Мама ама криминал (СИ) [Mildimori] (fb2) читать постранично

========== Глава 1, где восемь раз повторяется слово «Сигонелла» ==========

— Значит, ты нанял меня за… Мей?

— Полмиллиона долларов минус твоя личная скидка для стран с вкусными сладостями. Итого: четыреста шестьдесят пять тысяч долларов. Американских.

— Ты нанял меня за четыреста с хером тысяч долларов, чтобы я вернул твоего сына?

В этом маленьком сицилийском кафе, спрятанном среди улочек сказочного белокаменного Ното, делают лучшие канноли во всей Италии. Гениальное просто: хрустящие трубочки наполняют кремом — на выбор фисташковый или традиционный с рикоттой. После этого есть пять минут, пока крем не размочит румяное тесто изнутри. Десерт нужно жадно кусать, лопая зубами пузырьки, вдавливая сладкие осколки в нежную взбитую начинку. Можно добавить шоколадную стружку или дроблёную фисташку, можно не добавлять — хуже не станет.

Годжо облизывает пальцы; тонкая корочка треснула после очередного укуса, трубочка буквально взорвалась в руке. На грани другого взрыва — пострашнее: не из сладкого творога, а из высвобожденной тепловой и лучистой энергии — балансирует занявший стул напротив Тоджи Фушигуро. Дон сицилийской мафии Тоджи Фушигуро.

— Именно, — скалится он, беззвучно возвращая на блюдце крошечную чашку с эспрессо. Если приглядеться (а Годжо приглядывается, такая уж у него работа), заметно, что на тонкой ручке остаётся вязь трещин. До взрыва есть ещё пара минут. Или пара фраз, если Сатору постарается.

— Напомни, Тоджи, как зовут твоего сына?

— Маттиас, — нехотя отвечает дон.

— Нет же, это имя, чтобы его не дразнили в здешней школе. Мне нужно его настоящее, японское.

В креме ни капли масла, поэтому на коже нет ничего липкого, поэтому Годжо лезет той же рукой в общее блюдо с печеньем, выуживая вон то, шоколадное, с самого дна. Неженка Нанами Кенто шумно сглатывает, будто его тошнит.

Один из двух совершенно неотличимых друг от друга парней наклоняется к уху Фушигуро. Бьётся носом о выставленную в скупом жесте ладонь. И Годжо начинает новый отсчёт: пять секунд до того, как Тоджи об этом пожалеет.

— Он — Фушигуро.

Четыре секунды до того, как Тоджи об этом пожалеет.

— Имя, мне нужно имя, — сладко тянет Сатору.

Две. Одна. Ба-бах!

Оба фитиля догорают одновременно, Фушигуро Тоджи улыбается совсем уж безумно, подаётся вперёд, впечатывает свои мясистые ладони в крышку столика — бедняжка едва ли толще мизинца своего мучителя. Посуда летит вверх, Сатору ловит стакан фраппе; он не любит, когда взбитые сливки смешиваются с кофе, поэтому, пожалуйста, не взбалтывайте. Не то скидку за хорошие сладости придётся аннулировать.

— Говори! — рявкает Тоджи на болванчика в шляпе, и тот на ухо шлёпает губами итальянскую скороговорку.

— Серьёзно?

Дон Фушигуро озадачен. Снова какой-то лепет, слишком длинный для «да». Ох уж эти итальянцы…

— Это она так его назвала?

— У них-то зачем спрашивать, — Годжо не выдерживает, потому что отлично знает простую драматургию этого диалога; как и имя единственного сына Тоджи Фушигуро. — Ты сам выбрал «Мегуми». Если вдруг забыл: по-японски это «благословение».

Два чудака в чёрных федóрах вновь обращаются истуканами на соседних с Тоджи стульях. Они ближе всех к эпицентру взрыва, щёки красные от марева чужого гнева. Для Годжо это тёплый бриз, обещающий прекрасную погоду в круизе. Сатору давно знает, что чем злее старина Фушигуро, тем легче идёт дело. Все эти ужимки, которых он набрался у мафиози, совсем ему не к лицу — жуткой, звериной, вырубленной из японской вулканической породы морде. Здесь, в Италии, он всадник без головы, потому что она, ей-богу, существует отдельно от воротника шёлковой рубашки, галстука бриони и плеч двубортного пиджака армани.

Итак… Годжо прочищает замёрзшее горло.

— Итак, ты платишь пол-ляма долларов, — фраппе всё-таки перемешался, поэтому скидке не бывать, — чтобы я нашёл мальчишку, имя которого не помнишь?

Тёмно-синий бриони трещит под мозолистыми пальцами Фушигуро. Просто здесь жарко. Дело вовсе не в том, что Годжо схватил огромного медведя за яйца и крутит их в руке, как бильярдные шары.

— Или ты выкладываешь всё начистоту, или я уезжаю. Вот такие вот… канноли, старина, — Годжо подбирает пальцами сладкую труху, смешанную с кремом, и отправляет в рот.

— Годжо, это приказ Масамичи, — Нанами умеет говорить не размыкая губ, а вот убеждать — нет. Сатору плевал с Пизанской башни на все поручения, просьбы и приказы. И на пять тысяч хрустящих зелёных купюр тоже. В маленькую Сицилию набилось столько знакомых, что каждая секунда пребывания здесь грозит обернуться катастрофой. А дома ждёт некормленый кайман. Он может обходиться без еды где-то год, но