нежно целует меня в губы поцелуем, проникающим в душу и вселяющим надежду. После он вновь заключает меня в надежные объятия, заставляя чувствовать себя в безопасности, чего я не испытывала уже давно.

В ночной тишине мне остается лишь гадать, куда судьба заведет нас дальше.

— И что теперь? — спрашиваю, не в силах сдержаться, вспоминая, что много лет назад говорила ему нечто очень похожее.

— Теперь ты заснешь в моих объятиях, где тебе и место.

Его слова окутывают теплым умиротворяющим покровом, принося охваченному противоречиями сердцу немного покоя.

Понятия не имею, что нас ждет в будущем, но не утруждаю себя мыслями об этом и просто живу настоящим. Моментом, о котором я мечтала последние шесть лет.

Глава 16

Райан

На следующее утро просыпаюсь от разносящегося в воздухе запаха кофе, и мне не хватает тепла тела, окутывавшего меня, когда я засыпала. Сильнее вжимаюсь в теплое одеяло, и меня с головой накрывают воспоминания о прошлой ночи, резко подскакиваю, и, понимая, что все еще голая, прихватываю с собой простыню.

«О боже! Заходила ли Ханна сегодня утром и видела ли нас вместе?»

Эта мысль ужасает. Я намеревалась проснуться достаточно рано, чтобы выпроводить Джастиса или, по крайней мере, отправить его на кушетку. Последнее, чего я хочу, — это заморочить Ханне голову и дать ей ложную надежду. У меня самой их более чем достаточно.

Вновь испытать прикосновения Джастиса после всех этих лет было даже лучше, чем я помнила, но больше всего мне понравилось спать в его объятиях, чувствуя себя защищенной и желанной. Для моего раненого сердца это опасно. Я должна каждую секунду сожалеть о том, что произошло, но не могу. Не могу сожалеть ни об одном мгновении, проведенном с ним, даже если это не приносит мне ничего, кроме душевной боли.

Вздохнув, вылезаю из кровати, чувствуя чудесную боль в тех местах, которые не ощущала годами. Схватив халат, надеваю его и спускаюсь вниз. Я обнаруживаю Джастиса на кухне без рубашки, он стоит у плиты с дочкой на руках, и они вместе готовят яичницу. Этот момент я представляла себе бесчисленное количество раз, но даже в своем воображении я не видела столь прекрасной картины.

Когда я наступаю на скрипучую половицу, Ханна поворачивает голову, и ее улыбка озаряет мое сердце.

— Доброе утро, мамочка.

— Доброе утро, — хриплю я, а затем прочищаю горло, услышав, как звучит мой голос.

Джастис поворачивается в мою сторону, его опаляющий взгляд скользит по моему телу, кожу покалывает от воспоминаний о его руках и обо всем, что мы разделили прошлой ночью.

— Мы вместе готовим завтрак, — возбужденно сообщает мне Ханна.

— Вижу. Пахнет восхитительно.

— Мы собирались оставить немного для тебя, но теперь, когда ты встала, можем поесть все вместе. Как настоящая семья.

Моя улыбка исчезает, когда суровая реальность наносит мне пощечину.

— Отлично, но сначала почему бы тебе не пойти и не одеться? Мне нужно поговорить с папой.

— Ладно.

Джастис ставит ее на ноги, и она бежит мимо меня, но останавливается, чтобы обнять, обвивая руками мою талию.

— Спасибо, что разрешила папочке переночевать. Ты самая лучшая. — Наградив быстрым сжатием, она продолжает свой путь из комнаты, оставляя мое сердце в руинах.

Перевожу внимание на Джастиса, который выглядит скорее удивленным, в отличие от ужаса, который я сейчас испытываю.

— Да, спасибо, что разрешила мне переночевать.

— Умоляю, скажи, что ты встал раньше нее? — выпаливаю я.

Его непринужденность исчезает.

— Разве это имеет значение?

— Конечно, имеет.

— Почему?

Я изумленно смотрю на него, удивляясь, как он может спрашивать меня о подобном.

— Она не может видеть нас вместе вот так, Джастис. Это ее смутит.

После напряженной секунды он выключает горелку и отодвигает сковороду в сторону, а после полностью поворачивается ко мне. Небрежно прислоняется к стойке, скрестив на груди мощные руки. Стараюсь не блуждать взглядом по его телу, но это невозможно, слишком много всего, чем хочется восхищаться, особенно глубоким треугольником мышц, выглядывающим из его низко сидящих джинсов. Каждая резко очерченная мышца его подтянутого тела напоминает о том, что я испытывала рядом с ним.

— Я встал раньше нее, — наконец говорит он, возвращая мой взгляд к своему лицу и успокаивая беспокойство в сердце.

Из меня вырывается вздох облегчения.

— Слава богу.

Он хмурится еще сильнее.

— В чем проблема, Райан?

— Мы должны быть более осторожны. Особенно рядом с Ханной. Было бы неправильно давать ей ложную надежду. Вспомни, что она только что сказала о «настоящей семье».

— С чего бы нам давать ей ложную надежду?

Я открываю рот, потом закрываю. Мысли кружатся, когда я пытаюсь понять, что, черт возьми, он имеет в виду. А сердце боится надеяться.

— Сейчас слишком рано для игр разума, Джастис.

— Я не играю в игры, и ты это прекрасно знаешь.

— Тогда, что происходит? Почему ты так себя ведешь?

Вместо ответа он задает собственный вопрос.

— Кто такой Чаффман?

— Что, прости? — спрашиваю я, сбитая с толку внезапной сменой темы.

— Кто такой Чаффман?

— Имеешь в виду Тома? Он бухгалтер в городском банке. Почему ты спрашиваешь?

— Потому что вчера вечером этот засранец подошел к нам с Ханной в закусочной и задавал вопросы, которые его не касались. Он вел себя так, будто имеет на тебя какие-то права.

— Безумие какое-то. Он несколько раз приглашал меня на свидание, но это было давно.

— Ну, не думаю, что он понял намек.

Я смотрю на него, и мне все становится до боли ясным, сердце разрывается, когда я понимаю, что произошло прошлой ночью.

— Так вот что было прошлой ночью? Ты меня метишь, чтобы никто другой не мог заполучить.

Он отталкивается от стойки, его ровная походка спокойна и холодна, но в глазах отражается нечто совершенно другое. Его большое тело надвигается на меня, доминируя в моем личном пространстве.

— Прошлой ночью я хотел взять то, что принадлежит мне.

— Ханна твоя. Я нет. И никогда не была.

Ухмылка кривит его идеальные губы.

— Чушь собачья, и мы оба это знаем. Прошлая ночь тому доказательство.

Я сжимаю кулаки по бокам, ненавидя то, как он бросает мне в лицо мою слабость.

— Больше никаких запланированных визитов, Райан, — говорит он. — И я больше не оставлю вас здесь без защиты. Можешь уволиться с работы. С этого момента счета оплачиваю я.

От его дерзости у меня вскипает кровь.

— Ты что, совсем разум потерял, черт возьми?

Единственный ответ, который я получаю, — это раздражающее ворчание.

— То, что мы переспали, не дает тебе права командовать, как теперь все будет. Это так не работает. — Чувствуя, как растет гнев, тычу ему в грудь пальцем. — Если ты думаешь, что я прогнусь и приму это, значит, ты меня совсем не знал.

Он хватает меня за запястье, прижимая к своему твердому телу.

— Я всегда знал, какая ты упрямая заноза в заднице. Это ты забываешь, как я действую. Ты и Ханна — моя семья, о которой я должен заботиться, и именно это я и собираюсь сделать.

— Семья — нечто большее, чем просто забота. Это и любовь, а мы оба знаем, что ты меня не любишь.

Трудно произнести такое вслух. Потому что, по правде говоря, моя любовь к нему с тех пор, как я была маленькой девочкой, так и не угасла, как бы я ни старалась. Она укоренилась во мне навсегда, но не сделала меня глупой, когда дело касается его чувств ко мне.

— У нас сильная связь, — говорит он. — Всегда была. Мы не можем этого отрицать.

— Как и у тебя с братьями, — бросаю я вызов.

Его плечи напрягаются, челюсть сжимается.

— К ним это не имеет никакого отношения. Так что оставь их в покое.

— Это имеет к ним самое непосредственное отношение, — возражаю я. — А что будет, когда им понадобится твоя помощь? Что произойдет тогда? Потому что я не делюсь, Джастис Крид. Никогда и ни за что.

Он хватает меня сзади за шею, сначала нежно, пока не впивается пальцами в волосы, оттягивая мою голову назад, так что его лицо нависает надо мной.

— Хорошо, потому что я тоже не делюсь, особенно, когда дело касается тебя.

Его рот опускается, захватывая мой в собственническом поцелуе. Мое предательское сердце подпрыгивает, катапультируя меня в другую реальность и заставляя забыть, почему это такая плохая идея.

К тому времени, как наш поцелуй прерывается, я задыхаюсь, хватая ртом воздух, а он крепко обнимает меня.

— Я хочу свою семью, Райан, — говорит он, и это признание творит невообразимые вещи с моим истерзанным сердцем. — Ради себя и ради дочери мы обязаны хотя бы попытаться.

— Значит ли это, что ты меня прощаешь? — вопрос вылетает прежде, чем я успеваю остановиться, и я задерживаю дыхание, боясь узнать ответ.

От наполнившей воздух тишины сердце замирать. Ему не нужно ничего говорить, ответ виден в его глазах.

Его большой палец ласкает мою щеку интимным жестом, успокаивая боль в груди.

— Я почти там.

Я тяжело сглатываю, слезы наворачиваются на глаза.

— Я не хочу, чтобы Ханна пострадала из-за этого.

«Или из-за меня».

— Я никогда не позволю этому случиться, — обещает он. — Верь мне, я хочу все исправить. Дай мне шанс, которого ты лишила меня шесть лет назад.

Когда он произносит эти слова, я не могу отказать ему, потому что, как бы я ни боялась за свое хрупкое сердце, он заслуживает этого шанса, как и мы с Ханной.

Глава 17

Джастис

Звук молотка эхом разносится по округе, когда я вбиваю очередной гвоздь в крыльцо, заменяя доску, которая чуть ранее проломилась под моим ботинком. Вся эта чертова развалина нуждается в ремонте, но я не хочу вкладывать в нее деньги, так как не планирую пробыть здесь достаточно долго. Эту тему я еще не обсуждал с Райан.

Последние несколько дней все шло так хорошо, что я не хотел ничего портить спором. Проводить весь день с дочкой, пока я не уложу ее спать, а потом оказаться в постели с Райан — это все, что имеет значение. Это все, чего я сам не знал, что хотел и без чего не смог бы жить.

— Смотри, папочка. Смотри, как высоко поднимается, — кричит Ханна с другого конца двора. Солнечные лучи озаряют ее, ветер треплет каштановые волосы, она запускает воздушного змея, которого я купил в хозяйственном магазине. Райан стоит позади нее, пытаясь помочь с ним справиться, но они обе прилагают массу усилий.

— Расслабьте еще, — кричу я.

Они делают, как я говорю, и ветер ловит змея под нужным углом, отправляя его парить в воздух.

— Ура! — ликует Ханна. — Мы сделали это, мама.

Глаза Райан встречаются с моими, ее улыбка бьет меня в грудь. Влияние этой женщины на меня так же сильно, как и много лет назад. Я не могу насытиться ею, не только ее телом, но и улыбкой, смехом, и я непрестанно наблюдаю за ней и нашей дочерью. С каждым днем горечь все быстрее покидает меня.

В кармане вибрирует мобильник. Вытащив его, вижу, что это Нокс.

— Да, — отвечаю я.

— У нас проблемы.

Я напрягаюсь от резкости в его голосе.

— Что случилось?

— Прошлой ночью, пока отца не было, кто-то проник на ферму и нанес серьезный ущерб. Сожгли половину урожая и разграбили большую часть имущества.

Гнев разливается по венам, превращаясь в месть. Эта земля значит для отца все; урожай — его средство к существованию.

— Кто? — единственное слово звучит холодно и твердо.

— Мы точно не знаем, но, судя по всему, последние несколько месяцев ему угрожали.

От этой информации ужас скручивает внутренности.

— Что за угрозы?

— Случайные телефонные звонки среди ночи и письма по почте. Но прошлой ночью ситуация перешла на совершенно новый уровень. Кто-то пытается выжить его отсюда, Джастис.

У меня голова идет кругом, задаюсь вопросом, кто настолько глуп, чтобы угрожать отцу. Не только из-за нас троих, но и из-за того, что Тэтчер более смертоносен, чем все мы вместе взятые. Спокойнее и уравновешеннее, но определенно опаснее.

— Какого черта он скрывал это от нас? — размышляю вслух.

— Наверное, потому что знал, что мы перевернем этот чертов город вверх дном.

«Проклятье, мы бы так и сделали. Никто не смеет вредить отцу, чтобы это могло сойти им с рук».

— Тебе нужно вернуться домой, — говорит он. — Это серьезно, Джастис. Кто бы это ни делал, он, мать его, не шутит. Наша семья не должна сейчас быть в разлуке.

Проведя рукой по волосам, тяжело вздыхаю.

— Знаю.

— Значит, ты приедешь?

Посмотрев через двор, встречаюсь глазами с Райан. При виде меня она тут же выпрямляется, улыбка сбегает с ее лица.

— Да. Мы выезжаем утром.

— Хорошо. Скоро увидимся.

Отключившись, наблюдаю, как Райан осторожно направляется ко мне, оставляя Ханну одну с воздушным змеем.

— Джастис, что такое? Что случилось? — спрашивает она сбеспокойством в голосе.

— Звонил Нокс. Прошлой ночью кто-то устроил погром на ферме отца.

— Что? — выдыхает она.

— Судя по всему, последние пару месяцев ему угрожали.

— С какой стати кому-то угрожать Тэтчеру?

— Не знаю, но собираюсь выяснить.

Она бледнеет, на лице отражается страх. Она знает, что это значит.

— Мы должны вернуться, Райан.

Она отрицательно качает головой.

— Ты езжай. Мы с Ханной будем ждать тебя здесь.

— Я не оставлю вас. Мы едем все.

Ее нижняя губа начинает дрожать, поведение говорит, что она дико паникует.

— Пожалуйста, не заставляй меня.

Я внимательно наблюдаю за ней, подозрение поднимает свою уродливую голову.

— Чего ты так боишься?

Она опускает глаза в землю.

— Ненавижу этот город. Ненавижу тамошних людей и власть, которой, сам знаешь, они обладают.

— Брось, Райан, несколько семей — это не весь гребаный город.

— Весь, когда ты с ними в родстве, — возражает она, в ее вновь обращенных на меня глазах сверкает пламя. — Если на ферме что-то происходит, последнее, что мы должны сделать, это везти туда нашу дочь.

— Никто не глуп настолько, чтобы сунуться сюда, когда там мы с братьями. Вот почему они ждали, чтобы Тэтчер уехал.

Она молчит, упрямо выпятив подбородок, продолжая сопротивляться неизбежному.

— Сейчас мы нужны отцу. После всего, что он для тебя сделал, хочешь сказать, ты отвернешься от него?

Я чувствую себя мерзко, используя этот козырь, но понимаю, что иного выбора у меня нет. От этого никуда не деться, больше никаких отговорок. Нам всем нужно возвращаться домой. Время пришло. Она тоже это знает.

В поражении она закрывает глаза, по щеке скатывается одинокая слеза.

Подойдя ближе, обхватываю ее сзади за шею, приближая ее лицо к своему.

Когда она открывает карие глаза, страх в них разрывает меня пополам.

— Никто и ничто не причинит вреда нашей семье, Райан. Я никогда этого не допущу. Верь мне.

Ее решимость ускользает, и она, наконец, сдается.

— Хорошо, — шепчет она. — Мы возвращаемся.

Глава 18

Райан

Мы въезжаем на окраину Винчестера, и мимо размытым пятном проплывают знакомые деревья и кусты. Я бесцельно смотрю в окно, страшась каждой проходящей секунды.

Ханна весело щебечет на заднем сиденье, как и последние несколько часов, взволнованная тем, что наконец-то едет к папе Тэтчеру, чтобы увидеть его ферму и познакомиться с дядями. Ее энтузиазм — единственная передышка для моего перепуганного сердца.

Последние несколько дней все шло так прекрасно, что я должна была догадаться, что что-то обязательно произойдет. Мечта о том, чтобы стать настоящей семьей, захватила меня. Наблюдая за тем, как Джастис и Ханна создают особую связь между отцом и дочерью, исцелило мое раненое сердце во многих отношениях, а также помогло и то, что я каждую ночь проводила в объятиях Джастиса, чувствуя себя в безопасности и желанной.

Когда мы не тонули в страсти друг к другу, то могли часами болтать, делясь последними шестью годами и всем, что упустили. Это всколыхнуло во мне прекрасные воспоминаниях нашего прошлого и начало смывать уродливые. До того телефонного звонка, казалось, их легко было забыть, но теперь все, о чем я могу думать — это страх, что потеряю все, прежде чем обрету.

Если бы Тэтчер не попал в беду, я бы никогда не вернулась, но раз у него проблемы, я не могу повернуться к нему спиной. Не после всего, что он сделал для нас с Ханной.

Джастис тянется через панель грузовика, кладет теплую ладонь на мое голое колено, успокаивая непрекращающееся подпрыгивание.

Я смотрю вниз на его руку, потом на него.

— Прости, — шепчу я извинения.

Ему достаточно беспокойства об отце, и последнее, что я должна, — усугублять его стрессовое состояние.

— Все будет хорошо, — заверяет он меня очередной раз. — Вот увидишь.

«Хотела бы я быть так же уверена, как и он».

— Будет здорово, — добавляет Ханна, к счастью, понятия не имея о моих мучениях. — Не могу дождаться встречи с дядями. Надеюсь, я им понравлюсь.

— Они полюбят тебя, детка, — говорит ей Джастис, опережая меня. — Они уже тебя любят.

— Хорошо, потому что я тоже их люблю.

Мягкая улыбка танцует на моих губах. В глубине души я знаю, что это давно назрело, но я бы солгала, если бы сказала, что не нервничаю из-за того, какой прием меня ждет от них обоих. Не сомневаюсь, они злятся на меня из-за брата, но это неизбежное следствие, и я его приму.

Когда мы подъезжаем к ферме, от нанесенного ущерба резко втягиваю воздух. Половина урожая превратилась в пепел, а окна амбара выбиты. Он заново выкрашен, и я содрогаюсь при мысли о том, что нужно было скрыть под свежим слоем краски.

Когда мы подъезжаем к дому, Тэтчер сидит в кресле-качалке на крыльце и играет на губной гармошке. Сердце согревается, когда я думаю о тех временах, когда он играл Ханне. Он всегда любил музыку, особенно блюз.

«Это душа музыки», — всегда говорил он.

— Папа Тэтчер! — Ханна отстегивает ремень безопасности и выпрыгивает из грузовика, прежде чем Джастис успевает заглушить мотор.

— Эй, эй! Посмотрите-ка, кто здесь, моя милая Ханна Джей! — Тэтчер раскрывает объятия, и она бросается в них.

От их объятий в груди разливается тепло. У них особая связь. За что я благодарна, потому что у Ханны будет то, чего никогда не было у меня с родителями. Что касается меня, то Тэтчер для нее — единственный дедушка, и я планирую, чтобы так оно и оставалось.

Взглянув на Джастиса, моя улыбка исчезает, когда я вижу битву эмоций, охватившую его лицо. Я не задумывалась, как это повлияет на него. Они с Тэтчером еще не разговаривали, и как бы сильно он ни любил отца, я знаю, что он все еще страдает из-за тайны, которую мы оба от него скрывали.

Я тянусь к его руке, надеясь утешить, но он не дает мне шанса.

— Пошли, — отрывисто бросает он, вылезая из грузовика, не оставляя мне другого выбора, кроме как последовать за ним.

Входная дверь распахивается, и из нее выходит Брэкстен.

— Так, что тут у нас? — он шагает к отцу, обнимая его за плечи. — Отец, где ты нашел это маленькое создание?

Ханна хихикает и храбро протягивает руку.

— Меня зовут Ханна Джей Крид, а ты мой дядя Брэкстен.

Смех срывается с моих губ прежде, чем я успеваю его остановить. Большинство маленьких девочек нервничали бы и даже пугались, но только не моя Ханна. Она всегда была смелой. Совсем как ее отец.

Я бросаю взгляд на Джастиса и вижу на его лице легкую усмешку.

— Твой дядя, говоришь? — Брэкстен забирает ее у Тэтчера и поднимает над головой, заставляя смеяться и извиваться, пока рассматривает ее. — Думаю, я вижу сходство, ты и, правда, похожа на моего брата.

Она более чем похожа на Джастиса. Единственное, что Ханна унаследовала от меня, — цвет глаз. Вот и все наше сходство.

— Но ты намного красивее, — добавляет он, затем ставит ее на ноги и протягивает руку, наконец, принимая ее рукопожатие. — Приятно познакомиться, Ханна Джей Крид. Добро пожаловать в самую крепкую и крутую семью в Миссисипи.

— Спасибо, я очень рада быть здесь.

Чувство вины проникает в грудь, я прекрасно понимаю, что ответственна за то, что их встреча откладывалась так долго.

— Мы все этому рады, малышка. — Брэкстен поворачивается ко мне, его мысли явно совпадают с моими. Тем не менее, любой гнев, который он испытывает ко мне, отброшен в сторону, когда он подходит, чтобы поприветствовать меня. — Райан, давно не виделись.

Я киваю.

— Да.

— Рад тебя видеть, — он удивляет меня, наклоняясь, чтобы поцеловать в щеку, задержавшись губами.

По крайней мере, так мне кажется.

Мне не предоставляется так много времени, чтобы обдумать это, прежде чем он переходит к брату.

— Рад, что ты вернулся, мужик.

Пока они обмениваются рукопожатием, подходит Тэтчер и притягивает меня в свои любящие объятия.

— Рад тебя видеть, дитя.

— И я тоже, — шепчу, его любовь немного ослабляет беспокойство в сердце. Этот человек стал моей спасительной благодатью, и всякий раз, когда мы проводим время вместе, мне оно дорого, даже если это означает возвращение в этот богом забытый город.

Он отступает назад, держа меня за плечи и ободряюще улыбаясь, прежде чем переключить внимание на Джастиса. Легкости, которая была в выражении его лица минуту назад, больше нет. Это не останавливает Тэтчера, он тоже притягивает сына для объятий.

— Я скучал по тебе, мальчик. — От хриплого звука его голоса глаза жгут слезы.

Джастис молчит, но отвечает на объятия отца, хотя коротко и далеко не тепло.

Звук открывающейся двери пронзает воздух и заставляет меня подпрыгнуть. Я бросаю взгляд на крыльцо и вижу там Нокса. Он выглядит так же устрашающе, как я помню — в поношенных рваных джинсах и белой майке, которая демонстрирует не только его мускулистые руки, но и татуировки. Но самое тревожное — его жесткий взгляд и то, как он на меня смотрит.

Гнев, от которого меня избавил Брэкстен, Нокс изливает с удвоенной силой, его ненависть неоспорима. Это ранит сильнее, чем я думала, хоть и удивительно, поскольку знаю, Ноксу я никогда не нравилась. Может, на этот раз все будет по-другому, потому что независимо от того, что происходит между Джастисом и мной, Нокс и Брэкстен всегда будут частью моей жизни из-за Ханны.

Его взгляд, в конце концов, устремляется на Джастиса, и гнев полностью испаряется, оставляя на месте себя множество эмоций, самая заметная из которых — облегчение. Он направляется к брату, но тут вмешивается улыбающаяся Ханна, которая не замечает напряжения.

Она протягивает ему руку, приветствуя так же, как Брэкстена.

— Привет, дядя Нокс. Я Ханна Джей Крид, твоя племянница.

Нокс моргает, глядя на нее сверху вниз, будто только сейчас заметил. Он слегка наклоняет голову, на суровом лице отражается почти изумление. В конечном итоге, он принимает ее протянутую руку, но пожатие остается коротким.

— Привет, дитя.

— Боже, у тебя наверняка гораздо больше татуировок, чем у папы, — говорит она.

Нокс мнется, явно чувствуя себя неловко.

— Наверное.

— Это потому, что он более крутой, чем твой папа, как и я, — говорит Брэкстен, поддразнивая Джастиса.

Этим он зарабатывает тычок от Джастиса, прежде чем тот подходит к Ноксу, притягивая его для объятий. В Ноксе чувствуется уязвимость, когда Джастис нашептывает ему что-то, чего никто не может расслышать.

Я хмурюсь, замечая, как пальцы Нокса стискивают ткань футболки на спине Джастиса, почти сминая ее от страха.

— Почему бы нам всем не зайти внутрь? — предлагает Тэтчер, обнимая меня за плечи. — Ужин почти готов.

Джастис смотрит на нас, чувство предательства в его взгляде неоспоримо.

— Сначала я отнесу наши вещи в гостевой дом, — холодно говорит он.

Тэтчер кивает, но его явно задевает резкий ответ сына.

— Только не задерживайся. Не хочу, чтобы еда остыла.

— Папочка, можно мне пойти с тобой? — спрашивает Ханна. — Я хочу посмотреть, где буду спать.

— Да, детка, пойдем, — наклонившись, он поднимает Ханну на руки и, прежде чем уйти, бросает на меня быстрый взгляд.

Брэкстен и Нокс следуют за ним, оставляя нас с Тэтчером наедине.

— Прости, — шепчу я, чувство вины вздымается на поверхность. — Я думала, он уже справился с гневом.

Тэтчэр, как всегда, отмахивается от извинений.

— Не беспокойся об этом. Мы с моим мальчиком поговорим позже. Сейчас все, что меня волнует, — то, что вся семья впервые соберется вместе. Нет более ценного подарка, чем этот.

Жаль, что я не могу подарить его ему навсегда. Если бы это происходило где-то в другом месте, я бы отдала его в мгновение ока, но этот город никогда больше не будет моим домом. Ради спасения своей души, он не может им быть.

Глава 19

Джастис

Встретиться с отцом после всего этого оказалось труднее, чем я думал. Вены наполняет непрестанное негодование, когда я вынужден наблюдать за узами, что связывают его с моей дочерью.

Связь, в которой мне было отказано из-за тайны, что он помогал скрывать от меня.

Ханна сидит у него на коленях за обеденным столом, ест пирог и мороженое. Это ее любимый пирог, о чем я не знал, но знал он. Они оба смеются, когда она кормит его и размазывает десерт по всему лицу.

Все это напоминает о его предательстве, и еще глубже вонзает острие мне в сердце. Ради дочери и остальных за этим столом я изо всех сил стараюсь подавить гнев, но, оказывается, это довольно трудно.

Брэкстен улавливает мое настроение и обнимает за плечи.

— Нам не хватало тебя на тренировках, братец. Тебе придется многое наверстать.

Я ворчу в ответ на его попытку отвлечь меня. Он несет полную чушь. Мы все знаем, что я в любой день могу обставить их обоих.

— А что за тренировки? — спрашивает Ханна.

— Стрельба по мишеням, — отвечает отец раньше, чем успеваю я.

— Папочка научил меня стрелять из лука, который ты мне купил, — говорит она. — У меня тоже хорошо получается, правда, папочка? — она улыбается мне, ожидая подтверждения.

— Естественно, — отвечаю, стараясь, чтобы испытываемый мною гнев не отразился в голосе. Понятия не имел, что именно он купил для нее лук со стрелами, и эта информация злит только больше.

— Любишь пострелять, крошка? — спрашивает Брэкстен, приподнимая бровь.

— Люблю. Я стреляла только из пластмассового лука, что купил мне папа Тэтчер, но папочка сказал, что купит мне настоящий.

— Да? — вмешивается Райан, искоса бросая на меня взгляд неодобрения.

— Ты купил ей пластмассовый лук со стрелами? — спрашивает Брэкстен отца, и в его голосе слышится недоверие.

— Ну конечно. Она ведь еще совсем ребенок.

— Вот именно. — Райан кивает.

Он наклоняется к уху Ханны, но говорит достаточно громко, чтобы услышали мы все.

— А еще я не хотел, чтобы у твоей мамы случился сердечный приступ.

Они оба хихикают, и уголки губ Райан трогает улыбка.

Не в силах больше быть свидетелем этого дерьма, я встаю из-за стола, целую темноволосую головку Ханны, а затем выхожу на крыльцо выкурить сигарету, сетчатая дверь захлопывается за мной.

Закурив, глубоко затягиваюсь, позволяя обжигающему дыму проникнуть в легкие и ослабить стеснение в груди.

Оперившись плечом о большую колонну, смотрю на обугленный урожай, разум относит к проблемам другого рода. Мне не представилось возможности переговорить с братьями обо всем, что произошло, потому что я не хотел рисковать, чтобы нас услышала Ханна, но пока она осматривала свою комнату и распаковывала чемодан, они быстро рассказали мне о причиненном уроне. А также поведали о надписи, сделанной баллончиком на сарае:

«Проваливай, ниггер, или мы сожжем все».

Ни для кого не секрет, что отца не очень любят в этом городе, но он прожил здесь всю жизнь, эта земля принадлежала его семье на протяжении многих поколений. Нет никакого смысла в том, почему после стольких лет кто-то пытается заставить его уехать.

Мысли обрываются, когда кто-то выходит из дома. Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, что это отец. Его присутствие всегда несло в себе силу и уверенность, это запечатлелось в моем сердце, несмотря на противоречивые чувства, испытываемые в данный момент.

Делаю еще одну затяжку, он подходит и встает рядом со мной.

Между нами повисает тяжелая тишина, прежде чем он, наконец, заговаривает.

— Сынок, я не виню тебя за то, что ты на меня злишься.

Смотрю прямо перед собой, медленно выдыхаю дым, и он клубится вокруг нас.

— Ты помог беременной женщине скрыться от меня, а потом помог вырастить моего ребенка. Я чувствую несколько больше, чем просто злость, папа.

— Я не помогал Райан сбежать от тебя. Я помог ей сбежать из этого города и угрозы, с которой она столкнется, если останется.

— И к черту меня, да?

— Нет. Я всегда хотел, чтобы ты знал правду, но я также чувствовал, что именно Райан должна рассказать тебе о ней. Я много раз побуждал ее к этому, но все было так… сложно. Я поступил так не потому, что хотел причинить тебе боль, сынок. Я сделала это, чтобы защитить Райан и Ханну Джей.

— Они не твои, чтобы их защищать, — кричу, наконец поворачиваясь к нему лицом. — Они моя чертова семья!

Несмотря на мою вспыльчивость, он остается спокойным и собранным.

— Да, они твоя семья. И всегда ими были, и ничто этого не изменит. Точно так же, как ничто и никогда не изменит того факта, что ты мой сын.

Отвожу взгляд, слишком злясь, чтобы признать в его глазах сожаление.

— Мне очень не хотелось скрывать это от тебя, Джастис. Ты должен мне верить. Я сделал это, чтобы защитить всех, включая тебя. Поверь мне, здесь есть люди, которые позаботились бы о том, чтобы Райан не выносила ребенка.

— Я бы никогда не позволил этому случиться, и ты это знаешь, — выдавливаю я.

— Иногда все выходит из-под нашего контроля, какими бы решительными и сильными мы ни были.

В его голосе таится боль, которую он всегда скрывал от всех, включая своих сыновей. Та же самая боль, что в этот самый момент обвилась вокруг моей груди, как ядовитая змея.

— Я верю, что у всех нас есть намеченный план, судьба, — продолжает он, разговор становится глубже. — Вот почему много лет назад вы трое оказались на моей земле. Вы всегда должны были принадлежать мне, только не сразу.

Вновь перевожу взгляд на него.

— Что ты хочешь сказать? Что до этого времени я не должен был знать о собственной дочери?

— Нет. Я говорю не об этом. Но я всегда задавался вопросом, возможно, — только, возможно, — все случилось, как случилось, потому что братья нуждались в тебе еще какое-то время.

Я напрягаюсь, потрясенный пониманием, отразившимся в его глазах. Учитывая слухи, ходившие о нас по городу, я не удивлюсь, что он в курсе их, но до сих пор никак этого не показывал.

Жду увидеть в его взгляде разочарование, но так ничего и не вижу. Единственное, что в нем есть, — это понимание. В этом он всегда был хорош, когда дело касалось нас троих. Он никогда нас не осуждал, даже когда мы совершали ошибки.

— Иногда все должно происходить так, как происходит, даже если мы этого не понимаем, — продолжает он. — Я не говорю, что это относится к Ханне Джей, но если бы ты знал о ней с самого начала, для вас троих все давно бы изменилось.

Он прав, между нами бы все изменилось, и это было бы тяжело, но не так тяжело, как упустить все то время, что я мог провести с дочерью. Это чертовски больно, гораздо сильнее, чем при любом ином сценарии, который мог бы разыграться.

— Но сейчас все по-другому, — говорит он, подходя ближе и кладя руку мне на плечо. — Теперь пришло твое время, Джастис. Пора тебе и твоей семье быть на первом месте. Вот почему ты нашел ту фотографию, и я чертовски этому рад, потому что мне было невыносимо смотреть на тебя и держать это драгоценное дитя в секрете.

Слезы, появляющиеся в его глазах, вызывают во мне мрачное чувство, от которого чертовски горит горло. Отпускаю гнев одним тяжелым вздохом, испытывая массу противоречий, чтобы сдерживать его дольше. Я никогда не соглашусь с тем, что не должен был знать о дочери, но сейчас мне нужно наставление, и нет лучшего человека, чтобы дать его, чем тот, кто стоит передо мной.

— Я не знаю, что делать, — признаюсь, проглатывая чувство вины, угрожающее задушить меня. — Не знаю, как сделать это правильно для всех нас, особенно для Нокса.

— С твоим братом все будет в порядке. Он сильнее, чем ты думаешь.

Он ошибается, но это потому, что он не знает о прошлом Нокса. Никто, кроме Брэкстена и меня, не знает, и этот секрет мы унесем с собой в могилу.

Многие годы я стоял с ним плечом к плечу, пока он сражался со своими демонами. Теперь я не повернусь к нему спиной. Я по-прежнему буду рядом с ним, просто мне придется найти для этого другой способ. Я должен это сделать ради моей семьи.

Смотрю в теплые, наполненные терпением и пониманием глаза отца, и в сознании всплывает один вопрос. Болезненный вопрос, тяжестью давивший на меня последние несколько недель.

— Мне нужно спросить тебя кое о чем, и я хочу, чтобы ты был со мной честен, несмотря ни на что.

Он кивает.

— Хорошо.

— Ты держал Ханну от меня подальше, потому что не считал, что из меня выйдет хороший отец? — Эта мысль причиняет больше боли, чем сам обман, но мне нужно знать ответ, прежде чем я смогу двигаться дальше.

— Никогда, — единственное слово вырывается у него с едва слышным вздохом. Он хватает меня за плечи и смотрит прямо в глаза. — Слушай меня внимательно. Я всегда знал, что этой маленькой девочке повезло, что ты ее отец, так же как мне повезло, что ты мой сын. Ты сильный, верный и благородный. Я чертовски горжусь тобой. Хранить секрет об этой малышке не имело к этому никакого отношения. Я сделал это, потому что чувствовал, что в то время это был мой единственный вариант, чтобы обеспечить безопасность вам всем.

— А теперь?

Он выпрямляется, не сводя с меня глаз.

— Теперь все по-другому. Райан уже не так уязвима, как во время беременности. Угроза того, что она не родит ребенка, давно миновала. Жаль, что она не сказала тебе раньше, но что сделано, то сделано. Мы не можем изменить прошлое, никто из нас не может, но я обещаю, что больше никогда и ничего не буду от тебя скрывать.

Обещание немного облегчает груз, давящий на грудь. Мне все еще чертовски больно, но я отказываюсь злиться на него, потому что он дал мне гораздо больше, чем скрывал от меня.

— Между нами все в порядке? — спрашивает он.

Кивнув, делаю последнюю затяжку, выбрасываю сигарету и быстро тушу ее ботинком.

— Да, папа. У нас все хорошо.

Он притягивает меня к себе и крепко обнимает, за эти годы я так привык к его объятиям. До него привязанность была мне незнакома. Я часто думал о том, как изменилась бы моя жизнь, родись я у него, а не у женщины, которая меня ненавидела. Но всякий раз, когда в голову приходит эта мысль, я отбрасываю ее в сторону, зная, что в противном случае не обрел бы своих братьев, а жизнь без них не имела бы смысла. В этом я уверен.

— О-о-о, Нокс, глянь-ка, праздник любви проходит без нас, — насмешливый голос Брэкстена прорезает воздух, когда они с Ноксом выходят на крыльцо. — Я чувствую себя немного обделенным. А ты?

Отец игнорирует его попытку разрядить обстановку и тянется к ним обоим.

— Идите сюда. Хочу поговорить с вами минутку. — Он ставит их рядом со мной, образуя между нами круг. — В ближайшее время наша семья столкнется с множеством препятствий, и нам очень важно держаться вместе. Нам нужно держать голову прямо и не позволять гневу взять верх над чувствами, слышите?

— Как же нам это сделать, если ты не хочешь говорить нам, что происходит? — горячо возражает Нокс, озвучивая то, что у всех нас на уме.

— Скоро скажу. Сначала мне нужно сделать несколько телефонных звонков.

Это заявление интригует меня еще больше, и я сильнее хочу закидать его вопросами, но решаю не делать этого, потому что знаю, он ни хрена не скажет, пока не будет готов. Насколько я знаю отца, прежде чем сделать шаг, он соберет как можно больше информации.

— Я ценю, что вы, парни, готовы за меня сражаться. Знаю, защищать — это ваш инстинкт, но мы должны действовать осторожно. Все, что нам нужно, это держаться вместе, и мы победим. Я в этом не сомневаюсь. Потому что нашей семье присуща черта, которая сильнее любой угрозы.

— Какая?

— Любовь, — отвечает он. — Любовь всегда побеждает ненависть, а никто не любит так, как мы. Ни одна другая семья не предана так, как мы, и никто не будет сражаться так, как мы. — Его слова звенят в воздухе, сильные и правдивые.

— И никто не умеет стрелять так, как мы, — добавляет Брэкстен.

Улыбка растягивает мои губы, а отец усмехается.

— Тут ты чертовски прав. А теперь подойдите ближе. — Он обхватывает нас троих в объятие. — Я люблю вас, мальчики, наша семья преодолеет это, вместе мы несокрушимы.

Чертовски верно, мы несокрушимы, и тому, кто с нами связывается, лучше это запомнить.

Наш момент завершается, когда из дома рука об руку выходят Райан и Ханна; вид их наполняет мою грудь неописуемыми эмоциями.

— Извините, что прерываю, — нервно говорит Райан, ее карие глаза встречаются с моими. — Я пойду, отведу Ханну в гостевой дом, искупаю и приготовлю ко сну.

— Я иду.

— Ты не должен, — торопливо говорит она. — Останься. Мы в порядке.

— Нет. Мы уже закончили.

Как бы мне ни хотелось остаться с братьями, я не хочу упустить возможность уложить Ханну в постель. Это то, без чего я отказываюсь жить снова.

— Мы все равно не хотели с тобой тусоваться, — говорит Брэкстен.

Я бью его в плечо за то, что он такая задница, и он отвечает тем же, заставляя Ханну хихикать.

Отец опускается на колени и раскрывает ей объятия.

— Иди сюда, дитя.

Она радостно подчиняется, обнимая его.

— Спокойной ночи, папа Тэтчер.

— Спокойной ночи. Хорошенько выспись, а утром поможешь мне подоить коров, хорошо?

Она охает, ее лицо светится.

— Правда?

Он кивает.

— Можешь на целый день стать моей помощницей.

— Звучит здорово. Зови меня фермер Ханна.

Отец посмеивается, а Райан улыбается.

Далее Ханна подходит к Брэкстену.

— Спокойной ночи, дядя Брэкс.

Он наклоняется, подбрасывает ее в воздух, переворачивая вверх ногами. Ее смех наполняет ночь, когда она болтается перед его лицом.

— Спокойной ночи, крошка. Увидимся за завтраком.

— Ты тоже спишь здесь? — спрашивает она.

— А то.

Я так и думал. Пока мы не выясним, кто угрожает отцу, будем держаться все вместе.

Как только Брэкс ставит Ханну на ноги, она поворачивается к Ноксу.

— Спокойной ночи, дядя Нокс, — Страх сжимает грудь, когда она раскрывает объятия и идет к нему.

— Нет!

Мы с Брэкстеном тянемся к ней, но недостаточно быстро. Она бросается к Ноксу, обнимая его за талию.

Брат напрягается всем телом, лицо бледнеет.

Я проталкиваюсь мимо отца, чтобы оттащить ее, но тот меня останавливает, положив руку мне на грудь.

— Дай ей шанс, — бормочет он достаточно тихо, чтобы никто не услышал.

Все молчат, наше внимание приковано к Ноксу, когда он смотрит на нее сверху вниз, страх сочится из него, когда демоны выходят на поверхность. Они хватают его и проглатывают прямо у нас на глазах.

Вопросительный взгляд Райан впивается мне в лицо, но я не обращаю на него внимания, сосредоточившись только на объятиях.

В конце концов, Нокс опускает руку ей на спину и неловко похлопывает.

— Спокойной ночи, — его голос напряженный, хриплый от эмоций, властвующих внутри него, но в мучительном звуке слышится привязанность.

Ханна отступает, улыбаясь ему, прежде чем подскочить ко мне.

— Готов, папочка? — она поднимает руки, не имея ни малейшего представления о том, какой эффект произвела не только на брата, но и на всю семью.

Наклонившись, поднимаю ее и прижимаю к груди, зарываясь лицом ей в волосы, после чего бросаю прощальный взгляд на отца и братьев.

— Увидимся утром.

Они кивают, и я беру Райан за руку и начинаю спускаться по лестнице, уходя от одной семьи, но покидая ее с другой, и обе значат для меня все.

Глава 20

Райан

Сидя на крыльце гостевого дома, окруженная теплым вечерним воздухом, держу в руках холодную бутылку пива и наблюдаю, как солнце опускается за горизонт. Оно окрашивает небо в потрясающие оттенки розового, красного и золотого. Я восхищена настолько, что почти легко забываю о зле, которое наводняет этот город.

Почти.

Несмотря на прекрасный вид, ничто не может заставить меня забыть о том, что скрывается совсем рядом. Каждое мгновение лишенного любви детства всплывает с удвоенной силой, бросая мрачную тень на мое сердце. Я страшусь того, чем пребывание здесь обернется не только для меня, но и для дочери.

Топот тяжелых ботинок по деревянному крыльцу выводит меня из грустных мыслей, а узнавание покалывает кожу. Обернувшись, вижу позади себя Джастиса, свет, льющийся наружу из дома, освещает его волевое присутствие.

Сердце колотится, пульс скачет, его воздействие на меня сильнее, чем когда-либо, даже не смотря на суматоху, в которой я нахожусь.

— Ханна спит? — спрашиваю я.

Обычные приготовления ко сну стали их особым временем, от которого я с радостью отступила и позволила им наслаждаться.

— Да, сегодня она быстро заснула.

— Ее вымотала долгая поездка.

Он хмыкает.

— И ее болтовня.

Тихо усмехаюсь.

— И это тоже.

Его взгляд обжигающей лаской скользит по мне, прежде чем упасть на бутылку пива.

— С каких это пор ты пьешь?

— Тебе следовало бы уже понять, что если в этом мире и есть что-то, отчего я могу выпить, так это этот город. — Слова произнесены в шутливой манере, но он не разделяет моего веселья. Мы оба знаем, что я говорю серьезно.

Наши взгляды встречаются, в них видна истина.

Я первой прерываю зрительный контакт, переключая внимание на пейзаж.

— Должна признать, здесь очень красиво.

Он занимает место рядом со мной на верхней ступеньке, его обтянутое джинсами бедро касается моего обнаженного, заставляя поток тепла искриться по телу. Я подношу бутылку к губам, золотистая жидкость дает небольшую передышку.

— Вот почему отцу так здесь нравится. Место уединенное и спокойное, словно мир сам по себе.

Ностальгия в его тоне заставляет меня снова повернуться к нему.

— Тебе тоже нравится. — Это скорее утверждение, чем вопрос.

Ответ написан у него на лице.

— Это мой дом, единственный, который я когда-либо знал.

От боли в его голосе у меня сжимается сердце. Мне отчаянно хочется расспросить его о жизни до Тэтчера. Его биологические родители вызывают у меня еще большее любопытство, чем раньше. Не только потому, что у них с Ханной одинаковая ДНК, но и потому, что я всегда хотела знать, что сделало Джастиса Крида таким, какой он есть. Замкнутым и боящимся доверять кому-то, кроме братьев.

Под суровой внешностью я замечала моменты уязвимости. Когда, на одну короткую секунду, его защита ускользает. Я видела это, когда он смотрел на Ханну. Или когда мы занимались любовью, и я требовала от него большего, большей эмоциональной связи, которую он, кажется, так боится мне дать. Или в такие моменты, как сегодня, когда Ханна обнимала Нокса, и Брэкстен с Джастисом потянулись к ней из страха.

Когда наша дочь обняла его брата, в нем смешались боль и тревога. В прошлом я никогда не проводила много времени рядом со всеми тремя братьями. Постоянно были только мы с Джастисом. Однако Брэкстен всегда вел себя достаточно дружелюбен. Я узнала, что из всех троих шутник — он, но Нокс отличается от них всех. Он тише. Более наблюдательный и даже более настороженный, чем братья. Мне также интересно, что случилось с ним. Какие трагедии свели этих трех мальчиков вместе и сделали их такими, какие они есть?

— Почему ты не хотел, чтобы Ханна обняла Нокса? — спрашиваю я, любопытство берет верх.

Его плечи каменеют, напряжение во влажном воздухе сгущается.

— Он не любит, когда к нему прикасаются, — его грубый голос пронизан эмоциями, которые я не могу до конца распознать.

Теперь он выглядит взволнованным, достает из кармана сигареты и закуривает, делая длинную затяжку, прежде чем изящно выдохнуть напряжение. Запах дыма — это то, к чему я привыкла за короткое время. Странным образом я стала от него зависимой, как и от самого мужчины.

— Ты его обнимал, — напоминаю, храбро требуя продолжения.

— Это совсем другое. На нас с Брэксом эти правила не распространяются.

«Правила?»

Прежде чем успеваю подумать о том, что означают эти слова, он выхватывает пиво из моих рук и прикладывается к бутылке, делая большой глоток.

Меня должна была бы раздражать его дерзость. Вместо этого, я очарована движениями его мощного горла, рот наполняется слюной от желания попробовать его кожу на вкус.

Облизываю пересохшие губы. Судя по ухмылке, которую он бросает в мою сторону, не сомневаюсь, что он точно знает, о чем я думаю.

— Скажи мне, Райан, — начинает он, его глубокий голос скользит по каждому дюйму моей кожи. — Почему ты так боишься возвращения сюда?

Вопрос гасит ревущий жар, разливающийся по телу.

— Разве мы уже не обсуждали это?

— Обсуждали, но думаю, это еще не все. Мне кажется, ты чего-то недоговариваешь, — понимающие глаза изучают, ища правду.

Он знает все, кроме того, что касается Дерека, и об этом я ему никогда не расскажу. Никогда не расскажу, что чуть не случилось той ночью, потому что не сомневаюсь, он убьет его, не задумываясь.

— Полагаю, приведенные мною причины, с лихвой оправданны. Тебе так не кажется?

— Нет.

Из меня вырывается горький смех.

— Ну, извини, если у тебя нет проблем с людьми, которые гадают, от кого из вас, братьев, моя дочь. Для меня это очень важно.

Мышца на его челюсти сердито тикает, мои слова задевают за живое.

Чертовски плохо. Он не должен был спрашивать, если не хотел этого слышать.

— Стоит лишь взглянуть на эту маленькую девочку, чтобы понять, что она моя.

Я пожимаю плечами.

— Возможно, но это не остановит слухи.

— На хрен слухи, — огрызается он. — Мы знаем правду, это все, что имеет значение.

— Тебе легко говорить! Не тебя будут расспрашивать и судить.

Никто не посмеет задать этот вопрос Джастису Криду; все понимают, что после этого никто не выживет. А как же я? Или, боже упаси, Ханна? А когда она пойдет в школу, учителя будут относиться к ней по-другому? Скажут ли родители своим детям держаться от нее подальше из-за образа жизни, который вел ее отец?

От одной мысли об этом меня тошнит.

— Мы не можем контролировать то, что о нас говорят, Райан. Люди могут думать, что хотят, что они и делают уже давно, единственная моя забота — это правда, и будь я проклят, если позволю нескольким самодовольным придуркам выгнать меня или мою семью из этого города.

— Эти люди не просто претенциозные снобы, Джастис. Они могущественны. Я выросла среди них. И знаю, на что они способны, и это ужасно. — Я отвожу взгляд, голос стихает и по горлу ползет страх.

Тишина опускается, как тяжелое одеяло, его вопросительный взгляд прожигает меня.

— Ты разговаривала с родителями после отъезда?

Отрицательно качаю головой. Не увидь я их до конца своей жизни, это все равно будет слишком рано.

Сделав последнюю затяжку, он гасит сигарету ботинком, а затем передвигается ко мне, положив руки по обе стороны от моих бедер, тогда как я продолжаю смотреть в сторону.

— Посмотри на меня, — требует он.

Тяжело сглотнув, встречаюсь горящим от непролитых слез взглядом с его жестким взглядом.

— Я никому не позволю причинить тебе боль, Райан. Ты меня слышишь? Я сделаю все необходимое, чтобы защитить свою семью. Если кто-то посмеет тебя обидеть, я о них позабочусь.

Клятва проникает в глубины моего перепуганного сердца. Закрыв глаза, я прижимаюсь лбом к его лбу, моя рука движется к его подбородку в поисках тепла.

— Верь мне, детка, — шепчет он, его губы касаются моей щеки, теплое дыхание обдувает кожу. — Верь, что я позабочусь о тебе.

Я киваю, не в силах говорить из-за переполняющих эмоций.

Наш разговор прекращается, когда его рот захватывает мой в обжигающем поцелуе, прогоняя страх и сменяя его надеждой. Всем существом я цепляюсь за теплое чувство, пробегаю пальцами по его спутанным волосам.

Его мощный мужской вкус проникает в кости и утягивает в темные глубины. Схватившись за мои бедра, он подтягивает меня к себе, чтобы я его оседлала. От ощущения твердого члена между ног из моего горла вырывается стон.

Он рычит, обхватывает руками мой зад, притягивая меня ближе.

— Проклятье, детка, ты вся горишь. Я чувствую жар твоей киски через чертовы джинсы. — Он отрывается от моего рта, позволяя кислороду проникнуть в мои легкие, его жадные губы спускаются вниз по моему горлу, клеймя кожу и оставляя свой вечный след.

Тянусь к краю его рубашки, стягивая ее, руки жаждут почувствовать его горячую кожу. Он быстро помогает мне избавиться от нее, затем переходит к завязкам платья на шее, развязывая их, нами обоими движет нужда.

Верх платья спадает, обнажая меня перед его взглядом. Прохладный воздух шепчет по моей обнаженной плоти, соски под его голодным взглядом напрягаются. С гортанным рокотом он взвешивает в руках мои набухшие груди.

Со стоном откидываю голову назад, выгибаясь от его обжигающих прикосновений.

— Такая чертовски красивая, — рычит он.

Вдалеке раздается хруст ветки, проникая сквозь пламя желания и заставляя сердце биться быстрее. Я сажусь прямо, поворачиваю голову влево и сканирую глазами темноту.

— Здесь только мы, Райан.

Я оборачиваюсь к Джастису, и меня охватывает сомнение. Главный дом отсюда далеко, и на многие мили вокруг нет соседей, но что, если его братья решат прогуляться? Эта мысль одновременно и унизительна, и возбуждает. Последнее меня безумно пугает.

Наши взгляды встречаются, и словно прочитав мои мысли, что-то темное и запретное проходит между нами.

— Тебя возбуждает мысль о том, что братья увидят нас, Райан?

Я быстро мотаю головой, слишком быстро.

На его губах появляется понимающая ухмылка.

— По-моему, ты лжешь. Мне кажется, твоя киска становится очень влажной, когда ты думаешь о том, что они наблюдают за нами. — Он сжимает мои соски, безжалостно дергая ноющие пики.

С моих губ срывается стон, почти испуганный, когда я пытаюсь понять запретные чувства, которые он во мне пробуждает.

— Не стыдись, детка. Меня это тоже заводит, — признается он. — Мне бы очень хотелось, чтобы они увидели мои руки на тебе. Чтобы они увидели то, что всегда будет только моим.

Темная одержимость в его голосе немного ослабляет мои опасения. Он наклоняется, берет в рот тугой сосок, сжимая зубы с такой силой, что я вскрикиваю. Огонь бежит по крови, голова снова откидывается назад, и я отдаюсь огненному наслаждению.

Надо мной парят миллионы звезд, лунное небо ярче, чем когда-либо.

Когда что-то холодное касается моей кожи, я снова опускаю голову. Джастис крутит горлышком пивной бутылки вокруг ноющего соска, дразня и возбуждая. Я задыхаюсь, когда он льет на грудь жидкость, ловя горячим ртом прохладную струю, его язык обвивает ноющий бутон.

С резким всхлипом приоткрываю губы, когда он уделяет такое же внимание другой груди, холод и жар сталкиваются друг с другом, прежде чем он подносит бутылку к моему рту.

— Открой, — приказывает он, и его мрачный голос заставляет меня с готовностью подчиниться. — А теперь соси.

Я растерянно моргаю.

— Я хочу, чтобы ты обхватила бутылку своими прелестными губками и сосала. Сделай это.

Мощный приказ в его голосе вместе с голодом, пляшущим в его темных глазах, заставляет меня подчиниться. Тяжело сглотнув, высовываю язык, облизывая ободок, вспоминая, что совсем недавно его губы прижимались к бутылке. Ощущаю слабый привкус пива и его.

Всегда он.

Его глаза темнеют, затуманиваясь желанием. Я отпускаю все запреты, позволяя ему просунуть бутылку глубже, мой взгляд не отрывается от его.

Он медленно проталкивает гладкое коричневое стекло внутрь и наружу, мои щеки втягиваются, достигая горлышка.

— Вот так, детка. Соси. Соси так, словно Брэкстен засовывает свой толстый член глубоко тебе в рот.

Я замираю, моя киска непроизвольно сжимается от эротизма его слов.

— Тебе нравится, да? — спрашивает он хриплым от вожделения голосом. — Нравится думать о члене моего брата, трахающем этот сладкий ротик? — он толкает бутылку глубже, горлышко касается глотки.

Представить не могу, что когда-либо занималась бы чем-то настолько интимным с кем-то, кроме Джастиса, но не буду лгать, слушая его, я завожусь намного больше, чем должно.

— Какая грязная девочка, — напевает он. — Наслаждайся фантазией, Райан, потому что ей она и останется. Единственный член, который когда-либо наполнит этот голодный ротик, — мой! — последние слова вырываются из его горла рычанием.

Вытащив бутылку у меня изо рта, он заменяет ее собой, требуя того, что будет принадлежать только ему. Его грубые ладони скользят мне под платье, срывая трусики с бедер и приподнимая достаточно, чтобы разобраться со своими брюками.

В тот момент, когда его член высвобождается, я хватаю его рукой, нетерпеливо направляя к своему входу. В то же время, когда я опускаюсь вниз, он толкается вверх.

Я вскрикиваю от прекрасного вторжения, впиваясь пальцами в его плечи.

— Объезди меня, — требует он. — Трахни мой член. Покажи, как сильно ты этого хочешь.

Застонав, откидываюсь назад и упираюсь руками в его колени, используя ноги, чтобы подталкивать себя вверх и вниз.

— Умница, сделай так, чтобы эти сиськи подпрыгивали для меня.

Похвала воодушевляет меня еще больше, мои бедра двигаются быстрее. Подняв руку, он шлепает по розовому соску. Крик удовольствия вырывается из моего горла, ощущение выстреливает прямо в клитор.

— Хочешь еще?

Мой ответ — умоляющее хныканье.

Он шлепает по другой груди, громкий звук взрывается в воздухе между нами, рождая прекрасную боль, которую я никогда не испытывала. От этого моя киска пульсирует, готовая к освобождению.

— Джастис, пожалуйста, — умоляю, желая избавиться от сладкой пытки.

Его пальцы двигаются к моим бедрам, впиваясь в мягкую плоть, и он начинает трахать меня сильнее и быстрее. Воздух покидает легкие, я ногтями царапаю его грудь, тело так близко к тому, чтобы распасться на миллион осколков.

— Отдайся мне, Райан. Кончи на мой член.

Удовольствие переполняет тело, мои крики разрывают влажный ночной воздух, отражаясь от деревьев и эхом отдаваясь вокруг нас. Он хватает меня за шею и притягивает мои губы к своим, поглощая мои стоны, затем быстро следует за мной, его член пульсирует, когда он наполняет меня горячим семенем.

Я падаю вперед, тело истощено, легкие молят о воздухе. Он обнимает меня, притягивая к себе, и прижимаясь губами к моему влажному плечу.

Акт нежности вызывает у меня теплую улыбку.

Проходит несколько мгновений, прежде чем он сдвигается подо мной, отстраняясь и подтягивая штаны. Подхватив меня на руки, он встает и направляется внутрь.

Я благодарна ему за это, зная, что сейчас я не в силах идти.

Он заходит в спальню, кладет меня на холодный матрас и заканчивает снимать с меня платье.

— Мне нужно принять душ, — бормочу я. Это последнее, что мнесейчас хочется, но благодаря ему я превратилась в горячее липкое месиво.

— Позже. — Он раздевается, заползает ко мне, прижимаясь глубоким поцелуем к моим губам. Его губы спускаются ниже, между моих грудей, затем к животу, останавливаясь на шраме от кесарева сечения. Он нежно целует сморщенную кожу, затем кладет голову мне на живот, скользя пальцами по неровной линии.

По сердцу разливается тепло, и я кладу руку ему на голову, прижимая к себе.

— В последнее время мы много рисковали, — шепотом говорю, затрагивая тему, которую мы должны были обсудить уже давно. — Нам нужно начать пользоваться защитой.

Я знаю свой цикл довольно хорошо, и пока думаю, все в порядке, но это скоро изменится.

— В этом нет необходимости. Мы просто позволим природе взять свое.

Я напрягаюсь, его слова застают меня врасплох.

— Что это значит?

Он поднимает голову и смотрит на меня.

— Это значит: посмотрим, что будет. Если этому суждено случиться, это случится.

Хмурюсь, пытаясь понять направление разговора.

— То есть ты хочешь ребенка?

Он пожимает плечами.

— Самое время, тебе не кажется? Ханне скоро исполнится шесть.

Я моргаю, понимая, что он совершенно серьезен.

— Джастис, мы не в том положении, чтобы заводить еще одного ребенка.

— Почему нет?

Мои глаза расширяются от нелепого вопроса.

— Ну, для начала, у нас в жизни сейчас полный бардак, и между нами едва ли есть то, что я бы назвала стабильными отношениями. Я бы сказала, они у нас довольно хорошие.

— Я говорю серьезно.

— Я тоже.

Я разочарованно качаю головой.

— Всю последнюю неделю мы трахались без всякой защиты, — напоминает он. — Почему сейчас ты придаешь этому большое значение?

— Об этом мы должны были поговорить с самого начала. Мы не в том положении, чтобы иметь ребенка. Не тогда, когда понятия не имеем, что нас ждет в будущем.

— Я точно знаю, что ждет меня в будущем. Ты и Ханна. — Его заявление проникает сквозь мое разочарование; глубоко в сердце вспыхивает надежда. — Ханна тоже этого хочет, — добавляет он.

Эта информация снова заставляет меня замолчать.

— Откуда ты знаешь?

— Она сказала мне в зоопарке. Она хочет большую семью, и я тоже. И на этот раз я хочу быть рядом.

Чувство вины проникает в грудь, когда я вспоминаю о том, что нам еще предстоит преодолеть.

— Я тоже хочу этого когда-нибудь, — шепчу я, — но у нас не такие отношения.

— Прекрасно. Тогда давай поженимся.

Я во второй раз откидываюсь назад с открытым ртом.

— Прошу прощения?

— Давай поженимся.

Он так беспрепятственно произносит эти слова.

— Ты что, пьян? — наконец спрашиваю я.

Он тупо смотрит на меня, на его лице нет никаких эмоций.

— Ты просто невероятен. — Я встаю с кровати и тянусь за халатом, чувствуя необходимость прикрыться.

— В чем проблема, Райан? Ты хочешь больше обязательств, и я готов дать их тебе.

— Как романтично, — говорю я с сарказмом. — Именно так я всегда представляла себе своего будущего мужа, делающего мне предложение.

— Я не романтик. И никогда им не был.

— Это уж точно! — рявкаю я.

— Я практичен. Ты хочешь меня, я хочу тебя. Мы хотим семью. Брак кажется мне идеальным планом.

— Да? Что ж, можешь взять свой план и засунуть его себе в задницу, потому что я не выйду за тебя!

— Почему нет, черт возьми? — обиженно спрашивает он.

— Потому что ты мудак!

Он хмыкает, но я не остаюсь, чтобы услышать, что он скажет дальше. Чувствуя, что вот-вот расплачусь, поворачиваюсь и выбегаю из комнаты, отказываясь позволить ему увидеть, как сильно его бесчувственность ранила меня.

Захожу в ванную и закрываю за собой дверь, затем включаю душ. Как только вода становится достаточно горячей, встаю под струи, и вскоре слезы вырываются наружу, стекая по щекам и смешиваясь с водой.

Брак с Джастисом Кридом был моей мечтой в течение очень долгого времени, но в моей мечте он любит меня. Хочет быть со мной, потому что не может представить свою жизнь без меня. Не потому, что у нас есть дочь. Не потому, что он считает это правильным.

Я всю жизнь росла без любви, и будь я проклята, если выйду замуж за человека, который ее тоже ко мне не испытывает.

Глава 21

Джастис

— Это началось несколько месяцев назад, — начинает отец, мы сидим за кухонным столом, и его глаза скользят по каждому из нас. Он подождал, пока Ханна выйдет на задний двор поиграть, прежде чем начать разговор, которого мы все ждали.

Райан ходит по кухне, убирая посуду после завтрака, продолжая игнорировать меня, как она делала это со вчерашнего вечера. Мне это не нравится, и особенно не нравится, что она спала с Ханной, а не со мной. Такого больше не повторится.

— Впервые Форрест Гамильтон обратился ко мне за несколько недель до своей смерти. Он предложил мне щедрую сумму за продажу земли. Сказал, что хочет получить ее для проекта развития, который у него в планах.

Гамильтон был одним из самых богатых людей в Винчестере, пока не умер два месяца назад от сердечного приступа. Он из старшего поколения семей-основателей, ровесник отца. Между ними всегда была вражда, больше, чем между другими семьями, поэтому я удивился, что он вообще обратился к отцу.

— Сколько было предложено? — спрашивает Нокс.

Отец откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди.

— Четыре миллиона.

Низкий свист Брэкстена пронзает густую тишину.

— Очевидно, я отказался. Впрочем, это не имело значения, он возвращался еще дважды, и когда оба раза получил один и тот же ответ, оказал давление.

— Он распустил руки? — от этой мысли по венам разливается опасная ярость. Если он был настолько глуп, чтобы сделать такое, я не сомневаюсь, что отец прекрасно справился. Тэтчер Крид терпелив, но если вы подтолкнете его к пределу, вам лучше, черт возьми, бежать.

— Нет, ничего подобного, — говорит он. — Были более или менее тонкие угрозы.

— Похоже на него, — вмешивается Райан, продолжая собирать со стола тарелки. — Никто из них не любит, когда им говорят «нет». Не добившись своего, они начинают разбрасываться своими деньгами и властью. — Среди гнева в ее голосе скрывается боль.

Прежде чем она успевает уйти, я хватаю ее за бедра и сажаю к себе на колени, ее тело напрягается. Прижимаюсь губами к ее плечу, задерживаясь там, пока она, наконец, не расслабляется, изгиб ее тела идеально подходит к моему.

— Я подумал, с его смертью все закончится, — продолжает отец.

— Но ничего не кончилось, — утверждение исходит от меня, и на краткий миг над столом воцаряется тишина.

— Нет, — подтверждает он. — Несколько недель спустя ко мне пришли Арчер Бишоп и мэр Ланкастер.

Райан напрягается.

— Чего они хотели? — в ее голосе слышится легкая дрожь, но я не уверен, имеет ли это отношение к Ланкастеру или Бишопу.

Она ходила в школу с Ланкастером, и, насколько я знаю, они ладили, что меня бесило. Я всегда ненавидел этого парня. Я видел, как он смотрел на нее. Он хотел ее, но у этого высокомерного ублюдка не было ни единого шанса.

В конце концов, он женился на Лейси Бишоп, дочери Арчера. Он окружной прокурор и обладает большой властью в этом городе. Беспощадный сукин сын, и у его семьи много связей в политическом мире. Без сомнения, именно так Ланкастер и получил эту должность.

— Они сказали мне, что хотят довести до конца проект Форреста и посвятить его ему. Предложили еще больше денег. Я снова отказался.

— Не понимаю, — говорит Райан. — Зачем им твоя земля? Почему бы не начать строительство где-нибудь в другом месте?

— Вопрос на миллион долларов, — говорит отец, поднося кружку с кофе ко рту и делая неторопливый глоток.

— А раньше они проявляли интерес к твоей земле?

— Нет, но никогда не скрывали, что не хотят видеть меня здесь. Может, таков их способ окончательно меня выжить.

— Дело не только в этом, — говорю я, озвучивая зарождающееся внутри подозрение. — У тебя есть то, что им нужно.

Отец проводит рукой по изможденному лицу, из него вырывается усталый вздох.

— Согласен. Они пошли на многое, чтобы заставить меня продать землю. Даже влезли в мои финансы.

От этой информации я напрягаюсь.

— Как?

— Заморозили мой счет, чтобы я не мог получить доступ к деньгам, а потом сказали, что это сбой системы.

— Без сомнения, это дело рук моего отца, — кипит от отвращения Райан.

Он не подтверждает и не опровергает ее обвинения, но в этом и нет необходимости. Других вариантов нет. Август Локвуд — богатый инвестор. Он финансирует большинство проектов, осуществляемых семьями-основателями, и имеет связи во всех здешних банках.

— В любом случае я обычно не держу много денег в банке. Мне нравится держать их близко, чтобы они были легко доступны, но у меня есть бизнес-счет, и тогда я только получил большую сумму денег от сделки. Часть из них пропала, когда произошел «сбой».

— Сколько? — спрашивает Брэкстен.

— Несколько тысяч.

— Сукин сын! — горячо изрыгает Нокс, вскакивая на ноги. Он начинает расхаживать по кухне, его тело напряжено от той же ярости, что и у меня.

— Я забрал остальные деньги и теперь храню их в надежном месте. Тем не менее, похоже, теперь они выполняют свои угрозы. Не сомневаюсь, что это именно они устроили погром. Мне просто нужны доказательства.

— Улики не имеют значения, — выплевывает Брэкстен. — У них с Тодером гребаный закон глубоко в карманах.

— Он прав, — вмешивается Райан. — Если у шерифа Тодера и Арчера Бишопа есть какие-то доказательства, то их уничтожат.

— Предлагаю уничтожить их всех и покончить с этим, — говорит Нокс, и в выражении его лица властвует месть.

— Поддерживаю эту идею, — добавляет Брэкстен.

Отец качает головой.

— Пока нет.

— Если когда и пришло время действовать, папа, так это сейчас, — говорю я. — На этот раз они зашли слишком далеко.

— Знаю, и им это с рук не сойдет. Я составляю план.

— Какой? — спрашиваю я.

— Вчера вечером я разговаривал с Джексоном Ридом.

Мы с братьями обмениваемся взглядами, он говорит о морском котике, с которым познакомился много лет назад во время одной из тренировок. Сам я никогда не встречался с этим парнем, но некоторое время назад мы с братьями выполняли для него одну работу по просьбе отца. Это была кровавая бойня, но необходимая, и она сделала мир намного безопаснее.

— У него есть друг в ФБР, который скоро со мной свяжется. Он сказал, что сможет нам помочь.

— Не знаю, Тэтчер, — тихо начинает Райан. — Насколько мне известно, у них там тоже есть свои люди.

— Даже если и так, это не имеет значения. Этому агенту можно доверять, и он известен тем, что топит известные личности. Это он несколько лет назад уличил сенатора Майклза.

Тот скандал потряс весь штат Джорджия. Сенатор, как и многие другие политики, руководил сетью секс-трафика несовершеннолетних девочек. Знание того, что именно этот агент их уничтожил, дает мне немного больше надежды.

— Если мы найдем нужные нам улики, не сомневаюсь, этот агент сможет за них взяться.

— Как, по-твоему, мы это сделаем? — спрашивает Нокс.

— А что насчет нее? — Брэкстен указывает на Райан. — Она может поговорить с родителями.

— Нет! — немедленно закрываю тему, мой суровый тон не оставляет места для дебатов. — Она и близко к ним не подойдет.

— А почему бы и нет? — говорит Нокс. — Это самое меньшее, что она может сделать.

Райан напрягается, и я чувствую, как она бледнеет.

— Осторожнее, Нокс, — предупреждаю, прищурившись.

— В любом случае это не имеет значения, — шепчет Райан. — Родители никогда ничего мне не рассказывали. Они знают, как я отношусь к Тэтчеру.

Тишина заполняет комнату, пока мы все пытаемся придумать другую альтернативу.

— А что насчет Гвен? — предлагает Райан, имея в виду вдову Гамильтона. — Она всегда была доброй. Совсем не похожа на них. Держу пари, она точно знает, что им нужно от твоей земли. Я могла бы спросить ее, если…

— Гвен не вмешивать! — резко отвечает отец, и на его лице появляется внезапная жесткость.

Я подозрительно сужаю глаза, удивляясь, почему он не хочет ее впутывать. Она идеальный кандидат, учитывая, что была замужем за этим придурком.

— Понимаю. Я просто предложила, — тихо говорит Райан.

Отец берет ее за руку.

— Я ценю это. Всего лишь не хочу, чтобы кто-то из-за этого пострадал. Дайте мне поговорить с агентом, и тогда мы решим, что делать дальше.

Мы киваем, давая ему слово.

— Хорошо. А теперь извините, пойду проведаю внучку и покормлю коров. — Он встает из-за стола и целует Райан в щеку, затем хлопает нас, парней, по плечам, и выходит.

Мрачная тишина заполняет кухню, затем ее нарушает Брэкстен.

— На хрен все. Пойдем поохотимся.

Я отрицательно качаю головой.

— Ты его слышал. Делаем как он сказал… пока.

— А если его способ не сработает? — спрашивает Нокс.

Я встречаюсь с его жестким взглядом.

— Тогда мы возьмем это на себя, но не раньше. Сейчас мы должны верить, что отец знает, что делает.

Тэтчер Крид — человек неглупый и не любит торопиться. Он осторожен и расчетлив. Если он ждет, значит, есть причина, но я буду ждать лишь столько, сколько это необходимо. Так или иначе, эти ублюдки заплатят за то, что сделали.

— Они никогда не остановятся, — шепчет Райан. — Пока живы и дышат, они не перестанут разрушать жизни людей.

— Эй, — схватив ее за подбородок, заставляю ее посмотреть мне в глаза. — Я же сказал, все будет хорошо. Мы разберемся.

Она кивает, но не выглядит убежденной.

— Пойду покурю. — Нокс выходит из кухни, не удостоив нас взглядом, входная дверь захлопывается за ним.

Брэкстен бормочет что-то о том, чтобы проверить его, а затем следует за ним.

— Они меня ненавидят, — вздыхает Райан с болью в голосе.

— Нет.

— Да, особенно Нокс. Он даже не смотрит в мою сторону.

— Он со всеми такой. Не принимай это на свой счет.

— Конечно, — ворчит она.

Я убираю ее волосы в сторону, прижимаюсь поцелуем к шее, и поворачиваю ее лицо к себе.

— Ты все еще злишься на меня?

— Да.

Мои губы растягиваются в ухмылке, забавляясь ее откровенной честностью.

— Хорошо, убедись, что справишься с этим к вечеру, потому что ты больше не будешь спать с нашей дочерью, — рычу я, сжимая пальцами ее бедра.

Ее хорошенькое личико морщится в хмурой гримасе.

— Не смей приказывать мне, Джастис Крид. Как только ты перестанешь вести себя как осел, тогда, возможно, я снова разделю с тобой постель.

От дерзости, сорвавшейся с ее языка, мой член твердеет. В крови пылает потребность нагнуть ее над этим столом и вытрахать из нее всю злость. Подумываю сделать именно так, но скрип сетчатой двери, сопровождаемый жестким голосом Нокса, прерывает момент.

— У нас гости!

Предупреждение заставляет меня вскочить на ноги, одновременно поднимая Райан.

— Ступай к Ханне. — Я оставляю ее с приказом и направляюсь к двери.

Через сетку вижу, что это шериф Тодер. Отец обходит дом, чтобы поприветствовать его, братья не отстают. Толкнув дверь, перепрыгиваю через перила крыльца, чтобы присоединиться к ним.

— Шериф, — приветствует отец кивком, и мы втроем встаем по бокам. — Чем могу быть полезен сегодня?

— Я только пришел сообщить, что мы не смогли найти никаких улик, которые могли бы привести нас к преступникам.

Ворчание Брэкстена отражает все наше недоверие.

— А как насчет собранных отпечатков пальцев? — спрашивает отец.

— Нет совпадений. — Его ответ такой же самодовольный, как и выражение лица, мои кулаки сжимаются от желания стереть его. — Предполагаю, это всего лишь безобидные проделки подростков. Уверен, вы можете такое понять. — Он делает замечание небрежно, оглядывая нас троих.

Нокс выступает вперед, но отец удерживает его, предупреждающе кладя руку ему на плечо.

— Я бы не назвал это безобидной проделкой, Рик. Ущерб довольно дорогой. Кое-что даже не подлежит восстановлению.

Тодер подтягивает ремень на своем толстом животе.

— Ну, я слышал, город сделал тебе щедрое предложение. Может, сейчас стоит подумать о том, чтобы принять его.

— Сукин сын! — я протискиваюсь мимо отца и оказываюсь с ним лицом к лицу.

Он откидывает голову назад, глаза сужаются, встречая мой жесткий взгляд.

— Осторожнее, парень.

— На вашем месте, шериф, я бы последовал своему же совету и поделился им со всеми вашими друзьями, пока кто-нибудь не пострадал.

— Это угроза? — спрашивает он.

— Предупреждение, — отвечаю я. — По закону штата Миссисипи мы имеем право защищать свою собственность, и именно это мы и намерены делать. Еще несколько нежелательных нарушителей, и они окажутся в мешках для трупов.

Тыкая в меня пальцем, он в ярости выпучивает глаза.

— Не цитируй мне закон, самодовольный сукин сын. Закон — это я, и я буду…

Отец встает между нами, заставляя его отступить.

— Довольно, Рик. Думаю, тебе пора уходить.

Он открывает рот, собираясь что-то сказать, но замолкает, когда входная дверь распахивается и голос Ханны прорезает воздух.

— Ух ты, какая классная полицейская машина!

Я оборачиваюсь и вижу, что Райан бежит за ней и берет ее на руки.

— Я же велела тебе оставаться внутри, — мягко упрекает она.

— Но, мама, посмотри на полицейскую машину.

— Я вижу. — Она садит Ханну на согнутое бедро и смотрит на нас с крыльца.

— Райан, — говорит Тодер в ошеломленном удивлении, шок сменяется яростным выражением, когда его взгляд перемещается с нее на Ханну.

— Рик, — приветствие Райан отнюдь не дружеское, ее подбородок возмущенно вздернут.

— Твои родители знают, что ты вернулась в город? — спрашивает он.

— Я уже давно не имею с ними ничего общего, о чем, я уверена, ты прекрасно знаешь.

Восхищение наполняет грудь, когда я вижу ту силу, что я помнил в ней все эти годы.

Он прочищает горло, проявляя порядочность выглядеть таким ослом, каким он и является.

— Я знаю, что они, по крайней мере, оценят телефонный звонок.

— Ну, они его не дождутся, — снова вмешиваюсь я.

Его глаза, обращенные на меня, снова сужаются, прежде чем он смотрит на отца.

— Тебе действительно следует пересмотреть свое мнение по поводу предложения, Крид.

— Ты знаешь, что эта земля значит для меня и моей семьи, Рик. Я не продам ее ни за какие деньги. Лучше вам всем с уважением отнестись к этому, или, как сказал мой мальчик, кто-то пострадает.

Его челюсти сжимаются от желания сказать что-то еще, но, к счастью, он достаточно умен, чтобы знать, когда нужно остановиться.

— Будь по-твоему. — Он забирается обратно в патрульную машину и уезжает.

— А почему этот полицейский такой злой, папочка? — робко спрашивает Ханна, когда они с Райан подходят к нам.

— Потому что он мудак, — не задумываясь отвечает Брэкстен.

Я посылаю ему свирепый взгляд, затем беру Ханну на руки.

— Не волнуйся, детка. Он просто задал несколько вопросов. В следующий раз, когда мама велит тебе оставаться внутри, слушайся, поняла?

Она кивает.

— Да, сэр.

Я прижимаюсь поцелуем к ее волосам, вдыхая ее запах и позволяя ему ослабить пылающую во мне ярость.

Отец тянется к ней.

— Что скажешь, фермер Ханна, хочешь теперь пойти к поросятам?

— Я готова. — Ее возбуждение возвращается в полную силу, когда она прыгает в его объятия.

— Хочешь пойти посмотреть, мама? — спрашивает она, глядя на Райан.

— С удовольствием, — Райан начинает следовать за ними, но прежде чем успевает отойти слишком далеко, я хватаю ее за запястье и поворачиваю к себе, притягивая для жесткого поцелуя.

Под пристальным взглядом братьев, я языком раздвигаю ее губы, быстро пробуя на вкус, вдыхая все, что принадлежит мне.

К тому времени, как я отстраняюсь, веки у нее полуопущены, и она тяжело дышит.

— К чему это было? — спрашивает она.

— Я горжусь тем, что ты стоишь на своем с Тодером.

— Да? — она выгибает бровь.

Я киваю.

— Хорошо. Помни об этом в следующий раз, когда я буду стоять на своем с тобой, Джастис Крид, — сильно хлопнув меня по щеке, она уходит, бросив через плечо дерзкую улыбку.

Брэкстен разражается приглушенным смехом, находя ее такой же забавной, какой она считает себя.

Посмотрим, кто из нас будет улыбаться, когда я закончу с ней сегодня.

Глава 22

Райан

Солнце светит ярко и многообещающе, мы с Ханной идем рука об руку через Оук-парк. Расположенный на окраине города с пешеходными тропами, фонтанами и памятниками, — это одна из самых красивых достопримечательностей Винчестера.

Тэтчер предложил его, когда Ханна спросила, есть ли поблизости парки. Как бы я ни нервничала из-за того, что приехала сюда, я рада, что сделала это. Это именно то, что нужно моему сердцу. Свежий воздух и время подумать.

Джастис опасался отпускать нас одних, но я заверила его, что все будет в порядке. Ему нужно время побыть с братьями, и, если честно, мне необходимо немного передохнуть. Каждый раз этот мужчина искушает меня. Искушает мое тело, сердце и мечты.

Мы не говорили о нашей ссоре прошлой ночью, но между нами все еще напряженные отношения, и я это ненавижу. К счастью, он был достаточно умен, чтобы не затрагивать снова тему брака и ребенка, но я вижу это всякий раз, когда он смотрит на меня. Клятва и обладание, лежащие в его темных, безжалостных глазах, — это все, чего я когда-либо хотела, но боюсь иметь.

Мне страшно довериться.

Уверена, я ему небезразлична. Я вижу это в том, как он смотрит на меня, и чувствую в его прикосновениях, но это не то же самое, что любовь. Я также знаю, что он из тех мужчин, кто серьезно относится к своим обязанностям, но это не основание для брака. Не в моем понимании.

Вдобавок ко всему, есть его братья и связь, которую они так долго разделяли. Неужели он действительно сможет оставить это навсегда? Возненавидят ли они меня за это или, что еще хуже, обидятся на Ханну?

В последнее мне трудно поверить. Эти двое вели себя с ней удивительно. Даже Нокс в своей тихой, отстраненной манере. Он не говорит много, но терпеливо слушает, когда она болтает, и позволяет ей следовать за ним повсюду, куда бы он ни пошел.

Брэкстен более открытый, постоянно ее дразнит и заставляет смеяться. У меня такое чувство, что они влюбляются в нее так же сильно, как и она в них.

А вот я — совсем другое дело. Брэкстен достаточно дружелюбен и даже может завязать разговор, но я все равно чувствую обиду. Обиду на то, что я не подпустила к нему племянницу и причинила боль его брату. Не уверена, простит ли он когда-нибудь меня за это. Черт побери, я даже не уверена, что получу прощение Джастиса. Вот еще одна причина, почему я не уверена, что у нас что-нибудь получится. От этого у меня разрывается сердце.

— Мама, можно мне бросить пенни? — спрашивает Ханна, останавливаясь рядом с большим фонтаном в центре парка. Кремовый мрамор, замысловатые детали и бьющая через край вода — великолепное зрелище.

— Конечно. — Я лезу в сумочку за бумажником и достаю единственный пенни, который у меня есть. — Не забудь загадать желание.

Она сжимает монету в кулачке и, зажмурив глаза, подносит его к подбородку. На моих губах появляется улыбка от того, как рьяно она загадывает это желание, любопытно узнать, что происходит в ее милой маленькой головке, и интересно, смогу ли я сделать это реальностью. Я бы отдала ей весь мир, если бы могла.

— Райан Локвуд?

Я напрягаюсь от удивленного женского возгласа и нервно оборачиваюсь, видя идущую к нам беременную женщину с дочкой. Когда она снимает солнечные очки, я узнаю Джессику Беннетт, девушку, с которой училась в средней школе. Я бы даже назвала ее подругой.

— О боже, это ты, — говорит она, с выражением шока на лице.

Я приклеиваю на лицо улыбку и киваю.

— Как поживаешь, Джессика?

— У меня все отлично. Я понятия не имела, что ты вернулась. Когда ты приехала в город?

— Всего несколько дней назад. Мы здесь ненадолго, — говорю, скорее для себя, чем для нее. — Это моя дочь, Ханна, — опускаю руку на ее маленькое плечико, когда представляю ее.

Она не выглядит удивленной, улыбка не дрогнула. Это наводит меня на мысль, что об этом стало известно после визита шерифа.

— Привет, Ханна, приятно познакомиться. Это моя дочь, Амелия.

Она притягивает девочку к себе. У нее светло-каштановые волосы и большие карие глаза — в точности как у Джессики.

— Привет, — машет рукой Ханна.

— Привет, — отвечает Амелия. — Хочешь поиграть на детской площадке?

Ханна поворачивается ко мне лицом.

— Мама, можно?

Я колеблюсь лишь секунду, надежда в ее голосе делает невозможным ответить «нет».

— Конечно. Но только несколько минут, ладно?

Девчушки подрываются и бегут по траве.

— Будь там, где я могла бы тебя видеть! — велю я ее удаляющейся спине.

Она машет рукой через плечо, быстро семеня маленькими ножками.

— Значит, слухи правдивы, — говорит Джессика с ноткой недоверия в голосе. — Ты действительно родила ребенка от Джастиса Крида, — в ее глазах нет осуждения, только любопытство.

Я киваю.

— Никогда не верила россказням твоих родителей о том, что ты уехала в Калифорнию, чтобы закончить среднюю школу и поступить в Калифорнийский университет, но до недавнего времени я и за миллион лет не догадалась бы, что они скрывают именно это.

— У меня нет с ними ничего общего, — спокойно отвечаю я. — Мы не разговаривали много лет.

В ее взгляде вспыхивает сочувствие.

— Прости.

— Все в порядке.

Если бы люди только знали, насколько на самом деле ужасны мои родители, они бы поняли, что мне гораздо лучше без них.

— А как ты? — спрашиваю, меняя тему, пока на меня не посыпалось слишком много вопросов. — Полагаю, вы с Барри поженились?

Барри Эндерсон был одним из лучших друзей Дерека. Они с Джессикой встречались почти всю среднюю школу.

— Боже, нет. Я вышвырнула этого ублюдка вон, когда застукала его трахающим Бренду Фабр на выпускном.

Я вздрагиваю от этой новости, но не могу сказать, что удивлена. Барри, Дастин и Дерек всегда считали себя Божьим даром для женщин.

— Мне очень жаль.

Она отмахивается от сочувствия.

— Не стоит. Я сорвала джек-пот. — Она показывает мне бриллиант на пальце, ее улыбка растягивается от уха до уха. — Зовите меня просто миссис Клемсон.

Мои глаза расширяются от шока.

— Не может быть! Ты вышла замуж за Крейга?

Он окончил школу с отличием и был звездным защитником футбольной команды. Воплощение золотого мальчика. Последний раз я слышала, что он стал помощником шерифа в полицейском управлении. Меня удивило, что он работает на такого коррумпированного человека, как шериф Тодер, потому что Крейг всегда был хорошим парнем.

— Конечно. Мы познакомились сразу после того, как я закончила школу, — продолжает она, и в ее глазах светится любовь. — Нас закружило в водовороте летнего романа. Мы были неразлучны. Каждую ночь занимались жарким, диким сексом под звездами, а потом просыпались на рассвете. Было волшебно.

Ее путешествие по тропе воспоминаний вызывает у меня улыбку.

— А еще я залетела, — со смехом сообщает она. — Он надел мне на палец кольцо, я сказала «да», и с тех пор мы идем по жизни вместе.

— Я очень за тебя рада, Джессика, — говорю, не скрывая своих чувств.

— Спасибо. Не так захватывающе, как твоя жизнь, но я приму это, — поддразнивает она, толкая меня в плечо.

— Поверь мне, я бы все отдала за стабильность. — Сожалею о своем признании, как только оно слетает с губ. Отвожу взгляд, ее вопрошающие глаза сверлят меня.

— Знаешь, я не виню тебя за то, что ты уехала, — тихо говорит она. — Я, наверное, сделала бы то же самое.

Мое внимание возвращается к ней, ее слова много значат.

— Да?

Она кивает.

— Хотя, если бы меня обрюхатил один из Кридов, я бы, наверное, увезла бы их всех троих с собой и заперлась с ними на вечность. — Она многозначительно шевелит бровями.

Это замечание сделано в шутку, но у меня все равно замирает сердце.

— Несмотря на то, что ты, вероятно, слышала, у меня был только Джастис.

— Эй. Тебе не нужно ничего мне объяснять. Ясно как божий день, кто отец этой девочки.

Слава богу. Сходство Ханны с Джастисом может быть моим единственным спасением в этом городе.

— Она очень красивая, Райан, — говорит она с искренней улыбкой.

— Спасибо. Как и Амелия.

— Спасибо. Мне не терпится узнать, что приготовил для нас малыш номер два.

Ее рука двигается к округлившемуся животу, совершая успокаивающие круги.

Укол зависти пронзает грудь. Нет ничего лучше, чем чувствовать, как внутри тебя растет другая жизнь. Это то, чего мне не хватало с тех пор, как у меня появилась Ханна.

— Ты уже знаешь, кто будет?

— Мальчик, — говорит она, сияя от гордости. — Крейг так взволнован, и Амелия тоже. Она умирала как хотела братика.

Думаю о том, что Джастис раскрыл мне прошлой ночью, и не могу не задаться вопросом: если бы я осталась здесь, в Винчестере, была бы я в том же положении, что и Джессика — беременная вторым ребенком?

Не могу отрицать, как сильно мне нравится эта мысль, но я также знаю, что наша с Джастисом ситуация сильно отличается от их с Крейгом. Он не разделял образ жизни своей семьи, который будет следовать за ними, куда бы они ни отправились.

Звуки смеха, доносящиеся с детской площадки, привлекают наше внимание. Держась за руки, девочки раскачиваются на качелях, сидя бок о бок друг с другом.

— Похоже, наши дочери подружились, — говорит Джессика.

Улыбка касается моих губ.

— Кажется, так и есть. — На сердце становится теплее.

Ханне нравится на ферме, но я знаю, что она, должно быть, скучает по своим школьным друзьям.

— Почему бы вам всем не прийти завтра вечером на танцы?

— Танцы? — спрашиваю я.

— Да, последние три года это ежегодное мероприятие. Оно проходит в старом красном сарае на Бун-Миллз-роуд. Будет барбекю, напитки и игры для детей. Мы всегда здорово проводим там время.

— Не уверена, что это хорошая идея, — говорю неуверенно.

— Почему нет?

— Не хочу случайно столкнуться с родителями.

«И многими другими».

— Ты что, шутишь? Их там не будет. Никто из них не приходит, ну, кроме Гвен. Она в совете, поэтому помогает с организацией, но она никогда не походила на них. И ты это знаешь. Не будет даже старого доброго мэра и его заносчивой женушки. Это для всех нас, простых людей, которые недостаточно хороши, чтобы общаться с такими, как они.

Усмехаюсь над ее деревенским говором, когда она рисует точное описание того, какие они все претенциозные снобы. Она права, родители никогда бы туда не пошли.

— Слышала, Дерек и Лейси поженились, — говорю небрежно.

Она фыркает.

— Если так можно назвать.

Я вопросительно поднимаю брови.

— Подруга, они терпеть друг друга не могут. Она отправляется в путешествие при каждом удобном случае, а когда не в разъездах, изменяет ему направо и налево, как и он ей. Он просто более осторожен в этом вопросе.

Дерек всегда был подонком, а у Лейси всегда была репутация ветреной особы, особенно в старших классах. То, чем она гордилась и выставляла напоказ при любой возможности. Кажется, некоторые вещи никогда не меняются.

— Приходи на танцы, будет весело, — настаивает она, возвращая разговор к оставленной теме. — Ханна и Амелия могут узнать друг друга получше, пока мы с тобой будем отрываться на танцполе. Как в старые добрые времена. Что скажешь?

Я бросаю взгляд на девочек, наблюдая, как они веселятся вместе, но все еще сомневаюсь.

— Я подумаю, — отвечаю уклончиво.

— Хорошо. — Она притягивает меня к себе, и я отвечаю ей взаимностью, чувствуя, как сжимается горло.

— Спасибо за приглашение, — шепчу я.

— Я очень надеюсь, что ты придешь. Мне бы хотелось наверстать упущенное.

— Мне тоже.

Я серьезно. Было приятно с ней встретиться. Прошло очень много времени с тех пор, как у меня был хоть какой-то друг.

Потом мы обмениваемся телефонами, я хватаю Ханну и иду в аптеку за кое-какими вещами. Не зная, с кем могу столкнуться, так как аптека находилась прямо в центре Винчестера, я подумывала отправиться в соседний город, но потом решила этого не делать.

Встреча с Джессикой открыла что-то внутри меня, убрав часть страха, который я в себе держала. Может, Джастис прав, и пришло время встретиться лицом к лицу с этим городом и демонами, которые приходят вместе с ним. Смотреть всем в глаза, высоко держа голову, потому что если и есть в моей жизни что-то, чем я горжусь, так это моя дочь.

Несмотря на внутреннюю бодрость, я все еще чувствую себя комком нервов, когда вхожу в аптеку. К счастью, здесь в основном тихо, только несколько покупателей, которых я не узнаю, бродят по проходам. Однако, я встречаю мистера Диксона и радуюсь, что здешний аптекарь все еще он.

— Никак это малышка Райан Локвуд, — приветствует он меня, его улыбка такая же добрая, как я помню.

— Рада вас видеть, мистер Диксон.

— Я тоже, дорогая, а что это за красивая маленькая девочка с тобой? — спрашивает он, обращая свое внимание к Ханне.

Прежде чем я успеваю их представить, она делает шаг вперед и протягивает руку.

— Ханна Джей Крид. Приятно познакомиться, сэр.

Он смотрит на меня, пораженный.

— Красавица и хорошо воспитана, совсем как мама. — Он берет ее маленькую протянутую ладошку и пожимает. — Приятно познакомиться, Ханна Джей Крид. Как насчет леденца на палочке?

— Да, спасибо!

Он хватает стеклянную банку, позволяя ей выбрать понравившийся цвет, и даже тайком дает ей еще один, чтобы она съела после ужина. Тепло проникает в грудь, вспоминая времена, когда он делал то же самое для меня, хотя мать всегда была с ним груба.

К тому моменту, как мы выходим из аптеки, сердце наполняется светом и надеждой больше, чем когда я туда входила. К сожалению, мой вновь обретенный покой разрушается в считанные секунды.

— Ну-ну-ну, посмотрите-ка, кого к нам занесло.

От высокомерного мужского голоса моя спина напрягается, а желудок сжимается. Обернувшись, я сталкиваюсь лицом к лицу с человеком, которого никогда больше не хотела бы видеть.

Дерек Ланкастер.

— Здравствуй, Райан, — приветствие звучит самодовольно, его похотливый взгляд скользит по моему телу с головы до ног.

Я остаюсь неподвижной, плененная страхом, вспоминая ту ночь, когда он пытался сорвать с меня одежду, а его руки касались меня там, где я не хотела, чтобы меня трогали.

Когда он не получает от меня ничего, кроме ошеломленного молчания, обращает свое внимание на Ханну, присаживаясь перед ней.

— Ну, разве не прелестная малышка? Как тебя зовут, милая?

Это выводит меня из парализованного состояния. Нагнувшись, я беру ее на руки и открываю дверцу грузовика.

— Залезай, детка. Пора уезжать, — дрожащими руками пристегиваю ее, все это время чувствуя на себе взгляд Дерека.

— Мамочка, с тобой все в порядке? — неуверенно и испуганно спрашивает она.

Закрыв глаза, собираю все свое самообладание и приклеиваю на лицо ободряющую улыбку.

— Все в порядке. Я на минутку, ладно?

Она кивает, и я, поцеловав ее в щеку, закрываю дверцу и поворачиваюсь к Дереку. На этот раз я не позволяю страху управлять мной и отталкиваю его от Ханны.

— Держись подальше от меня и моей дочери, сукин ты сын.

Предупреждение не останавливает его, леденящая душу ухмылка приподнимает уголки его губ.

— Все такая же дерзкая, как всегда.

Я скольжу к багажнику грузовика, плотно прижимаясь спиной к горячему металлу, в попытке убежать от него, но с каждым шагом он следует за мной.

— Должен признать, Райан, у тебя больше мужества, чем я думал, раз ты сюда вернулась.

— Я серьезно, Дерек. Держись от меня подальше!

— Или что? — спрашивает он. — Что ты мне сделаешь?

— Тебе нужно беспокоиться не обо мне, а о Джастисе.

— Да ну? — самодовольно спрашивает он.

Я вздергиваю подбородок.

— Да. Он не подумает дважды, прежде чем убить тебя, особенно если я расскажу ему, что ты сделал со мной той ночью. Интересно, что подумали бы жители Винчестера о том, что их мэр домогается женщин?

Угроза стирает веселье с его лица и сменяется яростью.

Паника проникает в грудь, когда он прижимает меня к грузовику.

— Неужели ты думаешь, что кто-нибудь поверит такой грязной шлюхе, как ты?

Я не отвожу от него глаз, отказываясь дрожать от страха.

— У них нет причин для этого.

— У них есть все причины, — он указывает на то место, где сидит Ханна. — Этот ребенок ничем не отличает тебя от других. Ты просто еще одна из их шлюх.

Я скриплю зубами, слезы наворачиваются на глаза.

— Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о моей семье.

— Я знаю больше, чем ты думаешь. Всегда знал.

Это заявление, вместе со знанием, отражающимся в его глазах, заставляет кровь похолодеть.

— У вас все в порядке?

Мой взгляд скользит мимо Дерека, обнаруживая Нокса, суровыми глазами оценивающего ситуацию, в которой я оказалась. Меня захлестывает облегчение, и я использую эту возможность, чтобы выбраться из угла, в который меня загнали.

— Нет. Совсем не в порядке, — говорю я ему, ненавидя себя за то, как дрожит голос, и встаю рядом с ним.

Он закрывает меня своим телом, и от этого барьера мне становится легче дышать.

— Пристаете к невинным женщинам, мэр?

— Мы просто разговаривали, вот и все, — лжет Дерек, поправляя пиджак, прежде чем полностью повернуться к Ноксу. — Очень жаль, что такое случилось с землей твоего отца. Надеюсь, ущерб не слишком серьезный.

Поза Нокса спокойна, но от него исходят тихие волны ярости. Ярость, которую может вызвать только глупый человек. Дерек никогда не отличался умом.

— Ничего такого, с чем бы мы не справились, — спокойно, слишком спокойно, отвечает он.

— Есть идеи, кто это сделал?

— Ага.

Дерек приподнимает бровь.

— Поделишься мыслями?

— Скоро сам все узнаешь, — угроза в голосе Нокса звенит в воздухе, громко и ясно.

Новое напряжение неумолимой правды разливается между ними.

В тяжелый момент раздается стук в окно, и Ханна взволнованно машет Ноксу. Я поднимаю палец, показывая еще одну минуту. Она кивает и поворачивается обратно.

— Она симпатичная, Крид, — замечает Дерек. — От кого из вас она? Или вы вообще не знаете?

Нокс бросается к нему, стискивая пальцами горло Дерека, и прижимает его к задней части грузовика.

— Вечно ты не знаешь, когда стоит заткнуть свой гребаный рот, Ланкастер. — Он наклоняется ближе, его голос опасно понижается. — Держись подальше от моей семьи, включая Райан, или я вырежу твое гребаное сердце и скормлю его тебе.

Не сомневаюсь, Нокс так и поступит.

Дерек, выпучив глаза, сражается за вдох, цепляясь за безжалостную руку, лишившую его воздуха. Начинаю думать, что живым он не выберется, но Нокс, наконец, толчком отпускает его.

Дерек отшатывается, хватая ртом воздух и растирая горло.

— Ты совершил большую ошибку, Крид, — хрипит он.

Нокса это нисколько не смущает.

— Проваливай, пока я не передумал и не прикончил тебя прямо сейчас.

Дерек, в итоге, включает мозги, и слушается.

Как только он исчезает из виду, я, наконец, могу выпустить воздух, который удерживала в легких, моя рука лежит на животе, меня тошнит. Взглянув на Нокса, вижу, что он наблюдает за мной. Миллион слов застревают у меня в горле, и все они ускользают от меня, когда наши взгляды встречаются.

Ханна снова стучит, и момент прерывается. Подойдя, я открываю дверцу с ее стороны.

— Привет, дядя Нокс! — приветствует она его, совершенно не обращая внимания на все, что только что произошло.

Он подходит ближе.

— Привет, малышка.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она.

— Приехал кое за чем для стрельбы по мишеням.

В ее глазах пляшет возбуждение.

— Вы собираетесь стрелять?

— Таков план.

— Класс. Мы тоже сейчас возвращаемся домой.

Он переводит взгляд на меня.

— Я провожу вас до дома.

Я киваю, по-прежнему не имея возможности произнести ни слова.

— Увидимся там, малышка, — говорит он, прежде чем уйти и направиться к своему грузовику, припаркованному на другой стороне стоянки.

Закрыв за собой дверь Ханны, я, наконец, обретаю дар речи.

— Нокс! — окликаю я его.

Он оборачивается.

— Спасибо. — Мне так много хочется сказать, но в данный момент это все, на что я способна.

Он никак не признает моей благодарности, но я и не жду.

Он идет к своему грузовику, а я забираюсь в машину Джастиса. Всю дорогу домой у меня в голове крутятся события, произошедшие за последний час. От встречи с Джессикой, до придурка Дерека, но прежде всего то, как Нокс встал на мою защиту.

Неужели это просто благородный поступок? Или он не ненавидит меня так сильно, как я думала? Я бы солгала, если бы сказала, что не надеюсь на последнее.

Когда мы подъезжаем к дому, Джастис и Брэкстен стоят во дворе, Нокс паркуется рядом со мной. Это не ускользает от Джастиса, судя по тому, как его оценивающий взгляд осматривает нас обоих, когда мы выбираемся из машин.

Ужас скручивает желудок, когда я думаю о том, что он узнает о Дереке, но я понимаю, это неизбежно. Нокс обязательно ему расскажет. Он придет в ярость, особенно если учесть, что с самого начала не хотел отпускать нас одних.

Ханна бежит впереди нас, прямо в объятия Джастиса.

— Привет, детка. Хорошо провела время в парке? — спрашивает он.

— Лучше всех. У меня даже появилась новая подруга. Ее зовут Амелия.

— Мы столкнулись с Джессикой Клемсон, — вмешиваюсь я, чтобы объяснить. — Я и понятия не имела, что они с Крейгом женаты.

— Да, уже давно, — это все, что он говорит на эту тему, его понимающий взгляд перемещается с Нокса на меня. — Все в порядке?

— Ага, — быстро отвечаю я.

Нокс не делает ни малейшего движения, чтобы поддержать меня, и нас всех тяжелым покрывалом окутывает неловкое молчание, пока его не нарушает Ханна.

— Дядя Нокс говорит, что вы собираетесь стрелять. Можно мне пойти?

— Нет! — отвечаю прежде, чем успевает он.

От быстроты ответа на его лице появляется хмурое выражение.

— Почему нет?

— Она слишком мала.

— Вовсе нет, — вставляет Брэкстен.

— Да, — возражаю я. — Я серьезно. Я не хочу, чтобы моя пятилетняя дочь находилась рядом с оружием.

— Ну, мамочка. Пожалуйста, — умоляет Ханна.

—Да, мамочка, пожалуйста? — передразнивает Брэкстен, забирая ее из рук Джастиса.

Он держит ее перед собой, сжимая одной рукой ее пухлые щечки.

— Как ты можешь отказать такой мордашке?

Улыбка кривит мои губы.

— Хорошая попытка.

— Пусть хотя бы посмотрит, — говорит Джастис. — Я не допущу, чтобы с ней что-то случилось.

— Пожалуйста? — снова умоляет Ханна.

Под их напором я не могу сказать «нет».

— Хорошо, — уступаю я. — Но никакой стрельбы. Только посмотришь.

— Ура! — ликует Ханна.

Брэкстен сажает ее себе на плечи.

— Пойдем, кузнечик, начнем твое знакомство с миром «не связывайтесь с Кридами, иначе...».

Они уходят, и ее смех разносится в воздухе. Светлый момент быстро забывается, когда мы трое остаемся одни.

— Кто-нибудь расскажет мне, что случилось? — спрашивает Джастис, переходя сразу к делу.

— Ничего страшного, — начинаю я, но Нокс обрывает меня.

— Я застукал Ланкастера за тем, как он поливал ее дерьмом возле аптеки.

Разъяренные глаза Джастиса устремляются на меня.

— Что он сделал? — его мрачный голос заставляет пульс нервно подпрыгивать.

— Ничего такого, с чем бы я не справилась.

Нокс хмыкает, показывая, что я лгу.

Я бросаю на него прищуренный взгляд, он не понимает насколько усложняет ситуацию.

— Что он сделал, Райан? — вновь спрашивает Джастис, его тон становится еще жестче.

— Просто вел себя как придурок, все нормально! — рявкаю, я сыта по горло его отношением.

— Нет, не нормально! Вот почему я хотел поехать с вами.

— Слушай, ты же сам говорил, что мне нужно перестать прятаться. Именно это я и сделала. Появился Нокс, но если бы его не было, я бы справилась сама, как всегда. Так что, отвали!

Его челюсть тикает от раздражения, наши взгляды встречаются, обстановка накаляется, секунды идут.

— Ладно... пойду заканчивать сборы, — бормочет Нокс. — Встретимся на месте. — Он идет к гаражу, оставляя нас вдвоем в напряженном молчании.

Злые глаза Джастиса не отрываются от меня.

— Он прикасался к тебе?

От одного этого вопроса ярость и страх усиливаются, и мои плечи сникают.

— Нет, — шепчу, понимая, что это лишь половина правды, потому что много лет назад он прикасался ко мне так, как я не желала, чтобы ко мне прикасались снова.

— Расскажи, что случилось.

— Именно то, что я тебе сказала. Оскорбления и обвинения, — я тяжело сглатываю, глаза застилают слезы.

— Я с ним разберусь.

— В этом нет необходимости.

— Я же говорил, что позабочусь об этом!

— Ты не можешь сражаться вместо меня во всех моих битвах, Джастис.

— А ты смотри.

Его защита творит с моим многострадальным сердцем невообразимые вещи. У меня такого никогда не было. Никому и никогда я не была столь важна, чтобы за меня сражались, я всегда делала это сама. Всегда в одиночку.

— Пока все не поутихнет, никуда без меня не выезжай. Поняла? — его властный тон действует мне на нервы, но после произошедшего, я знаю, что он прав.

Я киваю в знак согласия.

Он наклоняется, его взгляд задерживается на мне до той самой секунды, пока наши губы не сливаются и не становятся единым целым. Обжигающее прикосновение, как всегда, с силой проникает в каждую рану, излечивая все обиды между нами.

Застонав, обвиваю руками его шею, сердце пытается вырваться из груди и слиться с его. Он крепко обнимает меня, поднимая над землей, и мы теряемся в мире, который можем создать только он и я.

Идеальном мире.

К тому времени, как он прерывает контакт и ставит меня на ноги, я задыхаюсь, хватая ртом воздух.

Он проводит большим пальцем по моей припухшей губе, в его глазах бушует восхитительный голод и что-то еще, чего я не могу определить, но от этого сердце танцует в груди.

Прежде чем успеваю об этом подумать, он одаривает меня дерзкой ухмылкой, от которой у меня внутри все переворачивается, и уходит, оставляя стоять одну, как влюбленную дурочку.

Этот мужчина раздражающе прекрасен.

Глава 23

Джастис

Амбар наполняют звуки музыки кантри, в то время как семьи Винчестера собираются скоротать вечерок за беседой и развлечениями. Обычно я бы скорее умер, чем стал участвовать в чем-то подобном, но Ханне хотелось вновь увидеть Амелию, а мне хотелось вытащить куда-нибудь Райан. Пусть люди привыкают видеть нас вместе.

Когда мы вошли, нельзя было не заметить шок на лицах некоторых, но они были достаточно умны, чтобы скрыть его и не только приветствовать возвращение Райан, но и Ханны. Хороший ход с их стороны.

Вскоре после нашего прибытия Джессика вытащила Райан на танцпол, и до настоящего момента они его не покидали. В конце концов, к ним присоединился отец, оставив нас с братьями за столом, за которым мы сейчас сидим. Он переходил от танца к танцу то к Ханне и Амелии, то кружил по танцполу Райан. Он казался полностью в своей стихии и таким счастливым, каким я давно его не видел.

— Все еще, мать твою, не могу поверить, что ты уговорил меня на это, — ворчит Нокс, не испытывая такого же энтузиазма, как остальные. Он ненавидит толпу.

Ни он, ни Брэкстен не горели желанием ехать, но мне удалось заманить их планом, — еще одна причина, по которой я решил посетить сегодняшнее мероприятие. Прекрасная возможность поговорить с Крейгом Клемсоном. Несмотря на то, что он работает на Тодера, парень он хороший, и мы трое всегда с ним ладили. Мне кажется, если и есть у кого шанс выудить хоть какую-то информацию об учиненном у отца погроме, то только у него.

Агент Джеймсон вчера позвонил отцу и расспросил обо всем. Сказал, что со своей стороны постарается раскопать все, что сможет найти, но призвал нас заняться тем же самым. Он нас заверил, что если мы достанем хоть какие-то доказательства, он ими займется.

— Все не так уж плохо, — говорит Брэкстен, расслабляясь в кресле. — Отсюда открывается прекрасный вид. Посмотри на всех этих горячих женщин, трясущих своими задницами, особенно его, — добавляет он, с дерзкой ухмылкой ударяя меня по плечу.

Бросаю на него свирепый взгляд, такой же я посылал всем другим ублюдкам, которых ловил на том, когда они пялились на мою женщину. Все дело в этом чертовом черном платье, которое на ней надето. То, как оно льнет к ее телу, дразняще выставляя на показ бедра. Это бы стало искушением для любого мужчины из плоти и крови.

В моей крови пылает потребность заявить права и обладать. Я хочу пометить ее, сделать своей навсегда и убедиться, что каждый ублюдок знает об этом. Мое кольцо на ее пальце укрепило бы это, как и мой ребенок в ее округлившемся животе. От этой мысли у меня моментально встает.

Она хочет этого так же сильно, как и я. Я знаю. Она просто упрямится, чтобы доказать свою точку зрения; напряженная ситуация с фермой тоже не помогает делу.

— Слушайте, мне нужно кое о чем поговорить с вами обоими, — говорю, но больше смотрю в глаза Ноксу, чем Брэкстену. — Мне нужно, чтобы вы больше старались в отношении Райан. Она считает, что вы ее ненавидите.

Нокс избегает моего взгляда, поднося к губам бокал.

— С чего бы ей так думать?

— Черт, он еще спрашивает, Мистер Суровость, — усмехается Брэкстен.

— Ты едва удостаиваешь ее взгляда, — говорю я ему.

Он пожимает плечами.

— Я отношусь так к большинству людей.

— Только не к ней, — говорю более твердым тоном. — Мне нужно, чтобы ты сделал это, Нокс. Чем спокойнее она себя чувствует, тем больше у меня шансов убедить ее остаться. Я хочу, чтобы мы все были вместе. Хочу, чтобы у нас все получилось.

Он кивает, но больше ничего не говорит. Я знаю, ему тяжело, и не только из-за перемены в наших отношениях, чего мы еще не обсуждали, но и из-за его проблем с женщинами. Он не доверяет ни одной.

— Я тоже приложу больше усилий, — вмешивается Брэкстен. — Начну ее целовать, чтобы она чувствовала себя более желанной.

Я пихаю его в плечо, заставляя ублюдка смеяться.

Разговор заканчивается, когда к нашему столику подходит Крейг.

— Вы только посмотрите, кто здесь, — рявкает он с ухмылкой. — Печально известные братья Крид присоединились к семьям Винчестера на ежегодные танцы. Как изменились времена, — его тон полон веселья, он садится за стол, чокаясь бутылкой с каждым из нас в знак приветствия.

— Ну, теперь Джастис — семьянин, — насмехается Брэкстен. — Значит, он, как и все вы, жалкие ублюдки.

Крейг хмыкает, но добродушно.

— Кстати, поздравляю, — говорит он, салютуя пивом в мою сторону. — Джессика наслаждалась вчерашней встречей с Райан. Кажется, наши дочери тоже.

— Именно это я и слышал.

— Как долго вы пробудете в городе?

— Зависит от того, кого из них ты спросишь, — говорит Брэкстен, прежде чем я успеваю ответить, и зарабатывает себе еще один свирепый взгляд.

— Она ведь не очень-то горит желанием вернуться, правда? — усмехается Крейг.

Я пожимаю плечами.

— Не очень, но, надеюсь, мне удастся ее переубедить. В любом случае, я не уеду, пока не узнаю, что отец в безопасности.

Бутылка застывает у его рта, в глазах мелькает сожаление.

— Я слышал о земле Тэтчера. Мне жаль. Такого не должно было случиться.

— Ты прав. Этого не должно было случиться, и мы позаботимся о том, чтобы этого больше никогда не повторилось.

Легкий настрой испаряется. Он точно знает, к чему все идет.

— Что ты можешь рассказать нам об этом, Крейг?

— Ничего, приятель.

— Ты должен что-то знать.

Он отрицательно качает головой.

— Тодер нас ни во что не посвящал. Он закрыл дело и дал понять, что мы двигаемся дальше.

Услышав это, я не удивлен, но эта информация все еще заставляет мою кровь кипеть.

— Он продажный ублюдок, вы же знаете. Его трудно достать.

— Может быть, но нам по силам, — говорю я.

Наступает тишина, открывая невысказанную правду.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Мы знаем кое-кого, — говорит Нокс. — Того, кто может уничтожить их всех, если мы получим необходимые доказательства.

В его взгляде мелькает сомнение, но нельзя отрицать и надежду. Он хочет их уничтожить так же, как и мы.

— Мы пытаемся сделать это по закону, Крейг, но для этого нам нужна твоя помощь, — настаиваю я. — Мы знаем, чьих рук это дело, и знаем, что он, как всегда, их прикрывает. Все, что нам нужно, — это одна улика, все, что угодно, чтобы их прихлопнуть и чтобы заполучить ее, нам нужна твоя помощь.

Его взгляд перемещается по помещению, быстро сканируя окружение, затем он наклоняется вперед и упирается руками в стол.

— Слушайте. Это немного, но Ходжес сказал, что в ночь пожара Тодер пришел, воняя, как чертова бензоколонка, — говорит он, имея в виду другого помощника шерифа, с которым работает. — Его смена давно закончилась, но он вернулся в участок, сказав, что что-то забыл. Вскоре после его приезда поступил звонок.

Этот сукин сын был там, он приложил руку к поджогу. Эта информация подпитывает бурлящую во мне ярость.

— В течение последних нескольких лет я пытался нарыть что-нибудь на всех них, включая Тодера, — продолжает он, застав меня врасплох. — Меня, как и всех остальных, тошнит от власти, которую они имеют над этим проклятым городом. Однако до сих пор каждая зацепка приводила меня в тупик. Не сомневаюсь, они хранят свои секреты в укромном месте, но я еще его не обнаружил, а ведь я даже обыскал дом этого ублюдка.

В его голосе слышится разочарование, то же самое, что чувствую сейчас я.

— Я бы сказал, все улики, собранные у вашего отца, уже уничтожены.

Мы так и думали, но это не значит, что я сдамся. Каждый, кто приложил к этому руку, заплатит.

— Парни, я помогу вам, чем смогу, вы же знаете, но добыть конкретные доказательства будет непросто.

— Им же лучше надеяться, что мы их добудем, ради их же блага, — говорит Нокс. — В противном случае мы прибегнем к нашему методу правосудия.

— Не говори мне подобного дерьма, — подчеркивает Крейг. — Я серьезно; вы, засранцы, держите это дерьмо при себе. Я из тех, кто строго следует правилам, я дал клятву, не заставляйте меня ее нарушать.

— Успокойся, Золушка, — говорит Брэкстен. — Если мы позаботимся об этом, ты даже не найдешь их тел.

— Господи Иисусе.

Мы втроем усмехаемся, а он залпом выпивает пиво.

Разговор прекращается, когда к нам возвращаются остальные. Отец ведет Ханну и Амелию к другому концу стола, пока они осторожно несут свои пластиковые стаканчики, красный сок выплескивается им на руки.

— Привет, папочка, — громко приветствует меня Ханна, чтобы я ее услышал сквозь музыку, а Амелия, проходя мимо Крейга, целует его в щеку.

— Привет, детка. Хорошо проводишь время? — спрашиваю я.

— Лучше всех! Ты видел, как я танцевала с папой Тэтчером?

Я киваю.

— Ты прирожденная танцовщица.

— Это потому, что у нее лучший учитель, — хвастается отец с гордой улыбкой.

— Мамочка сказала, что потом покажет мне, как надо танцевать.

— Да, покажет. — Мое внимание переключается на Райан, они с Джессикой спотыкаются и смеются. Наши взгляды встречаются, она одаривает меня ласковой улыбкой. Которая сбила бы меня с ног, если бы я не сидел.

Джессика шепчет ей что-то на ухо, и она краснеет. Я точно знаю, как далеко распространяется ее румянец, пальцы зудят, чтобы открыть всю ее кремовую кожу.

Когда они подходят к столу, Джессика опускается на колени Крейга, обвивает руками его шею и крепко целует в губы.

— Привет, красавчик.

— И тебе привет.

— Держишься подальше от неприятностей?

— Пытаюсь, — бессвязно бормочет он.

Райан направляется к концу стола, где сидит Ханна, но я хватаю ее за запястье и сажаю к себе на колени. Она легко охает, чувствуя, какой я твердый.

Она сдвигается, ерзая задницей на моем изнемогающем члене. Опускаю руки на ее обнаженные бедра в знак предупреждения, пальцы скользят под подол платья, пока я пытаюсь сдержаться.

Взгляд Нокса падает на мои руки, его челюсть и тело напрягаются, и он отводит взгляд. Терзающее меня чувство вины глубоко ранит.

— Ты должен потанцевать с нами, папочка, — говорит Ханна, вырывая меня из бури эмоций. — Это так весело.

— Я не из тех, кто танцует, — с сожалением отвечаю я, не желая ее огорчать.

— Почему? Папа Тэтчер танцует.

— Потому что романтическое обаяние папы Тэтчера не передалось его сыновьям, — говорит Райан, искоса поглядывая на меня.

— Не нужно никакое обаяние, когда выглядишь как мы, — бросает Брэкстен с дерзкой ухмылкой.

Она качает головой, но не может скрыть улыбки.

Замечаю, что отец отвлекся на что-то в другом конце комнаты. Бросив взгляд в том же направлении, вижу за буфетным столом Гвен Гамильтон. Она встречается глазами с отцом, прежде чем быстро их отвести.

Я хмурюсь, гадая, что же я упускаю.

— Папа, все в порядке?

— А? О да, конечно, — быстро говорит он, затем встает и берет Ханну на руки. — Как насчет перекусить? Я умираю с голоду.

— Здесь есть мороженое? — спрашивает она.

Он усмехается.

— Уверен, оно будет на десерт, но давай сначала поужинаем, хорошо?

Райан встает рядом с ними и поворачивается ко мне.

— Ты что-нибудь хочешь?

Я скольжу глазами по ее телу, давая понять, чего именно хочу.

— Я поем позже.

Ее щеки заливает румянец, на губах появляется слабый намек на улыбку.

— Как хочешь. — Она уходит, покачивая бедрами, дразня мой едва сдерживаемый контроль.

Как только мы сегодня останемся с ней наедине, я напомню ей, что происходит, когда искушаешь зверя.

Глава 24

Райан

— Меня будоражит то, как твой мужчина трахает тебя глазами на виду у всех, — шепчет мне Джессика, обмахивая раскрасневшееся лицо, когда мы стоим у буфета, подавая тарелки девочкам.

Мне не нужно оглядываться, чтобы знать, что Джастис наблюдает за мной, я кожей чувствую его обжигающий взгляд. Он делал так весь вечер, заставляя меня краснеть также, как и Джессику.

— Я тоже пару раз видела, как твой муж тебя разглядывал, особенно на танцполе, — перевожу я разговор с себя на нее.

— Видела, да? Даже после всех этих лет мужик все такой же ненасытный.

От ее ответа мы обе хохочем.

— Я очень рада, что ты пришла, — мягко говорит она, и ее добрая улыбка согревает сердце.

— Я тоже.

Мы прекрасно провели с ней время. Давненько я так не веселилась. Собираясь сюда, я очень нервничала, но вечер прошел лучше, чем я ожидала.

Люди вели себя дружелюбно, приветствуя мое возвращение, и все же нельзя было отрицать вопроса в их взглядах. Полагаю, это неизбежно, учитывая обстоятельства.

Мне кажется, приезд сюда всем пошел на пользу. Амелия и Ханна были неразлучны, и я не думаю, что когда-либо видела Тэтчера таким счастливым. Он был душой вечеринки и моим партнером по танцам, когда мне это было нужно, потому что, боже упаси, чтобы у его сына затесалась романтическая жилка.

Тэтчер так же талантлив в танцах, как и в игре на губной гармошке.

Однако, в его радости я заметила и кое-что еще — как он, время от времени, отвлекался на Гвен Гамильтон. Я поймала его за тем, что он смотрел на нее так, как никогда не смотрел ни на кого другого. В какой-то момент это было настолько очевидно, что я даже окликнула его и спросила, хорошо ли он ее знает. Он отшутился от вопроса и списал все на то, что всего лишь заметил красивую женщину.

Я поняла, что он лжет.

Не сомневаюсь, у Тэтчера есть свои секреты, о которых никто из нас не знает, и я начинаю подозревать, что некоторые из этих секретов имеют некое отношение к Гвен. Мои подозрения только усиливаются, когда мы подходим к концу стола, где Гвен раскладывает запеканку с брокколи.

Ей трудно смотреть ему в глаза, приветствуя его, она нервно улыбается.

— Привет, Тэтчер.

— Гвен, — он кивает. — Выглядишь прекрасно, как и всегда.

— О, спасибо. — Она поправляет прическу, выглядя более чем немного взволнованной, прежде чем ее взгляд скользит к Ханне. — Кто эта милая маленькая девочка с тобой?

— Моя внучка, Ханна Джей. — Он представляет ее с такой гордостью, что у меня сжимается сердце. — Разве она не прекрасна?

— Очень, — соглашается она. — Привет, Ханна Джей, приятно познакомиться, я Гвен.

— Я тоже рада с вами познакомиться, мисс Гвен.

Затем Гвен обращает свое внимание на меня, одаривая такой же доброй улыбкой, что и Ханну.

— Райан, сколько лет, сколько зим.

— Да. Рада снова вас видеть.

В детстве она всегда хорошо ко мне относилась, особенно, когда мне приходилось бывать у нее дома на званом ужине, который они с Форрестом устраивали для семей-основателей. Думаю, ей было жаль меня. Она знает, какие мерзкие люди мои родители, особенно мать.

— Соболезную по поводу Форреста, — говорю я, хотя это только половина правды.

Я сожалею о ее потере, но Форрест Гамильтон был таким же злым, как и все остальные.

Как такая милая девушка, как Гвен, оказалась с ним, — выше моего понимания.

— Спасибо. — Она бросает взгляд на Тэтчера, боль глубоко запечатлелась на ее лице вместе с чем-то еще, чем-то большим.

Здесь определенно что-то есть, и мое любопытное «я» умирает от желания узнать, что именно. Судя по взгляду, который бросает на меня Джессика, ей тоже интересно.

— Что же, полагаю, нам пора возвращаться к ужину, — говорит Тэтчер, прерывая неловкое молчание. — Приятного вечера.

— Вам тоже, — шепчет она, и ее голос так же печален, как и выражение лица.

Не говоря больше ни слова, он ведет Ханну обратно к столу, глаза Гвен следят за каждым его движением.

Я одариваю ее прощальной улыбкой, а затем ухожу, Джессика следует за мной.

— Что, черт возьми, это было? — шепчет она.

— Понятия не имею. — Мне снова хочется спросить Тэтчера, но я решаю, что лучше поговорить об этом в другой раз, когда мы останемся одни.

Как только мы возвращаемся к столу, Джессика садится рядом с Крейгом, а я занимаю единственное свободное место между Брэкстеном и Джастисом.

Брэкстен обнимает меня за плечи и крадет огурец с моей тарелки.

— Эй, возьми свой, — упрекаю я, толкая его локтем в ребра.

— Но твой лучше.

— Почему это?

— Потому что мне не нужно вставать и брать его, — он крадет еще один, бросает его в рот, а затем дерзко мне подмигивает.

Я качаю головой, но улыбаюсь. Честно говоря, подколы между нами в последнее время пришлись на пользу моему сердцу и облегчили пребывание на ферме.

Нокс, с другой стороны, в основном делает вид, что меня не существует.

— Разве ты не знаешь, что когда дело касается женщин, это главное правило? — Крейг посмеивается, выводя меня из задумчивости. — Никогда не трогай их еду.

— Вот именно, — говорит Джессика, отламывая кусок запеканки.

— Теперь она член семьи, — говорит Брэкстен. — Она должна делиться со мной.

Я напрягаюсь, мой разум фокусируется только на одном, вызывая запретные образы.

Почувствовав мой дискомфорт, он наклоняется и шепчет на ухо:

— Расслабься, дикая кошечка, это была шутка.

Может, для него, но для меня это не шутка.

Джастис кладет руку мне на бедро, его прикосновение обжигает меня изнутри. Я делаю большой глоток своего напитка, нуждаясь в прохладе.

Вдвоем они могут сжечь меня заживо.

Напряжение спадает по мере того, как разговор набирает обороты и плавно протекает на протяжении всего ужина. Мы часто смеемся, особенно с подачи Крейга и Брэкстена. Всем легко, даже уютно. Странным образом, мне кажется, что мы дружили всю жизнь.

Когда Ханна и Амелия направляются играть в подковы, я замечаю, что Тэтчер снова смотрит на Гвен.

— Ты должен пригласить ее на танец, — говорю тихо, но меня слышит весь стол.

Он смотрит на меня, понимая, что его поймали. Он отрицательно качает головой.

— Нет, не думаю.

— Почему нет? — спрашиваю я. — Держу пари, она бы с удовольствием потанцевала с кем-нибудь, раз уж одна, особенно с таким хорошим мужчиной, как ты.

— Думаешь?

— Знаю, — говорю с улыбкой.

— Давай, Тэтчер, — подбадривает его Джессика, давая ему дополнительный толчок. — Покажи ей, из чего ты сделан.

— Ох, ну, ладно. — Он решительно встает и направляется в другой конец сарая, где она сидит с несколькими другими женщинами.

— Тэтч идет урвать себе кусочек, — посмеивается Брэкстен.

В ужасе я шлепаю его по руке.

— Прекрати, ты ужасен, — журю я, в то время как все остальные за столом смеются.

— Он сошел с ума, если собирается с ней связаться, — говорит Нокс, и в его словах сквозит гнев.

— Гвен очень милая, — говорю я ему. — Она не такая, как все они.

— Это правда, — поддерживает меня Джесс.

Но его на это не купить.

— Да, именно поэтому она вышла замуж за самого большого говнюка из всех.

Против этого мне нечего возразить, потому что все эти годы она оставалась с ним, чего я никогда не пойму. Не то чтобы он хорошо с ней обращался. Форрест обращался с ней так же, как со всеми. Будто она ниже его. Словно ей повезло оказаться с ним. Не представляю, насколько ужасно жить с таким человеком, как он.

Тэтчер приближается к своей цели, и все наши взгляды прикованы к ней. Я затаила дыхание, ожидая ее ответа, молясь, чтобы она его не отвергла. Мои страхи рассеиваются, когда она кивает, и на ее лице появляется застенчивая улыбка.

Взявшись за руки, они идут на танцпол, Тэтчер притягивает ее к себе и смотрит на нее так, что дух захватывает. Именно тогда я понимаю, что весь вечер он смотрел на нее с такой глубокой тоской, что я чувствую ее всей душой.

— Они очаровательны, — говорит Джессика, озвучивая мои мысли.

— Очаровательна — моя задница, — ворчит Брэкстен. — Он — Крид. Мы не очаровательные. Мы крутые.

Я закатываю глаза.

— Говори за себя. Все вы, парни, могли бы кое-чему поучиться у своего отца. Хотелось бы мне, чтобы кто-то потанцевал со мной вот так, — я бросаю взгляд на Джастиса, давая ему понять, кого именно имею в виду под «кто-то».

— Уверена, сегодня здесь найдется немало мужчин, которые с удовольствием потанцуют с тобой вот так, — говорит Джессика, поддразнивая Джастиса улыбкой.

— Райан лучше знать, — его голос низкий, в нем скрыто предупреждение.

Я выгибаю бровь, делая еще один шаг, чтобы проникнуть ему под кожу.

— Джастис Крид, с каких это пор танцевать с кем-то считается преступлением?

Его темные глаза властвуют над моим взглядом, когда он наклоняется ближе, его лицо оказывается всего в дюйме от моего.

— Мы оба знаем, что никто не прикасается к тому, что принадлежит мне. — От этих собственнических слов у меня по спине пробегает дрожь, а по коже — мурашки.

Мой взгляд пленен им так же сильно, как и предательское сердце. И лишь когда он отвлекается на Тедди Роупера, я, наконец, могу вздохнуть свободно. Джессика бросает на меня такой взгляд, словно вот-вот умрет вместе со мной.

Звучит веселенькая мелодия, и, нуждаясь в отдыхе от всего этого тестостерона, я хватаю ее за руку и направляюсь на танцпол.

— Иисус, Мария и Иосиф, я вот-вот сгорю от всей этой жары, — говорит она, задыхаясь. — Эти братья Крид — что-то невообразимое.

Это еще мягко сказано.

Их напряженное присутствие иногда может быть удушающим, и мое болезненное любопытство тоже не помогает. Я бы солгала, сказав, что не задавалась вопросом, что на самом деле происходит, когда в прошлом они втроем оказывались с женщиной в постели. Но лишь появившись, эта мысль быстро гаснет от ревности. Думая о Джастисе с кем-то еще, меня тошнит.

Оглянувшись, я вижу его настороженный взгляд, выражение его лица скрыто под маской хищника. Удерживая его неумолимый взгляд, мои бедра и ноги начинают двигаться в собственном ритме, тело изгибается под «Body like a back road» Сэма Ханта.

Он подносит к губам пиво, его глаза, не отрываясь от моих, темнеют еще больше. Меня охватывает жар, когда я вспоминаю, что он делал со мной прошлой ночью такой же бутылкой, запретные образы, которые он вызвал своими эротическими словами.

Наш зрительный контакт прерывается, когда Брэкстен наклоняется и что-то шепчет ему, отчего все три брата встают и направляются к главному входу. Брэкстен останавливается, чтобы обнять Ханну, а Нокс дает ей пять, и они выходят за дверь.

Проходят минуты в ожидании возвращения Джастиса. В конце концов, начинается медленная песня, и муж Джессики уводит ее в чувственный танец.

Я неловко оглядываюсь в поисках Тэтчера, но вижу, что они с Гвен интимно беседуют в углу. Развернувшись, собираюсь вернуться к столу, но быстро останавливаюсь, когда всего в нескольких футах вижу Джастиса.

При виде его, сильного и уверенного — всегда такого властного, у меня перехватывает дыхание. Даже сейчас, на танцплощадке, он не в своей стихии, но не выглядит неуместно ни на йоту.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я его.

— Жду тебя.

Мое сердце колотится, и улыбка расцветает на губах. Удивительно, что могут вызвать два слова, какую теплоту и надежду вселить.

Сделав несколько шагов, останавливаюсь прямо перед ним.

— Зачем? Собираешься со мной потанцевать, Джастис Крид?

Он притягивает меня к своему твердому телу, его руки обвиваются вокруг меня.

— Да, и во время этого я собираюсь тебя потискать.

Приподнявшись на цыпочки, обнимаю его за шею.

— Я приму все, что угодно.

Он поднимает меня над полом, чтобы мой рот оказался на одном уровне с его для страстного поцелуя. Все и всё исчезает, кроме нас двоих, и время останавливается. После того, как поцелуй заканчивается, я еще долго держусь за него, мой лоб покоится на его лбу, пальцы порхают по его сильной челюсти.

— Куда ты уходил?

— Проводил и попрощался с братьями, — объясняет он. — А что?

— Я волновалась, что ты меня бросил, — признание, с ноткой неуверенности в голосе, вырывается прежде, чем я успеваю его остановить.

— Я не из тех, кто бежит, Райан.

— Я тоже, — шепчу я.

— Тогда выходи за меня.

Не думала, что во второй раз эти слова могут нанести такой же сильный удар, как и в первый, но я ошибалась. Они высасывают из легких весь воздух. Если бы он только знал, как сильно я этого хочу. Как сильно хочу, чтобы он стал моим навсегда, но сначала мне надо знать, что его сердце принадлежит мне так же, как мое ему.

— Пока нет, — отвечаю я, и эти два слова вызывают глубокую боль в груди и слезы на глазах.

Его темные глаза пылают досадой, но он держит ее на расстоянии и не давит.

— Хорошо, тогда поцелуй меня еще раз.

Я улыбаюсь этому требованию, тяжелый момент улетучивается.

— Это я могу.

Мои губы прижимаются к его губам, мягкие и нежные, и впервые он не берет верх, а позволяет мне задавать темп.

Позволяет любить его.

— А для меня место найдется? — голос Ханны отрывает нас друг от друга, когда она с надеждой смотрит на нас.

— Для тебя, детка, место найдется всегда, — Джастис ставит меня на ноги, чтобы поднять ее, затем его рука снова обвивается вокруг моей талии, притягивая ближе, и мы начинаем раскачиваться взад и вперед под «I swear» Джона Майкла Монтгомери.

Мое сердце танцует в том же ритме, желая запечатлеть этот момент в памяти и сохранить навсегда. Потому что это все, чего мне когда-либо хотелось, и даже больше.

Песня, в конце концов, заканчивается, но не в этом новом моменте, где мы оказались с Джастисом. Напряжение между нами продолжает расти, каждый взгляд, каждое прикосновение разжигают огонь, всегда горящий между нами.

Примерно в то время, когда толпа начинает редеть, мы начинаем собираться и прощаться. Когда Джастис упоминает, что по дороге домой ему нужно заехать на квартиру, Тэтчер предлагает взять Ханну с собой.

Она хватается за этот шанс.

— Пожалуйста, мама?

— Уверен, что все в порядке? — спрашиваю я, глядя на него.

— Ну конечно. Вы двое идите и займитесь своими делами. Дома нас с фермером Ханной ждет горячее какао. А когда проснетесь, приходите завтракать в главный дом.

Наклонившись к Ханне, целую ее в щеку, затем выпрямляюсь и делаю то же самое с Тэтчером, благодаря его за все. После этого Джастис берет меня за руку и ведет к грузовику, легкое прикосновение несется вверх по руке и к сердцу.

К тому времени, как мы добираемся до его квартиры и входим внутрь, разгоревшийся между нами жар взрывается диким огнем, яростно поглощая нас обоих. Он прижимает меня к двери, наши руки и губы сталкиваются, пытаясь получить власть друг над другом.

Я сжимаю в кулаке его рубашку, поднимая ее вверх по твердому животу, ногти впиваются и царапают его кожу. Он помогает мне стянуть ее через голову, его рот покидает мой лишь на секунду, чтобы затем снова заявить свои права.

Жестко, грубо и требовательно.

— Мне нужно тебя трахнуть, — рычит он. — Сейчас же.

— Да!

Я всегда нуждаюсь в нем, в его прикосновениях, в его властной способности пробуждать во мне то, чего я никогда не испытывала, в ошеломляющем удовольствии, которое способен доставить лишь он.

Его большие ладони обхватывают мой зад, приподнимая меня, а я запускаю пальцы в его волосы. Наши рты не прерывают свой неистовый ритм, пока он ведет нас к дивану. Я опускаюсь на него сверху, оседлав его бедра, чувствуя, как твердый член толкается в ноющее местечко между моих бедер.

Он просовывает пальцы под бретельки платья, скользит ими вниз по рукам, являя своему взору черный кружевной бюстгальтер. Его рот смыкается на соске, торчащем сквозь тонкую ткань, зубы сжимаются так сильно, что ощущение пронзает меня до самого паха.

С криком удовольствия я откидываю голову назад, впиваясь пальцами в его широкие плечи, и неистово трусь о его член, почти умоляя о большем.

— Бл*дь, ты очень этого хочешь.

— Ужасно, — хнычу я. — Пожалуйста. Ты мне нужен.

В его груди грохочет первобытное рычание, когда он просовывает руки под платье, срывая с меня трусики и погружаясь пальцами в мои влажные складочки.

— О боже! — стону я, прижимаясь к его ищущему прикосновению.

— Ты примешь мой член сильно и глубоко, Райан, а потом будешь кричать, требуя еще.

Мне уже хочется кричать. Кричать, требуя большего, кричать, чтобы он никогда не останавливался, кричать до хрипоты в горле.

— Как считаешь, сказать им, что мы здесь, или просто насладиться зрелищем? — веселый голос проникает в наш горячий момент, врезаясь в меня, как товарный поезд.

Охнув, я прижимаюсь к Джастису, и поворачиваю голову, оглядываясь через плечо. Нокс и Брэкстен, не сводя с нас глаз, стоят у входа в кухню.

«Все это время они находились здесь».

Я чувствую себя униженной, мои щеки пылают так же ярко, как и все тело.

— Какого черта вы здесь делаете? — удивленно и немного раздраженно спрашивает Джастис.

— Как раз собирался задать вам тот же вопрос. — Брэкстен скрещивает руки на груди, его глаза бесстыдно скользят по моему полуобнаженному телу. — Ищите зрителей? — в этих словах нет никакого веселья. Он совершенно серьезен.

Мои пальцы впиваются в плечи Джастиса, и между нами внезапно возникает напряжение. Нечто темное, пересекающее грань между запретным и извращенным. Это одновременно и страшно, и возбуждающе. Последнее мне очень трудно признать.

С колотящимся сердцем оглядываюсь на Джастиса.

Его глаза из-под полуприкрытых век изучают меня, внутри них вспыхивает понимание.

— Чего ты хочешь, Райан? Они могут остаться и наблюдать, а могут уйти. Выбирай.

— Чего хочешь ты? — спрашиваю, шокированная тем, что этот вопрос слетает с моих губ.

Он протягивает руку и ласково гладит меня по щеке.

— Я хочу тебя. Только тебя.

Эти слова имеют огромное значение. Они проникают в сердце и достигают глубин моей души.

— Хотел бы я получить шанс попрощаться? Показать им то, чего они никогда не получат и к чему не прикоснутся? Да, хотел, но только если бы знал, что ты тоже этого хочешь. Но это разовая сделка. Скажешь ли ты «да» или «нет», после сегодняшней ночи мы никогда больше не вернемся к этому вопросу.

Я оглядываюсь на Нокса и Брэкстена, которые терпеливо стоят рядом, и не могу не чувствовать себя одновременно взволнованной и ободренной желанием, отражающимся в их глазах. Это может оказаться тем самым моментом. Тем, что положит конец вражде между нами. Иначе, не уверена, что мы когда-нибудь преодолеем ее. Она постоянно висит над нашими головами, как темная туча, следуя за чувством вины, которое я скрываю в сердце из-за того, что встала между ними.

Неприкрытые эмоции на лице Нокса, демонстрирующие необходимость в последний раз провести время с братом таким образом, только укрепляют мою решимость.

— Никаких прикосновений, — говорю я им дрожащим голосом.

— Я бы ни за что этого не позволил, — Джастис нежно обхватывает меня за подбородок, возвращая мой взгляд к своему. — Ты уверена?

Я киваю. Я хочу сделать это. Ради них, ради нас. Думаю, мы все знали, что этот момент настанет. В глубине души я знала. Это меня пугает, потому что мое сердце бьется только ради одного мужчины, навеки вечные, но я также знаю, что связь между ними тремя очень сильна. Я молюсь, чтобы, когда все это закончится, мы смогли жить дальше. Что мы с Джастисом сможем получить то, что хотели всегда, а его братья, наконец-то, отпустят его... по крайней мере, из этой части их жизни.

Когда Нокс и Брэкстен проходят в комнату, мой взгляд не отрывается от Джастиса. Пульс учащается, в горле пересохло, ладони стали липкими.

Джастис отводит прядь волос с моего лица, пытаясь успокоить.

— Не нервничай, детка.

— Я не знаю, что делать, — признаюсь дрожащим голосом, почти шепотом.

— Поцелуй меня, — низким и хриплым голосом требует он, от этого звука кожу покалывает.

Я прижимаюсь губами к его губам, но на этом мой контроль заканчивается. Он атакует мой рот, рука сжимает мои волосы, снова пробуждая во мне желание. Всепоглощающее пылающее желание, которое может вызвать лишь он.

Неподалеку слышу движение, щелканье зажигалки, прежде чем комнату наполняет запах сигаретного дыма. Всего лишь зная, что они позади меня, я промокаю. Двигаю бедрами, снова трусь о его твердый член в поисках освобождения.

— Хорошая девочка, покажи им, как сильно ты меня хочешь.

Его пальцы перемещаются мне на спину, расстегивают защелку лифчика и медленно стягивают его вниз по рукам, а затем отбрасывают в сторону. Мои соски до боли затвердели, его горячее дыхание шепчет над тугими пиками, а ладони обхватывают их, чтобы почувствовать вес.

— Такие красивые сиськи, и только мои. — Он пирует ими, как голодный зверь, его опаляющий язык хлещет по ним, воспламеняя кровь в венах и уничтожая все запреты.

Я обвиваю рукой его шею, выгибаясь, предлагая больше и забывая обо всем, кроме нас.

Он скользит руками вверх по моим бедрам, задирает платье, открывая мою обнаженную плоть наблюдающим позади меня. Я слишком потерялась в изысканной пытке, которую устраивает его рот, чтобы думать об этом.

Он обхватывает голые полукружья ягодиц, влажным пальцем дразня мою сморщенную дырочку. Мой вздох проносится по комнате, смешиваясь с темнотой и запретом.

В воздухе раздается рычание, и это не Джастис.

Его взгляд перемещается через мое плечо к братьям, в них отражается обладание — молчаливое, но ясное, прежде чем вернуться ко мне. Если не ошибаюсь, готова поклясться, ему это дается труднее, чем он показывает.

— Моя, — говорит он, его собственнический взгляд проникает в самое сердце.

— Твоя, — шепчу я.

Он кладет руку мне на шею, притягивая для еще одного поцелуя. Я углубляю его, вкладывая в него все, что чувствую, и даже больше, давая понять, что независимо от того, что произойдет дальше, он — все, чего я хочу.

Прислонившись лбом к его лбу, я на мгновение задерживаю дыхание, потому что знаю: как только мы пойдем дальше, пути назад уже не будет.

— Готова? — спрашивает он.

По моему кивку он берется за скомканную ткань на моей талии и стягивает ее через голову, не оставляя ничего, что могло бы меня скрыть, затем разворачивает меня, прижимая спиной к своей обнаженной груди. При виде открывшейся передо мной сцены я резко втягиваю воздух.

Брэкстен сидит в одном из соседних кресел, рубашка снята, открывая мощное, как и у брата, тело. Великолепная татуировка в виде дракона отмечает его кожу от левой стороны ребер до бедра, исчезая сзади. Джинсы расстегнуты, обнажая очень жесткий и очень большой член. С диким вожделением в глазах он поглаживает твердую плоть вверх и вниз.

Нокс сидит рядом с ним, все еще полностью одетый, с сигаретой между пальцами. Дым вьется вокруг его абсолютно каменного выражения лица, но нельзя отрицать стояк, выпирающий через джинсы. Среди вожделения, волнами исходящего от него, есть что-то еще, нечто более темное.

Нечто болезненное.

Руки Джастиса лежат на моих стиснутых бедрах, но он не делает ни малейшего движения, чтобы раздвинуть их, его рот прижимается к моей шее, целуя, посасывая, уговаривая.

— Твой ход, детка.

По животу растекается трепет, воздух от предвкушения сгущается, я колеблюсь, хотя и не знаю почему.

— Не стесняйся, Райан, — уговаривает Брэкстен. — Покажи мне ту сладость, в которую мой брат погружается каждую ночь.

Его слова действуют как катализатор, разжигая ревущее в теле пламя, но именно страдальческое выражение лица Нокса придает мне смелости медленно раздвинуть ноги. Как только я это делаю, Джастис подставляет под каждое из них свои мощные бедра.

— Бл*дь! — проклятие срывается с губ Нокса, он сжимает челюсть, не отрывая от нас взгляда.

— Я отсюда вижу, какая она мокрая, — стонет Брэкстен.

— Чертовски мокрая, — шепчет Джастис мне на ухо, вызывая дрожь.

Я поворачиваю голову к нему, желая почувствовать на коже грубое прикосновение его щетины, тепло дыхания и уверенность в глазах.

— Они никогда не узнают, какая ты мягкая. — Правой рукой он мнет мою левую грудь, в то время как другая скользит вниз по моему дрожащему животу. — Никогда не узнают, насколько ты тугая, и не испробуют на вкус твои сладкие стоны. — Он погружается в меня пальцами, распределяя мое возбуждение, прежде чем протолкнуть два пальца глубоко внутрь меня.

Я охаю и извиваюсь.

— Потому что эта киска кончает только для меня. Ведь так, Райан?

— Да, — хнычу я, мой голос практически неузнаваем.

— Скажи им. Скажи, кому ты принадлежишь.

Я смотрю им обоим в лицо и не сдерживаюсь.

— Ему, — шепчу я, — он — единственный, кого я когда-либо хотела. Он — единственный, кто у меня когда-либо был, — признание вызывает эмоции, подступающие к горлу, потому что в этот момент, когда я настолько уязвима, мне нужно, чтобы они поняли, как сильно я тоже нуждаюсь в нем.

Без него я не ощущаю себя целой.

Я снова поворачиваюсь к Джастису в поисках его губ. Его язык проникает мне в рот, пока пальцы входят и выходят из меня, вытягивая из груди те стоны, о которых он говорил. Подняв руки, завожу их ему за шею, и держусь, отвечая каждому толчку его пальцев.

— Вот моя девочка. Трахни мои пальцы, Райан. Покажи им, как ты хороша, когда я заставляю тебя кончить.

Оргазм проносится сквозь меня, как буря в пустыне, превращаясь в разрушительное удовольствие. Я выкрикиваю его имя, когда он вытягивает из моего тела каждое пульсирующее ощущение. Он подносит свои влажные пальцы к моим приоткрытым губам, нежно проводя ими, прежде чем вобрать их себе в рот.

Ноздри Брэкстена раздуваются, он облизывает губы, будто желает попробовать вкус моего возбуждения.

— Наклонись вперед, детка.

Делаю, как говорит Джастис, замечая, как взгляд Нокса опускается на мою колышущуюся грудь, но он продолжает обуздывать свою потребность, и я понятия не имею почему. Брэкстен ни в чем себе не отказывает.

Слышу, как Джастис расстегивает брюки, освобождаясь. Сильными руками он поднимает мои бедра, одним плавным движением опуская меня на толстый член.

Я вскрикиваю от ощущения полноты, упираясь руками по обе стороны от себя.

Джастис издает гортанный стон, грубый звук струится по моему позвоночнику.

Кулак Брэкстена работает сильнее и быстрее, лицо дикое.

— Тебе нравится, Райан? Нравится, когда мой брат жестко и глубоко трахает тебя?

Я киваю, впиваясь зубами в нижнюю губу, когда принимаю каждый медленный толчок Джастиса.

— Ты даже не представляешь, что бы я сейчас с тобой сделал, если бы мне позволили, — продолжает он. — К сожалению, брат всегда чертовски жадничал тобой.

— Всегда, — рычит Джастис, хрипло шепча мне на ухо. Он стискивает мои волосы, дергая голову назад. — Они никогда не прикоснутся к тому, что принадлежит мне, и после сегодняшней ночи никогда больше этого не увидят.

Короткие и частые вздохи вырываются из меня, когда его член проникает глубже. Я бросаю еще один взгляд на Нокса, наблюдая за душераздирающей болью, которую даже не могу понять. Демоны в его глазах потрясают меня до глубины души, буквально заставляя сердце кровоточить. Для него это не секс. Даже близко.

— Трахни ее сильнее! — наконец говорит он, в голосе такая же мука, как и в глазах. — Пожалуйста, мужик. — Мольба такая же душераздирающая, как и выражение на его лице.

Джастис не сдерживается, вонзаясь в меня жестко и быстро. Мои крики удовольствия разносятся по комнате, смешиваясь со звуком шлепков наших тел.

Стоны их троих наполняют меня, высвобождая желание, которое невозможно вынести. Не в силах больше терпеть, я снова кончаю, выкрикивая имя Джастиса, когда он не перестает врезаться в меня. Он тоже находит свое освобождение, и среди стонов эхом отдается одно слово:

«Моя».

После того, как все кончилось, я падаю на его потную грудь, поворачиваюсь, зарываясь лицом в его шею. Он достает из-за спины покрывало и накрывает меня им; его руки прижимают меня к себе, а губы целуют мою влажную кожу.

Мой разум и тело штормит от того, что мы только что сделали, и я молюсь, чтобы это стало тем, что помогло бы все исправить.

Глава 25

Джастис

Чувствуя себя истощенным, как эмоционально, так и физически, крепко прижимаю Райан к себе, моя грудь тяжело вздымается, сердце колотится.

Мы трое смотрим друг другу в глаза, братья выглядят так же хреново, как и я, особенно Нокс. Хочу что-нибудь сказать, чтобы облегчить смятение, которое, знаю, он переживает, но сейчас я не способен разобраться в мыслях или чувствах, не говоря уже о том, чтобы их озвучить.

Сейчас все было по-другому, совсем не так, как в прежние времена. Обычно никаких эмоций нет, чисто трах, но на этот раз все наши эмоции накалились до предела.

Это было наше прощание.

Поднявшись на ноги, Нокс первым выходит из комнаты, скрывается в спальне и закрывает за собой дверь.

— Иди, — говорит Брэкс, застегивая штаны. — Отвези ее домой. Я им займусь.

Взяв себя в руки, закутываю Райан в покрывало, не беспокоясь о том, чтобы искать ее разбросанную одежду, и несу к грузовику. Все это время она молчит, выражение ее лица непроницаемо, и мне это ненавистно. Обычно я всегда могу сказать, о чем она думает. Точно так же, как я знал, о чем она думала в тот момент, когда объявились братья. Я всегда видел любопытство в ее глазах, как бы она ни старалась его скрыть.

Мы все думали об этом, включая братьев, и, если быть честным, позволить им нечто такое незначительное, как наблюдать, было для меня труднее, чем я полагал. Я рад, что мы провели этот последний раз вместе, но никогда больше не позволю им увидеть ее прекрасные местечки. Те, что предназначены только для моих рук и глаз.

Дорога до фермы, кажется, тянется целую вечность, Райан спокойно смотрит в окно. В какой-то момент я тянусь к ее руке, нуждаясь почувствовать ее тепло, нуждаясь в заверении, что она в порядке. Она отвечает пожатием, но на меня не смотрит. Это не избавляет от беспокойства, свернувшегося у меня в животе. Несмотря на ее готовность дать нам желаемое сегодня ночью, я боюсь, что для нее это оказалось слишком.

Добравшись до гостевого домика, заношу ее внутрь и укладываю в постель, раздеваюсь, прежде чем привлечь ее в свои объятия, чувствуя ее своей кожей.

«Только она и я».

Она прижимается ко мне, ее голова покоится на моей груди, сердце бьется о мои ребра и вдыхает в меня жизнь, как никогда раньше. Уставившись в темный потолок, я не в силах больше выносить тишину.

— Скажи мне, о чем ты думаешь.

— Честно говоря, я не уверена, — тихо признается она. — Я сейчас столько всего чувствую.

— Сожаление? — я задерживаю дыхание, чувствуя себя чертовски плохо от этой мысли.

— Нет. Вовсе нет.

Воздух, который я удерживал в легких, выходит с тяжелым выдохом, вены наполняет облегчение.

Я чувствую на себе ее взгляд.

— Я бы никогда не пошла на такое, Джастис, если бы не была уверена на сто процентов.

Это не значит, что она не пожалеет об этом позже, и это был мой самый большой страх. Но я рад, что она этого не делает, потому что не уверен, что в противном случае смог бы жить с этим.

— Это ради Нокса, да? — спрашивает она, продолжая на меня смотреть. — Вы, парни, делаете это ради него.

Здесь гораздо больше, чем кто-либо может понять.

— Сначала ради него, но в те моменты мы все вместе сражались с нашими демонами, а не только Нокс.

— Что с ним случилось? — шепотом спрашивает она.

Вопрос вызывает в груди жжение, которое распространяется вверх по горлу.

— Я не могу сказать. Прости.

Мне ненавистно скрывать что-то от нее, особенно после того, что она только что сделала ради нас, но я обещал унести это с собой в могилу, а я никогда не нарушаю обещания. Ей все равно не нужно это слышать. Это будет преследовать ее так же, как и меня.

— Тогда как насчет тебя, Джастис? Ты расскажешь мне о себе?

Я напрягаюсь, в тишине темной комнаты мои глаза встречаются с ее.

— Ты знаешь все мои секреты, — шепчет она, — хорошие и плохие, но я ничего не знаю о твоих.

— Что ты хочешь знать? — мой голос хриплый, сдержанный от страха, потому что я точно знаю, о чем она спрашивает.

— Где ты был, прежде чем нашел братьев и Тэтчера?

Моим телом овладевает холод, замораживая кровь в венах, когда темные воспоминания, которые я всегда держал взаперти, возникают с удвоенной силой.

— Ты не захочешь этого знать, — выдавливаю, наконец.

— Нет, захочу. Я хочу знать о тебе все.

Но не это. Она понятия не имеет, кто я без братьев и отца. Кем я был и откуда взялся.

Она касается моего лица, нежно скользя по нему пальцами.

— Ничего из того, что ты мне расскажешь, не изменит моих чувств к тебе, — говорит она, чувствуя мой самый большой страх. — Пожалуйста, впусти меня. — Этой мягкой мольбе я не могу отказать.

Сглотнув, я каким-то образом нахожу слова, чтобы объяснить один из самых мрачных моментов моей жизни. Моментов, который сформировал меня, будучи ребенком.

— Я родился у женщины, которая никогда меня не хотела, — начинаю я, и внезапно меня охватывает спокойствие. — На самом деле, она меня ненавидела, — мой голос становится не более чем эхом, тело чувствует холод и онемение, когда я вынужден заново переживать ту роковую ночь.

Отдаленные рыдания выдергивают меня из постели. Потирая сонные глаза, я хватаю своего потрепанного мишку, единственную плюшевую игрушку, которая у меня когда-либо была, и медленно открываю дверь. Оглядываю тускло освещенный коридор нашего крохотного домишки и осторожно выхожу. Маленькими ножками ступаю по ковру, следуя за мучительным звуком; каждый шаг заставляет сердце биться в страхе от того, что она сделает со мной, если обнаружит не в постели.

Выглянув из-за угла, вижу ее в гостиной, окруженную темнотой. Перед ней стоит пустая бутылка, в руке блестит металл пистолета, и она безудержно плачет. Ее губы шевелятся, шепча что-то, чего я не могу разобрать, пока она раскачивается взад-вперед.

Скрип половицы под моей ногой предупреждает ее о моем присутствии. Она вскидывает голову, печальное выражение на ее лице сменяется ненавистью.

Между нами повисает тишина, страх ползет вверх по моему горлу от того, что она набросится и причинит мне боль.

— Я старалась, — плачет она. — Так старалась любить тебя, но я не могу.

Хотя я уже это знал, ее слова все равно причиняют боль. Все, чего я когда-либо хотел, — это чтобы она любила меня. Это и должны делать матери. Когда других детей высаживают у школы, мамы всегда на прощание их обнимают или целуют. Такого я от нее никогда не получал.

Я даже не знаю, что это — объятия.

— Ты так на него похож, — рыдает она. — Точная его копия! — Мои глаза расширяются, когда она поднимает ствол к виску. — Теперь мне больше никогда не придется его видеть.

Грохот выстрела заставляет меня вздрогнуть, что-то теплое и влажное попадает на лицо. Она оседает, под ее безжизненным телом расплывается красное пятно. Я не могу пошевелиться, тело сильно дрожит, когда я смотрю в мертвые глаза матери, матери, ненавидевшей меня слишком сильно, чтобы любить.

— Джастис, — шепот Райан возвращает меня в настоящее, ее взгляд горит сочувствием. — Мне очень жаль.

— Не надо, — стараюсь говорить сквозь душащие меня мучительные эмоции. — Ей больше не пришлось смотреть на меня, и я освободился от ее ненависти.

Только для того, чтобы оказаться в системе, вытерпеть еще больше издевательств, прежде чем найти братьев, но я держу эту часть при себе. На сегодня достаточно откровений.

— Почему в ней таилось столько неприязни? Не понимаю.

— Потому что я похож на ее насильника. — Когда я произношу эти постыдные слова, желудок сжимается, к горлу подкатывает желчь.

От этого откровения она замирает.

— Я — плод насилия, Райан. Вот, кто я. Мне потребовалось много времени, чтобы смириться с этим, и, если честно, иногда, кажется, мне это так и не удалось. Зная, что кровь этого человека течет в моих венах, меня тошнит. Я понятия не имею, кто он и где, все, на что я могу надеяться, что он горит в аду, где ему самое место.

— Вот почему ты всегда спрашиваешь меня, — шепчет она, и в ее глазах появляется понимание. — Вот почему каждый раз, прежде чем заняться любовью, ты убеждаешься, что я хочу этого. Что я хочу тебя…

Мое молчание — единственное подтверждение, в котором она нуждается.

Она протягивает руку и касается моей челюсти.

— Я всегда хочу тебя, Джастис. Никогда в этом не сомневайся. Ты — не он, и ты — не она.

— Я — они оба. Вот чья кровь течет в моих жилах.

— Это ничего не значит. Ты знаешь это лучше, чем кто-либо. Ты — Крид. — Она наклоняется, касаясь губами моих губ. — Хороший человек и отец. Я только надеюсь…

— Что? — спрашиваю, когда она замолкает.

— Сможешь ли ты на самом деле оставить это позади? Ваш образ жизни с братьями. Если именно это усмиряет твоих демонов, как я могу с этим соперничать? — ее голос срывается, страх в ее словах разрывает меня изнутри.

— Ты не понимаешь. Когда ты со мной, мне этого не нужно. — Потянувшись к ней, обхватываю ее нежную щеку. — Это всегда была ты, Райан. Если бы шесть лет назад мне предоставили шанс, я бы тогда от всего отказался. Я всегда выберу тебя и Ханну.

Она закрывает глаза, с ее губ срываются рыдания, и она ложится на меня сверху.

— Прости, мне так жаль, что я убежала и скрывала ее от тебя, — плачет она, снова извиняясь. — Я боялась очень многого, но ты всегда был с нами, Джастис. Всегда в наших сердцах.

Скрежещу зубами, боль в груди усиливается, я ненавижу исходящие от нее страдания и извинения. Это заставляет меня сказать следующее:

— Я прощаю тебя, — в тот момент, когда я это говорю, я знаю, что это правда.

Плачь прекращается, и она приподнимается на локте, устремляя на меня взгляд печальных глаз.

— Что?

— Я прощаю тебя, — повторяю, вытирая ее слезы подушечками пальцев. — Я не сказал тебе этого раньше, потому что был слишком зол, но ты хорошо ее воспитала, Райан. Ты — воплощение материнства, и я рад, что ты — мама Ханны.

Признание заставляет ее плакать еще сильнее. Не в силах больше выносить этот мучительный звук, я переворачиваю ее и ложусь на нее сверху, переплетая наши пальцы.

— Скажи, что хочешь меня, — бормочу, нуждаясь услышать ответ.

Она берет мое лицо в ладони, нежно заглядывая мне в глаза.

— Всегда.

Я скольжу в нее, ее тепло окутывает меня.

Она охает, принимая меня целиком, и обвивает руками мою шею.

— Я люблю тебя, — эти три слова она произносит шепотом, когда я нахожусь глубоко внутри нее. — И любила всегда, годы разлуки ничего не изменили. Я буду любить тебя до последнего вздоха, Джастис Крид.

Я не могу говорить, не могу пробормотать те же слова, которые чувствую, слишком боюсь произнести их вслух. Вместо этого я показываю ей. Впервые в жизни я занимаюсь любовью с кем-то и знаю, что это всегда будет она. Женщина, которая бесспорно навсегда заклеймила каждую частичку меня. Женщина, которую я никогда больше не отпущу.

Глава 26

Райан

На следующее утро я выскальзываю из двери, оставляя Джастиса спать, и направляюсь в главный дом, желая увидеть Ханну.

После всего, что произошло прошлой ночью, я чувствую себя совершенно другим человеком, и хотя я все еще пытаюсь справиться со всем этим, я не жалею ни об одном моменте.

В каком-то смысле я чувствую себя освобожденной. Свободной от страха, который испытывала, когда дело касалось Джастиса и уз, которые его связывали с братьями. Свободной от сожаления и вины, которые лелеяла из-за того, что сбежала много лет назад, но больше всего свободной выражать свою любовь.

Джастис не ответил мне на признание, но показал это каждым прикосновением и поцелуем. Он занимался со мной любовью, как никогда прежде, лелеял меня так, как я только могла себе представить. Это значило гораздо больше, чем слова.

Он также раскрылся и поделился частью себя, что, я знаю, было невероятно трудно. Откровение о его биологической матери потрясло меня, но также заставило осознать, что у нас больше общего, чем я считала. Оба родились у родителей, которые нас ненавидят. Хотя его жизнь определенно сложилась более жестоко и трагично.

Страшно подумать, что еще ему пришлось пережить, прежде чем он обрел братьев и Тэтчера. В гостиной, сквозь агонию страсти, я видела демонов у всех троих, и это было очень темное место. Мое сердце разрывается из-за них, но также помогает понять их немного больше. Почему их сердца так связаны, как и они сами.

Связующее звено всех троих — боль.

Когда я добираюсь до главного дома, на крыльце сидит Брэкстен и пьет кофе. Румянец ползет по моей шее, вторгаясь на щеки, когда в памяти всплывают эротические образы прошлой ночи. Может, я и не жалею о случившемся, но мне немного неловко, что он видел меня в самые интимные и уязвимые моменты.

Когда он меня приветствует, его взгляд теплее, чем обычно.

— Привет.

— Привет, — отвечаю тихо. — Ханна уже проснулась?

— Да, они с отцом готовят завтрак.

Кивнув, я начинаю подниматься по лестнице, но он хватает меня за запястье, останавливая на полпути.

— Посиди со мной минутку.

Я опускаю взгляд на его руку, прежде чем, нервничая, занять место рядом с ним, мои глаза устремляются вперед, наблюдая за восходом солнца.

— Ты в порядке? — спрашивает он, и в его голосе звучит искренняя озабоченность.

— Да. Наверное, до сих пор пытаюсь все осознать.

Он хмыкает.

— Как и я.

Я смотрю на него, удивленная признанием. Я полагала, для них это норма, но, наконец, понимаю, что ему тоже трудно.

— Слушай, я хочу поблагодарить тебя за то, что ты дала нам последний раз побыть вместе.

Его искренние слова теплом разливаются по груди.

— Я сделала это не только ради вас, парни, — признаюсь тихо. — Но и ради себя. Я чувствовала, что мне это нужно, чтобы действительно понять ваши отношения друг с другом. Как бы мне ни было неприятно это признавать, я всегда ощущала угрозу.

— Поверь, мы никогда не представляли для тебя угрозы, по крайней мере, в том, что касается брата.

В этих словах так много правды, что они стирают остатки моей неуверенности. А также вызывают воспоминания о первой ночи с Джастисом, той ночи, когда я увидела фигуру, стоящую за дверью его спальни, наблюдающую за нами в самый интимный момент.

— Это ты наблюдал за нами той ночью? — храбро спрашиваю я, чувствуя себя почти неловко, но ничего не могу с собой поделать. Долгие годы я часто вспоминала об этом, задаваясь вопросом, кто из них это был, хотя, полагаю, есть у меня одна догадка…

Растерянный хмурый взгляд, которым сменяется выражение его лица, подтверждает то, что я уже и так подозревала.

— Какой ночью?

— Когда много лет назад мы с Джастисом были вместе, кто-то наблюдал из-за двери.

На его лице появляется удивление, прежде чем он усмехается.

— Нокс, вот же засранец.

Я всегда думала, что это он, но должна была спросить.

— Ему не нравилось, что круг разомкнулся.

Теперь я понимаю это лучше, чем раньше, и это одна из причин, почему прошлой ночью я прошла через все это.

— Я не хочу забирать его у вас, парни. — Чувствую необходимость сказать ему это. — Я тоже хочу его любить. Он нужен мне не меньше, чем вам и Ханне тоже.

На его лице отражаются те же эмоции, что сжимают мое сердце.

— Да, я знаю.

— Вам троим повезло, что вы есть друг у друга, — продолжаю тихим голосом. — У меня нет ни братьев, ни сестер, никто не любил меня до Ханны. Ну, и Тэтчера.

— Мужик на самом деле любит привечать бездомных, да?

Я хихикаю, думая, насколько он прав. Тэтчер — единственный в своем роде. Он определенно делает мир лучше. Без него вся наша жизнь не была бы такой, как сейчас.

— Но теперь у тебя есть два крутых брата, не говоря уже о том, какие мы горячие. — Он обнимает меня за плечи и целует в макушку. В этом нет ничего сексуального, просто дружеско-братский поцелуй.

Я закатываю глаза от его не такой уж тонкой скромности, но не могу отрицать проходящее сквозь меня тепло.

— Что же, я ценю твои слова, но давай пока не будем считать Нокса.

— Не беспокойся о нем. Под всей этой враждебностью он просто лопается от любви.

Это нелепое заявление вызывает у меня приступ смеха. Я почти уверена, что Нокс ни от чего не лопается. Он слишком замкнутый, слишком... грустный. При воспоминании о том, что я видела прошлой ночью, на сердце снова становится тяжело.

— Как у него дела? — спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

— С ним все будет в порядке. Мы знали, что этот день рано или поздно наступит, но от этого не легче, понимаешь?

Я киваю, полностью понимая.

Приближающиеся шаги привлекают наше внимание. Я вижу, направляющегося к нам Джастиса, выглядящего греховно сексуальным во всем своем утреннем великолепии. Темные волосы взъерошены после сна, джинсы, которые были на нем прошлой ночью, соблазнительно свисают с узких бедер. Он держит в руке рубашку, выставляя напоказ свое очень мощное и скульптурное тело.

— Выпендривается, — ворчит Брэкстен.

С улыбкой выскальзываю из-под его руки и спускаюсь на несколько ступенек, чтобы поприветствовать Джастиса, обвиваю его руками за шею, он притягивает меня ближе, — наши тела идеально подходят друг другу.

— Доброе утро, — приветствую я его.

— Доброе, — бормочет он глубоким, все еще хриплым от сна голосом. — Все в порядке? — он вопросительно переводит взгляд на Брэкстена.

— Да, ей просто захотелось со мной потусоваться, — говорит он. — Говорит, что скучает по мне и не может перестать обо мне думать.

Мне требуется все мужество, чтобы не расхохотаться, особенно при взгляде, который бросает на него Джастис.

— Вообще-то я пришла повидаться с Ханной. Я по ней соскучилась.

— Я тоже, — делится он. — И по тебе.

От его слов на моих губах расцветает глупая улыбка.

— Ладно, меня сейчас стошнит, — говорит Брэкстен, поднимаясь на ноги. — Пойду внутрь, увидимся там.

— Брэкс, — бросаю я через плечо.

Он снова поворачивается ко мне.

— Спасибо за беседу.

— В любое время... сестренка.

Одно это слово значит гораздо больше, чем он может себе представить.

Когда он заходит внутрь, я поворачиваюсь к Джастису и вижу, что он внимательно за мной наблюдает.

— Сестренка? — он поднимает бровь.

— Угу. — Я наклоняюсь, касаясь губами его губ. — Что ты об этом думаешь?

Его руки опускаются на мой зад, притягивая меня вплотную к себе.

— Я думаю, давай сделаем это законным, выходи за меня.

Я качаю головой, кривя губы.

— Хорошая попытка, Крид. — Схватив его за руку, тащу вверх по ступенькам. — Пойдем, проверим как там наша малышка.

Он хмыкает.

— Хорошая отговорка.

Сейчас это все, что у меня есть. Я не хочу потерять то новое, что мы обрели. То, что вполне может привести к тому, чего мы оба хотим.

Как только мы входим, по ушам бьет музыка — из кухни доносится песня Марвина Гая «Ain’t no mountain high enough», — голоса Тэтчера и Ханны разносятся по дому. Войдя, мы видим, что Тэтчер стоит у плиты, подкидывает блины в воздух и переворачивает их, пока Ханна ловит каждый из них тарелкой.

Один блин чуть не шлепается Брэкстену на голову, когда тот пытается взять стакан, но умудряется увернуться в самый последний момент. Сцена, разворачивающаяся перед глазами, наполняет сердце теплом.

— Мамочка, папочка! — заметив нас, Ханна ставит тарелку и бежит в объятия Джастиса.

— Доброе утро, детка. — Он целует ее в щеку, прежде чем подвинуть в мою сторону, чтобы я тоже могла ее обнять.

— Как прошел вечер? — спрашиваю я.

— Потрясающе. Мы с папой Тэтчером так веселились. Пили горячее какао, ели попкорн и смотрели «Храбрую сердцем».

— И почему я не удивлена выбором мультфильма? — я смотрю на Тэтчера и вижу, что он улыбается так же ярко, как и Ханна.

— Мы отлично провели время, — говорит он. — Придется как-нибудь повторить.

— Дядя Нокс сказал, что возьмет меня сегодня с собой на трактор и даже разрешит сесть за руль.

Впервые с момента, как я вошла в кухню, перевожу взгляд на Нокса, живот скручивает от нервов, когда я пытаюсь оценить, наше положение. Его обычно жесткое выражение лица сегодня немного смягчилось, и впервые за все время он приветствуют меня кивком. Это больше, чем я когда-либо получала от него раньше, поэтому принимаю это как отправную точку и улыбаюсь в ответ.

— Садитесь, — говорит Тэтчер. — Мы с Ханной Джей испекли на всех шоколадные блинчики.

Скребя по полу ножками стульев, мы все занимаем наши обычные места за столом. Джастис садится рядом с Ноксом, поставив Ханну между нами. Помогая расставлять тарелки, я замечаю, как он притягивает к себе брата, бормоча что-то, чего остальные не слышат.

От той любви и связи, что я вижу, мою грудь распирает от чувств и одновременно опаляет болью. Что бы он ни говорил, Нокс кивает, затем отпускает его.

— Всем понравилось на танцах? — спрашивает Тэтчер, улыбка на его лице — хороший показатель того, что он не перестает думать об этом, и у меня есть довольно хорошее предчувствие, относительно причины.

— Да, — говорит Ханна. — Мне понравилось играть с Амелией.

— А как насчет тебя, Тэтчер? — спрашиваю, даже не пытаясь скрыть понимающую улыбку. — Похоже, вы с Гвен хорошо провели время.

— Ну, видишь ли... — он усмехается, и если бы я не знала его лучше, то могла бы поклясться, что он покраснел. — Весь вечер протанцевать с красивой женщиной — не такой уж трудный подвиг.

Мне хочется нажать на него, чтобы выудить больше информации, мое любопытство, относительно их двоих, по-прежнему меня будоражит, но Ханна прерывает мой порыв, встревая с вопросом, от которого пробирает до костей.

— А что такое черномазый?

Я замираю, бряцая вилкой о тарелку.

Джастис рядом со мной напрягается, вокруг стола сгущается тишина.

Мне требуется мгновение, чтобы обрести голос.

— Ханна, где ты услышала это слово?

— Кто-то назвал так вчера на танцах папу Тэтчера. Они сказали, что черномазые должны танцевать с себе подобными, — она произносит это так небрежно, не имея ни малейшего представления о том, сколько яда и ненависти заключено в этом слове.

— Кто? — спрашивает Джастис резким от гнева голосом.

— Я не знаю его имени. На нем была красная кепка и белая футболка.

— Билли Рэй, — выплевывает Нокс. — Он всегда был расистским куском дерьма.

Ханна оглядывает стол, ее лицо вытягивается.

— Это плохое слово, да?

Я отрицательно качаю головой.

— Да, милая. Плохое.

— Почему он так сказал о папе?

Я думаю о том, как объяснить ей это так, чтобы она смогла понять, но как кто-то может понять такую ненависть? Особенно ребенок.

— Иди сюда, Ханна Джей, — зовет ее Тэтчер, не выглядя таким расстроенным, как остальные. Он сажает ее к себе на колени, она обнимает его за шею и смотрит на него. — Некоторые люди в этом мире могут быть мерзкими, но знаешь, что?

— Что?

— Они не имеют значения, — говорит он, похлопывая ее по груди. — Мисс Гвен и я отлично провели время прошлым вечером, как и моя семья, и мы — все, что имеет значение.

— Только я не понимаю, почему он так расстроился. Почему его волнует, что ты танцуешь с мисс Гвен?

— Потому что у нас разный цвет кожи, — объясняет он прямо, — и, мой цвет ему не нравится.

Ханна хмурится, на ее милом личике отражается смущение.

— Почему? Разве это важно?

— Нисколько, — твердо отвечаю я. — Именно это мы и пытаемся тебе объяснить. То, что этот человек сказал вчера вечером, было подло и неправильно.

Она снова смотрит на Тэтчера, ее нижняя губа дрожит от беспокойства.

— Мне жаль, что кто-то сказал о тебе что-то плохое.

— Не жалей меня, дитя. Это его проблема, не моя. У меня есть вся любовь, которая мне нужна. Только посмотри на моих мальчиков, — он указывает на Джастиса и его братьев, — у них не мой цвет кожи, но они все равно мои сыновья. — Его голос сильный и уверенный, наполненный невообразимой любовью. — Точно так же, как ты — моя внучка.

Ханна прикладывает свою маленькую ладошку к его щеке.

— Я считаю твою кожу красивой, и я рада, что ты мой папа.

От ее милых слов я готова разрыдаться.

— О, Ханна Джей, — говорит Тэтчер с сильными эмоциями в голосе, но с широкой улыбкой. — Это потому, что у тебя прекрасное сердечко, а хочешь знать, что сильнее ненависти?

— Что? — спрашивает она, шмыгая носом.

— Любовь. Любовь слепа и не различает цветов, — говорит он, и его мудрость наполняет сердца нас всех. — Мы семья, и ничто никогда этого не изменит.

Ханна обнимает его за шею, утыкаясь лицом ему в плечо.

— Я люблю тебя, папа.

— И я люблю тебя, Ханна Джей.

Несмотря на катящиеся по моему лицу слезы, я улыбаюсь, гордясь своей дочерью за то, что она превратила нечто столь ненавистное в нечто столь прекрасное.

***

Несколько часов спустя мы все сидим на веранде, наслаждаясь прекрасным летним днем. Джастис с братьями друг возле друга разбирают оружие для лучшей результативности, или так они объяснили.

Скрыв глаза за черными солнцезащитными очками, Тэтчер играет на губной гармошке, постукивая ногами и раскачиваясь всем телом в такт льющейся душевной мелодии. Ханна, в таких же солнцезащитных очках, подносит ко рту деревянную ложку, изображая, что поет.

— Я пою блюз!

— Вот так! Пой, девочка, — говорит ей Тэтчер. — Расскажи нам, какой у тебя блюз.

— У меня очень грустный блюз.

Мы с Брэкстеном посмеиваемся, а Нокс и Джастис ухмыляются. Несмотря на ее сражение с текстом песни, она не останавливается и следует примеру Тэтчера. Я оглядываю нашу кампанию, и сердце обвивает теплое чувство, какого я никогда не испытывала раньше. Чувство правильности.

Теперь я понимаю, почему Джастис хочет, чтобы мы все собрались здесь вместе, потому что нет большего чувства, чем это. Чем быть окруженной людьми, которых любишь и которые в ответ любят тебя. То, чего до этих пор у меня никогда не было.

— Папа, а почему у тебя нет пальцев? — спрашивает Ханна, когда между песнями наступает перерыв.

Мы все замолкаем, наше внимание переключается на Тэтчера.

Я часто задавалась этим вопросом, будь то его искалеченная рука или же множество шрамов, которые я время от времени замечала, когда ткань его рубашки немного сдвигалась в сторону. Однажды, когда он гостил у нас в выходные, я проходила мимо его комнаты, когда он одевался, и только тогда увидела все остальные. Шрамы на его руках и ладонях — ничто по сравнению с теми, что уродуют его торс.

Тэтчер отвечает на этот вопрос легкомысленно.

— Ох, знаешь, просто неудачные обстоятельства.

— Что случилось? — не перестает она расспрашивать.

Когда он молчит, вмешивается Брэкстен:

— Может, тебе повезет, малышка. Мы уже много лет задаем ему тот же вопрос.

Я хмурюсь, с удивлением обнаруживая, что даже парни не знают.

— Некоторые вещи лучше не знать, — говорит он, останавливая на этом разговор.

Все замолкают, когда по длинной гравийной дороге к дому подъезжает дорогая черная машина.

При виде машины Джастис вскакивает на ноги.

— Папа, отведи Ханну в дом.

Тэтчер быстро подхватывает Ханну на руки и уходит в дом, прежде чем я успеваю сказать хоть слово.

— Джастис, кто это? — спрашиваю, гадая, кто его так взбудоражил.

— Тебе тоже надо зайти внутрь. — Взгляд, который он бросает на меня, заставляет пульс нервно подпрыгивать.

Я остаюсь на месте, устремляя взгляд обратно к машине, когда та останавливается. Из нее выходит блондинка, и мое сердце обрушивается вниз.

Моя мать.

По ее вздернутому носу и презрительному выражению лица я могу сказать, что ничего не изменилось, хотя я этого и не ожидала.

Несмотря на то, что я ждала этого визита, я все равно чувствую себя не готовой, мои нервы пригвождают меня к качелям, на которых я сижу.

Джастис начинает спускаться по лестнице, его братья следуют за ним, закрывая меня собой.

— Вам здесь не рады, — говорит он. — Уезжайте, сейчас же.

— Нет, пока я не поговорю с ней.

— Этого не будет.

— Лучше вам не связываться со мной, мистер Крид.

Брэкстен фыркает в ответ на угрозу.

Наконец я прихожу в себя и встаю, спасая их от ее гнева.

— Все в порядке, Джастис. — Мои ноги несут меня вперед, заставляя спуститься по ступенькам.

— Ты не должна встречаться с ней, Райан.

Я касаюсь рукой его плеча, проскальзывая между ним и Ноксом.

— Все в порядке, — заверяю я его, прежде чем повернуться к ней лицом. — Чего ты хочешь, мама?

Она срывает свои дизайнерские солнцезащитные очки, ее глаза наполнены яростью.

— Как ты смеешь, — говорит она с презрением. — Как ты смеешь показываться здесь после стольких лет?

— Я имею полное право здесь находиться.

— Как бы не так, черт тебя побери!

— Это моя семья, — говорю я ей, чувствуя уверенность, когда делаю это заявление рядом с окружающими меня мужчинами.

Она бросает на них полный отвращения взгляд.

— Семья? Вот как это теперь называется. Ты хоть знаешь, кто из них отец?

— Осторожнее, леди. — Джастис делает шаг вперед, но я кладу руку на его грудь, отказываясь позволять ему бороться за меня. Это моя битва, и я собираюсь покончить с ней раз и навсегда.

— Я точно знаю, кто, и ты тоже. Уверена, вы с отцом всегда это знали.

Не сомневаюсь, они прекрасно осведомлены, где я находилась все это время. Без вариантов, с их-то связями. Им просто было плевать, потому что я жила достаточно далеко, чтобы не пятнать их драгоценную репутацию.

— Мы с Ханной вернулись, и вам придется с этим смириться, — говорю я, гордясь тем, как твердо звучит мой голос. — Винчестер — большой город. Мы будем держаться подальше от вас, а вы — от нас.

Ее лицо искажается от гнева, она тыкает пальцем мне в лицо.

— Послушай меня, маленькая сучка, одно дело, когда ты сбегаешь, но я не позволю тебе вернуться сюда и прятаться на земле этого черномазого со своим ублюдком.

Я вздрагиваю, оскорбление разжигает во мне ярость. Джастис тянется к ней, но я быстрее. Сжатым кулаком я наношу удар ей в лицо.

Ее голова резко дергается в сторону, в воздухе эхом разносится громкий шлепок, и на ее лице отражается шок.

— Никогда не смей говорить так о моей дочери и Тэтчере! — на глаза наворачиваются слезы, и это замечание вызывает во мне не только боль, но и ярость. — Ты никогда больше не приблизишься ко мне или к моей семье, — кричу я, и слова перерастают в сдавленные рыдания.

Джастис разворачивает меня, притягивая к себе.

— Уберите ее отсюда, быстро!

Брэкстен уже движется к ней, хватая ее за руку.

— Эй! Что ты делаешь? — яростно бормочет мать. — Немедленно убери от меня свои руки.

Словно ничего не слыша, он продолжает тащить ее к машине, где стоит Нокс, придерживая открытую дверцу.

— Уезжай, Райан! — кричит она, вырываясь из рук Брэкстена. — Ты меня слышишь? Уезжай сейчас же, иначе…

Что бы она ни сказала дальше, Брэкстен заталкивает ее в машину и захлопывает дверцу у нее перед носом, не оставляя ей другого выбора, кроме как уехать.

— Боже, как я ее ненавижу, — шепчу, глядя, как ее машина исчезает из вида. — Я так ее ненавижу.

Джастис поднимает мое лицо к своему, в его темных глазах виден гнев.

— Забудь о ней. Она не имеет значения, и никогда не имела. Ты, я и Ханна — единственное, что важно.

Он прав, и я знаю это, но по какой-то причине, даже после всех этих лет, она все равно глубоко пробирается мне под кожу, причиняя сильную боль.

— Хороший правый хук, — комментирует Брэкстен, возвращаясь к нам с Ноксом.

— Спасибо, что избавились от нее, — говорю я, шмыгая носом.

— Я бы сделал это раньше, но молился, чтобы ты ей вдарила, потому что сами мы не можем.

Грустная улыбка растягивает мои губы.

— Я сожалею о том, что она сказала, — шепчу я им.

— Ты не должна извиняться, — говорит Джастис, с нежным выражением касаясь пальцами моего лица.

Я льну к его прикосновению, благодарная, что он был здесь со мной. Что все они были. То, как они прикрывали меня, значит больше, чем они могут знать.

Раздается виброзвонок. Джастис лезет в карман и достает телефон. Он смотрит на экран, а затем подносит сотовый к уху.

— Клемсон, что такое?

Когда его взгляд перемещается на братьев, они подходят ближе.

— Мы едем. — Он отключается и убирает телефон обратно в карман.

— Это был Крейг. Он что-то нашел. Хочет, чтобы мы встретились с ним на заброшенном складе на Олд-Миллер-роуд.

— Это в сорока минутах езды, — говорит Брэкстен. — Почему так далеко?

— Не знаю, но похоже, у него для нас что-то важное.

— Поехали, — говорит Нокс, проталкиваясь вперед. — Я поведу.

Брэкстен следует за ним, а Джастис колеблется, глядя на меня сверху вниз.

— Иди, — говорю я ему. — Со мной все будет в порядке.

— Уверена?

— Да.

Наклонившись, он целует меня, заполняя мое печальное сердце чем-то более прекрасным. Потом его лоб прижимается к моему, дыхание щекочет мои губы.

— Мы еще поговорим об этом, когда я вернусь.

Я киваю.

Он направляется к грузовику как раз в тот момент, когда Нокс заводит мотор, и громкий рев двигателя рассекает воздух, прежде чем они отъезжают. Взяв себя в руки, вытираю остатки слез и направляюсь внутрь, обнаруживая Тэтчера на кухне.

— Все в порядке? — озабоченно спрашивает он.

— Теперь, да. Но парням только что позвонил Крейг. Они сказали, что скоро вернутся.

Он кивает.

— А где Ханна? — спрашиваю я.

— Рисует в гостиной. Иди к ней, я приготовлю тебе чай.

Я направляюсь в другую комнату и вижу, что она стоит на коленях на полу среди разбросанных вокруг карандашей.

Она смотрит на меня, и при виде моего лица ее улыбка исчезает.

— Мамочка, ты в порядке?

— Да, детка, в порядке. — Я сажусь рядом с ней и притягиваю ее к себе, жаждая обнять ее. — Я люблю тебя, Ханна. Очень сильно. Ты же знаешь?

Сейчас, как никогда, я чувствую необходимость напомнить ей об этом.

Она обнимает меня в ответ, ее маленькие ручки крепко сжимают меня.

— Я тоже тебя люблю.

Подавив эмоции, снова обретаю способность улыбнуться и смотрю на ее рисунок.

— Что это у тебя?

— Наша семья. Это ты и папочка, — объясняет она, указывая на левую сторону листа. — Это папа Тэтчер. — Он стоит рядом с трактором, держа что-то в руке.

— Что это? — спрашиваю я, указывая на предмет.

— Губная гармошка.

— Замечательно.

Она обращает мое внимание на другую сторону листа.

— А вот дядя Нокс с дядей Брэкстеном.

То, что они оба держат оружие, вызывает на моем лице улыбку.

— А эти двое? — подсказываю я, указывая на двух маленьких человечков из палочек.

— Это я и мой младший братик или сестренка.

Я перевожу взгляд на нее, напрягаясь каждым мускулом.

— Помнишь тот день, когда я бросила монетку в фонтан желаний?

Я киваю.

— Именно это я и загадала. Что вы с папой поженитесь, а у меня будет маленький братик или сестренка.

Мое сердце трепещет от тех же надежд и мечтаний.

— Я тоже этого хочу, — признаюсь шепотом. Это так близко к тому, чтобы стать реальностью, в пределах моей досягаемости, я чувствую, и ради всех нас я буду бороться, чтобы это произошло. — Никогда не отказывайся от желаний, Ханна, так мечты и сбываются.

— Не буду, мама.

Прижавшись поцелуем к ее головке, оставляю ее заканчивать рисунок, а затем возвращаюсь на кухню к Тэтчеру.

— Садись, дорогая, — мягко говорит он, подавая мне дымящуюся чашку чая. Он устраивается на стул рядом со мной и берет мою руку в свою. — Поговори со мной.

Я смотрю на его отсутствующие пальцы; на ту же искалеченную руку, которая утешала меня шесть лет назад, когда я сидела на этом самом месте, не имея никого, к кому можно было бы обратиться. Этот человек был мне больше родителем, чем мои собственные.

— Знаешь, когда я была беременна Ханной, то больше всего боялась, что не стану хорошей матерью. Не только из-за молодости и неопытности, но и потому, что у меня никогда не было хорошей матери. У меня никогда не было никого, кто любил бы меня, так как же я могла знать, как любить свою дочь?

При взгляде на него на глаза снова наворачиваются слезы.

— Но в тот момент, когда она родилась, я знала, что с каждым вздохом буду ее любить. Она стала для меня целым миром, и это заставило меня задуматься о том, почему моя мать так и не смогла полюбить меня. Почему она так меня ненавидит, Тэтчер? Не понимаю, что я сделала плохого.

Его рука сжимает мою, его лицом овладевает печаль, отражая ту, что в моем сердце.

— Ты ничего не сделала, дитя.

— Я пытаюсь убедить себя в этом, но теперь, зная, каково это — быть матерью, чувствую, что причина должна быть. Причина, по которой она питает ко мне столько гнева и обиды.

На его лице появляется выражение, которое я не могу распознать.

— Видимо, пришло время кое-что тебе рассказать, — начинает он, ерзая на стуле. — Я слышал эти слухи много лет назад, но никогда не обращал на них особого внимания, так как этот город всегда славился сплетнями. Тем не менее, чем больше времени проходит, и после того, как я узнал, как ужасно эта женщина вела себя с тобой, полагаю, это стоит упомянуть.

— Что? — мне любопытно, что могло заставить его так себя вести.

— Поговаривали, что твой отец часто наслаждался женским обществом на стороне. Одна из этих женщин заявила, что беременна, и начался настоящий бардак. Настолько грязный, что, в конце концов, она уехала из города.

Я вглядываюсь в него, потрясенная тем, что он открывает.

— Твоя мать забеременела в то же время, по крайней мере, так она говорила, но кое-кто не верил, что она вообще была беременна.

— Ну, очевидно, была, потому что мое присутствие тому доказательство.

Выражение его лица становится более серьезным.

— Однажды твоя мать уехала из города. На весь период беременности, и не возвращалась, пока не родила тебя.

Я сажусь прямо, сердце в груди бешено колотится.

— Что ты говоришь? Хочешь сказать, моя мать мне не родная?

— Понимаю, звучит безумно, даже для меня, но... неужели ты никогда не замечала, что совсем на нее не похожа? Ни единой черточкой.

Я открываю рот, потом закрываю, обдумывая услышанное. Я всегда больше походила на отца, чем на мать, но даже и на него я не очень похожа.

У нас есть некоторые общие черты, но их немного.

Чем больше я думаю об этой безумной возможности, тем больше понимаю, почему она так меня ненавидит, но если я не ее, то чья и где сейчас эта женщина?

Я вновь смотрю на Тэтчера, и мое сердце пылает от потребности знать ответы.

— Понятия не имею, как ты вообще можешь выяснить правду, — говорит он. — Но уверен…

— Гвен, — говорю я, ее имя мгновенно всплывает в моей голове. — Она должна знать. Должна. — Эта возможность заставляет меня вскочить на ноги. — Мне нужно с ней увидеться.

— Сейчас?

— Да. Это не может ждать.

Он встает и берет меня за руку.

— Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Но подожди, пока сын вернется домой. Я не хочу, чтобы ты вела машину такой расстроенной.

— Со мной все будет в порядке. Обещаю. — Я хватаю сумочку и ищу ключи от грузовика Джастиса, обнаруживая их на стойке. — Присмотришь за Ханной пока меня нет?

— Конечно, но, пожалуйста, Райан…

Я прерываю его поцелуем в щеку.

— Я вернусь до темноты.

Не говоря больше ни слова, выбегаю из дома, чувствуя, как меня переполняет стремление немедленно узнать правду. Правду, которую я начинаю чувствовать всем своим существом.

Глава 27

Джастис

К тому времени, как мы подъезжаем к складу, на дорогу у нас уходит почти час. Грузовик Крейга припаркован снаружи, он стоит рядом с ним, его плечи напряжены.

Я сканирую глазами окрестности, мы все начеку. Я доверяю Крейгу больше, чем многим другим, но все же доверять никому нельзя, никто из нас не может, поэтому мы держимся настороже.

— Он не настолько глуп, чтобы нас на*бать, верно? — спрашивает Брэкстен.

Нокс качает головой.

— Я так не думаю.

Я согласен. Он захотел встретиться с нами так далеко, и приехал на личном грузовике, а не на полицейском, что заставляет меня чувствовать себя немного лучше.

Выбравшись из машины, мы втроем направляемся к нему.

— Клемсон, — приветствую я его кивком. — В чем дело?

— Парни, вы не поверите, что я нарыл.

Мы втроем переглядываемся, когда он открывает дверцу грузовика и наклоняется, вытаскивая коричневую папку. Открыв ее, достает листок бумаги и протягивает нам.

Шагнув вперед, я беру его и чувствую, как братья становятся у меня за спиной. Это копия старого документа. Похоже на какой-то акт, но большая часть написана от руки.

— На что мы смотрим? — наконец спрашиваю я.

— Передача права пользования участками недр. На земле вашего отца.

Мои брови взлетают вверх.

— Недрами?

Он кивает.

— Ваш отец сидит на нефти стоимостью в миллионы долларов. Вот почему им нужна его земля.

Я снова смотрю на документ, от шока меня качает.

— Вот дерьмо, — бормочет Брэкстен.

От понимания того, что теперь у нас есть мотив, меняпронзает волнение.

— Где ты это взял? — спрашиваю я.

— В кабинете Тодера. После нашего вчерашнего разговора я не мог перестать думать об этом. Особенно с учетом слов Ходжеса о запахе бензина. Меня осенило в три часа ночи. — С блеском в глазах он продолжает: — Тодер ездит только на патрульной машине, всегда. В каждой полицейской машине этого округа есть камера. Она стала обязательной три года назад. Обычно записи с камер наблюдения хранятся в отдельном кабинете, по понятным причинам Тодер держит их поближе к себе.

По моему телу пробегает искра адреналина.

— Хочешь сказать, что преступление есть на камере видеонаблюдения?

— Не совсем. Свою он выключил, но у меня есть период времени, когда камера не работала, и он совпадает с тем, когда начался пожар. Отключить камеру — само по себе нарушение. С этой информацией и этим актом, твой источник, обязательно сможет что-то предпринять.

— Уверен, что сможет. Спасибо, Крейг. Я очень это ценю.

Он кивает, выражение его лица становится мрачным.

— Действуй быстрее, Джастис. Скоро он поймет, что я там был. Я сделал копию, потому что не хотел давать ему наводку, но чтобы завладеть оригиналом, твоему парню придется получить ордер.

— Не волнуйся. Мы займемся этим.

Возмездие уже в пределах досягаемости, и мы его добьемся.

Глава 28

Райан

Через несколько минут я подъезжаю к Гвен и паркуюсь перед экстравагантным домом, принадлежащим ей и Форресту. Он расположен в одном из самых известных районов Винчестера. Это навевает воспоминания о жизни, которую я изо всех сил старалась забыть.

Жизни, которая, возможно, никогда мне не предназначалась.

Мой разум и сердце все еще трепещут от такой возможности. За мое столь недолгое прошлое, я должна была задаться этим вопросом с самого начала. Было так много знаков. Теперь, оказавшись здесь, я не остановлюсь, пока не узнаю правду.

Собравшись, делаю глубокий вдох и поднимаю руку, чтобы постучать в дверь.

Мгновение спустя она открывается, и за ней стоит удивленная Гвен.

— Райан.

— Привет, Гвен. Извините, что беспокою, но я хотела бы зайти и поговорить с вами минутку.

Несмотря на теплоту улыбки, она колеблется и оглядывает тихую улицу.

— Я одна, — уверяю я.

Ее взгляд возвращается ко мне, с губ срывается нервный смех, и она качает головой.

— Конечно. Прости. Входи, — она отступает в сторону, пропуская меня.

Я осматриваюсь в большом фойе и вижу, что с моего последнего пребывания здесь, мало что изменилось.

— Прошу, присаживайся, — она жестом указывает на гостиную, где я устраиваюсь на большом цветастом диване. — Могу предложить тебе сладкий чай?

— Нет, спасибо.

Она садится напротив меня в кресло-качалку и складывает руки на коленях.

— Итак, чем обязана такому приятному визиту?

Решаю, что другого способа сделать это, кроме как сказать все напрямую, нет.

— Мне нужно вас кое о чем спросить. Это касается моих родителей.

Ее улыбка исчезает, в одно мгновение все ее поведение меняется. Потянувшись к изящной золотой цепочке на шее, она начинает ее теребить.

— Не уверена, чем могу здесь помочь. Я…

— Моя мать мне не родная?

Кресло-качалка внезапно останавливается, ее тело застывает от напряжения, и что-то похожее на страх написано на ее лице.

— Об этом ты должна поговорить со своими родителями, — шепчет она.

— Мы обе знаем, что я никогда не добьюсь от них правды. Вы единственная, к кому я могу обратиться с этим вопросом. Вы знаете их лучше, чем кто-либо.

— Да. А значит, я знаю, на что они способны. Оставь это, дорогая. Так для тебя безопаснее.

— Я не могу. Мне нужно знать. Я столько лет пребывала главным объектом ее жестокости, не зная, что такого сделала, чтобы заставить так сильно меня ненавидеть. — Эмоции клокочут у меня в горле, пробуждая болезненные воспоминания о прошлом. — Порошу, Гвен, — умоляю я.

Выражение ее лица смягчается, в бледно-голубых глазах сияет правда, которую в глубине души я уже знала.

— Она ведь мне не родная, не так ли?

Она отрицательно качает головой.

— Нет. Не родная.

Несмотря на то, что я этого ожидала, откровение все равно обрушивается на меня, как тонна кирпичей, переворачивая мир с ног на голову и заставляя сомневаться во всем, что касается моей жизни, включая и то, кто я.

— Много лет назад у твоего отца работала женщина, — начинает она. — Ее звали Эбигейл Деверо. Она была красивой и доброй, очень сострадательной. Совсем не похожей на Вивиан, — говорит она, даже не пытаясь скрыть свою неприязнь к женщине, которая меня вырастила. — Поползли слухи, что их отношения вышли за рамки профессиональных, и эти слухи только усилились, когда она забеременела. Конечно, твой отец отрицал связь и говорил, что ребенок не его, но большинство знали правду. Вскоре после этого она исчезла.

— Исчезла? — спрашиваю я, опасаясь, что это может значить.

— Твой отец увез ее в другой штат. Я знаю, потому что слышала, как однажды вечером они с Форрестом разговаривали об этом за выпивкой в его кабинете. Вскоре после того, как она исчезла, Вивиан заявила, что беременна.

Я на мгновение закрываю глаза, меня пронзает предательство. Боже, поверить не могу в то, что слышу.

— Я никогда этому не верила, — говорит она. — Несколько месяцев у нее не наблюдалось никаких признаков беременности. Во втором триместре она уехала из города, почти ничего не объяснив, и вернулась только после рождения ребенка.

— Меня.

Она кивает.

— А как же Эбигейл? Где она сейчас?

В ее глазах вспыхивает сожаление, заставляя сердце уйти в пятки.

— Нет, — шепчу я.

— Подожди здесь, — встав, она выходит из комнаты и через несколько минут возвращается с газетной вырезкой, которую передает мне.

Дрожащей рукой я беру ее, пульс учащается, когда я смотрю на лицо, которое так похоже на мое. Сходство настолько поразительно, что у меня захватывает дух.

Заголовок статьи гласит: «Турист обнаруживает в горах тело пропавшей женщины из Айдахо».

Сдерживаемые слезы начинают скатываться по щекам, сердце болит за женщину, которую я никогда не знала, но которая, без сомнения, подарила мне жизнь.

— Когда несколько месяцев спустя я увидела газету, это подтвердило то, что я уже подозревала, — говорит Гвен. — Они забрали тебя у нее, а потом убили.

— Как? — я задыхаюсь. — Как им это сошло с рук?

— Как и всегда. Просто очередной поступок из длинного списка, на который они все способны. Они не остановятся ни перед чем, чтобы получить желаемое. — Гнев и горечь в ее голосе заставляют меня снова посмотреть на нее.

— Как вы оказались среди них? Вы совсем на них не похожи.

На ее лице отражается стыд, затем она отводит взгляд.

— У меня не было выбора. Поверь, если бы был... — она замолкает, не в силах закончить.

— Это как-то связано с Тэтчером? — спрашиваю я, мое вчерашнее подозрение вскидывает голову.

Ее взгляд возвращается ко мне, в нем господствует боль.

— Я видела, как вы смотрели друг на друга, — продолжаю я. — Что между вами произошло?

Откинувшись на спинку кресла, ее охватывает спокойствие, в глазах появляется отсутствующий взгляд.

— Мы с Тэтчером выросли вместе, но никогда не вращались в одних кругах, уверена, ты догадываешься почему.

Я киваю, зная, как все тогда было по-другому. К сожалению, после утреннего разговора с Ханной сегодня за завтраком, кажется, что некоторые вещи в этом городе никогда не изменятся.

— Летом 1967 года все изменилось, и фермерский мальчик, который всегда привлекал мое внимание, ворвался в мою жизнь и перевернул ее с ног на голову. Конечно, это происходило уединенно, потому что, хоть времена и менялись, цвета кожи по-прежнему не смешивались, но это нас не остановило. По ночам мы тайком спускались к реке, и он всегда приносил мне цветы из маминого сада. Мы танцевали под лунным небом, мальчик был хорошим танцором... и целовался тоже хорошо, — говорит она с задумчивой улыбкой на лице, заставляя и меня улыбаться. — Он любил меня так, словно я была единственной женщиной на этой земле. Лелеял, как никто прежде.

Тяжесть в моем сердце немного спадает от обожания в ее голосе, любви, которая, очевидно, все еще так ярко горит; любви, которая, я знаю, взаимна.

— А потом я забеременела, — шепотом рассказывает она.

Мои глаза распахиваются, рот открывается. Возникает миллион вопросов, но я не могу сформулировать ни одного.

— Несмотря на затруднительное положение, в котором я оказалась, я была счастлива. Безумно напугана, но счастлива. Тэтчер тоже был в восторге и обещал, что позаботится о нас. Сказал, что мы поженимся и будем жить так, как всегда хотели, но наше счастье у нас отняли. — В ее мягком тоне сквозят сожаление и печаль.

Мой желудок сжимается от страха за трагический конец этой истории.

— У моих родителей были другие планы на мое замужество.

— Форрест?

Она кивает.

— Я его не любила. Он был хулиганом, всегда причинял другим боль, но родителей это не заботило. Все, что тогда имело значение, — оставаться в своем классе. Я сказала им, что не выйду замуж ни за кого, кроме Тэтчера. Узнав, что я беременна, они очень разозлились.

В ее голосе слышится легкая дрожь, и у меня начинают трястись руки.

— В тот вечер я выбралась из дома, чтобы встретиться с Тэтчером на нашем обычном месте. Мы собирались вместе сбежать, но все пошло так ужасно неправильно, — она задыхается, слезы начинают катиться по ее обветренным щекам.

Соскользнув с дивана, я опускаюсь перед ней на колени и беру ее за холодную руку.

— Их было так много, — говорит она, задыхаясь. — Форрест, Тодер, Бишоп, твой отец… у Тэтчера не было ни единого шанса. — Ее губы плотно сжаты, лицо исказила чистая агония.

— Что они сделали, Гвен? — спрашиваю я, делая все возможное, чтобы проглотить собственное горе.

— Они очень сильно его избили, — всхлипывает она. — Распластали на земле, прижигали факелами, а потом ржавой пилой отпилили пальцы.

Меня охватывает ужас, сердце разбивается на тысячу осколков, когда я, наконец, слышу кошмарную правду о его шрамах.

— Я была уверена, что он мертв, — плачет она, — но каким-то образом, по милости Божьей, он выжил. Тогда я поняла, что у меня нет выбора. Я должна была подчиниться воле родителей, иначе в следующий раз ему так не повезет. Поэтому вышла замуж за человека, которого ненавидела, чтобы защитить того, кого люблю.

От меня не ускользает, что она говорит о любви в настоящем времени.

Подтверждая то, что я и так подозревала.

По моему лицу текут горячие слезы, злодеяние настолько отвратительно, что практически не укладывается в сознании. Я всегда знала, что между Тэтчером и семьями-основателями что-то произошло, нечто серьезное, но никогда, за миллион лет, я и предположить не могла, что это окажется настолько безжалостным и жестоким.

— Тэтчер умолял меня не выходить замуж за Форреста, клялся, что сможет нас защитить, но я не могла рисковать, — с болью шепчет она. — Не могла снова рисковать его жизнью.

— А что с ребенком? — спрашиваю, вспоминая предыдущее откровение.

Ужасное рыдание сотрясает ее тело, неся опустошение, ее горе и печаль поражают меня до глубины души.

— Они убили нашего ребенка.

Крик ужаса вырывается у меня прежде, чем я закрываю рот.

— Меня привязали к столу и насильно сделали аборт, которого я не хотела, — объясняет она почти оцепенело. — Процедуру провели настолько плохо, что я больше никогда не смогла иметь детей.

— Какой врач может совершить нечто столь отвратительное без разрешения пациента?

— Доктор Мейерс, — говорит она, практически выплевывая его имя. — В то время врачом был он, и работал на них. Чудовище.

Как и любой, кто мог бы это сделать.

— Через несколько недель он умер. — Она вздергивает подбородок, и на ее убитом горем лице появляется торжество. — Его нашли убитым в собственном доме. Одна огнестрельная рана в голову. Выстрел был настолько точным, что пуля попала в него еще до того, как он понял, что в доме кто-то есть.

Не требуется много времени, чтобы на меня обрушилось понимание.

— Тэтчер, — шепчу я.

Она кивает.

— Мы никогда об этом не говорили, но я не сомневаюсь, это был он. Как это ни ужасно прозвучит, но, услышав эту новость, я обрадовалась. Я чувствовала, что в какой-то мере справедливость по отношению к нашему ребенку восторжествовала.

— Мне очень жаль, Гвен. Очень жаль, — говорю я, зная, что эти слова ничего не значат. Не тогда, когда она столько потеряла.

— Я знаю, дорогая. И я благодарна Тэтчеру за то, что много лет назад он помог тебе уехать. В противном случае, не сомневаюсь, они сделали бы с тобой то же, что и со мной.

Я, наконец, осознаю, что, хотя и боялась неизвестности действий родители, Тэтчер точно знал, что произошло бы, если бы я осталась. Слава Богу за этого человека. В ту ночь он стал моим ангелом, моей спасительной благодатью.

— Почему вы все еще здесь? — спрашиваю я. — Форреста уже нет. Вы свободны. У вас с Тэтчером еще может быть счастливый финал.

Он все еще любит ее так же сильно, как и она его. Я знаю.

Она отрицательно качает головой.

— Даже если бы Тэтчер простил меня за то, что я вышла замуж за Форреста, другие никогда бы этого не допустили. Я знаю все их секреты. Я никогда не освобожусь от них.

Она по-прежнему в опасности, заключена в этой жизни, которую никогда не хотела. Если все встанет на свои места и парни достанут то, что нужно, нам удастся их уничтожить, и она сможет жить той жизнью, о которой всегда мечтала. Сейчас, более чем когда-либо, я полна решимости помочь этому случиться. Их нужно остановить, и моя мать, моя настоящая мать, заслуживает справедливости.

— Спасибо, что доверили мне правду, — говорю, глядя на фотографию. — Можно мне оставить это?

— Конечно. Жаль, но это все, что у меня от нее осталось.

— Я благодарна вам за то, что вы хранили это все годы, — шепчу я.

— Поверь, за эти годы я много чего сохранила.

Загадочный ответ заставляет меня снова поднять на нее глаза.

— Что вы имеете в виду?

— Они могут быть безжалостными, но они не так умны, как им хотелось бы верить. За эти годы у меня собралась целая коллекция, я храню ее под замком, потому что никогда не знаешь, когда представится возможность.

Эта информация вселяет надежду. Я сажусь на колени, придвигаясь ближе.

— Гвен, хотите сказать, у вас есть доказательства того, что они сделали? Вещественные доказательства.

— Кое-что... Да. К сожалению, это мало что дает, когда закон у них в кармане.

— Не весь. У Тэтчера есть доверенное лицо в ФБР. Он пытается помочь нам их уничтожить.

Она отрицательно качает головой.

— Это недостаточно надежно. Подкупить можно кого угодно. Я уже такое видела.

— Но не его. Он хорошо зарекомендовал себя, а Тэтчер не дурак. Он никогда никому не доверял. Если... если мы будем точно знать, что он может их уничтожить, вы нам поможете?

Она колеблется лишь мгновение, прежде чем кивнуть.

— Если бы мы знали наверняка, то, да, конечно, но я говорю тебе, это будет не так просто.

— Нет ничего простого, но это не значит, что это невозможно. — Я встаю, подпитываемая вновь обретенной надеждой. — Поедемте со мной на ферму.

В ее глазах вспыхивает паника.

— Нет. Я не могу. Ты езжай. Я буду здесь, если понадоблюсь.

Мне хочется надавить на нее, но я решаю, что сегодня с нее достаточно. Я попрошу Тэтчера ее навестить.

— Еще раз спасибо, — шепчу я, — за все.

— Будь осторожна, дорогая, — говорит она с беспокойством. — Помни, они ни перед чем не остановятся, чтобы замести следы.

В последний раз кивнув, отпускаю ее руку и бегу к грузовику, мне нужно вернуться на ферму.

К Джастису.

Отъезжая, хватаю мобильник и звоню Тэтчеру.

Он берет трубку после второго гудка.

— Райан, ты в порядке?

От беспокойства в его голосе сердце пронзает чувство вины.

— Да. Я в порядке. Джастис и остальные уже вернулись?

— Нет. Ещё нет. Ты что-то узнала у Гвен? — под беспокойством в его тоне я все еще слышу нежность, с которой он только что произнес ее имя.

— Все, — говорю я, разум все еще пытается переварить то, что я только что узнала. — Слушай, я еду домой. Мне так много нужно вам всем рассказать. Тэтчер, думаю… я думаю, у нас есть все необходимое, чтобы их уничтожить. Их всех.

На линии воцаряется тишина, но я не сомневаюсь, что он так же взволнован, как и я. Особенно после того, как я узнала о его прошлом и обо всем, что с ним сделали эти ублюдки.

Проходит несколько безмолвных секунд, пока он не прочищает горло.

— Просто веди машину осторожно, дитя. Скоро увидимся, и тогда мы сможем поговорить.

— Хорошо. Люблю тебя.

Нажав «отключить», бросаю телефон на соседнее сиденье, рядом с фотографией моей мамы. Черно-белое лицо улыбается мне в ответ, терзая ноющее сердце. Они заплатят за то, что с ней сделали. Я позабочусь об этом, даже если это станет последним, что я сделаю.

В тот момент, когда я сворачиваю на проселочную дорогу, ведущую к ферме, воздух пронзает вой сирен, за мной мчится полицейская машина. Когда машина так и не отстает, я смотрю на свой спидометр и вижу, что едва преодолеваю ограничение скорости.

В недовольстве съезжаю на обочину. Когда из патрульной машины появляется офицер, я вижу, что это не кто иной, как шериф Тодер.

— Дерьмо! — я быстро засовываю газетную вырезку с фотографией мамы в сумочку и надеваю темные очки, скрывая покрасневшие глаза.

Когда он подходит к моему окну, я опускаю его, и мне требуется все силы, чтобы держать себя в руках, после всего, что я узнала, его вид вызывает у меня тошноту.

— Шериф, какие-то проблемы? — спрашиваю я.

— Боюсь, что да. Выходи из машины, Райан.

От приказа моя спина напрягается.

— Прошу прощения?

— Я сказал, выйди из машины.

— Зачем? Я не сделала ничего плохого.

— Не задавай вопросов и делай, что тебе говорят.

В голове звенят тревожные колокольчики, страх опускается в желудок. В воображении разыгрывается множество сценариев, и ни один из них не заканчивается хорошо. Мне хочется нажать на газ, но я знаю, что это лишь все усугубит.

Не имея другого выбора, открываю дверцу и осторожно выхожу.

— Может, уже скажете, в чем дело?

Он смотрит на меня с выражением сожаления на лице.

— Не следовало тебе возвращаться.

Прежде чем я успеваю что-то осознать, пассажирская дверь его патрульной машины открывается, и из нее выходит Дерек. Меня охватывает паника, временно лишая способности двигаться, а потом я вырываюсь из нее и запрыгиваю обратно в грузовик.

Но недостаточно быстро.

Из горла вырывается крик, когда меня хватают сзади, мускулистая рука Дерека закрывает мне рот, а после мое лицо оказывается прижатым к кузову грузовика.

— Ты была очень плохой девочкой, Райан, — шепчет он мне на ухо, исходящий от него мерзкий запах вторгается в мои чувства. Эрекция, упирающаяся мне в зад, заставляет ужас метаться по венам. — Нам нужно очень серьезно поговорить, но сначала я должен получить то, что мне полагалось давным-давно. Ты так не думаешь? — его рука опускается на верхнюю часть моего бедра, скользит по ноге, проникая под платье.

Я кричу в его руку, борясь с тяжестью его тела.

— Ш-ш-ш. Ты уже должна привыкнуть к такому. В конце концов, ты ведь любишь делиться.

Когда он касается центра трусиков, к горлу подступает желчь, грудь разрывает беспомощный крик. В отчаянной попытке вырваться я приоткрываю рот и впиваюсь зубами ему в руку.

Он воет от боли.

— Сука! — схватив меня за волосы, оттягивает мою голову назад и ударяет меня лицом о грузовик.

Перед глазами пляшут черные пятна, я чувствую на языке металлический привкус крови, которая стекает по подбородку. Удар оглушает достаточно надолго, чтобы он получил то, что хочет. Я беспомощно плачу, когда нежеланное прикосновение омрачает мою душу.

— Проклятье, Ланкастер. Поторопись. Это не входило в план, — говорит Рик, но по-прежнему ничего не делает, чтобы мне помочь.

— Только немного попробую. — Дерек вытаскивает руку из моих трусиков и подносит ее ко рту, облизывая пальцы. От издаваемого им стона, сводит живот и меня захлестывает отчаяние. — Чертовски вкусно.

Он разворачивает меня лицом к себе, обхватывает рукой за горло и отталкивает мою голову назад, его злобный взгляд устремлен в мои опустошенные глаза.

— А теперь слушай, и слушай внимательно. Утром ты уедешь из города и заберешь всех с собой. Или в следующий раз это будет твоя дочь, и я продам ее тому, кто больше заплатит.

От этой угрозы у меня вырывается рыдание, не похожий ни на один мне известный страх проникает в каждую клеточку моего существа, потому что я знаю, он на такое способен. Он сделает это.

Он прижимается ртом к моим губам, жестко и быстро, прежде чем толчком отбросить меня на грузовик.

— Поехали! — рявкает он Тодеру.

Пытаюсь удержаться на дрожащих ногах, угрожающих подогнуться.

Рик едва удостаивает меня взглядом.

— Райан, сделай себе одолжение — уезжай, пока всем вам не стало хуже.

Как только он садится в машину и уезжает, я падаю на колени, и мое горло разрывает отчаянный крик. Он пронзает воздух и заставляет сердце обрушиться в бездну отчаяния.

Глава 29

Джастис

Когда мы возвращаемся на ферму, на сером небе уже сгущаются сумерки. Когда я обнаруживаю, что мой грузовик исчез, внутренности сжимает от беспокойства, но за ним быстро следует гнев.

«Сукин сын!»

Мои подозрения подтверждаются, когда из дома на крыльцо выходит отец.

— Где она? — рычу я.

— Уехала встретиться с Гвен, но сейчас на пути домой, — торопится объяснить он. — Я только что разговаривал с ней по телефону.

— Проклятье! Я же ей говорил, чтобы она никуда без меня не уезжала.

— Знаю. Я пытался уговорить ее подождать, но она была непреклонна.

Конечно, потому что так чертовски упряма.

— Где Ханна? — спрашиваю я.

— Наверху. Она заснула после ужина за просмотром фильма, поэтому я отнес ее в постель. Что вы узнали от Крейга?

— Наверное, тебе лучше присесть, — говорит Брэкстен.

Усталый взгляд отца скользит по нам.

— Почему?

Я делаю шаг вперед и протягиваю ему ксерокопию документа.

Он берет ее, рассматривает и понимает быстрее нас.

— Ого, — выдыхает он, опускаясь в кресло-качалку и хватаясь рукой за затылок.

— Ты знал? — спрашивает Нокс.

Он отрицательно качает головой.

— Если бы знал, то понял бы, почему они так чертовски сильно хотели заполучить эту землю.

— Ну, взгляни на это с другой стороны. Ты богат и даже не подозревал об этом, — говорит Брэкстен, заполняя наступившую тишину фирменным юмором.

— Где он это взял?

— В кабинете Тодера, — отвечаю я. — Еще у него есть доказательства того, что на момент пожара камера в машине Тодера была выключена. Папа, нам нужно вызвать сюда Джеймсона. Этого достаточно, по крайней мере, чтобы получить ордер.

Отец кивает.

— Я ему позвоню.

Прежде чем кто-либо из нас успевает сказать что-то еще, вечерний воздух пронзает рев моего грузовика, мчащегося по гравийной дороге. Я оборачиваюсь назад, и мой забытый гнев вспыхивает снова.

Вместо того, чтобы подъехать к главному дому, грузовик, визжа тормозами, останавливается у гостевого дома, из него выскакивает Райан и вбегает внутрь.

«Я так не думаю, детка».

Не теряя времени, я пересекаю лужайку, не давая ей убежать. Ей повезет, если я не отшлепаю ее за это по заднице. Ворвавшись в дом, вижу, что она направляется в спальню.

— Что, мать твою, я тебе говорил насчет того, чтобы уезжать отсюда без меня?

Она оборачивается, и опустошение на ее изуродованном лице заставляет меня похолодеть.

— Господи, какого хрена с тобой стряслось?

— Мы все должны немедленно уехать, — кричит она, в ее словах слышится страх, а в движениях — отчаяние. — Ты, я, Ханна, твой отец и братья. Все мы.

Ее отчаяние заставляет меня броситься вперед в стремлении утешить и защитить.

— Тише, детка. Успокойся. — Я нежно обнимаю ее за плечи.

— Нет. Ты не понимаешь. Мы должны убраться отсюда сейчас же! — она борется со мной, пытаясь вырваться.

— Проклятье, Райан. Прекрати! — я слегка встряхиваю ее, отчаянно пытаясь понять, что происходит.

Она со всхлипом падает мне на грудь.

— Пожалуйста, Джастис, умоляю. Увези меня отсюда.

Я прижимаю ее к себе, ее боль разрывает меня на части.

— Ты пугаешь меня до чертиков, Райан. Расскажи, что случилось, чтобы я мог тебе помочь.

Она поднимает свое лицо, бледность и разбитая губа еще больше усиливают мое беспокойство. Мой указательный палец дергается, от желания спустить курок и убить того, кто это с ней сделал.

— После того, как я уехала от Гвен, меня остановил Тодер, — говорит она со страхом в голосе. — С ним был Дерек, — ее тело дрожит от этого признания, впрыскивая мне в кровь опасную дозу ярости.

— Что он сделал? — мой голос едва ли выше контролируемого шепота, в каждой клеточке тела разгорается гнев.

Когда она только и делает, что плачет, я усиливаю хватку на ее руках, отрывая от себя, чтобы заставить на меня посмотреть, хотя мое тело кричит притянуть ее ближе и никогда не отпускать.

— Что, бл*дь, он с тобой сделал?

— Трогал меня, — ее дыхание прерывается, из каждого тихо произнесенного слова сочится отчаяние. — Снова меня трогал, а я этого не хотела.

Ее слова не сразу проникают сквозь грохочущую во мне ярость.

— Снова? — спрашиваю я, молясь, что расслышал ее неправильно.

На ее лице отражается поражение, и вместе с ним тайна, которую она скрывала от меня.

— В ту ночь, шесть лет назад, когда я отправилась к тебе, он поджидал меня возле твоей квартиры, — говорит она, стараясь не показывать своего горя. — Он схватил меня прежде, чем я успела войти. Он… — она замолкает, не в силах закончить, но ей и не нужно.

Воспоминание о ее лице той ночью прорывается сквозь темные закоулки моего сознания, — она выглядела так же, как и сейчас. Кровь ударяет мне в голову, оглушая и нашептывая гневные слова.

— Ублюдок! — комната идет кругом, и по мне скользит темная и густая ярость. — Я нахрен убью его! — я переворачиваю диван, уничтожая то, что попадается под руку.

— Джастис, пожалуйста. — Райан закрывает уши, умоляя меня остановиться, но подпитывающую меня ярость не остановить.

Она неуправляема.

Я бросаюсь к входной двери, пинком распахиваю ее и направляюсь к своему грузовику. В голове лишь одна мысль…

Возмездие.

— Тэтчер, останови его! — кричит она, следуя за мной и пытаясь схватить за руку, слезы катятся по ее раскрасневшимся щекам и капают с разбитой губы.

Думая о том, что он сделал, видя последствия, слыша ее агонию... красная пелена застилает мой взгляд.

Братья бегут за мной, но только Нокс успевает забраться в грузовик, прежде чем я давлю на газ.

— Что, черт возьми, происходит? — спрашивает он, хватаясь за крышу, когда мы мчимся по гравию, оставляя Райан, отца и Брэкса в зеркале заднего вида.

— Он, бл*дь, умрет, — киплю я, стиснув зубы так крепко, что они вот-вот треснут.

— Кто?

— Ланкастер. — Его имя сочится ядом, на вкус как кислота. — Он причинил ей боль. Он, бл*дь, трогал ее.

Я бросаю взгляд на брата, видя на его суровом лице ту же ярость, что испытываю я. Он лучше всех знает, о чем я говорю.

— Он зашел слишком далеко, Нокс. Пора раз и навсегда положить этому конец. Больше никаких ожиданий.

Он кивает.

Месть проникает глубоко в кости, принося с собой внезапное спокойствие. Обычно это происходит как раз перед тем, как я нажимаю на курок, но на этот раз спусковой крючок нажат не будет. Я голыми руками заставлю этого ублюдка истекать кровью, и я, бл*дь, буду купаться в ней.

Его дом на окраине города расположен в уединении, собственность охватывает несколько акров земли. Я паркуюсь на приличном расстоянии, прячась от посторонних глаз, затем достаю с заднего сиденья винтовку.

Нокс следует за мной от грузовика через темный двор, яростный топот его ботинок не уступает мне. Нет никакого плана, нет времени на подготовку или раздумья о чем-то, кроме возмездия.

Я без промедления выбиваю дверь ногой и вхожу в гостиную, где сидит он, а на кофейном столике перед ним стоит бутылка виски. При виде его все мое спокойствие улетучивается.

Он выглядит не удивленным нашим появлением, и тянется за пистолетом, который лежит рядом.

«Он знал, что я приду».

Я стреляю первым, попадая в плечо.

— Сукин сын. — Он роняет пистолет, хватается за рану и, воя от боли, падает на колени.

Я бросаю винтовку Ноксу, чтобы тот мог встать на защиту дома, затем двигаюсь к ублюдку, стук моих ботинок по дереву синхронизируется с бешенным ритмом моего сердцебиения, а затем я наношу мощный удар ему в лицо.

Его голова откидывается назад, он врезается в стеклянный кофейный столик, заливая его кровью.

— Как тебе нравится такое, ублюдок? — я впечатываю еще один удар ему по ребрам, достаточно сильный, чтобы перевернуть его на спину, он открывает рот и хватает им воздух. Моя грудь вздымается, когда я нависаю над ним. — Ты умрешь за то, что прикоснулся к ней.

— Она хотела этого, — хрипит он. — Чертовски умоляла об этом.

Издевка заставляет обрушить на него град яростных ударов, раздробляя каждую косточку на его лице. Я наслаждаюсь ощущением его теплой крови, брызгающей на меня. Она проникает в мою темную душу, наполняя ее жаждой мести.

Сквозь красную дымку прорывается звук выстрела. Я резко поворачиваю голову в сторону, видя врывающегося внутрь Тодера.

— Отойди от него, осторожно и медленно, — приказывает он, наставив на меня пистолет.

Мой взгляд устремляется на пистолет, лежащий всего в нескольких футах от меня.

— Даже не думай об этом. А теперь вставай!

Я следую приказу, медленно поднимаясь.

— Самое, мать твою, время, — сплевывает Дерек, брызжа кровью, когда пытается сесть, но он слишком слаб и, в конце концов, со стоном заваливается обратно.

— Всего этого можно было избежать, — говорит Тодер, не сводя с меня прищуренных глаз. — Прими Тэтчер предложение, Райан бы не пострадала. Этот ниггер так и не усвоил урок, даже после того последнего раза, когда мы подпалили его задницу.

При этом откровении меня вновь охватывает ярость, кулаки сжимаются по бокам.

— Он ведь не рассказывал вам об этом, парни, не так ли? — глумится он, и на его самодовольном лице появляется радостная ухмылка. — Он заработал свои шрамы потому, что так и не выучил, где его чертово место.

В моей крови бурлит ненависть, сливаясь с рвущейся наружу яростью.

— Мне будет также приятно наблюдать и за твоей смертью.

— Я так не думаю, засранец. Тэтчеру вот-вот преподадут еще один урок. А теперь говори, где твой братец?

— Здесь. — Нокс выходит из тени, и одновременно раздается выстрел, попадая Тодеру прямо меж глаз.

Он падает на пол, из-под безжизненного тела разливается кровь.

— Бл*дь! — Ланкастер двигается, пытаясь добраться до пистолета.

Я отпинываю его подальше, прежде чем снова на него навалиться, обхватив рукой за горло, пальцы дрожат от желания раздавить его трахею прямо здесь и сейчас.

Он смотрит на меня распухшими, ошеломленными глазами, его избитое лицо практически неузнаваемо.

— Надо было дождаться, чтобы твой отец вернулся домой, а потом разжечь огонь, — бормочет он, подтверждая то, что я всегда подозревал. — Чтобы смотреть, как этот ниггер будет гореть.

— Единственный, кто будет гореть, — это ты. В аду, где тебе самое место. — Я тянусь к бутылке виски, лежащей среди осколков столика, и обливаю его им.

Он воет от боли, когда алкоголь проникает в раны.

Я иду к бару в углу и беру еще несколько бутылок, бросая пару Ноксу. Он разливает содержимое по комнате, пока я веду след прямо к ублюдку и выливаю остатки на него.

Потом достаю из заднего кармана сигарету и сжимаю губами, прежде чем прикурить. Смертоносный дым проникает в легкие, успокаивая разъяренного зверя, когда я смотрю в лицо врага, наблюдая в его глазах страх перед его последними секундами на этой земле.

— Ты не сделаешь этого, — задыхается он, понимая, что происходит.

— Око за око, ублюдок. — Я щелчком отправляю в него сигарету, наблюдая, как пламя охватывает его тело, а крики агонии пронзают воздух.

Вскоре вся комната вспыхивает морем огня. В этот момент мы с Ноксом выходим, чувствуя ревущий за спиной жар.

Как только мы добираемся до грузовика, к нам на всей скорости подлетает Крейг, с визгом останавливаясь рядом, прежде чем вылезти из машины.

— Звонила Райан, она… — он замолкает, его взгляд следует по моей окровавленной одежде к дымящемуся дому позади нас. — Господи, какого хрена вы, парни, натворили?

Я смотрю на него, не чувствуя ни капли раскаяния.

— Он причинил ей боль. Что бы сделал ты?

На его лице отражается понимание и сожаление. Отдаленный звук сирен пронизывает воздух, принося с собой отрезвляющую реальность.

Крейг тяжело вздыхает, проводя рукой по волосам.

— Давайте, — говорит он, удивляя меня. — Убирайтесь отсюда. Я позабочусь об этом.

Мы с Ноксом колеблемся всего секунду, прежде чем забраться в грузовик, и с пониманием того, что справедливость восторжествовала, уехать.

Глава 30

Райан

Спустя час отчаяние продолжает овладевать мной, я сижу на диване рядом с Брэкстеном, прижавшись к его боку и обхватив его рукой. После того, как я рассказала им с Тэтчером о произошедшем, они привели меня в дом, и с тех пор Брэкстен не отходил от меня. Он относился ко мне с заботой и вниманием, как настоящий брат.

Несмотря на тепло его тела и накинутый на мои плечи плед, я продолжаю сильно дрожать, опасаясь за разгром, который в этот момент устраивает Джастис под действием гнева.

Тэтчер уехал из дома, чтобы забрать Гвен, и привезти ее сюда, не доверяя тому, что другие могут ей сделать. За это время я позвонила Крейгу и умоляла его найти Джастиса прежде, чем тот сможет натворить непоправимое.

Теперь мы все сидим здесь, ожидая любой новости, и с каждой секундой моя надежда тает.

— Я должна была поехать с тобой, — с раскаянием шепчет Гвен, вытирая слезы с изможденного лица и держа в руках чашку с теплым чаем. — Мне так жаль, дорогая.

— Это не ваша вина, — говорю я ей, с ненавистью думая о том, насколько хуже все могло обернуться, окажись со мной она или, не дай Бог, Ханна.

Закрываю глаза от подступившей к горлу желчи, когда я вспоминаю о гнусной угрозе Дерека моей дочери.

— Она права, — говорит Тэтчер, входя в комнату и опуская руку на худенькое плечо Гвен. — Здесь нет ничьей вины.

Сейчас он говорит так, но раньше я прочитала на его лице вину. Теперь я жалею, что не послушала его, когда он предостерегал меня, чтобы я не ездила одна. Я просто ни на секунду не задумывалась, что меня заметят. Очевидно, они наблюдали — ждали, чтобы сделать свой ход.

— Я только что говорил по телефону с агентом Джеймсоном, — продолжает он. — Он вылетает следующим рейсом. К утру должен быть здесь.

Все так опасно вышло из-под контроля, что, боюсь, если Крейг в ближайшее время не найдет Джастиса, нас будут заботить иные вещи, нежели агент Джеймсон.

— Почему он так долго? — шепчу я, мне нет нужды уточнять, о ком идет речь.

— Надеюсь, он заставляет этого ублюдка страдать, — скрежещет Брэкстен, на его обычном игривом лице застыла ярость. С момента, как он узнал, что сделал Дерек, его не отпускало напряжение. Он дрожит почти так же, как и я. Только я — от страха, а он — от ярости. Ярости, очень похожей на ту, в какую недавно впал его брат.

В груди все сжимается при воспоминании о Джастисе, в гневе громящем дом. Я и раньше видела его в гневе, но в таком — никогда. Остановить его было невозможно. Я только молюсь, чтобы все мы смогли выпутаться отсюда, потому что я не могу его потерять. Мы с Ханной нуждаемся в нем сейчас больше, чем когда-либо.

От этой мысли я снова готова расплакаться.

— Мне нужно подышать свежим воздухом. — Встав, я выхожу на крыльцо, плотнее закутываюсь в плед и, вглядываясь в темноту ночи, прислоняюсь головой о большую белую колонну.

Вскоре за моей спиной открывается дверь. Мне не нужно смотреть, чтобы понять, что это Тэтчер; мощь его присутствия безошибочна. Он подходит ко мне и кладет изуродованную руку на плечо.

— Прости меня, дитя. Мне не следовало отпускать тебя.

Мое сердце сжимается, ненавидя сожаление в его голосе.

— Ты тоже ни в чем не виноват, Тэтчер. Никто не виноват, кроме них.

— Знаю, но, не отпусти я тебя, этого можно было бы избежать. Или мы могли бы попросить Гвен приехать сюда. Тогда я смог бы защитить вас обеих.

При упоминании Гвен я поворачиваюсь к нему, тусклый свет крыльца охватывает нас слабым свечением.

— Она мне все рассказала, — шепчу я, не в силах сдержаться.

На его лице видна печаль, которая превращается в стыд, и это наносит еще больший урон моему разбитому сердцу.

— Почему ты не рассказал нам, что они с тобой сделали?

— А что хорошего бы из этого вышло? Что сделано, то сделано. Никто из нас не может вернуть прошлое и изменить его. Это только навредит вам всем, особенно моим мальчикам, а они испытали столько боли, что хватит на целую жизнь. — Его голос такой властный и покровительственный; каждое слово излучает любовь, которую он испытывает к своим сыновьям.

— Почему ты не мстил? — любопытство берет верх, и я должна знать. Почему он позволил им уйти, когда они причинили ему такую боль. — Ты сильнее их, ты смог бы с ними сразиться, если бы действительно захотел.

— Если бы я убил Форреста, то в каком положении тогда осталась Гвен? Она приняла решение, несмотря на мои возражения.

— Она не любила его. Она сделала это, чтобы защитить тебя.

— А я не сделал этого, чтобы защитить ее, — говорит он, и на его губах появляется почти грустная улыбка. — Наши отношения не одобрил бы никто, и мы просто столкнулись бы с большим количеством препятствий. Я был более чем готов к борьбе, но она была слишком напугана. Мне это не нравилось, но я понимал.

— Она по-прежнему всем сердцем любит тебя, — говорю я, ненавидя то, как трагично все для них закончилось.

Он, кажется, не очень удивлен моими словами.

— У некоторых любовь не умирает никогда, сколько бы времени ни прошло. Уверен, ты понимаешь это лучше, чем кто-либо.

Я киваю, думая о том, что шесть лет разлуки с Джастисом так и не изменили моих чувств к нему.

— Как бы тяжело мне ни было все эти годы, я не променял бы их ни на что, иначе я бы никогда не нашел своих мальчиков, а они для меня все. Вся моя жизнь. Как и вы с Ханной.

Его милые слова заставляют меня снова разрыдаться. Подойдя к нему, я обнимаю его за талию.

— Прости, Тэтчер. Прости за то, что они с тобой сделали. Ты стал для меня отцом, которого у меня никогда не было, и как бы я хотела, чтобы ты был им с самого начала.

— Ох, дитя, — говорит он хриплым голосом, крепко меня обнимая. — Вы с Ханной всегда будете моей семьей, как и мои мальчики. Мы добьемся справедливости и для твоей мамы, слышишь?

Я киваю, мое вдребезги разбитое сердце думает о женщине, с которой мне никогда не суждено встретиться из-за зла, причиненного моим отцом и Вивиан. Я отказываюсь называть ее своей матерью, потому что она не моя мама. Никогда не была и никогда не будет.

Звук, едущего по гравийной дороге грузовика Джастиса, отрывает нас друг от друга, накрывая меня облегчением. Он паркуется на полпути между гостевым и главным домом, и выходит.

— Слава богу! — сбросив плед с плеч, сбегаю по ступенькам крыльца и несусь к нему, но быстрые шаги замедляются, когда я вижу, сколько на нем крови. — О боже. — Страх толкает меня вперед, я лихорадочно ощупываю его руками. — Куда ты ранен?

— Это не моя кровь, — голос у него хриплый, отягченный бременем.

Наши взгляды встречаются, ледяной холод скользит по каждому дюйму моей кожи.

— О нет, — шепчу я, подавляя отчаяние. — Что ты наделал?

Он смотрит на меня затравленными глазами. Не говоря ни слова, он падает передо мной на колени, обнимает за талию и утыкается лицом в живот.

Я прижимаю его к себе, всхлипывая от страха и беспокойства.

Нокс уводит Тэтчера в дом, оставляя нас наедине.

— Я подвел тебя, — бормочет он, и в его голосе слышится тяжесть поражения. — Прости, что я подвел тебя.

Вид могучего мужчины, стоящего передо мной на коленях, обвиняющего себя в чем-то, что он себе навыдумывал, выводит меня из себя.

— Ты меня не подвел, — говорю я, обращая на себя его страдающий муками совести взгляд. Касаюсь его лица, пробегая пальцами по волевой, заросшей щетиной челюсти. — Я не должна была уезжать. Мне следовало дождаться тебя.

Он трясет головой, настаивая на том, чтобы взять вину на себя, но я отказываюсь позволить ему это.

— Пошли, давай зайдем в дом и примем душ. — Взяв его за руку, веду в гостевой дом, где нам приходится перешагивать через обломки мебели, оставшиеся после его яростной вспышки.

Оказавшись в ванной, я включаю душ, затем начинаю снимать с него одежду, после раздеваюсь сама, нуждаясь смыть грязь, которой Дерек запятнал мое тело.

Мы вместе ступаем под горячие струи, наши руки инстинктивно обнимают друг друга — кожа к коже, сердце к сердцу. Нас окутывает жар и пар, грязная вода бурным потоком стекает в канализацию.

Я вдыхаю его, впитывая в себя то, в чем отчаянно нуждалась.

— Он мертв, — тихо говорит он. — Он больше никогда не причинит тебе боли, Райан.

Мне следовало бы прийти в ужас, но это не так. В глубине души я знала. Всегда ясно понимала, что сделает Джастис, когда узнает. Они причинили столько боли, разрушили столько жизней, что я не могу найти в себе ни капли раскаяния.

— Я увезу тебя отсюда, — продолжает он, его глубокий голос грохочет в его груди и вибрирует у моей щеки.

Я смотрю на него, капли воды стекают с его лица на меня.

— Я больше не заставлю тебя здесь оставаться. Мы вернемся в Голд-Крик или куда ты захочешь. — Его рука касается моей щеки. — Я люблю тебя, Райан, — говорит он, заставляя мое сердце остановиться. — Я обещаю вечно заботиться о тебе и никогда больше не позволю никому причинить тебе боль.

Мое тело сотрясает рыдание, когда он, наконец, произносит слова, которые я так жаждала услышать, слова, которые я чувствую всейдушой.

— Я тоже тебя очень люблю, — плачу я, крепко его обнимая. — Я не могу тебя потерять.

— Ты не потеряешь.

— Но когда полиция узнает…

— Крейг этим занимается.

На кончике языка вертится вопрос, но когда его руки снова притягивают меня к себе, я решаю, что все это не имеет значения. Не в этот момент. Единственное, что важно, — это мы, любящие друг друга, стоящие в объятиях, пока не начинает литься холодная вода, каждой каплей смывая боль прошлого и оставляя обещание для нашего будущего.

Глава 31

Джастис

— Я точно буду скучать по тебе, папа, — говорит Ханна, сидя на коленях отца в гостиной, ее лицо искажено печалью.

— О, Ханна Джей, я тоже буду скучать по тебе, но мы все равно будем видеться. Я очень скоро приеду, обещаю.

Несмотря на его уверенность, видно, что его это убивает. Мне знакомо это чувство. Оно тоже убивает меня, но я еще знаю, что это все к лучшему. Последние пять дней были тяжелыми для всех, особенно для Райан. Я хочу увезти ее отсюда, подальше от всего этого. Она уже достаточно настрадалась, и я отказываюсь добавлять к этому еще больше боли, заставляя ее остаться в городе, где у нее нет ничего, кроме плохих воспоминаний.

По крайней мере, я смогу уехать со спокойной душой, что справедливость восторжествовала. Благодаря Гвен, улики, которые удалось собрать агенту Джеймсону, разоблачили семьи-основателей, явив их истинную сущность безжалостных ублюдков, и для жителей Винчестера это не стало неожиданностью. Для ареста Августа и Вивиан Локвуд за причастность к смерти настоящей матери Райан, Эбигейл, достаточно было даже косвенных улик.

Мы намерены похоронить ее так, как она того заслуживает. Надеюсь, это также даст Райан некоторое завершение, и она сможет оставить позади плохие воспоминания о детстве, чтобы сосредоточиться на гораздо более счастливом будущем, которое я намерен ей обеспечить.

Город взорвался известием о смерти Тодера и Дерека. В конце концов, Крейг нас прикрыл и списал случившееся на одну из сомнительных сделок Дерека, провалившуюся из-за появления Тодер в неподходящее время. Предполагаю, большинство знает, что это чушь собачья, и, вероятно, даже знает, кто это сделал. Хорошее напоминание, почему никогда не стоит связываться с нашей семьей.

Джеймсон оказался в числе скептиков, но не настаивал. К тому времени, когда он увидел, сколько дерьма натворили эти коррумпированные ублюдки, он понял, что мир без них не исчезнет. Он оказался хорошим парнем и ему можно было доверять, если когда-нибудь снова понадобится помощь.

Крейга временно назначили шерифом до следующих выборов. Не сомневаюсь, он выбьется в лидеры и останется на этой должности. Он это заслужил, и Винчестеру будет намного лучше, если командовать будет он.

Покинув кухню, я оставляю отца и Ханну наедине и выхожу на крыльцо, где в одиночестве сидит Нокс, курит сигарету и выглядит так, словно вот-вот вылезет из кожи. Чувство вины врезается в меня, зная, что я — причина.

Я закуриваю сигарету и сажусь рядом с ним, так близко, что наши плечи соприкасаются, и меня охватывает легкое чувство комфорта.

Мы с Брэксом всегда стараемся это подчеркнуть, поскольку знаем, что это единственная форма контакта, которую он приемлет.

— Все упаковали? — спрашивает он, не отрывая взгляда от горизонта.

— Да, — единственное слово, что я могу произнести в данный момент, напряжение в груди сковывает горло.

— Знаешь, я понимаю, — он делает длинную затяжку, по-прежнему избегая моего взгляда. — Раньше не понимал, но теперь понимаю. Видел это по тому, как ты вел себя с ней в ту ночь. Райан подходит тебе, и твоя семья должна быть на первом месте.

— Ты тоже моя семья, — говорю я. — Ничто и никогда этого не изменит.

Он, наконец, смотрит на меня, показывая, как для него это тяжело, демоны, с которыми он борется ежедневно, являют себя свету и ударяют меня в живот.

Я хватаю его рукой за шею, притягивая ближе.

— Я здесь с тобой, мужик. Слышишь? Возможно, мы больше не боремся с этими демонами как прежде, но это не меняет того факта, что я люблю тебя и я с тобой. Всегда, Нокс. Братья навеки. Понял?

Он кивает с серьезным выражением лица.

— Да, понял.

Из парадной двери, потягиваясь и зевая, выходит Брэкстен, на нем одни только боксеры.

— Чем, слюнтяи, занимаетесь?

— Где, бл*дь, твоя одежда? — спрашиваю я. — В доме ребенок.

Он ухмыляется, приподнимая бровь.

— Боишься, она узнает, что мои мускулы круче твоих?

Я ворчу, не удивляясь умному засранцу, но должен признать, что буду очень по нему скучать, по ним обоим.

Он занимает место рядом со мной.

— Значит, ты действительно нас покидаешь?

— Я вас не покидаю. Я буду приезжать, чтобы навестить вас, а вы, парни, сможете навестить нас. Думаю, вам там понравится, — говорю я, хотя не знаю, кого пытаюсь убедить больше — их или себя.

— Возможно, но там не дом.

Это слово повисает между нами, напоминая о том, как сильно все изменилось. Братья всегда будут моей семьей, и это мой первый дом, но теперь у меня есть другая семья, и мой дом там, где они. Я никогда не был так уверен в этом, но это не облегчает прощание.

— Я хотел, чтобы здесь все получилось, — говорю я им, — очень хотел, но я не могу больше взваливать такую ношу на Райан. Все изменилось после того как тот ублюдок… — слова обрываются, когда я обнаруживаю, что не могу произнести это, не могу думать об этом. Если бы я мог убить этого урода снова, я бы это сделал.

— Эй, мужик, мы понимаем, — говорит Брэкс. — Это хреново, но мы понимаем и хотим, чтобы она тоже была счастлива. Я рад, что этот ублюдок горит в аду.

— Вместе с Тодером, — хрипит Нокс. — Жаль, что я не заставил его страдать, прежде чем всадил ему пулю в лоб.

Как и я. Если бы мы знали, что именно эти ублюдки ответственны за шрамы на теле отца, пули вылетели бы уже давно, и, вероятно, именно поэтому он никогда не рассказывал нам об этом. Все эти годы мы спрашивали, особенно когда впервые увидели его без рубашки и поняли, насколько глубоки шрамы. Он всегда держал язык за зубами. В конце концов, мы решили, что они появились за то короткое время, когда он служил в армии, о чем он редко говорил.

Теперь, когда мы знаем правду, нам остается только гадать, почему он не убил их с самого начала. Это разговор, который мы, в конце концов, с ним заведем, но на данный момент прошедшей недели достаточно для всех нас, включая и отца.

Входная дверь распахивается, и из нее выбегает Ханна. Мы с Ноксом спешим потушить сигареты, а она прыгает Брэкстену на спину и обнимает его за шею.

— Дядя Брэкс, почему ты голый?

Он перекидывает ее через плечо, заставляя верещать от смеха, и усаживает к себе на колени.

— А почему ты такая красивая?

— Я такой родилась, — говорит она, заставляя нас всех усмехнуться, после чего поворачивается ко мне. — Папочка, можно мне перед отъездом пойти с папой попрощаться со всеми животными?

— Да, детка. Сходи.

— Спасибо. — Перед тем, как слезть с Брэкстена, она подается вперед и звонко чмокает меня в щеку, затем целует свою ладошку и прикладывает ее к щеке Нокса. — Поки-чмоки. — Слова плывут за ней, когда она подбегает к отцу, берет его за руку и направляется к коровам.

— Черт, я правда буду по ней скучать, — говорит Брэкстен, с мрачным видом сжав губы в линию.

Я смотрю на Нокса и вижу, как он касается того места, где только что была ладошка Ханны, эмоции на его лице такие сильные, будто она обняла его, чего она не делала с того первого вечера. Словно чувствовала его границы, те, что проверяла каждый день. Это шло ему на пользу, но, с другой стороны, она шла на пользу всем нам.

Не в силах больше сидеть и бездельничать, я хлопаю Брэкса по плечу и встаю.

— Я вернусь, пойду проведаю Райан. — Я молча покидаю их, ноги сами несут меня через двор. Как бы мне ни хотелось продлить неизбежное, это только усложнит дело.

Войдя в дом, я зову ее.

— Я в ванной, — отвечает она приглушенным голосом.

Она открывает дверь, и при виде ее тяжесть, которая давила на меня, исчезает, все в моем мире приходит в порядок.

Она — все, что мне нужно. Она и Ханна, а остальное встанет на свои места.

— Готова? — спрашиваю я.

Она качает головой, и тут я замечаю на ее лице тревогу.

Беспокойство заставляет меня двигаться вперед.

— В чем дело? Что случилось? — я обхватываю ладонью ее лицо, стараясь не касаться синяка на щеке. Разбитая губа почти зажила, но рана все еще вызывает во мне ярость всякий раз, как я ее вижу. Мы мало говорили о том, что этот ублюдок с ней сделал. Она не хотела вспоминать об этом, и я уважал ее желание. Вместо этого мы сосредоточились на себе и возвращаем все на круги своя.

— Я не хочу уезжать, — говорит она, с нежностью глядя на меня. — Я хочу остаться и сделать так, чтобы все получилось, и я знаю, что ты тоже этого хочешь.

Если бы я знал, что ее тихие слова были сказаны не ради меня, я был бы безмерно счастлив, но я знаю лучше. Я точно знаю, почему она это делает.

— Мы это обсуждали и приняли решение. Я не собираюсь вынуждать тебя оставаться здесь дольше.

— Ты не вынуждаешь. Я серьезно, Джастис, я хочу остаться. Я много думала об этом в последние дни, — говорит она. — Ханна здесь счастлива. У нее уже есть подруга в лице Амелии, а у меня — в лице Джессики. То, чего у меня не было уже много лет. И твоя семья... наша семья, — поправляет она себя, — я не хочу их оставлять.

Я вглядываюсь в ее лицо, она смотрит на меня с честностью.

— Откуда это взялось? Что заставило тебя передумать?

Нервно закусив губу, она хватает что-то с туалетного столика и протягивает мне. В маленьком окошечке виднеется белая палочка с двумя розовыми полосками.

— Что это? — спрашиваю я, растерянно глядя на предмет.

— Тест на беременность.

Мои глаза устремляются на нее, каждый мускул в теле застывает в надежде.

— Что ты сказала? — я не уверен, правильно ли ее расслышал.

На ее губах появляется легкая улыбка, самая искренняя из всех, что я видел у нее за последние дни.

— Я беременна.

Мне требуется мгновение, чтобы осознать то, что она говорит, но как только это происходит, я опускаюсь перед ней на колени, моя рука скользит ей под майку и гладит плоский живот.

— Здесь мой ребенок? — вопрос едва выходит из горла.

Она кивает, и на глазах у нее выступают слезы.

Я прислоняюсь к ней, прижимаясь поцелуем к нежной коже. Я никогда не желал поклоняться и лелеять ее тело больше, чем в этот момент.

— Вот почему я хочу остаться, — говорит она, проводя пальцами по моим волосам. — Я хочу, чтобы наша семья росла здесь. Хочу, чтобы наши дети росли рядом со своими дядями и дедушкой. Хочу стереть плохие воспоминания об этом городе и создать прекрасные… с тобой.

Каждое слово передает именно то, что я тоже хочу, это все, чего я когда-либо желал. Чтобы моя семья жила в одном месте. Есть только еще одна вещь, которая сделает все идеальным…

— Выходи за меня, — быстро и без колебаний говорю я, надавливая на нее до того, как она снова мне откажет. — Выходи за меня, потому что я люблю тебя и хочу провести с тобой всю свою жизнь. Хочу, чтобы ты ходила по городу с моей фамилией, носила мое кольцо и вынашивала под сердцем моих детей. Хочу, чтобы любой, посмотрев на тебя, знал, что ты моя.

По ее щекам текут слезы, она касается ладонью моего лица.

— Я всегда была твоей, — шепчет она с искренним выражением в глазах.

— Тогда скажи это, — мои пальцы сжимают ее бедра. — Скажи, что выйдешь за меня замуж.

Я жду, затаив дыхание, молясь, чтобы она наконец произнесла то, что я хочу услышать — то, что, как мне кажется, я ждал всю свою жизнь.

— Да, — тихо отвечает она, и на ее губах появляется еще одна улыбка. — Да, я выйду за тебя замуж.

Воздух выходит из груди одним резким выдохом, переполняя меня облегчением.

— Самое время, черт возьми.

Ее смех плывет по воздуху, но эффектно обрывается, когда я поднимаюсь на ноги и заявляю права на ее рот, ее вкус, как самый сладкий наркотик, проникает в мою кипящую кровь и разносится по всему телу.

— Я так тебя люблю, — восклицает она, когда я ее приподнимаю.

— Я тоже люблю тебя, детка.

Она обвивает ногами мою талию, ее горячая киска входит в прямой контакт с моим увеличивающимся членом.

Застонав, я просовываю руки ей под юбку, обхватывая попку, чтобы притянуть ближе.

— Сейчас я чертовски сильно хочу тебя. У меня встает от осознания того, что мой ребенок растет в твоем прекрасном теле.

— Тогда возьми меня, — выдыхает она, давая мне разрешение. — Прямо здесь.

Рычание поднимается вверх по моему горлу, когда я делаю несколько шагов по ванной комнате, пинком закрывая за нами дверь, прежде чем усадить ее на туалетный столик. Ее резкое дыхание овевает мне в лицо, ее потребность подпитывает мощное, бурлящее в венах желание.

Нетерпеливо и безудержно она снимает с меня рубашку, мои руки скользят под ее юбку, срывая атласные трусики. Я погружаюсь пальцами в ее влажный жар, проверяя готовность, и обнаруживая, что она чертовски промокла. В пламенном стоне она откидывает голову назад, мои жадные губы поглощают обнаженную кожу на шее, пробуя, кусая... оставляя свою метку, пока она возится с молнией на моих джинсах.

Как только мой член освобождается, я, не теряя времени, пристраиваюсь к ее входу, но, как всегда, останавливаюсь, ожидая разрешения.

Теперь больше, чем когда-либо.

Она не отводит от меня ласкового взгляда, обхватывая ладонями мое лицо.

— Я хочу тебя, Джастис. Я всегда хочу тебя.

Это все, что мне нужно услышать, чтобы скользнуть прямо в гребаные небеса.

Медленно.

Глубоко.

Моя.

Голова кружится от удовольствия, тепло разливается по каждой клеточке.

— Мне нравится чувствовать тебя внутри, — стонет она, обнимая меня за шею, прижимая нас друг к другу, аромат ее шампуня переполняет меня чувствами. — Всегда так хорошо. Так правильно.

— Да, детка. Вместе мы чертовски идеальны.

Каждое движение моих бедер медленное и точное, как и в последние несколько ночей, когда я обладал ею. Она со мной каждую секунду, наши тела движутся в унисон, создавая бушующий ад, наше горячее дыхание затуманивает зеркало.

Между нами всегда так — потребность, срочность; они всегда здесь, поглощают нас обоих. От них это чертово место может воспламениться. Я никогда не насытюсь этим, никогда не насытюсь ею. Тем более теперь, когда я знаю, что она подарит мне еще одного ребенка.

— У нас будет много детей, Райан, — слова срываются на рычание. — Я хочу, чтобы ты постоянно была беременна. — Эта мысль сводит меня с ума, толкая член глубже.

— Я тоже этого хочу, — признается она, задыхаясь. — Я хочу большую семью.

Схватив ее за волосы, осторожно оттягиваю ее голову назад, желая заглянуть в прекрасное лицо, мои губы парят всего в дюйме от ее.

— Навсегда.

— Навсегда, — повторяет она в ответ.

Я набираю скорость, мои пальцы сжимают ее бедра, в то время как ее впиваются мне в плечи. От этого по позвоночнику распространяется тепло.

— Джастис. — Мое имя, слетающее с ее губ, ласкает теплым шелком, ее лицо становится нежным и милым, когда наслаждение берет верх, — единственное предупреждение, что я получаю, прежде чем она рассыпается на части.

Я снова завладеваю ее ртом, вбирая ее крики, и позволяю им забрать меня с собой, мой член входит в нее в последний раз, и я опустошаю себя в ее жар.

Она прислоняется лбом к моему плечу, наша влажная кожа соприкасается, сердца бьются друг против друга, пока мы пытаемся отдышаться.

Я поворачиваю голову и прижимаюсь губами к ее виску.

— Я обещаю сделать тебя счастливой, Райан. Я позабочусь о нашей семье.

Она откидывается назад, поднимая ко мне свой теплый взгляд, и обхватывает мое лицо изящными ладошками.

— Ты уже все это делаешь. — Наклонившись, она прижимается улыбающимися губами к моим в самом коротком касании. — Давай приведем себя в порядок и расскажем остальным.

Через несколько минут мы, держась за руки, идем через двор. Нас приветствует смех Ханны, парящей в воздухе, когда Брэкстен подбрасывает ее над головой и ловит. К счастью, засранец наконец-то оделся.

Ее смех несет в себе обещание будущего. Будущего, которое я до конца своих дней никогда не буду воспринимать как должное.

При нашем приближении все взгляды устремляются на нас, улыбки исчезают.

— Пора? — грустно спрашивает Ханна, прижимаясь к брату.

— Вообще-то планы изменились. — Я смотрю на каждого, а они молчат. — Мы с Райан решили остаться.

Их возбуждение взрывается в воздухе; Ханна вопит громче всех, обнимая за шею Брэкстена.

— Что же, отличная новость, сынок. Действительно отличная, — говорит отец, подходя, чтобы крепко обнять сначала меня, а затем Райан.

— Что заставило вас передумать? — спрашивает Брэкстен.

— Мы хотели быть поближе к вам, ребята. — Я смотрю на Райан, не уверенный, как много она хочет сообщить. На ее улыбку и кивок я говорю остальное. — Райан беременна и согласилась выйти за меня замуж.

Отовсюду раздается очередной раунд приветствий, в порыве эмоций отец притягивает Райан для еще одного объятия. Брэкстен ставит Ханну на землю, та бросается в мои объятия, и они с Ноксом следуют за ней.

— Я правда буду старшей сестрой?

— Да, и что ты об этом думаешь? — спрашиваю я, хотя у меня уже есть довольно хорошая мысль.

— По-моему, это удивительно. Я обещаю быть самой лучшей старшей сестрой на свете.

— Не сомневаюсь, детка.

Затем она тянется к Райан, которая с готовностью подхватывает ее.

— Мамочка, наше желание сбылось, — нежно шепчет она на ухо Райан.

— Я же тебе говорила, никогда не переставай мечтать.

Брэкстен поздравляет меня, ударяя кулаком о мой кулак.

— Ты уходишь на десять минут, умудряешься ее обрюхатить и заставить выйти за тебя замуж. Вот это умение, брат.

Мы смеемся, а Райан закатывает глаза.

Он подходит к ней и обнимает за плечи, так как Ханна теперь на руках у отца.

— Если это мальчик, ты назовешь его в мою честь?

Она игриво толкает его локтем.

— Вряд ли. Последнее, что нам нужно, — это новые слухи в этом городе, Брэкстен Крид.

У нее есть на это право. Впрочем, слухи — это не то, к чему мы с братьями не привыкли.

Нокс протягивает мне руку, на его лице написано одобрение.

— Рад за тебя, мужик.

Взяв его протянутую руку, я притягиваю его к себе и крепко обнимаю.

— Я рад, что ты остаешься, — шепчет он только для моих ушей.

— Я тоже.

После этого он переводит внимание на Райан, поздравляя и ее.

— Спасибо, — шепчет она, и ее улыбка показывает, как много значат для нее его слова.

— Это надо отпраздновать, — говорит отец. — Почему бы нам не зайти в дом и не позавтракать. Мы с Ханной Джей можем приготовить наши знаменитые блинчики с шоколадной крошкой.

— Со взбитыми сливками и клубникой, — добавляет Ханна.

Мы все соглашаемся и собираемся пройти внутрь, когда нас останавливает звук приближающегося по длинной гравийной дороге автомобиля. Машина останавливается, и через мгновение из нее выходит Гвен с тарелкой печенья.

— Гвен, — приветствует ее отец, выглядя таким же удивленным, как и все мы.

За исключением той ночи, я почти уверен, она никогда не бывала здесь раньше, и определенно никогда не наносила светских визитов.

— Привет, — приветствует она нас, выглядя более чем немного взволнованной.

Отец передает Ханну мне и подходит к ней.

— Не хотела мешать, — тихо говорит она, — но я испекла это вам и хотела привезти.

— Имбирные пряники, — говорит он, забирая у нее тарелку. — Ты вспомнила, что они мои любимые.

— Конечно. Я никогда не забывала ничего из того, что ты любишь. — Она краснеет от признания, между ними повисает неловкое молчание. Отец переминается с ноги на ногу, отвечая на ее улыбку.

— Господи, — бормочет Брэкстен, наклоняясь ближе. — Жестокое зрелище, черт возьми. Нам нужно научить отца паре приемчиков.

Я ворчу, не имея ни малейшего желания это делать. Я не привык видеть отца таким, и не совсем уверен, что чувствую по этому поводу. Я уважаю Гвен, теперь даже больше, когда она помогла разоблачить семьи-основателей, но когда дело доходит до отца, мы защищаем его так же, как и он нас, и последнее, чего я хочу, чтобы он пострадал.

— Что же, — говорит Гвен. — Теперь я позволю вам вернуться к вашим делам. — Она поворачивается, чтобы уйти, но отец останавливает ее, положив руку на худенькое плечо.

— Хочешь остаться и отпраздновать с нами?

— Отпраздновать? — спрашивает она.

Отец жестом указывает на нас.

— Райан и Джастис собираются пожениться и подарить мне еще одного внука.

— Ох, как чудесно! — восклицает она, излучая неподдельное счастье. — Поздравляю вас обоих.

— Спасибо, — с улыбкой говорит Райан.

— Пойдем, поешь с нами, — настаивает отец. — Мы как раз собирались готовить завтрак.

— Наши с папой знаменитые блинчики, — гордо вставляет Ханна.

— Звучит заманчиво, но… мне бы не хотелось мешать.

— Чепуха, — отец обнимает ее за плечи, не оставляя ей другого выбора, кроме как следовать за ним. — Потом мы посидим на веранде, и ты услышишь, как хорошо моя внучка поет блюз.

— Мне бы очень этого хотелось.

Остальные следуют за ним, все собираются на кухне. Вскоре еда готова, и мы занимаем свои места вокруг стола, смех наполняет комнату, в то время как по радио играет любимая музыка отца. Ханна сидит у него на коленях, а Гвен рядом с ними, ловя каждое их слово.

Я смотрю на братьев, мы все обмениваемся взглядами, — молчаливый разговор — и в этот момент всплывают слова, сказанные отцом давным-давно: «Семья — это то, что мы создаем и с кем мы это создаем. Эти люди не всегда родные нам по крови или те, кто привел нас в этот мир, но они всегда верные, настоящие и любящие».

Я отвлекаюсь от этой мысли, когда Райан под столом тянется к моей руке, нежно ее сжимая, и одаривает лучезарной улыбкой.

Чувство удовлетворения охватывает меня, сильнее и глубже, чем когда-либо прежде. Никогда не думал, что мне так повезет. Полагал, что останусь навсегда один, пока в моей жизни не появились Нокс и Брэкстен. Потом мы решили, что всегда будем только втроем бороться за выживание в мире, который от нас отказался, пока Тэтчер Крид не изменил все, взяв к себе детей, которые больше никому не были нужны, сделав нас семьей.

Я не думал, что может стать лучше, но затем женщина, сидящая рядом со мной, изменила все намного сильнее, чем я мог себе представить. Она прорвалась сквозь мою защиту, перевернув мой мир вверх дном и сделав отцом маленькой девочки, которую я люблю так, как никогда не думал, что способен. Эту любовь и преданность я буду дарить им всю свою жизнь.

Конец

Оглавление

К. С. Линн Джастис