Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))
По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...
В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная
подробнее ...
оценка) состоит в том, что автор настолько ушел в тему «голой А.И», что постепенно поставил окончательный крест на изначальной «фишке» (а именно тов.Софьи).
Нет — она конечно в меру присутствует здесь (отдает приказы, молится, мстит и пр.), но уже играет (по сути) «актера второстепенного плана» (просто озвучивающего «партию сезона»)). Так что (да простит меня автор), после первоначальных восторгов — пришла эра «глухих непоняток» (в стиле концовки «Игры престолов»)) И ты в очередной раз «получаешь» совсем не то что ты хотел))
Плюс — конкретно в этой части тов.Софья возвращается «на исходный предпенсионный рубеж» (поскольку эта часть уже повествует о ее преклонных годах))
В остальном же — финал книги, это просто некий подведенный итог (всей деятельности И.О государыни) и очередной вариант новой страны «которая могла быть, если...»
p.s кстати название книги "Крылья Руси" сразу же напомнили (никак не связанный с книгой) телевизионный сериал "Крылья России"... Правда там получилось совсем не так радужно, как в книге))
По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.
cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".
Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.
Итак: главный
подробнее ...
герой до попадания в мир аристократов - пятидесятилетний бывший военный РФ. Чёрт побери, ещё один звоночек, сейчас будет какая-то ебанина... А как автор его показывает? Ага, тот видит, как незнакомую ему девушку незнакомый парень хлещет по щекам и, ничего не спрашивая, нокаутирует того до госпитализации. Дальше его "прикрывает" от ответственности друг-мент, бьёт, "чтобы получить хоть какое-то удовольствие", а на прощание говорит о том, что тот тридцать пять лет назад так и не трахнул одноклассницу. Kurwa pierdolona. С героем всё ясно, на очереди мир аристократов.
Персонажа убивают, и на этом мог бы быть хэппи-энд, но нет, он переносится в раненое молодое тело в магической Российской империи. Которое исцеляет практикантка "Первой магической медицинской академии". Сукаблять. Не императорской, не Петербургской, не имени прошлого императора. "Первой". Почему? Да потому что выросший в постсовке автор не представляет мир без Первого МГМУ им.Сеченова, он это созданное большевиками учреждение и в магической Российской империи организует. Дегенерат? Дегенерат. Единица.
Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно
Евгений Воробьев
ПО СТАРОЙ СМОЛЕНСКОЙ ДОРОГЕ
Повести и рассказы
Я ШЕЛ К ТЕБЕ ЧЕТЫРЕ ГОДА
ФОРМА ОДЕЖДЫ ЗИМНЯЯ
Повесть
1
С наступлением сумерек погода пошла на улучшение: небо плотно затянуло облаками, они быстро темнели. А вечером выпал снежок, поднялся порывистый ветер и даже по укромному оврагу пошла гулять поземка. Можно поручиться, что ночью звезды не покажутся.
Ветер наотмашь хлестал по лицу, глаза лепило колючим снегом, но такая мелочь не могла испортить Привалову настроения.
Он быстро добрался до землянки, врытой в западную крутость оврага.
Вошел, стряхнул снег с ушанки, обмел ею плечи и грудь, повесил шинель на гвоздь и — к печке.
Рослый парень, из новеньких, предупредительно подвинулся. Привалов присел на корточки и протянул руки к раскаленной печке, едва не касаясь пальцами багрово-сизой жести.
— Погода по заказу, — весело сообщил он. — Наша, разведчицкая…
— А чего развеселился-то? Только волков морозить, — проворчал Евстигнеев. — Мне такая погода не с руки. Если бы ставить свои мины… А разгребать чужие… Снегопад не уймется — миноискатель и вовсе откажет. Много ли угадаешь в сугробе? Я подслушиваю мины только на полметра.
— Там место открытое, взгорок. Сугробам взяться неоткуда.
Привалов отогрелся, залез на хвойную лежанку, попиликал на губной гармошке песенку «Как за Камой за рекой», потом достал старенький планшет — подарок генерала — и принялся за письма.
Он вел обширную переписку. Переписка затеялась осенью, когда Привалов, по его выражению, занял круговую оборону на госпитальной койке в Лефортове, а «Комсомольская правда» напечатала очерк «Охотник за „языками“» и поместила снимок. Привалов снялся при всех наградах, непослушный чуб, белозубая улыбка — парень хоть куда! В очерке упоминалось, что Привалов холостой, и был указан номер его полевой почты.
Автор и не подозревал, как своим очерком он осложнит работу полевой почты. Привалов давно вернулся к себе в батальон, а вдогонку шли толстые пачки конвертов и треугольников: девицы присылали свои фотографии.
Обычно письма заканчивались присказками, прибаутками, вроде: «Жду ответа, как соловей лета», «Вспоминай порою, если этого стою», «Лети с приветом, вернись с ответом» и т. д. Ткачиха из Вичуги даже стихами выразилась:
Писать красиво не умею,
А как умею — так пишу,
Всего хорошего желаю,
Не забывать меня прошу!
«Не забывать!» А как запомнить, если все девицы на одно лицо?
Перепиской Привалова был недоволен лейтенант Тапочкин. Он так посматривал на толстые пачки писем, доставленных батальонным Харитошей, словно налицо было нарушение правил, словно каждому полагается получать в месяц одно-два письма — и давайте не будем, товарищи, нарушать установленный порядок. Добавочная нагрузка для военной цензуры! Это ведь нужно держать лишнего сотрудника, чтобы тот просматривал корреспонденцию Привалова.
Однажды капитан распорядился, старательно при этом хмурясь:
— Ты, Привалов, бери сидор и сам отправляйся за письмами, пока наш письмоносец грыжу не заработал…
Наконец Привалов дописал письмо, заклеил конверт, упрятал планшет, достал ватные штаны, телогрейку и тоже стал переодеваться.
В землянке становилось все более толкотно и суматошно.
Сапер Евстигнеев, обладатель самых крупнокалиберных валенок во взводе, наматывал еще одни портянки, третьи по счету.
Напротив Евстигнеева на хвойных нарах сидел новенький и возился с автоматом. Он разобрал спусковой механизм и слегка смазал его веретенным маслом: знал, что в сильные морозы автомат чаще всего отказывает из-за сгустившейся смазки под спиралью-улиткой внутри магазина. Затем новенький перезарядил магазин, перетрогал-осмотрел каждый патрон. Попадаются иногда патроны, у которых капсюли слишком глубоко сидят в дне гильзы, вот они-то и дают осечки, лучше их отсортировать.
Евстигнеев долго возился со своими слоновьими валенками и ворчал. Он поглядел на новенького и вспомнил, как поругивали автоматы в начале войны. Дескать, и огонь из автоматов шальной, неприцельный, шуму много, а толку — чуть; этими автоматами, дескать, только наводить панику на отпетых трусов.
— А почему хаяли автоматы? — Евстигнеев очень строго уставился на новенького, тот растерянно заморгал. — Потому только, что своих автоматов не смастерили. Вот сколько раз тебе, паренек, пришлось бы перезарядить винтовку, пока я расстреляю диск до пуговицы? — Евстигнеев и рта не дал новенькому раскрыть. — Двенадцать раз пришлось бы тебе хлопотать с обоймой. Зачем же хаять такое горячее оружие?
Привалов не принимал участия в неторопкой, тихой беседе, которую вели сидящие
Последние комментарии
33 минут 21 секунд назад
53 минут 22 секунд назад
1 час 18 минут назад
1 час 22 минут назад
10 часов 53 минут назад
10 часов 56 минут назад