Фантастические циклы романов. Компиляция. Книги 1-12 [Егор Дмитриевич Чекрыгин] (fb2) читать онлайн

Егор Чекрыгин ХРОНИКИ ДЕБИЛА Свиток 1. Волшебный Меч

Глава 1

Выходит, он мне жизнь спас… А я-то еще злился, когда этой старой коряге приспичило пообщаться с духами… Нет, на то, что он там с духами будет болтать, мне было абсолютно по фигу. А вот то, что из-за этих разговоров старого наркоши стойбище поставили не у реки, а рядом со священным местом, вот это реально раздражало. В конце концов, что проще — этому уроду разок сбегать туда-сюда на пару-тройку километров, или мне, через эти же километры, натаскать воды на все стадо? Даже убогого представления местных о математике вполне достаточно, чтобы это «проще» высчитать… Но увы — мнение раба в глазах местных ни разу не котируется рядом с мнением шамана. Раз уроду приспичило пообщаться с духами, значит, бросаем все дела и идем к священному месту. А воду для «больших братьев» пусть таскают детишки и рабы…

Хотя какие такие «рабы»? Этой чести за последний десяток лет удостоили только меня одного. Так что я и пара десятков детишек от семи до пятнадцати лет и должны были обеспечить водой стадо овцебыков… как я их называю, поскольку эти мохнатые рогатые твари почему-то ассоциировались у меня именно с овцебыками.

…Когда вдали послышались звуки нехилой драки, сопляки вокруг меня, с ходу побросав меха с водой, ринулись в битву, ну а я… я залег за холмом и наблюдал всю картину со стороны, ежась от страха и холодного осеннего дождика.

Хрен их знает, кто это был. Явно не из ближних соседей. Тех-то я более-менее уже всех изучил. А эти были незнакомые. В смысле, и знаки на одежде, и опознавательные шрамы… явно не из местных… И было их как-то уж слишком много. Обычно-то каждое племя — дай бог десятка два-три воинов, четыре-пять десятков баб и несчетное количество детей… А этих явно с полсотни, да еще одни только мужики. Так что у наших не было ни единого шанса. Однако сдаваться в плен у местных отморозков не принято. Потому-то дрались все, от сорокалетних старух до едва научившихся ходить детей. Ну и ясное дело — всех их и положили. Поскольку, сколько бы ярости и желания рвать в клочья ни демонстрировали старухи и дети, а против здорового мужика шансов у них никаких… Мне ли не знать!

Собственно говоря, самое время представиться. Я — Дебил… Да-да, именно с большой буквы, поскольку это имя собственное. Собственно «Дебил» — это примерный перевод с местного. Но на местном это звучит еще хуже, что-то вроде Мунаун’дак, и ассоциируется у меня исключительно с «мудаком». А кое-какие остатки гордости все же требуют «дебила»… Да и по смыслу больше подходит. Ведь дословный перевод с местного что-то вроде — старый ребенок. Иначе говоря — существо с задержкой в развитии… Хотя — что же это за место такое, где говорят на «местном»?

Я и сам очень долго задавал себе этот вопрос. Очень долго… Долго щипал себя и протирал глаза, потому что такого просто быть не могло… В смысле, могло, но только не со мной. С какими-нибудь героями «альтернативок» и «попаданок» — это пожалуйста. Но только не со мной. Я героем не был… Я был настолько средним и обычным, что раньше меня даже звали Петя Иванов… хорошо еще, что отчество было не «Сидорович». Хотя и вполне обычное «Александрович» не слишком-то добавляло ноту оригинальности в мою обычную «усредненность».

Было мне тогда, точно помню, ровно девятнадцать лет. И учился я в одном технаре, на художника-керамиста… Мутный, надо сказать, был технарь. Но для «Строгановки» я оказался слишком средним, и меня туда не взяли. А в этот технарь… Впрочем, все это дела настолько далекого прошлого, что и вспоминать теперь нет смысла. А началось все с моего дня рождения… Правда, гуляли мы его у моего однокашника. У него тогда тоже была днюха. И поскольку он был куда менее «средним», чем я, проще было совместить наши гулянки, чем пытаться устраивать свою отдельную… Ко мне бы пришли парочка школьных друзей и, возможно, бабушка. А это не совсем то, что требует душа в девятнадцать лет. Так что мы с Борькой скинулись пополам, закупили водки и харчей и отметили его день рождения у него на Войковской, со всеми однокашниками, а главное — однокашницами. Не без гордости могу сказать, что из сотни тостов парочка была поднята и за меня.

…Возвращался обратно я изрядно навеселе. Ну да, впрочем, проблем-то не было никаких. Сесть на Ленинградской на электричку, две остановки до Гражданской, а там через Тимирязевский лес, и вот я дома… И казалось бы — уж Тимирязевский-то я знаю как свои пять пальцев. Почитай, два десятка лет, с самого младенчества в нем гуляю, из них лет десять — вполне самостоятельно. Вот и шел напрямик, избегая проложенных дорожек, по тропинкам через делянки по обычному маршруту. Правда, было уже малость темновато, и привычные пейзажи вдруг начали казаться чуточку необычными… Да и выпитая в изрядном количестве водочка также вносила свои коррективы в действительность. Так что вскоре я понял, что заблудился. И это страшно развеселило меня. Заблудиться в лесу, расположенном в получасе ходьбы от Третьего Транспортного Кольца одной из самых густозаселенных столиц мира, — это уже смахивало на оригинальность. Еще более оригинальным показалось мне устроить в этом лесу ночевку — благо было начало августа, термометр уже пару недель как забыл, что бывают температуры ниже тридцати, и это наводило на мысль, что смерть от переохлаждения мне явно не грозит. Как и смерть от голода — на днюхе я налопался так, что следующие пару дней даже думать о еде будет противно. А что еще оставалось делать среднему мне? Только сидеть в уголочке стола с независимым видом и лопать да выпивать, пока другие… впрочем, это к делу не относится.

…Проснулся я от холода и жуткого сушняка. Утренняя роса изрядно бодрила и намекала на необходимость шевелиться. Не сразу сообразив, где нахожусь, я, тем не менее, поднялся и побрел вперед. Голова раскалывалась, тошнило и жутко хотелось пить… И тут удача (как я тогда думал) первый раз обратилась ко мне лицом. Где-то впереди сквозь стволы деревьев я увидел блеснувшую воду. Моих знаний местной географии вполне хватило, чтобы опознать Академические пруды, именуемые в народе «Байкалом» в честь расположенного рядом одноименного кинотеатра. Там можно было хотя бы рожу умыть, а вырвавшись из ставшего вдруг таинственным и загадочным Тимирязевского леса, купить в ближайшем круглосуточном магазинчике бутылку минералки и…

…Пруд был… Окружающего его города — не было.

…Добив последних защитников, нападавшие быстренько разграбили наше стойбище, поснимали скальпы, упаковали награбленное и своих покойников на волокуши, и, видно, потому, что ни детей, ни рабов, которые натаскали бы воды для овцебыков среди них не оказалось, — погнали трофейное стадо к водопою. И наши «большие братья», которых торчок-шаман, ныне покойный, в своих проповедях наделял исключительной мудростью и братской привязанностью именно к нашему племени, спокойно побрели за новыми хозяевами, пардон — братьями, привычно таща волокуши с теми немногими ценностями, что удалось добыть победителям. Ибо, как я уже давно убедился, наши «большие и мудрые» тупостью своей превзошли и овец, и быков, вместе взятых… Ну да ладно. Не буду обижаться на тупых и подумаю, как жить дальше.

Ключевым словом тут было «жить», а фраза, более правильно передающая смысл создавшегося положения — «прожить дольше». И особо светлых перспектив мое воображение, увы, не рисовало. Жить мне оставалось, наверное, всего несколько дней, при особой удаче — месяц. Все-таки местные ребята знали, что делали, когда даже в безнадежной ситуации дрались до последнего. В этом мире пленных не берут, а убежавшие от битвы подыхают в степи от зубов мохнатых тигров, укусов змей, вражеских копий и дубинок, а то и от банального холода и голода.

…Собственно, когда я выбрался из леска к водоему, то первым делом полез умываться, с трудом пересиливая желание напиться… Пруды хоть и считались проточными, но даже страшно было представить, сколько гадости плавало в этой воде, особенно в разгар лета, когда с целью купания их посещает по нескольку тысяч человек в день… Вот я умылся, поднял рожу и не увидел привычные силуэты многоэтажек на горизонте… Передо мной расстилалась огромная степь — океан колышущейся травы, выпирающие из нее холмы-курганы, кудрявящиеся шапки то ли рощиц, то ли зарослей кустарника, обрамляющих сверкающие под восходящим солнцем пятнышки озер. А над всем этим возвышалось небо, пронзительно-синее, с маленькими вкраплениями облачков. Между травой и небом — никаких деревьев, построек или еще чего-то вертикального, и казалось, что небо начинается сразу от земли… Только тут я обратил внимание на воду озерка, лежащего передо мной. Она была ледяной и хрустально чистой. Дно можно было видеть даже в нескольких метрах от берега на довольно изрядной глубине. В Москве… да что в Москве? В средней полосе России такой воды встретить было невозможно. Ее хрустальная прозрачность навевала мысли о ледниках или горных реках… Вот, кстати, что хорошего было в местных пейзажах, — воды тут было прорва. В последующие годы, пересекая эту прерию вдоль и поперек вслед за стадом овцебыков, я не помню и дня, когда бы мы не пересекли какую-нибудь речушку или не огибали бы озерцо…

Ну да это в последующие годы. А в тот момент я яростно щипал себя за все места, до которых мог дотянуться, протирал глаза, пару раз даже закатил себе солидную оплеуху. Но ничего не произошло… В смысле, привычная Москва XXI века не вернулась на свое законное место, а на равнине все так же неторопливо колыхалась трава, пели птички… да еще прямо перед носом в этой прозрачной воде плеснул хвост, и две здоровенные рыбины гордо проплыли по своим делам, демонстративно игнорируя мое присутствие… Рыбы-то меня и добили окончательно. В моей Москве подобных рыб можно было встретить только где-нибудь в океанариуме или в элитных магазинах, уже мертвыми, во льду. Стало окончательно ясно, что это не моя Москва… И не Москва вовсе.

…Что называется — сбылась мечта идиота. Сколько раз, почитывая книжки модного ныне попаданского жанра, я мечтал, что и сам когда-нибудь… куда-нибудь. Ага. Вот и попал ты, пацанчик… Как выпускник консерватории на гопническую дискотеку. В башку сразу полезли фантазии и размышления на тему: «Помогут ли мне три года занятий в секции карате стать самым крутым в дружине викингов, при дворе короля Артура или в войске Македонского…».

Помечтал, помечтал, потом нахлебался воды, лег под ближайший куст обдумать создавшееся положение и снова отрубился. Когда проснулся, часы на экране мобильника показывали уже половину первого. Надо было что-то делать. Куда-то идти. Налаживать быт. Совершать подвиги. Завоевывать Царства, покорять прекрасных принцесс… Вот только куда? Вокруг одна чертова степь, и ничего более. Километрах в трех на восток (это я по солнцу сообразил) торчал высокий холм. Подумал, что надо бы сходить и глянуть с высоты на окрестности… Но было в лом. Жутко в лом. Похмелье все еще преданно оставалось со мной, по причине чего есть не хотелось нисколечко. А обычно именно голод был главным катализатором моей деловой активности. Так что я опять напился воды, снял футболку и, уютно расположившись под приятно согревающим землю солнышком, малость погрел телеса и отблагородил кожу иномирным загаром, благо тут, в отличие от жаркой и душной Москвы, было градусов этак 20–25, никакого смога, а кислорода — хоть ложками жри. «…А то уже конец лета, — подумал я, поуютнее устраиваясь на мягкой травке. — А я еще толком и не загорал. Вчера, вон, половина сокурсников блистала загаром и рассказами о курортах, на которых они его приобрели, а я так и проторчал все лето в Москве, зарабатывая себе курьерским трудом денежку на новые шмотки и приличный мобильник. А то с тем позорищем, что у меня был… А впрочем, — одернул я себя. — Тут-то мобильник наверняка уже не пригодится… Так что пятнадцать штук — месячный заработок — считай улетели в трубу. Лучше бы я на эти деньги какой-нибудь меч себе купил… Или нет — арбалет! За пятнадцать штук небось можно купить вполне приличный арбалет, и тут бы я с ним… А, кстати, не проверить ли, что у меня в карманах, помимо мобильника? Правда, и так знаю, но все-таки, вдруг там с какого-нибудь перепугу бластер завалялся? Так. Ключи от квартиры, две штуки. Паспорт. Не совсем чистый носовой платок. Кошелек с парой бумажных тысяч, одной пятисоткой и горсточкой монеток. Интересно, какой тут обменный курс российской медно-никелевой мелочи? Вот сердцем чую — с моим везением и тут российская валюта окажется деревянной… Впрочем, на этом с запасами все. Джинсы и футболка — это вам не жилетка Вассермана со складом разной полезной мелочи по многочисленным карманам — лишнего барахла про запас не напихаешь. Черт, и как мне с этим жить?»

Мысленно провел ревизию знаний и полезных навыков, которыми я обладаю… Увы, строить авианосцы, изобрести паровоз или хотя бы наладить изготовление стальных мечей — мне явно не светит. Я в технике ни бум-бум. А на уроках математики-физики-химии предпочитал украшать свою тетрадку разными художественными каракулями, поскольку искренне верил, что все эти знания точных наук мне в жизни не пригодятся. Что там еще? История, география — они могут пригодиться, если я попал в прошлое. А если в мир всяких там гоблинов-шмоблинов и прочих эльфов… Тут вот меня пробил озноб. Я, признаться, никогда не любил попаданства к этим уродцами… — Биология??? — Ну, может, она и поможет разобраться в происхождении гоблина от помеси крокодила с медведем — да только оно мне надо?

Ну и конечно, самый главный мой козырь, гончарка! Лепить из глины или делать модели для фарфоровых или фаянсовых изделий я умел. Даже гончарный круг освоил еще в школе, когда ходил на специальные занятия при местной фабрике. Мастера в голодные девяностые нашли себе халтурку, обучая малолеток. Так что ремесло я знал… Ага! Знал! Знание технологий у меня на нуле. Нам, конечно, их преподавали. Но про добычу и предварительную подготовку глины я в основном помнил пару адресов специальных магазинов, где ее продавали, гипс «добывал» на строительном рынке, а обжигали наши образцы в муфельных печах специально обученные преподы. Может, про температурные режимы обжига я еще кое-что и вспомню, но кто бы мне еще термометр дал… Что-то как-то стало неуютно. То ли ветерок подул прохладный, то ли мысли в голове зашевелились здравые. Прекрасные принцессы, которых я уже мысленно завоевал и начал знакомить с чудесными тайнами «Камасутры», презрительно поджали губки, сморщили носики и удалились, задорно виляя попками… увы — не мне. А вместо них пришла вредная и противная старуха по имени реальность, и сама попыталась поставить меня в такую позу, что не во всякой «Камасутре» отыщешь. Почему-то резко захотелось обзавестись хоть каким-то оружием. Лучше бы, конечно, меч-кладенец найти, но сгодится и вон то стройное деревце. Если его срезать, заточить один конец и обжечь на костре… Ага. Вот только ни ножа, ни спичек-зажигалок у меня не было… Стало еще неуютнее и даже как-то страшновато. Тут уж я пересилил свою лень и похмелье и пошел бродить вокруг озера в поисках подходящего оружия…

…Забавно. Но и сейчас, спустя столько лет, я опять брожу под холодным противным дождем по разоренному стойбищу в поисках хоть какого-нибудь оружия. На хрена оно мне понадобилось, если все равно я предпочитаю прятаться и убегать от драки? — Не знаю. Наверное, чисто инстинктивно хотелось подержаться за что-то надежное и смертоносное, что передаст мне частицу своей надежности и этой самой смертоносности. Вокруг валялись обломки наших чумов, разбросанный и переломанный скарб, лужи крови, впитавшиеся в натоптанную ногами грязь… а главное — тела людей, которых я столько лет вынужден был, за неимением лучшего, считать своей родней. И если бы только воины, но, по местной традиции, победители не пощадили ни женщин, ни детей. Может, пару-другую молодых девок они бы и увели с собой. Но как раз сейчас, после Времени Большого Перемирия, когда все роды сходились для торговли и сопутствующего обмена невестами, подходящих девок в стойбище не было… И уже не будет. Потому что племя наше накрылось медным тазом. Но жуткое дело, хотя смерть соплеменников и вызвала у меня жалость и тоску, но жалел я скорее себя. Искренне полюбить эту мою «родню» было очень не просто. Нет, не то чтобы они ко мне плохо относились. Скорее даже очень хорошо… по своим меркам. В том смысле, что относились ко мне именно так, как я того и заслуживал… по их понятиям. Просто мерки и понятия тут были своеобразные…

Собственно пробродил я тогда по той степи четыре дня. Вероятно, все-таки права народная мудрость, что дуракам везет. Обычно одиночки так долго тут не живут. К тому времени я уже начал жрать траву, выбирая похожую на пшеницу… ну, в смысле, ту, что с колосом на конце. Про охоту уже даже и не думал, поскольку подобранная мной палка была малость подгнившая и ни на что не годилась, да и охотиться я не умел. Пытался ловить рыбу футболкой. Дескать, она тут не пуганая, вот я ее и… Хренушки. Рыба, может, была и не пуганая, но достаточно шустрая, а может, просто руки у меня не из того места росли. В результате все, чего я добился, — мокрая, испачканная илом и песком футболка и окоченевшие от стояния в воде ноги.

Я уж было решил, что этот мир вообще не обитаемый и мне суждено сгинуть в одиночестве, как вдруг наткнулся на что-то вроде тропы. Следы каких-то копытных, а за ними несколько параллельных борозд, в которых я опытным взглядом городского жителя XXI века с ходу опознал следы тележных колес. Внимательно приглядевшись, увидел и явно людские следы… Может, конечно, и гоблинские или эльфийские (от этой заразы ни один попаданец не застрахован), но по виду вполне себе человеческие.

Жутко обрадовавшись, я торопливо побрел в том направлении, куда смотрели носки этих человеческих следов. И уже спустя час с очередного холма заметил вдали клубы пыли и смутные фигурки где-то недалеко от линии горизонта. Сам не знаю, откуда у меня взялись силы, но я буквально полетел вслед за этой своей последней надеждой на спасение. К счастью, надежда двигалась весьма неторопливо, явно подстраиваясь под вдумчивое передвижение здоровенных клубков шерсти, с торчащими из них рогами, часть из которых и была запряжена в волокуши, оставляющие те самые параллельные следы… Так что я догнал. Догнал, радостно крича и размахивая руками, страшно опасаясь, что меня не заметят и не подберут. Идиот! Идиот вдвойне. Во-первых, местные засекли меня, наверное, еще раньше, чем я увидел проложенную ими тропу. Неудивительно, для этих ребят бдительность была не лозунгом прошедшей эпохи, а вопросом выживания. Ну а во-вторых, как я уже говорил, пленных тут не брали. А всякий чужак автоматически считался врагом.

Хотя тогда я этого еще не знал. И это, конечно, не извиняет, но хоть отчасти оправдывает мое идиотское поведение. А тогда я просто жутко радовался, что встретил людей, и даже не сразу разглядел, что это были за люди. Эти люди… когда до основной группы, бредущей за стадом, осталось метров сто; они вдруг повыскакивали со всех сторон и окружили меня. В руках у них были предметы, в которых не сложно было опознать оружие… И что характерно, ни разу не огнестрельное и даже сделанное не из железа. Сплошь длинные копья с обожженными наконечниками, каменные топоры и дубины… А выглядели они… Выглядели они как массовка к очередному «Конану-Варвару». Высокие, поджарые, офигительно мускулистые, с шикарными блондинисто-рыжими шевелюрами, коротко, но неряшливо обрезанными бородками и вполне себе кроманьонскими, я бы даже сказал, европейскими лицами. (А не теми страшными рылами, что заполняли учебник «Истории Первобытного Мира».) Правда, глаза у них были слегка раскосые, зато сплошь голубые да зеленые.

Одевались они тоже вполне живописно — короткие, чуть ниже колена просторные штаны из какой-то грубой шерстяной ткани и кожаные жилетки, в данный момент распахнутые на груди, а то и заброшенные на одно плечо на манер гусарского ментика. Но потом я узнал, что полностью запахнутые, эти жилетки превращались во что-то вроде кожаного панциря, который местные копья пробивали с большим трудом. А распахнутые и откинутые в сторону — не мешали теплообмену организма во время продолжительного бега. В довершение образа эти конаны-варвары были увешаны разными фенечками, бусиками, браслетами и прочими хохоряшками. Тоже весьма блестяще и живописно. В общем, сплошь красавчики-фотомодели, играющие в дикарей. Если бы еще в их глазах так откровенно не горела холодно-равнодушная готовность прикончить меня в любой момент, я бы вполне мог подумать, что попал на натурные съемки какого-то журнала для дам или мужиков определенной ориентации. Но от этих глаз на мгновение стало как-то совсем жутко… Словно собирался погладить собачку, а она оказалась волком. И даже появилась шальная мысль: развернуться и бежать назад, в степь. Но как только я подумал, что подохну там в одиночестве, так сразу набрался храбрости и улыбнулся своим новым приятелям, и затараторил что-то радостно-бодрое, сам понимая, насколько глупо и фальшиво выгляжу в данный момент.

Впрочем, наверное, именно это меня и спасло. Радоваться встрече с окружившими его врагами и громко болтать что-то на непонятном языке, идиотски улыбаясь, мог только дебил. А дебилы… их тут не то чтобы почитали на манер юродивых на Руси — просто руки марать о такого, как я, местные считали зазорным. А может, потому, что выглядел я слишком странно и безобидно, одежда там, отсутствие оружия, одни черные волосы чего стоили. Да еще, как я узнал позднее, — вождю племени, Нра’тху, накануне приснился вещий сон… что-то очень мутное про рождение теленка-альбиноса или еще какая-то хрень. Поскольку все местные шишки периодически садились на грибную диету, то вещие сны и глюки посреди бела дня были у них достаточно частым явлением. В общем Нра’тху посчитал меня как-то связанным с этим сном и после консультации с шаманом решил, что такого чудика, как я, надо бы, конечно, убить, однако, следуя возможным указаниям духов, также не помешает для начала принять в племя. Благо — убить дело не долгое. Так я тоже стал местным… Или, точнее сказать, рабом местных.

Вернее… Тут надо понимать, что в глазах местных я был неполноценным существом. И то, что меня взяли в племя, а не убили с ходу, в их глазах уже было аттракционом нереального гуманизма. Ибо я был сплошной обузой. Во-первых, мелким и хилым. Во-вторых, безнадежно глупым, ибо не умел говорить, не знал обычаев и самых простейших вещей. А в-третьих, и главных, был неспособным себя защитить и прокормить.

А раз кто-то неспособен позаботиться о себе сам, значит, позаботиться о нем должны были другие. Нет, не в смысле кормить, поить, оберегать от опасностей и переносить с места на место на мягкой перинке. А пинать, отвешивать подзатыльники и указывать, что делать, заставляя отрабатывать свой кусок мяса и кружку молока. Я был дебилом, умственно отсталым, старым ребенком, о котором надо заботиться, указывая, что делать, и уча жизни. Вот меня и начали учить.

…Конечно, мечтать, что враги оставят мне меч Нра’тху или Аск’ана, было наивно. Это оружие было большой ценностью, и его ни за что бы не оставили на поле боя. Но хотя бы обломок копья или захудалый кистень дали бы мне какое-то ощущение безопасности… и, наверное, куда большее, чем эти «мечи».

Мечами я их звал скорее по аналогии с отношением к подобным предметам Там, у нас. Местные мечи тоже считались сплошь священными и почитаемыми. Про каждую, передаваемую от одного лучшего воина рода к другому, железяку складывали легенды и побасенки. А по сути-то каждый такой меч был обычным ломом. Вот-вот, обычным бронзовым штырем, от метра до полутора длиной и толщиной примерно так с ручку швабры. Более сложного изделия местная металлургия, видать, произвести была не способна, да и эти изделия производили не здесь, а завозили откуда-то издалека. Но надо было быть местным отморозком-атлетом, для того что хотя бы таскать этот лом в руках весь день, не говоря уж о махании им с целью сокрушения вражеских черепов. Нормальному человеку (в смысле — мне) это было явно не под силу.

Еще у них были копья, изготовленные из росших вдоль рек длинных тонких деревьев, с необычно твердой и тяжелой древесиной. Она даже в воде тонула, сам проверял. Древесина была достаточно твердой, чтобы не использовать какие-то дополнительные наконечники. Надо просто было долго и осторожно обжигать ее на костре, придавая одному концу острую форму. В длину эти копья были метра по три, но местные управлялись ими, словно китайцы палочками для еды, в основном, чтобы подгонять и управлять овцебыками. Но ради лихости могли мгновенно воткнуть в зазевавшегося в траве кролика или сурка. Могли одним удачным ударом приколоть к земле тигра или, выскочив из травы во время загонной охоты, вогнать его в грудь лошади или оленя. Да мало ли еще для чего они их использовали — для местных копье было неизменным атрибутом воина. Проще было застать его без штанов, чем без копья. Ну а в довершение комплекта ребята пользовались каменными топориками и кистенями. Для этого, как правило, искали на берегах рек и озер камни с проточенными водой дырками. Те, что покрупнее, насаживали на топорища, а если камень был для этого недостаточно большой, привязывали веревку с петлей для кисти, сплетенную из шерсти овцебыков. Но найти такой камень считалось большой удачей. И если его под рукой не было, то можно было хитро опутать подходящего размера булыжник кожаными ремнями или (что было пределом местных технологий) связать пучок гибких веток, оплести одним концом этого пучка камень и плотно обшить конструкцию мокрой кожей. Когда кожа высыхала, она намертво обжимала и камень, и ветки, превращаясь в какое-то подобие гибкой дубинки. Что вытворяли местные этими дубинками, сойдясь в драке, жутко было даже вспоминать. Вот такую вот дубинку я и нашел. Каким-то чудом заметив торчащую из-под трупа рукоять… Сразу схватился за нее и никакого приступа мужества и спокойствия не почувствовал. Дубинка была мокрая и скользкая от налипшей на нее смеси крови и мозгов тех, кто сегодня не смог увернуться от ее ударов, а также крови и содержимого кишок хозяина этого оружия, схлопотавшего здоровенным колом в брюхо… Жуть! Я как представил, что выхожу с этой дубинкой на поединок с местным отморозком, и весь мой энтузиазм сразу пропал. Мне бы сейчас лучше какой-нибудь завалящий лук, что-то, чем можно убивать на расстоянии.

…Когда я только был принят в род, то, будучи не слишком довольным своей рабской долей, всячески пытался повысить свой статус. И с этой целью начал предпринимать атаки на местные умы с самых разных направлений. Увы, как я очень быстро и весьма болезненно выяснил, мое карате тут абсолютно не котировалось. Я, признаться, и в Москве-то особых успехов на этом поприще не добился. Частенько пропускал тренировки, не особо выкладывался на занятиях и был, что называется, спонсором. То есть человеком, регулярно платящим за занятия, в обмен на что тренера терпят его присутствие в зале. Да и по правде сказать, меня куда больше привлекала эстетика карате, чем практика… А для местных драка заменяла и политику, и религию, и шоу-бизнес, и юриспруденцию. Тут даже младенцы в утробе матери не толкались, а дрались, именно так считала местная социальная мифология. Дескать, чем сильней пинает мамку, тем круче будет воин. Мою несостоятельность как бойца мне объяснили в первые же минуты, с ходу наваляв по шее, когда я чуток помедлил со сбором кизяка. Я пытался отбиваться, но, кажется, местные этого даже не заметили. Те рубки, что устраивали между собой благообразные старушки, споря о погоде назавтра, были куда круче всего, что я мог предложить как поединщик. Так что, когда я гордо встал в задумчивую позу, после того как мне знаками приказали следовать примеру детишек, подбирающих свежий навоз и раскладывающих его в особые корзины для просушки, — мне быстро отвесили хорошую оплеуху. Нет, не со зла или из жестокости. Просто дети и рабы были существами неполноценными, до которых (по мнению «полноценных») отданное приказание доходит слишком долго и чей умственный процесс надо всячески стимулировать внешним воздействием. Так что отвесить детишкам пинок или оплеуху, с целью лучшего усвоения поставленной задачи, было основным приемом местной педагогики. Я тогда малость очухался, встал с земли и примерился ударить в ответ, но схлопотал пинок посильнее и надолго скрючился от боли. А когда пришел в себя, предпочел возню с овцебычьими какашками участию в местных боях без правил.

«Ладно, — подумал я. — В конце концов, интеллект всегда побеждает грубую физическую силу (с чего я это взял?), так что я сражу своих соплеменников не силой мышц, а силой свово Умища!» И в ускоренном режиме начал учить язык, приглядываясь по сторонам в поисках возможностей.

Язык тут был довольно примитивен. И, освоив за месяц сотню-другую слов и фраз, я стал общаться с местными на более-менее приемлемом уровне… И, конечно, первым делом понес вождю свое «изобретение».

Ну как же, я ведь изобрел лук! Из того самого, необычайно крепкого и гибкого кустарника. Пережег по местной технологии ствол, выпросил у баб тонкую веревочку из шерсти овцебыка, благо этого добра у них было в избытке. Тонкие побеги того же дерева пустил на стрелы, не слишком прямые и без всякого оперения. Стреляло мое изобретение шагов на двадцать-тридцать и не столько в цель, сколько «по площадям», но у местных и такого не было. Так что я, без толики сомнения, понес его вождю, хвастать… После первого же десятка слов, объясняющих превосходство данного оружия над всем имеющимся у Нра’тху со товарищи, я первый раз был избит по-настоящему жестоко. Когда пришел в себя, добрые детишки объяснили мне, что я страшно оскорбил великого воина, предложив ему убивать врагов не лицом к лицу, а на расстоянии… В последующие годы я узнал, что в местных песнях-былинах всех великих героев нашего племени враги убивали исключительно предательским броском копья в спину или лома-меча в затылок… Приличные же люди убивают своих врагов в личном поединке, лицом к лицу. Только тогда победителю доставалась сила побежденного и Слава от победы. Такая вот закавыка. С точки зрения местных, мое изобретение ничего, кроме презрения к его изобретателю, не заслуживало… Еще какое-то время я играл с луком, охотясь на кроликов, но хоть моя редкая добыча и принималась к общему котлу вполне благосклонно, это лишь работало на мою репутацию дебила. Пара-тройка местных мальчишек лет двенадцати без проблем добывали десяток кроликов за час, ловя их голыми руками. Это у них что-то вроде развлечения было — загнать и изловить кролика…

Ах да, забыл сказать, местный этикет предписывал ходить в границах стойбища. Не поняли? — поясняю. За пределами стойбища все воины передвигались исключительно бегом. Верховой езды они не знали. И местных лошадок одомашнить не соизволили. Зато своей неторопливой рысцой могли часами кружить вокруг неспешно идущего и обжирающего траву стада «больших братьев», высматривая опасности и засады. А уж если они припускали всерьез, могли загнать оленя или местный аналог лошади Пржевальского.

Так что кролики для них были фигней. Их ни серьезной добычей, ни едой не считали. Так, баловство, вроде семечек или оливок. Малышня их добывала, чтобы потренироваться в беге и ловкости. Надо ли говорить, что я, чьим рекордом была пробежка в пять километров на сдаче зачета в технаре, в их глазах был совершеннейшим ничтожеством? Мое место было позади стада, с корзиной для говна в руках, а не с оружием впереди стада, как то и подобает воину.

Да ведь… Я же гончар, я могу… я умею… Хренушки. Ничего-то я не умею. Ну, в смысле, лепить миски-горшки по местной технологии могу. Это когда на глиняный блин кладут стопку глиняных бубликов и вымазывают все это в нечто целое, выпуклое, способное удержать воду после обжига в костре, если не лопнет. Ну да это тут могла сделать каждая женщина. Собственно говоря, это и была их работа — лепить новую посуду, по мере износа старой. А также плести корзины, обрабатывать шкуры, ткать (скорее уж плести) ткань и прочее. Воины к глине не прикасались. Их уделом была охрана стада и стойбища, ну и изготовление оружия. Когда я полез к глине, мой рейтинг, и без того бывший ниже плинтуса, стремительно упал на глубины, измеряющиеся в астрономических единицах.

Но самое смешное — поскольку торговля, как явление общественной жизни, тут фактически отсутствовала, то племени вполне хватало лишь той посуды, что использовалась непосредственно в деле. На мое предложение налепить «про запас», женщины, с трудом терпевшие мое присутствие рядом с собой, посмотрели на меня как на полнейшего идиота и спросили: «Зачем?» и «Кто все это потащит, когда завтра утром мы пойдем дальше за стадом?».

Я еще немного порыпался, возясь с глиной под брезгливыми взглядами окружающих, ибо, нарушая всяческие приличия, занимался женской работой (как если бы я в свой технарь в платье пришел, на шпильках и с макияжем). Ясное дело, что про фарфор-фаянс в здешних условиях не приходилось даже думать. Но сделать какое-то подобие гончарного круга я то… — как оказалось, тоже не могу. Если из всех инструментов и материалов у тебя горсточка монеток, пластмассовый мобильник, палки, груда камней и каменных осколков, соорудить нечто похожее на гончарный круг практически невозможно. Особенно учитывая, что добрые и заботливые «учителя жизни» прилагают все усилия и не жалеют пинков, чтобы ты не заскучал и смог отработать свой харч.

…Как-то удивительно, что мне не сразу пришла в голову эта идея. Натолкнулся я на нее, когда на очередном празднике шаман под восторженное придыхание «изумленной публики» продемонстрировал собственное творение — сиречь комок глины, олицетворяющий овцебыка.

— ХА!!! — сказал я сам себе. — Вот вы и попали, мои примитивные соплеменники. Отныне я буду лепить вам разную хрень, начиная с овцебыков и кончая вашими личными портретными бюстами и статуями духов-богов, а за это вы провозгласите богом меня и будете поклоняться, как двенадцатилетние девочки поклоняются очередному смазливенькому поп-идолу!

К счастью, реализовывать свою затею я подсел поближе к жилищу шамана, с тайной мыслью привлечь его к предприятию и, может быть, даже взять в долю. (Политрелигиозная поддержка — лучший двигатель карьеры кандидата в боги.) Вот он-то первым и заметил, что я делаю, и с ходу влепил мне по шее, громко вереща и брызгая слюной. Тут я разозлился конкретно, несмотря на то что жизнь тут вроде уже отучила меня от этой опасной привычки. Шаман явно мочил конкурента в лучших традициях чинуши-рейдера покинутой мной Москвы — то есть грубо и даже без намека на законность и правосудие. Я вскочил и отвесил шаману ответную оплеуху. О чем вскоре очень сильно пожалел.

Собственно говоря, никаких законов и норм общепринятой морали я не нарушил. Скорее даже повел себя вполне адекватно. Тут все разногласия решались дракой. И даже такое ничтожество, как я, имел полное право бросить вызов любому соплеменнику, хоть самому вождю. Другое дело, что и за базар придется отвечать конкретно. Потому что вождь стал вождем отнюдь не по результатам конкурса бальных танцев или плетения макраме…

Но шаман-то мне казался глубоким стариком! К тому же ходил вечно обдолбанный своим «компотом» из грибов. Бродил обычно по стойбищу, бормоча что-то странное и время от времени начиная подвывать. Уж его-то я серьезным противником не считал. Оказалось, зря! Шаман, в силу своей обдолбанности пропустивший первую оплеуху, классической двоечкой сбил меня с ног, после чего пинками выбил мою скорчившуюся от боли тушку за пределы стойбища и, добавив пару раз по сломанным ребрам, плюнул и ушел. Спустя какое-то время мне объяснили, что я нарушил одно из самых священных табу. Оказалось, что лепить подобия больших братьев, да и вообще окружающих существ и вещей, может только шаман, один раз в год, после соответствующих ритуалов. Если бы я успел долепить свою поделку, то сильно бы обидел духов, и на все племя легло бы жуткое проклятье. Отвести которое, и то лишь частично, могла только жестокая и очень мучительная смерть осквернителя и еретика.

Последняя попытка была уже жестом отчаяния, безнадежным, как угроза вундервафлей во время штурма Берлина. Поименно помня всех священных коров попаданства, я решил… нет, не построить лесопилку, а поразить местных знанием математики. Я, конечно, по этой дисциплине был полным троечником, но знания местных в математике ограничивались понятиями «палец», «рука», «человек» и «много». Первое, естественно, соответствовало единице, второе — пятерке, третье — двадцати, а последнее — всему, что больше двадцати. От единицы до пятерки каждое число называлось по имени пальца. Но, чтобы особо не заморачиваться при дискурсах на математические темы, местные трясли перед носами друг у дружки своими грязными, с обгрызенными ногтями конечностями. Вот и вся математика. Так что я начал капать вождю Нра’тху, который относился ко мне с добродушно-презрительным любопытством, как к забавной, но абсолютно бесполезной зверушке вроде хомячка, внедряя в его Мосх идеи разных цифр и подсчетов… Вот наш примерный диалог.

— Вождь, я могу сосчитать всех наших больших братьев!

— Зачем?

— Чтобы знать сколько их.

— Я и так знаю, что их много.

— Да, но много — это может быть и один человек с пальцем и полная рука раз по человеку.

— Дебил, ты несешь какую-то чушь (подзатыльник).

— Но мудрый Нра’тху. Подумай сам, как будет хорошо, если мы будем точно знать, сколько у нас в стаде больших братьев…

— Дебил, ты дурак. Как можно знать, сколько всего больших братьев, если все они разные? Есть старые быки, есть бычки, тянущие волокуши, и есть бычки того же возраста, никогда не позволяющие впрячь себя… Есть телята, оторвавшиеся от вымени, есть сосунки, есть телки, молодые, не рожавшие коровы, коровы рожавшие один раз или два, или… (надо отметить, что для каждой подобной категории в их языке было свое название. Этих названий было под три десятка, и более того, местные умудрялись с первого взгляда отличать рожавшую один раз корову от рожавшей дважды. Как они это делали, для меня до сих пор остается загадкой. Но что с меня взять, я — дебил). Да и зачем их считать? Сегодня их столько-то, а завтра кто-нибудь из больших братьев сломает ногу, или его задерут тигры, или родится новый теленок… И что, ты будешь пересчитывать все заново? Зачем? Нельзя мерить живое счетом. Хватит говорить глупости, иди таскай воду… (Вдохновляющий пинок по заднице.)

…Вот так вот и получилось, что я — попаданец, потенциальный герой и победитель, с мощным интеллектом жителя XXI века и головой набитой самыми передовыми знаниями, в местных условиях оказался способным только собирать навоз и таскать воду. Чем и занимался последующие 7–8 лет.

Было уже довольно темно. Мелкий промозглый дождик, крапавший с низкого хмурого неба весь день, наконец-то стих. Сквозь прорехи туч выглянула местная, огромного размера луна, давая достаточно света, чтобы рыться в обломках нашего стойбища в поисках хоть чего-то полезного, что позволит мне протянуть еще несколько дней. Я хватался за любую соломинку — обломок жерди от чума, кусочки веревок и обрывки полотна из вычесанной с овцебыков шерсти, кусок старой шкуры, в него можно завернуться во время дождя или подложить на землю во время сна. Хотя какой сон может быть в этой степи у одиночки? Шансов быть сожранным тиграми или гиенами куда больше, чем увидеть новый день. Но помирать страшно не хотелось. В течение последних лет я только и делал, что проклинал свою несчастную жизнь. Но стоило ей исчезнуть, и я уже готов хвататься за клочки шерсти в тщетных попытках удержать ее. В конце концов, в те первые дни я в одиночку прожил четыре дня. А ведь тогда я был совсем сопляком — ничего не умел и ничего не знал. Сейчас я хотя бы знаю о существующих в этом мире опасностях. Могу высечь искру, ударяя камень о камень, и разжечь костер. На кроликов охотиться в конце-то концов могу. Так что я за жизнь еще поборюсь!

Разгребая очередные обломки заваленного на бок чума, я вдруг наткнулся на что-то мягкое, липкое, но теплое… Вот те раз! Живое тело!!!

Стащил с него обрывки шкуры, раньше бывшей стенкой чума, и под обманчивым светом луны попытался разглядеть, кто это. Это оказался Лга’нхи, сын вождя Нра’тху.

Э-э-э-э… С одной стороны, это было очень хорошо, Лга’нхи был мне почти другом. По крайней мере, относился ко мне намного лучше других. А вот с другой… я и о себе-то толком позаботиться не могу, а вешать на шею дополнительную обузу. Простая математика. Взвалю его на шею — умрем оба, а брошу… Да. Прав был старый засранец Нра’тху — числами такое не измерить. Жизнь-то я, может быть, себе и продлю, хотя и ненадолго. Но вот уважение к себе потеряю окончательно. А с другой стороны, что я могу поделать? Я ведь не доктор… Я и в больнице-то ни разу в жизни не был, спасибо хорошему здоровью. И никогда не видел врачей за работой… ну если не считать участкового терапевта, с палочками для осмотра горла, кипой бланков для рецептов и тщательно скрываемым желанием на лице, сбежать от этой скуки как можно дальше.

Все, что я смог сделать, это обмыть тело водой, черпанув ее обломком горшка из ближайшей лужи, смочить губы да с умным видом поглядеть на жуткую рану на голове. (Сначала я даже подумал, что с него успели снять скальп… настолько голова была залита кровью.) …Это вроде как мой батя, когда у него в очередной раз ломалась его старенькая «шестерка», прежде чем ловить частника и тащиться на тросе в ближайшую мастерскую, поднимал капот и некоторое время сверлил ее железные внутренности своим укоризненным взором, делая вид, будто что-то понимает. Потом закрывал капот и еще разок проворачивал ключ, словно надеясь, что пристыженный механизм починится сам собой. Увы, это почти никогда не срабатывало.

Ладно. Вон остатки чума шамана. А вокруг него разбросаны его запасы травок и порошков. Этот чум почти не грабили, только завалили слегка. Видно, среди нападавших дураков связываться с духом шамана не нашлось… А когда шаман лечил мне им же поломанные ребра, то накладывал компрессы из пережеванной травки с очень характерным запахом… И несмотря на омерзение, которое вызвал у меня его слюнявый рот, раны зажили как на собаке. Только, видно, пара ребер срослись неправильно, и теперь стоило сделатьслишком большое усилие — в боку начинало колоть и ныть… Я нашел нужную травку, пережевал ее по методе шамана, офигевая от жуткой горечи, выплюнул под обильно содранный кусок кожи, приладил его на прежнее место и замотал голову куском грубой ткани все из той же шерсти овцебыков.

Потом хорошенько замотал тело в обрывки шкур, чтобы оно не застудилось на ночной прохладе, соорудил подобие волокуши, перекинул на нее тело и утащил подальше в холмы. При этом умоляя всех известных мне земных и местных богов сделать так, чтобы падальщикам, которые обязательно придут на запах крови и мертвечины, хватило бы тут еды, и они не пошли за нами по следу.

Чудеса. Но как только начал заботиться о другом, собственные страхи куда-то пропали, и беспокойство о своем будущем отошло на задний план… Это как-то взбодрило.

Я честно пытался не спать… Почти всю ночь пытался… Сидел возле едва тлеющего костерка, замотавшись в обрывок шкуры, и бдил… Костерок, ясное дело, разжег не для тепла. От такой роскоши я уже давно отвык. Просто в случае, если придут тигры или гиены — большое пламя было лучшим способом отпугнуть их. Но большое пламя так же было лучшим способом привлечь внимание двуногих хищников, которые расположились в излучине реки, километрах в трех отсюда. Так что костерок мой горел в глубоко вырытой ямке, а рядом лежала собранная охапка сухой травы, кустарника и разного мусора, оставшегося от нашего стойбища, которую я собирался сжечь при приближении четырехлапых хищников. Если бы только у них еще хватило благородства, заранее прислать сообщение о своем приходе… Мохнатый тигр мог незаметно подкрасться даже к опытному воину, я же для них был чем-то вроде бифштекса на тарелке с уже воткнутой в него вилкой и политый кетчупом. Просто подходи и съедай!

Но ночь прошла спокойно, заснул я только под утро и продрых почти до полудня. А когда проснулся, опять начал думать, как дальше жить. Ничего не придумал и посмотрел, как там Лга’нхи. Сегодня я даже был рад, что спас его. Если он выживет, то будет на кого спихнуть ответственность за наше дальнейшее существование. Но пока Лга’нхи был по-прежнему без сознания. Правда, сейчас, при свете дня, он уже не смотрелся так жутко, как ночью. Видно, что кистень или дубина прошлись по голове вскользь, содрав с головы основательный кусок кожи и устроив неслабое сотрясение мозга. Но, во-первых, мозги для местных были не главное. Во-вторых, черепа у них были очень твердые. А в-третьих, их с младенчества тренировали оплеухами и подзатыльниками, так что к зрелому возрасту мозги покрывались сплошной мозолью, и удары дубины были им уже нипочем. Правда, при свете дня так же обнаружились и какие-то непонятки с его правой ногой. На ней был жуткого вида синяк, и она как-то нехорошо распухла и покраснела. Осторожно пощупал ее… Кажется, была сломана кость. Становилось понятно, как вырубили Лга’нхи. Сначала удар по бедру, а когда он согнулся на переставшей держать ноге, добавили по голове. Потом на него опрокинули чум, благодаря чему врагам и не достался его скальп. Это сильно ухудшало все дело… не в смысле, что врагам скальп не достался, а в том, что нога сломана. Ну да, как мог, вправил кость, вызвав скрежет зубов у лежащего без сознания приятеля, потом поставил лубки и плотно обмотал веревками… Если духи будут к нам благосклонны, мой старый приятель еще побегает по степи!

С Лга’нхи мы скорешились как раз тогда, когда меня хорошенько отделал шаман. Лга’нхи тогда тоже был основательно избит в драке со старшими товарищами, и мы проходили лечение вместе. А потом, как-то так получилось, что и работать стали вместе, и во время кормежки держались рядом, и вообще, вроде как сдружились. То, что Лга’нхи был сыном вождя, никаких особых преференций ему не давало. Тут вообще считалось, что лет с четырех-пяти, когда дети более-менее начинали ходить и мыслить, и до четырнадцати-пятнадцати дети должны существовать на положении рабов. А уж холить их да лелеять — такого в голову не пришло бы даже самой заботливой матери. Единственным приемлемым видом ласки тут считались колотушки и пинки. Иначе из ребенка вырастет не нормальный воин или подруга воина, а размазня какая-то. Вон, навроде Дебила.

Собственно, членами рода дети становились, когда вырастали достаточно большими, чтобы пройти испытания. Ничего особо сложного — у парней был обычный набор — бежать целый день, поднять на священный холм не менее священный камень, окоротить и запрячь в волокуши молодого бычка, убить тигра, ну и тому подобное. У девчонок — соткать полотно, разделать тушу, еще чего-то там… После этого их принимали в род, в смысле, тех, кто доживал. А до этого они считались чем-то вроде куколки или гусеницы у насекомых — лишь стадией развития, заготовкой для человека. И эту заготовку надо было всячески колотить, мять, гнуть и выпрямлять, чтобы получился человек.

По-своему, местные были очень заботливыми родителями. Просто зная, что жизнь у их детей будет тяжелая, приучали их к этой тяжести с самого детства. Потому-то сидящий без дела ребенок немедленно получал пинка и нагружался какой-нибудь работой. В процессе работы его учили всему, что должен знать взрослый. Вернее, даже не столько учили, сколько позволяли наблюдать за своей работой. Тут в длинные и пространные объяснения не верили. Или понял, или нет. Во втором случае ты абсолютно безнадежен, и возиться с тобой, только время терять.

Лишь, пожалуй, обучение воинским наукам шло отдельной строкой. Тут у них была целая особая жизнь. Так или иначе, но вся пацанва самостоятельно разбивалась на две-три шайки, и с каждой из этих шаек занималась особая группа воинов. Кажется, там было что-то вроде воинских братств, передающихся из поколения в поколение. Как я понял, и потом по жизни, члены одной малолетней шайки были заодно. А самая успешная шайка выдвигала вождя племени… Ну а в случае, если племя делилось, естественно, делилось оно по этим шайкам-братствам. Но все это было делом темным, обрамленным детскими наивными секретами и «тайными» знаками, не заметить которые мог только слепой.

Но в любом случае, меня в эту сторону жизни мужской половины племени не посвящали. Знаю только, что попадание в то или иное братство точно не было связано с родственными связями. Потому что Нра’тху обучал шайку, конкурирующую с шайкой его сына. Ну да про это уже поздно вспоминать — все наши мертвы.

А обучали молодняк весьма конкретно — гоняли, лупили, заставляли выслеживать добычу и друг дружку… Ну и попутно обучали делать оружие. Уже годам к восьми у каждого пацаненка был полный набор оружия, за исключением разве что ломов-мечей. Увы, но таких мечей на все племя было всего четыре штуки, их изготовляли где-то далеко на востоке, и к нам они попадали чаще всего в виде трофеев. Хотя, по слухам, такие мечи можно было выменять на ярмарке во время Большого Перемирия. Но менять бы пришлось на целое стадо овцебыков. А такие траты были под силу только очень удачливому роду, вовремя натолкнувшемуся на уж очень неудачливый род, в котором болезнь или еще какая-то напасть убила большую часть воинов. Перебив остатки этого рода, захватив его стадо, но сохранив достаточно воинов, чтобы не стать добычей соседей, польстившихся на внезапное богатство, можно было позволить себе приобрести новый волшебный меч. Но такая удача выпадала очень редко. И обычно только в легендах.

Зато вот остальное оружие каждый делал себе сам. Ибо пережечь ствол железного дерева на копье, насадить камень на древко или привязать к нему веревку особой трудности не представляло. У детишек это была вторая после драки любимая игра — изготовлять себе оружие. Я, кстати, тоже частенько принимал в ней участие. И смешно сказать, сначала думал, что смогу углядеть и подсказать местным что-то новое, но в результате учился сам. Технологии изготовления оружия тут были отработаны тысячелетиями практики, и в советах жителя абсолютно иной эпохи не нуждались. Ну да, зато хоть тут я быстро наверстал упущенное и стал не хуже других… детишек. Даже вскоре начал подсказывать совсем зеленой малышне под осторожно-одобряющими взглядами старших воинов. Тут я, кстати, вообще нашел свою нишу и понимание. Мелкота тянулась ко мне, похожему на взрослого внешне и такому по-детски глупому и бестолковому внутри. Готовому тратить свое время на рассказ удивительной сказки про мясной шарик, который и от зайца, и от суслика, и даже от тигра ушел… или про самодвижущиеся волокуши и птиц из железа. Хоть для малявок я был авторитетом и интересной личностью или мог на равных подраться с подростком — пусть малая, но компенсация за всеобщее презрение. Ну да ладно об этом.

Если в процессе привыкания к тяготам жизни дите слишком уж поломается, шаман брался за лечение. Но, как мне показалось, больше радуясь возможности поставить очередной эксперимент над живым организмом, чем излечению больного. Кормили детей объедками с общего стола, в смысле, тем, что останется после трапезы воинов, а затем их жен. Зато позволяли съедать все, что добудут сами. И если честно, вполне хватало. (Я тоже питался с детьми и обладал такими же правами.) Ну а в случае опасности, малявок пинками загоняли в безопасное место, предоставляя подросткам право помереть за Родину, но уже во вторую очередь, после отцов и старших братьев (не тех, что с копытами, а настоящих).

В общем, чего напраслину городить, о детях тут заботились. Просто по-своему — пинками и подзатыльниками, вместо сюсюканья и обнимашек. До совершеннолетия, увы, многие не доживали. Особенно много помирало в первые годы, пока были совсем мальцами. В первую очередь слабые здоровьем, во-вторую, невнимательные, попавшие в лапы тиграм, наступившие на змею или затоптанные «большими братьями». Но зато уж выжившие были вот как раз такие, как Лга’нхи. Здоровыми крепкими отморозками, готовыми выйти один на один против мохнатого тигра, захомутать и подчинить груду мяса и костей весом под тонну или выследить и подкрасться к стаду антилоп… кстати, весьма бдительных и осторожных животных.

Но что мне нравилось в Лга’нхи больше всего — он был отморозком с искрой разума в глазах. И это, как я надеялся, было прямой моей заслугой. Ведь время, что мы проводили вместе, я использовал для того, чтобы малость продвинуть своего приятеля в плане прогресса и цивилизации. Раз уж папаша его в этом отношении безнадежен, так, может, хоть сынишка сумеет оценить мои идеи и предложения? Потому-то я и вешал ему на уши лапшу из историй про большие города, чудесные диковинки, летающие машины, дома высотой до неба и прочая, прочая, прочая. Приятель слушал, не знаю, верил или нет, но, наверное, хоть что-то в его голове, да откладывалось. И можно было надеяться, что когда он войдет в силу и станет вождем, то не будет настолько косным приверженцем добрых старых традиций, как его папаша. А то, что такой здоровяк, как Лга’нхи, вождем станет, я не сомневался. Тем более что и лидером он был прирожденным, и к тому времени, как ему пришло время проходить испытания, уже был признанным вожаком одной из шаек молодняка.

Когда же Лга’нхи прошел испытание и стал настоящим воином… Упс. Кажется, он застонал!

Лга’нхи действительно начал издавать тихие стонущие звуки, а потом поднял веки. Взгляд был все еще мутным и бессмысленным, но это уже было что-то. На радостях я поменял ему повязку на голове, дал напиться воды и уложил обратно. Измученный всеми этими процедурами, он быстро вырубился. А я начал думать о том, что не помешало бы раздобыть какой-нибудь еды. Ибо мой двигатель деловой активности уже начал подавать первые сигналы.

Местные, кстати, ели два раза в день — утром и вечером. Местная диета обычно состояла из различных видов мяса, молока овцебыков, необычайно жирного, надо сказать, и всяких разновидностей молочных продуктов. Конечно, о качественном сыре или йогуртах приходилось только мечтать, но вот зато всякой простокваши и творога было предостаточно.

Но в первую очередь, конечно, — мясо! Верхом местной кулинарии был бутерброд из мяса с мясом. Буквально — насадить на палку кусок овцебычатины, поверх него кусок конины или оленины и полкролика сверху. Между кусками мяса сие творение проложить жгучими травками, обжечь на костре до появления первых угольков сверху и лопать, размазывая вытекающую из непрожаренной середины кровь по бороде и усам… Нямка!!!

Вот кстати — одним из немногих подарков судьбы было то, что местные любили мыться и с удовольствием это делали! Конечно, про мыло тут и слыхом не слыхивали. Но обмазаться илом или глиной после тяжелого трудового дня, а потом смыть все это в озере или реке, благо почти каждая наша стоянка была на берегу водоема, это каждый почитал немалым кайфом… Да и когда приходится охотиться, подкрадываясь к добыче, а не стреляя в нее с расстояния, то поневоле начнешь смывать с себя лишнюю вонь. Потому-то размазанная по бороде и усам кровь не откладывалась на них очередным культурным слоем, благоухая запахом падали. И слава богу! Как представлю, что попал бы к кому-то, вроде древних монголов, мывшихся два раза в жизни — после рождения и после смерти, — начинало подташнивать…

Кстати! — великолепная идея! Вода, а в ней рыба! Местные рыбу не ели. То ли табу у них какое-то было, то ли просто ловить не умели, то ли при таком наличии мяса и молока не считали нужным. Но о мясе в ближайшее время мечтать не приходилось, а про молоко, вообще, можно было смело забыть. Да и рыбная похлебка пойдет моему приятелю очень даже на пользу. Можно сказать, диетический продукт. А наловить ее… можно сделать удочку… хотя стоп, — нет крючка. Острога? Не из чего сделать… Ага! Я вспомнил, как читал про один вариант остроги, используемой на каких-то далеких островах. Они там делали что-то вроде метелки из расщепленного бамбука и этой штукой тыкали в проплывающую рыбу. Бамбука у меня, конечно, нет. Но вчера я видел свежие ветки железного дерева. Видно, кто-то делал себе копье, а ветки срезал и бросил… Осторожненько, чуть ли не ползком, я вернулся в бывшее стойбище, подобрал ветки, нашел подходящее древко, отвязал веревку от останков чума. Да! Я уже не тот неумеха, что попал сюда хрен знает скока лет назад, — через час у меня была острога, а через два — РЫБА! Здоровенная рыба полметра длины, внешне напоминающая сома. Я шлепнул ее прямо на мелководье, пришпилив к песчаному дну своей острогой. Это была победа! В слегка побитой чаше я вскипятил воду, покрошив туда куски рыбы, а остаток запек в золе. И впервые за долгие годы отведал рыбки. Больше того, впервые за долгие годы я отведал еды, не чувствуя себя нахлебником!

Потом накормил подстывшей ухой и кусочками рыбы вновь пришедшего в себя приятеля. Он ел, глядя перед собой мутным взором. Потом его стошнило, а потом он опять отрубился. Я перекатил его на волокуши и передвинулся на другое место подальше от блевотины. За то время, что я тут жил, как-то отвык проводить две ночи подряд на одном и том же месте.

Глава 2

— Мы должны догнать их, напасть и умереть в бою!

Ну, конечно, для моего приятеля проблем выбора не было никаких, и философских вопросов «Как жить дальше?» он себе не задавал. Сначала, правда, долго не мог врубиться в создавшееся положение. Мол — «как же это так? Все племя убито. А мы остались живы». Не усваивали доисторические мозги Лга’нхи подобного положения дел. А когда усвоили, сделали немедленный и вполне логический вывод — «Раз все умерли, надо немедля бежать и умереть вместе со всеми». Впрочем, неудивительно. Своей жизни вне племени он не представлял. Не жили тут люди поодиночке. Человек без рода — мертвее мертвого. Что-то вроде призрака или нежити. Страшно представить, что бы с ним было, если бы очнувшись, он не обнаружил бы рядом меня, — наверное, сразу бы спятил, осознав, что остался один-одинешенек. А я хоть и неполноценный, но все же родович. Так что вместе мы добежим до врага, сразимся с ними и вместе умрем! Ура, товарищи!!!

Вот только я героически умирать не собирался.

Мои мысли куда больше заботил тот самый восток, откуда приходят в степь эти бронзовые ломы-мечи, и не только. Когда я толком осознал глубину задницы, в которой очутился, начал присматриваться к окружающей меня действительности. И вскоре заметил то, что раньше-то как бы видел, но не замечал. А именно — браслеты, бусы и кулоны… Многие из которых были сделаны из меди и других металлов.

Местные металлургией, даже самой примитивной, не владели. А выковать такую хрень, как ломы-мечи или все эти бусики-браслетики, — это надо было уметь. И те, кто это умел, обладали куда большим уровнем цивилизованности. И если среди наших дикарей я оказался не востребован, то, может, хоть там пригожусь и достигну более высокого положения, чем водонос или говносборщик?

Но раньше я мог только мечтать о таинственном «цивилизованном» востоке. Уговорить Нра’тху или шамана на то, чтобы племя пошло в том направлении, было несусветной фантастикой. Конечно, я мог убежать и попробовать дойти туда самостоятельно… Удерживать бы меня никто не стал. Вот только даже думать о том, что я смогу пересечь степь в одиночку, было наивным самообманом. Я еще с содроганием вспоминал те четыре дня одиночества… И содрогался каждый раз, когда воины притаскивали очередную тушу мертвого мохнатого тигра.

Но сейчас путь на восток мне открылся. Вот только билетом туда был Лга’нхи, без него мне не то что на восток — до вон тех холмов, что торчат на линии горизонта, было не добраться. Да и в конце-то концов. Хоть после того, как став воином, он почти перестал меня замечать, но все-таки мы с ним были приятели. И отпускать его на верную смерть мне не хотелось. Все-таки единственный на всем этом белом свете соплеменник и почти родня, который не станет убивать меня при встрече, исходя из принципа — «Потому что так надо». Только вот переубедить этого дуболома не лезть в драку…

— Лга’нхи, — строго сказал я ему. — Ты торопишься. А это не пристало воину.

Мягко говоря, мне совсем не по рангу было указывать прошедшему все испытания воину, что ему пристало, а что не пристало делать. За такое можно было и по роже схлопотать. Но Лга’нхи еще толком не оклемался после сотрясения, был вялым, частенько блевал, у него тряслись руки, а передвигаться он мог, только прыгая на одной ноге, опираясь на сделанный мной костыль. Я его кормил, поил и оберегал от зверей… Так что, по всем меркам, сейчас дебилом был он.

У местных, кстати, старые заслуги в счет не шли. Если воин получал травму, навечно делающую его калекой, он предпочитал уходить из племени и умирать где-то в одиночку, чем получать помощь от соплеменников. Они, конечно бы, ее оказали. Но статус был бы… — ну вот как у меня. Местные не были злыми или жестокими людьми (в смысле со своими не были). Просто жизнь в постоянном движении накладывает свой отпечаток. Не можешь ходить, значит, кто-то должен тебя тащить… а таких просто нет. Все заняты своими делами… или точнее сказать — каждый на своем боевом посту. И снимать его с поста — делать брешь в обороне, а это может стоить жизни всему племени. Да и лишних кусков как-то тут не водилось. Свой кусок мяса и чашу молока местные привыкли отрабатывать с того момента, как начинали ходить. Так что, если не можешь держать копье или махать дубиной, отбиваясь от зверья и конкурентов, таскай воду и подбирай говно на растопку… отрабатывай свои объедки.

Видно, потому Лга’нхи, стоило мне на него рявкнуть, быстренько примолк. Сейчас главным был я, и он это признавал.

— Ты сейчас слишком слаб, — строго сказал я ему. — Ты не сможешь ни догнать врагов, ни достойно сразиться с ними. Или ты хочешь, чтобы враги смеялись над нашим родом и называли нас слабаками?

Аргумент подействовал, и Лга’нхи задумался. Задумался и я. Подобная отмазка сгодится на ближайшие неделю-две. А затем этот отморозок окрепнет и снова бросится в бой. И тут уж моего комариных размеров авторитета не хватит, чтобы удержать его от идиотского самоубийства. Нужен был авторитет побольше… Хм…

— Лга’нхи, — начал я, пытаясь говорить нараспев, подражая шаману. — Я открою тебе тайну! Это великая тайна, и ты должен внимательно слушать и запоминать то, что я скажу тебе! Ты помнишь, как я появился в нашем Роду? (Ага, помнит он, — ему тогда было лет девять-десять.) Не помнишь? А слышал ли ты, почему мудрый Нра’тху, твой отец, принял меня, слабого чужака, в свой род? (Даже я толком этой байки не слышал. Местные наркоши Нра’тху и шаман обсуждали ее между собой. А к тому времени, когда я выучил язык и сумел расспросить об этом вождя, подгадав, когда у него будет хорошее настроение, прошло уже почти полгода, и он сам успел основательно подзабыть это свое наркотическое видение.) Так вот, слушай внимательно и запоминай. Накануне твоему отцу приснился сон… У больших братьев родился белый теленок, маленький и слабый. Но когда степной пожар окружил стадо со всех сторон, маленький белый теленок встал впереди взрослых быков и вывел все стадо в безопасное место! Ты понимаешь, что это значит?

Хренушки он чего понимал. Я и сам еще толком не знал, куда веду разговор, и просто импровизировал. Ну что я за дебил такой? Ведь мог бы заранее придумать байку, а не сочинять ее на ходу.

— Твой мудрый отец догадался, что означает этот сон. Слабый теленок — это я. И мне суждено отвести от нашего племени большую опасность. (Чего-то я не туда. Сейчас спросит, почему я не предупредил про врагов, и пристукнет меня.) Еще тогда, когда шаман велел вести стадо к священному месту, я чувствовал, что это неправильно. Но меня никто не стал слушать! (Ой как стыдно врать такому лопуху, как этот! Ведь всему же верит наивный.) Когда все бросились в бой, я остался на месте… потому что… (Почему кстати?)… Потому что мне было видение от духов!!! Вот! Духи сказали мне, что я должен остаться на месте, а потом найти единственного выжившего воина из нашего рода и сопровождать его в далеком пути на Восток, хоть до самого края земли… Там воин найдет волшебный меч, которым и отомстит нашим врагам… (Хм, — подумал я. — Этого, пожалуй, маловато. Этот балбес дорвется до первого же оказавшегося в его поле зрения меча и побежит назад героически умирать.) …Но если он пойдет дальше и найдет… (мой взгляд упал на висевший на шее Лга’нхи мобильник, который я ему подарил давным-давно.) …найдет волшебный оберег, то с его помощью он сможет вернуть к жизни наше племя!!! (Хорошо, что разговор протекал у ночного костерка, и Лга’нхи не мог видеть, как пылают от стыда мои уши. Ведь бедолага верил каждому моему слову! Мало того, что не приучен к вранью, так еще и находится сейчас в полностью потерянном состоянии. Он, впервые в жизни оставшись один, готов поверить чему угодно и схватиться за любую соломинку… Какой же я все-таки гад! Но альтернативой вранью будет его и моя бесполезная смерть. Так что моя чудовищная ложь, несомненно, была во спасение.)

Скажу честно, за последние годы я впервые врал… так откровенно. Местные вообще врать не умели. (Рассказы о собственных подвигах не в счет. Они и сами верили в то, что говорили.) Особой надобности не было. Практически вся их жизнь протекала на глазах друг у друга, и возможность что-то исказить или скрыть отсутствовала. В личной собственности у каждого были только оружие и украшения-обереги, ну и еще одежда, которая отчасти тоже была оберегом… А все остальное — скот, добытая на охоте еда, волокуши, чумы, — все это принадлежало племени, так что выманивать что-то мошенническим путем было без надобности. Адюльтеров тоже, по крайней мере при мне, не было… — все, опять же, были на виду друг у друга, так что возможности закрутить с чужой женой не представлялось. А даже если бы кому настолько приспичило бы увести чужую жену, — достаточно вызвать ее мужа на поединок и убить. А на слабака, побоявшегося это сделать, местная красотка даже и не посмотрела бы. В общем, никакого смысла врать у местных не было!

Потому-то бедолага Лга’нхи и был так беззащитен перед моим, мало того что чудовищным, так еще и безнадежно нелепым враньем. В моем мире этому не поверил бы даже шестилетний мальчишка. А эта семнадцати-восемнадцатилетняя дылда, способная одним ударом кулака отправить такого, как я, в могилу, слопал состряпанную мной погань с радостью и восторгом.

А еще я сдуру подбросил в костер стопку кизяка, и он ярко вспыхнул, озарив лицо моего наивного приятеля… И я чуть не взвыл, кляня себя самыми погаными словами. В его глазах огнем сияли восторг, вера в чудо и стальная решимость дойти хоть до края света, но найти эти несуществующие волшебные мечи и амулеты. И, естественно, он потащит туда и меня… Да я и сам потащусь за ним, потому что бросить товарища одного в том пекле, куда я сам его затолкал, мне подлости не хватит. Так что спокойной жизни в качестве технического консультанта при дворе местного босса-короля-раджи мне явно не светило.

На следующий день после моего гнусного вранья, едва проснувшись, Лга’нхи уже собрался отправиться в наш дурацкий квест. Мне пришлось долго уговаривать и убеждать торопыгу, что сначала ему надо поправиться, залечить раны и собраться с силами. А я, мол, тем временем сделаю нам оружие…

Сделал пару копий, обычной длины ему и покороче, больше подходящее для метания, для себя. Нашел «правильный» камень, правда, без дырки, и сделал кастет, обвязав камень веревкой. Это для Лга’нхи, — сам я этими штуками толком пользоваться так и не научился. Ну да у меня была гибкая дубинка. А еще я сделал лук. Естественно, себе. Благо древесина железного дерева была просто самой природой создана для таких поделок. И под презрительными взглядами Лга’нхи начал учиться им пользоваться. Не скажу, чтобы научился… Но к тому времени, как мой приятель смог наступать на больную ногу, выпустив десяток стрел, хоть одной из них я поражал мишень, стоящую от меня в паре десятков шагов. По сравнению с первыми опытами это уже был немалый прогресс.

Питались мы все это время рыбой, хотя Лга’нхи и кривился при виде ее, будто бы я ему живых червей есть предлагал… Еще я охотился, ну, по крайней мере, ходил на охоту. Только вот возвращался с добычей не часто. Часть добычи (в основном рыбу) коптил в дыму костра, без соли конечно, все запасы соли утащили враги. Насколько долго продержится сия консерва, я не знал. Но выходить в дальний путь без запаса еды мне казалось такой же глупостью, как моему приятелю идея заготавливать еду впрок и таскать ее с собой. Но как обычно бывало в данном месте — в споре победил тот, кто ходил на двух ногах и добывал пищу… Впрочем, Лга’нхи рыбу настоящей пищей не считал и к моей коптильно-заготовительной придури относился с философским спокойствием — коли хочет Дебил играть в эти игры, пускай играет. Воину спорить с дураком не пристало… Если бы еще из-за моего хомячества нам не приходилось жить почти впроголодь… но от голода мы не умирали, и ладно.

Травка ли шамана, которую я регулярно прикладывал на раны приятеля, помогла, или его бычье здоровье, но на поправку он шел довольно быстро. На голове, правда, остался жуткий шрам, пересекающий плешь почти по всей левой половине черепа. А наступать сломанной ногой он мог, только опираясь на копье. И уже недели через три удержать его на месте стало невозможно. Мы тронулись в путь… Он ковылял, используя копье как костыль, а я почти без труда поспевал за ним на своих здоровых ногах.

Путешествие наше проходило удивительно спокойно. Большинство родов откочевало к югу, а за ними ушла и основная масса хищников. Да еще мы, чтобы не нарываться на неприятности, выбрали пути, проходящие стороной от основных маршрутов кочевий. Иногда этот «обходной» путь оказывался даже прямей проторенного, поскольку обычно кочевники шли там, где могло пройти четвероногое стадо. Мы же двигаясь по крутым холмам, болотцам и перелескам, старательно избегая нежелательных встреч с другими племенами. Раз пять-шесть мой приятель заставлял меня залечь в траву и лежать не двигаясь, утверждая, что в отдалении проходит чужое племя. Сам я ничего подозрительного не замечал… Ну да ведь это я! Впрочем, частенько после этих «залежек» мы пересекали свежий след прошедшего стада. Так что сомневаться в способностях своего спутника у меня не было никаких оснований.

Четвероногие враги нас тоже почти не беспокоили. Только разок из зарослей кустарника на нас прыгнула парочка тигров. Но видно, что это были еще молодые, не старше двух лет самцы, только-только изгнанные из прайда. Опыта охоты на людей у них явно не было, так что они поперли на нас напролом, будто мы газели какие-то и сейчас побежим от них сломя голову. В результате одного мой приятель с ходу поймал на копье, а второго (не без гордости могу сказать) прикончил я сам!

Хотя… Говоря правду, и сам не понял, как это сделал. Когда лежащая передо мной трава вдруг задвигалась и, превратившись в комок шерсти, с бешеной скоростью понеслась на меня, я швырнул в ее направлении свой дротик. Не метнул. А именно швырнул с перепугу. Будь у меня в руках лук или тапочек — швырнул бы и то и другое. Но то ли поспособствовало то, что в последние дни я немало тренировался в метании дротика (под презрительными взглядами Лга’нхи). А скорее всего, какой-то бог, назначенный в этот день приглядывать за дураками и убогими, был на моей стороне… но дротик, чиркнув тигра по волосатому боку, вошел куда-то между задней ногой и пахом, и следующим движением тигр сам загнал его настолько глубоко, что животное занесло и развернуло. Тут уж подоспел я и начал, испуганно подвывая, наносить беспорядочные удары по бьющемуся полосатому ужасу… Не уверен, что удары помогли. Скорее тигр просто изошел кровью. Но в конечном итоге я с гордостью приписал себе заслуженную (а кто скажет что нет?) победу. И в результате наконец-то обзавелся тем, о чем мечтал всю жизнь, — ожерельем из зубов и когтей тигра! Еще там, в Москве, в далеком детстве, читая «Борьбу за огонь», увидел картинку дикаря с таким вот крутейшим ожерельем и реально впечатлился. В смысле, не столько от ожерелья, сколько от книжки. Несколько месяцев только в первобытного дикаря и играл… Воображал себя крутым и опасным мужиком, выходящим с дубиной на пещерного медведя и рассекающего по первобытной степи в ожерелье из клыков и когтей больших и опасных кошек… И вот сбылась мечта идиота. Я дикарь, а передо мной убитая мной кошка… Конечно, поменьше пещерного льва или даже нашего тигра, но все равно круто!

В принципе, мохнатые тигры — тиграми не были, хотя и были вполне себе мохнатыми. Я их так называл благодаря похожему полосатому окрасу. Только полосы были черно-серые, как у запылившейся зебры. Размером эти тигры были, наверное, с леопарда, только более массивные, и имели густую шерсть. Когда тигр нападал или дрался, эта шерсть поднималась дыбом, и он превращался в этакий мохнатый шарик с торчащими из него саблезубыми клыками и мощными когтистыми лапами. Обычно этой нечисти в степи было полно. Иной раз наши воины каждый день приходили, хвастаясь очередной победой над тиграми… А подчас мы находили туши овцебыков, а то и кого-то из своих соплеменников, обгрызенных характерными саблезубыми клыками. И я представлял, как сейчас, где-то там в степи, тигр хвастается своей победой… Тигры, в представлении местных, были чем-то вроде хорошо проверенных и надежных врагов. Почти вся мифология местных крутилась вокруг овцебыков и тигров… А местный парень не мог даже претендовать на звание воина, пока не убьет первого тигра и не обзаведется ожерельем из его когтей и клыков… Так что торопящийся спасать мир (конечно, исключительно свой маленький мир), Лга’нхи вполне с пониманием отнесся к моей идее задержаться тут на пару дней, пока я не выдолблю из челюстей здоровенные клыки, не вырежу когти и, обвязав их изящно шнурком, не сделаю себе атрибут, достойный воина… Малость гундел, правда, что убил я его не совсем по правилам. И что по-настоящему-то старшие воины никогда не позволили бы мне надеть знак воинского отличия… И ему бы как последнему оставшемуся воину тоже надо бы… Я с ним спорил, возражая, что важен не процесс, а сам результат. Я, может, и не гений логики и прочих рассуждений и адвокатских уловок. Но запутать и переговорить дикаря особых проблем не было. Вот убедить — это было сложнее. Опутанный и убежденный, но понимающий, что все не так и не правильно, Лга’нхи злился и орал. Но теперь я его криков и злости больше не боялся! И не потому, что обзавелся таким крутым знаком отличия…

Лга’нхи быстро шел на поправку, не прошло и трех недель, как он забыл, что такое опираться на копье, и все время пытался двигаться в обычном для себя темпе. Я, конечно, уже давно не был тем задохликом, что попал сюда семь-восемь лет назад. Когда вокруг тебя все бегают, то и сам как-то поневоле привыкаешь двигаться в их темпе. Да и отсутствие мягких диванов, телевизора и компа, а также присутствие множества «тренеров», всегда готовых пнуть тебя по заднице, если заметят сидящим без дела, существенно укрепили как мои мышцы, так и дыхалку. Теперь я, по моим старым московским меркам, был изрядным атлетом и вообще — крутым парнем. Теперь я без особых проблем пробегал марафон прежде, чем у меня начнет колоть в боку из-за поломанных ребер. Мог тащить немаленьких размеров бурдюк с водой на длительное расстояние. Да и по части реакции, после драк с местными детишками и охоты за кроликами, мог дать немалую фору «московским спортсмэнам». А отдышавшись после марафона и сбросив бурдюк с плечей, я был готов работать, работать и работать (попробовал бы не быть!). Но несмотря на все это, увы, с Лга’нхи в беге мне было все равно не сравниться. Местные были прирожденные бегуны. Кочевники, не знающие, что такое седло… Естественный отбор превратил их в высоких, длинноногих, поджарых и очень выносливых бегунов. Я рядом с ними казался себе беспородным осликом, рядом с призовыми скакунами… Так что угнаться за Лга’нхи мне не светило. Первое время, едва набравшись сил и вновь передвинувшись (в своем понимании) на первые строчки рейтинга в нашем небогатом хит-параде соплеменников, он по старой привычке начал подгонять меня пинками и оплеухами. Я ведь, в его представлении, снова стал неполноценным дебилом, которого он, воин, просто обязан вразумлять и наставлять на путь истинный. Но тут уж я устроил скандал, сел на землю и пообещал, что не тронусь с места, если он не прекратит раз и навсегда это свое воспитательное воздействие. А без меня, мол, ему меч с амулетом не найти никогда, поскольку духи говорят только со мной! Лга’нхи был искренне шокирован моим поведением. Мои нахальные требования противоречили интересам общества, заветам пращуров и правильному фен-шую. Я ведь не только задерживаю возрождение племени своим медленным бегом, да еще и не позволяю ему исполнять обязанности старшего по отношению к младшему — подгонять и вразумлять. А ведь он это делает исключительно ради моего блага и блага всех хороших людей на свете. (В его представлении, всеми хорошими людьми на всем белом свете оставались только мы двое. Остальные были врагами. И об этом мне с ним еще предстояло поговорить.) Но я уперся и, беззастенчиво напирая на авторитет духов, запретил ему меня пинать, толкать, лупить, отвешивать оплеухи, зуботычины и подзатыльники. Видно, авторитет духов помог, и он нехотя, с сомнением, согласился на такой оригинальный и неестественный способ общения… Раздухарившись, я было попытался еще и «Дебила» отменить… Начал требовать, чтобы он звал меня «Петр»… Увы, «Петр», в его понимании, был бессмысленный набор звуков. А ведь даже животным дают имена со смыслом… Он просто тупо не мог запомнить этого «Петра», в его памяти каждое имя должно было ассоциироваться с каким-то образом. Когда я это понял, то сдуру, запутавшись в лингвистических дебрях, предложил ему звать меня «Камнем», что есть буквальный перевод «Петр» с греческого. Лга’нхи долго катался по траве и ржал. Я стоял и грустно смотрел на него, проклиная себя за то, что так опростоволосился. Обзывалка «камень» у местных была куда обиднее, чем «Мунаун’дак», сиречь — Дебил. Так что он, в смысле «Дебил», так и остался, лишь иногда, под хорошее настроение, Лга’нхи, демонстрируя свое непревзойденное в первобытных масштабах чувство юмора, звал меня камнем и, захлебываясь смехом, объяснял мне же, что это я сам так попросил себя называть. Эта шутка ему никогда не надоедала. Хорошо хоть шутил он не так уж часто.

Так мы и двигались. Слишком медленно по представлению моего спутника и слишком быстро по моим понятиям. Ну очень даже слишком! За день мы продвигались на восток в среднем километров по тридцать-сорок… В смысле, если считать пройденное расстояние по карте. А включая все извивы, повороты и обходы, то, может, и за сорок-пятьдесят переваливало. Хорошо хоть у моего спутника в башку словно бы компас был встроен; он никогда не терял направления, благодаря чему мы не ходили кругами, а точно двигались строго на восток… Лично я выматывался жутко. Мой спутник куда меньше. По крайней мере, забота о пропитании снова легла на его плечи. Оленинкой он баловал меня не часто, лопали мы в основном сурков да кроликов, наивно пытавшихся укрыться в высокой траве от орлиных глаз Лга’нхи. (Кстати, это имя и означало орла.) Этих он колол на бегу, не останавливаясь и даже не замедляясь… Бежит-бежит… тыц копьем куда-то в сторону. А на конце уже трепыхается визжащий и истекающий кровью комок мяса. Так за день мог с десяток тушек раздобыть. Потому лопали мы вволю. Правда, сам Лга’нхи едой это не считал, а так — закуской. Но особо не жаловался… Правда, постоянно ныл, что хочет молока. Тут я его понимал. Половина диеты племени состояла из молока и молочных продуктов. Я и сам сильно привык тут постоянно потреблять молоко, и даже мне его отсутствие казалось непривычным. Так что говорить про Лга’нхи? Но молока, простокваши или творога не было, и пообещать, что будет в ближайшее время, я не мог. (Тоже мне лишение. Знал бы он, какие ломки у меня были в первое время после «попадания» по чаю, кофе и пиву.)

Наконец настал момент, когда я вымотался окончательно, колотьба в боку стала уже нормой жизни, а ноги сводило вечными судорогами. Окончательно вымотавшись, я снова намертво приклеил свою задницу к земле, гордо заявив, что с места не сдвинусь ближайшие три дня. Тем более что с начала нашего путешествия мы, по моим расчетам, отмахали уже, наверное, под две тыщи километров. Степь сильно изменилась, стала какой-то более плоской и сухой. Но самое главное — вдали я увидел сначала тонкую полоску на горизонте, которая, по мере приближения, начала расти вверх и превратилась в горы.

Наше племя никогда так далеко на восток не забиралось. Можно сказать, что последнее разбитое стойбище находилось у самых восточных границ ареала нашего обитания. Соответственно Лга’нхи никогда не видел гор и даже не представлял себе, что это такое. А после моих попыток объяснить, решил, что это и есть обещанный край земли, и воспрял духом.

Увы. Я его энтузиазма не разделял. Хотя, конечно, было приятно покинуть опостылевшую за эти годы степь, но в горах меня ждал какой-то новый поворот судьбы, а все новое пугало. Потому, несмотря на нетерпеливое ворчание-бурчание приятеля, я твердо решил остаться на месте, хорошенько отдохнуть, оглядеться и подумать.

Лично я в горах никогда не был. Видел их только по телевизору или в кино. И в девяносто процентов этих «видений» — горы были прибежищем бандитов и террористов (увы, вот в такое время я жил). Они там где-то прятались в какой-то «зеленке», и потому их никто не мог найти. Вывод — соваться в горы, не зная дороги, глупо! Небось там годами можно бродить по лабиринту разных вершин и хребтов и не найти людей. А найдя — круто нарваться на проблемы. А я ведь сюда заявился именно за этим. Найти людей, более цивилизованных, чем «мое» бывшее племя.

Элементарная логика подсказывала, что я на верном пути. Горы, руда, выплавка железа и других металлов, ломы-мечи-бусики-браслеты, которые привозили откуда-то с востока… Все это увязывалось у меня в единую ассоциативную цепочку и порождало уверенность, что тут я найду то, что мне надо… Только вот как искать? Просто сунуться в горы, не зная дороги, и блуждать наобум, крича: «Люди! Люди!!» Это было глупо… Хм… Не зная дороги… Дорога… Ну, конечно же, дорога! Если я что-то понимаю в жизни, то у горных железкоделов должна была быть налажена меновая торговля со степными племенами. Иначе откуда в степи берутся мечи, браслеты, бусы и прочее. В обмен на них они, наверное, берут у «подгорных» племен мясо, шкуры, шерсть или сразу ткани… может, даже сыр покупают. Значит, где-то должна существовать дорога из гор в степь. Так что мы дойдем до гор и повернем… ну, допустим, налево. И будем идти, пока не упремся в какую-нибудь дорогу или тропу. А по ней уже двинем в горы…

Одна только проблема — как только в нас узнают чужаков, то при менее продвинутой цивилизации с ходу убьют, а при более развитой в гуманистическом плане культуре обратят в рабство и сгноят на шахтах. А еще, уверен, — мой дружок-дуболом не станет дожидаться, пока чужаки решат, как с нами поступить, и первый бросится в бой… И тогда нас уже точно убьют. Так что пора уже поговорить с ним о дружбе народов. Главное, не перебрать с этим. А то еще воспитаю из искреннего и душевного отморозка подленького толераста. Бр-р-р… Вот же чушь в голову полезла. Видно, и впрямь цивилизация уже где-то близко.

— Лга’нхи, — обратился я к нему, когда мы сидели у вечернего костра, обжаривая тушки сурков. — Что ты думаешь о людях?

— Все люди мертвы! — с грустью ответил мне он.

— Нет, я имею в виду не людей нашего племени, а… Ну вот во время Большого Перемирия, ты же был на ярмарках, встречал там других людей…

— Ну да… Это ведь Большое Перемирие, — охотно согласился со мной Лга’нхи. — Драться нельзя, ссор затевать нельзя. Иначе духи обидятся!

— А вот представь себе, приходим мы куда-нибудь в горы и видим… э-э-э… стойбище горных людей… что ты будешь делать?

Он подумал, тщательно морща лоб, и вручную, путем почесывания затылка, разогнал активность мозга, после чего вывел резюме:

— Нет… Глупость ты сказал, Дебил. В горах, ты сам рассказывал, пастбищ нету, скот пасти нельзя. Откуда там стойбищу людей взяться?

— Ну, может, они что-то там другое делают… Это неважно. Главное скажи, полезешь ли ты с ними в драку?

— А что можно делать другое? — искренне удивился этот дуболом. — Чего же они едят?

— Они делают мечи! — злобно буркнул я, отметив, что он даже не соблаговолил ответить на главный вопрос. — Знаешь, что на один меч можно выменять целое стадо?

— Ну… — скорчило умную рожу это большое дитятко. — Зачем стадо, если его кормить нечем? Да и такого, чтобы целое стадо за меч… это редко когда бывает. Ведь победить другое племя изахватить его стадо — такое случается не часто. А своих больших братьев отдавать — помрешь с голоду.

— Да не о том речь!!! — взвыл я. — Может, они их в лизинг сдают или в кредит… — Я сам обалдел от того, что ляпнул, и поспешил перевести на более доступный нам обоим. — Может, за каждый меч степняки им много-много лет, ежегодно по две руки коров отдают… Может, шерстью или тканями оплачивают, может… Я, собственно, хочу тебе сказать, что…

— Да не-е… — перебил он меня. — Это что же получается — отдал меч, а потом жди, что тебе будут каждый год по две руки коров приводить? А если засуха или болезнь? Если стадо не пройдет из-за наводнений, если его тигры сожрут… А меч получается уже отдали? На такое никто не согласится! — твердо заключил этот доисторический финансовый аналитик.

— Согласятся, и еще как… — Я набрал побольше воздуха в легкие, чтобы расколоть эту непробиваемую черепушку своими вескими доводами и наполнить пустоту сей головы хоть какими-нибудь знаниями по элементарной экономике… Но вовремя опомнился. Спорить с этой дубиной не имело смысла. Мне надо было всего лишь уговорить его не бросаться на первого встречного со смертоубийственными намерениями, а не о Карле Марксе с Адамом Смитом ученые беседы вести. — Лга’нхи, — начал я. — Ты ведь знаешь, что нас осталось только двое… И если мы будем драться со всеми встречными, мы погибнем и никогда не найдем волшебные меч и амулет, и не сможем возродить племя!

— Да, — грустно подтвердил он. — Не сможем…

— Потому ты не должен нападать на них первым!

— Прятаться, как кролик в траве? — презрительно уточнил он. И демонстративно показал мне наколотую на палку тушку кролика, которую запекал в углях себе на ужин. — Кроликам это не помогает! Лучше честный бой и смерть, чем жить, как кролик!

Ну да. Своих мозгов не хватает, так что в ход пошли зазубренные с младенчества лозунги. Щас он мне еще былину про своего прапрапрадедушку исполнит… Вон уже и глазки глубокомысленно закатывать начал, и воздуху в легкие набрал…

— Нет, Лга’нхи… Мы не будем прятаться, как кролики в траве… если к этому нас не принудят обстоятельства. Но и драться мы первые не станем. Мы будем разговаривать с другими людьми… Как будто сейчас Большое Перемирие…

— Глупость! — отрезал всезнающий дурень. — Большое Перемирие уже прошло, и новое наступит, только когда листья на деревьях станут желтыми, и продлится до тех пор, пока они не опадут. А когда встречаешь чужака, ты должен биться с ним, иначе он убьет тебя! Так было всегда!

Ну да… Симбиоз людей и овцебыков оказался весьма успешным. Первые обеспечивали вторым защиту в обмен на много сытной еды и кизяк для костров… Тиграм и гиенам перепадало меньше положенной добычи, выживало больше слабых телят, а голод и холод забирали меньше жертв среди людей. Когда количество людей и овцебыков в стаде набирало критическую массу, оно делилось (что характерно, инициаторами этого деления были овцебыки, точно знающие правильное количество особей в одном стаде, и самостоятельно изгоняя лишний молодняк, вслед за которым уходила и часть людей). Количество племен разрасталось, и регулировалось это разрастание лишь постоянной войной людей друг с другом. Иначе даже бескрайняя степь стала бы слишком тесной для всей этой биомассы. Война тут велась исключительно ради Чести и Славы (как они считали), потому велась довольно благородными методами… В смысле — подкрасться к спящему врагу в темноте допускалось, вырезать женщин и детей тоже, а вот убить его с расстояния — уже нет. Дух и сила убитого воина тогда упорхнут в сторону, а не перейдут в загашник победителя, сделав его еще сильнее. Были еще десятки ограничений и условностей, про которые я толком не знал. Я ведь не воин, мне это без разницы.

— Так было не всегда! — оборвал я впавшего в раж Лга’нхи. — Когда твое племя встретило меня, мы не стали убивать друг друга…

Не самый удачный пример… И выразительный взгляд Лга’нхи мне это ярко продемонстрировал. Мол, «Не тот ты человек, чтобы с тобой драться… И не ту жизнь ты вел в племени, чтобы ей завидовать».

— Но в этом-то и был великий знак Духов твоему отцу! — продолжил заливать я. — Не всегда надо поступать так, как делали деды… Иногда стоит сменить путь… Потому-то они и выбрали тебе в спутники меня, а не другого великого воина. Я умею договариваться с другими…

— Не хочу я договариваться! — злобно буркнул Лга’нхи, глядя на меня глазами ребенка, которому твердят, что сначала он должен слопать ненавистную манную кашу. А потом уже ему обломится пирожное. — Воин должен биться за свое племя!

— А мы и будем биться, — с готовностью подхватил я. — Просто по-другому… Обычно ведь воин защищает свое стадо и племя… За это он и бьется. Но у нас нету ни стада, ни племени… Нам нечего защищать. Чтобы защитить свое племя, нам надо дойти и найти… Потому и чужого стада нам тоже не надо. Оно будет только обременять нас на нашем пути… Мы бьемся за нечто другое… и действовать мы должны по-другому!

— И как? — Степь была недостаточно широка, чтобы вместить весь скептицизм, плещущийся в глазах Лга’нхи. Для него единственным возможным вариантом общения с чужаками был удар копьем или дубиной.

— Мы будем ходить между ними, словно мы из одного племени. Мы будем говорить. Задавать вопросы и отвечать. Так мы сможем узнать про волшебный меч и амулет. А как ты их еще собирался искать?

Тут он задумался. Как же ему искать эти волшебные вещи? Ответа явно не придумал.

— Я думал, — неуверенно сказал он, — что нам это духи подскажут… Ну в смысле. Ты же разговариваешь с ними?

— Разговариваю! — без тени сомнения подтвердил я. — И духи говорят мне, что так будет правильно. Слушайся меня… и духов. И мы отыщем то, что нужно. А пока обещай мне, что никогда не станешь нападать первым… на незнакомых людей, — вовремя уточнил я, а то ведь, пообещав, эта дубинушка станет беззащитной, держа слово до последнего. — Дерись только с теми, про кого точно знаешь, что они враги, с теми, кто нападает на тебя, или с теми, про кого я скажу «Можно». Договорились?

— Ладно, — согласился он. И с ходу озадачил меня вопросом: — А что делать с теми, кто идет сюда? Они странные…

Такого Лга’нхи никогда не видел… Я тоже. Ни по телевизору, ни в кино. Большой, человек в сто отряд верхом на чем-то вроде верблюдов. А за ними еще под две сотни пешком. Идущие строем. С вершины холма, на котором мы залегли, было плохо видно. Но я точно заметил искорки металла, отражающие закатывающееся солнце. И плюньте мне в рожу, если у них там были не щиты с металлическими умбонами. И их копья. Уверен, что у них наконечники из металла. А одеты они были… эх, мне бы глаза Лга’нхи… Но одеты они вроде были в какие-то кожаные доспехи, на которые были нашиты металлические бляхи… Нет, это еще далеко не рыцари, но уже и не троглодиты с каменными топорами и дубинками. Однако по-любому — соваться навстречу этим ребятам не стоило. Так что это большая удача, что мы сегодня никуда не пошли. Окажись мы сейчас там, на гладкой равнине, — спрятаться от них было бы куда сложнее.

— Ты когда-нибудь слышал про таких людей? — спросил я у своего попутчика, хотя и так знал ответ на этот вопрос.

— Нет… Это не люди, это демоны… У них четыре ноги и две головы, — последовал логичный ответ.

— Это обычные люди, — успокоил я Лга’нхи, который хоть и изображал полную невозмутимость, но явно был серьезно напуган. По крайней мере — я точно был. — Просто они сидят на других животных. Вот как если бы ты сел на большого брата… Тому, кто глядит со стороны, тоже бы показалось, что у тебя четыре ноги и две головы.

— Большие братья не дают на себя садиться, — уверенно возразил мне Лга’нхи, который еще в далеком детстве усвоил эту истину, отнюдь не на теоретических занятиях.

— А эти позволяют, — спокойно уточнил я. — Видишь, за этими «демонами» идут простые люди с двумя ногами и одной головой, они точно такие же, как и те, что едут на этих вот… верблюдах.

— На ком? — уточнил Лга’нхи.

— Да просто эти животные похожи на тех, что есть в моих краях, и зовут их верблюдами.

— Эти люди — твои родичи?

— Нет. Говорю же тебе — просто животные похожи.

— А в каких краях ты жил?

— Я тебе про это тысячи раз рассказывал. Но, видно, ты не слушал… Хватит болтать про разную чушь. Ты слышал про таких людей раньше?

— Нет. Старики ничего такого не рассказывали… И в сказаниях я о таких ничего не помню. Ты пойдешь с ними разговаривать? — уточнил он, невинно подняв на меня глазки… Если бы я не знал, насколько непробиваема эта дубина, решил бы, что он ехидничает.

— Я тоже не помню, — коротко ответил я. Мы, несомненно, с ними поговорим. Но не сейчас… Духи говорят мне, что сейчас этого делать не нужно.

— Почему? — Опять та же ехидно-невинная физиономия. Начинаю подозревать, что этого он у меня набрался, говнюк малолетний.

— Потому что эти ребята сейчас в боевом походе. Так духи говорят. А когда кто-то собрался биться с врагами, не следует путаться у него под ногами. Однако не мешало бы проследить за ними… Мы, пожалуй, пойдем… Хотя нет! Мы пробудем на этом холме ровно три дня, как это с самого начала и говорили духи. (Не получается поддерживать свой авторитет, буду поддерживать авторитет духов.) И посмотрим, не пойдет ли кто-нибудь следом за этим отрядом.

— Думаешь, они от кого-то убегают? — с сомнением спросил Лга’нхи. Его скепсис был мне понятен, по местным меркам, это уже была немыслимо огромная армия. Обычно племя могло выставить не более трех-четырех десятков воинов, а тут сразу сотни три. Даже тот отряд, что разгромил наше становище, был… Хм… А ведь тот отряд тоже был весьма необычен. Раньше не мог понять чем. А вот теперь… Точно не уверен, но, кажется, там были люди из разных племен, судя по знакам. Я тогда решил, что это какие-то новые веяния в наших старых разборках. А вот только сейчас мне пришло в голову, что, может, новые веяния пришли вместе с вот этими вот новыми людьми. А что, если в степь вторглась армия завоевателей, которая малость прошерстила степи… ну, допустим, на юге (неизвестный отряд шел с юга), и обобранные армией дикари стали объединяться в большие отряды, чтобы отбирать скотину у своих северных соседей? И что, если сейчас перед нами лишь передовой отряд этой армии, а за ним двигаются основные войска? Вот это будет реальная заварушка! И мы, похоже, попали в самый ее эпицентр. И ведь эту дубину теперь хрен отговоришь двигать на восток. Он упрется рогом, спаситель человечества, и будет прорываться на восток, если даже оттуда вся армия Чингисхана вместе с Аттилой попрется… Ох-хо-хо… За что мне такой геморрой?

— Нет, — сказал я Лга’нхи. — Духи думают, что за этим отрядом может идти отряд еще больше… Намного, намного больше!

— Твои духи такие же глупые, как и ты! — весьма дерзко (по отношению к духам) ответил всезнайка Лга’нхи. — Что бы ел отряд, который даже больше этого? Видишь, как мало у них животных? — мотнул он головой в сторону гор и армии вторжения. — Они, наверное, съели всех своих животных, и когда они у них кончатся, умрут от голода! А еще больше людей… Это сколько же стад надо вести с собой? А большие братья не любят ходить большими стадами, потому что…

Он еще довольно долго читал мне лекцию о повадках больших братьев и материальном обеспечении воинских контингентов. Дубина безмозглая! Впрочем, ему и в голову не приходило, что кто-то может использовать его любимых больших братьев исключительно как ходячие консервы. Вот-вот — отбирать скот у тех, что с юга, чтобы прокормить армию! Для Лга’нхи большие братья были реально братьями. Они со своей скотиной жили душа в душу, хоть время от времени и ели теленка-другого, сопровождая это особыми церемониями, или сжирали корову или быка отбитого у вражеского племени, но это проходило по разряду военной добычи. Съесть вражеского большого брата — это большая удача и подвиг. Зато капризы своего стада частенько ставились выше человеческих желаний. И если стадо желало идти или стоять на месте — люди послушно шли или стояли вместе с ними. Для воина сбежать от прайда тигров, нападающих на стадо, было таким же немыслимым позором, как убежать от вражеских воинов, нападающих на стойбище его племени. Воин обязан биться и умереть и за тех, и за других.

А еще дурню в голову не приходит, что может быть какая-то иная пища, кроме мяса и молочных продуктов. А вот мне бы стоило об этом задуматься. Если бы эти верблюжатники были сплошь кочевниками, вряд ли бы среди них была пехота. По крайней мере, в моем мире, насколько я помню, всякие там Чингисханы наезжали на своих жертв исключительно в конном составе. Но по-любому, чтобы прокормить всю эту армию, понадобится более продуктивные способы добычи пропитания, чем унылое хождение вслед за стадом мохнатых образин с целью добычи молока и мяса. Значит, у этих верблюжатников должно быть сельское хозяйство… А это значит… «Стоп! — оборвал я сам себя. — Ты еще даже не видел армии, а уже размечтался выше крыши. Может, это отряд горцев идет торговать со степняками, и никаких таких империй и царств, которые ты уже мысленно покорил своим интеллехтом, и в помине не существует». Так что надо ждать.

Ждали мы три дня. А потом еще сутки уносили ноги. Духи не обманули, вслед за передовым отрядом шла большая армия. Не знаю, сколько их там было. Мне показалось, что они заполнили всю степь. Но я надеялся, что глаза, как обычно в таких случаях, обманывают. Еще там, у себя, читал, что в кино, при создании спецэффекта многотысячной армии, делают всего несколько сотен клонов, и они заполняют весь экран до горизонта… Впрочем, точно я это не знал. Но надеялся. Очень надеялся. Потому что мне, выросшему в многомиллионном городе и вроде бы привычному к толпе, как-то стало очень неуютно и тесно, глядя на эту до горизонта заполненную огнями костров степь. Наверное, за годы в этом мире я уже отвык от вида больших толп. А может, просто было слишком страшно — что ни говори, но армия-то была вражеская!

Одно хоть было хорошо. Лга’нхи отныне точно уверовал в то, что со мной говорят духи, и начал слушать меня, ну не сказать, чтобы беспрекословно… Но начал слушать. Видно, потому мне без проблем удалось уговорить его сдать назад в степь и обойти армию верблюжатников по широкой дуге. Впрочем, далеко в степь они особо и не рвались. Иногда верблюжья кавалерия поднималась за передовую линию холмов, но в основном шла вдоль гор, с юга на север, не удаляясь в степь дальше, чем на полсотни километров.

А потом мы нашли повозку! Вот это, я вам скажу, настоящая круть! Техника! Цивилизация! Ни чета вашему долбаному каменному веку и примитивным волокушам! Идите вы на хрен, первобытные собратья! Я развожусь с вашим миром и ухожу в новую семью. В ту, где делают вот такие вот повозки, со сплошными колесами высотой мне до плеча, сделанными из толстых досок. И нагружают их… Их нагружают… Их нагружают мешками с… Мешками с… Есть!!! Мешками с зерном!!! Каши, макароны, плюшки, пироги, торты и пирожные. Ждите, я иду к вам! И хлебушек! Настоящий белый или черняшка… свежий, только из печи, с румяной корочкой и вызывающим бурное слюноотделение ароматом, Хлеб!!! Сколько же тысяч лет я уже не ел хлеба! Только ради этой пары мешков с зерном стоило проделать это двухтысячекилометровое путешествие!

Так… уймись восторг. Что в других мешках? Хм, шерсть… Еще десяток мешков, плотно набитых хорошо мне знакомой овцебычьей шерстью…

— Лга’нхи. Как ты думаешь, что тут произошло? — спросил я у своего приятеля, едва взглянувшего (слишком много нового для его первобытного мозга) на повозку, зато тщательно изучившего следы вокруг нее и окружающую местность.

— Эту штуку притащили оттуда, — указал он рукой в сторону степи. Ну да, это я и сам понял, по тому, в какую сторону была обращена единственная оглобля повозки. — Ее тащили двое больших братьев… бычки-двухлетки, еще не заматеревшие, с мягким подшерстком, — счел он нужным поделиться со мной этой никому не интересной информацией. — А за ними гнались те, которые на этих, как ты их там называешь? Ага! Верблюдах! Четыре этих… как ты говоришь?.. Ну да, — верблюда. Тут они эту штуку и догнали. Того, кто был в повозке убили, — кивнул он на лежащий рядом с повозкой труп. — И увели больших братьев с собой. А второй еще раньше убежал в те вон кусты и прятался там за корягой до ночи, а потом…

— Какой второй? — притормозил я его вопросом. — Что, был второй?

— Да. Трус. — презрительно скривил физиономию бесстрашный воин Лга’нхи. — Убежал от боя и прятался в кустах. Молодой. Нога совсем маленькая. Да и этот тоже никого не убил… — плохой воин. Ночью второй спустился сюда, копался в повозке, а потом удрал вон туда, за холмы.

Так-так… Труп-то при жизни был явно не из степняков. И одежда непривычная, и прическа, и сам вид… какой-то не степняковый. Однако верблюжатники за ним гнались и убили. О чем это нам говорит? А говорит это нам о том, что повозочники с верблюжатниками ни разу не друзья! В разборку влезла третья сторона, и это становится еще интереснее. Судя по мешкам с овцебычачьей шерстью, они вполне могут быть горными торговцами, выменивавшими свои металлические фиговинки на шерсть… Возвращались небось из степи домой, а тут — нате здрасьте! Попытались удрать, но овцебыки рядом с верблюдами не пляшут… Они, конечно, могут бегать, но недалеко и не быстро. Так что один остался отдуваться, а второго — сынишку небось — отправил прятаться… Тот и спрятался от верблюжатников. Но от моего лепшего друга Лга’нхи и полевая мышь хрен спрячется. Хотя у пацана и фора почти в полсуток, но если указать моему дуболому след и спустить с поводка, он успеет перехватить его уже через пару часов… Главное, убедить Лга’нхи никого не убивать и не калечить. Второй такой лазейки в цивилизованный мир, боюсь, больше не представится. Если мы притащим местным повозочникам их мальчишку и назовемся его спасителями, а следовательно, их союзниками, это будет почище рекомендательного письма от В. В. Путина в районную управу какого-нибудь Муходрищенска.

— Лга’нхи, — коротко приказал я. — Фас!!! (Конечно, там были несколько другие слова, но смысл передан верно.)

Тот сорвался с места. А я лениво потрусил следом.

Глава 3

…Было ужасно жалко. Но пришлось снимать с пояса кинжал, который так удобно расположился у меня на бедре, и под пристальным взглядом двух пар глаз отдавать обратно. Глупость, конечно, полная. Мне он был куда нужнее. Да и толку даже от меня с кинжалом небось побольше бы было, чем от этого персонажа. Но что поделать, традиция! Лга’нхи такого наглого умыкания чужого имущества бы не понял. Для него же мир исключительно черно-белый. Коли не стали убивать — считай приняли в семью. А в семье чужие украшения и чужое оружие — святы и неприкасаемы… Как я только этого дуболома до сих пор терплю?

Пробежать я тогда успел совсем немного. С десяток километров, не больше. Мог бы вообще не бежать, но все-таки опасался, что Лга’нхи парнишку грохнет. А опасаться-то надо было другого… Еще издали я заметил, что навстречу мне Лга’нхи тащил нечто невысокое, упирающееся и брыкающееся… Но одного взгляда на замысловатую прическу хватило понять, что это ни разу не парень. Ни у одного мужика не хватит терпения заплетать на голове этакий узел и тыкать в него все эти булавки. Так что это девка…

Мой приятель, похоже, очень даже не грустил по этому поводу… И в этой радости не было ни грамма рыцарских чувств по отношению к спасенной от дракона благородной девице. Лга’нхи был уже опытным воином и знал, что делают с подобной добычей… перед тем, как убить.

Единственной закавыкой на его пути встало жуткое подозрение, что девка еще девственница… У местных были на счет этого суровые верования. Проливать первую кровь — это дело серьезное, ответственное и с панталыку не делающееся. Кровь — это вообще область ответственности духов. А уж первая девичья кровь… тут вообще сплошная морока. Обычно шаман проводил над молодоженами особый ритуал. Добычу первым брал вождь или самый крутой воин в отряде, если вождя под рукой не было. В идеале — это дело вообще надо было поручать шаману… Я, кстати, читал, что в Европе право первой брачной ночи тоже пошло вот из-за таких вот суеверий. И господин не похоть свою тешил, а вроде как принимал первый удар на себя… А иногда, за неимением господина, эту нелегкую обязанность община поручала выполнять монахам и священникам, дело-то сурьезное! Так что я местным суевериям не удивлялся… Только вот малость прибалдел, когда Лга’нхи решил, что я, как лицо, тесно общающееся с духами, собственно говоря, и должен того… В смысле — проторить путь. Тут уж пришлось друга обламывать и обломиться самому. Хотя, конечно, — искус был немалый… Я с тех пор, как попал сюда, — вообще ни разу.

…Не то чтобы местные молодки мне не нравились… если не обращать внимания на их ритуально шрамированные лица — бабы тут были ого-го! Просто я для них был не просто пустым местом, а словно бы даже представителем другого вида. А извращенок, любительниц потрахаться с обезьяной или хомяком, среди баб племени не нашлось ни одной. Хотя свободных вдовушек хватало. Так что эта девчонка… А учитывая, что с точки зрения местной морали это будет правильно и хорошо… У меня, конечно, и своя мораль еще не совсем забылась, ну да по-волчьи жить — по волч… Стоп! Стоп дурень. Охолонись. Она — билет в цивилизацию!!! А там таких будет много… Надеюсь.

Так что ближе к тел… (Вот ведь черт!) Короче, займемся девицей! Росточком не велика — мне примерно по плечо… Возраст ее… Да черт ее знает, где-то от 13 до 17, у местных это иногда сложно понять, больно недетские выражения лиц. Лицо, кстати, чистое, без ритуальных шрамов, как принято у степняков. Там и бабы и мужики надрезают себе кожу, втирая под нее какую-то дрянь… Причем бабы в этом куда более активны и покрывают все лицо жуткими, на мой взгляд, узорами. То ли считают, что так красивше, то ли пытаются доказать свое соответствие высокому званию суровой подруги воина. Впрочем, можно подумать, что в моем мире это по-другому. Ни один мужик не согласится на те муки, которым подвергают себя женщины во имя красоты. Выщипи волосок из ляжки у самого крутого качка, и он будет верещать, как живая свинья на раскаленном противне. А бабы всякие эти эпиляции и прочую пластику делают, и хоть бы хны… Вот и эти так со шрамами — готовы терпеть любую боль за красоту. Я, кстати, знаю, как это больно. Мне тоже с ходу нанесли фирменный племенной узор, — по три полукруглых надреза от каждой скулы до уха… Я тогда еще на ихнем не говорил, и что со мной делают, не понял, потому и визжал, как свинья, думая, что настал мой последний час… Все племя сбежалось поглядеть на это зрелище и умирало от хохота.

Ладно, хватит обо мне. Одета девица во что-то вроде просторной рубахи, оканчивающейся чуть выше колен, подпоясанной тисненым поясом с металлическими бляшками и висюльками. На ногах штаны типа шаровар и что-то вроде кожаных тапок. Одежда расцветок охры с геометрическим рисунком… Ткань, по всему видно, довольно тонкая и плотная. Наши такую делать не умели, красить, кстати, тоже. На голове, как я уже говорил, какой-то сложнонавороченный пучок с воткнутыми в него заколками. Как и многие степняки — рыжая… Только они блондинисто-рыжие, а эта под цвет красной меди с черным отливом. Глаза синие, большущие, то ли от страха, то ли всегда такие.

Пока объяснял приятелю, почему мы не должны ее трогать, обратил внимание, что она притихла и вроде как прислушивается. А по выражению облегчения на ее лице догадался, что понимает, о чем речь. Значит, языки одинаковые или очень похожие.

Так-так… А что это у нее на поясе болтается, на висюльку не похожее? Расстегнул пряжку под испуганными взглядами девицы и обнадеженными Лга’нхи… Снял пояс целиком, а потом достал из ножен кинжал. Ух ты! Похоже, бронза… Что не сталь — это точно. Какой-то темно-желтый металл. Но работа очень тонкая, а вид весьма грозный, хотя лезвие всего сантиметров десять-двенадцать будет. Попробовал на своем отросшем и окаменевшем ногте — легко срезал узкую роговую стружку… Круть! Задумавшись об уровне местных технологий, машинально снял ножны с девкиного пояса, который мне явно был маловат, и перецепил на ту веревку, что заменяла пояс мне. Непривычная, но почему-то очень приятная тяжесть на бедре изрядно бодрила и вдохновляла на подвиги.

— Итак, ты кто? — начал я допрос. — В смысле, как звать?

— Осакат, — ответила она. Имя, если это было имя, а не название племени, мне ничего не говорило. В смысле, все имена чего-то, да означали. А это нет. Да и не похоже было это имя на имена степняков. Значит, все-таки языки разные.

— Ты говоришь на нашем языке?

Она кивнула, бросив на меня уничижительный взгляд, мол — а на каком я с тобой разговариваю? (или мне так показалось?)

— Ты… Твое племя. Говорите на нашем языке? — уточнил я.

Она отрицательно мотнула головой и произнесла какую-то краткую речь… Показалось, что слышу много знакомых корней, окончаний и предлогов… Вроде как с поляком или чехом разговаривать. Ни хрена не понятно, но суть будто бы улавливается. Отрицательно мотнул головой и снова спросил: «Ты язык специально учила, чтобы меняться с людьми степи?» (Собственно говоря, никаких «людей степи» не было. Были люди орла, одуванчика, оленя, хомячка, суслика и прочей животной чуши. Вожди каждого вновь отделившегося племени лопали лошадиную дозу грибов и, будучи под глюками, искали себе тотем. Что первое попадалось на глаза, то и шло в название, после слова «люди».) Но тут я решил, что «люди степи» вполне подходящее название, и не ошибся. Девчонка явно меня поняла и вновь закивала. Тогда я спросил, как звать ее племя и живут ли они в горах. В ответ услышал знакомое «люди», слегка искореженное акцентом, но в целом понятное. Дальше она протараторила что-то про горы, ярмарку и еще что-то… Похоже, у местных степняков с горцами процветают давнишние торговые связи, и образовалось множество знакомых только им специфических слов. Так что это уже фактически был свой собственный язык, нам с Лга’нхи не очень понятный… но суть мы по-прежнему улавливали Потом спросил про верблюжатников… Тут она вновь сделала испуганные глаза и начала лопотать про демонов, живых мертвецов и чего-то еще — ужасное и кошмарное. Из всей этой речи я понял, что верблюжатников она видит первый раз, но слухи, мол, по степи уже давно ходят.

Ну и напоследок спросил, как отнесутся к нам ее родичи, если мы ее назад доставим? Радостные уверения, что хорошо, замечательно, изумительно и так далее.

Потом еще раз пришлось втолковывать Лга’нхи, что, мол, это не чужая девка, а вроде уже как наша попутчица. Только вот беда, что слова «попутчик» в его языке не было. Там были только «люди» — свои, и «чужие» — весь остальной мир. После долгих разъяснений просто сказал, что девка теперь наша, в смысле тоже «люди», мол, — таково веское мнение духов. И этот дурень — ну просто как псина какая-то… Только-только рычал, зубы скалил и готов был в глотку вцепиться, а как сказали «Свои», так сразу хвостиком вилял и готов порвать любого, кто на своего полезет… Так что этот дурак, едва услышав, что девка «тоже люди», сразу снимает с себя какие-то висящие на шее цацки и надевает их на девчонку… Я сначала не врубился, а потом, приглядевшись, понял, что прежде эти цацки ее были. Потому как у приятеля раньше таких точно не было, больно уж качество цацек высокое. Просто до этого я как-то не обратил внимание, что в связке украшений моего приятеля завелась обнова… Тут надо объяснить, что бусики-браслетики и прочая блестящая дрянь у местных были не просто украшениями, а сплошь талисманами да оберегами (еще бы знать, чем одни от других отличаются). Только они да оружие и были в собственности у индивида, все остальное было собственностью племени. Брать чужое — это не просто не хорошо, — это большая обида духам, заключенным в цацках. С чужака можно, конечно, снимать все, что угодно, особенно если убил его собственноручно. Он сам добыча, и все, что на нем, такая же добыча. И присвоив вражью бирюльку, вроде как ставишь себе на вооружение его же духа. А вот стащить что-то у своего — дух талисмана-оберега шибко обидится и непременно отомстит. Так что Лга’нхи, уяснив, что эта Осакат не добыча, а своя, поспешил вернуть ей награбленное, после чего выжидательно уставился на меня. Расставаться с ножиком ужасно не хотелось. Пользоваться местным вариантом режущего инструмента а-ля осколок кремня было ужасно противно. Особенно бороду подрезать. А бороду тут все носили короткую, потому как длинная драться мешает, да и бегать в ней жарко. И потому местные презирающие боль воины стоически кромсали ее острыми обломками камней… Жуть!!! Да и вообще, металлический ножик — это все-таки цивилизованный инструмент, я бы с ним… Но ничего не поделаешь. Пришлось снимать с пояса и отдавать этой малявке.

А вот возвращались мы долго и нудно. Даже я отметил, что девчонка совсем не умеет бегать. Нет, не то что она там хилая какая-то или разжиревшая. Фигурка у нее была вполне себе крепенькая. Просто бегать не умела. Ходила уверенно и бойко, а вот бегать… Даже я вроде как напрягся от такой медлительности, а Лга’нхи, наверное, вообще казалось, что мы на месте стоим. Он так и перебирал ногами, словно застоявшийся коняшка… Была у меня мысль послать его за водой… Потому как возвращались мы к повозке, а там воды не было. А я уже сильно зажегся идеей поужинать сегодня кашей! Но послать Лга’нхи за водой, это то же самое, что в глаза назвать его самой младшей в нашей группе сявкой. Потому как таскать воду — это занятие для низших по званию или вообще убогих… вроде меня. Но, с другой стороны, двигаясь в «девчачьем темпе», мы до повозки еще только часа через полтора доберемся. Потом я пойду за водой, еще час-полтора… Кашу из этих зерен небось тоже с час варить… Так что лопать мы будем, когда уже луна взойдет. А все диетологи в обоих мирах (в этом мире я смело отнес к диетологам себя, ибо остальные небось и слова такого не знали) говорили, что так поздно есть вредно, а еще вреднее жечь костер, когда невдалеке вражье войско обитается… Можно сильно раздаться вширь, обожравшись, и стать короче на голову, спалившись из-за костерка… Гы-гы-гы… Кто бы шутку оценил… Ладно. Чегой-то я разнервничался. То ли из-за близости верблюжатников, сталкиваться с которыми мне как-то не очень хотелось, после того как я рассмотрел почти перерубленную шею того парня у повозки… А может, из-за приоткрывшегося окошка в мир людей куда более цивилизованных, чем мои друзья-троглодиты.

Кстати, о троглодитах.

— Лга’нхи, — с очень серьезным видом обратился я к своему спутнику. — Коли Осакат теперь «люди», — значит, ее враги — наши враги. Раз верблюжатники убили ее родича, значит, мы теперь с ними воюем. Потому ты можешь убивать их, не спрашивая разрешения… духов. (Поспешно уточнил я.) Но зря в бой тоже не бросайся, помни о нашей великой миссии… в смысле — о нашем деле. Мы должны выжить! Так духи говорят. (Хорошо, когда есть на кого всю ответственность свалить.)

А еще хочу спросить тебя как опытного воина — не следует ли одному из нас пойти на разведку и посмотреть, нет ли в округе еще этих верблюжатников? Давай я по-быстрому сбегаю, а ты пойдешь вместе с девчонкой… А я пока оббегу округу и посмотрю… Пожалуй, проверю возле реки. Им ведь надо где-то поить скотину. А заодно уж и воды принесу, чтобы пожрать приготовить…

Ну естественно, Лга’нхи чуть не лопнул от возмущения! Да как же так, я, сявка подзаборная, побегу на разведку, а он, великий воин, останется тут улиток (вернее одну улитку) пасти. В ответ я приниженно вякнул насчет воды. Но мой вяк был раздавлен сброшенным с высоты евоного величия: «Сам принесу!» «Ну чисто дите», — подумал я, глядя вслед стремительно удаляющемуся гордому воину. А потом, уловив направленный на меня взгляд, глянул на девчонку. Она смотрела на меня с большущим подозрением.

— Ешь, говорю тебе. Это тоже еда!

— Да какая же это еда… — брезгливо повел носом Лга’нхи, глядя в горшок с разваренными зернами чего-то, щедро сдобренные мясом и жиром притащенного Лга’нхи сурка. — Это гадость, на дерьмо похоже…

— А я говорю, ешь! — рявкнул я на него, необычайно довольный собой. — Дурень, привыкай к еде этих людей. Возможно, в их землях другой и не будет. А как мы найдем меч и оберег, если ты не сможешь есть и умрешь с голоду?

Последний аргумент подействовал. Еще бы, скажи я ему, что ради поисков этих волшебных предметов надо жрать грязь, он будет жрать! Надежда отыскать чудесные предметы — это единственное, что еще удерживало моего приятеля на этом свете. Так что он взял предложенную ему Осакат ложку, неловко зачерпнул из стоящего между нами котелка кашу и начал брезгливо пережевывать. Я веселился, глядя на этого неженку и брюзгу. Я вообще жутко веселился последние два часа. Да и как было не веселиться — жизнь, кажется, наконец-то повернулась ко мне лицом, а не задницей. По дороге я хорошенько расспросил Осакат, мучительно пробираясь сквозь лингвистические барьеры. В языке степняков практически не было слов, обозначающих какие-либо технические приспособления. Они даже слова «печь» не знали. Металлы называли «блестящий камень» и не особо разбирались, чем отличается железо от бронзы… Так что узнавать о техническом уровне народа Осакат было весьма и весьма не просто. В основном я показывал на то или иное изделие и спрашивал: делают ли они такое. И всегда слышал ответ: «Да». Я даже заподозрил, что она меня банально дурит, набивая цену, пока не услышал «Нет», после демонстрации лука. Да, похоже, луков не знали и горцы, зато они плавили металлы, строили дома и выращивали на своих полях и огородах разные корнеплоды и овощи, в том числе и это вот зерно, которое я почему-то назвал «рожью», хотя настоящую рожь никогда в глаза не видел. Так что это была цивилизация, и тут я вполне мог подняться по карьерной лестнице малость повыше должности водоноса и говновоза. Оставалось только до нее добраться. Ведь пока между нами и ею стояло немалое войско завоевателей.

Когда вернулся Лга’нхи с бурдюком воды, тушкой сурка и свежими новостями, у нас уже было все готово. Лагерь мы разбили в некотором отдалении от повозки (зачем смущать Осакат близостью трупа ее родича. Да и мне наличие этого трупа особого аппетита не прибавляло). Впрочем, к повозке пришлось все же сходить, чтобы забрать мешки с зерном и еще разную мелочь, вроде горшка, кисета с солью и еще какой-то дребедени, что девчонка нарыла в недрах этого колесного монстра. Я тем временем оттащил труп в сторону, замотав в кусок выданной мне шкуры… Оказалось, горцы, как и местные, захоронением трупов не занимаются. Просто оттаскивают тело в степь или на край дороги и позволяют природе сделать свое дело. (Запрятать многочисленных духов, обитающих в теле человека под землю? Какой ужас, они же потом отомстят!) На обратном пути я набрал сухой травы и отбил камнем от повозки несколько посаженных на деревянные нагели грубых досок (значит, у них есть как минимум коловороты, отметил я с радостью). Так что запас дров у нас был вполне достаточный. И вскоре маленький костерок затеплился в выкопанной (чтобы не заметил противник) яме. Принесенную воду мы налили в добытый из недр повозки глиняный горшок (их делают на гончарном круге, как я выяснил. Й-е-е-е-с!!!). Тушку покромсали ножом Осакат (это вам не с кремневым рубилом мучиться) и швырнули в горшок, насыпав сверху зерна, соли и каких-то травок, спасенных из повозки. А пока наш «цивилизованный» ужин готовился, мы с Лга’нхи (бабе не место на совете воинов) сели обсуждать новости. Новости, правда, были сплошь старыми. Войско все еще было между нами и горами. Хотя какие-то передвижения оно совершало, но то ли двигалось очень медленно, то ли это были сугубо внутренние передвижения, типа ротации частей или подвоза провианта… (Ай какие слова я знаю!) Но так или иначе, пока между нами и горами стояли эти ребята. И не то чтобы они стояли сплошной стеной. Нет, вражьи войска разбились на множество отрядов, и каждый поставил свой лагерь в некотором отдалении друг от друга. Что, видно, было логичным решением, учитывая, что вокруг каждого отряда паслось небольшое стадо верблюдов, овцебыков и еще каких-то животных, напоминающих коз. Тут мы с Лга’нхи, ясное дело, как обычно, поспорили. Он утверждал, что это разные рода и каждый идет хоть и вместе с другими, но сам по себе. Я же отстаивал концепцию единого войска, разбитого на множество отрядов, находящихся на самообеспечении. Спор, как обычно, кончился ничем, потому что я отчаялся вбить в голову этой дубине возможность существования иных форм социального объединения человеческих особей, кроме как маленькое племя, кочующее вслед за стадом овцебыков. А он устал спорить с Дебилом, который ни хрена не понимает в жизни и несет какую-то откровенную чушь. Но так или иначе, а если мы хотим попасть в горы, то нам надо пройти через это войско. Я, опять же, искренне считал, что это возможно… Мол, идем ночью. Осторожненько и неслышно. На день забиваемся в какие-нибудь овраги под корягу и тихонечко отсыпаемся… За пару-тройку дней (учитывая скорость передвижения Осакат) дойдем до гор, а там уж… Но убедить Лга’нхи, что подобное возможно, мне не удавалось. Для него даже стоящие в отдалении километров трех-пяти друг от дружки вражеские лагеря казались жуткой теснотой. И что вражеские воины не будут так же бдительны, как и стражи «людей», охраняющие одинокий лагерь на сотни километров пустоты, вслушиваясь в шорох тигриных лап или вражеских ног, он не верил. Сколько я ни убеждал его, что большое количество людей лишь сыграет нам на руку (никто не станет обращать внимание на три идущие по своим делам фигуры посреди многолюдного лагеря), в такую чушь он поверить не мог… Так мы ни к чему и не пришли, и спор плавно перешел в ругань на гастрономическую тему.

Каша и впрямь на вкус была своеобразная. Ни на гречку, ни на рис, ни на пшенку не похожа… Я раньше такой точно не пробовал… Какой-то своеобразный привкус, но по мне так вполне даже приятный. Ежели бы еще ее на молоке сварить, соли добавить, а может, еще и сахару, так и вообще объеденье будет. Так что я вовсю уминал ее выданной мне ложкой и радовался жизни. А вот Лга’нхи ел непривычное блюдо, кривя рожу и строя из себя принцессу на горошине, которой подали на обед дохлую крысу. Выковыривал, засранец этакий, из общего котелка куски мяса и корчил страдальческую рожу каждый раз, когда язык его величества соприкасался с прилипшим к мясу разваренным зерном… Смотреть на это было весьма ржачно. Так что спать я лег в очень благодушном настроении. А вот проснулся…

Проснулся я глубокой ночью от жутких резей в брюхе. Дабы не было конфузу, стремительно умчался в степь и, быстро скинув штаны, присел в гордой позе орла. Глянул в сторону — при свете луны, чуть в отдалении виднелся силуэт другого орла… Была его очередь сторожить… Вот он и сторожил… в весьма своеобразной манере. Судя по всему, у Лга’нхи были те же проблемы. Кажется, его желудок к кашам приспособлен не был. А мой давно отвык. Так что остаток ночи мы провели в забегах…

Утром Лга’нхи со мной не разговаривал. Я ведь не только заставил его жрать немыслимую гадость, так еще и отравить пытался. Как всякий человек, обладающий безупречным здоровьем, мой приятель был крайне мнителен в отношении малейших признаков возможного покушения на эту безупречность. Шарахни я его промеж глаз дубиной или копьем ткни, он бы, наверное, и то так на меня не обиделся. Хреново было только то, что подобная обида у местных могла затянуться чуть ли не на годы. Обычно они, обитающие в тесной коммуне, легко прощали друг другу разные мелочи либо быстро разрешали недоразумения свирепой дракой. Обида же, нанесенная мной Лга’нхи, была слишком сильная, чтобы не обращать на нее внимания, он ведь небось реально верит, что я это специально сделал. Тем более что раньше он, лопавший только свежую пищу, никогда не травился и потому наверняка был до смерти перепуган. А свой испуг «бесстрашные воины» никогда не признают и предпочитают вымещать его на других. Ан хренушки! Избавиться от страха и обиды, хорошенько отметелив меня, он тоже не мог, давал слово, и вообще, духам это не понравится. Так что у нас намечался серьезный кризис в отношениях.

Но если честно, сейчас, после бессонной ночи я как-то не был особо расположен переживать за чужие обиды или вести споры на гастрономические или стратегические темы. Мне вообще ничего не хотелось… Вернее, жутко хотелось жрать, но к каше я решил сегодня не притрагиваться, а мяса мне никто не предложил… Да еще с утра опять зарядил долгий унылый дождик, еще и со снегом, что, впрочем, было вполне нормально для этого времени года. Зима как-никак. Настоящих морозов тут не бывает. Прочного льда на озерах или сугробов снега, за все годы прожитые тут, я не видел ни разу. Может, и зря. Тогда бы местные научились тепло одеваться. А то эта промозглая слякоть достает почище любой стужи, когда из одежды на тебе лишь старые, уже изрядно потрепанные и затертые до дыр шерстяные штаны чуть ниже колен, не менее старая кожаная жилетка, доставшаяся мне уже изрядно ношенной, да кожаные тапки-обмотки. Скажи мне кто там, в Москве, что я в такой холод буду рассекать по дикой степи в столь убогом наряде, — заранее заказал бы себе вагон горчичников и гроб. А тут вон, ничего, ежусь, кутаюсь в обрывки шкуры и, к собственному удивлению, жив-здоров… Хотя костерок бы не мешало подкормить дровами. Я сходил к повозке, отломал еще несколько досок, раздул почти прогоревшие угли и сел рядом, изображая процесс мышления. Собственно говоря, чего тут думать? Надо пробираться в горы. Осакат говорила, что тут единственная приличная дорога в ее края… Конечно, горы тянулись от горизонта до горизонта, и при желании вполне можно было пробежаться на сотню-другую километров на север или юг и зайти в горы где-то там. Только это уже будут не земли народа Осакат, и шансов, что там нас примут с распростертыми объятьями, было куда как меньше. А пробираться тут можно, только следуя моему плану. А значит, придется убеждать в этом Лга’нхи…

Может, попробовать на слабо его взять? Нет. Опасно. Стоит только мне усомниться в его храбрости, и про всякую осторожность можно сразу забыть. Он попрется на врага с копьем наперевес, вращая кистенем и распевая боевые песни. Мне и так стоило немалых сил уговорить его не бросаться на врага, как бультерьер на кошку. Повторять не хочется.

Местные — чисто дети, полутонов не признают и полумер не принимают. Это там у нас «на слабо» нормальный прием в споре, тут это смертельное оскорбление, которое смывается только кровью. А он и так на меня нынче в большой обиде.

Может,ляпнуть ему что-то вроде — «Великий воин сможет проползти между врагами, подобно змее?». Это может сработать… В смысле, у него. Он-то проползет, а вот мы с Осакат нет. А ведь он, блин, реально заставит ползти…

И главное, хрен их знает, что представляют из себя эти верблюжатники. Может, они вообще жутко мирные ребята, сплошь вегетарианцы и бессребреники. А с оружием ходят, только чтобы отпугивать злых людей… И нас они встретят с распростертыми объятиями, накормят досыта и покатают на верблюде. Ага, скажите это тому парню, чей труп я перетаскивал вчера…

А кстати, да! Кто они такие? Что тут делают и надолго ли собираются задержаться? На эти вопросы лучше всего сможет ответить только кто-нибудь из верблюжатников. А мне ли, перечитавшему столько всяких приключенческих книжек, не знать слово «язык»? Нам нужно взять языка. Допросить его хорошенько про этих ребят и узнать наконец-то, с кем мы имеем дело. Конечно, перебраться на ту сторону нам это не поможет. Зато обогатит знаниями и позволит поближе познакомиться с этими верблюжатниками… Заодно и Лга’нхи, одержав очередную победу, перестанет их опасаться. (А он их реально боялся. Какую решительную и мужественную рожу не корчь, а меня-то не обманешь!) А поскольку я его буду сопровождать в этом квесте, мы вроде как станем боевыми соратниками, и обижаться на меня он уже не сможет. Значит, решено! Идем брать языка! Осталось только убедить Лга’нхи, что он сам это придумал. Потому что ни у меня, ни у моих духов нынче особого авторитета нету. Впрочем, думаю, тут проблемы не будет, потому что…

— Ты чего? — спросил я у Осакат, которая подошла ко мне, держа в руках вчерашний котелок, начисто оттертый изнутри мокрой травой, и мешок с крупой.

— Еда. Готовить… — и еще какие-то малопонятные ля-ля-ля… И глядит на меня удивленно-подозрительными глазами.

Ну, конечно. Увидела, что я костерок в неурочное время разжег. А какой же дебил в степи, где с топливом напряженка, будет костер разжигать, чтобы просто погреться? Я-то ответ знаю, а вот она, похоже, еще нет. (Тоже мне, моржиха. Сама вон сплошь в шерстяную ткань закутана, а я тут дырками сверкаю да в бороду пытаюсь укутаться.) Вот и приперлась очередную порцию слабительного готовить… Кстати, о пожрать. Я, конечно, до вечера, в принципе, могу потерпеть. А там наверняка и Лга’нхи с какой-нибудь добычей припрется… Но вот…

Наполовину словами, наполовину жестами стал намекать Осакат на блинчики-оладушки или хотя бы просто лепешки. Оно, конечно, лучше бы на молоке и яйцах тесто ставить, но слышал, будто его как-то и на воде делают. Не сразу, но она поняла, что я от нее хочу, и зыркнув взглядом так, будто я предложил ее первенца крокодилам скормить, утопала куда-то в степь. Я уж было решил, что опять сдуру какое-то ее табу нарушил. Ан нет, спустя минут двадцать приперлась обратно с двумя камнями. Один плоский, поздоровее, бросила на расстеленную шкуру и начала вторым, размером так с кулак, перетирать на нем зерна. Недолго полюбовавшись на ее работу, угадал причину столь неласковых взглядов, которые она время от времени продолжала бросать в мою сторону. Работенка-то явно была не из легких. Ну вот. Нажил еще одного врага в нашем отряде. Может, помочь? Не-е-е. Только хуже будет. Эта работа бабская, и, взявшись за нее, я себя опять под плинтус загоню. Кстати, о не престижной работе, вчера я, конечно, сумел из Лга’нхи водоноса сделать. Но сегодня уже этот финт ушами вряд ли получится. И на Осакат ее не перегрузишь… Бабы почему-то воду тут не таскали… Хотя ясно почему. Бабы вообще особо в степь далеко от стада не отходили. Да и в стойбище у них работы более чем хватало. Так что вода была на мальцах и рабах, а это, как ни крути, все равно я. Хрен его знает, как отнесется девчонка к тому, что я воду таскаю… урон авторитету, и все такое… но если я ее не притащу, Лга’нхи не просто обидится, а дико разозлится. А чего он в этой дикой злобе сделать способен, лучше не проверять. Так что я взял бурдюк и неторопливой рысцой поплелся в сторону ближайшего озерца.

Когда вернулся, горка муки на шкуре возле Осакат увеличилась ненамного. А судя по уставшему и злобному лицу нашей прекрасной мельничихи (скорее уж мельницы, гы), все эти полтора часа, что я бегал, она отнюдь не филонила. Стремная, похоже, работенка зерна эти тереть. Неудивительно, что она на меня зыркает так злобно. Хм… Придумать им, что ли, потом мельницу? С ходу обогатюсь! А уж все девки точно мои будут! Только бы знать еще, как эти мельницы устроены…

Пока думал, смотался до телеги и, оторвав от нее последние доски, приволок нашей милой поварихе топливо. В ответ получил еще более злобный взгляд. Кажется, она была не очень согласна с разрушением ее персонального экипажа.

Ладно. Как там приговаривал этот жлоб Борька, которому я всегда завидовал? Любую девушку можно уболтать, главное, болтать исключительно о ней.

— Эй, Осакат, — окликнул я ее. — А тот, — кивнул я в сторону телеги. — Мертвый. Он какой твой родич?

У моих степняков все в племени были родичами. И для определения разных степеней родства существовала целая куча определений. Я их всех так и не запомнил. Да и как все упомнить? — уверен, что и для троюродной бабки внучатой племянницы сестры старшей жены брата отца было какое-то свое персональное обозначение. Хотя подозреваю, что в случае, если таковую троюродную бабку и надо было как-то назвать, степняки с ходу придумывали новое слово, а поскольку старое никто не помнил, все делали вид, что это оно самое и есть… Впрочем, это я так, бурчу с голодухи. Можно даже не сомневаться, это числительные или слово «печка» местным в лом выдумывать. А уж для своих коровушек и родни они не поленятся персональных названий насочинять… Я, кстати, как приблудыш, всех называл одним и тем же словом, означающим что-то вроде пятнадцатиюродного брата или сестру. А понять, что обращаются ко мне, тоже было несложно, ибо обычно вслед за обозначением моего родства следовал пинок или подзатыльник. Так что ошибиться было трудно. Впрочем, похоже Борькина метода работает. Я вот о чем не начну думать, все на свою персону свожу… как девица какая-то…

Осакат ответила, назвав слово, означающее что-то вроде двоюродного дяди, только с какими-то прибавлениями, сути которых я не понял. Расспросил поподробнее, тем более что, похоже, девица сия по поводу гибели сродственника особо горючих слез проливать не собиралась. Из очередных объяснений понял, что она жила в его доме, потому что…

Что-то там такое страшно мутное. То ли родителей у девицы не было. То ли у ее народа было принято отдавать детей в чужую семью на воспитание… Но получалось, что слово, обозначающее родство, переводилось как «двоюродный дядя, воспитатель и кормилец».

Ну и о чем еще говорить с этой особой? Со степнячкой ее возраста я бы еще нашел приличные темы для беседы, а с этой? Она вон и так все время злобно в мою сторону зыркает, может, про родню говорить у них там не принято, или ее переполняют болезненные воспоминания о безвременно почивших родителях? Хрен ее поймешь. Со степнячками-девицами, например, тема месячных считалась вполне достойной для беседы. Поскольку это у них вроде как порог взросления, после которого девчонку отделяли от общего беспризорного стада под пригляд старших женщин, которые делились с ней «страшными женскими секретами» и покрывали физиономию узорчатыми шрамами. Так тянулось до ближайшего осеннего Перемирия, во время которого девицу старались спешно выдать замуж в другое племя. А вот о самом замужестве говорить было жутко неприлично. Вот как раз потому, что выдавали в другое племя. А это вроде как хуже смерти. Потому как после замужества она переставала быть «люди» и становилась вражиной. И теперь при встрече всякому уважающему себя и заветы пращуров «люди» полагалось ее убить. Потому и старались отдать как можно дальше, чтобы не грохнуть невзначай любимую дочурку-сестренку, когда пойдешь к соседям, с дружеским визитом, снимать скальпы… Думаю, основная идея во всем этом была — избежать близкородственных браков. Ну а стимул для этого был избран весьма впечатляющий.

Вот и начни теперь с этой Осакат болтать. Ляпнешь что-нибудь сдуру, и все, враг до конца жизни. Э-э-э, поговорим о кулинарии? Начал расспрашивать, как она собирается лепешки печь, не нужно ли достать каких-либо дополнительных ингредиентов и прочая-прочая. Я бы, например, мог пойти и где-нибудь в степи яиц поискать… Зима уже на исходе, и кое-какие птахи вроде как откладывают яйца, я уже в это время года гнезда с яйцами находил. Прямо в траве или густом кустарнике. Не надо? Опять же дрожжи… Я руками попытался изобразить дрожжи. Я и сам ни хрена не знал, что такое дрожжи. Знал только, что их кладут в тесто или бросают в нужники, но честно попытался изобразить… В ответ она посмотрела на меня с таким омерзением, будто это меня самого дрожжи только что со дна нужника вынесли. Короче, девица на контакт не идет ни в какую.

А тут вдруг раз!!! И недовольная гримаска с рожицы долой, улыбочка, приветственный взгляд… будто какой-то дерзкий солнечный лучик прорвался сквозь уныло моросящую мглу и осветил мордашку. Ну, конечно, заявился двухметровый блондин-атлет с длиннющим копьем в руке (ку-ку, дедушка Фрейд) и тушей косули на плече. Мало того, что красавчик, так еще и добытчик-кормилец. Этому темы для контакта из себя мучительно выдавливать не нужно. То, что вчера он ее трахнуть собирался, а потом убить, уже давно забыто. Теперь его тупой и плешивой с одного бока роже тут все жутко рады… Натертая горстка муки небрежно ссыпана в какую-то плошку. А бронзовый ножик в маленьких ручках уже, этак напоказ, быстро разделывает добычу воина. И пока суровый воин оттирает руки мокрой травой, от туши уже отрезаны лакомые кусочки, порезаны, наткнуты на прутики и натыканы возле костра. А суровый воин, слова не говоря, будто так надо, садится и жрет еще полусырое мясо, весь из себя гордый и неприступный… А и хрен с тобой… гордый и неприступный. Я-то помню, какой ты был месяца два-три назад… с рук у меня жрал, под себя ходил, блевал по пять раз на дню и самоубиваться порывался… Тогда небось рожу-то не кривил… Я схватил очередной прутик и так яростно впился зубами в кусок мяса, что сдуру обжегся. Мать всех вашу тут!!!

— Где моя лепешка!!! — рявкнул я на Осакат. И, видно, рожа моя была достаточно впечатляющая, потому как она начала лопотать что-то про рано, надо еще… А в довершение плюнула на камень, на котором растирала муку, почему-то оказавшийся лежащим посреди красных углей костра. Пока слюна неторопливо стекала с камня, я догадался, что никакой это теперь не камень, а сковородка, и что пока она не разогреется до шкворчания на ней слюны, ни хрена мне лепешек не обломится… Ага… Буду жрать лепешки с заплеванного камня. Секретный ингредиент местной кухни! На всякий случай рявкнул на девчонку еще разок (пусть баба свое место знает) и взялся за мясо. В молчании сожрал еще четыре прутика. По-хорошему, умял не меньше килограмма-полтора. Рядом столь же молчаливо работал зубами Лга’нхи… Потом Осакат слюнно-плевательным методом проверила температурный режим своего кухонного агрегата… Подсела к костру так, чтобы между мной и ею оказался Лга’нхи, и довольно ловко стала наливать на камень жиденькое тесто, которое она, оказывается, уже успела замешать, пока мы с Лга’нхи старательно молчали, гордо не глядя друг на друга. Вскоре появилась первая лепешка. Осакат сначала перевернула ее палочками, которые держала в чисто китайской манере. Потом, когда лепешка окончательно зарумянилась с обеих сторон, сняла и теми же палочками протянула мне через костер тонкую, размером примерно с донышко стакана круглую пластинку. Я с гордым и много чего понимающим видом взял ее, покидал из ладони в ладонь, чтобы остыла, и откусил маленький кусочек… Лепешка по вкусу напоминала картон с привкусом вчерашней каши, что, в общем-то, неудивительно, и была абсолютно пресной и сухой. «Нарекаю тебя чипсами», — торжественно окрестил я первый кусок хлеба, что достался мне тут, и доел остаток. Затем снизошел до почтительно замершей Осакат, милостливо изъявив свое высочайшее одобрение качеству ее продукции.

— Это правильно! — сказал я ей, стараясь обходиться как можно более простыми словами, которые и в ее и в нашем языке были довольно похожие. — Вчера мы ели неправильно. Дух живота (а надо отметить, что, по мнению местных, за каждую часть организма отвечал специальный дух), не привычный к такой пище, ее не принял. Но дух груди (а известное дело, каждый уважающий себя дикарь думает грудью, а потом дух сердца тамтамным методом передает ценные указания другим духам организма — потому как мозги-то у них с детства отбитые)… сказал мне есть новую пищу понемножку. Чтобы дух живота к ней привык. Потому, когда я пойду на восток, я смогу есть любую еду и буду сильным! А тот, кто не сможет, тот станет слабым…

Ух ты. Кажется, кое-кто уже научился понимать тонкие намеки! Белобрысо-плешивая образина изволила принять вторую испеченную лепешку, почтительно протянутую ему нашей поварихой, и сожрать… В его лапах, а потом пасти эта лепешка казалась таблеткой, кажется, он и в желудок ее вогнал, как таблетку, не жуя. Ну да и хрен с ним. Не буду обращать на дурня внимание.

— Много я думал сегодня, — продолжил я вещать, обращаясь исключительно к Осакат. — Глядел в костер… ходил по степи и смотрел на воду… слушал ветер и дождь… советовался с духами. — Я качался и подвывал на манер шамана, дабы мои спутники впечатлились теми подвигами, что я свершил, пока они бездельничали, занимаясь банальной охотой или готовкой. — Духи сказали мне, что я должен поговорить с одним из народа, что ездит на животных с длинными шеями (кажется, со стороны моего дылдообразного приятеля раздался какой-то хмыкающий звук?)… Духи сказали мне не идти ко всем этим людям сразу, потому что тогда они убьют меня (одобрительный кивок Лга’нхи, сдается мне, он готов держать меня, пока верблюжатники будут убивать)… Духи сказали дождаться, когда один из врагов останется в одиночестве, связать ему руки, чтобы он не полез в битву, утащить подальше в степь и заставить говорить с собой! (Ишь ты, удивленно-заинтересованное выражение Лга’нхи. Такой концепции охоты на врагов он еще не знал. Обычно ограничивался только убийством и сдиранием скальпа.)

— Я пойду и схвачу врага! — гордо провозгласил он с таким видом, будто назначает сам себя в Императоры Вселенной. — Я приведу его сюда, и ты будешь с ним говорить!!! — И еще так демонстративно кидает заговорщицкий взгляд на Осакат… Дескать, знаем мы, кто тут воин, а кто говорильщик!

— Нет! — не менее гордо ответил я. — Духи велели сделать это мне… (Чего-о-о??? Что за чушь я горожу?) Я пойду в степь и сделаю это сам!!! А ты будешь сидеть тут и охранять ее! (Ну я и ДЕБИЛ!!!)

Глава 4

Вот же привязалось, гадство! Эти незамысловатые две строчки (остальные я благополучно забыл) я мысленно пою уже, наверное, третьи сутки. И есть подозрение, что буду петь до самой смерти. Потому как она наступит значительно раньше, чем мне бы хотелось. Ну это же надо так вляпаться!!!

Помню, Николай Федорович… — один из мастеров, что учил меня в далеком детстве работе на гончарном круге… Была у него любимая присказка-издевка. Стоило только одному из нас (мне, например) сильно напортачить или сделать что-то крайне неловкое или нелепое, он подходил и таким сочувственно-проникновенным голосом спрашивал: «А скажи-ка мне, Петя… Легко ли жить дебилу?»

— Ох нелегко, Николай Федорович… Ох как нелегко!!!

А ведь права морская примета: женщина на корабле к несчастью!

Столько лет сидел себе тише воды, ниже травы. За три последних месяца мы с Лга’нхи уж на что нелегкий путь преодолели, а хоть бы раз по-настоящему поругались. Ну да, споры были, но вот чтобы так… И на тебе… Только женская мордашка влилась в наш тесный коллектив, как он уже в страшной обиде со мной не разговаривает. А я, как дурак, распустил павлиний хвост и теперь сижу под промозглым дождем в совершенно идиотской засаде… А совершенно идиотской эту засаду делает то, что, если враг в нее попадет, я из нее убегу, визжа от ужаса!

А главное, перед кем выделываться начал? Девчонка… Было бы на что посмотреть… Кожа на роже обветренная, красная. Никакой косметики или узоров на лице, так что смотрится блекло… На пальцах заусенцы, ногти, как у всех тут, обгрызены, руки в мозолях… Фигурка… да ее толком-то и не разглядишь… Отнюдь не веточка-тростиночка манекенного типа. И не степная дылда-атлетка. Крепенькая такая, плотненькая… Не сказать, чтобы тумбочка, но…

Да какого хрена! Будто меня ее чары соплючие приманили… Ага. Да я ей по местным меркам в отцы гожусь! Просто обидно же!!! Опять как в школьные годы… Я внимание девчонок лопатой из глубокой шахты добываю. Неделю мужества набираюсь, чтобы с какой-нибудь Машей-Светой заговорить. А она в ответ два слова нейтрально-неопределенных… а сама глазки строит какому-нибудь тупому спортсмену или смазливенькому музыкантику самосборной группки «Убогие крендели», безбожно перевирающей на школьной дискотеке популярные шлягеры. Ну да, этим красавчикам жизнь и удачу, и женское внимание на блюдечке с голубой каемочкой подносит, а мне…

Вот и тут. Меня, как обычно, в упор не видят, ответы сквозь зубы цедят, а этого плешивого дикаря Лга’нхи, пожалуйста, и улыбочкой примечают и взглядиком таким радостным одаряют. Будто бы это не я ее от этого же самого дикаря всего-то сутки назад спасал… Тьфу на них… — одно слово — Бабы!!!

Но и эта дура пусть особо на Лга’нхи губешки-то свои не раскатывает. Она теперь для него табу. С тех пор как он ее в «люди» определил, она ему как сестра. А у местных с этим строго.

Потусовавшись тут, я начал понимать, почему арабы своих женщин под замком да в парандже держат. Может, конечно, я и ошибаюсь, и у арабов совсем не так было. Но слышал, что они тоже кочевниками были, вроде этих моих степняков.

Живут одним родом. А подростки, как известно, дело дурное. В организме гормоны бушуют, в башке ветер гуляет. Им волю дай, они, не успев Испытания пройти, уже сплошь друг дружку обрюхатят. Не пройдет и пары-тройки поколений, а вместо здоровых отморозков сплошь уроды с асимметрично вытянутыми рожами британских аристократов и кучей наследственных заболеваний.

Так что местным подросткам с малолетства внушают, что родич — это табу. А стоит девчонке пережить первые месячные, сразу норовят сбагрить с рук на Ярмарке Невест.

Парни, бывает, и мутят втихаря с вдовушками. Среди них молодок-то полно. И такие связи вроде как негласно разрешены. И парням наука, и разрядка, и вдовушкам не так тоскливо свой век доживать. Ну да они же тоже все из чужих племен перешли. Так что особой опасности нету. Это не с сестрами двоюродными шуры-муры крутить.

Так что, если у Осакат на дурилу Лга’нхи имеются какие-то планы, пусть обломится. Она свой шанс уже упустила. Да и мне она по большому счету на фиг не нужна. Просто, видать, от феромонов дурь взыграла.

Взыграла дурь, а доигрался я! Это же надо так лохануться и встать в позу! Дескать, я тут великий герой, а ты только баб охранять годишься… А теперь попробуй только назад без пленника вернуться. У местных с этим строго, как на зоне. Сказал — должен сделать. А иначе капец — от тебя даже суслики в степи отворачиваться начнут.

Я, помню, офигевал, видя слезы на глазах Нра’тху и прочих дюжих мужиков, когда у вечерних костров начинали петь былины. Одним из популярнейших сюжетов был, как я его называл, «Пацан сказал, пацан сделал». Наш великий предок с какого-то панталыку (причины этого панталыка зачастую даже не приводились) брал на себя повышенные обязательства, пойти в степь и принести руку скальпов врагов! Или руку шкур мохнатых тигров… Вот так, ни много ни мало. Ну и, естественно, шел… Была великая битва, а потом он, израненный вражьими копьями, клыками, и дубинами, приползает в племя, сжимая в отрубленных руках вражьи скальпы… или с отгрызенными тиграми конечностями и головой… со шкурам тигров, прицепленными… вот даже не буду говорить к какому месту, ползет… Ну и, ясно дело, приползает, выполнив клятву. А затем героически умирает под пристыженными взглядами злобных завистников и злопыхателей, омытый слезами юных дев и прочих сородичей… и тра-ля-ля… Вот. Чистый ведь бред! Я, героических смертей насмотревшийся по телевизору и в кино, еле сдерживал ржание, когда слышал такие бредни. А мои соплеменники, повидавшие немало смертей вживую, искренне пускали слезу по убиенному герою, который сказал и который сделал!

Да, незамысловатые ребята. Иногда это даже хорошо. А то у нас, там, стоит только упомянуть про двадцать восемь панфиловцев, как сразу найдется знаток, который объяснит, что ни фига-то панфиловцы и не воевали, а просто бухали в окопе. А вместо них дралась целая дивизия, и все подбитые танки стаскивала к этому панфиловскому окопу… Тут бы такому знатоку, посмевшему усомниться в доблести предков, мозги бы с ходу вправили… одним ударом дубины. Чтобы не подрывал суровой правдой моральный дух племени.

Но с другой стороны… Если я, объявив, что притащу пленника, этого не сделаю… вот даже не знаю, для Лга’нхи, наверное, сразу умру как человеческое существо. Тут в легендах даже коварные тигры и ничтожные суслики слово держат. А уж соплеменник, который сказал и не сделал… Это не по-пацански! И никакая отмазка тут уже не прокатит. Даже если внезапно разверзнется земля и поглотит все вражье войско, я обязан буду прыгнуть следом и добыть этого, больше на фиг никому не нужного пленника!

Так что все, что мне остается, это сидеть в кустах, дрожа от страха, и надеяться на какую-то немыслимую удачу.

Когда я осознал, что же ляпнул, застыл с открытым ртом… Надеюсь, мои соплеменники сочли это очередным разговором с духами, а не ступором из-за собственной тупости. Потом все же собрался… с духом. Потому как в остальном, нищему собраться… как известно недолгое дело. Тем более что тут, отправляясь на охоту за скальпами, берут только оружие. Все остальные мелочи, вроде еды, запасной одежды, палатки (гы-гы, я уже третий месяц только небом укрываюсь), считаются лишним грузом, который только мешает воину совершать подвиги.

Ну и двинул я на север, едва в брюхе улеглось слопанное мясо. Бежал неторопливой рысцой, стараясь запоминать приметы, хотя уже не шибко надеялся, что удастся возвратиться. Ночью дрожал от холода и страха, ведь пока я сплю, некому будет сторожить, отгоняя от моей аппетитной тушки тигров, гиен и вражьих воинов. А потом еще бежал целый день, отмахав не меньше сорока километров. По дороге сумел своим дротиком, кинув его на манер городошной биты, подбить кролика. По воинской традиции (за отсутствием огнива пришлось соблюдать традиции), сожрал его сырым. Наутро с тоской подумал, что уже достаточно далеко ушел от нашего лагеря и можно начинать охоту. Так что повернул к горам и бежал, пока не увидел вражеские лагеря… Еще несколько часов поползал в поисках подходящего места. Нашел небольшое озерцо, куда, судя по следам, вражины водили своих верблюдов на водопой. Залег недалече в кустах и стал наблюдать. План у меня был… Э-э-э, если честно, дождаться, когда прайд тигров задерет какой-нибудь верблюжий патруль, оставив мне одного, полуобгрызенного супостата. Подобрать его и оттащить к Лга’нхи. Но что-то мне подсказывало, что тигры скорее меня сожрут, чем патрульных… Да и армия, скорее всего, тигров распугала. Тигры ведь не такие дебилы, как я, чтобы среди тысячи хорошо вооруженных людей охотиться… Тоска!!! А возвратиться обратно с пустыми руками я не мог… Оставалось ждать и надеяться на чудо… Ближе к вечеру подъехал очередной разъезд. Ребята спешились, напоили своих верблюдов, умылись, запаслись водой, а парочка отморозков даже купаться полезла. Пусть они и недолго бултыхались в ледяной воде, но по всему выходило, что ребята тут отнюдь не тепличного разливу, а суровые и крутые мужики, с которыми мне не равняться… Правда, росточком верблюжатники были чуток помельче соплеменников Лга’нхи… ну вот, наверное, примерно с меня… Только не подумайте, что я недомерок какой-то. Раньше во мне метр семьдесят шесть с половиной было. Это просто степняки все были дылдами за два метра ростом, вот я среди них и казался себе мелковатым… А среди этих верблюжатников я вполне себе в норме… (Что-то, кстати, мне в них еще, помимо роста, знакомым показалось. А вот что?) Только один хрен — с этими «одноросточниками» мне на равных не сражаться. Эти вон, купальщики… даже отсюда было видно, какие у них мышцы — рельефные, но сухие. Сразу видно, что профессиональные вояки. А я что умею? У степняков меня пятнадцатилетние подростки били, и это кулаками. А с оружием я вообще толком обращаться не умею. Мне, чтобы кого-то из этих вояк завалить, надо, чтобы кто-то их предварительно связал… А единственного человека, который может это для меня сделать, я гордо оставил охранять какую-то сопливую девчонку…

Потом привели стадо… Небольшое. На сотню голов. Отвели чуток в сторону, где подход к воде поудобнее был, напоили… Вокруг стада сновало с десяток верблюжатников. Причем без доспехов и оружия… Будто у меня этих доспехов и оружия полные карманы! Зато их десять. Так что и думать о том, чтобы напасть на этих ребят, было нечего.

А может, мне дождаться, когда ночью кто-нибудь до ветра пойдет, шваркнуть его по башке дубинкой и утащить подальше? Только хрен его угадаешь, когда и куда конкретно кто-то до ветру пойдет… Тут ведь ночью-то не больно понаблюдаешь, с целью опознать, куда они срать ходят. Темень стоит.

Блин! А жрать-то как охота! Дух, ответственный за мое брюхо, уже видно давно забыл про вчерашнего кролика и требовал новых жертвоприношений… А без еды я точно ослабну… Так что я удрал подальше в степь и до темноты пытался изловить кукую-то живность… Только под вечер мне повезло добыть сурка… Хотя обычно эти твари настолько непуганые, что чуть ли не сами в руки лезут. А тут, стоит приблизиться, сразу в норку прячутся… Ладно. Так уж и быть, прощу им их паранойю за то, что они такие вкусные… А когда сутки не жрал, все на свете вкусным кажется… Вернулся на свою лежку и завалился спать… Посплю полночи, а как раз перед рассветом, когда у часовых глазки сами смыкаться будут, пойду бродить вокруг лагеря, подстерегая тех, кого разбудит «будильник Кашпировского».

Проснулся я, когда солнце уже поднялось довольно высоко. Вот ведь подлянка какая. То ворочаешься всю ночь, заснуть не можешь. А когда надо — дрыхнешь без задних ног… Что за шум-то меня разбудил? А-а, опять стадо на водопой пригнали… Спустя часок-другой опять проехал дозор на верблюдах… Я, конечно, в армии не служил… плоскостопие у меня… вернее, справка о плоскостопии, выданная одной знакомой врачихой моего батяни, только вот сдается мне, что коли у них тут даже разъезды эти верблюжьи налажены, то это точно армия, а не просто сброд. На этот раз купаться полезли аж трое… Может, и все бы полезли, но парочка явно осталась бдить за товарищами. Да, что называется, службу знают… Мне тут, ясное дело, ловить нечего… Дождусь, когда они подальше уедут, ломану в степь, харч себе ловить, а потом отосплюсь где-нибудь в холмах. А ночью попытаюсь на засранцев поохотиться…

И вот надо же такая подлость, только-только сотню шагов сделал, как вдали со стороны степи одинокий всадник показался… И двигается в мою сторону… Я, ясное дело, обратно в кусты ломанул. А там до меня вдруг дошло, что общего у меня с верблюжатниками было. И тут в голову мне пришло… А ведь это идея! Идиотская, конечно, и абсолютно безнадежная, но у меня-то только такие и срабатывают! Да и в моей унылой ситуации приходится рисковать… Один хрен я тут каждую секунду рискую, даже в кустах прячась. Меня и вороги могут заметить, или тигр вынюхать… Змея цапнуть… С голодухи могу подохнуть… От холода околеть… От страха, в конце концов, ласты склеить… Чем дольше сижу, тем больше опасностей на себя навлекаю. Так что надо рисковать! Спешно сдирая с себя одежу, побежал к берегу… Коли этот верблюжатник из степи едет, то можно не сомневаться, остановится тут верблюда своего напоить…

Он и остановился… Как раз метрах в двадцати от меня, там, где водопой подходящий был. Я его уже заждался, минут семь в ледяной воде дрызгаясь… Однако вида не подал и ручкой ему так помахал… как эти вчера махали, и клич попытался ихний же изобразить… Он мне тоже вроде ручкой маханул и что-то одобрительное вякнул. Ах да, забыл сказать самое главное, — наблюдая за ними с близкого расстояния, я увидел… но не сразу осознал, что верблюжатники тоже брунетами были, как и я! Это притом что я тут нормальных (а кто посмеет сказать, что мы, брунеты, не нормальные?), черноволосых людей пока вообще не встречал. Степняки были сплошь блондины да рыжие. Так что когда я это понял, да еще и про рост подумал, то в голове сверкнула мысль, что в бане… в смысле — голышом, я вполне сойду за верблюжатника. Так что, когда этот мне в ответ ручкой помахал, я к нему поплыл, пытаясь забыть привычный кроль и подражая верблюжачьему стилю плаванья «по-собачьи»… Доплыл, вылез на берег, дрожа от холода, страха и переизбытка адреналина. Этот улыбаясь что-то там мне такое сказал, веселое должно быть, потому как сам же хохотом залился… Я чего — я посмеяться всегда рад… Так что тоже посмеялся, пока к нему шел. Тут он вроде что-то такое, с вопросительными интонациями мне сказанул. Я указал ему рукой на тот участок берега, с которого в воду заходил. Он отвернулся посмотреть туда… А я, схватив с земли камень, прыгнул на него. Не успел… Реакция у этого, как у змеи, — в последнюю секунду умудрился как-то голову убрать, и мой удар пришелся в плечо, скользнув по коже доспеха. Он потянулся к кинжалу, а я, в отчаянии уже почувствовав, как эта железяка шурует у меня в брюхе, заорав что-то несуразное, бросился на него, и мы оба рухнули в воду. Начали бороться на мелководье… Только я-то голышом, скользкий от воды. А он в этих своих кожаных доспехах, ремнях, оружием увешан, есть за что ухватиться. Так что я его как-то этак сумел под себя подмять и камнем, который, оказывается, так из руки и не выпустил, пару раз по башке заехать. Он затих… Я тоже… Отвалил в сторону, не веря собственным глазам и ощущениям… Я таки победил! Этого быть не могло. Но я — Дебил, завалил этого вояку! Я реально крут, велик и ужасен! Только вот надо связать его побыстрее, пока он не очнулся и не навалял мне такому великому и ужасному. И из воды вытащить, пока не захлебнулся. Черт. Какой же он тяжелый!

Глава 5

Любой читатель детективов знает, что преступление — это не самое сложное. Самое сложное — это скрыть следы преступления и безболезненно воспользоваться его плодами.

Итак — ситуация. Я приплясываю голышом возле водоема, расположенного километрах в двух от ближайшего вражеского лагеря, у меня стучат зубы, трясутся руки и ватные от страха ноги. То ли это результат переизбытка адреналина в крови, то ли жуткий испуг, то ли результат переохлаждения. Все-таки не май месяц, а я минут двадцать в ледяной воде дрызгался… Передо мной стопроцентная, как дымящийся пистолет, улика — связанное по рукам и ногам тело с кляпом во рту (пришлось бежать в заветные кусты за захваченными еще из нашего последнего стойбища веревками и ремнями, с ужасом думая, что враг может очнуться в любую секунду). Рядом, забредя в воду, пока мы дрались, почти по брюхо, спокойно стоит свидетель преступления — верблюд. Он пока старательно делает вид, будто вся творящаяся возле него заваруха его нисколько не касается, и демонстративно дует воду из озера. Но по старательно-равнодушной роже и хитрым глазенкам видно — стоит только отвернуться, побежит сволочь такая, взбрыкивая ногами и подскакивая задом, и настучит в соответствующие Органы. Ну и как завершающий штрих композиции — в берег воткнуто здоровенное, метра три, копье с болтающимся возле наконечника мотком то ли волос, то ли еще какой-то дряни. Этот моток радостно трепещет на ветру, как бы призывая народ со всей степи — «Идите гляньте, как тут интересно!!!». Так что в любую минуту на этот призыв могут пожаловать приятели связанного и поинтересоваться: «А че это вы тут делаете?!» Причем поинтересоваться на своем языке, которого я не знаю, и потому даже соврать ничего не смогу.

Вывод — валить надо отсюда поскорее, пока местные ментяры меня не повязали и не учинили допрос с пристрастием. Вопрос только — как?

Я попытался было, ухватив за ноги, дотащить своего пленника волоком хотя бы до тех кустов, в которых прятался вчера. Гад оказался жутко тяжелым, да еще и цеплялся разными выступами доспехов и оружия за траву. А уж какой шикарный след оставляло это волочащееся тело… чтобы меня найти, не обязательно будет пускать собак. Даже слепой пройдет по нему на ощупь. Какого черта я не догадался сразу освободить его от оружия и доспехов? Так ведь страшно! Вдруг очнется и наваляет мне ответных люлей. А я свою норму достижений и славных побед уже выполнил на месяцы вперед и нарываться на новые приключения не стремлюсь.

Кое-как оттащил метров на тридцать-сорок в сторону, упрятав противника за верхушкой небольшого холмика. Серьезным укрытием это, конечно, не назовешь, но хоть от случайных глаз пока скрыл… Ага. Скрыл!!! Оглянувшись назад, увидел шикарную картину — купающийся верблюд, воткнутое в берег копье с бунчуком и пропаханная борозда, скромно намекающая, где нужно искать хозяина всего этого имущества.

Рванул назад по дороге сделав маленький крюк и подобрав собственные вещи. Изображать нудиста больше не было смысла, а в одежде появляется хотя бы видимость тепла. Оказалось, что с этим я сильно поторопился. Ни на «ути-ути-цып-цып-цып», ни на властное «ко мне», многообещающее «на-на-на» или загадочное «а что у меня е-е-есть…» верблюд не повелся и на берег выйти не соизволил. Кажется, его холод совершенно не беспокоил, и он готов был стоять и пить воду до тех пор, пока озеро не кончится. А вот меня холод беспокоил. И сильно. Потому я сдуру снял только штаны, надеясь, что в жилетке будет теплее, и опять полез в воду. В тот момент, когда я уже почти ухватился за веревку, тянущуюся куда-то к морде этой волосатой твари, он неторопливо сделал шажок в сторону. Я скаканул следом, он отодвинулся еще на один шажок, заинтересованно скосив на меня глаза. Я ринулся за ним, рухнул в какую-то яму, уйдя под воду с головой и измочив свою, некогда сухую жилетку, бултыхаясь вырвался на поверхность, предпринял еще одну тщетную попытку ухватиться за веревку и узрел перед собой огромную смрадную пасть с большущими желтыми зубами. При этом верблюд прорычал нечто предупреждающее, что мой мозг квалифицировал как «Отвали, парниша».

Признав поражение, опозоренный, выбрался на берег. Свежий бодрящий ветерок мгновенно забрался под мокрую жилетку, превратив ее в кусок льда. «Черт с этой скотиной, — подумал я, стуча зубами, теперь уже точно от холода. — Пусть торчит тут до тех пор, пока не околеет в этой ледяной воде. Мне гоняться за ним — только время терять. Лучше я его потрачу на то, чтобы подальше заныкать пленника… А верблюд… Да тут тыщи… ну пусть сотни верблюдов вокруг. Мало ли сбежал откуда-то. Госномера на нем нет, так что на то выяснение, какому отряду он принадлежит и не пропадал ли его всадник, уйдет небось не меньше нескольких дней… Если вообще будут искать, а не заныкают втихаря бесхозное транспортное средство. Жалко только — на верблюде тюки какие-то навьючены и щит этого вояки… Может, в тюках чего ценного лежит. А щит — все-таки оружие… Ну да не буду жадничать».

Кстати, о жадности. Подхватил копье пленника… затем сделал еще один крюк и забрал из кустов свое оружие. Рук удержать все это как-то стало резко не хватать. Но оставлять свои дротик, дубинку и лук с парой стрел все равно было жалко. Хотя я теперь без всякого зазрения совести ограблю пленника, забрав себе его оружие, но и своим барахлом разбрасываться не стоит… Вернулся к ложбинке — пленника не было!

Пока мы с верблюдом участвовали в любительской реконструкции Цусимы, пока я бегал по берегу, подбирая свое и чужое имущество, этот живчик успел очнуться и умудрился откатиться аж метров на двадцать в сторону. Именно откатиться, поскольку связал я его надежно, и даже ползти он толком не мог. Зато катился этот колобок долбаный весьма живо и старательно… Причем в сторону степи. Оно и правильно, уклон был как раз в ту сторону, катиться проще… Может, мне тоже его так катить до Лга’нхи?

Догнал, врезал копьем по спине и сел на него сверху… Блин. Надо собраться с мыслями. Иначе я тут себя до смерти загоняю, бегая от озера на холмы и обратно… И за что мне такие муки?

Тащить его на себе? Далеко не утащу. Да к тому же — мало того, что след остается, да еще и себя измотаю так, что через пару дней он меня даже связанный по рукам и ногам плевками пришибет… А что делать? Развязать ноги и запугать до полусмерти, чтобы сам шел. А ежели он бежать припустится? Может, они тут тоже бегуны не хуже Лга’нхи, и даже со связанными руками преспокойно удерет от меня? Внешне-то не больно похож, однако… А я его стреножу! Сделаю такую веревку, чтобы только шаги небольшие делать мог… И от оружия его освободить надо. Без оружия любой вояка себя сразу будто без портков ощущает. Небось гонору-то резко поубавится… Кстати, штаны на нем плотные, теплые… Мне в самый раз будут, а ему уже скоро станут без надобности. И сапоги… Вполне себе такие моднявые казаки с загнутыми вверх носами и тиснением по коже. Надо будет себе забрать. И накинутый поверх доспехов халат… Типичный такой среднеазиатский халатик, из верблюжьей шерсти сделан небось, а она теплющая. Заставить Осакат постирать и…

Стоп. Не до штанов с халатами сейчас… хоть и зуб на зуб не попадает после всех этих купаний. Так. На башке что-то вроде кожаного шлема с нашитыми металлическими бляшками, ремешок тянется под густую черную бороду… Где-то тут должна быть завязочка или застеж… Ах ты, сука, кусается! Как он кляп-то выплюнуть умудрился? Ну нет… Реально достал! На, получи, гад!!! Блин! Не пришиб? Ловить второго пленника мне как-то не хочется. Да нет, вроде схлопотав дубинкой по голове, затих, но дышит… Хороший, видно, шлем. А мы пока воспользуемся случаем. Снять пояс с парой кинжалов, снять перевязь с каким-то чехлом… Это че в чехле? Ледоруб? Колись, сука, ты Троцкого убил? А-а, нет. Помню, эту штуку клевцом называют. Еще какая-то сумка… чего в ней, смотреть сейчас некогда. Топорик на короткой ручке, но почему-то с очень узким, сантиметров 5–6 лезвием… во, оружием-то увешался, убивец злобный. А как с него этот панцирь снять? Похоже, только через голову… Э-э нет. Пусть пока на нем побудет, руки развязывать я ему не стану. Хотя… Потуже перемотал ноги, да еще и привязал к какому-то торчащему из земли кустику… Убрал все оружие подальше, размотал многочисленные узлы… поминутно проверяя, не очнулся ли пациент, быстро содрал изрядно пованивающий халат и натянул на себя… теплее не стало. Кажется, я успел проморозить все внутренности, и холод уже идет не снаружи, а изнутри… Стянул с супостата панцирь, отбросил в сторону, снова замотал руки за спиной. Теперь, пока он в отключке, надо стреножить… Замерил длину веревки, исходя из собственной ширины шага… Привязал к одной ноге, потом… отлетел метра на два, получив этими ногами в грудь. Хорошо хоть предыдущие годы нескончаемого града тумаков и пинков приучили меня либо уворачиваться, либо прикрываться от ударов, а то не дернись я в последний момент, удар пришелся бы по пузу, и хрен бы я тогда этого… а где, кстати, этот? Вот сволочь, припустил-то как… Бежит, конечно, похуже Лга’нхи, но тоже весьма проворно… В ставшей уже традиционной городошной манере швырнул дротик куда-то в ноги бегущему говнюку. Тот запутался в нем и рухнул, а пока поднимался на ноги, я уже успел подскочить и врезать ему пару раз дубинкой по корпусу. Бить по голове побоялся. Но дубинка и так свое дело сделала — пленник свалился на землю, где и схлопотал еще пару-тройку вразумляющих ударов и пинков. Потом я перевернул его на живот и все-таки довязал веревку ко второй ноге… Ух! Полдела сделано. Осталось еще отконвоировать его километров на 50–70 к месту стоянки, на что уйдет несколько дней и бессонных ночей, и предъявить Лга’нхи в качестве входного билета обратно в племя. Ничего больше уже не хочется. Ни допросов, ни информации, ни… Только сесть у горящего костра и набить утробу горячим, полусырым мясом…

Блин! Ну вот на хрена о еде вспомнил? Сидящий в брюхе Дух заверещал и начал царапать своими длинными острыми когтями мои внутренности. Господи! Как же мне надоело совершать подвиги! Как же хочется просто перестать трястись от холода, вздрагивать при каждом шорохе и мучительно раздумывать над следующим шагом, ожидая от жизни сплошных подлянок… Как же хочется просто лечь и несколько минуток полежать, ни о чем не думая… Ой. Вот только не это. Если я сейчас лягу, то уже больше не встану… В ближайшие часов пять-восемь. За это время мне эта сволочь точно глотку перегрызет. А не эта, так какая-нибудь другая сволочь. Так что мысленными пинками заставил себя подняться. Потом уже вполне материальными пинками поднял пленника и погнал его в степь.

Проклятье, проклятье и еще раз проклятье… Мясом я тогда обжегся… Были бы мозги, я бы не мясом, а горящими углями свой поганый рот набил. Гонор, понимаешь, сопливый взыграл… крутизна проклюнулась… перед девчонкой выпендриться захотелось…

— Стой, гнида… Привал… — Пленник рухнул как подкошенный, а я свалился рядом. Сил не было совершенно. Вторые сутки без еды, с диким жаром и невыносимой слабостью во всем теле… Все-таки купание не прошло даром — я простудился. Очень сильно простудился.

Мне, конечно, и раньше случалось тут болеть. Но в основном все обходилось соплями, кашлем и распухшим горлом. Подозреваю, что организм, зная, что, в случае чего, его будет лечить наркоша-шаман, с которым у нас была взаимная ненависть, просто отказывался болеть. Да и такого переохлаждения раньше я не получал. Всегда была возможность отогреться у костров, выпросить горячего молока или просто зарыться в какую-нибудь овцебычью шкуру и отлежаться. Сейчас же, после долгого купания и беганья на холодном ветру в мокрой одежде, да еще все это на голодный желудок… — мне реально было жутко хреново. Пару раз я даже терял сознание. Единственное, что меня спасало, это то, что моему пленнику было еще хреновей, чем мне.

Еще в первый же день, когда мы удирали строго на запад в степь, я заметил, что он как-то неуверенно наступает на правую ногу, но тогда не обратил на это внимания… Меня куда больше интересовало,что творится у меня за спиной и не предпримет ли пленный очередных попыток удрать, чем здоровье этого самого пленного. К вечеру я упал от усталости и уронил рядом с собой пленного. Дальше идти уже не было сил, а тут был небольшой овражек — хоть какая-то защита от пронизывающего ветра и чужих взглядов. Надо было подумать, как жить дальше. Ничего, к чему можно было бы примотать пленника, тут не нашлось. Долго думал, потом его собственным и своим ремнями примотал пленного к его же копью… В смысле руки и ноги. Он теперь даже согнуться не мог, а укатиться в степь в знакомой уже нам обоим манере не позволили бы крутые стены овражка. Вывалил содержимое его сумки на землю… Там было много странных вещей, но не было огнива или чего-то похожего на еду… Какой же идиот едет в степь без огнива? Ладно. Черт с ним. Напился воняющей мокрой кожей воды из небольшого бурдючка у себя на поясе. Вытянул кляп и дал напиться пленнику. Сначала он присосался с немалым энтузиазмом, потом начал материться. То, что это был отборнейший мат, я понял по выражению лица этого фрукта. С такой злобной гримасой можно только материться, проклинать и обещать страшную-страшную-страшную расплату. А и хрен с тобой. Врезал ему несильно по морде… Не за то, что ругался, а за то, что огнива не взял… Поискать, что ли, подходящие камни тут? Уже темно… Дебил, ведь полдня шел по степи… Высматривал что угодно — погоню, попытки побега, сусликов-кроликов, а додуматься поискать пару кусков кремня в голову не пришло. Почему-то был уверен, что обязательно найду огниво в сумке своей добычи. Обломился.

Спать лег на голодный желудок. Всю ночь бросало из жара в холод. Я то трясся от невыносимо холодного куска льда на месте своих внутренностей, то пытался скинуть с себя всю одежду, обливаясь потом и задыхаясь от недостатка кислорода… Заснул только под самое утро. Проснулся от дикого рева.

Уж на что я не был воином… уж на что был измучен болезнью и бессонной ночью, но этот рев заставил меня подскочить на ноги, сжимая в руках привычную дубинку. С ближайшего края овражка на меня смотрела глумливая морда верблюда, необычайно довольного тем эффектом, что произвело его утреннее пение. Дабы подкрепить эффект, он исполнил «на бис» еще пару серий трубных рычаний, переходящих в стоны и визг. Затем, скромно прикрыв глаза длиннющими ресницами, замер в ожидании заслуженных аплодисментов… Будут щас тебе аплодисменты. Басков хренов. Дай мне только до тебя добраться, я тебе по морде так нааплодирую, забудешь, как звали!

Но сил исполнить угрозу не было. Было только желание упасть обратно и больше уже в этом году не вставать. Прикрыл веки, но за ними меня уже ждал старый приятель Нра’тху. Он вылез откуда-то из-за глазного яблока и строго погрозил мне пальцем. Отвали, сволочь! Ты даже жеста такого не знаешь — пальчиком грозить это не в твоем стиле, ты привык кулаками шуровать да пендели отвешивать…

Однако старая мертвая сволочь был прав. Расслабляться нельзя… Мысленно на каждом шагу вопя и стеная о себе любимом, подошел к пленнику. От него воняло. Ну еще бы, вывести до ветру я его вчера не соизволил, вот ему и пришлось в штаны гадить. А у меня на эти штаны были такие планы!

— Встал! Пошел!!! — заорал я на бедолагу, после того как отвязал его от копья. — Я тут с тобой шутки шутить больше не буду… Еще раз дернешься бежать, заставлю все говно из штанов мельхиоровой ложечкой скушать. Понял?! Понял я тебя спрашиваю?

Насчет мельхиоровой ложечки не уверен, но интонацию, кажись, мужик уловил правильно и зыркнул на меня таким взглядом, что, не будь я сейчас полумертвым, перепугался бы до смерти. Но сейчас мне были по фигу и его взгляды, и читаемые за ними желания. Я пнул его ногой и отступил на пару шагов в сторону, как бы давая пространство для подъема, и сделал соответствующий жест. Он еще долго разгонял застоявшуюся кровь, прежде чем смог подняться на ноги. А потом я навьючил на него большую часть своего имущества и погнал на юг, туда, где меня ждал горячий костер и много-много еды. За спиной раздались шаги, — там топал верблюд, кажется, чрезвычайно довольный своим приключением. Несколько раз мне показалось, что он мне задорно подмигивает, кивая на барахло, которое я понавешал на его старого хозяина. Он явно сгорал от предвкушения, как будет рассказывать эту историю другим верблюдам. Это было единственное существо в нашей компании, довольное своей жизнью и текущим моментом.

Кролики встречались. Сурки тоже… Пару раз я даже кидал в них дротик. Но каждый раз мимо. Реакция у меня была замедленной, рука вялая, и дротик вылетал из руки обычно уже тогда, когда животина благополучно успевала удрать из зоны поражения. Несколько раз пытался разговорить пленника… но мозги вращали извилины с жутким скрипом, мысли путались, и ничего дельного из этого не вышло. Неудивительно, что я не сразу заметил, что ему не менее паршиво, чем мне. Догадался об этом я только после того, как он рухнул без сознания… Я рухнул рядом и только спустя какое-то время нашел в себе силы отвесить ему несколько пощечин, единственное известное мне средство по выведению из обморока. Сработало. Он очнулся и что-то начал бормотать… Вот только тут я почему-то обратил внимание, что его язык был абсолютно непохож ни на степной, ни на язык Осакат… Что-то такое очень певучее, с множеством сдвоенных гласных и с минимумом согласных. Кажется, сегодня он не ругался, не испепелял меня взглядом, а просто пытался что-то объяснить. Угадав, не столько по словам, сколько по постоянно скошенному вниз и направо взгляду, задрал на нем рубаху и глянул на тело. Там был огромный синяк, охватывающий почти всю правую сторону. И цвет этого синяка мне сильно не понравился. Я, конечно, в медицине ни бум-бум, но цвет у этого синяка был реально жуткий. А вот то, как ходили ребра во время дыхания, было мне вроде знакомо. У меня они так же ходили, когда шаман мне их сломал. Похоже, я вчера отделал мужика куда сильнее, чем рассчитывал. Ну что мне с ним делать? В смысле, как довести живым еще через полсотни километров?

Разобрал остатки нашего имущества. Ни хрена не нашел… Веревки и ремни кончились. Да и не сильно бы они тут помогли… Подумал. Взял сумку пленника, опять вытряхнул ее содержимое на землю, вызвав взрыв возмущения и воплей, потом разрезал ее по швам своим новеньким кинжалом… Даже толком порадоваться не смог тому, насколько он острый. Из кожи сумки сделал что-то вроде бандажа, охватывающего середину тела пленника, чтобы зафиксировать ребра… Примотал своим старым поясом, взамен которого давно уже нацепил крутой пояс вояки. Извиняй, браток, больше ничем помочь не могу! Разве что… Развязал веревки на руках и связал их уже не за спиной, а спереди. Пусть хоть будет возможность гасить удары при падении. Да и вообще, когда есть возможность держать руку на больном месте, вроде не так и болит… Скомандовал «Встать!». Он замотал головой, что-то истерично вереща и не отрывая взгляда от вываленного на землю барахла… Видать, что-то шибко ценное… Но что именно, выяснять не было сил, просто собрал все барахло и, сложив в узел, сделанный из моей старой жилетки, повесил его на поднявшегося пленника, и мы опять понуро побрели по степи…

Девяносто восемь… Девяносто девять… Тысяча. Стоп! Прошли тысячу шагов, можно делать привал. Чтобы не ошибиться, я загибал пальцы на руке после каждой сотни. Да… Докатился до загибания пальцев в математических расчетах… попаданец долбаный с могучим интеллектом жителя XXI века. М-да… Зато теперь будет повод вырезать на роже отметину о совершенном боевом походе! Ритуальным каменным ножом, который не столько режет, сколько пилит и раздирает кожу… Благодать! Великий Воин, свершивший небывалый до сей поры подвиг, захватил пленного и отконвоировал его в племя… Зачем? Никто не знает. Но в реале мне бы этот подвиг зачли. Судя по былинам, местные почему-то уважали безумную храбрость, переходящую в идиотизм. Может быть, после этого Нра’нху, отправляя меня на охоту за какашками, лупил бы только через раз. Вот же Щастье! Впрочем, ну ее в жопу, эту карьеру воина… Отныне я беру на себя роль политика и стратега, ставящего глобальные задачи, а мелкими вопросами их исполнения пусть занимается Лга’нхи… Я к окопной жизни не приспособлен. Мое место в Генеральном Штабе, на мягком диване, с чашечкой кофе в руках… Или стаканом чая… Стаканом обжигающе горячего чая с медом, который принесет мне мама. Закутает меня получше в одеяло, озабоченно пощупает лоб, возьмет мою маленькую ладошку в свою большую, но мягкую и ласковую, и начнет рассказывать что-то очень интересное и замечательное… Я толком не пойму, что она говорит, просто прижму к себе покрепче большого плюшевого медведя и буду слушать, как журчит ее голос… Такой знакомый и родной, согревающий лучше любого ватного одеяла, горячего чая и горчичников…

Ий-э-э-и-и-а-а-б-р-р-ы-ы-х-а-а-а-р. Очередной пронзительный вопль поганца верблюда… Глумливая тварь явно наслаждалась нашим тяжелым положением… В его сволочных глазках сверкали искры адского пламени, а из башки вырастали незримые рога… Нет. Это не верблюд, это демон из Преисподней, пришедший сюда, чтобы издеваться и мучить людей.

— Чего тебе надо от меня, тварь? Чего ты тут разлегся?

— Ииолиаик лоомоонуого оуоо соотууоув… (как-то так), — пропел мне пленник, тоже очнувшийся от воплей верблюда, кивая на эту тварь.

— Ага, — согласился я. — Редкостная сволочь.

— Ааороооик одооукееик оуоо уяпооо, — предложил мне он.

— Не сцы. Мы его обязательно убьем! — успокоил я его. — Очень-очень скоро убьем… Он, гад такой, за все нам ответит.

Он опять что-то пропел, старательно кивая на верблюда. Хрен его знает, чего ему надо. И зачем он мне руки свои показывает… Думает, поверю, что сможет задушить эту тварь голыми руками? А впрочем, хрен с ним. Развязал ремни на руках, предварительно продемонстрировав столь хорошо знакомую ему дубинку. Он, кажется, понял, потому что ринулся не на меня, а к верблюду. Обхватил за шею… Нет, душить не стал. Это у них, оказывается, сеанс обнимашек был. А вот он сейчас прыгнет во все еще торчащее на верблюде седло — и ищи ветра в поле. Поднялся, хотя вернее сказать, вполз на ноги и пошел к вражине, примериваясь, как ловчее врезать ему дубиной, чтобы не попасть по старой ране… Не понадобилось. К тому времени, когда я подошел, вражина, ласково напевая, уже снял седло и озабоченным взглядом разглядывал потертости и опрелости, которое это седло, не снимавшееся с верблюда уже несколько дней, оставило на его шкуре. Гринписовец долбаный! Верблюдофил. Сам на ногах еле стоит, а твари своей чуть ли не слезами собирается раны промывать. Хотя нет, не слезами, полез в тюки, достал оттуда какую-то коробочку с вонючей мазью и обильно смазал раны страждущего урода. Интересно, что у него там еще есть…

— Е-д-а?! — старательно выговаривая каждый звук, спросил я его, изображая, будто кладу себе в рот что-то ужасно вкусное и с наслаждением жую. Погладил пузо, а потом показал рукой на тючки, подвешенные к седлу. Он понял, но отрицательно мотнул головой, при этом на лице появилось выражение искреннего раскаяния за свою непредусмотрительность. Потом залез в другой тюк, достав оттуда чистые новые штаны, и так жалостливо-вопросительно заглянул мне в глаза. Это он, значит, хочет мои новые штаны на свой обосранный зад напялить? А вот хрен… А впрочем, ладно… Сил спорить и ругаться не было. Проведем эту потерю по статье представительских расходов и взяток. Ты мне — я тебе. Законы рынка. Я тебе чистые штаны, ты мне карты дислокации войск, тайные планы Командования, чертежи вундервафлей, бочку варенья и корзину печенья… Разрешающе махнул рукой, и он мгновенно сменил гардеробчик. Глазки весело заблестели. Слишком весело… Угрожающе помахивая дубиной, приказал ему лечь на землю и вновь связал руки. Он подчинился. А кто теперь снова всю эту трехомудию на верблюда навьючит? Похоже я… Дебил. И как тут вообще за что браться? Хреновина-то не маленькая… Небольших размеров диванчик напоминает, да еще эти тюки понавешаны. А верблюд, даже лежащий, — это оказывается громадная зверюга… Эй ты! Какой тут стороной на твою тварь сбрую надевать? Увидев, что я взялся за седло, он возмущенно заверещал, видимо, объясняя мне основы гуманного обращения с животными и необычайную ценность конкретно этого верблюда для всего человечества, галактики и мироздания. Я в ответ замахнулся на него дубиной и показал, что иначе навьючу седло на него самого. Он согласно кивнул. Все ясно, еще одна парочка старших-младших братьев. Мои степняки тоже о себе заботились только после того, как овцебыков своих обиходят. Но я-то парнишка московский… Мы там ваших старших братьев в тесных стойлах зооферм держим, костной мукой кормим и сотнями тысяч в день на бойнях забиваем. Мы звери, мы суровые и беспощадные, слово «жалость» нам не ведомо! Где же, блин, у этой хрени перед, а где зад? И как за нее сподручнее взяться, чтобы на спину этой твари зашвырнуть?

Пленник протявкал что-то, явно командное. Верблюд поднялся и ушел… Бунтовать, значит, надумали? Врезал мятежнику дубинкой по плечу… Левому, тому, что пока еще здоровое. Он стерпел и встал, набычившись в ожидании нового удара. Ну на, получи еще… еще… еще… Упал… вот тебе еще разок, и пока хватит. И так тут проторчали слишком долго. Могли бы за это время уже полтыщи шагов пройти. Седло??? А хрен с ним, пусть тут валяется…

Давай, вставай… Осталось еще тысячу пройти, и на сегодня уже точно все. Вон и солнышко уже за степь заходит. Как раз тыщу шагов пройдем и отоспимся… А если найдем что-нибудь горючее, сядем прямо возле него и устроим костерок… Жрать все равно нечего, зато костер — это тепло… А тепло, это, считай, та же еда. Чего мы расходуем, пока идем? — правильно, калории, а чего в костре выделяется — тоже калории. Так что посидел возле костерка, впитал в себя энергию, считай, уже сыт. Главное, чтобы этого бреда мой учитель физики не слышал, а себя в чем угодно убедить можно…

Вот так вот, шажок за шажком, шажок за шажком… так, глядишь, и до Лга’нхи с Осакат дотопаем… И Лга’нхи добудет много-много мяса… Осакат нажарит его на тонких гибких прутиках, и мы начнем жрать его, как настоящие дикари, обжигаясь обуглившимися краями и обливаясь кровью. А с мясом придут и силы, и здоровье. Вот увидишь — нажрешься мяса, и тебе тоже полегчает. И бок сразу пройдет, и ребра срастутся, и кровью кашлять перестанешь. Мясо — это сила! Тебя как, кстати, зовут-то? Я вот, — Дебил! А ты? Как-как? Иобиваасик? Эк тебя сподобило… Ну да ничего. Не переживай. Я так вообще Петр, сиречь Камень… Гы-гы! Шутку-юмора не понимаешь? — немчура безъязыкая. А я тебя буду звать Пивасиком. Очень почтенная и уважаемая кличка. Гордись…

А верблюда твоего, ты уж извиняй, Лга’нхи поймает и убьет из большой личной неприязни, которую я к нему, в смысле к верблюду, испытываю. Вот к тебе я ничего такого не испытываю, ты мне уже почти родной… Да и как можно не любить человека по имени Пивасик? А вот верблюд твой меня конкретно раздражает, потому что он симулянт. Какие-то сраные царапинки на спине, а крику-то поднял… Я тут вообще, можно сказать, подыхаю, а ничего, шажок за шажком, шажок за шажком… Главное, не останавливаться, пока норму не выполнил. Сказано тысяча, значит, тысяча. Не восемьсот пятьдесят, ни девятьсот сорок четыре, а ровно тысяча. Привет Лга’нхи, ты откуда выскочил? Надо идти ровно столько, сколько себе назначил… Это по-пацански. За базары надо отвечать. Потому что… Отвали дубина… Я сказал, надо идти ровно тысячу, а ты меня куда-то тянешь… А мне надо идти…

Глава 6

— Не ходи ты к нему… — пытался убедить меня Лга’нхи, торопливо выхватывая слегка запекшийся кусок печенки из костра. — Он все равно говорить толком не может. Я его спрашивал, а он вообще ничего не понимает… Не человек он.

— Это ты его не понимаешь, — возражал я, также отдавая дань печени свежеубитого оленя. — Потому что он иного племени, и язык у него свой.

— Осакат тоже раньше была «не люди», — резонно возразил на это Лга’нхи. — Но я ее понимал, а она меня. А этот вообще ничего — будто поет. Видно, евоный предок птицей был, а не быком, как у всех нормальных «люди».

Последнее, что я помнил, это как Лга’нхи без особого труда сбивает меня с ног и укладывает на какие-то шкуры. Потом было нескончаемое забытье, ныряние и выныривание из кошмаров, путешествий по закоулкам памяти, глюки, бредни и прочая атрибутика парка аттракционов под названием «Горячечный бред». Я смутно помню, как меня чем-то поили, во что-то закутывали, куда-то тащили… Но чем, во что и куда — не помню абсолютно.

Первый раз толком очнулся я где-то посреди ночи. Возле костра сидели Лга’нхи с Осакат и вели ученый спор о моем состоянии. Кажется, Лга’нхи придерживался версии, что я, начав общаться с духами, с непривычки не справился с нагрузкой, и духи меня одолели. Ведь известное дело — шаман должен быть самым великим воином племени, потому что битвы свои ведет не в мире людей или тигров, а в потустороннем мире. А Дебил, мол, хотя человек-то вроде и хороший, однако слабак и дрянь редкостная. Где уж ему с духами управиться. Осакат вроде как не возражала по поводу «слабак и дрянь», однако считала, что без «живого мертвеца» тут дело не обошлось. И злобные духи, одолевающие меня в данный момент, перескочили с него на меня вместе с блохами и вшами. В подтверждение своих теорий каждый приводил примеры из богатого на страшилки и сказки устного фольклора своих народов… «М-да», — засыпая вновь, я подумал, что на фоне таких интересных предположений банальная версия о последствиях длительного купания в ледяной воде и последующего воздействия холодного ветра тут не прокатит. Слишком скучно. Зато теперь имею все шансы войти в легенды. Уверен — «Сказ про то, как Дебил духам просрал» будет пользоваться немалой популярностью у костров нашего племени… Если оно когда-нибудь возродится, конечно.

Следующий выход на поверхность состоялся уже очень поздним утром. Солнышко торчало довольно высоко, а между ним и мною весело бежали белые облачка. Пели птички, воздух был наполнен влагой и первым весенним теплом, в связи с чем из своих норок повылезали разные там кузнечики-сверчки, начавшие потихонечку настраивать свои скрипелки и трещалки для долгого летнего концерта.

У местных первые кузнечиковые трели считались поводом для праздника. Всем членам племени, включая старших братьев, в графу «возраст» автоматически прибавлялся еще один год жизни. Шаман лепил из глины фигурку Старшего Брата. Почетную жертву — обычно матерого бычка, поработавшего натурщиком для сего шедевра, убивали со всем почтением и уважением. Его кровь пили все члены племени по старшинству, а остатками смазывали слепленную фигурку, которая до следующего праздника должна была храниться в чуме шамана, а мясо торжественно сжиралось на Большом Праздничном Банкете. Причем считалось, что сожрать его надо полностью и сразу, а если оставишь хоть кусочек мяса на недообгрызенной кости — быть беде. В связи с чем все ходили с раздувшимися от обилия в них мяса животами, страшно довольные. Шаман, вождь и самые крутые воины запирались в особом чуме и глушили там компот из грибов, дабы узреть сквозь пространство и время ближайшую судьбу племени. Потом долго пересказывали друг дружке свои глюки, пытаясь угадать, что они означают, а остальные почтительно слушали, набираясь мудрости… В общем, весело было.

Для меня, как и для остальных, это было время окончания долгих промозглых дождей и холода, время расцвета, возрождения и радости. Так что, несмотря на жуткую слабость во всем теле, унюхав первые признаки тепла и заслышав трели кузнечиков, я как-то резко воспрял духом и ожил. Это заметила Осакат и в срочном порядке притащила мне взвара каких-то травок. Вкус был довольно неплох, одновременно и освежающим, и согревающим… так что я предпочел не думать о том, что конкретно это лекарство делает — лечит простуду или изгоняет из организма духов с помощью обильного поноса. Неторопливо, как будто продираясь сквозь невидимую вату, присел, голова на несколько минут закружилась, а в глазах померкло. Однако я это преодолел. Огляделся, местность была незнакомая. Рядом шумела не то маленькая речка, не то большой ручей, с двух сторон возвышались холмы, скрывающие наше убежище от ветров, а горы снова превратились в едва заметную полоску на горизонте… Мы опять были в степи. От линии горизонта взгляд возвратился к костру, возле которого опять хлопотала Осакат, растирая зерна и кипятя очередной горшок с лечебным варевом. А чуть в стороне от костра стояло седло с подвешенными к нему тюками и щитом, моя старая жилетка, свернутая в узел, ледоруб-клевец, копье, пояс с кинжалами и топорик. — пленника не было…

Заметив отсутствие пленного, я, естественно, осведомился о его судьбе. Удивительное дело, но беспокоился я не только о себе, опасаясь, что потерял по дороге «обратный билет» и теперь мне «не зачтут подвиг», но и о пленном, чья судьба, оказывается, мне действительно не безразлична: все-таки мы прошли немалый путь вместе. Осакат, говоря полунамеками, дабы не навлечь на себя беду лишним упоминанием «нечистого», сообщила, что пленный остался где-то за холмами, во избежание, так сказать, дальнейшего распространения болезнетворных духов среди широких масс «люди». На мое возражение, что у нас с пленным абсолютно разные симптомы, а значит, никакой эпидемии опасаться не стоит… да и вообще, зачем тогда они притащили в стойбище меня и вещи? Осакат вполне резонно (с ее точки зрения) ответила, что, дескать, я свой, и бросать меня нельзя. А вещи — моя добыча, и распоряжаться ими могу только я, а симптомы — да мало ли как у кого враждебность духов проявляется. Известное дело, духи ведут битвы везде, а побеждают там, где оказываются сильнее… у кого ноги слабые — победят ноги, у кого поясница там али хребет — вдарят по хребту, ну а кто головушкой слаб, тому и без враждебных духов хреново живется.

— Так вы что, его убили? — с искренним огорчением спросил я.

— Нет, — ответила Осакат. — Лга’нхи сказал, что это добыча Дебила, и распоряжаться ею может только он… А то, мол, если его убьет Лга’нхи, то сила пленного перейдет к нему, и получится, что он, Лга’нхи, вроде как чужое взял. А это нехорошо. Но бояться не следует, — успокоила меня она. — Лга’нхи крепко связал супостата и примотал его к вбитым в землю колышкам, так что тот не убежит…

Да уж, с ужасом представил я положение пленного. Весь избитый, явно с поврежденными внутренними органами и сломанными ребрами, смотанный по рукам и ногам, да еще и закрепленный так, что не пошевелиться. Это мучительная пытка пострашнее смерти.

— Так он, наверное, умер? — спросил я у Осакат.

— Да ну, — махнула на меня рукой Осакат. — Он ведь уже мертвец. Только живой. Вчера Лга’нхи, возвращаясь с охоты, потыкал его копьем — он еще стонал.

Потом вернулся Лга’нхи, принес оленя и свежие новости о пленном — на копьетыкательный тест тот и сегодня прореагировал положительно. Однако ведущий специалист Лга’нхи настоятельно рекомендовал мне поберечь здоровье и дать супостату помереть самостоятельно, поскольку я явно только-только одолел в битве своих собственных духов и подселение в мой организм еще и духов вражеского воина может негативно сказаться на моем здоровье. Мое же настоятельное желание поговорить с ним, с его точки зрения, было не более чем пустой блажью Дебила. Впрочем, это ведь моя законная добыча, и кто он, Лга’нхи, такой, чтобы вставать между мной и им?

Так что после диетического обеда, состоящего из оленьей печени и пары чипсин, мы отправились в путь. Идти было не больше километра. Но путь мне этот стоил, наверное, десятка лет жизни. Однако я дошел. Дошел, потому что иначе все эти муки, страхи и лишения последнего времени потеряли бы всякий смысл. Я должен был закончить дело, за которое взялся, и выкачать из пленника хоть немного информации.

Однако то, что я увидел, напрочь убило эти надежды, — мой друг Пивасик лежал смотанный по рукам и ногам, и от него шла вонь испражнений и гниющего мяса… Он точно был не жилец. Удивительно, что он вообще протянул все это время. Все-таки местные — невероятно крепкие ребята. Лга’нхи равнодушно ткнул его тупой стороной копья, для него ведь Пивасик не был «люди», а значит, даже мысль о жалости к нему была смешна. Да и полноценным человеком он, как недавно выяснилось, тоже не был, выводя свою родословную от птиц.

Пивасик, почувствовав тычок, открыл глаза. Одного взгляда в эти глаза мне хватило, чтобы понять, что никакого допроса не будет. В этих глазах была сплошная мука и невероятная усталость. Кем бы ни был Пивасик при жизни, сколько бы людей ни грохнул своим ледорубом, но таких мук он не заслужил… Так что надо сказать Лга’нхи, чтобы тот… Нельзя такое сказать Лга’нхи! Нельзя ему позволять делать грязную работу за себя! Не потому, что это подло по отношению к моему товарищу, для него-то это как комара раздавить — одно удовольствие. Нельзя по отношению к самому себе и… Пивасику. Нас связала драка у озера, его попытки бежать и мои, не дать ему это сделать, и совместный мучительный поход, где его в конце пути ждала смерть, а меня жизнь. А значит, и завершающий штрих в этой истории должен поставить именно я… несмотря на весь ужас, что охватывал меня при мысли о том, что мне сейчас предстоит убить человека. Убить не в бою, не в объятиях ярости, страха и безумия, а вот так вот — больного, лежащего, связанного по рукам и ногам. И фигня, что я приношу ему облегчение, нельзя этим утешаться. Я заберу его жизнь, и это в меня перейдет его сила, если я, конечно, смогу вынести подобный груз… Если смогу — я воин и достоин права жить дальше. Нет — вечный дебил, о которого все будут только ноги вытирать. Таковы правила местной жизни. Да. Становится немного понятней презрение местных к тем, кто может убить на расстоянии. Они убивают лицом к лицу, беря себе вместе с добычей всю боль, страх и разочарование свой жертвы. И только тот, кто способен это пережить, достоин называться воином и мужчиной.

Я смог… Я опустился рядом с ним на колени, еле сдерживая рвотные позывы от невыносимой вони. Кажется, он узнал меня и понял, что сейчас произойдет. И клянусь, я правда увидел в них искорки радости и облегчения. Он что-то залопотал, кося глазами на свои руки. Ну да, конечно, наверное, не очень радостно умирать со связанными руками. Да и воин должен умирать с оружием в руках. Так, по крайней мере, считали викинги. Вот только из оружия у меня был лишь малый кинжал, всего-то раза в два больше ножичка Осакат. Я бы и его оставил в стойбище, ибо сейчас даже его вес казался мне невыносимой тяжестью, но воин без оружия не ходит даже поссать, не пойдет он безоружным и навстречу с врагом.

Я развязал веревки, связывающие руки и ноги пленника, быстро нашел подходящий камень и обвязал вокруг него ремни, сделав кистень, петлю которого и надел Пивасику на запястье правой руки. Тот это оценил и залопотал что-то благодарственное и еще… Несколько раз мелькнуло знакомое «оуоо», что, как я понял, означало верблюда. Хрен его знает, то ли он просил отправить это несносное животное с собой, то ли умолял о нем позаботиться… Скорее второе, по крайней мере, у степняков не было обычая брать с собой в загробный мир своих животных. (Кстати, где эта тварь?)

Теперь самое главное, как правильно убить? Резать горло? Так ведь я не душман какой-нибудь… Говорят, это долгая смерть, а я хочу избавить Пивасика от мучений, а не добавлять их ему… Еще читал, что можно ударить под нижнюю челюсть, чтобы нож сразу в мозг вошел. Я было примерился. Это вроде называют ударом римского легионера. Их короткие мечи очень даже позволяли наносить такие удары. А интересно, мой кинжал намного меньше легионерского меча? Достанет ли он до мозга? И как там в голове… В смысле, сплошная пустота или есть какие-то перегородки, которые придется пробивать? Наверное, есть, иначе мозг в брюхо провалится… Ай, хрен с ним, ударю в сердце.

Примерился, замахнулся и ударил в то место, где обычно на картинках рисуют человеческое сердце. Пивасик дернулся, выгнулся дугой, затрясся, изо рта пошла кровь и полились какие-то жуткие хрипы… Кажется, так быть не должно! Не без труда выдернул кинжал, примерился и ударил еще раз. Ух… На этот раз, кажется, получилось, Пивасик замер неподвижно, его широко раскрытые глаза начали стекленеть. Я смотрел, как стекленеют и мутнеют эти глаза, пока Лга’нхи пинком не сбил меня в сторону, разорвав зрительный контакт. Наверное, правильно, иначе я бы точно ушел за кромку вместе с первым человеком, которого убил. Потом меня долго рвало. Кажется, в желудке уже было чище, чем в операционной, но жуткие спазмы все еще продолжали сотрясать все тело. А потом я снял с Пивасика скальп.

Вот так я официально стал воином, хорошенько проблевавшись.

Обратно я уже не столько шел, сколько ехал на Лга’нхи. Наверное, ему и впрямь было бы проще посадить меня на закорки и бегом довезти до стойбища, чем тащить, подхватив за плечи, давая возможность делать вид, будто я самостоятельно перебираю ногами. Мне бы, наверное, тоже было это проще. Но я до сих пор очень благодарен своему приятелю, что он этого не сделал. Ведь это означало, что, убив своего врага и выполнив обещанное, я в его глазах стал «пацаном, который Сделал». А такие пацаны слабостей не испытывают и на ручки к боевым товарищам не лезут.

Потом опять были сутки горячки и бреда. То ли от преждевременных усилий, то ли от излишних переживаний, моя болячка вернулась. Соплеменники восприняли это как должное, поскольку рецидивы болезни полностью вписывались в обе их теории. Лга’нхи сам был воином и знал, что такое взять свою первую добычу, и знал, что духи жертвы всегда терзают победителя. Осакат понимала, что это не ее бабье дело, и, коли кое-кто такой дебил, что сам лезет в яму со змеями или общается с мертвяками, кто она такая, чтобы его от этого удерживать?

А потом я разбирал добычу. Оказалось, что взять добычу мало, ею еще надо грамотно распорядиться, иначе придется таскать ее на собственном горбе, а это тяжело. Проще всего оказалось распорядиться украшениями-амулетами, которых у Пивасика тоже было немало. Я просто оставил их на трупе. Мне все-таки хотелось обойтись со своей жертвой как-то достойней и благородней. У степняков тело воина оставляли лежать с его амулетами и оружием… Так пусть и Пивасику будет чем похвастаться на том свете. Лга’нхи, видно, счел, что таким образом я задабриваю духов врага, и не возражал. Да и не мог возражать, это моя добыча.

Затем оружие. При всем моем уважении к Пивасику, пулеметик-то я ему не отдам. В смысле, слишком уж большая это ценность, чтобы оставлять бронзовое оружие на трупе. Копье, конечно, отдал Лга’нхи. Он хоть и делал вид, что ему по фигу, но ходил вокруг него, как кот вокруг банки со сметаной. Если бы я соврал не про волшебный меч, а волшебное копье, он бы уже наверняка думал, что обрел искомое, ибо искренне считал его настоящим чудом. Я и сам поразился, когда выбрал время толком разглядеть сей человекоубийственный дивайс, — длиной хорошо за три метра, что неудивительно, верблюд — скотина довольно высокая, и чтобы с него достать противника, инструмент должен быть подходящего размера. Длинный, похожий на меч, наконечник, украшенный изображением каких-то хищных птиц, им можно было как колоть, так и рубить. А обратный конец снабжен подтоком-противовесом, сдвигающим центр тяжести на последнюю треть копья. В общем, оружие было весьма технологично и продуманно. Неудивительно, что Лга’нхи сразу в него влюбился. Так что я подарил бы ему его в любом случае, даже если бы думал, что сам смогу управиться с этакой хреновиной. В довесок к копью хотел еще сбагрить и небольшой круглый щит, сплетенный из прутьев и обтянутый кожей, поверх которой были нашиты бронзовые бляшки, но этот заносчивый сноб от него отказался. Особенно после того, как я сам взялся демонстрировать, как им пользоваться. Лга’нхи, обозначив удар острием в голову, подсек мне тупым концом ноги, после чего гордо заявил, что раз его дедушки обходились без этой дурацкой корзинки на руке, то и он как-нибудь обойдется, и вообще во вторую руку лучше уж взять дубину… и так демонстративно повел глазками в сторону клевца. Фигушки, обойдешься топориком. Клевец я уже себе присмотрел, он мне как раз по руке будет, да и чехол без проблем можно за спину подвесить, чтобы бегать не мешал. Еще я оставил себе пояс с кинжалами. Один покороче, с клинком сантиметров 20 длиной, а другой — раза в полтора длиннее, вообще мог сойти за небольшой меч… А главное, это оружие было достаточно легким, чтобы не мешать бегству от врага! Из старого оружия я оставил себе дротик, а дубинку на радостях подарил Осакат, которая через пару-тройку дней обменяла ее у Лга’нхи на топорик… Впрочем, это уже их дело. А вот со шлемом и панцирем вышли проблемы. Лга’нхи, только глянув на них, заявил, что бегать в этом невозможно и что напялить такое на себя может только глупец. М-да, пожалуй, отчасти придется с ним согласиться, плотный кожаный панцирь, обшитый бронзовыми пластинами, не слишком способствует марафонским забегам — и тело не дышит, и тяжесть мешает. В нем хорошо передвигаться, сидя на спине верблюда или лошади. Хотя, с другой стороны… Осакат объяснила, почему она зовет верблюжатников живыми мертвецами. Ее дядюшка, прежде чем умереть, умудрился ударить одного из налетчиков копьем. Да так ловко, что тот вылетел из седла… А потом, наблюдая из укрытия, Осакат видела, как враг поднялся и как ни в чем не бывало опять забрался на свою зверушку. (Кстати, о зверушках, где верблюд?) Это заставило ее вспомнить абсолютно достоверные истории своего племени о живых мертвецах, которых можно протыкать копьями, кинжалами и мечами хоть до бесконечности, единственная возможность их убить — это отрубить ноги, чтобы не могли убежать, а потом сжечь в костре.

Так что, судя по всему, панцири эти, штука в бою надежная, вот только, к сожалению, таскать его с собой, в отличие от шлема, нет никакой возможности, уж больно тяжелый. А выбросить — жаба давит. Вообще, в концепции передвижения налегке, при всех ее достоинствах, есть и один существенный недостаток — с собой можно взять только самое необходимое. Вот эти тюки, подвешенные к седлу… Даже заглядывать в них как-то расхотелось. Вдруг там что-то ценное, что все равно придется бросить?

Шмотки… Еще одни штаны и халат. Похоже, это парадная форма. Уж больно нарядно выглядят, расцветочка в стиле «пожар в джунглях». Рубаха, рубаха, рубаха… запасливым парнем был Пивасик, хотя, с другой стороны, — тащит-то все это верблюд. Ого!!! Шелковая рубаха, да еще такого пронзительно красного цвета. Значит, верблюжатники умеют производить шелк либо грабят тех, кто умеет. Ишь ты, как глазенки-то у моих соплеменников загорелись при виде такого чуда. Да я и сам прибалдел от насыщенного цвета, блеска и нереальной невесомости ткани. Однако если у Лга’нхи в глазах горит любопытство и не более, в глазенках Осакат пляшут раскаленные чертики и кричат: «Хочу! Хочу!! Хочу!!!» Значит, отдаю рубаху ей. Парочка толстых плотных одеял. Тоже хорошая штука, в них небось даже на морозе спать можно — но кто их потащит? А это что за ремешки, крючочки, бляшечки и прочая хренотень? Ага, тут же и верблюжья мазь для ран… Должно быть, ремнабор для сбруи и средства профилактического ремонта верблюда. Тут же и пара камней для заточки оружия. Все это тоже хорошие вещи, и, может быть, даже удастся кое-что из этого приспособить к делу… Вот, например, игла… Правда, размерами больше похожа на шило без ручки, но игла — это большая ценность. Отдать Осакат? Не, пока погожу… Пара бронзовых чаш, миска, ложка, котелок, кувшинчик какой-то, тоже бронзовый, малость помятый, правда, и закопченный… Охрененно дорогие, должно быть, вещи и вполне себе практичные, все, кроме кувшинчика, складывается одно в другое и умещается в котелке… вот только представляю, как будет греметь эта конструкция при беге. Так! А в этом тюке, похоже, добыча — семь штук разномастных чаш, парочка даже выточена из какого-то камня, похожего на нефрит. Куча всяческих украшений, по большей части бронзовых и медных, хотя, ну надо же, встречается и золото! Гребенка с отлитыми на ней фигурами идущих верблюдов… Вот не помню, изображали ли скифы-сарматы верблюдов, а в остальном типичный звериный стиль, про который нам рассказывали на уроках истории искусств. Еще котелки, несколько ложек, миски. Это че за фигня? — похожа на какой-то рог… в смысле сигнально-музыкальный инструмент. Тоже дорого отделан. О! Корона! Или диадема, я в них не очень-то разбираюсь. Но бронзовый обруч с приклепанной надо лбом пластиной с изображением сражающихся тигров явно может быть и средством защиты головы, и знаком власти… Похоже, Пивасик не только Троцкого грохнул, но по ходу дела еще и какого-то царя-батюшку уконтрапупил. Пара кусков ткани, сравнительно небольшие, но, думаю, еще на пару рубах и штаны Пивасику бы хватило. Так, еще два кинжала, причем не похожие на те, что были на поясе у Пивасика. Те прямые, а эти хитровато изогнутые на манер ятагана, только поменьше, ясное дело. Один оставил себе, а второй отдал Лга’нхи. Наконечник копья совсем непохож на тот, что на копье Лга’нхи, гораздо меньше длина и по форме как широкий листок, примерно с ладонь величиной, а вместо трубки — хвостовик, который, видимо, придется вбивать в древко. Судя по этому наконечнику и кинжалам, верблюжатники, двигаясь сюда, успели пограбить и какой-то вполне себе цивилизованный народ. Может, собратьев Осакат? Спросил у нее. Нет, таких кинжалов она у своих не видела… а наконечник похож… Ладно, пойдет на мой дротик. Была там и еще какая-то мелочовка вроде сломанного кинжала, всякого бронзового лома, который бывший хозяин небось собирался сдавать по весу, и тому подобного барахла. Но я это особо разглядывать не стал. Просто вывалил на середину к остальному барахлу, в котором уже давно с не меньшим интересом копались мои соплеменники. С точки зрения Лга’нхи, все это уже было общим имуществом, ведь ни оружия, ни украшений, которые я бы оставил себе, там не было. А покопаться в блестящих вещичках, что ж, пристрастие к блестящему свойственно не только сорокам и воронам. Не знаю, какими точками зрения руководствовалась Осакат, но от Лга’нхи она старалась не отставать. А я сидел рядом и думал о том, что же мне может сказать все это барахло о моем мертвом приятеле, чей скальп в данный момент лежит у меня в поясной сумке… Что ж, покойный Пивасик наверняка был не бедным малым. Верблюд, доспехи, оружие, да и богатая одежда — все это почему-то наводит на мысль о военной аристократии. А то, что всякие браслетики-бусики он таскал не на себе, а в тюках, — о существовании некоего подобия товарно-денежных отношений. Все это для него были не обереги-талисманы, как для моих диких приятелей, а некая валюта, которую можно обменять на другие блага жизни. Да, контраст с моими дикими соплеменниками очень высок. Впрочем, неудивительно, даже в моем космическо-компьютерном веке еще остались племена, живущие в веке каменном. Так что неудивительно, что на одном отрезке времени существуют племена из бронзового и каменного веков. Когда египтяне вовсю строили свои пирамиды, мои далекие предки еще небось в норах жили… А когда европейцы уже построили корабли и набрались достаточно знаний, чтобы пересечь океан, на противоположном берегу их встретили цивилизации уровня древнего Египта и каменновековые дикари. Мне просто не повезло попасть к дикарям, а не к более цивилизованным народам. А может, наоборот, повезло, подозреваю, рабство в племени Нра’нху нельзя сравнить с каким-нибудь римским вариантом рабства. Вопрос только, что теперь делать? Стремясь к цивилизации, я как-то забыл, что подчас цивилизация — это когда для убийства используют автомат или, вообще, сверхнавороченный самолет, а не дубину или каменный топор. Но убитому от этого не легче. Мои воинственные верблюжатники мне об этом напомнили. И если в мир Осакат у нас еще есть какое-то подобие входного билета, то в мир верблюжатников… А ведь я совсем забыл о свертке! В смысле, о том барахле, что лежало в той сумке Пивасика, которую я распотрошил и увидел там что-то очень похожее на… Я судорожно бросился к своей старой безрукавке, размотал ее и начал разглядывать новые сокровища. Да, эта бронзовая пластинка и правда была очень похожа на пайцзу, изображение которой я, кажется, видел в учебнике истории, размерами примерно восемь на шестнадцать-семнадцать сантиметров, на одной стороне изображена какая-то цапля, а на другой — нечто напоминающее иероглифы. Зуб даю, это не украшение, не защитная пластина для доспехов, а тугамент… У меня по жизни было немало разных документов, начиная от карточки в библиотеку и заканчивая социальной картой москвича, чтобы я не узнал еще один. Вот только бы знать, какие полномочия эта пайцза дает и дает ли их вообще?

Так, а это что за хрень? Какие-то палочки с привязанными к ним кучей тонкий веревочек, на каждой из которых навязана куча разных узлов. Узелковое письмо?! Как в джеклондоновском «Сердца четырех»? Очень похоже. Их тут штук двадцать мотков. Кстати, если присмотреться, можно предположить, что те иероглифы на пластине похожи на узлы. Пофантазируем? Пивасик — адъютант главнокомандующего. Разъезжает с донесениями и указаниями по войскам, имея пайцзу в качестве пропуска или для подтверждения своих полномочий. И это, кстати, объясняет то, что он оказался там на озере один и в неурочное время. И что так разорался, когда я все эти донесения и пайцзу вывалил на землю, для него это небось святотатством было. И, кстати, то, что вез он их в отдельной сумке, повешенной на собственных плечах, а не притороченной к седлу, тоже говорит о важности содержимого сумки. И что это нам дает? А дает это нам беспрепятственный проход через войско верблюжатников! Ага! Щазз!!! Не зная языка, не зная обычаев, одним размахиванием бронзовой пластинкой, чье истинное значение я толком не понимаю, откроет только один проход — кола в мою задницу… или как там принято у верблюжатников казнить особо наглых преступников? Так что стоит поумерить фантазии и быть более реалистичным. Или, может, как-то проверить, что дает мне обладание этой пластиной?

Глава 7

Начало весны, как всегда в этих краях, было бурным и стремительным. Казалось бы, только вчера еще с неба шел нескончаемо-унылый промозглый дождик, вбивающий пожелтевшую траву в раскисшую землю, а сегодня травка уже вовсю зеленеет, вспыхивая праздничными салютами появившихся за одну ночь цветов, а с того же самого неба льется ощутимый поток тепла…

Особенно ощутимый, если лежишь в плотном шерстяном халате, накинутом поверх кожаного доспеха из толстой кожи. А под ним еще и шерстяная

рубаха. Лежишь, уныло поглядывая вдаль и томясь ожиданием. И тот факт, что Лга’нхи сейчас, пожалуй, еще поганей, чем мне, почему-то отнюдь не успокаивает. Его-то специально учили часами лежать в засадах, не выдавая себя ни единым движением, а я…

Да и мысли, роящиеся в голове, доставляли исключительно негативные ощущения. Это Лга’нхи хорошо, он инструкции получил, и дальше его уже ничего не беспокоит, он, как и все его соплеменники, — отмороженный фаталист. Живет по принципу — «Как будет, так будет, и нечего себе голову ломать». Тут иначе и не прожить, потому что опасности подстерегают на каждом шагу, и, если начать о них задумываться, за порог чума не вылезешь. Так и помрешь в нем с голодухи. Да. Ему хорошо. А ты тут сиди, вооруженный могучим интеллектом жителя XXI века, и переживай — все ли ты продумал, так ли все рассчитал… Что ни говори, а затея была той еще авантюрой. И если Лга’нхи хоть чуток оплошает, мне точно конец. Я задумчиво посмотрел на пятно песка, лежащее в сотне метров ниже по склону холма, почти у самой воды.

— Да не получится без этого! Это ты от обычного человека в траве спрячешься. А с верблюда тебя за милую душу заметят.

М-да, уговорить моего суперконсервативного приятеля Лга’нхи попробовать хоть какую-то новинку, «без которой его дедушки и так нормально жили», это как вагон угля разгрузить. Всего-то и делов, лечь в небольшую ложбинку и накрыться одеялом, поверх которого я накидаю травы и разного мусора… А воплей и крику до небес. И главное, основной аргумент не то, что будет жарко, неуютно или все тело сведет от долгого лежания. Нет. Все это опытный охотник и воин Лга’нхи принимал как должное. Просто дедушки ничего подобного не делали.

А я еще поначалу вообще сдуру предложил яму выкопать и сверху срезанным дерном прикрыться, как это показывают в фильмах про спецназовцев. Щаз-з! С таким же успехом я мог ему предложить построить батискаф или самолет. Лга’нхи всю жизнь учился сливаться с местностью и подстраиваться под окружающий ландшафт, так что сама идея просто изменить этот ландшафт под свои нужды и потребности казалась ему абсолютно нереальной. Да и землю копать!!! Это я, который с детства копал грядки на даче и вырыл пару траншей на добровольно-принудительных субботниках в школе и технаре, считаю копание земли чем-то само собой разумеющимся. А Лга’нхи, выросший в мире, где самой сложной технологией было присоединение камня к палке, был свято уверен, что если такое и возможно в принципе, то займет немыслимо долгое количество времени и трудозатрат. Да, племя Лга’нхи по земле ходило, а не копало ее… А Осакат, которая наверняка про копание земли должна была знать и слышать (как-то же они руду добывают), предпочла промолчать. То ли решила, что составление воинских стратегий не ее бабье дело, то ли обиделась, что мы ее тут оставляем, то ли просто решила не перечить своему любимчику, вставая на мою, столь ненавистную ей сторону. А скорее всего, от каждого варианта понемножку, но «обиделась» в первую очередь. Я, конечно, ее понимаю, одной в степи страшно. Но тигров в округе сейчас почти нету. Даже наш остроглазый друг-следопыт последнее время их следов не обнаруживал, видно, войско верблюжатников их изрядно распугало. Да и не должно их тут сейчас быть много, обычно тигры следуют за стадами овцебыков, а те сейчас по большей части на юг откочевали. Но на всякий случай мы ей оборудовали надежную лежку, такую, чтобы и верблюжатники не заметили, даже если проедут буквально над самой ее головой, да и тигры бы могли только с одной стороны подобраться. А на это счет я ей свой дротик оставил с новым наконечником.

Может, не предложи я вариант с копанием земли, Лга’нхи на «маскировочное одеяло» согласился бы без проблем. Но выиграв первый спор, он уперся рогом и сдвинуть его можно было только бульдозером. Такой бульдозер у меня был, но пускать его в ход я опасался, потому что назывался он — «А иначе я все сделаю сам». А делать все сам, после своей эпопеи с Пивасиком, я дико боялся. Так что пришлось долго и нудно уговаривать. Уговорил. А потом уговаривал еще раз, еще и еще… Пока мы вновь бежали в сторону гор и расположившейся перед ними вражеской армией.

Суть моей идеи была проста и основана на предположении, что перед нами именно армия. Еще прячась в засаде возле того озерка, я долго раздумывал и присматривался, пытаясь понять, с чем же мы имеем дело. Хреново, конечно, что я не специалист и про армию знаю только из фильмов. Но сдается мне, что управлять такой толпой народа, да еще и разбросанной на немалой территории небольшими отрядами, можно только при наличии дисциплины. Причем дисциплины, поддерживаемой весьма жесткими и суровыми методами. Вроде как у Чингисхана было: один проштрафился, казнят весь десяток, облажался десяток — сотню, и так далее. Но все это были предположения и догадки, проверкой которых и стала эта наша вылазка. Идея была проста: остановить небольшой патруль, человека три, показать им пайцзу и посмотреть, как они на нее прореагируют. Если положительно — хорошо, а если драться полезут — …ну, думаю, Лга’нхи, да еще и напавший из засады, с парочкой управится. А уж одного-то я небось тоже сделаю или хотя бы свяжу дракой достаточно долгое время, чтобы дать возможность своему товарищу прийти мне на помощь.

А как же язык, вы меня спрашиваете? Как я буду объясняться с патрульными, зная на верблюжачьем языке только одно слово, предположительно означающее верблюда? А вы что, никогда в кино не ходили и книжек не читали? Берем куски материи, мажем их в крови невинноубиенной зверушки и обматываем голову и челюсть, будто меня конкретно шарахнули по голове и говорить я не способен. Это же будет объяснять и отсутствие верблюда у столь важной особы. (Кстати, Лга’нхи сказал, что эта тварь крутится возле нашего стойбища, но в руки не дается.) Опять же, при виде окровавленного и израненного соплеменника супостаты наверняка расслабятся и потеряют бдительность. Тут-то Лга’нхи и выскочит из засады, и замочит их всех! А мочить по-любому придется, иначе они притащат из чисто дружеских побуждений меня к себе в лагерь, где обман быстро откроется. Конечно, поднимется переполох. Но и это учтено в моем плане. Мы отойдем на сотню километров в сторону, так что, пока нас будут искать там, мы спокойненько предпримем попытку пробраться по кратчайшему пути к горам. Кстати, это одна из главных причин, почему мы не берем с собой Осакат, — ей даже за мной не угнаться, не говоря уж о скоростях Лга’нхи. Впрочем, бежать-то мы будем все равно с моей скоростью. А значит, на сотню километров убежим где-то за полтора дня. Тут главное не строить из себя олимпийского чемпиона и не пытаться ставить рекорды. Пробежал с десяток километров, еще один пешочком прошел, потом еще десяток, потом… и так далее. Впрочем, для моего приятеля и это была абсолютно черепашья скорость. Он бы без труда пробежал сотню км часов за 5–6 (от Аффтыря — мировой рекорд в беге на 100 км — 6 часов 10 минут 20 секунд)… потому-то ему и нести все то барахло, что придется взять с собой. А именно — панцирь, шлем, щит, парадные штаны с халатом и, конечно же, одеяло.

Ну что сказать — получилось! Почти все, так как я и задумывал. Ошибочек было всего только две. Первая была сущей мелочью, а вот вторая… Из-за второй мы сейчас несемся по степи как угорелые, а за нами скачет десяток всадников, и шансов удрать от них у нас, прямо скажем, маловато. Оставалось уповать лишь на то, что расчет времени сыграет нам на пользу.

Собственно говоря, как и было решено заранее, полтора дня бежали, потом высматривали подходящее место для засады. Придумывать ничего нового не понадобилось — в степи есть только одно место, куда сходятся все дорожки, — водопой. Вот такой водопой, со следами неоднократного посещения, близ одного из лагерей мы и нашли. Осталось дождаться добычи. По моим расчетам, где-то на вечерней зорьке должны либо пригнать стадо, либо появится возвращающийся в лагерь патруль. Отряд, возле которого мы расположились, был сравнительно небольшим. Уж не знаю почему — может, в боях потрепан, может спецподразделение какое-то… А значит, и погонщиков, и всадников в патруле будет немного. Местечко для засады нашлось еще более идеальное, чем я надеялся, — речушка, близ которой мы устроили ловушку, была с высокими берегами, местами подмытыми водой, и сверкающей песчаными линзами в местах подмыва. В одну из таких линз, чуть в стороне от полого спуска, чтобы его не затоптало стадо, я и уложил Лга’нхи. И накрыв сверху одеялом, закидал сверху принесенным из-за холма песком. Сверху художественно разложил пучки травы, коряги и ветки, якобы принесенные сюда высокой водой, и даже, воспользовавшись старым опытом, подхватив несколько кучек говнеца, положил поверх одеяла. Все-таки не зря я в художественном технаре учился, — получилось весьма достоверно, тут главное тщательнее скрыть края одеяла, чтобы не было видно сплошной линии, и замаскировать возможные очертания тела. Пришлось потаскать песочек в щите Пивасика, но получилось отлично. Хреново было только, что Лга’нхи придется провести, возможно, несколько часов под этой «достоверностью», и можно только гадать, в какой он будет форме после этого долгого лежания. Сам же я отправился на вершину холма, высматривать противника… Высмотрел. Сюда гнали стадо, голов в тридцать, и сопровождали его лишь трое погонщиков и всадник на верблюде. Четверо врагов — это чуть больше, чем я рассчитывал. Но, с другой стороны, как я заметил, погонщики вооружены не столь хорошо и, видимо, принадлежат к другому классу бойцов.

Быстро спустился вниз. Воткнул копье перед захоронкой Лга’нхи, бросил рядом щит и халат, а сам отошел к воде, чтобы противники, желавшие поговорить со мной, вынуждены были встать к нему спиной. Я как раз делал вид, будто пью воду, когда сзади послышалось хорошо знакомое мне мычание овцебыков, вопли верблюдов и блеянье коз. А за ними и удивленно-вопросительные крики людей, заметивших некоего постороннего субъекта. Субъект еще некоторое время изображал глухоту, давая возможность всем супостатам подтянуться поближе. Затем медленно, словно бы каждое движение приносило ему немалые муки, распрямился. Голова его была плотно замотана окровавленными тряпками, левая рука висела на перевязи, а правая тяжело опиралась на упертый в землю клевец. Мне самого себя было жалко. Однако мои оппоненты что-то не торопились звонить в МЧС и оказывать первую помощь пострадавшему, а повели себя весьма настороженно. Даже погонщики наставили на меня свои копья, а подъехавший всадник что-то спросил властным тоном. Я полез за пазуху и, достав пайцзу, высоко поднял ее, показывая всем желающим. Эффект был потрясающим. Погонщикам словно ноги подрубили, так быстро они оказались на коленях. А всадник, коротко поклонившись, что-то снова спросил, причем тон его хоть и был полон собственного достоинства, однако в нем звучали и почтительные нотки. Наверное, именно так должен был обращаться один рыцарь к другому, исполняющему какую-то важную миссию или занимающему более высокую должность. В ответ я изобразил некое мычание. Он этим не удовлетворился, а скомандовал своему верблюду опуститься на колени, слез с него и подошел ко мне… Дальше разыгрывать спектакль уже не было смысла. Я рявкнул «Давай», верблюжатник невольно оглянулся на вздыбившийся у него за спиной песок, я маханул клевцом. Верблюжатник маханул левой рукой с закрепленным на ней щитом… Клевец отлетел далеко в сторону, а вражеский сапог пришел в соприкосновение с моими яйцами. Весьма болезненное соприкосновение, должен вам сказать, если бы я чуток не дернулся по привычке — петь бы мне фальцетом до конца жизни, а так… Последнее, что я увидел, валясь на землю, сквозь набежавшие от боли слезы, это неторопливо опускающийся на меня огромный, величиной с половину неба кинжал, и как стремительный ураган по имени Лга’нхи налетает на врагов.

Уж я не знаю, была ли это случайность, тонкий расчет, или Лга’нхи и правда пытался меня спасти, но первый удар пришелся точно в шею моего обидчика, стоявшего, кстати, от него дальше всех. Для степняков вообще удар в шею был очень характерным — пробить кожаную безрукавку на корпусе не так-то и просто. А вот шея, голова, ноги, как правило, были не защищенными. Обычно удар деревянного копья сзади, в основание позвоночника, просто ломал шейные позвонки, но сейчас «волшебное» копье Лга’нхи просто снесло голову напрочь, когда он, парой стремительных прыжков, посрамивших бы, наверное, даже кенгуру, пронесся через растерявшихся погонщиков и атаковал наиболее вооруженного, а значит, и опасного противника. Затем, мгновенно остановившись и развернувшись так, словно бы понятие «инерция» для него не существовало, он коротким круговым движением перерубил ногу одному из нападавших, только-только поднявшемуся с колен, прыгнул на другого, смахнув, как тростинку, выставленное им навстречу копье, и проткнул его, словно бабочку, затем маханул назад, ткнув подтоком в лицо последнему. Тот попятился и в следующую секунду оказался с распоротым животом. Полная победа Лга’нхи, неспешно занявшегося добиванием врагов и сдиранию скальпов. Мне оставалось только аплодировать, но руки и мысли были сфокусированы в одном конкретном месте…

Мы как раз собирали трофеи и думали, что делать с добычей, когда появились эти двое.

— Может, просто отодрать наконечник и противоположную часть? — предложил я Лга’нхи, который мучился немыслимой дилеммой, — что делать с копьем верблюжатника? Копье и впрямь было не хуже того, что подарил ему я. И он искренне собирался подарить его мне. Но мне трехметровая дура, весящая килограмма два-три, на фиг была не нужна. Я с ней даже бежать бы не смог, не говоря уж о том, чтобы драться. Но бросать такое великолепное оружие, с точки зрения моего рачительного друга Лга’нхи, было форменным святотатством. А учитывая, что тут валялось еще три копья, пусть качеством и похуже, но тоже с бронзовыми наконечниками. А еще кинжалы, пара клевцов, топорик. Это становилось настоящей проблемой. Забрать все себе — не так-то просто бежать с подобным грузом. Бросить тут — жестокая смерть от удушения жабой.

Увы, все решилось за нас, когда на холме, что прикрывал нас от лагеря, вдруг появилась парочка всадников на верблюдах. Нет, они не бросились на нас в атаку, опустив копья а-ля рыцари круглого стола. Видно, сообразив, что один-единственный дикарь угробил четверых их товарищей и явно взял в плен пятого (я ведь был все еще в доспехах верблюжатника), они не решились напасть на него всего лишь вдвоем. Так что, несмотря на вызывающие крики Лга’нхи и грозно наставленное им на врагов копье, один из всадников остался на месте наблюдать, а второй спешно скрылся из виду.

Куда он понесся, догадаться было нетрудно. И кто приедет вместе с ним — тоже. Надо было срочно делать ноги, о чем я и незамедлительно сообщил своему воинственному товарищу. Для него же заранее запланированный панический отход на специально подготовленные где-то за горизонтом позиции оказался абсолютно новым словом в тактике ведения боевых действий. Он по ошибке путал его с трусливым бегством и почитал делом позорным. Так что минут пять пришлось потратить на то, чтобы, заклиная всем святым и ссылаясь на авторитет духов, внушить ему правильность, изрядную героичность и воинственность подобной тактики. Он мне внял, прихватил по максимуму трофейного оружия, и мы припустили… Отбитые яйца не слишком способствовали установлению мировых рекордов, но мысль о толпе злобных быстроногих верблюдов, несущих на своих горбатых спинах еще более злобных драчливых всадников, как-то помогла правильно расставить приоритеты и превозмочь боль, но скорость у нас, один хрен, была не высокая. Оставалось надеяться только на то, что погоню за нами организуют не сразу и на сгущающиеся сумерки.

Собственно, я для того и запланировал всю операцию на вечер, чтобы иметь возможность скрыться во мраке ночи от возможного преследования. Но, честно говоря, как-то не ожидал, что оно начнется настолько быстро. А забежав на один из холмов и оглянувшись, я все-таки заметил несущуюся за нами толпу верблюдов.

«Что делать?» — паническая мысль заколотилась о стенки черепной коробки. Надо ведь что-то делать! Просто убежать не получится!! До темноты еще не менее получаса или того больше, а ног у верблюда в два раза больше, чем у меня, и они длиннее раза в три.

Что делать?! Спрятаться? Но как? Куда? Не знаю, как верблюжатники, но Лга’нхи способен найти по следам в степи любую тварь. Надеяться, что враг окажется менее умелым, — подвергать себя слишком большому риску. А что тогда?.. Могучий интеллект жителя XXI века, доверху загруженный образцами приключенческой литературы и шедеврами кинематографа, подсказывал почему-то лишь варианты, подсмотренные в «Один дома», что-то типа натяжения большой-большой веревки между холмами, которая свалит всадников с верблюдов, или скидывание на них рояля со сто первого этажа небоскреба. К сожалению, в зоне прямой видимости не было ни небоскреба, ни рояля, ни даже захудалой «большой-большой» веревки.

Зато рядом блестела извилистым полотном своего русла речка, возле которой мы совершили свой подвиг-преступление (что конкретно — зависит от того, удастся ли нам удрать) и вдоль которого удирали в данную минуту. Еще толком не понимая зачем, я окликнул Лга’нхи и свернул в сторону воды. В конце концов, чуть ли не половина всех беглецов путала свои следы именно с помощью рек и ручьев. Да и растительность возле текущей воды была погуще степной. Тут и заросли кустарника встречались, а порой и рощицы, да даже заросли тростника и камыша в воде — это уже немалое подспорье. Хотя одна только мысль о том, чтобы лезть в воду, вызывала у меня приступы нервического жара, кашля и слабости.

Уж не знаю, какие мысли двигали Лга’нхи. Возможно, он решил, что речка станет непреодолимой преградой для верблюдов, или еще по какой причине, но он коротко окликнул меня и изменил направление. Еще не понимая, что он там разглядел с высоты своих двух метров, я последовал за ним, и вскоре он вывел нас к пологому спуску к воде. Судя по тому, как расширилась река в этом месте, и следам копыт на пляжике возле воды, тут был водопой, а то и брод. Лга’нхи без промедления ринулся в воду, я со стоном за ним. Тут действительно был брод. В самом глубоком месте, вода дошла мне до груди, но речку мы пересекли, а на противоположной стороне был такой же пляжик, на песке которого наши следы будут видны даже с противоположного берега. Ну, конечно же — Следы!

Мой мозг наконец-то выбрался из хранилища фильмов производства киностудии имени Диснея и обратился к старым добрым черно-белым советским фильмам про пограничников и нарушителей границы.

Едва мы вылетели с пляжика на травку, я опять окликнул Лга’нхи, велев ему остановиться. Чудно! — но обычно мы спорили с ним по поводу каждой мелочи. А сейчас беспрекословно слушались друг дружку, доверяясь инстинктам и задумкам товарища. Он остановился и оглянулся. Я же тем временем осторожно шел спиной вперед обратно к реке, стараясь наступать на свои же следы. Тут уж Лга’нхи два раза объяснять не пришлось — опытный следопыт понял мою задумку. Потом мы двигались вниз по течению реки. Вдоль берега, где-то пешком, где-то вплавь. Про очередную ангину я старался не думать, зато в холодной водичке перестали ныть яйца. То ли отмерзли окончательно, то ли холодный компресс пошел им на пользу.

Спустя минут пятнадцать, когда мы уже миновали очередной поворот реки и спрятались в камышах, через наш брод пролетел отряд в десятка полтора всадников и, с легкостью перемахнув реку, ринулся дальше. Какое-то время у них уйдет на то, чтобы понять, что они потеряли след. Потом они его будут искать. Потом сообразят проверить вдоль реки, для этого, наверное, разобьются на четыре отряда, каждый из которых пойдет либо вверх, либо вниз по течению по каждой стороне реки. А солнышко-то уже нырнуло краешком за горизонт, и скоро скроется совсем. Наши шансы на спасение возросли многократно!

Глава 8

— Потерял? Да… Плохо… — Лга’нхи сочувственно, но абсолютно неискренне покачал головой. Глядя на его рожу, даже прилетевшему с Альфа-Центавры пришельцу, абсолютно не разбирающемуся в людской мимике, стало бы понятно, что эту дубинноголовую дылду нисколечко не волнуют проблемы Дебила, потерявшего блестящую цацку. Подумаешь, найдет еще такую же. Или камушек блестящий, или погремушку со свистулькой. «Чем бы ни тешилось…», как говорится.

— Да как ты не понимаешь?! — чуть не заорал я, пытаясь вывалить на него все раздражение и злобу, которые испытывал в отношении себя. — Это же был наш пропуск туда…

— Что такое «пропуск»? — (Ну да, откуда ему знать…)

— Ну ты же сам видел! Как только я показал им эту штуку, они все упали на колени.

— Не все.

— Да, но большая-то часть упала… Мы могли бы пройти через их армию ночью, и никто бы нас не остановил! Я так думаю… Вот это и называется «пропуск». А я взял и потерял его, пока мы барахтались в реке, и теперь получается, что все это было напрасно.

— Почему?

— Лга’нхи… Ну ты, блин, как большой брат… э-э-э, — такой же могучий и мудрый! (баран). Зачем, ты думаешь, мы туда ходили и дрались с этими верблюжатниками?

— Чтобы сразить врагов, снять с них скальпы и забрать себе их силу!

— Э-э-э??? — Я малость припух от подобной трактовки событий. Оказывается, мы с Лга’нхи, делая общее дело, занимались при этом абсолютно разными вещами… Хотя — что тут сказать? — мой приятель действовал в рамках собственного понимания мира. Мы не можем пройти сквозь войско врагов, потому что недостаточно сильны. А раз мы недостаточно сильны, надо побольше поубивать врагов и вобрать в себя их силу. Геймер, блин, доисторический. Собиратель маны и бонусов! Хотя где-то читал, что первыми собирать ману придумали именно новозеландские маори или какие-то другие тихоокеанские дикари… Они для этого вообще убитого врага кушать изволили. А Лга’нхи всего лишь сдирает скальпы, так что мне тут, можно сказать, повезло.

Вот только я геймерством как-то не увлекался даже в том мире, в котором проводил перед компом по нескольку часов в день. А уж играться, набирая очки, тут, вообще нет ни малейшего желания. Потому как тут окончание игры было действительно окончательным и при этом подчас весьма болезненным. (Яйца и все тело опять заныли, стоило только вспомнить последние два дня…)

А чего, собственно говоря, вспоминать? Когда посланный в погоню за нами отряд пересек реку, мы из нее вылезли и почесали напрямую в степь. Неслись почти всю ночь, пока я не рухнул в полном изнеможении. Я, правда, падал и до этого, спотыкаясь о кочки, пучки травы и корни, но, тем не менее, каждый раз вскакивал и несся дальше. Но упав последний раз, понял, что подняться уже не смогу, — ноги сводило судорогой, легкие лопались от напряжения, а боль в криво сросшихся ребрах держала меня на грани отключки. Кажется, даже Лга’нхи, глядя на меня, проникся столь несвойственным ему чувством жалости и сострадания. По крайней мере, он не стал поднимать меня пинками, а просто сел рядом.

Очнулся я уже ранним утром, с серого неба лил дождик, и это было прекрасно. Прекрасно, потому что это не был занудный затяжной зимний дождь, а сильный, но довольно короткий весенний ливень, который прибьет траву и скроет наши следы. Добренький божок, отвечающий за спасение дураков, опять был на моей стороне и бдительно присматривал за своим питомцем. Теперь найти нас могли только чудом. Думаю, за ночь мы удрали километров на тридцать, причем даже я не могу сказать, в какую сторону. Хотя уверен, Лга’нхи даже ночью и с закрытыми глазами не собьется с правильного направления. Это у него на уровне инстинктов. Скорее я ложку мимо рта пронесу, чем он в степи заблудится.

Все тело болело и просилось отдохнуть. Видно, вчера с перепугу я действительно нагрузил его сверх меры. Но как поступать с такими «просьбами», меня уже давно научили, так что, не ожидая пинков от Лга’нхи (а сегодня он имел на это право), мысленно наотвешивал пенделей себе сам и поднялся на ноги. Сначала постоял, потом пошел, потом побежал. Тело разогрелось, поняло, что жаловаться бессмысленно, и включилось в работу. Когда солнышко уже поднялось достаточно высоко и высушило последствия ночного ливня, Лга’нхи прикончил вылезшего погреться на солнышко сурка, и мы по-быстрому сожрали его сырым. Набивать пузо особо не стоило, так что ограничились только одной зверушкой — это примерно по полкилограмма чистого мяса на брата.

Ужинали мы уже вечером в обществе Осакат. Если не считать моего позорного поражения, операцию можно было считать успешной, о чем я гордо поведал своим соплеменникам. Потом изложил им свои гениальные догадки о структуре, составе и сословных разграничениях в войске противника и подробно описал собственные планы прохода сквозь вражеские земли с помощью трофейной пайцзы. А потом обнаружил, что у меня ее нету! Когда первый шок прошел, начал вспоминать, что, схлопотав по яйцам, выронил пайцзу на землю… потом подобрал ее и сунул за отворот халата… Потом, при виде всадников, я судорожно скидывал халат и панцирь, одновременно уговаривая своего приятеля удирать от врага, сунув пайцзу за отворот рубахи. А потом я про нее забыл. Вывалилась ли она во время бега или когда мы бултыхались по реке — этого мы уже не узнаем никогда. Я, правда, почему-то склонялся к версии реки… но какая разница? Сокровище уже утеряно. Столько трудов, волнений, страха и риска — и все это понапрасну. Весь план рушится из-за элементарного ротозейства.

Потом я немного попаниковал, поорал на Лга’нхи, попсиховал, поистерил. Наконец мне надоело всем этим заниматься, и я опять начал думать.

Торчать тут мне уже надоело. Нет, в принципе, это была вполне себе привычная жизнь, даже не лишенная некоторой приятности. Мы кочевали с места на место, иногда останавливались на пару денечков в одном месте, чтобы что-то починить, переделать или просто отдохнуть, но надолго нигде не задерживались. (Обычно, пардон, засирали одно место и шли в другое, почище. Так, впрочем, действовали все степняки. Степь огромная, места хватало.) Лга’нхи охотился, Осакат готовила харчи, я по большей части бездельничал, составляя очередные гениальные планы. Разве что пару раз в день притаскивал воды, и то, лишь в случае, если мы останавливались в отдалении от нее. Никакого тебе стада и сбора говна, никакого таскания воды на несколько десятков организмов каждый под тонну весом… никаких пинков и приказов от начальства.

С одной стороны — чем не жизнь? С другой — нас каждую минуту могли обнаружить супостаты, Лга’нхи томился по волшебному мечу и амулету и страдал без молока. Осакат хотела к родне, и ее запасы крупы подходили к концу, чему она скорее радовалась, так как была не в большом восторге от возложенной на нее функции зернодробилки. Ну а мне все-таки хотелось в цивилизацию. Но, независимо от личных причин, оба моих соплеменника смотрели на меня с ожиданием, почему-то веря, что именно я доставлю их к вожделенным местам и предметам. И это не потому, что я такой умный и крутой. Просто, раз духи говорят со мной, мне и выяснять у них, как жить дальше. Я у них вроде сисадмина на той фирме, где я когда-то работал курьером. Все, от высокого начальства и до самого мельчайшего рачка в офисном планктоне, считали его тормозом, придурком и задротом. Но именно на него возлагали все надежды на разрешение собственных непростых отношений с компьютерами, ожидая чудес и волшебства.

Впрочем, черт с ними, и с сисадминами, и с компьютерами. Что у нас есть и чего у нас нет? Нет у нас всего лишь пайцзы неясного предназначения, дающей малопонятные полномочия и привилегии, зато есть Лга’нхи, набравший «маны» и, кажется, вполне созревший для тайного просачивания через вражеское войско. В конце концов, я ему с самого начала предлагал план, как пробираться к горам, даже не зная тогда ни про какие пайцзы и прочие чудеса. Просто тогда он пребывал в неуверенности. А сейчас, содрав скальпы с четырех врагов, а главное — вкусив их крови и получше изучив порядки, наверняка уже готов к дальнейшим подвигам. А если это еще не так, то стоит ему это внушить. Еще у нас нет трех халатов, трех пар сапогов, трех шлемов и трех… В общем тройного комплекта вражеской одежды, которая очень бы не помешала нам для тайного просачивания сквозь вражьи заслоны. Хотя вру, старый халат Пивасика еще остался, если только за время нашего отсутствия Осакат не порезала его на ленточки и бантики.

Значит, так, — от той разбитой телеги Осакат до гор километров тридцать будет. В принципе, за одну ночь пройти вполне реально. Благо ночи пока еще по-зимнему длинные. Главная проблема — Осакат не умеет бегать, а Лга’нхи ходить. В том смысле, что для него преодоление больших пространств методом неторопливой ходьбы примерно то же самое, что для меня — ползком или на четвереньках. Глупо, неудобно и бессмысленно. Обычно, когда наша банда меняет место стоянки, мы с Осакат идем пешочком, а он нарезает круги вокруг нас, будто мы стадо овцебыков. Кстати, о стаде… Хотя…

Ну так о чем это я? Ага. Проблема в разности скоростей у всех членов нашего отряда. И в том, что, если Лга’нхи будет носиться кругами вокруг нас, вынюхивая опасности, боюсь, я могу заблудиться в темноте и уйти не туда, а если не будет — большой риск нарваться на часовых… Хотя, вспоминая расположение лагерей, я почти не сомневаюсь, что можно найти маршрут между ними, который позволит обогнуть каждый лагерь на достаточно большом расстоянии. Правда, это может увеличить наш путь вдвое, а то и второе. Но размышлять об этом сейчас бессмысленно. Надо подойти поближе и посмотреть. Может, не стоит рваться прямо к горной дороге, а обойти сначала стороной, а уж потом… Впрочем, надо смотреть на месте.

— Вон, опять отбились, Осакат, не зевай, гони их к стаду. Лга’нхи, ты уверен, что мы правильно идем?

— Конечно, — хладнокровно ответил Лга’нхи. — Сомневаешься во мне, спроси у духов, ты ведь шаман!

Ради того, чтобы окончательно стать шаманом, мне пришлось организовать празднества… Я, правда, при этом не преследовал цели стать шаманом, просто как-то так само получилось.

Идея-то была совсем в другом. Хорошенько отъесться перед решительным рывком, сбросить напряжение, набраться физических и моральных сил, а заодно получше объединить племя. А что лучше поднимает дух и объединяет, как не совместный корпоративчик? Да и повод у нас был самый подходящий, — праздник Весны! А то что же это делается? — сверчки уже с неделю трещат, а у нас еще ни в одном глазу!

Подбросил идею Лга’нхи, и тот, к моему удивлению, воспринял ее удивительно серьезно и как-то очень робко, но с большой надеждой в глазах, спросил: «Смогу ли я?!?!»

Я сначала даже как-то не врубился, о чем это он. Потом понял — это для меня Рождество, допустим, было праздником пришествия Деда Мороза, а праздник Весны — поводом обожраться мясом и, заразившись общим весельем, попялиться на воинские, а главное — женские пляски. Подражая старшим, поплясать самому в компании подростков, поучаствовать в играх, послушать былины и поучительные враки шамана и вождя… Для Лга’нхи же, как Рождество для убежденного христианина, праздник Весны был наполнен глубоким религиозным смыслом, если не сказать больше. К концу года весь мир умирал, и был мертвым до тех пор, пока люди и сверчки не разбудят его и не вернут к жизни, совершив обряд Перерождения. Невозможность отпраздновать означала, что дальше ему придется жить в мертвом мире… Мало того, что он сам, оставшись без племени, ощущает себя живым мертвецом. Так теперь он еще будет живым мертвецом, уныло бродящим по мертвому миру.

Жуть, да и только — называется захотел гульнуть и расслабиться, а приходится взгромождать на свои плечи миссию по Спасению Мира! Но если серьезно, если я сумею совершить обряд и вернуть мир к жизни, это сразу прибавит к уверенности моего приятеля тыщу очков первосортной маны, а уж планка моего авторитета в его глазах взлетит на сто первый уровень.

Ну казалось бы — какие проблемы? А что называется — попал! То, что я смогу совершить обряд, я практически не сомневался. Ведь знаком успешного проведения будет наступление весны, появление зеленой травки, массового цветения, начала брачных игр у разных зверушек и прочая-прочая-прочая… Интуиция мне подсказывала, что как бы я ни провел обряд — все это произойдет и без моих ценных указаний. Другое дело, убедить Лга’нхи, что процедура проводится правильно. Суть-то обряда в том, что душа убитого бычка переселяется в его изображение и продолжает жить, презрев смерть… или типа того. Его съеденная плоть наделяет людей особой силой. А выпитая всем племенем кровь создает связь между миром, людьми и их мистическим предком и покровителем.

Слепить бычка — это фигня! А вот можно ли обагрить глиняную фигурку бычка кровью суслика или оленя? Или надо лепить оленя, и тогда уже… Но олень в глазах местных отнюдь не сакральная зверушка. Отправить Лга’нхи украсть бычка у врагов? Даже если отбросить все риски, связанные с подобной акцией, есть существенная проблема — бычка придется сожрать полностью, обглодав каждую косточку. А в овцебыке под тонну веса. Из них центнеров семь-восемь чистого мяса. Даже если мы сожрем такую гору мяса за пару-тройку дней и не умрем от обжорства, то ни о каком прорыве через вражеские позиции даже думать будет нельзя еще как минимум пару недель. А если владельцы бычка придут за ним по следу, рядом с грудой костей они увидят три круглые тушки похитителей, способные только ползать и вяло отплевываться от врагов.

А впрочем, помимо овцебыка, есть другое сакральное животное — тигр… Может, отловить его? Съесть одного тигра втроем — это, пожалуй, нам под силу. Но нет! Во-первых, он сакрален со знаком минус, и это уже будет сатанизм чистой воды. А во-вторых, жрать кошатину???.. Я хоть и вырос на уличных беляшах и чебуреках, но там-то начинка из кошатины была частью городского фольклора и анекдотов типа — «новая акция, — купи десять чебуреков и собери себе кошку». А тут придется жрать тигрятину реально. А я где-то читал, что это не самое вкусное и полезное мясо. Сожрать кусочек ради приобщения к тигриной силе и кровожадности — это еще куда ни шло, но праздновать подобным образом совершенно не хотелось.

Да, тупик! Всегда ржал над вычислениями «сколько ангелов поме́стится на кончике иглы», пока сам не угодил в служители культа и не столкнулся с такими вот проблемами. Причем основная тупость в том, что оценивать правильность обрядов будет Лга’нхи, ибо на него мне надо произвести впечатление. И потому-то именно с ним я и не могу посоветоваться о том, как проводить обряд. Я шаман, значит, подобные проблемы исключительно в моей компетенции… Но попробуй только не угоди электорату!!!

«…Хм… А если, как говорится, перекрестить порося в карася?» — вдруг мелькнула у меня в голове спасительная мысль.

Обиднее всего, что у меня было так мало зрителей! Всегда так, стоит вляпаться и опростоволоситься, и, как всегда, вокруг тысячи глаз. А когда делаешь нечто замечательное…

На следующее утро я отправил Лга’нхи на охоту, дав ему весьма подробные инструкции. Изловить он должен был оленя определенной разновидности… По степи бегало штук шесть пород оленей. Но я сделал заказ на конкретного… Исходя в основном из чисто гастрономических соображений, ну и плюс еще одна мелочь. И, что самое сложное, доставить добычу в стойбище он должен был еще живой. В глазах Лга’нхи мелькнула искорка разочарования. Но я устыдил сего Фому неверующего, велев доверять мне и духам, которых я в данный момент представляю. Искра не то чтобы исчезала, но малость поугасла, и он ушел.

А я тем временем, уйдя в степь, начал вспоминать свои художественные навыки. И что называется — мастерство не пропьешь! (Особенно если восемь лет пьешь исключительно воду и молоко.) Навыки вернулись не сразу, но постепенно, с помощью парочки наскоро выструганных стеков, я вылепил весьма реалистичную статуэтку гривастого оленя. Перелепил и слепил снова… Потом опять и опять… Надо было добиться скорости и точности движений.

И вот — раннее утро, рождение дня, на востоке пылает алое зарево, предвещающее восход солнца… Я выхожу к почтительно замершим соплеменникам и показываю статуэтку оленя… На их лицах неподдельный восторг и изумление. Статуэтка действительно хороша! Я и сам доволен своей работой — олень получился как живой. Это не убогие поделки нашего шамана, мой олень словно бы замер в напряженном ожидании, готовый каждую секунду сорваться с места… Черт! Я действительно хорош!!! Но сейчас не до самолюбований. Подхожу к лежащему связанным оленю. Лга’нхи перебил ему заднюю ногу, и бедолага страдал всю ночь, оглашая наше стойбище тоскливыми стонами… Ладно, парень, считай, что уже отмучился. Еще немножко осталось. Перерезаю ему глотку. Скорее надрезаю. Кровь начинает неторопливо вытекать в подставленный горшок, а я быстро сажусь рядом и достаю инструменты… Гордо поднятая длинная шея вдавливается, превращаясь в мощные плечи и высокий горб, туда же идут наскоро обкусанные длинные рога, морда становится менее вытянутой и более массивной. Чем хорош гривастый олень, это обилием шерсти, делающей его немного похожим на овцебыка, так что остается осторожно, чтобы не повредить армирующие прутики, изменить форму ног… Потом быстрые движения специально подготовленным стеком с зубчиками там, где пальцы мяли глину, и фигурка обрастает шерстью. Вчера я совершал это «чудо» уже раза четыре, так что к тому времени, когда глаза оленя окончательно остекленели и кровь перестала литься, в моих руках появилась фигурка овцебыка. Пусть он и не был так же хорош, как олень, все-таки работа сделана наспех, но в глазах моих соплеменников читалась искренняя убежденность в сопричастности к Чуду! Я буквально на их глазах превратил оленя в овцебыка. Даже Осакат, которая, возможно, и не считала «старших братьев» своими предками (надо бы, кстати, поболтать о верованиях ее народа) и была представителем куда более продвинутой культуры, смотрела на меня с почтительным восторгом и некоторой опаской.

Ну а дальше, — распитие кровушки (первые глотки — Лга’нхи, как вождю нашего племени), обжираловка, пляски, песни и веселье. Праздник удался! Мир был спасен!

Поскольку обожрались мы вполне умеренно, то животами маялись всего денек-другой. И на третий уже готовы были к дальнейшим подвигам. Один день, очень медленно (со скоростью Осакат) добирались до разбитой повозки. Потом, двигаясь еще медленнее, подобрались поближе к вражьим позициям… Плохо, что степь тут была ровная и глянуть с возвышения на расположения лагерей было невозможно… Зато дорога, ведущая в горы, была хорошо заметна. Выглядела она как убогая грунтовка, не столько проложенная, сколько протоптанная подмосковными дачниками к ближайшему водоему. Но для данной местности это была почти трансконтинентальная магистраль. Тут обычно дорогу опознавали по редким кучкам овцебычьего говна, которые пропустило нерадивое пацанье, да еще более редким обломкам горшков и мисок, не выдержавших долгого пути. Что стало для меня лишним поводом задуматься о применении своих способностей после попадания в цивилизацию…

Впрочем, думать об этом буду потом, сейчас же надо думать про нашу экспедицию. Итак. Перед нами лагерь вражеского войска… И обходить его, пожалуй, лучше с правой стороны: там местность какая-то заболоченная. Видно, речушка заилилась или сменила русло. Там и скот пасти не будут, да и спрятаться в случае чего проще… Правда, мы при этом отдаляемся от дороги, но это того стоит, просто потом свернем…

Пока я размышлял, Лга’нхи ткнул пальцем в правую от лагеря сторону и почему-то пополз назад. Ну да. Вождь тут он. Вождь в прямом смысле слова. Потому что, если поведу я, даже бог, присматривающий за дураками, не сможет сказать, куда это нас приведет. Так что отползаю вслед за ним. Да, глаза у Лга’нхи не чета моим. Или мозги… Потому что, пока я разглядывал вражий лагерь, мой приятель успел углядеть и просчитать путь, по которому мы пойдем. И путь этот куда надежнее моего, хотя и длиннее на пяток километров… А что нам лишние пять километров, если бы не наличие среди нас Осакат? Впрочем, ладно. Отошли мы чуток назад, а потом вбок. Вот и русло старицы, которая огибает лагерь.

Солнышко еще вовсю светило, когда мы, пройдя по руслу реки, фактически обошли лагерь. Если бы путь прокладывал я, мы бы еще лежали на холмах, тупо разглядывая вражеские палатки. Еще одно пятно на мою репутацию шамана! И хотя пока никто этого пятна не замечает, я-то его вижу. Так что, когда мы, обогнув лагерь, вышли из полной коряг и кустов старицы, где приходилось тщательно продумывать каждый шаг, на ровные просторы степи, у меня появилась возможность хорошенько подумать над новыми неприятностями, в которые я себя втравил.

Собственно говоря, это было само собой разумеющимся. В смысле, то, что я стану шаманом. Потому как в племени без шамана нельзя, а Лга’нхи был склонен воспроизводить привычные ему формы организации общества. А поскольку, кроме племени, других форм он не знал, то наш маленький дуэт (теперь уже трио) строился по принципу оркестра, со всеми атрибутами, типа дирижера и солистов. Что характерно, и Осакат как-то уж очень быстро приняла эти порядки. Что, вероятно, означало, что и ее народ придерживается схожих обычаев. Живут небось родами или деревеньками, или еще как-то… Но о городской цивилизации, о которой я грезил, как стопроцентно коренной москвич, и речи не было.

Так что я теперь шаман… Что же из этого следует? У степняков вождь занимался делами мужчин — войной, охотой, охраной, воспитанием мальчишек, прокладыванием путей кочевий. У баб в племени был свой «женсовет» и свои вождихи. Было это не столь явно, как у мужчин, но чувствовалось, что бабья часть племени тоже управляется железной рукой. Споров о том, кто сегодня коров доит, кто еду готовит, горшки лепит или шьет одежду, не возникало. По крайней мере, мужики этих споров не видели.

А вот шаман… Помимо того что шаман время от времени был арбитром между двумя этими ветвями власти, еще на нем лежал огромный круг вопросов. В первую очередь это, конечно, касалось общения с духами и прочей мистики. Но если бы только это!

Только сам став шаманом и помозговав своей дебильной головой, я понял, как же я попал!!! Статуэтки шаман лепит один раз в год. А все остальное время, помимо прозревания будущего и болтовни с духами, предсказывает погоду, лечит болезни и раны, причем как у людей, так и у больших братьев, находит наиболее удобные направления для перекочевок стада, как-то умудряясь угадывать, где будет наиболее сочная трава,какие водоемы полны воды и где этим летом будет засуха или наводнение зимой… И тут, если не верить в вариант с подсказками от духов, стоит предположить, что для соответствия своей должности шаман должен знать сотни примет, повадки животных, птиц и насекомых, изучить звездное небо и свойства тысяч растений… А еще помнить все пути миграции племени, дороги и особенности ландшафта… В какие племена отдавали девок и из каких брали, чтобы не создавать близкородственных браков, поскольку ведущая роль в вопросах обмена невестами тоже лежит на нем. Решать споры, разрешать недоразумения, объяснять сны и приметы. Помнить родословную племени на пару сотен лет назад и держать в голове тысячи героических былин, а также уметь создавать новые. Весьма нехилый объем знаний, справочников по которым просто не существует.

И как несложно догадаться — все это теперь стало моей обязанностью. Прыгнув по карьерной лестнице с низшей ступеньки на верхнюю, я взвалил на себя такое бремя забот и ответственности, что запросто переломает мне хребет, если я оступлюсь или дам слабину. И пусть племя у нас крошечное, спрашивать теперь с меня будут по полной программе. Не как с Дебила, а как с Шамана! А отговориться незнанием или неумением больше не получится — положение обязывает все знать, суметь все объяснить и указать правильный путь. Обычно, прежде чем занять должность, будущий шаман долгие годы пребывает в статусе ученика шамана, постигая все тонкости ремесла. Я же был чудовищно некомпетентным пустым местом, узурпировавшим чужую должность. Но пути назад у меня, как всегда, не было.

Итак. Что я вообще знаю о шаманах? Кроме нашего, я видел еще с десяток. Естественно, во времена Большого Перемирия, когда племена сходились для обмена невестами. Узнать шамана было нетрудно, помимо того, что именно они и вели все переговоры, так и плюс к тому все поголовно отличались весьма эксцентричным поведением. Причем дурь у каждого была своя. Но весьма конкретная и бросающаяся в глаза.

Наш вечно ходил подвывая и бормоча про себя какую-то чушь. Еще одного я видел, тот постоянно пел, даже когда просто говорил. Еще один пританцовывал, кто-то прыгал на месте и дергался, кто-то… Короче, то ли это было действие грибов, на которых сидели шаманы, то ли просто некая традиция. Но все вели себя странно. Хотя одеждой от обычных мужиков племени отличались мало. Ну да и одежды той на мужиках, как правило, тоже было не много. А кочевая жизнь на своих двоих особых вариантов для возможности выделиться не предоставляла. Штаны, безрукавка, амулеты, оружие… Даже в амулетах особой возможности выделиться нет, ибо попробуйте побегать с излишне большим мотком звенящих висюлек на шее или подвешенной пудовой гирей.

Итак. Коли знания шамана мне недоступны, придется брать оригинальностью поведения. Благо в свое время навидался я и панков, и хиппи, и всяких там эмо, готов и хипстеров… Так что надо составить себе наборчик идиотских закидонов. И сделать их частью свой натуры… Но лучше не сразу… Вот поднимемся в горы, встретимся с родней Осакат, тогда и можно будет позволить себе перейти в неформалы. А сейчас надо быть паинькой и следовать шаг в шаг за Великим Вождем Лга’нхи, который ведет нас верной дорогой к светлому будущему…

Так мы и шли всю ночь. Впереди Лга’нхи, за ним Осакат и я замыкающим. Иногда он делал нам знак оставаться на месте, а сам исчезал в ночи. Потом возвращался, и мы опять куда-то топали, подчас резко меняя направление. Какие кругаля мы выписывали по ночной степи… — этого я не знал, да и сейчас не знаю. Тогда спрашивать было некогда, а потом уже не имело смысла. Важно, что, когда начало светать, мы оказались возле какой-то кучки кустов, притулившихся вокруг то ли большой лужи, то ли маленького пруда, а совсем рядом, буквально нависая над макушками, стояли горы…

Странное было ощущение. За долгие годы в степи я как-то отвык чувствовать над своей головой что-то столь громоздкое и величественное. В степи даже купол чума, под который я забирался в зимние дождливые ночи, казалось, не отделяет тебя от неба и от окружающего бесконечного пространства. И вот теперь горы. С одной стороны, привычно, а с другой, появляются признаки совершенно несвойственной мне клаустрофобии… Судя по взгляду Лга’нхи, ему тоже было неуютно от нависших над головой вершин. Хотя до них было еще, наверное, не меньше десятка с лишним километров.

Но все это навалилось на нас потом. А поначалу мы были слишком обессилены ночным переходом, хотя и прошли-то, казалось бы, всего ничего. Но одно дело — бежать по степи, а другое, красться между лагерей неприятеля, огибая пасущиеся стада, прячась от ночных патрулей и караульных. Пару раз мы даже столкнулись с ними почти нос к носу. Но, видно, пара невысоких пеших фигур с тюками на плечах не привлекла к себе их внимания. А Лга’нхи, который сильно выделялся своим огромным ростом, как-то умудрялся растворяться в траве быстрее, чем супостаты успевали его заметить.

Но так или иначе, а нервов в эту ночь было потрачено немало, и, несмотря на крохотное расстояние, что мы преодолели почти за десять часов ходьбы, вымотался я так, словно бы весь день таскал воду на целое стадо больших братьев. Однако выспаться сразу мне не удалось. По каким-то известным только ему причинам Лга’нхи назначил меня бдить в первую смену. То ли он вымотался еще больше нас. То ли решил, что время перед рассветом наиболее безопасное и верблюжатникам будет не до прогулок по округе.

В общем-то, он оказался прав. Единственный враг, с которым мне пришлось бороться в эту вахту, был только наваливающийся беспрерывным приступом сон. Я боролся с ним столь отчаянно, что, думаю, пройдись мимо нашего убежища хоть все войско Чингисхана, дудящее в вавузелы, бьющее в литавры и пускающее фейерверки, я бы его не заметил. Потом Лга’нхи меня сменил, и я вырубился раньше, чем смог толком заползти подальше в кусты.

Проснулся уже ближе к вечеру. Неплохо, должен вам сказать, поспал! А пожалуй, стоило бы поспать еще столько же. Наше убежище было зарослями хилых кустиков, шагов в десять шириной и пятнадцать длиной, высотой примерно мне по плечи. Делать тут было абсолютно нечего, да и нельзя. Любое лишнее движение выдало бы наше убежище качанием веток. Но Осакат растолкала меня, как всегда с недовольным видом сунула мне в руки кусок холодного зажаренного мяса, что мы взяли с собой в дорогу, и полезла в глубь кустарника отсыпаться… Вредина! Она там еще несколько часов только и делала, что ворочалась да тяжко вздыхала. Все то же самое она могла делать и не изображая из себя помесь спящей красавицы с принцессой на горошине, а бдительно оберегая наш покой, как пограничная овчарка. А я бы пока с удовольствием еще поспал!

Ну и ладно. Очень скоро мы от этой злюки избавимся. И я скучать по ней не буду нисколечко… Разве что по картонным чипсам ее изготовления… Хотя не исключено, что в горах нам удастся познакомиться с работами куда более выдающихся кулинаров, не подающих свои блюда в густой подливе из желчи, злобы и ненависти…

Помечтал малость о пышках, блинчиках, оладушках, булочках, кексиках, пирожинках, тортиках… но на этом фоне кусок зажаренной вчера несоленой крольчатины показался особенно унылым, и я поспешил найти себе новое развлечение… Так, нету хлеба, заменим его зрелищами и оглядимся по сторонам! Вид спящих соплеменников показался мне сильно уступающим по зрелищности даже выступлению уездного детского любительского кружка пантомимы, не говоря уж о лучших шедеврах Голливуда. Так что я переключился на окрестности. С двух сторон показывали степь. Шоу было проверенным временем и привычным, как «Ирония судьбы» в новогоднюю ночь в прошлой жизни. В смысле, посмотреть, конечно, можно, но лучше быть при этом в стадии пьяного Лукашина, иначе быстро надоест. С другой стороны были горы. Зрелище новое, не лишенное экспрессии и оригинальности. Один недостаток, слишком статичное. Ну и наконец — дорога в горы, завершающая список зрелищ и достопримечательностей. Вот это уже что-то. Как раз сейчас по ней в сторону степи двигался какой-то караван… А спустя часа два, уже в сторону гор, проехал всадник… потом промаршировал отряд… В обратную сторону проехала пара повозок… Потом в сторону гор прогнали отару не то коз, не то овец… Потом…

По всему выходило, что дорога-то пользуется немалой популярностью. И тут меня наконец-то озарила запоздалая догадка, и я в очередной раз мысленно хлопнул себя по лбу, обозвав дебилом. До меня только что доперло то, что даже Осакат, кажется, поняла давным-давно. Почему вражья армия торчала тут уже больше месяца, практически не двигаясь с места!

Стратег, блин, плюшевый! Воздействие пайцзы на сознание туземцев он тут, видишь ли, изучал, особенности структуры и сословные ограничения исследовал. Уперся взглядом в стоящее войско, и все мысли сосредоточились на том, как пройти через него… А задуматься, с какой стати целая армия мирно пасется в пустой степи, вместо того чтобы идти воевать или рвануть домой, как-то в голову не пришло.

А ведь и правда — ну с какой стати армии в несколько тысяч человек болтаться фактически на одном и том же месте, выедая траву и засирая пространство? Что их тут так привлекает? Да то же самое, что и меня, — дорога в горы! Новая цивилизация, обладающая бронзовыми технологиями, запасами руды и хрен его знает еще какими богатствами. То-то у Осакат последнее время рожа такая была злобная и недовольная, она-то небось сразу сообразила, что верблюжатники сюда не сусликов исследовать приперлись, а по их, повозочников, душу.

И получается, что мы приперлись в самое пекло! Вот ведь жопа!

Благодушное настроение сразу куда-то исчезло. Я-то был уверен, что все мои горести и тревоги фактически позади и теперь меня ждет заслуженный отдых и благоденствие. А получается, все, что было раньше, только разминка, а настоящие проблемы начинаются сейчас. Потому как одно дело прятаться от врагов в бесконечной степи, в которой я уже фактически был как дома (ну, по крайней мере, Лга’нхи был там как дома), и совсем другое — в малопонятных и мне, и моему приятелю горах, по которым шастает вражеская армия.

И что самое обидное — обратно-то уже не повернешь! Потому как, во-первых, соплеменникам подобного изменения в планах не объяснишь, потому как раньше я врал, что духи зовут нас на восток, а духи свое мнение так быстро не меняют. А самое главное, и Лга’нхи, и Осакат, да и я, — все хотим на восток, в горы. Можно отговорить человека от того, к чему он и сам не больно стремится. Но отговорить его от того, к чему рвется душа… А во-вторых, учитывая, что с весной в нашу северную прохладу перекочуют с юга спасающиеся от жары и засух племена со стадами и сопровождающими их тиграми, то боюсь, что тут станет довольно тесно. Рано или поздно нас схарчат либо степняки, либо верблюжатники… Так что остается только продолжать двигаться вперед… В пекло!

Ну мы и двинулись. Аккурат, как солнышко подвалило к горизонту. Я-то хотел дождаться темноты, но у Лга’нхи были свои резоны. И даже мой с ним разговор про то, что с достижением гор наши проблемы не кончатся, этих резонов не изменил. Очередное известие о предстоящих проблемах он воспринял абсолютно спокойно — вот что значит жить, не возлагая больших надежд на будущее. Так что мы пошли и… встали.

Лга’нхи опять оказался абсолютно прав. Пойди мы в темноте, не в жизнь бы заранее не увидали вражеский лагерь, что стоял как раз там, где дорога начинала огибать первую гору, втягиваясь в довольно просторное ущелье. Увы, обойти этот лагерь стороной никак не получалось, слишком узкое ущелье. Только через него либо никак… А через него тоже никак — с ходу рассекретят и прибьют… Надо что-то делать… А может, это знак, что надо сматываться или хотя бы поискать другую дорогу… или…

Пока я психовал, Лга’нхи огляделся, ткнул меня пальцем и показал куда-то назад. Что конкретно он там увидел, мне в сумерках было не разглядеть. Но блеянье овцекоз и характерный запашок, которые я вскоре услышал и учуял, быстро дали подсказку.

А Лга’нхи уже вовсю распоряжался, как заправский вождь. Осакат он отправил куда-то назад, мне указал точку за кочкой на противоположной стороне дороги, а сам залег на месте… С его точки зрения, план был предельно ясен и даже не нуждался в объяснениях — мочим всех, воруем стадо, прогоняем его мимо врагов. Нагло, дерзко и с присущим ему пофигизмом смертника. Что нам терять? Не сможем возродить племя с помощью волшебства, так хоть присоединимся к нему поскорее. И будем пасти овцебыков в загробном мире, где хорошо, всегда зеленая трава, отличная охота и большой почет достойным воинам.

Однако я туда не торопился. А мысли об очередной драке как-то не внушали оптимизма. Один-единственный пинок по яйцам быстро прочистил мне мозги, которые после победы над Пивасиком заполнились разным пафосным хламом и ощущением собственной крутизны. С Пивасиком мне дико повезло. Во второй раз меня спас Лга’нхи, что тоже можно списать на мою везучесть. Но в третий раз?.. Боюсь, мои лимиты везучести уже исчерпаны и халява больше не пройдет. Проблема лишь в том, что нашему воинственному вождю на это плевать, он уже указал мне место в строю, и, если я сейчас начну дискуссию о мире и гуманизме, будет только хуже…

Черт с ним… Залег за кочку… В одной руке дротик с бронзовым наконечником, теперь он хоть на оружие похож и летает куда уверенней… В другой руке зажат клевец-ледоруб, который, как показала практика, из моих рук тоже вылетает весьма уверенно, только не туда, куда надо. Ну почему я вечно попадаю в разное дерьмо?!?!

А стадо тем временем уже проходило мимо меня. Сопровождало его человек пять. Все пешком. Один шел впереди, по одному — по бокам. И двое подгоняли сзади… Палки у них в руках были, кажется, не столько оружием, сколько погонялками для скота. Да и сами они грозными воинами не выглядели, мы с Лга’нхи легко их сделаем… — мысленно уговаривал я сам себя, прижимаясь потеснее к земле, чтобы заглушить барабанный грохот сердца, пытающегося проломить ребра, вырваться из грудной клетки и убежать, забиться в кроличью нору. Почему-то ни с Пивасиком, ни с теми верблюжатниками на пляже такого страха у меня не было. Наверное, тогда я еще толком не понимал, что мне предстоит. Считал это больше игрой или приключением. А сейчас, пролив чужую кровь и едва не лишившись жизни, осознаю, насколько все может плохо кончиться, если я или Лга’нхи оплошаем. Слышал, что при прыжках с парашютом третий прыжок самый страшный, потому как…

Терять такой момент было нельзя. Шедший сбоку погонщик оказался буквально в шаге от меня. Я вскочил и с размаху воткнул ему клевец прямо в грудь, с омерзительным хрустом круша грудную клетку… Лучше, наверное, было бы в спину, дождавшись, когда он пройдет… но сейчас действовал уже не я, а какая-то запуганная до состояния безумной храбрости крыса, внезапно ухватившая рычаги управления моим телом. Попытался выдернуть клевец. Фигушки, он надежно застрял, расклинив ребра. Так что пришлось его бросить и помчаться на врагов лишь с дротиком в руках… Мчаться было недалеко — метров пятнадцать. Ну уже с десяти дротик сам вылетел из руки и воткнулся в брюхо второму погонщику, идущему сзади. Третий был дальше всех от меня. И я полетел прямо на него сквозь шарахнувшихся в стороны овцекоз. Какой у меня был план? Вообще никакого. Я уже окончательно потерял человеческий облик, превратившись в нечто животное, повинующееся не разуму, а инстинктам. Потому и бежал, распихивая ногами шарахнувшихся в стороны овец и выставив вперед руки со скрюченными пальцами. Наверное, вид мой был реально жуток. Потому как погонщик даже не попытался воспользоваться своим копьем, а просто замер, с ужасом глядя на меня… Так что я добежал, сшиб врага с ног и начал душить. Душил, душил, а он не душился. Пальцы свело судорогой от напряжения, и даже попытайся я прекратить это зверство, не смог бы разжать захват… А мой противник все хрипел и дергался…

В чувство меня привел Лга’нхи, милосердно пнув по ребрам и скинув с противника. Еще пару секунд я продолжал хрипеть, дергаться и душить кого-то невидимого. Потом боль в ребрах прочистила мозги, и я встал… Трясущимися руками зачем-то попытался привести одежду в порядок и наткнулся на пояс с висящими на нем аж тремя кинжалами… Почему-то жутко воняло дерьмом… Проверил. Слава богу, это не я. Должно быть, обделался мой противник, пока я его душил… Стало как-то особенно мерзко. После дикого нервного взрыва пошел отходняк и навалилась апатия. Эйфории от победы никакой, только желание убраться отсюда как можно дальше, лечь и полежать пару дней… Но в нашей компании разве полежишь, приводя психику в порядок? Лга’нхи всем своим видом показывает, что я должен что-то сделать… А!!! Ну, конечно. У него на поясе пара новых скальпов. Загубить человека понапрасну, не взяв себе его силу, — это противоречило законам местного гуманизма. Тут уж коли замочил зверушку — используй ее полностью, от костей до шкуры. А коли человека грохнул, пополни свою ману, сняв скальп, и обдери труп, как липку, чтобы имущество зря не пропало. Пришлось возвращаться к удушенному и сдирать скальп… Проверять пояс или брать одежду было противно… Поднял копье. Убогая палка с обожженным наконечником. Это точно не воин. Пошел к тому, что лежал рядом, с дротиком в брюхе… Он валялся на боку, а кровь из раны образовала лужу, в которой лежало древко дротика… Вырывать его из брюха и очищать от крови и содержимого кишок — это как раз то, что необходимо каждому для восстановления мира и спокойствия в душе. Вспомнил, что с этого хоть скальп можно не сдирать… Я же его «нечестно» убил. Проверил оружие — палка с роговым наконечником и источенная полоска бронзы в качестве ножа. Третий труп… Вырывать клевец из груди было тяжело физически, но психика уже сказала: «Мне по фигу», и отправилась отсыпаться. Так что одежку я с него снял в полном спокойствии. Благо клевец заткнул рану, и она почти не измазалась в крови. Потом мы обдирали другие трупы и утаскивали их в сторону от дороги. На все про все ушло полчаса. К счастью, в это время по дороге никто не прошел, а тень от гор прикрыла наше злодеяние от глаз возможных свидетелей.

Потом мы гнали овец… Гнали мимо лагеря, по хорошо протоптанной дорожке. И на нас никто даже не обратил внимания. Судя по следам, тут такие стада гнали каждый день и не по одному разу.

Я, в принципе, уже успокоился. Руки больше не тряслись, приступы тошноты прекратились, и на место паники, пришла пофигистическая меланхолия и равнодушие ко всему, кроме направления нашего пути. Я почему-то зациклился на идее, что мы заплутаем и выйдем куда-нибудь не туда, и доставал Лга’нхи вопросами типа: «…Лга’нхи, ты уверен, что мы правильно идем?» Пока это ему не надоело, и он не предложил мне спросить у духов, коли уж я не доверяю ему. Что в переводе со степняцкого на человеческий означало: «Пошел к черту!» Вот ведь хренов отморозок! Ему что суслика, что человека угробить — одно и то же. Человека небось даже приятней — мана увеличивается… Герой, блин!

Да. Удивительное дело, но вот в книжках, которые я обычно любил читать, герои никогда не терзались подобными проблемами. Простой студент, офисно-планктонный менеджер или инженер, попадая в иной мир, с ходу начинали крошить врагов направо и налево десятками, ничуточки не переживая по этому поводу.

А отрывки про душевные волнения героев после убийства я и сам считал фальшивой заумью и убогим морализаторством, норовя перелистать их быстрее, торопясь к новой сцене экшена. Мол, хочет автор показать, что и его Вася-рембо тоже человек с чуткой душой и нежным сердцем. Замочил полсотни человек, пролил пару слезинок, типа как отметился в списке гуманистов и хороших людей, значит, можно замочить еще сотню.

И как все просто получалось — врубается сэр Гуманист или витязь Добролюб в ряды врагов, катятся головы, отлетают обрубки рук и ног, а все остается чистенько и пристойненько. Максимум, после драки оботрет герой меч от крови, и все дела. А то, что враг перед смертью истекает кровью, обделывается, визжит от боли и ужаса, глядя на бьющий фонтаном крови обрубок или вывалившиеся из брюха кишки… Такого в книжках про героев не пишут. Не пишут про вонь от вывалившихся внутренностей и луж крови. Не пишут, как погано и тоскливо бывает на душе после совершенного убийства… А ведь то, что я сегодня сделал, было банальным убийством. Не битвой, не сражением, ведь никто из убитых даже не попытался защищаться. Да, наверное, они и не умели. Простые работяги, взятые, возможно, насильно, чтобы выполнять грязную работу, которой «благородные воины» брезгуют. Наверное, испытывай я к ним хотя бы какую-то ненависть или злобу, было бы легче. Но даже к верблюжьим всадникам я ничего такого не испытывал. Просто люди, стоящие у меня на дороге… Просто смахнул их с пути… Просто понадобилось то, что было у них… Все просто. Но тогда почему же на душе так погано?

Может, Лга’нхи прав? Забирая себе силу убитого врага, он совершает некое священнодействие. Подтверждает, что убил не зря и противник не сгинул бесследно, а оставил частицу себя в победителе? Не из прихоти и ради куража было совершено убийство, а ради эволюции человеческого рода. Ради права сильного жить и продолжить род, а слабого…

Да что за бред!!! Убивает он просто, и все. Потому что во всем мире для него «люди» — только мы трое, а весь остальной мир — охотничьи угодья и толпы конкурентов в них…

Утро застало нас в ущелье. Осакат знала эти места и уверенно шла по дороге. Мы за ней, все еще гоня перед собой стадо… Но вот она свернула на какую-то тропинку, отходящую под углом от главной тропы, и, пройдя по ней еще с километр, мы завернули за какую-то гору и наконец остановились возле ручейка. Это остановка стоила одной из овцекоз жизни, а нам позволила плотно позавтракать и поспать часика четыре.

Потом доели то, что осталось от завтрака, и двинулись дальше. Осакат уверяла, что до ее поселка отсюда день пути. Только вот радость от возвращения в родные пенаты на ее лице отсутствовала. И неудивительно, даже я увидал верблюжьи следы на тропе, ведущей к поселку. И предчувствия, как поется в одной арии, ее не обманули… Когда к следующему полудню мы перебрались через небольшой перевал и заглянули в долину, пред нами предстало зрелище разоренного и сожженного поселка…

Сначала я пытался удерживать девчонку и не позволить ей броситься к родной деревеньке. Думаю, вряд ли вид разоренного родового гнезда способствовал бы умиротворению и крепости духа… А мне меньше всего хотелось, ко всем моим бедам, еще и с зареванной соплячкой возиться… Но разве ее удержишь… в смысле, не применяя радикальных мер воздействия, вроде дубиной по голове и связывания? Так что пришлось бежать за ней. Не зря, можно сказать, сходил. После того что я увидел в поселке повозочников, в который наведался отряд верблюжатников, я как-то значительно меньше стал переживать из-за недавнего участия в убийстве троих из них… Внутренне, конечно, понимал, что все это лишь отговорки и попытки умаслить свою совесть… Что массовое убийство мужиков, баб и детей для этого мира норма. И тот же мой приятель Лга’нхи, напав на вражеское стойбище, там отнюдь не гуманитарную помощь раздавал. Но одно дело — отстраненная теория, и совсем другое — твои собственные глаза и чувства, и неловкие попытки утешить девчонку лет четырнадцати-пятнадцати, ревущую над уже начавшимися разлагаться трупами своей родни, валяющимися посреди пепелища. Когда такое видишь своими глазами да еще принимаешь сторону одной из жертв, — сердце как-то так само собой наполняется гневом, кулаки сжимаются и чужие разборки с верблюжатниками становятся для тебя личным делом. Наверное, так проще, чем придерживаться какой-то абстрактной справедливости. Проще встать на сторону одной из конфликтующих сторон, чем пытаться быть посредником или арбитром… На сердце сразу становится легко и просто. Мы хорошие, они плохие. Мы друзья. Они враги… Врага надо убить, и это хорошо. Хорошо, легко и просто.

Глава 9

— Я знаю! — рявкнула Осакат. — Нам надо идти в крепость… (Она, правда, сказала какой-то другое слово, что-то вроде «защищенное место», которое ни Лга’нхи, ни я не знали. Но по смыслу больше всего подходило «крепость».)

Мы тогда как раз сели обсудить свои дальнейшие планы, и я как единственный тут представитель русской интеллигенции не мог не задать сакраментального вопроса — «Что делать?».

— И где эта твоя крепость? — скептически спросил я ее. — И такая ли она «защищенная», чтобы сдержать Этих?

— Наша крепость неприступна, — опять рявкнула Осакат, глядя с ненавистью… на кого бы вы думаете? Ну, конечно же, на меня! Который последние сутки только и делал, что утирал ей слезки, уговаривал успокоиться и заверял, что все будет хорошо… — Там живет Царь Царей. Там много воинов и высокие стены. Враг никогда не сможет сокрушить ее!

Во. У них еще и Царь Царей, оказывается, есть… Там, правда, опять другие слова были, но смысл перевода, думаю, верный. Да и, в любом случае, крепость — это хорошо. Я, конечно, не ждал, что там будет нечто, соответствующее хотя бы московскому Кремлю (который, откровенно говоря, на фоне окружающих его больших зданий, тоже никогда не казался мне серьезным оборонительным сооружением…). Но ведь это же горы. Тут достаточно оборудовать площадку на вершине крутой горы, натаскать туда запас харчей и побольше каменюг для бросания сверху вниз, и хрен уже кто сможет захватить ее, не положив под стенами войско, раза в три-четыре превышающее численность обороняющегося гарнизона.

Тут, правда, все приходится делить на пять, а то и на десять… В смысле, по сравнению с моими представлениями о том, как должно быть. Например, сожженная деревенька Осакат, которая, по ее словам, была «большим и богатым селищем», состояла всего из полутора десятков жилых домов и такого же количества амбаров и всяких прочих подсобных помещений. И жило тут, наверное, полсотни-сотня человек. И это она называла большим селищем. Так что заранее стоит подготовиться к тому, что «крепость» окажется всего лишь поселком чуть большего размера, обнесенного плетнем или невысокой каменной стеночкой… Но идти-то все равно куда-то надо… Почему бы и не в крепость, благо Осакат утверждала, что знает, как пройти туда напрямик, минуя «главную дорогу».

Ох уж мне эти короткие пути! Особенно через горы. Кажется, даже Лга’нхи к окончанию третьего дня пути казался вымотанным до предела. Вверх-вниз, вверх-вниз… тропиночка идущая по гребню гряды, когда и справа и слева от тебя пропасть. Карабканье по каким-то стенкам и кручам, километр за километром перепрыгивания с валуна на валун по дну «ровной долины». Где ты, моя родная плоская степь?.. Где ты мой родной московский асфальт? Прости, что когда-то, поддавшись злобе и пустым наговорам злопыхателей, я хаял и ругал твои трещинки, выбоины и неровности…

Ноги дрожали от усталости, все тело ныло, руки были ободраны до крови от цепляния за скалы и использования их в качестве амортизаторов при падениях… Да еще и обувка мгновенно изорвалась. Мои бото-портянки, неплохо бегавшие по мягонькой травке степи, к горным условиям оказались неприспособленными и отказались мне служить, демонстративно превратившись в лохмотья.

У Лга’нхи дела, похоже, обстояли не лучше. По крайней мере, с обувью точно. А как с остальным? Выносливости-то у него, конечно, побольше моего будет. Только он ведь все время пытается вырываться вперед и «пасти» нас, будто мы все еще по степи ходим. Так что за день он набегает раза в два побольше моего. А ноги у него к местным условиям тоже не больно приспособлены. Марафонский бег и альпинизм — это две абсолютно разные спортивные дисциплины.

Зато кому тут по кайфу, так это нашим овцекозам. Я так до сих пор и не разобрался, кто они больше — овцы или козы… да хоть ламы с рогами, какая разница? Зато эти твари, которых, как я думал, придется бросить на первом же крутом перевале, совершенно спокойно перли вперед по любой круче, даже по стенкам как-то лазать умудрялись… Ну и, конечно, Осакат, от овцекоз тоже не отставала. Уж не знаю, всегда ли она так ходит, или это у нее нервное, но перла девица, словно вездеход какой-то. Что вверх, что вниз, не сбавляя темпа. Мгновенно залезала на любую стенку, а уж как по камушкам прыгала…

Но через три дня мы вроде дошли. Я не понял куда, но Осакат сказала, что «…уже… почти!». И на следующий день, пройдя еще с десяток километров и перевалив через очередной перевал, мы и правда пришли… Понять, что пришли, было несложно. Старая добрая картинка очередного лагеря верблюжатников; знакомые крики и вонь не давали в этом усомниться. Сложнее было понять, куда мы пришли.

Перед нами была приличных размеров долина, весьма обжитая на первый взгляд. То и дело глаз цеплялся за какие-то постройки, огороженные участки, и даже отсюда можно было заметить обработанную землю в разных частях долины. Что это было — огородики, пашни или еще чего-то… (вроде еще какие-то бахчи существуют?), отсюда сказать было сложно. А подойти поближе затруднительно — посреди всего этого стоял лагерь верблюжатников.

На противоположной стороне долины поднималось… то ли гора с плоской вершиной, то ли какое-то плато… я, честно говоря, в географии не слишком силен, и отличие одного от другого понимаю плохо. Вот на этой вот горе-плато, по словам Осакат, и располагалась эта самая крепость, добраться до которой можно было только по узкому, многократно петляющему вдоль склона подъему. Что и говорить, в условиях, когда местные не используют стрел, не говоря уж о разных там камнеметах и прочих баллистах, десяток воинов посреди этого прохода может сдерживать многотысячное войско, пока они не умрут от старости… если, конечно, им будет чем питаться. А еще, по словам той же Осакат, эта крепость перекрывала проход куда-то еще, где вроде как добывают что-то очень редкое и ценное. Я так понял, что руду какую-то, хотя не исключу, что драгоценные камни или нефть пополам с кока-колой… Тут, к сожалению, расхождение в словарном запасе у степного и горного уходило настолько далеко, что о смысле речей нашей спутницы можно было только догадываться. И если на общебытовые темы мы уже могли с ней болтать без видимых затруднений, в подобных узкоспецифических областях разговор опять начинал барахтаться и тонуть в море непонимания.

Но все это лирика. Вопрос-то был в том, как нам в очередной раз пробраться через вражеское войско и залезть по крутому склону к крепости. Прежняя тактика незаметного просачивания тут, боюсь, уже вряд ли бы сработала. Через лагерь-то мы, допустим, при большой удаче и невероятной наглости пройдем. Но вот пока полезем по склону… На нем мы будем заметны, как мухи на стекле. И так же беспомощны. Нас прикончат либо осаждающие, либо защитники. Спросил у Осакат про «обходной путь». Естественно, такой нашелся, и мое сердце сжалось от горьких и тоскливых предчувствий.

Бац… Бли-и-ин!!! Ну сколько можно? Столько шишек я, кажется, не набивал за всю свою жизнь в племени степняков, хотя пинали меня там регулярно. Я вообще это ненавижу… В Москве, если мне ночью приспичивало сходить отлить, я зажигал по пути все лампочки, потому что ненавижу ходить в темноте, долбясь об каждый угол. Ну не приспособлен я для хождения в темноте по замкнутому пространству…

Простившись со ставшим уже почти родным стадом овцекоз, до нужного места мы добрались уже к вечеру следующего дня. Пришлось обходить всю долину по краешку, и заняло это отнюдь не пару часов… Затем Осакат зачем-то заставила нас подняться на одну из небольших вершин рядом с крепостью. Я долго не мог понять, зачем это нам, а у нее не было нужных слов, чтобы объяснить… А всего-то и надо было сказать «подать сигнал». Но об этом я узнал только под вечер следующего дня, а до этого мы снова карабкались в гору, собирая по пути какие-то дровишки. Зажгли костер, накидав поверху сырой травы, и Осакат, то накрывая его трофейным халатом, то выпуская дым вверх, «отбила» какую-то «морзянку» своим. Что она означала, я не понял, да особо и не интересовался, лазанье по горам меня уже изрядно достало, и эта девчонка могла там хоть «Войну и мир» дымом по небу печатать, мне все было по фигу, я хотел только лечь и не вставать следующие лет пять, пока не утихнет боль в ногах да не заживут раны и синяки, полученные при ударах о камни… Но мои желания, как обычно, никто не брал в расчет. Поколдовав над костром четверть часа, эта Великая Хранительница Шила в Заднице потребовала срочно спускаться вниз.

Ага! Щас!! Бегом!!! По почти отвесному склону и без всяких веревок и страховок. Даже мой стальной приятель выглядел выжатым как лимон, когда ко времени наступления сумерек мы оказались внизу. А ведь мне, наверное, было даже легче, чем ему. Я-то хоть в детстве по деревьям лазил. По канату в школе, по шведским стенкам, а Лга’нхи в жизни ни на что не взбирался. Для него тут вообще абсолютно инородная среда. И, судя по малость затравленному взгляду, все эти возвышающиеся вокруг нас горы изрядно давят ему на психику. Но он, подлюка такой, держится с независимым видом, словно это все для него дело привычно и ничуточки не пугающе… Ладно. Я тоже расклеиваться не буду… Не сейчас, по крайней мере. Если верить Осакат, то утро следующего дня мы будем встречать уже в крепости. Только я сильно сомневаюсь, что сумею залезть на вершину горы, ночью в темноте по практически отвесному склону… Но сил спорить с закусившей удила Осакат у меня уже не было. И я покорно последовал за ней.

Следовал, следовал, ползя по склону горы вверх, ориентируясь лишь по звездам да мелькающей впереди заднице нашей проводницы… Но вдруг и она пропала. В смысле, задница. Осакат отодвинула какой-то куст и исчезла… Пошел искать — какая-то щель между камней, а в ней сидит эта метрополитеновка и зазывно машет ручкой… Протиснулся между камней, ободрав плечо. Прополз чуток вперед, стало чуть посвободнее. В спину мне дышит Лга’нхи, а спереди Осакат начинает инструкцию.

Суть инструкции сводилась к тому, что надо идти все время точно за ней, а иначе «потеряешься и умрешь». Спасибо, родная, утешила! Какого черта эта безмозглая дура не взяла с собой факелы? Вот тайна, достойная подробнейших исследований ученых будущих веков! Но попробовали бы вы идти по абсолютно темной пещере босиком, попеременно ударяясь то о низкий потолок, то о валяющиеся на полу камни, то о выступающие из стен обломки скал. Да еще и копье Лга’нхи, вечно путающееся у меня под ногами… Как он умудрился протащить по этой узенькой пещере свой трехметровый дрын, для меня до сих пор осталось загадкой. То ли пещера была не такой узкой, как мне показалось с перепугу, то ли это было неким чудом, порожденным жадностью и привычкой… А надо еще учитывать, что шедший позади меня Лга’нхи так вцепился в мое плечо, что я думал: он мне все кости переломает.

Вот кому-кому, а Лга’нхи наверняка было действительно жутко. Он ведь до этого даже под деревянной крышей не бывал. И тут сразу очутиться в пещере и ощущать над головой миллиарды тонн камня. От такого реально можно крышей сдвинуться. Иногда я слышал за спиной подозрительные скрипы. Возможно, конечно, это скрипело копье, протискивающееся сквозь узкие повороты пещеры, или камни под его пятками. Но я почему-то больше склоняюсь к версии скрежета зубовного… Но так или иначе, а этим путешествием сквозь гору мой дружбан Лга’нхи подсократил свою жизнь на десяток-другой лет… Мне-то было проще. Я так вымотался, что готов был проползти даже сквозь адское пекло, если в конце пути передо мной будет маячить кроватка со свежим бельем или хотя бы пучок сена, чтобы подложить под голову.

А потом нас встретили они…

Сегодня утром я опять встал неприлично поздно, чувствуя себя этаким сибаритом и прожигателем жизни. Вероятно, этому способствовало наличие потолка над головой. Настоящего качественного потолка из плотных связок соломы, ставшего непреодолимой преградой для солнечных лучей, обычно всегда будивших меня спозаранку, вне зависимости от моих собственных этико-философских воззрений на то, когда нужно вставать культурному человеку. А сегодня — потолок… какой-то тюфяк, накрытый парой шерстяных одеял… да еще и чувство плотно набитого желудка, последние несколько лет всегда вызывающее у меня ощущение праздника… — ну как тут не посибаритствовать и не поспать до полудня? Учитывая, в каком странном положении мы очутились теперь.

Ах да! Я же еще не сказал… Осакат-то наша оказалась чем-то вроде тутошней принцессы!

Встретили нас аккурат на выходе из пещеры. Наверное, хорошо, что Лга’нхи шел последним. Потому как сложно было бы предугадать его реакцию, когда на нас наставили десяток копий, едва мы вылезли на свежий воздух. Но Осакат успела первой, затараторив что-то на своем, вдруг снова ставшем малопонятным языке. После чего копья опустились, и нас с большим почетом отконвоировали к жилым строениям… Только напрасно вы думаете, что это было типа выхода из метро в спальном районе. Пещера, лаз, или что-то еще, оканчивались едва на трети горы. А дальше моему измученному организму пришлось карабкаться по почти отвесной круче… Ну, может, и не такой отвесной, но, думаю, не меньше половины дороги пришлось пройти, цепляясь за скалу всеми четырьмя конечностями. И хоть бы одна сволочь помогла! Нет. Я, конечно, понимаю, что мне таким образом свое уважение показывали. Мол, «как можно навязывать свою помощь мужчине, охотнику, воину, с ног до головы обвешанному оружием и воинскими знаками доблести на шее и поясе?». Вот если бы я, допустим, ногу сломал, валялся бы весь в крови или хотя бы лишился чувств в результате падения на голову скалы… тут да, можно еще поддержать или, вежливо положив на носилки, пронести часть пути… Но раз на ногах держится, значит, помощь предлагать не вежливо…

Так что неудивительно, что, когда мы дошли до поселка, я уже был в состоянии близком к обмороку и все происходящее воспринимал смутно. Помню встречающую делегацию. Помню, как какие-то важные с виду мужики и бабы со слезами на глазах обнимали нашу соплячку при мерцающем свете факелов. Тараторили нам что-то радостно-уважительное, вежливо похлопывая по плечам. Помню даже, как пытался говорить ответные речи — благодарил высокую комиссию за номинацию моей скромной персоны, «спасибкал» папе, маме и родной школе, воспитавшим меня истинным патриотом и спайдерменом, обещал поделиться Нобелевской премией с тем, кто покажет мне ближайшую кровать и споет колыбельную, даже начал напевать эту колыбельную сам, дабы дать примерное направление для развития творчества масс… Короче, я бредил от усталости и изнеможения. К счастью, как выяснилось позже, бредил в основном на русском. Так что местные не очень поняли, о чем это я. А Лга’нхи уже был привычный.

Потом был этот сарай, тюфяк, одеяла и сон!

Следующий день был какой-то сумбурный и бестолковый. Ну, для начала мы проснулись уже далеко за полдень. Пока туда, пока сюда… А там нас уже и на пир позвали во дворец!

Дворец показался мне похожим на колхозный коровник. К такому, в далеком детстве, отдыхая на даче, мы ходили купить свежего молока. В общем, очень длинное одноэтажное здание, сложенное из камня и глины (как и все дома тут) и обнесенное забором. Во дворе этого дворца торчало еще несколько сараюшек поменьше, гуляли овцекозы, какие-то птички на манер гусей и пара мелких собачонок вполне себе дворняжьей наружности. А перед дворцом, под большим навесом, кажется, в обычное время использующемся для подсобных работ, накрывали невысокие, примерно так до колена, столы. Столы, без всяких там изысков и букв «П» или «Т» в конструкции, просто тянулись от главного крыльца и до ворот. Вернее, сами столы шли только первые метров десять, а потом уже их просто обозначала положенная на землю ткань. У крыльца, на почетном месте, естественно, сидел сам Царь Царей — мужичок среднего роста, с расчесанной и заплетенной мелкими косичками рыжей бородой, с серьгами в ушах, кучей висюлек на шее и, как мне кажется, в ужасно неудобной одежде. В том плане, что вот лично я ходить бы в некоем подобии ночной рубашки длиной до пяток, расшитой несколькими килограммами украшений в жизни бы не стал. Особенно если поверх нее меня заставят надеть несколько халатов. А на голове у него (уржаться можно) был надет цилиндр, на манер того, в каком рисуют дядю Сэма… Такой, знаете, расширяющийся кверху. Только этот был сделан из ярко начищенной меди, обвешан разными цепочками и кисточками-висюльками, а вместо полей была какая-то меховая хрень. Судя по пафосу, с которым Царь Царей носил сие кузнечно-галантерейное изделие, это был либо последний писк моды, изданный в приступе белой горячки, либо реально корона — знак Власти и Величия.

Выглядело это все, конечно, весьма своеобразно, а местами даже сюрреалистично. Но мужичку, видать, в этом наряде было вполне комфортно. По крайней мере, сидел он с выпрямленной спиной и такой самодовольной рожей, что поневоле даже я малость проникся к нему почтением. И даже отсутствие половины зубов у Царя Царей не слишком снижало планку его Великолепия.

На пир, как мне кажется, пригласили все селение. По крайней мере, думаю, человек триста там точно было. Естественно, поближе к Царю Царей сидели люди уважаемые и почтенные, а ближе к воротам — всякий быдло-пролетариат и люмпен-крестьянство. Многие гости, как я заметил, приходили со своими харчами. И тем, кому не хватало места за столами, сиречь скатертью, отходили в сторонку, садились прямо на землю и лопали принесенное с собой. Видимо, весь пафос был в том, чтобы побывать на Пиру. А то, что жрешь там то же, что и дома, это уже дело двенадцатое.

От царских щедрот одаривали только тех, кто сидел под навесом, за настоящими столами. В эту категорию попали и мы с Лга’нхи. На этом пиру мы вообще были этакими свадебными генералами-болванчиками. Нас посадили хоть и не бок о бок с Царем Царей, но где-то рядом, и куски нам подносили вполне себе почетные, а не кости какие-нибудь скидывали. Проблемы была только в том, что, кроме почета, мы, так сказать, ни черта не получили… В смысле информации, я имею в виду. Подарков-то нам надарили… Не сказать, что шибко щедро, но вполне так себе неплохо. Специально обученные люди выносили их из закромов дворца и, прежде чем отдать нам, демонстрировали публике, вызывая у нее стоны зависти и буйного восторга.

Так нам обломилось по очередному кинжалу (качество, скажу прямо, похуже трофейных), топорику с дополнительной функцией ледоруба (клюв на месте обуха) и новому воинскому поясу с кучей декоративных бляшек и функциональных колечек. По «цепке» на шею, «чиста как» у новых русских, только из меди. Ну и еще всякой всячины. Выборподарков иногда ставил в тупик своей туземной логикой… но как говорится, дают — бери… Гребешки и расчески — это еще ладно, вещь в хозяйстве не лишняя будет, красоту навести и вшей погонять. Кусок крашеной материи, ну тоже на что-нибудь да сгодится… Моток веревки, примерно в палец толщиной?.. Ну в горах это, наверное, вещь нужная, благо окружающие отреагировали на нее столь буйным восторгом, будто она из волос местного Майкла Джексона была сплетена. (Впрочем, они на все так реагировали.) …Но вот на фига нам выдали по паре мешочков зерна, а к ним какие-то деревянные штуки, вроде мотыг с окованными бронзой наконечниками? Они что, всерьез предлагают нам тут начать крестьянствовать? Или просто почетными землепашцами назначают? Еще были какие-то связанные по четыре резные, украшенные перьями палочки, наглухо поставившие меня в тупик. Что это было? — местная валюта… документ, позволяющий требовать право первой брачной ночи от местных девиц… или сверхсильные амулеты, призванные отгонять натовские бомбардировщики от запасов нефти и крокодилов от эскимосских иглу? Увы, это так и осталось для меня тайной. Поскольку в объяснения тут никто особо не вдавался. Все восхищались щедростью Царя Царей, славили ее в ряду других, несомненно безграничных добродетелей этого отца нации, великого кормчего и лучшего друга советс… в смысле — горских детей, не особо интересуясь мнением тупых дикарей, на которых эта щедрость обрушилась.

В этих восхвалениях я, конечно, понимал с пятого на десятое, но, тем не менее, быстро понял, что грубая лесть и приторные славословия были тут в большом почете, и даже фразы типа «…один из Величайших…» воспринимались почти как оскорбление. Только «Величайший из Величайших» и никак иначе…

Что пришлось действительно кстати… мне. Так это набор одежки, включающий новые штаны и тапочко-ботинки с довольно толстой подметкой из нескольких склеенных между собой слоев кожи. Ходить в них по местным каменюкам будет одно удовольствие. А сношу эти, заберу те, что подарили Лга’нхи. Потому как выданная ему пара на его лапищу явно не налезет. Впрочем, как и комплект одежды.

В начале пира пару раз мелькнула Осакат… в подаренной мною красной шелковой рубахе. Царь Царей, видимо, подробно поведал своим соплеменникам историю ее возвращения и, судя по восторженному гулу и взглядам окружающих, сумел каким-то удивительным образом приписать себе все наши заслуги по спасению сей юной девицы из лап дракона и от полчищ орков. Потом ее отослали… надеюсь, на кухню, чтоб нос не задирала. Ибо негоже бабе сидеть на пиру настоящих мужиков!

Кстати, с этой самой кухни нам таскали по большей части мясные и молочные блюда, причем разнообразие явно заменялось количеством. Так что лопали мы, судя по вкусу, все тех же овцекоз в жаренном, тушеном и вареном видах. А также сыры, твороги и прочие кефиры-простокваши, так что Лга’нхи тут оторвался. Столь страстно желаемых мною пирожков-булочек-пироженок и вообще хлебных изделий, к сожалению, было маловато… Даже кашей нас порадовали не дюже обильно. Впрочем, ничего удивительного — весна на дворе, старые запасы небось подчищены, а новых ждать до осени. То же самое и с овощами-корнеплодами. Кой-какие намеки на то, что горские ребята это лопают, были, но вдоволь натрескаться местной картошки мне так и не удалось.

Ах да! Самое главное!! Местная цивилизация уже дошла до производства пива!!! Пива!!! ПИ-И-ИВА!!! Осталось только изобрести Интернет и ватерклозеты, и тут можно жить…

Пиво, правда, было дрянненькое. Кисловатое, со странным привкусом все той же каши и крепостью, наверно, градуса два-три… Но попейте десяток лет подряд одну только воду и молоко, и я посмотрю, как вы начнете выкобениваться при виде не того сорта пива…

Кстати, Лга’нхи пива не оценил. И даже высказался весьма нелицеприятно о сем напитке, но, правда, когда мы остались вдвоем. Дикарская вежливость и дипломатия не позволили ему дурно высказываться о поднесенной хозяевами пище… Зато надо было видеть, как этот молокосос налегал на молоко… козье, кстати. Вонючее. Но ему был по фигу запах, он его не замечал так же, как я — недостатки пива.

Спать мы ушли довольно поздно, с раздувшимися от еды брюхами, волоча на себе груды подарков.

На следующее утро опять встал поздно. Встал, лениво потягиваясь, пошел к стоящему возле дома бочонку с водой и умыл рожу. Затем с понтом дела надел новые порты и новые боты, опоясался новым поясом… Долго примеривался, как прицепить к нему новое оружие, пока не сообразил, что щедрость Царя Царей не распространилась на ножны и чехол для топора… По фигу, это настроение мне не испортит, нацепил старое оружие и остался вполне собой довольным. Жаль только нет зеркала, чтобы полюбоваться своей крутизной.

Потом весь из себя важный и крутой вышел на улицу… А идти-то, собственно говоря, и некуда. Постоял, поглядел по сторонам… Шляться без дела по чужому поселку показалось как-то несолидно… Если уж идти, то идти по делу, а у меня дел… Есть!

Есть у меня дело! Искать Лга’нхи, который к моему пробуждению уже успел куда-то слинять. Так что я состроил озабоченную рожу лица и… Тут сбоку послышался знакомый скрип, и из нужника вылез Лга’нхи с такой рожей… Впрочем, это выражение брезгливости не сходило с его благородного лика еще со вчерашнего дня, с того момента, как его познакомили со следующей ступенью цивилизации, под названием «сортир». Ему тут, видишь ли, воняло и, вообще, хранить полную яму дерьмища рядом с домом, в котором живешь, не соответствовало эстетическим порывам его поэтической души.

То ли дело в степи. Отошел от стойбища, присел… птички поют, кузнечики трещат, цветочки пахнут — поэзия, идиллия и чистая экология. А как засрешь одну идиллию, перемещаешься на другую, и все по-новому. Вот еще одна грань, которая разделит две ветви, некогда единого (судя по языку) народа. Одни будут считать других грязнулями за то, что те срут где придется, а другие — за то, что копят свое дерьмище…

Размышляя на эти философские темы, кивнул приятелю и, подождав, пока он не подойдет поближе (сортир реально вонял), поинтересовался его самочувствием и планами на будущее. Самочувствие было вполне себе бодрое, а в планах стояло далекое путешествие на восток и поиски таинственных артефактов. Похоже, Лга’нхи не терпелось покинуть цивилизацию… Индиана Джонс, блин, двужильный. Не успел толком даже отъесться и отлежаться, а опять уже на подвиги тянет…

Ладно. Хрен с ним. Настроения он мне все равно не испортит. Солнышко сияет, птички поют, брюхо еще полно едой после вчерашней гулянки.

— Не торопись, друг мой Лга’нхи, бежать на восток, — глядя мудрым взором седобородого старца на этого торопливого вьюношу, глубокомысленно заметил я. — Чудо, как суслик в траве, может поджидать тебя на каждом шагу, но если твой взгляд будет устремлен за горизонт, ты его просто не заметишь! Чудо не терпит торопливости. Оно, как пугливый и осторожный зверек, достается тому, кто способен увидеть его в банальной суете повседневности. Надо остановиться, замереть и оглядеться по сторонам, может, то, что мы ищем, ожидает нас прямо у нас под ногами. Ну, например, в этом поселке…

У дурилы лицо сразу воссияло радостью и надеждой. Мое живописное иносказание он воспринял не как повод задуматься о бренности бытия, а как руководство к действию, и если его ни придержать, он сейчас в поисках чудес перевернет весь поселок с ног на голову. После чего нас выгонят отсюда взашей, отобрав новые боты, мотыги с веревками из волос Майкла Джексона и таинственные палочки… А я так до сих пор и не узнал, что они такое. Так что я поспешно потопал вслед за приятелем, готовясь сдерживать порывы его творческих поисков.

Топали мы, топали… улиц в поселке не было. Ну то есть не было вообще. Каждый двор стоял сам по себе, без всякой системы и порядка. Поэтому сообразить, куда конкретно мы идем, было очень не просто. В конце концов, мы вышли. И кажется, туда, куда надо. В смысле, все это очень было похоже на ремесленную слободу. Слышны были стуки молотков, шуршания и скрипы, воняло чем-то специфическим, а из какой-то штуковины с трубой валили клубы черного дыма. Во, сюда-то я и стремился. Надо поглядеть на местный уровень цивилизации, если только не прогонят и по шее не надают. Лично меня всегда подмывало дать по шее тому, кто глазеет на мою работу, сам при этом ничего не делая… Но тогда, в Москве, я драться боялся, а тут народ суровый, может и… «Хм, — мысленно окинул себя взглядом, — да я и сам нонче суровый, и сам всем могу…»

Впрочем, пыжился я напрасно. Народ был занят своими делами и на нас особого внимания не обращал. Ну то есть посматривали, конечно, и не без любопытства. Все-таки люди мы тут были новые и необычные. Но поскольку вели себя мирно, пальцы в горн и на наковальню не совали и с советами не лезли, — отрываться от дел ради наших персон никто не счел нужным. Потому мы ходили от одной мастерской к другой, располагавшихся по большей части на свежем воздухе либо под навесами, и откровенно пялились на то, как другие вкалывают. Настроение было по-прежнему превосходными, и я любовался на чужой труд, весело напевая: «Не кочегары мы, не плотники».

Местные и правда были ни то ни се. Из нормальных профессий я опознал только гончара. Хотел было попроситься пустить за кругом посидеть, но потом, как представил, что заляпаю свои новые штаны глиной, решил с этим погодить. Еще пяток ребят были, видимо, кузнецами или, вернее, литейщиками. По крайней мере, хрестоматийных мужиков-атлетов, лупящих по наковальням большими тяжеленными молотами, я не заметил. Все они делали что-то странное и малопонятное, но явно с металлом. Кажется, в том, с чем возился один из них, я опознал формы. Но на те формы, что мы делали для фарфора, эти походили мало, так что я не уверен.

Местные плотники, прямо скажем, впечатления тоже не произвели. Кажется, из всех доступных им инструментов у них были только топорики, киянки и долота-стамески. Однако ребята с помощью этих штук вроде даже колеса телег делают… а в отведенном нам домишке стоит здоровенный сундук-ларь, пустой, правда. Так что видно, что даже с этим нехитрым арсеналом местные мастера что-то, да умудряются сотворить.

Так мы и шлялись по местной фабричной зоне, поглядывая по сторонам и в разговоры особо не вступая. Наконец я уткнулся взглядом в дедка, который делал что-то подозрительное. В смысле, подозрительно знакомое. Подошел… нахально заглянул через плечо. Ага! На чем-то вроде неглубокого поддона, забитого глиной, дедок острой палочкой разрабатывал узор. Экспериментировал со спиралями, пытаясь на их основе составить какой-то ленточный орнамент. Во, блин. Я в своем технаре пару лет только тем и занимался, что различные узоры перерисовывал, а потом на основе их составлял новые. И надо же, попав за тридевять земель, черт знает куда, наткнулся на бедолагу, занимающегося тем же самым… Ну-кося я…

Подошел к деду и уселся напротив. Рядом с ним лежали еще несколько подобных поддонов, и я нагло завладел одним. Дедок забеспокоился. Зыркнул на меня недобрым взглядом, но в его обращенном на меня зрачке отразился заросший волосами дикарь, увешанный оружием и с ритуальными шрамами на морде, за спиной у которого маячило свирепое двухметровое чудовище, еще более волосатое, шрамированное и обвешанное оружием. Так что дедок предпочел пока не возникать, сделал вид, что все это ему только мерещится, и снова уткнулся в свою доску. Я подобрал палочку, похожую та ту, что была в руках дедка, и попробовал провести несколько линий. Во-первых, чтобы рука вспомнила старые навыки, а во-вторых, чтобы почувствовать материал. Это ведь только кажется, что художник творит все, что захочет. Фигушки, он страшно зависим от того, чем он рисует и на чем… Одно дело, когда у тебя в руках кисточка, совсем другое — перо, мелок или карандаш; все имеет свои особенности и нюансы… Сила нажатия, наклон инструмента, даже то, как ты отрываешь карандаш или кисть от бумаги после того, как сделал штрих, тоже имеет немалое значение… Во, пока размышлял, быстренько вывел несколько последовательных спиралей, именуемых по-научному близким сердцу каждого человека словом «волюта», изящно соединил их выходящими и пересекающимися линиями, поиграл с толщинами, выкрутил несколько дополнительных веточек… Ага, а боковую сторону палочки-писалочки, видимо, используют как ластик, стирая неправильный узор… Еще лучше. Быстренько стер, набросал контуры трех сегментов узора, палочкой отмеряя равные расстояния, а потом напевая: «Художник, что рисует дождь», изобразил что-то вроде римского орнамента, добавив к лентам стилизованные цветы, листья и бутоны. Потом показал дедку, который, забросив собственную работу, пялился на странные манипуляции дикаря с его инвентарем. Дедок посмотрел… Дедок вгляделся… Дедок был реально впечатлен, сражен и обезоружен. Он что-то быстро залопотал о своем, о девичьем, но я понимал только каждое десятое слово. О чем и сообщил ему, заодно попросив говорить попроще. Дедок попытался и сообщил мне, что я великий шаман. Что я Великий, а местами даже и шаман, я знал и без него, но как об этом догадался дедок — осталось для меня тайной. А тем временем этот престарелый живчик вскочил и потянул меня куда-то в глубь сарая, рядом с которым стоял его навес. В сарае была выставка достижений первобытного хозяйства, и меня начали с этими достижениями подробно знакомить. В общем-то, ребята делали нехилые вещи, малость примитивные, конечно, сами чуть-чуть грубоватые, но такое даже у нас где-нибудь на вернисаже можно было бы продать… Всякие блюда, чаши и горшки, покрытые узорами. Причем узоры и чеканились, и отливались. Разные статуэтки животных, примитивных, но узнаваемых. Всевозможные бляшки-крючки-пряжки и прочая-прочая-прочая… О назначении большинства из них можно было только догадываться. Хитро украшенное оружие. Правда, дедка больше интересовала хитрая украска, а влезшего вслед за нами Лга’нхи — оружие. Он проинспектировал каждую вещь, но чудо-меча не нашел, грустно вздохнул и на время успокоился. А дедок тем временем показывал мне различные узоры, тыкая пальцем в некоторые из них и с гордостью говоря: «Мой». Хе-хе… А узоров-то у них не так уж и много. В смысле, различных. В основном было три-четыре разновидности, которые копировались из изделия в изделие с небольшими изменениями. Кстати, спиралевидных тоже практически не было. Так что получается, что дедок тут революцию творил, а я вроде как ему помог… Блин! — да я же тут обогащусь!!! Надо только узнать, в какой валюте гонорары брать и как тут авторские права защищают. Впрочем, с последним все ясно — защищают очень просто, копьями, дубинами и топорами. Так что для отстаивания своих авторских прав придется посылать Лга’нхи на большую дорогу, пусть собирает налог со всех, кто имеет, собирается иметь или, возможно, когда-нибудь захочет поиметь изделие, украшенное моим узором… Короче, пусть грабит всех подряд!

Груды сокровищ самоскладывались к моим ногам, на их запах слетались толпы принцесс, одна красивше другой… а брюхо обиженно забурчало… А ведь и правда. Солнышко-то уже ощутимо к горизонту сползать начало, а я со вчерашнего еще ни разу не ел. Это непорядок… Особенно учитывая, что никто не сообщил, где мы тут столоваться будем… Пренебрегают, сволочи! Так что я особо чиниться и разводить дипломатию не стал, а просто спросил у своего нового приятеля: «А скажи-ка, Ундай, где тут усталому путнику и дорогому гостю пожрать дадут?»

Дедок что-то радостно залепетал и потащил нас куда-то на противоположную сторону слободы. Там стоял очередной навес, из-под которого пахло весьма и весьма аппетитно. Тут было что-то вроде печи, почему-то вырытой в земле, и горели костры, над которыми висели весело булькающие котелки. Хм. А мне тут явно нравится! Жратвы много, и пахнет приятно. Да и заправляет тут весьма аппетитная бабенка… Не красотка, конечно, слегка толстоватая на мой вкус, но вся такая ядрененькая и крепенькая… и горластая. По крайней мере, ценное указание дедка немедленно нас накормить она встретила тирадой, преисполненной гнева и негодования, смысл которой заключался в «…ходют тут всякие» и «…на всех вас, проглотов, на напасесси». В ответ дедок сурово на нее рявкнул и произнес зажигательную речь, постоянно тыкая в меня пальцем. Судя по тому, что я понял, я был реально Крут, Велик и Ужасен и свою похлебку на сегодня худо-бедно заслужил.

Кажись, бабец прониклась и выдала нам с Лга’нхи по здоровой глиняной миске, в которой бултыхалась старая добрая каша пополам с мясом и молоком. Потом вышла заминка с ложками. Тут, оказывается, у всех столующихся свои приборы должны были быть. На эту тему опять последовала зажигательная дискуссия между дедком и стряпухой, из которой дедок снова вышел победителем, после чего пара ложек была извлечена из секретных стратегических заначек и выдана нам. Ложки у них тут, кстати, тоже керамические. Но когда лопаешь с треском за ушами, на такие дела особого внимания не обращаешь. А готовила тетка реально вкусно. О чем я и не преминул ей сообщить, используя простые слова и богатый язык мимики и жеста, заодно отдав дань ее красоте, уму, обаянию, тонкому вкусу в выборе одежды, огромным запасам душевной теплоты и чувству гармонии в вопросах добавления соли и специй… а также прочим многочисленным талантам. Я ведь полжизни в столовках питался: сначала в школе, потом в технаре… так что о важности налаживания теплых и дружеских отношений с персоналом знал не понаслышке.

Как всякий хороший человек (а стряпуха, которая Так готовит, плохим быть не может), тетка оказалась падкой на лесть, незлопамятной и добродушной. Ее внешняя суровость была лишь панцирем, оберегающим ее нежную ранимую душу от толп оглоедов, вьющихся вокруг кухни и выпрашивающих добавку. Но для по-настоящему грубой и искренней лести какие-то там панцири не помеха. Так что к каше нам еще обомилось по лепешке и были поданы кружки (на сей раз без крика, что с собой таскать надо) с каким-то травяным напитком… Вполне себе приятным на вкус.

Пока мы лопали вдвоем, начали подтягиваться и другие работяги. Котел сняли с очага, и каждому налили такую же здоровенную миску (что означало — дикарям недоваренного харча отсыпали… Запомним!!!). К нам вновь прибывшие отнеслись с почтением и опаской, как к забредшим в город медведям… — поглядеть любопытно, но подойти погладить боязно. На мои попытки их разговорить, они отвечали вежливо, односложно и коротко, а все больше кивали головами и радостно улыбались, не произнося ни слова. Стряпуха по имени Улоскат была вся в делах и заботах, пытаясь прокормить с полсотни голодных мужиков. Дед Ундай (так звали моего нового знакомца) почему-то с нами обедать не остался, а удрал, причем, как я понял, вообще за территорию слободы. Мой приятель Лга’нхи был томен и грустен: то ли переживал из-за не нахождения артефакта, то ли просто обожрался — так что оставаться здесь у нас не было никакого смысла. Да и в сон, откровенно говоря, меня чегой-то потянуло… Потому мы предпочли откланяться и удалиться из столь приятного общества. По дороге домой я непременно заблудился бы в лабиринте хаотичных построек, но мой дорогой друг со встроенной функцией внутреннего компаса Лга’нхи, будучи вождем и по совместительству штатным штурманом племени, уверенно вывел нас к нашему домику-двору-сараю.

«…Кстати, чудной домишко, — вяло подумал я, переступая порог. — В нем ни хозяев, ни даже прислуги, похоже, нету, сразу видно, что тут никто не живет. Хотя и следов явной заброшенности тоже не видно. Что это — местная гостиница? Апартаменты для почетных гостей крепости? Или Царь Царей тут с бабами втихаря от жены встречается? Благо расположен домик очень удобно, позади ограды Дворца… Ежели прорубить вон ту дальнюю стену за хозяйственными пристройками, то в гости к Царю Царей можно будет ходить напрямую… Надо бы посмотреть, нету ли там какого-нибудь прохода или лазейки. Только сейчас лениво. Лучше вздремнуть пару часиков, а вот потом уж…»

Но чуток вздремнуть после плотного обеда, с целью улучшения пищеварения и цвета лица, мне опять не дали. И даже не надо пытаться угадывать, кто именно тот безжалостный злодей, ставший помехой моему здоровому сну. Естественно, прынцесса, экс-соплеменница и заноза в заднице, Ее Высочество Осакат! Оне изволили-с самолично попрать-с, так сказать, своим высокородным тапком-с жалкие полы хижины бедняков-с. Изъявив невообразимую милость, так-с сказать, озарением сих невзрачных чертогов божественным светом-с своего Величия и Великолепия-с!!!

Я не замедлил пасть к ее ногам (правда, на свой тюфяк и брюхом кверху) и светски осведомился, какого лешего она сюда приперлась.

Она глянула на меня, как на говорящего таракана в своей тарелке, и коротко ответила:

— Мой дядя, Царь Царей Мордуй, зовет вас к себе. (Фига себе, мало потешного цилиндра и отсутствия половины зубов, так его еще и «Мордуй» зовут.)

— А зачем? — лениво спросил я. — Опять, что ли, на пир?

— Дядя говорить с вами будет. — Кажется, их Высочества были крайне недовольны-с своим вынужденным общением с плебсом в нашем лице.

— Хм… Говорить — это хорошо. А о чем?

— Я не знаю мыслей Царя Царей, — последовал уклончивый ответ. А бегающие глазки так и заорали: «Врет!»

— Ладно. И когда явиться полагается? Прям щас или можно чуток подремать?

— Когда Царь Царей зовет, люди бегут! — рявкнула Осакат, выказывая свой благородный гонор.

— Не-е… — глубокомысленно ответил я, пытаясь дурацким спором оттянуть время расставания с нежными объятьями тюфяка. — Нам бегать по стойбищу обычаи не позволяют. По стойбищу надо ходить неторопливо, медленно и с достоинством. Впрочем, мы можем выйти из поселка, обежать его стороной, только ведь дворец твоего дяди все равно в центре поселка находится, и, даже если мы обежим поселок два раза, к самому дворцу придется пешочком идти… Не оскорбит ли это твоего дядю?

— Не оскорбит! — Кажись, Осакат разгадала мою тактику и решила не поддаваться на провокации.

— А как там вообще?.. — светским тоном спросил я. — В смысле, этикета придворного? Как там полагается с Царем Царей разговаривать? Надо ли нам надевать парадные тапочки цветов бразильского флага и покрасить лица в торжественный фиолетовый цвет? Должен ли Лга’нхи сделать книксен, а я «Ку»? С какой ноги вступать в Приемный Зал? Какова точная величина градуса поклона, который надо отдать столь высокой персоне? Кто кому будет первый лобызать пальцы ног и вручать вымпел передовика производства?

Кажется, моя ахинея все-таки основательно заклинила ее мозговые извилины, тем более что многие слова я говорил по-русски, за неимением подходящих аналогов в местном языке. (Или вернее… «книксен» — это вроде тоже не совсем по-русски?) Так что минуты три-четыре я блаженствовал на своем лежбище и даже вроде как начал задремывать, но меня опять прервали.

— С Царем Царей нужно говорить почтительно! — резюмировала она итог своего мозгового штурма. — Царь Царей Мордуй — великий и мудрый правитель. Все жители нашего царства восхваляют его в своих словах, а враги трепещут, слыша его имя!

— Кстати, о царстве! — подхватил я тему, продолжая заговаривать гостье зубы, потому как вставать было реально лень. Да и лишняя информация о мире, в который я попал, мне череп не расколет и помехой в достижении Щастья не станет. — Насколько велико царство Царя Царей Мордуя? Сколько живет в нем народу? Чем заняты трудящиеся массы в свободное от отдыха время? Величина ВВП? Международный банковский рейтинг? Каков курс валюты по отношению к монгольскому тугрику? Каков опорос свиней в центнерах с гектара в солнечную погоду?

Подруга опять зависла, потом начала вещать… Интересно так вещала, и вполне информативно, хотя, судя по запевно-завывающим интонациям, излагала официальную версию, изложенную в былинах и сказаниях. Заслушавшись, я даже поднялся из горизонтального положения в сидячее и начал по ходу повествования задавать наводящие вопросы.

В общем, расклады были таковы. Царством тут назывался каждый отдельный поселок, человек на сто и больше. Естественно, в каждом поселке была своя власть и свой староста, скромно именуемый «царь». Давным-давно, еще при дедушке дедушки папы Осакат, пара десятков «царств» объединилась под мудрым руководством некоего Варздая, пра-пра-пра-и прочее-дедушки Осакат, заключив что-то вроде союза. Причины заключения союза так и остались неизвестными, сколько я ни выспрашивал. Подмял ли тупо дедушка Варздай соседние племена, или объединение было против общего врага по экономически-хозяйственным причинам, или ввиду географической близости? Осакат этого не знала. Зато она знала, что где-то дальше к востоку существуют еще несколько подобных мегацарств. Она это точно знала, поскольку ее мать была родом из одного такого. (Оказывается, династические браки — изобретение очень далекого прошлого.)

Ну уж коли разговор пошел о родословных, навел разговор на ее персону, благо понимали мы теперь друг дружку лучше, чем в первые дни после встречи. Таким образом, я и узнал, что родители нашей принцессы когда-то жили в «крепости», вот в этом самом доме (нас с Лга’нхи, оказывается, тут поселили в качестве гостей августейшей особы). Но они умерли, когда Осакат была совсем маленькой, из-за болезни, скосившей половину поселка. Осакат взял на воспитание ближайший родственник, которым, по каким-то сложно-запутанным туземным понятиям, оказался не родной брат отца — Царь Царей Мордуй, а двоюродный брат ее отца по материнской линии, который был Большим Боссом в том поселке, развалины которого мы видели… Собственно говоря, и самого Большого Босса мы тоже видели… уже мертвым, возле той повозки. Как я понял из туманных пояснений, поселок, в котором паханствовал ББ, был крайне важным для царства, поскольку через него осуществлялась торговля с дружественными степными племенами. Забавно, оказывается, местные степняки, безжалостно вырезающие себе подобных, как конкурентов по жизненному пространству, к жителям гор относились вполне терпимо и даже дружественно. За «люди» их, конечно, не считали. Скорее экзотическими, но полезными существами, отдаленно похожими на людей. Горцы ведь не претендовали на их скот и землю. Не пасли, как подобает настоящим «люди», стада овцебыков, зато умели делать острые ножи и наконечники копий, блестящие бляшки, цепочки и бусики, более качественные ткани и еще много всякой полезной фигни, которую они выменивали на шерсть, шарики сушеного творога, шкуры, вяленое мясо и нагулявших жирок на вольных степных пастбищах овцекоз. Обмен (как думали степняки) был выгоден всем. Бедолаги не подозревали, как их надувают, выменивая один-два ножа на десяток повозок забитых шерстью или огромную отару овцекоз… (Это Осакат не удержалась, чтобы не похвастаться.) Так что, по негласному уговору, их не трогали.

— Нет! Конечно, невестами они не обменивались! — возмутилась моему предположению Осакат. — Кому в горах нужна жена, не умеющая печь хлеб и варить кашу, следить за домом, работать в поле и на огороде, ткать полотно?.. (Так же, как и в степи не нужна жена, не способная с одного взгляда отличить корову, рожавшую один раз, от коровы, рожавшей дважды, за десять минут поставить чум и догнать бегущего кролика, — сообразил я.) — Дядя взял ее с собой в караван, торговать со степняками, чтобы познакомить с семейным бизнесом или в качестве представительницы Царя Царей… (Тут как-то все осталось малость мутным, я не очень понял смысл половины произнесенных по этому поводу фраз.) Они объехали несколько родов, выменяли кучу товаров. Потом караван ушел, а дядя вместе с ней напоследок заехал еще в один род, для ведения переговоров. Обратно они возвращались только вдвоем, поскольку не опасались степняков. Зато нарвались на верблюжатников. А вообще, хватит болтать, августейший дядюшка, должно быть, уже заждался!

— Ладно, — благодушно согласился я. — Только ответь на последний вопрос. На фига нужны эти вот палочки?

— Чтобы обозначить место, Дебил! (Уверен, последнее слово было не столько моим именем, сколько ее мнением о моих умственных способностях.)

— Какое еще место?

— Чтобы пахать землю… Находишь свободное место и втыкаешь по углам Знаки. Между двумя соседними знаками должно быть расстояние, равное длине веревки, обмотанной вокруг колышков.

— Твой дядя что? И правда решил, что мы будем тут землю пахать? — недоуменно спросил я.

— Ну ведь вы же взяли в свое племя меня, — последовал не менее недоуменный ответ. — Значит, мы теперь родня, а значит, и для рода Царя Царей вы теперь тоже «люди». А всем нашим «люди» положен свой кусок земли. Таков Обычай и Закон!

Во, блин. Нежданно-негаданно обзавелся родней! Я еще понимаю Лга’нхи с его доисторическими понятиями. Он как ракета, оснащенная системой «свой-чужой». Чужого мочи, своего не трогай, других вариантов в жизни быть не может… Но то, что и Осакат, и ее почтенный дядюшка относятся к этому столь серьезно, было для меня новостью. А по собственному опыту знаю, что подобное «родство» сулит как выгоду, так и немалый жизненный геморрой. Особенно в то время, когда в земли этих новых родственников вторглась вражеская армия. В одно племя меня уже «усыновили»… С одной стороны, это позволило мне выжить, а с другой — обрекло на годы рабского труда, оплеух и пинков. И что-то мне подсказывает, что тут будет примерно то же самое. И не успокаивайте меня моим неимоверно выросшим по сравнению с «дебилом» статусом шамана… Тут чем выше у человека статус, тем больше обязанностей и риска ему достается. Это не то что у нас, там, уселся на должность и сиди, получай зарплату да бюджет попиливай. Тут коли ты воин, так не в штабе сиди, жирок на попу наедая да бренча значками «почетного героя», а копье наперевес, и в атаку на врага… Благо врагов всегда хватает. А коли ты вождь, так веди. И изволь первым лезть в каждое подозрительное место, на собственной шкуре проверяя уровень его опасности для других, да ломай голову над каждым шагом. А уж коли шаман… тут вообще сплошной геморрой. На тебе общение с духами, и вся удача племени зависит от твоей компетенции в этом «общении». Холод, засуха, болезни, нашествие мух или неудачная охота… — за любое бедствие ты в ответе. И отбрехаться чужими грехами не получится, племя, как экипаж подводной лодки, — ко дну идут все вместе… Не верите мне, спросите у моего предшественника.

Что-то от всех этих мыслей послеобеденная нега покинула меня и пропало желание валять дурака. Да и Лга’нхи во время всего этого разговора нетерпеливо топтался возле входа, кидая на меня удивленные взгляды. Как же так? Старшо́й позвал на стрелку, а мы вместо того, чтобы бегом бежать, сидим и болтаем… Ладно. Пойдем поговорим с Царем Царей Мордуем.

Всю дорогу до дворца Осакат кидала на нас какие-то странные взгляды. Словно бы пыталась что-то сказать, да не решалась. Прорвало ее уже перед самыми воротами. Старательно глядя в сторону и непроизвольно сглатывая, она фальшиво-нейтральным голосом попросила не говорить никому, что она зерна в муку крошила… Думаю, с таким же выражением лица какая-нибудь «приехавшая, но не поступившая» провинциалка просила бы подружек не сообщать на родине, чем она зарабатывала в Москве весь следующий, до новых экзаменов, год.

— Хм… — Я, честно говоря, припух малость и, даже не пытаясь шутить и глумиться, спросил, в чем, собственно говоря, дело и где тут криминал?

— Это работа для низших, — коротко ответила она.

Слово, конечно, было малость другое… Сложно объяснить, не такое выразительное по смыслу, но с более эмоциональным окрасом, что ли… Недочеловеки? Полулюди? Нет, подходящим аналогом будет разве что «быдло» или «холопы»… хотя тоже не то.

Ну я-то сразу смекнул, в чем тут дело. Слава богу, вырос при демократии и про сословные различия знаю не понаслышке. А вот для Лга’нхи подобный подход был новостью. Степняки до такого высокого уровня общественно-политической культуры еще не доросли. Все племя было семьей. В ней были старшие, которые и тянули на себе большую часть груза забот о выживании племени, и соответственно получали больше почета и уважения. И младшие, которым еще только предстоит научиться заботиться о соплеменниках. Так что мой приятель сразу полез с расспросами про то, кто эти «низшие» и как их отличить от «нормальных». Мне самому было это интересно. В конце концов, надо понимать все тонкости взаимоотношений в том обществе, куда мы надеемся влиться. Но сейчас вдаваться в подробности было некогда. Мы уже топали по двору дворца. А во дворцах, как известно каждому читателю авантюрных романов, даже у стен есть уши, и даже пасущиеся у нас под ногами гуси могут быть чьими-то шпионами. Так что я порекомендовал Лга’нхи отложить этот разговор до более подходящего времени, а Осакат коротко сказал: «Могла бы тогда и не молоть, раз уж тебе западло», чем ввел ее уже в третий за сегодняшний день ступор. Такого ей и в голову не приходило.

Впрочем, одернул я себя, девчонку можно понять. Соплячка, только что на глазах убили приемного отца, едва убежала от одних врагов, как попала в плен к страшным дикарям… Это я тут, понимаешь, горжусь, что перепуганную девчонку в ступор ввел своей добротой. А сам-то после первого хорошего пинка встал на карачки и начал говнецо собирать… Так что не фиг строить из себя тут… Лучше настроиться на разговор с Царем Царей.

— …и спасли любезную моему сердцу дочь моего младшего брата, красавицу Осакат! — подытожил Мордуй свой рассказ и, хлебнув пива из чаши, устало прислонился к стене своеобразной веранды, на которой, сидя на покрытом циновками земляном полу, за традиционно низкими столиками, заседало высокое собрание из семи человек плюс Осакат в сторонке, в качестве переводчика. На столе стояли кувшины с пивом и какая-то закусь, создавая теплую и непринужденную атмосферу, наиболее подходящую для втыкания ножа в спину расслабившейся жертве.

Все это, конечно, было замечательно. Непонятно было только, зачем этот Мордуй рассказывал нам же о том, как мы спасали его племянницу? Или это он тем дяденькам рассказывает, что сидят возле нас? Так все они были вчера на пиру и наверняка рассказ этот уже слышали. И вообще я сильно сомневаюсь, что в поселке найдется хоть один человек, который бы не слышал уже этот эпос в трех-четырех интерпретациях. Так что это? Словесный понос или просто хитрый Мордуй выгадывает время, присматриваясь к нам? Судя по хитрой роже, скорее второе.

Вообще, не нравится мне этот Мордуй. И смотрит вроде по-доброму, и подарки дарит при каждой встрече, вон и сейчас по какой-то висюльке на шею обломилось, и слова-то он говорит хорошие да ласковые… Но есть у него в роже что-то этакое… гнидское, как у политика в предвыборную кампанию. Мол, «Я щас тут перед вами пораспинаюсь, поуговариваю плебс за себя проголосовать, а уж потом оторвусь на славу, всех как липку обдеру и раком поставлю!» А глазки его прям так тебя всего и общупывают-обшаривают, ничего не упуская, будто по тебе стадо липких помоешных тараканов ползает. Давить начал с ходу, стоило только нам зайти на веранду. Мордуй, приметив, что мы с Лга’нхи не взяли с собой новое оружие, сразу после официального представления и здравстований попытался ошарашить вопросиком: «Неужто нам его подарки не понравились?» А глазки так и смотрят, что мы ответим… Типа проверки на вшивость. Скажем правду, что к оружию ножен и чехлов нету, — деревенское дурачье, можно вокруг пальца обвести. Начнем врать и изворачиваться — слабаки, которых под себя подмять не проблема…

Тока ты, дядечка Мордуй, не на тех напал. Лга’нхи пофигист и отморозок, он еще малолеткой под себя целую банду таких же малолетних отморозков подмял, и его коварными вопросами не смутишь и не запугаешь. Да и я начиная с детского сада и до технаря таких проверок тыщи прошел… Да в Москве и в метро не проедешься без того, чтобы с кем-нибудь глаза в глаза не помериться и за место возле поручня не повоевать… Я, конечно, героем никогда не был, но и в говно себя втаптывать не давал… (В смысле, пока сюда не попал.) И если в реальной драке я, может, не так и хорош, но уж в словесных поединках лапки кверху поднимать точно не стану.

Взбодрив себя таким внушением и слегка притронувшись локтем к локтю Лга’нхи, чтобы поднабраться мужества, а заодно удержать его от преждевременных ответов, со всей возможной наглостью глянул в глаза Царю Царей Мордую и ответил, что мы бережем его оружие для особо важных битв с полчищами врагов, которых мы несомненно сокрушим и уничтожим, потому что Лга’нхи — Великий Вождь, а я, соответственно, не менее Великий Шаман. И коли мы протолкались через целую армию злобных врагов-демонов, оставив за собой выжженные города и села, океаны крови и груды дымящихся трупов, то разве найдется в этом мире хоть одна преграда, которую мы не сможем преодолеть?!

М-да, что и говорить. В этом мире скромность в качестве украшения ценилась крайне низко. Не дороже прилепленной к волосам жвачки или записки: «Пни меня», прицепленной на спину. О себе и своих подвигах было принято говорить лишь в превосходной форме, умножая их в десятки раз. Учитывая, что слушатели тоже сразу мысленно делили сказанное на десять, получалось, что говоришь чистую правду. А попробуешь сказать правду, ее поделят на десять, и ты окажешься лохом.

Мордуй мой ответ оценил. Не в том плане, конечно, что поверил про океаны крови и горы трупов, а в том, что, с одной стороны, я вроде бы показал свою светскую изворотливость, не обидев хозяина правдой, а с другой — показал, насколько высоко ценю самого себя… Ну а взглядом я ему постарался дать понять, что всеми этими фокусами с проверкой на вшивость меня не удивишь.

— Да, — согласно склонил голову Мордуй. — Сила и бесстрашие великого вождя Лга’нхи написана на его лице. А наш шаман Ундай, — Царь Царей коротко кивнул моему сегодняшнему приятелю, — сказал, что ты очень великий шаман, глубоко проникший в мир духов… Я рад, что такие великие люди, как вождь Лга’нхи и шаман… Дебил, стали нашими друзьями и родственниками.

Мое имечко говнюк Мордуй выделил особо, как бы намекая, что ситуация не проста и требует подробного разъяснения. Хренушки тебе, убогий. Оставайся в неведении и дальше, пытаясь догадаться, с какой это стати такого великого шамана назвали таким уничижительным именем. Если полезу с объяснениями на незаданный прямо вопрос, потеряю очки.

— Мы тоже рады, что Царь Царей Мордуй стал нашим другом, — дипломатично ответил я, игнорируя вопросительные интонации. — А Осакат — нашей сестрой.

Мордуй, похоже, уловил тонкий намек на то, что он-то всего лишь друг, а Осакат — родня. Тем самым я, во-первых, удалил нас с Лга’нхи из списка его подданных, а во-вторых, намекнул, что мы ездить на себе не позволим.

— А как так получилось, что два столь великих человека… — попытался Мордуй пнуть нас с другой стороны, — путешествуют в одиночестве? Разве такое в обычае людей Степи?

— Дело у нас есть! — буркнул недовольно Лга’нхи. Похоже, мой приятель пусть и мало чего понимает в дипломатических интригах, но зато гниду чует надежно… А может, просто недоволен, что молока на столе нету.

— Великое видение было у меня! — заунывно-напевным голосом начал я. — Был я один в степи и говорил с духами три дня и четыре ночи… И видел я в первую ночь, как две звезды взошли на востоке… И видел я во вторую ночь, как две луны поднялись со стороны зари. И видел я в третью ночь, как два солнца, встав после заката, проследовали по своему дневному пути… И явился мне в четвертую ночь Предок всех людей степи — самый большой и мудрый Старший Брат. И сказал он мне — «Идти навстречу солнцу и найти два великих сокровища, два сильных амулета, два чуда из чудес… Оружие, что дает силу неодолимую врагами, и знак, показывающий путь за Кромку и обратно…». И вернулся я в племя, и сказал я людям, что уйду на восток искать сокровища из сокровищ, чудо из чудес. Но великий вождь Лга’нхи сказал мне: «Нет!» — «Нет! — сказал он мне. — Не отпущу я тебя одного в дальний путь, а пойду с тобой». И понял я, что это мудро, если два сокровища пойдут искать два человека. И сказал я великому вождю Лга’нхи: «Пусть будет так!»… И пошли мы. И шли по степи, трижды видя, как родится и умирает луна. Тигры охотились на нас, как на кроликов. Полчища врагов вставали на нашем пути. Но никто не смог остановить нас. Великий воин Лга’нхи убивал тигров, накалывая их на свое копье, словно сусликов. А я — шаман Дебил наводил порчу на глаза врагов наших, и шли мы мимо огромных полчищ, словно невидимые… И дошли мы до места, где земля перестает быть ровной, а растет вверх, подобно деревьям… И встретили там Осакат, и стало нас трое. И пошли мы дальше на восток, туда, где земля устремляется к небу, и встретили тут Царя Царей Мордуя!

Байка незамысловатая, сочиненная наспех и без особого таланта. У нас заинтересовать ею можно было разве что трехлетнего ребенка… Но тут она была воспринята на ура. Здесь и про набег на соседнее племя, из которого приносят пару скальпов да пригоняют пяток телят, сочиняют отдельную былину… А уж что говорить про эпическое путешествие на Восток, в поисках эпически бессмысленных предметов? Такая грандиозная задача не может не заслужить отдельной «Одиссеи-Илиады». Да еще магические числа «два», «три», «четыре»… Не может же это быть просто так, что солнце, луна и звезды виделись в двойном экземпляре, а потом два человека отправились вдвоем за двумя сокровищами?!?! Уж верно должен быть тут какой-то особый мистический смысл! Опять же — «три дня» и «четыре ночи»… А потом появилась Осакат, и двое стали троими, а потом еще и этот Мордуй приперся… И как ведь все складно… Было двое. А стало трое и, возможно, четверо… Прям как дней и ночей… Чудо, оно и есть чудо!

Вам смешно? А у моего отца приятель был. Человек с двумя, между прочим, высшими образованиями. Так вот он с помощью таких же несложных вычислений доказывал что угодно, — от написания первоначального варианта Библии на русском языке до вычисления убийцы Кеннеди, путем сложения и вычитания числовых значений букв в словах «Кеннеди», «Освальд», «Жаклин», «Даллас» и прочая-прочая…

А если еще учитывать, что местные ребята и так были помешаны на разных духах, магии, видениях и прочей дряни и искренне верили в любую чушь, байка была воспринята на «ура».

Некоторое время общество сидело под впечатлением моего вранья. Кое-кто даже шевелил губами, видимо, мысленно повторяя сию поэму, дабы со всей возможной точностью пересказать родным и близким, попутно наврав с три короба отсебятины. Потом старина Ундай пустился в размышления о сущности духов и технологии общения с ними. Видать, решил, что сейчас самое подходящее время приподнять свойавторитет духовной особы, примазавшись к чужой славе. Некоторое время мы обсуждали высокодуховные темы, делясь опытом. Старина Ундай тонко намекал на рецептуры «секретных снадобий», видимо, желая узнать состав той дряни, с которой меня так конкретно торкнуло, что не отпускало аж три дня и четыре ночи. Я же упирал на глубокие медитации, с техниками которых ознакомился, прочтя в бытность увлечения карате тоненькую брошюрку «Дзен для чайников». Поскольку помнил не так много, то к забитой когда-то в мозг мантре «Ом мани, падме хум», исполняемой в позе лотоса, добавил еще пару асан из йоги, поз из «Камасутры» в сольном исполнении и мудр^[1], подсмотренных в фильмах про ниндзей. Главное было не заржать в полный голос, когда старикан Ундай, лежа с попой, устремленной к звездам в асане «плуг» и оттопырив мизинчики, как манерная девица, вдруг начал вещать «страшным» голосом из мистического боевика категории «В», что видит потусторонний мир и может говорить с духами. Тут уж народ конкретно проперся от моей невероятной духовной крутизны и вероятной святости. А кое-кто даже попытался так же, скрючившись буквой «зю», заглянуть хоть одним глазком в потусторонний мир экстрасенсорики и астральных хвостов. Тут уж мы с Ундаем, даже не сговариваясь, с ходу проявили корпоративную солидарность и снисходительно заявили, что заглянуть в потусторонний мир дано не каждому. А заодно предрекли этим самозваным «сталкерам за Кромку» многие беды и огорчения, если они продолжат свои попытки влезть на территорию, крышуемую исключительно лицами духовного звания и великого благочестия. Я так прямо и сказал: «Братцы! Я, конечно, все понимаю. Вам интересно. Но Москва не резиновая! Каждая сволочь, полезшая за МКАД без социальной карточки москвича, будет навечно забанена на всех порносайтах, раздавлена между трамваем и троллейбусом и приговорена к пожизненной поездке на метро в час пик». (Мордуй, сука… Вчера общественность какой-то слабенькой дрянью поил, а хорошее пивко-то, видно, для узкого круга приберегает. Или это он специально споить нас пытается?) От моих слов людям стало особенно страшно… хотя и непонятно, чего конкретно бояться. И меня попросили пояснить подробно про описанные мною ужасы и вообще… — рассказать, каково там, в потустороннем мире.

Вы хочете сказок? Их есть у меня! Благодарная публика млела и ужасалась, когда я рассказывал о людях, живущих в огромных каменных муравейниках, о страшных металлических чудовищах, таскающих в своих брюхах толпы измученных людей… Про ядовитые облака, зависшие над селениями… Про, опять же, металлических змей, набивающих свои утробы неосторожно заглянувшими в подземный мир людьми и таскающих их в своих жутких чревах по черным мрачным норам подземного царства… О несчастных бедолагах, которые не могут найти нормальную еду и поэтому вынуждены жрать всякое генно-модифицированное говно… и о кошмарных упырях-гопниках, что ютятся по окраинам селений, поджидая во мраке ночи свои жертвы, дабы отобрать мобилу, и о злобных вурдалаках-мажорах, рассекающих по селениям на своих тачках и давящих людей в кровавые лепешки…

В общем, поностальгировал по родному городу, а заодно и народ развлек… Старик Ундай слушал с умным видом, кивал в знак согласия, иногда также вставляя некоторые подробности, которые я в Москве, возможно, и не видел, но в потустороннем мире наверняка обязательно встречу… Так что можно смело сказать, что шоу удалось. Зрители млели и требовали проды. Жалко только, что бедолаги не знают письменности и мои «пророчества» не станут основой для очередного Апокалипсиса… Хм… хотя стоит задуматься, а не был ли Босх попаданцем откуда-нибудь оттуда? Но в любом случае, думаю я, существенно обогатил местный фольклор. И если следующие поколения горцев, наслушавшись «сказок на ночь», вырастут заиками и будут ссатца в кровать лет до тридцати — это будет целиком моя заслуга!

Почивая на лаврах, потянулся за очередной кружкой пива и горделиво обвел глазами веранду… Где-то в уголке, видимо, улизнув туда, пока я грузил общественность разучиванием асан и поз, сидели Мордуй и Лга’нхи и о чем-то неторопливо беседовали, изредка прибегая к помощи переводчицы Осакат.

Глава 10

— Ну а если мне, допустим, надо будет сделать что-то для себя? Мне что, тоже к Мордую идти?

— Ты его гость. Никто не откажет тебе в помощи…

— Но плата-то все равно Мордую пойдет?

— Конечно, он ведь заботится обо всем царстве…

Вчерашнее пивко Мордуя оказалось изрядно забористым. Уж не знаю, благодаря ли каким-то особым ингредиентам, или просто отвык я от алкоголя, но сегодня у меня было жуткое похмелье. Жуткое похмелье, совмещенное с изжогой. Даже, наверное, похлеще того, с каким я попал в этот мир.

И надо ли говорить, что именно сегодняшнее утро Осакат выбрала, чтобы перебраться в родные пенаты! Чего, спрашивается, ей у Мордуя во дворце, на всем готовеньком, не сиделось? Неужто она предпочла все неудобства жизни в заброшенном доме лишь ради того, чтобы поиздеваться надо мной в минуту моей слабости? Злыдня!

Так что представьте себе картину: вас мучает жесточайшее похмелье, обусловленное потреблением кустарных, плохо очищенных напитков, а вокруг вас, как слоны, топают какие-то тетки, скрепят дверями, таскают тюки и узлы, поднимают в воздух столбы мирно лежащей годами пыли… Всех бы поубивал, если бы не было так противно шевелиться!

Но, в конце концов, они меня все-таки достали, старательно шоркая вениками вокруг моего тюфяка, так что я встал, схватил уже ставшим привычным движением руки пояс с оружием и гордо удалился из сих негостеприимных стен, укрывшись от этого злого и недоброжелательного мира в надежном убежище всех обиженных и оскорбленных — в сортире. Уж не знаю, чего эти сволочи в свое пиво добавляют для большей забористости, но… считайте, что в этом мире первым изобретателем реактивного двигателя был я!

Потом напился… а вернее, нахлебался воды… Вообще местную воду некипяченой пить стремно. Это не наша степная хрустально-прозрачная водица, фиг его знают, откуда они ее берут, и не сообщается ли где-нибудь во глубине грунтовых вод местный колодец с нашим нужником? Очень подходящая мысль. Стремглав пробежал обратно и старательно проблевался… Вернулся к колодцу, прополоскал рот и вылил кожаное ведерко воды себе на башку… Вроде стало полегче… Блин, угольку бы еще пожрать… Но в доме эти тетки со своими вениками и пылью… Да и огня мы там пока еще не разжигали. Благо кормили нас при дворце, а ночи уже были вполне теплыми… по местным меркам.

Ладно. Фиг с ними со всеми. Отошел в дальний угол двора и уселся на землю, подставив лицо и тело утреннему ласковому солнышку. Пусть окружающие думают, что я занят серьезным делом, получая благородный загар, а сам тем временем малость покемарю…

Но опять, не тут-то было. Чья-то злая тень упала на меня, закрыв доступ живительных солнечных лучей к моему измученному организму… Пришлось открыть глаза… Оно. Исчадье ада, именуемое Осакат. Что тебе надобно, чудище? Пошто ты вновь пришло терзать мою исстрадавшуюся душу?

— На, Дебил. Выпей! — Она протянула мне крынку с простоквашей. Очень актуально, кстати говоря… Кисленькое, холодненькое, отлично утоляет жажду, снимает похмелье и восстанавливает кислотно-щелочной баланс…

— Спасибо… Не рассол, конечно… А кстати, вы тут овощи… ну в смысле — корешки растений, не засаливаете?

— Не знаю, о чем ты говоришь! — помолчав некоторое время, ответила она. Явно сдерживая пожелание «не лезть на бабью территорию и держаться подальше от кулинарии».

— Надо будет как-нибудь научить… — проигнорировал я ее гендерные предрассудки, потому что мысленно представил себе стеклянную баночку ароматной живительной влаги, в которой плавают какие-то листочки и зубчики чеснока… — Я, правда, и сам не знаю, как это делается… — с грустью продолжил я, ибо никогда в жизни даже не присутствовал во время соления. — Там, кажись, соль нужна, ага… вода кипяченая и банки стеклянные. Хотя вроде и в бочках тоже можно…

— Ты много знаешь, — вежливо ответила она мне, сдерживая плевок.

Что-то она сегодня подозрительно вежливая, какая-то… Ох, не к добру это… Снова прислонился к ограде, закрыв глаза. Но мой тонкий намек был нагло проигнорирован.

— Пиво — сильный напиток! — с видом эксперта произнес этот местный аналог Венечки Ерофеева, знатока, ценителя, практика и теоретика алкоголизма. — Только сильные мужчины могут пить его в большом количестве! (Глумится, сволочь. Намекает, что я баба. Вот построю самогонный аппарат, нагоню первача и заставлю ее выпить поллитру, тогда посмотрим…)

— Ты вчера много выпил. Все гости Царя Царей попадали под столы, а ты потом еще и шел домой своими ногами!

(Хм… Оказывается это был комплимент. Самогонку выпью сам, когда мысль об алкоголе перестанет быть настолько омерзительной.) …Я и правда вчера что-то на пивко приналег. Особенно после того, как Мордуй хитрым маневром уединился с Лга’нхи для приватного разговора. Втиснуться в их компанию было как-то не с руки. Не влезешь же ты в разговор двух Великих Вождей, не отпихнешь одного из них в сторону, учинив второму допрос, о чем это он за твоей спиной с твоим паханом шепчется? Да и компания моих новых приятелей и поклонников шаманческого таланта плотно обсела меня со всех сторон, усердно подливая пивко и требуя новых историй о потустороннем мире. В общем, надул меня Мордуй, сумев разделить нас с Лга’нхи по разным компаниям. Вот оно, классическое — «Разделяй и Властвуй». Все-таки не зря эта сволочь столько лет Царем Царей работает, знает, гад, хитрые политические приемчики.

От волнения, чего этот простак Лга’нхи выбалтывает сейчас хитрожопой бестии Мордую, я как-то слишком налег на пивко… ну и перебрал… Так что и за сегодняшнее мое похмелье он также несет полную ответственность… Ну и Лга’нхи тоже — частичную. Надо было думать, что болтаешь… И о чем… И с кем! И, кстати, что он все-таки конкретно выболтал?

— Осакат, — обратился я к ближайшему источнику информации. — А где Лга’нхи? Чего-то я его сегодня еще не видел?

— А он еще до рассвета встал, — ответила мне она. — Пошел с воинами знакомиться.

— Хм… С какими такими воинами?

— С нашими, которые охраняют тропу в долину… Царь Царей Мордуй сказал ему, что он сам может выбрать спутников для вашего похода.

— Какого еще похода?

— На восток. В Улот — царство моего дедушки.

— Зачем?

— Мы пойдем просить помощи против тех, которых ты зовешь «верблюжатники».

Во, блин… Так и знал, что Мордуй за моей спиной подписал Лга’нхи на выполнение каких-то подвигов.

— А почему мне об этом никто вчера не сказал??? — недовольно осведомился я у Осакат. Но, увидев ее взгляд, быстро продолжил: — Не отвечай. Это был риторический вопрос… Слушай, а ваше царство как называется? — вдруг пришла мне в голову интересная мысль.

— Олидика.

— Олидика… — Я покатал слово на языке… — Это что выходит — «Черный… камень»… или… (некоторые непонятные прибавки к корню «ди» говорили о том, что это не просто камень, а что-то большее) что там за камень-то такой?

Осакат беспомощно развела руками, потом пыталась что-то изобразить пальцами, нарисовать на земле… Потом просто объяснила, что это какой-то особый камень, которого очень много в недрах этой горы и в царстве вообще. И те пещеры, по которым мы пробирались сюда четыре ночи назад (о, опять четыре ночи!), появились в результате разработок этого самого камня, который шаманы племени умеют превращать в металл, но это есть великая тайна, о которой ей рассуждать не положено, дабы не гневить духов.

Ну, блин, таинственные вы наши. Несложно было догадаться, что это она про руду говорит. А местные шаманы, однако, неплохо устроились, припахав духов к охране своих «ноу-хау» в области металлургии и защите авторских прав! И, кстати, шаманы, выходит, старина Ундай тут не единственный мой коллега? Ладно, об этом позже, а пока надо выяснить, на что задница Мордуй развел моего наивного приятеля…

— Так что там с походом-то? Ты ведь вчера вроде с Лга’нхи и Мордуем сидела… О чем они там болтали?

— Царь Царей Мордуй не болтает! — строго рявкнула она на меня, покосившись в сторону теток, шурующих возле хижины. — Он и Вождь Лга’нхи обсуждали поход в дальние земли… Царь Царей сказал, что он пошлет людей к моему дедушке со стороны матери предложить им поучаствовать в победе над верблюжатниками. Потому что они нам родня через кровь моей матери и тоже заслуживают доли в добыче. И меня он тоже пошлет туда, чтобы я заодно уж могла навестить свою родню, потому что это будет правильно и хорошо… А раз ты и Лга’нхи мне как братья, то и вы должны пойти вместе со мной, потому что это тоже будет хорошо и правильно!

Ай да Мордуй! Его бы в Думу. Родственников он свою племянницу посылает навестить, а заодно предложить им поучаствовать в разделе шкуры неубитого динозавра. А мы… Ну, наверное, для начала хочет убрать стремных личностей из поселка, чтобы не болтались тут, смущая умы граждан… Мало того, что мы как бельмо на глазу, рассекаем по поселку без всякого толка, жрем на пирах в три горла, подарки получаем регулярно без всякой отдачи… И статус наш непонятный — «гости и родня прынцессы Осакат», что означает, что мы вроде как и Мордую родня… типа, приехала седьмая вода на киселе из Зажопинска в Москву пожить полгодика на халяву… Да еще и ждать от дикарей можно любой подлянки или безумства… Вон, тот же Лга’нхи, которому все местные мужики в пупок дышат. Начни он буйствовать, то пока такого угомонишь, пару-тройку своих вояк положишь. И это как минимум, а то ведь и десяток искалечит за милую душу, если хотя бы половина рассказанных мною баек о нем правда. А тут еще и война с какими-то непонятными верблюжатниками… Которые, кстати, мастью такие же черноволосые, как и шаман со странной кличкой «Дебил»… который всюду шляется и сует свой нос в чужие секреты… Чего от него ждать можно? Нет, лучше уж сбагрить их куда подальше! А заодно уж обратить геморрой в большую пользу, отправив чужаков с дальним посольством. Что даст Мордую возможность похвастаться перед потенциальным союзником, какие люди ему служат, Посольство-то его. А значит, и этот огромный дикарь, и его, конечно, чуть меньших размеров, но зато весьма хитрожопый спутник, тоже вроде как под Мордуем ходят… А раз воины Степи заодно с Мордуем, значит, может, и впрямь стоит ему помочь в обмен на добычу.

А в общем, Мордуй, конечно, молодец. Умеет говнецо в красивый фантик завернуть и в качестве конфетки лохам сбагрить. Не сомневаюсь, что он Лга’нхи такой лапши на уши навешал, что тот еще и доплатить был бы рад, лишь бы его в эту экспедицию отправили.

А мне-то какая выгода от всего этого? Может быть, еще возможно все это дело как-то завернуть? Ну там видение увидеть?.. С духами посоветоваться? Но тогда местный пахан и Царь Царей по совместительству станет моим злейшим врагом. А одно дело, на пирах перед ним гоношиться и гонор свой показывать, а совсем другое — находиться в состоянии реальной конфронтации. Тогда уж в этой Олидике мне точно жизни не будет и по-любому придется убираться куда подальше. Так может, логичнее убраться подальше сразу, сохранив хотя бы формально хорошие отношения с Царем Царей Мордуем?

Опять же, верблюжатники эти. Хотя за последние денечки я про них почти и не вспоминал, благо с высоты горы, на которой расположена крепость, они кажутся жалкими муравьишками… Но ведь ребятки-то никуда не пропали. Лагерь их по-прежнему стоит посереди долины. И не надо забывать еще о войске, гуляющем по степи…

Я в том смысле, что, если бы у местных работала товарная биржа, харчи бы уже резко подскочили в цене. Потому как весна в самом разгаре, а никто особо не пашет, не сеет. В «крепости» я особых угодий не заметил, так, с десяток небольших огородиков где-то за поселком. Судя по всему, серьезно земледелием занимались в долине, а тут была производственная база. А когда пришли враги, земледельцы побросали свои участки и сбежали под защиту крепости, и земля там стоит необработанная… Так что вполне вероятно, что к следующей зиме жрать тут будет нечего. И нам с Лга’нхи лучше бы слинять отсюда куда подальше, в сытые края. Только бы он не подписал с Мордуем военный союз до полного разгрома врага и его безоговорочной капитуляции… У Мордуя хватит наглости навязать ему такой, на правах «родственника». Нет. Надо срочно искать нашего мудрого, хоть и лопоухого Вождя и уточнять, в какое гадство он нас втравил, пока я развлекал публику «ужастиками» из своего мира…

Встал, тяжело опираясь на ограду… В голове опять разорвались бутылки с вонючей смесью, под черепной коробкой что-то мучительно затрещало-заскрипело, и захотелось хорошенько проблеваться. Нет, шляться по поселку в таком виде, ища своего не в меру ретивого приятеля, что-то неохота. Сел обратно.

— Слушай, Осакат. А в твоем поселке, как я понимаю, много шаманов? — поднял я близкую себе тему.

— Да! — с готовностью кивнула она. И начала тарахтеть, как из пулемета, выстреливая в меня потоками информации. Нет. Определенно она чего-то сегодня слишком добрая со мной. По опыту знаю, когда девчонки начинают сильно тобой интересоваться, то либо втравят тебя в какие-то неприятности, то ли завалят нудной и противной работой… Так что надо быть настороже.

В общем, как я и догадывался. Почти все, кто занимался производством, числились по шаманскому ведомству. Настоящих шаманов, конечно, среди них было человека два-три, зато учеников примерно с полсотни. И ничего удивительного, «превращение» камня в металл — это не то занятие, которое можно доверить простому смертному. Да и учитывая, что лепка «больших братьев» в степи доверялась только «лицам духовного звания», составление узоров и прочие художества тоже должны были быть привилегией духовных особ. Все-таки «уловить дух» живого существа или предмета и воплотить его в неодушевленном объекте — это занятие не простое. И не всякому смертному по силам. Этому надо долго учиться, постигая тайные знания и совершенствуя тело и дух, бегая за пивом для сэнсэев.

Так что этот вопрос я для себя уяснил. Осталось только прояснить другой, не менее животрепещущий вопрос: «Как обстоят дела с гонорарами?» В смысле, как распределяются доходы, и вообще, в какой валюте тут рассчитываются в кабаках и борделях?

Доходы распределялись очень своеобразно и максимально справедливо, по мнению Осакат. Все они шли Мордую, а уж он башлял премии наиболее отличившимся. Он же отвечал за кормежку шаманов, работяг и воинов, которые помогали собирать доходы и охранять закрома родины, распределял закупленное сырье в виде шкур и шерсти, вел торговлю с соседями, вершил суд и расправу… — в общем, был загружен заботами по самую макушку… Зато каждому «соплеменнику» выдавался во владение участок земли, достаточный для пропитания семейства. Вернее, выдавались те самые колышки-палочки, которыми каждый мог отметить себе незанятый участок земли. Если участок истощался, достаточно было вырвать колышки, разыскать новый участок и застолбить уже его.

Охота и выпас овцекоз пока никак не регламентировались. Все земля, свободная от «колышков», считалась общественным достоянием, и каждый мог использовать ее в меру своих талантов и потребностей.

Земледельцы отдавали где-то четверть выращенного в казну, остальное съедали сами. Зато их бесплатно снабжали инструментами… Правда, были какие-то правила… типа — одна мотыга на десять лет или что-то похожее (Осакат, видно, тоже в этом не очень-то разбиралась). Еще землепашцам перепадала доля от торговли со степью… Как правило — шерсть для ткачества, шкуры, кой-какие харчи… но это в случае неурожая.

У работяг на пашнях-огородах, как правило, пахали члены семьи, зато они имели еще неплохой доход от «премий за ударный труд». Ну и почет, уважение и кое-какие политические привилегии в качестве бонуса.

Зато этого почета и уважения были лишены те, кто в силу каких-то обстоятельств лишался своих наделов или не мог с них прокормиться… Они-то и были теми самыми «низшими», вынужденными толочь зерно и выполнять прочие тяжелые и унизительные работы. Большая часть, как я понял, этих «низших» состояла из вдов, не успевших родить или потерявших сыновей. (Заветные колышки передавались исключительно по мужской линии.) Если эта вдова вдруг рожала ребенка, пусть даже и мужского пола, которого вероятный отец не признавал за своего (а такое частенько случалось), тот, скорее всего, тоже был обречен до конца жизни оставаться в «низших». Хотя, конечно, если парень был очень силен и крепок, он мог попасть в личную дружину Царя Царей. Да и красивую девчонку пристраивали без проблем. А вот остальные — чаще всего становились потомственными «низшими»… Еще низшими становились те, кто в силу каких-то причин не мог себя прокормить: лодыри, неудачники, больные и калеки, оставшиеся без детей старики… Как и в случае со мной, о тех, кто не мог содержать себя сам, заботились другие… примерно так же, как и обо мне… Иногда «низшими» становились на время… Например, если был неурожай или еще какое-то стихийное бедствие. Участок смыло водой, завалило лавиной… Короче, если семейство не рассчитывало дожить до следующего урожая на своих запасах, шли на поклон к Мордую, и тот находил им работу в шахте или на подсобных работах. На следующий год, разбив новый участок и дождавшись урожая, семейство восстанавливало себя в правах.

Впрочем, как я понял, Мордую (а все низшие вроде как числились на его содержании) не было особой выгоды закабалять слишком много своих соплеменников. Все-таки их труд был недостаточно производительным, чтобы поиметь с этого хороший барыш. А кормить их приходилось из казенных припасов. Скорее наоборот, чем больше соплеменников будут стоять на своих ногах и платить налоги, вместо того чтобы «сидеть на пособии», тем проще Мордую жить. Потому даже детей «потомственных низших», если они оказывались способными к самостоятельной жизни, он по возможности «восстанавливал» в правах гражданства.

Института индивидуального предпринимательства еще не сложилось, жили коммуной-колхозом, а Мордуй, выходит, был главным коммунаром.

Кабаков, как торгового предприятия, тут тоже пока не существовало. Земледельцы питались трудами рук своих, и продавать что-то на сторону не имело смысла, особых излишков не было. Излишки должны были быть у работяг, которые на работе лопали от щедрот Царя Царей. Плюс имели харчи со своего участка и премии «за ударный труд» от государства. Куда они этот излишек девали — это я не выяснил, поскольку Осакат была не в курсе… Ее это почему-то мало волновало. Думаю, тут наиболее привлекательной стороной была стабильность, если прогоришь на сельском хозяйстве, всегда можно прожить на «трудовые» доходы.

Из всего этого выходило, что Чужак, попавший в эту систему, мог ходить обедать «в гости», живя фактически милостью своих хозяев, либо получать корм от государства в лице Мордуя, фактически признав себя «низшим», либо сдохнуть с голоду. В общем, как я понял, и в мире Гор, как и в мире Степи — чужаку места не было… он был только для своих. Так что это вполне удачно получилось, что мы «породнились» с Осакат.

Впрочем, меня сейчас интересовали не столько структура и общественно-политические устои Олидики, а возможность сделать местным кое-какой индивидуальный заказ. Ну и провести маленький обмен.

В первую очередь надо было позаботиться об одежде Лга’нхи, пока ее состояние не станет совсем уж катастрофическим. Я-то имел новый комплект одежды… даже два, включая тот, что подарили моему приятелю. А вот наш Великий Вождь и Искатель Приключений на Задницу пока ходил форменным оборванцем. А этот крендель абсолютно не способен позаботиться о себе в этом плане — нет подходящих рефлексов. Раньше-то забота об одежде целиком лежала на женщинах племени, и такому вояке, как Лга’нхи, даже задумываться не приходилось о своей одежде, — мать, жена, сестра или, на крайней случай, любая особа, симпатизирующая данной голубоглазой блондинистой образине, подумала бы об этом раньше, чем ветер начал задувать в прорехи его штанов. И именно потому сейчас он гуляет в обносках со столь независимым видом — показать свою беспомощность ему не позволит… даже не гордость, а инстинкт самосохранения. Вождь не может показывать слабость. Так что мне придется заботиться об этом самому, как младшему члену племени… забравшему штаны Вождя. Пусть даже подаренные штаны сгодились бы ему только при эротической съемке для гей-журнала… если бы вообще налезли. Так что на мне долг справить Лга’нхи нормальный комплект одежды, и желательно более приближенный к нашим степным стандартам. А вот обувку лучше заказать местную, она для бега по камешкам подходит лучше. Расплатиться за труды я готов был частью добычи. У нас, помимо драгоценностей и барахлишка, стыренного у Пивасика, была еще добыча, взятая на берегу речки. Да у меня одних кинжалов уже накопилось шесть штук. Носиться со всей этой амуницией по горам не имело ни малейшего смысла… Опять же, к трофейному ледорубу теперь прибавился подаренный топор, а это тоже лишний груз. Вы скажете — запас карман не тянет? Набейте карман свинцовыми грузилами и пробегите марафон! Барахлишко хорошо копить, когда есть место, куда его прятать. А когда все свое достояние приходится таскать на своих же плечах, поневоле задумаешься о том, что излишнее накопительство есть Зло!

В общем, от добычи надо было избавляться. Но при этом не быть задушенным жабой. В идеале, надо бы перевести все лишнее в звонкую монету, еще лучше — драгоценные камни, пачку купюр, кредитные карты. Или, на худой конец, акции «МММ», все ж лучше, чем таскать на себе. Но сколько я ни намекал Осакат, такого универсального средства платежа она мне не подсказала. Конечно, натуральный обмен тут присутствовал. Даже в племени Лга’нхи, живущего в условиях пещерного коммунизма, и то случалось одному воину поменять лишнее копье на сделанную приятелем дубинку или особо ценный амулет. Но там это было больше игрой, чем насущной необходимостью. В племени почти все было общим. А больший вклад в благосостояние племени отдельного индивидуума отмечался лишь почетом и уважением со стороны соплеменников.

Народ Осакат эту стадию уже перерос. Но не сильно. Кой-какая личная собственность у них начала появляться, да и жизнь на одном месте куда больше способствует накоплению ценного барахла, чем бесконечное движение по степи. И хоть основные ресурсы тоже вроде как считались общими (которыми от лица «общественности» распоряжался Мордуй), обменом тут уже вовсю занимались. Например, кто-то, сломав выданную на пять-десять лет мотыгу, мог пойти и выменять у соседа его старый инструмент либо заказать Мордую изготовление нового. У кого-то были лишние овцекозы, которых можно было обменять на неуродившееся на его участке зерно… В общем, для Осакат идея внутриплеменной торговли, в отличие от моего приятеля, откровением не стала. Но вот посоветовать вид «валюты», в которую стоило бы вложить свои сбережения, она не смогла… «…Так ведь, Дебил… Одному в обмен надо будет зерно дать, другому овцу, третьему ткани… Как же можно угадать, что кому нужнее будет?» Но выход из моих затруднений «добрая девочка» все-таки нашла, просто наивно предложив оставить все лишнее барахло на хранении у Мордуя. Мол, за ним не заржавеет. ЩАЗ!!!! Уж лучше я акциями «МММ» возьму.

Первая проблема, по ее словам, решалась проще — надо было сделать заказ в канцелярию Мордуя, и вон те самые тетки, что сейчас активно выметают пыль из родовых апартаментов Осакат, сошьют комплект одежи за пару дней. На мой вопрос: «Нельзя ли миновать посредника и сделать заказ напрямую?» — она высказалась, что, во-первых, тетки над своим временем не властны, так как «едят со стола Царя Царей», а во-вторых, мне еще придется искать где-то подходящую ткань, договариваться об обмене, так же «подносить дар» портнихам… Короче, выйдет дороже, а главное, дольше. На мое возражение, что какой-то кусок ткани нам подарил Царь Царей, она только рассмеялась и сказал, что такая дорогая крашеная ткань не для повседневной жизни и уж тем более дальних походов.

…Собственно говоря, кто я такой, чтобы спорить? Тем более что на вопрос: «Во сколько мне обойдется комплект одежки для Лга’нхи?» — она ответила: «Немного», и даже взялась участвовать в переговорах. И правильно. На то она и баба.

…Но была у меня и еще одна мыслишка… Раньше-то, правда, она витала где-то в списке «теоретических хорошо бы», но раз Вождь подписал нас на очередной поход, скоренько перебралась в папку срочных дел. Я решил обзавестись подходящим оружием.

Как я понял на практике, мой клевец был оружием практически одноразовым. Воткнул разок во врага, и можно смело забыть про него: пока его выдерешь из ребер или черепушки, тебя сто раз убьют. Правда, проблема эта была решаема… я так думал. Суть в том, что «клюв» моего клевца был в форме круглого металлического штырька, который легко застревал в щите, доспехе или теле. Собственно ответ на это затруднение знает любой оружевед-теоретик — трехгранный русский штык! Три грани обеспечивают жесткость конструкции и гарантируют нанесение болезненных, плохо заживающих ран, а сильно сужающееся от рукоятки к острию жало — легкое проникновение и такое же легкое извлечение. Так что поначалу я хотел просто слегка модернизировать свой клевец. Но потом подумал, что раз уж пошла такая пьянка, почему бы не изготовить себе подходящее оружие? Вот только какое?

Хорошо бы, конечно, саблю… нет — шпагу… или еще лучше автомат! Тока хренушки, из бронзы ничего этого не сделаешь. Прочность не та, и твердости стали не хватает… А чего же мне тогда надо? Ну, во-первых, что-то достаточно легкое, на тот случай, если будет возможность предпочесть бегство бою, — такую возможность не упустить. Да и вообще, таскать с собой тяжеленную хрень, вроде копья Лга’нхи, мне как-то не светит. Мне бы что-то полегче и покомпактнее. Но, скорее всего, тоже на достаточно длинном древке… Потому как даже с супернавороченными саблями, шпагой или катаной выходить против копейщика — дело тухлое. Тот же Лга’нхи простым деревянным колом отхреначит любого фехтовальщика задолго до того, как тот успеет приблизиться к нему со своим коротким оружием. Мне, правда, против Лга’нхи не светит, даже если я буду с копьем, а он с тонким прутиком — эта дылда отлупит меня за пару секунд. На бережку той памятной речки, сквозь выступившие от боли после удара по яйцам слезы, я увидел своего приятеля в деле, и, если до этого у меня и были какие-то иллюзии в отношении своей крутизны, то после увиденного они окончательно издохли. Но, к сожалению, это не тот мир, в котором можно объявить себя пацифистом и «отправиться на альтернативную службу». Тут убивают, не спрашивая твоих философских воззрений и моральных предпочтений. Впрочем, как и в нашем мире. Просто тут честнее, тебе дают хотя бы видимость возможности обороняться, а не швыряют на голову бомбу с высоты нескольких километров. И у тебя нет возможности откупиться от войны, отправив на нее кого-то другого. Отсюда вывод, протазан!

Почему протазан, а не алебарда, бердыш, глефа или еще десяток крутых названий, перечислением которых можно пугать врага, пока он тебя убивает? А вот не знаю. Просто почему-то, пока я размышлял о подходящем для себя оружии, в глазах встал именно он. Мне было нужно что-то, чем можно и колоть, и рубить, и обороняться. И что можно сделать из бронзы. Я в свое время сподобился поучаствовать в паре интернет-срачей, где компьютерные бойцы-теоретики, за свое бесстрашие и непримиримость прозванные «задротами», обсуждали разные достоинства средневекового холодного оружия. Так что по праву считал себя крупным специалистом, разбирающимся в данном вопросе. Алебарда и бердыш были явно тяжеловаты, их и таскать в лом, и металла на изготовление куча уйдет. Да и глефа, что по сути есть меч или сабля, насаженные на длинную рукоятку… не уверен, что бронза позволит сделать нечто подобное, что не будет весить, как «мечи» степняков. Копье — простовато… на мой взгляд. Конечно, в руках мастера — это страшное оружие. Но мне, далеко не мастеру, хотелось бы иметь что-то понавороченнее. «Навороченность» хотя бы даст наивную надежду на возможность отбиться. Станет не так страшно жить.

Так что, подумав, я решил, что протазан мне сейчас подойдет больше всего… И металла на него надо поменьше, и отлить такую штуку будет полегче, и тонких соединений в нем нету. Вот только насколько в местных условиях будет возможно сделать нечто подобное? Сколько на это уйдет времени, материала, какие тут вообще технологии-то?

…Так что выходит, делать нечего, надо идти в «промышленную слободу» и говорить с Ундаем. Мучительно встал… Грустно и тоскливо поглядел по сторонам и, отказавшись от помощи Осакат, побрел… Видно, оттого, что шел на автомате, не заблудился и пришел куда надо. Ундая не было. Как мне сказали, сегодня у Ундая внеочередной сеанс общения с духами… Еще бы, после вчерашнего-то только и оставалось, как пить рассол и говорить с духами.

М-да. Зато надо было видеть, какими глазами после вчерашнего стали смотреть на меня окружающие! Судя по всему, слухи о моих необычайных талантах и знаниях уже разошлись по широким массам. Потому что такого почтительного уважения и фактически почитания мне испытывать еще не доводилось ни в этой, ни в Той жизни. И если бы я и сам не был в состоянии жуткого похмелья, наверное, с непривычки бы смутился и удрал отсюда восвояси.

Да. Это вчера я тут шлялся, и ни одна тварь не удосужилась оторваться от работы, чтобы лишний раз поглядеть на меня. Сегодня, стоило мне только подойти к мастеру, он бросал свои дела и максимально подробно отвечал на все мои вопросы… Жаль только, что я плохо понимал ответы из-за языкового барьера. Но, тем не менее, кое-что для себя выяснил. И самое главное, отливали изделия тут в формах из смеси сухой глины, песка и зачем-то пепла. Модель делали из дерева или воска. Это как раз была сфера деятельности Ундая, как шамана, говорящего с духами форм и узоров. Другой великий шаман, Одой, который отвечал за тайны превращения камней в металл, сейчас отсутствовал, поехав, как я понял, инспектировать дальние рудники. Но зато оставались его ученики, которые без проблем могли переплавить несколько моих бронзовых безделушек в нужную мне форму.

В принципе, некоторые навыки модельного дела я знал. Нам преподавали основы, в том числе и про литье что-то было. Но мы в основном делали изразцы, посуду и умели снять форму со статуи любой сложности… теоретически. Правда, работали мы с гипсом… Но хрен с ним, моя задача сделать модель, а там уж пусть форматоры сами головы ломают. А с чего начинается любая работа? Правильно, с эскиза, потом чертежа… Тем более что солнышко поднялось уже высоко, развеяв утреннюю прохладу. Так что самое время было залезть под навес старины Ундая и малость поцарапать его глиняные поддоны… Потом будет о чем поговорить конкретно.

По пути встретил стряпуху Улоскат и, отпустив несколько комплиментов ее талантам, красоте и обаянию, тонко намекнул на попить чего-нибудь кисленького. Тетка растаяла и вся прям расцвела, пообещав расстараться… Видно, комплиментами ее тут не баловали.

Сел… Набросал на поддоне что-то вроде длинного прямого кинжала, в нижней части изобразил два своеобразных крылышка-топорика, какими, насколько я помнил, снабжали протазаны. Подумал… Эти крылышки, с одной стороны, не позволяли оружию воткнуться слишком глубоко. Образованными между «кинжалом» и «топориками» рогульками можно было ловить вражеские клинки или древки, а обратной стороной работать как багром, цепляя и стаскивая всадника. Боковые лезвия использовались для рубки и резки… Значит, делать их надо полукруглыми и с четко выступающими углами. Нарисовал… Достал свой длинный кинжал, приложил к рисунку, чтобы соотнести с размерами… Перерисовал заново, уменьшив всю конструкцию сантиметров на пять… Стер, подкорректировал одну половинку, задумался… Тут приковылял Ундай. Дедку после вчерашней пьянки явно приходилось куда хуже, чем мне, но, видно, верные ученики донесли ему про мое вторжение в его юрисдикцию, и он не смог остаться в стороне. Следующую пару часов мы с ним обсуждали, спорили, ругались, мирились и начинали все по новой. Попутно выдув два здоровенных кувшина с каким-то кисленьким морсом, который усердно поставляла нам Улоскат. Я на пальцах объяснял ему, что хочу и почему это лучше того, что привык делать он. Ундай сомневался, уточнял, плевался, предлагал свое… В процессе обсуждения я сбегал к гончару за глиной и начал лепить наглядное пособие. Хитрый Ундай достал две какие-то одинаковых размеров керамические досочки и протянул мне. Думал, я ничего не соображу. Но я поглядел на досочки и проникся. Во-первых, они были идеально одинаковые, а во-вторых, идеально ровные. Слепить, а главное, обжечь такие можно, только имея очень ровную поверхность в печи.

Так что предназначение досочек не стало для меня загадкой, я бодро изобразил руками требуемое и получил пару шкурок каких-то зверьков. Скорее даже листов пергамента, поскольку шерсть с них была удалена, а сами шкурки были довольно жесткими. Угольком отрисовал на одной из шкурок левую половину своего изделия, долго корректировал, добиваясь совершенства и изящества линий. Потом одним из своих кинжалов, который использовал для подрезания бороды и потому держал особо острым, вырезал шаблон. Второй лист пергамента сначала четко обрезал по краям одной из досок, потом отметил середину и, перевертывая шаблон с одной сторону на другую, начертил наконечник протазана. Опять вырезал, перенес изображение на досочки. Глянул на Ундая — похоже, он был мной полностью доволен, хотя и изрядно удивлен. Дикарь знал страшную тайну симметрии и копирования. Потом я начал лепить…

Работали мы с ним до самого вечера. Пару раз Улоскат приходила звать нас на обед, но мы только отмахивались. Ундай открывал мне тайны изготовления втулки, которую насаживают на древко, а я познакомил его с духами ребер жесткости и объяснил, как невысокий гребень, идущий посреди кинжала, будет способствовать его извлечению из вражьих костей. Он одолжил мне свои инструменты, а я нарисовал ему скульптурные петли, циркуль, рейсмус и объяснил, как ими пользоваться…

Потом мы снова долго ругались из-за правильного узора, который, по мнению Ундая, несомненно должен быть нанесен на это благородное оружие. Он склонялся к какому-то достаточно абстрактному, растительному орнаменту, я же хотел изображение большого брата и местного подобия хорька, бывшего тотемным животным нашего племени. Подобно двуглавому орлу, они сидели бы спина к спине, глядя каждый в свою сторону, из завитков шерсти составлялся красивый плетеный узор. Ундай меня долго отговаривал, намекая на возможные проблемы с духами. И на некую опасность, которая возникнет в случае попадания оружия в руки врагов. Они, мол, тогда получат возможность заколдовать меня и даже наслать порчу на все племя… Настоять на своем я смог, только открыв ему «страшный секрет» особого узора, который сделает невозможным любое колдовство над сделанным оружием. В результате чего будущую тулею протазана украсил волшебный узор «хрен вам, суки», который Ундай немедленно скопировал на отдельную шкурку, тщательно вырисовывая каждую завитушку моего почерка.

Остановились мы, когда подкравшиеся сумерки сделали дальнейшую работу невозможной.

Но наши приключения на этом не закончились. Глаза у обоих горели азартом, и мы пошли в наш домишко, оценивать запасы имеющегося у меня для переливки лома цветных металлов. И явились аккурат к новому пиршеству. На сей раз, уже в нашем дворике, был накрыт стол, во главе которого сидел Лга’нхи с десятком каких-то дюжих мужиков бандитского вида. Вокруг бегали утрешние тетки, поднося куски свежезажаренного мяса, сыра, плошки с кашей и кувшины с пивом и молоком. Осакат дирижировала тетками, скромно сидя в сторонке.

Я, признаться, увидев мужиков, малость заробел. Уж больно они мне напоминали моих степных соплеменников своими широченными плечами и кровожадным выражением глаз. Задница просто-таки заныла в ожидании очередного пенделя. Однако мужики явно сами заробели при виде меня и дедка Ундая и быстро очистили нам «парадные» места возле Лга’нхи.

Познакомились, выпили, пожрали… Запахи горячей пищи вдруг как-то резко разбудили во мне зверский голод, что и говорить, последний раз я ел сутки назад. Так что некоторое время работали исключительно мои челюсти… а мужики почтительно смотрели, как я изничтожаю козлятину. Напротив меня Ундай, видимо, не уверенный в крепости своих зубов, налегал на кашу и сыр, запивая все это молоком… Он налопался первым, и пока я еще обгладывал кость, уже успел поведать отобранным в поход воинам про страшную вундервафлю, которую мы с ним (!) сегодня придумали. Скромностью Ундай не злоупотреблял, потому мой скромный протазан в его описании выглядел чуть ли не «звездой смерти». Один отблеск нашего будущего оружия должен был уничтожать врагов десятками, а от замаха — целые армии обращались в бегство, седея от ужаса и умирая от разрывов сердца. Напоследок он порадовал их новостью о великом волшебстве, которое, в случае попадания оружия в руки врагов, заставит его обратиться против них самих. Короче, вечер опять удался. Мой дутый авторитет раздулся уже до неприлично опасных размеров, и я с ужасом прикидывал, как буду «соответствовать» тому образу «великого и ужасного», что сложился в глазах моих будущих спутников благодаря хвастовству Ундая. И потому опять нервно налегал на пиво…

Глава 11

…Опять пришлось просыпаться, едва выглянуло солнышко. А так хотелось еще покемарить чуток, по-хозяйски облапив теплое тело подружки, с которой через пару часов придется расстаться, и увы, — похоже, навсегда…

Но подруга, блин, тоже подвела. Вместо того чтобы продлить радость воина, отправляющегося в дальний поход своим мягким тельцем, она вскочила еще до зари и возилась где-то у очага, колдуя возле котла и доисторических сковородок.

Да. Халява кончилась! Мое проживание среди «цивилизованных людей», способных оценить таланты и проникнуться крутизной знаний столь неординарной личности, как я, подошло к концу. Впереди снова дальние походы, снова ощущение собственного «дебилизма» и беспомощности. Сон на траве и камнях, приготовленная наспех еда, холод, голод и тысячи лишений, присущих телу. Уснуть, и видеть сны!

Ага! Дадут тут тебе сны посмотреть. Во дворе уже раздаются какие-то голоса. Судя по всему, за мной пришли… Трубазовет! Снова в поход! Блин!!! Ну за что мне все это?

Предыдущие дней десять прошли в каких-то судорожных хлопотах и сутолоке. Мы готовились к эпическому посольству в гости к родне Осакат, потому я все дни проводил в мастерских, а вечера — на пирах.

В мастерских мы с Ундаем доводили до ума «наше изобретение». Попутно я осваивал навыки первобытной металлургии, изобретал, учился, поучал, давал бессмысленные советы и получал не менее идиотские объяснения, как с помощью духов камни превращаются в металл или воск становится то жидким, то твердым, в общем, отдыхал душою.

На пирах же приходилось скрипеть извилинами, пытаясь проникнуться хитрыми стратегиями Мордуя, разглядеть все его козни, не попасть впросак, а наоборот, поиметь со всего этого какую-нибудь выгоду.

В мастерских кипел энтузиазм. Творчество тут было во многом делом коллективным, и магии смешивались, перемешивались и совмещали друг дружку. В процессе совместной работы я как-то очень быстро перестал быть чужаком, выучил специфический сленг и научился болтать на местном не хуже любого другого работяги. Мы лопали из одного котла, орали друг на дружку в процессе обсуждения деталей и радостно делились тайнами секретных технологий.

На пирах я чувствовал себя Штирлицем в ставке Гитлера. Мордуй откровенно норовил использовать нас с Лга’нхи в своих целях, объегорить, надуть и обвести вокруг пальца. Он постоянно пытался внушать нам, что мы должны говорить во время Великого Посольства, как себя вести и какие мысли «подсказывать» «дорогим родственникам», наивно надеясь обставить все так, будто это целиком наши идеи и слова.

Я поначалу этому сопротивлялся и сокрушал козни супостата. Но потом задумался, какого хрена? Чего я реально хочу добиться, кроме как объегорить жучилу Мордуя? И все более-менее встало на свои места, когда я просто взглянул на происходящее с его точки зрения. Мордуй не был злобным гадом и свинским тираном. Просто его племя попало действительно в колоссальную задницу, и он хватался за любую соломинку, чтобы вытащить его на поверхность. Потому-то, следуя его ценным указаниям, мы и должны были говорить, что все было прекрасно и замечательно. Войска у врага было совсем немного. Зато они были страшно богаты, имели много классных вещиц, удивительных животных и еще много всего ценного. Так что надо было быть редкостным лентяем и самому-себе-врагом, чтобы не прийти и не ограбить их. (Тут он обычно намекал на то, что мы должны показать кое-что из взятой у Пивасика добычи. Особенно кувшинчики и чаши. И я не сомневаюсь, что Осакат будет щеголять по дворцу дедушки в супермоднявой шелковой рубахе, давая всем встречным и поперечным точный адрес склада, «где таких еще много».)

Напрямую врать нам не предлагалось. Хотя арсенал хитростей был не столь уж изыскан и коварен, как казалось самому Мордую. Например, в ответ на вопрос: «Сколько врагов?» — поучал он нас, надо было отвечать: «Мы видели…» «Мы видели один вражеский лагерь в долине». «Мы видели руку верблюжьих всадников в степи». «Мы видели храброе войско Мордуя и его непобедимых воинов с волшебным оружием»…

М-да, волшебное оружие. Ундай, как натура творческая, все эти дни буквально бредил «орлиным копьем», как он прозвал мой протазан за наличие «крылышек». Он говорил о нем много, часто и запойно. Как человек, весьма далекий от использования оружия в реальном деле, но натура увлекающаяся и фанат абстрактных теорий, Ундай слабо представлял себе реальные плюсы и минусы нашего изобретения. А я… — я старательно подставлял старикана, помалкивая на публике и поддакивая втихаря. Поскольку Ундай говорил об «орлином копье» куда чаще, чем я, думаю, большинство племени уже поверило, что это было целиком его изобретение, а я всего лишь шестерил у него на подхвате. И меня это вполне устраивало. После того ажиотажа и истерии, что закрутилась вокруг нашего протазана благодаря болтовне старика, мне меньше всего хотелось оказаться крайним, после того как напуганные появлением огромной вражеской армии люди наконец поймут, что протазан не является панацеей от всех бед и не сокрушает полчища врагов одним своим видом.

Зато я активно пользовался поднятой вокруг «волшебного копья» шумихой, «вне очереди» пропуская его по всем этапам производства и нахальным образом заставив Мордуя спонсировать его изготовление.

С Мордуем мы тоже наконец нашли общий язык. Два прохиндея и хитрована всегда смогут договориться, если перестанут втирать друг другу очки разговорами «о высоком», а еще лучше, найдут лоха для совместного развода. Оно конечно, местная цивилизация и культура еще не дошли до такого уровня, когда уже можно сказать — «ло́жил я на вашу дружбу и любовь, — дайте денег!». Однако даже в красивых и возвышенных выражениях, ни разу не упомянув низкий бренный налик, я сумел дать понять Мордую, что мое лоббирование его интересов имеет свою цену, а пахать задарма на дядю Мордуя я не стану. Он не обиделся, а даже, наоборот, облегченно выдохнул, перестал хитрить и юлить и начал резать правду-матку, объясняя чего хочет и как я могу ему в этом помочь.

Только вот меня все время угнетала мысль, что я безнадежно продешевил. Мордую моя лояльность обошлась всего лишь в несколько килограммов высококачественной бронзы, несколько метров грубой ткани, несколько кусков кожи и пахоты всех его «научных сотрудников» на нас с Лга’нхи. «…Где золото? Где брильянты? Где полкоролевства в придачу к руке принцессы?» — кричала жаба в моей душе, стискивая мне глотку своими склизкими холодными лапами. Но, увы, придумать, что еще можно взять с этих ребят, я так и не смог, так что пришлось довольствоваться малым. Хотя я все же поизвращался и, помимо протазана, сподобился «изобрести» и изготовить для нас по паре массивных перчаток-кастетов. Не то чтобы они действительно были столь уж актуальны для нас. Просто грех было не воспользоваться возможностью и не воплотить в жизнь несколько бредовых идей.

Перчатка шилась из хорошо обработанной кожи, толстой и грубой снаружи и тонкой и гибкой со стороны ладони. И напоминала она скорее чулок с пятью дырками, поскольку четыре пальца фактически прикрывались только до нижней фаланги, а большой так и вообще был полностью свободен. Зато это позволяло плотно держать древко копья рукой с надетой на нее перчаткой.

Появлению этого девайса предшествовала моя попытка чему-то научиться в плане отмахивания дрыном от супостатов. С этой целью я отозвал как-то Лга’нхи в сторону и попросил «показать пару фишек». Он мне показал… Лга’нхи был умным малым, потому многого от меня не ждал. Основной прием, которому он меня обучил, долбануть палкой по рукам противника, держащего копье. А уж после, обезоружив врага, добивать его со всей возможной жестокостью и сдирать скальп. Получив раз пять-десять по пальцам, я задумался о какой-нибудь защите своих тонких нежных ручек, а потом мысль моя внезапно рванула дальше…

Перчатка тянулась почти до самого локтя. Ее бронзовая часть состояла из трех деталей-пластин. Первая, самая большая, обхватывала предплечье. Сверху тыльную сторону кисти закрывала вторая бронзовая пластина-щиток, а нижнюю фалангу пальцев — третья, с почти пятисантиметровыми шипами. Увидев меня первый раз с этим изобретением, Лга’нхи лишь посмеялся… потом задумался, когда я со всей дури врезал перчаткой по какой-то деревяшке. Врезал и пожалел, почувствовав силу отдачи. Но мой приятель впечатлился и попробовал напялить мою перчатку на свою кувалду… Через пару дней он получил собственную пару, назвал ее «лапой тигра» и стал реально опасен для окружающих, поскольку ему не терпелось на ком-нибудь ее испытать. По крайней мере, я, видя дурной огонек в глазах приятеля, предпочел держаться от него подальше. Лга’нхи мог убить меня и голым кулаком. Подставляться еще и под пятисантиметровые шипы, даже ради «попробовать», не было ни малейшего желания.

Воинов Мордуя перчатка тоже заинтересовала. Воины вообще как дети — их любая новая игрушка интересует. По крайней мере, на первое испытание моего протазана пришла целая толпа здоровенных накачанных парней со шрамами на теле и оружием в руках.

Протазан был готов только на восьмой день. Ведь просто отлить наконечник было мало. Надо было еще изготовить древко, отлить подток и собрать все это вместе.

Технические характеристики я подгонял под себя. Потому длина древка была чуть меньше двух метров. Даже мои слабые руки вполне управлялись с таким размерчиком, не путаясь в длинном древке, зато могли нанести сокрушающий удар тяжелым наконечником, который уравновешивал не менее массивный, заостренный подток. В общем, штука получилась тяжеловатой, и подчас появлялось ощущение, что я махаю лопатой, а не строго технологичной вундервафлей. Но восторженные глаза почитателей моего «волшебного копья», чьи хозяева по большей части сами приняли немалое участие в его изготовлении, не позволили обрушиться на свежеиспеченное оружие с сокрушающей критикой. Вместо этого я вылил на толпу поток восхвалений и благодарности.

Протазан сразу пошел по воинским рукам и был принят в целом положительно. Ребята с ходу оценили некоторые новшества в тактике и стратегии, которые я как воин-теоретик им поведал. Так что возможность зацепить противника багром или поймать оружие врага в перекрестье «крыльев» была воспринята очень положительно и немедленно опробована на практике. Эти гады точно бы сломали мне инструмент в процессе испытаний, но, к счастью, я вовремя подсуетился подсунуть им второй экземпляр.

Первый вариант отливки забраковал Миотой, Великий Шаман, умеющий превращать камни в металл. Уж не знаю, что там ему не понравилось, но он долго орал на своих учеников и даже врезал по морде старшему. Я тоже чуть не получил по морде, когда попытался воспрепятствовать его попытке немедленно расплавить бракованную поделку. Но, да здравствует прогрессивное разделение человеческого труда! В отличие от нашего племенного шамана-обдолбыша-на-все-руки-мастера, Миотой уже не был воином, и я успел увернуться от его кулака. И даже зарычать в ответ.

Миотой как-то быстро остыл и вроде даже попытался извиниться. Видно, моя шрамированная рожа и увешанный оружием пояс, со свеженашитыми скальпами (тетки Осакат постарались), пробудили в нем все хорошее, что было в его душе, в том числе и вежливость. Он быстро залопотал, объясняя, что не так и почему это нехорошо. Что «не так и не хорошо», я толком не понял. Зато, побеседовав с коллегой-шаманом, вдруг совершенно случайно узнал главную тайну черных камней в частности и царства Олидики в целом. Из черных камней выплавляли олово — необходимую добавку для производства бронзы. Во всех других краях этой руды либо не было вообще, либо она была плохого качества или залегала слишком глубоко.

И тут, честно говоря, я опять понял, что вляпался. Как назло, как раз предыдущим вечером, на очередном банкете, я поведал Мордую свое видение событий с точки зрения моих личных агентов в мире духов. Без тени сомнения, я сообщил Царю Царей, что вражеское войско тут надолго не задержится.

Говорил уверенно и с апломбом. Поскольку даже самому тупому духу было понятно, что такая масса людей и животных, как войско верблюжатников, быстро сожрет все запасы травы и харчей в округе и, чтобы не дохнуть с голоду, будет вынуждена двигаться дальше. Увы, раньше-то я был уверен, что ничего особо привлекательного тут для вражеской армии нет. Так что мои приятели, верблюжатники, пограбят вволю доступные деревеньки, приберут к рукам все, до чего смогут дотянуться, и двинутся дальше.

А вот теперь я в этом уже не был так уверен. Ибо знание, что такое война за ресурсы во имя гуманизма и справедливости (ведь это так несправедливо, когда у кого-то есть, а у тебя нет), я принес из своего мира как единственно достойный повод для войны.

Что бывает с синоптиками, выдавшими неправильный прогноз? — их все привычно ненавидят и проклинают. Что бывает с шаманами, облажавшимися в своих предсказаниях? Узнавать этого не хотелось, но на пряники и халявное пиво я не рассчитывал.

И хотя, с одной стороны, да и хрен бы с этим прогнозом, к тому времени, когда он не сбудется, я уже, наверное, буду далеко. Но с другой — за это время в Олидике у меня появилось много приятелей, и подставлять их не хотелось. Да и с Мордуем лучше было поддерживать хорошие отношения, поскольку путь мой лежал на восток, земля, как известно, круглая, волшебных амулетов не бывает, а энтузиазм моего спутника Лга’нхи не знает границ… так что вполне возможно мы еще придем сюда же, обогнув земной шарик.

Пришлось снова идти к Мордую и менять показания. Но сначала придумать, как преподнести это известие без потерь в репутации и с максимальной выгодой для себя.

Увы, в благодарность за «богатые подарки» пришлось предложить дорогому другу и покровителю Мордую особо продвинутое гадание на внутренностях овцекозы. Самой крупной и жирной в стаде Мордуя. А иначе никак — духи, прозревающие столь глубоко в будущее, прошлое и настоящее, какой-нибудь курицей или сусликом удовольствоваться не могли.

Кто сказал — «легкие деньги»? Да я за эти несчастные полсотни килограммов мяса и костей пахал как раб на галерах! Думаете, достаточно просто брезгливо потыкать палочкой в вываленные кишки и озвучить диагноз? Я и сам так думал… Пока не увидел лица высокого собрания, собравшегося присутствовать на допросе кишок. Помимо Мордуя, тут были и Ундай с Миотоем, и их коллега по медицинской части, чье имя я не запомнил, и еще трое сановников, облеченных высоким доверием, вроде главного казначея и министров сельского хозяйства и обороны, а на заднем плане толпилась еще какая-то абсолютно незнакомая мне публика, пришедшая, видимо, тупо поглазеть. Так что пришлось импровизировать, и прежде чем я вспорол брюхо овце, не меньше полчаса радовать «изумленную публику» всеми, наспех вспомненными шлягерами от «Катюши» до «Джага-джага». Половина слов безвозвратно покинула мою память, унесенная ветром времени в моей голове. Но я смело заполнял лакуны сакральным «ля-ля-ля», как всем известно, повергающим в ужас злых духов. Впрочем, злых духов в округе и так, думаю, было немного, поскольку недостатки музыкального слуха и ущербность вокальной техники я заменял громкостью и пронзительностью воплей, от которых бы даже сатану или продюсера поп-звезд стошнило, что там говорить о каких-то почти безвредных злых духах?

Собственно говоря, пение с недавних пор стало моей главной шаманской фишкой. И я даже не сам это придумал. Просто привычно напевал во время работы. Ну, люблю я напевать во время работы. Привычка у меня такая. И вот во время одного мозгового штурма по поводу формы подтока кто-то из подмастерьев и предложил мне попеть. Я сначала решил, издевается, гад! И попытался испепелить его гневным взглядом. Но в ответ гад и прочие товарищи посмотрели на меня со всей возможной серьезностью. Они искренне верили, что это поможет. И я вдруг прозрел — это фишка!

Так что я орал и блажил дурным голосом, пока не охрип. Думаю, после этого несчастная овцекоза, подвергнутая пытке пением, и сама была готова броситься на нож, не спутай я ей предварительно ноги. Клянусь, когда я резал ей глотку, в ее глазах сияли искорки облегчения и благодарности. Впрочем, долго заглядывать в очи зверушке времени не было; я вскрыл ей брюхо, вывалил кишки на землю и передал тушку Осакат для дальнейшей утилизации. Дабы отвлечь внимание публики от умыкания тушки, я, громко завывая хриплым голосом «Ах, облака — белогривые лошадки», изобразил вокруг кучи воняющих кишок несколько па брейк-данса, которые когда-то освоил, в надежде блеснуть на школьной дискотеке.

Да… Там я не блеснул, а вот ту-у-ут!!! Клянусь, я видел, как в задних рядах кто-то перекрестился, видя корчи и судороги, сопровождающие мое глубокое проникновение в мир духов. Ну а потом я вещал… Вещал по принципу, может быть, да, а может быть, нет. Может, супостаты и уйдут. А может быть, и нет. Если знают про олово, то нет, а не знают, то да. Вспоминая старого шамана-обдолбыша, Нра’тху и его рассуждения по поводу своих глючных видений, я понял, что любая простейшая мысль может показаться пророческой и невероятной, если ее обставить соответствующим антуражем и заплести в немыслимые кружева, сделав абсолютно непонятной. Потому про эти свои «нет-да» вещал не менее получаса, пока сам не запутался окончательно. Тогда я просто свалился на землю и прикинулся ветошью… Народ еще некоторое время с почтением смотрел на мою валяющуюся тушку, изможденную битвой с духами, после чего поспешно разошелся по домам. Я повалялся еще минут пятнадцать, после чего слабым голосом потребовал еды.

Что может быть лучше, чем нежная, еще теплая козья печень, слегка обугленная снаружи и истекающая кровью изнутри? Соль, кетчуп, майонез? Не надо. Ничто не заменит приправу под названием «чувство глубокого удовлетворения от удачно проведенного мошенничества»!

Но в любом раю есть свой дьявол. Нашего зовут Осакат.

— Так ты думаешь, Дебил, что верблюжатники не уйдут отсюда, пока на захватят нашу Гору?

— Если… ням-ням, знают про ваши черные, хрум-хрум… камни. То тогда, чавк-чавк, могут и не уйти…

— Но что же нам тогда делать?

Сволочь. Редкостная сволочь эта Осакат. Вылупила на меня эти свои глазенки и ручки так сложила умоляюще… Весь аппетит отбила…

— Царь Царей Мордуй — великий Царь Царей! — привычно свалил я ответственность на начальство. — Он придумает, как победить врагов!

Но глазенки недоверчиво смотрят на меня и чего-то требуют, отбивая аппетит и убивая радость… Да. Это я тут странник, пришел, наврал с три короба и слинял куда подальше. А для Осакат тут родина. И пока я развлекаюсь в мастерских, она, как и все племя, мучительно думает, чего они будут жрать следующей зимой, если их всех не убьют этим летом.

— Ладно. Я поговорю с духами и что-нибудь придумаю, — пришлось пообещать своей мучительнице, тяжко вздохнув.

— Надо взять их человека и спросить… — раздался голос из помойки, когда туда влетел кирпич… В смысле, произнес Лга’нхи, проглотив очередной кусок козлятины. К моему, надо сказать, немалому изумлению, поскольку обычно он в подобные рассуждения не вдавался и хитрых планов не строил.

— Спросили уже один раз… — ответил я на это, передернувшись при воспоминании о своей эпопее с Пивасиком.

— Я возьму их человека, а ты спросишь, — спокойно так предлагает Лга’нхи, всем своим видом показывая, кто тут вояка, а кто болтун.

Ага. Не хватало еще эту дылдину опасности подвергать. Будто тут своих вояк мало. Их племя — им и головы подставлять. Только попробуй этой универсальной затычке на все бочки такое сказать. Как же это можно — его подвиг кому-то другому отдать!

— Надо поговорить с Царем Царей, — нашелся я. — А то он может обидеться. Такие вещи должны делать его воины!

— Да. Ты прав. Надо пойти к Царю Царей и сказать ему.

— Завтра с утра и сходим. А то сейчас он уже спит небось…

— Он еще не спит.

— Откуда ты знаешь?

— Слышно.

Да. Даже я слышал, что на заднем дворе Царя Царей, на ставшей уже очень хорошо знакомой веранде идет очередной совет-пьянка. Или пьянка-совет. В первом случае «политическая элита» Олидики советовалась, делая вид, что пьет. А во втором — бухала, делая вид, что советуется. И подчас отличить один вариант от другого можно было только на следующее утро, измерив степень похмелья. А мне, честно сказать, состояние утреннего отвращения к жизни уже порядком осточертело. Но отказаться от выпивки на пирах, означало обидеть хозяина. Мне на это сразу прозрачно намекнули, едва я попытался пропустить очередной круг. И даже отобрав чашу, выдали здоровенный рог, который пришлось осушать полностью с одного раза… Все это было, конечно, преподнесено как шутка и застольная традиция, но я тонкий намек уловил… Короче, решение о том, в каком виде от него уползут гости, полностью оставалось за Мордуем. Захочет, подаст жиденький морсик, а захочет, какую-то суровую хрень, в которую, как мне кажется, они еще и какую-то наркоту пихают, судя по глючным сновидениям.

Собственно говоря, поэтому я последние дни старался приходить к Мордую по утрам и решать вопросы в деловой обстановке, а не в суровых условиях дружеской пьянки. Но Лга’нхи приспичило идти прямо сейчас.

Пришли… Мы тут уже были завсегдатаями и особого приглашения могли не ждать. Да тут, как я понял, пока все еще было достаточно демократичным, и даже последний крестьянин мог завалиться во дворец Царя Царей, чтобы решить вопрос о новой мотыге или покупке стада овцекоз, не ожидая приемных дней и даже не испрашивая аудиенции за месяц.

Судя по рожам присутствующих, сегодня все-таки был совет-пьянка. Поскольку особого веселья не наблюдалось. Мое пророчество обломало немало надежд и создало множество проблем, поэтому Мордуй попридержал свою забористую дрянь, и аксакалы бухали слабенький «пивной напиток».

Я скромненько прикидывался ветошью, пока Лга’нхи озвучивал свою идею. Концепция взятия языка и допроса пленных показалась присутствующим довольно новой и оригинальной. Что, в общем-то, странно. Мне-то казалось, что местная производственная культура уже вполне созрела для рабского труда. Но, видно, пока еще избыток урожая, выращенного и собранного одним человеком, был недостаточно большим и стабильным, что делало рабство нерентабельным. А на «производстве» трудились сплошь шаманы и уважаемые люди, полные знаний и удивительных секретов, к которым раба подпускать нельзя.

Тут я уже не выдержал, влез в разговор и поспрашивал о банальных вещах, после чего в глазах многих появилась тень догадки, откуда взялось мое прозвище «Дебил». А расспрашивал я своих собеседников о том, как тут они воюют и как живут мирной жизнью.

М-да, как мне объяснили, пленных тут брали. За пленного вояку можно было получить немалый выкуп. Поскольку вояки и сами были люди не бедные, да и их босс, сиречь Царь Царей, обязан был выкупать своих ребят за казенный счет. В ожидании выкупа пленного сажали за свой стол, брали с собой на охоту, поили пивом на пирах, похваляясь друг перед дружкой своей силой и храбростью. А тот, в качестве ответной услуги, вместе с хозяином пахал на полях или пас овец.

В общем, как я понял, местные царства уже давно поделили все, что можно было поделить. Войны с целью захвата чужих ресурсов также нерентабельны, как и рабство. Противнику достаточно было запереться в крепостях, куда свозились все припасы и ценные вещи, и они становились неуязвимы, поскольку штурм крепости, пусть даже такой убогой, как наша, приводил к слишком большим потерям нападающей стороны, которые царство позволить себе не могло. А в случае серьезной угрозы падения крепости запасы харчей уничтожались и враг оставался ни с чем.

Да и долгая осада вражеской крепости была невозможна по экономическим причинам. Ведь вояки тоже были землепашцами и тоже обеспечивали пропитание себе и своим семьям пахотой на участках, получая за службу лишь дополнительный паек, а главное — более высокий статус. Так что, когда захватчики не давали работать на полях другим, они не работали на них и сами, и голод им был обеспечен так же, как и обороняющимся.

Поэтому воевали тут больше ради куража и поддержки спортивной формы, ну и чтобы показать соседям, что зубы у нас еще имеются, и с нами проще дружить, чем воевать. Потому, как дай Мордуй повод своим друзьям-соседям заподозрить себя в слабости, такой лакомый кусочек, как гора, полная оловянной руды, быстро перейдет в чужие руки. Вообще, как я понял, залог мира и стабильности Олидики заключался в дополнительном гешефте от торговли со степью и оловом — с соседними племенами-царствами, позволяющей Царю Царей Мордую содержать более мощную, а главное, тренированную армию, чем у соседей. Но приход верблюжатников серьезно повлиял на эти политические расклады, и что будет после того как… и если Мордуй отобьется от нашествия, можно было только догадываться.

А пока еще соседние племена жили достаточно мирно. Обменивались товарами и невестами на осенних ярмарках. Захаживали друг к дружке в гости. Потому как у каждого гражданина Олидики «в забугорье» была родня, приятели и торговые партнеры. Что оказывало существенное влияние на характер местных боевых действий.

Со степняками войн уже не вели черт знает сколько времени. И горским, и степным племенам торговать друг с дружкой было выгоднее, чем драться. Конечно, можно было бы вырезать и обворовать какое-нибудь стойбище в степи или поселок в горах. Но это надолго бы прекратило поставки бронзы в степь или шерсти и мяса в горы… Так что смысла в подобных разборках не было никакого. Степные воины никогда надолго не отлучались от стада, они должны были охранять источник благополучия племени. А чтобы ограбить поселок горских ребят, пришлось бы бросать своих кормильцев на произвол судьбы. Да и мужиков в одном поселке жило обычно побольше, чем воинов в роду, и сидели они за оградами, так что риск нарваться на неприятности был больше, чем возможная добыча. А объединяться с другим племенем ради совместного грабежа?.. Проще напасть на соседей, заработав Славу и почистив жизненное пространство от конкурентов.

Горцам также не было смысла связываться со степняками. Много в их убогих стойбищах не возьмешь. А шерсть, шкуры и прочие товары проще обменять, чем отвоевывать. Тем более что славы в битвах со степняками особой не сыщешь. Ведь степняки не умеют биться «по правилам».

Я вообще прибалдел, когда узнал про эти Правила! Короче, если у двух Царств возникал конфликт, Цари Царей посылали к противнику переговорщиков, которые и договаривались о месте и времени… Пришедшие на стрелку армии выстраивались в боевой порядок, любезно дожидались, когда противники сделают то же самое, и начинали махач, по результатам которого и разрешались территориальные споры, политические разногласия и религиозные конфликты. Зачастую вся драка ограничивалась серией поединков. Но даже в случае, если разборка переходила в стадию всеобщего мордобоя, он также шел по четким правилам. Что-то вроде стенки на стенку, только с применением копий, кинжалов, топоров и чеканов. Прорвать вражеский строй — дело благородное и почетное, но вот засадные полки, обходы с флангов, концентрация сил на определенном участке, щипки, плевки и щекотка — это все для трусов и слабаков! Мужчины дерутся морда к морде, без всяких там бабьих хитростей и уловок. Короче, первобытная наивная честность и рыцарское Средневековье. Ни тебе ударов в спину, ни засад, ни секретных ловушек в стиле Рембы. Все чинно и благородно, едва ли не реверансы друг дружке отвешивают, перед тем как проломить голову… Так что захватывать пленного, дабы вызнать планы вражеского командования, нет никакого смысла, ибо вражеское командование и так сообщает их заранее. Позорище сплошное. Было бы времени побольше, отлил бы им из бронзы футбольный мяч, и пусть детишки резвятся, не позоря светлое имя рейнджеров-спецназовцев.

Да. Первобытное время тянется долго… Такой порядок может поддерживаться столетиями. Столетиями все будут носить одинаковую одежду, воевать тем же оружием по тем же правилам. Пока в один прекрасный, или, скорее, ужасный, миг не появятся те, кто живет по правилам другим. Верблюжатники обрушивались на врага всей мощью, без предварительного звонка и куртуазного приглашения повоевать. Они резали и грабили, не думая о последующих отношениях и о том, как они выглядят в глазах соседей. У них не было родни в разграбляемом царстве, и они не выращивали хлеб сами. В глазах местных они были демоны, нечеловеческие существа, не знающие обычаев и не умеющие говорить. Как таких допрашивать?

Ну ясен хрень, — я тут главный лингвист-теоретик. Помимо горского, знающий еще и степной, русский и с полсотни английских слов, которые мои разнесчастные учителя все-таки смогли вбить в мою голову. А еще я большой специалист по общению с духами и демонами. Так что вскоре все взоры устремились на меня. Фигушки вам. Я через пару дней ухожу в дальний поход. Вы же сами, братцы, оторвали башку гусю, разбрызгав его кровь на гадальные камни, и определили самое подходящее время похода. Так неужто кровь этой благородной птицы прольется понапрасну? Потому вся моя вам насущная помощь сведется к озвучиванию народной мудрости — срать захочешь — штаны снимешь! — произнесенной наспех, без раздумий о последствиях. Вернее, раздумья были, но лишь о том, чем грозит мне очередная кружка пива.

Однако мудрость была принята без обиды и подвергнута мозговому штурму и подробному анализу силами местных аналитиков и величайших умов современности. Что дало неожиданный результат. Оказалось, что таки да! Если захочешь, действительно снимешь, потому как иначе обосрешься! Потому как ежели уж очень приспичит, то никакие штаны не смогут стать преградой для… короче, не смогут. Так что скрытая в этом изречении мудрость была извлечена наружу и сделан вывод — ежели пленного действительно надо разговорить, его разговорят.

Я посоветовал начать с языка жестов, подбадривающих пинков и освоения простейших слов. А когда словарный запас будет достаточно велик, прибегнуть к дыбе, кнуту и раскаленному железу. По крайней мере, в таком порядке. Потому что прибегать к пыткам до того, как пленный будет в состоянии объясниться, явно преждевременно.

Со мной согласились. Только сначала, по их мнению, надо бы… И тут пошло долгое обсуждение мер, которые надо предпринять к пленнику, дабы уберечься от дурного глаза, колдовства, демонов-паразитов, порчи продуктов и падежа скотины. Так что, чувствую, бедолага, если выдержит все эти процедуры, не то что на горском, на латыни и древнегреческом будет шпарить лучше, чем на родном, и к помощи дыбы и раскаленного железа прибегать не придется.

В общем, зерно мудрости я вбросил. А когда разговор начал колыхаться и тянуться, как проросший колосок на степном ветру, обмусоливая давным-давно понятные истины, поспешил извиниться перед Царем Царей и честной компанией и откланяться, дабы живительным сном восстановить утраченные во время гадания в битве с духами силы. А взамен себя оставил мудрого и крутого Вождя Вождей Лга’нхи, который, сволочь такая, притащил меня на эту пьянку. Вот пусть и отдувается за двоих.

«…Все-таки надо прорубить какую-то калиточку между нашим двором и дворцом Царя Царей, — думал я, идя вдоль дворцовой стены-плетня. — Потому как каждый раз шастать в обход уже изрядно достало. Особенно когда сильно пьян или хочется как следует выспаться».

Бабах!!! Словно разорвавшаяся бомба, как гром среди ясного неба, вышедшая из моря Годзилла или обрушившиеся на мирный город цунами… на подходе к воротам нашего двора на меня свалилась Она!

Стряпуха Улоскат собственной персоной предстала передо мной и плеснула мне в лицо ушатом накипевших обид, не оправдавшихся надежд и разочарования. Растерянно съежившись, я вслушивался в этот поток обвинения, пытаясь понять, чем обидел такую замечательную и во всех отношениях полезную тетеньку… Вроде слов плохих ей не говорил, скорее даже наоборот. Всегда нахваливал и ее еду, и ее саму. Всегда встречал и провожал ее любезной и искренней улыбочкой.

Да. Знать бы, где упасть! Доулыбался. Докомплиментничал! Разбудил в тетеньке, не привыкшей к подобной изысканной любезности, горячую страсть и пылкую любофф. Разжег, понимаешь, пожар страстей, и-и-и… все… Ни дубиной по голове ни разу не вмазал, ни за волосы в пещеру не утащил. Даже по жопе от всех души не хлопнул… Как такую обиду можно дальше-то терпе-е-еть???

Я поначалу опешил и начал мямлить что-то вроде: «Да вы меня, гражданка, не так поняли, да я вовсе не то имел в виду…» А потом подумал. Глянул на нее, мысленно на себя… Да, тетенька не принцесса. Очень далеко не принцесса. Не фрейлина принцессы. И даже на горничную принцессы не тянет. Кухарка при дворце, в лучшем случае. Однако и не баба-яга какая-нибудь, и не древняя старуха. Крепенькая такая тетенька типажа «…ягодка опять», а что пары зубов нет и фигурой далеко не манекенщица. Но так ведь и я, прямо скажем, по местным меркам, мужчинка не первой свежести! И как бы тоже не принц на белом коне… И даже на принцева коня не тяну, поскольку по сравнению с тем же торчком-шаманом или почетным дедушкой Нра’тху, успевшим перед смертью повидать внуков своих старших сыновей, существо хилое, ветхое и слабое. Так что в почетные жеребцы соваться мне нечего. Так, потрепанный жизнью ослик на конюшне, на котором навоз из-под жеребцов вывозят. И коли уж мне, ослу этакому, пучок морковки сам тычется в зубы, а не висит обманкой перед носом, нехрен упираться копытами и отбрыкиваться… Вон, дубина Лга’нхи уже которую ночь в доме не ночует. Нашел тут себе какую-то вдовушку, а по разговорам, что я слышал в мастерских, даже не одну.

Так что я теряться тоже не стал, раскинул пошире руки и обхватил пышные телеса Улоскат… сколько сумел. Подруга в ответ тоже не растерялась… Хватка у нее, надо признать, ого-го… Некоторое время мы стояли, обхватив друг дружку, как два сумоиста на помосте… Черт! И куда ее тащить-то теперь? В наш… а вернее дом Осакат?.. Как-то неудобно, там, по сути, одна комната, разделенная загородками из занавесок… У степняков я вроде как уже малость отвык от стеснения. Там в малом роду, хошь не хошь, а все делается на глазах у всего племени. Никто особо не таится. Хотя и подглядывать не принято… У горских тоже вроде как особо стеснительных я не замечал. А судя по архитектуре домишек, весь интим ограничивался все теми же занавесками… Но мне все равно было как-то неуютно… Все-таки немалый перерыв… И лучше бы возвращаться в «большой спорт» без лишних болельщиков на трибунах, мешающих сосредоточиться на процессе…

Тут Улоскат провела какой-то хитрый прием и, зафиксировав мою руку не то болевым, не то, совсем даже наоборот, приятным захватом, потащила меня куда-то. Причем, думаю, со стороны наверняка казалось, что это я ее толкаю. Оказалось, что ее хибара находится тут, буквально рядышком… Что, по сути, неудивительно. Судя по должности, Улоскат тоже «ест со стола Царя Царей», а значит, и жить должна где-то возле Дворца.

Впрочем, обо всем этом я поразмышлял позднее… Не так чтобы гораздо позднее, поскольку с непривычки-то… Но партнерша моя вроде ярко выраженных «фи» не выразила. То ли не была особо избалована, то ли привыкла брать, что дают… Впрочем, после первого раунда я меньше всего размышлял о социальном статусе внезапно свалившейся на меня любовницы… Я тогда думал что-то вроде: «…Да ну их на фиг, этих городских манекенщиц-заморышей, настоящей бабы должно быть много!», и «…достоинства эпиляции явно переоценивают. Тыщи лет без нее жили, и как жили!!!». Потом был второй раунд и третий… Да, Улоскат девочкой не была. И знала, чего делает. Я знал больше. Но знания мои были скорее теоретическими. Теория и Практика — два слагаемых успеха.

И судя по тому, как меня накормили утром, и сияющим глазам подруги, — успех был. А судя по одобрительным подмигиваниям «сослуживцев» по мастерской, Улоскат не стала делать из моего (да и своего тоже) успеха тайну. Что неудивительно, то, что она смогла заманить в свою кровать такого видного и загадочного мужичка, как я, существенно поднимало ее статус в племени. Так что не удивлюсь, если она подругам лютым еще и с три короба наврала про мои сексуальные таланты и рекорды. Как это, однако, удачно получилось, что социальный статус женщины, даже в моем времени, почти всегда зависит от социального статуса ее мужчины. Поэтому мы можем беззастенчиво врать про себя в кругу друзей, почти наверняка зная, что наши подружки не станут опровергать нашу ложь.

Увы, но завтра нам отправляться в поход. Так что следующая ночь будет прощальной. Чего я, спрашивается, раньше ушами хлопал?

Сбор был назначен возле двора Осакат. Ведь она вроде как была одной из главных персон в нашей дружной компании. Или скорее ее знаменем. Поскольку не бабье это дело вякать в присутствии крутых мужиков-воинов и не менее мудрых, чем те, крутые, мужиков-советников Царя Царей. С командованием у нас вообще был полный швах. Отряд воинов из семи человек возглавлял некий Мсой — дюжий детина, выше меня почти на полголовы, со шрамами и злобным выражением лица на морде. Я ему приветливо кивнул, а он в ответ злобно оскалился… Если бы я не знал Мсоя раньше, решил бы, что он мне не рад. Но выхлебав на пару с этим воякой не меньше десятка кувшинов пива, я уже научился распознавать его гримасы и знал, что получил ответную приветливую улыбку… А вот начальник нашей дипломатической части шаман-предсказатель Ортай улыбался мне так сладко и радостно, что сразу захотелось проверить карманы и пересчитать наличность. Ортай был сукой редкостной. Мне он не нравился, и это было взаимно. Под началом у Ортая была еще парочка учеников шамана и десяток носильщиков, чьей обязанностью была доставка подарков от Мордуя своим коллегам в соседних державах и хозяйственная поддержка экспедиции.

Еще была Осакат со служанкой, соплюшкой лет двенадцати. И мы с Лга’нхи, ни к одной группе не принадлежавшие. Нами никто командовать не мог. Мы были вроде как сами по себе. Но жрать мы в походе будем «со стола Царя Царей», на что нам прозрачно намекнули, еще когда эта миссия была в стадии обсуждения. В общем, все были в сборе. Но с места почему-то не трогались. Ждали, оказывается, Царя Царей с добрым напутствием… Ждали. Пели птички, блеяли козы, за спиной жалостливо вздыхала Улоскат, взявшаяся проводить меня на нелегкую миссию… Черт… Как-то я не по-людски с теткой обошелся — поматросил и бросил… Эх, блин! Ухватил первое попавшееся, что было на шее, и презентовал ей на долгую, так сказать, память. Первым попавшимся оказалась медная цепь, подарок Царя Царей. Надо было видеть рожу… пардон, личико Улоскат, когда она увидала, что ей обломилось. Глаза сначала вылезли наружу на полметра, а потом засияли, как два прожектора. Она вся побледнела, покраснела, побледнела снова… Рот разевается в попытках что-то выговорить, но выдает только придавленные писки Щастья, ноги аж подкашиваются… Народ вокруг тоже че-то засуетился, заинтересовался, озаботился… Меня вдруг начали терзать смутные подозрения, что я опять недооценил стоимость на халяву полученной цацки. Думал отделаться поздравительной открыткой и милой безделушкой, а сдается — одарил тетку, с которой провел две ночи, новым «Мерседесом» и особняком на Рублевке.

«Дурак!» — квакнула жаба в моей душе.

«Молчи, сволочь! — рявкнул я в ответ. — Мне, как потомственному русскому интеллигенту, западло таскать на шее новорусскую быдлячью цепь… тем более из меди… Да и не брать же теперь подарок обратно».

«Ага! — съехидничала эта тварь, злобно лыбясь всей своей жабьей мордой. — Фраер ты околотошный, а не русский интеллигент. Допустили разок до тела, так теперь последние штаны с себя снять готов… Фуфлыжник срамной!»

«Цыц, животное!.. Без тебя разберусь!.. И не разок, а целых два!» — Однако цепь, которая последнее время только раздражала своим звоном и тяжестью, внезапно стало как-то очень жалко.

— Чего тебе?!?!? — рявкнул я на внезапно подкравшуюся с тыла Осакат.

— Ты это… Дебил. Отдай Улоскат межевые столбы!

Хм… А вот это дельный совет. Мне эти штуки так и так без надобности. Потому как подаваться в пахари не собираюсь. Так что обменять по-быстрому столбы на цепь. У Улоскат сразу появляется статус и средства для пропитания, а я возвращаю себе движимое имущество… Только вспомнить бы, куда я их засунул… Вроде под койкой были, или может… Оп! А хитрая названая сестренка, сдается, уже и служанку свою послала за столбиками. Интересно, как служанка знает, где «документ» на мою недвижимость лежит, а я нет… На вот тебе, Улоскат, столбики, а ты мне…

И как всегда, в самый неподходящий момент заявился Мордуй и начал толкать свою речь. Потом все быстро собрались и пошли… Так я, как полный лох, остался и без цепочки, и без столбиков.

Глава 12

Я, как обычно, лопухнулся. Мы с Ортаем еще вовсю обсуждали теорию Дарвина, которой я попытался обрушить его хрупкий, но очень самодовольный первобытный мозг, а ребята Мсоя и примкнувший к ним Лга’нхи уже занимали боевую позицию. Я еще наслаждался доводами Ортая, доказывавшего мне абсурдность дарвинизма, аргументируя это, во-первых, невозможностью существования обезьян, поскольку лично он никаких обезьян никогда не видел. А во-вторых, само собой разумеющимся фактом происхождения человека от протокозы, зачавшей от небесного грома. А враги уже пошли в атаку.

Произошло это на четвертый день нашего путешествия. Первые пару дней наш отряд шел как-то ни шатко ни валко. Мы притирались друг к дружке и привыкали к суровым будням походной жизни, привыкая к ежедневным дальним переходам и осваиваясь с ночевками у костра под открытым небом. В отличие от степняков, для которых вечное путешествие было нормой жизни, горцы все-таки были больше домоседами. Больше, чем степняки, но явно тоже не новички в деле перемещения с места на место. Как я понял, набранные носильщики вообще были в этом деле профи. Они знали дороги, умели быстро забраться по, казалось бы, неподъемной круче и затащить туда свои тюки. Другое дело, что шли они достаточно неторопливо, явно распределяя силы на все путешествие. Так что нашим нетерпеливым воякам пришлось подстраиваться под темп движения нагруженных подарками носильщиков, старика Ортая и Осакат с подружкой. А нам с Лга’нхи (особенно ему) снова приспосабливаться к горам и скоростям горских ребят… Так что поначалу было довольно много ругани, суеты и толкотни.

Потом как-то все пообтесалось, притерлось, все усвоили свои роли и начали играть их безупречно. Мсой больше не пытался подгонять носильщиков, Ортай — командовать Мсоем или Лга’нхи, а мой приятель перестал изображать из себя пастушью собаку при стаде овец. Потому-то мы с Ортаем на четвертом дне путешествия и смогли позволить себе вести неспешную беседу о возвышенном, вместо того чтобы, высунув языки, бегать из головы в хвост нашей колонны, отдавая ненужные распоряжения и выкрикивая бессмысленные советы.

И тут появились они. Отряд верблюжатников. Как они забрались в эту долину? Вопрос, который навсегда останется тайной. Может, это были разведчики, может, фуражиры, может, просто заблудились ребята… Но кто-то из наших (кто именно, так и не выяснилось) услышал непривычную поступь верблюда по камням и дал сигнал опасности. Мы как раз шли вдоль неширокой долины, и место для «кавалеристской» атаки было почти идеальным. Ровное место, ни укрытий, ни защиты в виде кустов или груд камней… К счастью, всадников в том отряде было всего трое, а с ними еще десяток вояк, выглядящих не столь круто, как одетые в броню исидящие на здоровенных тварях всадники, но тоже вполне воинственно.

Наши успели выстроиться в цепь. И даже издать несколько воинственных воплей. Верблюжатники тоже пропели что-то воинственное, пришпорили (или как там у верблюдов) своих зверюг и ринулись в бой. За ними, побросав поклажу, рванули пехотинцы.

Что и говорить, с всадниками горцы воевать не умели. Да и степняки тоже. Никто тут не знал, как противостоять возвышающемуся над тобой метра на три воину, несущемуся на тебя на быстроногом животном. Ни тебе плотного строя, ни выставленной вперед расчески копий… Горские вояки и кое-кто из пришедших им на помощь носильщиков встали довольно широкой линией, явно ожидая от врагов свершения каких-то ритуалов, вызовов на поединки и прочее. Вместо этого верблюжатники просто промчались сквозь эту хилую шеренгу, смяв ее в трех местах и расшвыряв противников, словно кегли. Потом двое на флангах развернулись для того, чтобы помочь своей пехоте добивать врага с тыла, а тот, что двигался по центру, ломанул к одиноко стоящей группе женщин, стариков и дебилов.

Наверное бы, горским ребятам точно бы сегодня не поздоровилось, если бы не Лга’нхи и опытный вояка Мсой. Лга’нхи было не привыкать иметь дело с крупными животными, и напугать его каким-то там верблюдом было невозможно. Да и высокими скоростями удивить того, кто охотился на диких лошадей с одним копьем, тоже было непросто. Зато громадный рост, сила, скорость и боевые навыки давали ему огромное преимущество перед пехотой верблюжатников. Стоял он где-то с самого края шеренги. Так что первая верблюжья атака проскочила мимо него. Да он особенно и не ждал подхода врага, а сам, выскочив вперед, набросился на подбежавшую пехоту. Его яростная атака сбила вражеский напор, позволив ребятам Мсоя очухаться и приготовиться к драке. Лично мне, стоящему в отдалении и судорожно натягивающему боевую перчатку, показалось, что он чуть ли не с ходу уполовинил вражескую пехоту. А если я и ошибался, то не намного.

На другом фланге орудовал Мсой. Он единственный, кто не растерялся во время «кавалерийского прорыва» сквозь свое войско. И, насколько я успел заметить, связал одного из верблюжьих всадников поединком, не позволяя ему давить свое войско с фланга.

Я еще затягивал ремешки на перчатке, воткнув протазан перед собой подтоком в землю, когда страшная тварюга сшибла стоявших впереди воинов Мсоя и, перепрыгнув (как мне показалось) два десятка метров, что были между нами, одним прыжком внезапно очутилась возле меня. На мое счастье, таранного копейного удара тут пока не использовали. Да и как я понял позднее, верблюд к такому приспособлен не был, потому как всадник сидел в седле, как на табуреточке, закинув ноги на шею своей зверюге. Какого хрена этот придурок напал на меня? Черт его знает. Может, решил, что я тут, позади строя, единственный стоящий воин, благодаря протазану в руке и поясу с оружием? Может, я просто стоял у него на пути к добыче? Но так или иначе, этот гад попытался меня заколоть. С перепугу я отбил удар перчаткой. Поставил, можно сказать, классический каратешный блок… при этом задев протазан и смахнув его на землю. Так что следующим естественным движением было присесть и подобрать оружие, благодаря чему резкий удар сверху вниз, которого я даже не заметил, не пришпилил меня к земле, а лишь вскользь ободрал спину.

Затем как-то так получилось, что верблюд оказался у меня за спиной… Я плохо помню, то ли это я прыгнул, как лягушка, вперед, то ли это он проскочил мимо меня на своих длинных ногах. Но так или иначе, к тому времени, когда верблюжатник развернул свою скотину и снова попер на меня, я уже стоял в почти полной боеготовности, выставив свое оружие ему навстречу и бесстрашно дрожа… будем думать, от ярости. И у нас началось фехтование… Сволочь тыкал в меня своим трехметровым копьем, рубил и пытался теснить верблюдом. Верблюд, на удивление, оказался очень маневренной скотиной, ловко двигаясь не только вперед, но и в бок, и назад, подчиняясь командам и едва заметным касаниям чего-то вроде хлыста.

Вся моя стратегия… все, что я помнил, надо ударить по руке, держащей вражеское оружие. Попасть по руке не получалось, поскольку оружие мое было явно коротковато. Но направленные на меня удары я как-то пока отбивал. Зато вот верблюд меня сильно доставал. Ему хватало сделать вроде бы небольшой шажок, чтобы преодолеть дистанцию в метр-полтора, подставив меня под удар копья, либо норовя сшибить своей вонючей тушей… Раз-два я это стерпел… поскольку успевал отпрыгнуть. А в третий раз, понимая, что не успеваю, сдуру влепил ему кулаком в бок. Ему, конечно, мой удар был что слону дробина… если бы на моей руке не было перчатки с пятисантиметровыми шипами. Так что скотина взбрыкнула. Вечно угрожающее мне копье взмыло куда-то в сторону, а я, умудрившись зацепить крюком своего протазана отворот халата противника, сдернул его на землю. Упал мой враг неудачно. Кажется, у него даже что-то хрустнуло. Впрочем, в следующий миг хрустнули позвонки на его шее в том самом месте, по которому я рубанул своим «крылатым копьем».

Черт! Меня всего трясло от переполнившего кровь адреналина, ноги подкашивались, и, кажется, за весь бой я ни разу не вздохнул, не выдохнул… Но особо истошный вопль, раздавшийся в стороне, принес весть о том, что битва-то еще не кончилась. Впереди, там, где когда-то стояла шеренга наших бойцов, все еще дрались. Пришлось бежать на помощь…

Они бы меня еще драконоборцем обозвали! Хренушки. Я бежал под защиту своего приятеля. Рядом с Лга’нхи было не так страшно. А верблюд этот мне просто на пути встретился… Да еще и стоял спиной ко мне, пока его всадник воевал с Мсоем. Все, что я сделал, широко замахнувшись — рубанул верблюда по ноге. И так удачно попал, что тот сразу оступился и опрокинулся, прихватив с собой и своего всадника… Дальше я задерживаться не стал и помчался поближе к огромной дылде, который, орудуя своим гигантским копьем, словно соломинкой, как раз сейчас убивал третьего всадника. Собственно, это он и был героем сегодняшнего дня. По крайней мере, шесть свежих скальпов в его коллекции ясно давали понять всем желающим, кто тут самый результативный участник.

Но все почему-то восхваляли меня, «заполучившего» в коллекцию лишь один скальп. И все за то, что я убил страшного демона, на котором ездят враги. А, собственно, да. Раненого верблюда пришлось добить, а остальных отогнали тычками копий и воинственными воплями… от греха подальше, потому как связываться с мертвыми демонами себе дороже. Воевать с демонами — дело шаманов, а не простых работников копья и секиры.

Почему-то добивать верблюда для меня оказалось тяжелее, чем прикончить вражеского воина в пылу битвы. Столько в глазах этой скотины было укора и обиды… Но раненое животное, с почти перерубленной задней ногой, по-любому было не жилец. Уж не знаю почему, но он даже встать на три ноги не пытался, а лежал на брюхе, время от времени не то орал, не то повизгивал от боли, и словно бы сам подставлял свою лебединую шею под удар. Я и ударил.

Позже мы наскоро поели «демонского» мяса… Увы, не все. Из семи бойцов Мсоя в живых осталось только четверо. И из них трое, в том числе и сам Мсой, получили ранения. Еще верблюжатники умудрились прикончить парочку носильщиков, тоже ринувшихся в битву, и еще троих поранить. Я тоже был раненым. Оказалось, что копье супостата оставило изрядную борозду у меня на спине. И если в пылу битвы я этого почти не почувствовал, то, после того как моя кровь очистилась от адреналина, рана начала жутко болеть. Так что особой радости от восхвалений и победы я не чувствовал.

Но сама битва казалась мелкой неприятностью по сравнению с тем, что началось после нее. Меня назначили главным доктором. Меня!

Ортай с учениками, оттащив в сторону тела наших убитых, совершал над ними какие-то погребальные обряды. Как и степняки, горцы тела не закапывали. Их оттаскивали на скалы и сажали лицом на запад, снарядив в последний путь. Как и у нас, мертвец оставлял на себе все свои украшения, поскольку амулеты и талисманы в стране духов принесут ему куда больше пользы, чем оружие или мотыга… Впрочем, и земное оружие, и инструменты в загробном мире были не лишними — воинам оставили по кинжалу и копью, а носильщики остались со своими ножами и дубинками… Как мне объяснил Мсой, которому я как раз сейчас пытался дрожащими руками заштопать жуткую рану на плече, когда хоронят знатного воина (такого, как он, например), с ним оставляют все его оружие, но простым, еще ничем особенно не проявившим себя воякам, как те, что были в его отряде (все крутые воины остались охранять рубежи родины), достаточно было бы и имитации оружия вроде палки вместо копья и деревянного колышка вместо кинжала. Просто сейчас некогда было заниматься изготовлением подделок.

Так что сволочь Ортай опять меня провел. Пока он составлял икебаны из покойников, я, с трудом понимая, что делаю, выпучив от ужаса глаза и пытаясь не сблевать в открытые раны, изображал из себя военно-полевого хирурга.

И уж можете мне поверить — я на это не сам подписался. Скорее даже наоборот. Но сколько я не отнекивался отсутствием подходящих препаратов и неблагоприятным расположением звезд, больше этим заниматься было некому. На Ортае — исполнение погребальных церемоний, а больше шаманов рядом нету.

Вздохнул я чуть свободнее, когда узнал, что, в принципе, вояки и сами могут позаботиться о своих ранах. Это вроде даже входило в программу их обучения. На мне же лежала комплексная противодуховая защита. Потому как, известное дело, стоит духам только увидеть доступ в человеческое тело сквозь порванную кожу и прорезанное мясо, они так и норовят забраться в человечье нутро и всячески там набедокурить.

Мои приемы борьбы с духами изрядно удивили Мсоя и товарищей. Я потребовал промывать раны только кипяченой водой (остывшей, естественно), а также предварительно прокипятить бронзовую иглу и нитки, которыми они взялись зашивать свои раны, и ошпарить кипятком полотно, пошедшее на перевязку. В качестве утешения я спел им «Восьмиклассницу», «Ты ж менэ пидманула» и «Вот пуля просвистела…» над кипящим котелком, а завязывая раны, использовал особо мощное магическое средство, мурлыкая «ля-ля-ля» на мотивы «Йелло субмарин» и «Йестедей».

Вот только одна беда. Прикидываться шаманом это одно, а вот реально заботиться о раненых — уже совсем другое. Поэтому на робкие вопросы о прогнозах на ближайшее будущее приходилось лишь разводить руками и честно врать, что все теперь зависит от самих больных и их защитных амулетов. Поскольку духи верблюжатников, разъезжающих на демонах, очень сильны и опасны и справиться с ними дано только очень мощному шаманству. На мое счастье, раны были не такие уж серьезные. Парочку вояк, получивших копье в брюхо и топором по голове, Мсой добил сразу, кажется, это входило в его обязанности командующего, — добивать безнадежных раненых.

Остальные раны были в основном резано-колотые, причем в мягкие ткани, ни кости, ни сухожилия не пострадали. (Насколько я вообще мог судить.)

Вот чем хорошо острое металлическое оружие — раны остаются относительно чистые и аккуратные по сравнению с теми, что наносятся каменными или деревянными аналогами. Конечно, тоже не сахар. Но, насколько я помнил, обожженный наконечник деревянного кола не столько прокалывал, сколько прорывал кожу и плоть. А про жуткие раны, которые наносили каменный топор или дубина, крушащие черепа или вырывающие куски мяса из тела и дробящие кости, даже говорить было жутко.

Еще одной большой удачей было то, что у вояк имелся набор «травок первой необходимости». Одну из которых я с ходу опознал по запаху. Та самая, которой меня лечил шаман, а потом я — Лга’нхи. Еще один корешок, если его пожевать, давал легкий наркотический эффект и использовался в качестве обезболивающего. Я сам испытал его, когда Мсой зашивал мне спину. Не сказать, что не было больно. Просто боль чувствовалась как-то более тупо и отстраненно… Сквозь эту тупость я подумал, что все-таки придется, наверное, всерьез заняться изучением местной фармакологии и фитотерапии. Поскольку пребывая на должности шамана, трудно отнекаться от подобных обязанностей.

Следующие дни мы сидели на месте, зализывая раны и думая, как жить дальше. Лга’нхи с одним из носильщиков пошел по свежему следу вражеского отряда в надежде узнать, откуда они взялись и ждут ли нас впереди аналогичные неприятности. Второго носильщика отправили назад с донесением о печальном начале нашей экспедиции. Мсой строжил своих вояк, объясняя, что они делали не так и почему это плохо. Я поддакивал ему в свободное от забот время, заодно рекламируя достоинства своего протазана и хвастаясь, как стащил своего противника, зацепив крючком. А заодно подкидывая идеи о встрече врага в плотном строю на выставленные длинные копья, и даже изобразил ему палочкой на земле, что такое каре (опять же в моем понимании). Подбросил идею о первом ряде, стоящем на колене, втором… третьем… На что Мсой логично спросил — где ему взять столько воинов? Мне осталось только развести руками.

Так же, как я разводил руками при «лечении» раненых. Собственно, все лечение сводилось к жеванию горькой травки, с последующим выплевыванием приготовленного препарата на свежую рану, перевязками и вокальными упражнениями. Хорошо, хоть тут никто не ждал от меня ни безупречного вокала, ни стопроцентного выздоровления. Благо насчет последнего народ знал, что умереть можно даже от простой царапины, и даже опытный шаман тут бывает бессилен. А в первом случае, кажется, даже радовались, когда мой голос звучал особенно противно и мерзко, уверенные, что это-то и отпугивает духов.

Почти все время во рту у меня стояла непроходимая горечь. Уверен, горечь была от жевания травки, а не от своей бесполезности и происходящего из этого факта отчаяния. Впервые чьи-то жизни зависели от моих умений и знаний. Впервые мои ошибки или успехи имели такую высокую цену. Плохо написать картину, выкрутить горшок или слепить модель — это удар по самолюбию, ну или по кошельку, не более… А вот не справиться с лечением — это чья-то смерть. Нет, не «чья-то», а конкретного парня, которого ты знаешь уже несколько дней, а то и недель, с кем делил пищу у костра и тяготы пути, перебрасывался шуточками, переругивался и обменивался байками… Угнетает одна только мысль о том, что не справишься. Но надо делать довольную и беззаботную рожу, чтобы пациент не умер от страха при виде безнадеги на лице «доктора». Да. Надо срочно учиться.

Я попробовал втянуть Ортая в медицинские беседы. Но, как я понял, он с медициной тоже не дружил. Его уделом были гадания, звезды и амулеты. Он мог предсказать идеальное время для посевов, вызнать у духов время поворота светового дня с зимы на лето и обратно, сотворить особо мощные защитные амулеты и даже предсказать погоду на завтра… С таким кругом забот ему было не до какого-то там банального лечения, бывшего суть прерогативой простых и незамысловатых шаманов вроде меня.

Пришлось просить Осакат и ее служанку поискать лечебно-плевательную травку, мол, «Надо обновить запас». Они довольно быстро натаскали мне целый ворох. Травка оказалась довольно известной и распространенной. Вроде подорожника или ромашки в средней полосе России. Забросил удочку еще и насчет обезболивающих корешков. Тоже притащили. Причем ободранные от «вершков». Ан фигушки. Так я никогда не узнаю, как выглядит растение. Пришлось делать заказ на полный гербарий, мотивируя это темными шаманскими надобностями… Потом попробовал сделать заказ на валерьянку, первое, что пришло мне в голову. Вы когда-нибудь пытались объяснить на пальцах, как пахнет валерьянка? И не пробуйте. Я-то уже Дебил, мне можно. А вам надо беречь свою репутацию.

Пришлось просто велеть девчонкам и свободным от забот воинам и носильщикам тащить ко мне все известные им полезные травки, мол, я сам выберу нужные. А получив образцы, осторожненько выспрашивать, что это и от чего помогает… Образцы завертывал в куски материи, на которые наносил волшебные руны, разведенной в перетопленном жиру из верблюжьего горба цветной глиной. Что вызывало особенно большое почтение у окружающих и тайную зависть Ортая.

Так началось мое обучение первобытной медицине.

Может, благодаря дезинфекции, может — травкам, а может — просто крепкому здоровью пациентов, но все мои больные шли на поправку. Ни одного случая заражения и гангрены, которой я так опасался. Так что последние пару дней я пребывал в более чем превосходном расположении духа. Естественно, это не могло остаться безнаказанным. Особенно когда рядом моя дорогая названая сестренка и исчадье ада по совместительству — Осакат.

Я как раз сидел и разбирал свою добычу, которой у меня оказалось больше всех. Поскольку, по логике моих сотоварищей, доспехи и оружие всадника принадлежали убившему его Мсою, а вот седло и притороченные к нему тючки с барахлом — мне, суровому победителю верблюда. Поначалу я особо не интересовался этой своей добычей — был слишком занят лечением. Но сейчас, когда больные шли на поправку, было сложно удержаться и не покопаться в награбленном. Естественно, рядом паслась Осакат с подружкой, буквально выхватывающие у меня из рук каждую вещь, которую я не прятал от них за спину. Что может быть интереснее для двух девчонок, чем покопаться в награбленной добыче? Только милый щебет, болтовня и ценные указания по ее распределению.

Вояка, которого завалил Мсой, явно был не из бедных. В его седельных тюках чего только не было. Не было самого важного — запасного верблюда, который бы мог тащить все это вместо меня, поскольку барахла на нем было навешано центнера полтора, а то и два. Пивасик по сравнению с этим воякой явно двигался налегке.

Больше половины всего груза была еда — какая-то крупа, напоминающая пшенку, и сушенное до каменного состояния мясо. Ни девчонки, ни Ортай, тоже ошивавшийся рядом, крупу не опознали. А на мое предложение попробовать сварить из нее кашу, ответили опасениями, что подобная пища может кишеть враждебными духами… и потому — ну ее на фиг.

На фиг вас, опасливые вы мои! Как подаренные бронзулетки на шею вешать да халаты мерить, так никакие духи не страшны. А как кашу мне варить, так сразу бдительность проснулась! Вот вам, засранки малолетние, новый фирменный котелок, живо за водой, и чтобы через десять минут вода кипела! А боитесь духов — вот вам в нагрузку волшебно-профилактическое «ля-ля-ля» на мотив «В траве сидел кузнечик». О!!! Как вы завываете, таким пением глистов выводить можно, где уж тут духам устоять!

А мы пока углубимся в следующий тюк… Опять какие-то тряпки… Вывалим в сторону, пусть Осакат, царственным движением отправившая служанку-подружку варить кашу, в них копается… Прынцесса фигова!

— Чего ты сказала?!?! — От слов Осакат появилось ощущение, что меня вдруг верблюд лягнул.

— Говорю, эта рубаха как раз твоей жене подойдет. Смотри, какая большая!

— Какой жене?

— Ты что, Дебил? Улоскат, конечно… Ты же ей сам межевые столбы отдал… Забыл, что ли?

— Так это же ты мне сказала столбы отдать… (Вот ведь, гадина, — так меня подставила.)

— Ну конечно! Ты ведь уезжаешь… А раз ей при всех цепь свою надел, вот пусть она столбы поставит и начнет поле пахать, я еще велела твою мотыгу и семена ей передать… А ты приедешь и урожай уберешь. Вам на всю зиму еды хватит. И не придется эти вон, — она ткнула пальцем в мешки с крупой, — в Крепость тащить… Улоскат ведь много есть придется, раз она ребеночка ждет. Так что ты не переживай, будет у вас еда. Всем троим хватит. А это непонятное зерно лучше высыпи.

(…Вас когда-нибудь били пыльным мешком по голове? А два раза подряд??)

— Ребеночка???

— Конечно. А иначе, чего тебе эту старуху в жены брать? — уставилась она на меня, демонстративно наивным взором. — Ты же такой большой человек. Шаман! Ты бы любую мог посватать… Вон Линсат, — указала она мне на свою стройную миловидную подружку, возящуюся возле котелка. — Она и рода хорошего, племянница Ортая. И в возраст как раз входит, этой осенью ее замуж отдавать будут. Ортай ей в приданое мотыгу, топор, два котла, семь бронзовых чаш и стадо коз дает. Она бы за тебя с радостью пошла, хоть ты и странный. — Линсат оторвала свой взор от котелка, зазывно так стрельнула глазками и согласно кивнула мордочкой, мол… — «А как же, с радостью, только свистни… Ой, извините, уже поздно, — занятый вы дяденька. Обломитесь, не видать вам ни топора, ни мотыги, ни стада коз, ни маво юнаго телу».

— А у Улоскат даже платья своего нету, — продолжала эта моя названая сестра-мучительница. — Она со стола Царя Царей ест. Так что раз ты ее за себя берешь, значит, непраздна она…

М-да… Судя по разработанности версии, девчонки уже неоднократно перетерли эту тему, обсудили мой странный выбор и сделали выводы.

— А ведь мы-то думали, что она бесплодная, — продолжала рвать мне душу Осакат. — С ней муж два года жил, и ничего… Потом хотел родне обратно в деревню отдать, а те не приняли… Видать, знали, что она порченая. Так потом она со всеми мужиками в крепости пробовала… и в мастерской, и с воинами… и из деревень кто приезжал, она им ложе грела… Все забеременеть мечтала. Да никак. А ты всего-то два раза с ней… И вот!! Она уже ждет ребеночка… Сразу видно, что ты — Великий Шаман…

Я — Великий Шаман??? — Мамочка дорогая… За что?! За что мне это?!?! Еще десять минут назад я был холостым веселым парнем в полном расцвете сил, перед которым открыты все пути мира. И вот, я уже женат на старой толстой шлюхе и обязан вернуться, чтобы убрать урожай!

Вас когда-нибудь били пыльным мешком по голове? А три раза подряд?

Да ладно, — продолжал я утешать сам себя. — Мало ли что эти туземцы там себе навоображали. И вообще, у нас, у степняков, совсем другие обычаи. У нас, кому на ком жениться, Вожди и Шаманы решают. Строго на научной основе. А то, что это за дикость такая? — цепочку на шею надел, — считай, женился! Вот ведь бред-то какой! Так ведь народу волю дай, все друг на дружке переженятся!

И вообще, у меня миссия, я иду на восход, ищу великие и ужасные предметы. Вот когда найду Амулет, открывающий путь в загробный мир, вот тогда (гы-гы) можно будет и к этой толстухе вернуться… Урожай собирать.

На душе немного полегчало. В стотысячный раз за последнюю неделю. Сто тысяч раз я уже логически доказывал себе, что не стоит делать из этой якобы женитьбы трагедии, и все равно знал, что в сто тысяча первый раз в мою голову забредет очередная тоскливая мысль, и все начнется по новому кругу. «…Ну, во всем этом есть и положительные моменты», — подбодрил я себя. Во-первых, не такая уж эта Улоскат и старая… По местным меркам, конечно, она дама весьма солидная… В ее годы тутошние дамы уже внуков нянчат. Но по меркам моего (где это оно, «мое» время), Улоскат только самая пора пришла о замужестве думать. Ей ведь небось еще и сорока нет… Или есть? Да нет, наверняка тридцатник, ну, может, тридцать пять… Но вряд ли сорок… Просто тут замуж очень молодыми выдают. Вон та же Линсат, да ей небось еще и четырнадцати нет. А туда же, в жены ко мне собралась… Я же не педофил какой-нибудь. (…Она что, специально так попой вилять стала? Или я просто раньше внимания не обращал?) Надо, блин, обогнать эту парочку, а то так до вечера идти, стараясь на задницу эту не пялиться, косоглазие заработать можно. Но нет, нельзя! У нас с Ортаем типа как почетные места в строю — замыкающими идем. Вроде пастухами при стаде. Впереди вояки путь прокладывают… Ну на то они и вояки. Всяких там носильщиков и баб — в центр колонны. Потом мы, потом еще парочка вояк… Но они это так, для престижу больше. А так, все равно мы стадо гоним. Правда, последнее время позади нас еще и Лга’нхи с верблюдом прется. Но это уже другая история.

Будто у меня других забот не было. Мало раненых, так еще и с женитьбой этой сплошная головная боль. Шли бы вон к Ортаю. Он ведь тоже шаман, вдовец к тому же… Тоже мне, нашли главного эксперта по верблюдам. Будто я знаю, что с этой бесхозной животиной делать…

Однако пришли именно ко мне. Два верблюда, понимаешь ли, бродили, как призраки отца Гамлета, вокруг нашего стойбища, пугая всех своим жутким ревом. Потому давай-ка, Дебил, реши проблему.

— Тоже мне проблема, — буркнул я в ответ. — Это же не ваша жена с тещей там бродят. Поймайте и убейте.

— Убить… Демонов??? Хм…

— Боитесь убивать? — внезапно разозлился я. — Так женитесь на них.

— ???? Жениться? На демонах???? Как это????

— Как-как… Будто не знаете! Цепочку на шею повесил, и вперед!

— ?????? — Немая сцена. Кое-кто из носильщиков задумчиво посмотрел в сторону пасущихся в стороне верблюдов… — А что — морды у женушек, конечно, жуткие, зато ножки вон какие длиннющие, любая манекенщица обзавидуется. Даже не от ушей потенциальных мужей будут, а выше. Шеи лебединые, глазищи большие с поволокой, ресницы — густые длинные, лепота! И в хозяйстве такая жена обузой не станет. Страшна, зато сильна и вынослива… Любое поле вмиг вспашет. А уж как согреет холодной ночью своей теплой шкурой…

Никакого чувства юмора у народа. И после этого я тут Дебил, а они Васи-Пети… Смотрят на меня, глазами хлопают… Почему я один должен за всех думать и решать? Я вон и за себя, как выяснилось, ничего решить не могу, женят меня на ком попало. А тут еще и верблюды эти. Ладно, плеснем на пожар в нашем дурдоме, живительной кружкой здравомыслия.

— Лга’нхи. А ты к ним подобраться пробовал? Вон там у них веревка от носа до земли тянется… Попробуй ухватиться за нее и сюда зверюг привести… А эти, пусть их стороной обойдут и на тебя гонят.

Стоят, блин. Жмутся. Страшно вам? Духов боитесь? Ладно. Так уж и быть. Один раз прокатило, и второй прокатит… Значит, запоминаем слова — «В тр’аве, сид’ел, куз’н’еч’ик»… «Куз’н’еч’ик», — я сказал, а не «Гуен’здчик». Будешь коверкать слова, изойдешь поносом до смерти. Не боись — сработает! Заклинание надежно, как штамп в паспорте. От него любые враждебные духи, как тараканы от дихлофоса, дохнут. Оно бы еще так на жен действовало.

Я даже забыл на какое-то время о своих бедах, глядя, как толпа мужиков, завывая «Кузнечика», ловит верблюдов. Подействовало ли мое заклинание, или верблюды, будучи домашней скотиной, сами тянулись к человеку, но поймать их удалось без особого труда. Первым делом, вспомнив Пивасика, велел снять с животин седла. Считайте меня гринписовцем, но не хрен скотину мучить. Добыча опять же. Кормить??? Да тут им и так полно еды вокруг, чай, не пустыня, — и травка и кустики, и листики на кустиках, — жри не хочу. Но сунул на всякий случай каждой морде по горсти зерна… Чисто познакомиться… Сожрали!

Все! Скотина приручена! Можно забирать. Чего еще вы от меня хотите? А-а-а. Понял. Вы хочете песен? Их есть у меня! Настроения петь нету, а песен выше крыши… Что там у нас? «Разлука, ты-ы-ы разлука…», «Когда-а-а мне было восемь ле-е-ет. Я со шпаной тогда связа-а-ался…» и контрольный (на мотив похоронного марша) — «ля-ля, ля-ля-ля, ля, ля-ля, ля-ля, ля-ля»… Все готово! Противодуховая обработка. Гарантия пятьсот лет. Можно хоть щас зарезать и съесть… Только жалко. Рожи, конечно, страшные, но вроде как даже улыбаются… В общем, делайте что хотите! Я концерт закончил. У меня глотка не луженая. (На хрен. Поймал себя на мысли, что начал сочувствовать популярным звездам эстрады. От них небось тоже постоянно пения требуют… Где бы взять фанеру?)

Не. Верблюдов не зарезали. Лга’нхи не дал. Сдается мне — дружбан мой тоскует по здоровенным мохнатым тушам. (Все-таки любовь к большим братьям у него должна быть намертво в ДНК вбита.) Он с ними возился, как маленькое дитятко с свежекупленной собачкой. И что удивительно, кажется, они быстро начали понимать друг друга. Не прошло и трех дней, как верблюды уже ложились и вставали по его указанию. Подбегали на зов. Останавливались. Шли… Лга’нхи был необычайно горд этими успехами своих подопечных и проводил с ними почти все свое время.

Я же из-за этих тварей вынужден был в спешке сортировать свое новое имущество. Поскольку, по какой-то странной и удивительной логике местных, все имущество верблюдов тоже должно было перейти в мою собственность. Дескать, «Это целиком твоя заслуга, что демоны подчинились. Это ты их духов укротил». (А сами-то небось думали, — ну его на фиг, пусть лучше демоны чужака сожрут, чем нас.)

Вот из-за этой внезапной логики барахла у меня скопилось центнера четыре-пять. Примерно половиной всего имущества было зерно и мясо, видать, ребята все-таки были разведкой и запаслись в дальний путь. Остальное богатство составляли разные тряпки — одежда, одеяла и даже одна палатка. А также походное барахло вроде котелков, треножников, чаш. Отдельно шло оружие и украшения. В общем, я был фантастически богат! А что должен делать богатый человек? Правильно — делиться! Ибо живу я в те прекрасные времена, когда личные качества человека пока еще ценятся куда выше, чем его накопленное за жизнь презренное барахло. Плохо только, что к положительным «личным качествам» относится способность долбануть ближнего дубиной по голове, в случае, если избытки материальных благ не позволят жертве быстро убежать от «сосредоточения личных душевных качеств».

Потому-то я в срочном порядке устроил большую традиционную раздачу слонов. Традиционную, в смысле, для степняков. У нас это было нормой жизни. Как только у кого-то вдруг накапливалось слишком много имущества, он раздавал его соплеменникам, в обмен получая уважение и почет. А собственно, что еще ему оставалось делать? На себе лишнее барахло не потаскаешь. Хвастаться достатком в маленьком роду как-то особо не было принято. Тут хвастались подвигами и удачей. А барахлом только посмешить можно было. Таскается, мол, дурак, всякой хренью увешавшись, — гы-гы, — двое штанов имеет — ха-ха-ха. На куда он вторые-то надевать будет? Ржака!!! Так что обмен материальных ценностей на… пусть не духовные, но рейтинговые преимущества был даже не столько аттракционом щедрости, сколько вынужденной необходимостью. Да и если в результате удачного набега на соседей у тебя появилось два хороших копья вместо одного, логичнее отдать второе другу, который в бою прикроет тебе спину, чем таскать с собой оба. Судя по всему, у горских ребят тоже было что-то похожее. Потому как, когда я сказал слово «пот’лач», они ни капельки не удивились, хотя и обрадовались. (Слово «потлач» нагло сперто из языка племени чинуков. Где оно, по какому-то странному совпадению, обозначало абсолютно такой же праздник. (Автор подозревает плагиат. Вороватые индейцы не вызывают у него никакого доверия.)

Если вы думаете что «Взять и поделить» — это так просто, то вы Шариков! Даже когда делишь собственное имущество, это настоящая головная боль.

К сожалению, я это понял только после того, как взялся за сей нелегкий труд. Едва окинув взором все груды барахла, что оказались в моем владении и которые мне надо было честно и по справедливости разделить между двумя десятками человек, я быстро впал в легкую панику и понял, что пора звать подмогу. Первым делом оторвал от возни с верблюдами своего мудрого Вождя и Руководителя Лга’нхи… поскольку, черт побери, насколько я помнил, это было его прямой обязанностью. Когда устраивали большой пот’лач в нашем племени, вождь и шаман всегда оказывались в организационном комитете.

Правда, от Лга’нхи требовалось немного — указать пальцем на приглянувшиеся конкретно ему вещи. Это оказались седла, сбруя и всяческие наборы по ремонту сбруи и самого верблюда, типо того, что был у Пивасика и до сих пор валяется где-то в степи. Больше моему пофигистическому приятелю не было нужно ничего. Копье, кинжалы, топор, амулеты да одежка — что еще нужно воину в походе? Тем не менее Лга’нхи, будучи существом ответственным, рьяно взялся помогать советами… Правда, советы Осакат показались мне куда более правильными и логичными. Уж она-то, как истинная женщина, лучше всех знала, что нужно мужикам для Щастья и почему они это от нее никогда не получат. Так что пусть берут вещами…

Хотя самый мудрый ее совет был привлечь к процессу Ортая и Мсоя. Дальше стало проще. Мой главный вклад в обсуждение был о выделении доли Царю Царей. Поскольку-де его негласное присутствие всегда вдохновляет нас на подвиги, ведет к свершениям, победам и перевыполнению плана на 300 процентов. Ортай злобно стрельнул в меня глазками. Кажется, он собирался предложить это первым, но я обскакал его в лизоблюдстве.

Ладно, уймитесь, коллега. Я не столько хотел потрафить Царю Царей, сколько избавиться от лишнего барахла. Потому старался выделить в его долю наиболее громоздкие и тяжелые вещи… А уж как доставить их Царю Царей, пусть голова болит у его подданных!

Заседали мы целый день. Я вел протокол… мысленно. Ортай, Мсой и Осакат с детской непосредственностью копались в барахле, распределяя имущество по кучкам. Очень быстро я понял, что понять логику этих ребят, почему та или иная вещь должна принадлежать конкретному человеку, мне понять не дано. По мне, все просто — воинам оружие, носильщикам всякое походное барахло. Главный кусок — Царю Царей, амулеты и парадная одежка — Ортаю и его ребятам… бабам — цветы. (Они уже и так выпросили у меня кучу барахла. Так что пусть обходятся цветами.) Но местные такую простоту, видать, презирали похлеще воровства. На чаши весов бросались не только личные заслуги или неудачи того или иного кандидата во владельцы, допустим, котелка. Но и заслуги его предков, происхождение… и, что самое удивительное для меня, — потребности. Ортай с Мсоем, оказывается, реально знали, какое имущество имеется или отсутствует у их подчиненных. И распределяли богатства, соотнося потребность в том самом пресловутом котелке с подвигами дедушки кандидата, происхождением его матери из хорошего рода воинов, имевшего немалые заслуги перед Олидикой, тем фактом, что папаша кандидата когда-то там в молодости просрал мотыгу и целый год ел со стола Царя Царей, тем, что у кандидата трое сыновей, а его брат служит в войске… и еще множеством-множеством факторов… Как это все умещалось в их головах, так и осталось для меня загадкой. Видно, все-таки телевизор убил в современном мне человеке любопытство. Мы подчас не знаем, как зовут наших соседей по лестничной клетке, не говоря уж о количестве мотыг в его хозяйстве, заслуг дедушки и семейном положении.

Оставив распределение богатств более могучим интеллектам, чем у меня, я лишь пытался, опять же, мысленно, запомнить, кому какая кучка предназначается, но потом понял, насколько это бесполезно. Зато вдруг внезапно вспомнил о том, что я все-таки человек грамотный и у меня еще осталась примитивная краска, которой я подписывал свой гербарий… Так что в нагрузку ко всем подаркам каждый одариваемый получил от меня особый амулет. Страшно таинственный и загадочный кусочек шкуры со страшными и таинственно-загадочными рунами.

Самым хитрым оказался Лга’нхи. Он тупо сбежал на охоту, поскольку праздник требовал свежего мяса, а верблюжья туша, которую мы обгрызали в эти дни, уже начала изрядно попахивать!

Хорошо, что я по профессии не организатор праздников! И не баба!

Потому как честь наготовить харчей на двадцать без малого рыл… да так, чтобы они могли набивать пузо до самого вечера, была оказана принцессе Осакат и ее верной фрейлине Линсат… Какой замечательный век! Даже царственное происхождение не избавляет августейших дам от кухни, а их мужиков — от работы на полях. (Да-да. Сам видал разок Мордуя на делянке с мотыгой в руках.) …А так этим двум и надо! Не фиг настроение мне портить разговорами о женитьбах и прочих ужасах.

Но и без того пришлось побегать. Вроде все и так знали, что делать. Кто-то дрова таскал, кто-то места обустраивал, кто-то сидел с мудрым видом, ни хрена не делая, а только строя из себя шамана-прорицателя… (Впрочем, не буду портить себе праздник злобой на Ортая.) А я бегал, как дурак, между всеми, путаясь под ногами и давая дурацкие советы. Что поделать — это был первый в моей жизни настоящий праздник, который я устраивал в честь себя, любимого, и нервишки малость шалили.

Потом все как-то улеглось. И праздник, по моему мнению, вполне удался. Конечно, не было ни пива (о чем грустили почти все), ни молока (о котором тосковал Лга’нхи). Зато новая каша была уже пару дней как распробована и признана вполне безопасной. А главное, ее было много! Еще было много разваренного сушеного мяса… Свежего было чуть меньше, поскольку Лга’нхи вчера успел добыть только парочку косуль, ростом чуток побольше зайца (или просто мне так показалось?).

Впрочем, гвоздем праздника была не еда, а раздача подарков! Все-таки зря я злился на Ортая. Уж не знаю, какой там из него предсказатель… вот тамада, конферансье и шоумен из него вышел бы гениальный.

Да. Это ведь немалый талант. Возьмись я раздавать подарки, ткнул бы каждого мордой в его кучу и скромно попытался бы спрятаться от благодарности… Ортай дарил подарки от моего имени (что входило в обычай) попредметно. Весь день он, пренебрегая возможностью набить пузо, вытанцовывал между разложенными кучками, вынимал из них разные предметы, описывал их окружающим, будто у них не было собственных глаз, затем описывал подвиги и достоинства человека, которому они предназначались, возносил хвалу моей щедрости, храбрости и мудрости, не забывая, между делом, похвалить и себя. И только после этого вручал новому владельцу.

Думаете, такое шоу надоест всем за полчаса? Да! Если заниматься подобным будем мы с вами. Ортай же умудрялся держать публику в постоянном напряжении до конца праздника. Ценность подарков возрастала. К описанию подвигов конкретных лиц начали прибавляться рассказы и легенды о подвигах и деяниях их пращуров и родственников. Что такое жалкий котелок по сравнению с тем, что подвиги твоих предков публично воспоют перед твоими товарищами? Что такое халявный топорик или кинжал рядом с публичным восхвалением твоих личных подвигов и достоинств? Люди уже не столько радовались моим подаркам, сколько добрым словам о себе из уст Ортая.

Несколько раз я сам ловил себя на мысли, что, заслушавшись, забываю жевать. Это ли не лучший комплимент таланту Ортая?! Из его рассказов я вдруг усвоил для себя много по истории, законам и обычаям Олидики и окрестных царств.

Кажется, я начал смутно догадываться, почему именно его Мордуй назначил главным послом и переговорщиком. Если сила Ундая была в узоре и форме, Миотоя — в превращении камней в металл, то сила Ортая была в болтовне. И он действительно был в этом силен! Это вам не «ля-ля-ля».

Но праздник, как все хорошее, быстро кончился. Через день пришел отряд из шести человек от Мордуя. Мало конечно — но это все, что смогли нам выделить. Одного раненого носильщика и одного воина, на чье близкое выздоровление мы не рассчитывали, отправили с подарками в Крепость… А подарки нагрузили на того верблюда, с которым Лга’нхи согласился скрепя сердце расстаться. Опять было множество вздохов, жалостливо отведенных глаз и набежавших слез… Причем как со стороны Лга’нхи, так и со стороны… нет, не верблюда, отправляющегося в Крепость, а новоявленных погонщиков, уполномоченных его туда доставить. Лично я их понимаю. Я бы тоже не обрадовался перспективе тащить через горы здоровенную зверюгу, имеющую репутацию демона. (Все-таки, что ни говори, а внешность у этих животин вполне себе инфернальная). Ребята согласились только при условии получения от меня гарантий, что ничего плохого не случится… Я обещал подумать…

С одной стороны, вроде дело пустяковое. Пропел песенку, сплясал брейк-данс. Нарисовал какую-нибудь фигню. Дело сделано, распишитесь в получении. Легко дурить публику, когда сам не веришь в духов, а окружающие до жути их боятся и верят, что ты можешь защитить их от потусторонней нечисти.

Но тут есть и другая сторона медали — легко заиграться. Я прекрасно знал, что не дай бог с этими ребятами что-то случится в пути (а на то он и путь, чтобы что-нибудь да случалось), и пусть даже верблюд будет в десятке километров от этой парочки, во всем обвинят его, а я пойду прицепом! Все-таки непросто быть шаманом в наш суеверный век… хуже, чем синоптиком в век просвещенный.

Пришлось много думать и тщательно подбирать слова! Для начала отправил обоих к Лга’нхи, прослушать инструкцию по пользованию. Заодно послушал и сам… На основе услышанного придумал некий ритуал, типа каждодневного снимания тюка с грузом и седла и смазывания болячек верблюда специальной мазью. А также осмотр ног и копыт… все-таки корабли пустыни, для гор, наверное, не очень приспособлены.

Данный ритуал, сказал я этим наивным простачкам, убережет их от злых духов. А не будете соблюдать…

Пришлось придумывать черт знает чего лишь ради того, чтобы люди по-человечески обращались со скотиной. Но что поделать, наблюдая за жизнью в Олидике, я пришел к выводу, что с крупной скотиной горцы дел не имеют, а мелкая, пребывая в полудиком состоянии, особых забот о себе не требует. Но если они будут обращаться с верблюдом кое-как, черт его знает, как он на это прореагирует? Вдруг взбесится и загрызет обоих погонщиков? Ну или потопчет. А отвечать за все мне.

Так что я поторопился обезопасить и себя, и верблюда от людского разгильдяйства. Заодно, если случится какая-то беда — оступятся и ногу сломают, со скалы сверзятся, понос прошибет, — у меня будет отмазка — плохо исполняли ритуал!

Но на всякий случай (все-таки день обучения пользованию верблюдом, это маловато будет) напомнил им петь про кузнечика, и даже написал слова на отдельном куске шкуры. Прочесть это, конечно, никто, кроме меня, не мог, но талисман получился грозный и внушающий почтение своей непонятностью.

На следующий день они ушли. Верблюд тащил на своей спине подарки Мордую, немалый запас зерна и мою строгую инструкцию выбрать из него целые зернышки для последующего посева. Каша из этого зерна была куда вкуснее той дряни, что жрали в Олидике.

А мы двинулись в противоположную сторону, сгибаясь под грузом подарков Мордуя сопредельным правителям. Даже несмотря на верблюда, который тащил на себе большую часть груза, каждому из нас достался свой тючок. Один-единственный бой уменьшил наш караван почти на треть. А пройдена была едва ли десятая часть пути.

Глава 13

Следующие дни прошли хоть и тяжко, но без приключений. Мы упорно топали день напролет, сгибаясь под грузом собственного барахла, еды и подарков… Тючок, легко взваливаемый на плечи в начале дня, к концу давил неподъемным грузом невыплаченной ипотеки. Однако никто не жаловался. Даже раненые и девчонки тащили свой груз. Даже Ортай не бурчал под нос, выполняя столь не достойную его ученых степеней работу. Так что и мнеприходилось помалкивать.

Наконец Мсой и старший носильщик Битай сообщили, что мы подходим к рубежам Олидики. Увы, сопредельным государством был не Улот — конечный пункт нашего путешествия, а некое царство Иратуг, с которым у Олидики, оказывается, особой дружбы последнее время не было. Какая-то застарелая ссора между Мордуем и местным паханом.

Но ребята. Недружба недружбой, но на фига проявлять такую агрессию? Я и сам Мордуя малость недолюбливаю и всегда готов за глаза назвать его сукой. Но пять десятков злобного вида мужиков в кожаных доспехах, сурово смотрящих на нас исподлобья и гневно сжимающих в мозолистых лапах копья и топоры, — это явно излишек. И давайте-ка не будем нервировать друг дружку боевыми кличами. А то ведь я и «Белые розы» спеть могу — мало никому не покажется! Хм. Ортай выходит вперед… ща он заболтает их до смерти, и мы пойдем дальше… По трупам!!! Тычет зачем-то пальцем в меня… Я тут ни при чем. Меня тут даже и не было. Я просто мимо проходил. И вообще, показывать пальцем невежливо… Вот. Вот в Лга’нхи пальцем тыкать можно сколько угодно. Ну в смысле, «сколько угодно», пока он копьем в ответ не тыкнет… Терпения у него на пару-другую тыков, пожалуй, хватит, а уже потом… Ортай жестами нас подзывает… Ох, чую я, не к добру это!

— Это и есть Великий Вождь Лга’нхи, пришедший из Степи. Он убил шестерых воинов врага в одном бою и захватил двух зверей-демонов. А с ним Великий Шаман Дебил, обуздавший этих демонов! Великий Шаман Дебил сразил одного из сидящих на демонах воинов, а потом убил другого демона своим волшебным копьем, способным разить духов и демонов благодаря магическим знакам, которые начертали на его оружие в мастерских Великого Царя Царей Мордуя! А еще двух зверей-демонов он укротил своей магией и волшебством. Одного мы отправили в дом Царя Царей Мордуя с большой добычей. А второго Великий Вождь Лга’нхи взял с собой как пленника, дабы подчеркнуть свое Величие.

(…Да уж, силен заливать Ортай. Столько «величия» я уже давненько не слышал.)

Они идут на зарю, к тому месту, где солнце поднимает свой лик над краем земли, дабы исполнить Великое Пророчество, ибо там спрятан Великий Амулет, благодаря которому все люди станут бессмертны! (Ага, только вы все, ребятки, для нас не «люди»… да и амулета такого не существует.) …Когда Царь Царей Мордуй узнал об этом, он послал к ним своего брата и племянницу, чтобы пригласить в свое царство, принял как дорогих гостей, хотя брат Царя Царей Мордуя и погиб в пути. Но, даже несмотря на смерть дорогого родственника, Царь Царей Мордуй одарил Ищущих Великими Подарками. «Я, — сказал Царь Царей Мордуй, — помогу Вам на Вашем Пути. Пусть мне и не дано сразить Смерть, как это сделаете Вы, но пусть я стану калом червя, если не сделаю все возможное, чтобы помочь Вам достигнуть Цели!» Он породнился с пришельцами из Степи, отдав им в сестры свою любимую племянницу (интересный способ породниться). И послал нас сопровождать их, чтобы скрасить тяготы хотя бы части их Великого Пути! Мы доведем наших гостей до Улота. Где Осакат — племянница Мордуя, будет просить Леокая, правителя Улота и своего дедушку, дать им сопровождение до границ его царства!

Вау! Я сам почти поверил этой брехне!

Спустя примерно сутки после тщательного допроса Ортая, я узнал, что верблюжатники, которых мы переняли, похоже, заходили в Иратуг и успели тут малость набедокурить. Потому-то нас и приняли без особой любезности, увидав в нашем караване зверя-демона и загадочных незнакомцев. А факт присутствия граждан Олидики в компании злобного верблюда и пары чужеземцев лишь разжег подозрения местных, что это Мордуй и навел на них лиходеев и душегубов.

Хитрый Ортай лихо перевел стрелки на нас — простодушных обитателей Степи, к тому же обеспечив себе беспроблемный проход через данную территорию. Ибо не таков, видно, местный пахан, чтобы позволить какому-то там Мордую перещеголять его в деле помощи дуракам, Ищущим Великие Амулеты. Ничего хорошего я от всего этого не ждал!

Следующие дней пять мы шли в столицу Иратуга, которая, по удивительному совпадению, тоже называлась Крепость и даже располагалась на такой же высокой и крутой горе, как и крепость Мордуя… Это царство мало чем отличалось от предыдущего. Разве что заселено было, кажется, погуще… или это просто мы шли по дороге, где располагалось больше поселков??? Сложно сказать, а спрашивать опасно. Если в чем и была разница между Иратугом и Олидикой, так это в реакции населения на нас с Лга’нхи.

Там народ, живший на границе со степью, все-таки более спокойно и лояльно относился к представителям иных культур и цивилизаций. (Гы! — цивилизация, каменновековая.)

Тут же публика явно была не избалована видом отличных от себя людей, и при виде нас (а особенно Лга’нхи) впадала в ступор и вела себя, мягко говоря, неприлично. Пусть бы они просто пялились на нас, как на диковинных зверушек. Это, конечно, раздражает, но потерпеть можно. Но когда в каждое встречное селение посредством специально посланного человека передается приказ прятать от пришельцев женщин и детей — это уже перебор. Мы не питаемся ни теми, ни другими и сглаз с порчей не наводим.

А еще этот постоянный конвой из шестерых мужиков с копьями, сопровождающий нас повсюду… Ребята, мы ведь пришли как гости! Так и относитесь к нам как к гостям, а не как к диким зверям… Иначе, их-то в нас и разбудите.

Особенно доставалось Лга’нхи. С его огромным ростом, мускулатурой и шрамами на морде он наверняка представлялся местным неким жутким чудовищем, вроде огра или тролля. И если меня, достаточно невзрачного, еще и могли оставить в покое, его даже до ветру вели под конвоем. И я начал замечать признаки того, что мой мягкий и пушистый приятель Лга’нхи все больше склоняется к идее выбрать стезю массового человекоубийцы и маньяка-живодера. С этим надо было что-то делать. В отличие от меня, Лга’нхи всегда был вольной птицей, и подобный тотальный контроль легко мог сорвать клапаны в его и так не слишком здоровой, после столкновения с дубинами врагов и кулаками друзей, головушке. И тогда самые жуткие кошмары наших конвоиров вполне могли бы стать реальностью.

Увы. Единственным способом избавить моего друга от тотального контроля было перевести стрелки на себя. Что означало, что под конвоем в нужник буду ходить уже я. Некоторое время я держался, надеясь, что «само пройдет». Хотя я, кажется, придумал способ…

Полдня раздумывал, взвешивая все «за» и «против». Откровенно говоря, побаивался переборщить и стать невинной жертвой охоты на ведьм. Но тут как-то гнида Накай, начальник нашего конвоя, очень хамски мне нагрубил. Спускать такое было нельзя.

Петь и плясать мне надоело… К тому же простыл я малость, в горле и так сплошные хрипы, а тут еще и петь? Так можно и голос сорвать. Да и правду сказать, надоело уже вопить истошным голосом «Кузнечика» или «Яблоки на снегу». В конце концов, и публике это приестся и перестанет действовать на нее столь же убойно.

Идея пришла, когда рука вдруг дотронулась до привычного туеска-кошелька на поясе… Там у меня хранилось не абы что, а заветный амулет нашего племени — тот самый глиняный «большой брат», чудесным образом превращенный из оленя… Пока вновь по весне не застрекочут кузнечики, он — наша главная защита и опора от всех неприятностей, что только может подкинуть судьба или злобные духи.

Так что на ближайшей стоянке, поковырявшись в земле, нарыл подходящий комок глины… Получилось не сразу, все-таки за столько лет навыки утратились. Но к тому времени, когда солнце ушло за горизонт, а угли костра окончательно прогорели, у меня в руках появилась фигурка. Довольно узнаваемая, надо сказать, фигурка Накая. Внешность у него была весьма подходящая к его сволочному характеру — резкие рубленые черты лица, густо заросшего растительностью, глубоко посаженные маленькие глазки и здоровенный крючковатый нос. Слепить такое было несложно.

Тайны из своего рукоделия я делать не стал. Более того, постарался показать всем. Ясное дело, Накаю это сильно не понравилось. И он даже осмелился требовать у меня — Меня! — Великого Шамана, объяснения, на фига мне понадобилось ворожить на него. Судя по его роже, он готов был прямо сейчас грохнуть злобного пришельца… только боялся. Мертвые шаманы, как известно, еще опаснее живых.

Ясное дело, я ответил, что — ничего страшного, просто хочу, мол, сделать ему в подарок сильный амулет, в благодарность за всю его ласку и доброту. Никакого вреда ему это, естественно, не причинит. Потому как даже подумать противно о том, чтобы причинить хоть малейший вред моему дорогому другу и приятелю Накаю. При этом говорил тоном типа «Собака съела мою домашнюю работу».

В ответ Накай снова обтявкал меня. Злобно, но уже гораздо более вежливо. Все-таки, когда твое изображение хранится в руках у Великого Шамана, повелевающего духами и демонами, это сильно помогает вспомнить давно забытые уроки этикета и вежливости.

Ладно, сволочь… Это еще только начало. На обеденной стоянке наковырял еще глины и, тихонько напевая «Потому что нельзя быть красивой такой», увеличил фигурке нос примерно вдвое. Показал всем, типа посмеяться! Гы-гы!!!

До конца дня я не упускал случая бросить взгляд на Накая, осторожно щупающего свой урыльник… И если бы я один. Все наши спутники, видевшие гипертрофированный нос на фигурке и знающие про наш конфликт, с интересом посматривали на его носяру.

И вот ситуация. Вы по какой-то причине подозреваете, что с вашей внешностью что-то не так. Да еще и замечаете преувеличенное внимание к вашей роже со стороны окружающих. Естественно, вы занервничаете. Проснется мнительность, подозрительность и паранойя. Думаю, к вечеру Накай уже был уверен, что его нос раза в два больше нормальных размеров. И судя по действиям Накая, чесался со страшной силой, будто и впрямь с ним происходят некие процессы. А я еще, сволочь такая, не стесняясь добавил глиняному носу еще длины и объема, а заодно уж (чего мелочиться?) вылепил фигурке отвратительный горб…

Утром Накай был невыспавшийся и несчастный. Уверен, он за всю ночь и глаз не сомкнул, обуреваемый очень плохими мыслями. Ворочался, вздыхал… Естественно, видок утром у него был еще тот. Глазки воспаленно сияют безумием, весь перекошенный, трясется… Кажется, его еще и перекособочило. Любо-дорого посмотреть.

В этот день охрана старалась держаться от нас с Лга’нхи подальше. Когда парочка вояк поперлась за моим приятелем в кусты, я просто поманил их пальчиком, и они послушно оставили его в покое. К вечеру Накай сломался окончательно, прилюдно просил у меня прощения и со слезами на глазах обещал, что больше никогда-никогда-никогда…

Ладно. Я хоть и сволочь, но сволочь отходчивая — я простил! Удалил фигурке излишки носа и горб и даже был настолько великодушен, что втер глину в бицепсы, ставшие после этого особенно рельефными. Но фигурку Накаю не отдал, а запрятал в мешочек и подвесил к поясу. Так. На всякий случай.

Больше Накай старался не попадаться мне на глаза, и охрана тоже предпочитала держаться в отдалении. Вот только не уверен, что Лга’нхи вообще понял, что это я ради него старался. Дылда неблагодарная!

И вот мы пришли в очередную Крепость. На мордуйскую она походила не только названием, но и размерами, и особенностями архитектуры. Те же самые унылые каменно-саманные домики, покрытые соломой. Такие же плетни из лозы и сложенные из камней невысокие заборчики… И такой же дворец-сарай, что и у Мордуя.

Принимали нас вполне себе хорошо. Без особой ласки и дружелюбия, но с уважительной предупредительностью. Благо Ортай всю дорогу расписывал крутизну Лга’нхи, мои шаманские достижения на поприще войн в потустороннем мире и ту великую помощь, которую оказал нам Мордуй. Кажется, я даже слышал, что мое волшебное копье будет охотиться за моими врагами даже после моей смерти, благодаря символам, начертанным на нем, естественно, именно в мастерских Олидики. Последнее подчеркивалось неоднократно.

Вот даже не знаю — говорить ему за это спасибо или нет. Неуверен, что он пекся о моем благе, рассказывая эту ложь.

Впрочем, и моя невинная шалость с носом Накая сыграла свою роль, вылив немало водицы на мельницу авторитета простых ребят из Олидики. Только вот после этого от меня все, даже наши, не говоря уж о иратугцах, старались держаться подальше и общались с опаской, словно с ядовитой змеей. Кажется, я все-таки перестарался.

Естественно, местный пахан по имени Виксай дал пир в нашу честь и одарил подарками.

В качестве подарков шла та самая цветная ткань, одежду из которой я отметил на Осакат еще в самую первую нашу встречу (как же давно, кажется, это было). Как мне пояснили, тайна окраски этой ткани была страшным военным секретом местных шаманов, и больше никто в окрестных царствах ничего подобного сделать не мог. Так что подарки нам были сделаны действительно царские.

Мы вроде тоже отдарились неплохо. Ортай преподносил Виксаю и его лучшим воинам оружие и бронзовые висюльки. А я выделил из добычи несколько чаш и котелков, особенно подчеркнув, к большому удовольствию Ортая, происхождение данной посуды, и вполне себе тонко намекнул, что у верблюжатников такой еще много. Всего-то и делов, сходить, убить и взять. Кажется, Виксай серьезно заинтересовался…

Виксай, кстати, понравился мне куда больше Мордуя. Честное, открытое лицо и повадки гуляки-воина импонировали куда больше хитрожопости политика Мордуя. И пивко у него было вполне себе забористым, и угощение славное. Только, боюсь, из-за этого самого пивка мы и вляпались в очередные проблемы.

Все начиналось чинно и благородно. Приветственные речи, ответные речи благодарности, обмен подарками, жареный барашек, каша, пиво, похвальбы, пиво, пение былин, пиво, воинские игры, пиво, «ты меня уважаешь?», пиво, «да кто ты такой?», пиво…

Как я понял, на пирах Викса — это было нормальным явлением. Если у Мордуя в особой чести были шаманы и мудрецы, Викса более уважал вояк и охотников. Так что едва только пир перешел рубикон между чинной благопристойностью и искренним весельем, сидящие за столами дюжие вояки пошли мериться пиписьками. Все без удержу хвастались своими подвигами и свершениями. Кто-то там завалил горного козла, забравшись на какую-то местную Джомолунгму, а кто-то изловил оленя голыми руками, бегая за ним по просторной долине. А я! А я-я-я!!! Я дрался с воинами соседнего царства и, завалив их вождя, добыл вот этот доспех! Вот! А этот кинжал видишь? Вот этим вот кинжалом я лично зарезал… Хвастались, как малые дети новыми игрушками. Потом пошли показывать удаль молодецкую — армрестлинг, борьба, кто дальше кинет камень, дальше прыгнет, кто поднимет бочку с пивом… Детский сад, короче. Я сидел и взирал на это с благодушием старого и мудрого Акеллы, наблюдающего щенячьи бои со скалы Совета, даже не подозревая, какая беда подкрадывается ко мне с фланга. И вот — начали петь былины. Причем не абы какие, а воспевающие подвиги каждого конкретного бойца за столом… И тут я почувствовал, как кто-то тихонечко попихивает меня локтем. Вернее, это Лга’нхи казалось, что он тихонечко попихивает. Я-то был уверен, что мне снова пытаются переломать ребра.

Чего тебе надобно, старче? Так… глаза пылают, рожа хмуро-недовольная… Чего-то он от меня хочет… Чего??? А! Ну, конечно же, в мои обязанности шамана входит воспевание подвигов лучших воинов нашего племени. И мне еще повезло, что лучший воин нашего племени попутно является еще и единственным. Одна только беда — не умею я петь!

В смысле, былины эти ихние. Нет, не подумайте, что там требуется какой-то сверхсложный вокал. Обычно былина занудно поется на одной-двух нотах. Но вот местная поэзия отличается какой-то особенной выкрученностью и, не побоюсь этого слова, извращенностью. Каждое слово должно сопровождаться разными украшающими завитушками и завирушками. По-человечески ничего сказать нельзя, а надо выкрутить да извратиться, подобрав немыслимые эпитеты к банальнейшим вещам. И излагается все это длинными, наподобие гомеровских, строфами.

Мой мозг, честно говоря, не был способен запомнить ни одну балладу, даже хрестоматийную «про Ска’гтаху, убийцу тигров» — наиболее популярный шлягер, исполнявшийся в нашем племени по каждому случаю и даже без такового. Видно, к такому изложению надо привыкать с самого детства, находя особую прелесть в разгадывании шарад и загадок, таящихся за каждым эпитетом. Лично я вечно путался в «длинноразящих стремительнобыстрых и кровавоалчущих древесного брата рогах» и «гибельнесущих, громоубойных, смертьнавлекающих братств веревки и камня». Блин! Ну скажи ты просто — «ткнул копьем» или «хрякнул кистенем», фигли извращаться? Но местные простоту не ценили, а жаждали словесных красивостей. И в данный момент жаждали их от меня.

Встал…

— Дело в следующем, граждане… — начал я предварительное вступление, раздумывая, чего же дальше делать. Публика недовольно заерзала — она не торжественного доклада желала, а концерта. — Петь я вам не буду! — честно предупредил я публику. — Ибо через пение осуществляется моя магия, и пускать ее в ход без серьезной причины — это как подпалить дом, чтобы погреться. Тыщи мильенов убитых и покалеченных духов и демонов вам это подтвердят! (Похоже, публика заинтересовалась, по крайней мере, я смог ее заинтриговать.)

Чего же им, блин, соврать? Про последнюю битву с верблюжатниками уже спел Ортай. Правда, сволочь такая, особо выделил героизм своих вояк. Но это и понятно — рекламировать своих его прямая обязанность как шамана племени. Про нас с Лга’нхи он упомянул вкратце между делом, мол, «тоже присутствовали и даже, кажется, подрались… может с врагами, может, между собой по пьяни… теперь уже и не вспомнишь». Короче, все, как у нас, пока союзники дрались, эти русские тоже что-то делали… Впрочем, ладно. На то он и язык, чтобы перебалтывать конкурентов.

Одно хреново, мне с Ортаем в болтовне… в смысле — в пении былин, не сравниться. И если я начну описывать ту же историю, получится блекло и невыразительно. Репутации Лга’нхи будет нанесен урон. А он, вон, и так сидит с рожей каменного истукана и ревниво так на всех посматривает. Его можно понять, репутация и слава тут, пожалуй, единственные богатства, которые можно накопить. Так что, если рядом восхваляют другого и обходят стороной тебя, это хуже, чем если бы другой за тебя зарплату получил. Это не просто потеря — это позор!

— Поэтому я вам просто расскажу, — продолжил я, нащупав нить и начало повествования. — И все сказанное мной будет чистая правда, ибо ни одного слова красивых преувеличений вы от меня не услышите. Значит, дело было так. Вышел, значитца, Великий Вождь Лга’нхи во чисто поле звать подлых верблюжатников на битву жестокую. Но устрашились вороги злобные, попрятались по кустам, разбежались по норкам и оврагам, ибо страшен Великий Вождь Лга’нхи во гневе…

Дальше последовал «максимально честный» рассказ о том, как Лга’нхи гонялся по всей степи за армиями верблюжатников, а они, в страхе и ужасе, удирали от него, избегая честной битвы. И обиделся он на них за это, и попросил совета… естественно, у мудрого меня. Мудрый я, между делом, сбегал до вражеского лагеря, разделся и голышом залез в озеро, сделав вид, что купаюсь, дабы толпы местных отморозков не слишком-то пугались моего грозного и воинственного вида и приняли за своего. Потом я голыми руками замочил верблюжьего всадника, наивно купившегося на мою хитрость, надел его одежду и сел на речном бережку, подманивая врага. (…И не фиг так радоваться. Подумаешь, какого-то там верблюжатника замочил, — мелочь какая… Не обо мне сказка, а о Великом Вожде Лга’нхи. Вот слушайте, что дальше-то было.) Ведь Великого и Ужасного Вождя Лга’нхи мудрый я закопал рядом в землю, дабы робкие враги, не видя в пределах горизонта сие воплощение Ужаса и Своих Ночных Кошмаров, осмелели и выползли из уютных захоронок на свет божий. (Что именно привлекло полчища агрессоров именно к моей скромной персоне, я уточнять не стал. Их былины были переполнены еще не такими роялями и несуразностями.) Ну, короче, подступили полчища супостатов ко мне, а тут Лга’нхи как выскочит, как выпрыгнет, полетели клочки по закоулочкам… Этому он, значит, с ходу — хрясь!!. Тому — бац. Тем пятнадцати, что справа стояли, — хрясь-хрясь-хрясь… Слева ваще океан трупов и гора крови. А когда еще несчетное количество врагов набежало, он, значит, хватает свое копье, и тада-а-ах!!! Тут бы верблюжатникам и конец пришел, он бы их всех поголовно убил бы и съел, да злобные вороги предательским путем (а как же иначе) уязвили меня прям по яй… в ногу. Ясно дело, что Великий и Ужасный по такому случаю свернул банкет, разделавшись по-быстрому только с застрявшими в пределах действия его копья супостатами, подхватил меня и скрылся в Степи… Ну а я, ни много ни мало, нашаманил ночь, под покровом которой мы и ушли от врагов, утащив с собой безразмерную добычу. Вот так все оно и было! Честно-честно. Не верите мне, спросите у Лга’нхи, он тоже там был, мед-пиво… в смысле, кровь вражью лил, аж по рукам текло… а по яйцам попало почему-то мне. Занавес!

Вот врать не буду, особых восторгов я не вызвал. Увы, новаторские формы искусства весьма неохотно принимаются косной по своей натуре публикой. Это сейчас за картины импрессионистов сумасшедшие деньги платят, а по-первоначалу их создателей считали придурками и бездарностями. Увы, Мы — великие революционеры в искусстве, всегда подвергаемся нападкам и гонениям…

Хотя, думаю, мне определенно удалось стать некой сенсацией вечера благодаря своей оригинальной и неповторимой манере подачи информации. Не пытаясь соревноваться в «красивостях», я попытался взять закрученностью сюжета.

Потому как большинство местных былин излагало историю типа «пошел, дал по роже, обчистил карманы, вернулся». А чтобы скрыть примитивность истории, вероятно, и вставляли все это «пышнонадутое поносословесное языказамотание в узел». У меня же повествование проходило через множество поворотов и коленцев, имело кучу интриг и хитрых уловок, типа купания в озере, закапывания в землю и нашаманивание ночи, под покровом которой… По сравнению с местными историями оно тянуло на «Войну и мир».

В общем, все это вызвало бурное обсуждение. И тут, ясное дело, не обошлось без злопыхателей, которые в своих комментах изругали данные приемы как недостойные, позорящие светлое звание воина или, наоборот, утратившие связь с логикой и реальностью. Нашелся чересчур умный реалист-заклепочник, бросивший предъяву, что если бы я и впрямь закопал своего приятеля, он бы там и помер, потому как песком дышать нельзя! А он через трубочку дышал! Сразу нашелся я. Не веришь мне, возьми камышинку, пробей в ней перегородки… так не то что под землей — под водой дышать можно!

А то, что он прятался… — так ведь не потому, что он врагов боялся. А потому, что они его боялись. Кто из вас может похвастаться, что враги настолько его боятся, что от них в землю зарываться приходится? Вот сидите и не вякайте.

Короче, завязался спор. Воины взялись обсуждать новую тактику и стратегию. Про дальнейшее пение былин забыли. Пиво текло рекой похлеще, чем потоки крови в моем рассказе. Страсти накалялись. Я уже был не рад, что выступил со своей новацией.

Мужики как с цепи сорвались. Видно, все-таки есть во внешности моего приятеля что-то такое, что заставляет других крутых мужиков мысленно прикидывать свои шансы в поединке с ним. И результаты прикидок радости мыслителю не доставляют, а пропустившее подобный удар самолюбие толкает на необдуманные поступки.

Первым не выдержал какой-то местный чемпион по армрестлингу и предложил помериться силами. Естественно, продул. Лга’нхи как минимум головы на полторы был выше его. А детские игры, типа «Ухвати овцебыка за рога и свали его на землю», упражненьице похлеще таскания камней, которым баловался, по его словам, армрестлер.

Потом силы попытались другие… Нашелся даже один идиот, предложивший соревноваться в беге. Но, к моему удивлению, не нашлось ни одного умника, придумавшего что-то вроде лазанья по скалам или «кто быстрее выкопает шурф». Соревнования были на примитивную силу, скорость и реакцию. И везде молодой и шустрый Лга’нхи, даже среди своих соплеменников отличавшийся ростом, силой и скоростью, вышел победителем.

Рожа его сияла немыслимым самодовольством и Щастьем. Потому как у себя в племени он привык быть вечным победителем и вожаком. Привык купаться в Славе и подсачивающейся из глаз окружающих зависти к себе — такому крутому и великолепному. А в паре со мной или в компании с Осакат — соревноваться ему было не с кем. Не знаю, что там было у него с вояками Мсоя. Как-то я упустил этот момент, увлекшись работой в мастерских. Но, кажется, они там неплохо спелись и выяснили уровень крутизны друг у дружки без особо кровавых разборок и драк. Да и задирать личного гостя, и даже вроде как новоявленного родственника Мордуя, — отнюдь не лучшая политика для того, кто пусть частично, но «ест со стола Царя Царей».

Но вот тут все было по-другому. Если в племени Лга’нхи был свой, и даже самый злобный завистник понимал, что завтра этот ненавистный и самодовольный дылда будет биться рядом с ним плечом к плечу и вся его сила, скорость и умения сольются с его силами в борьбе с общим врагом… то тут он был Чужак. Чужак, не связанный с окружающими ни родственными узами, ни дружбой, ни даже торговыми отношениями… Даже уз совместной вражды-соперничества не было между моим приятелем и вояками Иратуга… Одно дело, если бы он уже был заслуженным ветераном местных разборок, поучаствовавший не в одной драке с местными. Вон, Мсой ведь наверняка не раз бился с этими иратугцами, однако относятся они к нему подчеркнуто любезно, как к проверенному и уважаемому врагу. А Лга’нхи был пришелец из далекой и абсолютно чужеродной Степи. К тому же играючи уделавший самых лучших воинов племени. Обидно и нехорошо.

— …какой-то воин, не удостоенный даже приличной баллады… — послышалось со стороны Царя Царей Виксая.

Я быстро глянул в его сторону. К счастью, говорил не сам Виксай, а какой-то молодой вояка, сидевший рядом с ним. В спорах он как-то особо не участвовал, то ли похвастаться было нечем, то ли считал это ниже своего достоинства, то ли само собой подразумевалось, что слава данного молодца не нуждается в подтверждении. И судя по месту, которое он занимал, последнее было вполне вероятным.

— …и сила не делает настоящего воина… Какой-нибудь пахарь, вечно таскающий землю и камни на террасы, может вырастить в себе немалую силу… А трус бежит всегда быстрее храбреца…

Рассуждал этот молодчик вроде бы и негромко и обращался будто бы исключительно к Царю Царей, но лично у меня не возникло даже тени сомнения, что этот разговор предназначался для ушей Лга’нхи… ну или, по крайней мере, сидящих за столом вояк. Судя по всему, предпринималась классическая попытка вывести моего первобытного приятеля из себя, после чего посмеяться над ним, опозорив на глазах у всех воинов племени. И, кажется, он своего почти достиг. Лга’нхи выглядит немного взволнованным… как перед охотой на тигра или перед серьезной дракой.

— Так что же делает воина настоящим воином, — обратился я к говоруну, отвлекая на себя его внимание. — Уважаемый… прости, забыл, как твое имя? (Помнил я его имя — Анаксай. Просто пытался разозлить его первым.)

— Это известно всем… воинам. — Он демонстративно пожал плечами и возвысил голос, привлекая всеобщее внимание на случай, если в негромком гуле притихшего зала кто-то его еще не услышал. — Да что там воинам — даже землепашцы знают про Пять Добродетелей. Верность, Бесстрашие, Милость, Щедрость и Великодушие.

Верность — вождю и товарищам.

Бесстрашие — в бою и на совете.

Милость — к врагу, стоящему напротив или уже побежденному.

Щедрость — для друзей и женщин.

Великодушие — к тем, кто ниже его.

Заявление Анаксая публика встретила восторженным гулом. Судя по тому, как он продекламировал правила, это было чем-то вроде неписаного кодекса. А значит, обсуждению не подлежало. И чему удивляться, судя по тому, как тут воевали, у них должны были выработаться некие рыцарские правила. Когда заранее объявляешь свои планы врагу или сажаешь пленного за свой стол, некие стандарты благородства обязательно должны появиться.

Ладно, вспомним-ка молодость и то, чему научили меня интернет-срачи. Я, конечно, не могу похвастаться, что был матерым троллем… со своей усредненностью, я и в виртуальном пространстве особо не блистал. Но уж этого говоруна, думаю, я переболтать сумею, потому как…

— И как все это тебе поможет в бою?

Очень умный и логичный вопрос. Жаль только, что задал его не я. И особенно жаль, что задан он не к месту. Мой приятель Лга’нхи, изрядно преуспев на поприще соревнования мышц, решил отметиться и в битве умов… Очень самонадеянно, на мой взгляд.

— Похоже, что ты… воин (ах, с каким презрительным ехидством было выплюнуто это слово), даже и слыхом не слыхивал о пяти добродетелях. Неужели у вас в степи не учат кодексу воина?

Да… — какой тонкий укол. Только, боюсь, Анаксай с ним пролетел. Тонкими уколами шкуру Лга’нхи не проколешь. Чтобы он что-то почувствовал, в него надо вбить здоровенный ржавый костыль, какими рельсы к шпалам прибивают, и желательно шляпкой вперед.

— Нет, нас не учат быть храбрыми или верными… Зачем? Среди «людей» не рождается трусов и предателей. Поэтому нас учат только биться. Биться оружием, а не словами. Словами не проломишь голову врагу и не проткнешь тигра. Словами даже жука с травинки не сшибешь, тут от пердежа и то больше пользы. Слова для женщин — дела для мужчин!

Смотри-ка. А мой дурилка, оказывается, и языком жалить умеет. Впрочем, авторитета среди банды пацанья только одними мышцами не заработаешь, тут еще и мозги нужны, и хорошо подвешенный язык. Просто я как-то успел подзабыть, что у моего приятеля, кроме груды мышц, еще и мозги имеются… И сдается мне, на провокацию он точно не поддастся, ибо понимает, на что его пытаются развести. Ай да Лга’нхи, ай да Нра’тхуков сын! — у меня малость отлегло от сердца… Только вот зря он попер на общий рыцарско-воинский кодекс. Его-то, по-хорошему, надо чтить и всячески подчеркнуто уважать, а гнобить надо конкретно Анаксая, и желательно опираясь на положения кодекса. А сейчас мой приятель явно прет против общепринятых правил, и ничем хорошим это не кончится.

— Мои дела известны всем! — этаким барственно-снисходительным тоном ответил Анаксай. — Про тебя же мы пока слышали лишь слова! А они, как ты сам сказал, не стоят даже пердежа, в котором ты, наверное, особенно силен.

— Всем??? — насмешливо переспросил Лга’нхи. — Я про тебя даже слов не слышал. (И это было правдой, поскольку про Анаксая былин еще не пели… Что, впрочем, говорило скорее о крутизне последнего, ибо былины тут пели, можно сказать, по нарастающей.) А если бы и услышал, не поверил — ты слишком много говоришь… как женщина.

Бу-у-у… Это уже перебор. По нормам степняков — это уже было жестокое оскорбление. И похоже, что по меркам горцев тоже. Народ за столами зашевелился и зашептался. Радость в моей душе как-то резко потухла. Все-таки Лга’нхи отморозок-убийца, а не ушлый интернет-троль, и ждать, что он будет обмениваться со своим противником словесными ударами, было наивно. Одна надежда, что сейчас вмешаются старшие товарищи и разведут драчунов по разные стороны ринга.

Но, глянув на Виксая, я заметил, что он и не думает охлаждать горячие головы и препятствовать нарождающейся ссоре. Более того, судя по его роже, он просто-таки наслаждается происходящим. Похоже, то, что двое гостей на его пиру сейчас подерутся, нисколечко его не волновало. А вот Мсой с Ортаем, наоборот, выглядели встревоженно.

— Для настоящего воина есть только один способ ответить на такие слова, — громогласно заявил Анаксай. (Мне очень не понравилось, что он тоже выглядит довольным и безмятежным. И непохоже, что это была лишь маска.) — Завтра, когда поднимется солнце, мы скрестим свое оружие, и пусть оно само споет былину победителю!

Зал отметил эти слова бурными восторженными криками. Когда они замолкли, все выжидательно посмотрели на Лга’нхи. Видимо, ему надо было выступить с ответной речью, но этот увалень спокойненько сидел, обгрызая кость. Наконец он соизволил заметить всеобщее внимание, оторвался от кости и ляпнул что-то вроде — «Опять слишком много слов… Завтра так завтра…»

Дубина был абсолютно спокоен и самоуверен. Ну еще бы — вокруг него сплошь недомерки, живущие не под небом Степи, а под крышами домишек — слабые, изнеженные и жалкие. В то время как он — велик и ужасен… Только я вот видел этого великого и ужасного израненным и слабым. Неспособным даже ползать без посторонней помощи… И видеть его таким снова мне очень сильно не хотелось. А в поединке с оружием мастерство играет куда большую роль, чем сила. И судя по самодовольной роже Анаксая, он действительно считал себя мастером.

Естественно, я не стал капать Лга’нхи на психику рассказами, какой крутой воин его противник. Незачем это. Но желая разжиться информацией, подсел поближе к Мсою и завел с ним разговор об этом Анаксае. Все оказалось еще хуже, чем я ожидал. Анаксай был не просто мегакрутым воякой, он еще являлся и младшим братом Царя Царей Виксая. Но на мой вопрос: «Не помешает ли убийство Анаксая дипломатическим отношениям между Олидикой и Иратугом?» — Мсой лишь невесело усмехнулся и начал длинное перечисление подвигов и достижений нашего противника.

Список был довольно удручающим. Тут были и многочисленные прорывы строя, и охотничьи победы над разными чудовищами, вроде горного льва или барана, но самое главное, Анаксай специализировался на поединках. Мсой рассказал мне некую историю, как перед какой-то битвой Анаксай начал вызывать врагов на поединок, выиграл аж одиннадцать схваток подряд, после чего вражеское войско в страхе отступило. И это настолько прославило его имя, что длительное время все окрестные царства смиренно терпели наезды Иратуга, на чем Виксай поимел немало ништяков. Собственно, где-то в это время и произошла крупная размолвка между ним и Мордуем. Как я понял, Виксай начал претендовать на некий рудник, в котором добывали олово, что нарушило бы монополию Олидики на добычу этого металла. И Мордуй поступил как мудрец, а не как воин. Он двинул на стрелку с Виксаем войско, в три раза превосходящее иратугских воинов. Для чего ему пришлось поставить в строй всех землепашцев и пастухов. А дальше, пренебрегая обычаями, он не стал затевать перед боем длительный обмен оскорблениями и вызовами. Не позволил иратугцам навязать себе соревнование поединщиков, а с ходу, едва вражеское войско выстроилось для битвы, двинул своих бойцов в атаку. И тут, можно сказать, случилось чудо. Иратугцы, привыкшие за последнее время, что им никто не осмеливается противостоять, видно, не настроились на битву и при виде двинувшегося на них леса копий дрогнули и побежали. Это был Великий Позор, который любитель подраться и мечтающий войти в легенды как царь-воитель Виксай до сих пор не может простить Мордую. И пусть элементарная экономика заставляет его жить с Олидикой в мире — ибо иначе его царство лишится лучших в окрестностях оружия и инструментов, а главное, поставок шерсти, без которой загнется «фирменное» производство тканей Иратуга. Тем не менее раз в два-три года Виксай предпринимает попытки отквитаться за свой позор. Ну а сейчас Лга’нхи сам дал ему возможность подгадить Мордую, фактически бросив вызов Анаксаю. Ибо ни один воин не стерпит оскорбления словом «женщина».

…Да, короче, влипли! Можно сколько угодно ломать голову над поисками выхода из этой задницы. Но все эти выходы, какими бы хитроумными они ни были, не смогут преодолеть одной преграды — гордости самого Лга’нхи. Уж я своего приятеля знал. Если попытаться запугать его рассказами о крутизне врага, он еще, того гляди, выйдет драться с рукой, привязанной к телу. Дабы весь мир мог убедиться, что нет никого круче «люди» в целом и Лга’нхи в частности. И что «люди» могут победить любого врага, даже находясь в столь невыгодном положении.

А с другой стороны, не стоит заранее хоронить Лга’нхи. Во-первых, он действительно «люди». А значит, удивительно силен, быстр и ловок. В наших степях слабаки не выживают… если только не попадут в них из другого мира в уже достаточно зрелом возрасте и не будут приняты в племя. Во-вторых, даже среди степняков Лга’нхи всегда выделялся своей крутизной. Я видел его в деле — это настоящая машина для убийства. И завтра он порвет этого самодовольного Анаксая как тузик грелку.

Кстати, не мешало бы получше разузнать правила, по которым местные ведут свои разборки. Чтобы нас не дисквалифицировали, придравшись к какой-нибудь мелочи… типа не сданного вовремя анализа мочи или выколотого во время игры в шахматы глаза противника. А скажи-ка мне, Мсой???..

Утро оказалось на редкость туманным, так что нормального солнышка мы дождались только ближе к полудню… А драться в тумане было невозможно. Невозможно по той простой причине, что зрители не смогли бы в полной мере насладиться зрелищем.

А зрителей набилось… ну очень много. Хотя вроде как о драке договорились всего несколько часов назад, у меня появилось стойкое ощущение, что в этой «Крепости» собрались жители всех окрестных сел. Сразу было видно, что иратугцы к гладиаторским боям относятся более чем положительно. У них тут даже свой цирк был. Реально цирк. Что-то вроде небольшой впадины, на дне которой была площадка, чуть, может, побольше стандартной цирковой арены. Вот на склонах этой долины и расселись зрители, благоразумно запасшиеся попкорном и напитками… В смысле, лепешками, вяленым мясом и пивом вместо кока-колы. С таким набором долгое ожидание начала поединка их явно не пугало. Видно, все-таки бои такой звезды, как Анаксай, были достаточно редким зрелищем, ради которого можно даже забросить работы на полях.

Ладно, правила простые: двое заходят на арену — один уходит, второго уносят. Никаких запрещенных приемов или неприличного поведения. Можно кусаться, щипаться, пинать противника по яйцам, выдавливать глаза. Единственное, чего нельзя, — покинуть арену, оставив на ней живого противника. Так мне любезно объяснил сам Виксай.

…Ага. На противоположной стороне завыл ихний шаман. Приплясывает и курит какой-то гадостью. Типа призывает дружеских духов и изгоняет злобных. Ща погоди, сволочь, настроение у меня подходящее. Вот тебе «Вихри враждебные веют над нами», вот тебе «Варяг», вот тебе контрольный — тема из «Рамштайн». Черт, кажется, все-таки сорвал глотку… Плохо у меня эти рычащие звуки получаются. Зато акустика тут шикарная. Публика даже, вон, жевать перестала, припухнув от моих воплей. Как хорошо, когда недостатки вокала можно компенсировать громкостью исполнения. Так, а пока выходит Лга’нхи, — несколько па из брейк-данса. Что смотришь на меня, рожа конкурирующая? Ты так не умеешь! Завидно? Вон, всмотрись в песок арены, он усыпан трупами дружественных тебе духов. Твой чемпион будет о них спотыкаться и скользить, как пьяненькая первоклассница.

М-да, сдается, конкурент и впрямь поверил моим словам, потому как осторожно улепетнул с арены. А нет, это просто заявился Анаксай, и всем посторонним пора очистить место для битвы.

Я вчера погадал Лга’нхи на камешках. Подбрасывал их в воздух и разгадывал значение сложившихся узоров. Гадание получилось неоднозначным. С одной стороны, полная уверенность в победе Лга’нхи. С другой — строгое предупреждение, чтобы он был осторожен и внимателен, как при охоте на тигра или в рейде на вражеское племя… «Противник крут и опасен, но ты его победишь, если будешь бдителен и приложишь все силы», — эту мысль я внушал ему в разных вариациях, пока не получил по шее. Словесно. Лга’нхи сказал, что он, конечно, понимает мое беспокойство, но, мол, не мое это дело — лезть в воинские дела. Когда говорят копья и дубины, камешки отступают… Так что он лучше уляжется и поспит, чем будет слушать мое бормотание, глядя, как я играюсь в бирюльки. «Туше», — сказал бы я, если бы не имел дело с Лга’нхи. Так что пришлось сказать: «Дубиной по маковке».

Вот ведь гадство! Несмотря на его непрошибаемую физиономию и отвратительно-самодовольный вид, я чувствую, что он тоже волнуется. Я, помнится, еще в школе попал в полуфинал внутришкольного чемпионата по пинг-понгу, так всю ночь ворочался, не мог заснуть. Из-за чего и продул игру. А ему все-таки предстоит поединок не на жизнь, а на смерть. Тут, как бы ты ни был самоуверен, а психовать будешь…

…На, братан, пожуй корешок. Он волшебный, почти. Для чего? Основное действие — подманивает кошек… ну и нервишки людям успокаивает. Сам нашел. Оцени! В смысле, в той груде корешков нашел, что мне Осакат с Линсат натаскали. Что такое «нервишки»? Это такие мелкие пакостные духи, мешающие людям спать.

Вчера, за столом, этого было не заметно. Но сегодня, когда поединщики встали рядом, я вдруг обратил внимание, что Анаксай не так уж сильно уступает в росте моему приятелю. Ну, может, на голову, а то и меньше. А фигура у него — какая-то абсолютно квадратная. Лга’нхи, классический атлет. Широкие плечи, узкие бедра. А Анаксай, такое ощущение, что плечи, что бедра, абсолютно одной ширины… Или, может, это так из-за панциря кажется? — на Анаксае был надет кожаный панцирь, густо обшитый бронзовыми бляхами, смотрелось — почти рыбья чешуя. Каждая бляшка была начищена и сверкала на солнце. И медный шлем. И поножи с наручнями. Нехило экипировался, сволочь. Но правила это допускали. Каждый вояка приходит со своим оружием и доспехами.

Лга’нхи же был голым по пояс. Воинский пояс с висящими на нем четырьмя кинжалами и топором. И своим здоровенным копьем в руках… Руках, упрятанных в «лапы тигра» моего изготовления. Смотрелся он, конечно, шикарно. Небось не одно девичье сердечко, глядя на него, сейчас невольно пропустило удар. Только вот я бы предпочел, чтобы на нем были доспехи, а не этот голливудский антураж. А кинжалы его мелкие какие-то. Надо было все-таки отдать ему тот большущий, что я забрал у Пивасика… Мне-то он все равно без надобности. Вояка у нас Лга’нхи. У Анаксая длинный кинжал имеется, а у Лга’нхи нет. В жизни не прощу себе, если из-за моей жадности парнишка погибнет.

Сошлись. Быстрый обмен ударами, и на плече у Лга’нхи выступает кровь. Он тоже рубанул противника куда-то в бок, но панцирь выдержал, только выбило несколько чешуек. Вон они лежат, блестя на солнышке.

Разошлись, снова короткая схватка. Еще царапина у Лга’нхи, но и он, кажется, задел противника по ноге. Правда, не острием копья, а подтоком. Но синяк, я уверен, будет изрядный.

Еще схватка…Разошлись… На сей раз, кажется, оба обошлись без ран…

Еще серия коротких схваток. Никакого, на фиг, театрального фехтования. До римских гладиаторских боев, если они и появятся в этой реальности, еще сотни, а может быть, и тысячи лет. А сейчас противники вооружены примерно одинаково, придерживаются схожей тактики, потому-то бой не слишком зрелищен. Мгновенный сход, короткая серия ударов-отбивов и отскок. Противники быстро научились уважать друг друга. Лга’нхи выше, сильнее, более длиннорукий, и даже копье его длиннее сантиметров на тридцать… Но доспехи Анаксая компенсируют эти преимущества. Чтобы их пробить, надо нанести сильный пробивающий удар. Для которого нужно подготовиться, крепко встать на ноги и ударить всем телом. Но при ударе создается сильный момент инерции, во время которого твое тело становится фактически неуправляемым. Если промахнешься, противник использует это в своих целях. Поэтому бить надо наверняка, либо выведя соперника из равновесия, либо обездвижив его.

А вот Анаксаю достаточно чиркнуть острием своего копья по обнаженному телу Лга’нхи, чтобы появилась кровь. Царапина, неглубокий порез… но все это кровоточит и забирает силы. И каким бы могучим ни был этот степной оболтус, рано или поздно кровопотеря приведет его к смерти.

Однако пока усталости не заметно, хотя со стороны кажется, что мой приятель весь залит кровью. Но и его соперник не торопится, он уже нащупал свою линию боя и не собирается ее менять.

Все кончилось на удивление буднично. Лга’нхи пошел в атаку. Длинная серия ударов…

Это уже потом, жуя горькую травку и плюясь на раны своего приятеля, я понял, что, по сути, это была атака отчаяния. Он вложил в нее все свои силы… и достиг успеха.

Хотел бы я сказать, что победил он благодаря придуманной мной перчатке. Но хоть она и сыграла важную роль — прижать ею наконечник вражеского копья к древку своего, отражая стремительный контратакующий удар копья Анаксая, мог только мой приятель Лга’нхи, привыкший накалывать на копье бросившегося из засады тигра или прячущегося в траве кролика.

Затем последовал короткий, но мощный рывок, выводящий из равновесия, и сильнейший, с разворота, удар подтоком по шлему. На долю мгновения Анаксай оказался оглушенным, и этого хватило для таранного удара. Копье вошло куда-то под бороду и быстро выскочило обратно. Анаксай еще стоял на ногах, когда Лга’нхи повернулся к нему спиной и довольно твердой походкой пошел к нам.

Публика встретила его победу тягостным молчанием.

Глава 14

Проклятье. Тащиться по солнцепеку, с грузом барахла, и дозируя каждый глоток прогорклой, воняющей кожей воды из бурдючка, было совсем не весело. А идти таким образом оставалось еще не меньше недели. Иратуг оказался довольно крупным царством.

Сука Виксай… Нет, правильно его Мордуй не любит. Хоть Мордуй и сам изрядная сука. Но Виксай — сука редкостная.

Ведь вроде бы и удивляться нечему. Особенно мне, пожившему в моем мире и знающему про существование всех несправедливых и гнусных пакостей на свете. Но Виксай — конкретная сука. И я буду не я, если не отомщу уроду страшной мстей. Надо только добраться до Улота, а уж дальше я развернусь на полную. А пока — идти.

Да. Окончание боя не было похоже на окончание спортивных матчей. Хотя, кто знает, я особым спортсменом не был. Но тем не менее мне всегда казалось, что в раздевалке победителей должна царить радость и восторг. Увы, в нашей раздевалке царили лишь тревоги и опасения.

И сбываться они начали куда быстрее, чем можно было ожидать. К нам никто не подошел. Это бы и ладно. Но до самого вечера никто не принес к нашему домишку ни плошки каши, ни кувшина пива. А так не поступали даже с пленными.

Посовещавшись ночью, мы приняли решение: утром валить отсюда побыстрее. Проблема была лишь в том, что Лга’нхи был очень плох. На его теле было не меньше четырех серьезных порезов и еще с десяток царапин, которые, я уверен, в моем мире потребовали бы хирургического вмешательства и серьезного врачебного ухода. Тут же мы обошлись котелком кипяченой воды, бронзовой иглой, нитками, тряпками и горькой травкой.

Я с самого начала требовал, чтобы он сел на верблюда и ехал бы на нем. Но эта дубина уперся и вышел из поселка на своих ногах, гордо взирая на окружающих. Лишь когда поселок скрылся из глаз, он перестал кобениться и проквакал что-то верблюду, уговорив его улечься. Неловко вскарабкался на это чудовище… а потом чуть не слетел с него, когда верблюд поднялся. Оказалось, что он это делает весьма неравномерно, вскидывая зад, так что с непривычки можно отправиться в полет.

Вот только не знаю, был ли нанесен удар гордости Лга’нхи, когда Мсой коротко поведал нам, что нас преследует отряд воинов Иратуга… а следовательно, они видят, что грозный победитель их чемпиона едва держится на ногах.

Впрочем, легко понять, что нам было не до гордости Лга’нхи. С одной стороны, и Мсой, и Ортай уверяли, что даже такая скотина, как Виксай, не осмелится нарушить законы гостеприимства и напасть на гостей. А с другой стороны, Виксай лишился не только брата, но и своего самого мощного аргумента в разборках с соседями. Теперь, узнав, что Анаксая больше нет, очень многие соседи захотят поквитаться с ним за прошлые грешки. А нехорошие предчувствия в виду таких перспектив могут заставить забыть о правилах приличия даже более благоразумного человека, чем Виксай.

В полдень мы подошли к колодцу. Мсой сказал, что тут всегда устраиваются передохнуть, поскольку до следующего колодца топать до самого вечера. В колодце плавали трупы овцекоз. Судя по виду, их сбросили туда еще ночью.

Так-так… А вот и делегация по встрече. Десяток вояк, и при них еще десятка полтора ополченцев… А нас меньше двух десятков, а воинов, так и вообще, всего шестеро, плюс старик Ортай да две девчонки… не самые лучшие расклады, учитывая, что где-то за спиной у нас еще как минимум десятка три вояк пасутся. И Лга’нхи раненый… В битву он, конечно, полезет, но что толку? Так что, похоже, опять пришло время «Варяг» петь — «Наверх вы, товарищи, все по местам, в руках протазаны сжима-а-я…». Хотя нет, похоже, чуточку рановато. Что это за делегация?

От отряда, что заступил нам дорогу, отделилось трое человек — переговорщики, как я понял. Прошли так с сотню шажков и остановились нас поджидать. Ну мы тоже вышли. Ортай, Мсой и я. Надежда была на Ортая, может, он опять сумеет их заговорить, но надежда весьма хилая.

— Царь Царей Виксай послал нас сопроводить вас до границ своего царства, — заявил нагломордый ублюдок, возглавлявший делегацию. Я его рожу помню. На пиру недалеко от Виксая сидел и все время что-то ему на ушко подхрюкивал… — Вы можете идти по этой дороге, и мы вас не тронем. Но, если вы и это чудовище (судя по кивку, «чудовищем» он называет либо верблюда, либо сидящего на нем Лга’нхи) свернете в сторону, мы будем считать вас врагами. Потому как такие вот чудовища уже нападали на нашу землю!

Ну да, придумали отмазку. Типа чудовища они боятся. Суки клепаные. Сами заварили кашу с этим поединком, а когда каша поперек горла встала, решили на нас отыграться.

— Колодец опоганен, — спокойным тоном говорит Ортай, словно бы не подозревая, кто именно опоганил колодец. — Если в Иратуге знают, что такое гостеприимство, вы принесете нам воды.

— Нет у нас воды, — злобно буркнул нагломордый ублюдок.

— Тогда мы всем расскажем, чего стоит гостеприимство в Иратуге. Имя Виксая будет опозорено в веках.

— Говорите. Мы этого не боимся!

Ну еще бы они боялись. Если все встречные колодцы также будут отравлены, до Улота мы просто не дойдем. Суки…

А что это за взглядики время от времени пробегают по моей тушке… Ба! Да это старина Накай собственной персоной. Похоже, командовать десятком приставлен… Ну кого же еще на такое свинское дело послать, кроме этой гниды. Рад небось отыграться за шутки с носом… Жалко, что я тогда с тобой так по-доброму обошелся. Надо было тебя до кондрашки довести… Надо было тебе нос, как тому слоненку, в хобот вытянуть, надо было тебе третью ягодицу вылепить… поперек двух первых, член на лоб переставить, чтобы мошонка обзор закрывала, надо было тебе, гнида…

Хм… А чего это он так вздрагивает? Или это от злобы и жажды взгляд у меня стал особенно выразительным, и он прочитал в нем все то, что я хотел бы с ним сделать? А ведь если присмотреться, то его глазенки, которыми он время от времени невольно утыкается в меня, — не столько злорадные, сколько испуганные… Так-так, а это уже интересно…

Накай стоял крайним в делегации, и я, повернувшись бочком, так, чтобы только он мог видеть, что я делаю, неторопливо залез в кисет и достал фигурку… Да-да, ту самую фигурку, с помощью которой я малость поучил его вежливости… А теперь мы ее ХОП! Не надо вздрагивать, старина Накай. Пока не надо! Это была лишь милая шутка, обычная среди друзей… Не свернул я еще шею твоему образу… Пока не свернул. А вот глянь-ка, куда я пальчиком показываю… Да-да, это называется бурдюк… Надеюсь, мы друг друга поняли?

Ортай некоторое время еще поругался с нагломордым ублюдком. Но, естественно, безрезультатно. Ортай даже апеллировал к родству Осакат с Царем Царей Улота, но в ответ лишь получил предложение передать девчонку на попечение Виксая. Ага! Щас!!

Потом переговорщики разошлись по своим отрядам. Мсой был категоричен — нечего сидеть, надо идти. Чем быстрее мы покинем пределы Иратуга, тем меньше будем мучиться от жажды. Так что мы пошли.

Правда, я отозвал Мсоя в сторону и намекнул на то, чтобы он и несколько его наиболее глазастых ребят внимательно глядели по сторонам, — вдруг случится такое чудо, и где-нибудь на обочине обнаружится бурдючок с водой.

Мсой посмотрел на меня, как… ну короче, соответственно моему имени. Но пообещал сделать. И-и-и!!! Узрите маловеры! Чудо таки свершилось! Не прошли мы и пары тысяч шагов, как на обочине внезапно обнаружился бурдючок с водой, старательно запиханный под кустик. Увы, не особо большой, литров так на пятнадцать. Пятнадцать литров на почти два десятка человек. Надеюсь, до вечера получится продержаться. Только вот не надо этих ликующих криков… А особенно не надо смотреть на меня, как на волшебника… Не надо смотреть, я сказал… Без толку, все равно смотрят.

— Да нет, не наколдовывал я воду… Слишком опасное это колдовство, сам должен понимать… Дело-то куда проще, помните эту штуку?

…Дело было поздним вечером. Воды вроде хватило, тяжестей не прибавилось, но идти было куда тяжелее, чем обычно, — ощущение опасности и неопределенности давило сильнее любого тюка. Есть вяленое мясо я запретил на правах главного санитарного врача, — от него слишком хотелось пить, так что наскоро сварили кашу на остатках воды из бурдюка Накая, благо, порыскав в окрестностях очередного изгаженного колодца, нашли второй. Отправив основной состав спать, набираться сил, мы трое опять уселись думать думу о том, как жить дальше. Лга’нхи тоже пришел на совет, но мгновенно вырубился. Словно бы это не он ехал на верблюде, а верблюд на нем. Ох, что-то не нравится мне его вид…

— Так ты заколдовал Накая?! — первым догадался Ортай, едва завидев в моих руках глиняную статуэтку. — И теперь он будет оставлять нам воду?

Ох… какие же все-таки милые и добросердечные тут люди! Им проще поверить в колдовство, чем в подлый шантаж. Вот только что мне ответить, глядя в простодушные глаза Ортая, считающего самого себя прожженной сволочью? Я ведь пока и сам толком не продумал, что будет дальше, руководствуясь больше злобой, чем разумом… Но в одном я теперь твердо уверен — Накай сломался. Сломался еще тогда, когда, упав на колени, начал просить у меня прощение. Так что крутить им теперь я могу так же свободно, как и комкать, и увечить его глиняное изображение… Только ведь и глина имеет свои пределы гибкости, и если сильно перекрутить — рвется.

— Может, и будет, а может, и нет… — глубокомысленно ответил я Ортаю. — Против воли этого… ну тот с самодовольной рожей, как у оттраханной овцы… Ну да, Кифсай… Если этот Кифсай заметит, что Накай оставляет воду, он просто прикажет убить его. Да и бурдюков у Накая, прямо скажем, не полные руки. Этот свой он оставил сегодня. Вот второй — его небось украл у кого-то из своих. А что будет завтра…

— Завтра будет плохо, — задумчиво сказал Мсой. — До самого вечера никакой воды. Очень плохое место.

Ну, слава богу, про это я в книжках читал… и даже вроде в каком-то кино видел. У нас же полно полотна! — «Вдруг» пришла мне в голову мысль. — И своего, и того, что Виксай надарил. — Надо расстелить их по камням и траве, если утром выпадет роса, они намокнут. Отожмем воду в бурдюки… пусть немного, но это лучше, чем ничего.

— Ха! — На радостях Мсой чуть не заорал в полный голос. — Как ты это здорово придумал… Только вот… Этот. — Он показал на пасущегося невдалеке верблюда. — Если демона не поить, он не взбесится?

— Демон — не твоя забота, — веско ответил я, вовремя сообразив, что выпала возможность малость укрепить свой авторитет за счет выносливости верблюда. — Я позабочусь о нем.

— А может, проще отпустить его… — предложил Ортай. — Давай натравим демона на воинов Виксая? Через три дня пути мы пойдем по долинам и, если за нами не будут присматривать, будет возможность отлучиться в сторону и набрать воды.

— А кто потащит весь груз, что на нем навьючен, и Лга’нхи? Если бы не демон, нам бы понадобилось еще десяток носильщиков, они у тебя есть?

— Да, — вынужден был согласиться со мной Ортай, который, как мне показалось, малость недолюбливал нашего верблюда. — Пусть идет.

И мы шли… Как назло, на небе ни одного облачка, не говоря уж о тучке… Желательно дождевой, чтобы прям ливень, чтобы с неба падали миллионы литров воды… Свежей прохладной воды…

Увы, кажется, из всего нашего каравана хреновей всех себя чувствуют Лга’нхи и я. У Лга’нхи воспалилась рана на ноге и начался жар. Я ведь говорил этому придурку, что не фиг выеживаться и маршировать по крепости. Надо было сразу садиться на верблюда… Такая дылда на этакой громадине — да все иратугцы бы в штаны наложили при виде его. Но нет — надо было показать понт. В результате разбередил рану, и теперь черт знает что ждать от всего этого.

А я… А я жевал горькую травку и плевал на его раны… по три раза в день. Обычно нужно было несколько бурдюков воды… а лучше пива, чтобы смыть эту жуткую горечь во рту. Мы же сейчас получали лишь по маленькой плошке за полдня. И это лишь благодаря моей придумке с полотном и росой, давшей, правда, куда меньше влаги, чем я рассчитывал (неужели Голливуд может соврать?). Потому как нового бурдючка мы так нигде и не нашли. Хотя все наши двигались, словно стая идущих по следу собак, — не отрывая носов от земли и обнюхивая каждый подозрительный холмик или куст.

«…Нужна, блин, какая-то диверсия, — соображал я, топча бесконечный камень и стараясь не думать о воде. — Нужно что-то, что напугает тех, кто прется сзади. Тогда послезавтра, если верить Ортаю и Мсою, мы сможем разжиться водой. Холодной, живительной… Не думать!»

Надо изобразить какое-то жуткое колдовство, чтобы идущие за нами предпочли скорее нарушить волю Виксая, чем связываться с такой социально-опасной личностью, как я. И тут уже одними песенками не обойдешься. Как бы ни был ужасен мой вокал, в этих условиях напугать он может только какого-то чересчур чувствительного преподавателя консерватории. А я сомневаюсь, что среди тех, кто топает за нами, таковые имеются.

Порох! Надо изобрести порох… Ага… Я ведь даже знаю все необходимые компоненты — уголь, сера, и, кажись, селитра. Угля полно в кострище, серу наковыряю в ушах, а селитра? Кажется, ее из говна добывают? Знать бы еще как…

(Предваряя беспокойство заклепочников, спешу сообщить, что Аффтырь знает, что это не Та сера.)

Или с огнем что-то… Тут нигде в окрестностях нефти не видать? Устроить огненные реки, сопровождая это пением чего-то вроде «Гори-гори ясно», и все в округе до усрачки напугаются.

Химическая атака? Где взять горох?

Или опять старый добрый «Один дома» с падением на голову роялей, вздергивающими веревочками, и колесиками под ногами? Ну будь это кино, возможно бы, все и получилось. А так…

(Увы, Аффтырь так и не удосужился посмотреть этот фильм, так что имеет представление о нем исключительно из рекламных роликов.)

Вдруг идущая впереди Линсат начала хныкать, громко подвывая. Нервы у девчонки не выдержали. Осакат пытается ее утешать, но толку мало. Местные продолжают топать вперед, им самодовольство не позволяет обращать внимание на вопли какой-то там девчонки. Разве что Ортай злобно пошипел на нее, — позорит род. А мне ее хныканье на нервы действует и уверен, не одному только мне.

— Стой! — крикнул я Мсою. — Привал будем делать.

— Зачем? — злобно поглядывая на Линсат, говорит он, будто бы не понимая.

Ну да, мне ли не знать методы местной педагогики, пнуть, двинуть, отвесить оплеуху. Помнится, когда я только сюда попал… Хрень собачья, как же раньше я про это не вспомнил, пороходел нефтеносный?!?! Так, девонька, на-ка, пожуй корешок… Он волшебный. Не так страшно станет и пить будет меньше хотеться…

— Надо, Мсоюшка, надо мне тут одно колдовство подготовить… Вон там палочки волшебные растут, чем орать, лучше помоги срезать.

И вот следующим утром…

Правду сказать, не знаю, как там в точности дело было, поскольку сам рядом не присутствовал. Один из вояк Мсоя, которого он, по моей просьбе, послал на подходящую вершину поглядеть, что происходит, вскоре догнал нас и сообщил, что, видать, колдовство сработало, потому как следовавший за нами отряд перестал двигаться и в его рядах началась какая-то суета.

Но мое воображение позволяет мне, пронзив пространство и время, в точности сказать, как все и было. И вот, следующим утром.

Только злобные вороги собрались преследовать нас… Только прошли пару сотен шагов после места нашей ночной стоянки, как вдруг перед ними предстало нечто ужасное…

Действительно ужасное. Потому что рисовал я черт знает чем — остатками глиняных красок, после очень долгого перерыва, да еще и при свете факела. Так что верблюд получился реально ужасный… Правда, я постарался добавить ему ужасностей — красные охряные глаза, огромные игольчатые зубы, как у Чужого, когти вместо копыт, короче, редкостный урод. Наш верблюд, как мне показалось, посмотрел на меня с осуждением, когда утром мы проходили мимо.

Ну да извини, верблюдик, — это не на тебя пасквиль, это врагам в устрашенье… Ну, думаю, они и устрашились, и постарались обойти камень, на котором я изобразил сие уродство, как можно дальше. Для чего им пришлось максимально прижаться к противоположной стороне тропы и даже сойти на обочину. И кто-то, да наступил на рычаг. Ловушка сработала…

Надо сказать, ловушка была на редкость убогой. Ну да извините, нормальный капкан за полдня и одну ночь не сделаешь. Особенно если работать приходится на ходу и во время редких привалов.

И особенно если поначалу вообще собирался самострел делать, внезапно вспомнив свои ранние потуги с изготовлением лука. Я даже специальную палку с рогулькой приготовил на ложе и сухое деревце срубил на лук, и даже начал приматывать лук к ложу, уперев в рогульку… А дальше понял, насколько это все бессмысленно. Так что переигрывать пришлось на ходу…

Старые запчасти были выкинуты. А двум новым деревцам пришлось пожертвовать своей жизнью во имя прогресса и кровопролития. Две палки, метра по два длиной, связаны по концам, а середка разжата, и в нее вставлен упор длиной примерно метр. Несчастная жертва моей хитрости наступает на упор, выбивает его, и с жутких хрустом челюсти капкана смыкаются, калеча ногу жертве примотанными к ним зубьями.

В теории просто? А попробуйте воплотить все это на практике, с ходу придумайте, как закрепить рычаг, чтобы, с одной стороны, он не сработал сам по себе, а с другой — сработал, когда надо. Закрепите зубья из шипов какого-то местного саксаула… Придумайте, как все это разместить на местности и замаскировать, чтобы враг попал в ловушку, а не обошел ее стороной… А сопутствующий антураж по наведению ужаса и кошмаров?

Мало того, что на капкане был вырезан магический узор «получите суки», я еще и не поскупился на один амулет из коллекции Пивасика, который подложил под капкан. Ребятки наверняка потом будут обследовать местность, найдут его и поймут, что все это не случайность, а жуткое колдовство… Думаю, это напугает их до усрачки.

Жуткий верблюд тоже понадобился для наведения страха и чтобы заставить супостатов сойти с тропы. (И еще для одной задумки.) Потому как ставить ловушку на открытом месте было бессмысленно, я сунул ее в траву возле дороги и накидал рядом веток, песка и травы, среди которых мое сооружение было не столь заметно. Тут, кстати, мне пришла в голову мысль — положить одну палочку поперек упора… Чтобы дать больше шансов нашим преследователям попасть в капкан.

Если честно, на мой взгляд, все это было шито белыми нитками. И в «Один дома», может, и сработало бы, но в реальной жизни… Правда, утешало то, что местные ничем подобным не пользовались, потому просто не обратят внимание на странные палки, тем более что жуткий верблюд будет отвлекать их внимание. По крайней мере, на Мсоя, с которым я консультировался при выборе места для капкана, и Ортая, ревниво сунувшего нос в чужое «колдовство», мое изобретение произвело весьма пугающий и, я бы даже сказал, гнетущий эффект. Вид схлопывающихся древесных челюстей заставлял их каждый раз вздрагивать и хвататься за свои амулеты. И кажется, хотя я и «заряжал» капкан с их помощью (мне было не осилить одному разжать челюсти и вставить упор), — они оба пребывали в уверенности, что срабатывает капкан благодаря волшебному узору и подложенному амулету… (Я заметил, как Ортай втихаря скопировал узор, когда думал, что я его не вижу. Плагиатор хренов.)

Все-таки чудно, как один-единственный предрассудок против убийства на расстоянии может приостановить прогресс в отдельно взятом мире. Впрочем, я где-то читал, что многие полинезийские народы, и даже такой воинственный, как маори, не знали луков. Видать, они им были без надобности — толком охотиться было не на кого. Вот и мои степняки большую часть пищи получали от скота, а охота была скорее подспорьем и развлечением… А горцы?.. — фиг их знает. Видать, как-то сразу перешли на земледелие.

Впрочем, это я отвлекся. Была у меня идея смазать «зубья» капкана каким-нибудь ядом. Чтобы сразу — Хлоп!!! А потом Брык — язык набок, и страшные конвульсии. Но, увы, самое ядовитое, что я знал в округе, был язык Осакат, вечно доставлявший мне проблемы. Еще я вспомнил версию, что средневековые лучники специально втыкали стрелы в землю, чтобы заразить врагов ботулизмом. Я, правда, в это не верил и тогда, сомневаюсь и сейчас.

Да и по фиг, не буду слишком злобствовать. Поранит ногу, уже удача и предупреждение. В случае чего, всегда можно будет сказать, что не хотел убивать. (Я еще помню кулаки Нра’тху, объяснившие мне принципы «правильного» убийства.)

Хотя, как ни странно, но ни Мсой, ни Ортай против моей ловушки не возражали. Наверное, потому, что это было колдовство. Объяви я капкан оружием — подвергся бы осуждению и порицанию. Но раз я сказал, что это колдовство, местные как должное приняли факт, что разить это колдовство будет на расстоянии. На то оно и колдовство!

Благо, я на всякий случай заранее объявил, что своим поведением Виксай нарушил Гаагскую конвенцию и Кодекс пяти добродетелей, а значит, теперь против него все средства хороши, включая массовый геноцид и выселение за сто первый километр.

День явно был удачным. Моя ловушка, кажется, сработала, по крайней мере, «замыкающий» отряд сильно от нас отстал. Во-вторых, нашелся очередной бурдючок с водой. Так что до вечера мы худо-бедно протянули.

…А дальше… В общем, мне чуть морду не набили. И наверняка бы набили, если бы я не наводил на окружающих жуть своим невероятным колдовством. А всего-то и делов — забрал у помирающих от жажды людей несколько последних плошек воды.

Но я же ее не выпил. И даже раны Лга’нхи, про которые мне, честно говоря, даже думать было страшно, насколько они воспалились, не стал промывать. (На это мы с Осакат пустили по четвертинке собственных порций.) А честно вылил в глину.

Потому как единственная найденная мной глина была слишком сухой и крошилась при попытке что-либо с ней сделать.

Я уж изгалялся, как мог. И разного мусора в нее добавлял, и болван из веток сплел. Но обмазав болван глиной, получил статуэтку верблюда не более чем сантиметров тридцать высотой. Выскребя последние крошки «краски» и разбавив ее последними каплями слюны, придал своему верблюду особо устрашающий «вампирский» вид. Вроде как не только глаза у него кровью налиты, но и морда ею обмазана.

А утром мы окончательно покинули перевал и спустились в долины. Напоследок я поставил свое жуткое творение на видном месте. Идея была в том, что даже если преследователи не испугаются его настолько, чтобы убежать, то потратят кучу времени на поиски ловушки. А поскольку ее нет, то искать они будут очень долго. А колдовство — штука такая, достаточно амулет величиной с ноготь в землю под тропой зарыть, и кранты любому, кто сверху наступит. Рванет похлеще мины, хотя эффект, может, и не сразу почувствуется. Я, по крайней мере, очень надеялся, что у горцев тоже есть подобные предрассудки.

По мере спуска воздух становился посвежее, травка зеленее, солнышко… солнышко жалило по-прежнему без всякой жалости. Но к обеду Мсой куда-то отлучился, собрав все наши бурдюки. Если бы за нами плотно шел отряд преследования, его, скорее всего, бы завернули. Но, видно, мой замысел сработал — в пределах видимости, за спиной врагов не было. Отряд Накая виднелся где-то впереди. Но их задачей было предупреждать встречные селения о нашем прибытии, портить источники воды и информировать случайных путников о том, что с нами надо обращаться как с прокаженными. Да и сложновато контролировать ситуацию затылками, на которых, как многим изучавшим анатомию людям известно, глаз нету. Так что спустя час Мсой вернулся с полными бурдюками воды.

Это было Щастье с большой буквы ЩА! Да я бы, наверное, так не радовался, даже если бы вдруг снова очутился в Москве, запертый в подсобке магазина, наедине с полными холодильниками запотевших бутылок пива. Холодная вода! Свежая! Пусть и слегка пованивающая кожей бурдюка, зато ее много! Ну пусть не так много, чтобы можно было умыться. Но вполне достаточно, чтобы напиться вволю.

А еще вволю напоить Лга’нхи, который уже перешел в стадию горячечного бреда. Рана на его ноге сильно воспалилась и начала пованивать гниющим мясом. И хотя другие раны вроде бы пока были в порядке, но при отсутствии антибиотиков вполне хватит и одного очага заражения, чтобы убить весь организм. Гангрена была смертельно опасной даже в мое время, чего уж говорить о местных, доисторических условиях?

Я жевал, как сумасшедший, и плевался почище верблюда, меняя повязку каждые два часа. А может, и чаще, солнце не слишком точный хронометр. Я допросил Ортая, Мсоя, Осакат и вообще всех на предмет их знаний по части полезных травок, наплевав на осторожность и необходимость поддерживать репутацию. Тоже без особых результатов.

В их представлении во всем были виноваты духи, а против духов травки не канают. Так что Ортай предложил устроить большое камлание с принесением в жертву верблюда… после того как мы пересечем границы Иратуга, а Мсой утешил меня словами, что «такое со всяким бывает, видно, уж ничего не поделаешь, — духи оказались сильнее», и порекомендовал надеяться на лучшее. Впрочем, пообещав подержать верблюда, когда я буду перерезать ему глотку во время жертвоприношения.

В отчаянье я даже пару раз спел «Если хочешь быть здоров» и про «Доктора Айболита» над раной. А потом, понимая, какой же это идиотизм, со стыда поперся по лугам параллельно дороге, в надежде найти какую-нибудь суперисцеляющую травку, которую я опознаю… ну, наверное, инстинктивно. Говорят, собаки и кошки во время болезни жрут траву, которая идет им на пользу, находя ее неким волшебным чутьем. Хрен их знает, я готов был на все.

Даже на… Вонял труп суслика ужасно. Было странно, почему его до сих пор никто не сожрал, зазывный аромат падальщики должны были учуять с противоположной стороны долины. И тем не менее труп валялся в траве, а под лопнувшей кожей копошились отвратительные белые черви.

А ведь еще там, в Москве, я слышал байку про то, что черви в ранах даже очень полезны, поскольку выедают гниющее мясо, оставляя здоровое… Вот только бы еще знать — те ли это черви? И можно ли их вытащить из этой мерзости и засунуть в рану Лга’нхи, не перетащив заодно и миллиарды жутких микробов?

На всякий случай выковырял несколько штук и осторожно пересадил в кожаный кисет, где раньше хранил «золото Пивасика», — те немногие золотые и серебряные вещицы, что нашлись в его «закромах». (Только не надо думать, что я выкинул свои богатства, не настолько я был в отчаянии, просто пересыпал его в кошель из-под красок.) (Блин. Теперь понятно, почему наш шаман был весь обвешан разными кисетами, туесками и сумочками, а я-то раньше думал — это часть униформы Шамана, для большей понтовитости.)

Вечером я увидел, что мой приятель совсем плох. Лоб пылал, бред почти не прекращался, его то трясло от холода, то бросало в жар. Сволочь, — он и раньше-то был не слишком хорош. Но старательно делал вид, что все в порядке. Еще бы, разве эта скотина дубовая позволит себе хотя бы тень жалобы, пока находится в сознании? Нет, она будет из себя хрен знает чего изображать, терминатора, блин, жидкокристаллического, на котором раны сами собой затягиваются, а батарейки пердячим паром заряжаются… А вот потом, потеряв сознание, начнет стонать и скрипеть зубами. У, тварь, — ненавижу!

Так что, изрядно помучившись, я решился. За время пребывания в этом мире я уже успел насмотреться на мучительные смерти от заражения, так что понимал, что просто надеяться на чудо — бессмысленно. Надо предпринимать любые, пусть даже и самые безнадежные, попытки.

Поначалу, попав сюда, я долго не мог поверить, насколько же хрупка человеческая жизнь. Знал, но поверить и смириться не мог очень долго. Ни йода, ни зеленки, ни даже просто спирта. Да тут даже мыла не было, не говоря уж про антибиотики.

Потому иногда даже сильный и крепкий воин загибался от, казалось бы, пустяковой раны, а то и царапины, в которую попадала грязь. Чуть ли треть родов заканчивалась смертью роженицы, а уж когда раны принимали такой вид, как сейчас у Лга’нхи, — это почти всегда означало смерть. Неудивительно, что все так боялись духов, проникающих через «лишние» отверстия в теле, — смерть от гангрены была мучительна, а возможности лечения не существовало. Разве что ампутация, к которой прибегали чуть ли не в ста процентах случаев, даже в двадцатом веке.

Но ампутация, даже если представить, что я смогу ее сделать (а я точно не смогу), в данном случае делу не поможет. Жить калекой Лга’нхи не станет — гордость и воспитание не позволят. Оставалось только надеяться на чудо и червей.

Хорошенько наточив нож и подготовив бинты и травки, велел накипятить воды. Кто-то пискнул, но я глянул на него таким взглядом, что он сразу заткнулся… — надеюсь не навеки, но в случае чего, готов разработать для него и других местных глухонемых язык жестов.

Что было потом, лучше вспоминать не буду. Вскрыть раздувшуюся рану, осторожно подрезав почти скрывшиеся в воспаленном мясе швы, вытащить остатки ниток, выдавить и убрать из раны хлынувший гной вперемежку с кровью, отмывать в теплой воде червяков и запихивать их в рану… Бр-р-р… Если учитывать, что все это делалось при мерцающем свете факелов, под сдерживаемые стоны и скрежет зубовный Лга’нхи и под ненужные комментарии Ортая, Мсоя и еще пары воинов, держащих пациента за руки, за ноги. Хорошо хоть, что воспитание наших девчонок, также ассистировавших при операции, заставляло их сдерживать языки в присутствии взрослых уважаемых мужиков… Иначе бы у меня точно крыша съехала.

Потом долго думал — зашивать снова рану или нет. В конце концов решил пока оставить открытой, — ведь мне еще червяков убирать, так что я запихал в рану тампон из прокипяченной в отваре целебной травки ткани и плотно замотал все это безобразие… Вся операция, не считая подготовки, заняла от силы минут сорок, но ощущения были такие, будто сутки без остановки разгружал вагоны с гнилым мясом. И тяжко, и мерзко, и беспокойно…

Никогда не чувствовал в себе пристрастия к медицине! И если бы не отчаяние, ни в жизнь бы на что-то подобное не решился. И во второй раз, даже если от этого будет зависеть моя собственная жизнь, я таким делом точно заниматься не стану. Попеть песенки, поприкидываться шаманом — вот это по мне. Слепить там чего-нибудь, нарисовать — этому я учился. А вот болячки и раны — извините, нет. Впредь, ребятушки, я исключительно шаман промышленного типа. А по части лечения и прочих там дел — ищите себе настоящего специалиста.

Утром я опять устроил бучу. «Ехать на верблюде Лга’нхи больше не может, — категорично заявил я Ортаю с Мсоем. — Потому как он лежит без сознания и свалится с этакой громадины. Да и кровь в сидячем положении будет сильнее притекать к ране, а она даже не зашита. Так что мы его понесем. Быстро делайте носилки, и чтобы без возражений». Груз? Верблюд свободен… Вместо Лга’нхи на него центнера полтора повесить можно… Что такое «центнер»? Вот только и забот у меня, что вас таким премудростям учить. Ну-ка живо за работу!

Я был на взводе и, наплевав на все условности и авторитеты, командовал и распоряжался окружающими, словно своими рабами. И пофиг. Извиняться и наводить дипломатию буду позже, сейчас главное — вытащить Лга’нхи, и если ради этого мне надо будет набить морду самому Мордую, набью без сожалений и благоговения перед авторитетом Царя Царей. А когда Лга’нхи, внезапно выйдя из небытия, заявил, что он, видите ли, не позволит себя нести, а пойдет своими ногами… — я обложил его такими словами, за которые мне, при других условиях, лучше было бы убиться самому. Не дожидаясь страшной, но справедливой мести лучшего друга.

Но нервы мои были воспалены почище, чем раны Лга’нхи, и сейчас меня несло так, как Остапу Ибрагимовичу даже не снилось, и смертным было лучше не вставать мне поперек пути, когда я в таком состоянии.

Потому идею убрать моего приятеля подальше от демона Ортай с Мсоем одобрили. Дураку (и даже дебилу) должно быть понятно, что ездить раненому человеку на демоне — не лучший выбор, проще уж в муравейник закопаться. Количество муравьев и духов будет примерно одинаковым, а вот опасность муравьи представляют меньшую — максимум обглодают тело до косточек, в то время как духи…

А вот идея тащить носилки со здоровенной тушей Лга’нхи почему-то была воспринята без всякого энтузиазма. Пришлось закачивать энтузиазм вручную, обещаниями дождя из жаб, нашествия саранчи, превращения всей окрестной воды в кровь и исполнения моих личных трактовок репертуара группы «Руки вверх». Я даже наорал-навыл что-то типа «Ай-яй-яй девчонка…», в результате чего на солнышко набежала какая-то тучка, в траве примолкли кузнечики, и в возникшей тишине стало слышно, как где-то далеко в горах предвестником ужасной смерти тоскливо завыл шакал. Публика сочла мои доводы убедительными и больше не осмеливалась возражать. Носилки сделали, и мы наконец-то снова двинулись в путь.

Ух… Дошли! Всего-то пара дней топанья по долинам, и вот за этим ручьем начинаются земли Улота. Воды хватало благодаря вылазкам Мсоя. Хватало настолько, что последний бурдючок, что оставил Накай, я отдал верблюду. Хлебай, парень, заслужил! Да и Лга’нхи ты нравишься. А поскольку он (тьфу-тьфу-тьфу), кажется, идет на поправку (ну, по крайней мере, ему точно не стало хуже за последние пару дней), ты будешь его верным скакуном до окончательного заживления ноги. Потому как тащить себя дальше эта сволочь не позволит. Как только у него появится достаточно сил, чтобы слезть с носилок, будет пытаться ползти сам. Увы, такое тут воспитание, что загнанные лошади пристреливают себя сами.

— Значит, говоришь, Мсой, вон за тем ручьем эти сучьи потрохи напасть на нас не посмеют?.. Уверен?.. Пролить кровь на чужой земле — дать повод к войне с Улотом, а на это Виксай не решится?.. Тогда давай те бурдюки, что подобрали по дороге… Как это зачем? Вернем хозяевам. А то будут потом врать, что мы их у них украли.

Мсой в некотором недоумении собрал чужие бурдюки и передал мне. В краже у врага он ничего дурного не видел, скорее уж это доблесть. А то, что Иратуг после всего произошедшего точно враг на многие-многие годы, можно было не сомневаться. Нарушение законов гостеприимства — это не то, что можно простить. В данном обществе гостеприимство — один из краеугольных столпов взаимоотношения между людьми, коли уж ты кого принял в гости, но хоть сам подохни, а гостя защити от опасности. А уж напасть на гостя самому… Даже степняки во время осенних ярмарок свято соблюдали этот принцип. Что уж говорить о горцах, активно торгующих друг с другом.

Законов тут не так много. Особенно, так сказать, международных. И создает их не кучка вороватых политиков, а сама жизнь, столетиями прописывая каждую букву, каждую запятую, — кровью, потом и человеческими жизнями. Пренебречь законом означало погрузить мир в хаос… В первую очередь свой мир. И расплата за это пренебрежение будет неотвратима и ужасна.

И понимание этого ясно написано на рожах провожающих нас вояк. Они небось надеялись, что мы сдохнем в пути, ан, хренушки. Теперь терзаются мыслями о том, что мы расскажем в Большом Мире про их делишки.

Ну так я вам терзаний добавлю.

— Здравствуй, дорогой дружище Кифсай. — Дождавшись, когда все наши люди окажутся уже в Улоте, я, радостно улыбаясь, пошел навстречу предводителю столпившегося возле дороги перед пограничным ручьем отряда.

Кифсай растерянно посмотрел на меня. Он ждал от меня чего угодно — проклятий, угроз, оскорблений, только не такого искреннего расположения. (Какой же все-таки юный и неиспорченный еще тут мир.)

— Вот. Хочу вернуть вам ваши бурдюки. Больше они нам не понадобятся.

Он удивленно уставился на связку пустых бурдюков у меня в руках. Наверняка они уже давно заметили, что стала пропадать тара. Но вот объяснить, как она оказались у меня…

— Как? Почему? — залопотал Кифсай, испуганно и подозрительно оглядывая своих людей, видимо, ища предателя. К счастью, я подгадал момент, когда Накай оказался прямо у него за спиной, и тот не смог прочесть на его физиономии все те, проявившиеся при виде бурдюков чувства. Кажется, Накай решил, что я собираюсь его заложить.

— «Не ссы», — сказал мой выразительный взгляд. И я продолжил: — …Ты про что? Про это? — Я невинно ткнул пальчиком в связку бурдюков.

— Да! — рявкнул Кифсай. — Кто из моих людей оставлял вам воду?

— Глупый сын хромой козы… — ласково пропел я в ответ. — Или ты забыл, с кем разговариваешь? Я Великий и Ужасный Шаман Дебил — Гроза и Повелитель Духов и Демонов. Неужели ты думаешь, что мне нужен кто-то из твоих людей, чтобы добыть воду? Я просто посылал своего приятеля. — Тут я осторожно похлопал стоящего рядом верблюда по боку, и он уставился на наших врагов своими пофигистическими глазами, насмешливо кривя пасть.

А я, чувствуя его моральную поддержку и распирающую себя злобу, продолжал радостно вещать:

— Каждую ночь я превращал верблюда в мышь и посылал в ваш лагерь, чтобы он приносил нам вашу воду… А потом мы пили ее и смеялись над тобой и Виксаем.

— А теперь слушайте меня все! — Голос мой, натренированный за последние месяцы постоянным пением и закаленный горечью лечебной травы, резко возвысился и загремел. — Виксай нарушил законы Гостеприимства. Виксай нарушил кодекс Пяти Добродетелей, которым хвастался перед нами. И теперь… — Тут я счел нужным прекратить орать и перешел на драматический, шипящий шепот. — Теперь помни ты, Кифсай, и передай своему царю Виксаю и тому, кто вел задний отряд. Не сегодня, но, может быть, уже завтра. Может быть, в следующую большую луну… или зимой… хотя, возможно, и следующим летом, или через два лета… Но в любой из дней года, начиная с послезавтрашнего, в какую-то ночь, из-под вашего тюфяка вылезет мышь… Маленькая незаметная мышь, какие во множестве бегают по полям и живут в домах. Только эта мышь, что вылезет из-под вашего тюфяка, будет непростая, она превратится в демона-верблюда и перегрызет вам горло, пока вы спите. Перегрызет горло и утащит в преисподнюю, где вы станете рабами этого и других демонов.

И пока все достойные воины, не нарушавшие кодекса, будут пировать и охотиться, вы будете в холоде и голоде таскать навоз за демонами и ткать шерсть вместе с женщинами… А потом демоны будут употреблять вас, как женщин, — добавил я, глядя на испуганно вытянувшуюся рожу Кифсая. (Мстить так мстить.)

А теперь проваливайте отсюда все! — снова внезапно рявкнул я, и матерые воины вздрогнули. — Проваливайте, но помните доброту шамана Дебила, Великого Вождя Лга’нхи и Царя Царей Мордуя. Я бы мог послать своего верблюда к каждому воину и каждому жителю Иратуга. Я бы мог послать его сожрать ваших жен и детей, вытоптать поля и загадить воду. Но я вас прощаю. На первый раз. Вы выполняли приказ своего Царя Царей, и это хорошо, потому что это долг воина и подданного.

Но вы выполняли плохой приказ, и это плохо. Очень плохо. Потому как нарушая Законы, вы навлекаете на свою землю многие беды.

Даже духи и демоны повинуются Законам. Но только до тех пор, пока сами люди не начинают их нарушать. Нарушил Закон — снял оковы с демона, которые не позволяли ему вцепиться тебе в глотку. Помните это!

Но вам повезло. Очень повезло! Среди тех, против кого вы ополчились, был Великий Шаман Дебил. Я не позволил случиться страшному. Никто в нашем отряде не умер на вашей земле. Так что пока вы прощены.

Но чтобы подобного не случалось впредь, я освобождаю вас и всех других иратугцев от обязанности подчиняться приказам Виксая. Так что, если он снова велит вам делать что-то против Законов и Кодекса, лучше убейте его… или себя.

Вот так вот, дорогие детишки. Если бы деньги были тут в ходу, я бы все свои сбережения вложил в производство мышеловок. Потому как что-то подсказывает мне, что вскоре этот товар будет сильно востребован. А еще можно наладить фармакологический бизнес, в смысле — снотворное продавать. Ведь я сильно надеюсь, что отныне Кифсай, Виксай и та, неизвестная мне сволочь, что вела второй отряд, забудут, что такое сон. Когда каждый раз, ложась на тюфяки закрывая глазки, ожидаешь прибытие страшного демона, который утащит тебя в преисподнюю… — тут уж не до сладких снов.

…Ну и напоследок, маленькая политическая бомбочка под Виксая и его спокойный сон. Я «разрешил» воинам и остальным жителям больше не повиноваться его приказам. Прислушаются ли воины к «разрешению» или нет, не так и важно. Важно, что Кифсай обязательно донесет об этом своему патрону. А это значит… — тук-тук… Кто там? Это я, твоя подружка паранойя, пришла нашептать тебе приятные мыслишки и рассказать про страшные заговоры.

Если все пойдет по плану, Виксаю кранты. Он сам доведет своих людей до того, что они его прикончат раньше посланного мной верблюдомыша. Так что мне остается только проводить притихший и испуганный отряд доброй улыбочкой и нежным взглядом. Хотя… Ах да, Накай. Не ушел со всеми, а стоит и смотрит на меня глазами побитой собаки.

— Ты все сделал правильно, Накай, — обратился я к нему негромко, чтобы никто другой нас не услышал. — Ты спас Иратуг от моей мести и нашествия демонов. И пусть об этом никто никогда не узнает, ты настоящий герой, который спас свое царство. На вот, забери. — Я достал из туеска его изображение и вложил в дрожащие ладони. — Во время полной луны, положи его левой… запомни — левой рукой в бегущую воду. А когда будешь идти назад, держи большой палец правой руки засунутым в левую ноздрю… только не перепутай, — правый палец — левая ноздря. А левый указательный палец засунь в правое ухо. Внимательно считай шаги, на каждый двадцать первый шаг приседай и говори: «Ку». Когда вода размоет фигурку, колдовство закончится!

Нет, я над ним не издевался. Ну почти не издевался. Просто передай я ему статуэтку и скажи: «Делай что хочешь», он с ума сойдет, думая, что с ней делать, чтобы не навредить себе еще больше. А так, преодолев множество трудностей и тщательно выполнив колдовские инструкции, мужик будет жить в полной уверенности, что ничья злая воля более над ним не властна. Да еще и сознавая себя героем!

Но… Блин! (Проклятый Голливуд.) Я не удержался и, благожелательно похлопав Накая по плечу, сделал вид, что снял волосок с его рубахи. Спрятал его в кисет и сказал:

— Я рад Накай, что мы с тобой такие большие друзья. И помни, если мне понадобится что-то в Иратуге, ты будешь первым, к кому я приду за помощью… или пришлю человека узнать новости. Если кто-то придет в твой дом и скажет: «Это вы продае… в смысле, обмениваете славянс… славный сундук?» — знай, что это от меня. Прими его, как принял бы меня, и расскажи все, что он захочет узнать.

Глава 15

— Так кто же ты такой, шаман Дебил?

Вопросики, блин… Душа, истерично визжа, устремилась к пяткам, комок подскочил к горлу и отвесил смачный пинок чуток пониже кадыка, а желудок вдруг захотел поиграть в ежика и свернулся в клубок… иголками внутрь.

Дедушка Леокай, любимый дедушка нашей боевой подруги и названой сестры Осакат. Почему-то каждый раз, когда я слышал про этого «дедушку», мне представлялся этакий рекламный Санта-Клаус. Не Дед Мороз, который все-таки в молодости был грозным языческим божеством, а этакое рафинированное исчадие рекламной доброты и благодушия, порожденное неистребимой любовью к денежным знакам, вырученным за жидкость для чистки унитазов. (Ежели кто не догадывается, это я в кока-колкин огород камешком швырнулся.) Суровая реальность раздавила этот образ, как многотонный асфальтовый каток хрустальную рюмочку.

Очень скоро я понял, почему нас послали сюда за помощью, а Виксай ни за что не стал бы связываться с Улотом. Да, думаю, вообще мало кто стал бы связываться с этим царством. Потому как это реально было царство, а то и вообще, — доисторическая империя.

Крепости-«столицы» Олидики и Иратуга были не больше самого захудалого поселка, что встретился на нашем пути, пока мы топали до места жительства «доброго дедушки». А поселков этих тут было множество. Улот, в отличие от двух других царств, располагался в плодородных долинах, и все они были либо вспаханы и засеяны, либо служили выпасами для бесконечных стад овцекоз и даже чего-то вроде коров. А людей… — в кои-то веки я вспомнил слово «толпа», а разок даже и «пробка», когда нам пришлось ждать своей очереди для пересечения реки по мосту.

Мои важные и крутые «дипломаты» как-то сразу резко притихли, своим поведением напоминая безнадежных провинциалов, впервые оказавшихся в Столице. В присутствии местных они вроде как становились даже меньше ростом, зато потом, оставшись наедине, бахвалились перед друг дружкой, корча этаких знатоков и корифеев.

Да что и говорить, даже я — коренной москвич, с кровью предков впитавший в себя чувство превосходства над всей остальной, существующей за — МКАДом Вселенной, и то подчас путался и робел при виде многолюдности и «цивилизованности» Улота. Хотя даже это нисколько не портило моего веселого расположения духа, вызванного расставанием с Иратугом, восторгом от удачно подложенной врагам свиньи и тем, что Лга’нхи начал поправляться.

Наверное, все-таки черви сработали… или мое хирургическое вмешательство. Или иммунитет самого больного, сумевшего перебороть даже мое хирургическое вмешательство… Но рана перестала выделять гной и пусть медленно, зато верно начала затягиваться, а сам больной — набираться сил.

И как я и предсказывал, стоило ему прожить день, ни разу не потеряв сознание, он потребовал, чтобы ему позволили идти самому. А вернее, очередным утром отказался ложиться на носилки. Я забрызгал ему все ухо ядовитой от ненависти слюной, предвещая жуткие последствия подобного идиотства и страшные кары, которые постигнут самодовольного барана на том и этом свете, если он посмеет испортить мое гениальное лечение. (А то что оно было гениальным, признали даже Ортай и Мсой. На их памяти, с такими воспалившимися ранами никто еще не выживал.) Но дубина уперся и ни в какую не соглашался хоть немного побыть беспомощным. (Наверное, боялся, что я подсижу его на кресле Вождя, тупица.) Так что наш верблюд снова обрел всадника, на радость и потеху местной публике, с любопытством, к которому, однако, примешивалась и некоторая доля опаски, разглядывавшей эту двухголовую самодвижущуюся гору мяса, шерсти и костей.

И нам пришлось привыкать к этому разглядыванию, потому как «в гости к дедушке» мы шли довольно долго. Не потому, что медленно, а потому, что Улот был большим царством. За это время мы перевалили через три горных перевала, переправились через парочку полноводных рек и бесчисленное количество ручьев и речушек. Почти четверо суток шли по лесу, к немалому беспокойству Лга’нхи, привыкшему за свою жизнь обозревать пространство вокруг себя от горизонта до горизонта. И наконец пришли.

К озеру, не маленькому, прямо скажем — противоположного берега не было видно. Зато где-то метрах в ста от берега виднелся остров, а к нему вела система отсыпанных дамб и мостов. А на острове раскинулся город. Повторяю — Город! Настоящий! С улицами, центральной площадью, а кое-где даже с двухэтажными домами. Вот это я вам скажу была настоящая круть — не чета лачугам и сараеобразным «дворцам». Цивилизация!

Внучку любящий дедушка принял только на третий день после нашего прибытия во дворец. До этого мы «вылеживались» в каком-то вполне себе комфортабельном сарае, размерами, наверное, только самую малость поменьше, чем дворец Мордуя. Тут даже что-то вроде купальни было, не говоря уж о множестве помещений под склады и прочую чепуху… В общем, расположились вполне себе неплохо… после того, как сумели убедить гостеприимных хозяев, что мы не «понаехавшее» из провинции жулье, а реально дипломаты и даже отчасти родственники.

Судя по ухмылкам местного дворецкого, мама Осакат явно не была самой любимой доченькой Царя Царей Леокая, а скорее уж — едва узнаваемое в лицо шестнадцатое порождение двадцать седьмой наложницы, отданное за брата варварского царька с целью укрепления дипломатических связей.

Впрочем, сам Царь Царей ничем эти мои подозрения не подкрепил, приняв Осакат подчеркнуто ласково и любезно, как и подобает доброму дедушке. Так же ласково и любезно он обошелся и с ее сопровождающими. Вот только…

Санта-Клаус? Дедушка Мороз? А Чингисхана, Тамерлана и товарища Сталина в одном лице не хотите? Одно отличие от всех трех персонажей — блондин. А в остальном…

Как глянул на меня этот «добрый дедушка» первый раз, так будто лучом лазерного прицела по глазам полоснуло, а сердце сразу в пятки ушло. Если Мордуй был мудрец, торгаш и политик, а Виксай — воин, охотник и дурак, то дедушка Леокай был… статистиком… Ну таким, знаете ли, деятелем, что размышлять над допустимостью слезы ребенка не станет, а спокойно взвесит все «за» и «против», сведет дебет с кредитом… и пустит в расход эшелон с младенцами, если посчитает, что это существенно увеличит яйценоскость кур в его царстве. Что, в свою очередь, позволит совершить прорыв в экономике и облагодетельствовать всех оставшихся младенцев на сотни лет вперед. И личные пристрастия, чувства и сомнения в принятии решения никакой роли играть не будут. Если для родины надо послать своего сына на смерть — пошлет. Дочкой поторговать — поторгует, любимую кошку живьем через мясорубки пропустить? — пропустит и даже не поморщится от ее воплей. А вы мне тут про Санта-Клауса твердите.

После официального представления собственно и началась дипломатическая работа. То нас зазывали на общее пиршество, то удостаивали Ортая и Осакат отдельной беседы, то подсылали сановников для «дружеской» болтовни.

На нас с Лга’нхи пока вроде особого внимания не обращали. Даже несмотря на верблюда и наш экзотический вид. Да, приняли во дворце, сажали на пирах на почетные места, подарками, ясное дело, одарили, и весьма неплохими. Но в остальном — вроде как к конюхам или даже лошадям важной персоны относились. Прилагательное к послу. Надо оказать видимость уважения, но пусть знают свое место…

Только вот я в это пренебрежение не очень-то верил. Потому как и взгляды на пирах да приемах на себе ловил заинтересованные. И из расспросов Осакат выходило, что дедушка Леокай сильно нами интересуется. И даже Мсоя как-то раз удалось навести на правильный разговор, в котором он признался, что его новые друзья (а он, выполнив свои обязанности «доставщика» дипломатической миссии, активно зависал с местными вояками, среди которых, оказывается, у него было немало приятелей) частенько выспрашивали его про подвиги Степного Вождя и его подозрительного Шамана.

Ну а последняя капелька капнула, когда во время одной пирушки меня старательно «укушали» вусмерть, а потом я услышал речь на знакомом языке… Таком знакомом, но абсолютно непонятном языке верблюжатников… Сначала она звучала где-то в отдалении, потом какой-то тип обратился непосредственно ко мне. Хорошо, что «по-верблюжачьи» я знал только «ололо» (или как-то так), что означало верблюда. Так что сделать глубокомысленно тупые глаза и изобразить непонимание проблемы не возникло. Надеюсь, мне поверили.

И вот наконец-то я удостоился личной аудиенции. Лга’нхи, сволочь такая, все еще считался больным, хотя уже вовсю ковылял на пораненной ноге по нашему сараю и неловко скакал во дворе, упражняясь с копьем.

Может, потому, а может, и по каким-то другим соображениям, но на ковер первым вызвали меня.

— Так кто же ты такой, шаман Дебил? — спросил меня дедушка, глядя… ну, наверное, так аппарат для уничтожения бумаги смотрел бы на очередной робко трепещущий на офисном сквозняке листочек бумаги, случайно забытый рассеянным клерком на столе…

Вопросики, блин… Душа, истерично визжа, устремилась к пяткам, комок подскочил к горлу и отвесил смачный пинок чуток пониже кадыка, а желудок вдруг захотел поиграть в ежика и свернулся в клубок… иголками вовнутрь. И ничего умнее, чем ответить: «Шаман я», в голову мне не пришло. Дедушка понимающе усмехнулся.

Да уж, до сей поры я уже почти привык чувствовать себя этаким Остапом Бендером, путешествующим по провинции и впаривающим наивным лопухам истории про «Союз Меча и Орала», «Всемирный Шахматный Конгресс» и «детей лейтенанта Шмидта». А тут — будто притащили на конференцию в Тегеран, поставили пред очи тройки ведущих политических лидеров современности и спросили так ласково: «Что? Правда турецкоподданный?» Тут, думаю, даже сам товарищ Бендер в штаны бы навалил, а уж чего про меня говорить?

Оказалось, что дедушке есть что говорить… про меня. Он кратко и внятно изложил все странности и необычности моей личности. Начиная от неясного происхождения (болтушка Осакат небось все у Лга’нхи выспросила и деду настучала), непрестижного имени, преступно черных, как у верблюжатника, волос, и заканчивая моей удивительной Миссией и необычайными познаниями в колдовстве. После чего потянулась вопросительная пауза, а в глазах моего собеседника закачались весы, на чашах которых было написано: «Использовать и убить» и «Убить сразу». Веселенькая ситуация!

Но ты, дедушка Леокай, не того… Не улетай в сладкие мечты о том, что размазал меня в кисель. — Мысленно бодрился я, накачивая себя мужеством и дерзостью. — Я ведь больше не тот сопливый, дрожащий от страха горожанин, внезапно оказавшийся черт знает где и готовый на что угодно, лишь бы выжить. Я за эти годы прошел немалый путь. Я был полным убожеством, но смог завоевать уважение и вес в глазах сильных мира сего. Даже сам Царь Царей Улота удостаивает меня личной беседы… — Набрав подобными уговорами достаточный уровень наглости и зачем-то потрогав пришитые к моему воинскому поясу скальпы, я глянул в глаза Крутому Дедушке и, нагло цыкнув зубом, спросил: «И че?»

— Какие, блин, проблемы-то, гражданин начальник? Имя вам мое не нравится? Происхождение неясно? Цвет волос отталкивает? Познания смущают? В миссию не верите? Так это все ваши проблемы! Если есть че конкретно предъявить — дымящийся ствол, отпечатки пальцев, показания свидетелей, зовите прокурора, судью и палача. А ежели нет… то, как говорится, и суда нет. Презумпцию невиновности, которую вы небось еще даже и не выдумали, пока никто не отменял! — говорили мои глаза. (…Как мне хотелось бы думать.)

…Дедушка усмехнулся снова. Хлопнул в ладоши и велел тащить пиво и закусь, намекая, что беседа будет долгой.

— Убить тебя не проблема… — ласково сказал мне дедушка Леокай, глядя, как сытый лев на подброшенного в его клетку кролика. — И то, что Осакат вам названая родня, ни даже Закон, мне нисколечки не помешают. Убить ведь можно не только явно. Человек ведь может в воду упасть и утонуть. Съесть что-нибудь не то… В жизни-то всякое бывает. Никто даже и не подумает, что это по моему приказу… — Дедушка опять пальнул в меня из своей глазной двустволки, видимо, оценивая, насколько его чудовищный цинизм потряс воображение примитивного дикаря. Обломись, старче, такой фигней меня не проймешь, я об этом уже в том возрасте знал, когда ты еще в дедморозов и добрых фей верил.

Однако дедушка, убедившись, что я не впал в ступор и не поседел от ужаса от этакого попрания Основ, разочарования не показал и даже вроде как довольно кивнул.

— В то, что ты из Этих, я не верю, — продолжил он. — …Больше не верю. Даже то, что вы привели это животное, и то, что ты на Них похож, меня не убедило. И тут важно даже не то, что ты их языка не знаешь… — ты другой. Сидишь по-другому, ходишь, руками двигаешь. (Ишь ты, наблюдательный какой старикан.) Можно назваться другим именем, можно даже начать говорить на другом языке, но некоторые привычки поменять нельзя!

Вполне может быть, что ты и родился в Том народе, — продолжил Леокай после недолгой паузы, во время которой он сверлил меня своим взглядом, оценивая реакцию на свои слова, — а вдруг у меня нервы не выдержат, и я как та, рожающая радистка, на верблюжачьем заверещу, а потом каменным зубилом, прямо тут, на стене покоев Царя Царей, начну выдалбливать признательные показания. — …Но, скорее всего, был потерян еще мальчишкой, — как ни в чем не бывало продолжил дедушка Леокай, не услышав моего верещания и стука зубила. — Тебя вырастили степные племена. И хотя душа твоя темна и закрыта, измены в тебе я не чувствую. Мне ты не друг, но своего Вождя и мою внучку, никогда не предашь! Это уже хорошо…

— И чем же это так хорошо, о мудрейший Царь Царей Леокай? (После того как мне сказали, что убивать меня не будут, я позволил себе расслабиться и даже подпустить в голос немного насмешки.)

— Это хорошо тем, что, если бы в твоей душе было место измене, я бы убил тебя сразу! — еще ласковее ответил мне Леокай и глянул так, что я, даже сидя на полу, умудрился вытянуться по стойке «смирно».

— Но ты продолжаешь быть странным, — продолжил добрый дедушка, с удовольствием пронаблюдав мою реакцию. — Странным и непонятным. Многие вещи ты делаешь и понимаешь не как степняк или житель горных царств… И не как простой человек… — то ли ты очень мудр, то ли…

А еще, говорят, ты умеешь творить настоящие чудеса. Многие шаманы говорят, что могут творить чудеса. Многие глупые шаманы… Умные шаманы предпочитают жить по возможности тихо, потому как от болтунов люди начинают требовать чуда и обижаются, когда не получают его. После чего шаманам приходится плохо.

Леокай опять стрельнул в меня глазом, дабы удостовериться, что я постиг все глубины его мудрости. Расслабься, дедушка. Все твои мудрости в моем мире называют банальностями… Что, впрочем, не мешает нам идти тропинками глупости.

— Я много думал над тем, что мне рассказали о твоих делах, — хитро поглядывая на меня, подошел к завершению своих рассуждений Царь Царей. — Но так и не смог понять, то ли ты и впрямь великий Шаман, повелевающий духами и демонами, то ли до безумия дерзкий плут, то ли и впрямь дебил!

Вот так вот… А вы, дедушка, сами-то не из попаданцев будете? Уж больно высокий у вас уровень политической культуры — сиречь цинизма и хитрожопости.

Я бы мог сказать — запустили козла в огород… Вернее, двух козлов и козу.

Но, ясное дело, не скажу, хотя среди горских ребят козел — животное весьма почтенное и сравнением с ним обидеть нельзя. Местные овцекозлы — животины крупные, ловкие и отчаянно смелые. Лазят по таким скалам, куда не всякий современный мне альпинист с кучей «космического» оборудования посмеет сунуться, и, по рассказам очевидцев, в одиночку отгоняют шакалов от своих самок с козлятами и вроде даже не боятся противостоять мохнатым тиграм, якобы тоже забредающим время от времени в горы. (Хотя насчет тигров я сомневаюсь — они овцебыков на раз-два рвут, где уж тут козлам…) Потому-то козлы тут пользуются вполне заслуженным уважением, и обидеть сравнением с ними нельзя, особенно учитывая легенды о сексуальной мощи этих зверушек.

Впрочем, я-то парнишка московский. И слова «козел» и «коза», даже произнесенные на ином языке и обозначающие не совсем то животное, один хрен вызывают те еще ассоциации.

Так что никаких козлов и никакого огорода. Да и сравнивать сокровищницу Царя Царей Леокая с каким-то там огородом — это просто оскорбительно.

Лга’нхи было хорошо — он сразу поковылял к оружию. Осакат, ведомая каким-то чисто женским инстинктом, ломанула к украшениям и тканям, а я застыл в растерянности — глаза разбегались, хотелось запустить руки в каждый сундучок, обшарить каждую полочку и исследовать любую непонятную вещицу. Увы, на это ушел бы ни один день, а время было довольно ограниченно.

К счастью, с нами был и сам Леокай. Добрый дедушка спас меня от разрыва в клочья, под воздействием жадности, вступившей в реакцию с любопытством, одним лишь своим присутствием. Но опять же, не сразу. Видно, это было еще одним тестом из арсенала его хитрожопости — понаблюдать за реакцией человека, попавшего в эту реально сокровищницу.

Полагаю, даже в современном мне мире она сошла бы за таковую, и не только в качестве чулана музейных экспонатов. Ну да, — сотни копий, кинжалов, мечей, топоров, панцирей, шлемов и прочего оружия, — были бы не более чем экзотическим приветом из прошлого. Но вот золото и драгоценные камни — это универсальная валюта на все времена. И тут этого добра хватало и в качестве украшения застольной утвари, одежды и того же оружия, и самого по себе. В одном сундучке я заметил хранящиеся там слитки золота. Хотя в другом, правда, гораздо большем, складировались слитки бронзы, тоже представлявшей в местных условиях немалую (а может, и большую, чем золото) ценность. Тут же хранились и слитки меди и олова. А одну из чаш, этак полуведерного объема, в которую Леокай услужливо посветил факелом, заполняли чарующе сияющие в отблесках огня камушки. Я в камнях не особо разбираюсь, но то, что это были не булыжники, определил без труда. Думаю, в моем мире эти полведерка потянули бы на многие годы более чем беспечной жизни. Так что даже грабителю из современного мне мира было бы чего тут пограбить, а для местных — это вообще пещера Али-Бабы, Форт-Нокс и Алмазный фонд в одном флаконе. Даже у меня, при виде всех этих богатств, все мысли мгновенно вылетели из головы и полезли шариться по полкам, сундукам и кувшинам. Что уж говорить о местных ребятах, которые таких сокровищниц не видели даже по телевизору? Да, тут душа обнажается сразу, и все тайные мыслишки выползают на стеклышко микроскопа, в который пялится хитромудрый глаз дедушки Леокая.

Тем удивительнее мне было, что вход в эту пещеру Али-Бабы охранялся лишь единственным стражником, стоящим перед дверью без всякого замка (похоже, их тут еще не придумали), «запечатанный» печаткой-перстнем Леокая. Шо называется, приходи кто хочешь, бери что хочешь… По мне, так каждый, побывавший здесь хоть раз, обязательно захочет вернуться и втихаря набить карманы, и ни страж, ни веревочка, пропущенная между скобок на двери и косяке и скрепленная комком воска, преградой жадности не станут. Может, я чего-то не понимал в менталитете местных, а может, Леокай был не так прост, и сокровищница была набита тайными ловушками… Кто знает?

Дав нам поглазеть и потискать сокровища минут десять-пятнадцать, дедушка Леокай наконец соблаговолил вернуть нас из волшебного сна в суровую реальность и велел следовать за собой.

Оценить, насколько крута вещь, ради которой мы пришли сюда, можно было хотя бы по тому, что, в отличие от сундуков с золотом, бронзой и каменьями, она хранилась в отдельной запечатанной еще одной печатью Царя Царей комнатушке, где-то в самом дальнем углу сокровищницы.

Судя по слою пыли, открывали сей «спецфонд» нечасто. Стоило нам войти, как огромные клубы ее взмыли в воздух, заставив нас всех расчихаться. Но когда в тусклом свете факела мелькнул знакомый блеск, я понял, что оно того стоило. Потому что это было… Впрочем, лучше не забегать вперед, а вернуться на пару дней назад, к тому времени, когда принесенное нам с Леокаем пиво еще не было допито…

Вот так вот… А вы, дедушка, сами-то не из попаданцев будете? Уж больно высокий у вас уровень политической культуры, сиречь цинизма и хитрожопости, — мелькнуло у меня в голове. Захотелось даже рявкнуть: «Колись, сука», на родном русском, или что-то похожее, на почти повсеместно известном в моем мире английском, которого я, впрочем, все равно не знал.

Но вот не тянул Леокай на попаданца. Чуть раскосые, такие же, как у Лга’нхи, но чем-то неуловимо отличающиеся от моих, глаза и светлосоломенная шевелюра. Достаточно редкое сочетание в моем мире, и почти норма у местных. Можно сменить имя, научиться говорить на другом языке… даже привычки тела можно изменить, чтобы там не думал себе Леокай. Но вот такие глаза не подделаешь. Так что никаких выкриков с места на иностранных языках, потом замучаюсь объясняться, что это было.

— Ну тут ведь это… в смысле. Я ведь не того… — не вынеся пристального взгляда дедушки, я начал бормотать первое попавшееся, что пришло мне на ум. — Я ведь так — иду себе, никого не трогаю. Прохожий я!

Шо называется — «Упс», кажется, сказал что-то умное. Дедушка не стал задавать новых вопросов, а о чем-то задумался, и очень надолго. А я прильнул к пиву, не желая прерывать его глубокомысленного молчания, заодно пытаясь сообразить, чего же я сказал? Собственно говоря, я тут и правда чужак-странник, абсолютно новая концепция для этого мира. Пришел, набедокурил и слинял до того, как начали бить. Не нужно поддерживать репутацию, не нужно заботиться о долгах и обязанностях. Слово «проходимец» — не мое изобретение. Им мудрый народ отметил таких вот, как я.

— Вот, значит, как… — прервал свое мудрое молчание дедушка этими, не менее мудрыми словами. — Прохожий… «прохожий». — Он покатал это слово на языке. — Наверное, ты всегда был прохожим. Даже у степняков. Иначе бы не выжил, когда погибло все племя.

(…М-да, умеет дедушка сказать обидное. Но ведь подметил точно.)

— Ты интересный человек, — хитро глянул на меня, словно бы я был алмазом в руках дикаря, готового обменять его на связку стеклянных бус… или этаким экзотическим павлином, которого велено подать к царскому столу, решив предварительно вопрос, в каком виде он наиболее вкусен. И, ясное дело, мне это очень не понравилось. — Расскажи-ка мне про Иратуг, — продолжил он, вдруг резко меняя тему.

Я рассказал. Чай, не в первый раз. Мы тут на каждом углу кричали, какая кака этот Иратуг, и особенно его убогое поросячество царек царьков Виксай. Как они там, извращенцы этакие, публично срут на Законы Гостеприимства и Кодексом пяти Добродетелей подтираются. Варят к тому же поганое пиво, а женщины у них сплошь усатые и плоскогрудые. А еще… В подобных рассказах я достиг такого совершенства, что как-то раз, на пиру, чуть не собрал армию добровольцев, готовых немедленно идти бить морды всем иратугцам, начиная с Виксая и заканчивая последним пастухом. Правда, наутро, когда был намечен сбор войск, под мои знамена никто не встал… включая меня, валявшегося в тот момент с жутким похмельем.

Леокай терпеливо выслушал мою официально-художественную версию, потом начал задавать вопросы, да такие правильные и точные, что как я ни изворачивался, а как-то вот вдруг взял, да и рассказал ему правду… ну ясное дело, малость приврав. Потому как признаваться, что я такое убожество, что не могу даже какого-то там Накая заколдовать, имея в руках его подробное изображение, было совсем уж не с руки.

Не знаю, поверил ли Царь Царей в последние бастионы моего шаманского авторитета или нет, но вот насчет моей угрозы верблюдомышем и особенно «разрешения» не повиноваться приказам Виксая, — допрашивал на удивление подробно. Я даже, устав отвечать, осмелился гневно возопить: «Откуда ему вообще про это известно?» Дедушка Леокай не стал возить меня мордой по столу, с целью поддержания своего авторитета, а просто равнодушно сослался на Ортая, который, по словам дедушки, «…Сам ничего не понял». — «А ты хоть понял, что сказал?» — Опять стрельнул в меня дедушка своими лазерными очами.

И тут я вдруг понял. Вот оно! Вот то мгновение, когда решается моя судьба. Ни когда я в одиночку бродил по степи, попав сюда. Ни когда дрался с Пивасиком или, схлопотав по яйцам, наблюдал приближение кинжала к своей шее, ни в любые другие моменты битв, драк и опасностей, я не был так близко к смерти, как сейчас, мирно болтая с добрым дедушкой за кружкой пива. А еще я понял, что соврать не удастся. Я тут ему весь вечер пытаюсь лапши на уши навешать, а она слетает с них, как с тефлоновой сковородки, и падает раскаленная мне же за шиворот. Так что, недолго подумав, я честно рассказал, какими соображениями руководствовался, болтая про верблюдомыша, демонов и страшные мсти.

— Да у тебя ум мудреца! — довольно усмехнулся Леокай. (Уф… кажется, и на этот раз безносая прошла стороной, лишь слегка задев краем черного балахона да слегка обдав могильным смрадом и смертным холодом.) — Хотя, конечно, ты дебил. Только ребенок может так дерзко врать, не задумываясь о последствиях. Наверное, в этом и состоит твоя Сила! Даже Духи и Демоны верят твоему вранью и подчиняются тебе! Но вот когда они поймут Истину… — я не завидую твоей судьбе!

(Интересно, дедушка впрямь верит в месть облапошенных духов, или это только такое предупреждающее иносказание?)

— А почему ты предан своему Вождю? — Опять резкая смена темы разговора.

— Он мой друг! — На сей раз говорить правду было легко и приятно, ответ сам слетел с моих губ.

— А почему Осакат?

— Хм… — Тут ответить было малость сложнее, я почему-то не был так уж сильно уверен в своей преданности этой довольно-таки вредной и раздражающей девчонке. А соврать Леокаю сейчас, когда он многочасовой беседой выпотрошил всю мою душу и смотрит на нее, как опытный часовщик на разобранный механизм очередного хронометра… — это слишком стремно, да и безнадежно. — Потому что Лга’нхи мой друг! — осторожно ответил я. — А он не простит мне предательства того, кого мы приняли в свое племя, назвав сестрой.

— А если его не станет? Ты предашь мою внучку?

Вот тут я снова задумался, и надолго. И даже не потому, что боялся не угадать с ответом. Просто я не знал его. С одной стороны, эта девчонка реально раздражает, вечно путается под ногами, к тому же в путешествиях она обуза, от которой хочется поскорее избавиться. А с другой. Я помню, как она выхаживала меня после разборки с Пивасиком. Помню, как мы, изнывая от жажды, сливали недопитые капли из наших чаш, чтобы промыть раны Лга’нхи. Помню… — да много чего я помню! Вроде путешествуем мы втроем не так давно, но она уже по-настоящему стала частью нашего пусть крошечного, но племени. Предам ли я ее, если моя двухметровая накачанная Совесть в лице Лга’нхи вдруг сыграет в ящик, оставив нас сиротами?.. Ответить «да» или «нет» просто. А вот воплотить ответ в жизнь…

К тому же у меня никогда не было сестры. Но кто сказал, что сестры не должны раздражать и казаться обузой? Из общения со своими приятелями я понял, что это чаще всего бывает именно так. И тем не менее… (Что за жизнь? — Сплошные неконкретные многоточия.)

— Хорошо, что ты не торопишься с ответом, — как-то внезапно расслабившись и пригасив луч своего лазерного прицела, сказал Царь Царей Леокай, вдруг и впрямь на какое-то очень короткое мгновение став добрым дедушкой. — Это говорит о том, что ты не совсем пропащий человек и с тобой можно иметь дело… Но расскажи-ка мне о своем Вожде. Он и впрямь так силен, как про него говорят? Убить Анаксая… Об этом еще долго будут говорить и петь былины…

Верблюда пришлось оставить Леокаю. Не то чтобы он особо на этом настаивал или даже радовался такому подарку… Просто верблюд стал бы обузой.

Зато нам, как обычно, предложили «все, что угодно», и как обычно, пришлось довольствоваться какой-то ничтожной мелочью. Потому как самосвалов, в которых бы можно было увезти сокровищницу Улота, тут пока еще не существовало. Тут даже нормальных возков, в которых можно было бы преодолеть по горным и степным тропам многие километры, пока еще не существовало. В тех безрессорных убожествах, со сплошными колесами без спиц, далеко не уедешь. Да и зачем нам эти сокровища?

Оружие, одежда, чуток харчей… Что еще надо бесстрашным воинам, отправляющимся на секретное задание? Ну разве что немного идей о том, как его выполнить.

— Это наши горы, — сказал дедушка Леокай, высыпав из блюда стопку лепешек и раскладывая их вытянутой кучкой. — Тут, со стороны заходящего солнца, Олидика и Иратуг. Дальше к северу, Дарика, Тиабаг, Оглика, Спата… За ней еще кучка мелких царств, не имеющих значения, ибо там почти нет долин, способных прокормить много людей, как нет и руды, которую можно превратить в металл. Люди там живут в пещерах и одеваются в шкуры, потому что их женщины не умет ткать. А дальше и вовсе край света, где живут люди с головами, как у шакалов, огромные муравьи величиной с козу, и птицы, которые плавают, как рыбы… Так говорят… Но я не верю — птицы не могут плавать, как рыбы.

А вот к югу от гор и дальше на восток лежит море. Это как озеро, но только намного, намного больше… огромное, как степь, — не видно ни конца ни края. И вода в нем соленая… Нет. Правда соленая. Пить нельзя — умрешь! Я каждый год посылаю караваны торговать с людьми, живущими рядом с ним. А они возят эти товары на лодках в дальние-дальние земли, привозя обратно удивительные ткани, похожие на те, из которых сшита новая рубаха Осакат, оружие и зеркала (я покажу тебе, что это такое) из особой бронзы и приправы, делающие вкус еды восхитительным. За одни только эти приправы я вымениваю в Дарике или Тиабаге бронзы больше, чем мне нужно на все мое царство.

Нет, говорят, по земле не пройдешь, надо на лодке плыть. Очень долго. Однажды, когда я еще был совсем мальчишка, мой отец послал человека с этими товарами. Тот рассказал, что они плыли много-много дней… почти все лето, а море все не кончалось… Это удивительное чудо… Но это правда. Впрочем, я не об этом. Те, кого ты называешь «верблюжатники», пришли с юга, вдоль берегов этого моря. Я не знаю, кто они. Но они совсем чужие. Они не говорят на нашем языке или даже языке, похожем на наш. Не соблюдают никаких обычаев и не чтут законов. Я бы назвал их дикарями, вроде тех северных жителей пещер, но верблюжатники делают хорошее оружие, умеют подчинять себе этих животных-демонов… и они разбили мою армию!

Когда они пришли сюда и стали нападать на прибрежных жителей, с которыми у меня был уговор о дружбе, я послал своих лучших людей сокрушить врагов. Но мало кто вернулся с той битвы. Против этих людей-демонов, сидящих на демонах-животных, не может выстоять ни один строй. Мои воины просто рассыпаются в стороны, как воткнутые в землю палочки, попавшие под телегу. А следом идут пешие враги и добивают тех, кто остался. В горах нам удалось остановить этих твоих верблюжатников (они не умеют брать крепости), но на равнине мы против них бессильны. А если я не пошлю свои товары по морю и не получу в обмен пряности, ткани и оружие, — люди в дальних царствах перестанут нуждаться в нас. Они перестанут с нами торговать, а то и полезут биться… Многие беды ожидают Улот, если верблюжатники не уберутся отсюда.

Вот я и хочу предложить тебе пойти в степи и найти слабое место этого племени. Как ты нашел его у Иратуга и Виксая. Почему ты? Ты похож на них. К тому же у тебя есть дар Великого Шамана. А у меня есть то, что вы ищете!

Глава 16

…Я почему-то думал, что время у меня еще есть. В смысле, от границ Иратуга до этого озерного города мы шли больше трех недель, и я почему-то был уверен, что и до границ со степью мы будем идти не меньше. Ошибся. Дошли за неделю. И это несмотря на то, что караван, в котором мы топали, насчитывал больше сотни человек, согнувшихся под тяжелыми тюками. Царь Царей Леокай посылал караван.

Правда, в караване том больше половины состава были воинами, а количество товаров по сравнению с обычным было чисто символическим. Но совсем уж не послать ничего он не мог, торговля — дело безжалостное.

Ну и, ясное дело, помимо носильщиков, воинов и нескольких «приказчиков», с караваном шли мы. Трое.

Я был против. Даже чисто из гуманных соображений тащить с собой девчонку на подобное задание было полным бредом. О чем я и не преминул сообщить всем, желающим данное сообщение выслушать.

Лга’нхи лишь пожал плечами — если член племени желает кочевать с племенем (а наше опасное предприятие он воспринимал именно как обычное кочевье, пусть и по абсолютно новым местам), то как можно ему это запретить? Опасно? Ты какой-то странный — вся жизнь опасна. Тут Осакат тигр может съесть… Нету тигров? Но тогда еще какая-нибудь беда приключится. Лучше пусть уж под нашим присмотром будет, потому как доверять Своего человека этим горским… Да нет, нормальные, конечно, люди… и ей родня. Но ведь не степняки же! Вон в прошлый раз — кабы не мы — сгинула бы девчонка. Так что лучше пусть уж с нами кочует, чем живет в этом вот отвратительном скоплении домов и людей, где каждый день видишь одни и те же пейзажи. Неудивительно, что все они тут какие-то малость сумасшедшие.

Дедушка Леокай лишь многозначительно промолчал и сказал мне что-то утешительное. Статистик, как обычно, взял верх над добрым дедушкой. Некий арифмометр в его голове прокрутил своими колесиками и выдал результат, что, если Осакат уже третий день устраивает истерики, требуя взять ее с собой, проще уступить, чем затевать скандал. Тем более что подобных внучек у него не меньше десятка — одной больше, одной меньше. А одно только присутствие члена царского рода (и не одного рода) на переговорах с вождями прибрежных племен придаст им куда более солидный и весомый вид. Так что грех не воспользоваться такой возможностью, тем более что Мордуй и так у него на крючке, поскольку без посланных ему воинов против верблюжатников не выстоит. А даже если верблюжатники уйдут, будет по гроб жизни обязан Улоту за оказанную помощь. Опять же еда. Дело-то уже скоро к осени! А вместе с армией Леокай посылает Мордую и еду. Мордуй будет есть со стола Царя Царей Леокая. Это ж такие политические и торговые перспективы!.. А?.. Что?.. Кто? Осакат? А, ну да. Осакат. Да пусть делает что хочет, не до нее сейчас.

Ортай? Если Царь Царей Улота доволен и даже обещает послать своих людей на помощь, то пусть делает со своей внучкой все, что угодно, — хоть в яму со змеями бросает, хоть рыбам скармливает. Его долг посла перед Мордуем и Олидикой выполнен. А Осакат? Он оставляет ее в надежных руках приемных братьев и дедушки.

Сама Осакат? Ты помнишь, как тяжело было в степи? Ты помнишь, как страшно было, когда мы дрались с верблюжатниками? А жажду? Многодневную жажду под раскаленными лучами солнца ты помнишь? Оставайся с дедушкой. Тут хорошо. Тут много еды, много воды и веселья. У тебя будут служанки, подруги и… Вот только не ныть! Не ныть, я сказал!!! Лучше уж ори, как вчера, и посудой кидайся… А вот этих слез не надо… Да и хрен с тобой — делай что хочешь!

…Увы, у девчонки оказалось слишком много родственников, которыми она крутила как хотела, а значит, и возможностей для маневра. Она могла быть племянницей Мордуя, могла — внучкой Леокая или нашей сестрой. Конечно, случись такая необходимость, все три рода сели бы на совет и за пару-тройку дней, ссылаясь на обычаи и учитывая взятые из легенд прецеденты и «количество штыков» в армиях, выяснили бы ее «гражданство». Но кто станет тратить пару-тройку дней ради Щастья взвалить на себя заботу о взбалмошной девчонке? Правильно, никто. Так что к кому прибьется, те пусть с ней и таскаются. Эти двое? Ну и ладно!

В местных условиях, с почти военной дисциплиной внутри каждого рода, когда даже «прынцессы» не вылезают с кухонь и из-за ткацких станков, а многие бабы за жизнь ничего, кроме собственной деревни, не видят, соплячка почувствовала невероятную свободу и возжелала приключений. И единственной возможностью нам от нее избавиться было выдать замуж, тем более что и возраст был подходящий. Но стоило мне об этом заикнуться, Осакат устроила такую истерику, что я позорно бежал, предпочтя смириться с ее неизбежным наличием в нашей компании.

Но Осакат не была главной проблемой насущного момента. Ею были верблюжатники и заданная Леокаем задачка. Потому почти все свое время я проводил с Вит’оки.

Забавный, надо сказать, парнишка был этот Вит’оки, которого я быстро переименовал в Витька. Сам он, по его словам, был родом из одного из прибрежных племен. Судя по роже, блондинистости и языку, прибрежные тоже были народом похожего корня, что и степняки с горцами. По крайней мере, когда я велел ему поговорить со мной «на своем», услышал вполне узнаваемую речь, хоть и загруженную кучей непонятных слов. Что и неудивительно — иной быт, иные слова. Разделившиеся по образу хозяйствования народы создают свою речь.

Когда пришли верблюжатники, прибрежным ребятам снова пришлось разделиться. На тот раз — на пугливых, но умных и смелых, но по большей части мертвых. Пугливые и умные при приближении врагов тупо сели на лодки и удрали куда подальше. Ну а смелые полезли в битву и, естественно, были биты.

Витька подвело его малолетство — он не послушался умных родителей и рванул с храбрыми дураками. Малолетство же его и спасло. Всех более-менее серьезных противников верблюжатники пустили под нож. А малолеток, вроде него, выживших, но попавших в плен, пристроили вкалывать по хозяйственной части.

Вкалывал Витек где-то около года, таская грузы, выполняя всякую грязную и непрестижную работу, в том числе и ухаживая за скотиной, например перегоняя скот (а ведь попадись он мне месяца четыре назад, когда мы порубили тех пастухов… вдруг подумалось мне…). За это время и успел малость наблатыкаться говорить по-верблюжачьи. А когда его хозяева поперлись в горы, удачно сделал от них ноги, ведомый семейными байками о какой-то бабушке, удачно сбагренной замуж куда-то в горы. Подозревать, что Витек врет про бабку, не приходилось, для местных — неважно, степняков, горцев или тех же прибрежных — родня дело святое, о таком не врут. Другое дело, что искать эту бабку (даже если предположить, что она жива) можно было всю оставшуюся жизнь. Витек, прямо скажем, не был настолько важного рода, чтобы память о данном замужестве вошла в анналы истории. Но мудрый Леокай, сразу (в отличие от многих других) оценивший ценность данного кадра, признал Витька своим и пристроил жить поближе к своему двору, или уж скорее к озеру и озерному флоту. Время от времени вызывая для частных бесед, с целью выудить побольше информации о врагах или уточнить какие-то моменты из его рассказов.

…Кстати, именно Витек на том самом пиру пытался разговорить меня, для начала (как он мне рассказал) поливая издали самыми отъявленными ругательствами, которые вызубрил, находясь в плену. А затем уж обратившись напрямую… Тест я сдал. И вспомнил про него, когда Леокай, сделав мне свое предложение, пообещал и всю возможную помощь — материальную и интеллектуальную. Я спросил про человека, говорящего на верблюжачьем, и получил Витька.

Леокая, кажется, это не очень порадовало — данный кадр был нужен ему самому. А вот сам Витек был в полном восторге, похоже, год плена так и не смог выбить из него дурь и тягу к приключениям и возможность попутешествовать со степным Вождем, завалившим самого Анаксая, его шаманом и сестрой-принцессой-красавицей. (Видел я, какие он на нее взгляды кидает. И хотя она, похоже, старше его на пару лет, сдается мне, Витек ее пожилой тетенькой отнюдь не считает. Вот мне заботы, теперь и за этими доглядывать!)

Ну а пока я учился у Витька верблюжачьему, заодно вызнавая особенности быта и обычаи этого племени. Вот только одна беда — верблюжачий он знал на уровне «принеси-подай, пшел вон, рыбья морда, верблюжачий кал». Попытайся я выдать себя за верблюжатника с таким багажом знаний, уподобился бы крутому голливудскому шпиону, который, говоря с дикимакцентом по-рюськи, выдает себя за местного, стоя летом на Красной площади в треухе и валенках, к тому же будучи по рождению негром. То же самое и с обычаями, и бытом. Все они постигались мной, переломленные, как об колено, через линзу восприятия Витька. Хотя какая линза? Это слово подразумевает нечто прозрачное и аккуратное. В голове же Витька была сплошная каша, и каждое его утверждение приходилось, старательно «почикав» бритвой Оккама, долго процеживать сквозь фильтр здравого смысла и собственных наблюдений.

Так что пока, со слов специалиста по верблюжатникам, я знал, что они были народом «неправильным и дурным». Особенно их дурь, по наблюдению Витька, выражалась в готовности резать друг дружку из-за каждого пустяка, вроде сна на посту, украденной овцы и прочих мелочей. Об этом он мне поведал первым делом, как о самой баснословной «неправильности» в обычаях верблюжатников. Его можно понять. Степняки могли убить друг дружку в приступе ярости, хотя, как правило, такое случалось крайне редко, ибо слепая ярость — удел слабаков, а слабаки вымирали до совершеннолетия, зачастую как раз из-за приступов слепой ярости. Так же естественный отбор убирал до совершеннолетия тех, кто мог бы серьезно проштрафиться. Коли ты не научился не спать на посту, тебя же первого тигр и сожрет. Вороватого подростка его же сотоварищи будут лупить до тех пор, пока либо не выбьют из него эту склонность, либо саму жизнь. Так что взрослых воров не было. Трусость — а что это такое? Трусы умирали еще во младенчестве… от страха.

Жизнь степняков была проста, незамысловата, а врагов вокруг было достаточно, чтобы еще и пакостить тем, кто живет рядом с тобой. Внутри рода — убиваешь и крадешь у себя. А весь мир снаружи — твои охотничьи угодья, там можно делать что угодно, никто не осудит.

…Так что казней за проступок или нарушение обычаев… такого у них практически не было. Ну а на самый крайний случай — серьезно проштрафившихся просто изгоняли из племени, и это было горше смерти.

У горских ребят, насколько я мог понять, тоже были схожие обычаи. Или скорее уж роль играло небольшое количество серьезных запретов и их разумность, проверенная временем. Убил? — Ну если убил в честной драке, тебе только почет за возрастание маны и обязанность заботиться о семье убитого… Стащили овцу? — Не фиг было клювом щелкать… впрочем, если докажешь, что твоя, получишь обратно, да еще и с вирой. Залез на чужой участок? — Так есть куча видоков и старейшин, которые вовремя «поправят» зарвавшегося кадра. Не заплатил налоги? — Спи спокойно, потому что есть теперь будешь со стола Царя Царей.

Войны у горских были скорее мужской забавой и экстремальным видом спорта, так что железной дисциплины не требовали, — никто под покровом ночи не подкрадется. А если кинул строй и побежал — этот позор будет тебе худшим наказанием, чем сама смерть.

А вот у верблюжатников, и это я заметил еще тогда, в степи, с дисциплиной все было в порядке. Регулярные патрули, четкая охрана, налаженная служба снабжения — все это говорило об опытной Армии, не один год (а в местных условиях, может, и не один десяток лет) проведшей в бесконечных походах и сражениях. А тот факт, что про эту армию и эти сражения до недавних пор никто не слышал, говорил о том, что пришли они откуда-то очень издалека. И если верить утверждениям Витька, что верблюжатники неплохо умеют пользоваться плавсредствами, — возможно, и приплыли. Вроде как европейцы, в один безрадостный для местных аборигенов миг, — приплыли к берегам Америки… Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Это, кстати, был почти идеальный вариант, объясняющий практически все загадки… Кроме одной, — где сейчас те огромные корабли, на которых можно было бы перевезти столько верблюдов?

И вот на нас снова пахнуло степью. Вкус ветра был не очень привычным. Даже я явственно чувствовал привкус соленой влаги и запахи йода, приносимые южным ветром. Зато это была степь, и мой приятель Лга’нхи просто-таки расцвел, будто подснежник в марте. На радостях он даже припустился нарезать круги вокруг нашего каравана, будто бы мы были старшими братьями, а он — нашим пастухом. Я орал на него и требовал поберечь ногу, а это двухметровое дитяти вызывало меня и всех остальных играть с ним в салочки и носиться наперегонки. — …Иди ты на хрен, — я за тобой, даже за хромым, не угонюсь. Хотя… — внезапно почувствовал, что собственные ноги желают припуститься по степи ровной рысью… — вот оно, тлетворное влияние дикарской жизни.

Впрочем, очень скоро ногам нашлась работа. Мы с Лга’нхи вызвались идти на разведку. Поскольку возле основных путей еще могли стоять верблюжатники, отряд наш прошел какими-то обходными тропами, и теперь нам придется переть по целине, без всяких троп и дорог. Что для нас с Лга’нхи было делом привычным, потому мы (он) и вызвались идти на северо-восток, туда, где лежали привычные дороги, чтобы посмотреть, что там нонче верблюжатники вытворяют. С нами вызвался идти заместитель командира отряда воинов — еще довольно молодой парень по имени Ревмал, и жертва шила в заднице — Витек. Я, конечно, согласился. Во-первых, они будут задавать скорость, так что мне не придется выбиваться из сил, гонясь за своим быстроногим, но туповатым Вождем, а во-вторых, в случае чего, как говорится, «Мне не обязательно бежать быстрее медведя, достаточно бежать быстрее тебя». — (Шутка)… (почти)… (Все равно Лга’нхи в драку полезет, а я за ним…) (А жаль.)

Увы, к моему сожалению, Ревмал тоже оказался неплохим бегуном. Нет, конечно, со степняком ему было не сравниться. Но вот со мной он бежал вполне на равных. Витек тоже от нас сильно не отставал. Недостаток навыков в беге компенсировался у него молодостью и «пришпоривающим» эффектом, которое оказывало шило в заднице. Так что уже через пару дней мы вышли к дороге… А уже к обеду нашли очередной лагерь верблюжатников. Для Ревмала это был повод вернуться назад — все пропало, путь закрыт! Но я настоял на более детальном обследовании местности. Мы разделились и обошли лагерь по большому кругу… Как я и подозревал — других лагерей в округе не было. А язык Лга’нхи оказался таким же быстрым, как и его ноги, так что насчет пленника первым высказался он. Видать, ему не терпелось влипнуть в очередные неприятности. Вот только мои планы были несколько иными.

Не в том смысле, что я пытался как-то радикально избежать неприятностей. В конце концов, в чем-то Лга’нхи прав — жизнь штука опасная, и схлопотать от нее перо в бок или камнем по маковке можно было в любом месте.

Скорее даже то, что задумал я, в случае неудачи сулило куда большие неприятности. Зато, если моя задумка сработает, можно будет довольно быстро вернуться к Леокаю с отчетом о проделанной работе и пачкой счетов, требующих немедленной оплаты. И для этого не придется ходить за тридевять земель, каждую секунду рискуя схлопотать копьем в брюхо или ледорубом в темечко.

…Впрочем, пленник-«язык» моему плану не мешал. Скорее даже помогал, учитывая наличие переводчика в лице Витька. Только вот в выборе этого пленника надо было действовать крайне осторожно, чтобы не спугнуть верблюжатников раньше времени. Так же осторожно, как и убеждать членов своей разведгруппы послушаться моих ценных рекомендаций, без того, чтобы сразу огласить весь план. Потому как есть веские подозрения, что его, мягко говоря не примут.

С пленником вышел голимый цирк. Брали-то мы его той же ночью.

Причем все мое участие фактически ограничилось тем, чтобы ткнуть пальцем в отходящую от лагеря четверку пеших вояк. Судя по направлению, это была фуражная команда, посланная к дальним выпасам (мы уже знали, где они) за очередной отарой овец. Как я понял, стояли тут верблюжатники уже с начала лета, и их скот подожрал всю зелень вокруг лагеря с трех сторон. Четвертая, видимо, предназначалась для «дежурных» верблюдов (даже в этом у верблюжатников был полный порядок). Потому отары овец и стада овцебыков паслись уже почти в дневном переходе от лагеря.

Мы проследили наших жертв до отар, дождались, когда они сформируют стадо и отгонят его в сторону от основной массы, дабы не париться с этим поутру. Дальше уже работали Лга’нхи с Ревмалом. Или скорее уж Лга’нхи, который, используя старые степные навыки по выслеживанию тигров и вражеских дозорных, незаметно подкрался к костру и грохнул трех дремавших возле него вояк. А вскочившего и изготовившегося к бою четвертого, которого мы условно посчитали главным в этой компании, отвлек на себя Ревмал, которому, видите ли, западло было воевать под покровом ночи, да и еще напав внезапно… (И как тут с такими чистюлями полноценную партизанскую войну вести? Его и на эту операцию удалось уговорить лишь доводами о том, что верблюжатники не настоящие люди, а захват пленного — это не настоящая война.)

…Так что пока Ревмал выплясывал перед растерявшимся верблюжатником танец вызова на смертный бой, Лга’нхи умудрился выбить у того из рук копье и свалить на землю, подбив древком копья ноги. Затем мы быстренько повязали супостата и увели на несколько километров в сторону, для экспресс-допроса.

…Допрашивали долго. Нет, не потому, что нам попался особо «идейный фашист», из которого даже стоны пришлось бы клещами вытаскивать. Говорил пленный охотно. Но я и даже Витек его почему-то не понимали. Ну то есть Витек еще что-то понимал, но только частично и, кажется, не совсем правильно. В общем, сильно упал Витек в моих глазах в качестве переводчика. Пока не выглянуло солнышко и не осветило светлорыжие лохмы пленного и его типично степняцкую физиономию с характерными ритуальными шрамами. И тогда я снова включился в беседу, заговорив с пленным на степном диалекте. Взаимопонимание пришло очень быстро. Конечно, были некоторые неясности, но не более чем при разговоре москвича с каким-нибудь архангелогородцем, некоторые специфические слова и говор, а в остальном — полное понимание.

…Звали его Мнау’гхо. И был он когда-то вольным кочевником, откуда-то из далеких-далеких южных степей. Конкретнее он не мог сказать, названий, которые он называл, мы не знали, а длина пути, которым он сюда шел, характеризовалась числительным «много».

…И наехали на эти далекие земли верблюжатники… И побили многие племена… А оставшихся поставили перед выбором — либо служить им, либо отправляться в преисподнюю вслед за проигравшими.

…Племя Мнау’гхо выбрало покорность. И началась у нашего героя и его соплеменников совсем иная жизнь. Поначалу их даже особо и не строжили. В принципе, они делали то же, что и раньше, — кочевали куда скажут (только вот поперек обычных маршрутов) и сражались с встречными племенами. Вот только старших братьев приходилось по одному, по два отдавать на прокорм новым хозяевам (Лга’нхи скорчил презрительную мину), да и племя становилось все меньше и меньше, тая в постоянных схватках. А когда от старших братьев остались всего один бычок да три коровы, а от племени — пяток воинов и куча баб, их окружил отряд аиотееков (так называли себя сами верблюжатники), верхом на оуоо (сиречь верблюдах) — старших братьев забрали в котел, воинов — в солдаты, а баб… которых помоложе, оттрахали, а остальных прогнали в степь, где они, вероятно, и сдохли от голода.

Ну а Мнау’гхо начал постигать искусство быть пехотинцем-верблюжатником. Воевать в строю и работать, драться, спать, есть и срать по указке командира… Тех, кто не выдерживал подобной нагрузки на психику, убивали без всякой жалости. Зато оставшиеся научились бояться своих командиров сильнее, чем врагов, и подчиняться беспрекословно любому их приказу.

— …А что мы могли? — жалостливо бормотал Мнау’гхо в ответ на презрительные взгляды Лга’нхи. — Они же демоны! Сражаться с ними невозможно. Даже если убьешь одного-двух, на их место придет десяток и вырежет всех, кто был в то время рядом. Силе демонов можно только покориться. (…М-да, вот еще один случай естественного отбора — «человек покорный».)

— А если бы был кто-то другой, сильнее демонов, — ты бы покорился ему? — спросил я невзначай у бедолаги.

— Никого нет сильнее демонов, — обреченно ответил Мнау’гхо. — Многие племена вставали на их пути, и все они были либо уничтожены, или покорились.

— Улот не покорился вам и не покорится никогда, — запальчиво возразил чистюля Ревмал.

— Они сказали, что покорится, — по-прежнему уныло возразил пленник. — Они побили вас в степи. Побьют и в горах. Просто на это уйдет больше времени.

Прервав Ревмала, пытавшегося устроить кулачную дискуссию по поводу непобедимости бесстрашных воинов Улота, я спросил:

— А зачем тут стоит лагерь? — И увидев недоумение на лице Мнау’гхо, уточнил: — Какие такие задачи выполняете…

…Вот уж правда, если дебил, то это надолго, не мог сформулировать вопрос поточнее. Пленник начал подробно объяснять, чем он тут занимается в составе ограниченного контингента оккупационных войск. Тут было и конвоирование овец в лагерь, и копание нужников, и стояние на посту… Перечислена еще куча разных видов работ и обязанностей. А с какой целью тут вообще стоит лагерь? — бедолага, похоже, даже не задумывался. Это не его война и не его дело, с какой стати начальство пожелало, чтобы он находился тут, а не где-нибудь в другом месте. А разным там тактикам да стратегиям бедный дикарь был не обучен, так что догадаться о целях начальства не мог.

(…Офигеть, как опустились ребята, — вдруг подумалось мне. — Ведь это же были степняки, привыкшие чутко сторожить свои стада и стойбища по ночам. Но видно, когда служишь из-под палки, даже собственную шкуру начинаешь охранять спустя рукава, раз начальство не видит. Повод задуматься…)

— …А сколько вас тут?.. Понимаю, что «много»… А… а вот, допустим, в твоем отряде… ну в смысле… (я употребил горское слово «отряд», которое степняк не знал, у племен отрядов не было, все дрались вместе. После долгих выяснений мы сошлись на «оикия», что и означало отряд на языке аиотееки). Так сколько в твоем оикия человек?

— Во… — Мнау’гхо ткнул мне под нос две растопыренные ладони, потом отдельно два пальца. Что означало «двенадцать».

— А в других столько же?

Долгий задумчивый взгляд в пустоту, потом утвердительный кивок.

— И сколько у вас в лагере таких оикия?

Мнау’гхо опять надолго задумался… Бедолага. Я так-таки просто видел, как непривычные к такой работе мозговые извилины проворачиваются в его голове со скрежетом и скрипом, поднимая клубы годами слежавшейся пыли… Но в результате он поднял пятерню с одним поджатым пальцем. Есть контакт… однако я что-то заподозрил, сравнив данную информацию с размерами лагеря, и уточнил: «Они все такие же, как ты, или есть и аоитееки?», «А если есть и аоитееки, то сколько из них ходит пешком, а сколько ездит на демонах-оуоо?».

Бедолага, кажется, напрочь завис, Ревмал даже попытался оплеухой разогнать его мыслительный процесс, но я не позволил, боясь повредить столь хрупкий разум.

Наконец поднялись заветные два пальца на одной руке и один на второй… После недолгой уточняющей расшифровки получилось, что помимо четырех дюжин набранных вояк было две дюжины пехотинцев из коренных аоитееки и одна дюжина верблюдоездов.

На Мнау’гхо было больно смотреть — после такой умственной работы он явно чувствовал себя выжатым и глубоко несчастным… Но убивать я его не дал, не потому, что пожалел, — просто он мне еще был нужен.

— Зато, подумай, какая будет великая слава? Все горы будут говорить о тебе как о победителе демонов!

— Все горы будут говорить, что я победил нечестно!

Вот и как работать с подобными кадрами? А ведь Леокай отрекомендовал мне этого Кстоя как одного из самых толковых своих командиров. Но, похоже, этот «толковый» ничего более толкового, чем построить своих вояк в шеренгу, и заранее объявив врагу о намеченном «внезапном» нападении, с песнями и плясками идти в атаку, придумать был не способен.

…А ведь план был так хорош. Уводим ночью верблюдов… Лга’нхи и я наверняка с этим справимся. А потом на рассвете нападаем на полусонный лагерь и громим вражеские оикия.

…Но все уперлось в тупую приверженность традициям Кстоя и других горских вояк. С таким же успехом я мог предложить современным мне футболистам прихватить на матч бейсбольные биты или одолженные у команды биатлонистов винтовки… Выгоду от уничтожения вражеской команды, преграждающей им путь к воротам, они, конечно, оценят, но все равно не согласятся, ибо есть правила, и их надо соблюдать.

…Девять, десять, — Аут! Налетев лбом на каменноголовых поборников воинских традиций, я нокаутировал сам себя! Как и уговаривались с Леокаем, нашел слабое место. Только вот не у верблюжатников, а у его собственных вояк.

…И им по фигу было, что «родина в опасности», что «верблюжатники не настоящие люди, а скорее демоны», к тому же «сами не соблюдают Кодекс Пяти Добродетелей и Правильные традиции»… Для этих снобов главное было не опозориться в собственных глазах и глазах собратьев. Как все «спортсмены», они были весьма ревнивы к славе, болезненно реагируя на то, «что люди скажут». И скорее готовы были героически тупо помереть, находясь в невыгодном положении, лишь бы про них не спели «позорящую» былину. (А я таких тут наслушался.) Лучше уж «героическо-трагическую», в конце которой прекрасные девы оплакивают смерть павших в неравной битве героев. И после этого я тут дебил!

Короче, полный облом!

…А драться в «честном» бою было бессмысленно — семь дюжин вояк, из которых одна будет на верблюдах, расколотит нашу сотню, из которой половина носильщики, в пух и прах. И даже если мы с Лга’нхи уведем верблюдов, все равно силы слишком неравные.

Но уходить просто так не хотелось. Даже помимо того, что опасно оставлять за спиной вражье войско, — ведь тут идеальный испытательный полигон, на котором можно относительно безопасно отработать методику войны с верблюжатниками.

Пробежав пару десятков километров и отдохнув душой, Мнау’гхо, после долгих наводящих вопросов и десятка тычков, «вспомнил», что ближайший лагерь верблюжатников находится где-то «много» дней пути отсюда. Мол, «ушло остальное войско. А их тут оставили… Зачем? — Он не знает». — Так что по всему выходило, что войско верблюжатников, наткнувшись на сильное сопротивление в одном месте, прошло по степи вдоль горного хребта на северо-восток. Именно их мы с Лга’нхи и видели ранней весной. А тут оставлен небольшой лагерь, дабы обозначить присутствие и приглядывать за непокорными горцами… А значит, если мы начнем этот лагерь громить, — на помощь этим воякам никто не придет.

… Вопрос только, как их громить при таких унылых раскладах? Как я понял, воинов у Леокая осталось не так уж и много. Учитывая тех, что он послал в Олидику и эту полусотню, остается еще сотня-другая, необходимые для охраны крепостей на границах государства. Можно, конечно, еще и ополчение поднять. В конце концов, тут каждый мужик военнообязанный и хранит дома набор из копья, щита и топорика либо клевца. Только кто тогда будет убирать урожай, пасти овцекоз и вкалывать в мастерских? Так что помощи от Леокая мне ждать не приходится. И исходя из этих соображений, разгромить верблюжатников надо собственными силами… Слишком неравными, как оказалось, силами.

А как же их уравнять? По старому-доброму «разделяй и властвуй». А значит, надо каким-то образом воздействовать на те четыре дюжины насильно забритых в пехоту степняков, убедив их, что мы сильнее, чем нагнавшие на них ужас верблюжатники. А для этого нам как минимум надо разбить их на глазах у широких масс общественности. (Ага, и былину потом об этом спеть.) И не «по очкам», а чистым и сокрушительным нокаутом.

— …Думай, Голова, думай… Блин, — визжит в ответ Голова! — Чего ты от меня хочешь? Я, знаешь ли, Академий Генштаба не заканчивала и всякие там тактики-стратегии знаю исключительно по схемам в учебнике истории да по голливудским фильмам, которым, как известно любому уважающему себя профану, верить нельзя!

— А я вообще не военнообязанный. У меня плоскостопие и-и-и… справка о плоскостопии! — мысленно орал я ей в ответ. — Однако воюю… Вон, весь скальпами, как Киркоров блестками, увешан…

Кино, говоришь?

Глава 17

Если вы думаете, что мне сейчас было страшно. Так вот, скажу я вам — «Уже нет».

Скорее уж я испытывал облегчение, что все наконец-то кончилось или вот-вот кончится.

Потому что первый раз в жизни стоять в строю других вояк, судорожно пытаясь утереть плечом капающий со лба пот, чтобы не отрывать рук от сжатого в них протазана, и глядеть на несущихся на тебя верблюдов, — было фигней по сравнению с тем, что мне пришлось пережить за последние дней девять.

А верблюды были реально жуткими. Даже когда на тебя прет толпа людей — это уже страшно. А когда на тебя несется стадо животных, под три метра ростом, да еще и с сидящими на них всадниками… — тут уже реально душа мгновенно уходит в пятки. И единственное спасение, даже не столько от верблюдов, сколько от паники, — строй из нескольких шеренг. Первой шеренге вроде как некуда бежать — сзади их подпирают товарищи. А второй и третьей — не так страшно, потому что между ними и врагом стоит первая шеренга. Вот только так — сбившись в плотный строй, из которого не выскочишь, и выставив перед собой длинные копья — и можно отразить атаку кавалерии, хоть на верблюдах, хоть на слонах. (Последнее утверждение — не столько руководство по противослоновой обороне, сколько попытка Дебила подбодрить себя. Автор не рекомендует читателю использовать подобную тактику против слонов.)

Увы. Во всем этом есть слабое место — фланги.

Когда до несущегося на нас строя верблюдов осталось меньше двадцати метров, я краем глаза заметил, как наши фланги потекли, сначала тоненьким ручейком, затем разрушительным потоком. Удерживать я их даже не пытался. И когда почувствовал, что по бокам стало как-то неуютно свободно, — и сам припустил что есть мочи, удирая от несущейся на нас Смерти.

Все, что я мог теперь, это молиться, чтобы сработало.

…Раньше считал всяких там продюсеров откровенными паразитами и бездельниками. Ну вроде артист поет или пляшет, а этот только бабло гребет, ни фига не делая. Поучаствовав в «организации» всего лишь одного сражения, я свое мнение резко поменял.

…Это ж сколько народу надо уговорить. Сколько разных мелочей учесть и подготовить.

Те же Кстой с Ревмалом вели себя как распоследние зазвездившиеся звездуны, выкатив мне «райдер» из кучи пунктов, а иначе категорически отказываясь «выступать в моем шоу». И битва-то должна начаться при свете дня. И формальный вызов должен быть послан. И драться нужно «честно». И… — Спасибо, что хоть искать в степи ароматизированную трехслойную туалетную бумагу эти задницы для себя не потребовали.

Конечно, сложнее всего было с последним пунктом — в смысле, не про бумагу, а про «честно». Я долго выяснял, что по их представлениям «честно», а потом еще дольше уговаривал малость расширить рамки этой «честности», подогнав их к суровым условиям реальности. На уговоры ушло почти два дня, и наконец они согласились, но смотрели на меня так, будто за траханьем овцы застали.

…Зато за эти два дня я получил подходящий заряд злобы. Который почти весь достался бедолаге Мнау’гхо. (Если этот парень выживет, клянусь, сделаю все возможное, чтобы выбить ему тепленькое местечко где-нибудь при дворе Леокая. Парень явно не заслужил столько бед на свою пустую головушку. Мало ему верблюжатников, так еще и я тут.)

…Правда, часть работы сделали Осакат (особенно Осакат — наконец-то ее болтливый язык был задействован в мирных целях подготовки массового человекоубийства), Витек и Лга’нхи, которые все эти два дня объясняли пленному, какой я Великий и Ужасный Шаман, развешивая на его ушах «кошмарные» истории про мои «подвиги» (особенно про «исход» из Иратуга). Так что к тому времени, когда подошла его очередь, клиент уже был полностью дозревшим.

Запугивать его не пришлось. Я даже постарался как-то сгладить эффект своих действий, объяснив ему, что сделал его изображение исключительно для того, чтобы помочь в трудную минуту. Однако, учитывая запрет на изготовление «подобий», глиняная фигурка бородато-лохматого раздолбая в узнаваемом драном халате и кожаном шлеме в моих руках оказала на бедного дикаря воистину сногсшибательный эффект. Свое изображение в зеркале он, конечно, в жизни не видел. Но вот халат и шлем узнал! А узнав, отшатнулся с такой силой, что не смог удержаться на ногах, а потом, наверное, с полчаса пребывал в ступоре, мелко дрожа и испуская странные звуки. А затем, на нервной почве, его пробило на жор, и мне пришлось скормить ему почти целую овцекозу, чтобы он успокоился… Только ближе к вечеру удалось нормально поговорить с ним, дав подробную инструкцию на все случаи жизни. На все, которые я смог предусмотреть.

С тем и отпустил восвояси. Но единственное, в чем я был уверен, это что меня он боится теперь сильнее верблюжатников. А вот насколько успешным может быть его миссия, оставалось только догадываться.

…Ух… Самое время вздохнуть и расслабиться — вроде самые главные дела утряс. Хренушки. Пришлось еще разок сбегать в сопровождении Лга’нхи к лагерю верблюжатников, посмотреть местность и выбрать позиции. Потом незадача — нигде нет подходящих материалов. Пришлось самостоятельно организовывать поиски какой-нибудь рощи или перелеска. Потом репетиции… снова уговоры, что «так тоже честно». Снова репетиции, отработка ночных переходов… решение вопроса: как незаметно подойти к вражеским позициям, оставшись при этом «честной девушкой». Провиант и барахлишко. Уговоры не тащить с собой все доверенные им Царем Царей товары, а заныкать их в укромном месте, выставив минимальную охрану под предводительством доблестной Осакат. (А то она, видишь ли, тоже возжелала поучаствовать в битве, воительница хренова. Еще и ее уговаривать пришлось. Совсем девка от рук отбилась!)

Как я успел все это сделать за какие-то девять дней — это просто чудо. Хорошо хоть Леокай дал своим воякам инструкцию подчиняться моим «рекомендациям». Иначе бы вообще ничего не вышло. Они и так пытались саботировать меня на каждом шагу, пытаясь доказывать, что «рекомендации» и «приказ» — суть разные вещи. Только какому-то там сраному полупервобытному вояке не переговорить мощный интеллект XXI века! Хотя пару раз пришлось тупо продавливать свои ценные указания под угрозой пения и танцев. И главное, ребята ведь были совсем не против идти в неравный бой с врагом и героически в нем погибнуть. Если бы не их желание подраться с верблюжатниками, вся эта затея провалилась бы на стадии задумки. Просто они считали, что должны драться по своим правилам и обычаям, а не согласно моим дикарским бредовым фантазиям. — «Зачем все усложнять? — спрашивали они меня. — Настоящему воину нужно только встретиться с врагом и сразить его в честной схватке, или самому пасть в битве!» …Этих бы идиотов в Олидику, на экскурсию по «местам боевой славы» верблюжатников. Думаю, увидев сожженную деревню, заваленную трупами женщин и детей, они сильно изменили бы свое мнение о рамках «честной» войны. Но, увы…

…Так что неудивительно, что к тому времени, когда мы вышли на позиции, я уже воспринимал предстоящий бой как долгожданный конец моим мукам, независимо от результатов его окончания.

Накануне послали вызов… А как же без этого?.. Иначе идиоты пропустят войну! А не знаю, как у врагов, у нас, кажется, все войско только из идиотов и состояло. Так что пришлось уступить требованиям улотских стратегов-консерваторов, послав Витька, как единственного знающего язык.

Конечно, отправлять парнишку мне было страшно — пропадет ни за грош. Но дурачина, явно рисуясь перед принцессой, сам неоднократно требовал послать его на подвиг, и на предложенную миссию согласился не раздумывая.

Вот только я, провожая его на этот «подвиг», какую-то часть пути до вражьего лагеря, оставшись наедине, малость подкорректировал инструкции. Пошли вы на фиг, дорогие радетели воинских традиций. Никакой вам Витек не посол! Витек обычный перебежчик, который попал в плен во время горской экспедиции верблюжатников, сбежал от засранцев, заставивших его махать кайлом в шахте, и вернулся к добрым дядечкам-аоитееки, принеся им весть о подходящем с юга войске горских «партизанен». Все. Сообщение «идем на вы» передано, формальности соблюдены, а кто захочет проверить, насколько буквально они соблюдены, — пусть учит верблюжачий и поднимает архивы.

…А нам пришлось идти почти всю ночь, огибая лагерь по дуге, чтобы подойти с востока… Там складки местности были подходящие, да и…

…Ну в общем, к утру верблюжатники обратили свои взоры на юг, выгнав туда свои войска, благо битвы с Улотом и другими горными витязями убедили их, что врагу в подобных делах можно доверять. А когда мы появились с запада… Верблюжьи всадники увидели горстку вояк, человек в сорок, как полные дебилы стоявших на холме и испускавшх воинственные вопли. Видно, они углядели в этом какую-то угрозу своему лагерю, фактически оставшемуся без присмотра, а может, просто разозлились на обман или не сочли нас достаточно опасным врагом. Но так или иначе, они, быстро развернув своих скакунов, бросились в атаку на новую цель. За всадниками, постепенно отставая, двинулась пехота… Первая часть моего плана — разделить войска противника — сработала.

Когда до несущегося на нас строя верблюдов осталось меньше двадцати метров, я краем глаза заметил, как наши фланги потекли, сначала тоненьким ручейком, затем разрушительным потоком. Удерживать я их даже не пытался. И когда почувствовал, что по бокам стало как-то неуютно свободно, — и сам припустил что есть мочи, удирая от несущейся на нас Смерти, еле успев вывернуться из-под копья крайнего всадника…

Все, что мне оставалось теперь, это надеяться на то, что сработает моя уловка. Банальная и нагло стыренная у проклятого Голливуда из фильма «Горец» — очень длинные копья. Пока мы — носильщики, маячили на холме, изображая из себя грозное войско идиотов под предводительством Дебила, сзади, прячась в складках местности, подошло остальное войско и выстроилось позади нас метрах в десяти-пятнадцати, выставив перед собой дрыны метров шесть-семь длиной с заточенными и обожженными концами. Для того чтобы держать, а главное, направлять, упертый пяткой в землю дрын, требовалось два человека. Так что дрынов было аж целых тридцать на двенадцать верблюдов… Но самым главным оружием был колдовской антидемонический узор «как же вы меня, козлы, достали», нанесенный на каждое орудие. Что, по уверениям специалиста (то есть меня), позволяло закалывать любого демона так же, как если бы он был обычным животным. С этакой вундервафлей победа нам была гарантирована!

Когда разогнавшиеся верблюды налетели на дрыны… Когда раздались их жуткие вопли, смешавшиеся с хрустом ломающегося дерева, воинственными кличами и бряцаньем оружия, я, честно говоря, малость подрастерялся. Почему-то не ждал, что будет так громко. И даже застыл на пару мгновений — не столько от страха, сколько от неожиданности. Но кто-то из разбежавшихся носильщиков задел меня плечом, когда несся обратно громить врага. Так что я тоже ожил, и вовремя. Потому как битва только начиналась.

Большая часть верблюдов действительно не смогла остановиться и налетела на колья. Но не все. И не все налетевшие пали замертво. И никто из их всадников не был настолько солидарен со своей животиной, чтобы умереть с ним за компанию. Я успел разглядеть, что как минимум четыре верблюда еще оставались на ногах. А сколько всадников смогло соскочить со своих скотинок без последствий, в этой неразберихе сосчитать было сложно. А главное, некогда… Один из носильщиков, временно мобилизованных в воины, наверное, тот самый, что задел меня плечом, несся, выставив свое копье на все еще стоявшего на ногах верблюда, видимо, целя скотине в бок. Вот только он не учел сидящего на нем всадника, а может, считал «демона» более опасным. Ошибся. Сверху прилетело копье и мгновенно проткнуло бедолагу. Это послужило мне предупреждением, так что я атаковал ту же цель с куда большей осторожностью. И отбив копье, попытался зацепить всадника крюком, чтобы стащить его на землю. Но первый раз это не удалось — крюк сорвался, зато я сумел полоснуть супостата по ноге, а потом со всей дури засадил свое оружие ему в бок. Лезвие ткнулось в медную бляшку на доспехе и ушло в сторону, зато за нее же зацепился топорик и наконец-то выбил супостата из седла. Правда, упал он по другую сторону верблюда. И хотя мужик был ранен, да еще и грохнулся с немалой высоты, он, пока я оббегал евоную скотиняку, все еще стоящую с меланхолическим видом посреди поля боя, умудрился достать топорик и отмахивался от меня пару минут, лежа на спине или сидя на заднице. И хоть бы одна сволочь помогла! Но как можно? Это же моя Добыча, Честь и Слава!

Это оказалось еще одной проблемой, которую я не учел. Местные предпочитали драться один на один, не вмешиваясь в схватки друг дружки… Это долбаное спортсменство уже начало реально доставать!

Но так или иначе, а наша сотня довольно быстро расправилась с оторвавшейся от основных сил дюжиной всадников. Что ни говори, а в личном единоборстве горские «спортсмены» были хороши. Мы даже успели немного перевести дух, прежде чем подоспела пехота.

…Отличить коренных аоитееки от «забритых в солдаты» было несложно. И даже не по черным бородам или более качественным доспехам и оружию, а по выражениям лиц. Глядя на эти лица, появилось ощущение, что гибель конной элиты не только не ошеломила их, а скорее разозлила. И строй, который они сбили, мало походил на тот строй, что изобразили улотцы. У последних это было что-то вроде футболистской стенки или выстраиванием на старте участников забега. Пока они стоят вместе, но по сигналу бросятся вперед, торопясь вырвать у друг дружки свой кусочек Славы… И нарвутся.

У верблюжатников — не ниточка вояк, а два плотных крепких монстра-близнеца, закрывшихся щитами со всех сторон и ощетинившихся копьями. Нечто крепкое и сплоченное, вроде римских центурий или хирда викингов… И тут мне как-то стало не по себе. Я понял, что эти не будут изображать вежливость, давать своим товарищам в одиночку добыть славу, а пойдут этакими механическими строедробилками, пробив, как два кулака, шеренгу улотцев, потом прикончат распавшихся врагов поодиночке… а потом поделят добычу… поровну. Не считаясь славой и не хвалясь подвигами… А ведь чуть сзади еще выстроились и четыре оикия «забритых», и если в ближайшие минуты мы не покажем им, что сильнее…

Все и шло к тому, чтобы воплотить в жизнь мой пессимистический сценарий. Улотцы храбро, но бестолково напали на бронзовотелых монстров. И самые шустрые уже успели пасть под их ударами. Остальные неловко толпились рядом, тщетно выгадывая возможность напасть… Наши к подобной тактике не привыкли. К счастью, на противоположном фланге был Лга’нхи. С его огромным ростом и огромным копьем он мог действовать из-за пределов досягаемости копейщиков аоитееки. А скорость и сила позволяли бить за эту сплоченную стену щитов безжалостно, находя малейшую щель, или подрубать ноги.

…Но с моей стороны никого подобного не было. К счастью, носильщики в этом бою формально подчинялись мне. Я гаркнул-рявкнул, собирая их поближе к себе, и раздал ценные указания. Подобрав несколько длинных дрынов, что пережили столкновения с тушами верблюдов, мы, зайдя врагу во фланг, изобразили этакий таран, вдарив по вражьему строю. Нас попробовали принять на щиты, но с каждым дрыном управлялось человека три, и их масса, помноженная на скорость разбега, не оставляла противнику шансов. Впрочем, после первого же удара строй на долю секунды распался, выдавив из своих рядов трех воинов, которые мгновенно атаковали неповоротливых дрыноносцев.

…Эх, мне бы догадаться об этом и выставить впереди ребят, задачей которых было бы отражение именно подобной атаки… Увы, не догадался. Моя недогадливость стоила жизни как минимум шести моим воякам. И чуть не стоила жизни мне, поскольку один из аиотееки атаковал как раз тот дрын, возле которого я стоял. Я, естественно, попытался этому помешать… и как-то быстро лишился протазана, вылетевшего у меня из рук. Меня опять спасли «тигриные лапы», которыми я отмахивался от ударов вражеского копья, мысленно благодаря Лга’нхи, который почти все время, с тех пор как мы выступили в этот поход, заставлял меня носить их на руках. Все-таки по килограмму бронзы на каждом кулаке — это только кажется мало. А походишь так полдня, и руки становятся неподъемными. Наконец мне удалось схватиться за вражеское копье. Я его дернул на себя… и чуть не грохнулся на спину. Коварный враг не стал за него бороться, а просто отпустил, схватившись за клевец. Когда получаешь обитой бронзой палкой по руке, пусть даже и защищенной бронзовым щитком, ощущения те еще. Но к тому времени в моих венах и артериях уже плескался голимый адреналин, и боли как таковой я не чувствовал. Вместо того чтобы отскочить назад, нежно баюкая занемевшую руку, я пнул врага ногой, изображая старое доброе мае-гери. Попал куда-то в бедро, предотвратив следующий удар, и ударил кулаком в ответ. Металлические зубы, проскребясь по пластине шлема-колпака, прикрывающей уши и щеки противника, врубились в его лицо, пропахав жуткие борозды в живой плоти и кроша зубы. Все-таки килограммовый кастет — это не шутка. Врага аж развернуло от этого удара, и он упал на живот, подставив мне спину и затылок… Вот туда-то я и опустил свой топорик…

Можно сказать, что на этом мое участие в бою закончилось. В качестве воина.

Зато всплыли обязанности продюсера, что в данном случае означало дипломата. Увидев, что плотный вражеский строй разбит усилиями Лга’нхи и моих дрыноносцев, а вся битва перешла в стадию отдельных поединков, где мастерство горских витязей-индивидуалистов, помноженное на их количество, по-любому должно принести победу, — я поспешил к четырем оставшимся оикия, выкрикивая клич «Мнау’гхо». Со мной устремилась и пара десятков моих доблестных разгоряченных битвой дрыноносцев, видимо, желающих «продолжения банкета». Так что первым делом мне пришлось встать между ними и потенциальными союзниками, предотвращая вероятный конфликт. (А ведь я почти неделю объяснял каждому улотскому придурку политические и тактические расклады предстоящего сражения. Но, видно, в их головах мало что удержалось от моих разъяснений.) Хорошо хоть Мнау’гхо справился с возложенной на него миссией саботажника и подрывника боевого духа. Уж не знаю, чего он там говорил своим приятелям, но те в битву не полезли, даже увидев недвусмысленные приготовления моих вояк. К счастью!

Так что я кое-как, оря и матерясь, разогнал аника-воинов по разным углам ринга и приступил к мирным переговорам. От каждой оикия ко мне вышло по паре переговорщиков, а также примкнувшие к ним Мнау’гхо и Витек, собственной персоной. Витька я на радостях, что живой, даже обнял, а потом надавал подзатыльников, потому как этот придурок порывался бежать в битву, дабы урвать свой кусочек славы. В одетых на него пусть и плохеньких, но доспехах верблюжатников, его бы там убили или враги, или наши. Так что обломись, придурок, — похвастаться перед принцессой Осакат своими подвигами тебе не светит. (Надо бы ему порчей пригрозить, чтобы губы на сестренку не раскатывал… А то знаю я таких «витьков»…)

Ну, слава богу, что хоть вышедшие на переговоры мужики оказались жизнью битые, а потому вполне разумные. Излишней верблюдофилией они не страдали и героически помирать за своих прежних хозяев не рвались. Я же в ответ пообещал им всяческие ништяки, Щастье и возможность проваливать куда глаза глядят, лишь бы они в драку не лезли. В общем договорились, но я успел почувствовать, как очередная скала под названием «ответственность» рухнула мне на плечи. Потому как…

…А потом, главная радость шамана. Израненные и покалеченные, которых стаскивали ко мне со всех сторон поля, в смутной надежде, что я смогу их починить. И я чинил, неловко орудуя левой, превратившейся в сплошной синяк рукой, плюясь горькой травкой и вопя матерные частушки, чтобы заглушить стоны и крики зашиваемых без всякого наркоза… Очень скоро весь запас «волшебных» травок, что я выклянчил в Улоте и запасся по дороге, практически иссяк. Стерильные бинты кончились еще раньше, и я заматывал раны чем попало, то же самое — с нитками и иглой… Когда у тебя почти три десятка раненых, медикаменты заканчиваются с удивительной быстротой.

А тем временем наши вояки, гордые своей победой, уже приступили к пьянке и жрачке, без устали рассказывая друг другу о своих подвигах… а я все еще кипятил, чистил и зашивал, как распоследний доктор-айболит. По локти и брови в крови, уже не морщась от запаха крови и испражнений.

Ну вас в жопу всех! Отныне я пацифист и сражаюсь только с голодом до обеда и со сном после…

Обработав последнего страждущего, я едва нашел в себе силы отмыть руки от крови и мечтал только сожрать кусок мяса и завалиться спать. Но тут подошел Лга’нхи и сурово спросил, почему я не ободрал скальпы с собственноручно убитых… Пришлось вставать, искать среди раскиданных на полстепи трупов того вояку, что чуть не завалил меня. А потом еще и верблюжьего наездника… Всех их благородные улотские рыцари благородно оставили мне, благородно побрезговав чужой добычей. Впрочем, когда зашьешь несколько десятков ран на пока еще живых людях, содрать пару кусков кожи с мертвяков уже не проблема. Но и радости особой тоже не доставляет. Нет, точно, с сегодняшнего дня — и пацифист и вегетарианец… Только, надеюсь, что эти сволочи оставили мне хотя бы несколько необглоданных костей от тех овечек, что они зарезали в ознаменование своей победы… Вот щас набью брюхо мясом последний раз, а потом ни-ни! Однозначно подамся в вегетарианцы и хиппи.

Глава 18

Раньше я на парадах уважал только проход техники. Вот едет танк, и сразу видно, что это грозно и опасно, а когда солдатики вышагивают, старательно выпячивая грудь, вытягивая носочки и дружно бухая каблучками по брусчатке… — что-то в этом есть оперо-балетно-постановочное.

Но вот когда перед тобой вышагивает тройка оикия, демонстрируя всяческие перестроения и манипуляции с оружием, то иной раз появляется ощущение, что смотришь на те самые танки, и морозец бежит по коже, а волосяной покров на затылке поднимается дыбом. Вроде бы «забритые» и служат не так долго, по году-полтора, и учатся из-под палки, но когда они вот так вот вышагивают перед тобой, синхронно гремя металлом доспехов и одновременно втыкая в мягкуюземлю свои, обутые в портянко-тапки ступни, вдруг начинаешь чувствовать, как под тобой в такт их шагам вибрирует земля.

…Стоящие рядом улотские витязи могут сколько угодно презрительно морщить носики и гордо задирать подбородки, но я-то вижу, что и их вид этих отлаженных механизмов приводит в трепет и смущение. Так им козлам и надо!

…Следующие три дня после битвы наши доблестные вояки только и делали, что отмечали Победу. Таковы тут были принципы войны — подрался, напился и ходи, задрав нос, до следующей драки. Ибо спортсмены… и этим все сказано. Длительные войны тут устраивать было не принято, торопиться воспользоваться плодами победы тоже. Никаких захватов стратегических объектов или массированных атак по направлению главного удара. Тупо договорились подраться, подрались, разошлись. Две трети войн вообще велись не ради захвата каких-то территорий, материальных выгод или установления единственно правильной религии — социального строя. Потому как все уже давно поделено, места для жизни хватало, а захваченными территориями невозможно было воспользоваться, если местное население начнет партизанить… Ну а вера была слишком простой, чтобы не быть одинаковой. Нет, войны тут велись ради демонстрации молодецкой удали и выплеска агрессивно-пассионарной дури за пределы сообщества. Пусть уж лучше буйные идиоты соседей мочат, чем на своих бросаются.

Хорошо хоть запасы пива у верблюжатников были более чем умеренные и закончились в первый же день. Зато жратвы, в виде стад овцебыков и овцекоз, было еще достаточно, и, кажется, наши бравые вояки вознамерились уничтожить ее так же беспощадно, как и уничтожили вражьи полчища. Ведь, что ни говори, а битва была Великой и обязательно войдет в анналы истории в виде былин и легенд. И подвиг каждого дурошлепа, махавшего тут дубиной, будет воспет стократно в назидание потомкам и в посрамление неверующим!

…Ах да, победили в битве, оказывается, исключительно улотцы. Мы с Лга’нхи, конечно, тоже принимали некоторое участие. Но благодаря мужеству, храбрости и искусству доблестных горских «лытцарей», даже мои бессмысленные затеи не смогли испортить битву. А степень заслуг в победе легко оценить по количеству скальпов. — Скока там у этого?.. — Всего два?! — Даже у парочки носильщиков по три есть. А то, что этот здоровый завалил девятерых… так его истинным спортсменом считать нельзя, и вообще, он огр из степей, а не человек. (Кстати, видал я тут полно «профи», «блиставших» всего одним свежим скальпом. Что, впрочем, не мешало им воспевать свои подвиги.)

…Короче, они бухали, а мне вновь пришлось все брать в свои руки. Гонца к Леокаю, Ревмал, ставший после гибели Кстоя главнокомандующим, послать соизволил, дабы известить весь мир о своей грандиозной победе. (Кстой, кстати, схлопотал копьем в брюхо, когда как «истинный вождь» первым полез на оикия и потом почти двое суток помирал у меня на руках.) Но вот послать гонца к Осакат и охранникам товаров, чтобы известить их об исходе битвы и сказать, чтобы не волновались, даже и не подумал. Так же он не подумал о «забритых». Четыре дюжины (не считая вырезанных командиров из коренных) вооруженных солдат стояли у нас под боком, но гордые витязи предпочитали упорно их не замечать. А ведь только вчера всего лишь две таких же оикия уполовинили состав нашего войска. Может, именно поэтому не замечают, гордо поднимая глаза и отводя их в сторону, когда взгляд вдруг натыкается на этих, как будто даже малость пришибленных жизнью мужичков, неторопливо ковыряющихся в обломках лагеря, выискивая что-то, что может пригодиться им для дальнейшего существования?

К счастью для «лыцарей» — Лга’нхи почти все время находился на дальних выпасах, выбирая для нас стадо. А то как же — тут в загонах (какая дикость) паслось аж четыре полноценных стада больших братьев. Без должного ухода и выпаса они, конечно, представляли собой довольно жалкое зрелище, но в представлении моего друга и мудрого руководителя — человек без скотины, это даже не воин без оружия, это бегун без ног. Так, не человек, а жалкая пародия на такового. И что-то мне подсказывало, что уговорить его оставить этих животин в покое будет очень и очень непросто.

Но пусть уж лучше овцебыкам хвосты крутит, чем связывается со «спортсменами», которые после битвы чересчур возгордились и стали жутко заносчивыми. Сейчас они настолько возомнили о себе, что, пожалуй, не побоятся хвост задирать даже на победителя Анаксая. А если Лга’нхи завалит десяток этих уродов на поединках — вряд ли это поспособствует нашим дружеским отношениям с Улотом. А если бы эти сволочи поранили моего приятеля… мне тут Гит’евек — один из командиров «забритых», показал хорошую травку, отвар из корешков которой помогает безболезненно избавить смертельно раненного от мук. Котелок такого варева в котел с кашей для этих уродов… Впрочем, не стоит нагнетать. Просто тупо достали!

Я тоже предпочитал держаться подальше от горских вояк и больше общался с «забритыми». Тут был настоящий первобытный интернационал, который, кажется, даже собственным языком начал обзаводиться, составленным из языков всех собранных тут народов, круто разбавленных языком аиотееки. Тут были и степняки, и прибрежные, и даже парочка каких-то лесных. Один даже вроде был помесью аиотееки и прибрежного, но, как я заметил, все остальные относились к нему вполне по-дружески.

И сейчас вся эта братия решала, как жить дальше. А главной проблемой было (а я заподозрил появление этой проблемы, когда еще только допрашивал Мнау’гхо) то, что возвращаться-то ребятам некуда. Их родных племен, как правило, уже не существовало. Земли были захвачены верблюжатниками и… в общем, все было кисло.

Кое-кто все же решил уйти… Почти сразу ушло четверо прибрежных, узнавших о находящемся рядом море… Впрочем, через два дня двое из них вернулись. Один решил пока остаться, а другой…

В общем, трое степняков, оказавшихся соплеменниками, тоже решили двинуться на вольные хлеба. А к ним (воистину чудо! — сказал бы я месяц назад) присоединилась парочка других степняков из каких-то абсолютно иных племен, и вот этот вот вернувшийся прибрежный! Несмотря на разные узоры на мордах, они решили дальше двигать по жизни вместе, забрав (с моего позволения) одно небольшое стадо (которое скрепя сердце смог выделить им Лга’нхи). Что ни говори, а это была настоящая революция для людей, раньше считавших все остальное человечество за рамками своей маленькой группки смертельными врагами. Впрочем, кажется, наше племя уничтожили похожие «интернационалисты». И хотел бы я знать, были ли они на стороне верблюжатников или тоже удирали от них?

А те, кто остался, пока пребывали в растерянности. Для них мир второй раз за последний год-два встал с ног на голову. Непобедимые и ужасные оказались биты. Несвобода, с которой уже смирились, вдруг исчезла (вроде бы). Но и прежние времена, естественно, не вернулись. Как жить? Увы, все, чем я мог им помочь, это посоветовать держаться вместе и сформировать три полноценных оикия… да не забывать навыков, полученных на службе у верблюжатников…

А тут как раз пожаловал Леокай. Сам. Лично. И так быстро. Хотя неудивительно, он то шел по прямой дороге, а не обходными путями…

— …Добрый дедушка Леокай. Они меня оби-и-идели-и-и! — Вот краткая формулировка моего длительного и подробного доклада Царю Царей.

Господи, кто бы мог подумать, что будет так приятно встретить этого хладнокровного и жестокого тирана и выплакать ему в жилетку все свои обиды и огорчения. Уж добрый дедушка Леокай, не какой-то там тупица и солдафон Ревмал. Он поймет… он оценит… он похвалит, погладит по голове и даст конфетку. А самое главное, снимет с моих плеч груз ответственности и взвалит их на свои, широкие и могучие…

Дедушка понял. Дедушка оценил… Дедушка даже похвалить изволил. Но в остальном…

В общем, никакой ты дедушка ни фига не тиран! Ты, в натуре, демократ, если не сказать грубее. Вместо того чтобы рявкнуть и милостиво повелеть соизволить благоговейно внимающим подданным поменять менталитет и жизненные ориентиры, он начал объяснять мне особенности восприятия электората и про необходимость считаться с общественным мнением. И доболтался до того, что, по сути, должность его выборная, и хотя отчасти и передается по наследству, однако…

Короче, не надо мне рассказывать. Про дворцовые перевороты я, дедушка, читал побольше тебя. И про гвардию, «охраняющую» трон от лиц, ее не устраивающих, тоже.

Я даже догадываюсь, что приказ — «к завтрашнему дню всем стать умными», не может отдать даже самый абсолютный из абсолютнейших монархов. Так что облом! А что же делать?

— Ты уже показал, что врагов можно победить, — утешил меня добрый дедушка. — И показал как! А они не дураки. Не настолько дураки, чтобы не воспользоваться твоей подсказкой, когда их действительно сильно прижмет. К тому же путь к морю теперь открыт. Вот только остались ли «прибрежные» племена, которые отвезут мои товары? Но это и неважно, ты уже сделал больше, чем я рассчитывал, не только указав на слабое место наших врагов, но и показав, как их можно разбить… Наверное, ты и впрямь Великий Шаман, раз тебе под силу такое… Значит, очень длинные копья?

— Ну да, — уныло подтвердил я. — Копья, можно еще колья перед собой в землю вбивать, веревки вешать, рогатки всякие делать. Да хоть плетень сплести… Можно колючки кидать, ямы рыть… В общем все, что может остановить большого зверя. Только ведь не звери, пусть они даже отчасти и демоны, самое страшное, — ты просто не видел их бойцов… — Накопившееся раздражение прорвалось, и я уже почти орал. — От тех, кто ехал на верблюдах, погибло лишь пара-тройка твоих воинов. А еще три десятка завалила пехота.

Двадцать четыре человека. Я даже продемонстрировал, сколько это на пальцах, хотя счет у горцев, занимающихся торговлей и ремесленничеством, был развит куда лучше. Завалили три десятка твоих крутых вояк и столько же поранили. И вполне может быть, что из тех раненых, еще человек пять помрет. И если бы не Лга’нхи и наши колья, завалили бы еще больше! Они… Просто они умеют драться по-другому. Они не… В общем, тебе это надо увидеть! В моей голове вспыхнул маленький огонечек надежды.

— Завтра утром, — предложил я Леокаю, — выходи на север от лагеря. Я попрошу «забритых» показать тебе, как воюют аиотееки.

— А почему ты называешь их забритыми?..

Долго ждать Леокая не пришлось. Он явился с самого утра, да не один, а в сопровождении вояк, и участвовавших в битве, и уже после пришедших вместе с ним. Этакая приемная комиссия. Ну так даже и лучше. Я махнул рукой, Гит’евек пропел приказ, и началась демонстрация.

…Все-таки мудрые люди были эти древние шумеры, когда вводили свою двенадцатеричную систему. И аиотееки, похоже, в этом ненамного от них отстали. Отряд из двенадцати человек, в отличие от десятка, может прекрасно выстроиться в одну, две и три шеренги. Может двигаться атакующим прямоугольником три на четыре. Или, соединив несколько оикия, мгновенно собрать из этих «кирпичиков» сплошную стену. А можно встать уступами или в шахматном порядке… Короче, я и сам не ожидал, что это будет так… зрелищно? Опасно? Отработано до малейших мелочей? Наверное, все вместе и ничего общего. Это даже не было похоже на парады моего времени, когда солдаты специально репетируют, чтобы пройтись красиво, синхронно и зрелищно. Нет. Тут все было реально, и каждое движение отшлифовано, даже не людьми, а опытом многих лет и множества боев. Ничего лишнего или надуманного, интервалы и дистанции — промеренный до миллиметров компромисс между плотностью строя и возможностью маневрировать и сражаться. Соударения щитов в конце маневра — не зрелищный «брямс» на публику, а страховка от щелей в строю. Синхронная ходьба в ногу и повороты через левое плечо — гарантия не запутаться и не развалить строй во время передвижения. Как командир оказывался всегда в первом ряду на правом фланге, для меня так и осталось загадкой…

…Все это было абсолютно по-другому. По сравнению с горцами, не говоря уж о степняках, это была новая ступенька в развитии военного дела. И особенно важно было даже не то, что аиотееки умели это сами, а то, что у них была Школа и методики, как обучить этому никогда раньше не видевших строя и толком не говорящих на их языке дикарей. Это как переход от камня к бронзе, а потом железу, — абсолютно другой тип цивилизации.

Драться с аиотееки прежними методами — это как выходить с копьем против ружья! Вот только понимают ли это собравшиеся вокруг меня гордые воители? Я поглядел на ближайших соседей. Увы, нет! Чувствовалось, что все это производит на них впечатление. Отчасти даже пугает и заставляет задуматься… Вот только в глазах у них не желание научиться так же, а в лучшем случае — желание понять, как с этим можно бороться, а в худшем — сделать вид, что ничего этого нет. Потому что для того, чтобы научиться Так, надо отбросить самомнение, неуемную гордость и пафос мегакрутых вояк, перекинувшись из «крутых лыцарей» в серенькую пехоту. А такое спортсменам не дано. Отказаться от желания выделиться и почемпионствовать можно только ради защиты своей земли, родных, может быть, религии. А эти ребята забыли, что это такое, сотни лет участвуя в спартакиадах и чемпионатах… Увы!

Даже и не знаю, откуда они появились… Оба. И так вовремя.

Полдня мы смотрели на маневры… потом много говорили улотские вояки, в основном про свои традиции и зафигительную храбрость. Потом Леокай много говорил со мной наедине… А потом я словно бы выпал из реальности.

Даже не знаю, как я там очутился и откуда у меня оказался этот кувшин с пивом. Забористое, надо сказать, было пивко. Явно из Леокаевых закромов, так что, видно, либо он мне его презентовал, либо я его у него упер. Да и по фигу!

Я сидел на пригорочке и тупо напивался. У меня вдруг начался отходняк! По-хорошему-то он должен был начаться еще три дня назад, сразу после сражения. Но тогда — сначала дипломатическая работа, а потом раненые… Да еще разные, лезущие в голову мысли… Как-то было не до этого. Не до того, чтобы расслабиться, запоздало подрожать от страха. Вспомнить — «как я его» и «как он чуть меня не…». Сказать лишний раз «спасибо» тому безымянному божку, что присматривает за дураками. Чуток погордиться и малость потосковать. Все какая-то суета, какие-то заботы, и люди, которым от меня что-то надо.

А тут вдруг резко оказался никому не нужен, со своими передовыми идеями и экстрамодерновыми взглядами на жизнь.

Глаза как-то неожиданно зацепились за луну во время очередного мощного глотка из кувшина, да там и остались. А из глотки вдруг само собой полилось — «Черный во-о-рон… Да что ты вье-е-ешься… А над мое-е-ю голово-о-ой». Потом «Ой то не вечер». Потом почему-то цоевская «Пачка сигарет»… Хрен его знает, что там было с вокалом и попаданием в ноты. Это даже не было пением, а скорее уж волчьим воем на луну, бесприютным и тоскливым. И этот вой разносился над степью и над внезапно замолчавшим лагерем. А может, насчет молчания мне только показалось, просто я заглушал своим воем все остальные звуки?

А потом подошли они. Как ни странно, оба. Хотя почему странно? Я же сам еще вчера послал человека за Лга’нхи, да и Осакат давно уже должна была тут появиться.

— О чем ты камлал… так? — спросил меня мой мудрый вождь и предводитель, подсаживаясь рядом, и как-то слишком уж заботливо заглядывая в глаза.

— Говорил с духами прошлого и грядущего… — ответил я ему, вливая очередной глоток в пересохшую глотку и передавая кувшин. — Наших навестил… ТАМ. Тебе от Нра’тху привет. Велел передавать, что он тобой очень доволен. А шаман меня ругал. И лечу я плохо, и с духами разговариваю, как дебил… — не так, да не о том. А впрочем, он вечно ко мне придирался.

— А… моих? — с надеждой и страхом спросила Осакат.

— Нет. Извини, — ответил я, потому что врать сегодня не хотелось. — Как-то не встретились.

— Они же не степняки… — счел нужным пояснить Лга’нхи, передавая кувшин сестренке. — Но, может, в другой раз. А что духи говорят?

— Говорят, «жопа» (это слово я сказал по-русски). Говорят, много нового происходит в мире. И он больше никогда не станет прежним, хотя ничего-то в нем не изменится. Люди по-прежнему будут убивать друг друга из-за разной хрени. И неважно чем — дубинами или термоядерными бомбами. И по-прежнему будут помирать из-за собственной глупости.

— Ты из-за этого грустишь?

— Нет. Потому что все насмарку, а я Дебил! Сколько народа понапрасну загубил. Захотел, видишь ли, изменить людей… Стать героем, спасти Улот. А на фига мне это нужно, если они сами этого не хотят? Три десятка трупов у нас, и еще неизвестно, сколько помрет, а четверо калеками останутся. И ради чего?

(…Осакат, передавай кувшин-то… — Длинный глоток.) …Вот ты мне говоришь, шумеры! — запальчиво заявил я, обличительно ткнув пальцем в Лга’нхи. — Год на двенадцать месяцев поделили. Сутки — на двадцать четыре часа. Окружность — на триста шестьдесят градусов… А где они, твои сраные шумеры? А нету твоих шумеров! (На вот, выпей за упокой их шумерских душ и дальше кувшин передавай.) — …Пришли те, кто пошустрее, подисциплинированнее и злее, и схарчили твоих гребаных шумеров вместе с их клинописью и двенадцатеричной системой! А хрен ли я тогда перед этими балбесами распинаюсь? Хотят жить, как прапрапрадедушки завещали, — вот пусть и валят к своим прадедушкам в преисподнюю. На их место придут другие. Более продвинутые и цивилизованные. Как сказали классики — «Железный конь идет на смену крестьянской лошадке». А народ? А что народ? Вон тот же Мнау’гхо… Ноет и скулит, что обидели. А дети его будут себя уже аиотееки считать. А внуки еще и хвалиться, как их дедушка громил диких варваров, что пачкали собой эти равнины и горы до появления тут нормальных людей. Потому как нормальная империя подразумевает некое равенство граждан, независимо от национальности. (…Кто опять кувшин зажал?) Так вот, коли эти аиотееки не совсем дебилы, то вырежут только самых тупых и наглых… Вон тех, что из себя крутых вояк корчат. А простой крестьянин помыкается поколение-другое, а потом привыкнет и еще радоваться будет, что в Империю попал. А если эти верблюжатники такие идиоты, что начнут народ резать, ни хрена у них империи не получится. Либо исчезнут в бесконечных войнах, либо придет кто поцивилизованнее, и — «кранты тебе, крестьянская лошадка». И вот хрен ли я, спрашивается, себе тут душу рву и пытаюсь чего-то доказать? Да пошли они все на фиг! Возьмем «больших братьев», Осакат, Витька… может, тоже возьмем — хороший парень. Вот, короче, и ломанем на восток в поисках приключений и более разумных народов. А эти пусть живут, как знают… Где кувшин-то? — Допили… Вот так всегда!

Утром, как ни странно, проснулся достаточно бодрым. Правда, и утро-то было отнюдь не ранним — солнышко жарило уже почти из-под самого зенита. Зато хоть башка после вчерашнего, конечно, болела, но на душе было легко и светло. Одно-единственное решение — пустить все на самотек, и ничем, кроме себя любимого, не интересоваться — восстановило гармонию и порядок в моей душе.

Не торопясь, встал. Не торопясь, умылся, пожрал остатки вчерашней козлятины и улегся на ближайшем пригорке, подставив и без того черное пузо еще теплым лучам осеннего солнца.

Офигеть — скоро уже год будет, как мы с Лга’нхи одни остались. Трудно поверить, что еще год назад я бродил вместе с племенем в качестве раба и дебила, смирившегося со своей судьбой. Научился находить мелкие радости в чувстве сытости, тепла, от получения «новых» обносков или «авторитета» среди малышни, но обреченный терпеть пинки и унижения, просто в силу того, что не смог убедить окружающих в своей разумности и полезности.

А сегодня я… — хрен его знает, кто я. — Скиталец? Скорее всего. Жулик? — Наверное, да. Великий Шаман? — Отчасти верно.

Могу ли я гордиться собой? — Наверное, могу. Должен ли? — …Лучше не стоит. В этом мире приобретенная репутация это все. Но «это все» не защищает от реальности и способно принести куда больше вреда, чем пользы.

Люди могут верить, что ты умеешь летать. Или что вражеское копье отскочит от твоей шкуры. И потому столкнут тебя со скалы или ткнут копьем, просто из чисто детского любопытства…

Утрирую, конечно. Но смысл верен. Надо помнить, что летать я могу только сверху вниз. А не то что копье, даже щепка, при случае, превратит мою шкуру в заготовку для дуршлага.

Леокай прав, если слишком много врать людям, можно запросто сыграть в ящик. Мое вранье они еще простят. А вот собственное разочарование в чуде — никогда!

Скорее уж мою неспособность сотворить очередное чудо они отнесут на счет нежелания, обусловленного общей подлючестью и гнусноватостью моей личности, чем невозможности чуда в принципе. А к подобными типами разговор тут, да и везде, короткий.

Так что мне надо, исходя из всего вышеперечисленного, научиться наконец-то следить за базаром и умерить свои амбиции. Тем более что мы отправляемся в края, где нас никто не знает. А значит, можно заняться созданием подходящей репутации…

— Царь Царей Леокай на пир зовет, — вторглась в мои раздумья Осакат. — Надо идти.

— Да ну их, — лениво ответил я. — Без меня обойдутся. Опять слушать, какие они герои и храбрецы? Да еще с самого утра? Увольте! Если бы эти вояки так сражались, как жрут, в округе уже давно бы не осталось ни одного верблюжатника.

— Царь Царей Леокай велел тебе быть…

Ну раз велел, придется идти. Добрый дедушка Леокай не та персона, с кем допустимо «манкировать контрвизитом». Да и кто знает, может, на сегодняшнем пиру он соблаговолит огласить какие-то выводы из вчерашней демонстрации и долгих нудных разговоров и объяснений. (Гоголь. «Мертвые души», ежели кто не знает.)

Собрался, нацепил воинский пояс, на который чья-то заботливая рука (Осакат, конечно, кому же еще) уже нашила два новых скальпа, подхватил протазан и пошел. И вдруг снова удивился, насколько легко и естественно это у меня получилось. Увешался оружием — будто ширинку застегнул. А еще год назад предпочитал держаться поближе к бабам и детям, потому как считал, что в степи для такого, как я, слишком опасно…

На пиру нас с Лга’нхи опять усадили на почетные места. Даже на самые почетные. Как раз сразу по правую руку от Царя Царей, хотя обычно сажали где-то пятыми-шестыми, а то и вовсе по левую руку… Приятно, конечно. Но почему-то настораживает.

Сначала, ясное дело, выпили за Царя Царей и храбрых улотских «лыцарей». Но все это было пока только разминкой. Поскольку часов ни у кого не было, то время определялось с точностью «до обеда, и после обеда». Потому позванные на пир могли подтягиваться на него в течение часа, а то и двух, из-за чего традиционно все сколько-нибудь значительные события приурочивались к его середине. Так что искусство не набухаться в самом начале — тоже было своеобразным достоинством местного Политика и Царедворца.

…Ну в общем, когда подошло время, Леокай толкнул речь, в которой облизал нас с Лга’нхи с ног до головы. Обычно столько хороших слов о себе простой человек, от которого власть имущему ничего не надо, может услышать разве что на собственных похоронах. А с другой стороны — что-то в этой неприкрытой лести все-таки есть. Вроде и заставляет насторожиться, а приятно-о-о…

Впрочем, мои главные подвиги и достижения в организации сражения и победе были как-то упомянуты вскользь. Видно, все-таки Леокай не хотел лишний раз конфликтовать со своими гвардейцами. А вот зато Лга’нхи был отмечен особо и в лучших традициях «спортсменства». У него-то и самые высокие показатели по скальпам были. И безупречная техника выпускания кишок… И художественное исполнение проламывания голов на самом высоком уровне… Короче, все судья ставят 10:10, и Лга’нхи торжественно провозглашается чемпионом.

…Гы-ы!!! — Леокай уел своих выпендрежников их же оружием. Сами хвастались, у кого больше скальпов, кто первый на кого напал да как красиво супостата сделал… — вот и получите. — До результатов Лга’нхи вам, как участникам «специальной олимпиады» до олимпийского чемпиона! (Специальная олимпиада — олимпиада для «особенных людей». Про участников подобных олимпиад говорят: «Даже если ты выиграл — ты все равно дебил!»)

В общем, я слушал и наслаждался, даже не особо пытаясь понять, к чему вообще все эти славословия. Просто тащился от козьей морды, которую Леокай сотворил своим воякам. Но тут вдруг речь резко пошла о том, что, дескать, и Лга’нхи, и бегающий за ним придурошный шаман — суть чужаки в Улоте. И тот факт, что они полезли за этот самый Улот биться, это, с одной стороны, конечно, прекрасно и замечательно, а вот с другой — чуть ли не плевок в морду всему улотскому воинству. И, мол, единственная возможность восстановить свою честь — это отблагодарить великого Вождя Лга’нхи так, чтобы слава о подобном подарке своим громом заглушила бы даже славу от столь великой победы.

Оно, конечно, сказано было не так — голая суть была глубоко запрятана под кружева славословий, рюшечек и оборочек. Но я вдруг как-то резко насторожился и, даже не соприкасаясь с приятелем локтями, вдруг почувствовал, как он закаменел в недоверчивой надежде… А Леокай тем временем заливался, рассказывая историю, приключившуюся во времена его прадедушки.

В тусклом свете факела, освещавшего густые клубы пыли на полу и стенах «суперсекретного отделения» сокровищницы Царя Царей Улота, мелькнул знакомый блеск. Настолько знакомый, что я даже не сразу врубился в то, что вижу. Ну подумаешь — железяка какая-то… Железяка?!?!

— Я знаю, что ты Его не заслужил… — ответил мне Царь Царей Леокай спустя пару-тройку часов после Дарения. — Но что мне оставалось делать?

После торжественной части пир быстро перешел в терминальную стадию. Все по-черному бухали и обжирались, забыв всяческие приличия. Все-таки не каждый день Величайшее Сокровище царства на твоих глазах переходит из рук в руки. Так что все приглашенные, за исключением разве что Лга’нхи, пьяного без посредства всякого пива, меня да Леокая, к тому времени убухались в полную зюзю. Потому-то я и воспользовался моментом, чтобы подкрасться к Царю Царей и задать наконец мучающий меня вопрос: «Какого хрена?» Ибо без ответа на него мне и пиво в рот не лезло.

— Это произошло еще при моем прадедушке, — начал толкать свою речь Леокай. — От Неба отвалился кусок и упал прямо ему под ноги… Он был так горяч, что даже светился, и шаман Огстай, схвативший его, обжег руку так сильно, что больше не смог ею пользоваться. Но небо приняло эту жертву, и отвалившийся от него кусок постепенно остыл и стал крепким и твердым…

Огстай прожил еще полтора десятка лет. Но кусок неба выпил из него его душу, потому что ничем другим он больше в жизни не интересовался. Он то камлал, пытаясь в видениях постигнуть суть произошедшего… то пытался обрабатывать кусок неба, надеясь придать ему те формы, что духи подсказывали в его видениях… После того как Огстай умер, за дело взялся его ученик. Он тоже всю жизнь положил на постижения куска неба. И наконец смог Постигнуть и Увидеть, и тогда создал Это!

Да. Железяка. Такая банальная в моем мире и такая удивительная тут. Но мало того, что Железяка. То, что передо мной лежало, на любом оружейном форуме назвали бы «банальный шестопер». Собственно железным, а может, даже и стальным, была только верхняя ударная часть, а метровая рукоять — обычное «железное» дерево, из которого степняки делали копья, сверху оббитая бронзой. Зато эта ударная часть была хороша. Если бы не некоторые ненужные хохоряшки и украшульки на бронзовой трубке, прикрывающей рукоять, — оружие вполне можно было бы признать плодом творчества современных XXI веку дизайнеров. Длинные, сантиметров по двадцать пять лезвия-перья, сантиметра по три-четыре шириной возле рукояти, они по серповидной дуге расширяются почти у самой вершины до семи-восьми сантиметров, образуя «ударный угол», а потом опять уходят, уже по обратной дуге, изображая этакий набалдашник. Если врезать этим «углом», он прорубит любой доспех, а если потом еще и на себя потянуть — появятся жуткие раны-разрезы. Но если даже лезвия не прорубят доспеха, сила удара переломает противнику все кости. Весу в шестопере было этак килограмма два-три. А рычаг, в виде метровой рукояти, придавал этим килограммам высокую скорость и разрушительную силу.

По мне, так штука была тяжеловата, учитывая длинную рукоять. Этакой штукой быстро умахаешься, а то и улетишь вслед за ней, промахнувшись мимо цели. Но в руках Лга’нхи шестопер казался игрушкой… смертельно опасной, впрочем, игрушкой. Этот дылда будет махать им, как дите погремушкой, круша вражьи черепа.

Но самое главное было в Легенде. Может, бронзовый шестопер был бы ненамного хуже. А в опытных руках даже «мечи» степняков были бы не менее убойным и опасным оружием. (Кстати, мне тут раскрыли тайну — эти «мечи», бывшие сутью бронзовыми прутками, использовали в горах как своеобразную валюту. Ну а степнякам продавали по сговору Царей горских царств, втридорога, вместо куда более легких и рациональных кинжалов, топоров и прочего оружия, которое выгоднее было продавать вдоль побережья или вообще отсылать за тридевять земель. Чистый Джексонов веник.).

— Но Легенда!

Что ни говори, а вещь волшебная, сделанная из куска самого Неба. И хрен с ним, что на этом вся «волшебность» заканчивается. Вот он. Тот самый волшебный «меч», что я когда-то обещал — Лга’нхи.

Правда, как я сам размышлял сегодня утром, волшебство редко выдерживает столкновение с реальностью. Видно, потому его столько лет и хранили в тайной кладовой, вместо того чтобы вручить какому-нибудь крутому вояке для сокрушения «врагов отечества». Но Лга’нхи как раз тот парень, что сможет «поддерживать репутацию» этого оружия на должной высоте. Уж в его-то руках оно просто обязано стать непобедимым кошмаром для всех врагов, сомневающихся и просто «косо посмотревших».

Но почему? Я-то, честно говоря, был уверен, что Леокай, когда пообещал нам эту штуку в уплату за труды, лишь подвесил морковку перед нашим носом. И теперь мы будем бежать за этой морковкой что есть сил. И сколько бы мы ни сделали для «спасения Улота и победы на верблюжатниками», все это окажется недостойным «Волшебного оружия». А тут — всего лишь одна битва. Не самая удачная и по сути своей ничего не решающая. И вдруг сразу Главный Приз… Почему?

— …но что мне оставалось делать? — грустно развел руками Леокай. — Мои воины сильно недовольны… Они потому и задирают так носы, что знают, без вас у них бы ничего не получилось. Ты придумал про колья, наколдовал, чтобы половина врагов не пошла в битву и чтобы враги выстроились не там, где должна была быть битва, а потом разделились и напали по раздельности. А твой Вождь показал, что он может биться лучше любого моего воина. Но все это они бы еще стерпели.

Но ты на этом не успокоился и начал тыкать их носом в умение наших врагов драться по-иному. И даже показал. И вечно напоминал про цену, которую они заплатили за свою победу, — за каждого убитого верблюжатника — один наш убитый и один раненый. Ты их сильно задел. Они это знают, но никогда не признаются в этом даже сами себе. Воин, признавая свою слабость, и впрямь делается слабее.

Потому вам сейчас лучше уйти. Пройдет немного времени, и они забудут или сделают вид, что забыли про вас… Тогда они сами «придумают» длинные копья. И эти твои рогатки, колючки и ямы, про которые ты мне рассказывал. Начнут пробовать двигаться так же, как Те… Может, еще что-то придумают. А я помогу.

Но пока здесь вы, они из чистого упрямства не захотят принимать новшества, показывая, что признали свою слабость и твою правоту, даже если я буду на этом настаивать. Потому-то вам лучше уйти. Мне будет проще, и вам спокойнее.

— А Осакат?

— Пусть девочка сама решает, — махнул рукой Царь Царей. — Если захочет пойти с вами, препятствовать я не стану.

— А как насчет тех ребят, что я сманил у верблюжатников? Ты не заберешь их себе? Они могут многому научить вас.

— Могут. Но мои их не примут.

— Пошли их к Мордую, — посоветовал я. — Мордуй сейчас не в том положении, чтобы особо выбирать, от кого получить помощь.

— Верблюжатники ушли из Олидики, — как-то устало ответил Леокай. — Не все. Оставили такой же лагерь в степи, а сами отошли на запад. Как ты думаешь, почему?

— Их верблюды и скот съели всю траву, — предположил я. — Вот им и пришлось идти туда, где она еще осталась. Но, думаю, они еще вернутся.

— Это тебе духи сказали.

— Ага… Страшный дух Вячеслав Семеныч, он там у духов носит титул «препод по истории» и любит изводить людей домашними заданиями, проверочными работами и внезапными опросами.

— Да. Наверное, и правда страшный, — согласился со мной Леокай, кажется, из всей этой лабуды понявший только «страшный» и «дух».

— Так куда же нам идти?

— Вам решать, — ответил мне Царь Царей Улота Леокай. — Я не могу вам приказывать.

Эпилог

Утром ко мне подошел Лга’нхи, и, не сводя влюбленного взгляда с новой цацки и даже как-то нежно ее поглаживая, немного смущаясь сказал:

— Тут Царь Царей Леокай попросил одну вещь для него сделать… Я подумал, что надо согласиться. Он ведь все-таки нам Такой Дар сделал…

«Сука ты, Леокай, — захотелось вдруг крикнуть мне. — Все-таки отловил ты нас за жабры и усадил на кукан. Теперь мы будем вечно тебе должны».

Но почему-то почувствовал, что злость эта не настоящая, — все равно надо куда-то идти. Так почему бы и не туда, куда пошлет добрый дедушка?

Егор Чекрыгин ХРОНИКИ ДЕБИЛА Свиток 2. Непобедимый

Глава 1

Господи, да я себя таким опущенным не чувствовал, даже когда меня десяток лет назад ткнули мордой в говно и заставили собирать кизяк!

Погано было до тошноты. И отнюдь не после вчерашнего, хотя, конечно, и вчерашнее упитие сыграло свою роль, но…

А на Лга’нхи я вообще не смел поднять глаза. Хотя он тоже придурок изрядный, это же надо чего учудил! Вполне могли бы Леокаевым барахлом отделаться, так нет же, ему приспичило отдать за мою жизнь достойную цену. Никакого представления о правилах торговли у этого дикаря. Нет чтобы схитрить, сбить цену, прикинувшись, что я ему абсолютно посторонний дядя, и больше чем драной подметки и завалявшихся на дне сумки старых портков он за меня не отдаст. Так нет же! Неуемное благородство и честность, видите ли, прут из нас, как сдобренное дрожжами говно из нужника. Аж противно. А ведь начиналось-то все относительно неплохо!

Собственно, просьба Леокая не показалась мне особо обременительной: всего-то делов — сопроводить его товары в неведомые страны и вернуться обратно. По мне, так это вполне себе выгодно и удобно, причем всем.

Леокай разом решал аж целую кучу проблем. Во-первых, удалял нас с Лга’нхи подальше от Улота. Во-вторых, удалял так, чтобы все же иметь под рукой, на случай, если еще понадобимся. В-третьих, обзавелся неплохой охраной для своих товаров. В-четвертых, как я понял уже позже, Леокай успел пообщаться с «забритыми» и, поскольку среди них большая половина была приморских, подрядил их в качестве дешевых экипажей для лодок (а куда еще бедолагам податься?). Что, опять же, позволяло ему иметь под рукой и их, на случай, если понадобятся солдаты, обученные драться в строю. Ну и напоследок: мы с Лга’нхи стали гарантами того, что «забритые» не умыкнут товары. Лга’нхи тут обеспечивал силовое прикрытие, я — сверхъестественное, а Осакат была кем-то вроде почетного представителя царской династии.

Ну а я, в общем-то, был совсем даже не прочь попутешествовать в компании трех оикия, десятка улотских воинов и сановников и полутора десятков нанятых прибрежных. По местным меркам, это было целое войско, способное обеспечить безопасную и комфортную прогулку туда и обратно. Нечего даже сравнивать с прошлым годом, когда мы двигались вдвоем, потом втроем, шухарясь по овражкам да перелескам и прячась от каждой тени.

Опять же, морской круиз за счет Царя Царей, возможность прогуляться на лодочке и наконец-то увидеть море!

Я ведь как раз из тех лохов, что никогда не видели моря!^[2] В смысле — вживую не видел. Но телевизор и даже экран кинотеатра слишком мелки и ничтожны, чтобы передать ощущение Моря. Я был разок на Волге, в самых низовьях, и думал, что, раз другого берега не видно, это почти как море. Нет. При всем величии и грандиозности Волги море — это море. Оно дышит, оно накатывает на тебя своей вроде бы пока спокойной, но зримой мощью, как бы давая понять всю твою ничтожность и несоизмеримость с Морем — Великим, Вечным и Неохватным.

Так что на морскую экскурсию я согласился без раздумий. (Да и чего думать, все равно Лга’нхи уже решил за нас.)

Первый звоночек прозвучал, когда я понял, на чем конкретно предстоит нам совершить эту экскурсию. Нет, на круизный теплоход или даже какую-нибудь убогую каравеллу я и не рассчитывал. Но лодка из кожи? Я даже подумал, что местные прибрежные впарили Леокаю самый фиговый товар. Но Витек заверил меня, что лодки очень хорошие. Хотя, конечно, его племя делало лодки получше, а местное племя, по всему видать, сплошь безрукие уроды, вороватые тупицы и сухопутные выхухоли, но плыть на лодках можно — они не подведут и не развалятся, едва отойдя от берега.

Да и как бы местное ворье посмело обманывать Царя Царей, зная, какой великий эксперт-мореплаватель нонче у него на службе, не забыл похвалить себя Витек, гордо выпячивая грудь перед сестренкой (нашей сестренкой! Может, все-таки кастрировать гада?).

Приятные заверения. И Витьку я доверяю, отчасти. И да, я в курсе, что эскимосы и чукчи на своих кожаных байдарках проплывали сотни километров по не самым спокойным и гостеприимным водам. Я даже слышал байки про ирландских монахов, якобы плававших на подобных лодках чуть ли не в Америку. Но для того, чтобы заставить себя забраться в подобное утлое суденышко, в первый раз мне понадобилось изрядное мужество. И если бы не Осакат, смело шагнувшая туда вслед за Витьком (как хорошо быть дурой и не понимать всех опасностей), я бы, наверное, предпочел идти пешком. Впрочем, впоследствии лодочки показали себя относительно надежными плавсредствами, вмещающими в себя пять-шесть человек и полтонны груза. Главное было соблюдать некоторые правила, типа, «помни, где находишься». Неудачно уронил топор — готовься к купанию, резко вскочил — привет рыбешкам. В общем, танцевать, готовить пищу и колоть дрова — строго на берегу. А в остальном — унылая-унылая-унылая скука! Сиди скукожившись, не имея возможности лишний раз повернуться, греби, как раб на галерах, и любуйся пейзажами.

Ну вот сколько можно любоваться однообразными пейзажами, очень медленно, в такт неторопливым гребкам, проплывающими мимо тебя? Ну час. Ну, может, два, если сразу не доходит. Но день за днем, неделю за неделей?!

Даже гребля не вносила в скуку особого разнообразия. Поначалу я, конечно, вспоминал навыки, приобретенные в Москве на все том же «Байкале» или в парке Горького, изображая из себя матерого морского волка и посмеиваясь над Лга’нхи, который то не знал куда просунуть свои длинные ноги, то пытался грести так, будто баржу с места сдвинуть хочет, от чего наша лодчонка едва не переворачивалась. Потом навыки худо-бедно вспомнил, и гребля стала рутиной, а насмешки над сухопутным приятелем приелись и стали небезопасными. Весло перестало натирать руки, на нужных местах наросли мозоли, и началась тоска.

Кажется, пешком двигаться было бы точно быстрее. По крайней мере для нас с Лга’нхи. Уж мы бы припустили, и пусть я бегаю, как черепаха, но это лучше, чем плавать, как тухлая рыбка.

А плыли мы не намного быстрее вышеозначенного объекта. В день делая, наверное, километров тридцать-сорок. Точно вдоль побережья, чуть дальше линии прибоя, но так, чтобы не спускать с берега настороженных глаз. Я разок предложил срезать путь, махнув напрямик во-о-он до того мыса, что виднеется вдали. Все ж лучше, чем уныло плестись вдоль изогнувшегося дугой берега. Эксперты-мореходы надо мной только посмеялись.

Так мы и тащились полтора месяца. Никакого разнообразия. Утром завтрак, гребля, в обед перекус холодным, гребля. Вечером вылезаем на берег, готовим горячую пищу на ужин и завтрашний день, едим, спим, утром завтрак — и дальше по списку. Изо дня в день, без всяких происшествий и приключений. И единственным «светлым пятном» во всей этой унылости стало нападение пиратов, случившееся где-то посреди нашей тоскливой экспедиции.

И слава богу, а то я уже был близок к тому, чтобы самостоятельно проковырять дырочку в нашей лодке, чтобы хоть героическое спасение и ремонт внесли какое-то разнообразие в эту тоску и унылость!

Да. Пираты. Потом шторма, не столько внесшие разнообразие, сколько добавившие скуки долгих отсидок на берегу. Сейчас я готов вспоминать о них со светлой печалью. После всего произошедшего все это кажется милыми пустяками по сравнению с тем, что из-за меня Лга’нхи потерял свой Волшебный Меч.

И ведь что самое обидное, никакой моей вины в этом не было! Ну, если только самая малость. Но там все нажрались до отключки, не я один. И Лга’нхи нажрался, и Витек, и Гит’евек, и даже Мнау’гхо, который вообще непонятно как затесался в нашу компанию.

Может, нам пиво паленое подсунули? Хотя нет, все вроде одинаковое пили. Почти полсотни человек гуляло, выхватывая кувшины прямо из рук неустанно подтаскивающих пойло служанок. Да и ужрались тоже все. Но надо же такому случиться, что именно мой кинжал утром обнаружили в груди у брата местного Царя Царей!

Типичнейшая голимая подстава! Но разве местным что-то докажешь? Про алиби, мотивы и презумпцию невиновности тут даже и не слышали. Раз кинжал мой, то и братца зарезал тоже я. А размышления типа «могли украсть, пока я пьяным валялся» для местных слишком сложная конструкция. Их логика дальше, «кто шляпку спер, тот и тетку укокошил»^[3], не идет. Так что меня без особых раздумий назначили виновным. Уж лучше бы опять с пиратами подрались.

Собственно, да, пираты. Увы, никакой романтики в стиле капитана Блада или Джека Воробья. Они и напали-то не в море (и слава богу, не представляю, как можно драться в этих кожаных тазиках), а когда мы выползли на берег. Да и профессионалами в своем деле явно не были, поскольку действовали абсолютно безграмотно.

Я ведь Витька заранее расспросил насчет традиций и «шалостей» местной прибрежной публики в отношении проплывающих мимо них караванов. И он мне честно поведал, что специально ходить кого-то грабить уних вроде как не принято. Потому как с ума сойдешь дожидаться очередного каравана. Не так часто они вдоль берега плавают, чтобы всерьез наладить пиратский бизнес. А наезжать на чужие поселки? Ну можно, конечно, пару лодок стащить или еще как набедокурить. И молодежь иногда этим развлекается. Но, опять же, больше ища выход для дури, чем в качестве промысла. Другое дело, что у прибрежных, как у всех приличных людей, коли есть возможность чужого ограбить, так стыд тебе и позор, если ты клювом прощелкаешь! Неважно, рыбак ты или перевозчик: когда приспичит, все становятся малость пиратами.

— Но на такой караван, как наш, — успокоил он меня, — никто не позарится, ибо больно уж нас много.

Увы, не учел Витек новшеств, что появились в жизни всех окрестных земель после появления тут аиотееки. Эти ребята разорили немало прибрежных поселков. Многие, вроде родни Витька, подхватив невеликий, влезший в лодки скарб, ломанули подальше от этой напасти на восток. А берега моря, как известно, не резиновые, особенно учитывая, что не так много удобных гаваней на побережье. Так что вывод ясен: где-то испуганный народ просто резал друг дружку или кто под руку подвернется. А где-то сбивался в кучи, образовывая аналогии «береговых братств», которые, не будучи обремененными соседскими или родственными связями с «восточными», наводили изрядный шорох на этих берегах. Короче, разброд и шатания.

Да и местные в ответ тоже не журились и с радостью вгрызались в добычу, коли считали, что она им по зубам. Я вот, например, не спрашиваю, где были взяты лодки, на которых мы едем. Хотя Витек, облазивший каждую, уже доложил, что почти все они, судя по особенностям конструкции и племенным узорам, из разных племен и родов.

А Кор’тек, адмирал нашей флотилии, отвечая на вопрос, «почему сами прибрежные не захотели везти товар, а лишь продали Леокаю лодки», сказал, что, во-первых, надо беречь поселок от нашествия лихих людей, а во-вторых, в этот сезон на перехвате чужих лодок можно заработать больше, и вообще, он во все это ввязался исключительно, чтобы не портить отношения с Улотом, а иначе в эти неспокойные времена ни за что бы край родной не покинул.

Ну да бог с ними со всеми. Короче, пираты. Если этих убогих гопстопников можно назвать таким грозным прозвищем.

Заметили мы их еще утром. Да и сложно не заметить, когда они, пока мы спокойно проплывали мимо какого-то поселка, судорожно выскакивали из хижин, садились в лодки и что-то нам орали.

Кор’тек сразу заявил, что это, мол, чужие и на провокации криком поддаваться не надо. Потому как он в этом поселке своему третьему сыну жену выменивал и местных знает, а это точно не местные, и даже лодки у них неправильные, и народу больно уж много. Непонятно, откуда столько взялось?

Ну, я ему сразу порекомендовал про родню забыть, пришлые небось уже всех вырезали, когда захватывали поселок. Кор’тек со мной согласился, без особой, впрочем, печали. Видать, родня была дальней или невеста не оправдала запрошенной за нее цены.

Ну а дальше расчет простой: у нас одиннадцать лодок и на них семьдесят человек. А у супостатов лодок раза в полтора больше, и забиты они до отказа, поскольку груз им везти в них не надо. Так что на сотни полторы можно смело рассчитывать.

Также можно было смело рассчитывать, что на воде с нами драться они не полезут. Поскольку в подобной драке перевернуть лодку и утопить груз — дело нехитрое. Нас будут преследовать и нападут уже на берегу.

Да и хрен с вами. На коротком совещании за бегство высказались только Кор’тек и Санкай — главный приказчик Царя Царей, он же по совместительству его полномочный посол. Все же остальные, начиная от воинственного Лга’нхи, нетерпеливо тискавшего рукоятку своего волшебного шестопера, и заканчивая Ливоем — предводителем улотских вояк, высказались за «мочить гадов».

У меня предстоящая битва особого энтузиазма не вызывала. Нет, погибнуть в бою или еще чего-то этакого я не боялся. Научился уже относиться к этому по-философски. Да и выйдя из двух больших битв (а тут любая битва, где дерутся больше десяти человек, считается большой) без единой царапинки, я как-то малость начал считать себя неуязвимым. Вот только совсем другое дело, что будет после битвы! А именно — пока гордые воины будут хлебать пиво, жрать и похваляться перед друг дружкой подвигами, я несколько дней подряд буду штопать раны, менять перевязки и жевать очень горькую травку. То еще Щастье!

Но куда деваться? Ясно было, что обойтись без драки не получится. Даже если мы вовсю поднажмем, рано или поздно пустые лодки с большим количеством гребцов нас догонят. Да и плавать ночью тут не умеют. Так что на берег мы все равно вылезем, другое дело, что к тому времени будем уже измотанные и уставшие. Как говорится, «те, кто пробует убежать от снайпера, умирает потным».

Потому я поневоле присоединился к воинственному большинству, лишь отчасти детализировав план, предложив сначала приналечь на весла, чтобы к тому времени, когда нас настигнут, успеть влезть в доспехи и подготовиться к битве. И выбрать наиболее подходящее для действия оикия поле боя, предоставив выбор такового Гит’евеку.

Гит’евек на это сказал, что им подойдет любой достаточно просторный и ровный пляж, каковой и нашелся через пару-тройку километров. Мы на нем высадились. Я осмотрел местность и внес новую инициативу, предложив заодно ограбить супостатов. А для этого всего-то и надо — спрятать в камнях улотское воинство вместе с прибрежной «морской пехотой». А когда недоделанные капитаны флинты выскочат из лодок и побегут на стоящие в глубине пляжа оикия, вдарить им в тыл и отсечь от собственных лодок.

Расслабился. Потому как дебил. Мое предложение страшно оскорбило Ливоя. Дескать, не будут славные улотские воины ховаться по каким-то там камушкам, поскольку привыкли встречать опасность грудь в грудь, глаза в глаза, носом по кулаку. Идиот, такой план испортил! Если бы все получилось по-моему.

Засаду мы все-таки поставили. Наши прибрежные ничего против подобной тактики не имели, мы с Лга’нхи и воинственно верещащий Витек — тоже. Благо прибрежные не намного отличались «цивилизованностью» от степняков. Другое дело, что все-таки нас было маловато, а самое главное, горские и оикия — не слишком хорошее сочетание на поле боя, неважно, дерутся ли они друг с другом или против общего врага.

Собственно, так и получилось — горские больше мешали. Пока наши забритые выстроились хитрой перевернутой буквой «П», выставив посередине оикия, выстроенную в два ряда, широкой стороной по фронту, а с флангов пристроив две другие, тремя человеками по фронту. Горские выстроились своей обычной одиночной шеренгой, да еще и не рядом с «забритыми», а чуть впереди и сбоку. Видимо, это было вопросом чести.

И естественно, когда с пиратских лодок на них ломанул десант, они ломанули ему навстречу. Оикия остались на месте и приняли волну десанта плотным крепким строем, насаживая супостатов на копья и закрывшись щитами. Блин, да за всю битву у них даже серьезных раненых не было, а завалили они больше всех! Завалили бы еще больше, если бы перед их копьями не мелькали эти горские «лыцари», уныло отбивающиеся от насевших на них шакальих стай.

Поскольку пираты особых лыцарских правил не придерживались, то на каждого «лыцаря» навалился чуть ли не десяток. Исход был вполне понятен. Если бы мы вовремя не ударили в тыл, внеся смятение во вражеские ряды, они бы не только сами погибли, но еще и, отступая, разрушили бы строй «забритых». Но мы ударили. Враги сбавили напор. Гит’евек пропел команду, и фланговые оикия мощными кулаками двинулись вперед, давя пиратскую толпу и сгребая ее в мешок. Те, почувствовав себя в окружении, бросились бежать. Вот тут бы нам и понадобился десяток горских вояк. Они одним своим видом задавили бы любые остатки сопротивления. Увы, их не было. А наша двадцатка просто физически не могла удержать всех разбегающихся.

Я, в общем-то, в бой особо не рвался. И в первой атаке участия почти не принял. Тех пиратов, что остались в тылу, прикончили бежавшие впереди, так что мне добычи не досталось. А вот зато когда вся эта толпа ломанула назад, вот тут уж пришлось помахать протазаном вволю! Однако на всякий случай я старался держаться поближе к Лга’нхи, любуясь, как он крушит черепа и кости своей новой игрушкой. Для тех, кому не повезло оказаться перед ним, он был верной смертью, а теми, кто пытался забежать ему в тыл или кому просто подфартило вывернуться из-под сокрушающего снаряда, занимался уже я. Так что в целом неплохая получилась связка. Результативная, сказали бы спортивные комментаторы улотцев, если бы тем хватило цивилизованности таковыми обзавестись.

Да и вояки из этих «пиратов» были так себе — сразу видно, что это рыбаки да гребцы, собранные с бору по сосенке, вооруженные чем попало (один даже веслом на меня замахнулся) и без доспехов. После первой неудачной атаки желание биться у них как-то сразу резко пропало, и все их думы сосредоточились на том, чтобы быстрее добраться до лодок и слинять. Но между ними и лодками стояли мы, и, короче, человек шесть-семь мне завалить пришлось, без всякого, впрочем, удовольствия. Сколько угробил Лга’нхи я считать не стал. А его математических способностей и пальцев на такую кучу скальпов просто не хватило.

И если бы горские дрались на нашей стороне, а не мешали «забритым», наверное, ни один пират не ушел бы от праведного возмездия и встречного ограбления. А так почти треть лодок, которые я уже мысленно начал считать своими, слиняли вместе с экипажами.

Впрочем, на этих горских обижаться уже не приходилось — почти все эти дурни оказались либо убитыми, либо сильно пораненными. Все-таки, когда десятком прешь на полторы сотни, это редкостная глупость с точки зрения теории Дарвина о естественном отборе. Причем в числе погибших были и посол его величества Санкай, и командир роты охраны Ливой. Из всех улотцев в нашем экипаже осталось только двое вояк, причем один, возможно, до конца жизни останется калекой. Что серьезно меняло расклады в противовесе сил. Так что, если теперь «забритые» вдруг захотят вильнуть хвостом и, прихватив богатства Царя Царей Улота, двинуть на вольные хлеба, нам противопоставить им будет нечего, кроме разве что шестопера Лга’нхи и моей «магии». Впрочем, об этом буду думать позже.

А в остальном — полная победа! Девять трофейных лодок и два десятка пленных, с которыми мы не знали, что делать, впрочем, как и с лодками.

Так что виновным меня назначили еще до суда. Собственно, и суда-то как такового не было. Митк’окок, местный Царь Царей, когда нас привели к нему на двор «Дворца», сразу начал рассуждать про наказания и компенсации.

Причем, как мне показалось, смертью брата он особо огорчен не был. А ведь все-таки родович как-никак. А тут такие вещи ой как ценятся. Осакат Леокаю, по сути-то, вообще абсолютно посторонняя девочка, однако он о ней по-своему заботится, и, как я уже успел убедиться, достаточно искренне. И не только как о фигурке на политический шахматной доске, но и как о человеке. По крайней мере, когда он задавал мне вопрос: «Предашь ли ты мою внучку?» — я чувствовал, что его это искренне беспокоит.

Так что то, что этот Митк’окок с ходу стал требовать цену за родную кровь, показалось мне, мягко говоря, странным и подозрительным.

Хотя хрен его знает, может, они с пеленок с этим братом на ножах. И своей смертью он сделал Царю Царей самый роскошный подарок, дав ему возможность обобрать наш довольно богатый караван до нитки. В буквальном смысле этого слова.

Так что выходило, что с таким трудом и жертвами доставленный караван Леокая достанется этому мудозвону (а он реально был весь бубенчиками увешан, видимо, для крутизны). Да еще и при условиях, когда даже сам Царь Царей могущественного Улота будет вынужден признать законность данной экспроприации. Так что то, что все наши труды по доставке каравана пойдут насмарку, еще не самая большая проблема по сравнению с тем, как испортятся наши взаимоотношения с Леокаем.

Собственно, трудов и впрямь хватало. Для начала разобрались с пленными пиратами. Лга’нхи (и не только он), не долго думая, предложил их прирезать. А чтобы не выпускать ману зазря, раздать им оружие и дать возможность каждому умереть в бою с ним. (Рожа кровожадная! И так весь скальпами увешан, как елка игрушками.)

Я был склонен тупо их отпустить. Потому как реально не знал, куда их деть.

Кор’теку было наплевать — под ревнивым присмотром Витька, отобрав три лодки, которые нам худо-бедно могли понадобиться, он прикидывал, как бы припрятать остальные, чтобы отбуксировать их на обратном пути домой. (Типа, не зря же он воевал, должен свой гешефт поиметь.) Он даже заранее придумал, как распределить людей и загрузить лодки трофеями. Собственно, он больше о лодках и заботился, до судьбы пленных ему особого дела не было.

Но тут вдруг случилось чудо в стиле телепередачи «Ищу тебя» или «бразило-индийского» мыла — один из «забритых» опознал в парочке пленных соплеменников. Когда утихли радостные вопли, разжались объятья щастья и подсохли слезы умиленно глядящей на это публики, Гит’евек с «родственниками» подошли к нам с Лга’нхи и испросили разрешения включить новичков в состав оикия.

Собственно говоря, возражать у нас не было ни малейшего права — «забритые» были абсолютно свободные люди и могли делать что хотят. Если они кому нонче и служили, так это уж скорее Леокаю, подрядившему их на эту поездку. Но, поскольку улотские ребята их всячески избегали, «забритые» по всем вопросам обращались к нам с Лга’нхи. А мы хотя командовать ими и не имели права, но всегда были готовы помочь добрым советом, пусть и поданным в форме ценного указания обязательного к исполнению.

Потому, тая небескорыстные помыслы, прежде чем дать свое согласие на пополнение рядов, я потребовал дать мне время на обсуждение данного вопроса с духами, для чего и удалился в степь. Полдня гулял по ней, пополняя изрядно опустошенный запас целебных травок. Хорошо, что хоть та, горькая, росла почти везде, и особых проблем нарвать ее не было никаких.

Потом я вернулся поближе к пляжу, разжег костерок, поджарил лучшие кусочки добытого «забритыми» и преподнесенного мне для жертвы духам оленя. Пожрал сам, угостил духов и хорошенько выспался перед ночным шоу. Ближе к вечеру, пока еще было светло, подготовил нужные материалы. А уже глубокой ночью, с мстительной радостью (хрен вы у меня поспите!), приступил к своим непосредственным обязанностям.

Кажется, я даже начал находить в этом некую прелесть, хотя физически это бывает тяжеловато. Пожалуй, стоит обзавестись бубном или барабаном, потому как колотить камнем о камень, выбивая ритмы русских народных песен и прочих хитов 90-х, было довольно утомительно. Зато громко. Надеюсь, никто в лагере не смог заснуть, и они вволю насладились зрелищем меня, танцующего брейк-данс вокруг костра и завывающего страшным, слабомузыкальным голосом «Белые розы» или «Валенки».

А утром я принес результат нашего совместного с духами творчества — ровный прямоугольный кусок светлой выделанной кожи (вырезал из спины безрукавки одного из убитых пиратов), в верхней части которого багровели красной охрой зловещие руны — «Ведомость на зарплату».

Далее произошло страшное, леденящее кровь действо — злобный, но могучий шаман Дебил, напевая себе под нос «Бухгалтер, милый мой бухгалтер» и спешно заполняя шкуру таинственными узорами, заставил всех «забритых» по очереди назвать свое имя и напротив каждого узенького узорчика поставить отпечаток своего пальца — кровью!

Эта вызывающая дрожь сакральная церемония, по словам вышеозначенного проходимца Дебила, связала всех «забритых» незримыми узами братства и фактически — родства. Отныне они, невзирая на происхождение из степняков, приморских или еще каких-то, образовывали подобие общего племени. И обязаны были оставаться там до тех пор, пока особый узор, означающий их сущность, и отпечаток пальца рядом с узором не будут магическим путем удалены из списка.

Надо сказать, что моя инициатива нашла живой отклик в душах электората. Они и сами уже о чем-то подобном подумывали, но, естественно, не знали, как свершить подобный обряд, связующий настолько разных и непохожих друг на друга людей. А дельного шамана, чтобы перетереть этот вопрос с духами и оформить все официально, среди них не было.

Когда я объяснил им все прелести подобной системы, в том числе и возможность вписывать в список «соплеменников» новых людей или выкидывать из него провинившихся простым росчерком пера, Гит’евек и другие старшины пришли в восторг. Пятна крови, оставленные на общем листе, делали общей и кровь в их жилах, создавая родственную связь, — это ли не чудо? Да тут еще и Осакат, присутствовавшая на церемонии как представитель царствующей династии Улота (засранка сунула свой любопытный нос в церемонию, и, дабы воспринимающие все с излишней серьезностью мужики не надавали ей по шее, пришлось представить ее подобным образом), рассказала, как однажды я, прямо на ее глазах, превратил оленя в овцебыка на священном празднике Весны. А Лга’нхи это подтвердил. Причем сдается мне, ребята не врали. Они уже искренне верили, что на их глазах умирающий олень превратился в овцебыка. Но так или иначе, а мой авторитет Шамана в очередной раз взлетел на недосягаемую высоту, и церемония была признана важной и священной.

А вот то, что списочек я оставил себе, заставило их сильно задуматься, ну, по крайней мере тех, кто умел думать. Все отпечатки их духовных сущностей отныне хранились в сумке у меня на поясе. Что давало мне над ними немалую власть.

Впрочем, как я понял, ребята и так не были против того, чтобы над ними висела некая власть. Всем им некуда было идти. Все они понимали, а недавно убедились воочию, какую силу им дарует полученная у аиотееки выучка. И мысль о том, что дальше выгоднее держаться по жизни вместе, дошла даже до недалекого Мнау’гхо. Но люди-то они и впрямь были очень разными. И спаять их в единую общность пока смогла только суровая Власть аиотееков, бывших хозяев-демонов.

Я всего лишь скромно заменил демонов собой. И это всех устроило. Подчиняться Великому и Ужасному Шаману и его Вождю с Волшебным Мечом было не менее почетно, чем злобным и коварным демонам. Так что на какое-то время я мог расслабиться и не ожидать удара в спину с этой стороны. По крайней мере до тех пор, пока наше командование будет приводить к хорошим результатам. Как вчера, например, при разгроме пиратов.

Кстати, о пиратах. В кровавую «Ведомость на Зарплату» было внесено не два, а целых девять новых имен. Многие пираты, глядя на товарищей, тоже решили сменить карьеру. Я этому не препятствовал, надеясь подглядеть приемы, с помощью которых аиотееки добиваются от своих подневольных рекрутов такой отлаженной выучки.

Еще шестеро напросились к Корт’еку гребцами на лодки. Остальных мы отпустили восвояси, отобрав все ценное, включая одежду. До поселка, откуда они за нами стартовали, не больше десяти-пятнадцати километров, — дойдут и голышом.

Но радость от победы была недолгой, буквально через пару дней после эпохальной битвы с пиратами на нас навалилась новая напасть — начались затяжные осенние дожди и бури. Мы, конечно, этого ждали, ведь караван наш вышел почти на три месяца позже обычного срока. Однако ждать одно, а грести весь день под ледяным дождем и промозглым ветром — совсем другое. Или сидеть по несколько дней на берегу, прячась от пронизывающего ветра в хилых шалашах, едва осмеливаясь высунуть нос из укрытия, чтобы поглядеть, как бушует стихия.

А тут еще и Осакат вдруг разболелась — видно, продуло ее холодным влажным ветром.

Да и вообще, торчать дни напролет в постоянной сырости, холоде и на ветру — не лучший выбор для поддержания здоровья. Все мы были малость простывшими и приболевшими. Даже здоровый, как овцебык, Лга’нхи и то пару раз чихнул и похлюпал носом. А меня и многих других вовсю одолевал противный затяжной кашель, так что все наши мысли были — поскорее забраться в какое-нибудь теплое и укрытое от ветра убежище и отдохнуть от этой непогоды.

Но мы-то ладно, а вот сестренку, видно, прихватило основательно. Также я опасался за жизнь четырех раненых, остававшихся на моем попечении.

А что я мог? Только укутать их потеплее и, напевая «целебные» песенки, поить горячими отварами травок, неизвестно каких и от чего помогающих. Больше полагаясь на эффект «плацебо», чем на реальную их помощь. (Хорошо хоть про «смертельный корешок», который мне показали «забритые», я теперь знал и не сунул его ненароком в «целебное питье».)

Так что неудивительно, что, когда Кор’тек объявил, что цель нашего путешествия близка и мы окажемся там уже завтра, мы все были на седьмом небе от счастья.

Глава 2

Сложно сказать, на что раскатывал губы мудозвон мудозвонов Митк’окок, но, думаю, выходка Лга’нхи стала для него такой же неожиданностью, как и для нас всех.

Пока эта хитромордая тварь сыпала намеками на мою казнь и возможность компенсации, достойной пролития гостем крови хозяина, да еще такого высокого уровня, как сам брат Царя Царей, я мысленно загибал пальцы, прощаясь с лодками при каждом новом выдвигаемом обвинении. Хотя мне и так давно уже стало понятно, что нас отсюда не выпустят, не обобрав по полной программе, и возвращаться, скорее всего, придется уже пешком.

Нет, конечно, можно было отдать команду «забритым», и они бы без проблем пробились в порт, захватили лодки, и мы слиняли бы отсюда на вечные времена. Вот только куда?

В Улот после такого лучше не возвращаться. Одно дело потерянные лодки и товары — это еще можно пережить. А вот слава про то, что ЕГО люди дважды нарушили священные Законы, пролив кровь хозяев…

После такого представителям Леокая лучше вообще не вылезать на побережье. Особенно учитывая, что тут переживали зиму караваны из очень многих береговых племен, и известие об этом преступлении будет обмусоливаться в каждом мелком рыбацком поселении, по всему побережью. С такой лиходейской славой проще сменить название и географическое положение царства, чем продолжать зарабатывать торговлей. И я это прекрасно понимал.

Также это прекрасно понимал и наш «гостеприимный хозяин», видно, оттого особо и упирал на слова «священный» и «закон», и «нарушение обычаев». Только вот сдается мне, он сильно переборщил с этим «священством» и тонкими намеками на воздаяние крови за кровь, сопровождающимися пошлыми взглядами в сторону Осакат.

Уж не знаю, что больше задело Лга’нхи — упреки в нарушении священных законов (с прилагающейся обидой духов и тыщей лет несчастий), угрозы в мою сторону или намеки на сестренку. Но он пустил в ход аргумент, который от него не ждали, — свой «меч». Нет, я конечно опасался, что он может пустить его в ход. И даже попытался повиснуть у него на руке, когда он схватился за него. Но я-то думал, что он сейчас начнет крушить им головы неправедных судей и всех, кто подвернется под руку, а не предложит в качестве компенсации.

Митк’окок этого тоже явно не ждал. Думаю, он скорее предпочел бы забрать лодки, чем связываться с Волшебной Вещью. Но компенсация была вполне соответствующей преступлению. Тут играли роль и высокая ценность вещи, и то, что за нарушение священных законов отдается священный предмет. Еще недавно Митк’окок признал шестопер величайшим сокровищем, так что отказаться от него он не смог. Так мы остались при своих лодках, но без нашей Главной Ценности.

Вал’аклава, собственно, сложно было назвать «царством», хотя его Босс и носил гордое титулование Царя Царей. Скорее, это был один город. Пусть и огромный, по местным меркам, но все же город. Располагался он вдоль берегов вдающегося далеко в сушу залива и впадающей в него Реки, и, как большинство прибрежных городов, был более длинным, чем широким. Кажется, там вообще была всего одна улица, идущая вдоль берега, а за домами уже виделись огородики и поля. Зато вот на большом острове, торчавшем почти на самой середине бухты, застройка была очень плотной, как обычно, «облепляя» очередной дворец.

Но Кор’тек во дворец нас не повез. (Хоть я и просил.) А сначала припарковал наши челны с правой стороны бухты возле каких-то большущих сараев. Сараи эти оказались караван-сараями — тут складировались и проживали все купцы, соизволившие посетить Вал’аклаву с деловыми визитами.

Насколько тут все было «по-взрослому», я оценил, когда к нам заявилась таможня — налоговая служба. Вот уж не думал, что это изобретение таких древних времен. Однако, едва мы успели припарковаться, к нам подошел важный господин в сопровождении двух стражников и завел с Кор’теком деловую беседу. Говорили они на общеприбрежном языке, который я за почти три месяца плавания выучил довольно неплохо. Описью имущества и высчитыванием полагающегося процента никто заморачиваться не стал. Чиновник выслушал предположения нашего адмирала о количестве имеющихся у нас товаров и навскидку назвал долю Царя Царей с реализации. Молодчина Кор’тек, выступил со встречным предложением, снизив цену вдвое, и еще час ребята жарко торговались. Причем Кор’тек бился за чужое имущество, как лев, и, кажется, исключительно из спортивного интереса, хотя, может, и надеялся на какие-то профиты со стороны работодателя. Ну это он пусть к Леокаю шурует, с меня взять нечего.

В ходе разговора чинуше были представлены и мы с Лга’нхи, а главное, Осакат. Кажется, Кор’тек пытался сбросить цену на том основании, что мы не только торговый караван, а еще и дипломатическая миссия. Чинуша высказался в плане, что ему по фиг, «будь вы хоть космонавты, а денюжку извольте выложить». Однако, едва мы успели толком перетащить товары в свободный сарай и худо-бедно расположиться там сами, к нам подплыла лодка с приглашением от Царя Царей Митк’окока дипломатическому корпусу Улота на званый пир. Что, по словам Кор’тека, было весьма почетным.

Вот только одна маленькая хрень снижала пафос нашего дипломатического статуса — весь дипломатический корпус Улота в данный момент находился на пляже, километрах в пятистах отсюда, и, что характерно, мертвый. А ни я, ни Лга’нхи, ни Осакат были абсолютно не в курсе, о чем говорить с местным Царем Царей от имени Улота. Однако и деваться было некуда — раз пригласили, надо ехать.

Приехали. Дворец этого Митк’окока был побогаче даже дворца Леокая, хотя и выражалось это весьма по-варварски. У меня поначалу вообще появилось ощущение, что мы попали в какой-то доисторический супермаркет, настолько напоказ тут было выставлено богатство. Увы, ни Осакат, ни Лга’нхи подобным же тонким вкусом не обладали, и их восхищение красотой и пышностью дворца было безграничным и по-детски искренним.

Поскольку последние три месяца, и особенно последние два часа, я очень дотошно пытал Кор’тека на предмет Вал’аклавы, то уже знал, что это был крупнейший рынок всего побережья, куда сходились товары как с востока, так и с запада, и даже, по реке, с севера. Именно тут шелка обменивались на бронзу, бронза — на шерсть и шкуры, а шерсть и шкуры — на пряности и драгоценные камни. Оружие — на керамику, керамику — на лодки, а лодки — на еду или лес.

Поскольку времени у меня было достаточно, то я смог по крупицам вытянуть из Кор’тека сведения, как Вал’аклава стала таким крупным рынком. Во-первых, тут была самая удобная бухта на многие тысячи километров. Во-вторых, в бухту впадала большая Река, по которой тоже привозили товары из далеких северных земель. В-третьих (знали бы вы, каких усилий мне стоило вытянуть эти сведения), со стороны степи Вал’аклаву прикрывала невысокая горная гряда, защищавшая ее от нашествия кочевников, но не мешающая торговле с ними. Ибо кочевники идут только туда, где могут пройти их стада. А стада в горы не пойдут, так что им проще торговать с Вал’аклавой через фактории в горах, сбагривая запасы шерсти и мяса, чем нападать на такое большое поселение.

Из шерсти ткались ткани, а мясо коптилось особым способом и, по словам Кор’тека, чуть ли не на каждой лодке Моря можно было найти запасы этого мяса. Продукты также поставляли горные склоны и распаханная степь между берегом и горами. Так что только на обеспечении караванов харчами Вал’аклава могла иметь очень неплохие доходы. Но ясное дело — местные пройдохи этим не ограничивались, и даже взимание налогов не было единственной статьей доходов сего поселения, помимо этого, сдавались в аренду причалы, караван-сараи, дома в городе и даже существовало что-то вроде таверн-публичных домов-казино и даже цирка-театра.

Вот информация о подобной «культурной жизни», в отличие от географии, из Кор’тека просто ручьем лилась. Его восхищение столь изысканными благами цивилизации было столь искренним, что он мог говорить о них часами. И мне даже приходилось затыкать его в некоторых моментах, оберегая насторожившиеся ушки Осакат от излишне подробной информации. (Кто бы мне сказал лет цать назад, что я буду выступать в роли дуэньи и поборника морали?!)

В общем, Вал’аклава была крупнейшим мегаполисом Побережья и Мира. Городом Контрастов, Богатства и Бедности, Разврата и Культуры. Ребята, похоже, я снова в Москве!

Варварская пышность дворца Митк’окока даже в сравнение не шла с «пышностью» самого Царя Царей Вал’аклавы. Я в свое время малость поглумился над Мордуем за его висюльки и цилиндр-корону. Зря! По сравнению с этим персонажем Мордуй был сама скромность и застенчивость. То, что предстало перед нами, когда мы, пройдя вдоль прилавков с товарами в коридорах (а иначе это нельзя было назвать, настолько демонстративно оформлен интерьер дворца), вошли в главный зал, сложно вообще было назвать человеком, скорее уж помесью Джаббы Хатта и новогодней елки. Сразу видно было, что сей мудрый правитель ни в чем себе не отказывал — ни в харчах, ни в украшениях. Вот только у меня вызывала сильное сомнение его способность самостоятельно встать и сделать хоть бы десяток шагов, потому как, в отличие от Мордуя, чьи парадные одежды были украшены медными висюльками, у этого они, кажется, только из висюлек и состояли. А еще там вроде как были бесконечные рулоны шелка, обмотанные поверх чего-то и завязанные в кокетливые банты, какие-то блестяшки (кажется, стекло — дорогая вещь), перстни (впервые тут такие вижу), браслеты, бусики, фигусики, хренасики. И без того бледная из-за болезни рожица Осакат сразу приобрела благородно зеленый оттенок чистой незамутненной зависти. Бедолажка, невзирая на слабость и кашель, не менее получаса (а для местных женщин это очень много) надевала все свои наряды и украшения, начиная от подаренной нами рубахи Пивасика и заканчивая добром, что выдали ей, отправляя в дипломатические миссии, аж целых два Царя Царей — Мордуй с Леокаем. И все это напрасно — ее лучшие наряды блекли в пышности и сиянии парадных одеяний Митк’окока.

Да что там Осакат? Великолепие этой новогодней елки, кажется, произвело впечатление даже на Великого Вождя Лга’нхи. Он, столь дерзко и вызывающе щеголявший при дворе Мордуя в драных портках и старой жилетке, кажется, даже немного заробел при виде этой пышности и блеска. Короче, пришлось все брать на себя.

Мысленно припомнив стандарты придворной болтовни, которые услышал от Ортая, вдохнул поглубже, набирая воздуха в легкие и дерзости в сердце, окинул блестюльки Митк’окока насмешливо-презрительным взглядом истинно московского интеллигента, презирающего все материальное, и начал извергать словесный понос:

— Великий Леокай-надежа-и-опора, Царь Царей Улота и окрестностей, Победитель Демонов-захватчиков, подобно Крыше раскинувший свою защиту (крышующий, короче) над соседними царствами гор, степей и побережья. Меценат и Покровитель искусств, Вершина Мудрости и Мастерства, Оплот Добродетели и Гроза Пороков, Победитель Драконов и Защитник Экологии, изъявляет, Великий Царь Царей Митк’окок, тебе посредством моих уст свое расположение и приязнь! И подносит богатые дары, достойные столь великого человека, как ты, — и изящно щелкнул пальцами, давая возможность Витьку и Мнау’гхо избавиться от наспех отобранного после консультации с Кор’теком оружия из бронзы, шерстяных тканей и драгоценных камешков.

— Фига себе сказанул!!! — ответили выпученные глаза Митк’окока на мое скромное приветствие. По залу прошел восторженно-удивленный гул, а мужички, расположившиеся рядом с троном, видимо, советники и свита, как-то подозрительно зашевелили губами, кажется, пытаясь заучить титулование наизусть, чтобы потом, при случае, поизящнее прогнуться.

— Э-э, тоже рад, изъявляю в смысле! — как-то неловко ляпнул Митк’окок, все еще пребывая под впечатлением моего вступления и кося глазом на подарки. Но потом собрался, впучил глаза обратно и уже более деловым тоном осведомился: — С чем пожаловали?

А вот тут уже в ступор впору было впадать мне. Все инструкции, которые я получил от Леокая, были — съездить с караваном и присмотреть за товаром. О чем там должен был переговаривать с местным Большим Боссом ныне покойный Санкай, я не ведал. Потому как Царь Царей не удостоил, а Санкай и при жизни поболтать со мной особо не стремился, а став покойником, вообще замкнулся и перестал общаться. (И к счастью, мне, помимо духов, еще только болтовни с приведениями и не хватало.) Так что в ответ я понес неуемную пургу про любовь и добрососедство, упомянул торговые связи, проклял злобного беса Джексонавеника, как известно всем просвещенным людям, считающего своей прямой обязанностью мешать и пакостить доброй торговле. Предложил крепить боевое братство и одобрительно высказался об идее разоружения как о, в общем, правильной концепции, к сожалению, неактуальной в нашем (я заговорщицки подмигнул вновь припухшему Метк’ококу) случае. Заодно уж провел политинформацию, высказав свою точку зрения на международное положение, осудив империалистические помыслы неких (не будем их сейчас называть) реакционных сил.

Короче, нес полную пургу, стараясь делать это в наиболее обрекаемой форме, чтобы каждая фраза могла пониматься двояко, а под пышными формулировками терялся всякий смысл сказанного. Для этих же целей свободно переходил со степного на горский и обратно, а оттуда — на общеприбрежный, с маленькими, но впечатляющими вкраплениями языка аиотееков и русского.

Уж не знаю, что понял из всего этого бреда мой оппонент, однако его ответная речь меня если не убила, то хорошенько согнала градус самомнения и пафоса.

Он знал! Охренеть, но он знал, кто мы такие. В смысле, знал легенду про поиски волшебных предметов, про то, что Лга’нхи замочил этого Анаксая, а я совершал удивительные чудеса. Знал про чудесное спасение Осакат, дальние путешествия и великие Битвы, в которых мы покрыли себя неувядающей славой. Копец!!! Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, вот тебе, дедушка, и контрразведка!

С одной стороны, удивляться вроде нечему — как я уже говорил, в Вал’аклаву стекались люди, а значит, и информация со всего побережья, и не только. Так что весть о нас мог привезти и какой-нибудь путешествующий купчина — пират по совместительству, и простой рыбак, проехавший с полтыщи километров, чтобы закинуть пирожков любимой троюродной бабушке, и… да мало ли кто шныряет вдоль побережья, мыкая удачу и возможность подзаработать!

Но вот то, что все эти сведения кто-то собирает, протоколирует и докладывает местному Царю Царей. То ли где-то в дупле этой новогодней елки скрываются мозги, то ли я сильно недооценил собственную известность, то ли — способности первобытных контрразведчиков собирать информацию. Отсюда запоздалый вывод — надо держаться настороже и не думать, что каждый нелепо одетый человек — дурак и тупица!

Однако Митк’окок, видимо поняв, что смог оглоушить своего чересчур наглого гостя с первого же удара, уже вовсю обстреливал меня вопросами, ответов на половину которых я не знал, а на вторую — не желал отвечать.

Ну да, к счастью, я выходец из века сплошного лицемерия и демократии, когда каждый чиновник, начиная от начальника и заканчивая президентом, вроде как обязан отчитываться перед гражданами. И потому, коли не научится искренне врать и компетентно нести полую чушь, выше начальника этого самого ЖЭКа так и не поднимется. Ну а я, как гражданин и избиратель, за свои неполные двадцать лет в Том мире соскреб столько лапши со своих развесистых ушей, что волей-неволей кой-чего поднахватался из этой науки. Потому, даже будучи в состоянии интеллектуального грогги, чисто на автомате начал выдавать «правильные» ответы. — Топя разговор в бессмысленных подробностях там, где требовался простой ответ, поспешно проскальзывая на общих рассуждениях над скользкими темами и беспричинно рассуждая о морали, патриотизме и человеческих добродетелях, в ответ на вопрос о погоде.

Не могу сказать, что это было легко. Но в конце концов я свел разговор к единственно известной и понятной мне теме — о нас самих. Тут уж я оказался на коне, и на одно только официальное представление (это надо было сделать в первый же момент, дипломатодебил несчастный) Величайшего Вождя Вождей Степных народов, Генералиссимуса Забритого Войска и Покорителя Верблюжатников, Его Великолепия Лга’нхи и Племянницы и Внучки Царей Царей Могущественного Улота и Благословенной Олидики, Сестры Величайшего Вождя Вождей (далее смотри выше) и Хитромудрого Шамана Дебила, Глубоко Проникшего в Мир Духов, Осакат ушло не меньше часа, включая пересказ легенд, баек и анекдотов.

Потом я попытался перевести стрелки на Лга’нхи, отдав ему бразды правления разговором. Увы, он хоть и отвечал бойко и по делу, но, к сожалению, был слишком искренним и честным. Мне постоянно приходилось неназойливо вмешиваться в беседу, перевирая и дополняя его рассказы живописными подробностями.

Впрочем, воспевать Славу воинов нашего племени и так было моей прямой обязанностью как шамана, так что никто не пытался дать мне по шее, чтобы не лез в чужой разговор.

Спасло нас Чудо, сиречь — волшебный шестопер. Сие официально признанное чудо чудесное было продемонстрировано восхищенной публике ближе к финалу нашей беседы во всей свой красе и великолепии. И даже больше, по большой просьбе народных масс и лично Царя Царей.

Когда этот задвухметровый громила, стоя в относительно тесном зале, несколькими движениями кисти раскрутил сей девайс до скорости, когда стало видно одно общее колесо, а потом обрушил его на стену — тут мне, честно говоря, поплохело. Для начала я боялся, что эта штука кого-нибудь заденет, — пронесло. Потом, естественно, не обладая верой Лга’нхи в его волшебность, испугался, что шестопер сломается к чертям собачьим, столкнувшись с каменной стеной. К счастью, стена оказалась саманной, из глины, армированной прутьями и соломой, так что врубившийся в нее шестопер проделал изрядную дыру, подняв облако пыли и глиняной крошки, и для любого, незнакомого с голливудскими спецэффектами человека это было весьма впечатляющим зрелищем. Митк’окок радостно затрясся всеми складочками своего жира и даже вроде как захлопал в ладоши. (Похоже, учиненный моим приятелем погром пришелся ему по душе.) Так что я под это дело исполнил былину. Которую сочинял длинными, заполненными лишь греблей и унылыми криками чаек днями. В которой попытался в «местном» стиле поведать про героическое очищение побережья от злобных банд пиратов и величайшем сражении, в котором участвовало не меньше трех сотен (!) человек и в котором мой доблестный вождь покрыл себя беспримерной Славой, а свою одежду — бесчисленными скальпами! (Скальпы все желающие могут увидеть, если посмотрят направо (или налево), в отличие от места, где они сидят, продолжил я голосом профессионального гида.)

Ух! К концу вечера я был выжат, как лимон. Уж лучше бы очередной концерт дал, перепев все шлягеры 90-х и нулевых одновременно! Там хоть не надо запоминать, что уже успел наврать, и придумывать, что наврать дальше, просто перепевай сочиненное уже до тебя, заменяя забытые строчки никогда не подводящим «ля-ля-ля». К концу моего выступления глотка у меня пересохла и болела, спина была мокра, как шкурка утопленного котенка, а бессмысленные, не выпущенные ранее канцеляризмы, смешиваясь с «долгоразящими молниебыстрыми взмахами меча рокового», долбились внутри черепа, требуя «дальнейшего продолжения переговорного процесса согласно вновь открывшихся обстоятельств».

К счастью, за это время я уже основательно успел проехаться по ушам всем присутствующим. Да и публике, чтобы пережить все это словоблудие, пришлось изрядно накачаться пивом и вином (таки да — тут было вино!). Так что, когда к дальнейшему переговорному процессу подключилась до той поры скромно молчавшая Осакат, в качестве «контрольного выстрела» заведя с Царем Царей Вал’аклавы какой-то светский треп о новомодных тенденциях в мире висюльковой моды и шелковых рубашек, тот с благодарностью слушал ее щебет, не особо вникая в смысл сказанного. Зато и отдарился потом богато!

Кажется, он что-то все-таки уяснил из трепа Осакат. Или просто был опытным мужем и умел, пропуская основную массу речей, исходящих из нежных ротиков своих жен, все же улавливать некую суть и тем спасая свою голову от ударов скалками, а уши — от атак ультразвуковым визгом. Каждому из нас обломилось по большущему куску шелковой ткани, и это помимо связок бусиков из раковин и еще какой-то фигни, которую я толком и рассмотреть не успел.

Так что в целом можно было сказать, что отбрехались на первый раз. Вот только успокаиваться было рано. Потому как первым раундом тут никто не ограничивается. Строго говоря, тут вообще раундами не дерутся. Если уж началась схватка, то ведется она до выбывания одного из участников из списков живущих. Думаю, это правило касается и тех схваток, что ведутся посредством языков и мозгов, так что расслабляться не стоит. А пока можно хорошенько приложиться к тому вон кувшинчику красненького. Офигеть! Классная штука, не сравнить с «тремя топорами» или «изабеллой», что мы бухали в скверике за нашим технарем. Просто надо пить, не думая о чистоте ног, что топтали виноград, и о санитарных условиях, в которых вызревало вино.

Утром голова была почти ясной, но почему-то тянуло в брюхе и мучила кислая отрыжка. Так что первым делом сходил и хорошенько окунулся в море. Несмотря на зиму, вода была относительно теплая. По крайней мере, по моим старым московским меркам, купаться было вполне себе можно.

Когда холод хорошенько пробрал мой организм, голова стала совсем ясной, но брюхо ныть не перестало. Через силу пожрал — жить стало проще, жить стало веселей. Увы, не мне и не Кор’теку. Поскольку он был единственным, более менее надежным источником информации поВал’аклаве, то и досталось ему по полной программе. Бедолага, наверное, уже тысячу раз послал бы меня в преисподнюю и к соответствующей маме, если бы злобный и могучий я не опутал его и окружающий сарай недобрыми путами своего колдовства. А иначе зачем бы мне держать в руках очередной кусок кожи и покрывать его некими таинственными и пугающими рунами? А дабы он не смог убежать от меня, я призвал двух страшных демонов Ценоваяполитика и Валютныйкурс надзирать за ним.

Собственно, я пытался понять, как тут ведутся дела, что почем, есть ли хотя бы зачатки денежных отношений, как быть, что делать и кто виноват? Откровенно говоря, хотелось слинять отсюда как можно скорее, пока мы тут не напортачили выше крыши, подгадив Леокаю и тем самым навредив себе, ибо «добрый дедушка» при случае умел быть и злым.

Но Кор’тек быстро «успокоил» меня, сказав, что нам тут торчать не меньше двух месяцев, поскольку ни один идиот не выйдет в море в сезон штормов. Мы и так чудом сюда добрались, и подвергать собственную жизнь и жизнь своих гребцов-соплеменников без особой необходимости он не намерен. Да и время для торговли сейчас вполне подходящее, поскольку сезон штормов начался раньше времени и тут собралось множество купцов.

— А Леокаю, скорее всего, надо обменять свой товар на пряности. Ну можно еще шелков подкупить, — потер в затылке Кор’тек, когда, устав мучить его и мучиться сам, я прямо спросил, чего бы такого закупить для нашего работодателя и благодетеля, поскольку не знал даже этого.

Еще он рассказал мне про ракушки. Да-да, про те самые связки ракушек, что подарил нам Митк’окок и которые я принял за бусики. Оказалось, что это что-то вроде местной валюты. По крайней мере, за мелкие товары проще расплачиваться ими, чем долго и нудно выменивать кружку пива на надцатаю часть бронзовой висюльки. (Впрочем, тут кружками никто не покупал — только кувшинами и бочонками.)

Но, естественно, не бывает бочки меда без ложек дегтя: что почем и какова ноне мера стоимости одной ракушки, Кор’тек не знал, поскольку эта величина была весьма плавающая, в зависимости от сезона, наличия товаров, прибытия караванов и умения торговаться.

Но самое грустное, что я узнал, — оптового рынка тут не было. Что-то вроде обычного (для моего времени), где местные меняли рыбу на овощи или дрова на ткани, а ткани на зерно, было. Но вот конкретная товарно-сырьевая биржа, куда можно было пойти и узнать цены на различные товары, отсутствовала. И на извечный вопрос русского интеллигента «Что делать?» Кор’тек смог мне только предложить сходить к купцам с востока и задать им извечный вопрос европейского мореплавателя — «Почем пряности?» А на встречный вопрос «Где купцов этих искать?» мой информатор посмотрел на меня согласно моему имени и ткнул пальцем куда-то в сторону. Дескать, там их лодки стоят. Разве сам не видишь? Ну, естественно, степняк Лга’нхи способен с одного взгляда отличить бычка-трехлетку от четырехлетки, корову, рожавшую один раз, от рожавшей дважды, а опытный прибрежный моряк Кор’тек по одному виду лодок мог угадать, где их строили и откуда они приплыли.

Искушение сходить и сразу завершить все дела было огромным. Только вдруг, откуда ни возьмись, из подсознания вылез бедный студент Петя Иванов, который даже штаны себе не мог купить, не обойдя весь рынок и хорошенько не приценившись. И даже после того, как мудрый и опытный Кор’тек объяснил Пете, что караван с востока нынче в бухте имеется только один, а значит, и цена будет одна, некий зуд недоделанного бизнесмена не позволил ему опустить руки.

Бедолага Кор’тек. Довольные рожи — Витек и Мнау’гхо!

Следующую пару недель мы бродили по злачным местам Вал’аклавы, бухали по-черному и собирали информацию. Кор’тек мне в этом деле был нужен как человек опытный и имеющий связи. А эти два балбеса — для охраны и солидности.

За это время я познал все искушения Большого Города, влез на самые вершины его Духовной Жизни и нырнул в глубочайшие пропасти Разврата и Порока!

В том смысле, что пообщался с парочкой местных бухариков-шаманов, проведя с ними весьма душеспасительную, но абсолютно бессмысленную беседу о мироустройстве Вселенной, характерных особенностях общения с Духами и методах укрощения Демонов. Но главный их секрет — чего они в свое пойло бу́хают, что после него такие глюки мерещатся, — они мне так и не поведали. Так же, как и каких-нибудь полезных сведений по медицинской части.

Потому я смело сказал наркотикам «нет» и предался общению со служителями Муз. Или, скорее, служителям предшественниц Муз, ибо эти «музы» были похожи на привычных мне так же, как воющая на луну питекантропша на современную эстрадную звезду. (Вот ляпнул и задумался — так ли сильно они отличаются?)

Впрочем, и общение с местными служителями дочерей Гармонии от общения с шаманами отличалось не сильно — приходилось бухать, потому как все «представления» давали в кабаках и трактирах! А занудное пение героических баллад — не слишком выигрышная замена рассуждениям про жизнь духов. А вот зато как пляшут местные полуголые девицы в сопровождении вокально-инструментальных ансамблей, мне понравилось! Может, московский стриптиз был и поизысканнее (будто бы я его видел, откуда у бедного студента деньги?), зато тутошних стриптизерш можно было не только смело лапать, но и пригласить любую из них после танца за свой стол или на свой тюфяк. И вот только не надо смотреть на меня с таким осуждением! Фиговы блюстители морали. Со времен последнего моего случайного перепиха в стенах дворца Леокая прошло уже почти четыре месяца. А уж про общение с «женой» я и забыть успел — Олидика мне сейчас казалась почти такой же далекой, как и Москва! А духи, живущие в моем, э-э-э, скажем так, организме, настойчиво требовали своего. Опять же, и девушкам зарабатывать надо. Как я понял, тут быть шлюхой, гетерой было вполне почтенным и достойным занятием.

Впрочем, таковым быстро становится любое дело, приносящее серьезный доход. Те же артисты и актриски до изобретения синематографа и ТВ были париями и отщепенцами. А у всяких там балерин, щеголяющих на сцене в неприлично коротких юбочках и сверкая затянутыми в плотные лосины ляжками, основной доход шел именно с этого самого, которое мы из скромности не будем называть своим именем. А звездами служители муз стали лишь тогда, когда технические возможности человечества позволили закреплять их творчество на носителях и продавать большими тиражами. Став очень богатыми, они стали и весьма почтенными и уважаемыми. Впрочем, к моей истории это никого отношения не имеет.

Гы! Поржал, когда пришлось долго разъяснять Лга’нхи концепцию проституции. Его пещерный мозг плоховато усваивал идею, что за «потрахаться» надо что-то платить. Обычно вдовушки и так висли на нем гроздьями, а потом еще и накормить пытались или новые порты сшить. И то, что местные девицы выказали такую меркантильность, его изрядно шокировало. Подозреваю, он впервые в своей дремучей жизни задумался о морали и добродетели. (Мы все любим об этом задумываться, когда бабы начинают вдруг нас обламывать.) Хотя что-то мне подсказывало, что и тут он как-то умудрялся прокатиться на халяву. Красавчик, блин!

Вот только не подумайте, что это зависть подвигла меня выгнать его и «забритых» за пределы городской черты! Просто спустя неделю беспробудных пьянок я столкнулся с резким снижением дисциплины, бардаком и раздолбайством личного состава. И когда один пьяный бухарик попытался меня зарезать, это переполнило чашу моего терпения. Кажется, алконавт, узрев мои черные волосы, сквозь пьяные пары разглядел во мне аиотеека и счел своим долгом расквитаться за все обиды. Хорошо хоть, перед тем как напасть, он выполнил полный комплекс угроз и словесных наездов, во время которого я успел подготовиться и долбанул ему плашмя протазаном по маковке, когда он попер осуществлять свои угрозы.

Потом с перепугу я целый час рычал и плевался на Гит’евека, грозя натравить на него страшных демонов Убьюнафига и Охренелиблинсовсем. Гит’евек внял. Судя по всему, у него была командирская косточка, и вышеописанный бардак и в его душе не вызывал особенного восторга.

Потому в течение следующих трех дней мы протрезвляли наших архаровцев, после чего выселили банду «забритых» почти что за городскую черту. (Поначалу хотел и дальше, но к тому времени у меня уже начал складываться мой План.)

Выполняя этот свой архихитрый план, я снял для них самые крайние сараи-дома, что располагались вдоль реки, за складами с лесом, какими-то верфями-мастерскими и огородами. Обосновав это тем, что, мол, тут ребятам простора больше, а искушений меньше. А для надзора за ними в помощь Гит’евеку я отправил Лга’нхи и настоятельно порекомендовал им обоим, дабы подчиненным не стало скучно, загрузить народ тренировками и работой, тем более что им еще молодых надо учить ходить и драться в строю. И в качестве поощрения, и во избежание бунта, на основе «Ведомости на зарплату», составил Зловещий Узор — «График увольнительных». Одна беда: разобраться в жуткой картинке без меня никто не мог, а я был занят другими делами. Так что график висел для устрашения, а погулять в город отпускали наиболее приглянувшихся начальству. Короче, все, как у нас в школе с «Графиком дежурств».

Но не надо думать, что я только бухал и развлекался. Самое главное, я собирал информацию, которую аккуратно заносил на куски шкур, коих у меня уже накопилась целая связка. Сюда попадали и цены на все продукты, и предположительное время приходов разных караванов, маршруты, соотношения цен на товары и вообще любая информация, которую мне удалось вызнать во время общения с купцами. В том числе и инсайдерская. Которую, увы, без бухла из народа не выудишь.

Пришлось, конечно, помучиться и помучить Кор’тека, который уже стал с ужасом посматривать на связку тонких шкурок, для хранения которых пришлось приспособить отдельную сумку. (Как и всякий нормальный человек, он настороженно относился ко всякому колдовству.) Но что поделать, одна только моя попытка свести разные цены к общему знаменателю — ракушке — потребовала неимоверных усилий. Потому как цены в экономике, основанной на натуральном обмене, — это дремучий лес, перенаселенный лешими, которые делают все возможное, чтобы путник, в этот лес вступивший, заблудился там на веки вечные. Условный килограмм ракушек можно было обменять на условные полкилограмма меда. Полкило меда — на полкило бронзы, а на полкило бронзы купить полтора-два килограмма ракушек. Все зависит от того, насколько нужен тебе тот или иной товар, твоего умения торговаться и связей. Но в конце концов я понял, что мои утренние похмельные страдания были не напрасны и начатые мной изыскания дали некий положительный результат. А плодами своих трудов я смог воспользоваться даже раньше, чем рассчитывал.

Восточные ребята подошли ко мне примерно через пять дней после нашего прибытия и предложили продать им бронзу. Они малость недоумевали, почему я не сделал это сам, — обычно, стоило им только появиться в Вал’аклаве, горские, и не только, купцы уже вились вокруг них ужами, пытаясь поскорее выкупить редкий и дорогой товар.

«Фигушки!» — я сделал вид, что мне это неинтересно. Благодаря пьянкам, Кор’теку, парочке знакомых купцов и общению с таможенником Тод’окосом, с которым я свел небескорыстное знакомство буквально на следующее после прибытия утро, я уже знал, что, во-первых, в этот год мы тут были единственным большим караваном от горцев и вообще с запада. (Спасибо аиотеекам.) Во-вторых, что ребятам с пряностями бронза не нужна. У них и своей полно, просто везти ее не очень выгодно по сравнению с более легкими шелками и дорогими пряностями. Потому они обменивают тут свои специи на нашу бронзу, чтобы потом обменять ее на меха, мед и воск, которые поставляют по Большой реке с севера. А в-третьих, эти караваны с севера должны были прибыть еще месяц назад, но почему-то задерживались.

И тут в моей алчной головенке сразу зашевелилась некая хитрая комбинация.

Глава 3

Вот я сейчас и думаю, а не были ли мои последние злоключения результатами этой хитрой комбинации? Ведь начались они буквально на «банкете» в честь удачно заключенной сделки. Это могли и «восточные ребята» подстроить, и лесовики (хотя сильно сомневаюсь, хитрых «комбинаторов» я среди них не заметил). А может, даже и люди Митк’окока, которым, возможно, не слишком понравилась моя предприимчивость. Раньше-то они небось, только пользуясь знанием цен и временем прихода караванов, вылавливали в мутной водичке своей «мутной» экономики наиболее крупную рыбешку. А тут появился этакий ухарь-купец, провернувший за их спинами крупную сделку. Вот его и решили примерно наказать, обобрав до ниточки на «законных» основаниях. В конце концов, еще древние говорили: «Ищи, кому выгодно», а судя по тому, что мой караван пряностей едва не пришвартовался в складах Дворца, Митк’окок тут и был главный подозреваемый. Но поди докажи это на суде, в котором заседает сам Митк’окок.

Да и вообще, после всего произошедшего нам хода в город больше нету. Выгнали нас из города, и теперь приходится ютиться на пляжике какой-то бухточки, километрах в пяти от Вал’аклавы, на противоположной стороне реки, и мучительно перебирать события последних дней, пытаясь вычислить, кто же меня подставил?

Наш жилой сарай сотрясался от ударов стихии. Я, Осакат и наши «флотские» тесно сгрудились возле жиденького костерка, горевшего в очаге посреди хлипкого обиталища. Увы, все то немногое тепло, что он давал, мгновенно выдувалось сквозь пусть узенькие, но многочисленные щели в крыше, дверях и окнах. А разжечь что-то побольше было накладно — дрова и кизяк тут стоили денежку, или ракушку, или бронзюльку. Короче — стоили. Как я уже выяснил, в качестве топлива для Вал’аклавы привозили либо дровишки с гор (дороже всего), либо выловленный из моря плавник, либо кизяк от пасшихся в степи овцекоз. Но, сколько ни завози, все равно мало, приходилось экономить, используя топливо в основном для приготовления пищи и нужд промышленности.

Впрочем, климат тут был довольно теплый, и особого обогрева, как правило, не требовалось даже зимой. И если бы не затянувшийся на несколько дней ледяной шторм, усугубляющийся постоянной сыростью, худо-бедно можно было бы перетерпеть холод и сейчас.

Только все дело упиралось в то пропадающую, то возвращающуюся болезнь Осакат, да и прочих моих «подопечных». Вот и сейчас, даже несмотря на то что я замотал Осакат во все имеющиеся под рукой одежки и одеяла, уже на второй день бури сестренку снова пробил озноб и кашель. Так что пришлось отпаивать ее и других «болезных» горячим отваром травок с вином, специями и медом (пришлось отдать четыре довольно увесистые бронзовые висюльки за пару горстей чего-то вроде корицы и гвоздики и одну висюльку, поменьше, за примерно литровую банку меда). Снятая проба сего зелья лично меня бросила в жар, но Осакат продолжала дрожать и стучать зубами. Я начал уже подумывать об изобретении горчишников, но все упиралось в отсутствие горчицы.

А тут еще и в дверь, которую мы подперли изнутри поленом, дабы ее не шатало ветром, кто-то активно забарабанил. А потом, впустив с собой клок ледяного ветра, ввалилась пара мокрых и не слишком добродушных «забритых», принесших (на редкость не вовремя) долгожданную весть.

Да, на редкость не вовремя! Как-то не хочется оставлять тут болезную Осакат, а еще меньше — переться самому в ненастье без малого десяток километров. Но если этого не сделать, боюсь, все мои хитрые комбинации полетят псу под хвост. Так что, горестно вздохнув, выдал Витьку подробные инструкции по уходу за больной сестренкой («моей сестренкой», старательно подчеркнул я), потом свистнул недовольно сморщившемуся Мнау’гхо и выполз за дверь. Ледяной ветер сразу забрался под плотно запахнутую безрукавку, поверх рубахи, а дождь, пробившись под накинутую на голову шкуру, сдобрил все это порцией влаги. И дабы немедленно не околеть тут от холода, пришлось припустить что есть мочи, насколько позволяла размокшая земля. Зато добежали довольно быстро.

— Да! Нет нынче тут караванов с бронзой и теплыми тканями, — горестно поведал я внимательно слушающим сотрапезникам. — Большая беда пришла с запада! Нашествие двухголовых шестиногих демонов, поглотившее многие народы, как я поглощаю эту чашу!

В подтверждение своих слов я быстро опрокинул чашу меда и перевернул ее, демонстрируя всю прискорбность создавшегося международного положения.

— И наши земли постигли немалые беды, — согласно кивнул Вождь Бокти. — Зима была холодная. Неурожай. Какие-то люди перекрыли реку и побили караваны, которые наши племена отправляли сюда торговать. А теперь вот еще и караваны с бронзой и тканями не пришли! Эх, видно духи не приняли наши жертвы. Может, шаман плохо говорил с ними или люди испортились окончательно? Молодые нынче не такие, какими были мы в их годы! Они привыкли к теплым шерстяным тканям да бронзовым топорам, что рубят деревья, словно речные камыши. Мой прадед ходил всю зиму в одной накидке из шкуры оленя, которого убил обычным деревянным копьем, и лес он рубил каменным топором, а не этими новомодными штуками. Если бы он знал, какими слабаками будут его потомки, он бы удавил моего дедушку еще в колыбельке. Да! Мельчают нонче люди.

Я мельком глянул на «измельчавшего» потомка почтенного прадедушки и сочувственно покачал головой в знак согласия. Да, прежде народ-то покрепче был, согласно кивнул я ему, доставая из-за спины кувшин вина, который прихватил с собой в качестве пропуска в любую компанию нормальных мужиков. «Малыш» Бокти глянул на кувшинчик в моей руке с высоты своего (немногим меньше Лга’нхи) роста, одобряюще мотнул здоровенной, как прикроватная тумбочка, башкой, горестно вздохнул и подставил чашу.

— Вот из-за этого вина и мельчает народ! — громогласно объявил он, выхлебав чуть ли не литр одним глотком. — Мой прадедушка пил только воду из ручья и настоянный мед и был крепок, как священный дуб! А молодежь хочет пить эту отжимку из ягод, от которой настоящий мужик только слабеет и не может заделать своей жене нормального ребенка! Вот и рождаются всякие недомерки, — сказал он, глядя сверху вниз на мою макушку.

С Вождем Бокти я довольно быстро нашел общий язык. Это был архитип более древний, чем первое яйцо динозавра, пожелавшее лучше окаменеть, чем разродиться недостаточно чешуйчатым представителем «нового поколения». Главное было поддакивать ему, нахваливая старые времена и ругая молодежь, и сей почтенный консерватор сразу сочтет тебя человеком правильным и дельным.

Для знакомства с ним я использовал очень «оригинальный» способ — ошибся дверью! Но, возможно, в Москве, где на каждый квадратный метр территории приходится, наверное, с полсотни дверей, это и выглядело банальным перепевом многочисленных сюжетов фильмов и мыльных опер. Тут «ошибиться дверью» было примерно то же самое, что в моем мире ошибиться страной, а то и континентом. Ситуация анекдотичная и заслуживающая того, чтобы ее еще спустя многие годы пересказывали у стойбищных костров и в трактирах. Так что, когда мы с Мнау’гхо вломились в чужой сарай с кувшинами вина под мышками, на нас сначала посмотрели весьма настороженно, если не сказать больше, а по разъяснении ситуации наградили громкими аплодисментами в виде хлопков по плечам и веселым ржанием: «Это же надо, двери перепутал!»

Может, кто другой бы и обиделся. (Мнау’гхо попытался, и даже порывался бежать за нашими, звать тутошним морды бить.) Но я не из таких! Я такой гад и сволочь, что даже Карнеги почитывал и кой-какие советы — «как влезать в расположение и прикидываться другом» — помнил. Так что хлопки по плечам и насмешки снес без всякой обиды и даже поддержал общее веселье, отпустив пару шуток по собственному адресу (старался выбирать более плоские, боясь показаться «ботаником» в кругу «нормальных пацанов»).

А уж после моего предложения, коли уж все равно зашел в гости — «располовинить принесенный запас винишка!» (дескать, вторую половину Мнау’гхо должен отнести нашим, в соседние сараи. Пусть уж Лга’нхи знает, где меня искать, если что), вообще стал своим парнем. Предложение было встречено одобрительными возгласами (то, что доктор прописал в такую холодину) и новыми аплодисментами по моим плечам. Рядом с очагом быстро нарисовались какие-то плошки-миски с закусью, а неизвестно откуда взявшаяся тушка овцекозы словно бы сама прыгнула на вертел. Здоровые мужики расселись вокруг меня, каждый достал свою чашку, и первый кувшинчик быстро приказал долго жить! Потом местные проставились медом собственного производства, а следом за медом пошли разговоры «за жизнь» и пересказы баек, сплетен и новостей.

Вот тут-то я и «обрадовал» моих собутыльников политинформацией о непростом международном положении и активности реакционных сил верблюдских демонов.

Они попробовали «порадовать» меня в ответку, только не больно-то им это удалось. Собирая байки и истории от местных купцов, я уже слышал нашумевшую историю о том, что месяца два назад большой отряд «пиратов» сначала упорно пытался пограбить окрестности Вал’аклавы. Потом прорваться вверх по реке, не заплатив пошлины, а когда ему дали отпор, обойдя кордоны, прошел туда по степи, перетащив лодки и имущество на плечах.

Чем будут заниматься эти «пираты» на реке, догадаться было не сложно. Тем более что речные караваны с севера в этом году сильно задерживались. Если честно, высылая Лга’нхи и «забритых» жить на самый северный «речной» край Вал’аклавы, я подумывал изыскать способы выйти на контакт именно с этими пиратами. Скупить у них награбленные у речников мед, воск и меха и впарить их втридорога продавцам пряностей.

Но вариант, что сквозь кордоны сможет пробиться и отряд речников, мои хитрые планы тоже учитывали. Потому как речники традиционно селились в тех же сараях, что сейчас занимали «забритые». Так что контакт был неизбежен. Главное, было успеть перехватить этих ребят первым и заключить с ними сделку до того, как за них возьмутся «специевозы». Тем более что у меня был еще один дополнительный рычаг давления на речников: я скупил все основные партии шерстяных тканей. А они (чтобы там не вещал Бокти про своего дедушку) были лесникам, живущим в более суровом климате, просто необходимы. Да-да, вот такой я хитрый москаль!

Утром опять трещала голова, и не у одного меня. Откровенно говоря, это утреннее похмелье мне уже изрядно опротивело. Так и спиться недолго, если все вопросы решать за кувшинчиками вина или пива. Почему-то вновь потянуло на вольные просторы степей, ну, или моря, где много здорового движения, здоровой пищи, здоровых проблем и нет алкоголя. Утреннее похмелье обычно проповедует праведный образ жизни лучше, чем десяток священников, наставников и лекторов общества «Здоровье».

Зато было любо-дорого посмотреть на этого ревнителя старых традиций — Бокти. На каждую выпитую мной вчера чашу он выжрал как минимум четыре и сейчас вообще больше походил на какое-то лесное чудовище, чем на лесного дикаря.

Вчера, когда винище кончилось, я пошел в наш сарай и приволок еще четыре здоровых кувшина, на полведра каждый, и четырех здоровых собутыльников в лице Лга’нхи с Гит’евеком и парочкой командиров оикия, и мы, что называется, зажгли не по-детски. (Винище заранее было заныкано в одном из сараев чуть дальше по берегу, и кое-кто на меня сильно обиделся за то, что я не показывал его раньше. Тем самым лишь подтвердив, что я поступил правильно.)

Так что я предусмотрительно передал эстафетную палочку этим крупноразмерным товарищам, а сам только старательно делал вид, что пью. Вечный мне позор и изгнание из Зала Славы Алкашей, но большую часть вина, что попадало в мою чашу, я выливал на землю. Но и о райских кущах, куда пускают лишь патологических праведников, мне мечтать тоже не приходится: подловив момент, когда Бокти был уже достаточно пьян, чтобы туго соображать, но недостаточно, чтобы утром ничего не помнить, я договорился с ним об обмене своей бронзы и тканей на его товары.

Впрочем, не настолько я сволочь, чтобы совсем уж обманывать почтенного любителя старины, — обмен был вполне равноценен по меркам местного рынка. Ну, может, я и поимел чуть-чуть больше выгоды, но, в конце-то концов, я тут вообще, можно сказать, монополист и мог бы обчистить ребят по полной программе, как и собирался раньше. Но в процессе торговли обманул сам себя: грабить того, с кем бухал всю ночь, — это не по-нашенски! За такое били морды и в нашем технаре, и во всех племенах, куда я имел Щастье быть усыновленным.

Буря, бушевавшая уже без малого четыре дня, вроде пошла на убыль, но до хорошей погоды было еще далеко. Ветерок был довольно свеж, а иные порывы вполне могли сбить с ног усталого, утомленного алкоголизмом путника. Однако, когда ближе к обеду малость протрезвевший и освеживший свою помятую рожу водой из лужи Бокти подошел ко мне и предложил прогуляться, посмотреть товар, я безропотно накинул шкуру на голову, свистнул Мнау’гхо и с содроганием сердца погрузился на предложенную Бокти лодку.

Кажется, Бокти начал подозревать что-то нехорошее. Гением он не был, но, видно, жизненный опыт ему подсказывал, что заключенные под винными парами сделки на трезвую голову не всегда оказываются столь же выгодными, как это представлялось в момент заключения. Я прекрасно понимал его озабоченность и потому даже не пытался отговариваться плохой погодой или похмельем (а то вдруг как расторгнет сделку).

Лодка Бокти, кстати, была деревянной, что сильно меня порадовало. Правда, плоскодонка, с которой в море особо делать нечего. Я это сразу почувствовал, едва мы вышли из устья реки. Нас и на речной-то воде изрядно укачивало, а тут начало так швырять на волнах, что Мнау’гхо поспешил принести в жертву морским духам вчерашний ужин и сегодняшний завтрак. Я уже было и сам хотел присоединиться к этой богоугодной затее, но Бокти, до той поры молча и с каким-то ожесточением гнавший свое судно навстречу ветрам и волнам, лихо подогнал лодку к берегу возле наших сараев и вытащил ее на берег, прямо вместе с нами. Росточком он, конечно, был пониже Лга’нхи, примерно этак на голову, зато и шире раза в полтора, строением тела напоминая медведя или гориллу. Этот, конечно, сотню километров за шесть часов не пробежит. Зато своими громадными лапами вполне сможет вырывать небольшие деревца из земли. Жуткий тип, ссориться с таким опасно. Хорошо хоть остальные лесники были вполне обычного роста, а то, боюсь, на меня навалилось бы слишком много плохих ассоциаций из прошлой «степной» жизни. Впрочем, ладно.

Осмотрев товар, Бокти как-то разом расслабился и повеселел — товар был качественный и его было достаточно. Под это дело я с ходу предложил ему пробежаться по местным харчевням и поговорить с купцами, заранее согласившись, что, если он найдет где-то товар подешевле, расторгнуть нашу сделку. Вот такой я гад, знаю, кому, когда и под какое настроение что предлагать! Бокти, только что сбросивший с себя груз тяжких подозрений и возможного самобичевания, с гневом и негодованием отверг саму мысль, что я могу его надуть, а он — отказаться от данного слова. По этому поводу пришлось снова выпить. Заодно уж я послал человека за таможенником Тод’окосом. Тот выпил вместе с нами, в процессе пьянки поторговался с Бокти о величине пошлины за его товары, задумчиво посмотрел на меня и отбыл в неизвестном направлении, пообещав, как только море утихнет, прислать людей за долей Царя Царей. Громадная, по местным меркам, Сделка была завершена за одну ночь — рекорд Вал’аклавы!

Следующие несколько дней прошли суматошно и весело. Мы обменялись товарами с речниками — отметили. Потом ко мне заявились еще несколько делегаций купцов, которым я продал остатки бронзы и тканей мелкими партиями, не без выгоды для себя, — отметили. (Сдается, не столько за бронзой и тканями они приходили, сколько на меня поглядеть.) Потом я сам пошел по кабакам, заключая сделки, от которых Кор’тек только хватался за голову и делал разные жесты, весьма нелестно характеризующие мои умственные способности.

Наконец, дошла очередь и до восточников. Уж не знаю, что они там подумали, когда узнали о том, что я скупил товары лесников, но им хватило выдержки выждать несколько дней, прежде чем идти ко мне.

А узнали, кстати, они очень быстро, ибо я знал то «неизвестное» направление, по которому, едва закончив с нами, побежал Тод’окос. Только вот с вестью о сделке он разнес по городу и некоторую пусть и правдивую, но обработанную в изуверских лабораториях моей головы информацию. Все было плохо! Полчища злых пиратов намертво перегородили реку, тыщами грабя идущие вниз караваны. И только героическому и могучему вождю Бокти удалось с боем прорваться сквозь их заслон, потеряв чуть ли не большую часть каравана! (Вчера Бокти рассказал мне, что провел свои лодки в обход протоками, волоками и притоками и уже в самом конце нарвался на нескольких «пиратов», которых его ребята и прикончили без особых проблем, потеряв лишь одного убитым и четырех легкоранеными.) Но моя «героическая версия» его путешествия ему понравилась больше, и поправлять меня он не стал.

Потому-то настрой продавцов пряностями был не особо радостным. Они знали, что я тут главный монополист и могу диктовать им любые условия. Тем более что только слухи о нашествии пиратов резко вздули цены на все товары.

Я знаю, о чем вы сейчас подумали. Увы, но нет. С этими ребятами я тоже поступил по-божески. Все-таки нет во мне настоящей бизнесменской жилки, и олигархом, видно, мне уже никогда не стать! Как был я честным наивным студентом Петей Ивановым, так им, видно, и помру. Не так-то это просто оказалось, глядя прямо в глаза, выжимать из людей последние гроши, пользуясь их безвыходным положением. Наверно, для этого нужны какие-то особые таланты и свойства души, которыми, боюсь, не обладает даже отпетый головорез Лга’нхи, имеющий привычку убивать людей ради пополнения маны. Ну да, ясное дело, я их обобрал. Но не так, как мог бы в подобных условиях. Ребятам надо было выходить в море, едва прекратятся шторма, — путь, как я слышал, им предстоял куда более далекий, чем мне. Так что ждать и надеяться на прибытие новых караванов с севера они не могли, и им пришлось бы согласиться с любой ценой, которую я только назову, и потому названную мной цену они сочли весьма умеренной.

Но я и так скупил все их пряности по цене вдвое ниже, чем обычно, так что особо жадничать, упираясь за интересы Леокая, не счел возможным.

Впрочем, зная местные традиции, сразу поспешил дать понять (чтобы знали, что имеют дело с шаманом Дебилом, а не Лохом), что понимаю, в каком положении они оказались, и только мое редкостное благородство, обусловленное близостью с миром духов, не позволяет мне раздеть их догола. Ребята прониклись и презентовали мне отличный кинжал. Длинный и хищно изогнутый, из почти черной, невероятно крепкой бронзы, с рукоятью из нефрита, он был невероятно красив, остер как бритва и невероятно функционален. Кажется, каждый изгиб его лезвия был тщательно продуман и опробован на тысячах его предшественников, а рукоять и ножны были творениями талантливых художников, также разбирающихся и в эргономике. Вероятно, попытайся я купить подобный кинжал, за него пришлось бы отвалить бронзы раз в сто, а может, и двести превышающей его собственный вес. И это того бы стоило. А тут — отдали практически на халяву! Вот что значит быть хорошим купцом. Ты обираешь покупателя до нитки, а он еще тебе и дорогие подарки делает!

И угадайте, какой именно кинжал, спустя несколько дней, нашли в груди брата местного Царя Царей? Да, правильно! Тот самый, особо драгоценный, который ни с каким другим не перепутаешь и которым я уже успел похвастаться в каждом кабаке Вал’аклавы.

Когда прошла бешеная неделя покупок и продаж, Кор’тек только руки развел, — сколько лет он водил караваны с товарами Царя Царей Леокая, а никогда еще на его памяти он не уходил из Вал’аклавы с таким богатым грузом. Помимо пряностей, шелка, меда и воска, я закупил вволю провианта на весь оставшийся путь, несколько бочонков (пустых), которые мне понравились своей выделкой (тесать доски бронзовым инструментом не так-то просто). Кой-какую керамику (сердце мое не камень, коль сам не работаю, так хоть на чужую работу порадуюсь), несколько кувшинов вина и еще кучу того, что в моем мире назвали бы «сувенирами», вроде амулетов, нескольких дудок-сопелок, настоящего бубна и здорового барабана, который я презентовал Гит’евеку, объяснив функции барабанного боя в армии. Заодно уж, сочтя, что Леокай не обидится, приодел «забритых». В конце концов, жизнь их последние годы особо не баловала, и ребята заслужили некоторые радости. Я даже ребятам Кор’тека, чтобы обидно не было и во избежание ссор на обратном пути, сделал неплохие подарки.

Лга’нхи с Осакат восприняли этот звездопад подарков без проблем. Лга’нхи знал, что делиться — это нормально, если, конечно, делишься со своими. А Осакат, хотя и была формальным представителем владельца разбазариваемого на нецелевые нужды груза, в такие дела не лезла (ага, особенно когда ей самой обломилась целая куча подарков). А вот торгаша Кор’тека моя доброта добила окончательно. Кажется, его глаза окончательно выпучились из орбит и уже не имели шансов вернуться обратно, он все не мог понять, откуда все это богатство взялось и как это я, степной дикарь, умудрился так выгодно расторговаться, что ввел в ступор даже его, занимающегося торговлей многие годы?!

Я развеял его недоумения, продемонстрировав связку «волшебных» шкурок с записями «где, что и почем». Кор’тек отшатнулся от бесовской вещицы и схватился за один, из целой связки висящей на его шее амулетов, шепча наговоры и отвороты. Но выражение безграничного удивления наконец-то исчезло с его лица, он «вдруг» вспомнил, что я Великий Шаман, а колдовство — оно и в Африке колдовство, так что удивляться нечему.

Похожая сцена произошла и во время очередного пира во дворце Царя Царей.

Сразу после моего дебютного выступления интерес к нам как-то пропал, и новых приглашений не последовало. То ли Митк’окок догадался, что я слабоинформированный пустозвон, то ли счел полезным держаться подальше от столь необычных персонажей, а скорее всего, просто решил сначала присмотреться к «прославленным героям», прежде чем делать о нас какие-то выводы. Но после моего хитрого выверта во всей Вал’аклаве только о нас и говорили, и Царь Царей сего почтенного местечка опять счел своим долгом почтить нас приглашением, дабы в процессе пьянки самому разобраться, что мы за птицы такие.

В этот раз я был достаточно скромен и особо не заливался. А все финансовые вопросы сводил к проблемам духовности, демонологии, космогонии, предсказаниям индейцев майя и предполагаемого местоположения Шамбалы. Короче, вел себя как «правильный» шаман, неся полный бред, поскольку решил, что это наиболее выгодная позиция. Шаманов «крышует» мир духов и демонов, и лишний раз связываться с ними — накликать немалый геморрой себе на голову. Так что если ко мне у Митк’окока и будут какие-то претензии (хотя с какой стати, все налоги были исправно выплачены), то шаману Дебилу, в отличие от Дебила-купца, он их предъявлять поостережется.

В общем, так и получилось. После парочки пирушек от нас отстали, попросив напоследок передавать Леокаю приветы, поцелуи и заверения в вечной дружбе.

А через пару дней мой кинжал нашли в груди его брата.

— Суд недо-о-олго продолжа-а-а-лся, присуди-и-или Колыму-у-у^[4], — заунывно выводил я, сидя на прибрежном песке и тоскливо глядя на набегающие волны. Настроение было препаршивое. И не только у меня: уныние распростерло свои мрачно-серые крылья над всем пляжиком, куда нас выперли из Вал’аклавы. Кажется, даже прибрежников Кор’тека, которым вроде до этого нет никакого дела, потеря Волшебного Меча выбила из колеи. Впрочем, и их можно понять: потеря амулета такой силы — это не шутка. Пока он был у Лга’нхи, его волшебство простирало свою защиту над всем нашим отрядом. Что явственно продемонстрировали и разгром вдвое превосходящих сил пиратов, и то, что за все путешествие никто не умер от болезней, не утонул, не был сожран морскими чудовищами или земными зверями. Теперь благополучность обратного пути была под большим вопросом, потому как меч пропал, а с ним неизбежно пострадала и мана каждого участника похода, проходившего под его покровительством. Это можно было сравнить с потерей знамени нашей армии. (Кстати, не предложить ли Гит’евеку ввести знамена?)

Хотя сейчас точно не до знамен и не до рационализаторских предложений — я все чаще ловил на себе недовольные взгляды «забритых». Если еще несколько дней назад они были на восьмом небе от счастья, получив богатые подарки и наконец-то почувствовав, что с обретением таких сильных покровителей, как мы с Лга’нхи, их жизнь начала налаживаться. И тут такой облом! Боюсь, что, если даже нам удастся довести караван Царя Царей Леокая до Улота, на этом наши дорожки с «забритыми» резко разойдутся. Терпеть над собой власть таких слабаков они не согласятся. Лучше уж наняться к Леокаю или шукать удачи самостоятельно.

Ладно, через неделю-другую, по словам Кор’тека, уже можно будет выходить в море, а там, когда разлагающее умы безделье сменится нормальной работой, уверен, все повеселеют. А то, что я тут сам сижу и ною заунывный мотивчик, отнюдь не добавляет бодрости нашим ребятам. Меняем репертуар. «Вихри враждебные»? Нет, не то — слишком мрачно. «Ах, эта свадьба-свадьба-свадьба пела и плясала»? Весело, но не в кассу. Не с чего сейчас веселиться. А вот — «Наша служба и опасна и трудна», пожалуй, будет в самый раз! Пора наконец-то задействовать свой могучий интеллект жителя XXI века и разобраться в том, что же произошло.

Итак, подозреваемые: Митк’окок — кандидат номер один. Мог пытаться наложить лапы на наше имущество, а заодно и от брательника избавиться.

Восточные купцы — кандидаты номер два — вполне могли обидеться за то, что я их обул, и отомстить. Может, и кинжал этот приметный специально для этого подарили. Может, на него вообще какое-то проклятье наложено, а я, как распоследний дурак, хватаю первую попавшуюся красивую цацку и… что за бред я несу? Какие-то проклятья в голову лезут. Пора тебе, шаман Дебил, вспомнить, что ты когда-то был Петей Ивановым — атеистом, материалистом и сознательным пофигистом. Нет. Все равно не помогает, кинжал начинает казаться каким-то зловещим и пугающим. Бр-р-р!

Ну да и ладно. Третья кандидатура — купечество славного города Вал’аклавы. Могли ли эти ребята подобным образом избавиться от конкурента? Вполне себе могли. После такого конфуза мне больше в Вал’аклаве делать нечего. Так что они могут по-прежнему дурить приезжающих, получая немалые барыши за счет своей осведомленности о ценах на разные товары.

Ну и, наконец, лесовики. Я ведь их, признаться, тоже изрядно надул, и вполне может быть что. Хотя что-то не похожи эти ребята на тех, кто будет прокручивать такие сложные комбинации. Скорее уж Бокти пришиб бы меня своим пудовым кулаком, чем стал воровать мой кинжал, чтобы зарезать брата Царя Царей, рассчитывая таким образом опосредованно ударить по моей персоне. Нет, не то чтобы я считал его дураком и лохом. По-своему они ребята вполне себе сообразительные и ворон не считают. Просто характер у них не приспособлен для интриг.

Вот наиболее вероятные кандидаты. Одно плохо: не любил я раньше детективы читать, и что делать дальше — ума не приложу. Что там великие сыщики обычно делают? Ну, осмотр места преступления. Шерлок Холмс вон только по паре-тройке царапинок на какой-нибудь фигне всю картину преступления раскрывал. Только в харчевне, где мы бухали, этих царапинок столько, что Холмс опухнет считать. У нас тут, знаете ли, не Викторианская эпоха, и вилкой-ложкой как-то особо не пользуются — отхреначут кусок мяса, воткнут нож в стол и обгрызают, пока еще зубы есть. Да и не до осмотров мне тогда было. Накануне ужрался до полного отруба. Утром свои пальцы с трудом пересчитать мог — в таком состоянии только царапинки и разглядывать. Да и времени мне на это не дали — едва растолкали и сразу на суд потащили. Так что осмотр места преступления отменяется.

Так же как и судмедэкспертиза. Даже если бы я знал, чего там экспертировать, так меня и подпустят к трупу. Тем более что прибрежники своих покойников в море отправляют на специальном плотике. Тот плотик уже, может, до местной Америки доплыть успел, искать без толку.

Остается опрос свидетелей. Кто у нас свидетели? Лга’нхи, Гит’евек, Кор’тек да Мнау’гхо. Оно, конечно, их там еще с десяток было, потому как гуляли мы широко и угощали всех, да и в харчевне помимо нас еще, может, пара десятков была. Вот только ищи их теперь свищи. Особенно учитывая, что в Вал’аклаву нас больше не пустят. Ладно. Начну с самого трудного.

— Привет, Лга’нхи! — Я подошел к своему приятелю и, сделав над собой усилие, посмотрел ему в глаза. В глазах плескалась безграничная печаль, но ненависти ко мне вроде не было. А ведь уже два дня прошло с Тех пор, а я так и не удосужился с ним поговорить, настолько тяжело давило на меня чувство вины. — Зря ты все-таки Меч отдал, — пробормотал я. — И так как-нибудь отбрехались бы. Ну, или отдали бы им с десяток лодок, потом как-нибудь Леокаю отработали бы.

— Меч — это Меч, — как-то слишком уж глубокомысленно ответил на это Лга’нхи. — А ты — это ты. Ты важнее! — На душе от таких слов стало теплее, а на сердце навалилась дополнительная тяжесть. Наори он на меня, накидай несправедливых обвинений, тут бы можно было обидеться в ответ. Обхамить, оскорбиться. А когда вот так вот… Он весь в белом, а я в дерьме по макушку.

— И зачем тебе понадобилось убивать этого говнюка? — Вот уж у кого хватало ненависти во взгляде, так это у сестренки Осакат. Она последние дни все время держалась рядом с Лга’нхи, то ли пытаясь его утешить, то ли держась подальше от меня. Будто вернулись старые добрые времена, когда мы в степи дорогу в горы искали. Опять я у нее первый враг. Только теперь это почему-то намного обиднее, ведь в последнее время у нас вроде бы отношения наладились, а тут снова-здорово.

— Раз убил, значит, так надо было, — примиряющее высказался на это Лга’нхи. — Только почему ты с него скальп не снял? Зачем вражескую силу упустил?

Вот тебе, бабушка, и презумпция невиновности — даже соплеменники мне не верят.

— Да не убивал я этого урода! — рявкнул я на них. — Видно же, что это типичная подстава!

— Чего видно? — чуть ли не хором спросили они у меня. А потом Лга’нхи добавил: — А раз не ты, то почему же твоим кинжалом убили?

— А вотесли я, допустим, возьму твой кинжал да ткну им (хотел сказать «Осакат», но почему-то не смог), вон, Мнау’гхо. Ты что скажешь, что раз кинжал твой, то и убил ты?

— А как же ты сможешь мой кинжал забрать? — усмехнулся на это Лга’нхи. — Да и увидят все, что не я это сделал.

— А если все спать будут, пьяные, и никто ничего не увидит?

— Хм… — На этот раз Лга’нхи с Осакат задумались надолго. А потом он спросил: — А зачем? Зачем кому-то убивать твоим кинжалом?

— Чтобы на меня подумали. (Вот уж не замечал раньше, что мой приятель настолько туп и не понимает банальных вещей.)

— Зачем кому-то делать, чтобы на тебя подумали? — Опять мой персональный доктор Ватсон ударился в жанр тупых вопросов. — Тот брат Царя Царей воином, конечно, плохим был, но рода хорошего. Можно с его смерти большую ману было взять и Славу. Зачем кому-то это все тебе отдавать?

— ??? — Вот тут уже конкретно завис я. С подобной точки зрения я все это как-то не рассматривал. В моем списке мотивов были и корысть, и зависть, и попытка устранить конкурента — все, что угодно, только вот не пополнение баланса маны. Потому сдержал рвущиеся из груди ругательства и смиренно выложил на суд экспертов свой список подозреваемых и мотивов. После чего вышеозначенные эксперты подвергли его суровой критике:

— Царь Царей не мог убить своего брата, потому как тот ему родня! Восточные, кабы они злились, напали бы на меня, зачем им какого-то брата Царя Царей убивать? Местные купцы? Они-то тут вообще при чем? Им ни до тебя, ни до убитого никакого дела нет. А на Бокти думать ты даже и не думай!!! Мы же с ним стока пива, вина и меда выпили! И вооще он правильный пацанчик, мокруха для него, как соплю вытереть, но на подставу он точно не пойдет.

В общем-то, с последним я и так был согласен. А вот с остальным… Попытался расспрашивать Лга’нхи, что он про тот вечер помнит, благо Вождь и братец оказался не то чтобы трезвенником, но скорее уж просто «нелюбителем». Вот молока он мог выжрать сколько угодно. А к вину и пиву относился с предубеждением — вкус ему, видите ли, не нравится. Так что алкоголь был для него заменой «волшебному компоту», которым нахрючивался наш торчок-шаман. Лга’нхи либо больше налегал на еду, если вечеринка была чисто дружеской, либо быстро выкушивал изрядную дозу и сидел, пытаясь словить чудесные видения, подсказывающие, как жить дальше. Так что обычно к концу пьянки он оставался самым трезвым из нас. Но то ли я не умею допрашивать, то ли свидетель из Лга’нхи неважный, но на этот раз он так ничего особенного и не заметил. Да. Пришли в кабак. Да, встретили Бокти со товарищи. А потом еще каких-то знакомых купцов из местных. Да, сначала мы пару кувшинов купили. Потом Бокти мошну растряс и пива взял. Потом снова мы, потом и купцы вроде как на кувшинчик-другой расщедрились. В общем, выжрали изрядную дозу. Потом подходили какие-то еще купцы, нет, я их не знаю, это ведь ты с ними говорил. Но к нам они не садились, просто выпили и отошли. Потом пришли девки с музыкантами. Музыканты играли, девки плясали. Он, Лга’нхи, выбрал одну, росточком повыше, и оттащил к задней стене на шкурах повалять. Вернулся спустя… короче, когда мы уже совсем никакие были. Кор’тек и трое купцов уже лежали под столом. Гит’евек еще одну девицу тащил куда-то на улицу, Бокти начал какую-то былину петь, а его никто не слушал. А ты, Дебил, тоже с одной в обнимку, прямо чуть ли не на столе. Кинжал? Да. Кинжал точно тогда у тебя еще был. Ты его той девице показывал и говорил, что можешь с его помощью ей какое-то колдовство сделать. Какое колдовство? То ли ип*пил*ляция, то ли интимстрижка. Говорил, после этого мужики за ней толпами ходить будут, такой она красивой станет.

— А мне? — обиженно возопила Осакат, услышав самое важное — насчет мужиков и «красивой». — Почему ты мне такое колдовство не делаешь?!

— Рано тебе, — буркнул я, чувствуя, как наливаются краской мои щеки и даже уши. — Вот выдадим тебя замуж, тогда и научу. И вообще, не лезь, когда старшие мужи разговаривают!

— Ага! — гневно навела она на меня свой разоблачающий пальчик, а в голосе прорезались явственные истерические нотки: — Как девкам своим непотребным, так не рано. А мне рано-о-о!

— Так ведь ты ж не девка какая-то, — попробовал я подойти с другой стороны, поскольку почувствовал, что Осакат закусила удила, найдя повод выразить все свои разочарования, страхи и усталость последнего времени в одной конкретной истерике. — Ты племянница и внучка Царей Царей, — продолжил я увещевающим голосом. — Тебе пристало вести себя гордо и сдержанно, вот как Леокай себя держит. И красота у тебя природная. Ее уже никаким колдовством не исправишь, в смысле, я хотел сказать, лучше уже не будет, колдуй — не колдуй. Э-э-э… Короче, ты у нас и без всякого колдовства красавица, вон Витек глаз от тебя оторвать не может!

Лесть, кажется, сработала. Осакат передумала истерить, довольно заулыбалась, при этом гордо выпрямила спину, будто сидит на троне. Но не удержалась и стрельнула глазами в сторону преданно таращегося на нее со стороны Витька. Маленькая стервочка уже оценила, какой эффект может оказывать на бедолагу, и теперь безнаказанно отрабатывала на нем свои секретно-изуверские женские приемчики.

— А о чем ты камлал? — задал мне вопрос Лга’нхи и, видя мою недоуменную рожу, добавил: — Сейчас, на берегу. Песни непонятные пел и знаки на песке чертил.

Вот ведь, блин. С этими бабскими истериками даже забыл про расследование и про наше тяжкое положение.

— Да так… — неопределенно высказался я. — Психику в порядок приводил. — А видя недоумения на их лицах, пояснил: — Раньше было плохо. А я пытался сделать, чтобы стало хорошо.

Глава 4

Река вдруг резко сузилась, так что нам пришлось приналечь на весла изо всех сил, чтобы выгрести против ускорившегося течения. На реке двигать тяжелогруженые челноки в правильном направлении оказалось куда сложнее, чем на море. Иногда я даже жалел, что мы не оставили груз в Вал’аклаве, в конце концов, Митк’окок обещал приглядеть за ним. Вот, может, потому и не оставили, как-то стремно доверять такое богатство пригляду этого прощелыги. Он, конечно, вернет, если и мы вернемся, а вот если нет — обязательно себе затырит. Потому лучше уж пусть все барахло погибнет с нами, чем достанется этому гаду, с которого я так пока еще и не снял подозрения в подставе, скорее, даже они у меня усилились.

Река сделала плавный поворот, грести стало легче, и появилась возможность припомнить тот внезапный поворот судьбы, что привел нас сюда.

Собственно говоря, все произошло буквально на следующее утро. После разговора с Лга’нхи мне все же стало как-то полегче. Мысль о том, что он не винит меня во всех бедах и не алчет моей крови, как-то воодушевляла. Но, увы, не даровала спокойного сна. Скорее уж наоборот, — я всю ночь ворочался, пытаясь придумать, как вернуть другу его любимую, воодушевляющую на подвиги цацку.

Украсть! Проникнуть ночью во дворец, отыскать цацку и…

Во-первых, хрен я даже до дворца доберусь. Он на острове, и мест, где можно высадиться, не так много. Потом еще надо пройти по лабиринтам тесных улочек между домами и домиками вокруг дворца. Хоть днем иди, хоть ночью, а непременно засекут. А моя рожа тут уже всем хорошо известна, так что, стоит только появиться, сразу сбежится охрана. И мазать рожу гуталином или бороду на другой фасон расчесывать, выдавая себя за кого-то другого, тоже бессмысленно, — не такой уж большой город Вал’аклава, а тем более остров, на котором дворец стоит, чтобы чужак не привлек к себе пристального внимания. Но даже если я и проберусь во дворец, где там этот шестопер искать? Может, Митк’окок его под подушкой держит, может, на какую-то витрину повесил, а может, в заветную сокровищницу в глубоком подземелье заховал. Оно, конечно, этот дворец отнюдь не Версаль, но и тут, думаю, одну-единственную безделушку можно не один день искать.

Тогда взять дворец, к чертям собачьим, штурмом, разнести эту халабуду на фиг и выкопать ценный раритет из обломков. Только вот не надо быть крутым стратегом и полководцем, чтобы понять, что на тех же самых кривых узеньких улочках все преимущества умеющих работать плотным строем оикия резко снизятся. К тому же высадить десант на берегу тоже будет не простой задачей, нас заметят задолго до того, как мы успеем подойти к берегу, и мало того, что предупредят дворцовую охрану, так еще и ополчение из города подтянется. Почему? Да потому, что принципы распределения богатств тут были примерно те же, что и в Олидики или Улоте, — Царь Царей заведует общей кубышкой племени. Мало того, что все налоги идут туда, так и все кабаки, караван-сараи, склады и просто сараи, как я недавно узнал, работают, так сказать, от Царя Царей и на его кубышку. А местные купцы в основном возят товары Царя Царей, ну и немножко своих, так что доходы от торговли тоже идут в эту кубышку. А уж потом из кубышки в обратную сторону идет поток, распределяющий блага между всеми членами племени. Так что ждать и надеяться, что население будет отсиживаться в стороне, пока кто-то штурмует эту самую заветную кубышку, было бы слишком наивно. Нас просто задавят массой, если мы и впрямь решимся на эту авантюру.

А самое главное, уговорить «забритых», не говоря уж о мореманах Кор’тека, на этот штурм я сейчас не смогу. Мореманам на фиг не надо ссориться с Вал’аклавой, им еще на этих берегах жить и жить. А «забритые» сейчас пребывают в больших сомнениях по поводу моего авторитета. Если вон даже Осакат на меня злится, то представляю, как злы на меня они.

Лга’нхи, наверное, тоже бы злился. Но я для него единственный родной человек на всей земле. Я это только недавно понял. Если Осакат для него приемная родня и он честно относится к ней, как к «люди» и даже сестренке, то я — кровная родня на подсознательном уровне. Ведь это я себя в племени чужаком считал. А он-то вырос, всегда видя где-то рядом с собой странного соплеменника Дебила, который рассказывал ему сказки и разные непонятные истории. Учил делать оружие и подарил чудесный амулет-мобильник, подобного которому не было ни у кого ни в племени, ни на всей земле. Мы вместе работали и вместе обжирались на праздниках. Я выхаживал его после битвы и дал стимул жить дальше. В общем, сейчас для Лга’нхи злиться на меня — это то же самое, что злиться на все свое прошлое, которое с каждым днем приобретает в его памяти все более и более идеалистические черты. В нашем племени дураков и слабаков не было. Мы были самые лучшие, самые сильные, правильные и замечательные. И никто из нас не может сделать какую-то ошибку, оказавшись хуже внешнего мира. Вот потому-то он и отдал свой волшебный меч за мою жизнь. А я…

Они приехали утром. Делегация от Царя Царей Митк’окока. Облили нас приторно-сладким потоком лести, каким обычно купец обливает покупателя, когда хочет всучить ему гнилой товар.

Митк’окок желал видеть нас с Лга’нхи. Он совсем даже не злился и хотел уладить возникшее между нами недоразумение к всеобщему удовольствию и выгоде. Даже намекнул, что меч вернет, когда я, проявив разумную подозрительность, пожелал узнать, откуда такая резкая смена вектора.

Ну после таких намеков на возврат заветной цацки, ясное дело, возражать уже было бессмысленно. Даже если бы после этого нам предложили пройти сквозь море огня и завалить тираннозавра, плюясь в него жеваной бумажкой через трубочку, Лга’нхи согласился бы незамедлительно. Так что мне пришлось оттащить его в сторону, под видом совещания, и увещевать всеми духами, демонами и прародителем Быком, чтобы он не соглашался на первое же предложение и дал мне возможность хорошенько поторговаться. Он согласился. Но я сильно сомневаюсь, что он вообще меня слушал и понял, на что соглашается.

Зато я мельком подслушал, как Осакат хвастает «по секрету» Витьку, что это ее брательник вчера накамлал так, чтобы все плохое поменять на хорошее. Потому как он Великий Шаман и ее родич, а еще он обещал сделать ее страшно красивой! И можно было не сомневаться, что уже к вечеру об этом «секрете» будет знать каждый участник нашей банды. Вот даже не знаю, то ли она у нас очень умная и хитрая, то ли и впрямь дура. Но сейчас ее болтливый язык лил воду на мою мельницу.

Ну а дальше все было как-то слишком банально. Я, правда, таил надежду, что вал’аклавский уголовный розыск нашел истинного убийцу или у того у самого вдруг проснулась совесть и он признался. Но увы, нет! В смысле, ни совести у убивца нет, ни уголовного розыска в Вал’аклаве.

Зато у Царя Царей этого местечка было деловое предложение — всего-навсего отправиться вверх по реке и разгромить забравшихся туда пиратов, мешающих нормальной торговле, и тогда он вернет нам наш Волшебный Меч.

Я успел вонзить свой локоть в ребра Лга’нхи раньше, чем он успел открыть рот. Бил со всей дури, очень жалея, что не ношу на локтях каких-нибудь стальных шпор, потому как этот дурень был готов согласиться без раздумий. Не знаю, как там его ребра, а свой локоть я, кажется, зашиб, у этого громилы были реально стальные мышцы. Ну да зато, кажется, зашиб не зря — он смог сдержаться и промолчать. Первая победа!

Потом я вежливо отказался.

Ну не то чтобы совсем. Сказал, что, мол, Лга’нхи и я с удовольствием пойдем и поможем, чем сможем. И пусть наши силы не столь велики, но все они без остатка в распоряжении великого Царя Царей благословенной Вал’аклавы. Но вот, увы! Наши славные воины и моряки, они скорее в распоряжении Царя Царей Леокая, и если согласятся на подобную экспедицию, то только за очень хорошую плату, которую (опять же, увы) мы с Лга’нхи пообещать им не можем, потому как все товары принадлежат все тому же Леокаю.

Тут Лга’нхи тяжело вздохнул, словно идейный коммунист, которому сообщили, что в ближайшее время эра коммунизма не настанет, а, скорее, даже совсем наоборот, будет процветать частная собственность и править капитал. «Увы» в третий раз. Природному коммунисту Лга’нхи внезапно напомнили, что он, собственно говоря, нищий, а все, что у нас есть, кроме одежды и оружия, принадлежит совсем даже другому человеку, которого, к сожалению, даже ограбить нельзя, потому как он нам родня через Осакат, а значит, духи грабежа не одобрят.

И дабы подбодрить его и малость потроллить Митк’окока, я добавил: «Впрочем, мы вдвоем всегда готовы. А если он сразу вернет Лга’нхи его волшебное оружие, наши силы резко возрастут, и мы попытаемся расправиться с пиратами вдвоем».

Ага! Держи карман шире. Так этот прохиндей и отдаст нам главную свою наживку!

Собственно говоря, весь мой расчет был на то, что Митк’окок — первый купец страны купцов. И потому мои слова он посчитает не столько отказом, сколько своеобразным приглашением к торгу.

К тому же, прикинул я, раз он решился подрядить нас на это предприятие, значит, дела его не так уж хороши. Слухи о бандах двигающихся с востока на запад «беженцев-пиратов» были весьма популярной темой в кабаках и сараях Вал’аклавы. Одна такая недавно прорвалась в реку, перекрыв ее полностью. Бог весть сколько их еще могло оказаться поблизости. Ну а о том, насколько Вал’аклава была лакомым кусочком, и говорить было нечего: тут и удобная бухта, и харчи, и жилье, и даже богатства — все в одном месте. Очень лакомый кусочек. Так что самым разумным в его положении было держать свое войско поближе к родным местам, готовясь отражать возможные нападения. Но и позволиь захиреть торговле он не мог. Стоит только пройти слуху, что север перестал поставлять стратегические товары типа меда, меха и воска, а самое главное — дров, и поток караванов сюда резко уменьшится. А если приехавшие на следующий год «восточные» не смогут купить тут нужных им товаров, на благосостоянии Вал’аклавы можно ставить жирный крест. Опять придется зарабатывать на жизнь тяжким трудом, вместо того чтобы стричь купоны на географии и обслуживании туристов. Потому-то Митк’окок принял приглашение, и торг начался.

За поворотом река вдруг разлилась неожиданно широко. Противоположный берег превратился в еле видную полоску на горизонте, а течение замедлилось и стало едва заметным. Плывущие впереди лодки Бокти резко сдвинулись к середине реки. Похоже, это тот самый Плес, про который он мне говорил утром. Тут сплошные мели, и поэтому лучше держаться от берега подальше. Особенно от правой стороны. Там в Реку впадает довольно крупная речка-приток, которая выносит сюда множество песка, образующего мигрирующие туда-сюда по дну мели. Оно конечно, у нас не пароходы и даже не баржи. И наши лодчонки снять с мели особых проблем не будет, если, конечно, не пропороть кожаное днище о камень или корягу.

Но, собственно говоря, об этом Плесе и притоке Бокти, вызвавшийся быть нашим проводником и гидом по Реке (а заодно уж и протащить свой караван под нашей охраной), утром говорил совсем не поэтому. Именно на берегах этого притока и состоялось его битва с пиратами, которая с моей легкой руки с каждым новым пересказом стала приобретать все более и более эпический размах. А еще, именно по этому притоку он провел свои лодки в обход пиратской территории на заключительном этапе своего путешествия. В общем, мы приплыли на войну! Осталось придумать, как воевать.

Как мы и договаривались, ближе к вечеру Бокти свернул к тому островку, о котором рассказывал утром. Там на ближайшие несколько дней будет наша стоянка.

Островок был размером примерно в полтора-два футбольных поля, и сотне с лишним человек на нем было немного тесновато. В смысле, если жить несколько дней. Зато он довольно густо зарос кустарником, а подходы к нему прикрывают высокие заросли камыша. Так что скрыться от глаз пиратов будет где. Если только мне удастся уговорить своих ребят и ребят Бокти не разжигать дымных костров, а самого Бокти — не петь баллады про «старые времена». Увы, это было не так-то просто. Даже дисциплина наших оикия в основном проявлялась на поле боя, а в «мирной» жизни начинала резко хромать. А чего уж говорить про этих лесных дикарей?

Собственно, для Бокти, а также Лга’нхи и Гит’евека все было просто: приехали, нашли врага, сразились, победили или погибли! Все остальное от лукавого, и настоящему воину о том задумываться не нужно.

Все это мы уже обсуждали не один раз, у каждого вечернего костра. Путем долгих уговоров, пояснений и наводящих вопросов мне вроде бы удалось убедить их для начала хотя бы не переть на врага без разведки. Первым с этим согласился Гит’евек, когда я, указав ему на окружающий нас лес, спросил, как смогут драться его оикия, петляя между деревьями?

Кажется, тут мужик начал о чем-то догадываться, в том числе и о том, во что я опять втравил его войско. Раньше-то ему, никогда не видевшему настоящего леса, казалось, что все будет намного проще. Да и эйфория первых дней от осознания, что все будет хорошо, удача к ним вернулась, а Митк’окок делает каждому отправившемуся в поход воину богатый подарок в виде нового кожаного панциря, обшитого бронзовыми бляшками, новому воинскому поясу, новой пары обуви и по целому мешку зерна!

«Дар» был и правда богатый, особенно по части панцирей. Прежние хозяева — верблюжатники — свои вспомогательные войска особо снаряжением не баловали. Да оружие раздали. Все копья с бронзовыми наконечниками! Неплохие щиты. Но в остальном… Из «короткого» оружия — у большинства лишь дикарские дубинки, кинжалы из рога или каменные топорики. Из доспехов — верблюжатники снабдили их кожаными шлемами-колпаками, армированными изнутри деревянными прутьями. Такой шлемак отлично держал удар дубинкой или скользящий удар копьем и в сочетании с кожаным щитом и поножами давал неплохую защиту. Вот только достались «забритым» эти шлемаки, уже будучи отнюдь не первой молодости. Судя по состоянию и пятнам крови, у этих шлемов уже были раньше другие хозяева, ныне покойные. Вместо настоящих доспехов верблюжатники своим рабам-воинам оставили то, что уже было, или просто выдали старые жилетки степняков. Те самые, с двойным запахом на груди, хорошо защищающие от прямого удара деревянным копьем, но слабо держащие сильный удар бронзового оружия.

Увы, но поправить дела после разгрома лагеря аиотееков «забритым» не удалось. Раз в бою они не участвовали, то почти все доспехи достались воинам Леокая. Теми одиннадцатью, что достались нам с Лга’нхи в виде трофеев, мы поощрили командный состав. И то не столько по доброте душевной, сколько потому, что нам (с Лга’нхи) эти доспехи были не нужны.

С пиратов особо взять было нечего. Почти все они представляли из себя слабовооруженный сброд. А в Вал’аклаве мы порадовали ребят лишь новой одеждой, ибо разбазаривать запасы Леокая на дорогие оружие и доспехи я не осмелился.

И вот теперь у них появилась возможность вооружиться по-настоящему. Что такое настоящие доспехи, «забритые» уже успели оценить на службе у верблюжатников. Даже степняки, привыкшие к легким, не мешающим бегать жилеткам, с радостью вцепились в новые доспехи. Ибо кожаный панцирь, при всей своей тяжести и неудобности, мешает бегать куда меньше, чем вражеское копье в брюхе.

Плата была достойной, и потому мне удалось уговорить этих вояк без труда. Куда сложнее было с моряками Кор’тека. В отличие от сирот-«забритых», они своих семей и племен не лишились, и им было что терять. Я сумел выторговать для них лишь несколько лодок, но они сказали, что лодки они и сами умеют делать, а жизнь дороже. Так что пришлось пообещать сверху немалую долю от нашей добычи. (Один хрен, нам с Лга’нхи лишняя добыча без надобности, коли мы и дальше собираемся вести привычный кочевой образ жизни.)

В общем, через три дня тронулись. Напоследок я еще зашел в ту самую харчевню, в которой произошло злополучное убийство. Огляделся. Возможно, будь я Шерлоком Холмсом, я бы и смог найти тут какие-нибудь следы и улики. Но, увы, я был в лучшем случае великим шаманом Дебилом, а в худшем — злополучным студентом Петей Ивановым. А ни тот ни другой гениальными сыщиками не были. Так что все, что я увидел, — это пустое обширное здание большущего сарая. Вся мебель была представлена тремя «парадными» столами, высотой примерно мне до колена, за которыми на циновках сидели наиболее «уважаемые» гости. В то время как публика попроще сидела просто на циновках. Около одной из стен стояла своеобразная стойка из прислоненных к стене большущих кувшинов а-ля амфора, из которых вино разливали в кувшинчики поменьше. У той же стены была парочка очагов, на которых жарили, пекли и варили. Собственно, все. В тот вечер мы сидели за центральным столом, а брат Митк’окока, кажется, где-то. Вот ведь хрень, я даже не знаю, где он сидел. Вон за тем столиком, кажется, гуляла компания малознакомых купцов. Тот, дальний, у стены вообще пустовал, а брат Царя Царей, получается, торчал вообще где-то на проходе, сидя на циновке. Что-то в этом всем чудится нечто странное. Каким бы разгильдяем не был брат Царя Царей, но, хотя бы из чистого уважения к роду, его должны были усадить за стол. Тем более что он пустовал. Так почему же они этого не сделали?

Поговорил с трактирщиком, или скорее уж с «заведующим столовой», поскольку распоряжался он тут исключительно по воле Царя Царей. Поначалу гад вообще отказался со мной разговаривать. Пришлось рассказать ему иносказательную историю про человека, который тоже не хотел говорить, а потом умер. Вот так вот, внезапно. Раз — и умер. От собственной молчаливости. Такая вот трагическая история.

Поскольку, рассказывая собеседнику эту поучительную историю, я, мило оскалившись улыбкой сумасшедшего убийцы и могучего колдуна, поигрывал тем самым кинжалом, который вынули из груди покойного (к моему собственному удивлению, после уплаты выкупа мне его вернули), трактирщик сумел уловить некий тонкий намек, скрытый в этой трагической повести. После чего у него внезапно появилось желание рассказать мне, как тогда было дело.

И опять мимо цели. Да, пришел брат Царя Царей. Того самого, по чьему распоряжению во всех кабаках Вал’аклавы этому брату продавали не больше одного кувшина зараз. Вернее, даже не продавали (откуда у этого пьяницы ракушки?), а просто давали, записывая все на счет его брательника. Ну да. Все-таки кровная родня, и вообще. Может быть, и посадили бы за стол, хотя к этому Питк’коту уже давно все относились, как к пустому месту, но кровь бы, наверное, уважили. Просто ждали восточных купцов, которые вроде как собирались отмечать тут свое отбытие, вот и приберегли место для них. Нет, так и не пришли. Сволочь Окин’тай, «заведующий» соседнего питейного сарая, перехватил дорогих клиентов самым подлым образом. Потому как этот Окин’тай, надо вам сказать, редкостная сволочь и даже не коренной вал’аклавец, поскольку… Да нет. Не видел я ничего. Я как раз побежал к этому Окин’таю, высказать ему все, что думаю о нем самом и о его подлых методах. Так вот, об Окин’тае.

Далее следовала душещипательная, хотя и абсолютно предвзятая, история происхождения и козней злобного Окин’тая, до которой мне не было никого дела. Однако заставить замолчать почтенного трактирщика оказалось не так-то просто. Это была его больная мозоль, одно касание которой запускало программу ненависти и жалоб. У ребят тут, видимо, развернулось настоящее социалистическое соревнование, и они готовы были загрызть конкурента на благородном поприще спаивания народа и вытягивания денежки из приезжих. Аут. Опять глухая стена.

На разведку отправились я, Лга’нхи и Бокти.

Я — потому что кому-то надо было увидеть расположение войск противника, кому-то, у кого хватит мозгов придумать, как их победить. А эти двое, во-первых, потому, что оба они были Вождями и имели право Прокладывать Путь. А во-вторых, тупо не пожелали уступать другому право больше выпендриться.

Я бы, наверное, предпочел взять кого-то из ребят Кор’тека или, может, другого лесника, поспокойнее и подисциплинированнее. Но эти двое сразу бы оскорбились таким пренебрежением их персонами, так что мне пришлось смириться, преисполнившись нехорошими предчувствиями. Души этих достойных героев томились жаждой подвига — самое вредное чувство во время разведки. Плюс их демаскирующе-громадный рост, желание командовать и нежелание уступить другому ни пяди своей заслуженной Славы. И все это в маленькой лодчонке. «Вот успешная формула провала любой тайной операции» — так думал я, уныло гребя против течения, впрочем, не особо сильно налегая на весло. Когда рядом два таких монстра, каждый мощностью в несколько лошадиных сил (и ослиных в голове), гребущих изо всех сил, пытаясь обогнать друг друга, плывя в общей лодке, налегать на весло не имеет никого смысла. Если еще и я начну тут впахиваться по полной программе, боюсь, наша лодочка разлетится на куски от перенапряжения материалов, вызванного переизбытком тестостерона.

За пару часов до полных сумерек мы сумели пересечь реку по диагонали, отмахав попутно с десяток километров, после чего забрались в какие-то кусты под берегом и затаились. К моему удивлению, действительно затаились. Оба Вождя оказались неплохими разведчиками, умеющими скрадывать добычу или врагов. К собственному стыду, должен признать, что моя мелкая тушка издавала куда больше звуков, чем обе их, вместе взятые. Чудеса!

Утром пришлось вспомнить все радости «тропы войны» по методу Лга’нхи. То есть никаких костров, никаких запасов еды с собой и никакой жареной-вареной пищи и прочих радостей каменновековой цивилизации. На тропе войны мы уже не мы — мы звери, алчущие крови тигры, подкрадывающиеся к своей добыче, и прочая-прочая-прочая. У Бокти была схожая философия, а может, он просто не пожелал уступать в кровожадности перед моим товарищем. Потому-то утром я остался без завтрака. И даже мяса сырого сурка-кролика мне не обломилось, поскольку плыли мы на лодке, а такому орлу, как Лга’нхи, охотиться на рыбы впадлу. Рыба — это не добыча и даже не еда. И потому.

Вот ведь уже сколько земель прошел этот сноб. Кашу и овощи научился жрать, скрывая отвращение на морде. Во время морского похода жрал рыбу и не вякал. В Вал’аклаве всякие там «дары моря» типа ракушек, крабов и осьминогов жрал. А также фрукты, ягоды и овощи, которых раньше никогда не видел. Да что там чужая кухня?! Лга’нхи даже к чужим обычаям начал относиться с некоторой долей терпимости, хотя и считал их абсолютно неправильными и порочными. (Правильные — это когда стадо овцебыков и бесконечная степь вокруг.) Но вот стоило появиться рядом мужику схожих с ним пропорций и амбиций, и поперла пацанская дурь. Приспичило показывать крутизну и изображать из себя героя.

И ведь при этом, они с Бокти почти что друзья, ну, или хорошие приятели, поскольку, в общем, придерживаются схожего мировоззрения отморозков-консерваторов. Но при этом таки-и-ие спортсмены!!! Ладно. Остается надеяться, что во время нашего рейда они будут соревноваться в тишине и незаметности. Надо им на это намекнуть.

А рыбину изловил Бокти. Прикончил острогой, когда я ткнул в нее пальцем и спросил, что это такое. (Будто всю дорогу до Вал’аклавы мы рыбу спиннингом ловили.) Бокти показал. Никогда не был поклонником суши и сырой рыбы вообще. Но когда последний раз ты жрал почти сутки назад и все эти сутки активно махал веслом, свежая сырая рыбина словно сама просится в брюхо, и плевать, что без соли.

— Не, Лга’нхи. «Языка» мы, конечно, возьмем. Только не сейчас. Сначала надо самим посмотреть на этих «пиратов» и их поселки, так на фига нам заранее поднимать панику пропажей одного человека? Почему не сейчас? А что ты сможешь узнать у одного пирата? Сколько у них всего народу? Я тебе и так скажу сколько — «много»! Да-да, ты прав, нас тоже «много». Только у «много» может быть слишком много значений. И одно «много» может превышать другое в несколько раз.

Ну разве что он сможет сказать, где у них расположены поселки. Но если я что-то понимаю в жизни, расположены они на берегу реки, и Бокти наверняка знает где.

Говоришь, Бокти, что не знаешь? А расскажи-ка мне, где на протяжении двух-трех дней пути отсюда ты бы выше по реке сам поставил поселок? Ну да, вот представь, что тебе надо поставить поселок, в котором будет жить много раз по много человек. Лучше, чтобы это место было свободным от леса — прибрежники особо лесов не жалуют. На высоком берегу, который не заливает в половодье. И желательно, чтобы река в этом месте либо была прямая, либо огибала поселок, а еще лучше — большой и высокий остров посреди реки. Нет такого? Ну тогда прежний вариант. Кстати, там, вероятно, уже стоял раньше поселок, и прибрежники-пираты просто захватили его. Почему прямая или огибает? Ну так они же должны заранее видеть караваны, идущие вверх и вниз. А если место, где стоит поселок, река огибает, то проще защитить поселок от нападения с суши. Кстати, какой-нибудь приток рядом тоже подойдет. Что? Есть такое место? Высокий мыс, с которого все видно на многие расстояния, на левом «высоком» берегу? И где? В паре дней пути? Вот там, скорее всего, и стоит их поселок! Да нет. Да при чем тут. Ну да. Конечно. Пусть будет по твоему, — это великое колдовство, а я Великий Шаман!

Плыли мы не пару дней, а все три. Потому как мне героическим усилием удалось убедить своих коллег воздержаться от идиотских гонок. Тихонечко. Вдоль берега. Без фанатизма и героизма. Всегда готовые ушмыгнуть в камыши или прибрежный кустарник. Зато и к пиратскому поселку подошли незаметно, рано утром, под покровом тумана, чтобы нас не заметили с наблюдательного мыса. Затаились.

Плохо только, что разглядывать поселок мне пришлось орлиными глазами Лга’нхи, для меня дистанция была далековата. Да и Лга’нхи смог разглядеть не так уж и много, поскольку правый берег, на котором стоял поселок, был достаточно высокий, а вот наш как раз совсем даже наоборот — низкий. Ну да зато у меня под рукой оказался Бокти, который эти места прекрасно знал, поскольку раньше тут был поселок племени, с которым он неоднократно воевал, так что описать тутошнюю географию мог без проблем. И даже знал притоки и старицы, по которым можно было незаметно подобраться сюда с тыла. Так что он говорил, а я рисовал карту. Или скорее некий примитивный план, зато насыщенный подробными пояснениями и указанием тропинок, ручьев, речушек, бродов или топких болот. Одно плохо для Бокти и Лга’нхи моя карта была не более чем колдовским амулетом, с помощью которого я собираюсь навести порчу на супостатов. Потому ни подтвердить ее верность, ни составлять на ее основе планы они были неспособны. Да Бокти даже лишний раз глядеть на нее отказывался, а если и глядел, то ухватившись за все своим амулеты разом и шепча отворот. А у Лга’нхи я столкнулся со старым добрым «нельзя посчитать живое», а значит, и линия на карте не может быть рекой, кружочки — домами, черточки — болотом и так далее. И уж коли мне понадобилось отражать их подобия на куске шкуры, ну так на то я и шаман, но лично он во всю эту бесовщину лезть не собирается.

Потом эти два кадра долго ругались, кому идти за «языком». Я бы с большим удовольствием поручил это Лга’нхи, благо опыт подобных операций у него есть. Но Бокти подобного оскорбления не потерпел бы. Так же, как и командования Лга’нхи, хотя бы и временного. Зато, к моему большому удивлению, оба они были согласны (на время) подчиниться моему командованию. Ну или, вернее, не столько моему, сколько говорящих через меня духов. Подчиняться духам — это незазорно. Духи отчасти для того и существуют, чтобы подсказывать людям (настоящим «людям») правильные поступки.

Лично мне на фиг не надо было переться на вражескую территорию и добывать «языков». Я бы вполне мог бесстрашно отсидеться в кустах, пока они там геройствуют. Но вот подляна — пришлось идти.

«Языка» мы взяли. Не так, как я задумывал. Но тут уж ничьей вины не было — ни моей, ни моих товарищей. Просто не повезло.

Ночью мы переплыли реку и укрылись недалеко от поселка, предварительно притопив лодчонку камнями в зарослях камышей. Обошли поселок стороной, тихонько подобрались к пасущимся в загонах возле леса чахлым стадам овцекоз и стали ждать пастуха или любого, кто придет доить овцекоз или тащить их на плаху мясника. И тут вдруг лай!

У нас в степи собак не было. Слишком уж они легкая добыча для тигров. А может, их похожесть на волков раздражала «старших братьев». Ну или еще по какой причине. Но первые годы своей жизни я собак не встречал. В горах, в крепости Мордуя, жило несколько кабысдохов. Мелких и брехливых, размером чуть больше болонки. У Леокая было несколько охотничьих псов. Размером примерно со спаниеля. А вот эти… Короче, по местным меркам, это были настоящие собачьи монстры. Размером с овчарку, но куда более массивные и широкие. Для Лга’нхи или Бокти прикончить такую псину, конечно, проблемой бы не было. Но на поднятый ими шум в любой момент могли прибежать люди, и потому духи порекомендовали мне как можно скорее делать отсюда ноги.

После того как нас отогнали от стада какими-то там шавками, Бокти, пожав плечами, сказал: «А что, нормальные собаки. У нас тоже такие живут. Я думал, ты на них порчу навел, потому и не предупредил заранее».

Так что мы возвращались с позором назад, облаянные и обруганные, и тут нам навстречу — толпа отморозков. Ну, как толпа? Девять человек. Но все с оружием и недобрым выражением лиц. Или это изумление перекосило их рожи в подобные гримасы? Вряд ли они ожидали встретить в ближайших окрестностях своего поселка трех неизвестных мужиков зверского вида. Лга’нхи и Бокти взревели одновременно и бросились в битву.

Нет, в поединке с оружием между ними я, наверное, все-таки поставил бы на Лга’нхи — он быстрее. И с острым оружием у Бокти осталось бы мало шансов. Но вот если бы это была банальная драка с использованием кулаков, пинков и зубов, вот тут бы, думаю, преимущество было бы на стороне Бокти. Я раньше говорил, что он способен голыми руками вырвать небольшое деревце? Ошибся. Полагаю, и большое бы не устояло.

Но сильнее всего меня изумило то, как слаженно они воевали. Словно бы долго репетировали и отрабатывали совместные действия. Что это, инстинкты настоящих вояк, случайность или чудо? Но Лга’нхи стрелой пронесся через толпу, ошеломляя и сбивая с ног, и напал на тех, кто шел сзади, а Бокти неторопливо (по меркам Лга’нхи, но быстро, по моим) начал добивать и громить ошеломленных и мало чего успевших понять пиратов.

Я в битву не полез. Ну разве что одному подвернувшемуся супостату, стоявшему ко мне спиной, врезал плашмя по затылку протазаном, опасаясь, что мои супермены в пылу битвы покоцают всех потенциальных «языков». А потом схватился с каким-то парнишкой, пытавшимся удрать. К счастью, он оказался прибрежником, а они в беге не сильны. Так что я догнал его раньше, чем начал задыхаться. (Все-таки неторопливый бег — это одно, а вот мощный рывок на короткую дистанцию — совсем другое.) Но догнал. И сшиб с ног, вместо того чтобы ткнуть протазаном в спину, а сам пролетел по инерции дальше. Сам не знаю, почему сразу не прикончил, наверное, не привык бить в спину, а может, пожалел мальца. Но тот быстро вскочил, наставил на меня свое копье, и мне пришлось серьезно побороться за свою жизнь, — парнишка, хоть и был не старше семнадцати-восемнадцати лет, оказался серьезным противником. Спасли меня тренировки с Лга’нхи и «тигриные лапы».

Мой Вождь искренне пытался сделать из меня настоящего воина и при каждом удобном случае заставлял драться с ним. А может, просто пользовался моментом, ибо только на тренировках у него появлялась «законная» (см. наш уговор) возможность хорошенько меня отметелить и напомнить о племенной иерархии. Но так или иначе, а мне частенько доставалось от его копья. (Тренировочного оружия он не признавал, мне с трудом удалось уговорить его сделать своеобразные ножны-защиту на наконечник копья. Но даже удары этой «защиты» оставляли на теле такие синяки, что все мои рефлексы московского спортзального бойца требовали бежать в ближайший травмпункт и, жалостливо рыдая, зафиксировать побои.) Я, конечно, ныл и ругался, особенно первое время, пока Осакат то ли из любопытства, то ли обиженная невниманием, не потребовала обучать и ее. А за ней потянулся и преданный обожатель Витек. При сестренке и чужаке ныть стало как-то неловко. Зато появилась возможность время от времени поколотить эту вредину, напоминая ей племенную иерархию, а заодно проверить свою выучку, махаясь с Витьком. Так что после копья Лга’нхи отбиться от копья этого вьюноши было пусть не детской забавой, но вполне реально. Но решающую роль все же сыграли перчатки.

Или, скорее, то, что про подобное оружие тут пока еще никто не слышал и всерьез его не опасался. Потому, когда мы, сблизившись чуть ли не нос к носу, скрестили наше оружие древками, пытаясь передавить и опрокинуть противника, я просто отступил в сторону и назад, проваливая противника, и врезал ему боковой в челюсть. Замах не был могучим, а удар — сильным. Потому парнишка, явно видевший этот удар, даже не попытался уклониться, а лишь приподнял плечо. Тяжеленная перчатка со здоровущими шипами скользнула по этому плечу, сдирая кожу, и врезалась в голову в районе уха. После этого парнишка еще пытался ударить в ответ, но сделал это уже слишком медленно, явно плохо понимая, что делает. Я еще раз разорвал дистанцию и рубанул его протазаном. Этого парнишка уж не пережил.

Тяжело дыша, обернулся. Мои соратники, судя по виду, уже давно завалив своих противников, стояли рядом и обсуждали наш махач. Кажется, Лга’нхи извинялся за мою нерасторопность и хилость, объясняя это тем глубоким погружением в мир духов, что не позволяет мне уделять много внимания простым воинским развлечениям. Потому, мол, я и не тороплюсь добить врага, растягивая удовольствие от схватки. Бокти доверчиво кивал, но взгляд его был наполнен изрядным скептицизмом.

Помогать мне, естественно, никто даже не собирался, ибо это неспортивно. Зато Лга’нхи взглядом не преминул напомнить мне правила этикета, согласно которым победитель должен содрать с поверженного скальп. Тьфу на них. Мало того, что дикари, так еще и спортсмены!

Даже отыграться, похваставшись взятием «языка», у меня не получилось. Оба головореза тоже оставили по одному недобитому врагу. И это, рубясь вдвоем против семерых!

Зато потом, стоя прямо посреди поля боя, они не преминули устроить дискурс на тему, чьего пленника допрашивать, а чьих добить. Увы, тащить на допрос всех троих у нас не было никакой возможности, — у нас лодочка, а не баржа. Даже не пытаясь предлагать «своего», а посоветовавшись с духами, я ткнул пальцем в того, которого взял Бокти, — он выглядел побогаче одетым и лучше экипированным. Но обосновал это исключительно падением «волшебного» камешка правильной стороной. Камешек бросал прямо у них на глазах (правда, не сказав, какая сторона «правильная»), потому все было по-честному, и Лга’нхи не обиделся, тем более что и скальпов ему досталось больше.

Правда, не учел я, что мне придется самому добивать своего пленного. И хотя убийство в бою уже стало почти привычным, каждый раз, когда приходилось вот так вот добивать беззащитного человека, меня охватывала дрожь. Но добил. И скальп содрал. А потом сразу попытался допрашивать пленника, пользуясь «моментом истины». Но тот, хоть на его глазах только что и зарезали двух соплеменников, в ответ лишь плюнул в меня и попытался поднять тревогу. Крепкий малый. Пришлось вырубить, заткнуть рот и отдать в лапы Бокти. Мол, ты взял, тебе и тащить до лодки.

Вам трудно добивать пленных? Какая фигня! Попробуйте их пытать, а потом говорите о трудностях.

Да, почетное право извлечь из пленного информацию было предоставлено мне, как опытному переводчику-полиглоту, глубоко проникшему в мир духов.

Извлечь информацию. Проще из камня воду выдавить, чем запугать этого. Скорее уж это мне становилось страшно, когда пленник втыкал в меня свой ненавидящий взгляд. Мороз по коже! А причину подобной ненависти он озвучил стразу: тот парнишка, что я убил, был его сыном.

Да, конечно, говорят, что специалист по пыткам может сломать любого «кремня» и заставить петь, как соловья. Но я таким не был. Как, впрочем, и Лга’нхи или Бокти. Тут как-то не принято было разговаривать с жертвами, да и особо мучить их — тоже. Охотник, продляющий страдания своей жертвы, рискует нарваться на последний удар или приход хищника покрупнее. А воину пытать врага тоже без надобности: рабство пока толком не прижилось, а ломать воина, заставляя умирать в слезах и соплях, — портить его ману, которую собираешься взять себе.

Нет, никаких нравственных мучений они от пытки врага не испытали, а пожалуй, даже с интересом и любопытством приняли бы новый опыт. Вот только что-то мне не хотелось им его передавать. А особенно приобретать самому. Жечь огнем, загонять под ногти щепки, сдирать кожу — бр-р-р! Пожалуй, для всего этого нужнынервы покрепче моих. Одно дело, абстрактно рассуждать о допросах с пристрастием, а совсем другое реально этим заниматься. Да я даже мухам и тараканам в детстве лапки и крылышки не отрывал — жалко было. И ни одной кошке или собаке консервную банку к хвосту не привязал, по причине все той же жалости. А тут живого человека пытать. Да я даже не знаю, с какого боку к этому приступать, побить палкой, чтобы завести самого себя, а там уж? Сразу перед глазами встает Пивасик, и весь завод сразу пропадает.

Короче, сделал то, что умел. Наковырял глины и слепил изображение того парнишки, благо его черты довольно сильно врезались мне в память. Устрашенный перспективой приобрести профессию палача, что называется, вложил в работу душу. Парнишка получился как живой, с копьем-палочкой наперевес.

Потом объяснил мужику, кто я такой и какой авторитет имею в мире духов. И тупо предложил сделку — если он скажет все, что мы хотим, душа его сына будет в загробном мире, как у бога за пазухой. А коли нет, ее будут мучить мои хорошие приятели-демоны — экзаменаторы, гопники и будильники, и мало ей не покажется. Сделка состоялась.

Нет. Они не тупые. Просто боятся, что, если вдруг случайно подумают, у них голова взорвется! То, что голову им вражеские топоры и дубины проломить могут, — это не страшно. Это дело обычное, а вот подумать головой…

Впрочем, при чем тут голова? Они ведь, согласно утверждениям собственных экспертов, грудью думают, а голова у них просто, чтобы было обо что дубинками бить.

Так что получается, мне даже посоветоваться не с кем. Даже Гит’евек, на которого у меня почему-то была надежда, как на более прогрессивного специалиста по части массовых убийств, и то придержался общей концепции — «пойти и подраться». Что уж говорить про Бокти и Лга’нхи? Нет, возможно, Лга’нхи и попытался бы помочь подумать, но только не тогда, когда рядом эта лесная горилла, с которым у него уже который день идет негласное соревнование в крутости. Оно, конечно, понятно — парень молодой, и дурь из него прет так, что ни одной затычкой не удержишь, а жизнь еще не научила сдерживать свой гонор. Но только если я не представлю в ближайшую пару дней конкретного плана, они пойдут и тупо нападут прямо на вражеский поселок. И учитывая тот факт, что одних только мужиков там раза в два-три больше нашего, а плюс к этому бабы и подростки, которые тоже полезут в драку, перспективы вырисовываются малооптимистичные.

Но попробуй я только ляпнуть им, что боюсь баб и детишек, они меня в плевках утопят. В то время как я помню наших степняцких баб — здоровые дылды-атлетки, любая из которых среднего московского качка без проблем заломает, при этом одной рукой доя корову, а второй прижимая дитё к груди. Ну, может, у прибрежных бабы и не такие крутые, но когда навалится на тебя этакая толпа, привычная и к веслам и к мотыгам, — десяток-другой воинов потеряем. Это как минимум, а как максимум, когда из-за плетня или из-за двери в тебя тычут копьем или ухватом, то тебе искренне по фигу, чьи руки сей инструмент держат, — все одно помирать. Нет, определенно, драться в поселке нам нельзя. Наша главная сила — это оикия, а они лучше всего действуют на открытом пространстве, а не в тесных улочках и при штурме домишек. Лишние жертвы мне не нужны, нам ведь еще назад в Улот возвращаться. Путь недолгий, и каждое копье или весло в этом пути будут нелишним.

Но местные так далеко заглядывать не привыкли. Им завтрашний бы день пережить — уже неплохо. А что там будет через неделю — об этом пусть духи думают.

Вот, собственно, под этим предлогом я и выцыганил для себя лишний день на раздумье. Мол, надо перебазарить с духами, объяснить им, кто тут хорошие ребята, а кто чмо приблудное. Чтобы, типа, как духи завтра на нашей стороне были, а врагам не помогали. Ну и, может, еще и что полезное подскажут.

Вожди, что старый, что малый, повздыхали напоказ, демонстрируя друг дружке, как им не терпится ринуться в бой, но с духами спорить не стали. Отвели меня на какую-то дальнюю полянку и даже завалили небольшого кабанчика, выдав мне его в качестве подношения духам. Духи приняли. Я тоже, от всей души. В степи меня свининкой не баловали. Правда, этот свиненыш при жизни явно злоупотреблял марафонскими забегами, судя по твердости мяса. Но все-таки какое-то разнообразие.

Так что я пожрал, попел и сел около костра. Мыслить. Время от времени постукивая в купленный в Вал’аклаве бубен. Потому как телевидение и кинематограф моего времени донесли до меня идею, что шаман без бубна, как эстрада без сисек, — картина мрачная и унылая. Так что я лупил в свой бубен, прихлебывал пивко и прикидывал расклады.

Супостатов много. Реально много, а не больше, чем пальцев на руках и ногах у одного человека. Путем долгих подсчетов и прикидок (сколько человек в одной лодке, сколько лодок в каждом поселке, сколько всего поселков), выходило, что народа тут человек шестьсот, не меньше, а скорее, даже больше. В смысле, с бабами и детьми. По хорошему-то, по местным меркам, это целая небольшая страна или здоровущее племя.

Как сказал тот пленный, это и было племя, согнанное с привычного места верблюжатниками еще чуть ли не три года назад и тихонечко двигающееся на восток, как снежный комок обрастая другими беженцами. Причем, что характерно, и раньше они тоже жили вдоль русла какой-то большой реки. Такая жизнь им была привычна, вот они и обрадовались возможности переселиться на эту реку. А то, что других по пути грабят, ну так на то эти другие и существуют, чтобы «наши» их грабили. Были бы своими, их бы с распростертыми объятьями приняли, накормили бы, напоили, спать уложили, а чужаков — только грабить. Философия незамысловатая, но в этом мире оригинальностью не отличающаяся.

А то, что у местных есть закон, что тех, кто по Реке караваны водит, не трогать? Так они, во-первых, не знали, а во-вторых, срать хотели на чужие законы. Их тут почти полтыщи человек народа, причем бедного, голодного и злого. Такой силище законы не писаны.

В общем, живут они тут четырьмя поселками и еще десятком мелких хуторков на островах посреди реки. Но этот вот поселок, что у мыса, — самый большой и удобный. И самый южный, так что пробраться мимо них, чтобы сначала разобраться с мелкими поселениями, никакой возможности не было. Но и драться со всей толпой? Конечно, «забритые» сильны своим строем и выучкой. И сейчас их уже почти полных четыре оикия, что без малого сорок восемь человек (сорок шесть, если быть точным). Это та сила в нашем войске, которую можно называть реальной. Были еще и морячки Кор’тека, и ребята Бокти. Двадцать четыре первых и сорок два вторых. Да еще двое выживших улотских «лыцаря», один из которых калека, да мы с Лга’нхи, Осакат и Витьком. И как поведет себя вся эта разномастая шобла в бою, нетрудно будет догадаться. Смело бросится вперед, мешая друг дружке и профессионалам. А схлопотав по морде, вполне возможно, с не меньшим энтузиазмом рванет назад, ломая наши же ряды. И если врагов у нас будет в соотношении два к одному (не говоря уж о трех-четырех), нас размажут, как сливочное маслице по куску хлеба.

Значит, надо делить. В смысле, и своих делить, и врагов. Своих — потому что вместе они только мешают друг другу. А врагов — чтобы громить их по частям. Решение найдено, остались только разные мелочи, вроде — придумать, как воплотить его в жизнь и победить супостатов. А пока я смело могу наградить себя еще во-о-н тем вон куском свининки. Он вроде как помягче выглядит, и жира на нем до фига.

Глава 5

Выиграть сражение — это не то же самое, что выиграть войну. А выиграть войну — еще не тоже самое, что выиграть мир. А выиграть в лотерею… впрочем, это уже из другой оперы.

В первой битве мы разгромили врага практически всухую. Сам не ожидал, что все будет настолько легко и просто. Оказывается, даже мощный интеллект жителя XXI века чего-то стоит, если за ним стоит сотня могучих и злобных дикарей, которые выполняют твои инструкции, не внося в них собственное видение мира.

Первым выступил сводный отряд из моих морячков и приданной к ним в качестве проводников парочки ребят Бокти. Их задача была довольно простой и незатейливой — спереть половину «пиратских» лодок фактически на глазах их владельцев. Ну, или, если не приукрашивая, спереть на рассвете, когда сон особенно сладок, а бдительность притупляется. Но спереть так, чтобы враги это заметили и увидели, в какую сторону бежать за своим имуществом.

«Пираты», привыкшие тут чувствовать себя хозяевами, подобной наглости не ожидали. Даже охрану возле лодок не выставили, будто это им родимая гавань, а не театр только что начатых мной военных действий. Когда на рассвете два десятка человек на четырех лодках тихонечко причалили к пляжу перед поселком и прихватизировали шестнадцать лодок, пропоров днища еще семи (я приказал дырявить те лодки, что уже спущены на воду, если не хватит людей захватить их все, но не трогать те, что вытащены на берег), «пираты» даже не шелохнулись.

Как впоследствии сказал Кор’тек, им даже специально пришлось пошуметь, ограбив ближайшие к пристани домишки, чтобы на них обратили внимание. Но так или иначе, а первый акт сочиненной мной пьесы был сыгран. Супостаты заметили пропажу и ринулись догнать, вернуть, наказать. Для этого им пришлось для начала собраться в кучу, во-вторых решить, что делать, в-третьих, спустить оставшиеся лодки на воду. Мои ребята получили минут двадцать-тридцать форы.

Фора им понадобилась, чтобы, двигаясь по течению реки, выгрести к удобному пляжику, образовавшемуся как раз там, где лес довольно далеко отходит от берега.

Там мои застрельщики бросили лодки и ломанули через лес. Через тот самый лес, что рос на мыску, вокруг которого река делает очередной небольшой поворот. Естественно, злобные пираты, которых тут набралась, наверное, сотня с лишним, не удовольствовавшись возвратом лодок, ринулись вслед за обидчиками, пылая праведной местью и желанием обезопасить себя на будущее от подобных посягательств.

Думаю, дальше объяснять не надо? Из леса им навстречу вышли мои могучие оикия, а во фланг ударили ребята Бокти, усиленные Лга’нхи, Витьком, последним целым воякой Леокая, и мной. (Откосить, отмахиваясь поддельной справкой о плоскостопии и ссылками на должность полководца, которого надо беречь от опасностей и кормить усиленным пайком, как-то не получилось. Я это заранее знал и даже не пробовал настаивать.) А пока мы рубились, мои (имею я право потешить свое самолюбие, хотя бы и про себя?) славные морячки, пробежав через лес, сели на собственные лодки и подгребли с тыла, отрезав врагу путь назад.

Тут так воевать не привыкли. Тут либо стенка на стенку, либо втихаря подкрасться, содрать подвернувшийся скальп, стырить мешок зерна, побить посуду и быстрее удирать, сочиняя по пути балладу о своем подвиге. Так что, когда враги полезли со всех сторон, бедолаги-пираты растерялись, запаниковали и заметались, как хомячки в одной клетке с кошкой. Ну и несложно угадать, что их участь была подобна участи этих же самых хомячков. Хотя, конечно, умирая, они оказывали яростное сопротивление.

Мне ли не знать? Мое участие во всем этом было пусть и не слишком активным, но, увы, очень запоминающимся. Мне.

Сначала я долго лежал в мокрой от росы траве, дрожа от холода. Потом, когда послышались певучие сигналы Гит’евека, командующего оикия, вскочил вместе со всеми и ринулся в бой. Отнюдь не в первых рядах, но и не последним. (Все-таки приходится поддерживать авторитет.) Первый попавшийся мне навстречу противник был растерян и, кажется, больше подумывал о том, чтобы смыться отсюда, чем о драке. Но тут как раз с реки раздались воинственные вопли наших морячков, начавших громить тылы, и бедолага окончательно завис. Тут-то я его и рубнул. Содрал скальп, побежал дальше, нашел нового врага, ткнул протазаном, тот отскочил и попытался врезать мне своим копьем. Несколько секунд мы кружили и обменивались ударами. Его копье было длиннее моего протазана, наверное, на метр. Ну да зато я уже был натаскан Лга’нхи на противника именно с таким оружием, так что выбрал момент, подбил в сторону древко его копья и резко рванул вперед, с размаху рубя по рукам. Попал. Да еще как! Одна рука вообще повисла на лоскуте кожи и забила фонтаном крови, а вторая выпустила копье и повисла плетью. Извиняйте, дяденька, но это война! Я половчее перехватил протазан и замахнулся для добивающего удара. А мой противник выхватил, той самой, якобы повисшей плетью рукой, откуда-то из-за спины топорик и полоснул меня по корпусу. Будь я чуточку шустрее и продвинься вперед на лишний сантиметр-два или будь рукоять топора моего противника на те же один-два сантиметра длиннее — тут бы и сказочке конец, вернее, — моим хроникам. Но чудо! Рукоять была короче, а я медленнее, потому конец пришел лишь моему участию в битве.

Боли не было. В смысле, в первый момент. Нет, я почувствовал все. И как разрубаются кожа и мышцы, и услышал омерзительный скрип топора о ребра, и то, как меня бросило в сторону. Но боли не было. Была внезапная слабость в ногах и страшное недоумение: как же так? Почему меня? Меня нельзя! У меня еще тут дел куча! Мне еще войну выигрывать, потому как эти раздолбаи-спортсмены все испортят, если я не буду капать им на мозги своими ценными указаниями. Мне еще надо вернуться в Вал’аклаву, вернуть Лга’нхи меч и найти того гада, что меня подставил. Да и к Леокаю неплохо бы вернуться с отчетом о проделанной работе. Если кто в этом мире и способен оценить мои торговые и полководческие таланты, так только он. Опять же, если я сейчас помру, кто будет присматривать за Осакат и Витьком? Они же без меня.

Моего противника собственный удар развернул вокруг своей оси, и он упал на землю. Но он еще встал и еще раз замахнулся своим уродским топором, однако, видно, потеря крови была слишком велика, топор выпал из его рук, а сам он рухнул передо мной на колени. Тут я сообразил, что все еще стою с занесенным над головой протазаном. Опустил его и, как-то вяло уперевшись в скрюченное возле моих ног тело, не столько нажимая на древко, сколько пытаясь удержаться на ногах, вдавил оружие в противника. А потом упал рядом.

Сколько пролежал — не помню. Но, судя по луже крови вокруг себя, не так уж мало, а судя по тому, что все еще был жив, недостаточно долго, чтобы истечь кровью окончательно. Потом вспомнил, что «Скорой помощи» или даже санитаров не предвидится. Попробовал залезть в особую сумку, что висела у меня на поясе. Специально заранее подготовленную «сумку лекаря», как я ее называл, с прокипяченными кусками ткани и «травками первой помощи». Ага. В моих бронированных перчатках, в одно мгновение вдруг ставших жутко неподъемными, только по сумкам и лазить! Долго, помогая зубами, распутывал узлы завязок, скидывал перчатки, пока кровушка вытекала из моего тела. Потом все-таки добрался до сумки, вытащил кусок полотна. «Надо же, — мелькнула мысль. — Специально готовил перед боем, чтобы перевязывать раненых. Почему-то даже в голову не пришло, что, возможно, придется перевязывать самого себя». А зря. Может, тогда бы озаботился чем-нибудь, чем можно закрепить на своей груди смятый комок ткани. А пока что просто прижал рукой и прикинул, как содрать пояс с убитого, чтобы прижать им ткань на груди. Больше ничего не помню.

О том, что произошло потом, в голове порхают лишь какие-то смутные образы. Кажется, меня куда-то тащили, а может, мне это просто показалось. Но очнулся я от жуткой боли. Заорал и забился, пытаясь уползти от пригнувшейся ко мне какой-то жуткой твари, что впилась в мою грудь своими стальными когтями и склонила волосатую морду, то ли желая вырвать кусок мяса, то ли напиться крови. Но фигушки — мои руки и ноги были намертво прижаты к земле, словно железными оковами. А жуткая тварь склонилась еще ниже к моей ране и сделала еще один стежок. В глазах чуть прояснилось, и я узнал одного из парней Бокти. В его руках была костяная игла с продетой в нее ниткой, обе грязные и все в крови. И он зашивал прореху на моей груди.

Вокруг радостно залопотали, и в поле зрения очутилась довольная рожа Лга’нхи — это он держал меня за одну руку, а другую ухватил хренова горилла Бокти, довольно лыбящийся своими здоровенными желтыми зубами. Надеюсь, они так радуются тому, что я очнулся, а не тому, что наконец-то перестану надоедать им своими советами.

Так. Теперь самое важное. Самое важное, что есть у человека в этом мире, — репутация. Собрался немного с мыслями и с духом. Стиснул до скрипа в челюстях зубы: я — великий воин и орать, пока в меня тыкают костяной иглой, не должен. И даже скулить не должен. Не скулить, не скулить, не скулить… Но боже мой, как же это больно! Я чувствовал каждый миллиметр иглы и нитки, проходящей через мое тело. Мне было до ужаса страшно, потому что я знал, к чему могут привести подобные раны: воспаление, гангрена и смерть, но рожа моя ничего подобного отображать не должна, я даже попробовал изобразить улыбку, уж не знаю, насколько удачно. Но на всякий случай «забыл» попросить друзей перестать фиксировать мои конечности на время операции. Конечно, великий воин может обойтись и без этого. Он будет весело шутить и смеяться, пока какой-то грязный дикарь тыкает в его тело грязной иглой. Но боюсь, что запасы моего геройства на сегодня уже сильно истощены, так что оставим браваду другим.

Наконец операция-пытка закончилась. Меня отпустили, перемотав рану какой-то тряпкой. Но испытания на этом закончены не были. Добрая душа Лга’нхи, демонстрируя чудеса заботливости, преподнес мне «дорогой» подарок — приволок труп с торчащим в нем протазаном. По его мнению, снятие очередного скальпа существенно поспособствует моему скорейшему выздоровлению посредством увеличения маны. Да и вырвать оружие из тела тоже должен был я, доверять такое важное дело кому-то другому — вводить в заблуждение духов, ответственных за подсчет моих геройств, а это не очень разумно, ввиду моей возможной близкой кончины и последующего подведения итогов.

С горем пополам сделал и то, и другое. Правда, протазан вырывал Лга’нхи. Я только держался за рукоять. Но даже это усилие надолго отправило меня в забытье.

Очнулся я уже в темноте. Следовательно, пролежал в отрубе весь световой день. Захрипел, пытаясь привлечь к себе внимание, и чьи-то заботливые руки, приподняв мою голову, влили в пересохшую глотку какой-то отвар. Судя по вкусу, тот обезболивающий корешок и валерьянка. А судя по полившемуся вслед за отваром потоку слов, попечение за моей унылой тушкой взяла на себя названная сестренка Осакат. Некоторое время я слушал ее советы о том, как надо было планировать битву и воевать, чтобы не попасть в то дурацкое положение, в котором нахожусь сейчас. Естественно, соплюшка, помахав колом на десятке-другом тренировок, уже воображала себя крутым специалистом и считала своим священным долгом давать советы своим менее успешным коллегам. А сама-то все время просидела в кустах рядом со спрятанными лодками в компании улотского воина-калеки. Им обоим (по отдельности) я перед битвой дал ценные указания: присматривать и охранять друг друга, а то сами по себе они наверняка бы рванули в бой. Вояка — потому что он «лыцарь», а Осакат — потому что считала себя большой специалисткой и ей не терпелось испытать свою крутизну. Да, длительное нахождение малолетней девчонки в компании крутых мужиков явно не способствовало смягчению ее характера, зато дало превосходную возможность приобрести множество дурных привычек. И как нам ее такую замуж отдавать? Кому на фиг нужна жена, которая копье и топорик в руках держит чаще, чем иглу или сковородку? Разве что и впрямь Витьку ее сбагрить. Какая же хрень в голову лезет! Вот щас начнется гангрена, и все эти заботы сразу перестанут быть актуальными.

Кстати, о Витьке. Витька я тоже подумывал оставить приглядывать за Осакат (случись что — на калеку надежды мало), но даже и пытаться не стал удержать его вдали от битвы — это было бы жутким оскорблением и обидой на всю жизнь. Кстати, как там Витек? Надеюсь, хоть он-то остался цел. А значит, вертится где-то рядом, корча из себя крутого воина и, возможно, даже хвастаясь перед Осакат снятыми скальпами и добычей. Вот его-то я и пошлю за Лга’нхи и Бокти. Потому как без меня они накуролесят такого…

Витек оказался жив. И, естественно, ошивался рядом с принцессой своих грез и, даже не пытаясь изображать скромность, демонстрировал рану над ухом от скользнувшего рядом копья, чуть ли не тыча ей в нос содранным скальпом. Красава!

Пока Витек бегал с поручениями, я думал. Думал все о том же, о чем и вчера. Как бы отвертеться от очередного «приятного» опыта?

В бою людей я уже убивал. Раненых и пленных вон тоже убить сподобился. Следующая ступенька — массовый геноцид. А как еще назвать нападение на поселок с женщинами и детьми, который сейчас защищает небось максимум полсотни воинов? Тут нравы и так излишним гуманизмом не блещут, а если сейчас в поселок ворвутся разгоряченные битвой воины, не надо обладать особым воображением, чтобы понять, что там произойдет.

Или уже произошло, пока я был в отрубе. На какое-то мгновение вдруг даже стало легче. Такой подленькой трусливой легкотой, появляющейся от радости, что твою грязную работу сделал кто-то другой. Теперь можно спокойненько уговорить свою совесть, что я тут ни при чем. Я в отрубе лежал и ничем делу помочь не мог. Это все Бокти с Лга’нхи, ну да, они известные дикари и головорезы, что с них взять?!

Но я уже видел один вырезанный поселок — поселок Осакат. Да и наше последнее стойбище мне никогда не забыть. Женщин со вспоротыми животами, детей с размозженными головами, младенцев, втоптанных в грязь. Можно сколько угодно ссылаться на суровые времена и жуткие обычаи. Можно смело притягивать дедушку Дарвина с его естественным отбором и тешить себя абстрактными рассуждениями про улучшение подобным бесчеловечным методом человеческой породы в целом. Вот только можете считать, что у меня кишка тонка, или обзывать паршивым интеллигентишкой, но соучастником всего этого я быть отказываюсь!

— Ну как ты, Дебил? — заботливо спросил меня подошедший Лга’нхи. — А то я уж думал, ты совсем мертвец, такой бледный лежал.

Я повернулся на бок, уперся рукой в землю и постарался привести себя в более-менее горизонтальное положение. Хренушки, будто скалу с места сдвинуть пытаюсь. «Помоги», — коротко не попросил, а приказал я. И Лга’нхи легко вздернул меня в сидячее положение. Грудь прострелила дикая боль, весь мир пошел юлой вокруг моей больной головушки, а к глотке подступил омерзительный комок. Но я сдержался, и через пару минут земля замедлила вращение и остановилась, комок упал обратно, а боль… боль и слабость остались. Но показывать их сейчас никак было нельзя. Как я тогда сказал? «Это тот мир, в котором загнанные лошади пристреливают себя сами!» Так что никакой демонстрации слабости. Слабак тут не может руководить. Это у них на уровне инстинктов. А если я не смогу руководить, поселку, а вместе с ним и всей нашей затее настанет скорый конец.

— Как там дела? Спасибо, — спросил я у Лга’нхи, одновременно принимая чашку с напитком из рук Осакат. — Много наших потеряли?

— Не-е-ет! — радостно протянул Великий Вождь и ткнул мне под нос обе свои руки с четырьмя отогнутыми пальцами на левой и полной пятерней на правой. — Вот, эти «забритые», а это — люди Кор’тека. Еще Кринтай погиб, но он человек Леокая. А еще у Бокти много, но они ведь не наши.

Так, четыре «забритых», аж пятеро у Кор’тека и до хрена, не меньше двадцати, у Бокти. И того тридцатник — почти треть всего отряда в первом же бою, а еще и раненых тут (я быстренько обежал глазами наш импровизированный лазарет) двенадцать человек.

— А этих сколько положили? — уточнил я у Лга’нхи, заранее зная ответ.

— Много! — с гордостью сказал он мне. — Совсем много! Все, что на берег выскочили, всех побили!

— Я же просил, парочку-другую отпустить! — едва не простонал я.

— Ну, может, кто и убежал, — равнодушно ответил на это Лга’нхи. — Мы их по лесу гнали, а это место плохое, за каждым деревом спрятаться можно. То ли дело у нас в степи!

— Вы там у себя как зайцы в траве прячетесь, — довольно пробасил неслышно подошедший Бокти. — Будто змеи ползаете. А у нас — встал за дерево и стоишь на ногах, как человек, а не на брюхе, как змея, — и заржал, очень довольный тем, как отбрил Лга’нхи.

— Да, Бокти, ты великий воин, — на всякий случай польстил я ему, прежде чем задать неприятный вопрос: — Сколько ты людей потерял?

Бокти горько вздохнул и начал перечислять по именам. Причем подробно рассказывая все степени своего родства с погибшими. Чтобы не запутаться, я загибал пальцы и насчитал восемнадцать погибших и шестерых раненых. Половина всего отряда Бокти.

— Ну да ничего, — оптимистично подвел итог печального списка Бокти. — Зато добычу большую взяли. Одного бронзового оружия — целую лодку загрузить можно. И лодок новых две полных руки и еще два пальца штук нам полагается. А в поселке еще больше возьмем, там у них и меда должно быть много, и зерна, и воска. Все, что с других караванов взяли.

Ну вот оно, началось!

— Бокти, нельзя поселок трогать, — начал я. — Пока нельзя, — подсластил пилюлю. — Мы тут, духи говорят, только треть этих положили. Но и своих треть потеряли. Пойдешь сейчас поселок брать, там всех своих потеряешь, — кто тогда добычу до дома довезет? А ведь еще и другие поселки есть. Помнишь, что нам тот пленный говорил, что ты сам в бою взял?

— Хм. После такой нашей победы и погибнуть не жалко! — гордо встав в позу, провещал Бокти. — Такая великая битва была, слава о ней не забудется никогда! Люди вечно будут петь былины о нашем подвиге на пирах и у лагерных костров! Но добычу упускать негоже, — подытожил он свою пафосную речь меркантильным соображением. — Если мы погибнем, кто привезет ее в наше племя и кто воспоет наши подвиги?!

«Ага, облизьяна волосатая, — мелькнуло у меня в голове. — Знаю я, какие былины вы споете. „Как великий Вождь Бокти со товарищи несметные полчища ворогов побили, а какие-то пришлые в это время у них под ногами крутились!“» Жаль, я не видел, что там произошло и почему именно у него такие большие потери. С оикия понятно. Хотя на них и пришелся основной удар, но тут так драться не умели, и против подобного дисциплинированного строя у местных дикарей нет ни единого шанса. Морячки мои с тылу напали, у них реальные противники, по логике, только те были, кто в испуге к лодкам рванул. Уверен, если бы морячки с ходу грабить не бросились, у них потери бы еще меньше были. А вот ребята Бокти? Небось, помимо потерь в бою, рванули в лес бегущих добивать и трупы обчищать. А там бой разбился на множество поединков, а в таком раскладе обычно размен один к одному идет.

— Вот именно, — подхватил я. — Если ты сейчас всех своих ребят положишь, про тебя будут только в твоем племени песни петь. А если всю Реку для караванов свободной сделаешь, так тебя все племена Реки славить будут. Таким даже старики похвастаться не могли!

Да. Судя по роже Бокти, такая перспектива потрясла даже его самодовольное до невозможности воображение. Заполучить славу в своем племени — это, конечно, дело обычное. А вот в мировом масштабе! Это как какому-нибудь муходрищенскому режиссеру, снимающему документальные короткометражки на дешевенькую видеокамеру, Оскара получить. Мечта, за которую можно убить или отказаться от убийства!

— И как же это сделать? — В глубоко посаженных глазенках под мохнатыми бровями отразились красные ковровые дорожки, блеск брильянтов на холеных женских шейках, огни рампы и позолоченная статуэтка, зажатая в мохнатых лапах с грязными обкусанными ногтями.

— А вот послушай, — ответил ему змей-искуситель моим голосом.

Лучше всего с этим справился бы Доксой, тот единственный калека, что остался от всего улотского воинства. Но посылать инвалида для подобных переговоров, пожалуй, не стоит. В том плане, конечно, что хоть он и единственный, кто знаком с «цивилизованной» традицией ведения переговоров (для Лга’нхи и для Бокти это была абсолютно новая и весьма экстравагантная, на их взгляд, концепция), но, увы, калека слабак, это совсем не то, что нужно для акции устрашения. Ну вот не уважают тут слабость. Чтобы с тобой говорили, не говоря уж о том, чтобы слушали, ты должен только одним своим видом внушать страх и уважение. А если ты на вид хилый или больной, то пусть даже за твоей спиной стоят целые легионы, уважения ты не внушишь, а страх — тем более. Увы, местные ребята простые и незамысловатые, и чаще всего думать дальше, чем на один шаг вперед, или видеть что-то, скрытое под внешним обликом, не способны.

Так что отправил Бокти и как самого представительного, и как самого заинтересованного. Раз захотел Оскара и мировое признание — пусть отдувается.

А пока отдуваться пришлось мне, для того чтобы объяснить ему, что делать и зачем вообще это надо.

Ну со вторым было проще.

— Эти покойники тут чужие, — доверительно сказал я ему, и, думаю, мой голос звучал достаточно зловеще, потому что в этот момент меня скрутил очередной приступ боли. — И если их не похоронить по их обычаям, они в загробный мир так и не попадут, а будут тут шляться и таких бед натворят! Или тебе нужно, чтобы дальше караваны покойники грабили? От них-то просто так уже не отобьешься.

Это Бокти убедило. Полчищами врагов его пугать бессмысленно. Наоборот, начнет храбриться и все сделает по-своему, чтобы, не дай боги, кто не подумал, что он трусит. А вот бояться оживших покойников, духов и демонов — это дело нормальное, и ради избавления от подобной напасти можно даже выполнить данные чужим шаманом инструкции.

А насчет первого — долго объяснял без особого результата. А потом, вспомнив, что Бокти, помимо всех прочих достоинств, еще какой-никакой, а купец, предложил попробовать «продать» местным разрешение похоронить своих покойников в обмен на кой-какие товары. Ведь для сей «продажи» надо не только держать себя с достоинством, но и делать вид, что уважаешь партнера. То есть именно так, как и подобает парламентеру.

Однако, дабы делец не взял верх над политиком, сразу обуздал доисторические аппетиты Бокти, сказав, чтобы много не просил, поскольку покойники уже все скальпированы и ободраны как липки. А значит, особо большой ценности для племени в загробном мире не представляют, и даже если и попытаются замолвить перед духами словечко за племя, духи к таким лузерам прислушиваться на станут. Бокти с этим согласился. И, как мне кажется, с некоторым сожалением. Слава, конечно, славой, а выгоду терять тоже неохота. (Была мысль, в качестве хохмы, подкинуть ему идею париков. Но вовремя сдержался, ведь с него станется начать всерьез лепить на покойников «волосы» из мха, веточек и кабаньей щетины.)

Но самое главное (эта мысль пришла мне в голову только что), мотивировать всю эту торговлю надо тем, что, дескать, есть среди нашего отряда некий пришлый шаман, который хочет с этими покойниками какие-то жуткие штуки делать — не то в ходячих мертвецов обратить и заставить себе служить, не то продать знакомым демонам в преисподней для всяческих издевательств и глумлений. А он, Бокти, человек правильный, старой закалки. И он подобных дел не одобряет. Так что пока шаман сам раненый и потому слабый, надо быстренько покойников похоронить по обычаю. А чтобы потом шаман на Бокти бочку катить не мог, оправдать это дело выгодой.

Бокти с такой стратегией согласился, лишь поинтересовавшись: «Неужто ты, Дебил, и впрямь такой способ знаешь, чтобы покойника заставить себе служить?»

Я, припомнив многочисленные байки про зомби, сказал, что, ясное дело, знаю, и даже не один. (Гы! Укус другого зомби, чем не способ?) Но дело это плохое и мерзкое, и правильный шаман чем-то подобным заниматься не станет. Если его не вынудить, конечно.

Бокти согласился, что покойникам пакостить нехорошо, даже чужим. И старики ничего подобного бы не одобрили, а потому он приложит все силы, чтобы мне не пришлось подобное гадство устраивать.

Короче, следующим утром Бокти, взяв с собой пяток набитых вояками лодок, отбыл к поселку. А я тем временем, переборов боль и слабость, начал изображать обход раненых. Многие из них были в куда более лучшем состоянии, чем я. Но авторитет, лежа под кустиком и пестуя свои болячки, не заработаешь. Изображая заботливого доктора Айболита, лечащего болячки плевками жеваной травки, бинтами и заговорами, я вгоняю в мозги «забритых», морячков и «боктистов» идею, что я их отец-командир и ваще — отец, а главное — командир! Что поделать? Менталитет такой — сильный заботится о слабых соплеменниках. И если ты заботишься — ты сильный. Ты Вожак!

Потом осмотрел себя. Рана была зашита, прямо скажем, не в стиле белошвеек, а такой грубой, мужской штопкой, по принципу «чтоб держалось на века». Оно и держалось. Но шрам (если вообще выживу) будет жутким. Глубину сейчас не рассмотришь, но кажется, ребра тот топор окончательно не перерубил, иначе бы все было гораздо хуже, но и досталось мне неслабо — косой рубец тянулся почти вдоль всего нижнего ребра, снизу вверх до самого солнечного сплетения. Ребра, может, были и целы, но вот мышцам явно досталось основательно — даже глубокое дыхание вызывало боль. Что уж говорить про хождение, движение руками, шеей, головой и прочие виды пыток.

Но есть такое слово — «надо». Потому как иначе кранты, скорее всего, не только мне или жителям поселка, но и всем моим ребятам. Если они вырежут поселок, то остальные «пираты» уйдут в леса, и начнется долгая партизанская война, которую нам не выиграть ввиду малой численности и того, что тут мы еще большие пришельцы, чем успевшие прожить в этих лесах уже почти полгода пираты. А если мы не привезем убедительные доказательства победы в Вал’аклаву, у Митк’окока будет веское основание зажать нашу Волшебную железяку. Так что будем ходить, изображая здорового, а главное, способного исполнять свои обязанности шамана. А потому осторожненько наливаем в чашу вино, самое крепкое, что я в свое время нашел в Вал’аклаве (пришлось много дегустировать, пытаясь опытным путем определить самый высокий градус), и сыпем в него серую, грязноватую на вид, соль. Потом смачиваем во всем этом тряпочку и обильно, не жалея ни зелья, ни себя, протираем грудь вокруг шва, да и сам шов. Не дай бог, тот автор, из книги которого я извлек этот рецепт, ни хрена не знал, о чем пишет. Помру и буду являться ему в виде призрака, наговаривая обидные комменты на его писанину!

Потому что и так до кожи вокруг раны не дотронешься, а еще и зелье жжется дико. Ладно, теперь можно свистнуть Осакат, пожевать горькую травку и дать ей перебинтовать рану.

Ух! Ну что за хрень такая? Только сел в отдалении и под прикрытием кустов, скорчив несчастную физиономию, приготовился малость пожалеть себя, смывая остатками пива горечь травы, заявился Бокти. Да не один.

Еще Макиавелли писал, что террор и ужас надо наводить короткими единовременными акциями. Потому как, ежели это дело затянуть на долгое время, терроризируемые привыкают к страданиям и ужасу и перестают их чувствовать. Собственно, из этого и состояла большая часть затеянного мной плана.

На то, чтобы обойти всю поляну и окружающий ее лес в поисках своих убитых, прибывшим «пиратам» (скорее уж «пираткам») понадобился весь следующий день. Сто двадцать семь трупов — это не шутка! А хоронили их еще дольше. Потому как и на реке «пираты» остались верны традиции прибрежных вязать плотики и, укладывая на них покойников, отпускать на волю волн.

Даже наша банда не видела столько трупов зараз. Хотя в битве по дороге в Вал’аклаву мы и завалили немало врагов, а до этого участвовали в битве у лагеря с аиотееками, и там трупов хватало. Но эта драка превзошла те «по результативности», особенно когда обобранные трупы стащили в одно место и разложили на бережку. А стенания и рыдания в процессе оплакивания покойников их женами превзошли по громкости даже саму битву.

А мне приходилось почти все время находиться рядом. Потому как вчера я, Лга’нхи, Бокти, Кор’тек и Гит’евек дали слово приехавшим переговорщикам, что их женщин никто не тронет и им позволят похоронить своих мужей и братьев по обычаю.

Слово-то мы дали. Но на всякий случай приходилось быть рядом, на случай, если все еще разгоряченным прошедшей битвой парням взбредет в голову что-то не то. Хотя все они и изрядно оттянулись в Вал’аклаве, но вид множества шастающих мимо них беззащитных, а главное, чужих женщин — слишком большое искушение для простых незамысловатых дикарей.

Но то ли наше присутствие, то ли я недооценил честность и сдержанность дикарей, а никаких инцидентов замечено не было. Под конец кое-кто из наших парней даже взялся помогать бабам рубить деревца и вязать плотики, потому как бабы такие существа — к ним тянет, хотя бы и просто поболтать или постоять рядом. Это тоже было частью моего плана. Помочь всем тут разглядеть во враге человека.

После похорон была тризна. Прямо скажем, не больно-то богатая. Судя по всему, особых запасов у «пиратов» не было. Что и неудивительно: стояли, можно сказать, последние дни зимы, и все ранее сделанные (или награбленные) запасы должны закончиться. Нас, конечно, на тризну не пригласили — это дело чисто семейное, и чужим не место там, где «люди» прощаются с душами родственников, отправившихся в преисподнюю. Не дело чужакам знать, какой дорогой они пойдут, какие напутственные советы даст шаман и какими просьбами озадачат еще живые.

Ну да мы устроили собственную пирушку и неплохо оттянулись, благо нам тоже было кого помянуть и что отпраздновать.

А утром начались переговоры. Я, признаться, боялся, что утром чужаки молча сядут в лодки и уплывут обратно. Это бы означало, что я пролетел со своими психологическими построениями. Но нет, пока все работало. Когда Бокти подошел к их старейшинам и предложил перекинуться парой слов, те особо возражать не стали. Мы выбрали невысокий холмик чуть в стороне, разожгли там костер, разделали добытого Лга’нхи оленя и, пока Осакат жарила шкворчащие жиром куски, начали беседу.

Начал ее я. Естественно, с камлания. Надо было убедить парламентеров другой стороны, что я реально жуток и страшен. Потому, время от времени подпуская вопли и стоны боли в свой вокал, я, аккомпанируя себе на бубне, спел «Ветер с моря дул, ветер с моря дул», как бы намекая гостям, с какой стороны подкрался к ним пушистый северный зверек. (Жаль, никто не оценил намека, ввиду незнания русского. А танцевать свой наводящий ужас брейк-данс я не стал — этого бы мой организм точно бы не выдержал.)

Потом слово взял Лга’нхи и произнес какую-то бессмысленную речь (к счастью, на степном, который тут понимали с пятого на десятое), восхваляя свои подвиги и величие нашего племени. (Я бы предпочел, чтобы он вообще молчал, лишь грозно надувая щеки в стиле «отца русской демократии». Но подобного пренебрежения сей Свирепый Вождь не потерпел бы. Мне и так едва удалось его уговорить, отдать большую часть инициативы Бокти.)

Впрочем, речь моего приятеля тоже произвела определенный положительный эффект. И даже не столько сама речь, сколько сам громадного роста воин, весь в шрамах и с ног до головы увешанный скальпами (их реально было очень много, даже не знаю, куда он их будет вешать через год, если продержится такого же темпа «набора очков»), с большущим копьем в руках, говорящий какие-то непонятные слова с грозным и воинственным видом.

Ну а потом уж ораторскую трибуну снова надолго захватил Бокти. Я ему речей не писал. Так, накидал общие тезисы и посоветовал сделать ударение на некоторых вещах.

И, наверное, правильно: начни Бокти говорить с чужих слов, такого бы эффекта речь его не произвела. Начал он очень издалека. И, естественно, со своих предков, начиная с первого медведя, постепенно деградировавшего до человека, и до своего любимого дедушки. Если пересказать главное, не удручая слушателей абсолютно ненужными им сведениями, суть речи сводилась к тому, что на Реке есть свои устоявшиеся веками традиции и пришлым негоже их нарушать. Потому-то он, Бокти, и съездил в Великую Вал’аклаву, где отдал Царю Царей Митк’ококу ценное указание разобраться с проблемой в кратчайшие сроки. А тот, испытывая бездну почтительного благоговения и уважительного страха к Великому Вождю Бокти, упросил двух грозных героев-пришельцев, Великого Вождя Лга’нхи и прославленного своей жутью шамана Дебила, а также сопровождающих их лиц съездить и очистить течение Реки от любых преград, мешающих деловой активности, будь то лесной завал, рухнувшая в реку скала или нечтящие обычаев пришлые людишки. А посему почему бы нам не вызвать сюда начальника транспортного цеха и не заслушать доклад о проделанной работе?

— Ну что ж, начнем граждане, — начал я, взойдя на воображаемую трибуну и разворачивая зловещий обрывок шкуры. (Лично меня всегда пугало, когда оратор разворачивал подобную бумажку. Это означало, что говорить он будет долго и очень нудно.) — Коротко о себе (ведь хвастаться не стыдно, если ты делаешь это ради благого дела или просто живешь в мире дикарей). Так вот, граждане, по глазам вижу, что вам страшно интересно, насколько же я велик и ужасен?! Таки нет проблем, пройдите по морю тыщи километров. Переберитесь через великие и ужасные горы, пересеките Степь, и везде на своем пути, в каждом поселке и стойбище, спрашивайте про Великого, Ужасного и Неправдоподобного Меня! И вам везде, где ни спросите, расскажут про величайшего укротителя духов, грозу демонов, повелителя стихий. Того, кто громил демонов-верблюжатников, заколдовывал целые царства, с самим Леокаем водку пил и по пьяни творил небывалое.

Или вон, коли лень ехать за тыщи верст, спросите у нашей названной сестры Осакат, племянницы и внучки двух Монархов, которые были преисполнены ко мне и моему Великому Вождю Лга’нхи (вон он сидит, весь покрытый скальпами, абсолютно весь) такого почтения, что решили породниться с нами, отдав нам ее в сестры. Уж ей-то небось ее царственная кровь не даст соврать при описании тех нереальных чудес в моем исполнении, что видели ее глаза. (Осакат гордо приосанилась, сев в величественную (по ее мнению) позу, и утвердительно кивнула.) — Дикари почтительно кивнули в ответ, и из их глаз наконец-то исчезло непонимание, «что какая-то там девчонка осмеливается делать на Совете Вождей?» — мясо бы себе они и сами пожарить могли или просто сырым бы съели.

— А вот теперь поподробнее, товарищи, о Великом Вожде Лга’нхи, — продолжил я зачитывать свой воображаемый доклад.

Одним из наиболее почитаемых талантов местных ораторов была способность говорить долго и желательно (хотя и необязательно) связанно. Обычно-то дикари особенным красноречием не страдали. «Да — нет», «Пойду — убью, съем — покакаю», «Хорошо — сытно, — хреново —голодно», «Твоя идти туда, моя стоять здесь» — типичные перлы местного ораторского искусства, не обезображенного уроками литературы и чистописания. Так что человек, способный связанно произнести несколько предложений подряд, какую бы чушь он ни нес, уже считался неплохим оратором. А если он заливался соловьем на протяжении получаса, так что слушатели успевают забыть, с чего он начинал, — это уже был златоуст и внушал почтение одной только своей болтливостью.

Потому-то я говорил долго. Заполняя свою речь ненужными и бессмысленными описаниями и подробностями. Но главное я постарался внушить своим слушателям мысль, что Великий Вождь Лга’нхи с помощью своего Великого Шамана Дебила громил даже демонов-аиотееки. От которых вы, бедолаги и серуны, сбежали, поджав хвосты, аж чуть ли не на другой край мира.

А вот, ребята, как оно было в прошлый раз. Тут я для наглядности повернул к слушателям развернутый кусок шкуры. Можно было бы, конечно, соврать, что именно его я рисовал во время камлания перед битвой, и я соврал, хотя это и было не совсем правдой. Тогда я тоже рисовал схемы предстоящей битвы, дабы продумать все планы и учесть разные мелочи. Но все эти привычные мне стрелочки, кружочки и квадратики для местных были темным лесом, потому для них я нарисовал отдельное «наглядное пособие». На куске шкуры, в примитивной манере «пляшущих человечков», было нарисовано окончание прошедшей битвы с кучей лежащих окровавленных трупов «пиратов» и ликующих нас. Все мое художественное воспитание корчилось и восставало против подобного примитива. Я бы мог лучше. Намного лучше. Но, увы, для местных это было самое оно, простенько и наглядно. Можно даже трупы пересчитать (кто считать умеет), и их будет ровно сто двадцать семь.

— А вот, товарищи, еще один вариант, — начал я, разворачивая вторую шкуру. На ней был нарисован знакомый поселок. Так, как его видно с реки. Дома горели, а между ними все было засыпано трупами. — Вот так вот все оно и будет в самое ближайшее время, — коротко и веско объяснил я изумленным подобной наглядностью слушателям.

Старая добрая психология дикаря. Что уже нарисовано или иной раз просто сказано, то, считай, уже и свершилось. Потому-то, кстати, с той или иной степенью жесткости и соблюдается тут запрет на изображение или создание «подобий». Если у более примитивных и незамысловатых степняков это почти под полным запретом, то у тех же, занимающихся невозможным без «украшательств» ремеслом горцев, «подобиями» и узорами дозволенно заниматься лишь шаманам.

Потому-то, думаю, не надо объяснять, как мое «искусство» затронуло сердца и повлияло на умы окружающих. Кое-кто заранее воодушевился, а кое-кто печально поник головой.

И тут слово взял «добрый полицейский» Бокти.

— Ты, Дебил, приехал и уехал. А нам тут жить, — вдумчиво произнес он заученную с моих слов фразу. — У нас тут, на Реке, свои порядки и обычаи, и не чужаку в них лезть да правила свои устанавливать. Вот, помню, мой дед… — Далее, как обычно, Бокти сбился на старые добрые времена и начал рассказывать истории и былины, которые чем дальше, тем меньше подходили для нашего случая. Но главное уже было сказано, Бокти вроде как встал в позу старожила — защитника обычаев и традиций против чужаков-пришельцев, которые жить по обычаю не желают. Дабы четче обозначить все акценты, я начал тявкать и рычать, требуя залить Реку потоками крови, чтобы, дескать, «когда Царь Царей Митк’окок увидел бы протекающую мимо его города красную от крови реку, он бы лично убедился, как мы исполняем его просьбу. А то он не заплатит обещанного. И срать мне на Речные обычаи, у меня тут свой интерес!» Тем самым обозначив себя еще большим чужаком и гадом, чем пришлые пираты.

Лга’нхи, будучи посвященным в этот план, хранил на физиономии каменное выражение, лишь иногда позволяя себе свирепо-довольную гримасу. Когда я вчера объяснил этим двоим, в чем состоит мой план, оба Вождя сочли его ужасно смешным и забавным. Еще бы, Дебил, который почему-то не хочет устраивать резню, будет на ней настаивать, а они, крутые мужики, для которых подраться — главное развлечение в жизни, будут говорить за мир и согласие. Ваще! Ай да Дебил! Такую шутку придумал. Аншлаг-Аншлаг одназначна!

Идея дурачить подобным образом пришлых вызвала у них приступы гомерического хохота и абсолютно неоправданного, с моей точки зрения, веселья. (А уж чего мне стоило уговорить их придерживаться плана, не внося в него отсебятину, типа идеи «ненастоящей» драки между мной и Бокти. Эта обезьяна обещала бить «шутейно» и убеждала меня, что тогда уж «пираты» точно во все поверят. Но меня подобная перспектива мало вдохновляла. Знаю я эти «шуточки»! Так что я отмазался, ссылаясь на рану.)

Потому-то больше всего я сейчас боялся, что коллеги не выдержат и начнут кататься по земле, как это было вчера, пугая раскатами хохота окрестных зверушек и наводя супостатов на обоснованные подозрения. Увы, простота нравов и незамысловатость местных обитателей были как плюсом, так и минусом подобных предприятий. Потому как я, например, и сам едва сдерживался от хохота, глядя на физиономию не посвященной в мои планы Осакат. На ней просто-таки сияла надпись: «Я знала, что Дебил — Кровожадная Сволочь!» Она даже пренебрегла обычаями и женской скромностью (негоже бабе поднимать голос на совете Вождей) и набросилась на меня с упреками и обвинениями, пообещав пожаловаться дедушке на мое плохое поведение. И, тыча пальчиком в мною же нарисованные фигурки мертвых детей, обвиняла меня в людоедстве и «верблюжатничестве» (в смысле, она видела, что подобным образом только верблюжатники поступают, и ассоциировала кровавую резню гражданского населения исключительно с образом аиотееков).

В общем, если бы не страх, что все сейчас начнут ржать, это нам было только на руку. Искреннее возмущение, которое не сыграть даже опытному политику или актеру, в сочетании с воспоминаниями о моих «злостных преступлениях» (куда, кстати, входил и отказ сделать ее красивой), лишь добавил воды на нашу мельницу и вогнал пришлых в еще большее уныние. Но, поскольку сдерживать смех становилось все труднее, я перевел стрелки на Лга’нхи, предложив его в качестве третейского судьи. Мол, я, конечно, желаю исключительно кровопролитий и смертоубийств, но, будучи лицом подчиненным, соглашусь с мнением Вождя.

Лга’нхи (мы вчера долго эту речь учили) сформулировал наше главное требование: «Река должна стать свободна для прохода караванов». И объяснил, что добиться этого можно двумя способами — либо тотальным уничтожением помехи, либо сделать как-то так, чтобы впредь «помеха» вела себя согласно правилам. А затем предложил разобраться с этим вопросом ко всеобщему благу. И высказался за то, чтобы заслушать мнение самой «помехи» о наиболее подходящем, с ее точки зрения, варианте развития событий.

Думаю, не надо быть гением, чтобы угадать, какой вариант выбрали бедолаги-пираты. А что еще им оставалось? Буквально только что они похоронили чуть ли не треть (а может, и побольше) всех своих воинов. Видели картину уничтожения своего главного поселка со всем населением, наглядно продемонстрированную им бесноватым шаманом, которого даже собственная сестра и соратник упрекают в излишней кровожадности. А его невероятно огромный и жуткий на вид Вождь советуется с другим, не менее огромным и жутким Вождем лишь о том, стоит ли уничтожать всех поголовно пришлых или нет, даже не ставя под сомнение свою возможность это сделать. Ребята удирали за тыщи километров от аиотееков, только чтобы жить спокойно, а тут нарвались на чудовищ, которых боятся даже аиотееки. А чтобы избавиться от них, надо лишь соблюдать некие, не самые обременительные правила.

Да ну ее на фиг, эту пиратскую романтику! Соблюдать правила, подписать гаагскую и сухаревскую конвенции, вступить в ВТО и взять ипотеку — что угодно, лишь бы подальше от этих кровожадных монстров! Вот только…

Проблем было две. Первая — мы не на тех наехали. Вернее, не совсем на тех. Собственно, как они пояснили, «пираты» не были однородным племенем. Их костяк составляли вот эти самые жители поселка. А те, кто присоединился к ним в пути, образовали свои группки и племена и двинулись дальше по реке, когда «костяк» обосновался на своей территории. Нет, эти поселковые тоже отнюдь ангелами не были. И то племя, что сидело на этом месте до них, они пустили под нож полностью, включая младенцев и стариков. Да и караван, на случай если он прорвется через сидящих выше по Реке, они грабануть были бы совсем не против. Жаль только — мало прорывалось.

А во-вторых, куда баб с детьми девать? Как местные не разгадали моего финта с мнимой картинкой, так и я долго не смог понять логики, по которой на нас повесили заботу о паре сотен вдов, дочерей и младенцев убитых нами воинов. Хотя, в принципе, все и было логичным. Жрать им чего-то надо, а кормильцы мертвы. Так что либо продолжаем двигаться преступным путем, грабя караваны, либо как-то пристраиваем вдовушек.

И вот тут-то я напрочь завис. В наших простых и примитивных степях этот вопрос решался просто и эффективно — уничтожали всех. А у прибрежных, оказывается, был немного другой обычай. Они массовых войн на уничтожение не вели. Море щедрый, но и суровый кормилец. Оно одной рукой щедро дает средства к существованию, а другой — не менее щедро забирает жизни, регулируя численность населения не хуже степных войн «за жизненное пространство», тем самым позволяя своим «подопечным» избежать излишней «давки». Да и участок берега, с которого может прокормиться одно племя, намного меньше того пространства, которое понадобится, чтобы прокормить такое же по численности племя скотоводов с их «большими братьями».

К тому же торговля и «перевозочный бизнес», которые все больше и больше осваивали прибрежные, подразумевали общение, пункты для отдыха и подкормки, выгодные как путешественникам, так и владельцам «пунктов». Да и вообще, мирное сосуществование приносило куда больше пользы, чем постоянная вражда. Так что войны, которые вели между собой прибрежные, в моем времени квалифицировали бы, скорее, по статье за хулиганство, чем нечто более тяжелое. Наехать. Украсть несколько лодок или невесту, малость пошарить в амбарах. Дать выход молодецкой дури. Ну, может, еще подраться из-за удобной гавани или подходящего для постройки лодок леса. Тут все серьезнее. Но даже тут массовых побоищ с десятками трупов, как правило, удавалось избегать.

А если убийства и происходили, то они потом подлежали рассмотрению на советах старейшин, с последующей компенсацией. Как правило, достаточно взаимовыгодной. Семья убитого зачастую переходила под опеку победителя, если в самом племени некому было о них позаботиться. Конечно, как правило, «перешедшие» оказывались в положении «низших», но зато и не умирали с голоду^[5].

Вот в связи со всем вышеизложенным, коли мы все пытаемся разрулить мирным путем, Старейшины «пиратов» и задали нам логичный вопрос:

— Чего с бабами делать будем?

— Может, возьмешь себе, Бокти? — коварно попытался я переложить проблему на широкие плечи соратника. — Добычу ты возьмешь немалую, часть можно будет съездить в Вал’аклаве на харчи поменять. Весну как-нибудь да прокормишь, летом в лесу с голоду не подохнут, а на зиму и сами харчами запасутся. Зато осенью не придется за невест для твоих парней калым платить, и можно неплохо подзаработать на обмене невест в другие племена. Ну чего, берешь?

— Кабы там одни девки были, взял бы. — Не дал провести себя на мякине стреляный воробей Бокти. — А кому старухи, да еще и с дитями, нужны? Чего чужих кормить, когда и своим не хватает?

— Да там старух-то, поди, и не осталось. Такой путь прошли, где уж тут старухам выдержать. Сам видел, почти все бабы еще крепенькие. Тех, кому за «много» лет, дай боги, десяток на весь поселок наберется.

— Вот сам бы и брал этих «молодок» с дитями, — окрысился Бокти. — У тебя вон скока мужиков без баб. Они там у тебя чего, с друг дружкой (гы-гы-гы) спят? Потому как даже овец я у вас не видел. А я девок заберу.

Хм. Вот действительно дилемма. С одной стороны, мои «забритые» и впрямь, мягко говоря, бесхозные. Не в том смысле, что без «мужского хозяйства», а в том, что без кола, без двора и семей. Так что предложи я им баб забрать, они их, думаю, даже с детями порасхватают. Только как нам потом подобным колхозом назад возвращаться? В том смысле, что не случится ли так, что обремененные внезапно появившимся семьями «забритые» предпочтут остаться тут или вообще в Вал’аклаву слиняют на службу к Митк’ококу. Такую армию, думаю, ни один правитель этого мира взять не откажется. Опасное это дело, надо бы хорошенько…

— Да, Бокти дело говорит, — услышал я рассудительный голос Лга’нхи, как обычно, влезшего в разговор, чтобы испортить мне все дело. — Племя без баб неправильное какое-то получается. Ты, Дебил, шаман, это, конечно, твое дело, но я думаю, надо баб брать!

— А где ты «больших братьев» возьмешь, чтобы все племя прокормить? — вовремя сообразил я привести убойный, как мне показалось, довод.

— Так в Улоте. А в степи мы у верблюжатников три стада больших взяли. Два Леокай себе заберет, а третье, то, что я выбрал, он обещал до нашего возвращения постеречь.

— Да это же прибрежные бабы! — с необычайным презрением истинного степняка высказался я. — Да они старого быка от новорожденной телки не отличат. Какие из них жены?

— Да. И правда… — Задумался Лга’нхи, которому этот мой аргумент показался наиболее убедительным. (А то он тут, якшаясь со всякими «не люди», уже, поди, и забыл про «правильные традиции» «настоящие люди».) — Однако «забритые» ведь тоже многие не из степняков будут. Может, им и такие сгодятся? — наконец нашелся он. А потом, видно что-то сообразив, придумал, чем меня огорошить. — Ты ведь их шаман, тебе это и решать!

Я вовремя сообразил, что спрашивать, почему это я вдруг стал и «их» шаманом, пожалуй, не стоит. Раз я такой невозможный обряд свершил, объединив кровь представителей разных народов в общие род-племя, значит, мне дальше перед духами за этих «объединенцев» и ответ держать. Только что же это за фигня получается? Как один шаман может на два племени работать? Фигаротут-Фигаротам какой-то получается. Или Лга’нхи уже считает их частью нашего племени? Да нет, не похоже. Короче, темный лес, а тут еще и эти бабы. Одно хорошо — подобные вопросы требуют долгого и старательного обдумывания, сопровождающегося многочисленными камланиями, питьем «наркокомпотов» и просто алкоголя. Так что прямо сейчас ничего решать не надо. Ну разве что…

— Э нет, Бокти. Коли уж ты на нас баб спихнуть хочешь, то и девок мы тебе не отдадим! Чтобы все по-честному было!

«М-да, — подумал я в следующий момент. — „Чтобы все по-честному было“. От этих слов частенько приходит конец хорошей дружбе и рушатся империи».

Глава 6

Узенькая лесная речушка, по которой мы шли, мягко говоря, нашим кожаным лодкам не подходила. Ее поверхность напрочь заросла кувшинками и водорослями, наматывающимися на весла, а под этой растительностью скрывались коварные коряги, способные пропороть днище лодки в один момент. Так что первыми мы пустили деревянные лодки Бокти и «пиратов», а сами старались идти за ними след в след.

Да и не хрен лезть вперед. Я лично вообще в этот раз воевать не собираюсь. Я вообще не понимаю, что тут делаю. Хотя, конечно, понимаю, но делать не хочу.

К моему величайшему удивлению, рана затягивалась довольно быстро, и обошлось без всяких гангрен и воспалений. Может, это заслуга соленого вина, которым я регулярно протираю свою рану, но сдается мне, что у парнишки Бокти, что зашивал меня, есть какая-то особая травка-анестетик. А значит, надо его как-нибудь отозвать в сторону, напоить и выведать информацию. Только одна проблема: все эти лесовики на одно лицо — широкое, плоское и волосатое. И хотя эта грязно-блондинистая гарпия боли навеки впилась в мое сознание, особых примет я не запомнил — не до того было. Так что сначала еще надо вычислить, кто у Бокти главный лекарь. Для чего предстоящая очередная битва вполне себе подходит. Главное, опять не стать пациентом. Ведь хоть рана моя и затягивалась, говорить, что я пришел в норму, было преждевременно. Любое движение руками или туловищем все еще причиняло боль, слабость никак не желала покидать тело, и частенько начинала кружиться голова, хотя по голове меня вроде и не били.

Короче, по всем статьям, мне еще надо было лечиться и лечиться. Постельный режим, белые простыни, усиленное питание, симпатичные медсестрички в белых и до невозможности коротких халатиках с большущими… э-э-э… глазами, в низком декольте. В смысле, моими большущими от восхищения при виде их огромных буферов глазами, утопающими в их глубоких декольте. Мечты, мечты… Вместо этого, промозглая сырость весеннего леса, высокие деревья, сходящиеся вершинами над руслом узкой речки, противный холодный дождик и предстоящая «акция умиротворения». А что поделать? Назвался командиром, изволь соответствовать. Скидки на слабость тут не канают. Если не считать «скидки» слабых со скалы, в стиле Спарты.

Решать проблему других «пиратских» поселений я отправил самих «пиратов». Коли проштрафились, да еще и жить захотели, то вот пусть и отдуваются. Лично я больше ни одного человека терять не намерен, особенно если этот человек — я.

А впрочем, почти во всех «пиратских» поселках и хуторах народ оказался понимающим, и после того, как представители разгромленного поселка объяснили им, с какой напастью они столкнулись и как от нее спастись, желающих столкнуться с грозой аиотееков не нашлось.

Все быстренько согласились соблюдать предписанные правила общежития, выплатить компенсацию и взять на себя заботу о тех бабах, что не придутся ко двору ни нам, ни Бокти. Только вот эти самые дальние почему-то решили поборзеть и отказались соблюдать правила. Может, это из-за того, что их поселок был самым крупным после разгромленного, может, потому, что самый дальний, и потому им доставалось наибольшее число караванов и жадность взяла верх над осторожностью. Но вот не захотели ребята вести себя хорошо, и потому мне вместо постельного режима и огромных буферов миловидных медсестричек досталась печальная участь сидеть в тесной лодочке под холодным дождем и размышлять о предстоящей драке.

Черт его знает. Может, будь я поздоровее, то пораскинул бы мозгами, придумав какую-нибудь акцию устрашения или военную хитрость. Но скажу честно: ни сил, ни желания на это не было никаких. Все, что я посоветовал, — отправить один отряд прямо по реке, а второй — в обход поселка. Благо обходные пути знали и «наши пираты», и Бокти.

В поселке, который нам предстояло штурмовать, было не меньше сорока мужиков-воинов и несчетное количество баб. Потому я в срочном порядке организовал сбор войск, заставив выделить от каждого «раскаявшегося» поселка отдельный отряд. Набралось человек шестьдесят, да два десятка ребят Бокти, да мы с Лга’нхи и Витьком, который, ясное дело, тоже ни в какую не желал сидеть дома. Короче, войска хватало, так что из «забритых» я взял только одну оикия, и то поделив ее на два отряда, — один в охрану себе, другой в охрану Лга’нхи, который вел поднимающийся по Реке отряд. И обеим «половинкам» дал строгое указание: в драку не лезть. Это, мол, дело «раскаявшихся», им перед духами вину искупать надо. Да Бокти, который себе таким способом очень крутую ману заработает.

Но мысли-то мои были просты и банальны до безобразия: пусть враги сами сокращают свою численность. И пусть Бокти держится подальше от поселка, полного припасов и баб. Поскольку и на тех, и на других у меня были свои планы.

Нет, грабануть лепшего друга Бокти я не собирался. Однако и позволить грабануть себя тоже был несогласный. И не то чтобы Бокти собирался нам какую-то жуткую пакость сделать, просто логика у него была проста и незамысловата: «Эти пришли и ушли, а мне тут жить и кормить племя. Тем более и так в этой несомненно нужной и полезной, а главное, „Славной“ войне столько кормильцев потерял. Так на хрена этим пришлым проходимцам лучшие куски отдавать, коли можно попытаться впарить им всякую дрянь?»

Увы! Мозг дикаря прост и незамысловат. Дальше, чем на пару шагов, не думает. Это Леокай, у которого голова за десяток тысяч человек «своих» болит, да еще и об отношения с соседями постоянно «ушибается», вот он себя мозги стратега этой болью да ушибами и отковал. А тут племена, сотня-две человек, зачастую живущие одним поселком. Голове, конечно, тоже есть о чем поболеть, но масштабы, увы, не те. Пережил весну, пережил лето, пережил осень-зиму. А о том, что будет через год, переживать уже и некогда. Да и будет ли еще этот следующий год — это вопрос. Так что берем по максимуму выгоды для себя сейчас, кинув партнера, а то, что через год он кинет тебя, — это уже мелочи.

Собственно, я сообразил, что не все безоблачно в наших отношениях с Бокти, когда из двадцати шести выданных нам в качестве контрибуции бочонков меда два внезапно куда-то пропали. Видно, кто-то решил, что, раз двадцать шесть — это «много» и двадцать четыре тоже «много», разницы никто не заметит. Хрен вам. Я умею считать до стольки, про сколько вы даже и не слышали.

С ходу «пущенный по свежему следу» Лга’нхи быстро нашел недостающие бочонки в лесу за деревней, спрятанные на бережку неприметной речонки, кажись, той самой, которую Бокти указывал мне в качестве обходного пути, которым они раньше подкрадывались из своего селения к поселку. Бочонки, в компании с кучкой аккуратно упакованного барахла, вроде тканей, металла и прочей ерунды, были старательно запрятаны под грудой веток, но следы своих тапок супостатам от остроглазого следопыта Лга’нхи скрыть не удалось. Он даже проявил инициативу и предложил после осмотра тапок всех присутствующих в окрестностях людей сразу указать виновных в содеянном. Да только я деликатно отвел тему исполнителей в сторону, поскольку одного только вида суетящегося и изображающего деятельную помощь в поисках Бокти вполне хватало, чтобы понять, что бочки не «демоны сперли», «или местные», «или само как-то так укатилось», как выходило по его словам. Волосатая, с грязными ногтями лапа нашего союзника явно приложилась к краже, а такое честное выражение на проворовавшейся морде обычно изображал лабрадор моего приятеля после того, как украдет со стола кусочек колбасы.

Однако хренушки тебе, друг Бокти. Мне своих оболтусов тоже чем-то кормить надо. Это ты тут у себя дома под каждой елкой харчей накопаешь. А нам еще далекий путь предстоит. Так что, как говаривал мой папаша, требуя на проверку школьный дневник: «Социализм есть учет и контроль плюс электрификация всей страны».

Плохо одно: все запасы красок закончились, а маракать угольком по куску шкуры жутко неудобно, да и подходящей отделки шкуры тоже в лесу на елках не растут. Чернила, что ли, какие-нибудь изобрести?

И плохо два — сам я склонностью к бухгалтерско-учетной деятельности никогда не отличался. Так что нудно и тоскливо пересчитывать бочонки, кули, тючки, свертки и мешки не имел ни малейшего желания. А еще меньше — торчать все время возле этой кучи барахла, постоянно подсчитывая прибыли-убыли и «усушку-утруску» в результате излишней хитрожопости некоторых членов коллектива. Потому что местные, как дети: запрети им воровать, они из одного только интереса попытаются чего-нибудь спереть, ведь это такая классная игра, — «Обворуй Дебила»! Нет, если я хочу сохранить добычу для «своих», надо предпринимать радикальные меры.

Так что я пересчитал и занес в анналы истории самое нудное и противное — металлический лом. Тут были и мотыги, и топорики, и какие-то кольца, костыли, треноги и еще всяческая хрень. Глаза разбегались, глядя на все это. Но я потратил полдня на «разбор ассортимента» по отдельным кучкам, тщательно записал скоко-чего каждого наименования, а потом свалил все в общую кучу. А на следующий день пригласил Бокти, Лга’нхи и прочих высокопоставленных представителей нашего и вражьего общества и поведал им про свое удивительное колдовство «Лектрафикация всей страны». А затем (чиста для интересу) предложил протестировать качество колдовства на груде металлической дряни. Они называют мне наименование товара (допустим, тяпки), а я, не глядя на кучу барахла и только лишь поглядев на волшебную шкурку, точно «предсказываю», сколько их в куче (двенадцать).

Естественно, я не ошибся ни разу. И даже смог указать, сколько в этом металлоломе тяпок медных, сколько бронзовых, и возмутиться: с какой стати нам еще и каменную подсунули. Затем тонко намекнул, что колдовство распространяется на все наши товары. И если какая-то сволочь гориллообразная еще раз попытается… Короче, руки отвалятся, а член съежится и будет маленький, как у мышонка!

Некоторое время после этого все сборное мужское население поселка ходило, ощупывая себя в районе гульфика. А количество разных мелких кульков и свертков в общей куче вдруг пусть и едва заметно, но прибавилось. (Хотя я и предупредил, что колдовство на преступления прошлого не распространяется.)

Но так или иначе, а оставлять свое добро без присмотра тоже не хотелось. Вдруг кто-то, не увидев меня пару дней подряд мелькающим возле кучи барахла, решит, что и колдовство пропало? У некоторых дикарей мозгов меньше, чем у того самого лабрадора.

Кстати, о лабрадорах.

Впрочем, приехали. Так что про лабрадоров позже. Бокти уверенно причалил в самом неудобном для этого месте возле высокого и скользкого от размокшей глины берега. И его ребята начали карабкаться наверх. За ними полезли «пираты». Все без исключения лезли каждый сам по себе, сразу вместе со всем своим оружием, а максимальная «помощь друга» ограничивалась рывком за шкирку наверх или тычком кулаком под задницу. Потому вся операция заняла раза в три больше времени, чем могло бы быть. Когда настала наша очередь, отдал пару указаний. Первые двое «забритых», оставив копья и щиты в лодке, вылезли наверх, опираясь на копья товарищей. Затем им закинули их оружие и нашедшуюся в одной из лодок веревку. А уж по этой веревке вылезли все остальные. Все дело заняло минуту.

Вылезли. Стало понятно, почему Бокти выбрал именно это место. Тут была свободная от растительности полянка, однако хорошо скрытая от глаз зарослями кустарника по периметру. Можно безопасно накопить и спрятать войска, не рискуя, что тебя заметят раньше времени.

Ладно. Атака должна начаться в полдень. В идеале, конечно бы, хорошо атаковать на рассвете, когда так хорошо спится, а туман позволяет подобраться незаметно к самым вражеским околицам. Но увы! Мы бы в темноте и сами сюда не прошли по этой хреновой извилисто-коряжистой речонке. А в действиях двух отрядов нужна согласованность. Я сам это вдалбливал в головы всем нашим стратегам перед началом похода, которым сама идея разделиться и ударить с двух сторон казалась исключительным творением больного разума Дебила. Ведь нападать надо одной большой кучей, чтобы устрашить врага своей мощью, смять, вдавить и покромсать. А тут делиться на два отряда. Как-то это все сложно.

В принципе, я готов уже был махнуть рукой на всю эту чушь. Для меня не принципиально, хотят биться лоб в лоб — это их лбы, и им их разбивать. Но тут, как ни странно, на мою сторону встал Лга’нхи и попросил поподробнее объяснить суть своей задумки (будто и так не ясно). Пока что теряюсь в догадках, что это было? То ли вьюноша растет и в нем просыпается ум полководца, то ли он пытался поддержать мой авторитет шамана (своего шамана), то ли просто решил, что раз все уловки, которые подсказывали мне духи в прошлые разы, срабатывали, то неплохо бы и сейчас воспользоваться аналогичными подсказками.

Затем мной было сказано немало откровений. Да-да. Можно договориться не нападать сразу «как приехал», а выбрать время «с запасом» и напасть одновременно. Ну вот сколько до поселка по Реке ехать? Три дня? А в обход? Четыре-пять? Значит, Лга’нхи выезжает на два дня позже нас, три, ровно три дня идет вверх по Реке. А на следующий день, ровно в полдень, нападает. А мы соответственно.

Для окружающих и это все было откровением. Тут суточное-то время делилось «до темноты» и «после темноты». А дневное — «до полудня» и «после полудня». А уж точные сроки прибытия-отбытия продолжительных экспедиций указывались с точностью до «когда-нибудь» и «когда дойдем». А то, что разные отряды пойдут каждый сам по себе и одновременно нападут, даже не видя друг друга, это было что-то из области фантастики. (Ага, как фантастикой в моем далеком детстве казался мобильный телефон или компьютер. Но к классу девятому-десятому это уже стало обычной банальностью. Так что научу я еще этих на свою голову.)

Затем пришлось долго и нудно объяснять, насколько хуже драться в тесных, извилистых, а главное, незнакомых нам улочках чужого поселка, где у противника будут все преимущества. А вот если первый отряд нападет раньше, выманив врагов на берег, а потом, заслышав шум драки, подскочим и мы, пробежав (я сказал «пробежав», а не «начав грабить») через поселок и отрезав врагам путь в него, вот тут уже опять все преимущества будут на нашей стороне. Даже такая, с моей точки зрения, банальность и то с большим трудом влезала в их доисторические головы. И честное слово, если бы не Лга’нхи, обязательно пожелавший участвовать в битве (а то как же он без новых скальпов жить будет?), махнул бы я на все это рукой, и пусть друг с дружкой режутся по своим обычаям и правилам. Двукратное преимущество в силах и так дает им почти стопроцентный шанс на победу. А если даже и проиграют (благодаря какому-то чуду), нам же лучше. Добьем оставшихся и заберем себе всю добычу.

Но Лга’нхи лез в битву, а я полез приглядеть за ним. И правильно сделал, потому что… Впрочем, не буду утомлять себя воспоминаниями о спорах с Бокти. Этот долбошлеп даже умудрился перепутать количество дней нашего похода. А уж в остальном…

Короче, вылезли мы на берег. Пару часиков подождали, хорошо хоть тут приверженец старых традиций Бокти не позволил разжечь костры «новаторам» из своих и пришлых, которые решили, что сейчас самое подходящее время пожрать горяченького. Ближе к полудню начали тихонечко подкрадываться к вражьему поселку и тут услышали боевые вопли и крики. С моей точки зрения, Лга’нхи начал минут на сорок раньше, но с точки зрения дикарей — все сработало как часы. Они побежали на битву. Я с выстроившейся «полуоикия» пошел сзади, выполняя роль заградотряда и гоня всех любителей пограбить перед собой. Дальше я позволил себе, остановившись на краю поселка, полюбоваться со стороны «чиста местным» вариантом разборок.

По-своему эта дикость завораживала. Хотя даже у овцебыков я и то видел больше дисциплины. Ну да их заставляет выстраиваться кругом, согнав телят и самок в середину, чистый и незамутненный амбициями и жаждой славы инстинкт. А тут каждый вояка зарабатывал себе репутацию, повышал ману, доказывал право быть первым, а уж в свободное от всех этих мероприятий время бился с врагами. Неудивительно, что дисциплинированные и обученные оикия крушили этих дикарей с таким разгромным счетом. Именно об этом я и читал лекцию своим подчиненным, любуясь, как на противоположной стороне поля боя Лга’нхи шурует своим копьем, словно какой-то начинающий бог войны, еще не уставший за тысячелетия вечной жизни от самого процесса.

Помню, когда я пытался заниматься брейк-дансом, с такими же радостью и упоением танцевал наш препод. Парнишка, может, лет на пять старше тогдашнего меня, но чувствовалось, что он живет этим и каждое движение танца наполняет его радостью и счастьем. Вот примерно так же дрался Лга’нхи, балдея от наслаждения и радостно повизгивая при каждой удачно снесенной голове или вспоротом брюхе. Со стороны это было даже красиво, но я уже знал, как эта красота смотрится и пахнет вблизи. Нет, я, конечно, и сам, если что, не прочь пропороть брюхо какому-нибудь злобному гаду, имеющему аналогичные намерения в отношении себя, но… Бац!

Я даже не сразу понял, что это было, и стоял несколько минут, удивленно вертя головой. Вот что значит привычка. И только потом сообразил, что по спине меня хрякнул не кулак человека-невидимки, а банальный камень. Да уж, вот еще одна маленькая мелочь, которую я не учел в наспех набросанном плане сражения. В наш тыл зашли бабы из поселка.

И не надо думать, что это повод для забавных шуток. Это мужики будут пыжиться до последнего, лишь бы не опозориться, соблюсти традицию и даже умереть красиво. А бабы воинские традиции соблюдать не станут, особенно когда убивают их мужиков, а следом настанет очередь их детей. Тут все, что в руку попало, то и оружие, а все, что работает, то и традиция. Хорошо хоть поднятые с пляжа булыжники они кидают чисто как бабы: неловко, без замаха, от плеча. Читал на форумах, что самое сложное в современных женских армейских подразделениях это научить «солдаток» кидать гранаты. Тогда не верил. А вот сейчас…

Впрочем, один хрень, когда кидает сотня рук, один-два из сотни камней до нас долетает. А когда каменюка весом килограмм-два попадает тебе хотя бы на ногу, Щастья это не добавляет.

Отдал команду, которую мои «забритые» поняли не сразу. Видать, такого в уставах верблюжатников не предусматривалось. А потом развернули копья остриями назад, сдвинули щиты и, даже не осознав, что стали первыми омоновцами этого мира, пошли на разгон несанкционированного митинга.

Ага! Шестерка грозных «оикия» и один Дебил против сотни разъяренных баб. И если вы думаете, что мотыга — это не настоящее оружие, а скалка в женских руках опасна только в анекдотах… Короче, пока они нас не окружили, тупые наконечники еще наводили шороху жесткими ударами в лобешник и солнечное сплетение. А вот когда нашей шестерке пришлось образовать каре, держать копья остриями вовнутрь стало небезопасно. Тут дела у моих вояк уже пошли получше. А я во время драки еще сдерживался и, скуля от боли в ране, отвешивал жесткие плюхи своими перчатками и долбил плашмя тяжелым протазаном, да и как-то не до того было. А вот уж после, едва успел забежать за ближайшую изгородь, чтобы хорошенько проблеваться… чего со мной не было уже давно. Но все-таки зрелище, как острые копья распарывают нежные женские и девичьи животики, это не мое, вообще противоречит инстинктам каждого нормального мужика.

Нет! Ну его на фиг, такого упоения битвой мне даром не надо. И не только, кстати, мне. На лицах своих вояк я особого удовольствия и гордости от одержанной победы тоже не заметил. Скорее, уж они были сильно на меня обижены, что, вместо того чтобы драться с мужчинами, как то и подобает воинам, я натравил их на баб. И рассуждения, что, не останови мы эту толпу ценой двух десятков жизней, вся эти бабы прорвались бы на поле боя и полегли там поголовно, как-то не утешали. На душе все равно было мерзостно. А еще грядущие неизбежные смешки и подколы на тему победителей баб, без которых, уверен, не обойдется. Ну его на хрен. Знал ведь, что нечего во все это соваться. Как блевотиной умылся.

Некоторое время мы сражались в этом скопище злобных орущих баб. Потом их напор ослаб, поскольку «наши» добили «чужих» и обратили свои взоры на поселок. Тут уж мне опять пришлось изображать ОМОН и буфер между двумя толпами. Спокойно, граждане, увещевал я «своих», не позволяя им ворваться в поселок. Не надо неосмотрительных действий и насилия. Вы так только больше потопчете да поломаете. Сейчас мы все успокоимся, неторопливо войдем в поселок, оттрахаем всех, кого захотим, и соберем имущество без лишних эксцессов и насилия.

Увы, без эксцессов и насилия не обошлось. Все-таки разгоряченные дракой мужики имеют свое представление о том, как правильно грабить захваченные города. Остается только надеяться, что благодаря мне насилия было гораздо меньше, чем могло бы. Слабое утешение.

Следующие дни старательно делали вид, что ни в какой такой битве вообще участия не принимали. А бабы? А бабы — это так, не в счет. Случайно подвернулись.

Глава 7

Ну вот и наконец-то оно, солнышко. Как обычно тут и бывает, последние зимние недели беспробудно идут мелкие пакостные дожди, небо вечно затянуто беспросветными тучами, промозглые ветры задувают ледяную влагу в каждую прореху твоей одежды. И вдруг, в один прекрасный момент, словно бы Господь, устав измываться над своими не понимающими тонких намеков созданиями, устав ждать от нас исправления и хороших поступков, горестно вздохнув последним зимним ураганом, включает волшебный переключатель. Весна!

Днями напролет отмываемое зимними дождями до режущей глаз синевы, чистое небо. Теплое, прогревающее все сущее солнышко, и они, наши соратники в борьбе с зимой, кузнечики-сверчки! Бесстрашно стрекоча своими стрекоталками, они, едва почуяв тепло, гонят опостылевшую зиму в первых рядах армии освободителей. И уж коли маленькие бойцы, протрещав свой боевой клич, ринулись в битву, большим людям грех отставать. А значит, у меня новый геморрой!

Кто я теперь? Шаман двух племен? И с кем мне прикажете праздновать? Чей тотем лепить и оберегать в течение следующего года? Объединить оба племени в одно? А Лга’нхи согласится считать каких-то там приблудных степняков, пополам с вообще малопонятными прибрежными, своими новыми соплеменниками? А те согласятся сменить свои родовые тотемы (правда, для «этого» племени я их еще не придумал) на нашего славного хорька? А подчиняться Лга’нхи, в общем-то, еще довольно молодому и неопытному вождю, не как ставленнику нанявшего их Царя Царей, а как отцу родному, сиречь — Собственному Вождю, они будут? Потому как этот-то хмырь власти Гит’евека над собой точно не потерпит.

Короче, заботы, заботы и еще раз заботы. А тут еще и сдуру на очередную работенку подрядился, которая почему-то показалась мне пустяковым делом.

Она, в принципе, пустяковым делом и была. Подумаешь, глаз на камне высечь. Я помню, в училище у нас здоровенный глаз был. Гипсовый, для зарисовок. А также нос и губы. А нам их вечно давали перерисовывать и перелепливать во всех подробностях. Одно из любимых занятий препода было. Так что эту деталь человеческого лица я мог едва ли не вслепую слепить. Правда, тут камень, а не глина. Ну да камень — не гранит какой-нибудь, а что-то вроде песчаника. Я пробовал, он даже каменным рубилом царапается. Вот только бить надо по этому рубилу со всей дури. А мне, после всех моих похождений, чегой-то снова поплохело. То ли продуло меня, то ли разбередил болячку. Хотя нет, рана заживала вполне успешно. Но на резкие и сильные движения пока все еще отзывалась сильной болью. А на много движений…

Так что я сидел на высоком мысу возле поселка, делал вид, что работаю, и жалел себя.

— О, привет, Осакат! Тишка. Пожрать принесли? Это дело хорошее! Это небось ты, сестренка, придумала? Какая ты молодец!

С названной сестренкой я последнее время старался быть особенно ласковым и любезным. Хотя вроде мы с Лга’нхи и объяснили ей причину моей мнимой кровожадности, но она все еще продолжала смотреть на меня с изрядной долей подозрительности.

А тут еще моя женитьба! Будто старушка Улоскат ее закадычной подругой была. Но то ли из женской солидарности, то ли из чисто женского вредства Осакат приняла мою «очередную» женитьбу в штыки. Хотя многоженство тут было делом вполне естественным. Вон у того же Мордуя, как я узнал, жен аж шесть штук было. А для меня ей, видите ли, и парочки жалко. Но там вроде были какие-то правила, типа согласия первой жены на вторую, третью, девятнадцатую. А я правило не соблюл и потому многоженец и преступник.

Да я, честно говоря, и сам от этой женитьбы был не в большом восторге. Ну, в смысле, восторги были, конечно. Временами. Но на двадцать четыре часа таких восторгов мне здоровья не хватит, даже если я буду в куда лучшей форме, чем сейчас. Все-таки не юный пионер уже, тут иные в мои годы уже внуков нянчат.

Но для моих это вроде как было делом принципа. Как же, мол, шаман нас правильно женить будет, коли сам не женат? А женитьба дело серьезное, тут такие проблемы с духами и родословной надо решать, что мама не горюй!

Вон Лга’нхи преспокойно отделался взятием наложницы. И поскольку выбирал самым первым (все-таки Митк’окок ему поручил супостатов разгонять, а значит, он тут старший), выбрал самую рослую и могучую бабенку, самую малость не дотягивавшую до степных атлеток. (Не дай бог, он меня заставит ей рожу шрамами расписывать, это же крыша напрочь съедет.) Бокти выбрал под себя — этакий объемный колобок и отнюдь не девицу, а вполне себе зрелую бабенку. А я… ну я, как обычно, — хотел как лучше, а потом вдруг глаз застрял на чем-то удивительно знакомом. Классическая манекенщица перелома XX–XXI веков, — высокая тощая тростиночка с размером груди, стремящимся к нулю.

Как все нормальные мужики, которые, как известно, «на кости не бросаются», я с гневом и негодованием отвергал подобные уродливые стандарты женской красоты. Но, видно, глаза, выросшие и возмужавшие на подобных глянцевых образах, сыграли со мной злую шутку, слишком долго задержавшись на худышке. А там и удивительно миловидная мордашка, своими высокими скулами и чуть раскосыми глазищами напоминающая юную Одри Хепберн, не дала отвлечься. Только, в отличие от Одри, эта была натуральной блондинкой, а в громадных синих глазищах отражалось небо, деревья, окружающие дома и ни проблеска мысли.

Нет, не то чтобы она была дебилкой наподобие меня, в смысле, не как я, а по-настоящему умалишенной. Просто это был такой классический женский образ блондинки из анекдотов, способной прожить жизнь на инстинктах, не прибегая к услугам мозга. Правда, понял я это уже значительно позже. А тогда почему-то выбрал ее. Может, потому, что не считал всю эту женитьбу чем-то серьезным? Или потому, что Там о подобном типаже мог только мечтать? Или потому, что она смотрела на меня глазами милого беззащитного котенка?

«Дебил!» — словно услышал я общий облегченно-удивленный выдох у себя за спиной. Еще бы, выбирая третьим, мог выбрать любую, а выбрал самую уродину.

Звали мою новую благоверную Тинкш’итат, но я ее быстро переделал в Тишку, потому как выговаривать такое имечко, да еще и в моменты интимной близости, — это себя сильно ненавидеть надо. Да и простая незамысловатая собачья кличка Тишка подходила ей куда больше вычурного имечка Тинкш’итат. Вне постели она ассоциировалась у меня исключительно с милым и забавным домашним зверьком, отлично создающим уют и вносящим разнообразие в повседневные будни. С этакой зверушкой приятно проводить время, дразня бантиком на нитке или усадив на коленки и поглаживая мягкую шкурку. В такие моменты с ней можно даже поговорить, обсудив произошедшее за день и планы на будущее, главное, чтобы она незаговорила в ответ, а то и крыша с перепугу может съехать.

О, кстати! О зверушках! Мы ведь в поселке и собак взяли. Часть из них ушла добровольно вместе с бывшими хозяйками. А еще двух щенков я нагло узурпировал для себя, подобрав в каком-то сарае.

Кто-то, может, скажет, «подумаешь, фигня какая — собаки», а я ведь… я всегда мечтал иметь собаку. Но получилось вот только сейчас. Одно плохо — ни слуг, ни родителей тут нету, так что присматривать за ними приходится самому, ну разве что заботу о кормежке можно на Тишку свалить.

Но дрессировать их я буду исключительно сам. Хочу выучить своих псов на этаких сторожей-телохранителей, плюс розыскных и охотничьих собак. Поскольку (самому-то себе не соврешь), до сих пор жив и сыт исключительно стараниями Лга’нхи. Это для него выследить и убить зверя, как в магазин сходить. А мои же охотничьи успехи, увы, не столь великолепны. Не приспособлен я для чтения следов, скрадывания и прочих засад. Олени меня и чуют за километр, и удирают за секунду. А вот если у меня будут собаки…

Кстати, о дрессировке. Тишка и сама неплохо поддавалась дрессировке, и на предмет готовки, пошива, стирки и прочих бабьих дел была уже отлично натаскана мамкой и старшими сестрами. И, кажется, неплохо соображала, какая ей подвалила удача, что сам Великий Шаман обратил на нее, уродку худосочную, внимание. Так что всячески пыталась мне услужить и потрафить, что, ясное дело, тешило мое мужское самолюбие. И, может, по этой же причине, а может, по причине природной незлобивости Тишка молча и покорно сносила все наезды и шпыняния Осакат. (Что к счастью — ко всем моим проблемам, мне только еще бабьих разборок и не хватало.)

Кстати, любуясь своей Тишкой, да и приглядываясь к другим бабам, оценил, насколько же нам повезло с сестренкой. Видно, все-таки чему-то ее в доме дяди такому учили, недаром она тогда с ним торговать в Степь поехала. Потому как, в отличие от многих здешних баб и (чего там греха таить) мужиков, Осакат умела пользоваться мозгами, ходя подчас и чисто с женской логикой. Но Витьком вон командовала — куда там любой генеральше.

Кстати, о Витьке! Вон он опять за ней следом притопал, делая вид, что просто прогуливается. Махнул ему призывно рукой, может, через этого хмыря подберу ключики к гневному сердцу сестренки? Уж он-то верно, знает, как ее умаслить, коли она его до сих пор не зарезала за назойливость.

«Все-таки мозги нуждаются в пище, сиречь информации, — продолжал размышлять я, заглядывая в принесенный мне котел и привычно доставая заныканную за поясом ложку. — Чем больше они ее обрабатывают, тем смышленей индивид».

Вон тот же Леокай — иному нашему государственному мужу фору даст. Мордуй, пусть его хитрости и казались мне детскими, а соображал неплохо, каждую мою идею улавливал с ходу, по два раза объяснять не приходилось. А вот уже Бокти хоть он и регулярно занимался бизнесом в Вал’аклаве, но уже сильно уступал вышеперечисленным деятелям. А иной вояка из его команды чисто дуб-дубом, с трудом считает на пальцах до пяти, не может связанно сказать десятка слов. Правда, может выследить оленя в лесу или, пройдя через тот же лес без всякого компаса, выйти в точно заданную точку. Да. Видно, мозги бывают разные. И, может, даже под соломенной шевелюрой моей женушки скрывается какой-то непознанный гений. Хотя вряд ли. Если не считать постели. Тут она не тормозила и все схватывала на лету. Впрочем (хи-хи), не будем об этом.

Расправляясь с принесенной кашей (Тишкина работа, явственный привкус местных травок), вел с Витьком солидную беседу взрослых мужей, которую бабам надо слушать с почтительным благоговением. Поговорили об охоте, о воинских делах, обсудили перспективы на урожай (будто я чего-то в сельском хозяйстве понимаю, как, впрочем, судя по всему, и Витек). Потом осторожно затронули дела духовные. Витька распирало любопытство, чего это я делаю?

— Глаз, чтобы за этими, — неопределенно кивнул я в сторону Реки и поселка, — присматривать. А то как бы опять они за прежнее не принялись!

— Вишь ты, какое колдовство, — солидно так удивился Витек. — А что, ты думаешь, случись тебе быть в Вал’аклаве, и оттуда глазом этим увидишь, или нет?

— Увижу.

— А верно, из Улота-то не увидишь, далеко будет?

— Из Улота не увижу. Но почувствую! Есть такая штука, «телевидение» называется! С его помощью вообще в любой уголок мира заглянуть можно. Нужен только спутник… э-э-э… в мире духов, который тебе картинку передаст.

— Да-а… — завистливо протянул Витек. — Большое колдовство!

Хм. Я задумчиво оглядел Витька. Парнишка бойкий, шустрый, явно не дурак, все на лету схватывает. А не сделать ли мне из него подносчика пива? В смысле, ученика шамана? А то болтается, как не пришей, не будем говорить, чего — куда. А тут солидное ремесло, должность хоть и нервная, но уважаемая, и мне, опять же, грязную работу будет на кого свалить.

— А ну-ка, Витек, — вкрадчивым голосом начал я, — возьми-ка вон ту каменюку ага, вон сюда приставь, наклони чуток и другой каменюкой сверху ударь. Да не лупи ты со всей дури-то, рубило сломаешь, осторожненько, потом сам почувствуешь, как надо. Ага, вот вдоль вот этой линии, так и долби. Пусть кусочки маленькие отлетают. Это неважно. Лучше лишние полдня постучать, чем с одного раза все испортить. Вот, молодца. Вот так и бей. Ага, молодец. Все на лету схватываешь. Так что попал ты, короче! Я говорю, стучи давай, — работы еще непочатый край, а он отвлекается!

Следующие три дня Витек упорно стучал под моим бдительным присмотром, щенки резвились рядом в травке, охотясь на кузнечиков (даже эти сучьи дети намекают мне на мои обязанности), а я мыслил. Все о том же — о празднике.

Казалось бы, такой пустяк! Да и что с этим дикарями чикаться? Как скажу, так и будет! Не считая Лга’нхи и Осакат, «забритые» и их новые семейства — люди фактически подневольные. Коли уж я Лга’нхи уговорил общее племя с «забритыми» создать, мотивирую это тем, что из этого «забритого» племени можно в любой момент выписаться, стоит только мне узор со шкуры стереть. И, мол, когда придет время наше племя возрождать, мы…

А вот с «забритыми» и их семействами все было не столь гладко. Если с бабами все вроде понятно, бабы да дети с бою взяты и новым хозяевам-мужьям отданы. Дело, может, не столь уж приятное, но привычное, из рамок местных обычаев не вылезает.

А вот с самими «забритыми» — дело куда сложнее. И непонятно, чья «неволя» более лютая — у них или у пленных баб. Может, формально, ни у нас с Лга’нхи, ни даже у Леокая власти, над ними никакой и не было. Но и собственной власти в смысле воли (или, вернее, Воли с большой буквы), они не имеют.

Мое попадание в иной мир — пустяк по сравнению с тем, как «попали» они, когда верблюжатники, уничтожив их племена, сотворили из них некую подвластную себе людскую массу. Это я Там жил, зная про разные формы организации общества, разные культуры, разные менталитеты. А они, их предки, может быть, по тысячам лет жили в абсолютно неменяющемся мире. Или меняющемся настолько медленно, что человеческое восприятие не в силах было это заметить.

Еще Там читал, что 99 % истории человечества приходится на каменный век. В смысле, с тех пор, как миллионы^[6] лет назад, получеловек-полуобезьяна начал использовать каменные инструменты, и до моих компьютерных дней человечество жило в том самом океане безвременья, о котором у нас сохранились лишь крупицы знаний. Менялись климат и фауна. Люди постепенно все больше уходили в своем развитии от обезьян и так же неторопливо, со скоростью биологической эволюции, развивали технологии.

Человечество медленно и неторопливо расползалось по земному шару, заселяя материки. Дралось, мирилось, чему-то училось и что-то забывало. Рождались и умирали народы, культуры и расы, а на их обломках появлялись новые. Да что там расы — рождались и умирали новые боги и религии, о которых мы так никогда и не узнаем. Мамонты, саблезубые тигры и неандертальцы сошли с дистанции, не выдержав гонки, а нам, тараканам да крысам, хоть бы хны — живем и в ус не дуем, пищим под очередным тапком, сучим лапками, хрустим хитиновыми оболочками, а выживаем.

И вот почти весь этот огромный срок существования человечества, 99 % занимает каменный век. Громоздкий и неторопливый. А на долю бронзового века в оставшемся проценте приходится не меньше трети, а то и половины этого последнего процента^[7].

Да, лишь 0,6 % от времени всего существования человечества понадобилось нам, чтобы пройти дистанцию от кинжала из дрянненького железа до космического корабля, искусственного разума и трехслойной ароматизированной туалетной бумаги. (Не будем о грустном.)

Жителю 0,6 % века перемен очень сложно представить себе столь неспешное существование века каменного. Когда инструмент, сделанный пра-пра-и-прочие-«пра» дедушкой тысячу лет назад, или платье, которое носила аналогичное количество «пра»-бабушка, ничем не отличался от тех же инструментов и платьев, что использовали их потомки. Жителю XXI века, в котором мода меняется каждый сезон и западло ходить с мобильником прошлогодней модели, это кажется невероятным. Но что поделать — такова жизнь.

И вот в эту тягучую и незатейливую жизнь влетают «верблюжатники» и все ставят с ног на голову! И куда тут бедному дикарю, который знает только один вариант существования, один образ жизни и мыслей, податься, когда весь его мир рушится в один короткий миг? Потому вот и жмутся они в одну кучу, как испуганные дети, и хватаются за знакомые ориентиры, лишь бы не потеряться в бурном потоке пугающих перемен. Потому и готовы терпеть подобное неестественное существование в качестве наемного войска, хотя можно только догадываться, как это действует им на нервы. Ну и, конечно, с радостью бегут за тем, кто готов взвалить на себя ответственность вести их куда-нибудь по этому страшному и непривычному миру.

Но не дай бог этому самозваному Вождю оступиться, свернуть не туда, заплутать в трех соснах. Вся накопившаяся ярость испуганных и измотанных переменами людей обрушится на его голову, и тут уж никому не поздоровится. Под моим и Лга’нхи началом сейчас ходит как минимум полсотни потенциальных бомб-психов. И с этим надо что-то делать.

А правильный ответ тут будет — «Панки».

— Ох, непрост. Непрост был прошедший го-о-од!!! — завывал я на примерный мотив «В лесу родилась елочка». — Много чудного и странного произошло от прошлой весны до сегодняшнего дня!

Большой разлад был в мире духов! И большие битвы были на земле! И бился я и там, и там. И глаза мои уставали от потоков крови и зрелищ!

Много говорил я с духами. Советовался с предками. И допрашивал демонов! «Нет, — сказали они мне. — Мир больше никогда не станет прежним! Но жизнь продолжится, если те, в ком будет Сила, не дрогнут и выстоят!»

«Но как жить в этом новом мире? — спросил я Тех Кто Знает. — Как жить в мире, когда сыны Быка не могут ходить за стадами? Дети Тюленя — плавать в море, Дети Медведя выгнаны из лесов, а Дети Козы не могут растить зерно и обрабатывать бронзу? Как жить в мире, который заполонили порождения Тигра, верхом на горбатых демонах?»

«Живи! — ответили мне Они. — Живи так, как должен! Почитай свой тотем и своих предков, ибо они породили тебя. Но заботься в первую очередь о детях своих, ибо погибнет род, и вместе с ним и все предки, и даже ПраОтцы истают, как роса на солнце.

Когда пойдешь ты по степи, стань сыном Быка, окажешься на море, плыви, как учил Отец-тюлень. В лесу — обернись Медведем, а в горах — обратись к Матушке-козе. И тогда выживешь сам и дашь жизнь своим детям. Учитесь друг у друга. И станете вы сильными и победите Демонов!»

Собственно, подготовка праздника была, мягко говоря, нестандартной.

Мы, наконец, распрощались с Бокти, более-менее честно поделив награбленное имущество, и свалили из поселка, возвращаясь в Вал’аклаву. Но на третий день пути причалили в удобном месте, чтобы отметить, наконец, праздник Весны. Ибо не дело это справлять свои праздники в чужой компании да на чужих глазах.

А если честно, просто хотелось скорее уйти из опостылевшего поселка, в котором одни чувствовали себя завоевателями, а другие — побежденными. А так через три дня совместной гребли, нескольких общих ночевок и на абсолютно новом месте, мы хочешь не хочешь, а превратились в отдельное племя.

Морячки Кор’тека сплавились ниже. Для них праздника, увы, не будет. Потому, как шамана они с собой не взяли. Ну да, как мне мутно пояснил Кор’тек, у морячков, которые специализируются на дальних переходах, есть какие-то свои особые процедуры, позволяющие не участвовать в возрождении жизни на земле и при этом оставаться «люди». Как-то их шаман умудряется перекидывать благоволение Предка на всех соплеменников, как бы далеко от поселка они ни заплыли. Не иначе, волшебством «телепортации» владеет.

Затем я приказал, то есть попросил, Лга’нхи сходить с мужиками на охоту и тащить на стол все, что смогут добыть, даже рыбы наловить и травок лесных набрать.

Его это, мягко говоря, не обрадовало. Но извините. Тут такая местность, что «больших братьев» искать долго придется. Потому как они подобную лесостепь не больно уважают. Еще сложнее было с тюленями. И даже тутошние овцекозы, как заявил мне наш калека, и то были неправильные. Завалить медведя, конечно, было можно. Проблематично (видел я следы этой зверушки — это, блин, мамонт какой-то, а не медведь), но можно. Но из «детей медведя» у нас были только один вояка да несколько баб с детишками, в свое время доставшиеся пиратам от лесных, а уже от пиратов попавшие к нам. Так что я решил, что ради них огород с медведем городить не стоит. И так у меня полный гастрономический интернационал, и если каждый будет требовать привычную зверушку — крыша съедет.

А с другой стороны, аиотееки своим подчиненным вообще праздников не устраивали. И потому-то они отчасти и были такими покорными, что полноценными людьми себя, без участия в возрождении жизни на земле и ежегодного единения с духом Предка, чувствовать не могли. А тут, заполучив свободу, каждый втайне мечтал, что вот опять как раньше… Хренушки! Под смену гастрономических пристрастий я решил менять идеологию. И даже, отчасти, религию.

Еда. Я бы и сам «тогдашний» не понял, что такое еда для этих людей. Для нас еда — это либо развлечение, либо повседневная рутина. Пошел в магазин, набрал продуктов, расфасованных в пакеты и коробки, дома приготовил — разогрел — съел. Или пошел в ресторан и давай смаковать, чего там очередной гений кулинарии насочинять извратился.

А тут слово «еда» и слово «жизнь» были однокоренными. Тут еду добывали собственными ручками, подчас с риском для жизни, но в любом случае тяжелым трудом. А голод — это не когда в магазин сходить лень. Это когда смерть стучится в дверку и зовет с вещами на выход.

Это Там считается, что, если половину своих доходов человек тратит на еду, — он бедняк. А тут человек не зарабатывает деньги на машины, шмотки, развлечения, турпоездки или будущую пенсию. Тут почти вся человеческая деятельность сосредоточена на добывании Ее Величества Еды. И Тут еда все еще и еще-и-еще долгие тысячелетия будет главной валютой, главным сокровищем и тем, ради чего не зазорно убить. Потому что почти всегда твоя еда — это и так чья-то смерть.

Так что смена гастрономических пристрастий тут действительно была сменой идеологий. Вон тот же Лга’нхи — первый раз в жизни не убил чужака и в тот же вечер угостился кашей! (А ночью, гы-гы, оценил эффект.) Чем больше новых и разных людей встречал, тем разнообразнее становился его стол. И пусть он сколько угодно заливает о простых и правильных обычаях степняков, а крабов в Вал’аклаве жрал так, что даже местные приходили смотреть и удивлялись, куда ж в него стока лезет?

Так что смену идеологий я начал со смены еды. В конце концов, неизвестно, куда нас еще судьба забросит, так что пусть мои подопечные приучаются к толерантности в отношении жратвы. Потому как отныне во главу угла их мировоззрения я решил поставить не затхлую безмозглую зверушку, а Его Величество Человека. Который звучит гордо и рожден для Щастья! (Надоели мне эти звериные заморочки. Либо все от одной обезьяны, в которых вы не верите, либо пусть вас Бог из глины лепит, но я из вас, зверушкины дети, нормальных людей сделаю!)

Так что будем прививать гуманизм. Главное, чтобы он в каннибализм не перерос. А потому, отучаем «причащаться» плотью первопредка. Заменим ее чуть более абстрактной кровью!

Итак, раннее утро. Солнце едва подсвечивает из-под края горизонта, но предрассветные сумерки уже позволяют что-то видеть. Передо мной полсотни мужиков, полсотни баб и еще десятка три детей и подростков. Я залез на высокий валун, чтобы вся эта толпа могла меня видеть, и толкаю массам тезисы новой жизни, объясняя, как жить дальше будем.

Солнышко показывается из-за края горизонта. Я перерезаю несколько оленьих, козьих и свинячих шей и сцеживаю кровь в большущий котел (специально стащил в поселке самую громадную посудину). Затем надрезаю собственный палец и сцеживаю несколько капель в общую чашу. Потом очередь Лга’нхи, Осакат, Гит’евека, других старшин, воинов, жен, подростков, дети пока еще «не люди», им рано донорами становиться, пока пусть продолжают родительскую кровушку пить.

Достаю специальный ковшичек, черпаю, отпиваю первый глоток. Потом угощаю Лга’нхи, Осакат (кое-кто смотрит недовольно. Но хрен вам, сестренка имеет привилегии), Гит’евека, Старшин. Передаю ковшик Витьку. Он, раздуваясь от гордости, на правах ученика шамана начинает черпать и угощать публику.

Я тем временем сажусь и, пока идет пьянка, быстро леплю из глины фигурку человека, чьи ноги вырастают из спин Быка, Козы, Медведя и Тюленя. (Правду сказать, почти большая часть сей композиции слеплена еще вчера и удачно замаскирована комками и лепешками глины. Но т-с-с! — об этом никому!) И к тому времени, как Витек выскребывает последнюю чарку со дна котла, дабы угостить какого-то пацаненка лет пяти с выпученными от священного испуга и восторга глазами, новый тотем племени готов!

Под изумленный и недоверчивый гул окружающих велю Лга’нхи с Витьком перевернуть котел и сливаю остатки в чарку. Получается тютелька в тютельку (ну, может, пара лишних капель, но кто считает). Народ зрит очередное чудо — целый огромный котел, и вдруг такая точность, что вот прям и всем, и первопредку ровно чарка! Чудеса, не иначе!

Ребята, я и сам в шоке! Хотя накануне и начерпал в этот котел, этим ковшиком ровно сто тридцать восемь чарок воды и поставил нужную отметку. Долго прикидывал, сколько места займет сто двадцать одна капля крови (дети не в счет). Сколько прольется и сколько прилипнет к чаше. Но такой поразительной точности не ожидал. (Я-то лишь прикидывал, хватит ли вообще на племя этого котла.)

Народ радуется и торопится заняться едой. Я благословляющим жестом отпускаю баб начинать готовить, а для мужиков у меня есть еще кое-что.

Снимаю с головы нечто вроде шапки-капюшона, наскоро сшитого вчера Тишкой специально для этого момента. Изумленный выдох обалдевшей публики.

Идея пришла мне в голову, когда мое «ремесленное, глазостучальное заведение» посетил Лга’нхи, желающий прояснить вопрос о празднике. Как-то они одновременно повернулись ко мне левым боком, и я заметил, что у Лга’нхи и у Витька почти одинаковые шрамы на голове. У Лга’нхи здоровущий шрам над ухом, оставленный еще в последней битве нашего племени. А у Витька очень похожий, хотя, конечно, и гораздо меньше (но свежее), шрам над тем же левым ухом, полученный три недели назад. И хреново растущая шевелюра у первого, и сбритая на время заживления раны у второго. Сначала я счел это забавным поводом малость поржать и постебаться. Уже начал выдумывать шутку, куда должны были входить эти двое и «забритые». И тут меня осенило! Ребятам ведь нужен некий общий знак, отличающий их от всего остального мира!

У степняков были свои шрамы. Но они лишь отделяли их друг от друга еще больше, чем татуировки прибрежных или чистые лица горцев. Так что общими у моего племени будут прически. И не какие-нибудь там проборы и каре, а самый крутой и агрессивный причесон всех времен и народов — ирокез! Это будет реальная круть! С таким причесоном все и смотреть забудут на шрамы и прочие наколки. Тем более что я когда-то и сам мечтал выбрить себе ирокез, но родители намертво, как панфиловцы фашистским танкам, преградили мне путь к моей мечте. Так что под угрозой родительского проклятья пришлось покориться унылой заурядной челке. А теперь!!!

На радостях я хотел побрить все племя. Но потом представил себе полулысую Тишку, а главное — Осакат с искаженным от ненависти лицом, в стиле Кисы Воробьянинова подкрадывающейся в ночной тиши к моему лежаку, чтобы перерезать мне горло опасной бритвой. И-и-и… как-то резко передумал. Нет, ирокез будет целиком достоянием воинов. И достигшего воинского возраста мальчишку будут посвящать в воины, сбривая лохмы над ушами.

Дальше дело за малым. Допросить Тишку на предмет, чем она волосы моет. Они у нее и у других лесовичек всегда удивительно чистые и пушистые. Наши степнячки тоже мыли волосы особой глиной. И даже, к моему удивлению, получалось вполне качественно. Но у Тишки и лесовичек был какой-то особый секрет.

Тишка честно призналась что использует настой золы, который после добавления коры какого-то дерева становился ужасно пенным. Мои вояки бы побрились и так. Чай, это суровые воины, а не изнеженные метросексуалы, которым, чтобы выщипать пару волосков на подбородке, нужны кремы до и после бритья, многолезвийные безопасные бритвы, лосьоны и одеколоны. Мои еще и не такую боль готовы вытерпеть ради того, чтобы получить знак отличия. С древних времен и по сию пору вояки себе и татуировки делают, и шрамируются, и даже клейма раскаленным железом ставят, лишь бы подчеркнуть принадлежность к боевому братству, уж побриться-то им пара пустяков.

Но мне самому неохота было мучиться. Так что я сделал заказ на пену для бритья еще во время нашего пребывания в поселке. Первым побрил себя перед сном с деятельной помощью Витька и Тишки. Пару раз они умудрились меня малость порезать, но в целом… все обошлось без кровавых жертв.

А утром… Сразу после причащения кровью и перед праздничным банкетом я побрил еще сорок шесть голов своих сотоварищей. Свежепобритый свежесоплеменник шел праздновать, а я продолжал работать. Дебил! Та еще морока, оказывается, эти парикмахерские процедуры. Под конец я уже был не рад, что взялся за это занятие. Впредь поручаем эту работу ученику! Мне так духи сказали.

Что и говорить — праздник удался. Особенно после того, как мы с Лга’нхи позволили раскупорить пару бочонков со стоялым медом из добычи. Оно, конечно, пойло дорогущее, такое тут только Цари Царей, вожди да герои пьют. Но для своих скупиться грех. Тем более что и с закусью у нас все в порядке.

Настолько в порядке, что еще спустя пару дней после праздника мне пришлось лечить луженые желудки некоторых своих подопечных отваром ромашки и кой-каких местных травок. Зато смело можно быть уверенным, что ни одна косточка не осталась не обглоданной. А это куда важнее!

Так что на третий день, придя в себя, мы погрузились на лодки и тронулись по течению Реки. Вскоре к нам присоединился десяток лодок Кор’тека и его людей.

Забавно было наблюдать их реакцию на наши новые прически. От легкого испуга (кого это черт принес) до глубокой задумчивости (просто так никто бриться не будет. Видно, есть в этом какая-то великая Тайна). Интересна была и реакция наших ребят. Если еще несколько дней назад прибрежного из «забритых» отличить от прибрежного из кор’тековских можно было, только приглядевшись, теперь любому ясно было, насколько же мы разные! Сразу даже некоторое отчуждение появилось между людьми, за долгие месяцы совместного плавания и общих битв ставших надежными друзьями.

Но к черту эту Реку! Скорее в Вал’аклаву, а потом в Улот. А то Кор’тек и так, кажется, уже не слишком доволен подобной задержкой в пути (хотя добычи ему обломилось нехило).

Увы! Если у меня и были какие-то надежды, что плыть вниз по течению будет легко и беззаботно, очень скоро этим надеждам было суждено разбиться о суровые скалы быта. Не считая двенадцати лодок Кор’тека с командами, под моим присмотром оказался табор почти из четырех десятков лодок и ста тридцати восьми человек, из которых примерно две трети — это женщины и дети от пяти до тринадцати лет. И хотя местные по части переездов и путешествий были куда более приспособлены, чем современные мне городские жители, но без сопутствующего подобным предприятиям бардака и происшествий не обходилось. И естественно, честь расхлебывать бо́льшую часть этих проблем выпала мне!

Лга’нхи хорошо. Он целыми днями то с ребятами Гит’евека (фигушки — теперь нашими ребятами), а то и вообще с пацаньем, доставшимся нам в качестве добычи, время проводит. Ну вроде понятно — ему надо службу охраны, разведку и охотничью артель налаживать. Да еще и воспитывать подрастающее поколение в светлых традициях всепобеждающего гуманизма. (В смысле, мы, «люди», должны победить всех «не люди», содрать с них скальпы и ограбить.)

Осакат и бегающая за ней будто на привязи Тишка с бабами крутятся. Из немногих доносящихся иногда до меня воплей и криков понятно, что она соплеменниц строить пытается. Ох, наваляют ей там, малолетке безмозглой! А мне потом с мужьями обидчиц отношения выяснять.

Это ведь раньше я мог просто безнаказанно приказать, указать и распорядиться. А теперь фигушки. Я — ИХ шаман. Они — мое племя. И мое старшинство над ними означает лишь взятые на себя повышенные обязательства по заботе о благе племени. Это раньше кто-то приходил ко мне со своей болезнью, раной или бедой и просил о помощи. Теперь ко мне приходят на правах соплеменников и просто сообщают о своей проблеме, нисколечко не сомневаясь, что я немедленно брошусь на ее решение!

И приходилось бросаться! То кому-то во время высадки ногу между двух лодок прижало. То мамаша притащит ребятенка с поносом. То Лга’нхи притаскивает пацана, которому он случайно, во время тренировки, «кажется, немного руку сломал». (Слава богу, всего лишь ушиб, а то не знаю, что и делал бы.) Потом взрослый мужик предъявляет претензии, что какая-то сволочная рыба второй день подряд ему сеть рвет, и требует изгнать либо беса из рыбы, либо рыбу из реки. Еще один заявился с архиважным сообщением: ему сны страшные снятся! И видно неспроста, потому как…

Долго и нудно выслушиваю сны новоявленного «пророка», не способного и двух слов связать, не поперхнувшись и не сбившись с мысли. Быстро догадываюсь, что за бесы из него посредством снов выходят. Заставляю лечь на спину и по методе, подсмотренной в каком-то фильме, проговариваю последние слова его корявых рубленых фраз в виде вопроса. Типа, психоанализ. Убиваю на это по полночи в течение недели и половину запаса валерьянки, — страшные видения вроде отпускают, а мужик уже не смотрится таким психом. Прописываю ему побольше с женой трахаться, как профилактическую меру от «пророческих видений». Заодно намекнув, что взял все его кошмары на себя. (Ага, больно надо! У меня у самого «профилактическое средство» есть.)

Потом приходит Гит’евек и спрашивает про волшебный барабан и дудку.

— Какие еще, на фиг, барабан и дудка? — тупо переспрашиваю я, потихоньку сходя с ума.

— Ты в Вал’аклаве нам барабан с дудкой подарил, — следует спокойный ответ. — Сказал, что научишь чему-то волшебному.

Ну да. Барабан. Требую позвать всех пацанят лет двенадцати-тринадцати. Отбираю парочку наиболее музыкальных. Учу их отбивать ритмы и передавать простенькие сигналы. Отправляю обратно к Гит’евеку. Он приходит вместе с ними и спрашивает зачем? На ближайшей стоянке предлагаю провести очередные маневры. Под барабанный ритм оикия топают особенно бодро и грозно. Но звуковые сигналы пока не оценены, — Гит’евек может то же самое сделать голосом, тем более что команды на языке аиотееков можно петь. Предлагаю задуматься, что будет, если его войско удвоится, утроится и упятерится, а заодно переделать сигналы, подогнав их под мелодию приказа. Он думает и приходит чуть ли не посреди ночи, чтобы сообщить, что он решил, что «дудка — это хорошо!» Хренушки. Меня он не застает. Меня позвали принимать трудные роды. Якобы роженица уже сутки лежит, родить не может. «Блин!!! — ору я на них при виде бабы с пузом. — Да откуда у нас тут роженица-то взялась? У вас чего, как у мышей, беременность по неделе длится?» Мне объясняют, что баба — сестра наложницы Лга’нхи, которую он разрешил взять «за компанию». Громко матерю своего приятеля, подсунувшего мне такую свинью. И тут то ли от моего крика, то ли срок подошел, но роды начинаются. Хорошо хоть другие бабы и так знают, что в таких случаях делать надо. А то бы крыша у меня точно съехала. Но все равно приходится присутствовать при родах, дабы оборонить мать и дите от нападения духов. Что справится с этой задачей лучше «Интернационала» и «Ай-яй-я-яй — убили негра», повторенные примерно так тыщу раз подряд? А потом меня еще и пуповину резать заставили. Короче, насмотрелся в ту ночь такого, что потом неделю к Тишке подойти не мог.

Бабы, видно, с ходу учуяв мое «охлаждение к ночной кукушке», подсылают ко мне делегацию с просьбой не слушать Осакат и не наводить на них всех порчу, потому что Осакат сама во всем виновата! О чем они вообще? Делаю грозное и страшное лицо (благо это уже не сложно) и прошу избавить племянницу Царя Царей Олидики и внучку Царя Царей Улота от необоснованных инсинуаций и зловредных поклепов. Ибо не вам, дикие бабы, порочить столь родовитую кровь. Дабы вернуть к жизни перепуганных до потери пульса словом «инсинуация» теток, обещаю им не рубить сплеча и, прежде чем наводить порчу, во всем разобраться.

Ага, разберешься тут. Ни Тишки, ни Осакат в ближайших окрестностях не обнаруживается. Даже на мою лодку во время очередного перехода Тишка не является. Чуть было не начал волноваться. Но когда вечером пошел к костру Лга’нхи на предмет организации поисков, обнаруживаю этих двух, уже, кажется, подружек, спокойненько сидящих у костра Вождя и кляузничающих ему на меня. Якобы я против родной крови пошел, встав на сторону приблудных сучек.

Долго пытаюсь понять, каким боком оказался втянут в бабьи разборки. Не понимаю. И машу рукой. Осакат, кажется, что-то сообразившая по моим вопросам-ответам, быстренько закругляется и, жестом подзывая за собой зареванную Тишку, бросается в очередной бой. Мне, пожалуй, стоило бы окликнуть Тишку и вырвать ее из этой бесконечной карусели склок и разборок, утешить, приласкать. В конце концов, уж она-то точно ни в чем не виновата. Но сил откровенно нету. Хочется просто молча посидеть у костра на пару с Лга’нхи, о чем-то мысля и мечтая, как в былые времена. Но прибегает Витек — кто-то срочно ищет шамана. Либо сели на ежа, либо снова рожают, либо я тут сейчас сам ежа рожу. Кажется, я начинаю догадываться, как наш старый шаман стал торчком и откуда у него появилась страсть к грибному компоту.

Глава 8

— Вал’аклава, Вал’аклава, а я маленький такой! — напеваю я, глядя на приближающиеся с каждым гребком знакомые сараи. Тока фиг вам. Нашли маленького! Уходили отсюда мы на дюжине лодочек, на выполнение почти невозможного задания. А возвращаемся вон как — целым новым флотом и новым племенем. Загруженные с ног до головы добычей и славой!

Было немалое искушение выплыть сразу в залив и причалить к острову-дворцу Митк’окока, дабы узрел сей хитрожопый правитель, с людьми какого уровня дело имеет. Но Лга’нхи, особо моего мнения не спрашивая, сразу повернул к сараям вдоль Реки, из которых, примерно так пару месяцев назад, нас турнули по приговору неправедного суда. Теперь трепещите, злопыхатели, ибо мы вернулись, дабы воздать каждому по делам его!

Как нетрудно догадаться, настроение у меня было радостное и боевое. Хотелось немедленно бежать во дворец и заранее бить Митк’ококу рожу, заранее исходя из предположения, что он, сволочь, захочет умыкнуть наш шестопер.

А потом поставить всю Вал’аклаву на уши в поисках истинного убийцы, наказать всех плохих, поощрить всех хороших (то есть нас) и отмазать, наконец, свое светлое имя от лживой клеветы и наговоров.

Облом! Морду бить никому не пришлось. Кажется, Митк’окок был только рад избавиться от волшебного предмета. А уж после этого сжигать его город я как-то постеснялся (интеллигент вшивый).

Собственно, причалив, мы, без всякого спросу, заняли привычные нам сараи. Да и какой тут спрос, когда детишки пищат от восторга, бабы болтают, мужики орут и все страшно радуются окончанию плаванья. Увы, хоть мы и заняли и наши прежние сараи, и сараи Бокти, места все равно всем не хватило, и часть нашего сброда привычно разбила стойбище на берегу. А тут, как мне показалось, с большим запозданием подвалил таможенник Тод’окос и усиленный отряд стражи.

Гы! Нас не узнали с новыми причесонами. Решили, что это какое-то неведомое племя высадилось на берегу с крайне нехорошими намерениями. Так что сейчас вся Вал’аклава поднята в ружье, а бедолага Тод’окос выслан парламентером-разведчиком.

Надо ли объяснять, как он обрадовался нашей встрече, когда вместо неведомых воинственных дикарей увидел добрых и милых нас, украшенных свежими скальпами и шрамами?

На радостях, ясное дело, попытался сунуть нос в лодки и поинтересоваться, чем же это они так сильно загружены? И не полагается ли немедленно урвать с этого груза полагающуюся по закону пошлину? Фигушки, я сразу заявил, что это исключительно наш скарб, и те товары, что взяли с покоренных нами пиратов в виде милых безделушек на память, а значит, товарами они не являются и пошлинным сборам не подлежат. А торговать в Вал’аклаве мы вообще больше не собираемся.

Ну разве что попросят нас сильно, медка там, воска али шкур продать. Поскольку у нас тут явная монополия, до тех пор, пока весть об освобождении Реки не дойдет до всех желающих и они не погонят свои караваны, обесценивая эти товары.

— Вот в этом случае, — милостиво сказал я Тод’окосу, — ему я первому обязательно сообщу о предстоящих торговых операциях. (Наивный, надеялся содрать с нас пошлину за все лодки и товары, что мы привели с собой. В том числе и за те Леокаевы грузы, пошлина с которых была уже заплачена. Усрусь, но постараюсь ни гроша не заплатить, это вопрос чести!)

Ну а потом, ясное дело, последовало приглашение во дворец. Мы, ясное дело, отказываться не стали. И скромничать тоже, так что на этот раз на пир пошли не только мы с Лга’нхи и Осакат, но еще и Витек, Гит’евек, Старшины оикия и даже наш калека как представитель Царя Царей Улота. В качестве подарка прихватили пару бочонков меда, связку меховых шкурок да пару кругов воска, приоделись получше, обвешались оружием и отправились пировать.

Только вот пока одни жрали местные деликатесы и хлебали винцо, мне опять пришлось поработать языком. Хотя в сочинении местных былин я по-прежнему не был силен, но пришлось-таки воспеть наши подвиги доступным пониманию окружающих языком, избегая новых форм подачи материала. И хотя «длиннонудных поноснотекучих слов, испражнений» и «бесцельноужасных фитюлькокрасивых речей украшений» я пытался, по возможности избегать, однако пересказ наших приключений, изложенный языком поэзии, занял примерно часа два с лишним. Что, прямо скажем, рекордом тут не стало. Тут иные словоблуды из простого захода в соседний поселок с целью набить пару морд могли целую Бхагавадгиту сочинить.

Но и менее длинной моя сага быть не могла. Расписать наши подвиги надо было качественно и количественно. Чтобы знали, гады, с кем дело имеют.

Потому битвы, в которых мы одержали победы, велись и в этом, и в потустороннем мире. Количество врагов, павших от наших рук, заполонило землю от горизонта до горизонта, а потоки их крови затопили океан. И это как бы стало скромным жертвоприношением духам, которое позволило нам создать суперособое, до сих пор невиданное племя, спаянное не банальными узами крови, как обычно, а неким великим и невиданным ранее «Единством Целей», каковое, сказанное на русском языке и без всякого перевода, звучало как имя великого Духа или страшного Демона. И настолько мы были круты, что даже не служили Зверям-Прородителям, а это они бегали у нас на побегушках, ибо мы не кто-то там, а Человеки! И не какие-то там человеки, а, блин, Ирокезы!

Тут даже мои оживились. Это слово они от меня уже слышали несколько раз, но смысла его пока не очень понимали. Тем более что, произнося его, я обычно улыбался и ржал, как дебил. А тут я им, в припадке творческого вдохновения, вдруг выдал их новое название. Вроде как паспорт выдал и гражданство дал. А ведь это так приятно, чувствовать себя не фуфлыжником каким-то приблудным, а самым что ни на есть всамделишным Ирокезом, чтобы это ни значило.

Публика за столами косилась на новоявленных ирокезов с опаской. Мало того, что я их расписал великими воинами, повергающими в прах полчища врагов и чудовищ, а после битвы чуть ли не с духами водку запросто пьющими. Так еще и выглядели они реально крутыми. Все мощные, в хороших доспехах, со свежими шрамами, а главное, непонятными, но вызывающими уважение прическами. А я уже говорил, что в этом фасоне есть что-то изначально агрессивное и крутое. Любого задохлика с ирокезом на голове простой обыватель постарается обойти стороной. Может, потому, что ирокез ассоциируется у нас с вздыбленным загривком нападающего зверя? Или с бесшабашной смелостью, которая требуется, чтобы сотворить с собой такое.

Но гости, как и обычные обыватели, смотрели на нас с опаской и верили (или делали вид, что верят) всем нашим словам.

Да и как не поверить, когда проплывшие по реке мимо Вал’аклавы чуть ли не сотни плотиков с трупами стали главной сенсацией сезона и до сих пор рьяно обсуждались в каждом кабаке или торговом сарае? А потом еще несколько десятков (пиратов ведь немало полегло и с той, и с другой стороны) подобных плотиков умудрились проволочься по Реке, не застряв в поворотах и мелях.

Как я уже говорил, тут драка, в которой участвует с каждой стороны больше десятка человек, уже считается большой битвой. По сотне человек — великим сражением, про которое будут петь былины еще многие века. Но даже в драке сотня на сотню, реальных трупов будет десятка два-три, потому как, когда дерутся лоб в лоб, всегда есть возможность отступить или вообще убежать. (Вспомним битву с пиратами по пути в Вал’аклаву, ведь больше половины умудрилось удрать.) Так что моя тактика почти полного окружения противника мало того, что сразу заставляла врага почувствовать себя неуверенно и вызвала него растерянность. Так еще и позволяла решить вопрос впавшего в панику и думающего только о бегстве врага, скажем так, — тотально.

Опять же, взятая нами добыча. Врать про полчища врагов, конечно, можно сколько угодно. А вот больше четырех десятков новых лодок, набитых товаром, ни из головы, ни из задницы запросто так не вытащишь и почти сотню баб с детями не нарожаешь. Опять же, прически эти странные.

Так что не знаю, какие там были мысли у Митк’окока, когда он посылал нас на это дело. Вполне может быть, что и тогда он собирался обойтись с нами по чести. Хотя, скорее, уж поверю, надеялся на возвращение дай бог десятка пораненных и измотанных вояк, которым можно будет дать пенделя вместо платы и, забрав все самое ценное, выгнать из города на дырявой лодке.

А мы вона как — вернулись еще большим составом, чем отбыли. Все из себя крутые и страшные. Так что Волшебный Меч Митк’окок Лга’нхи вернул! Да еще сверху нам подарков выше крыши надарил. И как мне показалось, с каким-то даже облегчением. Кажется, он и сам побаивался этой волшебной вещи. По крайней мере, передавая нам, держал ее так, будто это ядовитая змея или бомба с тикающим механизмом. Эх, знал бы раньше, можно было бы сыграть на этом и заполучить цацку задаром. Хотя, с другой стороны, не было бы тогда у меня ни Ирокезов, ни Тишки, ни щенков.

Глава 9

— Не так все просто, Лга’нхи, — начал я, готовясь озвучить нелегкий диагноз. И, видно, услышав что-то этакое в моем голосе, мой приятель словно бы окаменел лицом. — Помнишь, я говорил тебе про ржавчину? Вот Митк’окок и заразил его этой дрянью. Нет, думаю, не со зла, — сразу успокоил я друга, увидев некоторые изменения в его лице, которые не сулили Митк’ококу приятного и благополучного будущего. — Просто не для него это — такой магической вещью владеть. Слаб он. Вот и не справился.

— Так что теперь? — Голос моего друга звучал будто бы спокойно, но при этом не выражал никаких эмоций. Молодца, учится сдерживать себя. Растет парень.

— Буду пробовать все исправить, — коротко, но очень тяжко вздохнув, ответил я. — Но займет это не один день. Много придется потрудиться. И, наверное, понадобятся мастерские, ну вроде тех, что были у Мордуя. И если повезет, попробуем сделать даже лучше, чем был. В смысле, для тебя лучше. Как думаешь, если он на ладонь-две длиннее станет, тебе нормально с ним будет обращаться? И тяжелее хочешь? Вот этого не обещаю, хотя попробовать можно. А вообще, давай-ка проведем предварительные пробы.

Вот ведь заразы. Ни хрена за цацкой не следили. Вот ржавчина и полезла.

Хотя, к моему собственному удивлению, шестопер был довольно устойчив к коррозии. Видно, в метеоритном составе были какие-то добавки, что позволяло металлу долго сопротивляться воздействию влаги. А может, все дрянное железо выгорело за время пролета через атмосферу и осталось только самое прочное.

Но это если следить за оружием. Лга’нхи-то я в свое время инструкции дал. И каждый день нашего путешествия по морям, по волнам, он старательно обтирал его сухой тряпочкой и смазывал жиром, считая это неким ритуалом-подкормкой Волшебного Меча. А вот Митк’окок небось засунул шестопер в какой-то тайный подвал и держал там, толком не ухаживая. Вот вечно влажная атмосфера прибрежного поселка и добралась до бесценной цацки. Особенно в скрытые от людских глаз места. Так что, видно, придется снимать набалдашник с древка, убирать ржавчину и собирать все заново. Только бы при этом не испортить вещь окончательно!

Шестопер Лга’нхи отдал мне. Для камлания на предмет очистки от злых духов на следующий день после получения.

Как оказалось, очень разумный ход с его стороны. Помимо вовремя замеченной ржавчины, кто знает, каких еще микробов и демонов поналезло на волшебное оружие за время пребывания во дворце Митк’окока? Только эпидемий сволочизма и хитрожопости среди ирокезов мне не хватало.

Шутки-шутками, а дело-то сурьезное! Тут к своему оружию, побывавшему в чужих руках, старались даже не прикасаться. Оружие вообще штуканепростая и абсолютно мистическая. Ведь оно не просто все время соприкасается с кровью и отнимает чьи-то жизни. Оно — часть самого воина, продолжение его тела на земле и в мире духов. Ибо одновременно существует и там, и там.

Если правильный воин выйдет в грозу со своим оружием в поле и начнет танцевать воинский танец, он может поучаствовать в битве, которую ведут его предки в потустороннем мире. Я слышал немало по-настоящему правдивых историй про подобные битвы. И даже видел однажды соплеменника, павшего в неравном бою с демонами. (Под дождем, да на равнине, со здоровым копьем в руке, как их на фиг всех молниями не поубивало?) Или можно напугать смерч, выйдя ему навстречу и потрясая оружием. Если, конечно, оружие будет правильным, а воин достойным, это заставит демона обогнуть стойбище или уйти с пути стада.

К чужому оружию тоже испытывали определенное почтение, или, скорее, опаску. Почти у всех местных племен этикет запрещал прикасаться к чужому оружию (в смысле, действительно чужому, из чужого племени). Подобным касанием ты можешь и сам навести порчу на чужие копье или дубинку, что неизбежно приведет к конфликту. Или сам получишь колдовской удар от правильно заклятого и правильно используемого оружия. Так что иные, не слишком уверенные в своем «магическом потенциале» и «способности к порче» воины, потеряв оружие в бою, предпочтут драться голыми руками, чем подобрать чужое.

А помню, как старик Ундай возражал против нанесения на оружие моих тотемных животных! Опасался, что через это враги, попади мой протазан в их руки, смогут навести порчу не только на меня, но и на все племя. Потому как уж больно сильный магический предмет получается, и оружие, и знаки.

Единственный, наиболее правильный путь перехода оружия из рук в руки — это убийство его прежнего хозяина. Тогда духи оружия признают поражение и покоряются победителю.

В смысле, правильный, если этот хозяин был чужак. У своих можно брать, дарить и выменивать. Свои блохи не кусаются. А вот чужие… Помню, как Лга’нхи нос воротил при виде подаренного кинжала. И отчасти оказался прав. Из-за него-то мы и влипли во все эти неприятности.

Так что, если бы «меч» не был «волшебным», думаю, Лга’нхи к нему бы не прикоснулся. Но шестопер у него вызывал почти благоговейные чувства и эмоции, потому он схватился за него и сутки из рук не выпускал, нянча, будто своего первенца.

И не только у него он вызывал подобные приступы благоговейного почтения и поводы для самодовольства. Все наши, вновь увидев своего командира с сим грозным девайсом в руке, разразились восторженными воплями, и на их лицах появилась этакая высокомерная гримаска победителей и баловней судьбы. Еще бы, над нашим племенем вновь развеваются невидимые покровы защиты этого чудесного, магического оружия. И коли мы даже без него свершаем такие подвиги, то теперь нам не страшны ни демоны, ни верблюжатники, что уж там говорить о прочей шушере?

Думаю, многие из наших баб только в этот миг и узнали, что вся эта операция по частичному уничтожению и полному умиротворению их племен была предпринята исключительно с целью возвращения этой вот штуки. Не знаю, какие эмоции это вызвало у них, но их новые мужья ликовали.

А мне, блин, из-за этого ликования придется сидеть тут и возиться с цацкой, вместо того чтобы искать того гада, который так меня подставил.

Так что утром следующего дня первым делом напросился на аудиенцию к Митк’ококу, с глазу на глаз поговорить. И, оставшись с ним наедине, конкретно на него наехал. Претензия была, естественно, одна. Он нам на данное ему на время волшебное оружие порчу навел. Вон, глянь-ка сам, кровь проступает!

Затем я заявил, что подобная порча есть прямое оскорбление Улоту, который мы в данный момент представляем. А информация о подобном злодеянии и колдунизме, которым Митк’окок занимается с пребывающими под его покровительством вещами, будет доведена до каждого купца в гавани. Им, бедолагам, и так в дальнем пути нелегко, а тут еще и порча, наведенная на все их лодки и вещи. Ай-яй-яй, как нехорошо!

Митк’окок, ясное дело, ушел в несознанку, мол, знать ничего не знаю, ведать не ведаю и его даже рядом не стояло, когда кто-то застрелил Кеннеди.

— Шалишь, брат! Ежели Кеннеди ты не убивал, откуда кровь на шестопере? — Я говорил веско и со знанием дела. А проглядывающая кое-где кровь-ржавчина говорила сама за себя. — Просто так на оружии кровь сама собой не проступает! Или ты без нас тут им кого-то убивал? Нет? Значит, колдунизм чистой воды!

А за оградой дворца паслось две оикия ирокезов, причем я отобрал самых рослых и смотрящихся наиболее воинственно. (Поначалу я их вообще хотел во дворец провести. Но потом подумал, что, услышав про сознательно наведенную порчу, они могут не сдержаться и грохнуть обидчика, и мне не с кого будет требовать компенсацию морального и материального ущерба. Так что пусть остаются за оградой.)

Но и так вид с веранды, где мы вели беседу, на этих ребят как-то резко успокаивал читающееся на лице Митк’окока желание приказать своим стражникам вышвырнуть меня за ограду, а еще лучше — утопить в гавани, как дрисливого котенка.

Затем, во избежание недоразумений и непоняток, я предложил собрать консилиум из его лучших шаманов, которые осмелятся опровергнуть мои слова. Под присмотром уважаемых купцов, старейшин караванов и Вождей племен мы устроим магический поединок, и пусть его результат покажет, на чьей стороне правда.

Тут как раз и оказалось, что вот прямо сейчас во дворце пасется какой-то местный специалист в области волшебства с металлами, которого Митк’окок готов пригласить в качестве эксперта, дабы не тревожить уважаемых купцов и Вождей без особой необходимости.

— Медь зеленеет, бронза темнеет, — ответил нам приглашенный эксперт, право допрашивать которого я вытребовал для себя. По причине чего он так и не узнал о предъявляемых обвинениях, а лишь думал, что тут все просто-таки мечтают заслушать его веское мнение о непонятных пятнах на оружии. — Но вот чтобы кровь проступала из металла — такого я не видел. Шибко большое шаманство, однако!

— Порча. Порча однозначно! — завелся я в стиле Жириновского, едва Митк’окок одной лишь своей недовольной рожей и легким жестом выпроводил обиженного таким непочтением мастера восвояси. (Он ведь не хрен собачий, а Великий Шаман по бронзе, а его будто какого-то там землепашца прогоняют.) — Пока мы, героическими усилиями, — продолжал блажить я, — всего-то полсотней бойцов, громим многие тысячи врагов по поручению самого Митк’окока, он гадит за нашими спинами. Как это низко, нехорошо и не по-пацански! Об этом должен узнать весь мир и лично товарищ Леокай! Никакая вира-компенсация не сотрет подобной обиды.

Ну, услышав слово «компенсация», Митк’окок наконец-то ожил, почувствовав пусть и зыбкую, но все-таки почву под ногами. И, наверное, уже в стотысячный раз прокляв тот день, когда связался с нами и нашими волшебными побрякушками, начал торговаться.

— А чего там торговаться? — удивленно спросил я. — Ты ведь хотел забрать все наши лодки и сестру, прежде чем согласиться на Волшебный Меч? Вот и мы за порчу заберем у тебя двенадцать лодок, набитых товарами, и дочь! Нету дочери? Сына заберем. Первенца. Самого любимого. А еще Лга’нхи за обиду надо, ага, еще двенадцать лодок товаров. И еще двадцать четыре Царю Царей Улота, потому как Царь Царей Улота будет малость побольше Вождя Вождей Лга’нхи. Потому и нанесенная ему обида больше, в смысле, оценивается дороже, и какими-то паршивыми двенадцатью лодками от него не отделаешься.

Ага, и того сорок восемь лодок товаров и любимый сын в качестве гребца на них всех. И это я еще по доброте душевной свои обидки не посчитал. Впрочем, чегой-то я такой стеснительный сегодня? И мне, пожалуй, лодок шесть-семь. За обиду и труды по исправлению принесенного ущерба!

Нет? Так нет! Ай, смотрите, люди добрые, чего делается-я-я-я!!!!! Средь бела дня-я-я да порчу наводя-я-ят на безвинные шестоперы-ы-ы!!! Ау!!! Все слышали? Или мне еще раз сто прокричать?!

Митк’окок включился в торг, призвав меня к тишине и благоразумию, побив на жалость тягостным рассказом о суровых временах, подлых нравах, упущенной выгоде и роящихся вокруг него, как мухи над куском говна, полчищ жадных дебилов. А что ты там говорил насчет исправления ущерба? Может, как-то того, в разумных пределах и к всеобщему удовольствию решим этот вопрос?

Ах ты, мой дорогой взяткодатель! Ну, уважил! Прям слезы из глаз! Скока лет в Москве жил, хоть бы одна сволочь взятку предложила! Что с экранов, что по радио, все только и говорили про то, как люди взятки дают-берут. А мне ни одна сволочь и завалящей копейки в качестве взятки не сунула! А тут целых двадцать лодок с товарами предлагают!!! Как это не двадцать??? Как это четыре? Четыре — это как-то не серьезно. Это не взятка, а подачка какая-то. Ну вот, сам рассуди, мне ведь придется мастерские строить. Важных шаманов, тайнами превращения бронзы владеющих, приглашать, да с ними совет держать. А они, сам знаешь, жрут, что твои лошади, быки, я имею в виду. И просят — просят — просят…

Да, уважаемый Царь Царей Митк’окок, я все понимаю. Времена действительно суровые. И твою сиротскую долю уважить готов. Потому как сам практически такой же, вона мне сколько ртов кормить. Псины две, намедни тапок сгрызли. Жена вон, опять же, молодая. Ты ее видел? Не видел? Твое щастье. Увидал бы, какая она у меня тощенькая, ты бы мне и сам по доброте душевной к тем пятнадцати еще бы лишних пять-семь лодок, набитых гуманитарной помощью, всучил бы. Скока не кормлю былиночку свою, не в коня корм! Худющая, хоть анатомию изучай. Да не шепчи ты отговоры, «анатомия» — это не проклятье такое. А совсем даже наоборот.

Нет, менять жену не буду. Да мне по фигу, что у тебя толстые есть. У меня тоже одна толстая жена есть, в Олидики меня дожидается, с голоду небось пухнет. Двух толстых мне уже точно не прокормить. Даже если ты мне на бедность мою десять лодок зерном набьешь! Ты про Олидику слышал? А про тамошние мастерские? Вот там я свое крылатое копье изготовил. Мастера там знатные. Только тоже жрут много, и жены у них толстые.

Совесть? Совесть у меня есть. На чужие сокровища порчу не навожу. А мог бы, между прочим. Про Иратуг слышал? Вот там меня как-то обидели, и теперь в том Иратуге все очень печально! Говорят, народ собственного Царя Царей, благодетеля своего и защитника, под нож пустил и на тонкие ломтики, как финский сервелат, покромсал. Да не дергайся ты, «финский сервелат» это тоже не страшно. Это очень вкусный зверек такой, его, чтобы на всех хватило, приходится резать очень тонкими пластиночками. Да. Точно, очень редкий. Не все про него слышали. А ты говоришь, пять лодок в самый раз будет.

Шесть лодок и твои мастерские с шаманами к моим услугам? Одну только лодку с зерном? Ну да, понимаю — весна. Тканей? Ну ладно, тканей возьму, нет, бронзы, пожалуй, не надо. Кто ж бронзу в горы везет? А вот винца да пива — это, пожалуй, можно. А еще я тут видел у вас кожи тонко обрабатывать умеют. Ага, наверное, ягнят. Чтобы с обеих сторон без шерсти было. Пряностей — тоже можно. Керамики. Я, конечно, керамику люблю, но возить ее… Что? Такая прочная, что не бьется? Откуда, говоришь, керамика? Из Итаииоуи? Какое интересное название, просто петь можно. И где ж такое? Говоришь, вдоль берега надо плыть все время на восток, потом вдоль островов на юг, а потом земля опять на восток повернет? И много у вас туда народу ходит? Мало да редко, потому что далеко? Очень интересное название. А керамику посмотрю. Если хорошая, пожалуй что, и возьму, Леокаю обидку залакировать.

Вышел из дворца и присел на завалинке, типа думать. Ноги не держали, руки тряслись. Даже, кажется, кожаная безрукавка умудрилась насквозь потом пропитаться. Сам не понимаю, что там на меня нашло? Такой наглости даже от себя не ожидал. Думал, максимум в мастерские напроситься. Однако разводка, что ни говори, классная получилась.

А вот с чего бы это? Почему Царь Царей Вал’аклавы такую слабину сразу дал? Чего этот Митк’окок за собой такое нехорошее знает, что даже боится мне противоречить, и меня явно побаивается? Неужто с ножом все-таки его подстава была? С самого начала вознамерился нас на смерть послать и думал, все шито-крыто будет, а мы вон как, вернулись, потеряв из прежнего состава всего четверых, зато приобретя гораздо больше. Тут, конечно, и правда заволнуешься.

Хотя нет. Слишком уж натянуто и бездоказательно. Скорее, уж он огласки своего «наведения порчи» испугался. Улота он вряд ли сильно боится. Царство, конечно, великое, но от него далекое. А вот коли такие нехорошие слухи о нем пойдут — быть беде. И так времена неласковые, за каждого клиента биться приходится. А тут еще такой урон репутации.

А просто приказать нас грохнуть тоже не выйдет. Мы тут все-таки официальные гости — это во-первых. А законы гостеприимства святы. А во-вторых, поди подними своих солдат на грозных героев, полусотней человек (Бокти и морячки как бы не в счет, я везде упирал, что нас полсотни человек было) разгромили целый пиратский клан, который ни его вояки остановить не смогли, ни лесные племена перебить.

Однако надо Лга’нхи порекомендовать охрану получше по ночам выставлять. Так, на всякий случай. Чтобы не порезали сонными. И пусть наши в кабаки малыми группами не ходят. Хотят выпить — пусть берут сразу несколько кувшинов и гуляют у нас в лагере. Девок, конечно, туда не пригласишь, потому как свои бабы под боком. Ну да на то и бабы под боком, чтобы на девок не тратиться! И вообще, не хрен пьянки устраивать, пока, как в прошлый раз, до беды не дошло. Надо к отплытию готовиться. А то Кор’тек уже недовольное выражение с физиономии сутки напролет не снимает. Смотрит на меня, будто я ему в штаны насрал!

А мне вот в кабак наведаться бы не мешало. В кой-какой конкретный кабак. Хочется опять того гнуса-трактирщика допросить. Сравнить его прошлые показания с нынешними. Жаль только, что я их тогда сразу не записал. А то память на мелкие детали у меня хреновая.

Завалились скоромной компанией в двадцать пять рыл. По случаю утра посетителей и так было немного. А те, что были, увидав наши агрессивные рожи и причесоны, предпочли по-быстрому слинять. Так что бедолага-трактирщик, думаю, чувствовал себя крайне неуютно в окружении таких милых и приветливых людей, как мы. Стеснялся, видно, простоватости своего заведения.

Что ж, не будет добавлять ему комфорта. Махнул ручкой и радостно оскалился. Как бенгальская тигра на козленка. Иди-ка сюда, мил человек, чего я тебе скажу.

— Помнишь меня, уважаемый? Да-да. Тот самый. Прическа другая, а я все тот же. И спрашивать буду про то же самое. Ну-ка принеси ребяткам винца по полкувшинчика на рыло, ну и пожрать. А то они, бедные, у Митк’окока в гостях были, да несолоно хлебавши оттель слиняли. Даже рюмочку не поднес правитель ваш таким хорошим ребятам. Вот пусть и пожрут у тебя вволюшку. Как, ты там говорил, тебя зовут? — Крок’тос. Вот и отлично, Крок’тос, тобой-то мы, в смысле у тебя-то, мы и пообедаем.

Да нет. Ты не беги, сиди, где сказали. Служанки вон у тебя какие шустрые. А сам давай поближе пододвигайся. Дело шить будем.

Вечер тот помнишь? Вот смотри, твой кабак. Да вот же, на шкуре видишь чего нарисовано? Чего непонятно? Вот стены, вот вход, вот столы. Вон оттуда ты вино выносишь. Где, говоришь, кладовка? А где у тебя кладовка? Сейчас и ее нарисуем. Там как, выход на улицу есть? Нет? Есть выход на склад, а уж оттуда можно на улицу? Ишь ты, понастроили!

Ну а теперь вспоминай точно, где кто в тот день сидел. Тут мы. А тут — купцы. А вот тут кто был? Что значит, не помнишь? Вспоминай давай. А то помочь ведь можно. И не фиг тут амулетами бренчать, не поможет. Это не против тебя колдовство, и узоры не демонов призывают, а исключительно добрых духов. Пока я так хочу. Но могу и передумать. Так что вспоминай, друг Крок’тос. Вспоминай!

Замер в раздумьях. Долго раздумывал, Витек уже вон даже дергаться от скуки начал. Я тоже дергаюсь, просто внешне стараюсь это не показывать. Как эту хрень вообще разбирать? Несмотря на все глумления, вроде разламывания стены, которые творил над шестопером Лга’нхи, тот все еще довольно плотно держится на рукояти. Если и шатается, то самый чуть-чуть, буквально на миллиметр-другой. Рукоятка оружия была сделана из того самого «железного дерева», что и копья степняков, а ее верхняя часть еще и оббита бронзой. Впрочем, оббита не столько для прочности, сколько для понту — «железное дерево» и так обеспечивает надежность оружия. Тут почти все «длинное» оружие, каркасы кожаных лодок и крыш домов делают из этой древесины. Невероятная прочность в сочетании с гибкостью и упругостью — идеальный вариант для всего, чему предстоит сталкиваться, ударяться, втыкаться и изгибаться под давлением.

Может, инженер объяснил бы лучше, но я не инженер. Я наивный недоучившийся глиномес, который размышляет: выиграет ли оружие, если заменить деревянную рукоять на бронзовую? Помню, у нас в племени один из мечей чуть ли не после каждой битвы приходилось выправлять ударами камня, потому как после столкновения с вражескими черепами и оружием он представлял из себя некую абстрактную композицию «кривая судьба». А вот другие два держали удар очень даже неплохо. Так что, может?

Что я вообще про эту бронзу знаю? В Той жизни я с ней как-то особо не сталкивался. Ну да, помню, что из нее статуи лить хорошо. А что еще из нее у Нас там делали? О, кажись, пушки бронзовые были! Если уж металл выдерживает многочисленные взрывы у себя в брюхе, то и дурь моего приятеля выдержит. Колокола еще. Вот не помню, колокола из меди делали или из бронзы? Нет, кажется, из бронзы тоже, — тот же «малиновый звон» вроде обеспечивался особым сплавом колоколов производства не то бельгийского, не то голландского города Малина^[8], а не присутствием ягод в процессе производства. А раз сплав, значит, уже, наверное, бронза. Потому как слышал, что есть не только оловянные, но и еще какие-то другие бронзы. Знать бы еще, какие. Короче, думай голова, картуз куплю. А еще лучше, пусть чужая голова думает. Как, бишь, того шамана по бронзе-то звали?

— Здравствуй, уважаемый Шаман Дик’лоп. Во многих местах бывал я, и по морю плыл не один месяц, и по горам через целых три царства прошел, и по степи отмахал столько, что и подумать страшно, и нигде о тебе плохого слова не слышал!

Все только и говорят, что уж лучше Дик’лопа мастера по бронзе не найти. Ибо глубоко проник он в мир Духов и знает большие и важные тайны, недоступные простым серым людишкам!

Так. Встретивший меня поначалу с хмурой рожей дедок, тот самый, которого выперли из покоев Митк’окока, за время моей приветственной речи явно оттаял лицом. Надо бы добавить еще немножко, и он мой лучший друг. Нужно что-то убойненькое, как контрольный в голову, в упор. Ага! Как кетчуп подходит к любому блюду, от хлеба до манной каши, тема «тупое начальство» подходит к любому разговору среди работяг.

— Да. Как повезло Царю Царей Митк’ококу и Вал’аклаве вообще, что у них есть такой замечательный мастер, как ты, Шаман Дик’лоп. Надеюсь, он ценит тебя по достоинству и всегда предлагает лучшее место за своим столом!

Опа! Началось! Как факел на склад фейерверков забросил. Дедок для начала заискрил-затрещал тонкими намеками, перемежающимися с тяжким вздохами, а как только я своими вежливыми кивками и сочувственными охами-ахами усыпил его патриотическую солидарность (все-таки Митк’окок Царь Царей его народа, и перед чужими порочить его негоже), взорвался вспышками жалоб и давно назревших обид. Видать, и впрямь Митк’окок не ценит настоящих мастеров. Торгаш сраный! Продает-перепродает товары, снабжает корабли жратвой, а экипажи — бабами и вином. С того и навар имеет. А честное мастерство у него в загоне. К шаманам, владеющим тайнами работы с металлом, будто к каким-то рыбакам или крестьянам относится. На всех пирах на лучшие места таких же торгашей сажает да псевдошаманов, которые только и умеют, что пальцы на барахло загибать, да где, сколько, чего высчитывать, а ему, Дик’лопу, настоящему Шаману, одни объедки остаются.

Эх, кабы ему, Дик’лопу, волю дали да соответствующее финансирование, уж он бы развернулся! Он бы таких дел сотворил, таких бы вещиц понаделал. А из чего их прикажешь делать? Всю бронзу и другие металлы, что с Гор привозят, эта сволочь Митк’окок либо дикарям в лес перепродает, либо дальше на восток сплавляет. Да он лучше у себя во дворце ей стены обложит, чтобы пыль в глаза пускать, чем на хорошее дело в мастерские лишний прутик отдаст. А мастерские только тем и занимаются, что старое барахло чинят да всякую неинтересную мелочовку клепают.

Нет, конечно. Он, Дик’лоп, знает, что на востоке с бронзой работать умеют, как нигде. Знаменитые Фетс-кийские кинжалы на весь свет славны. Да-да, вот такие, как у тебя. (Это что? Тот самый, которым ты брата Митк’окока зарезал? Ну туда ему и дорога, пьянице.) Да только, ежели ему, Дик’лопу, возможности да материалы дать, он бы такого…

Я все почему-то ждал, что Дик’лоп сейчас начнет на жидов жаловаться, которые лично против него заговор затеяли и суют палки в колеса, не давая толком развернуться! Это была любимая тема друга родителей, дяди Вани, того самого эксперта по цифрам и вычислениям убийцы Кеннеди методом подсчета-пересчета дат рождения всех участников. Он и внешне с этим Дик’лопом отчасти похож был какой-то бытовой неухоженностью и привычкой низко наклоняться к лицу собеседника, что-то доказывая ему и брызгая слюной.

Да и талантом находить солидного врага в объяснении своих жизненных неудач. Дядю Ваню, сколько себя помню, вечно кто-то преследовал и угнетал. То наше собственное правительство, прослушивающее его телефон и не пускавшее за границу, то тайное мировое, сующее палки в колеса его научным порывам, за то, что он патриот и не желает делиться своими знаниями с заграницей. А то и вовсе угроза этому невысокому, вечно небритому человечку исходила прям-таки из космоса, из самого центра Вселенной.

К тому времени, когда я отбыл сюда, дядя Ваня доживал уже шестой десяток лет, и все в должности младшего научного сотрудника какого-то почти развалившегося НИИ.

Я еще, помню, мальцом совсем был и никак не мог понять, почему такой большой дядя, а все еще младший? Со временем понял — это у него по жизни. Правда, я долгое время держал его чуть ли не за своего героя и образец для подражания — такое сильное впечатление произвели на мое детское воображение его многочисленные враги и образ борца. И, став чуть более взрослым, я продолжил считать его очень принципиальным, коли он даже во время, когда все рушится и ломается, продолжает сидеть на прежней работе (и на шее у жены), но не уходит из науки. А потом вдруг как-то понял — дядя Ваня просто лентяй и пустомеля! И сейчас я сильно испугался, что Дик’лоп окажется «мастером» точно такой же «категории».

Но нет, до жалобы на жидов и инопланетян Дик’лоп не дошел, а вместо этого потащил в заветный сарай, хвастать своими успехами и достижениями, попутно разбалтывая все свои секреты.

Вот тут сразу видно творческого человека. Его хоть пытай, хоть расстреливай, а тайн своих не скажет. А стоит почесать за ухом и сказать пару добрых слов, изображая интерес к его работе, — прощайте, все секреты тайных сплавов и чертежи вундервафлей с грифом «Вообще никому!».

Ладно, мне не жалко, осмотрел сарай достижений народного хозяйства. И впрямь, куда беднее, чем в Олидике.

Сам похвастался протазаном и боевыми перчатками, а главное, секретным знанием составления узоров, и с ходу накидал несколько вариантов украшения какой-то непонятной доски, над которой в данный момент неспешно трудился коллега.

Короче, контакт наладили. Дик’лоп даже обедать нас с Витьком к себе домой потащил, не прекращая выбалтывать совершенно секретную информацию! Как жаль, что тут нет промышленности и сопутствующего ей промышленного шпионажа. А то при такой детской наивности населения я бы обогатился!

После обеда, надо сказать, такого же неряшливого и какого-то неуютного, как и сам хозяин, мы доплыли до дворца Митк’окока (само то, что мастерские располагались не на «царском» острове, уже о многом говорило) и прошерстили запасы Царя Царей в поисках подходящих кусков бронзы. Дик’лоп буквально пробовал ее на вкус, разглядывал на свет, слушал, скреб и вообще вел себя очень таинственно и внушающе. Витек, на которого и легли труды по перетаскиванию образцов из темных закромов на свет и обратно, явно успел умаяться. Но рожу тем не менее имел довольную — удалось примазаться к тайным знаниям Великих Шаманов!

Из дворца мы удирали какими-то огородами, загрузив Витька бронзой чуть ли не по самую маковку. Ну, может, насчет маковки и соврал. Но стырил ее наш коллега из дворца своего патрона явно куда больше, чем могло понадобиться для производства одной рукояти. Кто я такой, чтобы его винить?

Но, блин, дедок оказался привязчивым, как банный лист. Явно наслаждаясь обществом людей, которым есть дело до него и до его работы, он и дальше не пожелал с нами расставаться, вновь позвав на ужин. Нет уж! Опять лопать пережженную кашу, поданную неопрятной старухой, и запивать это кислым пивом? Увольте! Лучше уж вы к нам. В смысле, с нами. А то у меня тут одно важное колдовство намечается. Ага, «следственный эксперимент» называется. А один из участников реконструируемых событий слинял в свой лес. Конечно, жиденький на вид Дик’лоп здоровяку Бокти замена плохая. Ну да уж ладно, сделаем два добрых дела сразу: и коллегу напоим вусмерть, и свою память разбередить попробуем.

Собственно говоря, допрос трактирщика, даже записанный и зарисованный на куске, прямо скажем, не самого дешевого пергамента, никаких существенных результатов не дал. Ничего нового он не вспомнил и, даже испугавшись тайных знаков, ни в чем новом не признался. Тупик! Чего дальше делать? Я подумал и решил восстановить Тот вечер, а главное, собственное состояние во время этого вечера. Короче, нажраться в той же компании и той же обстановке и надеяться, что из мутных глубин памяти всплывут какие-то подробности.

Когда пришел с этой идеей к Лга’нхи, он тяжко вздохнул и сказал, что, коли надо, так он готов, но предпочтет пить молоко, поскольку от вина у него потом в брюхе кисло. (Чего-то он в последнее время на брюхо жаловаться начал. Травками его, что ли, полечить какими-нибудь, знать бы еще какими.) «И вообще непонятно, Дебил, что ты с этим своим „следствием“ возишься. Дело-то уже прошлое, Волшебный меч вернули, добычу большую взяли, запас маны пополнили выше крыши, а ты все не уймешься. Как деб, дитя, честное слово».

Зато остальные участники «следственного эксперимента», когда я объяснил, в чем будут заключаться их обязанности (нажраться, ужраться и девок полапать), отнеслись к данному мероприятию с куда большим энтузиазмом. Мол, «мы, конечно, ноне все люди сплошь женатые, но коли для дела надо, готовы на любые подвиги»!

Трактирщик Крок’тос был этому «следственному эксперименту» совсем не рад. Просто напрочь. Таможенник Тод’окос, также приглашенный для реставрации событий, рассказал, что Крок’тос даже во дворец к Митк’ококу жаловаться на нас ездил. Но вроде как попал к Митк’ококу в неудачный момент и даже огреб царственной ручкой по морде, получив наказ ни в чем дорогим гостям Вал’аклавы не противоречить. (Еще одна загадка: чего это местный пахан к нам так сильно расположен?)

Так что пришлось бедолаге аж с полудня стоять и отгонять от своего кабака всех посетителей. (А то знаю я этих местных морячков, делать им на берегу нечего, так что засядут в кабаке спозаранку, и до следующего утра не выгонишь. А то и следующим не выгонишь, коли они «продолжения банкета» возжелают.)

Ну а к вечеру уж заявились мы. Почти всей бандой. Только баб да одну оикия оставили лагерь и имущество охранять. Те, кто был тогда за нашим столом, уселись на свои старые места. А остальных, согласуясь с самолично нарисованным планом, дополненным воспоминаниями Крок’туса, я рассадил на местах других гостей и посетителей. Большинство не понимало, что вообще происходит и для чего это нужно. Кажется, в эту группу входил даже Лга’нхи. Я и сам чувствовал себя глуповато, поэтому поторопился подать трактирщику знак разливать по первой. Разлили. Пить в качестве следственного эксперимента и эксперимента вообще казалось как-то глупо, если не сказать, святотатственно. Не для того крестьянин растил лозу, собирал виноград, давил ягоду, разливал сок по кувшинам, чтобы мы его тут как некий препарат потребляли. Это хуже, чем клизмой вводить. Сплошное извращение.

Тут меня что-то торкнуло, я вскочил и, высоко держа чашу, громко выразил свое восхищение всем присутствующим, их беспримерной храбростью, мастерством, умением и ля-ля-ля. Понятие «тост» тут пока еще не существовало. И широкие массы общественности, ввиду свой простоты и близости к природе, не считали нужным искать повод, чтобы опрокинуть рюмашку-другую, однако речь моя была принята с теплотой и поддержана громким бульканьем, чавканьем и звоном посуды. Затем я пихнул локтем Лга’нхи и предложил ему тоже выступить с речью. Лга’нхи, относившийся к подобным мероприятиям с большой ответственностью, встал, недолго подумал. При этом в зале образовалась мертвая тишина, все ждали, что скажет Вождь! (Меня такого почета не удостоили. А я ведь все это племя на себе тяну.)

Вождь сказанул что-то там про нашу доблесть, храбрость, ужас, который мы наведем на врагов, богатые стада, которые будут нашими, и про подрастающее поколение, которое надо дрючить, дрючить и дрючить, чтобы у племени было достойное будущее. В конце почтил своим вниманием и двух, не пойми как затесавшихся в наши ряды пришлых, Тод’окоса и Дик’лопа, которым хоть, конечно, и не место на собрании, где пируют Ирокезы, и в былые годы он бы содрал с них скальпы прямо там и тогда, где встретил. Но в том, мол, и сила племени Ирокезов, что тут даже приблудных бродяжек, вроде этих двух, могут за один стол с «люди» посадить. И в этом есть великая Сила и Тайна!

О, его речь была встречена с куда большим восторгом, чем моя. Может, потому, что он лучше меня понимал чувства этих ребят. Или потому, что говорил короткими фразами, не пытаясь изгаляться в ораторском искусстве. Но речь Вождя понравилась даже мне. Эк он ловко и на нашу идеологию вывернул, которую тут пока еще не многие понимают. А заодно и появление в нашей компании чужих людей объяснил. Молодца, я как-то этот момент не учел!

Мы продолжили пить, есть и произносить речи. Гит’евек толкал что-то про молодежь, барабаны и дудки. За ним поднялся еще один ирокез — командир оикия, отчитался за какие-то щиты, посетовал на молодежь, порадовался за наше воинство, потом… В общем, вечер начал набирать обороты, неловкость первых минут пропала, а градус веселья взлетел. Я хренакнул еще одну чашу и велел Крок’тусу выпускать музыкантов и девок.

Музыканты играли, девки плясали, народ радовался, я недоумевал. Все не мог вспомнить, с какой я тогда девкой того. По моим воспоминаниям, девица, с которой я тогда обжимался и не только, была нереальной красавицей голливудского розлива, с телом богини секса, а тут какие-то замухрышки белобрысые жопами виляют. И достаточно уныло, должен вам сказать. Что-то тут не так! Я, конечно, бухой был, но ведь не настолько же, чтобы, как в пошлых анекдотах, уродливую старуху спьяну за красотку принять?

— Э-э, Лга’нхи! А ты помнишь ту девку, что Тогда в углу мял? — обратился я за консультацией к другу, тайно надеясь вычислить «свою» методом исключения.

— Конечно, помню, — уверенно ответил он мне.

— И которая из них?

— Да не которая. Нету тут тех, что тогда у нас были.

— Крок’тус! — злобно заорал я, призывая уныло стоящего у своих кувшинов трактирщика. — Иди сюда, морду бить буду!

О, блин! Вопреки ожиданиям, все равно идет: либо морды не жалко, либо я уже его так достал, что морду сейчас будут бить мне.

— Крок’тус, — вкрадчиво спросил я, когда этот гаденыш подошел к нашему столу. — Я тебе велел девок пригласить, тех самых, что Тогда были.

— Ну, велел.

— А ты кого пригласил?

— Девок.

— Ты не тех пригласил, что Тогда были!

— Да какая разница? — взвился измученный моими придирками Крок’тус. — Девки они и есть девки. У всех все то самое, на том же месте. Или ты на новой бабе, чего нужно, не найти опасаешься? Так подойди, спроси, я те пальцем ткну!

— Я те ща сам так пальцем ткну!!! — заорал я в ответ. — Разговорился он тут. Почему девок нужных не позвал?

— А будто я знаю, каких тебе нужно! Тут тебе не лес твой. Тут Вал’аклава. Тут этих девок больше, чем ты вообще в жизни баб видел! Будто я помню всех, кто три месяца назад у меня в кабаке жопой вилял! Тебе надо — ты и ищи. А я тут не для того Царем Царей приставлен, чтобы приблудному дикарю девок искать!

О, блин! Видно, сильно же я его достал, коли он так разговаривать осмелился. Хотя с другой стороны… Он ведь и впрямь не какой-то халдей-лизоблюд. У него должность серьезная и ответственная. Он вроде чиновника, на благо своей страны к серьезному делу приставленного, а я с ним как с лакеем.

Но и другая сторона тоже есть — ребята смотрят. И коли я сейчас слабину покажу, понесу, что называется, имиджевые потери. И не только среди своих. Вон как Тод’окос с Дик’лопом глазками стреляют.

Я мысленно смерил трактирщика взглядом. Росточком примерно с меня. А в плечах, пожалуй что, и пошире. Но вот фигура какая-то обрюзгшая и рыхлая.

Только видал я всяких толстопузиков еще в Том, нашем мире, которые иному атлету рожу только так начистить могут. Но деваться все равно некуда. Проглотить обиду — потерять уважение. Натравить на противника своих бойцов — поссориться с Митк’ококом, а уважение все равно потерять. Вот, помню, наш шаман был на все руки мастер. Как он тогда меня отделал!..

— Ты, блин, в натуре оборзел, помет бесхвостой козы Крок’тус, — начал я предматчевую конференцию. — Ты совсем рамсы попутал и берега потерял. Забыл, с кем говоришь? Так я напомню, кто из нас двоих Великий Шаман! Ты у меня сейчас тут лягушкой скакать будешь! Я тебя в червяка превращу и заставляю навоз жрать!

(Хе-хе, а мой-то оппонент глазом потух и осанкой поник! Ненадолго его куража хватило. Не боец! Но тут опять закавыка: теперь либо за базар отвечай, превращай Крок’туса в червя или лягушку (чего все явно ждут с нетерпением), либо решай вопрос по-другому!)

— Но чисто из уважения к Царю Царей Митк’ококу, столь любезно принявшего нас в своем городе, Великому Шаману Дик’лопу, глубоко проникшему в мир Духов, и таможеннику Тод’окосу, чья честность известна всем. Я зла творить в пределах Вал’аклавы не стану (легкий разочарованный шум). Потому либо поедем за пределы города и там я тебя заколдую, либо сразимся прямо тут, с оружием или без. Мне без разницы!

Во! Вот это уже по-нашему! Народ одобрительно загудел. Все-таки правильный у них шаман. И наколдует чего угодно, и по-простому морду набить не дурак. Ура, разгребай столы, прям щас и…

— Стоять! — рявкнул я. — Столы не трогать. На улице подеремся. Если только ты, конечно, Крок’тус, не захочешь за город со мной поехать.

Не. Не согласился. Более того, услышав про предложенный вариант решения конфликта, мой оппонент явно воспрял духом и приготовился отыграться за все свои мучения.

Ну, собственно говоря, сам влип. Все-таки подвели меня некоторые прежние стереотипы. Мол, трактирщик — это такой лакей, ему плюнь в морду, а потом дай чаевые, и он тебе еще руки будет целовать. Все литература чертова. Выработала неверное представление, вот теперь отдуваться придется.

Ну да ничего. Главная моя надежда — на правильную тактику и завалявшийся в поясной сумке слиточек бронзы. Только сегодня Дик’лоп дал в качестве образца «не хуже той самой фетс-кийской бронзы» самолично им отлитый небольшой слиточек. Как раз в кулаке зажать. Не свинчатка, конечно, но удар утяжелит, ежели вмазать правильно.

Так, вышли на улицу. Наши образовали кружок болельщиков. Дик’лоп и Тод’окос объясняют откуда ни возьмись набежавшей публике, что происходит. И на стороне трактирщика быстро появляется группа поддержки из вал’аклавцев. Ясное дело, они одного рода и болеть будут за своего. Ну да ничего, пусть болеют, лишь бы в драку не лезли. Хотя, имея на своей стороне ирокезов, случайной публики можно не опасаться, просто неохота волнения «на национальной почве» устраивать.

Ух ты, прям вот так, с ходу и в карьер! Прям как тигра, прыгнул и кулаками замахал. Только вот зря ты это. Я, может, кулачник и не больно хороший, но науку от оплеух и пенделей уворачиваться мне не один год преподавали. И такие наставники, что тебе и не снилось. После того же Нра’тху или даже торчка-шамана ты, дружок Крок’тус, и росточком куда пониже, и бьешь пожиже, и двигаешься медленнее. Так что уйти от твоих колотух дело не сложное.

Да. Все-таки трактирщик воином не был. Может, пьяного матросика или купца усмирить да за двери вышвырнуть он и годился. Но против меня был слабоват. В том смысле, что не хватало ему хладнокровия и выдержки. А у меня все-таки не одна серьезная битва за плечами, так что по сравнению с несущимся на тебя верблюдом ты, друг Крок’тус, жидковат.

Правда, поначалу даже моим ирокезам предпринятые мной действия не понравились. Ну что это такое? Один руками машет, а второй только уворачивается да отскакивает. Прям не драка, а салочки какие-то.

Да, тут так не принято. Тут бои на потеху публики, ведущиеся по правилам да по времени, еще как-то не в чести. Тут с ходу и насмерть — лоб в лоб, пальцами в глаза, зубами в глотку, и рвать, рвать, рвать, пока противник еще шевелится. Чем быстрее порвешь, тем больше шансов, что кто-то другой копьем в бок или дубинкой по затылку не засветит. Сила на силу, ярость на ярость. Все что есть взрываешь в одно мгновенье, потому как второго мгновения может уже и не быть.

А у нас тут тактика, «спойлер»^[9] называется! Дадим противнику как следует вымотаться, устать, начать делать ошибки, потому как знаем, что ничего со спины не прилетит.

Ну вот и первая ошибка. Крок’тус перестарался и, улетев за собственным ударом, сильно провалился вперед, удачно подставившись под удар. Быстренько махнул кулаком, расквасив ему нос, и опять отскочил. Противник взревел и бросился вперед, уже мало что видя перед глазами. Отпрыгнул в сторону и отвесил пробежавшему мимо меня бедолаге смачного пенделя по заднице. Публика заржала. Причем не только наши. Сердца нескольких пришлых морячков и купцов, занимавших нейтральную позицию, я этим пенделем завоевал. Ведь, может, это и не кровавая драка, но все равно смешно, а значит, интересно. Пенделя да по жопе отвесить, вместо того чтобы шею ломать или череп крушить. Будто мальцу какому-то. Гы-гы. Ай да шаман, ай да хохмач! (Ох уж эта непритязательная публика!)

А ты, друг Крок’тус, уже к этому времени умахался. Даже тому, кто умеет бегать марафоны, на ринге пару-тройку раундов продержаться будет не просто. Тут особый ритм, вечно рваный и дерганый. Большое напряжение в ожидании вражеской атаки или возможности атаковать самому. Уж чему меня карате мое и научило, так это грамотно распределять нагрузки и не забывать дышать во время драки. Да и нагрузку я себе снизил вдвое, отказавшись пока от атак. Финтю, дергаю, заставляю нервничать, но в драку не лезу. А марафоны я бегал куда чаще, бывало, чуть ли не каждый день на протяжении нескольких лет в день по марафону, а то и два пробегал. (Только бы опять сломанные ребра не разболелись.) А ты, друг Крок’тус, больше пешочком или на лодочке. Так что вон уже весь запыханный и взмыленный. Но глаза еще горят яростью и жаждой порвать наглеца, который осмеливается так над тобой издеваться. Вот и отлично, поиграем на публику. Старые боксерские фокусы-издевки, которые в свое время видел по телевизору. Вроде как демонстративно подставить рожу под удар, а в последний момент убрать. Замахнуться одной рукой, ударить другой. Сплясать на публику, стоя вроде бы и рядом с противником, но на достаточно большой дистанции. О, смеются уже и вал’аклавцы, потому как весело же! Сплошные шутки юмора!

Бац! Вот только заигрываться не надо. А то вторую такую плюху мне точно не пережить. Если бы Крок’тос не был вымотан до предела и нашел в себе силы продолжить атаку, лежать бы мне в нокауте. Или вообще в гробу. А так успел отскочить. Фигасе, как в башке звенит! Но пока улыбнемся и помашем ручкой. Пусть публика думает, что это я специально подставился.

Однако черт с этим представлением, пора его заканчивать. Пару раз ловлю противника на промахе и луплю со всей дури по башке. Все-таки, видно, у прибрежных воспитание детей чем-то схоже со степным. В том плане, что под воздействием педагогических мер на мозге появляется мозоль, предохраняющая оный от волнений и сотрясений. А потом вдруг все заканчивается. Крок’тос стоит на коленях и непонимающе болтает головой. Кажется, последний удар в висок все-таки пробил мозоль. Ух! Незаметно прячу свинчатку в сумку, делая вид, будто обдираю об одежду сбитые костяшки. Не то чтобы я какие-то правила нарушил. Нету ведь правил-то. Но все-таки лучше пусть никто не знает о моей маленькой хитрости.

А теперь опять политика. Подхватываю Крок’туса за плечи. Радостно трясу ему руку, лыбюсь, пробуя языком шатающийся зуб, и говорю, какой он хороший парень и как здорово мы развлеклись. Если до этого у вал’аклавцев и были какие-то претензии к чужаку, побившему их ответственного работника трактира, они растаяли без следа. Я велю ребятам взять его под ручки и тащить в кабак, где я собственноручно угощу приятеля Крок’туса винцом (из его же запасов).

Ага. Все отлично. Праздник удался. Особенно после того, как в результате драки я окончательно потерял контроль над ситуацией и все мои «экспериментаторы» ушли в полный отрыв. Вино полилось рекой, веселье — Ниагарой. Благо стерегущий вино Крок’тос все еще пребывал в пришибленном состоянии, сидя за одним столом рядом со мной. И потому мои ирокезы на правах победителей взяли тяжкую обязанность распределения алкогольных запасов в свои руки. А главный обломщик веселья сидел рядом с Крок’тосом, задавая ему какие-то дурацкие вопросы. И хотя то, что шаман возится с каким-то побитым чужаком, вместо того чтобы гулять со своими, кому-то, возможно, и могло показаться обидным. Но уж лучше пусть пристает к чужаку, чем достает своих какими-то непонятными вопросами!

Да, когда я закончил общаться с Крок’тусом, ставшим внезапно очень смирным и предупредительным, с кем бы я ни говорил, все мои попытки перевести разговор на дела минувших дней и разузнать, не вспомнилось ли им что-нибудь под воздействием винных паров, они сводили к рассказам мне же об одержанной мною победе. И как я все смешно так обернул, чтобы народ повеселить. «Только вот зря ты с „этого“скальп не снял, — добавляли они в конце беседы. — Чего зря мане пропадать».

А ведь это они надо мной не стебаются. Они искренне не понимают, как можно драться, да еще и с чужаком, и не довершить драку убийством и взятием трофея, получается — дрался зазря. А мои дикари, при всей кажущейся подчас нелепости их действий, страшные рационалисты, которые и лишнего шага за просто так не сделают. И все их «нелепости» в результате имеют вполне аргументированное объяснение. Хотя подчас и абсолютно нелепое, с точки зрении человека XXI века, «моей» земли.

А почему же тогда истинный убийца не снял с жертвы скальп? Это была последняя мысль, отложившаяся в моей голове.

«Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля». Наглый солнечный лучик пробивался через щель в крыше и бил меня прямо в глаз, видимо, мстя за вчерашний проигрыш Крок’тоса. Хрен с ним, с Крок’тосом. Но ведь коли лучик уже над крышей, значит, скоро полдень, и я просрал полдня неизвестно на что! Ведь собирался же не напиваться вусмерть. Думал, ужрусь в меру, но буду себя контролировать, а заодно и за окружающими присмотрю. В результате не помню, как домой попал. Головушке бо-бо, во рту — ка-ка.

Выполз на улицу. До неприличия свежий и бодрый Витек о чем-то почтительно расспрашивал омерзительно бодрого Дик’лопа. Нет, ну я понимаю, Витек еще молодой, со здоровым организмом и крепкой головой. Но Дик’лоп!!! Да старая перечница должен лежать в своей убогой хижинке, охая и стоная, а вместо этого приперся сюда аж через всю Вал’аклаву, а это, простите, даже напрямик километров пять-семь, только напрямик хрен пройдешь из-за хаотичной городской застройки. А вдоль берега от мастерских до наших сараев и все десять-двенадцать километров будет. Нет, блин. Нету в мире справедливости.

Подбежавшая Тишка притащила кувшинчик пива, вытащенный прямо из холодных речных вод. Вот что значит правильную жену в хозяйстве иметь, умилился я. А так бы сейчас ползал бы по этому неприветливому берегу в поисках хоть капли ангельской росы! Выхлебал этак с половину. Поздоровался с Дик’лопом. Передал кувшин Витьку на хранение, пригрозив страшными муками, если допьет весь, не оставив мне как минимум треть. И полез в реку отмокать. Холодная водица взбодрила. Так что отмахнувшись от предложенного Тишкой завтрака (обиделась, пришлось поцеловать и хлопнуть по заду в качестве жеста примирения), преисполнился трудовым энтузиазмом и бодростью духа.

Вот и Дик’лоп зовет скорее работать. Экий неугомонный дедок! Ладно. Сейчас. Только с Вождем поговорю. Что? Вождь с утра пораньше куда-то с Гит’евеком и малолетней шпаной удрал? Жаль. Тогда вечером поговорю. О-о! Лодка есть! Значит, не придется пешком до мастерских идти. Ну да. Конечно, шутю. Прибрежник, ходящий пешком, если можно проплыть на лодке. Ухохотаться, как смешно! Вот такой я весельчак.

Первые полдня сколачивали набалдашник с рукояти. Оказалось, дело не такое уж и простое. Тем более что верхняя часть тулова, в которую насаживалась рукоять, была глухой. Да еще, по разъяснению Дик’лопа, рукоять верно насаживалась на специальный клин. В смысле, в верхнюю часть древка засаживался клин, как это делалось у современных мне топоров. Потом рукоять вставлялась в тулово и забивалась до упора. Клин вбивался в древесину, расширяя ее и плотно насаживая набалдашник на рукоять.

А я, между прочим, про такое и у себя слышал. Наш трудовик в школе рассказывал нам про такую методу. Якобы можно даже табуретку без всякого клея собрать, на одних только подобных клиньях, и будет она держаться лучше, чем клееная.

Однако теоретические знания сами по себе работу не сделают. Сначала мы упорно пытались, пока Витек держит рукоятку, небольшим зубильцем сбить набалдашник. Думаю, Витек никогда о себе столько плохих слов зараз не слышал. Особенно когда я себе по пальцу саданул, но обвинил в этом Витька. Потом я долго обтесывал несколько бревнышек, поскольку вспомнил, что клинья можно использовать по-всякому, в том числе и для создания примитивных тисков.

Хорошо хоть Дик’лопа порадовал. Ему тиски понравились. Но бить легче не стало, за полдня работы сбили, дай бог, сантиметра на два. Может, ее выжечь попробовать? А если металл повредим? А если по типу выжигательного аппарата? Раскаливаем бронзовые прутья, отпиливаем, а вернее, обрубаем рукоять и выжигаем древесину? Дик’лоп говорит, что можно. Но, по его мнению, и так работа идет нормально. Ну да. Ему торопиться некуда. И сроки исполнения работы никто перед ним не ставит. Время тут вообще понятие очень растяжимое. То, что я с рассветом не пришел вкалывать, его обеспокоило. А скажи я ему, что рукоять эту мы будем до следующей весны сбивать, воспримет как должное, — колдовство не терпит суеты. А все, что связано с изготовлением новых вещей или, как в нашем случае, ремонтом старых, — все есть колдовство.

Ладно. Пусть Витек лупит. Он молодой, ему интересно. Особенно за Волшебную Вещь подержаться. Гы. Помню, в первую ночь, после того как Лга’нхи мне свою чудо-дубину приволок, я им решил перед Тишкой похвастать. У нас как раз был период примирения после «страшной ссоры» (как она считала), и Тишка один за другим ставила рекорды, что в постели, что на кухне. Так что я был особо благостен и к ней расположен. Вот и решил порадовать девочку, показав чудесную цацку. Она повизгивала и брыкалась, но так и не согласилась дотронуться до «страшного оружия». Будто я ей тикающую бомбу предлагал подержать или гранату с выдернутой чекой.

Да, думаю, и многие вояки повизгивали бы не хуже Тишки, предложи я им такую страшную вещь тронуть, хотя она и принадлежит их Вождю, а значит, угрозы лично для них не представляет. А вот Витьку, да на правах ученика шамана, такое позволено. Вот пусть и зарабатывает право хвастаться перед Осакат. А я буду рядом стоять да давать советы! А то у меня руки музыканта, их беречь надо. Мне еще на бубне играть!

К следующему полудню сбили. Слава Духам и Демонам и трудовому энтузиазму Витька! А чем теперь ржавчину-то чистить? Чего-то я в местных магазинах наждачной бумаги не видел, да и магазинов тоже. Ну да. Ясное дело, песком и камнями. Вот смотри, Витек. Смотри внимательно. Потому как я буду куда более важными делами занят. Вот эту вот рыжую надо убрать. Ага. Смотри, какие замечательные камешки нам Дик’лоп приволок. Ну чисто шарошки из песчаника. Вот ими и скреби. Дело важное — ты из металла дурную кровь изгоняешь. Так что разучим текст: «Не кочегары мы не плотники». Какие-то у тебя африканские мотивы получаются. А уж слова перевираешь вообще жуть.

Стоп! А про «кузнечика» ты откуда знаешь? Осакат научила? А ты ей чего? Чего рожу отворачиваешь? Уж я эту прохиндейку знаю, она просто так ничем делиться не будет. Нет там на море ничего интересного. Не фиг на него пялиться. В глаза смотри. Я сказал, смотри в глаза! Значит, цифрам? И как у нее успехи? Все знает. Ну, ладно. Приду проверю. А «кузнечик» для металла не подходит. Не то настроение. Это чтобы живых тварей заклинать, ну и зерно тоже можно. Оно ведь тоже живое. Раз растет, значит, живое. Так что не спорь.

Не, ну ты видел, друг Дик’лоп, эту молодежь?! Никакого почтения к секретам старших! Первой же попавшейся девчонке! Нет, порчу наводить не будем. И убивать тоже. Потому что она моя сестра! И рода очень уважаемого. Одному Царю Царей племянницей приходится, а другому так и вовсе внучкой. Такой даже тайные знания доверить можно. А Витька за несанкционированную болтовню лишаем пива, до тех пор пока всю ржавчину не выскребет. Нет «несанкционированную» — это не проклятье. Это пока только предупреждение.

— Лга’нхи, ну ты как, нашел? А ты хоть искал? Немножко? Когда время было. Ну ладно.

Ну-ка на, палкой помаши. Представь, что это твой Волшебный Меч. Да не пугайся, не превращал я его в палку. Просто по длине примериться хочу. А если этакий проворот будешь делать, он за землю цепляться не будет? Вот. Значит, давай-ка чуток подрежем. Вот примерно на ладонь. И ты еще учти, что он тяжелее будет. Нормально? Уверен? Но ты уж завтра выбери времечко, поищи.

Витька прогнали подальше. А то скрип камней о железо всю душу выматывает. А у нас тут дело серьезное. Дик’лоп с бронзами возится, что-то сплавляя, переплавляя. Я моделирую рукоять. На тонкую, но прямую палку из железного дерева (часа три подходящую отбирал) слой за слоем накатывается горячий воск. Все время проверяю, чтобы конструкция оставалась прямой и отцентрованной. Потом отлепляю^[10] ручку, на которую ляжет ладонь Лга’нхи. Вчера специально дал ему сжать кусок воска, представив, что держит рукоятку оружия. И сегодня соблюдаю пропорции полученного оттиска.

Отлепляю набалдашник. Тут можно немного поизгаляться. Потому вместо обычного яблока сотворяю три морды страшных демонов, каждый из которых смотрит в свою сторону. Бошки демонов украшают ставшие уже почти привычными и родными ирокезы (а поначалу над ушами как-то прохладно было. Но потом привык).

Жутковато получилось. Дик’лоп и Витек прониклись! Да-да. Это наши покровители в мире Духов. Страшные демоны «Вера, Надежда, Любовь» называются, они же — «Свобода, Равенство и Братство».

Да. Пусть для этого пришлось потратить лишний день на изготовление маленьких резцов, ложек и петелек, разогревая которые на костре я плавил и подрезал воск. Но оно того стоило. А инструмент никогда лишним не будет, это наш, шаманов и работяг, Хлеб!

Теперь верхний порожек, который не даст скользить ладони вверх по рукояти. Змея, кусающая свой хвост? Не, не поймут, и вообще местные змей не одобряют — они существа под стать тигру, — сплошной негатив. Может, тогда морды быка, козы, тюленя и медведя? Но очень стилизованные, чтобы не мешали в работе? Ладно. Попробуем. (Убил почти два дня, пока эргономика не примирилась с достоверностью.)

(Лга’нхи за эти дни так мою просьбу и не выполнил. Я даже попробовал было сам искать, но у меня же для этого ни времени нет, ни представления, чего искать.)

Теперь оставшаяся часть! Вроде бы просто палка. Ан, фигушки. Во-первых, нужны ребра жесткости. Как минимум шесть, напротив каждого «пера». Да и ребра тоже непростые, а расширяющиеся ближе к середине в стиле «модерн». Не знаю, насколько это будет функционально, но должно быть реально красиво. Да и, наверное, вражеское оружие, коли отбивать удар верхними двумя третями рукоятки, на руку не соскользнет. Уже плюс.

Между ребрами, само собой, должны быть узоры. Тут уж коли что-то делаешь, так делай на века. А коли уж работаешь с «Волшебным предметом», «волшебства» не жалей.

Неделю вдоль каждого «ребра» вырезал историю создания шестопера из куска неба. То, как мы отправились на поиски Чудес. И как Лга’нхи получил Волшебный Меч от Леокая. И как было создано племя ирокезов. Увы. Для всей истории пришлось обойтись всего-то шестью предложениями. Прочитать которые в ближайшее время будут способны только я, Витек да Осакат (фиг я поверю, что она не вытянет из своего воздыхателя все знания, что я ему даю. Ну да это и к лучшему). Но сами буковки выглядят очень таинственно и внушительно.

Теперь последняя фаза — заливаем в отчищенный до блеска набалдашник воск. (Сам лично пальцы обжег, когда тыкал внутрь лучиной, проверяя Витькину работу.) Внутрь воска заранее вставлен крючок, который позволяет извлечь отливку (правда, пришлось нагреть сам набалдашник). Натыкаем полученный результат на основную ось. Замазываем воском щели. Работа готова. Передаю ее Дик’лопу. Он долго охает и ахает над дивным предметом. Хвалит мое искусство. Потом уединяется для формовки. Пара свободных дней у меня есть. Пора всерьез заняться поисками.

Бедра виляли из стороны в сторону, животик играл разными мускулами и складочками, молодые упругие груди колебались следом за бедрами, иногда нахально и зазывно подпрыгивая, а стройные ножки скользили по полу стремительно, но плавно.

Не-е. Тишка лучше! И я это говорю не только как патриот своей жены, обязанный ее нахваливать, ибо «зелен виноград». Нет. Просто к красивой фигурке прилагалась довольно банальная, если не сказать страшноватая, мордашка.

Ну, впрочем, может быть, для любителя маленьких поросячьих глазок, носа пятачкового типа и трясущихся щечек девица была пределом мечты. Но по мне, так стильная Тишкина мордашка перебивала даже потрясную фигурку а-ля «гитара» с идеальных пропорций бюстом.

— Э-э, Лга’нхи, а ты уверен, что это она? — осторожно спросил я друга, деликатно пытаясь не обидеть его недоверием.

— Конечно, она, — вздохнул он и, утомленно задрав очи горе, скорчил этакую гримаску. Где только понабрался, сволочь, этаких манер? Вот чует мое сердце, это его евоная баба научила. Потому как раньше я за ним этаких замашек не замечал.

К этой самой бабе, кстати, надо бы присмотреться. Не. Не в том плане, что размер бюста приметить или там еще чего. Просто я тут совершенно случайно узнал от Тишки, что именно эта самая Ласта и была главной конкуренткой Осакат на поприще бабских разборок. Вообразила, понимаешь, что наложница Вождя главнее, чем его сестра, по совместительству являющаяся сестрой шамана. (Уж не будем про дядей и дедушек говорить!)

Гы. Я тут, под это дело, женушку про все эти разборки хорошенько расспросил и в натуре офигел. Дело уже дошло до того, что Осакат пыталась эту Ласту топориком уму-разуму поучить. Да та сумела орудие «просветительской науки» из рук сестренки выбить, а ее саму отправить в легкий нокдаун увесистой затрещиной. Ну сестренка вскочила, схватила какой-то дрын и сумела наставить сопернице синяков, благо с копьем ее работать обучали. Но в конце концов Лга’нхиева дылда, имея подавляющее преимущество в росте и весе, сумела-таки этот дрын у нее из рук выкрутить. Тут бы сестренке уж точно конкретный капец бы пришел, но она прибегла к помощи одного «волшебства», которому я ее научил (хотел дать что-то Осакат на крайний случай, а то уж больно она девица боевая и любит лезть в неприятности). После применения жуткого колдовства соперница сначала каталась по прибрежному песку, вопя от боли, а потом позорно ретировалась с поля боя, оставив его за единственной победительницей! Ну да. Одолженный из запасов Леокая жгучий перец, тонко перемолотый с солью, да в глаза. Думаю, это больно, а главное, страшно — местные про «химическую войну» даже не слышали, а все необычное жутко пугает.

Вот только я этой засранке (Тишке, кстати, тоже) «волшебное» снадобье дал не для «властных разборок», а на самый крайний случай, если уж совсем туго придется, а нас рядом не будет. Вот как, значит, она наказ мой исполняет? Надо бы ей тонко намекнуть, сколько тот перец стоит. Может, хоть это ее образумит?

Да. А вообще, чувствую, придется мне во все это болото влезать в качестве третейского судьи. Потому как ничем хорошим это не кончится. Неохота, аж жуть. Меня и девчачьи драки всегда до одури пугали, а уж в бабью ссору ни один нормальный мужик добровольно не полезет. Но я-то ведь «ненормальный»! И не в том смысле, что «дебил», а в том, что Шаман. И потому обязан следить за моральным здоровьем доверенного духами под мой присмотр коллектива.

О-хо-хо. Может, просто с Лга’нхи поговорить, чтобы он свою бабу унял, а я тем временем сестренке внушение сделаю? Да ведь про «ночную кукушку» люди не зря сказывают. А Лга’нхи, можно сказать, как и я, первый раз постоянной подругой жизни обзавелся. Ему ведь пора женитьбы как раз перед самой последней битвой Нашего племени пришла. Даже вроде невесту выменяли, царствие ей небесное. А эта Ласта, судя по имени, из лесовичек будет. А по словам Тишки, к прибрежным уже вдовой попала и там недолго на вторых-третьих ролях пребывала, а скоренько обзавелась собственным мужиком, потому как, по местным меркам, подобный «крепкий тип» женской фигуры — «краса неописуемая», к тому же в хозяйстве очень полезен. Так что возможность поупражняться в дисциплине «художественное верчение мужем» у этой Ласты была, и можно не сомневаться, она ее освоила. А значит, у Лга’нхи почти нет шансов.

Местные бабы вообще по этой части мастерицы. По себе сужу — уж на что моя Тишка не монстр интеллехту и знаток хитрых стратегий, а вот как-то так прикормила меня, приучила к себе, так что иной раз и шагу не ступишь, не прикинув, как она на это прореагирует.

Да… Это не наши суровые времена, когда верность мужа и его забота о детях регулируется законами. Тут приходится вертеться, чтобы мужика возле себя удержать. И бабы эту науку постигают так, что мужики только ушами хлопают, приплясывая на манер дрессированного медведя под дудку своей жены. Иногда, конечно, могут на манер того же медведя и взбрыкнуть, и рыкнуть, а то и башку оторвать. Но это уже значит, что дрессировщица была не на высоте. А коли медведя приучить к вкусной пище, уюту да ласке и при этом внушить заблуждение, что он тут абсолютный хозяин, будет муженек прыгать на задних лапках да ходить на веревочке за дрессировщицей покорней какого-нибудь там чихуа-хуа или пекинеса.

Но вот, кстати, и в моем деле чувствую я нехорошее влияние этой Ласты. Ну какой нормальный мужик откажется выполнить поручение — пройтись по десятку стрип-клубов и найти конкретную стриптизершу? А Лга’нхи все нос воротил да отнекивался нехваткой времени. Небось все дылда эта козни строит, не допуская братана до альтернативных вариантов секс-разрядки. Или у них там и вправду любофф? Впрочем, тут пока еще и слова-то такого не придумали. Барды любовных поэм не сочиняют, потому что поэмы должны быть исключительно про войну ну или, на крайний случай, охоту на какого-нибудь монстра. Иначе кто ж их слушать-то будет? И вообще, чего про Это слушать? Этим, гы-гы, заниматься надо!

Ну да ладно. Об этом потом. А сейчас…

— Так ты точно уверен, что это та? Чё-то она, на мой вкус, как-то не очень. Трудно поверить, что я ее там…

— Она-она, — сварливо огрызнулся Лга’нхи. — Вон та вон, Винк’атат ее зовут, со мной была. А эта, которая Стак’иштат, эта вот твоя была.

— Ты еще и их имена запомнил?

— Ясное дело, запомнил. Как ты-то не помнишь? Ты ведь Шаман! Тебе все помнить положено. Потому что вина пьешь много. Этак скоро ты и наших «люди» имена забудешь. Вот смеху-то будет! (Упс! Нет, «забритых» я всех знал. Ну почти! Некоторых путал, называя чужими именами. Но это ведь так, исключительно из-за глубокого погружения в мир духов и того, что они по большей части на одно лицо были. Кой-каких баб, которые ко мне за помощью обращались, тоже знаю. Но помнить всех? Я что, телефонный справочник?) А эту ты еще «Стешкой» звал.

Все. Убил. Тут Стак’иштат в Стешку переименовать мог только я. Это выходит, как же я ужрался, что стал такую вот да прям посреди трактира?

Однако делать нечего, сериал «Следствие ведет Дебил» продолжается. А она один из главных свидетелей. Вот только пляшет за чужим столом. И, судя по всему, пьяная компания ее скоро отпускать не собирается. Чего делать?

Хорошо все-таки быть Лга’нхи. Можно вот так прямо подойти к извивающейся перед дюжиной пускающих слюну мужиков девице и, одарив собрание кротким взором массового убийцы-расчленителя-людоеда, схватить вышеозначенную девицу за руку и потащить за собой. Нет, парочка совсем дурных что-то вякнула и даже вскочила на ноги, схватившись за кинжалы. Но тут уж я встал поближе к приятелю и грозно так оперся на протазан. «Ирокезы, Вождь и Шаман. Сами!!!» — послышался почтительный шепот, и инцидент на этом приказал долго жить. Вот что значит репутация!

— Здравствуй, Стешенька, — сладким голосом начал я допрос девицы, которую мы с самыми благородными намерениями затащили в дальний угол трактира.

— Ай! Не виноватая я! — в лучших традициях советского кинематографа заверещала девица, пуская в хаотичный забег испуганные глазки и жалостливо скривив ротик в угрозе зарыдать.

— А это уже мне решать! — ловко вывернулся я в лучших традициях фильмов про НКВД, почувствовав азарт гончей охоты. Впервые за все время поисков наконец-то запахло горячим следом.

— Да ты ведь сам мне его дал! — ответила она контраргументом. Но не надо было быть великим физиономистом, чтобы понять — врет!

— Ой ли?.. — зловеще протянул я. — А я вот другое помню!

— Ну, мы потрахались (я почему-то почувствовал, что краснею, настолько равнодушно и обыденно сказала это девица), потом ты на другой бок перевернулся, а он лежать остался. Я подумала, что это плата, и взяла. Могу вернуть, если ты такой.

— … — удалось промолчать мне. Потому что я опять утерял нить разговора. Я-то почему-то был уверен, что девица о кинжале говорит. Думал, стырила она его у меня, пользуясь моим… э-э-э… расслабленным состоянием, и настоящему убийце передала. Но раз эта Стешка предлагает мне «его» вернуть, а кинжал и так на моем поясе висит, что-то тут не так. — Да уж, буть так любезна, верни! — зловеще прошипел я.

— Чего, прям щас? — уныло переспросила девица, поглядывая на компанию клиентов и наверняка мысленно подсчитывая убытки.

— Нет. Завтра!!! — истратив все свои запасы сарказма на одну фразу, ответил я.

— Вот и хорошо, — повеселела Стешка. — Я тебе завтра сама принесу, а потом можем еще потрахаться. Я тебе скидку сделаю.

Либо сия особа напрочь не понимает сарказма, либо запасы ее наглости сильно превосходят запасы моей ядовитой иронии. Ну да я уже знаю способ, как внушить местным дамам уважение к своей персоне. Тоже спасибо Тишке — научила!

Когда почтительный ужас перед Великим и Ужасным супругом немного отступил, его место немедленно заняло этакое практичное любопытство домашнего зверька: что мне можно, а что нельзя, за что будут гладить по головке, а за что — надают пинков?

И тут у нас сплошняком пошли проблемы. Мы с Тишкой, оказывается, говорили на абсолютно разных языках. У нее-то все просто, дал по шее — нельзя. Не дал — можно. А раз чего-то там говорит, но по шее не бьет — все равно можно. Потому что, если бы действительно было нельзя, обязательно дал бы!

Но что бы я, московский интеллигент, да бил женщину?! Да пусть весь пояс скальпами увешан. Пусть уже и раненых добивал, и пленных пытал, а отвесить жене оплеуху — слабо!

А она словно бы специально нарываться начала, будто бы мечтая схлопотать по шее, ставя меня, мягко говоря, в неприятное положение. Что это за шаман, который даже с собственной женой совладать не может?

Правда, еще Там, в подростковом возрасте, сильно интересуясь взаимоотношениями мужчин и женщин (сексуал-теоретик, блин), вычитал версию, что все взаимоотношения строятся вокруг простой, отработанной миллионами лет эволюции, схемы: «Мужчина добивается наивысшего статуса, чтобы получить лучшую женщину племени. А статус женщины определяется ее способностью удержать возле себя мужчину с наивысшим статусом». Отсюда, мол, следуют и богатые низенькие пузаны, которые женятся на тощих моделях выше их на две головы, а потом спят с маленькими толстыми секретаршами. И всяческие пышные свадьбы, кольца, публичные признания в любви, болтовня ни о чем, держания за руку — все, лишь бы застолбить и подчеркнуть права собственности на завоеванного мужика. Так, может, и громкие визги, сопровождаемые звуками затрещин, нужны лишь для того, чтобы наглядно показать товаркам-конкуренткам, что «этот» — «мой» и «держитесь от него подальше»?

Опять же, на основе собственных наблюдений могу сказать, что чем больше надежд возлагают старшие на подростка, тем больше тумаков ему достается. Потому как по-другому учить тут не умеют. М-да, и тут особенности менталитета и восприятия жизни.

«Бить или не бить — вот в чем вопрос? Достойно ли терпеть наезд жены или надо оказать сопротивленье и, закатив ей пару оплеух, тем самым ее воле подчиниться?» Господи, и за что мне это? Даже с собственной женой нельзя расслабиться.

Для начала попытался оттаскать ее за волосы. Получилось как-то глупо, будто не зрелый муж жену учит, а пионер пионерку за косичку дергает. Даже Тишка это сообразила, и на ее рожице что-то такое мелькнуло, что разбудило во мне зверя. Состроив зверскую рожу и злобно зарычав, замахнулся кулаком. Она испуганно съежилась и задрожала. На этом избиение закончилось, я лишь порявкал еще немного для порядка, изображая из себя свирепого тигра, и семейный диалог начал понемногу налаживаться.

С тех пор мне хватало одного лишь замаха, чтобы привести Тишку к покорности и почитанию Мужа. Да и неудивительно. Тут все детишки довольно быстро вырабатывали условный рефлекс, что вслед за замахом идет удар. Других таких чистоплюев, вроде меня, что способны замахнуться и не ударить, больше, наверное, на всей земле не было. Так что сработало и тут. Зверская рожа. Ужасный замах — и Стешка пищит и закрывается руками. Дело сделано!

Торжественный момент — выплавляем воск!

Дик’лоп сделал цельную, а не разъемную форму. Это значит, что попытка у нас будет только одна. И тут остается только молиться на мастерство форматора^[11] и на то, что все пройдет, как надо иначе мои почти двухнедельные труды пойдут прахом!

Пламя нагревает форму, воск размягчается и начинает течь, все, что мы теперь можем, это осторожно вытащить армирующую модель палку и продолжать надеяться, что воск выплавится весь, что воск был достаточно чистым и никакой камешек, никакая песчинка не застряли сейчас в каком-то жизненно важном месте формы. Готово!

Потом Дик’лоп проводит Обряд. Очередная овечка отдает свою жизнь ради торжества искусства. Но мясо ее пропадает втуне. Оказывается, все эти два дня Дик’лоп вообще не ел, соблюдая пост. Ибо считал, что дело, которое он делает, слишком ответственно, чтобы подвергать его подобному риску.

Не, реально! Я этого мужика уважаю все больше и больше. Дядя Ваня, с которым я как-то имел бесстыдство его сравнить, не стал бы голодать пару дней, даже ради получения Нобелевской премии «За вклад в голодание». А этот готов подвергать себя такому испытанию ради чужой цацки и из любви к искусству. Надо будет его как-нибудь конкретно отблагодарить.

Потом Дик’лоп варит наркокомпот, и мы им нахрючиваемся. Потом он качается, как маятник, стоя посреди двора мастерской, и что-то бубнит себе под нос, а я тупо бью в бубен, время от времени начиная петь то «Я убью тебя, лодочник», то «Взвейтесь кострами», то «Я сажаю алюминиевые огурцы». Что характерно, из каждой песни я помню лишь по несколько строчек, но это мне почему-то не мешает.

Витек, которому тоже досталась небольшая (по моему настоянию, ибо не хрен мальцу на эту гадость садиться) порция компота, выплясывает посреди двора что-то своеобразное. Этому я его не учил. Этому вообще научиться нельзя. Это у него уже свое.

Следующий день — отходняк, мы пьем какие-то травки и сжираем козу, фигушки — три козы, потому что жрать хочется жутко. А потом ночь, день и еще одну ночь мы пересказываем друг дружке свои наркотические видения и обсуждаем, что они означают. Мозги шевелятся с трудом, но мне удается уговорить несколько сомневающегося Дик’лопа, что повторной сессии не надо и отливка пройдет нормально.

Тем не менее, пока плавится бронза, пока заливается и остывает форма, меня форменным образом трясет. Нет. У меня в жизни было всякое! Один переход из мира в мир чего-то, да стоит. А все мои сражения и последующее за ними лечение раненых — вот вам повод для стресса и психических срывов. Но даже все это не сравнить с нервным напряжением при изготовлении рукояти для Волшебного Меча. Витек так вообще обоссался от напряжения. Нет, реально обоссался. Но кто я такой, чтобы винить его за это?

Наконец, легкими ударами своеобразного чекана Дик’лоп разбивает форму, и мы извлекаем Ее на свет. Хватаю дрожащими руками отливку и тщательно исследую. Удивительно, ни одной раковины или недолива — работа сделана идеально! И можно не сомневаться — это заслуга исключительно Дик’лопа.

Витек качает мехи, я держу рукоять, а Дик’лоп готовится подставить набалдашник. Светящаяся и почти готовая потечь раскаленными каплями верхняя часть рукояти вставляется в набалдашник и старательно забивается до специального упора. Поскольку отверстие в набалдашнике сделано на расширяющийся внутрь конус, да еще и не идеально круглое, можно надеяться, что рукоять застрянет в нем намертво.

Так оно и получилось. Да еще и шестопер стал тяжелее килограмма на полтора и длиннее на локоть. Для меня эта штука уже стала слишком тяжела, но Лга’нхи, думаю, будет в самый раз.

Остается только вычистить отверстие под темляк, срезать заусенцы, завалить острые углы, прорезать-проковать тонкие места на узорах, обмотать ручку кожаным ремешком и прикрепить темляк. Работа готова!

Затем — Госприемка. Все в шоке! Особенно произвели впечатление демоны на яблоке. Каждый из наших проверяет соответствие собственного ирокеза представленному образцу, а мне на ходу приходится сочинять биографии наших покровителей «на том свете».

А Лга’нхи млеет от щастья и не выпускает заветную цацку из рук. Он уже опробовал ее, повергнув во прах множество воображаемых врагов, и заявил, что вес и длина идеальны. А мана вещи явно возросла на несколько порядков! Еще бы, один только вид наводит ужас на непосвященных.

На пир по случаю «выздоровления» и «обновления» Волшебного Меча собирается все племя. Я приглашаю Дик’лопа почетным гостем и постоянно воспеваю его мастерство. Дик’лоп, пригласивший своим почетным гостем самого Митк’окока, млеет, как девица на выданье, пытаясь гордо выпячивать впавшую от многодневных сидений скорчившись над работой грудь! Кажется, Митк’окок впервые оценил крутость своего мастера-шамана, и можно надеяться на дополнительный поток заказов. А у меня тем временем зреет мысль, как отблагодарить дедка за помощь. Правда, если все получится, как задумывалось, возможно, и Митк’ококу от этого пойдет немалая выгода. Ну да и хрен с ним — пусть обогащается, лишь бы нам, мастеровым шаманам, было хорошо. Тем более что для Митк’окока у меня еще одна идея обогащения есть. Вот только не знаю, на что бы этакое ее обменять. Ну да ладно, это все потом, а сегодня — пьянка!

Глава 10

Утро, как обычно после пирушки, встретило меня укоризненно впивающимися в глаза солнечными лучами, идеальной голубизны небом и больной головушкой.

И не только меня одного. Вчерашняя общеплеменная пирушка не ушла в полный разнос только потому, что харчи и выпивка в Вал’аклаве все-таки стоили немалую денежку, или, скорее, бронзулетку.

Но и того, что было закуплено, нам вполне хватило. Наше стойбище напоминало поле после битвы, усеянное неподвижными телами еще не проснувшихся и мучающихся от похмелья «пострадавших».

Вот сейчас они очнутся и пойдут к своему шаману за помощью. Так что по-быстрому линяем из поселка в мастерские. Типа, дело у меня там.

Вместо себя оставляю Витька, так сказать — «на кассе». Пусть занимается приемом посетителей, благо немногие имеющиеся у меня медицинские знания я ему передал почти полностью. Ну, конечно, не полностью. Про анатомию да разных там микробов я знаю побольше его. Но пожевать горькой травки и выплюнуть ее на рану, а потом перемотать это чистой тряпочкой или порекомендовать «отмачивать» свое похмелье в холодной реке он сможет и без меня. Ну а уж если случится что-то более серьезное, пошлет за мной гонца. Я буду либо в мастерских, либо где-нибудь в Вал’аклаве.

— Да не боись ты, Витек, — утешил я, спешно удирая из стойбища. — Ничего такого не случится. Так что вместо того, чтобы переживать и волноваться, покоцай закупленную на вал’аклавском рынке ткань длинными лентами. Ага, вот эту, «из травы» сотканную. Знаю, что она считается хуже «шерстяной». Только мы же не штаны шить будем. Это на бинты и перевязки, а для этого дела шерстяная ткань отнюдь не идеальна!

Так что режь эту на длинные полосы, кипяти их в отваре травок и развешивай на солнышке сушиться. Потом свернем в рулончики и зальем воском — будут пакеты первой помощи. Это чтобы прямо посреди битвы можно было пользоваться. Ну не прямо посреди, сам знаю, что «драться надо», а вот сразу после.

Зато в качестве помощницы я тебе Осакат пришлю! Ничего, будет слушаться. Ей это в наказание за несанкционированное применение колдовства! Тишка пусть тоже помогает, когда обед сварит, все равно Осакат ее припашет.

Ну вот, после раздачи ценных указаний можно и своими делами заняться. А у меня еще их целая куча в Вал’аклаве имеется. А если я не удеру с утра пораньше, сделать эти дела мне точно не дадут.

На время работы с Волшебным Мечом меня вроде как освободили от разных там ссадин-болячек и детских поносов, но чувствую, что сейчас на меня все это свалится с удвоенной силой. А мне надо было выиграть время, потому как я опять попал в настоящий цейтнот. Кор’тек уже едва ли не матом требовал немедленного отъезда, а я все еще не нашел того гада, что меня подставил. Даже на пару шагов не приблизился к разгадке этой тайны. И то, что большинство и моих ирокезов, и вал’аклавцев про то убийство уже и думать забыли (чего жалеть о смерти какого-то тихого пьяницы?), мой праведный гнев не успокаивало. Найти убийцу, можно сказать, было вопросом чести!

Но если в ближайшую пару дней я этот вопрос не решу, свою честь я могу смотать в один рулончик с обидой и чувством справедливости и заткнуть их всех оптом себе в задницу, потому как племя должно двигаться на восток, и персонально меня никто ждать не будет.

Итак, показания Стешки, увы, не обрадовали. Столько волнений и писков, а всего-то и делов, что она у меня кошелек стащила. Тот самый, в котором лежали стыренные у Пивасика золото и серебро. Кстати, не очень известные тут материалы, и то ли из-за этого, то ли она себе приданное копила, но мое злато-серебро она так и не растратила. Но разве в этом дело? Лежал-то кошелек в самой глубине моей сумки и просто так вывалиться точно не мог. Вывод: Стешка подворовывает, и я, в роли сыщика, сумел выявить самый настоящий преступный элемент! Только толку-то мне от этого? Мне не воровку, мне убийцу искать надо.

Впрочем, вся эта катавасия со Стешкой пропала не совсем даром. Напоследок, разочарованный возвращением кошелька вместо собственной невинности, в смысле — «невиновности», я все-таки догадался спросить ее о моем кинжале. Помнит ли она, где он был в тот момент, когда она обшаривала мою сумку и удирала?

— Так ты же сам его в стену бросил, — спокойно ответила девица, понявшая, что за кражу никто ее бить не будет, а законов, осуждающих «тайное хищения чужого имущества», пока еще не выдумано. — Сказал, это какое-то воинское колдовство, — «спи*цн*аз» или еще как-то!

— Это так, мелочи, чтобы нож лучше в руке сидел, — быстро ответил я на вопросительный взгляд Лга’нхи, сразу заинтересовавшегося при слове «воинский». Не признаваться же было, что втихаря тренировался в метании ножей. Этой подлой и недостойной воина дисциплине, с помощью которой (о Позорище) можно убивать на расстоянии.

— А он так еще в стенку воткнулся и задрожал! — наябедничала Стешка вдогонку.

— В какую именно стенку? — сразу уточнил я. — Ну, в смысле, у входа, там, где вино разливают, или еще куда?

— Да вот прям у самых дверей. Я, когда уходила, его видела, но трогать не стала, что я, дура, шаманский кинжал трогать?

— Ага, не дура! — на всякий случай решил я провести воспитательную работу. — А амулеты шаманские трогать не испугалась? Да ты хоть понимаешь, что, не верни я этот кошелек до следующего полнолуния, всей вашей Вал’аклаве конец бы пришел? А теперь имей в виду, если там шторма будут, бури, нашествие саранчи, демонов, неурожай или солнце, допустим, как-то утром не встанет, — это все твоя вина будет! А если сама хочешь до следующего года дожить, не кради больше у «гостей». Поняла?

Бледная, стучащая зубами Стешка усиленно закивала, — кажется, известие про нашествие саранчи, демонов и «невосход» солнца ее реально пробрало. Ну да и к лучшему. А теперь я хоть точно знаю, до какой же степени я Дебил и что нож мог взять каждый, кто входил-выходил из кабака. Знать бы только кто?

— Трудишься? — спросил я у радостно оскалившегося при виде меня Дик’лопа. Несмотря на вчерашнюю попойку и относительно раннее утро, он уже был в трудах и заботах — стальной дедок, старая школа. Больше таких не делают!

— Конечно, тружусь. Мне тут ночью большое колдовство от духов приснилось. Вот хочу попробовать.

Чего там ему приснилось и что он хочет попробовать, мне, конечно, было интересно, теоретически. Но времени, к сожалению, все это выслушивать не было абсолютно. Так что я, оглядев лежащую перед ним груду бронзовых обрезков и закорючек (небось выкраивает из небогатых запасов на опыты, собирая каждый кусочек металла), счел возможным перебить его.

— Ты, Дик’лоп, Великий Шаман, — сказал я почтительно, а главное, искренне. — И без твоей помощи мне бы никогда вылечить Волшебный Меч не удалось. Потому и я хочу отблагодарить тебя, поделившись своим знанием. Может быть, это пойдет на пользу не только тебе, но и всей Вал’аклаве, а Митк’окок больше не будет зажимать твоим мастерским бронзу!

Надо ли говорить, что подобное предложение более чем заинтересовало уважаемого коллегу, и он, оставив в сторону межшаманские реверансы и политесы, весь обратился в слух. Я вкратце обрисовал идею. Он спросил: почему так? Я заверил, что так будет лучше. Он предложил наварить компоту и обсудить этот вопрос с духами.

Нетушки. Никакого компота. Мне в ближайшие два дня нужна более чем трезвая голова и куча времени, так что проводить сутки напролет, обсуждая свои глючные видения, мне как-то не с руки.

— Мы только недавно Великое Колдовство сделали! — гордо заявил я с сомнением глядящему на меня шаману. — Духи еще на нашей стороне и возражать против нового колдовства не станут. Что назовется, прицепом пойдет. К тому же первую вещь мы сделаем как бы ненастоящую, «пробный вариант» называется. А только чтобы ты посмотрел и убедился да прикинул, чего да как. Ну или, может быть, Митк’ококу покажем, чтобы заинтересовать. Да я ее вообще с собой заберу, чтобы у тебя с духами проблем не было. А дальше, коли понравится, ты уж сам правильных понаделаешь, соблюдая обряды и ритуалы.

Дик’лопу данное предложение понравилось, хотя по праву старшего (по возрасту) шамана он все же пожурил меня за излишнюю торопливость. Ну да уж чего там, я все понимаю. Но время! Я поспешил к стоящему в противоположном конце мастерской гончарному кругу, испросил разрешение у уже знакомого шамана-гончара и взялся за работу.

Комок глины сочно чмявкнул, попав примерно на середину вращающегося круга.

У Мордуя в мастерских я так до гончарного круга и не добрался. Несколько раз порывался пролезть в мастерские Леокая и хоть там оттянуться. Но что-то меня удерживало. Может, сомнение, что меня там встретят с распростертыми объятьями? Все-таки чужак в столь священном месте, как мастерские, где шаманы творят свои чудеса, это, мягко говоря, не приветствуется. А может, сработал старый рефлекс степняка, что с глиной только бабы дело имеют? Но так или иначе, а вот не добрался. Так что осваивать местные технологии пришлось с нуля.

Вроде бы нехитрое дело, и сам процесс за тысячи лет своего существования не изменился ни на йоту. Вот только я-то привык к электрическим гончарным кругам, где нажатием ноги на специальную педальку только регулируешь скорость вращения. А на этих кругах ногой приходилось шуровать постоянно, изображая из себя электродвигатель. А к такому надо привыкнуть, учитывая, что не то что подшипники, даже слово такое пока еще не изобрели.

Сдавил комок глины с двух сторон ладонями, выжимая его точно на центр вращающегося круга. Убрал лишнее, вытер руки. Продолжая сдавливать, вывел вверх пирамидку как можно выше. Потом, надавив левой ладонью сверху, а правой удерживая комок на центре, смял его обратно. И так несколько раз, для того чтобы выпустить из глины лишний воздух, а заодно привыкнуть к неровному движению круга.

Теплая и податливая глина послушно подчинялась малейшим движениям моих пальцев. Нет, бабам мы это не отдадим! Пускай вымазывают свои примитивные блюдомиски, но круг — это наше!

Кто не любил, тот не поймет! Недаром в стольких религиях бог или боги создавали людей из глины. Сейчас в моих руках не комок грязи, а нечто теплое, живое, с четко бьющимся пульсом вращения гончарного круга и огромным потенциалом возможностей. Захочу — сниму комок с круга и швырну об стену, добавив грязи. А захочу, и сделаю, ну, допустим крынку, которой будут пользоваться еще многие годы. А может, сотворю нечто удивительное, что будут бережно хранить в кладовых дворца, а спустя тысячи лет археологи найдут, склеят из мельчайших обломков и выставят в музее. Статую слеплю, что дойдет, отраженная в сотнях копий, до последующих эпох. Или, может быть, сейчас под моими руками вращается зародыш целой отрасли промышленности, которая переживет века! Я, блин, Творец! Я — Бог! Я есть альфа и омега — точка отсчета, а ты, муха-сволочь, пользуясь тем, что у меня руки в глине, норовишь сесть мне на лоб и обгадить его.

Воткнул большие пальцы в центр, проткнув уже вполне отцентрованный комок почти до самой поверхности круга. Остальные пальцы продолжают придерживать края, не позволяя им слететь или завалиться. Глина привычно мнется под руками и вытягивается наверх, создавая все более высокие и тонкие стенки. Начинаю расширять их, разводя в стороны на манер раскрывшегося цветка. Блин! Все-таки руки огрубели и утеряли былую чуткость. Стенка порвалась, теперь придется делать заново.

Примерно с третьего раза я, наконец, сумел сделать то, что хотел. Да, по-хорошему бы узоров красивых налепить, проработать тончайшие детальки. Но время! И так на обсуждение нескольких технических мелочей почти все утро убил. А кабаки-то тем временем уже, наверное, открылись, и мне пора было бежать.

Отдал модель Дик’лопу, умоляя сделать форму за один день. Он только возмущенно головой покачал, недовольно цыкнул языком, но пообещал сделать. Его не работа — сроки или расценки напрягали. Он возмущался подобным отношением к Работе! Это что же получается? Вчера вещь придумал. Сегодня сделал все подготовительные работы, а завтра уже и отлил? Мерзость-то какая! Этак и до поточного производства и конвейера недолго опуститься. Я в целом был с ним согласен. Но время!!!

Дверь открылась со скрипом, и в нос шибануло привычным смрадцем жарящейся рыбы, пролитого вина и запаха множества тел. Глаза, только что радовавшиеся яркому солнечному дню, не сразу привыкли к полумраку. М-да. По сравнению с этим притоном, заведение Крок’тоса было почти пятизвездочным (или столько там вообще бывает?) рестораном. У того хоть три стола имелись, а тут вон все с циновок жрут. Обшарпанные стены, мусор на полу. И у посетителей рожи такие неприятные. Не в том смысле, что я надеялся узреть тут каких-нибудь фотомоделей или интеллигентно-профессорские хари. Но хотя бы без этой настороженности в глазах, вкоторых просто-таки завывает тревожная сирена и светится надпись: «Чужак». Интересно, почему те восточные купцы предпочли это заведение крок’тосовскому?

— Эй, кто тут Окин’таем-трактирщиком-то будет? — громко вопросил я, почему-то сильно жалея, что не взял с собой в сопровождающие хотя бы Мнау’гхо. Тот, конечно, тоже не больно великий вояка, но вдвоем все же было бы не столь неуютно под пристальными взглядами посетителей.

— Ну, я Окин’тай, — выступил вперед дюжий детина с телосложением и повадками скорее ярмарочного борца, чем трактирщика. — Чего надо?

— Поговорить! — коротко ответил я, постаравшись вложить в свои слова все запасы своего чувства превосходства и крутизны. Потому как, судя по всему, у этого дяди, если начать мямлить и любезничать, уважения не завоюешь, а значит, и разговора не будет.

Из «показаний» Крок’тоса и осторожных расспросов персонала мастерских Дик’лопа я уже примерно понял, что представляют из себя этот Окин’тай и его постоянные клиенты. Они были пришлыми! И не просто пришлыми, вроде купцов или экипажей проплывающих мимо караванов. Те были не пришлые, те были «клиентами». Их, конечно, тоже презирали и людьми не считали, но с них хотя бы рассчитывали поиметь какую-то выгоду. А эти…

А эти чуть ли не сотню лет назад поселились в бухте Вал’аклавы, когда их поселок, находившийся где-то недалеко на восток, не то смыло во время шторма, не то разметало ураганом. Тогда еще места хватало всем, да и родни среди местных у пришлых было немало. Так что их приютили, выделив место на дальнем конце бухты.

Вот, видно, то, что они поселились отдельным поселком, и стало причиной всех дальнейших бед. Смешайся они с «коренными», и через поколение-другое все бы и забыли кто и откуда. Но из подобного разделения неизменно выросло «свой — чужой», а следовательно, «своих — любить, чужих — гнобить». Пришлые стали париями. Особенно когда Вал’аклава разрослась, и места на «выгодных» прибрежных участках стало не хватать. Ясное дело, что все дворцовые и начальственные должности были заняты «коренными». Так же ясно, что в случае разборок и разногласий эти начальники принимали сторону «коренных». И думаю, это было еще обиднее оттого, что ни внешне, ни по речи, ни по каким-то другим признакам пришлые от коренных ничем не отличались. Одна одежда, одна пища, один вид «трудовой деятельности», одинаковые имена, такие же жилища и даже лодки одинаковые. Вот только память. Память тут у всех довольно хорошая. Многие шаманы, как я уже говорил, помнят всю родословную своих подопечных на многие поколения назад. Так что хоть и прошло больше сотни лет, а ни местные, ни пришлые «кто есть кто» не забыли. Идиоты!

Этот вот Окин’тай был, можно сказать, лидером «угнетенного меньшинства». Он первый, кто за всю историю «пришлых» смог добиться получения должности «заведующего трактиром» благодаря каким-то там военным заслугам. И с тех пор все пришлые считают своим долгом тратить «ракушки» исключительно в его заведении. Что, в общем-то, я думаю, должно частично отпугивать от заведения клиентов, не связанных с разборками «местных — пришлых», но зато создает штаб-квартиру для угнетенных и предмет для гордости «сепаратистов».

Думаю, теперь и эти долбодятлы, предложи им кто смешаться с местным населением, будут упорно держаться за «свои корни», лелея старые обиды. Пока не придут аиотееки и не уравняют всех в правах. Так что, не дай бог я замечу что-то подобное у своих ирокезов, пусть только хоть кто-то попробует меряться своим «степнячеством», «приморскостью» или временем прихода в племя, — прокляну на фиг на веки вечные и скормлю демонам!

— Ты, что ли, из этих будешь, из ирокезов? — заинтересованно спросил меня Окин’тай, после того как мы померились взглядами, и вдруг стал как-то подозрительно дружелюбен.

— Из них, — ответил я, демонстративно пригладив прическу. Стараясь, впрочем, особо не поддаваться на эту дружелюбность.

— Ну так заходи, я тебя настоящим вином угощу. А лучше, чем у нас, тебе во всей Вал’аклаве похлебку рыбную не сварят!

— Ладно, — согласился я. — Только тогда уж и ты со мной посиди. Разговор есть!

Окин’тай отказываться не стал, а, отдав распоряжение служанке, жестом пригласил меня в «парадный» угол. Туда-то нам и притащили с пылу с жару здоровенную миску с прозрачным наваристым бульоном и затаившимися на дне здоровенными кусками рыбы, щедро сыпанув рядом на грязноватую циновку стопку лепешек. Мы достали свои инструменты, Окин’тай вежливо уступил мне право «первой ложки», и мы приступили. Похлебка и впрямь была хороша! Крепка, навариста, духмяна, с какими-то пахучими, со своеобразным привкусом, травками. А лепешки были свежими, ароматными и таяли во рту. Так что портить такую трапезу неприятными разговорами было преступлением против собственного желудка и вкусовых рецепторов.

Я такую уху только однажды в жизни ел, когда, еще в далеком детстве, ездили мы с родителями в низовья Волги и возле какой-то пристани зашли в кафешку, по степени ухоженности недалеко ушедшую от трактир-сарая Окин’тая. Вот только добавить перца с солью из заветного мешочка (кто знает, когда подобное «волшебство» понадобится?), и будет совсем идеально. Окин’тай сначала подозрительно нахмурился, глядя, как я сыплю в нашу общую миску какую-то дрянь, но, попробовав, задумался и даже пропустил разок свою очередь черпать. Взгляд его стал задумчив и испытующ, но я таиться не стал и объяснил, чего сыплю. На лице Окин’тая отразилась досада — для него такой изыск был недоступен. Позволить себе специи могли только Цари Царей, да и то не каждый день. Однако то, что я таскаю такое богатство в поясной сумке и явно сыплю в каждый свой харч (ну не в глаза же врагам это сыпать?), явно произвело на него сильное впечатление.

— Ты помнишь день, когда убили брата Царя Царей? — спросил я, когда миска была вычерпана, куски рыбы с лепешками отправились вслед за бульоном, а в поданных нам чашах лениво заколыхалось терпкое вино.

— Когда ты его убил? — уточнил Окин’тай.

— Неважно кто, — ушел от прямого ответа я. — Главное, помнишь?

— Ну помню.

— Крок’тос к тебе тогда приходил ругаться?

— Приходил!!! — Последнее слово Окин’тай чуть ли не пропел. Видимо, воспоминания о том вечере доставляли ему огромное наслаждение.

— Почему?

— А я у него купцов восточных увел, — довольно щурясь, ответил Окин’тай. И, не ожидая наводящих вопросов, продолжил: — Я знал, что он их к себе заманить хотел. Специально ходил к ним в сараи, звал. Потому как они гулять напоследок собирались, перед тем как возвращаться. Путь дальний да тяжелый, в пути по-человечески не поешь, не попьешь, вот они и должны были много ракушек и бронзы потратить, чтобы было о чем в пути вспоминать. А я, значит, парнишку к ним заслал, чтобы с полдороги перехватить, да велел передать, что похлебку из гребешков готовлю. У нас-то зимой гребешков этих ни у кого нет. А ведь для тех восточных это любимая еда. А мне мои (надо было слышать, как он сказал это «мои») за ними специально на дальние камни ездили и добыли. Так что у этого дурака всю ночь стол пустым простоял, гы-гы, с мисочкой для соли.

Дальше последовало повествование про то, какие правильные люди пришлые и как все им завидуют и оттого гнобят. В качестве доказательств мне приводилась только что съеденная уха, которую так варить только «правильные люди» умеют, и вот это вот вино, которое мы пьем, потому как и в вине «правильные люди» разбираются лучше всех, и дерьма на стол не поставят. А значит, не фиг ирокезам у этой свиньи Крок’тоса столоваться, а пусть мы лучше, коли еще в Вал’аклаву придем, сразу к нему, Окин’таю, топаем. И вообще, везде, где плыть будем, должны (ага, просто-таки обязаны) рассказывать всем, кто в Вал’аклаве правильный человек, а кто крабье дерьмо.

В общем, понятно, человек осознал силу великого колдовства «реклама» и пользуется им вовсю, да и в конкурентной борьбе пальца ему в рот не клади. Через пару-тройку тысяч лет вот такие вот запросто будут в олигархи выбиваться. А пока, увы, предел мечтаний — должность трактирщика.

Но я-то сюда пришел не жрать, не с окин’таевыми талантами знакомиться, а проверить алиби Крок’тоса и выяснить, почему «восточные» вдруг предпочли другое заведение. Насчет алиби я почти не сомневался, так нагло врать мне Крок’тос не станет. А вот с «восточными» подозрение было, что это они вместе со мной в одном трактире бухать не захотели, а потом еще и отомстить решили. А выходит, их сюда гребешковой похлебкой заманили. Да, грехи наши тяжкие… Последняя слабая ниточка оборвалась. Разве что у Митк’окока еще разок попытаться выведать, кто мог его брата (помимо меня) зарезать? Все равно я к нему хотел пойти, одну сделку провернуть.

Вернулся очень поздно. Когда солнышко уже ушло за горизонт. А в этом мире, причем во всем мире, существовало железное правило: ложиться и вставать вместе с солнцем. И тот, кто пытался пройти по ночной Вал’аклаве, освещенной лишь звездным небом да молодой луной, поспотыкался вволю о разную дрянь и поплутал по кривым улочкам, ориентируясь лишь на шум моря, никогда не спросит: почему?

А у едва тлеющего костра усталого путника ждет верная жена. Чтобы глянуть этаким укоряющим взором и попробовать накормить давно остывшим обедом — типа, намек. Другому, может, и стыдно бы стало. Но я-то все эти штучки тыщи раз в кино и в телевизоре видел. Я-то всю эту хитрую бабскую тактику насквозь вижу. Меня-то «этакими» взлядиками не проведешь и в стыд не вгонишь! Но так уж и быть. Поем из вежливости, чтобы женушка не обижалась. Она-то у меня молодая, глупая, и смотрит на меня глазами обиженного котенка, а кто умней, тот и уступает первым.

Ну да, тряпка я, вертят все мною, как хотят! Однако большущее дело сегодня сделал.

— Вот подай-ка мне, Тишка, отвар из травок, садись под бочок, а я тебе расскажу, какой у тебя мужик молодец. Ты вчера Митк’окока, местного Царя Царей, видела? Ага, жирный такой. А я говорю — «жирный», а не «величественный». В том, чтобы жирным быть, никакой крутизны нет. Это каждый может, надо только жрать каждый день, и помногу, и чтобы слуги вместо тебя работали. Говоришь, так только Цари Царей могут? Ты, может, еще хочешь, чтобы и я таким был? Что? Правда хочешь? Толстый и солидный муж выглядит авторитетней?! А тебе почет и уважение, что так мужа раскормила?! Какая же ты у меня все-таки доисторическая особа, и представления о жизни у тебя абсолютно дикарские!

Впрочем, ты меня не перебивай. Во-о-от, иду я, значит, сегодня к этому жирному Митк’ококу во дворец, запросто так все двери ногами открываю, потому как я не шнырь какой-то из подворотни, а Шаман Ирокезов!!! И короче, требую этого Царя Царей на разговор. Ну ясное дело, он всех своих слуг, царедворцев да послов иностранных выгоняет. Потому как понимает, что к нему не абы кто, а сам Тишкин Муж приехал. Потому почтительно так напротив себя усадил, винца поднес, вежливо так расспрашивать начал, как там Сам поживаю, как жена, как дети. Стоп! Не дергаться! Этот вопрос на потом, а то знаю я тебя — начнешь кудахтать и меня с мысли собьешь. Ну а когда с политесами, значит, закончили, он мне и говорит: чего, мол, надо уважаемейшему и величайшему из Шаманов? (Это мне, значит!) А я такой, мол, хочу, чтобы ваши шаманы-лекари мне все свои страшные тайны открыли! А он мне: да ты, братан, офигел, в натуре! А я: сами вы, в натуре, Ваше Жирножопие, офигели! Я вам заместо этого расскажу секретный способ, как из пришлых лопухов побольше денежек вытянуть!

Ну тут, ясен фиг, этот Митк’окок аж пятнами от жадности пошел, хватает меня вспотевшими ручонками (кстати, одежду мне завтра постирай), трясет жиром на щеках и говорит, что, мол, все, что угодно, за возможность вытрясти с клиента лишний грошик. Ну я ему и толканул идею кулачных боев и тотализатора. Ну это вроде как я с Крок’тусом дрался. Впрочем, тебе все равно не понять. Митк’окок и то с трудом понял, пришлось десять раз объяснять. Тем более что я и сам толком про это мало что знаю — ставки там всякие, тотализатор и прочее. И как они тут будут выигрыши-проигрыши подсчитывать с их-то знанием арифметики, я вообще в недоумении. Да и пусть голова об этом у них и болит. Раз до «ракушек» как до универсальной валюты додумались и со ставками разберутся. Будет повод знания в массы продвигать. Они тут ребята по части торговли ушлые, им это только на пользу пойдет.

У меня ведь идея этих боев уже давно возникла. Ну вот как Крок’туса побил. Только я не мог придумать, чего бы за нее с этого ублюдка урвать. А тут вдруг как щелкнуло! Так что, короче, вызывает этот хренов Царь Царей своего главного шамана-целителя. И отдает ему приказ, рассказать мне все свои секреты, все травки показать и так далее. А тот, сволочь, сначала начал мордой водить да тявкать не по делу. Ну да мы его с Митк’ококом конкретно прижали, и он, видно, решил меня по-другому надуть. Как пошел словесным поносом мне в уши дристать, процентов шестьдесят сплошной мути! Ты бы слышала, какие он иногда мне бредовые теории задвигал, — опухнуть можно. Но и кой-чего полезного тоже сказал. По части травок там, а главное, как из водорослей хитрые нашлепки на раны делать, от которых к ним зараза не пристает. Я, блин, только понюхал — офигел, такой знакомый запах, ну чиста йод. Ну еще кой-чего полезного рассказал, например, как краску из раковин добывать. Я на ту краску глянул, вот тебе — готовые чернила! Только цветом малина с оттенком фиолетового — «пурпур», кстати, называется вроде! В смысле, у нас называлась, а тут хренью какой-то назвали, по имени улитки. Ну да это мелочи. Самое-то главное, тот паршивец думал, что я ничего не запомню. Вроде как знания всей жизни за три часа излагает. А я, блин, ничего и не запомнил. Я, блин, это записал! А также взял образцы, подписал, чего да как, чтобы уж точно не забыть! Оцени! Да ты чего, спишь, что ли, уже? Вот так всегда. Ладно, пора тогда и мне на бочок.

Подхватил Тишку на руки, лишний раз удивившись, какая же она у меня тоненькая и хрупкая на вид, и утащил в наш отгороженный ото всех одеялом угол сарая.

Утром меня отловил Лга’нхи и начал капать на мозги, что, мол, завтра уходим, а у тебя ничего не готово. Чудной он какой-то стал. Раньше ему и в голову бы не пришло, что к путешествию надо готовиться. У него вся жизнь была сплошное путешествие. Даже перед серьезной охотой или походом на врагов, максимум, что делал, — проверял, как камень на дубинке держится, да обугливал и подтесывал наконечник копья. Но тут он, понимаешь, проявляет ответственность и предусмотрительность. Нет, он, вообще-то, никогда раздолбаем-разгильдяем не был. Тут такие, в принципе, долго не живут. Но, судя по осунувшейся роже, забота о племени его уже изрядно утомила, — это не с места на место прыгать, подвиги совершая.

Да и наше старое племя никогда такого громадного количества не достигало. Сотня человек, включая баб и детей, — это максимум, что могло прокормить «стандартное» стадо овцебыков. Дальше, уже «старшие братья» изгоняли молодняк, который образовывал свое стадо, а с ним уходила и отделившаяся часть племени. Отсюда вопрос: как будем кормить ирокезов, когда взятые из Вал’аклавы запасы закончатся? Ну да об этом потом, в пути, думать будем. А пока — отчет о проделанной работе: предъявляю сумки с травками и тюки с бинтами. И уверяю, что «всегда готов!» бегом, по первому зову. Только вот сначала в мастерские надо сбегать, одно дельце завершить, и я полностью в распоряжении ирокезов.

Лга’нхи только осуждающе головой покачал. Кажется, я его не слишком убедил. Видно, слишком хорошо он меня знает, чтобы поверить банальному очковтирательству. Чует, гад, что меня в Вал’аклаве что-то держит.

Ну да, держит. Аж целых два дела. И если с первым я зашел в полный тупик, то со вторым, надеюсь, разберусь уже через пару-тройку часов. Так что беги, Дебил, беги.

Дик’лоп был какой-то осунувшийся и вялый. То ли ночь не спал, то ли все-таки принял своего компота и находится под глюком. Но работа сделана. Даже лучше, чем я ожидал. В том смысле, что бронза уже почти расплавилась, и я успел буквально к самой заливке.

Залили. Пока остывает, ведем непринужденный разговор о своем, о Духовном, хотя меня явно трясет от нетерпения.

И тут Дик’лоп выкидывает номер. Тащит меня в самый дальний угол Сарая Достижений Первобытного Хозяйства и демонстрирует птичку. Птичка машет крылышками и поет. Птичка из бронзы! Птичка сделана довольно грубо — плоская по бокам, словно выпилена из листа бронзы сантиметра полтора толщиной, и грубо опилена по углам. Она стоит на довольно высоком постаменте, этак метр с лишним высотой. В пузо птички вделан штырек, уходящий в этот постамент. Штырек подбрасывает птичку и опускается назад, и ее крылышки на петлях машут чисто по инерции. А раздающиеся изнутри постамента шум, щелчки и звон чем-то похожи на пение одной пернатой твари типа воробья-соловья, распространенной по всей степи.

Я смотрю на Дик’лопа в изумлении. Он довольно лыбится.

Нет, брат Дик’лоп, я не верю в колдовство. Я охреневаю от того, что ты знаешь механику. Осматриваю постамент и нахожу крючки, закрепляющие заднюю стенку. Снимаю. Механизм понятен даже мне — груз, спускаясь вниз, крутит бронзовый штырек, изогнутый на манер коленвала, кажется, так это называется. Тот подбрасывает и опускает идущий вверх штырек с птичкой, а заодно «трынькает» за тонкую бронзовую пластинку. Вроде бы, с моей точки зрения, полный примитив. Но ведь оказывается, я столько времени общался с настоящим Гением и так ничего и не понял. Ведь это же… Да как объяснить крутизну того, что я вижу, если учитывать, что в этом мире даже мой примитивный лук-капкан настолько напугал иратугских вояк, что они отказались преследовать нас? Пока вершинами технологии, которые я тут наблюдал, были тележные колеса и гончарный круг. А тут Такое!!!

Этот невзрачный, сутулый и необихоженный по жизни Дик’лоп, оказывается, личность уровня Архимеда, Пифагора, Леонардо да Винчи или, скорее, Герона Александрийского. Того самого, что создал паровой двигатель чуть ли не на две тысячи лет раньше, чем все остальное человечество научилось им пользоваться, и еще кучу всяких фишек придумал. Я помню, статью про него читал, там вообще писали, что чуть ли не вся современная механика с него пошла.

Так что и Дик’лоп, получается, из тех, кто способен разглядеть и создать то, о чем иные даже не мечтают, ибо, чтобы мечтать, надо иметь представление, о чем. А тут…

А тут, скорее всего, все его изобретения в лучшем случае побудут игрушками при дворе Царя Царей, пока не сломаются. Либо вообще сгинут вместе с хозяином. И что же делать? Умыкнуть Дик’лопа с собой? А что я могу ему дать? Ну, конечно, кой-чего могу. Не настолько я бездарь в точных науках, чтобы мои знания не послужили толчком для его работы. Даже если я просто научу его грамоте, чтобы он смог сохранить полученные знания для следующих поколений, это уже будет немало. Но смысл? Ведь базы, на которой он мог бы творить, у меня нет. Да и не понадобятся эти знания местным еще, наверное, лет так с тысячу. А я-то еще собирался удивить его своим «изобретением».

Ладно. Пока отливка остывает, рисую ему шестеренку и пытаюсь объяснить принцип действия и способы использования. Дик’лоп, поначалу чуточку разочарованный тем, как быстро я разобрался с его «удивительным волшебством», лишив его возможности похвастаться и поучить молодого зазнайку, тем не менее вполне удовлетворился моим искренним восхищением личностью самого «волшебника». При виде абсолютно новой для себя концепции он надолго задумался и ушел в себя.

— Кстати, отливка, наверное, уже остыла и можно вынимать? — попробовал я оторвать его от дум. — Рановато? Ждать до вечера — будет лучше? — Нет у меня на это времени. Так что раскалываем форму, вытаскиваем отливку и суем ее во все еще прохладное море. Дик’лоп недоволен, и, наверное, он прав. Но Время!

Да, он был отнюдь не идеален! Дали бы мне неделю, и я разработал бы и дизайн покруче, и узор бы вылепил на стенках. И придумал бы, как язык к нему подвесить. Но свою главную функцию он выполнял: когда мы подвязали колокол к перекладине ворот и долбанули по нему специальным пестиком, он загудел громким чистым звоном. И звук длился еще долгое время, вибрируя в бронзовых стенках и медленно растворяясь в воздухе. Народ оценил и сказал, что «это хорошо». Дик’лоп, как ни странно, тоже был впечатлен.

Идея мне пришла в голову в тот момент, когда мне объяснили, что та дощечка, которую я взялся покрыть новым узором, суть есть нечто среднее между гонгом и примитивным билом, в роли которого могли выступать и кусок подвешенной рельсы, и даже деревянная чурка. И тут я вспомнил свои размышления про бронзу и чего из нее делают. Колокола! Вот что будет моим подарком Дик’лопу. Теперь, если он сможет продвинуть эту идею в массы и наладить изготовление и сбыт подобных колоколов проезжающим купцам, проблем со средствами и материалами у него быть не должно.

На этот колокол, кстати, бронзу дал я. Примерно так килограмма полтора. Дорого, конечно, — штук шесть-семь больших наконечников для копья сделать можно, но, я думаю, оно того стоит. В конце концов, можно будет показать его Леокаю и сбагрить саму идею и технологию за бешеные бабки. Теперь-то мне есть на кого нагрузить лишний скарб. Хотя, можно не сомневаться, эта толпа оглоедов прожрет мои гонорары раньше, чем я успею их обмыть. Ну да ладно. Пора бежать на берег, хвастаться колоколом, торговаться с Тод’окосом, который вчера во дворце настаивал, что обмененные нами на еду излишки меда и воска есть товар и, значит, подлежат таможенному сбору. Я, блин, ему покажу таможенные сборы! Он мне еще сам денег должен останется!

Да! Я понял! Это было как внезапное озарение, но я понял!

Мы как раз доругались с Тод’окосом, и я таки убедил его, что ничего ему не должен. Использовать логику или знание законов не получилось. Поэтому тупо брал упертостью и сволочизмом. Абсолютно неспортивно, мягко говоря. Но когда интеллект жителя XXI века не может выдвинуть убедительных аргументов, приходится подключать непробиваемую упертость дикаря. Ничего не должен, и все тут! Вот хоть режь меня прям тут, а не должен. А лучше давай я тебя сам зарежу, если ты не прекратишь свои гнусные наезды на мой кошелек. Стражников позовешь? Зови! Когда мы с ними закончим, пол-Вал’аклавы по колено в крови плавать будет! Да ладно, не парься, друг Тод’окос. Твой Царь Царей нам благоволит. Мы же столько для твоего поганого городишки сделали, да кабы не мы… А вот тебе лично от меня подарок. Маленький бочоночек меда, детишкам твоим полакомиться. А тебе кинжал могу дать. Не, покороче. Ага, вот такой вот. Чисто по-дружески. Им, помимо всего прочего, очень удобно отгонять демона Коррупцию! Да не пытаюсь я тебя заколдовать. Слышишь, что говорю, — «удобно отгонять». Так что ты не парься, все хорошо. Пойдем выпьем, а я тебе новости расскажу. Я вот тут вчера у Митк’окока был, идею ему хорошую подкинул. Ага, про бои. Слышал уже? И предложил я ему на это дело Окин’тая поставить. Да пойми ты, чудо-человек. В одном городе два разных народа жить не должны, коли они враждуют. Это как одна твоя рука по левой половине морды будет тебя же бить, а другая — по правой, вместо того чтобы врагов охаживать. Погибнете вы от такой дури, когда настоящие враги придут. А тут вам повод помириться будет. Я это вчера Митк’ококу все подробно изложил. Он обещал подумать.

А приглядывать за Окин’таем я рекомендовал тебя поставить. Потому как ты человек справедливый и все время с чужаками общаешься. Так что, думаю, у вас дело хорошо наладится.

Он ведь, Окин’тай, мужик-то оборотистый. Слышал, как он у Крок’туса восточных купцов-то увел?

— Ага, — ухмыльнулся в ответ Тод’окос. — Только Крок’тус-то сразу пошел ко мне, да и нажаловался. А я стражу послал, чтобы они у этого приблуды все вино забрали. Вроде как для стола Царя Царей. Мол, завтра вернем с лихвой. Так что купцы-то от него и ушли! Кому охота без вина праздновать?

— Зря, ой зря ты хорошего человека обидел, — недовольно пробормотал я. — Хорошие люди должны друг друга держаться, а не…

Тут-то до меня все и дошло! Особенно когда я вспомнил слова Окин’тая, про «одинокое блюдечко для соли посреди стола». Я-то с первоначалу решил, что это так, художественная виньетка, лишь украшающая основное повествование. А вот только сейчас до меня доперло, что солонка-то и правда весь вечер простояла на столе, предназначенном для восточных купцов. А это значит, что Окин’тай был в нашем кабаке. Был, но не признался в этом. А вот теперь выяснилось, что и повод жестоко отомстить Крок’тусу у него тоже был! Всего-то и делов — выдернуть торчащий в дверном косяке кинжал, пройти по темному, заполненному пьяными телами залу десяток шагов и воткнуть клинок в грудь тихого пьяницы с хорошей родословной. Для опытного вояки это дело пары минут. А для умелого интригана, которым, несомненно, обязан был стать Окин’тай в подобных условиях, просчитать выгоду от этого убийства, по сравнению с моральным удовлетворением перед простым набиванием морды ненавистного конкурента, также не составило проблемы. Наверное, не принеси это убийство, позволившее Митк’ококу едва не обобрать нас, но тем не менее отправить в опасную экспедицию, столько выгоды. — Крок’тос небось мгновенно лишился бы своей должности — все-таки в его заведении убили столь важную персону. Но кинжал оказался моим, и большая часть неприятностей тоже досталась мне — везунчику этакому!

Так что подстава была. Только вот подставить хотели не меня. Но до меня тут никому особого дела и не было. Интрига крутилась исключительно вокруг взаимоотношений и разборок «заведующих» двух кабаков и на межнациональной почве. А я пострадал исключительно по причине своего неуемного пьянства, разврата и желания хвастаться. Как говорится, так мне и надо.

Ну да зато я теперь точно знаю, кто настоящий виновник! Вот только что дальше с этим знанием делать? Нет, можно было, конечно, пойти и устроить скандал. Или вообще пойти и Митк’ококу нажаловаться. Только ведь какая мне от этого будет выгода? Второй раз шестопер вернут? Отменят нашу военную экспедицию вверх по Реке? Глупо. Можно, конечно, попробовать пошантажировать Окин’тая, но много ли с него возьмешь? Лучше, пожалуй, не торопиться и не требовать немедленной сатисфакции. Пусть уж, если что, у меня в Вал’аклаве будет человек, который мне обязан. Надо только сходить и намекнуть на это Окин’таю. Если побегу прямо сейчас, как раз к вечеру.

Поздно. Пока я раздумывал, случилось чудо. Второе за три дня. К нам опять пожаловал Митк’окок, причем сказал, что просто попрощаться приехал. Да с его-то жиром небось и в лодку забраться проблема, а тут вдруг «просто». Ой, не просто все это, сердцем чую!

Глава 11

«Я бы мог собой гордиться», — мелькнула у меня в голове бредовая мысль. Но мне как-то было не до этого. Впервые меня обуял по-настоящему сильный страх. Раньше, по крайней мере в Этом мире, я с таким страхом был незнаком. Потому что был одиночкой, а у них страхи малость иного свойства. А сейчас на моей совести висела ответственность за более чем полторы сотни душ. Среди этих душ числились и очень близкие мне люди, такие, например, как Лга’нхи, Осакат, Тишка и Витек, были и просто добрые приятели, которых немало завелось у меня среди ирокезов и их жен. И даже те, с кем я еще толком даже не разговаривал, а всего лишь вежливо кивал при встрече, теперь тоже были моими «люди», моим племенем. Я это по-настоящему осознал только сейчас, почувствовав этот жуткий страх за них всех.

Да. Я бы, пожалуй, мог собой гордиться. Впервые в этом мире звучал набат, и этот сотворенный с моей помощью колокол звенел над бухтой, предупреждая людей об опасности. Но сам тот факт, что я в данный момент думаю о подобной глупости, ясно показывал, насколько я растерян и испуган. Бред полный.

Но как? Почему? И как в этом замешан Митк’окок? А ведь он наверняка точно в этом замешан, потому что таких совпадений не бывает!

Злость помогла мне собраться с мыслями. И я, заслышав знакомый сигнал рожка и барабана, побежал к Лга’нхи и Гит’евеку, крича и размахивая руками, чтобы не дать им возможности выстроить ирокезов в привычные оикия.

И снова бесконечное море с левого борта и бесконечный берег с правого. Однообразный унылый степной пейзаж, лишь изредка радующий невысоким мысом или удобной бухточкой. В принципе, все это я уже видел. Только сейчас мы проходим знакомые места уже без всяких штормов и бурь, без нервотрепок и авралов. Не считая, конечно, бесконечного дурдома, что устраивают мне мои подопечные.

Хорошо хоть большая часть баб у нас из приморских, хотя и лесовичек, в жизни не видевших моря и не испытывавших качки, тоже хватает. Вот с ними у меня пока больше всего мороки. И, кажется, главная проблема для меня сейчас — подыскать подходящий аналог словам «медицина бессильна». Я уже многие варианты испытал, но никого из трех страждущих, регулярно выблевывающих все, что удалось пропихнуть в глотку, пока не удалось убедить, что их Великий и Могучий Шаман не может справиться с такой мелочью, как какая-то там морская болезнь.

Правда, раньше их было семеро. Нет, никто не умер. Помогло мое колдовство. В смысле, где-то в художественной литературе я читал, что, если во время качки петь или вообще на что-то отвлечься, болезнь отступает. Так что эти трое вовсю бубнят мантру «Поедем красотка кататься», и им вроде помогает. Думаю, процентов на семьдесят — это голимое самовнушение. Но главное, что работает. А вот что делать с оставшимися, я пока ума не приложу. Пока пробую разные травки, варианты песен, грызть валерьяновый корень, но бабам один фиг хреново, а следовательно, их мужики недовольны, естественно, мной!

А что хуже всего, блюющую команду поместили на мою лодку, дабы была под постоянным присмотром специалиста, а значит, нам с Витьком и Тишкой приходится грести за всю компанию, да еще и вечно выслушивая жалобы, охи и ахи.

Ну и плюс к этому вернулся стандартный набор: кто-то палец ущемил, кто-то долбанулся рукой о край лодки, излишне энергично махнув веслом, и теперь она почти не двигается, покрывшись гигантским синяком. Дитятко-дристун опять взялся за свое, и стандартный набор травок ему уже не помогает, хоть пробку из «железного» дерева вытесывай. Еще одно чадо траванулось, догадавшись сожрать какую-то выловленную в море ящерицу. Парнишка был из лесных, и хорошо, что его прибрежные приятели вовремя заметили, предупредили, что она ядовитая, и сразу притащили ко мне. Напоил парня разбавленной морской водой и заставил хорошенько проблеваться, и так несколько раз подряд, а потом накормил углем, благо запас его уже давно занял свое законное место в моей «аптечке». Все равно пришлось сидеть с ящероглотателем всю ночь, сбивая жар, отпаивая травками и напевая какие-то обрывки песен, потому как этого от меня ждали. А утречком снова за весло, и бодрячком, бодрячком. Кто-то опять мается плохими снами, у кого-то очередные проблемы. А тут еще и две бабы оказались беременными, и пришлось камлать, отгоняя от них злых духов. Короче, когда вечерами все вылезают из лодок, дабы отдохнуть, у меня-то и начинается самая жаркая пора.

И все это только первая неделя пути. Что будет дальше? Это есть предмет моих ночных кошмаров! Ага, вот опять звук колокола, закрепленного на лодке Лга’нхи. Сигнал идти к берегу.

Ну хоть колокол мой пришелся на «ура». Мало того, что ирокезы мгновенно разработали и освоили систему оповещения (а когда караван более чем из сорока лодок растягивается на большие расстояния (и лодки, и экипажи у нас очень разные), это бывает более чем актуально). Так еще и по вечерам народ собирается вокруг него и наслаждается звуками звенящей бронзы.

Местные вообще очень неравнодушны к звукам. Это для нас Там звуки не более чем обычный фон, и надо хорошенько гуднуть в автомобильный гудок или врубить сирену, чтобы привлечь чье-то внимание посредством звуков. Тут звуки важны не меньше зрения. Звуки предупреждают, извещают и рассказывают. Звук шуршащей травы под ногами может оставить тебя голодным или предупредить о подкрадывающемся хищнике. А Лга’нхи как-то открыл мне «страшную тайну» (ему и в голову не приходило, что для кого-то это может быть секретом), как он узнает, что кто-то подкрадывается к стоянке задолго до того, как тот входит в пределы видимости и слышимости. Оказывается, кузнечики начинают звенеть по-другому, когда кто-то крупный проходит мимо них! Кузнечики, крики птиц и шуршание ветра по травам или волнам. Слушая степь с закрытыми глазами, он узнает о ней больше, чем я, доведись мне хоть раздобыть бинокль или телескоп. И остальные местные от него не отстают. На слух они и предсказывают изменение погоды, и получают бездну информации, будто по радио выпуск новостей слушали. Даже малейший оттенок звука важен для них и хранит множество полезных сведений.

Потому и в звон колокола они вслушиваются совсем по-другому. Их куда больше привлекает даже не столько громкое «бам», сколько медленное затихание вибрации в стенках колокола. Иногда наш барабанщик, приставленный заодно и к колоколу, просто водит бронзовым пестиком по бронзовому боку, а ирокезы слушают получающийся звук и медитируют, плывя и растворяясь в воздухе вместе с едва уловимым звоном. Временами у меня складывается ощущение, что, подари я им патефон, они бы и то так ему не радовались и не удивлялись, как этой «магической» штуке.

А некоторым в это время приходится работать, ловя на себе удивленные взгляды, как такой Великий Шаман, сделавший кол’окол, не может справиться с каким-то там детским поносом.

Но сегодня я все лечение спихнул на Витька — он уже много раз ассистировал мне на перевязках и приготовлениях отваров, так что справится сам. Потому что меня задолбало вечно догонять основной караван, ловя на себе осуждающие взгляды остальных. Но что поделать — в нашей лодке осталось только два мужика, на больных баб да Тишку надежды мало. Нет, Тишка, например, очень старается. Даже, пожалуй, слишком. Все хочет компенсировать собственное «уродство» ударным трудом. Потому как именно в подобной тяжелой работе, как гребля, яснее всего выявляется преимущество баб дородных и могучих перед хилыми тростиночками. Но мне, блин, замученная тяжким трудом жена на фиг не нужна. Потому что…

— Лга’нхи мне сказал, что ты со мной поговорить хотел! — перебила мои мысли заявившаяся Осакат.

— Здравствуй, Осакат. Как давненько мы не виделись, сестренка, — начал я сладким голосочком, надеясь прожечь своим сарказмом дыру в ее толстой шкуре и добраться до совести, наличие которой у данного организма начало вызывать у меня сомнения.

— Да как же давно-то? Утром-то и виделись! — слегка насторожившись, ответила она, заподозрив таки что-то неладное.

— Так видеть одно, а вот поговорить по душам, пообщаться. Ну, как у тебя дела? Как настроение? Как вообще? (Витек, брысь отсюда, мы тут чисто по-братски-сестрински разговаривать будем. Услышишь крики и визги, не пугайся, это я Осакат в крысу превращаю!)

— Э-э! А чего это сразу в крысу?

Ишь, как глазки-то забегали в поисках укрытия, а ножки напружинились, только ведь от меня-то не убежишь, и она это знает!

— Я тебе говорил с Ластой больше не цапаться? А ты чего?

— Да я и не цапалась. Она сама, первая начала.

— И чего же она начала такого ужасного?

— Так командовать полезла, кому да чего делать.

— Она и тебе чего-то скомандовала? — делано ужаснулся я.

— Вот еще! — фыркнула сестренка, гордо вздев носик к чернеющему небу. — Попробовала бы она только. Я бы ей!

— Ну тогда чего ты к ней полезла?! Я ведь тебе говорил, что Ласта тебя поопытнее будет и всегда по делу командует. А ты иной раз такую глупость ляпнешь, что нам с Лга’нхи за тебя стыдно становится. А это нехорошо, ты ведь не только наша сестра, ты еще внучка и племянница Царей. Тебе себя с достоинством держать надлежит, а не родню позорить. Лучше бы ты училась у этой Ласты, как бабьими делами в племени заправлять. Но ты не хочешь. Потому что глупая! Да-да, глупая. Умный человек никогда не упускает возможности поучиться. А дурак уверен, что и так все знает!

В общем, так. Я тут подумал. С Лга’нхи посоветовался. Короче, буду теперь тебя уму-разуму учить. А заодно и твой статус поменяем. И не пытайся спрашивать, что это такое. Дело это необычное, и, насколько я знаю, нигде и никогда такого не было. Но я тебя в ученики шамана беру! А то ты работой толком не загружена, поскольку замуж мы тебя пока не выдали (а пора бы уже), вот тебя от безделья на разную дурь и тянет. Понятно?

— Меня?! Шаманом?!?! — Глазки загорелись, мозг с ходу высчитал, что шаманка будет куда покруче, чем бабья вождиха. И воображение с ходу упрыгало куда-то в нереальные высоты, прикидывая, во что бы такое ужасное и противное превратить зазнайку Ласту.

— Учеником шамана, — поправил я ее, спуская с небес. (Приучайся, деточка, шаманский хлеб, как выяснилось, весьма черств и горек.) — И то, если окажешься неспособной, выгоню! А учиться тебе очень и очень долго. Так что на быстрые результаты не рассчитывай!

Да. Наверное, это было не идеальное решение. Но что нам оставалось? Осакат наша занимала весьма странное, по местным меркам, положение. С одной стороны, родовита, как я не знаю кто. А с другой — не пойми кто и есть! Останься она в Улоте или Олидики, уже наверняка давно была бы замужем, а то уже и с ребенком, хлопотала бы целыми днями по дому, шпыняя служанок из «низших» (за простого пахаря ее, чай, бы не выдали). Ну, может быть, втихаря нашептывала бы мужу дельные советы, ведя себя на людях тише воды ниже травы.

А тут, у нас, — великовозрастная пацанка, с уже привычно сидящими топором и кинжалами на поясе (опять же, широком воинском поясе, а не тонком девичьем пояске, не способном удержать такую тяжесть) и копьецом в руке. Пока наша и без того странная компания путешествовала втроем, на фоне нашей общей экзотики это смотрелось относительно нормально. Но вот сейчас, в племени, она уже явно начала выбиваться из неких норм.

Бабы знали свое место и свой мир и знали, что в мир мужчин, без крайней надобности, им лучше не соваться. А Осакат, за уже больше чем год наших совместных странствий, как-то от женского мира отвыкла и начала вполне уютно чувствовать себя в мужском. Так что остается только либо конкретно ломать ее, выбивая самоуверенность и привычку к самостоятельности, либо менять статус.

Воином, каковым она себя вообразила, год крутясь, считай, только среди мужиков, ее делать нельзя. Крутость амазонок, воспетая в книгах, пусть в книгах и остается. А тут эта крутость не переживет первого же серьезного боя. Особенно учитывая, что дерутся тут только лицом к лицу, без всяких луков, самострелов и прочего «дальномета». Так что должность ученика шамана, с одной стороны, легитимизирует ее существование в мире мужиков, а с другой — убережет (надеюсь) от неприятностей. Поскольку шаманство — это вообще нечто не от мира сего и сплошь странное и непонятное, так что «непонятная девчонка» в этом мире тоже худо-бедно, но придется к месту. А самое главное, она больше времени будет под моим присмотром, а не предоставленная самой себе, как это получилось после появления племени ирокезов. (Может, в этом и причина ее подростковых бунтов? Попытка привлечь внимание?)

Кажется, последний довод больше всего убедил Лга’нхи, когда я пришел к нему с этой идеей. Видно, его самого уже изрядно начало доставать противостояние его сестренки с его женщиной.

— А чего ты делаешь? — влезла с вопросом в мои размышления Осакат.

— Весло.

— Ух ты? Для кого? Для духа или демона?

— Нет. Для себя.

— Э-э-э… Ты наколдуешь себе роста? Но тогда как ты в лодке-то уместишься?

Ну да. Все весла, которые я тут пока видел, были исключительно короткие, одиночные типа, как для каноэ. Меня это, откровенно говоря, уже достало. Нет, пока в моей лодке сидели Лга’нхи или Кор’тек с Гит’евеком, проблем с греблей у меня не было. Когда эти монстры шуруют своими лопатами, я могу только чисто ритуально смачивать свое весло в воде, хотя, конечно, я такого не делал, как говорится, «положение обязывает». Но по крайней мере тогда мне жилы рвать не приходилось. А когда я остался одним из двух мужиков на лодке, набитой бабами, товаром и двумя щенками… Вот тут как-то сразу захотелось изобрести если не лодочный мотор, то хотя бы более функциональное весло. Вот сейчас я и пытался вытесать нечто вроде более привычного мне весла, метра два длиной.

— Нет, никаких добавлений роста, — ответил я, постепенно входя в роль наставника Йоды. — В качестве ученика моего первое запомни шамана правило. «Закон лентяя» называется. Если что-то можно сделать без привлечения потусторонних существ или колдовства, не упусти такую возможность. Потому как все эти чудеса — слишком тяжелая штука. И иногда проще помахать топором полдня, чем быстро решить проблему, обратившись за помощью к духам или демонам. Так что давай-ка подумай, как можно грести такими большими веслами. Эй, Витек, ты тоже давай сюда иди. Я тебе ручную крысу подарю!

На «крысу» Осакат обиделась, но от обсуждения отказываться не стала. Они болтали, я тесал и думал. Потом Тишка позвала нас на ужин, но я и за ужином продолжил думать. Подумать было о чем — начиная от крепления на кожаной лодке уключин для весел, банки и упора для ног, программы обучения молодежи, методов лечения болезных, предстоящего возвращения в Улот и…

«Бу-ум, бу-ум, бум-бум-бум…» — колокол пропел сигнал сбора на совет племени. На совете говорят только старшие мужи, но собираются все — секретов от соплеменников быть не может. А у молодняка, слушающего разговоры старших, есть возможность поучиться уму-разуму. Так что приходится бросать почти готовое весло и идти.

— Через два дня дойдем до Рогатой скалы и там остановимся на три дня, — доложил Кор’тек, допущенный на совет племени в качестве адмирала. По большому счету, не больно-то он и его люди нам теперь нужны. Чай, своих гребцов навалом. А дорогу местные запоминают с первого раза. Так что даже Лга’нхи, не говоря уж об ирокезах из прибрежников, вполне смог бы довести караван до Улота. Но, во-первых, вместе веселее и безопасней. А во-вторых, «устав» ирокезов подразумевает открытость и сотрудничество с любым, дружественно настроенным к нам племенем, о чем я своим «люди» уже плеши посреди ирокезов проел своими проповедями.

А в-третьих, уже больше полугода совместно плаваем, живем и воюем. Если бы не наши прически, то отличить одного от другого было бы уже невозможно. Одежда, оружие. Даже речь, сдобренную характерными словечками из языков всех степных, приморских и лесных народов, с примесью аиотеекского и русского, обе команды используют одинаковую.

— Да. Там будем три дня, — подхватил Гив’сай,один из наших старшин, до ирокезов бывший прибрежником и потому хорошо разбирающийся в лодках. — Рука и палец лодок течь дают. Смолить нужно, а может, заново шить. Шкуры нужны, смола, жерди новые. У Рогатой скалы леса нет. Надо будет людей послать дальше на один переход, пусть заготовят.

— Мясо свежее нужно, — подхватил я, вспомнив свои обязанности. — С того копченого, что в Вал’аклаве взяли, у многих животы пучит. У меня уже запас травок кончается, а отплыли-то всего ничего. Надо охотников посылать!

А насчет смолы и жердей — надо самые быстрые лодки выбрать, посадить на них сильных гребцов, и пусть вперед плывут. К тому времени, когда мы до Рогатой скалы доползем, они уже обратно вернутся.

— А если враги? — озадачил меня вопросом Гит’евек. — Пошлем людей, а они и сгинут. Выиграем один-два дня, а потерять можем куда больше.

В этом был весь Гит’евек — очень бдительный и предусмотрительный полководец. Но на сей раз он был не прав (я так думал), так что я не замедлил вступить с ним в спор. Кто-то встал на мою сторону, кто-то на его. Причем, что меня особо порадовало, никакой корпоративной солидарности среди вояк, типа, «поддерживаю своего, будь он хоть трижды не прав». Одни старшины на моей стороне, другие на стороне Гит’евека. Я тут тоже «свой», к тому же в авторитете!

Утро, холодная каша, гребля. Вечер, возня с больными, работа с веслом, разучивание алфавита с Витьком и Осакат. Подсвечивающиеся тусклым светом почти прогоревшего костра глиняные таблички с буквами кажутся особенно зловещими и таинственными. Ночью Тишка ластится, видимо, на что-то намекая. Фигушки, у меня, это, голова болит! Отворачиваюсь на другой бок и мгновенно вырубаюсь под возмущенное сопение супружницы.

Еще один рывок, и мы в искомой бухте у Рогатой скалы. Скала и правда рогатая, ее вершина раздвоена на манер козлиных рогов. Именно тут Митк’окок забил нам «стрелку» со своими послами в Улот, мотивируя это тем, что, мол, шаманы гадали о времени посольства и сказали, что это должно произойти уже после полнолуния. «Но вы нас не ждите, ваши лодки тяжелые и народа на них много, так что плыть будете медленно, и мои люди без проблем вас догонят».

Митк’окок тогда почтил нас личным визитом, что произвело немалое впечатление даже на присутствующего Тод’окоса, говорил очень вежливо, назвал нас с Лга’нхи братьями. Короче, для меня это было поводом миновать Рогатую скалу даже без остановок на ночь и гребсти от нее как можно дальше, покудова хватит сил и весла не сломаются. Но когда я высказал подобную идею на совете старшин, меня, мягко говоря, не поняли. Да как же, мол, можно игнорировать просьбы столь почтенного и родовитого Царя Царей? Особенно настаивали на этом Кор’тек и прочие прибрежники, даже те, которые теперь были ирокезами. Это, я так понял, сильно нарушало какие-то их традиции. Так что мне пришлось подчиниться. Хотя какую-то подляну от этой сволочи я все же ждал. Ну вот не нравился он мне, и все!

Три дня отдыха! Это шутка такая. Откуда у меня вообще может появиться право на отдых? Отдых для наших — это возможность вспомнить о том, что у них есть шаман и есть болячки и познакомить первого со вторыми.

Может, причина в моей врожденной интеллигентности? Нет, я, конечно, каким-то профессорским сынком не был. На скрипочке там играть с младенчества не учился, в математических олимпиадах не участвовал и Гомера наизусть не цитировал. Просто не умею ответить отказом на вежливую просьбу «своего», да и чужого (чего уж там скрывать). Нахамить и нагрубить в ответ на просьбу тоже не могу, пока. Но, кажется, скоро научусь. Вот и прут ко мне все кому не лень. Нет, явно пора обзаводиться сволочным характером, или меня напрочь заездят.

Утром всем кагалом, включая Тишку, щенков и болезных с моей лодки, — на сбор травок. Все местные худо-бедно, но в травках разбираются, как примерно в моем мире, даже в целом здоровый человек знает, какое колесико съесть от головной боли, какое — при бурлении в брюхе или простуде и чем обработать свежую ранку. Если не собственный опыт, то реклама точно просветит на этот счет. Так что указывать местным бабам, какие именно травки считаются целебными, без надобности. Просто отправил их на выпас, да еще и с тайной надеждой, что притащат ранее неизвестные мне образцы и объяснят, чего они лечат.

Я же, поминутно сверяясь с собственными записями и захваченными образцами, выискиваю особые, ранее не используемые мной травки. Дело идет немного туговато для городского жителя, полжизни делившего всю растительность с точностью «на траву и деревья», не пытаясь особо вникать, чем одна травка отличается от другой, но гордящегося своей способностью отличить елку от клена. Как-то вот не думал я тогда, что на старости лет ботаником заделаюсь. В жизни гербариев не собирал, даже когда нам задавали делать это в начальной школе. Так что теперь приходится изрядно напрягаться, ловя соответствия засушенных травинок их зеленым аналогам.

А еще, блин, щенки носятся кругами вокруг и пытаются лезть под руки, стоит только склониться к очередному образцу. А стоило отвернуться, попытались стащить мои секретные медицинские архивы и вволю погрызть выделанную кожу. Хорошо, Тишка их приструнила!

Да, видно, правильно родители мне собаку в детстве не купили. Безответственное я существо! Ведь когда брал этих — Шарика и Шурика, мечтал выдрессировать из них супер-бубер псов — охотников, сторожевиков и бойцов. А получилась какая-то шпана беспризорная, умеющая только шкодить да пакостить. Но когда, скажите на милость, мне собаками заниматься?! В этой постоянной круговерти я иной раз и сам пожрать забываю, где уж тут регулярной дрессировкой озаботиться. Если бы Тишка их не кормила регулярно, вообще небось дикие звери бы выросли. Кстати, у меня есть смутное подозрение, что ее-то они и считают своей хозяйкой, а я так — сбоку припека!

Во второй половине дня, уполномочив баб заниматься вопросами просушки и складирования добытого и отправив учеников добывать ракушки (надо было смотреть, с каким жалостливым превосходством выслушал Витек мои ценные указания и рекомендации. Еще бы, учу прибрежника моллюсков добывать). А сам дотесал первое и вытесал второе весло. Орудовать бронзовым топором оказалось не так чтобы очень удобно. А может, просто руки у меня не из того места растут, ведь раньше-то я никогда плотницким делом не занимался. Но худо-бедно справился.

А вечером — общеплеменные посиделки. Моя должность подразумевает еще и обязанности шоумена, так что пропел парочку старых баллад про наши с Лга’нхи и Осакат былые подвиги и три новых, про битву на пляже с пиратами, большую битву на Реке и про рождение племени. Народ оценил. Особенно про большую битву, ведь я подробно записывал со слов участников их подвиги в том сражении (сам-то я мало что видел) и потом изложил услышанное в любимой тут «зануднопротяжной словоблудства идиотской манере». (С ужасом подумал, что и сам начинаю к ней привыкать.) А то, что я не зазубрил былину наизусть, а читал ее с листа, отнюдь никого не покоробило. Никто не орал «фанерщик» и не кидался гнилыми овощами. Потому как чтение знаков с листа было тут новинкой, казалось особенно таинственным и внушающим почтение.

Я как-то одно время даже сомневался — стоит ли учить Витька с Осакат читать. Они ведь тогда прочтут все то, что я писал, думая, что этого никто не понимает. Ну вот, например, таинственное заклинание на тулье моего протазана — «Хрен вам суки». И не надо думать, что незнание русского языка послужит покровом для данной тайны. Я частенько употреблял эти слова и по отдельности, и все три разом. И вообще, щедро обогатил язык ирокезов многими русскими словами и выражениями, по большей части матерно-ругательного свойства, которые, к моему собственному удивлению, косные и далекие от прогресса дикари усваивают с пугающей скоростью. Стыдно, конечно, перед Великим и Могучим, но что я могу поделать? Эти слова и выражения сами срываются с уст, в то время как более благозвучно-осмысленные приходится держать в себе, поскольку их тут никто не поймет. Ладно, примем на вооружение популярную некогда версию, будто поначалу русский мат носил ритуально-мистический характер. (Никогда в это не верил, но что еще остается?)

Но самое главное — много ли останется от моей таинственности и загадочности, если кто-то начнет понимать, в чем смысл моей магии? Вот это пугало больше всего. Запросто ведь прослыву шарлатаном, думал я тогда.

Лишь пообщавшись с Дик’лопом и другими шаманами, я, в общем-то, понял свою главную ошибку — я смотрю на все это со своей колокольни. Из мира, где есть знания, признанные наукой, и наукой не признанные. Мошенники, гадающие, привораживающие и заклинающие по телевизору. Энтузиасты, лечащиеся трехведерными клизмами и пьющие собственную мочу. (Обычно так лечатся, пока еще здоровы, а как в результате такого лечения организм сдает, бегут к проклинаемым ранее «официальным врачам».) Ну и есть те, кто действительно что-то такое знает и чем-то этаким нетрадиционным владеет. Те же травки, массаж и прочее иглоукалывание, когда-то считались лженаукой, а сейчас вполне себе признанны и одобряемы.

И, наконец, в моем мире есть знания общепризнанные, сомневаться в которых — ересь и признак безграмотности. Они записаны в книжках, официальных документах и даже разных там уголовных кодексах, вроде индивидуальности отпечатков пальцев и кодов ДНК.

Но Тут, в Этом мире, разделения магии, науки и искусства пока еще нет. Тут все завязано в общий узел, и, как я убедился сам, шаман, рисующий узоры, не менее важен шамана, умеющего лечить, плавить бронзу или предсказывать благоприятный день по звездам или трещинам на бараньей лопатке.

Да и у нас это разделение, по сути, произошло не так чтобы давно. Еще в веке восемнадцатом один и тот же человек мог быть алхимиком, ищущим философский камень, астрологом и серьезным ученым (в смысле, с нашей точки зрения). Астрономы налево и направо составляли гороскопы и числились придворными астрологами^[12]. Всякие там стихосложения да рисования входили в стандартную систему обучения каждого образованного человека и ученого. Возьмем, к примеру, Ломоносова. И ученый, и стихи писал, и картины из мозаики складывал. А уж про Леонардо да Винчи я вообще помалкиваю. Он прослыл гением и на почве науки и искусства. А Коперник вообще по образованию был теологом, медиком и вроде даже экономистом. Помню, был у нас классный препод на теории искусств, он много чего интересного рассказывал. Будто бы Коперник даже бутерброд изобрел!^[13] А Пифагор вообще был мистиком, учившимся у египетских жрецов, и музыкантом, придумавшим современную гамму до-ре-ми-фа-соль-ля-си-до^[14], а математику он изучал для каких-то своих мистических целей, пытаясь с ее помощью объяснить и описать что-то там божественное, а еще создал какую-то секту, в которой запрещалось есть бобы, тоже с религией как-то связано было^[15].

Короче, Тут все это не разделяется на официальную и неофициальную науку. Тут — все это знание! А знание — Сила! И только дурак будет пренебрегать возможностью увеличить собственную силу на том основании, что десяток академиков считает это чушью. Пусть эти академики нажрутся наркокомпота и попытаются пересказать свои бредни, что никаких духов нет, глядя прямо в глаза этим духам!

Так что ребята изучали буквы и цифры, и никто из них пока еще не порывался тыкать в меня пальцем, кричать «Мошенник!!!» и звать милицию.

В общем, посидели хорошо. Пожрали свежего мяса, добытого Лга’нхи со товарищи в степи, послушали меня и колокол, сами попели привычные песни в непривычном сопровождении барабана и дудки-рожка. Порассказывали под зловещие отблески пламени костра, колеблемого ночным бризом, «страшные» истории. Какие, оказывается, древние корни у этой пионерской традиции! Я мудро нашел в себе силы сдержаться и не повторять свои байки про Москву (мне же самому теперь ночных сыкунов лечить придется). Но и без меня местный фольклор трех народов был богат на истории типа «кровавого сандалика» и «черной руки». А уж про происки духов, демонов и тигров тут каждый мог целую энциклопедию написать.

Короче, закончили глубоко за полночь, когда большой костер прогорел полностью. Я хоть и охрип от пения былин, но на душе была приятная расслабленность и довольство. Что и говорить — оттянулись душевно! И после всей этой болтовни у меня еще хватило сил даже на парочку ночных раундов с Тишкой, а то она у меня опять что-то заскучала в последнее время и начала думать, что я с ней поссорился. Да. Возможно, все эти тихие радости воспринимались бы еще острее и приятнее, если бы я знал, что это последняя спокойная ночь на очень долгий срок.

Следующий день начался с суматохи. Приплыли лодки со стройматериалами. Сбегал и выклянчил пару «железнодеревных» жердей. Связал из них что-то вроде рамы и закрепил на дне лодки, примотав к каркасу (для чего пришлось полностью разгрузить лодку). Потом сделал что-то вроде ременных уключин. Спустил лодку на воду и попробовал грести. Переставил упоры для ног на раме, попробовал снова — получилось лучше. Подключил к этому делу Витька. (Во-первых, он из прибрежников будет, значит, гребля у него в крови. А во-вторых, раз в крови, вот пусть и гребет. Я согласен командовать «ать-два» и рулить.) С моей точки зрения, получилось отнюдь не идеально. Но Витек оценил и пришел в восхищение. Он начал рассекать по бухте, привлекая всеобщее внимание своим необычным стилем. По случаю чего был созван консилиум специалистов, которые тоже поспешили опробовать мое «изобретение». Пробовали до тех пор, пока Лга’нхи не умудрился порвать ременную петлю, заменяющую уключину. Ременная петля была признана дерьмом, а в остальном мое изобретение получило одобрение как перспективная разработка. Я с ходу предложил пару усовершенствований, которые сам не знал, как сделать (все-таки кожаные лодки, да и кораблестроение вообще — это не мое), и в срочном порядке в ближайшее время перевооружить все наши лодки на новый манер.

— Не-а, — сказал эксперт Кор’тек. — Сначала сам поплавай с такими веслами. А мне сдается, что каркас от такой гребли расшатается быстро и лодка течь давать будет. Надо, однако, каркас укреплять. Только от этого лодка тяжелой станет. А есть ли смысл тогда в новых веслах? Надо смотреть да пробовать. Дело это не скорое.

Ну да, захотелось ответить мне на это. Как матом ругаться — с ходу освоил. А новые весла — проблема. Сначала дождешься внуков и с ними посоветуешься, а через тыщу лет их далекие потомки примут весла с уключинами на вооружение. А я еще парус изобрести планировал!

Но говорить не стал. Во-первых, он был прав, действительно, прежде чем переоборудовать все лодки, сначала надо было опробовать систему на одной жертве. А во-вторых, пытаться ломать местный менталитет и восприятие времени — бессмысленно. Каждое новшество должно медленно и нудно просочиться по капле в мозги и даже кровь местного человека, прежде чем он решится им воспользоваться. И этого уже не изменишь. Это своеобразная мудрость и стратегия выживания. Нашел неизвестный гриб или ягоду — не пытайся с ходу собрать еще десяток и сварить супчик или варенье. Сначала лизни, посмотри, как пойдет. Потом откуси малюсенький кусочек. Потом полтора малюсеньких кусочка. И вот, когда убедишься, что еще не помер, можешь осторожно откусить два и на этом в этом месяце лучше остановиться. А лучше вообще не трогать всякую неизвестную гадость, коли и так есть что пожрать. Эксперименты с едой — удел голодающих!

Ну а в-третьих, хотя мы с Кор’теком были практически ровесники, можно было не сомневаться, что внуков он уже дождался. А лишний раз мозолить людям глаза своим бездетным (если не позорище, то как минимум странно) статусом не хочется.

Так что вместо ненужного спора я пошел обедать. И тут колокол залился истеричным звоном набата, и над пляжем, где мы разбили лагерь, пронеслось жутковатое для всех слово — «аиотееки»!

Сначала я не поверил. Полгода спокойной жизни как-то отучили меня бояться этих верблюжатников. Да и откуда им тут было взяться? Тут ведь до Улотских гор как минимум месяц-полтора морского пути? Я, движимый своим неверием или, скорее, нежеланием верить, побежал к кричащим и показывающим куда-то в степь дозорным, чтобы лично проверить, пресечь панику и наказать виновных. И поначалу маячащие где-то на горизонте клубы пыли не показались мне чем-то опасным. Может, это стадо овцебыков трусит нам навстречу? Или там диких лошадей или оленей? Но даже я видел в движении этих пыльных облаков некую странность. Ни одно из местных стадных животных в подобных порядках не передвигается. А уж чего углядели там наши дозорные, одним из которых, кстати, был Мнау’гхо, чьи глаза, как я уже знал, по зоркости мало отличаются от глаз Лга’нхи (чай, оба степняки бывшие), можно было только догадываться. По крайней мере, Гит’евек, отдающий команды возле колокола, зря панику точно бы поднимать не стал. А вскоре и я сумел разглядеть характерные фигуры верблюдов и их всадников.

«Я бы мог собой гордиться», — мелькнула у меня в голове бредовая мысль, протискиваясь сквозь истеричный звон колокола. Впервые в этом мире звучал набат, и это сотворенный мной колокол звонит над бухтой, предупреждая людей об опасности и сзывая в лагерь разбредшиеся по своим делам группки соплеменников. Если бы не он, нас бы застали врасплох и вырезали по частям. Так что повод для гордости у меня был.

Но мне как-то было не до этого. Впервые меня обуял по-настоящему сильный страх. Раньше, по крайней мере в Этом мире, я с таким страхом был незнаком. Потому что был одиночкой, а у них страхи малость иного свойства. А сейчас на моей совести висела ответственность за более чем полторы сотни душ. Среди этих душ числились и очень близкие мне люди, такие, например, как Лга’нхи, Осакат, Тишка и Витек, были и просто добрые приятели, которых немало завелось у меня среди ирокезов и их жен. И даже те, с кем я еще толком даже не разговаривал, а всего лишь вежливо головой при встрече, теперь тоже были моими «люди», моим племенем. Я это по-настоящему осознал только сейчас, почувствовав этот жуткий страх за них всех.

Вместо гордости я сейчас чувствовал только растерянность и страх. Судя по пыли, врагов было немало. Трудно сказать, сколько, но явно не меньше трех-четырех десятков всадников. А чего стоил каждый всадник, я уже знал. А за ними, возможно, идет и пехота. А у нас почти все лодки вытащены на берег и разгружены для просушки грузов и ремонта. Да даже если бы они и были все на воде, быстро собраться и загрузить на них под две сотни народу меньше чем за те двадцать-тридцать минут, что потребуются верблюжатникам, чтобы достичь нашего лагеря, мы не успевали. А для отражения атаки у нас было всего четыре неполных оикия^[16] опытных бойцов и еще одна оикия мальчишек-новобранцев, только начавших обучение.

И огромная, под сотню человек, толпа женщин и детей, которых как-то надо защитить. Потому что в этом мире на пощаду победителя проигравшему рассчитывать не приходится.

«Но как? Почему? — пронеслось у меня в голове. — И как в этом замешан Митк’окок?» А ведь он наверняка точно в этом замешан, потому что таких совпадений не бывает! Именно тут он назначил нам «стрелку» со своими послами, и именно на эту бухточку с характерной, видимой далеко из степи скалой, пришли верблюжатники! Вот хоть убейте, а я в простое совпадение не поверю. Нет, конечно, всякое бывает. Вот только таким же любезными и ласковым Митк’окок был только тогда, когда уговаривал нас на разборки с пиратами. Да и вообще, в последнее время он с нами был уж очень любезен и податлив. Хрен я поверю, что тут вина моего необычайного обаяния, уверен: эта сволочь опять хотел окунуть нас в какое-то дерьмо, и окунул. Сука!!!

Злость помогла мне собраться с мыслями. Времени заготавливать длинные копья нету. Даже толком обтесать и закалить привезенные дрыны из железного дерева мы не успеваем. А что там еще: чеснок, колья, веревки на кольях, колючая проволока? Мысли носились в голове, как белки в колесе, — быстро, суетно и бестолково. И ухватить хоть бы одну за хвост и запрячь в дело все никак не удавалось.

А впереди Лга’нхи с Гит’евеком уже собирали народ для отражения атаки.

И я, заслышав знакомый сигнал рожка и барабана, побежал к Лга’нхи и Гит’евеку, крича и размахивая руками, чтобы не дать им возможности выстроить ирокезов в привычные оикия.

Что будем делать, я еще толком не знал. Но понимал одно: биться лоб в лоб с практически равными нам силами верблюжатников — это безумие. Даже если ценой своих жизней мужчины позволят женщинам сесть в лодки и уплыть, это лишь оттянет агонию ирокезов на чуть более долгий срок. Хотите — считайте меня мужским шовинистом, а хотите — реалистом, но женщины Тут одни, без мужиков, не выживут. А даже если мы победим в столкновении лоб в лоб, количество потерь будет таким, что это сразу станет концом ирокезов.

Что делает первобытный человек, попав в безысходное положении? Дерется насмерть до последнего, пытаясь утащить с собой в могилу как можно больше врагов.

Что делает житель XXI века и его могучий интеллект, попав в безвыходную ситуацию? Бессовестно врут! А уж чему я научился за время своего пребывания в обоих мирах, так это вранью.

Итак, первое уже сделано. Лга’нхи и Гит’евек согласились, что выстраиваться в оикия пока не нужно. В том плане, что пока все стоят практически на своих законных местах, только не стройными рядами, а изображая бестолковую толпу. Вроде как местные прибрежники во время одной из своих перекочевок столкнулись с невиданными существами и стоят, разинув рты, однако изображая строй.

Думаем дальше. Верблюжатники с такой толпой поступят стандартно — бросят своих животин на прорыв, а когда у «дикарей» дрогнут нервы и они бросятся бежать, начнут добивать по отдельности охваченную паникой толпу. Значит, надо. Советуюсь с нашими Вождями, получаю их согласие и бегу организовывать баб.

Аиотееки не спешили. Проскакав несколько километров и убедившись, что жертвы не пытаются удрать или разбежаться, они остановились, чтобы дать отдохнуть верблюдам и оглядеться.

Надеюсь, их взорам предстало именно то, что я хотел показать. Строй-толпа дикарей, испуганно замершая при виде страшных чудовищ (передние ряды прикрыли доспехи наспех собранными тряпками и плащами, бронзовые наконечники копий смотрели строго вниз), и суетно копошащиеся за их спинами бабы и дети, то ли собирающие барахло, то ли испуганно жмущиеся поближе к спинам своих защитников. Дальше за нашим лагерем море, слева — камни у подножья Рогатой скалы, справа — какой-то косогор, покрытый колючим кустарником. Деваться нам некуда.

Их было чуть поменьше, чем я ожидал, — двадцать семь человек и еще четырнадцать заводных верблюда с грузами. Последние обнадеживали не перспективами большой добычи, а тем, что их наличие, скорее всего, означало, что эти аиотееки прибыли издалека и прямо сейчас, из-за ближайшего холма, на нас не навалится еще армия в несколько сотен человек.

Но и неполных трех десятков вполне бы хватило на толпу пеших дикарей, никогда не то что не воевавших, но даже не видевших всадников, и наши «гости» это знали. Потому долго задерживаться они не стали, прозвучал мелодичный приказ, который понял даже я, наслушавшись «пения» Гит’евека на тренировках, и верблюды, набирая скорость, двинулись в нашу сторону.

Позже я допросил Лга’нхи с Гит’евеком на предмет, неужто они раньше отрабатывали что-то подобное? Нет, услышал я спокойный ответ, отрабатывался прием «быстро собраться и построиться». А он чем-то похож на наш маневр. Да и отрабатывается почти так же. Командир отходит на десяток метров в сторону. Встает, дает команду, и участники оикия россыпью бегом бегут к нему и выстраиваются согласно порядку.

Командир всегда стоит в первом ряду на правом фланге, напевая приказ о типе построения (в два, три, четыре, шесть и двенадцать человек по фронту). Так что все бойцы привычно находят свое место согласно этому ориентиру, даже если стоящий четвертым в третьем ряду прибежал первым, а стоящий рядом с командиром — последним.

Потому и сейчас, когда вражеская «кавалерия» (верблюдерия? кемелерия?) набрала скорость и почти достигла наших рядов, рог-дудка проиграл сигнал, и ирокезы хлынули в стороны, пропуская верблюдов мимо себя. Дальше — наши выстраиваются на флангах в две шеренги и под грохот барабана и истеричные завывания дудки стройными рядами атакуют врага. Врага, застрявшего в баррикаде из тюков с товарами, жердей, вязанок дров, колючих веток кустарника, натыканных на манер кольев весел и палок. А самое главное — я велел накопать много неглубоких (по колено) ям в песке, провалившись в которые штук шесть-семь несшихся первыми верблюдов поломали ноги и рухнули, увеличивая кучу-малу.

Ну а дальше уже привычная работа. Я перехватил протазан поудобнее, перепрыгнул через груду каких-то тюков и с ходу рубанул по ноге ближайшего ко мне верблюда. Сейчас, потеряв скорость и сгрудившись на тесном пространстве, аиотееки больше мешали друг другу, и упускать этот момент было нельзя! Краем глаза видя, что моему примеру уже последовали морячки Кор’тека, а наши бабы, как и было уговорено, под руководством Осакат и Ласты пугают верблюдов, тыкая их длинными факелам и сгоняя в более тесную кучу, я обежал лежащую и дрыгающую ногами тушу (попасть под такой «дрыг» — слабое удовольствие) и схватился со спешенным всадником. Возможно, наш поединок продлился бы куда дольше и закончился бы с иным результатом, но, получив толчок в спину от неловко разворачивающегося в толчее другого верблюда, мой противник едва ли не сам налетел на мое оружие. Ну, по крайней мере не смог от него защититься. Хотя и тут убить его оказалось не так-то просто — на противнике были прочный панцирь и шлем. А вот ноги тут пока ничем не прикрывают, отметил я про себя, после того как сначала ткнул врага в бедро, а потом изловчился добить лежачего.

Потом подскочил к своему невольному союзнику и едва не схлопотал копытами по морде, — оказывается, верблюды умеют лягаться, если ткнуть их копьем в зад!

Оба копыта пронеслись буквально в нескольких сантиметрах от каждого из моих ушей. А потом верблюд-каратист ломанул куда-то вперед, а на меня выскочил другой. И на нем сидел всадник с нацеленным в меня копьем. Я отвел удар протазаном и попытался рубануть, метясь либо в верблюжью тушу, либо по ногам всадника. Кажется, задел самым краешком, и взбесившееся от боли животное отскочило в сторону. Я рванул за ним в самую кучу-малу аиотееков, уже мало соображая, что делаю. И дальше началось мелькание копий, щитов, шерстяных верблюжьих туш и человеческих, облаченных в доспехи, тел. Как-то раз я упал, отпрыгивая в сторону от несущегося на меня копья, и поскользнулся на груде кишок. И катался по этой груде, уворачиваясь от копыт решившего потоптаться на мне верблюда и копья его хозяина. Потом пропустил удар по голове, благо на ней был шлем, и он спас мне жизнь. Потом… Потом я очнулся, стоя на коленях посреди поля боя, в моей руке почему-то был топор, которым я размалывал в мелкое крошево уже и так размозженный череп аиотеека. А где находится мое «крылатое копье», я не имел ни малейшего представления. Судя по тому, что врагов больше не было, мы победили!

Победили. А значит, надо вставать на дрожащие от усталости и переизбытка адреналина ноги и идти считать потери, заниматься ранеными, решать, что делать дальше. Это другие могут чуток передохнуть и насладиться победой. Тому, кто назвался груздем, а уж тем более шаманом, после боя приходится пожинать его горькие плоды, даже несмотря на сладость победы.

Потери — в целом небольшие, если считать по очкам. Самый большой урон наши ряды понесли от прорвавшегося через баррикаду верблюда и его всадника — шесть мертвых баб, стоптанный десятилетний мальчишка и еще с десяток пораненных соплеменниц, к счастью, не очень сильно. Еще погибло пятеро бойцов оикия и трое Кор’тека. Зато раненых было больше двух десятков. А любая, даже на вид несильная рана Тут могла означать смерть!

Враги были убиты все, или, по крайней мере, никто из них больше не пытался драться, так что можно надеяться, что я получу «заказанного» перед боем «языка». Но, проклятье, смерть тысячи врагов не стоит потери хотя бы одного из наших. Тут не спорт, тут реальная жизнь и реальные смерти. И я, кажется, к этому никогда не смогу привыкнуть!

Но с «языками» позже, сейчас главная забота — раненые. Начал орать на бродящих, словно в наркотическом сне, баб, веля разжигать костры, таскать и греть воду, стаскивать всех раненых в одно место.

Так, перед боем я велел спрятать наши «медикаменты» в кустарнике, в надежде, что туда аиотееки точно не сунутся и ничего мне не потопчут. Интересно, выполнили ли Ученики мой приказ?

Ученики!!! Осакат и Витек — где они?! Если эта парочка мерзавцев позволила себя убить, найду даже на том свете и устрою им такое! А Тишка? Почему нигде ее не вижу? Тут, конечно, баб полно, но уж мою-то тощую дылдинку тут точно ни с кем не перепутаешь. А Лга’нхи? Я что-то тоже его нигде не вижу. Неужели?..

Ага. Осакат с Витьком уже тащат из кустов наши тюки. Осакат почему-то бледная, но страшно довольная. Вот, блин, на поясе демонстративно подвешен свежий скальп! Неужто сестренка умудрилась завалить вражеского воина? И хоть бы хны. Я-то, помнится, прирезав Пивасика, блевал, как из пулемета. А эта сияет, будто куклу Барби и вагон конфет в лотерею выиграла. Ладно, об этом потом будем думать. Первый раненый — это фигня, заплевать порезы горькой травкой и замотать бинтом. Осакат справится. Следующий — размозженная копытом нога чуть повыше стопы. Это уже опасно. Здесь — почти смертельно. Наспех изготавливаю шины и начинаю собирать сломанные кости. Проклятье! Руки в земле, песке, крови, каком-то дерьме и кишках. Срочно мыть кипяченой водой и пенной смесью. Так, теперь промыть рану. Жалко, вино кончилось, — как мне объяснили, оно перевозку по морю плохо выдерживает, потому мы его с собой особо и не брали. И какого хрена я самогонный аппарат не сделал? Ладно, стираем кипяченой морской водой запекшуюся кровь. Больной истошно орет и дергается. Рявкаю команду, и чьи-то руки прижимают его к земле. На ощупь, сквозь кожу и мышцы, складываю костяной пазл. Присыпаю заветным порошком. Споры какого-то болотного гриба, которые лесовики используют при ранениях. Это они меня меньше двух месяцев назад на ноги поставили. Я этот рецепт все-таки вызнал.

Увы, собранного, пока мы были в лесных местах, порошка совсем мало, так что на всех точно не хватит. Но что делать? Массу для нашлепок из «йодистых» водорослей я так и не удосужился приготовить. А ведь собирался.

Следующий пациент — огромный порез от плеча и почти через всю спину. Это мне знакомо, у самого похожий. Аиотеек бил сверху вниз, но чуток промазал. Зашить, заплевать, будет как новенький. Шью. Еще один — сломанная рука. Щит не выдержал удара палицей. Еще шины. Жалко, нет гипса. Тьфу, мля. Это вообще копец — на фига его сюда привели, у него же мозги наружу торчат! Или только скальп содран? Обмываю рану, ага. Похоже на то, что было тогда у Лга’нхи, содранный то ли палицей, то ли клевцом скальп. Пришиваю его обратно, жуя горькую травку. Надо давно уже придумать другой способ — какую-нибудь мазь или припарку. Это жевание уже надоело, всю морду от горечи свело.

Пока шил, сквозь общие стоны, вопли и рыдания услышал знакомый лай — щенки. Поднял глаза — по пляжу брела Тишка. Какая-то скособоченная и смурная. Неужто и моей девочке перепало? Нет. Нельзя. Мало ли, что жена — надо дошивать рану. По себе знаю, каково это лежать в ожидании каждого нового стежка, корчась от боли. А вот Осакат моими комплексами доктора Айболита не страдала. Зато подругой была хорошей. Бросила своего очередного пациента и подскочила к Тишке, подперла ее плечом и повела в мою сторону. Сейчас дошью и погляжу.

Нет, подтаскивают нового. Блин, это же Гит’евек! Схлопотал копьем прямо в грудь. Кажется, рана глубокая и пробиты ребра. Вынимаю осколки ребер из раны, и какого хрена я не догадался сделать себе пинцет и прочий хирургический инструмент, пока имел доступ к мастерским? Колокольщик гребаный. Вытекающая из раны кровь не пузырится. Значит, легкое на задето. В раздвинутую Витьком рану засыпаю чудо-порошок и запечатываю тампоном. По собственному опыту знаю, что такие глубокие раны зашивать нельзя, надо дать возможность гнили и гною выходить вместе с кровью. Так что осторожненько зафиксировать и велеть аккуратно положить на носилки. В ближайшую неделю наш главный строевик не ходок. Блин, а где же Лга’нхи?

Так, что с Тишкой? Подскакиваю, буквально на пару минут: сломана рука, нет, вывихнута или все-таки сломана? Что делать: наложить шину, зафиксировав ее в таком странном положении (а вдруг так и срастется?) или хорошенько дернуть, чтобы вставить в сустав? И какого хрена я не пошел учиться в мед, хотя бы на медбрата? Хоть какая-то польза сейчас от меня была бы. Нет, кажется, все-таки что-то в суставе. Извиняй, девочка, сейчас будет больно. Дергаю. Тишка орет и теряет сознание. Шарик (или Шурик — оба пса вертятся рядом), со стоящей дыбом шкурой и сумасшедшими глазами, пытается меня укусить, но, получив по морде, что-то соображает своей собачьей башкой и, поджав хвост, пытается ползти ко мне на брюхе. Извини и ты, но сейчас не до тебя, потому мириться будем после. А сейчас — так, слава богу, рука приобретает вполне человеческий вид. Велю Осакат зафиксировать сустав, только не слишком туго, а то кровообращение нарушится. (Офигеть! И откуда только я столько всего знаю? Да здравствует телевизор и сериалы про медиков!)

Подтаскивают нового раненого. Этот уже все — пропорото брюхо и порванные кишки торчат наружу. Тут такое уже не лечится, блин, блин и еще раз блин. Я ведь этого парня хорошо знаю — он приемный отец моего дристуна. Причем искренне привязавшийся к новому семейству (свое-то потерял два года назад, когда на их поселок напали аиотееки). И вообще, удивительно спокойный и какой-то даже светлый человек. Никогда не орал, не приставал, требуя немедленно решить все его проблемы, не предъявлял претензий за болезнь сына. А теперь мне придется его добить. На хрена они мне его сюда тащили, только зря мучили! Хотя да. Я ведь второй человек в племени, и коли ни Лга’нхи (где эта сволочь?), ни Гит’евека под рукой нет, добивать безнадежно раненых — моя обязанность. Потянулся за кинжалом, почему-то не нашел своего «фетс-кийца» на привычном месте. Неужто потерял в драке? Ладно, не до этого, достал другой. Где находится сердце, я уже знаю. Ставим кинжал напротив, сильно и резко бьем кулаком сверху по рукояти. Тело дергается и замирает. Тащите следующего!

— Да. Я тоже со всеми в строю воевал, — рассказывал мне Лга’нхи, ведя куда-то по смердящему кровью, дерьмом и мертвечиной пляжу. — А что тут такого? Коли мы одно племя, а я Вождь, значит, должен уметь, как и все. Вот и выучился! А в третьей оикия как раз человека не хватало, вот я и встал.

— Ну и как тебе? — равнодушно спросил я. После нескольких часов возни с ранеными наступило спасительное отупение, и все уже было как-то по фигу.

— Непривычно, — как-то даже застенчиво ответил Лга’нхи. — Вот ты, шаман, скажи, почему я вроде понимаю, что так лучше, а тело словно само вперед из строя рвется?

— Тело глупее думалки. (Блин, пора уже внедрять в умы мысль, что думаем мы не грудью, а головой.) До него доходит дольше. Вот оно и путается.

— А-а-а, — понимающе протянул приятель. — Так оно, наверное, и есть.

Мы помолчали, словно бы не зная, о чем говорить. Хотя тем для разговора у нас было предостаточно.

— Так, значит, испытать Волшебный меч так и не удалось? — спросил я совсем не то, что хотел.

— Да нет, в конце уже, когда за оставшимися гонялись, попробовал. Вон он лежит.

Смотри-ка, и правда — аиотеек с моим фест-кийским кинжалом в груди. Это надо же, пробил прямо сквозь доспех, прорубив несколько слоев толстой буйволиной кожи. Только как все это произошло, помню очень смутно. Я тогда как раз по маковке получил. Кстати, потрогал здоровенную шишку с правой стороны ирокеза, — если бы не шлемак, который, кстати, теперь только на выброс, — кранты бы мне в этом бою. И еще счастье, что не клевцом или топориком били, тогда бы и шлем не помог. А теперь снимаю вражеский шлем и подвязываю его к поясу, а потом сдираю скальп. Это второй. Первого я уже ободрал. К нему тоже Лга’нхи меня привел. Пока я возился с ранеными, он успел сбегать, захватить заводных верблюдов, разослать непострадавших воинов в дозоры, навести кой-какой порядок в лагерном бардаке и осмотреть поле боя на предмет чего да как. «Мою работу» он опознал по характерной ране от протазана, этому вот кинжалу, а третьего, как он третьего-то вычислил? Спросил. О! Оказывается, по следам! Охренеть, во всем этом бардаке и говнище он еще и следы какие-то различить способен. «Может, тогда и где мой протазан знаешь?» — «Рядом, вон там вон лежит!» Да, действительно, лежит. Вернее, торчит в брюхе верблюда. Видно, пробил тушу да зацепился топориком за ребра, а верблюд рванул. Точно, вот тогда-то я по маковке и схлопотал, когда внезапно оказался без оружия. А где-то тут еще и третий «мой» труп лежит, размолотый в мелкие обрубки. Мне-то эта волосатая лапша на фиг не нужна, но Лга’нхи настаивает, — мана не должна пропадать понапрасну. Опять же, скальпы добавляют солидности.

— Ты хорошо придумал, — нахваливает меня Лга’нхи, пока я занимаюсь всем этим делом. — Если бы духи тебе не подсказали, что делать, перебили бы нас тут всех. А так, когда они все в кучу-то сгрудились, на каждого врага чуть ли не по полной руке наших воинов, а то и по две пришлось. Одни на себя внимание отвлекают, другие верблюда бьют, третьи — аиотеека. Почти и не интересно драться было. Будто грибы собираешь. Так что наших мало полегло.

— Зато баб, — будто бы возражая (хотя с какой стати?), подхватил я. — Если бы тот не прорвался и не пошел наших баб топтать. Хорошо, Осакат догадалась верблюду в морду горячей похлебкой плеснуть, благо верблюжатники к самому обеду поспели, а то и не знаю, что и было бы. И так стольких побил, сволочь. Тишке моей руку из сустава выбило, когда она в драку полезла. Твоя Ласта тоже копьем в плечо схлопотала. Я там обработал, так что, надеюсь, все нормально будет. А потом сестренка еще и всадника, с верблюда слетевшего, умудрилась на копьецо свое поддеть. Я, правда, думаю, там на него целая толпа набросилась, но копье воткнула именно она. Так что скальп ее, законный. И Витек молодца — двоих завалил. Правда, тех, что с верблюдов, ноги поломавших, слетели. А один вроде и вообще беспамятный был, башкой о землю хрякнувшись. Но Витек все равно молодца — не растерялся.

— Да, добрый воин будет, — согласился со мной Лга’нхи. И в его голосе словно бы прозвучали какие-то нотки зависти. Он-то за весь бой обзавелся всего двумя скальпами. Нет, завалил-то куда больше. Уж можно не сомневаться, что, когда наши прессовали аиотееков, он со своим громадным ростом и длиннющим копьем был не на последнем месте. Но коллективный успех в личный зачет не идет. Так что на его счету лишь те двое, на ком он свой шестопер испытал, когда аиотееки, поняв, что проиграли, попытались смыться. Выходит, я сегодня его уделал. За мной трое числятся! Чистый воды идиотизм и спортсменство, но почему-то поневоле начинает распирать от гордости, когда я думаю об этом. Бред. Пользуйся наши хотя бы дротиками, и потерь было бы втрое-вчетверо меньше. Закидали бы супостатов издалека и добили бы раненых. Но попробуй ему такое предложить! А с другой стороны — раз коллективные успехи в личный зачет не идут, так, может… Но об этом я лучше с Гит’евеком сначала поговорю. Он и постарше, и жизнью битый, и о своих заботится. Если сумею завербовать его в союзники, вместе мы косность Лга’нхи переборем. Если только Гит’евек выживет.

Блин, что за жизнь?! Половина племени поранена. И неизвестно, что впереди. Так, вот этот в лапшу покрошенный. Сдираем, что осталось, и идем допрашивать пленного. Надо, наконец, разобраться, откуда они тут взялись.

Глава 12

Хорошо плыть по спокойному морю в ясный теплый день. Светит солнышко, плещут волны, неторопливо проплывает мимо безопасный берег, к которому всегда можно пристать в случае, если погода изменится или слишком уж укачает.

И как же хреново все это делать, когда на каждую лодку приходится дай бог пара способных грести рук, зато куча пассажиров, которым вообще двигаться нельзя! А берег только кажется безопасным. Потому что и так к нему не во всяком месте пристать можно (прибой возле камней запросто расшибет наши лодчонки). А те места, где можно высадиться, теперь тоже потенциальная угроза. Ибо, когда враг не дремлет, и тебе поспать некогда.

Пленный аиотеек долго корчился, скрипел зубами и пытался харкать мне в рожу. Но сегодня мне было не до сантиментов. Сегодня несколько десятков соплеменников, практически родни, корчилось под моими руками, вопя от боли, пока я зашивал их раны и вправлял кости. И среди них были и женщины, и парочка совсем мальчишек. А двоих воинов мне пришлось собственноручно добить прямо на глазах семей, прекращая их муки. После этого как-то не до сантиментов, соблюдения Гаагских конвенций и размышлений про «слезу ребенка». Эта самодовольная харя (нет, определенно с этим самодовольством что-то не так. За ним стоит либо некое сословное превосходство, либо религиозный фанатизм) может сколько угодно изображать из себя партизана, но для меня он фашист. Так что щепки под ногти (технологии я не знаю, но общий принцип известен, а дальше уж работает смекалка), и птичка запела.

Я понимал его с пятого на десятое. Уроки, преподанные Витьком, я усвоил на уровне своего преподавателя, а уровень сей был не слишком высок. Ну да почти все наши служили аиотеекам и понимали чуточку лучше, с четвертого на пятое. Зато коллективное усилие дало свой результат.

Увы! Это была армия! Или скорее уж военизированная орда. И эта орда продолжала двигаться вдоль морского побережья. Насколько я понял, горы аиотеекам пока что так и не дались. Все-таки верблюд не горный зверь, и даже строевая тактика не слишком помогает на узких горных тропинках и при штурме расположенных на неприступных вершинах крепостей. А из того, что я успел выяснить, прежде чем пленник сдох, Леокай именно там и начал встречать своих врагов, а также зажимать их в узких ущельях, громить отставшие обозы, внезапно оказываясь там, где его совсем не ждали, неудивительно — кому, как не местным, знать все тропинки в этом лабиринте гор и ущелий. А вот каково было прибрежным племенам, можно было толькодогадываться. Из того, что я понял при допросе пленного, именно за счет разграбления прибрежных поселков орда кормилась и пополняла запас служивых рабов. Ну и за счет покоренных степняков и их «больших братьев», которые двигались дальше по степи, под присмотром «демонов». Хм. А сами аиотееки, кажется, были больше землепашцами, по крайней мере, зерно очень сильно уважали. Вот только не помню я что-то, чтобы на верблюдах пахали. М-да, темное дело. Увы, как только я начал более подробно выспрашивать о жизни и быте наших врагов, а главное, какого хрена им нужно здесь, аиотеек сначала начал отрубаться, а потом просто подох. Да и не удивительно: перед тем как попасть к нам в руки, его ребра успели свести пусть короткое, но очень тесное знакомство с шестопером Лга’нхи. Так что, думаю, все внутренности у него были, мягко говоря, «не здоровы».

Колокол! Одиночный удар, чтобы привлечь внимание. Да, сейчас в колокол особо не позвонишь. На суше он вообще только на случай тревоги. А в море можно себе позволить и звякнуть. Но тоже осторожно, чтобы не привлекать к себе лишнее внимание.

Берег, увы, опасен. Орда аиотееков растянулась на большое расстояние, и те, кого мы встретили, были лишь одним из передовых отрядов. Так что теперь, приставая к берегу, мы стараемся вести себя тише воды ниже травы. Разжигаем костры только в глубоких ямах и только, чтобы приготовить пищу и вскипятить воду для перевязок и изготовления медикаментов. Про охоту можно смело забыть — лишь специальные дозоры высылаются на отдаленное от лагеря расстояние, чтобы вовремя засечь опасность. Так что пока подъедаем старые припасы.

Так, наша разведка проверила тихую бухточку, и в ней-то мы и будем ночевать. Кор’тек говорил, что дальше есть еще одна, и получше, и попросторнее, и как раз на целый дневной переход. Но мы туда не пойдем! Во-первых, чем лучше место для ночлега, тем больше шансов, что оно занято аиотееками, а во-вторых, с нашими скоростями мы туда придем в полной темноте и времени на полноценное обследование уже не будет. Так что на вчерашнем Совете Ирокезов было принято решение — останавливаться здесь. Главное, есть пресная вода. Остальное уже мелочи. Дрова мы взяли с прошлой стоянки, а взятого с заводных верблюдов зерна и сушеной рыбы хватит надолго.

Да, кстати! Если кто-то думает, что мы возвращаемся в Вал’аклаву, пусть передумает взад! Потому что Митк’окок может обломиться: частью его гарнизона мы не станем!

Я это сказал еще на том самом Совете, что проходил сразу после битвы. Тогда многие предложили вернуться в Вал’аклаву и переждать беду там. Определенный смысл в этом был, все-таки прежде чем напасть на город и окрестности, верблюжатникам сначала придется как-то перебраться через Реку. А Орде это не так-то просто. К тому же обороняться на переправе будет куда проще, чем в чистом поле. Так что у Митк’окока есть шансы отстоять свой город. Но…

Но без нас! Когда я объяснил смысл подставы Митк’окока, мне поверили сразу. Да и неудивительно: после сегодняшнего дня, кажется, скажи я им прыгать со скалы и лететь, как птицы, — спрыгнули бы и полетели. То, что мы разгромили намного превосходящие нас силы аиотееков (если считать по головам, вместе и человечьи, и верблюжачьи) — тех самых аиотееков, что наводили ужас на все побережье. А мы их разгромили, потеряв всего десяток воинов! И вместо того, чтобы лишиться всего, включая жизни, взяли огромную добычу. (Одного зерна в верблюжьих тюках оказалось под тонну! А еще и шмотки, одеяла, оружие!) Это было подлинное чудо!

И кому они были обязаны этим чудом? Конечно, своему шаману, который умеет быстро провести переговоры с духами и узнать у них правильный алгоритм победы на все случаи жизни!

Признаться, меня поначалу даже немного злил тот факт, что все мои, прямо скажем, неплохие для «гражданского шпака» военно-стратегические решения шли в зачет неким Духам. А я, таким образом, оказывался всего лишь почтальоном между ними и людьми. Но со временем понял, что так, наверное, даже лучше. Мои предложения принимаются легче, подкрепленные авторитетом Духов, нежели исходящие от человека по имени Дебил. Да и крутость шамана в первую очередь определяется способностью «выходить в астрал». Я это умел, причем без всяких наркокомпотов, вдыхания дыма сушеных трав, пускания пены изо рта, судорог и прочих спецэффектов.

Это как в Моем мире — набрать кнопку быстрого вызова на мобиле и позвонить президенту. Или иметь собственный ключ от международного валютного фонда. Иной умник в башке семизначные цифры перемножает, может на коленке, из старенького «Зингера» и электронного будильника создать машину времени или инкубатор для клонирования людей. Или точно знает, как с помощью роты стройбатовцев и набора «Юный химик» разгромить весь блок НАТО. Но в жизни чаще преуспевает тот, кто может просто нажать кнопку быстрого набора. И дружить со вторым куда выгоднее, чем с первым.

Короче, когда я сказал, что Митк’окок нас подставил, никто в моих словах не усомнился. Посетовали, конечно, что такой уважаемый человек мог так нехорошо поступить. Но с другой стороны, чего еще ожидать, он ведь не «люди» и заботиться о нас не обязан, а совсем даже наоборот.

В том смысле, что я же сам объяснил суть закулисных интриг Сволочи Сволочей. Митк’окок, несомненно получавший новости со всего побережья, явно знал, что в сторону Вал’аклавы движется Враг. И смог примерно рассчитать, где в ближайшее время он появится. Ну и направил туда нас, в надежде, что мы, во-первых, либо сразу схватимся с врагом и хорошенько уполовиним его ряды, либо, увидев опасность, вернемся назад и поневоле присоединимся к его воинству. Мужик, конечно, сволочь, но он ради своих «люди» старался, подставляя под вражеский топор чужие головы. Это нормально! Было бы куда страннее, если бы он защищал чужаков, отправляя на смерть своих. Я, в принципе, это тоже понимал. Но, опять же, НО.

Увы, бедолага (хотя, конечно, он и сволочь) просто не понимает, с чем столкнулся. Тут племена — по несколько сотен человек. Народы и царства — несколько тысяч. Пара-тройка десятков тысяч — уже целые империи, вроде Улота.

Соответственно, и численность войска каждого царства примерно в пропорции один воин на пару-тройку десятков, если не на сотню, пахарей. Нет, конечно, при случае и эти пахари берутся за оружие, но это уже в самом крайнем случае, и сравнить их с постоянно тренирующимся воином царской дружины невозможно.

Так что то, что на него может двигаться войско в несколько тысяч человек, Митк’окок, думаю, даже представить себе не способен. Такие количества в местных головах просто не умещаются. Да он небось и числа такого не знает. А примитивное «много» тут может означать и двадцать один, и двести миллиардов. Ну, может, местные купцы, имеющие дело с куплей-продажей товаров, считают и получше, но не намного. И мало знать цифру, надо суметь соотнести ее с реальностью. А в этой реальности ничего подобного пока не было.

Отсюда вывод: нашим четырем-пяти десяткам вставать на пути Орды нет никакого смысла. А уж тем более помирать за того, кто пытался использовать нас втемную. (Хотя и так понятно, что, попробуй он нас уговорить подраться за него с аиотееками, его бы послали — вежливо, но далеко!)

Потому-то мне без особого труда удалось убедить всех попробовать обойти орду по морю. В конце концов, хотя Витек и другие бывшие прибрежники и утверждали, что аиотееки неплохо обращаются с лодками, их флота я пока не видел. Устоит Вал’аклава или нет — это еще вопрос. А вот Горы вроде как уже устояли. И мало того, у нас ведь есть обязательства перед Леокаем и немалый груз его товаров. С частью которых, к большому сожалению, пришлось распроститься! Керамика, меха, шерстяные ткани особой выделки и окраса — все это было тщательно запаковано и зарыто в землю. Местонахождение клада знали только Вождь, Шаман и Старшины. Я сказал, что так лучше, и мне поверили на слово, не очень, однако, понимая, почему надо хранить какие-то тайны от своих.

А с собой мы взяли только мед, легкие, но дорогие специи, шелка и какие-то драгоценные камни, которые, по уверению Кор’тека, в Улотских горах отсутствовали, зато высоко ценились. Короче — взяли только самое дорогое, легкое и негабаритное. А на освободившееся на лодках место мы загрузили взятое у аиотееков зерно, сушеную рыбу (видно, грабили прибрежников), оружие и наиболее дорогое содержимое седельных тюков — чаши, котлы, кувшины, золотые и серебряные амулеты (я настоял), зеркальца, иголки и прочие драгоценности.

На то, чтобы разобрать все это имущество, прирезать верблюдов (они тоже враги), загрузиться на лодки и прочее, ушел еще один день. Каждую минуту мы рисковали, что на нас наткнется очередной отряд, но мои ирокезы напрочь отказались просто бросить все это богатство в море, как я предлагал. В представлении местных, даже вон тот большой, сваренный из полос меди котел ведра на два уже было такое богатство, ради которого стоит рискнуть жизнью. А когда таких котла аж два! Да еще и прочего барахла выше крыши, — выбрасывать все это в море просто даже не грех, а чистой воды сатанизм!

Короче, они тут жизнью рискуют, даже отправляясь «в магазин» за мясом, ведь зверю может повезти больше, чем охотнику, или в процессе охоты нарвешься на более опасного, чем ты, хищника. Чиня лодку, можно поранить руку и умереть от заражения крови, отплыв от берега, можно оказаться на дне. Даже просто сев на пенек или поваленный ствол, рискуешь быть укушенным змеей. Опасно даже засыпать, потому что можно быть убитым во сне. А богатство аиотееков — это намного ценнее возможности пожрать, отдохнуть или поспать, и ради него рискнуть стоит.

Да ну и ладно. Я в основном занимался похоронами (пришлось придумывать отдельный ритуал, ведь у ирокезов пока своего не было), ранеными и наставлением учеников и добровольных помощниц по уходу за страждущими. С учениками было проще, они уже немало знали, да и опыт по уходу за ранеными под моим чутким руководством у Осакат и Витька, видевших уже не одну битву и ее последствия, был. А вот с помощницами приходилось помучиться. В основном внедряя принципы гигиены и стерильности. Нет, они, конечно, верили своему Великому Шаману, но одно дело слышать ценные указания про чистые руки, и совсем другое — всегда и во всем их соблюдать. Тем более что если комков грязи и черных разводов на ладонях не видно, они считаются чистыми. А зачем мыть и так чистые руки, да еще и с мыльной пеной (расточительность какая), перед тем как перебинтовать мужу рану? Да уж, объяснить, как чистота помогает бороться с заразой, человеку, видевшему микробов, пусть и на картинках, проще, чем убедить дикаря в том, что та же чистота каким-то образом убедит враждебных духов не лезть через рану в тело человека. (Гы, грязь же, наоборот, дырку залепляет.) Вот и приходилось мне постоянно клевать мозг своих соплеменников занудными поучениями, поскольку добивать своих, обнаружив признаки гангрены, я как-то не стремился.

Короче, забот хватало. Однако мне удалось выкроить время на то, чтобы убедить Лга’нхи снять скальпы со всех убитых воинов-аиотееков. Сказал, что знаю колдовство («колхоз» называется), как распространить взятую в бою ману на все племя, а не только складывать ее в индивидуальный загашник отдельного воина. Лга’нхи отнесся к этому очень серьезно — тут с маной не шутили.

Да, бухточка и впрямь была крохотной. Чтобы все лодки смогли причалить к берегу, передние пришлось затаскивать далеко на песок. В случае экстренной эвакуации это будет большой минус. Зато и закрыта она почти со всех сторон. Чтобы подобраться к нам, аиотеекам придется лезть через скалы. А на фига им это будет нужно, если, конечно, мы не привлечем их внимание громкими криками и фейерверками? А мы не привлечем, потому что даже наш, пока еще безымянный, пятилетка знает, что надо вести себя тихо. Даже месячный племяш Ласты (хм, а наверное, и Лга’нхи, если он признает эту Ласту женой. А тогда я, выходит, ему брат дяди со стороны матери. Нет, мужа сестры матери. И помнится, для этого было какое-то специальное слово. Но так или иначе, по местным меркам, он мне близкая родня. Офигеть, я только что это понял) как-то умудряется не плакать. Или это мать его делает так, чтобы он не ныл? Но так или иначе, наверное, только местные умеют «не издавать» столько шума. Полторы сотни голов, включая женщин и детей, а слышно, как ветер подвывает в скалах да колышет траву. На мой взгляд, эта способность соблюдать тишину сродни способности петь или говорить речи. Этому нельзя просто научиться (я, к примеру, не умею), с этим надо родиться, продолжая генетическую линию тысяч поколений охотников и тех, на кого охотился весь окружающий мир.

Я как раз закончил обход раненых и собрался наконец-то расправиться с уже успевшей остыть кашей, как ко мне подошел Кор’тек с одним из своих «заместителей».

— Дебил, — обратился он ко мне с какой-то странной неуверенностью. Что было весьма нехарактерно для нашего «адмирала». — А мы можем стать ирокезами?

— Говорить надо, — старательно подумав, ответил я. — С Вождем, Старшинами, воинами. Если они согласятся, то, конечно, можете. Хочешь, я сам поговорю?

— А как это, ну, в смысле… — Кор’тек сделал некий жест, который у местных означал, что все вышесказанное будет относиться к сфере Сверхъестественного. (Хотя при чем тут это «сверх»? Преисподняя, мир духов и демонов были для них вполне естественными и реальными, находящимися буквально за ближайшим поворотом, мирами.)

— Духи возражать не будут! — заверил я гостей, сразу поняв, что он имеет в виду. — Наши — точно, а с вашими я поговорю.

— А наши, они… — подхватил «заместитель».

— А ваши станут нашими! — успокоил я его. — Мы от предков не отрекаемся. Мы их всех с собой берем.

— Ну, тогда я, того, с Лга’нхи поговорю и Старшинами, — наконец-то решился Кор’тек.

— Пойти с тобой? — предложил я, тоскливо глянув на миску.

— Нет. — Видимо, окончательно решившись, Кор’тек вновь набрался уверенности в себе и потому, проследив мой тоскливый взгляд, добавил: — У тебя и так дел полно.

Я глядел в спину уходящему Кор’теку и думал. Было в его глазах что-то такое…

Нет, не то чтобы я ему как-то там не доверял или сомневался, просто хотел понять. Мы ведь с ним уже больше полугода бок о бок живем. И уж столько всего вместе вынесли, что общих ярких воспоминаний о прошлом у нас побольше будет, чем в ином племени, все время живущем тихой жизнью. Столько совместных радостей, огорчений, потерь и находок. Столько разделенных трапез, пьянок и трудов. А ирокезом он почему-то решил стать только сейчас. И было в его глазах что-то, что объясняло этот выбор.

Ведь племя — это не то, что Там страна или даже народ. Племя — это отдельный мир. Даже загробное царство у каждого племени, по сути, свое, что уж говорить об остальном? Только в племени живут «люди», а в других… Может, внешне они тоже похожи на «люди», но по сути дальше от них, чем какие-нибудь ящероподобные зеленые человечки с Альфа-Центавры или мыслящие бактерии с Сириуса.

Да, с ними можно общаться, торговать и даже совместно путешествовать и сражаться. Но «люди» от этого они не станут. Лишь женщины способны один раз в жизни перейти из мира в мир. Но для этого они должны умереть в своем племени. Их отведут за территорию стойбища или поселка. Положат на землю, уложив, как покойников, на бочок в позе зародыша, или разместят на плотиках для похорон в море. С собой им дадут предметы небогатого женского обихода, нож для разделки и готовки, шило или иглу, веретено, прясло и прочую мелочовку, чтобы и в ином мире они могли хоть как-то существовать. Потом племя уйдет справлять тризну по ушедшим, а к покойницам подойдут представители иного мира и заберут их с собой. Вот так и происходит обмен невестами.

И вот Кор’тек согласился покинуть свой мир, чтобы вступить в наш! Почему? И почему у него была такая тоска в глазах? Может, потому, что он больше не надеялся застать в живых свою родню и свое племя? Ведь это для меня рассуждение о том, что аиотееки прошли вдоль побережья, не более чем некая информация для размышления. А для Кор’тека это означает гибель его племени, а с ним и всего его мира. Как-то я об этом не подумал, когда проводил «политинформацию», рассказывая на Совете о своем видении международной обстановки. Впрочем, это было сразу после битвы, нескольких часов лечения раненых и пытки врага. Так что мне хватало тогда своих бед и огорчений, чтобы думать еще и о чужих чувствах.

Тогда понятно, что именно такого я прочитал в глазах Кор’тека — обреченность и неуверенность! Неуверенность даже не в себе, а в существовании своего мира. Неуверенность выброшенного в космическую пустоту человека с маленьким баллончиком воздуха в ранце. До ближайшей планеты — миллиарды лет пешком, и нету даже точки опоры, чтобы сделать первый шаг. Остается только висеть в абсолютной пустоте, лелея слабую ничтожную надежду на некое Чудо.

Вот, оказывается, кем были мои ирокезы — потерпевшие катастрофу в космосе, встретившиеся с Чудом! Воспринимающие каждый вздох как подарок и каждый лишний прожитый день как немыслимую удачу. Или это я себе все нафантазировал, а дикари просто живут, приспосабливаясь к ситуации и не обременяя свои тупые головы высокими материями?

— Вас’кил — уб. в бит. лес.

— Тайкат — уб. в бит. у Рог. ск.

— Виг’гхо — уб. в бит. лес.

— Ост’аки — уб. в бит. лес.

— Гир’атик — уб. в бит. у Рог. ск.

— Нот’ агит — уб. в бит. у Рог. ск.

— Гхр’игис — уб. в бит. у Рог. ск.

— Дасди — уб. в бит. лес.

— Сати’тху — уб. в бит. у Рог. ск.

— Гоири — уб. в бит. у Рог. ск.

— Зат’окон — уб. в бит. у Рог. ск.

Прежде чем торжественно вписать в племя ирокезов новые имена, сначала я решил привести в порядок давно, уже признаться, подзабытую «Ведомость на зарплату». Увы, уже почти полная оикия ушла от нас к предкам. И это только мужики — полноценные воины. Баб и детей я в этот список не вносил.

Да, малоприятное занятие. Иные имена мне почти ничего не говорили. Тот же Даеди, я даже не помню, кто это. Погиб еще в Лесной битве, когда и племени ирокезов не существовало. А вот тот же Сати’тху — первый соплеменник, которого я собственноручно добил. Да еще и очень хороший человек. Мой дристун старается не показывать вида (будущий воин и слезы — несовместимы, как он думает), но мордаха у него частенько бывает заплаканной. Видно, за пару месяцев парень сильно успел привязаться к приемному отцу.

Да я и сам как-то успел к нему привязаться. Просто, видно, не понимал этого, Сати’тху был не особо яркой, зато очень надежной личностью. На него всегда можно было положиться в бою или работе. Да и просто молча посидеть рядом у костра, не обременяя себя натужными поисками тем для разговора. Это ведь тоже большой талант — уметь быть ненавязчивым, но одним своим видом внушать теплоту. Или, допустим…

Много чего я бы сейчас мог сказать об этом и пяти-шести других погибших парнях, которых успел узнать. Мог и хотел. Описать их внешность и характер. Рассказать, как славно они дрались и какую грандиозную победу одержали. Но, увы. Все, что я мог, это сокращенное до минимума «уб. в б.». Лист пергамента, вырезанный из жилетки павшего врага, — это вам не толстая тетрадка. На нем особо не распишешься. Надо экономить место и для новых имен, и для, увы, новых скорбных дописок.

Конечно, по большому счету, все это ничтожные потери, если сравнивать их с грандиозностью битв, в которых мы одержали победу. Обычно тут, при равных условиях, размен идет один к одному, а выигрывает тот, кто сможет выдержать отчаяние от потери близких и собственный страх и не бросится бежать. Тут ведь дерутся не просто солдаты или там дружинники. Воинов одного племени связывают вместе не просто узы дружбы или долг перед родиной. Они все — родня. Одна семья, бьющаяся за свое выживание, даже если при этом грабит соседа. Потому что иначе сосед может решить, что ты слаб, и придет к тебе.

Но у нас было малость по-другому. Мы и бились не один на один, а строем против толпы. Да и определенная отрешенность от жизни, которая была у «забритых», пока они не стали ирокезами, добавляла нашим хладнокровия и бесстрашия. Чего скорбеть о потере друзей и даже собственной смерти, если, лишившись племени, ты, по сути, и так мертв? А на твоих плечах не лежит ответственность за жизни родных и близких, встреча с которыми тебя ждет в случае твоей смерти?

Сейчас, конечно, все уже по-другому, по жизни. Но Гит’евек и Старшины, думаю, как-то умудряются поддерживать это ощущение отрешенности у своих подопечных. Неоднократно замечал, что, когда они в строю, у наших вроде бы хорошо знакомых мне мужиков появляются совершенно другие лица. Как командиры этого добиваются, я не знаю. Не суюсь в их дела принципиально. У воинов, настоящих воинов, есть свои обычаи и ритуалы, в которые даже шаман не имеет право лезть. Понадобится помощь, спросят сами, а так… Тому, кто не ходит вместе с ними в одном строю на врага, лучше во все это не вмешиваться!

Да, а пока нам везет! Даже в последнем бою с аиотееками мы разменяли одного нашего воина на троих врагов (ага, плюс восемь баб и один мальчишка). Что уж говорить о битвах с прибрежниками-пиратами, не слишком обремененными доспехами, хорошим оружием, а главное — воинской выучкой? Там мы счет и десять к одному сводили, а то и покруче!

Хорошая выучка и моя хитрожопость пока были на нашей стороне. Но как долго это сможет продолжаться? Уже сейчас племя, по сути, не боеспособно, поскольку почти две трети наших вояк ранены и как минимум треть в строй вернется еще не скоро. Лга’нхи даже пришлось подключить мальчишек для разведки и дозоров. И это нам еще дико повезло — наткнись мы на чуть большие силы противника или окажись местность менее удобная для засады, и племени конец. Так что задача на ближайшее время — как можно старательнее избегать любых схваток. А это уже зависит не столько от нас, сколько от наших противников и удачи.

Да. Хочется, конечно, что-то такое выдумать, вроде собственного вранья про отведение глаз противнику и насылание ночи на преследователей, придумать маскировочную сетку или переодеть всех наших ежиками или крокодилами, вводя врага в заблуждение. Но в голову пока ничего умного не приходит. Так что наша единственная защита — осторожность на грани пугливости. Позапрошлую ночь, например, мы провели в море, отогнав лодки подальше от берега с его камнями и прибоем и связав их все между собой. Пресной воды было по паре глотков на брата, сушеное мясо и рыбу в подобных «сухих» условиях потреблять — чистое самоубийство, спятишь от жажды, потому пришлось объявить разгрузочную ночь. Но лучше уж пострадать одну ночь от жажды, голода и холода, чем попасть в руки врага. Пусть даже наши разведчики и засекли лишь его бледную тень, в виде точек на горизонте. Но я сказал, — «в море», и Лга’нхи со мной согласился.

Ну вот, список приведен в порядок согласно существующей реальности. Правда, пришлось допрашивать Гит’евека про имена погибших. Подло, конечно, так издеваться над больным, но что поделаешь — обращаться к другим с такой просьбой я постеснялся. А с Гит’евеком этот разговор провел под маркой «готовности к переходу в загробный мир», мол, не бойся, если что, тебя там наши встретят, давай-ка вспомни их имена.

Ляпни кто мне такое в схожих условиях — устроил бы истерику. А он воспринял это спокойно. Действительно, коли переходишь из одного мира в другой, так уж лучше, чтобы тебя там встретили друзья, чем торчать там один-одинешенек в ожидании появления родни. Кажется, я реально его этим успокоил. Вот только успокоить бы еще и себя.

К моему большому сожалению, из всех моих подопечных он был первым кандидатом в загробный мир. Рана его представляла собой жуткое зрелище, а от былого Гит’евека осталась, дай бог, только половина — бледная, измученная постоянной болью, которую он старательно скрывает, и слабостью, которую он тоже не желает признавать, не принимая чужой помощи.

Я уже прибег к последнему средству — червям. Благо еще после битвы догадался выставить несколько кусков верблюжатинки на солнышко, в которые мухи и отложили свои личинки. Теперь я пересадил появившееся мушиное потомство Гит’евеку, тому парню с раздробленной ногой, которого я штопал первым, и еще одному — с пробитым насквозь плечом и переломанной ключицей. Кажется, в ране остались осколки кости и теперь создают проблемы. Не дай бог, придется снова разрезать и копаться в ране. Боюсь, этого не выдержу ни я, ни пациент.

Зато Бали’гхо — вояка, которому я пришивал скальп, — выздоравливает на удивление легко и уже начал прогуливать перевязки и корчить из себя здорового (пришлось даже Лга’нхи пожаловаться). Кажется, я был прав, утверждая, что голова для местных — это орган второстепенный и кое-кто из них вполне себе сможет жить даже без нее.

А в общем-то, я боялся, что будет хуже. Но, видно, у местных все-таки удивительно сильный иммунитет и здоровье, благодаря тому что слабаки обычно умирают еще во младенчестве. Так что остальные мои пациенты по большей части идут на поправку. Тишка, даже несмотря на прямой мой запрет, уже через пару дней вовсю орудовала котелками и хваталась за весло. Большинство помятых в схватках с верблюдом баб вообще изображают абсолютно здоровых, дабы унылый вид и отсутствие каши не дали повода мужику засматриваться на посторонних баб.

А вот с подружкой Лга’нхи, боюсь, будут проблемы — рана хоть и заживает очень хорошо, но рука потеряла подвижность. По местным меркам, это повод для развода и смены спутницы (спутника) жизни. Кому нужен супруг, не способный выполнять свой супружеский долг? В смысле, защищать семью и добывать харчи или готовить пищу и обихаживать мужа. В наших чудесных степях подобный супруг сам уходил из племени, не обременяя других заботами о себе. А вот как быть с ирокезами? Что-то мне подсказывает, что, даже если все раненые выздоровят, как минимум трое из них вполне могут остаться калеками. И как в таких случаях поступать мне?

С одной стороны, я пытаюсь заложить в своих подопечных какие-то основы гуманизма. А с другой — калеки — это реальная обуза для племени, мы просто не потянем заботу о них. Ну об этих троих, допустим, еще и сможем позаботиться. Только ведь это была не последняя наша битва, а значит, и потери тоже будут не последние. Короче — проблема! Если в ближайшее время не придумаю, как сделать так, чтобы и они приносили нам пользу, придется изгонять, вернее, не мешать уходить самим. Тоска!

Ну ладно, надо ложиться спать, а то ведь завтра опять целый день грести. Завтра надо успеть дойти до обещанного Кор’теком островка. Потому как церемонию вхождения в племя втихаря провести не получится. Нужен большой костер, громкие камлания и пир. А это лучше делать на изолированном от всех острове.

Глава 13

Да, все было чудесно. И угощение было на славу. И все мои задумки прошли на «ура». А Витек вообще был на высоте и буквально потряс всех. Более того, как показали последующие события, просто совершил некий переворот в мозгах соплеменников.

Но лично меня потрясла Осакат! Все-таки женщина остается женщиной в любых условиях. А главное, когда успела?! Я не знал, то ли ржать, катаясь по пляжу, то ли повысить ее в звании до обер-ученицы шамана.

Надо устраивать такие вечеринки почаще! Прошло восемь дней после битвы у Рогатой скалы, семь дней сумасшедшей гребли, ночей без костров, когда спишь вполглаза, и даже во сне в каждую секунду готов сорваться и бежать. Даже для дубовой психики местных это были немалые напряги.

Вообще, мои давние представления, что жизнь первобытного человека — это сплошь приключения и испытания, были сильно подпорчены книжной романтикой. Обычно это такая же занудная жизнь, как и Там, у какого-нибудь московского клерка или работяги. И даже постоянно висящая над тобой дамокловым мечом тень смерти воспринимается как скучная обыденность.

Дни мало чем отличаются один от другого. Перегон стада, охота или выход в море на утлой лодчонке становятся не приключением, а обычной работой, вроде штамповки одной и той же детали или заполнения сотен одинаковых документов изо дня в день. Воинские набеги тоже случаются гораздо реже, чем разговоры о них, как поездка на рыбалку в моем мире или походы в дорогущий ресторан. А развлечение, типа попеть былины у костра, надоедает похлеще телевизора и сериалов. В общем и целом жизнь тут размеренна и нетороплива. У москвича и то иной раз больше стрессов случается за день, пока он доедет до работы, пихаясь локтями в метро и уворачиваясь от машин на «зебрах».

Мы, ирокезы, в этом отношении, конечно, сильно отличались от остальных.

Вот только не надо думать, что это было предметом радости для всего племени. Когда только и делаешь, что убегаешь по минному полю от урагана, а тебя преследует, испуская лучи смерти и грозя анальным зондом, какое-то загадочное НЛО, вот тут вот ты, как никогда в жизни, начинаешь ценить занудную скуку и обыденность серых будней. Так и наши сейчас — многое бы отдали за скучную и унылую первобытную жизнь без лихих приключений и героических поступков.

Но вот праздники, типа этого, думаю, все готовы были оставить, взяв их с собой в серые будни. Во-первых, жратва. Нет, мы и так не голодали. Более того, поскольку после битвы осталось немало трупов казненных верблюдов, наши три дня набивали мясом пузеи до барабанной упругости. Тут как-то не верили в диеты и размеренное питание. Коли есть жратва — жри, пока харч в кадык не упрется, потому как неизвестно, что будет завтра!

Мне едва удалось уговорить не закармливать до полусмерти тяжелораненых, ограничивая их диету наваристым бульончиком и лепешками. Пришлось долго уверять безоговорочно верящих мне доброжелателей, что обжорство отнюдь не будет способствовать скорейшему выздоровлению их родных и друзей и даже (парадокс) может помешать.

Следующие дни мы, конечно, держались больше на кашах и сухой рыбе и мясе. И даже одну ночку пришлось поголодать. Но и голодание для местных было так же привычно, как и обжорство, — никто не роптал.

Но дело-то не в том, что ты ешь, а как ты ешь! Одно дело — наспех сгрызать кусок мяса и выскрести миску каши, толком не выпуская из рук весла или оружия. И совсем другое — неспешно и со вкусом потреблять то, что женщины готовили полдня. А еще если все это протекает под хорошую беседу и шоу-программу!!!

На острове, на который мы прибыли для гулянки, как по заказу, расположилась колония местных тюленей. И хотя они и почитались у прибрежников как прародители, это отнюдь не мешало им есть «пращуров» с большим уважением и аппетитом. Наши разведчики, прибывшие к острову первыми, без проблем умудрились завалить штук пять этих абсолютно непуганых зверушек, весящих, наверное, каждая под сотню килограммов. Да плюс та же каша, собранные на берегу травки, корешки, какие-то плоды, водоросли, рыба, крабы. В общем, стол был весьма обилен и разнообразен, вполне соответствуя понятию «праздничный»!

Прибыли мы на остров поздно вечером. Переночевали и начали готовиться к празднику. Пока мужи искали жратву, бабы готовили, мы, шаманы, камлали.

Я увел своих учеников на дальний уголок острова и начал посвящать их в предстоящие процедуры, разучивать церемонии и тексты, а когда ученики окончательно меня задолбали своими вопросами и бестолковостью, прогнал их заниматься ранеными, а сам остался всерьез поговорить с Духами. (Им ведь тоже скучно без политинформации и бесед со мной.)

Побил в бубен, провыл несколько песен, но в меру, потому как ночка предстояла непростая и надо было беречь голос. Потом чуток просто полежал на земле, разглядывая плывущие по небу облака и о чем-то мечтая.

И пусть любой, кто сейчас наблюдает за мной со стороны, только посмеет сказать, что я тут бездельничаю и дурака валяю, а не с Духами говорю! Может, у меня метода такая! Сам не заметил, как заснул.

Ну а примерно с полудня начался банкет. Сначала речь толканул Лга’нхи. Хорошо сказал, по делу. Мол, все мы тут были когда-то чужаками, а теперь родня. И это хорошо! А чем больше родни, тем лучше! Потому что родня это хорошо! Вот так вот, просто и доходчиво. А под конец еще упомянул, что все, мол, мы были сиротами, потерянными во мраке ночи (это я ему образ подкинул), а теперь обрели семью, и это великое чудо есть!

Услышав такое, многие даже вроде как всплакнули от умиления, а бабы так просто и завыли в голос, настолько их потряс образ потерянного во мраке ночи малютки.

А вообще, Лга’нхи это умеет — говорить. И даже не столько словами, сколько интонациями, выражением лица, взглядом. Вот почему Осакат поначалу на меня волком смотрела, а к этому злодею тянулась? Потому как чуяла во мне чужака, а Лга’нхи ей был понятен и близок, пусть даже и выглядел при этом как форменный убивец и людоед. Но это был, в отличие от меня, понятный и вполне себе ручной убивец и людоед. Ведь умеет же, гад, влезть в доверие!

Потом выступили Старшины, и даже Гит’евек, которого мы притащили к общему столу (как, впрочем, и остальных раненых. Тяжелое ранение еще не повод пропускать общее веселье), сказал пару слов. Говорили, в общем-то, банальности, но и они пошли в строку.

Ну потом настала моя очередь. Я встал, огляделся и чуть не рухнул обратно, увидев новую прическу подошедшей исполнять свои ученические обязанности Осакат.

Нет, главное, когда успела? Ведь еще несколько часов назад ходила с привычными девичьими косами. А тут, блин, изобразила на голове нечто, напоминающее наш ирокез, только собранный из множества расположенных вдоль башки хвостиков. Тут явно без Тишки не обошлось. Потому как ей самой, да еще и без зеркала, такого сделать бы точно не удалось.

При виде такого преображения застыл не один я. Но, полагаю, один только я (по крайней мере, из мужиков) смог понять, кто издал этот неслышный, но оглушающий писк, и заранее почувствовал некие изменения в ткани бытия. Впрочем, не о том речь сейчас.

А речь пошла про Кор’тека и его людей. Про то, как давно мы с ними путешествуем вместе и как многое успели пережить. Речь была длинная и нудная, как доклад на Пленуме партии, но абсолютно необходимая. Пусть все и так знали, для чего мы тут собрались, но Шаман говорит ведь не только для людей, но и для Духов. Так что его стоит выслушать в почтительном молчании.

А затем я плавно перевел стрелки на историю ирокезов и вытолкнул вперед Витька. И Витек на глазах изумленной публики совершил чудо. Прочитал «Ведомость на зарплату».

Сегодня утром мы с ним ее уже читали. И думаю, что он, после нескольких повторений, запомнил ее наизусть.

Но он не стал тараторить «Ведомость» по памяти. Он ее Читал. Мучительно складывая буквы в слоги, а слоги в слова, сбиваясь и путаясь подчас в именах. А когда дочитал, оказался бледным и измученным, словно все наши лодки разом на хребте через горы перенес. Но народ это оценил по высшей мерке.

Раньше-то они только видели, как их загадочный шаман рисует странные и никому не понятные закорючки, которые якобы означают их имена. Но вот теперь оказалось, что не один только шаман знает смысл этих узоров. И пусть никто не сомневался в моих словах, что закорючки что-то там означают. Но убедиться в этом лично! Да еще и ощутить, глядя на мучения Витька, насколько это непростое дело — читать таинственные узоры! Публика была под впечатлением! Ирокезы, даже забыв про еду, заглядывали в рот мучительно выжимающему из себя их имена Витьку и радовались, как дети, каждому точному попаданию. А каждый, услышавший свое имя, гордо оглядывался по сторонам и принимал похлопывания по плечам и поздравления от товарищей.

Вероятно, это было сравнимо с первыми демонстрациями чудес кинематографа. Каждый мог увидеть «прибытие поезда», зайдя на ближайший вокзал или станцию, причем гораздо более реалистично — в цвете, 3D и с лучшим качеством изображения. Но народ платил немалые деньги, чтобы посмотреть, как черно-белый поезд будет беззвучно «прибывать» на белом полотне экрана, — чтобы сравнить чудо с реальностью и убедиться, что чудо намного интереснее.

Вот и наши ирокезы поддались чарам «волшебных узоров» (тогда я еще не понял, какой геморрой себе сотворил).

Потом я, в торжественном молчании, вписал тринадцать новых имен и дал их владельцам размазать возле «узоров» по капле крови. А затем, хоть совершенно этого и не планировал, но уловив восторг местных от выступления Витька, дал прочитать эти имена Осакат. Народ впечатлился снова, хотя ей, без предварительной подготовки, чтение далось намного хуже.

Следующий пункт программы — Осакат достает и разворачивает знамя! Вернее, некое полотно, закрепленное на шесте на манер хоругви. На полотне нашиты двадцать шесть скальпов^[17]. Тех самых, «колхозных».

Моя лекция-агитация «за колхоз» была выслушана в благоговейном и почтительном молчании. Продемонстрируй я им атомную бомбу, сделанную из листьев лопуха и рыбьих кишок, они бы меня похвалили на всякий случай, но про себя подумали бы: и чё? Потому что бомба — это фигня. Много грохота, пыли и смертей, а в результате прибытка маны — ноль. А их шаман решил великую философско-метафизическую проблему пополнения маны коллективными усилиями — вот это уже была круть! А главное, давало надежду на будущее.

В завершение официальной программы солисты краснознаменного хора ирокезов Витек и Осакат (художественный руководитель — шаман Дебил) исполнили сочиненный мной Гимн ирокезов. (Музыка Александрова, слова Дебила.) «Союз нерушимый крутых ирокезов собрал воедино великий Лга’нхи». (На ирокезском это звучит не так глупо.)

Гимн тоже пришелся по душе, а поскольку состоял из пары куплетов (ну вот не поэт я ни разу), очень скоро был вызубрен наизусть и пелся уже хором. Ну и при этом нормальные люди не забывали лопать жирную тюленинку, сочные плоды и травки, хрустеть зажаренной до коричневой корки рыбешкой и трещать панцирями крабов.

Вечер, наполненный чудесами и новинками, удался на славу!

Глава 14

Я знал, что будет непросто, но не думал, что будет так жутко. Набегающие волны били в спину, почти каждый раз сшибая с ног, а потом неслись дальше, в темноту, с оглушающим грохотом разбиваясь о торчащие впереди камни. И хотя вчера я уже видел всю эту картину с моря и вроде даже сам убедился, что пройти тут возможно, — сейчас, в полной темноте, идея десантироваться на берег сквозь эту полосу прибоя уже не казалась мне настолько удачной. Издалека это все выглядело как-то намного меньше и тише.

Однако деваться некуда — лодки, подвезшие нас сюда, уже ушли обратно. Так что я перехватил поудобнее тюк с уже и без того промокшими вдрызг доспехами и, прощупывая протазаном путь перед собой, поминутно спотыкаясь и валясь с ног, двинулся навстречу грохоту.

Спасибо, конечно, Кор’теку (нет, реально спасибо), но сейчас мне почему-то хочется врезать ему по роже своей «тигриной лапой» за то, что я оказался тут и сейчас.

Гулянка прошла хорошо и была, как никогда, кстати. Все-таки возможность расслабиться и на несколько мгновений забыть об опасности, когда на тебя идет охота, — вещь абсолютно бесценная. Но за все хорошее приходит расплата.

К нам она пришла через шесть дней после того, как мы отчалили от островка. Тогда для ночной стоянки была выбрана очередная неудобная и тесная бухточка. Даже не бухточка, а так — неровность берега. Единственным достоинством этой неровности была полоса леса, прикрывающая ее от степи. Но, на нашу беду, эта же полоса леса привлекла внимание и верблюжатников.

Может, они тоже решили добыть шесты и бревнышки для ремонта своих шатров или заготовить древки для копий? А может, просто решили запастись дровами?

Но, так или иначе, едва мы разожгли костры и начали готовить ужин, сигнал дозорных заставил нас свернуть всю эту лавочку. Дозорным, под руководством Лга’нхи, даже пришлось вступить в бой и завалить парочку супостатов, устроив им засаду (моя школа), чтобы дать возможность бабам погрузить наш скарб и раненых на лодки и отойти от берега. Да и сами они, пользуясь тем, что противники верхом на своих верблюдах с большим трудом продирались по густо заросшей роще, успели убежать, погрузиться на лодки и отойти от берега без всяких потерь. Хотя владей аиотееки луками или хотя бы дротиками… Впрочем, тогда бы и мы, возможно, наваляли бы им совсем с другим результатом.

А вот дальше… Кажется, верблюжатники на нас обиделись. Или они выполняют некую священную миссию зачистки этих земель от неподвластных им жителей. Но так или иначе, а эти гады от нас не отстали. Следующие четыре дня стали настоящим кошмаром: как бы мы ни налегали на весла, параллельно нам, по бережку, всегда неспешно трусил приличный отряд верблюжатников.

Лишь исключительно благодаря Кор’теку и его знанию берега мы умудрялись пока выдерживать эти гонки с преследователями. Удивительно! Полторы тыщи километров извилистой береговой линии, а наш адмирал знает тут каждый мыс, каждую бухточку, каждую отмель, каждый ключ, ручей и речушку на берегу. И даже дно возле берега (как я убедился позднее) входило в зону его специфической эрудиции. Наше счастье, что он был с нами, сияя бритой, обгоревшей на солнце башкой вокруг нового ирокеза. Только благодаря ему и его ребятам мы пока успевали опередить наших преследователей и вовремя запасаться водой. Иначе скоро жажда выгнала бы нас на берег под копья и копыта верблюжатников.

Но торчать четверо суток подряд в тесных лодочках, где подчас и ноги нет возможности распрямить, экономя каждую каплю воды и не имея возможности выбраться на берег, — это суровое испытание, скажу я вам.

Один раз мы почти опередили супостатов, когда срезали по прямой изгибающийся дугой берег, для чего нам пришлось выйти в открытое море, где наши лодчонки начало бросать на большой волне. А на самой середине этого перехода мы даже теряли берег из виду, что вызвало у народа настоящую панику. Местные, причем в основном именно прибрежники-мореходы, жутко боялись потерять берег из виду, хотя, с моей точки зрения, движения солнца на небе никто не отменял, и, повернув на север, мы бы уж никак не промахнулись мимо заветной суши.

Кор’тек только посмеялся над моими предположениями, рассказав про существование сильных течений, способных утащить лодку за самый край мира, водоворотов, утягивающих отчаянных смельчаков в самую глубь бездны, и морских чудовищ, заглатывающих целые острова, для которых наш флот, будто кулек семечек, так, поразвлечься, сидя на лавочке и выбирая очередной остров на обед или ужин. А потом он добавил, что, если бы не вопиющая необходимость, он бы никогда не подверг наш караван такому испытанию. И посмотрел на меня с этаким намеком!

Так что мы гребли над бездной, не видя берега, чуть ли нескуля от страха и жалости к себе, поминутно цапая амулеты и шепча наговоры. А наши доблестные воины держали под рукой свои копья и топоры в полнейшей готовности в любой миг отразить нападение Ктулху. Однажды он даже мелькнул под днищами наших лодок. Реально огромный, может, даже в километр с хвостиком длиной. Я, правда, разглядел в Ктулху гигантский косяк рыбы, и не более, а чего там увидели местные, — уверен, они мне потом еще расскажут, наврав с три короба небылиц. Я даже заранее предвкушаю, как буду любоваться на полеты их фантазий.

Но с поднявшейся паникой надо было что-то делать. Я гордо ударил в бубен несколько раз, троекратно прокричав: «Уходи, Ктулху, уходи!!!» А поскольку солнце и дефицит воды иссушили мою глотку, заставил учеников спеть «Кузнечика».

Ктулху устрашился моего гнева и их воплей и губить наш караван передумал. Так, проплыл еще пару-тройку минут рядышком, поддерживая остатки достоинства перед разными гигантскими кальмарами, кашалотами и акулами-убийцами, а потом вильнул в сторону и скрылся.

Ирокезы опять победили в неравной схватке с чудовищами! И потому с новыми силами налегли на весла, надеясь скорее увидеть обещанную Кор’теком сушу. Доплыли, увидели. Даже вылезли на берег, чтобы поразмять косточки и приготовить горячую пищу. Но стоило нам радостно прилечь у костров, лелея отвыкшие от горяченького пузики, чертовы дозорные опять известили нас о подходе прилипчивых аиотееков. Пришлось сматываться. Но терпеть подобное уже не было мочи, — надо было что-то делать.

— Надо, однако, что-то делать, — глубокомысленно заметил Кор’тек, когда мы подогнали лодки поближе друг к другу для производственного совещания. — А то через два дня дойдем до того пляжа, где мы пиратов тех побили. А у нас там лодки с добычей спрятаны, если эти за нами идти будут, мы их забрать не сможем.

Ну да, а то я не вижу, что беспокоят нашего адмирала отнюдь не лодки. У нас и так на «флоте» был недокомплект экипажей — четыре лодки вообще на буксире тащим. Да и взятая с тех бедолаг «добыча», по сравнению с нашим нынешним богатством, была просто унылой кучей мусора. Но прямо говорить о своих страхах он не мог. И прямо обозначить срок, после которого начнутся проблемы, тоже. Потому и прибегнул к подобному иносказанию.

— Два дня, говоришь? — задумчиво сказал я. — Это выходит, половину пути мы прошли уже?

— Нет! — рявкнул на меня Кор’тек. — Негоже так говорить. Не бывает половины пути. Или прошел, или нет. И нечего попусту языком болтать!!!

М-да… Кажется, вляпался в какое-то суеверие. Потому что обычно спокойный и рассудительный Кор’тек со мной так себя не вел. Или это ему ирокез на мозги давит? Или просто аиотееки на нервы действуют?

— Врагов много, — дипломатично перевел Лга’нхи разговор в более конструктивное русло. — А у нас раненые биться не смогут. А их там…

— Две полные руки полных рук и еще четыре пальца. Короче — пятьдесят четыре, и все на верблюдах. А нас (хотел сказать, пятьдесят семь, включая барабанщика и горниста, но по глазам окружающих угадал, что буду не понят со своей точностью) примерно столько же. Только из них четыре пальца по полной руке и еще два пока драться не могут. Очень силы неравные, короче!

— Да, очень неравные, — согласно покивали Старшины, Адмирал и Вождь. И при этом так хитренько на меня поглядывают, видно, ожидая очередного чуда. С одной стороны, конечно, радовало, что дураков, желающих выйти на смертный бой и героически погибнуть в борьбе с превосходящими силами противника, не нашлось. Но и дельного никто ничего даже пытаться предлагать не стал. Все надеялись на Духов, которые через меня сообщат, как жить дальше.

А у меня ребята, вы уж извиняйте, но, видно, лимит на чудеса напрочь исчерпался. А все Духи ушли на обеденный перерыв! Ничего в голову интересного не лезло, хоть убейся!

Но народ смотрел и ждал. Привыкли, сволочи, что шаман за них все решает, а вот теперь, блин, зависли вместе со мной. Да и что, по-хорошему-то говоря, они могут предложить? Только выскочить на берег и напасть или, наоборот, попытаться втихаря подкрасться и, опять же, напасть! Да только что толку-то? И в первом, и втором случае нам ничего хорошего не грозит. В первом — перебьют с ходу, а во втором, может, и удастся немного набедокурить, но всех противников мы все равно не вырежем, а оставшиеся без проблем прикончат нас, когда мы попытаемся удрать. Аиотееки тоже хорошие воины, иначе не держали бы в страхе весь известный мне мир.

Да, дельных мыслей не было, и просто, чтобы не молчать, начал расспрашивать Кор’тека о местности впереди нас. Но, опять же, ничего нового не услышал — степи, камни возле берега, изредка встречающиеся пляжи и бухточки, в которых можно было бы переночевать, отдохнуть и пополнить запасы воды, если бы не караулящий нас враг. В общем, никаких светлых перспектив.

А на следующий день высланные вперед разведчики вернулись с хмурыми донельзя рожами — возле той речонки, в дельте которой они хотели набрать воды и, может быть, отыскать укромный уголок для всего племени, стоял очередной вражеский лагерь. А чуть дальше за нашими спинами неспешной верблюжьей рысью нас нагонял отряд наших преследователей, так что, даже если мы повернем назад, очередная ночевка в море и без воды нам обеспечена.

Судя по лицам моих товарищей, это известие окончательно вогнало их в уныние. Да и меня не обрадовало. Кажется, я переоценил собственные ум и хитрость: лучше бы мы вернулись в Вал’аклаву — с воинами Митк’окока и местным ополчением у нас было бы куда больше шансов. А вместо этого, руководствуясь лишь дурью и обидой, я затащил свое племя в самую середину пчелиного улья.

— А что за лагерь? В смысле, кто там? — с безнадегой в голосе, скорее для проформы, решил уточнить я.

— Оикия и несколько оуоо, — ответил мне глазастый Мнау’гхо.

Хм, оикия — это не только дюжина, или отряд воинов численностью двенадцать человек. Это слово так же означает и самих воинов, или, скорее уж род войск. Пехота, короче. А соответственно оуоо — это верблюды и те, кто на них ездит. А еще из расспросов ребят и собственных наблюдений я понял, что эти самые всадники были чем-то вроде дворян, благородных или рыцарей, а может, просто — самые коренные аиотееки. В то время как все оикия могли быть представителями ранее завоеванных народов. А еще, по собственным наблюдениям, а главное, по рассказам ребят, я понял, что особо офигительной дружбы между представителями разных лагерей-стойбищ у аиотееков не было. А это уже как-то немножечко вдохновляло! В отдаленном уголочке моего мозга забрезжил смутный план, но информации, как всегда, не хватало.

Мои ирокезы, вообще-то, говорили о своей прошлой службе «демонам» без особого желания. Оно и понятно — воспоминания малоприятные. Но и не таили от меня ничего. Уж в этом можно было не сомневаться, иной раз такое приходилось выслушивать, один только рассказ про то, как они отдали аиотеекам своих «больших братьев» или лодки — невероятный позор для каждого степняка или прибрежного. А похожих историй я услышал немало. Вот только проблема была в том, что описания жизни аиотееков в их пересказах были сродни рассказам папуасов о жизни чукчей, и наоборот. Или вообще, рассказ африканского пигмея о жизни какого-нибудь современного мегаполиса. То есть сплошь собственные интерпретации увиденного в рамках своей культуры. А насколько эти интерпретации соответствовали истине, можно было только догадываться.

Так, например, я догадался, что орда состояла из представителей многих родов-племен. Причем существовало и некое социальное расслоение. Внизу пирамиды сидели вояки, вроде моих, — свежезабритые представители местных народов. Чуток повыше были оикия из коренных. Потом командиры составленных из оикия отрядов, но уже в ранге оуоо. Еще выше — отряды из одних только верблюжьих всадников и их командиры. А вот кто стоял на самой вершине этой пирамиды — оставалось только догадываться.

Но повторяю, деваться было некуда, приходилось рисковать. Так что я изложил Совету наметки своего плана и предложил обсудить их. А спустя полчаса мы уже развернули лодки и тронулись назад. Все равно ближайший доступный нам источник питьевой воды лежит там, да и малость следы запутать нам бы не помешало.

Вообще, надо будет как-нибудь потом спросить Кор’тека — часто ли ему раньше приходилось плавать по ночам? Не удивлюсь, если он ответит, что никогда. Опять местный менталитет: коли опасно — так лучше не рисковать без крайней нужды. Потому как МЧС пока еще на вызовы граждан не реагирует, ввиду отсутствия техники для вызовов, института гражданства и самой МЧС. В связи с чем на помощь тебе никто не придет, хоть оборись, и за малейшую оплошность придется расплачиваться жизнями. Прадеды предупреждают об этом дедов. Деды, не особо задумываясь, пересказывают это отцам. А отцы уже преподносят детишкам предупреждение прадедов как некую догму, нарушать которую грех и бесовщина. А для наглядности и понятности обклеивают догму яркими этикетками жутких историй про то, что случается с непослушными детьми, посмевшими нарушить тысячелетнюю традицию. А дети, наслушавшись подобных историй, уже готовы сжигать на кострах всякого, кто навлекает на племя гнев Духов, плавая по ночам.

И потом, хоть из пушки в упор стреляй, эту дурь уже не прошибешь!

Впрочем, пока, думаю, у наших прибрежников эта дурь на уровне перехода от дедов к отцам. Потому как никто не предпочел быть убитым верблюжатниками, лишь бы не нарушать священного запрета.

Другое дело, как сам Кор’тек ориентируется в этой темноте? Признаться, то место, которое он указал нам как идеальное для высадки десанта, я и при свете дня вряд ли бы отыскал. А Кор’тек уверенно сказал, что даже ночью без проблем выведет нас на отмель, далеко уходящую в море.

По этой-то отмели мы и дойдем без проблем до берега и переберемся через наваленные возле него камни. Но как он его найдет? Небо, конечно, светлое на фоне черной воды. Но лично я больше ничего не вижу. Даже берега, о чьем существовании свидетельствует лишь доносящийся грохот прибоя. А может, Кор’тек так и ведет нас — на слух? Может, это для меня любой прибой звучит одинаково, а он способен отличать нюансы?

Впрочем, все эти размышления от мандража перед боем, и не более. Конечно, не очень-то охота плюхнуться из лодки в воду и вместо дна обнаружить под ногами метров несколько сплошной глубины. Но уж если Кор’тек облажается, значит, и любой другой на его месте не справился бы. В конце концов, он всю жизнь прожил у этого моря. И всю жизнь водил караваны вдоль этого берега, и пока ни малейшего повода усомниться в собственной компетенции он мне не давал.

— Тут вот, — услышал я шепот вышеуказанного товарища. — Вылезайте.

Ага, щаз! Для начала я спустил в воду протазан, чтобы нащупать опору под ногами, и тот, погрузившись меньше чем на половину, уткнулся в дно.

— Не сомневайся! — усмехнулся Кор’тек, для которого мои манипуляции не остались тайной. — Тут дно есть!

— И как ты только умудряешься в темноте что-то отыскать? — чуть смущенно ответил я. — Духи подсказывают?

— Так ведь волна на мели совсем другая! — удивляясь моему незнанию таких банальных вещей, ответил Кор’тек. — При чем тут духи?!

Вот так вот. Наш эксперт не только способен разглядеть в рыбном косяке Ктулху, он еще и по шуму прибоя ориентируется и одну волну от другой отличить может. Это вдохновляло, так что я вылез из лодки, погрузившись в воду примерно по грудь, закинул на плечо поданный мне кулек с панцирем, щитом и шлемом и, стараясь не обращать внимания на внезапный озноб, побрел к берегу.

Блин! Я знал, что будет непросто, но не думал, что будет так жутко. Набегающие волны били в спину, почти каждый раз сшибая с ног, а потом неслись дальше в темноту, с оглушающим грохотом разбиваясь о торчащие впереди камни. И хотя вчера с моря я уже видел всю эту картину и вроде даже сам убедился, что пройти тут возможно, сейчас, в полной темноте, идея десантироваться на берег сквозь эту полосу прибоя уже не казалась мне настолько удачной. Издалека это все выглядело как-то намного меньше и тише.

Однако деваться некуда, — лодки, подвезшие нас сюда, уже ушли обратно. Так что я перехватил поудобнее тюк с уже и без того промокшими вдрызг доспехами и, прощупывая протазаном путь перед собой, поминутно спотыкаясь и валясь с ног, двинулся навстречу грохоту.

Спасибо, конечно, Кор’теку (нет, реально спасибо), но сейчас мне почему-то хочется врезать ему по роже своей «тигриной лапой» за то, что не отговорил меня заранее от этой авантюры. Вчера этап с высадкой на берег казался мне самой простой вещью в нашем плане. Вроде как для боксера — выйти из собственной квартиры, прежде чем доехать до стадиона, где у него будет бой. А вот когда бредешь по пояс в воде, утопая ногами в рыхлом песке, в который тебя вдавливает резко потяжелевший от воды тюк с доспехами, поневоле начинаешь менять свое мнение об этой «легкости».

Да еще такое тепленькое, когда суешь в него руку с лодки, море внезапно вытягивает из тебя все тепло, заставляя дрожать от холода, и, словно бы в издевку, дает насмешливый пинок чуток пониже (и повыше) спины от каждой набежавшей волны. Вот тут вот смутные догадки и сомнения, что ты не все учел и что задуманная операция пройдет не столь удачно, как это уже случилось в твоих радужных мечтах, оформляются окончательно.

Впрочем, думать вредно! Иногда надо просто действовать. Так что я уперся протазаном перед собой, пережидая очередную волну, и двинулся к камням, почему-то сейчас показавшимися особенно острыми и коварными.

Да уж, кажется, проще и безопаснее забраться по отвесной скале, чем перебираться по груде скользких валунов, через которые каждые полминуты проносится волна, норовя размазать тебя об эти самые камни.

Но все-таки я дошел, каким-то чудом умудрившись не переломать ноги, не разбить голову о камни и даже не потерять ничего из оружия. Хотя последнее стоит проверить. Ощупал пояс — все кинжалы и топор оказались на месте, не зря я приматывал их к поясу специальными веревочками.

А теперь пора найти остальных таких же счастливчиков. Лга’нхи должен подать сигнал. Ага, тихонечко свистеть! Какой дебил это предложил, не догадавшись подумать о грохочущем рядом прибое? Я знаю, но никому не скажу.

Ага, вон раздается скрип песка, и ко мне подходит фигура. Ну если бы это был не наш, он бы ко мне не шел, а несся бы с копьем наперевес или тихонько подкрадывался, так что будем считать, что это свой. Судя по комплекции, Нит’кау, только он один из бывших степняков обладает такой тумбообразной фигурой. Мы обмениваемся дружеским хлопком по плечам, а потом Нит’кау уверено прется куда-то в темноту.

М-да, признаться, вот в такие моменты я опять начинаю чувствовать себя настоящим дебилом. Уверен, этот Нит’кау, никогда не казавшийся мне ни монстром интеллекта, ни обладателем каких-то особых талантов, сейчас вполне уверенно ориентируется в пространстве и точно знает, куда идти. В то время как могучий шаман Дебил, пинком открывающий дверь в мир Духов и умеющий считать аж до тысячи и даже больше (Витек с Осакат мне не верят), совершенно растерян и даже отчасти напуган. Так что делаем вид, что так оно все и задумано, и топаем вслед за тумбочкой с характерным ирокезом на голове. Вот ведь, сволочь, он же тоже шел по отмели и потом перебирался через камни, а значит, должен был вымокнуть с ног до головы. А ирокез его тем не менее вовсю торчит, — гадом буду, без спецсредств тут не обошлось!

Собственно говоря, почему меня вообще это волнует? У них тут (ну чисто съемки на дембельский альбом) идет постоянное соревнование, чей гребень круче. По доносящимся до меня слухам, крутизна гребня в местном сознании уже пришла в какую-то загадочную зависимость с длиной члена и мужественностью вообще. Потому наши бесстрашные «мачи» не жалеют времени, чтобы как можно выше приподнять гребень и украсить его перышками, бусинками и прочими блестюшками-фигнюшками.

Тут даже нашлись специалисты (или специалистки, потому как подозреваю, без баб тут не обошлось, им ведь тоже хочется похвастаться перед товарками «крутизной» своего мужика), научившиеся варить какой-то не то лак, не то клей из рыбьей чешуи и сотворившие на своих башках вообще нечто невообразимое — цельнолитно-целлулоидное (или цельнозалитое), блестящее и воняющее на солнце.

Я, однако, это запретил. Нет, не из зависти, как кое-кто сразу начал шептаться у меня за спиной. А чисто из соображений гигиены, здоровья и здравого смысла. Хрен знает, как этот рыбий клей на организм подействует, а уж рассадник для всяких паразитов точно будет шикарный.

Опять же, на такое сооружение шлем уже не наденешь! А я этих вояк знаю — за ради понтов и от защиты головы откажутся запросто (голова тут, опять же, — орган второстепенный). Однако, даже несмотря на мой прямой запрет, мужики, полагаю, продолжают втихаря «укреплять корни» и чем-то армировать свои ирокезы для большей крутости, потому как, несмотря на то что у местных и так шевелюры более чем густые и жесткие, некоторые причесоны смотрятся совсем уж нереально.

Остается надеяться, что это пока только детская болезнь, которая со временем пройдет, придя в единоборстве со здравым смыслом к некоему компромиссу. Однако, если тенденция к украшательству продолжится, мне искренне жаль наших потомков: им придется очень непросто жить с подобным наследием предков.

Известно, до каких крайностей доходили у некоторых племен желания соответствовать неким идеалам красоты. Ацтеки детям головы расплющивали колодками, чтобы лоб казался выше. Китайцы своим бабам ноги калечили, а иные народности зубы под «акульи» булыжниками стачивали. В Европах вон себя мышьяком гробили, чтобы приобрести «благородную бледность». Всякие оттянутые до плеч мочки ушей и гигантские тарелочки в губах на этом фоне кажутся детской забавой. Ну а уж что творят в клиниках пластической хирургии в мое время… Как-то неохота мне на старости лет лицезреть внуков со вживленными в голову страусиными хвостами!

И это ведь, блин, я пока только про мужиков говорил. То, что развернулось у баб вокруг новой прически Осакат, вполне может сойти за первую гражданскую войну ирокезов. В центре которой, к моей огромной печали, опять очутился я! Одни бабы кричат, что так не положено и бабки такое не носили, а прабабки так и вообще, даже чтоб посрать сходить, постеснялись бы такую гадость на голове сооружать!

Другие вроде с ними и соглашаются, а втихаря пытаются копировать прическу в разных, менее смелых вариациях. Ну и, ясное дело, нашлись и радикалки, особенно из молодняка, точно скопировавшие прическу и даже попытавшиеся развить идею дальше.

Против последних двух категорий уже восстала Осакат, настаивая, что ей такое можно, как ученице шамана, родственнице двух монархов и обладательнице снятого скальпа, а им, лахудрам крашеным, строго нет. И с претензиями она приходит, естественно, ко мне, требуя ввести запрет на подобный фасон, на который у нее якобы имеются авторские права.

Извиняй, сестренка, я тебя, конечно, люблю, но вставать между женщиной и ее новой прической? Я не самоубийца! И так уже на этой почве состоялось несколько конкретных драк стенка на стенку между представительницами различных парикмахерских школ. Разнимать бабьи драки даже матерые воины не лезут, а уж мне-то туда лезть… Сестренку пока спасает ее действительно уникальное положение ученицы шамана да топор со скальпом. Местные бабы уже, кажется, позволили ей убедить себя, что это именно она одна спасла их всех от злобного верблюжатника (отчасти так и есть), и пока предпочитают воевать с ней намеками да шепотком за спиной. Соплячка еще не успела оценить уровень «ядовитости» женского коллектива, ополчившегося на общий раздражитель. Но чувствую, это ее еще ждет, а рикошетом прилетит и моей Тишке, потому как Осакат назначила ее своей подругой. А уж там и мне достанется прицепом.

Вот такой вот хренью и приходится заниматься Великому Шаману, вместо того чтобы творить будущее, заклепочничать и прогрессорствовать с невообразимой силой. Но попробуй упустить всю эту мороку — и проблем потом не оберешься. Из-за такой тупейшей вещи, как прическа, все племя может разругаться и погибнуть, если бабы умудрятся втянуть в это мужей. Потому как стрессов у нас и так хватает. И если по важным поводам большинство находит силы сдерживаться, то прическа — отличнейшая возможность вволю поскандалить, выплескивая на окружающих весь накопившийся негатив. Так что весь этот смешной идиотизм может обернуться очень серьезной бедой, коли пустить все на самотек.

Пока попробовал осадить сестренку, объяснив пагубность ее поведения, которое, может, и позволительно простой бабе, но уж никак не соответствует высокому положению ученицы шамана, родственнице монархов и так далее. Дал ей ценное указание — установить мир в племени. То есть не только самой помириться с бабами, но и их к согласию друг с другом привести. Или хотя бы научиться ими манипулировать. И, мол, это все не просто так, а большое шаманское упражнение! Ведь шаман не только должен уметь поддерживать правильную атмосферу в племени. Как он может надеяться договариваться с духами и демонами, коли даже со своей родней не может договориться?!

Дал ей несколько советов из арсеналов Карнеги и Макиавелли. И самый ценный совет — научиться поступаться собственными амбициями ради общих интересов. Мол, без этого шамана из тебя никогда не выйдет.

Осакат вроде прониклась, а что из всего этого выйдет — сплошная тайна. Но чтобы этой скандалистке было не так обидно, предложил окрестить прическу, вызвавшую столько споров, «хаером Осакат», дабы удовлетворить ее честолюбие. Кажется, название начало приживаться. Тут вообще серьезно относятся к той чуши, что я иногда несу, искренне считая это посланиями Духов. Но боюсь, что, если бы не начавшееся преследование верблюжатников, так скоро эти страсти не улеглись бы. Да и улеглись ли сейчас, или после нашей победы (очень хочется надеяться, что победа все-таки будет нашей) меня ожидает второй тур, разгоревшийся с удвоенной силой?

Блин! Нашел о чем сейчас думать! Самое подходящее времечко для размышлений на куаферские темы. Чуть мимо Лга’нхи не прошел, хотя мой проводник уже давно свернул к едва заметной в темноте группе наших ребят.

Так, пересчитал, — ровно восемь, то есть добрались все, в связи с чем появляется смутное подозрение, что Нит’кау наткнулся на меня отнюдь не случайно, а был именно послан привести своего непутевого шамана к общей группе. Да и по фигу — времени у нас в обрез, а мы и так тут подзадержались, так что шагом, то есть бегом, марш!

Теперь вся надежда на Лга’нхи и на то, что я не утратил напрочь навыки бега. Вообще, в эту экспедицию отобрали исключительно степняков. Потому как в ближайшую пару дней нам придется много бегать. Я тоже пошел, хотя Лга’нхи поначалу и возражал, апеллируя к тому, что, мол, «я и тут пригожусь».

Понятно, он знает, как я бегаю, и потому предпочитает меня на это дело не брать. Да я бы и сам с удовольствием не пошел (я чё — дурак на такой геморрой добровольно вызваться?), если бы у предстоящей операции был бы хоть какой-то более-менее четкий план, который я мог бы вдолбить в головы соплеменников. Но, к сожалению, точного плана не знал даже я. Вся наша авантюра строилась на предположениях и догадках, и весьма вероятно, что по ходу нам придется много импровизировать, фантазировать и выдумывать. А у местных известно какой разлет импровизации — либо бить справа, либо слева, и это предел! А если честно: когда втравливаешь друзей в подобное смертельно опасное предприятие, проще пойти с ними, чем сидеть, мучаясь сомнениями и ожиданием худшего. Понимаю, что это эгоизм. Но ничего с собой поделать не могу!

Ладно. На первом этапе нам предстоит пробежать не более семи-восьми километров, — сущие пустяки, по меркам степняков. Они бы без проблем пробегали такие дистанции, чтоб спросить у приятеля «скока время», если бы тут хоть у кого-то были часы. Да эти жалкие километры даже я пробегу без проблем. Ну почти без проблем, все-таки не бегал я довольно давно, а темп, который задал нам Вождь, несколько энергичней привычного мне. Нам-то всего-то и надо — обогнуть лагерь наших преследователей со стороны степи, да еще и на таком расстоянии, чтобы ночной бриз не донес наш запах до пасущихся верблюдов. И если бы еще не приходилось бежать ночью. Уф-ф-ф. Кажется, все. Лга’нхи дает команду залечь. А еще машет мне рукой, эксплуататор хренов, даже отдышаться нет возможности.

Угу, оказывается, пока мы «неспешно прогуливались», Тов’хай, наш самый молодой участник подлой диверсии, уже успел смотаться на пару километров дальше и разведать положение второго лагеря, и теперь на пальцах делится своими впечатлениями с Вождем и сотоварищами. Ну, в общем, пока все нормально. А вот некоторые подробности про этот лагерь знать бы не помешало. Даю несколько ценных указаний, и Тов’хай с Нит’кау беззвучно поползли в степь.

Да, может, сейчас они и оикия, приученные биться в строю. Но и навыки старой степной войны у них остались. Буквально только что были здесь — пара движений, и их уже не слышно, не видно. Признаться, даже жутко становится. Даже этот сопляк Тов’хай может запросто подползти ко мне со спины и содрать скальп, прежде чем я успею что-то сообразить. Все-таки место крутого шамана не в разведке и не на диверсионной операции, а в мастерской за мольбертом, в смысле, набитом глиной поддоном, или там, при штабе, на мягком диване с чашечкой кофы в руке.

Упс! Опять замечтавшись, пропустил возвращение разведки! Опять распальцовка, сиречь — демонстрация на пальцах, где у противника чего да как. Немного мыслительного процесса, и план составлен. Довожу план до остальных и предлагаю высказываться. Все одобряют. Ну естественно, — они же, сволочи, считают, что мне его лично Духи на ушко нашептали, а значит, ошибки быть не может. Так что шепотом рявкаю на всех и велю высказывать сомнения и рационализаторские предложения, — мол, Духи этого хотят! Высказывают, корректируем план. Заставляю каждого повторить его роль, убеждаясь, что все знают, что должны делать и куда двигаться. Ну все — теперь можно повернуться на бочок и часок-другой подремать.

Конечно, в идеале нападать следовало бы на рассвете, когда сон охраны особенно крепок. Увы, этой ночью нам надо было сделать слишком много дел, чтобы ждать рассвета. Так что начали прямо по возвращении посланных на «дело» бойцов. Это опять были Тов’хай и Нит’кау. Первого, как я понял, выбрали за быстроногость, на второго — за тумбообразность. Ладно, мелкие детали — это уже дело Лга’нхи. А мое дело сейчас проползти примерно так с километр, успевая за змеиным сыном Лга’нхи и при этом не создавая шума.

Нет, я все-таки никогда не научусь так ориентироваться в темноте, как местные. Может, это у них в ДНК какой-то особый ген ночного видения записан? Или меня напрочь испортили московские фонари, никогда не позволявшие мне узнать, что такое настоящая темнота? (А я еще обычно жаловался, что недостаточно ярко горят.) Но фишка в том, что я вот, например, напрочь не понимаю, почему именно тут Лга’нхи велел мне сбросить лишние вещи! Тут есть какой-то особый ориентир, который позволит нам найти их, когда будем удирать? Я лично такого не вижу! Но Лга’нхи лучше знает. Так что делаю, что он говорит, и ползу дальше.

По дороге меня гложут смутные подозрения, что наш мудрый Вождь специально взял меня с собой, чтобы наши вояки не видели, какое позорище представляет из себя их шаман в качестве диверсанта! Хотя, с другой стороны, можно подумать, что они и так не оценили мой военный потенциал, глядя на мои экзерциции с протазаном и прочие проявления сомнительной крутизны. Увы, нельзя быть лучшим во всем сразу. Так что пусть утешаются моей крутизной на поприще войны духовной! Хотя и до жути обидно, что сейчас Лга’нхи ведет себя как нянька, приставленная к ребенку-дауну. Постоянно ползает кругами вокруг меня, проверяя и расчищая дорогу. Трудно даже представить, какая же я для него обуза сейчас. Но что поделать? В тылу меня тоже не оставишь — потеряюсь!

Так, опять чуть не проскочил мимо замершего и мгновенно пропавшего в траве двухметрового громилы. Он меня останавливает и дает знак ждать. Жду, вслушиваясь в темноту, пытаясь восстановить дыхание и успокоить сердцебиение.

Где-то в отдалении слышится шум. Ага, кажется, началось — наши неудачно воруют овцекоз! Тов’хай утверждает, что этих овцекоз «наши» верблюжатники вроде как у своих соседей забрали. Я ему не верю. Или не хочу верить, потому что, с одной стороны, это уж слишком большая удача будет, а с другой — ну как этот сопляк в темноте мог там какие-то следы разглядеть?! Он утверждает, что обо всем узнал по цепочке из дерьма, которую обнаружил, когда бегал разведывать вражеский лагерь. Все равно не верю — мало ли в степи дерьма!

Так, а шум-то разгорается, слышны вопли овцекоз и даже стук оружия, а вот и хорошо знакомый тревожный напев — наши по привычке тоже этим сигналом, аиотеекским аналогом набата, пользуются.

Вот теперь наша очередь, и легкий хлопок по плечу (вернее, это Лга’нхи считает, что он легкий) поднимает меня с земли. Я вскакиваю и бегу, ориентируясь сначала на звук его шагов, потом на верблюжий запах. Пробегаю мимо уже скальпированного трупа часового. Ни фига себе, Лга’нхи шустрый какой! А вот и они. Официально я назначен на это задание в качестве эксперта по демонам-верблюдам, да к тому же мой протазан подходит для задуманного лучше всего. Врубаюсь в стреноженное стадо. Буквально врубаюсь, орудую протазаном направо и налево. Обиженные вопли верблюдов говорят о том, что удары не проходят мимо. Хотя, к моему удивлению, той паники, что я ожидал, пока еще не наблюдается. Так, призывный свист Лга’нхи! Значит, пора сматываться, а стадо еще относительно спокойно! Подскакиваю к ближайшему флегматику-верблюду, который демонстративно отказывается проявлять признаки истерики. К счастью, он привязан какой-то веревкой, тянущейся к голове. Резко подтягиваю голову к себе (или, скорее, подтягиваюсь к ней сам) и густо вмазываю в ноздри зверюги дорогущую смесь из жгучих специй. Раздается дикий вопль, который уже не оставляет спокойным ни одного верблюда, мой подопечный истошно мотает головой, скачет, аки козлик, и нервирует своих приятелей. А я отлетаю в сторону, посылаемый движением шеи. Э-э, вот не скажу, куда взбесившиеся верблюды посылают своих обидчиков! Вскакиваю, хватаю протазан и бегу на свист.

Возле источника звука я не останавливаюсь, а лечу дальше, стараясь придерживаться выбранного направления. Если и собьюсь в сторону (а можно и не сомневаться, я собьюсь), Вождь меня без проблем отыщет. Сквозь учащенное дыхание слышу два коротких вскрика, и вскоре Лга’нхи меня догоняет. От него пахнет свежей кровью, значит, кто-то все-таки бросился нас догонять, ориентируясь, как и говорил Лга’нхи, на мой топот. Потому-то Вождь, когда я пробежал мимо, сел в засаду на моей тропе и разобрался с погоней. Мы еще бежим какое-то время, потом оказываемся возле своих шмоток, бежим дальше и утыкаемся в наших ребят.

Ух! Самая дурацкая война, которую я когда-либо вел. Битва, можно сказать, только начинается, ни одного живого врага даже не видел, а я уже вымотался, как собака! Спешно надеваю доспехи. Ноги подрагивают. То ли почти полгода, проведенные в лодке, подточили мои и так невеликие таланты марафонца, то ли это стрессовая обстановка так действует. Но если я не успокоюсь и не начну тратить силы более размеренно, то и сам скоро сдохну, и ребят подведу.

Итак. Что у нас есть? Первый этап плана пройден. Мы разыграли кражу скота. (Обычное дело между соседними лагерями. Ребята это точно знали, поскольку и сами частенько ходили воровать «живые консервы» соседей).

Якобы попавшись на краже, мы в панике зачем-то набросились и порезали верблюдов. А вот это уже такое оскорбление, которое не потерпит ни один уважающий себя оуоо. Опять же, как я понимаю их обычаи и взаимоотношения со зверюгами. А судить о них я могу только по поведению Пивасика, который готов был ценой своей жизни облегчить страдания (не такие уж и большие) своего верблюда. Представляю, как бы он разозлился, если бы кто-то просто так, без всякого смысла, порезал его любимую глумливую тварь (до сих пор вспоминаю того верблюда с ненавистью).

Ладно. Теперь нам надо доказать, что это точно дело рук соседских фулюганов. Так что, пока остальные гонят отару вперед, остаемся только мы с Лга’нхи и наша парочка Нит’кау и Тов’хай со своим пленником, которого они притащили из второго лагеря, сняв с поста за плохую бдительность при несении службы.

— Лга’нхи, убей его, — коротко говорю я другу, указывая пальцем на пленника. — Только копьем, сверху вниз, — добавляю я и утыкаюсь в нежданную проблему. Хотя с какой это стати «нежданную»? Вполне должен был это предугадать, прими я во внимание менталитет местных. Лга’нхи убивать отказывается, говоря, что это добыча Нит’кау и Тов’хая, а значит, им пленника и добивать. Даже волшебное слово «колхоз» не подействовало. Одно дело, когда бьешься в общей битве, когда мана идет на «колхоз», и совсем другое — забрать у подчиненного личный трофей.

Все бы ничего, но…

— Тов’хай, — быстро перерабатываю я сюжет. — Садись Нит’кау на плечи. Живо!!!

Оба не очень понимают, что происходит, но после моего рявка быстро подчиняются. Потом я забираю из рук смогшего только возмущенно пискнуть в ответ на такую бесподобную наглость Лга’нхи копье и передаю его нашему молодому сотруднику. Ага. Он аж руки отдергивает. Мало того, что копье чужое, так оно еще и принадлежит Вождю, у которого даже Волшебный Меч есть, и потому небось и все остальное оружие не простое! Опять рявкаю на всех, велю себя слушать и спрашиваю с укоризной, неужто они думают, что я могу испоганить ману копья своего лучшего друга или навести порчу на товарища Тов’хая? Оно, конечно, ничего плохого они пока от меня не видели и в моей способности разговаривать с Духами нисколечко не сомневаются. Так что волнения успокоены, ну вот разве что пленник отнюдь не пребывает в восторге от всей этой суеты и своей скорой смерти. Я, правда, и сам не очень понимаю, зачем весь этот цирк. Думаю, это тяжкое наследие прочитанных в молодости детективов. Но оружие, которое убьет пленника, по моей задумке, должно быть аутентично оружию всадников-аиотееков. А у Лга’нхи, у единственного из отряда, есть крутое копье Пивасика с длинным и широким наконечником, рану от которого с дешевым пехотным «листочком» оикия не перепутаешь. Удар сверху вниз, с высоты сидящего на плечах Нит’кау «всадника», в загривок бедолаги, который уже даже не дергается в наших с Лга’нхи могучих захватах. Вроде как кто-то настиг и ударил его в спину. Теперь быстренько вернуть трупу его оружие, ага, уже расхаванное по сумкам и поясам победителей. И в путь. Нужно проложить достаточно четкий след в сторону вражеского лагеря, прежде чем нас обнаружат!

Успеваем пройти метров шестьсот, а это уже почти рядом со вторым лагерем. Заранее предупредив нас грохотом копыт, на нас вылетает первый всадник. А нас уже тут нет. Стадо болтается бесхозным, а мы скрылись в темноте и залегли. Теперь опять вся надежда на слух Лга’нхи и на то, что Гит’евек его хорошо выучил. Первые всадники пролетают мимо отары и затаившихся во тьме нас и несутся в сторону лагеря. А вот следующая группка отстающих — уже наша добыча, мгновенно вскочив с земли и выстроившись в полуоикия, шестерка наносит удар, приканчивая парочку верблюдов вместе со всадниками. А я, Лга’нхи и еще один какой-то вояка, подкравшись с тыла, наносим подлый удар в спину, убивая еще троих верблюдов, но лишь двоих всадников. Последний, содранный мной протазаном из седла, получает плашмя по темечку и отрубается. Его задача дать показания, что напали на них не какие-то там дикари, а именно двигающиеся в строю оикия!

А вот теперь — ноги!

Нет, задумано-то все было замечательно. Стравить супостатов между собой, и пусть режут друг дружку, пока мы будем удирать. Даже если наши враги и не аннигилируются полностью, столкнувшись лбами (хотелось бы, но вряд ли), то на разборки и выяснения отношений у них уйдет как минимум день. Ну вот ни в жизнь я не поверю, что они запросто разберутся с подобным делом всего-то за утро. Даже если среди них есть мастера по чтению следов, много ли они там начитают? Обувка у оикия от нашей фактически не отличается — те же самые портянкоботы, не то, что моднявые сапоги у оуоо. Так что, кто там конкретно натоптал вокруг овцекоз и верблюдов, хрен теперь догадаешься. А так — все самые свежие следы идут от лагеря к лагерю.

Пока кто-то проследит наш след от пляжа, а потом с тропы в степь, — день уйдет, не меньше. А день форы — это уже немало. Тут электричек, самолетов и даже велосипедов нет. А верблюд скакать может только на короткие расстояния, предпочитая преодолевать большие дистанции неспешной поступью пофигиста. Так что фору в сутки мы, думаю, выиграли. Да плюс к тому, мы с Лга’нхи неплохо порезвились посреди верблюжачьего стада. Думаю, я завалил да покалечил не меньше десятка. Лга’нхи вряд ли от меня сильно отстал (скорее уж, перегнал намного). Так что можно надеяться, что в той полусотне, что нас преследовала, как минимум половина бойцов теперь будет бегать пешком. А значит, если уж нас совсем прижмет, у нас будет больше шансов в драке с ними.

Но это, если среди верблюжатников найдется какой-то доисторический шерлокхолмс, который сумеет прочитать следы, найти улики и вычислить виноватых. Мне почему-то представляется куда более вероятным, что между лагерями будет сначала вестись долгая перебранка, потом выяснение отношений, поиски крайних, казни и прочие жизненные удовольствия. Наш младший научный сотрудник Тов’хай как раз вызвался остаться и проследить за результатами нашей гнусной подставы. Я возражать не стал, только велел больше, чем на полдня, не задерживаться. Опять же, у меня будет повод бежать не торопясь, мотивируя это тем, что надо соглядатая дождаться. Хотя можно и не сомневаться, что этот гаденыш догонит нас без особого труда. Длинный, тощий, типичный кенийский бегун, разве что блондин. Думаю, он даже Лга’нхи уделает. Потому как у последнего хотя бы плечи есть, да еще какие, а у этого — одни ноги, растущие сразу от коротеньких (видно, чтобы уменьшить сопротивление воздуха) ушей. Но на всякий случай предложил ему отдать нам свой панцирь. Если он нарвется на аиотееков, то панцирь ему поможет разве что продлить агонию, а убегать от врага налегке — попроще будет.

Собственно, панцири нам нужны были исключительно для большей похожести на настоящих строевых оикия. Я вообще поначалу хотел сделать их имитацию из чего-то, вроде папье-маше, но отсутствие бумаги и прочих подходящих материалов меня остановило. Теперь бы по-хорошему их бросить, чтоб бежать не мешали. Однако, учитывая сколько они стоят! Ирокезы заработали свои доспехи собственными потом и кровью и просто так с ними не расстанутся. А значит, и мне придется тащить всю эту сбрую на себе.

В последний момент догадался не спрашивать у Тов’хая, не заблудится ли он в степи. Оно, конечно, в иных обстоятельствах это прозвучало бы как забавная шутка. Но лучше не стоит. Мне и так предстоит скоро сильно упасть в глазах соплеменников, так что не буду давать им еще и повод подозревать, что их шаман и впрямь думает, что кто-то, старше трех-четырех лет, способен заблудиться в неизвестной местности.

Подумаешь, полсотни километров, повторял я себе, уговаривая не терять сознание. Это всего-то чуть больше марафонской дистанции. Ты такие пробегал за день с грузом воды на плечах, да еще попутно успевая говнецо собирать. А тут — какие проблемы-то?

Ага, действительно, никаких. Почти что сутки без сна, да пробежаться по раскаленной степи, в клубах пыли, под солнцем, выжигающим своим ярким светом глаза. С весящим с десяток килограммов панцирем за спиной да протазаном в руке и поясом, набитым оружием (и на фига мне понадобилось брать столько кинжалов, ведь почти никогда в драке ими не пользуюсь), это ведь сущее удовольствие! А еще жрал в последний раз тоже примерно сутки назад. Но голода уже почти и не чувствуется — все сенсоры забила усталость. А еще боль в переломанных давным-давно ребрах, про которую я за последние полгода уже и думать забыл, вдруг напомнила о себе весьма настойчиво и абсолютно нестерпимо. Да еще и внезапно появившаяся боль от последней раны.

Да, я явно переоценил свои силы. Думал, что если я раньше бегал на пару с Лга’нхи, то могу считать себя крутым бегуном. Забыл, однако, что, пока я бежал по прямой, он круги вокруг меня наворачивал, успевая и поохотиться, и в разведку сбегать. А тут всем стадом несемся в одном направлении, и озвученная мной же цель — добежать как можно быстрее.

Лга’нхи, конечно, понимает, что я за этими жеребцами ни в жизнь не угонюсь. (Даже тумбочка Нит’кау словно летит над землей, не пачкая ноги травой. Если бы не видел собственными глазами, ни в жизнь бы не поверил, что человек с комплекцией перекачанного качка может так двигаться). Но и Лга’нхи не может бежать медленнее всех. Потому как он Вождь! Вождь не может быть отстающим. А у степняков сейчас работают не мозги, а инстинкты. Стоит им только начать бежать, и сразу начинается соревнование по выявлению вожака. Кто впереди всех — тот и вожак. Это у них на уровне спинного мозга. Вот все они и пытаются вырваться вперед, показывая, чего стоят.

Уф-ф-ф. Кажется, Лга’нхи опять заметил, что я вот-вот потеряю сознание, и дает отмашку. Остальные нехотя останавливаются, ведь рожденному для бега степняку это всегда очень трудно. Ага, он посылает их на разведку! В разные стороны с приказом пробежаться большим кругом и вернуться назад. Это, кстати, тоже обычная практика во время перегонки стада. Воины начинают нарезать большие круги, высматривая хищников или врагов. У меня есть полчасика, чтобы прийти в себя. Все разбегаются, а мне очень хочется упасть, но Лга’нхи мне это не позволяет и заставляет идти, восстанавливая дыхание, словно ребенка или старика какого-то. Наконец, можно плюхнуться на землю.

— А что там Духи говорят? — спрашивает меня Лга’нхи с озабоченным видом. — Получилось твое колдовство?

— Вот Тов’хай вернется, у него и спросим, — несколько злобно отвечаю я. — А то привыкли, что все им Духи подсказывают. Вот подохну я сейчас, чего делать без подсказок будете?

— Так ведь… — У Лга’нхи настолько серьезное выражение морды, что я начинаю подозревать, что этот вопрос он уже обдумывал. — Я думаю, Духи нас не оставят! Коли они нам так помогают, то, когда ты помрешь, они через Витька начнут говорить. Или через Осакат. Хотя она и баба!

И ведь это он на полномсерьезе! Я еще толком подохнуть не успел, даже не собрался пока еще подыхать, а он, оказывается, мне уже замену подыскал! Ну спасибо, брат. Вовек тебе твоей заботы не забуду!

— А своей головой думать?! — рявкнул я на это. — Пионерская клятва или культурный код не позволяют?

— Ты опять, что ли, с Духами говоришь? — Не поняв больше половины слов, Лга’нхи логично предположил, что мои слова к нему не относятся.

— Говорю! И Духи намекают, что не фиг на них всю работу спихивать! Вот скажи, неужто мы и сами не могли бы все те хитрости придумать, что нам Духи подсказали? Ну вот хотя бы в последней большой драке с верблюжатниками? Ну там ям перед верблюдами нарыть, в ловушку этих заманить и все такое?

— Может, и могли бы, — задумчиво, но с каким-то подозрением глядя на меня, ответил Лга’нхи. — Но ведь Духи лучше подсказывают! Они же Видят! А как мы такое выдумывать будем, мы же так никогда не делали!

Да, тут он прав. За моей спиной несколько тысяч лет военного опыта человечества и сотни тысяч томов приключенческой литературы, в которой авторы умудрились понапридумывать тысячи неработающих стратегий и миллионы нереальных выходов из безвыходных положений. Так что мне всегда есть из чего выбрать. А у него за спиной лишь то, чему его научили Нра’тху со товарищи, да, может, еще, что от меня или Гит’евека успел понахвататься. Очень немного, хотя и чуточку больше, чем у большинства местных.

— Знаешь, — слегка остыв, устало сказал я, — Духам ведь тоже не очень нравится, что им нас все время из дерьма вытаскивать приходится. Это вроде как ребенок, которому раз за разом объясняешь, как костер разжигать, а он никак запомнить не может. Что с таким дитем делают? Ага. Ничего. Прекращают его чему-то учить, и вырастает неумеха, которому не выжить. Вот и Духи так же. Мы пока племя — самое молодое на свете, таких, как мы, раньше и не было никогда. Вроде только родившегося ребенка. О нас и забота идет, как о младенце, которому пока сиську ко рту не поднесешь, он и не поест. Но коли сами расти да умнеть не будем, отвернутся Духи от таких нерадивых детей, потому как до самой старости сиську в рот никому не пихают. Коли сам прокормиться не можешь, чего с тобой, дураком, возиться?

Хе! Сдается мне, пример я правильный выбрал. Лга’нхи сильно задумался. Оно, конечно, от такой постановки вопроса может и мой авторитет пострадать, ведь кому нужен шаман, который у Духов подсказки выпросить не может, но хоть у этого дылды будет стимул над собой работать. А то для Осакат с Витьком, из которых я взялся «быстрых разумом невтонов» тесать, пока все это нудная тягомотина, и не более. Они половину того, что я им говорю, мимо ушей пропускают. Пропускали бы и больше, если бы я не пообещал им, что без всяких там математик и прочего они в мир Духов никогда проникнуть не смогут. А вот читать-писать им явно нравится! И хотя у меня были огромные проблемы с уточнением, какой именно звук какой букве соответствует (они тут реально и слышат как-то по-другому, одних только звуков «е» штук шесть различают), но сейчас эти кадры даже заимели привычку записочками обмениваться, вместо того чтобы подойти и прямо сказать. Я это, конечно, поощряю, хотя иной раз меня их дурь и задалбывает.

— Так ведь и пока ирокезы не появились, — прервал мои размышления Лга’нхи, — Духи тебе подсказывали! — Поймав меня на противоречии факта, умник состроил страшно довольную физиономию. — Как же это так-то?

— Это Тут, пока ирокезов не было, — с ходу нашелся я и, сделав жест, относящий мои слова к миру Духов, продолжил: — А Там они всегда были! Это вроде зернышка — лежит годами, пока время прорасти ему не наступает. Или теленок, — я перешел на более доступные ему аналогии, — что еще не родился. На свете его пока еще нет, а у мамки в брюхе уже есть. Иной раз еще и не видно ничего, а теленок-то уже там. Короче, «идея» это называется! Очень сильное колдовство, я тебя научу им пользоваться. Только сначала на Витьке с Осакат потренируюсь, как это сделать лучше. А то они, блин, меня иной раз своей тупостью до такого доводят. Намедни вон Осакат подзатыльник закатил. А тебе-то ведь не закатишь!

(Это я, типа, намекаю, что Вождю не солидно подзатыльники получать, а не на то, что он в ответ меня прибьет. Только он, боюсь, один хрен поймет, как ему интереснее будет.)

— А почему сейчас? Ну, эта, проросло? — Вступив на путь непростых истин, Лга’нхи решил задолбать меня философскими вопросами. Ага! Не на того напал, усталость в теле начала проходить, уступая место боли, так что сейчас Лга’нхи узнает, как задалбывают философскими ответами.

— Откуда я знаю, почему сейчас? Видно, время наше пришло. Никто ведь не знает, почему один рождается раньше, а другой позже. Всему свой срок. А иначе ты бы родился раньше Нра’тху и мог бы стать его отцом, а себе дедушкой. А ведь это же неправильно!

— Ага, — согласился Лга’нхи, придавленный свежевываленной на него теорией временных петель. — Нра’тху мой отец, как же я могу его отцом быть? А дедушкой себе.

— Очень рад, что ты со мной согласен! — торжественно заявил я и поспешил закрепить триумф: — Потому будешь учиться головой думать! Согласен? (Он сейчас в таком изумлении пребывает, что из него хоть согласие на обучение вытребовать можно, хоть акции МММ и циркониевые браслеты впаривать.)

— Чем? — Судя по прибалдевшему выражению лица Лга’нхи, он еще никак не отошел от вероятности стать отцом своему отцу и себе дедом. С одной стороны, радуется, что папочкой его был Нра’тху, а не кто-то там непонятный, а с другой — вспоминает, сколько пенделей и подзатыльников этот вышеуказанный Нра’тху ему наотвешивал, и представляет, что все это можно было бы отвесить назад. Он даже пальцами как-то так двигал, пытаясь представить, как же это можно — самому себе дедушкой стать. Надо бы с ним полегче. А то в таком состоянии он и в степи заблудится. Может, именно отсюда мой географический идиотизм? Слишком много думаю?

— Головой, — повторяю я. — Знаю, что вы привыкли грудью думать. Вот от того и думаете слабо. А коли научитесь еще и головой пользоваться… Это вроде как вместо одной двумя руками в драке орудовать.

Хм. Головой. На его роже изобразилось этакое изумленное недоверие — а разве ей можно?

— Можно, — отрезал я. — Я же думаю! О! Кстати! Это не наши там возвращаются?

Гы-гы!!! Он даже вздрогнул. Впервые в жизни задумавшись о чем-то возвышенно-абстрактном, мой приятель утерял свою дикарскую бдительность! Осталось только понять: это моя победа или наше общее поражение? Шаман худо-бедно еще может быть дебилом. А для Вождя это уже повод для дисквалификации. А пока надо подняться на абсолютно одеревеневшие ноги и немного размять их перед очередным рывком.

Как мы прибежали на пляж, я уже не помню. Все, что я знал и помнил к тому моменту, — это что не должен позволить Лга’нхи забрать у меня кулек с доспехами. (Он несколько раз порывался.) Но помогают только слабакам, а слабаков никто не слушает. А я уже и так показал в избытке свою слабость, окончательно падать в глазах соплеменников мне нельзя.

И не стоит рассчитывать на отношение типа «ой, посмотрите, какой он молодец, — чуть ли не падает, а все равно бежит!» Тут «специальных олимпиад» не проводят. И такому никто умиляться не станет. Тут ты либо бежишь, либо лежишь. Лежишь и пованиваешь, пытаясь поскорее привлечь стервятников, чтобы они поторопились обглодать твои косточки, тем самым очистив этот мир от останков очередного слабака. Ничего не поделаешь, закон природы называется. Старый больной олень попадает в пасть хищнику. А старый хищник умирает от голода.

Так что я бежал, стараясь не показывать свою слабость. Добежал. Не уверен, но, кажется, добежав, все-таки вырубился. Потому что очнулся я уже на лодке.

Ага. На одной из тех лодок, что еще прошлой осенью мы отобрали у пиратов. Это, собственно, и был грандиозный завершающий этап моего плана — слинять изящно!

Оно, конечно, можно было бы выбрать место встречи с нашими и поближе. Благо пара подходящих бухточек и пляжиков по пути сюда была. Но я решил, что лучше добежать до наших лодок. Потому как, прибеги мы на место встречи раньше, нам бы пришлось ждать лодки соплеменников, а учитывая возможную погоню за плечами, это бы означало, что мы сами загнали себя в ловушку.

Или соплеменникам пришлось бы ждать нас. Что, опять же, учитывая возможную погоню, не смотрится безопасным вариантом.

А так, прибежали, отыскали лодки, сели и отплыли от берега, мирно дожидаясь своих на безопасном расстоянии. Что и говорить, план изящный, если только убрать из него одного убогого дебила. А я ведь правда верил, что сдюжу. Никогда не думал, что это будет настолько тяжело. Одна надежда, что, по меркам местных, я уже весьма пожилой дяденька, да к тому же шаман. Так что слишком многого, по части спортивных результатов, от меня не ждут.

Следующее пробуждение было уже почти в сумерках. Вокруг слышались знакомый гомон передвигающегося по воде племени. Судя по голосам, все они были чем-то довольны. Сдается мне, наша затея удалась.

Попытался подняться. Все тело охватила дикая боль от судороги. Нет, так не бывает! Судорога может быть в ноге, руке или там пальце. Но чтобы все тело!!! Несколько секунд мне казалось, что сейчас мои мышцы просто порвутся, как прогнившие тряпки, и сползут с переломанных их усилиями костей. А потом как-то постепенно отпустило. Я даже смог приподняться и оглядеться. Я был в своей лодке, напротив меня с озабоченным видом сидели Тишка и Осакат. А судя по скрипу уключины за спиной, Витек был на веслах.

— Ты пришел в себя! — радостно пискнула моя персональная капитанша Очевидность и полезла обниматься.

— Да, — подтвердила очевидность Осакат. — Большое колдовство ты, однако, сотворил. Воины целых семь скальпов принесли, а никто даже не ранен! И верблюжатники, говорят, от нас отстали и даже между собой передрались! Немудрено, что ты полдня бездыханный лежал. Большое колдовство!

Хорошая версия моей слабости! Интересно, это Лга’нхи ее подкинул, спасая мою репутацию? Осакат пытается внедрить в умы соплеменников? Или у местных у самих в голове одно с другим срослось?

И кстати — откуда семь скальпов? Меня почему-то обеспокоил именно этот вопрос. Ага, Лга’нхи одного у верблюжачьего стада завалил. Потом еще кого-то при отходе. Четырех аиотееков мы уже в самом конце побили. Опять же, пленного грохнули. Неужто они и его ободрали? Аиотееки ведь скальпов вроде не снимают, во всяком случае со своих.

Или этот скальп еще раньше добыли, пока овцекоз воровали? А впрочем, какая теперь разница? Во всесоюзный розыск нас точно не объявят, так что, если даже аиотееки и догадались насчет подставы, им же хуже! Пусть живут, чувствуя себя дебилами. (Я же живу!) Потому насчет скальпов уточнять не стал, а только спросил:

— Тов’хай вернулся?

— Ага, давно уже, — недовольно буркнул Витек, который с этим Тов’хаем был фактически одногодком, и между ними шло какое-то малопонятное соперничество. (Хотя, опять же, почему «мало»?) — А зря ты меня все-таки не взял.

— Цыц! — привычно огрызнулся я. — Во-первых, какие твои годы, и так еще навоюешься, надоесть успеет. А во-вторых, кто-то же должен был с ранеными сидеть. А два ученика равняются одному шаману. Как, кстати, раненые-то?

Ученики, перебивая друг дружку, начали мне докладывать о состоянии пациентов. Хорошие новости. Гит’евек пошел на поправку, да и остальным вроде получше стало. Плохие — тот парень с развороченным плечом, по всему видать, уже не жилец. Рана жутко завоняла и почернела, весь горячий, то трясется от холода, то задыхается. М-да, похоже, не уберег. Гангрена. Сегодня вечером посмотрю — и добью, чтоб не мучился. Настроение сразу как-то пошло в минус.

А лучшее, что можно сделать в такой ситуации, — это испоганить радость другим.

— Два плюс три — сколько будет? — задал я коварный вопрос ученикам. И прикрикнул: — На пальцы не смотреть!

— Шес. Вось. Пять! — помогая себе движениями языка, нахмуренными бровями и закаченными под веки глазами, сосчитали мои подопечные.

— А что будет больше — три плюс пять или пять плюс три? — Ага, Витек даже грести бросил, мучительно сражаясь с такими гигантскими цифрами. Я эту подляну давно уже готовил, приберегая на сладкое. Раньше-то в моих уравнениях одна сумма была точно больше или меньше второй. А вот сейчас пусть пошевелят извилинами, прикидывая соотношения названных цифр. А все для того, чтобы думать учились.

Одно плохо. Я ведь тоже был не из этих — не из умников! Мои математические знания ступеньку между арифметикой и тригонометрией уже не преодолели, застряв где-то посредине. Так что, по-хорошему-то, все, что я могу, — это научить их считать, плюсовать-вычитать да умножать-делить. На этом все.

А со всякими там логиками вообще беда. Нам логику, именно как предмет, никогда не преподавали. Я, конечно, как всякий интеллигентный человек (ага, ничто так не говорит об интеллигентности, как десяток висящих на поясе скальпов и шрамированная рожа), кое-какие слова, используя которые можно за умного сойти, знал. Типа там всякие «силлогизмы» да «парадоксы». А вот что это на фиг такое, — помню уже с трудом. Так что как учить своих учеников знал весьма смутно. А еще я что-то такое про двоичный код слышал. И что вообще в начале мышления вроде как лежит что-то вроде — «это является тем или тем не является». Вот как-то так — сплошной сумбур.

А первые несколько недель занятий с этими кексами я тупо убил на то, чтобы внушить им, что можно считать не только предметы, но и отдельно числа. Ведь для них понятий «один, два, три» не существовало. Были лишь «один палец, два копья и три лодки». И как тут объяснить им, что два копья плюс два копья, будет столько же, сколько и две лодки плюс две лодки? Копья же это копья, и никакой связи с лодками у них нет. Оба зависали, и в ответ Витек обычно начинал рассуждать о лодках, где какие строят да чем одна от другой отличается. А Осакат — хвастаться своим мастерством во владении копьем. А задачка — две лодки плюс три копья, сколько будет всего предметов? — вызывала у них гомерический смех. Как вообще можно сравнивать копья и лодки?

Я пытался взломать эту косность с помощью зернышек!

Удачный надо сказать, получился ход. Достаем из мешочка аиотеекские зернышки и выкладываем количество лодок, копий или пальцев. И все математические манипуляции проводим уже с ними. Так что постепенно в головы учеников удалось вдолбить некий принцип сведения количества разных непохожих друг на друга предметов к единым зернышкам. Ну а потом уже пошли расчеты. Ведь лодки-то рядком не сложишь и с легкостью из одной кучки в другую не покидаешь, добиваясь, допустим, чтобы и там, и там их было равное количество. А с зернышками это без проблем!

Сначала заставил учеников замещать при расчетах реальные лодки-копья на реальные зернышки. Потом велел зернышки просто представлять. С тех пор процесс понемногу пошел по принципу: две лодки + две лодки = два зернышка плюс два зернышка = четырем зернышкам = четыре лодки. И только на это я убил три с лишним недели. Но сейчас они хотя бы худо-бедно могут складывать и вычитать в пределах десятка. Дальше мы пока не лезем, чтобы доисторические мозги не взорвались от перенапряжения. И тут встает главный вопрос: а оно мне вообще надо? И кто пожалеет мои мозги?

Пока валялся в лодке, доставая учеников, послышался сигнал колокола, и Кор’тек повел наш караван к берегу. Судя по тому, что все сразу начали выгружаться из лодок и разводить костры, разведка проверила — аиотееков в округе нет. Теперь первым делом надо найти Лга’нхи и расспросить его про то, что я пропустил.

Вот даже не знаю, как так получилось, но мы почему-то очень быстро восстановили стандартную схему стойбища. Чум Вождя в центре, а шамана — с самого края, чуть ли не вообще вне его границ. Я и сам не понял, как так получилось, потому как поначалу-то по привычке торчал возле Лга’нхи.

А потом, ага!!! А потом после одного из боев разжег свой костер подальше от остальных, чтобы мне не мешали работать с ранеными, а их стоны — спать остальным. А потом вот как-то эта система закрепилась, тем более что поток больных не прекращался и в «мирное» время. Иногда, честно говоря, от этого бывает как-то грустно. Все-таки за время наших странствий привык я как-то полагаться, что этот дылда всегда где-то рядом и в случае чего прикроет или убережет от дури. Все-таки сколько ночей провели у одного костра — почти три месяца шли, вообще никаких посторонних лиц, кроме собственных рож, не видя. А случалось, особенно на первых этапах пути, что и дрыхли под одной шкурой, потому как реально холодно было.

Скажи мне кто в Москве, что с мужиком под одним одеялом спать буду, — разорался бы, «что никогда в жизни, лучше смерть!!!» А вот дрых, и ничего. Мы потом, случалось, и Осакат между нами клали, потому как ночи холодные, а верблюжатники костры разводить не дают. И тоже как бы ничего. Никто пальцем не показывает и двусмысленных намеков не отпускает. Потому как Тут, в отличие от Там, знают, что такое холодные ночи, и, случается, целыми племенами дрыхнут, притиснувшись друг к дружке. Потому как на то она и родня, она, чтобы греть друг друга в холодные ночи, а не для разных глупостей.

А вот теперь у каждого своя персональная грелка, снабженная функцией «для глупостей», имеется. И я, конечно, от этого не страдаю, а, скорее, даже совсем наоборот, но вот по прежним временам, когда можно было спокойно посидеть у костра ни о чем ни разговаривая, в иные минуты скучаю.

М-да, а с брательниковой-то грелкой реально проблемы. Вместо нее у костра трудится та ее сеструха, чей сын мне теперь «племянник несостоявшейся жены брата» (а я ему соответственно «брат несостоявшегося дяди по сестре матери»), а сама Ласта вроде и суетится, и пытается помогать, а хренушки — висящая плетью рука толком ничего делать не позволяет. И Лга’нхи, упырь хренов, сидит этаким истуканчиком и смотрит теперь сквозь нее с полным равнодушием. Нет, я, конечно, его никогда завзятым романтиком не считал. И чтоб, как какой-то там Ромео, над телом возлюбленной заколоться, — шиш вам с маслом. Он, скорее, труп возлюбленной сожрет, если больше хавать будет нечего, чем сам заколется. Но все-таки мне казалось, что приятель мой малость почеловечней будет. Видно, привык его уже совсем за подобного себе держать. А он эвон как!

Правда, и Ласта сама сильно сдала. И даже не из-за появившейся в результате ранения худобы или осунувшегося лица. Раньше-то она была, по местным меркам, мегакрасотка, и прекрасно это понимала. Оттого и ходила этакой павой да королевишной, «а глянет — рублем одарит», как писал классик. А сейчас — суетливая, сгорбленная, глаза побитой собаки.

Тут ведь тоже, как в обезьяньей стае, — понижение статуса сразу отражается на внешнем виде. И вчерашняя королевишна сегодня бродит по стойбищу с поджатым хвостом и угодливо скрюченной спиной. Не, как-то грустно на это все смотреть.

— Эй, Ласта, ты чего руку не приходишь лечить, самому к тебе ходить приходится? — спросил я ее делано строгим голосом, изображая этакого доктора Айболита. И пожалел об этом: она вся сразу сжалась, будто я ее пнул, а глаза еще более затравленными стали. Все-таки в этом мире стать калекой — это конец. В лучшем случае хватит сил самому сдохнуть, а в худшем — будешь влачить свои дни, доедая объедки за другими и получая пинки. — Ну-ка, садись рядом, я смотреть ее буду, — резко сменил я тон на ласковый и заботливый. — Не болит?

— Не-е-е, — она аж головой замотала. — Хорошо все, зажило уже. — А в глазах тоска и безнадега.

Рана и правда уже затянулась. Вообще, местные либо выздоравливают очень быстро, либо быстро ласты склеивают. Потому как генетический отбор тут почище, чем у породистых лошадей или редкопородных собак у Нас.

Только у Нас отбор этот искусственный, а Тут — из десятка рожденных младенцев до собственных детей доживает едва ли один, зато ну очень здоровый и сильный. А у нас вытягивают всех больных да квелых, и те свои болячки потомкам передают сразу вместе с таблетками, рецептами лекарств и координатами «очень хороших врачей, которые обязательно помогут».

— Ну-ка пальцами пошевели, двигаются? Хреновенько, но двигаются. (Знать бы еще, куда в плечо копье засадить, чтобы и пальцы плохо двигаться начали. Вернее, теперь знаю «куда», не знаю только, чего там при этом повредилось и как это лечить). — А рука сгибается?

Она попробовала, кой-какое движение в локте наметилось, но нормально согнуть не получилось. Тогда взял и, внимательно глядя ей в глаза, согнул руку сам. Так, от боли не морщилась, значит, вроде сгибаться ничего там не мешает, просто не получается.

М-да, а рученька-то у этой Лга’нхиевой экс-любви почище, чем у иного мужика в Моем мире. Такая не то что коня на скаку остановит, такая коня в форточку горящей избы запихает, сколько бы он копытами не упирался и не отбрыкивался. И как Осакат вообще осмелилась с такой теткой в разборки лезть? Кстати, Осакат меня точно прибьет, если я ее персональную вражину на прежние позиции верну. Или сделать ей услугу? Да, пожалуй, стоит!

— Нормально, — с безграничной уверенностью, которую не чувствовал ни на йоту, заявил я. — Все нормально с рукой будет, даже лучше, чем раньше! Я Осакат одному колдовству научу, «физиотерапия» называется. Ты теперь у своего костра только ешь и спи, а на лодке плыть к нам приходи — Осакат будет тебе руку лечить. А вечером будешь опять к своему костру возвращаться, — добавил я уже не столько для нее, сколько для всех остальных. — Может, не сразу, но все восстановится. А еще, впрочем, это я тебе потом скажу. Это тайная штука, ее только ты да Духи должны будут знать.

Ласта расцветала, словно роза, снятая ускоренной съемкой. Вроде только-только передо мной сидела сгорбленная, махнувшая на себя рукой старуха. А тут шлеп! И уже опять королевишна в глазах мелькнула. Это хорошо. Да и у Лга’нхи вдруг взгляд как-то резко изменился. Может, не такой уж он и гад толстокожий? Может, просто, понимая, что Вождь не имеет права за счет племени калеку-жену содержать, он и был так с ней холоден, а у самого-то тем временем сердце кровью истекало? Хотя нет, вряд ли. Это же Лга’нхи! Пусть и лучший из всех, но дикарь. И не хрен на него собственные чувства и эмоции проецировать.

— Лга’нхи, а что там Тов’хай-то рассказал? — спросил я друга, переходя на деловой тон.

— Ха! — Его рожа расплылась в довольной улыбке. — Передрались они!

— Сильно?

— Тов’хай в полдень уходил, как ты и велел, — они еще дрались.

— А как, строй на строй или вроде как мы, тогда, в кабаке, когда винца лишку выпили? Помнишь?

— Не знаю. — Лицо моего приятеля отобразило искреннее недоумение вопросом, видать, ему и в голову не пришло интересоваться подобными мелочами. — Тов’хай не сказал. Надо его кликнуть, пусть сам скажет. Эй, Вака! — начал он, обращаясь к сеструхе Ласты, видимо, собираясь отправить ее с поручением.

— Погоди, — остановил я и его, и эту Ваку. — Потом позовем. А то Тов’хай голодным останется.

Собственно говоря, Тов’хай столовался у костра молодняка, хотя уже и удостоился права служить со взрослыми. А любой, знакомый с порядками молодой и вечно голодной стаи, без труда угадает о царящих там нравах. Каким бы героем (а он ведь реально герой) Тов’хай нынче ни был, а в кругу друзей клювом не щелкай! Не успел к общему котлу — спи голодный!

Вопрос питания и расквартирования вообще был неоднозначен и плохо продуман. Я поначалу предлагал кормиться из общего котла да у одного костра греться. Ан хренушки. Поначалу все уперлось в то, что даже наших самых больших трофейных котлов не хватало, чтобы наварить еды на все племя разом. (Да и появились-то они у нас совсем недавно, а раньше в самый большой котел — едва ли ведро влезало.) Да и закипали эти котлы слишком долго. Пока шести-семиведерные посудины на костре нагреешь, уже и выспишься, если голодное брюхо спокойному сну не помешает. Опять же, греться всем у одного костра не очень удобно. Так что те большущие котлы мы использовали только в особо торжественных случаях. А обычно две-три семьи лучших приятелей разжигали свой костер и готовили отдельно. Думаю, будь у нас побольше котелков, все бы отдельно готовили. Но пока — увы!

И в этом был свой глубокий смысл! Даже при нашем кочевом образе жизни людям был нужен какой-то интим и уединение, чему коммунальное хозяйство отнюдь не способствовало. (Коммуны и у нас Там недолго продержались.) Потому, лишь только став женатиками, ирокезы резко перестали тусоваться у общего огня и предпочли разбить каждый свой маленький костерок, чей свет очерчивал границы семейной территории. Общее здоровое психологическое состояние племени это обеспечивало. Зато сколько геморра было с распределением харчей! Об этом и вспоминать больно, вместе уже третий месяц, а это по-прежнему моя большая головная боль. Потому, как это обычно и бывает, именно тут и вылезли все противоречия и проблемы сборного племени.

Начать с того, что степняки, лесовики и прибрежные придерживались несколько разных стратегий питания. В том плане, что степняки, никогда зерно не выращивавшие и жившие охотой и продуктами животноводства, абсолютно не умели распределять пищу по дням. Молоко и мясо портятся же. Потому и съесть их надо как можно быстрее да бежать добывать новую еду.

У прибрежников и лесовиков, которые все-таки немного зерна выращивали, с распределением запасов было чуточку полегче, но зерно для них было лишь вспомогательным элементом. А кормились они обычно той же рыбалкой да охотой, с теми же правилами «быстро съесть». Так что и они, в общем-то, предпочитали жить одним днем. Потому как — сегодня чего не съешь, отложишь на завтра, а завтра тебя в море унесет или медведь задерет. И помирать втрое обиднее, сознавая, что недоеденные харчи пропали зря.

Оттого-то, когда я попытался ввести строго научный расчет рационов питания, попал в большой просак. Обычно выдаваемый недельный запас харчей съедался за три-четыре дня, а в остальные дни недели обожравшихся ждало лечебное голодание.

Приморские или тем, кому достались в жены «пиратки», еще худо-бедно могли раздобыть харчей во время долгих морских переходов. Кто рыбку поймает, кто водорослей съедобных наскребет. Ракушки, тритоны, черепахи, змеи, улитки. Приморские знали, как раздобыть еды в море и на берегу. А вот четырем семейкам типа «степняк — лесовичка» приходилось туговато. Степь, она хоть и рядом, но охота требует времени. И леса, чтобы корешков накопать да орехов нарвать, тоже под рукой обычно не оказывалось. Так что ходили вечно голодными.

Я поначалу как-то пытался со всем этим бороться. Помню, предлагал и рационы однодневные выдавать. Ага, ежедневно распределить на полсотни семей кучу харчей. Да еще учитывая, в каких семьях дети имеются, а в каких нет! Часа два на это бы ушло точно. А за эти два часа угрести можно очень далеко.

Пробовал я и убеждать да семинары по правильному планированию бюджета проводить. Без толку! Местные никак не могли взять в толк подобные сложные умопостроения: как разделить выданную пайку на семь частей и слопать каждую в свое время. Тут все проще, есть еда — надо лопать. А завтра… а вот завтра и посмотрим — до него еще дожить надо.

Ну и хуже всего, конечно, было с молодняком, сидевшим у своего отдельного костра. Они, стоило им только получить паек, сжирали его за пару дней, а все остальное время влачили жалкое полуголодное существование на подножном корму. В принципе, это считалось нормой. Молодняк и должен быть голодным — так у них больше стимулов поскорее повзрослеть. Да и шустрота рук и ног при ловле рыбешки или кроликов, а также соображаловка развиваются куда активнее, когда брюхо не отягощено лишней тяжестью.

Потому-то, как я понимаю, сейчас Тов’хаю надо дать возможность урвать свою пайку, а потом уже вызывать на разговор. Потому как своими харчами с ним я тоже делиться не желаю, у меня и так на шее толпа народа сидит. Но мои-то хотя бы каждый день сытые, потому как я за распределением харчей слежу лично и пытаюсь этому Тишку научить, с трудом.

Хотя, надо сказать, в отношении Тов’хая это был отчасти мой косяк. Когда трофейных баб распределяли, этот Тов’хай еще считался по возрасту не вышедшим жениться, потому его к молодняку и отнесли. А буквально спустя пару недель после праздника Весны, на котором он, собственно говоря, вместе с ирокезом обрел и совершеннолетие, было уже поздно. Сообрази я это раньше (баб-то полно оставалось «неохваченных»), был бы парнишка сейчас при своем костре и своих харчах.

А ведь и вдовушку ему свежеобразовавшуюся не сбагришь. Потому как в последней битве баб полегло не меньше, чем мужиков, да и с присоединением людей Кор’тека образовался некоторый дефицит. Что, опять же, не слишком способствует здоровой психологической атмосфере в племени.

Хотя стоп! Чего-то я совсем запутался. Я-то был уверен, что Тов’хай из степняков будет. Однако в ирокезы он попал вместе с пленными пиратками как родственник чьей-то жены. И как это, на фиг, понимать?! Как мальчишка-степняк со шрамированной рожей оказался среди прибрежников с некоторым количеством баб-лесовичек? Ох, чует мое сердце, надо у этого парнишки поподробнее автобиографию выспросить. Как же, оказывается, много я не знаю про своих соплеменников, а ведь наверняка у каждого за спиной столько уже всякого произошло!

А пока пойду к своему костерку, потому как не объедать же семью друга!

Глава 15

Когда мы прошли полосу прибоя, я перестал грести что было сил и, усадив Витька за весла, сам занял место рулевого. Того, что выдавал Витек, не особо напрягаясь с помощью моих супервесел, вполне хватало, чтобы держаться общей скорости. Ну и плюс Осакат с Тишкой и даже Ласта способствовали продвижению, подгребая с каждого борта. Так что можно было не упираться физически, а подзагрузить мозги.

Сегодня был знаменательный день: я наконец-то решил, что мы можем выйти из всем опостылевшей уже прибрежной полоски в безграничный океан, с его неподвластными разуму безднами, волнами с многоэтажный дом высотой, апокалипсическими монстрами, затаившимися в глубинах, неведомыми чудесами и отсутствием понятных ориентиров в виде берега.

— Семь плюс четыре! — задал я курс в неизведанное и внимательно посмотрел на мою команду. Ужаса в их глазах я не заметил, но ребятки снова зависли. Все вариации сложения и вычитания в пределах десяти они уже вызубрили назубок и отвечали без раздумий. А тут — что-то новое, выходящее за привычные пределы.

— Десять и еще один, — раздался испуганный голосок откуда-то с самого носа.

Вот те раз! Не успели отойти от берега, а монстры и удивительные чудеса уже полезли, как тараканы. Я даже немного приподнялся, чтобы через головы экипажа посмотреть на нашего дристуна. Вернее, уже Дрис’туна. Парнишка, да и его мама очень гордились тем, что сам Великий Шаман дал ему Имя в столь юном возрасте. А тот факт, что этот самый Шаман отказывается сообщать, что имя сие означает, — делали его еще более загадочным и таинственным, давая дополнительный повод для гордости. (Сколько раз уже зарекался болтать языком, не думая! А потом приходится мучиться, соображая, что же соврать восьмилетнему пацаненку, необычайно гордому своим именем, о его значении.)

С начала основания племени ирокезов Дрис’тун был самым частым гостем у моего костра. Настолько частым, что его уже почти перестали замечать или, вернее, воспринимать как чужака.

После всех последних битв, погонь и потрясений страдающие от морской болезни бабы то ли привыкли к постоянной качке, то ли устыдились своей болячки, видя толпы раненых вокруг меня, то ли вылечились от недомогания под воздействием стресса. Но так или иначе, а на нашей лодке стало намного просторнее, когда эти болящие туши перебрались на лодки мужей. А вот как их место умудрился занять Дрис’тун? Это как-то выпало у меня из внимания. Но так уж получилось, что после смерти своего приемного отца он фактически перебрался на нашу лодку. Может, потому, что в семье нового мужа матери пришелся не ко двору, может, еще почему, но вот он, сидит и лупает от страха глазами под пристальными взглядами окружающих.

Хм, пришло мне в голову. А ведь с тех пор, как он у нас поселился, его вечный дрист прошел! Может, секрет в стряпне его мамаши? И, блин, как же это я умудрился лишь только что обратить внимание, что фактически обзавелся новым членом семьи? До сих пор этот хитромудрый Дрис’тун как-то умудрялся оставаться незаметным. Нет, я, конечно, его видел и даже частенько гонял с мелкими поручениями, но почему-то не замечал. Воспринимая чем-то вроде вечно задвинутой под стол колченогой табуретки у нас Дома, которой никто никогда не пользовался, но почему-то и не выбрасывали. Или третьим щенком. И лишь сейчас, когда он столь эффектно и неожиданно влез в дела возвышенно-шаманские, я вдруг сообразил, что уже почти три недели в моей лодке плывет новый член экипажа!

Он и до этого частенько плавал с нами, Сати’тху не возражал, мне тоже было не до этого, места мальчонка занимал всего ничего. А вот последнее время Дрис’тун фактически не отходил от нашей банды. «Может, стоит поговорить с его матерью и ее мужем?» — подумалось мне. Хотя на фига? Оно, конечно, рановато, но Дрис’тун уже подходит к тому возрасту, когда детишки фактически уходят из семьи, чтобы примкнуть к какой-нибудь молодежной группировке. Оно, конечно, ему с этим еще годика два-три погодить бы стоило. Но, видно, так сложились обстоятельства. Хотя с матерью все равно поговорю.

— Эй! Так не честно! — естественно, сразу начала орать Осакат, вообще не терпевшая, чтобы кто-то брал над ней верх. — Ему нельзя это знать!

Вот ведь мерзавка. Сама этого Дрис’туна едва ли не пажом своим назначила, нагружая разными работами и гоняя с поручениями куда чаще, чем я. А тут видишь ли, «нельзя».

— Эй, там, цыц! — одернул я сестренку, готовую, кажется, в порыве праведного гнева вышвырнуть мальчонку из лодки. И, поощрительно подмигнув Дрис’туну, добавил: — Запомните, нерадивые ученики Великого Шамана. Знание — это такая добыча, которая никогда не дастся недостойному ее охотнику. Мыши не охотятся на кроликов, кролики — на хорьков, хорьки — на оленей, а волки — на медведей! Коли кто-то смог получить Знание, то он его достоин, а значит, ему это знать Можно. Так что, шесть плюс восемь.

Опять все надолго зависли, давая мне время обдумать сложившуюся ситуацию. То, что Дрис’тун считает лучше, было неудивительно. Мозги молодые, свежие, впитывают все легко и не загромождены лишним мусором. А постоянно ошиваясь возле моего костра, их обладатель явно слышал все уроки, что я давал ученикам, и усвоил, наверное, даже побольше, чем они. Но вот что с ним делать дальше? Брать третьим учеником? С одной стороны, почему бы и нет? А с другой — у меня и с этими двумя крыша едет, а еще и с мальцом возиться?!

Опять же, взять его сейчас к себе и плотно взять в оборот, вбивая в его детские мозги весь имеющийся у меня объем знаний, означает неизменно испоганить мальцу жизнь и сломать психику.

Парень должен пройти через все положенные циклы. Жизнь с родителями, жизнь в мальчишеской стае, прохождение испытаний, статус воина. Короче, Дрис’тун должен вырасти полноценным дикарем, знающим, как выжить в степи или на море, как выследить добычу, всадить копье в брюхо врагу и как содрать скальп. Если вместо этого я выращу математического гения с навыками стихосложения, умеющего размышлять о философии и читать, участь парнишки будет весьма печальной. И не только потому, что ботаников никто не любит. Он просто не выживет в этом мире с тем объемом знаний, что смогу дать ему я. А с другой стороны — жалко, что такой сообразительный малый вырастет обычным дикарем.

— Двенадцать; шестнадцать; десять и пять, — последовали три ответа.

— Неправильно. Думайте еще.

Хотя, если посмотреть объективно, никто из ирокезов, наверное, уже не останется обычным дикарем. Хотя бы тот факт, что дети разных прародителей живут одним племенем, сотрудничая, обмениваясь знаниями и сражаясь вместе, уже большой шаг в сторону от «обычного дикаря». Да и психика с судьбами у них, один черт, уже изломаны дальше некуда.

Вон тот же Тов’хай. Выслушал я его историю. Оказывается, племя парнишки разгромили аиотееки. Его захватили в качестве добычи и определили на работы в свой лагерь, откуда он сбежал с несколькими прибрежниками. Те смогли дойти до берега моря, вырезать каких-то других прибрежников, забрать их лодки и двинуться на восток. Потом примкнули к известным нам пиратам и добрались до Реки. Надо сказать, что Тов’хай все это время продолжал находиться фактически на положении раба, причем, по его словам, даже жалея, что сбежал от верблюжатников.

Но тут случились мы и разгромили пиратов. И снова Тов’хаю пришлось стать добычей и менять хозяев. Причем к нам он попал вместе с наложницей своего бывшего хозяина, проканав за ее брата. И что характерно, это, опять же, была его инициатива. Когда он увидел рожи нескольких наших «забритых», знакомые шрамы пробудили в нем детские воспоминания, и он рванул навстречу судьбе. И надо сказать, не прогадал — наши тоже отметили его шрамированную харю и сразу как-то выделили из основной толпы. Так парнишка стал ирокезом, чем, насколько я понял, был страшно доволен.

А ведь этому Тов’хаю только-только шестнадцать исполнилось! Столько говнища хлебнуть до шестнадцатилетнего возраста! О какой уж здоровой психике тут говорить, если вон у меня взрослые мужики плакали, вспоминая о своих прошлых бедах?

И я, конечно, ни разу не психолог. И об данной науке знаю только по просмотрам фильмов. Но даже без диплома психиатра чувствую я, что все это еще аукнется в будущем. Да и уже начало аукаться. Когда аиотееки нас плотно обложили последний раз, призрак депрессии просто-таки витал над всем нашим флотом. Явно старые страхи выползли из темных уголков ирокезских душ, бередя оные нехорошими предчувствиями и кошмарами. Может, праздники им почаще устраивать, чтобы держались в тонусе?

— Четырнадцать! — Первым преуспел Витек, заставив Осакат злобно зашипеть.

— Точно, — довольно заметил я. — А теперь — четырнадцать минус семь.

Наступало самое поганое время дня — полдень. Когда солнце начинало жарить со всей основательностью начала лета, а его отраженные от воды лучи — бить по глазам бликами света, впереди раздался истошный звон набата, сменившийся барабанным сигналом «На построение». Что сие означало, можно было только догадываться. Но поскольку мы уже почти две недели двигались без каких-то особых нервотрепок и приключений, вполне логично было ожидать, что жизнь подкинет нам новую порцию гадостей. Потому я приказал Осакат бросить «шаманить» с рукой Ласты и начинать грести. А Витьку — сменить меня на веслах.

Надо сказать, что Ласта, как и было уговорено, тоже вошла в наш экипаж. Осакат поначалу восприняла это в штыки и чуть было не потребовала выписать ее из списка моих любимых учеников. Хренушки. Я обрисовал ей светлую перспективу, в которой она вылечивает руку своей злейшей сопернице, и ее персональная вражина, благодарная ей по гроб жизни, становится ее лучшей подругой. «Чем терять силы, пытаясь сломать такого соперника, лучше сделать его своим другом и союзником! — сказал я ей. — Не это ли настоящая победа?»

Это заставило малявку задуматься. Побеждать она очень любила. Даже не знаю, откуда у нее подобный скандальный характер. Наследие ли это предков, плоды воспитания принцессой или наше с Лга’нхи дурное влияние, но сестренка наша не упускала ни малейшего повода, чтобы поскандалить.

Оно конечно. Когда рядом с тобой твои названые братья, один из которых Великий Герой, а другой — не менее Великий Шаман, можно позволить себе многое. Но мне заранее страшно было подумать, что случится, если вдруг нас не окажется рядом, когда ей в очередной раз приспичит наехать на кого-то, ну вот хотя бы размером с эту вот Ласту? Поэтому я пытался исподволь внушить ей понимание того, что победа бывает разная. И подчас явная победа, дающая повод поторжествовать, пиная труп врага, приносит куда меньше выгоды, чем победа незаметная, когда враг уходит в полной уверенности, что победил, оставив при этом тебе все свое имущество. Или наоборот — усилив твою мощь своими силами.

В качестве примера я даже привел ей свою тактику в отношении Бокти при первой нашей встрече — простодушный Бокти чувствовал себя сильным покровителем слабого заблудившегося чужака. Пока не попал в мою полную власть. А будучи ободранным до нитки, еще и продолжал считать меня лучшим другом и очень хорошим парнем. Говорил я ей это все, конечно, с глазу на глаз, объяснив, какая это страшная тайна и как обидятся Духи, если она ее кому-нибудь откроет. А потом предложил потренировать подобную методу на Ласте.

Не то чтобы я мечтал превратить сестренку в подлую интриганку. Просто хотелось занять ее мозги более подходящим для нее оружием, чем копье или топор. Я вообще с некоторых пор был против ее занятий с оружием. Ведь тогда, на берегу, она не только сама едва не нарвалась на копье аиотеека. Она ведь фактически и Тишку под удар подставила. Все-таки работа с ручным холодным оружием — это не для женщин. Их оружие несколько иного рода.

В общем, когда прозвучал набат, Осакат сидела и разминала руку Ласте. Я ведь ни фига не знал про эту физиотерапию! Сам в жизни, слава богу, до тех пор пока не попал сюда, ничего себе не ломал и ран не получал. Так что как обращаться с подобной, нежелающей работать конечностью, ничего не знал. Потому-то Осакат сначала просто растирала руку, заставляя кровь заполнить самый маленький капилляр. А потом последовательно сгибала-разгибала каждый палец, кисть, локоть, плечевой сустав, повторяя «волшебный» алфавит. (Ей тоже польза должна быть.) Затем мы заставляли Ласту саму пытаться делать то же самое, в той же последовательности — пальцы, кисть, локоть, плечо. Ровно настолько, насколько получается. Не могу сказать, чтобы сильный, но определенный прогресс уже явно появился. А еще я их с Тишкой за весла сажал. С Тишкой, потому что только ее задница умещалась на одной банке с могучим задом Ласты. Даже Осакат там места не было. Соответственно и гребли они, каждая своим веслом. Здоровая рука Ласты стоила двух ручек моей худышки, а вторая при этом лишь держалась за весло, совершала все те же сгибательно-разгибательные действия, что и при физиотерапии.

Но самый главный секрет, который услышала от меня Ласта с глазу на глаз, был «вести себя так же, как и прошлой жизни, до ранения. Если старательно делать вид, что никакой раны не было, можно обмануть духов, демонов и даже само Время, и тогда все постепенно вернется на круги своя! Только надо очень сильно этого захотеть и постараться, необращая внимания на взгляды и слова окружающих, вести себя как здоровая».

Ласта очень захотела, и она постаралась. Особенно когда я заверил ее, что Осакат больше не будет ее заколдовывать. Ведь бедолага вообразила, что все ее беды были из-за разборок со столь важной персоной, как моя сестренка! Я, в общем-то, отрицать этого не стал (надо поддерживать семейный авторитет), но сказал, что есть пути даже к суровому сердцу родственницы двух монархов, Вождя и Шамана. Мол, надо с ней подружиться. Она ведь, в принципе, еще совсем молодая девчонка, и советы и знания зрелой и умной женщины будут ей совсем нелишними.

Можно даже показать и рассказать ей, как лучше помириться и подчинить себе баб племени. Ведь уж кто-кто, а Ласта-то, верно, знает все хитрости и интриги на пути к главенству в бабской части племени, вот и надо этому сестренку научить. Только вежливо, по-дружески, любя.

Ласта согласилась со всеми моими предложениями, перестала горбиться и смотреть на окружающих глазами побитой собаки и с воодушевлением ринулась возвращать себе утраченные позиции на бабском Олимпе. Снова стала изображать из себя паву и королевишну, снова начала наряжаться и кокетничать. И добилась восстановления своего права командовать и распоряжаться. А тот факт, что при этом рядом с ней находилась ее бывшая вражина и одним лишь своим видом подтверждала любой приказ, быстро убедил баб племени, что лучше на фиг подчиниться, чем иметь дело с этими двумя отмороженными одновременно.

В результате всех вышеописанных процедур все как-то резко перестали замечать покалеченную руку Ласты. А она сама более-менее приспособилась обходиться одной, и получалось это у нее достаточно ловко. Тем более что на правах начальницы особо тяжелую общеплеменную работу, вроде ворочанья больших котлов или разделки оленьих туш, она могла сбагрить на младших по званию.

Да и брачная жизнь ее, судя по хихиканью и шепоткам, доносящимся до меня время от времени из женского круга, а также довольной физиономии Лга’нхи, явно пошла на лад. В конце концов, руки в этом деле не главное!

Глава 16

В общем, жизнь протекала спокойно и безмятежно, пока вновь не ударил набат.

Мы резко прибавили ходу и, вырвавшись из середины каравана, вышли вперед — к лодкам наших вождей и старшин.

— Чего случилось? — спросил я, подогнав свой дредноут к броненосцам наших командиров.

— Вон, — ткнул пальцем вперед Кор’тек.

— Чего там? — спросил я, прикладывая руку козырьком и пытаясь разглядеть что-то на горизонте, залитом ярким, ослепляющим солнцем.

— Лодки, — ответил мне Витек. И гордо добавил: — Семнадцать штук.

— Три полных руки и еще две, — возразил на это Кор’тек, заслужив тем самым пренебрежительный взгляд моего ученика.

— Чего делать-то будем? — спросил я у общества, попутно отвешивая подзатыльник своему ученику, чтобы не зазнавался.

В ответ послышались предложения, объединенные общей идеей: «Захватить, побить, отобрать!» Варьировались только варианты, как это сделать.

Да, сколько ни внушал я им, что все люди, а не только «люди», — братья, а прежние инстинкты никуда не делись. Раз нас в два раза больше, значит, надо ограбить. И это, несмотря на то что часть лодок идет на буксире, за отсутствием должного количества гребцов.

— А если там твоя родня, Кор’тек? — задумчиво спросил я у нашего адмирала. — Ну или еще чья-то из наших? Тоже убьем и ограбим?

— Моя?!! — В глазах в Кор’тека вдруг вспыхнула надежда, которую весьма опрометчиво с моей стороны было бы ему давать.

— Я сказал «если», — постарался я охладить его восторг ушатом ледяной реальности. — Помните, когда мы в прошлом году тут прибрежников побили, что нас ограбить хотели? Так среди них родня нашим нашлась. И теперь они у нас в племени, ирокезы, как и все. Может ведь такое случиться, что и тут родня найдется. Или, может, они кому из наших убитых родня? А ведь мы всех наших предков к себе приняли. Вот коли убьем мы этих, и попадут они за Кромку, а там пращуры их встречают и говорят, мол, это наши детишки вас и убили. Нехорошо-то как выйдет. Так ведь и пращуров обидеть недолго!

Во, сидят, думают. Угроза обидеть пращуров и лишиться их поддержи работает лучше, чем тыща лекций о гуманизме и пользе вегетарианства.

Однако и впадать в ересь человеколюбия нам тоже не стоит. Ведь о том, что мы добрые, белые и пушистые, знает пока только очень ограниченный круг лиц, из нас же, собственно говоря, и состоящий. Думаю, у всех остальных, имевших счастье столкнуться с нами и выжить, мнение о пушистости ирокезов могло сложиться несколько превратное, если не сказать хуже.

А для тех бедолаг, кто вообще про нас пока еще не слышал, любой встречный, как обычно, — потенциальный враг. Хотя ведь у прибрежников, возможно, и несколько иные обычаи?

— Слушай, Кор’тек, а что прибрежники вообще обычно делают, когда вот так вот в море встречаются?

— Так ведь когда как, — задумчиво ответил он мне. — Смотря кто плывет, вдоль какого берега, ну там и вообще. Вот, к примеру, возле Вал’аклавы или Улота лучше не баловать, потому как там поселков много и все друг дружку знают. Могут заметить, что товар чужой меняешь или на знакомой им лодке приплыл, и товар тот, и лодку у тебя отобрать, да еще и твоего прихватить до кучи могут. Тем, кто караванами да обменом живет, тоже ведь невыгодно, чтобы идущие к ним и от них караваны грабили.

Потом, опять же, коли рыбаков просто встретил, так что с них взять? Но ежели дело к вечеру будет уже, значит, они могут к тебе потом на стоянку с соплеменниками наведаться, чтобы груз пограбить. Тогда, коли там одна-две лодочки, а у тебя десяток и с берега никто не видит, проще утопить. Но если лодок побольше, — лучше не соваться, а то и тебя утопить могут. Много ли лодке надо — ткни копьем, она и начала воду набирать. Так что и груз, и лодка пропали, да и сам не всегда до берега доплывешь. А на берегу ты чужак, там тебя точно убьют! Опять же, племя-то может оказаться знакомым, тогда проще у них остановиться, за постой заплатить, зато и свежей едой разжиться. Да и вообще, на берегу закон иной, чем в море. Ну а уж коли чужаки в караване идут, да с грузом большим, а у тебя сил больше и берег чужой — тут, конечно, можно либо их стоянку выследить да напасть, или гнать, покуда они на сушу не вылезут, а там и побить. Но это если добыча светит большая, ради которой и своих сгубить не жалко. А так, коли враг сильный на вид, лучше просто разойтись.

Интересно, получается, что миролюбие прибрежников процентов на пятьдесят обеспечивается хилостью их флота. Действительно, коли нападаешь даже целой толпой на одну-две лодки, то и одного-единственного удачного удара копьем или топориком достаточно, чтобы лишить нападающих целой лодки. А лодки тут товар дорогой и ценный, только шкуры выделать, особым образом задубить и сшить — это целая песня и целая наука, подвластная лишь очень важным шаманам. Недаром вон Кор’тек так над припрятанными пиратскими лодками трясся и готов вести их за собой даже на буксире.

Ну а на берегу, я так понимаю, миролюбие, опять же, регулируется соображениями выгоды и законом мести.

Почему степняки режут всех подряд? Потому как, говоря словами известной песни, — «нынче здесь, завтра — там!» Коли ты кого тут завалил, то завтра тебя искать придется по всей степи. Найти, конечно, можно, благо стадо оставляет след заметный, а следы степняки читать умеют. Только ведь для мщения приходится отправлять специальный отряд, ослабляя тем самым племя. А прибрежники живут поселками, на одном месте. Да еще и более мобильны, благодаря своим лодкам. Так что, если кому подгадишь, с местью набедокурившим жителям конкретного поселка у обиженных особо не заржавеет.

Потому-то принять, накормить и обиходить странников, которые заплатят тебе за это кой-какими дарами, оказывается куда более выгодным, чем грабить их же с риском для жизни.

Вот оттого и грабят прибрежники только прибывших совсем уж издалека чужаков, своей вызывающей слабостью нагло провоцирующих хозяев на этот акт справедливого возмездия за столь дерзновенный проступок.

— Понятно, — задумчиво пробормотал я. — А просто поговорить со встречными караванами у вас обычаев нет?

— Так ведь, коли мы сейчас к ним рванем, типа поговорить, они от нас удрать попытаются. Им-то откуда про наши «разговоры» знать? Они подумают, что мы их грабить идем. Просто так никто не сближается.

Тут тоже все понятно. У нас в степи, если у племени сил драться не было, но из-за каких-то особенностей ландшафта встречи с другим племенем было не избежать, все воины выходили вперед, тряся оружием и делая устрашающие жесты в сторону врага. Те, если тоже не были расположены воевать, отвечали той же любезностью, и все мило расходились по разным курсам, не сказав друг другу ни слова. Вот и тут примерно то же самое, только вместо угрожающих жестов просто расходятся сторонами.

Однако поговорить с этими ребятами нам крайне важно. Плывут-то они как раз с запада, значит, знают, что творится впереди. И нам это знание отнюдь не помешает. Потому как вновь нарываться на аиотееков очень не хочется. Последние дни мы избегали встреч с врагами благодаря удаче и сверхосторожности. Пару раз опять пришлось ночевать на лодках. Костры разжигались только для приготовления еды, благо ночи были уже более чем теплые. А про то, что можно шуметь, мы уже давным-давно забыли. Даже крутые вояки не желали вновь попадать в ту ситуацию, из которой мы выбрались исключительно благодаря Чуду!

— Садись Тов’хай, испей-ка травяного отвара, — поприветствовал я прибывшего к моему костру паренька, делая знак Тишке угостить его отваром травок. — Расскажи, как аиотееки между собой подрались?

Тов’хай, явно подражая кому-то очень важному и крутому, приземлил свой зад на какой-то бугорок возле моего костра, степенно сложил ноги рогаликом и, не глядя, принял чашу из рук Тишки. Но при этом не удержался и пальнул глазами в сторону демонстративно пялящейся в сторону Осакат. Витек сразу захрапел, как молодой бычок по весне, начал скрежетать от ярости зубами и бить копытом. Что-то мне подсказывает, что я знаю, кто посадил Витьку тот фингал, с которым он заявился ко мне еще в Вал’аклаве, и даже могу угадать, из-за кого произошла разборка! (Вот ведь, злыдня мелкопакостная, и тут успела набедокурить. Ведь ни кожи, ни рожи, ни фигуры, но держит себя с таким апломбом, что мужики невольно ведутся. Прынцесса, блин.)

— Так что там с аиотееками? — прервал я повторным вопросом эту перестрелку уничтожающим и взглядами, кокетства и демонстрацию крутизны.

— Как в темной ночи ирокезы верблюжатников гадких побили, — начал заунывным голосом автора-песенника, сиречь балладопойца, Тов’хай, — сделал я круг по степи преизрядный, к лагерю вражьему чтоб подобраться неслышным, где мы намедни с воином славным Нит’кау врага, стада охранявшего, храбро пленили. А было то так. Наногубыстрый и храбробесстрашный Тов’хай пробегая, вниманье врага на себя отвлекал дерзновенно. А силойподобныйбыку-пятилетке могучий Нит’кау…

— Стоп!!! — рявкнул я, заметив, что привычно начинаю клевать носом под заунывный напев. — Я тебя спрашиваю не про то, как вы часового взяли, а как аиотееки между собой дрались! И давай-ка без пения.

Ага! Щаз-з-з!!! Такова мнемоническая система у местных: чтобы запомнить что-то важное или дельное, они сочиняют на эту тему балладу. Что отчасти, наверное, и логично — ритмичные и рифмующиеся строки куда тверже закрепляются в памяти и дольше там остаются. Опять же, те же самые рифмы и ритмы не дают вносить лишку отсебятины в повествование каждому пересказчику. Хотя, конечно, и тут врут нещадно, особенно по части добавления эпитетов и прочих красот.

Но что ни говори, а все-таки в таком виде у повести куда больше шансов сохраниться неизменной, чем просто при устном пересказе, — каждый раз своими словами, в меру понимания и честности пересказчика.

Так что можно было не сомневаться, что Тов’хай, дабы лучше запечатлеть свой первый подвиг в истории человечества (а парень реально проявил себя с лучшей стороны, и надо бы поговорить с Лга’нхи и Гит’евеком о какой-нибудь награде), сложил о наших (в первую очередь своих) приключениях балладу. Оно, конечно, ее было бы любопытно, а отчасти и полезно послушать от начала и до конца. С одной стороны, чтобы лучше понять, как видится вся эта авантюра глазами местного, а с другой — просто любопытно, как он там описывает мое личное участие. Что и говорить, а некоторая толика тщеславия (ага, совсем крохотная чуточку побольше орбиты солнца)^[18] есть даже у меня. Вот только булькающее перед моим носом в глиняном горшочке варево, предназначенное для страдающего от гангрены раненого, в качестве ключика на Тот свет, отнюдь не способствовало слушанью баллад и прочим развлечениям, так что я сплошь и рядом прерывал поэтическое творение Тов’хая наводящими вопросами, уточнениями и просто окриками.

Иначе, чувствую, пришлось бы слушать всю ночь. Увы, объяснить сему недобитому Гомеру, что «краткость — сестра таланта», Антон Павлович, по известным причинам, пока не удосужился. Потому-то он повествовал о каждом своем мелком шаге и событии, да еще и забивая повесть чудовищно красочными эпитетами и сравнениями.

Если коротко, то дело было так. Когда Тов’хай подкрался к лагерю аиотееков, там, видно, только-только закончилась первая фаза драки. По крайней мере на земле уже валялось несколько трупов.

Если я правильно интерпретировал все сказанное мне нашим соглядатаем, то события там происходили примерно такие. Заметив на дороге брошенную супостатами краденую отару, двигающуюся по направлению к другому лагерю, «наши» верблюжатники решили, что виновники удирают сейчас со всех ног, чтобы затеряться в толпе, и пришпорили своих верблюдов.

И разумеется, достигнув лагеря, они покарали первых, кто попался им навстречу, вполне логично заподозрив в них злобных обидчиков своих драгоценных верблюдов. Что и говорить, покромсать верблюда оуоо — это куда хуже, чем в мое время нацарапать слово «пидор» на «мерсе» какого-нибудь авторитетного братка. «Хуже» для того, кто это сделал или кого заподозрили в подобном дерзновенном попрании основ. Убивать будут без разговоров и вопросов. Только, в отличие от братков, не просто защищая честь, авторитет или имущество, а мстя за смерть друга и собрата по оружию! Все-таки аиотееки-оуоо это вам не какие-то там братки, а рыцари! Хотя дела их и мало чем отличаются от поступков братков.

Так что первым подвернувшимся под горячую руку оикия пришлось не сладко. А тот факт, что они не знали, чем вызван гнев союзников, и не были готовы к отпору, как словесному, так и вооруженному, лишь усугубило их положение. На вопрос о потерях Тов’хай начал неоднократно тыкать мне под нос свои грязные пятерни и отдельно взятые пальцы. (Тут-то у Витька и появился повод отыграться на предмет презрительно-высокомерных взглядов.) Если я правильно понял, то «народные мстители» завалили не меньше чем целую оикия, но и сами потеряли одного всадника. Очень неплохой результат и для той, и для другой стороны!

Но затем на защиту своих подчиненных пришли уже местные оуоо, для которых столь варварское избиение подотчетных им людей тоже было немалым оскорблением, и все испортили!

Рыцарь — он ведь рыцарь даже в каменном веке, и остается таковым, даже если оседлал верблюда или ослика. И первое, что его отличает от тупоголовых кровожадных рубак-дикарей, — это следование правилам и этикету. Рыцарь рыцарю просто так морду набить не может.

Как только среди человечества стали появляться люди, имеющие привычку везде и всегда ходить вооруженными, постоянно совершенствуя свою квалификацию убийцы, появился Этикет!

«Хамус Трамвайнус» просто не выжил бы в условиях, если бы всем пассажирам сего транспортного средства было бы позволено ходить с оружием и пускать его в ход по первому зову оскорбленного сердца!

Так что оуоо «наши» морды бить оуоо «не нашим» с ходу не стали. Сначала они провели переговоры, обмены любезностями и изысканными посыланиями на фиг. Вот где-то на этой фазе Тов’хай и занял свою зрительную ложу на балконе ближайшего холма и начал «лорнировать» невооруженным глазом сцену театра военных действий.

Короче, оуоо всех лагерей объединились, а вернее, уже почти договорились до чего-то. Но тут подъехало еще несколько всадников, привезших с собой живого, хоть и малость побитого свидетеля преступления против человечества, а главное, верблюжачества. Спор разгорелся с новой силой, и, видать, кто-то кого-то смертельно оскорбил. Был брошен вызов, и немедленно состоялась дуэль. Жалко, что меня там не присутствовало. Очень хотелось бы посмотреть на сей рыцарский поединок верхом на верблюдах, потому как в изложении Тов’хая это звучало очень круто, но абсолютно непонятно. Единственное, что я понял точно, что тактику таранного удара они не использовали (а жаль, — было бы красиво), а просто вертелись на верблюдах, один вокруг другого, маневрируя и обмениваясь ударами. Правда, если судить по восторженным описаниям Тов’хая, выглядело это так, будто бы два четырехногих и двухголовых чудовища дрались между собой, настолько искусны были всадники в управлении своими животными.

Ну а судя по тому, что ни один верблюд при этом не пострадал и даже не был ранен (я бы лично первым делом завалил верблюда — и мишень побольше и доспехами не прикрыта, и щитом от ударов не отмахивается), поединок велся по особым правилам в соответствии с рыцарским и дуэльным кодексами.

Короче, малость покружившись и хорошенько попотев под поднявшимся довольно высоко солнышком, один аиотеек завалил другого (кто кого, Тов’хай не разобрал), и на этом, как ни странно, конфликт между людьми благородными был исчерпан.

А вот перспективы простых оикия были унылы и безрадостны. Их руководство, поминутно расшаркиваясь и обмениваясь комплиментами с противоположной, не менее любезной и расшаркивающейся стороной, пошло чинить среди них суд и расправу.

И тут, кажется, мнения руководства и подчиненных о степени вины последних и справедливости наказания первых же попавшихся под руку неудачников диаметрально разошлись. Ведь одно дело — быть наказанным за дело. Но когда тебя обвиняют в том, что ты не только не делал, но даже и рядом не стоял с теми, кто делал...

Короче, как я понял, выбранные в качестве жертв парочка оикий взбунтовалась, и между ними и другими, сохранившими лояльность оикия и оуоо всех лагерей, пошла нехилая рубка. Тов’хай опять видел трупы.

Увы! В этот момент наш бесстрашный исследователь быта аиотееков заметил, что солнце уже давненько взошло в зенит, а значит, следуя указаниям своего Великого Шамана, ему пришла пора закончить просмотр развивающейся драмы и срочно линять отседова. Конечно, искушение задержаться и досмотреть до конца у него было очень велико. Но ослушаться приказа такого крутого и Великого Деятеля, что заставил своих противников драться между собой, Тов’хай не осмелился.

Не знаю, чем там у этих ребят дело закончилось. Скорее всего, взбунтовавшихся оикия все-таки перерезали. Но так или иначе, а наша эпопея на этом закончилась, преследователи от нас отстали, и мы, наконец, смогли вздохнуть с облегчением, пожрать горяченького и отоспаться на твердой земле. Но даже я до сих пор вспоминаю эти дни отчаянной гонки наперегонки со смертью и верблюдами с содроганием. А чего уж говорить о большинстве наших ребят, уже побывавших жертвами верблюжатников и с ужасом думающих о возможности повторения прежнего сценария.

Так что узнать, что там ожидает нас впереди, было бы совсем нелишним. Вот только Кор’тек прав. Увидев, что мы плывем в их сторону, противники рванут от нас что есть мочи или полезут в «последний бой». И кто-кого догонит — это еще бабушка надвое сказала, а потерять несколько лодок в отчаянной, но абсолютно никому не нужной борьбе, лично мне тоже на фиг не надо.

А что же делать? Выслать парламентера? У горских ребят подобный обычай вроде был. Они ведь присылают друг другу человека с предупреждением «иду на вы». А вот что насчет этого обычая у прибрежников?

Или, может, попробовать попроще — попытаться совместить доброе слово с револьвером?

— Кор’тек, — обратился я к нашему адмиралу, — а как скоро они окажутся здесь?

— Когда окажутся, тогда и окажутся. Наверное, скоро, — ответил он мне, посмотрев с изрядным недоумением. Ничего удивительного, ведь время тут делится на до полудня, после полудня и ночь. А расстояния — дневным переходом. А соответственно скорость — это дневной переход, умноженный на день пути, — когда дойдешь, тогда и дойдешь, если вообще дойдешь. И как, спрашивается, в подобных условиях планировать военные операции?

Потому пришлось, не корча из себя умника, тупо изложить всем свою идею. Тоже, правда, не слишком гениальную. Но как я понял, тут она проканала за новое слово в стратегии морской войны, потому что обычно так не делали.

Идейка-то, в сущности, была простая: растянуться в длинную цепочку от берега и дальше в море, перекрыв тем самым путь встречному каравану. Я даже объяснил им, как подобно загонщикам на охоте дальний (морской) конец нашей цепочки будет загибаться, охватывая воображаемого противника, прижимая его к берегу и отрезая путь назад. Не то чтобы я собирался это делать, просто чтобы знали, что так можно. Моя-то идея была в том, чтобы остановить караван и отправить к нему переговорщика на одной лодке, которую, по логике, испугаться не должны. И это должна быть конкретно моя лодка с новыми крутыми веслами, на которой, если что, можно будет быстро удрать к основной группе. Пойдут, естественно, я и Витек. Я, потому что инициатива наказуема, а Витек, — потому что хорошо наловчился грести. Ага. Кажется, идея всем пришлась по душе. (Или они опять думают, что я лишь озвучил инструкцию от Духов?) Единственное дополнение, которое внес в мой план Лга’нхи, было — «я тоже поеду». Ну, собственно, так оно и должно быть. Во-первых, он Вождь, а во-вторых, если драка все же начнется, его длинное копье и длинные руки сыграют роль дальнобойной морской артиллерии, уничтожая вражеский флот на недоступном для них расстоянии. Кстати!

— Кор’тек, сможешь сделать так, чтобы в цепочке, на том месте, где мы с караваном тем повстречаемся, были деревянные лодки? Те, что мы на Реке взяли?

— Зачем?! — возмутился Кор’тек. — Те лодки плохие, валкие они, по морю совсем плохо ходят. И тяжелые к тому же.

— Зато их одним ударом копья не пропорешь, — возразил я на это. — А если их хорошенько разогнать, да боднуть носом вражескую лодку. Чуешь, что будет?

Хм, кажется, Кор’тек учуял. В его забубенной головушке старого пирата начала зарождаться некая идея-стратегия. Но это потом. Сейчас пусть командует флотом для операции «Перехват». А мне пока предстоит своя нелегкая операция по перемещению женской части своего экипажа в лодку Лга’нхи и подготовка приема его Величества Вождя, снизошедшего почтить своим Высочайшим Визитом мое утлое корытце. И самым сложным тут было, естественно, не перебраться с одного верткого кожаного суденышка, подбрасываемого волной, на другое, а убедить Осакат в том, что Великий Вождь и Великий Шаман в предстоящей операции вполне смогут обойтись без помощи Великой Зазнайки и Выпендрежницы.

А Кор’тек начал проводить маневр. Нет, все-таки сильно нам повезло с этим мужиком. Куча лодок с самыми разнообразными техническими характеристиками и экипажами. В иных вообще одни бабы и дети гребут. А он с помощью своего опыта и каменновекового мата все-таки как-то умудрился вытянуть всех цепочкой. И если верить Витьку, сам-то я хрен чего вижу среди этих бликов и морских далей (эх, где мои дешевенькие темные очки, в которых я курьерствовал в свое последнее московское лето?), уже начал загибать линию. А что там, кстати, наши потенциальные информаторы, они же — вероятные противники, делают? Ага, уже приблизились на такое расстояние, что даже я их вижу вполне нормально. И то, что я вижу, мне как-то не очень нравится. Сдается мне, что они выстраиваются этакой тевтонской свиньей и собираются идти на прорыв. Так что надо поскорее плыть им навстречу и предотвращать бойню. Но и предупредить экипажи деревянных лодок, чтобы были готовы, тоже не помешает. Если не удастся договориться, так хоть постараемся сбить их натиск и рассеять ряды. Хотя на кой хрен нам это надо? Воевать-то мы с ними не собираемся! Но просто так теперь ведь хрен пропустишь. Наши не поймут, ради чего все эти приготовления к драке без самой драки?

Витек приналег на весла, я подгребал на носу, направляя курс нашего «миротворца» на приближающийся караван, а Лга’нхи уселся на корме этаким гордым истуканчиком, сжимая в руках длинное копье и положив рядом шестопер. Не слишком удачное расположение, конечно, с точки зрения управления лодкой. Зато, если придется удирать (а делать это мы будем носом вперед), Лга’нхи будет куда сподручнее отмахиваться от супостатов именно оттуда. Да, когда эта здоровенная глыба мышц и агрессии сидит с тобой в одной лодке, сразу появляется какая-то особая уверенность в своих силах. Я лишний раз оглянулся, чтобы подзарядиться его самодовольной уверенностью и звериной мощью.

А приятель-то мой уже сильно отличается от того раздолбая-почти-подростка, с которым мы чуть больше года назад отправились в свой дурацкий квест. И даже не появившимися на лбу складками от вечной озабоченно нахмуренного лба. Полагаю, забот и напрягов его должность доставляет ему даже побольше, чем мне.

С шаманом-то без крайней нужды никто связываться не станет. Шаман — штука нелюдимая, дурная и опасная. Вокруг него вечно крутятся какие-то Духи, больные с их страданиями и прочие микробы. А вот Вождь!!! Мало того, что он вечно окружен всякими там бета-самцами, внимательно приглядывающимися к возможности занять его место, ежели он даст слабину. Так к нему еще и идет постоянный поток соплеменников с вопросами «чего пожрать?» и «что делать?», доставая своими мелкими заботами и глобальными проблемами.

Короче, вождь всегда в деле и всегда востребован, особенно во время, когда племя находится в нестандартно-стрессовой ситуации. А когда у нас, скажите на милость, была другая? Мы вечно в чужом краю и в окружении в лучшем случае «не друзей», а в худшем — откровенных врагов. И даже если, окончательно опухнув, попытаешься сбежать от всех этих забот и проблем, племя привычно побежит за тобой, решив, что либо ты знаешь, где «много и вкусно», либо, что пора смываться.

Короче, быть Вождем — это тот еще геморрой, только заполучив который ты начинаешь задумываться, а на кой хрен тебе все это было надо? А проблемы Лга’нхи еще усугубляются и тем, что и сам он чрезвычайно молод для такой должности. Да и само наше племя — еще моложе своего вождя. Каких-то общих традиций или обычаев, самостоятельно регулирующих жизнь племени, пока толком не выработано. Управление почти всеми процессами идет в ручном режиме, и на каждый новый вопрос приходится придумывать новый оригинальный и устраивающий всех ответ.

Но я сейчас не про это. Я про хорошее. Сколько себя (а вернее, его) помню, всегда Лга’нхи ходил ободранный и, как бы это сказать, обветшалый. Мальчишкой он, как обычно, донашивал одежду за взрослыми, а если и попадала в его лапы какая обнова, долго ли живет новая одежда на мальчишке, фактически предоставленном самому себе? Вечные драки и поиски приключений с неприятностями мгновенно превращают любую новую одежку в лохмотья. Потом, став молодым воином, но еще не женившись, Лга’нхи решал вопрос одежного довольствия от случая к случаю, пользуясь добротой вдовушек (и не только в вопросах одежды). Причем, думаю, одежда тут была отнюдь не на первом месте. Ну а потом все вдовушки погибли вместе с несостоявшейся женой Лга’нхи, и, помнится, как-то раз в Олидике мне даже самому пришлось позаботиться о его гардеробе. А потом он ну пусть не женился, но обзавелся женщиной. Так что сейчас я впервые вижу его ухоженным и, можно даже сказать, респектабельным и аккуратным.

Собственно, банальная фраза «семья — ячейка общества» тут имеет совершенно особое значение. Тут просто по-другому не выжить. И всякая там «любофф» и даже просто секс играют второстепенное значение. На первый план вылезает быт. Холостой степняк-дикарь практически не имеет шанса отведать вареной пищи. Разные там супчики-бульончики и вареное мясо, а также творог, сыр, простокваша ему недоступны. Нет, молодому, конечно, выделят с общего стола пайку. Но в более зрелом возрасте — уже облом. И суть дела тут не в какой-то там дискриминации по гендерно-гастрономическому принципу. Суть в четком разделении женских и мужских обязанностей. Мужик — это исключительно воин, охотник и вечный часовой. Он всегда на страже, всегда готов отразить нападение или идти выслеживать врага и добычу. Все, что он может позволить себе, — это сырое либо наспех обжаренное мясо. Варение супчиков, да еще и с добавлением корешков да травок для вкуса, а также требующее сосредоточения и внимания шитье одежды, лепка горшков и обустройство быта — это женская забота. И так же как женщины не лезут в дела охотников, мужики не лезут в их заботы. А значит, для полноценного существования и степному мужику, и степной бабе нужна семья. Так что обычай считать полноценными только женатого мужчину и замужнюю женщину, корнями своими уходит не в какой-то там «Домострой», а гораздо глубже. Чему нынешний вид Лга’нхи служит ярким примером!

Мало того, что обихожен и лоснится сытостью, он даже (за что, видимо, надо сказать особое спасибо Ласте) выглядит по-своему, по-дикарски, элегантным и представительным. Настоящим Вождем, а не ободранным полуголодным подростком. Даже вон ирокез и борода как-то по-особому расчесаны, чем-то умащены и украшены. Ага, зуб даю, в ирокез вплетено несколько бусинок! Вон как на солнышке-то посверкивают. А под доспехом у него сейчас не его степная безрукавка (в которой я его, кстати, давненько уже не видел), а вполне себе удобная, надевающаяся через голову рубаха. Да еще и расшитая разными узорами. Впрочем, мы почти все в таких рубахах. В них куда проще находиться под жарким солнцем, а жесткая кожа не натирает тело во время гребли. А чтобы снять с дикаря-степняка его безрукавку, один из главных предметов гордости степного воина, это нужно произвести целую революцию в сознании. И хотя сам Лга’нхи более чем уверен, что остался прежним и неизменным сыном степей, революция эта уже произошла. Впрочем, кажется, приплыли. Стой, Витек! Разворачивай лодку кормой вперед и бросай весла.

Мы остановились метрах в десяти от первых лодок вражеского каравана. При наличии хорошей глотки поговорить можно было и отсюда, а при отсутствии метательного оружия сделать это вполне безопасно.

— Я, Лга’нхи, Великий Вождь племени ирокезов, победителей пиратов и аиотееков! — гордо отрекомендовался наш кормчий (или, по крайней мере, занимающий в данный момент место кормчего). — А вы кто такие?

На противоположных лодках что-то замешкались с ответами и зашушукались между собой. Понять их несложно. Кто такие на фиг эти ирокезы, победившие каких-то там «пиратов» (словечко-то это мои соплеменники переняли у меня) и аиотееков? Не факт, что они вообще знают слово «аиотееки», даже если и встречались с самими аиотееками. Верблюжатники как-то обычно не торопятся представляться своим очередным жертвам. И коли среди нас не было бы столько служившего аиотеекам народа, мы бы и сами этого слова не знали. Да и видок у нас, мягко говоря, странноватый, хотя и говорим мы вроде по-человечески. Правда, не уверен, что сторонний слушатель, будь он хоть из степняков, хоть из прибрежников или горцев, сможет с ходу врубиться в тот своеобразный сленг из языков всех народов, с добавлением аиотеекского и русского, на котором изъясняется наше племя. Так что, думаю, у наших оппонентов были все основания подозревать в нас очередных чужаков и очередную напасть.

— Мы воины Царя Царей Леокая из Великого Улота, плывем по его поручению, — наконец соблаговолили ответить нам с противоположных лодок. — Уйдите с нашего пути, или мы вас побьем!!!

Что называется, «Упс!»

Глава 17

Костерок был не особо велик, плавника на этом пляже на всех явно не хватало, и приходилось экономить. Но и вести Совет без костра — это тоже как-то не комильфо!

Так что был костер, оставалась еще каша с сушеным мясом и похлебка из свежей рыбы. И даже немножечко пива нашлось в запасах наших гостей, так что они проставились выпивкой, а мы — закусью, благо у нас были бабы, которые могли ее приготовить.

Правда, пиво было откровенно гадким, видно, прокисло за время плаванья, но отказаться от угощения — обидеть гостей, а у нас и так отношения с ними были отнюдь не самые гладкие.

Пляж, на котором мы устроили стоянку, был более чем приличных размеров, но, когда на нем расположился наш огромный табор, стало тесновато. Полторы сотни ирокезов, полсотни воинов Леокая и еще тридцать четыре (по два на лодку) нанятых в качестве матросов прибрежника. Вернее, не столько нанятых, сколько отрабатывающих свое право жить в Улоте.

За то время, что мы отсутствовали в этих краях, чуть меньше года, тут произошли немалые перемены. Внезапно вернулись аиотееки. Впрочем, лучше по порядку.

Убедить вояк Леокая, что мы «за наших», оказалось не так-то просто. Меня, а особенно Лга’нхи, они помнили. Такого раздражающего своими размерами детину и его занудливого шамана, да еще и утянувших из сокровищницы царства главный экспонат, хрен забудешь. Но вот убедить их, что мы все еще на стороне Леокая, а не переметнулись к каким-то там ирокезам, оказалось намного тяжелее.

Только после того, как мы натравили на них наш главный козырь — внучку Царя Царей, у них сдали нервы при виде этой лопающейся от самодовольства соплячки (еще бы — Великие Вождь и Шаман без нее таки и не обошлись) с невероятной конструкцией на голове и демонстративно подвешенным к поясу скальпом. А тут еще и Доксой, тот покалеченный вояка-улотец, про которого я, правду сказать, уже давным-давно позабыл, внезапно выполз из забытья и подтвердил нашу верность идеалам Улота и выгоде Царя Царей Леокая.

Вот ведь, блин, тоже ситуация. Еще какое-то время назад он был напыщенным самодовольным воякой «спортсменского войска». А получив увечье, стал тише воды ниже травы и жил, не поднимая глаз. Я, конечно, замечал его. Поначалу он тусовался с людьми Кор’тека, видимо, как представитель нанявшего их царства. А после присоединения корт’ековцев к ирокезам перебрался к костру молодняка. Полагаю, ему там пришлось несладко. Молодые необоснованно жестоки и склонны к тупым шуткам. Мне ли этого не знать! Однако он дожил до встречи со своими, и теперь от его показаний будет зависеть очень многое. Хотя… у меня ведь тут почти пятнадцать лодок, загруженных товарами Леокая. Если это богатство не послужит главным доказательством моей чистоты и невинности, то даже справка от Господа Бога (про которого тут пока еще и не знают) делу уже не поможет. Впрочем, ладно. Взаимно убедившись, что мы в целом хорошие ребята, пришли к выводу, что надо бы поговорить конкретно. В смысле, на суше, неторопливо и по-дикарски обстоятельно. Как могут беседовать только люди, даже не подозревающие о существовании секунд, минут, часов и точных дат прибытия-отбытия. Так что мы свистнули наших, а они развернули свои лодки и погребли на этот вот пляж.

Тут тоже атмосфера недоверия в обоих наших отрядах мгновенно не рассеялась, а, скорее, даже усугубилась. Потому как драка на море — почти стопроцентная потеря товаров. А драка на берегу — идеальна для грабежа, ведь имущество убитых не опускается в пучину, а остается лежать на земле, словно на прилавке, изящно декорированное кровью и мозгами наивного дурачка, поверившего в миролюбие первого встречного. И тот факт, что командиры вроде бы о чем-то там уже договорились, для рядового состава еще ничего не означал. Дикарь больше живет эмоциями и инстинктами. А инстинкты и у тех, и у других кричали только одно — чужаки рядом!

Возможно, драка вспыхнула бы сама по себе. Если силы обоих отрядов не были бы примерно равными. У них было даже чуточку больше воинов. Зато мы выглядели страннее и загадочней. А дикари, как я уже упоминал, — это жуткие рационалисты. Сама жизнь очень быстро отучает нас от излишних иллюзий и мечтаний, заставляя во всех своих поступках подчиняться суровой реальности.

И в данный момент суровая реальность говорила, что в случае драки обоим отрядам наступит копец. Даже тот, кто выиграет, едва сможет унести отсюда ноги, не говоря уж о том, чтобы вволю пограбить. Так что страх взаимного уничтожения, как обычно, оказался лучшим оружием в арсенале политики миролюбия и толерантности. Да и расположившись на разный концах пляжа и отделившись друг от друга тонкой полоской незанятого никем песка, мы, наконец, смогли развести в стороны наши банды и заняться своими делами. Ну а уж потом начали готовить пьянку — совет-совещание.

По обычаю самих же горцев, про который мы узнали, посетив с дружеским визитом три горных царства, первым объяснять, кто он и зачем сюда заявился, должен был гость. А значит, надо сделать так, чтобы первыми свою историю рассказали нам улотцы, а мы потом смогли бы уже подкорректировать свою версию наших приключений, исходя из наиболее выгодного нам варианта. (Черт их знает, этих улотцев, больно уж они пафосные и недоверчивые. Империя, блин!)

Я вовремя сообразил эту фишку и поспешил подсуетиться, велев нашему пацанью облазить весь пляж и окрестные степи в поисках дров для костра. Лга’нхи и охотников я вежливо попросил, естественно, ссылаясь на ценное указание Духов, добыть какой-нибудь «праздничной» еды. А нашей новой неразлучной троице — Осакат — Ласта и примкнувшая к ним Тишка — отдал распоряжение мобилизовать женский контингент племени на готовку еды, особо указав готовить ее в парадной посуде племени ирокезов (в смысле, в здоровенных трофейных котлах). Стоило только появиться котлам, как народ учуял, чем пахнет, и начал готовиться к празднику.

А сам я, раздав ценные указания, поспешил слинять подальше от суеты и нервотрепки, типа, покамлать в тишине и покое. И, удалившись слегка в степь, на предмет прикинуть дальнейшие действия, сам, без зазрения совести, завалился покемарить часок-другой под охраной Витька, пережидая, пока разделают добычу и вскипятят котлы.

Ничего особого не придумал. Кроме разве что продолжать удивлять окружающих своей необычностью, демонстрируя нереальную круть, но в меру. Слишком сильно пугать тоже не стоит, иначе могут, на фиг, в Улот не пустить. А у меня на это царство есть кое-какие планы. Зато покемарил славно. Исключительно для пользы дела, чтобы быть свежее и выносливее на длительных переговорах.

Ну а дальше началась пьянка, и оба наших отряда, по обычаю дикарей всех времен и народов, начали понтоваться друг перед другом. Улотцы хотя и вырядились в свои лучшие доспехи и увешались амулетами и оружием, однако по сравнению с нами выглядели достаточно бледными. Одни только наши здоровенные котлы (я такие даже во дворце у Леокая не видел) и история про то, как наше племя отобрало их у верблюжатников-аиотееков, затмевали всю роскошь, предъявленную улотцами. А уж колокол и знамя вообще произвели полный фурор. И не только своей мистической сущностью. Они реально выглядели круто и пафосно. Так что первый раунд Понтов мы выиграли без всяких усилий.

Улотцы попробовали отыграться рассказами про свою крутость и боевитость, — дескать, котлы и даже колокол в жизни воина не главное. Да еще и осмелились хвастаться своим оружием. Тут уж мы их снова уделали по полной. Уж наше-то оружие на фоне улотских «лыцарей» отнюдь не выглядело бледным, а, скорее, даже наоборот. Особенно у тех вояк, которым достались трофейные аиотеекские копья, вроде того, что было у Лга’нхи, и их доспехи. А ведь трофеев у нас хватало.

Раздел трофеев, кстати, тоже мгновенно стал для меня очередной проблемой. Чего, впрочем, стоило ожидать. Раньше-то у каждого воина добыча была строго индивидуальной — скока врагов убил, столько и обобрал. А в нашем племени поначалу получился этакий правовой казус: трофеи как бы делились на две неравные категории — те, что содрали с убитых в индивидуальном порядке, и добытые «колхозным» способом. Первые: целиком оставались у победителя. А вот те, что добывались коллективными усилиями, шли в общий котел и распределялись по старшинству и по мере заслуг каждого воина. А известное дело, у каждого человека есть собственное представление о своих заслугах, и оно редко совпадает с мнением других.

Но это было еще не главное зло. Главный корень наших бед был в том, что все наши победы были заслугой строевиков оикия, а сливки снимали разные засранцы, навроде меня.

К счастью, я вовремя это смекнул, когда оценил груду своей добычи рядом с грудой общей добычи после боя у Рогатой скалы. В том бою я завалил аж трех аиотееков и еще троих — мои ученики.

А следовательно, я как глава шаманской семейки (дураку ясно, что ученики в нее входят) имел право распорядиться аж шестью комплектами доспехов и оружия. И это чуть ли не одна шестая всей добычи. Доля, равная всему тому, что добыли ребята Кор’тека (тогда еще в ирокезы не входившие). И более чем изрядная по сравнению с долей каждого ирокеза-оикия.

Надо было видеть обиженные рожи Витька и Осакат, когда я в срочном порядке устроил очередной пот’лач и раздал все имущество соплеменникам. Этим двум шибзикам я разрешил взять на память о своих подвигах лишь по одному предмету из оружейного арсенала на выбор, но только не копья (им они на хрен не сдались, а вот нашей пехоте от таких копий реальная польза). Остальное пошло соплеменникам.

Врать не буду — жаба давила. Когда бронза и медь ценятся дороже золота, не так-то просто раздавать их направо и налево. К счастью, в душе у меня жила и другая зверюшка, которую я мог натравить на свою жабу-душителя, — очень трусливый зайчик.

Зайчик дрожал в моей душе, тонко намекая, что мне только и не хватает, чтобы племя начало смотреть на меня, как на какого-то олигарха и захребетника! Так что, как бы ни душила жаба — раздать все награбленное народу! Оружие, украшения, шмотки, котелки!

На празднике, раздавая барахло, я, конечно, отдал должное доблести своих учеников, добывших немалую долю раздаваемого имущества. Поднял им авторитет и добавил уважения. Но даже амулетов и шмоток демонстративно взять не позволил. Мне только первобытного семнадцатого года и последующего раскулачивания не хватало!

Впрочем, сейчас, глядя, с какой завистью смотрят улотцы на доспехи и оружие наших Старшин и лучших воинов, украшения и шмотки баб, а также котлы и чаши, я ничуточку не сожалел о содеянном. У их предводителя и еще парочки воинов тоже были аиотеекские копья. И видно было, как они гордились подобными трофеями. У нас же с такими копьями ходило уже две трети воинов! В одной только битве у Рогатой скалы мы взяли двадцать два копья да еще шесть штук притащили из диверсионного рейда. Плюс то, что раньше было у Лга’нхи! И кто тут, блин, спрашивается, крутой «лыцарь», а кто босота голоногая?

Ну а самое главное — мы разожгли костер и выставили угощение. Пусть не слишком богатое (увы), но зато наше. А значит, у этого костра хозяева мы, а гости — они. Значит, Лга’нхи произносит приветственную речь. А их командир первым начинает рассказывать свою историю. Маленькая дипломатическая победа, которую тут небось никто так и не оценил. (Где вы, Мордуй с Леокаем?! Как тоскливо мне иногда бывает без ваших хитрожопостей и подлян среди толпы этих честных и открытых индивидуумов!)

А дела в мире, собственно говоря, обстояли так. После того как мы отправились с торгово-дипломатической миссией, аиотееки сначала вновь конкретно наехали на Олидику. Собственно говоря, улотцы упомянули об этом только потому, что Осакат их об этом спросила, а так им было искренне и от всей души плевать, что происходит за пределами их царства.

Так что аиотееки наехали на Олидику, и хоть царство это вроде и устояло, боюсь, оправится оно от набега еще не скоро. Впрочем, чисто от себя предполагаю, что аиотеекам в горах особо-то делать и нечего. Их желанием было чисто пограбить, ну, может, еще подмять под себя сильный ремесленнический центр. Однако столицу — Крепость — им взять так и не удалось, а кормить войско и верблюдов в краю, где кормов мало, а большая часть хлебопашцев либо сбежала, либо оказалась вырезанной, было нечем. Так что они ушли и, снова обойдя хребет со стороны моря, вновь наехали на Улот. Михкай, предводитель улотцев, долго и нудно описывал битвы и сражения, в которых он лично участвовал. Но, к сожалению, как личность, не обладающая особо широким кругозором, про общее положение Улота поведать не мог. С его слов, после отражения набега Великий Улот стал еще более величественным, его воины еще более воинственными, а лично он, Михкай, дослужился аж до предводителя пяти десятков воинов, добыл огромные трофеи, получил в награду от Леокая стадо коз, халат и…

Судя по тому, что такого «негения» назначили командовать разведывательным отрядом после всех боев и разборок, с кадрами у Леокая была напряженка. А исходя из собственного знания и опыта общения с воинами-улотцами, я даже знаю почему. И знание этого факта очень пригодится мне на переговорах о дальнейшем будущем ирокезов.

Короче, Улот тоже устоял. Горные перевалы и ущелья оказались непроходимы для кавалерии и пехоты противника, особенно в условиях, пусть и по местному мягкой, но зимы. Когда верблюжатники поняли, что ловить им тут нечего, они отхлынули из гор и всерьез занялись берегом.

Как я и предсказывал, прибрежникам пришлось очень несладко. Враги вдруг заполонили весь берег, и жителям прибрежных поселков, привыкшим веками жить на одном месте, оказалось просто некуда бежать. Везде их настигали летучие отряды верблюжатников и либо убивали, либо брали в полон.

Часть наиболее отчаявшихся даже слиняла в горы, туда, где нет ни лодок, ни моря, где они будут чужаками, существующими на положении рабов. Впрочем, Леокай был умным малым, и он их принял. Уверен, не из-за человеколюбия, а имея в перспективе какую-то выгоду. Хотя приучить рыбаков и мореходов к землепашеству или работе в рудниках будет ой как не просто. Ну да зато, когда появилась необходимость послать отряд, дабы проследить путь врага и изучить перспективы его возвращения, Леокай быстро нашел экипажи для своих лодок и даже сами лодки. А последнее, полагаю, было намного труднее. Впрочем, зная жлобский и запасливый характер Кор’тека, не удивлюсь, что, даже удирая от страшных демонов, его соплеменники первым делом попрятали свои лодки и свое имущество, которое впоследствии Леокаю пришлось выскребать из них, как моллюска из раковины.

Затем я было раззявил пасть, чтобы выступить с ответной речью. И обломился — вместо этого пришлось выслушать версию наших приключений в изложении Лга’нхи, на правах Вождя взявшего нить беседы в собственные руки. Очень даже неплохо получилось, в смысле, послушать версию Лга’нхи о наших приключениях.

Что и говорить, а парень отдал мне должное, описывая все наши подвиги и приключения. Хотя на мой вкус, с чудесами в моем исполнении был явный перебор! Шехерезада какая-то получается, а я, блин, помесь старика Хоттабыча и доброго джинна, строящего города мановением пальца и создающего одиннадцать футбольных мячей вырыванием волоска из бороды.

Да и все мои мучения и размышления при продумывании планов, переживания, поиски ошибок, ожидание плохих результатов и сопутствующая всему этому нервотрепка, излагались фразой: «И тогда шаман Дебил спросил у духов, а духи ему ответили». И признаться, это было малость обидно.

Да и с невероятной крутостью наших воинов, повергающих целые армии во прах, а сами при этом почти не несущих никаких потерь, хоть это и было чистой правдой, тоже был явный перебор. Тот факт, что мы не упоминали потери союзников, а подчас забывали вспомнить и про их участие в битве, вообще-то, тут было делом обычным. Но без упоминания союзников фантастическая результативность наших побед вызывала вполне законное сомнение. Даже на роже недалекого Михкая начали вдруг пробегать какие-то искорки недоверия. И пару раз мне даже показалось, что он порывается усомниться в россказнях Лга’нхи. А усомниться в словах воина, а главное — Вождя! За такое тут не морды бьют, а головы раскалывают. И если эти дубины попробуют высказать хоть тень сомнения, наша мирная конференция мгновенно перерастет в кровавое побоище.

Так что я, сделав вид, будто обмен историями уже закончен, выступил вперед и, подняв чашу кислого противного пива, провозгласил тост, благо наши уже знали, что это такое, а чужаки пусть догадываются. И начал я с того, что, дескать, уходили мы с этих (почти этих) берегов практически голыми и босыми. И были мы никто и звались никак! И даже предки Там, за Кромкой, с нами бы не стали говорить, ибо потерявшие племя теряют и расположение предков! Грусть, тоска, пичалька! И все, что было у нас тогда, — это плохенькая одежда да хреновенькое оружие, доставшееся нам в наследие от аиотееков.

А сейчас-то мы — ого-го — ирокезы! И у нас есть «Ведомость на зарплату», позволяющая соединять в одно племя представителей не только разных народов, но и потомков разных Первопредков! И есть у нас Знамя, объединяющее ману разных людей в единую силу. (Тут я рассказал страшно оригинальную притчу про веник и разрозненные прутики, сразив слушателей своей мудростью. И объяснил доступно, что двенадцать воюющих в строю воинов победят тридцать разрозненных вояк, а тридцать строевиков — полторы сотни ни хрена не понимающих в строевой подготовке раздолбаев. А значит, и мана, собранная в единый пучок, вроде висящих на нашем Знамени скальпов, пересилит любую ману, разобранную по отдельным душам и поясам. Следовательно, мы реально круты и надерем задницу всем!)

А еще у нас есть два огромных котла и еще два котла поменьше. И еще — за три десятка малых котелков. И чаши, и кувшины, и товаров полно, да еще и Кол’окол! И над всем этим сияет Волшебный Меч нашего Вождя и Отца народов Лга’нхи. Гип-гип, ура! — Долгие и продолжительные аплодисменты!

Народ, воодушевленный моей речью, разразился радостными воплями, улотцы посмурнели, а кое-кто из сидящих чуть в стороне прибрежников задумчиво так поглядел на меня. Надо будет подослать к ним Кор’тека, пусть расскажет, как тут у нас в племени дела обстоят, да узнает их точку зрения на происходящие в мире события и дальнейшие планы. Кто знает, может быть, получится пополнение набрать из разбежавшихся прибрежников. Если это нам вдруг понадобится. И если найдем, чем их прокормить.

А народ тем временем начал праздновать уже всерьез. Лопали кашу и рыбную похлебку. Пели баллады, которые в сопровождении военного оркестра звучали не так занудно. Впервые за долгие недели послушали колокол. Не то чтобы опасность окончательно миновала. Просто иногда бывает очень полезно послушать колокол. Просто так. Для души!

Ну а Вождь, Старшины и Шаман были вынуждены продолжать общаться с чужаками, обмениваясь с ними информацией и строя планы на будущее.

Как-то мы так отделились от общего веселья, вытащив несколько головней из общего костра и отсев чуток в сторону. Костерок наш был невелик — все-таки плавника на этом пляже было немного. Ну да тепла нам от него и не требовалось, скорее наоборот, теплая ночь середины лета навевала мысли о прохладе. Но какой, спрашивается, совет без костра? Он и пространство организует, создавая центр, вокруг которого кучкуются переговорщики. И дает достаточно света, бросая мерцающие блики на бритые головы ирокезов и обычные шевелюры улотцев.

Собственно говоря, главное было сказано почти сразу. Основная орда аиотееков уже прошла мимо нас (или мы проплыли мимо нее). Михкай и его ребята двигались позади войска верблюжатников, отслеживая их путь. Дальше, до самого Улота, больших соединений врагов уже не было. Хотя мелкие банды верблюжатников еще и пошаливали по окрестностям. Так что, если не нарвемся на новые неприятности, через три недели будем в Улоте. Вернее, на берегу моря напротив Улота. А вот что делать дальше?

Глава 18

И снова благословенная скука морского пути. Берег справа. Море слева. А в море…

Идея ко мне пришла, когда я увидел их в первый раз. Здоровущие тени, неспешно проплывшие под нашей лодкой. Сначала подумал, что это какие-то мелкие киты. Потом, когда они начали выныривать, демонстрируя странные морды, принял их за огромных моржей. Ну а в конце концов по отсутствию бивней догадался, что это что-то вроде «морских коров». Ну тех самых, что сначала принимали за русалок, а потом на фиг истребили за большую доверчивость.

На ближайшей стоянке расспросил о них Кор’тека.

— Мясо очень вкусное и жир, — радостно сообщил он мне, демонстративно облизываясь и гладя себя по пузу. — Только добывать их не получается — большие очень. — Но когда-то, давным-давно, когда Кор’тек был еще сопливым юнгой, одну такую тушу выбросило штормом на берег, весь поселок неделю набивал животы мясом, и все были очень довольны.

Нет, на людей не нападает. Оно же водоросли жрет, зачем ему люди? А сюда приплывают эти, как ты сказал — «коровы» — каждое лето. Но добыть их не получается, хоть они и подпускают лодки совсем близко, но даже если и получится ударить копьем, разве ж такую тушу сразу убьешь? А коли даже и убьешь, они же сразу на дно пойдут. А на берег, как тюлени, эти «коровы» не вылезают. А жалко. Мясо у них очень вкусное и жир.

Да, все понятно. Читал, что наших морских коров тоже быстро уничтожили как раз из-за вкусного мяса и очень полезного жира. И я даже знаю, что для этого использовали.

Но на мясо и даже жир мне плевать, хотя, конечно, такая прибавка к ирокезскому столу никогда лишней не будет. Но куда важнее, как мне кажется, появившаяся идея подложить маленькую бомбочку под мировоззрение местных.

Была, правда, в моем плане парочка сомнительных моментов, так сказать, с точки зрения идеологии. И вот тут-то горы мяса и жира были бы, как никогда, к месту, дабы усыпить своим обилием сомнения дикаря.

Так что на ближайшем привале начал работать. Ну да, конечно же, гарпун! Тот самый древний и великий, почти без изменений поднявшийся от дремучих каменновековых бездн до вершин технической цивилизации. И тут он был под запретом по причине своих метательных свойств. А и хрен с ним. Сначала надо сделать несколько гарпунов. А потом начнем обходить запреты.

Зарылся в свои запасы, использовал два запасных наконечника для копья (одним из которых я когда-то оснастил свой дротик) и один хреновенький кинжал, добытый еще в металлоломе Пивасика. Увы, на роль гарпуна они подходили отвратительно. Ни нормальных зубьев, чтобы держаться в туше животного, ни кольца, за которое можно было бы привязать линь, короче, ничего. Пришлось мудрить с древками, оснащая их разными шипами, зацепами и прорезами для веревки.

Худо-бедно сделал и заявился к Кор’теку с предложением поохотиться на «коров». С бедолагой чуть не случилась истерика, как если бы Робинзону Крузо на двадцатом году проживания на острове предложили бы леденец, типа тех, что он лопал в далеком детстве, либо картинку с голой бабой показали.

Я объяснил ему и Лга’нхи (потому что большая охота без Великого Вождя невозможна), как мы это будем делать. Сначала, правда, ляпнул что-то вроде «и втыкаем эту штуку в спину „корове“». А потом коварно добавил: «Но, думаю, можно и просто кинуть».

Блин, не знаю, откуда тут взялся такой жуткий запрет на метание оружия. Ведь что характерно, и верблюжатников я за этим делом как-то не замечал. Ведь что может быть естественнее, чем продлить длину копья броском? Но, короче, рожи у Лга’нхи и Кор’тека стали такие, словно я им в интимную связь друг с дружкой вступить предложил.

И тут я пустил в ход свой главный аргумент — веревка!

— У тебя же есть кистень, Лга’нхи? — Ядовитой змеюкой-искусителем попытался я влезть в его мозг. — И ты им машешь, держа за веревку! А тут веревка будет привязана не к камню, а к копью. Так какая разница?

— Э-э-э. Ме-е-е. — Оба зависли, пораженные этой концепцией. Действительно, веревка сильно меняет все дело. Раз есть связь между человеком и оружием, значит, мана не уходит на сторону, а пополняет запасы охотника.

— А разве тебе не приходилось, глубоко воткнув копье в добычу, отпускать это оружие и добивать быка или тигра топором или дубиной? — добавил я, заранее железно легитимизируя поплавки. — Вот и мы так будем делать. Воткнем копья в «коров», потом будем плыть за привязанными к ним бурдюками и разить другими копьями. У нас будет очень много мяса. И этого, как его, жира! А представляешь, Кор’тек, какая получится лодка из шкуры этой коровы? Ведь не придется сшивать множество кусков, на что уходит большая часть усилий (попробуйте сшить между собой множество толстенных шкур, да еще и так плотно, чтобы сквозь швы не проникала вода). Да и самих швов, которые смогут порваться, тоже почти не будет! А если шкура эта толстая (Кор’тек, она ведь была толстой у той «коровы», что выбросило на берег?), ею можно будет обшить щиты наших воинов или нашить панцирей. (Это уже крючок с червячком под нос прислушивающемуся к разговору Гит’евеку.)

Короче, в течение недели, пока я делал гарпуны, а охотники добывали шкуры для бурдюков и выделывали кожу, пока Кор’тек отбирал и подготавливал лодки и сращивал-обрезал лини, я вел рекламную кампанию и нагнетал истерику. Закончилось это тем, что все племя ходило на ушах, взбудораженное предчувствиями, предвкушениями и сомнениями. В таких условиях любому, кто посмел бы усомниться в правильности метания гарпуна, с ходу начистили бы рожу как провокатору и вредителю. Все хотели мяса и шкуру «морской коровы», и главные споры велись на тему «получится — не получится».

Накануне выхода я провел публичное камлание, слепив из песка макет «коровы» в натуральную величину, благо животина эта особой вычурностью силуэта не отличалась. Хотя Витьку и Осакат (такова печальная участь учеников шамана) пришлось вдоволь намахаться лопатами и натаскать воды из океана. Но получилось вполне похоже, и наши охотники под пение всего племени, бой барабана и завывание дудок протанцевали вокруг песчаного холма метров семи длиной, и воткнули в него свои копья. Особо доверенные люди даже метнули в песок гарпуны, чтобы наглядно показать соплеменникам, а главное — Духам, как все это будет выглядеть.

Потом я, завывая и лупя в бубен, потребовал у Духов дать нам знак, если у них есть какое-то сомнение в этичности и правильности подобного рода охоты. Пусть тогда с идеально чистого неба грянет молния и пойдет снег посреди лета. Как говорится, «у кого есть сомнения в этом браке, пусть скажет сейчас или заткнет фонтан навечно». Удивительное дело, но молния не грянула, а снег не пошел. Я даже сам почти удивился этому, хотя и искренне верил в правильность гарпунометания.

Короче, раз даже Духи не высказались против, завтра — Большая Охота!

Провожали нас реально, как на очередную войну. Еще бы — ирокезы вновь шли на битву с морскими чудовищами (помните, как я надрал задницу Ктулху?).

Шли мы на шести лодках, специально разгруженных и освобожденных от товаров на случай, если они в процессе охоты перевернутся и уйдут ко дну. Четыре лодки должны были участвовать в охоте, а две — работать спасателями на случай, если «коровки» обидятся и начнут бодаться. Насчет спасательных лодок подсуетился, естественно, я. Местным на такие изыски было наплевать, а вот мне как-то совсем не светило барахтаться в воде, в тщетной надежде доплыть до берега, пока остальные увлеченные азартом охотники гоняются за вожделенной грудой мяса.

И, естественно, в лодках сидели самые заслуженные и авторитетные воины, отобранные в результате долгих интриг, разборок и по результатам конкурса на длину пениса (в иносказательном, естественно, смысле). Что и говорить, а поохотиться на такую огромную добычу есть сладкая мечта любого дикаря, от которой кипит кровь и кружится голова. Ради такого можно поступиться любыми принципами и предать лучшего друга. (Он поймет, потом. Ведь сам такой же.) Так что нечего удивляться той давке, которая образовалась из желающих поучаствовать в охоте. Скажу только, что из отряда охотников едва не выкинули меня! Меня!!! Который все это придумал! Неблагодарные сволочи.

Несколько часов мы бродили над полями водорослей в поисках добычи. Я психовал, но настоящие охотники были терпеливы, понимая, что охота и поход в супермаркет, — несколько отличающиеся друг от друга вещи. Добыча редко демонстративно лежит на полочках в разделанном и упакованном виде, ожидая, когда кто-то придет с тележкой, чтобы ее забрать. За добычей приходится гоняться, искать и выслеживать.

И вот, наконец, Они! Несколько здоровенных туш, всплывающих на поверхность моря, чтобы глотнуть воздуха, покачаться на волнах и вновь уйти в пучину, где так здорово, мирно и со вкусом обжирать вьющиеся по течению водоросли.

Несколько раз мы пытались к ним подойти, но «коровы» почему-то нас не особо жаловали. Вернее, они вообще нами не интересовались, в смысле, самостоятельно подплывать к лодке и подставлять пузико для ласкового почесывания не спешили. И всплывали каждый раз в новом месте, и почти сразу ныряли обратно, не давая возможности к ним подплыть, что тоже с их стороны было не слишком вежливо.

Тут я, честно говоря, пригорюнился. Кажется, моя идея накрывалась медным тазом. Но вот мои охотнички, в отличие от меня, духом не падали. Их глаза по-прежнему горели азартом охоты и каким-то пониманием. Они обменивались малопонятными мне рублеными фразами и жестами, что-то объясняя, советуясь и подсказывая. Тут уже и я начал замечать, что с каждым разом наши лодки все ближе и ближе подходят к тому месту, где всплывает очередная «коровка». Потом мы вообще почему-то описали большую дугу и начали заходить к пасущемуся стаду с другой стороны. А на мой вопрос «почему так» Лга’нхи лишь досадливо махнул рукой, пробормотав что-то вроде «солнце, тень», и опять устремился взглядом в пучину. Прошла еще пара часов, прежде чем Лга’нхи, Кор’тек и прочие охотники изучили добычу и вычислили алгоритм ее всплывания.

И вот заветный момент — очередная «коровка» всплывает буквально метрах в пяти от бешено несущейся на нее лодки. Лга’нхи сидит на носу с занесенным над головой гарпуном. Но у меня не выдерживают нервы, и я швыряю свой гарпун в качающуюся на волнах спину, едва не переворачивая лодку. И, к моему невероятному удивлению, попадаю! Гарпун пробивает шкуру и втыкается. Лга’нхи что-то злобно шипит и тоже наносит удар, вытянув свою длиннющую руку, кажется, метров на пять. Потом оборачивается ко мне с написанным на лице желанием вышвырнуть меня из лодки, предварительно порезав на ленточки, чтобы «коровы» сожрали меня, приняв за особо мясистые водоросли. Но в этот момент мимо нас из лодки вылетает здоровенный, наполненный воздухом бурдюк, едва не сшибая Лга’нхи с ног, а за ним вылетает и второй. Тут уж нам не до разборок между собой, мы пялимся в несущиеся по волнам поплавки из шкуры оленей. (Это ведь целое искусство — убить животное так, чтобы не повредить шкуру, и содрать ее с туши, не сделав ни единого лишнего прореза.)

Пару раз поплавки скрываются под водой, но быстро выходят на поверхность. Раненая «корова» не стремится уйти в глубину. Я смотрю на это с какой-то дрожью в ослабленных ногах и вспоминаю собственный идиотизм, выражавшийся в первоначальном желании привязать гарпуны к лодкам. И пусть, дескать, зверушка таскает нас за собой. Уж она бы утащила — такая кошмарная мощь!

Еще больше часа мы и остальные лодки преследуем нашу добычу. Еще несколько раз в нее удается воткнуть копья, но они не снабжены зубьями-крючками и потому выскальзывают из тела. Но зато каждая новая рана ослабляет животное. Наконец измученная «корова» берет курс на берег, то ли решив скрыться там от назойливых морских хищников-лодок, то ли просто следуя каким-то своим инстинктам, ищет спасение там, где точно не утонет, — на мелководье.

Мы настигаем добычу. Несколько десятков раз с подплывших вплотную лодок в зверушку втыкаются копья. Потом Лга’нхи прыгает в красную от крови воду и обматывает свободный линь вокруг хвоста зверя, и мы дружными усилиями вытаскиваем ее на берег.

Все жутко счастливы и довольны, и, кажется, Лга’нхи от счастья даже передумал меня убивать за то, что я отнял у него право первого удара. Спасательные лодки уходят за племенем, известить его о Великой Победе, и вскоре нас и тушку животного окружает множество лодок.

Это, блин, триумф! Но мне заранее страшно при мысли, что эту тушу придется как-то утилизировать. Лично я измучен многочасовой греблей и напряжением охоты дальше некуда и, кажется, не хочу сейчас даже шевелиться.

Но «куда» — было. Нам предстоял пир, своей суровостью схожий с десятью днями новогодних праздников Там, у нас. А тот факт, что охотники добыли зверя, еще вовсе не означает, что они избавляются от трудов по разделке туши. Еще несколько часов мы врубались в тушу, вырезая из нее куски мяса и жира все по пояс в крови, одуревшие от запахов. Другие воины перевозили добытое на новый пляж, поближе к месту расположения туши (в процессе охоты мы отмахали от прежней стоянки километров на двенадцать-пятнадцать), а там уж наши бабы варили, жарили, запекали.

Наконец, когда солнце уже почти коснулось воды, мы отправились на пир. Все перемазанные кровью и жиром. И хотя я старательно пытался отмыться от всей этой радости, она, кажется, въелась в каждую пору моего тела. А запасов мыла, увы, оставалось только на медицинские цели.

И лишь когда я присел на почетное место возле Лга’нхи и втянул в себя запахи пищи, то вдруг вспомнил, как же давно я не ел (я же не дикарь какой-то, чтобы жрать здоровущие куски сырого, еще истекающего теплой кровью, мяса), и с остервенением вгрызся в первый кусок. За ним последовал второй, третий, четвертый. Мясо «морской коровы» и впрямь походило на говядину, разве что консистенция была несколько иной. И абсолютно не воняло, чего я, надо сказать, опасался. И я его ел, ел и ел. И все вокруг меня ели, ели и ели. И еда заменила нам даже обычные речи и песни. Иногда кто-то выходил, чтобы поплясать, утрамбовывая в брюхе запиханные туда куски, и снова ел, ел и ел.

Вы не поймете, что такое еда, пока не окажетесь в шкуре дикаря, отхватившего такую добычу. Мы ели еще примерно два дня, будто пытаясь налопаться на всю оставшуюся жизнь. И я, даже понимая, насколько это вредно, не смел обламывать кайф своим соплеменникам. Для них прикончить подобную зверушку — все равно что для моего современника выиграть в лотерею сотню миллионов. Нет, это даже круче. Это чистое, незамутненное налоговой инспекцией и толпами «внезапных друзей» Щастье, и только законченный подонок и враг человечества может в такие минуты настаивать на соблюдении каких-то там диет!

М-дя, убить зверушку таких размеров — это сущие пустяки по сравнению с тем, чтобы ободрать и утилизировать ее. Так что всю последующую неделю, племя вкалывало в авральном режиме, как распоследние папы карлы. Да еще и «коровка» выбрала крайне неудобное место, чтобы выброситься на берег, — сплошь одни скалы, километрах в двух, от ближайшего подходящего для стоянки пляжа. Но это мелочи и не повод расстраиваться.

Несколько дней подряд наши лодки курсируют от места стоянки до туши, доверху груженные мясом. Конкуренцию нам составляют чайки, обклевывающие тушу сверху, и рыбы, крабы да рачки, орудующие снизу.

Несколько дней подряд наши мужики, бабы, дети и собаки (а как же без них) ходят, словно пьяные, от крови и обилия еды, с переполненными брюхами и шальными глазами. А мясо все не кончается и не кончается.

Причем удивительно, даже на жарком солнце мясо «морской коровы» не портится по нескольку дней, так же как и жир. И абсолютно не воняет.

Мясо мы коптим и сушим. И это тоже тяжкий труд, потому что приходится плавать на десятки километров вдоль берега и заходить далеко в степь, чтобы найти дрова.

А жиром забиваем всю имеющуюся у нас посуду, начиная от бочонков и кувшинов, что я купил в Вал’аклаве, и заканчивая нашими парадными котлами.

Снять шкуру целиком, конечно, не удается, но мы срезаем со спины и боков здоровущие куски, которые, естественно, пойдут в дело. Если наши бабы успеют их обработать.

Вот уж кому мороки выше крыши, — большая часть работ по заготовке ложится на них, хотя и мужики чисто для разнообразия не брезгуют помочь бабам по хозяйственным вопросам.

Все наше племя с ног до головы перемазано в крови. Мы уже перестаем ее замечать. Да что мы? Кажется, все окрестности уже плотно замазаны кровью и мясом. Море возле туши во время приливов кишит мелкими акулами и прочими зубастыми рыбками, взявшими на себя повышенные обязательства помочь нам в утилизации добычи. Мелкие хищные зверьки и зверьки покрупнее приходят сюда по ночам, чтобы урвать свою долю. Птички вьются сверху. Что уж говорить о моих псах, у которых уже подкашиваются ноги под тяжестью животов? Первое время они нажирались до упора — выблевывали съеденное и бежали клянчить новую порцию. Но, кажется, даже они устали от такого обилия мяса. Я лично тоже устал, и, кажется, не только я. Взбреди мне в голову организовать кружок вегетарианцев, сейчас было бы самое подходящее время, чтобы начать запись в него. Все были пресыщены и капризны до безумия. Огромные куски мяса выбрасывались в воду лишь потому, что местные гурманы сочли их пережаренными или недожаренными. Но это тоже было частью Щастья. Обычно позволить себе такую расточительность дикари не могли. И как у нас некоторые впахивали до седьмого пота ради того, чтобы в обществе друзей прикурить сигару от стодолларовой купюры, — так и тут — выбросить еду было немыслимым вызовом собственному здравому смыслу и роскошью, о которой так приятно вспомнить в голодные весенние дни или рассказать внукам, похваляясь своими былыми достижениями.

Но самое главное, с моей точки зрения, — ирокезы усвоили, как бывает полезно слушать своего шамана и идти на маленькие нарушения общепринятых правил и традиций.

Вот так вот, не сразу, тихой сапой, будем внедрять тут передовые методы охоты и человекоубийства. Пусть сначала привыкнут метать гарпун с привязанной к нему веревкой. Потом избавимся от веревки. Потом научимся пользоваться луком со стрелами. А там уж до компьютеров и теплых сортиров рукой подать!

Глава 19

А что я мог ему сказать? Я никогда не был в его положении. Лга’нхи был, Осакат была. А я… для меня гибель нашего стойбища была, скорее всего, лишь лишением привычного, пусть и слегка дискомфортного, но тем не менее уютного мирка. Неприятно. Но как катастрофу, потерю семьи, всей родни и целого мира я это и не ощутил.

Так что сейчас мне нечего было сказать Кор’теку, стоящему в каком-то отрешенном молчании на пепелище своего поселка. Нет, «пепелище» — это я так, для красного словца. Никто его поселок не жег. Просто местные довольно хилые постройки, лишившись хозяйского пригляда и регулярного ремонта, очень быстро ветшают и разрушаются. Сначала ветры сносят тростниковую крышу, потом дожди и сырость разъедают стены, гниль сжирает деревянные каркасы, и вот уже на месте некогда оживленного поселка — только развалины и мусор. А бывший хозяин смотрит на все в печали и недоумении.

Я лишь похлопал Кор’тека по плечу, вздохнул и сочувственно покачал головой. Он ответил мне тоскливым взглядом и, так же вздохнув, покачал головой в ответ. Разговаривать тут было не о чем. Я развернулся и пошел к лодкам, а Кор’тек с теми своими товарищами, что тоже были родом отсюда, пошел копаться в развалинах, то ли ища ценное имущество, то ли просто в надежде отыскать что-то на память о своих родных.

Вот на такой безрадостной ноте закончилось наше путешествие. Было как-то странно вернуться в ту самую точку побережья, из которой мы стартовали месяцев так десять-одиннадцать назад. Десять месяцев, а казалось, прошла целая жизнь! Столько всего произошло, что и не сразу вспомнишь, и не сразу отделишь более важные события от второстепенных. Уплывали мы отсюда жалкими нищими сиротами, приставленными к чужому добру. А возвращаемся сказочными богачами, и богатство наше не лежит, загруженное в лодки. Наше богатство — это новое племя, новая семья, новый Мир. Ибо Тут каждое племя это пока еще отдельный Мир! И этот Мир у нас теперь есть. Есть Род, есть люди, чья верность тебе и защита гарантируются самим фактом их принадлежности к вашему общему Миру. Что, в свою очередь, налагает на тебя соответствующие обязательства.

Последние дни нашего путешествия проходили весело и беззаботно. Аиотееки больше не встречались нам на пути. Мы вдосталь обжирались мясом на каждой стоянке, старательно обретая гладкость морд и обзаводясь солидными животиками. А вечерами беззаботно пели песни, плясали и пугали друг дружку у вечерних костров страшными историями.

А по ночам над стойбищем слышалось шуршание и разносились такие звуки, что я предложил на Совете прогнать молодняк и всех холостяков подальше за пределы лагеря. Типа, пусть там сторожат наш покой, набираясь опыта. Старшины меня в этом радостно поддержали, то ли разделяя мое беспокойство за психическое здоровье молодых ребят, то ли сообразив, что так у них у самих останется больше времени на сон. Назовем это сном!

Короче, было хорошо и весело, пока не пошли совсем уж знакомые места. И пусть ребят Кор’тека среди нас осталось даже чуть меньше десятка, проплывать мимо развалин селений и разоренных стойбищ, — не слишком приятное зрелище, всколыхнувшее в душе у многих горькие воспоминания.

Если берег между Улотом и Вал’аклавой был довольно малонаселен, то тут, между морем и горами, где шла обильная торговля, поселки стояли довольно плотно. Тут некогда пересекались пути трех народов: горцев, снабжавших мир металлом, степняков, обеспечивавших мясом, молоком и шерстью, и прибрежников, обеспечивавших торговлю, благодаря чему их народ мог не ограничиваться «рыбной диетой», но и иметь свою долю от чужого труда, развозя продукцию горских мастерских по всему побережью. Теперь, после посещения этих мест аиотееками, тут было довольно пустынно. Так что наше веселье и беззаботность сразу как-то пошли на нет.

В каком-то разоренном поселке мы наткнулись на семейку прибрежников, оказавшихся дальней родней одному из ребят Кор’тека. Позвали их в ирокезы, но они отказались. Типа, будем жить дальше, как жили предки, не меняя фасонов причесок и принципов существования.

Настаивать мы не стали, ирокезы — дело добровольное. Зато выменяли двух невест на маленькую и подтекающую лодчонку. Правда, Кор’тек бурчал, что и этого будет много за двух тощих девчонок, а их папаше сбыть лишние рты только в радость, так что можно было бы и повыгоднее поторговаться. Но черт с ним, мужик и его упорство мне пришлись по душе, а лодок у нас и так много. Так что я тонко намекнул, что Духи против такого возражать не станут, и меня без вопросов поддержали. Обычно-то я в последнее время постоянно норовил сбагрить работу Духов на них самих, заявляя, что Духи вечно за других думать не будут, а то и вовсе отрицая их участие в земной жизни (было разок, не удержался). И коли уж я говорю, что надо отдать лодки, мотивируя это волей Духов, — отдали.

Девок я предложил выдать за Тов’хая и Витька. Дескать, срок у ребят уже такой — пора жениться, пока кой-чего в голову не ударило и они на людей бросаться не начали (вдовушек-то в племени нет).

Опять же, Тов’хаю уже вроде как не солидно среди молодняка жить. Воин-оикия в строю ходит, а живет одним костром с мелкотой. И в диверсионном рейде себя показал, надо поощрить! А Витек его одногодка. И в битвах тремя скальпами уже разжился. А сколько наших после битв помог на ноги поставить! Да и шаманом будет знатным, когда дорастет. Тоже надо поощрить.

Старшины и Вождь подумали и со мной согласились. Девок надо отдать молодым, даже несмотря на то, что кое-кто из взрослых воинов пока без бабы существует. Быть посему! Молодым везде у нас дорога!

А может, просто решили, что такие тощие девки только молодняк и привлекут? А для более взрослых на таком разоренном берегу они чего получше найдут.

А сволочь Витек, возьми, да и откажись! Я ему, придурку, конкретную взбучку устроил. Сказал, чтобы на Осакат он не облизывался, потому как она, во-первых, родовита до безобразия и ее судьбу будут Цари Царей решать. (Был у нас такой разговор с Леокаем.) А во-вторых, женить ученика на такой стервозной дамочке, как моя сестренка, — это очень сильно его ненавидеть надо. А я к Витьку вполне, значит, расположен и зла ему не желаю. Потому, Витек, слушайся старших и бери, чего дают!

Все равно отказался. А с кем ни посоветуешься по поводу сложившейся вопиющей ситуации, все только руками разводят. Дескать, был бы Витек девкой, его бы и спрашивать не стали, чего он там хочет. Был бы молодым воином — спросили бы, но ответ слушать не стали, не дорос еще старшим хотелки свои высказывать! Ну а коли уж он ученик шамана да шаманом обещает стать знатным, — это дело только с Духами решить можно, а людя́м в энти дела соваться не след!

Ладно, я тоже не зверь какой-то. Поорал, погрозил, даже пару оплеух заехал. Но, видя твердое Витьково упорство, настаивать не стал. (Девицу пожалел, а не этого дурня.) Просто наложил на Витька епитимью. Сиречь перевел на хлеб и воду, а точнее — салат из водорослей и воду из ручья. Пусть посидит недельку без мяса на очищающей диете, небось вразумление-то в очищенный от глупостей мозг и придет. И спать я его отсылал далеко за пределы своего костра, поближе к костру новоявленного семейства Тов’хоевых. Пусть мучается неслух на жестком песочке, слушая, как нормальные люди милуются, небось сразу в разум придет! (Главное, чтобы его примеру другие не последовали. А то коли все сами захотят решать, кому на ком жениться, у бедолаги шамана, за все эти матримониальные дела несущего ответственность, точно крыша съедет!)

Но в целом, хоть вид разоренной земли и немало омрачил наши думы, конец путешествия все восприняли с облегчением. Все, кроме разве что меня.

Потому-то я как-то на второй день после прибытия подстерег Лга’нхи и утащил с собой в степь, — типа, по важным шаманско-вождистским надобностям. Потому как поговорить о некоторых делах на Совете было очень непросто. И не только из-за желающих помочь добрым советом (на Совет приходит все племя, и все воины имеют право высказываться), но и потому, что некоторые вопросы слишком уж напряжны для мозга дикаря. А решать их надо.

— Что ты думаешь делать дальше, Лга’нхи? — спросил я приятеля, когда мы, отойдя подальше от лагеря, уселись на высокую дюну. Чтобы никто не лез к нам с вопросами, я воткнул рядом с собой протазан и начал демонстративно вертеть бубен в руках. А несколько раз огрызнувшись и облаяв назойливых посетителей, я уже приучил племя, что в моменты, когда их Шаман сидит под протазаном, играясь в бубен, к нему лучше не лезть.

— Надо идти в Улот, говорить с Леокаем, — пожав плечами, ответил мне Лга’нхи, явно не понимая пока тревожности в моем голосе.

— А потом?

— Будет видно, — последовал необычайно мудрый, с точки зрения дикаря, ответ.

— Большие беды и проблемы предвижу я в будущем, — заунывным голосом начал я и продолжил, окончательно переходя на шаманскую мову: — Пункт первый: чем народ занять? Пока мы плыли сюда, у народа была цель, и он держался вместе, объединенный этой целью. Сейчас все начнут заниматься привычными делами: прибрежники уйдут в море, степняки начнут посматривать на степь, выискивая стада «больших братьев», лесники, ну, наверное, тоже найдут какое-то занятие. И от ирокезов останутся только прически!

Пункт второй: мы стали ирокезами только потому, что умеем драться, как никто, кроме разве что аиотееков, драться не умеет. В этом наша сила и наше спасение. Но коли все начнут мирно заниматься своими делами, то прекратятся занятия по строевой и боевой подготовке, и когда вновь придут аиотееки, мы окажемся слабы!

Пункт третий: коли мы только и будем делать, что тренироваться да воевать, мы скоро кончимся. Даже если будем разменивать одного нашего на десяток врагов, все равно ирокезы закончатся раньше, чем аиотееки. От племени останутся одни бабы и калеки.

А если не будем воевать, то чем будем жить, и чтобы при этом умений своих не терять?

— Да-а-а, — протянул Лга’нхи, ошарашенный грудой сваленных на него проблем. — А что там Духи говорят?

— А Духи говорят: достали вы нас, ребята, про каждый свой шаг с нами советоваться. Скоро уже и посрать без трех дней камлания не сможете. Думайте давайте сами!

— Духи нас покинули? — не на шутку встревожился Лга’нхи. — Может, жертвы им хорошие принести? Давай еще одну «коровку» убьем и им отдадим? Большая жертва! Им понравится!

— Не, не выход, — решительно огорчил я его. — Ты, Лга’нхи, пойми главный небес, в смысле — «потусторонний» расклад. Духи говорят, что племен, вроде нашего, сейчас по степям, горам да берегам уже много бродит. Все звездюлей от аиотееков получили, и все не знают, чем заняться. И все так перемешались, что не поймешь, где чей потомок, а кто чей предок.

Помнишь, что я тебе про тупых детишек рассказывал, которым по двадцать раз объяснять приходится? Вот и с нами та же фигня. О нас и так уже хорошо позаботились, но ведь и честь пора знать.

Теперь Духи на нас смотреть будут и прикидывать, чему мы научиться смогли и есть ли смысл нас дальше учить. А сами они тем временем за другими присматривать будут. Потому как все нонче так перемешалось, что, почитай, все теперь их дети да внуки.

— И много их таких, говоришь? — задумчиво спросил меня Лга’нхи.

— Да тыщи, мильены, мильярды. Больше, чем у тебя пальцев на всех руках и ногах, взятых руку раз и сложенных вместе!

— Да… — Видимо, грандиозность названной цифры ошеломила Лга’нхи. — Тогда надо их нам себе забрать, — подвел он итог своим раздумьям. — Тогда Духи, которые о них заботятся, начнут заботиться и о нас. Много духов — Большая Мана. Большая Мана — будем сильные, и никто нас победить не сможет. Помнишь, как ты про «вен’ик» рассказывал? Вот и у нас вен’ик будет, который никому не сломать.

— И как же ты их к себе заберешь? — Подобная логика меня опять ввела в ступор. Создавать большое племя с целью накопления маны. Это было в духе дикарей, но рвало мои шаблоны. — Силой брать нельзя, — мы ведь не аиотееки какие-нибудь, а добровольно? — с сомнением в голосе спросил я этого дылду-головореза-убивца. — Вон, даже тот рыбак и то к нам идти не захотел, а с чего бы другие пойдут?

— Так ведь не пошел, потому что не знал, какие мы! — глубокомысленно заявил Лга’нхи. — Надо им показать, как ирокезом быть хорошо, чтобы всем захотелось ирокезами стать. Тогда и звать никого не надо будет сами прибегут. Жаль, девок подходящих у нас нету, большую бы ярмарку невест устроили и показали бы всем. Убить «коровку», и всех мясом накормить. Пусть видят, какие ирокезы сытые и толстые.

А еще скальпы да оружие аиотееков покажем. «Вон, поглядите, — будут говорить про нас в степи и на берегах, — ирокезы даже аиотееков бьют. С ними не страшно!» И кол’окол покажем, — ни у кого такого нет, а у нас есть! И баб надо нарядить покрасивее. В тряпки, что ты в Вал’аклаве купил. Пусть все видят, какие у нас бабы красивые и толстые. Только твою спрятать надо. А то она у тебя какая-то совсем не толстая. Плохо ты, видать, ее кормишь!

Я, блин, слушал и только тихо охреневал. Этот каменновековой пиарщик уже целую рекламную кампанию развернул, типа: «Хочешь быть толстым — спроси меня как».

Нет, в принципе, и сам все это знал, и даже планировал в будущем нечто подобное. Ведь я как-никак выходец из эпохи, напрочь отравленной рекламой. Но как он-то до этого допетрил, да еще в таком объеме? Может, теперь Духи ему подсказывать начали? Я-то, признаться, думал, что надо идти на поклон к Леокаю да выторговывать для себя какие-то особые ништяки в обмен на службу да требовать себе людей из тех прибрежников, что убежали в горы. Короче, планировал образовывать что-то вроде стрелецких слобод а-ля Иван Грозный при Улоте. Или, в крайнем случае, казачьего войска, защищающего Улот от аиотееков. Это уж на что удастся Леокая развести. Короче, концепция такая: мы кормимся с земли и моря, но налогов не платим, а даже вовсе наоборот — получаем казенное довольствие.

И в принципе нам без этого, наверное, все равно будет не обойтись. Потому как в местных условиях человек стать воином, чуточку лучшим, чем остальные, и при этом оставаться пахарем-рыбаком-пастухом не может. Нет, реально, — рыбак почти весь день в море, скорчившийся в тесной лодочке, ставит-убирает сети, вынимает добычу, везет ее до дому. Почти весь день убит, и все силы отданы добыванию пищи.

Пришел домой, пока жена готовит ужин, он сети чинит или плетет новые, латает дыры в лодке, чинит крышу в доме, и когда в таких условиях еще и тренироваться в строевой подготовке и личных единоборствах?

Та же хрень и у всех остальных. Каждый кусок хлеба насущного достается тяжелым трудом. И вот представьте, выходит этот пахарь-рыбак против парня, который с утра до вечера учится работать копьем да махатьдубиной? Это как школьный шахматный кружок против мастера спорта по боксу. Даже если шахматисты будут пытаться досками отмахиваться — не поможет, боксер их всех поубивает на фиг! Вот такими вот мастерами я и хотел видеть ирокезов. Нет, не потому что жаждал лавров Македонского или Чингисхана. Просто иначе нам тупо не выжить — заклюют, схарчат или разотрут по земле, ничем не выделяющиеся от общей массы (ну разве что прической) племена. Если мы, как все, то кому мы нужны? Хочешь стать нужным — научись делать что-то, что никто, кроме тебя, делать не умеет. Стань уникальным!

А значит, дополнительное вещевое и харчевое довольствие от Леокая нам необходимо. Чтобы было время заниматься тренировками.

Но Лга’нхи прав — нужна романтика! Нужно, чтобы каждый парень в Степи и ее окрестностях (а с точки зрения степняка, есть Степь и всякие прочие недоразумения) мечтал стать ирокезом. Чтобы на нас смотрели с завистью и восторгом, мечтая к нам присоединиться. Потому что мы — Толстые! Ну или крутые!

Тогда и Леокаю будет не так-то просто от нас отмахнуться. Пока мы на его стороне, ему и защита, и почет, а главное, противовес против собственных вояк. Я-то еще помню, как он мялся да мямлил, объясняя мне, что никакой он не Тотальный Деспот, повелевающий своими подданными, а паршивенький демократ, пожизненно избираемый на должность Царя Царей. Причем уход с поста, как правило, означает и уход из жизни. Уж мимо такой заманухи, думаю, Леокай не пройдет.

Да если мы придем к Леокаю не как просители, а во главе сильного войска-народа, ему куда сложнее будет от нас отмахнуться или задвинуть в дальний угол. Осталось только решить вопрос, как будем распространять информацию о себе в этих, ставших такими пустынными, местах?

Глава 20

А… А… А… Что же такое придумать на «А»? В голову почему-то лезло только «арбуз» и «аиотеек». Вот на «К» — копье или «И» — ирокез — проблем с подбором слов никаких не было, благо на местном оба слова начинались с одного и того же звука «и». Для остальных, преимущественно согласных, звуков я тоже довольно быстро подобрал примеры. А вот с гласных звуков тут почему-то начиналось довольно мало слов. А брать примеры из аиотеекского языка, чуть ли не полностью состоящего из одних гласных, мне как-то не хотелось. И так уже пришлось брать «оикия» для буквы «о». Но «оикия» это уже было практически родное ирокезское слово. Мы, считай, с него и начались. Но вот другие слова лучше все-таки использовать из местной речи.

И в связи с этим что же мне делать с этим «а»??? Начинать Азбуку со слова «аиотеек», — это вообще на фиг идеологически не верно. Изучение родной речи должно начинаться с чего-то родного и близкого, но никак не с имени заклятого врага! А арбузов я тут вообще никогда не видел. А если бы и видел, то наверняка у местных было бы для них какое-нибудь другое прозвище, чисто по закону подлости начинающееся не с «а».

Тут почему-то при том, что звук «а» встречается во многих словах, с него почти ничего не начиналось. И что прикажете в таких условиях рисовать в Азбуке напротив соответствующей буквы? Наконец, после долгих мучительных воспоминаний я вспомнил «аиста». Тут, правда, этот «аист» больше походил на скворца и со знакомым мне аистом общего имел только звук «а» в начале слова. Но и это уже было что-то.

В общем, в очередной раз я, Дебил, связался, не подумав, с грандиозным геморроем и теперь ломаю голову над тем, как приспособить русские буквы к местному языку, и так, чтобы правила грамматики были доступны широкому кругу читателей-писателей без долгих и мучительных объяснений.

И как же, спросите вы меня (я себя вот уже за последние пару часов раз двадцать спрашивал), мне удалось влипнуть во все это безобразие? Что ж, путь Дебила к тем азам, с которых он когда-то сам начинал свое обучение, как обычно, был долог и извилист.

На следующий день после нашей беседы Лга’нхи с десятком воинов слинял в Улот, докладывать Царю Царей Леокаю об успешно выполненной миссии.

Меня не взяли. Я, правда, и не напрашивался. Но Лга’нхи с ходу заявил, что всю дорогу они будут бежать и-и-и, короче, понятно — коротконогих и медлительных просьба не беспокоиться.

Ну да я, в общем-то, и сам не особо рвался. И так последнее время только и делаю, что куда-то спешу, за кем-то гонюсь, от кого-то удираю. Лучше уж проведу недельку на берегу, собирая гербарии в полях, капая на мозги учеников и убеждая по ночам Тишку, что я на нее совсем даже не обиделся, а скорее уж очень даже наоборот. А то моя худышка, по местным меркам страшная как смерть, все время переживает, что такой важный человек, как я, обменяет ее на нечто более котирующееся на местном рынке женской красоты.

Это же какое счастье — несколько дней покоя и мечтательных раздумий.

Нет, конечно, соплеменники все равно будут доставать. Но вроде особо больных сейчас нету, к тому же все заняты обустройством на новом месте, и им не до меня и не до своих болячек. А всякую мелочь вполне можно свалить на учеников. А сам — пойду в поля, пополнять запасы лечебных трав. А с собой Тишку возьму и щенков. Благо псов своих я уже приучил, что в некоторые моменты жизни Тишку от меня спасать совсем даже не надо. И лезть ко мне со своими мокрыми холодными носами и собачьими советами тоже не след.

Мы как раз возвращались с одной такой прогулки, и я решил срезать угол, углядев в растущем на берегу кустарнике что-то вроде просвета, как вдруг щенки залаяли и ломанули в сторону. Лаяли они вполне весело, как на нечто знакомое (в характерных признаках собачьего лая начинаешь разбираться довольно быстро, когда живешь не в теплой уютной квартире, а в условиях дикой и не всегда дружелюбной природной среды), так что я без опаски последовал за ними и внезапно вывалился из-за кустов на что-то вроде полянки посреди зарослей кустарника.

ТА-А-АК!!!! Не знаю, что тут происходило, но, судя по рожам участников, что-то явно незаконное и противуправное! Не знаю, откуда взявшиеся инстинкты околоточного вдруг как-то резко всколыхнули в моей душе желания хватать, не пущать и тащить на суд и расправу, а весело тявкающие щенки, носящиеся кругами и изображающие лагерных псов, лишь подтвердили это желание!

— И чем это вы тут занимаетесь? — грозно нахмурив брови, спросил я, глядя на испуганно жмущихся шестерых своих наиболее мелких соплеменников пяти-двенадцати лет, среди которых, естественно, тусовался и мой уже почти домочадец (однокостерник? однолодочник?) — Дрис’тун.

Кажись, малость переборщил, похоже, у всей мелкоты при виде внезапно появившегося ужасного Шамана Дебила языки от страха отнялись. Ну вот разве что Дрис’тун, на правах старого знакомого, меня не так сильно испугался. Хотя и испугался, что и подозрительно, я его ведь, да все время, что знаем друг друга, даже вроде ни разу не пнул и не ударил. В отличие от его же мамаши и всех моих домочадцев, которые, будучи вдохновленными местными педагогическими воззрениями, не жалели для ребенка тумаков и оплеух. Это только у меня рука не поднималась.

— Да так. Ничем, — бойко ответил мне Дрис’тун, смотря такими честными глазами, что сразу захотелось впаять их обладателю семьсот лет лагерей. — Эта… хворост для костра собираем. — И в качестве доказательства продемонстрировал палку, которую до этого почему-то пытался спрятать за спину. Его подельники и соучастники неведомого мне пока преступления радостно закивали и, в подтверждение слов члена их малолетней банды, резко начали бродить по тайной полянке, подбирая какие-то прутики и веточки с карандаш толщиной.

М-да, а врать-то местные совсем не умеют. Так что находчивость Дрис’туна, пожалуй, даже заслуживает поощрения крапивой по заднице!

Угу, значит, не хотите признаваться? Чувствую, что пора продемонстрировать очередное колдовство, именуемое «дедукция». Вот прям щас вызову страшного демона Шерлока Холмса, и он быстро поведает мне тайны происходившего тут разбойного безобразия. Уверен, Шерлок раскроет это преступление раньше, чем успеет поднести трубку ко рту или засадить иглу в вену.

— Та-та-та, та-ра-та-та, та-ра-та-та-та-та-та-та-та-та, — начал напевать я мелодию из засмотренного до дыр сериала, внимательно окидывая полянку взглядом. И вот, спустя пару минут…

— Это потрясающе, Холмс! — воскликнул я, смело беря на себя роль доктора Ватсона. — Как вы до этого додумались?!

— Элементарно, Ватсон. Вы только посмотрите на палку в руках этого обормота! Тщательно обстругана, а один конец заточен и обожжен. Только такой растяпа, как вы, любезный друг, могли подумать, что палка предназначена на дрова. Вы ведь и сами долгое время жили среди местных мальчишек и должны понимать, что на то, чтобы выгладить, вычистить и заострить сей предмет, пришлось потратить немало времени и сил, учитывая, что при работе пользовались исключительно каменными инструментами. Если только, конечно, этот проныра не выцыганил на время у вашей доброй жены (которая, кстати, будучи женщиной, ну пусть не умной, но вполне разумной и практичной, за вами по кустам не ломанулась) или вредной, но склонной к анархии сестренки бронзовый кинжал. Но тогда он должен ценить сие орудие убийства еще больше.

— О боже, Холмс!!! Вы сказали «убийство»? Но кто же жертва?

— Ну как же вы не наблюдательны, Ватсон. Обратите внимание на эту продолговатую кучу песка, ведь сразу видно, что ее нагребли совсем недавно и…

— Я понял, Холмс. Это могила, а под песком тело!!! Они убили кого-то из своей банды и закопали.

— Вы дурак, Ватсон. Это и есть жертва. Вот, посмотрите на форму этой кучи, она вам ничего не напоминает? А эти характерные круглые ямочки в песке? Сразу же видно, что сюда втыкали то самое орудие убийства, что ваш наивный воспитанник Дрис’тун пытается выдать за средство растопки и обогрева!

— Но в чем же тогда преступление? Убийство кучи песка, как мне кажется, не является чем-то незаконным и предосудительным.

— Ватсон, вы — дебил! Святотатство! Сей наглый шкет, потусовавшись у вашего костра и усвоив чуток арифметики, вообразил себя причастным к запретным знаниям. Он, подражая вам, соорудил макет «коровки» в масштабе этак десять к одному и теперь с приятелями пуляет в нее свой дротик-гарпун, играя в охотника на морских монстров!

— И что же нам делать, Холмс? Ведь мы как-то должны реагировать на все это. Надо ведь что-то…

— Да мне по фигу, Ватсон. Я сыщик, а не судья. И не воспитатель группы малолетних негодяев. Пусть этими проблемами мучается тот, кто самонадеянно принял на себя обязанности Шамана.

Вот-вот. Как всегда, самое интересное ему, а разгребать говнище мне! И что теперь с этими малолетними еретиками прикажете делать?

Нет, я ведь тоже был когда-то маленьким, и у меня тоже была бабуш… в смысле, я тоже шалил и безобразничал. Но на святое не покушался! Хотя во времена моей молодости святого-то, почитай, ничего уже и не оставалось, у нас тогда бандиты в роли ментов и судей выступали, а судьи и менты — в роли бандитов. Воровали все — всё, кто к чему приставлен был. Ну да это я не о том. Лга’нхи, вот сколько помню, тоже хулиганом был изрядным. Однако из всех непутевых «недочеловеков» попытаться слепить изображение овцебыка догадался только я. (За что наш шаман и отлупил меня с особой старательностью.) Но ни Лга’нхи, никто другой из местных мальчишек-девчонок даже не порывался что-то слепить или нарисовать. Видать, тягу к подобным искусствам тут отбивают у детишек еще в младенчестве, просто я как-то раньше не обращал на это внимания. А вот, кстати, интересный был бы материал для какого-нибудь детского психолога. Как подобный запрет влияет на развитие творческих способностей? Ведь первое, с чего начинают они проявляться и закрепляться у детей, — это рисование и возня с грязью под названием «лепка куличиков». Может быть, еще и из-за этого, а не только ограниченности ресурсов степняки пребывают в самой низкой стадии развития среди всех остальных народов? О, готовая тема для диссертации!

Впрочем, мне не до писания диссертаций, мне бы с этими шкетами разобраться. И главное, непонятно, то ли похвалить их за то, что новые идеи быстро перенимают, то ли отругать за покушение на святое. Вот даже не знаю, как правильнее поступить.

С одной стороны, вроде хочется разрешить, чтобы у них в мозгах сразу что-то связанное с метанием предметов отложилось и в будущем запрет на поражение цели с дистанции легче обойти было. А с другой — как взрослые посмотрят на подобные игры?

Нет, понятно, конечно, что придут за разъяснением к Шаману. Но если я не обосную грамотно и убедительно, почему это можно, — проблемы возникнут уже у меня. Пусть не сразу, но ведь, случись какая беда, причинно-следственная связь между разрешением Шамана на «неправильные» игры и нашествием, допустим, саранчи, выявится мгновенно. А мне это надо?

Вот опять забота. Как бы их так похвалить, чтобы думали, что отругал и даже наказал? Вот даже не знаю, как правильнее поступить.

— Вы что, гаденыши малолетние, такое делаете! — начал орать я на них. — Большую беду на племя навести хотите, неумехи бестолковые. Вот я вам ужо!

Малышня вздрогнула, но, судя по рожам, не очень-то испугалась. Видать, чувствуют, что я не серьезно. Дальше в голову вообще ничего полезного не лезет. Ну не умею я «страшно» ругаться, если только действительно не разозлюсь. А злиться на эти юные и забавные мордашки ну никак не получается. Ладно, попробуем подойти с другой стороны.

— Вы, мерзавцы, когда песок в кучу сгребали, внутрь чего-нибудь закапывали? — вопросил я подозрительным тоном.

— Нет. А что закопать-то надо было? — деловито осведомился Дрис’тун, уже заранее прикидывая, где бы можно было это «что» достать.

— Твое счастье, бестолочь, что ты этого не знаешь, — «успокоился» я. А потом, будто бы заметив новый непорядок, снова рявкнул: — А почему к дротику веревка не привязана? Ты сам подумай, дуралей, если ты веревкой себя с оружием своим не соединишь, что будет?

— Что? — Наивный взгляд, полный адского коварства, чей хозяин явно надеется выманить из меня подобными нехитрыми приемами информацию про жуткие тайны загробного мира и прочие шаманские дела. Да и ладно! Хорошо хоть, что Дрис’тун и его подельники всерьез заинтересовались моими словами и, каким-то своим гадским чутьем поняв, что бить их не будут, придвинулись поближе ко мне. (Ну никакого страха перед грозным Шаманом!)

— А вот что! — Ехидно ухмыляясь, я бросил в Дрис’туна шариком репейника, который оторвал от собственных штанов (видать, набрал, когда продирался через кусты). — А теперь беги давай. Видите? — спросил я у мелкоты, вместе со мной глядящей на убегающего Дрис’туна.

— Чего??? — До ребят явно не дошло мое тонкое иносказание с наглядным примером.

— А того, что он бежит, быстро бежит и репейник с собой уносит, — довольно бодро начал я, заодно махнув рукой беглецу, чтобы возвращался. — А если бы он был «коровкой» или даже тюленем, уплыл бы под водой. И больше бы мы его не увидели! Надо связь между собой и добычей держать! — пояснил я для тех, кто все-таки не понял (боюсь, парочка таких имелась).

— А потом, — продолжил я, впадая в нравоучительный тон. — Если бы рана серьезная была, подохла бы коровка где-нибудь, и ее мясо досталось бы акулам и морским чудищам, а не нам. А вот если бы к нему веревка была привязана, то и добыча бы к нам попала, и мана мимо не ушла. А вы ведь понимаете, что такое мана? (Если бы я еще и сам понимал, ведь лезу зачем-то на скользкий путь.) Вот-вот. Без нее воин, словно сгнившее древко: с виду вроде и похоже на настоящее, а только ткни — и сразу сломается.

Блин. Лопочу что-то бессвязанное и занудное, как всегда бывает, когда профан-начальник берется рассуждать о том, чего не знает. Глаза у детишек мгновенно затуманились и начали глядеть мимо меня. Они-то, вишь, небывалых чудес жаждали узнать, а я им про какие-то гнилые палки рассказываю. А тут еще, как назло, Тишка из-за кустов выбралась и смотрит, как я, дурак-дураком, несу всякую ахинею.

Под этим взглядом и ввиду внезапно возникшего равнодушия аудитории, а еще больше из-за собственного бессилья я уже взбесился по-настоящему.

— Так вы понимаете теперь, неслухи, какое гадство сотворили?! — рявкнул я так, что начавшие клевать носами от моих нравоучений малолетние бандиты вздрогнули и мгновенно отскочили на несколько шагов назад. Что ни говори, а рефлексы тут у них у всех поставлены хорошо.

— А ну стоять, сучьи потрохи! Я за вами по кустам бегать не собираюсь! Я вместо себя за вами пошлю демонов Макаренко и Песталоцци, они вам прочитают педагогическую поэму!

Вот, совсем другое дело. Кажется, кто-то даже обделался. Наконец-то я прежний, ужасный и кошмарный Шаман Дебил, а не добрый дядюшко Дебилушко.

— Вы, дурни, такое сотворили, что и сами понять не можете, — орал я, наслаждаясь звуками собственного голоса. — И теперь мне вас либо всех убить придется. (Э-э-э, чего бы такого полезного придумать? Заставить год дрова для моего костра таскать? Котлы мыть? Или обязать кроликами и рыбой снабжать — они ребята шустрые, уж по кролику-то в день для меня добыть смогут. Нет, как-то это мелко для Великого Шамана, который знает, как действительно надо мучить детей. А то кролики — это для них игра и не более. Вот, так и сделаю!) Либо должны будете, дуралеи мелкопузые, алфавит выучить и арифметику. (Вы хочите страшных тайн? Их есть у меня!)

Те, кто до следующего полнолуния все буквы и цифры не выучат, будут разорваны тиграми и сожраны ктулху. (Боженька, только сделай так, чтобы они ссаться не начали, а то опять ко мне ведь притащат на лечение.) Дрис’тун, ты цифры ведь знаешь? Знаешь. Вот обучишь их цифрам. А как там у тебя с буквами? За Осакат с Витьком во время уроков небось подсматривал-подслушивал? Ага! Значит, знаешь?! Ладно. Я сегодня вечером проверю. Вот и будешь своих друзей учить. Раз сами напортачили, сами и исправлять будете. Впрочем, я Витьку с Осакат скажу, они, если что, помогут. Только тогда вам придется им богатые дары поднести. Скоро ягоды пойдут, красненькие такие, в траве. Земляника называется на демонском языке. А как на нашем — не знаю. Вот будете их каждый день собирать по туеску каждому из учеников, и мне еще по два, и к моему костру приносить. Понятно?

Испуганные страшными словами «арифметика» и «грамматика», детишки облегченно закивали. Что такое азбука и арифметика, им пока не ведомо. А вот про ягодки и вообще все, что в округе можно безопасно сожрать, они точно знают все.

Вот какой я молодец. Давно ведь думал, как бы молодняк к ученью привлечь. И чтобы они, наподобие Витька, над буквами не засыпали. А то ведь парень искренне рвался науки постичь, но при виде буковок первое время носом клевал, пока более-менее читать не научился. А теперь, сволочь такая, зачитал до дыр «Ведомость на зарплату» и еще у меня какого-нибудь чтива выпрашивает. (Где и брать, не знаю.)

А тут уже носом не поклюешь, страх — лучший учитель. Чтобы до следующей полной луны дожить (она как раз, кстати, через месяц будет), детишкам придется сильно напрячься. Опять же, авторитет Дрис’туну подниму. Коли он и впрямь парнишка разумный, то и сам в ученье сможет продвинуться, и пацанье свое за собой протащит. Ах да, что-то я забыл. А ведь собирался же.

— А в игру эту больше не играйте! — строго сказал я молодняку. (Типа, наказал.) — Я вас лучше другой научу. (Типа, поощрил.) Ну-ка показывайте «хворост», что набрали.

Но то, что они мне показывают, выглядит слишком несолидно. Достал топорик и срубил пару наиболее ровных стволиков кустарника, порубил их на равные куски и обрезал неровности своим фест’кийцем (все-таки надо в этот Фест’кий съездить и узнать, как они такую бронзу делают). Потом сложил полученные рюхи в несколько городошных фигур на очерченной площадке (видел в детстве, как соседи по даче играли, ну и сам тоже играл). Потом отобрал у Дрис’туна дротик и, отойдя на десяток шагов, кинул его на манер городошной биты.

— Вот, поняли? — грозно спросил я у заинтересованно смотрящих мелких. — Вот так и играйте. Так можно. Кто быстрее все чурки с площадки вышибет, тот садится верхом на того, кто дольше всех возился, и едет на нем до тех палок и обратно. Считать-то все умеют? Никто не умеет, кроме Дрис’туна? Ну вот и будет вам дополнительный стимул. А стимул — это такая палка, которой овцебыков подгоняли или ослов в Древней Греции. Это, блин, такое далекое место, что и преисподняя по сравнению с ним близко. Короче, вот так и играйте! Только помните: кто буквы и цифры не выучит, тому уже не до игр будет. Его самого демоны навроде тех рюх, из которых «город» сложен, будут использовать.

Даже не знаю, слушали ли они мои угрозы про демонов или быстрее торопились новую игру опробовать. А я тем временем…

И тут я хлопнул себя по лбу. Игры! Основа основ! Вот чего не хватает в жизни ирокезам. В смысле, тем, кого я пытаюсь научить думать. «Крестики-нолики» и «шашки» для начала. Отлично развивают тактическое мышление. Да хоть даже и «камень-ножницы-бумага» — тут тоже думать приходится. Потом для тела, ну тут я, конечно, мало что могу местным дать. Бег, гребля и всяческая борьба у них и так на высшем уровне, а классики или прыгалки они не поймут. Футбол-хоккей — тут даже и не знают. Боюсь, при местных представлениях о правилах племя ирокезов быстро перебьет само себя. Они тут ребята мало того, что азартные, так еще и абсолютно дикие.

Так что пока с них и городков хватит — вполне себе занимательная и азартная игра. И вроде бы не копье метается, но если когда-нибудь вместо биты швырнут дубинку или топор, да прямо во вражеский строй или там в верблюда — вот тебе уже и некий результат. А потом можно и копья учиться кидать, сделаю им какой-нибудь обруч, и пусть сквозь него прокинуть пытаются. Надо только будет легенду соответствующую придумать, мол, не зверя убиваем, а от демонов отмахиваемся или еще какая-то фигня.

Впрочем, и военно-спортивные игры не помешают. Но их уже лучше с Лга’нхи и Гит’евеком обсудить. Какие качества для строевиков развивать полезнее. Короче, очень удачно я на эту полянку забрел. Опять же, обломятся Витек с Осакат каждый день по туеску земляники жрать — половину себе забирать буду!

Чрезвычайно довольный собой, я в гордом одиночестве пошел к лагерю, поскольку мое семейство, включая собак, предпочло остаться на тестирование новой игры. (Я еще успел заметить, как Тишка яростно выкручивала из руки Дрис’туна биту, видимо, на правах старшей желая первой опробовать новую забаву.) И только когда уже вошел в пределы лагеря, удостоил свой лоб второго хлопка за день. Ешкин кот! Правила!

Что отличает футбол от хоккея? Одним словом? Нет, это слово не «мяч», «клюшки», «коньки», «лед» и «вратарская маска». Это слово — «правила»! Те правила, по которым играют в эти игры. И согласно которым одна команда надевает коньки и выходит на лед гонять клюшками шайбу, а вторая — пинает на траве по мячику ногами, обутыми в бутсы.

А что должно выделять разношерстных ирокезов среди всех остальных народов? Ну, помимо самого ирокеза? Закон! Конституция, если хотите. Хребет, Основа Основ.

Те самые правила, следовать которым смогут и рыбак, и пастух, и землепашец! Единая для всех Конституция. Для всех справедливая и удобная (в смысле, для всех ирокезов, а не для всего человечества). И вот когда на этом Законе вырастет хотя бы одно поколение ирокезов, вот тогда вот даже среди десятков пастушьих племен ирокез-степняк за своего признает ирокеза-рыбака, а не абсолютно идентичного ему по образу жизни, но чужого степняка.

Потому что думать они будут одинаково. Верить в одинаковые принципы и подчиняться общему Закону! И, возможно, они, существуя в разных средах, и будут малость соперничать, а то и недолюбливать друг друга. Но зато затопчут любого чужака, который осмелится сказать что-то плохое против ирокезов в целом.

Есть только одна проблема. Вернее, две. Но со второй, думаю, будет проще. А вот с первой… я ведь даже нашей Российской Конституции не читал! Помню, нам ее на уроках обществоведения вроде даже преподавали, но я обычно в это время учебник разрисовывал и мало что запомнил.

Помню, там что-то про свободы и гарантии вроде. А еще обязанности. Ага! В армии служить я был обязан, пока мне справку о плоскостопии не купили. А еще там право на труд вроде было, жилье, хотя, может, и нет уже. Право на жизнь? А обязанности еще какие? А впрочем, для местных Российская Конституция точно не подойдет. Тут уж скорее Законы Хаммурапи в чести будут или Яса Чингисхана.

Хотя про Ясу я только что-то мельком слышал, а про Хаммурапи и его законы знал немногим больше (а может, и меньше), чем про Российскую Конституцию. Да, наверное, все-таки больше. Точно помню, что ее клинописью на каком-то камне выбили и что вроде как чуть ли не за все преступления полагалась смерть^[19].

А еще помню, наш препод-историк одну умную вещь сказал. Что-то вроде «чтобы обычаи превратились в Закон, их надо задокументировать письменно». Потому как обычаи-то можно толковать и так, и этак. Как в игре — «считово — не считово», «по своим правилам» и прочие «чур я первый». А вот когда правила игры четко изложены на бумажке или высечены в камне, всегда можно подойти и свериться, чего считать, а что нет, по каким правилам играть и как определяется, кто первый.

Итак, большой плюс — читать и писать я умею.

Большой минус — по-хорошему-то, читать и писать умею только я! Витек с Осакат, конечно, тоже умеют, но пока еще очень плохо. Да и трое грамотных для задуманного — это очень мало. Вот это-то как бы и есть моя вторая большая проблема. Нужно внедрять грамотность среди населения.

Итак, задача номер один: написать такие замечательные и правильные законы, которым без труда и с удовольствием будут следовать представители самых разных племен и культур. Мелочь!

Задача номер два: научить в ближайшие годы грамоте достаточное количество народа, чтобы они смогли эти законы прочитать и им следовать.

Опаньки!!! А ведь это еще один мощный объединительный фактор — общая письменная культура! Блин! Да составить на фиг сборник ирокезских сказок, которые мамаши будут детишкам перед сном читать, пропагандирующих некую общую ирокезскую мораль, историю и самобытность! Кто покорил мамонтов и первым начал пахать землю, плавать в море, и пасти больших братьев? Ясен хрен, ирокезы! Кто изничтожил всех ктулху в Океане? Кто разгромил аиотееков? Кто самый-самый-самый во всем?

Ага, особенно в раскатывании губ. Тут Великий Шаман Дебил, кстати, тоже ирокез по совместительству, — явный чемпион. Не успел еще и двух учеников толком читать выучить, а уже о повальной грамоте и мамашах, сказки детишкам читающих, размечтался.

Однако, учить надо. В этом будет одна из главных сил ирокезского народа.

— Хотя, если подумать. Ну вот на кой хрен мне этот самый «ирокезский народ» вообще сдался? — внезапно квакнула у меня в голове последняя частица здравомыслия. — Ау, Дебил, ты ради чего жопу-то рвать собрался? На какие высоты мысленно воспарил? Никак империю строить захотел? Цивилизацию создать? А Оно те надо? Уймись, дурень, не по Сеньке шапка. Ешь, пей да трахайся. И не думай ни о чем лишнем. Вот сейчас вернется Лга’нхи, приведет с собой воинов Леокая за товарами. Ты вместе с ними смотаешься в Улот, перебазаришь с Царем Царей и заживешь тихо и спокойно, на местных берегах и в степях. Чего паришься-то? О чем таком возмечтал?

А в том-то и дело, что «трахайся», дал окорот я самому себе, внезапно становясь непривычно серьезным. Залетит Тишка, да пойдут у нас дети. А тут без этого никак, до ближайшего презерватива еще хренову тучу тысяч лет дожить надо^[20]. Да и какой смысл просто так трахаться? Тут этого тупо не поймут, чай, не двадцать первый век на дворе, тут дети поднимают статус человека куда больше, чем всякие там почетные грамоты, визитные карточки президента и ложные ксивы ФСБ в моем мире.

Потому что дети — это потомки. Новые поколения. Те, ради кого ты будешь существовать даже после смерти. А без них ты пустое место, напрасно прожившее свою унылую жизнь. Таких даже на том свете ни в грош не ставят.

И в каком же мире придется жить этим вот моим детям? Какое будущее я для них планирую? Грязное дикарское примитивное существование? Вечно под страхом смерти от вражеских копий или звериных когтей? То дрожа от холода, то сгорая на жаре? Сегодня брюхо от голода сводит, а завтра обжираешься до ублева? Это то Щастье, что я должен передать своим детям?!

Да, пора уже, наконец, себе честно признаться. Хотя, несмотря на все годы, что я тут провел, почему-то так и не смог окончательно поверить, что все это реально. Но это действительно реально! Так что хватит все время надеяться, что вот-вот опять случится чудо, и я вновь перенесусь в свой привычный мир и буду строить жизнь уже там. А все, что было тут, останется в памяти лишь как игра, недоразумение, страшный сон.

Хватит врать самому себе, Дебил, ранее известный как Петя Иванов, прими, наконец, тот факт, что ты тут навечно. Даже смерть не избавит тебя от этого мира. Потому как даже после смерти, согласно местным представлениям о «Правильном», твоей прямой обязанностью будет присматривать за своими потомками, оберегая и наставляя их на путь истинный. И Там, за Кромкой, тебе будет стыдно смотреть в глаза другим предкам и вновь прибывшим потомкам, зная, что ты мог сделать будущее своих прапраправнуков намного более светлым, сытым и разумным, но тупо поленился.

Тупо предпочел валяться на песке или жрать в три горла, вместо того чтобы вкалывать на своих пра-праправнуков. Даже на том свете тебя назовут, нет, не дебилом, чмом позорным!

Так что неважно, что из твоих затей переживет хотя бы тебя, не говоря уж о веках. Сохранят ли ирокезы данную тобой письменность и прочие знания. Сохранятся ли вообще как народ, — даже это неважно, — ты в любом случае обязан попытаться и выложиться на двести процентов, пытаясь создать что-то новое, лучшее, совершенное. Потому что…

Беззаботная жизнь у тебя была, когда ты, ежечасно получая пинки и подзатыльники, собирал говнецо, бредя за стадом, и таскал воду. Ни забот, ни напрягов. Другие за тебя думали, добывали еду, охраняли племя.

А сейчас ты осмелился взгромоздиться на одну из самых высоких ступеней племенной иерархии. И опять тебе не приходится бегать с копьем за дичью или ходить по ночам дозорами, охраняя покой племени. Но свое право на подобное привилегированное положение ты обязан ежечасно подтверждать трудами на благо племени. И не вздумай филонить. Тут это сразу почувствуют и быстренько скинут с пьедестала. Этот мир не терпит бездельников, лентяев и слабаков.

А значит, надо составить Азбуку и всерьез заниматься обучением мелкоты. Опять же, тогда и с учениками можно будет земляникой не делиться. Все мне пойдет!

Вот и пришлось мне мучиться с составлением всяческих Азбук. Как обычно, только взявшись за незнакомую работу, начинаешь узнавать весь список проблем, с ней связанных. Вот хотя бы для начала — как подходящие картинки к буквам подобрать. Вспомнил местного аиста, а как его нарисовать, чтобы местные поняли, что это именно аист, — не знаю. Потому как похожих птичек много, и если для меня они все на одно лицо, то как раз местные-то в них очень хорошо разбираются. И одну от другой отличают навскидку, даже по чириканью.

Так что в результате мне пришлось идти к ученикам и просить у них помощи (пообещал поделиться земляникой), Витек предложил мне вместо аиста какую-то рыбу, а Осакат — особый женский нож для разделки мяса и выделки шкур. Скорее даже скребок, чем нож. Вот только я-то был уверен, что он с «о» начинается. А она начала настаивать, что с «а». А я сдуру предположил, что она на этом настаивает, чтобы хуже Витька не оказаться. И, судя по всему, угадал, мы поругались, и она почти сутки ходила с надутыми губами.

А еще правила грамматики. Я их всегда ненавидел. Страстно. Всей душой. А теперь предстоит сочинять собственные, да еще и универсальные для трех разных диалектов, и с алфавитом не просто чужого языка, но вообще иного мира. От одной только мысли об этом на меня наваливается жуткая тоска. У степняков и прибрежников, например, есть своеобразное перепрыгивание со слога на слог в середине слова. А горцы и лесовики говорят намного мягче, словно перекатываясь через буквы. Но только каждый делает это по-своему. Некоторые звуки они даже будто бы слышат по-разному: кто-то более звонко, кто-то глухо. У одного только звука «е» есть штук пять вариантов произношения. Короче, проблем куча. Вон с теми же «о» и «а».

В конце концов решил не мучиться и, отбросив все непонятки с диалектами, ориентироваться на чисто ирокезский говор, за образец которого принял собственную речь. Как говорится, перемелется — мука будет, и если моя затея удастся, в будущем ирокезы начнут говорить так, как я это написал. В конце-то концов, всей «окающей» России Москва сумела навязать свое «аканье» в качестве эталона правильной речи, так что мой долг истинного мАсквича — поддерживать традиции родного города. Пусть замкадыши мучаются!

Ну а в крайнем случае, если местные так и не смогут принять мою версию собственного языка, пусть ждут прихода какого-нибудь грамматического гения, который проведет языковую реформу. Флаг ему в руки, у меня и без того проблем хватает.

Но вместе с нежданными трудностями подчас приходят и нечаянные радости. К таковым я отношу приход Гит’евека на мое второе занятие с мелкопузыми. Оказалось, что ему, как воспитателю будущих оикия, есть дело до того, чем это таким я занимаюсь с его потенциальными новобранцами. И надо отдать должное его деликатности — урок громкими воплями и вопросами он прерывать не стал, а сев возле костра и важно потягивая поднесенный Тишкой отвар травок, молча досидел до конца занятия и только после приступил к расспросам:

— Ты их всех на шаманов учишь? Много шаманов — это хорошо?

Хитро так заданный вопросик. Он вроде бы и не порицает, не возражает против моей затеи, а просто дает мне возможность подумать, не нарушаю ли я баланс в племени и гармонию небесных сфер перепроизводством шаманов в ущерб воинам и охотникам. Впрочем, этот вопрос я уже и себе задавал.

— Нет, Гит’евек, — начал я осторожно объяснять ему. — Шаманов я из них делать не хочу. Хотя, может, кто-то из них впоследствии шаманом и станет, но это уже значит — так Духи решили.

— А тогда зачем???

— Мана сильнее будет. (Стандартный вариант, не знаешь ответа, ссылайся на увеличение маны, рекомендации духов и противоборство демонам.) Если каждый из них овладеет тем, чему я их учу, им куда проще будет общаться с предками, получая советы непосредственно от них.

— Они начнут слышать предков? (Опять вопрос с подвохом. Коли ты умеешь слышать голоса из загробного мира, чем же ты отличаешься от шамана?)

— Нет. Скорее всего, нет. По крайней мере, я их этому не учу. Но я смогу перенести своими знаками на шкуры или дощечки то, что знают предки, — ты, например, или я. А они смогут прочесть это и узнать то, что знаем мы. И их дети смогут, и внуки, даже после того, как мы умрем и сможем помогать им только из загробного мира, поглядев на шкуры, словно бы услышат наши речи.

— Они научатся ходить в строю и бить копьями, поглядев на шкуру? (А вот тут уже не было ни капли иронии. Гит’евек спрашивал, не изобрел ли я некое заклинание, которое позволяет обучать воинов в единый миг, без долгих кропотливых тренировок.)

— Нет. Так нельзя. Что легко дается, то не ценится и потому долго не удерживается. Тебе по-прежнему придется учить их ходить в строю и бить копьем. Просто. Ты вот помнишь, как мы разбили пиратов на Реке? Помнишь! А знал ли ты это до того, как я передал тебе совет Духов поступить подобным образом? А нужны ли тебе теперь советы Духов, чтобы поступить подобным образом в схожих обстоятельствах? Вот и эти, — прочитав, как Гит’евек или Лга’нхи бились с врагами, — узнают и все наши уловки, и способы, как врага победить, даже если среди них не будет достаточно сильного шамана.

— Это хорошая наука, — важно согласился со мной Гит’евек. — Польза от того будет.

— А еще помнишь, откуда у нас столько товаров для Леокая взялось?

— Ты наколдовал.

— Вот это колдовство с помощью букв и цифр и делается. Даже шаманом не надо быть! А еще в «Ведомости на зарплату» все имена ирокезов перечислены. И каждый новый ирокез будет туда вписан. Сколько бы лет ни прошло. Сколько бы поколений ни сменилось, а потомки будут знать имя каждого своего предка! К каждому могут воззвать, спросить помощи или совета. Это ли не сила?

Гит’евек согласно кивнул, наконец-то я явно дельные вещи говорить начал. Если биться да охотиться он и сам научить может, как старшие когда-то учили его самого, а старшие старших учили их самих. Но вот иметь возможность обратиться к предкам за помощью, запомнив все их имена, — это вещь серьезная.

— А еще Законы! — продолжал я гнуть свою линию, пропагандируя за всеобщую грамотность. — Это важная вещь такая, вроде обычаев и зароков. Я о ней потом со всеми Старшинами говорить буду, когда Лга’нхи вернется. Законы, что кости в человеке: коли они крепки — и человек крепок! А когда ломаются — и человек слабым становится. Нам надо будет эти Законы придумать, записать и научить остальных по законам жить. И тогда племя наше станет сильным, самым сильным, может быть, на всей земле. Хотя, а ведь знаешь что, Гит’евек? (Я решил прибегнуть к авторитету аиотееков, внезапно сообразив, что, похоже, у аиотееков письменность-то тоже есть.) Ты когда у аиотееков был, никогда там не видел таких палочек с мотками веревок на них, а на веревках узлы навязаны? — Я вспомнил подобные мотки, найденные в «особой сумке» Пивасика вместе с пайцзой.

— Видел, — согласился со мной Гит’евек. — Это большое аиотеекское колдовство. Им только подлинные оуоо владеют.

— Это такое же колдовство, что и мои значки на шкурах. Аиотееки сильны благодаря своему колдовству. Но теперь и у нас такое будет! И даже лучше.

— А этому только детей учить можно? — Глаза Гит’евека вопрошающе впились в меня. — Коли у врага есть такое мощное оружие, вояка Гит’евек тоже должен был его освоить.

— Нет. Всех учить можно. Но чем моложе, тем проще научиться. Сам ведь понимаешь, ребенок он еще не человек, а так — глины комок. Как ты его слепишь, что в него вложишь, таким он и станет. А взрослому менять себя уже сложнее. Но если он сильно захочет…

В общем, нетрудно догадаться, что у меня появился еще один ученик. А к концу тех трех недель, пока не вернулся изрядно подзадержавшийся в пути Лга’нхи (впрочем, волнение это вызвало только у меня), пришлось учить уже трех Старшин, еще шестерых воинов и восьмерых подростков. А еще Тишку и Ласту. Так что о спокойном отдыхе я мог смело забыть. Кажется, если бы я за это время сбегал бы в Вал’аклаву и обратно, и то не так бы сильно вымотался.

И, наконец, прибыл Лга’нхи, и не один, а с Царем Царей Леокаем, пожелавшим посетить нас с официальным визитом. А у нас, как назло, ни одной ковровой дорожки.

Егор Чекрыгин ХРОНИКИ ДЕБИЛА Свиток 3. Великий Шаман

Глава 1

Это, конечно, было абсурдно, но больше всего мне было жалко протазан. Верный друг, прошедший со мной не одну тыщу километров и испивший вражьей крови в семи Великих Битвах, спасая мою жизнь, ныне лежал на дне моря возле какой-то безымянной груды камней. Невероятная все-таки была глупость пытаться пройти через эту полосу прибоя да еще и в штормовую погоду. Но когда последняя капля солоноватой воды была выпита почти двое суток назад, первое, что усыхает, это разум и сопутствующая ему осторожность. А вот безумная храбрость, совсем даже наоборот, раздувается до невообразимых пределов. Увидав на берегу характерные плакучие ветви знакомых деревьев, обычно растущих вокруг местных водоемов, я уже не видел ничего другого и рванул к берегу. Увы, моего искусства управления лодкой хватило ненадолго, едва я вошел в зону бурлящей вокруг острых камней воды, раздался хруст, скрежет, звук рвущейся кожи, и меня вынесло из лодки.

Как я не убился сам? Наверное, это заслуга моего хорошего знакомца — божка, присматривающего за дураками. Давненько уже ему не приходилось вот так вот явно вмешиваться в мою судьбу, беря управление моей персоной и событиями, вокруг нее происходящими, под свой жесткий контроль. И вот…

Оказалось, что Леокай приехал не просто повидаться со мной, соскучившись по моей интересной, полной тайн и внезапных сюрпризов персоне.

И не только чтобы забрать товары, навестить внучку или узнать о судьбе своего посольства.

Нет, ему, конечно, было интересно, куда это я подевал десяток с лишним его воинов и дипломатов. Да и те товары, что мы ему все-таки привезли, судя по его словам, были отнюдь не лишними в сложившихся обстоятельствах. Поскольку северные горские царства, до сей поры имевшие тесные торговые связи с Улотом, перепродававшим туда специи и шелковые ткани, начали мягко говоря, высказывать свое недовольство и даже отчасти шалить и пакостить, заподозрив южного соседа в страшном грехе слабости… А Улоту и так основательно досталось от нашествия аиотееков, так что еще и разборки с соседями ему были сейчас абсолютно не нужны.

Но даже не появление могучего войска-народа ирокезов заставило Царя Царей Леокая бросить свою столицу и приехать на эти не самые радостные в эти дни берега.

Нет, ему, конечно, были интересны и мы, и все сопутствующие нашему появлению чудеса, благо и я, и Лга’нхи, и Осакат, и даже Витек с Кор’теком из штанов выпрыгивали, устраивая ему экскурсии по достопримечательностям племени ирокезов, безудержно хвастаясь и задирая носы.

Леокай, ясное дело, от такого отказываться не стал. Хотя реакция его на разные аспекты нашей «необычности» была явно неоднозначной. На ирокезы (те, что на голове), Знамя и «Ведомость на зарплату» он, например, только хмыкнул недоверчиво и этак с прищуром посмотрел на меня, как бы говоря: «Ты, конечно, парень ловкий, но ведь от смертушки не убежишь, и в преисподней с тебя Духи да демоны за все твои художества еще спросят! Ох как спросят… Впрочем, — я ведь тебя предупреждал».

А вот к идее письменности он отнесся уже с немалым интересом. У улотцев оказывается было нечто отдаленно похожее на письменность или, скорее, уж своеобразную пиктографию, но пока еще на очень зачаточном уровне. Изображаемые на шкурах и подсушенных глиняных плитках картинки служили не столько носителями информации, сколько своеобразными «запоминалками», помогающими человеку, их нарисовавшему, лучше запомнить нужное сообщение или, допустим, список вещей. Наша же писанина, позволяющая слово в слово передать и зафиксировать некую информацию, причем без

посредства запоминающей головы гонца или шамана, а лишь только знаками, произвела на него сильное впечатление.

Леокай даже не поленился провести следственный эксперимент. На одной стороне пляжа Осакат под его диктовку писала некое сообщение, а на другой (Леокай лично не брезговал перенести записку) Витек его читал. Пусть запинаясь, оговариваясь и мямля, но читал, причем точно те слова, которые сказал Леокай на ушко своей внучке. (Кажется, он подозревал, что я смогу и тут как-нибудь да смошенничать.) Дословная точность передачи информации и тот факт, что подобному «волшебству» можно научить практически любого (я не удержался и похвастался остальными учениками), сразили Царя Царей Улота наповал. И в глазах его явственно забегали колесики арифмометра, просчитывающие выгоды от внедрения подобной системы в народное хозяйство Улота. А у меня по спине забегали мурашки от нехороших предчувствий, после того как я поймал несколько очень задумчивых взглядов доброго дедушки Леокая, направленных на собственную персону. Кажется, он уже мысленно посадил меня в клетку и рассчитывает разнарядки на обучение должного количества своих подданных. От этого становилось как-то уж совсем неуютно.

Трофейные котлы ему тоже явно глянулись, как и история их попадания в загребущие лапы ирокезов. Кажется, я даже уловил отчаянную нотку зависти в царских глазах, когда он глядел на эти произведения кухонного инструментария. Такой посуде явно было место не на диком пляже в провонявшем тухлым мясом поселке, а на дворцовой кухне, где ей всегда нашлась бы работа. А потом котлы можно было бы выносить в банкетный зал и хвастаться перед иноземными гостями непростой историей их происхождения, поднимая авторитет улотских «лыцарей». Он даже настолько пренебрег своим царским величием, чтобы тонко намекнуть на «подарить хоть один из двух». Но, к счастью, никто тонкого намека не понял, а я сделал вид, что не расслышал, естественно, спасая царскую честь и евоное чувство собственного достоинства. Так что Леокай, поняв, что ничего ему тут не обломится, смирился с неудачей и взял себя в руки, обратив взор на другие диковинки.

Вот кол’окол, ему, например, тоже очень понравился, причем, кажется, чисто эстетически, как источник звуков удивительной красоты, а не только как сигнальное средство. (Все-таки местные действительно обладают немного другим слуховым аппаратом или просто не избалованы не относящимися к природным явлениям звуками.) А когда он узнал, что кол’окол это мое личное изобретение, он, как мне показалось, впервые посмотрел на странного Шамана Дебила с особым уважением, как на Мастера, а не просто как на удачливого мошенника. Тут уж я, в качестве контрольного выстрела, поспешил обратить внимание Леокая на новую рукоятку Волшебного Меча и, раздуваясь от гордости, скромно признался в своем авторстве. Леокай был сражен наповал! Красота вещи, ее продуманная функциональность и особенности оформления явно произвели на него впечатление. Очень приятно было видеть на лице «доброго дедушки» какие-то искренние человеческие эмоции… Нет, правда, зуб даю, что после всех увиденных творений моих рук Леокай стал относиться ко мне совсем по-другому. Только вот мурашки, бегающие по спине от бросаемых им взглядов, кажется стали размером со слонов. Огромных, ледяных слонов, траурным маршем топающих по моей спине. Леокай явно просчитывал выгоды от разработки и внедрения меня и моих способностей в свою хозяйственную систему с последующей утилизацией за ненужностью!

Так что я подленько и трусливо поспешил спрятаться за узкую спину Осакат, отвлекая внимание от своей полезности ее скандальностью. Еще бы, юная девица царских кровей… Нечто невообразимое на голове, копье в руке, удерживаемое привычным хватом на сгибе локтя, широкий воинский пояс, на котором помимо женского разделочного ножика висели пара боевых кинжалов, топор и снятый скальп. Черноволосый скальп аиотеека, в местной иерархии ценных трофеев стоивший двух, а то и трех белобрысых или рыжих. Ну и самое главное — Статус! — Статус ученицы шамана. Это ли не гранд-скандаль в благородном семействе? Да увидав такое, не то что дедушка, а любой нормальный Хранитель Основ и Благопристойности, переваливший за средние года, должен был воспылать праведным гневом и обрушиться грозой на подобное безобразие, изрыгая громовые раскаты и пуляя молниями из глаз. А вот Леокай сделал вид, будто все нормально. Нет, не счел нормальным, а именно сделал вид. Видно, шаманская привычка наблюдать за людьми как-то уже отложилась в моем мозгу, и я сумел заметить тень недовольства, мелькнувшую по его лицу. Всего лишь тень, которую быстро сменила благожелательная улыбочка, сквозь которую посыпались заинтересованные вопросы дорогой внученьке типа «В какие же это она такие игры играет с топором и кинжалами?» и «Не клевее ли будет завязать на скальпе бантик, чтобы он хоть немножко стал похож на Барби?». Короче, шуточки и веселье вместо громов и молний.

Я же, распираемый от гордости искрой одобрения, мелькнувшей в глазах «доброго дедушки» при виде моих куличиков и прочих ребячьих поделок, самонадеянно отнес молчание и спокойную сдержанность Леокая на собственный счет. Мол мы (я) так круты, что даже могущественный Царь Царей Улота не хочет с нами ссориться из-за противоположной точки зрения на воспитание своей внучки. Ну не Дебил ли я после этого?

Когда я все-таки каким-то чудом преодолел полосу прибоя и пусть в синяках и избитый, но целый выбрался на берег, то буквально пополз к зарослям «водорастущих» деревьев. Подняться на ноги не было сил, а пить хотелось страшно. Увы, деревья росли не вокруг ручейка, ключа или речушки, скорее уж, они обрамляли что-то вроде болотца, густо заросшего ряской и тиной, лишь с редкими проблесками водяных окошек. Но мне сейчас было пофигу, жажда так измотала меня, что ни жуткие микробы и прочая грязь, ни даже явственный привкус соли, присутствующий в воде, меня не остановили. Я хлебал воду, пока не стошнило. А потом продолжил хлебать.

Испытание жаждой, настоящей жаждой, а не лимитированным ограничением воды, как это бывало раньше, это, пожалуй, было самое мучительное, что я перенес в Этом и Том мирах. Голод, холод и раны — это фигня по сравнению с жаждой. Особенно когда испытываешь эту жажду, находясь буквально посреди моря невозможной для питья воды. От этого крыша едет с ходу и напрочь. Еще сутки, и я бы подох не от жажды, а от собственного безумия. Так что даже сейчас, когда мое пузо разрывалось от переполнявшей его болотной воды, я никак не мог выбраться из этого облюбованного змеями, комарами и прочим гнусом местечка и выползти на обдуваемые ветрами просторы степи.

А может, оно и к лучшему. Если хорошенько подумать, то мое нынешнее положение немногим лучше того, в котором я оказался, впервые очутившись в этих степях. Ну, допустим, сейчас я неплохо вооружен, да и с голоду не умру. Хотя и особых разносолов мне вряд ли достанется, оленя там, быка или лошадь мне один хрен не завалить даже с нынешним опытом выживания в этих краях. Но сурки, кролики и прочая мелочь, вполне достаточный источник мяса, чтобы не подохнуть с голоду.

Но вот то, что некому, абсолютно некому прикрыть мою спину или подежурить во время сна — вот это резко снижает шансы на выживание. Опять я остался наедине с неласковой дикой природой и опять чувствовал себя дебилом не по имени, а по способностям, бесполезный Мунаун’дак — «старый ребенок», не способный позаботиться о себе сам!

Впрочем, одиночке, будь он даже из местных, не говоря уже о таком неумехе, как я, одному долго в степи не протянуть! Все по той же причине — некому прикрывать спину, а жизнь в постоянном страхе и готовности отразить нападение со всех сторон быстро изматывает. А с усталостью притупляется и бдительность, ты становишься слаб и неаккуратен и живо попадаешь на зуб тигру… Да даже простого перелома ноги в результате неосторожного попадания в норку сурка вполне хватит, чтобы убить человека. Обездвиженность — это смертный приговор, не подлежащий обжалованию. Либо голод, либо хищники прикончат меня с вероятностью в сто процентов.

Да уж, тут никто не обеспечит тебя куском мяса и безопасностью в обмен на бездарное исполнение хитов российской эстрады и байки про загробный мир. И даже способности к рисованию узоров, лепке и изготовлению моделей, счету и чтению в наполненной хищниками и врагами степях абсолютно бесполезны. Даже приобретенные навыки воина не слишком-то помогут мне продержаться сейчас достаточно долго. А вот как раз знаниями и навыками охотника, которые мне ой как бы пригодились в создавшейся ситуации, я обзавестись так и не удосужился. Одно слово, Дебил!

Леокай не торопился. Ходил, бродил, знакомился с достопримечательностями, подробно интересовался разными особенностями нашего быта, посидел на парочке занятий по грамматике, экзаменовал Осакат и Витька на предмет их знаний математики и сложности обучения грамоте. Будто этакий номенклатурный деятель времен СССР (какими я их помню по советским фильмам), навещающий внучков в пионерском лагере и вместе с отдыхом заодно уже решивший ознакомиться с особенностями проживания и воспитания подрастающего поколения. Все чинно, благопристойно и расслабленно. Вот только у директора лагеря вдруг появляются первые седые волоски в шевелюре, а пионервожатые ходят исключительно маршевым шагом с идеально выпрямленной спиной, по поводу и без цитируя классиков марксизма-ленинизма. Вот такие вот ассоциации.

На все попытки навести его на серьезный разговор и с ходу выбить какие-то привилегии и заключить договора он лишь понимающе усмехался мне в лицо и чуть ли не пальчиком грозил дерзкому молодому засранцу, вознамерившемуся объегорить матерого волка. Вместо прямых ответов на высказываемые предложения он лишь заводил новые разговоры про изготовление кол’околов, обучение грамоте, военной подготовке оикия, особенностям кормления ирокезов, их обмундирования и прочее-прочее-прочее. Так что обычно, вознамерившись что-то вызнать у Леокая о его планах и намерениях или подписать его на какую-нибудь аферу, я лишь сам вываливал ему бездну «секретной» информации, подробно объясняя все наши расклады, планы, проблемы и прочее.

Короче, пришлось смириться, что пока Леокай во всех подробностях не выяснит, кто мы такие и что с нас можно поиметь, никаких договоров подписывать он с нами не будет. Так что дальше я, больше не надеясь одурачить этого опытного интригана, начал щедро выкладывал ему все, что он пожелал узнать.

Хотя некоторые вопросы, прямо скажем, и ставили меня в тупик… Действительно, проблемы распределения жилья, инструментов и одежды перед нами пока еще не вставали. Как-то обходились старым шмотьем, а жилья у нас не было по определению. Но ведь будет! А значит будут и проблемы. Это для Леокая они уже давным-давно пройденный этап, а нам еще учиться и учиться их решать. Так что кое-что из брошенных невзначай советов Царя Царей нам с Лга’нхи не мешало бы срочно взять на вооружение.

Потом внезапно Леокай сильно заинтересовался охотой на коровок. Выспрашивал почти двое суток подряд, как, где, почему так, зачем шесть лодок, если участвуют только четыре, как подбираемся к добыче, как убиваем, где и как храним мясо, как снимаем шкуру…

Я еще несколько раз удостоился иронично-подозрительных взглядов, когда вопрос касался «духовных» аспектов подобной охоты. Но по шее вроде не били, так что я особо заострять и запальчиво доказывать, что «так можно», не стал. Мол, не спрашивают, не отвечаю.

Кончилось все это заказом на добычу «нескольких штук». Тут уж я не выдержал и влез с настойчивыми расспросами «нафига?». Леокай таиться не стал, объяснив, что сейчас в Улоте большой недостаток харчей. Дескать, много воинов и сопровождающих их лиц весной-летом были заняты на военной службе. Оттого хозяйство пришло в изрядный упадок, да и обычные поставки мяса от окрестных степняков оказались сильно урезанными.

Потому-то он готов закупить любое количество мяса, что мы ему поставим, по достойной цене… Осталось только эту цену назвать.

Вот тут я впервые узнал, что значит торговаться и договариваться с сильными мира сего. Для начала очень долго большой Совет племени ирокезов (то есть все воины племени), определял, что конкретно нам надо от Улота. И признаться, тут я и сам попал впросак, потому как по заранее составленному мной плану именно это горное царство должно было снабжать нас харчами, а не наоборот. Так что же тогда можно с него поиметь, если не харчи? И как вообще прожить нам самим, если Улот не будет нас подкармливать? Куча новых вопросов, к которым я оказался совершенно не готов. А теперь уже и Леокай, то ли желая покарать дерзкого мальчишку, то ли просто в насмешку, а может и правда торопясь, объявил, что должен уехать не меньше чем через три-четыре дня. Дескать, и так сильно задержался. Так что, мол, поторопитесь уж ребятки с решением.

Едва оклемавшись и придя в себя, решил, как и более десятка лет назад, когда впервые попал в этот мир (я, помнится, тогда тоже все с похмелья воду хлебал), проверить свои карманы на предмет завалявшегося там самолета, волшебной палочки или хотя бы меча-кладенца. Видать, перекладывание и пересмотр небогатых пожитков действует на меня успокаивающе.

Правда (большой минус) в отличие от меня прошлого карманов у меня нынешнего не было вообще. Я, правда, как-то в самом начале, обзаведясь женой, заказал ей такие странные нововведения на одежде, и она, будучи существом мягким и послушным, мою придурь исполнила. Тут-то и встал главный вопрос всех фешн-дизайнеров каменного века: чего хранить в карманах? Деньги? Носовой платок? Проездной на трамвай? Библиотечную карточку? Сунуть в карман определенно было нечего. Это было суровое время крупных и солидных предметов, в котором не было места всякой карманной мелочовке. Зато накладные карманы, сшитые в стиле «вещмешок», то есть добротно и объемно, активно цеплялись за всякие кусты и предметы, создавая сплошные неудобства. Так что моя карманная инициатива как-то не прижилась не только в ирокезской среде, но и даже в моем собственном семействе…

Но в данный момент отсутствие у меня карманов компенсировал большой плюс, экипирован я был куда лучше прежнего!

Все три моих кинжала, несмотря на бултыхание в воде и прочие кораблекрушения, остались на месте. Как, впрочем, и топорик-клевец, некогда подаренный мне Мордуем. Все-таки полезная эта привычка подвязывать оружие специальными веревочками к ножнам. Что, впрочем, опять же не было моим изобретением. Когда стоимость небольшого бронзового кинжала сравнима со стоимостью автомобиля Там, времени на то, чтобы завязать лишний узелок, гарантирующий сохранность твоего оружия, жалеть не станешь. Итого один прямой кинжал, обычно используемый для грубой работы, один изогнутый для более тонких дел вроде раскройки шкур на пергамент и зачистки перьев и один фест-киец. Это, конечно, не все, что есть в моем арсенале, чай Шаман Дебил человек солидный и богатый. Но все свое оружие я на пояс не вешаю, предпочитая большую часть арсенала оставлять в семье. Эх… Семья. Тишка… Я как-то вдруг резко пригорюнился. Каково ей там бедолажке сейчас совсем одной? Нет, конечно, племя ее поддержит, благо мужик у нее вроде как на ответственное задание отправился. Но…

Ладно… Еще у меня есть топор. Хорошая универсальная штука. Им и биться удобно, и дровишек порубить, и весла я им, помнится, тесал. Могу еще парочку вытесать, угробив по-дебильному очень нужную мне лодку, почему бы не продолжить традицию и не вытесать парочку абсолютно ненужных весел?

Так. Самобичеванием буду заниматься позже. Когда вернусь в племя, а сейчас надо сосредоточиться на выживании. Что у меня там еще имеется? Во, камни-огниво. После эпопеи с Пивасиком я без них никуда не выхожу. Держу в специальном кошелечке на поясе. А еще у меня в сумке с перекидывающейся через плечо лямкой кошелечек с серебром-золотом-бронзой и с десяток разных кошелечков с травками первоочередной важности и перевязочный пакет. Увы, травки промокли вдрызг, их, наверное, теперь только выбросить. А вот пакет еще, возможно, пригодится, хотя лучше бы нет.

Еще там лежали чернила из моллюсков. Пурпурные. Дорогущая, если подумать, в этих условиях штука, жаль только — продать некому. Да и видок у них теперь. Долго добивался твердой консистенции, чтобы на манер китайской туши можно было таскать в мешочке или коробочке, а не в специальную баночку наливать. А сейчас после купания в воде драгоценные чернила превратились в отвратную кашицу, да еще и расплылись грязным пятном по сумке и штанам. Может, попробовать их просушить? В смысле чернила. Ага, только сейчас мне этим и заниматься! Походу буду писать письма, закупоривать их в бутылки и отправлять Лга’нхи доставкой курьерской службы «По воле волн».

Хотя даже если бы у меня и были бутылки, вряд ли бы сейчас среди ирокезов нашелся хоть один настолько грамотный человек, чтобы их прочитать. Мои ученики скорее бы устроили коллективное камлание вокруг выловленной из воды малявы и жрали бы наркокомпот для повышения грамотности, чтобы расшифровать письмо. О Боже, какой же бред я несу! Это уже явно нервное, Дебил, возьми себя в руки!

Итак, первым делом надо найти заросли «железных» деревьев и вырезать себе копье. Без копья в степи никак! Без копья меня за человека даже местные кролики не признают.

Кстати о кроликах… Нужна еда. Пока еще светло, надо отловить какого-нибудь кролика или сурка и подкрепиться. Силы мне еще понадобятся, чтобы дотопать обратно. Не знаю, как далеко отнесла меня буря, но не удивлюсь, если за несколько сотен километров от нашего стойбища, так что путь мне предстоит немалый и силы в пути надо тратить экономно и разумно. Итак, копье.

Мозговой штурм особых результатов не дал. Да большинство этих дурней были готовы охотиться за коровками ради славы и спортивного интереса, благо подобная охота еще не стала обыденной рутиной, а приятные воспоминания о длительной полосе обжорства будили в душах ирокезов лишь светлые и радостные чувства. Так что бегом, вприпрыжку!

А когда еще Кор’тек ляпнул, а другие прибрежники подтвердили, что вскоре с наступлением осени коровки слиняют от этих берегов в более теплые края, все быстро забыли про скучные вопросы цен и оплат и начали обсуждать только предстоящую охоту, яростно доказывая друг другу, что заняться этим надо как можно быстрее.

Короче, помощи от соплеменников было ноль. Когда я попытался настаивать, быстренько посоветовали мне обменять мясо на оружие и ткани. Мол, оружие — это хорошо! Оружие всегда пригодится. Ага, вот-вот, оружие и ткани. А то скоро к зиме одежду шить нужно будет. Еще скотом взять можно. Скот это тоже хорошо. А впрочем, спроси у духов, они лучше знают. На то ты и шаман. А нам на охоту пора бежать!

Помощнички, блин! Обиделся на всех. Забрал самый большой кувшин пива, вытребовал себе свежего мяса, взял учеников и пошел камлать.

Ткани это еще куда ни шло, думал я, пока ассистент шамана Осакат жарила мясо, а другой ассистент бегал по берегу в поисках дров (кстати, дрова начали становиться проблемой, а нам кучу мяса закоптить надо будет). Те ткани, что у нас есть, это все более дорогие материи, которые на повседневную одежку пускать нельзя. Поскольку я закупал их в Вал’аклаве, то брал тот товар, что покомпактнее и подороже, чтобы проще было везти за тридевять земель и сбагрить там с большей выгодой. Теперь надо решить, оставить ли ткани в виде валютного резерва племени ирокезов либо быстренько обменять на что-то более ценное. Если останемся на месте, то, наверное, лучше заныкать. А если двинемся дальше, то хрен его знает, что там будет на новом месте. Может, они станут бесполезны, а может, наоборот, удастся выменять что-то более ценное.

Оружие, ну оружия пока в племени хватает. Поскольку тут ни один бронзовый наконечник копья или обломанный кинжал не выбрасываются за ненадобностью, то, учитывая все трофеи, оружия у нас хватит, чтобы вооружить еще как минимум сотню вояк. Ага! Сотня вояк. Вот как раз то, что нам и нужно. Потребовать у Леокая людей… Хотя опять же чушь несу. Даже в продвинутом Улоте местные дикари пока еще до купли-продажи людей не додумались. Можно, конечно, невест прикупить, но если по-умному все прокрутить, и невесты, и люди сами прибегут.

Так, все не так и не о том думаешь, Дебил. Ты не в супермаркете мимо полок с тележкой ездишь, товары выбирая. Тебе надо постараться объегорить жучилу Леокая, выцыганив у него не плату за мясо, а резервы для развития племени.

Какая к черту скупка людей?! Людей сюда надо переманить! Это даже Лга’нхи понимает. Помнишь бизнес-план рекламной кампании «Хочешь стать толстым, спроси меня как?», что он тебе накидал? Вот его и будем придерживаться.

Итак, первым делом надо потребовать людей на переработку добычи. Много людей, потому что иначе нам с этим делом не справиться самим. И пусть, кстати, тару под мясо с собой приносят. И дрова… И со своими харчами чтобы приходили. Вообще все расходы надо на Леокая повесить. А то знаю я этого жука, мелким шрифтом в конце договора такого напишет, что еще и сам должен ему останешься. Короче, люди, тара, дрова, транспортные расходы — это все на Леокае. Кормить его людей, тоже за его счет, а то он пригонит на берег толпу голодранцев, которые сожрут все наши запасы в один миг и до следующей весны нам придется либо «есть со стола Царя Царей Улота», либо убраться восвояси из этих мест. Вполне возможно, что в замыслах у «доброго дедушки» имеется именно такой план. Помнится, еще там, у себя читал про одну африканскую страну, в которой некая западная компания скупила, дав взятку президенту-диктатору, всю плодородную землю. Засадила эту землю кофе, нанимая местных за гроши. А вот продукты питания, которые внутри страны уже производить было негде, закупались и ввозились по мировым ценам, одинаковым и для богатых Европ-Америк, и для нищей Африки… Короче, все туземцы жили впроголодь и пахали как распоследние папы карлы на новых рыночно-демократических плантаторов, не смея вякнуть. Это я к тому, что есть весьма разнообразные способы закабаления лопухов. Можно вот так вот, предложив выгодный контракт на поставки мяса, а потом разорив разными штрафами за неисполнение. Возьмись мы, например, самостоятельно и мясо солить-коптить, и тару изготовлять, и в Улот добытое отправлять, ведь не справились бы нифига. А тут то и… Не, опять меня на всякие бредни и страхи потянуло, Леокаю до продвинутых эксплуататоров моего века еще очень далеко, да и смысла никакого нету нас закабалять, нас же таких не прокормишь. Но один хрен, бдительность терять нельзя и все побочные расходы списываем на Леокая.

Итак. У нас куча народа пасется вокруг лагеря. Не, сразу их в отдельное поселение, чтобы под ногами не болтались. Но и к себе будем пускать, всячески демонстрируя, как у нас тут хорошо, так сказать, в рамках рекламной кампании.

А Кор’тека и других местных прибрежников отправим на поиски родни, пусть даже и самой далекой, будут вербовать людей в ирокезы. И вообще, вести пропаганду ирокезского образа жизни среди окрестного населения. Если мы присоединим к себе всех местных прибрежников, Леокаю поневоле придется с нами считаться. Иначе плакала его торговля. Еще один рычажок давления. Главное не передавить, а то он нас быстро обломает в области хребта.

А чем мы народ кормить будем? Зима. Шторма. В море особенно рыбки не половишь. Степи, боюсь, тоже вычищены аиотееками от всякой съедобной живности. Нет, конечно, кое-что добыть получится, но впритык. На наши запасы закупленного в Вал’аклаве и отобранного у аиотееков зерна тоже особо надеяться не стоит. Большую часть мы уже и так съели, а ведь что-то надо еще и на семенной фонд оставить, чтобы и на следующий год не идти с протянутой рукой к Царю Царей.

А осень-то уже фактически началась, не успеешь оглянуться, начнется и зима. В общем, пару-тройку коровок придется завалить чисто для себя. Да баб на сбор всяких корешков-ягодок отправить. Иначе точно с голоду подохнем. Хорошо бы еще так подгадать, поближе к холодам мясом разжиться, чтобы мясо на холоде подольше хранилось. А то местные методы консервирования, мягко говоря, далеки от совершенства. Но это уже от графика миграции коровок зависит, а не от моего желания.

Но это, опять же, не решает главного вопроса, ради которого я тут пиво пью, ем мясо и шпыняю учеников. Что требовать с Леокая? А требовать с него я буду чистую бронзу в слитках, а самое главное, мастеров по ее обработке! Пора обзаводиться собственными мастерскими, чтобы быть впереди планеты всей по части изготовления кинжалов и дубинок. Кое-что я уже и так подсмотрел в мастерских Дик’лопа и Ундая, в конце концов, местные технологии особой сложностью не отличаются. Так что закручу производство чего-нибудь более продвинутого, чем есть в Улоте и окрестностях, протазаны те же, шестоперы, колокола, и буду выменивать это дело на харчи. Деньги что ли изобрести? Ага, бумажные. И печатать их по мере надобности. Стану первым пиндосом этого мира. Размечтался, блин.

Я еще жаловался, когда плыл вдоль берега. Типа скучно и уныло. Теперь я топал пешком и скучно мне не было. Моя память еще хранила воспоминания, как внезапно заросли травы могут превратиться в тигриные туши, одним рывком преодолеть десяток-другой метров и задавить зазевавшегося путника в доли мгновения. Пару раз я даже метал дротик (я опять обзавелся дротиком) в колышущуюся на ветру траву и с копьем наперевес шел добивать врага. Конечно, выглядел я глупо, когда обнаруживал свою ошибку. Но я предпочитаю выглядеть глупо и жалко, чем стать тигриными какашками, думаю это зрелище еще более жалкое.

Ну да и без тигров в прибрежной степи проблем хватало. Начиная от выбора пути, как пройти из пункта А в пункт Б, не забредя по дороге в болота, непроходимые заросли кустов или наваленные кучами коряги и плавники. И заканчивая тем, как не загнуться при переходе из пункта А в пункт Б, будучи укушенным змеей, переломав ноги, и как при этом не торчать все время на виду у всей степи.

Конечно, очень хотелось зайти подальше в степь, встать в полный рост и побежать по ровной поверхности, как мы это делали с Лга’нхи. Но враждебная среда быстро дает незабываемые уроки смирения, убеждая вести себя очень тихо и очень скромно. Это ведь Лга’нхи был способен заметить опасность, пока она еще была еле заметными пятнышком на горизонте, и узнать об изменении окружающей обстановки по стрекотанию кузнечиков и пению птичек. Вот он мог позволить себе бежать по степи. Я же, увы, большую часть местных опасностей замечу, только когда они уже придут обгладывать мои косточки. Так что бег для меня слишком большая роскошь. Не торопясь, вдоль берега, от укрытия к укрытию, как мышка в амбаре, набитом кошками. Прежде чем обогнуть куст или зайти в рощу, внимательно осмотреть все окрестности на предмет свежих следов, возможных засад и просто подстерегающих опасностей. Вылезая из ложбинки, сначала осторожно высунуть нос и глаза и осмотреться. На холмики или ровные места лучше не заходить. А уж если нет никакой возможности обойти опасное место по краю, бежать бегом, словно спринтер на Олимпиаде. Таким способом я, конечно, буду идти очень долго. Может быть, даже месяц или два. Но зато хоть дойду. Главное все время напоминать себе, что не надо расслабляться и забывать про постоянную опасность.

Хуже всего было по ночам. Даже невольно посочувствовал Виксаю, ныне покойному правителю Иратуга. Теперь я не только в воображении, но и на собственном опыте знаю, что такое ложиться спать без уверенности, что удастся проснуться (воистину — не рой чужому яму). Это настоящая мука. Долго лежишь, пытаясь заснуть, но вместо этого невольно чутко прислушиваешься к каждому звуку и шороху, которые твое собственное воображение раздувают и усиливают в десятки раз. И шелестящей травкой жучок под твоим ухом вдруг превращается в подкрадывающегося тигра. А ставшие уже давным-давно привычные звуки ночной степи начинают пугать тебя как в первые дни, рисуя жуткие картины подкрадывающихся неведомых монстров… И так ты лежишь почти всю ночь, забившись в норку или лежбище, в напряженной полудреме, которая больше выматывает, чем дарует отдых, а потом вырубаешься напрочь. Твой измотанный бессонницей мозг проваливается в такие глубины, что по тебе может протоптаться слон и ты этого не заметишь. А потом ты просыпаешься поздно утром, порядком измотанный этим «ночным отдыхом», и с ужасом думаешь, насколько же уязвим и беззащитен был в эти часы глубокого сна.

Я уж было пытался спать днем, а идти ночью, получилось только хуже, не приспособлен я, видно, для ночных передвижений. Пытался урывками спать днем. Мой и так невеликий темп движения замедлился еще больше.

А еще постоянное чувство голода… Кажется, больше на нервной почве, чем реальное. Один местный кролик в день, вполне достаточная пайка для одного человека. Но когда твои перспективы на следующий завтрак-обед-ужин крайне сомнительны, невольно все твои мысли обращаются исключительно к еде, брюхо начинаете бурчать, и сидящий в нем Дух — требовать еды.

А потом я нарвался на аиотееков, и проблемы с аппетитом как-то сразу отошли на второй план.

Глава 2

— Зачем? Скажи, что тебе надо, у нас и сделают.

— Да нет. Пойми же, Царь Царей Леокай, сезон коровок-то уже почитай закончился! Пока ты человека пошлешь в Улот, пока там поймут, чего сделать надо, пока сделают, пока обратно пришлют… Это сколько же времени пройдет? А нам быстро надо.

— А пока тут мастерские сделают? Сколько на это времени уйдет?

Мы оба прекрасно знали, о чем говорим. Я клянчил у Леокая мастеров, а он упорно мне отказывал. Но при этом мы оба старательно делали вид, что подразумеваем совсем другое. Дипломатия, блин! Вот уж не думал я, поступая в художественно-прикладной технарь, что займусь ею на старосте лет. А то бы обязательно в МГИМО подался.

— Да я сам все сделаю. Что я печку, что ли сложить не сумею! — возразил я, тонко намекая, что, в крайнем случае, смогу обойтись и своими силами. — И модели для гарпунов сотворю… Как раз к тому времени, когда твои шаманы приедут, тут уже все готово будет…

— Так ведь еще и бронзу привезти надо… — многозначительно добавил Леокай, тоже как бы намекая не на сложный процесс перевозки нескольких слитков бронзы с Гор на Побережье, а на то, в чьих руках находится данный ресурс.

— Так ведь все равно люди прийти должны, которые заготовленное мясо в Улот повезут, вот пусть и прихватят… — что в переводе означало «Шиш тебе, а не мяса, если не уступишь».

Леокай задумался. Мы торговались уже второй день подряд и торговались яростно и бескомпромиссно, словно двое нищих за бутылку портвейна. Моя стратегия была целиком позаимствована из анекдота, «… и покрасить Кремль в зеленый цвет»^[21]. То есть начал я с вещей незначительных и яростно торговался за каждую мелочь, чтобы измотать противника физически и психологически, сделав его более уступчивым в действительно важных вещах, которые буду пытаться продавить чисто между делом, как технические вопросы. Вот, например, необходимость приезда специалистов из Улота и поставки бронзы я обосновывал исключительно отсутствием подходящего инвентаря для охоты на морского зверя. Мол, «сделаем по-быстрому и вперед на охоту».

Наши гарпуны и правда были очень далеки от совершенства, ведь делал я их наспех, на коленке и из подручных материалов. Что подтвердили Леокаю даже рвущиеся на охоту Лга’нхи с Кор’теком, благо я уже успел накануне объяснить им, как должен выглядеть правильный гарпун (хотя сам имел об этом весьма приблизительное представление). Так что в сочетании с близящимся окончанием сезона охоты на коровок мои требования выглядели вполне обоснованными, и Леокаю было трудно это отрицать.

Перед этим я уже успел выцыганить у него людей на обработку мяса, корма для них, тару под продукцию, доставку дров для копчения и самовывоз товара. Не могу сказать, чтобы легко, но мне удалось настоять на своем, причем подробно расписав ему все этапы работы и примерное количество людей, на них востребованное. Насколько точно попал, могу только догадываться. Нам хоть в технаре и преподавали что-то вроде «Организация производства», но, честно говоря, на этот предмет откровенно забивал, считая себя художником, а не каким-то там управленцем. (Ну да, на то я и Дебил.) Но на всякий случай заявленное количество требуемых людей на каждую операцию я увеличил раза в полтора.

Хотел еще под это дело продавить постройку жилья. Мол, надо же людям где-то жить. (С тонким расчетом, что построившие тут на берегу себе жилье люди уже, возможно, не захотят его покинуть, а если даже и покинут, оно достанется нам.) Но Леокай с пофигизмом истинного дикаря только посмеялся над подобным предложением. Дескать, даже он в осенние дни возле очага, да под десятью одеялами не дрыхнет, так что и остальные как-нибудь на песочке поспят. В общем, торговались мы с ним за каждый пункт, и спуску он мне не давал, соглашаясь с моими требованиями только после действительно веских обоснований моих запросов.

Я собирался вымотать его долгими спорами, прежде чем перейти к главному. Леокай был расслаблен и весел. Такое ощущение, что все эти наши споры и торговля для него не более чем забавная салонная игра. Например, он доводил меня до истерики, когда мы торговались о количестве бронзы, каждый раз показывая разный размер слитка, которыми Улот будет расплачиваться за мясо. Собственно говоря, стандартного размера подобной «валюты» тут быть и не могло. Но когда, комментируя понятие «большой», то широко разводят руки в стороны, а то бьют себя в районе локтя, как бы отмеряя нужный размер, поневоле задумаешься о плохом.

Так что в отличие от опытного Леокая я за эти пару дней, кажется, сбросил десяток килограммов, стал нервным и раздражительным. А поскольку раздражение и нервишки при Леокае показывать было нельзя, обрушивалась вся эта радость на Тишку и учеников.

Наконец мы договорились, помимо примерно сотни людей (пополам мужиков и баб), что он пришлет нам еще и шамана-мастера бронзы с четырьмя учениками. И по четыре «больших» слитка за каждую добытую коровку, утилизацией которой будут полностью заниматься его люди. Наше участие оканчивается на стадии «причаливания» мертвой туши к берегу.

Но есть и плохой момент, Леокай поставил условие, мол, к тому времени когда мастер-шаман с учениками приедут, у меня уже все должно быть готово, потому как дольше чем на полного «человека» дней (сиречь двадцать) он такого важного человека от Улота оторвать не может.

Договорились, ударили по рукам и выпили пива в знак нерушимости договора. Леокай даже снизошел до пары комплиментов моей настойчивости и уму. Правда, сделал это с таким видом, словно умственно отсталого ребенка хвалит, за то что тот научился самостоятельно снимать штаны, прежде чем садиться на горшок. Ну да и хрен с ним!

Потом «добрый дедушка» велел позвать внучку, мол, «Завтра утром уезжает и хочет попрощаться!».

А когда Осакат пришла, огорошил нас радостной вестью. «Я тебе, внучка, мужа хорошего подобрал».

— Ревизор? Как ревизор? — написал бы Гоголь, чтобы заполнить паузу в немой сцене, что последовала за этими словами. Я только вылупил на него глаза, поскольку за все прошлые дни о чем-то подобном не упоминалось ни разу. А Осакат как-то вдруг насупилась и с надеждой посмотрела на меня. Кажется, замуж неизвестно за кого ей не очень-то хотелось.

— Помнишь Иратуг, внученька? — продолжал Леокай, словно бы и не замечая наших выпученных глаз и недовольных взглядов. — В общем иратугские воины своего Виксая убили, чем-то он им там не понравился… (Тут он этак заговорщицки подмигнул мне). Вместо Виксая выбрали нового Царя Царей. А тот ко мне людей прислал, хочет породниться с Улотом. Правильно хочет. Он-то ведь, считай, безродный, ему царская кровь в семье нужна, а то его соседи за равного не признают. Вот я и подумал, ты ведь, внученька, и Улоту принадлежишь, и Олидике. А теперь еще и Иратугу, который между нами как раз лежит, принадлежать станешь. Очень хорошо получится. Может так случиться, что твой сын или внук всеми тремя царствами править станет. Большой почет тогда тебе будет.

— А что за человек-то? — промямлил я, хотя сказать хотелось-то совсем даже другое. Хотелось крикнуть, что ирокезам Осакат теперь принадлежит куда больше, чем какому-нибудь другому народу. И мы больше чем кто-либо имеем право решать ее судьбу!

— Хороший человек. Большой военачальник у них. Его человек сказал, что когда вы с Осакат через Иратуг шли, он ее на пиру видел и она ему понравилась. Так что он тебя, внученька, шибко любить будет и много детишек сделает.

— Э-э-э… А-а-а… — Глубокомысленно продолжил я. И завершил свою мысль. — Осакат однако нам с Лга’нхи сестра! И моя ученица…

— Так ведь ты же сам согласился, чтобы я ей мужа подобрал! — деланно удивился Леокай, и, как мне показалось, опять хитренько подмигнув. А Осакат немедленно обожгла ненавидящим взглядом. Зная ее дурной нрав, теперь можно было ожидать очередной волны ненависти, что обрушится на мою голову. А она ведь еще и Витька с Тишкой способна против меня настроить. Гад Леокай, ловко он стрелки на меня перевел.

У нас разговор тот про замужество Осакат и правда был. Но давным-давно, когда мы еще в Улоте беседовали, и я всячески уговаривал его оставить внучку там, а не отпускать ее с двумя проходимцами в далекие и опасные странствия. Тогда я, искренне веря, что так будет лучше, готов был дать любые обещания и полномочия, лишь бы не тащить названную сестренку за собой в нашу сомнительную экспедицию. Тем более что Царю Царей Улота и впрямь куда сподручнее подыскивать столь родовитой фифе достойную партию. Вот теперь-то он мне эти слова и припомнил. Да… Я убедился, что из копилки Леокая не пропадает ни одна даже вскользь брошенная фраза. Крыть было нечем.

— Я ведь с тобой об этом еще раньше хотел поговорить, — продолжил Леокай топтаться по тушке поверженного противника. — Да ты все про какие-то жбаны для мяса говорил, да про дрова… Вот только сейчас времечко и выкроил…

— Она ведь нам родня! — попытался возразить я и добавил, оттягивая решение. — Надо это дело с Лга’нхи обсудить на Совете Племени… Опять же, она ученица Шамана, а это…

— Да-а, ученица! — презрительно махнул рукой Леокай. — Коль и правда есть у нее способность с Духами говорить, то чай и в Иратуге шаманы найдутся, которые ее учить станут. Только думается она, хе-хе, после первых же родов дурь эту забросит. С ребенком-то своим тетяшкаться куда приятней, чем с духами болтать!

— Да и какой же ты Шаман, если даже в вопросах женитьбы у Вождя и Совета спрашивать должен? Чему ты внученьку-то мою научить можешь? — Леокай не смог удержаться, чтобы не содрать скальп с моей поверженной и растоптанной тушки.

— Так ведь это, того… Надо же ей приданое, в смысле вещи в дорогу собрать. Не может же сестра Вождя и Шамана голодранкой замуж идти! — опять нашелся я.

— Так вы и соберите, — согласился со мной Леокай. — Я же ее прям завтра с утра с собой в Горы не потащу! Вот когда шаманы-мастера мои обратно пойдут, ты и ее с ними отправь. Как раз время невест выкупать начнется. Да и сам приезжай. А то не гоже невесту без родни в чужой род провожать.

Моя тактика «крадущаяся мышь, затаившийся червяк» оказала мне добрую услугу, верблюжатников я заметил первым. Да и мудрено было не заметить, они совершенно спокойно ехали на своих зверюгах, даже не пытаясь скрываться. Ну да, около двух десятков оуоо и штуки четыре оикия, чего им бояться? Такая сила тут любого порвет.

Я же в это время осторожно обходил здоровенный завал из коряг и стволов деревьев, не то принесенных штормом, не то выросших и умерших прямо тут, когда море подмыло их корни, а уже буря свалила мертвые стволы. Так что когда я робко высунул нос из-за этого завала, то увидал немалых размеров войско, двигающиеся примерно в полукилометре от меня. И что обиднее всего, в ту же самую сторону, куда двигался и я, на восток!

Я бесстрашно залез в этот завал коряг (действительно бесстрашно, там могло быть полно змей) и, прикинувшись ветошью, долго наблюдал за прохождением врагов. Как-то стало совсем неуютно и грустно.

Во-первых, непонятно, что они вообще тут делают? Я-то думал, что Орда уже давным-давно ушла к Вал’аклаве и находится сейчас как минимум в тысяче километров от меня… Неужели шторм за какие-то пару дней унес мою лодченку на такое расстояние?

Или это приперлась какая-то новая Орда? Ведь они как раз приходили с запада, двигаясь вдоль берега моря. Тогда они очень скоро выйдут на поселение ирокезов, и грустно станет не только мне.

И что же в создавшихся обстоятельствах делать? Затаиться и переждать? А если это лишь передовой отряд и за ним идет реально большая толпа? От большой толпы я точно спрятаться уже не смогу. Обязательно нарвусь на какого-нибудь сборщика дров или отошедшего отлить в кусты вояку.

Значит, надо постараться обогнать этих верблюжатников и успеть предупредить своих. Только вот боюсь, что у верблюдов ноги подлиннее моих будут. А тактика свободного хождения, по степи выбирая наиболее удобные для прохода участки, куда быстрее доставит моих противников к ирокезам, чем моя «крадущаяся мышь…».

Диверсия? Снова покоцать верблюдов? Нет, я прекрасно помню, каким беспомощным и бесполезным чувствовал себя во время наших прошлых приключений. Если бы не Лга’нхи и другие воины, едва ли не за руку водившие меня по ночной степи, я бы не то что лагеря верблюжатников, я бы и моря не смог найти. Да и толку, что порежу я этих верблюдов, быстрее свободно двигающихся, но пылающих лютой ненавистью аиотееков мне не побежать. А что еще можно сделать? Поджечь степь? Теоретически это возможно. Трава к концу лета основательно высушена солнцем, и не думаю, что первые осенние дожди так уж сильно ее смочили. Если будет ветер в правильном направлении, то вполне может быть, что и получится. Если только он будет, этот ветер. Или если снова не пойдет дождь. А как самому не сгореть? Залезу в море по шею и буду отсиживаться там.

В книжках и фильмах это все выглядело намного проще, а тут… Первый раз, когда я высек пучок искр и, раздув трут, поднес его к сухому пучку травы, тот нехотя прихватился, немножко погорел, а потом потух. Увы. Ветер хоть и дул в нужную сторону, но дул очень слабо, редкими порывами.Стояла чудесная пора, в моих краях именовавшаяся бабьей осенью, а тут Временем Большого Перемирия. Листья только начали желтеть, сверкая благородным золотом на фоне безупречной голубизны идеально чистого неба. Птички пели, кузнечики трещали, мушки вились, будто пытаясь напеться, натрещаться и навиться на всю долгую (тут это месяца три) дождливую зиму. Так что с ветром я явно пролетел!

Ладно, пойдем другим путем, — набрал хвороста, разжег основательный костер, а потом разбросал угли и горящие головешки в разные стороны. Кое-где степь закурилась на манер папироски, но того эффекта, что я ожидал, почему-то не получилось. Кажется, трава была не настолько сухой, как мне казалось, или у степи были собственные соображения насчет необходимости большого пожара. Полить бы тут все хорошенько бензинчиком, которого у меня нет, или пыхнуть огнеметом, которого у меня никогда и не было… Ой.

Да уж, воистину «Ой!». Кажется, я сотворил еще одну величайшую глупость в своей жизни. Решил воспользоваться дневным, дующим с моря ветром. А в результате привлек к себе внимание аиотееков дымом от костра. И теперь взявшаяся откуда ни возьмись тройка верблюжатников очень споро направляется в мою сторону. Вот это уже реально плохо. Я бросил свои поджигательские дела и что есть мочи ломанул к ближайшему перелеску, надеясь, пробежав через него, ушмыгнуть куда-нибудь в сторону и отсидеться до ночи.

Но видать аиотееки были не дурнее меня, до рощи я добежать успел, а вот дальше… Едва выскочив на противоположную сторону, я увидел мелькнувшую сквозь деревья рыжую верблюжачью тушу. Естественно, пока я летел на своих коротеньких ножках, один из оуоо обогнул рощу с противоположной стороны, отрезал мне путь к бегству. И чего же дальше делать? Биться на манер злобного дикаря и пасть в битве, утащив с собой хотя бы одного ворога? Как ни обидно это признавать, но, кажется, это единственный выход!

Глава 3

С уходом Леокая у меня началась та еще жизнь. Построить мастерскую! Ага, как всегда оказалось, что самая большая сложность это не печь сложить или меха к ней присобачить, а изготовить всякую подручную мелочовку. Те же поддоны, забитые глиной, и палочки, которыми на них царапать, линейки по которым царапают, поверхности с идеальной плоскостью, как изначальные эталоны для проверки и разметки, циркули, угольники и прочий измерительный инструмент. Затем клещи, ножички, стеки, молотки, киянки, зубила, кисточки, мастерки, цикли, трамбовки, лопаты и лопаточки, гладилки, каменные шарошки и наждачные бруски, зажимы-тиски, тигли, и прочее-прочее-прочее, о чем сразу и не вспомнишь. Какой бы убогой ни была мастерская начала бронзового века, но и в ней было предостаточно разного барахла, без которого ничего толком не сделаешь. Иной дрянью, вроде деревянных дощечек для опок, в которые набивают формы, и воспользуешься-то всего один раз за весь процесс изготовления наконечника копья или кинжала. Но без этой дряни у тебя ничего не получится. Так что надо ее изготовлять. А чтобы эти дощечки изготовить, одного топора маловато будет, нужны еще и клинья, чтобы раскалывать стволы, и киянки, чтобы бить по клиньям, и мелкие тесла, чтобы выравнивать поверхность дощечек, и все это мне приходилось делать заново. Затем подсобные материалы, та же глина, особо просыпанная через специальные сита (которых у меня не было), земля для формовки, шкурки для шаблонов, воск. Вот как раз воска-то у меня не было совсем. И это стало настоящей трагедией. Без воска нормальную модель не сделаешь. Я, конечно, нашел выход, слепив модель из глины, но это было совсем не то.

В общем, всем подобным скарбом любая мастерская обрастает годами. А мне все это надо было изготовить за неделю-две, пока к нам не пожалуют улотские специалисты, потому что у меня было очень нехорошее подозрение, что хитрый Леокай велит им явиться без своего инструмента, ведь я же опрометчиво обещал, что сам все сделаю.

Ну и плюс ко всем этим хлопотам разлад в семье… В смысле, большой семье, которая включала в себя и учеников. Что Осакат, что Витек ходили и дулись на меня с нечеловеческой силой. Нет, хамить или там дерзить не смели. Все-таки я как патриарх семьи и шаман племени был для них незыблемым авторитетом и на прямой бунт они не осмеливались.

Но даже моя Тишка, не самый большой мыслитель в племени ирокезов, прекрасно знала, как отравить жизнь этому патриарху и авторитету своими надутыми губками, молчанием и укоризненно страдальческими взглядами. Уверен, методы, как поганить жизнь мужьям, женщины передают своими дочурками еще задолго до рождения. Так что всякая истинная женщина уже появляется на свет с четким знанием того, как вить из мужа веревки и заставлять чувствовать его виноватым во всем, но при этом не объясняя, в чем он виноват конкретно.

Так надо ли говорить, какой ад устроила мне моя не самая глупая сестренка, которая, понимая, что сердиться на отсутствующего тут Леокая бессмысленно, всю свою обиду и недовольство предстоящим замужеством обрушила на меня, подлого предателя?!

И как ее поддержал в этом начинании Витек, имевший свои, пусть и совершенно необоснованные, виды на ее персону, а также руку и сердце?! Даже Дрис’тун непонятно с какого перепуга вдруг начал дуться на меня, то ли накрученный оппозиционерами, то ли просто поддавшись общему настроению. И бедная Тишка, с ее несчастными глазами при виде всей этой вражды, мечущаяся между враждующими полюсами, тоже отнюдь не добавляла мне радости.

Короче, сумасшедший дом на работе и молчаливый ад дома… Спасибо, добрый дедушка Леокай. Удружил!

И ведь я более чем уверен, что устроил все это он исключительно из чистого хулиганства! Дома-то в Улоте небось приходится юлить и лавировать между разными группировками при дворе. Умащивать тех, запугивать этих, вон тем вон по шее дать для профилактики, а этим вот подачку, чтобы обиженными себя не считали… И все это соблюдая тонкий баланс между разными группами и кланами, между угрозами и щедростью… А тут на тебе пришлый дикарь вздумал его в политическом интриганстве обойти, ну и получи, дурачок, урок, как эти дела у взрослых дядей делаются! Нагадим тебе по первое число и слиняем за тридевять земель. А ты тут сиди и расхлебывай говнище большой ложкой. Да, это мне не наивного лопуха Бокти за нос вокруг пальца водить. Это высшая лига!

Но сильнее всего я споткнулся как раз в том месте, где раньше вообще никаких препятствий и шероховатостей не видел. И, как всегда, это были люди!

Да. Люди. Мои люди, чудесные замечательные ирокезы. Не без своей придури у каждого в отдельности и массовых придурей типо соревнования на самую крутую прическу в целом… И тем не менее надежные верные ребята, на которых всегда можно положиться в бою, на охоте или в дороге. И которые совсем не стремятся становиться ремесленниками, меняя свою вольную жизнь на пусть и почетное, но скучное (как им казалось) сидение возле печей, верстаков или (что уж совсем мужику не гоже) — гончарных кругов.

Да, у меня были охотники и скотоводы, мореходы и воины. И никто из них не высказал желания поменять амплуа и податься в шаманы-ремесленники. И что самое обидное, дело-то ведь тут не просто в их дури.

По большей части все они уже были взрослые мужики со сложившимся характером, привычками и навыками. Эти навыки и привычки они совершенствовали очень долгие годы, и с какого перепуга им менять привычный образ жизни, понять не могли.

Беззвучно подкрадываться к добыче или сидеть в засаде… Читать следы четче, чем шаман Дебил читает свои черточки на шкурах. Бороздить моря на лодках-скорлупках, угадывая по движению волн глубину и характерные особенности дна. Слышать тысячи звуков, о которых глупый Дебил даже не подозревает, чувствовать нутром, как хитрый тигр подкрадывается к стаду… Эти навыки совершенствуются всю жизнь, и все это бросить, чтобы заняться чем-то абсолютно новым и непонятным?!

Нет, они как бы понимали, как это будет хорошо, если ирокезы сами начнут делать для себя разные хорошие вещи из бронзы, глины или дерева… Но пусть этим займется кто-то другой. Кто-то, у кого к этому лежит душа, а они уж лучше займутся своим делом…

Да и научить чему-нибудь принципиально новому взрослого мужика лет 20–30, это уже крайне проблематично, некоторым вещам надо учиться с детства. Нет, в принципе степняки умели делать себе оружие, изготавливать чумы, волокуши и упряжь к ним. А прибрежники даже умели изготавливать лодки, плести сети, строить дома. Хотя лодки это тоже была во многом прерогатива их шаманов, но, как я понял из рассказов Витька и Кор’тека, шаманы больше руководили процессом, а работали-то сами прибрежники.

В общем, кое-что делать руками мои ребята умели. Но все это нельзя было сравнить с куда более тонкой и технологичной работой, которая требуется при литье бронзы и прочих доисторических ремеслах. Тут должен был присутствовать совершенно иной склад характера, набор привычек и даже моторика тела.

Например, первый раз столкнувшись с этой проблемой, я попытался привлечь к работе парочку наших калек, которым больше податься было некуда, и обратил свой взор на подростков и детишек вроде Дрис’туна.

Последних, конечно, заставить и научить чему-то было проще. А первые сознавали, что работа в мастерской для них шанс остаться в живых и при этом не влачить жалкое существование нахлебника. Я им это очень четко обещал, когда уговаривал не уходить в степь помирать в одиночку.

Но ведь помимо собственной готовности учиться и воли наставника у ученика должны быть и талант, и способности к выбранной работе, а главное, желание воплотить таланты и способности в жизнь. А с этим, увы, были серьезные проблемы.

Та же работа форматора, по себе знаю, требует совершенно особого характера. Тут нужна большая усидчивость, тщательность и даже некоторая занудливость. Хорошая форма делается практически в состоянии некоего транса, который обеспечивает идеальную точность в подгонке и сопряжении отдельных кусков формы. А попробуйте заставить мужика, до сей поры «зарабатывавшего» себе на пропитание инструментами типа копье и топор, обметать песчинки кисточкой, подрезать неровности толщиной в волос и зашлифовать поверхности до зеркальной гладкости. Да его руки просто не приспособлены для этого. Руки, глаза, не видящие кривизны и неровностей, мозги, не способные сообразить, как работают клещи и как развернуть куски формы, чтобы они встали на свое место…

Подобным вещам надо учиться с детства, играя с конструкторами и клея модели самолетиков, выпиливая лобзиком или хотя бы просто лепя из пластилина или выводя на бумаге крохотные буковки. Так, вместе с мелкой моторикой рук развиваются и соответствующие участки мозга, которые впоследствии и будут управлять руками, глазами и телом…

А местные дети играли совсем в другие игры и с другими игрушками и в своих мечтах видели себя в роли воинов или охотников, но никак не ремесленников. Просто потому, что никогда этих ремесленников не видели. Все, что касалось сложных ремесел, было прерогативой шаманов и относилось к сфере почти запретных знаний, от которой простому смертному лучше держаться подальше. А в большинстве племен прибрежников, не говоря уже о степняках, подобных «запретных» знаний и людей, ими владеющих, не было вовсе.

А не имея образца для подражания в качестве отца или старшего брата, ребенку очень трудно захотеть и научиться чему-то новому. Мои парни подражали совсем иным образцам и развивали совсем иные участки мозга.

Очень скоро до меня начало доходить, почему Леокай так легко согласился предоставить мне своих специалистов. Секреты-то я у них, может быть, и подсмотрю. А вот воплотить их в жизнь… Пока из всех моих подопечных дрессировке более-менее поддавались только Витек и еще один парнишка из подростковой банды. Ну и парочка совсем мелких пацанят также подавала определенные надежды, которые по-хорошему надо было развивать годами. Где только взять эти годы?

Нет. Конечно, это не значит, что я остался один на один с постройкой мастерской. Когда грозный шаман Дебил приказывает, а Вождь Лга’нхи подтверждает приказ, приказы исполняются без обсуждений. Так что подростки, мелкота и женщины собирали и притаскивали камни, глину и песок. Помогали строить навесы, под которыми будут проводиться работы, и выполняли все отданные мной распоряжения, даже если не понимали их сути. Но представьте, каково это иметь подобных работничков, которые душою сейчас не с тобой, а там, на берегу, где взрослые воины готовят лодки и гарпуны для выхода в море, готовясь к охоте на плавающие горы мяса? И каково это таскать песок и месить глину, когда все твои помыслы совершенно в другом месте. Как тоскливо и противно слушать указания и объяснения зануды Дебила, когда хочется покрутиться вокруг настоящих охотников да послушать их разговоры, набираясь по-настоящему важных и полезных знаний.

Да. Чертова охота на коровок взбудоражила все племя. Даже наши бабы при одной только мысли об огромных горах мяса и днях бесконечного обжорства приходили в такое возбуждение, что не могли толком сшить из кожи меха или наплести циновок для покрытия крыш. Так что мне все время приходилось бегать между работничками, подгонять, поправлять, заново объяснять банальнейшие вещи. И почти все время орать на своих подопечных, которые, плюя на мои объяснения, все старались делать по-своему.

А потом начали приходить первые присланные Леокаем люди. А наши охотнички забили первую коровку… Так что можно было смело сказать, что предыдущие спокойные дни у меня закончились и теперь начинаются настоящие проблемы.

М-да. Конечно, еще есть вариант сдаться. В конце концов, я доподлинно знаю, что пленных аиотееки берут. Подумаешь, пошагаю недельку-другую в оикия, поднаберусь опыта строевой ходьбы… Да даже если просто овец пасти отправят. Главное остаться живым. Потому что у живого всегда есть шанс слинять, а вот у мертвого его уже нету.

Только ведь мне так же доподлинно известно, что и народ режут аиотееки без особого душевного трепета и нравственных терзаний. И если, предположим, это некий передовой отряд, высланный на разведку, станут ли разведчики обременять себя возней с пленным, или просто грохнут случайного туземца, с которого и взять-то нечего?

— Как это нечего! — аж подпрыгнув до самых гланд, возмущенно квакнула жаба в моей душе. — Да один твой фест-киец, не говоря уже о топоре, боевых перчатках и остальной мелочи, это уже нехилая добыча даже для богатеньких аиотееков-оуоо.

— Да… — вынужден я был согласиться с этой подлой тварью, впервые в моей жизни сказавшей что-то дельное. — Попаду ли я в плен или паду смертью храбрых, а имущество-то тю-тю… А потом какая-то тварь, да в моих же перчатках, моим же топором да на моих же ирокезов махать начнет? Такого свинства допускать точно нельзя!

Быстренько отвязал ремешки, которыми ножны кинжалов и чехол топора привязывались к специальным колечкам на моем воинском поясе… И совершенно не к месту подумал, какого же высокого уровня Тут достигло искусство вязать узелки. Да и немудрено, веревка и узел Тут, пока еще наиболее распространенный тип крепежа, так что местные знают в них толк. Веревками связывают каркасы домов и лодок, так что те держатся годами. Приматывают кинжалы к ножнам такими хитрыми узлами, что развязываются одним движением пальца, но при этом плотно держат оружие на своем месте…

Стоп. Пожалуй, со всем оружием расставаться не стоит, а то вдруг еще не поверят, что я вот такой вот безоружный по степи хожу, и обыщут рощу? Оставлю себе один из кинжалов, тот, длинный. Он и качеством похуже остальных будет, а ткнуть в бок верблюжатника или верблюда и такого хватит. Да и метать такой попроще будет. А я тут все равно один, так что столь подлой тактикой сильно в глазах друзей не опозорюсь. В общем, привязываем его обратно…

Вдруг пальцы невольно коснулись пришитых к поясу скальпов… Это сразу разрешило все сомнения и подсказало, что делать дальше. Шесть черных скальпов на моем поясе вряд ли станут хорошей рекомендацией на должность овцепаса или пропуском в оикия. Скорее всего, меня сразу грохнут, если не из мести, то как потенциально опасную личность, попробовавшую на вкус кровь будущих хозяев. Так что путь у меня выходит теперь только один. Драться!

Так. Срочно припрятываем оружие и кошелечек с серебром-золотом… Ага вот под эту вот корягу и навалим сверху какой-нибудь дряни. Теперь тикать отсюда, а то вдруг этим сволочам придет в голову обыскать место, где меня замочили…

Но из рощи выходить не буду. Тут у меня намного больше шансов, поскольку верблюду среди этих кустов и деревьев особо не развернуться, да и нападать можно из засады. Хотя кого я обманываю? С деревянным колом, да против закованного в доспехи воина, шансов и так практически ноль. Разве что попробовать повредить верблюда? Но тогда надо очень постараться умереть сразу, иначе убивать меня будут долго и очень мучительно. А я боли боюсь.

И где эти сволочи? Верблюды же не тигры, подкрадываться не умеют. Почему не слышно шагов или звона доспехов?

Тут что-то заставило меня резко обернуться. Он стоял у меня за спиной и довольно так улыбался. Какой же я дурак! Решил, что аиотееки полезут в рощу на верблюдах, забыв, что они и пешком вполне способны надрать задницу такому горе-вояке, как я. Но делать было нечего, я вскочил и бросился на врага, метя ему своим колом в защищенный доспехами живот. Но в последний момент резко поднял свое оружие и попытался ударить в открытое лицо. Аиотеек без особого труда ушел от летящей в голову палки, но следующий направленный в пах удар ему уже пришлось отбивать маленьким щитом, что аиотееки носили на левой руке. Я опять ударил по ноге, а потом резко дернул на себя. Забыл придурок, что в рука у меня не мой протазан, которым можно было бы подцепить ногу и поранить ее, а обычная гладкая палка. Но кое-чего я все же достиг. Разозлил врага, и он тоже пустил свое оружие в ход. Примерно с полминуты мы кружили по полянке, обмениваясь ударами. Я выкладывался на полную, яростно пытаясь достать своего противника, потому как про тактики и стратегии сейчас можно было смело забыть, тут еще как минимум двое противников где-то рядом ошиваются. А в отдалении еще с полсотни марширует. Так что в любую секунду они могут присоединиться к нашей разборке. А я и так вроде в счете не веду.

Правда, пока мне удается отбиваться от довольно спокойных и расчетливых атак своего противника. То ли опыт драк с Лга’нхи, который куда выше, мощнее и быстрее моего нынешнего противника, помогает, то ли эта сволочь просто играет со мной. Но так или иначе, а пока я еще держусь…

О! Вот и двое остальных. Не знаю, когда они тут появились. Но спокойненько стоят рядышком и любуются на наш поединок, не вмешиваясь. Наверное не хотят красть ману приятеля. А может, просто не считают необходимым помогать ему в битве с таким слабаком, как я. Но, скорее всего, первое, они же, блин, рыцари, и значит у меня есть шанс перебить их по одному.

А потом кол внезапно покинул мои руки, а левая щека и ухо, вдруг свели тесное знакомство с древком вражеского копья. А в следующий миг в их клуб близких друзей вступило и мое солнечное сплетение с брюхом, на пару схлопотавшие удар подтоком копья. Обидно-то как. И больно!

Пришел я в себя спустя несколько минут и первым делом попытался доблестно заблевать сапоги, стоящие у меня перед носом. Увы, это не было порывом моей героической души (как я обязательно напишу в своей автобиографии в назидание потомкам… если выживу), но потребностью изрядно побитого организма. Судя по головокружению и шуму в голове, у меня была порядочная сотрясуха остатков усохшего мозга, да и удар окованной бронзой палкой по брюху очень трудно перепутать с тайским массажем.

Ага. И удар сапогом по ребрам тоже… Сапог снова начал отходить назад для нового удара, а жесткий голос над головой пропел что-то с властными интонациями. Хрен его знает, чего он от меня хочет, то ли из-за шума в голове, то ли из-за уровня своего знания аиотеекского, но я ни хрена не понял. А вот повторный удар и рывок за шиворот были куда понятнее.

Скрючившись и держась за отбитые ребра, я с трудом поднялся. Знакомый голос опять пропел незнакомую песенку над моим ухом. Слова были красивые, но абсолютно непонятные. Снова схлопотал подзатыльник, плюху по уху и пинок по заднице, сваливший меня с ног. И опять знакомая песенка, сопровождающая пинок и рывок за шиворот. Какие, однако, говорливые сволочи попались… Опять плюха, тычок в подбородок заставляющий поднять голову, и наглая рожа, поющая мне что-то прямо в лицо.

— Пошел на ***, пидор гнойный, — вежливо прокомментировал я его вокальные испражнения. — И дыши, бл*ть, в сторону, а то у тебя зубы гнилые, мудозвонище сраноговнистое.

Смотри-ка ты. Подействовало! Все три персонажа перестали орать на меня и начали обсуждать что-то с удивленными интонациями в голосе, с интересом посматривая в мою сторону.

Но продолжалось это недолго. Один из аиотееков, тот самый, что уделал меня, подошел и содрал с меня мой воинский пояс. Достал кинжал, пренебрежительно оглядел его и сунул обратно в ножны. Зато, естественно, сильно заинтересовался пришитыми на поясе скальпами. После чего опять на меня обрушился поток песнопений и оплеух.

Ну что за сволочи, эти аиотееки, у вежливых и деликатных ирокезов меня давно бы уже спокойно прирезали и содрали бы скальп, а они… Ну ясен хрен. Скальп! Аиотееков очень заинтересовали мой черный скальп и не менее черная борода! Это как если бы доблестные колонизаторы Африки вдруг обнаружили в самой середине континента, среди сплошь чернокожих племен, белокожего блондинчика с голубыми глазами. Ясен хрен, я их этим заинтересовал. И именно поэтому до сих пор жив.

Полагаю, сначала они меня приняли либо за одного из своих, либо, может, за дезертира. Вот только ритуальные шрамы у меня на морде, необычайная прическа (правда, после всех купаний и мытарств от моего некогда гордо торчащего ирокеза осталась лишь нашлепка волос на темечке), деревянный кол вместо копья и кинжал выделки мастерских Олидики в сочетании с туземной одеждой явно показывали принадлежность к неизвестному им племени. Да плюс еще я не понимая их язык, сам говорю на каком-то совсем уж неведомом языке, не похожем ни на один из местных языков. Так что я тут, получается, тутошний международный человек-загадка. И, возможно, этим удастся воспользоваться.

Все началось с внезапного волнения Лга’нхи и других степняков, вдруг ставших какими-то нервными, словно подростки перед первым свиданием. А потом и я услышал характерный грохот копыт, мычание и запах. Все ясно. К нам пожаловали старшие братья! И наши истосковавшиеся животноводы ринулись навстречу близким (по разуму) родственничкам со всей прытью, что только могли развить их длинные шустрые ноги.

К тому времени, когда и я поспел к месту встречи на своих коротеньких и неторопливых, у них уже вовсю шла процедура знакомства.

Возможно, кто-то подумает, что и овцебыки побежали к новоявленным младшим братьям, раскинув в стороны копыта и сгорая от нетерпения возобновить родство, заключив лысых двуногих родственничков в тесные объятья? Хренушки! При виде несущихся им навстречу первобытных мордоворотов овцебыки (как и всякие разумные существа) заняли оборону, приготовившись подороже продать свою жизнь.

Стандартная тактика, коров и телят в центр, а быки-защитники выстраиваются кругом, грозно роя копытами землю и прикидывая яростно горящими глазенками, кого сподручнее будет нацепить на рога.

И начинаются игры. Возможно, одни из самых древних, что сохранились на земле, хотя и изменив своей первоначальной сути. Ну, по крайней мере, на моей земле и в моем времени. Быки внезапно выскакивали из плотного строя собратьев, норовя подцепить крутящихся возле них непонятных зверушек на рога или стоптать копытами. Удар, и мгновенный уход назад в стадо, или, наоборот, само стадо следует за смельчаком, выдавливая атакующих врагов из своего жизненного пространства. А эти враги радостно уворачиваются от огромных туш, играя со смертью и норовя хлопнуть атакующего быка по мохнатому боку или рогатой башке. Малейшая ошибка, поскользнувшаяся на помете или запнувшаяся за пучок травы нога, и можно живо схлопотать рогами в бок либо быть размолотым копытами по земле. Но ставки в игре высоки, и награда победителю, сытая и безбедная жизнь, стоит подобного риска.

Поистине эпическое и чудесное зрелище, если смотришь с достаточно безопасного расстояния. Никакой наигранной зрелищности присущей корриде поздних времен, но лишь дикое соревнование в скорости, бесстрашии и ловкости. Человек заслуживает право пользоваться молоком и мясом дикого животного, демонстрируя ему свою силу и превосходство. И продолжает это делать до тех пор, пока быкам не надоедает нападать на назойливых, но все же, похоже, безопасных зверушек, и они начинают мирно пастись, смирившись с существованием человека рядом с собой. А потом постепенно позволяя и запрячь себя в волокуши, и забирать молоко, предназначенное их телятам, и даже распоряжаться своими жизнями. Вот так оно все и происходит… когда-нибудь, в первый раз!

Впрочем, эти овцебыки не были по-настоящему дикими и с нашим присутствием смирились достаточно быстро, пободавшись лишь для проформы с существами, несущими на себе непривычные запахи. Воссоединение семей состоялось!

И как это обычно бывает с приездом дорогих родственничков, с собой они притащили и кучу проблем.

Для начала Леокай пригнал аж целых четыре стада. А поскольку большие братья не одобряли кучного проживания, их сразу пришлось разводить по разным углам степи.

Второе, только одно из стад было нашим, а откуда Леокай взял остальных, оставалось загадкой. Мне-то лично пофигу. Но моих степняков этот вопрос сильно заинтересовал, пробудив в них старые и уже почти забытые инстинкты. Вместе с чужими стадами запахло и чужими племенами-конкурентами. Так что вместо того чтобы впахивать в своей мастерской, мне почти сутки пришлось просидеть на Совете, слушая, как наши степняки обсуждали насущные проблемы где пасти и как охранять. И давать пояснения от Духов, что те ни фига не в курсе, откуда эти зверушки взялись, но тем не менее не возражают против их совместного с нами проживания. Впрочем, мое (вернее духов) незнание после долгих раздумий ирокезы сочли добрым знаком, означающим, что либо старшие братья забраны от совсем уж чужих племен (в смысле не связанными узами родства с моими степняками), либо духи действительно не возражают, чтобы мы ими воспользовались. (А я блин о чем твержу?) Надо ли объяснять, что вся эта заумная хренотень понадобилась ирокезам лишь для того, чтобы убедить самих себя в праве владеть стадами? Даже выскажи я им прямой запрет от Духов, все равно они каким-нибудь путем да самоуговорились бы обернуть этот запрет разрешением. А мне все это пришлось выслушивать и даже комментировать. Кошмар!

Еще создавшееся положение делало несколько пикантным то обстоятельство, что три стада предназначались в пищу пришлым работникам и лишь одно из них, отбитое прошлой осенью у аиотееков (Лга’нхи сразу опознал, какое из них «наше»), было нашей собственностью.

Вот тут начинались большие проблемы. Не знаю, моя ли это паранойя, но я почему-то опять был уверен, что Леокая специально прислал сюда подобный тип «консервов», чтобы добавить мне проблем. Мои степняки очень болезненно относились к столь утилитарному отношению к дорогим родственничкам. Просто жрать эти мохнатые туши казалось им святотатственным и неприличным. Я отчасти их понимал, поскольку и сам прекрасно видел, как стадо в полсотни голов способно прекрасно прокормить и обеспечить почти всем необходимым племя голов этак сотни в две, включая баб и детей. Тупо жрать этих животных для Лга’нхи, Гит’евека или Мнау’гхо было тем же самым как для какого-нибудь казака из моего мира забивать и жрать строевых коней, своих боевых товарищей.

Но третья проблема. Специально ли так сделал Леокай, или просто горцы ни хрена не умели ухаживать за овцебыками, используя их лишь изредка как тягловую скотину для своих повозок, но ни в одном из четырех стад не было ни одной раздоенной коровы. Телята рождались где-то в начале весны и обычно сосали молоко до середины конца лета. А сейчас к середине осени молоко у коров уже пропало, и возобновления халявной раздачи можно было ожидать не раньше следующей весны. А значит, всю зиму нам придется каким-то образом кормить этих мохнатых прожорливых спиногрызов, как говаривала мудрая сова, «Совершенно безвоздмездно, то есть — бесплатно»!

Ну и последняя проблема меня порадовала больше всего. Да и как тут не радоваться? Когда степняки решили познакомить с родственниками своих жен, вдруг выяснилось, что те, прибрежницы и лесовички, до смерти боятся даже подходить к огромным волосатым зверям с большущими рогами. И, возможно, по этой, а возможно, по какой-то иной причине ни фига не умеют их доить и всячески их обихаживать. И даже (о ужас) не способны с первого взгляда отличить корову, рожавшую один раз, от рожавшей дважды! А угадайте-ка, на кого именно в степных племенах была возложена почетная обязанность доить коров? И до какой работы не опуститься ни один уважающий себя воин? Думаю, вы угадали.

Ну и можно ли усомниться в том, для решения этой проблемы был выбран наименее подходящий кандидат, что о женщинах, что о коровах имевший весьма поверхностные знания? Но зато он был шаманом племени, а значит, именно в его обязанности входило знакомство и примирение женщин ирокезов с ирокезами — старшими братьями. Щастье, оно есть. Его не может не быть!

А сразу после овцебыков начали прибывать люди. Никто, ясное дело, не шел колонной по четыре, радостно отбивая ритм. Все происходило по первобытному солидно и неторопливо. Работнички подходили семьями, мелкими группами и поодиночке. И лидер каждой такой семьи, группы или одиночка-сам-себе-хозян первым делом искал Вождя, чтобы лично подойти, познакомиться, посидеть у костра Совета, потрындеть о погоде и видах на урожай, обсудить фронт работ и оплату, хотя уверен, что все это десятки раз уже было согласованно с Леокаем.

А? Что? Вождь занят на Большой Охоте? А с кем тут тогда?.. Шаман есть? У вас тут шаман такими делами занимается? Чудные вы ребята. Ну да уж ладно, пойдем доставать шамана…

И с каждым надо было посидеть, поговорить, потрындеть, обсудить, помериться кое-чем, запугать, умаслить… Потому как они ведь хоть и едят нынче со стола Царя Царей Улота, а как бы тоже люди и относиться к себе как к быдлу не позволят. Такие вот дикие времена!

А организация работ? С мечтами разбить их по десяткам, поставив во главе каждого руководителя из ирокезов, можно было расстаться сразу.

— Это что же выходит? Я этого парня совсем не знаю, а мне вместе с ним дрова таскать? А вдруг он чудищем каким обернется, сглазит моих детей, али злобных духов на меня насажает? И глаз у него какой-то неправильный, и смотрит он на меня злобной букой, вот в точности как я на него… Такому доверять нельзя. Небось зарезать во сне меня хочет, как я его! Не. Не хочу я с чужаком вместе работать, я на такое не подписывался.

Или другой вариант. Да я этого *** давно знаю. Он из того поселка, что раньше в Песчаной бухте стоял… Еще евоный прапрапрадедушка у моего прапрапрадедушки лодку украл, козу увел и троюродного дядю убил, и все эти песчаники сплошь воры и подлецы, у нас с ними приличные люди не то что шкуру с коровки вместе снимать, в одну сторону света пернуть побрезгуют!!!

И к кому я мог обратиться за советом, чтобы узнать, как подобные вопросы решались в продвинутых горных сообществах, уже знающих, что такое разделение на высших и низших? Ага. Именно к ней. К царственной сестренке, которая ни фига не желает со мной разговаривать! Уж не знаю, правда это была или нет. Но по ее словам, нормального Царя Царей слушались беспрекословно, а раз я с народом управиться не могу, значит, я говно, а не руководящий работник! (Еще бы, Мордую-то небось с разноплеменным сбродом дел иметь не приходится. Он только своих соплеменников строжит.)

А Лга’нхи со Старшинам почти все сплошь на охоте, занимаются самым важным делом добычей зверя, спихнув мелкие и ничтожные вопросы организации быстрой переработки нескольких десятков тонн мяса на своего шамана… Это дело не сложное, он и сам справится. Ну я и справлялся как мог, носясь по берегу, уговаривая, заставляя, рыча, угрожая оружием и насланием Демонов. А мои работнички, после первой же добытой коровки дорвавшись до халявного мяса, объедались так, что не могли работать, больше сжирая сами, чем перерабатывали про запас. Но ведь к каждому охрану не приставишь, и рты им скотчем не заклеишь. А жрать мясо они могут и в сыром виде, было бы что!

Спустя неделю такой жизни я мог только тявкать, рычать, и порывался вцепиться в глотку любому, кто подходил ко мне познакомиться или поговорить о погоде. Но, кажется, медленно, но верно, процесс переработки пошел. И у меня сразу появилось ощущение, что раньше я всем больше мешал, чем организовывал процесс. Но когда у тебя выкрадывается минут двадцать в сутки, чтобы отдохнуть, тут уже не до самобичеваний.

Тем более что к нам наконец-то пожаловали улотские мастера и пожелали переговорить с Шаманом Дебилом и осмотреть построенную им мастерскую…

Они мне даже руки связывать не стали, видно, по каким-то, известным только им признакам поняв, что больше я в драку не полезу. Да я и не собирался. После суровой психической встряски у меня начался отходняк и навалилась жуткая апатия.

Это ведь не шутка выйти на последний бой! Даже после обычного сражения тебя обычно трясет и корчит еще какое-то время. Книги, в которых герой всех-всех-всех победил, а потом спокойненько пошел петь романсы под балконом возлюбленной или праздновать с друзьями, либо написаны про какого-то редкостного социопата, либо чистое вранье.

Как-то раз, еще в Той жизни, я, помнится, чуть было под машину не попал. Разминулись мы каким-то чудом, буквально в миллиметрах друг от друга. Меня после этого, наверное, еще с час трясло, а потом мне еще этот, несущийся на меня капот Волги и обалдевшие глаза ее водителя по ночам снились, я от визга шин вздрагивал и к дороге лишний раз подойти боялся.

А когда приходится идти в бой, зная, что каждое мгновение может стать для тебя последним. А чтобы не стало, ты должен сам забирать чужие жизни… И ты идешь, и ты забираешь. И тебя трясет то от ярости, то от страха, мозг переключается в режим работы дикого зверя, и ты рвешь и кромсаешь, вопя от ужаса и восторга, опьянев от запахов крови и переизбытка адреналина в крови, не соображая, что делаешь. Даже само неизменное Время в такие моменты рвется на скрученные и измятые куски, иные краткие секунды протекают долго и мучительно, а потом целые куски твоей жизни пролетают мгновенно, так и не отложившись в памяти…

И не рассказывайте мне, что кому-то не бывает страшно. Страх в глазах я видел даже у Лга’нхи, а уж отморозка похлеще его мне видеть не приходилось. Тогда, после боя с Анаксаем он, конечно, пытался не подавать виду, но я его раны зашивал и перебинтовывал, так что нервную дрожь в теле и страх в глазах разглядел. Он ведь тоже не железный и тоже жить хочет, как и все мы.

После такого уже не до романсов и не до веселых пирушек. Бухают после такого вояки по-страшному, только чтобы забыться, натужным весельем лишний раз пытаясь убедить себя, что остались живы. А подвернувшейся в такие моменты под руку бабе на романсы лучше не рассчитывать.

Но в тех боях есть хотя бы шанс выжить, и эта маленькая надежда, спрятавшись под спудом всей этой дикой жути, все-таки удерживает твой разум на тонкой ниточке, не давая ему навечно удрать из взбесившегося тела.

А в той заварухе, что только что была у меня, шансов выжить не было никаких. И я это четко знал, потому что странствия с Лга’нхи меня уже научили видеть реальность. И я точно помню, что, когда дрался с аиотееком, голова моя была холодна и спокойна, как у человека, уже перешедшего Кромку и лишь пытающегося взять за свою жизнь цену подороже.

Сегодня я должен был умереть, и даже мой божок, помогающий дуракам, был тут бессилен. Однако вот выжил. Но особой радости по этому поводу пока еще не чувствовал. Видно, мой организм, уже уверенно настроившийся на смерть, пока еще этого не осознал и пребывал в каком-то тумане.

Так что я тупил, пока меня выгоняли из рощи и гнали куда-то по степи. Тупил, и когда мы встретили остальной отряд и меня определи под надзор одной из оикия. А потом шагал еще почти полдня по степи, даже тупо не пытаясь понять, в какую сторону идем.

И лишь когда отряд подошел к небольшой речушке и начал ставить лагерь, дикая жажда смогла достучаться до моего сознания, и я полез в воду и хлебал ее, как один знакомый мне верблюд.

Потом меня смогли наконец выгнать из воды и пинками погнали на работы. Понятно. Пленный ты там или нет, а свою миску баланды отрабатывать должен! Так что изволь подключаться к процессу и делать все, что тебе приказывают… Ну я и делал, не пытаясь особо рыпаться, за что и получил плошку с кашей. (Вполне, кстати, приличной на вкус.)

А после ужина меня потащили на новый допрос. Поставили возле костра, вокруг которого расположились чуть больше десятка аиотееков, судя по богатым одеждам и наглым мордам, все сплошь оуоо. В качестве переводчиков позвали ребят видом попроще, оикия.

Все они по очереди старались меня разговорить… А я прислушивался и старался собрать побольше информации, пытаясь понять, кто же они такие, мои новые приятели? Парочка языков была мне совсем неведома и больше походила на язык самих аиотееков, чем на знакомые мне версии языка степняков, горцев и прибрежников. Да и люди, их задававшие, были черноволосыми и коренастыми, вроде самих аиотееков. Следовательно, верблюжатники не единый народ, а некое сборище народов вроде моих ирокезов.

Потом уже пошли куда более знакомые версии языка прибрежников. Их я понимал нормально, но для того, чтобы не показать вида, напевал мысленно разные песенки, стараясь выбирать те, в которых слов почти не помню, или повторял таблицу умножения. Шаман я в конце-то концов или нет?

Наконец в качестве переводчика вызвали типичного степняка. Хотя по логике, видя мою шрамированную морду, с него-то и надо было начинать. Впрочем, я не критикую.

К тому времени я уже принял решение, что надо идти на контакт со своими поработителями и душителями свободы, потому как смысла изображать из себя партизана больше не видел.

— Да. Я понимать… Плохо говорить. Но понимать. Видеть таких, как ты, раньше… Мы меняться с ними облигациями госзайма и конфетными фантиками. На каком языке сейчас говорил? Глупый вопрос, конечно же, на языке людей! А как называется мой народ? (Чуть было не ляпнул «ирокезы», но потом, проведя по нашлепке по темечку, внезапно обрел вдохновение, зачем что-то сочинять, если можно взять уже хорошо сочиненную и проработанную легенду?) Мы великое племя хохлов! Мы на земле единственные настоящие люди, а все остальные — нет. Мы придумали ходить на двух ногах, носить одежду и дышать воздухом. Наш первопредок Великий Укр спустился прямо с неба, с трезубцем в одной руке и шматком сала в другой. Разбил подвернувшийся под ноги трипольский горшок и из его обломков создал великий народ хохлов.

Где находится мой народ? Там, далеко-далеко на севере. (Во-во, валите туда, а не к моим ирокезам.) У нас много-много богатых и сильных городов: Муходрищенск, Крыжополь и Краснопердянск. Мы выращиваем котлеты по-киевски прямо на грядках, снимая по восемь урожаев в год. А наши стада мамонтов тучны и обильны. (Это вроде свиньи, только раз в сто больше.) И, короче, все нам завидуют, потому что у нас текут молочные реки в кисельных берегах, а на тех берегах лежит бронза прямо в слитках и ценных изделиях, а специально обученные муравьи таскают нам драгоценные камни прямо на дом. Окружают нас сплошь хилые и убогие племена песиголовцев и прочих задохликов, которые и не люди вовсе, поэтому нам толком даже воевать ни с кем не приходится, потому и войска у нас нет. Так, выйдем, палками разгоним обнаглевших полузверушек, пытающихся понадкусывать плоды земли нашей… И возвращаемся к себе лопать сало, пить горилку и трахаться с нашими самыми красивыми на свете женщинами… А где находится моя земля, я вам не скажу, а только идти к ней надо прямо отсюда и на север, никуда-никуда не сворачивая, пока не упретесь.

Глава 4

— Ну, дорогой мой друг. Зачем же горячиться и отвлекать внимание Царя Царей Улота такими мелочами?

— Ни фига себе мелочи, уважаемый Доктой. Да ты когда-нибудь в своей жизни видел такую гору мяса в одном месте? Половина Улота будет лопать эту гору ползимы, если, конечно, нам удастся сохранить мясо, а не сгноить его по твоей милости. Ишь ты, нашел мелочь однако! Обязательно расскажу дедушке моей названной сестры, как ты блюдешь тут его интересы.

— Ну, Шаман Дебил… Прости. Великий Шаман Дебил. Ты же и сам тут все хорошо устроил. У меня лучше бы не получилось. А в благодарность за твои труды и из уважения к тебе лично я с радостью передам тебе в дар бронзовые котелок и треножник…

— Бронзовые котелок и треножник? Спасибо. Очень дорогой подарок. Только ведь если Великий Леокай узнает, сколько мяса сожрали присланные им люди, пока ты, вместо того чтобы первым прийти сюда, предпочел с удобствами ехать в телеге… Не обвинит ли он в этих потерях меня? Котелок и треножник — вещь, конечно, очень хорошая. Но не стоят они того чтобы навлекать на себя гнев самого Царя Царей Леокая!

— …А к котелку и треножнику я готов передать тебе еще целую штуку хорошей шерстяной крашеной ткани из Иратуга… Ты ведь знаешь, что там делают лучшие ткани в Горах?

… Я это делаю исключительно потому, что сразу полюбил тебя как родного брата. Я ведь и сам родня Леокаю, моя родная бабушка была двоюродной сестрой пятой жены его отца, так что, выходит, и мы с тобой близкая родня. А родня всегда должна помогать друг дружке!

… А еще, вот видишь эту обувь? Такая необычная, небось раньше такой не видел? Я взял ее в бою с верблюжатниками как знак своей доблести и победы над врагом. Но я с радостью отдам ее тебе, если ты не станешь отвлекать Леокая разными мелочами…

Сапоги меня добили окончательно. Не. Я в принципе тут уже почти избавился от излишней

брезгливости горожанина информационного века. Но сапоги, снятые с трупа, которые потом еще и этот засранец таскал на своих ходулях несколько месяцев без всяких носков или портянок?! А если я и дальше начну упираться, он мне что, подштанники с себя снимет и подарит? Впрочем, тут подштанников не носят… Так что лучше согласиться на котелок, треножник и ткани. Все-таки искусство давать взятки тут еще пребывает в весьма зачаточном состоянии, подсовывают разную дрянь!

Шамана звали Браслаем и, судя по его весьма нехарактерному для жителей этого века пузику, он от своей мастерской дальше чем на сотню метров никогда не отходил. А судя по недовольной роже люто ненавидел того мерзавца, из-за которого ему пришлось предпринять столь далекое путешествие к диким берегам неведомого моря. И это был большущий минус, почти полностью перекрывавший тот плюс, что Браслай не пришел сюда пешком, а приехал на телеге, доверху набитой разным инструментом.

Уж не знаю, какие там инструкции дал ему Царь Царей, но шаман явно не желал мучиться в какой-то там дикарской мастерской с инструментами «мейд ин каменный век», которые шрамомордый дикарь пообещал его царю сделать за пару недель. Я его понимаю, нет ничего противнее, когда в процессе творчества приходится отвлекаться на поиски какого-нибудь стека, ластика или гаечного ключа!

С Браслаем приехало четверо учеников и важный господин именем Доктой, судя по всему назначенный блюсти интерес своего Царя на этом берегу.

С Доктоем у меня поначалу сильно не заладилось. Представьте себе этакую рожу типичного зануды-бюрократа на теле воина-атлета, и портрет данного товарища сразу засияет в вашем воображении яркими красками. Особенно если добавить брезгливое выражение лица английского миссионера-лавочника, прибывшего просвещать и цивилизовывать дикарей, в обмен на их богатства и земли. И пусть в отличие от этих дикарей миссионер в жизни не мылся и не подтирал задницы, он тут один хрен круче всех, потому что за ним стоят корабли с пушками и солдаты с мушкетами. Ну, или великая Улотская Империя.

Претензии пошли с самого начала. И то-то у нас не так, и это не этак. А люди, лопающие со стола Царя Царей, заняты сплошь не на тех работах, на которые были посланы. И почему-то вместо заготовки мяса таскают дрова, ремонтируют наши лодки или строят жилье… Непорядок! И он, облеченный доверием самого великого Леокая, обязан пресечь и недопущать впредь, во избежание! Но если я дам ему хороший подарок, то он так уж и быть простит мне мои прегрешения.

Поначалу я как-то даже сдал назад, сбитый с толку его напором. Но тут во мне проснулся истинный сын своего города, гордый обладатель социальной карты москвича! Чтобы какой-то доисторический чинуша меня уделал, как убогого муходрищенского провинциала? Меня. Выросшего в Великом Городе прохиндеев и жуликов? С первыми вдохами отравленного автомобильными выхлопами воздуха, вдохнувшего больше хитрости и знания о бюрократии, чем этот мерзавец узнает за всю жизнь? Не бывать этому!

Я поглубже вдохнул воздух наивной провинции, яря свое сердце и распухая от самодовольства истинного «внутримкадыша». Окинул бедолагу Доктоя исполненным презрения взглядом и с ходу предъявил ему колоссальный счет за все съеденное улотскими работниками, что стало возможным ввиду его позднего прибывания на место исполнения своих обязанностей!

Отличный получился ход. Возможно, Доктой и предвидел какие-то мои возражения и контраргументы и даже заранее подготовился к ним. Но любому разумному человеку понятно, что находясь возле огромной груды еды, всякий нормальный дикарь, забыв про все остальное, будет набивать пузо, пока ему не поплохеет, и остановить его невозможно. Так что был бы он, Доктой, тут или нет, это бы ничего не изменило. Как не изменило бы даже присутствие самого Леокая. И я должен понять, что…

— Да мне пофигу, уважаемый, как ты должен был с этим справляться. Ты этого не сделал. А значит, смотри пункт третий пятого параграфа Устного Договора Великого Улотского Царства с Великим племенем Ирокезов. Никогда про такой не слышал? Значит, видать, Леокай тебя ни в грош не ставит, если даже не соблаговолил ознакомить. Но так уж и быть, на вот, смотри. Что это за закорючки на шкуре? Так ты неграмотный! Ой! Смотрите, люди добрые, он неграмотный! Приведите жен и детей, пусть тоже посмотрят на неграмотного, когда еще увидишь такое чудо. Вот эту большую закорючку видишь? Ага, рядом с изображением дворца. Смекаешь, что это значит? Ее Леокай как-то раз лично перерисовывал. У меня даже где-то тот клочок шкуры сохранился. Ну-ка, Витек… Вите-е-ек! Где-то бегает неслух? Но короче, я думаю, мы друг друга поняли? Если что неясно, иди к Леокаю и спрашивай у него. Однако закорючка-то, вот она, не придерешься!

Так что, уважаемый Доктой, это с тебя большой бакшиш, за то что мне лично пришлось распоряжаться и руководить твоими людьми. И лучше пусть этот бакшиш будет достаточно хорошим, иначе я такого настучу на тебя любимому дедушке моей дорогой сестренки, когда поеду в Улот по персональному приглашению Царя Царей вести переговоры о ее очень важном замужестве с нынешним Царем Царей Иратуга, который в некотором роде тоже обязан мне своей новой должностью, а может, и жизнью! Мы, кстати, познакомились, когда Царь Царей Мордуй попросил меня, чисто по родственному, выполнить одно его очень важное поручение. (А чего мелочиться когда врешь? — Тем более что ведь почти что и не соврал!) Так что готовься, Доктой. Твоей следующей должностью будет присмотр за стадом самых тупых и грязных овец во всех горах. Большего ты недостоин!

А чтобы окончательно добить мерзавца, я сослался на некий несуществующий пункт все того же Устного Договора, согласно которому мы тут вообще ни за что не отвечаем. И в качестве доказательства снова предъявил Азбуку, с изображением коровки напротив буквы «К».

— …Так что, уважаемый, мы вообще могли только забить коровок и подогнать их к берегу, а уж сгниют они там или поступят на переработку, это уже не наше дело. И кабы Леокай не был нам близкой родней через сестру, мы именно так бы и сделали, оставив весь Улот без мяса. Но с родней мы так поступать не привыкли. Потому-то у Доктоя есть шанс спасти свою шкуру за очень хороший подарок Мне!

Обалдевший от моей наглости, самомнения и козыряния именами Монархов, которые состояли со мной в близком родстве, Доктой проникся и пересмотрел табель о рангах. Теперь самым крутым паханом на этом берегу был я. И его брезгливо поджатые при виде дикарей губки немедленно расплылись в сладкой улыбке, а мне второй раз в жизни, была предложена взятка! Йе-е-ес!!! Расту над собой. Родной город мог бы мной гордиться!

— …Нет, спасибо, — вежливо ответил я, глядя на подсунутую мне чуть ли не под нос ножищу Доктоя. — Я такую обувь уже видел… (тут я демонстративно поиграл черными скальпами на своем поясе). Она, конечно, красивая, но бегать по степи в ней плохо. Да и в лодке каблуки только мешают. Ты ведь в курсе, что вот эти вот штуки называются «каблуками»?

Каблуки окончательно выбили из Доктоя остатки самомнения. Ему дали понять, что на этом берегу он еще и не самый гламурный.

Так мной была одержана первая победа за многие недели. Жизнь в кои-то веки начала налаживаться!

Вдохновленный одержанной победой, я самым тоталитарным образом согнал весь молодняк в мастерскую, не обращая внимания на их скулеж про охоту на коровок. Если уж вид плавящейся и разливающейся по формам бронзы не вдохновит их на работу в мастерской, медицина тут бессильна, придется смириться, что нормальных помощников у меня не будет. Хоть езжай в Вал’аклаву и выкрадывай оттуда Дик’лопа.

Но вот почему у всех остальных попаданцев всегда под рукой оказывался какой-нибудь дельный кузнец, без проблем клепающий пулеметы молотом и зубилом, сразу же после того как попавший в прошлое мерчендайзер или менеджер среднего звена, объяснит ему принцип их работы? Или какой-нибудь гениальный ученый прошлого, в реальной жизни добившийся не так уж и многого, сведя краткое знакомство с попаданцем, вдруг с нечеловеческой силой начинает выдавать гениальные открытия, попутно строя фабрики и заводы, пока герой соблазняет принцесс и совершает прочие героические подвиги? Почему одним все, а другим ничего? За все время пребывания тут я встретил только одного технического гения, и тот, сподобился всего лишь создать механическую птичку, неестественно чирикающую механическим нутром и бякающую жестяными крылышками. И того умудрился упустить. О каком тут прогрессорстве вообще можно говорить, если все помощники только и мечтают сбежать от тебя куда подальше и заняться охотой на больших морских зверей?

И если кто-то думает, что я ною и жалуюсь… Так вот он совершенно прав. Именно этим я и занимаюсь, видя, как все мои планы прогрессорства летят коту под хвост! Увы. В этой интеллектуальной пустыне дельного работника или мастера надо выращивать как нежную и капризную орхидею, в теплице, с ежедневной поливкой и подкормкой. А я раскатал было губы, что, стоит мне только заполучить мастера, я не только смогу перенять все его секреты, но и обучить им всех ирокезов поголовно. После чего мне лишь останется выдавать свои гениальные идеи, не вставая с мягкого диванчика, а «специально обученные» вовсю начнут строить паровозы, унитазы и электрические чайники. Как говаривали у меня в технаре: «Закрой один глаз и загадай желание. Размечтался, одноглазый!».

При виде моей мастерской Браслай скорчил такую рожу, будто работать я его заставляю, стоя по шею в выгребной яме. Собственно, я его понимал. Задуманного не получилось. Навесы были вполне себе ничего. Печь я вроде тоже сложил нормальную, по крайней мере Браслай, при виде ее лишь брезгливо похмыкал, но ругаться не стал. А вот уже уголь, что мы нажгли, он забраковал напрочь. Ну и все остальное, что было сделано. Критике было подвергнуто абсолютно все, поскольку не соответствовало принятым в его мастерской высоким стандартам. Что, впрочем, и не удивительно, я копировал мастерскую Дик’лопа, поскольку успел изучить ее лучше всего. Короче, мне пришлось потратить немало времени, чтобы уговорить его работать с тем, что есть, а не начинать переделывать все заново. Кажется, в конце концов сей критикан понял, что чем быстрее он тут закончит, тем раньше сможет вернуться из этого нелепого недоразумения к нормальной жизни. Так что коли уж попал в дурдом, не пытайся учить психов культурному поведению, а старайся соответствовать окружающей обстановке. Не выделяйся и не привлекай излишнего внимания буйнопомешанных.

Это был тот максимум, которого мне удалось добиться. Так что в дальнейшем, когда я просил Браслая прокомментировать те или иные его действия, он лишь тяжко вздыхал и объяснял убогому дикарю (каковым он продолжал меня считать), почему мои тигли никуда не годятся и их надо разбить. (Оказалось, я добавил слишком много песка в глину и при высоких температурах они должны были лопнуть) как нормально делать форму, просеивать землю, в каких пропорциях мешать ее с пеплом, и прочие-прочие мелочи. Кое-что я уже и так знал от Миотоя, что отливал мой протазан в Олидике, и Дик’лопа. Но во-первых, повторение мать ученья, а во-вторых, тогда я половину всего мимо ушей пропустил, поскольку все еще продолжал считать себя художником-керамистом, которому опускаться до какого-то там литейщика западло. Так что пришлось наверстывать тут. Наверстывать и записывать.

Одно плохо. Подробной рецептуры тут не существовало. Все делалось на глазок, исходя исключительно из опыта и интуиции мастера. Для того-то ученик сначала и ассистировал с десяток лет шаману, чтобы после нескольких тысяч изготовленных изделий научиться по звону бронзы определять ее твердость или упругость, а по степени растягивания глиняной колбаски, насколько материал подходит для изготовления тиглей. На глазок определять правильные температуры, отсчитывая время плавки стуками своего сердца. А иначе, будь тут хотя бы термометры и хронометры, все бы знания местных мудрецов без проблем уместились бы в тонкой тетрадочке, ибо было их совсем не густо.

Так что пока я записывал, Браслай лишь иронично посматривал в мою сторону. Мол, услышать, как шаман делает что-то это одно. А вот сделать это самому уже совсем-совсем другое. Магия — дело не для средних умов!

В конце концов я не выдержал и похвастался перед Браслаем своим оружием, а главное колоколом. И опять попал впросак. На подозрительный вопрос: «Сам ли я лил бронзу?», мне, естественно, пришлось сослаться на Миотоя и Дик’лопа. А на мои объяснения что я, видите ли, больше специалист по узорам и украшениям, он лишь поглядел на голые стенки колокола и иронично хмыкнул. Да, с этим товарищем диалога у меня никак не получалось!

Ну да хоть работа шла. Несмотря на омерзение, что появилось на лице Браслая при виде моих моделей, гарпуны по ним отлить он сумел. Их было два вида, узкие и длинные, с откидывающимся в сторону шипом. Когда гарпун пытались вырвать из жертвы, этот шип откидывался от наконечника и намертво застревали в жертве, да так, что впоследствии их приходилось вырезать из туши. А вот вторые, широкие, как лопаты, наносили коровке огромные раны, способствуя скорейшей кровопотере. Естественно, на каждом гарпуне были вылеплены соответствующие узоры, обеспечивающие удачную охоту, которые кое-кто из охотников даже смог прочитать и еще больше вдохновиться на подвиги.

Вооружение было немедленно отдано бригаде коровкобоев и опробовано в деле. Впервые за долгие недели я опять удостоился похвал от своих соплеменников. Кажется, за такое удачное оружие они почти простили мою назойливость и приставучесть последних дней. Вот только проблема: зверь начал уходить из похолодевших вод, так что сезон охоты явно подходил к концу. И пусть за это время доблестные ирокезы смогли завалить аж одиннадцать животин, расставаться с таким приятным занятием, как охота на безобидные груды мяса, всем было обидно.

Да уж, приятно провели времечко! За это время бухта, в которой некогда находился поселок Кор’тека, насквозь пропахла кровью, дымом костров, на которых коптили огромные куски мяса, и жиром, растапливаемым и заливаемым в большущие глиняные бочки-кувшины. По мне так жуткая вонь. Но, судя по всему, ирокезам и работникам Леокая нравилось. Для них это был запах сытости.

Не всех коровок удавалось затащить в нашу бухту. За многими пришлось плавать довольно далеко и либо организовывать переработку на месте, либо кромсать на части и вывозить мясо в лодках. Надо ли говорить, как провоняли наши плавсредства? А многие даже загнили или начали плесневеть, несмотря на то что я заставлял работников регулярно их мыть и чистить (только заразы мне еще тут не хватало). А еще добавьте запах нескольких сотен людей, все время находящихся на одном месте, очень неплохо питающихся и соответственно столь же неплохо испражняющихся. Гниль брошенных остовов коровок и мусорных отбросов. Помет птиц, огромными стаями кружащихся над нашей бухтой и пытающихся поучаствовать в пиршестве.

В общем, на ближайшем собрании Совета я внес предложение подумать о смене места дислокации ирокезов, желательно выбрав бухту с большим запасом леса. Есть задумка насчет новых лодок! А тут надо дать природе время прибраться за разгильдяями-людьми.

И кстати, мысль о поездке в Улот вдруг как-то перестала тяготить меня. Свежий воздух, новые впечатления вместо ставшей привычной вони и опостылевшей бухты — что может быть прекрасней?! Так что когда Браслай сказал, что его время вышло и он собирает свои манатки, я с радостью начал подчищать дела в племени на время долгой поездки.

Дел хватало. Возобновить запасы травок и дать подробную инструкцию Витьку, как шаманить вместо себя. Дать Кор’теку инструкции на заготовку древесины для лодок. Дать Лга’нхи и Гит’евеку ценные указания, как привлечь людей в наши ряды… (Брать будем самых достойных.) Утвердить окончательные правила игры в городки, ставшие повальным увлечением всех ирокезов, независимо от возраста и пола.

Народ уже считал эту игру магической и приносящей удачу, так что играть в нее, как они считали, нужно с благословения шамана. Хотя сами внесли в нее некое новшество, вместо бит используя ребра коровок, на которых Сами лично наносили волшебные знаки. (Мне такой и в голову бы не пришло.) А вместо рюх позвонки коровок.

В роли магических знаков использовались личные имена владельцев бит. Правда, знаки эти ирокезы не столько писали, сколько перерисовывали со своего оружия. Ведь после повального увлечения грамотностью пришла мода оснащать свое оружие волшебным узором-именем владельца, что, несомненно, тоже приносит огромную удачу в бою и огромную прибыль в Мане. А кто бы знал, как я задолбался доставать и развертывать «Ведомость на Зарплату» перед каждым, желающим сравнить свое имя там и на оружие. И не дай бог кто-то замечал несоответствие в завитушках, между знаками, записанными кисточкой на бумаге и вырезанными на древках их копий. После долгих объяснений я начал прибегать к заклинанию — «Пошел на ***. Сначала научись читать, а потом критикуй!», и это отчасти помогало, но для того, чтобы объясниться с одним занудой, пришлось прибегать к целому следственному эксперименту. Только после того, как Гит’евек, Витек и я из груды копий выбрали «с правильным именем», ставший особо ненавистным мне Тайло’гет, наконец, убедился, что в Мире Духов его не примут за чужака и самозванца…

Так что ну вас нафиг, дорогие мне ирокезы. Есть великое волшебство «Отпуск». После него я буду любить и ценить вас еще сильнее. Но пока мне просто необходимо отдохнуть от ваших опостылевших рож. И потому завтра я еду в горы.

— …Беда! — спокойно так, без заламывания рук и истерик сказали мне Тишка с Ластой, когда я заявился вечером накануне отъезда в горы. — Осакат пропала. И Витек. Сели на лодку и уплыли куда-то.

Блин! Кажется, приехали!

Жизнь у меня, признаться, началась странная. С одной стороны, я оказался на положении последнего духа, которого дедушки шпыняют и чмырят, а с другой, меня регулярно приглашали к костру оуоо и подробно расспрашивали о «моем народе», благодаря чему мне иногда перепадали чашка пива и дополнительный кусок лепешки.

И это, признаться, нравилось отнюдь не всем. Мои новые сослуживцы любимчиков начальства похоже особо не жаловали. А может, просто всех новичков так гнобили. Или просто я им конкретно не нравился, потому что говорить по ихнему не умел, хотя и был черен волосом…

Да уж, хреновое положение. Я и у начальства шут гороховый, и среди простых вояк не пойми кто, не умеющий даже толком маршировать в оикия, а лезущий к начальству пиво хлебать.

Да. Строевая подготовка. Как-то сразу с тоскою вспомнился наш старенький школьный военрук, который упорно продолжал ходить в военной форме и отказывался называться преподавателем ОБЖ. Вот он, помнится, пытался заставить нас, великовозрастных и все-все знающих оболтусов, учиться маршировать, надевать противогаз и собирать-разбирать автомат. Но времена уже были не те. Да признаться, времена были уже вообще никакие. Все мои товарищи, наслушавшись про армейские ужасы (тогда это было очень модной темой), почитали всех военных идиотами и неудачниками, наотрез отказываясь не то что учиться маршировать, но даже и думать об исполнении своего гражданского долга. И я в этом от них не отставал.

Вот мне и отрыгнулось на старости лет. Не знаю, как там было в Российской армии эпохи 90-х, но тут дедовщина была делом не только законным, но к тому же и всячески поощряемым. И если в племени Нра’тху меня шпыняли, можно сказать, любя и по-отечески, тут меня начали гнобить и лупцевать и из чувства долга и по велению души.

И одно дело, когда тебя шпыняют на строевых занятиях, тычками и оплеухами вгоняя воинскую науку. (При том что я не знал языка, по-иному со мной общаться было сложно.) Тут я и сам поучиться не отказывался, поскольку лишние знания карман не тянут, особенно когда это знания, как выжить на поле боя. Да и среди наших при случае будет чем прихвастнуть.

Но вот совсем другое дело, когда тебя просто гнобят, потому что надо на ком-то отыгрывать свои плохие эмоции. А эмоций подобных у пехтуры-оикия хватало с избытком. Сравнивать местные порядки с дикарской вольницей не было никакой возможности. Хотя меня и определили к коренным аиотеекам, можно сказать, пехотной элите, жизнь наша медом отнюдь не была. Даже просто тащить на себе целый день собственное оружие и доспехи, и жратву, и все имущество отряда уже было тяжким трудом. А когда еще сплошь и рядом делаешь это из-под палки и по команде. А рядом с тобой едут на верблюдах богатые и сильные оуоо, всегда готовые наказать за проступок или ошибку, да еще и смотрят с высоты спин своих зверушек на шагающего в грязи тебя как на полное говно, очень быстро появляется желание отыграться за все своим беды на ком-то другом. И я в данном случае на роль этого «другого» подходил как нельзя лучше. Ни языка, ни знания обычаев, ни друзей… Так что старшие товарищи с ходу начали пытаться отбирать у меня еду и гонять без всякой очереди на грязные работы.

Ну да и я уже был не тот наивный и слабовольный горожанин, заблудившийся между мирами, каким попал в племя Нра’тху. За время жизни в этом мире я худо-бедно научился показывать зубы, и когда уже на четвертый день такой жизни наш не то сержант, не то «дюжинник», именуемый тут оикияоо, конкретно достал меня, я сумел сбить его на землю и даже малость попинать ногами. Все-таки общение с Лга’нхи и ирокезами кое-чему меня все-таки научило.

Да и участие в настоящих боях откладывает свой след на характере человека. Добытая Мана — это вам не фунт изюму. Вместе с ней ты получаешь и опыт, и уверенность в себе. А ведь моем поясе (мне его, кстати, вернули, но без кинжала) уже висело почти полтора десятка скальпов.

Выжив и содрав скальпы в немалом количестве схваток, мягкий и пугливый студент Петя Иванов добыл немало Маны. И укрепив ею свой дух, понял простую истину, что пугаться можно по-разному. В страхе можно зарычать и броситься на врага, как это делает загнанная в угол крыса, а можно замереть от ужаса и дать себя убить, как какой-то пугливый зайчонок. В первом варианте есть хоть какой-то шанс. Во втором — шансов ноль. Следовательно, выбрать не сложно.

За большинство местных жителей этот выбор делает сама жизнь. Зайчата умирают еще детьми. Мне же пришлось этому учиться. Долго учиться. Но я, кажется, был не самым плохим учеником и кое-что усвоил.

А еще я тут понял, что искать компромиссы в некоторых случаях абсолютно бесполезно. Этот мир пока не дорос до компромиссов. Стоит только начать заниматься этим неблагодарным делом, и вместо компромисса быстро найдешь еще больше проблем. Все решат, что ты слабак, а со слабаком считаться незачем. Слабака просто затопчут.

Потому-то, когда наш оикияоо демонстративно плюнул мне в миску с размазанной по донышку кашей, когда я потребовал наполнить ее полностью, я ткнул эту миску ему в рожу, закрывая обзор, и влепил со всей дури ногой по голени, благо на мне все еще оставались «горные» ботопортянки с толстой и прочной подошвой. Потом понадобилось еще три-четыре боковых удара, чтобы снести этого урода с ног. Мужичок был хоть и ниже меня на полголовы, но башку имел чугунную. Я еще успел пару раз пнуть упавшую тушку по ребрам, а потом на меня навалилась вся остальная оикия и быстро заставила пожалеть о содеянном.

Очнулся я уже в темноте, а значит, прошло как минимум часов шесть-семь. Никто мне даже плошку воды не поднес, а двигаться было мучительно больно. Я слизывал ночную росу с травы, чтобы утолить жажду, и делал все возможное, чтобы не доставить удовольствие своим врагам, начав скулить от боли.

А наутро состоялся очередной в моей жизни неправедный суд.

Чего там пел-заливался наш Самый Главный Босс, я, ясное дело, не понял. Мне лично вообще слова не дали сказать, как, впрочем, и моим сослуживцам. Однако приговор говорил о многом. Не только меня, но и всю оикия приговорили к порке!

Кстати, интересное наблюдение. Судя по спинам моих «однополчан», порка тут была делом естественным и обычным. А вот Гит’евек и другие ирокезы из «забритых» ее никогда не применяли во время обучения молодняка.

Насколько я понял, среди дикарей вообще существовало только три вида наказания: общественное осуждение; изгнание из племени и смерть. (Детишек лупят, только чтобы до них лучше дошли незыблемые отеческие мудрости.) Хотя последние два означали примерно одно и то же и смерть, наверное, была даже более гуманным наказанием. А вот тягость общественного порицания современному мне человеку понять, пожалуй, практически невозможно. Тут оно воспринималось намного трагичнее, чем мы можем себе представить. Когда живешь в довольно тесной общине, любое понижение твоего общественного статуса воспринимается очень болезненно. Весь. Повторяю, ВЕСЬ МИР смотрит на тебя с осуждением, брезгливым сочувствием и жалостью. И никуда от этих взглядов не укрыться и не спрятаться в забвении толпы. Потому-то калеки обычно и предпочитают «изгонять» себя самостоятельно, чем терпеть сочувствующие взгляды, приказы и окрики тех, кто вчера был на равных с тобой. Презрение горше смерти!

Ну а изгнание или казнь это настолько редкий случай, про которые за всю мою бытность тут я слышал лишь в балладах, но не разу не видел воочию. Все-таки каждое племя — это отдельная семья. И надо очень сильно набедокурить, чтобы родня захотела избавиться от тебя настолько радикальным способом.

А вот подобное «дозированное» наказание, как порка, — своеобразный аналог смерти, только как бы наполовину или четверть. Это, видимо, уже прерогатива более развитой цивилизации. Той, где внутриплеменные связи настолько ослабли, что просто общественного осуждения стало недостаточно для наказания провинившегося члена. И лишь хорошенько ободрав ему спину плетью, можно внушить уважение к правилам и законам. Вот как мне.

Ну да и пофигу. Сначала я посмотрел, как вся моя оикия получила по шесть ударов не слишком длинной многохвостой плетью, какой обычно оуоо подгоняют своих зверюг. Потом на моих глазах все двенадцать схлопотал мой соперник. А я, можно сказать, всех надул. Накануне меня так качественно отделали, что я отрубился уже на втором или третьем ударе и ничего не помнил. Даже сколько мне дали плетей — двенадцать, как моему сопернику, или больше, так и осталось для меня тайной.

Потом, конечно, спина дико болела, спать я мог только на животе (первую ночь я вообще заснуть не мог, пока не нашел в степи обезболивающий корешок и валерьянку. Но днем они помогали слабо, ибо нажраться и забыться не получалось, надо было идти дальше, причем своими ножками. А слабость была жуткая, и каждое неловкое движение заставляло корчиться от боли). Но я ни о чем не жалел! Во-первых, на целую неделю я был освобожден от всех работ, занятий и перетаскивания тяжестей, пока раны на спине более-менее не зарубцевались. Во-вторых, обидевший меня оикияоо был понижен в звании (как я понял, «в связи с утратой авторитета в результате проигрыша подчиненному»). А в-третьих, благодаря порке, приобрел нескольких приятелей.

До той поры я «тянул лямку» в элитной оикия коренных аиотееков. Все мои сослуживцы были сплошь черноволосыми коренастыми крепышами изъясняющимися посредством мелодичного пения, щеголявшими в неплохих доспехах и с бронзовым оружием. После драки, видимо, в виде наказания, меня перевели в оикия «низшей лиги», состоявшей в основном из белобрысых прибрежников, хотя была и парочка длинновязых степняков.

Коренным аиотееком тут был только наш оикияоо, но это был довольно зрелый мужик, с одной стороны, державший нас в ежовых рукавицах, а с другой, умевший соблюдать в этом меру. Малейшее проявление лени или небрежность, и следовал удар хлыста или просто зуботычина, но вот издевательств ради развлечения не было. Даже от остальных членов отряда. Этот парень понимал, что ему вместе с нами идти в бой, и умел соблюдать баланс между жесточайшей дисциплиной и сохранением лояльности подчиненных. Мне бы такого парня пару месяцев назад на разделку коровкиных туш… Он бы порядок быстро навел.

Так что в этой оикия меня приняли нормально. Даже несмотря на мои черные волосы, после того как отлупцевал сержанта, и особенно после последовавшей порки, я вроде как стал своим среди угнетенных масс. А с другой стороны, благодаря тем же самым волосам внушал сослуживцам некоторое почтение и страх. И пусть кормили нас тут похуже (первыми к котлу подходили коренные) и доспехи у нас, прямо скажем, были никакие (буквально, их просто не было), а оружием почти у половины служили деревянные колья и дубинки, жилось мне тут куда лучше, чем среди «элиты», и очень скоро я начал обзаводиться приятелями, оказывая им и принимая от них разные мелкие услуги. Так что жизнь помаленьку налаживалась.

Но первым моим настоящим приятелем стал, как ни странно, не кто-то из моих сослуживцев-оикия, а коренной аиотеек-оуоо, крутой и авторитетный товарищ, перед которым тянулись даже многие оуоо. Как я понял в результате нашего знакомства, он тут был шаманом-лекарем, и должность эта считалась весьма почетной.

Я как раз пытался решить непростую проблему, как плюнуть самому себе на спину. Потому как нанесенные плетью раны жутко болели, да и оставлять их открытыми в местных, далеких от слова «стерильность» условиях, было небезопасно.

Идею заняться йогой и с годами приобрести невероятную гибкость я отмел сразу. Я когда-то интересовался йогой и знал, что ее этика и всякое прочее вегетарианство не сильно помогут мне выжить и продвинуться по карьерной лестнице в реалиях сегодняшнего дня. Так что оставалось сделать что-то вроде большого тампона, заплевать его горько-лечебной травкой и каким-то образом присобачить все это сооружение на спину. Увы, даже подходящего куска полотна у меня не было. Моя рубаха, и так изрядно порванная за время последних приключений, была жестоко содрана с меня палачом перед процедурой экзекуции и выброшена в сторону. А подобрать остатки я не успел, как-то не до того мне было тогда. Так что сейчас я гулял по степи, демонстрируя могучие (в моем воображении) мышцы груди и пресса всему свету, поскольку вопросы обмундирования, как я понял, каждый новобранец должен был решать самостоятельно. А ночи, между нами говоря, были уже довольно прохладные, да и днем в ветреную погоду озноб пробирал до костей…

Так что я сплел какой-то матрасик-наволочку из травы. Заплевал ее горькой травкой и лег сверху, прикидывая, как бы поудобнее закрепить все это дело на груди своим воинским поясом. И тут ко мне подошел этот парень Эуотоосик и изобразил знаками недоумение моими действиями, попутно пропев что-то малопонятное. Блинский Витек. Если бы Эуотоосик ругался, я бы его прекрасно понял поскольку большинство слов, которым обучил меня мой ученик, были из сферы ненормативного фольклора. А вот когда говорят что-то хорошее или просто нейтрально-информативное, для меня это процентов на восемьдесят остается тайной.

Так что я, как мог, изобразил этому любопытному аиотееку-оуоо сцену из сериала «Скорая помощь», даже пару раз прокричав «Мы его теряем» и «Трехведерную клизму внутривенно…» для большей ясности. Мужик проникся моей интерпретацией театра мимики и жеста и, ткнув пальцев остатки недожеванной травки, изобразил очередное недоумение, что-то настойчиво от меня требуя. Тут пришлось вставать, показывать растущую травку, изображать жевание и плевание и даже дать попробовать пожевать ему ее собственнозубно.

Кажется, Эуотоосик был приверженцем медицинской школы, считающей, что чем гаже лекарство на вкус, тем оно полезнее. Так что травка произвела на него столь сильное впечатление, что он даже соблаговолил помочь мне закрепить мой заплеванный травяной коврик на спину. Блин. Запомнить на будущее, колючая высохшая трава не самое лучшее средство при лечении порубленной плетью шкуры.

Пока я наслаждался новыми ощущениями, Эуотоосик стоял рядом и с интересом наблюдал за мной. Потом ткнул пальцем в степь и изобразил лицом очередное недоумение в сочетании с приказным вокалом. Плюс потыкал пальцем в траву и многочисленные шрамы, покрывающие и его и мое тело, и изобразил неловкий танец сбора урожая, видимо, предлагая мне то ли поделиться знаниями, то ли пойти и немедленно заготовить этой травы на все человечество разом.

…Меня аж передернуло, и не только от холода. В моем нынешнем состоянии прогулка в степь отнюдь не была предметом моих особенных мечтаний. Я бы предпочел улечься где-нибудь в позе зародыша и поиграть в трупик. Опять же, скоро ужин! Потому я начал активно косить, изображая честного служаку, вытянулся в местном аналоге стойки «смирно», пропел парочку выученных сигналов, означающих строевые команды, и указал на своего нового оикияоо, зачем-то пасшегося рядом с нами. Мол, «Извини дядя, но я человек служивый, мне не до прогулок при луне и прочей романтики».

Хренушки. Эуотоосик даже петь не стал, а лишь сделал едва заметный жест, и мой строгий оикияоо бегом понесся в нашу сторону, дабы посрамить меня своим прочтением стойки «смирно». Да — чувствовался класс! Если я это «смирно» только изображал, этот матерый служака ею жил. В связи с чем появилось стойкое ощущение, что прогулки по степи мне не избежать. Потому как пока Эуотоосик что-то негромко пел сквозь зубы, мой оикияоо ему лишь почтительно внимал, не смея возразить. Да и вряд ли имел на то особое желание. Оставалось только горестно вздохнуть и идти за чересчур любознательным верблюжатником.

Гуляли мы примерно так с час, и за это время я нашел и показал своему мучителю с десяток разных травок. Примерно треть арсенала лекарственных средств, что были мне известны.

Ну да зато после прогулки коллега завернул меня в лагерь оуоо и, достав из седельной сумки старый драный, но чистый халат, пожаловал его моей персоне. Я корчить из себя гордеца не стал и взял халат с благодарностью. А вслед за этим Эуотоосик познакомил меня со своей аптечкой и хирургическим набором. И то и другое, было весьма впечатляющими!

В аптечке я опознал по запаху припарки из водорослей, воняющих йодом, и весьма одобрительно отозвался о них. А вот большинство остальных травок было мне абсолютно неизвестно, за исключением разве что валерьянки и ромашки. Зато там было, наверное, десятка два травок, которых я в жизни не видел. (А может, и видел да внимания не обращал, поскольку никто не предупредил меня, что они лекарственные).

А еще там была нехилая куча баночек с мазями и микстурами. И когда Эуотоосик дал мне хлебнуть воды, в которую он капнул несколько капель из одной из этих баночек, почти постоянная боль в спине слегка утихла. Правда, и башку окутала какая-то муть. Похоже, это была наркота!

Тут я почему-то вспомнил Пивасика с его верблюжачьей мазью, и до меня доперло, что среди дикарей-степняков или просвещенных жителей гор и берега в использовании мазей и микстур никто пока еще замечен не был. Что как бы тоже наводило на определенные мысли об уровне фармакологии верблюжатников.

Но еще больше наводил на подобные мысли и впечатлял своей крутизной хирургический набор. Тут даже было что-то вроде коловорота с фрезой… Я про такие только читал, ими в Древнем Риме трепанации черепа делали! Ага, и затыкали дырку специальными серебряными нашлепками. Вот такими вот! А еще тут были скальпели, зажимы и расширители, пинцеты, иголки и еще какая-то хрень…

Я тоже ведь собирался себе сделать нечто подобное, да вот не вышло. А у этого парня все это было. Завидую!

Тут уж я попытался не ударить в грязь лицом и изобразить, что понимаю, для чего те или иные вещи нужны. И легко разобравшись в действии коловорота и крышечек, сразил Эуотоосика наповал, после чего снова был забросан вопросительными ариями. А в ответ лишь простодушно развел руками — извините, дяденька, не понимаю! Эуотоосик лишь досадливо вздохнул и опустил меня восвояси стандартной командой, которую я уже усвоил.

Я с радостью удалился, надеясь, что мне оставили чего-нибудь пожрать. И уже по дороге в расположение своей оикия начал анализировать полученную информацию. Итак, первое, что больше всего меня сегодня поразило. Крутой вражий доктор не знает про горько-плевательную травку. Даже местные дети про нее знают, а он нет. Вывод — не наш он человек. В смысле, не отсюда. Да и его травки мне были малоизвестны, а я тут почти год только тем и занимался, что выяснял у всех встречных и поперечных про их фармакологические знания.

Были бы верблюжатники откуда-нибудь отсюда, я, может быть, из гербария Эуотоосика не знал бы пару-другую травок. Ну, может быть, десять процентов всех коллекции. Но я не знал почти ничего. Значит, верблюжатники точно пришли откуда-то, что либо вообще не граничит с нашей землей, либо имеет другой климат. Скорее всего, из-за моря. Ведь, помнится, Митк’окок впаривая мне «неразбивающиеся» кувшины, рассказывал, что делают их в краю с таким же певучим названием, как и язык аиотееков. Только, по его уверениям, в земли те надо было плыть сначала на восток, потом вдоль островов на юг, а потом опять на запад. А аиотееки приходят вдоль побережья с запада. Значит, что мы с этого имеем? А имеем мы Средиземное море, на разных берегах которого существенно отличается флора, фауна и цвет волосяного покрова человечества.

И, судя по уровню военной подготовки, прирученным верблюдам и медицинским знаниям аиотееков, на том берегу уровень цивилизации гораздо выше, чем у нас.

Значит, шансов в борьбе с этими верблюжатниками у нас никаких? А вот тут хрен его знает? Египтяне были куда круче всяких там греков-римлян на предмет знаний и прочего. Сам Пифагор к ним учиться ездил, да и другие ученые древности шибко египетские знания уважали. Так сильно уважали, что в один прекрасный момент сделали этот крутой и развитый Египет своей провинцией, чтобы можно было восторгаться знаниями, не покупая туристической визы.

Только вот сами египтяне, насколько я помню, не больно-то стремились подмять под себя окружающие земли. Ну в смысле пытались поначалу, и на юг ходили, и на восток и на запад… Только вот как-то обломались по всем направлениям. А вот верблюжатники пока почему-то обламываться не собираются.

Глава 5

Пропажа учеников! Что бы это значило?

Поехали на самовольную рыбалку, а там дикий клев, ну и задержались на берегу, чтобы не плыть в темноте? Ага, станет Витек на удочку ловить. Даже если не брать в расчет чудовищную дороговизну бронзовых крючков и волосяных лесок, прибрежники удочек не знали, а пользовались сетями да ловушками типа вятрей. Это и порезультативнее будет, и времени меньше занимает…

О кстати! Сбегал на берег, посмотрел. Ни сетей, ни хитросплетенных ловушек, в которые на запах гнилого мяса любят забираться разные раки-омары и заплывает рыба, в нашей лодке не было. И одна из лодок пропала. Вернее, лодочка, что мы нашли покореженную на этом берегу и Витек взялся ее восстанавливать. Значит, на рыбалку!

Хотя если они и правда решили дать деру (что за бред), то средства добычи пропитания взяли бы обязательно. Ага, надо еще проверить вещички этих оболтусов.

М-да. Хреново. Ни оружия, ни мешков со шмотками и всякими мелочами. Конечно, отправляясь на рыбалку, копье, кинжалы и топор с собой надо взять обязательно. Тут, даже в сортир отправляясь, не лишним будет хорошенько вооружиться. Потому как никогда не знаешь, кто прыгнет на тебя из-за ближайшего куста или камня. Но вот зачем запасные штаны и рубахи тащить? И кучу всякого барахла вроде украшений Осакат? Все страньше и страньше.

… Да нет. Не могли они сбежать! Ну не те это времена, чтобы двое влюбленных дурачков могли позволить себе что-то этакое. Тут племя — это весь мир. Другого нет, и бежать некуда. Это как если бы в моем времени влюбленные планировали бы удрать жить на Марс или Венеру. Возможно, такие и есть, но, надеюсь, санитары стерегут их достаточно надежно.

Да и про всякую там Любофф и прочие романтические бредни тут еще не знают. Тут обычно будущие молодожены и видят-то первый раз друг друга за день-два до свадьбы, поскольку невест стараются выменивать издалека и отдавать замуж как можно скорее. Любофф и Чуйстфа — это все изобретения разных там поэтов и прочих романистов-песенников, которые и придумали эту самую Любофф гораздо позднее, ради поднятия тиражей и чтобы девок клеить. А поскольку тиражи появились после начала эпохи книгопечатания, можно предположить, что и Любофф изобрели вместе с печатным станком. (Эк меня заносит, нервишки, видать, шалят.) А тут все намного проще, и без всякой любви и романтики, нравится девица, берем. Не нравится, а старики говорят «надо»? Все равно берем, ведь старики знают лучше, а молодым дурошлепам рано еще собственное мнение иметь. По крайней мере у нас в степи вроде так было. Других подробностей я не знаю, меня никто женить не собирался, кому такой муж нужен был? У прибрежников, судя по всему, схожие обычаи были, а вот как у горцев, я хоть и сам удосужился (по словам Осакат) жениться, но подробностей выборов невест не знал…

Хотя Витек-сволочь ту девку, что мы ему в качестве невесты выкупили, брать не захотел. Правда, девица по местным меркам и впрямь была совсем не фонтан. Разве что откормить ее хорошенько. А Витек парень строптивый… Эх, надо было его тогда все-таки обломать и заставить жениться. Сейчас бы проблем не было.

Да все равно бред. Удирать из племени за ради Большой Любви? Ну не наш это метод. Не верю я в подобное. Ну, может, Витек бы и был на такое готов. Он к этой выпендрежнице с самого начала неровно дышал. Да и неудивительно, по местным меркам, Осакат была на редкость выгодной партией. Одной только царской родни у нее как мух в привокзальном сортире. И при этом на мордашку и фигурку не совсем крокодил. Не суперкрасавица, но и не уродинка какая-то. Опять же умеет принарядиться и внимание к себе привлечь. И ходит этакой фирдипирдозиной, с высоко задранным носом, крутым причесоном и пафосностью прынцессы, что поневоле начинаешь ценить ее куда выше номинальной стоимости. Так что неудивительно, что Витек попал под ее чары.

Да вот только сама Осакат что-то мне шибко влюбленной в Витька не казалась. Нет, она его весьма ценила, и как верного поклонника, и как соученика-приятеля, и даже как вояку, имеющего на поясе уже целых три скальпа. Местных девушек подобные украшения привлекают.

Да и повидал Витек в жизни немало и рассказывать о своих приключениях умел интересно, хотя и врал при этом немилосердно, но врал

убедительно, а главное, занимательно. Так что я иной раз и сам заслушивался.

И сам по себе он парнишка был довольно симпатичным. Никаких огромных бородавок на носу или других явных уродств… Тут вообще, как я заметил, народ был довольно красивый. Видать, жесточайший естественный отбор как-то и на это дело влияет. А уж как местные условия влияют на физические данные. Тот же Витек, всю жизнь упражнявшийся с веслами, тягавший тяжелые сети и махавший копьем, в моем мире мог бы на какого-нибудь «мистера Вселенная» претендовать. Высокий для прибрежника рост. Развитая мускулатура, Ловкий, шустрый, гибкий. То что уже покрыт шрамами, так тут это не в упрек, а, скорее, совсем даже наоборот. А в остальном очень правильные черты лица и тело атлета. А ирокез и бородка аккуратно ухожены и украшены бусинками по последней ирокезской моде. Опять же, статус у парня ого-го какой высокий. Ученик самого Великого Шамана Дебила! Любая девица о таком прынце на белом коне только мечтать может.

Но вот что-то особо страстной любви со стороны Осакат к данному персонажу я не замечал. Хотя особо и не присматривался… Я ведь, признаться, больше за Витьком следил, чтобы он безобразий каких себе не позволил. Методы здешнего ухаживанья большой куртуазностью, знаете ли, не отличаются.

… Да нет, не могли они. Им подобная хрень даже в голову бы не пришла.

— Слушай, Тишка, а они тебе или Ласте ничего не говорили насчет того, куда поедут?

— Нет, просто лодку нагрузили. Велели мне мяса копченого им бочонок принести… Осакат велела мне еще о тебе заботиться и помогать… и поплыли.

— А в какую сторону?

— Да я и не видела. Они сначала прямо в море плыли, а потом меня Ласта позвала котлы чистить… Дебил, а ты не думаешь что они как эти… — Моя женушка внезапно всхлипнула. — Ром’эо и Жуль’ета сбежать могли?

Тут я себя мысленно хлопнул по лбу и обругал очень нехорошими словами. Ведь, похоже, я сам ученичков своих мог на такую мысль подтолкнуть!.. Аккурат когда Витек жениться отказался. Я его в мозг клевал, рассказывая всяческие дешеспасительные истории, про то, к чему непослушание приводит… Ну, и ясное дело, свою версию бессмертного Шекспира преподнес. (Прошу не обвинять в плагиате, Билл и сам был не дурак чужую историю слямзить.) В моей версии сын Царя Царей Ром’эо не послушался Шамана своего почтенного батюшки, который нашел ему правильную невесту в соседнем царстве, и сдуру сбежал прямо в степь с какой-то нищей голодранкой-пастушкой Жуль’етой, подругой своего детства, приходившейся ему восьмиюродной племянницей троюродной бабушки, а следовательно, близкой родней… Ну и, естественно, после многих трагических несчастий, глупые неслухи, горько раскаивающиеся в своем непослушании, попали в лапы к тиграм и были съедены насмерть. А вот уже на том свете у них и начались настоящие муки, ибо родня их не признала и изгнала из своего загробного мира, и они начали бродить неприкаянные и всеми гонимые, в полной тоске и печали.

… Но я-то был уверен, что моя полная глубокого назидательного смысла история послужит Витьку с Осакат примером того, как дорого оборачиваются молодым засранцам их непочтительное отношение к решениям стариков и наставников… И я как щас помню, что даже моя Тишка хлюпала носом, когда лежащий с отгрызенными конечностями и выдранными кишками Ром’эо прощался со своей не менее пообкусанной подружкой, говоря, как же сильно он был неправ, что, не послушавшись мудрости Шамана, и втянул ее в сию авантюру, из-за чего теперь и сам гибнет, и обрек на гибель ее. И просит прощения у Жуль’еты и у Шамана и Духов за свое дурное поведение.

… Мне казалось, что вышло очень трагично и назидательно… Но может быть, я тогда малость перебрал с трагизмом и был понят не совсем правильно? — Судя по тому, что я про эту историю уже и думать забыл, а вон Тишка помнит, моя дурацкая байка произвела на слушателей сильное впечатление. Настолько сильное, что два дурачка решили последовать дурному примеру, который, как известно, заразителен.

— Может, и как Ром’ео с Жуль’етой… — вынужден я был согласиться с супругой. — Идиоты малолетние! Вот ведь уроды! И чего им приспичило-то?!

— Так ведь они же того, — простодушно бухнула моя женушка, — ребеночка ждут. Вот, видно, и не захотели, чтобы он в чужой семье рождался.

— Чего они там ждут? — растерянно возопил я. — Да когда ж они успели-то?

— Так ведь давно уже… Они же молодые. Все время у одного костра спят. Все дни вместе проводят.

— Я же за ними следил… — растерянно проблеял я и сам понял, насколько жалко это прозвучало.

— …Следил, — как-то так очень двусмысленно сверкнула глазками Тишка. Видимо, только огромное почтение и преклонение перед мужем, не позволили ей высказать свое мнение о его следопытско-охранных навыках.

— Осакат с Витьком?.. Чего-то я за ней не замечал, чтобы она по нему вздыхала особо-то, — предпринял я еще одну попытку уличить я женушку столь явными фактами.

— Осакат хитрая… — только и ответила она мне на это… Ну понятно, — стоило мне отвернуться и Тишка становилась свидетелем (а может, и соучастницей) комедии про двух влюбленных и глупого дядюшку. И пока я выговаривал и грозился Витьку, все они дружно хихикали у меня за спиной. Потому как понятно, за кого болела Тишка… Тоже ведь дура малолетняя еще. А тут такое шоу!

… Нет, ну каково? Все сплошь вокруг меня мерзавцы малолетние. Как последнего лоха вокруг пальца обвели!.. Уроки, блин, они вместе учили. Записочки друг другу писали с целью повышения грамотности! Копьями на тренировках друг на друга махали с переходами в рукопашный бой и борьбу в партере… И где же мои глаза-то были? — Ведь банальнейшая история, аналог которой в любом классе любой школы отыскать можно. — Хотя тут все еще хуже — два молодых и полных гормонов организма днями и ночами проводят рядом с друг другом… Да еще и началось это у них небось, когда они ирокезами не были, а значит, и родней не считались… И как же я это все упустить умудрился? И ясное дело, что когда уже и до ребеночка дошло, а тут внезапно расставаться пришлось, — у них крыша-то и съехала окончательно и они в бега решили пуститься.

— …А насчет ребеночка-то… — пробормотал я, тоскливо глядя на женушку, — Это как, — из серии догадок, или точно знаешь?

— Да уж знаю… — как-то малость смущенно зарделась Тишка. Видать, стесняясь бабской болтовни, что постоянно шла у этой неразлучной с некоторого времени троицы — Осакат, Ласты и Тишки. Пару раз краем уха удалось подслушать… Сам с красными ушами ходил от их откровенных рассказов.

— А мне почему не сказали?

— Так мы думали, ты и так знаешь… Ты ведь шаман. Тебе духи должны были сказать.

— А духам только и дело до этих ваших… бабских… дел. — Почему-то разговоры о залетах и родах и меня самого вгоняли в изрядное смущение. — …Только и делают Духи, что обсуждают кто-кого-да-от-кого!..

… Ладно. Будем думать, что делать дальше… А что тут думать-то? Догнать и вернуть. Леокаю, ясное дело, раз уж так все обернулось, Осакат мы не отдадим… Нет, тут, насколько я усвоил из некоторых рассказов и былин, невеста с готовым ребенком, большим позором не считается. Скорее, даже наоборот, ребенок доказательство ее полноценности. Тем более что нынешнему правителю Иратуга особо разборчивостью страдать не пристало. Ему легитимизация власти нужна, а тут и на беременной крокодилихе женишься, не то что на такой родовитой особе, как Осакат.

… Но считайте меня безнадежным романтиком, — а мы своих не выдаем! Если уж эти два засранца решились на бегство, лишь бы не разлучаться друг с дружкой, мне их разлучать совесть не позволит.

… Возможно, из-за этого придется всем племенем удирать отсюда подальше, чтобы не огрести люлей от Леокая. Но тут уж, как говорится, делать нечего… Хотя ведь признаться, у меня и у самого были уже некоторые мыслишки насчет выгод, которые ирокезы смогут поиметь из-за близкого родства с царицей Иратуга. А если еще учитывать, что, судя по всему, и Лга’нхи, и я сумели там оставить о себе неизгладимое впечатление… Если хорошенько все разыграть, мы бы этот вшивый Иратуг под себя подмяли и базой своего процветания сделали бы. Тем более что в условиях, когда по степям аиотееки бродят, — окруженный со всех сторон горами Иратуг оказывается в весьма выгодном положении. Пока Олидика и Улот будут терять силы в боях с аиотееками, мы бы могли…

… Да какой теперь смысл мечтать об этом? Это царство я уже упустил, взамен приобретя племянничка-спиногрыза. Потому как теперь и он будет пастись возле моего костра и лопать из моего котла. Если, конечно, я этих двоих смогу вернуть.

Итак, куда они поплыли? Вариантов в принципе немного, — либо на запад, либо на восток. На востоке Вал’аклава и аиотееки им там делать нечего. А на западе… А хрен его знает, что там сейчас на западе. Орда вроде пришла оттуда, но пошла дальше. Так что берег разорен. С другой стороны, можно проплыть примерно сотни три километров и ломануть на север вдоль гор. И пройдя фиг его знает сколько еще сотен километров, — очутиться в Олидике. Правда не очень понятно как там Осакат с этаким багажом примут… А впрочем, — там у нее родня, так что точно не выгонят и голодом не уморят.

… Родня! — А ведь если подумать, то и у Витька где-то там на западе, должна родня иметься. Он ведь рассказывал, что большая часть его племени предпочло от верблюжатников удрать, вместо того чтобы драться. Значит, вполне может быть, что они сейчас живут где-то там, на западном побережье, с нечеловеческой силой скучая по сыну-брату-племяннику-троюродному-дяде Вит’оки. А тут вот, — прошу любить и жаловать. — Витек, с молодой женой царских кровей, дитем, лодкой и кучей полезных шаманских знаний пожаловал. — Хеппи-энд, обнимашки, слезы радости… Все поют и танцуют, как в финале индийского фильма!

Значит, можно не сомневаться, — они ломанули на запад… На всякий случай, конечно, можно послать людей и в противоположную сторону. Но смысла, думаю, в этом нет.

Значит, надо идти к Лга’нхи, пусть поднимает племя и…

Стоп!.. А вот надо ли устраивать из всего этого большой ажиотаж?

… Помимо всего прочего, ребята ведь сильно проштрафились со многих точек зрения. Причем мало того что сильно. Так еще и невероятно глупо! Помнится, у степняков, если девка от своего же соплеменника залетит, их обоих и убить могли, поскольку это большое оскорбление духам. Ну а уж младенца, сразу после рождения выкидывали в степь. Ибо считалось, что из таких демоны вырастают… Видно тысячелетний опыт хорошо научил избегать столь близких родственных браков.

И даже если я в качестве шамана скажу что так было можно, само бегство и догонялки станут большим уроном их репутации. И если я подниму сейчас все племя в погоню за малолетними дураками, прощай и полушаманский авторитет Витька, и главенство в бабской иерархии Осакат… А мне это надо? Ведь тогда даже если я их в племя и верну, жизнь у них тут будет ой какая не сладкая. Да и по моему авторитету удар изрядный, — собственные ученики из учителя дурака сделали!

… Значит, надо действовать втихаря.

— «Как давно они сбежали?» — спросил я у женушки.

— Так вот… Пополудни-то, наверное, начали в лодку грузиться. А когда все вещи перетаскали, мяса бочонок умыкнули… ну вот тогда и поплыли…

— М-да. — Я глянул на солнце, уже изрядно склонившееся к земле. — Часок-другой, и станет темно. — Форы у них часов пять-шесть. Но зато лодку они взяли не из лучших. Сколько Витек ее не чинил, она один хрен подтекала. Видать, швы где-то протерлись, или еще чего. Да и каркас был перекошен, так что лодка шла довольно криво и плавать на ней лично для меня было сущим мучением… Значит, особенных скоростей на ней не разовьешь, тем более что придется постоянно воду вычерпывать, а то и к берегу подгонять для починки…

Так что если я возьму свой, с крутыми веслами, почти-что-катер, то вполне смогу догнать даже Витька… Ну, может, не прямо сегодня, но за два-три дня точно… А пока гребу, — придумаю как объяснить ирокезам их женитьбу… А сейчас совру, что отослал их подготавливать большое камлание, а сам, значит, должен следом за ними идти камлать. И дело это не простое, ни на один день, так что пусть скоро не ждут.

… А что Доктою с Браслаем говорить насчет того, куда я внучку их царя и невестушку соседнего дел? А главное, как перед Леокаем во всем отчитываться? Дедушка ведь и осерчать может, и тогда мало никому не покажется… Может, правду рассказать? Повинную голову меч не сечет… Ее дубиной проламывают.

Обойдется без правды. Мои ученики, что хочу, то и делаю. Послал по важному делу. Архиважному, в масштабах всей Вселенной делу, суперархиважность которого только и смогла преодолеть мое почтение к Царю Царей Улота и поступить вопреки его воле!

Поскольку Леокай догадывается, что я его побаиваюсь, то поймет, что у меня были веские причины поступить подобным образом. И с плеча рубить не станет.

Но определенно надо отсюда убираться на всяких случай куда-подальше, хотя бы на первое время… А для этого, похоже, нужно срочно от Духов маляву получить с ценными указаниями… Ага, большая беда идет с запада и мы должны встретить ее во всеоружии.

… А когда ни хрена с запада не придет, попадешь ты, Дебил, в крайне глупое положение.

Тогда так, — беда большая идет. Но предотвратить ее можно только очень-очень большим и важным колдовством! — Вот потому-то, я и отправил учеников в срочном порядке готовить это самое колдовство, а сам пока остался переговорить с остальными ирокезами да предупредить улотцев. А утречком в скором темпе поспешу на подвиги… Заодно, кстати, можно будет и ирокезов за собой увезти подальше от гнева дедушки. Пусть грузятся в лодки и идут не торопясь следом за нами… Кстати, можно отрядить людей, чтобы стада перегоняли по берегу… Отойдем на сотни три километров. Найдем подходящую бухту, там и перезимуем. А уж весной, когда зима и время малость остудят гнев Леокая, можно будет идти виниться…

Значит, ищем Лга’нхи и Старшин. Собираем совет, плетем с три короба вранья. Нехорошо конечно. Но что теперь уж поделаешь?.. Заодно, кстати, надо и Тишку с Дрис’туном к костру Лга’нхи пристроить. Пусть пока позаботиться о них.

Глава 6

Два дня плаванья прошли вполне нормально. Я выкладывался что было сил, натирая на вроде бы уже огрубевших руках новые мозоли. Если что и задерживало меня в пути, — так это обследование подходящих для стоянки бухточек, — не затаились ли там мои беглецы?

… А на третий день поднялась сильная буря… К моему собственному удивлению, мой челнок, скрипя каркасом и изгибаясь на волнах, как резиновая калоша, тем не менее оставался на плаву даже несмотря на огромные волны, ветер и дождь… Я вовремя вспомнил кое-что из прочитанных книг и сумел соорудить плавучий якорь, удерживающий мою лодку носом по ветру. Наверное это меня и спасло… Вот только когда буря малость стихла и я смог перевести дух, берега нигде не было видно… Я сориентировался по проглядывающему сквозь тучи солнцу и погреб на север. Воды было в обрез, и я тянул ее как мог, но скоро она кончилась. Еще почти сутки я греб, сходя с ума от жажды и усталости. А потом увидел берег… Увы, высадка была крайне неудачной.

Видимо, Эуотоосик был реально в большом авторитете среди аиотееков. Я и раньше видел, что он крут и возле костра оуоо обычно занимает место где-то рядом с нашим Большим Боссом. Но истинную степень его крутости оценил, когда после нашей прогулки в степи меня поставили на совершенно особый режим.

…И опять нет! — Тройную пайку харчей и личный паланкин никто мне не выделил. И даже тренировочную нагрузку не снизили… Как только спина начала более менее подживать, строевые упражнения пошли чуть ли не с удвоенной силой. Реально удвоенной, — никто кроме нас столько не занимался. И что было тому причиной, — мое ли присутствие, суровость нашего оикияоо или то, что мы, побережно-степной сброд, считались слабым звеном, — я так и не выяснил, поскольку не знал языка.

Ах да, язык. Видимо, Эуотоосик отдал приказ научить меня языку как можно скорее. Сразу резко появилось ощущение, что для всей оикия это теперь первоочередная задача, и все не жалея сил бросились ее выполнять… Обидно только, что на вооружении у моих полудобровольных учителей стояли лишь три извечных приема первобытной педагогики — пинки, подзатыльники и оплеухи, а вот со всякими там методиками обучения было плоховато.

…Нет, я не обижался. Я понимал, что ребята по-другому не умеют. Их самих так учили. Но и позволять себя пинать тоже нельзя. Слабый мозг дикаря с трудом очерчивает границы между уроками иностранного языка и очередностью подхода к котлу с кашей. Позволишь пнуть себя на уроке, — будешь довольствоваться объедками, а там уж и до полного загнобления до уровня отрядного полудурка, рукой подать.

Произошла парочка драк, в которых я почти победил… ну или, по крайней мере, точно не проиграл. Правда, исключительно благодаря своей подлости, да маленькому, заранее заготовленному после драк в прежней оикия колышку. Если зажать его в кулаке, он способен наносить очень болезненные тычки по телу, а еще лучше, по бьющим конечностям твоего противника. Даже если в твоем ударе нет настоящей силы то и скользящее касание бьющей руки этим предметом под грамотным углом, способно отсушить ее напрочь. Мне про эту методу еще в Той жизни сенсэй рассказывал.

…Это было оружием чисто для подлянских разборок городской сволоты типа кастета, розочки или обломка бритвы, вставленного в подошву ботинка. Настоящим воинам, каковыми тут были все практически с рождения, подобный гаджет даже в голову прийти не мог. Как не пришло бы в голову современному командующему армией, пропив артиллерию-пулеметы-автоматы, вооружать своих солдат обрезками арматуры и велосипедными цепями перемотанными изолентой… Тут даже кинжалы, дубины и топоры считались лишь подсобным оружием. А настоящим, боевым и реально работающим в битве было копье, как минимум метров трех длиной. Так что хоть все прекрасно видели эту палочку у меня в руках, но обзаводиться подобной же не торопились считая ее не более чем колдовской штучкой-талисманом… А таких у каждого было дофига. (С меня, например, никто не осмелился снять мои цепочки и висюльки, а ведь это могло бы стать неплохой добычей. Но зачем связываться с враждебными духами?). Так что пока палочка меня выручала.

…Пока за дело не взялся Асииаак, мой непосредственный оикияоо. Когда я затеял очередную драку, а он оказался рядом, огребли оба участника.

Но не надо думать, что Асииаак влез в драку и расшвырял нас в стороны, попутно наваляв тумаков, как это бы сделал Нра’тху.

Хренушки. Он, сочетая удивительную мелодичность своего языка со свирепым рявканьем разозленного льва, построил всю оикия, вывел нас двоих драчунов из строя, поставил по стойке смирно и начал поочередно бить по морде с пофигизмом гильотины или электрического стула. Причем бил так, чтобы не калеча и не уродуя, исключительно наказать болью, не портя материал. У меня потом даже зубы не шатались, а только в голове жутко звенело… чувствовалось, что работал специалист.

…Как-то сразу стало понятно, это не драка, это наказание. И если в драке у любого участника есть хоть какие-то шансы, то наказание неизбежно и неотвратимо, как непоколебим и бесстрастен Закон.

Лицо оикияоо не отражало каких-то личных эмоций и чувств. Ни злости, ни раздражении ни садистского удовольствия. Это было лицо дрессировщика, наказывающего зверушек за непослушание. Не более и не менее. И от этого наваливалась такая дикая тоска… После такой экзекуции как-то сразу пропадало желание нарушать правила аиотееков или как-то сопротивляться этой махине под названием Закон и Порядок.

…Вот думаю, такими людьми, как мой центурион-сержант-оикияоо, и строятся Империи. Этакая хладнокровная машина по обузданию и дрессировке варваров, без всяких эмоций загоняющая дикаря в жесткие рамки армейской дисциплины и имперского порядка либо уничтожающая его. Опять же, уничтожающая без всякой злобы и эмоций, а лишь потому, что так велит Имперский Закон… или Религия… или власть Монарха. Подходит любой символ, который этот в общем не самого большого ума или величайших моральных качеств человек выбирает для себя в качестве морального императива. Свято веря в этот императив, Асииаак без страха войдет в клетку с тиграми, и даже будет жить в ней, подвергая свою ежедневную жизнь опасности того, чтобы научить тигров вести себя, как овечки… и все во имя Империи, или там монарха… Потому-то эти спокойные и равнодушные глаза наказывающего тебя оикияоо внушали куда больше страха и покорности, чем сами удары.

Впрочем, мои драки не прошли зря. Я заработал себе авторитет и уважение сослуживцев, а это уже немало… Что еще более ценно, я поднялся в собственных глазах. Выдержать драку с настоящим дикарем, пусть даже у тебя и есть подлянская приспособа, — это немалый шаг.

Впрочем, я ведь тоже не самый большой дебил в этом коллективе. Великий Дебил — да. Но не самый большой… В том плане, что если даже такие дубы, как мой добрый приятель Мнау’гхо, в свое время умудрились понимать и изъясняться на аиотеекском, то уж мне-то стыд и позор не усвоить его в совершенстве.

Я подошел к оикияоо, выбрав момент, когда он выглядел спокойными и расслабленным, и кое-как объяснился с ним, что, дескать, и сам рад бы усвоить язык столь великого народа, как аиотееки. Но хаотичное желание всех подряд меня учить, и особенно пинками, не слишком сильно способствует процессу. У нас тут есть два степняка Грат’ху и Трив’као, чью мову я вполне разумею. Так что пусть он в поддержку этим двум выделит мне человека-двух, которые хорошо понимают аиотеекский (степняки-то, как я понял, не особо блистали). И мы дружными усилиями, без истерик и разборок, как-нибудь да покорим эту высоту.

Асииаак возражать не стал. И даже взялся сам быть одним из моих учителей… Вряд ли из-за особой симпатии ко мне, — скорее из почтения к оуоо Эуотоосику.

Тут уж дело пошло куда быстрее. Благо, оказалось, что даже такой раздолбай и двоечник, как я, знает о систематизации и обучении побольше всех моих приятелей вместе взятых.

Начал со стандартных связок, типа «я иду», «он идет», «они идут», «мне нравится то», «мне нравится это», «мне не нравится ничего, хочу обратно к жене, к семье и в племя». Усвоил основные фразы и на их основе грамматические схемы языка. Потом начал их расширять… короче, спустя пару недель я уже мог изъясняться не хуже любого моего товарища по оикия забритых. Впрочем, когда Асииаак привел меня к командованию и продемонстрировал свои успехи в дрессировке неведомой зверушки, излишнее самодовольство с меня быстро слетело. Изъяснялся я на некоем примитивном жаргоне, которому аиотееки обучают низших. А лично мне этого было маловато. В ближайшее время самым главным моим оружием должен стать мой язык. Чтобы выведывать тайны врага, вмазываться к нему в доверие, отравлять разум подлой пропагандой и рекламой крылышек с прокладками, примитивного суррогата языка явно недостаточно. Короче, информационная война, которая сейчас для меня единственный возможный способ ведения боевых действий, требовала освоить язык врага в совершенстве!

…А как же убежать? — спросите вы меня… А никак. Никак не убежишь ты в открытой степи от сидящих на верблюдах всадников и умеющих выслеживать добычу не хуже тигров, пехотинцев. А уж тем более, когда находишься под пристальным приглядом моего оикияоо, который вроде все видит, все знает, и если не бьет тебя за каждый залет, то только потому, что понимает, что без ошибок человек существовать не может. И если каждого своего подчиненного наказывать за каждую ошибку… подчиненные кончатся слишком быстро, и придется снова вставать в строй обычным оикия.

Да и куда бежать? С тех пор как мы встретились, аиотееки изменили движение и шли на север… Это, кстати, было главным аргументом в пользу моей версии, что эти верблюжатники не связаны с теми, что мы встретили примерно в этих же степях в позапрошлом году. Если бы «мои» шли «тем» на подмогу, не стали бы они просто так сворачивать со своего пути, только чтобы проверить слова какого-то бродяги.

…Тут у меня скорее уж была припасена ассоциация с конкистадорами, которые причаливали на неизвестный берег и шли покорять огромные туземные империи, набитые золотом и драгоценными камнями, руководствуясь лишь слухами и байками… Иные при этом завоевывали Мексики и Перу, а иные бесследно гибли в джунглях, так и не найдя своего мифического Эльдорадо.

…А ведь если подумать, то мы сейчас возвращаемся в мои «родные» степи. Если верить карте из лепешек и разводов пива, что в свое время начертал мне Леокай, горная гряда идет с севера на юг, разделяя степь пополам (или на четвертинки, троечки, восьмерички…). А унесло меня, судя по всему, именно на запад… вот только не знаю, как далеко… Жизнь, как всегда выкинула веселую шутку. Так рваться на восток, чтобы этот восток, одним пинком вернул тебя обратно… Те еще шуточки!

…Но так или иначе, — а где-то на северо-запад, — будут наши с Лга’нхи степи. А на северо-восток, — горы, где у меня полно знакомых и друзей… Которые, впрочем, думаю, не откажутся накостылять мне по шее, если я наведу на них очередные полчища верблюжачьих демонов.

Это я все к тому, что чтобы бежать, надо понимать куда. А пока не понимаешь, копье в руки, груз на плечи и с правой (аиотееки начинали шагать с правой) — шаго-ом, марш!

…А потом мы нарвались… Вернее, не мы, а они. Собратья, — степняки, вздумавшие мериться силой с Великой Аиотеекской Империей, в существовании которой я, правда, пока не был убежден.

Но начали они вполне по-умному. Как-то утром парочка воинов из коренных оикия не досчитались своих скальпов на головах. Впрочем, их это не очень расстроило. Они к тому времени и так были уже мертвы. А вот я как-то напрягся. Наша оикия стояла буквально в паре сотен шагов от этой. И счастливым испытателем местного средства от перхоти этой ночью вполне мог бы оказаться и я. Или окажусь сегодня ночью, когда пойду в караул… А какой из меня вояка по ночам, и на счет своих способностей тягаться со степняками в искусстве ниндзюцу, я лишних иллюзий не испытываю.

Но следующая ночь, как, впрочем, и третья прошли без происшествий, а вот на четвертую поднялся большой переполох. К счастью, вдалеке от нас, возле пасущихся верблюдов. То ли среди степняков оказался такой же неумеха, как и я. То ли кто-то решил пощупать вражеских «больших братьев». Но видать, и аиотееки были не лыком шиты, и диверсионный отряд наткнулся на охрану. Судя по воплям и крикам, началась драка. Асииаак быстро поднял нас всех на ноги и выстроил в обычное каре. Мне в процессе построения наваляли немало тумаков, поскольку я спросони напрочь забыл все, чему меня учили, и поперся не в свой ряд, не на свое место. Впрочем, сейчас было не до моего воспитания… Но и бежать на помощь «товарищам», как это сделали бы всякие приличные степняки или прибрежники, мы почему-то тоже не торопились. Стояли в полной боевой готовности и чего-то ждали… Ага, — вот чего ждали — приказа. Его пропел Асииааку подбежавший оуоо (в смысле, всадник, а не верблюд), а тот продублировал команду нам, и мы, развернувшись, очень скорым шагом ломанули в степь. Как я понял, — окружать противника. Но как бы ни был быстр шаг аиотеекского пехотинца (а он реально был очень быстр, а при случае и дьявольски стремителен), — быстроногих степняков нам догнать не удалось. О чем лично я нисколечко не жалею. И не только потому, что не желаю проливать свою кровь за интересы своих врагов… Я и чужую кровь за те же самые интересы отнюдь не стремлюсь проливать. Особенно братьев-степняков… Вот как те двое, что остались лежать недалеко от лагеря уже мертвыми… Покойтесь с миром, ребята, ведя вместе с пращурами бесконечные битвы в загробном мире против демонов и старых врагов. Вам будет чем похвастаться у небесных костров, которыми усеяно все небо. Свои жизни вы разменяли аж на шесть вражеских и одну верблюжью… Неплохой, я бы сказал, размен, если бы не знал, какая толпа этих врагов идет где-то сзади.

А потом мы наткнулись на след стада. И это был конец. Возможно, продолжай степняки партизанить, и они смогли бы изрядно потерзать наш отряд, а может, даже довели бы его до полной гибели… За те три прошлые ночи я уже хорошо прочувствовал, как несладко ощущать себя оккупантом на чужой земле. Спать вполглаза, вздрагивать от каждого шороха и бояться отлучиться в степь дальше чем на десяток метров.

Не найди наши верблюжатники следа стада, и степняки смогли бы превратить нашу жизнь в ад, нанося стремительные удары и мгновенно уносясь в степь на своих длинных ногах. Подстерегать в ночи зазевавшегося часового или слишком храброго серуна, отошедшего подальше от лагеря до ветру… Даже верблюды были бы не слишком большой угрозой для таких молодцов при своем колоссальном росте, способных спрятаться за десятком травинок или чахлым кустиком. Они бы вполне еще могли поиграть в смертельные прятки с аиотееками…

Но вот стадо за кустиком не спрячешь. И с ним не убежишь… И без него не убежишь.

А когда это стало понятно, — они без всякого строя бросились на нас… Большой Босс пропел команду, и оикия пришли в движение. Суть маневра я понял только когда он закончился. Две оикия «забритых», стояли на острие удара, а три оикия коренных должны были охватить врага с флангов… Стандартный вариант, который Гит’евек использовал в битве с пиратами. Только тут еще были и почти два десятка верблюжатников, которые уже огибали вражескую толпу, с флангов заходя в тыл и отрезая бедолагам путь к бегству.

Вражеское племя было немаленьким. Одних только воинов, думаю, было под четыре-пять десятков. Правда, не меньше трети из них были еще подростками, не прошедшими воинского посвящения, но и эти мальчишки дрались отчаянно. Но против нас они были бессильны. Если бы не штук пять-шесть настоящих великанов, которые превосходили ростом даже Лга’нхи, бой бы мог вообще закончиться почти без потерь с нашей стороны. Но эти ребята с абсолютно чудовищной длины копьями и силой больших братьев сумели прорваться сквозь линию наших копий, смять строй, и началась отчаянная рубка.

…Я поначалу вообще не хотел никого убивать. Надеялся, что в строю смогу лишь имитировать воинственность и боевые действия. (Ох уж эти глупые сопливые представления московского псевдоинтеллигента, где свои, а где чужие.) Мои соратники по оикия, даже степняки, подобных комплексов не испытывали. Для них эти конкретные степняки, — братьями отнюдь не были. Они были такие же чужаки и враги, как и окружающие их прибрежники или даже аиотееки. А может, даже и хуже, — может с этим племенем Грат’ху и Трив’као связывали давние узы смертельной вражды, и эти лопухи только радовались, что могут убивать своих извечных врагов с помощью врагов пришлых и малопонятных…

…Ох уж эти мне чудесные жители крохотных мирков-племен. Так вас и режут поодиночке, пока вы, затворившись в своих ракушках-мирах, считаете всю окружающую вселенную враждебной средой, заселенной демонами и моральными уродами.

Вы с радостью поможете любому пришельцу извести досаждающего вас соседа, даже не задумываясь, против кого повернется этот пришелец, лишь почувствовавший вкус крови и награбленной добычи, на вашем соседе.

…Вот примерно так горстки европейцев и захватывали и обе Америки, и Индию, и Африку, и остальную половину мира… Найди недовольного своим положением. Недовольного, но все же обладающего определенной силой. Сирые и убогие тут не котируются. Нужны жадные и завистливые. Дай этим бета-самцам ресурсы и оружие и натрави на более удачливых собратьев. А когда все они истощат силы в братоубийственной войне, бери все их богатства, земли и женщин голыми руками.

…Опять же, — голыми руками других туземцев, считающих, что выгоднее покориться силе и пойти служить чужакам, за их счет расквитавшись за застарелые обиды, с очередным соседом. И как сейчас мои однополчане, — «хитрые» туземцы, радостно будут убивать собственными руками потенциальных союзников в борьбе с истинным врагом… Ничего-то в мире не меняется!

…Когда наш строй порвали, я как-то резко перестал изображать из себя тургеневскую девушку и покрепче ухватился за деревянный дрын с обжаренным концом, который заменял мне тут копье… Эх, где вы мои протазан и доспехи? Где мои крутые кинжалы и удобный топорик? Почему из всего возможного вооружения у меня лишь деревянный кол и дубинка?

…Впрочем, на вооружении у меня стояли еще и уроки Лга’нхи, и опыт боев… А главное, мозги. Противник по любому был обречен. Сейчас с флангов на него навалятся оикия коренных аиотееков, а в тыл ударит верблюжья кавалерия… А значит, — моя главная задача, — выжить!

Ну я и выживал как мог. Очертя голову на врага не лез — мне че, больше всех надо? Больше старался отбиваться и смотреть по сторонам, чтобы не нарваться на внезапный удар… А еще так получилось, что в результате драки я оказался рядом с нашим оикияоо… То ли сработала привычка прятаться за спину Лга’нхи, то ли просто так получилось… Но вскоре мы выработали совместную тактику. Я отражаю атаки своим деревянным дрыном и щитом, а он разит насмерть, пробивая бронзовым наконечником своего оружия кожаные безрукавки степняков.

Это работало неплохо. Пока на нас не вышел один из верзил-громил. Для начала он легко отшиб мое оружие, потом, с презрительной легкостью отмахнувшись от выпада Асииаака, сшиб его с ног подтоком копья. Подскочил поближе и замахнулся для добивающего удара… Я как бы понимал, что следующим буду я. Но мозги тут не при чем. Сработал инстинкт. Я ударил сбоку, слегка задев врага в предплечье. Там даже крови не выступило, но добивающий удар не достиг цели… Зато враг обернулся ко мне и сделал выпад… Наверное, я в его глазах не смотрелся серьезным противником. Росточком не велик. Одет в лохмотья. Оружие — самое примитивное. Асииаак выглядел куда круче меня, и именно его и торопился добить степняк, поскольку скальп врага подобного моему сержанту, был стопроцентным пропуском в приличное общество загробного мира. Человеку, знающему что обречен на смерть, подобная добыча нужна как воздух.

Потому-то степняк и не отнесся ко мне серьезно… Скорее торопился смахнуть помеху между собой и достойной добычей… Но Лга’нхи научил… или скорее, дал представление, как работать против действительно огромных противников. Такой размерчик был мне вполне привычен. А учитывая, что этот был еще и не слишком молод, а значит, и не так быстр, как Лга’нхи… Да и продолжительная схватка и несколько ран уже порядком подутомили его, я успел.

Успел поднырнуть под удар, как учил меня этому мой наставник, и нанести удар по руке, держащей вражеское копье. Мой кол пропорол руку и сбил очередное движение. Враг на долю мгновения потерял равновесие… Именно так меня и учил мой персональный наставник Йода… сиречь, Лга’нхи. Следующий удар был в ногу… Будь тут мой протазан, я бы отрубил ее нафиг, а пока только снова поранил… Потом резкая смена позиции… заходим противнику за правый бок, в сторону, куда труднее повернуть копье. Главное, во время прыжка не поскользнуться на луже крови или выпавшем содержимом кишок… Но пока везет. Еще один удар… целился вроде как в затылок, но в последний момент перевел на почки. Нормального человека уже бы скрючило от боли. Но этот еще маханул копьем и почти достал меня… Если бы ему не пришлось бить в неудобную сторону, то даже то, что я подставил на защиту свою дрын, меня бы не спасло. Этот бугай снес бы мою защиту как соломинку… Но не снес, а лишь изрядно тряханул… А потом все кончилось. Мой оикияоо успел вскочить на ноги и воткнуть свое копье точно под ребра громиле. А потом быстро выдернул и добавил по горлу.

…Собственно, на этом битва и закончилась. Коренные сдвинули фланги и задавили врагов… Тех что еще остались живы.

А всадники уже шуровали среди стада и баб… Вопли, крики, мычание… Нас, забритых до самого лакомого момента битвы — разорения чужого стойбища и траханья пленных баб — не допустили… А я как-то и не особо огорчился по этому поводу. Хватало других дел.

В отличие от коренных нам сегодня реально досталось. Вся сила воинов-степняков, помноженная на их отчаяние и обреченность, ударила по двум оикия, составленным из кучки оказавшихся тут случайно бедолаг, да еще и вооруженных лишь деревянными кольями, плетеными из лозы щитами и фактически без доспехов… А еще учитывая, что противники значительно превосходили нас по физическим параметрам, возвышаясь над нами примерно так на голову… И это я еще молчу про тех гигантов, за два метра ростом, которые могли разить нас вне досягаемости наших копий и сносили напором даже два ряда пехотинцев… Может, обряженные в кожаные доспехи и вооруженные бронзой аиотееки и смогли бы выдержать их напор. Но мы были обречены с того момента, как Большой Босс выставил нас на острие атаки… Судя по всему, именно для этого аиотееки и собирали отряды из покоренных племен.

Еще час назад нас было две полных оикия… Даже избыточно полных, — в одной состояло тринадцать человек, а в моей так и вообще четырнадцать вместе со мной. Видать, набирались на вырост… После боя осталось всего одиннадцать человек.

…Девятеро вояк были уже мертвы, когда я к ним подошел, еще семерых мне пришлось добить самому. А еще двоих, я отстоял, несмотря на прямой приказ оикияоо добить и этих. Но я уперся и он смолчал… Вот даже не знаю, в благодарность ли за спасение своей жизни или просто подумал, что я знаю, что делаю?

Да в общем что там говорить? Так или иначе, а поранены были все наши выжившие вояки… Более-менее обошлось только у меня да у оикияоо, которые даже среди хаоса «кошачьей драки» сумели действовать в паре. Правда, синяков хватало и на нем и на мне.

…К счастью, по-настоящему серьезно раненных было только четверо, а остальные отделались относительно легко… Хотя что тут означает это «легко», мне уже давно известно. Смерть может прийти и вслед за занозой, если в рану попадает грязь.

Да, толпа раненных, а у меня, как назло, ни бинтов, ни травок, ни иглы, ни ниток.

…Строго говоря, у меня и право заниматься тут врачебной практикой отсутствовало. Но, видать, сработал какой-то рефлекс… Собачка Павлова, блин. При виде чужой крови надо в срочном порядке что-то перематывать, жевать горечь и шить…

Коренные еще добивали зажатых в клещи степняков, а я, лишь только схлынула первая волна адреналина после драки, опустился на колени возле ближайшего нашего раненого и, отрезав кусок от безрукавки лежавшего рядом степняка, наложил на искореженную деревянным колом ногу кровоостанавливающий жгут. А затем двинулся к следующему, чтобы, грустно взглянув на пропоротое брюхо, начать рефлекторно шарить по поясу в поисках кинжала… Кинжала там естественно, не оказалось, и я уже было, подняв одну из дикарских дубин, начал примериваться, как быстрее оборвать мучения бедолаги, как добрая душа Асииаак, видимо, угадавший мои намерения, протянул мне свой кривой нож-кинжал… Мысленно отметив хорошую работу изготовителя, я уже привычно вбил его в сердце пациента и протянул обратно. Затем следующий. Очередная кошмарная рана на груди. Но, кажется, ребра не пробиты. Попытался заткнуть грязными тряпками льющуюся кровь и чем-то зафиксировать тампон… Вот так оно и пошло.

Потом наши ребята, заметив, что я что-то делаю с ранеными, и, судя по виду, даже знаю, что именно делаю, а стоящий рядом оикияоо не возражает, стали окликать меня, показывая пальцами на лежащие тела или собственные раны.

Тут уж я начал привычно распоряжаться и тявкать на однополчан, требуя кипятить воду, рвать одежду убитых на тряпки и подтаскивать раненных… То ли мой изображающий знание вид, то ли вид стоящего рядом оикияоо подействовал, — но мне подчинились… Хотя, может быть, был какой-то особый приказ свыше дать мне некоторую волю? Потому как Асииаак сдержался и не стал приводить оплеухами в чувство зарвавшегося духа, даже когда я отказался добить по его приказу тех раненых, которых считал еще небезнадежными.

…Но хорошо хоть, что у того же Асииаака нашлась игла, а то бы мне пришлось совсем туго. Она да запас горькой травки, что я заготавливал для своей спины и болячек. На первых двух раненых, этого запаса хватило, а там уж и посланные мной бойцы притащили новые охапки…

А пока я накладывал жгуты и повязки и останавливал кровь. И лишь когда в малом котелке покипятились надерганные из одежды нитки и игла, приступил к зашиванию ран.

…Да уж, отвык я от такого зрелища… А вернее, почти и не знал. Раны, наносимые деревянными и каменными наконечниками. Рвущие и жутко уродующие человеческую плоть… Кажется, мой оикияоо был прав, когда приказывал добить тех двоих… Шансов у них маловато. Но теперь уж поздно, — буду стараться их спасти.

…Я как раз накладывал шины на перебитую руку одному из тяжелых пациентов, когда спиной почувствовал пристальный взгляд. Обернулся. Ну естественно, Эуотоосик присматривается к тому, что я делаю. Судя по чистым рукам и одежде, — коренным аиотеекам его знания сегодня не понадобились, и он то ли решил облагодетельствовать нас, «забритых», либо и впрямь просто пришел посмотреть, как я справляюсь.

Вскакивать и почтительно кланяться, согласно уставу, я не стал… Даже в аиотеекском войске для полевых хирургов должны быть какие-то исключения из правил железной дисциплины во время непосредственного исполнения служебных обязанностей… И судя по тому, что не огреб хлыстом от своего оикияоо, все еще стоявшего рядом, эти исключения были.

Эуотоосик подошел ко мне, под руку лезть не стал и советами не обременял, а вместо этого лишь поинтересовался, что я делаю и каковы мои прогнозы на шансы пациента вновь использовать эту руку на светлое благо Аиотеекской Империи.

На мой взгляд, шансов было не так уж и много… Когда каменный топор ломает руку, «чистым» подобный перелом назвать трудно. Помимо костей досталось и мышцам и коже и… не знаю чего там еще в руке есть и что это за белая дрянь торчала из раны… хрящи, наверное, но прежде, чем я добрался до костей, мне пришлось разгрести настоящее кровавое месиво. А еще вытаскивать из раны ошметки одежды (бедолага был из прибрежников и ходил в рубахе) и какую-то грязь. Боюсь, что даже если раненный и выживет, владеть рукой он уже больше никогда не будет.

…Вот примерно об этом я и поведал своему экзаменатору. И, естественно, в ответ он осведомился, нафига мне тогда надомучиться самому и мучить пациента?.. Если бы я сам знал!

Проклятые сериалы про медиков, в которых старательно спасают любого попавшего в гигантскую мясорубку лузера, даже если после выздоровления у него из всех конечностей будет торчать только половинка члена… Ну такова клятва Гиппократа или еще что, — вытаскивать всех больных до последнего. Тем более что там государство и общество уж как-нибудь да изыщут возможность поддерживать существование калеки, раз уж смогли потратить кучу бабок на съемки тупого сериала для миллионов бездельников просиживающих диваны вместо того, чтобы работать.

А тут совсем другое дело. Тут калеке не выжить, и соображения гуманности… настоящей гуманности, настоятельно рекомендуют не длить муки больного долгим лечением, а впоследствии не ставить его перед выбором — влачить жалкое существование полного ничтожества или самостоятельно прервать собственную жизнь. Так, может, стоит послушаться умных людей?

…Однако ведь непросто же так старик Гиппократ мучился, выдумывая свою клятву, живя во времена, не слишком-то отличающиеся от моих нынешних? Может, даже у этого моего бедолаги есть малюсенький шанс, что он выживет и что рука начнет работать почти как раньше?.. Ну или еще более крохотный шанс, что я чему-то научусь и у следующего пострадавшего будет больше шансов?.. Или это защита от докторов-лентяев, которым проще добить пациента, чем лечить? Короче, — чтобы мне там ни говорили, а я пойду по стопам старика Гиппократа. Недаром через столько тысячелетий после смерти народ поминает его добрым словом!

— Понимаешь, оуоо Эуотоосик, — начал я, изображая всем своим видом величайшее почтение, однако чувствуя, что напряжение от битвы и лечения обернется сейчас очередным словесным поносом. Я наболтаю разной чуши и потом наверняка сильно пожалею об этом. — Есть такой Дух — Минздрав Гиппократович называется. Малоприятный, скажу я тебе, тип, очень коварный и капризный… Надо сказать, что одной из его любимых забав является обернуться змей и выпить чужое пиво прямо из чашки… Представляешь какой гад?.. Никогда не замечал, что вроде только налил в чашу пива, сделал пару глотков, а она уже пустая?.. Вот это его проделки! — У нас этого Минздрава Гиппократовича так прям и изображают змеем, обвившимся вокруг чашки и дующим из нее чужое пиво… Но я отвлекся. — При всей своей подлости и коварстве этот Дух помогает лекарям… Но опять же, он очень обидчив и непостоянен… Сам ведь, наверное, видел, что вроде бы выздоравливающий уже пациент вдруг умирает, а, казалось бы, безнадежный каким-то чудом идет на поправку? И самое большое оскорбление и обида для Минздрава Гиппократовича, когда лекарь не делает все возможное для спасения человека. Такому лекарю Дух уже не помогает, а, наоборот, начинает сильно вредить, убивая даже самых легких больных, за которых тот возьмется… Поэтому у нас все лекари, страшась прогневить Минздрава Гиппократовича, стараются лечить всех, у кого на их взгляд есть хоть малейшие шансы на выздоровление.

Эуотоосик выслушал мой ответ, но никак комментировать его не стал. Зато рожу сделал такую, дескать: «Что взять с дикаря и с его предрассудков?» А потом задал новый вопрос:

— А нитки и иглу ты зачем в воде варил?

— Жертва Минздраву Гиппократовичу, — ляпнул я, обидевшись на эту сомневающуюся рожу. — …Лучше бы, конечно, коньячок и конфеты жертвовать, но где я тут их возьму?

— «Кооньячеек и кооньфееты» это что?

— Это звери такие, огромные, как хомячки, с копытами, как у ежика, и перьями вместо меха. — Меня несло с неудержимой силой. Появился какой-то дурной кураж, и слова слетали с губ без всякого обдумывания… Из-за чего и звучали вполне убедительно. — Мы ездим на них верхом, как вы на оуоо. Кооньячеек это самец, а кооньфеета — самка. Если хорошенько набраться… в смысле — «взобраться на них», можно весьма далеко уехать… И не заметишь как. Жалко только, что в этих краях они не водятся, а то бы мы как сели бы… так и не вставали, пока не дошли до точки… А там уже нас встретит другой зверек под названием белочка.

— …Эти звери…, — спросил Эуотоосик у меня после продолжительной паузы, за время которой он, видимо, пытался расшифровать мой бред. — Они водятся у тебя… как ты сказал называется место, где живет твой народ?

— Великая Окраина… что в переводе с нашего языка означает «Центр Мира»… Именно посреди нашей земли расположена огромная гора, именуемая «Пуп Земли». С нее стекают все реки мира и сваливаются несметные богатства. А раз в год с нее скатываются огромные яйца, из которых вылупляются мамонты… А еще…

— И долго нам еще туда идти? — прервал мои разглагольствования Эуотоосик конкретным вопросом.

— …Ну я не знаю… Ведь помнишь почтеннейший оуоо Эуотоосик, я рассказывал тебе, как попал в эти края?.. Не рассказывал?.. Просто тогда я еще плохо говорил на твоем языке. — …Меня послали с караваном разведывать новые земли. Сначала мы долго шли на запад, поскольку знали, что там течет большая река. На реке мы сделали себе лодки и плыли на них вниз по течению. И плыли много-много дней подряд… Почти целый год плыли мы по этой реке, а она все не кончалась. Многие из нас погибли, потому что племена, живущие на берегах этой реки, очень злые и жестокие люди. А еще огромные чудовища всплывали из глубин и утаскивали людей с лодок, а однажды огромное чудище… головастик называется, заглотило лодку целиком… Когда мы уходили из Великой Окраины, нас было сто тыщ человек народу… Ну это примерно раза в три больше, чем в твоем отряде. А когда река вынесла нас в море, осталось всего две оикия… А тут еще и поднялась буря и разметала наши лодки в разные стороны… Так что я остался один… Идти обратно вдоль реки я побоялся, потому что злые племена меня бы убили. И решил идти степью, для чего сначала хотел пройти вдоль берега, на восток, а потом уже сворачивать на север… Но ты не бойся. Мы не пропустим Великую Окраину. Потому что Пуп Земли тянется до самого неба и его невозможно пропустить… Как только мы увидим гору, чья вершина упирается прямо в небо, считай, что мы уже на месте.

…Тут надо сказать, что я все-таки знал о чем вру!.. Пока я притворялся, что ни слова не понимаю по аиотеекски, мои ушки были на макушке. И еще когда я пребывал в оикия коренных, мне удалось подслушать их легенду о Великой Горе, с которой аиотееки спустились в этот мир. Однополчане рассказывали и обсуждали ее так часто, что я в конце концов смог уловить общий смысл.

…Раньше-то, оказывается, эти ребята жили на небе… Космонавты фиговы. Они, собственно, и сейчас там живут. Каждый, кто поднимет рожу ночью вверх, — легко увидит огни костров народа аиотееки, что остались в родных краях… Просто один род, кочевавший в чудесных небесных твердях, случайно наткнулся на вершину горы, и им стало любопытно спуститься вниз… Ну они и спустились. И начали двигаться дальше, расселяясь по всей земле, которая теперь принадлежала им по праву первооткрывателей… Что-то там еще было про каких-то не то демонов, не то богов, которые позавидовали аиотеекам и отрезали им путь назад, не то разлив воду в океаны, не то еще как-то… (Не настолько хорошо я знал этот язык, чтобы понимать все детали.)… Но короче, идеей фикс моих нынешних спутников было найти путь назад на небо. Тем более что их жрецы то ли нашаманили, надрав задницы плохим демонам, то ли задобрили богов, принеся какие-то очень-очень большие жертвы, но воды моря расступились, открыв аиотеекам путь назад… Вот они теперь и двигаются обратно к своей лестнице на небеса, а по пути наводят порядок на своей собственности, которую в их отсутствие захватили всякие тараканы, плесень и белобрысые людишки…

…Мне как истинно русскому интеллигенту было стыдно не помочь таким милым людям, как аиотееки, в их поисках. Потому я с радостью решил указать им путь… ведущий подальше от побережья, по которому в данный момент топают мои ирокезы.

…Сусанин вообще-то плохо кончил, решив однажды подвязаться на должность проводника в сфере экстремального туризма… Но я-то не какой-то там средневековый крепостной мужик… Я существо с мощным интеллектом жителя 21 века. Опять же — не провинциальный костромской замкадыш, а коренной житель Великого Города прохиндеев и мошенников, который уж как-нибудь так да извернется, обдурив Смерть и представляющих ее в данный момент аиотееков.

…Вся эта бравада, конечно, утешала не слишком сильно, но и другой альтернативы я не видел. Вести врагов на встречу друзьям… это даже похуже чем подставлять собственную голову под топор. Тем более что в случае драки ирокезов с аиотееками ясно будет, на чью сторону я встану и чью судьбу разделю… Однажды я уже сделал «нерациональный» выбор, решив позаботиться о раненом приятеле, вместо того чтобы спасать только собственную шкуру. И вот куда меня это привело… Может, и сейчас обойдется? Может, как-нибудь да изловчусь удрать… Парочка планов на этот счет уже есть, но только боюсь, они все по большей части из репертуара все того же пресловутого «Один дома»… А хочется чего-то понадежней.

…Так что я, до сей поры отговаривающийся смутными объяснениями, на вопросы, «как сюда попал», решил наконец-то поведать аиотеекам «всю правду». Гора и приманка хорошая, да и неплохой стимул обо мне позаботиться, чтобы такой ценный проводник не сгинул в очередной разборке с очередными дикарями. Крючок заброшен, осталось дождаться поклевки.

Глава 8

После битвы мы несколько дней стояли на месте. Надо было утилизировать добычу и залатать раны. Хотя раны-то были в основном только у наших, и я неуверен, что если бы не собственное желание хорошенько пожрать и потрахать степных баб, аиотееки не приказали бы просто добить всех «забритых», кто не может двигаться дальше.

…Естественно, львиная доля добычи, то есть в основном стадо, досталась аиотеекам, оуоо и оикия, но, конечно, не поровну. Нам же, «забритым», пришлось довольствоваться лишь объедками с барского стола. Так что большую часть времени мы ходили кругами вокруг разбитого стойбища, слушали радостные вопли пирующих победителей и собирали обрывки чумов, более-менее целую утварь, одежду, обувь или сумки и пояса степняков, которыми побрезговали аиотееки. Даже эти крохи представляли для нас немалую ценность. Когда у тебя нет вообще ничего, ты радуешься любой мелочи.

Да еще на корм нашей оикия, составленной из прежних двух и «усиленной» четырьмя пленными подростками, от которых были одни проблемы, выделили одного старого бычка, так что впервые за долгие недели мы смогли разнообразить нашу стандартную кашу не только тушками случайно добытых кроликов-сурков, но и полноценной говядинкой. И этого было достаточно, чтобы большинство моих однополчан пребывало в состоянии близком, к Щастью, предпочитая набивать брюхо на многие дни вперед и не обременяя голову мыслями о завтрашнем дне. Счастливчики!

…В общем, как обычно, — для всех это были дни отдыха, а для дебила, вылезшего демонстрировать свои лекарские способности, — очередная жаркая страда. Забота о раненных занимала почти все время и убивала даже те остатки радости, которую я и так не испытал от нашей «победы».

Вернее сказать, чувства были очень двойственными. С одной стороны, я опять выжил. И даже смог существенно приподнять свой авторитет как в глазах однополчан, так и в глазах начальства. А с другой… когда бьешься в чужой битве, да еще и на стороне, интересы которой отнюдь не разделяешь, радоваться остается только тому, что выжил… Совсем не те эмоции, что были у меня, когда врагов побеждали ирокезы, или еще раньше, — сводные отряды племени Лга’нхи и горцев-побережников.

…Ну да зато мой оикияоо и Эуотоосик после этой битвы, кажется начали относиться ко мне несколько по-другому. И не то чтобы Асииаак, проникнувшись ко мне чувством неизгладимой благодарности за вовремя отведенный от его головы смертельный удар, начал давать мне какие-то особые поблажки… От него дождешься. Как же! После того как я остался фактически единственным не раненым, помимо обязанностей лекаря на меня взвалили и кучу других забот и спрашивали за их исполнение по полной программе… Но вот доверять мне он, кажется, все-таки начал. Не настолько, чтобы поворачиваться спиной, но достаточно чтобы не контролировать каждый шаг. По крайней мере, когда подобрав более-менее целую сумку, я отпросился в степь на сбор целебных травок, охрану со мной он не отправил… Впрочем, — а куда тут бежать? Кругом голая степь, набитая тиграми, змеями и жуткими опасностями. А летать по воздуху, не оставляя следов, я не умею, так что в случае чего меня найдут без проблем… А что будет потом… в доброту и гуманизм аиотееков я как-то не верил. Особенно после того, как, зайдя на территорию бывшего стойбища, «полюбовался» на тела женщин со вспоротыми животами и разбитые черепа младенцев… И знание, что подобные зверства тут являются нормой, — один хрен особой любви к моим «цивилизованным» спутникам не добавляло. Я с трудом уговаривал себя не поддаваться ожесточению… Моя ненависть к врагам сейчас была бы куда опаснее для меня, чем для них.

…А потом, толком не подумав, расслабившись от оказанного мне высокого доверия, я прокололся действительно сильно! И это чуть не стоило мне жизни.

Парочка моих раненых была и впрямь очень плоха. Раны, состоящие из ошметков плоти, воспалились и не желали зарастать. Одних только травок явно не хватало, и я решил обзавестись особым лекарством… Ага, все теми же червяками, выедающими гнилую плоть, которыми я уже удачно лечил Лга’нхи, Гит’евека и еще парочку ирокезов… Это была немыслимая глупость изначально, но я еще умудрился довести ее до полного предела… Или скорее уже — беспредела!

Чрезвычайно гордый собой и своими знаниями, я взял кусок мяса и положил его на высокий камень, прикрыв сверху куском шкуры, чтобы обильно кружащиеся над местом побоища стервятники не схарчили его за компанию с телами убитых и недоеденными овцебыками. Затем, прижав углы шкуры камнями поменьше, оставил по бокам доступ мухам, которые должны были отложить в мясо свои личинки.

…И надо ли объяснять, что делать это мне пришлось не в глухой степи (от мелких зверушек никакие камни не спасут), а прямо посреди лагеря… И что подобные манипуляции с едой не оставили равнодушными моих коллег по оикия?

…Я только закончил прилаживать камни, как понял, что нахожусь в кругу любопытных и заинтересованных глаз, в который входили и глаза Асииаака. Объяснять про червячков не хотелось. После побоища мне как-то вообще сильно не по душе было делиться с аиотееками своими секретами. А уж отдавать их задаром — тем более.

Так что, не останавливаясь на достигнутом, я продолжил работу дальше, сложив рядом пирамидку из других камней и увенчал ее слепленным из глины чертиком-демоном, при виде которого широкая общественность пришла в изрядное возбуждение, близкое к панике. (Ох уж мне этот менталитет дикарей.) Но я опять не остановился на этом, поскольку зациклился на идее добыть червячков и «успокоил» взволнованную общественность, сдуру ляпнув что, мол, это жертва такая духам. И под пристальным взглядом оикияоо изобразил на камне остатками глины знакомую с детства эмблему Минздрава Гиппократовича.

— Когда вода и ветер размоют фигурку, — объяснил я всем желающим. — Все кому суждено выздороветь, выздоровят, а кому суждено умереть, умрут. (… Типа хитрость такая, чтобы не придирались, если больные начнут помирать как мухи.)

…Короче, продумал все, кроме пары незначительных мелочей. Первая, зима уже фактически началась, и мух, откладывающих личинки в мясо, в воздухе как-то особо не наблюдается, а значит, все мои старания также лишены смысла, как и поиски разума в башке дебила.

И второе. Занятие чужеродным колдовством в пределах своего лагеря, поселения, ареала обитания отнюдь не всегда приветствуется хозяевами, восторженными криками радости и аплодисментами. И судя по недовольному лицу Асииаака и задумчиво-озабоченному Эуотоосика, аиотееки к подобным делам относятся очень серьезно… Да. Жизнь среди ирокезов меня изрядно расслабила. Там-то любое мое «колдовство» встречали на ура, надеясь получить от него очередные ништяки. А вот тут вот отношение к чужим колдунам было омрачено изрядными подозрениями и недоверием, пусть и абсолютно беспочвенным, но крайне опасным… для колдуна.

Так что гладить по меня голове за проявленную инициативу Асииаак не стал. А вместо этого, повинуясь указу Эуотоосика, вздернул за шкирку и потащил на допрос на предмет выяснения моих связей с духами, несанкционированного колдовства и доказательства отсутствия наличия злых умыслов подгадить ауру храброго аиотеекского воинства своей черной магией. Короче, попал!

Фактически это напоминало очередной суд… В том смысле, что мне опять даже не дали слова сказать, в весьма грубой форме прервав начавший изливаться поток оправданий.

Вместо этого экспертный совет, состоящий из Эуотоосика и еще парочки мрачных типов из оуоо, допросили сначала моего оикияоо, а потом непосредственно кусок мяса, пирамидку и фигурку-чертика.

Если с допросом оикияоо было все более-менее просто, то для остального, пришлось зарезать последнего теленка, которого, видно, оставляли на сладкое, и долго ковыряться в его внутренностях, ища ответы на сакральные вопросы «Кто в чем виноват?» и «Что с ним за это делать?».

Потом они долго спорили, о чем, я не понял, слишком много специфического жреческого сленга. Кажется, Эуотоосик пытался в чем-то убедить коллег. И один с ним вполне соглашался, а вот другой уперся напрочь. Так что в результате экспертное сообщество пришло к выводу о необходимости следственного эксперимента и практических испытаний, которые покажут «Где правда, брат?».

…Но испытывать они, к сожалению, решили не друг дружку, а почему-то меня… А и всего-то делов, — тридцать шесть раз перепрыгнуть голышом через костер, а потом пройтись босиком по углям. Коли я чист и ничего плохого против аиотееков не замышлял, пламя меня пощадит, а коли пытался их обидеть, выжжет заразу, сглаз и дурное колдовство вместе с их носителем.

Испытание отложили на следующее утро, отправив пока моих однополчан собирать по всей степи запасы дров и кизяка, чтобы пламя было повыше, а испытание поинтереснее. Меня же на это время отселили из лагеря подальше, и приставили охрану, даже не позволив проведать раненных.

…А утром, полюбовавшись на очередное жертвоприношение и продолжительное камлание, я начал прыгать, предварительно втихаря нажравшись дурманяще-обезболивающего корня, что припасал для раненных. Наверное, только это меня и спасло, потому что когда прыгаешь сквозь пламя, и не один, а много-много раз подряд, ожогов не избежать. Пусть маленьких, почти незначительных, но приходящихся в основном на ноги и пятки, которым, собственно, и предстоит прыгать снова и снова… Видно, на это и был расчет в подобном испытании-казни. Сначала прыгается легко, потом начинают сказываться маленькие ожоги и усталость, прыгун все ниже прыгает и приземляется все ближе к костру, добавляя ожогов и слабея. А потом, не выдерживая всего этого, промахивается и падает в костер.

Мой дурман-корешок спасал меня от боли. А от усталости спасали пендели и оплеухи Нра’тху и соплеменников, в свое время гонявших меня до изнеможения, совершенно не считаясь с моей усталостью и неспособностью сделать еще хотя бы шаг.

Дурман-трава, усталость, сюрреалистичная картина собравшихся вокруг людей и животных, дым костра… постепенно все это ввело меня в какой-то транс. Так что как я ходил по углям, — практически и не помню. И почему не оставил на них всю кожу со своих подошв, не знаю… Чудо наверное, иначе и не скажешь.

…А потом меня вновь осмотрел Эуотоосик. Для начала принюхался, видно уловив запах корешка, но ничего не сказал. Потом долго смотрел мне в глаза, что-то там читая. Но я все еще пребывал в трансе, и, думаю, глаза мои были абсолютно пусты. Потом эксперт мельком осмотрел мои ноги… Паленые волосы и покраснение, видимо, были не в счет. Проверку я прошел! Но заниматься магией в пределах жизненной сферы аиотееков мне как-то резко расхотелось.

Но мои испытания сегодня на этом не закончились. Сразу после осмотра опять состоялся суд, на котором мне было вынесено что-то вроде устного предупреждения… Мол, ты парень, как оказалось, все-таки не виноват… В смысле виноват, конечно, потому что рядовой, да еще и из «забритых», невиновным быть не может по определению. Но уж коли выяснилось, что виноват ты не так чтобы очень сильно, то пока мы тебя отпускаем, но имей в виду, ежели еще раз на таком поймаем, даже суда не будет, огребешь и за то преступление, и за сегодняшнее, и за все те, что не успеешь совершить из-за своей скоропостижной, но очень мучительной смерти.

Судя по роже Большого Босса он бы лучше предпочел меня просто выпороть, да так, чтобы шкура слезла со спины и от страха не захотела залезать обратно. Но сдержался и только, закончив свою речь, раздраженно кивнул Эуотоосику, — мол¸— «забирай свою зверушку… от которой столько хлопот».

Добрый доктор Эуотоосик, только благодаря которому, судя по всему, я до сих пор еще был жив, кивнул в ответ и доброжелательным тычком в спину типа пригласил меня на чай.

Ну в том смысле, что он сидел пил чай, а я стоял на дрожащих от усталости ногах, вытянувшись в местном аналоге стойки «смирно», и отвечал на его вопросы. А за моей спиной грозно стоял Асииаак с развернутым хлыстом оикияоо в руке, что, видимо, должно было служить мне каким-то намеком.

Для начала он расспросил меня о моих верованиях. Дескать, как там у вас происходит общение с духами и какие они вообще из себя?

Ну я изложил общепринятую версию про загробный мир, куда все мы уходим после смерти, чтобы продолжать жить в родном племени, сражаясь с демонами и приглядывая за оставшимся на земле молодняком.

Кажется, мой ответ слегка разочаровал Эуотоосика, но выпытывать подробности он не стал, а вместо этого выстрелил в меня вопросом:

— Так значит ты, Деибииил, все-таки шаман?.. А почему тогда говорил, что только простой воин-охранник, который еще умеет и лечить?

…Ну да, что и говорить, — прокололся. Хотел проканать за простачка, да не вышло. Вот теперь стой и придумывай отмазку!

— Э-э-э… Видишь ли достойнейший оуоо Эуотоосик, — начал я, стараясь всем своим видом и интонациями голоса изобразить то невообразимое почтение, которое я испытываю к данному человеку. — Тут как бы все не так просто, как кажется на первый взгляд, потому что все довольно сложно, и я думаю что…

— Что сложного в том, чтобы ответить на такой простой вопрос! — рявкнул Эуотоосик, хлопнув ладонью по своей ляжке и кивнув Асииааку, после чего мою спину обжег удар хлыста. — Может, плети или угли на коже помогут тебе быть правдивее?

…Сдается, я достал мужика своей болтовней и употреблением множества незнакомых ему слов. И сейчас передо мной сидел не заботливый полковой лекарь, пытливый естествоиспытатель и добрый вивисектор, а грозный рыцарь-оуоо, сокрушивший своим копьем не один десяток противников куда покруче меня.

— Не-е, — испуганно проблеял я. — Не помогут… В смысле, — правдивее чем я уже есть, мне все равно не стать… Потому что я ни разу не солгал Величайшему оуоо Эуотоосику! Просто это ты меня не так понял. Я ведь еще так плохо знаю твой язык…

— Пожалуй, плети могут помочь тебе с этим. — Он опять кивнул Асииааку, и я едва удержался на ногах, когда хлыст снова обжог мою спину.

— Все дело в том, — поспешно заверещал я, — что в нашем и вашем языке, понятия несколько разные. У нас, хохлов, почти все хоть немножечко да обладают шаманскими способностями, такой уж мы народ! Даже такой простой работник копья и дубины, как я, может приоткрыть дверцу между мирами и пообщаться с духами, коли в этом будет насущная необходимость.

…Ведь вокруг нас мир сплошных демонов и нелюдей… взять вон тех же псеглавцев, про которых я тебе рассказывал. Воины они, конечно, очень слабые, но могут такую порчу навести, что коли не будешь знать, как от нее оборониться, в один миг лихоманка сожрет или чирей на жопе выскочит… Ну и, конечно, воину необходимы знания для лечения болезней и ран!.. Нас этому учат, но только умения мои самые примитивные, — настоящие лекари-шаманы, знают намного-намного больше меня… Они даже иногда могут оживить человека, если тот умер совсем недавно… Или заменить ему сердце, или… (слов, обозначающих другие органы, я не знал, и смог лишь потыкать себя в разные места организма)… Ну короче, — всякий ливер, что внутри тела обитает.

— Зачем менять сердце? — очень удивился Эуотоосик. — Ты опять лжешь?

— Клянусь тебе, оуоо Эуотоосик. Посмотри сам. Посмотри в мои честные глаза! — Разве такой простой парнишка, как я, сможет обмануть Великого оуоо Эуотоосика, глубоко проникшего в мир тайн и духов?

…Он и правда поднялся с места, подошел поближе и внимательно заглянул мне в глаза. Чего он там почитал, было непонятно. Но явно это не было чем-то уж совсем плохим, потому что убивать он меня не стал, а лишь кивнул и велел продолжать: «… Что там с сердцем?».

— Ну если сердце больное или слабое, — радостно начал вещать я, — то можно взять сердце донора… В смысле, вырезать его у врага и поставить в грудь хорошему правильному человеку и заставить снова биться!

— А как же духи, живущие внутри сердца? — подозрительно глянул на меня коллега. — Как можно подселить чужой дух в тело другого человека и чтобы один из них при этом не умер или не обиделся?

— …Вот в этом и сила наших настоящих лекарей-шаманов. Они умеют договариваться даже с такими духами… Клянусь тебе чем угодно, — я говорю чистую правду, — наши лекари так могут! А еще вылечивать самые серьезные раны и болезни. — (Надо сильно заинтересовать оппонента на случай еще одного прокола.)… Я по сравнению с ними, что крохотный кузнечик рядом с верблюдом-оуоо… — Ничтожная букашка!

…Возвращался я, уже когда почти стемнело. Что ни говори, а день выдался насыщенным и весьма волнительным. И что самое ужасное, — за весь день меня так никто и не удосужился покормить. Видать, думали, что я уже не жилец, и не хотели тратить харчи впустую.

В сочетании с убойной дозой обезболивающего корешка прыжков через костер в состоянии транса и продолжительного разговора с Эуотоосиком, во время которого я еще раза три огреб хлыстом по спине, — текущее состояние организма можно было бы сравнить с неким почти мифическим северным зверьком… В отличие от меня весьма упитанным, я бы даже сказал — «полным». Меня всего шатало и трясло, а свежеполученные удары хлыстом Асииаака как раз вошли в фазу, когда ушедший из крови адреналин полностью уступает место боли. Боли, которая не позволяет уснуть даже такому измученному организму как у меня… Боли, по своей гадостности сравнимой разве что с просмотром индийской мелодрамы, где тянущиеся бесконечно убивающие нервную систему и мозг диалоги взрываются мучительными вспышками-прострелами ужасающих песен и плясок.

…Я знаю, о чем говорю. Помнится, еще там, в Москве, ухаживал я за одной девчонкой, поклонницей подобных фильмов. Поэтому высидел немало сеансов, наблюдая за трагической любовью какой-нибудь полнотелой красотки и ейного пузатенько-усатенького хахеля. Жуть! Если бы не возможность разместить свою ладонь где-то чуть повыше коленки своей спутницы, перспективы сеанса тисканья и поцелуев, следующего за пыткой кинематографом далекой экзотической страны и маячащего светлым пятном в конце туннеля слабого шанса пойти дальше тисканья, я бы обходил кинотеатры с рекламой подобных фильмов за пару кварталов. (Я потом и обходил, еще долгое время.)

…Это я все к тому, что и в сегодняшнем дне не обошлось без кое-каких жизненных ништяков! Разговор-допрос Эуотоосика, дал кое-какую информацию и мне… Когда тебя допрашивают, то по вопросам можно определить кое-что об интересах и информативности самого допрашивающего. Эуотоосика сильно интересовала Великая Окраина, а главное, — народ, который ее населяет.

Он заставил меня рассказывать множество подробностей о нашей жизни, обычаях, законах и отраслях промышленности… Эх, где моя чудесная возможность врать все что взбредет в голову? Нет, ясное дело, что и сейчас я врал от всей души (а куда мне было деваться), только врать надо было теперь очень осмотрительно. Пусть в аиотеекском я еще и не достиг полного совершенства, но и отнекаться полным незнанием теперь не получалось, — если не лезть в философские дебри и стихосложение, — изъяснялся я на нем вполне достаточно хорошо.

…Как я уже давно понял, чтобы грамотно врать, надо врать про то, что знаешь. Поэтому в качестве образца для «Великой Окраины» я выбрал собственное представление о жизни древних славян, щедро сдобрил его суржиком и украинским колоритом, и скормил Эуотоосику… Разве что вместо картошки на грядках у нас росли котлеты по-киевски, сало мы состругивали с мамонтов, а жрецы-лекари, оказывается, умудрялись делать сверхсложные операции на своих капищах-госпиталях. (… Нужно ли объяснять, что последняя тема особенно интересовала моего собеседника?)… Впрочем, его интересовали и другие вещи вроде того умеем ли мы лить бронзу и с какими образцами хохляцкой промышленности я мог бы его ознакомить?.. Например, сделан ли мой кинжал и амулеты в Великой Окраине?

Пришлось соврать, что все свое оружие я потерял во время бури. А то, что было, — отобрал у какого-то мужика на берегу… Вот разве что несколько неприметных украшений еще напоминают мне о родных краях. Но остальные, мол, это местная выделка, взятая в качестве добычи. После чего я продемонстрировал штуки три-четыре наиболее необычных амулета из своей коллекции, включая ключи от московской квартиры и рублевую монетку. А заодно скормил байку про имевшиеся у меня раньше кинжалы из небесного металла и, увидев внезапную заинтересованность Эуотоосика, постарался поподробнее описать железо, в том числе и процесс ржавчины… Кажется, опять попал в точку, — добрый доктор железо раньше видел, — лишний плюс мне и лишний факт в копилочку знаний о аиотееках.

Потом он осведомился, все ли имеют схожий цветом с моим, волосяной покров?.. Я честно признался, что большинство, хотя встречаются и исключения.

— А как высоко вы поднимаетесь на Гору… как ты ее назвал — Пуп Земли?

— Высоко залезать не получается, — Не без грусти, пояснил я. — Говорят, что как только поднимешься выше облаков, становится очень холодно и нечем дышать. Опять же, гора плотно поросла лесом, в котором водятся страшные чудовища, вроде упырей и москалей, способных загрызть путешественника в одно мгновение или тайком сожрать все его запасы еды. Так что простым людям туда лучше не соваться.

…В общем из этих и последовавших еще вопросов я сделал вывод, что Эуотоосик пытается связать Пуп Земли со своей мифической горой, а хохлов с некой ветвью великого аиотеекского народа, то ли оставшегося возле горы из-за лени, то ли оставленного охранять путь обратно. Отсюда и его интерес к нашим обычаям и верованиям. Он явно чего-то из меня выпытывал, надеялся услышать нечто, что подтвердит его теорию. Увы, я не знал что он хочет услышать, а соответственно, не мог это сказать… А было бы неплохо набиться в родственники аиотеекам… Вот только уж больно языки наши отличаются… Хотя ведь русский тоже достаточно певуч по сравнению с языком, на котором говорят местные племена. Но до аиотеекского ему, конечно, еще очень и очень далеко!

На следующее утро Асииаак сразу дал нам понять, что праздник кончился. (… Для нас. А для большинства аиотееков он еще продолжался.) Моя ли это была вина или просто так сошлось, но с утра пораньше нас выстроили на голодный желудок в один ряд и прочитали лекцию-нравоучение, объяснив, что мы сами виноваты в том, что нас сейчас осталось так мало. Аиотееки-оикия, которые в отличие от нас, ленивых скотов, на занятиях не филонят, получили лишь несколько ранений, а мы, бездари, уроды и помет плешивой козы, умудрились потерять больше половины воинов, которые почти полгода жрали со стола аиотееков и своей смертью нанесли им немалый урон. И что самое ужасное, из-за нашего разгильдяйства погиб коренной аиотеек, оикияоо второй оикия. Поэтому он, Асииаак, раньше относившийся к нам со снисхождением и чуть ли не материнской лаской-заботой, больше потворствовать нашей лени не собирается и будет учить нас, не жалея ни своих сил, ни своего хлыста, ни уж тем более спин таких подонков и лентяев, зачатых в противоестественном союзе скунса и шакала, как мы!

Потом он перетасовал весь личный состав, умудрившись разместить среди нас четырех пленных подростков, так, чтобы в строю каждый из них оказался в окружении опытных вояк, и начались строевые… Гонял он нас часа четыре. Потом разрешил приготовить пожрать, а пока каша варилась, пленных степняков и меня ждали индивидуальные занятия. Потом завтрак, потом я едва успел проведать раненых, как последовал новый сигнал на построение, и все началось заново.

…Последующие несколько дней нам оставалось утешаться лишь тем, что Асииаак оказался очень честным человеком. Он и впрямь не жалел ни своих сил, ни хлыста, а уж про наши спины я вообще молчу! Гонял он нас действительно по-черному, не обращая внимание на то, что все забритые имели какие-то раны (у меня, например, вся спина была исхлестана и жутко болела)… А больше всех, конечно, доставалось подросткам и мне.

Где-то на четвертый день такой жизни один из мальчишек сломался. Лег на землю и отказывался вставать, несмотря на все крики и пинки. Впрочем, Асииаак особо долго и не настаивал, а просто добил его у нас на глазах, несмотря на мои уговоры и обещания, что я смогу убедить парня встать и продолжить занятия. Кажется, Асииаак решил, что в качестве примера, как поступают со строптивцами, этот парнишка ему будет полезнее, чем в качестве очередного новобранца.

…Я вовремя заметил колышек-кинжал в руке другого степняка и его внезапно напружинившееся тело… К счастью, он стоял прямо передо мной, и потому я смог сбить парнишку ударом под колено, до того как тот совершил бы смертельную глупость.

Потом, озабоченно квохоча, что мол, детишки так устали, что даже с ног падают, выпросил у оикияоо немного отдыха. Асииаак наверняка заметил и выпавший из руки парнишки колышек, и его злобно напрягшуюся рожу, и мою подсечку (эта сволочь умудрялась все замечать), лишь усмехнулся и сказал, что так уж и быть, до обеда мы абсолютно свободны. (Котел в котором варился обед, уже почти закипел.)

Я снова взял инициативу в свои руки и начал покрикивать-распоряжаться мальчишками, говоря, что убитого надо достойно похоронить, чтобы он нашел правильную дорогу за Кромку, а там, в загробном мире, сумел бы отыскать свое племя… Пофигу чем, но мне надо было срочно занять своих подопечных какой-то работой, отвлекая их от дурных и нехороших мыслей. А отправка своего соплеменника к предкам была более чем достойным поводом для этого.

…Парнишки мне подчинились… После дня показательных издевательств надо мной, да и наших совместных тренировок в глазах парнишек я стал своим… Ну, конечно, в той степени, насколько «не люди» может стать своим для «люди». Да и то что я, с некоторых пор, стал общепризнанным шаманом, сыграло свою роль. Шаманы существа особые, так что в некоторых ситуациях можно подчиниться даже чужому шаману.

В общем мы подхватили труп парнишки на руки и утащили в степь. К моей большой радости, Асииаак за нами не потащился… Видать, даже он понимал, что значит похоронный обряд и почему там не место чужаку… А может, просто сообразил, что, коли он в одиночку потащится в степь вместе с тремя явными врагами и одним сомнительным союзником, драки точно не избежать… Не думаю, что он нас боялся. Просто тогда пришлось бы убить как минимум еще трех своих новобранцев. А когда командир самостоятельно уничтожает своих воинов, вместо того чтобы позволить это делать врагу, это не очень красит его в глазах начальства.

Так что в степь мы ушли, полностью свободные от опеки… Я и сам это проверял, да и парнишек попросил проследить, чтобы за нами никто не увязался. (Была одна идея.)

Уйдя достаточно далеко от лагеря, чтобы нас не могли подслушать, я положил труп на правый бок в позе зародыша, головой на восток, согласно обычаям степняков. (В глазах мальчишек мелькнуло одобрение, — все правильно делаю.) Рядом с телом положил копье, а в правую руку вложил отобранный у другого парнишки колышек-кинжал (ему сейчас он может только навредить). Затем расспросил мальчишек про имена их предков и прочел наставления душе убитого, куда идти (как я уже выяснил у других степняков-ирокезов, дорожка на тот свет у всех была общая) и кого искать в загробном мире, чтобы помогли освоиться. А в конце как бы случайно ввернул, чтобы, если что, обращался бы за помощью к ирокезам, которые так сильны и многочисленны, что с радостью помогут моему протеже и своих найти, и в загробной жизни (нежизни?) устроиться.

…Неудивительно, что стоило мне только закончить напутствие, как меня немедленно забросали не очень дружелюбными вопросами о том, кто такие эти демоны «ирокезы», которые распоряжаются в загробном мире «люди», как в собственном чуме?

Тут-то я и поведал ребятам о великом народе ирокезов, который составлен из представителей многих других народов, пострадавших от аиотееков. А потому и предки всех этих племен-народов стали предками ирокезов, отчего в загробном мире их огромное множество и нет там для них не преград, ни секретов.

Но загробный мир сейчас интересовал мальчишек куда меньше, чем этот. Потому, едва заслышав про вражду ирокезов с аиотееками, меня забросали вопросами о земных деяниях данного странного образования.

Я рассказал, почти честно, с легкой адаптацией под настроение и возраст слушателей. Получилось у меня что-то среднее между «Молодой гвардией» и «Неуловимыми мстителями» с легкой примесью «Илиады» и голливудского боевика категории «Б». В общем, нечто авантюрно-пафосно-героическое… как раз то, что и хочется услышать впавшему в безнадежное отчаяние подростку. Ирокезы в моем описании получились нечто вроде тайного общества со своими тайными знаками (ага, ирокез, такой незаметный), бесконечно дурачащие и обманывающие глупых аиотееков. И одновременно грозной армией крутых вояк, способных сойтись с врагом лицом к лицу и побить его в открытом сражении.

— А откуда ты все это знаешь? — вдруг прервал мои разглагольствования Таг’оксу, пожалуй наиболее смышленый в этой компании подросток.

— Так ведь я же шаман и потому частенько выхожу общаться с Духами в загробном мире… А там нонче только об ирокезах и говорят, — последняя фишка сезона!

— А как нам их найти? — спросил самый младший из мальчишек, наверное, не более тринадцати лет от роду.

— Надо, Жур’кхо, идти сначала на юг, до самого моря, а потом по кромке берега на восток.

— Так давай сбежим и уйдем. — Кажется, этот молокосос всерьез намылился бежать прямо сейчас, даже не пообедав.

— Нельзя, — охладил я его пыл. — Аиотееки нас догонят, ноги их животных-демонов гораздо длиннее твоих, и они умеют выслеживать добычу получше тигров. (Я заранее подстраховался от хвастливых заявлений типа «Нас не найдут».)… Да к тому же, в ирокезы берут только самых лучших. А вы… …

Моя продолжительная пауза была воспринята очень правильно. Проигравшие, да еще что хуже, выжившие, лучшими считаться не могли. Попали они к нам в абсолютно шоковом состоянии (не удивительно, на их глазах был уничтожен весь их мир). Да еще и первые пару суток провели в путах, без еды и почти без воды. А потом их гоняли в хвост и в гриву, не давая ни секунды передохнуть и задуматься, для чего нагружали даже почти бессмысленной работой и нещадно лупили по каждому поводу… Что не говори, а опыт обращения с пленными у аиотееков был, ломать они их умели. Так что в собственных глазах сейчас мальчишки выглядели полными ничтожествами, и я им об этом напомнил.

— …Вам надо хорошенько учиться тому, что показывает Асииаак и другие воины, — прервал я их грустные размышления.

— С какой это стати? — буркнул Таг’огсу.

— Ирокезы тоже когда-то были слабыми… в смысле, пока не стали ирокезами. Аиотееки их тоже заставляли учиться всему этому, надеясь что они будут драться вместо них. Но ирокезы обхитрили аиотееков. Они обучились драться лучше своих врагов и побили их!

…Вот вы, щенки, не хотите учиться, думая, что таким образом делаете хуже своим врагам. А хуже вы делаете только себе. Научитесь драться лучше своих врагов, победите их, и вас с радостью примут в племя ирокезов!

— …Мы ведь на север идем, — внезапно высказался молчавший до сей поры тот самый пацанчик, что хотел наброситься на Асииаака. — А ты говоришь, что ирокезы на юге. Зачем тогда учиться? Надо напасть на врагов и погибнуть в бою! А потом пойти по дороге предков!

— Бар’лай, ты хочешь сбежать, не отомстив? — деланно удивился я. — Разве твои предки так поступали когда-нибудь?.. Ты думаешь, что сможешь погибнуть в бою. Но это не так. Тебя убьют, как раззяву-кролика. Потому что против Ассиаака ты и есть кролик. Он легко поразил копьем даже вашего очень высокого воина, с седой бородой и шрамом на щеке… А это был великий и очень сильный воин…

— Это был мой отец! — злобно выкрикнул Бар’лай и глянул на меня так, будто это я был виноват в гибели его отца. (Я отчасти и был, только знать об этом Бар’лаю не стоит.)

— И Асииаак его победил! — подвел итог я. — Ты нападешь на Асииаака, и он убьет тебя раньше, чем ты сможешь его хотя бы поцарапать. Разве это настоящая месть?

— Но как тогда???

— Глупец. Там, где не может победить сила, побеждает хитрость. Как бы силен и могуч ни был воин, но змея может убить его одним укусом. — Станьте змеями, копите свой яд, но до срока не показываете зубы. Крадитесь в траве, таитесь под корягами. Выжидайте своего часа, и он наступит!

— Змеи плохие, — вдруг вставил малолетка Жур’кхо, напомнив мне о негативном образе сего пресмыкающегося в местной мифологии.

— Вот и вы станьте плохими… Плохими для аиотееков! Стисните зубы и терпите все издевательства и трудности. Каждый раз, когда вам будет хотеться вцепиться аиотееку в глотку или лечь и не вставать, как сделал это он. — Я указал на лежащий перед нами труп. — Напоминайте себе, ради чего вы все это терпите!

Научитесь всему, что знают враги, и обратите это против них… А до той поры, никто, даже другие солдаты нашей оикия, ничего не должны знать про ирокезов. Понимаете почему?

— Нет. Почему? (Для ребят было дико таиться от кого-то, с кем вместе жрешь из одного котла… Да и таиться вообще. Дикари даже врать толком не умели.)

— Я подозреваю, что кто-то из нихговорит с Асииааком обо всем, что происходит в нашей оикия. (Тут даже слов типа «стучит» или «доносит» еще не было, поскольку не было ни доносов, ни стукачества), — хриплым шепотом поведал я мальчишкам… Не то чтобы я и правда так думал. Просто это был лучший способ удержать все в тайне. Иначе через пару дней слово «ирокез» будет знать каждый боец оикия, а еще через день весть дойдет и до Асииаака… Он умеет слушать.

Глава 9

В степи вдруг как-то сразу стало тесно и многолюдно… После того как нас внезапно нагнал здоровенный отряд аиотееков. Скорее даже, настоящая армия. Врать про точное число не стану, но на вскидку не меньше тысячи человек, а может быть, и больше… Трудно, знаете ли, оценивать величину муравейника, находясь в его центре. Но из того, что я видел у нас и в других отрядах, соотношения оуоо и оикия в войске аиотееков, было примерно один к пяти-шести.

Армия эта пришла со своими стадами и отарами и вольготно раскинулась на довольно большом пространстве, небольшими лагерями от пятидесяти до полторы сотни человек.

…Мягко говоря, меня это не обрадовало. И даже не тем, что врагов вокруг стало больше. Это само собой. А вот то, что и говнища вокруг стало больше, а топлива меньше и с водой сплошные напряги, а кролики-суслики поразбежались из этих мест, и наша оикия опять была вынуждена довольствоваться лишь одной кашей со слабыми следами мяса в ней… Вот это напрягало больше всего… И вонь. Вонь огромного скопления людей, скота и верблюдов… Как же все-таки быстро человек умудряется засирать все вокруг себя! Хоть, блин, в экологи подавайся.

Только вот куда я желаю податься, у меня никто особо не спрашивал. Скорее наоборот, примерно на третий день после прибытия армии-орды, — меня взяли за шкирку, дали напутственного пинка под зад и погнали в неизвестном направлении.

Впрочем, бежать было недалеко. Где-то максимум полдня неспешной рысцы. Зато лагерь, в который мы прибыли, по сравнению с нашим выглядел, как настоящий город рядом с занюханной деревенькой. Начать с того, что тут были шатры! Не какие-то там крохотные полевые палаточки или чумы степняков, а этакие громадные сооружения из как-то очень по особому выделанных и сшитых шкур, покоящихся на деревянных каркасах… Не уверен, но мне показалось, что самый большой из шатров, стоящий в центре лагеря, размером был чуть ли не с цирковую арену… Даже в моем мире не всякая квартира имела такую площадь.

…А еще тут были женщины! В смысле, аиотеекские женщины. Я так давно уже не видел брюнеток, что даже застыл, разинув рот, когда одна такая вдруг вышла из стоящего возле окраины лагеря шатра и бодро так, не обращая на нас внимания, потрусила куда-то по своим делам… Девицей, пожалуй, ее было бы сложно назвать, — скорее уже тетенька в летах. Но еще довольно крепенькая (а старухи тут и не выживают), невысокая, в халатике, отличающемся от мужского халата аиотееков разве только что особенной пестротой узора, но почему-то подвязанным платком. (Хитро так повязанным, чтобы играл и колыхался вместе с бедрами во время ходьбы.) Волосы были закручены в пучок на затылке и заколоты булавками. А шею и руки украшало множество бусиков, висюлек, гривен и браслетов. В общем, смотрелась тетенька весьма царственно и ухожено… для каменного века, конечно.

…Разглядеть я это все успел только потому, что Большой Босс, Эуотоосик и еще двое оуоо, которых я сопровождал, так же сбились с шага и, замерев на мгновение, проводили тетеньку глазами не хуже меня… Видать, отвыкли за многие дни в арьергарде от вида женщин… Своих женщин в смысле, степнячек-то они повидали по всякому… прежде чем их убить.

…Потом мы подошли к центральному шатру, где и произошла церемония приветствий… Причем именно церемония, с какими-то понятными лишь самим аиотеекам ритуалами, приветственными фразами и прочими этикетами… Изобразить собственное достоинство на грани превосходства, при этом давая понять, что признаешь старшинство стоящего перед тобой человека, — это надо суметь. Это, блин, очень особое искусство, которому надо учиться с младенчества.

…Вот теперь, видя и имея возможность сравнить, как вели себя «наши» оуоо между собой в отряде, и то, как они ведут себя тут, в большом лагере, я могу делать выводы, что все-таки каждый отряд это своеобразная род-семья. Причем состоящая с другими семьями-родами не столько в дружественных, сколько в союзнических отношениях.

Если между собой они могли придерживаться этакого панибратски шутливо-грубоватого тона, не переходя, однако, некой черты, то тут, — только подчеркнутая вежливость и корректность… Словно обе стороны идут навстречу друг другу по троллейбусным проводам, и, чтобы разойтись, не грохнувшись на мостовую, им приходится быть максимально внимательными к собственным действиям и действиям другого человека. Чуть задел плечом или слишком сильно подался в сторону… и следующее, что ты видишь, это летящий на тебя бампер КамАЗа.

После всего этого марлезонского балета, что наш Большой Босс сплясал на пару с местным Самым Большим Боссом, тот от щедрот своих и в знак признания наших заслуг распорядился выделить на нашу банду аж целых шесть овцекоз (шесть тут явно сакральное число), бочонок пива и еще какую-то закусь, упакованную в парочку мешков, и здоровенную вязанку дров… Как бы угадайте, кому всю эту радость пришлось тащить, а потом еще и самому тащиться на дальние выпасы за овцекозами?.. Ну да, кроме меня, других быдлопростолюдинов, не обремененных рыцарскими званиями, тут не нашлось. Так что пока наши располагались возле костра, ставя свои походные палатки (хоть тут соблаговолили сами пошевелиться), я занимался грязной работой по устройству лагеря, забою и разделке овцекозы, наполнению водой котла, варке каши… Короче, вкалывал, как распоследний папа Карло. За что меня отблагодарили возможностью вылизать котел и обглодать кости. А спать я, естественно, отправился чуть ли не за пределы лагеря (по крайней мере, довольно далеко от костра), и большую половину ночи промаялся на голой земле, пытаясь укутаться в драный халат Эуотоосика и вонючую свежесодранную шкуру овцекозы.

А утром, на заре, меня опять разбудили пинками, парой затрещин намекнув на то, что хоть работа и сделала из обезьяны человека, мне это все равно не светит, поэтому я должен пахать как лошадь. Так что опять, костер, вода для котла и верблюдов, овцекоза, поиск дров…

…Блин. Ведь что характерно, во время похода, практически со всей этой работой наши оуоо справлялись сами. А тут, перед другими аиотееками, корчат из себя принцесс на горошинах, которым западло марать ручки грязной работой… Ну и захватили бы с собой всю оикия. Так ведь нет же, взяли почему-то одного меня… Впрочем, понятно почему. Места в чужом лагере и так не слишком много. А харчей и дров, которые выделили нам хозяева, — в обрез, так что возьми они еще и обслугу, — кормить бы ее пришлось из собственных запасов, и добывать где-то топлива на второй костер, и озаботиться лишней водой… Так что работай Дебил, работай. Тебе оказано высокое доверие!

…Да уж, пришлось вспомнить светлые времена рабства в племени Нра’тху, особенно первые дни, когда я еще не догадался, что пинки и подзатыльники — это своеобразное проявление заботы со стороны пленивших меня дикарей.

…Зато потом, коли уж пошла такая пьянка, я быстренько постарался вспомнить еще более давние времена и более важную науку — науку филонить и бездельничать!

Итак, первым делом надо слинять подальше с глаз начальства. Подхватываем большущий котел аиотееков и тащим его к небольшой речушке, что течет рядом с лагерем, — типа отмывать. Ясное дело, что отмывать его возле лагеря, а уж тем более ниже по течению никак нельзя, — грязь, бактерии и обилие начальственных глаз. Так что вон туда вот, за холмы, где река делает плавный поворот… Вот тут вот, за кустиками, подходящее местечко будет… Блин! Занято такими же тунеядцами, как и я… И не надо, ребята, корчить из себя работяг. Я то видел, что вы тут ни хрена не делали, пока я не появился со своим котлом… И пусть вас не обманывает моя черная шевелюра, — я свой, — тунеядец, бездельник и асоциальный элемент, похлеще вас.

Короче, когда я вывернулся из-за кустиков на небольшой пляжик, то застал там весьма теплую компанию. Пятеро, судя по рванью и светлым шевелюрам, «забритых» мирно сидели и… Вот даже не знаю. Будь я у себя дома, сказал бы «перекуривали». Но тут до таких изысков еще не дошли. Однако их дальнейшее поведение было точно таким же, как если бы у нас в помещение цеха или мастерской внезапно заявился якобы отсутствующий начальник. Все вдруг встрепенулись и начали изображать рабочий процесс. Парочка — черпать из реки воду заполняя седельные бурдюки, еще один — лупить по камням тряпками, пародируя стиральную машину, а еще парочка — подобно мне, шоркать песком и травой по котлам.

Я молча присоединился к группе. (Зачем здороваться или что-то говорить, — они же «не люди».) Сел чуток в сторонке и тоже начал старательно выполнять унизительную бабью работу, шаркая мокрой травой и песком внутри котла, заодно присматриваясь к спутникам. Судя по чистым рожам, — все сплошь побережники. Явно давно уже сплоченный коллектив тунеядцев, однако по некоторым едва заметным приметам можно предположить, что не из одного племени-деревни, а тот, что работал прачечным автоматом, вообще чем-то напоминал мне одного из ребят Бокти, — возможно, из лесных будет.

…А ведь подобное безделье, — это тоже новшество, привнесенное в наши края аиотееками. Или, скорее, — появившееся тут благодаря им. Насколько я помню, ни степняки, не прибрежники, ни горцы тут никогда не бездельничали. Потому как старшие родственники отучают от подобного с первых же шагов по жизни. Да и какой смысл бездельничать, — ведь обманываешь самого себя. Пофилонил — и остался голодным. Протунеядствовал и спустился вниз на ступеньку по иерархической лестнице. Потому как от своих не скроешься. Да и не захочешь скрываться, твой авторитет зависит от твоего вклада в общее дело… Конечно, бывают и минуты отдыха, — но такого же честного и открытого, как и работа, — на глазах и вместе со всем сообществом.

А вот когда пахать тебя заставляют из-под палки, вот тут-то и появляется желание отыскивать возможности отлынивать от работы… Иной раз лучше даже палкой получить, чем целый день пахать на чужого дядю… Не присутствую ли я в связи с этим на своеобразном переломе-моменте грехопадения, когда человек, пребывавший доселе в почти райских условиях пещерного коммунизма, вступает на путь Греха и Порока? Расчетливая жестокость, с одной стороны, жадность, гордыня и высокомерие. А с другой, трусливая ложь, безделье и изворотливость, лень, злоба, ненависть… Чудесная среда для выявления всего худшего, что может быть в человеке. Не об этом ли моменте говорится в легендах про изгнание из Рая?.. Впрочем, хватит философии.

— Эх, — горестно вздохнул я, изрядно размазав грязь внутри котла и на этом основании решив, что заслужил минуточку отдыха. — Хорошие какие котлы аиотееки делают. Нам бы такие раньше…

…Ответом мне было лишь настороженное молчание. Собездельники явно пытались понять, что я за чудо-юдо такое. И волосами аиотеек, и халат на мне ихней же работы. Однако вот шрамы на морде, всклоченная шевелюра (без регулярного бритья над ушами и соответствующего ухода мой ирокез превратился в нечто маловообразимое). А самое главное то, что я приперся сюда выполнять грязную и позорную работу, — все это говорило о том, что я занимаю не самую высшую ступень в аиотеекской иерархии. А теперь вон еще и говорю о своих предполагаемых соплеменниках как о чужаках.

— Да, — продолжил я, окончательно откладывая шарканье в сторону и присаживаясь поудобнее на берегу. (В жизни не курил, но сейчас бы было в самый раз угостить соплеменников сигареткой для завязывания знакомства.) — Хорошие у них вещи. А сами они, конечно, вонючие черви, что жрут помет из-под плешивого хвоста больной козы… Всю деревню нашу разорили. Только вот я в живых-то и остался!

— Да и не только твою. — Кто-то горестно клюнул на заброшенную приманку. — А ты сам-то кто будешь?

— Да с севера я… Там мы жили в предгорьях на Великой Окраине. Еще года два назад, как аиотееки на нас напали. Только вон я в живых и остался… Потом от них сбежал, а сейчас они меня опять поймали.

— Два года? — переспросил один из работничков. — Помню, мы тогда от них в море удрали и на островах отсиделись. А в этот год, думали они уже совсем ушли. А тут вон, опять…

— И откуда они только порождение змеи и тигра берутся, на оуоо своих уродских? — печально покивал я головой.

— Из-за реки… — просветил меня собеседник. — Река там большая на западе. Вот из-за нее они и приходят.

— Да чего ты пургу гонишь-то? — влез в разговор доселе молчавший стиральный автомат. — Я сам на той Реке жил. И никогда у нас сволочей этих не бывало. Они с побережья пришли, туда, дальше на юг, а потом опять на запад… Там завсегда одни сволочи жили, еще у прадеда моего лодку украли как-то раз. Вот, видно, и совсем выродился тамошний народец до аиотееков, потому как с демонами-оуоо задружился. От того и волосом почернел… Вот попомните мои слова, пройдет так несколько лет, и мы волосом черны станем.

— Это еще почему? — спросил прежний котломой, вновь подозрительно посматривая на меня и мою шевелюру.

— А потому, что эти аитоееки праздника Весны не празднуют и нам не дают. Потому как им демоны их этого не позволяют. Вот и чернеют оттого.

— Вот еще чушь какая. — Я счел своим долгом вступиться за всемирную партию брюнетов и опровергнуть злобные инсинуации. — Мы там в горах у себя всю жизнь волосы такие носим, и соседи наши. И весну всегда празднуем как положено. Жертву приносим, кровью причащаемся, жрем-пьем-танцуем… А без этого ведь и лета не наступит. А коли лета не будет, как нам котлеты растить?

— Чего?

— Котлеты, вы тут их что на огородах не со́дите?.. Хм… Дикари, блин!.. Чудные вы люди, говорю. Живете не по-людски… А чего целый год тогда жрете?

— Мы, как все нормальные «люди», морем живем, — последовал гордый ответ. — Ну и проса немножечко садим. Бабы еще всякие корешки выращивают. Но это так — баловство сплошное. Потому как коли возле моря живешь, с голоду никогда не подохнешь.

— Да чего вы, лягухи прибрежные, понимаете?! — встрепенулся я на намек, что принадлежу к неправильным «люди». — Вот у нас в горах…

…Далее последовал небольшой срач на тему, где лучше жить и чья страна правильней. Работать, ради такого важного дела, все, конечно, бросили окончательно, и какое-то время мы, преисполнившись патриотических чувств, гордо доказывали друг другу, кто из нас настоящий «люди», а кто так, не пойми что. Пару раз чуть до мордобоя на дошло, но я как-то умудрялся разруливать ситуацию, переводя стрелки и лютую злобу собеседников на аиотееков.

…Каюсь. Подло, конечно, с моей стороны, но срач я этот завел с определенной целью. Захотел малость взбодрить и привезти в чувство своих собеседников, а то уж больно потерянный и унылый вид у них был. Они даже филонили как-то без вдохновения и огонька, не с целью саботажа, а просто от безмерной усталости. Вот я и разбередил их старые раны-воспоминания о чудных временах былой жизни… Иногда надо отвесить здоровенную оплеуху, а то и гвоздем ткнуть, чтобы больной пришел в сознание. Вот я их в сознание и привел. Ну по крайней мере, унылые глаза порабощенных народных масс вдруг заблестели искрами праведного гнева и негодования.

— А вы, мужики, того. — Я вдруг переключился на трагический шепот. — Про ирокезов ничего не слышали?

— Кого? — переспросила у меня удивленная публика.

— Да ходят, знаете ли, слухи. Что дескать есть такое племя, — ирокезы, которое аиотееков бьет и в хвост и в гриву.

— Врут! — убежденно ответил мне зареченский портомой. — Ты этих аиотееков небось в бою не видел. Там сначала эти, которые на демонах сидят, налетают. А потом оикия, которые идут, затаптывают… Моей деревне так только одних оикия и хватило. Разве против них устоишь?

— Во-о-от!!! — значительно поднял палец к небу я. — Вот и говорят, будто ирокезы эти тоже вроде как сначала под аиотееками были. Всему у них выучились, а потом их же и побили… Вас разве в оикия ходить не учат?

— Учат. Да только разве с этими сравнишься? У них вон и оружие — сплошь бронза, и панцири из кожи — копья отскакивают.

— Так и эти ирокезы тоже не просто так из-под козьего хвоста вывалились. — Там, на востоке, в горах царство есть — Улот. — Слышали может? — (Часть публики со знанием покивала головами, что меня порадовало, — не так далеко мы, значит, от Улота). — Вот Царь Царей этого самого Улота, говорят, с ирокезами этими в союзе состоит и бронзы им немеренно отваливает. И даже вроде как родную дочь или сестру ихнему Вождю не то в жены, не то в сестры отдал… А Вождь тот из степняков будет. В нем роста, как в двух обычных людях. А еще меч есть из небесного металла, которым за один удар целую руку людей убить можно, и в темноте светится, потому как из куска звезды сделан. А одежда у того вождя вся сплошь из скальпов врагов сшита, причем только из черных — аиотеекских… А еще шаман у этих ирокезов дюже могучий, говорят. Хоть в быка, хоть в кузнечика превратиться может. А за Кромку, как иной из дома, поссать, — без проблем ходит. И даже Духи его слушаются и все по евонному делают.

…Они ведь ирокезы-то, тоже в разных племенах раньше были, пока аиотееки их рода не разорили. А шаман энтот сумел их всех кровью объединить. И их, и предков ихних, что уже за Кромкой обитают, в единое племя собрать. Оттого так и сильны они, что предков у них теперь несчетно.

— Да быть такого не может! — возмущенно воскликнул один из слушателей. — Где ж ты такое слышал?

— А вот где только и не слышал! Посидишь с мое у разных костров, и не такие вещи знать будешь… А только вам бы, ребятки, лучше про такое помалкивать. Слышал я, будто от одного только слова «ирокез» аиотееки в большое бешенство приходят, и того, кто его произнес, на месте убивают… Имейте это в виду!

…Потом я перевел разговор на песиголовцев, что проживают в соседнем с нами царстве, о ктулху и прочих морских чудовищах… Короче, припомнил все байки, что наши прибрежники друг дружке пересказывали. Так что к концу разговора они про ирокезов уже и не вспоминали.

Не вспоминали. Но и не забыли. Так что, думаю, слушок-то поползет, и кто знает, во что это все еще обернется!

По шее я, конечно, за долгую возню с котлом получил. Но чисто так, в рабочем порядке. Не уверен, что, останься я в лагере на глазах у начальства, огреб бы меньше оплеух. Они тут все пребывали в некотором волнении, я бы даже сказал, — были на взводе. А самым подходящим громоотводом наверняка оказался бы я.

Собственно работы больше особой не было. Воды я натаскал, дрова были. Распоряжений резать очередную овцекозу на обед мне никто не давал. За своими верблюдами оуоо ухаживали исключительно сами. Так что я постарался расположиться за палатками так, чтобы, не отсвечивая на глазах у начальства, в то же время иметь возможность подслушивать его беседы, делая вид, что починяю примус… в смысле свою уже изрядно пообтрепанную тапкопортянку.

…С обувью и впрямь была беда. Эти мои заслуженные тапки, полученные почти полтора года назад в дар от Мордуя, прошли уже немалый путь по горам, степям и лесам. Три слоя их подметок изрядно поистерлись и теперь свисали неопрятными клочьями, немало потоптав окровавленную землю полей сражений, бредя по морскому дну во время десантной операции и пробежав десятки километров во время диверсионных акций. Они успели поблистать во дворцах, потоптать земляные полы хижин бедняков и пройти испытание огнем походных костров… Эти тапкопортянки прожили длинную (для тапок) и вполне достойную жизнь. Их надежность и преданность хозяину вполне могли бы послужить примером для любой другой пары обуви всех эпох и народов… В ином времени они вполне уже заслужили бы теплое местечко где-то в глубине галошницы и, как старые верные псы у хозяйского очага, тихо дремали бы там, вспоминая былые подвиги и приключения, делясь с молодежью своим немалым опытом и лишь иногда заботливо одеваемые хозяином для покраски забора или иных дачных трудов. Чисто для того, чтобы тапки не чувствовали себя заброшенными, и из уважения к их чувству собственной значимости.

А потом, со временем, тапки нашли бы достойное место погребения где-нибудь в мусорном контейнере или на свалке. Но увы, суровый век, суровые нравы. В моем нынешнем мире каждый служит своему роду до полного иссекновения жизненных сил. А когда понимает, что его вклад в общее дело перестает перекрывать затраты на содержание, уходит умирать в одиночестве, чтобы не обременять соплеменников заботой о себе… Ибо таков его долг перед предками и перед потомками.

…Это я все к тому, что взять замену истершейся обуви было неоткуда, а продолжать носить старую, искусственно продлевая ей жизнь латанием протершихся дырок, было уже негуманно… По отношению к моим ногам, ясное дело.

…А все мое тупое чистоплюйство и брезгливость. Ведь вполне бы мог разжиться обувкой с ноги поверженных степняков. Но с какого-то хрена посчитал это недостойным и вот теперь должен мучиться со старой обувкой!.. Эх, был бы тут сейчас Лга’нхи, он бы легко завалил оленя, мы бы ободрали шкуру с его ног (там она самая крепкая), обработали соответствующим образом и справили бы мне обнову… Да. Где то сейчас мой названный брательник Лга’нхи? Отыскал ли он хотя бы нашу названную непутевую сестрицу и ее не меньшего болвана-мужа, а значит теперь уже и нашего близкого родственника?.. И как там Тишка? Дрис’тун? Щенки? Ребенок сестры Ласты, который теперь мне тоже близкая родня, хоть я до сих пор и путаюсь, каким словом должен его называть. Да и как там вообще ирокезы обходятся без своего шамана? Тем более что и все шаманские ученики слиняли из племени еще раньше меня.

Как-то вдруг резко взгрустнулось. Тут вообще быстро привыкаешь к людям, рядом с которыми живешь. Это там, в Москве можно чуть ли не всю жизнь прожить в одной квартире и толком не знать собственных соседей по лестничной клетке. А тут — вся твоя жизнь на виду, и все горести и радости делятся на всех… Особенно когда со всеми этими горестями, а иногда и с радостями соплеменники идут именно к тебе.

…Но стоп! Вот только уныния-то мне сейчас и не хватало. Уныние, как написано где-то в Библии (я ее толком не читал, к сожалению, хотя и собирался), это тяжкий грех. А когда живешь в таком подвешенном состоянии, как я сейчас, грешить опасно… Впрочем, христианский рай мне так и так не светит. А в нашем за уныние, наверное, только лишний раз морду набьют и отправят за загробными овцебыками загробное гавно собирать.

…Итак, о чем там шепчутся (будто они умеют шептаться) между собой наши оуоо? Обсуждают стратегию ведения презентации, в которой и мне отведена не последняя роль!

Судя по разговорам, на кону стоит честь их рода-семьи. Даже если остальные оуоо просто примут их предложение двигаться на север в поисках волшебной горы, стоящей посреди Великой Окраины, это будет что-то вроде первого удачного удара, нанесенного на охоте за коровкой. Сплошной респект и уважуха со стороны остальных родов-семей. Авторитет вырастает в разы, мана прет как на дрожжах, переходящий вымпел передовика-завоевателя навечно поселяется в родовом шатре Большого Босса.

…А вот если вдруг окажется, что никакой-такой Великой Окраины и Пупа Земли не существует…? Короче, мне бы лучше слинять отседова задолго до того, как аиотееки поймут, что я их дурачу. Потому что даже страшно представить, каким будет наказание за безграничный позор, обрушившийся на род Большого Босса, заведшего целую орду своих собратьев к черту на рога, в голые степи. Думаю, что даже размозжить себе голову камнем собственными руками будет куда более предпочтительным выходом из ситуации.

Вот только интересно, сколько времени у меня будет до того, как подобный выход начнет набирать эту самую «предпочтительность»? — Возможно, месяца два. Максимум три, но вряд ли уже четыре… Как, однако, неуютно себя чувствуешь, зная сроки своей кончины с такой точностью.

Глава 10

В принципе, это можно было считать практически невозможной удачей. Аиотееки сами рассказали мне свою историю… Ну может быть, и не конкретно мне… Вряд ли они вообще думали в тот момент обо мне и моем существовании, но я там был, и пусть ни меда ни пива не пил (в отличии от этих жадин), но зато все слышал!

…А с пивом-медом и впрямь была беда… Все-таки как быстро отрубаются мозги у рабов. Пока я тихонько радовался, что от меня все отстали и не нагружают работой по приготовлению обеда, в мою дебильную голову даже не пришла мысль о том, где-же собираются обедать мои хозяева. А обедать они планировали на большом совете-пире, куда меня не пригласили… Вернее, пригласили, но только в качестве материального доказательства существования Великой Окраины… Мне даже мой кинжал ради такого дела вернули, наверное, чтобы выглядел солиднее! Это, конечно, было очень приятно, но увы, плохой заменой обеда.

Ну а если по порядку, то, хорошенько поговорив между собой, где-то примерно за полдень мои оуоо надели свои лучшие наряды, вооружились лучшим оружием, обрядили верблюдов в самые пестрые и блестящие сбруи и седла и двинулись к центральном шатру… Идти было примерно так с полкилометра, но, видать, понты не позволяли верблюжатникам пройти эту дистанцию собственными ножками, и они задействовали верблюжачьи… Впрочем, неудивительно. Когда и верблюдов и всадников обозначают одним и тем же словом, это служит явным намеком на очень тесный симбиоз этих двух разновидностей млекопитающих. Так что несмотря на лишний геморрой, связанный с седланием и размещением верблюда на новом месте, рыцари-оуоо даже в мыслях не держали облегчить себе жизнь и тем самым унизить свое достоинство.

Мне, дополнительно украсив моим же кинжалом, велели разгладить лохмы на голове и привести себя в благообразный вид. А пока я возился с этим, Эуотоосик прочитал мне что-то вроде лекции о правилах аиотеекского этикета в версии «Для рабов».

Суть этих правил вкратце сводилась к словам: «Ты говно и не забывай об этом»… Мне запрещалось говорить без прямого приказа одного из наших оуоо, запрещалось смотреть в глаза кому бы то ни было из благородного сословия, а также заступать им дорогу, мешаясь под ногами и… короче, отсвечивать вообще.

…Но! Был тонкий момент, и Эуотоосик тоже подробно его пояснил. Выполнять приказы чужих оуоо я не имел права, — это было бы оскорблением для нашего рода. Так же, если я неудачно буду болтаться под ногами у чужого рыцаря и он, допустим, отвесит мне пинка, это так же будет оскорблением роду, и один из наших должен будет вызвать оскорбителя на поединок… И в то же время проигнорировать болтание какого-то там забритого оикия на своем пути или стерпеть дерзкий прямой взгляд глаза в глаза для рыцаря-оуоо, означало навлечь на себя позор. Так что пендель в подобной ситуации неизбежен. А за ним поединок. И как бы этот поединок не кончился, ничем хорошим лично для меня это не обернется. Поэтому я должен быть очень бдителен, внимателен и осмотрителен… А главное, — не дай мне Духи коснуться и уж тем более наступить ногой на край одежды сидящего оуоо — это было бы немыслимое оскорбление, сравнимое с порчей верблюда.

А когда я спросил, что конкретно от меня требуется на данном мероприятии, Эуотоосик просто сказал, — сиди у нас за спинами молча и шевелись как можно меньше. Если Большой Босс что-то прикажет сделать — выполняй. А если случится чудо и тебе зададут вопрос — ответишь. Но последнее уже вряд ли. На Совете оуоо право голоса имеют только они. И даже коренные аиотееки из «быдлооикия» не имеют права хотя бы громко дышать, когда говорят прямые потомки «настоящих люди».

…На пир мы заявились одни из последних. Видать, в этом тоже были какие-то тонкости этикета. Но тем не менее и после нас прибыло несколько отрядов, так что я имел возможность понаблюдать за «их нравами».

…Больше всего меня поразило то, как аиотееки-оуоо занимают свои места… Нет, я и раньше видел, как ловко эти ребята одним движением садятся на пятую точку, одновременно умудрившись скрестить ноги кренделем. Но только сейчас понял, «почему»… Наблюдая за этими «рыцарями», я сообразил, что сесть надо с идеально прямой спиной, чтобы никто даже не подумал, что при этом был хотя какой-то намек на поклон. Судя по всему, оуоо были очень чувствительны к подобным демонстрациям надменности или покорности. И именно сейчас, на общем сборище, каждый пытался перещеголять других в своей крутизне и гордыне…

Да уж… такому надо учиться с младенчества. И кажется, я понял, о каких таких особенностях движения мне раньше втолковывал Леокай, говоря, что, несмотря на мою шевелюру, я все равно не похож на аиотеека. Столь идеально прямым спинам и одновременно грациозной отточенности движений могли бы позавидовать выпускницы какого-нибудь наикрутейшего балетного училища. Каждое движение, каждый жест, взгляд и наклон головы имели свое значение… Иногда мне казалось, что я нахожусь посреди стаи волков, которые только и высматривают проявление слабости у одного из своих, чтобы наброситься и разорвать в клочья… Видать, не так просто складывались союзнические отношения между разными родами-семьями… Да, пожалуй, близкая аналогия — поведение степняков при встрече друг с другом на осенних ярмарках невест. Заклятые враги, вынужденные сотрудничать. А еще, вероятно, это означало, что подобные союзы начали образовываться относительно недавно и специфические механизм взаимодействия еще не были полностью отработаны.

…Итак, высокие собравшиеся лица сидели в кругу и с чувством необъятного собственного достоинства поглощали пиво и какую-то закусь. Закусь хватали руками или накалывали на кинжалы, но при этом у меня иногда появлялось чувство, что я нахожусь на каком-то дипломатическом приеме в присутствии коронованных особ. Настолько все было церемонным и пафосным.

…Видать, когда все приглашенные уже собрались, из палатки вышел уже знакомый мне Самый Большой Босс. Довольно высокого для аиотеека роста мужик с уже начинающей сидеть бородой, но еще, судя по виду, крепкий, если не сказать могучий. Как и все присутствующие, он был облачен в полный доспех и со всем полагающимся оружием, включая копье.

Первым делом Самый Большой Босс достал из-за пояса уже знакомую мне пайцзу, высоко поднял ее над головой и пропел что-то вроде того, что он тут самый равный среди всех равных, а кто думает иначе, может попытаться сразиться с ним на поединке, схлопотав копьем в брюхо.

При этом выглядел СББ настолько свирепо, а спины всех оуоо вдруг стали такими прямыми и гордыми, что я уж было подумал, что большой разборки точно не избежать, и начал мысленно прикидывать, в каком направлении делать отседова ноги, чтобы не быть затоптанным за компанию.

Но ничего, как-то обошлось. Видать, и этот вызов, и вытянувшиеся спины тоже были своеобразным ритуалом, предваряющим начало доброжелательной беседы.

Потом СББ начал толкать ту самую речь, больше похожую на помесь былины и политинформации, из которой я умудрился почерпнуть множество полезных сведений. Ведь к счастью для меня, СББ придерживался традиции, согласно которой говорить о сегодняшних событиях надо, начиная от самых истоков… Помню нашего директора школы, который не мог на линейке толкнуть речь о дисциплине в школе или средней успеваемости учеников, не упомянув тысячелетие Крещения Руси или Афинскую Демократию…

…Вот только жаль, что мой аиотеекский был недостаточно совершенен, чтобы понимать поэтичный вариант этого языка. Поскольку, судя по всему, и в их былинной традиции не обошлось без «длиннозакрученодолгих слов излияний поносных».

Многие слова и целые выражения вообще проскакивали мимо меня, так что я улавливал лишь общую суть. Но пока мне и этого хватало.

…В общем, начал СББ очень-очень издалека. Аж с той самой легенды про «…вот кто-то с горочки спустился…». Потом последовал не менее долгий рассказ про то, как аиотееки расселялись по миру, ведомые то ли неким мужиком, живущим на солнце, то ли самим солнцем, то ли сидящим верхом на солнце как на верблюде Высшим Существом, движением этого солнца управляющим… Тут было слишком много специфического жреческо-религиозного сленга, так что я мало что во всей этой метафизике понял.

…Короче, эти хрены спустились со своей горы и, ведомые солнцеверблюдонаездником, ушли в благословенные земли голимых ништяков и прочих вкусностей. Для чего (что характерно) этот самый солнцеверблюдонаездник (далее именуемый Икаоитииоо) развел морские воды в стороны, чтобы его детишки могли пройти по дну морскому, аки посуху.

Я уже начал было что-то подозревать, особенно сообразив, что этот самый Икаоитииоо привел своих детишек не куда-нибудь, а в Землю Обетованную. Но мысленно прикинув, что Эуотоосик еще ни разу не ответил мне вопросом на вопрос, а кроликов и местный аналог свиней аиотееки жрали за милую душу, и малость успокоился.

А дальше все было еще более занимательным. Аиотееки жили в своих землях и не тужили. Самые истинные подминали под себя менее истинных (подозреваю, что имелись в виду аборигены этой самой «Земли Обетованной»), «обучая» их растить для себя зерно, ремесленничать и пасти скот, а в тяжелую годину войн и междоусобиц заставляя служить в своей пехоте.

А тем временем земли под управлением прямых потомков сошедших с неба аиотееков-оуоо процветали с нечеловеческой силой, и каждая былинка в степях, веточка в лесах и камышинка в речных поймах расцветала умилением и Щастьем, от осознания себя собственностью таких важных персон, как мои новые хозяева.

…Но тут наш старый знакомец Икаоитииоо вдруг жутко соскучился по своим дорогим детишкам и захотел немедленно вертать их взад… в смысле вернуть на небо, в лоно родни и соплеменников. Для чего начал трясти и колебать эту самую благословенную землю и взрывать горы, то ли пытаясь таким образом на что-то намекнуть, то ли передать сообщение морзянкой.

Но тут вот опять случилась незадача. Сами аиотееки очень хорошо жили на приобретенной земле и, даже несмотря на тряску, лезть на небо им было как-то лениво. Так что старину Икаоитииоо вежливо послали, нагло сделав вид, что намеков не понимают, а с морзянкой вообще не знакомы, тем более что снова раздвинуть море старина Икаоитииоо вроде как не удосужился, а задницы мочить аиотеекам было неохота.

Ну а старикан Икаоитииоо, как это и бывает у персон подобного уровня, немедленно обиделся на неслухов и начал им всячески пакостить и вредить. Благодатные дожди перестали орошать земли, отчего те стали сохнуть и превращаться в пустыни. Урожаи уменьшились, опорос крупнорогатых курей ушел в глубокий минус, кролиководство накрылось медным тазом, расплодилась тля, а дети перестали слушаться родителей и каждый захотел написать книгу^[22].

Со всем этим надо было что-то делать, и самые крутые жрецы всех родов собрались вместе в каком-то Священном месте. Закололи двенадцать священных белых верблюдов (судя по всему, неслыханная жертва) и двенадцать первенцев царей самых крутых родов аиотееков, покумекали и пришли к выводу, что Икаоитииоо плохого не посоветует, да и вообще, предков надо слушаться. Короче, пора линять отседова.

А тут еще пришло известие от неких обитателей побережья (тут опять было как-то смутно, много незнакомых слов и названий народов) о том, что в определенные дни во время отлива можно пройти между находящимися на западе островами, замочившись максимум по грудь.

…В общем, как я понял, происходило это все, прямо скажем, не вчера. А на протяжении жизни нескольких поколений. Но так или иначе, а Великий народ Аиотееков воспламенился идеей припасть к своим истокам, поскольку на старых землях жизнь становилась все хреновее и хреновее.

Вот и начались образовываться этакие банды-орды, умудрявшиеся переправляться по каким-то там отмелям между каких-то островов прямо через море, а уж потом идти и забирать себе нашу землю обратно. Хорошо хоть, что они даже примерно не представляли, где им искать эту самую Гору, по которой якобы спустились с неба. Так что каждая орда шла куда глаза глядят… Вот парочка и забралась в наши края.

А все эти раздвигания морских пучин, ясное дело, есть не более чем изменение уровня океана. Когда-то, говорят, и в Англию с материка можно было пройти аки посуху, и даже через Берингов пролив спокойно ходить собственными ножками. Тем более что такая версия неплохо сочетается с рассказами про изменение климата на материке аиотееков.

В общем Самый Большой Босс высказался. После чего дал слово нашему Просто Большому Боссу.

…Ну а дальше почти неинтересно. Тот рассказал, как они героически изловили меня, немало приврав про сражение, которое я им дал, и как они меня скрутили с чудовищным героизмом и бесстрашием… Пересказал мои байки про Пуп Земли (не упоминая о такой мелочи, как Великая Окраина, указав лишь на брюнетистость народа, вокруг нее проживающего, как на дополнительное доказательство правильности пути).

При этом самому мне не только не дали слова, но даже показаться публике не пригласили. Мол, я говорю, что это так, и слова истинного оуоо в подтверждении какого-то там быдлооикия не нуждаются.

Ну потом аиотееки вежливо поспорили между собой. Но, как я понял, — тоже больше для виду и поддержания реноме. Чтобы никто не подумал, что великие оуоо кому-то подчиняются и идут за ним по первому требованию.

…Да и вообще, нетрудно было понять, что им пофигу, куда направлять свои стопы. А идти вдоль разоренного прежней ордой побережья представляется не слишком выгодным. Все-таки эти ребята во время похода кормились в основном за счет грабежа, а подбирать объедки за позапрошлогодней ордой совсем не так весело и прибыльно.

Так что мы идем на север, в благословенные просторы Великой Окраины, жрать котлеты по-киевски прямо с грядок и лазить на Пуп Земли для свиданий с родней.

Глава 11

Ночь я провел с голодным брюхом, поскольку налопавшиеся на пиру оуоо то ли не подумали о бедолаге-рабе, то ли решили испытать на мне пользу лечебного голодания… Ладно, еще припомним. И все пинки-побои, и эту холодную ночь на голодный желудок.

А ведь за все время, что я тут пребывал, с настоящим голодом я так и не удосужился познакомиться. Что у степняков, что после всегда находился кто-то, кто снабжал меня едой. И даже когда я совсем недавно оказался в положении одиночки, вдруг выяснилось, что вполне могу прокормить себя и сам.

…Тем обиднее было голодать по воле этих хреновых аиотееков. Своих-то верблюдов покормить они не забыли. А на меня, значит, можно наплевать?

И залезть в седельные сумки к хозяевам хрен получится. Рыцари рыцарями, а за запасом харчей следят, как ястребы за добычей. Не тот это мир, в котором к пище можно относиться наплевательски… А может, с горя к соседям подобраться? Вон их костер метрах в двухстах от нашего светится. У них там в команде ни одного оикия, только оуоо. И все пришли с пирушки, мягко говоря, не в самом трезвом виде. Так что можно хорошенько пошариться по седельным сумкам, да и котел исследовать.

Не-е, опасно! Бухие-то, может, они там и бухие, но кто знает их выучку и рефлексы? Опытные вояки умудряются сторожить даже после хорошей порции наркокомпота. А если даже и удастся что-то спереть, меня потом вмиг по следам вычислят. Тут, кажется, только я не умею читать следы. А для всех остальных это как два пальца обоссать. Так что, взвесив все «за» и «против», приходим к выводу, что сытый труп сильно уступает голодному живому в резвости и жизнелюбии. Проще уж до завтрака потерпеть. А то что не спится..?

…Но раз не спится, заполним эту паузу полезными размышлениями. — Итак. Я уже доподлинно, со слов самих аиотееков, знаю, откуда они тут появляются и с какой стати сюда прутся.

Причем версию с кознями доброго, но вредного дядьки Икаоитииоо всерьез лучше пока не принимать. Ясное дело, что после того, как жить на старом месте стало хреново, народ решил перебраться в другие места и подогнал под это дело местную идеологию… Наверное, изменение климата грядет. Судя по «раздвиганию моря», катится новый ледниковый период… А что? Где-то там, на полюсах, намораживаются ледяные шапки, уровень океана падает, и вот, — извольте, разъединенные материки получают прямое сообщение.

…А может, как раз наоборот, лет на триста-четыреста климат внезапно потеплел, море приподнялось, затопив межконтинентальные мосты, а сейчас опять, все возвращается в норму? А засуха на том континенте началась из-за повышенной вулканической деятельности, выжирания травы скотом… ну или еще чего-нибудь. Вплоть до деятельности самого человека в области ирригации и уничтожения озонового слоя… Я, блин, ни разу не эколог и не природовед какой-нибудь. Мне такое знать не обязательно… Вот только мохнатость местной фауны лично мне всегда казалась очень подозрительной. Живем-то считай в субтропиках, а шубы у животных, словно в Арктике.

А теперь надо сообразить, что будет дальше.

Нормальное трансконтинентальное сообщение пока еще не налажено. «Мост» открывается только во время наибольших отливов, и пробираться по нему приходится чуть ли не по грудь в воде. Так что пока к нам сюда попадают только военные экспедиции и массового переселения еще не наблюдается… Из чего это следует? Да все просто, мужиков-аиотееков я видел тут куда больше, чем баб. А обычно в племенах бывает совсем наоборот. Баб обычно выживает больше, потому как они меньше подвергаются рискам, да и слышал, что по статистике их обычно рождается больше.

…Да и можно ли верить словам СББ, что все жители Аиотеекского материка в едином порыве решили переселяться? Наверняка тамошние прибрежники менять шило на мыло особо-то не рвутся, — побережье оно и есть побережье, зачем менять одно на другое? Да и жители долин рек наверняка особо от жажды и засухи не страдают. Так что к нам сюда лезут только степняки какие-нибудь, достигшие, впрочем, довольно высокого уровня цивилизованности. А может, не достигшие, а просто удачно грабящие или торгующие с соседями и понахватавшиеся от них разных вещиц и знаний.

Но так или иначе, этот вопрос более-менее прояснился… А вот что дальше с ними делать?

Конечно, первым делом приходит мысль перессорить этих гордецов между собой… Они мне тут напоминают мушкетеров Дюма, готовых драться ради самой драки, уроненного и поднятого платка или там приоткрывшееся обратной стороны перевязи.

…Но темушкетеры с упоением ссорились сами. А вот как поссорить их между собой и при этом самому остаться в стороне? Что, подойти к нашему Большому Боссу и сказать, что соседний Большой Босс назвал его «желтым земляным червяком»? Так я первый же звездюлей и отхвачу. Во-первых, за то, что повторяю плохие слова о начальстве, а во-вторых, за то, что смею клеветать на благородных оуоо… Может, они между собой и подерутся, но я точно огребу по шее так, что мало не покажется.

В этом-то и заключается моя главная проблема, во-первых, недостаток информации о камнях преткновения между родами-семьями и о их традициях вообще… Знай я, например, что на сапог дедушки нашего БС в далекой молодости плюнул дедушка другого БС, на этом еще можно было бы попытаться сыграть, подбросив дровишек в пламя старой вражды. Или если бы у них считалось западло, что на тебя падает тень другого человека, можно было бы попробовать как-нибудь этак изловчиться и передвинуть солнце… Ну это я так, к примеру. Или, допустим, мог бы пустить слушок про то, что кто-то там на кого-то тень отбрасывал, а тот смолчал…

…Вот только тут вступает в действие «во-вторых». Кто из благородных оуоо станет слушать какого-то там оикия, да еще и из чужеродцев? Я и со своими-то имею право разговаривать только после особого разрешения. А на чужаков даже смотреть прямо не могу, не говоря уже о том, чтобы пускать сплетни и злословить… Трудновато, знаете ли, вести информационную войну, не имея голоса.

…Значит, надо вести пропаганду среди своих — оикия? Тоже маловероятно. Вся армия-орда разбита на десятка-полтора отрядов, идущих довольно широким фронтом (иначе не прокормить скот). Возможности общаться с забритыми из других отрядов у меня фактически нет. Конечно, свою команду я еще, может, и смогу перетянуть на «светлую сторону Силы», а с другими как? Газету «Искра» начать печатать и срочно строить броневичок, с которого можно будет незаметно для оуоо вести зажигательную агитацию?.. Даже если принять это все всерьез, на подобную подрывную работу понадобятся месяцы, а может, и годы. А у меня, увы, времени осталось всего ничего…

Надо бы придумать, как отсюда слинять. Причем срочно… А что для этого надо первым делом? Для начала неплохо бы определиться с тем, откуда именно я бегу… В смысле своего нынешнего географического положения.

Если верить логике, то я сейчас нахожусь где-то западнее горного хребта. Потому как кое-кто из местных про Улот слышал, да и не могла буря отнести меня слишком уж далеко. Но коли гор не видно, значит, до них еще километров сто-двести будет. Ну, может, больше, но не слишком. В общем-то по меркам степняков горы буквально рядом. Значит, если бежать строго на восток, рано или поздно я в них уткнусь. А там уж можно отыграть старый сценарий. Найти торный путь из степи в горы и пойти по нему. В конце концов я теперь родня Мордую и Леокаю, так что смогу как-нибудь договориться с горцами, благо, оба этих товарища в горах кой-какой вес имеют. Оно, конечно, можно нарваться и на их явных врагов… хотя я вроде про таких и не слышал. Но учитывая горские методы войны, вполне можно договориться о выкупе. Тогда меня доставят к Царям Царей под конвоем и в полной безопасности.

…А чтобы аиотееки меня не догнали раньше времени, — хорошо бы устроить какую-нибудь пакость… В идеале, отравить их всех, что, впрочем, является полным бредом. Никто меня к чужому котлу не подпустит… И не потому, что отравы опасаются, а потому, что знают — вечно голодный оикия и полусырую крупу готов жрать, выхватывая ее из кипящего котла голыми руками.

А уж верблюдов точно отравить не получится, — за ними приглядывают сами оуоо. А если попытаться отравить воду, к которой у меня есть доступ, чтобы отравить одного верблюда, мне понадобиться не меньше полведра известной мне отравы. Ведь человеку хватает как раз около стакана, а верблюд малость покрупнее будет.

А ведь эту отраву еще надо сварить… в котле, которого у меня нету, и незаметно подлить это пойло в воду верблюдам. Извиняйте, у нас тут не кино про неуловимых мстителей. Попытайся я что-то подобное сделать, меня уловят еще на стадии подготовки и отомстят заранее.

Но, может быть, хотя бы получится увести с собой свою оикия? У меня там уже наработан кой-какой авторитет. А я ведь даже особо-то еще и не старался. А если поработать целенаправленно, глядишь, и получится увести их с собой. По крайней мере, группой не так страшно будет убегать… Да, это, наверное, наиболее реальная возможность.

…Оно, конечно, немного жаль, не считая оплеух, пенделей и перспективы мучительной смерти, тут интересно и весьма познавательно. Когда еще выпадет шанс узнать о нашем враге столько нового? Ага, например, как он живьем шкуру сдирает с самопровозглашенных иванов сусаниных… Желание жить почему-то побеждает любопытство.

…А в идеале, придумать бы что-нибудь эдакое, что либо заставит аиотееков поверить, что я уже мертв, либо напугает их настолько, что они не станут меня преследовать. Задействовать, короче, свой могучий интеллект жителя 21 века. Вот только чтобы такое придумать?

…Я начал размышлять и придумывать, веки как-то начали плавно закрываться, мои планы становились все фантастичнее и фантастичнее, постепенно переходя в стадию снов…

— …Вставай. Как же ты долго спишь, ленивый червяк. — …Впивающийся в ребра сапог и грозный вопль свирепого оуоо будят лучше любого будильника… И по макушке, чтобы замолк, как мой старый будильник, его не хлопнешь — себе дороже выйдет.

Глава 12

— Где твои глаза тупица! — ору я на Гра’иху, — Ты мне этот долбанный сундук на ногу поставил!

По этому сигналу один из наших роняет связку дров прямо перед носом Асииаака и начинает судорожно их собирать. Потом вскакивает по команде, вытягиваясь в струнку, чтобы схлопотать несильную оплеуху и выслушать нотацию…

В это время посреди лагеря наших оуоо таскающие воду мальчишки, выливая один из бурдюков в котел, умудряются его опрокинуть и он катится по земле с грохотом и звоном. Мальчишки бегут за ним, громко вопя, поскальзываясь на разлитой воде, создавая много шума и суеты.

На нас при таком цирке никто уже не смотрит, но на всякий случай вокруг меня сгрудились человек шесть из нашей оикия, закрывая от посторонних взоров.

Сундук, который мы тащили, в качестве дежурной команды-оикия, ставя лагерь для нашего отряда, заперт на замок… Ну, по крайней мере, аиотееки считают его замком. Эуотоосик уже как-то раз при мне открывал этот замок ключом, так что я мигом постиг все его секреты. Слегка подпружиненный крючок под крышкой, который сквозь примитивную замочную скважину отжимает в сторону страшно сложный ключ в виде буквы «Г». Снять примерные размеры скважины было пустяковым делом. А вытесать из твердой древесины парочку вариантов отмычки — делом двух-трех ночей.

…Я опускаюсь на колено, якобы для того чтобы осмотреть ногу, а сам быстро вставляю отмычку, нащупываю выступ на задвижке, проворачиваю, чувствуя давление. Готово. Чуть приоткрываю крышку, просовываю руку в щель, ухватываю нечто подходящее, быстро сую это за пазуху, еще одна попытка… Закрываю сундук, попутно служащий арсеналом для нашего отряда, и продолжая громко ругаться и прихрамывая, велю бойцам поднять его и тащить дальше.

…Первая наша настоящая операция… До этого максимум, что мы делали, это перерезали веревку-растяжку на походной палаточке Большого Босса…

Дни тянулись за днями, складываясь в недели, которые тоже все время норовили сложиться в полноценный месяц… Ну или пока еще полмесяца. А я все никак не мог придумать способа убежать.

Мы теперь снова топали передовым отрядом. Но уже вместе со всем остальным войском. Хорошая новость! — наша сборная оикия внезапно словно бы обрела вдохновение, и на тренировках вкалывала так, что Асииаак только диву давался. Он, небось, думал, что это благодаря его вдохновенной речи у бездельников-забритых вдруг прорезалось желание стать непобедимыми бойцами… Но я-то знал секрет. Мальчишки поведали втихаря степнякам Грат’ху и Трив’као про ирокезов. (Ну не умеют тут хранить тайны. Тут даже слова такого не знают.) А те проболтались своим старым приятелям по оикия. Ребята осторожно переговорили со мной, желая получить подтверждение, и теперь все жилы рвут, мечтая превзойти воинов врага в умении драться.

Плохая новость, Оикия наша опять ровно двенадцать человек. Пока я пребывал (пусть и в качестве болванчика) на важном совещании в головном офисе нашей орды, двое моих подопечных померли. Вернее, — один из них помер сам, а второго Асииаак приказал добить… Оно, конечно, к этому все и шло, но все равно обидно как-то.

Тут надо сказать, что прошедшие две недели я тоже не терял времени даром. Моя оикия уже действительно во многом стала моей… Опять почти полностью повторялась ситуация с забритыми Гит’евека. Ребятам нужен был авторитет, за которым они могли бы следовать. Я один осмелился предложить свою кандидатуру, и они легко ее приняли. Даже помимо статуса шамана и лекаря, а также особого отношения со стороны аиотееков, которые все-таки выделяли меня из общей массы (бронзовый кинжал они так и не забрали обратно. Эуотоосик сказал, что, мол, традиция не позволяет), мне достаточно было просто изобразить Вождя. Вождя, который знает куда вести и может пройти этот путь и провести по нему других, чтобы испуганные и растерянные люди пошли за мной.

…И самым сложным на этом пути, как ни странно, оказалось обучить моих подопечных науке лицемерия. Простые и незамысловатые дикари пока еще не понимали, как это можно тянуться в струнку перед Асииааком или лебезить перед Эуотоосиком, Большим Боссом и прочими оуоо и при этом крутить им кукиши за спиной.

…Нет, на словах-то они это поняли быстро. Не такие уж они и тупицы. А вот принять подобное душой, а главное телом, — это для них было непостижимо. Либо ты человек, а перед тобой враг, а значит, у тебя прямая спина, гордый вид и воинственная рожа. Либо ты побежденная тварь дрожащая, и перед тобой хозяин. Вот тогда вот — согнутая спина и опущенные долу глаза побитой собаки. Совмещать одно с другим они пока не научились.

…Торговля! Я думаю, именно торговля внесла весомый вклад в развитие науки лицемерия. Улыбаться, глядя в глаза человеку, которого собираешься облапошить… Называть его другом и братом, искренне и от всей души презирая… Прикидываться обворованным, поимев двести процентов прибыли. Это торговля.

…Что характерно, более развитые горцы, или ваал’аклавцы, все это умели. А вот мои простые степняки и рыбаки ни малейших способностей к лицемерию не проявляли.

…Помню, на первых же занятиях Жур’кхо, один из мальчишек-степняков, едва только поняв, что может обращать приказы и науку аиотеека против него самого, повел себя так дерзко и нагло, что Асииаак с ходу, думаю, на одних только рефлексах, так вмазал ему по печени, что тот отходил не меньше часа, кажется, успев за это время выблевать даже то, что ел в позапрошлом году… А потом я еще добавил по голове, когда мы остались наедине. Потому как жутко перепугался. И даже не столько за мальчишек, сколько за себя… Ну не учел я их неспособность к лицемерию, когда строил свои планы.

Так что потом мне пришлось действовать весьма осмотрительно, предварительно переговорив с каждым «заговорщиком» о том, как надо себя вести. Ну а сам демонстративно показывал им разные акты саботажа… наивные и смешные, если подумать, вроде того же бездельничанья вместо работы или мелкой порчи расходного имущества… Целые боевые операции разрабатывал ради того, чтобы перерезать один из шнуров палатки, и так перетершийся. И все это, чтобы выработать у них привычку хитрить и действовать втихаря.

…А еще я поведал им тайну «скрещенных пальцев». Это такая штука, которая делала ненастоящим любое действие… Тянись и лебези. Но держи пальцы крестом — так ты одурачишь врага!

…Вот даже не знаю, что именно меня на это подтолкнуло. Но явно не тонкий расчет и глубокомыслие. А скорее уж дебильная глупость, обостренная раздражением… или своевременная подсказка моего любимого божка, приглядывающего за дураками… Но пока мне все сошло с рук… Хотя ничего еще не кончилось.

…Дело было вечером. Мы как раз окончили очередной переход, и я вместе с парочкой других вояк погнал стадо овец на водопой к ближайшему озерцу. И ясное дело, только подогнали отару овцекоз к воде, как подошли наши оуоо и возжелали напоить верблюдов.

…А вы пытались отогнать изнывающих от жажды животных от водопоя? Короче, намаялись мы с этим выше крыши. Уверен, наши оуоо специально так подгадали. Потому что со зрелищами тут напряженка, а вид того, как трое болванов пытаются выгнать из воды полсотни шустрых и пронырливых животин, это тот еще цирк. Оуоо просто от хохота покатывались, глядя на наши мучения.

Потом они начали поить своих верблюдов. И тут пожаловала делегация оуоо из соседнего лагеря, естественно, с той же целью — напоить своих скотиняк… Просто удобный сход к воде, на этот озерце был только тут.

Такое было уже не первый раз, и немедленной драки, о чем я втайне мечтал, не последовало. Механизм был отработан, — кто первый пришел, тот первый и поит… Естественно, это касалось только оуоо, — нам придется ждать, когда все благородные господа напоят верблюдов, и только потом снова подпускать к воде своих менее благородных овцекоз… А ужин-то, небось, уже готов. И наши вовсю его начали трескать. А когда мы заявимся в лагерь, то сможем только облизать стенки котла в дополнение к крохотным порциям, что нам оставят… Нет, не со зла, просто не умеют дикари распределять харчи равномерно. Так что когда их в обрез, клювом лучше не щелкать.

Вот, наверное, это голодное раздражение и подвигло меня на очередную диверсию, или проще сказать, пакость. Ибо хорошо продуманным назвать мой поступок было сложно. Просто так сложились обстоятельства.

…Пришлые оуоо слезли со своих верблюдов, гордо выступили вперед и начали о чем-то беседовать с нашим Большим Боссом и Эуотоосиком, которые ради такого дела сочли возможным доверить своих верблюдов родне званием пониже… Ведь проигнорировать чужаков — это тоже оскорбление. Да и этикет, вероятно, требует взаимной демонстрации уважения.

…Ну и так получилось, что между лицами благородными, ведущими светские беседы, и быдлом, сдерживающим овцекоз, встал десяток верблюдов. И без всякой охраны, потому, как видать, оуоо даже в голову не могло прийти, что кто-то осмелится обидеть их животинок… А тут еще и веточка колючего кустарника, словно манящая и подбивающая на что-то пакостное одним лишь видом своих длинных острых шипов… Вот так оно и получилось, что эта веточка как-то вот так сама собой поместилась под хвост ближайшего ко мне верблюда… Тот рванул вперед, опасным образом взбрыкивая и суча копытами, налетев прямо на табун наших верблюдов… Кажется, кто-то из них огреб копытом, а молодой оуоо чисто рефлекторно попытался пресечь несанкционированный канкан, бросившись на соседское средство передвижения и даже вроде как пытаясь двинуть его кулаком по волосатому боку.

…Бесчеловечное нападение на чуждого верблюда! Страшнейшее оскорбление! Это ли не повод для безжалостной резни и взаимной аннигиляции наших и чужих оуоо, которые перебьют друг дружку, оставив нас, бедных лишенцев-оикия, круглыми сиротами?.. Ан хренушки… Этикет и прочую вежливость люди, постоянно имеющие дело с оружием и умеющие им пользоваться, придумали как раз для того, чтобы регулировать уровень насилия и не перебить друг друга по недостаточно важному поводу.

Все кипели от ярости и возмущения, но в глотку никто никому пока еще не вцепился. Много-много высокомерных слов, надменных взглядов и сурово насупленных бровей. Но даже ни одно копье не склонилось в сторону противника. Все опять замерли с идеально прямыми спинами, предоставив Большим боссам вести переговоры… Теперь была уже наша оикия очередь смотреть цирк… Вернее, гладиаторские бои.

…Я, конечно, старался подслушивать… Но когда рядом с тобой стадо блеющих от жажды овцекоз, а между тобой и актерами приплясывает стадо верблюдов, это не так-то и просто. Так что логику, почему поединков должно было состояться два, я так и не понял. Кажется, наш парнишка должен был ответить за то, что толкнул верблюда, а один из соседей отвечал за то, что их верблюд толкнул нашего… Но так или иначе, а о поединках договорились и даже о времени их проведения. Завтра утром.

…А теперь надо провести хитрый финт ушами… Наши овцекозы вдруг взбеленились и поперли к воде прямо через стадо верблюдов… Мы героически бросились ограждать благородных животных от контакта с низменными овцекозами, и затоптали все следы…

Глава 13

Утро началось с торжественного парада… Оказывается, все не так просто, — сошлись, подрались, разошлись… кто еще способен ходить.

Нет, поединки надо обставить с максимальной пышностью и великолепием. Так что до завтрака, вместо того чтобы как обычно мучиться на строевых, мы приводили себя в порядок… В смысле, свое оружие, потому как на то, как выглядит наша одежда, благородным оуоо было искренне плевать. А вот за заляпанный грязью щит можно было огрести от Асииаака плетью.

А я еще мог схлопотать за плохо начищенный наконечник своего копья… Мне вместе со званием не то старшего оикия, не то младшего оикияоо выдали бронзовый наконечник копья… Именно тогда я впервые и познакомился с заветным сундуком-арсеналом, в котором наши аиотееки возили родовые запасы оружия.

Что характерно, как я узнал, у каждого коренного аиотеека был и свой запас смертоубийственных железок (бронзянок? — звучит не так грозно)… У оикия, как правило, он состоял из топорика, клевца или кинжала, висевших на поясе, и ясное дело, обязательного копья… Ну, может, еще наконечник запасной в вещевом мешке валялся. Когда я был в прежней «коренной» оикия, я увидел, что отношение к человеку, имеющему собственное оружие, сильно отличается от отношения к получившему его из рук оуоо. Просто тогда еще не мог понять, чем именно.

А вот все оуоо, как я понял, собирали и особый припас, сильно превышающий личные нужды.

Подробнее об этом я узнал, когда Эуотоосик вызвал меня для очередного общения на предмет обмена медицинскими знаниями… Мы в последнее время вели весьма оживленные беседы о человеческой анатомии… Кажется, мои теории, для каких целей в человеческом организме служит тот или иной орган, очень забавляли моего коллегу… Меня его тоже. Только вот в отличие от своего собеседника я отрыто ржать над «тамтамными функциями сердца» и тождественностью мозга и соплей не мог.

Короче, мы общались, а Эуотоосик зачем-то разложил весь хранящийся у него арсенал и заботливо его перебирал, пребывая при этом в весьма приподнятом настроении, что, как мне было известно, благоприятствует вытягиванию из него полезной информации.

Поначалу я лишь вполне искренне поинтересовался разнообразием имеющегося оружия… Вряд ли могу считать себя крупным специалистом, но в лежащих перед Эуотоосиком кинжалах можно было проследить как минимум три разных оружейных школы. Длинные прямые кинжалы, серповидные и на манер листка, расширяющиеся к середине и сужающиеся к концам. Да и наконечники копий и топорики (хранящиеся без топорища) сильно отличались друг от друга… Ну и какой мужик не любит поболтать об оружии? Эта тема и в мои времена была вполне конкурентна хоть в среде офисных планктонщиков, хоть толстобрюхих ценителей пива, а в данную эпоху стоила футбола-хоккея-тупого правительства-и-баб вместе взятых. Так что мы быстро свернули с обсуждения методик лечения ран на методики их нанесения. Причем болтали чисто по-дружески, почти что забыв о сословных категориях.

В процессе я поинтересовался, где он добыл тот или иной предмет свой коллекции, дав ему повод вволю похвастался, вспомнить былые победы и окончательно впасть в нирвану Щастья и Самодовольства.

Ну а потом я, прикинувшись этаким простым и незамысловатым пещерным коммунистом, который ничего про частную собственность не слышал и только и мечтает «взять и поделить», спросил: «Почему при таком богатстве выбора мы, забритые, ходим с деревянными колами? Ведь тут хватит вооружения, чтобы снарядить человек пять бойцов…». (У меня уже тогда появилась мысль, что удирать в Горы лучше, разжившись бронзовым оружием. А тут такая куча лежит прямо перед носом.)

…Моя наивность еще раз порадовала Эуотоосика, и он счел возможным объяснить мне некоторые детали.

…Если убрать все толстые намеки на «ты говно» и «еще заслужить надо», на основе вытянутых из Эуотоосика разъяснений я сделал вывод, что каждый оуоо может рассчитывать сильно продвинутся по карьерной лестнице, если будет в состоянии вооружить собственную банду-оикия.

…Но типа как это будет не сейчас, а в более мирное время, когда аиотееки, вернув себе землю предков, поделят ее между собой и начнут мирно жить, беспощадно эксплуатируя покоренных дикарей и славно воюя между собой. Короче, станут настоящими феодалами. А как известно, нормального феодала без дружины быть не может. И тот, кто сможет эту дружину создать, получает от рода большее количество земли и подданных.

…Но и тут не все так просто. Дружинником человек становится, получив оружие из рук господина… Как я понял, у аиотееков это было очень важно — кто именно дал тебе твое оружие. Аиотееки-оикия, имеющие собственный набор вооружения, числятся кем-то вроде свободных граждан. В то время как получающие из рук господина переходят в его полное подчинение как на войне, так и в мирное время.

Но и свой запас-арсенал рыцарь-оуоо не на рынке покупает, а получает при разделе добычи и в награду за особые заслуги перед родом… Чем в большем количестве удачных битв поучаствовал воин, чем больше заслуг за ним числится, тем больше у него оружия и тем большее количество дружинников он может вооружить. И, соответственно, тем больше земли и власти получает.

…Но пока род-семья эти самые только земли завоевывает, ни о какой феодальной вольнице не может быть и речи. Во время объявленного «военного времени» (культура аиотееков, оказывается, дошла до концепции «военного и мирного времени») все члены рода собираются в единый кулак, которым и норовят врезать по морде супостату, осмелившемуся жить на тех землях, которые аиотееки решили считать своими. Так что и все вновь формирующиеся оикия поступают в распоряжение вождя рода — Большого Босса. А вооружаются они из общего припаса рода, в который идет ровно половина всей взятой на поле боя добычи или налоговые поступления от черни.

Вот такая вот интересная традиция. Мне, конечно, было бы интересно узнать, кто именно объявляет военное или мирное время. Почему во главе некоторых оикия (не в нашем роду) стоят рыцари-оуоо. За счет каких продвинутых технологий аиотееки-оуоо могут позволить себе быть феодалами-рабовладельцами. И… короче, вопросов было много. Но Эуотоосика позвали к костру ужинать. И я, опомнившись, тоже побежал удовлетворять свой телесный голод вместо информационного.

Забавно, но к вопросу «из чьих рук» мы опять вернулись буквально через пару дней, когда Асииаак отконвоировал меня до начальства и я лично из рук Большого Босса получил бронзовый наконечник-листок для своего копья. А также извещение о том, что теперь назначаюсь ближайшим помощником Асииаака и отныне буду отвечать за… все! Как я понял, моя должность заключалась в надлежащем пригляде за подчиненными и поддержке среди них идей лояльности и дисциплины… А за малейшее нарушение того и другого наказание ждало теперь в первую очередь именно меня… Как же это замечательно — быть начальником!

— …Так что помни, Деебиил, — наставительно сказал мне Эуотоосик после церемонии, — из чьих рук ты сегодня получил свое оружие. Наш род оказывает тебе высокое доверие. Дав тебе в руки наше оружие, мы принимаем тебя в нашу семью в качестве доверенного слуги. Служи верно и старательно, и род воздаст тебе сторицей за твое усердие.

…Да-да. Помнится во многих культурах, рабы тоже считались частью семьи.

Но так или иначе, а после посещения главного лагеря нашей орды доверие ко мне вдруг резко возросло… Собственно, не только доверие ко мне. В первую очередь возрос авторитет самого рода. Наш Большой Босс получил из рук Самого Большого Босса какую-то особую пайцзу, а наши оуоо, и без того ходящие с задранными носами благодаря сословной спеси, задрали носы еще выше и начали уже задевать ими проплывающие над головой облака.

…Вот, видно, зная, благодаря кому на них свалились такая удача, они и держали меня за что-то вроде живого талисмана. А живых талисманов принято баловать. Вот меня и побаловали бронзовым оружием и дополнительными обязанностями.

А может, просто Асииаак, заметивший мой авторитет среди остальных оикия и купившись на демонстративное служебное рвение, решил использовать все это на благо правого дела аиотееков. Так я получил немного больше самостоятельности и право официально распоряжаться своими однополчанами и даже наказывать их.

…И кстати пришлось. Потому как кое-кто, решив, что коли теперь среди начальства у них есть свой человек, так можно на ушах ходить и безобразия хулиганить. Хренушки. Нарушать и хулиганить можно только под моим чутким руководством. А без меня — ни-ни. Это пришлось внушать довольно жесткими методами, иначе мои не самые дальновидные друзья быстро бы попались.

— Равняйсь. Смирно, — пропел я с левого фланга нашей оикия. — Люди построены и готовы выполнить любой приказ, — лихо отрапортовал я подошедшему Асииааку, старательно выпячивая грудь и даже пытаясь изобразить щелчок каблуками своих драных тапкопортянок.

Подобная шагистика тут была еще внове — четкость и отточенность движений от нас требовали только при поворотах в строю и перестроениях. А вот так вот вышагивать напоказ, расправляя плечи и втягивая живот, козырять и рапортовать… — для этого нужно несколько столетий парадов, за проведение которых пред взорами августейших особ иной генерал мог получить больше наград и продвижений по службе, чем его собрат на поле боя… Асииааку эта моя манера нравилась, и он не препятствовал ее внедрению в ряды подчиненного ему отряда. Видать, думал щегольнуть при случае перед другими оикияоо крутизной своих подопечных.

Так что и сейчас, глядя на мой выпендреж, непосредственный начальник лишь одобрительно кивнул и, взяв руководство в свои руки, перестроив нас в походный порядок, вывел из лагеря.

…Ну шли мы недолго. Как раз где-то посреди расстояния между нашим и соседним лагерем уже выстраивалось дружески-вражеское войско.

Их было чуток побольше, чем нас. Конкретно, на пару оикий. Они выстроились примерно так с запада на восток. А мы — параллельно, лицом к ним. Между нами оставался квадрат со стороной метров двадцать. И судя по сгрудившимся по остальным сторонам верблюжатникам оикия, именно на этом квадрате и должен был состояться поединок.

…Вдруг наши, а мгновением позже и вражеские солдаты начали остервенело притоптывать правой ногой, опираясь при этом на копье и напевая традиционный сигнал «К бою»… Ну да, — щиты-то кожаные, и если бухать по ним оружием, особого грома не изобразишь. Зато когда почти сотня человек топает в едином ритме, земля реально дрожит… С этой аиотеекской традицией я еще не был знаком. Видать, она приберегалась для особых случаев вроде этого поединка чести.

Но вот выехала первая пара. Тот молодой парнишка, «обидевший» чужого верблюда, и его противник. Топанье прекратилось и пение смолкло. В тишине они неспешно съехались на середину квадрата и начали кружить, норовя ткнуть противника копьем.

…Эх. Был бы я способен описать, что это было за зрелище. Но не смогу. Не смогу потому, что просто не понимаю, как всадник и животное могут достичь такой сыгранности и слаженности движений. Иногда мне казалось, что это действительно два странных двухголовых и четырехногих монстра кружатся в боксерском поединке. Клянусь, пару раз я видел, как верблюд совершает нырок, уводя голову своего всадника от вражеского удара… Наконец «наш» оуоо сумел обмануть своего противника, показав удар в голову, а когда тот попытался отбить его своим небольшим щитом корзинкой, зацепить его по бедру… Как я понял, удар был очень рискованный, ведь могло задеть и верблюда. Возмущенные крики противоположной стороны даже заставили Больших Боссов с нашей и противоположной стороны остановить поединок и осмотреть животное… На всадника при этом всем было плевать.

Но нет. Верблюд не пострадал и поединок продолжился. Впрочем, за время остановки и осмотра из раненного всадника вытекло уже порядком крови. Так что долго бой не продлился. В один прекрасный (вероятно, только для нашей стороны) момент он просто вывалился из седла. А наш парнишка, соскочив со своей зверушки, без лишних реверансов и сантиментов тупо перерезал ему глотку. А затем содрал скальп, подцепил тело к своему верблюду и демонстративно уволок его по земле в нашу сторону… Мне сразу почему-то вспомнился Гомер и как кто-то из его героев поступил подобным же образом с трупом своего врага… В учебнике истории картинка, помню, была.

Разумеется, мы, простые оикия, не могли не отметить победу «нашего» бойца, и пока он волок труп до наших рядов, приветствовали его восторженными криками и очередной порцией притоптывания и попевок.

Затем выехала вторая пара… О блин. С нашей стороны выехал не кто-нибудь, а сам Эуотоосик… Че-то я даже как-то начал переживать… Не, не то чтобы он был мне другом или даже хорошим приятелем. Но вот какая-то толика теплоты и понимания, как между коллегами по ремеслу, между нами нет-нет да и пробегала, несмотря на сословные и племенные различия. Да и что там говорить? Он был моей «крышей» в среде аиотееков. Думаю, если бы не его защита, пару раз я мог бы лишиться головы.

…Но вот они сошлись… Чувствовался класс. Предыдущий поединок был, конечно, довольно занимателен. Наверное, именно в силу того, что дрались еще молодые и азартные ребята. Они совершали ошибки, делали лишние, чересчур размашистые движения и им не хватало скорости и отточенности.

Эти же двое были профессионалами высшего класса… Я уже не раз видел оуоо в бою. В том числе и против себя. И даже побеждал их несколько раз. Но явно не таких, как Эуотоосик и его противник.

Я знал, что мой коллега занимает высокую ступеньку в иерархии «нашего» рода. Но раньше почему-то думал, что это лишь из-за того, что он младший брат Большого Босса (хотя, вообще-то, его звали Боосиик, но я решил, что «Большой Босс» звучит солиднее), ну еще и из-за должности лекаря-жреца. А оказывается, он и воякой был крутым.

…Эти двое и их верблюды особо не крутились и не скакали. И красивых размахиваний и финтов копьями тоже не было. Пожалуй, смотреть на этот поединок было даже немного скучно… Ну примерно как человеку, ни хрена не разбирающемуся в шахматах, на матч между чемпионами мира по этой дисциплине. Ни тебе прыжков или бега, ни оплеух или мата, даже доской никто друг дружку не огрел и ферзем в глаз не ткнул. Скукотища.

Долгое маневрирование на шажок-полшажга, стремительный обмен едва уловимыми взглядом ударами, отбивы и опять маневры. На обоих были одеты отличные, обшитые бронзовыми бляхами кожаные панцири и шлемы, так что противника мало было достать. Его надо было достать либо в незащищенное место (а таких было немного), либо суметь пробить панцирь, а это достаточно нелегко.

Я уже было настроился на долгий поединок-испытание выносливости. Как вдруг что-то произошло. Какой-то перелом. Эуотоосик внезапно перестал осторожничать и провел длинную атаку, весьма печально окончившуюся для его противника уколом копья в горло… Впоследствии я узнал, что Эуотоосик смог все-таки подловить своего противника на контратаке и рубануть по не защищенной панцирем руке. После чего, пользуясь его однорукостью, довести поединок до финального свистка.

…Спрыгивать и привязывать тело врага к своему верблюду он не стал… И вовсе не из благородства и великодушия, как я сначала подумал. Развернув своего верблюда и доехав до рядов своих собратьев-оуоо, Эуотоосик упал к ним на руки.

Когда я, покинув строй, подскочил посмотреть, что происходит, с него уже снимали панцирь. Панцирь, в котором была изрядная дырка, «продолжающаяся» в боку моего приятеля… Не самая лучшая рана, скажем прямо.

…Ничего, кроме «Свирепоужасный дятел» или «Крутоконкретный гопник», почему-то в голову не лезло… А все потому, что придумывал я на русском. А на нем все эти «Зоркие соколы» и «Стремительные олени» один хрен звучат как-то глупо. Вот на местном вполне нормальные имена, а как на русский переведешь, — так прям пионерский лагерь какой-то, игра в зарницу среди самых мелковозрастных отрядов.

Хотя чего ни придумай, как себя ни назови, а от старой клички один хрен не избавишься. Потому как приросла она ко мне, кажется, уже навечно… Сколько земель и народов не прошел, а как был Дебилом, так дебилом и остался.

Костерок вяло потрескивал, подсвечивая ночь почти прогоревшими углями. Несмотря на более чем прохладный зимний воздух и драный халат, все равно клонило в сон, но я его позволить себе не мог… Потому как опять нарвался.

…Нет, верно пелось в песенке из мультика моего детства. — «Как вы яхту назовете, так она и поплывет». Дебил это судьба. Ну вот на кой хрен мне понадобилось проявлять инициативу? Ну упал там кто-то среди оуоо. Ну так пусть себе лежит спокойненько, может, ему так удобнее или просто настроение полежать подходящее. Я тут вообще оикия бесправный, мне без разрешения даже строй покидать нельзя.

Но вот в который раз выперднулся, проявил инициативу и, выскочив из строя, полез осматривать рану Эуотоосика. Напомнил на свою голову Большому Боссу со товарищи, что я помимо всего прочего еще и лекарь, после последней битвы поставивший на ноги почти целую оикия.

…И как результат — обещание отправить меня в загробный мир с почетной миссией сопровождать младшего брата Большого Босса, если тот помрет. Ибо, не пристало столь родовитому и увенчанному заслугами воину отправляться туда в гордом одиночестве. А коли ты безродный пришелец и простой оикия, — посмел назваться лекарем, да и мой брат считал, что ты что-то знаешь… Вот если что, вы вместе и пойдете тропой предков, биться в небесной дружине Икаоитииоо, коли твое умение окажется недостаточно хорошим… Приятно, конечно, что, даже несмотря на ранение близкого родственника, наш Большой Босс находит в себе силы шутить… Плохо, что шутит надо мной, и шутки у него идиотские.

Так что снова я вляпался по полной, потому как теперь, коли Эуотоосик помрет, мне даже ирокезский рай не светит, а лишь вечное прислуживание своему родовитому коллеге, даже на том свете… Нет уж, увольте!

…Рана была вроде бы и не такая серьезная, как показалось на первый взгляд. Но и пустяковой ее тоже не назовешь. Металлическими бляхами, как я успел заметить, панцири аиотееков укреплялись в основном только спереди и сзади. А вот по бокам, от подмышки и почти до бедра, защитой служила только толстая кожа панциря. Не знаю почему. Может, просто чтобы лишний груз не вешать, или бронзу экономя, или чтобы пластины не цепляли рукава халатов. Ну вот, короче, в это самое место вражеское копье и вдарило… Наверное, противнику пришлось хорошо вложиться в удар, чтобы пробить почти сантиметр толстой и как-то по хитрому обработанной кожи. Наверное, на этом-то усилии Эуотоосик его и подловил, проткнув в ответку руку… Но мне от этого не легче. А моему пациенту тем более. Бронзовый наконечник вошел между ребрами, продвинулся дальше за спину, да еще и вырвался из тела явно не под самым идеальным углом, сломав два нижних ребра и изжевав края раны. Здесь простым шитьем уже не обойдешься.

…Да в добавок ко всем этому, из подслушанных разговоров я понял, что от того, помрет или выживет Эуотоосик, еще ависел и результат сегодняшнего матча. Типа, чистая победа или победа плюс ничья. Аиотееки это почему-то очень оживленно обсуждали, — от этого, видно, зависел престиж Рода или благоволение Духов. А может, разрешение чисто юридического конфликта или еще какая-то хрень, если поединок был не просто способом потешить гордыню, но еще и чем-то вроде Божьего Суда… Но так или иначе, а занимаясь раной пациента, я краем уха услышал, что ежели Эуотоосик помрет в течении трех дней, матч придется переигрывать… Это я к тому, чтобы было проще заценить масштаб сваленной на меня ответственности, и как тонкий намек на то, что не стоит воспринимать слова Большого Босса как милую шутку.

…В общем, я наскоро наложил на рану кровоостанавливающую повязку и велел тащить Эуотоосика в наш лагерь, а сам, выклянчив в подчинение половину своей оикия и охрененные полномочия, почесал вперед готовиться к операции. По дороге отправил своих ребят таскать и кипятить воду, а сам, ничтоже сумняшеся, влез в заветный тючок, где, как уже знал, коллега хранил свой хирургический инструмент и аптечные припасы.

Прокипятил пару скальпелей, несколько клещей по типу пинцета и иглы, поковырялся в травках и мазях, предназначение большинства которых уже знал, отобрав необходимое.

Потом приступил к операции… На больном, который сделал такую глупость, что пришел в себя… Вы любите когда вам говорят под руку и дают советы, в которых вы не нуждаетесь?.. А когда это делает сам пациент во время операции, одновременно скрипя зубами от боли и переходя на сдерживаемые стоны? А я его даже киянкой промеж ушей вдарить в качестве анестезии не могу!

…Одно хоть хорошо — перед операцией я в присутствии Большого Босса подробно рассказал Эуотоосику, что конкретно собираюсь делать (попробовал бы не рассказать), и получил на это полное его одобрение… Хотя какого хрена? — убьют ли меня за неправильное лечение или просто, чтобы умершему было не скучно в загробной жизни, менее реальной смерть от этого не станет. Так что все эти утешения самого себя бессмысленны. Остается только надеяться на удачу и на своего приятеля — божка, присматривающего за дураками.

— Ух, — устало вздохнул я примерно так через час, измученный, наверное, не меньше, чем мой пациент, которому все это время обрезали ошметки мяса в ране, собирали сломанные ребра, вставляли в рану посторонние куски материи, мазали мазями воспаленные поверхности, шили… и все это на живую, без всякого наркоза, разве что дав пожевать отупляющий корешок.

…Как шутил наш мастер в училище, советский «Знак качества» символизировал безголового человека с раскинутыми в стороны руками. Мол, «Лучше не умеем». Я тоже сделал все, что мог, и теперь оставалось только надеяться на лучшее, сидя рядом с больными и гадая, повезет не повезет… Гадая и проклиная себя за очередную глупость и проявленную инициативу. Вот куда я вечно лезу?.. «Дебил» это точное определение моей натуры или дурацкий ярлык, подсознательно программирующий меня на совершение глупейших ошибок и безумств?

…Просто, как обычно после сильного нервного напряжения, пошел отходняк, и меня тихо колбасило, а в голову лезли разные бредни, вроде смены клички… Кто же мне это позволит? Дебил — это судьба!

Глава 14

Полная луна, как это часто бывает в зимние дни, подсвеченная красноватыми бликами, проступала сквозь разрывы в черных, как душа олигарха, тучах, бросая зловещие тени на покрытую белесым инеем пожухлую траву. Этот иней, внезапно окрасивший траву, кусты и немногочисленные деревца в одинаковый, какой-то неживой цвет, окончательно превратил окружающий пейзаж в нечто космически-фантастическо-нереальное. Словно бы какая-то ужасная и недобрая сила, забрав из мира все краски, оставила ему лишь мертвенно белый и безнадежно черный.

Из ближайшего озерца-болотца в наступление на мир поползли клочья тумана, извиваясь мимо кочек и холмов, как щупальца кошмарного хтонического монстра, что пытается поработить мир света и тепла выматывающей сырой стужей. А носящийся со стонами и завываниями по степи ветерок вгонял эти клочья и эту стужу в рваные раны моего драного халата, пробираясь в каждую прореху на одежде, чтобы облизать голую кожу своим шершавым ледяным язычком. Бр-р-р-р!!!

Ох и непростая же сегодня ночь. С какой точки зрения ни глянь. Если я еще что-то помню из прошлой жизни и разбираюсь в фазах луны, то сегодня-таки Новый год! Или уж, скорее, гоголевская «Ночь перед Рождеством», когда всякие бесовы силы вылезают из своих схронов, чтобы терзать и испытывать души правоверных хохлов… Это я вам как главный в этом мире эксперт по хохлам и единственный читатель Гоголя говорю.

…Тихонько взвизгнув, овцекоза отдала своим овцекозьям Духам душу, забулькав кровью из перерезанного горла. А я, подбросив в костер заготовленные заранее охапки соломы, взялся за камни и вместе с взвившимся к кровавой луне пламенем костра в морозную зимнюю ночь под ритмичное постукивание каменных кастаньет взлетело и пугающее «В лесу родилась елочка-а-а. В лесу она ро-о-сла-а-а!».

Зловещая мелодия и досель незнакомые этому миру слова разносились далеко по степи, внося нотки тревоги и неуверенности в души бесстрашных аиотееков и представителей покоренных ими народов.

«..Зимой и летом стройная-а-а. Зеленая-а-а была-а-а-а», — подобно волчьему вою возносилось к небесам, заставляя испуганную луну прятаться за черно-зловещими тучами.

«… Метель ей пела песенку, спи елочка бай-бай…» — замогильным стоном вплеталось в завывание вьюги, ядовитой змеей извивающейся меж покрытых изморозью деревьев…

«… Трусишка зайка серенький под елочкой скака-а-ал». — На мгновение стук прекратился, и в замершем от ужаса морозном воздухе можно было услышать тихое шуршание, с которым острый нож, хищно вонзившись в брюхо несчастного животного, вскрыл его от паха до грудины, позволяя вывалится на землю еще теплым, исходящим паром кишкам.

«Везет лошадка дровеньки, а в дровнях мужичок». — Под возобновившийся стук камня и без того не слишком благозвучный голос шамана, почти превратившись в вопль, нагнетал напряжение, делая его физически невыносимым.

«Срубил он нашу елочку под самый корешо-о-ок». — Все! Кранты! Абзац! Кульминация и катарсис. Ночная темень смешалась с черным дымом от соломы, и, сгустившись до консистенции сухой китайской туши, стала абсолютно непроницаемой.

Духи, демоны и пожиратели чужого сала пролезли сквозь эту черную дыру и деловито обследовали вывалившиеся кишки. Диагноз был однозначен — надо уходить на восток!

«И много-много радости детишкам принесла-а-а-а!» — подвел итог довольный, как сытая отрыжка людоеда, голос…

…А все-таки ну их на фиг этих «Стремительныхгопников» и «Зорких дятлов»! Пусть я Дебил. Зато божку, приглядывающему за дураками, не приходится долго мучиться в поисках очередного подопечного. Достаточно заглянуть в ближайшую телефонную книгу, а там, небось, на весь алфавит только я один такой честный парень с таким чудным именем. Не надо мучиться с «Альтернативно одаренными» или «Нестандартно умными», пытаясь понять, что же имели в виду те, кто придумывает подобные клички.

Дебил он и есть дебил. Он честный парень и не скрывает этого, ему нужно помочь, потому что иначе он пропадет. Так что благодаря честному имени удача всегда со мной… Это я к тому, что идет уже четвертый день после дуэли, а Эуотоосик до сих пор жив!

И я вам скажу больше. Поскольку из-за одного раненного оуоо, пусть он даже и младший брат нашего пусть и не Самого, но все же Большого Босса, движение целой орды никто останавливать не станет… А его штатный лекарь с загадочным и отчасти романтичным именем строго категорично заявил, что больной нетранспортабелен… Нам было велено встать отдельным лагерем в сторонке, дождаться выздоровления раненого героя, а там уж догонять все войско. А для солидности и на всякий случай, — с больным и врачом оставили одну оикия забритых для хозработ, шестерых коренных пехотинцев для охраны и парочку оуоо для общего руководства… Ах да, чуть в сторонке, отдельно от нас, поселился еще один оуоо из другого лагеря… Как я понял, чтобы проконтролировать состояние пациента на четвертый день. Так что сегодня утречком аж целая комиссия из нашего и ихнего эксперта убедилась, что Эуотоосик еще дышит и даже весьма бодро матерится при очередной перевязке. (… Все-таки эти исковерканные ребра сильно беспокоят и меня, и его.) Торжественно зафиксировав наличие признаков жизни у исследуемого объекта, один эксперт с немалой радостью, а второй с меланхоличной печалью отбыли докладывать результаты начальству. А я смекнул, что, в общем-то, пора бы уже и того!

В смысле делать ноги. Другого, более подходящего момента дождаться вряд ли получится. Большей автономности, чем сейчас, нам уже не дождаться. И даже более того, только сейчас я вместе с отрядом могу передвигаться относительно безопасно через раскинувшуюся на большое расстояние орду, не привлекая внимание и не таща за собой погоню.

…Может, я и дебил. Но коли выпадает удача, из рук ее не выпущу! Тут только главное помнить, на чем погорели ребята Сильвера… Вот именно, на излишней спешке. Поторопились дорваться до запасов хозяйского рома и сложили свои головы на никому не ведомом необитаемом острове Сокровищ… А как бы они следовали плану, и… Короче, надо изловчиться и сделать так, чтобы первый этап побега мы прошли под чутким руководством самих аиотееков, от которых так старательно бежим.

— …Мне это очень не нравится, — сказал я Асииааку и молодому оуоо Кииваасу — официальным командирам нашей группы. — Рана плохо заживает. А оуоо Эуотоосик очень слаб. Спит почти целые дни напролет. (Еще бы он не спал, если я его ударными дозами успокоительного спаиваю.)

…Потому как, думаю, фэншуй тут говеный, пояснил я в ответ на их «Почему так?». В смысле, место тут очень плохое.

— Ведь излечение подобных ран, как всем известно, — начал я тоном завзятого лектора, — сильно от проистечения и сопряжения положительных и отрицательных гумморов в человеческом теле зависит. Коли чакра за чакру неправильно зашла, тут уж ни пенициллин, ни клизма с огуречным рассолом не помогут. Остается только панадол и фастум-гель внутривенно и за воротник.

…Командование чутко прислушивается к моим словам. Ни хрена не понимает, но это и нормально… Много ли пациент в современной мне Москве понимает в беседе двух докторов? Тут чем больше непонятных слов, тем больше доверие больных и родственников к словам медицинского светила.

…Там, внизу, — почтительно ткнул я пальцем в землю, решив перейти на доступный пониманию собеседников язык, — видать камень сплошной, ежели копать глубоко… Плохой камень, черный!.. Оуоо Эуотоосик все время на земле лежит, а камень из него силу вытягивает. Сами руку к земле приложите… Чуете, как холодом тянет? (Судя по всему, эти южные ребята с холодами-то особо не знакомы. Ясное дело, немудрено им почуять стужу, с которой подземный камень из них силу вытягивает.)… Вот и из него камень всю силу вытягивает. Только не через руку или пятки, а через все тело. Очень плохое место.

…Что делать? Хочу дозволения просить покамлать малость. Однако с Духами говорить надо. Потому как без этого никак нельзя с хорошим местом определиться… Что нужно?.. Ну, коза нужна для жертвы и чтобы по кишкам погадать можно было, а все остальное у меня уже и так есть.

Разрешение мне было дано. Коза выдана. И камлание состоялось в ближайшую подходящую ночь и сопровождалось всяческими чудесами и выступлениями творческой молодежи. Я хорошенько укрепил свое тело и дух мясом несчастной козочки и изможденный обжорством лег спать и видеть пророческие сны. Удивительные, пришедшие во сне видения, расположение кишок и струйки вытекшей из горла жертвенного животного крови, однозначно говорили, что больного, для его скорейшего выздоровления, надо со всей возможной осторожностью, но и без малейшего промедления тащить на восток, пока не начнется гряда холмов и горы за ней. Там место повыше будет, и чародейский камень уже до больного не достанет… Откуда мне про холмы и горы знать?.. Нет, не был я в этих краях… Просто духи так сказали!

— А у вас как там? — Ну в смысле, — оттуда вы пришли. Там чего, зимы не бывает?

…Я искренне и от всей души постарался сделать носилки как можно более удобными для перевозки больного. Но когда у тебя сломаны ребра, да еще и здоровенная рана в боку, то малейшая тряска отдается во всем теле микровзрывами боли. Эуотоосик, конечно, пытался не демонстрировать свои страдания, но нет-нет, а его лицо перекашивала мученическая гримаса… Потому чисто из человеколюбия и почти без всяких задних мыслей я попытался отвлечь его внимание развлекательно-познавательной беседой.

— Дожди. Идут. Часто, — ответил мне он, стараясь выплевывать слова в такт раскачивающейся походке забритых, на которых и была возложена миссия по переноске раненного.

— А снега, значит, нет? — исключительно для поддержания светского разговора о погоде переспросил я.

— Нет. — Может, от холода, а может, от раны, но Эуотоосика знобило и лихорадило. Так что отвечал он весьма односложно.

— А у нас его много бывает, — продолжил я, и закрыв глаза, с ностальгией припомнил родные края. — Иной раз аж по колено, а то и по пояс проваливаешься. Это в городах. А за городом — и выше крыш домов наметает… А холод такой, что плюнешь, а на землю уже ледышка падает! (Это я, конечно, приврал малость, сам-то я больше привык к московским слякотным зимам, но понты, как известно, — дороже денег.)

— Как же вы там живете-то? — Кажется, мне удалось наконец-то разбудить в раненном страдальце пытливого естествоиспытателя и ученого. Несмотря на слабость и мучения от тряски, в глазах его зажглась искорка истинного интереса.

— Одеваем много одежды и в избах огонь постоянно жжем, в печах… Это такие… ну тоже навроде дома, только для огня. Мы из глины специальные такие… ну вроде камешков делаем. Только… (я изобразил руками кирпич). Обжигаем их на манер горшков. А потом из них уже такие, вроде домиков внутри дома делаем… И трубы на крышу, чтобы дым уводить. Стенки печей от огня внутри нагреваются, и тепло долго держат… Так и зимуем.

Видать, изложенные мной сведения показались настолько фантастичными, что Эуотоосик наконец-то сумел отвлечься от телесных ощущений и начал подробно расспрашивать об устройстве домов и печей Великой Окраины… Видать, заранее прикидывал обстановку и условия проживания в своих будущих владениях.

…Очень удачно, что разговор об этом зашел. Тут я хоть знаю, что говорить и как все это описывать. Потому мой голос звучит уверенно, а знание деталей делает рассказ убедительным. Не то что вчера, когда Эуотоосик начал выяснять у меня, как на грядках выращивают котлеты по-киевски и на что они вообще похожи… Я сначала долго мялся, отнекиваясь тем, что я не столько пахарь, сколько воин и лекарь. А потом, сообразив, начал описывать обычную картошку. Для достоверности даже попытавшись вызвать во рту ощущения и вкус тушеной картошки с мясом, чтобы мое лицо достоверно изобразило всю радость и Щастье от поедания подобного продукта. Я вообще заметил, что если врать, подкрепляя свое вранье подобными ораганолептическими воспоминаниями, получается намного достовернее.

— …А чего в таком холоде живете? — выбрав время, когда в разговоре повисла длительная пауза, вклинился в беседу Асииаак, ревниво идущий по другую сторону носилок. В последнее время наши взаимоотношения опять перестали отличаться особой нежностью и теплотой, вновь передвинувшись в фазу подозрительности и настороженной враждебности. Только вот на сей раз Асииаак опасался совсем не того, чего стоило опасаться.

Мой бедолага оикияоо, — в связи с событиями последних дней ему вполне могло показаться, что я пытаюсь подсидеть его на должности командира оикия. — И с начальством-то я постоянно тусуюсь… И подчиненные слушаются меня беспрекословно. И даже напыщенные и высокомерные оуоо точно следуют моим рекомендациям о направлении передвижения и режимах остановок и переходов. Так что теперь он пытался держаться поближе ко мне и почаще подчеркивать, кто тут главный.

— Снег это вода! — авторитетно заявил я. — …Я тебе вчера показывал, — добавил специально для Эуотоосика. Ребята реально никогда не видели снега, и когда он нас порадовал в ночь, примерно так на третье января. Это если я в Новый Год камлал, даже малость перепугались.

…Наши местные, кстати, тоже крупными специалистами по снегу не были. Даже в «наших», более северных степях он выпадает не каждый год. А у них-то, на югах да возле теплого моря, снегопады вообще небывалая редкость, а зимы — это только шторма, сплошная слякоть и промозглая стужа… Я это по Вал’аклаве хорошо запомнил.

…Так что моя вчерашняя лекция о снеге получила высшие рейтинги популярности, а когда я, набрав его в котелок, «превратил» в воду, подвесив над костром, а потом вновь «превратил» в ледышку, точно повторяющую форму днища котелка, мой авторитет среди аиотееков сильно приподнялся. И тут я, конечно, сдуру, не удержавшись, поведал коллеге о трех состояниях вещества, и Эуотоосик едва не приказал меня выпороть за вранье, при утверждении, что воздух тоже может стать твердым, если будет очень холодно. Мол, «Ври Дебил, да не завирайся!». Лысенковщина, блин, какая-то. Использовать административный ресурс и формальную власть при ведении научных споров. Впрочем, у него сейчас небось бок и спина болят дико, так что удивляться его раздражительности не стоит… Ведь не выпорол же, в конце-то концов.

…А вода это жизнь, — продолжил я, отвечая на вопрос Асииаака. — Наши земли так пропитываются за зиму водой, что как только приходит тепло, мы даже копья древками в землю стараемся не втыкать. А то не успеешь отвернуться, а оно уже корни пустило, и веточки на нем прорастать начали.

Так земля хорошо родит, и по столько урожаев снимать за лето получается, что ты не поверишь, — а наши бабы иной раз половину участка земли цветочками засаживают. Типа нравятся им, как цветочки выглядят и пахнут!.. Нашим бабам, чтобы на потрахаться развести, приходится эти самые цветочки дарить, а не мясо или там зерна мешок.

— Опять ведь врешь? (Ну еще бы, какая нормальная баба согласится вместо сытного мяса или зерна взять никому не нужные цветочки, которых и так на каждом лугу хоть косой коси.)

— Чем хочешь поклянусь! — я малость даже обиделся, в кои-то веки правду говорю, а никто не верит. — До тех пор, пока в эти края не попал, считал, что голод это когда вовремя на обед прибежать не успел, и вместо похлебки с мясом или рыбой, каши или там котлет по-киевски, опять же обязательно с мясом, овощей там всяких свежих или соленых, а потом еще и сластей, — одной лишь краюхой хлеба с мясом обходиться приходится, или там медовые булочки всухомятку трескать… У нас знаешь из-за какой проблемы больше всего народ переживает? — Боятся, что слишком толстыми станут и ходить не смогут!

— Ну и силен же ты врать! — Нарисованная мной картина была настолько фантастичной, что никто из слушателей, к какому бы сословию он ни относился и каким бы жизненным опытом ни обладал, всерьез ее не воспринял. Зато в качестве завиральной байки-шутки она пошла на ура, народ начал откровенно ржать, и даже Эуотоосик, несмотря на охвативший приступ боли, соизволил криво улыбнуться.

Заметив, как его перекосило, я велел поставить носилки на землю и проверил повязку. Кровь, как обычно, слегка подсачивалась, но не больше, чем обычно. Наверное просто обезболивающий корешок перестал действовать. Увы, у меня его почти уже не осталось. А если Эуотоосик будет постоянно корчиться от боли, далеко мы с ним не уйдем…

— Думаешь, я вру? — изобразил я обиду, грустно посмотрев на Асииаака. — Ну и не слушай тогда. Расскажи лучше, как сам там у себя жил. А я послушаю.

— Хе… — задумался Асииаак, — видно было, что роль рассказчика ему явно внове и что говорить, он не знает. Но я вроде как бросил вызов, и не принять его равносильно признанию поражения.

Вот только что рассказывать? Признаться, что жил хуже меня, ему гордость не позволяла, а удачно соврать, — отсутствие фантазии и навыков.

— …Я жил достойно! — нашел он таки выход из положения. — Моя семья — отец, дед и прадеды завсегда Роду Ясеня, честно служили (про Род Ясеня я услышал впервые. Не уверен, что это вообще про ясень, но окончания слова «ясеекээу» прямо намекало на дерево, а начало ассоциировалось с ясенем.) — Зато и землю имеем, и скот, а податей с нас не берут. Потому как мы подати оружием своим и кровью оплачиваем! (Последняя фраза прозвучала как официальная формулировка.)

…Вот только и впрямь, — горько вздохнул он, — без воды земля плохо родит. А дождей-то ноне… и не дождешься. И скот без дождей не больно-то плодится. — Он горько вздохнул. Видать, воспоминания о засухах и правда были весьма печальные. — Зато мы, в отличие от всяких там… (он сделал своеобразный знак, тонко намекающий на меня и забритых), в походы с благородными оуоо ходим и при разделе добычи свою законную долю всегда имеем. Разок в полюдье сходишь, — считай весь год уже с голоду не помрешь!.. У речных червей, да лодочников жратвы много, ткани разные есть, и бабы красивые!

— И что они… черви эти, — все вам вот так вот запросто отдают? — провокационно удивился я.

— Мы, аиотееки, в подачках не нуждаемся! — гордо вскинулся Асииаак. — Мы сами все берем. И у червей речных, и у сраных лодочников, и у горных сусликов. — Оуоо быстры, как ветер, и безжалостны, как ураган. А оикия непоколебимы и несокрушимы. Все народы мира простираются ниц, когда слышат гордую поступь аиотееков! — И он уставился мне в глаза, типа: «Попробуй возрази!»

— Да уж, — возразить было нечего… Вернее, незачем. — Я, конечно, знал парочку народов, пославших этих аиотееков с их по-верблюжьи гордой поступью в эротическое путешествие. Но пока рассказывать об этом не считаю нужным.

— …Успеется еще! — Как говаривал кок Сильвер, уговаривая своих сторонников не спешить с перевыборами капитана.

…Мне в этом отношении пока попроще. Мои вояки еще не знают, что мы уже убегаем от аиотееков, и потому торопить события не пытаются… Им ведь только намекни на побег, и сразу задерут носы, распустят павлиньи хвосты и начнут из себя крутых корчить, нарываясь на драку. Тем более что сейчас у нас преимущество перед аиотееками в количестве. Нас в оикия забритых одиннадцать, (На помощь Асииаака, я благоразумно не рассчитываю.) — А «коренных» всего девять, из которых один едва шевелится. Только вот еще один из наших противников — рыцарь-оуоо, а остальные семеро — опытные бойцы оикия в кожаных доспехах и с бронзовым оружием. А у нас пока, даже учитывая украденное из «главного арсенала» и мое вооружение, на всех будет три кинжала и два бронзовых наконечника для копья. Совсем не густо. Ну да нам пока и на конфликт нарываться без надобности. Идем в нужном направлении, имея надежную крышу, запас харчей, охрану и даже пайцзу, что хранится в особой сумке у оуоо Кииваасу.

Нас уже несколько раз сталкивались с отрядами аиотееков, и те, ясное дело, интересовались нашим «перпендикулярным» путем следования. Тогда Кииваасу показывал свою пайцзу и посылал всех на фиг. А однажды даже крохотное стадо овцекоз прихватизировал, помахав перед носом бедолаги-забритого бронзовой дощечкой… Я вот, правда, так и не разобрался в этих пайцзах и полномочиях, которые они предоставляют своим владельцам. Аиотееки как-то не торопились посвящать меня в особенности своей системы делегирования полномочий. Я лишь пока только понял, что без магии и тут не обошлось. А махать перед чужими носами пайцзами имеют право только оуоо. А простым аиотеекам, и тем более забритым вроде меня, даже прикасаться к этим священным предметам запрещено!

…Зато я кое-что вызнал о самих аиотееках. Если отбросить все хвастовство и ссылки на небесное происхождение, мои новые приятели были чистой воды бандюками-рэкетирами.

Насколько я могу понять, поначалу там, у себя, они жили в какой-то лесостепи, ведя полукочевой образ жизни и занимаясь преимущественно скотоводством и немного земледелием. Особо, конечно, не жировали, но и не бедствовали.

Ну а со временем они сумели одомашнить верблюда и приспособить его не только для перевозки грузов, но и для боевых действий. Благо, между собой аиотееки собачились не хуже, чем тутошние степняки, и в войне толк знали. Но резались преимущественно друг с другом, пока частые засухи не начали вытеснять степняков из их родимых лесостепей на более влажные окраины.

…Вот так вот соседи аиотееков и заполучили в их лице нехилый геморрой. Имевшие возможность стремительно пересекать большие пространства, внезапно появляясь то тут, то там, всадники быстро обложили данью своих менее воинственных соседей, начав снимать сливки с их трудовой деятельности.

Хотя как я понимаю (если верить хвастовству аиотееков и собственной логике), и для остальных народов это послужило определенным толчком к развитию. В том плане, что земледельцы, обрабатывающие речные долины, причем вовсю используя приемы ирригации, получили доступ к бронзе и металлам, добывавшимся в горах, и обильной белковой пище с побережья и из степи. (Судя по рассказам, горы были не больно-то высокие и вполне проходимые для всадника.) А горцы, воспользовавшись поставками продовольствия с рек и побережья, могли больше времени отдавать металлургии, не отвлекаясь на производство еды. Ну а прибрежники занимались рыбалкой, доставкой товаров и почему-то строительством… Как я вообще понял, именно у прибрежников был самый высокий уровень развития (правда, я пока не понял, почему), во всем, кроме военного дела.

…А вот политическая система самих аиотееков пока осталась для меня загадкой. Как мне удалось понять из разговоров, они умудрялись сочетать перманентную войну друг с другом, с более-менее централизованной властью. Кажется, была какая-то мешанина из власти жрецов и парламента-совета, в который избирали представителей от всех больших родов… Более мелкие шли под крышу больших, постепенно сливаясь с ними… Но если честно, пока все было достаточно мутным. Я ведь, признаться, даже в политической системе родной России не особо разбирался. Президент там, Дума, Совет Федерации, Правительство… Хрен поймешь, кто за что отвечает и кто кого назначает. А уж разобраться в чужой системе, еще более мутной, ибо основана она не на четко прописанных законах, а на обычаях и традициях, мне точно было не под силу. Тем более что и ликбезом со мной никто особо и не спешил заниматься. Мол, для тебя Дебил все оуоо рода Ясеня это уже недоступная высота, зачем тебе еще и про Совет племени знать?

В общем, самое главное я и так понял, — аиотееки крышевали соседей, осуществляли своеобразную торговлю-распределение товаров и стимулировали развитие отраслей промышленности за счет взимания налогов тем или иным товаром.

Короче, как обычно бывает на любом школьном дворе, грубая и дерзкая сила подмяла под себя всяких там ботаников и трудяг… Остается только надеяться, что ботаники вырастут и станут высокооплачиваемыми специалистами, а хулиганы и задиры, так и оставшись на прежнем уровне, будут им гамбургеры в макдоналдсах подавать или сторожить проходные. Увы, в отношении народов это происходит не так быстро, как на школьном дворе. И те же монголы прежде чем стать одной из самых захудалых стран мира, успели немало, в этом самом мире набедокурить.

А еще мне кажется, что сюда их погнала не столько засуха или ценные указания старины Икаоитииоо, сколько жажда экспансии на новые земли. Хотя одно другому не мешает.

Нам понадобилось около девяти дней, чтобы дойти до знакомых холмов. Не так далеко они, оказывается, и были. Если бы не носилки с больным, которые приходилось тащить со всей возможной осторожностью, сменяя носильщиков примерно каждые два часа (не дай бог уронят), мы бы прошли это расстояние дня за четыре. А с Лга’нхи пробежали бы за пару дней.

Но так или иначе, а мы все-таки дошли до гряды холмов, и с вершины одного из них я увидел вдали хорошо узнаваемую темную полоску — горы!

Одно плохо, идти дальше оуоо Кииваасу напрочь отказался. Мы и так уже слишком сильно отклонились от «линии партии» и вместо авангарда оказались на самом крайнем правом фланге движения Орды. Так что переться дальше он смысла не видел.

Настаивать я не осмелился, опасаясь перегнуть палку. Несмотря на мои уверения, по мере «удаления от черного камня» сильно лучше поему пациенту не становилось, скорее даже наоборот. Может растрясли рану, а может, от холода, — но у Эуотоосика начался сильный жар, и он стал впадать в беспамятство. Соответственно и рейтинг доверия ко мне резко пошел вниз. И Асииаак не преминул воспользоваться этим, начав гнобить меня с новой силой и «строить» по каждому поводу.

…И казалось бы, вот оно! Самое подходящее время делать ноги, ни о чем больше не думая… Но я почему-то думал. Думал о чертовой клятве Гиппократа, которою я никому не давал.

Нет. Я понимал, насколько это тупо — пытаться вылечить человека, которого мне все равно скорее всего придется убить. Куда уж проще сварить ему заветный корешок и навсегда избавить от мук, что приносит рана, и от разочарования от моего предательства и отсутствия в этой реальности Великой Окраины, Пупа Земли и котлет по-киевски. Пусть мужик умрет, думая, что указал своему народу путь к Земле Обетованной и мосту на Небеса.

…Но вот не мог я так поступить. Придумывал себе разные отговорки, вроде усыпления бдительности аиотееков, необходимости взятия заложника или сохранения ценного источника информации. Но себя-то не обманешь. Я точно знал, что просто не могу подло прикончить симпатичного мне в целом человека. Эуотоосик ведь реально наиболее близко подходил по образу мыслей к известному мне типу ученого. Мы с ним немало болтали, и так я узнал, что медицине он учился у каких-то жрецов-прибрежников, якобы хранящих знания тысячелетней давности и поклоняющихся некоему Единому. Причем медицина, я так понял, считалась не более чем побочным продуктом каких-то более важных знаний… Хотел бы я узнать, что это за знания. Может, чушь какая-нибудь про сотворение мира или математики (ну не люблю я математику), а может, там где-то корабль пришельцев заныкан, и выводок снежных человеков уже третье тысячелетие высиживает яйцо динозавра.

Но так или иначе, а Эуотоосик был, так сказать, «человеком любопытным». Его интересовало не только «что пожрать» и «где пограбить». Ему были просто интересны новые знания, земли и люди. И этот интерес он старался удовлетворить доступным для себя способом, эти самые знания, земли и людей завоевывая… Но что уж тут поделаешь, такие времена.

Короче, хороший парень был этот Эуотоосик. И хотя по его милости мне как-то дважды хорошенько исполосовали спину плетью, убивать его мне не хотелось.

Так что следующие три дня я провел, активно варя разные зелья и отпаивая ими своего подопечного. Ну и присматриваясь конечно, к окружающей обстановке и продумывая побег.

Увы. Застать аиотееков врасплох явно будет не так просто. Оказавшись в «автономном плавании», они утроили свою бдительность, причем присматривая не только за окружающей обстановкой, но и за тем, что происходит у них за спинами — в смысле, за нами.

Шансы в прямом столкновении у нас, возможно, и были… Но совсем немного и с полной гарантией того, что выживет после «победы» не более одного-двух забритых. А подставлять своих ребят, чтобы выжить самому, я не мог.

Вывод — аиотееков надо как-то разделить и перебить малыми группами.

Глава 15

… Горсть разноцветных камешков, только что смоченных моей кровью, подлетела вверх и упала на очищенную от травы землю… Блин. Знал бы, что какие-то несчастные пол квадратных метра так долго очищать от травы, — придумал бы что-нибудь другое. Но сдуру ляпнул, что нужно пятно лысой земли, и как последний дебил целый час возился, срезая дерн кинжалом с верхушки холма. А кинжал у меня, между прочим, не казенный, и активно тупится о лежащие в земле камешки и песок.

Потом еще пришлось закопать по краям квадрата несколько амулетов и расчертить на «лысой» земле что-то вроде пентаграммы… ну как я ее себе представляю. Камешки у меня уже были наготове… Нашел как-то на берегу забавную гальку с цветными разводами и прожилками. Решил, что смотрится она вполне «по-шамански», и с чисто сорочьей бестолковой алчностью сыпанул горстку в отдельный кошелечек… Вот теперь пригодилась.

— Как-то оно все неясно, — задумчиво сказал я, поглядев на образовавшийся узор. Вон, видишь те, что с красными прожилками? — Я ткнул кинжалом как указкой куда-то с середину композиции. Один упал на восточный, а другой на северный край, а вот в центре белый. А черный к самому краю откатился —… Даже и не знаю, к чему бы это? А синие вон камни с желтыми перемешались… как-то это нехорошо. Плохой знак! Как ты думаешь?

— Мне-то откуда знать! Ты шаманом назвался! — прошипел Асииаак, для которого я, собственно говоря, и вызвался погадать. Вернее не столько для него, сколько для начальства вообще. Но поскольку оуоо Кииваасу сейчас отсутствовал, то следить за свершением таинства пришлось моему оикияоо.

Что-то мне подсказывало, что на данный момент он уже был совсем не рад тому, что повелся на мою затею. Дурные предсказания дело такое, — бодрости духа не придают.

Я склонился пониже к гадательной проплешине и осторожно, словно бы боясь обжечься, пошевелил камешки кинжалом… Лучше не стало. Асиииак тоже бдительно уставился на всю эту белиберду, так что мы почти уперлись головами друг в друга… Самое подходящее время!

— …Да, — задумчиво пробормотал я. — Нехорошо как-то все. Однако жертву надо принести. Кровушкой тут все окропить, чтобы плохое предсказание не сбылось. Лучше бы белую овцекозу. Но можно и парой черных птиц обойтись. — Я поднял голову словно бы желая отыскать черных птиц на фоне вечернего неба…

Вроде бы несильная ранка на руке почему-то кровоточила от всей души… По крайней мере наспех отрезанная пола халата, которой я обмотал руку, уже вовсю пропиталась моей кровушкой… Обидно будет, если рана окажется серьезной, мне как-то сейчас не до болячек.

И явная слабость в организме… Пробежал-то вроде всего ничего, а перед глазами все двоится и в башке сплошной вакуум. Но, кажется, уже почти все. Добежал. Можно смело падать на руки встревоженным однополчанам.

— Да ведь откуда мне было знать, что тут эти окажутся? — оправдывался я минут этак через десять перед высоким начальством. (Реально высоким, учитывая, что оно сидело на верблюде.) — Сколько тут стоим, а ни одного человека вокруг, а стоило мне только пойти травки поискать, как они уже тут как тут… Еле убежал!

— Кто тебе разрешил из лагеря уходить? — грозно прикрикнул на меня Кииваасу, а стоящий сбоку и чуть за спиной Асииаак уже приготовил хлыст, чтобы перетянуть меня им поперек спины по первому же приказу оуоо. Но я как бы невзначай поспешно поднял свою окровавленную руку и заныл о заканчивающихся травках, без которых я никак не смогу поставить на ноги достойнейшего и благороднейшего оуоо Эуотоосика. Думаю, получилось убедительно, потому как Кииваасу, сообразив, что я еще могу быть полезен, — приказа лупить меня не отдал.

— Беги вперед, — вместо этого приказал он мне. — Укажешь место, где на тебя напали.

…Нет, ну ни фига себе нравы?! — Я, раненый, прибежал упредить их об опасности, а до этого почти полдня ходил-бродил по степи, собирая травки, а ко мне никакого снисхождения! А если я умру по дороге? А ведь туда-обратно это добрых километров десять будет!

— Можно хоть рану-то перевязать нормально? — лишь хмуро спросил я у оуоо Кииваасу, покорно склонив голову. — Я недолго, пока все соберутся…

Он нетерпеливо махнул рукой, не удостаивая мой скулеж ответом, а сам начал отдавать приказы «шестерочнику» коренных, готовя карательный поход на моих обидчиков. Я же, сочтя, что сей нетерпеливый жест означает разрешение заняться своими болячками, срочно побежал в расположение своей оикия, поближе к заветному хирургическому набору и складу (увы, изрядно опустевшему) медикаментов.

Тут меня встретило мое полуголое, беспортошное воинство… Надо же такому случиться, что именно сегодня я объявил банный день, так что забритые нынче оказались абсолютно неготовыми к срочной битве, поскольку все их шмотки были развешаны на невысоких кустиках, что росли вдоль русла петляющей между холмов речки.

…Банные дни, я, кстати, начал вводить без всяких задних мыслей, почти сразу, как получил повышение.

Не, реально. Куча мужиков, существующие без бабьего присмотра, остро нуждаются в принудительно-карательной гигиене. Поскольку это только женщины способны заметить грязь даже там, где ее нет. А мы, мужики, грязь на своей одежде умудряемся заметить, только когда она начинает с грохотом, пластами сваливаться с нее под собственным весом.

Я бы, правда, не сказал, что в нашем случае грязь немедленно становилась источником жутких эпидемий. Увы, в первобытном мире, не говоря уже о походном существовании, грязь это неизменный атрибут жизни. Так что у местных с младенчества вырабатывается такой иммунитет, что это микробы дохнут в присутствии человека, а не наоборот.

Но у меня был пунктик по поводу грязи. (Ох и избаловала же меня Тишка.) Да и находиться круглые сутки в толпе вонючих мужиков — не самое большое удовольствие в жизни. Потому, едва получив крупицу власти, я воспользовался ею в личных целях, позаботившись о здоровье подчиненных.

Возможно, из этого ничего бы и не получилось, — ломать привычки не так просто. Но Эуотоосик про этот мой пунктик насчет чистоты знал. Я поведал ему о нем, когда объяснял, почему обязательно надо кипятить хирургические инструменты и мыть руки перед тем, как начать мучить больного. Так что он поддержал мое стремление к регулярным банным дням, правда, только среди забритых. Видать ему интересно было, что из этого получится, экспериментатор хренов.

Асииаак тоже, как ни странно, отнесся к идее банных дней одобрительно. Вероятно, мысль о том, что даже мыться и стирать одежду подчиненные будут ходить строем, очень грела его душу старого служаки.

Несколько подчиненных, правда, возмущенно поквакали, но потом привыкли к тому, что примерно через каждые пять-семь дней я заставляю их отстирывать (или делать вид что отстирывают) одежду в ближайшем водоеме. Правда, последние морозные деньки я вроде как поумерил свой пыл. Но вот сегодня с утра мне почему-то пришла в голову подобная блажь… В конце концов, для нормального дикаря поторчать парочку часов голышом при нуле градусов — это не смертельно. Благо, в ближайшей роще можно наломать дровишек и погреться у пламени костра.

…В общем, сегодня был банный день. И вся оикия забритых, кроме ее оикияоо Асииаака, который считал, что ему западло возиться в воде вместе с подчиненными, и помощника оикияоо, утопавшего на поиски травок, разгуливала фактически голышом и босиком.

Кстати о «босиком» — подхватил свою суму и побежал к реке, где старательно омыл свою рану от крови и внимательно осмотрел ее. Да не такая уж она и глубокая, как мне показалось с перепугу… А то что крови много натекло — так это скорее всего из-за бега. — Сердце стучит быстро, кровь несется по жилам как сумасшедшая, ну и через дырку в коже выливается, ясное дело, сильнее. Тут по-хорошему даже шить не надо. (Точно не надо. Зашивать раны самому себе это то еще наслаждение, всю прелесть которого я, грубый мужлан, оценить не способен.) Так что достаточно будет кое-каких мазей из арсенала Эуотоосика и плотной повязки.

Бросился назад, указав глазами стоявшему рядом Таг’оксу на лежащую на берегу сумку. Быстренько обмазал рану вонючей мазью нашего личного с Эуотоосиком изобретения, сочетающую как йодные водоросли, так и горькую травку, а потом плотно перемотал.

Все! Я готов к дальнейшим подвигам, но слишком многого от меня не ждите.

…Пришлось по пути даже пару раз упасть и полежать на земле, чтобы многого от меня не ждали… В конце концов аиотееки не тупицы какие-то вроде меня — вполне бы могли просто проследить мой путь по следу, оставленному бегущим и капающим кровью человеком. Нафига было еще и меня тащить?

Ну да я дотащился. Дотащился и указал место, где встретил злобных супостатов, посмевших напасть на верного слугу родя Ясеня (если, конечно, «ясеекээу» и впрямь означает ясень).

Тут я демонстративно сел, типа ножки меня не держат, и больше ни во что не вмешивался и не комментировал… А и чего тут комментировать? Итак все ясно. Вот это мои следы. Вон ихние. Я сидел на этом холмике, выкапывал корешки, а они вон оттель выскочили и попытались меня на этом холмике навечно и оставить… Может, думали, что после этого корешки расти лучше станут. Мы малость поизображали салочки на вершине холма, а потом я сумел вырваться из их окружения, схлопотав, правда, при этом рану на руке, и припустился бежать… Они малость побегали за мной, а потом отстали и сдернули назад… И было их, судя по следам, всего четыре человека.

Солнышко еще во всю светило, и до заката было не меньше часов пяти-шести, так что наш доблестный Кииваасу принял решение преследовать супостатов. Для этого он взял с собой четверых оикия помоложе, а оставшимся двум велел следовать назад присматривать за лагерем (что-то мне подсказывает, что не столько за лагерем, сколько за тем, чтобы оставшиеся под наблюдением всего лишь одного оикияоо забритые не устроили себе пиршество из общих припасов. С них станется, с дикарей.)… Ну и меня тоже отправили вместе с этими двумя, поскольку видно было, что толку от слабого забритого докторишки в преследовании врагов, один черт, будет немного.

Ну и ладно. Я не обиделся. Не больно-то мне и хотелось топать целых два километра до ближайшей реки, а потом обратно… Я сегодня и так этот путь уже четырежды проделал… Причем все время в разных тапках, которые забрал у своих подчиненных, для разнообразия стараясь брать разных размеров. А чтобы никто не обратил внимания на босоногость личного состава, устроил банный день.

Да уж, что и говорить, а я сегодня набегался! Надо было на всякий случай изобразить цепочку следов лекаря, ищущего травки и корешки (хотя, конечно, сейчас, зимой, только и делать, что травки собирать). Потом надо было изобразить две дорожки следов, повторенные по четыре раза. Одну от холма до реки, — якобы убегающих назад супостатов. И другую, — от реки до холма, — якобы отряда разведчиков, которые что-то там выслеживали, пока не наткнулись на меня. А потом еще и резануть себя по руке и припуститься что есть мочи бежать до лагеря… Причем бежать без всякой халтуры и переходов на неторопливый шаг, — так, словно за мной и впрямь все демоны ада гонятся… Как я говорил, — местные следы читать умеют великолепно, и след бегущего в панике от неторопливо прогуливающегося отличат сразу.

Да уж, чистый Голливуд! Сплошные спецэффекты. Надеюсь, что крутые голливудские актеры на съемках дорогущих блокбастеров, дерясь с несуществующими, вписанными позже на компьютере монстрами, выглядят так же глупо, как и я, когда пять раз изображал схватку на холме, задействовав себя в пяти ролях… И попробуй тут схалтурить — местные следопыты это разом учуют. Так что приходилось честно убегать от самого себя и за самим собой гоняться. И если вы думаете, что так просто запомнить свое точное местоположение и все траектории движения… То тут вы сильно ошибаетесь. Я до последнего не был уверен, что аиотееки купятся на подобное… Правда, я так же надеялся, что меня они с собой не потащат, а оставят в лагере. Ну да и хрен с ними.

— Э-э! Мужики, — простонал я вслед идущим своей обычной размашистой походкой аиотеекам, сообразив, что опять подвернулся удачный момент, — не оставляйте меня тут одного, вдруг эти опять выскочат…

Мужики обернулись и посмотрели на меня как на последнюю тлю. Нытиков и трусов тут никто не любил. Так что они меня даже насмешками не удостоили.

— …А если вы приведете меня в лагерь, — в отчаянии прокричал я им вслед, — я дам вам корешки, отвар из которых торкает получше самого забористого пива!

Мужики остановились. Как и всякие нормальные люди, аиотееки имели определенные склонности к одурманивающим зельям, не важно, — вину, пиву, или вот таким вот грибам-корешкам… Тем более что тут считалось, что, одурманивая себя, ты не здоровье свое губишь и не дисциплину нарушаешь, а вроде как ближе к духам-предкам становишься. Прозреваешь прошлое и будущее, получаешь советы от старших… Ко мне тут уже пару раз подкатывались невзначай с предложениями поделиться какими-нибудь полезными для возрастания духовного сознания зельями. Но раньше я отговаривался незнанием. А вот теперь в отчаянии наконец согласился.

— Вот, — сказал я им, доставая из сумки заветный корешок, которых у меня всего-то и было пара штук. — Надо сварить в малом количестве воды, так чтобы по чаше на брата хватило. Варить надо долго, пока отвар сильно коричневым не станет. А потом дайте немного остыть и сразу выпейте по полной чаше. Клянусь, — голова утром болеть не станет. Очень действенный корешок!

Моя взятка была принята, и аиотееки чуть сбавили шаг. Впрочем, я, словно бы обретя новые силы, и сам сумел прибавит хода. Так что до лагеря мы добрались довольно быстро.

Аиотееки не долго думая пошли варить корешок, явно смекнув, что сделать это удобнее будет до того, как Кииваасу с их товарищами припрется назад. Тогда ни с кем не придется делиться. А я тем временем отыскал Асииаака и испросил у него разрешение свершить важное гадание. Мол, и планеты сошлись подходящим образом. Да и надо воспользоваться моментом, пока я ранен, ибо гадание на крови из настоящей боевой раны, как всем известно (боже, ну что за наивные люди, они неизменно покупаются на это «всем известно»), самое действенное и сильное.

Поскольку я уже и так тут успел и лекарем поработать и покамлать о пути следования, да и вообще вел себя больше как шаман, чем воин, Асииаак не усомнился в моей способности предсказывать будущее. А только полный дурак, имея под рукой подобную возможность, не воспользуется лазейкой в будущее, чтобы предотвратить возможные ошибки… Даже в моем времени, говорят, многие президенты, диктаторы и большие паханы не отказываются от услуг гадателей и астрологов. Что уж говорить о пронизанном примитивной магией каменном веке?

Так что Асииаак лишь спросил, что мне надо для моего гадания. И я опять обрадовал его, что и так все есть, только вот надо подготовить площадку… И да. — Коли он, как Самый Старший по званию аиотеек (кто не любит, когда его называют старшим), будет присутствовать при гадании (а он должен, ибо как иначе духи узнают, о чьей судьбе говорить?), то и за подготовкой он должен следить, — как я чищу вершину холма от мешающих колдовству растений, как закапываю амулеты и расчерчиваю место силы таинственными знаками… Короче, все, что угодно, лишь бы удержать своего оикияоо подальше от корешковарителей и Эуотоосика.

…Горсть разноцветных камешков, только что смоченных моей кровью, подлетела вверх и упала на очищенную от травы землю.

— Как-то оно все неясно, — задумчиво сказал я, поглядев на образовавшийся узор. Вон, видишь те, что с красными прожилками? — Я ткнул кинжалом как указкой куда-то в середину композиции. (Трогать камешки руками было нельзя. Я об этом сразу предупредил Асииаака.) — Один упал на восточный, а другой на северный край, а вон в центре белый. А черный к самому краю откатился —… Даже и не знаю, к чему бы это. А синие вон камни с желтыми перемешались… как-то это нехорошо. Плохой знак! Как ты думаешь?

— Мне-то откуда знать! Ты шаманом назвался! — прошипел Асииаак. Что-то мне подсказывало, что на данный момент он уже был тому не рад, что повелся на мою затею. Дурные предсказания дело такое, — бодрости духа не придают.

Я склонился пониже к гадательной проплешине, и осторожно, словно бы боясь обжечься, пошевелил камешки кинжалом… Лучше не стало. Асииаак тоже бдительно уставился на всю эту белиберду, так что мы почти уперлись головами друг в друга… Самое подходящее время!

— …Да. — Задумчиво пробормотал я. — Нехорошо как-то все. Однако жертву надо принести. Кровушкой тут все окропить, чтобы плохое предсказание не сбылось. Лучше бы белую овцекозу. Но можно и парой черных птиц обойтись. — Я поднял голову, словно желая отыскать черных птиц на фоне вечернего неба.

— Ох ты!!! — воскликнул я через мгновение. — Погляди-ка, то не блуждающая ли звезда на нас с неба падает?

Асииаак задрал голову вслед моей руке, чтобы посмотреть на падающую звезду, и я воткнул ему кинжал прямо под кадык.

— Извини друг, ты, конечно, хороший служака, и я искренне благодарен тебе за науку хождения в оикия, обучение аиотеекскому языку и за многое-многое другое. Но ты все-таки гад редкостный и очень уж любишь размахивать своей плетью. Короче, дальше нам не по пути. Так что задабривать духов перед побегом будем твоей кровью.

Так. А вот теперь надо начинать суетиться. Первым делом как там мои ценители корешков?

Быстро сбежал с холма, уже привычно выпевая приказ на общий сбор для своей банды. Пора наконец объяснить ребятам, что происходит. Они, конечно, догадываются, что я затеял очередную аферу, не зря же я приказалвтихаря насадить украденные наконечники на древки и держать кинжалы наготове, а также забирал у них обувку, а потом тайно вернул ее обратно, но никаких подробностей еще не знают… Я им, возможно, и доверил бы свою жизнь в бою, но вот доверять тайны пока еще опасаюсь. Храбрость и верность моих ребят пока еще сильно превышают уровень их хитрожопости, так что тайны у них долго храниться не будут.

…Когда я прибежал к костру коренных, один аиотеек уже пребывал в беспамятстве, другой еще смотрел на нас мутным взглядом, возможно, пытаясь понять, что происходит. Не знаю, я лично ядовитого корешка в жизни не пробовал, так что ощущения от его действия, описать не могу. Но умирали от этого зелья обычно довольно мирно и спокойно — без судорог, пены изо рта и прочих неприятных эффектов, просто засыпали навечно.

Только вот по моей задумке нужны явные следы насилия. Так что этого ткнем его же копьем, а второго… — ну-ка ребята, поднимите его на ноги и тащите вон к тем кустам. Грат’ху, дай свою дубину… Да что ты жмешься-то, не испорчу я ее… Ладно. Тогда сам этому череп разнеси.

Теперь роняйте… Потопчитесь ногами, будто тут драка была… И возле того трупа тоже… А вот вы двое бегите на холм за телом Асииаака… Да, я его уже убил. Тоже тащите сюда. Положим чуть в стороне. И тоже потопчитесь, чтобы по следам казалось, будто вон оттуда пришли враги и напали на лагерь… Аиотееки остались прикрывать наш отход, потому что нам надо было спасти раненного Эуотоосика и отрядное имущество, включая скот.

…Говорю, — стадо с собой уведем и барахло утырим, потому как нам в дороге еще жрать что-то надо будет. А аиотееки пусть нас на подножном корму догоняют. Так что не сомневайтесь, хватайте как можно больше вещей… В первую очередь еду. Затем обыщите вещи коренных, у многих в мешках может находиться оружие. Впрочем, — мешки тоже хватайте, иначе будет подозрительно.

…Насчет стада овцекоз, конечно, были кое-какие сомнения. Без них мы бы, наверное, смогли двигаться быстрее. Но ненамного, — нам ведь еще и груз немалый награбленного барахла на себе тащить. А местные без барахла точно не уйдут. Им совесть, заключившая нерушимый союз с жадностью, не позволит. Да и мне, признаться, тоже, — до ближайшего универсама еще несколько тысячелетий пешком, а погибнуть с голодухи можно точно так же, как и от аиотеекских копий. Такая жизнь, — и лишнего на себе не потаскаешь, и одним желанием убежать не наешься, и на ночь не укроешься. А овцекозы местные — зверюги жилистые и ногастые. Если хорошенько на них воздействовать, они так припустить могут, что и лошадь загонят.

— Сто-о-оп! — внезапно заорал я, заметив, что один из моих архаровцев уже приноравливается прикончить Эуотоосика. — Команды этого убивать не было!

— Так ведь он аиотеек… — робко возразил мне один из подчиненных. — Враг. Надо убить.

— Хрен тебе, а не убить! — возразил я, а потом, опомнившись, поступил как цивилизованный человек. — Построиться! — рявкнул я на аиотееков, в очередной раз удивляясь, что даже на этом певучем языке получается рявкать. Вбитая Асииааком в костный мозг дисциплина сработала как часы, — все автоматом побросали дела, которыми занимались, и выстроились в стандартные две шеренги. Только вот на крайнем правом фланге не было Асииаака, а на левом меня.

— Значит так, бестолочи, — начал я толкать речь, для большей убедительности стараясь подражать манере речи нашего покойного оикияоо. (Поскольку он уже приучил их с помощью своей плети внимать его речам как можно более трепетно.) — Мы убегаем от аиотееков. Мы пойдем в горы, где я, возможно, найду своих друзей… Где я рано или поздно найду своих друзей, — подкорректировал я свое определение. (Командир не должен показывать, что сомневается даже в мелочах.)

Но аиотееки должны пока думать, что мы убегаем от напавших на лагерь неизвестных врагов. Когда они нас нагонят, мы будем говорить, что спасаем оуоо Эуотоосика и богатства аиотееков. Это приказал нам не кто-нибудь, а лично покойный Асииаак.

— Так вы и должны всем говорить. И когда они увидят среди нас живого оуоо, они должны будут нам поверить… Тут-то мы на них нападем и убьем!.. А если случится так, что они нам не поверят, мы приставим копье к горлу оуоо и скажем, что убьем его, если они не уберутся от нас подальше.

…Тут я встретился глазами со своим коллегой и догадался, что тихо изображать раненого он не станет и пытаться облегчить мне жизнь — не самая главная цель в его жизни. В конце концов, он ведь не просто больной и лекарь по совместительству, он, в первую очередь благородный оуоо — рыцарь, воин и господин над разной шушерой вроде меня… А когда подобные благородные бандюки получают отпор от шантрапы вроде меня, они почему-то сильно обижаются.

— Разойтись! — опять рявкнул-пропел я. — Продолжаем сборы.

— Трив’као, у тебя самые лучшие глаза, — лезь на тот холм и смотри за тем, чтобы аиотееки не подошли.

…Таг’оксу, Жур’кхо и Бар’лай, подойдите, у меня будет для вас особое задание…

Ребята подскочили, я тихонечко пробормотал им инструкцию, и мы, делая вид, что собираем вещи, подошли к носилкам Эуотоосика и дружно навалились на него… Ну да, я был прав. В руке, спрятанной под накидкой из шкур, у него был небольшой кинжал… Откуда только и вытащил? Сколько раз перевязывал раненого, а ни разу сей дивайс не видел.

— Это не пройдет тебе даром, подлый предатель, — внешне спокойным, но звенящим от ярости голосом предупредил меня коллега. — Если бы ты был простым оикия… из, как ты их там называешь? — «забритые». Тебя бы просто казнили. Но ведь мы приняли тебя в наш род. Позволили верно и преданно служить нашей семье. А ты пошел против нас. — Твоя смерть будет ужасна и послужит предупреждением всем, кто… по… мо… о-омо.

Мне в принципе было интересно послушать предсказание, какой будет моя смерть. Я ведь в конце-то концов и сам отчасти занимаюсь предсказаниями и прочей хиромантией. Так что мне интересно будет как-нибудь на досуге поделиться опытом и сравнить методы проникновения в хранилища тайных знаний. Вот только сейчас как-то не до этого. К тому же на основе собственного опыта я догадывался, что предсказания эти зачастую бывают не столь достоверны, как хотелось бы самому предсказателю.

Так что вовремя вставленный кляп убережет потом Эуотоосика и всех нас от неловкости, возникшей при необходимости краснеть, слушая его нелепые объяснения, почему предсказание не сбылось… Ну и нас убережет от попыток пленника предупредить своих товарищей… А ручки и ножки мы ему привяжем к шестам носилок… Да. Знаю, что неприятно. Поверь друг, мне тоже… Почему-то сразу вспоминается Пивасик, и на душе становится тоскливо. Эх, надо бы, конечно, было снотворного зелья ему наварить, да у меня все травки кончились.

Ладно. Опять бегом на край лагеря, где пасется верблюд Эуотоосика. Последние дни он во время переходов держался рядом с нами… Его в полной боевой выкладке, (в смысле оседланного с притороченным к седлу оружием) вел один из коренных. Вроде как хоть один оуоо и ранен, но другой, четвероногий оуоо, всегда готов к битве и идет рядом, — тоже, блин, традиция.

Но я постарался использовать эту возможность, чтобы подружиться с верблюдом… Проклятая скотиняка схарчила немало втихаря подсунутых ему лепешек… Предназначенных, вообще-то, для моего желудка. А лишних харчей тут не бывает. Так что если она откажется выполнять подслушанные мной у аиотееков команды… А нет, послушно лег на землю, едва я пропел соответствующий сигнал… Ему же лучше. Иначе пришлось бы убить.

Вешайте на него побольше барахла, — приказал я своим подчиненным. — Не на себе же все тащить!

…Ах да! Чуть не забыл. Надо же содрать скальпы с убитых аиотееков. Во-первых, это логично. Убил — забери скальп врага. А во-вторых, поднимет бодрость духа моим ребятам. Скальпы это мана. А мана, это главное слагаемое успеха.

…Итак. Все собрались? — Грат’ху, ты хорошо находишь путь в темноте? Тогда веди нас. Там к северу озеро есть, знаешь? Вот его мы и обойдем, а потом двинем прямо на восток. Трив’као, возьми Жур’гхо, и идите позади всех, смотрите, чтобы аиотееки не подошли к нам незаметно.

Мы топали до самой темноты, а потом еще полночи. Все-таки здорово, когда почти половина твоего отряда состоит из степняков, рождающихся с функцией встроенного компаса и ночного видения, — даже если ты сам чувствуешь себя слепым кротом на бетонной плите, они выведут тебя туда, куда было задумано. А именно в лощинку между двух холмов на противоположной стороне озера. Вот тут можно расположиться, хотя ни о каком костерке, конечно, и думать не стоит. — С одной стороны озеро, а с двух других холмы. С четвертой к нам тоже так просто не подберешься.

…Да и выслеживать ночью по следам, аиотееки нас не будут. Они, конечно, опытные вояки и следопыты. Но все же не супермонстры какие-то. Скорее всего, в сумерках им придется отложить преследование-поиски до следующего дня.

А пока мои приятели проведут бессонную ночь, пытаясь понять, что же произошло. Стоит ли им опасаться одних только взбунтовавшихся забритых, или тут и правда есть враги, готовые напасть на них в темноте… Опыт прошлого общения со степняками, думаю, заставит их быть достаточно осторожными. Так что их бессонная ночь лишний плюсик в копилку нашего противостояния… Если бы только и самому удалось заснуть и в голову не лезли разные мысли…

…Утром они наверняка бросятся за нами. Был бы жив Асииаак, он, возможно, и смог бы убедить Кииваасу не торопиться и сначала внимательно осмотреть все следы. Тут-то моему обману наверняка пришел бы конец, поскольку настолько убедительно «натоптать» картину якобы нападения на наш лагерь, чтобы обман не обнаружился при более-менее пристальной проверке, мы не смогли бы.

Но нынешний предводитель отряда парень еще молодой, горячий и излишнюю осторожность наверняка проявлять не станет.

…И в связи с этим вопрос: что лучше — попробовать удрать от врагов, заметая следы в местных речках-ручьях, или устроить засаду и попытаться их убить? Во-втором случае, можно не сомневаться, потери с нашей стороны будут обязательно. Пусть врагов всего пятеро, но это опытные вояки, и один из них всадник-оуоо в полном вооружении и на верблюде. Он один может завалить как минимум парочку моих ребят. А может быть, и не одну парочку. А если и остальные подсуетятся, мало нам не покажется.

Еще одна опасность. Аиотееки не станут нас преследовать. В смысле, своими силами, а пошлют за помощью. А мы, вместо того чтобы за это время удрать за тридевять земель, будем уныло сидеть в засаде, дожидаясь, когда на нас набросится целая армия.

Тогда значит удирать? Тоже опасно. Могут застичь на открытой местности, где все преимущества будут на стороне врагов. Опять же, ничего хорошего нам в этом случае не светит.

Наверное, надо послать разведчика и посмотреть, что аиотееки будут делать. Если уходят назад, — значит, нам бежать вперед. А если идут по нашему следу… то, наверное, лучше все-таки драться… А тогда нам нужен свой человек в их рядах… Что означает, — опять идти мне! Поскольку никто из моих подчиненных прилично врать не умеет.

Глава 16

И опять пришлось удирать со всех ног. Явно недооценил я Кииваасу. А вернее, неправильно рассчитал его действия… Собственно говоря, тут даже не то что он оказался чуточку умнее. Просто…

А в общем лучше все по порядку.

Утром я велел своим ребятам оставаться в лощинке. Уж больно удобное это было местечко. И достаточно незаметное, чтобы укрыться, и удобное для нападения на случай драки. Заросшие кустарником склоны — отличное место, чтобы спрятать засаду, а сама тесная лощинка не даст развернуться верблюжачьему всаднику… Если уж придется драться, то лучше здесь.

Так что, предварительно проведя кое-какую подготовку местности и неоднократно и максимально подробно проинструктировав личный состав своей банды, я взял одного из мальчишек-степняков Бар’лая, который был постарше других, и двинулся с ним в обратную сторону. Надо было понять, что будет делать наш противник.

Что ж, не прошло и двух часов, как мы это поняли. Аиотееки топали нам навстречу. И судя по едва привставшему над горизонтом солнышку, отправились в путь, лишь только забрезжили первые утренние лучи.

Ладно. Все понятно. Отдал приказ парнишке бежать назад и готовить встречу по указанному мной сценарию номер один. А сам, дав немного форы своему спутнику, потрусил навстречу бывшим сослуживцам.

— Оуоо Кииваасу. Оуоо Кииваасу, — радостно заблажил я, едва они вывернулись из-за ближайшего холма. — Как хорошо что я нашел тебя!!!!

Странно, никто из аиотееков не демонстрировал такого же счастья от встречи со мной и обниматься не полез… Стесняются, наверное.

— Ты откуда, что произошло? — резко оборвал мои причитания-восхваления Кииваасу.

— Вчера они опять на нас напали… — Вытянувшись в струнку, но по-прежнему слезливым голосом начал я доклад. — Оикияоо Асииаак велел нам взять носилки с оуоо Эуотоосиком, стадо и вещи, которые успеем подхватить, и уходить в холмы. А сам с двумя уважаемыми оикия остался прикрывать наш отход!

— С чего бы он это приказал? — подозрительно глядя на меня, спросил Киивааску. Вероятно, подобная тактика в глазах коренного аиотеека не имела смысла. — Они захватывали забритых не для того, чтобы спасать им жизни ценой своих, а чтобы те воевали вместо них.

— Я не знаю, — растерянно развел я руками. — Он так приказал. У него и спроси… Вероятно, самое главное было спасти оуоо Эуотоосика…

— Асииаак мертв. И все остальные воины тоже. А почему жив ты?

— Как это мертв? — ужаснулся я и попытался было выдавить слезу, но потом понял, что это будет чересчур. — …Беда-то какая..! — пробормотал я и начал докладывать-оправдываться. — Я нес носилки оуоо Эуотоосика… И нам тоже пришлось нелегко. — Там, — я показал рукой куда-то в степь, — на нас напали степняки… Четверо из нас мертвы, а еще шестеро ранены. Но оуоо Эуотоосик и его верблюд целы и невредимы! — радостно скалясь, заверил я своего бывшего начальника. — Пойдемте, я проведу вас к нему. Мы пойдем коротким путем.

(…Ну да. Сразу-то я об этом не подумал. Сообразил только, когда увидел цепочку своих следов и следов Бар’лая. Если вывести аиотееков на этот след, они поймут, что что-то тут не так).

А потом я немного заблудился. Нет, не специально. Просто тут такое скопление холмов, и все похожи один на другой. Так что в сторону отклонились мы весьма изрядно, и я схлопотал плетью по спине за свой географический идиотизм, когда Кииваасу сообразил, что я второй раз веду их вокруг одного и того же холма. А заодно у меня отобрали копье и кинжал. Я снова стал пленником. К тому же меня предупредили, что любые попытки надуть аиотееков кончатся для меня очень плохо.

После чего решил больше не рисковать и повел своих мучителей вдоль озера. Наконец пришли. Лагерь к тому времени и впрямь представлял из себя весьма грустное зрелище. Из шестерых «оставшихся» ребят четверо лежали обмотанные тряпками (увы, не слишком натурально, вот что значит самодеятельность), а оставшиеся двое еле перебирали ногами.

Зато невредимый верблюд гордо стоял посреди этого полевого лазарета, а рядом с ним лежали очень знакомые носилки с плотно укутанной мехами и шкурами фигурой.

Аиотееки малость расслабились, но бдительности все равно не потеряли. Кииваасу не торопился исполнить мою мечту и самолично въехать в тесную лощинку на своем звере. А вот парочку вояк проверить обстановку он туда отправил.

…И тем не менее настоящего сюрприза не получилось. Никто из моих подопечных никогда не ходил в кино и, как внезапно «перевоплощаться» из раненых в здоровых, не знал. Нет, они, конечно, действовали быстро. Но… артистизма не хватило. Ну совсем не обязательно было сначала вставать, потрясая оружием, и только потом бросаться в атаку. Можно ведь было бы для начала и из лежачего положения копьем или кинжалом ткнуть, а они…

Ну этих-то двух они убили. А выскочившая из засады четверка набросилась на оставшихся двух… А я попытался свалить Кииваасу броском камня в затылок. Очень неудачно попытался. Кииваасу, видимо, помнил, что я нахожусь у него за спиной… все-таки они хорошие вояки, эти аиотеекские рыцари-оуоо. Так что он резко заставил своего верблюда отшагнуть вперед и в сторону, и мой камень пролетел мимо. А потом…

А потом случилось то, чего я ожидал меньше всего. Храбрый рыцарь-оуоо не бросился в безнадежную битву, а оставив пехоту погибать, развернул свою зверюгу и умчался галопом в степь. Догонять его было бессмысленно.

Ну да. Я тут привык к тому, что в роду-племени все живут вместе и умирают вместе. А вождь, это тот, кто первым идет в бой и последним из него возвращается.

Аиотееки уже продвинулись намного дальше. Пехота это всего лишь пехота. И ее задача — верно служить своим разъезжающим на верблюдах господам.

Кинуть в бою господина — это страшное предательство. А господину кинуть пехоту — это разумное решение… Я это как-то не учел. И теперь вражина удирает в степь, оставляя меня в весьма подвешенном состоянии ожидать, когда нас догонит брошенный в погоню отряд лихих верблюжачьих всадников.

Два дня мы яростно топали вперед. Большую часть груза безжалостно навьючили на верблюда, — благо, эта скотиняка была на удивление вынослива и грузоподъемна. Груз в пару центнеров был для него вполне нормальной ношей, а еще пару-другую тючков сверху он воспринимал с пофигизмом пессимиста, родившегося с готовым знанием, что весь мир против него, а все вокруг сплошь сволочи и подонки… По крайней мере, именно это я прочитал на его длинной верблюжачьей морде. (Хотя вообще-то еще Там читал, что перегруженный верблюд просто откажется вставать. А коли встал, — значит, груз свой дотащит.)

Так что больше половины всего нашего имущества ехало верхом… А за это нам выпала честь нести верблюжачьего всадника на носилках… Понимаю, что нелогично. Но посадить его на верблюда я не мог — не усидит… А-а-а, вы намекаете на «убить»?

…Я так и не смог заставить себя сделать это. Чудно, Асииаака убил без особых проблем. И дело было даже не в том, что тот частенько прохаживался по моей спине своей плетью. Мало ли меня по жизни пинали и лупили? Просто Асииаак был… был слишком явным сыном своего времени. Он родился в семье воинов, жил войной и умереть должен был не в своей постели. Я очень уважал его как профессионала, да и некоторых положительных человеческих качеств он был отнюдь не лишен. Но прикончил я его без всяких сожалений.

А Эуотоосик… это сложно объяснить. Пожалуй он да Дик’лоп — два человека, которые были тут мне ближе всех… Нет, не в плане дружбы, любви или там еще каких-то чувств. Для чувств у меня была семья, созданная по типу сборной солянки, — временами старший, временами младший брат, вредная, но сестра, жена… не семи пядей во лбу, приблудный сын, да и все ирокезское воинство вместе взятое в качестве родни.

А эти двое… Наверное, они ближе всех стояли ко мне по времени. Может быть, на самый чуть-чуть, на минуту-две, час, год… обогнав в безбрежном океане времени своих современников.

Потому что Они — это как раз те самые, про которых потом скажут «опередили свое время». Хотя, хрен они его опередили! Они это время за собой тянули, как ломовые лошади тянут огромный гранитный валун из болота безвременья в тот привычный мне мир, из подобия которого я появился.

Тысячи лет люди могли жить тут, ничего не меняя. Копировать из раза в раз прежнее оружие, одежду, жилища и образ жизни, ни о чем не задумываясь и ничего не желая. Год за годом, поколение за поколением, тысячелетие за тысячелетием проходили в неизменной стабильности, ничем не отличаясь одно от другого.

Пока в один чудный и удивительный миг где-то между одной до безобразия однообразной тысячей лет и следующей столь же однообразной не появлялись вот такие вот неуживчивые, пытливые, любопытные и дерзкие, которым хотелось попробовать что-то новое.

Тысячи лет человечество выковыривало корешки или отмахивалось от саблезубых кротов палками, которые долго и нудно не столько срубало, сколько соскабливало каменными рубилами, пока не нашелся пытливый умник, догадавшийся совместить палку и рубило, получив топор. Тысячелетия находили в остывших костровищах запекшуюся до каменной твердости глину, и всем было на это наплевать, пока кто-то любопытный и задумчивый не слепил чашку и не обжег ее в пламени костра.

…Бросил кусок мяса дикому зверю — предку собаки… Не стал добивать олененка^[23], козленка, теленка, чтобы немедленно набить брюхо, а вырастил его и научился жить в симбиозе с животными… Выдолбил из ствола дерева лодку… научился плести ткани… рыхлить землю и бросать в нее зерна…

А медь? Тысячи, если не миллионы лет человечество пинало самородные куски меди ногами, пока какому-то вот такому неленивому и любопытному не пришло в голову придать размягчающемуся в пламени костра блестящему камню нужную ему форму ножа или топора.

…И тем самым этот вот «опережатель времени» открыл дверцу между целыми эпохами. Из века камня в век металла — сначала меди, потом бронзы и железа! Одним лишь движением своей любопытной мысли отправив все человечество на путь к космическим полетам и распространяемой через Интернет порнухе.

И ведь наверняка был кто-то, кто сделал это самым первым. И у него было какое-то имя, которое мы теперь уже никогда не узнаем… И кто знает, может, его звали Дик’лоп, или Эуотоосик, или как-то похоже… Так что у меня рука не поднимается убить человека с «похожим» именем, а главное, схожим образом мыслей… Конечно, возможно и даже вполне вероятно, что мой подопечный так и проживет долгую жизнь, ничего особого не придумав и не свершив.

Но может быть, ему суждено изобрести велосипед или нечто похожее, только в области медицины, химии или философии, и человечество ломанет в появившуюся лазейку семимильными шагами, навстречу порнухе, роботам и телевизионным викторинам. И это самое человечество никогда не простит мне смерти изобретателя теплого ватерклозета на велосипедном ходу, хотя, конечно, никогда даже не узнает ни о несостоявшемся изобретателе, ни о его убийце… Короче, не хочу я убивать!

А раз так — приходится тащить. И не только его. В последней драке с аиотееками один из прибрежников схлопотал копьем в брюхо, и его пришлось добить. Еще один с трудом волочил ногу, а другой маялся с плечом. Раны были довольно легкими, но скорости нашему движению не прибавляли… А сесть на верблюда оба раненных отказались. Оказывается, для этого нужно немалое мужество.

В общем, так мы и шли, пока над самыми нашими головами не нависли горы. Пора было искать путь к Горным Царствам.

Глава 17

— Можете не сомневаться, ребята. Имя шамана Дебила в этих краях что-то да значит! — гордо объявил я своим спутникам, проводя политинформацию на третий день нашего путешествия вдоль гор.

Три дня мы топали на юг, вдоль каменной стены, но широкого и просторного шляха в Горы, какой я видел перед Олидикой или Улотом, нам пока не встретилось… Правду сказать, что и топали мы не больно быстро, — в конце концов, из раненных бегуны не очень, а верблюда разгонять опасно… вдруг не остановится? Да и страх перед аиотееками как-то немножко пропал, — за эти дни я немало времени посвятил петлянию и заматыванию следов. Оставив больных отдыхать и сторожить пленного на какой-нибудь каменной гряде, — брал с собой здоровых, и мы протаптывали дорожку в горы к ближайшему ручью, возвращаясь обратно по собственным следам. Делал петли, затирал следы ветками… короче, играл в юного следопыта. Иногда получалось откровенно глупо, а иногда ложный след смотрелся вполне перспективно, даже в глазах сопровождающих меня экспертов.

Ну а на третий день я решил, что пора дать ребятам возможность отдохнуть. Тем более что одна из овцекоз вдруг сильно захромала и ее надо было срочно избавить от мук и лишнего мяса.

Короче, праздник намечался весьма комплексный. И состоял из нескольких пунктов. Пункт № 1 — гадание на кишках… Несомненно, очень благоприятное, сопровождающееся лекцией о международном положении и светлых перспективах Ирокезианства!

Пункт № 2 — обжорство. Главное блюда меню — овцекоза без кишок, на второе, третье, девяносто пятое, — все, что сумеем добыть. Суслики, кролики, сурки и прочая подножная хрень.

И наконец, самый важный, пункт № 3 — Пот’лач. Сиречь раздача слонов, ништяков, Щастья, и награбленной добычи.

…Возможно, окажись в наших рядах какой-нибудь матерый юрист, он бы и оспорил мое право на владение львиной долей честно украденного у аиотееков имущества. Но там, где бесчестной подлости юридического племени нет места, — на первые роли выходят законы Грубой Силы и Беспримерной Наглости… И хотя с первым у меня, возможно, и были какие-то напряги, второго в последнее время хватало с избытком!

…Нет, на оружие и доспехи тех четырех аиотееков, что взяли мои ребята в последнем бою, я не претендовал. Это их законная добыча… А вот все остальное, — это уж, извините, мое!

Просто тупо мое! Кто сомневается, — судьба Асииаака ему послужит тонким намеком.

Гы. — Мои честные, но наивные спутники считали, что Асииаака, который несмотря ни на что, пользовался у них немалым уважением как могучий воин, я побил в честном бою!

В местом менталитете это как бы было само собой разумеющимся. Один предводитель побил другого и по праву занял его место. Краем уха я даже подслушал версию, что бежим мы как раз потому, что я по праву убил устаревшее руководство среднего звена, но более высокое начальство не согласилось с моим «правом», и нам пришлось делать ноги. А иначе бы мы так и продолжали служить аиотеекам, только уже под моим чутким руководством. А кое-кто из совсем уж старых вояк даже выражали некоторое сомнение в целесообразности следования по моему пути. Поскольку что там, что тут, а жизнь печеньками и конфетами не усыпана. У аиотееков, конечно, чаще пороли, зато и кормили регулярно, и страхов было меньше. А ту-у-ут…

Так что я теперь на всякий случай разгуливал с копьем моего старого оикияоо и в его доспехах, показывая окружающим, кто тут главный пахан, и кого надо слушать. Ну и попутно решил, что нагло подкупить благожелательность электората дорогими подарками никогда не будет излишним.

В ход пошло содержимое мешков аиотееков и часть барахла наших оуоо, на которое я тоже наложил лапу.

…Ну прямо-то я, конечно, этого не делал. В смысле не отгонял никого от имущества с криками «Мое-мое!!!». Но зато подарил все имеющееся у нас барахло, от собственного имени. Так ребята разжились оружием, одеялами и кое-какой одеждой. А я заработал дополнительные очки к своему авторитету удачливого лидера.

Единственное, что я пока не тронул, было оружие Эуотоосика. Во-первых, мне его копье было великовато… Пусть я и не тот слабак, каким был еще только два года назад, но и махаться этой здоровенной штуковиной мне еще рановато. А во-вторых, Эуотоосик этого бы точно не стерпел и обязательно постарался бы выкинуть какую-нибудь гадость… Он, кстати, явно пошел на поправку, — лучший комплимент моим сомнительным талантам врачевателя, и его — фармацевта. Все-таки рана была серьезной, и я несколько раз, откровенно говоря, думал, что летальный исход неизбежен. Ан нет. Ребра срослись, и рана начала быстро затягиваться. Пациент был еще, конечно, очень слаб, но уже порывался ходить самостоятельно, и тщательно выполнял все предписания врача. Иногда даже удостаивая меня беседы о тех или иных методах лечения болезни. Хренушки, меня не обманешь!!!

…Это мои лопухи, видя, что некогда грозный оуоо не скандалит, не дерется и не пытается убежать, расслабились и начали воспринимать его как безобидное существо. Я-то чуток поумнее буду и понимаю, что подобный затихший пленник куда опаснее, чем вопящий, дергающийся и норовящий плюнуть тебе в харю. Так что я присматривал за коллегой не только в области медицины, но и коварства, в оба глаза.

Праздник был в самом разгаре, и даже, скорее, уже перевалил за свой экватор. Ни пива, ни вина, ясное дело, у нас не было. Да и наркокомпотов я не варил. Так что когда он вышел откуда-то из-за круга, освещаемого пламенем костра, и подсел рядом, я сначала было подумал, что случайно открыл местную коноплю, устроив костровище прямо на ее запасах, и надышался дымом.

Я даже протянул руку, чтобы потыкать пальцем в его бицепс. Не. На глюк не похоже. Да и настороженное, мягко говоря, поведение моих ребят указывало либо на массовость галлюцинации, либо на невообразимую реальность. — Но как!!! Откуда!!!

— Откуда ты тут, Лга’нхи? — наконец возопил я, все еще не веря своим глазам.

— Так давно за тобой идем, — последовал равнодушный ответ. У кого только, сволочь, набрался — глаза-то вон ехидные-ехидные. — Второй уж день топаю, все понять пытаюсь, что ты тут делаешь. А как ты подарки начал раздавать да камлать, тут я и смекнул, что не в плену тебя держат, а ты тут по своей воле.

— Да как ты вообще в эти края-то попал? — все еще продолжал, сидя с выпученными от изумления глазами, спрашивать я.

— Да за тобой шли… — деланно поражаясь моей бестолковости, продолжал дурковать Лга’нхи. А потом махнул рукой, и с разных сторон лагеря из-за ближайших складок местности поднялось еще штук пять фигур с вызывающими слезы умиления ирокезами на головах и тоже подошли к костру, настороженно косясь на все еще стоящих с оружием в руках «моих» ребят.

— Это свои! — рявкнул я на всех разом, чтобы они на всякий случай не передрались, отмечая радость встречи. — Я ведь говорил, что у меня в этих горах множество друзей… — рискуя лопнуть от самодовольства, добавил я уже персонально для своих. — О, Витек, и ты тут!.. Мнау’гхо, Гив’сай, Бали’гхо, Нит’кау, Тов’ хай, как же я рад вас видеть, братья! (Никак Лга’нхи свой степнячий диверсионный отряд притащил)… А Гит’евек и остальные..?

— Они там ждут, — махнул Лга’нхи куда-то в сторону Гор козлиным ребром с остатками мяса, которое уже успел уцепить. — А мы за тобой пошли.

— Но как???

— Два дня шли. Ничего не жрамши… — этак задумчиво намекнул он мне, косясь глазом в сторону стада.

— Ага. Намек понял. Таг’оксу, Жур’кхо, — режьте еще козу. И не жмитесь, выберете лучшую. Не каждый раз к вам в гости приходят Великие Ирокезы и сам могучий Вождь Лга’нхи!

…Ну да — Щаззз!. — Стоило этим двум мальчишкам услышать про ирокезов и Лга’нхи, как они замерли на месте с открытыми ртами. Ведь не так часто, в реальной жизни удается встретить персонажей сказок… А думаю, что истории, которые я им рассказывал про ирокезов на сон грядущий… ну или просто, когда свободное время выскакивало, они уже начали воспринимать как сказки.

— Но как же вы тут очутились?

…Короче, первым приближающуюся Орду заметил Витек. И это сильно изменило его планы. В отличие от меня у него с предсказаниями погоды проблем не было. Так что бурю они с Осакат переждали на берегу, прячась от дождя в перевернутой лодке. А уже после двинулись дальше.

…Уже потом с глазу на глаз Витек покаялся, что удрали они к его родне, жившей где-то там дальше на запад вдоль побережья… Оказывается, Витек тоже из «заречных» был. Но это было потом и с глазу на глаз. По официальной же версии эти двое хмырей выполняли мое спецзадание… А поскольку я врал то же самое и теми же словами, — никто даже не усомнился в их правде… Да сдается мне, что уже и сам Витек поверил в то, что сбежал по моему указанию, — «как-то так нашаманил хитро… мудрый шаман Дебил, что на Витька с Осакат затмение нашло… Так что они ни в чем не виноваты». (Надо бы ему за это рожу набить, но уж больно здоровым бугаем он вымахал.)

В общем, переждав бурю, юные недоделанные Ром’эу и Жуль’ета направили нос своей лодки дальше на запад и вдруг заметили на берегу знакомые до жути фигуры аиотееков… Ну, трое суток не вылезая из крохотной лодченки, — это еще не самое страшное наказание за раздолбайство и самоволку.

Ясное дело, ребятки развернули лодку и почесали обратно. Жизнь на западе, как и многим другим диссидентам до них, больше не казалась столь же сладостной и приятной как в былых мечтах… Хотя это я, конечно, поклеп на ребят кидаю. — Они развернулись и бросились назад, чтобы предупредить нас. Потому как одно дело сбежать, а другое предать. На предательство мои родственнички были неспособны.

Итак, они бросились назад предупредить ирокезов об опасности, и наткнулись на них куда раньше чем могли ожидать. Племя неторопливо двигалось на запад, частично по морю, частично по степи.

Известие о нашествии аиотееков было принято со сдержанной тревогой. Люди помнили о моем «предвидении» большого гадства, двигающегося на них с запада, и были настроены соответственно.

Оставалась сущая мелочь. Найти меня. По рассказам Лга’нхи и прочих доверенных лиц, никому даже в голову не пришло бросить своего шамана на растерзание аиотеекам. Потому, после продолжительного совета вперед был выслан отряд разведчиков, а все остальные изготовились к битве.

..А вот то, что произошло дальше, лично мне кажется исключительным колдовством и фантастикой, а все остальные только пожимают плечами и недоумевают, чего мне не, понятно… Да уж. Теперь я понимаю тот восторг и удивление, которые вызывали у ирокезов загадочные знаки, что я рисовал на шкурах, а также способности некоторых моих учеников их прочитать.

…Но как можно опознать следы человека, который шлялся тут, может быть несколько дней назад? Для меня это загадка. Я еще понимаю — наткнулся на след, пошел по нему и чего-то там нашел. Но чтобы опознать следы человека, которого просто знаешь, как если бы увидел его фотографию? — Для меня это звучит невероятно, а для того же Лга’нхи, или малолетнего оболтуса Тов’хая — самое элементарное дело.

…Он-то, Тов’хай, кстати, их и обнаружил, когда крался вдоль песчаного пляжа… Ни одной буквы этот паршивец запомнить так и ни смог, а вот след моих драных тапкопортянок для него, оказывается, так же индивидуален, как и моя физиономия!

А дальше уж для них все было просто — пойти по следу, найти место моей схватки с аиотееками и встать на след пленившего меня отряда… Ну а уж про спешно спрятанную заначку и говорить было нечего. Ее отыскали почти мгновенно… Аиотееки просто не удосужились поискать, иначе бы тоже легко нашли. А мои искали специально…

И тут у ирокезов разразился спор. Большинство кричало, что надо пойти и отбить своего шамана у верблюжатников, потому как он, дескать, им самим нужен на случай поноса, насморка, скуки или внезапно возникших споров по поводу правил игры в костяки (как они теперь называли «городки»).

Но Лга’нхи, и примкнувшее к нему руководство в лице Кор’тека и Гит’евека сумели убедить остальных не пороть горячку, ибо «не все так просто». И главными аргументами послужили спрятанные кинжалы и перчатки. «Кто же, дескать, прячет свое лучшее оружие, выходя на лютую битву с превосходящими силами противника? Ох, все это неспроста». Опять же. «Коли Великий Шаман Дебил позволил себя пленить и увести, — знать так ему самому надо было. Потому как неужто такой Великий и Могучий, одним росчерком пера побеждавший вражьи полчища, забалтывавший Царей, пинком ноги открывавший проход между мирами и болтавший там с духами как с собственными корешами и даже сделавший кол’окол и рукоять к Волшебному Мечу, Шаман дал бы себя поймать какой-то кучке убогих верблюжатников? Да ему бы хватило пары-тройки песенок, чтобы превратить всех вражеских верблюдов в мышей, а самих аиотееков в букашек и затоптать ногами… А почему так не делает? Видать, тапки бережет. Больно уж они у него рваные…»

Короче, всем ирокезским сообществом мне был выдан карт-бланш на ведение магически-боевых действий против аиотееков. И тот факт, что шедшие на восток полчища завоевателей вдруг свернули с относительно сытного побережья, и ломанули на зиму глядя на север, откуда в эту пору вся приличная живность норовит сбежать, лишь подтвердили правильность этого решения. Великий Шаман Дебил решил увести врагов далеко в степи, где они и помрут с голоду!

…В чем-то, конечно, ребята были правы. Вот только эта правота не компенсирует мне шрамов от плетки на спине и того знакомства с ощущением безысходной дерзости и пофигизма обреченного на смерть, которое теперь так хорошо известно мне, да еще, пожалуй Ивану Сусанину. День за днем, неделю за неделей, месяц за месяцем вести врагов в пропасть и тупик, зная, что в конце пути тебя ждет лишь тяжелая и мучительная смерть…

Нет, ребята, я не фига не герой! И свершать подвиги меня абсолютно не тянет. Просто иногда так получается, что идиотский героизм (а он другим и не бывает, ибо противоречит чувству самосохранения) — это наименьше зло из всех возможных и ты вынужден выбирать именно его. Но мне на фиг не нужно искать подвиги самому, я все еще планирую продолжить свою карьеру в штабе, отдавая войскам ценные указания через специально обученных курьеров, попивая чай с плюшками на мягком диване.

Может, оно, конечно, и к лучшему, что ребята не стали меня выручать в первые же дни, когда догнали отряд Большого Босса. Тогда бы Орда и впрямь могла развернуться и пойти назад к побережью. Но как бы им так потоньше намекнуть, насколько дорого обходится мне это, их абсолютная вера в мои силы? Ведь в следующий раз они меня один на один с каким-нибудь драконом-людоедом оставят, будучи уверенными что победителю верблюжачьих демонов драконы вообще на один укус.

…Хотя этого-то и нельзя делать. Ибо назвался груздем, скули, но терпи!

В общем, уничтожать аиотеекский отряд и выручать меня из лагеря не стали. Вместо этого ирокезы разделились: Кор’тек с пятью воинами и большей частью баб и совсем малолеток отправились назад… В том числе и с миссией предупредить Леокая о новом нашествии верблюжатников, и предпринятых мной действиях по его предотвращению. А основная масса воинов, и часть баб, не пожелавших покидать своих мужей (или это мужья не пожелали, чтобы их покидали), пошли по моему следу. Опять же, разделившись на тех, кто ведет вдоль гор стадо, и тех, кто крадется за отрядом аиотееков.

НО! Оказывается, несколько ночей подряд Лга’нхи подкрадывался поближе к лагерю захватившего меня отряда и кричал какой-то там птицей, которая в этих краях не водится, а живет в тех же лесах, что и наш приятель Бокти.

…Ясное дело, любой дебил должен был бы легко разгадать этот намек… Если бы не был Дебилом, который с трудом отличает крик попугая Флинта «Пиастры-Пиастры» от пения кукушки или морзянки дятла.

…Нет, ну вы представляете меня, вслушивающегося во мраке ночи в крики каких-то там птиц и на основе штампа о прописке в их паспорте делающего далеко идущие выводы?! Короче, отговорился тем, что все ночи подряд уходил в глубокий запой… в смысле, общался с духами. Потому дескать и не слышал. (Ну не признаваться же в своем незнании элементарных вещей, в которых тут разбираются даже малые дети?)

Потом был бой, за которым Лга’нхи, оказывается, наблюдал с дальнего холма и в который опять же не стал вмешиваться, видя, что сторона, на которой дерусь я, побеждает… Для него ведь те степняки тоже были абсолютно чужим племенем. И то, что я решил их убить, его нисколечки не волновало!

Потом посланные в разные стороны разведчики доложили о подходе Большой Орды, и Лга’нхи со товарищи пришлось убраться подальше. Так что все дальнейшие новости о происходящих в наших краях событиях до них доходили лишь отрывками, что приносили лазутчики из редких рейдов в пределы вражеской территории. Основная цель рейдов была убедиться, что я жив-здоров, и ничего более, — ирокезы по-прежнему доверяли моему «Могуществу».

А тем временем на очередном собрании племени Ирокезов собравшиеся обсудили и приняли как наиболее вероятную версию Осакат, что я пытаюсь увести врагов подальше на север. И буду идти с ними, пока не дойду до тракта, идущего в Олидику. Тут уж я, ясное дело, покину вражье войско и уйду в горы… Потому как, во-первых, в Олидике Царь Царей мне родня через приемную сестру. А во-вторых, у меня в Олидике участок земли, «пленный» верблюд, куча мешков с зерном и добычей и первая жена!

…Кто же будет шляться по степи в компании уродов-аиотееков, когда его дома ждут верблюд и крупногабаритная и надежная, проверенная временем и многочисленными мужиками Олидики жена? Ясное дело, все мои мысли должны были быть связаны исключительно с возвращением в теплые объятья жены и пленного верблюда!

Так что мои соплеменники осторожненько, бочком, вдоль стеночки прошли дальше на север и стали ждать. Изредка они посылали разведку, поглядеть как там я. Но поскольку их хитро… мудрый шаман никаких сигналов с требованиями о помощи не посылал (будто я знал куда), то и собратья меня не тревожили.

Это положение изменилось буквально несколько дней назад, когда посланные в степь охотники снова обнаружили мои следы… Оказывается, я, придурок несчастный, не дошел до тракта буквально пару десятков километров!

То, что вместо благословенной Олидики я, жертва патологического географического кретинизма, иду на юг с целым отрядом не пойми кого и верблюда. Да еще и почему-то путаю следы, что тоже несколько озадачило ирокезское сообщество. Дабы разрешить сие недоумение, — Лга’нхи лично возглавил отряд, который был послан прояснить ситуацию. И вот, — они тут. — Так хрен ли я делаю?

— Да тут такое дело, — грустно вздохнул я. — Мы одного верблюжатника упустили, не смогли догнать и убить. И теперь опасаюсь, что он за собой целое войско приведет… Вот и пытаюсь их запутать.

— Так давай в Олидику убежим, там и спрячемся, — предложил Лга’нхи.

— Нельзя. Сейчас аиотееки про Олидику не знают. Они думают, что на севере есть богатые земли, которые можно разграбить. А коли они за нами пойдут, то узнают про Олидику. — Думаю, Мордуй не обрадуется, что мы опять на его царство врагов навели.

— Хм… — задумался Лга’нхи. — Так далеко в своих планах он не смотрел. — Так чего делать будем?

— Сколько с тобой людей?.. Знаю, что много… Витек, сколько воинов у нас тут есть?

— Тридцать восемь, — бойко отбарабанил он, — это не считая тебя. Еще шесть подростков — горнист, барабанщик… и четверо просто увязались. А тех, что поменьше, мы обратно отправили… — Еще из тех кого Леокай прислал, к нам восемнадцать человек прибилось… Только они пока еще не ирокезы… Я без тебя их в «Ведомость на зарплату» вносить не стал, — малость засмущался он. (..А ведь зуб даю, — порывался паршивец отсебятину в официальный документ внести. Да небось испугался, что ему духи за такое самоуправство вмиг рожу отрицательными характеристикамипроштемпелюют!)

— Да они еще и не обученные совсем, — встрял Лга’нхи. — В дороге-то особо не поучишь…

— И у меня еще девять, — подытожил я. — Обучены хорошо… Да, очень хорошо. Большой мастер обучал. Пусть Духи его встретят ласково. — И моя рука под одобрительным взглядом Лга’нхи невольно потянулась погладить присобаченный на скорую руку к поясу скальп Асииаака. — Да я к ним десятый.

Итого, у нас ровно четыре оикия и вспомогательные войска. И бабы в качестве стройбата имеются… Это уже целая армия считай!.. В смысле — реально «много»!

— …А что ребята, — спросил я у своих забритых, робко сгрудившихся на другой стороне костра. — Вы как, хотите ирокезами стать?.. Вот вам и выпадет шанс себя показать.

— …Значит, опять верблюжатников бить будем! — расплылся в самодовольной улыбке Лга’нхи. — Это хорошо. — А то давно никого не побеждали, а от этого мана скудеет. А как бить-то будем? Опять чего-нибудь придумаешь?

— Нет. — Ты сам придумаешь. А духи… и я подскажем как…

Глава 19

Остаток вечера был посвящен знакомству ирокезов с кандидатами в таковые. И хотя мои забритые и изрядно робели, все-таки на легенды про крутость ирокезов я все это время не скупился. Но без дерзких взглядов и демонстрации гонора не обошлось. И правильно, нафига нам в племени какие-то чмошники трусливые. Тут скромностью и застенчивостью уважения не добьешься.

Но в целом все обошлось без конфликтов. Одного вида громадного Лга’нхи, увешанного вражескими скальпами, как новогодняя елка гирляндами, вполне хватало, чтобы убедить сомневающихся, что их видимое численное превосходство — это всего лишь видимость. Ну а наши были уже привычны принимать в свои ряды чужаков.

Хуже прошло знакомство ирокезов с Эуотоосиком. Объяснить, почему этот враг до сих пор жив и мы его даже не пытаем для порядка, мне было очень сложно… даже себе самому. Что уж там говорить о простых парнях-ирокезах, — уж они-то точно тонких метаний моей интеллигентной души не поймут… Так что я просто с очень загадочным видом сказал, что убивать пленника именно сейчас будет очень плохой приметой и принесет лишь длительную невезуху, дожди из жаб и локальные вспышки птичьего гриппа. Этому поверили без труда.

Ну а на следующее утро мы пошли назад. На сей раз без выкрутасов и петляний. Но и обычного степнякового бега тоже не было. И дело даже не в том, что у нас было двое носилок с раненными и еще один раненный ходячий. Мои ирокезы почему-то шли четким походным порядком аиотееков. И на мой вопрос, — какого хрена? — Лга’нхи дал пояснение.

— А мы тут всегда так ходим, — сказал он с довольной рожей и бросил на меня, эдакий взглядик, из серии — «не один ты тут умником числишься!»

— …Как-то раз, когда еще за тобой шли, чуть с отрядом верблюжатников не столкнулись. Хорошо, наши раньше заметили. Ну мы и выстроились срочно по оикия в боевой порядок. А те, видать, решили, что мы такие же, как и они, и мимо прошли. Так что мы теперь только так и ходим. Даже если кто нас и заметит, к нам не полезет.

…Ну да, а как бы еще мои ирокезы могли на протяжении не одной сотни километров (а ведь небось уже под тыщу от берега отмахали) идти в относительной близи с войском смертельных врагов, да еще и в сопровождении стада, толпы баб и непонятных мужичков и не попасться им на глаза? Аиотееки тоже отнюдь не лохи. И чужой след без проблем найдут, и коровье мычание услышат, и даже запашок свежего навоза без проблем унюхают издалека… Вот только догадаться, что рядом окажется кто-то, в совершенстве знающий все воинские и походные порядки аиотееков, а также владеющий бронзовым оружием и ходящий в похожих на аиотеекские доспехи, они представить себе не могли. И слава Богу, что у Лга’нхи хватило ума этим воспользоваться. — Реально растет парень… Кстати о растет… Нет, сначала о парне.

— Вите-е-ек! — с интонациями Асииаака (эх, жаль, не догадался прихватить его хлыст), пропел я, когда ближе к полудню мы устроили привал возле небольшого ручейка. — А ну-ка иди сюда, пообщаемся с глазу на глаз. Как шаман с учеником шамана.

…Кажется, Витек о чем-то догадался и на зов пошел неохотно.

— И нож поострее прихвати, — коротко приказал я. — Пора мне вновь приличный для ирокеза вид приобрести.

Витек сразу повеселел. А зря…

— Вот давай вместе думать, — сказал я Лга’нхи, когда мы вновь возобновили движение и я отозвал его на несколько шагов от строя уже с ним. — Словесная экзекуция Витька, а вернее, теперь моего шурина (если по-русски это так называется? Не силен я в родственных связях. На степнячьем-то для такого родства точно есть свое обозначение)… Короче, — словесная экзекуция Витька прошла весьма бодро и не без приятности. Подлец, конечно, пытался крутиться, как уж на сковородке, помня о моих многочисленных предупреждениях во что я его превращу, коли он не перестанет по сеструхе моей слюни пускать… Но фигушки! Это в реальном мире ты от меня убежать, наверное, сможешь без труда. А в словесных баталиях ты передо мной еще сущий младенец. Так что вертись не вертись, а ногами я тебя потопчу от всей души.

Тем более что интуиция мне подсказывает, что отругать от души Осакат все равно не получится, — эта фифа придумает, как обвинить во всех своих проступках меня, или сошлется на беременность, — так что Витьку должна достаться двойная порция.

Бить я его, конечно, не стал. Это и негуманно, и он реально за это время выше меня на полголовы вымахал, и бицепсы такие, что жуть берет. Так что засчитаем явку с повинной и правильное поведение после свершения преступления, и от телесных наказаний освободим.

А вот душевных терзаний, пожалуй, надо будет добавить. Так что первым делом дал ему понять, как сильно-сильно эти два засранца меня обидели, решив что я такая вот насквозь закаменевшая дубина, которая для родни и друзей и палец о палец не ударит. Да неужто Я — Великий Шаман Дебил не понял бы душевных терзаний юных влюбленных? Да неужто не поспособствовал бы родне и боевому товарищу в их противостоянии всему свету? Ай-яй-яй. И это мои ученики, которые должны… нет, просто обязаны верить мне безоговорочно. А они вона чего удумали — удрать! Как ваще жить после такой обиды?

…Короче, бил не на то, как сильно они проштрафились (уверен, тут у Витька уже куча отмазок подготовлена), а на то, как меня сильно обидели, предав то доверие, что было между нами.

Отличная тактика! — Витек едва не рыдал в конце экзекуции от раскаяния, и просил прощения как детсадовец. — То-то же!!! — А попробуй я у него слезы плетью выбить, — заманался бы махать!.. Но это я отвлекся.

— …Итак, Лга’нхи, — спросил я приятеля, когда мы отошли чуть в сторону от бодро топающего строя, типа на производственное совещание. — Как ты думаешь врагов-то бить?

Глава 20

Вот еще одно умение, в котором я очень сильно уступаю местным ребятам, — сидение в засаде.

Нет, я, конечно, все понимаю… но как энергичный дылда типа Лга’нхи, которому даже пешком трудно ходить, а надо непременно бежать, умудряется не то что часами, — а фактически сутки напролет сидеть, спрятавшись за травинкой и почти не шевелясь?

Да, я помню про многие поколения предков, не таких быстрых на ногу как волки, и без мягких, таящих под своими подушечками огромные когти тигриных лап. Чье выживание иной раз напрямую зависело от способности настолько слиться с окружающим пейзажем, что добыча сама подходила к ним на удар копья. А хищники умудрялись проходить мимо, даже не заметив лакомый кусочек мяса, прячущийся за кустиками… Но как?!

Но как они умудряются вот так вот замереть за камнем и часами лежать не шевелясь и не выдавая свое присутствие даже звуком дыхания? Как это вообще возможно с точки зрения человеческой физиологии?

Я, собственно, почему спрашиваю? — Сам лежу в похожем положении уже наверное третий или четвертый час, и меня всего трясет от ненависти к многочасовому безделью, неподвижности… и всему окружающему пейзажу… Вы мне будете про принцессу на горошине рассказывать? Попробовала бы эта грубая толстокожая бегемотиха поменяться со мной местами. Я даже сквозь нашитые на толстую кожу доспеха бронзовые пластины, ощущая своей грудью, брюхом… и тем, что пониже, каждую песчинку и травинку под собой… Что уж тут говорить об острых, видимо специально кем-то заточенных камнях, на которые меня положили? Нет. Я точно вам скажу, сидение в засаде — это натуральная пытка, строго запрещенная Женевской конвенцией!!! И тот факт, что я подверг ей себя добровольно, не снимает вины с аиотееков, которым придется заплатить за мои страдания. Надеюсь, собственными жизнями. Ибо Нефиг!

…А ведь самое главное — зачем? — Ну зачем нам неподвижно часами лежать, ожидая противника, когда можно тупо выставить часовых, которые предупредят нас заранее о его приходе? Можно же было сейчас спокойненько сидеть у костра, попивая пивко, ну или взвар травок и развлекая себя возвышенным спором о чем-нибудь прекрасном… — о жратве, бабах, оружии или об искусстве воспевания собственных подвигов. При всей моей нелюбви к местной поэзии лучше уж миллионный раз прослушать заунывную балладу про «Ска’гтаху — убийцу тигров», чем часами вслушиваться в свист ветра, снующего между скалами и колышущего немногочисленные пучки пожухлой зимней травы, застрявшие между камнями этого уродского ущелья.

Да. Хорошо, что я давно уже не высказываю подобных мыслей вслух. В подобную засаду мог бы попасться лишь кто-то подобный мне, если бы во всем этом мире нашлось бы второе такое дитя асфальта, ничего не замечающее вокруг себя и ждущее красного сигнала светофора или пронзительного гудка, чтобы догадаться об опасности.

Но у местных совсем другое восприятие мира. Раз сказали засада — значит садимся и сидим. Минуты, часы, сутки напролет. Сливаемся с камнями, учимся дышать в такт порывам ветра и слегка двигать телом, синхронно движениям травы. Чтобы даже живущие вокруг зверушки перестали нас замечать и выползли из норок заниматься своими делами, как и птицы, уставшие всполошено носиться по небу при виде чужаков, залезших в их угодья. Вот когда даже местная природа перестанет воспринимать нас как нечто чуждое, враг, каким бы опытным и наблюдательным он ни был, засаду обнаружить не сможет и точно попадет к нам в руки.

…А про костер, ты, Дебил, здорово пошутил. — Гы-гы. Сидеть в засаде у костра и чаи гонять! — вот умора-то. Типа враги дыма не унюхают, такие дураки. Хохмач! Аншлаг-Аншлаг однозначно!

Да уж, что ни говори, а не мне учить своих подопечных устраивать засады. — Сейчас вокруг этого ущелья спряталось больше семи десятков воинов. И хоть бы одна веточка подозрительно колыхнулась, или скрипнул песок под доспехами. — Тишина, покой и полное благолепие земли, на которую не ступала нога человека… Хотя вру — след мы проложили качественный. Осталось только дождаться, пока по нему придут враги.

…Кстати о семи десятках! Или, вернее, о трех бабьих десятках к тем семи прилагающихся… А еще конкретнее, о паре-тройке представительниц этих десятков… Хотя какого хрена? — об одной конкретной!

…Нет, Лга’нхи у меня когда-нибудь точно схлопочет… Как только я выросту выше его и стану таким же крутым, он у меня таких плюх огребет, что мало не покажется!

Ведь мог бы предупредить. А так, подходим мы, значит, к нашему стойбищу, замаскированному в горных отрогах, начинаем радостно обмениваться приветствиями и счастливыми повизгиваниями, как вдруг, обгоняя дурных щенков, на грудь мне бросается нечто смутно знакомое, но тем не менее непонятное… Вот от макушки до шеи, точно Тишка. А малость пониже шеи… нет, я не жалуюсь, скорее даже совсем наоборот, но помнится, у моей супруги бюст был обозначен чисто символически, типа, «на этом месте могли бы быть…», а у того, что прижалось ко мне, что-то очень явственно прощупывается сквозь шерстяное платье. Или мне это того, с «голодухи» мнится? Хотя и чуток пониже груди как-то непривычно… Когда же она только успела такое пузико-то наесть? Может, это из-за того, что, путешествуя со стадом «больших братьев», Тишка перешла на непривычную молочную диету и ее того… начало вширь распирать? А что, так бывает. Может, особенности организма такие, что, допустим, животные жиры, в смысле из мяса, не усваиваются, а вот из молока… Так вроде у нас все коровы нераздоенные были, и молока до следующего отела от них ждать не стоило. Неужто мои ушлые ребята, успели по пути еще и каких-то скотоводов грабануть?

Стоп. Какая-то мысль мелькнула… Кажется что-то насчет жиров??? Не, не то… Появившиеся грудь, пузико и такая самодовольная физиономия… — Я ведь это уже где-то видел. Неужто… Ну точно, Тишка беременна!.. Только надеюсь, что это она не в мое отсутствие нагуляла… Что за мысли-то в голову лезут такие… московские. При нашей жизни не до адюльтеров. Так что получается, что это я того, в ближайшее время поменяю статус на «отец»? Оно, конечно, дело хорошее, а то вон уже и посматривают многие косо на такого «недоделанного» бездетного мужика. Вот только как-то оно сейчас не вовремя. У нас тут можно сказать самый разгар военных действий, а тут еще… Хотя, с другой стороны, — а когда у нас была тишь да благодать?.. Эх, блин!!! Только теперь надо постараться сделать такое лицо, будто ни капельки не удивлен. Потому как кому нужен такой шаман, что даже беременность собственной жены не способен заметить. А глупо-удивленное лицо… — пусть типа думают, что это я так встрече радуюсь!

Но тут очень вовремя подошли Гит’евек и другие старшины оикия, и Тишка, как правильная, знающая свое место жена, поспешила уступить меня им, не отвлекая разными бабьими глупостями от дел государственного значения.

А дел и впрямь было невпроворот. Оказывается, ирокезы уже давно наладили связь с Олидикой и даже регулярно выменивают на какое-то наше барахло пиво местного производства. Да еще охотники удачно парочку оленей и захромавшую дикую лошадь завалили. Что как бы подразумевало пир по случаю возвращения в племя блудного шамана. А пир это дело серьезное!

Где-то на самом краю звукового восприятия я услышал свист, самую малость отличающийся от свиста ветра. Впрочем, это сигнал не столько для меня, сколько вообще для тех, кто заснул… Шутка. Какой же воин заснет в засаде? — Так что этот свист, — для общей бодрости духа и усиления бдительности и меня вообще мало касается.

— Я-то врагов так и так не пропущу… вернее, как раз пропущу, поскольку задача моего отряда отсечь им один из путей ухода из ущелья. А их тут два, — тот по которому они пришли, и вот этот вот, вбок. Так что супостаты фактически пройдут мимо меня, и вряд ли даже я этого не замечу.

Вообще-то все это ущелье — это как бы крепость наоборот. В том смысле, что враг будет пытаться не ворваться в нее, а вырваться. А поскольку мы почти целую неделю трудились над тем, чтобы этого не произошло, ни один аиотеек не должен будет уйти отсюда живым, чтобы известить остальное воинство о проказниках-ирокезах, шляющихся по предгорьям буквально в паре шагов от пути Орды. Потому-то поработать пришлось от всей души. Для начала головой, потом ножками, ну а в конце уже и ручками.

— …Итак, Лга’нхи, — спросил я тогда приятеля, довольно поглаживая свежепобритую над ушами голову. — Как ты думаешь врагов-то бить?

— Э-э-э… побьем, — решительно ответил он мне. — А что там духи советуют?

— Духи советуют подумать. Сначала подумать о том, сколько придет врагов и чего они делать будут.

— Скока придет, стока и убьем! — Лга’нхи попытался отмазаться от меня громкими лозунгами. Думать ему явно не хотелось. — Откуда ж мне знать, сколько их будет, я же не шаман.

…Нет, он не был дураком или лентяем… Да, малость пофигизма присутствовало, но без пофигизма дикарю не обойтись — жизнь такая. Но уже почти два года пребывая в должности Великого Вождя и больше года этим вождем реально являясь, причем довольно большого по местным меркам племени, прикидывать и строить планы он уже научился. Просто не знал, с чего начать.

— Ты в «крестики-нолики», как я тебя учил, с Витьком и Осакат, после их возращения играешь? — решил я малость отвлечься от темы. И услышал в ответ недовольное сопение.

— Дурацкая игра. Нечестная, — буркнул он. — Ты своих учеников научил как выигрывать. Они у тебя разные узоры и буквы на шкурах рисуют, потому и выигрывают. А меня ты только буквам учил, да и то недолго…

…М’да. Похоже самолюбие крутого, увешанного скальпами Вождя изрядно страдало от регулярных проигрышей в эту детскую игру. Хорошо, я ирокезов шахматам учить не начал. А то вообще была бы сплошная драма. Говорят, все эти гроссмейстеры жутко обидчивы и страдают завышенным самомнением — типа «самые умные» и потому жутко расстраиваются, когда кто-то доказывает им, что это не так.

— Витек с Осакат небось часто между собой играют, — успокоил я своего Вождя. — Потому и выигрывают, колдовство тут ни при чем. А тебе надо научиться «играть» не на клеточках, а в жизни… Хотя правила тут те же самые. — Пойми, чего добивается твой соперник, и постарайся помешать и переиграть его… Вот прикинь, сколько аиотееки думают нас тут всего?

— …Этот, который убежал, видел только тебя и твоих забритых…, — хорошенько подумав, ответил мне Лга’нхи и, проведя какие-то манипуляции с пальцами, закатанными к небу глазами и шевелящимся в полуоткрытой пасти языком, подвел резюме. — Полные две руки… в смысле — «десять»! — Лга’нхи решил, видать, щегольнуть своей сопричастностью к новым знаниям. Позже я узнал, что у ирокезов это было трендом сезона.

— И сколько людей они тогда пришлют, чтобы нас убить?

— …Наверное, не меньше десятка… А для верности могут и больше. Может, даже полного человека… который «двадцать»! Верблюжатников много, они это могут себе позволить.

— Ну да, могут и тридцать, — подтвердил я. — Но вряд ли больше. Особо крутыми нас считать им сословная спесь не позволяет… А кого думаешь пошлют — оикия или оуоо?

— Тех, которые на верблюдах, наверное, — опять подумав (что меня очень радовало), ответил Лга’нхи. — Если кого догонять, так уж лучше на верблюдах, они быстрые.

— …А что мы должны сделать с ними? — задал я провокационный вопрос.

— Ясное дело. Убить! — даже как будто удивился Лга’нхи. — Или ты их тоже хочешь… как этого, за собой таскать?

— Нет. Не хочу таскать, — успокоил я приятеля. — Но убить мы их должны так, чтобы ни один не ушел. Иначе они новых приведут и нам покоя не будет. А значит что мы должны сделать?

Не скажу, что получилось легко. Но благодаря наводящим вопросам и собственной смекалке Лга’нхи пришел к тем же выводам, что и я. Драться с врагами в открытой степи нельзя. Смогут убежать. А значит, их надо заманить в ловушку, из которой нет выхода — благо в горах таких мест хватает.

Дальше я мучить «младшенького» не стал, предоставив ему возможность мучиться самому.

…Через четыре дня после моего воссоединения с ирокезами к нам прибыл сам Мордуй! Как мне сказали, уже второй раз. И очень вовремя, а то у меня уже назревал очередной виток разборок с Осакат, упорно не желавшей признавать себя виноватой хоть в чем-то.

…Поначалу-то она встретила меня прям как родного. И на шею бросилась, и всплакнула чуток, и даже устроила соревнование с Тишкой, кто лучше накормит и обиходит блудного родственничка. Ну тут я ей сдуру и попенял за побег и самоуправство. Осакат сразу же надулась, сказала, что я сам во всем виноват, поскольку согласился отдать ее Леокаю… А то, что я якобы «ничего не знал», — так это я сам виноват. — Надо почаще родней интересоваться, а не по загробным мирам, непонятно с какими целями шляться. И вообще!!!

Тут бы мне и отвалить в сторону и сменить тактику, побив на жалость и воззвав к чувству вины, ну вроде как я с ейным мужиком сделал. Но вот расслабился. Не подумал. Начал настаивать. И получил очередную домашнюю войну. Со мной опять не разговаривали!

Но какой бы избалованной и капризной (если подобные понятия вообще можно отнести к жителям каменно-бронзового века) она ни была, буянить в присутствии Мордуя Осакат не станет. Это уже урон ее чести.

…Вообще, когда ирокезы вздумали поселиться вблизи тракта, это вызвало немалую панику среди жителей Олидики. Мало того что вновь прибывшие были непонятного вида, да еще и слишком сильно были похожи своими повадками на аиотееков. А горькие воспоминания об этом воинственном народе еще долго не сотрутся из памяти жителей горного царства.

В общем, до конфликта не дошло только чудом. И поскольку Лга’нхи тогда отсутствовал, выслеживая меня, то этим чудом, ирокезы и горцы обязаны именно Осакат. Прынцесса изволила вступить в переговоры со своими бывшими (или все еще настоящими?) подданными. И объяснить, как же им повезло, что она у всех нас есть и как без нее было бы плохо. Ей поверили. Особенно когда заявился лично Мордуй и подтвердил, что эта весьма странного вида девица с невообразимой прической на голове, копьем в руке и воинском поясе, с трудом сходящемся на раздувшемся от беременности животе, и впрямь является его племянницей.

…Хотя, конечно, весть об очередном нашествии аиотееков — всех жителей Олидики в целом и Мордуя в частности отнюдь не порадовала. И даже тот факт, что я лично занимаюсь уничтожением вражеского воинства, не успокоил их растревоженные сердца. Меня, конечно, тут знали. И даже слышали несколько баллад-легенд о подвигах Великого Шамана Дебила, дошедших до них из Улота и Иратуга… Но аиотееков они знали лучше и ничего хорошего от них не ждали.

Так что, лишь только весть о моем возращении со спецзадания дошла до ушей Мордуя, он поспешил срочно явиться к нам и лично выслушать от меня доклад об обстановке на фронтах. (Однако очень быстро весть дошла, видать кто-то из тех, кого я посчитал «недоирокезами», завербованными на берегу, — работал на дядюшку Мордуя).

— Как я рад снова видеть тебя, Царь Царей Мордуй! — радостно провозгласил я, напялив на рожу самую слащавую улыбку из тех, что хранились в моем арсенале лицемерия. — Словно солнце выглянуло из-за туч… Словно теплый дождик пролился на изнывающую от зноя землю. С нашей последней встречи много земель я прошел, и многих правителей видели мои глаза. Но никого из них я не был бы так рад приветствовать сегодня, как тебя!

…Я вижу, ты взял с собой самых достойных людей Олидики… Привет тебе, Мсой, вижу ты тоже обзавелся крылатым копьем. Дорогой друг Ортай, твоя мудрость подобна пиву… ее никогда не бывает много… О, Ундай! Ты покинул свою мастерскую, чтобы я мог вновь поучиться у тебя магии Узора… Это такая большая честь!.. Улоскат?! А ты какого хрена здесь?

От сигнального свиста до появления противника, прошло, наверное, еще не меньше часа. И это я еще скидку на собственное восприятие делаю. Потому как мне, изнывающему от занудного ожидания, показалось, что прошла целая вечность, пока наконец откуда-то со стороны входа в ущелье не послышался характерный топот верблюжачьих ног. — Ну, будем считать, что дождались, — мышки-переростки попались в расставленную для них ловушку.

И было их аж двенадцать оуоо (священное число), а впереди, видимо в качестве следопытов, дабы благородным рыцарям не пришлось утруждать себя и своих верблюдов лишними соприкосновениями с пылью и грязью, бежали еще шестеро, судя по виду — оикия.

…Ну как бежали? Шли. Вообще вся команда двигалась без излишнего ажиотажа и нервотрепки. Ребята явно никуда не торопились, но, судя по их решительным рожам, намерены были идти за своими обидчиками хоть до края земли.

…Забавно, ребятки-то мне незнакомы… В смысле, не из «нашего» родя Ясеня, эти оуоо будут. Хотя создается впечатление, что где-то я их видел… Что-то этакое знакомое… А, ну да, — ребята с такими же волчьими хвостами на шлемах несли охрану на Большом Совете, когда принималось решение идти на Север отвоевывать Священную Гору у подлых захватчиков-хохлов. Видать, это что-то вроде личной гвардии Самого Большого Босса. Выходит, Кииваасу, решил-таки вынести сор из избы, а не решить конфликт в нашем, чисто семейном кругу, как я надеялся. Жаль. Была у меня надежда, что он постесняется рассказывать всем подряд про бунт их рабов-оикия, даже осмелившихся захватить в плен одного из благородных оуоо. Если с родом Ясеня еще и можно было бы решить все по-тихому, то гвардию Самого Большого Босса наверняка будут искать куда тщательнее… Хорошо, что я предусмотрел этот вариант, — главное теперь, чтобы ирокезы не напортачили или враги не начали мешать воплощению моих планов в жизнь слишком активно.

…Прошло еще, наверное, не меньше двадцати-тридцати томительных минут, пока наконец над всем ущельем и окрестными горами не прозвучал Его голос. Ага. Его самого. Колокола!

Значит, враги наконец-то дошли до завала, наглухо перекрывающего ущелье, и повернули назад. Ан фигушки. Назад-то для вас дороги нету! Со стороны выхода из ущелья послышались чуть визгливые звуки горна-сопелки и барабанный бой, с которыми шли в бой наши ветеранские оикия.

Значит, пора было и мне поднимать своих. Я рявкнул на чистом аиотеекском певучий приказ, и моя неполная оикия выползла из-за камней, в спешном порядке строясь поперек небольшого русла ручейка, вытекающего из ущелья. Проводники, которых дал нам Мордуй, говорили, что будто бы по нему можно слинять в ближайшую долину, а из нее уже уйти в степь. Так что наша задача маленькая — лечь костьми, но супостата не выпустить.

А помочь в этом нам должны были трое матерых ирокезов и один полуирокез по имени Бсати’гху, который, так уж получилось, оказывается, был чемпионом племени по костякам!

Откровенно говоря, озвучивал я свою идею с некоторым трепетом в душе. Кажется, кулаки Нра’тху вколотили в меня память о том, что не следует предлагать уважающему себя воину убивать врагов на расстоянии, аж на уровне ДНК.

Но когда я увидел, во что эти отморозки превратили невинную игру в городки, понял, что подобный шанс упускать нельзя.

Напомню, что после нашей эпохальной осенней большой охоты на коровок ирокезы вместо деревянных бит начали швырять ребрами от коровок по костяшкам-позвонкам этих милых и добродушных зверушек. Отсюда и новое название «костяки», прилепившееся вместо малопонятного «городки».

А подрубленное по руке ребро коровки — это такая хрень чуть больше метра длиной и килограмма два-три весом, да еще и загнутая под определенным углом. Я сначала не мог понять, нафига они их взяли. Думал, понты обыкновенные. Ан нет. Стоит только разок увидеть, как это ребро летит, вращаясь что твой пропеллер, и всякие там понты мгновенно забываются. Это же чистой воды бумеранг! — Вот только разве что назад не возвращается. Правда, помню на форумах писали, что и настоящие туземные бумеранги назад особо не возвращаются… Мол, есть, конечно, разновидности, чтобы птиц из травы и веток выгонять, что потом и назад летят. Но основная цель настоящего бумеранга — не прилететь назад, а долететь до добычи и уговорить ее посредством соприкосновения с жизненно важными частями тела лежать на земле, пока хозяин не подойдет и ее не скушает.

Вот примерно такой разновидностью бумеранга и обзавелись мои ирокезы в процессе усовершенствования предложенной им шаманом игры в городки.

…А еще они правила поменяли. Это я не ябедничаю, а объясняю. Я-то их учил кидать метров с десяти… ну как у нас на даче кидали. Ирокезам же это показалось скучно. Куда больше гонору кинуть как можно с более дальнего расстояния и попасть! Так что теперь ни один уважаемый игрок меньше чем метров с двадцати свои биты-бумеранги не швырял. А крутые спецы могли удвоить и метров за сорок забросить.

В итоге у нас есть примерно две дюжины завзятых игроков, практически профессионалов, способных швырнуть двух-трехкилограммовую хрень метров на двадцать с лишним и попасть в сравнительно небольшую кучку хитро составленных костяшек-рюх. И есть всадники на верблюдах, которых бы лучше спустить со спин этих животных на бренную землю. Беречь при этом их здоровье совсем не обязательно… Вопрос: что со всем этим делать?

…Да вы поймите, — убеждал я своих задумчиво сидящих ребят. — Никто же не собирается их этими ребрами убивать. Просто скинем с верблюдов, а на земле уже и убьем как положено… Потому как в общей драке вы же всех верблюдов перебьете-перекалечите. А они нам еще нужны будут очень. Мы вам с Лга’нхи рассказывали.

Доводы подействовали. Опять же игра в костяшки — это не просто тупой спорт для развлечения. Стал бы Великий Шаман Дебил такое фуфло своим соплеменникам втюхивать. Нет, — костяки, это, по всему видать, штука мистическая.

…Ты швыряешь здоровенную загнутую палку, и она, разорвав контакт с твоей ладонью, летит… Летит сама по себе, но все еще подчиняясь твоей воле, все еще соединенная какими-то незримыми нитями с тобой, твоими руками, помнящими теплую шероховатость кости, телом, скрученным усилием броска и на мгновение замершим в этой позе, чтобы не мешать глазам, старательно провожающим полет снаряда, до последнего мгновения пытаться подкорректировать его движение и точнее направить на горсть бренных костяшек… И это вы скажете, простая забава? Нет. Это, скорее, истинное чудо, особенно когда после точного броска костяшки с грохотом разлетаются в разные стороны… Попробуйте сами, и вы поймете!

Всем было понятно, что без хорошей маны тут не выиграть. А значит, и мана должна повышаться с каждым удачным выигрышем, каждым броском. Тем более что завзятые игроки чувствовали, что мана есть даже у каждой отдельной биты или рюхи, как и у «своего» копья или дубинки. Биты это тоже оружие. Но наверное, для каких-то других битв. Тех, что ведутся в иных мирах и измерениях.

— …Но раз шаман говорит, что можно, стоит попробовать использовать биты и в обычном, земном бою! — дал заключение экспертный совет, тщательно обдумав мое предложение.

Итак, диспозиция. Ущелье с крутыми стенками. В трех-четырех местах на них можно забраться, но только пешком и, скорее всего, сбросив тяжелые щит и копье. Так что на всякий случай эти места укреплены нестроевыми частями кандидатов в ирокезы, размещенных на стенках с ценным указанием бдить! Даже если кто-то из спешенных аиотееков и сможет залезть на вершину, сил на хорошую драку у него наверняка не останется. Да и отбиваться от располагающегося гораздо выше и намного в более удобной позиции противника — дело почти безнадежное. Так что наши, навалившись по трое-четверо на одного, добьются победы наверняка.

Большая часть под руководством Гит’евека сейчас марширует со стороны выхода из ущелья. Две полные оикия и восемь бумерангометов. Если наш расчет будет точным, то противника они встретят где-то напротив нас, так что мы еще выступаем и в роли засадного полка.

Да. Вроде наше войско и куда больше аиотеекского, а людей все равно не хватает — уж больно много мест надо прикрыть. А аиотееки грозные воины, и даже наше четырехкратное превосходство шансов на абсолютную победу не гарантирует. А в данный момент мы и так свели это превосходство всего лишь к трехкратному. Так что в схватке понадобится каждый человек.

Но есть и другой момент: коли мои простоят весь бой, «защищая» ручей, а туда никто не сунется, это будет не совсем хорошо, так сказать, с политической точки зрения. Совместно пролитая кровь в битве против общего врага — вот лучший объединитель! А без этого они еще долго будут считаться чужими среди ирокезов.

И вот тут, естественно, встает вопрос о правильной координации разных сил, иначе с аиотееков станется разгромить нас поодиночке.

…Пока еще основная местная тактика подразумевает навалиться толпой на толпу и кто кого. Опытные ирокезы уже знают, что можно и по-другому. Мои забритые, прошедшие обучение у аиотееков, тоже нечто подобное подозревают. Но старые стереотипы поведения еще слишком сильны. Поэтому я и Лга’нхи фактически в битве не участвуем… В том смысле, что не лезем непосредственно в драку, ежели только, конечно, совсем уж не приспичит. И значит мне, — удостоверившись что мои вояки заняли свою позицию, — надо бежать на пост.

…Как раз на выходе из оврага, где ручей промыл себе дорожку, стоит подходящий утес. Чуть вдаваясь в само ущелье, он дает с вершины отличный обзор на то, что происходит почти во всем ущелье. Я как только его увидел, сразу сообразил, что это идеальное место для наблюдения, и решил, что тут будет моя, так сказать, командирская башенка.

Залез. Встал в полный рост и помахал протазаном. На похожем утесе на противоположной стороне ущелья Лга’нхи сделал мне отмашку своим копьем, несколько раз воздев его острием с подвязанным к древку бунчуком, к небу. — Он тоже на месте, и все идет, как задумывалось. Пока что…

…Улоскат?! — А ты какого хрена здесь?

Градус моей искренней радости от вида старых знакомцев резко пошел в минус… Проклятые аиотееки. Я ведь собирался держаться подальше от Олидики с того самого момента, как узнал о том, что «женат». И нате-здрасте, злобные верблюжатники загнали меня в самое логово бывших жен… Они мне за это заплатят!

…Если до этого момента у меня еще и были какие-то сомнения и надежды, что все разговоры о моей женитьбе это не более чем глупая болтовня девчонок, то сейчас они окончательно квакнулись и всплыли кверху брюхом. Улоскат было не узнать! Нет, в принципе, почти ничего не изменилось. То же не лишенное приятности лицо… не первой свежести. Та же весьма объемная, но крепенькая фигура. Но как она теперь себя держит!

Где прежняя суетливость «низшей», евшей со стола Царя Царей? Где тот просительный взор снизу вверх? Где вжатая в плечи голова и согнутая спина? Царица! Истинная царица выплывала мне навстречу из-за спин свиты Мордуя. Я даже мельком было понадеялся, что это Царь Царей и приголубил мою «суженную», взяв себе в жены, потому как позарился на верблюда и мешки с зерном, — с него станется!

Но нет, пава поплыла в мою сторону, щастливо лыбясь щербатым оскалом и блистая медной толстой цепью на смуглой толстой шее. — Ага. Той самой цепью, которой я сдуру себя на ней и женил… Дебил несчастный!

Буквально несколько дней назад узнал, что моя… назовем ее «основная», жена беременна, как извольте — заявляется «запасная». У жизни определенно странное чувство юмора.

Только-только более-менее успел разговорить Тишку, незаметно выпытав у нее «как давно?» и «как оно вообще?». Успокоить, заверить, что, «конечно, рад», и устаканить прочие мелкосемейные радости. И вот теперь мне предстоят очередные разборки… Опять же — так не вовремя.

Но извиняйте товаг’ищи, а всеми этими глупостями мне заниматься некогда. Аиотеекская контг’еволюция, понимаешь, на всех фг’онтах, а тут еще и г’азные жены, дети и пг’очие досадные мелочи… А ко мне как раз ходоки из Олидики пришли, — хотят знать про международное положение. Так что здороваемся с женушкой за ручку, как с преданным соратником по борьбе, и спешно удираем заниматься государственными делами. Не заставлять же ждать самого Царя Царей Великой Олидики!

— …Вот такие вот дела, — подвел я итог под своему докладу о международной обстановке. — Я сделал, что сумел, а там уж чьи Духи сильнее будут…

— Так что же нам делать-то? — Голос Мордуя особо большой радости не выражал.

— Ну пока они там, за холмами идут, а оттуда даже гор не видно, так что какой им смысл сворачивать?

Однако если они тракт заметят и захотят по нему пройти… — горько вздохнув, не стал договаривать я. — …Вы этой дорогой давно уже ездите, она приметная. И ведет аккурат к этому месту. — Надо бы тебе тут крепость сделать…

— Так нету тут крепости… — последовал недоуменный ответ. — Ну да, в местом языке «крепость» означает что-то вроде труднодоступной горы с поселком-городом на вершине. Как создать крепость без горы, местный строительный гений еще не дотумкал.

Примерно часа два и кувшина три пива я объяснял внимательным слушателям свое видение крепости. Вроде объяснил. Хотя объем работ явно ужаснул моих собеседников. Судя по глазам Мордуя и Ортая, они уверены, что я им как минимум Вавилонскую башню впариваю. А вот у старикана Ундая глазки масленые и мечтательные. Главный «узорщик» Олидики — человек мечтательный и увлекающийся. Уверен, он уже мысленно руководит стройкой, возводя замки до неба, и дрессирует пролетающих меж облаками орлов по команде гадить с высоты на головы посмевших приблизиться к его творению супостатов.

— …Однако это все дело долгого времени, — заключил Мордуй свои размышления. — А если эти верблюжатники повернут к нам прямо сейчас? Что делать-то? — В позапрошлый год я едва половины своих воинов не лишился. Чуть с голоду не померли… Если бы не то зерно, что ты прислал… — Тут он как-то обреченно махнул рукой, словно бы это зерно было одной из причин его бед.

Да уж. Не пощадили мужика прошедшие годы. Раньше он был живчиком, выпивохой и прохиндеем. С этакой хитринкой в глазах и желанием поиметь свой гешефт на чем угодно. А сейчас глаза какие-то потухшие, спину держит прямо, но с таким трудом, словно бы на нее горести всего мира навалились, и пиво пьет без всякого удовольствия. Такого даже обманывать не хочется… А надо!

— …А вы как, не останетесь тут? — спросил меня Мордуй, очередной раз, без всякого видимого удовольствия, приложившись к чаше с пивом.

— Мы бы и рады. Да не все так просто, — начал я. — Все запасы-то у нас почитай на той стороне гор остались, чем людей кормить? Опять же, Царь Царей Леокай меня на совет ждет и вообще… Ты Царь Царей Мордуй мне родня. А Олидика, считай, вторая родина. Но сам понимаешь…

Главное побольше многоточий и ничего конкретного. Чтобы оппонент мысленно округлял масштабы твоих проблем до немыслимых размеров и даже не пытался найти легкие пути для их решения.

— А своим-то зерном ты своих ирокезов разве не прокормишь? — задал он мне какой-то странный вопрос. (Откуда у меня «свое» зерно?)

Аиотееков, как обычно, подвела самоуверенность. Полагаю, их предводитель понял, что его заманили в засаду. Но не счел жалких дикарей чем-то реально опасным. Если эти «хвостатые» и впрямь что-то вроде личной гвардии Самого Большого Босса, то надо думать, что даже среди других оуоо они ходят как дембеля среди новобранцев, — им ли боятся каких-то там убогих туземцев, пусть они даже и напялили на себя доспехи и, обезьянничая, выстроились в оикия?

А может быть, наоборот, опытные мужики сообразили, что оставаться на месте бессмысленно и единственный шанс для них — вырваться из ущелья любой ценой?

Но так или иначе, а с моего наблюдательного пункта было хорошо видно, как оуоо, почти мгновенно выстроившись чем-то вроде клина, начали неторопливый, но решительный разгон… Признаться, чуточку раньше, чем мы рассчитывали. Этак они минуют мой засадный полк, и внезапного удара не получится… А с другой стороны, и выводить своих в чисто поле прямо сейчас, — это обнаружить себя раньше времени, а самое главное, — указать врагам путь, по которому можно удрать. Так что пусть пока мои забритые еще постоят в овражке…

Верблюжачья конница неслась вперед, и даже мне вдруг показалось на миг, что идущие ей навстречу ирокезы дрогнули. Но нет. Они просто остановились и перестроили оикия в три ряда, уступами перегораживая ущелье… Сам придумал! Самая первая оикия стоит под самой стенкой, откуда многие тысячелетия на дно ущелья скатывались камни. Верблюжатники там явно не поскачут. Зато сами подставят свой бок для флангового удара, когда обломают острие своей атаки о вторую оикия — ту, что занимает середину ущелья. Но даже если они ее и сомнут, третья сумеет подстраховать вторую, ударив навстречу. А если враги все-таки завязнут, быстро промарширует вперед и ударит уже с другого фланга… Все таки талантливые ребята эти верблюжатники, разработавшие подобный тип построения!

…Так, столкновение скорее всего будет метрах в двухстах от моего поста. Значит, все-таки надо выводить своих ребят из овражка, а то так и к битве не поспеем. — Я пропел приказ, и моя оикия, перестроившись двухрядной колонной вышла вперед… Стоп! — Отставшие пехотинцы противника заметили нас и развернулись. Их вдвое меньше, но вояки они, по всему видать, опытные и быстро смять их не получится, так что ударить в тыл, окончательно отрезая врагу все пути отхода, кажется, не получится… Если только не воспользоваться бумерангами. Но кидать бумеранги по пехоте мы не договаривались, сообразят ли мои? Да и просто так метнуть, в плотно закрытый щитами строй — толку будет мало. Надо бить по ногам и желательно с близкой дистанции. Но не уверен, что мои ребята сообразят, что надо делать. В конце концов, это, возможно, первое сражение с использованием метательного оружия за многие-многие сотни лет. Те вещи, которые мне абсолютно очевидны, для моих вояк еще терра инкогнита.

…Похоже, как ни противно, но все-таки придется бежать и вставать в общий строй… Ну никак мне не дают повоевать, не вставая со штабного дивана!

Пока я размышлял над извечным вопросом «Где должен быть командир?», верблюжачья кавалерия вышла на дистанцию поражения бумерангами. Лга’нхи со своего наблюдательного пункта проорал приказ, а Гит’евек внизу его продублировал. Ряды ирокезов опять распались. По уже отработанной схеме, часть вояк отдали свои копья соседям и выскочили вперед, сразу замахиваясь бумерангами и отправляя их в полет… Вот сейчас и будет момент истины…

…Черт! Я даже задержался, упиваясь величественным зрелищем. — По зимнему суровое ущелье без признаков зеленой растительности, но часто изрезанное контрастными тенями от скал и больших валунов… По его дну, сверкая бронзой доспехов и яркими халатами, несется верблюжачья конница, готовая сокрушить три преграждающих ей дорогу горстки воинов. Эта серенькая горстка пехоты выглядит куда менее презентабельно. Запыленная и выцветшая одежда и кожаные панцири почти сливаются цветом с окружающими камнями и скалами, и лишь немногие всполохи зимнего солнца на остриях копий добавляют яркости этой серой массе.

И вдруг из этих сереньких рядов навстречу сверкающей коннице (хотя, конечно, куда больше с фланга) непонятными мушками-шершнями вылетают выбеленные солнцем пропеллеры. Шершни и конница сталкиваются друг с другом!!! Скачущий клин как-то сбивается и теряет напор, несколько верблюдов, потеряв своих седоков, то ли из-за особой выучки, а может, просто перестав получать по бокам плетью, резко сбавляют ход, и несущиеся сзади животные врезаются в них. Куча мала. Рев горна и стук барабана, под которые ирокезы идут в атаку…

…Да уж, когда летишь на полном скаку, а тебе навстречу прилетает этакий бешенный пропеллер, радости мало. Швыряя метров с пятнадцати, мои ребятки без проблем вынесли всадников из седел. А падать-топриходится на жесткую землю, под ноги другим скачущим верблюдам. Но тут уж мы опять не виноваты. Это их верблюды убили, а не мы. Духи не обидятся.

Особенно усердствовали с бумерангами ребята из первой, выдвинувшейся наиболее далеко оикия. Поскольку непосредственно эту оикия не атаковали, то отстреляться смог каждый вояка. Собственно мы их туда и поставили, поскольку почти все лучшие бумерангометатели служили в этой ветеранской оикия.

Правда, метать свои снаряды ребятам приходится сбоку, да по быстро скачущим верблюжатникам, а давать упреждение они еще так толком и не научились, — дело-то ведь абсолютно новое… Чуть больше половины бумерангов либо пролетели мимо, либо лишь вскользь кого-то задели, не причинив особого вреда. Однако не меньше пяти верблюдов, благодаря «фланговому огню», расстались со своими всадниками. Еще троих сшибла вторая оикия, метнувшая лишь шесть снарядов.

…Когда я бросил последний взгляд на сражение, уходя со своего наблюдательного поста, было хорошо видно, что всадники сидели лишь на четырех верблюдах и ни о каком прорыве уже не могло быть и речи. Теперь надо атаковать как можно быстрее, пока враг не пришел в себя!

…Да. Всем хороша моя командирская башенка, жаль только рации на ней нет и скоростного лифта. И чего я не догадался примастрячить к ней хоть какую-нибудь веревку, чтобы было проще спускаться? Пока торопливо слезал вниз, пару раз чуть конкретно не навернулся… Обидно было бы до слез сломать себе шею на этих камнях, спеша на битву.

Но ничего, слез. Теперь бегом к своим войскам. На которые уже надвигается вражья шестерка. Их замысел понятен — связать нас боем на как можно большей дистанции от своих оуоо, чтобы дать тем оперативный простор. Ох и с непростыми же ребятами нам придется биться.

Быстро добежал. Отдал приказ. Слава богу, никто не посмел вякнуть. Даже мои забритые, еще не успевшие проникнуться духом и досконально вникнуть с некоторые аспекты ирокезианства, привычно живущие прошлыми стереотипами «нельзя убивать на расстоянии». Видать, когда на тебя надвигается такая шестерка, на многие вещи начинаешь смотреть куда более широко.

А ребятки-то, которые нам противостояли, и впрямь по местным меркам выглядели как чистые терминаторы. Впоследствии, хорошенько разговорив Эуотоосика, я выяснил, что они тоже были ооуо, только вроде как несущие службу пехотинцев-охранников при Самом Большом Боссе. Элита, итить ее из Элит!

…Короче, впервые в этом мире я увидел глухой шлем! Что-то вроде бронзового колпака с приклепанной к нему личиной. Причем личины эти изображали жуткие хари с большущими клыками. Ну а ниже личин — панцири, почти полностью покрытые бронзовой чешуей. Здоровущие, почти как у римских легионеров щиты и длинные копья-оуоо с длинным широким наконечником-кинжалом и уравновешенные бронзовым подтоком на манер того, что я стырил у Пивасика и подарил Лга’нхи.

…Даже мне, повидавшему в жизни немало киношных монстров, на какое-то мгновение стало страшно при виде этой шестерки! Этакие металлические монстры с жуткими харями вместо лиц и сверкающие драконьей чешуей. Вот так и рождаются нездоровые сенсации. Ну да на то я и шаман, чтобы лечить. Как говорится в известном фильме: «нам не нужны нездоровые сенсации, нам нужны здоровые сенсации». «Ирокезы порвали терминаторов» — это, на мой взгляд, вполне здоровая сенсация!

— Вставайте товарищи все по места-а-ам. Последний парад наступа-а-ает… — завел я ободряющую песню, надеясь, что мое исполнительское мастерство будет куда страшнее вражеских терминаторов. И, Великое Чудо Искусства! мои подхватили, не зная слов и мотива, но точно угадав интонации и настрой песни. — …Врагу не сдае-о-отся наш гордый Варяг. Пощады никто-о-о не жела-а-ает! — проорал я словно боевой клич, подсознательно ожидая, что музыкальных аиотееков (а народ с таким певучим языком не может не быть музыкальным) стошнит от моего вокала.

…Еще держитесь, сволочи? А это вам как? «Давай!» — рявкнул я на ирокезском, и четверка бумерангометателей выскочив с флангов, швырнула свои снаряды.

…М’да. Шлемы, брони и огромные щиты. А ножки-то бронировать еще не догадались? Вот и получите по ногам.

Метали мы метров с шести-семи (идеальная дистанция для разгона снаряда), и двое супостатов сразу рухнули на землю, а еще один споткнулся, и вроде как присел на одно колено, упираясь на копье.

Теперь поем на чисто аиотеекском приказ идти в атаку. И единым кулаком врубаемся во вражьи ряды, охватывая их с флангов, заходя в тыл и отрезая пути к отходу.

…А мне как всегда не повезло — оказался напротив устоявшего на ногах вояки, и пришлось скрестить оружие с крутым профи.

Сдается мне, что боевым искусствам его обучали не на курсах магистра Йоды, а на фабрике машинок Зингера! По крайней мере скорость, с которой он с ходу нанес три или четыре удара своим громадным копьем, нормальной человек изобразить не сможет. Первые два я еще худо-бедно принял на щит, третий разбил мой шлем, а четвертый едва не сделал одноногим инвалидом. Меня спас стоящий рядом Трив’као, который, добив своего противника, того, что с покалеченной ногой, атаковал и моего обидчика. Тому пришлось прикрыться щитом, так что его удар пришелся не в мою ногу, а ткнулся рядом в камни… Тут-то я и изловчился прижать наконечник вражеского копья развилкой своего протазана, а пока тот пытался выдрать внезапно застрявшее оружие, Трив’кау умудрился зацепить своим копьем держащую оружие руку. Жаль только, что у моего соратника (только теперь, постояв в единой рати, по-настоящему начинаешь понимать и ценить это слово) все еще был обычный наконечник-листочек. Было бы копье-оуоо, с широким тяжелым наконечником или протазан, отрубил бы руку на фиг, а так…

А так я резко поднял свое оружие и ударил куда-то сбоку вражеского щита. И резко рванув назад, подцепил край щита крюком протазана, заставляя аиотеека потерять равновесие и развернуться к нам боком. Кто-то справа, правильно угадав смысл моего движения, быстро воткнул свое копье в бедро аиотеека. Широкий замах, и топорик протазана опускается врагу на ключицу. — даже если я не прорублю доспех — перелом обеспечен. Трив’као добивает падающего аиотеека ударом в горло. Я оглядываюсь. Тут все. Похоже тут мы справились! Я опять выжил, и все благодаря своей хитрожопости и мастерству Ундая.

Когда я увидел, чем вооружены вояки Мсоя, жаба в моей душе не могла не издать квак, символизирующий последнюю степень возмущения — одним все, а другим ничего!?!

В смысле, у этих ребят мои протазаны в руках, а мой покоится где-то на дне близ неизвестного берега… Хорошо хоть бронеперчатки и фест-кийца заполучил обратно. Я, конечно, еще пару недель назад о таком и мечтать не мог и был по настоящему счастлив получить их обратно из рук Тишки, но жабе-то этого мало. — Хочу протазан! Я его придумал, я к нему привычен! Хочу-хочу-хочу!!!

…Увы, времена когда можно было получить желаемое, устроив истерику в отделе игрушек, для меня в далеком прошлом. Настолько далеком, что местные даже не поймут, расскажи я им такую хохму. Тут детские истерики успокаивают добрым пенделем, а не покупкой новой машинки или набора солдатиков.

Купить, в смысле, обменять? Протазан штука дорогая. Одной бронзы на него уходит с полкило, а у меня, в общем-то, не так чтобы особо богато за душой. Опять же, дите скоро народится, и хотя тут это особых денежных вливаний не требует, какие-то принесенные еще оттуда рефлексы настоятельно советовали малость поужаться в собственных хотениях.

Влезть в общую кубышку? Ирокезы и так бросили слишком много, пойдя по следу аиотееков, чтобы спасти своего шамана, так что тратить на свои прихоти общественное имущество было как-то стыдно. Тем более что оружия у меня и так вполне хватало. В одном только «арсенале» Эуотоосика я нашел наконечники и подтоки как минимум для двух с половиной копий. Да и копье Асииаака по местным меркам стоило целое состояние. Так что непосредственно протазан в глазах ирокезов мне на фиг был не нужен. А обменивать заготовки хорошего оружия на один-единственный девайс было бы очень глупо. Восемнадцать потенциальных ирокезов заслуживали достойного этого высокого звания оружия. Да и у наших еще далеко не всех имеется наилучшее из возможного оружие.

…А раз нельзя купить, значит, надо выпросить. А выпрашивать надо так, чтобы дарители думали, что ты делаешь им большущее одолжение.

Собственно говоря, я и делал, изо всех сил изображая, будто «Мне в Улот, по делу, срочно!», хотя давно уже с Лга’нхи и Старшинами решили дозимовать в местных краях. Топать зимой по горам нам нафиг не нужно. Нарываться на аиотееков в предгорьях и мерзнуть в степи — тоже. Да и к дедушке Леокаю я как-то особо не тороплюсь. Надо на всякий случай дать почтенному старцу время остыть. А то после моего кидалова с замужеством Осакат, боюсь, его кандрашка хватит при виде моей физиономии. Так что по сути Олидика — это идеальное место, чтобы провести зиму. Опять же, можно отправить своих ребятишек на стажировку в местные мастерские, поскольку меня все еще не оставляет надежда привить им навыки ремесленников. Да и самому будет чему поучиться.

Но навязываться нельзя. Заставят охранять границу, да еще и заплатить за эту привилегию, как бы не сдал Мордуй, а тут он своего не упустит.

Торговались мы полдня, не меньше. Но в результате я все-таки выбил кошт для своего воинства, дрова и даже стажировку для подрастающего поколения. А под конец тонко намекнул, что для закрепления нашей сделки чисто из вежливости согласен получить в дар штук этак десять-двенадцать протазанов. Поскольку де свой пожертвовал духам в обмен на то, чтобы они опустили морок на глаза аиотееков. А ведь он был дорог мне как память о дорогих друзьях, с огромным сожалением оставленных мной в далекой-далекой Олидике… Будет очень грустно уйти, глотая слезы обиды, в снежный буран, в голую степь, покидая почти родную Олидику и даже без протазана в руке…

Кажется, Мордуй хоть и оценил мою наглость, но был готов отдать мне все, что угодно, лишь бы великие и ужасные ирокезы остались охранять границы его царства. Но жаба Ортай справедливо возмутился необоснованными объемами предъявленных мною требований. И мы начали торг заново. Так что протазанов ирокезам обломилось всего четыре. Но и это уже было неплохо!

М-да. А старина Ундай не сидел все это время сложа руки. Тоже ведь талантливый мужик! Протазан изменился. И я вынужден был констатировать, что все изменения были только к лучшему. Он стал легче, не таким размашисто широким, острие перестало походить на кинжал и превратилось в длинный четырехгранный шип, а изгибы его крыльев-топориков стали более крутыми и зацепистыми. Сразу видно, что война с аиотееками и консультации с участвовавшими в них вояками существенно поспособствовали улучшению конструкции. Однако таинственный узор «хрен вам, суки», идущий по тулье, остался неизменным… Хорошо хоть, что мои грамотеи уже знали это выражение в качестве сильного и могущественного заклинания! Витек, который не мог удержать на месте свой нос, при виде знакомых букв немедленно прочитал и подтвердил это.

…С пехотой закончили… ценой одной жизни и двух раненых. И это при раскладах четырнадцать против шести, из которых трое валяются на земле! Но это буду обдумывать потом, теперь надо бежать на помощь своим. — Рявкнул сигнал, перебинтовал наспех своих подрезанных вояк и побежал догонять свой отряд.

Мы успели. Пусть и к шапочному разбору, но кандидаты в ирокезы успели обагрить кровью свои копья на глазах потенциальных соплеменников. Уже большой плюс.

Ребята Гит’евека сыграли как по нотам — заход с трех сторон, добивание спешенных, пугание верблюдов легкими уколами копий, чтобы они сбились в кучу, не позволяя оставшимся верхом аиотеекам-оуоо вырваться на оперативный простор. Ну и драки с самими оуоо, как теми, что кололи их копьями со спин своих животных, так и тех, что пытался действовать стоя на земле.

Звучит легко и просто? Однако трое убитых и десятка полтора раненных — это цена победы. На каких же крутышек мы все-таки нарвались, коли даже в таком невыгодном положении, спешенные и оглушенные ударами о землю, они смогли нанести нам такой урон? Обязательно надо будет спросить Эуотоосика.

Но это позже. Лга’нхи уже здесь и с очень недовольной рожей. Я его надул — заставил сидеть на скале чуть ли не вместе с бабами, а сам полез в драку. За такое в приличном каменновековом обществе рожу бьют каменным топором до состояния липкой жижи. Но извиняться буду позже, сейчас главное успокоить и собрать верблюдов — нам они еще очень пригодятся. Напоминаю об этом Лга’нхи, и он проглотив (уверен, на время) обиду, начинает рявкать отдавая команды.

Я тоже рявкаю на Витька, чтобы отмывался от крови и шел ассистировать на операциях. На ирокезов, чтобы собирали и тащили ко мне раненных. На раненных, чтобы соблюдали очередь и не лезли под руку или не занимались самолечением. Короче, как обычно после битвы, у меня начинается кровавая жатва.

Глава 21

Нет. Я в принципе уже смирился с этим. После каждой битвы, пока остальные празднуют победу или получают помощь, я вкалываю как последний папа Карло. Ничего не поделаешь, такова уж участь шамана.

Но в этот раз чего-то дел на меня навалилось уж очень много. Потому как Лга’нхи слинял.

Собственно, это не было неожиданностью, слинял-то он строго по плану, просто я как-то не думал, что все его обязанности свалятся на меня и что их будет так неожиданно много. Так уж получилось, что основной удар аиотееков пришелся на ветеранские оикия (чтобы остановить несущихся на тебя верблюдов, нужны крепкие нервы и немалый опыт). И именно среди тех, на кого бы я смог спихнуть большую часть своих обязанностей, был наибольший процент раненых. Один из Старшин так и вообще был убит, а Гит’евек опять схлопотал рану… Опасная однако тенденция, — мужику далеко не двадцать лет, реакция и скорость уже не те, а в драку норовит лезть в первых рядах… А племени он еще нужен!

Еще шестерка опытных вояк, не получивших ранений, отправилась вместе с Лга’нхи. А те, что остались, особым авторитетом, а главное, соображаловкой, не отличались… Вроде моего старого приятеля Мнау’гхо, поручать которому командовать какой-либо частью новобранцев или ставить ответственным за какое-то конкретное дело было бы, мягко говоря, неразумно. Он таких дров наломает, из лучших побуждений, что понадобятся месяцы на то, чтобы «склеить» поломанное.

Так что помимо обычного лечения и ухода за ранеными на меня навалилась еще и кормежка, организация охраны, охота, сбор добычи и неизбежная при этом внутри… и внешнеирокезская дипломатия. Причем границы, где начиналась одна и заканчивалась другая, были весьма размыты. Ведь сейчас племя состояло как бы из трех групп. Ирокезы, занесенные в «Ведомость по зарплате», восемнадцать «леокаевких» ребят, пожелавших присоединиться к племени, и еще десять… вернее уже девять, приведенных мной вояк. — Вот и попробуй руководить такой разношерстной группой, особенно учитывая, что все они пришли из разных родов и даже народов. — Прибрежники, Степняки, несколько Лесовиков из Заречья, и даже парочка Горцев, почему-то тоже пожелавших присоединиться к нам, уйдя от Леокая. (Надо бы расспросить «почему?», но где взять время?). — Управлять этим колхозом было сущее наказание, а принимать важные решения, чтобы они устроили всех, стало почти невозможным.

Вот, например, сбор и распределение добычи. Ободрать восемнадцать трупов это не проблема. Проблема распределить ободранное. Кому отдать абсолютно бесценные панцири, шлемы и оружие убитых врагов? Думаете, легкий вопрос? У наших Старшин и ветеранов вроде как приоритет — им заслуженно полагается лучшая часть добычи. Но оружие и доспехи хорошего качества у них и так есть. Тогда отдать кандидатам? А что, как раз восемнадцать комплектов вооружения, а у нас, не считая моих, — восемнадцать кандидатов в ирокезы… — Видать сам бог математики и удачных совпадений подсуетился. Только вот бог справедливой жадности говорит: «А с какой стати?». И его можно понять: эти восемнадцать даже в битве не участвовали, с какой стати им отдавать хоть какие-то ништяки? Но ведь они держались подальше от битвы не по собственной воле, а потому, что мы поставили их на те позиции, где боя не было… а мог бы быть, и тогда бы им конкретно досталось.

Значит, отдать самое хорошее оружие ветеранам и старшинам, а тем восемнадцати — их старые доспехи и оружие… Опять же, не так все просто. Чужое оружие лучше брать из рук трупа, тогда оно будет тебе подвластно, а так с ним сплошные проблемы. Тем более что эти восемнадцать еще как бы полуирокезы, и общеплеменная мана и защита от злых духов на них не распространяется. Короче, сплошная головная боль.

И самое главное, раньше-то эта проблема решалась просто — кто убил, того и сапоги… в смысле, имущество. А теперь, — куда не плюнь, всюду вселенская несправедливость, — одним не дали в бою поучаствовать, других с добычей обломили. И нет никакого четкого, отработанного и всеми признанного механизма дележки. Приходится все изобретать заново, чтобы в следующий раз оставленные в резерве не бросились вперед авангарда на врага, дабы урвать свой кусок добычи и славы, или оикия не распалась бы на поле боя, чтобы успеть с ходу поделить добычу.

Ну ладно. Допустим, с окончательным распределением добычи еще можно подождать до выздоровления ветеранов и возвращения Лга’нхи с «диверсионной группой».

…Но вот еще вопрос. Мои забритые привычно взялись скальпировать убитых аиотееков и вешать скальпы на свои пояса. Вот и пойди им объясни, что такое коллективная мана и почему скальпам место на Знамени, а не на поясах. А заодно разрули интересующий некоторых чересчур дотошных ирокезов вопрос о том, можно ли вешать добычу чужаков на Знамя, если формально они еще не ирокезы? А если нельзя, — то на хрена им вообще добычу отдавать, ведь взяли-то они ее так легко только благодаря силе нашей Маны, хитроумию ирокезских вождей и бумерангам.

Ведь в нашей команде, завалившей тех шестерых оуоо-пехотинцев, трое были матерыми ирокезами, один — кандидатом, а десять приблудными, но перспективными, а командовал вообще Великий Шаман Дебил, у которого этой маны хоть жопой жри, да и протазан из правильного места растет… ну в смысле руки, этот протазан держащие…

А еще: чей удар считать смертельным, кому отдавать скальп?.. Влияет ли факт использования бумеранга на общий зачет, и если влияет, то как — положительно или отрицательно?.. И короче, — куча проблем.

Все вроде мелочи. Отчасти даже смешные. Но из таких мелочей и вырастают потом большие проблемы. Стоит только кому-то почувствовать себя обиженным или обделенным, и покатился снежный ком с горы. Вчера вы мне при дележке добычи копье не дали, которое я заслужил, а сегодня я и мои приятели, которые согласны со мной, что им тоже чего-то недодали, не пойдем на охоту, а завтра половина племени откажется тащить груз, потому что кое-кто не пошел на охоту… А потом появляется привычка тщательно следить и высчитывать, кто что сделал и кому больше-меньше обломилось, тщательно соблюдая баланс сделанного и несделанного, причем больше склоняясь в пользу «несделанного». И на этом все — кранты племени. Никто уже не рвется помирать за племя и вкалывать больше других, чтобы поддержать свой авторитет. На фига надрываться — жопу рвать, если этого никто не оценит?

Да, идеалистические принципы пещерного коммунизма, по которым жили степняки или прибрежники, сохраняются лишь в очень малых группах. А вот когда племя разрастается, с ним начинают разрастаться и проблемы. Этак скоро и среди ирокезов неизбежно заведутся «низшие» и знать. И получится, что от аиотееков мы переняли не только их воинское построение, но и социальную структуру.

И обо всем этом у меня должна болеть голова, пока я, штопая, замазываю и перевязываю больных. Блин. Хоть не побеждай в следующий раз!

Да уж, блин! — Весь этот геморрой, в смысле ответственность, ложится на меня не меньше, чем на месяц, пока не вернется Лга’нхи. Ему с товарищами и дюжиной верблюдов предстояло сначала вернуться по следам верблюжатников на запад, а потом проложить след дальше на север, аж за территорию Олидики. Там они загонят стадо в какие-то глухие лабиринты ущелий и горных гряд… По словам Мордуя, выделившего проводников для этой миссии, в тех краях такие поганые условия, что даже люди не живут. Так что аиотеекам, пожелавшим отыскать своих соплеменников по следу, придется долго блуждать по лабиринтам из голых скал с минимумом растительности, воды и топлива.

И те же проводники вроде как обещали показать тайные тропы, которыми можно будет провести верблюдов аж до Олидики… правда, частично, через территорию Иратуга. На мое робкое предложение просто грохнуть волосатых зверюг и спрятать трупы, Лга’нхи и кое-кто из присоединившихся к нему степняков ответили гневным возмущением. Похоже, у ребят есть какие-то планы на данную разновидность скотины. Чувствую, будет мне еще одна головная боль. Изгонять из пленных верблюдов злых духов посредством исполнения «Кузнечика». — Хренушки, — спихну на учеников, мне своих забот хватает.

Короче, ждать тут Лга’нхи нет никакого смысла… И если бы не большое количество раненых, я бы уже давно отсюда слинял… Но сначала надо спрятать трупы. Просто зарыть нельзя. Духи, живущие в теле каждого человека, шибко обидятся на такое неуважение и обязательно отомстят. Трупы надо похоронить, пусть и без всякого почтения, но обязательно на свежем воздухе… И так, чтобы их не нашли аиотееки-следопыты, если вдруг случится им забрести в это ущелье.

Затаскивание трупов на вершины в исполнении степняков и прибрежников, имеющих весьма слабые представления об альпинизме, только каким-то чудом стоило нам всего лишь одной сломанной руки и изрядно помятого, во время скатывания с горы тела. А ведь потому еще пришлось прятать следы крови. Потому как местные без проблем вычисляют подобные «кровавые» места по поведению насекомых и мелких зверушек. Кое-где пришлось наваливать камни, а на месте самой большой разборки бросить тушу оленя — якобы оступился и упал, а потом шакалы или тигры ободрали. — Работенка та еще, но лучше уж таскать камни, чем драться со всей Ордой.

В общем, ушли мы оттуда только через десять дней, и еще десятка полтора потратили на преодоление расстояния до Олидики. Того самого, на которое в прошлый раз нам понадобилось всего четыре дня. А что вы хотите, пришлось, помимо раненных тащить на себе еще и все то имущество, что аиотееки везли в своих седельных тюках. А это где-то в районе двух тонн, а может, и больше. И на волокуши не положишь, потому как наше стадо уходило в противоположную сторону. Во-первых, чтобы затоптать след верблюдов, ведущий к месту битвы, а во-вторых, чтобы спрятаться в каких-то горных долинах, опять же, обещанных Мордуем. Потому как в обжитой части Олидики пасти скот было негде, а в степи, возле тракта, — опасно. Со стадом ушли и еще шестеро «пастухов». Итого пятьдесят три человека, из которых двадцать или ранены, или едва излечились от ран, а семеро так и вообще не ходячие, и три десятка баб. И тонны три груза, (включая старое имущество). Со времен своего «водоносного» отрочества я не таскал столько тяжестей!

Глава 22

Поселили нас на самом проходе. В смысле, на Тракте, перед выходом в Степь. Ну да зато харчей отвалили, что, впрочем, пока было не очень актуально, — аиотееки, как всегда, путешествовали не на голодный желудок. Из взятого нами груза, большую половину составляло зерно и сушеное мясо, вроде того, каким торговала со всем миром Вал’аклава, только немного отличающееся по вкусу. — Явно в процессе сушки добавлялись какие-то специи, вот только непонятно, для вкуса или для консервации.

Ну да кулинарные секреты аиотееков не самая большая моя забота на текущий момент. Жилье! Оно, конечно, можно провести остаток зимы и на свежем воздухе, — чай не графья, а нормальные дикари. Однако возиться с сопливыми кашлюнами мне нафиг не сдалось. — Так что в срочном порядке строим хибары. У кого-то получается степняцкий чум, у кого-то хижина прибрежника, а иной безрукий помесь собачьей конуры со скворечником соорудит, влезет в нее и делает вид, что греется. Ну и ладно. Главное не на морозе.

Вру. Главное, это ликбез. Вечером все имеющееся в наличии племя и кандидаты в ирокезы собираются у общего костра и я рассказываю, ознакомляя их с общей концепцией ирокезианства, объясняя непонятные моменты с загробным миром, кровавыми письменами, коллективной маной. Пою баллады про наши подвиги, звоню в кол’окол и объясняю, что означает тотем с общими первопредками и человеком на вершине… Показываю Знамя и Ведомость на зарплату, разучиваю гимн. Удивляю колдовством письменности, записывая со слов любознательных слова и целые выражение шепнутые мне на ухо, а потом Витек, Осакат или даже Гит’евек их читает…

…Короче, что угодно, лишь бы как можно на дольше отсрочить возвращение к собственному семейству… Ага, — тому самому, где теперь две жены, Осакат и прибившиеся к нам на время отсутствия Лга’нхи Ласта с сестрой и племянником!

…Вообще-то известие, что она у меня теперь не единственная, Улоскат встретила довольно спокойно. Чай живем во времена, где количество жен еще не лимитировано и ограничивается лишь здоровьем и способностями самого мужа. В смысле способностями прокормить кучу жен и здоровьем для подобного нелегкого существования. Более того, поначалу увидав, что представляет из себя моя вторая жена, Улоскат преисполнилась чувствами самодовольства и собственного превосходства. Фи, она же худая! Тощая и страшная! То ли дело сама экс-стряпуха производственного цеха Олидики, — ничего что старая, зато женщина в теле… Ягодка опять… целый арбуз среди ягодок.

Но вот когда она углядела Тишкину беременность, тут с нее бравада-то вмиг и слезла. У нас-то с ней за два года жизни так детишек и не случилось. И пофигу, что эти два года я где-то отсутствовал — факт наличия отсутствия подрастающего поколения явно налицо. Так что по всем обычаям и правилам я имел полное право дать Улоскат пинка под зад, объявив, что такую порченую жену мне не надь. Тут это дело решалось довольно просто. Забрал цепь обратно — получи развод и девичью фамилию.

Но у меня, несмотря на некоторые сволочные мыслишки, все же ворочающиеся в голове, на такую подлость рука не поднималась. В конце концов, тетка была абсолютно не виновата, что я такой вот тупой товарищ, не знающий никаких обычаев и потому женящийся на ком попало. Вгонять ее обратно в нищету и ничтожество в мои планы не входило.

Так что Улоскат вроде как прижилась и начала помаленьку-полегоньку предпринимать попытки подмять под себя не слишком смышленую и решительную Тишку. Хорошо хоть Осакат и Ласта были под рукой. Возможно, конечно, женской дружбы и не существует, но вот женская мафия это точно никакой не миф! Эти три бабенки уже провернули вместе немало афер, и во всех разборках две главные бандитки вполне могли положиться на Тишку и на ее влияние на меня. Так что и сейчас они свою подельницу в беде не бросили.

…Но каково находиться посреди всех этих военных действий мне?! Уж лучше в стотысячный раз спеть балладу про «про Ска’гтаху, убийцу тигров» у общественного костра, чем у себя дома слушать сладкое змеиное шипение, переходящее в рев и визг разъяренных кошек при виде положенных не туда сковородок или иголки.

Впрочем, чего уж там напраслину возводить, пользы от первой женушки тоже было немало. Чего-чего, а с хозяйством она управлялась отменно, чай раньше на целую мастерскую обеды готовила! Так что и тут она быстро впряглась в работу, сбросив немалый груз с узеньких плеч беременной Тишки.

Более того, из расспросов я узнал такое, что потом еще долго тряс головой и не мог поверить. Так уж получилось, что в данный момент Мордуй и половина Олидики ела со стола Улоскат, а значит, моего!

А дело было в том самом трофейном зерне, что я послал в Олидику вместе с верблюдом после боя в горах. Консервативные горцы, наплевав на мои ценные рекомендации, быстренько сожрали посланную мной Мордую долю зерна, оценили вкус и благополучно забыли.

А вот Улоскат, до смерти боявшаяся ослушаться инструкций с таким трудом приобретенного мужа, тщательно перебрала зернышки и засадила ими почти весь свой участок… И так уж получилось, что участочек-то ей достался возле русла ручья, который сильно разлился после обильных дождей и залил почти все высаженное поле… Бедолага уж решила, что все, капец и снова пора начинать столоваться у Царя Царей. Но хренушки, зерна проросли и дали абсолютно фантастический урожай, — раза в три превышающий тот, что обычно собирали горцы с одного стандартного поля. И еще одна замечательная фишка. Зерна созрели и начали осыпаться уже к середине лета. Так что моя женушка сумела подсуетиться и засадить поле по новой, а осенью собрать второй урожай за сезон. И хотя для этого, по ее словам, пришлось всю вторую половину лета таскать воду и поливать поле, богатый урожай вполне заменяет лавры стахановца, которые, впрочем, она тоже вполне заслужила.

…Эх, надо бы еще и на счет зерен Эуотоосика расспросить. Зернышки-то явно не простые. Вероятно, те «речные черви», про которых упоминал Асииаак, земледелием уже занимаются не первый век и методом примитивной селекции смогли вывести куда более урожайную культуру.

Жаль только, что сейчас Эуотоосик сидит в плену у Мордуя, поскольку держать его в нашем бардаке, да рядом со степью я побоялся — обязательно сбежит. Опять же, по словам Улоскат, верблюд, которого я послал в дар Мордую, вполне себе прижился при дворце и чувствует себя прекрасно. Так что верблюду Эуотоосика будет с кем побазарить о своей верблюжачьей жизни, перетерев косточки хозяевам, и поглумиться над местными овцекозами… Хотя, конечно, если верить словам Улоскат, верблюда Эуотоосика ждет печальная перспектива издохнуть от зависти. Верблюда номер один усердно кормят, поят и не нагружают никакой работой. Он стал чем-то вроде талисмана и совершенно спокойно шляется по всей столице на манер священной коровы, ни фига не делая, но получая от встречных свою дозу почтения и прикормки. Шоб я так жил!

…Короче, тот год у Олидики был не из самых удачных. Слишком много сил было отдано войне с аиотееками, так что с продовольствием был полный швах. Пришлось даже клянчить «дары» у Улота, и даже, не к ночи будет он помянут, Иратуга. Как вдруг жители Олидики выяснили, что среди них есть настоящая буржуйка и миллионщица, владеющая чуть ли не шестикратными запасами зерна.

Мордуй, ясное дело, обратился с вопросами: «Откуда?» и «Как будем делить?».

Ну откуда, было понятно. Чай зерно для посева прислал не кто-нибудь, а сам Великий Шаман Дебил, слава о котором к осени того года уже гремела над горами. Причем в Иратуге народ срался и бледнел при звуках моего имени, а улотские, даже совсем наоборот, хвалили, правда, сквозь стиснутые зубы и с кислыми рожами.

А вот как делить… Конечно, можно было тупо отобрать. Но Великий Шаман Дебил, во-первых, Мордую родня, а во-вторых, родня Леокая. И не просто родня, а, судя по всему, еще и имеющий с Царем Царей могущественного Улота вполне дружеские и взаимовыгодные партнерские отношения. (Чай величайшее сокровище страны просто так не дарят.)

…Короче, запас зерна был взят взаймы. Но Царь Царей Мордуй мудр, — зерно не тупо сожрали, как в прошлый раз, а посадили на следующий год во всех горных долинах, где были подходящие запасы воды. Причем Улоскат в качестве моего представителя имела право на половину снятого урожая.

…Неудивительно, что Мордуй спрашивал меня, не смогу ли я прокормить ирокезов из собственных запасов. — Если верить Улоскат, «моего» зерна и впрямь бы вполне хватило. Вот ведь еще одна проблема — что делать с внезапно свалившимся на меня богатством?.. И да, — надо срочно сажать баб за переборку того зерна, что мы взяли в аиотееков. Пусть выбирают целые зернышки, которые потом можно будет посадить. Это же просто бесценный стратегический запас.

…Кстати, теперь понятно, почему аиотееки уже могут позволить себе рабство!

Жизнь понемножку налаживалась… Не у всех, — двоих раненных пришлось добить — гангрена.

Ну да зато остальные быстро шли на поправку, и, думаю, через недельку-другую смогут встать в строй. По крайней мере Гит’евек, несмотря на рану, уже начал гонять личный состав на тренировках… Тут, кстати, мои забритые в очередной раз отличились по части строевых упражнений, утерев нос даже матерым ирокезам… Все-таки Асииаак был сержантом от бога, а я, выступив в роли комиссара-политрука, снабдил своих вояк отличной мотивацией, так что занимались они не из-под палки. Хотя палка, а вернее, плеть Ассиаака тоже послужила неплохим стимулом^[24].

Да еще и некоторые фишки, вроде «тянуться во фрунт» и щелканья отсутствующими каблуками. Как и мой бывший оикияоо, строевая душа Гит’евек это оценил и начал активно внедрять, взяв кое-кого из наиболее толковых моих ребят инструкторами.

И тут, ясное дело, как никогда актуально встал вопрос о приеме в племя. Потому как уважающему себя ирокезу с идеально выбритым темечком вроде как даже малость западло слушать инструкции и выполнять приказы какого-то лохматого приблудыша… Но пришлось отложить решение этой проблемы до возвращения Лга’нхи. В конце концов он у нас Вождь, и это он будет водить новоявленных ирокезов в бой или на охоту. Так что пусть это я занесу имена новичков в «Ведомость на зарплату», и пусть Витек с Осакат побреют им бошки (нафиг-нафиг, я уже как-то брил половину племени, — теперь пусть ученики вкалывают), но формально все это должно проходить под руководством и приглядом Вождя!

Но, в общем-то, жилье есть, харчи есть, Гит’евек достаточно здоров, чтобы поддерживать в племени порядок и дисциплину. Пора навестить Крепость-столицу и пристроить Дрис’туна со товарищи на стажировку в мастерские. А вместо себя оставлю Витька, — с перевязками, простудами и новыми ссадинами он уже и без меня вполне может справиться. А вот супружницы я его на время лишу. Осакат забираю с собой, пусть навестит родные края, а заодно потрудится на благо родного племени. (В кои-то веки ее язык послужит на благо мира!)

А что беременная? Так коли уж ее саму это нисколько не смущает и не мешает совершать длительные переходы, то и я внимания обращать не буду. (Скажи я тут кому, что из-за беременности бабе нельзя работать, а нужно соблюдать особый режим, в который входит исполнение ейным мужиком разных прихотей любимой супруги, сами же бабы мне глаза и выцарапают. Нет, не из-за приверженности идеям феминизма, просто это резко снизило бы их конкурентоспособность на рынке жен. А мужики просто решили бы, что это хохма такая, и только посмеялись бы.)

Итак, в путь. Забираю с собой Осакат и Ласту, почему-то пожелавшую примкнуть к нам, нагружаю мальчишек запасами харчей и подарками, даю строгие инструкции женам, и в путь.

Три дня в дороге до Крепости. Два дня в беспробудных пьянках по случаю приезда дорогого гостя, то есть меня!

А ведь реально есть ощущение, что вернулся домой. По крайней мере, друзей-приятелей в Олидике у меня было куда больше, чем в том же Улоте или Вал’аклаве… Не говоря уже об Иратуге.

И к собственному удивлению, — почти всех помню по именам… Ну в смысле тех, с кем работал в мастерских, а уж попутчики по путешествию в Улот, те, почитай, вообще как родня, — столько всего вместе пережито! Тот же Мсой… да даже хотя бы и Ортай, — гад, редиска и болтун. — Но ведь свой же!

Так что два дня пьянки — это, считай, что почти что ничего, — аналог вежливого кивка и не более. А вот подарков взял явно мало. Столько народа в друзьях, и всех надо хоть чем-то одарить.

…По крайней мере, мне сразу натащили кучу иногда полезного, но чаще ненужного барахла. И от шаманско-производственной группировки, и от воинской, и просто от жителей… Отдаривался приходится «спасибками»… написанными, правда, наспех, но собственноручно и на красиво обрезанных клочках шкур, украшенных разными узорами, благо кой-какой запас пурпурных чернил Витек с Осакат догадались притащить с собой.

Вроде бы аналог обычной поздравительной открыточки, продающейся у нас за гроши, но тут они вдруг почему-то стали пользоваться бешенным успехом, куда большим, чем даже бронзовые висюльки или оружие… Нет, конечно, от бронзы никто тоже не отказывался, но «открытки» откровенно клянчили. И немудрено, — после того как вернувшиеся из путешествия в Улот воины и носильщики рассказали о чудесах моей магии, в том числе и нарисованной на камнях и шкурах (свиток с текстом «Кузнечика», что я всучил невольным погонщикам верблюда, хранился на почетном месте во дворце у Мордуя), народ смог реально оценить полезность и практичность подобного рода подарков. Опять же богатства Улоскат ведь не с неба свалились и не сами собой из земли выросли, тут явно чувствовалась рука могучего Шамана! (Может, пора уже и бумажные… в смысле — «шкурные» деньги начать рисовать?).

— Видал, какая хрень?

— Тонкая, однако, работа… Не сразу и сообразишь, как делали! — высказался Миотой.

— Да я уже сообразил. Чай не первый день над ней думаю… Только сдается мне, можно еще лучше сделать.

— Лучше, чем это? — В голосе Ундая прозвучали нотки законного сомнения. — Еще бы, шлем «терминатора», который он вертел в руках, наверняка казался ему верхом мастерства и совершенства. А тут вдруг ему говорят, что можно сделать лучше…

Мы втроем сидели на веранде-мастерской Ундая, попивали какой-то морсик, поднесенный нам преемницей Улоскат на должности поварихи. (Че-то не нравятся мне взглядики, которые она на меня бросает. Небось думает, что я на всех поварихах подряд женюсь.) И обсуждали, чем бы этаким заняться нашей творческой банде шаманов, коли уж в кои-то веки довелось собраться вместе.

Свою шпану я отправил на практические занятия, попросив, однако, мастеров, чисто из любезности ко мне, не нагружать сразу пацанов черной и нудной работой. (А то знаю я, как это бывает, — последнюю охоту к ремеслу моим мальцам отобьют, сбагрив на них те обязанности, которые неохота выполнять самим.) Так что можно было смело замутить что-нибудь этакое… Чай мои протазаны и боевые перчатки очень даже прижились в Олидике и даже пользовались немалым успехом на внешнем рынке вооружения. По крайней мере Улот и Иратуг с радостью выменяли позапрошлой зимой несколько партий новейшего оружия на запасы харчей.

Вот мы и сидели, попивая морсик и споря. Ундай с Миотоем пытались развести меня на творение очередного кол’окола. Благо, эксклюзивный образец, хранящийся в племени ирокезов, произвел на них неизгладимое впечатление. Бронзы и наркогрибов, по их уверениям, у них на такое дело нашлось бы без проблем.

Но у меня были другие задумки, и в качестве заманухи я с видом фокусника достал из мешка и предъявил коллегам по шаманскому цеху трофейный шлем.

В конце концов пора бы уже попробовать сделать нечто подобное. Нам, умным, головы надо беречь. А пока все самое лучшее, что я тут видел в области защиты головы, был натянутый на каркас из толстых веток и обшитый бронзовыми висюльками кожаный колпак-корзинка. Этот колпак неплохо сдерживал удар дубиной и даже отчасти копьем… Мне ли не знать, на моей голове уже два таких развалили в клочья и щепы. А я пока еще жив. Короче, дешево, доступно и в меру надежно.

Но с бронзовым шлемом оуоо-пехотинца это изделие было не сравнить. Даже на фоне шлемов остальных аиотееков он выделялся как мерседес посреди стоянки велосипедов. Ведь даже у всадников оуоо защита головы состояла из тех же веток, кожи и висюлек, разве что иногда еще и укрепленных коронами-диадемами наподобие той, что я забрал у Пивасика. И лишь у тех шестерых пехотинцев имелись подобные шедевры… То ли всаднику особо тяжелый шлем и не был нужен, поскольку до его головы хрен дотянешься. То ли работа копьем сидя на верблюде требовала лучшего обзора. Увы, я попробовал, — в этом глухом шлеме обзор оставлял желать лучшего. Впрочем, дерущемуся в строю пехотинцу, особо башкой вертеть без надобности — главное, видеть врага перед собой.

Но, скорее всего, подобные шлемы были слишком дорогим товаром даже для обычного оуоо. Лишь только гвардейцы Самого Большого Босса могли позволить себе такую роскошь. Да и судя по орнаментам, украшавшим шлем, делали их явно не сами аиотееки и не подвластные им народы. Очень уже специфический узор… А в узорах-то я разбираюсь.

Вот только и эти бронзовые шлемы, на мой взгляд, были еще очень далеки от совершенства. Для начала по форме они напоминали сильнее обычного усеченное ведро с маской… Почему так, не знаю. Может быть, неизвестные мне умельцы еще не научились делать каски-сферы или что-то вроде русского шлема, а может, просто пытались воспроизвести в бронзе какой-то свой головной убор.

Но я-то в своей жизни шлемаков немало повидал… И пусть ни одного в руках не держал, но картинок-то видел достаточно. И придумать что-то более совершенное вполне мог. А вот сделать… — Тут были нужны умения Миотоя и Ундая.

Как обычно, мы сначала долго ругались, обсуждая, как оно надо. Потом я на глазах у изумленной публики слепил болван-голову с максимальными анатомическими подробностями, что явно произвело впечатление на моих коллег. Их такому не обучали. Потом на голове был вылеплен подшлемник — из расчета сантиметра полтора толщины на лбу и сантиметров пять-семь на макушке. Затем набрал шкурок и начал делать раскройку.

Общая суть сводилась к широкому горизонтальному кольцу-ободу, который должен был охватить лоб и затылок. Следующая же полоса бронзы шла вертикально, спереди переходя в наносник, а сзади приклепывалась к ободу. И третья полоса пересекала вторую на макушке и приклепывалась к основному обручу с боков, образуя каркас будущего шлема.

Все это непростое сооружение должно было отливаться единым плоским куском, а потом уже загибаться на болванке и склепываться. Так что в результате получался обод и крест из полос бронзы сверху… В пустое пространство между полосами можно было либо вставлять бронзовые сегменты (только надо было научиться прокатывать листы толщиной не больше миллиметров-двух), а можно было просто натягивать поверх кожаную шапку. Бронзовый каркас принимал на себя основную силу удара, и благодаря хитро, (ну по крайней мере я надеялся, что «хитро») расположенным ребрам жесткости не прогибался вовнутрь..

Отдельно изготавливалась полумаска, которую намертво крепили все теми же заклепками на наносник и верхний обод… Была, конечно,мысль сделать полноценное забрало, но я решил с этим подождать.

Нащечники и защита для шеи тоже отливались отдельно и крепились на подвижные соединения. Такова была общая идея.

Данная схема показалась мне максимально технологичной. На ее основе можно было делать как и относительно дешевые, «простые» шлемы, требующие минимум бронзы, так и эксклюзивные шедевры.

Потом мы опять долго спорили и ругались. Все вносили изменения и поправки, пытаясь максимально извратить мою идею. Так что мне пришлось дать изрядный бой, отстаивая каждую заклепку и изгиб. Орать, размахивать руками, лупить несчастный болван, показывая, в какие именно области обычно приходятся основные удары…

…В общем, хорошо посидели, от всей души, и самое главное, вирус шлемостроительства был запущен, и теперь уверен, коллеги доделали бы шлем даже без моего участия… Надо знать этих изобретателей!

А вечером, — очередная мука, известная всем учителям… Это ведь школьники думают, что педагоги издеваются над ними, давая домашнее задание. Я и сам так думал. А вот теперь точно знаю, что школьники издеваются над учителями, заставляя их проверять свои работы.

Я ведь на собственную голову велел своим ученичкам записывать все, что они делали за день! А то неслухи явно разболтались в мое отсутствие и не слишком налегали на грамоту. (Забыли, сволочи, о страшном проклятье, которое навлекли сами на себя… Ну да я напомнил!)

Так что будет им теперь и дополнительное упражнение по письму, и повторение пройденного за день, а заодно уж тренировка мозгов по части нормальной организации своих речей и мыслей.

…Но какая же это мука — читать десяток глиняных табличек (а где взять столько кожи, не говоря уже про бумагу?), испещренных чудовищными каракулями и малосвязанными предложениями. Причем слова писались по принципу «как слышу, так и пишу, а попутно извращаюсь». А еще ребята толком не понимали, о чем надо вести записи. Так что вместо описания технологических процессов мне подчас приходилось читать перечисление птичек, снизошедших до приземления на забор вокруг мастерской или меню обедов-завтраков.

…Ну да зато, когда в каракулях пацанья я находил нечто полезное, то торжественно записывал это в отдельный свиток «Высокие технологии» с внесением имени добытчика, притащившего столь ценную информацию. — …И мне дополнительные знания будут не лишними, и для пацанья — неописуемый источник гордости.

…К концу недели шпана уловила смысл моего задания и активно включилась в промышленный шпионаж, вынюхивая секреты олидикских мастеров. Очень полезная, на мой взгляд, игра!

Вот только, как всякие малообразованные люди, пацанята не очень понимали суть процессов и иногда несли полную чушь и отсебятину. А еще старались написать как можно меньше, пугаясь длинных слов и предложений… Что подчас делало их писанину вообще абсолютно неудобоваримой, и тогда мне приходилось ставить автора рядом с собой и требовать перевода.

Короче, как обычно наказал сам себя! Но с другой стороны, моя шпана, как ни странно, несмотря на адские муки чистописания, очень довольна. (В кои-то веки реально прикоснулись к настоящей магии!) И всерьез интересуется ремесленной магией и письмом.

Потом мы сделали деревянный болван, срубленный по размерам головы в подшлемнике. На нее аккуратно нанесли разметку и наложили поверх воск, армированный толстыми нитками и кусочками ткани… Естественно, — просто полосками никто не удовлетворился. — На лепку узоров, а главное согласование какие изображения считать «правильными» и достойными подобного изделия ушло куда больше времени, чем на все остальное.

Хотя лично для меня куда более сложным и важным казалась маска, которая будет закрывать лицо примерно до крыльев носа, чтобы ходить на манер робокопа. Хотелось, с одной стороны, создать максимальную защиту, а с другой — все-таки оставить будущего шлемоносца «зрячим». Ведь нам драться приходится не только в строю, но иногда и врассыпную, а то и поодиночке. А значит, надо видеть, что происходит у тебя по бокам. Так что количества шкурок, изведенных для определения идеального размера «очков», хватило бы на написание… ну пусть и не войны и мира, но уж какой-нибудь повестушки точно.

Долго мучился со всеми линиями и пропорциями, пытаясь создать максимальный баланс между красотой и надежностью, прочностью и весом, функциональностью и дешевизной… А как трудно было убедить коллег, что мы делаем не готовое изделие, а лишь пробный образец?! Ребята тут к такому не привыкли и все делали на века.

Наконец я передал плоды своих трудов в профессиональные руки Миотоя и Ундая и решил, что могу слегка расслабиться, а заодно и навестить Эуотоосика, которого я за всеми этими пирушками, рисованием открыток и работой в мастерской так и не удосужился повидать и разговорить. Хренушки.

Глава 23

— Я поговорила с бабами, Дебил… Многие согласились!

Ну еще бы они не согласились!

У меня в племени назревал очередной гендерно-демографический кризис… — В смысле, — двадцать семь новых соплеменников, семеро неженатых ирокезов из бывших ребят Кор’тека, да еще и четверых подростков в этом году можно будет женить… Хотя нет, вру! Из восемнадцати леокаевких работничов шестеро пришли уже с женами. Так что племени ирокезов срочно требуется «всего лишь» тридцать две женушки… Потому как мужики без баб, да еще в окружении семейных, да при отсутствии нормальных стен вокруг спален… Это, знаете ли, весьма взрывоопасно!

А где же брать жен для моих ребят? Купить невест у Мордуя? А сколько бабла на это уйдет? Стоит только пройти слуху, что очень богатенький буратиночка Дебил ищет такую прорву невест, — и цены на них неизбежно взлетят… Я так понял, что все тут думают, будто ирокезы от богатств лопаются.

А значит что? Правильно. Опять задействуем вдовушек! На них и жениться проще, — не надо проводить церемоний «Первой крови», и опыта в семейной жизни побольше, да к тому же многие придут в племя уже со своими детишками… Моим ирокезам меньше трудиться в качестве производителей. Гы-гы! Шутка.

И Леокай по осени, да и сам Мордуй недавно говорили, что потери в Олидике от войны с аиотееками были огромные. А значит, и вдов должно остаться вполне прилично. А кто такая вдова, особенно ежели она молоденькая и без совершеннолетних детей мужского пола? Сплошная обуза для всего царства. Права владеть землей у нее нету… не потому, что жалко, а потому, что считаемся, что не потянет она в одиночку участок земли и все домашнее хозяйство. (Лишний повод оценить трудовой подвиг Улоскат… а я-то ее еще выгнать подумывал.)

Если есть более-менее взрослые дети, так она еще как-то сможет прожить за их счет или снова выйти замуж, если детей вообще нет, хотя при вызванном войной демографическом перекосе найти жениха будет не так-то просто.

Так что скорее всего вдовушке придется идти на поклон к родителям мужа или своей родне… А там лишний рот тоже нафиг никому не сдался, — лишней еды тут, как правило, не бывает. А если невеста еще и выданная в другое царство или в очень дальний род, — так для своих она фактически мертва… Улоскат вот обратно в семью не взяли, когда муж дал ей принудительный развод.

Так и выходит, что ничего, кроме как идти кормиться со стола Царя Царей, вдовушкам не светит. А этот самый стол, — он как бы не резиновый и скатертью самобранкой не накрыт.

Но у этой медали есть и другая сторона, — сами вдовушки люди свободные. Раньше они принадлежали родителям-роду, потом мужу, а по смерти последнего стали абсолютно бесхозными, приходи и бери кто хочет. Государство право собственности на своих граждан оформлять еще не научилось. Так что вдовы могут сами распоряжаться собой, и калыма платить за них никому не надо. Вон как я на Улоскат легко женился!

Итак, есть никому не нужные вдовушки и есть голодные до семейной жизни, крутые и суровые парни с экзотическими гребнями на голове и, по слухам, очень богатым Шаманом. Тут уж, как говорится, сам бог велел их соединить, и пусть живут долго и Щастливо.

Вот только в процессе решения данного вопроса надо постараться исключить Мордуя. Иначе вдовушки в его глазах из ненужной обузы внезапно превратятся в ценность, и за них придется платить как за невест.

Потому что? Правильно. Засылаем Осакат и Ласту к подружкам, и пусть врут с три короба о том, как хорошо быть замужем за ирокезом. Подружки не упустят возможности почесать языками на столь серьезную тему с другими подружками, и так весть о женихах разлетится по всей стране. Создадим ажиотаж, и пусть потенциальные ирокезихи со всей Олидики бегут вприпрыжку к нашей стоянке, а мы уж проведем отбор наиболее достойных кандидаток!

А Мордую потом скажем, что мы не виноватые. Они сами пришли.

— Тебе все равно не уйти и не скрыться, предатель. Мы не прощаем измены. По твоим следам пойдут охотники, — лучшие из лучших, и в какую бы нору в этих горах ты не заполз. — Месть тебя настигнет!

— А эти твои охотники, они случайно не в таких шлемах ходят?

Это был удар. Когда я достал из мешка тот самый шлем и катнул его в сторону Эуотоосика, появилось ощущение, что ему в поддых дали. Прямо посреди взрыва праведного негодования он резко замолк и как-то даже будто бы сдулся.

— У нас таких еще пять штук, — добавил я. — И еще двенадцать с волчьими хвостами, верблюдов скоро приведут сюда, и ты сам сможешь в этом убедиться.

На Эуотоосика стало жалко смотреть. И мне показалось, что расстроился он не столько из-за того, что посланная помощь за ним не придет. — Нет… Кажется мы разрушили какую-то его большую легенду, представление о необычайной крутизне этих самых шлемасто-волчехвостых вояк. Но жалеть его сейчас было нельзя. Так что в качестве контрольного выстрела я добавил: — Мы потеряли четверых.

— Ты лжешь, — рявкнул он на меня, но уже как-то без особой убежденности. — Волки Великого Походного Вождя Сууообчеека отдают свои жизни только в обмен на двенадцать вражеских!

— …Знаешь, — максимально нагло улыбнулся я, глядя ему в лицо. — Когда я жил… в родном поселке… на Великой Окраине, — рядом со мной рос один парнишка. Кру’тышка его звали. Он был самым сильным и ловким среди всех нас, и никто из мальчишек не смел выступить против него… А потом его съел тигр.

Кру’тышка вообразил, что он настолько силен, что никто не сможет с ним справиться, потерял осторожность и поплатился за это. Тигр, — больше, быстрее и сильнее человека, и как бы силен и смел ни был человек, для тигра он лишь добыча!

Вы, аиотееки, пришли сюда из-за моря и вообразили, что раз там, у себя, никто не смеет мериться с вами силой, то и тут все будут вести себя так же. Вы ошиблись. Это у себя там, далеко за морем, вы хищники, а тут вы лишь добыча.

…Те, которые пришли перед вами, могли бы тебя это подтвердить… если бы остались живы. Впрочем, возможно, кто-то из них и спасся, после того как мы их разбили. Вероятно, бедолаги побежали на запад… В лучшем случае они умрут от голода и жажды в тамошних степях, а в худшем — дойдут до Вал’аклавы, которая почти так же могущественна, как и Великая Окраина, и их там сделают рабами.

Эуотоосик надолго задумался. Раны его уже почти зажили. Однако боюсь, что прежней крутизны или хотя бы прямой спины ему не светит. Ходил он, сильно изогнувшись на один бок и будто прихрамывая, хотя в ноги ранен и не был.

Видать вражеское (или лучше сказать «дружеское», «союзническое»?), копье повредило какие-то мышцы спины, и теперь это не позволяет ему даже нормально стоять. Я из-за этого даже чувствовал некоторую неловкость, — ведь пострадал-то он из-за моей подставы. И лихой вояка в результате превратился в жалкого калеку…

— Ты лжешь мне, — наконец подвел Эуотоосик итог своим размышлениям. И на сей раз его голос звучал холодно и спокойно. — Если бы вы и правда были бы так сильны, — тебе не пришлось бы прибегать к подлостям и хитростям! Истинному воину не надо скрываться за ложью. — Его оружие и его верблюд! — Они побеждают за него, а не лживые речи!

— Да уж… — лишь усмехнулся я. — Твой верблюд много наговорил за тебя! Иногда мне кажется, что он тебя поумнее будет, потому что не стал брыкаться и дергаться, а сразу нам покорился!

…А сила оружия… Она лишь для тех, кто не владеет силой ума. Вы эту силу не цените. А напрасно. У нас в Великой Окраине способный побеждать лишь силой своего ума мудрец ценится куда выше махающего дубиной или копьем вояки. Мы выделяем таких людей в отдельную касту и почтительно зовем их «Бот’аниками». Что означает «Познавшие все тайны мира!»

Но я еще не бот’аник. Я только учусь, пытаясь заслужить это высокое звание. Но даже я лишь одной только силой своего ума и магии смог направить всю вашу Орду в голодные и холодные степи. И, может быть, мне это зачтется и я удостоюсь стать кандидатом в бот’аники.

…Ты надеялся, что аиотееки найдут на севере землю обетованную и путь на небо? Они найдут там лишь смерть и путь в загробный мир… Никто не способен выжить в тех краях зимой… А ведь то, что ты видишь и чувствуешь сейчас, это только ее начало. Скоро ударят настоящие морозы и выпадет снег, в котором утонет даже твой верблюд. Аиотеекам нечем будет обогреть себя и раздобыть пищу. И вернуться обратно они тоже не смогут, — не пустят снега.

…А потом, когда весной снег растает и в степи вернется тепло, посланные мной воины пойдут туда и соберут добычу. И вся ваша Орда будет уничтожена лишь силой ума одного человека!.. Так что ты там говорил про свое оружие?

Эуотоосик в ответ лишь промолчал… Сдается мне, он и сам был ботаником и в свое время натерпелся насмешек от разных идиотов, похваляющихся силой мышц и презирающих тех, кто изучает книги (если они у аиотееков есть) или возится с травками или камешками. Так что целая страна, где мозги ценятся куда выше мышц, — это не только его заветная мечта, но и некий огромный страх.

Идти против такой силы для него тоже самое, как для меня вести своих ирокезов против армии, вооруженной огнестрельным оружием… Только я один буду осознавать силу этой армии и этого оружия, понимая беспросветность попытки воевать с ней в открытом бою…

— Так чего ты от меня хочешь? — Эуотоосик наконец поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза. — Мне не кажется, что ты пришел просто для того, чтобы посмеяться надо мной.

— Вот тут ты прав, — довольно кивнул я. Кажется грозный оуоо наконец-то пошел на сотрудничество. — Смеяться над тобой я не стал бы. Потому что мы с тобой очень похожи. Живи ты у нас, — тоже наверняка бы стал бот’аником, потому что ты из тех, кому хочется заглянуть глубже, чем видят твои глаза, и найти истинный смысл очевидного.

И только поэтому ты до сих пор жив. Ибо у нас считается плохой приметой убивать людей, подобных тебе и мне. (После кнута стоит угостить пленника и пряником.) Мы ценим ум даже в наших врагах.

У тебя есть то, что нужно мне, — знания. Если я их добуду и принесу на Совет Бот’аников, это сильно поможет мне войти в их круг. Так что я хочу, чтобы ты поделился со мной тем, что знаешь, и тем, что видел. И тогда я оставлю тебя в живых.

…Ты даже сможешь вернуться к себе домой, если захочешь, конечно. А можешь остаться с нами, — твоя спина не станет помехой для этого. Мы будем ценить в тебе не человека оружия, а человека знания. А среди аиотееков ты, перестав быть воином, сможешь пользоваться тем же уважением, как и прежде?

— И чего ты хочешь узнать? — осторожно спросил Эуотоосик, на лице которого сомнение и надежда попеременно сменяли друг друга. А еще там же гордость боролась с любопытством, а отчаяние цеплялось за соломинки каких-то планов и намерений… Мой оппонент пребывал сейчас в таком нервном возбуждении, что даже не пытался скрыть свои эмоции.

— Расскажи-ка мне сначала о зерне, что вы возите с собой.

— Зерне? — Лицо Эуотоосика вытянулось от удивления. Кажется, мой вопрос даже отчасти оскорбил его. — Спрашивать о такой привычной банальности, как зерно, которым ежедневно набиваешь пузо! И это у него-то, который учился у каких-то там великих жрецов, хранящих сакральные Знания, и входил в воинскую элиту непобедимых аиотееков-оуоо? — Что ты хочешь узнать об этом зерне от меня? Что я могу тебе рассказать?! — Я воин и жрец, а не пахарь какой-нибудь! Или ты думаешь, я похож на речных червей, которые копошатся по колено в грязи, выращивая его?

— Ты уже сказал немало! — преувеличенно довольно заявил я в ответ. — Значит, чтобы вырастить его, нужно много воды… Я так понимаю, это «речные черви», живут в долинах рек и делают как-то так, чтобы вода заливала их поля равномерно… Ты ведь должен был видеть эти сооружения. А еще я думаю, что там где выращивают это зерно…

Тут я описал ему свои представления о жизни Древнего Египта из застрявших в моей голове обрывков школьных знаний и посмотренных фильмов. Главным образом о структуре общества и инженерных сооружениях… И судя по внимательным глазам собеседника, почти все время угадывал правильно.

— …И это я узнал только из одной твоей фразы про «речных червей», копошащихся по колено в грязи! — самодовольно подытожил я, пытаясь сразить собеседника силой своего интеллекта. — Расскажи мне больше, и мои знания увеличатся…

— Эх, что и сказать тебе, Великий Царь Царей Мордуй, которого я почитаю за своего двоюродного дядюшку! (Я так и не понял, в чем там хохма с двоюродными дядями, но почему-то именно они особо почитались у всех местных племен, от горцев до лесовиков. Не зря Осакат отправили на воспитание именно к двоюродному брату ее матери). Я и сам не очень рад, что теперь придется кормить столько голодных ртов, а ведь ты знаешь, что у нас нету ни пашней, ни больших стад, и мы питаемся лишь тем, что добыли на охоте или забрали у врага. (Последнее было тонким намеком.)

Я ведь даже и подумать не мог, когда просил тебя помочь нам с одеждой, что выйдет вот такое. Но ведь вышло. И я думаю, что если мы отнесемся к этому правильно, это пойдет на пользу и твоему, и моему народам.

(… Нет, бабы это реально чистое зло. Знал бы, что будет такая морока, ни за что бы не подписался быть свахой для трех десятков своих вояк… Да и не мои они еще, а приблудные, послать бы их всех на фиг с их бабами и проблемами… Но это я так, ною).

Короче, пару недель назад я проделал хитрейший финт ушами — предложил Мордую взаимовыгодную сделку. — У нас, мол, бабы почти все остались на той стороне Гор, где и пребывают в гостях у моего почти двоюродного дедушки по сестре, Великого Царя Царей Леокая. А мужики все пообносились и ходят в сплошной рванине… Вон посмотри на мою обувку — это же чистый кошмар! (Специально для такого случая надел свои старые тапкопортянки.) А портновское мастерство женщин Олидики славится на все земли мира. Так не отпустишь ли ты своих баб, тех, кому не помешало бы подзаработать, — сшить им одежду и обувь. А уж мы их отблагодарим достойно!

Как раз перед этим мы с шаманами-мастерами продемонстрировали Царю Царей наше пробное изделие… Шлем, на мой взгляд получился не слишком-то удобным. Но Миотоя и Ундая просто распирало от гордости, — такого не то что они, такого в окрестных землях вообще никто не делал!

…Тем больше было их удивление моим «предательством», когда я, отмалчивавшийся при первых просмотрах изделия, обрушился на него с беспощадной критикой в присутствии Царя Царей, их непосредственного заказчика.

Нет, я, конечно, постарался густо подсластить пилюлю, отдав должное мастерству обоих шаманов, их несомненным знаниям и глубокому проникновению в мир духов. (Эти сволочи опять заставили меня пить наркокомпот перед отливкой, дабы умилостивить духов.) Но!

Но изделие пока еще очень и очень далеко от совершенства! В конструкцию надо вносить множество изменений, вплоть до изменения некоторых узоров поверх шлема, ибо любому пообщавшемуся с Духами человеку понятно, что данные узоры не канают, ибо не способны обеспечить весь спектр противомагической защиты. Так что я прошу извинения у своих коллег, ибо узоры это была моя сфера деятельности, а я так налажал.

Короче, виноват, но обещаю исправиться. И даже точно знаю, что именно надо поменять и исправить как в конструкции, так и в магическом оснащении шлема… Потому как один такой шлем наверняка стоит столько, что все население Олидики сможет кормиться с его продажи месяца два. Те же иратугцы, — наверняка лопнут от зависти и захотят себе такие же, стоит только непобедимым воинам Великой Олидики появиться в подобных шлемах на сопредельных территориях! Да и Леокай, как мудрый и понимающий правитель, быстро поймет все выгоды от обладания такими шлемами…

Короче… Мы начинаем шлемный бизнес! Харчи и бронза потекут в Олидику ручьем. Драгоценные камни, дорогой шелк и меха заполонят чертоги Дворца Царя Царей Олидики. Пряности и заморское вино не будет переводиться на столах даже у самых распоследних олидикийских пастухов, потому что мы станем лучшими и самыми богатыми!!!.. А потом Васюки переименовываются в Нью-Москву, а Москва — в Старые Васюки!

Незримые пока еще, бриллианты и золото заблистали по темным углам веранды, на которой мы сидели. Непонятные птицы, напоминающие гусей, что дерзко ковырялись в пыли на площадке перед Дворцом, вдруг обернулись дивными павлинами и принялись петь прекрасные песни, одновременно неся яйца из лучшей бронзы. Запахло изысканными кушаньями, щедро сдобренными дорогущими пряностями, и послышалось негромкое хлопанье открываемых бутылок шаманского.

Под аккомпанемент этого хлопанья почти невидимая из-за сияния бриллиантов и бронзовых яиц просьба о пошиве одежек проскочила почти незамеченной, и разрешение мне выдали даже без попыток обдумать последствия подобного шага.

Ну а дальше события развивались просто и стремительно. Вдовушки, наслышавшиеся от Осакат и ее величественной подруги о богатых и крутых потенциальных женихах, готовых соединить свои судьбы даже с многодетными вдовами, подобно цунами ринулись в наш поселок. Ясное дело, самыми первыми поспели те, что помоложе и пошустрее (естественный отбор называется!), и живо расхватали всех мужей.

…Тут ведь нравы-то еще очень простые, и с этикетами шибко не заморачиваются. — Пока портниха с тебя мерку снимает, ты снимаешь мерку с нее, и коли пришлись друг-другу по нраву, судьбы сшиваются раньше, чем поспевает комплект одежды. Благо, Витьку была написана сопроводительная записка-инструкция, посланная с первой партией невест, о том, чтобы провести некоторые пояснительные беседы с личным составом, тонко намекнув на отсутствие необходимости в калыме и незамысловатость процедуры женитьбы на вдовах.

Дело сварганилось даже быстрее, чем я рассчитывал. Но как только я вообразил, что могу праздновать победу, — пошли проблемы.

Для начала, женихов оказалось существенно больше, чем мужей… В том смысле, что женатые ирокезы не отказались воспользоваться благорасположением оголодавших теток. И человек пять-шесть из них даже решили завести себе по второй жене. (Сам дурак, надо было давать более точные инструкции Витьку. Представляю, что он там наговорил от моего имени.) Вроде все бы ничего, но поматрошенные-и-брошенные попытались учинить скандал, предъявляя претензии почему-то именно мне.

Но это было мелочью, сущим анекдотом по сравнению с остальными проблемами. Ясное дело, почти все бабы оказались уже с дитями. Я это предвидел, но не думал, что их будет так много. Пяток детишек на десяток баб, — как нам досталось после эпических битв на Реке, это еще куда ни шло. Но когда почти каждая из жен притаскивает с собой по два-три ребенка… — их ведь тоже придется кормить!

Но хрен с ними, — прокормим! Самое ужасное, бабы просто так переходить в новую семью-племя не захотели и потащили с собой все имущество, что сумели оторвать от каменных стен или выковырять от земли… Нет, клянусь, одна тетка пыталась какие-то резные столбы из своего прежнего жилища утащить в новый дом, ссылаясь на какое-то особое родство с мастером, их вырезавшим!

И вот тут-то у меня и начались терки с Мордуем, которому родня и соседи предприимчивых вдовушек накляузничали на столь беспардонное поведение. Мордуй вызвал меня на ковер и, демонстративно угостив скисшим пивом, потребовал объяснений, возмещений и контрибуций.

Хренушки! Я заявил, что те, кто увел его баб, вообще не являются истинными ирокезами, а по большей части какие-то приблудные ребята, увязавшиеся за нами. Каждый может в этом убедиться, если взглянет на их прически.

…И кстати, — большая часть из них вообще вроде как подданные Леокая. — Это он их к нам прислал, так что иди-ка ты уважаемый двоюродный дядя Мордуй к троюродному дедушке Леокаю и предъявляй претензии ему… Ссышь? Вот тогда и ко мне не лезь со своим кислым пивом!

После этакого отпора Мордуй велел унести кувшины с кислым пивом, заменив его на более качественное и сменив заодно и тактику, — начал жаловаться на жизнь.

В ответ я тоже начал жаловаться. Потому как это с Мордуя снимается теперь бремя прокормить почти сотню голодных ртов, а на меня-то как раз все эти заботы и перевешиваются… И как мне быть-то, я не знаю, и вообще, не хочет ли он съездить со мной и уговорить баб расстаться с мужьями и вернуться в Олидику лопать жиденькую кашку с его стола?

…Не хочет? Очень жаль. А я-то уже понадеялся на лучшее.

Но, как говорится, во всем надо искать что-то хорошее. Мы ведь теперь — ирокезы и олидикианцы, становимся очень близкой родней! А разве, породнившись со мной и Лга’нхи, Мордуй потерпел какой-либо урон? Или мои протазаны и боевые рукавицы не позволили ему не только выстоять против врага, но и продержаться в голодный год, обменивая их на зерно? А разве не Лга’нхи завалил самого Анаксая, чем обеспечил безопасность тылов для Олидики? Ведь теперь благодаря подвигу Лга’нхи и моему скромному колдовству Иратуг не смеет напасть на ослабленную войной с аиотееками Олидику… А разве наше посольство не обеспечило помощь Улота?.. И разве, в конце-то концов, не кормилась ли Олидика весь прошлый год моим зерном?

…Так разве родство с нами принесло Царю Царей Мордую беды и огорчения или, наоборот, помогло в трудную годину?

…Потому, дорогой и великий Царь Царей Мордуй, не надо заранее вписывать этих женщин и детей в графу «убытки». Тем более что даже обряда смерти над ними никто не проводил, так что они такие же олидикианки, как и ирокезки… Двойное гражданство, так сказать… (Есть такое колдовство.) И те вещи, которые они заберут с собой, — это ведь по сути такая мелочь по сравнению с возможностью обратиться за помощью к могучим ирокезам, неоднократно побеждавшим страшных аиотееков…

Вместе мы — сила… Так что не мешало бы Великому Царю Царей Великой Олидики подкинуть нам немножко овец для прокорма вновь прибывших теток… Уверен, останься они на его коште, до конца зимы каждая слопала бы не меньше четырех. А я готов принять по курсу, три овцы за голову… Совсем оборзел? Ну зачем же так грубо?! Я открыт для переговоров!

Глава 24

Прошла еще одна неделя. Одна из тех потрясающих недель, которые потом еще долго вспоминаешь как чудесное беззаботное время. Вдали от жен, больных, всяческих проблем и ответственности. С утра до вечера торчал в мастерской. А по вечерам беседовал с Эуотоосиком, выведывая из бедолаги страшные аиотеекские тайны. Даже получил от него принципиальное согласие обучить меня аиотеекской узелковой письменности в обмен на мою азбуку. Учитывая, что Эуотоосик не знает ирокезского, а значит, не сможет толком пользоваться моим секретным оружием, я счел этот договор выгодным для себя.

Ундай с Миотоем получили от меня инструкции и помощь в изготовлении более улучшенных и совершенных моделей шлема. Но сам я уже увлекся новой задачей. Проблемы с женитьбами и прочими хозяйственными делами навели меня на полезные мысли, и вместо баловства со шлемами я решил попробовать изобрести колесо. Ну да, его тут в принципе уже изобрели и до меня. Но даже у продвинутых горцев колеса их повозок представляли собой какой-то кошмар. Громадные, сколоченные из цельных досок, — каждое весило столько, что для того, чтобы сдвинуть повозку с места, приходилось запрягать не меньше двух быков.

Впрочем, были и кой-какие положительные моменты. Даже эти грубые и примитивные колеса требовали довольно точной и плотной подгонки одних деталей к другим. А значит, были мастера-шаманы, способные это сделать.

Так что я скооперировался с неким товарищем Боксуем и коллективом его учеников, и мы, усидев с десяток кувшинов пива, решили, что совместный труд пойдет нам на пользу. Пусть даже и то, что я предлагаю, в глазах всякого нормального человека смотрится полным бредом, — это подумать только, — колеса, состоящие сплошь из дырок!

Правда, от меня ввиду неспособности к плотницко-столярным работам требовалось лишь правильно расчертить колесо в натуральную величину, создав чертеж-шаблон, по которому будут проводиться все работы. Что, впрочем, было очень ответственной операцией, потому что точность и размеры всех частей будущего колеса определялись методом прикладывания деталей к шаблону.

Так что я привлек в помощь себе Дрис’туна и других малолетних бандитов, самодельную линейку метра двух длиной, кусок бечевы… той самой (из волос Майкла Джексона), огромный циркуль, способный отчерчивать круги радиусом этак до метра, и все остатки знаний по геометрии, что еще не окончательно выветрились из моего мозга.

Пришлось также немало помучиться, «изобретая» угольник, способный дать прямой угол или угол на 45 градусов, малку^[25], и вспоминая, как рассчитываются углы, что такое хорды, и прикидывая правильные пропорции и толщины спиц. Поскольку мои знания математики и физики, оказались более чем скудны, при расчете толщин и размеров разных деталей пришлось положиться на собственную память и художественный вкус… Я тупо пытался добиться, чтобы мой чертеж хотя бы приблизительно походил на привычные мне изображения колеса…

Вроде бы элементарщина, на первый взгляд, но даже мне пришлось повозиться, прежде чем появился готовый чертеж. Больше всего времени, кстати, заняла сама подготовка площадки для черчения. Мои оболтусы немало поелозили по земле, добиваясь идеально ровной поверхности, а потом еще и возводя над площадкой для чертежа специальный навес, чтобы зимние дожди не превратили чертеж в грязь.

А дальше-то уже было все просто. Центральная точка, от нее круг с отверстием — ступица. Затем двенадцать спиц, — охренительно занудное занятие рассчитывать правильные углы, имея столь примитивные инструменты, как у меня. И бесконечно обходить циркулем окружность, перепроверяя правильность деления окружности на двенадцать частей. Ну и самая сложная часть — обод. Обод должен был набираться из разных плашек, вырезанных по определенному шаблону и собранных в единое колесо. Учитывая, что местные ребята еще даже пилу не знали, вырубать их топориками и чем-то вроде маленьких мотыг, на мой взгляд должно было стать настоящим кошмаром, но Боксой смотрел на все это без особого страха в глазах, — значит, будем думать, справится!

Конечно, пришлось попарить мозги. Но зато остальные шаманы, мои ученики, и даже приглашенный Эуотоосик глядели на всю эту возню безграмотного троешника как на некое колдовство и чудо… Впрочем, мне показалось, что в глазах пленника частенько мелькали искорки понимания, но может, это просто зимнее солнце так отсвечивало… или напекло мне мозги!

…Короче, работы были в самом разгаре, я уже мысленно видел, как эскадры повозок рассекают по степи, везя племя ирокезов от победы к победе с максимальным комфортом, когда наконец пришло известие — вернулся Лга’нхи, в связи с чем меня срочно вызывают на место нашего нового поселка.

Вовремя, работы для Шамана накопилось тут выше крыши!

…Встреча с Лга’нхи прошла в теплой и дружеской атмосфере. Обиды за то что я его «надул», устранив с поля боя, чего я, признаться, сильно опасался, у него на меня не было. Зато рожа сияла от предвкушения новых забав… — Пообщавшись длительное время с верблюдами во время долгого перегона, мой приятель и сам вознамерился стать оуоо… Не в том смысле, что верблюдом, а в том, что верблюжачьим всадником. В связи с чем от меня требовался комплекс магических мероприятий, для полного подчинения этого демона «правильным люди»… А еще, я это предчувствовал, в ближайшем будущем на меня спихнут заботу о ремонте и изготовлении сбруи, а также лечении этих тварей… Вот ведь радости-то привалило!

Пришлось разводить цветную глину и, распевая «Кузнечика», мазать на боку у каждой животины короткую надпись «СВОЙ»… Лучше бы, конечно, клеймо поставить, да неохота было животин тиранить. Так что с этой проблемой я разобрался относительно легко. И мог смело приступать к следующей.

…В поселке было все по-прежнему. Ирокезы развлекались охотой, строевой подготовкой и, конечно, игрой в костяки…

В связи с чем возникла проблема, требующая неотложного внимания шамана: Костяные биты и рюхи кое у кого уже разломались от частых ударов, и их пришлось заменять на деревянные… И тут, естественно, во весь свой рост вставал актуальнейший вопрос всех времен и народов: «А можно?». Будут ли эти контрафактные подделки котироваться на Духовном рынке, добавляя маны своему обладателю, или все швыряние пройдет впустую?

— Да какие проблемы-то? — заявил я, пораженный величием этого философского вопроса. — Находите подходящей кривизны палку, которая, по вашему мнению, будет летать как надо, или изгибаете ее на костре. А потом, убедившись в ее пригодности для игры, режете на ней слово «кость»… Кто безграмотный, пусть идет к Витьку или Осакат, только пожертвование Духам не забудьте захватить, а то Щастья не будет. Так что на пожертвование лучше не скупиться! (Реально задолбали своей простотой. Я тут, понимаешь, промышленные революции устраиваю, а их только деревянные игрушки интересуют.)

Ну и наконец, действительно серьезный вопрос. Прием в ирокезы!

Было два варианта: подождать месяца полтора до праздника Весны и принять кандидатов в племя на нем или сделать это сейчас… В праздник бы, конечно, получилось поторжественнее. Но медлить с церемонией как-то не хотелось, — лишние отличия друг от друга и разные статусы это совсем уж ненужные для нас поводы для ссор и разборок. Так что решено — вступаем сейчас!

Итак, я выпросил трое суток на подготовку. Охотники уходят в уже изрядно опустевшую ввиду нашего тут пребывания степь и волокут оттуда всю возможную добычу. Бабы роют корешки, выгребают остатки припасов, начищают котлы и сковороды.

Я инспектирую «Ведомость на зарплату» и тружусь с кусочками кожи, которые раздобыл еще в Крепости-столице, когда посетил местную обувную фабрику с рабочим визитом. Одна мыслишка зародилась у меня уже давным-давно и, пребывая в литейных мастерских, я не пожалел килограмма-полтора бронзы из наших запасов на благое дело.

И вот наступил торжественный день. Даже пастухи, пасшие стадо где-то в горных долинах, успели прибежать сюда на торжественное собрание… Хотя, конечно, было жаль, что отсутствовал Кор’тек, и те, кто ушел с ним. Зато в качестве наблюдателей на наше торжество прибыл сам Мордуй со свитой. (Ведь ирокезианство в качестве открытого для всех учения пребывание чужих на нашем празднике не только не запрещает, но и даже одобряет.)

Для начала, — все племя и почетные гости, как обычно, сели в круг, и церемония началась с торжественного выхода шамана Дебила. Впереди меня шел Витек, неся на вытянутых руках «Ведомость на зарплату», а позади Осакат… по случайно сложившейся традиции, именно сестренке, несмотря на беременность, пришлось тащить довольно тяжелое Знамя. Но что такое тяжесть по сравнению с возможностью показать себя во всей красе? Прическа была еще более причудливой, несколько дырок на шелковой рубахе задрапированы мехами, бляшки на воинском поясе начищены до блеска, а пришитый к нему скальп, кажется, даже отмыт чем-то вроде шампуня и расчесан! Ну и, естественно, топор, кинжалы… вот только копье пришлось отставить. Но даже без копья сестренка представляла собой весьма загадочную и притягивающую взоры особу. Кажется, даже Мордуй малость припух, увидев, во что мы превратили его дорогую племянницу.

Но некогда обращать внимание на Мордуя. Пора петь гимн! Наши полковые барабанщики отбивают ритм, дудка задает мотив, и вслед за Учениками-запевалами все племя в едином порыве вскакивает на ноги и подхватывает мелодию гимна.

Высокие горы над головой, ярко горящий костер и суровые мускулистые воины, потрясающие оружием и во всю глотку ревущие «Союз нерушимый крутых ирокезов собрал воедино великий Лга’нхи!». Даже я сам, несмотря на некоторую гротескность ситуации, вдруг забыв про свой цинизм, проникся чувствами торжественности и ожидания Чуда! А судя по лицам моих соплеменников, их все это торкнуло без всякого наркокомпота.

Но нельзя сбиваться с ритма. Все опять сели, настало время речей, и Лга’нхи первым взяв слово, — сообщает изумленной публике, насколько мы круты и как станем еще круче, когда к нам присоединятся новые товарищи. Потом поднимаются старшины и авторитетные воины, толкаюшие речи-представления новых кандидатов, причем о каждом по отдельности, а бывало и по нескольку раз… С удивлением узнал много нового и о самих людях, и о тех приключениях (а их было немало), что племя пережило в мое отсутствие. Я тоже встаю в свое время и как бы не от своего лица, а от лица простого воина представляю свою девятку и рассказываю, как они отлично воевали в битве при Ущелье. А потом еще и докладываю о заслугах и достижениях четырех подростков, которые уже вполне доросли до бритья башки, особо отмечая их ударный труд как на берегу возле Улота, так и в мастерских Олидики и успехи в освоении грамоты и счета.

Потом я уже толкаю речи как Шаман, повторяя уже надоевшие всем проповеди о сути Ирокезианства и принципах, на которых мы строим свою жизнь… Мордуй со товарищи внимательно слушают.

Наконец, торжественная часть, тридцать один человек подходит ко мне, называет свое имя, надрезает палец, и я записываю его имя в «Ведомость на зарплату». Правда, на прежнюю шкуру столько имен уже не помещается, и приходится начинать новую, предварительно объяснив, что с мистической точки зрения эта та же самая шкура и свиток, вмещающий имена ирокезов, там, в мире, куда ушли все наши предки, бесконечен и неразрывен. Доказательством чему служат цифры «1» и «2» на первом и втором куске шкуры. (Для местных это очень важно.)

Я записываю имена, а Ученики и Старшины (я решил, что им тоже можно доверить это почетное дело), бреют свежеиспеченным ирокезам головы… Не у всех есть фест-китцы (только у меня), или кинжалы, по качеству близкие к нему. Да и парикмахерские навыки пребывают в зачаточном состоянии. Так что почти для всех вступивших в племя эта процедура становится довольно кровавой и болезненной. Но никто не жалуется. Скорее наоборот, — тут все знают, что любое стоящее дело требует изрядных жертв, и даже гордятся текущей из порезов кровью. (Приходится срочно отправлять учеников за примочками и мазями.)

Наконец все имена записаны, а головы побриты. Но торжественная часть еще не кончилась, хотя все уже и начали пировать. Увы, мне сегодня будет не до пиров, моим ученикам тоже. Вот только разве что Осакат я сделал поблажку, отпустив ее командовать бабами. Что она немедленно отметила еще одним крестиком в списке моих прегрешений.

А Витек уже довольно бойко читает «Ведомость на зарплату», начиная с самого начала, а я достаю из мешка новое чудо… — погоны называются!

Сначала хотел сделать ордена и медали. Но как только подумал, сколько на это уйдет бронзы, сразу оставил эту идею. Итак, погон представлял из себя полоску кожи длинной сантиметров двадцать. В самом начале было написано имя, а дальше располагались значки размерами примерно в сантиметр. Маленький топор означал участие в битве. Гарпун — в охоте на коровок. Просто за большие успехи и достижения в охоте давалось копье. Пока еще никому непонятное тут тележное колесо, — за какую-то особую доблесть при переходах или перегонах скота. (Например Лга’нхи со товарищи за перегон верблюдов). Весло — морские переходы, а скрещенные серп и молот — успехи на производстве. (Ими одарили тех восемнадцать, что ударно повкалывали на переработке коровок.) И, наконец, главное и самое желанное — шестопер, ясное дело означавший особый подвиг и заслугу перед племенем.

…Перед торжествами я поделился этой идеей с Вождем и Старшинам, впрочем, не открывая всех тайн, и меня завалили сведениями о каждом члене племени и его подвигах и заслугах… Блин! Они ведь реально все это помнят! Так что мы довольно долго сидели и подсчитывали подвиги… свои и чужие, а я заносил это на отдельную шкуру.

Так что теперь Витек читал список, а я дарил выходящему на зов ирокезу знак его доблести и заслуг перед племенем. Стараясь на память перечислить те заслуги, что заслужили отметки топора и шестопера.

…Значки я постарался сделать крохотными и тонкими и отливал их в открытых формах по десятку зараз. Так что из того куска бронзы, что я взял из наших запасов, да еще и добавив кое что из подаренного мне барахла, — получилась весьма изрядная кучка наград. Но хватило ее едва-едва, и то в основном за счет строгости к награждаемым.

Наконец празднество кончилось. Я, голодный и осипший, еле доплелся до своей лежанки и рухнул на шкуры. Нелегкое это дело — быть шаманом!

Глава 25

Утром все отсыпались… Аж, наверное, часиков до семи-восьми утра. В том смысле, что не вскочили с первыми лучами солнца, как тут принято, а позволили себе поваляться подольше.

А и чего, спрашивается, не поваляться, если брюхо набито на пару дней вперед и можно не беспокоиться о хлебе насущном… Пусть об этом шаман беспокоится.

Вот потому-то, пока все дрыхнут, шаман, чтобы не беспокоить жен своим ворочаньем и кряхтением, с утра пораньше торчит у костра и мыслит! Потому что вчерашнее обжорство наводит, знаете ли, на разные мысли.

…Главная проблема ирокезов в том, что запас эксклюзивного семенного фонда у нас довольно приличный, а вот с хлебопашцами беда! Чуть больше трети всех ирокезов — это степняки, которых пахать землю не заставишь… Ну в смысле, — заставить, конечно, можно, но толку все равно не будет, — усилия, потраченные на принудительное окультуривание народных масс, как правило, себя не окупают… Зато они прекрасные животноводы, в отличие от прибрежников.

С прибрежниками все обстоит малость проще и сложнее одновременно. Кое-какие растения у себя на огородах и полях они выращивали. Носмысл их жизни — это море! И без него они чувствуют себя ущербными.

Да и менталитет охотника и рыболова очень сильно отличается от менталитета крестьянина. Первые привыкли получать и съедать свою пищу немедленно, в то время как вторые готовы трудиться по полгода ради получения урожая и съедать выращенное, растягивая удовольствие на целый год.

А уж убедить моих подопечных строить плотины, рыть каналы и прочая-прочая-прочая может только угроза настоящего голода либо физическое принуждение. А так, к чему возиться в земле, если можно просто пойти в степь или выйти в море и добыть себе еду, причем таким способом, за который спустя тысячи лет люди будут отдавать бешеные бабки?

…Сказать им, что это было ценное указание Духов? Повозятся пару месяцев, а потом пошлют на фиг и Духов, и того идиота, который транслирует подобные дебильные указания.

Такой тяжкий упорный труд, не разгибая спины и до кровавых мозолей, приемлем для тех, кто из-за недостатка пространства и большого количества населения вынужден обрабатывать каждый клочок земли. А когда тебя кормит степь без конца и края или безбрежный океан… и неплохо кормит, надо сказать, — идея вкалывать от рассвета до заката, не разгибая спины, кажется не столь уж привлекательной. И как тут быть?

…Да уж, — думы наши думы, думы окаянные… За что ни возьмешься, все упирается в менталитет и обычаи. Луки-дротики нельзя… Ремесленничество развивать не хотим. Землю пахать нам в лом. И как прикажете в такой обстановке прогрессорствовать?

— О чем думаешь? — Я даже вздрогнул, настолько тихо подошел Лга’нхи.

— Как жить дальше… — горько вздохнул я, — чем народ кормить.

— Да. — Лицо приятеля сразу потеряло довольное выражение морды. — Народу много, а скота совсем мало. Однако надо племя делить, потому как одно стадо столько народа не прокормит… А делить нельзя — придут аиотееки и всех побьют по отдельности!

…Я вот тут думаю, — а верблюдов этих доить можно? — Ну, как больших братьев?

— А фиг его знает? — Мне такой вопрос даже в голову не приходил. Но, кажется, я что-то про верблюжачье молоко слышал… или это было про кобылиное? — Наверное, можно, — на всякий случай сказал я и поспешил уточнить. — А верблюдихи-то у нас есть?

— Нет, — горестно вздохнул знатный животновод Лга’нхи. — Эти, которые оуоо, только на самцах ездят. — …Но самки у этих верблюдов тоже есть! — Поспешно добавил он, словно бы я тут пытался доказывать, что верблюжьи демоны размножаются делением. Я видел! Они на них грузы возят, и просто в стадах ходят.

— Ну раз ходят, значит не просто так. — Овцебыков доят, овцекоз тоже доят, — чего бы и верблюдов не доить?.. А ты никак намылился идти у аиотееков верблюжих отбивать? — внезапно заподозрил я неладное.

— Ну-у-у, — задумчиво протянул Лга’нхи, старательно рассматривая какой-то невзрачный кустик справа от себя. — Аиотееки они вечно ходят туда-сюда… Может опять придут, тут то мы их и…

Да уж, прав я был, когда втирал Эуотоосику о том, что аиотееки тут всего лишь добыча. Не в тот райончик зашли пацанчики. Вот уже передо мной сидит гоп-стопщик, желающий потрясти их карманы, на предмет наличия там верблюдов женского пола. И судя по задумчивому взгляду, у него это серьезно.

— А я вот про зерно думаю! — попробовал я сбить Лга’нхи с гопнических мыслей. — Надо бы нам зерно сажать, которое у аиотееков отбили.

— Ну надо так надо… — Последовал ответ в стиле: «Тебе надо ты и сажай». — Как и в случае с ремеслом, все соглашались, что «надо», но никто не хотел этим заниматься лично.

— Ты ведь пойми, — попытался я вразумить приятеля. — Улоскат, баба моя, она ведь этого зерна вырастила в три раза больше, чем местные горцы своего собирают. Если мы все растить его начнем, так ведь про голод вообще забудем. Напрочь!

— Да мы и так вроде не голодаем…

— Потому что взятое у аиотееков зерно жрем.

— Вот… и я о том же — надо идти аиотееков бить. Тогда и верблюдиц возьмем у них, и зерно это твое. И вообще, — они богатые, у них много чего взять можно… А ты знаешь, эти верблюды, они ведь по нескольку дней могут не есть, и им хоть бы что… И даже не пить! Представляешь?

— Да знаю я про твоих верблюдов… Они потому и с горбом, что там у них жир отлагается, за счет которого они и живут, когда больше жрать нечего… Я тебе про зерно толкую.

— А если знал, то чего раньше-то не сказал? А я то переживал, что им есть нечего, когда по горам этим шли… Что за место-то такое? То ли дело степь!

— Да толку с твоих верблюдов? Я тебе толкую, что одна баба за лето столько зерна собрала, что шесть мужиков целый год кормить можно, а ты мне все про верблюдов!

— Ну так и отдай свое зерно бабам, — пусть они этим и занимаются. А то у нас стадо маленькое, а баб много им толком и заняться-то нечем…

…Нет, ни фига не получается диалога… Хотя мысль о том, чтобы свалить на баб работу… в этом что-то есть! — У нас ведь теперь горянок довольно много, а они к работе на земле привычные. Да и детишки их небось с детства на огородиках-пашенках своих родителей вкалывали… А если учитывать, что отдали мы их приблудным от Леокая, а там почитай все прибрежники, тоже имеющие некоторое представление о землепашестве, то получается…

Хрень, однако, получается полная. Лга’нхи-оуоо и крестьяне-оикия — вот что у нас получается. А еще можно набеги на соседей устраивать и их заставлять для себя хлеб растить, и лить бронзу.

Нет, я, конечно, понимаю, что все попытки строительства царствия небесного на земле, как правило, заканчивались построением ада. Но как-то, пожалуй, рано нам еще разделяться на классовое общество. В племени еще и сотни мужиков не наберется, и если набирать всех новичков сразу в класс быдла, — хренушки кто к нам пойдет. Но что тогда с зерном-то делать? Вот уж воистину, — свалившееся внезапно богатство ни в игольное ушко не пропускает, ни спать спокойно не дает.

Ладно. Пока мыслил, лагерь уже окончательно проснулся, а поскольку строевые упражнения сегодня были отменены, да и на охоту идти не надо было, все начали изображать из себя сибаритов, усаживаясь в кружки по интересам и болтая друг с другом, пока бабы разогревают остатки вчерашнего пиршества, да разносят чашки с отварами. И зная этих оболтусов, уверен, что просидеть так они могут до самого вечера.

Надо бы воспользоваться моментом и пойти поговорить с народом, узнать, так сказать, про их насущные нужды и потребности, попробовать протолкнуть идею передового землепашества. Но откровенно говоря, и самому было лень.

Я было взял себя в руки и уже начал подниматься, как нечто мохнатое и чрезмерно активное начало тыкаться в меня своими мокрыми холодными носами… — Понятно, — проснулась и пришла Тишка!.. Я не в том смысле, что у Тишки два мокрых и холодных носа. Просто щенки уже изрядно подросли и полностью признали хозяйкой именно ее, став словно бы неотъемлемой частью моей второй (или все-таки первой?) жены, тем самым окончательно похоронив мои мечты попробовать себя в роли крутого дрессировщика.

…Да уж, тот еще из меня дрессировщик. Я в последнее время и Тишке-то особо время выделить не успеваю, а уж про собак вспоминаю, только когда они начинают в меня вот-так вот носами тыкаться. А ведь псинки-то уже преизрядных размеров выросли, с хорошую овчарку, а может, и больше. В телах еще очень много щенячьего, но когда пойдут расти вширь да матереть, — те еще монстрики будут. Таким уже по жопам не напинаешь за непослушание, — могут и ногу отгрызть.

— Они тебя слушаются? — спросил я у Тишки, беря ее за руку, усаживая рядом с собой и слегка приобнимая за талию.

…Почти два года уже вместе живем, а она все еще стесняется подобных проявлений ласки и заботы. Тут ведь с бабами-то особо не церемонятся, и публичные уси-пуси и обнимашки считаются чем-то странным, чуть ли не проявлением мужской слабости… Но пошли вы все на фиг, я шаман, мне можно. А доказательство моей мужской состоятельности сейчас сидит в животе у моей женщины… Кстати, если я что-то понимаю в жизни и календаре, где-то по весне, а значит, совсем уже скоро, он или она это нынешнее место дислокации покинет, а у меня наверняка резко прибавится забот. Потому как я ведь наверняка не смогу по местной методике представить всю заботу о ребенке ему самому и его матери.

— А чего не слушаться-то? — удивилась Тишка. — Слушаются! Мне раньше Ласта подсказывала, как с ними обращаться, а теперь я и сама знаю.

— Ну да, Ласта, то ведь из лесовичек, а там у них как раз таких собак и растят… А чего они умеют?

— Охотятся хорошо, сторожат… — Раньше они с Дрис’туном и мальчишками за кроликами охотились, пока ты молодых в Горы не послал. Теперь скучают, но тоже всякую живность ловят и приносят… Ты ведь и сам часто их добычу ешь! А на них корма совсем тратить не надо, они только тем, что добыли, питаются. — Тишка говорила таким тоном, словно бы боялась, что я собираюсь прибить ее любимых щенков и съесть. И приводила аргументы в доказательство их полезности… Ну что за репутация у меня такая, спрашивается, если даже собственная жена таким не пойми кем считает?

— Надо бы их с Лга’нхи на охоту отпустить как-нибудь, — успокоил я ее. — И им радость за большой добычей побегать, и охотникам польза… Они ведь и по следу должны хорошо ходить, и добычу на охотников загонять, их только натаскивать надо… Знать бы еще только, как это делается…

Оказалось, что Тишка со слов Ласты все это уже и так знает и потому начала подробно объяснять мне основы первобытной кинологии. Разумеется, и Улоскат не могла остаться в стороне от наших посиделок и вскоре тоже присоединилась к нашему кружку, демонстративно сшивая какие-то куски ткани, пока молодая, нерадивая, хотя и беременная жена сидит без дела, нагло и демонстративно прижавшись тощим бочком к их общему мужу! А там уж и Осакат с Витьком появились, потом подошел Лга’нхи с Ластой, Гит’евек, другие Старшины, и жены быстренько слиняли в отдельный кружок, чтобы не мешать важным государственным мужам решать свои важные мужские вопросы. Пошли споры, обсуждения и выяснения отношений… Короче, как обычно, тихой семейной идиллии не получилось, а вместо нее состоялся очередной совет.

Витьку пришлось изрядно потрудиться. Да и мне не удалось остаться в стороне. Даже Осакат пришлось привлечь к кое-каким работам, правда, в основном на «шаманской кухне». Потому как она все-таки носит гордое звание ученика шамана и обидится, если я оставлю ее в стороне. Правда, сестренке я доверил лишь общее руководство, варку наркокомпота и пригляд за клиентами, потому как все еще пребывал под воздействием странного (по мнению местных) заблуждения, что заставлять ворочать булыжники беременную женщину это нехорошо.

А все-таки жаль, что постоянно тусующихся вокруг нас мальчишек, на которых мы в последнее время сваливали кучу своей грязной работы в обмен на обучение чтению и письму, пришлось оставить в мастерских Мордуя. Из-за этого-то мне и моему ученику пришлось таки замарать ручки грязной работой.

Но так или иначе, а двадцать четыре булыжника размером примерно так с овцебычью голову были аккуратно выстроены в довольно-таки приличных размеров круг, — между каждым камнем-вехой была дистанция, наверное, метра два.

Потом пришлось между соседних камней ровно посредине выкопать ямку. А выкопать ямку, вмещающую в себя полный доспех, включая шлемы, пусть и не слишком глубокую, — это та еще работенка, по сравнению с которой нарисовать на каждом камне злобно щерящийся смайлик было сущей ерундой.

Но за полдня управились, хотя впредь я зарекся придумывать столь сложные обряды… или хотя бы лучше продумывать всю процедуру. А то в моих мыслях все получалось как-то проще и менее трудозатратно. Ну да, зато, глядя на нас пришедшие для прохождения обряда ирокезы могли воочию убедиться, какое это непростое дело — колдовство.

Теперь малость отдышаться, выпив отвар травок… Наркоты в напиток все-таки пришлось добавить. Тут как бы без этого некуда. Публика не поймет подобной профанации священной процедуры. Но хоть постарался ограничиться минимальной концентрацией, потому что процедура предстоит довольно сложная и очень ответственная. Тут и на трезвую голову элементарно запутаться, а уж с дурной башкой и подавно.

Глядя на меня, все остальные отобранные вояки начали подходить к котлу и брать из рук Осакат очередную чарку пойла из «волшебных травок», крови жертвенного оленя и грибов.

…А теперь дискотека! Как главный шаман-затейник, запеваю песню и начинаю плясать, двигаясь по кругу. За мной пристраивается Лга’нхи, Гит’евек и остальные вояки. Строго по старшинству и степени заслуг. Тут такой хоровод, — дело вполне обычное, так что мне выступать в роли хореографа и режиссера без надобности.

Мы выплясываем по кругу что-то воинственное, потрясая оружием и выкрикивая грозные боевые кличи… Вот только с репертуаром что-то пошло не так. Из-за шума в башке под действием наркокомпота вместо «Вихри враждебные» или «Варяга», как я собирался раньше, из глотки у меня вылетает «Шумел камыш…». Хорошо хоть слов на русском я практически не помню и потому вставляю в лакуны что-то на ирокезском. А поскольку мозги соображают как-то туманно и размыто, остается лишь надеяться, что мои вставки идут на тему войны и несусветной крутизны ирокезов, а не про то, что «… помята молодость моя».

На какое-то мгновение выпадаю из круга… Может, споткнулся, а может, чего-то вспомнил-сообразил. Кажется, все-таки перебрал с дурью. Чего дальше-то делать?.. Ага. Витек с Осакат, которых я оставил трезвыми для подстраховки и контроля моих действий, тычут мне в руки овцу… А мы ее по горлышку — чик! Эк оно брызнуло. Теперь тащим до камней и окропляем каменный круг. И пусть кровушки на весь круг не хватило — кто это заметит. — Мои ребята по-прежнему в воинственном экстазе выплясывают вокруг костра, ничего не замечая. А вот теперь самое главное и чтобы ничего не перепутать.

Возвращаюсь и отдаю команду. Звучат горн-дудка и барабан, — команда к построению. Не сразу отойдя от экстаза, но тем не менее что-то еще соображая (возможно спинным мозгом), ирокезы строятся в отрепетированные раньше шеренги.

Проверить по списку… доверяю Витьку, кажется, он кого-то передвинул из ряда в ряд, а кого-то поменял местами. Кивает головой. Первая команда правофланговым, а значит, ведущим, в которой выступаю я, пошла. Доходим до камней, кто-то уже заранее выкопал ямки… это же был я! Снимаем с себя доспехи и зарываем в землю, предварительно капнув на них своей кровью. Обходим каменный круг… теперь только бы не перепутать и остановиться у нужного камня. Вот. Этот с двумя белыми полосами. Бью копьем в центр смайлика. Враг повержен! Но блин, надо бы поосторожнее, а то ведь так и наконечник сломать недолго.

Но враг убит, и можно забирать добычу. Фигасе! Закапывал свой разодранный в клочья шлемак и вполне нормальный панцирь Асиаака. А тут меня ждет глухой шлем аиотеека! Свезло так свезло!.. Впрочем, особо губы раскатывать не стоит. Это не надолго. Так что увожу это команду назад и веду новых. Теперь ориентир — камень с одной полоской. Закопали, обошли кругом с остановкой у двухполосочного камня, откопали… И так еще три раза. Надеюсь, все получилось, как задумывалось, и я не зря столько времени мучился, составляя списки.

…Собственно распределением имущества занимались Лга’нхи со старшинами. Я только сидел рядом, записывал и делал вид, что очень умный. В отличие от своих соплеменников, я так и не научился запоминать все заслуги и степени старшинства, и даже нововведенные погоны тут мало помогают, потому как голова у моих соплеменников думает совершенно иначе. Так что объяснить, почему за одно и то же деяние два вояки получают разные награды, я не способен.

Зато я способен (правда, с огромным трудом) правильно распределить имущество в «случайном» порядке. Идея проста. Круг. Человек закапывает свое оружие справа от «своего» камня, а откапывает слева уже чужое. А в промежутке «убивает» злобно щерящийся с камня смайлик. Теперь это его законная добыча. А поскольку прежний хозяин брызнул на оружие своей кровью, то тот, кому достался его панцирь, вроде как становится его младшим братом.

Кажется просто? Хренушки. Комплект одного воина, иногда расходился разным людям — панцирь одному, шлем другому. Да еще трофейные доспехи, которые вроде как никому пока еще не принадлежали, — новоявленным ирокезам пришлось просто держать в руках, не надевая на себя. И опять же надо было ничего не перепутать.

Так что мне пришлось решить подлинную головоломку с тем, как расставить людей, в какой очередности подходить к камням, и еще разработать систему, по которой Витек с Осакат смогли бы контролировать данный процесс! Хорошо хоть количеством подходов я был не ограничен. И мог гонять своих вояк хоть всю ночь, пока каждый предмет не найдет своего хозяина. Пришлось исчеркать десятки квадратных метров глины и составить несколько списков и схем построения. Заставить Витька с Осакат выучить их наизусть, в том числе и то, кто в какой заход какое вооружение должен был брать… И продолжать надеяться на удачу.

Но одно хорошо. Если я и сам толком с трудом мог разобраться со всеми этими схемами, мои ирокезы вообще запутались в них с самого начала. Некоторые из них сходили всего один раз, а кое-кому (мне в том числе) пришлось бегать все пять!

Но зато после этого уже никто не сомневался, что в этот вечер была реализована исключительно Воля Духов, а не какой-то там произвол администрации.

В результате я остался при своем старом панцире (он меня вполне устраивал, не с моей хилой анатомией таскать на себе сплошную бронзовую чешую) и в старом шлеме Гит’евека.

Зато в самом конце из мешка я достал Чудо! Настоящее чудо — шлем собственной работы. Каска с маской, опускающейся до крыльев носа, нащечниками, а главное — ирокезом! Пришлось заказать охотникам добыть дикую лошадь, отрезать у нее хвост и гриву и, соорудив этакую швабру, пристроить ее на маковку шлема. Росту в Лга’нхи в этом шлеме было уже, наверное, метра под два с половиной, а может, даже ближе к трем. И выражение бронзовой физиономии стало запредельно грозным.

…Одно плохо — не было зеркал, и бедолага не мог толком насладиться своей непревзойденной красотой. Впрочем, завистливые взгляды соратников как-то компенсировали эту беду. А я не преминул воспользоваться случаем и пообещать, что когда-нибудь, пусть и не очень скоро, подобными шлемами обзаведутся все… Особенно те, кто будет помогать работать в мастерских!

Потом я на радостях вместе со всеми еще принял компотика в ознаменование удачного колдовства. Потом еще сутки общался с Духами, которые в основном говорили мне, какой же я прохвост и что они со мной сделают, когда я полностью попаду в их руки. Светлых перспектив почему-то не обещали, хотя в целом настроены были скорее добродушно…

Пришел в себя только на вторые сутки. Как обычно после грибного компота, — меня то знобило, то бросало в жар, и не оставляло ощущение, что я где-то в чем-то очень сильно налажал.

Ну да эта паранойя, после грибной гадости, дело привычное. Да и если даже я действительно, находясь под кайфом, очень уж сильно набедокурил или опозорился, — это все лишь работает на мою репутацию! Потому как от шамана, глубоко проникшего в мир духов, и так все ждут лишь чудачеств и странных поступков.

Короче, об удачливости проведенного обряда следует судить не по собственным ощущениям, а по отзывам очевидцев. Так что пойдем говорить с массами.

…Массы оказались мной вполне довольны. — Обряд был признан странным и загадочным, а это как раз то, что ищет всякая обратившаяся к экстрасенсам душа. А еще, Гит’евек сообщил, что ему пришлось перетасовать состав оикия, чтобы новые «братья по доспехам» могли прикрывать друг дружку в бою.

Вот и славненько. Поскольку доспехи ветеранов по большей части перешли к новичкам, все это, по моей задумке, должно способствовать сплочению ирокезов. Потому как священность и важность родственных уз тут еще никто не отменял. И пусть ребятки радуются своему новому вооружению. Я буду радоваться именно этому результату.

И какой вывод из всего этого мы можем сделать? Правильно!

Племя объединено. Никаких серьезных болезней и ран, которые требовали бы моей заботы, не наблюдается… И еще нескоро начнет наблюдаться, — потому как я заметил, что после каждого моего «крупногабаритного» колдовства посетители предпочитают не отвлекать столь важного человека, своими мелкими заботами и обходятся своими силами. Так что даже несмотря на немалый прирост племени по части баб и детей, несколько дней спокойствия мне гарантированны.

Так что можно, пользуясь моментом, взяться за решение давно наболевших вопросов. Пункт первый. Кодекс Ирокеза! Или Конституция, ежели кому так больше нравится!

Давненько ее обсуждали со Старшинами и ветеранами, даже заметок по этому поводу набралась целая куча, и поскольку ничего нового на этих обсуждениях я уже не слышал, пора взяться за дело и оформить все в единый Закон! Как раз на празднике Весны, который состоится месяца через полтора, его и представлю широкой публике. Ведь ребята уже привыкли получать от меня в эти дни какие-то подарки.

Пункт второй. Возобновить регулярные занятия с желающими обучиться грамоте. А то Витек с Осакат в мое отсутствие вроде как возились с молодняком. Но большинство тех, кто постарше, на занятия откровенно забили. Ходили только Гит’евек, Лга’нхи и еще парочка подростков. Надо, однако, подавать пример, да и попробовать найти неофитов среди новичков, тем более что детишек разных возрастов прибавилось хорошо за четыре десятка.

…А еще давненько хотел записать основные баллады ирокезов. Штук пять, собственного сочинения, у меня уже записаны. Но тут уже почитай у каждого вояки сложена одна-две баллады о собственных подвигах. Да и такие хиты, как «Про Ска’гтаху, убийцу тигров», в разных вариациях есть практически у всех племен… Кстати, стоит задуматься, а не реальный ли персонаж в них отражен?

…В общем, идея в том, чтоб у тех, кто все же грамоту освоит, было чего почитать. А то ведь без постоянной практики все вколоченные в головы знания забудутся через месяц!

Ну и, наконец, не мешало бы навестить Крепость и поглядеть, как там обстоят дела с колесами и моими подмастерьями. Да и с новыми подростками стоит разобраться. Ведь кто-то из них может быть сыном ремесленника или просто иметь склонности к ремеслу.

В общем, дел у меня много, но это приятные тихие хлопоты, без жутких проблем аиотееков, военных походов и кровавых битв. Тихая кабинетная работа — услада ума и сердца. Неспешные беседы с мудрецами в мастерских, доверчивые детские мордашки, что, затаив дыхание, слушают мои враки, вечера у костра Совета, в переливании из пустого в порожнее. Тихое семейное счастье…

Ага. Утром меня вежливо разбудили и сообщили радостную весть: «Твой аиотеек убил Мнау’гхо, украл верблюда и сбежал!»

А ближе к обеду прибежал гонец от Мордуя. «Радостное известие! Невиданная честь оказана Царю Царей Мордую и тебе! Сам Царь Царей Улота, Великий Леокай, изволил посетить нашу страну с дружеским визитом и категорически настаивает на личной встрече с неким шаманом Дебилом».

Глава 26

Да уж, что называется, хотел как лучше, а получилось как всегда. — Специально притащил с собой Эуотоосика к нам в селение, чтобы данный бесценный источники информации был всегда под рукой. Да и, откровенно говоря, питая надежду, что у нас он будет сохраннее. — Мол, — неизвестно уследят ли эти горцы за столь крутым парнем как уже почти выздоровевший аиотеек-оуоо, а уж наши-то точно… как оказалось, не уследили.

А ведь я же предупреждал, чтобы были бдительны и не спускали с пленника глаз! Связывать или приковывать к скале, конечно, не говорил, потому как человек, будучи связанным на протяжении достаточно длительного времени скорее всего просто помрет, а если даже и нет, — то особо дружелюбным его это точно не сделает. А я, признаться, сильно рассчитывал вытянуть из пленника как можно больше знаний… Эуотоосик хранил в своей голове еще много полезной информации как о жизни самих аиотееков, так и чисто прикладного значения. Я, например, частенько разговаривал с ним о медицине и знаниях аиотееков в области той же металлургии (он ведь как-то упоминал, что знает про железо) или сельском хозяйстве. А еще о структуре аиотеекского общества, религии, их взаимоотношениях с соседями, учился узелковому письму… Лга’нхи повадился расспрашивать о верблюдах, особенностях их содержания и методах верблюжьей войны. И даже Гит’евек время от времени подходил к нашему пленнику и интересовался методами управления оикия в бою.

Эуотоосик обычно отвечал довольно охотно. И, насколько я мог судить, правдиво. Хотя, конечно, мои знания в области верблюдоводства или доисторической войны были не столь полны, как бы мне хотелось. Но…

Короче, все мы как-то привыкли, что среди нас живет настоящий аиотеек, утратили бдительность, и вот он результат — пленник исчез, оставив нам бездыханное тело охранявшего его ротозея…

Впрочем, Мнау’гхо практически не виноват. Бедолаге очередной раз не подфартило и выпала очередь охранять пленника сразу после проведения обряда. А значит, у него, как и у всех, в башке должно было быть мутно от грибного компота и разных впечатлений. Вот, видать, Эуотоосик и не стал упускать удобного момента.

…Пошел глянуть на место преступления. Хотя чего там смотреть? Возле микрочума, в котором мы поселили пленника, лицом вниз лежало бездыханное тело дурашлепа Мнау’гхо. Затылок был сплошным кровавым месивом, уже почти запекшимся, лишь крохотная струйка крови стекала на камни. — Все ясно. — Чум стоял в своеобразном тупичке-овраге, сбежать из которого можно было только через вход… ну если, конечно, не обладаешь навыками и оборудованием альпиниста. Охрана стояла на выходе из этого тупичка, чтобы не слишком-то досаждать пленнику… Я так распорядился в надежде, что Эуотоосик оценит хорошее к нему отношение.

Он и оценил, — подобрался к охраннику и долбанул булыжником по затылку, забрал оружие… очень даже неплохого качества, и был таков… И случилось это не меньше чем сутки, а может быть, уже и двое назад. Весь лагерь тогда изображал из себя дурдом. Вояки упились наркокомпота, а бабы, воспользовавшись невменяемым состоянием мужей, наверное, чудили как-нибудь на свой бабский лад. Так что беглецу не составило труда пройти через поселок, стащить верблюда и удрать.

…Кстати, верблюда то он взял всего одного. Конкретно своего. Других не тронул. Интересно, это такая щепетильность истинного оуоо или какой-то хитрый расчет? Ведь даже если он думал, что остальные верблюды будут его сдерживать, мог бы просто прирезать остальных… Хотя нет. Для аиотеека это невозможно. Так что у нас все еще имеется двенадцать трофейных верблюдов и еще тот, что я подарил Мордую.

Ну все, надо пойти спросить у Лга’нхи, чего там высмотрели наши следопыты… Хотя стоп! Струйка крови не может вытекать из тела, убитого больше суток назад. Значит, либо грохнули Мнау’гхо совсем недавно, либо он еще жив.

Подбежал к телу. «Покойный» оказался еще вполне теплым, а клинок фест-кийца, который я поднес к его рту, за неимением зеркала, быстро запотел.

Рявкнул на стоящих вокруг ирокезов, и, перекатив тело на принесенную шкуру, мы потащили его к моему костру.

— …Ну, чего узнали? — спросил я у подошедшего Лга’нхи, утопая взглядом в заветном медицинском сундучке Эуотоосика… Честно сказать, я даже не знал, что лечить, не говоря уже о том, что «чем», и смутно надеялся что вид медицинских инструментом мне это подскажет.

— Ушел в степь, — коротко ответил мне Лга’нхи. — Сразу отсюда поехал на север и на запад.

— Ну да. — Думаю, переедет ту гряду холмов и поскачет за своими прямо на север, — задумчиво сказал я, остановив свой взгляд на единственной штуке, которая относилась конкретно к лечению головы… Вот только воспользоваться мне было как-то боязно.

— А как думаешь, сможем перехватить? У нас ведь тоже тут куча верблюдов, сядем на них и…

— Верблюд шибко долго быстро бежать не сможет, — ответил мне главный, среди ирокезов, эксперт по верблюдам. — Человек… степняк, (поправился он). — Может бежать долго и быстро. Мы его и так догоним! Да он же ведь еще и косой на один бок.

— А вдруг он притворялся? — внезапно пришла мне в голову мысль. — Делал вид, что толком ходить не может, а сам уже и вылечился давно?

— Неужто он тебя обмануть бы смог? — Безграничное сомнение в подобной возможности, конечно, очень мне льстило, но тем не менее отметать подобный вариант лишь из собственной дури не стоило, — это могло бы стоить жизни кому-то из моих соплеменников.

— Он ведь тоже шаман, — коротко и самокритично ответил я нашему Вождю. — Может и обмануть!

…М-да. А ведь похоже, придется воспользоваться этой хренью для трепанации. Там ведь по любому череп проломлен, и когда я обследовал рану, чувствовалось, как двигаются осколки. Да и Эуотоосик вроде еще раньше, когда я был у аиотееков, упоминал, что бывает полезно просверлить дырку в голове в подобных случаях…

— Чего? — переспросил Лга’нхи, услышав мое бормотание.

— Говорю, — Мнау’гхо лечить надо. — Сложное колдовство это будет, даже и не знаю, получится ли у меня?

— Мнау’гхо пленника упустил! — в голосе нашего Вождя послышались нотки, не предвещающие для бедолаги Мнау’гхо ничего хорошего.

— Он не виноват, — постарался я защитить бедолагу от начальственного гнева… Не то чтобы я на него и сам не злился, — просто жалко стало парня. Вечно ему достаются все тумаки и шишки. Ну да, — дурак! Так ведь это вроде не преступление.

…Эуотоосик — шаман, он воспользовался тем, что моя сила ослабла во время обряда, и околдовал Мнау’гхо, — с важным видом сказал я. — Так что его ругать не за что… Ты лучше скажи, как этого поганца ловить будем?

…А сам тем временем бросил в кипящий котелок скальпели, иголки, фрезу и крышечку из медицинского набора Эуоотосика и начал аккуратно стирать кровь с затылка раненого и смазывать место предстоящей операции раствором с запахом йода, что нашел в аптечных запасах беглого коллеги. Хорошо хоть, что Мнау’гхо перед обрядом дележа добычи и братания тщательно побрил голову, так что хоть с волосами разбираться не пришлось.

…Если бы я еще знал, что делаю! — Хотя в принципе коллега мне и рассказывал, как это делается, но одно дело слушать инструкции и совсем другое — делать самому.

…Вроде бы сейчас кровь должна заполнить черепную коробку больного и типа создать сильное давление на мозг. А если просверлить дырку, то это позволит крови слиться и перестать давить на мозг, при условии что у пациента вообще есть мозги… Возможно, это, конечно, и полный бред, выплывший из обрывков эпизодов просмотренных медицинских сериалов. Но ведь и Эуотоосик клятвенно уверял меня, что это помогает… Иногда.

В этот момент подошли другие старшины, и пока Лга’нхи сообщал им о текущем положении дел, я подрезал кусок скальпа с раны, и Витек, подцепив его клещами, оттащил в сторону.

Старейшины начали прикидывать, как бы лучше изловить беглеца, а я, приладив фрезу, представлявшую из себя что-то вроде неглубокой чаши с зубчиками по ободку, насаженное на некое подобие дрели, начал одной рукой давить на набалдашник на противоположном конце, а другой двигать своеобразный смычок, приводящий весь этот ужас в движение. Хорошо хоть пациент был без сознания, и не пришлось приматывать его к операционному столу… которого у меня, кстати, не было… А я ведь блин, предлагал Эуотоосику идею нормального коловорота и даже схему рисовал. А догадаться сделать такую несложную фигню не догадался. Все со шлемами игрался, дурень!

…Когда раздался звук фрезы не столько режущей, сколько скоблящей череп, все переговорщики замолкли, и даже бесстрашный Лга’нхи малость сбледнул с лица. Я его понимаю — самому охота упасть в обморок, да шаманский долг не позволяет.

…Ну вроде все, пропилил. Теперь аккуратно вытащить обломки кости из под фрезы и повернуть больного набок… Ага, кровь пошла из дырки, будем надеяться, что так и надо. Теперь прилаживаем золотую пластинку (не ржавеет!), закрываем лоскутом кожи, зашиваем, замазываем обеззораживающе-заживляющими мазями, заматываем… Вроде дело сделано. Даже со лба Осакат, которая лишь подавала инструменты, градом стекает пот, у Витька дрожат руки, а я так вообще чувствую себя полностью вымотанным.

— …Так чего вы там решили-то? — спрашиваю у Лга’нхи.

— Двумя группами пойдем. Одна прямо по следу, а другая наперехват.

Я лишь согласно кивнул головой. Предлагать себя в состав одной из групп я не стал. Старенький я уже, чтобы по степям бегать. Да и ноги коротковаты от рождения.

У меня еще хватило сил, малость отдышавшись, провести вдохновляющий обряд для уходящих в погоню воинов. Пропел им «Земля в иллюминаторе», дарующее всевидение словно бы глазами орла, летящего над степью, и «Погоня-погоня-погоня» из «Приключений неуловимых» для бодрости ног. Потом мысленно помахал вслед платочком и пошел поваляться, — все-таки эта чертова медицина выпивает из нас, профанов и дилетантов, слишком много сил.

…Но не успел я даже толком заснуть, прибежал гонец от Мордуя, и по сравнению с новостью, что он принес, побег Эуотоосика был сущей детской проказой. К нам едет Леокай! Как Леокай? Почему Леокай?! Почему Леокай обязательно к нам, и так измученным побегами и операциями? Право, так нечестно!

Хорошо, что хоть успел придавить взглядом к месту, на котором они сидели, горе-любовничков! — А то у них уже чувствовался порыв бежать куда-то подальше отсюда… То-то бы удивился Эуотоосик, увидев, как его верблюда обгоняют двое этих прощелыг и чешут в сторону бредущей на север Орды аиотееков!

— И где сейчас пребывает Великий Царь Царей Могущественного Улота, мой дорогой друг и наставник Леокай? — как бы невзначай спросил я у гонца.

— Четыре дня назад он вошел в наши земли со стороны Иратуга, — радостно поведал мне этот непонятно чему радующийся придурок. — Сейчас, должно быть, уже в пяти-шести днях от Крепости. — Он особо упомянул, что хочет видеть тебя, шаман Дебил, и свою внучку Осакат с ее новым мужем.

— Хм… — чуть не поперхнулся я. — А откуда он вообще знает, что мы тут?

— Так ведь… — даже будто бы удивился гонец. — Тогда еще, перед тем как вы пошли на битву с верблюжатаниками, Мордуй послал радостное известие о вашем прибытии в Улот. Потому как от Леокая еще по осени гонец был, который сказал, что Царь Царей Леокай очень огорчен вашей пропажей и шибко печалится о судьбе своей внучки и ее родственников!

— …А много ли людей взял с собой в это путешествие Великий Царь Царей Леокай? — опять начал я осторожно выспрашивать подробности. — А то вот даже и не знаю, сколько подарков надо готовить для дорогих гостей!

— Да вроде немного, — слегка опешил от такой предусмотрительности мой собеседник. — Полный человек людей, наверное, взял с собой Царь Царей Леокай. — Потому как брать меньше не подобает его царскому достоинству!

…Так ведь и сказал, гад, — «не подобает его царскому достоинству!». Как будет «двадцать», он не знает, а «не подобает его царскому достоинству» — это всегда пожалуйста… Если бы математика развивалась такими же темпами, как и искусство лизоблюдства, калькуляторы пришлось бы изобретать еще динозаврам!

Ну и что тут прикажете делать? Нет, конечно, можно и сбежать. Вот только тогда о козырянии родством и дружбой с Царем Царей могущественного Улота можно будет смело забыть. А ведь что там ни говори, а девяносто процентов политических и экономических ништяков, что достались мне и ирокезам за последнее время, удалось стрясти именно с этого ништякового дерева.

Тогда надо умасливать дедулю. И чем? Правнучком его особо не умаслишь. Судя по тому, что я видел в его Дворце, у него этих правнучков уже на полную оикия хватит.

Да, правнучки и родственные чувства для Леокая еще далеко не аргумент, если не снабжены довеском в виде политической выгоды. Вот-вот, именно это самой «политической выгодой» и надо давить на психику могущественного Царя Царей!

…Мы отвели угрозу очередного нашествия аиотееков от его земель. А потом еще и побили их! Ура! Ура! Ура???

А победили ли? Вот сейчас вернется Эуотоосик с армией отморозков, да еще и дико озлобленных потерей своих волчехвостых и бронзоволиких, и будет у нас «победа» в дисциплине «за лучшее подражание дохлой рыбке».

Шлемак подарить? — Выгоды от их изготовления и реализации дед оценит. Но, боюсь, не настолько высоко, чтобы простить предательство.

Верблюды? Знания? Зерно?.. А вот, пожалуй, в зерне что-то есть. Главное, поярче расписать перспективы его выращивания. А учитывая, что Столица Улота стоит на озере, картинка вообще вырисовывается весьма радужная.

Да и знания, думаю, будут не лишними. Короче, надо хорошенько покумекать, чем умасливать дедка, иначе он нам дырки в бошках без всяких медицинских приспособлений просверлит — одним только взглядом!

Мнау’гхо очнулся на следующий день после операции. Единственное светлое пятно за последние дни.

Впрочем, если кому удар по затылку здоровенной каменюкой и не смог бы нанести существенного вреда, — так это ему. Истинный сын каменного века, мозги у него, похоже, тоже были сделаны из того же материала. Думают такие, конечно, тяжело и со скрипом, — зато практично, немарко и удароустойчиво.

Хотя, конечно, говорить о полном выздоровлении больного было пока еще очень рано. Даже несмотря на возвращение сознания, любые робко-оптимистичные прогнозы не могли не быть преждевременны. Умерших в полном сознании в моей практике было достаточно и с куда менее опасными ранениями. Все-таки здоровенная дырка в голове в век, когда умирают даже от занозы в пальце, это более чем серьезно. Так что я проверял больного раз по пять-шесть в день, надеясь развеять надеждами на его выздоровление свои унылые предчувствия.

Да уж, все эти дни в ожидании визита Леокая тянулись как липкая паутина страха и неуверенности. — Каким будет настроение Леокая? Какие планы у доброго дедушки на своих непутевых внучков? Прибьет он нас сразу, или сначала заставит помучиться. Вопросов хватало.

Чтобы не трястись от страха и окончательно не впасть в грех уныния, начал спешно готовить подарки, которые могли бы умаслить Царя Царей Улота.

А что такого можно подарить столь крупному государственному деятелю, чтобы заставить его сменить гнев на милость? Дарить побрякушки и бирюльки, — это несерьезно. Чувствую, что даже короны от других царств товарищ Леокай готов получать только крупнооптовыми партиями, а уж какие-нибудь бубенчики или блестяшки для него не более чем сырье или капитал, а уж никак не украшения или показатель престижа. Сам он, как я успел заметить, особой страстью к роскоши не отличался, умея поддерживать свой авторитет какими-то другими способами.

Впрочем, в прошлый раз ему понравились наши котлы… Может, подарить котел? Не, нельзя. Во-первых, они у нас после долгих путешествий и пиров слегка закопчены и частично помяты-поцарапаны. — Дарить такое — давать повод обидеться. А во-вторых (и в самых главных), такой подарок будет признаком вины и беспомощности. Дескать, готовы последние штаны с себя снять, только бы задобрить строгого дедушку.

Простить он нас, может, и простит, но вот отношение сильно изменит. Если сейчас, мы пусть и формально, но равноценные партнеры, отдав котлы, станем подчиненными.

…Так что же я могу ему этакого предложить, что не только растопит сердце сурового правителя и статистика, но и добавит ему уважения к нам? Увы, особых капиталов и крупнооптовых партий корон от соседских царств у меня не имеется. А в таком случае остается только задействовать ресурс, хорошо идущий лишь у умников и дураков, — идеи!

…Подбрось грандиозную идею среднестатистическому человеку, — он ее, скорее всего, обдумает, похвалит-поругает, но воплощать в жизнь не станет. — Хлопотно это.

А вот дурак ухватится. Потому что не представляет всех трудностей воплощения идеи в жизнь. Оттого-то и сама идея, и ресурсы, выделенные на ее осуществление, скорее всего, утекут из рук дурака, как песок сквозь пальцы.

А вот умный, очень умный и энергичный, да еще и обличенный Властью, — вот как раз такой как Леокай, — он идею сможет и оценить, и воплотить в жизнь. Так что бирюльки оставляем побоку и срочно начинаем думать масштабно.

Итак, зерно. Просто предложить зерно Леокаю мало. — Думаю, он уже и так знает и про это зерно, и про богатые урожаи, с этого зерна собираемые. Из того, что я понял, — Леокай внимательно присматривает за событиями, происходящими в соседних царствах. И внезапный отказ Олидики «есть со стола Царя Царей Улота» вряд ли остался без внимания.

Так что рисуем схемы каналов, плотин, шлюзов, системы прудов, сохраняющих дождевую воду, и даже черпальных колес. Ведь помнится, когда мы путешествовали по Улоту, рек и ручьев там вполне хватало. Конечно, подробного объяснения не напишешь, — грамоте я пока из улотских никого не обучил, зато картинки получились красочные, в крайнем случае, сойдет за амулет, повышающий урожайность.

А заодно накидаю-ка я что-то вроде бизнес-плана, насчет того, чтобы завести животноводческие фермы, навоз с которых можно будет доставлять на поля в качестве удобрения, а животину подкармливать соломой от выращенного зерна. А еще рыбу можно будет разводить в каналах и прудах! Сплошные прибыли, Леокай должен оценить.

Красиво оформил разрисованные шкуры и повелел Улоскат сшить их на манер альбома. А что еще?

Хм, альбом своими размерами напоминает географический атлас. Эврика! Подарить Леокаю короны соседних царств мне, возможно, и слабо, но вот хорошую карту всех известных мне земель это я, пожалуй, осилю. Помню, как сам Царь Царей Улота знакомил меня с местной политической географией с помощью стопки лепешек и разлитого по столу пива! А теперь с понтом дела, — красивыми чернилами, да с добавлением растертой глины и минералов, что я надыбал в мастерских металлургов, когда посещал Крепость. От Вал’аклавы до той реки, на берегах которой родился Витек, пространство, наверное, в тысячи полторы, а может, и две километров. Ну и примерно нарисовал море и соседний континент, острова, про которые говорил Эуотоосик. И ту реку, на которой «земляные черви» научились выращивать свое зерно. Будет повод похвастаться своими знаниями про жизнь и быт аиотееков.

Врать, конечно, эта карта будет нещадно, но какая карта, скажите мне на милость, не врет? Говорят, всовременные, сделанные на основе снимков из космоса карты даже специально вносят искажения и ошибки. Картографы, конечно, оправдывают это всякой там безопасностью и необходимостью скрыть государственные секреты, но каждому нормальному человеку ясно, что они просто соблюдают традиции — врать!

…Что еще? Составить календарь?.. Ну про триста шестьдесят пять и високосные года я помню. Это, конечно, при условии, что местный мир живет по тому же графику, что и привычная мне Земля. Столько лет тут живу, а вот поинтересоваться такой подробностью как-то все в голову не приходила.

…А как там вообще календари-то составляли? Кажется, на основе астрономических наблюдений. Ага, что-то вроде Стоунхенджа фигачили, и солнце раз в год должно было правильный луч между двумя камнями запустить. Подождать что ли годик с календарем и проверить свои знания на натуре? Это с моей-то взбалмошной жизнью? Да я не знаю, где сам буду через неделю, — где уж что-то планировать на год вперед!

…Кстати, Ортай вроде в астрологии сечет и какие-то предсказания на основе движения звезд делает. Правда, в математике он совсем ни бум-бум, но если хорошенько разговорить, то, наверное, хотя бы длину каждого месяца можно узнать. А там умножаем на двенадцать… Хотя ведь тоже не все так просто. Февраль-то у нас двадцать восемь дней, а каждый четвертый — двадцать девять. Но все равно, что-то да можно вызнать.

А пока просто расчерчу и нарисую, и побольше картинок красивых… И месяца надо назвать как-нибудь попонятнее, — Кузнечик, на праздник весны. Пахатель, Сажатель, Боронитель… Нет, полная хрень. Ни фига я не ориентируюсь в местном сельхозграфике. Так что, — «Улоска-а-ат, Тишка!!! Идите сюда!»

Что еще? О, Ирокезова Правда, Она же Конституция, она же Кодекс Дебила! Сколько времени все думал, что «надо бы заняться», а как только припекло, то ударно, всего за пару дней свел все заметки в единый список. Вернется Лга’нхи, утвердим на Всеплеменном Совете. А пока просто поднесу список Царю Царей Улота с тонким намеком — у нас есть, а у вас нету! Он просто обязан своим государственным умом заценить выгоду и пользу от такого документа!

Вот только прочитать он опять же ни хрена не сможет… А оно и к лучшему, объясню на словах — главное заинтересовать, а там, может быть, он меня убивать и передумает, пока его людей грамоте не обучу. Очень хороший вариант, на мой взгляд, — сулит определенные перспективы… дожить до следующего года!

А потом вернулся Лга’нхи… Почти одновременно с гонцом от Мордуя, известившего о недоумении Царя Царей Олидики тем, что шаман Дебил до сих пор не торопится прибыть на встречу в верхах.

Увы, Отмазка про убежавшего пленника и насущную необходимость в моем личном руководстве его поисками больше не канала, потому что пленник прибыл вместе с отрядом Лга’нхи.

— Вижу, вы его поймали, — радостно приветствовал я Лга’нхи со товарищи, намеренно игнорируя взглядом пленника. — Судя по разбитой физиономии, связанным руками и еле волочащимся ногам, ему уже примерно объяснили, в чем именно он был не прав и как огорчило нас его поведение.

— Поймали, — довольно подтвердил Лга’нхи. — У верблюда ноги длинные, а у нас выносливые!

Рожа его так просто и светилась самодовольством и чувством собственной крутизны. Ладно, имеет право! Так что надо еще и подыграть, послушать рассказ об их приключениях, поохать-поахать в нужных местах, порадоваться удаче… Тем более что и впрямь интересно.

Все племя быстренько собралось вкруг, вытащили наши «парадные» котлы, наварили каши, нажарили мяса, раскупорили последние запасы пива. Накормили героев и затаив дыхание выслушали историю очередной победы ирокезов над чужим шаманом… И в процессе этого повествования, наполненного громкими возгласами и почти театрально-хореографическими вставками, дабы лучше донести до зрителя величие собственного подвига, я вдруг, к собственному удивлению, узнал и о собственном грандиозном вкладе в победу.

…Интересно даже, Лга’нхи, правда, в это верит или просто пытался прикрыть мой авторитет, наверняка пошатнувшийся из-за побега? Так это он зря, — благодаря операции над Мнау’гхо, проведенной буквально на глазах изумленной публики, — со мной и так все говорят, чуть ли не шепотом, и отводят глаза… Верно, боятся, что я и им в башках дырки насверлю. Видно, думают, что это большая радость!

Короче, дело было так. Эуотоосик перехитрил самого себя. Вместо того чтобы с ходу ломануть как можно быстрее на север, он зачем-то поехал на юг, да еще и попытался путать следы. Вот на этой путанице он и попался. Заложил здоровенную петлю, двигаясь вдоль речек и ручьев, пытаясь, где только можно, скрывать свои следы водой.

Естественно, Лга’нхи, двигаясь по такому следу, раскинул своих ребят широким строем по как можно более широкому пространству.

Тут опять отличился глазастый парень Тов’хай, обнаруживший знакомый след, который, будучи намного более свежим, чем те, что вели на север, двигался прямо в обратном направлении. Так Эуотоосик потерял примерно пару дней, ирокезы плотно сели ему на хвост, выследили на ночной стоянке и легко взяли почти без боя. Беглец был настолько уставшим и измученным, что проснулся только после того, как его потыкали копьем… Видать, наивно надеялся на «охранные функции» своего верблюда. Только вот эта скотиняка, продала своего хозяина за горсть зерна и морковку… Ну да, вру, конечно. Просто проведшая среди ирокезов почти два месяца животина не сочла подползших пластунов врагами и спокойно приняла пищу из их рук. Короче, не повезло Эуотоосику. Особенно когда он решил полезть в драку. Вряд ли надеялся победить, — думаю, хотел просто красиво умереть в бою. Не вышло. Я попросил, по возможности взять пленника живым. Да и у Лга’нхи, видать, тоже были на него определенные планы. Так что вместо красивой битвы, вышел банальный мордобой — грубый и унизительный.

…Ну а главную заслугу всего поиска — обнаружение свежего следа — приписали мне… Тов’хай, конечно, парень глазастый и смышленый, но еще молодой, так что кабы Великий Шаман Дебил не спел «Земля в иллюминаторе», дарующую ушедшим в поиск воинам дальнозоркость и обзор летящего над землей орла, — хрен бы он чего углядел!

В общем, после того как я вскрыл черепушку Мнау’гхо и вытряс оттуда злых духов, — мой рейтинг подскочил, как ошпаренная кошка, а теперь еще оказалось, что подскочила эта кошка в корзину взлетающего воздушного шара, и теперь парит в небесах, гадя из-под облаков в тапки всего оставшегося внизу человечества.

Глава 27

Ладно, сколько ни откладывай под благовидными предлогами, а чему быть, того не миновать. Так что берем с собой Лга’нхи, (куда же без Великого Вождя с Волшебным мечом?), учеников (они меня во все это втянули, им и отвечать) и полную оикия, состоящую по преимуществу из ветеранов и «моих» ирокезов… Она у нас тут самая боевая и тренированная, так что в случае чего… сможет выступить с показательными выступлениями по строевой подготовке.

…Увы, но драться с Леокаем нам никак нельзя. Подраться, поссориться, и удрать — это не проблема. Степь огромная, море безбрежное, леса дремучие. — Где-нибудь да найдем свой уголок.

…Мы как раз подошли к горе-крепости и начали долгое и нудное восхождение наверх, километра два-три, учитывая все петли, что закладывает тропинка, и все время под углом градусов в сорок пять… Такую цитадель не то что на верблюде, на танке хрен захватишь. Да и убегать из нее…

Дело было ранним утром, поскольку на ночь глядя мы на гору не полезли и заночевали внизу. И черт побери, оно того стоило. Стоило встать ранним утром, залезть на высокую гору и полюбоваться открывшимся перед тобой пейзажем. Благо, идеально прозрачный горный воздух прекрасно позволял разглядеть и заполненные серовато-белым туманом долины, и древние суровые вершины, что вытягивались из облаков этого утреннего тумана и тянулись к облакам небесным… которые разгорающаяся на востоке чудесная заря подкрашивала многочисленными оттенками розового цвета.

Обалденно красиво, но у меня почему-то возникли ассоциации с утром перед казнью. Не надышишься и не насмотришься.

…Ведь самая большая беда, что просто удрать от злого дедушки — это не проблема. Проблема лишиться всех ресурсов, что Леокай и Улот могут нам предоставить, лишиться связей и авторитета…

Леокай за нас, и как минимум три-четыре горных царства готовы с нами сотрудничать. Он говорит слово, и прибрежные племена с радостью идут нам навстречу. На одной только торговой экспедиции от его имени мы обогатились так, как иное степное племя не обогащается за жизнь десятков поколений. Ну да, конечно, тут и без наших военных и экономических талантов не обошлось. Но где бы мы были, если бы Леокай не решил задействовать нас в этом предприятии? — Пасли бы коров где-нибудь в степях или ловили рыбку?

Леокай тут самый-самый Большой Босс! И этот «самый-самый» — наша крыша. А расстраивать крышу нельзя. Ему даже не надо будет начинать с нами войну, достаточно просто перекрыть краник ништякопровода имени своей дружбы, и ирокезы лишаются как минимум трех четвертей своего потенциала. А все встречные-поперечные руководящие работники получают повод лишний раз задуматься о том, стоит ли связываться с теми, кто не угоден Царю Царей Могущественного Улота, и нанимать этих странных ирокезов!

…Значит, будем дружить любой ценой! Ползать на пузе, лебезить, смеяться глупым шуткам, восхищаться многочисленными леокаевыми талантами, и даже присудим ему почетное первое место на конкурсе Мисс Вселенная, ежели такой тут состоится.

Так что натягиваем на физиономии щастливые улыбки, каемся либо валим все свои прегрешения на Духов.

Впрочем, едва мы зашли в Крепость, фальшивые улыбки быстро сползли с наших физиономий взамен осветившись улыбками абсолютно искренними. — Старый пират и пройдоха Кор’тек поджидал нас прямо у того самого места, где горный серпантин переходил в относительную ровность плато. Наверняка «столичные жители» нас давно уже заметили, — подъем-то занял изрядно времени, и он заявился встретить нас первым… сидя на камушке, весь такой многозначительный и довольный собой. Еще бы, — борода расчесана и умаслена, одежды из дорогих тканей и увешаны блестяшками и хохоряшками, оружие сияет лучшей бронзой, а ирокез украшен бусинками и перышками. Вот уж действительно образец для плаката «Вступи в ирокезы и будешь толстым!». Или типичный портрет местного придворного.

— …А уж как я счастлив видеть тебя целым и невредимым, дружище Кор’тек, — радостно ответил я на его приветствие, после того как по его плечам отхлопали все полторы дюжины нашего воинства. — Полагаю, ты прибыл в свите Царя Царей Улота… И как настроение этого достойнейшего человека?

— Царь Царей Леокай искренне радовался, когда дошли известия о том, что ты и его внучка живы! — вполголоса сообщил мне Кор’тек, который, видать, пообтесавшись на дворцовых паркетах, сразу смекнул, к чему я задал этот вопрос. И добавил, непроизвольно косясь на парочку столь же варварски-изысканно разодетых мужиков, изволивших наблюдать за воссоединением ирокезов со стороны. — Он конечно, сильно гневался на пропажу своей внучки… но думаю, то, что ты рассказал перед своим отплытием о двигающейся угрозе, смирило его гнев и внесло в сердце Великого Правителя тревогу. А когда на побережье стали появляться беглецы с запада, приносящие известия о приходе новой волны врагов, его гнев на внучку и тебя затмили куда более важные заботы.

…Почти всю зиму воины Улота учились биться в строю. Леокай многое сумел поменять в своем войске и научил наконец своих задавак воевать так, словно от этого зависят жизни их родных… На то, что говорят ему его десятники и сотники, он почти не обращал внимания, зато частенько спрашивал советы у меня. А я не жалел своих знаний для хорошего человека. И не потому, что получал от него богатые дары, а просто кто же еще может научить горских биться как ирокезы лучше самого ирокеза?

…Однако молодца Кор’тек. Обычно всякой придворной шушере свойственна некоторая приниженность, когда разговор касается монаршей особы. А этот продолжает оставаться самодовольной ирокезской рожей и, не стыдясь, превозносит свои заслуги.

— …Ты привел с собой всех наших? — прервал наш изысканно-дипломатичный треп Лга’нхи.

— Нет, только еще Вад’ху… он уже достаточно подрос, чтобы получить воинскую прическу и место в строю. И еще за мной увязалась полная оикия баб и еще три (в данном случае, Кор’тек употребил аиотеекское слово в качестве числительного и, как ни странно, все его поняли) хотят быть со своими мужьями.

…Зато со мной пришло одиннадцать человек с бабами и детьми, которые тоже хотят стать ирокезами, — они все из подгорных, и им в прошлом году тоже хорошо досталось от аиотееков, так что теперь они хотят быть с теми, кто умеет бить этих верблюжатников. Я взял их с собой, потому что они умеют ходить по горам.

Тут он сделал какую-то паузу и, судя по его физиономии, была еще какая-то причина столь поспешного привода этих «подгорных» сюда… И что это вообще за зверь такой — «подгорные»?

— …А еще десятка два, — тем временем продолжал Кор’тек. — Из прибрежников, что тоже прибились к нам на запах жира коровок, пойдут сюда на лодках, когда море перестанет штормить. С ними тоже будут бабы и детишки.

— Подгорные? — поспешил уточнить я, пока тема не ушла в сторону. — Это еще кто такие?

— Да кто их знает? — пожал плечами Кор’тек. — Давным-давно… наверное, еще когда мой дед был такого же возраста, как и мои внуки (тут чело Кор’тека озарили морщинки грусти, — его внуки пропали после нашествия аиотееков вместе с его детьми, женами и братьями)… они пришли откуда-то с севера и попросились у Мастоя, — деда Леокая разрешения жить на его земле. И хоть они выглядели малость чудно, и говорили на совсем непонятном языке, Мастой их принял и даже брал с них такую же долю урожая, что и со своих родичей, — коренных улотцев.

…Я этих подгорных знаю довольно хорошо, потому как они с деревом ловко работать умеют. Лучше их никто каркас для лодок не сплетет. И крыши для домов хорошие умеют делать, — совсем легкие, но прочные… Они обычно по зиме приходили к нам на берег, чтобы строить лодки, а мы за это давали им вяленой рыбы и бронзу.

…Сами-то на лодках они ходить не умеют и даже воды малость боятся. Да и вояки из них так себе, — никогда не слышал, чтобы они с кем-то воевали. — Но ты же Дебил вроде как жаловался, что у нас тех, кто делать вещи умеет, мало. Так что я и подумал, что лишними эти ребята не будут. А Лга’нхи с Гит’евеком научат их биться. И когда они победят своих первых врагов и пополнят запас маны, — храбрости у них прибавится.

Кажется, Кор’тек малость оправдывался за принятое им самоличное решение притащить с собой этих подгорных. В конце концов гордое звание ирокеза кому попало раздавать нельзя. Но еще больше его беспокоило, что общеирокезский уровень маны придется делить с такими никогда не воевавшими хлюпиками. А вот меня беспокоило совсем другое, — кажется, проблем с Леокаем только прибавилось.

— А Леокай не возражал, что они примкнут к нам?

— А какое ему до них дело? — искренне удивился Кор’тек. Я же говорил, — они не из его рода.

— Но они ведь жили в предгорьях, — значит, подчинялись и платили ему?

— Ну подчинялись и платили, — охотно согласился со мной Кор’тек. — А куда им еще было деваться, коли они на его земле живут?

— А он брал с них долю в урожае за право пользоваться землей. А теперь они ушли, и доли больше не будет…

— Так землю-то они с собой не унесли. — Кор’тек даже изволил продолжительное время поржать над собственной шуткой, настолько забавной ему показалась мысль, что кто-то может утащить с собой землю. — Так что Леокай каких-нибудь других на ту землю посадит!.. Да и не больно хорошая была та земля, коли этим приходилось зимой к нам идти, за сухую рыбу лодки и дома строить.

…Ну понятно… — мнение Кор’тека и общественности на этот счет. Народ тут пока еще до крепостного права не дорос, как и до осознания ценности каждого отдельно взятого налогоплательщика для государства в целом.

Понимают, конечно, что коли пользуешься чужой землей (пойди еще объясни степнякам, что земля может быть чужая), плати долю. Но то что ты этой самой земле принадлежишь, а через это и ее хозяину, — такого местные пока еще не осознали… Хе-хе, какие их годы!

Короче, тут все люди свободные. Нравится в Улоте, — башляем Леокаю за крышу. Поманили более светлые перспективы, — посылаем Леокая нафиг и идем куда хотим.

Дедушку наверняка подобное положение дел бесит. Но сделать с этим он ничего не может, — электорат не поймет, и от него разбегутся даже те, кто этого делать и не собирался. Наверняка же в огромном Улоте, — родичей Леокая, то есть некоего царствообразующего племени, — меньшинство. А большая часть — либо подмятые соседи, либо такие же вот приблудные, вроде «подгорных».

…О! Кстати!!! А не подбросить ли дедушке Леокаю бизнес-план по закабалению подданных? Типа раздавать мотыги в кредит. Да под бешенные проценты, которых тут считать никто не умеет. И пока вместо одной взятой мотыги через год три не вернешь (и так далее, в геометрической прогрессии), ни фига с земли права уйти не имеешь.

А еще лучше вместо мотыг предметы роскоши толкать, висюльки те же, бубенчики, ткани дорогие, летние меховые шапки и шубы… Ведь все равно сдуру хватать начнут. Берешь-то прямо сейчас, а платить это еще когда-то потом.

А кроме пафоса реальной пользы от этих бубенчиков не будет никакой, — бронзовой висюлькой поле не вспашешь и дорогой тканью не засеешь. Вот и слетятся людишки в кабалу, как мухи в нужник, — хрен отгонишь. Потому как светлой халявы хочется всем, а думать при этом могут единицы из десятка… даже в мой век.

А еще можно рассказать дедку о том, как переводить писки моды в звон монет. Чтобы этим летом каждый батрак лез в долги, лишь бы летнюю меховую шапку купить. А на следующее лето шапку, которую еще годы и годы можно было бы носить, побоку, и покупаем дурацкий колпак с бубенчиками, который нонче все носят. А кто не носит, тот чмо и деревенщина… А кто считает подобное отношение к материальным ценностям глупостью и прямо говорит об этом своим соседям, тот враг государства номер один и террорист!

…Да, хорошая идея, но, пожалуй, пока повременю ее Леокаю впаривать. Во-первых, дурное дело не хитрое, и без меня придумают. А во-вторых, боюсь что одни из первых, против кого добрый дедушка обратит эту технологию, будем мы, ирокезы. Таких «мыслителей», как Мнау’гхо, у нас хватает. Они сдуру в кабалу влезут, а выкупать всем племенем придется.

Ведь если человек тут кому и принадлежат, то только своему роду… Хм… а ведь и эти одиннадцать, которые пришли с Кор’теком, — все из одного рода. И тут, кстати, у нас тоже намечается маленькая проблемка, — начнут входить в племя ирокезов целыми родами, — единство, о котором я так пекусь, — обязательно распадется. — Начнется кучкование по группкам и семейные кланы… С одной стороны, это вроде как даже и хорошо, — чем разнообразней контингент, тем больше шансов на выживание. А с другой — не так нас пока еще много, чтобы позволять себе внутренние раздоры… Надо бы постараться, чтобы все новички разбились по разным оикия.

И хорошо бы еще их расспросить, откуда их предки появились в этих краях, про соседей и как им жилось в батраках у Леокая. А то ведь на текущий момент я про жизнь и классовую структуру аиотееков знаю больше, чем об Улоте и даже Олидике…

С триумфом, построившись в оикия и печатая шаг, прошли через поселок. — Блистая доспехами, сотрясая землю одновременным вбиванием полутора дюжин пяток в землю… На олидикианцев это произвело изрядное впечатление, — такого шоу тут еще не видели! Зуб даю, не одно девичье сердечко дрогнуло при виде дылды Лга’нхи, в сияющих доспехах, всего увешанного скальпами врагов и с волшебным мечом, подвязанным к поясу. А местные детишки, уверен, с сегодняшнего дня начнут играть в ирокезов. Потому как кому не хочется быть крутым и грозным?

Но вот наконец мы входим во двор Дворца. И тут уже как-то не до демонстрации крутизы… Так что стараюсь держаться поближе к нашему Вождю, благо один только вид этого монстрика всегда внушал мне уверенность.

…Нет, определенно, но физические размеры сильно влияют на самоощущение человека. Вот не верю я, что этот дылда Лга’нхи настолько тупой, что ни чуточки не волнуется перед встречей с Леокаем. Ведь про расторгнутое сватовство он знает не хуже меня. И недоволен подобным поворотом событий куда больше. Виданное ли это дело, чтобы баба, пусть она даже и внучка, племянница и сестра, сама про свое замужество решала! Да кабы Осакат моей ученицей не была, он бы ее дурь мигом укротил, и она сейчас, наверное, уже не витьково, а дите иратугского царька носила.

Потому как Духи бабьего своевольства поощрять никак не могут… Они же, блин, в отличие от разных там… Дебилов — умные, и понимают, куда это может привести. Но раз Дебил решил, что с Духами по этому поводу можно договориться и от такой дури даже польза может быть, Лга’нхи согласился. Хотя и не воспитанный на разных там «ромэах и джульетах», куда лучше меня понимал, какая обида была нанесена очень полезному человеку Леокаю.

Однако возможность смотреть на весь остальной мир сверху вниз явно очень сильно помогает ему справиться с волнением и сохранять самодовольное выражение на здоровенной харе, посматривая на окружающих с чувством безграничного превосходства.

А этот гад Леокай еще намеренно тянет время, заставляя нас ждать свой выход, будто каких-то лакеев. То ли старикашка мелко мстит, то ли разыгрывает какой-то психологический этюд.

…Хренушки тебе, — вспомнив эталон всех жуликов и пройдох, — Остапа Ибрагимовича Бендер-бея, воображаю себя гроссмейстером и предлагаю всем собравшимся ирокезам поучаствовать в сеансе одновременной игры в крестики-нолики против меня. Так что спокойно садимся в кружок и вместо мандража перед выходом монаршей особы режемся в эту интеллектуальную игру.

…С первого захода выиграл почти все матчи, и только три свел вничью, заслужив почтительное оханье и аханье участников и зрителей игры. Затем пошли было по второму кругу, но тут Леокай соизволил появиться. Причем не из дальних покоев Дворца Мордуя, как я ожидал, а почему-то из ворот. Неужто Мордуй его где-то в селе поместил?

Я еще пару секунд поломался, делая вид, что страшно увлечен игрой и ничего такого не замечаю, но потом все же тоже соизволил «увидеть» Царя Царей Великого Улота.

Увы, все отыгранное мной истинное или мнимое превосходство Леокай свел на нет всего лишь одной понимающей и насмешливой улыбкой, заставив почувствовать себя на редкость глупо.

— Все играешь? — не дожидаясь приветствия, многозначительно спросил он у меня и, выдержав небольшую паузу, кивнул на расчерченные решетки.

— А чего бы и не поиграть? — набычившись и чувствуя себя школьником, пойманным на краже конфет, буркнул я. Но потом сообразив, что начал как-то не так, резко сменил тон. — Щастлив видеть тебя, Великий Правитель Великого Улота, процветающего под твоим правлением, словно богатая нива под приглядом рачительного хозяина!.. И столь же счастлив лицезреть Великого Царя Царей Великой Олидики, моего дорогого друга и родственника.

…Вот ведь незадача — ляпнешь одному из монархов «величайший» в присутствии другого монарха, и начнутся обиды. К кому тут вообще первому, а к кому второму обращаться? — Леокай, конечно, круче на порядок, но Мордуй-то вроде как хозяин.

Славословить в подобных условиях все равно что прыгать со скакалочкой на минном поле. И как прикажете лебезить и пресмыкаться в подобной ситуации?

— Привет и тебе, Великий Шаман Дебил, глубоко проникший в мир Духов. — (Надо было слышать сколько иронии умудрился вложить Леокай в это приветствие). А потом резко сменив тон (словно бы опять в назидание мне) с нотками подлинного уважения в голосе поприветствовал моего друга. — Я рад видеть тебя, Великий Вождь Лга’нхи. И вдвойне рад тому, что Сила и Слава твоя и твоего племени лишь пополняются от раза к разу… Слышал, ты снова одержал великую победу над нашими общими врагами?

— А-а-а, — с необычной для себя скромностью махнул рукой Лга’нхи, видать, все еще переживая, что не поучаствовал в сражении лично. — Не такая уж и великая была эта победа. — Врагов было меньше, чем нас, и если бы они не были лучшими из лучших (оборот этот дылда спер у меня), среди своих соплеменников, — то и говорить бы было не о чем!

— М-да, — продолжил Леокай, почему-то опять ломая начавшую, входит в привычную колею церемонию приветствия, обмена подарками и славословий, после которых последует пиршество. А когда пиршество перевалит свой зенит, только тогда и должна была начаться серьезная беседа… Или на следующий день, когда всех участников встречи в верхах покинет похмелье… Я, признаться, очень рассчитывал на такое неторопливое развитие событий, дающее мне возможность разобраться в обстановке и подкорректировать свои планы.

Вместо всего этого Леокай «вдруг» словно бы впервые заметив Осакат и стоявшего рядом с ней Витька, озадачил нас всех вопросом. — А это значит внучка моя и ее новый муж… Тоже поди Царь Царей? — Похоже, добрый дедушка с ходу взял быка за рога и, не тратя время на дипломатические намеки и подколки, сразу начал отвинчивать рогатому бедолаге голову.

— Мой ученик… — поспешно влез я в разговор, опасаясь, что Витек сгоряча ляпнет чего-нибудь не то. — Очень перспективный и талантливый вьюноша. Большим человеком станет… со временем.

— Если оно у него будет, это время… — задумчиво этак глядя на Витька, словно повар на кусок мяса, протянул Леокай… И преспокойненько, вместо того чтобы идти на почетное место на веранду к Мордую, словно обычный простолюдин уселся на камень, с непонятно какого хрена торчавший посреди двора. После чего сделал знак слугам Мордуя, чтобы те тащили ему пиво прямо туда.

Но надо было видеть, с каким достоинством он все это сделал! Иной монарх и на трон не смог бы усесться с большим достоинством. Леокай вдруг сразу оказалось в центре всей композиции, Мордуй весь из себя разодетый и в своей чудной короне, приветствовавший гостей с почетного места, — веранды собственного Дворца, — отъехал куда-то на задний план. А мы, вместо того чтобы вести за столом переговоры на равных, — остались стоять перед его грозными очами, словно нашкодившие школьники перед директором.

…Да уж, дедушке явно без надобности поддерживать свой авторитет пышными регалиями и внешней демонстрациями власти. Власть, словно бы рождается в нем, и уже оттуда выходит гулять по свету, лишь иногда сотрудничая и с другими смертными. Крут дедушка Леокай!

…Но все-таки мне почему-то представляется, что гнев Царя Царей на Витька с Осакат был несколько напускным. Скорее всего, дедушка, будучи разумным человеком, дано уже понял, что сделанного не воротишь, и смирился с этим. А теперь пытается извлечь из кислой ситуации как можно больше лимонада, а заодно прикидывает, как повыгоднее использовать новоявленного родственника для своих целей.

Так что я дернул Лга’нхи за одежду, как бы намекая ему, что хватит стоять, словно нищеброды-просители какие-нибудь, а надо занимать места поудобнее и рассаживаться на них со всем возможным достоинством. Но сам пока садиться не стал, а вышел вперед, размышляя, как бы ловчее ответить.

…Леокай-то, может быть, давно уже смирился и простил. Но царская гордость и вопросы престижа не позволяют ему просто так легко смириться с кидаловом и своевольством оборзевшей молодежи. Он должен выдержать марку, прежде чем даровать окружающим свои милости и прощения. А то ведь этак могут и на шею сесть, решив, что Царь Царей Великого Улота какой-то там терпила и всякая шваль может веревки из него вить… Так что сейчас необходимо проявить внешние признаки покорности, тем более что перед Леокаем это нам не западло, потому как все мы тут не чужие друг другу дяди, а состоим в разной степени родства, а он, в качестве «дедушки», выступает в роли самого старшего в роду. Так что забываем про свою гордыню и почти униженно просим у него прощения за своевольство молодежи и свой недогляд. А заодно даем уважительный повод для примирения.

— …Заверяю тебя, о Великий Леокай, что эти бедолаги скорбят о своем поступке и страшатся твоего гнева. Горе и страх их велики и неописуемы никакими словами, ибо что может быть ужаснее на всей земле, чем впасть в немилость к такому Достойному и Великому человеку, как Ты!

…Но то была воля духов! — резко меняя льстивый тон, я дал пас гордости Леокая, помогая ее владельцу с достоинством выйти из сложившейся ситуации. — Ведь одно дело, когда тебя прокинули какие-то там сопляки, и совсем другое — подчиниться воле духов.

— Так уж получилось. Эти детишки… — они ведь не просто малолетние дурачки, они ученики шамана! А значит, подчас сами себе не подвластны и делают то, что велят им духи!.. Иначе разве они осмелились бы нарушить твою волю, О Великий Царь Царей?

— Духи, говоришь? — деланно усомнился Леокай, принимая пас. Он явно уловил намек в моих словах и включился в игру… Вот только расслабляться не стоит. У дедушки есть отвратительная привычка выигрывать в любой игре, в которую ввязался.

— Человек лишь предполагает, а духи располагают, — необычайно пафосным тоном, озвучил я «оригинальную» сентенцию и по задумчиво-завистливым взглядам свитских понял, что те ее оценили. — Духи направили моих учеников навстречу опасности, чтобы я и другие ирокезы обратили взоры в ту же сторону и вовремя заметили беду… Эти детишки своим своевольством все окрестные земли от большой беды уберегли. Так стоит ли держать на них гнев?

Последние слова я постарался сказать с интонацией доброго дядюшки, говорящего о шалостях детей, словно бы предлагая всем окружающим посмеяться над ничтожностью возникшей проблемы.

— Ладно. Об этом мы потом еще поговорим, — согласился со мной Леокай, однако оставляя себе возможность в любой момент опять поднять этот вопрос… не сомневаюсь, в качестве рычага давления на меня. — Так что там с опасностью? Расскажи мне… нам (Леокай бросил взгляд на Мордуя) о том, что ты свершил, и поподробнее!

…За следующий час с меня сто потов сошло. Если бы не вовремя поданное пиво, наверное, умер бы от обезвоживания. Леокай как всегда не удовлетворился простым рассказом и подверг рассказчика дотошному допросу.

…Иногда мне и правда кажется, что он из наших, из попаданцев, будет, — настолько велика интеллектуальная разница между ним, и тем же Мордуем. Вопросы как всегда либо озадачивали меня на ровном месте, ибо оказывалось, что при всем своем знании аиотееков я умудрился не заметить каких-то элементарнейших вещей вроде степеней родства среди оуоо. Либо били в самые слабые места рассказа, и если бы 99 % сказанного мной не было бы чистой правдой, он бы обязательно подловил меня на лжи.

Что ж, для меня это была возможность лишний раз убедиться, что наши предки отнюдь не были туповатыми тугодумами… Ну по крайней мере не все. Просто объемы информации, с которыми им приходилось иметь дело, у большинства людей были крайне небольшими. Чисто от отсутствия привычки обрабатывать в голове достаточно много инфы, они подчас поголовно и казались такими… вроде Мнау’гхо. Но тем не менее, когда тема оставалась в рамках их знаний и компетенции, тупил, как правило, именно я. Со своей ненаблюдательностью, географическим кретинизмом и хилой памятью, неспособный запомнить родословные своих соплеменников до двадцатого колена, или сколько поварешек соответственно своим заслугам и заслугам своего дедушки, имеет каждый конкретный ирокез, и чем отличается корова, рожавшая один раз, от коровы рожавшей дважды.

А еще, как мне кажется, и сами мозги у них работали малость по-другому. Подобно мозгам дельфинов мозг первобытного человека куда больше занят обработкой сенсорной информации, чем решением интеллектуальных задач. Отсюда и их развитый слух, зрение, и способности находить дорогу даже в темноте. Ведь выйди я один в голую степь, и даже при наличии солнца над головой и компаса в кармане, наверняка заблужусь. А тот же Лга’нхи всегда выходит в нужную ему точку, даже не задумываясь о том, как он это делает. Кор’тек ходит по морю, как когда-то я по своей квартире. И даже раздолбай Мнау’гхо не потеряется в темноте и не умрет в степи с голоду.

…Интересно, а Леокай, со своими тренированными долгой государственной службой мозгами, заблудится в степи или горах?

— …Так, значит, они ушли на север… Но ведь могут и вернуться?

Леокаю явно было не до абстрактных рассуждений о процессах, происходящих в его голове. Он жаждал конкретики.

— Могут, — честно признался я, ибо врать в таких вещах было слишком опасно. — И даже скорее всего вернутся, когда насланный мной морок развеется и верблюжатники поймут, что на севере для них нет ничего хорошего. — А потом мне в голове забрезжила некая мысль-план, и я, горько вздохнув, словно бы признавая, что даже мне некоторые силы, вроде урагана или прихода зимы, неподвластны, добавил: — У аиотееков очень сильные шаманы… Да и сами они отчасти демоны. Нелегко с ними совладать!

— Так чего же ты добился? — Это уже встрял в разговор Мордуй, который, расслабившись после нашей победы над шедшими по следу аиотееками, до сих пор этим вопросом как-то особо не интересовался… В чем, признаться, я и сам был немного виноват, ибо, вдохновенно расписывая свои подвиги, как-то забыл упомянуть о пессимистичном варианте развития событий.

— Времени! — гордо заявил я, постаравшись принять такой вид, будто одновременно получил Нобелевскую премию и выиграл в лотерею. — Я выиграл для нас битву со временем! (звучит очень пафосно, а пафос здесь любят). — Если бы аиотееки пришли, когда их никто не ждал, — никто бы не смог победить их. А теперь мы это можем!

— Да как? — почти в панике закричал Мордуй. — Если их так много, как было в прошлый раз, нам с ними уже не справиться! В позапрошлом году я потерял слишком много своих воинов, а те, кто выжил, едва не умерли с голоду. Еще одного такого нашествия Олидике уже не пережить.

— Ничего… брат, — с усмешкой сказал Леокай. — Ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь.

…Опять небось прикидывает, как приучить всех окружающих царей есть с его стола… привязав за шею к этого самого стола ножкам.

— Никто на этот раз не сможет противостоять аиотеекам, — грустно вздохнул я, продолжая развивать свой план. — Их много, они сильны… Намного сильнее тех, что приходили в прошлый раз. Они захватят все царства, одно за другим, как крестьянин выдергивает репу из грядки…

…Кажется, мои слова заинтересовали всех. Даже Леокая. Так что я не стал затягивать паузу и продолжил: — Если только все царства и народы не объединятся и не разобьют врагов общими усилиями!

— …Ты хочешь сказать, — задумчиво протянул Леокай, — что я должен прислать сюда всю свою армию? — Кажется, подобная концепция объединения усилий была внове даже для него.

— А еще Иратуг и те царства, что расположены севернее, как их там? — (Дарика, Тиабаг, Оглика, Спата, подсказал влезший в разговор Ортай), — …И все народы что живут в степи или на побережье. Все, с кем мы поддерживаем связи или торгуем.

— Хм… — Леокай надолго задумался, и никто не посмел прервать раздумья великого человека. Даже Мордуй — хозяин этого двора, как-то примолк. — Непростое это дело. Никто еще никогда не собирал подобных армий. А кто их будет кормить?

— Они будут защищать свои жизни и жизни своих родных. Значит, должны принести еду с собой.

— Весна скоро, — усмехнулся Леокай. — Откуда у людей запасы еды? И кто засеет за них их поля или будет пасти скот?.. Когда придут твои верблюжатники?

— …Пока не знаю… Духи еще не говорят мне этого. Но думаю, что, скорее всего, этим летом либо осенью, но может быть, и раньше… Если раньше, то это даже к лучшему. Духи говорят, что так рано враги повернут назад, только если голая степь и холод сильно истощат их силы.

…Так что пока у нас есть время договориться с другими Царями Царей и народами. А еще можно построить крепость здесь и в тех местах, где аиотееки смогут вторгнуться в другие царства, и хранить там запасы еды. Пусть Цари Царей соберутся на совет и договорятся, кто сколько воинов выставит в общее войско, и внесут свой пай в запасы еды и оружия. А еще можно присылать сюда отдельные отряды, и мы будем учить их биться в строю. А еще мы, ирокезы, за умеренную плату бронзой и зерном готовы следить за степью, чтобы вовремя заметить приближение врагов и известить остальных!

А те, кто откажется заключать этот союз, не получат нашу защиту, если в их края придут враги! Более того, мы пропустим аиотееков в их земли и те вырежут там всех поголовно!

— Ты думаешь, их это напугает? — усмехнулся Леокай. — Каждый думает, что беда, сожрав соседа, обойдет его дом стороной. — Однако несмотря на усмешки, кажется, он вполне серьезно спрашивал моего совета. Так что я хорошенько подумал, прежде чем отвечать.

— …Никто не захочет оставаться в стороне, когда три таких Великих царства, как Улот, Олидика и Иратуг, заключат союз… Потому что этот союз может обратить свой гнев на тех, кто не входит в него. К сильному лучше присоединиться добровольно и получать выгоду от этого союза, чем враждовать и погибнуть!

— Иратуг, говоришь? — Леокай аж скривился и зубами скрипнул. — Та, кто могла бы объединить все три царства, как я задумывал, предпочла другой путь. И ты этому не помешал… Ну да. Духи! — Он замолчал на пару секунд, будто бы придумывая наказание для Духов. А потом продолжил: — Так что договориться с Иратугом теперь будет очень непросто. Его новый Царь Царей чувствует себя оскорбленным из-за того, что жена, которую я ему обещал, досталась другому. Да еще и не Царю Царей, что еще можно было бы понять, а какому-то безродному мальчишке!

— …И насколько он зол?

— Недостаточно, чтобы чинить препятствия моему проходу через его земли, — усмехнулся Леокай. — Но его гнева вполне хватит на то, чтобы не говорить мне или тебе слова дружбы!

— …Хм, — пробормотал я на русском, припомнив старую присказку моего сэнсея. — Если путь к сердцу закрыт, достучимся через печень.

— Чего ты там бормочешь, колдун?

— Говорю, что если он не хочет дружить добром, придется его заставить!

— И как ты его заставишь? Особенно учитывая, что Иратуг не сражался с аиотееками в эти годы и не терял своих воинов. Сейчас они чувствуют себя очень сильными.

— А в горах еще принято посылать вызовы на битву?

Мы проболтали еще часов десять. К счастью, уже перейдя на веранду и совмещая этот процесс с распитием пива и поеданием запасов Мордуя. А во дворе и на прилегающих улицах расселось все население городка, желающее поучаствовать в царских забавах.

Вот только кому забавы, — а для меня эта гулянка развлечением и отдыхом отнюдь не стала, — со стариной Леокаем особенно не расслабишься. Кажется, он, даже сидя в нужнике, не забывает о государственных делах и отмахиваясь от жужжащих над головой мух, строит какие-нибудь зловещие планы захвата Вселенной.

Так что, когда во время пира Царь Царей Великого Улота сажает тебя поближе к себе и начинает интересоваться твоей жизнью, не стоит воспринимать это как демонстрацию его особого расположения к твоей персоне. Скорее такое «щастье» означает, что ты его наиболее перспективная мишень на ближайшее время, со всеми вытекающими отсюда радостями.

Так что расслабона особого не вышло, на пиво я старался не налегать, а вот внимательно следить за тем, что говорю, не забывал. Потому как спьяну ляпнешь чего-нибудь этакого, а на трезвую голову тебе это потом припомнят.

…Вот только беда была в том, что на пиру я был не единственным собеседником старины Леокая. Почетные места рядом с ним занимали еще и Вождь нашего племени Лга’нхи, и… новоявленный «внучок» Витек.

Вот тут коварство Леокая и проявилось во всей красе. Никакой демонстративной гневливости и недовольства Царь Царей больше не высказывал. С Лга’нхи так и вообще говорил как с равным. Да еще начал рьяно вспоминать коварно-ласковым голосом старые добрые времена, когда Витек жил при его дворце… Послушать Леокая, так Витек там едва ли не на положении его приемного сына был.

Впрочем, я ведь тоже многого не знаю. — Может, так оно и было. Я-то ведь на Витька внимание обратил, только когда выпросил у Леокая человека, который владеет аиотеекской мовой, и это оказался Вит’еку, прозванный мной Витьком. Еще помню, что Леокай отдал его мне очень неохотно, — видать, «эксперт по аиотеекам» был нужен ему самому. А зная Леокая, можно не сомневаться, что человек, от которого ему что-то нужно, с голодухи в его Дворце точно не умрет и на голой земле спать не будет.

…Ну и естественно, от добрых слов да хороших воспоминаний Витек поплыл. Особенно когда объем выпитого пива многократно превзошел объем его крохотного мозга!

Я только что стриптиз не исполнил в попытках отвлечь Леокая от его добычи, но этот старый ктулху не успокоился, пока не выгрыз из мозгов бедного парнишки всю хранящуюся там информацию… Черт побери. — Да даже я узнал из болтовни Витька много нового о жизни и быте ирокезов, настолько подробный был этот допрос.

…А потом Леокай взялся за меня, и оказалось, что все мои попытки отвлечения не остались незамеченными. Так что мне пришлось подробно повторить все свои предложения о зерне, ирригации, животноводстве, рыбоводстве, законах, строительстве, организации регулярной армии и судостроении.

Вопросов о намечающемся Великом Союзе он почему-то не коснулся. Видать, сначала хотел сам все подробно обдумать, зато начал пытать меня на темы: «Что такое „Ведомость за зарплату“? Что такое „Ведомость“? Что такое „Зарплата“? „Нафига я держу у себя пленного аиотеека“? „Что полезного он тебе сказал“? „Зачем нужен гимн?“ „Как Знамя связанно с миром Духов“? „Как Духи относятся к моему Тотему из смешанных первопредков и поставленного на ними Человека“? „Не ссышься ли ты, Дебил, в постель при мысли о том, что сделают с тобой Предки за подобное святотатство“?»

И так далее, и тому подобное. А так же объяснения тех или иных слов на русском языке, которые уже привычно поселились в лексиконе ирокезов, но еще сильно резали слух окружающим народам. Что это за язык такой, где на нем говорят? На каком языке ирокезы вообще говорят между собой? Как мы умудряемся кормить народ, состоящий из стольких разных племен? И так далее, до бесконечности вседесять-двенадцать часов пира.

…И ведь при этом Леокай умудрялся вести свой допрос исподволь, словно бы невзначай, вовремя поднимая чаши с пивом, слушая и отвечая на тосты, произнося хвалебные речи окружающим и ведя параллельно еще несколько бесед.

Воистину — Великий человек и Правитель. Надо обязательно внедрять письменность и писать его биографию. Уверен, память о таком достойном человеке переживет века. Так что можно примазаться к его славе в качестве автора его биографии, донеся до потомков рассказ о величии Царя Царей Улота.

Спьяну озвучил эту идею вслух. В глазах Леокая что-то этакое мелькнуло… Если не отблеск факела или моя пьяная слезинка, — то сдается мне, дедок не чужд здоровой толики гордыни.

Утром, как ни странно, в отличие от большинства жителей Крепости-столицы я был в порядке. Оно, конечно, в голове малость шумело, и мучила дрянная отрыжка, но, несмотря на это, я был свеж и полон сил… Все-таки что ни говори, а в сдержанности есть свои положительные стороны. Кабы вчера, не будучи под надзором и допросом Леокая, я ужрался в дымину, сейчас, как и большинство гостей и хозяев пира, валялся бы, мучаясь от похмелья. А так, — с утра пораньше бодр и готов к подвигам.

Надо бы навестить мастерскую, пока меня опять не закрутила круговерть дипломатии и политики. Проверить, как там мои пацаны, с которыми вчера только перемигнуться успел, так как малолеток на пиршество не пригласили. Да и в какие дали завели мастеров-шаманов брошенные мной идеи, тоже не мешало бы проверить.

Так что быстренько оделся по походно-спецовочному варианту, сиречь с наименьшей пышностью и пафостностью, и вышел из старого домишки Улоскат.

Так, и куда отсюда идти? Дорогу от дома Осакат до мастерских я уже знал отлично и находил даже будучи изрядно подшофе. А как тут быть? В этих чертовых каменновековых лабиринтах можно заплутать, буквально уйдя да десяток метров в сторону, так бестолково понастроены тут дома, плетни огородов и загонов для овцекоз, амбары и прочая хозяйственная дрянь. И какого черта Мордуй отдал Леокаю привычный мне дом Осакат, в котором мы обычно останавливались? Видать, решил, что у него, как у дедушки, есть определенные преференции перед названным братом. Или просто прикинул, что разные там Дебилы рядом с Великим Царем Царей ни разу не пляшут и их удобства можно нагло проигнорировать?.. Ну отчасти он, конечно, прав, однако при случае мы ему эту обиду припомним. Нет, не со зла. Просто с Мордуем по-иному нельзя, — на шею сядет и уважать перестанет.

Комфорт-то мне в принципе, конечно, пофигу. После стольких ночей под чистым небом, качество и размеры хором, в которых приходится ночевать, уже как-то особой роли не играют. Вот только у меня в том домишке хранилось кой-какое барахло и прочие нужные вещички… Не, не то что бы я опасался что сопрут, однако предпочел бы иметь под рукой свои чернила, краски, циркули, угольники, линейки, резцы, стеки и прочие инструменты, которыми я тут несколько оброс за время работы.

Да и шкуры с набросками гениальных идей не помешало бы хранить подальше от чужих глаз. Не то чтобы я опасался промышленного шпионажа (сильно сомневаюсь, что у Леокая найдутся специалисты, способные прочитать чертежи, нарисованные в нескольких проекциях). Однако, как говорит народная мудрость: «Подальше спрячешь, поближе возьмешь!»

Ну да ладно. Дорогу до новой резиденции Леокая от дома Улоскат я знаю, так что дойдем дотуда, а уж оттуда пойдем в мастерские. Хоть и хочется срезать дорогу и пойти напрямик, да только боюсь, что дольше выйдет.

— Куда это ты так рано собрался, Дебил? — Я аж вздрогнул, когда знакомый голос кликнул меня. Я тогда как раз проходил мимо невысокой, примерно по пояс ограды двора Осакат. — Я сначала думал, ко мне, а потом вижу, ты мимо идешь… — продолжил Леокай как ни в чем не бывало, стоя примерно посреди двора в каком-то откровенном дезабилье, — в чем-то вроде длинной рубахи, опускающейся чуть пониже задницы, и сверкая голыми ляжками… Откровенно говоря, я его еще таким не видел. Обычно он всегда Царь, а тут, ну просто какой-то обычный дедок.

Но вот ведь старый черт. Солнышко светит, птички поют, вон, кое-где уже и травка новая пробивается — благодать в людях и благорастворение в воздусях, думал сегодня спрятаться в мастерских от больших и важных государственных дел. Так старый хрыч меня и тут подловил. И чего ему не спится на царских-то на перинах?

— С утра пораньше уже в трудах и заботах, О Великий Царь Царей Леокай? Как счастливы, наверное, жители благословенного Улота, имея над собой столь ревностного и заботливого Властителя! — привычно закрутил я шарманку славословий.

— Не. Я в нужнике сидел, вчерашнее пиво все брюхо сколобродило. — Абсолютно не по-царски ответил мне Леокай. (Интересно, что это он такое задумал? Случайна ли наша сегодняшняя встреча? Не начал ли я страдать манией преследования?). — …Стар я уже стал для пиров — и зубов почитай половины нету, и брюхо капризное стало… а куда деваться? Надо!

А тут смотрю, ты с раннего утра топаешь не пойми куда. И мимо меня прошел, и к Мордую тебе в другую сторону надо… — Вопрос как-то подзавис в воздухе, а я под взглядом Леокая почему-то резко почувствовал себя в чем-то виноватым, словно бы тот поймал меня на попытке продажи аиотеекам секретных решений нашего Съезда.

…Вот вроде бы упоминанием нужника и своих болячек Леокай предложил этакий неформальный стиль общения, и надо бы его принять и расслабиться, а все равно внутри опять включился какой-то сторожок в ожидании подвоха. Мозги мучительно просчитывают варианты, чтобы этакого сказать, чтобы потом на вранье не подловили. Этак ведь и крыша съехать может.

— Да в мастерские тутошние иду, — наконец придумал, что сказать, я. — А то все беготня, суета да сражения… И вырваться, толком поработать некогда. А так хочется иногда…

— Тут я тебя понимаю, — согласно кивнул Леокай и, подойдя поближе, оперся на разделяющую нас ограду. Этакая идилически-пасторальная картинка. Седобородый дедушка в нижнем белье делится с внучком воспоминаниями своей молодости. — Я ведь по молодости-то (тьфу, накаркал) больше всего любил на озере рыбачить. Удирал с утра пораньше от мамок, деда да отца, из дворца этого нашего, да с ребятами на озеро. На целый день. Сначала на омуты да на протоки шли сети ставить. А потом уж, как развиднеется да солнце поднимется, в самый раз на мелководье с острогой идти. Солнце сверху светит, вся рыба как на ладони. Только успевай бить… — Леокай блаженно вздохнул. — Потом шли на остров, да битую рыбу на огне жарили и лопали… Ни в каком дворце такой вкуснятиной не угостят! А уж потом обратно, сети вынимать. Они тяжелые, мокрые, рыба в них бьется, руки в порезах да в уколах, а хорошо-о-о!!!.. Эх-х-х, — Леокай как-то очень по старчески вздохнул, и я словно бы впервые увидел, что он и правда уже весьма преклонных лет, дедушка. Ведь годков за пятьдесят точно будет, а может уже и все шесть десятков стукнуло. Однако ведь крепок еще и телом, и головой.

— Ну а потом, ясное дело, порка, — продолжал тем временем Леокай. — Потому как «царский сын должен не рыбу добывать, а знания да мудрость»! — Судя по интонации, Леокай сейчас кого-то передразнивал. Отца или того самого пресловутого Деда. — …Думал тогда, как Царем Царей после папки стану, вот тогда никто мне не указ будет, и все дни на рыбалке смогу проводить. А сейчас я эту рыбу разве только в своей тарелке и вижу, а не в сетях или воде.

— Угу, — буркнул я, лично никогда особого пиетета к сидению возле воды и вытаскиванию из нее рыбы не испытывавший. И уже хотел было добавить какой-нибудь затертый и набивший (в моем мире) оскомину афоризм, типа «Время, проведенное на рыбалке, в общий зачет жизни не идет», как в моей голове зажглась некая пока еще малоопределенная идея!

— Тут, кстати, в степи, отличная рыбалка! — с видом большого знатока и ценителя заявил я. — Рек да озер много, а степняки рыбу совсем не едят. Там у нас… отсюда на запад и чуть к северу, а вот такенных вот (по рыбацкой традиции я развел руки максимально широко) чуть ли не голыми руками ловил… Ну, или острогой.

— Хм… Вот такенных говоришь! — одобрил меня Леокай. — Сам, значит, тоже рыбу ловить любишь?

— Из общего котла, ложкой. — честно ответил я. — Лга’нхи тогда ранило, а охочусь я плохо, да и от него отходить далеко опасался… Тигры там, шакалы… — (Объяснять в подробностях, что боялся я тогда не столько за Лга’нхи, сколько за себя, я не стал, — зачем напрасно грузить человека ненужными ему деталями?)

Но реки тут хорошие, чистые, прозрачные, — ближайшая, в дне пути от нашей стоянки. Возьмем Кор’тека с его рыбаками, Витька, Осакат… Да хоть всем племенем туда перекочуем, никакие аиотееки страшны не будут. Наловим рыбки, Лга’нхи с ребятами оленей, лошадок или еще какую дичину набьют, бабы нам все это напарят-нажарят… Я в Вал’аклаве такой супчик научился из рыбы варить… И жену свою да Осакат готовить научил. Ежели его с пряностями заморскими, да со свежими лепешками есть, то и ложку проглотить можно, такая вкуснятина!.. И жевать не нужно (вспомнил я об отсутствующих зубах Леокая), сам проскакивает.

— Значит, решил рыбалкой меня в хорошее расположение духа ввести, а потом с учениками своими замирить? — с ходу смекнул Леокай. — Хе-хе, молодец — узоры не только на шкурах рисовать умеешь, но и в чужих душах их разглядывать. И то что за своих насмерть держишься, тоже молодец. Раньше-то ты таким не был.

Только вот скажи, ты их перед духами честно женил или они у тебя не пойми как живут?

Вот ведь блин вопросик. И ведь не просто так интересуется, чтобы меня подколоть. По глазам вижу, что это его искренне беспокоит, потому как тут к подобным вещам относятся очень серьезно, а Леокай, каким бы умным и продвинутом мужиком он ни был, все-таки остается человеком своего времени.

Это только я за всей этой суматохой с нашествием врагов, пленом и битвами о такой фигне, как чья-то там женитьба, даже и не задумался. А для Леокая это вопрос серьезный.

Надо что-то срочно придумывать, а то ведь, по местным меркам, у этих двоих дурошлепов полная хрень не только со штампами в паспорте, но еще и в соблюдении обычаев. А насколько я помню, у нас, степняков, таких вот юных раздолбаев, которые умудрились в рамках одного племени дите зачать, могли и из племени изгнать вместе с их ублюдком. Потому как еще неизвестно, человеческого ли детеныша они родили или демона под видом ребенка?

Приличной невесте положено умереть в своем племени и возродиться в новом. А жениху — несколько дней поститься, да хлебать грибной компот, прозревая прошлое и будущее да общаясь с предками. А у этих двоих — сплошной разврат и приманивание злобных духов и демонов.

— …Осакат-то ноне не простая баба, — глубокомысленно высказался я, всем своим видом пытаясь показать, что и сам переживаю из-за такого серьезного дела. — Она не только ученик шамана, она еще и воин, — скальп врага в честном бою взяла! Так и со смертью повстречалась. Опять же когда у меня училась, с миром духов тесно соприкасалась… Жену Лга’нхи видел? Руку ей вылечила, которая почитай уже мертвой была! Непростое это дело было!

Так что нельзя ее теперь как простую девку хоронить. Может ведь и не вернуться из-за Кромки или притащить оттуда неизвестно кого в брюхе-то…

Да и Витек тоже ой как не прост теперь… Врать не буду, — а почитай побольше иного шамана знает… в некоторых областях знания… так сказать.

А соединили их Духи Предков… Наших, ирокезских! Они на себя и все заботы о Правильном взяли. Я, конечно, за ними приглядываю, но Зла пока не вижу.

— Да уж… — опять по-стариковски вздохнул Леокай. (Видать, похмелье его все-таки мучает, вон как раскряхтелся.) — Знать, пора мне на покой уходить. Совсем я перестал понимать, что в мире делается. Что у нас, что за Кромкой. Демоны эти верблюжачьи по миру бегают, режут всех подряд, все племена и люди перемешались не пойми как, девки воинские пояса на себя надевают, новые народы рождаются не как положено, от предков, родство крови через какие-то узоры на шкурах закрепляется, Мана на все племя идет, а не победителю…

Даже вон, загробный мир весь перемешан не пойми как. Вот скажи мне, коли Осакат теперь ваша, куда я после смерти-то пойду, к своим предкам или к вашим?

— …А где больше понравится, туда и пойдешь, — не стал я заморачиваться еще и такой метафизической проблемой, и так голова кругом идет от куда более насущных и реальных вопросов. — …Кто тебя поминать чаще и дольше добрым словом будет, к тем скорее всего и прибьешься!

— …Это ты для этого хотел меня на шкурах, значками своими зарисовать? Чтобы я потом о вас и Там беспокоился? Вот для чего они тебе нужны — предков к себе переманивать?

— …И для этого тоже, — признался я, слегка ошарашенный такой трактовкой банального для меня понятия «биография». Ну и просто, чтобы помнили…

— Ну так и я о том же, — охотно согласился со мной Леокай. — Хочешь меня и Там к себе перетянуть. …Ладно уж. Я пока за Кромку еще не тороплюсь. Так что погоди меня тут, сейчас оденусь и пойду с тобой смотреть, что ты там напридумывал. А то местные шаманы мне своими новинками уже все уши прожужжали. А я ведь вижу, что без тебя тут дело не обошлось. И откуда ты только такой на нашу голову свалился?

Глава 28

Телега поскрипывала новенькими колесами, проходя испытание. Лга’нхи и все остальное племя, особенно степняки, с некоторой недоверчивостью и даже ревностью присматривались к нововведению, которое, по утверждению их шамана, должно было в самое ближайшее время заменить привычные волокуши, как железный трактор-конь — крестьянскую лошадку.

Лга’нхи однако сомневался. Нет. Оно, конечно, нагрузили мы на нее столько добра, сколько в прежнее время тащили бы, наверное, половина тягловых бычков в стаде… Однако волокуши как-то привычнее, а главное надежнее… Чем и тыкал мне в морду Лга’нхи.

Волокуша сломалась? Вырезал несколько шестиков, связал их по-хитрому, натянул шкуру, и готово. День работы максимум. А с этакой-то хренотенью с колесами, у которой не пойми чего да как, — ежели сломается, так проще порубить ее на дрова да сжечь от греха подальше, чем пытаться чинить или делать новую.

Я только скрипел зубами, вспоминая все свои мытарства с внедрением новых технологий, и надеялся на молодое поколение, которое оценит прелесть колеса и плотно пересядет на подобный транспорт.

Но телега сегодня пока была не главным поводом для радости!.. И даже не Леокай, изволивший посетить наше племя и отправиться в небольшое путешествие до ближайшего озера, где шаман Дебил по одному ему известной причине зачем-то назначил большой праздник.

Главным поводом для сегодняшней радости был отел коров в нашем стаде! Для моего приятеля и остальных степняков это было чуть ли не важнее приращения в собственном семействе… И не только появлением новых «старших братьев», но еще и тем, что теперь на наш стол наконец начнет обильно поступать молоко, по которому так истосковались их души и желудки.

По этому поводу стадо наконец-то перегнали из тайных горных долин к нам в степь, и ирокезы-степняки дружно переселились поближе к нему, охраняя и блюдя свое главное достояние… И чтобы оказаться первыми в очереди за молоком… В которую, впрочем, кроме них никто особо и не рвался.

Проблема только в том, что баб-степнячек в нашем племени вообще не было. Так что доить и перерабатывать молоко тоже было некому. И если с приготовлением из молока наши бабы еще худо-бедно могли разобраться и сами. В конце концов, козье молоко, знакомое большинству горянок, от коровьего существенно не отличалось.

То вот с уходом за стадом возникли существенные проблемы.

Чувствую, что придется мне организовывать что-то вроде курсов доярок. Будто я об этом что-то знаю!

Нет, конечно, за время пребывания в племени Нра’тху я довольно плотно познакомился с этими рогато-волосатыми монстрами, однако грамоту почетного дояра так почему-то и не заслужил.

Конечно, Лга’нхи со товарищи знают об этом куда больше меня… Да они знают об этом столько, что мне и не снилось! Но сами обучать баб точно не станут. Потому как не дело мужику знать (или показывать что знаешь) особенности бабьей работы. Это все равно как в моем мире, спьяну, на корпоративе признаться, что надеваешь время от времени женское белье. Стыдно и неприлично!

И из-за всех этих сложностей процесс обучения, думаю, будет проходить так. Я с глазу на глаз выспрашиваю у своих ирокезов, как доить, обихаживать и просто обращаться с овцекоровами, и запишу это на куске шкуры или глиняной табличке. А потом передам сей трактат Осакат. А уж она будет читать его соплеменницам чуть ли не в качестве божьего откровения!

О качестве знаний, переданных подобным методом сломанного телефона, можно будет только догадываться. Одна надежда на то, что там, где подкачает теория, сработает практика и опыт. Научатся!

…А пока телега! На нее у меня, признаться, большие планы… Нет, не на конкретно эту. Это всего лишь старая, привычная повозка, которой пользуются местные горцы. И то, не очень охотно. А вот та, что сейчас делается в мастерских Олидики. Вот это должно стать прорывом местного масштаба! Невольно вспомнился тот день, когда мы с друганами-шаманами разработали этот проект.

…Мастерские, несмотря на раннее утро и вчерашнее пиршество, тем не менее продолжали работать. Удивительное дело, ведь сам вчера видел всех шаманов-мастеров на гулянке и думал, что сегодня они будут совсем никакие. Однако печи дымились, кто-то звонко стукал по бронзе, чуть поскрипывал гончарный круг, а народ шебуршился в трудовых процессах.

Впрочем, в чем-то я оказался прав. Мастера и впрямь были никакие и, сидя под навесом мастерской Ортая, поправлялись простоквашей и отварами травок, не забывая тем не менее время от времени покрикивать на своих учеников, наставляя их на путь истинный и щедро раздавая ценные указания.

Видать, в правиле, согласно которому на пир могут приходить все, но на халяву угощаются только приближенные к Царю Царей, заключен некий весьма разумный с государственной точки зрения принцип. Пиво штука не дешевая, и зерно драгоценное на него тратится, да и сам процесс приготовления весьма трудоемкий и требует высокой квалификации. А вот портится местное пиво очень быстро — два-три дня, и конец. Не каждый может себе позволить хранить запас пива, а с ходу его не наваришь и в ближайшем ларьке не купишь. Так что простые работяги, те, кому завтра кровь из носу надо идти пасти скот или вкалывать на полях, рудниках и мастерских, вынуждены придерживаться на пиру здоровой умеренности.

А вот те, кто работает головой, а не руками, и может позволить себе повкалывать, не вылезая из-за стола и не отрываясь от чаши с антипохмелином, те мучаются от похмелья за все остальное племя. Так что баланс соблюден и справедливость торжествует!.. Кажется, я догадываюсь, почему местные связывают состояние опьянения с трудами на духовном поприще. Всемирный шаманский заговор. Однозначно!

— Здорово не кочегары вы не плотники! — поприветствовал я всех уже ставшей привычной шуткой, входя под навес мастерской. И хотя смысл шутки понимал только я, но смеялись почему-то все. — Почем опиум для народа?

— Гы. Сам дурак, — так же привычно ответил мне Миотой, но разглядев, кто пришел вместе со мной, резко подобрался и, героически борясь с похмельем, встал и поприветствовал Леокая со всей возможной пышностью.

Леокай лишь махнул рукой и быстренько, как это он умел делать, перевел разговор в почти задушевную колею. Гад лицемерный. Когда захочет, так просто не человек, а ожившая статуя Зевса, не то что заговорить, а и посмотреть в его сторону боязно. А когда надо, любого пастуха разведет на дружескую беседу и выведает у него всю подноготную… Мне у него еще учиться и учиться!

В общем, вместо того чтобы слушать торжественный, но нудный доклад-отчет об успехах и проделанной работе, мы присоединились к теплой компании. Откушали простокваши, обсудили вчерашнее пиршество, потом как-то плавно перешли на баб и только потом свернули с радостей плоти на радости творчества.

Минут через сорок после начала беседы немолодые, умные и немало повидавшие мужики едва ли не хвостиками виляли от нетерпения похвастаться перед, в общем-то, абсолютно чужим им дедушкой, своими поделками и открытиями, попутно выдав все промышленные и государственные секреты, которые знали.

Для начала послали ученика за шлемами последней выделки и начали показывать их Леокаю… ну и мне, за компанию.

Ничего особо нового ребята не наизобретали, но зато отладили процесс производства, поменяли способы крепления подвижных деталей, поработали с толщинами стенок, и теперь, по словам Миотоя, могли клепать по шлему каждые пол месяца… Если бы на это хватало бронзы.

Упоминание о нехватке бронзы спасло меня от глупого предложения по внедрению конвейерного производства с распределением различных операций между специально обученными людьми.

А потом еще и выяснилось, что на каждый шлем Ундай наносит свой особый узор, стараясь предать изделию индивидуальность, иногда даже за счет функциональности. Ведь каждая вещь должна быть отдельным произведением искусства и мастерства и находиться под покровительством правильных духов. Тут даже серпы и мотыги по такому принципу делают, что уж говорить о такой важной и крутой вещи, как шлем, по которому, может быть, духи будут узнавать своего воина в пылу битвы и вести учет его достижениям?

Да, за идею массового производства и опошление духовной составляющей ремесла мне в этой компании точно бы морду набили… Вот не помню, в каком веке у Нас перестали украшать пушки узорами?

А потом мы пошли осматривать колеса, и тут меня ждал изрядный сюрприз.

— А зачем это? — спросил я у шамана-плотника Боксуя, глядя на некую композитную деревянно-кожанную полоску, обхватывающую все колесо по окружности обода.

— Чтобы держало! — гордо ответил он мне, явно довольный тем, что внес что-то свое в предложенное мной изобретение. — Так как ты говорил, колеса совсем плохо держатся — разваливаются быстро. А я их полосой из мокрой кожи обвязываю, а когда кожа высохнет да стянется, варом из смолы покрываю, а сверху полосу из железного дерева прибиваю. Оно крепкое и гибкое. Такое колесо долго ехать может!

…В отличие от шлема рассказ про технические особенности которого Леокай слушал больше из вежливости, в колесо он буквально вцепился взглядом и сразу потребовал подробностей.

И ясное дело, попал на благодарных рассказчиков, лопающихся от нетерпения выдать ему все свои секреты и продемонстрировать достоинства нового чудо-колеса. Боксай даже поднял и какое-то время удерживал на вытянутых руках два колеса одновременно, демонстрируя, насколько они легкие. Силен мужик, — ведь в каждом колесе весу не меньше тридцати-сорока килограммов, что, впрочем, по сравнению с прежней конструкцией, весящей раза в четыре-пять больше, и правда было сущей мелочью.

…Не без удовольствия заметил среди «хвастунов» и своего Дрис’туна. Кажется, мой приблудыш на сей раз приблудился к столярной мастерской и стал тут уже настолько своим, что даже осмелился пару раз вставить свои реплики в разговор мастера с царем. И что характерно, мастер ему за это не подзатыльник с пинком отвесил, а совсем даже наоборот, — посмотрел, словно гордый папаша, хвастающийся успехами сынишки… Меня даже почему-то кольнула иголочка ревности, хотя ведь Дрис’тун, по сути, был мне никто… Мало ли что почти полгода пасся в моей лодке, жрал из моего котла, а я голову ломал, пытаясь его вылечить! — Чем ревновать, — лучше уж порадуюсь успехам парня, который, судя по всему, занял тут достаточно почетное для своих лет место.

…С какой стати такие преференции еще даже не объирокезенному пацаненку, я понял, когда Леокая повели смотреть на святая святых — мой шаблон. Рядом на похожей площадке был вычерчен другой шаблон, примерно на треть меньше.

Оказалось, что я совсем забыл, что у местных телег передняя ось ни фига не поворачивалась, и чтобы экипаж смог повернуть, не закладывая окружность в несколько километров, передние колеса делались меньшего диаметра.

И вот при рассчерчивании этого самого нового колеса изрядно отличился мой Дрис’тун, который, помогая мне в прежнем проекте, умудрился запомнить и даже отчасти записать весь процесс, а потом воспроизвести его в меньшем размере!

Тут уж лопаться от гордости начал я! Хотя справедливости ради, — все углы были уже вычислены мной, и этому сопляку осталось только перенести их с помощью сделанной мною же малки на новый чертеж… А все равно приятно, — растет смена! Да и колесный мастер у ирокезов с их непоседливым образом жизни обязательно будет пользоваться почетом и уважением! Так что можно сказать, — пристроил приблудного сыночка к хорошему делу, обеспечив ему достойное будущее!

…Малость погордился, а потом предложил Боксою идею поворотной оси… Честно скажу, даже не представляя, как она устроена. Я, признаться, и как у современных автомобилей колеса поворачиваются, не очень понимаю, а к телегам вообще в жизни как-то особое не присматривался. — Да и видел-то я их, наверное, за всю свою прошлую жизнь раз десять-двенадцать, когда мы проводили лето на даче, а ездил всего один… Но думаю это значительно больше, чем у моих местных приятелей.

Так что закрываю глаза, представляю себе все виденные в жизни телеги, а потом фантазируем этакую балку, крепящуюся на штыре под телегой, на которой укреплена эта самая ось… Да в общем, если подумать, ничего сложного, только придется использовать бронзовые элементы для этого поворотного механизма. И да, — там еще, помню, от передних колес к хомуту или еще дуге этакая толстая проволока шла… полагаю, чтобы колеса в правильную сторону направлять, или, наоборот, чтобы они сами по себе в разные стороны не крутились.

…И да, — вроде бы быки в хомутах не ходят, — им рога их надевать мешают, или шеи как-то не так устроенны. Для быков ярмо используют… Ну да местные точно знают, как это делать. Чай они используют скотину по назначению, а не родственниками в паспорт записывают, так что разберутся.

Да и как заставлять телегу поворачивать, тоже сами придумают, — надо больше доверять людям, а то башка лопнет обо всем самому думать!

Хм… А еще смазка понадобиться. Сейчас оси жиром смазывают, это мне Боксай еще при первом нашем знакомства сообщил. А насколько я помню, у нас в деревне для этого деготь использовали. Когда я закрыл глаза и представил телегу, его «аромат» довольно густо провонял все мои воспоминания.

А деготь, насколько я знаю, как-то из березы добывали… Короче, опять же без меня придумают, чем смазывать. Насколько я знаю, Наша, земная степь березами не шибко богата, однако многочисленные кочевые племена, тысячи лет рассекавшие по ней в разных кибитках, чем-то умудрялись смазывать оси своих повозок.

…Тут я с ходу предложил Бокосою концепцию супермодерновой телеги. Потому как пока местные гении приладили мои чудо-колеса на старую повозку. А она, признаться, не впечатляла своими размерами, потому как весила (в том числе и благодаря сплошным колесам) столько, что большая часть бычьих сил уходила на передвижение самой повозки, а не ее груза. На ту, старую, можно было максимум килограммов двести-триста нагрузить. В то время как привычные мне по тонне, а то и две поднимали.

Так что я опустился в пыль и начал чертить примерный вариант облегченной телеги, попутно «переводя» свой чертеж на общедоступный язык.

Привычная Тут телега представляла из себя этакий ящик с колесами. Срубленный из сплошных досок. И оттого тяжелый, как жизнь дебила.

Я предложил вариант облегченный, — решетчатые борта и днище. Зачем рубить его из сплошных досок, пальца в три толщиной (тоньше тут не получаются), если можно просто застелить решетку шкурой, циновкой или… Блин. — Лодки. У меня же полно специалистов по каркасным лодкам! А эти лодки, несмотря на их приличные размеры, местные кораблестроители умудряются делать достаточно легкими и очень прочными. Значит делаем деревянную раму, снизу к ней крепим колеса, а сверху закрепляем этакую корзинку! Веса в ней будет раза в четыре-пять меньше, чем в прежней, значит, и груза она поднимет значительно больше!

Обрисовал идею Бокосою, что дало нам повод, мгновенно забыв о присутствии в нашей компании Царя Царей Великого Улота, поорать друг на друга, поругаться, потыкать пальцами в корявые чертежи на песке, объясняя оппоненту что он безмозглый тупица и неуч… Короче, начать получать удовольствие от процесса изобретательства. Естественно, и другие шаманы не могли остаться в стороне, и каждый постарался внести свой вклад в общий бардак. Праздник удался!

…Когда мы уже доругались до более-менее приемлемой для всех концепции, я бросил взгляд в стороны. Леокай сидел в сторонки и с задумчивым лицом слушал наши вопли. С советами и рекомендациями не лез. За что уважаю. Нет, определенно он заслужил поездки на рыбалку!

Вот что все еще не перестает удивлять меня в местных людях, это то, насколько же они легки не подъем!

Вроде даже горцы, годами живущие на одном и том же месте, не тратят время на долгие сборы, если надо оторвать задницу от привычного места и двинуть куда-нибудь подальше.

Тут, вероятно, имеет место быть фактор небольшого количества вещей и комфорта, к которому все привычны. Это у нас, Там, даже на шашлыки в выходной день народ едет, беря с собой специально изготовленные мангалы, питьевую воду в пластиковых канистрах, запасы туалетной бумаги, матрасик, на котором можно полежать, чтобы не пачкаться о землю и не застудить зад, пару комплектов одежды на случай изменения погоды, гамак, раскладные стулья и столы, а то и целый биотуалет, коли багажник автомобиля позволяет.

Тут человек берет копье, нож, огниво, и в холодное время года — кусок шкуры или шерстяной плащ. Все остальное предоставляет ему природа и собственные навыки выживания.

Так что уж тут говорить о привычных к передвижению ирокезах, которым для того, чтобы сменить образ жизни с оседлого на кочевой, достаточно было просто встать на ноги? Все племя, начиная от крутых вояк и заканчивая младенцами, которых тащили за спиной их матери, восприняли известие о необходимости сходить на полсотни километров половить рыбки так же невозмутимо, как в Мое время люди спускались к своему почтовому ящику.

Никаких писков и возражений, — коли едем куда, едем всем племенем. Даже Мнау’гхо, едва начавший вставать и ходить, ковылял в толпе баб, тяжело опираясь на копье и время от времени присаживаясь на землю, чтобы перевести дыхание… В качестве воина он пока не котировался и знал свое место, однако рьяно воспротивился моей попытке уложить его на волокуши или посадить на верблюда, свято соблюдая местный принцип: «Загнанные лошади пристреливают себя сами».

В общем-то, думаю, если смотреть на наше шествие глазами какого-нибудь шныряющего по степи орла, — караван наш представлял собой весьма живописное зрелище. Впереди стадо овцебыков в сопровождении одетых в легкие доспехи воинов-степняков.

Почти сразу за ними, чуть в отдалении, чтобы не нервировать быков, выстроилась третья оикия, составленная по большей части из прибрежников. И наши вояки в своих сверкающих бронзой доспехах маршируют с недоступной для других четкостью, печатая шаг и синхронно позвякивая доспехами. А Степь словно бы испуганно жмется, от этих звуков, грохота барабана и воплей дудки.

…Нет. Никакой особой необходимости в походно-боевом построении и надетых на себя тяжелых и парких доспехах вроде бы и не наблюдается. Опасностей на нашем пути встретится не больше обычного, и вражеского набега мы не ждем. Просто рядом вышагивают дружины и свита целых двух Царей, и ирокезы не хотят ударить в грязь лицом, дав основание этим выскочкам думать, что мы хоть в чем-то уступаем чужакам.

Да, каждый Царь Царей, взял с собой не меньше десятка сопровождающих. Ибо идти без свиты — урон их царской чести. И ясное дело, это не какие-нибудь там облезлые пастухи, а цвет нации и Элита Элит. — Самые успешные и богатые, способные позволить себе одеваться с недоступной для большинства из наших роскошью, потому-то нам надо брать своей необычностью и боевитостью.

Так что по обе стороны повозки, ставшей невольным центром нашей сборной орды, идут два пышно разодетых отряда воинов и царедворцев. Блистая бронзовыми висюльками, бусиками и браслетами и обряженные в ярко раскрашенные одежды из заморской ткани, надетые, дабы, опять же, — уесть ближнего своего.

…Да уж, — особым вкусом и изяществом местный шик пока еще не обзавелся и, как правило, берет количеством, весом и яркостью. Так что если некий гипотетический орел примет этих ребят за стаю попугаев, я не виноват. Такова местная мода!

Я, Ундай и Миотой, которые присутствуют возле повозки в качестве экспертной группы, на фоне всего этого великолепия смотримся почти серыми мышками. Хотя тоже пришлось принарядиться, дабы не ударить в грязь лицом… Тут подобные вещи очень важны для репутации. А репутация — это все!

За ними топает толпа баб и детишек. Пестрая, шумная, однако отнюдь не обременяющая воинов своим присутствием. Идут достаточно быстро, хотя и тащат на себе немалую долю груза. Увы, повозка всего одна. А быков, приученных тащить волокуши для такой орды, явно недостаточно. Да и много ли нагрузишь на ту волокушу? Полсотни килограмм максимум. Ведь быку еще и травку пожрать по пути надо…

Короче, быков мало и их надо беречь, а баб много… и бездельничать им вредно. Так что пусть тащат на себе полковое имущество, пока их мужья бдят налегке, в любую минуту готовые отразить нападение.

Бдят и готовятся они, по большей части, двигаясь вокруг каравана. Нормальный и привычный походный порядок. Может, не так зрелищно, как строевые занятия и ярмарка тщеславия в центре, — зато можно не сомневаться, что любая опасность будет замечена заранее, и откуда бы враг ни выскочил, его встретят не ротозеи, а выставленные копья.

…Позади всех шагает стадо верблюдов. Нафига их взял Лга’нхи, я не знаю. Может, для пафосности, а может, приучает их к нам, а нас к ним, или просто по принципу «Идут все!»; Но думаю, большая часть потенциальных врагов из степных племен, побоится атаковать нас с тыла, пока там идут эти демоны, а аиотееки будут долго пытаться понять, что же мы такое и откуда у нас их любимые оуоо.

И собственно тут вполне уместно задать вопрос, откуда взялась такая толпа народа на простой рыбалке?

Да, денек посещения мастерских коронованными особами был определенно весьма удачным и, я бы сказал, перспективным. В тот день немало зерен разумного, доброго и выгодного было брошено в плодотворную почву способных оценить их мозгов.

…И я говорю не только о мастерах-шаманах! Где-то ближе к обеду в мастерские приперся и Мордуй. Наверняка прослышал, что его дорогой (я бы даже сказал «бесценный») гость с утра торчит в мастерских, ведя за спиной Хозяина Олидики тайные переговоры с хитро… мудрым шаманом Дебилом.

Что ж, вероятно, картинка уткнувшихся носами в расцарапанную чертежами землю и орущих друг на друга шаманов, в то время как Царь Царей Леокай чуть в сторонке ведет беседу с малолетней шпаной, присланной, видимо, в качестве наказания Дебилом в мастерские, весьма Мордуя утешила.

…А нам пришлось оторваться от увлекательного процесса конструирования революционно новой повозки и перенести свое внимание на абсолютно скучную и неинтересную августейшую особу местного Царя Царей.

К счастью, тут вмешался Леокай и перевел стрелки возвышенных дипломатических славословий на себя, чем опять заслужил безграничную благодарность, любовь и обожание населения.

А еще больше мы его полюбили, когда он предложил перенести очередной торжественный обед прямо сюда, чтобы не отрывать мастеров от дела, а заодно отблагодарить их за приятно проведенное утро.

— …И не надо, дорогой друг мой Мордуй, всех этих пышностей и изысканных блюд, — охолонил Леокай порыв Мордуя. — Твое общество для меня уже достаточный знак почета, а твой ум я ценю дороже любого блюда, щедро сдобренного заморскими специями. Так что лучше разделим с этими достойными шаманами… что там в котле варится? — Каша? — Вот кашу эту мы тут все вместе и разделим… Ну можно ее еще и пивком разбавить, чтобы лучше в брюхо проскальзывала, ну и пару овечек зажарить, чтобы угостить твоих шаманов, показавших мне сегодня удивительные вещи, и их учеников.

…Кстати, — что ты там друг мой Дебил говорил вчера про эту кашу… И поля на которых ее выращивают?

Мягонькой кашки (как раз «по зубам» беззубому Леокаю) мне, считай, что и не досталось, поскольку я больше вещал, чем обедал. Да и не одному мне в этот день не повезло с обедом. Дрис’тун, посланный за свитками с чертежами, пожрать толком тоже не успел, — молодняк, которому из-за обилия едоков осталось только выскрести котел и обгрызать кости, все выскреб и обгрыз до блеска задолго до его возвращения. А мастера-шаманы, увидев новые игрушки, про свои миски вообще забыли.

Так что лучше всего пообедали простые работяги и Леокай с Мордуем… Но оно опять же того стоило!

Тема оказалась интересной как мастерам, так и правителям. Первые обсуждали технические новинки, предложенные мной, и принцип «сообщающихся сосудов», который, правда (с их точки зрения), еще требовал подтверждения. А правители — перспективы внедрения новых принципов хозяйствования, что я им предложил.

Ряд вопросов и у них вызывал сомнение. Например, животноводство. «Видно ты, Дебил, никогда не имел дела с овцекозами, раз думаешь, что их все время можно держать в загоне. Эти зверюги ведь любят пастись на воле и ни одна ограда их не остановит». По словам данных экспертов, овцекозы тем и хороши, что добывают себе харчи, чуть ли не лазая по скалам и оставляя более плодородные участки земли под пахоту и огороды. Чего проще, — выгнал все стадо под присмотром одного-двух пастухов, и никакой мороки с заготовкой кормов… Эта идея показалась им вообще беспредельно бредовой. Тащить траву к овцекозам, когда овцекозы и сами прекрасно могут до нее дойти.

Рыбоводство тоже казалось им изрядным бредом. Как ты уследишь за этой рыбой, когда она плавает в воде где хочет?.. Закрывать выход из прудов сетями?.. Прикармливать на одном месте? — А зачем такая морока, коли рыбы и так полно?

Тут еще надо добавить, что в Олидике к рыбе вообще относились достаточно прохладно, поскольку тут, в горах, не было достаточно больших рек. А в Улоте рек и озер как раз хватало, а в них вполне хватало рыбы, как и в расположенном относительно недалеко море.

Ну вот, я опять наступил на старые грабли, продолжая мыслить категориями мира, переполненного людьми, где с каждого клочка земли надо взять максимум возможного, потому что данный ресурс в большинстве стран достаточно ограничен.

А этот мир подобных проблем еще не знает. Земли пока еще было значительно больше, чем людей, и возможность добывать с нее пропитание зависит лишь от способности и сил каждого отдельного человека взять с нее свой навар… Даже тут в горах, где уже начали выделять каждому семейству свою пайку земли, возможности выпаса скота или охоты пока еще никак не ограничены. Можешь пользоваться, насколько хватит твоих сил!

…И хрен ты кому докажешь необходимость изменения подобного подхода. Первобытном охотнику проще пробежать лишнюю сотню километров в поисках добычи, чем ограничить свою подвижность необходимостью присматривать и охранять стадо прирученных животных. А скотовода хрен посадишь на землю, ковыряться в грязи и навозе ради куска хлеба.

— А вы просто попробуйте и посмотрите, что выйдет! — Вот главный рефрен наших переговоров, срывающийся с моих уст с завидной периодичностью. Цари обещали, но что-то мне подсказывало что процесс не пойдет. — Пробовать новое должен не тот, кто делает это из-под палки, а тот, в чьей душе горит и жжется новая идея, не позволяя сидеть на месте и повторять из века в век старые испытанные методы.

Ну да хоть с ирригацией, надеюсь, дело пойдет. И не столько благодаря Царям, сколько благодаря шаманам. Ребята, особенно мечтатель и торопыга Ундай, зажглись новой идеей перегораживания и поворотов рек. Тем более что я пообещал показать общий принцип на небольшом ручейке, что протекал недалеко от лагеря ирокезов.

Так что к обещанной Леокаю экскурсии в поселок ирокезов и Степь присоединились еще парочка персон. Ундай, официально шедший изучать возможности построения крепости, и Боксой, оправдывавший это необходимостью опробовать новые колеса, но видно было, что ему тоже интересно, тем более что я пообещал показать, как можно приспосабливать его колеса к подъему воды.

…Естественно, Мордуй тоже не пожелал оказаться в стороне от происходящих событий. Правда, я думаю, что главным для него тут было не оставлять Леокая и меня без присмотра. Старый интриган пал жертвой собственной натуры и жутко переживал, что мы можем сговориться о чем-то у него за спиной.

Завершился день во дворе дома Леокая… Вернее, конечно, Осакат. Но, видать, такая была натура у этого товарища, что везде, где ни появится, он чувствовал себя хозяином, а все окружающие ощущали себя его гостями.

Впрочем, место было выбрано очень верно. Ведь обсуждались планы войны ирокезов с Иратугом и замужество Осакат… Вот только из-за некоторых особенностей этих планов и этого замужества беседа велась в очень ограниченном кругу — Леокай, Мордуй, Лга’нхи и я. Что было совсем нехарактерно для данной эпохи. Тут скрытничать от своих пока не принято.

Вот только как объяснить нашим воякам, искренне поверившим в свою непобедимость, странную концепцию войны без сражений, подвигов и добычи? А именно такая война и была нам необходима. Иратуг нужен был в качестве союзника, так что его надо было прогнуть под себя, а не уничтожить.

Тут надо очень тонко сочетать тактику запугивания и улещивания. А это было по части наших Царей, не только хорошо знавших психологию местных горцев, но и характер некоего конкретного царя.

Мокосай. Так звали того парня, что занял престол Иратуга после внезапной и трагической кончины Виксая — предыдущего монарха.

По словам Леокая, это был опытный и авторитетный воин, запугать которого было бы совсем непросто. Так что текст послания, которое должен был выучить наизусть и пересказать Мокосаю наш гонец, для своего времени, наверное, был шедевром дипломатии.

С одной стороны, это был вызов на битву… От победителя Анаксая, аиотееков и заморских чудовищ (былины о наших вал’аклавских подвигах были уже известны в этойчасти гор благодаря активной торговле), — Великого Вождя Лга’нхи, сокрушающего черепа врагов своим Волшебным Мечом. И его ручного шамана Дебила, крайне злобного и ужасного, чьим именем в Иратуге уже пугают детей. Этот Шаман Дебил в случае чего, обещается приехать на поле битвы аж на двенадцати покоренных демонах… Ага! Тех самых верблюдомышах, которые довели прежнего царя Иратуга до полного сумасшествия и непрекращающейся нервической икоты.

Страшно? Еще бы нет! Ведь парламентера от Мордуя должна была сопровождать парочка ирокезов… Специально подберем тех, кто повыше ростом и владеет доспехами и шлемами «терминаторов». — Думаю, иратугские вояки должны оценить сплошную чешую бронзы и глухие шлемы с жуткими масками на месте лиц!

…Но не все так страшно! Леокай и Мордуй уже почти обо всем договорились, и гнев Великого и Злобного удалось смягчить. Так что если Царь Царей Иратуга добровольно откажется от притязаний на руку сестры этих двух монстров, повода для войны больше не будет. И даже более того, Цари Царей, пользуясь своим влиянием на молодых и горячих родственников, убедили нас, что за причиненную в результате недоразумения обиду мы ради сохранения собственной чести готовы поднести достойному Царю Царей Мокосою богатые дары и обещание нашей дружбы.

И в знак искренности наших намерений мы пригласим его вступить в Великий Союз, в котором уже состоят связанные родственными узами Улот, Ирокезы и Олидика… Пусть Мокосой не стал нашим шурином. Но может стать нашим названным младшим братом, ибо мы уважаем этого достойного воина и Царя!

…Что ж, думаю, расчет понятен. Может, этот Мокосой и хороший вояка. И даже вроде как был у Виксая командующим всеми вооруженными силами. Но когда выбор стоит — требовать беременную от другого невесту и получить вместе с ней войну с множеством сильных врагов или отказаться от невесты, благо подходящих предлогов для этого предостаточно, и получить подарки и доступ в Высшее Общество, — думаю, решение не представляет собой особой сложности. Свои же подданные не позволят Царю Царей принять ошибочное решение.

Глава 29

Все-таки я существенно опережаю людей этой эпохи… в умении по-лакейски прогнуться и угадать желания Вышестоящего!

Ну вот что бы сделал тот же Мордуй, устраивая рыбалку для Леокая! Нечто варварски пышное, громкое и тяжелое для желудка и головы… Чай самого Царя Царей Великого Улота ублажаем! А значит, все должно соответствовать этому высокому уровню… Типа он сидит с удочкой, а возле него местный ВИА (варварский инструментальный ансамбль) оглашает окрестности завыванием труб и грохотом барабанов. Рядом отряд специально обученных поваров жарит шашлык-машлык, и полсотни советчиков из обоих царств орут «Клюё-ё-ёт!!!» при каждом движении поплавка и «Подсекай!!!», когда раздраженный Леокай в гневе дергает удочку.

Но я не из таких, я-то понимаю, что пышностью и пафосом Царь Царей Великого Улота наелся до тошноты, и душа его жаждет простоты и спокойствия.

Так что еще за пару дней до нашего выхода на рыбалку вперед были высланы Витек с Кортеком и парочкой его ребят. Они должны были найти подходящее местечко и оборудовать там простенький лагерь. А еще эти мореходы клятвенно заверили меня, что сделать за пару дней достойное плавсредство для них это сущий пустяк!.. На лодку, конечно, рассчитывать не стоит, но даже обычный плотик, это уже что-то.

…А потом мы просто сбежали, сказав всем, кто надеялся увязаться за нами, что Великий Шаман Дебил будет проводить для Великого Царя Царей Леокая особый обряд общения с Духами Прошлого, и посторонним присутствовать при этом не стоит.

Ну, обряд дело святое! Так что даже Мордуй, скрежеща зубами от радости за нас, был вынужден согласиться не мешать общению с высшими сферами… Потому как дело это глубоко интимное, и посторонним в него вмешиваться не стоит… А Лга’нхи идет с нами чисто для охраны, ну и Осакат мы прихватили, чтобы было кому управляться с ложками-плошками. Не самим же нам кашеварить, когда мы таким сурьезным делом заняты!

Попытался сманить щенков, но эти сволочи совершенно не признавали субординации… Или, вернее, составили свою табель о рангах, в которой я, видать, числился хреном с горы, тоже пасущимся возле их любимой Тишки, и которого она тоже время от времени кормит «со своего стола».

Зато Лга’нхи прихватил с собой одного из трофейных верблюдов… Зачем, — сам не знаю. Может, просто действительно увлекся верблюдоводством, а может, похвастаться перед Леокаем захотел. Или намекал на светлые перспективы использования всадников в наших будущих войнах? Оно конечно, такая громадина, да еще и верхом на здоровенном звере, — это зрелище не для слабонервных. Вот только одна проблема — ноги Лга’нхи были не очень приспособлены для езды верхом. Не в том плане, что кривизна в другую сторону или еще какой анатомический недостаток. Просто им куда привычнее было самим топтать землю, чем понукать время от времени неторопливо бредущее животное. Так что Лга’нхи очень быстро слез со своей животины и начал носиться кругами вокруг нашего маленького отрядика… И правильно делал. Ведь окружающий мир не в курсе, что мы сейчас на отдыхе и потому нас лучше не тревожить, и всегда может подкинуть какую-нибудь пакость из своего богатого арсенала. Так что бдительность важна везде!

…Зато, помимо того, что наконец-то на эту животину нагрузили все наши припасы и их не пришлось тащить в руках, каждый из нас, включая Осакат, проехали часть пути на любимом верблюде Лга’нхи. Очень своеобразные ощущения, скажу я вам. Особенно вначале, когда верблюд встает на ноги, подбрасывая зад, и ты вылетаешь из седла, втыкаясь носом в землю. Впрочем, я ведь ни на чем, кроме велосипеда, верхом не ездил, так что не знаю, что именно вызвало такой гомерический хохот окружающих.

Да. В который раз задумался о приручении местных лошадок… Я уже закидывал эту идею своему приятелю, но он отнесся к ней весьма прохладно. Местные лошадки были не слишком-то впечатляющих размеров. Лга’нхи бы на них смотрелся, как Санчо Панса верхом на ослике. Только вот в отличие от осликов грузоподъемность лошадей не столь уж высока. Под степным громилой, типа Лга’нхи или того же Нра’тху лошадка, скорее всего, просто рухнет, не пройдя и сотни шагов. А ждать сотни лет, пока методом искусственной селекции будет выведена более крупная порода, никому не охота. Потому пока на все мои предложения «…надо бы…», мне согласно кивают головой, что «…да. Надо бы…», но ничего не делают, видимо ожидая, что я сам лично этим займусь… А я, признаться, не силен в отлове живьем дикой фауны. Да и местных лошадок побаиваюсь. У них такие злобные рожи, большие копыта и здоровенные зубы…

…Но к черту эти проблемы, ведь мы же на рыбалке! А значит, все заботы и проблемы обычной жизни должны отступить на время отдыха. Тем более что чуть вдали блеснула водная гладь озера, на котором должно было состояться это наше ответственное мероприятие.

Дело как раз было к вечеру, и начинающийся закат подкрасил отраженное в воде небо в розоватые цвета. Ветерок, шурша еще голыми ветками деревьев в окрестных рощах, доносил до нас особый запах воды, водорослей и ила.

…И шлепанье рыбьих хвостов по воде, — то ли так обитатели озера приветствовали нас, то ли ужинали появившейся вместе с весной мошкарой, вьющейся над поверхностью… Значит, рыба тут есть! Ибо нет ничего хуже, чем привести высокопоставленную особу на рыбалку и не дать ей ничего поймать. Это не просто «прогиб не засчитан», это гораздо хуже. Ты до конца своих дней будешь ассоциироваться у него с разочарованием и детской обидой на весь мир, так что никакого продвижения по карьерной лестнице или груды ништяков тебе не светят!

Впрочем, рыба тут и так должна была быть. Озеро довольно большое, чем-то напоминает мне то, возле которого я попал в этот мир. Примерно так с километр длинной и половину шириной, чистая прозрачная вода, рощицы деревьев по берегу, несколько удобных пляжей, есть где порезвиться душе рыбака! Так что сейчас быстренько поужинаем кашей и кроликами, что наловил за день Лга’нхи, и спать. А утром, на самой зорьке, начинаем рыбачить!

…Изготовленное нашими прибрежниками плавсредство представляло из себя штук пять связанных между собой бревен и особой грузоподъемностью не отличалось. Так что я смело уступил место на нем своим куда более опытным в рыболовстве спутникам. А сам остался на берегу. В конце концов, подмазаться к Леокаю можно и без риска свалиться в ледяную воду.

Так что вместо плаванья на верткой и склизкой штуковине я лучше поброжу по окрестным рощам. Ведь кто-то должен набрать дровишек для костра. А то напрягать этим Осакат, которая уже что-то там мудрила с котелками и кулечками специй, как-то не хочется. Характер у нее и так довольно склочный по-жизни, а в последнее время она вообще частенько с катушек слетает… видать гормоны бушуют.

Притащил дровишек, свалил у костра. Поглядел, как наши рыбаки рассекают озерные просторы. Вот, блин, — все заняты делом, включая Лга’нхи, который бдит за окрестностями, а что мне дальше делать? Правильно, продолжать прогрессорстововать в чисто своей, ставшей уже легендарной дебильной манере.

Так что пошел к присмотренной во время «охоты» за дровами зарослям «железных деревьев» и вырубил себе длинный тонкий прут метров трех длиной. Привязал к нему заранее выпрошенную у Кор’тека бечевку, из которой тут плетут сети. Крючок, грузила, поплавок из подобранного пера местного лебедя, воткнутого в кусок пробковой коры, был заготовлен заранее. Ведь в отличие от моих спутников рыбалка ассоциировалась у меня не с сетями или острогой, а с простецкой удочкой, которую тут, кажется, вообще не использовали, так что пока они чинили и плели сети, я сооружал свою снасть.

…Самое трудное было накопать червей. Потому как я даже не знал, водятся ли в этом мире черви вообще.

…Так и не узнал, потому как, отвалив, подцепив протазаном, вросший в землю булыжник, обнаружил под ним каких-то личинок наподобие ручейника. И особо заморачиваться не стал, а насадил на крючок гроздь этих страшилищ, заранее смирившись с тем, что «…и с червяком бы тоже не клевало».

А наши тем временем рассекали воды, ставя сеть вдоль заросшего водорослями мелководья. Леокай как человек более опытный в озерной рыбалке и Царь Царей по совместительству еще вчера вечером утверждал, что рыба будет стоять на мелководье, и если расставить сети вдоль зарослей прошлогодних водорослей, а потом пугануть добычу, заставив ее ломануться в глубину, то богатый улов нам точно обеспечен… Ясное дело, спорить с ним никто не стал. Так что сейчас он азартно командовал Витьком и Кор’теком, возящимися с сетью, и парочкой ирокезов, управлявших плотом с помощью шестов.

…Никогда не был силен в рыбалке. За всю жизнь, наверное, не больше десятка раз «купал червяка» в небольшой речонке возле нашей дачи. А там проще было выловить старую покрышку или кувшин с джинном (который Хоттабыч, а не «Бифитер»), чем хиленького бычка или плотвичку. Так что забрасывал я свою снасть с привычным чувством безнадеги, тем более что по сравнению даже с моей «дачной» удочкой, не отличавшейся особой навороченностью, эта вообще смотрелась безнадежно убого. Грубый прут, толстенная нитка, самодельный поплавок и бронзовый, собственноручно загнутый из куска проволочки от бронзовой висюльки крючок.

Однако клюнуло довольно быстро, и я, изрядно поднатужившись, вытащил блестящую рыбешку, примерно так в полторы ладони длиной. Закинул снова и снова добыл сестрицу первой… Увы, но это была моя последняя добыча. В том плане, что удочку у меня немедленно отобрали под предлогом «попробовать», и дальнейшее мое участие в рыбалке заключалось в беганье вокруг Лга’нхи с Осакат, выдирающих «мое изобретение» друг у друга из рук, и в жалобном поскуливании — «отдайте-отдайте».

А потом вернулись наши рыбаки, привлеченные странной суетой на берегу, и я просто отошел в сторону, понимая, что шансов порыбачить у меня больше не будет. Вот разве что задумчиво-пытливый взгляд Леокая, брошенный на меня, после того как он опробовал снасть, можно было считать кой-каким успехом. Я вновь смог его заинтересовать и удивить!

Улов, попавшийся в сети, состоял из нескольких десятков очень приличного размера рыб. Примерно по полметра длинной и больше. Мелочь в крупноячеистые сети не попадалась… Но разве можно это сравнить с азартом ловли на удочку?.. Ну, в смысле, когда клюет?! А сейчас оголодавшая за зиму рыба охотно хватала преподнесенную ей приманку и яростно сопротивлялась попытке вытащить ее на свет божий, доставляя рыболову незабываемое удовольствие! Так что мой способ ловли рыбы затмил местные аналоги не по эффективности, а по степени получаемого удовольствия. И я уверен, — Леокая этот факт для себя отметил, сделав еще одну пометочку в своем мысленном досье.

…А потом мы сидели на берегу у костра, слушая, как в котелке булькает варево, вдыхая вызывающие обильное слюноотделение ароматы, и рассказывали друг другу рыбацко-охотничьи байки.

Если бы еще по стопочке-другой пропустить, для аппетиту и поднятия духа, было бы совсем хорошо.

Не пива, не вина, а именно водочки. Я даже закрыл глаза и представил, как ледяная струя божественно-дьявольского напитка обжигает глотку и ухается в желудок, вызывая там легкий пожар, а потом рикошетом лупит в голову, чудесным образом поворачивая извилины мозга в положение «Благодушие и душевная расслабленность»… А следом за водкой в желудок отправляется несколько ложек жирной, щедро сдобренной перцем ухи или благоухающий, зажаренный на костре кусок рыбы. И все это заедаедается пресной лепешкой… Благодать!

Увы, но водочки не было. Несколько раз собирался построить самогонный аппарат, чисто для медицинских целей, получать спирт для обеззараживания и изготовления настоек, но все как-то не до того было… Оно, может, и к лучшему, — меньше народа сопьется, ведь как ни скрывай, а рано или поздно народ догадается о том, как можно использовать это медицинское средство с большей пользой и удовольствием. Отчасти, может, потому и не тороплюсь торопить прогресс в этом направлении. Но вот в некоторые моменты жизни, вот такие, как сейчас, выпить рюмку-другую очень бы не помещало.

…Ну и ладно, — поскольку мои спутники о подобном довеске к посиделкам даже не подозревают, — отсутствие водки вызывало легкий дискомфорт только у меня одного. Остальным хватало обилия вкусной еды, впечатлений дня и задушевной компании. Леокай вспоминал молодость и юность. Кор’тек свои многочисленные морские приключения. Лга’нхи рассказал очень смешную историю, как охотился на своего первого тигра и чуть не попал ему в зубы… (Самоирония, — не замечал раньше этого за ним). Витек поведал историю своих «доирокезских» приключений, и как они вместе с Осакат плыли на запад. И даже Осакат влезла в разговор мужчин, поведав нам, как ныне покойный двоюродный дядя брал ее с собой охотиться на козла. И на закуску — как она убила аиотеека и содрала с него скальп.

Как обычно, узнал очень много нового о своих спутниках и даже чуточку взгрустнул, — приключения того же Кор’тека вполне тянули на собственную «Одиссею» или «Приключения Синдбада-морехода», но увы, никто про них никогда не узнает. Да и жизнь Леокая тоже отнюдь не протекала в четырех стенах тронного зала, а была насыщенна приключениями и подвигами. Как я понял, в молодости он был еще тем головорезом и искателем приключений. Даже наши с Лга’нхи мытарства меркли перед некоторыми страницами его так пока еще мной и не написанной биографии.

Я тоже рассказал пару подходящих случаю баек… Врал, конечно, при этом немилосердно, но рыбак я, в конце-то концов, или нет?

Короче, настроение было прекрасное, рыбалка удалась, Леокай вновь вполне дружелюбно болтал с Осакат и Витьком, называя их внучатами, словно бы забыв (он ведь ничего не забывает) нанесенную ими обиду.

Да и не только Леокай оттаял душой за этот день, — даже верблюд, нажравшийся рыбы (я обалдел малость от широты его рациона), выглядел довольным и умиротворенным, что уж говорить обо всех остальных участниках мероприятия? Я более чем уверен, что они запомнят эту рыбалку на всю жизнь, мысленно выделяя из тысяч других рыбалок и охот, в которых участвовали. Потому как одно дело, ловить рыбу, охотиться или собирать грибы-ягоды для пропитания. И совсем другое — делать это все для собственного удовольствия. Когда вдруг появляется возможность на какое-то время забыть про висящий над тобой дамоклов меч проблем и обязанностей и просто получать удовольствие от жизни. В любой век, хоть Тот, хоть Этот, это подчас недоступная для многих роскошь!

Так что о делах мы вообще не говорили. Принципиально!!! К чему эти закулисные переговоры, интриги и тайные союзы? Ведь самое главное — у нас с Леокаем, появились этакие общие приятные воспоминания о совместном безделье, дающие возможность перемигнуться этак по-приятельски и сказать: «…А помнишь…?!» Это, конечно, еще не делало его нашим закадычным другом и верным соратником, но закладывало для прочной дружбы некую важную психологическую основу. А это, что ни говори, а уже большой успех в дипломатии!

Глава 31

Но все хорошее быстро кончается. Всего день на озере, и пора, в буквальном смысле слова, сматывать удочку, сушить сети и развязывать плот (веревка слишком ценная вещь, чтобы бросать ее) и идти обратно. К тем самым заботам и обязанностям, от которых пытались убежать на пару дней.

По дороге я сначала немного покапал на мозги Леокаю, убеждая его в том, что более тесное сотрудничество с ирокезами — это путь к Щастью и Процветанию. Но он быстро обломал меня своими хитрыми приемчиками, добрый дедушка Леокай-рыбак остался на берегу, а сейчас с нами снова шел добрый дедушка Леокай-правитель, которому не то что «пальцы в рот не клади», но даже и не показывай — отгрызет по самую шею, и головой закусит!

Так что я быстренько отвалил от Царя Царей и побежал ловить бегающего дозором вокруг нас Лга’нхи и поделился с ним своими планами на ближайшие дни.

Он в целом не возражал, хотя по кой-каким пунктам мы с ним сильно поспорили. И по ряду вопросов я посредством логики сумел доказать ему, что «так будет лучше». Но и он сумел убедить меня не форсировать кое-какие темы, а о кое-каких — вообще забыть до конца жизни. И к черту логику — он просто Знает, как будет лучше!

В конце концов договорились действовать заодно, не показывая остальным, что между нами есть какие-то непонятки. Вот они, закулисные интриги в действии! Можно сказать, открывается новая страничка во внутриирокезской политической жизни… А может, наоборот, — очень даже старая и хорошо знакомая этому миру. Ведь наверняка даже в небольших группах-племенах, которыми тут жил народ, были свои разборки, внутренние интриги, соперничества и тайные общества. Все-таки составляли племена не абстрактные шахматные фигурки с изначально заданными параметрами и отсутствующей волей, а живые люди, со своими амбициями, страхами, желаниями и мыслями. И как-то все-таки эти люди по большей части умудрялись договариваться между собой, без больших разборок и крови. А значит, была своя внутренняя политика и свои политики, умеющие проталкивать нужные им решения и убеждать остальных в их правильности.

Просто в племени Нра’тху я был слишком далек от истинной жизни окружающих меня людей, и то, как принимаются важные для всего племени решения, тупому водоносу и говномесу знать не полагалось.

Так что, пожалуй, к словам Лга’нхи о том, что «некоторые вещи не решаются даже на Совете Племени, а тем более не между нами двоими», стоит прислушаться. К моему стыду, в подобных разборках он куда круче меня, поскольку лучше понимает психологию наших соплеменников и те мысли, что бродят в их головах… Я-то, видать, слишком «погружен в мир духов», чтобы знать такие подробности и нюансы. А может, просто народ побаивается говорить о некоторых вещах со своим жутко крутым шаманом?.. Или просто чуют во мне пусть полезного, но все-таки чужака, и не торопятся поделиться сокровенным?

Своих мы настигли где-то ближе к вечеру. Они, конечно, не сидели и не ждали нас на одном месте, а тихонько двигались вперед — к некой речке, бывшей официальной целью нашего путешествия. Но стадо, повозка, бабы и придворные, делали это движение очень неторопливым. Так что, несмотря на двухдневную отлучку, догнали мы их без особого труда…

Почему мы шли именно сюда? Я это местечко присмотрел, еще когда мы удирали от аиотееков. Во-первых, тут был очень высокий холм. А помимо того что с него очень удобно обозревать окрестности, подобные холмы считались у степняков священными местами.

А еще почти сразу под холмом было что-то вроде высохшего озера (видать, река изменила русло) — этакий естественный цирк, где вполне могло бы разместиться все наше племя, и еще остались бы свободные места для приглашенной публики. Идеальное место для проведения Большого Совета, словно бы специально приготовленное для этих целей самой природой… или симпатизирующими нам Духами-Предками. О чем я и не преминул сообщить остальным ирокезам сразу после того, как Лга’нхи заявил о своем желании провести Большой Совет Племени.

Никто, естественно, возражать против данного мероприятия не стал. Не важно, в каком веке ты живешь, — никто не откажется от возможности посидеть в теплой компании и почесать язык за политику или экономику.

Итак, первая часть марлезонского балета. Шоу Дебила с песнями, танцами и принесением кровавых жертв. Нервных и беременных просим удалиться… Кроме Осакат, — ей по должности положено мне ассистировать, подпевая «Белые розы» и «Постой, паровоз», пока ейный мужик, раздуваясь от гордости из-за оказанного ему высокого доверия, резал глотки приведенным с собой овцекозам и захромавшему в пути бычку, собирал кровь в котлы, а мясо отдавал бабам для приготовления закуси.

Вот этим самым мясом мы и плотно позавтракали на следующий день. Прямо с утра всем племенем усаживаясь в большой круг для Большого Совета.

На повестке дня множество вопросов: во-первых, надо принять в племя новых людей. И пусть эти подгорные пока еще никак себя не проявили, — Кор’тек вроде как за них ручается, да и шаман Дебил (несомненно, сначала посоветовавшись с Духами) считает что их можно удостоить высокого звания «Ирокез».

Возражения есть? Нет? Принято единогласно, принять в племя на ближайшем празднике Весны!

— Ибо Духи, — важно сказал я, строгим взором обводя всех присутствующих, — сообщили мне, что грядут времена больших перемен, и нам в племени понадобятся самые разные люди с самыми разными умениями и способностями.

…Напомнил заодно свой лозунг уже почти двухлетней давности: «Учиться, учиться и еще раз учиться… друг у друга».

В связи с чем, во-вторых: стадо и верблюдов дальше пасут не только ирокезы-степняки по собственному желанию, а каждая оикия по очереди, — благо в каждой сплошь сборная солянка из разных племен. Вот пусть все и перенимают навыки друг дружки. И дело не только в уходе за быками или преодолении страха перед верблюдами, но и в способности выжить в Степи. Так что пусть коренные степняки всерьез учат своих товарищей и тому, какую травку можно съесть, и как отловить в траве кролика или убить оленя, и как сливаться с местностью, вычислять опасности на слух, подкрадываться к добыче… Все, что сделает прибрежников такими же хорошими воинами и охотниками, как и они сами.

То же касается и лодок, когда мы будем на море, или охоты и ремесла. Сосед ирокеза по строю не должен учиться незнакомым навыкам методами тыка, проб и ошибок. Прийти другу на помощь — Отныне это Главный Закон Ирокезов.

…Что такое Закон? — Узнаете позже.

Впрочем, если первый пункт был принят без возражений, во-втором пришлось сильно поспорить. Многим подобное пришлось не по нраву, и мне выдвинули веский аргумент, что, мол «Пусть уж лучше каждый занимается тем делом, к которому с детства приучен. Больше пользы будет».

Пришлось щедро разбавлять логические объяснения ссылками на Духов. И таким ассорти убеждать своих оппонентов.

С этим более-менее разобрались… убив на это пол дня. А теперь самое важное — Закон Ирокезов. По тридцатому разу объясняю всем, что это такое и почему он нужен. Никто как бы и не спорит, — нужен так нужен.

Только сначала нужно поужинать. Вон как от костра, где бабы шуруют, жареным мясом потянуло…

А уже после ужина в мерцающем свете костра зачитываю Закон Ирокезов. Все, проникшись важностью процедуры, внимательно слушают, выражая одобрение, или неприятие гулом и выкриками с мест.

Леокая с Мордуем, присутствующих на совете в качестве наблюдателей, тоже внимательно слушают и, надеюсь, мотают на ус.

Законы были очень разные и подчас малопонятные. Потому что среди составителей их не было ни одного юриста, зато куча профанов и один дебил.

Но вот что я мог поделать с запретом есть каких-то там «синих рогачей», в летний период? Я даже не знал, что это за рогачи такие и почему они синие, пока мне не объяснили, что прибрежники называют так одну из разновидностей моллюска. Объяснить, почему они так враждебно настроены к этой милой зверушке и именно в летний период, никто объяснить мне так и не смог. Однако все очень настаивали на том, чтобы этот запрет был официально внесен в законодательство, поскольку: «И отцы, и деды наши, и прадеды так говорили… Что нельзя!»

— Может, они ядовитые в это время года? Или как-то нехорошо на психику, потенцию или цвет лица влияют в летний период? — Допытывался я у них, пытаясь понять суть запрета и лучше сформулировать закон, сведя его к неким более универсальным принципам.

— Мы не знаем, — отвечали мне, делая важные лица и многозначительно качая головами. Мы их не едим летом. Потому как наши отцы, деды и прадеды…

И таких заморочек у каждого представителя разных народностей было с избытком. В Закон пытались внести и правила, с какой стороны к быку подходить, как с добычи шкуру сдирать, как копье ладить или шнур на кистень вязать, как в грозу от демонов отмахиваться и почему ночью нельзя без особых амулетов в море купаться, и даже «правильные» кулинарные рецепты.

Короче, мне в законодательство пытались втюхать весь свой и предков богатый жизненный опыт, видимо, несмотря на мои многочисленные пояснения, так толком и не поняв, что такое Закон и зачем он вообще нужен. А на все мои вяканья, что «Законы регулируют взаимоотношения между людьми», лишь согласно кивали головой и предлагали официально запретить ссать против ветра.

А вот на мои основополагающие: «Ирокез должен прийти на помощь ирокезу», «Надо быть храбрым в бою и нельзя убегать с поля боя», «Нельзя брать чужого без спросу» или «Нельзя с чужой женой трахаться», — они лишь пожимали плечами, давая понять, что все это самоочевидно и не стоить тратить на подобную чушь шкуру и чернила, а лучше записать, что суслики любят ямки в земле копать, а скот в эти ямки проваливается и ноги ломает. Так что когда стадо пасешь, надо внимательно смотреть за колониями сусликов и обходить их стороной.

В общем, с горем пополам я разбил Закон на несколько разделов. Первый регулировал понятие, кто такой ирокез, и правила, по которым им можно было стать. Второй — взаимоотношения ирокезов между собой. Третий — взаимоотношение ирокеза с внешним миром. Четвертый — отношение ирокеза к воинской службе и правила раздела военной добычи. Пятый — хозяйственные дела и налоги. Шестой — наказания за нарушения. Седьмой — полезные советы.

В первом излагалась уже ставшая всем привычной теория о том, что ирокезом может стать каждый, кто пожелает и кого племя сочтет достойным! Причем, надеясь на расширение племени, я заранее внес положение, что определять эту «достойность» может кворум из трех оикия на общем совете при единогласном решении всех участников. А посвящать в ирокезы Любой Старшина, Шаман или просто грамотный человек, имеющий специальный значок… Соответствующих значков у меня пока еще не было (идея пришла сравнительно недавно), но и достаточно грамотных людей у нас тоже пока что не было. (И не будет, пока я значки не сделаю и пока Лга’нхи не научится бегло читать. Ибо это не дело, когда какой-то там Дрис’тун такой значок имеет, а Вождь — нет).

Грамотный человек, после единогласного решения трех оикия и согласия Старшины заводит отдельную «Ведомость на зарплату», которую потом либо подшивают к общей Ведомости, либо просто переписывают имена в Основную.

Плюс в этот же раздел вошло и толкование понятия Знамени, Гимна, Ведомости на зарплату и наша версия взаимоотношения с Предками, включая Зверей-прародителей.

Второе. Между собой ирокезы должны были вести себя как четвероюродные родственники… Написал бы «братья», но тогда возникли бы проблемы с браками внутри племени. А искать невест вне племени удобно, если это племя состоит из трех-четырех десятков мужиков и соответствующего количества баб и детей. А когда переваливает за несколько тысяч — тут уже доставка и выдача невест за пределы племени подчас становится проблематичной. У горцев, например, при четвероюродном родстве жениться уже можно. Так что я это правило в более расширенном толковании перенес на всех ирокезов.

Мы, в каком бы племени или семье ни родились, — родня, предки у всех у нас теперь общие, а значит, и относиться друг к другу мы должны как к близким родственникам. Кто это положение нарушит — для первого раза общественное порицание и штраф в одну овцу (или соответствующий эквивалент), для второго раза — снятие значка с погона. Три раза — навеска на погон позорного значка. Четыре — изгнание из племени и вычеркивание имени из «Ведомости на зарплату».

Третье. С внешним миром мы должны дружить… если только он, конечно, не пытается нас обидеть. Тогда — строиться в оикия и резать всех, кто усомнится в нашем миролюбии.

Но пока этого не случилось, весь мир наши пятиюродные родственники со стороны бабушки двоюродного дяди, пришедшей из другого народа жены. — …Вот как-то так переводилась соответствующая степень родства.

…Так что забудьте прежнее «люди» — «нелюди». Люди теперь все, просто одни наши люди, а другие — пока еще как бы не наши, но имеющие шанс таковыми стать. И относиться к ним надо соответственно, а не резать при первой возможности с последующим сдиранием скальпа. (… Тут я ввернул хрестоматийное «Поступай с другими так, как хотел бы, чтобы они поступили с тобой», нагло обобрав Библию). А помощь чужаку так же обязательна, как и помощь своему собрату… Хотя может и оказываться не в столь же полном объеме. (Иначе не поймут, тут, — понятие свой-чужой все еще закреплено на уровне инстинктов.)

…Но уж ежели какая падла обидит хоть самого ничтожного из нас. Тут все ирокезы должны браться за оружие и бить врага до полного уничтожения и его, и всей его родни и потомства. (… Признаюсь, эту формулировку я пытался смягчить, но мне не позволили. Этот мир пока не знает полумер).

А чтобы было сподручнее бить, четвертое: каждый ирокез обязан быть воином. Подготовка начинается лет с десяти и продолжатся до старости. Но с тринадцати и до восемнадцати лет каждый парень живет в своем отряде-оикия, на военном положении, отбывая срочную службу (тут я фактически узаконил обычную практику мальчишеских банд). Первые два года пацан служит в качестве ученика, а все остальные — в качестве полноценного воина с оружием, доспехами, и ирокезом на голове.

Хотя в некоторых случаях, если парень проявил особые таланты, часть воинской службы он отбывает в качестве ученика шамана по какой-то ремесленной или шаманской части… Это не значит, что они не будут воинами, — просто из таких будут составлять особые оикия, и служба в них будет особенно почетна.

После восемнадцати воин увольняется с постоянной службы и переводится в запас пасти скот, ловить рыбу или пахать землю. Однако по первому же зову должен явиться в полной боевой готовности и с горящим в глазах желанием громить супостата.

Но даже если на дворе полный мир и никаких врагов не предвидится, четыре раза в год каждый ирокез обязан явиться в свою оикия, со своим оружием, для тренировок и проверки готовности. Тренировки продолжаются по шесть дней каждая. А время отработки определяет община по собственному желанию. (Типа, чтобы не пришлось во время отела овцекоров или сбора урожая бросать хозяйственные дела и идти топтать сроем землю или махать копьем).

Ирокезу, который не может обзавестись своим оружием и доспехами, его предоставляет община, но при этом он получает некоторое поражение в правах, а половина его доли добычи в обязательном порядке идет на выкуп доспехов.

В бою, естественно, истинный ирокез должен быть бесстрашен, могуч и непобедим, а в походе вынослив и неутомим. Что означает беспрекословно слушаться своих командиров и наставников, заботливо ухаживать за оружием и поддерживать боеспособную форму.

Так же оикия становится чем-то вроде административной единицы деления вроде района. Шесть оикия — область, двенадцать — губерния. Соответственно и Старшины разного уровня занимают соответствующие их положению должности. И в обязанности этих старшин входит функция судей и администрации в мирное время и воинских начальников — в военное. Со всеми проблемами, ирокез должен идти к своему Старшине, которого избирает раз в три года на общем собрании иокия.

Количество наградных знаков на погоне показывает вклад каждого отдельного воина в общий уровень Маны и, соответственно, тот уровень уважения и доверия, который должны оказывать ему сослуживцы и другие ирокезы… Это на случай дележа добычи или споров о занятии той или иной должности, чтобы долго и нудно не выяснять «почему?» да «по какому праву?».

Пятое. Двенадцатую часть всех своих доходов, чем бы он ни занимался, ирокез должен отдавать в общую кубышку, — на содержание «срочного» войска, обучение учеников шаманов и грамотных людей, помощь малоимущим или увечным собратьям, вдовам, старикам и сиротам.

Потому как, во-первых, получивший увечье в бою или при работе на благо племени не должен добровольно становиться изгоем. А во-вторых, по-настоящему крутые парни могут позаботиться не только о себе, но и о своих близких. А это означает не только кормить, но и дать работу… Даже безногий может что-то делать руками, а безрукий — бегать с поручениями. Старшине и окружающим, надо только хорошенько подумать, как лучше использовать способности этого человека. У настоящих ирокезов никто не умирает с голоду, когда другие сыты!

В шестом разделе я попытался разработать общую систему наказаний. — Не такое простое дело, учитывая, что систему штрафов, не имея денежной системы, создать не так-то просто. Минимальной единицей у меня стала овца. Максимальной — груженная зерном телега с двумя быками. Но это уже был почти запредельный штраф, как за убийство близкого родича или бегство с поля боя… Последнее сопровождалось изгнанием из племени непосредственного виновника, а платилось родней, желающей искупить его грех.

Между двумя этими величинами стояли копье, панцирь, стадо овец, овцебык, шлем и верблюд. И назначалось все это за разные преступления, весьма подробно (уж мои советчики постарались), прописанные в Законе.

Следующей мерой воздействия было поражение в правах. Тот, кто не смог прокормить себя и семью и влезает в долги, лишается права голоса на совете любого уровня. От совета оикия до общеплеменного совета. То же и в отношении воинских или хозяйственных преступлений. — Украл чужое, — верни, заплати штраф и целый год только слушай, что говорят другие, и подчиняйся их решениям.

Убил в запале троюродного родича? — плати штраф, корми семью убитого и забудь об участии на Совете на целых пять лет. И так далее и тому подобное.

Еще в наказание входило лишение наградных значков и изгнание. Смертную казнь я применять не стал. Во-первых, нефиг приучать убивать родичей. А во-вторых, изгнанника и так может убить каждый. Так что если кто-то набедокурил на изгнание, он законная добыча любого мстителя.

В последний раздел я свалил кучу бессмысленных советов и нравоучений в надежде, что про этот раздел вообще забудут или он потеряется пре переездах.

…Нет, не то чтобы я не считал эти советы и пожелания нужными. Просто боюсь, что будет слишком много осложнений, когда последующие поколения начнут относиться к Закону как к Святыне (каюсь, была у меня такая наивная надежда).

Начнется все с какого-нибудь запрета на синего рогача, а кончится запретом лопать вообще всех моллюсков или есть пищу синего цвета. Сегодня говорят, что нельзя ссать против ветра с целью сохранения чистоты штанов, а завтра, подобных ссыкунов будут сжигать на кострах, во имя сохранения чистоты рядов и победы Ирокезианства. Ну его на фиг, — этакие заморочки. Ведь в конечном итоге все последующие проблемы и нелепости свалят на составителя Свода этих Законов, и я снова окажусь крайним.

Вот краткое изложение созданного нами Сборника законов. Конечно, там была еще куча положений и статей, которые замучаешься пересказывать. После длительных обсуждений я, например, вынес все предложения Гит’евека со товарищи по организации и управлению войсками в отдельный Воинский Устав, пообещав, что этот Амулет будет не менее священным, чем Закон.

А вот с некоторыми вопросами хозяйственной жизни и проблем собственности подобная фишка не получилась. Прибрежники и немногочисленные горцы-подгорные с понятием собственности были уже хорошо знакомы и имели на этот счет кучу своих обычаев и предрассудков… Например, когда Кор’тек взялся объяснять мне про права собственности на лодку, которую можно построить только коллективными усилиями, крыша у меня откровенно поехала… А еще и собственность на пахотную землю, руду, леса и скот, оценка и взимание налогов и куча других вопросов. Тут, признаюсь, товарищи изрядно проконопатили мне мозг своими представлениями о «Правильном». Свести все это к общему знаменателю и выстроить более-менее стройную систему, каюсь, я так и не смог. Так что хозяйственный раздел моего Кодекса был довольно путаным и бестолковым… Что, подозреваю, еще станет большой головной болью для наших потомков и возможностью пополнить карманы для разных судей и начальников.

Но вообще-то я, конечно, понимал, что эта моя Дебильная Правда еще очень сыра и несовершенна. Нельзя заранее угадать и предрешить все возможные варианты и ситуации. Так что в самом конце отдельным разделом шло изложение способа поменять закон. Любой, имеющий не меньше трех наградных знаков ирокез имел право предложить желательное для него изменение закона на Совете Племени. Причем как собственнолично придя на Совет, так и через своего Старшину, которому остальные ирокезы могут делегировать полномочия представлять их интересы.

А Совет имел возможность принять новый закон или изменить старый в случае, если она набирает две трети голосов. И если Верховный Вождь, или Главный Шаман, не накладывает на этот закон свой запрет-вето. В последнем случае решение Совета должно быть единогласным, чтобы переломить это Вето.

В общем, как-то так!

Мы читали и обсуждали Кодекс несколько дней, показавшихся мне несколькими годами. Кажется, столько я не говорил за всю свою жизнь, и язык у меня уже сильно заплетался, а мозги так и вообще сплелись в немыслимый узел, подобно шнуру от наушников, и если бы не готовый документ перед глазами, я бы, наверное, уже давно забыл, зачем вообще тут сижу.

Но наконец оно свершилось! — Все согласились что «Это хорошо!», и утвердили Закон Ирокезов на общем собрании.

Это стоило жизни нескольким козам, принесенным в жертву Духам, нескольких капель крови от Вождя, Шамана и каждого Старшины, выдавленных на свитки Закона и смешанных с каплями козьей крови. Таким образом мы заключали Священный ряд с Духами Предков, делая Документ официальным.

Ну и окончательно сорванной глотки мне, поскольку камлать в подобном серьезном деле, пришлось так же не менее серьезно.

Несколько дней я вообще не мог говорить, и народ принял это с большой радостью. И думаю, не только потому, что их Шаман достал всех своей болтовней в последние дни, но еще и потому, что подобная жертва в глазах моих соплеменников была знаком, что Духи с заключением договора согласны.

Несколько суток я отлеживался и валял дурака, а потом застрекотали кузнечики. Неожиданностью ни для кого это не стало, — тут все хорошо умели чувствовать природу и изменения в ней. Однако стрекот кузнечиков словно бы дополнительно утвердил и освятил окончательное утверждение Закона, что было воспринято как Чудо и Знак одобрения со стороны Предков.

…Так что, вместо того чтобы побездельничать еще несколько деньков, мне пришлось срочно готовить и проводить празднество. Благо, опыт в этом деле у меня и моих учеников был уже накоплен немалый, у племени появились свои обычаи и традиции, которые не надо было больше выдумывать заранее, а лишь следовать им. Так что большая лепка тотема, жертвоприношение, питье крови, с последующими обжираловкой, плясками и пением прошли на высшем уровне.

Тем более что Мордуй срочно отбыл в Олидику, ибо был обязан лично присутствовать на своем празднике. А Леокай, каким-то образом сумевший делегировать свои полномочия своему наместнику (все равно шансов успеть вовремя вернуться в Улот у него не было), при желании мог быть очень компанейским парнем и ни фига не портил настроение пирующему народу своим официозом и пафосностью, а совсем даже наоборот, гулял вместе со всеми, пел песни и былины, травил байки и анекдоты, как обычно перетягивая на себя одеяло внимания окружающих… Но это он не нарочно — просто натура такая.

Глава 32 Фактически эпилог

А после праздника, как обычно, наступают будни… Хотя что это означает сейчас для нас, ирокезов, пожалуй, объяснить трудно. Даже самим себе.

Лга’нхи взял первую оикия и погнал стадо вместе с женами бойцов пастись в предгорьях, решив лично проследить за обучением новоявленных пастухов и доярок, видимо, болея душой за любимых зверушек, обреченных изнывать под нечутким присмотром непрофессионалов. С ними же отправилась и почти полная оикия верблюдов, которые, кажется, чувствовали себя среди ирокезов вполне комфортно. Им вволю давали пастись и почти не нагружали работой. Разве что сам Лга’нхи с парой-тройкой соучастников осваивали на них верблюдоводство и верблюдоездство… (в смысле — еду на верблюдах). Я же ему тонко намекнул, что пора срочно осваивать верблюдовозство — перевозку тяжестей на верблюдах. Кажется, Лга’нхибыл этим не очень доволен, — идея громить врагов верхом на этих тварях прельщала его куда больше идеи просто тупо возить грузы… Дите, блин!

…Но так или иначе, а перед тем, как уехать в Степь со всей нашей крупной живностью, Вождь, посовещавшись с Гит’евеком и Старшинами, послал Нрау’тхо и Тов’хая с четырьмя бойцами на север — выслеживать аиотееков. Дозору велено было уйти не далее четырех-пяти дней пути от гор, что в переводе со степных стандартов означало километров триста-четыреста. Там они должны были пребывать две недели, а вернее, пока им на смену не придет вторая половина разведывательно-диверсионной оикия… Это была единственная дюжина бойцов-степняков, которых мы так и не решились разбавить прибрежниками или горцами. Никто из вышеперечисленных не мог бегать так же, как природные степняки, не обладал навыками прятаться за пучком травинок или по стрекоту насекомых узнавать все, что происходит вокруг.

Но как раз по этому поводу у нас, кстати, состоялся большой разговор с Лга’нхи и Гит’евеком, в котором я настоятельно уговаривал их разбить разведывательную оикия не на две, а на три части. И вместе с каждой четверкой оправлять по парочке бойцов из молодых — для обучения. Со мной, как обычно, согласились, но вот последуют ли этому совету, — покажет время.

А все остальные пошли обратно в горы… Не совсем к тому месту, где провели остаток зимы, а чуть южнее. Там как раз была удобная долина, по которой протекала подходящая речушка, и я взялся с помощью своих ирокезов показательно запрудить ее и помочь подготовить поля под засев новыми зернами.

Ундай и еще какой-то человек от Леокая оставались со мной в качестве наблюдателей и советчиков (разве Ундая заткнешь, когда ему приспичит начать давать советы?). А Мордуй обещал прислать две семьи «низших», которым предстояло эти поля обрабатывать. Урожай должен был делиться пополам между Олидикой и Ирокезами.

А до урожая оба Царя Царей пообещали щедро снабжать нас зерном и овцекозами. И в зависимости от успехов строительства рассмотреть возможности дальнейшего сотрудничества с ирокезами в области ирригации. А главное, присылать людей за наукой, причем не только строительства плотин, но также письма и счета. Обещая весьма щедро оплачивать эти мои труды.

…Леокай вообще как-то ко мне потеплел. После всех шоу, что я для него устроил, он некоторое время пребывал в задумчивости, а потом как-то после ужина, когда мы остались одни (не считая баб, привычно возившихся у костра), сказанул следующее:

— Видать, ты и правда говоришь с Духами, шаман Дебил.

— …Э-э-э… А разве ты раньше в этом сомневался? — удивился и даже малость перепугался я. — (Что там по местным законам дают за нелегальное присвоение себе привилегии общаться с духами?)

— То что ты говоришь и делаешь… — Леокай сделал паузу, словно бы пытаясь лучше сформулировать свою мысль. — Этого никогда еще не было! Но это хорошо и правильно. А сам ты не настолько умный, чтобы придумать такое.

— Вот уж не думал, Царь Царей Леокай, что ты считаешь меня дурачком. — всерьез обиделся я.

— Нет. Ты не дурак. Но и не настолько умный, как тебе самому хотелось бы… Я видел действительно умных людей и могу почувствовать разницу.

Но дело-то не в этом. Просто суметь придумать столько всего нового, сколько придумал ты, — это не дано никому. Даже очень умным людям.

Но я разгадал секрет твоего имени. — Дебил (Он использовал степное слово Мунаун’дак), что означает «старый ребенок».

Я видел в своей жизни немало людей, умеющих придумывать Новое. Как всякий разумный правитель, я внимательно слежу за тем, что и как они делают. Иногда чтобы помогать и пользоваться их задумками, а иногда — чтобы вовремя удержать за руку.

И ты, наверное, тоже из таких, — ты умеешь придумывать. Пусть и не очень хорошо, но умеешь.

Но все они выдумывали не так, как это делаешь ты. Все новое, созданное ими, поначалу было подобно новорожденному младенцу, нелепое, слабое, беззащитное, не способное ни ходить, ни говорить, ни даже видеть. Постепенно оно растет, совершает ошибки и учится на них, становясь все более и более самостоятельным и совершенным. Но на все это уходили долгие годы, а подчас и жизни целых поколений.

А ты словно бы сразу рожаешь взрослого человека. По виду он кажется младенцем, но уже достаточно «старый», чтобы идти в бой, плавить бронзу или пахать землю. Так не бывает, — все новое рождается в муках и растет заботами и вниманием своих родителей. Таков закон Жизни.

Но только не у тебя! А значит либо ты знаешь то, что не знают другие, либо тебе подсказывают те, кто знает больше любого другого человека.

Если бы где-то была страна, где знают так же много, сколько знаешь ты, я бы, наверное, тоже хоть краем уха, но слышал про нее. Но я не слышал. — А значит, с тобой действительно говорят духи и по какой-то непонятной мне причине учат тебя небывалым раньше вещам и велят передавать это другим.

(Да уж, — мелькнуло у мне я в голове. — Воистину, на всякого мудреца довольно простоты. — Сдается мне, Леокай перемудрил сам себя… Или просто это я не понимаю смысла его речей?),

— Наверное, как раз из-за этого я и не мог понять тебя раньше, — продолжал тем временем Леокай. — Да и сейчас не понимаю. — Чего ты хочешь? К чему действительно стремишься? И чем готов жертвовать ради воплощения своих мечтаний? Я хорошо знаю людей — их мысли и желания не скрыты от меня непроницаемой завесой. При первой нашей встрече я увидел пустозвона и дерзкого вруна, а не мудреца и бесстрашного воина.

Именно на твою дерзость я и рассчитывал, когда посылал тебя с заданием найти слабое место аиотееков. Ибо подчас змея проползает туда, куда не посмеет сунуться и могучий бык. А тигр не устрашится целой стаи волков, но обойдет стороной вонючего скунса.

И ты смог удивить меня, — сначала разбив войско верблюжатников так, как этого никто не делал раньше. А потом вообще свершив почти невозможное, — доплыл до Ваал’аклавы и привез оттуда больше товара, чем когда бы то ни было привозили мои караваны.

Более того, уезжали вы вдвоем с твоим Вождем, а возвратились с целым племенем. Абсолютно новым племенем, каких не бывало раньше. Объединенном не узами родства, а твоим колдовством, которое совсем мне непонятно!

А еще… я ведь смотрел в твои глаза и знаю, что ты не храбрец и герой, подобно своему брату или даже любому из воинов моей дружины. Но ты пошел к врагу, ты жил в тигрином логове и ел у вражеских костров, а на это нужна смелость и выдержка, которые вряд ли найдутся даже у самых смелых людей… Даже твой брат, Лга’нхи, не смог бы выдержать подобного — он бы скорее предпочел погибнуть в бою, чем изо дня в день таиться, врать, терпеть побои и заманивать врага в ловушку. Но ты сумел выжить и заставить врагов делать по-твоему. И это сильно удивило меня, ибо я знаю, что сам бы так не смог. А я ведь намного умнее и храбрее тебя!

…Ты слишком чужой для этого мира, и я начинаю понимать, что ты и сам не знаешь своих возможностей и сил, ибо тебя ведут духи, а не собственные воля и желания.

— …А почему я должен обязательно чем-то жертвовать ради достижения своей мечты? — Почему-то из всех произнесенных фраз я зацепился именно за эту. — Разве нельзя жить спокойно, без всяких жертв? Соберемся большой толпой, побьем аиотееков, если они посмеют вернуться. И буду спокойно жить поживать, да добра наживать. Сказка!

— Мечта! — возразил мне Леокай. — Даже сказки, подчас становятся явью. А настоящая мечта не сбывается никогда… Или это была плохая мечта!

Ты, может быть, и хочешь жить спокойно, но Духи тебе не позволят этого… Да ты и сам больше не сможешь жить «просто», ибо вкусил Великого и «Простое» отныне слишком пресно для тебя.

Когда Духи избирают обычного человечка вершителем своей воли, ему остается только подчиниться их решению. Ты будешь делать Новое. Нести Новые знания, криком и кулаками убеждая других принять их. Ты будешь заставлять других жить по новым обычаям и… (как ты их там называешь?). Законам!.. А ведь это очень тяжело — заставить других изменить свою жизнь. Но иначе ты больше не сможешь.

Мой тебе совет — просто смирись с этим и не пытайся сопротивляться воле Духов, иначе они покарают тебя и, хуже того, ты покараешь себя сам. Как немощный человек, не в силах пережить свою бесполезность уходит умирать в одиночестве, ибо сама жизнь стала слишком горька для него. Так и ты почувствуешь эту горечь и бесполезность, если Духи тебя оставят и ты станешь «обычным» вынужденным жить «просто».

…Но ты напрасно состроил такую несчастную рожу. Не бойся, ты ведь не один! Люди чувствуют хорошее и правильное, как тигр чувствует запах крови. Они будут приходить к тебе и у тебя учиться.

Я вот, например, теперь, когда понял твою суть, буду внимательно приглядывать за тем, что ты делаешь. И последую некоторым твоим советам, и буду помогать чем смогу. Ведь многое из того, что Духи принесли в этот мир через тебя, — это хорошо и идет на пользу всем… Даже если и кажется подчас безумием.

Так что я пришлю тебе учеников, которых ты научишь рисовать свои значки, и пояснять другим их смысл. А потом я нарисую этими значками законы для своей страны и велю выбить их на большой скале, чтобы каждый, даже спустя много-много лет, мог следовать им.

И я постараюсь сделать так, как ты говоришь, с этим новым зерном, — вышедшими из берегов реками, пустыми колесами, повозками и прочими вещами… Не знаю, — приживется ли все это и будет ли какой-то толк, но я дам этому твоему «взрослому ребенку» шанс!

Ну что тут сказать? Разве что «Й-й-йес!!!» и этак победно локтем и кулачком сделать. Наконец-то я получил поддержку самого могущественного человека в этих землях и доступ к почти неограниченным (в местных, конечно, масштабах) ресурсам.

Отныне я не клоун-фантазер, который с помощью набора «юный химик» и собственного неувядаемого энтузиазма, пытается в малометражной однушке на двенадцатом этаже многоквартирного дома, построить космический корабль из помойного ведра, огнетушителя и старого велосипеда.

Не-е-ет, господа хорошие. Отныне я солидный научный работник, финансируемый не просто государством, а целым союзом государств! — Важный человек. — Советчик царей, Просветитель и Глава Научной Школы.

Отныне я смело могу отложить свой протазан в сторону, а фест-кийцем только в зубах ковырять, если мясо слишком жилистое к столу подадут. Отныне мое место — на заветном диване, с чашечкой кофе в руках… Ну, может, еще кульман какой-нибудь этакий заведу, научу учеников читать чертежи, и по этим чертежам воплощать в жизнь мои гениальные изобретения и прочие озарения.

…Точно. Обучу (только сначала выдумаю) Осакат с Витьком стенографии. И они будут постоянно при мне — записывать мои гениальные мысли. — Наука, Медицина, Философия, Политика, Экономика и Сборники Анекдотов… Не так много я, конечно, и знаю. — Но это по-любому больше, чем знает любой из ныне живущих. Так что если бережно расходовать свою гениальность, хватит до конца жизни… Ну в крайнем случае, — как всякий уважающий себя Мэтр, — начну присваивать себе изобретения моих учеников. Ибо нефиг поперек батьки в гении лезть!

Да! Определенно, жизнь удалась!!!

Правда, долго испытывать чувство искреннего незамутненного Щастья мне не позволили. Ибо это тут не принято — позволять мне чувствовать себя счастливым достаточно длительное время. По местной священной традиции меня надо как можно быстрее обломать и загрузить работой по самое немогу. И меня таки обломали.

Сначала пошел поток посетителей, которые из-за отсутствия Лга’нхи взвалили на меня двойной груз забот о нуждах племени.

Вместо того чтобы сидя на диване диктовать формулы ядерного синтеза или схему сливного бачка, пришлось разбираться с запасами харчей, ссорой каких-то двух баб из-за не пойми чего, в которую они умудрились втянуть своих мужей, и болезнями овцекоз. Потом еще и Гит’евек умудрился заболеть… к счастью, не тем же, что и козы (четырнадцать штук подохло, — все, кого я поместил в карантин), и я лично занялся его лечением. А Кор’тек с частью прибрежников начал проситься на побережье, обещая завалить нас и все окрестности свежей рыбой. Ундай вцепился в меня мертвой хваткой, требуя немедленно приступить к работам по ирригации и построению крепости одновременно.

…Но самый подлый и неожиданный удар я получил оттуда, откуда совсем уж не ожидал! И дернул же черт Леокая поинтересоваться моим ручным аиотееком!

Ну да. Я понимаю. Он никогда не имел возможности побеседовать ни с одним из тех врагов, что наводили ужас на все окрестные земли. — Те немногие пленные, что попали в его руки, — даже если и удавалось развязать им язык, — говорили на совершенно непонятном языке.

Да и вообще, у Леокая хватало военачальников, которые могли вести его войска в бой. А его задачей было обеспечить страну едой, оружием и этими самыми войсками. И Леокай прекрасно с этой своей обязанностью справился, не отвлекаясь на разглядывания и беседы с врагом.

Но вот тут-то, после трудов праведных, его любопытство-то и заело. Захотелось, понимаешь ли, поглядеть, чем же так страшны эти легендарные аиотееки и как они себя ведут, не вися на дыбе, корчась от прикосновения раскаленной бронзы.

Вот и пришлось познакомить Царя Царей Великого Улота с рыцарем-оуоо Великой Аиотеекской Орды из рода Ясеня.

Мы как раз пировали по случаю проводов дорогого гостя в обратный путь. Так что фактически разговор состоялся на глазах (и ушах) всего племени.

— …Вот ты какой, аиотеек, — пробормотал Леокай, разглядывая Эуотоосика. Тот, признаться, был не в лучшей форме, болезнь и долгий плен никого не красят. Однако опытному Леокаю хватило одного взгляда, чтобы оценить жилистое тело и все еще бугрящиеся мышцы врага. А может быть, ему достаточно было лишь посмотреть в глаза Эуотоосика, чтобы в голосе Царя Царей зазвучали нотки уважения. — Я много слышал о тебе подобных, но вот разговаривал впервые!

— Ты увидишь и услышишь про нас, еще много и много раз! — словно бы подтверждая какую-то невысказанную мысль Царя, сказал Эуотоосик. Говорил он на вполне внятном ирокезском, разве что внося чуть большую долю аиотеекских слов, чем обычный ирокез, так что почти все тут его понимали достаточно хорошо. (Благо, многие из наших, побывав в плену аиотееков, основы этого языка знали.) Даже Леокай, видимо умудрявшийся угадывать те слова, перевода которых не знал, внимательно прислушивался к речам Эуотоосика и, судя по выражению лица, понимал, что он в них говорит.

— Иногда мы проигрываем битвы и даже войны, — тем временем продолжал пленник, слегка возвысив голос и даже попытавшись распрямить согнутую спину. — Но все равно, — никто еще не смог остаться в живых, не покорившись аиотеекам. — Там, у нас, — он махнул головой куда-то в сторону юга, — все народы, где бы они не жили и чем бы ни занимались, — все они покорились нашей силе. — Покоритесь и вы, когда придет ваше время.

Самым неприятным было то, что Эуотоосик отнюдь не бахвалился и не корчил из себя героя. Скорее даже наоборот, его голос, несмотря на некоторую браваду, был безлик, взгляд потухший, а сгорбленные плечи и опущенная голова демонстрировали смирение калеки и пленника перед своими здоровыми хозяевами. Но пусть в его словах не было самодовольства, — зато там была абсолютная убежденность в том, что он говорит. Словно бы обреченный быть казненным на рассвете, констатировал что солнце утром встает на востоке, а вечером сядет на западе. И как бы ему самому не хотелось, чтобы эта последняя ночь никогда не заканчивалась, завтра в положенное ему время солнце обязательно взойдет на востоке, чтобы осветить его болтающееся в петле тело.

И от этой убежденности градус общего веселья как-то резко пошел в минус.

— Всегда что-то бывает первый раз. — Я срочно встрял в беседу, желая спасти празднество. — Там, у себя, вы, может быть, и сильны. Но тут вы столкнулись с врагом, которого не знали прежде. Потому вам никогда не одолеть ирокезов. Каждый раз, когда мы с вами встречались, — побеждали не вы, а мы!!!

Народ радостно загудел.

— Ведь и правда, — мы всегда побеждали своих врагов… Пусть и при своем подавляющем численном преимуществе, но ведь побеждали.

— На нашем Знамени, — продолжал я, не столько для Эуотоосика, сколько для своих ирокезов, — полно скальпов с черными волосами, они так же висят и на поясах многих наших воинов… У нас даже есть женщины, побеждавшие таких, как ты, и сдиравшие с них скальпы!

…Я еще хотел что-то сказать, но народ заглушил меня радостными воплями. — Что с того, что враг считает себя непобедимым? Тем больший нам почет его победить и тем больше добычи мы с него возьмем! А по этому случаю надо выпить, слопать очередной жирный кусок и затянуть героическую балладу о своих подвигах!

Веселье возобновилось с новой силой. Но и Эуотоосик побежденным не выглядел.

— Ты ведь понимаешь, — сказал он вполголоса, обращаясь как бы только ко мне и Леокаю, — что вас тут всего лишь горстка по сравнению даже с нашей ордой? А ведь за нами придут другие, их будет куда больше, чем ты даже можешь себе вообразить!

— Ты даже не подозреваешь, друг Эуотоосик, сколько народа я могу себе вообразить! — Шумящее в голове пиво малость развязало язык, но затуманило мозг. — Ты, блин, московское метро в час пик еще не видел.

— Чего? — чуть ли не хором спросили меня оба собеседника.

— Не важно, — отмахнулся я. — Вспомнилось кое-что из того, что я видел. Но фишка-то не в этом. Фишка в том, друг Эуотоосик, что еще пару лет назад, ирокезов вообще не существовало. Мы появились после того, как вы появились на этой земле… Можешь, коллега-целитель, считать, что мы ответ этой земли на ваше появление. Лекарство, если можно так сказать, от вас… И чем больше аиотееков тут появится, и чем больше народу вы обидите, тем полнее станут наши ряды. И тем непобедимее будут ирокезы!

…Я глянул на Леокая, постаравшись сделать это как бы невзначай. Ведь последние слова предназначались для него, и мне важно было видеть его реакцию. Кажется, она была вполне себе положительной.

— А скажи-ка мне воин, — вдруг спросил Леокай у Эуотоосика. — Вот ты недавно попытался убежать… Но бежал ты не на север, — в те края, куда ушло твое племя, а на юг… Ты надеялся там встретить кого-то из своих? Новую, как ты ее называешь, «орду», пришедшую из-за моря?

…Вот ведь блин! — Одно слово «Царь Царей», мне-то этот вопрос даже в голову не пришел, — думал, Эуотоосик просто следы путать пытался.

— Нет, — ответил пленник, но то, как он отвел глаза, лично мне показалось подозрительным. — В своей орде я больше никто. — С такой, раной как у меня, мне больше никогда не биться в общем строю оуоо. Шаман Дебил и правда хороший лекарь, раз сумел спасти мою жизнь, но вернуть мне прежние силы и ловкость не сможет даже он. — В походе от меня не будет никакой пользы, поэтому я решил просто вернуться домой, чтобы последний раз взглянуть на те края, где родился.

…Нет, — как-то это чересчур уж пафосно и сантиментально прозвучало, — хрен я поверю, чтобы матерый вояка-оуоо мечтал перед смертью понюхать цветочки, из которых в детстве плел себе веночки… Сильно сомневаюсь, что он вообще эти веночки плел, — скорее уж рубил цветочкам головы, воображая себя крутым всадником на боевом верблюде.

— И у тебя даже не появилось мысли предупредить своих о том, что за их спинами затаился опасный враг? — с насмешкой спросил его я.

— Да, воин, — горько вздохнул Леокай, словно бы сильно переживая из-за того, что произойдет дальше. — В моей охране есть один человек… кстати из прибрежников будет, по которым прошлась эта ваша орда. У него даже камни начинают говорить, когда он их сильно-сильно об этом попросит. Ты тоже скажешь все что знаешь, когда он начнет охлаждать горящие угли в твоей плоти.

— …А я прослежу, чтобы ты не умер раньше времени, — добавил я угроз от себя. — Ты ведь умный человек, оуоо Эуотоосик. К тому же очень хороший лекарь. И ты понимаешь, что никто не сможет выдержать настоящую пытку. Особенно если тот кто будет тебя пытать, — будет делать это с холодной головой, — без злобы и ярости.

Ведь тут главное не причинять сразу самую большую боль, а усиливать ее постепенно. — Повернувшись к Леокаю, начал объяснять я, кося при этом взглядом на пленника. — Словно взбираешься на гору, — пусть маленькими шажками, но выше облаков! Вот, к примеру, если начать с… — Тут я выложил своему пленнику почти все, что знал о пытках из книг и фильмов, поскольку где-то слышал или читал, что подобная ознакомительная лекция может быть страшнее самой пытки.

Правда, как оказалось, знаю я об этом деле не так уж и много (это обычно нам только кажется, что, начитавшись литературы и насмотревшись фильмов, — стали крутыми профессионалами, — а начнешь вспоминать, и быстро обломишься где-нибудь после дыбы и испанского сапога), — но судя по заинтересованному взгляду Леокая, — это была весьма познавательная лекция и для него.

А оглянувшись по сторонам, я заметил, какой неподдельный интерес мои слова вызвали и у остальных участников пирушки. Для них все это было внове, и оттого интересно. Впрочем, их горящие жаждой опробовать на ком-нибудь все услышанное, направленные на пленника взгляды, пожалуй, могут сыграть полезную службу.

— …Так что лучше не упрямься и расскажи правду. Тебе меньше боли, а мне не придется лишний раз руки марать.

— Ладно, — обреченно кивнул головой Эуотоосик. — Видно, это уж действительно такова судьба, предначертанная многие-многие годы назад.

— О чем это ты? — переспросил его Леокай.

— Я спешил не на родину, — словно бы не услышав вопроса, продолжил пленник. — Я спешил в Храм Икаоитииоо, чтобы предупредить жрецов о том, что Пророчество начинает сбываться!

— Что еще за пророчество? — хором воскликнули мы с Леокаем.

— Великое пророчество… — Эуотоосик говорил словно в каком-то трансе, а глаза его горели, как будто он пребывал в горячке или под дозой грибов. — Великое пророчество о том, что из-за моря придут люди, которые уничтожат Храм, и заберут из него главный Амулет.

— Какой еще Амулет? — хором возопила уже чуть ли не вся поляна… В каком бы веке вы ни жили, а все равно разговоры об Амулетах и разной мистике будут вызывать у населения нездоровый ажиотаж. — Это я вам как Великий Шаман говорю!

— Тот самый, который вы ищете, — продолжил бормотать Эуотоосик, будто безумный. — Я услышал у ваших костров былину про то, как двое пошли искать два Сокровища. Вторым из которых был Амулет, способный открыть пути из Загробного мира.

Я знаю про этот Амулет. Ведь я долгое время учился в храме Икаоитииоо. И я знаю Пророчество, которое много-много-много поколений назад, оставил сам Икаоитииоо, указавший моему народу путь с неба на землю. Еще тогда он предрекал, что придут люди, которые смогут забрать этот Амулет. И это будет концом всех аиотееков!!!

— Бли-и-и-ин!!! Ну за что мне все это??? Только жизнь начала налаживаться!

Егор Чекрыгин ХРОНИКИ ДЕБИЛА Свиток 4

Глава 1

Когда-нибудь за все хорошее приходит расплата.

В последнее время… да чего уж там говорить, последние несколько лет, мне везло просто-таки до неприличия. Так долго везло и настолько неприлично, что я начал воспринимать это как некую норму.

Но Духи, Боги, или Судьба — существа ревнивые, и весьма жестоко наказывают тех, кто осмеливается воспринимать их блага как нечто само собой разумеющееся.

…Другие меня не понимали. …Нет сочувствовали конечно, но за всеми их подбадриваниями и похлопываниями по плечу, читалось удивленное «Подумаешь! С кем не бывает…».

Вот разве только щенки… ставшие к тому времени уже вполне здоровенными псами, были солидарны со мной. Но даже в их тоскливо смотрящих на меня глазах читался неприкрытый упрек «Как же ты мог допустить такое?».

Ну еще и Осакат не постеснялась высказать этот упрек мне прямо в глаза. — «Как же так Дебил? Ты же вон Мнау’гхо дырку в голове сделал и всех плохих духов оттуда выгнал, а потом обратно ее заделал, так что будто бы и не было ничего. Аиотеека вон своего ручного от сильной раны излечил, да так, что тот того самого Мнау’гхо чуть не убил. …А Тишку, жену свою, уберечь не смог? …Что ж ты за человек-то такой?!».

…А вот такой вот я. Одно слово — мошенник и самозванец. Обнаглевший от безнаказанности дебил, вообразивший себя крутым шаманом. Доктор, блин, недоделанный! Все знания почерпнул из просмотра медицинских сериалов. А все умения… Да откуда им взяться, этим умениям? ПТУшник несчастный, горшечник, и то — недоученный. А вообразил себя…

Да еще и эта дурочка. Даже словом мне не обмолвилась. После тяжелых родов пару часиков отлежалась, раздуваясь от гордости и счастья, покормила нашего вполне такого здоровенького малыша… и чуть ли не сразу попыталась вскочить и бежать ужин готовить. Как же — это ведь ее долг первобытной жены! И даже не пискнула мне про боли, слабость и непрекращающееся кровотечение. …Пока сознание не потеряла от слабости и едва лицом в костер не рухнула.

А потом сутки метания в горячке и смерть.

…Вот тут-то меня и накрыло. Конкретно. …Я ведь ее иной раз и за человека-то не считал!

Нет, ну конечно за человека… С овцой, там, или черепашкой, я бы спать не стал. Но вот человеком, равным себе, признать ее не мог. Дикарка-с ведь. Куда ей до меня? Всему из себя такому умному и талантливому.

Ну да, чего уж там говорить? Отнюдь не семи пядей во лбу, честно сказать, была женушка и даже на фоне остальных дикарей особо умной не казалась.

…Зато удобная и покорная — как раз то, что мне дураку самовлюбленному и надо. Чтобы бегали вокруг меня на цыпочках, глядели огромными от восхищения голубыми глазами да пылинки сдували.

За все уже почитай два года нашего «брака» и слова мне поперек не сказала. И даже то, что я ее гордое дикарское имя Тинкш’итат в собачью «Тишку» переделал, приняла с удивительной покорностью, словно так и надо было.

Зато всегда кормила вкусно, обстирывала, обшивала и ни на что никогда не жаловалась. …Ну разве что иногда — взглядом там испуганно-тоскливым или понуро опущенной головой.

Но разве ж она ровня мне — мега-продвинутому человеку аж 21 века? Умеющему считать до нескольких тысяч (а то и до целого мильёна), читать-писать и особенно врать.

…Вот-вот — врать особенно, потому что в счете и разных там точных науках, типо физики или химии, я прямо скажем, для жителя 21 века был откровенно слабоват. …Второй десяток лет тут живу, а ни пороха пока еще не изобрел, ни велосипеда.

Всех достижений — отлил колокол… Да и тот, по меркам не то что 21, но даже и века 15, колокольчик, а не колокол, да вон еще — колесо «изобрел».

И хрен бы я чего изобрел-отлил, если бы не помощь местных специалистов, сумевших воплотить в каменно-бронзовом веке идеи, стыренные мной из века 21, да еще и самостоятельно доведших их до рабочего состояния.

Что там ни говори, а прогрессор из меня — такой же, как и медик. Только здоровых лечить либо за счет местных свои идеи воплощать. А сам… — ничтожество сплошное. …Вот разве что врать умею хорошо. И продолжаю врать, даже сейчас. И не столько Осакат, сколько самому себе.

— Понимаешь, сестренка. …Так уж жизнь устроена. Когда долго везет… ну в смысле, когда Духи сильно помогают, рано или поздно они за это плату потребовать могут…

— И ты с ними жизнью Тишки расплатился? — Аж задохнулась она от возмущения. — Это потому что Тишка тощая и некрасивая была? Завел себе толстую и решил, что…

— Дура ты сестренка. — Оборвал я ее, сильно обидевшись за Тишку. — Она у меня очень красивая была. …Просто вы пока такой красоты ценить еще не научились. …А в другом мире такие как Тишка первыми красавицами считаются.

— Ага! — Обличительно тыкнула в меня пальцем неугомонная Осакат, которая тоже видать сильно скорбела по подруге. И по привычке вымещала эту скорбь на мне, обвиняя во всех грехах. — А мы-то все гадали, почему ты такую жену себе выбрал. А ты еще тогда знал про расплату и специально такую себе жену выбрал, которая в загробном мире шибко красивой покажется! А старуху эту свою толстую для этого мира себе приберег!

— Будто меня спрашивал кто. — Продолжал я устало оправдываться, чисто по привычке. — Так уж получается, что Духи не спрашивают. Они либо дают… не спрашивая. Либо так же, не спрашивая и не торгуясь, берут. …Кого угодно могли забрать — ее, Лга’нхи, тебя, меня…

Нам в последнее время везло сильно. И в Вал’аклаве у нас все получилось. И от аиотееков дважды отбились. И с Леокаем у нас все путем стало. …Вот они плату и взяли.

…Помнишь, когда вы с Витьком только начинали у меня учиться, я вас о таком предупреждал, когда объяснял почему нельзя колдовством злоупотреблять?

…Память у нее была хорошая, и про такое мое предупреждения она помнила. Так что доводов возразить мне она не нашла, а лишь только вскочила, плюнула и, повелительно бросив, — «Вели своей Этой мне ребенка отдать», — убежала в стойбище.

А я так и остался сидеть на холме и бессмысленно пялиться в пустую степь. …Пустая степь это хорошо. Там нет людей, которым вечно от тебя что-то надо. Нет забот, которые на тебя все эти люди вываливают. Благодать. Ветер колышет траву точно так же, как делал это год, два или тысячу лет назад. А в этой траве течет бесконечный круговорот жизни — без нервотрепки, истерик и мелких суетных проблем. Рождаются, растут, приносят потомство и умирают разные там кузнечики, суслики, сурки и кролики…

Кажется я начинаю понимать тех соплеменников, что готовы в случае увечья или болезни уйти в степь и умирать там в одиночестве. Тут действительно покой и благодать. Смотришь на эти холмы, эту траву и небо, и приобщаешься к вечности задолго до того, как успеешь навечно откинуть копыта. И твой переход из одного мира в другой становится почти незаметным, ибо слишком ничтожен он и мелок по сравнению с бесконечностью этой вечной Степи.

…Да, конкретно меня накрыло, раз уж о Таком задумываться начал. А ведь это далеко не первая смерть, что я тут видел. Даже собственными руками, уже больше двух десятков раз, пришлось обрывать жизни неизлечимо больных пациентов, среди которых были и мои хорошие приятели.

Или вон — Лга’нхи, дважды его с того света вытаскивал, а перед этим считай что и попрощаться успевал, настолько плох он был. А ведь даже сейчас, когда у нас есть целое племя и семьи у каждого, он наверное самый близкий мне тут человек. А что уж говорить про «раньше», когда на всем свете только мы двое и были «люди», а весь остальной мир — «не люди» — был против нас?

А сколько смертей я видел на поле боя? И друзей и врагов. И даже собственная Смерть, уж как минимум раз, подходила ко мне почти вплотную. …Вон, шрамы на груди и ребра под ними до сих пор к перемене погоды ноют.

Да уж, думал ко всему привык. А вот Тишкина смерть меня подкосила. Будто от собственного тела кусок отрезали… А ведь я ее особо-то и не замечал, загруженный решением очередных грандиозных задач. Одно слово — сволочь!

…Как-то все это несправедливо, неправильно, глупо. В бою — там понятно. Там дерутся — яростно, остервенело и беспощадно. Убиваешь ты, убивают тебя, и в состоянии дикого стресса даже смерть друзей оставляет тебя равнодушным. А тут… — Тишка была такая довольная, такая гордая собой, просто светилась от искреннего неподдельного Счастья. Как же — при ее-то внешности, да родила Самому Великому Шаману Дебилу сына! …И вдруг все это оборвалось.

…А местные только руками разводят. Ну что тут такого? Баба при родах померла. Эка невидаль! На то они и бабы, чтобы рожать и помирать от этого. Судьба у них такая! Мужики погибают на войне и на охоте, потому как род кормить надо и защищать. А бабы мрут при родах, потому как это их забота — рожать, чтобы род не прервался не иссяк. Это правильно. Это нормально.

Так чего же спрашивается кукситься и несколько дней подряд сидеть на холме за лагерем из-за такой фигни? Надо быстренько новую жену завести. …Только нормальную, не тощую, узкобедрую и безгрудую уродину, какой та была, а солидную, толстую деваху с неохватной жопой и арбузными сиськами, которая детишек как из пушки будет выстреливать. Такую не то что родами, такую и ломом убивать умаешься.

— …Дебил… — Каким-то неуверенными и испуганным голосом окликнул меня из-за спины Витек. — Там эти, которые реку перегораживают, совета твоего спросить хотят… Шаман Ундай говорит, что без тебя никак…

…Вот, еще одни потенциальные жертвы моей некомпетентности, готовы доверчиво лечь под нож гильотины, наивно поверив моим словам, что — «Все нормально будет, я тыщи раз так делал».

А я конечно делал. В детстве, в песочнице играя. Я там много чего делал. И плотины, и замки, и целые города. …В штанишки, вон помню, как-то раз тоже наделал, игрой увлекшись. Только тогда пострадал от этого только один я. А теперь, если я в очередной раз обделаюсь, куча народа пострадает. Ведь сейчас множество народа, вместо того чтобы пищу себе на зиму запасать, под моим чутким руководством возятся в воде, играясь в песочек. А если вдруг облом?

— …Так что им сказать-то, Дебил? — Продолжал ныть за спиной Витек. — Сказать что ты с Духами говоришь, и чтоб тебя не беспокоили?

…Вот блин, ученичёк. Только врать у меня и научился. А полезного чего… Ну да, читать-писать теперь худо-бедно может. Считает на уровне выпускника первого класса общеобразовательной школы. …А может даже и второго. Когда мы там таблицу умножения-то проходили? Ну и да, лечить под моим чутким руководством намастрячился. Хотя тут конечно больше результатов дала постоянная практика, чем моя «наука».

С мелкими и средней тяжести болячками теперь все только к нему и идут. И сдается мне, что выздоровевших у него куда больше чем у меня. Потому как он искренне верит в то что делает, а не прикидывается шаманом-лекарем.

…Вон с месяц назад, наверное, засек его за анатомическим исследованием сурка. Примотал, сволочь такая, верещащую от ужаса и боли зверушку к бревнышку и давай ее с отрешенной мордой на куски кромсать, пытаясь понять, что и как там у него внутри работает, и насколько все это соответствует тому, что я ему рассказывал. Одно слово — живодер. У меня бы на такое силы воли не хватило. А ему, видишь ли, интересно!

…Да уж, что там и говорить. Он настоящий, а я — фальшивка!

— А может все-таки пойдешь, посмотришь? — Продолжал за моей спиной канючить Витек. Причем делал это как-то на одной ноте и в заунывном ритме. Будто гипнотизировать пытался, гаденыш. …Это его Эуотоосик научил, хотя сам про гипноз только от своих учителей в этом ихнем Храме Икаоитииоо и слышал. Ну да я еще парочку советов добавил, извлеченных из пособия «Гипноз для чайников». …Когда-то пытался овладеть, думал девок клеить поможет. Хренушки. …А у Витька, сволочи недоделанной, похоже начало получаться своих пациентов в трас вводить. Благо, как я заметил, народ тут довольно внушаемый.

И теперь этот гавнюк на мне, чуть ли не с младенчества помещенном в мир рекламы, ярких притягивающих этикеток и огней витрин, силенки свои пробует, недоделок хренов!

Схватил лежащий рядом со мной булыжник и не глядя, на голос, швырнул за спину. Ожидаемого звонкого гула от соударения с пустой головой не последовало. А также визгов и стонов. Либо не попал, либо увернулся гаденыш. Ну да зато можно было расслышать его спешно удаляющиеся шаги.

Сделать гадость — тоже радость, вроде как полегчало. …Булыжников тут кстати много. То ли с гор скатываются, то ли каким-то ледником притащило. Мы по большей части из этих булыжников плотину и строим. Вбиваем сначала в дно два ряда свай из железного дерева, потом к сваям крепим плетеные щиты из веток того же железного дерева, благо оно в воде почти не гниет. А между щитами сыпем эти самые булыжники, смешанные с глиной, землей и мелким щебнем.

…Пойти что ли и правда посмотреть, что в мое отсутствие наши монстрики наворотили? А то ведь, без чуткого руководящего глаза, таких дров наломают, что потом замаешься переделывать. …Тут ведь оказывается, даже мастер узоров Ундай не представляет себе, что такое прямая линия. Или две параллельные линии. Перпендикулярные.

…Нет, серьезно. Не понимают они этого. Потому как практически и не видели никогда. Ведь в природе идеально прямые линии отсутствуют, это — чисто умственная абстракция.

В природе все закругленно, завалено, загнуто. Даже идеально прямое копье отнюдь не идеально, и обычно это никого особо не парит.

А тут я начал вести строительство плотины с обоих берегов одновременно. А чтобы сошлось посередине, долго и нудно «выцеливал» правильные ориентиры с помощью Витька, Ундая, Дилора — ответственного наблюдателя от Улота, и банды Дрис’туна. Много тогда кой-кому пришлось повозиться в ледяной воде, размечая и вбивая сваи-вехи в указанных мной местах.

…Что ни говори, а хорошее тогда было времечко. Веселое, беззаботное, полное трудового энтузиазма и желания вершить что-то новое. …Не то что сейчас.

Речушка, над которой я решил поиздеваться, была сравнительно небольшая. В среднем, где-то метров десять-пятнадцать в ширину и от метра до пяти-шести глубиной.

Текла она по довольно ровной местности (почему я ее и выбрал) и особо сильным течением не отличалась. Так что самым трудным было найти достаточно ровный участок берега, разлившись на который, речка образует заливные поля. Тут ведь мало затопить большое пространство водой. Надо, чтобы эта вода возвышалась не более чем на десять-пятнадцать сантиметров над землей. А поскольку подобных идеальных условий не существует, их придется сооружать самим. И что там не говори, а работенка эта куда более трудоемкая, чем я полагал.

Я-то как обычно думал, что стоить мне только перегородить речку, заставив воды разлиться достаточно широко, и можно смело умывать руки. Ан хренушки! Как показали дальнейшие раздумья и допросы Эуотоосика и Улоскат, плотина это даже не половина, а дай бог пятая часть всей работы. Самое главное и трудное — подготовить поля, обеспечив одинаковый уровень подтопления и регулировку воды, чтобы после прошедших где-то в горах дождей все наши насаждения не смыло бы водой, или чтобы они не погибли в засуху.

Аиотеекская каша (как мы стали называть это зерно), по словам моих «специалистов», особо капризной не была. …Если все время держать ее в воде, то обязательно чего-нибудь да вырастет. Даже если просто поливать постоянно, как делала это Улоскат позапрошлым летом, и то урожай будет обеспечен.

Вот этот постоянный доступ воды, я и должен был обеспечить.

…Да. Когда мы взялись за строительство плотины и подготовку полей, работы и неотложных забот появилось столько, что мне как-то совсем не до беременной жены стало. …Я даже роды Осакат пропустил, благо она-то родила без особых проблем, и помощи Великого Шамана не потребовалось — всех злых духов отогнал ученик Шамана и муж по совместительству.

Да уж, это было время постоянной штурмовщины, творческих споров и поисков. Тут уже не до какой-то там беременной дикарки… Столько важных работ и дел надо было сделать и причем срочно, поскольку весна уже была в самом разгаре, и давным-давно пора было пахать-сажать. А у нас, как оказалось, даже самых необходимых инструментов не было. …Вообще ни у кого не было в целом мире.

…Вот например горизонтальный уровень. Долго думал, как его сделать. Тем более что мне он нужен был достаточно большого размера, чтобы выравнивать поля.

Пытался даже что-то вроде узкого желобка в полоске глины изготовить, чтобы, налив в нее воду, можно было определять правильную горизонтальность. Хренушки. Будто бы я не знал, что при обжиге, такое изделие в лучшем случае изогнет и выкрутит дугой или пропеллером, а в худшем, оно просто треснет.

Оно и трескалась. Аж четыре раза подряд. Пока я не догадался обтесать длинную прямую доску и закрепить на ее краях обычные чашечки. Потом запустил эту доску в ближайшую большую лужу. И когда вода успокоилась, и доска перестала качаться, отметил правильный уровень в чашках. Если поверхность не горизонтальна, то вода в чашечках заметно не совпадает со сделанными рисками. Вот он горизонт! Вот она победа Разума над Природой, до жены ли тут?!

Вообще, прежде чем приступить к работе, пришлось налаживать целую мастерскую по изготовлению инструмента. И банда Дрис’туна оказала тут мне неоценимую помощь. Они и походную печь-горн самостоятельно сложили из булыжников, и вытесали деревянные лопаты, края которых мы потом оббили бронзовой полосой, чтобы лучше копала.

Да и беготня с уровнем и той хренью (не помню как она по научному называется^[26]), которой землю исследуют, определяя разные высоты, естественно без них не обошлась.

Наконец выбрали два места. Поле возле реки, площадью наверное около гектара, и еще одно, чуть поменьше, примерно в полукилометре от берега, нужное скорее для эксперимента, чем для реальной работы.

По хорошему-то, нам на второе поле просто не хватило бы посадочного материала. Ведь большую часть зерна мы отдали Мордую и Леокаю. Так что на отдаленном поле я хотел развести огороды, просто показав как можно подводить воду на расстояние с помощью каналов.

Да и целый гектар земли, по местным меркам, был уже и так офигительно огромным полем. Обычно одна семья кормилась с десяти-двенадцати соток. …Конечно попутно подкармливаясь за счет животноводства, собирательства и охоты.

И вовсе даже не потому, что им хватало выращенного на таком участочке зерна, или не хватало земли. Просто с мотыгой, которая была своеобразной вершиной тутошнего земледельческого инструментария, особо не развернешься.

А как решал вопрос немалых земляных работ я? Да как обычно — с помощью баб и детей. Благо у нас теперь в племени на каждого мужика приходилось в среднем по полторы бабы и чуть ли не по три ребенка, вполне работоспособного возраста. (что означало — могли ходить сами).

Потому как многие вдовушки, так и не нашедшие себе мужей среди ирокезов, почему-то предпочли не возвращаться в родные деревни, а продолжать крутиться возле нас. …Может их так наши причесоны впечатлили, или потому что они ушли из своих племен разорвав все прежние связи… но так или иначе, а женских рабочих рук у нас хватало. И их мужья совсем даже не возражали, что эти руки повкалывают вместо них на сборе и перетаскивании камней или распашке земли. Благо у самих мужей хватало дел на охоте, рыбалке, возле стада овцебыков или на военных занятиях.

Да, правду сказать, из мужиков я реально мог рассчитывать лишь на подгорных, которым возня с деревом и строительство, как мне показалось, были только в радость, да нате два семейства «низших» что прислал Леокай.

Но худо-бедно хватило. Реку мы уже почти перегородили, тем более что для перетаскивания камней я сначала «изобрел» носилки, а потом даже целую тачку. Тачка правда была на редкость убогой и ломалась постоянно. Но труд облегчала довольно основательно. Особенно когда я все-таки сумел уговорить Лга’нхи, задействовать для перетаскивания камней верблюдов, мотивировав это необходимостью для всего племени, во-первых, научиться не бояться этих зверюг, а во-вторых, использовать по прямому предназначению.

А то пока эти верблюды у нас навроде павлинов были, чиста для красоты и престижу, ходили вокруг лагеря, жрали траву и ни хрена не делали.

Хуже было с изобретением сохи. Кто вообще знает как выглядит эта соха? Я вот только помню картинку из учебника истории, на которой за хилой лошадкой тащили какую-то малопонятную треугольную конструкцию. Так что пришлось опять кумекать и наскоро изобретать заточенное бревнышко из железного дерева, закрепленное таким образом, чтобы вспарывать своим острым концом землю. Времени изготовлять не то что нормальный плуг (будто я знаю как выглядит плуг), но даже и бронзовый наконечник для сохи, уже совсем не было. Весна в полном разгаре, и от меня активно требуют возможности засадить поле. Но даже подобная убогая конструкция сумела существенно облегчить нам жизнь. Особенно когда впереди нее бежал пяток самых мелких ирокезиков и убирал с пути камни, а их матери разбивали мотыгами тысячелетнюю целину.

Еще сложнее было выпросить у Лга’нхи привычных к волокушам бычков. Сердце этого детинушки, видите ли, кровью обливалось при виде того, как несчастное животное мучается, взрыхляя целину. Так что подолгу глумиться над одним и тем же бычком он не позволял, проводя частые замены игроков.

…По хорошему-то, надо было затопить этот луг примерно так на годик. Дать возможность траве перегнить и земле хорошенько пропитаться водой. Потом спустить воду и перепахать землю.

Но мне требовался показательный урожай для дальнейшего очковтирательства Царям Царей. Так что я торопился, как обычно лажая на каждом шагу и совершая множество ошибок.

…Но тогда нам всем было на это наплевать. Слишком многие заразились энтузиазмом и готовностью вершить что-то новое. Старикан Ундай, как и в случае с протазаном, просто бредил новыми полями и плотиной и потому работал ходячей рекламой. Он говорил только о них, обещая всем кто не успел от него убежать, огромные урожаи и небывалые запасы зерна. …Всем нам предстояло стать очень толстыми, благодаря только одной лишь плотине.

Короче, повкалывать пришлось выше крыши. Я целыми днями бегал по полям или торчал в воде, контролируя, замеряя, ругаясь и поправляя. И когда вечером приползал к костру, даже лишнего доброго слова жене сказать сил не было.

А когда почти все уже было законченно, она померла. И у меня словно бы руки опустились.

Нет. Все-таки надо пойти посмотреть, в чем там закавыка. …Если конечно этот недобитый доморощенный психолог Витек не пытался вывести меня из стопора, придумав несуществующую проблему.

А то ведь и впрямь, ирокезы подумают, что их шаман окончательно ушел в степь, и срочно выберут себе нового Великого Шамана. Хреном по лбу этому недоучке, а не моя должность. Азм есть Великий Шаман!

Встал, побрел к плотине. Судя по тому, сколько народа толпится возле нее, и их громким воплям, проблема действительно не выдумана.

Подошел, народ почтительно расступился. Ага. Не знают как крепить ворота, которые будут закрывать-открывать вход для воды. …Можно подумать, я знаю!

Эти ворота вообще были самым слабым местом всей конструкции. Как в этом веке сделать дверку, которая не будет пропускать воду? Да еще и не сплошную, а подвижную.

…Учитывая что, как я узнал, даже мои подгорные плотники нифига не знакомы с концепцией дверных петель. Единственные двери, которые я в этом мире видел, были в Вал’аклаве, да в сокровищнице Леокая. Все остальное человечество, по видимому, без особых проблем и забот использовало пологи и занавесы. А поскольку мои подгорные дворцов не строили, то и с петлями особо не встречались.

Я им правда примерно показал, что это такое, продемонстрировав в качестве образца сундучок Эуотоосика. Но даже там петли были ременные и представление о принципе своей работы давали весьма приблизительное.

…Да. По хорошему-то, петли надо было делать бронзовые. И когда-нибудь я их обязательно такими сделаю, но на это надо время. А сейчас подгорные, следуя моим рисункам и слепленным из глины образцам, вырезали нечто похожее из дерева. Благо, примитивные пёрки входили в их комплект инструментов. …Вот только как все это будет работать в реальности?

…Была у меня правда еще одна идея насчет ворот, поднимающихся и опускающихся на манер английских рам. …Была, пока не одолели сомнения, что если сделать слишком свободными, будут пропускать воду. А слишком плотными — древесина разбухнет, и всю конструкцию нахрен заклинит.

Так что работаем с обычным дверным полотном в обычной коробке, только подвешенном не вертикально, а горизонтально. Благо, и сама плотина не слишком-то высока, поднимает уровень воды примерно на метр двадцать. Да и особой ширины ворот на такой речушке не требуется — полтора-два метра хватит с избытком

…Сбиваем обычный щит из колотых досок. Мажем варом из смолы и костей, секрет которого знают мои мастера. Потом набиваем новые доски перекрывающие щели, опять мажем варом. И наконец самое сложное — стесываем края ворот под углом примерно в 60 градусов. Таком же, как и в коробке. Проклеиваем посадочные места как на воротах, так и на коробке кожаными полосами, промазанных все тем же варом. Теперь, если получится все так, как я задумал, течение реки и давление воды вдавят ворота в коробку и закупорят их наглухо. Ну и на всякий случай, кто-нибудь нырнет, закроет щеколды снизу и по бокам и заколотит их клином. Дверь плотно войдет в раму, и, как говорится, «враг не пройдет». Такая теория, а что получится на практике — только Духи ведают.

…И вот сейчас мои мастера яростно спорят с Ундаем по поводу правильного нанесения узоров на правильную сторону ворот. Крики и напряженные выражения морд показывают, что дело это чрезвычайной важности. …И стоили ради этого с холма слезать?!

Однако тут все серьезно. Поскольку я перекрыл доступ к своей персоне, мои гении сочли возможным для себя вырезать на полотне несколько значков, препятствующих доступу воды. …Они, видите ли, всегда такие на лодках рисовали, и ни одна пока еще не утопла… из-за просачивания воды сквозь шкуры. …Насколько они знают.

Ундай же уверен, что магия эта абсолютно неправильная, и с такими знаками ворота надо вешать другой стороной к течению, да еще и вверх ногами, а иначе никак, хана всей затее с плотиной.

…Нет, определенно, я когда-нибудь этого старого зануду пришибу. Мне вот сейчас только и забот, решать на верхней или нижней части ворот, должны располагаться стилизованные изображения волн!

К сожалению, по опыту знаю, что убеждать тут кого бы то ни было в собственном взгляде на вещи — абсолютно бессмысленное занятие. …Что такое параллельные прямые, они возможно и не знают, но вот в магию верят беспрекословно. Для них геометрия это полный бред, если конечно она только не привязана к какому-нибудь колдовству.

А вот Магия!!! — это не просто часть жизни, это сама Жизнь и есть. Без правильной магии ни родиться, ни умереть, ни за дело взяться, ни бездельем помаяться, ни пожрать, ни посрать. …Да-да, и насчет последнего есть свои ритуалы, заклятья и предрассудки. Посрешь как-нибудь неправильно, и кранты — духи обижены, фен-шуй испорчен, карма обгажена, злые демоны торжествуют, и тыща лет сплошных неудач тебе обеспеченны. Мне помнится, еще в племени Нра’тху попервоначалу пару раз морду били… за незнание правильной технологии.

…Короче — проще принять их правила, чем убеждать что все дело выеденного яйца не стоит, тем более что петли далеко не стандартные, и каждая половинка подгонялась к другой строго индивидуально. Так что взять и просто перевесить заслонку хрен получится, учитывая, что на самой плотине они уже закреплены наглухо.

Так что внимательно выслушиваю доводы обоих сторон. Ужасаюсь тому бреду, что они несут, и по привычке делаю умное задумчивое лицо.

Без умного лица тут действительно никуда. Потому как одни утверждают, что изображение волн не позволяют воде попасть внутрь лодки, и поэтому должны быть нарисованы с внешней стороны. А другой орет, что дверь не просто должна не пускать воду. Нет, совсем даже наоборот. Время от времени она должна воду пропускать, и потому… Короче, все надо перерисовывать совсем по-другому!

…«Пропускать — Не пропускать», «С какой стороны волнистые полоски калякать?». Неужели именно об этом и должна сейчас болеть у меня голова? Или это все-таки козни Витька, и весь спор придуман, чтобы стащить меня с облюбованного холмика?

…А Ундай и плотники, получается, достигли такого уровня в искусстве лицедейства, что чуть ли не пену изо ртов пускают и друг друга за грудки хватают?! Нет, для них это все серьезно. А дверка эта не какой-то там элемент конструкции, а чуть ли не мистический лаз из одного мира в другой. …Как тут не вспомнить римлян, у которых для дверей специальный бог был — тот самый старина Двуликий Янус.

…Да и чего удивляться кажущемуся идиотизму спора, — успокаиваясь, убеждал себя я. — Ведь вся эта плотина, воспринимается ими как нечто мистическое и невероятное, а в мистике мелочей не бывает. Помню, как все они ходили охреневшие, когда я показал им принцип плотины на маленьком ручейке. Ундай так тот вообще не мог оторвать взгляда от границы, где одно широко и внезапно раскинувшееся плоское зеркало воды вдруг переходило в совсем даже другое — старое и узкое, расположенное примерно на ладонь ниже. Он даже ухом ложился на мокрый песок, чтобы лучше рассмотреть все это с близкого ракурса.

Все-таки что ни говори, а Ундай эстет. И слова «редкий для этого мира» тут не уместны. Не надо думать, что если человек ходит в шкурах и украшает себя скальпами своих врагов, то он не способен чувствовать красоту. Способен, и еще похлеще нашего, поскольку привык видеть, слышать и ощущать куда более глубоко и тонко, чем большинство моих современников. Тут без этого никак. Просто использует он эти способности немного для другого.

Без умения Видеть не разглядеть прячущегося в траве тигра или кролика. Зато едва уловимый оттенок цвета камня, воды или травы скажут о многом опытному взгляду. Изменившийся звон насекомых или шорох травы в ночи предупредят тебя об опасности, если ты умеешь Слушать. А если не сумеешь почувствовать на подсознательном уровне изменение обстановки — быть беде.

А чем отличается художник от обычного человека? В первую очередь, вот этой самой способностью видеть. …А музыкант — слышать. …Когда часами сидишь в студии и рисуешь гипсовое яблоко и коричневую вазочку на фоне серой тряпки, постепенно начинаешь замечать разные оттенки цвета, цвета теней, отблески прямого света и рефлексы, что бросают отраженным светом одни предметы на другие. И с удивлением понимаешь, насколько же тупым (другого слова трудно подобрать), был твой взгляд, и сколь многого ты не замечал раньше.

А большинству моих соплеменников эти многочасовые сидения в студии не нужны. Они и так все это видят, потому что те, кто не способен был Слышать, Смотреть, и Чувствовать, до совершеннолетия просто не доживают.

…Собственно к чему я это все? Да к тому, что как художники могут вести абсолютно бессмысленные, с точки зрения «нормальных» людей, споры о цветах и оттенках. И даже в запале бить морды друг другу, обсуждая мазки кистью. Так и для моих работяг все эти «магические каляки» — очень и очень серьезно. И если я не вмешаюсь в спор со своим авторитетным мнением, они так могут проспорить до самой осени, когда уже про урожаи и думать будет нечего. Даже несмотря на личное горе, приходится быть чутким и внимательным к бедам и нуждам сотоварищей.

— Ах вы, *** ****** хреновы. Да я вас, ***** ***** уродов ******** ***********, через колено поперек ****** морды и **** ********* ********** ** * ********* козлов! — Произнес я страшное заклинание, чтобы разрешить начавшийся спор.

Народ радостно зашевелился. Заклинание было новое, но, судя по многочисленным «магическим» словам, с которыми они раньше уже были знакомы по моему прошлому… творчеству, должно было обладать немалой силой.

— Раз уж взялись не за свое дело, так теперь рисуйте свои волны по всем четырем углам, с каждой стороны! А вон ту здоровенную каменюку на берегу видите? — Ткнул я пальцев в здоровенный обломок скалы, лежащий не берегу. — Витек, выдолбишь на ней вот такой вот знак — «***». Наискосок. Слева направо. Крупно как только сможешь, чтобы издалека видно было.

…Ага, пусть археологи будущего поломают головы над тем, чтобы это значило. Будет им над чем на ученых спорах копья поломать. А моему чересчур ретивому ученичку будет к чему руки приложить, чтобы шибко умным себе не воображал. И пусть не думает, что от всех других шаманских дел я его на это время освобожу! Пусть, сволочь, по ночам работает. …А мне — будет приятная ностальгия о московских заборах.

…А может даже и хорошо, что Ундай всю эту бучу поднял. Если ничего не получится, свалю вину на всяких там безграмотных рисовальщиков. А чтобы никому не было обидно, свалю на обе стороны.

Да. Мат, подлянки ученику и будущим потомкам — это все-таки мощная магия. Выматерился, напакостил, и вроде как даже полегчало. Вместо унылой тоски в душе кипит какая-то радостная злоба. …Мне бы сейчас очередное нашествие аиотееков очень бы даже не помешало, чтобы было на ком эту злобу выместить.

…А еще я жрать хочу! Несколько дней почитай ничего и не жрал, от тоски этой дебильной. Тоже мне, шаман Великий, разнюнился как гребанная институтка о потерянной невинности.

…В самом подходящем настрое подошел к своему костру и рявкнул на Улоскат. Ноль внимания. Кажись, в нашем семействе распространилась эпидемия безумия — у этой тоже шарики за ролики закатились.

Ну да, припоминаю, о чем говорила Осакат перед тем, как начать со мной ругаться. «Эта Твоя забрала ребенка и из рук не выпускает. Своей титькой сухой кормить его пытается. А откуда у этой пустоцветки молоку-то взяться?!?! …Вели, Дебил, ей ребенка мне отдать, у меня молока на двоих хватит».

Разумное предложение. Только вот видать Улоскат, всю жизнь о своем ребеночке мечтавшая, заполучив нашего с Тишкой, окончательно спятила. Решила, судя по всему, что он ее, и отказывается из рук выпускать. Вон, с повязкой на башке сидит. Это ее сестренка палкой промеж ушей приголубила, чтобы нормально сынишку моего покормить.

Так и живут теперь, три-четыре раза в день — драка, как по расписанию. Только с боем и удается из рук этой ополоумевшей младенца забрать, покормить, а потом она опять его выкрадывает, потому как сестренке за двоими детьми, мужем и мной никак не уследить. …Сдается мне, если я немедленно не вмешаюсь, все эти не в меру ретивые родственники мне ребенка угробят, так сказать, в припадке излишнего чадолюбия!

— Дай сюда! — Рявкнул я, вплотную подходя к старшей женушке и требовательно протягивая руки.

Она бросила на меня затравленный взгляд и попыталась поплотнее запихать ребенка куда-то под мышку, одновременно отворачиваясь от меня. Точно. Совсем крыша съехала! Я пнул ее куда-то по повернутому ко мне боку. …Чиста, чтобы кровь, отхлынув от воспаленного мозга к месту удара, ослабила давление на больную головушку…

Она охнула и заскулила, как убиваемое животное, а я вдруг вспомнил Тишку, и как мы учились налаживать внутрисемейный диалог без применения мордобоя!

— «Вот ты окончательно и превратился в дикаря, Дебил, ранее известный как Петя Иванов. — Грустно порадовался я собственным успехам на этом поприще. — …Ох, грехи наши тяжкие!!!»

— Дай. — Повторил я уже совсем другим, мягким и увещевающим тоном. — Никто его у тебя не заберет. Давай Улоскат, приди в себя! Ты же у меня разумная баба!!!

…Думаю, не столько слова, сколько интонация, сделали свое дело, и Улоскат, продолжая глядеть на меня недоверчиво и испуганно, отдала сверток из шкур с младенцем внутри.

— Дай пожрать чего! — Приказал я ей, даже не столько потому, что был голодный, а лишь бы убраться из-под прицела ее жалобно-тоскливых глаз. Она вскочила и начала суетиться возле костра, продолжая внимательно следить за тем, что я делаю.

А что я делаю? Будто я знаю, что с младенцами делать! Я вон и своего-то в руках держу второй раз в жизни.

Сначала был ошалевшим от самого факта рождения у меня сына. Потом начались проблемы с Тишкой, потом этот ступор идиотский. И вот только сейчас нормально могу посмотреть на, как это говорили в старину, плод моих чресл.

…Мелкий какой-то плод. Если бы не упаковка, так чисто сурок или суслик, только лысый. Рожа красная, сморщенная какая-то.

Тут изучаемый объект раскрыл глаза, и я прибалдел. Они были большие, как-то нереально голубые, как у матери… и такие же бестолковые.

…А вот несколько волосин на крохотной голове — черные. Это у него от меня!

…Ой и хреново же ему наверное придется с таким цветом волос в подростковой банде. Аиотееком небось будут дразнить, и папочкин авторитет тут нихрена не поможет. Подростковая банда живет по своим законам, ей никакие авторитеты не указ.

Как-то сильно защемило в груди. Начать что ли его с младенчества по системе ниндзей воспитывать? Чтобы к годам десяти этакий микробрюсли получился, который всем сотоварищам задницу надерет одной левой пяткой? А то ведь, что там ни говори, а с родительскими генами у него сплошной облом. И я, прямо скажем, не великан, да и Тишка, хоть и длинная была, но особой крепостью не отличалась. А у тех же Лга’нхи с Ластой евоной такой монстрик может народится, что его не то что пяткой, и танком хрен сшибешь…

Или того, приучить псов повсюду за ним ходить и от разных бед охранять? …Только мои псы, боюсь, до того времени уже не доживут, а где взять новых? …Сдуру, не подумав, взял двух кобельков. Теперь вон и они вовсю маются, каждый сверток шкуры пытаясь изнасиловать. Очередной Великий Прокол, Великого Шамана! …Впрочем, в Олидике собаки есть. Только мелкие какие-то.

И тут меня снова конкретно накрыло! О чем я вообще думаю? Держу в руках собственного ребенка, а размышляю о собачьем приплоде!

Я вдруг наконец-то осознал, что это существо у меня в руках, реально мой сын. И я, и только Я, несу за него ответственность. А вместе с ним и за всех, кто будет рядом с ним в бою, на празднике и на охоте. За Род! Потому что без Рода, без Племени, тут не выжить!

Сейчас только и стало понятно, почему отцовство, настолько меняет статус человека. До того, сколько бы лет тебе ни было, и сколько бы подвигов ты ни совершил, ты лишь пацан, который отвечает только за себя, и только о себе и думает.

А вот когда приобщаешься в Вечности, получив собственное продолжение в Роде, тогда перестаешь ассоциировать себя с Пупом Вселенной, система ценностей сдвигается, убирая из Центра «Я» и заменяя его на «Мы», и ты начинаешь мыслить слегка другими категориями.

Например, «…А ведь не дай бог прибьют меня в очередной разборке с врагами, кто позаботиться о ребенке?».

…Племя конечно позаботится! Кто же еще. И от того каким был его отец, очень сильно зависит уровень этой заботы и отношение к этому человечку вообще. Тут ведь, например, при распределении добычи принято и подвиги, и проступки дедушек учитывать. Я разок облажаюсь, и вот этому комочку плоти у меня в руках это до скончания жизни будут припоминать, и детям его тоже. А может и внукам, если облажаюсь конкретно. А как тут не облажаться, если ты лишь врун и пустое место, только изображающее из себя что-то существенное?

Настроение как-то снова ушло в минус, и я, обменяв ребенка на миску с кашей из рук Улоскат, слопал ее даже не почувствовав вкуса. Думы в голове роились, прямо скажем безрадостные. Но хоть брюхо набил, а вслед за сытостью, пришла и дремота…

Проснулся я от очередного крика и визга.

Угу, новая серия «Бесконечной битвы»! Затравленные глаза Улоскат, надвигающаяся на нее с палкой сестренка, и маячащий где-то чуть в отдалении Витек с собственным ребенком под мышкой. …Дикари блин! Поспать спокойно не дают.

— Улоскат, — рявкнул я недовольным спросонья голосом. — Отдай ей ребенка. …А ты, Осакат, не убегай хрен знает куда, а сядь рядом с ней и покорми Моего ребенка. А потом ей же и отдай, потому как нравится это тебе или нет, а она моя жена. А тебе пока что возни и со своим хватит.

И не веди себя как полная дура. — Помолчав немного, добавил я. — Она в смерти Тишки не виновата, и тебе воевать с ней нельзя. Потому как она тебе близкая родня, считай как двоюродная сестра! А вспомни, что в Законе про тех, кто с родней воюет, написано? «Вплоть до изгнания из племени, если проступок будет серьезным».

Вы же ведь, по всем обычаям, такая близкая родня, что когда детишки подрастут, вас обоих матерями будут называть. Так что хватит смотреть друг на дружку, будто аиотеека встретили. Или уже про Закон забыли? Хотите Духов разозлить, и чтобы они вам обеим отомстили?

О! гляжу бабы малость задумались и начали приглядываться друг к дружке, словно бы первый раз в жизни увидели.

— Совсем одурели? — Продолжил давить я. — Особенно ты, Осакат. Ты же ученица Шамана, умеешь читать. И Закон не можешь нарушать. Наоборот, должна охранять и поддерживать, это твоя прямая обязанность. Иначе зачем я тебя грамоте и счету учил?

Ну наконец-то! Последний довод оказался достаточно весомым. Тут ведь и Родство чтят, да и новоявленного Закона побаиваются, ведь за ним Духи Предков стоят. …И если подумать, это наверное первый раз, когда Закон сработал!

Обе родственницы сразу прекратили боевые действия и перестали вырвать ребенка друг у друга. Видать наконец-то задвигались в головах какие-то шестеренки, и они просчитали степень своей близости. И она реально оказалась очень и очень близкой. …Я же получается сынишке Витька с Осакат — двоюродный дядя, а Витек — двоюродный дядя моему. И хотя я пока так и не выяснил в чем там фишка с двоюродными дядями, но дело это серьезное. Двоюродный дядя, вроде как, даже важнее родного отца. …Наверно потому, что может воспитывать ребенка без лишних сантиментов и слепой родительской любви. …Или просто предрассудок на эту тему есть какой-то. Вроде тех самых «синих рогачей».

Да и воззвание к гордыне Осакат как всегда неплохо сработало. Может ее раньше и коробило, что «низшая» стала ее двоюродной сестрой. Или просто хотелось выместить злость из-за смерти подруги, на особе вроде как занявшей ее место. Но своим статусом Ученицы Шамана она сильно гордится. …Собственно, после того как она, выйдя замуж, перестала быть «прынцессой», это и есть один из главных столпов ее гордыни. А когда я еще и ляпнул про «Закон поддерживать…». …Как бы сестренка не вообразила себя местным шерифом, и не наломала дров.

— Чего тебе Витек, — спросил я у подошедшего ученика. — Знак на камне уже выбил?

— Нет, там это, Дебил. Охотники какое-то племя, которое сюда идет, обнаружили.

— «Вот блин, накаркал», — мысленно плюнул я, чувствуя как холодеет все внутри. И как-то резко становясь очень серьезным, коротко спросил у Витька. — Аиотееки?

— Да нет, похоже кто-то другой. …Они без верблюдов… Они вообще на лодках плывут по соседней реке… Ну той, что в дне бега отсюда течет.

— На лодках? По степи? Оригинально! — Пробормотал я, а потом, сообразив, что за время своего ступора вообще выпал из реальности и перестал ориентироваться в племенных делах, посмешил уточнить. — А Лга’нхи где?

— Вождь вчера стадо погнал…

…Вот ведь скотина черствая. — Подумалось мне. — Тут его брательник понимаешь весь из себя в расстроенных чувствах, а он все со своими любимыми волосатыми коровами цацкается… Впрочем, овцебыков не попросишь попоститься недельку-другую. А из-за того что мы стоим все время на одном месте, нашим пастухам приходится гонять их кругами по окрестным землям…

— А Гит’евек? — Продолжал я расспрос ученика.

— Там, на «плацу», все незанятые оикия собирает.

— Ну пошли и мы туда. — Согласно кивнул я. И вдруг спохватился. — …Протазан мой где?

— Ты его на том холме оставил…

…А вот это уже за пределом. Воин себе такого позволить не может. Даже я и то за последние годы как-то умудрился приучить себя к тому, что оружие является частью моего тела. То-то Витек смотрит на меня с таким… не то сочувствием, не то непониманием.

— Ну и хрен с этим протазаном. — Назло его сочувственным взглядикам ответил я. — Прямо сейчас мы в драку не полезем, а бежать на противоположную сторону поселка, а потом обратно, мне в лом.

…Витек только укоризненно покачал головой. Уважающему себя воину появиться на таком собрании без оружия, это все равно, что политику на митинг без штанов придти. Но возражать не стал. То ли булыжник мой его вразумил, то ли полученное спецзадание по начертанию магических знаков.

— Что у нас с травками? — Спросил я у своего ученика, пока мы шли с ним через весь лагерь на ровную площадку за ближайшим холмом, которую Гит’евек выбрал для строевых занятий. Я как-то, не подумав, назвал ее «плацем» в компании Старшин, а они, решив что это слово, судя по непонятности, несомненно является волшебным, начали так называть площадку на полном серьезе.

— Мало травок совсем. — Устало вздохнул Витек. И добавил, оправдываясь. — Весна еще только, а многие травы только к лету поспеют.

…М-да, а вот это уже хреново. Среди «непоспевших» к разборке травок значится и моя любимая «горькая», которая тут едва ли не половину всей фармакологии составляет, особенно по части лечения ран.

— Бинты?

— Вроде хватает… Бабы с прошлой битвы отстирали …остатками мыла. Эх, надо бы нам еще где-нибудь тканью разжиться. А то эти уже плохие совсем — рвутся!

— Ага. Щас я тебе ткацкий станок сделаю…

— Чего? — …Слово «станок» Витек уже знал и ассоциировал его с очередными техническими ништяками, про которые его шаману поведали духи.

— …Волшебное слово, которое ты на скале будешь вырубать, тебе через плечо. — Буркнул я, пытаясь сменить тему. — Сейчас расскажешь ему про ткацкие станки, он Осакат протрепится, а она всем бабам разнесет. Потом этот старый олух Ундай краем уха услышит, навоображает себе выше крыши. И начнет трепать по всем степям и горам про чудо-станок, который сам собой ткань делает прямо из воздуха, и никаких ниток или шерсти ему не надо. И ко мне заявится делегация, которая будет ныть и конючить насчет «сделай чудо-станок».

А будто я знаю, как его делать! У меня представления о ткацком станке чисто теоретические, рама там, уток… еще чего-то… А такие тут и так есть. У горцев я точно такие станки видел. …Может конечно парочку-другую усовершенствований и смогу им предложить, но ведь это надо будет все бросить и вплотную заниматься только этим. А у меня и так дел по горло.

Я уже так с жерновами облажался. Как-то ляпнул Тишке, что зерна можно растирать без всякого труда. И теперь вся бабская половина племени считает меня жлобом и гадом, за то что я до сих пор им этой штуки не сделал. А когда мне ее спрашивается делать? Я как пчелка, целыми днями в трудах и заботах. …Да и опять же не знаю я как их делать.

Это только со стороны легко кажется. «Автомобиль потому едет, что у него под капотом двигатель работает, который на бензине. А чтобы колеса в разные стороны поворачивали, в кабине специальный руль есть…».

Все легко и просто. …Только ВАЗ почему-то, сплошь ведра с гайками лепит. Которые сразу после выпуска с конвейера в ремонт отгонять надо.

В любом техническом приспособлении круче молотка есть куча тонкостей и мелочей, без которых оно работать не будет. …Да и в молотке тоже! Я когда прошлой осенью на берегу мастерскую свою делал, с этими молотками намаялся. Пока не вспомнил про клин, который в рукоять вбивают, чтобы молоток с нее не слетал, так чуть пару раз сам себя не зашиб. …А вы говорите — ткацкий станок!

Впрочем я тут одному мужичку из подгорных, который с камнями работать хорошо умеет, заказал жернова вырубить и даже описал свое представление о том, как они должны выглядеть. Он вроде обещал, что сделает, после того как мы плотину построим. Вот только что из этого получится?

А так, конечно, прикольно будет, если мы водяную мельницу замастырим. Тут не то что благодарность ирокезих… тут все бабы степей, побережья и гор нашими будут. Но это все дела такого далекого будущего… почти как и фаянсовый унитаз.

…Угу! Особенно учитывая, что Лга’нхи, услышав про свой (а как же иначе, ему же духи обещали) Амулет, нагло заныканный аиотееками в Храме своего божка, сразу вознамерился идти его отбивать. Еле уговорил с этим не торопиться, обосновав это необходимостью выполнять обещания, данные Леокаю и Мордую.

Но отделаться от этой затеи мне точно не удастся. …Потому как, «…Пацан сказал, пацан сделал». Иначе не то что соплеменники, даже народ в дальних царствах этого не поймет. Так что откладывай не откладывай, а дальний и абсолютно безумный и самоубийственный поход на другой берег моря будет висеть надо мной дамокловым мечом… А вы мне тут про какие-то жернова талдычите. Тыщи лет бабы камнями обходились, могут еще тыщу подождать, пока я со всеми делами не разберусь!

— …Чего???

— Пришли говорю. — Вырвал меня Витек из глубокой задумчивости о несовершенстве мира.

И правда. Вон Гит’евек со Старшинами, присев в сторонке, о чем-то о своем базарят, а вокруг уже толпа ирокезов человек в тридцать собралась. Гомон стоит на всю степь, а я — ноль внимания. Что-то совсем со мной не ладно. Тут человек таких глубоких погружений в себя позволить себе не может. Это где-то Там, в Москве, чересчур глубоко задумавшись, рискуешь в столб лбом влететь, либо о канализационный люк споткнуться. А тут таких думателей окружающий мир быстренько на шашлык пускает. Надо срочно брать себя в руки, а то и в степь уходить не придется. А у меня все-таки ребетёнок на шее висит. …С Тишкиными глазами и моей шевелюрой.

— Здорово, Гит’евек. Привет, Старшины. — Поздоровался я с нашим «военным министром» и его «Генеральным штабом», стараясь выглядеть собранным и целеустремленным. — Что там приключилось-то такое?

— Здорово, Дебил. — Поприветствовал он меня в ответ, привстал и похлопал по плечу в знак приветствия. За ним отхлопались остальные Старшины и наиболее уважаемые воины. Плечо малость заныло. А Гит’евек тем временем, внимательно меня оглядев (наверняка отметив отсутствие протазана) и пытливо так заглянув в глаза, проникновенно спросил. — Как ты?

…И не надо думать, что это он обо мне заботу проявляет. Это, наверняка, его моя работоспособность интересует.

— «Нормально я». — Пришлось буркнуть в ответ, демонстративно усаживаясь на землю напротив него и складывая пустые руки на груди. Если придется драться, с поля боя не убегу.

Гит’евек и прочие ирокезы вежливо рассмеялись. Типа, шутка удалась. Великий Шаман Дебил, да вдруг с поля боя сбегает… будто дите пятилетние.

— Так что там…? — Пришлось вернуть их к теме бесседы.

— Тайло’гет с Грат’ху и Трив’као на оленей пошли охотиться к Большой Сопке. — Как всегда, не торопясь и обстоятельно, начал рассказывать Гит’евек. — А то вблизи-то почитай уже всю живность поизвели… И мальчишек с собой взяли, которых ты привел. …Хотя и малы они настоящими ирокезами быть. — Не смог он удержаться от продолжения нашего старого спора.

…Мои «крестники», которых я притащил из аиотеекского плена — Таг’оксу, Жур’кхо, и Бар’лай, и впрямь по возрасту да и по росту понятию взрослого ирокеза пока еще не соответствовали. Но я настоял принять их вместе со всей оикия, потому как посчитал, что иначе могут начаться проблемы. Оикия им фактически новой семьей стала. И такое вторичное насильственное отделение от семьи могло сказаться на психике ребят не самым лучшим образом.

Да и у аиотееков они считались полноценными воинами, лямку тянули наравне со всеми. В общем строю, в нескольких битвах участвовали, без скидок на возраст и комплекцию. После такого, понижение статуса обратно до подростковой банды слишком сильно ударило бы по самолюбию.

Да еще и чужаки. Они начнут задаваться, а их начнут носами тыкать в «чужесть». …Подростковые банды — самые суровые экзаменаторы перед взрослой жизнью. Тут, в результате «проверок на вшивость», можно и здоровья навечно лишиться, а то и жизни. Пихать в них чужаков с подобным опытом за плечами, без крови точно не обойдется. Так что проще оставить вновь прибывших мальчишек в привычном окружении — меньше проблем, больше пользы!

…У Гит’евека на этот счет было свое мнение. Матерый степняк считал, что расстройства психики надо лечить пинками и затрещинами. А ежели кого молодняк прибьет или изувечит, так такая судьба у него значит, одним слабаком меньше, племя крепче.

А вот оикия — это единый организм. И недостаточно физически сильный орган, это угроза для всего организма.

А слабая оикия — угроза для всего войска. Так что пусть пока поживут среди одногодок, поднаростят мяса на костях, а там уж можно и в общий строй ставить…

Но я настоял на своем, и Гит’евеку, который к тому же был тогда моим пациентом, а значит, по степным понятиям, полностью от меня зависящим, пришлось сдаться.

— …И сейчас Жур’гхо с Барлаем прибежали, — по прежнему неторопливо продолжал тем временем Гит’евек. — Сказали, что они там на реке какие-то лодки увидали. А в лодках целое племя, с бабами и детьми. Так что Тайло’гет с остальными остался пока присматривать за чужаками, а их к нам послал.

…Тайло’гет, — припомнил я. — Это тот самый зануда, который меня чуть до истерики не довел, проверяя правильность написания своего имени в «Ведомости на зарплату» и на своем оружии. …Больше ничего плохого я о нем сказать не могу. Скорее даже наоборот, служит в разведывательно-диверсионной оикия, где его занудность пришлась очень даже к месту. Очень бдительный и обстоятельный оказался товарищ.

— А может это Кор’тек возвращается? — Предположил я.

— Так Кор’тек всего с десятью (надо было видеть, с какой гордостью сказал это Гит’евек, вместо «две руки») ирокезами ушел рыбу ловить. Да баб они своих взяли… много. А тут одних только лодок, Жур’гхо сказал, Тайло’гет три пальца по полному человеку и еще одна оикия насчитал.

— Фигассе! — Сказал я волшебное слово, переведя со смешанной местно-аиотеекских системы числительных на привычные мне обозначения. — А большие лодки-то?

— Я спрашивал. Да только мальчишка-то твой — степняк, и в лодках ничего не понимает, даже моря никогда не видел.

— Все равно, семьдесят две лодки, да допустим по пять человек в каждой. …Это… это… это же, — триста шестьдесят человек!!! Даже если две трети из них бабы да дети, то все равно, сто двадцать воинов. Две руки оикия. Чуть больше чем нас (перевел я обратно для математически непродвинутых).

…А может больше, или может меньше. — Поспешно добавил я, вспомнив, что мои слова тут частенько за предсказания принимают. И могут потом сильно удивиться, если врагов окажется больше или меньше указанного числа. Так что не стоит давать повода друзьям усомниться в своем Шамане

…Нас кстати тут, — Припомнил я последнее уточнение в «Ведомости на зарплату», — учитывая погибших в битве; приведенных Кор’теком новичков; и доросших до ирокеза на голове пацанов, насчитывалось уже аж восемь полных оикия, и еще шесть человек. То есть — сто два воина. Да еще пол оикия, ушедшая с Кор’теком по осени, коротала зиму где-то возле Улота с остатками баб и мелюзгой. По местным меркам — очень немалое воинство. …Только плохо, что из нашей сотни лишь половина вояк была хорошо обучена и имела боевой опыт, остальные пока еще числились новичками.

Услышав мои исчисления, публика восхищенно загудела. Такие игры с числами тут еще проходили по рангу волшебства.

…Но зато мы Ирокезы! — Продолжил я, заводя толпу, — Так что пусть готовятся к Погибели. …Если конечно они пришли к нам с плохими намерениями. — Поспешно добавил я, вспомнив, что по Закону, к неагрессивным чужакам нужно относиться как к пятиюродным родственникам со стороны бабушки двоюродного дяди, пришедшей из другого народа жены.

— Слушай Гит’евек, а где Жур’гхо с Бар’лаем, — поговорить бы с ними…

— Свалились и спят. — Ответил мне Старшина Гив’сай. — За полдня целое дневное поприще пробежали.

Да уж. Учитывая способности степняков к бегу, это может быть около сотни километров. Я бы такую дистанцию дня три бежал.

— Я к тому, — уточнил я. — Хорошо бы узнать, откуда лодки плыли, от моря или со степи?

— Так ведь в степи лодок не делают? — Удивился моей бестолковости Гит’евек.

— Так на лодках по степи и не плавают. — В том же тоне ответил я ему. — Потому-то, все это как-то очень непонятно. Зачем прибрежникам, которые лодки делают, уходить от моря, и плыть по рекам в степь? …Тут ведь до моря сколько? — Продолжил я. — Даже степняку бежать дней десять. А речки тут узкие и петляют так, что и духи запутаются.

Одно дело, когда из степи плывешь, рано или поздно, но речки впадают в море. Но кто додумается по степи на лодках вверх плыть, точной дороги не зная?

— Да-а-а… — Задумчиво протянул Гит’евек. — И впрямь странно. А сам-то, что думаешь?

…И глядит на меня гад этак пытливо. Откровения от Духов ждет. Хорошо что я им уже прошлым летом политику Духов относительно юных свежеобразованных народов изложил. Типа, младенцев на ручках носим и сиськой кормим, а подрастут, пинком в степь, и пусть доказывают что жизнеспособны! Удачная аллегория получилась. Тут народ такой подход к воспитанию одобрял. Так что претензий мне за отсутствие подробных предсказаний не предъявлялось.

— …Думаю я, друзья, что надо гонцов во все стороны посылать. Чтобы Лга’нхи со стадом отыскали и всех охотников, что по степи бродят, назад позвали. А еще несколько молодых да быстроногих ребят к Тайло’гету. Пусть каждый день к нам гонца посылает с сообщением, что эти чужаки делают. Куда плывут, как выглядят, о чем говорят. …Только предупреди всех, чтобы на глаза чужакам не вздумали попасться. И не дурили понапрасну. …Тайло’гет-то парень обстоятельный. Грат’ху и Трив’као тоже мужики серьезные. А вот молодняк может на подвиги потянуть. Так что ты там всем внуши, что главная удаль разведчика — быть незаметней букашки в траве! …И Тайло’гета надо старшим над всеми назначить. Временно. Потому как у него там больше всех значков на погоне.

— Так послал уже… — Согласно кивнул Гит’евек. Я явно не сказал ничего для него нового.

— А дальше, баб мы тут оставим. Позади горы, оттуда враг не придет, а все окрестности мы уже облазили, там врагов тоже нету. Так что несколько дней и без нас побудут. А то бабы да дети нас только задерживать будут.

А вы, ребята, давайте быстрее собирайте свои оикия и как можно быстрее к врагам. Еду, доспехи и прочее на верблюдов поместить надо будет, тогда совсем быстро пойдем.

…Да и если там аиотееки, то увидев верблюдов, они нас за своих примут. А коли там просто чужаки, неведомо откуда взявшиеся, то верблюды их напугают.

…Я первый, прямо сейчас пойду. Надо посмотреть что там за люди, дальняя ли они нам родня или против нас плохое замышляют. А когда вы в полудне ходьбы от нас будете, пришлете гонца. Коли чужаки поведут себя как враги, вы ночью пройдете остаток пути и нападете на них на зорьке. …Они наверное попытаются на лодках убегать, так что вы уж с Лга’нхи подумайте, как их от лодок тех отрезать. Потому как в лодках, небось, самая добыча.

Ну вот вроде и все….

— Ладно, — согласился со мной Кор’тек. …Все-таки он был ни фига не стратегом и, даже по части тактики, предпочитал пользоваться несколькими схемами, «изобретенными» аиотееками или мной. …Зато как организатору и строевику, цены ему не было.

— …Только я еще людей пошлю в округе посмотреть — нет ли других таких отрядов. А то может там только эти на лодках, а еще столько же пешком к нам подкрадываются.

…Ну вот, уел сволочь. Я о таком даже не задумался.

Возвращаясь с холма, на который бегал за протазаном, сначала завернул к своему костру рассказать новости жене и сестрице. Строго указал им в мое отсутствие жить мирно и помогать друг дружке во всем.

Осакат пообещала, что будет мирно присматривать, чтобы «Эта» вела себя прилично. А «Эта» наспех собрала мне тормозок и, самое главное, наполнила флягу свежей водой. При пробежке через степь мне она очень даже понадобится.

…Я уже признаться малость жалел, что вызвался бежать первым. Каково бегать наперегонки с местными, я помню по своему участию в прошлогоднем диверсионном рейде против аиотееков. А неспешно пройти это расстояние теперь тоже не получится. То-то будет позорище, когда вышедшие спустя пару дней воины придут на поле боя раньше своего шамана! Так что придется поднапрячься.

— …Так что скажешь-то?

— А?!?! Чего тебе, Ундай?

— Я говорю, штуку-то эту, «дверь», как ты говоришь, мы уже повесили. Чего, ее закрывать или как?

— Да закрывайте, чего на нее смотреть, что ли? — Машинально, не подумав, сказал я, мысленно уже изнывая от усталости, судорог в ногах и нехватки воздуха в легкий из-за продолжительного бега. …И какого хрена я не сказал, что для успеха дела, обязательно должен ехать на верблюде?

Глава 2

…Главная проблема в том, что тут еще не изобрели дней недели. Были бы дни недели, проблем бы не было. — Говоришь себе, начинаю заниматься спортом с понедельника!

Затем, уверенно игнорируя все остальные дни недели, дожидаешься подходящего для начала занятий спортом понедельника и начинаешь заниматься.

А тут блин, лишенный возможности установить точную дату для начала занятий спортом, я вынужден катастрофически терять форму. Что и говорить, мирная жизнь в постоянном лагере расслабляет.

Опять же, проблемы и заботы, связанные с должностью Великого Шамана. Когда я пребывал в должности водоноса и говновоза, таких проблем у меня не было, бегай себе целыми днями и ни о чем не думай. А ту-у-ут… то одно, то другое — заботы, проблемы, мысли всякие в голове роятся… не до регулярных пробежек, разве что разок-другой за месяц выберешься с оикия помаршировать…

А самое главное, раньше любой, видя что я сижу без дела, мог подойти, пнуть по заднице и загрузить работой, бросив в спину вдохновляющее «Бего-о-ом!!!». А сейчас смельчаков готовых пнуть Великого Шамана по его великой шаманской заднице, уже хрен сыщется… Вот и обрастаю жирком.

— …Все. Перекур. — Сипло пробормотал я и, перейдя на просто быстрыйшаг, быстро пошел в тенек ближайшей рощицы, отдыхать.

…Сотня километров? Да зуб даю, мы уже сотен десять пробежали, а судя по словам моих спутников, еще и половина пути не пройдена. …Так, теперь восстановить дыхание… Не торопясь, пусть сердечко перестанет колотиться по ребрам как истеричный дятел. …Вот теперь можно сделать несколько маленьких глотков воды. Слишком усердствовать нельзя, мне еще бежать и бежать, и полное брюхо воды этому отнюдь не способствует. Лучше лечь на землю, закрыть глаза и, раскинув руки-ноги, расслабиться. Надеюсь, со стороны я кажусь сопровождающим меня молодым воякам забежавшим на короткое время в нирвану, побазарить с духами о делах наших скорбных. Благо в спутники мне дали ирокезов самого последнего разлива. Не далее как месяца полтора назад, на празднике Весны, я лично посвятил этих подростков в воины, и они все еще продолжают почтительно заглядывать мне в рот, недоверчиво щупая свои бритые бошки. …Так же хорошо, что они не из коренных степняков будут. И хотя Лга’нхи, Гит’евек и прочие Старшины, изрядно поглумились над ними, заставляя регулярно бегать марафонские дистанции, я все еще способен создать хотя бы видимость того, что могу бежать с ними наравне.

…Ладно, двадцать минуточек отдыха и хватит. А теперь подъем, протазан в руки, и опять бегом, прямо под палящее солнце, навстречу забивающей нос и рот пыли и героическим приключениям. …Главное — добежать до них живым.

Бог — умный малый! Он не зря придумал ночь, будто специально знал, что она мне понадобится, чтобы пережить этот день.

Выбежали мы уже во второй половине дня, и продолжай я пытаться не отстать от своих путников, обязательно сдох бы на полпути. Все-таки я уже давно не мальчик, и пробежать сотку километров за один день, для меня запредельная нагрузка. А так, с передышкой в несколько часиков на тревожный сон, еще куда ни шло. …Хотя конечно обидно. Это тут я рохля и слабак, а Там, в Москве, наверняка считался бы крутым марафонцем.

Затем еще полдня бега, и я приказал ребятам перестать бежать и начинать красться. Где-то тут притаились злобные, хотя пока еще лишь потенциальные враги, и наши дозорные, не спускающие (я на это надеюсь) с них глаз. И нам надо бы найти вторых, не потревожив первых.

А молодым, кстати, везде у нас дорога. Так что выслал всю тройку, что меня сопровождала, впереди себя широким дозором. Нам надо найти Тайло’гета и его ребят.

…В это время раздался негромкий свист, откуда-то из-за спины. Мои доблестные воины пробежали мимо секрета тайло’гетовской разведки, ни хрена не заметив. …А я специально ничего не стал им говорить, для науки, так сказать. …Пусть они так думают, а то я все еще комплексую из-за своих весьма убогих способностей видеть все вокруг себя. По сравнению с местными ребятами, я полуслепой, полуглухой калека. …Зато в Астрал хожу, как в собственный нужник. Вот!

…Известие, что донес до меня мой крестник Таг’оксу, было по настоящему кошмарным. За прошлый день племя, за которым мы следим, сдвинулось с места и прошло еще километров пятнадцать вверх по реке. Это значит — придется опять бежать.

Оставили вместо Таг’оксу одного из молодых и тронулись в путь.

…Все-таки выходит, что эти чужаки двигаются вверх по реке, …что еще ни чего не значит. Речки тут такие кривые, что, плывя по ним, говорить о каком-то направлении можно только теоретически. И хотя все эти воды, в конечном итоге, рано или поздно оказывались в море… Но вот та речушка, например, на которой мы плотину делаем, беря начало где-то в предгорьях, течет скорее на северо-запад. По крайней мере, когда я ее исследовал, перед тем как строить плотину, общее направление было именно таким. А уж что там было дальше, делала ли она крутой поворот, или впадала в другую реку… я так и не выяснил. …Мне ведь главное, было узнать не затопит ли она нас всех во время сильного разлива, а не карты составлять.

…Так что выводов, куда направляются эти ребята, пока делать не стоит.

— Так что ты скажешь, Тайло’гет, об этих людях? — Спросил я, оттяпывая от сырой тушки сурка маленький кусочек. …Сырое мясо очень полезно. В нем больше витаминов и разных там питательных веществ. Так что единственная причина, почему мы его жарим-варим, это его жесткость. Так что мой вам совет, когда будете лопать сырым свежеотловленного сурка, не портите себе зубы жеванием, а отрубайте маленькие кусочки и проглатывайте их. Правда для этого тоже понадобится некоторый навык, я вот лично не сразу освоил искусство прогонять сквозь глотку и пищевод сырые куски мяса.

— Странные они какие-то. — Ответил мне зануда Тайло’гет. — По всему видать — прибрежники. …И в рубахах ихних ходят, и говорят, и с лодками управляются. Но и на степняков тоже похожи, потому как они впереди лодок по берегу дозор высылают. И дозорные те по степи идут правильно. …Прибрежники или которые с гор — по степи так не ходят. …А еще знаешь, чем-то они мне людей Бокти напоминают. С которыми мы возле Вал’аклавы ходили реку от пиратов чистить.

— Думаешь они как и мы? Тоже из разных племен собрались?

— Не. — Уверенно ответил Тайло’гет. — Точно не такие, ирокезов они не носят!

…Да и того, наших-то всех видно, кто из каких племен будет. Даже когда в аиотеекские доспехи одеты. Мы, степняки, со шрамами на лице, и росту все нормального, и ходим правильно, а не ноги волочим, как другие. …Прибрежники, они ростом не высокие и тоже по особому ходят, а спину этак вот держат, потому как видать привыкли с детства с веслом управляться. А те, которые к нам из лесных прибились, у них и рожи совсем другие, и говор особый, а ходить и в степи жить, вообще не умеют. Ну а уж горца по походке сразу отличить можно, и по тому как он говорит. Будто кашу жует. А ты вот…

…А эти, по всему видать одного народа люди. Я сколько смотрю, никаких отличий не заметил.

…Да уж. — Зануда-занудой, а глаз верный. Даже я почти сразу угадываю различия, и вижу кто из ирокезов, в каком народе родился. А уж этот, который мне весь мозг выел из-за крохотных различий в закорючках на буквах своего имени, — наверняка видит раз в десять больше.

— Так что там обо мне? — Заинтересованно спросил я, уцепившись за это скомканное «А ты вот…».

— Да ты это, совсем другой какой-то. Шрамы как у степняка. Волосы как у аиотеека. Лицом вообще какой-то непонятный, уж больно глаза круглые. А ходишь ты совсем уж очень странно… и повадки у тебя… чудные. …Ты, Шаман Дебил, из каких будешь-то?

— Из московских, ясное дело. Не замкадыш какой-нибудь! — Брякнул я, и поспешно вернул разговор к нашим гостям. — А куда эти «чудные» направляются, как ты думаешь?

— Думаю что сюда, к Горам. Потому как, когда река петлю на север сделала, они разведку свою именно на восток посылали. Я так думаю, проверить нет ли реки какой еще…

— Но тебя и твоих ребят не видели? — На всякий случай, уточнил я.

— Не. — Абсолютно серьезно начал докладывать Тайло’гет. — Я как увидел, что они из лагеря выходят. Так велел затаиться хорошенько.

— Значит не настолько они в степи хороши, чтобы тебя заметить?

— Так ведь, если хорошо спрятаться, меня никто не заметит. А трава сейчас еще молодая, бойкая, растет быстро, следы прячет хорошо.

— Ну и как бы мне подобраться к чужакам поближе, да самому посмотреть? Но только осторожненько, чтобы не спугнуть раньше времени.

Зануда Тайло’гет надолго задумался, а потом доложил.

— Надо с севера заходить. Там холм высокий есть, с него далеко видать.

— Далеко, да мало. — Буркнул я. — Мне не просто увидеть надо, а еще и разглядеть!

— Не, не получится. — Категорически отказался мой собеседник. — Там степь ровная, а ты красться не умеешь. Заметят тебя! Так что ты лучше издалека смотри!

…Все блин. Решено окончательно. В Генеральный Штаб, на диванчик, с чашкой кофы в руках. В поле и окопах меня нифига не ценят.

Картинка издалека совсем не впечатляла. Лодочки на берегу размером с мизинчик, и копошащиеся вокруг муравьишки. Только и оставалось, что пересчитать эти «мизинчики» и убедиться, что Тайло’гет сосчитал правильно, сорок две лодки заполнили полторы с лишком сотни метров вдоль берега. А вышедшие из них фигурки возились у костров или разбрелись по округе, видать собирая топливо для костров или охотясь на кроликов и тушканчиков. …Лишь по краям обжитой территории ходили воины с копьями, глядя не столько себе под ноги, как остальные, а по сторонам. Охрана.

Судя по полному спокойствию, неторопливой уверенности и отсутствию какой-либо суматохи, подобные лагеря-стойбища были для этого народа делом привычным.

Уж я-то помню тот бардак, который поначалу начинался у нас в лагере, когда мы в прошлом году только начали двигаться всем племенем. И люди тогда друг друга еще толком не знали. И что кому делать, куда, за чем бежать тоже.

Приходилось чуть ли не каждой бабе в отдельности давать персональное задание. Потом прошло время, и все как-то наладилось. Роли распределились, выработались правильные навыки, и постановка лагеря на полторы сотни человек стала занимать буквально двадцать-тридцать минут.

Вот и эти видать прошли общей командой уже не одну сотню километров. …Вот только по-прежнему интересно, с запада на восток, или с юга на север?

Потому как, если я что-то понимаю в местной географии, скоро у нас появится возможность узнать это довольно точно.

— Слушай, Тайло’гет, а в полудне бега отсюда эта вот речка часом не сойдется вместе с той, на которой мы сейчас стоим? Уж больно местность знакомая, я тут кажется ходил, когда искали где плотину ставить.

— Не знаю, я с тобой тогда не был. А что?

— А то, что там что-то типа водораздела… В смысле, цепь больших холмов идет. А значит местность повыше поднимается, и эта вот речушка большую петлю делает, чуть ли не в другую сторону поворачивая. А наша, соответственно в холмы утыкаясь, поворачивает с западного направления на север.

И если, как ты говоришь, они на восток плывут и ищут места, где можно лодки свои перетащить на другую реку, вот такого места они точно не упустят. …И если на север плывут, тоже самое.

Думаю самое удобное место, чтобы на них напасть… или просто встретить, это когда они со своими лодками, скарбом, бабами и детьми, да посреди степи будут стоять, а мы вдруг из травы выскакиваем, да еще и Лга’нхи со товарищи из-за ближайшей рощи или холма на верблюдах выезжает. Что думаешь?

Зануда Тайло’гет опять надолго задумался, обмысливая мое предложение и даже шепча себе что-то под нос. Судя по доносящимся словам, к моим размышлениям о местности и реках он отнесся по принципу, «Шаману духи подсказывают, он лучше знает». Так что размышлял лишь о тактике и возможности устроить засаду. Для него, в отличие от меня, это была не теоретическая, а очень практическая задача. Тут сначала смотрели на местность, а потом придумывали что с ней делать, а не прогибали ее под себя и своим планы.

— Да, думаю это будет хорошо. — Наконец-то выдал свою экспертную оценку зануда Тайло’гет, полностью доверяя моему мнению.

— Тогда посылай ребят пошустрее сказать нашим, чтобы вдоль нашей реки шли. И еще парочку пошли туда, где эта река петлю большую делают. Пусть наших поджидают.

Эти-то, я так понимаю, еще до того места долго плыть будут, поскольку река петляет сильно. Так что думаю, если наши поднапрягутся, то успеют их перехватить. Надо бы с Лга’нхи все это обсудить. Он ведь Вождь!

У меня было заготовлено немало хитростей и уловок, с помощью которых мы незаметно подкрадемся к врагу (который, впрочем, вполне возможно является нашим пятиюродным родственником со стороны бабушки двоюродного дяди, пришедшей из другого народа жены). Даже подумывал окопы вырыть и замаскировать их плетеными щитами с кусками дерна сверху. Но Лга’нхи только поржал над ними, будто я ему сборник анекдотов зачитывал. Будто кто-то может не заметить, что трава над окопами пожухла на солнце! Опять же, бабы остались в лагере, кто эти самые окопы копать будет?

— Ну а ты что можешь предложить? — Злобно окрысился я, обидевшись за такое отношение к моим гениальным идеям.

— А вон смотри, у речки берег крутой, там штуки три оикия спрячем. …Тех, которые из новичков. Та, которая «разведка», и еще одну ветеранскую — вон туда, на север, подальше в степь. Они там в траве смогут спрятаться. А когда драка начнется, быстро вперед выступить.

— …А с юга пустим верблюдов, — подхватил я. — А вон на тех холмах, между которыми Эти пойдут, поставим остаток. Так что со вех сторон их окружим. …Только вот….

— Не. — Решительно возразил мне Лга’нхи. — На те холмы они обязательно дозор пошлют, посмотреть сверху дальнейший путь. …Так что верблюдов мы с запада пустим. Они как раз успеют пробежать вон из той вот рощицы и закрыть Им выход, ежели Они бежать задумают. А с юга мы всех оставшихся людей поставим. Они тоже вон из-за тех холмов появятся и сюда промаршируют. Эти их увидят, баб и лодки в кучу, а сами перед ними выстроятся. Бабы будут галдеть и обзор собой загораживать. Так что наши ветераны к ним без труда подкрасться могут. Потом пуганут баб, те начнут шарахаться и мешать воинам. Бросятся бежать к реке, а там уже наши, попробуют назад, а там вообще верблюды. …Страшно!!!! Тут уже не до драки, и мы их всех убьем!

— И баб с детьми?

— Так у нас и своих же полно? — Удивился Лга’нхи. — Зачем нам еще и чужие? …Ну, девок молодых можно себе забрать, коли они там есть. — Похабно улыбнулся Великий Вождь. — …Только вот до осени, когда их во время Перемирия обменять можно будет, уж больно долго ждать придется.

…Тут он был прав. Этакой живодерско-людоедской правотой, но прав. Зачем брать пленных, коли так и так прокормить не сможем. …И никто не сможет, так что даже продать никому не получится.

…А я вот как-то резко почувствовал, что, если после смерти Тишки, еще и участие в такой массовой резне приму, моя многострадальная крыша этого уже может не выдержать и расколется с треском. Психика и так на грани. А что ее ждет при подобном развитии событий, легко можно представить, вспомнив как мы громили Поселок пиратов на Реке.

…Это еще мое счастья, что я тогда больше раненными занимался, чем по сторонам смотрел. А тут вот, боюсь, такая страусиная тактика не пройдет и придется «наслаждаться» многочисленными сценами изнасилования и раскалывания голов младенцев.

…На фиг, лучше постараться подобного избежать любой ценой! (Но конечно не ценой жизней моих соплеменников).

— Баб можно заставить землю копать, — задумчиво сказал я. — Нам еще много всякой работы предстоит сделать. А какие-то припасы они наверняка с собой тащут, так что… Опять же, коровки скоро к нашему берегу придут, мяса много будет.

…И вообще, не забывай про Закон. Коли они первые на нас не нападут, и мы на них нападать не должны!

Лга’нхи лишь пожал плечами. В его представлении сам факт появления чужаков рядом с его племенем уже означает вероломное нападение, за которое надо заранее отомстить максимально жестоко. Но со мной он соглашался, потому как Духи, закон подтвердившие, зря языком молоть не станут. Раз пятиюродные… со стороны бабушки, и без двоюродного дяди не обошлось, да еще и жена эта пришедшая… — надо уважить родню.

— …Потому, мы их напугать должны! — Подкорректировал я его план. — Пусть видят что мы везде, и что нас много! …Эх, можно было бы для массовости баб и детишек позади рядов выстроить с копьями деревянными. Тогда бы нас действительно очень много показалось… но мы их в лагере оставили, а и…

— Да чего ты так переживаешь, Дебил? — Успокоил меня Лга’нхи. — Побьем мы их и без баб. Делов-то!

— В том-то и дело, что не хочется «побивать».

— А чего ты с ними тогда делать будешь? — Опять удивился Лга’нхи. — Думаешь тоже в ирокезы принять. …Так я думаю не пойдут. Их там и так целое племя. А когда целым племенем живут, с другим не сливаются.

— Земля большая, — уклончиво ответил я. — Места много, всем хватит. Так что хотелось бы в худшем случае разойтись мирно, в лучшем — подружиться. …Ну или просто отправить на север с аиотееками драться, коли Эти дружить не захотят!

— …Гы-гы… Это ты здорово придумал, — расплылся в самодовольной улыбке Лга’нхи. Но потом как-то резко посерьезнел, вздохнул, и сказал. — Не. Нельзя так, чтобы за тебя всегда другие воевали. Так только сам ослабнешь да Ману растеряешь. А враги наоборот, Маны накопят и только сильнее станут. А потом придут нас бить.

Глава 3

— А я кажись их знаю! — Бросил мне Витек, так же пристально разглядывающий настороженно выстроившихся перед нами вояк.

— Неужто родня твоя или знакомые? — Усомнился я такому совпадению.

— Да нет, они похожи на тех, что вверх по реке жили. …Мы как раз внизу, на побережье, а они к нам сверху приходили, торговать шкурами и деревом.

— Уверен? Я пока что-то особых отличий не вижу…

— Да как же не видишь? — До глубины души поразился Витек моему невежеству. — Эвон, глянь, какие лодки у них!!! Не из шкур, а сплошь деревянные. …Это потому что там в верховьях, говорят, коряг всяких много и стволов притопленных. Мне еще отец про такое рассказывал. Запросто шкуру на лодке пропороть можно. Да и не умеют они правильные лодки делать, вот и плавают на деревяшках этих тяжеленных.

— А говорят-то они хоть понятно? — Спросил я самое важное для себя в данный момент, поскольку именно мне предстояло вести переговоры с этими чужаками. — Или как аиотееки, совсем на человеческий не похоже?

— Да не, вроде понятно. Только чудно больно!

— Ну ладно. Тогда я пошел. …Ты имена каких-нибудь Их больших вождей помнишь? …Нет? Ну и ладно.

Ничего похожего на то, что показывают в фильмах, не было. Никакого внезапного нападения, спецэффектов и выскакивающего из-за ближайшего кустика легиона верхом на слонах.

Думаю со стороны это скорее напоминало черепашьи маневры, настолько медленно и неторопливо все проходило.

Между высокими холмами, служившими границами водораздела, и самой речкой было, этак не соврать, километров пять-шесть. Пять-шесть километров почти идеально ровной степи, покрытой пока еще не очень высокой зеленой травкой.

Конечно Лга’нхи или какой-нибудь другой природный степняк смогли бы спрятаться там без особого труда. Но спрятать целую сотню воинов с оружием и в доспехах… особенно учитывая Как тут умели смотреть, было бы невозможно.

Так что прятать войска пришлось за несколько километров, на приделе видимости, километрах этак наверное в двух от того места, где, как мы думали, пойдут Эти.

Собственно говоря, путь тут по сути-то был один, от изгиба реки в большой проход между холмами, мимо болотца и в обход рощицы карликовых березок. Так что наша разведка вычислила его, даже не прибегая к сверхспособностям своего шамана.

А эти «сверхспособности» должны были понадобиться мне для командования отрядом, что появится первым на южной стороне и оттянет на себя внимание наших «гостей», пока остальные будут подкрадываться как можно ближе.

Ну мы так и сделали. Когда супостаты вышли примерно на середину открытого пространства, мы встали из травы в полный рост, построились в оикия и, под барабанный бой и завывание дудок, помаршировали на врага. Идти тут очень неторопливым шагом было примерно полчаса, так что у всех остальных, а главное — верблюжьей кавалерии, было время занять свои позиции.

Нас заметили почти мгновенно, ребята явно лопухами не были и бдительность не теряли. Мы еще выстраивались в оикия, а на той стороне уже началась суета. Мужики и бабы, тащившие на своих плечах лодки и тюки с грузом, побросали свою поклажу и начали спешно готовиться к битве. …Думаю пока нас не особо опасались, учитывая их подавляющее преимущество в людях.

В общем, подошли мы этак метров на тридцать. По местным меркам, еще очень и очень большая дистанция для столкновения. Когда не стреляешь во врага из винтовки или хотя бы лука, и самое дальнобойное твое оружие это трехметровое копье, даже десяток метров — это вполне безопасная дистанция, остановившись на которой еще можно повернуть назад или начать переговоры. …Ближе уже не получится, ближе нервишки не выдержат, и обязательно начнется драка.

Но даже на десять метров приближаться мы не стали, нафига рисковать, вдруг клиент окажется чересчур нервным или воинственным? Так что замерли на достаточно почтительной дистанции, и начали разглядывать стоящих напротив людей. Лично я впервые увидел этих загадочных незнакомцев так близко.

Да, явно не аиотееки. И дело даже не в белобрысости и рыжеватости, а в том, как реагировали на опасность. Никакого четкого строя, скорее стадные инстинкты на манер наших овцебыков. Мужики с длинными, но по преимуществу деревянными, копьями — впереди, бабы с детьми — сзади. Одежда не сильно отличается от той, в которой ходили все прибрежники. Короткие, чуть ниже колен, штаны и рубахи… вот только на ногах что-то вроде лаптей, только из кожи. …Ну и обильные бусики-амулеты на шеях.

…Да и правда, чем-то ребят Бокти напоминают. Такие же широкие кряжистые мужики со здоровенными узловатыми лапами и чуть сутулой спиной. Явно не бегуны-марафонцы вроде степняков. Зато наверняка привыкли махать тяжелыми веслами или топорами и мотыгами, топтаться по болотам, да таскать на себе бревна.

Тут из-под берега выступили наши войска «восточного» фронта под предводительством Гит’евека. Им идти было примерно с километр, и торопливым шагом такую дистанцию можно было преодолеть за десяток минут. Но как мы уговаривались заранее, ребята Гит’евека тоже шли не торопясь. …Запугивание должно накатывать как асфальтовый каток — медленно, но неотвратимо. Если клиент впадет в истерику и с перепугу полезет драться, мы проиграем даже в случае победы. Потому как потеря людей все равно неизбежна, а в качестве добычи получим множество не особо нужного нам хлама и барахла. …Именно на это я и упирал, когда убеждал Старшин воздержаться от драки. Потому как Закон — Свят. А выгода всегда понятней!

Заметив новую армию, марширующую в их сторону, супротивники чуть развернулись фронтом к новой опасности и встревожено загалдели.

…Им бы сейчас броситься на нас в атаку и быстро раздавить, пользуясь огромным численным превосходством. А потом обернуться всей силой против нового врага и разгромить уже его. …Это, честно говоря, было самым слабым местом нашего плана. Но, слава богу, никого, кто бы сообразил сделать что-то подобное, на той стороне не нашлось. Супротивники (стоящие «супротив», но еще как бы не враги) продолжали толпиться на прежнем месте, угрюмо наставив на нас копья.

…Если мы не налажали с расчетами, то сейчас Лга’нхи с семью наиболее освоившимися ездить верхом вояками и дюжиной верблюдов заходит с востока. …Увы, умелых всадников у нас было значительно меньше чем верблюдов. К подобному нововведение интерес проявляли по большей части еще не закостеневшие разумом подростки и любопытная мелюзга. А зрелые воины предпочитали ходить на своих двоих, не доверяя «ручным демонам». …Мне бы, по-хорошему, стоило показать пример остальным и тоже освоить верховую езду. Да я чё-то как-то верблюдам этим тоже не доверял — стремные они какие-то!

Да и сказать честно, наши всадники, по сравнению с аиотееками, верхом смотрелись убого. Эуотоосик, несколько раз наблюдавший экзерциции нашей верблюжьей кавалерии, не смог сдержать презрительной усмешки. …Да. Драться с аиотеекскими всадниками нашим ребятам пока рановато. Ну да чтобы напугать этих дикарей, одного вида верблюжьего стада с мелькающими над ним человеческими головами думаю хватит. А большего, надеюсь, нам сегодня делать и не придется.

Ветераны и степняки-разведчики, окопавшиеся в тылу врага, были нашим тайным резервом. Пусть супостаты до последнего думают, что у них есть выход из ловушки. Иначе очень трудно предсказать, как поведут себя эти чужаки, почувстовав себя в западне.

Так что ветераны нападут только в случае, если враг полезет в драку.

В общем, все на местах. А мне, несмотря на легкий мандраж, пора уже взяться за ремесло экстремального дипломата.

Вышел вперед и, в сопровождении Грат’ху, Трив’као, и Бип’кху — наиболее опытных вояк из «моей», приведенной из плена оикия, пошел на сближение. …Рослые и закованные в хорошие доспехи ребята за спиной одним фактом своего существования внушают уверенность в себе. В том числе и своей разумностью.

Я им вчера полвечера настоятельно внушал приемлемость тактики «отступление на заранее подготовленные позиции». Так что если Эти решат на нас напасть, они не рванут навстречу, а отбегут (вместе со мной естественно) в расположение наших войск. А там уж, когда мы займем свои места в оикия, пусть эта толпа дикарей попробует сломать наш строй!

— Кто вы такие и куда идете? — Заорал я, остановившись на достаточно почтительном от вражеского строя расстоянии и демонстративно забрасывая протазан на плечо. Выглядит это достаточно мирно, но в случае опасности перекинуть его вперед — дело одного мгновения. Степняки обычно держали так свои копья, когда встреча с другим племенем не подразумевала немедленной драки. Вроде и агрессию не демонстрируешь, но и оружие всегда под рукой. …Тот же эффект, что и от человеческой улыбки — демонстрация зубов, но как бы не в полном объеме. Однако стоит растянуть улыбку чуть пошире, и появится звериный оскал.

Супротивники не удостоили меня ответом и копья не опустили, однако удивленно зашушукались между собой — аиотееки, на которых мы были очень похожи, к переговорам обычно не прибегали.

— …Есть ли у вас Вождь, и почему он боится выйти поговорить со мной?! — Я решил брать «гостей» на слабо, прикинув, что в данном случае — это наиболее подходящая тактика.

Опять же, замаскированная хитрая фишка: «Боится; Поговорить». Даже если чужаки и настроены на драку, то теперь их Вождь просто обязан выйти и поговорить, чтобы не показаться слабаком в глазах бета-самцов своей стаи.

…Сработало! Здоровенный громила, выше меня наверное на голову, а шириною так и вообще в три таких как я, вышел из рядов и направился в нашу сторону. …А чуть следом за ним засеменил другой товарищ. …Судя по обилию побрякушек, амулетов и кошелечков-сумочек на одежде — коллега.

— Чего вам надо? Уходите с нашего пути! — С ходу рявкнул громила. …Однако в его глазах я заметил крохотные искорки неуверенности в себе. И судя по тому, что численное превосходство по прежнему было на стороне чужаков, кажется он уже встречался с людьми в таких доспехах, стоящими в подобном строю, и знает, что с ними лучше не связываться.

— Ты пришел на нашу землю… — Я сразу постарался расставить точки над «и». — И ты не будешь говорить нам, что делать!

— Нас больше. — Привел свой наиболее веский аргумент громила. Если верить Витьку и предположить, что подобным макаром они шли аж от той самой Реки, на которой он жил, то в степи они встречали только небольшие племена Степняков. И там численное превосходство чужаков не могло не быть веским аргументом.

— Это ты так думаешь. — Максимально напыжившись от самодовольства, ответил ему я. — Ты видишь лишь то, что я хочу, чтобы ты видел, а не то, что видят те, кто видит правду!

…Меня, блин, и самого от этой фразы малость заклинило. А мой собеседник мгновенно впав в прострацию, обдумывал ее минут пять. Или просто приходил в себя после такой интеллектуальной оплеухи.

— Итак, начнем все заново. — Продолжил я, видя, что мой собеседник помаленьку выходит из состоянии грогги, и решив, что еще одна оплеуха ему не помешает. — Я Дебил — Говорящий с Духами, Умеющий поворачивать Реки и знающий Две Великие Тайны — Грамматику с Арифметикой. Великий Шаман Великого народа Ирокезов. Победителей аиотееков и бесчисленного множества Врагов. Мы повелители этих равнин и предгорий, а Слава о нас, перепрыгнув Горы, дошла аж до Вал’аклавы, и разнеслась оттуда по всему Побережью. …Назовитесь… Вы! Дерзнувшие ступить на нашу землю!

— Хм… — Откашлялся коллега. Судя по глазам, мужичок тут был явно не мускулами, а мозгом. Что, впрочем, не отменяло его вторичного, по отношению к мускулам, положения. — Это, — Весьма невежливо, но очень почтительно, ткнул он пальцев в Громилу. — Великий Вождь Бефар, а я, старший шаман нашего народа, по имени Гискай.

Раньше мы жили на берегах Большой Реки. Но к нам пришли Враги, которые ехали на зверях-демонах. Они пришли в наши земли и убили очень многих. А тех кого не убили, хотели заставить подчиниться себе. А кто не захотел подчиняться, опять убивали.

Но мы их обманули и убежали.

…Теперь мы идем на восток, чтобы поселиться на другой большой реке, про которую нам говорили те, кто плавает вдоль берега и обменивает товары.

— …Вы плыли по Степи на лодках? — Невольно сполз я с пафосного тона, поскольку мужичок, судя по краткому и точному изложению истории, был весьма смышлен и, следовательно, мне симпатичен.

Ведь это две горы мускулов, сойдясь на узкой дорожке, обязательно устроят какое-нибудь кровавое безобразие. А два умных человека в аналогичных обстоятельствах всегда найдут общий язык.

— Не самый простой способ передвижения вы выбрали! Почему просто не пошли пешком?

— А как бы мы понесли наш скарб? — Удивился Гискай. — Не в руках же!!!

— Да, в руках, дружище Гискай, уверяю тебя, это вышло бы намного быстрее. — Окончательно перешел я на дружеский тон. — Давно ли вы идете?

— Мы вышли, когда листья на деревьях стали становиться желтыми. — Нараспев начал он. Но потом видать сообразив, что сейчас не самое подходящее время и место для распевания баллад, перешел на деловой тон. — Мы шли всю осень и всю зиму. …Очень много людей умерло тогда от голода. Потом справили праздник Весны и опять шли. …До следующего праздника, и вот теперь мы тут.

Мы не хотим оставаться на вашей земле. Мы просто хотим пройти через нее, никого не трогая на своем пути. — Мужичок явно не хотел нарываться на неприятности и готов был идти на сотрудничество. …И даже извлечь определенную пользу из нашей встречи, разжившись хотя бы информацией. — …А может ты, Великий Шаман Дебил, знаешь, как далеко нам еще идти до другой Большой Реки, про которую нам говорили?

— Очень далеко. — Не стал я понапрасну воодушевлять этого мужичка. — Я и мое племя были на ней два года назад и покрыли там себя бессмертной славой. И взяли огромную добычу, побив тех плохих людей, что хотели помешать племенам, на той реке живущим, плавать по ней вверх и вниз, возя товары!

Мы вышли примерно в середине лета, когда трава начала сохнуть и желтеть. И шли до самой зимы, пока на море не начали бушевать бури. И только тогда мы дошли до устья Реки, на котором стоит Великий город Вал’аклава. …Наверное ты слышал о нем.

Но мы шли по морю, а это почти прямой путь. А вы же… Впрочем, у меня есть для тебя, Гискай, плохое известие — так вы, никогда не дойдете до своей Реки.

…А вот это уже было ошибкой. Великий Вождь Бефар, кажется малость отошедший от заворота мозгов, воспринял мои слова как явную угрозу и заревел овцебыком, которому слон на яйца наступил.

…Вообще, речь моих собеседников была почти совсем понятной. Благо я уже успел познакомиться с таким количеством местных наречий, что умудрялся почти не обращать внимание на странные акценты. А немногие незнакомые слова понимал чисто на интуитивном уровне. …Да и не так много этих непонятных слов было. — В конце-концов, мы не поэмы друг другу читали, а говорили о вещах весьма обыденных.

Но вот речь этого самого Бефара — речью, мягко говоря, назвать было трудно. Процентов 90 эмоций, выражающихся ревом, и 10 процентов полезной информации о том, что сделает со мной и со всеми остальными ирокезами лично Бефар, если мы немедленно не уберемся с его пути.

— Ну мы-то, предположим, уберемся. — Вставил я, когда Бефар на секунду заткнулся, чтобы набрать воздуха для нового рева. — А как ты уберешь со своего пути горы?

— А что такое «горы»… — начал было Гискай. Но Бефар прервал его и, продолжая рычать и потрясать копьем, вызвал меня на поединок.

— Я — Великий Шаман. — Пренебрежительно бросил я, чувствуя как ноги предприняли предательскую попытку подогнуться и задрожать. — Мне не пристало драться с таким, как ты. Но если ты соскучился по дедушкам, я могу подыскать в наших рядах воина, который отправит тебя навестить предков.

(…Ну, Лга’нхи я конечно рисковать не стану, под тем предлогом, что раз уж мне западло драться с каким-то там дикарем, то уж ему, Вождю, тем более. Но какого-нибудь крутого рубаку из наших вполне можно выставить. Несмотря на огромные габариты, этот Бефар не казался мне особо опасным противником. …Для какого-нибудь степняка такого же роста и ширины… Нит’кау, например.).

— Нет!!! — Продолжал блажить Бефар. (Кажется я знаю, как он получил свою должность — просто тупо орал «хочу-хочу», пока его не назначили вождем). — Я буду драться с тобой и убью тебя. …Или ты струсил?

…Ага, щаз-з-з. Я, не ты! — на «слабо» не покупаюсь. Я даже оглянулся на своих вояк, желая пригласить их посмеяться вместе со мной над предложением этого лесного чудища.

Они и правда посмеивались. …Над моим противником. Который посмел вообразить, что сможет справиться с самим Дебилом, который повесил на своей воинский пояс скальп грозного оикияоо Асииаака и вообще крут до опупения. Ребята искренне верили, что для меня это раз плюнуть, и заранее предвкушали зрелище безжалостной расправы над чужаком.

…Обламывать подобные предвкушения, это весьма чревато потерей авторитета и падением рейтингов.

…Кажется, я снова вляпался во что-то нехорошее!

…Да. Как-то не думал я, что проблема, о которой я рассуждал чисто теоретически несколько дней назад, так быстро встанет передо мной с такой леденящей душу реальностью.

Местным проще. Достойно жил, достойно помер — иди к дедушкам-прадедушкам.

Там хорошо, там родня — тебя примут, обласкают, посадят у жаркого костра, досыта накормят свежим мясом специально для тебя заколотого бычка и выслушают баллады о твоих подвигах. И ты начнешь новую жизнь с родным племенем, только в куда более благоприятном мире, где много сытной еды, добычи и слабых врагов. Никогда не бывает ни слишком жарко, ни слишком холодно, а женщины вечно молоды, ласковы и красивы.

Все, кого ты любил, с кем дружил или даже соперничал в племени, все они или уже… либо рано или поздно будут Там. И единственное, что может помешать тебе к ним присоединиться — твоя слабость или трусость.

Труса и слабака племя отринет, и ты будешь обречен навечно скитаться по загробному миру, воя от ледяной смертельной тоски и безнадежного одиночества, пока не станешь демоном и не начнешь мстить всем людям на свете за свою бездарную судьбу. Но даже став демоном, не перестанешь мучиться от тоски и печали, ибо одиночка счастливым быть не способен по определению. …Вот так вот и выглядит Ад для первобытного дикаря. Одиночество.

А значит, веди себя достойно и ни о чем не беспокойся — твое племя всегда будет с тобой. Оно позаботится о тебе и на том свете и о твоих родных на этом.

…Мне же, отравленному атеизмом, таких светлых перспектив не светит. Вместо радостного беззаботного существования в лоне Рода мне светит лишь быть выброшенным на обочину где-то в степи, где мою гниющую тушку обглодают падальщики и черви.

И семья… о которой конечно позаботятся… но каково же будет моему черноволосому сынишке, которому я пока еще даже и имени не придумал, расти одному в племени блондинов и рыжих?

Ни счета в банке, ни особых богатств или недвижимости я ему так и не оставил. …Ну да, есть кой-какое ценное барахлишко, но я сильно удивлюсь, если оно не растратится в ближайший десяток лет. Да и не столь уж оно тут важно, барахлишко. Тут даже многомиллиардный счет в банке не защитит от тигра или вражеского копья.

…И с чем он останется? Ага. С тем самым — памятью о доблести отца и той пользе, что он когда-то принес племени.

И из-за этой подляны я даже не могу отыграть назад и сказать: «Извините дядечка Бефар. Обосрамился. Рамсы попутал, больше так не буду. Позвольте облобызать стопы ваших кожаных лаптей…».

…Достойно умереть — это пожалуй единственное, что мне теперь остается. …Блин!!!! Как же неохота-то!!!

Или попробовать блефануть по запредельным ставкам, чтобы даже у этого нечленораздельно ревущего угребища с перепугу включились какие-то тормоза?

— …Раз ты настолько глуп, Вождь Бефар, и торопишься умереть, бросив вызов самому Шаману Дебилу, чьих советов слушаются целых три Великих Царя Царей, а Слава которого простирается на все земли к востоку отсюда до самого края земли, так уж и быть, я тебя убью. Но ты сильно меня разозлил, поэтому, после того как я проткну тебя своим оружием, я не отпущу твою душу. …Видишь этот камень? Я заключу ее в него, и ты навечно останешься тут, в голой и пустынной степи. Лишь дожди да снег будут омывать этот камень, ветер засыпать пылью, а олени и тушканчики будут приходить и ссать на тебя. Никогда тебе не сесть у родового костра в Загробном мире. Не встретится со своими предками, не вкусить с ними пищи и никогда не увидеть правнуков зрелыми воинам, потому что ты разозлил Великого Шамана Дебила, чья власть простирается даже за Кромку. …Дурень!

…Кажется сработало. Бефар как-то резко перестал рычать и даже малость сбледнул с лица. Сглотнул. …Окинул меня внимательным взглядом, оценивая рост и размеры плеч. …Скользнул взглядом по доспехам, оружию и воинскому поясу с нашитыми на него скальпами, многочисленным мешочкам и побрякушкам — свидетельству шаманского звания. …Думаю, даже прикинул, с какой это стати, такие рослые и могучие воины, что стоят у меня за спиной, подчиняются такому невзрачному на вид человечку. И моя видимая слабость, вдруг предстала перед ним совсем в новом свете. Ибо я был непонятен, а непонятность пугает куда сильнее, чем огромный рост и могучие мышцы. …А потом он мельком оглянулся на своих.

Лучше бы не оглядывался. Вид своих явно придал ему сил… ну, или уравновесил страхи. Ведь теперь отступление означало бы для него потерю статуса, а может быть даже вылет из Вождей. А для такого как он такая участь куда хуже смерти и даже вечных мук посмертного тоскливого одиночества.

— …А еще, — решил я придти ему на помощь, подкинув достойный путь к отходу. — Если случится невозможное, и ты победишь… — Я усмехнулся, словно бы приглашая и самого Бефара посмеяться над таким невероятным предположением. — Мы пропустим твое племя туда куда ему захочется и не станем чинить препятствий. А если проиграешь — все твои люди будут подчиняться мне, так же, как подчинялись бы аиотеекам. Вы поселитесь там, где я скажу, и будете делать все, что я прикажу, а все, что есть у вас, в том числе ваши женщины и дети, тоже будет принадлежать мне!!!

Иначе я закрою путь к предком для всего вашего племени! А ослушников, которые посмеют мне не подчиниться, я буду хоронить в земле, обрекая их души на жуткие мучения!!!!

Тут уже сбледнули с лица и стоящие за спиной Бефара бета-самцы, ранее одним лишь своим видом науськивавшие его на поединок со мной.

…Представляю как взлетит рейтинг этого придурка, если он все-таки осмелится выйти на бой и естественно победит. Герой Бефар, спасший племя от самого ужасного на свете плена, простирающегося даже на загробный мир. Победитель жутко кошмарного чудовища. …Уверен, через пару поколений пения баллад про подвиги Бефара ростом я стану высотой до неба, у меня отрастут хвост, рога и огромные клыки, а вместо слов я буду изрыгать пламя. Ну хоть какое-то утешение, увековечиться в балладе «Долбодятел Бефар, победитель Дракона-Дебила!». Зигфрид, Беовульф, Святой Георгий и толпа рыцарей-драконобрцев, нервно курят в сторонке.

…Что за хрень лезет в голову?! Я пристально посмотрел в глаза Бефара, пытаясь внушить ему правильное решение. Ну же, угребище тупое. Не просто же так тебя выбрали Вождем, значит и какие-то зачатки разума таятся в твоей громадной башке, и самое главное — ответственность за племя! …Давай, сдай назад, благо я расстелил для тебя почетную дорожку к отступлению!

Может он уже и готов был сдаться, но нас отвлекли. Толпа чужаков испуганно шарахнулась и загудела, бабы завыли и заплакали дети. Зато наши издали радостный вопль. Из-за холмов появились Лга’нхи и его верблюжья кавалерия и направились в нашу сторону.

…Не очень понятно, какого хрена? Вроде бы договаривались, что переговоры веду я.

— Глупый, глупый Бефар. — Издевательски пропел я, пытаясь воспользоваться моментом и дожать противника. — Вот теперь ты еще и разозлил моего Вождя. Великого Вождя Лга’нхи, сокрушающего черепа врагов своим Волшебным Мечом! И теперь тебе остается только молить его не уничтожать все твое племя, после того как я убью тебя и обреку на вечное заключение в камне твою душу. …Видишь на ком он сидит? Этот демон, раньше принадлежал аиотеекам, тем самым, которые выгнали тебя и твое племя с их родных мест. Мы победили их, забрали принадлежавшее им оружие, богатства и даже демонов. …И ты смел думать, что сможешь тягаться с нами?

На Бефара даже смотреть стало жалко, настолько добили его появление верблюжачьей кавалерии и мои слова. …И тут случилась подстава, как раз с той стороны, откуда я совсем не ждал.

— Не беспокойся, Вождь Бефар, — громко заговорил засранец Гискай, с которым, как мне показалось, мы вроде бы уже нашли общий язык, и от которого я почему-то неприятностей не ждал. — Шаман Дебил сказал, что если ты сможешь его убить, его племя нас пропустит туда, куда нам захочется пойти. И даже Вождь Лга’нхи, разъезжающий на Демоне, не посмеет нам препятствовать, ибо таково было Слово его Шамана!

Так что все, что тебе надо, это убить Шамана Дебила. Он небольшого роста и не кажется очень сильным. А я буду камлать и дам тебе специальный напиток, который защитит тебя от его колдовства. Так что драться вы будете как два простых воина, и ты конечно же Победишь!!!

Надеюсь, О Великий Шаман Дебил. — Хватило ему наглости обратиться лично ко мне. — Ты дашь мне немного времени, чтобы приготовить напиток. …Ведь ты же не боишься драться с моим Вождем, как воин с воином?

…Нет, ну какая же редкостная сука?!?!? Ведь все уже было на мази, и оставалось только чуть-чуть дожать, чтобы этот Бефар прогнулся!

Было такое ощущение, словно бы, задыхаясь и судорожно проглатывая последние молекулы кислорода, я выплыл из океанской пучины, сделал один сладкий глоток воздуха… и тут какой-то сволочной спрут схватил тебя за ноги и потащил обратно в пучину.

Но все что мне оставалось, это сохранять достоинство, и благожелательно дать свое согласие на камлание и напитки.

А чужаки радостно загалдели и начали хлопать своего шамана по плечам. …Какой же он оказывается замечательный и какхорошо все придумал.

— Будешь с ним драться? — Спросил меня Лга’нхи, когда мы отошли чуть в сторону от всех.

— А ты предлагаешь мне убежать? — Вскинулся было я, но, глянув в глаза названного брата и родича, понял, что перед ним мне выёживаться и изображать крутого бесполезно. Уж он-то видит меня насквозь и знает все о моих тактико-технических характеристиках в качестве машины для убийства.

— А может ты его заколдуешь? — Как-то неуверенно спросил он.

— Может и заколдую, — покорно согласился я, не убедив этим ни себя, ни его. — Только ведь на хорошее колдовство надо время. …Ты уж если что, о сыне позаботься. …Да и о Улоскат тоже. Она хоть и сдвинутая малость, но тоже ведь человек…

Лга’нхи согласно кивнул. А потом, что-то обдумав, как-то очень неуверенно предложил. — А может, давай его я?!?! …Типо скажу, что он меня обидел сильно, и убью. …Или просто убью.

— Он меня на бой вызвал. А я — вызов принял. — …Жутко хотелось принять его предложение, но я знал что Нельзя. …Просто, тупо, Нельзя!!!

Нельзя ради себя и своего сына, и тех дел, которые я затеял, ирокезов, которые мне поверили, и даже Леокая, имевшего на меня какие-то планы.

…Даже Лга’нхи меня не поймет, если я соглашусь, чтобы он дрался вместо меня. …Да, головой это примет, но вот нутром, всеми инстинктами заложенными в нем природой, не поймет. После этого у нас с ним никакого разговора о братских и равноправных отношениях больше и быть не может. …И другие ирокезы начнут относиться пренебрежительно. …Они просто по-другому не могут, инстинкты стайных зверей в них еще намного сильнее советов разума. А тот кто струсил и сдал назад — тот не Вожак, не соратник и большего, кроме как быть говновозом, не достоин.

…Я-то, допустим, еще ладно! Мне не привыкать сидеть на низшей ступени племенной иерархии. Но ведь это ударит и по всей моей родне, в том числе и по тому же Лга’нхи. Нет уж. Лучше достойно помереть.

…И кстати, почему же это сразу помереть? Ну да — против меня здоровый бычара, но ведь и я не хрен собачий! С той поры как я, воя от страха и жалости к себе, выслеживал Пивасика, прошло уже немало времени. И немало боев и сражений, в которых я не только оставался в живых, но и побеждал.

В конце концов, работать с копьем меня натаскивал сам Лга’нхи. А он куда крупнее и сильнее этого Бефара. Так что навыки драться с соперником, намного превосходящим меня размерами, у меня имеются. Остается только применить их на практике, и все будет хорошо.

…Правда Лга’нхи всерьез со мной никогда не дрался, просто играл словно с котенком. Для него я ни разу не был соперником или даже видимостью соперника.

…Но и эта лесная горилла — тоже ведь не Лга’нхи. И к тому же, наверняка, впервые видит протазан, и ему невдомек все приемчики и подлянки, которые с его помощью можно применить против обычного копейщика!

А еще у меня очень хорошие доспехи, шлем и боевые перчатки, все это тоже может стать сюрпризом, и добавить мне шансов.

…Ну а из сферы особых подлостей? Что насчет перце-солевой смеси, что я сделал для Осакат и Тишки? …Правда в реальности, против того же Лга’нхи, мне никогда не удавалось ее применить даже чисто теоретически. Потому как, чтобы швырнуть ее в глаза противнику, надо подойти к нему почти в упор, а копья тут длинной не меньше трех метров. …И держать копье лучше двумя руками. А для того, чтобы кинуть смесь в глаза, надо отпустить копье, развязать мешочек на поясе, достать оттуда горсть и швырнуть. …Занимает, знаете ли, некоторое время. …Но черт его знает, может что-то и получится. Главное быть готовым!

…А еще можно срезать вон тут тютюшку. Так у нас в деревне называли высокое травянистое растение с полым стволом. Сделаю плевательную трубочку и зафигачу этому уроду в глаз дротиком, сделанным из шипа вон тех вон кустарников.

Небольшую такую плевалку, размером с авторучку. Зажму ее в зубах, никто и не поймет, что это за штука. Решат что какой-то очередной амулет. …Хрен конечно попаду в глаз. Ну да хоть может заставлю отшатнуться, дернуться, потерять концентрацию. …А если его еще и ядом смазать…

Ага. Кураре! Правда сначала придется найти этого самого кураре и отобрать у него мой яд, желательно уже в готовом для применения виде, а то я что-то не в курсе, жарят его или варят, перед тем как ввести жертве. …Или (тоже хорошо) свалить эту гориллу на землю, разжать ему зубы, влить отвар ядовитого корешка и не слезать, пока не подохнет. …Бред!

…Да, еще какой бред! Надеяться на подлянские тактики в реальном бою, это тоже самое, что выходить с розочкой или бритвенным лезвием против копья — шансов ноль.

Так что, остается надеяться только на свое искусство драки да на удачу.

Ну да, вон эта паскуда Гискай, уже подает своему Вождю чашу с отваром и призывно машет мне рукой. Беги мол скорее, ща тебя убивать будут!!! …Так что пора идти.

…А в общем, не так и плохо я тут пожил! А по местным меркам, еще и не так мало. Чай за тридцатник уже перевалило, а для местных, начинающих жить очень рано, это немалый срок

…Ну вот, допустим, останься я там, в Москве. …Ну вкалывал бы сейчас в какой-нибудь мастерской, зарабатывая жалкие гроши. Жалкие, потому что Там, среди огромной конкуренции, нужна яркость, самореклама и, в конце-то концов, беспредельное нахальство, чтобы засветиться и начать зарабатывать много. А если бы жизнь меня не заставила, я бы и Тут оставался серенькой мышкой. А Там, говоря по правде, шансов прославиться у меня не было бы никаких.

Женился бы я на какой-нибудь не слишком привлекательной и конкурентоспособной на рынке невест особе и до конца жизни слушал бы ее попреки в недостатке денег и ее загубленной молодости… Может съездил бы разок-другой в какую-нибудь Турцию или Египет поотдыхать пару неделек в третьесортном отеле и закупиться дешевенькими сувенирчиками. А потом долго и занудно рассказывал бы друзьям и коллегам опостылевшие самому себе истории про свои приключения «за границей», в качестве доказательства тыча им лица какими-нибудь банальными фотками, типа «Я с верблюдом», «Я на пляже», «Я с обезьяной».

…Как-нибудь в подворотне наткнулся бы на невменяемого наркошу и, вспомнив с перепугу каратешные навыки, засветил бы ему под глаз и героически убежал, трясясь словно осиновый лист. После чего по праву считал бы себя настоящим героем и победителем. И тоже в любой компании неизменно пытался бы поведать об этом подвиге всему абсолютно не желающему слушать миру.

Раз в месяц ходил бы с корешами в пивную. …По очень большим праздникам водил бы семью в дешевенький ресторан, изображая из себя скупого транжиру. В общем, серенькая, убогая и ничтожная жизнь с вызывающими лишь усмешку радостями.

А тут?!?!? Я реально Велик! Я Вождь, Я Воин, Я Учитель. Авторитет и пример для подражания. Я прошел пешком тысячи километров сквозь опасности и полчища врагов.

Я плавал чуть ли не на край света в кожаной лодчёнке и реально, а не из песен, знаю, что такое буря и шторм! Я бился в настоящих битвах и побеждал настоящих врагов, стоя по колено в настоящей крови и вывороченных кишках.

Я бывал во Дворцах! И пусть эти Дворцы больше напоминали сараи, а по комфорту сильно уступали даже убогой московской хрущебе. Но это были именно Дворцы! И жившие в них Цари Царей принимали меня в них как родню и, что более важно, равноправного партнера.

…Такая красотка как Тишка, даже не посмотревшая бы на меня в моем мире, тут считала величайшим счастьем своей жизни, что я всего лишь обратил на нее внимание. И готова была вывернуться наизнанку, лишь бы мне угодить.

А друзья? Лга’нхи, Осакат, Витек, Гит’евек, Кор’тек, Ундай, Дик’лом и множество других, да хоть тот же Мнау’гхо, не говоря уж о Мордуе и Леокае! Да разве могли бы появиться такие друзья у меня Там, среди запертых вместе с телевизорами и компьютерами в своих тесных квартирках людишек? Никогда. Такую дружбу, как между нами, может создать только совместное преодоления множества опасностей трудностей и невзгод. Битвы в одном строю, локоть к локтю, против свирепого и безжалостного врага. …И празднование побед, когда горечь и радость, страх и ярость, ужас и торжество, перемешиваются в такой коктейль, который не смешать ни одному самому модному бармену в Том мире.

Короче, хватит скулить, пора идти драться. Драться и побеждать, потому что я еще очень даже нужен своим друзьям, так что нечего вести себя как назначенная на заклание овца!

Взор мой горел, руки были тверды, а зубы сжимали тютюшку заряженную дротиком. …И противник больше не мог напугать меня ни своим огромным ростом, ни могучей комплекцией, длиннющим копьем и каким-то абсолютно безумным взглядом. Я вышел против него и сходу, подбив вверх его копье, ринулся вперед, распластавшись в прыжке, словно испуганный заяц.

Мой противник даже дернуться не успел. Протазан вошел в его брюхо так глубоко, что наконечник полностью скрылся там, кажется, даже задев позвоночник. По крайней мере, ноги у Бефара сразу подкосились, и он начал падать. А я, дернув оружие обратно, окончательно превратил его брюхо в какие-то лохмотья. …Все-таки, когда инструмент шириной чуть поуже лопаты проникает в чей-то желудок, раны, несовместимые с жизнью, он бедолаге обеспечивает…

…И-и-и????? …Это все?!??!? Столько нервов, волнений, бегающая туда-сюда перед глазами жизнь, и героические усилия, чтобы не обосраться… только вот ради этих пары секунд?

…Я стал настолько крут? Или этот Бефар был таким недоделком, впервые взявшимся за копье полчаса назад? А может это мой любимый божок, присматривающий за дураками, решил бросить всех остальных своих клиентов и заниматься отныне только персонально мной? …Как-то даже самому не верится во все это.

…Нет, я конечно крут и местами даже ужасен. …Но не настолько же! …Да и этот Бефар, — ну не мог он быть слабаком и рохлей, раз держал в подчинении такую толпу бета-самцов.

Тогда что же тут произошло?

Глава 4

— Ну и чего ты ему дал? Белладонну что ли?

— Чего?

— Растение такое, говорю, с ягодками черными. Его?

— О-о! Ты тоже знаешь про воронью ягоду?

— Да хоть хреновью. На фига ты его ему дал?

…Когда первый шок от собственной внезапной победы прошел, я начал привычно суетиться.

…Для начала надо содрать скальп. Подошел, присел рядом с трупом, левой рукой ухватился за волосы, а правой подрезал кожу надо лбом… Охренеть! Зрачки бедолаги Бефара были расширены так, что, кажется, кроме зрачков больше ничего и не было. Неудивительно, что он вел себя как дурной. …Мне как-то на диспансеризации, еще в школе, закапывали какую-то дрянь в глаза от которой зрачок расширяется. Так я потом еле дошел до дома, настолько все было мутными и смазанным, а яркий свет колол глаза словно иголками.

Белладонна. Это я еще из уроков биологии помню. Потому что название переводится как «прекрасная женщина», а в том, подростковом возрасте, от одного названия можно возбудиться сильнее, чем от просмотра порнухи в несколько более зрелые годы.

Даже помню картинку из учебника, ничем особо «прекрасную женщину» не напоминающий невзрачный кустик с широкими листиками и мелкими ягодками. …Родственник картошки кстати и помидоров. А «прекрасной женщиной» он стал потому, что в незапамятные времена древние итальянки закапывали его сок в глаза, чтобы те становились больше и привлекательнее.

А еще помню, что в чуть большей концентрации это какой-то жуткий яд, от которого крыша едет, и кондратий не то что приходит — прибегает. …Кстати, «белены объелся», это тоже про родственницу этой самой белладонны. Так что, вполне возможно, что Гискай своего дорогого Вождя и беленой траванул. Знать бы еще зачем.

…О! Вспомнил! Семейство пасленовых. Вот как их называют. Кстати, у этой семейки весьма дурная репутация, куда там Медичи. Вроде как даже у обычной картошки тоже растут аналогичные ягодки, нажравшись которых можно ласты склеить. А еще читал, что раньше и помидоры считали отравой. …Будто бы даже какой-то злобный повар хотел отравить Джорджа Вашингтона, и накормил его блюдом из помидоров. Тот сожрал и ни разу не понял что отравлен. …Скотина бесчувственная.

А в общем, неважно какой именно гадостью Гискай отравил своего Вождя. Важно — почему?

…Что-то я еще забыл сделать… Ах да. Заключить душу Бефара в камень. Хотя сейчас мне этого уже почему-то и не хочется делать. Мужик пал жертвой подлой подставы, и хоть я конечно не жалуюсь, но все-таки делать ему еще и посмертные пакости как-то уже не хочется. А с другой стороны, коли его подставил кто-то из своих, наверное не таким уж замечательным человеком он и был.

Так что берем кровь… А вон, на скальпе ее достаточно, макаем в кровь палец и пишем на камне «Бефар»… или правильно «Бифарт»? У этих лесовиков такой акцент, будто по ходу разговора они еще и шишки грызут.

А впрочем, какая разница? …Будто сейчас со всей степи набежит толпа грамотеев и начнет меня мордой в ошибки тыкать. Как я написал, так правильно и будет!

…Однако… Нет, я опять же не жалуюсь, иначе бы сейчас на месте этого Бе…Бифара, лежал бы я. …Но вот раньше я нихрена не мог понять, почему, говоря про тех же Медичи, все время отмечали, что они именно отравители. Не все ли равно, какой методой человека замочили — яду в суп насыпали или поварешкой для того же супа до смерти забили? А вот теперь я кажется догадываюсь, в чем тут фишка. Как-то на душе становится неуютно от мысли, что рядом со мной постоянно будет находиться такой вот отравитель. Это ведь отныне ни глотка воды, ни куска мяса без опаски не съесть. А вдруг теперь Гискай за тебя взялся. …Замочить его что ли за компанию с Бефаром?

…Но замочить-то не сложно. Сложно понять Почему, и Что Дальше?!?! И сделать из этого какие-то выводы.

…Судя по тому, что Гискай на переговоры вышел вместе с Бефаром, он там в своем племени либо человек номер два, либо, по-любому, очень большая шишка. А ведь этими людьми надо будет теперь как-то управлять. И лучше пусть это делает кто-то из своих, кем управлять могу я, чем чужак.

Гискай вроде свою лояльность уже показал. …Да еще и весьма убедительным способом. Так что мочить его прямо сейчас было бы не слишком разумным. …Хотя и хочется.

— Эй ты… Гискай, а ну-ка иди сюда. — Рявкнул я на замершего чуть в отдалении шамана. — Я покажу тебе силу своей магии. …Эй-эй. Стойте!!! — Прикрикнул я на своих ирокезов, ринувшихся было поздравлять своего шамана с победой. — Я сейчас большую и злую магию делать буду. Так что вам всем лучше бы отойти подальше отсюда. Вон, к речке идите, там не опасно будет.

Два раза повторять не пришлось. Что ирокезы, что чужаки быстренько развернулись и дернули к реке, не желая присутствовать при безобразиях своего шамана в загробном мире. Ко мне ринулся разве что Витек, таща наши «магические припасы», в список которых входили и травки, и бинты с хирургическими инструментами, и краски, и бубен. Вот бубен-то я и забрал, после чего велел Витьку чесать к реке вместе со всеми. Он конечно скорчил недовольную физиономию, как-же, лишают возможности поучиться большому и страшному колдовству. Но спорить не осмелился и покорно пошел по указанному адресу.

А со мной остался только этот самый Гискай. Которого, похоже, проигрыш его Вождя и перспективы всего племени стать моей собственностью абсолютно не волновали. По крайней мере на лице у него было выражение полного умиротворения и спокойствия.

— Вот этот узор видишь? — Спросил я его. Он кивнул. — Это Великая Магия, о которой тебе еще возможно придется узнать. С помощью этих узоров я могу отловить душу любого человека. Вот сейчас поймал сущность души твоего Бефара. Я нарисовал ее на этом камне его кровью, и когда она впитается в камень, то станет с ним одним целым. А я еще и помогу, спев песню-заклинание, которое навеки заключит твоего Вождя в камень… Тебе это заклинание тоже лучше не слышать, не уверен, что ты сможешь это выдержать и тоже не уйдешь в камень. Потому беги-ка к реке, да вели своим раздобыть какую-нибудь хорошую жертву… побольше, повкуснее да пожирнее. И дров набери, принеси котел водой наполненный… лучше два. …Я потом сильно камлать буду.

Мой новый, преклонных лет мальчик на побегушках помчался выполнять приказ. А я, коли уж сегодня и так вся жизнь прошла перед глазами, да и школа вдруг вспомнилась, решил спеть детскую песенку «Умер наш дядя, хороним мы его… Умер наш дядя, не оставив ничего…», исполняемую на мотив Похоронного марша, аккомпанируя себе на бубне.

…Спел. И не один раз, поскольку песенка была коротенькая. А потом, заметив, что Гискай уже бежит назад с каким-то мешком и здоровенной вязанкой хвороста, неспешно затянул еще и «Спи моя радость. Усни». Стараясь, чтобы эта колыбельная звучала как можно зловеще и пугающе. …Впрочем, с моими вокальными талантами, это было не так сложно.

— Принес? Разжигай костер. …Чего там у тебя. Рыбина и лепешки?!?!

…Причем рыба свежая, еще живая. Быстро же они ее отловить смогли. …Вот только я как-то не привык духов холодной рыбьей кровью угощать. …А впрочем — ладно, для Бефара и так сойдет.

— Разжигай костер, вон там, в сторонке (нахождение рядом с трупом, у которого брюхо едва ли не вывернуто на изнанку, хорошему аппетиту как-то не соответствует), да ставь воду. …Нужные травки я сам засыплю…

Пока Гискай вкалывал, я быстренько отрубил рыбине башку, вспорол брюхо и вывалил внутренности, в попытке заглянуть в будущее. …Будущее было туманно и неопределенно. Юпитер пребывал в позе… в смысле, в фазе Венеры, в связи с чем Овнам рекомендовалась не быть баранами, Стрельцам стрелять только папироски, а Девам прекратить динамить парней. Короче — все как обычно. Особого настроения гадать сейчас вообще не было.

Так что я выжал какие-то капли крови на все-тот же несчастный булыжник, спел «В лесу родилась елочка» и, вернувшись к костру, отдал рыбину Гискаю, благо он был опытным шаманом и в особых инструкциях не нуждался. Быстро порубил на куски, нанизал их на палочки и пристроил к костру на манер шашлыка. Аппетитный и заманчивый запах понесся над Степью, вызывая бурчание в брюхе и бурное слюноотделение. …Тут-то я и решил нанести удар, воспользовавшись моментом, пока враг расслаблен.

— …А сейчас, давай-ка, колись — чего ты ему дал? Белладонну что ли?

— Чего? — Удивленно и одновременно заинтересованно переспросил Гискай, отрывая взгляд от кусочков рыбы и поднимая его на меня. …Судя по роже, он продолжал пребывать в прекраснейшем расположении духа. …Ща мы это поправим.

— Растение такое, говорю, — Окрысился я на него, поскольку эта довольная рожа изрядно меня раздражала. — Растение такое, с ягодками черными. Его?

— О-о! Ты тоже знаешь про воронью ягоду?

— Да хоть хреновью. На фига ты его ему дал? Или ты посмел думать, что я сам не справлюсь с каким-то там задрипанным дикарем? Да ты видел, сколько на моем поясе черноволосых скальпов аиотееков?!?! КАК ТЫ ПОСМЕЛ ЗАБРАТЬ МОЮ ДОБЫЧУ?!?!?

…От последних слов довольная улыбочка быстро сползла с рожи этого каменновекового медичи. Сдается мне, он понял, наконец, что «не брат он мне» и даже не товарищ, и его шаманское чутье замерло в предчувствии неприятностей.

— Но ведь это ты его убил… — Начал оправдываться он. — То питье… что я ему дал, слабым совсем было. От такого не умирают, а просто слепнут на время, и сердце начинает колотиться так, будто убежать хочет. Я всего лишь…. Мне показалось, что ты не хочешь с ним драться… и…

— Ты думаешь, я боялся какого-то там Бефара?!?! Да ты хоть понимаешь, с кем говоришь?! …Молчать, когда я с тобой разговариваю!!! …Чего молчишь сука?! А ну отвечай, живо! …Чего рот раззявил? Приказа говорить еще не было!

…Вот и молчи! — Продолжал я, заметив, что клиент спекся, получив всего лишь несколько противоречивых приказов. — Я потому не хотел драться, что твой Бефар для меня — не добыча. Орлы мух не ловят. А из-за того, что мне пришлось драться, кое-кто из наших воинов может решить что Я с ним одного поля ягоды. И мне придется сделать что-то очень плохое кому-то из своих, чтобы образумить племя.

…А делать плохое своим, это очень плохо. …А вот теперь объясни мне, как ты посмел отравить своего Вождя? Своего соплеменника и родича! Как такое вообще возможно, и почему я не должен немедленно поселить твою душу в соседнем камне?

— Он не мой Вождь. — Как-то обиженно набычившись, пробормотал Гискай. — Моего Вождя он убил на поединке. …Нас было много… Очень много, когда мы все жили на Реке. Наши рода то воевали, но чаще дружили друг с другом, пока не пришли те, кого ты называешь аиотееки.

Сначала их было немного, потому что в наши леса чужакам нет дороги. Мы убили много… наверное больше, чем пальцев на руках и ногах одного человека. Но они все приходили и приходили. Потом они подчинили себе племена тех, кто жил ниже по реке, и заставили воевать вместе с собой. А там были люди, знавшие дороги до наших селений.

Тогда Старейшины созвали совет, и этот вот Бефар убедил нас собрать воинов всех племен вместе, выйти из Леса и первыми напасть на врага. …Мы сели на наши лодки и поплыли туда, где стояли эти чужаки. Была большая битва. …Но кто же знал, что Эти… аиотееки подчинили себе даже демонов и сами дерутся как демоны, а не как нормальные люди?!?!

Мы поплыли на многих лодках, и в каждой из них сидело не меньше чем по полной руке воинов. …А вернуться смог, наверное, только один из той руки. …Я потерял в той битве обоих сыновей, трех племянников, зятя и четырехюродного брата. …А этому Бефару все было мало, и он продолжал нападать на аиотееков и на селения тех, кто согласился им подчиниться. Когда аиотееки прислали к нам людей из покоренных ими племен с предложением прекратить воевать и до конца времен отдавать им каждую рыбу из трех пойманных, каждый третий мешок зерна, каждое третье срубленное дерево или добытую шкуру, он самолично убил этих посланцев. И сказал, что продолжит воевать. А тех, кто сказали ему «Нет», от вызвал на поединок и тоже убил. Среди них был и Вождь моего рода…

Так продолжалось до самой зимы. Наши воины ушедшие к Бефару, гибли один за другим от вражеских копий, а женщины и дети голодали, потому что некому было добыть для них еду.

А потом аиотееки собрали действительно большое войско и пошли на нас. Они были очень злы и в захваченных ими селениях не щадили никого. Тогда Совет Старейшин решил, что надо убегать. А этот Бефар сказал, что знает про такую же как и у нас Реку далеко-далеко на востоке. И что он приведет нас туда.

…Никогда еще свет не видел такого. Целые народы стронулись с места и ушли с обжитых земель. Нас было больше, чем звезд на небе. Наши лодки заполонили все речи и ручейки, что вели на восток. И мы плыли и плыли, пока не кончился лес, и не началась степь. …Весь наш путь был устлан трупами наших женщин и детей, потому что было очень холодно, а еды почти что не оставалось. …Так я потерял четырех внуков и дочь, которая не захотела жить без своих детей. …Как и моя жена, которой стало слишком тоскливо жить на этом свете, и она поспешила к предкам. …Я тоже тогда не хотел жить, но остатки моего племени нуждались в шамане, который знает травы и умеет лечить, поэтому я остался с ними.

А потом настала весна, и мы нашли большое озеро, в котором было много рыбы, а земля на берегах была плодородна и обильна… хотя там почти и не было леса.

…Многие сказали, что нам надо остаться на том озере. Но Бефар опять сказал «Нет» и убил всех, кто говорил «Да». Он сказал, что коли уж взялся, то доведет нас до настоящей Реки и настоящего Леса, даже если мы сами этого не захотим. …Он был словно одержим демонами, и нам опять пришлось плыть и плыть по этим узеньким, извилистым речкам и ручьям, потому что больше никто не осмеливался сказать ему «Нет». И люди опять умирали, потому что было мало еды, а злые демоны этих степей, против которых у меня не было амулетов, губили нас, насылая разные болезни.

…Нас было словно звезд на небе, когда мы вышли из леса. А сейчас осталась только жалкая горстка, которую ты видел.

Когда мы встретили вас, я подумал, что вы — эти самые аиотееки. …И даже вздохнул с облегчением. Проще было покориться или погибнуть, чем продолжать этот тяжелый и бессмысленный путь на восток.

Но вы повели себя по-другому, начали говорить с нами, а не убивать. И тогда я подумал, что с вами можно будет договориться. Особенно когда ты сказал про «Горы», которые не пустят нас дальше, и я подумал, что это та самая странная штука на горизонте, на которую я смотрел с высоких холмов.

Но Бефар был безумным и начал требовать пропустить нас дальше… Но я видел, что вы намного сильнее нас. А когда услышал, что вы сильнее даже аиотееков, понял, что лучше будет подчиниться вам и отдавать каждую третью рыбину за защиту, как того требовали аиотееки.

Бефар бы с этим никогда не согласился. И тогда я сделал так, чтобы ты убил его. …Но чтобы быть полностью уверенным в том, что он умрет, дал ему взвар из вороньей ягоды.

Да уж… Досталось мужику, да и народу в целом, от всей души. После такого, не то что Бефара, и самого себя траванешь, лишь бы больше не мучиться.

…Насчет «как звезд на небе» он, допустим, изрядно приврал. Дай-то боги, тыщи две-три всего было. Но даже с этой поправкой, то что осталось… М-да. Весьма печально!

Всю семью потерял за такой короткий срок, да и сам на этом свете остается только потому, что считает, что еще нужен своим людям. А все из-за излишней твердолобости и упертости одного, чрезвычайно энергичного и решительного болвана, способного загубить свой народ или страну, ради каких-то сомнительных принципов.

И хрен я поверю, что Гискай отравил Бефара без всякого удовольствия. Сдается мне, что после того, как этот Бефар загубил наиболее харизматичных воинов в боях с врагами и в поединках с ним, не осталось никого, кто мог бы сдерживать его самодурство, и оно расцвело особенно ярким цветом. А его упертость, превратилась в безумную манию.

…Хотя как посмотреть, мы русские таким макаром и Наполеона и Гитлера победили. А с другой стороны, проявив гибкость, сумели под монголами выжить, да потом своих врагов под себя же и подмять. Так что тут бабушка надвое сказала. Получилось — герой. Не получилась — дубина упертая.

Но если подумать, хрен бы чего аиотееки в дремучих лесах да на малых реках с местными сделать бы смогли. Верблюды наверняка плавать умеют, но куда хуже лодки. И строем по узеньким звериным тропам не походишь. А тут этот Бефар такую услугу им оказал — сам свой народ под их копья вытащил.

Но даже и прогнувшись, все равно лесовики со временем смогли бы подняться. Потому как контроль оккупантов над ними был бы чисто формальным. Копи силы, учись у врага и отыскивай его слабые места. …Но вот приспичило, понимаешь, идти на новые земли.

Да еще таким дурацким способом. По степи на лодках! Понимаю, конечно, что так привычнее, да и степь наша вполне себе на речушки да озерца обильна. Но просто пешком, наверняка было бы быстрее.

Короче, теперь на моей шее еще и забота об этих бедолагах, находящихся, судя по словам Гисакая, на грани выживания! Будто мне своих проблем мало.

И чего с ними прикажете делать? Принять в массовом порядке в ирокезы? А они сами этого хотят?.. А ирокезы согласятся?

Да и нужно ли нам сейчас такое пополнение, числом превышающее нас самих? У народа ирокезов только начали закладываться свои обычаи, традиции, стиль жизни. А тут эти новички, да со своим уставом. К каждому ведь своего наставника не приставишь, а мне тоже не разорваться, объясняя этой толпе «что такое ирокез, и почему это хорошо».

Значит, назначить этих пришлых крепостными или, вернее, данниками? Надо однако тогда придумывать, куда их селить, да как использовать. Посадить на поля «аиотеекову кашу» растить? А что, ребята к воде привычные, раньше они по ней плавали, теперь будут в ней дрызгаться дни напролет, выращивая зерно. …Только я ведь и сам толком не знаю, как его растить, а тут еще и целый народ обучать тому, чего сам не знаю. А коли у них не заладится, и начнут опять с голоду дохнуть. Тут-то этот Гискай меня очередным полезным для нездоровья корешком и накормит.

Кстати блин! Я же ведь сижу рыбу жру, что он мне приготовил!!! Нечего говорить, рыбка вкусная. Наподобие осетрины. Только где были мои мозги, когда я из рук этого бефаромора пищу принял?

И то что он сам жрет, без всякого приглашения, кстати, еще ни о чем не говорит. Этот Гискай с этим миром почитай уже из-за Кромки общается. Ему нас обоих на пару травануть — раз плюнуть. …Камикадзе хренов!

И у лепешек этих вкус какой-то горьковатый. …Будто из прогорклой муки пекли.

Впрочем, если они уже почитай второй год по степи топчутся, то зерно у них наверное давно кончилось. Небось последнее отдали, дабы умаслить жуткого шамана Дебила.

…Да и особого резона травить меня вот прямо сейчас, вроде как, и нету. Однако холодненький ручеек промеж лопаток-то побежал…

— И как у вас сейчас с едой, — Спросил я Гиская, героически откусив еще один кусок рыбины, стараясь не показывать вида, что перепугался до полусмерти.

— Рыбы тут в реках много, — четко отрапортовал он мне. — Ловим, едим. Еще бабы травки собирают, корешки… которые вырасти успели, а другого чего мы, почитай, давненько уже не ели.

— Животами шибко маетесь? — Взыграл во мне профессиональный интерес.

— Ага. А еще детишки болеют часто и слабенькие больно.

— …Надо будет подумать, как детей молоком попоить. — Задумчиво пробормотал я. А потом опомнился. — А чего делать-то вы умеете? В смысле, чем раньше жили?

— Рыбу ловили. Охотились. Полянки распахивали, лес жгли да зерно сажали, и огороды бабы разводили. …Еще козы у нас были и свиньи, да мы их давно уже сожрали в пути-то.

— Лодки сами делаете? И шкуры обрабатывать небось умеете?

— Конечно сами! — Аж даже напыжился от гордости Гисакай. — Наши лодки на всю Реку славятся. И шкуры наши бабы так обработать умеют, что прибрежники нам потом на них бронзовые вещи меняют.

— А сами бронзу льете? Дома из дерева складывали? Горшки-миски из глины лепили?

— Нет. Сами бронзу не льем. Таких умельцев у нас нету. А дома… — ясное дело из дерева. Да и миски-горшки, это дело привычное.

— М-да… Придется вас как-то пристраивать… — Задумчиво пробормотал я не столько Гискаю, сколько себе. — …И ведь еще непонятно, как Мордуй с Леокаем к такому «пополнению» отнесутся.

— Нет. Пока в ирокезы их брать нельзя. — Наложил я строгое вето на это предложение. — Порченные они… Слишком сильно их аиотееки побили, и слишком уж по пути сюда их демоны терзали. — Пояснил я это свое решение удивленным столь категоричным возражением со стороны своего вечно ратующего за «дружбу и любовь между народами» шамана соплеменникам.

…Мы сидели на Большом Совете племени и размышляли о том, как жить дальше.

Мнения насчет чужаков изрядно разделились — от «Пусть идут, куда шли», до «принять поголовно в ирокезы». Увы, не обладая моими знаниями о разных социальных системах, ребята пребывали в некотором затруднении. Для рыбаков-прибрежников и животноводов-степняков единственной возможной структурой было племя. Племя, где все равны, и все родня. До «высших» и «низших» доросли пока только оседлые горцы, да и то у них эта грань была еще очень зыбкой.

Грамотную альтернативу могли внести разве что те подгорные, раньше бывашие данниками Леокая, что пока не решили стать ирокезами. …Но, во-первых, это не совсем то же самое, что и в нашем случае, чужаки тут были не совсем добровольно и уйти в любой момент, как это сделали подгорные, не могли. А во-вторых, подгорные пока большим авторитетом не пользовались и на Совете предпочитали отмалчиваться.

Так что мне теперь придется долго и нудно объяснять ирокезам новый статус этого нового племени и все вытекающие из него обстоятельства. …Которые, признаться, я и сам пока понимал весьма приблизительно.

…Сравнить их с домашней скотиной? Степняки не поймут. Они живут в таком тесном симбиозе со своими «Старшими братьями», что реально считают этих волосатых коров своей родней, причем действительно старшей.

Сказать, что чужаки, как это считалось в колыбели Демократии — Древней Греции, живые орудия, вроде говорящих мотыг? Тоже хрен поймут, потому что по Закону даже эти чужаки нам родня. …Пусть и очень дальняя. Да и мотыги не разговаривают, так что к черту излишнюю образность.

Да. Все сложно. Особенно учитывая, что я еще и сам толком не понял, к чему бы эту новую подброшенную мне судьбой обузу приспособить. Очередной чемодан без ручки на мою голову — и выбросить жалко, и таскать неудобно.

Можно конечно прогнать восвояси, наплевав на все возможные ништяки. Жили мы раньше без них, и дальше без них вполне проживем… …Только вот куда они пойдут? На восток в Горы? И Мордуй получит все возможные ништяки? Моя Жаба мне этого не позволит.

Тогда на юг к морю, где уже сейчас пасется Кор’тек, и в данный момент располагаются наши приморские угодья? То-то он обрадуется толпе спиногрызов.

Гнать на север, вслед аиотеекам? В лучшем случае, те их всех перебьют, в худшем, усилят свои ряды за счет новых данников. …Да и жалко, откровенно говоря, «дальнюю родню» на убой посылать.

Оставить на месте и посадить на землю? Это пожалуй наиболее приемлемый вариант. Если не считать того, сколько предстоит возни, чтобы откормить это ослабшее племя и научить их кормиться самостоятельно в новых условиях, да еще и приносить какой-то доход нам.

— …Долго думал я, много с Духами советовался. — Начал я заунывно-шаманским голосом. — …И сказали они мне, что пока в ирокезы принимать этих нельзя. И гнать нельзя, потому что погибнут они без нашей помощи, а с родней, даже очень дальней, так не поступают.

…Помните тех коз, что начали болеть у нас в конце зимы? Духи тогда велели мне отселить всех больных животных в отдельный загон и со здоровыми не смешивать. Вот так и с этими поступим. Позволим им жить возле себя, но смешиваться пока не будем. …А вот их дети и подростки, коли сумеют они доказать, что достойны быть ирокезами — вот их мы в свои ряды и примем.

Народ одобрительно загудел. С ценной рекомендацией Духов, никто не стал спорить — дедушкам виднее! Да и вопрос чужаков был на этом Совете не главным, и без них проблем хватало…

Назад мы возвращались раза в три дольше, чем шли сюда. И это несмотря на то, что речка, до которой Бефару так и не суждено было дойти, была той самой, на которой мы поставили плотину.

Но вот беда, по прямой эта речка отнюдь не текла, а крутилась и вертелась как обкурившаяся змея… а смысла заставлять чужаков, бросать свои лодки и идти пешком, я не видел.

…По здравому размышлению, я не видел и особого толка тащить их с собой. Даже ирокезам сложновато было обеспечивать себя едой, оставаясь на одном месте. А если мы поселим рядом еще и чужаков, мигом начнем голодать.

А с другой стороны, надо ведь за ними присматривать. …И к ним присматриваться. Люди, испытавшие столько горя и прошедшие такой путь, наверняка находятся на грани нервного срыва и могут натворить каких-нибудь бед.

Например, решат сбежать от нас, как сбежали от аиотееков. Попрутся в горы, как стадо бешенных колобков, и не дай бог еще обидят кого-нибудь на территории Олидики, или войско Мордуя обидит их первыми, приняв за врагов. А все шишки потом упадут на нас, потому что это мы их сюда привели.

…Из-за этих аиотееков, нервишки, признаться, тут у всех не железные. Даже мои ирокезы, хотя наши многочисленные победы последнего времени сильно прибавили им самомнения и оптимизма, все-таки далеко не стопроцентно надежны в плане психики. И если им придется жить рядом с психованными чужаками, конфликтов не избежать. Потому как одно дело адаптировать, растворив в свои рядах, десяток другой пришлых и совсем другое — народ, равный нам по численности, живущий под боком по своим обычаям. …Как тут не вспомнить Вал’аклаву и народ Окинтая, спустя сотню лет совместного проживания бок о бок, так и оставшийся чужим «коренным» Вал’аклавцам? Проблема «понаехавших» актуальна даже в каменном веке. И терки и разборки обязательно начнутся…

…Так что я решил, что ирокезов стоит отселить куда подальше — к морю, например, а вокруг плотины поселить этих лесовиков, чтобы обрабатывали поля. …Из наших-то землепашцы, прямо скажем, аховые, зато рыбаки и охотники отменные. А если учитывать, что скоро начнется сезон охоты на коровок, и все племя пребывает в предвкушении этого Щастья, смысла торчать возле плотины я не вижу.

Так что, думаю, будет несложно убедить остальных в правильности подобного решения. Только вот неохота оставлять этих чужаков без присмотра. — …Размышлял я по пути к нашему стойбищу.

…И тут вдруг в глаза плеснуло отблеском огромной водной глади… На месте нашей старой стоянки, раскинулось здоровущее (по местным меркам) озеро. …Кажется, я что-то не рассчитал!

Ну да и пофигу, с этим буду разбираться потом! Зато надо видеть, с каким почтением и почти страхом смотрели на меня наши вояки. Потому как, одно дело — слушать теоретические россказни, а совсем другое — вернувшись обратно, увидеть подобное преображение привычного ландшафта.

Кажется я самую малость ошибся. …Где-то так сантиметров на двадцать-тридцать… Ну или на полметра, максимум.

Но даже двадцать сантиметров в ровной степи дают удивительный результат — место, с которого мы уходили на вероятную войну, было больше не узнать. Раскинувшееся озеро, пусть оно глубиной и было, наверное, по колено, с непривычки поражало своими размерами. …Даже я прибалдел малость, а чего уж там говорить о моих соплеменниках. …Помню времена, когда для Лга’нхи даже яма, вырытая в земле, казалась верхом торжества человека над природой. А тут такое!

М-да. Даже обидно будет спускать воду, но ничего не поделаешь — надо. Обработанные и подготовленные поля должны покрываться водой не больше чем на пятнадцать-двадцать сантиметров… Ох, чувствую, придется мне еще помучиться с этой плотиной.

Но беды мои на этом не кончились. Когда мы подошли к новому, расположившемуся чуть в стороне лагерю, там нас, помимо баб, немедленно начавших кляузничать своим мужьям на дебильные шутки шамана, изрядно подмочившие… ну пусть не репутацию, но имущество племени, встретила еще и дипломатическая банда из Иратуга с примкнувшим к ней моим старым «приятелем» Ортаем, игравшем тут роль «глаза и голоса Мордуя». Причем возглавлял эту делегацию не кто-нибудь, а несостоявшийся муженек Осакат — Его Величество Царь Царей Великого (а куда без «величия») Иратуга — Мокосай.

…Судя по всему, брататься приехал, …ну или драться, если все-таки хватило глупости принять наш вызов. Хотя это вряд ли. Тогда бы он ждал нас где-нибудь на границе своих владений, а не заявился бы прямо к нам в пасть. Пусть даже и в сопровождении двух десятков вояк.

…Да-да, насчет банды дипломатов я не шутил. Видать этот Мокосай так проникся видом посланных к нему ирокезов, что взял с собой в это путешествие самых крутых своих вояк. Не для войны, для войны их явно маловато, но для престижу. Надо же показать, что он и сам не лыком шит. Да и своим не мешает продемонстрировать, что отказ от поединка вызван не трусостью, а лишь заботой о своей стране и народе. А лично он ни разу не боится придти в самое логово этих самых пресловутых ирокезов.

…О, кстати о народе! Какая знакомая рожа! Это же мой старый добрый иратугский приятель Накай собственной персоной. …Как только осмелился придти пред мои грозные очи, после всех тех издевательств, что я творил над ним в наше запоминающееся путешествие через Иратуг? Или это его силком заставили?

Впрочем, без разницы. Только, помнится, я брал с него устную подписку о сотрудничестве с разведслужбами… тогда еще просто нас с Лга’нхи. …Какой я ему тогда пароль назвал? Кажется про славянский шкаф? А нет, про «славный сундук». Можно будет воспользоваться при случае, чтобы вызнать планы новоявленного «братика».

…А вообще, конечно, если подумать, то в удачное ребята время эта делегация заявилась. Очень полезно им будет послушать, как бабы жалуются мужьям на шамана, который превратил реку в озеро. И мужей, которые с гордостью рассказывают, как жестоко обошелся их жутко-ужасный шаман Дебил с посмевшим бросить ему вызов Вождем. Потому как, убить — это одно, а вот еще и в загробном царстве наказать с особой жестокостью — это уже совсем-совсем другое. Так что, если мои иратугские друзья и подзабыли о репутации Великого Шамана Дебила, это будет им неплохим напоминанием.

Так что, вопрос «Что делать с чужаками?» на данном Совете был отнюдь не главным. Куда важнее было решить, что делать с новыми потенциальными союзниками?

И главной проблемой тут, к моему величайшему удивлению, стала написанная мной же довольно популярная баллада, про то как мы с Лга’нхи и Осакат через этот Иратуг пробирались. Про подвиги Великого Вождя Лга’нхи, сразившего страшное чудовище Анаксая, и про великие шаманства Великого Шамана, столь жестоко наказавшего за вероломное поведение Царя Царей Виксая и его царство.

…Да… я помнится в свое время ее частенько исполнял на пирах в Улоте, сочинив еще пока шел к Леокаю, чтобы пожаловаться «дедушке» и тупо подгадить Виксаю. Тогда еще живому, что делало мою информационную месть весьма актуальной.

Но и сама по себе баллада довольно быстро приобрела популярность, поскольку сильно отличалась от привычной здесь схемы «пошел-убил-вернулся» своими неожиданными поворотами сюжета и новомодными «волшебствами». Пару раз уже довелось слышать ее от других исполнителей, один раз после возвращения из Вал’аклавы, а другой раз этой зимой на пиру у Мордуя. Слова были чуток разные, немного смещены акценты, но баллада была вполне узнаваемая. А это означало, что она пошла в народ. Пустячок, а приятно. Это как лидеру какой-нибудь музыкальной группы из Муходрищенска увидеть свое творение в мировом чате МТВ. …Пусть и на последнем месте, зато в горячей сотне.

Я признаться и сам любил это свое творение, поскольку мало баллад о наших с Лга’нхи подвигах выставляли меня в таком хорошем свете и даже местами выдвигали на первый план. Обычно-то я проходил вторым номером, либо этаким «богом из машины», который появляется в нужный момент, чтобы помочь главному герою каким-нибудь волшебным способом.

Увы, поскольку эти баллады по преимуществу сочинял я сам, то проклятая интеллигентность не позволяла мне выпячивать себя. Да и, что уж там говорить, на роль Героя блондинистый красавец-атлет Лга’нхи со своим волшебным мечом подходил куда лучше, чем некий мутный чел с аиотеекским окрасом волос и склонностью доставать всех своими поучениями и болтовней. Он был прост, понятен и нравился девушкам, потому-то большая часть баллад и пелась именно о его деяниях.

А тут почти две третибаллады были посвящены исключительно мне, так что грех не спеть ее лишний раз на пиршестве, или когда просто попросят… или когда никто не просит, а просто хочется.

…И вот теперь эта популярная баллада пошла несколько в разрез с «требованиями текущего момента». Потому как образ иратугцев, благодаря ей, в глазах ирокезов, которые с этими самыми иратугцами никогда в жизни лично не встречались, а судили о них лишь по балладе, мягко говоря сложился нехороший.

В ней они были выставлены сплошь сволочами, предателями и подлыми тварями. И то, что сейчас такие вот… мягко говоря нехорошие персонажи не просто пришли в наш лагерь, но еще и чуть ли не брататься хотят… — многим очень даже не понравилось^[27].

А «колебаться в такт с колебаниями линии партии» тут еще как-то не научились, про Париж, который «стоит мессы», тоже не слыхали и вообще отличались каким-то детским максимализмом в понятиях «друг-враг».

Честно сказать, для меня стало неожиданностью, когда пришедших иратугцев встретили откровенно в штыки, лишь потому что они иратугцы. И как менять их образ в глазах ирокезов, я пока еще не придумал. Так что сейчас уныло бекал-мекал, пытаясь убедить соплеменников, что, дескать, «Мокосай побил Виксая, а значит он за нас», и даже «…по Закону, они нам дальняя родня. А дальняя родня, пусть даже и говеная, один хрен родня…».

Народ, как обычно, когда я высказывал непопулярные идеи, согласно кивал головами, но своего отношения к иратугцам не менял. И своего согласия с ними дружить не давал.

…А если мы и сейчас прокинем Царя Царей Иратуга — Великого Антиаиотеекского Союза нам точно не видать. Леокай спустит с меня шкуру (ясное дело с меня, я ведь тут на должности «мальчика для битья, ответственного за Все», пребываю). Мордуй уйдет в запой и плюнет на дружбу с ирокезами.

А потом придут аиотееки и расставят все точки над «и». А вернее, эти точки в «и» (ирокезах) наковыряют. Потому как все наши несостоявшиеся союзники будут сидеть у себя в горах, а мы будем вынуждены принять на себя главный удар очень разозленной Орды.

Вот такие вот светлые перспективы. А тут еще чужаки эти беспомощные, залившая полстепи плотина и необходимость перекочевывать куда-нибудь подальше от этих, изрядно уже очищенных от дичи мест. Да еще и Лга’нхи достает с этим чертовым Амулетом. …Сколько же проблем у меня из-за моего длинного языка!

— …Вот такие вот дела, Царь Царей Мокосай. Нашим людям трудно простить родню тех, кто нарушил Священный закон Гостеприимства и так плохо обошелся с их Вождем и Шаманом. …Я верю тебе и готов принять как друга, но…

— Вот значит почему вы не захотели отдавать свою сестру замуж за меня?

…Нет, определенно, этот мужик мне нравился. Даже внешность у него была этакая — располагающая. Относительно молод, примерно мне ровесник, или может чуть старше. Не так что бы очень высок, но плечист, и явная физическая мощь проступает даже сквозь богатые и пышные царские одежды. Грубоватое, но довольно выразительное лицо, с, как обычно бывает в этом мире, кривовато подстриженной бородой и усами. (Увы, местный куаферский инструментарий одинаково несовершенен как для простых смертных, так и для Царей. …Сам вон мучаюсь, обрезая бороду фест-кийским кинжалом). Глаза чуть навыкате, смотрят прямо в лицо собеседника, но без вызова, а скорее демонстрируя честность мыслей и намерений своего хозяина.

И манеры вполне соответствующие внешности. Без всяких этих Леокаевских ставящих в тупик хитрых маневров или Мордуевских прохиндейств. Прямой честный вояка, но и не дуболом какой-нибудь. Помимо мышц и мозги имеются и, похоже, задействованы они в равной пропорции. …Что для этого времени очень и очень немало.

— Нет, Царь Царей Мокосай. То была воля Духов, — твердо отмел я даже видимость такого предположения. — Которую они высказали столь прямо, что ни я, ни моя сестра не осмелились их ослушаться. …А это было непросто, учитывая, что за этим браком стояла воля самого Леокая. …А признаюсь тебе. Хоть он мне и родня, а я его изрядно побаиваюсь!

…Похоже, выбранный мной стиль рубахи-парня вполне импонировал Мокосаю, и он усмехнулся этак понимающе и даже вроде подмигнул. …Хотя вполне может быть, что это был отблеск костра на его лице или мое воображение.

…После пары церемониальных встреч, на которых ирокезы приняли этого товарища демонстративно неласково, все переговоры, несмотря на мои, Ортая и (чуть в меньшей степени) старания Лга’нхи, явно проваливались. Но я решил не сдаваться и, как это говорили у меня Там, перенести их в более узкий формат.

Причем максимально узкий, буквально — я и Мокосай, и никого больше. Даже Лга’нхи не стал приглашать, дабы не портить ему имидж среди наших вояк.

Так что, снова пришлось чистить вершину холма от травы и расчерчивать гадательную площадку. …Я даже камешки свои цветные по этому случаю откопал в многочисленных мешочках… и отмыл от следов крови Асииаака.

…Думаю, даже не зная о судьбе моего самого любимого оикияоо, для которого участие в подобном гадании закончилось весьма неожиданным и, я бы даже сказал, отчасти трагичным финалом, Царь Царей Великого Иратуга чувствовал себя несколько неуютно, оставшись наедине со Злобным шаманом Дебилом, о чьей кровожадности и свирепости в Иратуге рассказывали легенды. (Во всяком случае, мне хотелось бы думать, что это так). Но надо отдать ему должное, от предложения поучаствовать в гадательной церемонии отказываться не стал. …Но все же, судя по размерам и упитанности овцекозы, которую притащили его вояки для жертвы духам, заранее старался меня хорошенько подмаслить. …Очень кстати верная тактика, мы шаманы, такой подход любим.

…Ну да, в любом случае, я не в коем разе и не собирался делать Царю Царей почти что союзного государства, каких-то пакостей. Боже упаси! Только дипломатических осложнений мне еще не хватало… и оплеух от дедушки Леокая.

Так что, главным отличием от предыдущей церемонии гадания было, во-первых, то, что по рекомендации Духов, очищать от травы гадательную площадку должен был сам Мокосай. (…Дабы земля впитала его Ауру. А мне к ней и приближаться ближе чем шагов на пять было нельзя… с целью чистоты эксперимента. …Вот разве что пентаграмму начертать, да кровушкой овцекозьей вокруг окропить. А так — ни-ни!).

…И то, что сегодня в программу гаданий ничьей смерти вписано не было.

…Не так чтобы быстро, но Мокосай справился с работой еще до ночи, заодно перестав бросать на меня настороженные взгляды. Но торопиться с гаданиями я не стал. …Нужно было дождаться правильного расположения звезд на небе. И чтобы скоротать время, мы уселись у костра и насадили вырезанную из козьего брюха печенку на прутики. Обугленная сверху и сырая внутри печенка — это то, ради чего стоит жить. Уж поверьте мне на слово. Ну и пиво, конечно. Пусть и чуть подкисшее, поскольку перенесло неблизкую дорогу от Олидики до озера Дебила, как с некоторых пор стали звать бывшую безымянную речушку. Ну да зато это было пиво!

Так что, расслабившись и войдя в благостное расположение духа, я объяснил Мокосаю, как выглядит кочка на пути к нашей Дружбе и Согласию.

Надо отдать должное этому товарищу царю, быковать он не стал и в амбицию не полез. А лишь только горько вздохнул. …Видать уже не первый раз встречается с последствиями неразумного поведения своего предшественника. Все-таки нарушение Закона Гостеприимства, это деяние, от которого так легко не отмыться. И учитывая воистину слоновью память местных, а также скудность информационных поводов, можно не сомневаться, что припоминать это иратугцам будут еще не одно столетие.

— И что же нам теперь делать? — Достойно держа удар, но все же чуть растерянно спросил Мокосай у меня. Видать, после облома с женитьбой, участие в Союзе было для него последней надеждой исправить репутацию своего Царства. Но, похоже, и тут — облом.

…Ну вот что я за человек такой? Никогда не могу равнодушно пройти мимо чужого горя и хотя бы не попытаться что-то сделать. Все это моя поганая интеллигентность пролезает даже сквозь дикарские лохмы, амулеты на шее, оружие и висящие на поясе скальпы.

Вот и сейчас, сердечко затрепыхалось при виде чужой беды. И мысли о том, как нажиться на чужом горе… то есть, я хотел сказать, помочь за умеренную плату, запорхали в моей голове, как яркие разноцветные бабочки!

— Однако будем имидж поправлять. Пиар-кампанию проводить. Поить электорат водкой и задаривать ништяками. — Важно, однако с нотками сочувствия и сострадания, сказал я.

— Чего???? — Даже отшатнулся от меня Мокосай, решив что я, судя по обилию страшных и непонятных слов, уже начал творить какое-то жуткое колдовство.

— Говорю, пятно на репутации Иратуга которое Виксай поставил, надо смыть, чтобы народ снова к вам хорошо относиться начал.

— Да разве ж такое смоешь…. — Уныло пробормотал Царь Царей.

— Ну да. — Очень значительно согласился я, какбэ на что-то намекая. — Дело это непростое и не всякому человеку подвластно. …Но за тебя сам Леокай просил, да и мне ты, признаться, нравишься, потому как сразу видно, что не гнида какая-нибудь, вроде Виксая, а хороший человек. Так что, я буду много камлать и с Духами разговаривать.

Наверное, много жертв понадобится… но стоит ли скупиться, когда дело идет о Чести целого народа? …Но и от тебя и всего Иратуга, конечно, помимо жертв, тоже немало усилий приложить потребуется.

— Это каких? — Как-то сразу насторожился Мокосай. То ли и впрямь умным был, то ли до меня много с Леокаем общался. …Но так даже проще — деловой разговор вместо заумной болтовни.

— Прежде всего, смотри, какой Леокай человек хитрый. — Начал я. — Он своих воинов с аиотееками биться посылал всюду. От самого Улота до Олидики и даже в Тиабаг с Огликой. Уж я не говорю про Степь и на Побережье.

…Да. При этом многих своих потерял, много зерна и бронзы потратил. Зато вот посмотри, он когда к нам по весне приезжал, так его чуть ли не сильнее, чем местного Царя Царей народ приветствовал и каждого слова его слушался.

И при этом заметь, мало того, что все окрестные земли у него теперь в долгу неоплатном, так еще и воины его с аиотееками драться научились, богатую добычу взяли и сильную Ману. Так что, хоть у Леокая и много воинов погибло, а войско его куда сильнее прежнего стало!

И многие люди под его защиту пришли, потому что увидели в нем Силу, так что и Царство его укрепилось от этого.

А вы там, в Иратуге, сидели за чужими спинами и только на чужой беде наживались. …Вот народ вас и не любит за это и не уважает.

— Да у нас, знаешь ли, — Обиженно ответил Мокосай. — Тоже те еще дела творились. Ты думаешь, я так легко Царем Царей стал? Да у меня такая резня шла с троюродным братом этого Виксая и его ближниками, что твоим аиотеекам и не снилось! Вон шрам видишь? — Ткнул он себя куда-то в область печени. — Сам не пойму, как жив остался!

— …И кому до этого есть дело? — Задал я риторический вопрос. И чуток добавил сгущенных красок. — Сам подумай, — весь мир с заморскими демонами воюет, а вы там между собой режетесь. Какой другим от этого толк?

— Ты хочешь, чтобы я своих людей на битву с аиотееками без всякого заключения Союза прислал? — Прямо спросил меня Мокосай, явно разгадав, к чему я веду разговор.

— Так вон Леокай присылал же!

— А если, пока мои воины будут тут в степи драться, на Иратуг кто нападет?

— Никто не нападет. — Заверил я его. — В том тебе мое, моего Вождя и Леокая твердое Слово будет. Тем более, что и все остальные воины тоже тут будут, а значит и нападать будет некому. Зато тем больше для тебя почета, что вы не по указке, а по собственному желанию пришли!

— Ага, почета, — недовольно буркнул Мокосай. — Вы там все в Союзе как братья будете, а мы значит где-то сбоку, вроде шавок приблудных, которых все ногами от стола отпихивают… Мои воины на такой позор не согласятся!

— А вы не будьте сбоку. — Подумав над новой проблемой, ответил я. — Вы будьте впереди! Тогда получится, что весь Союз за Иратугом в хвосте плетется. И кто тогда посмеет что-то плохое про вас сказать?

— Ты чего предлагаешь-то? — Опять не стал ходить вокруг да около Мокосай.

— Мы вон, ирокезы, сейчас ходим далеко в степь, высматриваем когда Враг придет. Пришли тоже своих воинов, десятка три… в смысле, полного человека и еще две руки, степь смотреть. Вот и будет им слава и тебе почет!

— Хм… — Задумался Мокосай, кажется что-то мысленно подсчитывая. — Если на все время воинов от работы оторвать… Это сколько же голодных ртов кормить придется? А у нас и так, после драк с родней Виксая, что ни дом, то вдова с детишками мыкается

— Хм… — Чуток подумав, ответно хмыкнув я. — А зачем же от работы отрывать? Смотри сколько тут земли пустой, зато с хорошим орошением… в смысле — воды много. Пока две руки воинов в походе врага высматривают, все остальные на земле работают. Так что, можно вместе с семьями присылать. …Только зерно с собой прихватите, чтобы сажать можно было. Много зерна, все равно вдовы да сироты сами его не засадят. А тут, мы его тем чужакам пришлым отдадим, чтобы они себе чего-нибудь вырастить смогли. Вам от них вечная благодарность будет, а от других — почет и уважение!

— С чего это вдруг уважение? — Слегка опешил от моей наглости Мокосай. Такой явный развод, чтобы отдавать зерно за уважение, был для него явно нов. Тут обычно на халяву имущество приобретал именно сильный, и за это его уважали. А тут — получалось все наоборот. Попахивало лохотроном!

— Потому что только сильный может помогать другим. — Гордо заявил я, стараясь максимально распрямить спину, чтобы иметь возможность посмотреть свысока на своего собеседника. — А слабые и о себе позаботиться не способны.

И добил своим неотразимым аргументом: «Это же все знают!».

Мокосай задумался, видимо вспоминая какие-то случаи из жизни, и взглянув на проблему взаимоотношений сильного и слабого с новой для себя стороны. А я, видя что он уже начал сдавать позиции, бросился в решительный прорыв.

— Заодно подарков ирокезам принесете… Хороших. И не скупись, ирокезы потом тоже хорошо отдарятся.

И мы с подарками, и вы — всем приятно будет подарки получить. А подарок штука такая. …Вон мне в Вал’аклаве восточные купцы фест-кийца подарили, — продемонстрировал я ему свой любимый клинок. — Я ведь толком и не знаю, где этот город находится. …Где-то на восток, далеко-далеко. А вот будто родной он мне теперь, потому как сделанный там кинжал сколько раз уже жизнь мою спасал!

А ваши бабы ткани хорошие ткут. Коли будут ирокезы в одежде из ваших тканей ходить, как они после этого про вас плохо говорить смогут? …А что у вас там еще хорошего, овцекозы? (Я припомнил какими сырами из овечьего молока меня подчевали в Иратуге и даже малость воодушевился. С овечьим молоком там работать умели). Тоже гони сюда, травы вокруг много, с голоду не помрут. Зато и твои сыты будут, и нашим вкусняшек перепадет, да и тех вон, приблудышей, будем откармливать.

Заодно научим твоих людей, как такие вот плотины делать и как аиотеекскую кашу растить! И как в аиотеекском строю драться. А пришлешь сыновей своих ближних воинов. Я их Грамматике и Арифметике научу, это сильная магия, Леокай с Мордуем мне обещали много-много зерна дать за то, чтобы я их людей учил.

…Кстати о молодых. …У меня тут куча молодняка образовалась, по Осени полтора десятка женить уже можно будет, и девки подходящего возраста тоже есть. Вот тебе и родня!

— А не передерутся? — Охолонил мой задор Мокосай. — Коли все вместе на одном месте жить будем… Да ведь не бывало такого!

— Не боись, не передеремся. Чужаков и людей Мордуя мы на этом берегу посадим. А вас — на противоположном. Вроде и рядом, и в гости сходить можно, а граница все же есть. А ирокезы сами, по большей части, к морю пойдут. Есть у нас там дела важные. А тут у нас вроде Крепости будет, сюда приходить будем, товарами меняться и умным вещам друг друга учить.

…Мы еще довольно долго говорили, уточняя разные детали и обговаривая мелочи. Общая суть моей идеи была проста. Вместе живем, вместе работаем, узнаем друг друга. А где будет знание реальности, там уже не до литературных штампов…

…И вот удивительнейшее совпадение. Разговор наш закончился как раз в тот момент, когда звезды выстроились на небосводе правильным порядком. А цветные камешки легли столь удачно, что и сомнения в том, что Духи полностью согласны со всеми моими предложениями, лично у меня даже не возникло. …Да и Мокосай ничего такого в них не узрел. …И кто после такого посмеет сказать, что это не истинное Чудо?!

…Осталось только уговорить наших!

Ох, до чего же прекрасны степи предгорий в самом начале лета. Все цветет, и еще не выжженная солнцем какая-то изумрудная трава, чуть ли не сплошняком покрытая цветами. Солнышко уже вовсю припекает, но от гор и моря веет ласковой прохладой. …Словно кондер включил, настроив на идеальную для себя температуру. Вот только ни один кондер на свете не насытит атмосферу такими потрясающими запахами — земли, травы, цветов… пота…

Да уж. Потеют наши бедолаги-подростки, так что глаза щиплет. Хотя и сижу я в изрядном отдалении от места проведения тренировок, а воняет-с.

Со взрослыми мужиками я бы может в один строй и встал, а вот с подростками да детишками этими, увольте. И дело даже не в пинково-оплеуховой разнице воспитательного подхода к полноценным ирокезам и их пока еще не доросшим до почетного Гребня заготовкам. Просто не тягаться мне с молодняком в выносливости, а главное, мотивированности.

Этих вон Гит’евек с Лга’нхи и чуть ли не дюжиной Старшин и матерых воинов уже все утро гоняют. А они кряхтят, по́том смердят и даже временами стонут сквозь зубы, но держатся!!! А ведь уже и марафон в полном вооружении пробежали, и после него, практически без отдыха, наверно часа три на строевых вкалывают. …Именно вкалывают, вкладываясь в каждый удар, в каждый шаг и перестроение, словно это последнее, что они делают в своей жизни. …Еще бы, обосрамиться перед глазами столь строгих экзаменаторов, это позорище которое тебе никогда не простят.

…Ведь, по большей части, это все дети вдовушек, принятых в племя только этой весной. И все они пребывают немного в подвешенном состоянии. Поскольку про подвиги их родных отцов тут мало кому известно, а уж заслуг перед племенем ирокезов у тех точно не было. Потому-то, дабы заполучить заветный гребень, копье, щит, доспехи и место в строю и в жизни, ребяткам надо показать себя с самой лучшей стороны. …Вот и рвут они жилы, выжимая из себя последнее.

— …ведь самые разные люди приходят в племя Ирокезов. — Продолжал я занудствовать спустя этак час, пользуясь тем, что и сопляки и взрослые воины, уморившись на тренировке, вовсю отдыхали и расслаблялись на травке, делая вид, что слушают меня со всем возможным почтением. И не так важно, кем был твой отец, дед, или двоюродный дядя.

…Ведь иной раз случается, что даже у непутевого отца рождается достойный сын! И этот сын, смотря на других, самых лучших воинов племени, берет с них пример и тоже становится настоящим воином и охотником.

Тут ведь главное — правильно выбрать тех, кому подражаешь и у кого учишься!

…Вот посмотрите на тех иратугцев. …Ну сами знаете, так себе народец! А все потому, что был у них плохой отец Виксай и двоюродный дядька Анаксай, которого убил наш Вождь Лга’нхи. Эти двое иратугцев ничему хорошему не учили, а приказывали делать неправильные вещи. И от того плохо и неправильно все было в том Иратуге!

Но вот убили они плохого Виксая и взяли себе нового Царя Царей — Мокосая. А Мокосай сказал «Нет». Нет, сказал им всем Мокосай. Самим нам не справиться. Давайте пойдем к самым лучшим и будем учиться у них, как стать правильными и достойными людьми.

И к кому повел Мокосай учиться своих соплеменников? Не в Улот, где люди живут богато. И не в Олидику, где умеют делать очень хорошую бронзу. Он привел их к племени Ирокезов, потому что мы живем правильно и соблюдаем свой Закон!!!

А что говорит Закон Ирокезов об отношении к чужакам? Относиться к ним, как к пятиюродным родственникам со стороны бабушки двоюродного дяди пришедшей из другого народа жены.

А разве можно не научить такого родственника, как жить правильно и достойно????

…Тут я вроде бы как понял, что опять зашел не в те дебри, и быстренько вернулся на прежнюю дорожку.

— Так что вы, молодняк, слушайте что говорят вам Наставники, и левую ногу с правой не путайте!

…Ну, будем надеяться, что согласно теории Штирлица, запомнят они про левую и правую ногу, а на подкорке у них отложится то, что иратугцы пришли учиться у Лучших. А ведь это так приятно чувствовать себя крутым и значительным, учиться к которому приходят даже из-за тридевяти земель. Надеюсь, что когда подобная идея исподволь проникнет во все племя, наши начнут относиться к иратугцам пусть и покровительственно, но уже без прежней злобы.

Наверное, это очень цинично и нехорошо, так играть на чувствах этих неиспорченных рекламой и пиаром людей… Но мне почему-то ни капельки не стыдно. …Неужели я становлюсь циником?

Глава 5

Лето да и начало осени прошли на удивление спокойно. Нет, конечно, беготни и суеты мне хватало, но постоянных форс-мажоров и истеричных метаний больше не было. Жизнь вошла в колею и, хотя постоянно подпрыгивала на ухабах и проваливалась о выбоины, тем не менее упорно и равномерно двигалась вперед.

Пусть не сразу, но плотину мы в чувство привели. Я бы даже сказал, очень не сразу. По сути своей, до сих пор постоянно приходится приглядывать за ней с немалой опаской. Все-таки и дело новое, да и стекающие с гор речки весьма капризны. То вдруг обмелеют ни с того ни с сего до размеров хиленького ручейка, а то вдруг где-то в горах пройдет дождь, и они хлынут таким потоком, что остается только хватать барахлишко и удирать куда подальше.

Но пока такое было всего разок и как раз в то время, когда высаженные на полях растения только-только дали первые ростки, слишком ничтожные и слабенькие, чтобы быть смытыми течением. …Но, на всякий случай, велел прокопать дополнительные каналы, чтобы в случае чего иметь возможность резко сбросить воду.

С дверкой тоже пришлось изрядно провозиться. Чего-то я не рассчитал, и открывалась она очень туго. Ну да на счастье, каменный век особо на технологии не полагается и легко берет массовостью и грубой силой там, где у некоторых Дебилов не хватает ума сделать все по-человечески.

Так что, закрепили на створке ворот две длинных веревки, и Чужаки с Иратугцами, встав по обеим берегам речушки, сыграли в «тянем-потянем», с трудом, но вырвав дверь. И никто при этом, ничего плохого про шамана не подумал. Раз он говорит что надо делать именно так, ему виднее, потому как он Духов слушает и выполняет их рекомендации.

А то, что он вместо этого какой-нибудь рычаг не приделал, лебедку или систему блоков, так кто про те лебедко-рычаги тут слышал? Так что все нормально. А раз уж он потом еще и по две здоровенные слеги велел к воротам присобачить, а к ним хитрые веревки приспособить, потянув за которые парочка человек легко выполняла роботу, на которую раньше требовалась сотня, так спасибо за то Духам и Шаману, который говорит от их имени.

Пока Мокосай возвращался к себе в Иратуг и шел обратно с кучей народа, мы, всем дружным колхозом — чужаки, олидикийцы, подгорные ирокезы и оставленный десяток иратугцев (даже мне пришлось поучаствовать) — начали вскапывать земли вокруг озера, все, куда могла добраться вода.

Благо после рытья плотины шанцевого инструмента у нас более чем хватало. И грех было бы не поделиться им с соседями, учитывая, что иначе пришлось бы либо пахать самим, либо кормить нахлебников.

Да и для сохи моего производства тоже нашлась работа, только за неимением быков, ушедших вместе с большинством ирокезов к морю, впрягаться в соху пришлось самим пахарям. Ничего, впряглись, вспахали, и опять никто не жаловался на отсутствие у Шамана трактора.

Так что, к тому времени, когда я вернулся с берега, где торжественно освящал открытие сезона Охоты многодневным камланием и ритуальным убийством груды песка, поля и огороды уже были засеяны, и расселившийся вокруг Озера Дебила народ потихоньку налаживал свой быт. И пусть трудностей у них хватало, но опять же, никто не ныл, не жаловался и не требовал помощи от правительства и президента лично. Тут все как-то привыкли сами справляться со своими проблемами.

В общем, признаться, я боялся что будет хуже. Что мне придется бегать и всех учить как жить, да в какое место головы еду пропихивать, чтобы не подавиться, ослепнуть, задохнуться или оглохнуть. А оказалось что нет. Как-то народ справляется и без моих ценных указаний и наставлений. Поскольку все окружающие вполне способны позаботиться о себе сами.

Тем более, что по одну сторону речки царствовал вернувшийся с кучей народа Мокосай. А с другой — принявший титул Губернатора шаман Гиксай строго исполнял Мою волю… свободно интерпретируя мои приказы в рамках своего и своих соплеменников понимания. Оба лидера умудрялись поддерживать жизнь и порядок в своих племенах без посторонней помощи, а если и советовались со мной, то лишь о международной обстановке и внешнеполитических делах.

А зато чуть в стороне, в нашем старом лагере, стояли хибарки подгорных, которых я выклянчил у племени Ирокезов в качестве отдельной бригады. Там же жили и наши разведчики во время отдыха между рейдами в Степь и присланные Мордуем колхозники.

Но главное — там дымили и грохотали мастерские, в которых подгорные вместе с Ундаем, Гискаем, несколькими подмастерьями Миотоя и моей шпаной (художественный руководитель и глава шайки Дрис’тун) лили бронзу, обрабатывали дерево и даже возились с глиной.

Да-да. Те самые мастерские, в которые мне нет-нет да удавалось сбежать, чтобы повкалывать в свое удовольствие. Работы прямо скажем хватало. От ремонта лопат и мотыг до изготовления повозки на новых колесах, за которую взялся задавака Дрис’тун. …Впрочем, учитывая опыт работы подгорных с деревом, можно было не сомневаться, что что-то хорошее у них получится.

…Но главный упор я сделал на лодки! …Нет, конечно, по своему эти плетеные и обшитые кожей корзинки — очень удобны. Легки, хорошо держатся на воде и вполне управляемы. Даже я в одиночку мог развернуть приличных размеров челн одним движением весла. …Но вот только что-то подсказывало мне, что будущее все-таки за деревянными конструкциями! Так что, раз уж удалось собрать вместе столько специалистов разом, сам боженька присматривающий за дураками (с некоторых пор я окончательно решил считать его своим официальным божеством), велел сделать из этого что-то хорошее и правильное. Достаточно большую лодку, на которой можно будет переплыть море… а самое главное — слинять обратно при первых же признаках опасности!

…Ведь этот Лга’нхи с меня не слезет. И более того. К моему собственному удивлению на грани комы, идея сходить в логово аиотееков и отобрать заветный Амулет почему-то ужасно понравилась всем ирокезам.

…Ну вот, казалось бы, нахрена?!?! Мало что ли нам на жопу приключений сваливается, и без того, чтобы собственнолично сувать ее в муравейник? Только-только начали налаживать быт и вспомнили, что жизнь может быть размеренной и спокойной. Так нет, вынь им да положь участие в исполнении Великого Пророчества! Крестоносцы хреновы, рвущиеся за тридевять земель отвоевывать Дебилов Амулет у по-настоящему опасных врагов.

Правда они верят, что как только захватят этот Амулет, аиотеекам придут кранты. А вот я очень сильно в этом сомневаюсь, потому на подвиги и не тороплюсь.

И уж коли все равно когда-нибудь придется опять становиться героем, предпочитаю геройствовать с максимальным комфортом и безопасностью. А для этого, по моему замыслу, нужны лодки, которых этот мир еще не знает.

…Для начала я, повинуясь старым добрым инстинктам, решил схалявничать и пойти по легкому пути. Делаем долбленку, типа тех, на которых приплыли чужаки, только гораздо больших размеров, и вытягиваем вверх кожаные борта, совмещая две технологии. Дешево и сердито!

…К счастью хватило ума опробовать эту систему на одном из готовых челноков, выбрав самый большой. Оказалось — все хреново! И прутья-то к деревянному челну крепятся не плотно, и упругости им не хватает, да еще и кожа на такие размеры натягивается крайне плохо. Короче, громоздко, тяжело и хлипко. Видимо была какая-то причина, почему в моем мире никто так корабли не строил.

…Жаль. А я как раз собрал толпу подростков и мальцов, чтобы идти на берег навестить ирокезов. Была у меня мысля содрать целиковую шкуру с целой коровки и использовать ее на хорошее дело.

Впрочем, на берег мы так и так пошли. Надо показать подрастающему поколению, что такое быть ирокезом, а значит — толстым. А заодно мальцы, под приглядом Мокосая и десятка избранных воинов, потащили дары иратугцев ирокезам.

…Хоть какого гордого и непримиримого поборника закона Гостеприимства из себя ни строй, но когда твоя баба смотрит жадными глазами на отрез пестрой ткани, а твои руки сами тянутся к новехоньким кинжалам и топорам, жизнь поневоле вносит коррективы в твои непоколебимые принципы. И на многие вещи ты уже начинаешь смотреть совсем по-другому.

Так что, сначала смягченное моей пропагандой, а потом и богатыми дарами, мнение общественности об этом, пусть и далеком от совершенства, но все же родственном (согласно Закону) племени, существенно изменилось. Даже самым каменноголовым упрямцам не хватало совести быковать и наезжать на иратугцев, после того как приняли от них подарки. И пусть про отношение как к равным разговора еще не было, но и откровенной вражды уже никто и не выказывал.

Да и многие наши вояки, успевшие сходить вместе с иратугцами в разведку, худо-бедно, но вынуждены были признать, что «тоже люди» и воины умелые. Благо, Мокосай выделял для этих целей своих лучших воинов. (А по моему совету, еще и самых коммуникабельных и общительных). Так что положение и на этом фронте помаленьку стало выправляться к лучшему.

…К тому времени, как мы пришли на берег, наши охотники уже завалили аж две животины. Завалили бы и больше, им волю дай, они бы трупами этих коровок весь берег завалили. Благо дикари про демона Гринписа никогда не слышали и искренне верили, что море бездонно, а коровок в нем несчетно. (Напомню, для большинства из них «несчетно» означало — «больше двадцати»).

Но, к счастью, Духи через меня отдали строгое указание, что за следующей коровкой можно идти, только после полной утилизации первой. Потому-то нашим кровожданым коровкобоям приходилось соблюдать сдержанность, чтобы не огрести звиздюлей от прадедушек.

Так что гости, а особенно мелкота, пришлись тут очень кстати. Даже у самого Мокосая, пришедшим с голодного края отнюдь не выглядевшим, малость сорвало крышу при виде такой горы мяса. Что уж говорить о подростках, для которых, по мнению местной педагогики, состояние вечного голода существенно способствовало приобретению знаний и развитию правильных навыков.

…И особенно Чужаков, сильно оголодавших за последние два года! Третью добытую в этом сезоне коровку они чуть ли не единолично обглодали до костей за какие-то три-четыре дня непрекращающегося обжорства. Маялись животами, засрали и заблевали весь берег, но были очень Щастливы и даже отчасти научились больше не смотреть на еду голодными от жадности глазами. Так что, четвертую жертву уже можно было пускать в оборот. И мы, разделав ее на куски, слегка их закоптили и потащили в лагерь на озеро Дебила, кормить родню.

…Кажется план компании «Хочешь быть толстым, спроси меня как?» начал работать во всю силу. Ни что так не рекламирует Ирокезские Добродетели и Наш Единственно Правильный Образ Жизни, как гора халявного мяса.

Вот примерно так и жили. Жратвы было очень много. Поля колосились. Доблестные воины уходили в поход выслеживать врага. Цари Царей, Великие Вожди и Шаманы из самых разных мест приходили к Озеру Дебила, чтобы пожрать коровкиного мяса и обговорить условия будущего Союза. У нас по этому случаю даже целый посольский квартал образовался, в котором постоянно тусовались дипломатические миссии Великого Улота, Великой Олидики и Великого Иратуга… Естественно, под покровительством и научным руководством Великого Племени Ирокезов. …Так что, что ни говори, а Величия нам этим летом хватило с избытком. И тем приятнее было уходить в Степь и на Побережье, чтобы простой жизнью смыть оскомину от этого Величия.

Так я, вечно мотаясь между побережьем и Озером, наконец-то вернул себе вполне достойную степняка (правда хилого) форму. Благо неторопливым темпом в один конец можно было пробежать дней за десять.

А бегать приходилось постоянно, и не только, чтобы навестить сынишку, находящегося под строгим присмотром тетки и запасной матери, но и потому, что меня регулярно вызывали решать важнейшие внутриирокезские проблемы (Витек еще был недостаточно авторитетен, чтобы судить первенство ирокезов по костякам. Пусть пока раны да болячки лечит, сопляк!).

Ну или (самое нелюбимое дело), водить туда-обратно караваны баб и подростков, занятых на заготовке мяса, а, главное, добыче дров по окрестным рощам, пока на полях зреет урожай. Эти экспедиции я совмещал с попытками обучить подростков грамоте и счету, благо убежать и спрятаться им тут от меня было негде. …Но все равно не слишком удачными, пацанье учиться не очень жаждало. …Отчасти я их понимаю, но нервы они мне потрепали преизрядно.

…То вдруг необходимо было срочно разбираться с плотиной, с приходом очередной дипломатической миссии из Улота, Олидики или Спаты. А если выпадало свободное время, влезать в строительство лодки.

…Да-да. Решив больше не экспериментировать, я обратился к классике, взяв за эталон плавстредства скелет все той же горячо любимой нами (в любом виде, даже сырой) коровки. (…По крайней мере, так я сказал остальным, после того как выдержал воистину эпическую битву, предложив заменить деревянный челн простым килем).

Так, на основе скелета коровки, мои гении получили наглядный пример того, как сама природа решает подобные технические задачи, благодаря чему споры о необходимости киля и шпангоутов не затянулись до следующего лета.

Я даже потратил почти целую неделю своей жизни на изготовление деревянной модельки своеобразной шлюпки из подходящих веточек и нащипав лучины для обшивки. И отдал ее нашему «ученому совету» в качестве образца того, как Духи видят решение проблемы ирокезского судостроения. Совет долго думал, пару раз сломал и собрал мою модель заново, и стройка закипела. …Если так дело пойдет и дальше, то, пожалуй, придется в ближайшее время переводить верфь поближе к морю. Наше озерцо становится слишком маленьким для такого мощного флота (полторы лодки Аж).

…А еще я сделал гончарный круг и оттягивался душой, лепя и обжигая многочисленные глиняные горшки, которые вдруг стали всем очень нужны для хранения коровкиного жира и мяса.

С жиром, кстати, было проще — он почти не портился и сам по себе, а если еще и плотно закупорить горшок, залив все щели воском, вполне мог продержаться, не портясь, примерно месяц-два. Мы сбагривали его и мясо в Олидику, а там народ прятал горшки в старых шахтах и пещерах, где было достаточно прохладно и не летали мухи.

В обмен Мордуй скупо одаривал нас бронзой. …Скупо, потому что хотелось бы больше. Благо у меня уже появилась парочка пацанов, Крит’кай и Вардик, изрядно нахватавшихся в Олидике приемов литья и вовсю пытавшихся изводить наши стратегические запасы бронзы на свои задумки и опыты.

Увы. Я просто чувствовал себя злобным Митк’ококом, зажимавшим бронзу Дик’лопу, когда в очередной раз приходилось обламывать их творческие устремления из-за нехватки сырья. Тем более, что мне искренне хотелось, чтобы из ребят вышел толк. Мне такие шаманы в команде нужны.

Где-то к середине лета, как раз после сборки первого урожая, экспериментальный образец лодки был построен. Не побоюсь этого слова, по местным меркам, гигантское получилось судно, аж метров десять длиной, метра два шириной и с метровой высоты бортом. …Но соответственно и тяжеленное, как я не знаю что! После испытаний на озере и после долгих раздумий, мы его разобрали и по частям перетащили на побережье.

Под это дело, рассказывая сказки про Амулет, я даже уговорил Лга’нхи выделить нам верблюдов и быков. …А то эта сволочь уже окончательно вообразила себя оуоо и к горбатым длинношеим «братанам» стала относиться с такой же трепетной нежностью, как и к родным волосато-рогатым «старшим братьям». …Хотя, надо признаться, верхом он и его ребята уже смотрелись вполне себе достойно. Особенно, когда, сидя в седле, на всем скаку, вынимали длинным копьем кролика или сурка из травы. Не знаю, как они будут против аиотееков, а вот обычную дикарскую толпу такой отряд уже вполне мог бы разогнать! А уж как их вид действовал на дипломатов…

…Говорят, что ни разу не стрелявшая Царь-Пушка лишь тем впечатлением, что производила на туземных дипломатов, выиграла больше войн, чем иной артиллерийский полк. Вот так вот и эскадрон Лга’нхи, проносящийся по степи верхом на Демонах, существенно улучшал имидж будущего Союза, убеждая сомневающихся присоединяться к нам.

…Ну да про лодку. Перетащили мы ее на море, собрали, спустили на воду, вытащили, перезаконопатили щели, опять спустили. Потом долго уворачивались от плевков Кор’тека, которому такая лодка совсем не понравилась. …Мне кстати тоже не понравилась, очень уж она какая-то валкая получилась, даже когда я щедро нагрузил ее балластом. Хотя главная претензия Кор’тека была к управляемости и тяжести лодки. Оно, конечно, после легеньких кожаных челноков, это был настоящий линкор, для разгона и остановки которого требовалось прилагать множество усилий. Зато и нагрузить в нее можно было столько, что я сразу смекнул, почему даже в моем бывшем высокотехнологичном мире чуть ли не все торговые пути проходили по морям.

А уж ежели пять пар гребцов воткнут в уключины свои весла да хорошенько приналягут на них, летела лодочка по волнам, что птица.

Короче, нехрен слушать Кор’тека, со временем он привыкнет, вот только с устойчивостью что-то надо было делать. Что именно, я не знал. Но мои подгорные и чужаки вроде не отчаивались, дескать — они всю жизнь лодки строят и что делать знают.

В общем, классное это было лето. Наполненное здоровой суетой, многочисленными прогулками по степи, работой и валянием дурака, время от времени.

Давненько я не жил такой спокойной жизнью. Пожалуй, с тех пор, как перебили наше племя, я только и видел что войны, пробежки за край света, бури, шторма, опасности и проблемы. А тут — почти что покой и тишина.

А потом, как-то под вечер, от наших дозоров прибежал гонец с сообщением, что аиотееки возвращаются. И спокойная жизнь кончилась, словно бы и не было.

— Ты сколько дней бежал Лиг’тху? — начал я срочный допрос гонца, стоило ему только самую малость отойти от бега. …Этот Лиг’тху был совсем молодым парнишкой и, хотя в племя попал после той, весьма памятной нам кампании на Реке, право на ирокез он получил только этой весной.

И что характерно, Лиг’тху был из побережников, а не коренной степняк, но раз его послали гонцом, бегать должен был отменно. Что, в общем-то, не удивительно — помимо того, что их нещадно гоняли Старшины, все мальчишки, имея перед глазами пример Лга’нхи и его развед-диверсионной оикия, мечтали попасть именно в этот отряд и активно готовились к жизни воина. И уж коли я в свое время научился бегать на десятки километров без того, чтобы немедленно умереть, молодые выносливые дикари достигали на этом поприще куда больших успехов. …Что говорит о том, что следующее поколение ирокезов уже не будет так сильно отличаться друг от друга, как нынешние. …Если, конечно, мы до этого доживем.

— Восемь. — Гордо ответил мне Лиг’тху. Знание счета давало право на особые понты, и молодняк не упускал возможности это право приобрести. Так что, благодаря моим стараниям, за год с небольшим почти весь молодняк научился считать примерно до ста. …А вот напрягаться с грамотой большинству было в лом.

— Ты бежал очень быстро? — …Это был не столько вопрос, сколько утверждение. Но мальчишка заподозрил какие-то нехорошие сомнения в его способностях и начал горячо уверять меня, что «Очень-очень быстро!».

…Собственно говоря, можно не сомневаться, что командовавший и этой партией разведчиков Тайло’гет медленную черепашку с донесением бы не послал. …Более того, с его-то занудством, не удивлюсь, что он долго и старательно выбирал самого быстрого и выносливого кандидата. (…А все равно не нравится мне этот Тайло’гет — вечно от него дурные вести приходят). А значит, за восемь дней парнишка вполне мог пробежать от восьми до девяти сотен километров.

Орда, со всеми своими стадами, пешеходными оикия, повозками и скарбом, передвигалась со скоростью не более двадцати километров в день. И это если сильно торопилась. А так, дневной переход мог ограничиться и десятком, и пятью километрами. Быков да овец, знаете ли, конечно можно заставить скакать… но недолго. Либо подохнут, либо станут такими жилистыми, что не разгрызешь.

…Животина — это тебе не автомобиль, залил бензин и катайся сколько хочешь. А единственная забота между катаниями, не забыть дверь запереть и на сигнализацию поставить. Животина, она за собой ухода требует и постоянного внимания, даже когда ты ей не пользуешься. Так что, хотя даже пешие аиотееки, не говоря уж о оуоо, при большой потребности могли отмахать до полусотни километров в полном вооружении и с грузом припасов на плечах, двигаться всей Ордой они предпочитали очень и очень не торопясь.

…Но будем исходить из двадцати километров в день. Значит в наших краях появятся где-то дней через сорок. …Хотя бы передовые разъезды. А поскольку, согласно договоренности, Леокай держит свои передовые отряды почти на границе с Иратугом, дойти до нас они смогут дней за двадцать. …Ну и гонец до них добежит за десять. Потом еще что-то типа мобилизации воинов, которые по очереди вкалывают на своих полях. Да наверняка еще и с припасами пойдут, хотя вроде и договаривались ставить продуктовые склады вдоль дорог. …Но насколько это выполнено?.. Короче, остальных можно ждать через полтора-два месяца.

С Олидикой проще, она почти под боком. Но и воинов там значительно меньше. Если смогут выставить хотя бы сотни полторы, я очень сильно этому удивлюсь.

Как там будет с войсками из Дарики, Оглики, Тиабага и Спаты, мне уже не так интересно. Особых иллюзий я в отношении этих ребят не питаю.Дикари-с! Тут приходил Царь Царей Спаты Союз заключать. Так на голове у него был шлем из кабаньих зубов^[28], деревянная дубина и очень много пафоса в отношении собственных бронзовых кинжала и наконечника копья.

Когда он рассмотрел, как вооружены наши вояки, пафос лишь усилился, только стал менее адресным. Типа, я просто крут, потому что это я! Радуйтесь мне и дарите подарки.

…Но если хорошенько подумать, мы вполне можем рассчитывать собрать сотен шесть-семь надежных воинов из Ирокезов, Улота, Олидики и Иратуга. А еще придет толпа примерно таких же размеров… если конечно верить посланцам Леокая и Мордуя и их рассказам о дипломатических успехах пославших их правителей.

И тут неизменно всплывает вопрос: чего будет больше от этой толпы, пользы или вреда?

Дисциплина и выучка у ирокезов и улотских должна быть на высоте. Слава Духам, проверенна временем и многочисленными стычками с аиотееками. Ребятишки Мсоя тоже уже больше года обучались аиотеекскому строю. Но в реальном бою его не применяли. Иратугские ребята с продвинутыми технологиями войны начали знакомиться только этим летом. Кое-чему научились, так что можно надеяться, что хотя бы вреда от них не будет. …А вот эта толпа…???

Помню как в первой нашей битве с пиратами на пути в Вал’аклаву выперднувшиеся вперед «улотские лыцари» едва не смяли строй Гит’евековских ребят, когда на них ломанула здоровая толпа. …Помнится, почти все эти «лыцари» на том пляжике и полегли. Причем, исключительно из-за собственной дури и самомнения.

Но их тогда было всего пара десятков. Так что сломать оикия они не смогли. А вот если на нас ринется толпа в несколько сотен человек???

…Короче, вопрос о пользе или вреде целиком зависит от способностей главнокомандующего и его умения правильно распорядиться войсками, поставив каждый отряд на то место, где он точно не навредит остальным и может быть даже принесет пользу.

И вот тут-то, как Годзилла из пучин океана, поднимается наша главная проблема. Этого самого Командующего просто нет. Даже в теории.

Даже такой крутой воэн-теоретик, как я, никогда не руководил действительно большими армиями. Нет, теоретически, читали, знаем. Айн колонна марширует… цвай колонна марширует… Пуля дура — штык молодец. Каждый солдат — знай свой маневр. Бог на стороне больших батальонов. Дитям мороженное — бабе цветы. …И прочие военные мудрости книжно-киношных вояк.

Но одно дело составлять планы сражений на бумаге, и совсем другое — вести в бой армию численностью за тысячу с лишним человек. Да еще, что самое «замечательное», собранную буквально за несколько дней до битвы и не имеющую никакого опыта совместных девйствий.

Как ею командовать? Как передавать приказы в бою? Какие знаки и сигналы помогут нам управлять войсками.

Ну да, у ирокезов есть разработанные сигналы барабанов и рожка. И наша сотня с небольшим воинов прекрасно в них разбирается. …Поучившиеся у нас олидикианцы и иратугцы тоже кое-что знают. Главное, чтобы не забыли слушаться их в горячке битвы. А вот улотцы и остальные? Успеют ли они выучить эти наши сигналы? А главное, захотят ли учить!

…Вот кто, например, я для них такой? Великий Шаман Дебил. …Но тут ударение надо ставить не на «Великий» и даже не на «Дебил», а на «Шаман».

…Даже в глазах моих соплеменников — я, несмотря на мои скальпы на воинском поясе, шрамы и многочисленные участия в битвах и сражениях, стою как бы в стороне от воинских дел. …Думаете кто-то советуется со мной по поводу обучения молодняка? …Посвящает меня в воинские ритуалы и таинства? Хренушки. Все это исключительно между воинами и шаману, каким бы он Великим ни был, туда лучше не суваться.

Ну да, Лга’нхи с Гит’евеком наверняка прислушаются к моим советам. Ведь через меня говорят Духи Предков, а с этим не шутят. А вот для остальных участников Союза — и я, и даже Лга’нхи, по-сути своей, чужаки. Уверен, улотцы продолжают думать, что в битве «улотских лыцарей» возле лагеря аиотееков я им только мешался со своими рекомендациями и наставлениями. Но тогда хоть на моей стороне был грозный приказ Леокая мне подчиняться. А теперь….

А теперь у нас намечается большой бардак. Поскольку тут соберется сборная солянка, которой эти Горы и Степи не видели наверное со времен динозавров (хотя я не уверен, что и тогда было нечто подобное). Каждый будет дудеть в свою дуду и считать себя самым лучшим и самым достойным, чтобы командовать другими. Так что стоит запастись рулетками для измерения длины пенисов многочисленных кандидатов в Главнокомандующие. Причем уверен, в их числе будет немало и Царей Царей.

А для них уступить другому — это немалый урон чести. Так что, думаю, все, даже царек Спаты, выдвинут свою персону в главнокомандующие, а после того как обломятся с этим, непременно начнут действовать самостоятельно. И естественно, огребут от аиотееков.

И как нам этого избежать?

Да уж, мыслишек навалилось множество, и все они, по большей части, были какими-то безрадостными.

Ведь вроде уже тыщи раз все обдумывал и придумывал, но как только проблема выходит из области теории в плоскость практики — сразу все оказывалось недодуманным и не договоренным.

Вот с тем же Главнокомандующим. Я ведь пытался тонко поднять этот вопрос в беседах и с Леокаем, и с Мордуем, и с Мокосаем. Но все от меня только отмахивались, мол это дело десятое. …Они ведь тут привыкли, что задача командира довести войска до места сражения (что можно и без единого командования) и громко крикнуть «Начали!», а там уж все дружно бегут на врага, и, в водовороте начавшегося мессилова, каждый вояка будет сам себе генерал.

И пусть даже кое-какое представление о маневрировании на поле боя я им внушил, в основном показывая наши тренировки, все равно, старый стереотип довлел даже над умницей Леокаем.

А припасы? — Степняки вообще считали, что на войну надо брать только оружие, питаясь по дороге сырым мясом и подножным кормом. …Правда и войны у них длились обычно не больше недели, если племена вдруг сталкивались на узенькой дорожке и надо было срочно наказать дерзкого «не люди», посмевшего ходить по той же Степи что и «люди». А уж если специально идти на встречу врагу, то обязательно всем племенем, включая баб и новорожденных младенцев.

…У горцев, в общем-то, тоже обычаи отличались не сильно — у них войны, это вроде как выйти на лестничную клетку подраться с соседом. Все свое под рукой, и особых проблем с кормом не возникает.

А тут я вообще-то планировал выйти врагам навстречу и, выбрав подходящее место, дать бой на холмах, где у нас возможно будет некоторое преимущество перед верблюжачьими всадниками. …Особенно если это поле боя заранее подготовить. Помнится, даже наспех вырытые ямы и сваленное барахло, по пути из Вал’аклавы, очень существенно помогло нам против внезапно навалившихся верблюжатников. А если, допустим, у нас будет целая неделя для того, чтобы подготовить место для боя? Да я такого наворочу, что… Это при условии, что меня вообще будут слушать.

Спустя три недели мы вышли на Тракт, ведущий из Олидики в Степь, где было назначено место для сбора всех войск. Ибо один хрен большая часть должна была идти через Олидику.

Спросите, «Чего так долго?». Так ведь надо было дождаться, пока придут наши вояки с побережья. Пока справим все обряды, покамлаем, нажремся наркокомпота и станцуем военный танец. Потом отходняк и пир по случаю начала военных действий. Ну а после всего этого уже можно собирать манатки и двигаться на врага.

Двигались мы естественно согласно обычаю, то есть с бабами и детьми. Потому как на мое предложение оставить их на берегу моря все только недоуменно пожали плечами. Все равно, коли мужики проиграют, то и бабам не выжить. Так чего зря порознь ходить? Потому-то двигались мы изрядным табором, вместе со стадами быков, овец и верблюдов. …Зато везя кучу барахла аж на целых трех повозках. …Все-таки Дрис’тун оказался дельным малым… а «подгорные» были отличными исполнителями и быстро учились… всему что касалось работы с деревом. Если бы им так еще и в воинском деле совершенствоваться. (Гит’евек чуть не заработал обезвоживание, плюясь во время тренировок подгорных).

Скрипели эти повозки нещадно, зато каждая взяла на себя наверное хорошо так за полтонны груза — в основном зерна нового урожая и запасов мяса коровок. Хватить этого добра должно было надолго. А если что, на берегах Озера Дебила дозревал второй урожай, причем по прогнозам раза в полтора-два больший, чем первый, поскольку мы успели подготовить больше земли, да и проблем с посевным материалом не было. …Осталось только выжить и собрать его.

Кстати, среди олидиканского войска, которое встретило нас на месте, тоже было полно воинов пришедших с бабами, то ли для того, чтобы было кому погреть ночью бочок, то ли, чтобы было на кого навьючить походное имущество и свалить кучу работы по обустройству в пути лагерей и готовке пищи.

А еще свои стада овцекоз и даже несколько запряженных овцебыков… Запряженных, кстати, в две повозки с «новыми» колесами. Из-за всей этой живности нам пришлось селиться в нескольких километрах от олидикианского лагеря.

Пришедшие спустя еще дней девять иратугские и улотские части были вынуждены отселиться от нас еще дальше. На соседнюю реку. Оно и к лучшему — ближайшие окрестности мы, правду сказать, уже изрядно засрали, хотя к тому времени уже четырежды перемещали наш лагерь в пространстве. Если так будет продолжаться, мы преградим путь врагам грудами говнища.

…Но зато — просто праздник какой-то. С передовыми улотскими отрядами пришел и добрый дедушка Леокай, и на душе как-то резко полегчало!

— Здравствуй, оуоо Эуотоосик. Давненько мы что-то с тобой по душам не говорили… — Предпринял я хитрый заход к расположению противника… к себе. Потому как идти на войну с аиотееками, не переговорив с единственным доступным для разговора аиотееком, было бы неправильно.

…Надо сказать, что в последнее время я и впрямь как-то забросил наше общение. Вечная эта беготня между берегами Моря и Озера, возня с дипломатией и необходимость время от времени вмешиваться в дела аж целых трех живущих бок о бок племен, все это, признаться, тянет на себя довольно много времени. …Конечно, это еще не повод не выбрать момент и не пообщаться с человеком, в голове которого хранится так много полезных знаний. …Но вот тут еще и мастерская… Да, признаю. Ради того чтобы сбежать в мастерскую и повкалывать там от души, я частенько откладывал в сторону дела, кажущиеся мне тогда менее значительными.

…А вот теперь приперлись аиотееки, и надо срочно налаживать контакт с нашим единственным достоверным источником информации об этом народе и о его методах войны.

— Какой я теперь оуоо? — Горестно вздохнул пленник. — Ни верблюда, ни оружия, ни чести!

— Напрасно ты так говоришь… — Горячо опроверг я такое вопиющее в своей несправедливости утверждение. — Оуоо — всегда оуоо! Бывших оуоо не бывает!

— …Потому что они находят мужество умереть в бою или покончить с ничтожной жизнью. — Подтвердил правильность моей последней сентенции Эуотоосик. — А я оказался жалким кроликом, а не величественным оуоо.

…Да уж. Выглядел пленник, прямо скажем, не круто. Всего-то год в плену, а с виду — будто на десять лет постарел. И я уверен, виной тому не последствия от ранения (хотя от них он, похоже, так и не отошел), а унизительное положение пленника.

Вроде начнешь присматриваться к отдельным деталям, и ничего такого особенного не заметишь. Волосы не поседели, лицо морщинами не пошло, даже мышцы с виду особо не уменьшились и не обрюзгли. А вот общее впечатление — пятидесятилетний дед! Хотя вон Леокаю наверное тоже под… или может быть даже за… пятьдесят. А выглядит бодрячком и живчиком. А этот… весь какой-то потухший и сдувшийся.

…Может зря я на него эту колодку надел? Но ведь я хотел как лучше! Думал так, с колодкой на ноге из расщепленного ствола дерева, он хотя бы ходить-бродить по лагерю сможет. А то тюрьмы-то у нас нет, так что альтернативой колодке тут в открытой степи будет только держать его вечно связанным. А это уж точно, настоящая и весьма болезненная пытка. Так что колодка представлялось мне тогда идеальным вариантом. С ней далеко не убежишь, зато ходить по лагерю и его окрестностям можно без особых проблем, особенно если так по-хитрому тряпочку подмотать, чтобы деревяшка ногу не натирала. Я, впрочем, регулярно ее снимал, проверяя наличие потертостей и язв.

Зато наши, разозленные его побегом, получив столь зримое доказательство тому, как жестоко пленник наказан, перестали бросать на него неодобрительные и, я бы даже сказал, кровожадные взгляды. Ради такого даже пары бронзовых прутов, что эту колодку запирают, не жалко. (Веревки пленник бы перерезал. Благо камней в степи полно, и сделать каменный резачок проблем бы не составило).

А в остальном, ни в чем мужичку отказа не было. Кормили как на убой, новую одежду выдали, в свободе… почти не ограничивали. …Да я даже мальчишкам нашим, которые поначалу захотели было над пленным поглумиться, таких люлей накатал, что впредь они с ним общались исключительно вежливо и почтительно.

…А в результате всех моих благодеяний — по мужику будто телегой проехали.

— …А почему, кстати, не ушел в степь — помирать? — Осторожно спросил я его. И не из-за праздного любопытства, а потому что от этого зависело качество нашего дальнейшего сотрудничества и степень доверия, оказываемого пленнику. …Ведь, в принципе-то, для местных это был вполне нормальный и приемлемый способ ухода от невыносимых трудностей жизни. Благо уходишь ты не в унылую пустоту, а в теплые объятья любящих предков, чтобы из загробного мира помогать своим потомкам. Так что ничего позорного в таком поступке нет. …По крайней мере, у наших. Может у аиотееков все по-другому, и имеется какой-то серьезный религиозный запрет на эвтаназию?

— …Интересно. — Недовольно буркнул Эуотоосик, явно стыдясь своих слов. — То что у вас тут происходит… Никогда еще такого не было. Хочу понять!

…Дальше я эту тему муссировать не стал. И так понятно, любопытство исследователя вошло в резкий диссонанс с представлениями о Чести рыцаря-оуоо, и это сильно отразилось как на внешности, так и на внутреннем состоянии Эуотоосика. И похоже, если я рассчитываю на дальнейшее сотрудничество, надо срочно «подкармливать» первого и тихонечко заметать под половичок второго.

— …Ну и что ты думаешь о нас? — Спросил я его. — Как тебе построенная нами плотина?

— Плотина? — Как будто даже с недоумением переспросил Эуотоосик и, пожав плечами, ответил. — …Как плотина. Я к ним никогда особо не приглядывался, это забота «речных червей». …А вот то, что ты делаешь с людьми…

— Вот тут ты сильно не прав, дружище Эуотоосик. — Попытался я втянуть его в научный спор. — Чтобы сделать такую плотину, нужно очень много знаний и умений. Необходимо постигнуть многие законы этого мира и научиться ими пользоваться. А люди, что люди? Они люди везде!

— А вот не скажи! — Поддался на мою военную хитрость Эуотоосик. — Мы, аиотееки, тоже так делаем. В смысле, объединяем покоренные нами народы. И ты сильно удивишься, но в Храме я узнал, что многие из тех, кто сейчас считает себя аиотееком, раньше были нашими врагами! — Он самодовольно посмотрел на меня, видимо рассчитывая увидеть своего собеседника пораженным до глубины души этим удивительным фактом.

— …Вероятно это те, кто сейчас служит в оикия, а в мирное время, как Асииаак, пашет землю и пасет для вас скот? — Высказал я догадку. И по изменившемуся взгляду собеседника понял, что угадал. — Тут есть одна маленькая закавыка. — Мерзко улыбнувшись, продолжил я. — Они забыли о том кем были и считают себя аиотееками, только пока вы сильны. Стоит вам, оуоо, чуточку дать слабину — и все эти оикия, «речные черви» и прочие-прочие сразу вспомнят все свои обиды и побегут к вашим врагам проситься под их руку. …Поверь мне, так и будет!

— …Потому ты делаешь Так? Связываешь всех узами родства, в надежде что это соединит вас навечно? А ты не боишься, что Кровь и Мана Сильных смешается с кровью и маной слабых племен, и вы ослабеете?

— Нет, не боюсь. Сильные будут подавать пример. И дети слабых захотят стать Сильными.

…К тому же сила бывает разной. Хорошо уметь пахать землю, разбираться в животных или делать вещи, …да даже песни петь — это тоже сила. Но эта сила может проявить себя, только находясь под защитой Силы Оружия.

Я хочу, чтобы в племени Ирокезов каждый смог жить и приносить пользу племени той силой, которой наделили его духи. Так — Сила племени будет прирастать и за счет Сильных, и за счет слабых.

— …А потом слабые, став сильными, заберут себе Власть! — Закончил за меня Эуотоосик. — Ты об этом не думал?

— Но ведь все мы будем родней. А разве среди родни не принято, чтобы Власть была у Сильного? — демонстративно удивился я. — И разве не принято у Сильных помогать слабой родне?

Эуотоосик надолго задумался. Чувствовалось, что он изголодался по интеллектуальному общения, и наша беседа была ему в кайф.

— …Может быть это у вас и сработает. — Задумчиво проговорил он. — Ты не похож на глупого и наивного мальчишку. Но я чувствую во всем этом какую-то ошибку …Уж очень вы все разные, по разному добываете свою еду и даже говорите по разному. Так что, у вас неизбежно появятся те, кто считает «своими» прибрежников, или степняков, или горцев, и они начнут помогать своим за счет чужих. Начнутся разногласия и дрязги. И все, что ты затеял, развалится, как ком сухой земли.

Чтобы объединить такие разные народы, над ними должна стоять Сила, способная заставить всех себе подчиняться, иначе ничего из этого не выйдет.

— Это сила нашего Закона! — Самоуверенно заявил я. — Закона, единого для всех.

— И для тебя, твоего сына и для детей тех чужаков, которым ты позволил жить тут из милости? …Ведь ты, вроде как, собирался разрешить им становиться ирокезами? — Эуотоосик явно считал что уел меня.

— Да. Закон будет един для всех! — Твердо сказал я, истинно веря в то, что говорю. — Правда хитрый голосок в моей голове сразу напомнил насчет «Строгости российских законов, компенсирующейся необязательностью их исполнения». Но я сделал вид что не услышал.

— …Это будет очень-очень странно, — чуть насмешливо ответил Эуотоосик. — И я хотел бы посмотреть, как твой сын будет подчиняться сыну какого-нибудь чужака, а ты будешь говорить, что «это хорошо»… — и вдруг резко поменял тему. — Так что ты хочешь узнать у меня о Аиотееках, которые возвращаются обратно?

— А разве я могу надеяться, что ты скажешь мне правду? — Лишь развел я руками. — А раз я не могу верить тебе, то зачем тратить время на разговоры?

— Тогда зачем ты пришел ко мне, в то время, когда все твое племя спешно готовиться к войне с моим племенем?

— …Хочу пригласить тебя в Совет Бот’аников!

— А разве этот твой совет и эти твои бот’аники не гнусная ложь, которой ты пытался опутать мой разум, чтобы получить желаемое? — Вдруг вспылил Эуотоосик. И я вдруг снова увидел в нем того некогда грозного оуоо. — Неужто ты думаешь что я такой дурак и, прожив тут целый год, не пойму, что в твоем племени никто кроме тебя ничего про этих бот’аников не слышал?

— Конечно, — горячо согласился я с утверждением Эуотоосика. — Бот’аники — это гнусная, бесстыдная и очень наглая ложь. …Но знаешь, иногда бывает такая ложь, которая заслуживает того, чтобы стать правдой. Вот я и хочу, чтобы ты стал одним из первых бот’аников, ибо, к моему большому сожалению, вокруг меня слишком мало людей, достойных этого звания.

— И что ты хочешь получить взамен?

— Ничего. Ведь ты станешь ценен сам по себе. Ибо будешь искать знания и тем увеличивать силу племени Ирокезов. …И не только нашу, ты ведь знаешь Закон Ирокезов, мы считаем своей родней всех людей, которые не желают нам зла. Даже если аиотееки придут к нам с добрыми намерениями, мы найдем способ стать друзьями. …И ты, кстати, можешь стать тем, кто поможет нам примириться…

А чем больше бот’аников будут собираться вместе, и чем сильнее будут отличаться знания, что они принесут с собой, тем проще будет им познать мудрость и истину! …Это как камень, неподъемный для одного человека, но легко поднимаемый тремя-четырьмя-сотней. Присоединяйся к нам, и ты получишь то, о чем твоя душа мечтала с самого детства. Не просто же так ты пошел учиться в этот ваш Храм.

Я замолчал, давая Эуотоосику возможность подумать или ответить мне. Но он молчал. И потому, выдержав паузу, я добавил.

— …И все это я говорю тебе сейчас именно потому, что скоро нам придется биться с твоей родней. Мы их конечно побьем, и тогда твоя голова будет одурманена обидой за своих и желанием отомстить. А значит на мое предложение ты точно ответишь «Нет».

Потом ты наверняка сильно пожалеешь об этом. …Не потому, что я велю наказать тебя, а потому, что поймешь, что отринул собственный Путь. Но тогда уже будет слишком поздно, и глупая гордость не позволит тебе отказаться от своего «Нет».

Но если ты истинный бот’аник — человек подчиняющийся мудрости, а не грубым чувствам — ты хорошенько обдумаешь мое предложение еще сейчас. Пока твою голову не туманят слишком сильные чувства. …Я не требую, чтобы ты сказал «Да» прямо сегодня или завтра. Но я хочу, чтобы ты успел хорошенько все взвесить и не сказал бы мне «Нет», когда увидишь нас возвращающихся со скальпами твоей родни на Знамени, и твой разум будет замутнен горем и обидой.

— Не слишком ли рано ты говоришь о своей победе? — Вскинулся Эуотоосик. — Вы конечно смогли побить несколько наших отрядов. Но всей Орды тебе не одолеть никогда, собери вы воинов хоть со всего света.

…Кажется, получилось — рыцарь-оуоо был вовремя извлечен из-под пыльного коврика, и теперь мы, засунув на его место мудреца, постараемся узнать что-то полезное.

— …Подумаешь! — Равнодушно махнул я рукой. — Все считают себя непобедимыми, пока не приходит тот, кто хватает их за шкирку одной рукой и не лупит головенкой о камень, как щенка суслика.

…Хочешь, я предскажу тебе, что произойдет дальше, и для этого мне не понадобятся ни кишки овцекоз, ни гадательные камешки? Твоя Орда возвращается назад, потому что не обрела того, что искала. Они шли очень долго, но раз решили вернуться, следовательно силы идти вперед у них иссякли. …А значит и «те, кто думает что они аиотееки, забыв о том что раньше были вашими врагами» наверняка уже вспомнили о своем прошлом. …Тем более, что среди вас много тех, кого вы взяли силой уже на этой стороне моря. Так что, как минимум две трети вашего войска сейчас очень ненадежны и не хотят воевать за вас.

Остаются только истинные оуоо. И они, скорее всего, понимая ненадежность своих оикия, вынуждены сбиться в тесную стаю. …Но это не стая друзей, а скорее врагов, ставших на время союзниками. Трудности бессмысленного пути и позор неудачи (вы же не обрели то, зачем шли) сильно их озлобили, так что единства нет даже внутри ваших родов. Все готовы вцепиться друг дружке в глотку при первой же возможности. …Думаю, этим мы и воспользуемся, так что победа достанется нам легко и почти без крови! Надо только разрушить остатки вашего единства и уничтожить поодиночке.

Пока я все это говорил, очень внимательно наблюдал за лицом и фигурой Эуотоосика, пытаясь понять, насколько правильны мои утверждения. …Он, конечно, пытался делать каменное лицо и изображать бесстрастность. Но я знал его уже не первый месяц и не первый месяц пытался угадывать по его лицу и жестам, о чем он думает.

Так что рожу кирпичом, конечно, можно строить сколько угодно, но вот привычка во-гневе шарить рукой возле пояса словно бы в поисках отсутствующего кинжала, поглаживать щеку, когда волнуешься, или дергать себя за бороду, словно пытаясь таким образом заглушить какую-то боль, вызванную словами собеседника… Или наоборот, улыбаться уголком рта, одновременно опуская глаза, чтобы не выдать радость от ошибки оппонента, вот этого, друг Эуотоосик, тебя скрывать не научили. …Так что можно смело сделать выводы, что процентов восемьдесят того, что я сказал, это правда. …Только вот насчет предательства коренных оикия мой собеседник сильно сомневается.

— …Твой Лга’нхи и будет Главным. — Прервал мое нытье добрый дедушка. И предваряя ожидаемый поток скорбей, пичалик и сомнений, пояснил. Своим я прикажу. Мордуй тоже не против будет, потому как Лга’нхи ему близкая родня, а значит в том ущерба чести его воинам не будет. …Мои, кстати, тоже возражать не будут как раз из-за этого — вы нам родня!

А еще потому, что у Лга’нхи Волшебный Меч имеется… из сокровищниц Улота кстати подаренный. А значит и сам Лга’нхи, тоже отчасти наш. …Былины про него у нас на каждом пиру поют. А про чужака петь бы не стали. Так что можешь не сомневаться, Лга’нхи у нас шибко уважают, ведь он — Герой!

Мокосай хоть и сам знатный воин, но тоже Герою подчиниться и своих подомнет. Я с ним говорил, он понимают, что ему место Главного не светит. …Ты кстати это хорошо придумал, пятна кровью смывать. — Леокай хитренько так подмигнул мне, давая понять что и он не чужд прожженного цинизма и хитрожопости.

Да и все остальные тоже. — Продолжил он. — Против Лга’нхи говорить не станут. Иначе твой Вождь вызовет их на поединок и убьет. …Я позаботился, чтобы слава о его Силе дошла до всех ушей. …Да и подчиняться Герою с Волшебным Мечом никому не обидно.

Так что, не переживай — Главный над всеми у нас будет.

Ай да дедушка! Ведь каков же жук! Жучище!! Жучарище!!! Я ведь только пару раз осторожненько заикнулся, и он первый же мне рот заткнул каким-то насмешками.

Я-то думал он ни хрена не понимает, а он оказывается понимал все на десять ходов вперед. Начни я всю эту склоку с назначением Главнокомандующего еще тогда весной-летом, и началась бы неизменная драка и выяснение отношений. Страсти бы накалились, и уже не то что на назначении Главнокомандующего, крест можно было бы ставить на всем Союзе.

А дедушка спокойно, не торопясь, все просчитал, провел подготовительную работу, сиречь, рекламную кампанию. И извольте, все уже готовы безоговорочно принять кандидатуру Лга’нхи.

Не удивлюсь, кстати, если вдруг выяснится, что именно после возвращения Леокая из дружественной Олидики статистика исполнения баллад о подвигах Лга’нхи резко пошла вверх. И уж, конечно, на всех пирах по случаю приезда иностранного правителя эти баллады входили в список для обязательного исполнения. …Ох и мудер дедушка Леокай!

…А мне он, видимо, отводит роль Серого Кардинала. Благо уже успел убедиться, что Духи мне реально нашептывают дельные советы. Обидно только, что эти советы приходится самому выдумывать.

Конечно, хорошо бы посмотреть на вражье войско собственными глазами. Но после пробежки до племени Чужаков я, признаться, принял твердое решение не вставать со штабного диванчика до тех пор, пока обстоятельства и необходимость не вышвырнут меня с него достаточно убедительным пинком.

…Да и что я увижу, если побегу сам? Идущие в отдалении отряды, пасущийся скот, несколько мелькнувших на горизонте повозок? …Или прикажете мне самому лезть в пекло… в смысле, в самый центр вражеского расположения, и, ползая между вражеских костров, выведывать страшные аиотеекские тайны? Да я спалюсь у первого же костра! А потом, в лучшем случае, потрошеное и набитое сухой травой чучело Дебила станет украшением палатки какого-нибудь Большого Аиотеекского Босса, а в худшем — аиотеекские вояки просто бросят скальпированный труп дикаря где-нибудь под кустом, и прости-прощай карьера прогрессора, дипломата и бот’аника.

Потому побежит Лга’нхи. Он молодой, длинноногий, хорошо прячется в степи и столь энергичен, что не способен усидеть на штабном диванчике и полдня. К тому же, коли Леокай уже договорился назначить его Самым Большим Боссом Союзного Войска, ему первому и идти высматривать врага. …Вождь тут пока еще тот, кто ведет за собой, а не посылаем других вперед себя. Так что, если к общему сбору Лга’нхи уже сможет сказать, что лично видел врага, и может даже продемонстрирует парочку скальпов… — успех у публики ему гарантирован.

…Только вот со скальпами я ему посоветовал быть очень осторожным. Не надо нам пока показываться аиотеекам на глаза. Так что, невероятная военная хитрость — если и замочили какой-нибудь патруль, тела надо спрятать как можно надежнее. А еще лучше — обходить драки стороной и просто притащить языка! Впрочем, сейчас это не главное.

…Но когда не можешь сделать работу сам, надо постараться хотя бы достаточно внятно разъяснить другим, как она должна была быть сделана. А для этого неплохо бы было понять самому, что я хочу или, наоборот, не хочу разглядеть в аиотеекском воинстве.

…Итак, пункт первый. Я не врал… ну или почти не врал Эуотоосику. Самую большую свою надежду я возлагаю на забритые оикия. Насколько я могу помнить особенности аиотеекского быта по собственным воспоминаниям, как раз на долю забритых выпадают наибольшие трудности и лишения. А питаются они, как правило, объедками с барского стола. Так что, после не слишком (я надеюсь на это) сытого визита в северные степи, забритые должны испытывать к аиотеекам не самые нежные чувства.

…И тут возникает вопрос. Какие чувства они испытывают к ирокезам? …Ведь зернышко легенды я в свое время на эту почву высадил. Так что, если все пошло нормально, легенда о славных и великих воинах, некогда тоже бывших рабами аиотееков, но победивших своих хозяев, должна расцвести среди забритых очень пышным кустиком. …Потому как горе и лишения — отличное удобрение для подобных легенд. Рассказы о людях, мучавшихся подобно тебе, но достигших немалых успехов, помогают забыть чувство голода и греют… хотя бы душу у жиденьких степных костров.

…Нет, реальной помощи от забритых я конечно не жду. (Хотя и хотелось бы). Но помнится то, что ребята Гит’евека воздержались от участи в битве, после того как Мнау’гхо донес до них «благую весть», очень сильно помогло нам с леокаевскими «лыцарями» разгромить врага.

Если и на сей раз удастся уговорить вероятных союзников просто вовремя отойти в сторону, это уже будет немалой победой. Ну а уж если они смогут ударить в спину — считай, победа у нас в кармане.

Так что, надо попросить Лга’нхи и его «разведку» как можно тщательнее посмотреть на состояние этих ребят. Может быть даже подслушать ночные разговоры у костров. …И если все расклады будут за это, попытаться выйти с ними на контакт.

Второе, надо выяснить, как там обстоят дела аиотееков с продовольствием. Ведь они в походе уже не меньше двух лет, считая и «заморский» период. Так что должны были изрядно поиздержаться и поистратить запасы, особенно зерна, возобновить которые тут просто было негде.

А раз так, то лопают они наверняка исключительно скот и дичь. …Если конечно скотина еще осталась. Ведь не так много в степи можно встретить племен Степняков, чтобы наладить надежную кормежку всей Орды. Степняки ведь тоже не дураки и наверняка постарались покинуть «опасные районы» по которым шастают Орды Пришельцев.

А раз так, значит надо постараться выиграть именно войну, а не отдельное сражение, как тут обычно принято. …Местные-то, как правило, долгих войн не ведут, потому как дома скотина некормленна, да огороды не прополоты, какая уж тут война?

Собраться в кучу, набить морду соседям или схлопотать по своей, и опять на хозяйство — вот главная метода местных войн. А вот долгое выматывание противника, неожиданные атаки, заманивание в ловушки — это все тут достаточно ново.

…Короче, для начала будем партизанить. Заставим противника оголодать еще сильнее, посредством воровства скота. И измотаем его силы в мелких стычках. …Я хоть и не одноглазый, но по местным меркам за Кутузова вполне сойду.

Так что из всего вышесказанного вырисовывается соответствующая тактика — воруем стадо и гоним его к засаде, в которую и попадает идущая по следу погоня. Чистим погоне рожи, обдираем скальпы и гордой походкой идем к следующим свершениям и победам! Пару-тройку раз такое обязательно получится, а там уж можно будет и другие пакости понавыдумывать в том же духе.

Ведь помимо того, что так мы заставляем противника разделиться и бьем его по частям, еще и пропадает проблема руководства большими массами совершенно необученного воевать подобным образом войска Союза.

А если еще и учитывать вероятность того, что за беглецами скорее всего погонятся именно оуоо, то картинка получается вообще жутко шикарная. Мы уничтожаем и подтачиваем самые опасные силы противника, офицеров и боссов. После чего неорганизованная пехота добровольно нам сдается. (Ага, мечты).

…И да. Не на виду у остальных племен вполне можно использовать наши бумеранги. …А может быть даже и гарпуны. Ведь все наши-то уже знают, как веревка удерживает Ману, и что бита не убивает, а лишь сбивает противника на землю. Но вот остальные, боюсь, могут воспринять это не совсем правильно. А нам этого не надо.

Хреново, блин, что даже перед лицом такой опасности, как аиотееки, приходится думать о дипломатии и о сохранении лица.

…Вкратце растолковал свои пожелания Лга’нхи и тем ребятам что пойдут вместе с ним. Особенно настойчиво, в стодесятый раз, повторил им свое пожелание не попадаться противнику… не то что в лапы, но даже и на глаза. Мол, скрытность это наше Фсе!

Они пообещали не рисковать. Правда, боюсь, у нас слишком разные представления о том, что это значит.

Глава 6

Нет, блин. Я — точно дебил. Отослал Лга’нхи в разведку, халявничать там и развлекаться, а сам взвалил на себя всю эту возню по организации из стада дикарей чего-то хотя бы отдаленно похожего на войско.

А дикарей, признаться, прибыло довольно много. Видать дедушка Леокай конкретно поработал на дипломатической ниве, потому что я даже и половины названий всех пришедших племен не знал.

Если даже не считать относительно «цивилизованные» горные царства, составлявшие костяк Союза, то воинов от всяких мелких кланов и племен набралось, наверное, не меньше шести сотен, и это был настоящий балаган.

Тут были и классические степняки — здоровенные, в кожаных жилетках и со шрамированными мордами. Прибрежники в рубахах, подчас с веслами в руках вместо дубинок, и даже какие-то непонятные и загадочные личности, которых я всех скопом, не долго думая, окрестил песиголовцами, в виду их странных одежд и вооружения.

Да-да, четыре-пятых этой толпы, были вооружены деревянными копьями и каменными дубинами. Хотя в качестве экзотики появлялись и какие-то боевые вилы-рогулины, весла-дубинки, каменные топоры и томагавки из оленьих рогов.

И все они жаждали биться с аиотееками (хотя не уверен, что все знали, кто это такие). А мне, естественно, выпала почетная обязанность перевести эту жажду битвы во что-то продуктивное и постараться слепить из этого сброда нечто, что может воевать.

…И не подумайте, что я там про маневры какие-то говорю или уж, не приведи господи, единую униформу. …О последней, дай боги, еще тыщи и тыщи лет голова болеть не будет. Нет. Я говорю о нужниках! Как оказалось, альфа и омега всякой войны это нужник. Потому как в него, в конечном итоге, уходят все хлопоты и заботы интендантских служб о пропитании своего воинства. А вот что выходит из него, а вернее из-за их отсутствия…

…Помню я как-то еще Там в компании таких же малолетних оболтусов прикалывался над одной из книг Ветхого Завета, в которой предписывалось каждому воину иметь специальную лопатку с помощью которой, выйдя по нужде из лагеря, нужно было выкопать ямку, справить нужду и закопать^[29]. …Гы-гы. Мы то думали в Библии про Бога и все такое, а тут гы-гы, про гавно да лопатку, гы-гы, фигня какая.

Вот сейчас, вдыхая ароматы почти двухтысячного лагеря, понимаю, что это не фигня, и что риск загнуться от каких-нибудь эпидемий для нас сейчас куда опаснее всей верблюжьей кавалерии!

…Но копать нужники возле своего поселка? Это еще понятно, хотя, думаю, большинство пришлых и там их не копали, а просто говнецо вокруг поселка притаптывали. Но уж копать их в Степи, которую и за тыщу лет непрекращающегося поноса на загадишь? …Да оно нам надо? — Вот так примерно рассуждало большинство прибывшего воинства. И что-то объяснять им про санитарию и эпидемии было бессмысленно.

Опять же — харчи. Большинство заявилось без каких-то припасов, уверенное, что с охотой проблем не будет. Привыкли там у себя в медвежьих углах, что дичь за каждым кустом прячется. А тут — хренушки. Самого тупого, не догадавшегося удрать от шума и суеты суслика сожрали уже давным-давно. И даже очень полезная для здоровья вегетарианская пища, вроде травы и корешков, уже изрядно пожрана многочисленными стадами овцекоз и овцебыков.

…И стада эти чужакам жрать не рекомендуется, во избежание внутрисоюзных разборок. Потому как за свой скот тут легко могут в клочья порвать. Так что, на всякий случай, велел удвоить охрану у наших стад, также написав на боку каждой животины «наша». …Оно и чересчур хитро…руких отпугивает, да и опознать шкуру в случае чего будет можно. Но в общем, не искушай соседа своей слабостью.

Тогда, получается, придется подкармливать всех из своих запасов? Фигушки, они у нас тоже не казенные. Выделить чуток, чисто из уважения, это конечно можем, но на свой кошт сажать разных дармоедов, увольте.

Свои-то стада мы защитили. Но вот на остальной территории был форменный бардак, и ни до чего хорошего это довести не могло.

А вообще-то, настроения ходили такие — мы пришли воевать, так что выньте и положьте нам врага, и мы изволим с ним сразиться. …Нету врага, а настроение сражаться есть? Ну почему бы тогда не ограбить чуток соседа. От него не сильно убудет, а нам прибыток, хоть по чуть-чуть, да в свой карман.

…А этот странный невзрачный мужичок, который пристает ко всем со странными требованиями и мешает наслаждаться жизнью. …Да кто он такой вообще? …Шаман Дебил? …Тот самый?!?! Ну ладно, послушаем, только сделаем все равно по-своему.

…Да, утешало одно — то ли слава о моих подвигах и впрямь разошлась так далеко по миру, то ли это дедушка Леокай постарался, но меня явно побаивались. И байки у ночных костров про мои страшные изуверства и могущество тому весьма способствовали. Но вот слушать при этом моих рекомендаций все равно никто не торопился.

Нет. Они в принципе вроде как слушались. Просто не понимали, чего я от них хочу. …И зачем? Ведь вроде и так все хорошо.

Я тогда устроил показательные маневры аж двенадцати оикия ирокезов разом. Остальные смотрели с холмов, и обалдевали. Когда полторы сотни человек маршируют в ногу и, по сигналу дудок и барабанов, разворачиваются на одном месте, мгновенно перестраиваются из одной сплошной колонны в множество отрядов, наступают единым кулаком или внезапно охватывают некоего невидимого противника и давят его как клещами, это впечатляет. Даже меня, повидавшего немало парадов по телевизору. Не думал, признаться, что Гит’евек настолько вымуштровал наших бойцов. Любо-дорого посмотреть!

Но пользу из этой демонстрации извлекли только улотцы и иратугцы. Они кое-что понимали в строевой подготовке и смогли оценить наш уровень. А вот все остальные… как были стадом, так стадом и желали оставаться.

Да и не нужны таким великим воинам, как они, все эти выкрутасы. Подавайте им врагов, и они покажут как дерутся настоящие воины.

Даже мое предложение хотя бы попробовать, как мы все вместе сможем двигаться вместе на поле боя, никакого энтузиазма не вызвало. Всем все было ясно и так — придем, увидим, победим, ограбим, разойдемся по домам.

— Дедушка Леокай. Они меня обижа-а-ают!! Не слу-у-ушаются!!!

Как и два года назад, ныть я пришел к доброму дедушке, потому что весь этот бардак меня сильно утомил.

Добрый дедушка сообщил мне, что я не только Дебил, но еще и дурак редкостный, возомнивший о себе сопляк и вообще — чудила, каких свет не видывал.

— Я уже который день смотрю, как ты бегаешь-позоришься. Все ждал, когда же займешься делом.

— Но ведь… Они же… Я им, а они мне… А…

— Дурак. Чего ты со всеми разом говорить пытаешься? Тут столько народа, даже тебе небось не счесть. …Уже счел, и даже записал? Ну и дурак. И большая тебе от этого польза?

— Но я ж хотел, как лучше…

— Это тебе не с духами, сопляк, разговаривать. — Откровенно заржал дедушка и, свистнув какого-то мальчонку из-за пределов своей палатки, велел передать какому-то Лофкую, чтобы тот послал людей за Мсоем и Мокосаем, мол, хочет Царь Царей Леокай в их кампании кувшин пива распить, так что заходить надо попросту, без свиты и пышных одежд.

— Ты дурень, — продолжил добрый дедушка, обращаясь ко мне. — Говорить должен был со старшими. Сначала с самыми старшими. А уже потом с теми, кто помельче. А ты решил, что самый умный, и один всеми командовать будешь? …Во дурила-то. Учить тебя еще и учить!

Сейчас тут соберутся те, кому самые большие силы подчиняются. Ты нам все расскажешь, и чего у аиотееков делается, и как ты их побеждать думаешь. А уж мы потом подогнем под себя царей да вождей остальных царств да племен. …Коли решим, что ты дело говоришь. …И заметь, дурень, не сами царства и племена, а тех кто ими руководит! И говорить с ними будем не со всеми разом, как ты дурачина пытался делать, а по одному. Потому как людям надо уважение оказать. …Да и без поддержки других крикунов они посмирнее будут и легче уговорятся. А уж потом — пусть сами со своими разбираются, чтобы те все как надо сделали.

…А я ведь знал! Я знал!!! Знал, что так и надо было делать. Но вот почему-то не сделал. Все-таки грандиозность задачи меня несколько сбила с толку. Хорошо хоть есть наш дедушка-кремень! Такого и из пушки в упор хрен собьешь!

Короче, примерно так через часок в палатку Леокая подтянулись Мсой, руководивший войсками Олидики, и Мокосай, решивший лично возглавить войско Иратуга. Так что, если хорошенько подумать, собравшиеся сейчас в палатке представляли собой как минимум половину всех союзных войск. Причем — наиболее боеспособную половину.

Я честно рассказал все, что знаю, что думаю, о чем подозреваю и на что рассчитываю.

— Так как же мы воевать-то будем? — Переспросил Мсой, явно не понявший концепцию партизанской войны.

— …Ну, вроде как, видел как оводы овцебыка жалят? Впрочем, тут у овцебыков такая шерсть, что хрен прожалишь… — Я задумался в поисках лучшего примера, — Вот представь, ты пчелиное гнездо разорить хочешь, а пчелы вьются вокруг тебя и цапнуть норовят, а стоит тебе замахнуться, сразу улетают…

— Не. — Отмахнулся Мсой. — Пчелы так не делают, уж ежели они взялись тебяжалить, так жалят себя не жалея, отмахивайся не отмахивайся. …А как ты говоришь, так осенние мухи делают. Норовят подобраться и цапнуть, а стоит только пошевелиться — сразу отлетают. Потому как…

— Вот и мы так будем делать. — Оборвал я лекцию этого насекомоведа. — Лоб в лоб нам с аиотееками не выстоять. Их наверное и больше, и в строю драться они получше нас обучены.

Поэтому для начала мы их вот так вот жалить начнем. А когда они пошлют большой отряд, чтобы муху прибить, она полетит туда, где наша большая засада будет.

Будем мелкие отряды, что по окраинам орды скот пасут, перехватывать. …Только смотрите осторожно, там могут быть и те, кто на нашу сторону перейти может. …Впрочем, это сейчас неважно. А важно сделать так, чтобы аиотееки не могли ни охотников за добычей послать, ни разведчиков, и по ночам пусть спят в полглаза. Будем их силы изматывать.

…Изматывать, — вдруг пришло мне в голову. — И на запад, в степь утягивать, подальше от дороги на Олидику. Иначе нам придется тут им большой бой давать. А в степи да в холмах у нас простору куда больше будет.

Ну а уж как они хорошенько измучаются, вот тогда мы по ним и ударим всеми силами. Только надо место будет выбрать, где им драться будет плохо, а нам, наоборот, хорошо!

Все помолчали, обдумывая мое предложение.

— Долгое это дело будет. — Задумчиво проговорил Леокай. — Впрочем, у меня урожай уже почти убран. Остальное бабы дожнут. Так что до первых холодов я вполне могу своих воинов отпустить.

— Да. — Согласился с ним Мсой. — Как-то это долго получается.

— А по полгода в крепости своей сидеть и от аиотееков отмахиваться, это вам не долго? — окрысился я на этих рачительных огородников. — Потому как эти оголодавшие верблюжатники, думаю, сильно рассчитывают едой в ваших поселках разжиться!

— Тоже долго. — Согласился Леокай. — Только ты вон пойди этим… — Он кивнул головой куда-то в сторону степи, где «паслись» наши союзники. — …Объясни, почему они не могут пойти и за раз врагу рыло начистить. …Тут ведь многие с аиотееками по настоящему-то и не бились. Только Улот, Олидика да Спата. …Ну может кого еще из прибрежников да степняков прихватило. А остальные про эту опасность только слышали, да вовремя сбежать успели. …Ты ведь помнишь, как мои бахвалились, пока аиотееки всерьез нами не занялись? Так что и эти — пока не обожгутся, будут как малые дети в костер за яркими угольками тянуться…

Мы все помолчали. Проблема действительно была серьезной.

— …Думаешь аиотеекам голодно должно быть? — Вдруг задумчиво переспросил меня Мокосай.

— Да. Великий Вождь Лга’нхи людей прислал, говорит, стад мало. А пойманный пленный рассказал, что живут они почти впроголодь. Только за счет охоты и кормятся. Но для этого приходится отряды далеко в степь отсылать.

— Надо тех, кто без своей еды пришел, послать этой Орде навстречу. Пусть зверя выбивают да распугивают. Заодно и с аиотееками познакомятся. Кто выживет, тот за ум возьмется!

— Хм. — довольно хмыкнул я. — Дельно сказал. Сразу видно — Царь Царей. Так мы и своих прокормим, и аиотеекам жрать не дадим. Им придется свои отряды еще дальше отсылать. Тут-то мы их… Опять же, коли кого и заметят-поймают — аиотеекскому стою они не обучены, оружие деревянное да каменное, драться тоже будут малыми группами. Аиотееков это не напугает.

…Только вот те, которые в рубахах мехом наружу ходят. Они ведь вроде тоже горцы? Как им в степи-то охотиться будет? Да и прибрежники в степи не больно-то сильны!

— Ничего. — Заверил меня Леокай. — Разберутся. — Эти, как ты говоришь «мехом наружу», они на севере по ту сторону хребта живут. Тоже наполовину в горах, наполовину в степи. …Я-то их даже и не звал. Это Царь Царей Тиабага, что с их землями граничит, их пригласил. …Я думаю для того, чтобы они в его земли не лезли, пока его воины тут будут. Большую добычу им пообещал, вот они и пошли. …А у аиотееков добычи много. Когда мы с их Вождями говорить будем, ты им котлы да оружие, что вы у аиотееков взяли, покажи. Они обрадуются и сами побегут этих вражин грабить.

…Да. Похоже, добрый дедушка Леокай кое-кого уже в пушечное мясо записал и со своей статистической таблицы в графу «отходы» внес. …Мне, признаться, эти «мехом наружу» тоже не нравились. Настоящие дикари, кажется, про бронзу даже не слыхивали. Зато воровство скота в основном на них и лежало. Да и ссоры и драки они больше всех устраивали. Так что, скормить их аиотеекам вроде соответствует общим интересам, слишком уж для многих они проблемы создают, включая Царя Царей Тиабага. …Только мне, так вот, совесть не позволяет с союзниками поступать.

— Надо все же с ними кого-то послать, кто им спины прикрыть сможет. Я насчет засад говорю.

— Ничего. Людей из северных царств и пошлем… Из Дарики и Спаты. Нужно только будет объяснить их Царям Царей, что ежели аиотееки всех этих дикарей перебьют, Тиабаг сильно усилится. Так что они их как зеницу ока беречь будут. — Леокай довольно осклабился, а Мокосай с Мсоем хитренько улыбнулись.

…Нет, ну каков же дедушка прожженный интриган. У всех слабые места видит, а главное — знает, как по ним ударить побольнее.

Но ведь и сильные стороны тоже видит. Действительно, ребята из северных царств по нашему, аиотеекским строем, воевать не смогут. А тут они будут на своем месте — небольшая группа крутых вояк против такой же небольшой группы, попавшей в засаду. Когда начнется собачья свалка, тут уже будет не до строя, а в личных поединках все эти горские «лыцари» себя показать смогут. А если еще рассказать им про антиверблюжью тактику, аиотеекам придется тяжеловато.

Вот какие мы оказывается молодцы. Усидели всего два кувшина пива, а уже целую стратегию предстоящей войны продумали. …Вот только страшно подумать, сколько еще придется усидеть, прежде чем мы уговорим остальных вождей ей последовать.

Мокосай с Мсоем ушли первыми. Я тоже не собирался долго обременять палатку Леокая своим присутствием и даже вроде как перенес ногу за порог палатки, когда меня остановил вопрос дедушки.

— А где у овебыков шерсти нет, так что их оводы жалить могут?

— А?!? Чего?!?!

— Ты сказал что Тут у овцебыков такая шерсть, что хрен прожалишь. …Значит ты где-то видел других, у которых такой шерсти нету. …Так где?

К тому времени, когда вернулся Лга’нхи, наши друзья-песиголовцы были уже отправлены на задание. И даже отметились кое-какими успехами.

Дедушка Леокай оказался абсолютно прав. Стоило им только увидеть котлы, чаши, ткани и бронзовое оружие, которыми ирокезы похвастались в качестве богатой добычи, взятой у врагов, они сразу прониклись такой ненавистью к подлым захватчикам, что их жажду биться с аиотееками было уже не остановить. Одной существенной проблемой стало меньше.

Вторая проблема тоже решалась, может быть и не столь быстро, как хотелось бы. Обычно Леокай или Мокосай либо невзначай встречали одного из варварских царьков где-то на нейтральной территории, либо зазывали его для дружественной беседы в один из своих лагерей. Ну а там, оставшись наедине, за дружеской беседой спрашивали совета о том, как лучше побить Врага, и начинали давить бедолаге на мозги, внушая правильные идеи. …В качестве независимых экспертов приглашался полководец Мсой и говорящий от лица Главного Вождя шаман Дебил. И по странному совпадению высказываемое нами мнение в точности совпадало с мнением двух Царей. …Короче, четверо против одного — у жертвы не было шансов, и он быстро забывал собственные лозунги «Пойти и всех убить» и к концу разговора уже был уверен, что сам лично, вот только что, изобрел тактику партизанской войны и правильной битвы строем. И после этого уже готов был перегрызть глотку любому, кто посмеет хоть слово сказать «против» и продолжает кричать свои тупые лозунги, типо «пойти и убить». Так что ситуация помаленьку становилась вполне управляемой.

В заключение, в качестве бонуса и в благодарность за «изобретение новой тактики», я открывал присоединившемуся страшную тайну, что Духи очень не любят смрада и грязи и не удостаивают подобные места своим вниманием и присутствием. А раз нет духов, на их место приходят демоны, и люди начинают сильно болеть. …Да-да. Конечно можно много и сильно камлать, отгоняя демонов. А можно просто вырыть отхожее место и гадить туда. …С наиболее упрямых я еще старался и выманить подарки за такой хороший совет. Потому как совету, за который «уплоченно», хочется следовать куда сильнее, чем какой-то халяве.

…Поскольку те же идеи я проповедовал и на конференциях с пришедшими вместе с войсками шаманами. …И поскольку подобные конференции не обходились без изрядной дозы наркокомпотов, из-за чего я вечно ходил обдолбанный и совершенно непроизвольно делал очень странные вещи, мне верили, тем более что и «свои» шаманы начали высказывать подобные же идеи. (Обдолбанному наркоше не так сложно внушить какую-нибудь идею, особенно если сам лишь делаешь вид, что пьешь).

Опять же, не ограничиваясь лишь одним внушением, я щедро раздавал взятки как мистического, вроде нарисованных амулетов, свойства, так и банальных хозяйственно-бытовых. …В кои-то веке, Демон Кор’рупции, встал на сторону Добра, в битве с демонами Эпид’емия и Антис’анитария.

Идеально чистой Степь после этого конечно не стала. Но все-таки появился шанс пройти в темноте от одного лагеря до другого, не вляпавшись раз двадцать в вонючие кучи.

В общем, к прибытию Лга’нхи вся «грязная» подготовительная работа была сделана. Ему осталось только вытянуться во весь свой немалый рост, расправить широкие плечи, демонстрируя четыре свежих скальпа на поясе, и, артистично помахав Волшебным Мечом, произнести несколько пламенно-героических речей. (…Речи, надо сказать, ему тоже написал я. …Ну не буквально конечно, а так, тезисами). После чего все прониклись словами, идеями, Мудростью и Величием Верховного Главнокомандующего. И даже согласились устроить что-то вроде маневров, на которые я их уговаривал уже несколько недель.

Вот так и получилось. Что лопушара Дебил бегал без толку, доставая всех своими дурацкими словами и идеями. А потом пришел Великий Вождь Лга’нхи, и все сразу встало на свои места. Уверен, в былинах именно так и напишут!

…Нет, я не жалуюсь. Мне просто обидно!

На то, чтобы первый раз выстроить в боевые порядки войска Ирокезов, улотцев, олидиканцев и иратугцев, ушло наверное часа полтора. А еще часа полтора мы расставляли по местам союзные войска.

После долгих бесед и споров, мы остановились на том, что наиболее рационально будет использовать этих союзников в качестве вспомогательных войск. Типо, строй из оикия — это кулак, наносящий удар, или щит, выдерживающий удар другого кулака, а там уж в щели между строями лезут всякие «лыцари», до того держащиеся позади, и добивают супостатов. А до того совершают те же маневры, что и войско, к которому они приданы.

Лично мне это не очень нравилось. Но куда хуже было бы просто оставить все эти банды действовать по собственному разумению. Они бы такого наворотили — и аиотееков не надо!

Думаю, уже после первого «построения» для многих более-менее сообразительных руководителей стало ясно, что за то время, что мы копались, выстраиваясь в ряды, аиотееки уже раз двадцать бы смогли перерезать всех нас на мелкие кусочки и скормить их своим верблюдам.

А для тех, кто не понял, это озвучили Лга’нхи, Леокай, Мокосой, Мсой и даже шаман Дебил — уж на что не воин, а и то пробурчал что-то очень неодобрительное. Потому мое предложение, естественно высказанное через Лга’нхи, «немедленно разойтись и попробовать снова. А потом выстраиваться подобным или похожим образом каждое утро», было пусть и скрепя сердце, но принято единогласно.

Затем началась катавасия с перестроениями и со Знаменами. Моя система работала так. У каждого государство есть свое знамя. И подобное же знамя есть в «ставке Верховного Командования». Если Лга’нхи берет, допустим, клетчатое сделанное из фирменной иратугской ткани знамя и тычет им вперед — иратугское воинство наступает. Машет назад — отступает. Тычет вправо — войско переходит на несколько шагов вправо, соответственно, если машет налево — идет влево.

…Я было еще попытался разработать систему знаков для перестроения в шеренги, колонны или каре. Но быстро осознал, что это уже слишком сложно, а значит бессмысленно. В настоящем бою работает только все самое простое и максимально отработанное. Ну, это как в драке, можно встать в стойку бешенного хомячка и попытаться нанести хитрейший удар с двойной подкруткой, отвлекающими движениями руками и ложными гримасами во время сальто. …Но нарвавшись на банальный прямой справа, благополучно расстаться с сознанием и половиной зубов.

Да и командирам на местах, в конце-то концов, виднее, как выстроить свои войска, и в какую сторону направить копья. Чай и до появления в этих краях некоего загадочного брунета, они тут как-то умудрялись драться, так что справятся и сейчас.

В крайнем случае, почти все наши приказы должны дублироваться гонцами. Для чего каждое воинство выделяет десяток малолеток, взятых в поход в качестве носильщиков, таскальщиков и убиральщиков.

…Мы опробовали эту систему на очередных маневрах. Получилось хреново. Все перемешались в какую-то кучу-малу, и толку никакого не вышло.

Зато я, пребывший после этого в весьма расстроенных чуйствах, в кои-то веки удостоился искренней похвалы от Леокая. Он мою систему оценил. А то, что пока с подачей и выполнением сигналов получается сплошная хрень… — ну так не все же с первого раза. «…Не бзди Дебил. Отработаем как надо и без тебя». — Напутствовал меня дедушка Леокай напоследок.

Так что на свою вылазку к стану аиотееков я отправился окрыленный дедушкиным одобрением и его добрым пожеланием. «Не облажайся опять!». Будто я когда лажал… в серьезных делах!

Орда аиотееков, к тому времени подошла уже совсем близко. Неторопливым темпом бежать до них было дня три, так что наши гонцы с сообщениями о ее передвижениях, прибегали в лагерь почти что и не вспотев.

Мне, увы, попотеть пришлось. Ну зато добежал, и это главное. А на всякие недоуменные взгляды молокососов мне насрать.

…Насрать в волшебный горшок из белого камня, из которого все гавно исчезает волшебным образом.

— …Ты сказал что Тут у овцебыков такая шерсть, что хрен прожалишь. …Значит ты где-то видел других, у которых такой шерсти нету. …Так где? — Дедушка Леокай прожигал меня своим фирменным лазерно-прицельным взглядом.

— …Э-э-э… Во сне! — Ляпнул я, не сумев придумать ничего лучшего. — Каждый раз, когда я засыпаю, я словно бы оказываюсь в другом… совсем-совсем другом мире. Мне даже сложно объяснить тебе, Царь Царей Леокай, насколько же он отличается от того, в котором мы с тобой живем.

…Иногда мне кажется, что там я муравей. Потому что живу в огромных, выше чем твои Горы, домах со множеством других муравейчиков. Там все так странно и непонятно… что зачастую, проснувшись, я не понимаю ни того что видел, ни того что там делал. …Хотя во сне мне все кажется нормальным и понятным.

— Это что, Загробный мир, где живут наши предки?

— Нет. Предков я не встречал. Да и мир слишком странный, чтобы быть нашим. И люди там живут так… как наши бы предки точно жить не стали.

— Это тот мир, из которого ты пришел? …Ведь племя твоего брата нашло тебя, когда ты был уже достаточно взрослым. …И ведь где-то ты жил до этого? — Пинками запихал меня Леокай на весьма скользкую тему.

— Может быть, это Тот мир. — Осторожно начал отвечать я, впечатленный свежим примером того, что дедушка никогда ничего не пропускает и может сшить Дело даже на случайной обмолвке. — …Но я не знаю и ничего не помню о том, откуда появился.

— Лга’нхи показывал мне Амулет, который ты ему подарил. Это очень странная вещь, сделанная не из дерева, не из камня, глины и даже не из металла. …Хотя на металл и похожа. Она такая гладкая, что ее трудно удержать в руках… — Продолжал давить меня уликами добрый дедушка.

— Да. Я помню, это мобильный телефон. …Хотя я не понимаю, что означают эти слова.

— …И язык, которому ты учишь своих ирокезов, тоже не похож ни на какой другой… — Продолжал выкладывать факты на стол дедушка Леокай, видимо очень жалея в этот момент о том, что электричество еще не изобретено, и он не может светить мне лампой в глаза.

А я в ответ мог лишь пожать плечами и постараться сделать каменно-отстраненную физиономию Сфинкса^[30], у которого хозяин спрашивает, кто упер мясо из кладовки.

— …Во сне люди часто видят то, что забыли. — Продолжал размышлять Леокай. — Мой дед рассказывал мне о воине, который, получив дубиной по голове, вообще забыл и как его зовут, и откуда он родом, и даже как выглядят его жена и дети. Дед говорил, что тот видел что-то во сне, но толком не мог понять что…

…Я думаю что ты все-таки аиотеек. …Хотя и не очень на них похож. Потому как этот твой Эуотоосик тоже рассказывал и про разные народы, которые им подчиняются… А главное про дома, словно бы поставленные друг на друга. Якобы бывают даже такие, где аж пять домов будто растут один из другого. И крыша одного из них служит полом для другого… Как раз таков этот Храм Икаоитииоо, в котором хранится этот самый Амулет, открывающий дорогу в Загробный Мир.

…Наверное, знание об этом Амулете ты и принес из своих снов. …А про Волшебный меч, что хранился у меня в сокровищнице, тебе рассказали Духи…

— Но не больно-то тот мир, что я вижу во снах, похож на мир который описывает Эуотоосик, когда рассказывает о своей стране. — Справедливости ради возразил я Леокаю. — …И языки у нас с ним разные. Да и как я смог перебраться через море?

— Все просто. — Отмахнулся Царь Царей Леокай. — Сны часто не похожи на то, что происходит в жизни. — Тебе ли, шаману, не знать про демонов и Духов, что нашептывают нам ночью наши сны, зловредно перевирая все на свете?

А язык твой вполне даже похож. Просто он не такой протяжный, как язык аиотееков. А море… может лодку, где ты был… ну, допустим, с семьей, унесло далеко в море. Спроси у Кор’тека, такое происходит часто. Ветер был сильный, и он перегнал ее через все море. А на этом берегу вы вылезли и пошли в степь искать еды. Тут-то тебя кто-то и ударил… Или ты свалился и сам ударился. А очнувшись, уже ничего не помнил… Таким тебя и нашли.

…У меня много чего было возразить Леокаю против его версии. И языки наши, если и были похожи, то чисто внешне, а структура отличалась очень сильно. И пятиэтажный храм никак не сравнить с многоэтажками, в которых я жил в Москве. Да и с какой стати вылезшему из лодки пришельцу, а скорее уж «приплывцу», идти куда-то далеко-далеко в степь? …Да и просто знал я, что эта версия ложна.

…Но уж больно довольной была физиономия Леокая, «разгадавшего» очередную «загадку» Дебила. Да и мне она, по сути, тоже подходила. Может хоть теперь дедушка перестанет смотреть на меня как на чудо-юдо и станет относиться чуть менее подозрительно? Так что я согласился с тем, что версия сия вполне может оказаться правдой.

— …А значит ты можешь узнать из своих снов об аиотееках. — Как всегда сделал практичный вывод, из теоретических размышлений Леокай. — Так что расскажи мне про все, что уже увидел и понял. …И про то что не понял, может я пойму, потому что умнее тебя.

…Вот ведь, блин, опять попал!

Так что, в течении трех дней до своего отбытия, я каждое утро приходил к доброму дедушке и, ежась под его лазерными взглядами, выкладывал свои воспоминания о Москве.

…А коли он меня не жалеет, то и я его жалеть не буду. Так что автобусы-троллейбусы, самолеты-метро, телевизоры и унитазы постоянно мелькали в моих «снах». Пусть дедушка поломает свою голову о том, что все это значит!

Вражеское войско растянулось вдоль речки, вертевшейся по степи. По словам Тов’хая, бывшего сегодня так сказать «дежурным» наблюдателем, они не трогались отсюда уже пару дней. …И слава богу. Только благодаря медленному передвижению Орды, как минимум вдвое отставшей от моих расчетов, мы не только успели собрать войска, но и хотя бы попытались сделать из них реальную боевую силу.

А последние пару недель аиотеекская орда двигалась вообще очень медленно, с тех пор как наши «песиголовцы» начали свою праведную войну за возвращение себе чужого имущества. Когда у тебя, чуть ли не изо дня в день, то посланный на охоту отряд пропадет, то отставшие или ушедшие в сторону по нужде воины исчезают… А то и выставленных часовых находят утром мертвыми, ободранными до нитки и без скальпов. …Тут уже не до особых забегов.

…А уж что началось, когда первые довольные победами и богатой добычей песиголовцы вернулись в расположение основного лагеря. (Исключительно чтобы похвастаться, как я понял, ведь для них даже бронзовый кинжал или копье с наконечником из металла, были огромным богатством.). …Желающих повторить их подвиги стало слишком много. Нам тогда, помнится, пришлось выдержать немало битв даже с наиболее дисциплинированными воинами Улота, требовавших отпустить и их на свободную охоту, а что уж тут говорить об остальной «толпе»?

…Увы, так рисковать теми, кто мог биться в строю, мы не могли. И если бы не крутизна Леокая, боюсь, дело дошло бы до драки или откровенного неподчинения. Уж больно лакомым казался этот кусочек.

…Нет, кое-какие успехи у аиотееков тоже были. Несколько отрядов песиголовцев откровенно попались на краже, нарвались на засаду или были выслежены посланными в погоню отрядами верблюжатников и безжалостно перебиты. Но других это не остановило, что там какая-то смерть, по сравнению с перспективой приобрести полный доспех аиотеекского воина, включая сапоги! Так что и потери самих аиотееков тоже были немалые.

…Да что там говорить про других? В диверсионной оикия даже свежепринятый этой весной пацанчик, служивший в отряде Лга’нхи гонцом, и тот ходил со свежим аиотеекским скальпом на бедре. А у Тов’хая, я смотрю, уже три свеженьких. У Лга’нхи четыре, и это при том, что, по его словам, он особо-то в битву не лез. …Наши тоже активно поучаствовали в разборках, и даже, пользуясь моей методой, заманили один довольно приличный отряд аиотееков в ловушку, перебив вражин до основания. Так что наше Знамя пополнилось аж одинадцатью свежими скальпами. А сами мы потеряли при этом лишь двоих. …Ну и шестеро были отданы в заботливые руки Витька.

…Что ж, теперь наступала моя очередь выйти на сцену. …Нет, не для войны, а чтобы попытаться перетянуть забритых на нашу сторону. …Правда ребята Лга’нхи уже вроде как прокинули пару ниточек в стан противника. Но окончательно сплести из этих ниточек веревку, которой мы придушим вражескую Орду, все-таки должен был я. Увы, даже мой довольно сообразительный брательник для такой миссии был малость простоват. Тут была нужна въедливость и немыслимая подлость московского продавца моющих пылесосов или гербалайфа. …Я правда и сам никогда ничем таким не торговал. Но уверен, это у меня в крови, по праву рождения!

Глава 7

Блин!!! Ну почему же так больно? Вроде раньше тоже раны получал, но так жутко больно никогда не было, а сейчас…

…Может это потому, что раньше я все свои раны получал в бою, когда кровь кипела от адреналина, а сейчас все случилось так внезапно? И так поистине дебильно?

Начиналось все просто шикарно. Меня с максимальным комфортом, чуть ли не под белые ручки, привели в расположение нашей разведки, где нонеча за отсутствием Лга’нхи заправлял зануда Тайло’гет. …И слава богу, что под ручки, иначе я мог бы годами бегать вокруг ложбинки, в которой они затихарились, и не найти даже суслика. (Они их всех сожрали).

Долго рассусоливать и радоваться долгожданной встрече не стали. Прибежал я примерно так к полудню, а ближе к сумеркам меня уже подняли за шкирку и опять заставили пробежать километров десять, по меркам моих дикарей — рукой подать.

Подбадривая дружескими тычками и едва ли не поджопниками, как тупого барана, уже в темноте пригнали на место, запихнули под какой-то куст и велели ждать. Ждал я долго, чуть ли не всю ночь, любуясь на крохотную искорку вражеского костра, мерцающую где-то почти на самом горизонте, а потом на меня внезапно свалились наши же вояки. Гады нехорошие, умудрились подобраться так тихо, что я чуть в штаны не наложил, когда чья-то рука подергала меня за плечо. Обернулся, они… сволочи родимые, да еще и с языком.

…Нет, я понимаю, сами на цыпочках ходят… но как они так беззвучно умудрились еще и языка притащить? Все-таки очень трудно удерживать в себе спесь крутого вояки, когда окружающие поступают таким вот образом!

Ну да ладно. Пленник! Велел распахнуть пошире несколько одеял, чтобы прикрыли нас со стороны вражеского лагеря, и разжег небольшую лампочку… нет, не Ильича, а скорее Алладина. Мое личное «изобретение», что-то вроде чайничка или скорее уж — молочника, заполненным коровкиным жиром и с выведенным в носик фитилем… Что характерно, коровкин жир почти не давал копоти, что было большущим плюсом при использовании лампы в жилье… А сделать подобную хрень было не так-то просто. Потому как сначала надо было… Впрочем, кому сейчас… да и вообще, интересна эта гончарка? У нас тут дела посерьезнее. …И чего я так нервничаю?

А важное сейчас, рассмотреть физиономию пленника и сходу понять, как «переколдовывать» его на нашу сторону. Потому как в загашнике у меня хранилось несколько вариантов на все, как мне тогда казалось, случаи жизни.

…Так, ярко выраженный блондин, что уже очень хорошо, потому как можно точно сказать что мне притащили не коренного аиотеека, а подлинно «забритого». …Впрочем, зная зануду Тайло’гета в этом можно было бы и не сомневаться. Если бы тут выдавали справки о том, «…что данная особь человека не является аиотееком», он обязательно сбегал бы за ней в аиотеекский штаб и пришпилил бы к пленнику, вместе с квитком о прохождении флюорографии, пачкой анализов и справкой из домкома о благообразном поведении вышеозначенного гражданина. Да. …Не в свой век родился мужик, через какие-нибудь жалкие пару-тройку тысяч лет шикарный бы бюрократ из него получился. Кровь бы из народа ведрами пил, придираясь к цвету чернил, коими заполнялся бланк, и плохому качеству печатей… И все это, искренне веря, что так и надо во избежание разных безобразий и беспорядков. …Но пока, к его большому сожалению и величайшей радости окружающих, Тайло’гет вынужден пробавляться невинным ремеслом головореза и скальподера.

Но это я что-то опять не о том думаю. Видать давненько не был я во вражеском тылу, оттого и нервишки играют… Так, судя по отсутствию шрамов на роже, пленник из прибрежников будет, это хорошо. У степняков слишком простой подход к понятиям «свой-чужой», а прибрежники они погибче, все-таки привыкли торговать и общаться даже с «не люди».

Лицо довольно зрелого человека. Наверное, в белобрысой шевелюре и бороде уже немало седых волос, но в темноте этого не разглядеть. Зато вот глубокие и обильные морщины в ярком, но крохотном свете лампочки выделяются резкими тенями.

…Что ж, возраст это с одной стороны пожалуй хорошо, наверняка пользуется авторитетом среди своих. А с другой, глаза какие-то чересчур умные, значит просто навешать лапши на уши не получится. (Это не лопух Мнау’гхо, с которым мне пришлось иметь дело долгих три года назад). …Да и смотрит пленник без особой радости и оптимизма, но и без животного ужаса во взгляде, видать понимает, что тут его сейчас будут убивать, но особого огорчения по этому поводу не испытывает. …Впрочем, для местных, смерть это еще не конец жизни. А вот вероятных пыток от злых дикарей (не просто же так его сюда притащили, а не замочили на месте), думаю побаивается.

Да, еще какое-то беспокойство во взгляде присутствует. …Знакомое такое беспокойство, не за себя, а за соплеменников. Мол, «Как они там без меня справятся?». Это хорошо. Пожалуй именно от этой печки и стоит начинать плясать.

— Как твое имя? — Спросил я его на жаргоне прибрежников.

— Зачем тебе? — Хмуро переспросил пленник.

— Говорить с тобой хочу. — Спокойно ответил я, одновременно делая останавливающий жест расположившемуся за спиной пленника Тов’хаю, который уже собрался было отвесить пленному здорового леща. …Эх, не догадался я рассказать своим про методу «хорошего и плохого полицейского». Это бы существенно помогло. Впрочем, Тов’хай парень молодой и резкий, жизнь у него была несладкая, и это отразилось не только на его душе, но и на внешности. Один вид его свирепой, рассчерченной отнюдь не только ритуальными шрамами физиономии, запугает даже самого «плохого полицейского». Да и вообще, глядя на бритые бошки и жуткие рожи остальных ирокезов, да еще и подсвеченных лампадкой снизу (что как известно любому, кто рассказывал товарищам в пионерских лагерях страшные истории, превращает лицо в жуткую харю-маску), даже у меня нервишки нет-нет, а и попискивают испуганной мышкой. Каково же бедолаге пленному?

— Как я могу с тобой говорить, если не знаю кто ты, может ты аиотеек? — Нашел я наконец правильный ответ.

…Правильный, потому что он дал повод моему оппоненту как-то среагировать. Возмутиться или, вот как этот, усмехнуться и чуток надменно сказать что-то вроде «Видать ты раньше никогда не видел аиотееков…». …А мне сейчас было важно именно разговорить пленника, а не просто запугать. Пусть хоть капельку, хоть в чем-то малом, но почувствует свое превосходство.

— Мне ли не знать аиотееков? — Деланно возмутился уже я. — Когда на моем поясе висит бессчетное количество их скальпов! — И в качестве доказательства, осветил лампадкой свой пояс, действительно пестрящий черными свидетельствами моих побед.

— Кто ты? — Как-то дергано и нервно спросил меня пленник, с которого вдруг слетело все его тщательно удерживаемое спокойствие. …Я прекрасно его понимал. Самое тяжелое, после того как полностью смирился со своей неизбежной смертью, это возвращаться к жизни. Появившаяся надежда пугает куда сильнее суровой неизбежности. А вдруг это обман, мираж, птица в небе, что поманит тебя пестротой оперения, а потом исчезнет за облаками. И тебе опять придется мучительно выстраивать вокруг себя сломанную стену безразличия и равнодушия, и уходить за Кромку. …А переход через этот рубеж весьма непрост — по себе знаю.

— Я Великий Шаман Великого племени Ирокезов! — С максимальной торжественностью и пафосом, проговорил я. — Может даже ты слышал о нас?

— …Слышал. — Деланно спокойным, если бы не предательская дрожь, голосом ответил пленник. — И даже рассказывал о вас своим сыновьям. …Но я не верю, что вы есть.

…И столько убежденности было в этих последних словах пленника, что я даже слегка опешил. Среди множества придуманных мной вариантов «вербовки» не было только варианта встречи с Фомой Неверующим.

— Так как тебя зовут? — Решил я вернуться на старые позиции и закрепить уже полученный результат.

— А чем ты докажешь, что вы и есть Ирокезы? — Опять задал встречный вопрос мой собеседник.

…Вот ведь сволочь недоверчивая. Паспорт что ли ему предъявить? Так он небось безграмотный. …Черт, не додумался я, когда пускал слух про ирокезов, придать нам какую-то узнаваемую черту. Да и хрен вспомнишь сейчас, что я там вообще такого про нас наболтал.

— А что ты знаешь про ирокезов? — Бросился я встречным вопросом. — Что про них ваши люди говорят-то?

— Говорят? — Усмехнулся пленный. — Говорят будто ростом они до неба, одной рукой гору поднимают, да за один присест стадо овцебыков съедают, а как ссать начнут, так море из берегов выйдет. …Врут ясное дело.

А еще я слыхал, будто этот народ раньше из разных племен состоял, а когда аиотееки всех их родных побили да их самих в плен забрали, научились биться лучше аиотееков, сами же их побили и все у них забрали. Тоже врут! — Сделал категоричный, как упавший нож гильотины, вывод, этот скептик.

— Почему же это врут? — Переспросил я, понимая, что все будет отнюдь не просто. Трудно убедить кого-то в чем-то, если он не верит даже в факт твоего существования. — Или ты думаешь, что никто не может побить этих твоих аиотееков?

— Потому что не может такого быть, чтобы и степняки, и лесные, и мы прибрежники, одним народом жили. Не было такого раньше и вовеки не будет! Такого даже у аиотееков не получается. Я-то видел, даже в одной оикия и то друг на друга волками смотрят. А чтобы добровольно….

…Я в свое время много земель исходил. От островов на западе и до самого Улота с караванами доходил… однажды. А таких чудес не видел!

— Так… — Пробормотал я. — Ну-ка, Тов’хай, покажи личико… И кто у нас там из прибрежников-то будет… Молодой-то наш Лиг’тху где-то здесь бегал? …Вот его кликни… Вот, гляди, недоверчивый ты наш. У этого шрамы на лице, как у степняка, а этот лицом чист. Зато на руки его посмотри, мозоли от весла узнаешь? И вон амулеты из ракушек, ты тоже такие носишь! Я бы тебе еще одного показал, он из лесных будет, что за Вал’аклавой живут. Но ты там не был, и различия не поймешь… а горских у нас сейчас тут нету.

А теперь посмотри на одежду и доспехи, у обоих одинаковые! А самое главное — вон, глянь какие волосы у нас. Видал у кого-то такие прически? Это вот и есть самое главное отличие ирокеза от всех остальных. И сам запомни, и остальным расскажи. Коли увидите вы воина с таким гребнем на голове… или похожим на шлеме, то перед вами ирокез. И коли не хотите вы и дальше под аиотееками ходить, лучше в драку с ним не лезть, а наоборот, слушаться, что он скажет!

— Хм… — пробормотал пленник, сраженный таким количеством доказательств, но с миной воистину ослиного упрямства на физиономии. — Это еще ничего не значит! …Нам тут много сказок рассказывали. И про Великую Окраину, которую мы завоюем, а там еды — ешь не переешь, всегда тепло и все бабы толстые. И про вас вон, Ирокезов.

Только про Окраину эту нам аиотееки твердили. Особенно по прошлой зиме, когда совсем уж голодно стало: «…идите и не сомневайтесь! Совсем немножечко осталось. День-два ходу, и увидим вершину большой горы. И там каждому несметно обломится всего о чем только душа мечтать может».

Все говорили и говорили, а мы все шли и шли. А у кого сил идти больше не было, тех аиотееки убивали без жалости, чтобы другим страшно было… И не поймешь, от чего тогда народу больше погибло, от тех ли аиотееков, либо от холода да голода… Степи там уж больно холодные да безжизненные…

— Значит аиотеекам тоже хорошо там досталось? — Радостно спросил я. — Многие померли?

— Поменьше чем нас, но и среди них мертвецов немало было. …Только они больше между собой резались, оттого и мертвяки. А мы с голоду, да от болезней, что демоны тех степей на нас насылали мерли. У меня брат там остался и самый младший сын.

…Блин, и ведь не похвастаешься теперь, что это я туда аиотееков спровадил, доказывая свое могущество.

— Так что там про ирокезов-то? — Попытался я перевести стрелки на менее опасную дорожку.

— А про ирокезов говорят, что у них такой шаман могучий, что не только с Духами о чем угодно договориться сможет. Но и тут, на земле, такие чудеса вершит, что коли не увидишь, то и не поверишь. …Это ты что ли тот великий кудесник? Коли так, то покажи что-нибудь!

Тут-то легкая паника и накатила на меня. …Мочить! Немедленно мочить гада!! Это же, блин, просто какой-то очередной Леокай на мою голову. Откуда только такой умный взялся. …Скотина Тайло’гет, не мог кого поглупее захватить!

— …Ты же вроде умный человек. — Осторожно подбирая слова и стараясь маскировать это надменно-пренебрежительным тоном, сказал я. — А раз так, должен знать, что за всякое великое колдовство следует великая расплата. …Это все знают! — Ввернул я свой коронный довод, который тут еще считался довольно свежим и оригинальным. — Мне не трудно показать тебе великое чудо… все тут (я широким жестом обвел сидящих под тем же кустом воинов), могли бы поведать о моем могуществе. Но расплатой за это пусть будет жизнь одного из твоих, а не моих, родичей… Выбери среди близкой родни того, кого тебе не жалко, и скажи мне его имя, а лучше дай волос или капельку крови. И я специально для тебя превращу ночь в день!

— Хм. — опять ухмыльнулся пленник. — А шаман-то ты похоже и впрямь Великий! …Я тоже когда-то был Великим Шаманом и могу разглядеть в другом его Силу! Так что больше не стану требовать от тебя доказательств. Я верю, что ты и есть Великий Шаман Великого племени Ирокезов, глубоко проникший в мир Духов!

…Это вот что сейчас такое было? Это фитиль в лампе так вспыхнул, брызнув крохотным угольком, или пленник и впрямь демонстративно и весьма глумливо мне подмигнул? Вот только наглого и умного циника мне на мою голову и не хватало.

…Нет, с одной стороны с ними проще договариваться. Они по большей части действительно знают, чего хотят, и понимают, что за исполнение своих желаний приходится платить.

А с другой стороны, я ведь собираюсь предложить всем, перешедшим на нашу сторону, «членство» в племени ирокезов. И если этот «коллега» начнет крутить свои интриги и проедать мне плешь в моем родном дому. Блин. Да у меня и так проблем выше крыши.

…Так что наверное будет действительно проще замочить, а на следующий день начать все заново, с новым кандидатом, менее хитрожопым и смышленым.

…Только каков КПД будет от деятельности этого нового кандидата? Этот вот хрюндель явно сможет за несколько дней и остальных забритых суметь оповестить о присутствии тут легендарных ирокезов и даже, может быть, наладить в их рядах какое-то сопротивление. …А может он его уже и наладил! …Не даром ведь этот ни во что не верующий циник, по собственным словам, своим сыновьям сказки про ирокезов рассказывал. И думаю не только сыновьям. Ведь есть ирокезы или нет, а сама идея, понахватавшись аиотеекских знаний, обратить их против самих хозяев, она весьма и весьма перспективна.

Так что может так статься, что Тайло’гет мне самого перспективного кадра притащил. …Если только этот кадр не сам постарался нам в руки попасться. Ведь Лга’нхи уже несколько раз ловил пастухов или часовых из забритых и отпускал их восвояси даже толком не ограбив, зато сказав немало хороших слов. …Мог ли этот дядечка рыскать в ночи вокруг лагеря в поисках контактов с неизвестным врагом аиотееков? Вполне себе мог!

…Тогда выходит это он меня развел своими играми в Фому Неверующего? А значит это реально ценный кадр, и мочить его ни в коем случае нельзя? …Но это же как гвоздь в башмак засунуть! Наплачусь я еще с этим хитрожопым умником. Вот зуб даю, что обязательно наплачусь!

— …И много у тебя людей? — Постаравшись усмехнуться еще циничнее, в лоб спросил я. — А главное, на что вы надеялись?

О! Кажется наконец-то умника действительно пробрало. Аж вздрогнул. А такой «вздрог» не сымитируешь. Кажется я все-таки сумел убедить его, что и правда Велик и Ужасен и даже возможно читаю мысли!

— Со мной многие. — Ответ был не столько уклончивым, сколько выдавал обычную математическую безграмотность. — А хотели мы… Дойти до моря и убежать в Улот. Ведь это где-то рядом?

— Ты даже не представляешь насколько. — Усмехнулся я. — Можно сказать, что Улот сам пришел к тебе в гости, и не он один. …Чем будешь угощать?

— А чего вам надо?

— Надо… Звать-то тебя как?

— Гок’рат…

— Как-как? — Удивился я, поскольку послышалось мне совсем другое имя.

— Гок’рат говорю. …Это рыба такая, с щупальцами и без хвоста и плавников, что сидит обычно на дне моря. Очень мудрая, между прочим.

— Так бы и говорил — осьминог. И не рыба, а головоногий моллюск… кажется. — Не смог удержаться я от очередной понятной тут только мне шуточки. — А то одну морскую хрень от другой отличить не может, а все туда же, в Сократы полез!

— Чего-о-о? — Кажется собеседник моих шуточек не понял и зачем-то схватился за висящий на шее оберег. Еще бы, столько новых слов, никак заклятье насылаю.

— Не обращай внимания. — Отмахнулся я от объяснений. — Шутю я так!

— Вот и называй другим свое имя, обязательно камлать над ним станут! — Недовольно буркнул Гок’рат. — А твое-то имя какое?

— Дебил. — Честно признался я.

— …Вот. А сам правды сказать не хочешь.

— Да нет, правда Дебил. Спроси кого угодно. Они подтвердят. Так уж меня прозвали. И в этом имени заключена великая Тайна и Мудрость, суть которых пока было дано постигнуть одному лишь величайшему Царю Царей и Мудрецу, Великому Леокаю. …Слышал про такого? …Во-во, он самый! Моя родня между прочим, близкая… почти что двоюродный дедушка. Проникнись моим величием и крутизной и прикинь, где ты, а где Я!

Впрочем, ты парень сообразительный и по всему видать дельный. Так что может быть я вас как-нибудь и познакомлю… если ты все как надо сделаешь…

…И пока, Гок’рат. Давай-ка рассказывай поподробнее все, что с тобой случилось за прошлые годы, а я возможно потом расскажу, что с тобой случится дальше!

История Гок’рата и его племени в общем-то была вполне себе обычной и даже банальной. Конечно с учетом пришествия неведомых врагов-демонов, а не привычной им обыденной жизни.

Жили себе не тужили на берегу моря. Ловили рыбку, строили лодки, плели сети, возились в огородиках. Ходили с караванами на Реку и даже до самого Улота. Иногда, чисто для развлечения дрались с соседями. Все как у пра-пра-прадедушек, на протяжении последней пары-тройки тысяч лет.

А тут эти аиотееки. Налетели, убили всех слабых, ненужных или чересчур смелых. Остальных ограбили, согнали в оикия и заставили себе подчиняться. Потом был долгий поход на север, в холодные пустые и негостеприимные степи.

Несколько драк с тамошними степняками внесли конечно некоторое разнообразие как в унылую скуку движения в никуда, так и в скудное меню Орды. Но было тех драк совсем немного, и изобилия для живущей грабежом Орды они обеспечить конечно не могли.

А живущие надеждой достигнуть краев обетованных аиотееки все гнали и гнали народ дальше на север в ожидании вот-вот появящегося из-за горизонта Щастья и Изобилия.

Голод и лишения быстро озлобили людей — и оуоо, и оикия, и уж конечно забритых, на чью долю выпали самые большие тяжести этого похода. Стоимость человеческой жизни, и так по нонешним временам ценившейся в копейку, слетела вниз, как валюта Зимбабве^[31]. Все больше людей добровольно уходили в степь помирать, не желая смиряться с такой поганой жизнью.

…Слухи да разговорчики у костров ходили уже давненько. Про тех самых ирокезов, которые, якобы, научившись всему у своих поработителей, сами скрутили их в бараний рог и забрали все ценное имущество.

Думаю, что рано или поздно подобная байка появились бы и без моей подачи — подвергшиеся таким стрессам инагрузкам люди сами должны были изобрести себе сладкую сказку, в которую, хотя бы в собственном воображении, можно бы было убежать от тягот подобной жизни. …Но моя была еще и руководством к действию. Тем более, что слухи о некоем отряде, не просто удравшим от аиотееков, но еще и перебившим своих хозяев… а попутно, вроде как, даже и самую лучшую гвардию Самого Большого Босса порешивших, тоже активно передавались от одного лагерного костра забритых к другому.

Вспыхнуло несколько бунтов. Но все они конечно были успешно подавленны аиотееками. Их было больше, они были сильнее и лучше вооружены, а самое главное — лучше организованны.

…Тут-то Гок’рат, как раз после смерти младшего сына, и понял, что «дальше так жить нельзя». До этого он пребывал в некоей прострации. Уж больно круто перевернулись за последний год все его представления о жизни и устройстве мироздания.

Нет конечно. Не то чтобы он ходил как зомби, автоматически переставляя ноги или пережевывая пищу. Просто раньше он плыл по течению, прилагая усилия лишь для того, чтобы увернуться от коряг, торчащих из-под воды камней, и избегая водоворотов. Сиречь пытаясь выжить сам и уберечь родню. Все-таки он когда-то был шаманом племени и чувствовал свою ответственность за своих людей. Особенно после того как аиотееки убили Вождя.

Но вот тут у него появилось прозрение, что река их жизни течет совсем уж в неправильном направлении, и если ничего не предпринять, занесет и его самого, и его родню в Царство Большого Злого Песца. Откуда выхода уже не будет никогда.

…Но! Как сказал кто-то из умных и великих, «Слабый человек плывет по течению. Сильный — против. А умный — туда куда ему надо».

Гок’рат был умным. И героически-истерических телодвижений и поступков делать не стал, и постарался удержать от них остальных соплеменников и соратников по оикия. Вместо этого он сел и хорошенько подумал на темы «Кто виноват… в провалах предыдущих бунтов?» и «Что делать?» (Интеллигент паршивый. Ненавижу таких).

Собственно, долго думать не пришлось. Ошибки предыдущих бунтов были в том, что подвластные каждому отдельному роду и не имеющие связей между собой «забритые», естественно, и бунтовать начинали каждый сам по себе. А аиотееки в подобных ситуациях, мгновенно забывая свои прежние разногласия и разборки, немедленно приходили на помощь и давили бунты с максимальной жестокостью, чтобы навести ужас на остальных потенциальных неслухов.

К тому же, все те бунты возникали внезапно, без предварительной подготовки. Иногда действительно в результате истерики и как выброс накопившегося напряжения или по результату вчерашнего разговора у костра, во время которого, перечислив все свои беды, бедолаги-забритые решали немедленно начать войну со своими обидчиками.

Гок’рат же, подумав, решил действовать иначе. Для начала он внушил правильные идеи своим родичам, потом навел мосты с иноплеменниками, «забритыми» в тот же род аиотееков, что и его племя, убеждая их не торопиться, а следовать плану. А там уже и до переговоров с забритыми других родов-отрядов дело дошло. Благо, они частенько встречались когда пасли скот, собирали дрова или таскали воду.

Заговор не вспыхнул как связка хвороста, но разгорался помаленечку, тлея словно торфяное болото. …И лишь одним только фактом своего существования уже начал приносить пользу. Прежде всего моральную. Когда вместо серой безнадеги впереди забрезжил свет хоть каких-то светлых перспектив, переносить тяготы и лишения аиотеекского плена стало намного легче. …Ну и взаимопомощь. Куда проще украсть овцу, принадлежащую другому роду, если пастухи, охраняющие стадо, уверены, что завтра ты позволишь им украсть овцу уже из стада охраняемого тобой. Проще заметать следы, проще тырить аиотеекские вещи. Ведь какой тщательный обыск ни производи, а мгновенно ускользнувший в соседний род ножик или наконечник копья уже хрен отыщешь.

Короче, бунт зрел, как фурункул на заднице аиотееков, и готов уже был прорваться в любую минуту. Но первым лопнуло терпение самих аиотееков. Их ожидания не оправдались, Великой Окраины и Пупа Земли они так и не достигли. А тяготы и лишения этого бессмысленного похода в пустоту отнюдь не стали катализаторами терпеливости, доброты и согласия.

Произошел большой раскол. Одни считали, что надо идти дальше, другие требовали повернуть обратно и возвращаться в теплые и относительно сытые края. По словам Гок’рата, на Большом Совете, посвященном обсуждению этого вопроса, дело дошло до драки, и Самый Большой Босс был смещен с занимаемой должности посредством демократической процедуры протыкания брюха копьем. А за компанию, во имя единства и согласия всех аиотееков, вырезали и весь его род, и те рода, что продолжали пребывать в заблуждении, что Великая Окраина вот-вот покажется на горизонте, и не соглашались возвращаться.

После чего Орда развернулась и пошла назад.

(…Кстати, полагаю, что среди этих вырезанных был и эуотоосиков род Ясеня. Так что я могу смело говорить будущему бот’анику, что к смерти его ближней родни не причастен. …Если конечно не считать тех, что я убил раньше).

Гок’рат, все-таки, действительно умный парень. Подобно мне в прошлом году, он не стал торопить события и устраивать бунт прямо там на Севере. Потому как, по его словам, был не уверен, что им удастся убить всех аиотееков. А возвращаться по голодным степям, преследуемым этими опасными ребятами, ему не слишком хотелось.

Да и куда идти? Северной стороной они уже наелись досыта. Значит когти рвать имело смысл только на юг. Уж там-то, поближе к морю, в относительно знакомых местах, удрав от аиотееков, можно было попытаться отыскать лазейку или крышу в виде того же самого легендарного Улота.

…А то что жрать толком нечего? Так и после драки жратва сама собой не появится. Зато дорвавшиеся до еды бывшие пленники, во-первых, сразу уничтожат почти все запасы пищи, а во-вторых, мгновенно забудут про дружбу и сплоченность. И если не передерутся из-за добычи, то уж точно разбредутся кто куда, и даже слабые, оставшиеся после бунта силы аиотееков, смогут перебить их всех по отдельности.

Потому-то Гок’рат и решил, что лучше пожить еще пару-тройку месяцев, питаясь объедками аиотееков, чем, один раз обожравшись, дальше умереть с голоду. Парадокс, но для спасения от аиотееков ему сейчас были нужны сами аиотееки.

А потом появились мы, рухнув в и так весьма шаткое и сомнительное равновесие, что пытался поддерживать Гок’рат, словно пудовая гиря на аптекарские весы.

Связь между разными «ячейками» бунтовщиков, конечно, была налажена весьма сомнительная. Весть о том или ином событии из одного конца Орды в другой могла идти неделю, а то и больше. И поначалу вести эти были весьма безрадостными. Песиголовцы, которых мы натравили на аиотеекскую Орду, в первую очередь охотились на тех кто шел по ее краю. На мелкие отряды, посланные на сбор дров, стада и охраняющих их пастухов, водоносов, на отряды охотников.

И если в последнем случае, это по большей мере были именно аиотееки-оуоо, то вот на всех хозработах, по большей части были задействованы именно забритые. Так что им-то и прилетело наибольшее количество плюх от откуда ни возьмись появившихся врагов.

Песиголовцам-то ведь было искренне плевать кого грабить. …Нет конечно, с оуоо добычи больше, зато «забритые» безопасней. А скальпы и тех и других ценятся примерно одинаково. Да и даже с трупа нищего другой такой же нищий сможет урвать кой-какую добычу.

…Такова стратегия выживания хищника. Некоторые думают, что волки только и делают, что охотятся и жрут исключительно оленей да лосей. Хренушки! Основой рациона питания волков составляют мыши. Они конечно значительно меньше оленя. И чтобы основательно набить ими брюхо, надо отловить не один десяток.

Зато и раны, которые может нанести мышь хищнику, действительно серьезными бывают крайне редко. …Да фактически никогда! А вот олень, не говоря уж о лосе, своими крепкими копытами может весьма основательно попортить волку жизнь. А даже малейшая рана, в условиях когда единственные доступные средства медицины — это твой собственный язык и инстинкт, заставляющий поедать какие-то травки, может стать смертным приговором.

Так что на крупную дичь хищники охотятся только в действительно голодное время, когда до более легкой добычи становится не добраться — например, зимой или в голодный год. А в остальное время — мышки, кроты-бурундучки-тушканчики и прочая закусь^[32].

Собственно говоря, нетрудно понять, что на роль мышей песиголовцы выбрали именно наименее опасных забритых. …Нет, конечно, коренных аиотееков, даже оуоо, они тоже били, если обстоятельства позволяли навалиться толпой десять на одного или, наоборот, те их настигали, и деваться было некуда.

Но такое, по большей части, происходило со стороны запада и юга. На восточной стороне, где собственно и шел сам Гок’рат, и нападений было поменьше, да и были они несколько другие. Тут окружившие Орду загадочные негодяи предпочитали резать именно аиотееков, а забритых убивали, только если те случайно подворачивались им под руку. И более того, несколько раз отпустили свои потенциальные жертвы, не ограбив и даже сказав напоследок что-то ласково-подбадривающее.

Этот феномен требовал внимательного изучения пытливым умом Гок’рата. Чем тот собственно и пытался заниматься в ту ночь, когда его взяли в плен.

Отчаянный мужик, несколько ночей подряд уходя к пастухам, выдвигался подальше в степь, представляя из себя заведомо легкую добычу.

— Зачем ты так рисковал? — Спросил я его недоуменно. — Ведь убей мы тебя, и всему твоему заговору амбец полный. Глупо!

В ответ Гок’рат лишь пожал плечами и сказал что-то вроде «Но ведь получилось же… А если не я, кто еще смог бы договориться с такими как вы?».

Ну собственно говоря ДА. Я-то все еще случается забываюсь, и меряю тутошнюю жизнь своими Теми представлениями. Например о том, что руководитель, и уж тем более Лидер и Вождь подполья, должен сидеть в безопасном месте, играя как на струнах нитями заговора, подставляя вместо себя на встречу опасностям рядовых сотрудников. А тут — Вождь, это тот кто идет в пекло первым и по праву первого ведет за собой остальных. Так что получается, кроме Гок’рата на такое дело больше никого отправлять было нельзя.

В общем, что ни говори, а ситуация действительно фантастическая. Наверное, это третий настоящий Гений, с которым я встречаюсь в этом мире. Первые два — это конечно Леокай и Дик’лоп.

Эуотоосик конечно умен. Но он не гений. …Я, кстати, тоже. Мы лишь хорошо делаем то, чему учились и что знаем, а эти… Читал, помнится такое определение: «Талантливый человек — это тот, кто может попасть в цель, попасть в которую могут очень немногие. А гений — это человек, который может попасть в цель, которую никто даже не видит». (Как-то так).

Этот Гок’рат реально смог организовать заговор и создать внутри аиотеекской орды подпольную сеть, достаточно дисциплинированную, чтобы подчиняться его приказам. Это реально очень круто. Настолько круто, что даже немного пугает, когда задумываешься, как мы с ним будем существовать на одной делянке после победы над аиотееками. Ох чует мое сердце, сожрет он меня и не подавится. …Неужели все-таки мочить?

— …Я рассказал тебе свое прошлое. — Прервал мое молчание Гок’рат. — Теперь ты должен рассказать о моем будущем.

…Когда мы закончили разговор, солнышко уже показалось из-за горизонта. Долгая ночная болтовня надо признаться изрядно меня утомила. Потому как с таким собеседником приходилось всегда быть начеку, внимательно бдя за тем, что говоришь сам, и тем, что говорит собеседник.

…Поневоле задумаешься, а не специально ли Леокай ткнул меня носом в мою обмолвку, перед отправкой на это задание? …Хотя конечно нет! Даже он не мог предвидеть моей встречи с таким хитро…мудрым оппонентом.

Опять эта моя вечная паранойя зудит, особо ярко проявляющаяся при встрече с умными, а значит опасными людьми. Это не дикарей цветными картинками дурить да российской попсой пугать. Сразу начинают всплывать все мои прежние комплексы, вызывая застенчивость и неуверенность в себе. И приходится буквально ломать и гнуть свою натуру, накачивая организм беспримерной наглостью и самодовольством, которые в обычное время мне, как московскому интеллигенту, естественно, абсолютно не присущи.

В общем, все было оговорено, договорено и уточнено. Можно было смело расходиться в стороны, благо солнышко, разогнав ночную тьму, делало всяческие передвижения в степи слишком уж заметными для чужого глаза.

…Я был расслаблен и пребывал в этакой усталой неге, которая возникает после тяжелой, но удачно сделанной работы. Любовался утренней степью и тем, как поднимающееся солнце покрывает верхушки трав золотой присыпкой. Воздух был удивительно свеж и столь же удивительно прозрачен. Ежедневное утреннее чудо! Кажется все мы на несколько мгновений впали в какое-то подобие нирваны, наблюдая это солнце, эту степь и этот воздух, густо пахнущий высушенной долгим летним солнцем травой и осенними цветами…

…Даже не знаю, как я в таком состоянии умудрился среагировать. Да и трудно это назвать «среагировал». Просто когда взгляд Гок’рата внезапно изменился, и он, выхватив откуда-то из-за обмоток тапкопортянки костяной стилет, попытался сделать во мне дырку не предусмотренную тех. регламентом, я вяло выставил на встречу несущемуся к моему горлу оружию руку, и стилет вместо шеи проткнул мою же ладонь, да там и остался. Боль была дьявольская.

В следующую секунду кулак очнувшегося Тов’хая опустился этому «оборотню в лохмотьях» на затылок, и тот рухнул нам под ноги.

— Что вообще за хрень тут произошла? — Обиженно поскуливая и баюкая пораненную ладошку, растерянно пробормотал я. — Все же вроде нормально было?

— Он тебя убить хотел! — Констатировал местный капитан Очевидность, он же — Зануда Тайло’гет, встревожено выворачиваясь откуда-то из-за кустов, под которыми он, не доверяя молодняку, всю ночь лично бдил за окружающей обстановкой. После чего Тайло’гет переведя взгляд на Тов’хая, обрушился на него с вполне заслуженной критикой. — А ты куда смотрел?

— Да я это… — Растерянно пробормотал тот. — Как-то даже и не думал. Ведь вроде говорили нормально, не ругались. Вроде расходиться собрались. А он… эвон как!!!

Пока они там беседовали на светские темы, я еле сдерживался, чтобы не завыть от боли на всю степь. Блин!!! Ну почему же так больно? Вроде раньше тоже раны получал, но так жутко больно никогда не было, а сейчас…

…Может это потому, что раньше я все свои раны получал в бою, когда кровь кипела от адреналина, а сейчас все случилось так внезапно? И так, поистине, дебильно? Да что вообще на этого придурка Гок’рата нашло? Или он, пообщавшись со мной, тоже пришел к выводу что я слишком умен, а значит, опасен? …Да нет, не надо себе льстить. Не настолько я умен. …Или эта сволочь почувствовала мое желание избавиться от него и решила нанести упреждающий удар? Но такой умник, как этот Гок’рат, вряд ли бы стал подставляться так глупо. …Или стал?

Жутко хотелось выдрать этот чертов стилет из своей ладони. Казалось, что вместе с посторонним предметом из раны уйдет и вся боль. Но увы, пока этого делать было нельзя. А если повреждены какие-то сосуды, и я прямо тут стеку кровью?

— Тов’хай, — слабым голосом попросил я. — Проверь, ты его там не убил? …И блин, пошлите кого-нибудь за моей сумкой, что я в лагере оставил. Той что с травками разыми, на ней еще красной глиной крест нарисован… Знаете небось!

Еще один мой косяк. После изрядной пробежки до нычки наших диверсантов, и «предвкушая» еще одну пробежку, я постарался избавиться от всего лишнего. В том числе, посчитав лишней и свою шаманскую сумку с хирургическими инструментами, бинтами, нитками, мазями и травками. Так что даже чем остановить кровь и заткнуть дыру, у меня не было. …Не грязные же тряпки и пучки травы пихать в мое нежное, столь неустойчивое перед разными вирусами и микробами тело.

Лучше уж подождать, когда кто-то из молодых быстренько пробежит десяток километров туда и обратно и принесет мою сумку. …Сущие пустяки!

…А тем временем злобные микробы будут выползать из мельчайших пор костяного стилета и, смешиваясь с моей кровушкой, разбегаться по всем закоулочкам моего организма! Интересно, куда этот престарелый гаденыш втыкал свое оружие раньше? Может оно полностью покрыто перегнившей кровью предыдущих жертв и кишмя кишит разной заразой. …Как же блин страшно-то!

— Как он там? — С ненавистью смотря на своего обидчика, спросил я у своих. Жив или подох?

— Не. Жив, дышит еще. Только без сознания. — Обрадовал меня Тов’хай. — Хочешь сам добить?

— Хочу понять, какие демоны его обуяли, что он на меня внезапно набросился.

— А-а-а. — Понятливо протянул Тов’хай. — Так то демоны были. А я думал он специально тебя убить хотел. Эвон, штуку какую с собой притащил, да еще и спрятал в такое место, где я и не думал бы искать. Пояс-то я его сразу проверил и все оружие убрал. — Тов’хай, вроде как оправдывался.

Тут я впервые посмотрел на торчащий у меня в ладони предмет не как на источник жуткой боли, а как на оружие. Заостренный кончик оленьего рога. Обточенный примерно до толщины карандаша и примерно с карандаш же длинной. И почти по всей этой длине на нем были сделаны особые зарубки, не позволяющие вытащить его из раны, без того чтобы еще сильнее не разодрать края, причинив зверскую боль. Это точно не оружие охотника и даже воина. Слишком тонкое и хрупкое, рассчитано всего на один удар. Это, блин, оружие киллера! Не для честной драки, а для одного подлого и предательского удара исподтишка! Ударить, обломить рукоять, делая невозможным извлечение оружия из раны. После чего, пусть оно даже войдет в тело совсем неглубоко, застрявший в теле неизвлекаемый шип вызовет нагноение и как итог — смерть от гангрены гарантированна. Меня аж всего передернуло. Не подставь я ладонь вместо брюха или груди, долгая и мучительная смерть была бы мне гарантированна. Да и с ладонью еще не все понятно — вдруг этот гад, свое шило еще и какой-нибудь мерзостью намазал? Какой же извращенный ум мог Тут придумать подобную гадость?

— Все еще без сознания? — Спросил я Тов’хая. — Ты его сильно ударил?

— Да нет. Легонько вроде. — Пробормотал он. — Слегка рукой махнул и все.

— Попробуй ему в лицо водичкой побрызгать и по щекам похлестай. …Только действительно слегка. А то знаю я тебя, «…слегка маханул». Такой лопатой, как у тебя, «слегка маханув» и быка убить можно.

Чего-то вдруг как-то стало зябко. …Все эти мысли о ядах и заражениях очень знаете ли на нервы действуют. Вообще-то, нам когда-то еще мой сенсей-каратист говорил, что упавшего в обморок человека несколько первых минут лучше вообще не теребить и уж тем более не пытаться поднять. Мол в лежачем положении кровь лучше притекает к мозгу, насыщая его кислородом и происходит естественная перезагрузка. Но сейчас, когда миллиарды биллионов бактерий глумливо хохоча вгрызаются в мое тело, расплескивая своими крохотными мохнатыми лапками по моему организму яд из крохотный ведерок… ждать, когда этот лежащий на бочку урод изволит очнуться в результате естественной перезагрузки, было абсолютно невтерпеж.

А тут еще и жуткая слабость во всем теле образовалась. В глазах стало странно мутиться и дрожать… Нет. Определенно я отравлен. Так что надо срочно оживить этого подонка и вытрясти из него противоядие!

— Ну как, очнулся? — Спросил я этого неумеху Тов’хая. Который, словно в издевку, возился возле тушки этого урода, выбивая бурные аплодисменты, переходящие в овации, на его щеках, как будто бы даже не замечая, что я стою тут и помираю от яда… ну или может быть, от страха.

— О! — Наконец радостно провозгласил неумеха. — Глаза открыл. Чего дальше с ним делать будем?

— Свяжи хорошенько! — Рявкнул я. — И посади на жопу, а то слишком много чести ему, с лежачим разговаривать.

— …Ты какого хрена это сделал урод? — Взяв себя в руки, вкрадчивым тоном спросил я у Гок’рата и, не сдержавшись, пнул его ногой по бедру, чувствуя что под воздействием злости даже внезапно навалившаяся слабость куда-то исчезает. — Чего на тебя такого нашло, придурок хренов? — Ведь мы же вроде бы уже обо всем договорились.

— …Ты меня не обманешь подлый аиотеек. — Ответил мне «снова пленник» слабым голосом. Все-таки видать нехило его Тов’хай по головушке приложил. — Я тебе больше ничего не скажу!

…Несколько мгновений я стоял в полном недоумении. С какого хрена этот придурок решил, что я аиотеек? А потом до меня дошло. Ну конечно же — солнце! Солнце осветило мой брюнетистый экстерьер, и этот хитрозадый идиот, несомненно, как всякий бывалый заговорщик успевший заразиться профессиональной болезнью всех заговорщиков — паранойей, решил, что стал жертвой какого-то колоссального развода со стороны хитрой вражеской контрразведки.

И как мне теперь снова убедить его в обратном? Потыкать носом в шевелюры остальных ирокезов и попросить их подтвердить мое «гражданство» на правильной стороне Силы? Ведь скажет, умник недобитый, что это мои «забритые», и я, допустим, держу их братьев в заложниках, чтобы они говорили то, что мне надо. Тем более что доспехи и оружие у нас по большей части аоитеекские, что «выдает» нашу причастность к этому племени.

…Или проще сразу замочить и разом решить множество проблем, а завтра прихватить нового? …Но ведь с этим гадом у нас есть все возможности ударить врагам в спину. …Не настолько мы пока сильны, чтобы пренебречь подобной возможностью.

— Во-первых. — Начал я, мучительно придумывая чтобы соврать. — …Тайло’гет, расскажи ему, что я сделал с Мнау’гхо… Только покороче.

— Сделал дырку в голове. Выгнал оттуда всех духов и снова дырку ту заделал. Теперь ходит, будто ничего и не было. — Чуть удивленно таким отступлением от темы, но зато действительно кратко рассказал наш Зануда.

— Ты понял придурок? — Снова рявкнул я на пленника. — Могу и в твоей голове дырку сделать, вытащить оттуда духов, которые… (вспомнив представления местных о предназначении разных органов, я быстро поправился)… которые в твоей груди сидят и думают. И все что мне надо, у них спросить. А потом… Ну-ка, Тов’хай, расскажи, как я с Вождем Бифаром поступил, который посмел мне вызов бросить?

— Ты его душу в камень заточил, откуда она в загробный мир к предкам вернуться не сможет. — Ответил второй свидетель моих Злодеяний. …И даже несмотря на боль от раны, я невольно заметил, что Тов’хай вроде как не слишком одобряет этот мой поступок. …Неужто считает слишком жестоким?

— Понял, идиот, что я могу с тобой сделать? А теперь говори, ядом шип этот свой смазывал?

— Ядом? — К своему облегчению я заметил в глазах Гок’рата искреннее недоумение, которое, как мне показалось, даже победило желание молчать как партизан на допросе. А потом в тех же глазах мелькнуло любопытство и будто бы сожаление. Видать очень жалеет, что не додумался до этого сам. — Нет. Не мазал, — наконец ответил он на мой вопрос. — А какой яд тут можно…

— А кого-нибудь раньше им убивал или ранил? — перебил я его приступ любознательности.

— Нет. А что?

— Вопросы здесь задаю я! — Рявкнул я абсолютно оригинальную для этого мира фразу и снова злобно пнул Гок’рата по бедру. — Ты вообще зачем такую дрянь сделал?

— Так нормального-то ножа у меня нету. А и был бы — вы бы его у меня забрали. Я же знал, что меня скорее всего захватят. …Ну и придумал себе такое оружие сделать да в обувку запрятать, чтобы не нашли. …Хоть одного врага с собой забрать… если что. Биться-то я не особо мастер, да и староват для битв. А так, ударить разок, но чтобы уж наверняка…

— Придумщик сраный… — Пробормотал я, с ужасом представляя, что посланный за медицинской сумкой курьер валяется где-то в Степи со сломанной ногой, или его доедает невесть откуда взявшийся в этих шумных местах тигр.

— …Знаешь, что я с тобой за твои придумки сделаю? А вот ничего! Отпущу восвояси, чтобы ты, хрен задумчивый, сам убедился, что никакой я не аиотеек. А потом ты мне пришлешь сюда одного из своих людей. Которому доверяешь. Мы его возьмем с собой на дело, и на его глазах убьем несколько аиотееков. Потом он вернется к вам. Скажет всем, будто бы от нас убежал. …Я его научу. Только ты пришли кого посметливее, ну и чтобы воином был нормальным. Короче, вернется к тебе этот воин и расскажет про то, что мы сделали. А после этого все наши договоренности будут в силе, и ты сделаешь то, что я тебе сказал. Понял?

Гок’рат, задумчиво глядя на меня, кивнул головой. Такой расклад его явно устраивал. А то, что я смог сдержаться и не прирезал своего обидчика на месте, явно подняло мой рейтинг в его глазах.

— Может давай шип из ладони вытяну да рану перевяжу? — Предложил он в явно запоздавшем приступе человеколюбия.

…Очень хотелось воспользоваться его предложением, потому что было реально больно. Но хрен его знает, чем он меня лечить станет. Травить возможно и не будет, но про гигиену он ведь наверняка даже и не слышал. Так что лучше перебьюсь и дождусь своих.

Глава 8

Ненавижу сидеть в засаде. Хуже этого только — сидеть в засаде, когда у тебя болит рука! Пока бегаешь, двигаешься, что-то делаешь, боль как-то притупляется и становится менее резкой. А вот так, когда делать тебе абсолютно нечего, и даже пялиться в окружающий пейзаж абсолютно бессмысленно, потому как твои спутники заметят любое движение в степи гораздо раньше тебя, все внимание поневоле сосредотачивается на раненой конечности и на болевых ощущениях. …И опять начинаются мерещиться миллиарды биллионов вирусо-микробов, вгрызающихся в мое тело и рассеивающих на своем пути семена заразы и мучительной смерти.

И так минута за минутой, час за часом… почти что уже сутки напролет!

Первую часть сделки этот резкий парень Гок’рат выполнил. На следующую же ночь посланные в дозор ирокезы привели тощего и оборванного парнишку лет семнадцати, сказавшего заветные слова «Дебилы всех стран — объединяйтесь!».

Парнишка, отзывавшийся на кличку Лив’ек, отчаянно трусил, но пытался не выдавать своего страха. Уже большой плюс, такие люди нам нужны. Вооружение его состояло из деревянного копья, почти уже забытого мной каменного кистеня и костяного кинжала. …На сей раз настоящего, а не его «киллерского» варианта.

Я первую часть нашей сделки тоже выполнил. Лив’ека этого убивать не стал. А вот со второй частью возникли некоторые проблемы. По словам Тайло’гета, аиотеек в этих краях стал уж больно пуганный, и охотиться на него было небезопасно. Так что нам лучше бы перебежать километров на пятьдесят к северу, зайти Орде в тыл и начать фулюганить уже там.

Замечательно. Только пробовали ли вы бегать с проткнутой ладонью? …Ноги, скажете, в порядке, так чего не побегать? А знаете, какими вспышками боли, отзывается каждый шаг и резкий мах рукой? …А я теперь знаю.

Вот только в глазах моих соплеменников какая-то там рана и уж тем более боль — это отнюдь не повод отлынивать от мероприятия, на которое я сам же и подписал весь отряд. Так что приходится держать марку и продолжать бежать, даже когда в глазах темнеет от боли и слабости. …Закон джунглей, ити его мать!

Изрядно скукожившаяся Орда, тем не менее, растянулась по степи километров на сто, что в длину, что в ширину. Все-таки верблюдам и оставшейся у аиотееков скотине для прокорма нужно иметь достаточно просторные пастбища. Так что, даже несмотря на наезды не пойми откуда взявшихся врагов, отряды-семьи не жались испуганно друг к дружке, а путешествовали в некотором отдалении один от другого.

Зато с бдительностью тут было все в порядке, и даже более того! Свою скотину аиотееки охраняли теперь очень старательно. Впервые я увидел, что возле хиленького стада бычков на десять-пятнадцать голов «пасется» целый воин-оуоо в полном вооружении и верхом на верблюде. Видать скота у идущих в арьергарде вояк осталось совсем немного, раз даже благородные рыцари опустились до такой «черной» работы.

Да и идущие первыми отряды, наверняка, выбивают в округе всю живность. И кроме как на оставшиеся стада овцебыков и овцекоз «арьергардным» воякам надеяться, в смысле прокорма, было не на что. Вот и старались ребятки изо всех сил.

…Нет, можно было конечно попробовать завалить и этого присматривающего за стадом (а думаю и за пастухами) верблюжатника. Особенно ночью. Благо, тут у нас собрался чуть ли не весь цвет и элита воинств ирокезов, которым драка с подобными всадниками была уже знакомой.

Вот только втихаря убить одного аиотеека на глазах Лив’ека, мне казалось как-то не солидно. Куда лучше бы смотрелся разгром хотя бы небольшого отряда, чтобы впечатленный этой грандиозной победой соглядатай Гок’рата мог восторженно доложить своему начальнику о силе и величии Ирокезов. Так что победа должна быть не только убедительной, но и достаточно зрелищной и яркой. А потому, простой тычок копьем в спину от прячущегося в траве, подобно какому-то жалкому суслику, вояки тут явно не котировался.

Вот только снова проблема, явно не желающие помогать мне в моих планах и устремлениях аиотееки свои стада старались держать недалеко от основного лагеря, так что я сильно опасался, что при первых же звуках боя на нас навалится целая банда голодных и злых рубак, причем не только оуоо, но и оикия, и даже забритые (жрать-то всем охота), и тогда уже избежать потерь с нашей стороны точно не получится. …А глупо терять своих, ради простой показухи, мне не хотелось.

Были и еще возражения против подобного плана. Например, на глазах у рыцаря-оуоо забритые, пасущие скот, будут вынуждены демонстрировать свою храбрость и преданность идеалам верблюжатничества, а значит нам, даже если мы этого и не хотим, придется их убивать на глазах «глаза и уха» Гок’ратова — Лив’ека. Что с политической точки зрения весьма неразумно.

Короче, после недолгих размышлений, с идеей украсть стадо и заманить аиотееков в ловушку пришлось расстаться. Тогда я решил, как всякий уважающий себя хищник, подстеречь жертву у водопоя. Ведь даже верблюдов надо поить регулярно, а значит аиотеекам-оуоо, исключительно самостоятельно ухаживающими за своими зверушками, этой точки местности было не избежать.

И опять проблема, как всякие вменяемые люди, аиотееки разбили свое стойбище чуть ли не прямо на водопое, так что все вышеперечисленные проблемы плавно перекочевывали из плана А в план Б.

А часики-то тем временем продолжали тикать, и Орда может в любой момент сняться с места и быстро-быстро побежать в нашу сторону. …Или медленно побрести, но так или иначе, а наткнуться наконец на наше воинство, о котором им наверняка уже что-то известно из допросов пленных, и тогда серьезной битвы не избежать. А к серьезной битве не мешает запастись всеми возможными козырями и джокером во вражеских рядах.

И потому, чтобы подгадить аиотеекам, мне для начала надо было загадить воду в речке, на которую они водили поить свою скотину.

Нет проблем? …Ну конечно есть, и их придется преодолевать, но ведь на то я и Великий Шаман, чтобы преодолевать великие трудности!

— Итак, пункт первый, мутить воду во всей реке, нам совсем не обязательно. Достаточно замутить отрезок в километра полтора речного русла. …Там, чуть выше по течению, как раз есть подходящий пляж, плавно переходящий в брод, где очень удобно поить скотину или мутить воду, благо речка, как и большинство местных, размерами отнюдь не Волга, а скорее большой ручей.

Пункт второй. Замутить надо вовремя, как раз к тому времени, когда супостаты подгонят своих оуоо на водопой. Тоже нет проблем! Расставляем на холмах сигнальщиков, и когда к водопою двинется верблюжачью кавалерия, они, телеграфным способом, перекинут сигнал до нужного места. С орлиным взором степняков достаточно будет двоих-троих наблюдателей, чтобы «протелеграфировать» сигналы маханием копий. …Увидев сигнал, ирокезы из молодых начнут копать дно и сбрасывать заранее заготовленные ветки. А речка понесет всю эту муть в сторону вражьего лагеря.

Пункт третий. Заметив, что супостаты двинулись в сторону «запасного аэродрома», мы передаем новый сигнал, «мутильщики» прячутся в засаду, а когда к ним подъезжают семеро аиотееков-оуоо, которых этот отряд обычно высылает на водопой, убиваем их с чисто ирокезской силой и доблестью, потрясая воображение лопуха Лив’ека и обеспечивая лояльность Гок’рата и его заговорщиков.

Ага! Знаю. В плане куча дыр! И самая главная из них — аиотееки могут просто попытаться переждать «мутное» время, и ни в какие экспедиции выше по реке не отправятся.

…Увы, но тут остается надеяться только на любопытство вражин… и их голод. По моему замыслу, муть должна не столько отогнать скот от воды, сколько привлечь внимание пастухов. В конце концов, так замутить воду в реке может только достаточно большое стадо овцебыков или похожей крупной скотины. А стадо овцебыков, ведь это не только несколько тонн вкусного и полезного мяса и шкур, но и вероятное племя степняков, живущее со стадом в симбиозе. …Возможно тех самых врагов, что сейчас наезжают на Орду. Или просто случайно забредших сюда дикарей. Но так или иначе, а воякам-оуоо обязательно захочется это проверить. Тут-то мы ка-а-ак Выпрыгне-е-ем!

Осталось решить только один мелкий вопрос. Как я буду драться?

Правая рука у меня в ближайшую неделю-две про размахивание протазаном может смело забыть, я в ней не то что протазан, но и ложку не удержу.

…Но ведь и в стороне хрен отсидишься, ребята такого странного отношения к воинской обязанности, не поймут. Тут дерутся все, кто способен хотя бы доползти до поля боя. И Великий Шаман Дебил отлынивать от битвы из-за какой-то маленькой дырочки в ладошке тоже не станет. …Как это ни обидно!

…Думал даже попробовать как-то привязать свое оружие к «тигриной лапе», чтобы иметь возможность хоть как-то отмахиваться от супостата. К счастью, хватило ума испытать эту систему заранее и понять, что безболезненнее будет самостоятельно своим протазаном зарезаться, чем пытаться воевать подобным образом. Даже то, что каждое соударения оружия о чужое копье или просто о землю вызывает вспышку жуткой боли, не так важно. Просто все это как-то слишком ненадежно. Да и просто нереально воевать подобным образом, не потренировавшись заранее пару лет.

И как тут быть? Долго думал и печалился, и как обычно это привело к более-менее положительному результату. Я нашел свое место в предстоящей битве! …Хотя оно мне и не очень-то нравилась. Но деваться было некуда.

— …Дебил, знак! — Окликнул меня Тайло’гет, сидящий недалеко от моей лежки в соседних кустиках. И прокричал какой-то местной птичкой.

На крик птички наш «посыльный» молодняк полез в реку и начал шуровать там тупыми сторонами своих копий и швырять заранее припасенный мусор. Теперь все в руках моего персонального божка, приглядывающего за дураками, и речного течения.

Прошло наверное с полчаса, пока не появился новый сигнал, и Тайло’гет отсвистал новую команду, по которой наша молодежь выскочила из реки и побежала прятаться, а я, совсем даже наоборот, вылез из кустов и демонстративно уселся на берегу реки.

…Ну да. Не мудрствуя особо, я решил повторить свой личный подвиг, ярко описанный в балладе «Великий Вождь Лга’нхи и Великий Шаман Дебил, сидя на берегу реки, выманивают аиотееков на битву». Только сейчас меня не украшали многочисленные окровавленные повязки, и я не пытался всем своим видом вызвать жалость, а скорее даже совсем наоборот, желание немедленно дать себе по шее.

Меня слегка била нервная дрожь, а аиотееки чего-то не особо торопились попадать в засаду и болтались неизвестно где, испытывая мое терпение.

…Впрочем понятно. Они сейчас подкрадываются к неизвестным супостатам и потому особо не торопятся. Ведь это уже не просто водопой, а уже целая военная операция. Надеюсь только, что они не прихватят с собой еще и своих оикия. Драться еще и с пехотой у нас нет никакого желания. А самое главное, наша тактика на них не рассчитана. Так что пусть сидят в лагере.

Впрочем, все это уже было оговорено, и раз Тов’хай, оставшийся возле лагеря, не подают соответствующего сигнала — вражины решили обойтись малыми силами.

Оуоо в облюбованном нами лагере всего шестнадцать человек — благо, мы весьма благоразумно выбрали не самую большую семью-отряд. Как минимум половина должна присматривать за оикия и имуществом. А вторая половина как раз и может рвануть на разведку. Прятаться они особо не станут, ведь наверняка думают что длинные ноги их верблюдов смогут вынести их из любой опасности. …Да и не привыкли они чувствовать себя добычей, продолжая считать себя охотниками. …Так что вся их скрытность — чтобы не спугнуть жертву.

…А жертву (то есть меня) предупредят заранее, главное не перепутать сигналы Тайло’гета, кряканье — правый берег, карканье — левый, на котором собственно я и расположился сейчас…

Очень внимательно ждал сигнала. Даже глаза закрыл от усердия. И тем не менее, когда в тайло’гетовых кустах закаркало, я от неожиданности чуть не подпрыгнул! Супостаты где-то совсем рядом, и сейчас будет мой сольный номер.

Почему-то, увидев врагов, я как-то сразу успокоился. Ожидание нервировало меня куда сильнее.

Дождался когда они заметят меня. И послал их в задницу к их же верблюдам.

Буквально послал. Громким голосом, так чтобы далеко было слышно. «Вы мол, тупые аиотееки, не более чем помет из-под задниц ваших уродливых незаконнорожденных помесей волосатой лошади и гуся. Так что лезьте-ка скорее обратно под хвосты вашим зверушкам, пока я лично вас туда не запихал».

…Они похоже не сильно обиделись на подобный наезд. Удивились сильно, а вот чтобы обидеться — так нет. …Я для них сам был говорящий помет кривой козы, а настоящие воины на такое не обижаются. Так что я добавил. И добавил от всей души. …Думаю многое из того, что я сказал, они даже и не поняли. Не дорос этот первобытный мир до подобных извращений.

…Хотя конечно не стоит приписывать предкам этакую безгрешную невинность и наивную неискушенность юных ботаников. Как я воочию убедился и на личном опыте, и даже просто мельком прислушиваясь к звукам ночного лагеря, ловя образы в неярком свете полной луны, за тысячи лет неспешной практики эти ребята давно уже освоили все то, что каждое поколение людей в определенном возрасте открывает для себя заново, наивно считая себя первопроходцами.

Но богатая фантазия истинно московского интеллигента способна ввести в ступор даже первобытного извращенца. Да и за те тысячелетия, что лежат между нами, человеческая культура по части ругани сделала немало революционных шагов вперед. Так что мне было, что сказать!

Выступление мое продлилось недолго, когда я начал подробно описывать процесс зачатия и воспроизводства аиотееков посредством помощи окружающей флоры и фауны (фауны особенно), ребята реально разозлились, сосредоточив все свое внимание на моей персоне. …Перестав бдительно глядеть по сторонам и задумываться о том, что я тут делаю в полном одиночестве и с какой стати говорю им все это, вместо того чтобы тупо бежать.

А уж когда я поведал им о своем вранье про Великую Окраину и посмеялся над их далеким походом, они, как мне показалось, заподозрили во мне крайне нехорошего человека, весьма враждебно настроенного по отношению к аиотеекам.

Так что окончить свой рассказ как суслики-извращенцы поймали Икаоитииоо и сильно его обидели, мне, к моему большому сожалению закончить не удалось. Пришлось срочно удирать на противоположный берег, дабы не быть затоптанным стадом верблюдов и проткнутым шестью (именно столько оказалось вражин) копьями одновременно.

Бежать пришлось строго наискосок, ориентируясь на приметный камень, благо, глубина тут даже на самой середине речки была мне примерно по пояс.

Увы, мои оппоненты этих ориентиров не знали, так что коряги и колья, которые ирокезы богато накидали и натыкали в брод, заставили верблюдов спотыкаться и падать, ссаживая своих всадников. А тут как раз и ирокезы подоспели, выскочив из кустарника и камышей, росших вдоль речки.

Ирокезы-степняки были выше аиотееков как минимум на голову и более удобно одеты (а скорее — раздеты) для драки в воде — халаты аиотееков, намокнув, стали тяжелыми и сковывали движения. К тому же ирокезы были готовы к бою, так что первая парочка аиотеекских вояк, успевшая лишь подняться на ноги и худо-бедно отплеваться от речной воды, умерла толком не поняв, что случилось.

Еще троим, сумевшим с трудом, но удержаться верхом на своих верблюдах, в спины прилетели бумеранги и «помогли» «превратиться» из кентавров в ихтиандры. …Один так и поплыл по течению в стиле тухлой рыбки, тщательно скрывая признаки жизни. А двоих оставшихся добежавшие до врага ирокезы мгновенно закололи своими копьями.

…Я, едва заслышав первые звуки боя, развернулся и выхватив левой рукой топорик попытался изобразить лицом и телом готовность ринуться в бой, молясь в душе своему божку-заступнику, чтобы всех врагов уже убили.

Тщетно! Изображать ничего не пришлось. Какой-то чересчур умный оуоо, видать сообразивший, что скачущие впереди него сородичи неспроста падают со своих верблюдов, дал большой крюк влево, и объехал брод стороной. Правда для этого его верблюду пришлось погрузиться в воду чуть ли не по самые горбы, но зато сейчас он имел шанс проскочить на противоположный берег реки и ломануть в степь, чтобы предупредить оставшихся в лагере сородичей об опасности.

И естественно, на его пути стояла только одна непреодолимая преграда — в виде грозного Меня!

Ой! К счастью не только! Топкий густо заросший тростником в том месте берег речушки, кажется, добровольно вызвался быть моим помощником. Он хватал верблюда за копыта топким илом, опутывая ноги стеблями тростника, и бедная животинка мучилась и дрыгалась в этих недружественных объятьях, пытаясь выбраться на более-менее твердую почву, прежде чем ее всадник сможет начать мочить меня. А друзья-ирокезы тем временем уже бегут на помощь…

Но и просто стоять на месте и ждать, когда соплеменники убьют врага вместо меня я не мог. Надо было изображать военные действия.

…Вот только нет ничего хуже, чем пытаться изображать военные действия. Тут надо либо драться всерьез, либо бежать с поля боя или сдаваться. Иного не дано, бой не прощает такого неуважительного отношения к себе.

Так что, когда я подскочил поближе к противнику, размахивая топориком и крича что-то грозное, верблюд, то ли напуганный моим устрашающим видом, а толи просто нашедший какую-то твердую опору в вязком иле, вдруг рванулся и за долю секунды оказался возлеи меня.

Спасся я благодаря трем вещам. Заступничеству божка, помогающего дуракам, тому, что всадник кажется и сам был не слишком готов к таком повороту событий и несколько мгновений ловил равновесие, сидя на спине своего зверя. …Ну и, отчасти, благодаря собственным умениям и рефлексам.

От удара копьем я сумел увернуться и даже попытался отмахнуться в ответку топориком. Но тут на меня налетела верблюжья туша и сшибла с ног.

…Очнулся я уже спустя несколько минут, соратники ирокезы вытащили меня из воды и… вроде как даже поздравляли с победой! Оказывается я умудрился всадить свой топор в брюхо верблюда, и тот рухнул, пробежав всего лишь пару десятков метров.

…Как же хорошо, что убийство верблюда у нас пока еще котируется наравне с убийством всадника. Вроде бы почти и не опозорился!

Глава 9

Как-то так случилось, что я не силен в геологии! Но мне представляется что дело было так. Когда-то тут текла здоровущая река, спускавшая сюда с гор разные осадочные породы, которые постепенно образовали что-то вроде громадного каменного булыжника в несколько километров длины и ширины. А потом та же река проточила в этом булыжнике глубоко русло. И продолжала точить год за годом, век за веком, пока не «сжевала» половину скалы и не ушла куда-то в сторону…

Не знаю, та ли это была река километрах в пяти отсюда, на которой мы поставили свой лагерь, или та река давно уже разбежалась по степи малыми речушками да озерами, тем самым канув в Лету… Но вот глубокий овраг с большущей стенкой метров пятнадцать высотой и метров триста длиной и почти стершимся противоположным краем — остался.

…Наткнулся я на это произведение природы совершенно случайно. Но сразу оценил очень подходящее для задуманного грандиозного колдовства место и, недолго подумав, приступил к подготовке.

…Мы с Тов’хаем и еще парочкой ирокезов из молодых как раз возвращались со спецзадания обратно в лагерь, опять оставив Тайло’гету возможность командовать разведывательно-диверсионным подразделением без вмешательства всяких нудных дебилов и сопровождающих его Духов.

Правда напоследок я постарался как можно более толсто и нуднее намекнуть ему, что Командованию Союзных Войск очень желательно, чтобы главный акцент в его последующих действиях приходился на слово «разведывательный», ради чего можно даже пренебречь «диверсионным». Свои глаза и уши возле противника были нам сейчас куда важнее возможности уменьшить его число еще на пяток-другой воинов.

…Думаю, к этому времени аиотееки уже худо-бедно разобрались с кем имеют дело. Уверен, что опыт взятия пленных и извлечения из них полезной информации у них имеется. Так что о противнике, что поджидает их впереди аиотееки уже знают, …а вот о его численности и качестве, думаю еще не догадываются. Поскольку взятые ими «образцы» из числа песиголовцев и считать умеют не самым лучшим образом… да и сами по себе — наилучшим образом «человека каменного века» не являются. Даже мои вполне себе дикие степняки круче их хотя бы чисто физически. Да и в отличие от живущих в основном за счет охоты песиголовцев — знакомы со скотоводством. А это, если верить учебнику истории, уже чуточку другой уровень цивилизации.

Так что, исходя из полученных «образцов» и их возможных показаний о количестве воинов, паниковать и нервничать аиотеекам явно не следует.

По крайней мере, думаю, что неспроста остановившаяся после начала наездов песиголовцев Орда вновь неспешно двинувшаяся вперед. При этом не выказывая особых проявлений беспокойства по поводу вновь появившихся врагов. И даже тот факт, что впереди их еще «много» врагов, отнюдь не стал для аиотееков поводом развнернуться и снова бежать на север. …Вот разве что охрану стад усилили. Но это не столько реакция на серьезную угрозу, вроде попытки современного мне городского жителя забраться на дерево при виде волка, а скорее уж — простая предусмотрительность, как побрызгаться в лесу репеллентом от комаров.

Да и откуда взяться страху и опасениям? Скорее уж при виде появившихся врагов в головах аиотееков выстроилась логическая цепочка: люди — еда — отбирать — сытость. Привыкли, понимаешь, эти хищники считать себя живущими на вершине пищевой пирамиды и совсем страх потеряли. Ну да я им ужо!

И вот как раз с целью этого «ужо» я убедил Тайло’гета выделить мне Тов’хая и еще двоих вояк с целью пробежаться и разведать путь, по которому пойдет Орда, на предмет «посмотреть» хорошие места для битвы или засад.

…Степь-то, хотя вроде и выглядит ровной и плоской, но большущая толпа людей и животных пройти по ней сможет отнюдь не везде. Где-то речка перекроет путь, где-то придется обходить озеро. А там овраг здоровенный, или холмы слишком густо торчат, а пространство между ними, пользуясь защитой от ветров, поросло колючим кустарником и молодым лесом.

Короче, Тов’хай со товарищи, хоть еще и молодые ирокезы, зато потомственные степняки, привыкшие бродить по этим равнинам за стадами овцебыков, наверняка смогут максимально точно прикинуть тот путь, по которому пройдет Орда, двигаясь на юг.

…Я конечно тоже могу его предугадать. Но вы представляете сколько для этого придется пробежать? А помимо того, что ноги у меня не казенные, когда мне тогда думать, камлать и с духами советоваться?

А перебазарить с духами было о чем. Гок’рат меня оказывается надул!

Ну не то что бы откровенно надул, просто слегка позволил мне приукрасить в своем воображении правду о реальном положении дел.

…Я-то было, когда мы побили аиотееков, раскатал губищи устроить маленький переполох и, связавшись с «забритыми» Отряда-рода, численность которого мы так удачно подсократили, сманить их с собой.

Такая шикарная комбинация вырисовывалась — мы посылаем парочку человек проложить хороший след копытами отловленных после боя верблюдов (Лга’нхиевы орлы, которых он оказывается не зря приучал обращаться с этими животинами, умудрились быстро приручить ставших бесхозными зверушек. Чай не собаки — преданность хозяину до гроба хранить не будут).

Короче, берем верблюдов, и специально обученные ребята начинают круголять по степи, уводя бросившихся в погоню за обидчиками своей родни аиотееков-оуоо подальше от лагеря. (Вряд ли в погоню за верблюдами отправят пеших).

А тем временем, посланный связным Лив’ек подговаривает оставшихся в лагере «забритых» втихаря перерезать глотки коренным оикия. Или просто ударить им в тыл, когда в зоне видимости появятся идущие на приступ ирокезы. Но так или иначе, а пехоте из коренных приходят кранты!

А когда возвращаются (надеюсь не солоно хлебавши) аиотееки-оуоо, участвовавшие в погоне… Нате здрасьте, их тут поджидает приятный сюрприз в виде объединенных сил ирокезов и забритых. …Очень могло бы изящно получиться!

И еще как могло! По словам моих «глядунов», «забритых» в лагере было примерно две оикия. Да еще две оикия коренных аиотееков-пехотинцев. И десять всадников-оуоо, не считая тех, что мы уже убили.

А нас, ирокезов, считай, целая (хотя частично и подраненная) оикия, да еще пятеро «молодых». Если соединиться с «забритыми» да ударить внезапно, «когда оно совсем не ждет», можно будет без проблем вырезать целый отряд и взять огромную (по нашим меркам) добычу. А самое главное, наглядно продемонстрировать Лив’еку выгоды от содружества с ирокезами, ну и припугнуть малость вражин настолько оборзевшими врагами, что уже и целые отряды вырезают.

…Увы, Лив’ек обломал мои сладкие мечтания в самом зародыше и под самый корешок. «Забритые» этого отряда в «заговор Гок’рата» не входили и возможно даже про него и не слышали.

Хитрая сволочь Гок’рат, хотя прямо этого и не говорил, однако умудрился создать у меня ощущение, что чуть ли не все «забритые» Орды пляшут под его дудку и готовы выполнить любой приказ этого деятеля.

Оказалось — фигушки. Когда я хорошенько поднажал на Лив’ека, то выяснилось, что Гок’рат смог связаться с «забритыми» из примерно еще десятка-полтора соседних отрядов, а напрямую подчинялись ему не более шести.

…Нет, это конечно по хорошему счету — оикий двенадцать минимум. Сиречь, сотни полторы народа, а может быть даже и две. Но далеко не тысяча с лишним, на которую я, признаться, уже губы раскатал.

Нет. Гок’рата тут винить не приходится. Ни в том, что ловко соврал (честь ему за это и хвала… сволочи), ни в том, что не смог вовлечь в заговор большее количество народа. Я помню, как сам мучился, сманивая с собой одну оикия. Так что примерно представляю, насколько непростое это дело — сманить целый десяток.

…Однако, все это было очень обидно. Усталость, голод, разочарование от неудачного похода, раздражение и ненависть к тем, кто их туда загнал, все это образовывало весьма взрывоопасную смесь. И я уверен, достаточно даже маленькой искры, чтобы она вспыхнула и рванула в один момент, да еще и прямо под задницами аиотееков.

Вот только есть одна проблема, и имя ей — коммуникации.

Как донести до множества разбитых на разбросанные по всей степи кучки потенциальных союзников необходимую информацию? Вот в чем вопрос.

…Ответ пришел внезапно. …Да и не столько ответ это был, сколько бессильный скрежет зубами от полной безнадеги. …А может просто камень подходящий что-то мне такое навеял.

Ага! Белый, и довольно большой плоский камень, лежащий посреди степи и, подобно новому забору, бросающий вызов моей творческой натуре своей белизной и чистотой. Сразу захотелось написать на нем что-то этакое…Трехбуквенное. Чтобы и на душе полегчало, и аиотеекам после прочтения стало бы так же обидно, как и мне сейчас.

Вот только, увы, эти сволочи не знают кириллицы, а я так толком и не научился читать их узелки — уж больно темной оказалась эта материя. Каждый узелок соответствовал чуть ли не целому предложению. Да еще как-то там все менялось, в зависимости от смысла написанного, и один и тот же узелок читался совершенно по иному, в зависимости от того, какие у него «соседи» и расположения в начале или в конце нити. Так что я обычно путался и терялся уже на расшифровке третьего-четвертого узелка, впадал в бешенство и бросал это занятие.

…Нет, я честно пытался освоить эту науку. И может быть будь у меня возможность заниматься хотя бы полгодика исключительно этим, вполне вероятно освоил бы аиотеекское узелковое письмо не хуже родной кириллицы. Но только откуда бы у меня могли появиться эти свободные полгода?

…Хе-хе… — вдруг подумал я, глядя на камень задумчивым взглядом. — Зачем же обязательно писать что-нибудь обидное, если это что-нибудь обидное можно просто нарисовать! Окна РОСТа! Вдарим шершавым языком плаката по рожам захватчиков и империалистов. Карикатура, как аиотеека-оуоо трахает его собственный верблюд, вполне бы могла украсить этот камень!

Нет. Оставим пошлости. — Одернул я себя, хорошенько подумав, прежде чем пачкать камень накопанной буквально рядом ярко-красной глиной. Пусть это и достаточно обидно, но недостаточно информативно. Свое послание я должен оставить не аиотеекам, с ними мне говорить не о чем. А вот забритые, увидев мои шедевры, должны понять, что мир вновь перевернулся с ног на ноги, и пора действовать.

…Так что в результате камень «украсило» изображение аиотеека-оуоо, которого закалывает копьем дюжий молодец с гребнем-ирокезом на голове.

Выполнен рисунок конечно был далеко не идеально, но тем не менее все персонажи были вполне динамичными, а главное легко узнаваемыми.

По крайней мере мои ребята сразу разобрались кто тут кто и верблюда с воином ирокезом не спутали. (А я ведь, блин, давненько не практиковался).

Одно плохо. Разобрать, что тут нарисовано, …и что что-то нарисовано вообще, можно было только подойдя к камню вплотную и присмотревшись. А уверенности, что супостаты пойдут именно тут, а не в метрах пятнадцати-двадцати в сторону, у меня не было. Так что мое батальное полотно могло кануть в лету под холодными осенними дождями, так и не вызвав крики восторга и благоговения у широкой зрительской аудитории. Обидно.

Но идея-то была хороша! А недостаточную заметность мы будем компенсировать массовостью и вертикальностью размалеванных поверхностей. Благо, в степи выпирающих из земли каменюг тоже хватает!

Так что, дав Лив’еку необходимые инструкции, я, охраняемый своей «свитой», припустил вперед, благо обогнать неторопливо продвигающуюся Орду было совсем не сложно.

А дальше дело пошло! Пока мои сотоварищи бегали кругами, выясняя наиболее подходящие пути Орды, я пачкал лежащие в подходящих местах относительно плоские поверхности своими рисунками.

Сюжеты «комиксов», с точки зрения серьезного критика, большим разнообразием не отличались. Ирокез убивает аиотеека-оуоо копьем, ирокез убивает оуоо протазаном, топором, дубиной, кинжалом… Аналогичные действия делает загадочный персонаж с чем-то вроде белой повязки на руке…

Как-то раз, правда, запасшись в пути достаточно большим количеством разноцветных «красок», попытался изобразить картину братания ирокезов с блондинисто-рыжей частью Орды на фоне многочисленных черноволосых трупов. …А потом стер. В конце концов, мои рисунки увидят не только «забритые», те кому они непосредственно адресованы, но и коренные аиотееки. А значит заранее открывать противнику все тонкости задуманной интриги, пока не стоит. Пусть это станет для них сюрпризом.

Тем более, что по задумке до тех, кому это надо знать, мои мысли и идеи и так донесут. Ведь обязанность гидов-экскурсоводов, рассказывающих широкой публике о моих шедеврах, творческом пути и то, какой смысл хотел вложить автор в свое творение, я возложил на Гок’рата и его людей. Пусть любыми путями стараются распространять слухи, поясняющие смысл этих картинок, объясняющих о том, кто такие эти парни с загадочными прическами и повязками на руке и почему с ними лучше дружить, чем воевать. Не так уж это и сложно, встретившимся посреди степи или у водопоя парочке пастухов перекинуться десятком слов. Слухи, как обычно, способны разноситься с небывалыми для всех остальных материй скоростями.

Но главным в моем творчестве, конечно, была «магия»!

Ведь нарисованное, считай, уже произошло. Аиотееки, возможно, так и не думали (судя по рассказам Эуотоосика, нечто похожее было и у них, хотя и в меньшей степени). А вот «наши» степняки, лесовики да прибрежники в подобную магию верили безоговорочно. Так что (очень на это надеюсь), эти рисунки заставят их сильно задуматься, на чьей стороне воевать в будущей битве. Главное, чтобы Гок’рат не подвел меня хотя бы в этом и сумел распространить информацию достаточно широко.

Наконец, на шестой день я Его нашел! Место для битвы было почти что идеальным. Текущая с севера на юг большая река, впадающая в не менее большое озеро. Обойти этот «пейзаж» с запада будет не так-то просто.

А со стороны гор сюда тянулось что-то вроде длинного хребта-языка, почти упиравшегося в гряду идущих параллельно горам холмов. Так что, как бы Орда ни рыпалась, а ей придется пройти через эти «ворота» шириною примерно километров в пять, а, благодаря топкой почве возле озера и неровному рельефу около холмов, самая горловина сужалась до полукилометра. Самое подходящее место для битвы, из всех что я видел раньше. Озеро и холмы не позволят верблюжатникам обойти нас с флангов. Зато мы можем спрятать в холмах песиголовцев и прочих «нестроевых», чтобы они хотя бы не мешали воевать нашим строевым оикия, зато имели бы возможность вгрызться своими песьими зубами в бок «аиотеекского верблюда».

…И кстати, если успеть перекинуть на это озеро хоть десяток лодок, из тех что притащили с собой «чужаки», вполне можно будет организовать высадку десанта в тылу противника. Думаю воинский пыл аиотееков, изрядно померкнет, когда кто-то начнет громить их лагеря у них за спинами.

А еще и этот овраг! Это просто подарок какой-то. Здоровенная стенка, представляющая собой почти идеальный холст для создания огромного батального полотна или написания множества трехбуквенных символов. Главное успеть нарисовать все задуманное до начала битвы.

Так что, пока посланный в главный лагерь гонец тащил туда сообщение о том что Духи показали Великому Шаману Дебилу правильное место для битвы. И пока войско Союза движется в нашу сторону, я начал шаманить и камлать со всей ответственностью.

Для начала, начертить угольком контуры… что заняло чертову уйму времени. Хотя по моей задумке все фигуры должны были быть всего лишь в натуральную величину, лазить туда-сюда по стенке, без каких-либо козел или хотя бы табуретки, та еще морока. А еще приходится постоянно отбегать в сторону, чтобы посмотреть на результат, и подбегать вновь, исправляя нарисованное — к вечеру ноги гудят как после хорошего марафона.

Потом пошла возня с красками. …Обидно конечно было, что просуществует эта живопись совсем недолго. Уверен, первые же осенние дожди смоют мое творение за пару дней. Так что о надежных и качественных красках я и не мечтал. Но и просто мазать сухой глиной по скале — дело неблагодарное, так что пришлось разводить, предварительно размолов глину до нужной консистенции. Достаточно жидкой, чтобы лечь на кисть, и достаточно концентрированной, чтобы, высохнув, не потерять цвета. Вроде бы руки давно уже привыкли к тяжелой работе, а и то после возни с красками их подчас сводило от судорог. (Как жаль, что ученики Шамана придут только вместе с основным воинством, было бы на кого спихнуть тяжелую работу).

Так что раскрасить готовые контуры, по сравнению с предыдущей работой, было уже парой пустяков. К тому времени, когда все наше воинство переместилось в лагерь, лежащий километрах в пяти от моей «мастерской», картина была уже готова.

Трое аиотееков-оуоо, верхом на верблюдах с грозно поднятыми копьями, и одна оикия, выстроившаяся в два ряда, закрывшаяся щитами и выставившая вперед свое оружие. Получилось может быть и недостаточно живописно, зато вполне убедительно. Настоящая магия!

…Он внимательно смотрел на меня своими неосмысленными, но тем не менее требовательными глазенками, явно давая чего-то понять. …Чего именно — хрен его разберет!

Конечно очень хотелось бы прочитать во взгляде сынишки что-то вроде «Держись папка. Вот мы им ужо всем жопы-то надерем. …Ты только не дай себя убить…».

Но скорее всего это было лишь требованием пожрать или показать козу, посюсюкать, короче, выполнить обычную культурную программу, которую взрослые исполняют перед младенцами, не опасаясь прослыть совсем уж слабоумными.

Что сказать, имел законное право! Тут младенцы, пока толком не начали ходить, а вернее, убегать от взрослых, пребывали в статусе королей. Им все было можно, и о них все заботились. И даже такой солидный человек как Великий Шаман Дебил мог корчить рожи, издавать странные звуки и совершать непонятные манипуляции пальцами, держа на руках своего сынишку. Никто его за это не осудит.

Вот другое дело, когда он чуток подрастет и станет не таким зависимым от опеки взрослых, тем самым вступив в зону взросления. Вот тут уже подзатыльники и пинки считаются наилучшим вариантом ласки и заботы о ребенке. А если он вздумает захныкать, то самое лучшее, что может сделать желающий своему ребенку добра дикарь, это гордо отвернуться и сделать вид что ничего не заметил.

А ведь теперь-то я уверен, что у того же самого Нра’тху, которого я лично видел с умильной улыбкой на лице тетешкающегося с младшим братишкой Лга’нхи, сердце кровью обливалось, когда потом приходилось делать вид, что ему нет никакого дела до своего сынишки. Его слез, окровавленных коленок, вечно голодных глаз или огромного фингала на пол лица, полученного в мальчишеской драке. Но ничего не поделаешь, суровая жизнь требует суровой педагогики. Так что мне заранее стоит готовиться поступать так же. …Вот только получится ли у меня? Вопрос!

— Ну как вы тут? — Спросил я у сидящей и не спускающей своего бдительного взгляда с младенца Улоскат. — Еды хватает?

— Хватает. — Ответила она почему-то недовольным голосом. — Только свежего мяса нету, а ведь Осакат двоих кормит, а ты ее падальщиной подчуешь…

Да. — У Улоскат шла новая фаза. — Так и не став матерью, она резко переквалифицировалась в бабушки, со всеми проистекающими отсюда последствиями. Совершенно забросила заботу о своем внешнем виде и, явно больше ни на что не надеясь в личном плане, полностью сосредоточилась на заботах о семействе.

Вот и сюда ринулась вслед за Осакат, которая несмотря на наличие двух младенцев, не стала отсиживаться в лагере у озера, а поперлась вместе с войском, поскольку, дескать, ученице Шамана не пристало отсиживаться в стороне. …Что не говори, а сестренка-то была изрядно честолюбива и готова биться без компромиссов и взятия пленных за каждую ступеньку племенной иерархической лестницы.

Так что тут смена поведения Улоскат была ей сильно на руку. Ведь та вела себя теперь как бдительная наседка, подчас даже доставая «двоюродную сестрицу» теперь уже не своими упрямством и безумием, а заботой и хлопотами. Впрочем, для тянущей двойную ношу материнства сестренки это наверное было немалой подмогой. А вот мне… Еще полгода назад Улоскат была крепенькой бабенкой, пусть и не первой свежести, но еще вполне себе ничего, а тут словно бы резко лет на тридцать постарела…

Оно, конечно, мне сейчас со всей этой войной и прочими хлопотами как-то не до радостей семейной жизни. Тут когда и удается вырваться к семейству, то все обуревающие меня желания сосредотачиваются на «нормально пожрать» и отоспаться. Но ведь когда-нибудь вся эта нервотрепка кончится, а я пока еще мужик в полном расцвете сил, со всеми проистекающими из этого обстоятельствами.

…А ведь Решающая Битва должна состояться буквально на днях. Орда подошла совсем близко, и наши разведчики даже пару раз уже вступали в контакт с передовыми отрядами аиотееков, так же активно интересующимися посмевшими бросить им вызов дикарями. Так что спустя дня три-четыре, уверен, враг подойдет к нам вплотную и тогда уже суровой битвы не избежать.

Можно даже сказать, что битва уже началась, поскольку я ненавязчиво посоветовал Лга’нхи и «совету Царей» отправить в ближайшие окрестности нашего лагеря побольше дозорных, чтобы подстерегать и уничтожать вражеских разведчиков-шпионов. — Не хочу чтобы они заранее разведали нашу численность, организацию и даже место, которое мы выбрали для битвы, а самое главное — то, как мы его для этой битвы подготовили.

…Но как же неохота драться, кто бы только знал! …Хотя для поддержки репутации я и обязан всячески демонстрировать свою воинственность и нестерпимое желание ринуться в битву, но вот честное слово — куда предпочтительнее было бы, чтобы враги дошли до самого моря, терпя урон от наших пинков и укусов и делясь с нами своим имуществом, а потом свалили бы восвояси туда, откуда пришли.

Или даже просто бесконечно продолжать в том же духе, неторопливо и без особых потерь воюя с супостатами, да хоть на протяжении ближайших нескольких лет. Откусывая от Орды маленькими кусочками, пока от нее вообще ничего не останется. …И без всяких решающих битв, без того чтобы ставить судьбу целых народов на одно сражение.

…Местные ведь просто не представляют, что это такое будет. Для них предстоящая битва, это лишь очередная привычная схватка, типа десяток на десяток или даже сотня на сотню, и потому особых трудностей они не ожидают. А в случае проигрыша надеются убежать в Горы и там забыть об аиотееках, как о каком-то страшном разочаровании неудавшегося грабежа.

А вот меня — единственного, кто имеет хоть какое-то представление о действительно больших битвах, пусть эти представления почерпнуты лишь из чтения книжек да просмотров фильмов, гложут многочисленные сомнения.

Ведь никакого реального опыта проведения таких больших битв у нас нету. А вот у наших врагов вполне возможно, что есть — не зря же они ходят такими толпами. И как бы этот практический опыт не переломил мой теоретический. Ведь тогда даже страшно подумать, что будет со всеми нашими родными и близкими и вот этим вот комочком плоти, что улыбается мне своим беззубым ртом. Рассчитывать на доброту и человеколюбие аиотееков как-то не приходится.

Да, определенно, наличие семьи делает меня излишне осторожным! А ведь я только сравнительно недавно научился быть смелым. И вот опять…

Однако, как было бы замечательно просто разойтись на встречных курсах с Ордой и больше никогда не видеться. Благо степь большая, и места, чтобы не столкнуться лбами, хватает. Но увы. Такой роскоши никто из союзников позволить себе не мог! Даже если не брать во внимание большую вероятность того, что аиотееки, найдя дорогу в Горы, двинут туда где сытнее и цивилизованнее, есть и куда более веская причина разобраться с ними прямо сейчас.

Даже имеющие неплохой запас зерна и мяса ирокезы и то испытывали некоторое беспокойство, что вместо того чтобы запасаться едой вынуждены бегать по степи и драться с врагами. А уж что тут говорить про горских вояк, не имеющих пока такого богатого подспорья как мясо коровок и заливные поля с аиотеекской кашей?

А ведь тем же горцам, например, помимо работы на полях, возни с овцекозами и охоты, еще необходимо было работать в шахтах и мастерских, вести торговлю и… — короче делать все те дела, которые и обеспечивали горским племенам высокий уровень жизни и лояльность окрестных племен. …А вместо этого приходится торчать в степи, как последние дураки играясь в солдатики.

Песиголовцы-то, вон, хотя бы добычу с аиотееков берут и ману свою пополняют, а им приходится с утра до вечера изображать из себя не пойми чего.

…Вот кстати за что можно было порадоваться, пока я дипломатничал и головорезничал в разведке, выучка Союзных войск резко возросла. Особенно в плане маневренности и управляемости.

Уж не знаю, чья это была заслуга, Лга’нхи, Леокая или Мокосая, но то воинство, которое я застал после своего возвращения, уже сильно отличалось от прежнего.

Хотя скорее всего, тут все трое Великих Правителей смело могут разделить ответственность за этот успех. Каждый внес свой вклад, кто мозгами, кто авторитетом, а кто и просто, немалым трудом, который необходим чтобы сделать из толпы дисциплинированное войско.

Ведь даже то, как наши оикия теперь шли в походном порядке, смотрелось намного грознее и серьезнее, чем прежние боевые построения. Появилась какая-то собранность и сыгранность, как внутри отдельных оикия, так и между отрядами. Никто больше не пёр по своим делам, не замечая соседей, и не вел себя так, будто он тут один единственный посреди степи стоит. Видно было, что народ более-менее научился в первую очередь следить за сигналами командования, а во вторую — за тем, что делают и где находятся соседние отряды, и соизмерять направления и темп своего движения с движением всего войска в целом. Оттого атака единым строем смотрелась теперь действительно грозно и внушительно. …По крайней мере для меня. А вот как она покажется аиотеекам?

Ну да ладно, сейчас надо отбросить все эти грустные мысли про предстоящее сражение, расслабиться и уделить время семейству, потому как битва, думаю я о ней или нет, все равно скоро состоится. И все, что можно было сделать для нашей победы, я уже сделал, и ничего нового за эти дни сделать уже не получится. Как говорится, «Лучшее — враг хорошего».

…Сынишка-то кстати, за лето уже сильно подрос. И если раньше был похож на какого-то суслика, то сейчас уже дорос до здоровенного сурка, да и немудрено, скоро ведь ему наверное уже полгода исполнится, точного календаря увы, пока нету. Тот, что я рисовал для Леокая, пока проходит проверку временем. …В смысле, я отдал его Ортаю, чтобы тот отмечал все дни, от одного солнцестояния до другого. Может что дельное из этого и выйдет. …Я правда так и не сумел пока объяснить Леокаю, зачем эта штука вообще нужна. Он пока что прекрасно обходился и без всяких календарей. Благо время тут, еще не покоцанное злыми людьми на крохотные отрезки, тянется довольно неспешно, а время посева или сборов урожая подсказывает сама природа посредством сотен примет, хорошо известных любому шаману. …Кроме разве что одного… не будем показывать пальцем.

Да я, признаться, и сам выгоды от такой привычной в моем мире вещи как календарь толком не понимаю. Просто привык, что календарь должен быть, а для чего…?? Майя, вон, по нему конец Света предсказывали, а ведь это так приятно наверное знать, что конец Света состоится не прямо сейчас, а через десяток тысяч лет. Это вдохновляет!

— Впрочем, Ортаю моя затея понравилась, особенно когда я сдуру упомянул про гороскопы и прочую чушь. Хотя гадать по звездам он умел и без меня и моих календарей, но тут ведь такое подспорье помогающее точно определить, что «…ракам сегодня лучше избегать кастрюль с кипятком, а водолеям не мешает посетить Сахару. …Их там уже заждались».

Ну да ничего, после проверки календаря мы и Леокаю сможем его впарить, не только в качестве забавной игрушки, каковым он его сейчас считает. …Главное дожить до окончания этой самой проверки. …Ведь не так много в принципе осталось! …А сейчас лучше сосредоточиться на настоящем, на простых и тихих семейных радостях.

…Леокай. Он ведь мужик мудрый. Я когда ему про Гок’рата рассказывал, он мне сходу вопрос задал, о котором другие даже и не подумали. Что, мол, дальше с этим хитрым гаденышем делать будешь?

Заметьте, не «Выступит ли он на нашей стороне?», не «Можно ли ему вообще доверять?», а именно «Что дальше делать будешь?». И еще, «Какова власть Гок’рата над остальными забритыми?».

Короче, дедушка Леокай уже явно смотрит в будущее и, сдается мне, желает пограбить аиотееков не только в плане барахла и живности, но и от их людского капитала свой немалый бакшиш поиметь. Благо тут пока ценность человека, особенно из чужаков, еще слабо котируется.

Так что на Гок’рата и подчиненную ему банду у дедушки явно свои планы. Уверен, он уже прикинул и подсчитал, что куда выгоднее когда за тебя умирают пришлые чужаки, а не собственные сородичи.

Опять же и собственная армия, подчиняющаяся только Царю Царей Леокаю и связывающая свое благополучие с благополучием «монарха», тоже не лишний козырь в руках правителя и во внешней, и во внутренней политике.

Будет у Леокая своя армия, и больше не придется мямлить, объясняя разным дебилам, как это было два года назад, что он никакой не тиран, а скорее выборное лицо, которое недовольный электорат легко может сместить с занимаемой должности.

А уж над тем, что сделает такая весомая гирька, как отряд Гок’рата с тонким балансом внешней политики горских царств, мне даже и думать не хочется. Это сейчас лишних двадцать раз подумаешь, стоит ли платить жизнями своих родовичей ради захвата очередного рудника или пастбища. А вот когда будет кого послать на смерть вместо себя… Да еще и «догадаться», что «чем больше убьют, тем меньше платить…».

Ох чует мое сердце, пойдут скоро в Горах большие перемены.

С одной стороны, все это может и к лучшему! Мне меньше мороки с этим ушлым перцем Гок’ратом и ассимиляцией среди ирокезов толпы дикого, растерянного и напуганного народа.

А с другой… во-первых, нагрянут снова очередные аиотееки, или еще какая напасть. И что, встречать их с полуторосотней ирокезов? Или уж сразу бежать к дедушке Леокаю и клянчить у него войско и возможность «есть с его стола»? А во-вторых и главных, нужны ли будут Леокаю ирокезы, если у него будут свои «забритые»?

Это тогда, два года назад, он Гит’евековских ребят упустил, поскольку толком не знал, к чему бы их такому хорошему приспособить. Теперь я сам ему это все и показал. Так что больше он, думаю, такой ошибки не сделает.

И как я могу помешать доброму дедушке получить то что он хочет? Да никак! У него и ресурсов больше, и авторитета, да и просто опыта переговоров. Уж хитрюга Гок’рат, небось, сходу разберется, кто из нас двоих более весомая фигура, и где тут большей выгодой пахнет…

…Блин, опять о делах думаю! Меня, может, грохнут через несколько дней, а я все империи в воображении своем строю. Ну их нафиг, империи эти. Все внимание младенцу!

Никогда я еще не проводил такого массового камлания. Да верно и никто в этом мире еще ничего подобного не делал. Даже Леокай и тот сомневался в целесообразности проведения предложенного мной мероприятия, потому как «Странно это как-то! Никто так не делает».

Еще бы не странно. Тут ведь общего бога или богов, к которым можно было бы обратиться за помощью и поддержкой, пока нет. Так что, насколько я знаю, даже посланные на подмогу соседям войска Леокая перед битвой совершали свое собственное отдельное камлание, своим отдельным Духами-предками, не вмешивая в разговоры родни всяких там левых «не люди». Я же предлагал массовое магическое мероприятие, в котором перед самой битвой хранилищам вражеской Маны будет нанесен немалый урон.

И в этом мероприятии примут участие как минимум все Вожди и Цари Царей союзных отрядов и вообще все незадействованные в других местах воины.

И пусть многие считали это абсолютно бессмысленной и даже отчасти опасной затеей, мне казалось, что такое массовое камлание перед битвой поможет сплотить воинов, объединив их не только общим врагом, но и общим мистическим опытом. А когда на наш строй ринутся сотни верблюдов с очень злыми всадниками на спинах, малейшая частица самоуверенности будет отнюдь не лишней.

…Так что я снова обратился за помощью к коллегам по совместной борьбе с демоном Антисанитарией.

Взяток на сей раз давать не стал, а просто привел их к разрисованной стенке и тонко намекнул, что за чисто символическое подношение своей персоне готов позволить и их воинам поразить копьем такое достоверное изображение врага.

— …А предки? — А что предки?! Предки возражать не станут. Просто пусть каждое племя-народ, перед тем как начать воинский танец, изопьет кровушки с наркокомпотиком из отдельного котла да из рук своего шамана. (Я не нанимался такую толпу наркотой и выпивкой снабжать).

…Только вы уж, ребята, сохраняйте здоровую умеренность. — Быстренько оговорил я условия. — Потому как, сами понимаете, вашим ребятам скоро в бой. И коли вы переборщите с дозировкой, духи на вас шибко обидятся! Лучше уж пивка наварим или просто пожрем от души — перед битвой хорошенько пожрать будет в самый раз!

…Тут у нас как-то сразу завязалась дисскурсия о правильной дозе наркоты в пиве, очередности и порядке проведения церемонии, и вопрос «а надо ли?» замялся сам собой. В конце концов, наш брат-шаман, как всякая артистическая натура, не чужд высокому стремлению приобщиться к чужой Славе и запустить свою ложку в миску соседа. А то, что я тут умудрился нарисовать, реально было невероятно крутым… Тут просто не умели еще делать подобные изображения, ну вот хотя бы стоящих в два ряда воинов. Или чтобы у замахивающегося на тебя копьем аиотеека ступни ног смотрели в правильные стороны^[33]. Вражеские воины смотрелись как живые, а значит и магия во всем этом была очень великая. А урвать толику, пусть и чужой, но сильной, магии перед большой и великой битвой было отнюдь не лишним.

…А как же предки? — спросите вы.

А предки? Они ж не фраеры, они поймут, что это нужно для блага потомков, и обижаться не станут. Так что, коли этот Великий Шаман Дебил такой лох (ну или правда Великий), что соглашается делиться с чужаками, ему же хуже!

Полуденное солнце сияло высоко над Степью, еще вполне по-летнему выжаривая уже начавшую остывать землю. Сборное войско, тыщи полторы-две воинов, расположилось полукругом от скалы. А за их спинам горели десятки костров, возле которых шуровали бабы и подростки, готовя большое угощение.

Я стоял на стенке и смотрел на это весьма пестрое зрелище, жутко жалея, что фотокамера в мобильнике сдохла вместе с самим аппаратом буквально на третий день после моего появления в этом мире. Представшая передом мной картина воистину стоила того, чтобы запечатлеть ее для истории!

В самом центре стояли ирокезы. Пусть по сравнению с войсками Царств нас было заметно меньше. Да и одежды с украшениями у нас были не столь пышными и яркими как у других. Зато мы были Легендой, и суровые лица, отметины на панцирях и многочисленные скальпы на поясах были тому ярким доказательством!

А еще, над нашим войском реяли Знамя и пурпурный сигнальный флаг (пожертвовал остатки краски из ракушек), а позади строя, в окружении почетного караула состоящего из барабанщика, дудельщиков и «небритоголового» молодняка, находился кол’окол, давно уже бывший предметом зависти всех окрестных Царств и народов.

А еще, над строем блестели бронзовые наконечники отнятых у аиотееков-оуоо кавалерийских копий с цветными бунчуками и длинными тяжелыми наконечниками. А такими трофеями, да еще в таких количествах, тут мало кто мог похвастаться!

К тому же, именно у нашего отряда была самая большая концентрация бронзовых шлемов с жесткими гребнями из конских грив вдоль шлема. Как трофейных и переделанных, так и свежеизготовленных, пусть и в Олидике, зато по технологии Великого Шамана Ирокезов. (Мордуй — сука, неплохо нажился продавая нам мое же изобретение. Старательно проигнорировав все мои тонкие, толстые и даже неприлично жирные намеки на существование каких-то там «Авторских прав»).

И ясное дело, что по такому торжественному случаю каждая медно-бронзовая бляшка на оружии, доспехах или украшениях, не говоря уж о погонах, была ярко начищена и сияла в лучах полуденного солнца, как маленькая звезда.

Воины других Царств тоже постарались не отстать от нас. По крайней мере, пусть не по количеству скальпов, но по насыщенности начищенной бронзы. Было даже несколько полных доспехов, типа тех, что были на Аноксае во время поединка с Лга’нхи, сплошь, словно рыбья чешуя, покрытых бронзовыми бляшками. …Самое оно для битвы в строю, где не надо много прыгать и вертеться.

Но такие доспехи — привилегия царских особ, штучная и безумно дорогая вещь, вроде президентского самолета или яхты в моем мире. На Мокосае, кстати, похоже те самые, что не смогли спасти жизнь Аноксаю. И увидев их, моя знакомая жаба заквакала с особой тоскливой жадностью. Потому как, по всем законам поединков, они должны принадлежать Лга’нхи. И это я, бестолочь такая, не догадался их сразу вытребовать у иратугских засранцев, поскольку был озабочен ранами Лга’нхи. …Да и забздел малость идти к так недобро смотрящим на нас всех воякам с требованием отдать законную добычу.

…А теперь уже поздно. Ведь мы, вроде как, теперь с иратугцами большие друзья, и отбирать у них наше законное барахло теперь, вроде как, недипломатично. Обидно-то как!

…Зато, не в пример нам, ряды союзников сверкали яркими красками дорогих тканей, какими-то камушками и прочими побрякушками. Ведь каждый уважающий себя воин по такому случаю постарался вырядиться в свои самые дорогие и ценные одежды и украшения, словно бы соревнуясь на конкурсе на должность эталона понятия «варварская роскошь».

…Мы-то, признаться, свой запас привезенных из Вал’аклавы тканей заныкали в Закрома Родины. Хотя на Совете, где решался этот вопрос, было немало голосов за то чтобы немедленно раздать их всем заслуженным ирокезам, чтобы и они могли пофорсить перед своими женами, распустив павлиньи хвосты из заморских шелков и пестрых иратугских тканей. Битва в Совете была весьма жаркая, но жадность в моем лице в союзе с благоразумием Старшин победили тут молодость и желание пофорсить Лга’нхи и примкнувших к нему «щеголей» из молодых. Ткани остались в качестве неприкосновенного запаса! …А вот теперь думаю, а может зря? Жизнь в этом времени достаточно скоротечна, чтобы откладывать возможность выпендриться и пофорсить на будущее, которого возможно и не будет.

…На флангах выстроившегося войска, пусть и не столь стройными рядами, но явно стараясь соответствовать заявленным высоким стандартам, расположились воины всяких мелких северных царств и племенные дружины. Эти брали не столько яркостью и дороговизной нарядов, сколько разнообразием одежды, вооружения и доспехов.

…Меня все никак не покидало идиотское желание выменять у Царя Царей Спаты его шлем из кабаньих зубов. Понимаю насколько неадекватна подобная сделка, ведь царек наверняка запросит за свою цацку нормальный бронзовый шлемак …да еще и полцарства в придачу, вереща о невероятной магической мощи своего головного убора, одновременно распевая баллады, рассказывающие где, когда и при каких обстоятельствах был добыт каждый из клыков, что пришиты на его шапку. …Но, блин, до чего же прикольная штука! …А ведь там, в рядах сборного сброда, еще полно похожих прикольных вещичек. …Их счастье, что я не коллекционер!

В общем, построение войск радовало мой взор красочностью и разнообразием, и я бы мог рассматривать его до самой темноты, каждую секунду находя что-то новое и интересное. Но мы с шаманами договорились на полдень, и взошедшее в зенит солнце говорило «Пора». Так что я поднял над головой свой протазан, давая отмашку Витьку, и в ответ мне ударил колокол, забили барабан с бубном, и засипели дудки ирокезского скальпознаменного ансамбля песни и пляски.

Как ни странно, при всем несовершенстве своего инструментария наши каменновековые музыканты умудрялись соблюдать единый ритм и даже как будто некую смутно угадывающуюся мелодию «Варяга».

Застучали бубны, колотушки и барабаны в других отрядах, встраиваясь в общий ритм. Это начали работать мои коллеги-шаманы. Мне даже показалась, что скала подо мной начала вибрировать, настолько мощный был звук. А тут еще, хотя мы этого и не оговаривали, уж не знаю под действием чего, но наши бывшие «забритые» начали исполнять виденный мной во время поединков сородичей Эуотоосика, ритуал — топанье ногой, с опорой на копье. Тут уже я реально испугался, что вся моя живопись облезет со стенки под действием вибрации. Потому что, когда к топанью подключились воины и других отрядов, земля буквально заходила ходуном.

…Раньше у меня была мысль сказать перед камланием какую-то речь. Но тут уже было не до речей, их бы никто и не услышал, да и не нужны тут были речи, на фоне этого гипнотизирующего ритма все слова и речи теряли всякий смысл.

Так что, дав сигнал к началу церемонии, я поспешил вниз, туда где Витек с Осакат уже поставили котлы… пока еще пустые, а ирокезы тащили пойманного живьем оленя, слабо пытавшегося отбрыкиваться оставшимися двумя не покалеченными ногами, и с невыразимой тоской глядящего на весь творящийся вокругбедлам. Другие отряды тоже не отставали от нас, и без того тревожная атмосфера наполнилась жалобным ржанием, блеянием и визгом жертвенных животных.

…Отпустил оленью душу к предкам, полоснув его фест-кийцем по шее, и кровь обильным потоком хлынула в котел. Потом туда же полилась и кровь небольшой лошадки, а в качестве добавки — отвар наркогрибов. …Совсем слабенький.

Первая чаша, Лга’нхи, сразу же, в качестве Главнокомандующего, пошедшего образовывать круг воинского танца. Вскоре к нему присоединились и Леокай, Мокосай, Мсой и прочие предводители отрядов, причастившихся жертвенной крови из своих котлов. А за ними, испив очередную чашу из рук своих шаманов, в круг входили новые воины, превращая его в огромную чудовищную змею, странными толчками двигающуюся под грохот барабанов и бубнов, завывание дудок и удары о землю ног танцоров.

…Какой уж тут к едрене фене накрокомпот? Ритм и подчиняющееся ему размеренное движение сносили крышу и открывали ворота в потусторонний мир почище любого самого забористого пойла.

Сам не знаю в какой момент, Лга’нхи вдруг взвыл и, подскочив к стене, высоко подпрыгнул и поразил копьем фигуру центрального аиотеека-оуоо. За ним тот же маневр начали повторять и другие участники танца, безжалостно поражая нарисованного врага своим оружием.

Удивительно, никто не репетировал и не договаривался об очередности, но никакой свалки или бестолковой толкотни, возле стенки не образовалось. Ритм не только гипнотизировал, но и организовывал движение людей. …По мне так это и было настоящим чудом!

Воины танцевали и дрались с нарисованными аиотееками, пока полностью не стерли изображение со стены. Это была явная победа, и ее стоило отметить у ярко горящих в начавшихся сумерках костров.

Глава 10

Если днем еще продолжалось теплое сухое лето, то по ночам и утром осень уже заявляла свои права на мир. Клочья холодного тумана, приносимого с озера зябким ветерком, покрывали берег и степь рядом с ним, сглаживая шероховатости и делая пейзаж абстрактно-выразительным.

О поле! Кто тебя усеял мертвыми костями!?

Тьфу-тьфу-тьфу, типун мне на язык! …Слава богу пока еще все кости были живы. Пока!

А лежащие вперемешку тел своей малоподвижностью были обязаны лишь вчерашней пьянке и битве с запасами мяса. Однако мне, от вида этих лежащих тел и бродящих меж ними женских фигур, стало как-то не по себе. Да. Знаю, что все живы. И что женщины там ходят не в поисках тел своих убитых мужей, а просто разносят водичку для опохмела. Но все равно — как-то жутко.

Гульнули мы вчера от всей души. — Пиршество, начавшееся после ритуальной битвы, превзошло все мои ожидания. — Вот даже и не знаю, — в мозгах у местных что-то такое особенное, или дело в пиве, — однако тут по-пьяни обычно не бычатся и в драку не лезут. — Ну да, — ведь пьянка все еще занятие ритуальное. Ты не для собственного удовольствия бухаешь, а с целью побеседовать с предками, а с предками лучше соблюдать вежливость. — Тут эту науку с детства вбивают пинками и подзатыльниками…

Но так или иначе, но на пиру все были настроены очень благодушно. Сначала вроде как бухали у своих костров. Потом, следуя примеру Царей и Вождей, начали ходить в гости соседям…

И короче понеслось! Благо все достойные воины уже были знакомы между собой и неоднократно встречались как на маневрах, так и на совместных пиршествах, так что стесняться и жеманничать повода не было.

Уж не знаю какого, в результате вчерашнего ритуала, получила пинка вражеская Мана, но вот сплоченность в рядах Союзников явно возросла. (С похмелья даже рожи у всех стали на одно лицо). И пусть сегодня за это придется расплачиваться больными головами, тошнотой и прочими «радостями» похмелья, можно надеяться, что и в бою теперь наши вояки будут действовать так же дружно, как и на пирушке.

…Вот только у меня на душе как-то неспокойно и мандраж нервический во всем теле от чего-то присутствует. …Пойти что ли попинать командный состав, чтобы скорее приводили своих вояк в чувство. Оно конечно, дикари — ребята крепкие, они и с жутким похмельем будут драться так же яростно и свирепо. Вот только битва нам предстоит очень серьезная, и разбазаривать свои силы по пустякам не хочется…

Однако, вопреки моим опасениям, уже к полудню все войско не только поднялось на ноги, но и презрев похмелье, вчерашний пережор и прочие телесные слабости, сумело переместиться на десяток километров, к месту предстоящего боя.

Разведка, малость обиженная тем, что ее исключили из вчерашнего праздника, уже донесла, что аиотееки не стали делать крюк, обходя озеро стороной, и не пошли путаться между холмами, а двигаются в нашу сторону и будут тут буквально через сутки. Так что пора было начинать действовать.

Для начала я порекомендовал Лга’нхи вызвать на совет всех Вождей и провести этот совет прямо на поле боя, чтобы можно было, тыкая пальцем, указать каждому конкретное место, где будет биться его отряд, и оговорить то, что им предстоит сделать. А пока они собираются и идут, кратко поведал братцу о придуманном мной плане.

…Блин. Увы, но те времена, когда Лга’нхи заглядывал мне в рот и верил, что моими устами говорят Духи, уже канули в лету.

Нет, он продолжает верить что Духи общаются со мной и подсказывают умные мысли (а иначе откуда им взяться-то у дебила?). Вот только я ведь сам в последнее время требовал он него думать своей головой, так что все мои идеи он отныне принимал достаточно критично.

Потому-то, постепенно подходящие Цари и Вожди вместо благообразной беседы двух Великих заставали нас за жарким спором, …и немедленно в него включались.

И таким вот незатейливым образом, собственно говоря, и была составлена диспозиция предстоящей битвы.

К моему большому изумлению, проще всего оказалось с песиголовцами. Я почему-то думал, что они начнут брыкаться и кочевряжиться, поскольку не имели ни малейшего представления о дисциплине. А они преспокойненько согласились спрятаться в холмах и сидеть там до тех пор, пока им не подадут сигнал звуками кол’окола и густым сигнальным дымом из расположения наших войск.

— …А что ты удивляешься, Дебил. — Разрешил после окончания Совета мои сомнения Царь Царей Леокай. — Мы же один раз послали их к вражескому войску и рассказали способы, как взять там богатую добычу. Они ее и взяли. Так что теперь будут верить нам, пока мы их не разочаруем… — И при этом строго так посмотрел на меня, словно бы из всей нашей банды Мудрецов я был единственным слабым звеном, от которого можно ждать лишь нелепых ошибок и грубых ляпов.

…Да уж, куда сложнее было убедить «благородных» горских Царей занять предписанные им позиции и строго следовать Плану. Причем самые большие разборки, естественно, шли за право сразиться в самом пекле боя. Не потому что все так радели за дело Союза и погибель аиотеекских захватчиков. …А потому как Мана!!!!

Не так уж эти аиотееки и богаты, чтобы продвинутые горцы рассчитывали взять с них реально большую добычу. Думаю, тот же Леокай уже давно подсчитал баланс вероятных потерь и прибылей, и лишь горько вздохнул да развел руками.

Так что, если уж драться с такими опасными врагами, как аиотееки, то лишь ради приобретения Великой Маны! А отсиживаясь в кустах или шпыняя на поле боя всяких там слабаков и убогих, Великой Маны не получишь.

Так что вытребовать для ирокезов права сдерживать главный удар верблюжачьей кавалерии, стоило мне множества усилий.

Не то чтобы я особо рвался схватиться в бою с самым сильным и опасным противником. Просто тренировки и экзерциции на маневрах это одно. А вот выдержать вид несущегося на тебя стада огромных зверюг, не говоря уж о копьях сидящих на зверюгах всадников, и не побежать в панике назад или не сдриснуть в сторону — это вот уже совсем-совсем другое. Тут нужна даже не столько смелость, сколько привычка и выдержка. У ирокезов она была. А вот за остальных я так уверен не был. Так что ринулся в бой за ради Славы и Репутации как последний спортсмен.

Увы. Рациональные доводы, вроде того, что мы уже неоднократно дрались с аиотееками-оуоо и знаем как их побеждать, тут не котировались. Так что, пока я не привел аргумент, что собираюсь задействовать против верблюжатников свою Магию, высокую честь помереть под верблюжьими копытами нам никто уступать не хотел. Худо-бедно уговорил.

Потом начались очередные проблемы, но уже с обратным знаком. Подготовка позиций для битвы заранее тут также проходила по разряду магии. Так что копать ямы и вбивать колья было предложено шаманам, которые что-то в такой магии смыслят. Что, в переводе с нагло-местного наречия, означало — сам Дебил и вкалывай.

Но тут уж впрягся Леокай, которому я суть этой «магии» объяснял еще два года назад, и как-то так повлиял на зарвавшихся Вождей-Царей. …Причем сделал это столь блестяще, подчас умудряясь сочетать в одной фразе и угрозу, и лесть, и обещания, что я чуть слюной не истек от зависти. Силен был дедушка Леокай! Ох, силен!

Еще внезапно проблем подкинул Мокосай. Ему надо было реабилитировать перед всем миром свое царство за грехи предшественника. Ибо клеймо «негостеприимного хозяина» все еще довлело над этим народом, а некий шаман обещал ему, что пятно это можно смыть кровью в Великом Сражении. …Собственно за этим он сюда и пришел. А для того чтобы смыть пятно, подвиг, который должны были совершить иратугцы, должен быть воистину грандиозен и запоминающийся. Так что я (все время я) обязан был ему этот подвиг обеспечить.

Я пообещал, что сделаю. Потом мы еще ругались и спорили часа три, а потом пошли вручную изменять ландшафт местности, обеспечивая себе безоговорочную победу.

И вот… Нет, не на следующий день, а еще через два дня, которые понадобились Орде, чтобы неторопливо дойти и расположиться на берегу озера, поставив свой лагерь километрах в десяти от нашего.

По местным меркам — это уже было почти в упор. Учитывая, что даже наш временный и оттого суперкомпактный лагерь раскинулся не меньше чем на три-четыре квадратных километра. …Скотину надо кормить. Да и не любят местные ребята чересчур близкого соседства даже с хорошими друзьями.

…И вот тут мне словно кто-то отвесил увесистый и звонкий подзатыльник! Я даже вскочил с шкуры, изображающей мою постель, и начал испуганно оглядываться по сторонам.

…Вот ведь гадство… и отсутствие реального опыта управления такими массами народа. Все продумал. И кто где стоять будет, и какие действия смогут предпринять аиотееки, сигналы, команды и даже пути возможного отхода догадался наметить.

…Вот только не продумал, сколько времени нам понадобится, чтобы выйти на поле боя!

Народ-то местный, как наши, так и, насколько помню, аиотееки, просыпаются обычно с первыми лучами солнца. Не раньше и не позже. …Инстинкт у них такой за долгие тысячелетия эволюции выработался.

И что это значит? А значит это, что проснемся мы одновременно с аиотееками и начнем неспешно собираться, готовясь к битве. Тут-то аиотееки и вдарят!

Почему я решил, что именно тогда они и вдарят? Ну, во-первых, опыта построения войск и проведения больших битв у них намного больше. Так что пока наши только успеют проморгаться и подумать о начале построения, аиотееки будут уже готовы. Готовы просто потому, что у них гораздо больше опыта в подобных делах. …Это как я первый раз надевал доспех, путаясь в ремешках и завязках, а теперь влезаю в него чуть ли не быстрее, чем в обычную майку Там. А с ремешками и завязками справляюсь чисто автоматически, думая о чем-то абсолютно другом.

Так что мы, какими бы опытными вояками себя ни считали, по сути своей еще настоящие желторотики. И потому, даже начав одновременно, к финишу наверняка придем с заметным опозданием. А много ли надо вражескому войску, чтобы пройти эти жалкие пять-шесть километров и ударить по только начинающим выстраиваться войскам? Час, максимум — полтора.

А то и вовсе, пройдут аиотееки столь оберегаемую и «минированную» горловину хотя бы силами кавалерии до того, как мы успеем занять свои места, и обрушатся на едва проснувшийся лагерь. И мало того что все подготовительные работы прошлых дней подут насмарку, так еще и бить нас будут не как «цивилизованных» воинов, умеющих и воевать и погибать в строю, а как тупую толпу дикарей. Обидно вдвойне!

…А еще я помню разговоры с Эуотоосиком и нравоучения-похвальбы Асииаака, что «аиотееки нападают на врага подобно ястребам и соколам — стремительно и беспощадно».

Так что тут никто не будет долго и нудно ждать, пока противник соизволит встать в позитуру и отсалютовать клинком. Все-таки, какой бы несовершенной ни была верблюжья кавалерия, а наличие дополнительных четырех длинных и сильных ног, подразумевают стремительность и скорость. Это другой тип мышления и совершенно другая стратегия войны — ставка не на силу, а на скорость…

Вскочил, глянул на луну, время было самым неподходящим. Чтобы быть готовым к битве на рассвете, надо встать за пару часов до него. А пока что у нас только начало ночи, и до раннего подъема еще часов пять.

…И что мне делать эти пять часов? Ложиться досыпать, проворочаться полночи от волнения, довести себя до изнеможения и отрубиться, чтобы проснуться как все на рассвете, прошляпив нужный момент?

Или намеренно не спать всю ночь, чтобы потом идти в бой с тяжелой головой и слипающимися глазами? …Вот ведь ж блин! — все детство считал, что будильник это самое ошибочное изобретение человечества, без которого ему было намного проще жить. А вот теперь горько жалею, что такого будильника у меня нет. …Блин, что же делать, чтобы и войско наше не подвести, и сынишку сиротой не оставить.

О! Кстати!!!! Растолкал Улоскат и велел ей бдить всю ночь возле сынишки, а меня разбудить когда луна окажется во-о-он над тем вон холмом. Зачем все это, объяснять не стал. Пусть тревожится, тогда точно не заснет. Понимаю, что жестоко и нехорошо, но что поделаешь, я ведь не из большой душевной подлости все это делаю и не ради тупого прикола. Для всех стараюсь! …Сколько же идиотской суеты из-за отсутствия такой простой и обыденной вещи, как будильник, изобрести что ли? …Чтобы меня возненавидело все местное человечество…

Импровизированный будильник сработал, как надо. Встал, потрепал сынишку по начавшим отрастать заново черным волосенкам и велел Улоскат ложиться досыпать. «Угроза, мол, миновала».

А сам пошел расталкивать Лга’нхи, поскольку мне, дескать, послание от Духов ночью пришло.

Хотя и намного раньше обычного срока, но поднимались ирокезы довольно легко, тут те, кто долго и крепко спит, частенько уже не просыпаются вообще.

Затем от лица Главнокомандующего были посланы гонцы к Вождям. К Леокаю пошел лично Лга’нхи, а я пошел поднимать Мокосая. Был неоднократно послан и обруган как охраной, так и монаршей персоной лично, но цели своей добился и пошел дальше вершить свое черное дело.

К тому времени, когда я добрался до костра Мсоя, лагерь иратугцев уже негромко гудел и шевелился. Так что среди почти родных мне олидикианцев проблем не возникло. Они уже обратили внимание на шум у соседей и были готовы к подобной подляне.

…Дальше описывать не буду. Суета, объяснения, споры, ругань… Внезапно возникшая проблема, как в темноте подать дымовой сигнал на противоположный берег озера, где спрятался лодочный десант… Общий тупизм, в связи с тем, что не дали доспать самые сладкие предрассветные часы…

И дикий восторг и самодовольство, когда спустя три часа, едва успев занять позиции, мы заметили розоватые отблески восходящего солнца на доспехах двигающихся к нам аиотееков.

Это был подлинный триумф! Даже Леокай посмотрел на меня с немалым уважением. Ведь сделай мы как обычно — вместо грандиозной Битвы наши тушки просто стоптали бы верблюжьи копыта непосредственно в лагере.

Теперь аиотееки не торопились. Поняв что «сюрпрайза» не получится, они встали метрах в двухстах от нашего строя и принялись разглядывать и нас и пространство что лежало между двумя армиями.

И что же они увидели? Очень сильно надеюсь, что, к своему немалому изумлению, они увидели не толпу дикарей, размахивающую копьями и истерично орущую, а стройные оикия, перегородившие проход одной линией в четыре шеренги. (Вообще-то именно в таком строю мы воевать не собирались. Но аиотеекам об этом знать пока не стоило).

…Увы, было нас тут совсем немного — тысяча с небольшим человек. Не больше.

А больше и не получалось. Всех песиголовцев с частью степняков я отправил в холмы, чтобы не болтались под ногами, а дружины прибрежников под предводительством адмирала Кор’тека должны были десантироваться в нужный момент в тылу врага.

И да, еще иратугцы отдельно готовились к своему подвигу.

Но, господа хорошие, во времена, в которые мне выпало попасть, тысяча с лишним человек — это уже огромное войско. Самих аиотееков было дай боги тыщи три, не больше, а скорее даже меньше, две — две с половиной тысячи. И думаю, что за все время своего похода они впервые встретили на своем пути настолько грозного неприятеля. Повод задуматься!

А еще они увидели будущее поле битвы.

Некоторое, пусть и несвойственное истинно московскому интеллигенту, но все же живущее в каждой человеческой душе тщеславие подзуживает меня сказать, что аиотееки очень сильно удивились тому, что увидели. А именно, здоровущая, почти километровая диагональ рвов и рогаток, идущая от холмов к середине прохода, словно бы отсекающая аиотееков от свободного пространства и еще сильнее сужающая проход.

…Честно говоря, хрень сплошная, а не препятствие. И пусть выкопано все строго по документальному фильму про римские легионы, то есть сначала рвы, затем насыпь и натыканные в нее рогатки, мешающие перескочить препятствие одним легким прыжком… Но надо учитывать руки тех, кто копал. Так что рвы, прямо скажем, были неглубокие (от полуметра до метра глубиной), валы соответственно невысокие, а рогаток, совсем не так много как хотелось бы. И по-хорошему, десятку нормальных саперов понадобилось бы не более получаса, чтобы сделать широкие проходы в этих декорациях.

Вот только саперов-то у аиотееков не было! И вообще я больше рассчитывал не столько на «непроходимость» этой обороны, сколько на вполне понятную робость перед неизвестным, и нежелание лезть на рожон.

Раньше-то аиотееки с подобными вещами не встречались. Сами они любили воевать на просторе и не ограничивали сами себя в возможности маневрировать. А покоренные племена, как правило, захватывались настолько быстро, что не успевали продумать антиверблюжью тактику.

Что-то похожее, возможно, применялось против них в горах, благодаря обилию естественных препятствий. Но тут-то ведь чистая Степь! Да и тех аиотееков, что столь долго осаждали Наши горы, в этой Орде не было, они все ушли под Вал’аклаву. А что применяли горцы с того края моря, так и осталось неизвестным. …Но из разговоров с Эуотоосиком я точно (насколько можно доверять рассказам пленника) знал, что идея полевых укреплений аиотеекам не известна. …Чем и решил воспользоваться.

…Я оказался прав. Парочка разведчиков-оуоо подъехала к моим рогаткам-рвам, сначала попыталась перескочить их на верблюдах, потом повторила попытку в пешем состоянии. …Не без некоторой опаски, но в общем-то без проблем, чай не Великая Китайская Стена, перепрыгнули через ров, попробовали подергать рогатки. Но они мало того что были вкопаны в землю, так еще и связанны между собой. Как-то все странно и непривычно.

Короче, штурмовать тут — это превращать благородную битву в низменное ковыряние в земле. Фи! Тем более что войско, противостоящее Орде, это не другая Орда, а бестолковые дикари, нахватавшиеся некоторых замашек от своих господ. Так что надо лишь ринуться вперед и ударить по самому слабому месту — самим людям. А потом уже можно и порезвиться на ошметках вражеского лагеря, пока дисциплинированные оикия добивают растерянного и испуганного врага.

Так думал я, глядя на стоящих не так уж и далеко аиотееков. …Забавно, но местные встали бы еще ближе — метрах в сорока-тридцати от нас, а эти предпочли большую дистанцию, видать, чтобы у верблюдов было место для разгона.

…Да. Место было, а самого разгона нет. Уже минут тридцать стоим, а никто ничего не предпринимает.

— Говорил же я тебе, что самим первыми нападать надо! — В сердцах нервно бросил мне Лга’нхи.

— Так они того и добиваются, — не менее нервно отбил я подачу, готовясь опять пересказывать все вчерашние аргументы. — Потому и стоят, ждут, когда мы на них набросимся, выбравшись из-за укрепленного места. Так им будет удобнее нас побить.

— Ну так и что, так и будет тут стоять?! — Подключился к беседе Мокосай, решивший до начала битвы потусоваться при штабе (небось на штабной обед надеялся. Фигушки).

— Будем. — Спокойно, но многозначительно ответил Леокай, и никто из десятка тусующихся с нами Царей и Вождей, больше спорить не осмелились.

— Надо бы в холмы людей послать. — Неуверенно сказал я. — Поглядеть, что Эти делают. Может они в обход решили пойти…

— В горах тоже наши люди есть. — Спокойным и чуть насмешливым голосом оборвал мою нервную болтовню Леокай. — Сам же их туда и послал. Уж коли они аиотееков увидят, мы это услышим.

…Ну, собственно говоря, да! — Такие возможности уже обговаривались на Совете. Но нервозность от этого долгого ожидания прямо на поле боя выбивает из мозгов все остатки разумности. Вот и ляпаю разную хрень…

Так мы и стояли еще наверное не меньше получаса. И клянусь, эти полчаса были самыми мучительными за всю битву.

…А вдруг противник не просто так выжидает, когда мы сделаем ошибку? Вдруг он послал свои войска в обход? …Вырезал за ночь песиголовцев в холмах и теперь подкрадывается, чтобы ударить нам в спины? Эти и еще множество похожих мыслей колотились в моей голове, вызывая трудноподавляемые приступы паники.

И вот наконец, к моему невероятному облегчению, противник смекнул, что эти «неправильные» дикари не ринутся, завывая и улюлюкая подобно «правильным» дикарям, прямо на копья оикия, чтобы затем быть раздавленным фланговыми ударами и добитыми зашедшими к ним в тыл оуоо, и решили наконец действовать сами.

Над их строем пронесся неизвестный мне певучий сигнал, продублированный десятками голосов, и от разных отрядов вперед начали выезжать воины, видимо, желающие принять участие в атаке. …Это у них оказывается тоже дело добровольное. Потому как я заметил, что при каждом отрядике, как правило, остается несколько воинов, наверное, управлять пехотой.

Значит будет кавалерийская атака! Я, в принципе, так и думал, но ведь была и вероятность, что аиотееки пошлют вперед оикия-забритых для расчистки пути, а это уже подразумевало совсем другую стратегию.

Ударил кол’окол, привлекая внимание командиров, а я, судорожно схватившись за связку сигнальных флагов, начал выбирать нужные, передавая их Лга’нхи и Мокосаю. Те начали махать, и войска зашевелились, делясь на три группы.

Мы, ирокезы, вышли чуть вперед, поплотнее, как пробку в бутылку, вгоняя себя в проход. Справа нас защищала линия укреплений, а слева — топкий берег, по которому верблюды не пойдут.

…Группа, состоящая из олидиканцев с подкреплением из Спаты, Тиабага и Оглики, отошла на полсотни шагов назад, слегка заходя за спины ирокезов и встав этаким уступом. Это для того, чтобы в случае прорыва ирокезского строя, суметь занять врага приятной беседой, в смысле, дракой, не позволив ему развернуться и ударить нам в спину. А в случае подхода пехоты, их задача была держать левый фланг.

Улотское воинство, как самый многочисленный отряд и приданные ему для усиления бойцы Дарики, сделало хитрый финт ушами, развернувшись примерно на сорок пять градусов, так, чтобы ближний нам конец строя заходил за нашу спину, опять же, контролируя возможный прорыв кавалерии. А дальний конец зашел за линию рвов и рогаток и при этом разбился на отдельные оикия. В случае, если нам удастся остановить оуоо, так им легче будет пройти сквозь рогатки и помочь добивать врага.

Ведь по моему замыслу, разгром первых отрядов оуоо должен быть быстрым и максимально эффектным, чтобы наши тайные союзники в стане врага убедились, что мы достаточно сильны, чтобы они не продешевили, встав на нашу сторону. …Собственно, это и будет для них сигналом к началу действия. Потому-то я искренне надеялся, что аиотееки начнут с атаки оуоо, а не попытаются завалить нас телами забритых.

…А пока совершались все эти перестроения, враг уже двинулся в нашу сторону. Две с лишним сотни верблюдов сначала неспешным шагом, а потом все ускоряясь, понеслись в нашу сторону… И это было действительно жутко, не сравнить с атакой десятка-другого кавалеристов.

Земля дрожала под копытами, передавая эту дрожь коленкам и рукам, держащим оружие, а вслед за конечностями застучали и зубы, тем самым донося до головы пожелание всего организма бросить всю эту затею к чертям собачьим и бежать восвояси пронзительно визжа и моля о пощаде.

…Я бы наверное и бросил, и побежал. Но к тому времени, поскольку числился не на должности Главнокомандующегоо, а всего лишь его советчика, уже был вынужден занять свое «штатное» место на правом фланге, вторым после оикияоо в первой шеренге, чуточку сожалея, что, в виду большой занятости на должности шамана, отдал свое место оикияоо старому приятелю Трив’као. …Ведь крайнему с правого фланга так легко убежать, не будучи зажатым со всех сторон плечами товарищей.

Но увы, сделанного не вернешь, так что мне оставалось лишь покрепче стиснуть зубы и ухватиться за протазан. Думаю, меня била мелкая дрожь, но вряд ли кто это замечал, напряжение было чудовищным.

Первый несущийся на нас верблюд был уже где-то метрах в пятнадцати, когда земля под его лапой провалилась, и мне показалось, что, сквозь общий грохот копыт и истеричный визг этого огромного животного, я расслышал хруст ломающейся в ноге кости. Старые добрые ямки в земле, прикрытые сверху дерном, сделали свое доброе дело, подобно бронежилету приняв на себя большую долю энергии вражеской атаки. И будь врагов полсотни-сотня — мы бы уже вполне могли записывать себе очередную победу. Но их было за две сотни всадников, так что, когда первые неудачники заполнили своими телами ловчие ямы и порвали натянутые на высоте колена веревки, едущие следом либо пройдя по головам своих товарищей, либо обогнув кучу малу, ринулись на нас.

Ну да хоть скорости у них были уже не те, вместо скачущего галопа — неспешный шаг.

Засмотревшись на подъезжающего врага, я чуть не пропустил сигнал Гит’евека, но легшее на плечо здоровенное древко подсказало опуститься на колено.

Мы стояли шеренгами по три. Первые ряды встали на одно колено, выставив перед собой копья и протазаны. А на наших плечах лежали примерно шестиметровые заостренные колья, которые держали бойцы второй шеренги, не позволяющие всадникам приблизиться к нам. Вторая шеренга тоже опустилась на одно колено. …А третий ряд, повинуясь командам оикияоо, пустил в ход бумеранги.

…Бросок, команда, и я рвусь вперед, втыкая оружие в приглянувшееся тело, и успеваю вторым ударом подрубить верблюжью ногу.

Снова на плечо мне ложится тяжелый шест, не позволяющий врагу приблизиться к нашему строю.

И снова команда, и снова две первых шеренги стоят на колене, ощетинившись остриями копий, и опять над нашими головами свистят тяжелые дубинки. …Команда, и опять я несусь вперед, стараясь по максимуму использовать мгновения растерянности противника.

…На этот раз получается не совсем удачно, прямо передо мной падает верблюд и начинает, издавая бешенные крики, судорожо сучить ногами. Пройти через такую преграду почти немыслимо. Но снова певучий сигнал, свист бумерангов, сзади напирают, и приходится бежать прямо на эти дергающиеся ноги и озлобленно оскалившуюся пасть. И как результат, пинок копытом в брюхо.

Спасибо толстой коже панциря, смягчившей и распределившей энергию удара на все тело, благодаря чему мой ливер не превратился в плоскую лепешку с отпечатавшимся логотипом верблюжьего копыта посередке. Вместо этого, так подло и не вовремя нанесенный удар придал всему телу изрядное ускорение, и я, изображая ядро, пролетел сминая наши ряды куда-то за спины бумерангометателей и некоторое время пролежал там за спинами, судорожно вспоминая, как надо дышать. При этом, несмотря на то что не мог ни вздохнуть, ни выдохнуть, оставался в полном сознании и даже с ясным умом, так что прекрасно видел и осознавал все, что происходило уже без моего участия.

Увы. То ли выучки нам не хватило, то ли этот дрыгающий лапками верблюд и впрямь оказался настолько непреодолимой преградой, но так хорошо начавшаяся атака застопорилась, и стройные ирокезские ряды слегка смешались.

Аиотееки были слишком опытными вояками, чтобы не воспользоваться нашим замешательством и не постараться отыграть потерянные очки.

…И вполне может быть, что это бы им удалось. Но тут улотские вояки разобрали рогатки, перелезли через ров и ударили с фланга. И ударили весьма хорошо, поскольку опыт войны с верблюжатниками у них был, к тому же чуть ли не целые отряды имели на вооружении протазаны, которыми так удобно сдергивать всадника со спины животного или подрубать бедолаге верблюду ноги.

Но и со стороны аиотееков к месту заварушки быстрым шагом приближалась вражеская пехота, готовая ударить во фланг теперь уже улотским частям. И увидев это, я, грозно заверещав, выхватил топорик (искать вылетевший из рук протазан было некогда) и ринулся в битву.

…Или скорее, вокруг битвы, потому что на руках многих наступающих вражеских оикия я заметил повязанные жгуты из белой, выцветшей травы. Очень разумное решение, надо сказать, потому как давая Гок’рату через Лив’кая инструкции, как его люди смогут обозначить свою приверженность идеям дружбы с ирокезами, я пошел по пути банальных литературных штампов и даже не подумал, чьи именно простыни и наволочки им придется разорвать (а сначала наткать полотно, отбелить ткань и пошить эти несчастные наволочки), чтобы наделать себе белых нарукавных повязок.

Чтобы обежать всю свалку из человеческих и верблюжьих тел, бешено машущих друг на дружку копьями и копытами, пришлось сделать круг чуть ли не в километр. Да еще и по пересеченной местности, да еще и с отбитым нутром. К тому же, где-то посреди пробега, мою мечущуюся тушку заметил какой-то злобный аиотеек и попытался было погнаться следом, но быстро отстал, переключившись на более достойные мишени, удовлетворившись лишь убийством пары миллиардов моих нервных клеток. Так что, когда я выскочил между оикия наступающих аиотееков и разворачивающихся им навстречу воинов Леокая, все что я мог, это демонстративно задыхаясь корчить злобные рожи и размахивать руками.

…Ну, хотя бы улотских это точно остановило. Благо они уже знали Великого Шамана Дебила не только в лицо, но и как источник всяческого геморроя, занудства и проблем. …Думаю, улотское «лыцарство» все еще продолжает подсознательно именно меня винить за свое превращение из славных спортсменов в серенькую пехоту, и потому предпочло лишний раз не связываться.

Чуть сложнее оказалось с «забритыми». Оно, конечно, повязки на руках у них присутствовали, но вот ни одного знакомого лица что-то не наблюдалось. А я, признаться, очень надеялся увидеть выскочившего из вражеских рядов лично Гок’рата, уверяющего меня в своей лояльности и преданности великим идеям Ирокезианства.

Увы, это были совершенно чужие люди, смотревшие на меня, мягко говоря, настороженно и по какой-то загадочной причине наставляющие на мою скромную персону наконечники своих копий.

Ничто так не способствует скорейшему восстановлению организма, прибытку жизненных сил, а временами и очистке кишечника, как настойчивое внимание со стороны множества тычущихся в тебя наконечников копий. Это я вам как практикующий Шаман-целитель говорю. Уверен, что модная в мои времена иглотерапия — это всего лишь выродившийся и измельчавший вариант старой доброй каменновековой копьетерапии, с помощью которой на протяжении сотен веков решали свои проблемы наши предки.

Короче, сеанс лечения прошел удачно, сразу прорезался пусть и чуточку испуганно-визгливый, но все же голос, а дыхание… когда в вас тычут столько копий сразу, говорить вы сможете и без всякого дыхания.

Я и начал говорить. Или скорее даже орать имена Гок’рата, свое и Лга’нхи. И фразы вроде «ирокезы-ирокезы-ирокезы», «ирокезы и забритые — братья навек» и даже секретный пароль «дебилы всех стран — соединяйтесь». При этом показывал на гребень своего шлема и пытался своим не столько шершавым, сколько корявым языком мимики и жеста донести до «белорукавников» мысль о своем дружелюбии и почти родстве с каждым из них.

Меня вроде бы поняли. Многие лица разгладились, и вроде кое-где даже начали проступать улыбки. А один из аиотееков даже подскочил ко мне почти в упор и ткнул копьем…

…Пока одна рука рефлекторно отбивала удар «тигриной лапой», а вторая отмахивалась от супостата топориком, в голове всплыл давнишний Тамошний анекдот. — Некий мужик, путешествуя по Африке, встретил хромающего слоненка. Вытащил у него из лапы огромный шип, замазал ранку зеленкой, забинтовал, и слоненок радостно побежал дальше по саванне. И вот спустя многие-многие годы пришел тот же мужик в цирк и увидел на арене выполняющего трюки слона. Слон тоже увидел мужика, бросился к нему на встречу и… оторвал голову. — Вопрос, — почему слон это сделал? — Ответ, — …это был не тот слон.

…Мне бы догадаться, что крайний справа в первой шеренге, это скорее всего оикияоо из коренных, и особых проявлений дружбы мне от него дожидаться не стоит. И вот теперь приходится отбиваться от этого злобного вояки с копьем всего лишь одним топориком. И хоть бы одна сука помогла… Опять у них эти дурацкие стадные рефлексы, типа — два вожака бьются, кто победит, за тем и побежим.

…А это значит, что побеждать надо максимально быстро и убедительно. Хорошо хоть, что противник мне достался хотя и весьма вероятно опытный, но не слишком высокий и массивный. Росточком даже чуток поменьше меня и не слишком плечистый. Хотя уверен, под этим панцирем находится весьма жилистое и тренированное тело, раз уж его владелец сумел дослужиться до своего поста. Но до Лга’нхи этому мужичку далеко, а когда тебя гоняет такая мощь и скорость в одном флаконе, как мой названный брательник, чему-то да учишься. …Хотя конечно, длинное копье дает ему немалое преимущество, да и опыт…

Впрочем, с опытом будем бороться чисто по-ирокезски, нестандартными приемами, сочетая воинскую доблесть с новыми подлыми технологиями.

Отбивая следующий удар копья, перехватил древко свободной рукой чуть пониже наконечника. Тут либо сразу бить ответку, либо выпускать оружие из рук. Потому как местные копейщики прекрасно знали, что надо делать в таком случае, и чисто на автомате легко вырывали свое оружие из чужого захвата, да при этом еще и умудряясь либо порезать ладонь, либо опрокинув своего врага на землю.

Только я ведь не стал бороться за вражеское оружие, а просто отвел его в сторону, швыряя свой топор примерно под ноги противника. …Хотелось бы конечно в голову. Но нельзя, позорище жуткое. А мне еще за бумеранги перед всем Союзным воинством оправдываться. Так что пусть пока летит в ноги, даже если не заденет по конечности, то хоть отвлечет внимание врага на долю секунды. …Когда нечто летит, угрожая задеть организм, то для любого человека это повод хотя бы опустить глаза. Неважно, что говорят предрассудки насчет запретов на метание, этот рефлекс намного старше любых предрассудков.

А пока он рассматривает, что у него там внизу происходит, я прыгаю и лечу вслед за топором, и этих долей мгновения мне хватает чтобы преодолеть разделяющие нас полтора метра.

Долетел, двинул с левой чуть растерявшемуся аиотееку по морде тигриной лапой, следующим движением правой втыкая фест-киец под подбородок противника. И что характерно, попадаю!

Ух… Теперь содрать скальп, помахать им высоко подняв над головой в знак своей победы, и издать торжествующий рев.

…Мой рев послужил сигналом, и забритые издали не менее победный вопль, а в их рядах началась какая-то заварушка, видимо не все аиотееки, особенно те, что из коренных, были согласны с таким поворотом событий, и их сейчас настоятельно убеждали в нашей правоте, тыкая в спины кинжалами и лупя дубинками по головам.

Ура! Победа! Тем более что звучит сигнал кол’окола, привлекающий внимание командиров, …и пусть я не вижу флагов, но судя по барабанам, играется сигнал к атаке. Скорее всего для левого крыла нашего воинства. Их задача обойти дерущихся вдоль берега и окончательно добить врага…

Хренушки! Как обычно бросив вперед забритых, следом за ними шли коренные оикия. А у нас тут сплошной бардак и мешанина из дерущихся в тесной толпе людей. Щас как эти коренные вдарят по этой толпе, и она хлынет назад, сминая улотских вояк и пробивающихся сквозь почти уже добитых оуоо навстречу нам ирокезов. А потом начнется настоящее избиение толпообразующих младенцев стройномарширующими иродами. Что же делать?

Рявкнул-пропел команду строиться и развернуться навстречу подходящим супостатам, сомкнув ряды и образовав что-то вроде глубокого строя в четыре шеренги глубиной. Одновременно сигнализируя улотским воякам, что это мол наши, и, как заранее было оговорено перед битвой, тех, кто будет с белыми повязками на руках, не трогать.

Ага! Так вот меня сразу и послушали! Какой-то чужой дядька, хотя вроде и победитель коренного, но вдруг начинает выпевать аиотеекские команды, как-то это все того — подозрительно.

…Это хорошо еще, что они видят на мне шлем с гребнем из конских волос, а не родной брюнетистый ирокез, наконец сообразил я. И попытался продублировать команды на диалектах степняков и прибрежников. …Хотя в их языке аналоги четких аиотеекских команд были весьма приблизительными по смыслу.

Короче, к тому времени, когда мои подопечные начали шевелиться, подошедшая пехота уже ударила по толпе, в мгновение ока стерев из списков живых наверное не меньше трех десятков «забритых». Это естественно отрезвило выживших, но было уже поздно. Опомниться и придти в себя нам не дали, аиотееки перли железной стеной, с ритмичностью механической игрушки выкидывая вперед свои копья и нанизывая на них попавших под руку неудачников. Забритые дрогнули и побежали

Но я продолжал орать команды на всех известных мне языках, и постепенно вокруг меня образовался кружочек вояк, либо сообразивших что бежать некуда, либо просто обученных подчиняться командам. Вот с ними я и ринулся в бой, подхватив чье-то брошенное копье.

И поскольку мне было слишком страшно и реально показалось, что приходят мои последние минуты, я не стал церемониться, а перехватив оружие обратным хватом, метнул его в надвигающиеся ряды и бросился следом.

Копье попало, сделав узенькую брешь в сплошной линии копий и щитов. Я бросился в эту брешь и даже помню, как успел врезать топориком какому-то подвернувшемуся под руку вояке. Все остальное вспоминается уже очень смутно. Мелькание рук, тел, оружия, я машу топором и фест-кийцем, честно говоря не очень понимая кто тут враги, а кто друзья. И скажу честно, даже спустя годы этот момент снился мне в кошмарах, настолько все это было жутко и неприятно.

…Обычно-то в бою появляются некий дикий восторг и кураж, помогающие забыть об опасности, либо, наоборот, наступает душевное оцепенение, и ты смотришь на все происходящее будто бы со стороны. А тут я чувствовал каждый момент боя, понимал, что никакое мастерство не поможет уцелеть в такой безумной свалке, и дрался с отчаянностью обреченного на смерть. Но хуже всего было чувство ответственности за все происходящее. Именно оно и не давало забыться и просто упиваться дракой. Ведь если я в чем-то ошибся, цена за ошибку будет чудовищно высока. Несколько тысяч жизней, причем, среди этих тысяч, многие — мои друзья и родня… Забудешься тут!

Потом вдруг кто-то начал громко звать меня по имени… и я увидел прущего вперед Лга’нхи, рвущегося вперед и крушащего своим Волшебным мечом черепа заступающих ему дорогу людей. А за ним шла толпа ирокезов в пару десятков человек, тоже выкрикивающих мое имя словно боевой клич.

Впоследствии я узнал, что Лга’нхи, смотря на поле боя с холмика, на котором располагалась ставка Командования, увидел в какую задницу я попал и, презрев свои главнокомандующиские обязанности, скинул их на Леокая, а сам ломанул в битву на помощь мне. Пробился сквозь и так уже почти задавленных оуоо и ринулся на нового врага.

…Сквозь заливающий глаза пот и мутную пелену я даже залюбовался этим самым прекрасным из всех виденных мной зрелищ, идущих мне на помощь ирокезов!

Лга’нхи был подобен молодому Богу Войны, дорвавшемуся до родной стихии. Огромный, стремительный и залитый с ног до головы вражеской кровью.

Да он сейчас просто балдел от Щастья, это вам не вышагивать в тесном строю, дисциплинированно выкидывая вперед копье и подгоняя свои шаги и движения под общий ритм и скорость всего строя. Именно в такой свалке, тесной и яростной, когда противники вынуждены бросать копья и вцепляться в глотки противнику голыми руками, и проявлялись его лучшие бойцовские качества. Огромная сила, потрясающая скорость, дикарская ярость и выносливость, о которой даже марафонские бегуны могли бы только мечтать.

Одно только его появление сразу изменило ход всей свалки, враги перестали напирать и, кажется, даже сделали несколько шажков назад. И не удивительно, при виде этого прущего на тебя терминатора дрогнет сердце и затрясутся поджилки даже у самого матерого вояки. А когда еще за его спиной движется два десятка таких же крутых вояк, к тому уже умеющих действовать слаженно и четко, тут уж ни один строй не устоит.

…К тому же, как я узнал впоследствии, с правого фланга ударили войска Олидики и союзных Царств. И пусть они были не столь опытными и вообще впервые дрались строем, этого напора аиотееки уже не выдержали и сначала начали пятиться, продолжая сохранять строй, а потом уже и побежали россыпью…

Победа? Опять хренушки! Впереди еще стояли незадействованные в бою части аиотееков… Хотя нет, не просто стояли, напавшие с холмов песиголовцы отвлекали их внимание на себя, тем самым не позволяя влезть в драку… А это означало, что несмотря на тяжелое дыхание, дикую боль в груди и то, что руки отказывается не то что держать оружие, но даже подниматься, битва еще далеко не закончена, и злобный монстр-мучитель Лга’нхи уже строит выживших в оикия, видимо, не собираясь дать мне даже крохотныйтайм-аут, чтобы отдышаться и придти в себя.

— Ты как? — обеспокоенно оглядел мою тушку Лга’нхи, когда я, тяжело опираясь на чье-то подобранное копье, доковылял до него.

— Нормально… — Вяло ответил я и спросил, подсознательно пытаясь потянуть время. — Что делать-то собираешься?

Лга’нхи понял меня правильно и вместо героических слов о том, как он щас тут всех порвет, начал тыкать пальцами в расплывающуюся перед глазами даль и повествовать о своих планах.

— …Мы сейчас все вместе вперед пойдем и по тем вон, что прямо перед нами стоят, ударим. Мсой своих поведет вдоль берега и с одного боку их зажмет. А Мокосай, тем временем, со своими вдоль ограды пройдет и оттуда уже на врага ударит, как ты говорил, «в самое сердце». Так что мы их со всех четырех сторон давить начнем!

— С трех. — машинально поправил я.

— …С четырех, — возразил мне Лга’нхи, предварительно даже что-то пересчитав на пальцах. — Кор’тек и те, которые с ним на лодках плыли, уже в их стойбище дерутся.

— Откуда знаешь? — Продолжил я этот дурацкий спор, и так хорошо зная ответ.

— Так ведь видно же? — Удивленно ответил Лга’нхи. — Сам посмотри.

…Ну да, сволочь дальнозоркая. Ведь аиотеекский лагерь где-то на самом горизонте торчит. Что отсюда можно увидеть? Может там никакой драки и нет, а просто бабы хороводы водят. Но хренушки, если Лга’нхи говорит, что там драка, значит так оно и есть, как они умудряются так далеко видеть? Загадка!

— Ты это, — продолжил братец. — Сильно ранен-то?

— Ранен? — удивился я и, проследив взгляд Лга’нхи, заметил кровь, обильно вытекающую из пореза на левой руке.

Вот так вот и помрешь, не заметив в горячке боя, что давным-давно уже пора сматываться в госпиталь, вверяя себя нежным заботам врачей и медсестер.

Увы, не в этом веке. Тут такого не поймут. Тут раз можешь стоять на ногах, должен биться. Потому как, ежели перебьют твое племя, то никаких госпиталей тебе точно не светит. Так что вся забота, которую я смог, благодаря жалостному виду и морщащейся от боли физиономии, получить от соплеменников — Лга’нхи придержал конец бинта, которым я перематывал рану.

— Ты как, биться-то можешь? — Ломая каменновековые стереотипы, вдруг спросил меня Лга’нхи, видимо заметив, как меня покачнуло, когда я нагнулся, чтобы поднять упавшее копье.

— А куда я денусь, — злобно буркнул я в ответ. Потому как забота друга конечно была хоть и приятна, но и одновременно означала, что наш бессменный Вождь и Лидер считает меня слабаком. А я, признаться, больше всего на свете боялся именно этого — прослыть слабым, сразу утеряв весь наработанный с такими мучениями авторитет. — Кто вместо меня забритых поведет? — Широко расправляя узкие плечи, торжественно намекнул я на свою незаменимость.

— Могу и я…. — Хладнокровно ответил мне Лга’нхи

Ну да. Он может. Гит’евек будет командовать нашими и, поскольку опыта у него в этом побольше, такая замена будет только к лучшему, и оба прекрасно это знают.

Зато харизматичный и крутой Вождь и Герой, это как раз то, что нужно, чтобы повести за собой не очень хорошо понимающих что происходит забритых. Неприкрытая крутизна Лга’нхи, это как раз то, что нужно, чтобы внушить сомневающимся уверенность в избранном пути.

…А Шаман получается не нужен? Можно списать его на свалку, отправить в обоз быкам хвосты крутить да навоз собирать… Ну да, кому нужен старый, почиканный вражьими копьями и топорами зануда шаман, когда есть яркий и замечательный Вождь Лга’нхи. Он молод, высок ростом, плечист, блондинист и голубоглаз… Давайте отдадим ему всю Славу от нашей Победы и все Ништяки!

Сеанс злоботерапии помог, сил прибавилось, а в глазах появилось нужное выражение. Лга’нхи настаивать дальше не стал, хотя в его взоре и продолжало читаться сомнение. А когда я направился к все еще стоящим рыхлой толпой забритым, он направился со мной, зачем-то высвистав с собой Мнау’гхо и Тог’оксу, видать думая, что моего авторитета тут не хватит, и надо будет подкрепить его как своим лично, так и общеирокезским.

…Я бы конечно его прогнал на фиг. Но во-первых, как нам всем известно из истории, местничество на поле боя, препирательства и выяснения кто круче, никогда еще не приводило к положительному результату. А во-вторых, когда у меня за спиной Лга’нхи, я и впрямь чувствую себя значительно более уверенно, уровень моей харизмы, обаяния и внушения окружающим почтения к собственной персоне резко идет вверх. …И сам Лга’нхи к этому явлению не имеет ни малейшего отношения, просто это индивидуальная особенность моего организма. Когда рядом есть кто-то большой и готовый дать противнику по шее вместо меня, я резко смелею.

— Построиться. — Рявкнул я аиотеекскую команду. И видя замешательство на лицах забритых и понимая, что на сей раз в ее основе лежат чисто административные непонятки, продолжил. — Сбивайтесь в оикия с теми, кто стоит рядом, строй — три на четыре, те кто впереди, становятся по трое, остальные — пристраиваются за ними. Первый справа в первой шеренге — оикияоо. …Это временно, только до окончания битвы!

…В состоявшейся всего несколько минут назад драке эти забритые потеряли почти половину своего состава. …А может и две трети, прежние составы отдельных дюжин перемешались между собой, а командиры, бывшие по большей части из коренных, вырезаны руками самих же забритых. Короче — бардак и хаос.

Да еще и окружающая нас картинка нервировала преизрядно, уж меня-то точно.

Когда я оглянулся на поле прошедшей драки, мне даже стало нехорошо. Наверное, до сей поры этот мир никогда не видел настолько кровопролитной битвы. Уверен, только на этом вот пятачке уже лежало не меньше семи-восьми сотен тел… А ведь это, блин, по-хорошему — население целого местного города! И теперь это — Город Мертвых!

Эта картина еще будет мне сниться в кошмарах. Я даже в кино не видел столько трупов, не говоря уж о реальности. А в реальности труп выглядит и пахнет куда ярче, чем на экране. И самое ужасное, что в той груде тел еще полно живых, которых либо придется добивать, либо лечить… И естественно — мне!

Короче, об этом будем думать после победы, если к тому времени мне не проломят голову и будет чем думать.

— …Я есть — Великий Шаман Дебил! — Рявкнул я, глядя на более-менее разобравшихся по оикия и выстроившихся забритых. — Это — Великий Вождь Лга’нхи, чьего имени бояться аиотееки всех окрестных земель.

Мы сейчас поведем вас в бой. Кто будет хорошо драться, получит богатые дары и возможность стать ирокезом. Кто будет драться плохо, того мы выгоним в степь, и пусть идет куда хочет… но только на север либо на запад. Юг и Восток — только для племен, состоящих в Великом Союзе!

Все понятно?! Тогда пошли. Вы должны выполнить любой мой приказ, или приказ моего Вождя, или приказ любого ирокеза, на голове которого есть шлем с такими вот волосами… Трусов и паникеров буду расстреливать на месте лично! Вопросы есть?

— А как это, «расстреливать»? — Нашелся таки любитель задавать глупые вопросы.

— Ты разве плохо слышал меня, оикия? — Рявкнул я на него. — Ты слышал, как я говорил, что меня зовут «Великий Шаман Дебил»? И после этого ты осмеливаешься спрашивать меня о моем страшном-страшном колдовстве? Глупец, только одно лишь объяснение «что такое расстреливать», приведет к твоей смерти и смерти всей твоей родни. Ты правда хочешь его услышать?

Понты сработали и на этот раз, умник заткнулся, а я, видя нетерпеливый взгляд Вождя, скомандовал начать атаку…

Увидев наше приближение, аиотеекская пехота образовала некое подобие каре, а оставшиеся кавалеристы собрались в отдельный отряд.

…Забавно, но мы не имели ни малейшего представления, как действовать, когда оикия противостоит не толпе дикарей и не всадникам-оуоо, а точно таким же оикия. Для нас это было внове, так что придется учиться непосредственно на поле боя.

Мы начали наваливаться на вражеские ряды, отчаянно тыкая впереди себя копьями и стараясь удерживать строй. Если наш «навал» как-то и подействовал на врага, то этого было почти незаметно, они слегка колыхнулись, не столько отходя назад, сколько делая плотнее ряды, и уперлись ногами в землю.

Несколько минут продолжалось это противостояние, затем аиотеек — командующий оикия, сидящий позади строя на верблюде и хорошо видящий все поле боя, пропел приказ к атаке, и нам пришлось постараться выдержать ответный навал.

Устояли… почти все.

Ирокезы устояли. Улотцы устояли. Даже олидиканцы вполне себя устояли. …И только мои забритые попятились и смешали ряды. Их трудно за это винить. У большинства из моих подопечных были лишь деревянные копья, и почти не было доспехов. К тому же собранные с бору по сосенке несыгранные оикия не имели шансов против свежих еще не побывавших в бою войск противника.

Опять пришлось рвать глотку, пытаясь привести своих вояк в чувство и восстановить строй. А аиотееки все перли и перли, и ситуация становилась критичной.

Тут-то Лга’нхи, издав боевой вопль, прыгнул на вражеские ряды и закрутил Волшебным Мечом, сметая подвернувшихся под руку бедолаг. В образовавшуюся брешь двинулись ирокезы, и началась очередная дикая месиловка. Причем та легкость, с которой наши крушили вражеские ряды, явно навела меня на некую мысль.

Аиотееков-оуоо учили драться в строю, в строю, строю и еще раз в строю. По себе помню, из множества тренировок, на которых меня гоняли пока я был в плену, все они проводились в строю. Да и не удивительно, хорошая выучка и сыгранность оикия добываются тяжким трудом и беспрестанными тренировками.

Так что индивидуальная подготовка бойца практически отсутствовала. Для разборок один на один существовали оуоо, а дело оикия — изображать из себя винтики и колесики военной машины аиотееков.

Так что, когда строй ломался, аиотееки-оикия резко теряли свою крутость. Вечная проблема узкой специализации.

Вот только взломать этот строй, как раз благодаря многочисленным тренировкам, было очень непросто, вот у нас лично не получалось — в то время как ирокезы теснили врага, а остальные войска Союза удерживали их напор, мы безнадежно пятились назад.

Да, признаться, и у ирокезов дело обстояло не так легко. Благодаря созданной каким-то доисторическим деятелем структуре, аиотееки быстро смогли восстановиться. Пока наши дотаптывали те две оикия, что попали под их удар, соседние просто слегка отодвинулись, развернув крайние ряды, и вновь ощетинившись копьями.

…А вот позади их строя…

Собственно говоря, я, и в виду своего ранения, и в виду сообразительности, в первые ряды своего войска не полез. Ну их нафиг, еще убьют, и кто будет командовать? Мне как-то больше нравится руководить из-за спин забритых, время от времени взбираясь на плечи Мнау’гхо и оглядывая окрестности с высоты.

…Вот потому-то я, наверное, первым и заметил, что отряд всадников-оуоо, до сей поры мирно стоящий позади строя своих оикия, явно готовится ударить по не в меру набушевавшимся дикарям, собиравшихся прорвать строй аиотееков.

…Блин, и как же мне предупредить Лга’нхи?

— Тог’оксу, — рявкнул я. — Беги как можно быстрее, скажи Лга’нхи или Гит’евеку, что верблюжатники готовят удар оуоо прямо по ним… Только по дороге в драку не ввязывайся.

Тог’окусу кивнул и помчался… Насколько это вообще было возможно в подобной ситуации. А верблюжья кавалерия уже начала разгон. Кажется, тот факт, что перед ними еще остались свои недобитые части, благородных рыцарей нисколечко не останавливало. …В принципе правильно, если ирокезы прорвут строй, погибнет куда больше народа, но вот я бы наверное так не смог, атаковать врагов сквозь собственные ряды…

Тог’оксу почти успел. Но почти не считается, разогнавшийся отряд оуоо вломился в наши ряды, и я с ужасом увидел, как после удара копьем падает Лга’нхи. Разумеется ирокезы бросились на выручку своему Вождю. Копья, дубинки, топоры и кинжалы на месте его падения замелькали с такой скоростью и такой интенсивностью, что со стороны это начало смотреться каким-то голливудским спецэффектом.

Я наконец очнулся от шока и, громогласно заорав, чисто рефлекторно шлепнув пятками по бокам Мнау’гхо, на шее которого сидел, придал ему направление на вражьи полчища и, пробившись во второй ряд нашей пехоты, стал разить копьем сверху вниз продолжающего напирать врага, бешено матерясь при этом и вереща сигнал «в атаку». Увы, но это сейчас было единственное, чем я мог помочь другу.

Оикияоо с противоположной стороны так же напевали тот же приказ, и встречные навалы фактически вдавили первые шеренги противоборствующих войск вплотную друг к другу. Мы давили строй на строй, пытаясь спихнуть врага с позиции или сбить с ног. Единственным, кто мог работать в этой обстановке копьем, был я, все еще сидящий на плечах своего верного коня. И это сразу почувствовали четверо-пятеро вражеских бойцов, которых я смог убить почти безнаказанно, пока в задних рядах аиотееков не заметили этой подляны, и там тоже не нашлись ребята, способные махнуть копьем.

Так что вскоре я и сам не столько разил, сколько отмахивался. Причем умница (впервые в жизни так его назвал) Мнау’гхо поднял свой щит как можно выше, закрывая от ударов свое лицо и мой живот, благодаря чему я, наверное, и выжил.

А вот в плотно сдвинувшихся передних рядах вместо копий в ход активно пошли кинжалы и дубинки, в результате чего, время от времени, после удачного удара в область паха или бедра или схлопотав дубинкой по голове, падал один из участников свалки, а давление задних рядов мгновенно вытеснял на его место стоящего сзади бойца, вынужденного теперь топтаться на теле истекающего кровью товарища.

Напряжение боя было колоссальным. Если эта битва не войдет в историю, воспетая в тысячах баллад, то можете больше никогда не называть меня Дебилом. Вряд ли кто-нибудь когда-нибудь до нас совершал в этих местах настолько массовое кровопролитие, и вряд ли когда-нибудь на кону стояло так много.

…И вдруг враг дрогнул! Дрогнул, потому что справа, пройдя за линией рогаток, с фланга ударили части иратугцев. …Мокосай, в качестве особого бонуса, получил задание ударить врага в самое сердце. Я ему так и сказал: «Сможешь перебить Вождей аиотееков, считай, что пятно позора со своего царства смыл». А Леокай подтвердил это утверждение. Так что сейчас все доблестные рыцари Великого Иратуга, в своих лучших доспехах и с лучшим оружием, рвались сквозь ряды аиотеекских оикия к тому месту, где на своих верблюдах сидела горстка оуоо в богатых доспехах, и развевался самый большой бунчук.

А иратугское воинство — это вам не наезды песиголовцев. Эти деревянными кольями не машут и костяными томагавками по бронзовым шлемакам не бьют. Да и мотивация у ребят была соответствующая. А напор яростным и свирепым, чему сильно способствовали сохраненные до решающей фазы силы не успевших утомиться в предыдущих схватках бойцов.

Некоторое время враг еще сопротивлялся, а потом начал отступать… Медленно и неохотно, попутно умудряясь перестраиваться в более плотные и глубокие порядки. Кажется, ребята собирались отходить к своему лагерю, где, прикрывшись с одной стороны озером, попытаться взять реванш.

Но тут произошло второе чудо дня. В задних рядах аиотеекского строя началась какая-то возня, перешедшая в драку. Потом раздались панические крики, строй потек мелким, но все более усиливающимся ручейком беглецов, а потом бегство приняло массовый характер.

Среди этого моря паники еще оставалось несколько островков сопротивления, сохранивших спокойствие и строй, но и они пусть медленнее, но таяли, отступая под напором взбодрившихся Союзников.

Я видел, как немногие оставшиеся в живых оуоо мечутся среди бегущих, пытаясь остановить их, собрать в отряды и развернуть на наступающего врага. …Отчаянной смелости люди, почти все они были затоптаны или проткнуты копьями своих же солдат.

Но и это еще не было концом битвы. Большинство из наших, благополучно выдержавшие напор врага и сохранившие строй во время вражеской атаки, при виде бегущих забыли все, чему их учили, и ринулись вдогонку за удирающими противниками, дабы халявными скальпами пополнить баланс Маны и урвать добычу.

Но не все бегущие соглашались так легко расстаться со своими волосами и жизнями, так что бой распался на множество мелких поединков, продолжавших забирать человеческие жизни, как вражеские, так и наши.

…А еще, в начавшейся заварухе стало невозможно разобраться, где свой, а где чужой. Потому как для дикарей, привыкших знать всех своих товарищей в лицо и даже просто по фигуре, все чужие начали казаться врагами. Так что я не удивлюсь, что немалая толика убитых «союзников» легла на совесть их же товарищей… Но что уж тут поделаешь?

В общем, хаос и бардак в чистейшем виде. И будь сейчас у аиотееков хоть одна свежая часть, которую можно было бы бросить в атаку, хана бы нам всем. Передавили бы как цыплят.

Но части не было, а была паника и бегство. Большая часть союзных войск устремилась в аиотеекский лагерь, где наткнулись на более-менее организованное сопротивление, и резня началась с новой силой.

…Я в ней не участвовал. Сначала попытался пришпорить Мнау’гхо, а потом одумался, слез с боевого товарища, и мы уже вдвоем отправились к тому месту, где упал Лга’нхи, по дороге переворачивая и осматривая лежащие на земле тела.

Тех, кому можно было бы немедленно оказать медицинскую помощь, нашлось всего лишь двое, и те без сознания. Одному парнишке из новичков пришлось наложить жгут на руку повыше раны, чтобы остановить кровь. А еще одному — спешно натыкать йодных нашлепок и поплотнее перевязать рассеченную грудь. Те, кто еще мог двигаться, отлеживаться не стали, а пошли дальше воевать.

…Увы, первым близким знакомым, кого мы нашли, был Гит’евек. Я уже дважды лечил его после боя. А вот в третий раз уже не придется. Только по доспехам мы и опознали нашего главного строевика, потому как вместо лица у него была одна сплошная рана. Удар копья всадника-оуоо, да еще наверное и с разгона, был действительно ужасен. Забрало шлема вместе с носом вмялись куда-то внутрь черепа, и кажется даже пробило заднюю стенку. Тут уже лечить нечего.

Да, говорил же я ему, что место командира должно быть позади строя, ведь не мальчик уже, по местным меркам — считай старик. А он все привычно лез в первый ряд на правый фланг — законное место оикияоо. И оикия свою ставил по центру, потому как, дескать, оттуда ему лучше видно поле боя.

…Тут у нас вообще ошибка системная. Каждый ирокез состоит в своей оикия, с ней воюет и тренируется, да и по жизни, так уж получается, и на охоту они идут вместе, и работают, и веселятся. И чем круче твой авторитет, тем ближе к правому флангу первого ряда, месту оикияоо, ты стоишь. Я вот и сам там оказался.

Но я-то еще относительно молодой, а у Гит’евека силы-то уже были не те, и реакция — далеко до молодых. А еще сдается мне, стал Гит’евек подслеповат, вот и пропустил удар. А может просто удар был такой силы что и никто бы не отбил, не увернулся. Вон ведь тот же Лга’нхи…

…Я мысленно содрогнулся, представив, скольких добрых товарищей мне сегодня еще предстоит найти мертвыми и изуродованными подобным образом. А самое главное, не дай боги, отыскать мертвого Лга’нхи. …Это боюсь будет совсем уж непереносимым ударом не только для меня, но и для всего народа ирокезов в целом. Не представляю себе никого, кто бы мог заменить его на посту Вождя.

— Ну что, не нашел? — Раз уже в двадцатый спросил я у Мнау’гхо.

— Не-а. — В двадцатый же раз откликнулся он.

— А еще наших раненных, которые говорить могут, видишь?

— Не-а, — опять повторил эта остолопина. — Тут только Сур’иваку стонет, а все остальные молчат.

Я скорее подскочил к стоеросине Мнау’гхо и стонущему Сур’иваку, доставая бинты и йодные нашлепки. Сур’иваку был как раз бойцом той оикия, с которой бился Лга’нхи, и мог что-то знать.

Первым делом осмотрел тело — копье вошло в плечо на всю длину наконечника и кажется еще дальше, разворотив его до полной неузнаваемости. Боюсь что моя медицина тут уже бессильна.

— Сур’иваку, ты знаешь где Лга’нхи? — Спросил я его, похлопав по щекам и приведя в чувство.

— Больно… — Ответил он мне… — Шаман, прекрати это…

— Где Лга’нхи? Где твой Вождь, Сур’иваку?

Из пелены боли всплыл осмысленный взгляд, кажется он понял, что я от него хочу.

— Лга’нхи упал. Мы бросились вперед и отбили его у врагов. А потом Лга’нхи встал и пошел дальше… А шлем его, вон, лежит.

Я проследил за взглядом Сур’иваку — действительно, чуточку в отдалении лежал хорошо знакомый мне шлем. Ведь я сам участвовал в его создании. И кажется не зря, пусть и искореженный прямым ударом копья, но он все-таки спас жизнь моему другу. …Вот только пятна крови внутри мне как-то сильно не понравились. Но то, что Лга’нхи пошел драться дальше, внушало надежду. …Если только он не идет на автомате, в состоянии грогги. Это верный шанс погибнуть в бою, даже от руки самого слабого противника.

— Сур’иваку, — обратился я к своему пациенту, — ты ведь знаешь путь к Предкам и готов занять место у их костров?

Он лишь кивнул в ответ и из последних сил приподнял голову, вроде как подставляя горло. Я лишь отрицательно качнул головой, не лучшая смерть, после чего аккуратно, чтобы не причинять лишней боли, срезал завязки панциря, обнажил грудь и воткнул фест-киец в сердце товарища… В душе была странная смесь равнодушия с ужасающей тоской.

— Так мы эта, Шаман, дальше-то как? — Спросил меня мой верный конь Мнау’гхо, после того как я оборвал муки Сур’иваку. — А то ведь там того — наши бьются, а мы тут…

Ну да. Битва-то ведь еще далеко не закончена, и филонить на поле боя не пристало. Даже Витек сейчас бьется где-то там посреди вражеского лагеря, а не лечит раненых. Так что и мне не пристало филонить.

— Побежали. — Коротко сказал я, вставая с колен. — Надо отыскать Лга’нхи, может быть ему нужна будет наша помощь.

…Ну, «побежали», это очень сильно сказано. Я конечно честно пытался это сделать, но получалось не лучшим образом.

Думаю, пока я возился с ранеными приток адреналина успел схлынуть, унося вместе с собой и обезболивающий эффект. Все мое тело ныло, стонало и скулило! Рана на руке, внутренности, схлопотавшие удар верблюжьего копыта, каждый вздох давался с немалым трудом, и даже ноги почему-то тряслись и ныли, хотя по ним я вроде бы сегодня и не получал.

Так что бег мой был чисто символический. Да оно и к лучшему. Драка на стойбище Орды шла не шуточная, и схлопотать перо копья в бок или дубинкой по кумполу, было тут самым элементарным делом.

…Аиотеекский лагерь тоже отнюдь не был маленькой огороженной площадкой, а раскинулся довольно длинной цепочкой небольших стойбищ вдоль берега озера, скотину же надо поить.

Потому-то, пока наши громили самые близкие к полю боя лагеря, в остальных смогли организовать кое-какую оборону, и стойбище каждого отряда приходилось штурмовать отдельно.

…А после штурма хорошенько разграбить и вырезать всех хозяев, включая женщин и детей. …Женщин — не сразу…

Терялось время, терялись люди, иногда убиваемые отчаянно защищающимися аиотееками, а иногда — из-за жадности и похоти, просто решив, что сегодня уже навоевались достаточно, оставались в захваченных лагерьках, истерично набивая себе пузо вражеской едой и насилуя вражеских баб.

Короче, про дисциплину можно было смело забыть. Так что пару раз я не поленился заложить небольшой крюк, лишь бы не идти через очередной подобный лагерь. …И не только потому, что не желал становиться свидетелем зверств своих союзников, но и просто опасаясь попасть под раздачу. Ведь прибьют ненароком в пылу упоения победой, и будет очень-очень грустно…

Наконец, острые глаза Мнау’гхо углядели знакомые силуэты. И не удивительно — гребни на шлемах были только у нас!

Наши тусовались возле самого большого лагеря аиотееков, посреди которого я заметил хорошо знакомый мне шатер Самого Большого Босса. …Вероятно перешедший по наследству к его убийцам.

Лагерь стоял очень удобно для обороны. С одной стороны озеро, с другой — небольшой заболоченный и поросший кустарником ручей, который в это озеро впадал. А по периметру лагеря были навалены повозки, какое-то барахло и кажется даже сложенные шатры. Все это должно было сильно помешать любым попыткам штурма.

Но главная «помеха» штурму — это защитники, а там их тоже собралось весьма прилично. Думаю все, кто не потерял головы на поле боя или вовремя сумел ее отыскать, прибежали к Большому Бунчуку, как к месту сбора и последней линии обороны. Так что, боюсь, тех кто надеется взять тут большую и легкую добычу, ждут большие проблемы и даже смерть.

И даже два войска, ирокезов и иратугцев, что собрались с двух сторон и видать готовились к штурму лагеря, это еще не стопроцентная уверенность в абсолютной победе. …Особенно учитывая, что кажется оба этих войска готовились к разборке между собой…

Мы поспешили подойти к соплеменникам, и я наконец-то увидав брательника, на какое-то время забыл про все творящиеся вокруг непонятки, меня куда больше беспокоило его здоровье.

С виду — жив-здоров. А повязка на голове сделана вполне профессионально, не зря Витька учил столько времени! Только рожа какая-то бледная и помятая. И под глазами уже наливаются огромные синяки.

— А ну-ка сядь сюда, — сходу наехал я на Лга’нхи и, помня многочисленные сериалы, ткнул ему в нос пятерню с парой поджатых пальцев. — Сколько пальцев видишь?

— Ты чего Дебил? — удивленно спросил меня Лга’нхи, опешивший от такого напора. — Не время сейчас с ариф’метикой камлать…

— Сколько пальцев говорю? — Рявкнул я на него.

— Ну три…

— А теперь за ними взглядом поводи вверх-вниз, справа на лево…

— Зачем такое? Ты лучше скажи, сам-то как? А то я уж думал, что тебя убили!

— Не дождетесь, — буркнул в ответ я, растроганный искренним беспокойством и заботой, читаемой в глазах нашего Вождя, Лидера и Полководца. А потом, заметив знакомую физиономию, уточнил. — Витек, что там у него с головой?

— Удар сильный был по шлему, — ответил мне ученик. — А потом в сторону ушел, когда Вождь Лга’нхи стал на спину заваливаться. …Хороший шлем ты сделал, никаким копьем не пробить!

— Потому-то вы дурни и подставляете головы свои, чтобы проверить крепость шлема? — Продолжал ворчать я. А потом, вернувшись в реальность, спросил у терпеливо пережидающего мой приступ паники Лга’нхи. — А тут у вас чего?

— Самый главный их лагерь. — С довольной усмешкой ответил мне он. — Мокосай говорит, что ты с Леокаем его ему обещал, а наши хотят сами брать. …А аиотееки крепко засели, вон как шатры да повозки по кругу свалили, тяжело брать будет.

— А надо? — с тоской глядя на укрепленный лагерь аиотееков и заметив мелькание волчьих хвостов за шлемами обороняющих его воинов, спросил я. — Ведь столько народа уже потеряли, а тут еще может не один десяток положим…

— Так как же…? — Вытянулась физиономия Лга’нхи. — Не отпускать же их?

— А почему-бы и нет?

— Да ведь… Не положено так!

— А своих губить понапрасну, положено?

— Почему «понапрасну» — тут ведь самые главные и сильные собрались, их убив большую Ману взять можно.

— Да вы себе за спину гляньте. — Внезапно разозлившись рявкнул я. — Столько трупов валяется, что из скальпов шатер можно сшить, а Маны уже и так выше крыши… это я вам как шаман говорю. А сколько людей уже потеряли?

— Многих! — Довольно согласился Лга’нхи. — У предков сегодня наверное большой праздник будет — столько внуков зараз к ним пришли, то-то они наверное удивятся!

— …А шатер из скальпов, это зачем? Это вроде Знамени будет? — Подхватил Витек. — Большая Мана, должно быть. Будем в том шатре советы держать. Да и почет тоже большой — такого шатра ни у кого нет. Кто посмотрит, сразу поймет, что ирокезы круче всех!

…И ведь самое смешное, что это у них не последствия удара по голове. Они это на полном серьезе говорят. Для них же все просто — схлопотал копьем в брюхо, чуток помучился и к дедам-бабкам на пироги. Зато шатер из скальпов, это же такая круть! Куда там — собственный остров в Полинезии у какого-нибудь олигарха. А то, что вокруг человеческая кожа и волосы, так ведь простыми звериными шкурами уже никого не удивишь, а пыль в глаза пускать как-то надо.

— …Если мы много людей тут потеряем, — начал объяснять я, — то племя ирокезов закончится, и не будет никакого праздника у Предков, потому что без нас и они, вроде как, не живут. Так что людей нам беречь надо. Понятно?

— …Так что, хочешь лагерь Мокосаю отдать? …А ведь ты сам рассказывал, что видел там котлы еще побольше чем у нас… — Опять влез в разговор Витек и донес до меня общее недоумение моей позицией.

— А может договориться с ними попробовать? — Неуверенно предложил я, поскольку дико устал за сегодняшний день от вида смерти и не желал больше гибели ни своих ирокезов, ни даже почти что чужаков — иратугцев. Скажем, оставить тут все барахло, и разрешим уходить в Степь, куда глаза глядят. …Ну в смысле, на запад или север…

— Так ведь они же потом еще своих приведут. — Искренне возмутился Лга’нхи. — Опять же, Вожди самые сильные, самая большая Мана у них. Коли их побьем да себе их Ману заберем — самыми сильными и удачливыми станем, а коли нет…

Судя по лицам окружающих, все они были на стороне Лга’нхи, а меня просто тупо не понимали. Упускать врага — это еще куда ни шло. Но отпускать большую Ману… это как в моем прежнем мире — в пятитысячные купюры сморкаться вместо платочков. Верх идиотизма или убогого позерства, даже для несметно богатого человека. Так что настаивать на переговорах я не стал.

Да и по большому счету, что я реально мог предложить Вожакам аиотееков? Отпустить их восвояси? Но союзное войско мы больше не контролируем. Это до битвы мы все были объединены общей целью и общей угрозой. А теперь, после победы, каждый сам по себе и гребет под себя.

Так что проще возглавить «грёб» и не упустить все возможные ништяки, чем пытаться навязывать местным ребятам свое видение мира.

— А может лучше пошлем людей верблюдов собрать? Тут ведь наверняка и верблюдицы есть, которых ты, Лга’нхи, хотел добыть. Ложки-плошки и даже котлы — оно, конечно, дело хорошее, но верблюды и другой скот — это ведь реально хорошо, от них приплод пойдет, и будет у нас скота много-много!

А то ведь эти… всякие там. Они ведь верблюдов перебьют всех, потому как нет у них таких шаманов, которые верблюдов из злых демонов в обычных зверей переколдовать могут. …Обидно будет!

Мои слова затронули сердце Лга’нхи, но с правильных мыслей не сбили.

— Коли Мана у нас большая будет, — ответил он мне. — То и верблюды с верблюдицами никуда от нас не денутся! А чтобы маны больше всех взять, надо Вождей убить!

— …Так ведь мы же Мокосаю и правда обещали. — Попытался зайти я с другой стороны, безжалостно бросая на алтарь безумной жадности союзных иратугцев. — Ты сам слово давал.

Все задумались, отречься от своего слова, это ведь большой урон не только репутации, но и Мане племени. Вон иратугцы, один разок облажались, нарушив Закон Гостеприимства, и даже сейчас, спустя столько лет, не смогли Удачу за хвост ухватить. Оно конечно, напор их на врага был не слабым. И можно сказать, что только благодаря вовремя ударившим иратугцам союзное войско и добилось победы. Однако Вождей убить им так и не удалось. Облажались, бедолаги, по полной программе.

Так что слово, которое Вождь дал, надо держать, …но жаба дущит!

— Мы их ему на поле боя обещали. — Высказался демагог и недобитый юрист Витек. — А тут уже вроде стойбище их…

— Ох-хо-хонюшки! — Грустно вздохнул я и продолжил со всей возможной строгостью в голосе. — Ты, Витек, сейчас совсем плохо сказал. …А ведь ты — шаман будущий! Ты так людей обманывать можешь, а с духами не шути. Они за такие хитрости шибко обидеться на тебя могут.

…Витек было вскинулся, видать, желая тонко намекнуть, от кого он такого понабрался и спросить, чем хитрости с веревкой от гарпуна или «неубивающим» бумерангом от его хитрости отличается, но я ему такой возможности не дал и, возвысив голос, чтобы быть услышанным всеми, провозгласил.

— Мы царю Мокосаю такое право дать должны. Обещали ведь. Но вот коли у него не получится с первого раза всех Вождей убить да лагерь захватить, и ежели выбьют иратугцев за его пределы. Вот тут уже наше полное право будет на них пойти!

Молодняк заурчал недовольно. Косточку из пасти забирают. Но старые матерые Старшины, видать что-то подсчитав и прикинув выгоды от такого предложения, быстренько с ним согласились. А поскольку общество у нас тут было патриархальным, то голос молодняка не особо-то и учитывался. Так что к войску Иратуга была послана делегация со мной во главе, которая и изложила наши условия Мокосаю.

Этим ребятам в битве тоже изрядно досталось. Особенно самому Мокосаю. Чудесно блиставший еще на Аноксае доспех-чешуя выглядел ободранным как золотая рыбка, попавшая в лапы банде котят. Новомодный олидиканский шлем конструкции шамана Дебила (надо почаще всем напоминать о своем авторстве, а то ведь забудут через пару лет) был во вмятинах от многочисленных ударов, а левый нащечник так и вообще вырван с корнем. Вместо него щеку Царя Царей «украшал» свежий глубокий сочащийся кровью порез, через который даже проглядывались зубы, а дальше, по линии пореза, отсутствовала нижняя треть уха.

— Эк тебя… — Сбившись с пафосного тона, которым собирался излагать наши условия, сказал я, увидев эти повреждения знакомой физиономии. — Ну-ка, Царь Царей Мокосай, садись-ка сюда, я тебе щеку зашью, а то ведь ты и попировать после боя нормально не сможешь. …Впрочем и так не сможешь. Ближайшие пол луны тебе только жиденькую пищу охлажденную есть. Кашку пусть тебе из перетертого зерна на молоке варят. Бульончики разные там.

…Ну да, будем думать, что хоть не загниет. …Надеюсь, твои шаманы дали тебе сильные Амулеты… — Подстраховался я на всякий случай, чтобы потом, ежели чего, на меня не свалили вину за смерть Царя Царей.

Мокосай сначала было дернулся возражать, ибо не в традиции местных было приниматься за лечение, не доделав дело. Но потом подчинился, видать, вспомнив что сам Великий Шаман, который говорят даже дырку в голове своего соплеменника сделал, выгнал духов и залатал обратно, предлагает ему свою заботу. А от такого не отказываются!

— А может ну их на фиг, — предложил я для начала Царю Царей и стоящим вокруг воинам. — Возьмем лагерь вместе? Вы со стороны степи, мы со стороны озера… Аиотеекам не устоять.

— Нет. — Шепелявя из-за засунутого между щекой и зубами тампона, ответил Мокосай и отрицательно махнул головой, от чего его лицо перекосилось от боли. — Мы это сами должны. Ты сам говорил, что…

— Да ты только посмотри, какая битва-то была! — Не дал я договорить ему. — Все, кто в ней участвовал, такую Славу получили и столько Маны взяли, что еще их потомки целыми поколениями пользоваться будут… Так чего ты…

— Мы должны! — ответил он и посмотрел весьма выразительно. Так что даже я смекнул, что дело тут уже в каких-то внутренних разборках, и Мокосай сейчас будет драться за место вожака Стаи.

— Ну раз так, — ответил я на этот категоричный отказ. — Слушай, что мы решили…

И пока я зашивал ему рану, успел быстренько пересказать пациенту условия, при которых ирокезы согласны были уступить ему «право первой ночи».

Мокосай тоже был не дурак, и выгоды, которые получаем мы, после того как всю грязную работу сделают они, он прекрасно видел.

Так же прекрасно, как и понимал, что в принципе-то ему пошли на большую уступку, он ведь тоже был охотником и знал как стая делит добычу. Тут уж не до сантиментов и игр в благородство — кто больше урвал, тот и сыт.

Так что все, что оставалось славному воинству Иратуга, это постараться полностью реализовать выпавший на их долю шанс. Потому-то он только кивнул мне головой, соглашаясь с условиями. А потом негромко (видать щекой двигать было жутко больно) велел своему помощнику готовиться к штурму.

— …И имейте в виду, — сказал я им напоследок, перебинтовывая Мокосаю голову. — Если только внутри укреплений не окажется ни одного стоящего на ногах иратугца, мы нападаем сами. А еще, вы всегда можете позвать нас на помощь. Мы придем, потому что считаем вас дальней родней, таков Закон Ирокезов. Но и добычу поделим по-братски…

Они лишь кивнули, вежливо дав понять, что я услышан. Но судя по рожам, скорее сдохнут, чем позовут на помощь. Кто-то рявкнул команду, и иратугцы, быстро выстроившись в оикия, пошли на штурм.

Откровенно говоря, мне было пофиг. Возьмут ли ребята Мокосая свою заветную??? что отстирывает любые пятна, или нет. И у того, и у другого варианта были свои достоинства и свои недостатки.

Оно, конечно, почет и уважение в первом случае Иратуг получит изрядные и авторитет свой среди окрестных царств подымет. …Но это проблемы скорее Леокая и Мордуя. Он их сосед, и это им с ним разбираться. Даже мелькнула подленькая мыслишка, что чем больше будет у этих двух ребят проблем с соседями, тем нужнее будем им мы — ирокезы!

Добычу, в случае своего успеха, Иратуг конечно тоже возьмет немалую. Пусть наши враги и изрядно поиздержались в пути, но ценного барахла (а в мире где ценность представляет даже обработанный кусок камня, не говоря уж о металлах, ценным считается буквально все), я уверен, у них еще много.

Но и людей своих, совершая этот подвиг, Мокосай погубит немало. В Главном лагере ведь наверняка собрались лучшие из лучших — Гвардия Самого Большого Босса, которая наверняка хорошо дерется и в строю, и в поединках единоборцев. Так что цена той добычи тоже может стать колоссальной.

И лично я такую цену платить не хочу. Мне, по большому счету, сегодня на добычу вообще плевать. Тут столько народа погибло, что даже собранного с поля боя оружия хватит, чтобы перекрыть любую, бравшуюся когда-либо кем-либо добычу.

А вот ребят наших губить за всякое аиотеекское барахло мне было жалко. Так что пусть берет себе и Славу, и Добычу, и тыщу бочек Маны в придачу. …Если конечно сможет взять!

А если нет… Моих же все равно не остановить. Не найдут драки и добычи здесь, полезут искать ее в другом месте и тоже нарвутся на неприятности. Так уж лучше попытаться сразу урвать самый большой кусок, учитывая, что идущие первыми иратугцы ослабят врага. Не слишком благородно конечно, но не я этот мир придумал!

…А дела иратугцев были далеки от идеала. Мокосай, или кто там сейчас командовал за него, повел своих штурмовать баррикады в плотном строю, так что надо ли говорить, как тяжко им пришлось при попытке ворваться в лагерь? Больше половины оикия вообще застряли перед завалами, а те что смогли перейти через них, были разрозненны и быстро разбиты на отдельных вояк, действующих хаотично и беспорядочно, без всякого плана.

Но иратугцев это не остановило — наоборот, все ринулись бестолковой толпой, пытаясь компенсировать отсутствие плана звериной яростью.

— …Неправильно делают. — С почти искренней грустью заметил я на это. — Надо же не строем лезть, а разбиться небольшими группами по пол оикия, чтобы одни других прикрывали и совместно действовали. И не в одном месте лезть, а в двух-трех. А то, вон, аиотееки всех своих лучших вояк в кучу собрали и Мокосаевых ребят бьют.

Ясное дело — говорил я все это вроде как себе под нос, не сомневаясь, однако, что стоящий рядом Лга’нхи все это слышит и мотает на ус.

Так что к тому времени, когда иратугское воинство, пусть и отчаянно сопротивлявщееся, но было вытеснено за пределы лагеря (баррикады были реально завалены трупами, и кровь, без всяких там литературных гипербол, текла ручьем), мы были уже готовы. Лга’нхи распределил людей, создав что-то вроде трех колон, которые согласно классике маршировали каждая в своем направлении. Причем впереди, без всяких подсказок с моей стороны, были поставлены рослые ирокезы-степняки, способные и перепрыгнуть не слишком высокое препятствие, и далеко достать своими длинными копьями.

К баррикаде мы шли, изображая разброд и шатание. Строй-то соблюдать было не надо. А вот когда до цели осталось метров двадцать, ринулись тремя кулаками к самым удобным для преодоления участкам обороны, которые глазастые Лга’нхи и Старейшины наметили заранее.

Аиотееки не ждали от нас такой стремительности, да и по-большей части они находились на восточной стороне лагеря, добивая иратугских раненых и обдирая скальпы, так что первые мгновения мы выиграли. В двух местах наши ребята уже успели забраться на баррикаду, а в одном даже перескочить через нее, прежде чем аиотееки вступили в схватку.

Конечно противник был утомлен предыдущим боем, и конечно от нас не ожидали, что едва перескочив через заграждение, мы мгновенно выстроимся в оикия, но бойцами волчехвостые были хорошими. Уж не знаю, та ли это гвардия, что была при прежнем Самом Большом Боссе, или новый Самый ее поменял вместе со сменой правителя. Одни хрен, дрались воины отчаянно, но умело.

Один такой подскочил ко мне, когда я, двигаясь в самом конце колонны (я не специально — просто ноги у меня короткие), только успел перелезть через завал из каких-то разношерстных тюков.

Удар копья был стремителен и силен. Все что я успел, это загородиться щитом, но большое кавалерийское копье пробило плетеную и обтянутую шкурой корзинку, словно булавка воздушный шарик. Но меня участь шарика, к счастью, миновала. Как и копье, пролетевшее где-то под мышкой, едва задев панцирь. Видать, я все-таки инстинктивно дернул рукой и смог немного отвести удар в сторону, однако на ногах не устоял и плюхнулся на задницу.

К счастью, приказ охранять меня, который видать получил сегодня утром Мнау’гхо, никто не догадался отменить. Так что мой верный конь и защитник оказался рядом, и им с волчеховстым аиотееком было чем заняться, пока я выпутывался из завала тюков и вставал на ноги.

Так же удачно получилось, что Мнау’гхо был из наших ветеранов. И пусть нобелевских премий и призов за участие в математических олимпиадах у этого мужика было совсем немного (да фактически ни одной), зато воинских заслуг перед племенем — более чем предостаточно! …Это я к тому, что экипирован Мнау’гхо был по высшему (для бронзового века) уровню, ну уж по крайней мере — не хуже своего противника. Что позволяло ему какое-то время держаться с аиотееком на равных.

Так что когда я вскочил на ноги, подобрал копьецо и ринулся в бой, …аиотеека заколол какой-то другой ирокез, тоже оказавшийся рядом.

Но и мне поскучать не пришлось — аиотееки, понимая, что это их последняя линия обороны,дрались отчаянно и беспощадно, явно так же не рассчитывая на снисхождение.

Но для них это уже был второй бой за последние минут сорок. А любая драка и сама по себе тяжела, а когда еще и машешь тяжелыми копьями да в тяжелых доспехах… — такое быстро выматывает даже самых выносливых. Да еще кровоточащие раны, множество побитых иратугцами товарищей… Все это стало весомыми гирьками на весах нашего успеха. Не могу сказать, что это было легко и просто, но работая несколькими сплоченными группами, мы уверенно теснили противника, прижимая его центру лагеря и… тут я схлопотал по голове и на несколько минут вырубился.

Когда пришел в себя, стояла странная тишина. …Вообще, доисторические битвы, те что были не то что в допороховую эпоху, но вообще, в эпоху до массового внедрения металла, особыми, привычными нам по кинематографу звуковыми спецэффектами не отличались. Ни тебе грохота взрывов, щелканья выстрелов и свиста пуль. Лишь стук сталкивающихся деревянных копий, топот ног, да тяжелое дыхание, вскрики и стоны раненных. Иногда можно находиться за соседним холмом, и не знать, что по другую сторону идет серьезная драка.

…Но тут действительно стояла непривычная тишина, и я сначала даже было подумал, что оглох. Но нет, постепенно слух, привыкший к более громким звукам, начал различать и шум дыхания множества людей, звон бронзовых бляшек на доспехах, скрипы… и конечно же стоны раненных, которые, как мне кажется, стали основным звуковым фоном этого дня и будут сниться мне в кошмарах до конца жизни. …А вот шума драки не было.

— Что случилось? — Спросил я, одновременно перемещая свое тело из положение «лежа» в положение «сидя», у верного телохранителя Мнау’гхо, привычно торчащего где-то рядом и видать оберегавшего от разных бед мою тушку, пока она пребывала в состоянии отключки.

— Эти вон которые с хвостами. — Начал объяснять он мне, пока я тряс головой, пытаясь хоть как-то восстановить многие утраченные в результате удара функции, вроде возможности ясно видеть и соображать. — Дорогу между тех двух шатров перегородили. А кроме как по ней, до вражьих баб не доберешься. …И верблюды там у них тоже все, и богатства главные! — Мнау’гхо аж облизнулся в предчувствии огромной добычи, лежащей буквально в дух шагах от него. Осталось только перебить последних защитников да протянуть руку. — Щас наши передохнут чуток, перестроятся и снова по вражинам вдарят. …Пойдем тоже, Дебил? А то ведь самое интересное пропустим.

Я только грустно посмотрел на это угребище ходячее. Ведь досталось ему в драке не намного меньше чем мне. Лицо серое от усталости, лоб рассечен, правое плечо в крови, да и штанина на левой ноге вся промокла от крови, а все туда же — «самое интересное» боится пропустить! И то, что до этого «самого интересного» его еще тыщу раз убить могут, дурачину Мнау’гхо похоже нисколечко не волнует. И даже отблеска мысли о том, что можно профилонить заключительную драку, а потом придти делить добычу, нет в его честных и глупых глазах. …Да и я почему-то уже так не могу, совсем испортил меня этот чертов каменно-бронзовый век.

Ухватившись за протянутую руки и тяжело опираясь на копье, я поднялся на ноги. Наши стояли метрах в двадцати дальше, и что-то старательно обсуждали и прикидывали, тыча пальцами в сторону заградивших им дорогу врагов.

Поковылял и я к ним. Рядом, тяжело ступая на подраненную ногу, топал Мнау’гхо.

В иное время, — мелькнуло у меня в голове, — все эти болячки уже давно стали бы поводом даже для таких завзятых дикарей как мы с ним, обмазавшись мазями да примочками и забинтовавшись с ног до головы в стиле мумии Тутанхамона, залечь где-нибудь в уголке, отдав себя в руки нежным заботам родных и близких. А сейчас едва стоим на ногах, но какого-то хрена изображаем героев.

…Когда подошел к своим, убедился, что и остальные были не лучше. Кое-кого, в основном из послушного молодняка, Витек уже успел перемотать бинтами, но остальные, на которых авторитет Витька не распространялся, предпочли истекать кровью из многочисленных порезов. Не до того, мол, сейчас!

…А может просто не успели подлечиться. Ведь судя по солнцу, офигеть, всего два часа воюем, оно еще толком и в зенит не полезло, а за это время уже столько событий произошло, столько жизней потерянно, столько волнений, переходов от глубокого отчаяния до кровожадной радости, что кажется, будто битва длится несколько дней.

Уверен, противник не в лучшей форме, но как же противно терять своих людей попусту, ведь даже этот последний штурм может стоить жизни не менее, чем десятку наших вояк. А может и двум десяткам… Загнанные в угол и обреченные на уничтожение аиотееки, будут биться до последнего, ведь дорого продать свою жизнь — единственное, что они могут себе позволить в этой ситуации.

Внезапно вместе с этими мыслями накатила жуткая злость, так что я торопливо, но гордо прошествовал мимо выстраивающихся и что-то там обсуждающих ирокезов и пошел к вражескому строю.

— Эй, там, — крикнул я, остановившись на достаточно безопасном расстоянии. — С вами говорит Великий Шаман Дебил Великого Племени Ирокезов. Пусть тот, кто у вас там главный, выйдет поговорить со мной. …Если конечно он не боится!

На мой голос откликнулись с обоих сторон. Со стороны аиотееков, растолкав стоящих в плотном строю «волчехвостых», к нам вышел дюжий мужик в богатых доспехах и с длинным выглядящим как-то особенно богато и грозно копьем. А от наших рядов к нам поспешно подошли Лга’нхи и парочка Старшин, явно пришедших выяснить, что это такое задумал их Шаман, и какого хрена он опять тут всем кайф обламывает.

— Чего тебе? — Глядя на меня с таким высокомерием и брезгливостью, которые может себе позволить только безнадежно проигравший гордец перед лицом своего победителя, спросил аиотеек.

— Как твое имя, если конечно ты его не стыдишься. — Спросил я не менее гордо и дерзко. Не то чтобы это и впрямь меня сильно интересовало, просто сейчас мое внимание куда сильнее привлекло устройство самого лагеря аиотееков-оуоо, а главное — некие движения внутри закрываемого аиотееками периметра.

— Мое имя Тибасииаак, из рода Итиикаоо. — Еще более высокомерно ответил мне аиотеек, умудряясь при этом смотреть даже поверх головы Лга’нхи, который возвышался над ним более чем на голову.

— Это мой Великий Вождь Лга’нхи, — продолжил я по-джентельменски представлять собеседников друг другу, указывая на своего брательника-подельника. И если бы он сейчас с ног до головы не был бы залит вражеской кровью, ты бы увидел как много скальпов твоих собратьев украшает его одежду.

А это Гив’сай и Бали’гхо, они Старшины нашего великого племени и оикияоо самых лучших оикия. Их подвиги известны всему миру, ибо…

— …И почему твой Вождь не говорит сам, или он проглотил от страха свой язык? — Оборвал мои разглагольствования аиотеек. А возмущенное сопение Лга’нхи подтвердило его полную солидарность по этому вопросу с нашим врагом.

…Вот уж хренушки я сейчас позволю Лга’нхи говорить самому, обламывая мою затею. …Тем более что я и сам толком не понял, чего хочу добиться.

Он конечно не дурак и не лох какой-то, но чтобы впарить аиотеекам завалявшуюся у меня пачку акций МММ, нужен несколько иной склад ума.

— Мой Вождь слишком Велик и Крут, чтобы разговаривать самому! — Отрезал я… попытки Лга’нхи что-то сказать. — В бою за него говорит его копье и Волшебный Меч, и враги, слышащие эти голоса, падают замертво. (Упс… Что это за скрип такой? А это внезапно задравшийся нос Лга’нхи царапнул облака). А когда на поле боя надо что-то сказать врагу, от имени племени говорю я — мирный и тихий Великий Шаман Дебил, чье имя, наводящее ужас на врагов, друзья произносят с радостью и приязнью.

…Ух, блин. Эк завернул, сам не ожидал от себя такого. Но как обычно бывает в стрессовых ситуациях — словесный понос полился из меня широким потоком, оглушая и ослепляя оппонента. А я, тем временем, пользуясь предоставленной возможностью, внимательно присматривался к тому, что происходит в укрепленном участке аиотеекского лагеря

…Сразу надо сказать, что не все тут было просто. Явно этот укрепленный участок возник не случайно. То, как были расставлены шатры и всякие коновязи и загородки для скота, навевало на определенные мысли.

Видать у аиотееков был немалый опыт захвата чужих лагерей и обороны своих… возможно от собственных же подчиненных. И данная укрепленная зона была чем-то вроде Кремля внутри городских стен. Последним бастионом на пути внешних врагов и укрытием, в котором оуоо могли бы отбиться в случае бунта своих же оикия.

А помимо чисто этнографически-познавательного интереса, это еще и означало, что штурм такого «кремля» обойдется куда дороже, чем рассчитывают мои вояки.

— Так что ты хочешь сказать мне, оикия, взбунтовавшийся против своих хозяев и говорящий за своего Вождя? — Попытался оскорбить меня Тибасииаак из рода Итиикаоо. — Говори или уходи! А то мне уже стало скучно слушать твои разглагольствования…

Хрен тебе, заскучавший ты наш. Будто я не вижу, что ты тоже тянешь время!

— Я знаю, что вы задумали. — Коротко ответил я. И продолжил, пытаясь одновременно произвести впечатление и на вражьего Большого Босса, и на товарищей. Когда мы пойдем на вас в атаку, люди, которых ты спрятал в шатрах, прорежут стенки и нападут на нас сбоку. А одновременно, из глубины, последует атака оуоо верхом на верблюдах!

Хоть Тибасииаак из рода Итиикаоо и пытался делать каменное лицо, однако камень этот после моих слов начал излучать удивление и растерянность. Что лишь подтвердило мои мысли и наблюдения. …А иначе, какого же хрена, перед самой битвой, как минимум восемь воинов на моих глазах попытались незаметно спрятаться в здоровенных шатрах? А сколько других уже успело сделать это, до того как я заметил подозрительные передвижения?

— …Да-да. Я вижу все! — Самодовольно заметил я, продолжая давить на своего оппонента. — Настоящее и даже будущее открыто моему взору. Ибо не зря люди в окрестных землях и Царствах зовут меня Великим Шаманом. А самые знатные Цари Царей и Вожди радуются, когда слышат мои советы!

То, на что ты надеешься, у вас не получится! Мы знаем про твою хитрость, ты лишь упростишь нам задачу, разбив свое войско на отдельные отряды, которые мы и уничтожим, так же легко, как овцебык прихлопывает хвостом надоевшего слепя!

— Вы все лишь сдохнете, корчась на наконечниках на наших копий. — Злобно прорычал в ответ аиотеек, пытаясь однако сохранять высокомерное и невозмутимое выражение на физиономии.

…Нет, определенно, эти аиотееки заслуживают уважения. Остаются верны своей рыцарской гордости даже в ситуации полной безнадеги.

— Нет. Умрете вы. — Убежденным голосом провидца сказал я. — Я это знаю! …Вся разница лишь в том, Как вы умрете. Красиво и благородно, либо корчась в муках и выблевывая свои кишки! …Вы хорошо дрались, и мы можем даровать вам право на достойную смерть, а может даже — и на достойную жизнь!

— Что ты предлагаешь? — Ухватился за мои слова о красивой смерти и жизни Тибасиаак.

— Поединки! — Коротко ответил я, помня из рассказов Эуотоосика, что к поединкам аиотееки питали особый пиетет, и смерть в поединке иногда даровалась самым храбрым и благородным Врагам, попавшим в полностью безнадежное положение.

Тибасииаак задумался. С одной стороны — есть возможность красиво умереть. Но с другой — получал он эту возможность из рук презренных дикарей и вообще «не люди» — плесени, насекомых, которые посмели нагло заселиться на предназначенных самим Икаоитииоо для своих детей землях.

— И зачем тебе Это? Раз ты говоришь что уже Видел нашу гибель? — Подозрительно спросил он у меня. И судя по нетерпеливому вздоху Лга’нхи у меня за правым плечом, его это вопрос тоже шибко интересовал.

— Мана, взятая в поединке с великими воинами, она куда больше чем просто у побитых в драке. Каждый воин, убивший своего противника на глазах у всего племени и предков, может повесить его скальп на свой пояс и показывать детям и внукам, уча их мужеству и бесстрашию. В бою можно умереть и от удара в спину, или истечь кровью от множества мелких ран, что нанесли тебе копья недостойных соперников. И даже духам Предков не всегда дано понять, кто нанес главный удар. …А поединок, это — Поединок!

…Но у меня есть уговор! — Резко сменил я пафосный тон на деловой. — Биться наши люди будут только с оуоо — Вождями, самыми достойными среди Вас. И поскольку наши верблюды сейчас далеко — биться будем пешими.

Оикия и просто родовичи того, кто проиграл поединок, складывают оружие и подчиняются Великому Племени Ирокезов. А тот из вас, кто сумеет побить троих наших поединщиков — может забрать своих людей и свое имущество и уходить куда глаза глядят!

— Да есть ли среди вас хоть кто-то, достойный сразиться с нами! — Возмутился на подобную наглую заяву Тибасииаак из рода Итиикаоо.

…Я, правду сказать, очень надеялся на эти его слова.

— Разве ты не видел нас в бою? — Коротко спросил я его. — Разве не побили мы такое множество твоих людей там, на поле боя, что теперь тебе приходится заканчивать битву в собственном лагере? Разве можешь ты сказать, что бились мы недостойно?

Но ладно, я… и мой Вождь, так уж и быть, пойдем тебе на встречу. У нас там, за пределами лагеря, есть несколько родовитых Царей Великих Царств, Вожди и их лучшие воины. Мы позволим и им принять участие в поединках. Только трус откажется от поединков с такими родовитыми людьми, как они, под предлогом их «недостойности». …Так какую смерть ты выбираешь, Тибасииаак из рода Итиикаоо?

Собственно, не трудно понять какие резоны двигали мной, когда я предложил эту затею. Нет, отнюдь не желание пополнить и так не хилые запасы Маны племени ирокезов, а простое и понятное желание сохранить жизни как можно большего числа соплеменников.

А то сдается мне, у них тут у всех от запаха пролитой за этот день крови, словно у диких зверей, конкретно крыша поехала. Они уже ничего не боятся и ничего не ценят, лишь бы понтов покруче наворотить да пополнее крови напиться. А дорога за Кромку в их сознании, стала такой коротенькой, что достаточно одного прыжка, чтобы оказаться в объятиях дедушек-прадедушек с кружкой пива в одной руке и куском мяса в другой.

Ну вас всех нафиг! Если никто не хочет думать — думать буду я.

Итак, что мы проигрываем, из-за того что обычная война превращается в множество гладиаторских поединков? Враг получает время, чтобы отдышаться и немного восстановить силы. …И думаю — это все.

А что выигрываем? Первым делом, не приходится ожидать очередных сюрпризов, выскакивающих сквозь стенки шатров.

А во-вторых, из боя исключается не меньше половины противников. Хотя костяк защитников «кремля» и составляют оуоо, причем «высшей категории», но ведь к ним примкнуло и немало подчиненных им или просто прибежавших спасаться в общую кучу оикия. Теперь судьба этих людей зависит от результатов поединков их хозяев. …Все-таки эта аиотеекская феодально-рабовладельческая система набора в армию имеет ряд положительных сторон. Большая часть пехоты себе не принадлежит!

Итак, половину защитников мы исключили. Плюс к тому, бабы и детишки аиотееков тоже в бой не ринутся, а это может быть еще несколько спасенных жизней ирокезов. …Насчет жизней баб и детей я, честно скажу, пока как-то не задумываюсь. Знаю, что это страшное не интеллигентно, но я сейчас слишком вымотан, чтобы думать еще и о том, перебьют их всех или нет. Но по-любому, подозреваю, что такой полудобровольный переход в подчинение к победителям спасет немало жизней.

Хотя, хоть убей, а даже отдаленно не представляю, что с ними со всеми дальше будем делать. Своих вдов и сирот у нас после этой резни будет столько, что даже как мы их всех прокормим — для меня огромная загадка, решать которую сейчас нету не сил ни желания.

Ну и наконец — я, блин, с других Царей, Вождей да воинов за право поучаствовать в поединке с очередным крутым аиотеекским убивцем еще будут плату взимать. У нас чай Мана не казенная, с неба не сыпется.

…Это я конечно не буквально. …К сожалению. Не придумано тут еще такой валюты, чтобы оплатить билеты на подобное празднество. …Но за Такую Великую Услугу нам все будут должны! Это сто процентов. А отдавать подобные долги, иногда намного сложнее, чем обычные денежные, с аккуратно прописанной в договоре суммой. Собственная гордость не позволить дать меньше, а оценить подобную Ману… это просто не реально. Так что все будут чувствовать себя обязанными нам еще не один год.

Да и Слава, которую получит каждый, принявший участие в финальном аккорде битвы, будет колоссальная, и это таки тоже стоит кой каких ништяков.

Это ведь не просто повод очередную балладу про свой подвиги спеть, а целую новую Махабхарату с Илиадой и Одиссеей про себя сочинить. Хотя за отдельную плату готов сочинять их сам, воспевая подвиги каждого отдельно взятого гладиатора.

Так что срочно посылаем приглашение всем желающим и в первую очередь, конечно, Мокосаю. Думаю, моего недавнего приятеля Тибасииаака из рода Итиикаоо Лга’нхи конечно никому не отдаст. Но кровушка менее знатных аиотеекских вождей отстирывает старые грехи не хуже. …Как же хреново, что мысли в голове проворачиваются с таким трудом, а сил кажется хватит только на то, чтобы упасть и лежать не шевелясь. А то можно было бы знатно развести старину Мокосая на колоссальную по местным меркам взятку.

Впрочем, только за одно лишь разрешение пролить кровушку за дело сохранения ирокезских жизней и пополнения ирокезских закромов, Мокосай и так мне будет должен по гроб жизни, если конечно доживет до конца поединка. …Он не то что «есть с нашего стола» будет, он теперь на этом столе жить будет. Потому как существование его Царства — это исключительно результат великодушия ирокезов.

…Вот примерно в таком духе я и объяснял Лга’нхи, с какой стати я разбазариваю запасы бесценной Маны.

Глава 11

— Здорово, Шаман Дебил, я слышал, что ты затеял что-то странное?

— Тьфу, блин… — Я даже вздрогнул от неожиданности и, подняв глаза, увидел перед собой весьма впечатляющую команду, во главе которой стоял мой старый знакомец. — И тебе не кашлять, Гок’рат, как ты здесь очутился?

— Я искал тебя везде… Мне кажется, что мы должны поговорить. — Весьма многозначительно ответил мне он.

…Вот меньше всего на свете мне сейчас хотелось говорить с этой занозой в заднице — Гок’ратом. Такие вещи лучше делать на свежую голову. А у меня сегодня голова по личным ощущениям скорее напоминает тухлое яйцо, попавшее под асфальтовый каток.

Да и все остальное тело, мягко говоря, далеко от понятия «нормально». Только постоянная боль в каждой клеточке тела позволяет мне не упасть и не вырубиться от усталости.

А чем я при этом занимаюсь? Правильно. Штопаю, замазываю, завязываю.

И ведь не пожалуешься никому. Сам приказал, пока идет пауза между битвой и поединками, тащить ко мне всех серьезных и несерьезных раненных. Кровушка-то, она текёт себе да текёт из ран, не сильно интересуясь, чем занят лекарь. Потому-то, если промедлить — умрут даже те, кого еще можно было бы спасти.

Так что мы с Витьком вкалываем. А еще откуда-то нарисовалась Осакат (да не одна, а в компании Леокая и его придворных) и тоже присоединилась к нам (присоединилась одна, а жаль, десяток санитаров в пышных дворцовых тряпках нам бы не помешали). Было жуткое желание ее прогнать к чертям отсюда, все-таки не место молодой матери посреди поля боя. Но она бы ведь начала ругаться и настаивать на своем. А я сейчас пребываю буквально на грани обморока, и сил на дополнительную ругань у меня просто нет.

А ведь еще и организацией поединков приходилось заниматься и переговорами с будущими участниками, постепенно начавшими прибывать к нашему лагерю, после того как посланные в разные стороны ирокезы сообщили всем радостную весть, что, в знак своей доброжелательности, их Вождь и Шаман готовы поделиться Маной и скальпами Вождей аиотееков с самыми достойными Царями и воинами. После чего толпы самых достойных, бросив пировать на остатках захваченных ими лагерей, ринулись в нашу сторону. А за ними повалили все их соплеменники, логично посчитав, что гладиаторское шоу станет неплохим продолжением банкета.

Вот только тут в мою больную и слабую головушку и пришло понимание того, как же конкретно я вляпался и в какой цейтнот себя загнал! Сколько важных дел может делать человек одновременно? И не тычьте мне в нос примером разных там цезарей. Одно! Только одно дело можно делать одновременно, особенно если это дело — спасение жизней соплеменников.

…А ту-у-ут! Помимо того что постоянно подтаскивают новых раненных, еще и отвечать на визиты прибывающих гостей — кандидатов в гладиаторы приходится.

Да еще и Леокай, оттеснив в сторонку Лга’нхи, что-то втирает ему втихаря, пока я тут вкалываю. И только Духи знают, чего он там ему сейчас впаривает. …Как-то я разок уже оставлял их наедине, после чего нас ни с того ни с сего подписали на путешествие в Вал’аклаву, а это, по местным меркам, где-то совсем рядом с краем земли.

А еще ведь на мне и организация предстоящего матча… то есть — турнира. А также исполнение прямых обязанностей Шамана, сиречь, камлание перед поединками, дабы умилостивить правильных помогающих нам Духов и прогнать враждебных, играющих за противников. …Из вражьего-то лагеря уже давно вышел какой-то разукрашенный ленточками с привязанными к ним костями засранец и что-то вытанцовывает на свободном пространстве между шатрами, где по уговору и должны проходить поединки.

Кажется я даже видел, как он зарыл что-то в каждом углу будущего ристалища, пользуясь тем что я тут занят выше крыши.

…И мне еще можно сказать повезло, что несмотря на эти сумасшедшие часы яростной битвы, потоков крови и ужаса и конкретно съехавшие в виду вышеперечисленных обстоятельств у всех крыши, прибывающие кандидаты в поединщики ведут себя более-менее адекватно. Видимо показывая, насколько же они достойны и круты.

Да. Мне бы как-нибудь изловчиться, да и перенести поединки на следующий день. …Вон ведь, когда Эуотоосик с соседями разборки вел, они как раз утречком следующего дня биться и начали, выдержав паузу, дабы все лишние обидки и эмоции схлынули, освободив место для чистой ярости и ненависти.

…Но наши бы такого точно не поняли. Ждать до завтра, когда буквально в шаге от тебя сидит твой злейший враг! Когда в воздухе стоит смрад пролитой крови и выпущенных кишок, а все окрестности завалены трупами твоих друзей и врагов? …Да мне едва удалось уговорить Старшин подождать немного, пока не прибудут остальные Цари и Вожди. И то, пришлось бить на самолюбие, дескать, свершать подвиги лучше при как можно большем скоплении публики. Типа рейтинг поднимается. А рейтинг это такая штука, что и Маны почище будет! …Говорю, увидят все как мы круты и ужасны и шибко нас уважать начнут и бояться, а вернувшись домой, перескажут былины про наши подвиги всем друзьям и знакомым.

А самое главное… Хотя может и не самое, но тоже очень важно. Надо договориться с прибывшими о правилах раздела добычи и выборе поединщиков. …А то их сюда, я гляжу, столько приперлось, что аиотееков на всех не хватит!

Да уж, что не говори, а нам было из кого выбирать. — Не прошло и часа, а по всему полю уже толпились кучки здоровенных блистающих залитыми кровью доспехами и свежими скальпами на поясах вояк, вовсю задирающих носы и корчащих из себя невесть что!

И тут я вдруг понял в какую кучу дерьмища сдуру наступил! Ведь каждый из прибывших живет в своем маленьком мирке, где он и правда неимоверно крут и не имеет себе равных. И попробуй теперь ему скажи, что кто-то есть достойнее его, врага на всю жизнь ты точно нажил! Теперь понятно, почему Леокай, вопреки своему обыкновению, держится в сторонке, подставляя под лучи всеобщей ненависти одного глупого Дебила.

И вот потому, сейчас, стараясь не обращать внимание на скрежет зубов и прорывающиеся вопли пациента, которому я пытаюсь собрать переломанные ударом дубинки кости руки, мне приходится срочно изобретать какую-то аферу, которая позволит избежать огромной политической ошибки.

И по-хорошему, мне сейчас стоило бы бросить медицину и заняться вплотную политикой и мошенничеством, что, как мне кажется, по сути есть одно и тоже. Но ведь на кону стоит жизнь соплеменников. …А тут еще и Гок’рат приперся! Да не один, а в сопровождении примерно десятка оикия-забритых. И судя по некоторым признакам, типа татуировок, амулетов, шрамов и прочее-прочее (я уже начал чувствовать такие вещи на уровне подсознания), все они представляют разные группировки, а все вместе — армию «забритых».

…Сначала было жуткое желание послать их нафиг. Не до вас мол, дорогие товарищи, так что сидите у телефона и ждите ответа. …Ваш звонок очень важен для нас!

Но потом присмотрелся к этим ребятам, вдохнул витающую вокруг атмосферу нервозности на гране начала истерики, и понял, что медлить не стоит. Потому как еще чуть в сторонке торчало не меньше сотни забритых, которых Гок’рат явно пытался загрести под свою руку.

Даже отсюда было видно, что ребята чувствовали себя неуютно посреди толпы победителей. Ведь по сути-то, они тут чужаки, с какой стороны не глянь. И аиотееков предали, и с нами тут на птичьих правах. Они сейчас как мягонькая глина, что угодно слепить можно, и лучших преданейших друзей, и злейших врагов.

…А еще, не будем забывать, рядом маячит Леокай, который этим Гок’ратом и забритыми весьма интересовался. Да и Мокосай, которому правда пока нет до Гок’рата никакого дела, ибо он весь в ожидании поединка, но кто знает, не проснется ли в нем в любую минуту Царь, и не попытается ли он выловить кучу ништяков из всей этой мутной водицы.

…Вот сейчас они быстренько сговорятся друг с другом, и пошел ты на фиг, друг Дебил, парикмахер конечно из тебя неплохой, вон какие причесоны придумал, но в международных делах мы вполне можем обойтись и без тебя. Насколько я помню, самое печальное в политике, это оказаться никому не нужным и неинтересным персонажем. Так что я просто обязан сейчас влезть в уже ведущиеся переговоры, и навязать себя всем в роли посредника, советчика, арбитра…

…Вот только парнишка, которому я пытаюсь спасти руку — приемный сын Гит’евека, которого я лично этой весной посвящал в ирокезы! А его мать, какая-то там четырехюродная тетка моей Тишки, а значит мне — почитай, близкая родня. И как я ей, потерявшей сегодня мужа, в глаза погляжу, если променяю жизнь ее сына на возможность побазарить с Царем Царей Леокаем за жизнь?

…Вот такой вот выбор стоит, — либо политика, либо жизнь человека. …Остается только надеяться, что Лга’нхи за это время набрался от меня кой-какой хитрожопости, а стоящий рядом Кор’тек и другие Старшины поддержат его добрым советом. …Кого я обманываю?!?!

— Что ж, я тоже очень рад поговорить с тобой, дружище Гок’рат. Ты хорошо выполнил мои указания и сделал все правильно. Попытался я сразу, на глазах у прибывших с Гок’ратом бойцов, расставить все точки над «и», продемонстрировав, кто тут главный.

— Да. — Важно ответил он. — Мои люди сильно помогли тебе дважды. Когда ударили в спины аиотеекам, и когда я велел им кричать, что все пропало и надо убегать. …Это смутило многих врагов, и вы смогли победить!

— Хм… — Мысленно подумав «так вот оно как было», согласился я с собеседником. — Это нам сильно помогло. Без этого мы бы возились самую чуточку дольше. …Уводите.

Помогавший мне молодняк подхватил своего товарища и осторожно, стараясь не задеть лубки и бинты, отвел его в сторону, а ко мне подошел новый клиент.

То что подошел сам, уже радовало, а как он умудряется ходить с торчащим в голове наконечником копья — удивляло и пугало!

Нет, я конечно слышал, что некоторые люди умудряются воткнуть себе в голову разные предметы и чуть ли не годами живут с этаким украшением в черепе. Но видеть вошедший над ухом «листок» пехотного копья, да еще и с обломанной рукояткой… А чуть рядом — спокойную физиономию человека, ни хрена не понимающего, отчего вокруг такая суета. Нет ребята, это слишком серьезное испытание для моей нервной системы.

— Так чего ты теперь хочешь от меня, Гок’рат? — Спросил я, дезинфицируя кожу вокруг наконечника йодовой примочкой, а заодно осторожненько пытаясь раскачать его в ране. Хренушки, он засел там намертво.

— Добычи! — Коротко ответил Гок’рат, и стоящие вокруг него вояки радостно зашумели. — Мы захватили один из лагерей, но пришли ваши люди, и сказали, что мы аиотееки и нам ничего не положено. А если мы не уйдем, все ваши силы нападут на нас!

…Ага, понятно, как старине Гок’рату удалость сплотить вокруг себя народ, без добычи им будет трудно продержаться, принимая во внимание, что зима-то уже совсем не за горами. Да и бронзовое оружие аиотееков, слишком лакомая добыча для забритых, чтобы отдавать его без боя. Но и драться со всеми нами они не решатся. И сил… а главное, уверенности в себе, им для этого явно недостаточно.

…Так что надо их как-то разделить и наделить добычей в обход Гок’рата, а то, чует мое сердечко, он уже в Большие Вожди податься лыжи смазал. …А нам это без надобности, у нас вона, будто снова в Москву попал, полный двор Великих и Больших, а работать некому.

— Разве я обещал тебе добычу, друг Гок’рат? — удивленно спросил я, пытаясь понять, вошел ли наконечник в мозг или нет. Мозг ведь слышал, такая штука, что вон, Кутузову аж два раза голову от виска до виска насквозь простреливали, а ему хоть бы хны, а иной, задумавшись, головой о столб ударится и все — кранты… — Мы ведь говорили только, что племя ирокезов примет к себе самых достойных. И разделит с ними добычу, взятую у аиотееков. Разве среди тех, кто пришел с тобой, уже есть ирокезы?

…М-да. Голова она штука темная. Вот сидит сейчас эта бронзулетка в башке и хоть бы хны. А на пару миллиметров в сторону сдвинешь, а пациент брык и брюшком кверху всплывает.

— Эй… как там тебя? Буда’кху, — спросил я приведшего раненого парнишку, тоже из молодых. — Как это вообще случилось-то?

— Я не знаю, я Диб’гхи таким нашел. — Бодро отрапортовал он мне, совсем не обидевшись что я забыл его имя. — Он сидел, а копье в голове торчало, подтоком в землю упираясь. …Я наконечник из древка выбил и его сюда привел.

— А это кстати мысль! — Сейчас приходится тянуть за узкий и скользкий хвостовик. А если насадить подходящую рукоятку, да дернуть хорошенько, может он как-нибудь да вылезет… — А ну-ка, найди мне подходящее копье с похожим наконечником, — распорядился я и, повернувшись к делегации забритых, продолжил беседу.

— Я видел, как дрались те из вас, кто шел вслед за оуоо и напал на аиотееков. — Сказал я, да еще и подгадав момент, когда Гок’рат только раскрыл рот, чтобы что-то мне возразить. — И я видел, что многие из вас дрались хорошо и достойно. И наши Старшины видели их и запомнили.

А вот те, кто был в задних рядах. Тех мы не видели, и что они делали — не знаем. (Разделяй и властвуй. …Не я придумал).

— Стой! — Опять прервал я, набравшего полную грудь воздуха Гок’рата. — Я верю тебе, что и они вели себя храбро и бились беспощадно. Но сначала мне придется спросить нашего Вождя, наших Старшин и Духов, которые все видели. …А ты и сам должен понимать, что это дело не быстрое. Мы будет говорить про каждого воина, который захочет стать одним из нас. Достоин он этого или нет. …Нельзя же принимать всех скопом, только потому, что ты их привел. (Вот так вот, зарубите себе на носу, Гок’рат вам не нужен).

Слушайте меня, ребята, и запоминайте каждое слово. — Я резко возвысил голос, обращаясь уже ко всем разом. — Ибо слово Великого Шамана Дебила ценится дороже бронзы. Мы, ирокезы, от своих слов никогда не отказываемся. И даже те, кто не захочет пойти с нами, совсем уж в обиде не останется. Ведь мы уже сделали главное, побили аиотееков, которые держали вас в плену, и отомстили за семьи и племена, которые они уничтожили. Теперь, даже за Кромкой, они могут чувствовать себя спокойно и радоваться. (Надо почаще напоминать людям о том, что ты Уже сделал для них хорошего, чтобы они не воспринимали твои благодеяния как должное).

А еще я знаю сильное колдовство, которое позволит тем, кто это захочет, тоже стать с нами одной крови! А значит и получит место у наших костров, оружие как у нас, долю в добыче, скот, жену… Вы и сами должны понимать, насколько сильное это колдовство, и что просто так его делать нельзя.

Вы, конечно, можете остаться сами по себе и жить, как вам захочется. — Я пожал плечами, всем своим видом изображая иллюстрацию к пословице «баба с возу, кобыле легче». И можете пойти к другим племенам и Царям, чтобы есть с их стола, и служить им… как служили аиотеекам.

Но чтобы колдовство с объединением крови сработало правильно, вам надо пожить среди нас и понять какие мы. …А добыча? — Я махнул рукой, всем своим видом показывая какая это ничтожная мелочь. — Будете ирокезами, и будет у вас добыча, какую вы не видели раньше! Так что возвращайтесь пока к своим родовичам и по своим оикия и расскажите там, то что я вам сказал.

…А тебя, Гок’рат, я попрошу остаться! — Сказал я, когда наметившееся восвояси движение забритых стало необратимым. А потом, убедившись что все вроде как разошлись, а Гок’рат остался и не может больше капать на мозги своих подчиненных, задумчиво спросил. — Ты видел когда-нибудь, чтобы наконечник так в голове застрял?

Я прошелся по периметру ристалища и демонстративно плюнул в те места, куда вражий шаман что-то прикапывал. С собой я тащил копье… свежесобранное копье из вытащенного из головы нашего парня наконечника и подобранного на поле боя древка. Чтобы плотно насадить торчащий в голове наконечник на древко, я устроил такую возню, что возле меня, как это обычно и бывает, собралась толпа советчиков, помощников и просто зевак. Так что после того, как человек пять-шесть удерживали пациента, а еще столько же, крепко ухватившись за древко, совершили медицинскую процедуру удаления из мозга лишних деталей, я просто не мог себе позволить не использовать данный предмет в качестве мистического инструмента. И скажу, предвосхищая события, что спустя некоторое время в былине про Большое Ристалище, без всякой на то моей подачи, начали рассказывать, что я специально воткнул копье в голову своего совершенно здорового соплеменника, и начертал магическую линию его кровью и мозгами. …А Диб’гхи при этом — хоть бы хны! …А этот дуралей и сам кажется забыл, как все было на самом деле, и страшно гордился, что его голову использовали в качестве чернильницы.

Походил с важным видом, потыкал копьем в разные стороны. Хрипящим от усталости голосом исполнил несколько песен из своего репертуара. На большую шоу-программу сил просто не хватало. Так что вместо себя отправил Витька с Осакат — пусть тоже побьют в бубен да проорут несколько песен, внесут, так сказать, вклад в общее дело.

…Уж не знаю, то ли это заслуги учителя, то ли ученики мне такие немузыкальные достались, но пели Витек с Осакат хоть и самозабвенно, но кошмарно. С такими голосами их бы даже с российской эстрады выгнали. Но сейчас, чем ужасней и зловещей — тем лучше. Их визгливые и диссонирующие между собой голоса заставляли кривиться как от зубной боли даже меня. А зловещий ритм бубна завораживал и притягивал внимание к этим воплям.

…Я кстати заметил, что неизбалованная постоянным музыкальным шумом в ушах местная публика вообще очень живо реагировала на подобные вещи, стоило несколько раз размеренно стукнуть палкой по бревну, и в глазах у них появлялась этакая поволока, а ноги начинали отбивать ритм.

…Ну да ладно, мне сейчас не до этого. Надо найти подходящий кусок кожи, достаточно жесткой, для затеянной мной аферы. …Тут обычная порезанная безрукавка не подойдет. Думаю лучше брать шкуру со щита. Местные любят вымачивать такую кожу в соляном растворе, от чего она твердеет и становится словно кусок жести.

Ага. Под прицелом сотен недоумевающих, но любопытных глаз нашел какой-то трофейный щит и начал резать его на кусочки. Внимательно осмотрел, выбрал те, что не имеют особых примет, сложил вместе и обрезал так, чтобы внешне они ничем не отличались друг от друга. …Приходилось быть очень острожным, взгляд местного дикаря — охотника и воина, куда острее моего и видит множество мелких деталей которые житель Моего времени просто не заметит.

— Витек, Осакат. Идите сюда. — Приказал я своим ученикам. А потом, встав точно на середину Ристалища, велел прикрыть меня плащами от глаз зрителей.

Я не просил, но наступила мертвая тишина. Всем было жутко интересно, что такое делает Великий Шаман, что и видеть никому нельзя. Только разве что аиотеекский «коллега», ревниво наблюдавший за моими действиями и втихаря пытавшийся испортить проведенную мной линию, шаркая по ней ногой, вдруг начал долбить в какие-то колотушки и дико подвывать. Пытался магию мою испортить, поганец этакий.

Потом я обратился к публике… В смысле, к нашей публике. Аиотееки продолжали сидеть в своем лагере, готовясь к поединкам там, и цепочка воинов между шатрами продолжала оставаться на месте — бдительность важнее всего. Так что то, что происходило у них, мы могли догадываться, лишь наблюдая издали.

В то время как наши союзники, уже заняв зрительские места по периметру, начали нетерпеливо ерзать, бубнить и гудеть в ожидании шоу.

— Большая Битва. Большая Мана… — Начал я, входя в роль конферансье и стараясь выкрикивать слова погромче, подвывая на шаманский лад. — Невиданное случилось сегодня. Многие Царства, многие племена и народы, даже те, кто раньше воевал друг с другом, объединились вместе, чтобы побить чужаков, пришедших к нам из-за моря. — …Далее последовала краткая политинформация, тонко, да и толсто тоже, намекающая на то, как круты Ирокезы… Настолько круты, что даже готовы по доброте душевной делиться с другими самым ценным. Возможностью подставить голову и тело под удары самых сильных и злобных врагов, например.

Заодно уж постарался дать понять, что это уже будет не сражение, а что-то вроде последующего жертвоприношения в знак благодарности Духам за дарованную победу. Вроде как барашка прирезать или оленя отловить и Духам отдать. А то, что аиотееки еще не совсем пленные, так это мелкие технические детали, о которых и говорить не стоит. Просто в таком виде они лучше сохраняются и приобретают более приятный для Духов вкус.

…И еще одна маленькая, буквально крохотная деталь. Вы, ребята, не догадались оставить маленько аиотееков духам на «пожрякать», а мы мол, ирокезы, которые привыкли думать не только о себе, но и о других, про дедушек даже ваших не забыли и готовы поделиться. …Так что тому, кто завалит аиотеека, достанется только его скальп и мана, а имущество, извиняйте люди добрые, переходит в собственность самых добрых и бескорыстных людей на свете. …Ну да, именно ирокезов я и имею ввиду, ежели кто еще не понял!

И если кто-то испытывает в связи с этим какие-то сомнения — мы, типа, не навязываемся. Пусть валит на все четыре стороны, оставляя дедушек голодными, и ходит по всей земле кругами, объясняя, что он ни фига не трус, а просто жадина. И даже в спину свистеть и тыкать пальцами мы ему не будем, а просто разойдемся по домам и всем расскажем, что Вождь такой-то биться с аиотееками забздел!

…Нет таких? Все драться хотят и на наше имущество не претендуют? Очень рад этому обстоятельству.

Но вот беда! Благодаря зафигительной крутизне и непобедимости ирокезов, врагов осталось так мало, что не все достойные воины смогут принять участие в турнире.

Половину, — уточнил я сразу, — берут на себя ирокезы. А остальных готовы отдать самым лучшим и достойным своим союзникам. …А выбор, кто наиболее достойный, пусть делают… конечно же Духи!

Пусть ко мне выйдет кто-нибудь… — Я задумчиво осмотрел публику, будто бы выбирая подходящую кандидатуру. — Вот ты, Гок’рат, — указал я пальцем на торчащего где-то в задних рядах претендента в Большие Вожди.

…Это Гок’рат, — представил я его широкой публике. — Он предводительствует над теми, кто еще сегодня утром был аиотееком, но перешел на нашу сторону. …Я, Великий Шаман Дебил, еще много дней назад предсказал, что так Будет, и велел вам всем не трогать воинов врага, на руке которых будет повязано что-то белое. …Помните это? (Народ радостно загудел. «Как же — как же, помним!». Всякому приятно быть если не участником, то хотя бы свидетелем настоящего чуда.).

Ни он сам, ни его люди, — продолжал я вещать. — В поединках участвовать не будут. И он не знает никого лично из вас и потому не может быть пристрастен или иметь какие-то интересы. Так что пусть он станет голосом, которым духи выскажут свою Волю. …Согласны?

Народ прошумел свое согласие, а я поймал заинтересованный взгляд Леокая и задумчиво-настороженный Гок’рата. Кажется эти два прохиндея догадались, что я затеял какую-то аферу.

…А вовсе и не «какую-то», а самую что ни на есть, можно сказать, «классическую». Близкую родственницу хорошо известных нам наперстков. Только вот как дурить народ в наперстки я не знал, а вот с этой аферой меня познакомили.

…Был у меня один приятель в училище. Откуда-то из Подмосковья и потому жил в общаге. Я частенько заходил к нему туда, чтобы попить пива, поговорить о бабах и вообще, окунуться в атмосферу студенческой вольности и раздолбайства.

Юрик, так его звали, по его собственному утверждению происходил из древнего цыганского рода жуликов и катал и якобы знал тыщи способов как надуть несчастного лоха.

…Врал, скорее всего. Да мне собственно говоря это было и неважно. Сама перспектива потусоваться в ореоле столь яркой, неоднозначной и отчасти романтичной персоны, привлекавшей немало девичьих глаз, казалась мне весьма перспективной и занимательной.

Вот этот Юрик, и впрямь знавший немало ловких трюков с картами, и научил меня одной «детской» разводке. Берутся три карточных листка, два черных, один красный. Перемешиваются, зажимаются в ладонях, одна в одной, две в другой, и попеременно бросаются перед «клиентом», а тот должен угадать красную карту. …Хитрость в том, чтобы незаметно скинуть лежащую сверху карту, так чтобы «клиент» подумал, что скидывается нижняя.

Вроде бы легко, но тут требуется целый комплекс отвлекающих движений, манипуляций руками и даже вовремя сказанных слов, чтобы «клиент» не заметил аферы.

…Не то чтобы я считал себя специалистом в подобной разводке, но кое-какие навыки присутствовали. И потренировавшись немного, прикрытый плащами учеников, я постарался эти навыки восстановить. А поскольку я собирался применять их лишь время от времени, тобыла у меня некоторая надежда, что Гок’рат не успеет разобраться в чем тут дело до окончания «матча».

В общем, первым должен был биться Лга’нхи. …Я конечно, помня правила эстрадного концерта, хотел было уговорить брательника выступить уже в финале, как наиболее яркая и мастистая звезда. Но разве же его уговоришь? Уперся как мальчишка перед витриной с конфетами. Разве что ручками-ножками не сучил и истерики не закатывал.

…Тут все-таки другие правила — вожди идут впереди, а уж все остальные за ними.

…Ну да и ладно. Я выкрикнул вызов аиотеекам, сказав, что против них выходит самый-самый-самый, и пусть высылают бойца, равного нашему по крутизне. …Если найдут конечно.

Естественно вышел Тибасииаак из рода Итиикаоо, знакомство с которым доставило мне огромное, но очень сильно надеюсь, что короткое Щастье. Здоровый крепкий мужичина с черной, но уже начавшей седеть бородой. …В исходе поединка с ним я почти не сомневался. Оно, конечно, просто так предводителями большой Орды не становятся, но Лга’нхи моложе его чуть ли не вдвое и на голову выше. Правда он сегодня нехило схлопотал по голове, но и аиотеек, по всему было видно, вдали от битвы не отсиживался. …Вот только нахрена Лга’нхи оставил свое копье и взялся за Волшебный Меч? Неужто дурень и впрямь считает, что его «волшебность» дает ему какие-то преимущества?

…Нет, когда-нибудь я этого придурка точно отлуплю. Совсем не бережет он мои нервы.

Сигналов к началу поединка никто не давал. Нет пока еще такой традиции, как и правил дуэли или судей, за соблюдением правил присматривающих. Вышли, посмотрели друг на друга, и застоявшийся за последние пару часов Лга’нхи скаканул вперед как психованное кенгуру.

…Нет, он определенно знал что делает, когда выбрал такое оружие. Тяжелое копье конечно длиннее и достает дальше, зато после нескольких часов битвы более коротким и легким шестопером размахивать куда легче, а рост, длинные руки и быстрые ноги давали Вождю Ирокезов существенное преимущество.

Первый же удар, нанесенный по диагонали снизу вверх и слева направо, едва не вышиб копье из рук Тибаасииаака, по крайней мере его наконечник отлетел куда-то в сторону и вверх. Второй, опять нанесенный в прыжке да еще и двумя руками, пришелся по щиту… а кожа и прутья — не лучшая защита от тяжелого набалдашника, из которого торчат железные перья. Левая рука аиотеека повисла, вероятно переломанная этим жутким ударом. На фоне первых двух третий удар выглядел сущим детским садом — всего-то и делов, слегка приголубить по затылку развернувшегося от предыдущих ударов противника. …Только нафига было шлем портить? А впрочем ладно — выправим потом.

А наказывать Вождя за порчу имущества, так уж и быть, не стану. Тот факт, что вместо красивого снятия скальпа с поверженного врага, ему пришлось не меньше минуты возиться, пытаясь содрать искореженный кусок бронзы с размочаленной головы, уже послужит ему достойным наказанием.

О! Справился наконец! Издал победный вопль и, выступая этакой цацей, прошествовал в наши ряды, по пути впитывая в себя восторженные вопли толпы и взгляды обожателей. Как бы звездную болезнь не подхватил.

А пока наш молодняк утаскивал с поля труп (чтобы доспехи никто не прихватизировал), следуя моей инструкции, на поле вышла парочка воинов. Мокосай и Царь Царей Спаты в приглянувшемся мне шлеме. Теперь духи должны были сделать выбор, кто из них достоин биться с очередным врагом.

…Потому я велел именно Гок’рату подойти и поставить на лоб одному из поедишиков красную точку свежей кровью убитого Тибасииаака. Он выбрал Мокосая.

Я высоко поднял свои карточки, чтобы все видели, что на одной из них стоит пятно такого же красного цвета. Помахал хитрым образом руками и бросил их перед Гок’ратом, велев обязательно постараться найти именно ту, что отмечена красным. Если у него это получится — биться Мокосаю, если нет — царю Спаты. И поскольку я не мухлевал, он без труда отыскал нужную. Выбор был сделан, а царю Спаты осталось только с ненавистью посмотреть на… конечно, выбравшего не его Гок’рата, и отойти в сторону.

…Для того в спорте и введены правила, а время поединка разбито на короткие отделения — чтобы бой мог как можно дольше привлекать внимание публики. Тут правил не было и поединки долго не длились, что достаточно убедительно показал Лга’нхи. Но этот поединок затянулся чуточку подольше. Мокосай был жутко утомлен и обескровлен, а его противник опытен и силен. …Пару раз мне даже подумалось, что я потеряю важного союзника среди горских царей. Но видать не зря Мокосай сначала стал главным военачальником в воинственном и любящем подраться Иратуге, а потом и до царей сумел подняться. Как-то он все-таки умудрился сначала поранить противника в ногу, а там уж, лишив подвижности, окончательно добить. …Правда гордой цацой, наподобие Лга’нхи, ему уже пройти не удалось. Подбежавшие подданные утащили его на руках. Однако, один хрен, счет был в нашу пользу.

…Потом пошло-поехало. Сначала дрались через одного — ирокез, пришлый. Но когда все наши Старшины отметились, причем двоих из них мы потеряли в виду крутизны противника, я твердо решил «на фиг», и простым ирокезским воякам тоже пришлось встать в общую очередь тянущих жребий. …Они этим возмущались, но с меня взятки гладки, такова была Воля духов.

В общем, дальше я мухлевал с выбором как мог. Если выходящий аиотеек выглядел особенно грозными и не покоцанным в предыдущих боях, он доставался представителю иных племен. А если вполне подходящей добычей — наши ребята демонстрировали на нем свою крутизну. Благодаря чему мы, пройдя почти десяток поединщиков, не потеряли ни одного человека, хотя раненные, и один довольно серьезно, были.

А еще я всячески старался подставлять Гок’рата, особенно когда претензии биться высказывали улотские витязи. Ведь это он рисовал на выбранном человеке точку… И это он выбирал правильную карточку. Мои действия тут были сплошь пассивными, я, можно сказать, всего лишь ассистировал ему. Так что и все шишки и ненависть тоже падали на бедолагу.

Нет, все конечно понимали, что тут Выбор Духов. Но Духи-то где-то там за Кромкой, или витают незримые в воздухе. А Гок’рат вот он, перед носом, только размахнись хорошенько и вдарь от души, выплеснув свое разочарование и недовольство.

…Ан фигушки — нельзя! Духи обидятся. А от этого бессилья градус бессознательной злобы только повышается. Так что чуть ли не для половины племен Гок’рат стал объектом ненависти номер один.

А для второй половины? А для второй половины он уже был не интересен. Когда это победителя интересует мальчик, подающий во время матча мячи или полотенца? А вот проигравшие склонны ругать бедолагу за недостаточно круглые мячи и мягкие полотенца.

Так что, помаленьку, моя идея рассорить чересчур хитрого шамана Гок’рата со всеми остальными более-менее значимыми Царями и Вождями начала срабатывать. В Улот ему теперь точно лучше не соваться. Он забраковал почти всех воинов оттуда, желавших блеснуть своей удалью и крутизной. …Забраковал бы и всех, да только я уловил укоризненный взгляд Леокая и его легкий, вроде как соглашающийся кивок (мол, этот раунд ты выиграл, уймись и не обижай спортсменов), после чего резко сбавил обороты. Очень не хочется, знаете ли, подставляться под дедушкину месть. …Он как никто умеет подгадить в ответку, да еще и в десятикратном размере.

…Впрочем, надо отдать должное — Гок’рат быстро понял, что я его использую. Вот только долго не мог понять как, ведь в наших политических межплеменных раскладах он ни хрена не понимал, и понять, почему я отдаю предпочтение тому или иному воину, сообразить не мог.

Особенно когда это касалось моих же ребят. Тут уже срабатывала разница в менталитете и образе мыслей. С его точки зрения, моим вечно доставались противники похуже и послабее, а значит и с более слабой маной. Так что, по всему выходило, что я мухлевал против своих же. А ведь такого просто не может быть!

Но я за маной не охотился, нафиг мне ее не надо даже задаром. Мне бы людей сохранить, так что маной и шишками я готов делиться с другими, лишь бы аиотеекское барахло перепадало нам.

Где-то уже ближе к концу вышел облом — маленький и хлипкий на вид аиотеек, умудрился завалить сначала нашего молодого воина, потом дюжего вождя песиголовцев, и нагло стал требовать себе новую добычу. Судя по доспехам и оружию, аиотеек был из богатого рода. И мне очень не хотелось выпускать такой куш из своих загребущих лапок, ведь после третьей победы мы были обязаны отпустить и его, и его род, да еще и со всем имуществом. …Немыслимая расточительность!

К счастью, установленные мной бесчестные правила, согласно которым надо убить троих противников, чтобы быть отпущенным на свободу, сработали как и ожидалось. Мало того что аиотеек был утомлен двумя поединками, так еще и его ценность как носителя нехилой маны резко возросла. Вышедший против него улотский витязь, кажется двоюродный племянник Леокая, умудрился прикончить его за несколько минут, обменяв сохранность моего законного имущества, на рану в бедре. …Я немножко успокоился.

…И напрасно. Потому что еще спустя пять-шесть поединков, когда оказалось, что аиотееки-оуоо уже кончились, на середину ристалища вышел аиотеекских шаман, да не один, а в компании копья, и вызвал на бой меня. …Вляпался, блин!

Глава 12

После этой чертовой проклятущей битвы прошел примерно месяц.

Зима подобно тигру напала неожиданно и внезапно. …Вот так всегда тут, вроде бы и понимаешь что бродит она где-то рядом, слышишь ее прохладное дыхание и негромкое похрустывание утренних заморозков по траве, и ждешь, что вот-вот прыгнет она на тебя внезапными холодами, вьюгой и снегопадом… Но когда однажды просыпаешься засыпанный белым снегом, почему-то страшно удивляешься и недоумеваешь «Неужели пора???».

Оно может и к лучшему. Предчувствие скорых холодов и сугробов на перевалах заставило большинство наших союзников сразу после битвы спешно собирать манатки и расходиться по домам. Лишь несколько племен песиголовцев решили расположиться в предгорьях на север от нас, да пришедшие с войсками горских царств беженцы-прибрежники двинулись к морю, видать понадеявшись, что это нашествие аиотееков будет последним, и больше их никто не потревожит.

Немалая часть забритых тоже разбежалась кто куда. Несколько групп степняков, собрав по степи ошметки аиотеекских стад и недобитых аиотеекских баб, привычно двинулись в степь. …Еще больше прибрежников двинули к морю, в надежде хоть как-то прокормиться зимой, собирая ракушек в прибрежной полосе. Лишь бы подальше от всякого оружия, битв, психованных шаманов и странных причесок. Ирокезы это конечно круто, но спокойная жизнь лучше!

…Да уж… — спокойная жизнь. Как правильно заметил прошлой весной Мудрейший из мудрейших Царь Царей Леокай, мне, дебилу, она не светит.

Война — бесспорно красивая и героическая штука. …Особенно в пересказах сторонних наблюдателей про то, как войска выходили на битву, блистая оружием и доспехами и озаряя остающихся чудесным светом своих мужественных лиц.

А вот возвращение… И даже к чертям собачьим самых этих вояк — ободранных, израненных, озлобленных и безумно уставших. У них хотя бы есть возможность забыться и забыть ужасы прошедших дней, купаясь в лучах Славы, и ловя благодарные и влюбленные взгляды своих женщин.

А вот каково было мне смотреть в глаза тех соплеменников, которые по возращению войска вдруг узнали, что внезапно стали вдовами и сиротами или, еще хуже, потеряли своих детей?

А ведь таких, мама дорогая, было чуть ли не половина племени. И я до сих пор во взгляде каждой встречной женщины продолжаю видеть осуждение и укор. …Знаю что это чушь, никому и в голову не приходит в чем-то меня обвинять, скорее наоборот, благодарят и хвалят и за то, как дрался, и за то, как шаманил… Но ничего не могу с собой поделать. Воображение помноженное на совесть — жуткая штука.

Да, победа далась нам безумно дорого. И пусть возвращались мы к нашему рукотворному озеру, сгибаясь под тяжестью добычи, гоня впереди себя целое стадо навьюченных трофеями верблюдов, запряженных в груженые повозки овцебыков и стада овцекоз — на мой взгляд, это не искупало чудовищных потерь. Треть всего ирокезского войска осталась на поле Битвы. Еще несколько десятков воинов получили тяжелые раны, и был огромный риск, что они навсегда останутся калеками.

…Да что там говорить — тех, кто не получил в бою не единой царапины, не было вообще. Все мои запасы травок, бинтов и примочек исчезли буквально в первый же день лечения, а начавшаяся зима не позволяла возобновить запас, так что следующая пара недель стала для меня настоящим кошмаром. Поиском лекарств, перевязочных средств и потерей, потерей, потерей… Если бы не помощь Оилиои, я бы не знаю как бы и выкрутился из этого унылого положения.

Но вот, все, кто должен был выжить — выжили, а тем, кому это было не суждено, я поведал о наикратчайшем пути к кострам Предков и проинструктировал, что им там говорить и о чем просить прадедушек.

…Нет, ребята, война — слишком затратная штука и, точно вам говорю, себя не окупает абсолютно. …По крайней мере мои уничтоженные нервные клетки не восстанавливаются даже при виде шести огромных котлов, груды бронзового оружия и побрякушек или даже здоровущего шатра Самого Большого аиотеекского Босса и еще четырех поменьше, которые теперь нам принадлежат.

…И вообще, мне от этой Победы и от этой Добычи, как обычно это и бывает, достался только новый геморрой и проблемы. Ну да. Конечно. Я говорю о людях!

— Что будем делать с этими людьми, Лга’нхи? — спросил я брата и Вождя по совместительству, когда мы пошли на обследование вражеского кремля, после того как все аиотееки-оуоо были убиты на поединках.

— Э-э-э… — Задумался мой непривычный к подобному занятию (в смысле — думать) Великий Кормчий и как обычно выдал наипростейшее решение. — Убьем?!?!

Я оглядел стоящие перед нами почти три полных оикия коренных аиотееков и сильно задумался. Свое оружие и доспехи они положили на землю и стояли, понуро опустив головы, словно бы уже смирившись со своей участью. Коли уж их хозяева, крутейшие из крутых и кореннейшие из коренных аиотееки-оуоо, проиграли с таким разгромным счетом, то духи явно не благоволят подданным аиотеекской империи, и им точно ничего хорошего не светит.

Однако инстинкт самосохранения силен. И попытайся мы их всех убить, пусть даже и безоружных, инстинкт свое слово скажет, полезут отбиваться даже голыми руками. Следовательно новые убитые, новые раненные, кровищи по колено, выпущенные мозги, вывалившиеся кишки и прочие радости массового убийства. …Устал я от этого!

Да и не для того я свалился сюда из своего двадцать первого века, чтобы опуститься до уровня крокодила, пожирающего даже собственных отпрысков, дабы они не выросли в конкурентов. В известной поговорке про пистолет и доброе слово — оба этих слагающих успеха, вроде как, выглядят равновесными. И коли из пистолета я уже настрелялся до тошноты, не пора ли применить доброе слово?

…Тем более что за спинами этих… отныне наших «забритых», прячется целая толпа женщин и детей. И стоит снова пролиться хоть капле крови, мои соплеменники уже на этом не остановятся, пока не вырежут всех. А потом и сами пожалеют об этом. …Я точно пожалею.

— Нельзя их убивать. — Уверенно сказал я. — Совсем нельзя!

— Почему? — удивился Лга’нхи. Для него, думающего наконечником своего копья и набалдашником шестопера, мои слова скорее показались вызовом его способностям массового убийцы, чем поводом задуматься.

— Аиотееки-оуоо с нами договор заключили. Свои жизни за жизни этих людей отдали. — Попытался объяснить я свое понимание сложившейся ситуации. — Убивать их будет плохо. …Опять же, они ведь небось знают очень много. Про поля заливные, например, и про зерно, верблюдов…

— Ты их, что же, ирокезами хочешь сделать? — Удивился моей безграничной наивности и тупости брат.

— Нет… — Коротко вздохнул я. Хотя и знаю, что все настоящие империи начинались с того, что победитель признавал за побежденным практически равные с собой права, но сейчас, боюсь, мы до Империи еще не созрели.

— Но и убивать нельзя, — продолжил я. И поскольку в глубине души сам признавал, что разумных доводов за убийство было куда больше, чем за сохранение жизни, добавил последний аргумент. — Духам это не понравится.

— Ну тогда пусть Духи и думают, куда их пристроить! — Сделал правильный вывод мой приятель, поскольку знал что Духи мудры, всезнающи и никогда не ошибаются. А его Шаман Дебил парень толковый и всегда правильно передает поданные духами подсказки. …Как жалко, что в реальности Духов нет!

Короче, заботу о наших пленных свалили на меня. …Так же как и о новых потенциальных соплеменниках — экс-забритых, пожелавших все-таки попытаться примкнуть к ирокезам. Но у тех хотя бы был Гок’рат, под присмотр которого я мог, пусть и не без некоторой опаски, отдать этих людей. А вот с пленными аиотееками такая фишка не прошла. И помимо возни с ранеными, мне пришлось еще возиться и с ними, пытаясь найти хоть какую-то экологическую нишу, для этих пока еще выглядящих столь чужеродно на нашем фоне людей.

…Чуточку проще было с аиотеекскими бабами и детьми. К моему собственному удивлению, особых зверств и эксцессов со стороны победителей в отношении них как-то удалось избежать. После битвы наступила пауза для поединков, за время которой волна ярости и кровавого дурмана немного схлынула, а потом все были слишком измучены тяжелым днем, чтобы еще и оттягиваться на пленных. А в следующие дни… Ну конечно бабы, особенно молоденькие, повышенного внимания наших вояк, особенно молодняка, не избежали. Но хотя бы животы после траханья им не вспарывали и младенцам головы о камни не разбивали. …Видать все-таки идея что все люди — «люди», постепенно до моих ирокезов доходит. И на чужаков, пусть это даже аиотееки, тут больше как на каких-то чудовищ не смотрят.

Так что я хорошенько все обдумал, созвал Большой Совет, и внес на нем рациональное предложение. Лга’нхи меня поддержал, Старшины и Воины, настроенные после победы весьма благодушно, тоже возражать не стали.

И хотя это было и не совсем по обычаю (время Большого Перемирия как раз закончилось), но я переженил весь наш молодняк на аиотеекских девках и молодых вдовах. Да и многие опытные вояки не отказались заполучить себе младшую черноволосую жену — экзотика и престиж как никак!

Наших же вдов я собирался свести с вояками из бывших забритых, дабы те, так сказать, в том числе и половым путем приобщались к Ирокезианству и нашему образу жизни. Заодно и будет кому семьи убитых ирокезов кормить. А подобное родство, оно куда нагляднее и убедительнее даже «Ведомости на Зарплату».

И потому я нагрузил Старшин задачей выбирать самых достойных, среди пасущихся рядом с нами вояк, дополнять ими свои поредевшие оики или формировать новые. Начинать проводить тренировки и таким образом помаленьку вводить чужаков в наш круг. …Благо опыт такого «слияния» у ирокезов уже был. Так что процесс пошел, и я уже почти мог праздновать победу.

…Но тут как всегда подсуетился мудрый дедушка Леокай. Сей хитрый гад домой не торопился, и я частенько видел его шушукающимся с предводителями некоторых группировок забритых, что лишь добавляло мне поводов нервничать и трястись от нехороших предчувствий.

И вот он наконец объявил о своем возвращении в Улот, собираясь по случаю наступившей зимы идти туда не через горы, а вдоль побережья. Благо, с его войском этот путь выглядел безопасной прогулкой.

Но дедушка Леокай не был бы самим собой, если бы не устроил мне напоследок каверзу. Прямо посреди прощальной пирушки, когда я чуточку уже расслабился и пребывал в благодушном настроении, он обратился ко мне при всей честной компании с вопросом — а не могу ли я, коли уж так Велик, как сам рассказываю, совершить обряд объединения крови и между его людьми и теми «забритыми», что захотят уйти вместе с ним?

Я было начал бекать-мекать, ссылаясь на то, что мы-то дескать ирокезы — все родня и Духи у нас общие, а вот… Но Леокай резонно возразил, что он мне тоже родня, причем очень близкая, поскольку его внучка моя сестра, а значит он — чуть ли не мой двоюродный дедушка. А значит и весь Улот мне и Великому Вождю Лга’нхи — вроде тоже как почти родная семья, пренебрегать интересами которой совсем нехорошо.

…И мне бы тут хорошенько подумать, с какой стати Леокай впервые публично заговорил с нами о таком близком родстве и даже признал себя двоюродным дедушкой. Раньше-то он эти вопросы предпочитал обтекать стороной. …Это я все больше козырял родством с ним, пытаясь произвести впечатление на окружающих…

Опять же, это объединение крови… Новую ведомость на зарплату придется составлять?! А значит я вроде как буду связан с теми, кого впишу в Список? Это ведь вам не в паспортном столе печать поставить. Это большое и великое шаманство!

А ведь если подумать, то корень всех моих нынешних проблем таится в том времени, когда я согласился провести обряд для тогда еще просто «забритых» вояк Гит’евека. …А потом пошло поехало, стал их шаманом, объединил в общее племя, а теперь бегаю как белка в колесе, пытаясь разрешить сотни проблем одновременно. А теперь на мне будет висеть еще и второй такой же дурдом?

…Да. Мне бы подумать… Но дедушка Леокай как обычно так подобрал время, что думать было некогда, и пришлось соглашаться провести обряд. Иначе такой вот прилюдный отказ прямо в глаза — это уже смертельная обида Царю Царей, после которой о какой-то дружбе или союзничестве с Улотом можно было даже и не заикаться. Хуже чем плевок в лицо!

…А ведь дело не только в том, что часть забритых уходила к Леокаю, который поняв, что не сможет утащить их с собой в качестве «низших», решил чуть приподнять планку, лишь бы заполучить в свое войско опытных вояк. В конце-то концов, все эти две с лишним сотни оставшихся возле нас вояк мы бы все равно ассимилировать не смогли. Так что хрен с ними — пусть те, кого Леокай сумел уговорить, уходят с ним.

Другой вопрос… Я вот частенько говорю «мои люди», «мое племя». Но тут это означает скорее что это «я их». Я принадлежу всем окружающим меня ирокезам еще в большей степени, чем принадлежал племени Нра’тху, когда был его рабом. Тогда я мог свободно убежать от них в степь, и никто бы мне слова не сказал. Жил Дебил дураком, дураком и помер, для «люди» — забот меньше.

А сейчас, сотвори я какую-то глупость, и ведь все племя ринется меня спасть, как это было год назад. И это налагает, знаете ли, большую ответственность.

И вот сейчас Леокай, и своим предложением, и своими словами о близком родстве, привязывает меня к Улоту и к «новой родне» такими же крепкими узами. А со мной и Лга’нхи, и Витька, и всех ирокезов. Потому как эти простые и наивные ребята против дедушкиной хитрожопости абсолютно беззащитны и ринутся на смерть при первой же просьбе о помощи.

Так что, что там ни говори, но обскакал меня дедушка и на этот раз. Я-то опасался, что он умыкнет «забритых», что сделает существование ирокезов не столь нужным и полезным для него. А значит даст дополнительные рычаги давления и пространство для маневра при торговле и переговорах с нами.

А он, вместо этого, похоже умудрился еще и нас загрести в свой прожорливый карман, одним изящным ходом. Теперь уже ведь хрен откажешься исполнять его просьбы, после того как он прилюдно объявил о такой нашей родственной близости. Да и его новые отряды «забритых», которые я буду своей магией соединять с Улотом, вроде как тоже теперь находятся под моим присмотром и покровительством, и надо еще понять, как именно он собирается роднить и соединять кровь своих воинов с кровью забритых. Ясное дело, самые крутые и авторитетные вояки на такое не согласятся. Спесь из горских «лыцарей» так и лезет, почище чем из аиотееков-оуоо. А значит, он объединит их в единое войско с теми, что попроще… И не просто объединит, тем самым он фактически создает опричное войско, которое будет подчиняться лично ему, кормиться с его стола и противостоять основному войску Улота.

А еще, я полагаю, именно с них начнется внедрение «передовых методов хозяйствования», про которые я рассказывал ему еще позапрошлой зимой. А значит у Дедушки появится и дополнительный материальный ресурс, позволяющий подмять под себя «старую знать».

А если еще и добавить магическую власть, которую будет иметь над опричниками Леокая шаман чужого племени, однако сильно прислушивающийся к «просьбам» дедушки, что дает ему дополнительные рычаги влияния и власть.

Да еще и ирокезов Леокай хочет заполучить в качестве резерва и дополнительного противовеса. Три войска, почти не связанные друг с другом, но подчиняющиеся одному человеку, которые, в случае чего, легко можно натравить друг на друга или на соседей. Это повод задуматься, во что нас втягивают.

…Нет, конечно, выгоды от такой близости с Улотом для ирокезов конечно тоже были немалыми. Теперь, если что, мы можем заявиться туда не как просители и побирушки, но как родня, которую там обязаны накормить, напоить и спать уложить. Вот только, насколько говорит мне мой опыт, все соревнования с дедушкой Леокаем на жадность он всегда выигрывает и за каждую свою услугу умудряется заставить тебя исполнить две, а то и три.

…А вообще, хорошо бы конечно было узнать, чего он вообще добивается! Вот сдается мне, что все не так просто. …В том смысле что и дочка его оказалась замужем за братом Царя Царей Олидики, и внучка предназначалась Царю Царей Иратуга, да и отношения его с царями северный царств, были вполне родственными. Зуб даю, прослеживается за всем этим какой-то хитрый план. Ведь не так просто он породнился со всеми более менее значимыми силами вокруг своего царства.

Завоевать их теми силами, что у него были раньше, практически невозможно, это встанет слишком дорого, учитывая что каждая горная крепость в этих условиях фактически неприступна, а надолго отрывать воинов от производства пищи невозможно. Но вот так вот, тихой сапой, объединить все царства за счет родственных связей…???

Дедушка жаждет стать правителем Вселенной? Ну в смысле, Гор и окрестностей? Не знаю, зачем ему это. Улот и так настолько велик, что управлять в местных условиях большей по размеру территорией не получится даже у самого гениального политика. И думаю Леокай достаточно умен, чтобы этого не понимать. Так же как не может не понимать, что бо́льшая Власть, это большая ответственность, большие хлопоты и проблемы.

Или просто хочет добиться мира и безопасности для своего народа и своих потомков? Но тогда зачем ему столько войск?

Хотя насколько я помню, почти все европейские монархи к веку 19 были объединены родственными связями, но это не помешало им регулярно развязывать войны. …В конце концов, без войн тут тоже не обойтись. — Надо же давать выход дурной энергии, которая неизменно вырабатывается у мужиков определенного возраста.

Блин! Олимпийские игры что ли предложить ему организовать. …Грекам это вроде бы помогало чувствовать себя единой общностью.

Короче, работой меня дедушка нагрузил. Составить списки — это фигня, а вот убедить людей, что в этих закорючках на кусках шкур есть какая-то сила — вот это проблема, потому как без истинной веры никакое колдовство не сработает. Тут только давить, давить и еще раз давить своим авторитетом и демонстрацией более мелких чудес или просто чудачеств, как я сейчас делаю это с ирокезами.

А иначе через полгода начнут забывать, а через год забудут, а шкуркой этой с закорючками подотрутся. Старые привычки и обычаи довлеют неподъемным грузом и над куда более продвинутыми народами, чем местные дикари или полудикари. …Мы вон, русские, как ни начнем что-то нужное собирать, так либо танк, либо автомат Калашникова получается. А сколько революций ни сделаем, один хрен в конце Империя выходит. А местные, без постоянных тычков в спинку и гудения в уши, быстренько забудут все, чему их учили, да разбредутся по привычным углам тянуть привычную лямку доисторического человека.

А как я спрашивается буду давить и поучать вояк Леокая, если я тут, а они в Улот уйдут? Отправиться с ними? Слишком жирно будет. А дедушка Леокай уже старенький, ему жирное вредно.

…А с другой стороны, пусть бы у него об этом голова и болела. Да только, коли не получится ни черта, все скажут «Дебил плохой шаман, совсем не Великий».

…Все это, боюсь, еще хорошенько придется обговаривать с Леокаем, при этом старательно скрывая свой истинный характер взаимоотношения с Духами. И ведь зуб даю, у него уже какое-нибудь решение задачи есть. Не будет такой монстр как Леокай ставить существование подотчетного лично ему войска на такую темную и ненадежную лошадку как я, если уже не знает способов управлять и контролировать развитием событий. …Но мне он этого способа ни в жизнь не скажет, а заставит извиваться как уж на сковородке, да еще и любознательно так вилочкой потыкивать в меня начнет, спекся ли, мол, дурошлеп Дебил окончательно, или его еще помурыжить надо.

Уверен, это мне месть за проделки с «выбором Духов», во время Ристалища.

Собственно, размышлял я об этом уже после пира, мучаясь от похмелья и выводя деревянным шаблоном тонкую пластину разогретого воска — модель будущего полотна пилы. Работа не столько сложная, сколько требующая усидчивости и прилежания, самое оно, чтобы растечься мыслями по древу и поразмышлять о делах наших скорбных.

Создать сей инструмент для меня наиболее актуальная задача на сегодня… в ряду сотни других, не менее актуальных. Это уже, кстати, пятый или шестой по счету вариант, а все предыдущие тупо ломались в самом начале испытаний. Все-таки бронза, это вам не инструментальная сталь. И признаться я даже мысленно не могу представить, какой должна быть толщина полотна, чтобы с одной стороны не ломалась при первом же зацепе, а с другой — ей можно было работать. …Вот и приходится выяснять идеальное соотношение толщины полотна к ширине и длине на основе накопленного опыта. …Ну и еще с конструкцией работал. Сейчас пробую что-то вроде лучковой рамы, которая будет вытягивать полотно, не давая ему сгибаться.

Пила была нужна позарез. Тут тебе и программа построения флота (будь он трижды неладен), от которой мне теперь по любому не отвертеться, и строительство, да и в любой из мастерских работы бы ей хватило с избытком, благо я постараюсь за зиму развернуть широкомасштабное (для этой эпохи) производство. Даже в медицине (к сожалению) пила — отнюдь не лишний инструмент.

По сравнению с долгим и нудным «перетюкиванием» бревна топориком, а потом стесывания лишнего — это настоящий революционный шаг вперед. …Вот ту же дощечку для шаблона сейчас, при всей ее примитивности, мне пришлось делать около двух дней. А с пилой я бы за полдня справился… Так что на пилу я возлагаю надежды на резкий рывок нашего благосостояния…

А то ведь мы, признаться, живем сейчас не так чтобы особо сыто. Сыграл тут свою роль и фактор поспешного сворачивания заготовительных работ из-за нашествия Орды. И необходимость кормить наших вояк, активно участвующих в маневрах и учениях, вместо того чтобы еду добывать, да и полудобровольная необходимость подкармливать союзников тоже неплохо по нашим запасам прошлась. А уж столько новых голодных ртов прибавилось, да еще и в самое голодное время года…

Нет, не то чтобы мы прям голодали, ежели широко не праздновать свои успехи и не пытаться к лету в обязательном порядке набрать вес, обжираясь до тошноты, запасов мяса и зерна нам до весны должно хватить. Но в самый обрез. И больше всего я сейчас опасаюсь, что если вдруг зима чуток затянется, мои подопечные начнут жрать зерно, предназначенное для посева. Им это, как два пальца обоссать.

Да и не только по поводу зерна… Степнякам — зерно сожрать, прибрежникам — верблюдов-быков на корм пустить. Или вон, пилы да стамески, что я пытаюсь изготовить — на наконечники копий переплавить. Потому как для них это пока еще только просто еда или металл. Не привыкли они пока видеть в инструментах или посевных материалах билет в будущее. И религии, в которой обожествлялось бы зерно и процесс его рождения-умирания, вроде египетского культа Осириса, пока не создали.

А голодать, имея запасы еды, во имя некоего абстрактного будущего дикарю, который в любую минуту может откинуть копыта от сотен окружающих его опасностей, до будущего так и не дожив, кажется немыслимой глупостью.

…Короче, этой весной предстоит много работы на полях. А для этого нужны инструменты. А у нас даже банальных мотыг и лопат на всех не хватит. …Только сейчас по настоящему смог оценить подарок Мордуя в нашу первую встречу. А тогда, с высоты своего свежеприобретенного шаманского звания и воинского достоинства подтвержденного скальпами на поясе, втихаря ржал и глумился над подаренной мотыгой. А вот теперь понимаю, что вместе с ней мне, можно сказать, скатерть самобранку или вечный абонемент в бесплатную столовую подарили. С мотыгой и мешочком зерна для посадки, пусть и не всегда досыта, но прокормишься. Это не по степи за дичью гоняться.

…Которую кстати сказать мы в округе извели напрочь, а уйти по привычке охотников и кочевников вслед за ней не можем. Потому как привязаны к плотине и полям.

Так что приходится части ирокезов уходить далеко в степи на поиски зверья, и для выпаса наших стад. …Оставляя свои семьи в непосредственной близости от пленных аиотееков. Их мне тоже пришлось поселить на озере, только на самой дальней от нас стороне.

…А куда я их еще дену? Они среди нас самые продвинутые земледельцы. Я это у них первым делом выяснил. Так что флаг им, как говориться в зад, а мотыгу в руки, пусть учат нас как быть толстыми и могучими…

Но вообще-то, эти аиотееки были источником моей вечной головной боли. Три десятка взрослых мужиков, опытных вояк. По местным меркам это крутой воинский контингент.

Все суровые волки, прошедшие не один поход и не одну битву. И чтобы управлять ими, приходится строить из себя еще более сурового волчару, а с моими данными это не так-то просто. Только и спасаюсь авторитетом крутого шамана да образом Лга’нхи, сдирающего скальп с их прежнего Самого Большого Босса.

Еще очень помогает то, что их последний поход был крайне неудачен и даже мучителен, так что большинство мужиков соскучилось по спокойной жизни и ничего против того, чтобы осесть на землю и заняться привычным земледелием, не имеют. …Лишь бы не пришлось голодать. А вот этого я им, увы, обещать не могу.

Так же как и решить еще одну проблему — их семьи либо остались где-то далеко за морем, либо перешли в собственность победителям.

Такие запасы тестостерона без сдерживающего женского фактора вообще плохо управляемы. А что уж говорить о лояльности и преданности новым хозяевам, если какой-нибудь пленный аиотеек знает, что его жену, может быть вот прям сейчас в этот момент, на противоположном берегу озера трахает какой-то чужой мужик, а сынишка прислуживает ему в качестве раба…

Вот не выдержат у них нервишки, и в один прекрасный момент поднимут они бунт. …А меня еще постоянно упрекают, что я им равные с «забритыми» и «чужаками» пайки выдаю. Да я бы им и большие выдавал, лишь бы быть уверенным что они нам глотки среди ночи резать не начнут.

…В конце концов я нашел решение. Вот только до сих пор не знаю — гениальное оно или мегадебильное. — Поставил над ними Эуотоосика, для чего пришлось снять с него колодки и даже подарить полный набор оружия — копье, кинжал и топор-клевец из собственных запасов.

Эуотоосик — аиотеек-оуоо. У него способности управлять этими аиотееками-оикия в генетическом коде прописаны. А у них — ему подчиняться. Так что Эуотоосик, у которого, едва он получил в руки оружие, даже вроде как плечи расправились и спина прямее стала, пленников наших без проблем в оборот взял, и они теперь у него по струнке бегают.

…Вот только насколько лоялен сам Эуотоосик, и в какую сторону протянется та струнка, вздумай уже лично он поднять бунт? На мой взгляд, хуже «бессмысленного и беспощадного», только «продуманный и рассчитанный». Но альтернативы пока никакой не вижу. Мне проще контролировать одного Эуотоосика, чем целую толпу бывших вояк.

…Да и некуда ему бежать… вроде бы. Род его вырезали сами аиотееки, так что он теперь такой же изгой-одиночка, как и мы с Лга’нхи когда-то.

А у нас у него есть возможность реально приподняться. Ведь за год плена он у нас уже почитай своим стал, пусть и аиотееком, но своим. А там, у себя, он никто. Так нахрена ему бежать? …Вот разве что опять в Храм этого своего Икаоитииоо опять попытается сдернуть???

Так что пока я активно загрузил его руководящей работой для повышения ЧСВ и разработкой медицинских инструментов и препаратов — для души. Предложив самостоятельно придумать что-то необычное и оригинальное. Пусть ломает башку над этим, а не планы побегов и восстаний строит.

Но это я все не о том. Я о производстве. Короче, собрал я всех своих, кто хоть малость в этом деле шарил, и едва не разрыдался. Целых четырнадцать человек потерял в битве мой дружный коллектив мастеров. Особенно досталось тем, подгорным — мастерам по работе с деревом.

Говорили мне, что вояки из них неважные. Но куда деваться? У нас в битву идут все, потому как в ином качестве ирокезы пока никого особо не интересуют. Вот и осталась чуть ли не половина всех моих лучших и надежнейших помощников на берегу того проклятого озера.

Из молодняка еще парочка, заинтересовавшихся в свое время умениями шаманов-ремесленников, тоже битву не пережили. А ведь среди них самый талантливый и перспективный литейщик был, теперь его уже хрен заменишь.

Раненых да инвалидов собрал, тоже к делу попытался приставить. …Аж четверо, повозились недельку с глиной да углем, плюнули и ушли в Степь, помирать. Западло и тоскливо им видите ли, крутым воякам и охотникам, такой хренью заниматься. А остальные… вроде послушались моих слов, о том что от их работы ирокезам большая польза будет, и стараются как могут. …Только скорее и больше «не могут». И выучка не та, и от ран пока еще толком не оправились. Да и непросто калеке здорового мужика заменить.

Одна у меня надежда на мелкоту и подростков, избравших мастерские местом своих тусовок. Думаете их ремесло привлекло? Хренушки! Они сюда погреться ходят. В степи-то у нас с топливом напряженка. А тут горны раскаленные, да и пара больших костров почти постоянно горит, мастерам надо руки отогревать да и самим греться. Вот молодежные банды вокруг горнов да костров и тусуются. Тем более, что прогонять их я запретил. Вечно голодному молодняку и впрямь неплохо у костров погреться. Опять же, может кого и работа заинтересует. Тем более, что греются они не бесплатно, а выполняя множество мелких услуг и поручений…

— О! Кстати о молодежи… Иолиоои, — окликнул я свою новую ученицу, а скорее уж учительницу, увидев, что она заходит в мастерские. — Ты Некату’гхо руку посмотрела… Что думаешь?

— Думаю ты прав, Дебил. Коли ее сломать, да заново в лубки закрепить, может и выйдет толк. …А так как сейчас — он ей точно двигать не сможет. Пойдем ломать?

…Вот блин девица, при слове «ломать» рожу состроила, словно конфетку выпрашивает. — Любит она это дело — ломать, резать да сшивать.

Ну да, я ведь забыл рассказать. У меня теперь новая ученица, а значит и член семьи — внучка того самого шамана, что вызвал меня на поединок. Девчонке лет наверное шестнадцать-семнадцать, но по части каменновековой медицины, а особенно хирургии, любого за пояс заткнет!

…Ага. Знаю. Знаю, о чем вы сейчас подумали. …И нечего рожи такие невинные корчить, чай с Великим Шаманом Дебилом дело имеете!

Услышали небось про возраст, про девицу и воображение ваше сразу нарисовало образ этакой черноволосой аиотеекской красавицы, которую можно приспособить не только к уходу за раненными или тасканию хвороста, воды и мойки котлов, но и в постельку к себе положить. А что, молодая-то жена померла, а старая превратилась в не пойми что, робота-няньку с напрочь отключившимися для всего другого функциями мозга и организма. …Ну ведь подумали же?!?!

Обломитесь. Не с моим дебильным счастьем такая халява. Оилиоои была уродкой.

И не просто там уродкой, как называют страшненькую подругу симпатичной девчонки. Она была уродкой в чисто медицинском смысле этого слова… не испоганенного разными улично-безграмотными трактовками или унылой политкорректностью.

Голова девчонки была сильно деформирована то ли при родах, то ли из-за какого-то генетического отклонения. А самой примечательной деталью лица были здоровущие, сильно выдающиеся вперед, кривые зубы.

Да еще и ходить она могла, только опираясь сразу на две клюки, поскольку правая нога ее изгибалась под каким-то жутким углом, а на спине рос немалых размеров горб. Добавьте лохматые нечесаные волосы и наряд, увешанный как и у дедушки, косточками и черепами мелких зверьков и птичек.

…Когда сразу после поединка этакое инфернальное чудище подползло ко мне и сообщило, что теперь она «моя навеки», потому как «дедушка велел ей отныне следовать и подчиняться шаману-победителю», я чуть не обделался с перепугу.

Тут и так с поединком этим нервных клеток сжег бессчетное количество. А еще и этот монстрик из ночных кошмаров, подваливает.

Вообще, поединок реально очень нервирующее мероприятие, и нервных клеток гробит даже больше чем иное сражение.

Ведь всего и делов-то вроде бы, одного человека убить, в то время как в сражении, противников может быть несколько десятков. А трясет перед поединком куда сильнее, чем перед битвой.

В битве можно и чуть в сторонке отсидеться, передохнуть… и в спину изловчиться ударить. Или может быть друг в последний момент успеет отсечь руку, занесшую топор над твоей головой. Сколько раз меня Лга’нхи из рук костлявой-то, вырывал? Опухнешь считать.

А тут, один на один, и в сторонке не отсидишься, за чужими спинами не спрячешься, и никто из друзей на помощь не придет, потому как очень шибко тебя уважает и не хочет забирать твою Ману. А шансы ровно пятьдесят на пятьдесят и никаких вариантов…

…А ведь когда мне вызов прислали, я уже расслабился и думал о чем угодно, только не о возможной смерти. Подсчитывал барыши, прикидывал политические расклады и что мне с Мокосая содрать, пока он еще полон благодарности за то, что я позволил ему схлопотать рану в поединке за мое имущество. Короче, балдел и радовался жизни.

И тут этот вызов, как будто открываешь двери родного хорошо изученного до каждой царапинки на краске домофонаподъезда, после долгой дороги в предчувствии отдыха и уюта, …а тебе навстречу откуда не возьмись носорог выскакивает и кишки пропарывает…

Да уж, труса я тогда спраздновал конкретного. Даже мне стыдно вспоминать, а я ведь героем себя совсем даже не считаю.

Настолько мне тогда стремно и боязливо стало, что я, пытаясь тянуть время, даже потребовал принести мне мой протазан, потерянный где-то в самом начале боя. Потому как, дескать, не могу же я на поединке шаманов с чужим копьем биться.

Народ это понял. Аж самолично Лга’нхи сгонял за такой важной штукой, как оружие шамана, пока я набирался храбрости и мужества, чтобы выйти подраться.

…Вышел. Мой противник скинул с себя лишние одежды и профессиональные побрякуши и оказался… древним стариком. Реально древним, я тут таких древних вообще не видел. Борода седая, рожа вся в морщинах, и хоть спину держит прямо, сразу видно, каких это усилий ему стоит. По меркам моего времени, ему наверно было бы годочков восемьдесят, если не девяносто, никак не меньше.

…И от этого мне вдруг стало еще страшнее! А чегой-то он со мной, молодым, биться-то вышел? А может и правда экстрасекс какой-нибудь и ща как трахнет меня молнией поперек спины, да начнет фаерболами поджаривать. …Или змея у него ручная в рукаве, я подойду, а она ка-а-ак прыгнет и зубами клац-клац-клац… Опять же, трубка духовая, которую я забросил из-за того, что яда подходящего подобрать не смог. А он-то небось смог! Не зря же у него змея в рукаве живет.

В общем — смех и грех. Наверное со стороны я смотрелся как один из участников дуэли, между рыцарем-трусом и переодетой в мужской костюм девчонкой, которую еще в далеком детстве видел в фильме по «Двенадцатой ночи» Шекспира. …Ну в том, где еще Клара Лучко играла близнецов, брата и сестру.

Вот так же и я, осторожненько, ежесекундно готовясь припуститься восвояси, меленькими шажками крался к спокойно стоящему противнику, вцепившись в свой протазан, как утопающий в спасательный круг, и тыкая им пространство перед собой.

А потом, приблизившись на дистанцию нормального боя, долго ходил вокруг дедка, пытаясь ложными выпадами и финтами выявить его коварные намерения. И наконец, решившись, ткнул протазаном и, удирая со всех ног, понял, что попал, и услышал звук падающего тела.

До сих пор стыдно до жути. И даже когда я потом услышал, как в былинах поют версию, что злобный и могучий аиотеекский шаман наслал на меня демонов, и, чтобы добраться непосредственно до него, мне пришлось прорубаться сквозь незримые полчища, разя направо и налево нечистую силу своим магическим оружием. …И вроде как даже нашлись свидетели, видевшие странные сгущения воздуха и тени возле моего оружия, и слышавшие вопли и стоны уничтожаемых демонов. Одни хрен стыдно.

…Только спустя какой-то время я понял, зачем старперу это понадобилось. Все из-за нее — Оилиоои.

Так, после смерти деда, она сразу становилась моей собственностью, и был немалый шанс, что я сумею оценить ее потенциал и способности. …И правильно — любой другой ирокез убил бы ее наверное просто на всякий случай. Тут таких существ побаиваются и предпочитают обходить стороной… в лучшем случае.

…Да и у нас Там примерно та же фигня. Древний, еще дообезьяний инстинкт подсказывает нам держаться подальше от существ нашего же вида с явными признаками нездоровья. А вдруг это заразно? Или где-то там, возле них, таятся враги или природные факторы, превращающее нас в таких же. Вот и проходит воспитанный и культурный житель 21 века мимо инвалида, старательно смотря поверх голов и делая вид, что ничего не видит. А попробуй его в этот момент обезьяной назвать — обидится…

…Оилиоои, я так понял, тоже всех этих радостей пришлось хлебнуть полной ложкой. Шрамов на ее теле было побольше, чем у иного зрелого вояки. И уверен, половина повреждений — следствие полученных в детстве травм. Ребячьи банды, благодаря своей невинности, могут быть особенно жестокими.

Моя новая ученица вообще помнила себя, только начиная от попадания в руки шаману в возрасте, насколько я могу догадываться, лет шести-восьми. Что было до этого, либо ей из мозгов выбили многочисленными ударами, либо милосердная память сама постаралась это забыть.

Но все-таки немыслимая удача — уродка, рожденная чтобы умереть всеми отвергнутой, все-таки выжила и все-таки встретила того, кто смог разглядеть в ней нечто большее, чем жуткого монстра. Как я уже говорил — Оилиоои, по сравнению со мной, была настоящим профессором. Видать природа компенсировала физические недостатки умственными способностями. Или просто из-за невозможности бегать-прыгать и играть с другими детьми, мозгу пришлось напрягаться решая вопросы «почему?» и «что дальше?».

Короче, девица эта обладала весьма острым, но циничным умом и хорошей памятью. А еще, сдается мне, была малость социопатом. Ей что лягушек, что людей резать, никакой разницы. И на крики боли и стоны она абсолютно не реагировала — идеальный хирург! Я, признаться, в такие моменты ее побаивался. Хотя ко мне она относилась даже более чем хорошо. Все-таки я второй после ее деда человек, почти научившийся смотреть на нее, не хватаясь за обереги и не шепча отвороты, и даже относился как к равной.

Я тут вообще котируюсь как медик исключительно потому, что даже мой убогий и ничтожный объем знаний куда больше того, что накоплен за тысячелетия этими людьми.

Хотя как сказать. По части травок и кой-каких практических приемов — та же Оилиоои, небось, мастистому московскому костоправу могла бы фору дать. Кости вправляла или закрытые переломы на ощупь собирала так, что я только тихонечко обалдевал в сторонке, стараясь не выдать своего изумления.

Так вот и решился я, в качестве эксперимента, попробовать вылечить давнюю жертву моей профессионально некомпетентности.

Свою рану Некату’гхо получил еще во время того памятного возвращения из Вал’аклавы, когда мы отбивались от аиотееков-оуоо. Он тогда еще и копьем в грудь схлопотал, отчего я, возясь с главной раной, не заметил переломанной руки. А когда заметил, было уже поздно, кость срослась кое-как, и рука работать отказывалась. Я где-то слышал, что у Нас в таких случаях кость опять ломают и сращивают заново. Вот только уверенности, что получится сделать все правильно, у меня не было. Скорее уж, с моим опытом и талантами, куда больше шансов было навредить в остальном полностью здоровому человеку. Да и страшно было… руку-то ломать. А тут эта специалистка, под руководством своего деда изучившая все приемы и методы аиотеекской медицины. Может у нее получится?!?

— Э нет. Погоди, подруга. — Остановил я ее творческий порыв. — Сначала давай-ка подумаем, как именно ломать будем и как сделать, чтобы Некату’гхо боли не почувствовал…

Спустя дней десять очередное полотно пилы было отлито, наточено, вставлено в подогнанный под него лучок пилы и наконец-то опробовано.

Кстати, мне тут сильно помогла уже отчасти отработанная технология по изготовлению бритв. В том смысле, что как несложно догадаться, для племени ирокезов это был весьма актуальный инструмент, и я, задолбавшись брить бошку любимым фест-кийцем, еще прошлым летом задумал изготовить опасную бритву.

Увы, чтобы бритва прошла путь от «садистской» до «опасной», пришлось немало потрудиться. Тут ведь недостаточно отлить полотно правильной формы. Тут главное добиться достаточной твердости материала, чтобы бритва волосы резала, а не выдирала.

Довольно долго мучился и мучил своих мальчишек, пытаясь отлить уникально твердый сорт бронзы. Заставлял их добавлять в готовящиеся сплавы разные минералы, кости, уголь, «играть» с режимами закалки и отпуска металла. Даже просто отбивать готовое изделие, как это делают в деревнях с косами. Тщательно записывая и рецептуру и полученный результат, в надежде, так сказать, поставить это процесс на научную основу.

Увы, «научный метод» подтвердил, что оказывается мой могучий ум человека 21 века с невероятным для каменного века объемом знаний о бронзе нихрена не знает, и что ведет она себя подчас прямо противоположно стали, об обработке которой я имел хоть какое-то представление.

Но после долгих мучений и экспериментов, — кое-что получилось… Ну не «золинген» конечно, но что-то гораздо более приемлемое для поддержания облика ирокеза, чем наши кинжалы. По крайней мере, бритвы сразу стали пользоваться большим спросом. И даже заняли особо почетное место на воинских поясах наших вояк, упакованные в красиво и причудливо расшитые чехольчики. …Такие чехольчики были даже у молодняка, которым бритв пока не досталось, но тут уже вопрос понтов и престижа. Гребень на голове и чехольчик для бритвы на поясе — стали особой отличительной чертой ирокеза.

…Я бы пожалуй разбогател на продаже и производстве бритв, если бы, увы, в виду нашего пещерного коммунизма, не пришлось раздавать их бесплатно.

В общем, это стало маленькой секретной технологией племени ирокезов. По ней мы уже сделали несколько кинжалов и топоров. Так же как и сейчас — полотно для пилы.

Что сказать? По мне так качество было ниже плинтуса, да и громоздкая до отвращения, но мои мастера-деревянщики агрегат сей оценили и очень ему порадовались. Даже несмотря на то, что пропил был наверное вдвое-втрое толще, чем у аналогичной стальной пилы, и на перепиливание ею бревнышка, из-за мелкого зуба и мягкости материала, требовалось время раз в пять большее, чем я привык — это, один черт, был большой прогресс.

Учитывая, что к тому времени я уже успел «создать» (а вернее слегка улучшить имеющиеся, подогнав их под привычный мне вид) стамески и коловорот, с легко заменяющимися перками, и даже рубанок, мой вклад в столярное ремесло каменного века можно было считать достаточным. (И так, откровенно говоря, думал, что все это займет не больше недели, а провозился пол зимы).

Так что дальнейшие заботы о совершенствовании инструментов и освоения методов работы с ними я смело возложил на плечи своих мастеров, решив что теперь мне пора выйти наконец-то из мастерских и вплотную заняться сельским хозяйством.

Петя Иванов — потомственный москвич, имеющий лишь весьма отдаленное представление о сельском хозяйстве, и то в основном благодаря чахлому фикусу, стоящему у меня на подоконнике, который я регулярно забывал поливать. (…Да у меня как-то раз даже кактус умудрился засохнуть). Какие знания я мог дать своим соплеменникам, чему полезному научить?

…Правильный ответ, ищи в слове «москвич»! Вся страна убеждена, что мы, москвичи, ни сеем, ни пашем, а только жрем, да… ну это самое, что бывает после «жрем» и хорошо с ним рифмуется. А следовательно, мы прирожденные руководящие работники с большими способностями к организации и планированию! (Кто не умеет делать — руководит!)

Так что я уже некоторое время подготавливал Большой Сельскохозяйственный Конгресс племени Ирокезов и подчиненных ему лиц.

А ежели менее пафосно — успел навестить и поговорить со всеми «вокругозерными» жителями, имеющими хоть какое-то отношение к сельскому хозяйству. Договорился, чтобы они прислали своих наиболее толковых представителей побазарить за аграрные технологии и передовые методы животноводства.

Охват был, помимо ирокезов, от так и не ушедших с Леокаем улотцев до пленных аиотееков и даже парочки семей приблудных прибрежников, поселившихся на побережье недалеко от нас и, по-хорошему, вообще к нам никакого отношения не имеющих.

Вообще, как я понял из рассказов наших охотников и пастухов, бродящих по большим орбитам вокруг поселка в поисках добычи и нетронутых пастбищ, не так уж и мало народа после Битвы предпочло осесть в, можно так сказать, сфере влияния Ирокезов. То есть, где то в радиусе десяти-двенадцати дней нормального бега степняка. Обычно это были мелкие семейства, состоящие из трех-шести мужиков и соответствующего количества баб, решившие притулиться в нашей тени, надеясь на нашу защиту и покровительство. Благо, я сам всем направо и налево разбазарил, что, дескать, «ирокезы чужаков не обижают». Даже одно племя песиголовцев засело слишком близко к нашим границам на севере, но пока они не начали проявлять свой легендарный дурной нрав, мы их терпели.

Хотя, что и говорить, такое положение дел других ирокезов уже начало раздражать. При наших методах хозяйствования такой ареал обитания столько едоков прокормить не мог. И с этим надо было что-то делать… Еще одна головная боль.

…Позвал я на Конгресс и Лга’нхи, который, исходя из прошлогоднего опыта, должен был выступить с докладом по нашим возможностям использовать овцебыков в качестве тягловой силы. Да и вообще рассказать Старшинам, как у нас обстоит дело со скотом. Потому как к привычным овцебыкам у нас прибавились чуть менее привычные овцекозы и почти совсем не привычные верблюды. И все это в абсолютно непривычном для нас количествах. И надо было хорошенько подумать, что делать со всем этим богатством. Потому как пока они (особенно верблюды) лишь ходили немалыми стадами по округе, объедая зимнюю высохшую траву и отвлекая на свою охрану почти половину пастухов племени. А надо было (по моему мнению) как-то распределить их между всеми поселками и поселениями, чтобы мы могли использовать потенциал стада на сто процентов. …В том смысле, чтобы молоко не скисало раньше, чем успеет дойти до потребителя.

Короче — все наиболее знающие и авторитетные «пахари и животноводы» должны были собраться вместе, поговорить о наболевшем и поделиться опытом. А я, типа, буду слушать и мотать на ус, а потом подведу итоги и выдам компиляцию из чужих умных мыслей за собственные мудрость и прозрение, — родной город сможет мной гордиться!

Ради такого дела я даже сумел выклянчить у Совета возможность взять некоторую толику зерна на производство пива и зарезать несколько овец. Потому как, известное дело, Конгресс без пьянки — деньги на ветер. (Поскольку Старшины, ясное дело, тоже будут участвовать, особенно в распитии пива, долго клянчить не пришлось). И как оказалось, это была моя первая и единственная победа.

Да, с пивом я угадал. А вот во всем остальном был полный провал.

После того как все «делегаты» изрядно хлебнули сего животворного напитка, у них наконец-то развязались языки, и они пошли болтать ими направо и налево, делясь опытом.

К сожалению, «дележ» чаще всего принимал форму откровенного хвастовства, быстро переходящего в наезды и оскорбления, в случае если научные взгляды спорящих авторитетов не совпадали друг с другом.

…Не знаю, как там у Нас обстоят дела на аналогичных научных конгрессах, вполне возможно, что общая эмоциональная картина отличается не сильно. Только вот в отличии от Тех собраний, на нашем отношения выясняли крепкие профессиональные убийцы, а вместо ручек и калькуляторов в руках у них были копья, топоры и кинжалы, которыми они владели куда лучше, чем ораторским искусством.

И добавив к этой картинке еще и тот факт, что многие участники говорили на разных диалектах и даже языках, не очень хорошо понимая друг дружку, можно представить масштабы той вакханалии, которая началась на Конгрессе с самого начала.

Короче, мои надежды на несколько тихих спокойных вечеров, проведенных за научной беседой с уважаемыми специалистами-аграриями, рухнули как карточный домик на пути урагана.

Вместо этого с меня семь потов сошло, и едва не дошло до вызова на поединок, при попытках удержать дискуссию в рамках далеких от человекоубийства и вести разговоры поближе к сельскохозяйственной теме. Как-то не хотелось, чтобы Первый Сельскохозяйственный Конгресс племени Ирокезов стал гробовщиком этого самого племени и причиной очередной гражданской войны. (Второй, после «Войны причесок»).

Одно только соблюдение очередности выступлений «депутатов» и регламента стало наиболее вероятной причиной первого десятка седых волос в моей бритой шевелюре. Все гудели, кричали и перебивали ораторов, не стесняясь, едва находили повод вставить свое слово. Короче, как и на любом обычном совете племени. Только вот там все были родней, знавшей степени старшинства каждого участника Совета, и коли старший брал слово, младший быстро умолкал, что позволяло сдерживаться в определенных рамках. А тут, все сплошь чужаки, друг друга не знают, но считают себя наиболее важными — короче, сплошной бардак!

…А уж что творилось, когда дело доходило до реального обмена опытом…

Вот тут-то, впервые, при попытках навести хоть какой-то порядок, я вдруг осознал, что одного рождения в пределах МКАДа, явно недостаточно чтобы Быть, а не Считаться хорошим руководителем. Либо я возвышал голос, и все умолкали и замыкались, либо вел себя тихой овечкой, и все начинали орать друг на дружку.

Лга’нхи со Старшинами тоже были хороши. Они крепко встали на сторону отстаивания «праведности ирокезов во фсем» и при обсуждении каких-то различающихся технологий безжалостно гнобили собеседника, не желая прислушиваться к его словам.

Тут ведь как привыкли? Дедушки-прадедушки так делали, и мы так будем. А все что по-иному, то от лукавого, неправильно и по-уродски. И иного мнения быть не может! Потому что дедушки-прадедушки так делали, а они ошибаться не могут. А коли вы делаете по иному, так то лишь лишнее подтверждение что вы «не люди», и всеми вашими помыслами движет Сатана!

И вот представьте картинку, когда какой-нибудь подвыпивший аиотеек, в своем хозяйстве, где-то там, на другой стороне моря, тоже использовавший быков для пахоты, вдруг безапелляционно сообщает Лга’нхи, что ярмо, которые тот использует для запряжки своих быков, в сущности есть гавно и творение безрукого урода… Ну не так конечно явно, более обтекаемыми формулировками, но оскорбленный до глубины души сомнениями в правоте дедушек Лга’нхи воспринимает это именно так.

Думаю спасло аиотеека только то, что он был безоружный, и потому в глазах Лга’нхи казался чем-то вроде женщины или ребенка — существом, недостойным, чтобы убить и содрать скальп. А иначе мы бы быстро лишились многих знающих специалистов.

Да еще в ответ на мои попытки выяснить, что именно аиотеек считает неправильным в нашем стиле запрягания быков, Лга’нхи глянул на меня как на последнего Иуду, предавшего светлую память о племени Нра’тху. …Пришлось быстренько заткнуться.

…Да что там Лга’нхи? Когда тот же аиотеек смешал мою плотину с грязью, чуть ли не объявив ее никчемной поделкой не наигравшегося в куличики Дебила. У меня и у самого рука как-то сама собой легла на рукоять фест-кийца… И то, что он потом там лопотал про какие-то задвижки и спуски, я воспринимал уже с огромным трудом, мысленно примеряясь, как сподручнее будет сдирать с него скальп. Вот до чего жизнь в такой компании довела!

В общем, дело едва не дошло до всеобщей ссоры и драки. Даже мои ирокезы, пропитанные духом Ирокезианства, в основе которого лежал обмен опытом с собратьями, принимать опыт от чужаков и побежденных врагов яро отказывались, а что уж говорить о других?

Ну и правда. Чему могут научить нас, крутых и могучих ирокезов, пришедшие из каких-то далеких лесов нищие Чужаки, не говоря уж о пленных аиотееках, коли они все из себя лузеры и неудачники?

Что они могут понимать в выращивании редьки, коли одни едят с нашего стола, а другим мы на поле боя таких звездюлей наваляли, что они даже уползти от нас не смогли? …Ну сам подумай, Дебил, откуда у них полезному опыту взяться, коли Духи им явно не благоволят?!

…Короче — Конгресс, на который у меня было столько надежд, пришлось распустить. И следующие пару недель я обходил все поселки и стойбища по отдельности, присматриваясь, выслушивая знатоков и корифеев и занося их знания на отдельную шкуру. Так конечно дольше раз в двадцать, зато никто не пытался никого убить.

И результатом моих хождений, стал унылый вывод, — Все-то у нас Плохо!

Да уж, жестокий облом с Конгрессом заставил меня наконец вытащить голову из песка, и посмотреть на реальное положение дел в Племени Ирокезов.

Бардак в сельском хозяйстве — это мелочи, по сравнению с тем бардаком, что творился внутри и вокруг племени.

Одно дело, когда нас было полторы сотни пусть и разномастных, но сплоченных единой целью человек. Как тогда, на Реке, когда и родилось племя ирокезов.

Думаю, что вся эта афера с созданием нового племени у меня удалась исключительно потому, что над всеми нами довлела четкая, простая и понятная Цель — выполнить указания Леокая, вернувшись назад с товаром. Все остальное было подчиненно этой цели, и все лишние амбиции и хотелки, ей противоречившие, отсекались и отбрасывались как ненужные.

Потом мы вроде как охотой на коровок увлеклись, потом племя пошло спасать меня, потом все готовились к битве с Ордой… — вот как-то все это нас вместе и держало.

А сейчас, после того как мы вроде бы всего достигли, начался бардак и разложение. Зачем напрягаться и жилы рвать, если нет явной угрозы, которая заставляет сплотить ряды и, презрев собственные мелкие неудобства, идти общими усилиями прокладывать новые пути?

Ведь гораздо проще расслабиться и идти привычным, хорошо протоптанным путем. Пусть он и не сулит такой же сытости и благополучия как новый, зато и волнений с неожиданностями на нем меньше. Деды-прадеды так жили, и мы проживем.

А добавьте еще, что почти половина «основного состава» выбита войнами, зато влилось немало новичков, мало понимающих еще, куда попали, и непривыкших жить по нашим правилам.

Добавьте наличие чуть ли не вдвое большего количества чужаков, которым вообще нет дела до какого-то там ирокезианства и ирокезов, лишь бы их не трогали, а брюхо всегда было бы набитым.

А коли кто-то рядом не хочет соблюдать Правила, то к чему их соблюдать мне? Зачем, пардоньте за низменные подробности, копать выгребную яму, коли можно выйти в степь и насрать там? …Какие еще такие «эпидемии»??? Дедушки-прадедушки, слава Духам, без этих всяких эпидемий жили, и мы как-нибудь проживем… Подумаешь, хрень какая!

…Короче, бардак был полный. Стало понятно, что я, и сам расслабившись после Битвы, и спрятавшись от окружающей действительности в мастерские, реально упустил ситуацию из рук. И мне вдруг стало как-то очень страшно при мыслях о лете, когда одна часть племени уйдет за скотом, другая повалит на Море, а третья, причем с самым подавляющим процентом чужаков, останется на озере, растить зерно… Похоже, конец игре в племя, и можно больше не мучиться, брея темечко новоизготовленной бритвой?

…Или придется создавать некую структуру Власти, которая заставит всех вокруг нас жить по нашим правилам! Поощрять лояльных и жестоко гнобить инакомыслящих, пока все они не поймут, что так жить лучше, сытнее и безопасней.

То есть делать то самое, что чистоплюй Петя Иванов, старательно пытался избежать, строя некое общество всеобщей любви и заботы друг о друге?

Печально. Но иначе нам не выжить. Да уж, что там ни говори, но похоже нам придется заимствовать у аиотееков не только их сельскохозяйственный опыт.

Глава 13

— Ты над чем задумался, Дебил? — Спросил меня Лга’нхи, как обычно беззвучно подойдя откуда-то со спины и присаживаясь рядом. — Вид у тебя какой-то унылый…

— Да вот. — Я показал ему «Ведомость на Зарплату», лежащую у меня на коленях.

Тот кусок шкуры, вырезанный когда-то из жилетки убитого «пирата», теперь преобразился в целую связку шкур, пронумерованных и нанизанных на общий шнурок.

— А что там? — Лга’нхи забрал у меня связку и, чуточку рисуясь своими умениями, тоже начал ее читать.

…Как обычно, чтобы поразмышлять о серьезных вещах, я ушел в Степь и расположился на торчащем в полукилометре от стойбища высоком холме, откуда открывался чудесный вид на все окрестности. На пепельно-серое, в цвет закрытому сплошной завесой облаков небу, озеро и раскинувшийся прямо перед ним наш главный поселок — живописное сборище сплетенных из прутьев и покрытых связками травы или шкурами хижин-шалашей лесовиков, классических степняцких чумов, нескольких плетеных и обмазаннах глиной домишек прибрежников и даже четырех больших аиотеекских шатров. Как и всякий мегаполис (попробуйте сказать, что мы не заслуживаем этого звания), он жил какой-то своей, загадочной для чужака и вполне понятной для «своего» жизнью. Тропинки причудливо извивались между строениями, только по им одним понятным причинам обходя одни дома и сбегаясь к другим, стелились редкие дымки костров (увы, топливо это проблема), раздавались какие-то голоса. Кто-то сидел и с виду бездельничал. А кто-то что-то куда-то тащил. Ага, а вон две мальчишеские банды устроили разборку позади шатров. А вон какой-то засранец ссыт на плетень, не дойдя буквально десятка шагов до общественного нужника. …Да. Я понимаю, воняет там, но ведь совесть-то иметь надо?!

— Много имен как. — Удивленно пробормотал Лга’нхи, осиливая первый лист и переходя к следующему. Читал он уже почти бегло, однако продолжал во время чтения водить пальцем по строчками и шевелить губами, проговаривая все буквы и слога про себя.

— Много… — Согласился я с ним.

…Сволочной зимний ветерок, вовсю резвящийся над просторами поселка и озерной гладью, попытался согнать меня с облюбованного места, швырнув в лицо колючие иголочки выпавшего накануне снега, после чего попытался войти в клинч, забравшись под одежду. Тут на холме было реально зябко. И так не май месяц, так еще и никакого укрытия от ветра. Но привычка — вторая натура. Не могу я размышлять, сидя в полутьме выделенного мне шатра-чума или забившись в тесный овражек между холмами. Мне нужен простор и масштаб. Что-то вроде географической карты на полмира минимум, или хотя бы широкого обзора на ирокезский мiръ^[34] с высокого холма. Да и одет я был неприлично (с точки зрения уважающего себя степняка) тепло, в плотный аиотеекский халат из верблюжьей шерсти поверх льняной рубахи побережника и штаны, доходящие до самых пяток, в отличие от привычных степняцких «типа шортов», едва прикрывающих колени. Да еще и теплую меховую шкуру-накидку с капюшоном, наброшенным поверх головы, не забыл захватить (мы их у песигловцев подсмотрели, и я велел сшить себе такую же), а вторую накидку подстелил под задницу. Никаких тебе голых пузеней, проглядывающих сквозь демонстративно распахнутую жилетку, дабы показать свое презрение к холоду, или открытых ног.?Пусть молодняк этим бравирует, а у меня уже возраст подходит к тому рубежу, когда пора задумываться о своем здоровье… Это Лга’нхи может позволить себе разгуливать в полном одеянии классического дикаря, он еще молодой.

Хотя, гляжу, он этим тоже особо не увлекается. Кроме шрамов на морде, в нем мало что осталось от привычного облика степняка. Разве что обувка — прежние тапкопортянки, а не аиотеекские сапоги на каблуках и не горские «башмаки» на толстой подошве. Понятное дело, на каблуках и толстой подошве особо не побегаешь. Зато, как объяснил нам Эуотоосик, каблуки хорошо использовать для управления верблюдом. Он нам вообще по этой части много чего подсказал, до чего мы сами доходили бы столетиями. …Но вот эта шелковая рубаха — явно не лучшая защита от холода. К чему это он так парадно вырядился?

— Да вон посмотри, — кивнул я ему на первый лист. — Это те, кто был в самом начале, еще до того как появились ирокезы. Прошло-то считай всего три года, а уже почти все имена отмечены, как убитые. …Столько битв и сражений было, столько погибших… Да и на втором листе, уже почитай половина к предкам ушла.

— Угу, — согласился он со мной. — Это ты хорошо придумал, много наших на ту сторону Кромки перешло, а мы всех помним и уж точно никогда не забудем. А они там за нас всегда заступиться смогут и советом помочь.

…Гит’евек, вон, тоже погиб… — Как-то вопросительно глядя на меня помолчав продолжил Лга’нхи. — Непривычно без него. Он-то все время приставал-доставал… а без него и учиться почти перестали. Все ходят где-то. Нехорошо это, выучка падает! Надо бы Бика’тку заменить. Он конечно строем лучше всех ходить умеет, и Гит’евеку во-всем помощником был, и у него учился. Но вождь из него плохой, со всеми дружить хочет, от того его и не слушают.

— Кого поставить взамен? — Спросил я чисто из вежливости, хотя понятно было, что Лга’нхи чуть ли не требует от меня выйти на связь с нашим строевиком, и спросить его совета.

— …Некого… — Выдохнул Лга’нхи, разочарованно поняв, что потусторонних советов сегодня не предвидится. — Придется самому, только кто тогда скотом заниматься будет? Да и вообще… — Под «вообще» понималось общее управление племенем и землями. — Судя по наметившейся морщинке на лбу у этого молодого, на вскидку так лет двадцати пяти парня — это «вообще» его уже изрядно начало доставать. Все-таки заботы о целом народе, в который превратилось племя ирокезов, не слишком способствуют беззаботной молодости. Но Лга’нхи тянул свою лямку, не жаловался и о помощи не просил. …Может и зря.

— Попробуй Тайло’гета, — предложил я. — Оикияоо первой оикия в смысле поставить. …Знаю, что в строю он не очень хорош. — Зато настырный и занудливый. Как репейник, коли пристанет, уже не отцепится. Ему волю дай, у него даже бабы строем ходить начнут. — А Бика’тку ему в помощники дай, пусть вместе этим делом занимаются…

Лга’нхи лишь болезненно поморщился. Такой вариант явно не казался ему идеальным. Но что поделать, второго Гит’евека найти не так-то просто. Как все-таки нам повезло что он оказался среди забритых.

— Я бы лучше Кор’тека позвал. — Ответил он мне недовольным тоном. — Кор’тека шибко уважают, а Тайло’гета не так чтобы сильно. Нрав у него тяжелый и противный. За Кор’теком народ сам пойдет, потому что Кор’тек вождь, а Тайло’гету придется сзади идти и хворостиной будто стадо овец всех подгонять. …Но ты же велел Кор’тека не трогать…!!!

…Это был наш давний спор. На Совете, состоявшемся еще в середине лета, я продавил решение, чтобы нашего адмирала Кор’тека, освободив от всех остальных обязанностей, поставили во главе флотостроения. …Ну а кого еще? Он среди нас был самым опытным и умелым мореходом. И хотя, когда я поставил перед ним задачу создать лодки, способные переплыть море, он лишь посмотрел на меня как на полного психа. Однако за дело взялся и, по слухам, уже немало в этом преуспел. Те лодки, что ушедшие вместе с ним подгорные и часть чужаков строили возле моря, основываясь на моих «советах от Духов», наглядных моделях, подсказках, а главное — мастерстве подгорных и его собственном опыте, вроде как уже вмещали в себя раз в десять больший груз, чем прежние кожаные скорлупки и не боялись отойти значительно дальше от берега на схватку с настоящими морскими волнами. Этим летом надо будет мне к морю идти, будем пытаться паруса ставить. Потому как флот, это…

— Коли хочешь Волшебный Амулет добыть. — Строго сказал я Лга’нхи, — нельзя Кор’тека от этого дела отвлекать. — Да и вообще, хорошие лодки это сила. С чего Вал’аклава так хорошо живет? С того, что ее «люди» по всему морю ходят и разные товары развозят. То, чего у других нет, привозят и с большой выгодой обменивают.

А еще в разных местах разные вещи видят, разному учатся да на себя примеряют. Коли хорошо подошло, оставляют, а коли нет…

— Да нахрена мне не сдалось это его ярмо! — Рявкнул на меня Лга’нхи, потому как этот разговор у нас уже поднимался неоднократно, он чувствовал, что я прав, и оттого злился. Будто не видел я их раньше, сбруй этих твоих аиотеекских. Не знаю какие там у них «старшие братья», но нашим ихнее ярмо горб натирать будет… Я такого позволить не могу. Нельзя к «старшим братьям» будто к животным каким-то относиться!

— Угу, — согласился я. — Только сказать ты это должен был тогда на совете. И не как мальчишка заносчивый, а как зрелый муж. Взять два ярма, рядом их положить. Может быка привести и примерить… Вот тогда бы всем видно было, что наше ярмо лучше. Хотя… сам говорил, что их бронзовые застежки удобнее чем наши привязки. А сейчас…

— А что сейчас? — Опять возмутился Лга’нхи. — Теми же ярмами и пользуемся, какими собирались, а застежки я бабам велю с аиотеекских ободрать да к нашим пришить… Всего делов-то.

— Аиотееки бы тогда тебя шибко зауважали. — Рявкнул я в ответ разозленный его упорством. — Не только за силу, но и за ум и знание. А сейчас ты их только криком своим и взял!

— Вот пусть и знают свое место. — Злобно набычился Лга’нхи, став чем-то неуловимо похожим на «старшего брата». — Мы их победили. Мы их убивать не стали, хотя и могли. Они нам за такое вечно благодарными быть должны. Так ради чего нам еще стараться-то их к себе расположить?

…Ну да. Лга’нхи тупо не понимал. С его точки зрения, то что мы не убили аиотееков, и так было аттракционом невиданного человеколюбия. И побежденные по гроб жизни теперь должны были быть нам благодарны.

— Аиотееки тоже так делали. — Коротко намекнул я. — Многие из наших тоже сначала были аиотееками битые да себе служить приневоленные. А потом… ну ты и сам знаешь!

— Думаешь они против нас повернутся? — Нахмурился Лга’нхи. — Тогда давай их всех убьем, и спокойно станет.

— А кто нам как зерно сажать показывать будет? Кто с верблюдами учить обращаться? Да и вообще… Убить — дело несложное. Сложное дело — врага в друга превратить. Вот в чем сила великая. Поспрошай как-нибудь Царя Царей Леокая, как его Улот появился, наверняка он тебе о таком расскажет.

— Вот ты и расскажи. — Заинтересовался Лга’нхи, выдергивая из под меня шкуру и раскладывая ее так, чтобы мы оба на ней уместились. Послушать былины такого рода он любил и сходу настропалился на очередную байку. …Взрослый мужик ведь, а как дите малое, честное слово!

— Да не знаю я. — Обломил я его ожидания. — Он мне не говорил. …Но я точно знаю, — поспешно вставил я, не давая задать себе очередной глупый вопрос. — Что без того, чтобы врага в друга превратить, тут не обошлось… Закон великий такой есть!

А у нас… — Вздохнул я и, показав пальцем в сторону поселка, воскликнул. — Ну ты посмотри, что делают?

— А что такого? — Удивился Лга’нхи, проследив за указанным направлением. — Мальчишки дерутся.

— Трое наших аиотеекского пацаненка бьют! — Пылая праведным правозащитным гневом возмутился я.

— Какого еще аиотеекского? — Лга’нхи посмотрел на меня с сожалением и искренним беспокойством. — Это же приемный сын Таг’оксу. Ты чего Дебил? Таг’оксу же из твоей оикия, как ты его сынишку узнать не смог… Или зрение совсем плохое стало? Так ты травок попей… Или пусть тебя эта твоя… страшила, чем-нибудь полечит…

— Да знаю я, что Таг’оксу… — соврал я, хотя с такого расстояния хрен кого бы узнал. — И никакая Оилиои не страшила. …Ну в смысле — страшила, зато человек хороший и знает много. …Ты видишь, три головы светлые и одна чернявая? Вот за это они его и бьют!

— Ну… — Пожал плечами Лга’нхи. — И бьют. Что такого? На то они и молодые, чтобы драться, а то как им потом жить-то? Меня вон тоже все детство били, пока я драться не научился, зато теперь самый сильный! А этот, смотрю, молодец — хорошо отбивается.

С точки зрения Лга’нхи тут ничего ужасного не происходило. Про расовую дискриминацию по цвету шевелюры он, ясное дело, ничего не слышал и воспринимал все происходящее с точки зрения крохотного племени, где все люди братья не согласно неким декларациям, а чисто по крови. Там соперничество между мальчишками воспринималось лишь как детская забава, вполне полезная для племени. В таких драках крепилась сила племени, а не таились причины будущего разлада.

— А если совсем убьют? — Растерявшись перед таким пофигизмом, спросил я.

— Значит убьют. — Твердо сказал Лга’нхи. — Значит либо драться не умеет, либо убежать не может — плохой воин!

— …Ты чего такой нарядный пришел? — Спросил я, махнув рукой на попытки в чем-либо убедить Вождя и меняя тему.

— От Бар’лая, который возле Тракта на Олидику овец пас, гонец прибежал. — Говорит от Мокосая к нам люди идут. С ирокезами говорить хотят.

— Так они же еще верно не скоро будут… — С вопросительными интонациями сказал я, глядя на шелковую рубаху.

— Так ведь и тут у нас полно всяких… — Лга’нхи сделал неопределенных жест, вставая с подстилки и выдергивая из снега свое легендарное копье. — Должны видеть, что ирокезы лучше всех! …Ладно. Я тебя предупредил про Мокосая. Ты сегодня вечером ко мне в шатер приходи, мясо оленя будем есть и с другими Старшинами о Важном говорить.

Лга’нхи утопал, а я остался сидеть и Мыслить!

Все-таки брательник вывел меня из депрессии и навел на конструктивный лад. Видать сработал мой внутренний стереотип, что за широкую спину Лга’нхи всегда можно скрыться от любых опасностей.

Итак, что мы имеем. Имеем мы то, что тех, самый первых «истинных» ирокезов, у нас осталось крайне мало. Зато новичков, не переживавших всех волнительных моментов появления племени, Тотема, Знамени и прочих чудес Ирокезианства, среди нас, увы, большинство. И это не малые дети, с пеленок выросшие на рассказах о подвигах отцов-ирокезов, а вполне себе зрелые мужики, которых привела к нам надежда на хорошую жизнь.

Они бы и рады следовать светлым заветам Ирокезов. Однако под хорошей жизнью и «правильным» понимают каждый свое и этому своему следуют.

Их надо учить. И учить на личном примере. Не в смысле моем собственном, а на примере «образцовых» ирокезов. Нужна Элита! Стержень, вокруг которого будет выстраиваться вся основная жизнь племени. Основа основ. Внутренний Круг принимающих решения и воплощающих их в жизнь. Увы, но без этого никуда. Мечты о всеобщем равенстве, это прекрасная утопия… Но! Землю пашет плуг, а плуг тащит бык. А управляет движением быка погонщик. Вот нам и нужны эти быки и эти погонщики, иначе зарастет ирокезская земля сорняками да разными колючками.

Нужны те, кто будет воплощать идеи и правила Ирокезов в жизнь и на личном примере показывать, что есть хорошо, и как будет плохо тому, кто не следует нашим правилам. Угу. Оно самое, дворянство.

Значит надо выбрать лучших из лучших, самых проверенных и твердых в принципах и наделить их особой властью над остальными.

Ну, это как бы самое простое. Нобелевской премии за изобретение классового общества мне явно не светит. У Леокая, и даже у Мордуя, уже есть что-то подобное. Вроде ближнего круга воинов и шаманов, и простых пахарей, приходящих на Царские пиры со своим угощением.

Там даже высшие и урезанные в правах низшие имеются, то есть вполне можно сказать, что процесс классового расслоения уже вполне себе пошел и даже набрал немалую скорость.

Чем хорош этот процесс? Специализацией. Есть те, кто с детства учится подчиняться, воевать или управлять. Конечно о какой-то там справедливости не может быть и речи. Зато сынишка феодала не просто с младенчества впитывает в себя навыки властителя, но и получает соответствующее его рангу и будущим обязанностям образование. А сын крестьянина, не заморачиваясь грамотностью и воинскими умениями, с первых шагов по этой земле учится ее обрабатывать, выращивая зерно для себя и для «того парня», который в совершенстве научился махать копьем и ездить на верблюде, или читать, писать, считать и собирать налоги…

А какие минусы? Процентное количество талантливых людей, рожденных не в том сословии, которые никогда не достигнут Власти, примерно равны количеству откровенных бездарей, обладающих этой Властью по праву рождения.

Значит, нужны социальные лифты. Достаточно мощные, чтобы вознести к вершинам власти сына золотаря и оставить простым оикияоо сына Вождя, коли он будет абсолютно бездарен.

И так мы приходим к той основе основ, на которую я до сей поры фактически закрывал глаза, в виду своего патологического дебилизма. Обучение молодняка!

Даже в племени Нра’тху этому, насколько я помню, уделялось немало времени. При том, что внешне к детишкам относились как к растущим под ногами репьям и колючкам, именно к их обучению и подготовке к жизни относились с особой тщательностью. Все эти детские банды и их взрослые кураторы, тайные ритуалы и внутренние кланы… — все это очень неспроста. А я…

А я удосужился выучить лишь нескольких мальчишек грамоте, да и то действую скорее по принципу факультатива: хочешь учись, хочешь не учись. И примерно так же действовал при подготовке ремесленников. Искал тех, кому это интересно, и отдавал в руки мастеров.

…Пилы какие-то изобретал, рубанки, шлемы с колесами… А Лга’нхи с Гит’евеком, едва ли не на следующий после праздника Весны день, на котором провозгласили создание племени, уже отправились к молодняку и взяли его под плотный присмотр. А я тогда отнекался, что дескать, это дела воинские и меня мало касающиеся.

Короче, это надо как-то менять, если я не буду сеять свое «умное, доброе, вечное» — за меня эту борозду засеет кто-то другой.

Итак. На вскидку. Молодежные лагеря, в которых на равных условиях обучаются все дети племени, независимо от происхождения. В учителя берем самых достойных и самых почтенных. …Тут это оценят. Тут вам не Там, где слово «учитель» означает вечно нищий, забитый, и бесправный. Тут у нас Учителя будут Сенсеями в квадрате, а может даже и в кубе, сидеть наравне с Вождями и пользоваться чуть ли не мистическим почтением. …И обладать Властью. Тогда забота о подрастающем поколении пойдет не двадцатой строчкой на последней страничке распределения бюджета, а будет одной из главных. Почет и уважение учителям пусть зарабатывают их ученики.

…А то у нас Там, всё блин, «Национальную идею» помню искали. «Вырастить поколение лучше прежнего»! И не надо никаких других идей.

Хорошенько вложиться в обучение. Внимательно присмотреться к тому, кто, чему и как учит следующее поколение. Отнестись к этому как к первоочередной задаче.

Чтобы чинуша любого ранга, дабы подлизаться к начальству, должен будет указать, какой про́цент по́дростков и лиц младших возрастов вовлечен и охвачен… Вот тогда и рожать начнут. И деньги в страну вкладывать будут, а не в зарубежную недвижимость. Потому как перед глазами будет маячить реальная перспектива, а не абстрактные мечтания. То самое светлое будущее, о котором так любят порассуждать все подряд, воплощенное в детских чистых и задорных лицах.

К счастью Тут пока еще понимают, что лучшего капиталовложения, чем собственные дети, в мире не существует. Так что внедрить эти «новые» идеи будет очень даже реально. В племени Нра’тху именно вожди и лучшие воины занимались молодняком. И насколько я помню, своих детей все воины старались отдать под чужое начало. Чтобы, не дай духи, не навредить своему ребенку излишним вниманием и заботой.

Опять же, для Лга’нхи, вон, все они уже свои, независимо от цвета шевелюры. Да. Пусть мальчишки и дерутся из-за цвета волос, обзываются ивоюют. Насильно сгоним в один класс «разноцветных» и заставим соревноваться с другими классами. От такого, хочешь не хочешь, а подружишься.

Ну а дальше, разделяем учеников по способностям. В подобном «сепараторе» самые талантливые и харизматичные сливки и так всплывут наверх, главное убрать искусственные барьеры сословных ограничений и позволить Учителям разглядеть способности своих подопечных. Вот тут уже и пойдет специализация. Кого-то воином, кого-то жрецом-книжником, моряк, купец, скотовод, пахарь…

Конечно большинство пойдет по стопам отцов, но шанс проявить свой талант и воплотить мечты останется. А уж дальше, кто сумеет шансом воспользоваться, тот молодец. А кто нет, значит, следую принципу Лга’нхи, не достоин своего Счастья.

Ну а дальше, вроде бы уже есть проверенные методы. Статус человека, это не привилегия рождения, а совокупность его заслуг. Можно даже что-то вроде петровского «табеля о рангах» ввести.

Своих конечно будут тянуть наверх, это неизбежно. Наши вон дворяне быстро додумались своих детишек в разные полки еще младенцами записывать, чтобы к юношескому возрасту они уже до офицерских званий «дослуживались». Но нам тут главное сохранить мостик, по которому любой, приложив силы и воплотив таланты, сможет пробежать далеко наверх. И указать правильный вектор оценки заслуг. Принес большую пользу Государству — молодец, вот тебе новая лычка на погон. А тупо набил мошну денежкой …ну и сиди с ней, радуйся.

…И пожалуй обязательно нужна каста жрецов-шаманов, в качестве третьей силы. Которая при случае сможет стать и полицейским, и арбитром между теми, кто наверху и теми, кто внизу. Вот подготовке этих жрецов и стоит уделить особое внимание. Что-то вроде конфуцианского кодекса «Благородного мужа» создать и воспитывать всех, а жрецов особенно, в рамках этого Кодекса.

…Короче, забот полон рот. А я ведь еще об экономике даже не подумал.

Наконец торчать на холодном ветру мне надоело. Всем местные зимы хороши, и весьма умеренными холодами, и особенно своей непродолжительностью, но вот этот взявший разбег от самого моря ветерок, весело разносящий по степи запасы морской влаги… вот это как раз совсем не то, чем хочется наслаждаться бесконечно. Вроде бы и не так чтобы холодно, в Москве над такими морозами только посмеялись бы, а не успеешь оглянуться, ан уже и сопля с носа свисает да в горле першит. На фиг такое щастье, пойду в свой шатер греться. …Хотя, о каком сугреве можно тут говорить. Сколько себя помню, эти дни в середине зимы я тут вечно хожу, постукивая зубами от холода. С топливом напряженка, а чумы, это вам не комфортные дома с толстыми стенами и центральным отоплением. …Баньку что ли «изобрести»? Оно, конечно, большую часть года тут жара стоит, и помыться в речке или озере не проблема, так что особой необходимости в бане нет. Но вот в такие деньки, очень уж хочется вдохнуть в себя клубы раскаленного пара и почувствовать, как идущий от каменки жар добирается до самых костей… Мечты.

— Есть садись! — Приказала мне Осакат, едва я сунул нос за полог выданного мне аиотеекского шатра. …От шатра этого я, признаться, сначала хотел отбрыкаться. Нет, жить в нем конечно удобно, но пусть это был и самый маленький из трофейных шатров, а вот перевозить такую махину с места на место, а потом еще и ставить каждый раз… — как-то это лениво.

Но пришлось взять — вопрос престижа. Да и не для одного меня этакая махина. Тут и Витек с Осакат живут, Оилиои, Дрис’тун заглядывает иногда, не говоря уж о двух младенцах, которые уже вовсю научились ползать, ходить, а главное шкодить, и пользовались своими умениями вовсю, словно бы понимая, насколько короток век невинного младенчества, когда тебе еще все прощают. И какая суровая начнется жизнь уже буквально через считанные годочки.

Тут же, повернувшись пушистыми боками к пламени костра, дрыхли и два наших уже ставших вполне матерыми пса. Изволили, так сказать, навестить родной очаг по случаю холодов. А то ведь у них теперь тоже есть своя собачья жизнь, особенно учитывая, что от аиотееков к нам перешла и их небольшая стая собачек… голов этак двадцать. Только вот в отличии от наших, мохнатых и широких, аиотеекские были короткошерстные и более узкие-поджарые. Чем-то напоминающие доберманов.

Поначалу стая приняла новых хозяев, то есть нас, ирокезов, не слишком-то ласково. …Скажу более, если бы не заступничество Оилиои и мое, их бы сразу перебили, потому как… «не ласково» это я слишком мягко сказал.

Ну да стая эта не столько принадлежала племени, сколько жила с ним в определенном симбиозе, участвуя в совместных охотах и пася скот с пастухами, взамен получая вдоволь объедков и костей. И поскольку, как я понял, Оилиои и сама отчасти была ее членом, то сумела убедить стаю отнестись к нам лояльно. Неудивительно, друзей среди собак у нее наверняка было куда больше, чем среди людей.

Короче, собаки теперь охотились и пасли скот вместе с нами. И по отзывам ирокезов, пользу приносили и свою долю добычи отрабатывали сполна, так что в конце концов и наши их оценили и приняли.

Даже моим оболтусам, после серии разборок и драк, тоже как-то удалось влиться в коллектив, так что навещали они нас теперь не часто. Вот разве что по случаю больших холодов решили придти погреется у очага. А так обычно носились со стаей.

Я был не против. Поняв, что чудо-дрессировщика из меня не вышло, я удовлетворился статусом официального хозяина и не более. Была лишь одна проблема, угадайте возле чьего шатра чаще всего тусовалась теперь вся эта братия?

Ну да ничего, уже почти привыкли… я к ним, а они ко мне, и больше никто не пытался подорвать мой шаманский престиж, не пуская меня в мои же апартаменты. …Вот только гложут меня сомнения. Что будет, ежели мы опять рванем в дикие степи. Это тут тигров либо распугали, либо повыбили. А там… В местной пищевой цепочке — собачки тиграм, увы, не конкуренты, а скорее еда.

— Не. — Чуть-чуть заискивая, ответил я Осакат на ее не то предложение, не то приказ. — Меня Лга’нхи позвал сегодня в шатер свой. Будем оленя есть и о важном говорить. Так что ты лучше сама поешь, тебе мальцов кормить надо… — Да уж, хоть я тут вроде как и считался аксакалом и патриархом, но сволочной характер сестренки давал о себе знать, а с повышением ее статуса до «матери», вообще расцвел пышным цветом. А воинский пояс с аиотеекским скальпом и подвешенными топориком и кинжалами пришлось шить заново, чтобы охватить раздавшуюся вширь талию. Несмотря на то что уже почти два года ни в каких боевых действия Осакат участия не принимала, расставаться с этими атрибутами своего особого статуса она наотрез отказывалась.

Во внешнем мире она, конечно, демонстрировала мне и даже Витьку подлинное уважение и почтение, но находясь на «своей территории», шпыняла нас обоих как неразумных детишек. Про Улоскат я уж и не говорю, та ела ее глазами, как преданный новобранец генералиссимуса, и бегала по поручениям словно девочка. …Наверное сказывалось, что большую часть жизни Улоскат прожила в статусе «низшей», в то время как сестренка была прынцессой. …Вот так и задумаешься, характер ли делает человеку положение, или положение меняет характер. Вроде и выбилась Улоскат в люди, но при первых же трудностях легко сломалась и предпочла подчиниться чем лезть в драку. (…Это я все касаемо создания Элиты мыслю. Смогут ли те, кого мы поставим над племенем, повести его к дальнейшим свершениям и прогрессу ценою собственных трудов и лишений, или просто удовольствуются внешним проявлением почета и лишним куском мяса за обедом).

…Впрочем и остальные бабы племени ходили у Осакат с Ластой по струнке, благодаря чему, наверное, вливание в женскую часть племени «черноволосого контингента» прошло без особых стычек и разборок. …По крайней мере, настолько масштабных, чтобы их разрешение попало в компетенцию Великого Шамана. (Вспомним войну причесок). А это значит, что свято блюдущая (с некоторых пор) Закон Осакат держала своих подопечных в ежовых рукавицах и спуску никому не давала.

Вот только разве что Оилиои, которую наша Горгона с самого начала приняла в штыки, как-то умудрялась противостоять ее наездам, чаще всего просто игнорируя попытки «построить» себя. Короче, выросла наша сестренка в весьма суровую и решительную мадаму, способную и тираннозавра заставить надеть тапочки, чтобы не топал и не пачкал ковры. …Мокосай должен Витька по гроб жизни водкой поить, за то, что тот принял удар на себя, освободив от такой женушки.

— …Тогда отвар пей! — Сурово окинув меня пытливым взором, отыгралась за еду Осакат. И не спрашивая, сунула в руки чашку с горячим кипятком. А то вон, догадался на холоде сидеть, губы уже синие стали.

Против отвара я ничего не имел, но возня где-то возле задницы заставила отставить чашку подальше. Ага, ползают… Вот этот вот чернявый, мой… Хотя кажется на такое обращаю внимание только я. Для остальных они все одинаково «свои», и если вдруг в наш шатер заползет еще какой-нибудь малец, тоже будет признан своим, так же как наши в чужих. Дети, это общее будущее племени!!!

Да и я их не особо различаю… Но хорошо, что мы приняли в племя столько аиотеекских баб и детей. — Теперь не один мой тут такой черноволосый, так что будет с кем разделить тумаки и поджопники блондинов и даже дать им отпор.

Посадил обоих пацанов на колени, и они немедленно попытались сорвать с моей шеи ожерелье из цветных камушков, попутно придушив его хозяина… — хорошая растет смена, бойкая!

— А где Витек? — Спросил я, оглядев пустоту вокруг костра.

— Лиоивии рожает… Кро’тигаку вторая жена, который доводится…. — После чего последовала долгая цепочка родни связывающая меня с этим самым Кро’тигаком, который был, насколько я помню, молодым воякой «этого года призыва». Я его почти и не помнил, но оказывается он приходился мне близкой родней. …Все-таки поражает меня способность этих людей запоминать такие вещи.

Наверное потому, что для меня это абсолютно бессмысленная информация, все эти родственные связи в моей голове особо и не задерживаются. Ну родня и родня. Соплеменник и соплеменник, а уж в каком там колене и из-за какого угла появился, это без разницы. Мы в Москве привыкли жить среди огромного количества людей, и если запоминать биографии и родственные связи каждого из них, жизни точно не хватит. А тут, каждый человек, это все-таки куда большая редкость, а твое с ним родство означает не совместную пьянку раз в год на каком-нибудь семейном юбилее, а битва плечом к плечу за выживание племени. Так что, подобные связи тут тщательно отслеживают и память о них хранят.

— А Оилиои? — Встрял я, уловив паузу в потоке слов и решив что перечисление закончилось.

— С ним пошла. — Коротко бросила Осакат. …То ли обиделась на то что не дослушал, то ли недовольна тем, что ейный мужик с чужой бабой шляется. …Хотя бред конечно, вряд ли она мою новую подопечную вообще за женщину считает. Увы. Но вряд ли Оилиои и сама себя считает таковой.

Младенцам надоело меня убивать и грабить и они сползли с коленок, чтобы закатываться в шкуры, доставать из огня угли голыми руками, или ковырять дырки стенки шатра. Насыщенная, полная приключений и важных событий жизнь. А я допил уже остывший отвар и вроде как начал клевать носом, расслабленный теплом очага и домашней обстановкой. Но выглянув в щель входа, решил, что время ужина уже подошло, так что надо взбодриться и идти к Лга’нхи. А то просплю что-нибудь важное.

Как обычно, мой шатер был «припаркован» на дальней окраине. Так что пока пришел к шатру Лга’нхи, успел изрядно взбодриться на залютовавшем к вечеру морозце.

Шатер Лга’нхи был больше моего раз в четыре-пять. И не удивительно, ведь когда-то он принадлежал Самому Большому аиотеекскому Боссу. Надо признаться, весьма просторное было жилище… для походных условий конечно. Это не наши крохотные чумы или горские или прибрежнецкие хижины, где по-хорошему, только переночевать или от дождя укрыться и можно. Тут, как и в дворцах Леокая или Мордуя, можно было жить.

Входящий в довольно широкие и просторные двери человек первым делом попадал в что-то вроде центрального зала, отделенного от остальных помещений спускающимися с потолка занавесками из толстой плотной ткани.

За занавесками, насколько я успел изучить устройство нового жилья Лга’нхи, пока мы его разбирали и ставили на новом месте (тут без шамана, то есть меня, естественно не обошлось… разве что аиотееков можно было заставить, шатер оказался весьма высокотехнологичным сооружением), было что-то вроде спален и кладовок. А пол был застелен сначала чем-то вроде плетней из толстых прутьев, затем матами-циновками из тростника, поверх которых лежали шкуры, а уже на них — какие-то валики и подушки. …Ковров, увы, аиотееки делать еще не научились. Хорошая ниша для нового бизнеса, да только я к сожалению тоже в изготовлении ковров ни хрена не разбирался. Но и без ковров, такой пол гарантировал защиту от идущих от земли сырости и холода.

Посредине «зала» горел очаг, дым от которого уходил в отверстие на крыше. Очаг был обложен множеством плотно подогнанных друг к другу булыжников, которые и хранили в себе тепло, медленно отдавая его по ночам.

Тут даже кой-какая мебель присутствовала. По крайней мере Лга’нхи сейчас сидел на чем-то вроде парадного трона-скамейки. Вдоль стен демонстративно стояли штук шесть сундуков, в которых, хранилась изрядная доля богатств племени ирокезов. А чуть позади «трона» Вождя, проглядывался шкафчик, состоящий из трех расположенных одно над другим отделений. Шкафчик этот был гладко выскоблен-вышкурен, покрашен в ярко красный цвет и даже отлакирован, а бронзовые узорчатые накладки придавали ему особо нарядный вид. Но лично мне он простотой и незамысловатостью своей конструкции больше напоминающий галошницу, поскольку выдвигающихся ящичков или закрывающихся дверей на нем предусмотрено не было. Зато он был сильно вытянут в длину, при высоте примерно мне до пояса.

Во времена, когда в шатре боссостовал Тибасииаак из рода Итиикаоо, как я понял, этот шкафчик выполнял роль главного аиотеекского алтаря. И наши ребята, при первой же «инспекции» жилища, хотели было вытащить всех хранящихся там идолов и разбить в дребезги. Типа, не гоже вражеским духам в шатре Вождя тихариться, подляны разные измышляя и гадости мудрствуя.

Но я это дело своей шаманской волей строго пресек, сгреб всех идолов в мешок и утащил к себе, чтобы разобраться на досуге, кто такие и за что несут ответственность. (По религии можно многое понять о народе, ее придумавшем). Так что теперь, когда у меня выпадали свободные минуты, Эуотоосик, или чаще Оилиои, просвещали меня на тему аиотеекских верований.

Кстати, первым делом выяснилось, что в отношении религии у аиотееков была полная толерантность. В том плане, что веровать в своих богов и духов они покоренным народам не запрещали. Просто забирали их идолов в плен так же, как и «идолопоклонников», и ставили на алтарь согласно ранжиру. Сверху конечно был лично товарищ Икаоитииоо с дружиной-родней. (Как мне пояснила Оилиои, взаимоотношения Икаоитииоо с другими божками аиотеекского пантеона были не менее сложными и запутанными, чем у древнегреческих богов. Половина рассказов — сплошь инцест, расчлененка, подставы и заговоры).

На второй полочке стояли божки и идолы давно подчиненных аиотеекам народов, а на самой нижней — «наши» многочисленные бычки, тюлени, медведи и даже пара коз — животные-прародители.

Так что в результате, «наших» я почетно предал земле. «Второполочников» раздал пленным аиотеекам. А Икаоитииоо со свитой оставил у себя в плену.

…Признаться, шкафчик этот я подумывал забрать себе и разместить в нем «Ведомость на зарплату», список Закона и прочие ирокезские мистические хохоряшки, вроде своего бубна, кол’окола и тому подобного. Но Лга’нхи вдруг так вцепился в этот шкафчик, что у меня рука не поднялась на подобную экспроприацию. …Но что-то подсказывает мне, что без влияния Ласты тут не обошлось. Уж можно было не сомневаться, она такого ценного барахла из рук не выпустит. Так что сейчас на шкафчике возлежал Волшебный меч, а рядом было прислонено знамя Аиотееков. Остальные же полки были заставлены разной каменной и бронзовой посудой и, надо признаться, производили впечатление небывалой роскоши и богатства.

…Я обошел, здороваясь, уже сидящих вокруг костра Старшин, проследовав на свое законно-парадное место по правую руку от Вождя. И затихарившись там, принял в озябшие руки подданные сестрой Ласты чашу с горячим отваром, грея успевшие озябнуть руки.

В общий разговор особо лезть не стал, предпочитая прислушиваться к ведущейся беседе да приглядываться к людям, пытаясь уловить их настроение и помыслы.

Так мы и просидели еще примерно полчаса, обсуждая в основном не столько свои, сколько проблемы скотины. До конца зимы еще оставалось не меньше месяца-полтора, а все окружающие пастбища уже были выжраны чуть ли не до уровня чернозема.

Но самый главный из поднятых вопросов был — нафига нужно такое стадо, ежели две трети племени не могут получать от него никаких благ? Те, кто уходили на выпасы со стадами, даже в эту зимнюю пору обпивались молоком и объедались молочными продуктами. А пахари и прибрежники, тем временем, о кружке молока могли только мечтать. Холодильников и пастеризованной упаковки пока еще не изобрели, как и молоковозов.

…Наконец собрались все приглашенные. Девять Старшин, по совместительству оикияоо, и еще человек десять наиболее авторитетный воинов. Отсутствовал только Кор’тек, который после Битвы в наших краях почти не появлялся, предпочитая жить на побережье, где у него хватало своих дел. С ним ушли и многие прибрежники, как и из его родни, так и вновь прибившиеся. Многие из них пришли в наши края по зову Леокая, как раз из тех мест, где раньше жил наш адмирал. Так что хорошо его знали и потому предпочли войти в десантную группу, что высадилась в тылу аиотееков во время битвы и немало подпортила тем войну.

Группа эта действовала вполне самостоятельно, и люди, в нее входящие, видели своим вождем именно Кор’тека. И не просто вождем, а вождем удачливым. Так что, учитывая, что между Кор’теком и многими из них можно было проследить какую-то длинную цепочку дальнего родства, они предпочли оставаться с ним и дальше.

…Не то чтобы меня это сильно волновало. Кор’тек не предаст. Но еше одна трещинка в некогда незыблемом монолите Силы Ирокезов особо порадовать не могла. А главное то, что произошло это как-то абсолютно бесконтрольно с нашей стороны. Люди просто собрались и ушли за тем, кто показался им более авторитетным. …Это наводило на определенные мысли.

…Наконец все собрались. Бабы Лга’нхи, которых уже набралось аж трое, включая сестру Ласты и пленную аиотеечку, притащили порубленную на куски тушу оленя и начали быстро обугливать истекающие свежей кровью кусочки над пламенем, выдавая каждому его порцию слегка обугленного мяса, по старшинству.

Мясо было свежим, обжигающе горячим снаружи и почти сырым, брызжущим кровью внутри и оттого безумно вкусным. Так что некоторое время в шатре раздавалось только чавканье, утробные рыки да хруст костей, и лишь после того как от оленя остались лишь рожки да ножки, мы смогли продолжить беседу.

…Вообще, формат собрания был несколько необычен. Не принято у нас пока еще было проводить Совет в таком узком кругу. Да и традиции ходить в гости друг к другу, у соплеменников тоже как-то еще не появилось.

Тут ведь как? Общий костер, общая еда, общая жизнь и судьба у всего племени, начиная от беззубого младенца до Вождя. Какие уж тут хождения по гостям? …Но это у кочевников и прибрежников. А то, что происходило у нас сейчас, скорее напоминало один из тех советов-пиршеств, что проводили горские Цари Царей.

…Вроде бы и не официальное мероприятие, куда должно собрать все племя. А так, дружеская беседа. Лга’нхи убил оленя. Бабы Лга’нхи его зажарили, а друзья Лга’нхи его съели. Какие могут быть вопросы?

Конечно, было бы это в чистом поле, приперлась бы куча народа со своей едой и села бы послушать о чем там Старшины базарят, не так много в каменном веке развлечений, чтобы пропустить такое шоу. А так, шатер маленький, всех в него не позовешь, так что претензий быть не может, сугубо частная вечеринка! …Вот так и появляется пресловутое разделение на Власть имущих и прочее быдло.

…Я думал, что Лга’нхи опять станет говорить про скот или начнет строить прогнозы о целях визита делегации от Мокосая. Но беседа вдруг пошла про войну и воинскую подготовку. Старшинам Лга’нхи высказал примерно тоже самое, что и мне сегодня на холме, только в более развернутом виде, с точными примерами где, кто и как проштрафился.

Оказалось, например, что пятая и седьмая оикия за все время после Битвы вообще собирались для тренировок только два раза. Да и вторая, Диверсионная, которую курировал лично Лга’нхи, тоже не особо их опередила.

Причина банальная — там почти все были охотники и скотоводы. Так что не меньше половины численности каждого подразделения постоянно где-то отсутствовала и тренироваться не могла. Моим гениям это казалось неразрешимой проблемой, и они были полны решимости просидеть тут хоть целый вечер, решая этот невозможный ребус.

Но тут пришел Великий Я и всех спас! Сказал, что составлю специальное заклинание-график, нарисую его на шкуре и лично прослежу, чтобы ему следовали. … — Лично Витек проследит, он молодой, любит за всеми бегать. — Поправился я, немного подумав. (И не подумайте, что я отлыниваю, просто надо же поднимать авторитет будущего шамана).

Если остальные будут слушаться моих ценных указаний и соблюдать график, то каждая оикия не меньше чем раз в месяц будет собираться в лагере полностью. И этот день они точно посвятят исключительно тренировкам.

…Потом начали решать вопрос с Бика’тку и его неспособностью быть оикияоо первой оикия. …Что в наших условиях, собственно, и соответствовало чему-то вроде поста министра обороны. Он должен был заниматься всеми вопросами подготовки воинов и вести их в бой при отсутствии Вождя.

Бика’тку сильно покритиковали, но с должности не сняли, зато дав ему в помощь Тайло’гета, чтобы тот выполнял при нем роль злобного цепного пса при добром хозяине. …Не знаю насколько это лучше предложенного мной варианта. Единственные выгоды, которые я тут видел, репутация Бика’тку не пострадала, а Тайло’гет вроде как еще и поднялся. …В нашем братско-семейном войске это конечно имеет значение. Однако Бика’тку один хрен не вождь. Ну да воякам виднее…

Потом вроде как опять начали говорить про скот. Хренушки!

— Хочу говорить с вами друзья мои, о правильном и неправильном. — Начал я свою речь, слегка подвывая для солидности на шаманский лад. — Ибо кажется мне, что многое из того, что было у ирокезов правильного, забыто.

Не радует. …Ох не радует такое положение дел предков, и я уже чувствую, как занеслась их нога, чтобы дать вразумляющего пинка своим потомкам!

…Многие наши погибли. …Погибли для того, чтобы мы жили правильно и радовали своих предков, сидящих у небесных костров. Но радуется ли Гит’евек, когда видит, что люди, которых он так долго и так старательно учил, забывают его мудрость и знание?

Нравится ли Дига’сту, что ирокезы забывают правила, которым их учили, и срут мимо выгребной канавы? (Строго говоря, Дига’сту — один из Старшин, убитых на поединках с аиотееками, и сам регулярно срал где придется, оттого мне видать он и вспомнился, когда я заговорил на эту тему. Но в Старшины он выдвинулся благодаря бешенной ярости, которую демонстрировал на поле боя, и как образ для иллюстрации гнева предков подходил идеально).

Нравится ли ушедшим от нас, что те, кто пришел им на смену, не хотят жить по Закону Ирокезов? — Вопросил я, патетически тряся в воздухе обглоданной оленьей костью. И сам же ответил на этот архисложнейший вопрос. — Нет, не нравится!

Разве не мы все вместе принимали Закон, тщательно обсуждая и обдумывая каждое его слово? Разве не приняли его у костра Большого Совета, в присутствии двух Царей и их лучших людей? Разве не предки водили моей рукой, когда я записывал их на шкуры?

Так чего же мы дожидаемся? Когда предки отвернутся от нас, наслав болезни и печали?

…Народ загудел, болезней и печалей никто не хотел, и вообще предков шибко уважали и обижать побаивались. Тем более, что многих упомянутых мною «уже предков» они знали лично и могли представить их реакцию на такое паскудное отношение к жизни.

…В племени ирокезов сейчас семьдесят четыре человека. — Продолжил я (бабы с детьми, ясное дело, не в счет). — А еще сто тридцать один хотят ирокезами стать этой весной. Да еще Чужаков восемь десятков. Всяких пришлых, что живут вокруг озера, еще десятка шесть. Да аиотееков три десятка! …И все они должны следовать нашему Закону! — Добавил я максимально жестко и даже швырнул оленью кость в огонь, дабы все прониклись важностью момента.

Потревоженные уголья вспыхнули, озарив на мгновение лица всех собравшихся, и я почувствовал, что они и впрямь прониклись.

— Мы никого не заставляем принимать наш Закон насильно. — Продолжил я в полной тишине. — Но коли живешь на землях, находящихся под приглядом наших Предков и наших воинов, живи по законам Ирокезов!

Народ еще раз одобрительно загудел. Как и всяких нормальных людей, «понаехавшие» их раздражали, особенно когда демонстративно поплевывали на традиции хозяев и уж тем более, когда перехватывали дичь на хозяйской территории. Степь — это, знаете ли, не бездонный рог изобилия. И традиция перманентной войны между кочевыми племенами возникли не с бухты-барахты. И не будь у Ирокезов Закона, по которому вся эти чужаки вроде как родня, их давно бы вымели из нашего ареала обитания к чертям собачьим. А тут вроде как открывалась светлая перспектива изгнать всех чужаков на самых что ни на есть Законных основаниях либо обложить их данью. …Будь прокляты эти юристы, что вертят законами как хотят, приспосабливая их под насущные потребности момента!

— …Но увы. — Выдержав паузу продолжил я. — Прочитать Закон могут немногие. — Даже из вас, не все его помнят наизусть. А где уж его знать остальным?

А я один! — Сразу использовал я отмазку от абсолютно справедливых обвинений в том, что учить Закону, это в первую очередь дело Шамана. — И Витек один. И Осакат. Мы успеть научить всех не можем. Нам нужна помощь тех, кто уже давно стал ирокезом и знает, что это такое.

Потому я предлагаю, чтобы каждый из тех, кто был принят в ирокезы прошлой весной, взял на себя обязанность толковать Закон и следить, чтобы другие ему следовали.

Те, кто помоложе и неопытнее, возьмут на себя молодняк да баб. А взрослые и зрелые мужи, такие как вы, на чьем погоне красуется уже не один значок доблести, те должны вести за собой взрослых воинов.

Ведь весна совсем скоро. И на празднике Весны мы будем принимать к себе новых людей. Но как их можно принять, коли они не умеют жить по-нашему?

— Хм… Шаман Дебил. — Послышался голос Нит’кау, крутого вояки из оикия Лга’нхи. — А я вот думаю, а надо ли их нам вообще принимать? Племя у нас и так большое, а коли еще и новых примем… Их же всех не прокормишь! Оно нам надо?

Предъява была брошена весьма основательная, и по лицам многих Старшин я понял, что точку зрения Нит’као многие одобряют. …Отчасти я и сам ее одобрял, особенно предвидя хлопоты, которые на меня свалятся в ближайшие дни. Так что подобные настроения надо было давить в самом зародыше.

— Есть Закон. — Возразил я своему оппоненту. — И Закон говорит, что мы должны принимать к себе тех, кто хочет стать одним из нас.

…Глупый Закон — скажете вы. Мы, Дебил, скажете вы, тебе такого не говорили, ты сам это придумал.

Но нет! Не я это придумал, так посоветовали мне Духи предков! Почему? Да потому что посмотрите на Олидику. Не самое большое и сильное царство, а отбивалась от всей аиотеекской орды в течение целого лета! А вспомните племена, в которых вы родились? Долго ли они могли воевать с аиотеекской ордой? Аиотееков было что листьев на деревьях, а в степных племенах да прибрежных поселках набиралось не более чем тридцать-сорок мужиков. …Три-четыре полных человека воинов, по-старому. — Добавил я для совсем уж безграмотных, хотя среди Старшин таких уже точно не оставалось… теоретически.

Много людей — большая сила! Вспомните, как жили вы до ирокезов. Было ли у вас когда-нибудь столько еды, бронзы и скота, как сейчас? Могли ли вы бежать по степи день, два, десять, и знать, что не должны никого опасаться? А ведь сейчас даже ваши женщины уходят далеко в степь, ничего не боясь. А было ли так раньше?

Вот почему предки сказали нам делать Так. Хочешь ли ты, Нит’као, ослушаться предков?

— Однако трудно кормить столько народа… — Осмелился возразить мне Тов’хай, так и оставшийся после нашего диверсионного рейда лучшим приятелем Нит’као, и может быть отчасти благодаря этому попавший на это собрание. Хотя, хоть по годам Тов’хай еще и числился молодым, но воином он уже был бывалым и имел немалые заслуги перед племенем, так что раздражения у окружающих своим присутствием он не вызвал. …Надо бы получше присмотреться к парню. Далеко пойдет.

— Вот это ты сказал очень правильно Тов’хай. — Одобрил я его слова. — Трудно! Но трудно, не значить нельзя. Надо просто хорошенько подумать и преодолеть трудности. …Так почему их трудно прокормить?

— Еды на всех не хватает… — Последовал лаконичный ответ.

— Нет, неправда. — возразил я. — Еды в степи полно. Просто народ живет слишком скученно, и не всем эта еда достается. …Вот как с молоком. — Прибег я к уже неоднократно поднимавшемуся сегодня вопросу. — Те кто пасут стада, молоко пьют вволю. А тем кто живет в поселке, оно достается редко.

…И это ведь сейчас еще зима, и молоко дает, дай боги, одна корова из десятка. А как все отелятся, придется нам молоко на землю выливать?

Народ возмущенно загудел, даже представить себе такое кощунство они не могли. Тут едой не разбрасывались.

Надо расселять людей на малые поселки. …Будем жить как живут люди в Олидике или Улоте. Много разных поселков, но все они — одно племя!

Тогда и сила у нас сохранится, и с едой проблем не будет.

Но чтобы расселить поселки, в каждом из них должен быть свой Вождь, который будет слушаться только Великого Вождя Лга’нхи. …Готовы ли вы взять на себя такую заботу?

Готовы ли вы нести людям Закон ирокезов, правильно толкуя его тем, кто еще не слышал о нем?

…Нет, не готовы! Ответил я сам, с удовольствием отметив, как вытянулись рожи под загоревшимися глазками. Ведь в Старшины, как правило, пробиваются наиболее честолюбивые воины племени. Те, кому пробиться выше мешает только еще более сильная и харизматичная фигура Вождя. А тут, вроде как возможность покомандовать своим племенем. Как тут глазкам не разгореться? Не готовы вы. — Продолжил вещать я. — Ибо не можете прочесть Закон.

…Поэтому, при каждом из вас, должен будет стоять кто-то, кто сможет это сделать. Лучше всего учатся молодые. Так что отберите и пришлите ко мне своих молодых… сыновей, племянников или двоюродных племянников. Из тех, кого этой весной мы примем в воины. Лучше пусть это будут те из молодых, которых я уже учил читать, их немало, и вы сможете отобрать лучших.

Они поселятся около моего костра, и я буду учить их правильно читать и толковать Закон, так они станут его голосом.

…Да знаю. Вы правильно скажете мне, что негоже мальчишкам учить старших. Но! В том-то и Сила Закона, что даже мальчишка, познавший его мудрость, может говорить его голосом!

Однако воинская Власть и Сила будут именно у вас, и именно вы, своей мудростью и знанием жизни, будете решать, что хорошо, что плохо, и кого надо наказать, а кого поощрить. …Но око Закона будет смотреть за тем, что вы делаете. А его Голос может подсказать вам правильное решение — то, что пойдет на благо племени.

Либо скажет мне что где-то, кто-то, у нас порой Закону не следует. Тогда я буду говорить с предками, а потом приду на Совет Старшин и поведаю там их Волю.

Хотите ли вы, чтобы было так?

Глава 14

— А что есть Закон? — Закон есть хребет! А к нему крепятся кости — это Вождь и Старшины. За кости удерживается мышцы и сухожилия — это воины племени.

Но вот поранишь мышцу — и человек сможет залечить рану.

Сломаешь кость — она срастется.

А вот коли хребет переломишь — смерть неизбежна. Ни одна животина со сломанным хребтом не выживет!

Так есть ли дело важнее и почетнее, чем охранять и приглядывать за целостностью Хребта?

— …А потроха? — Заданный вопрос, сильно смазал пафостность моей речи.

Вот и дожил ты, Дебил! — С некоторым ужасом подумал я, глядя на два десятка преданно таращащихся на меня пар глаз. — Вечно сам школу прогуливал, на уроках дурака валял и искренне считал, что на работу учителем идут форменные мазохисты и самоубийцы. Еще бы, целыми днями терпеть таких оболтусов и бездельников, как я сам.

И вот оно мое наказание за грехи — сам выступаю в роли учителя.

Не первый раз, — скажете вы? — Ну да. Не первый. Некоторые наработки уже есть. И слава богу, потому что можно заставить этих самых «наработков» учить остальных хотя бы азам: чтению, письму, арифметике.

Пришлось побегать по поселку, отлавливая Дрис’туна, уж больно он в последнее время стал самостоятельным, и поручить ему собрать его старую банду, освоившую азы науки, дабы не попасть под раздачу страшных демонов Макаренко и Песталоцци.

Оно, конечно, в той банде нашлось парочка совсем уже бестолковых учеников, которые вообще ничего не смогли освоить. Но остальные, а это почти полная оикия… тьфу, блин, привык уже — ровно одиннадцать человек, достигли немалых успехов. По крайней мере, читать и писать могли. Одна проблема, большинству из них до возраста совершеннолетия еще надо было дотянуть годика три-четыре. А пока они в племенной иерархии были пустым местом, и ставить их на должность Голоса Закона было слишком рано. …Тут все-таки патриархальное общество, и ни один уважающий себя вояка какого-то там сопляка слушаться не станет.

Так что пришлось надеяться на тех, кто пусть и не регулярно, но тоже посещал мои позапрошлогодние занятия. Из них до сей поры дожило девять человек, четверо мальцов погибли, а еще большее количество благополучно забыли все, чему их учили, едва задул ветер новых приключений и странствий.

Да и, чего уж там говорить, ни о каких регулярных и планомерных занятиях раньше и речи не было. Только успевай вертеться — то одно, то другое. Хоть банду Дрис’туна я более-менее сумел чему-то научить, и то, потому что имел возможность таскать их за собой и нагружать практическими занятиями, вроде ведения «рабочих дневников».

Ребятки ныли и стонали конечно. Зато сейчас стоят у меня за спиной, лопаясь от гордости. Еще бы, я объявил, что они будут учить уже практически ставших воинами взрослых парней. А те, под страхом моего гнева, не будут иметь права лупить своих учителей до самого их совершеннолетия!

Да, понимаю, злостнейшее нарушение всех обычаев и законов. Но с местной простотой нравов без этого у моей шпаны больше шансов лишиться жизни или оказаться покалеченными, чем чему-нибудь кого-нибудь научить. Учитель изначально должен стоять выше ученика, иначе толку от учения не выйдет.

Мы на том Совете просидели чуть ли не до середины ночи. Все обсуждали новое устройство племени, спорили, ругались, мирились… но все по-родственному.

А я вспомнил советы аиотееков и как-то взгрустнул. Сейчас мы сгоряча можем обозвать соседа тупицей, помахать у него перед носом кулаками и даже в глаз заехать. Чего внутри семьи не бывает? Как поссорились, так и помирились.

А вот пройдет полсотни-сотня лет, и не станут ли наши потомки сидеть наподобие аиотееков с гордо выпрямленной спиной, осторожно цедя свои слова и вслушиваясь в чужие, не нанес ли кто обиды нашей Чести и Достоинству? Ведь рано или поздно каждый из присутствующих фактически станет вождем своего рода-племени. И пойдет здоровая и нездоровая конкуренция, обиды, напряги, может быть даже войны….

Как хочется внести в Закон какой-то запрет на тупую гордыню и самодовольство. На жадность, зависть, глупость…

Впрочем, Десять Заповедей существовали за тысячи лет до моего рождения в Том мире. И мир тот, за эти тысячи лет, от всех предостерегаемых в Десяти Заповедях пороков так и не избавился.

…Делилось наше племя естественным образом на три основных части — скотоводов, прибрежников и пахарей. Тут, возле озера, будет, так сказать, официальная резиденция Племени Ирокезов. Столица! Носящая таинственное и пока еще никому не понятное имя «Мос’ква». (А то хоть «озеро Дебила» отчасти и тешит мое самолюбие, но в мировом масштабе, боюсь, будет звучать как-то не солидно).

Тут должны будут проводиться все главные праздники племени, Советы, свадьбы, воинские смотры, и Игры в костяки.

…И не только потому, что здесь хранятся главные регалии ирокезов. Нужен некий объединительный фактор для всех, одинаково общее и родное для всех место, чтобы не костенели они по своим углам, заражаясь идеями сепаратизма.

Тут же, естественно, должна была появиться и главная «академия», в которой учились бы самые толковые детишки. …Увы, но с мечтой о повальном образовании пришлось расстаться. Хрен прокормишь такую ораву и хрен уследишь.

Зато всем родителям вменялось отдавать своих отпрысков на обучение соседям, занимающимся иным родом деятельности. Так и братство ирокезское будет крепиться лучше, да и трудовых навыков у людей больше появится. А там, глядишь, и научатся прибрежники пахать, землепашцы с большими братьями обращаться, а степняки — строить хижины или загоны для скота. …Перекрестный опыт всегда дает хорошие результаты.

Но на три части мы делились только для начала. Ведь, с учетом вновь принятых на будущий Праздник Весны ирокезов, нас должно было стать где-то двести — двести тридцать воинов. Да еще и баб с детьми уже небось за тысячу набиралось. А детишки имеют тенденцию расти и обзаводиться новыми семьями. Так что, если удастся нам прожить хоть десяток-другой лет без серьезных потрясений и утрат, подобных тем что мы понесли на прошлой Битве, к тому времени наша численность только естественным путем, могла удвоиться, а то и утроиться. А если еще и чужаки будут к нам приходить, то можно только гадать сколько нас станет!

Короче, планировать расширение надо заранее. Я им всем так и сказал, потрясенным приведенными мной цифрами. Так что ставим три Больших города. Один на море, другой тут, а третий в предгорьях к северу. Соответственно и расширяемся мы вдоль побережья, на запад и на север.

В горы не лезем. …Отчасти «Увы», потому как полезными ископаемыми (по крайней мере, разведанными), наши земли похоже не обладают. Так что придется торговать с Олидикой и Улотом. Но это уже вопрос не демографии, а большой политики.

…Реально, сейчас один поселок и земли вокруг него могут нормально содержать не больше двух-трех десятков семей. А дальше теснота, скученность и вытекающие отсюда болезни и недоедание. Так что, по мере разрастания поселка, они будут делиться и расходиться восвояси.

Но чтобы отойти и поставить новый поселок, образовав новый род и став своего рода отдельным феодалом, ирокез должен заслужить достаточное количество значков на погон и вырастить в кругу своей семьи Голос Закона, который однако «служить» пойдет к совсем другому роду.

— …А потроха? — Заданный вопрос, сильно смазал пафостность моей речи. — Потроха это чего?

— Сам подумай. — Я сдержался чтобы не наорать в ответ на подобную, ненужную любознательность. — Потроха это бабы да дети. — Те кого воины племени оберегают и защищают!

— А кожа? — Все не унимался пытливый ум хреновая студента. (Уже ненавижу!).

— Кожа? Э-э-э-э, скот, лодки, чумы, упряжь, телеги, мастерские и инструменты в них, одежда — все, что позволяет ирокезам жить в этом мире.

— Значит бабы с детьми важнее лодок, воины важнее баб, а вожди важнее воинов, а…

— …Но даже Вожди не важнее Закона! — Подхватил я аналогию. — Ты… э-э-э, Зок’ти (кажется я произнес лесниковое имя на степной лад, но парнишка возражать не стал). Все очень правильно сказал. Просто выучить Закон, этого недостаточно. Самое главное, чему вам нужно будет научиться, это понимать, что важнее, и чем одно важное отличается от важного другого, и чем это отличие является с точки зрения Закона.

…Не поняли? (Я, признаться, и сам не очень понял, что сказал). Ну вот представьте себе, к примеру, э-э-э… ну допустим там э-э-э… Лодка! Уплыла лодка с нашими людьми, а спустя несколько лет вернулась с чужаками, и они говорят, что просто нашли ее, как тут поступить?

— Так забрать, коли она наша. — Сразу высказался кто-то из будущих законников. — А чужаков этих убить, чтобы больше нашего не брали!

— А если они правду говорят? Шторм, лодка перевернулась, люди утонули, а лодку на берег выкинуло. Они мимо шли, подобрали, починили и сами на ней поплыли.

— Все равно наша! — Уперся ревнитель всего нашего. — Значит забрать надо. А то разок попустишь такое, потом все будут наши караваны грабить да говорить, что нашли!

— А если Духи специально так сделали, чтобы чужаки лодку нашли да на наш берег пригнали, чтобы мы про судьбу своих родичей узнать могли? …Или к примеру, так они людей тех отметили, чтобы мы к ним отнеслись хорошо?

— Так ведь, это… Шамана спросить надо будет. Тебя то-есть… А ты уж у Духов расспросишь, как оно там было на самом деле.

— Шаман не всегда в стойбище будет. — Возразил я. — Опять же, что Закон говорит? Обращаться со всяким чужаком, который тебе худого не делал, как с пятиюродным родственникам со стороны бабушки двоюродного дяди, пришедшей из другого народа жены. А станешь ли ты свою родню убивать да грабить только за то, что они на найденной лодке приплыли. …И что тут делать?

…Малолетние недоюристы сильно призадумались. Загадка казалась неразрешимой. …Признаюсь, даже мне. Ну ни фига не силен я в подобных юридических дебрях и всяких там адвокатских закорючках и прочей фигне.

Потому и предпочел предоставить найти решение этой задачи своим студентам, сам же лишь задавая каверзные вопросы да приглядываясь к тому, как кто на все это реагирует.

Что там ни говори, а ребят мне прислали правильных, как я и просил, посмышленей и посообразительнее. А главное, в основном лидеров подростковых банд.

Еще наблюдая за детством и отрочеством Лга’нхи, я понял, что лидер подобной банды должен быть не только этаким малолетним головорезом и костоломом. Нет, в первую очередь, это хороший психолог и человек, умеющийдумать головой. Иначе банду свою не удержать, ведь тут зачастую приходится разрешать и улаживать конфликты между своими. А значит надо иметь чувство справедливости и умение поддерживать некий порядок и баланс интересов всех «бандитов».

…Опять же, меня заботила дальнейшая «карьера» этих лидеров. Одно дело, когда ты верховодишь бандой в маленьком племени и имеешь все шансы стать Вождем, взойдя, так сказать, на пик карьерной лестницы первобытного человека. А каково таким людям будет в большом Царстве-племени? Как им удастся проявить свои лидерские качества? Стать Голосом Закона, кажется, не такой уж плохой шаг на этом поприще.

Короче, над несчастной лодкой мы бились до самого вечера. Я хотя вроде бы и должен был уже привыкнуть, но все еще продолжал поражаться неким вывихам первобытной логики моих соплеменников. А они чрезмерно удивлялись всяким там силлогизмам, уликам и особенно «презумпции невиновности». …Последнее, для тех, чьи отцы еще искренне считали, что всякий чужак виновен хотя бы в том, что до сих пор жив, это казалось верхом извращений.

Но так или иначе, а я хотя бы примерно понял, как и чему буду учить своих студентов.

Ну в том смысле, что помимо читать-писать-считать и знать Закон наизусть. Надо было еще и научиться понимать его и принимать на его основе правильные решения. Потому как поговорку про «дышло» знает всякий. И как можно извращать даже самые хорошие законы, как мне кажется, было известно еще до Хаммурапи.

…Но первоочередным заданием, как это обычно и бывает при слабо финансируемом со стороны государства образовании, стала необходимость где-то добыть учебные пособия.

Ага, те самые поддоны для глины и палочки для царапанья. И что гораздо сложнее, чисто выскобленные с двух сторон шкуры, кисти-перья… и конечно чернила.

С последним был полный швах. Даже у меня оставалось не больше стакана, и я их тратил с максимальной бережливостью. Слава Духам, что воспользоваться за зиму пришлось всего три раза, чтобы поставить отметку о переходе за Кромку одного раненного в легкое, который вроде как шел на поправку, но внезапно умер от какого-то осложнения, и двух калек, так и не смогших приспособиться к своей ущербности, предпочтя такой жизни уход к Предкам.

…Хотя ясно было, что на Празднике Весны придется потратить весь запас, и может даже не хватить на то, что бы записать более сотни новых имен. А это уже будет конфуз, воистину вселенского масштаба.

Опять же, по моему скромному убеждению, Голос Закона должен как минимум иметь с собой список с этого Закона. …А меня, знаете ли, зовут не Ксерокс, а Дебил. И помимо размножения списков Закона, мне еще есть чем заняться. Так что, пусть каждый себе перепишет сам.

…А чтобы научиться писать пурпурными чернилами по куску шкуры, да еще и разборчиво, а желательное еще и красиво — нужна практика, практика и… море чернил!

Короче, для начала занятия начали проводиться в мастерских, и пока я читал лекции о Законе и о том как должен вести себя правильный Человек Закона, ученики изготовляли для себя чертильные планшеты. …Проще конечно было бы нанести на таблички воск. Но пока он у нас был в большом дефиците. За воском надо было лезть в горы или идти в леса.

Зато я, вспомнив картинку в школьном учебнике, догадался изготовить абак, чтобы можно было нагляднее преподавать десятичную систему. А подготовить шкуры я напряг Старшин. Дабы те поручили это дело бабам. Чтобы через месяц у каждого из учеников была связка шкур, размером примерно А2, или полватманского листа.

А сам я с отрядом своих учеников и малолетних помощников профессора отправился в путешествие к морю, дабы пополнить запасы. Этакая странствующая передвижная Академия.

…И в этом, кстати, есть немалый смысл, — подумалось мне. — Возможно и дальше стоит продолжать такую форму образования. Ведь во-первых, совместное путешествие сближает. Особенно в наших условиях, когда обязательно выставляются часовые по ночам, да и в походном порядке, впереди и по краям основной группы идет охранение. Все-таки мы доверяем сейчас друг другу свои жизни. А тут это серьезно, и ценится высоко.

Но самое главное, ученики, выросшие в тесных рамках сообщества, так смогут лучше узнать жизнь других соплеменников. И сделать правильные выводы, под руководством мудрого наставника… ну вот такого как я например!

Опять же, для нашего путешествия на море я избрал очень непривычный способ — пешком. Мои-то привыкли нестись по степи словно стадо оленей, либо ползти змеюками, выслеживая врага или добычу. А тут, неспешная прогулка, сопровождаемая умными беседами и лекциями на разные темы.

…Увы. Подобное времяпрепровождение, как я понял, к сожалению порождает у молодежи желание задавать очень трудные, а подчас даже неудобные вопросы. Ну например, «почему небо синее?», «почему трава зеленая?», «почему снег?», «почему дождь?», почему, почему, почему или «откуда ты такой Шаман Дебил взялся?».

И хотя ответы на большинство этих вопросов я знал… ну или думал, что знал. Но вот вы попробуйте повтирать банде малолетних дикарей про хлорофилл, атмосферу и прочие достижения науки?

Нет. Конечно, можно было соврать. Что может быть проще, чем сказать «Так Духи решили». Но когда на тебя глядит столько доверчивых, искренне верящих в твое всезнание глаз… — врать становится очень трудно. Так что пытался объяснять, как мог. Чувствовал, что получалось у меня хреново. Рассказывать про атомы и молекулы людям, которые своим высшим достижением в образовании считают способность разобрать коротенькую записку, это адский труд. И я насладился этим адским трудом до состояния полной тошноты и отвращения. Проще еще в десятке битв побывать, чем хоть день пообщаться с такими обормотами. …А ведь что там ни говори, а, похоже, этот крест мне теперь нести всю оставшуюся жизнь!

— …Вот такие вот дела, друг Кор’тек. — Подытожил я свой рассказ про творящиеся на «большой земле» дела.

Мы с учениками как раз неспешно дошли до раскинувшегося вдоль небольшой бухточки поселка Кор’тека. И я, по случаю ненастной погоды, решил воспользоваться гостеприимством довольно просторной и теплой хижины нашего адмирала, благо, ее плотно сплетенные из лозы и обмазанные глиной стенки давали отличное укрытие от дующего с зимнего моря пронзительного ветра, сохраняя тепло горящего в очаге бревнышка. …Учеников же своих, по доброй ирокезской традиции, я отправил спасаться от холода, кто как может, исходя из собственных способностей и соображаловки. Ибо нехрен прививать детишкам излишнюю изнеженность. Пусть выкопают себе яму в песке, выстелят ее ветками, пробегутся по берегу, соберут плавник для костра… — как-нибудь да переночуют, грея друг дружку собственными телами. …И пусть скажут спасибо, что я развел Кор’тека выделить им чуток копченой рыбы и коровкиного жира. Это им, можно сказать, от меня банкет по случаю достижения цели путешествия.

— Так значит, говоришь, скоро ко мне люди еще придут? — Задумчиво переспросил наш адмирал. — А кормить их чем, и селить где?

— Они ближе к лету придут. — Осторожно ответил я. — Как раз сезон охоты на коровок начнется. — Тебе, думаю, лишние руки не помешают. А поселить, сами себе хижины сделают, да и чумы у многих свои будут. Это же ирокезы будут, а не приблуды какие-нибудь!

— …А вот это ваше вот, насчет Младших Вождей… и этого — Голоса Закона. — Кор’тек говорил очень осторожно, явно выбирая слова. Похоже эти нововведения его не больно-то радовали. — Это что там и как?

— Ну, тут Младший Вождь, ясное дело, ты. — Поспешил я успокоить старого приятеля. — Тебя все шибко уважают, а Лга’нхи на меня сердится, что я упросил у Совета тебя оикияоо первой оикия не делать, потому как ты у нас важным делом занят — лодки строишь.

А насчет Голоса Закона, так я помню у тебя парнишка один смышленый был. Маби’ксак, двоюродный племяш твой по третьей жене. Он уже и читать, и писать умеет. И в ремеслах хорошо продвигался, насколько я помню, пока с подгорными мастерами с тобой сюда не ушел. Вот ты мне его и отдай. Он хоть и помладше чуток, и ирокез на голове ему только через год брить будем, но я его с остальными учить буду. Большим человеком станет. Только ты помни, что я сказал — «твой» Голос Закона в другой поселок жить уйдет.

— Угу, — пробурчал недовольным голосом Кор’тек. — Такого хорошего парня тебе отдай. Ты его выучишь и неизвестно кому отправишь. А кто мне помощником будет и меня после Ухода заменит? Зачем так придумал?

— А вот если вдруг так случится, что Закон будет говорить одно, а тебе по-другому захочется сделать. Сможет твой парень тебя от такого предостеречь? …Нет. Не посмеет, ибо ты его двоюродный дядя. А что в результате? Сделаешь ты по-своему да против Закона, а Духи на это обидятся да и пошлют на нас разные беды. Хорошо ли такое будет?

— …Ну да… — Согласился со мной Кор’тек, изображая однако рожей сильное несогласие. — Не было у нас раньше такого. Вожди были. Шаманы были. А вот такого «Голоса Закона» никогда не было… — Хотя предложение вроде и было построено в форме утверждения, однако в конце его ясно читалось не меньше десятка-другого вопросительных знаков, и мне пришлось, уже наверное в пятый или шестой раз, объяснять хозяину хижины, на фига эти Голоса Закона нужны. …Увы, но Кор’тек был страшно консервативный мужик и прежде чем хотя бы начать принимать что-то новое, считал своим долгом раз двадцать выслушать пояснение.

— Нас много. — Привычно начал я. — А шаманов, да еще таких, чтобы с Духами напрямую говорить могли, таких шаманов мало. Витек с Осакат, они хорошими шаманами станут… Да они, почитай, уже хорошие шаманы. Витек лечить скоро лучше меня научится, а Осакат… Осакат — вообще баба особенная, с ней племя точно не пропадет…

Но с Духами говорить так, как я могу, они не могут. Такие как я… э-э-э… они вроде полностью белых «больших братье»… Ты таких видел? А они бывают! Просто рождаются очень-очень редко. У Лга’нхи спроси. Может несколько поколений смениться, прежде чем в стаде такой бычок или корова народится. А ведь это к большой удаче!

…Короче, нас много. Поселков будет много. А Шаманов всего три. Нужны люди, которые будут понимать, как правильно поступать, чтобы духи радовались, а как нет. …Для того мы Закон и принимали!

— …Ну да… — Опять согласился со мной Кор’тек, однако глаза его продолжали выражать большое сомнение. — А вот эти, которые к лету придут… С ними как??? Ну там, Вождь Малый, и все такое?

— Те, что к тебе придут, — я сразу уловил суть его сомнений. — Те под тобой ходить будут, хотя бы первое время. А вот если они рядом другим поселком встанут, там у них уже свой вождь будет.

…Но ты, ясное дело, все равно старше его будешь, потому как у тебя тут главный наш поселок на море будет. Ведь у тебя тут и бухта самая лучшая в округе, а главное, тут новые лодки делают. А это ради всего племени труд. Он ценится выше. Тебя на это дело Совет поставил, а значит ты Вождю вроде как правая рука!

— Ага. — Согласился со мной явно расслабившийся и успокоившийся по поводу альтернативы своей власти адмирал. — Лодки мы делаем, каких раньше не бывало.

…Я ведь, признаться, раньше в такое не верил. Если бы Леокай мне не… — Кор’тек осекся. По смущенной роже я мог только догадываться, кто именно убедил его последовать моим советам и начать строить флот из деревянных способных уходить далеко от берега лодок, вместо того чтобы послать назойливого Дебила к этакой матери и просто жить, рыбача или возя товары. — …Очень хорошие лодки получаются. — Как ни в чем ни бывало продолжил Кор’тек. — Мы тут как раз недавно одну заложили, так в нее чуть ли не целая коровка поместиться сможет. Или человек «много» за раз.

— Хрена себе! — Произнес я заклинание удачи. — Это что же, метров десять-двенадцать что ли в длину будет? …В смысле, шагов двадцать длиной? И гребцы в два ряда?

— …Угу. — Согласился со мной Кор’тек. — Много-много длиной (не силен был старый адмирал в арифметике). — Такой еще никогда не делали. И весла у нее будут, как ты тогда придумал, с укл’ючиной. А груза она одна поднять столько сможет, сколько раньше целый караван вез!

…Тут прибоем бревно вынесло. Ребята-мастера как его увидели, так чуть ли не жениться на нем всем скопом захотели. — Усмехнувшись, продолжил Кор’тек. — Говорят, в жизни такого длинного, да ровного не видали, и даже изгиб для носа на нем правильный есть. А еще оно породы особенной, той что гнить не будет. Вот его на хребет лодки… ну да — «киль», как ты говоришь, и пустим. Часть «бри’гады» уже пошла на восток, там в предгорьях леса много растет, будут деревья подходящие искать и ребра для лодки …«шпан’гоуты» тесать. Твое колдовство «шаб’лоны» применять будут.

…Потом сюда привезем, подгоним-подтешем, и уже здесь собирать будем. К концу лета должны закончить. А к следующему лету, глядишь, и досок натешем на обшивку, просмолим, узоры правильные нанесем, духов задобрим и на воду спустим! Столько народу на одной лодке уместиться сможет! Виданное ли когда такое дело?!

…Плохо, что леса у нас тут маловато. — Восторг быстро сменился в глазах Кор’тека на озабоченность. — Ежели много таких лодок строить будем, так верно придется на запад плыть, в тамошних лесах деревом запасаться. А как его оттуда везти? — Кор’тек вопросительно посмотрел на меня, словно бы давая тех. задание пообщаться с духами и узнать правильный ответ. Я лишь согласно кивнул головой, ибо в решении этого вопроса, по причине отсутствия хоть бы одной мысли на эту тему, тоже полностью полагался на Духов.

— А паруса-то еще не пробовали? — Радостно встрепенулся я, меняя тему и мысленно уже представляя себя на мостике этакого фрегата, весело бегущего под огромными белыми парусами по волнам над морскими безднами. Это вам не в утлой кожаной лодченке, бултыхающейся на каждой ряби, мучиться.

— Паруса… — Протянул Кор’тек очень неодобрительно. — …Ветер штука опасная. Играть с ним совсем нехорошо. Разок дунул, и перевернулась лодка. Может лучше без них, парусов этих?

Это был наш старый спор. Кор’тек, как старый опытный моряк гребного флота, ко всему новому относился с большой опаской. В его профессии все новое и неизведанное было связанно со слишком большим риском. Море ошибок не прощало, так что торопиться бросаться с головой в этот неизведанный омут он не спешил.

Для него ветер всегда был грозный враг и противник, с которым чаще всего приходилось бороться, и только в очень редких случаях приходящий на помощь. Но даже когда ветер дул в спину помогая лодке бежать вперед, он все равно заставлял старого морского волка быть настороже. С этой кожанно-прутяной посудой, в смысле — «посудиной», какими были кожаные лодки, приходилось быть очень осторожными даже во время полного штиля. А уж что там говорить о мало-мальском шторме? Помню, как подчас даже смешное, с моей точки зрения, волнение заставляло нас выбираться на берег и там пережидать непогоду. Я тогда бунтовал, ныл и ругался. Но Кор’тек был непоколебим. Безопасность прежде всего, море не прощает ошибок!

— Это твои кожаные перевертывались! — В стотысячный раз начал объяснять я Кор’теку. — Потому как легкие они, и дно у них того, слишком плоское. А вот деревянные лодки, они не перевернутся. Потому как…

— А если ветер навстречу? — Попробовал огорошить меня вопросом Кор’тек. — Тогда что, развертываться и назад плыть?

— Тогда снять паруса и плыть под веслами. — Рявкнул я. — Ты Кор’тек консерватор, ничего новое тебе не нравится. Тебе и весла мои сначала не нравились, а теперь вон как… Попробуешь под парусом походить, вот тогда ты и говори. …А я еще придумаю, как и против ветра с поднятыми парусами ходить. Вроде есть такой способ.

— Ага, колдовские твои штучки лучше на берегу оставляй. На море своих духов да демонов хватает, им небось чужое колдовство не больно понравится. — Рявкнул в ответ Кор’тек и даже начал перебирать многочисленные, висящие на шее талисманы и обереги. — И нефиг консер’вантом обзываться. Я тебе не коровка, чтобы ты меня «консер’вировал». …А весла твои на кожаных лодках плохие были. …На каркас большая нагрузка из-за уключин, и кожа перетирается.

— Да при чем тут «колдовские штучки»? — Возмутился я подобному поклепу. — Обычная физика блин! В смысле… — нормальная хитрость, не многим сложнее уключины. И вообще, «консерватор» и «консервы», это очень разные вещи. Хотя конечно корень у слов один, но…. Короче — не обижайся Кор’тек. Вот попробуешь под парусом походить, и сам убедишься, что так лучше. — Поди плохо, не надо целый день с веслом корячиться, ветер сам тебя несет куда надо.

— Охо-хо… Что ты за человек такой, Дебил. — Лишь вяло махнул рукой в ответ Кор’тек. — Вроде взрослый, осмысленный муж, …хотя имечко у тебя, конечно… А вот все бы тебе «…не надо корячиться», будто дите малое, что пока пальцы в огонь не сунет, не поверит, что обжечься можно. Я это еще в тот раз заметил, когда мы караваном в Вал’аклаву плавали.

…Однако… Прав был Леокай, непрост ты совсем. Даже для шамана. Как-то так выходит, что и впрямь все эти твои игры детские постоянно чем-то хорошим оборачиваются.

Вот помню, как ты «корячиться» не хотел с топориком. И все про какую-то пилу ныл, которую сделать надо. …Так ведь и сделал! Те две штуки, что ты с месяц назад сюда прислал, так ведь и правда, ими такие вещи делать можно за день, какие топориком неделю стучать будешь.

…Но ведь нельзя же так… Постоянно! Верблюды эти, лодки, пилы… Жизнь меняется так, что и не уследишь! Вот чему я внуков своих учить буду… двоюродных (Кор’тек горько вздохнул, видать вспомнив о сгинувшей семье), коли сам уже в этом мире ничего понять не могу?

…Сдается мне, этот вопрос и правда сильно беспокоил Кор’тека. Не дай бог еще почувствует себя ненужным и бесполезным. Этак ведь и в степь уйдет… или прибрежники в море бросаются? Вот ведь блин, похоже из-за меня тут первый кризис не понимающих друг друга поколений произошел. А тут это отнюдь не шуточки. Тут на почтении к старшим все взаимоотношения и внутри рода и даже в «небесной канцелярии» держатся.

Ведь в этом мире, как я уже говорил, из года в год, из века в век, считай ничего и не меняется тысячелетиями. Так что дедушка, коли окончательно не впал в маразм (а до маразма тут не доживают), всегда чуточку умнее и опытнее внука. И даже когда слабеют мышцы и замедляется реакция, еще долгие годы способен приносить пользу племени своими советами и пониманием жизни и природы.

Так что дети-внуки испытывают искреннее уважение к старшим родичам, а через это и к Предкам, будучи уверенными, что те всегда мудрее, всегда знают больше и потому могут дать полезный совет. …Собственно, на этой уверенности держится и большая часть моего авторитета — ведь я же «говорю» с предками.

А что начнется, когда детишки вдруг обнаружат, что их объем знаний чуточку больше, чем у дедушек? Что станет с авторитетом не умеющих писать, читать и считать Старших? Не появится ли у молодого, глупого, но полного максимализма нового поколения чувство превосходства и пренебрежения Старшими?

А коли ты не слишком уважал Старших при жизни, то с какого хрена уважать их после Смерти? А зачем тогда уважать их традиции, обычаи и принятый ими Закон?! Опять, «…молодежь не слушается отцов, и каждый хочет написать книгу» получится?

…Да уж, ворвался я в эту жизнь, словно речной поток в сонный прудик. А местная фауна к такому не приспособлена. Не умеют местные толстые и широкие караси противостоять сильному течению и бегать от быстрых стремительных щук. И как бы не было от всех моих нововведений куда большего бардака и вреда, чем пользы. Такой конфликт поколений запросто может прикончить племя ирокезов уже при жизни нынешнего поколения. …Как-то надо в воспитании своих особо продвинутых учеников сделать акцент на уважении и почтении к старшим. Вот хотя бы…

— О чем ты говоришь, Кор’тек? Сам подумай, чего будут стоить лодки, пусть и огромные и под парусом, без твоего знания моря или берега? А про охоту на коровок, по значкам на коже не научишься. Да если я даже и попытаюсь записать все, что ты знаешь о разных землях, и море, и живущих в нем малых рыбках или огромных чудовищах, мне бы шкур всех наших овцекоз, верблюдов и овцебыков не хватило!

Новые знания, это хорошо. Но они ничего без твоих старых знаний и без твоего опыта и понимания, которые ни словами не расскажешь, ни знаками не запишешь. …Вот помнишь, как ты нас ночью на отмель вывел? А когда я тебя спросил, как ты смог понять, что мы на месте, ответил, что «волна тут другая». …Вот попробуй мне словами рассказать, какая она эта «другая волна», да чтобы я сам смог среди ночи да нужное место посреди моря найти!

Кор’тек задумался. Хорошим оратором он особо никогда не был и описать отличие волны над отмелью от волны на глубине, ясное дело, не смог. И оттого воспрянул духом и даже вроде как приосанился. Комплекс неполноценности у него явно прошел. …А вот у меня, в длинном списке моих проблем, кажется появилась новая.

Утром пришлось с утра пораньше выбираться из теплого адмиральского жилища и топать в морозную сырость на поиски своих студентов.

В общем, как я и предполагал, они забрались в какой-то овражек и перекантовались там ночью, сгрудившись у крохотного костерка и грея друг дружку теплом своих тел, обычное дело Тут. Зато с утра пораньше все были бодры, веселы и полны энергии. …Ну по крайней мере на то, чтобы активно ежиться и стучать зубами, энергии им точно хватало.

Так что для начала я повел их в сторону верфей, чтобы познакомиться с достижениями ирокезского флота, а заодно заработать себе на завтрак, благо черной работы тут всегда найдется. Одно плохо, пришлось подавать личный пример ударного труда, потому как до тех пор, пока Книга не стала тут основным источником знания, учиться приходится наблюдая за действиями учителя. А учитель, ведущий себя как нахлебник, не лучший пример для будущих Голосов Закона.

Зато мы сгребли и набрали целую корзину разных стружек, сучков и опилок, так что будет чем развести костер, и получили на завтрак здоровенную миску горячей рыбной похлебки и по лепешке на рыло.

Затем с моря пришел Кор’тек со своими людьми, уходившие с утра пораньше проверять сети и ловушки, и после того как мы перетащили улов в коптильни, показал нам новые лодки… И впрямь показавшиеся огромными, даже мне. (Видать отвык я от созерцания больших океанских теплоходов).

Две лодки были примерно по метров семь-восемь длиной, а еще одна доходила аж до девяти-десяти.

Странно, но они почему-то не очень напоминали те, что я пытался рисовать мастерам, пытаясь объяснить, чего я от них хочу, или на изготовленную мной модель. И самое ужасное, я не мог понять, чем именно.

Видать мастера просто тупо не поняли моих мутных разъяснений, зато пошли чисто своим путем и, судя по рассказам Кор’тека и по личному опыту (нас даже немного покатали по бухте), вполне преуспели, сделав свое, пусть на мой взгляд и чуток узковатое с какими-то непривычными обводами, но все же вполне мореходное судно.

В конце концов, я уговорил нашего адмирала прокатить нас до ближайшей отмели, где могли находиться нужные нам ракушки, благоразумно оставив выбор непосредственного места добычи на разумение самого Кор’тека — лично я в поисках морской живности был не силен.

С чего надо начинать извлечение ракушек из холодного моря, один вид на серые тяжелые волны которого вызывает озноб и желание укрыться в теплом помещении до середины лета? Правильно. С поиска дров и устройства чего-то вроде места для отогрева.

Закончили строить парилку мы только к середине дня. Это был небольшой шалашик над выкопанной ямой, на дне которой был сложен каменный очаг и разожжен костер. Сверху шалаш обложили вырезанным в степи дерном, так чтобы не осталось ни одной щели, дым от костра уходил в дверной проем. Потом еще часа два жгли собранный по пляжам плавник, пытаясь раскалить камни очага до красна. И вот когда все прогорело…

…Короче, как обычно, пришлось раздеваться и показывая дурацкий пример ученикам. Так что обмазавшись коровкиным жиром и мысленно проклиная всех изобретателей письменности скопом, полез в обжигающе ледяную воду.

Пошуршал руками по дну, переворачивая камни и исследуя попавшиеся в ладони ракушки и похожие на них камушки, нашел парочку нужных раковин, продемонстрировал их подопечным и быстрее ринулся в натопленную землянку, поскольку уже совсем не чувствовал своих ног. И дальше уже особо из нее нос не высовывал.

Но тут, к счастью, хорошо сработал менталитет моих обормотов. К моей большой радости они восприняли необходимость лезть в ледяную воду не как издевательство, а как некий Вызов и Испытание. Так что в дальнейшем мне пришлось не столько загонять их в воду, сколько выгонять из нее и заставлять идти греться. А то эти оболтусы, естественно, устроили соревнование, кто продержится дольше, и со всем своим юношеским максимализмом готовы были лучше умереть от холода, чем уступить товарищу.

Но так или иначе, а к вечеру на берегу уже лежала изрядная груда витых и колючих ракушек. …Осталась мелочь — найти еще пару раз по столько же, извлечь из раковин моллюсков, разложить по кувшинам с растворенной в воде золой, плотно закрыть и держать в тепле. …Не лучшее время года я выбрал для этой работенки.

Но мои подопечные не жаловались. В их глазах все эти трудности лишь повышали ценность самой работы. Молокососы, им был нужен героизм и приключения на задницу, чтобы чувствовать себя особенными и достойными задирать носы перед другими сверстниками. Чего-чего, а этого добра я им мог представить в избытке.

Возились мы со всем этим делом несколько полных холода и сырости дней, а в благодарность за труды каждый из учеников, кроме сопливого носа и ободранных при чистке ракушек рук, смог повесить себе на шею ракушку этого чертового моллюска, как знак членства в Ордене Ловцов Насморка. Как же просто бывает иногда с подростками!

Зато по вечерам, сидя у костра (кувшины с «заквашенными» моллюсками приходилось обогревать круглосуточно), я полностью отдавал себя в распоряжение их пытливых умов и развесистых ушей. Пел ирокезские народные былины, рассказывал разные истории, как про наши с Лга’нхи и Осакат приключения, так и про подвиги Предков. Среди которых, по странной случайности, оказывается числились и Колобок, и Илья Муромец, и Терминатор с Чапаевым, и даже адаптированный к каменному веку Гарри Поттер. Не обошел вниманием и Шерлока Холмса, смешанного с героями детективных сериалов, пытаясь излагать их приключения в стиле парочки когда-то прочитанных мной китайских средневековых рассказов о подвигах Судьи Ди^[35].

Вообще, я как мог старался, чтобы все эти чудовищные с точки зрения логики сюжета и достоверности побасенки носили ярко выраженный назидательный характер, дабы привить ученикам светлый образ умного, честного и жутко крутого Служителя Закона. Ну и конечно хоть отдаленно показать манеру того, как им надлежит поддерживать Закон и нести миру Справедливость. Как обычно, когда не хватает примеров из реальности, приходится обращаться к литературному опыту.

Ребятишки слушали и мотали на ус. Попутно, в той же литературно-игровой форме, я вколачивал в них знание Закона, потому как одно дело зубрить разные там статьи наизусть, а совсем другое — изучать их на основе похождений Крутого Героя.

Ну и конечно, параллельно, ежедневно часть дня половина моей бригады уходила с рыбаками в море, а другая вкалывала в мастерских, свой корм надо отрабатывать даже Голосам Закона. А в остальное время мы носились вдоль берега в поисках плавника.

Увы, но похоже проблема с энергоресурсами становилась главным препятствием на пути прогресса ирокезской цивилизации! Как-то небогата была Степь зарослями деревьев или нефтяных вышек.

Хотя, вроде бы, если подняться на любой высокий холм и оглядеть окрестности, почти всегда найдешь небольшой островок растительности, от кустарника с гибкой лозой до относительно высоких деревьев. Но, как выясняется, этого запаса нам сейчас чудовищно не хватает.

Раньше-то было проще. Большую часть года достаточно тепло, чтобы тратить топливо только на приготовление пищи. И то, если припомнить, первые годы своей жизни Здесь я посвятил профессии энергетика. Сиречь, сборщика говна и изготовителя кизяка. Поскольку стадо и идущее вслед за ним племя почти всегда находились в движении, приходилось подхватывать каждую вывалившуюся из под бычьего хвоста лепешку и помещать в специальную корзину до полного высыхания. Так что племя всегда могло надеяться протянуть ночь на «своих» запасах, не прибегая к вырубке деревьев (попробуйте порубите гибкие стволы каменным топором).

Сейчас же у нас даже находящаяся в зачаточном состоянии промышленность стала требовать чудовищное количество древесины. Тут тебе и топливо для горнов и печей для обжига керамики. И материалы для лодок и повозок. И даже строительство стационарных поселков требовало достаточно много древесины. …Ох, как бы не стать героем исторических анекдотов, вроде того Моисея, что водил сорок лет евреев по пустыне в поисках единственного на Ближнем Востоке места, где нет нефти.

К счастью, лес это вам не нефть, ждать тыщи лет, когда тушки динозавров на какой-то там офигительной глубине перегниют на «черное золото», не обязательно. Можно посадить самому и уже лет через …дцать начинать пользоваться.

…Да и для сельского хозяйства, насколько мне помнится, в степных зонах обязательно надо лес сажать. Что-то у нас про это в каком-то учебнике было, не то биологии, не то географии. А то пойдет эрозия почвы, и кранты всему земледелию.

Опять же садоводство! Поди плохо, ни фига не делая, хрумкать яблочками с яблони, которую посадил твой дедушка. …Только вот сейчас в роли дедушки, похоже, придется выступать мне!

Короче нужно серьезно поговорить с нашими лесовиками. Уж ежели кто что и знает про деревья, так это они. Фруктовые там разные, ореховые, лубяные, какие горят жарче, а из которых строить лучше. Ведь насколько я помню, не обязательно высаживать зернышко и ждать, пока оно вытянется в здоровое дерево. Сколько помню картинки в разных журналах и свою «добровольно-принудительную» школьную практику, можно сажать саженцами уже приличной высоты. …Можно даже целые деревья пересаживать, но это конечно крыша поедет такие тяжести таскать.

Так что…

— Ты думаешь, получится? — С сомнением глядя на рядок воткнутых в землю и подвязанных к колышкам чахлым деревцам, спросил меня Кор’тек.

— Должно получиться! — С уверенностью, которую и сам не испытывал, сказал я. — Сейчас, зимой, они вроде как спят. А как проснутся, так и не поймут, что их от ближайшего ручья сюда перенесли.

— Не зна-а-аю. — Протянул Кор’тек. — Вроде как-то это не того. Дерево оно же ведь, где уродилось, там всю жизнь и стоит. А ты вона чего удумал, выкапывать да на новое место переносить… Это колдовство такое?

— Нет. — Решил я подвести под свое новое начинание идеологическую базу. — Это великая сила Ирокезианства! Все мы, вроде этих деревьев, были в свое время вырваны из привычного мира и перенесены в новые места и условия. Но вот не умерли же, а стали жить даже лучше, чем прежде. И деревья, которые мы пересадим, тоже так смогут. И чем выше они будут расти, и чем могучей становиться, тем нагляднее всем будет видна наша Мощь и Правильность нашего пути!

— А если погибнут? — С сомнением спросил Кор’тек. — Виданное ли дело, чтобы деревья с места на место таскать…

— Тогда засадим новые и будем сажать, пока они не прорастут. Мы не можем ждать милостей от природы… В смысле, не можем позволить каким-то там деревьям победить великих Ирокезов!

— Ну тогда ладно. Однако сколько же ждать придется, пока они большими вырастут?

— А мы, Ирокезы, в этот мир тоже не на одно лето погостить пришли. Не мы, так наши внуки или их внуки, этим деревьям порадуются, когда придет срок их валить и на дрова пускать. А мы с тобой, дружище Кор’тек, будем на это из-за Кромки смотреть и собой городиться.

— …Внуки, это да… — Без капли иронии согласился со мной Кор’тек. — А пока-то мы откуда лес будем брать, чтобы лодки строить?

…А я вот знаешь что, Кор’тек, подумал. — После некоторой паузы осторожно сказал я. — Может, нам сначала хорошо научиться лодки делать из того материала, что пока доступен. А потом поплыть к Большому Лесу и уже там поселок поставить, в котором наши мастера поселятся и будут лодки делать… Это я к тому, что все остальные поселки, что ирокезы на побережье ставить будут, надо дальше на запад растягивать. …Далеко ли, говоришь до тех западных лесов?

— С месяц пути будет, — махнул рукой Кор’тек, ясно давая понять, что это буквально рукой подать.

— Вот и ставить надо, чтобы через день, через два пути, наши поселки были… Если кто чужой уже место занял, сгонять не будем, обижать тоже… Они потом сами либо к нам перейдут, либо от нас уйдут.

…А еще, неплохо бы этим летом в те края сплавать да посмотреть, что там за народ живет, да что на берегах той речки творится. Ушли оттуда аиотееки или все еще остались. Опять же, лодки новые в дальнем переходе испытаем, и пора уже поглядеть откуда аиотееки в наши земли приходят. …Какой-то у них там мост из островов имеется. Вот и сплавать бы да поглядеть. И кстати, какие товары туда везти лучше всего?

Глава 15

Назад мы возвращались весьма торопливым шагом. Со дня на день уже должны были затрещать кузнечики, а у нас еще ни хрена не готово!

Нет, в смысле чернил, вполне даже хватит. И чтобы все новые имена вписать, и кучу Списков Закона сделать, и вообще, до конца лета больше этим вопросом не тревожиться. (Ага, а зимой опять в холодную воду лезть).

Но мне, как я обычно это и делал, хотелось приурочить очередное Новое к празднику Весны, уж больно хорошо это укладывалось в местную идеологию.

Когда пришли в поселок, оказалось, что там уже вовсю идут пахотные работы — благо, земля тут глубоко не промерзает, что позволяет обрабатывать ее, едва сходит неглубокий снежный покров.

В общем, почти все население Мос’квы сейчас пахало… Или вернее — копало и мотыжило. Поскольку те две сохи, что были в нашем распоряжении, даже таскаемые овцебыками-трехлетками, всего объема работ сдюжить не смогли.

Короче, пахали все, даже наши охотники и скотоводы соблаговолили ручки к общему делу приложить. Ибо старый жизненный уклад был еще силен, и местные пока не научились сидеть сложа руки, когда кто-то из соплеменников работает.

Лишь себя и своих подопечных я своим волевым шаманским решением от этого ударного труда освободил. После недолгого очистительного голодания и солидной нарко-компотной сессии они приступили к переписыванию Закона, творя угодное Духам Волшебство Книгописания.

Я был строг и суров. Заставлял их копировать буквально каждую буквочку и тщательно проверял написанное после каждого абзаца. Если замечал ошибку (а можете не сомневаться, я замечал их много), заставлял выскабливать написанное и начинать работу заново.

На второй-третий день работы, думаю, все мои студенты готовы были с радостью убежать от меня и, впрягшись вместо овцебыков, тащить за собой тяжелые сохи, взрывая плотный дерн, лишь бы никогда больше не видеть кисточек в своих руках и выскобленные овечьи шкуры перед носом.

…Но терпели! Опять работал стереотип, что чем сложнее испытание, тем больше почета и уважения получает прошедший его.

М-да. Сюрреалистическая, должен вам сказать, получалась картинка. Когда горстка одетых в шкуры, ободранных и всклоченных пацанов, привычно воткнув копья в землю рядом с собой, и крепко, до судорог в пальцах, вцепившись в кисточки-перья, выводила на шкурах знакомые мне с детства кириллические буквы. А на лицах у них попеременно менялись то выражения мучительной неуверенности, то восторга, решимости и отчаяния, переходящие в мистический транс и возвышенную медитацию.

По-хорошему-то, наш Закон был совсем недлинным произведением, и лично я, даже с нашими примитивными письменными принадлежностями смог бы переписать его примерно за пару часов. Но мои студенты потратили на это неделю. И под конец выглядели такими измученными, что даже Лга’нхи, явно сбросивший на полевых работах десяток килограмм, как-то, глянув на них, осторожно поинтересовался, «не слишком ли сильно я нагружаю молодняк?».

На что я, естественно, ответил банальнейшей сентенцией «Тяжело в учении — легко в бою» и ушел, оставив огорошенного моей небывалой мудростью приятеля вникать и обдумывать услышанное.

Но ведь надо знать этого подлеца Лга’нхи! Не из таких он был засранцев, что позволяют оставить кому-то за собой последнее слово. Не успел я отойти и на сотню шагов, как он догнал меня и пнул в ответ… Не буквально конечно. А огорошил радостной новостью!

— …Ты эта Дебил… Тут такое дело было… В общем, короче… Ты пока с молодняком шаманил, мы тебя отвлекать не стали, потому как понимаем, что дело это важное. Но тут… в общем… э-э-э…

— Да что ты мямлишь-то? — Удивился я, ибо такое поведение было совсем не присуще моему приятелю. Что по части удара копьем или дубины, что по части словесных баталий, в сомнениях и топтании на месте он замечен не был. — Ты уж говори как есть, брат, — подбодрил я его. — Уж чай я не девка, выдержу.

— Тут ведь, ну ты знаешь. — От Мокосая люди приходили. Помнишь я тебе говорил?

— Ну да. — Подхватил я. — Как же, помню.

— И короче…. Ну в общем мы того… …Не, я понимаю, что это вроде как в твои дела влезли. Потому как ты у нас шаман, и сам этим всем заниматься должен, только вот…

— Вы что же там, колдовать-шаманить что-ли надумали? — Насторожился я, ожидая какого-то подвоха. — Это Осакат с Витьком что ли дурь вам такую предложили?

— Да нет! — Успокоил меня брат Лга’нхи. — Они пока и сами про это не знают. Просто тут такое дело. Мы тебя женили.

— Чего???? — В полном обалдении я едва не плюхнулся на задницу. Вот уж действительно, такие новости надо сообщать, предварительно усадив человека на пятую точку.

— …Тут ведь просто такое дело. Мокосай своих людей прислал. Сказать, что хочет тебе сестру свою в жены отдать. А ты внезапно сорвался и ушел куда-то. А ребятам тем иратугским, Баркасаю и Фхстою, ну ты их помнишь? Им надо было назад скорее бежать, чтобы своего Царя Царей известить. Ну вот мы Советом собрались и подумали, что нехорошо, что у тебя одна жена старая, а другая совсем уродливая. Как-то несолидно получается тебе таких баб в доме держать. Ну вот и порешили, что Мокосай муж весьма родовитый и сестра его значит тоже. Вот и будет у тебя хоть одна нормальная жена.

…Ты, конечно, человек странный. Вечно, то старуху в жены выберешь, то… э-э-э, тощую как палка, а последняя эта твоя аиотеечка… так и вообще на человека не похожа.

…А наши бабы за тебя не пойдут, потому как всем известно, что ты жен своих демонам в жертву приносишь… (Зуб даю, это сучка Осакат всем раззвонила).

…Ну, в общем, мы на предложение Мокосая согласие дали. …Ты ведь не против?

— Погоди-погоди. — Остановил я словестный понос своего дорогого (слишком дорогого) братца. — Вы меня чего, без моего согласия сосватали кому-то, будто я девка какая-то?

— Ну… — Протянул Лга’нхи слегка виновато, а потом, воспрянув духом, затарахтел с ненатуральной бодростью. — А что такое, обычное дело, мы тебе невесту в соседнем племени выкупили. Хороший калым за нее отдадим. Тем более что Мокосай обещал нам даров надарить еще больше. Бронзу там, ткани. Что тут такого — обычно дело. Да и Мокосай говорит, что ему Леокай посоветовал так сделать.

…Ну, в принципе, отчасти он тут был прав. Это было обычным делом, выкупить невесту и втюхать ее какому-нибудь вошедшему в возраст мальчишке, не особо интересуясь ни мнением жениха, ни мнением невесты.

Но я-то им не мальчишка какой-то! Что ж меня вечно, как последнего этого… То Улоскат на себе женила, то Тишку едва ли не насильно втюхали, то вот теперь опять… Может от того что и сам с женским полом, несмотря на двух женя, веду себя как закомплексованный пацан? А окружающие эту мою слабину чуют и пользуются вовсю…

Но вообще, выкуп невест и втюхивание их женихам, это моя шаманская прерогатива. А Лга’нхи со Старшинами, явно влезли не в свое дело. …Видать и правда подарки, обещанные Мокосаем, были достаточно большие. То-то я гляжу у Ласты новая рубаха из шелка, а у Лга’нхи на поясе кинжал, которого я раньше не видел, болтается. Продали выходит меня, как овцу какую-то?

…Хотя, стоп — наверняка не все так просто. Особенно, если упомянуто имя Леокая.

— Стоп. — Оборвал я разглагольствования Лга’нхи и собственные вопящие в душе обидки (с ними разберемся позже). — Что именно сказали посланники Мокосая?

— Сказали, что сестра у Мокосая уже в возраст замужний вошла. И мол, хочет Мокосай с ирокезами породниться. А поскольку у меня и так жен уже много, а у тебя, мол, нормальной ни одной нет, вот пусть ты ее в жены и возьмешь. …Тем более, что мы братья и род у нас один.

— …А Леокай тут при чем?

— Да Мокосай, вроде как, еще в начале зимы зачем-то к нему людей посылал. Вот Леокай ему заодно насчет женитьбы этой и присоветовал.

— …Хм… — Какие-то подозрительные мыслишки закопошились в моей голове. — А зачем Мокосай к Леокаю людей посылал?

— А я откуда знаю? — Удивился Лга’нхи. — Он же не ко мне, а к Леокаю посылал.

— …Так-так. …А как здоровье Мокосая, ты случайно у этих Баркасая и Фхстоя не спросил?

— Как же это не спросил?! — Искренне возмутился такому предположению Лга’нхи. — Ясное дело, спросил… Как же можно не спросить-то? Я ж ведь тоже того, вежество понимаю!

— Ну и что они тебе ответили? — Нетерпеливо переспросил я.

— Говорят, здоровье у Мокосая хорошее, и от ран, что он тогда на битве получил, он уже почти совсем оправился!

— …Хреново… — пробормотал я.

— Почему хреново? — Опять удивился Лга’нхи. — Мокосай наш друг, мы с ним в одной битве бились. Он хочет родичем нашим стать. А ты говоришь «хреново, что он от ран почти уже оправился».

— Хреново то, что от ран своих он уже давно должен был оправиться. …Ну по крайней мере настолько, что послы об этом и упоминать бы не стали. Я ведь его раны видел, от таких либо быстро помирают, либо быстро вылечиваются. …Либо начинаются какие-то осложнения со здоровьем. И коли его люди про болезнь все-таки упомянули, значит совсем не так хорош Мокосай, как сам показаться хочет.

— Думаешь?!

…Думаю. Поздновато конечно, но все-таки думаю. Думаю «Какой же я дебил!». И готов самого себя вздуть за то, что, увлекшись новой игрой в учителя, совсем забыл про свою «дипломатическуюстезю».

Лга’нхи, конечно, малый неглупый. Но слишком прямой и честный. Воин, Герой, Лидер — но никак не политик. Не хватает ему хитрожопости и подловатости, для того чтобы плести всякие международные интриги и изъясняться или понимать тонкие намеки. …Наверное потому-то он и Вождь, ибо народ Тут таких хитрожопых политиканов не особо любит. А вот прямота, смелость и честность ему, по какой-то странной причине, очень даже нравится. Так что в небольшом племени, какими мы были еще совсем недавно, хитрый политикан Вождем стать не мог. Рано или поздно, говеность его натуры отвращала от него ближайших соратников.

Другое дело, когда власть уже становится более-менее наследственной, а количество населения в Царстве достаточным, чтобы начать манипулировать «общественным мнением». Вот тут и лезут наверх всякие засранцы вроде меня или того же Леокая. (Хотя мне до дедушки, как пешком до неба).

…Но ругай себя, не ругай, а кабы я не улизнул с учениками на берег моря, у меня небось хватило бы соображаловки получше расспросить послов о делах творящихся в Иратуге. А сейчас остается только догадываться об этом.

…Итак, что я знаю точно? …Ну или почти точно, — поразмышляем. — Мокосай от ран толком так и не оправился, а может быть и вообще откровенно плох. А ведь он правитель царства, буквально пару лет назад как пережившего гражданскую войну и смену династии. Нетрудно догадаться, что врагов у него, да и просто желающих свергнуть нового Царя с занимаемой должности, в царстве хватает. Может это родня Виксая старается. Или просто какие-нибудь честолюбцы, посмотревшие на смену династии и решившие «А почему бы и нам не попробовать?»… В общем-то это неважно.

Важно то, что, насколько я знаю, взрослых сыновей, которые могли бы прикрыть папашу на время болезни, у него нет. А тех двоих сопляков и дочку, про которых он мне как-то рассказывал, при случае схарчат в одно мгновение.

А значит не сложно предположить, что людей к Леокаю Мокосай посылал за какой-то помощью, чтобы удержать Власть. Каковую Великий Царь Царей Великого Улота ему либо не смог, либо не захотел оказать.

Скорее всего, Леокай играет в нейтралитет, стараясь поддерживать ровные отношения с любой из сторон конфликта. Его можно понять. Мокосай и правда может помереть, не оставив способных удержать власть наследников. А географическое… я бы даже сказал — геополитическое, расположение Иратуга посреди гор, благодаря чему почти вся горская торговля идет через его территорию, делает это Царство весьма важным для имеющего немалые барыши с торговли Улота.

Но судя по всему, именно Мокосай — наиболее приемлемая для Доброго Дедушки фигура на троне Иратуга. Не зря же он еще в позапрошлом году сватал ему Осакат, пытаясь привязать к себе еще ближе.

…Да. Если бы тот брак состоялся. Сейчас бы Леокай вполне мог бы ввести на земли соседнего царства «ограниченный контингент войск», так сказать на правах родственника. И местные это бы поняли и приняли.

…И даже какого-нибудь двенадцатого племянника шестой жены Леокая в качестве нового Царя Царей смогли бы принять, особенно если за его спиной стояло бы улотское воинство и несколько разумных советников, сумевших кого-то подмаслить, кого-то запугать. Потому как хоть «двенадцатый от шестой», а все же родня!

Но брак Мокосая с Осакат обломился! Так что теперь Леокай в Иратуге — абсолютно чужой дядя. Да. Очень авторитетный и уважаемый, но абсолютно чужой!

Чужой, но достаточно умный, чтобы не понимать, что удержать под собой это царство силой оружия у него не получится. Менталитет у местных довольно упертый, и система «Свой-Чужой» как правило сбоев не дает. Власть Чужака, даже уважаемого и авторитетного, над собой не примут.

И дело не в особом патриотизме или непримиримости. Дело в религии. Когда в круг родственников входят даже боги, подчиняться чужому дяде особенно сложно. Искать защиту и покровительства чужого царства, как подгорные — Улота, еще куда не шло. Но все равно они чужаки. И если эти чужаки попытаются навязывать свою волю…

…Даже если население не начнет партизанскую войну, просто разбежится от нелюбезного их сердцу Властителя куда-нибудь к чертям собачьим… или к ирокезам например, как сделали это подгорные. Так что, даже в случае победы, победитель получит разоренный край и пустые скалы. А этого добра в горах и так хватает, властвовать над грудой камней и песка — не слишком веселое и вдохновляющее занятие.

А значит что? Правильно! Пусть отдувается Дебил, который умудрился обломать планы старого хитрована на свадьбу своей внучки.

Благо его авторитет, а главное авторитет его племени, сейчас высок как никогда. Значит женим Дебила (коли уж Лга’нхи занят со всех сторон) на сестре Мокосая… (либо малолетка двенадцатилетняя, либо уродина страшная, на которую, несмотря на происхождение, так никто и не позарился. Хотя откуда у почти сорокалетнего Мокосая двенадцатилетняя сестра? …За что мне такое Щастье?). Тут даже может быть и военных действий предпринимать не придется. Сработает репутация и моя личная, как насылателя злобных демонов, и вообще — жуткого колдуна. …Так и ирокезского воинства, великого и ужасного победителя аиотееков и всех-всех-всех.

При таком раскладе, даже если суметь убить Царя Царей Мокосая, мы, как его родня, должны будем за это отомстить.

И даже если сам помрет… — кто знает, что творится в голове у психованного шамана и Вождя-Героя?! Решат еще подгрести Иратуг под себя на правах родни. Благо у них под рукой почти полторы сотни наикрутейших отморозков Гор и окрестностей состоит. А терять им особо нечего. Своего царства у них нет, так что с геноцидом местного населения тоже проблем не возникнет.

…Короче, рассчитал мудрый дедушка все правильно. Вот только не сообразил, что я в загул и педагогику пущусь и почти месяц проторчу вдали от Озера Дебила. (Нью-Мос’ква).

— Ну и когда мне эту невестушку доставят? — Обреченно вздохнув, спросил я у Лга’нхи.

— Мокосай передал, приходите ко мне в гости. Много пировать будем, дорогие подарки нам подарит, ну а ты на невесту эту посмотришь, а то вдруг не понравится.

…Только ты того, Дебил, — поспешил предупредить меня Лга’нхи. — Не вздумай от девки отказываться, даже если та совсем страшная будет. Это ведь такая обида Царю Царей. …Он ведь это так, из вежливости, предложил, чтобы вроде как тебя не неволить!

Ух-ты. Дожил! Оно еще меня будет тонкой дипломатии учить. Пугало огородное. Щас я ему по ушам-то проедусь.

Ну и коротенько, в самых общих чертах обрисовал ему все расклады, которые ожидают нас на «пирах» в славном Иратуге, и каких «подарочков» можно будет огрести при случае от «дальних родственников».

— …И раз он нас сам за невестой зовет, значит видно дела его совсем плохи! — Заключил я в конце своей речи. — Иначе бы он так нас не торопил.

— Вот оно как!!! — Нахмурился Лга’нхи. — И давно тебе об этом духи поведали? А чего молчал раньше?

— Вот прям сейчас и поведали. …А молчал? Первую брачную ночь предвкушал, в зобу дыханье, знаешь ли, сперло.

— …А-а-а, ну это понятно. — Протянул Лга’нхи, как мне показалось, несколько глумливо. Я так и не понял, кто над кем в данную минуту больше издевался. — Так что все-таки с Мокосаем-то делать будем? Отказываться-то уже поздно, Совет согласие дал. Да и Леокай выходит на нас рассчитывает. А с Леокаем ссориться нельзя, он нам родня близкая.

— Да, — с сожалением согласился я с этими доводами. — Леокая кидать нельзя. Да и Мокосай, вроде как наш друг, а друзьям надо помогать. Так что пока будем к походу готовиться, с Советом говорить, кого тут оставим, кого с собой в Иратуг возьмем. Дары ответные надо подобрать достойные, чтобы не говорили будто ирокезы нищеброды какие-то. …Мокосай все равно потом вдвое отдарится.

А вот после Праздника Весны, пожалуй, сразу и тронемся. …Блин. Как не вовремя-то это все! Нам ведь еще на поселки делиться. А еще я этим летом хотел на Запад сплавать посмотреть, что там происходит, да пути к аиотеекам разведать. Вот теперь даже и не знаю, получится ли.

— Ну и как твои дела, друг мой Гок’рат? Давненько я не забредал к твоему очагу! — Сказал я, поудобнее устраиваясь на почетном месте возле костра и беря в руки почетную миску с кашей.

— Нормально. — Пожал он плечами в ответ. — Землю что ты нам указал, почти всю уже вспахали… Думаю после праздника, как распогодится, уже и засаживать можно будет… Если и впрямь аиотеекское зерно такой урожай дает, с голоду не помрем. Хотя мне как-то ближе возле моря, рыбу ловить.

— Это хорошо. — Важно покивал я головой. — Много зерна, это хорошо. А насчет моря — вот увидишь, как мы на коровок охотимся, поймешь, что и мяса у нас много будет, и голода бояться нечего. …А рыбу ты и в этих реках ловить можешь.

…Только ведь я не об этом тебя спрашиваю. — Сделал я осторожный заход. — Ты сам-то как?

— А я что? — Удивился этот прохиндей. — Я как все.

— Такой человек как ты… или допустим я. — Совершенно искренне подольстился я к нему, не забыв заодно похвалить и себя. — Жить как все, не может!

…Я пытался, но Царь Царей Великого Улота Леокай меня от такой глупости предостерег. Да и Предки не позволили. Ибо большому человеку (а ты человек большой) и свершения нужны великие.

— Да каких же от меня великих свершений ты ждешь, коли я простой воин? — Опять деланно удивился Гок’рат. — Я даже в оикияоо не гожусь, потому как почти что старик уже. Вот даже и не знаю, надо ли мне в ирокеза превращаться, или проще в степь уйти. …Только вот ради родни, пожалуй, и подставлю голову под нож, чтобы за Кромкой разными дорожками не разойтись да не потеряться.

…Да уж. Не без моих стараний рейтинг старины Гок’рата после Битвы резко пошел вниз. Впрочем и не удивительно — его подопечные, разбросанные по разным оикия вместе с «матерыми» ирокезами, как-то очень быстро нашли для себя других авторитетов и лидеров. Тем более что прежний, по каким-то непонятным причинам, попал в опалу к Великому Шаману и не менее Великому Вождю.

Так что, хоть старый хитрован и оставался на положении неформального лидера своей родни, власть над всеми забритыми я вроде бы из его рук выбил.

Но теперь, после поры кнута, пора уже было наступить эре пряника. Собственно говоря…

…Кузнечиков пришлось ждать еще несколько дней. Дней, проведенных отнюдь не в праздности. Пока остальные ирокезы пахали (в буквальном смысле этого слова) и сеяли, я, теперь уже с учениками, привычно топающими за мной, обошел все поселки и все углы нашего странного сообщества, и постарался поговорить с каждым кандидатом в ирокезы лично. Ну и заодно — хорошенько понять, чем живет и что думает наш народ.

Чудеса, но хоть и состояли мы из множества разных групп, а мысли-то у всех были примерно одинаковые.

Что у ирокезов, щеголяющих крутыми причесонами и дорогим оружием. Что у «забритых» — кандидатов в ирокезы, пока еще выглядящих скромными пташками рядом с нашими орлами. Чужаков, из числа которых семерым пацанам, с согласия Совета, я тоже собирался побрить бошку. Разных, топчущих нашу землю и признавших наш Закон приблуд, и даже пребывающих в подневольном состоянии аиотееков… У всех у них, в конечном итоге, была одна общая мечта — спокойно пережить следующий год.

Мечта прямо скажем, не слишком оригинальная. Я тут вообще особых любителей экстрима и приключений на задницу не встречал. Ну в смысле, из серьезных мужей, а не глупого молодняка. Тем понятно, от избытка дури хочется себя показать да на других посмотреть… как те помирают от зависти и чувства собственной неполноценности.

А вот зрелые воины, те приключений не ищут. Тут даже охота на опасных хищников, это суровая необходимость, а не повод пощекотать себе нервы. А люди, подобные Кор’теку, никогда не выходят в море с тайным желанием попасть в шторм и оказаться на необитаемом острове или встретиться лицом к лицу и надрать задницу Ктулху.

Даже мой оболтус Лга’нхи, и тот в последнее время кажется перестал жаждать подвигов и дурных приключений. Вон, когда я ему рассказал про расклады в Иратуге, лицо его отнюдь не засияло предвкушением массового кровопролития и героических побед. Наоборот, нахмурился и сжал копье так, что пальцы побелели.

В общем, мораль ясна. Те, кого приключения находят сами, встречи с ними отнюдь не жаждут. Жажда приключений, это прерогатива городского клерка-обывателя далеких грядущих веков, ведущего однообразную и унылую жизнь. Вот ему-то и необходимо принудительно впрыскивать в себя дополнительную порцию адреналина с помощью прыжков с парашютом, какого-нибудь пейнтбола или лазанья по стенкам, чтобы напомнить себе, что он еще живой.

А вот все те, кто поселился вокруг Озера Дебила, подвигов и приключений, сильно уменьшивших число наших буйных пассионариев, нахлебались на всю оставшуюся жизнь, и совсем даже не против несколько годочков поскучать в сытости и достатке.

А следовательно. Коли я хочу поддерживать не слишком-то устойчивое равновесие и порядок в наших рядах, надо всячески постараться этот покой им обеспечить.

…И одним из способов этого «обеспечения» будет перенаправить энергию и помыслы тех, кто способен доставить неприятности, в полезное для нашего дела русло.

Чем посылать в дружеское царство карательную экспедицию, лучше заручиться поддержкой опытного интригана и прохиндея… А может быть и двух.

— Рано тебе Гок’рат уходить в Степь. И в ирокезы мы тебя принимаем не ради твоих племянников и внуков, а ради тебя самого.

Ты человек великий! Мало кто, из тех кого я знаю, способен собрать воедино и объединить общей целью таких разных людей, какими были «забритые» аиотееков.

Ты смог. И действовал ты не силой мышц. А силой своего ума! А значит ты Бот’аник.

— Кто? — Слегка прибалдел от такого определения Гок’рат.

— Бот’аник. Это на особом языке ирокезов означает очень-очень умного человека. Мы таких ценим!

…И не корчь рожу так. Сам хорошенько подумай и пойми, что я должен был так поступить с тобой… как поступил, ради сохранения целостности и благополучия своего племени. Попробуй возразить!

— И чего ты хочешь? — Гок’рат пробовать не стал и даже изображать задумчивость тоже. А сразу перешел к делу.

— Хочу взять тебя своим учеником. — Предложил я. — Не надолго. Пока не поймешь, что такое быть Ирокезом, и почему это хорошо и для тебя, и для твоей родни. А потом уж станешь настоящим ирокезским шаманом. Как тебе такое?

— Хочешь держать меня поближе к себе? — Прямо резанул Гок’рат. — Все еще думаешь, что я твоему племени повредить могу. Почему? Разве я давал такой повод?

— Ты, Гок’рат, не обижаться на меня, а гордиться должен. Говорить, что ты большой человек, это одно. А вот относиться к тебя как к Большому человеку, это совсем другое. — Так же прямо ответил я ему. — Вот ты пока не наш Большой Человек. А значит, за тобой присматривать надо с особой тщательностью и опасаться тоже. …Как с матерым «большим братом». Чуток зазеваешься, и затопчет он тебя или на рога подденет. Это тебе не суслик, на которого и внимания не обратишь, пока в брюхе не забурчало.

— Хм… — Гок’рат был явно польщен. — Ладно, я тогда не против, подозревай и дальше. И в ученики к тебе тоже пойду.

— Тогда готовься. После праздника Весны пойдем в Горы. В Иратуг, там как раз для таких больших людей, как мы с тобой, большие дела намечаются. …И помни, как сильно я тебя уважаю, а значит до самой Кромки глаз с тебе не спущу! — Чисто на всякий случай, предупредил я его.

Глава 16

Кузнечики уже начали вовсю галдеть, так что самое время было начинать гулянку. Тем более что все ирокезы и кандидаты в таковые, где бы они ни жили или ни бродили, постарались к этому времени вернуться в поселок, из-за чего начались проблемы с большим скопищем народа. Так что я, едва вернувшись с обхода наших земель, немедленно объявил, что пьянка состоится через три дня, так что всем пора начинать к ней готовиться.

Ну и началось! Охотники сразу пошли за добычей, пастухи проинспектировали свои стада, наметив будущих жертв, а Старшины изучили запасы зерна, на предмет выделения сырья для производства пива и лепешек. А малышня ломанула по окрестностям в поисках дров.

И понеслось! Бабы с утра до вечера что-то толкли, месили и жарили-парили. Воины ходили серьезные и важные. У кандидатов в ирокезы начался предпраздничный пост, дабы они лучше могли осознать то Великое Событие, которое скоро с ними произойдет.

А я с учениками, как шаманского, так и законоведческого факультетов, устроил легкую наркосессию общения с предками (без этого тут к сожалению пока никак). А попутно составил план мероприятия.

Праздник начался еще затемно, потому как основная церемония была, как обычно, приурочена к первым лучам солнца. …А может бабы и вовсе не ложились в эту ночь. Праздновать и жрать, предстояло несколько дней, так что запас еды должен был быть соответствующим.

Так что народу пришлось подниматься еще затемно, одевать свои самые лучшие и пышные наряды и сходиться к холму, возле которого и должна была начаться гулянка.

По уже сложившейся традиции, первым делом я толканул небольшую речугу, излагая основные тезисы Ирокезианства и сообщая широким массам общественности, зачем мы тут собрались.

Народ внимал в полной тишине и с явным благоговением. И вовсе не потому, что я был таким уж великим оратором. Просто день сегодня был особенный, чудесный и священный. День Победы над Смертью и Возрождения Жизни. День, когда прошлое уходит в вечность, освобождая место для всего юного и нового.

В этот день возможны всяческие чудеса. В этот день Предки приходят из-за Кромки, чтобы пировать вместе со своими внуками. И каждый, кто уже успел хлебнуть праздничного пойла из свежей крови жертвенных животных и грибной наркоты, может общаться с ними даже без посредничества шамана.

…А вот и они — животные. И сильные руки Старшин и наиболее авторитетных воинов, уже крепко ухватив их за рога, задирают головы с нервно косящими глазами кверху, остро отточенный кинжал вскрывает вену на шее, и теплая дымящаяся кровь хлещет в подставленые котлы, на дне которых уже плещется небольшая лужица наркокомпота.

Как обычно, первую чашу выпиваю я сам. Вторую подаю Лга’нхи, затем Старшинам.

Потом уж за дело берутся ученики, ловко и привычно шуруя у двух котлов одновременно. Воины соответственно подходят к Витьку, ж а бабы с детьми к Осакат.

А я отхожу в сторону, сажусь возле третьего котла и достаю заготовленные шкуры и чернильницу. Сначала ко мне подходят молодые из наших. Я торжественно вписываю их имена в «Ведомость на Зарплату» (знал бы, что со временем этот документ приобретет такое значение, не стал бы глумиться над его названием), срезаю ритуальную прядь волос и подаю чашу… И так ровно сто шестьдесят четыре раза! Такого единовременного прироста племя Ирокезов еще не знало.

Передо мной, прежде чем занять теперь уже полностью законное место в своих оикия, где боевые товарищи и довершат бритье головы своими персональными бритвами (ловко я отмазался от куаферских работ), проходили и лица зрелых воинов, почти стариков, таких например как Гок’рат, и совсем юные сопляки, многих из которых я помнил еще мальчишками. Вместе с Жизнью на этом празднике возрождалось и племя ирокезов, изрядно покоцанное в прошлом году на Большой Битве.

Мою душу распирали гордость и …грусть. По сути-то, хотя название остается прежним, но это уже будет совсем новое племя. И не только потому, что от первого состава в нем осталось, дай бог, десятка два человек. Просто и жить мы теперь собираемся по совсем другим правилам. И можно только гадать, насколько эти правила сработают, и что за блюдо из всей этой заваренной мной каши получится. И не развалимся ли мы все на крохотные группки, лишь формально имеющие что-то, с каждым годом все сильнее тускнеющее от времени общее. Или все-таки получится что-то дельное?

…Но об этом будем думать потом. А пока — Праздник.

Пока старые ирокезы (не без помощи семейств) брили бошки новым, я опять вышел толкать речь. Теперь уже, как бы от имени Совета.

Рассказал про Голоса Закона, постаравшись привязать к этому наше разделение на разные поселки. Новостью конечно это ни для кого не стало. В нашем тесном дурдоме никаких секретов не утаишь. Да и не поймут тебя, даже если попытаешься. Понятия «Гос. Тайна», пока не существует даже в написанном мной Законе. Так что все узнают обо всем максимум на следующий день после события. Даже «секретные» заседания совета мгновенно становятся известны всем, потому что во-первых, никто из нас пока еще даже не подозревает, что кто-то из соплеменников может быть недостоин знать о том, что происходит в палатке Вождя, или что эти сведения его не касаются. Живем все вместе и в бой идем все вместе, так что все, что происходит в племени, касается абсолютно всех.

Ну а во-вторых, попытайся мы что-то скрыть, все равно бабы подслушают и разнесут по всему стойбищу и дальше. Подчас мне кажется, что всякие мобильники, телевизоры и прочие скайпы лишь только замедляют скорость распространения информации. Это всего лишь костыли, которыми цивилизация пытается скрыть свое уродство и ущербность. Привыкнув ходить с костылями, люди невольно ослабили свои природные способности. …Вот, например, к общению.

Только подумайте, как много информации в виде мимики, жестов, особых интонаций и прочей эмпатии мы упускаем заменив простой разговор с глазу на глаз телефонным общением? Как узка и неполноценна информация полученная нами из телевизора….

Короче, уж что-что, а общаться друг с дружкой наши бабы умели и делали это самозабвенно. Так что информация о Последнем Совершенно Секретном Совете разносилась мгновенно, по пути обрастая подробностями о новом платье Ласты, какая из жен Старшин похоже залетела, новыми сведениями о странных сексуальных пристрастиях Шамана Дебила (слышали небось, посреди зимы ракушек пошел ловить… К чему бы это???) и еще тысячами подробностей.

…Короче, все уже давным-давно знали не только про деление на разные поселки, но даже и то где, кто и с кем будет проживать. …Собственно, это сам народ и решал. И навязывать кому-то собственное мнение по этому вопросу было бы, мягко говоря, не целесообразно. Рыло начистят или сбегут, у нас тут до крепостного строя еще тыщи лет пешком.

Так что народ уже разбился на кучки и сплотился вокруг «неформальных лидеров». …Хотя ничего удивительного не было, что практически все остались со своими оикия. Типа, воинское братство священно. Лишь несколько человек предпочли поменяться местами. Вроде степняков, не слишком любивших лодки и морские просторы, но попавших в «общество» прибрежников, и наоборот. Но и тут все обошлось мирно и без скандалов, опять же потому, что круги интересов и «профессиональные» особенности и даже узы родства были давно определены и очерчены. Все и так знали, кто чей брат, сват и троюродный дядя, и потому вполне понимали желание остаться со своими. Обид и споров по этому поводу (чего я, признаться, опасался) не было.

Так же, практически не было споров и при разделе имущества. Поскольку поселки делились по специализации, то и проблем с разделом инструментов особых не было. На фига лодки кочевникам или сохи и мотыги морякам?

А скот делили по справедливости и по старшинству. Опять же, все помнили, кто кому кем приходится, и против того, чтобы у двоюродного дяди второй жены было на одну овцекозу больше, не возражали. …Тем более, что все равно стада принадлежали не конкретному человеку, а всему племени.

В общем, наш разъезд был давно подготовлен, обмозгован, обсосан в разговорах до голых косточек и мог состояться в любую минуту.

…Но мне хотелось как-то привязать узаконенное изменение наших обычаев именно к Закону и к его представителям. Потому как реально пацаны, только сегодня обретшие воинские прически, пока серьезными авторитетами быть никак не могли. Скорее всего, пока что им будет уготована роль мальчиков на побегушках, живущих при Малом Вожде, до совета с которыми по узко-специальным вопросам он иногда будет снисходить. Это, увы, неизбежно. Патриархальное общество не потерпит власти молокососов, а чтобы назначить на эти должности уважаемых солидных мужей, надо сначала обучить их читать-писать и малость сломать мировоззрение. …Скорее уж это они мне все кости переломают.

Потому-то, чтобы мои студенты не затерялись в толпе молодняка, а их должность не стала пустой формальностью, я, во-первых, уговорил Лга’нхи и Старшин отныне все известия пересылать в письменном виде. Мол, такое колдовство Духам приятно, а написанное на шкуре пожелание, совет или сообщение имеет двойную силу.

А во-вторых, раздал мальчишкам запас значков на Погон. Так что теперь ни один ирокез не получит поощрения или порицания без участия Голоса Закона.

…Впрочем, особых иллюзий я не питал. Нам еще предстоит большая война за то, чтобы с Законом и людьми его представляющими начали считаться. …Я на это своим молокососам намекнул, велев пока особую инициативу не проявлять, зато постараться стать самыми достойными воинами в своей общине, заработав истинный авторитет. А поскольку на эти должности я отобрал неформальных лидеров молодежных банд, мне это казалось вполне реальным и осуществимым. Так что еще поборемся!

…Но это все потом. А сейчас.

Творю волшебство, создавая из глины новый тотем племени, предварительно торжественно опустив старый в воды Озера. Как обычно, скульптурная группы была слеплена заранее и лишь слегка замаскирована кусками глины. Осталось только убрать их и добавить несколько штрихов и подробностей. Слепленная фигурка орошается остатками крови из котлов. Ура!!!! Мы победили! Старый год умер, но сразу возродился в новом. Время опять пошло по проторенной дорожке и это стоит отметить! Жрем, пьем, веселимся!

…И вот, по старой доброй традиции, предлагаю очередное новшество. Поскольку мы вроде как утвердились на одном месте. И даже строим стационарное жилье. Надо уважить Предков и поставить домишко и для них.

…Угу, и назовем его… вот даже и не знаю… Храмом, например! А что? Приятное и красивое слово.

Так что отныне именно в Храме, а не в палатке Шамана, будет храниться Тотем племени, а также прочие реликвии Ирокезов. И на каждый большой праздник мы будем собираться именно возле Дома Предков, чтобы те лучше могли видеть внуков и радоваться их успехам или давать полезные советы.

Да и вообще, как бы далеко ни жил или где бы ни ходил со стадами или походами Ирокез, отныне он всегда может придти сюда и пообщаться с духами… самостоятельно или, коли уж не дано ему такого таланта, посредством Шамана или его Ученика (Ученицы). А самым лучшим подношением Предкам (помимо бронзы, мяса и всяких вкусняшек), будут полезные сведения и новые знания. О землях, и людях, что в тех землях живут. Об их инструментах, оружии, домах, обычаях и умениях. О том, куда текут реки или где какие горы возвышаются… Короче, все полезное.

И коли эти принесенные сведения будут действительно полезны, Шаман или Ученик, живущий при Доме Предков, должен будет записать их на новую шкуру или вписать в старую, дополнив прежнюю информацию. И Духам будет это приятно!

Широкая общественность, вовсю чавкая и хлебая свеженаваренное пиво, встретило эту инициативу гулом одобрения. Всякое новшество по «уваживанию» Предков тут могло вызвать только глубокое общественное сочувствие и одобрение. Мало того что предки были нашими единственными защитниками от всяких потусторонних бед и «посюсторонних» неприятностей, так ведь еще и каждому из нас рано или поздно предстояло стать одним из них. А значит, любая забота о комфорте и благополучии Предков, это вклад в собственное будущее. …Что-то вроде пенсионно-загробного фонда. Да и так уважить дедушек, построив им специальный дом, пока еще никто в окрестных землях и царствах не додумывался. Мы были первыми, и ирокезы опять получали право ходить задрав носы.

…Ну а я радовался, что нашел еще одну возможность привязать своих соплеменников к столице. Коли лучшее место для почитания предков именно тут, то хошь не хошь, а придется считаться с центральной властью и уважать ее решения. Да и идеологическая поддержка никогда вопросу централизации не мешала. …А уж я попытаюсь воспитать своих учеников в «имперском духе», чтобы бдили и пресекали!!!

…Ну а праздник, даже несмотря на мои речи, набирал обороты. После того, как я «отыграл» магическую часть концерта, со своей речью выступил и Лга’нхи, говоря не столько информативно, сколько эмоционально.

…Вот ведь блин! Сколько тысячелетий бы ни прошло, а избиратель один хрен ведется на одно и тоже. Мои полные смысла и полезной информации разглагольствования они слушали в пол уха. А радостно-истеричные обещания Лга’нхи, что все у нас будет пучком, что животы всегда будут набиты лучшим мясом, на столах не будет переводиться пиво, а бабы наши будут самые красивые и толстые (наверное потому, что пиво переводиться не будет), и даже скот будет приносить по три-четыре приплода за год… Что наше оружие самое лучшие, Воины самые крутые, и вообще мы надерем задницу кому угодно, вызвали у электората состояние, близкое к оргазму. Предвыборные обещания, блин! Как же это знакомо еще по прошлой жизни.

Ведь вроде взрослые мужи и прекрасно понимают, что ни от голода, ни от вражеского набега никто из нас не застрахован. Но судя по сияющим глазам и восторженным воплям, именно сейчас они искренне верят каждому слову. …И даже Лга’нхи в это верит.

…Наверное потому-то наши предки и выжили и даже создали цивилизацию. На этом самом дурацком оптимизме и вере в «светлое будущее». Иначе бы просто отказались существовать в условиях, от которых самый крутой современный мне в Той жизни экстремал взвыл бы через месяц-другой и запросился бы к мамочке.

А эти живут, радуются, рожают и воспитывают детей, не боясь выпускать их в этот страшный и жестокий мир, где тебя может сожрать тигр буквально в десяти шагах от лагерного костра, или все твое племя может стереть с лица земли внезапно появившийся враг, болезнь или голод.

Возможно все, сотни и тысячи разных опасностей окружают их со всех сторон, а они не скулят и не жалуются. Скорее даже наоборот, вон как пузени свои набивают мясом да обгладывают, обсасывают и вылизывают косточки, искренне веря, что именно так, сожрав все мясо жертвенных животных, надежно гарантируют себе удачу на весь будущий год.

Я тут поневоле тоже стал оптимистом. Да еще и искренне начал считать себя счастливчиком. Ведь по логике, я уже должен был умереть в этом мире сотни раз.

Меня должна… да просто обязана была убить Степь, в первые дни моего пребывания тут.

Потом уже, много раз видя как с охоты приносят труп очередного матерого воина, загрызенного тигром или ужаленного змеей, я с ужасом думал, как же сам смог просуществовать в ней те первые дни, пока не встретил племя Нра’тху?

…Племя Нра’тху, которое по всей логике событий, также должно было немедленно убить чужака. Но почему-то не убило, а даже совсем наоборот, приютило и воспитывало как собственных детей.

Так дальше и пошло. Опасности пролетали буквально в нескольких миллиметрах от меня, иногда даже оставляя на моей чувствительной коже болючие шрамы. Но я все равно выживал. И даже смог изрядно подняться по карьерной лестнице.

Так что, ну его к черту, это дурацкое уныние и идиотские страхи. (Наркокомпот и пиво — опасное, но приятное сочетание, вызывающее легкую эйфорию). Ну подумаешь, невеста в каком-то там сраном Иратуге, половина жителей которого небось страстно мечтает увидеть меня дохлым. Щас еще хлебнем пива, обглодаем ту кость и пойдем надерем им задницы. И за единство волноваться не стоит. Мы ведь все родня! У нас за Кромкой тьма-тьмущая общих предков, присматривающих за нерадивыми потомками. Так что мы…

…Ну вот, блин. Публика уже набила пузени и требует теперь культурной программы. С чего бы начать? …А вот послушайте-ка, люди добрые, известную балладу про «про Ска’гтаху, убийцу тигров». …А потом уже и про то, как «Вождь Лга’нхи с Шаманом Дебилом аиотееков по степи гоняли» тоже спою… Да погодите вы со своими заказами. Праздник еще не на один день, так что и про «битву у Рогатой скалы» спою, и про то, как «Шаман Дебил надрал задницу Ктулху» и про «Битву на Большой реке»… И последнюю, про «Большую Битву на озере», ну и конечно же — «Как Племя Ирокезов появилось»… Все спою!

Конец четвертого свитка

16.09.2012

Егор Чекрыгин ХРОНИКИ ДЕБИЛА Свиток 5

Глава 1

Лга’нхи шел впереди отряда, а я в самой его заднице… В смысле — в хвостовой части. Но чувствовал я себя как раз подходяще для пребывания в этой самой заднице. Мы с Лга’нхи поругались и поругались весьма конкретно.

…Причем я был прав, а он нет! Так что единственная причина, почему мне сейчас так хреново, это то, что несмотря на мои разумные и обоснованные доводы, он тупо проигнорировал мое мнение и сделал все по-своему.

Ну вот сами скажите, разве это не полный идиотизм, когда сразу и Вождь и Шаман оставляют племя, да еще и когда оно, мягко говоря, переживает не самый простой этап своего существования?

Тем более, что я хотя бы мог сбагрить большую часть своих обязанностей на Витька и Осакат, а он у нас был фактически единственным и неповторимым. Так какого, спрашивается, хрена?

…Будто я сам в этот сраный Иратуг рвался! Да он мне тыщу лет ни разу не нужен, хоть его медом обмажь и в конфетный фантик заверни. Но в конце-то концов, раз разговор идет о моей женитьбе, то вроде как подразумевается, что и мое присутствие на данной церемонии в некотором роде будет не лишним. Да и стрелки Леокай на меня не спроста перевел, видать имел некоторые расчеты и надежды на то, что я сумею решить конфликт мирным путем, в то время как Лга’нхи более склонен в подобных ситуация работать копьем, а не башкой.

Я даже примерный план придумал и команду подобрал. — Я, Гок’рат и аиотеек Эуотоосик в основном составе, десяток-другой моих учеников в качестве носильщиков подарков и погонщиков верблюдов, ну и воинов пять-шесть для охраны и престижу.

Ставку делаем не на силу, а на хитроумие и необычность. Иратуг все-таки не самое последнее Царство в этих краях, и может выставить раз в десять больше бойцов, чем ирокезы, так что биться с ним лоб в лоб для нас бессмысленно. А значит, надо действовать, а вернее, заставить врага действовать по принципу «видишь психа — отойди!».

Когда к Вам заявляются аж два странного вида Шамана, да еще и (жуткая экзотика) в сопровождении ручного арабопитека, это несколько нервирует и сбивает с толку. Заставляет проявлять излишнюю осторожность или наоборот, делать необдуманные шаги.

Как там говорил кто-то из великих? «Удивить, — значит победить». Вот мы и будем удивлять всех возможных политических противников до усрачки и нервного заикания, вовсю используя и мою личную зловещую репутацию, и репутацию непобедимого и ужасно крутого племени ирокезов.

…А реальную «крутость и непобедимость» мы оставим на самый крайний случай, как дополнительный аргумент и страховку, что в случае, если нас испугаются слишком сильно и все-таки убьют (что сомнительно), за нас будет кому жестоко отомстить. Короче, красивая и очень логичная комбинация, позволяющая творить безобразия и фулюганства, прячась за угрозой «позвать старшОго братца», который порвет всех моих обидчиков как тузик грелку.

Как изящно и мило было все задумано! Не отвлекая большие массы воинов от повседневного труда, обойтись малыми силами, в то же время как бы опираясь на воинскую силу племени ирокезов.

Запугивать туманными обещаниями, вместо того чтобы приволочь с собой толпу вояк, которые будут вести себя шумно, бахвалиться и корчить из себя не пойми кого, что в результате неизменно настроит жителей Иратуга против нас.

Но Лга’нхи моя стратегия не понравилась. В основном тем, что в ней не нашлось места для него. То ли опять на подвиги дурачину потянуло, то ли он решил что без него не справятся... Я даже допускаю вариант, что он за меня волновался. (Ага, как продавать брата в мужья какой-то неизвестной бабе за кинжал и тряпки для своих жен, так рука не дрогнула, а как на великие дела одного отпустить — сразу нервишки играют)... Но, короче, он мне всю обедню испортил, заявив что обязательно пойдет со мной.

Уж я его и уговаривал, и все расклады на пальцах объяснял… Едва ли балет не станцевал на тему, что он гораздо полезнее будет тут и для меня и для племени — стоеросина уперся и слушать доводы разума отказался наотрез.

Короче, произошла безобразнейшая сцена, да еще и на Совете, на глазах у всего племени. Мы с Лга’нхи орали друг на дружку, брызгая слюной, и едва не устроили драку. По крайней мере, я точно был на грани того, чтобы наброситься на брательника с кулаками, пусть даже единственная светлая перспектива, что светила мне в это драке, была заслуженно огрести по шее.

Чтобы не доводить до подобного позорища, мне пришлось, бормоча в гневе таинственные волшебные заклинания на «особом» языке, демонстративно плюнуть в костер и гордо удалиться в свой шатер, наорав по дороге на какую-то бабу и пнув одного из разлегшихся на пороге шатра Щенков.

Вот с тех пор, а было это уже почти десять дней назад, мы с ним и словом не обмолвились. Более того, — и в Иратуг фактически шли двумя отдельными отрядами.

…Поскольку на Совете так и не смогли ни о чем договориться, — я молча и гордо отобрал выделенные чуть раньше подарки, увел из стада пяток верблюдов, собрал своих учеников и, как и было договорено, ровно через три дня после Совета отправился в путь. Но не успели мы пройти и с десяток километров, как нас нагнал Лга’нхи со своей персональной диверсионной оикия и так же молча и демонстративно начал нарезать круги вокруг нас. Хотя даже такому идиоту, как мой брат, должно было быть понятно, что на территории между озером Дебила и Олидикой в необходимости такой бдительной охраны не было никакого смысла. Так что это он мне, вроде как, пытался таким макаром указать мое место. Типа, я — стадо баранов и баб, за которыми надо присматривать и охранять!

Так мы с тех пор и двигались — он со своей диверсионной оикия впереди и вокруг нас. А я с бот’аниками, верблюдами и бандой студентов, нагруженных подарками, гордо перся сам по себе, будто бы и не замечая сопровождающих нас лиц.

Настроение было паршивое, и хотя вокруг уже активно «травка зеленела, солнышко блестело», в душе моей царила хмурая и унылая осень. И, думаю, эта атмосфера передавалась и всем остальным участникам экспедиции. Почти не звучало обычных шуточек и разговорчиков. Никто не пел баллад у вечерних костров, и вообще казалось, что все мы боимся лишний раз рот раскрыть, чтобы не подбросить дополнительного топлива в костер тлеющей ссоры.

И конечно, больше всего от этой ситуации (ну, кроме меня, естественно) страдала молодежь — для них Лга’нхи и я были Героями, и едва ли не воплощением богов на земле. Причем всегда выступавшими заодно и поддерживающими друг друга во всем, и в битве, и на совете. Что означало, что там где мы, там «хорошо и правильно».

А теперь в «божественном дуэте» наметился колоссальный разлад, и это вводило их почти в священный трепет и испуг. Они перестали доставать меня бесконечными вопросами, а на стоянках слушали мои лекции о Законе с подчеркнутой внимательностью. Но что-то мне подсказывало, что мысли их при этом витают где-то далеко.

…Вот в таком настроении мы и вошли в славную и почти уже родную Олидику. Ну, по крайней мере, благодаря олидиканским бабам у нас тут было столько родни, что уж чужими мы тут точно не были.

Соответственно, нас и приняли как близкую родню. Даже войско и разведку не выслали навстречу, соблюдая этикет, чтобы обозначить «наличие зубов» у себя и уважить гостей подозрениями, типа «мы вас опасаемся», как это сделали бы для представителей любого другого соседнего царства. (Гонца, предупредить что идем, мы выслали заранее).

Вместо этого, когда мы уже подходили к Крепости, навстречу нам вышли Ортай с Мсоем и несколько знакомых по пьянкам во дворце Мордуя рож. Обхлопали нас по плечам, наговорили разных приятных слов и сопроводили в свою столицу. А там нас уже встречала толпа олидиканской общественности, и почти сразу большая часть нашего отряда, что молодые, что матерые, была «взята в плен» дальней и ближней родней и отконвоирована по домам. Мужикам предстояла нелегкая задача выдержать напор гостеприимства и обмена новостями про то, как «у троюродного дедушки второй жены племянницы твоего шурина коза пятерых козлят принесла. А второй брат четырехюродного племянника на охоте ногу сломал». И прочие немудреные, но страшно важные новости про состояние дела в Роде, которыми так любят обмениваться патриархальные сельские жители во все времена.

Мы же с Лга’нхи, бот’аниками и парочкой студентов, не имеющих в Олидике родственников, пошли на старый двор Осакат типа передохнуть и дождаться приглашения во Дворец, на пир.

…Дождались. Пошли. Выдержали долгую процедуру обмена приветствиями, взаимными осведомлениями о состоянии здоровья и потоки вытекающего отсюда светского трепа, по большей части состоящего все из тех же «патриархально-деревенских» рассказов про окоты козы троюродного дедушки и роды восьмой племянницы десятиюродной бабушки.

Еще более долгой, но все же чуть более занимательной процедурой стал обмен подарками, как обычно превращенный в главное Шоу дня.

Хотя подходящее настроение отсутствовало напрочь, пришлось соревноваться с Ортаем в расхваливании подарков и лиц их получающих. Учитывая, что я по старой московской привычке, не имея перед глазами паспорта и личного дела клиента, с трудом мог вспомнить его заслуги, Ортай уделал меня всухую.

Да и подарки, что могли позволить себе ирокезы, были все-таки далеки по качеству и цене от богатых олидиканских. Мы в основном делились кой-каким барахлишком, добытым нами при разграблении аиотееков (не бронзу же собственного изготовления дарить богатым на этот металл олидиканцам). Но поскольку ребята Мсоя так же принесли с поля боя богатую добычу, удивить местных аиотеекским оружием, тканями или поделками было сложно. А красиво исполненный лично мной список Закона, конечно, смотрелся вполне себе таинственно и солидно, однако компенсировать нашу «бедность» явно не мог. Короче, как обычно, мы оказались на положении бедных родственников.

…Впрочем, Мордуя и местную знать это скорее порадовало. Сильных и крутых соседей, пусть даже и состоящих с тобой в родстве, никто не любит. Кудаприятнее показать зарвавшимся, пусть и реально крутым воякам, что не все решается с помощью копья и грубой силы. И что не столь громко заявившая о себе на ратном поприще Олидика зато может похвастаться куда большими успехами в изготовлении разных вещей и собирании богатств… Мне это можно было не объяснять, — я всегда знал, что война убыточна.

Да уж, наши дорогие родственнички, кажется, весьма неплохо поднялись на изготовлении предложенных мной новинок. Продавая их в том числе и нам.

Отсюда вывод — надо укреплять и развивать производство! Жаль, что мы с Лга’нхи сейчас не разговариваем, а то как бы хорошо было потыкать ему в глаза этим фактом.

— Еще раз хочу сказать тебе, Великий Царь Царей Мордуй, которого мы почитаем как своего двоюродного дядюшку, ибо он и есть такой по нашей приемной сестре Осакат, что чрезвычайно рад, видя тебя таким же здоровым и могучим, как Гора, на которой стоит твоя Крепость. И так же рад узнать о благополучии и здоровье всех твоих жен, детей и внуков.

…Когда первые две части марлезонского балета, сиречь, пьянки по поводу прихода дорогих гостей, были сыграны, на что ушло аж два дня, мы наконец уединились в тесном кружке единомыслящих прохиндеев, дабы поговорить серьезно.

— Я также рад видеть Великого Вождя Лга’нхи и тебя, Великий Шаман Дебил, вполне здравыми и благополучными, — довольно жмурясь, приятно удивленный сравнением себя с горой, ответил Мордуй. (Подозреваю что скоро эта метафора войдет в официальное титулование). — И рад, что твой язык столь же быстр и неотразим, как и Волшебный Меч твоего Вождя, воспетый в былинах.

…Однако, мне показалось, или некая трещина пробежала по вашей дружбе, бывшей ранее крепкой, как бронзовый клинок? Кажется, я не слышал, чтобы вы обменялись за все время вашего пребывания в моем доме хотя бы одним словом! Этот вопрос был уже задан на полном серьезе, и пытливый взгляд Царя Царей ясно давал понять, что он ждет столь же серьезного и честного ответа.

— Не беспокойся Царь Царей Мордуй, — ответил я, столь же серьезно и прямо глядя ему в глаза. — У нас с братом возникли разногласия, но это не меняет сути того что мы родня и всегда будем биться плечом к плечу с общим врагом.

— Дебил правду говорит, — так же счел свои долгом буркнуть, по прежнему глядя на меня исподлобья, Лга’нхи. — Каждый, кто тронет Дебила, отведает моего копья… А он сам, отведает от меня оплеух, если не научится слушаться Вождя.

— Это пустяки, — поспешил я успокоить, удивленно взметнувшего брови вверх Мордуя. — Враги у нас по-прежнему общие, мы лишь расходимся в методах воздействия, которые следует к ним применять.

— Но разве вернулись аиотееки? — опять вскинулся Мордуй. — Или какой-то новый народ потревожил покой племени ирокезов?

— …А как здоровье нашего дорогого друга и будущего родственника, Царя Царей Великого Иратуга Мокосая? — поспешно спросил я, перебивая открывшего было для ответа рот Лга’нхи, пока тот не начал резать направо и налево правду-матку. — Дипломатия, это все-таки стихия намеков и полутонов, и даже союзникам нельзя сообщать открытым текстом о своих намерениях или подозрениях, всегда оставляя для себя лазейку, чтобы отнекаться и пространство для маневра, дабы увильнуть в сторону.

— Насколько я слышал, — опять усмехнулся и даже вроде как подмигнул мне Мордуй, — он еще не вполне оправился от своих ран. И это заставляет сильно волноваться его подданных.

Так-так... Значит, мои подозрения были абсолютно обоснованными, и Мокосай и впрямь оказался в полной заднице.

— Хм… И насколько сильны эти волнения? — многозначительно подмигивая в ответ, спросил я.

— Ну, я слышал, будто некие люди, состоящие в близком родстве с покойным Виксаем, начали поговаривать, что Мокосай слишком слаб, чтобы править страной, и стоит облегчить ему жизнь, разделив с ним это тяжкий груз забот.

— И много ли таких «поговаривающих»? — осведомился я.

Дальше пошла долгая и нудная игра в слова. У Мордуя явно была какая-то информация о творящихся в Иратуге делах, но он не собирался ее нам выкладывать, пока не выведает как можно больше о наших намерениях.

Как я понял, его очередная братоубийственная распря у соседей вполне устраивала. И вовсе не потому, что он был таким редкостным гадом и разжигателем войны. Просто Олидика сейчас, после долгой осады аиотееками и множества убитых в Битве у Озера воинов, была довольно слаба, и потому могла показаться соседям лакомым кусочком. Как мне уже давным-давно поведала Осакат, само слово «Олидика» означало черный камень, из которого добывают олово. И в недрах горы, на которой стояла Крепость, были залежи этой руды, которую едва ли не с поверхности откалывали.

Да и плюс к тому, как мне объяснили коллеги-шаманы, руда эта была очень богата и легко переплавлялась в металл. Было в Олидике и еще несколько мест, где так же легко добывалась столь же качественная руда, отчего у меня, признаться, давно уже появились подозрения, что Олидика как раз и образовалась, как сообщество людей, умеющих добывать руду и плавить олово. Так сказать, объединение по профессиональному признаку. Несколько племен рудокопов, связанные общим трудом и общим знанием, скорешились вместе, дабы противостоять неумехам-соседям.

Возможно это и не так, но тогда как объяснить, что почти все запасы этой руды оказались сконцентрированы в одном царстве?

Короче, я сам предупреждал Мордуя еще в самую первую нашу встречу, во время своего «спецгадания», что имеющиеся тут запасы олова — слишком лакомый кусочек для любого захватчика. Войны за полезные ископаемые, это отнюдь не изобретение поздних эпох.

Конечно, захватывать всю страну Иратуг не станет, — дороже обойдется. Но вот на то, чтобы отхватить несколько лежащих на границе рудников и стратегически важных речек и долин, тамошние жители вполне могут позариться.

А тут Олидике достаточно только утратить монополию на качественную и легко добываемую оловянную руду, чтобы сразу понести колоссальные убытки — цены сразу упадут, и поток ништяков резко уменьшится. Мордуй это прекрасно понимал и оттого искренне желал соседу оставаться слабым и раздробленным гражданской войной. И потому в деле помощи Мокосаю и установления крепкой царской власти в Иратуге он был нам не помощник.

Но с другой стороны, Мордуй прекрасно понимал расклады — степень вовлеченности Леокая и степень его влияния как на нас так и на Иратуг—так что откровенно отказать хоть в какой-то помощи нам не мог.

Тем более что мы родня.

Тем более что мы очень полезная родня, да к тому же и ближние соседи, готовые в случае чего прийти ему на помощь… ну вот хотя бы против того же Иратуга.

Тем более что мы были родня и соседи, с которыми лучше не ссориться, дабы не оказаться меж нами и Иратугом, как меж двух огней.

Потому-то Мордуй и торговался вовсю, пытаясь заручиться какими-то гарантиями и, сделав максимально возможный минимум, получить максимум ништяков.

Увы, но все упиралось в наши в Лга’нхи возможности хоть что-то ему надежно гарантировать. Даже мы не знали, что может взбрести в голову Мокосаю. Иногда маленькая победоносная война — это самый легкий способ упрочить свою власть и уменьшить противостояние в обществе. (Признаюсь, я рассматривал подобный вариант в своих абстрактных рассуждениях о способах помощи будущему шурину).

Но и прямо сказать о своем бессилии мы не могли — все-таки, я был Великий Шаман, а мой брат — еще более Великий Герой.

А на утро ноги словно бы сами понесли меня в мастерские, где я весьма надеялся встретить старых приятелей и вволю наболтаться на специфические профессиональные темы.

Во-первых, только там я наиболее удачно совмещаю приятное с полезным. То есть, навожу контакты с местными, плюс блистаю в дисциплинах, в которых реально разбираюсь. Ведь что на войне, что на охоте, что в медицине и даже камлании, — я полный профан и прекрасно это сознаю. А в мастерских я могу быть специалистом без всякого обмана, и этот отдых от бесконечного враньяпозволяет мне отдохнуть душой от всех моих жизненных заморочек.

Ну а во-вторых, надо срочно спрятаться от очередного пира и общения с Мордуем. Я уже не двадцатилетний юноша, чтобы пить и жрать несколько дней подряд без суровых последствий для своего организма. А что-то мне подсказывает, что старый прохиндей Мордуй решил взять меня измором… Или точное «зажором», изматывая мой организм постоянными пьянками и болтовней, пока я не выложу ему все мои планы (он все еще что-то подозревает) и не соглашусь на его условия.

А в мастерских он меня хрен достанет — шаман пошел общаться с собратьями шаманами. Такое должен уважать даже Царь Царей.

Так что, даже не позавтракав, я высвистав своих студентов (тех, которые смогли вырваться из-под опеки родни) и двинул в знакомую сторонку в предвкушении прекрасного времяпрепровождении. И не прогадал!

В мастерских нас встретило необычное оживление, и десяток выжидательно смотрящих глаз. Кучка мастеров, также с утра пораньше, сидела под навесом мастерской Ундая и вертела в руках набор инструментов ирокезского производства, что я преподнес Царю Царей Мокосаю еще позавчера на пиру, внимательно изучая новинку.

Наверняка сволочи уже готовы скопировать и начать клепать сотнями штук, как всегда демонстративно делая вид, что и не слышали про авторское право, — с некоторой грустью подумал я. И на какие-то бесконечно долгие мгновения моя душа стала полем битвы между распустившим хвост павлином, желающим похвастаться своими «изобретениями», и жабой, затыкающей павлину рот и требующей предоплату за каждое произнесенное слово.

Эти мучительные доли секунды битва шла не на жизнь, а на смерть, но как обычно это и бывает у дураков и лопухов вроде меня, павлин заклевал жабу — желание хвастаться победило здравый смысл и разумную жадность.

«… Так ведь инструменты—штука специфическая, спрос на них пока еще весьма умеренный, и потому, на этом ограблении наивного парня Дебила олидиканские хитрованы особо не наживутся». — Под этими словами я захоронил бренные останки безвременно ушедшей рачительной жабы и, немедленно распустив павлиний хвост, включился в бурный процесс обсуждения, демонстрируя возможности новых перок, пилы или объясняя преимущества коловорота перед лучковой дрелью. Попутно выдавая все тайны и особенности изготовления новых инструментов, вроде правильного совмещения на одной оси ручки и рабочей части коловорота, заточки перок и стамесок или изготовления клещей.

…Да, знаю, как это глупо было даже просто приносить свои изобретения в Олидику и дарить их Мордую, прекрасно понимая, как быстро они окажутся в загребущих лапках этих ушлых ребят… По всем правилам корпоративной жадности, мое ноу-хау надо было заныкать в дальний угол, приставить к нему охрану и внимательно бдить, чтобы никто даже не пронюхал про секретные разработки тайных ирокезских НИИ. «Так какого хрена?» — спросите вы меня.

А куда деваться? — грустно разведу я руками в ответ. — Если я и впрямь желаю прогрессорствовать, в надежде хоть как-то облегчить свою жизнь и жизнь окружающих меня людей, то промышленная база мне понадобится по-любому. А у нас в степях и на побережьях о ней можно только мечтать.

Увы, но все ирокезианское производство, по сравнению с олидиканским, пока что не более чем мастерская по ремонту велосипедов где-нибудь в глухой африканской стране рядом с крутым европейским автомобильным концерном. Нет у нас ни подходящих производственных мощностей, ни кадров, ни ресурсов.

А значит, придется как-то корешиться с мастерскими ближайших соседей на предмет совместной выгоды. А не заработав авторитета и не заинтересовав местных мастеров своими новинками, о чем-то подобном я могу даже не мечтать.

Так что пусть крадут мои, украденные из грядущего века, новинки. Пусть внедряют их в производство и в жизнь. Оно конечно, прогрессорствовать, хомяча ништяки исключительно в свой карман — это светлая мечта любого попаданца. Проблема лишь в том, что у Мира есть свои планы и своя инерция. И чтобы сдвинуть тут хоть что-то, мне надо заручиться поддержкой тех, кто оценит мои новшевства и начнет внедрять их в жизнь по собственному желанию, а не из-под палки.

Так что, делясь идеями с коллегами-шаманами, свою выгоду я, конечно, упущу, но зато и то новое, что я принес в этот мир, не зачахнет и не умрет вместе со мной. Всяко лучше, чем быть собакой на сене и, захомячив свои небогатые знания в норку, хранить и оберегать их в ожидании, когда на меня неизвестно откуда свалится Щастье и возможности воплотить в жизнь все свои идеи.

…Да и не получится у меня эта секретность. Все равно, не сегодня-завтра либо делегация олидиканких шаманов наведается в Мос’кву, либо я пришлю очередную партию молодняка сюда на обучение — и все мои страшные тайны мгновенно расползутся по всему миру. Лучше уж я сам буду контролировать данный процесс, тогда, может быть, хотя бы сохраню авторство, что в данном случае означает репутацию. А репутация в этом бедноватом на материальные блага мире — это тоже немалая ценность.

Но в общем-то, моя откровенность не осталась неотплаченой. Во-первых, стадо олидиканских павлинов также провело экскурсию по своим владениям, познакомив меня со всеми новинками и достижениями своего народного хозяйства.

…Ну, ничего особо революционного я, ясное дело не встретил. Другое дело, что местные ребята, обладая знаниями, навыками, и главное, материальной базой, о которой я мог только мечтать, сумели отработать и довести до ума все новинки что я предлагал ранее. Производство тачек например, «изобретением» которых я был так горд в год строительства плотины, тут уже было поставлено на широкий поток. Ведь если широкая и тяжеловесная повозка (их, кстати, тоже делали, ставя на новые колеса) на горных дорогах не всегда подходящее средство передвижения, то ручная тачка может быть задействована даже на узких и вихляющих по горному склону тропинках.

Так что эти тачки уже возили и руду в мастерскую, и продукты с полей, и даже на дворе Дворца Мордуя я видел парочку тачек. Не знаю, что возили на них там, но ясно было, что данное средство передвижения получило немалую популярность.

А взять те же шлемы — в них стало куда меньше склепываемых деталей, и они даже изменились внешне, надо признать, в лучшую сторону. Пластины, прикрывающие щеки, например, приняли внешне не очень понятную вычурную форму. Зато сидели на голове как влитые и явно прикрывали куда большую площадь лица, чем прежний вариант.

…Тут нечему удивляться, — с легкой грустью подумал я. — Местные ребята делают шлемаки едва ли не по десятку в месяц и могут позволить себе экспериментировать и доводить вещь до совершенства. А у нас, при резком дефиците бронзы, приходится биться за каждое изделие… Обидно.

…Ну а во-вторых, меня с учениками хорошенько накормили и напоили. Можно сказать, что тут у нас состоялся очередной пир. Только вот пировать в этой компании мне было куда приятнее чем во Дворце. Не надо ждать постоянного подвоха и контролировать каждое свое слово.

Возвращались домой уже почти в сумерках. Так что в доме нас встретил горящий очаг, за котором сидел Лга’нхи с Тов’хаем, Нит’кау, Бали’гхо, и моими бот’аниками. А перед ними на почетном месте дорогого гостя сидел какой-то невзрачного вида мужичок из местных и что-то им там вещал.

Мужичка я этого в Крепости еще не видел, а поскольку население крепости было не так чтобы очень многочисленным, можно было предположить, что пришел он в Крепость издалека. Да и видок у него, прямо скажем, был явно не столичного жителя, а далекого провинциала… Трудно это объяснить, но мы, коренные столичные жители, чувствуем подобные вещи даже в каменном веке.

— А так ента вон ты какой, оказывается, шаман Дебил! — поприветствовал он меня, когда я, зайдя в дом, подсел в общий круг, желая понять, с какой стати мои крутые ирокезы усадили какого-то деревенщину на почетное место и слушают его треп с вежливым вниманием. — Ай, нехорошо… Нехорошо так вота поступать — даже соизволил погрозить мужичок мне пальцем. — Скока лет уже на сестрице-то моей женат, а так и не удосужился в гости придти, по-семейному, значит, родню навестить.

…Вот те хрень, похоже, и у меня появилась в Олидике близкая родня, это помимо Мордуя и царского семейства. Только я ведь всегда считал что Улоскат моя что-то вроде сироты, поскольку родители ее вроде как назад не приняли, когда от нее первый муж отказался… Да и судя по тому, как она жила, харчуясь «со стола Царя Царей», а также в виду того, что за все время нашего «брака» ни разу про родню не вспоминала, сиротой она и была.

…Да видать, сама родня вспомнила про нее, когда Улоскат внезапно удачно вышла замуж и разбогатела. И что мне теперь прикажете с этим почтенным родственничком делать?

— Да я все как-то больше в Олидике проездом бываю, — стараясь говорить холодно и сурово, однако внешне придерживаясь положенной вежливости, ответил я. — Так что некогда по гостям разъезжать. Занят был сильно.

— …Эх вы, городские, — пренебрежительно махнул рукой сей пейзанин. — Все-то вы спешите, все-то у вас наспех, не обстоятельно. Вот у нас…

Далее последовал абсолютно идиотский и бессмысленный рассказ о жизни в каком-то далеком, затерянном в горах поселке. Причем, судя по легко и без всяких объяснений упоминаемым именам и географическим названиям, мужичок сей был искренне уверен, что со знанием про эту его «Топкую долину» каждый уважающий себя человек должен родиться. И если ты не знаешь, где расположено «…ну то дерево, в которое еще при деде моем молния ударила» или кто-такой «…Даксай, у которого еще две жены померли, и козу третью зиму как уже, тигр задрал», — твое образования явно не полно, кругозор узок, а мозги так вообще располагаются в жопе.

При этом, по мере рассказа у меня все более четко стало складываться ощущение, что про все происходящие во внешнем мире события, вроде набегов аиотееков, Союза и Великой Битвы у Озера, мужичок имеет лишь весьма отдаленное представление и не очень-то во все это верит.

— …Ну и послали, значит, меня сельчане сюда в Крепость. Говорят, дескать, «раз ты Крайт теперь Мордую близкая родня, тебе с ним и разговор вести по-родственному».

Ну а я чо, я для обчества всегда готовый, потому как кому еще идти, как не мне? У Фкстоя нога поранена, Маркай едва два слова в год произнести может не вспотев от усердия. А Даксай, вон, от хозяйства своего отойти боится, потому как ни детей у него, ни братьев нет, не на кого стадо оставить… Да и правду сказать, с тех пор как сестрица-то моя… Улоскат… жена твоя значит, нам последний раз подарки богатые прислала, вот с тех пор я от нее весточки-то и не слышал. Дай, думаю, схожу к Царю Царей Мордую, разузнаю, как там оно чего… Опять же, слухи ходили что он у нее зерно в долг брал… Так может я тот долг и возьму?

…А во Дворце-то мне и говорят, что мол иди-ка ты на тот двор что вон за той вон оградой стоит (этот, значит). Тама как раз сейчас твойный шурин проживает. С ним, мол, и говори про подарки и Никсоя.

Тут этот самый Крайт соизволил сделать паузу и уставился на меня чрезвычайно (как ему самому казалось) хитрым взглядом. А я, воспрянув от того, что размеренно-занудный поток словоизвержений закончился, из состояния близкого к дреме, в которую он меня поверг, постарался сообразить, как мне реагировать на все это безобразие.

…Подарки дарить придется. Без этого явно никак, иначе ославят на все горы скрягой и неуважающим родственные связи. А это почище нарушения законов гостеприимства будет. Пусть даже этот Крайт мне и неприятен, а отнестись к нему придется как к дорогому родственнику. Вон, тот же Лга’нхи не побрезговал же усадить эту деревенщину на почетное место дорого гостя и не только потчует его нашими харчами, так еще и внимательно слушает эту унылую и бессмысленную болтовню… Потому как он с ним тоже родня!

Со своей стороны я, чисто гипотетически, теперь всегда могу рассчитывать на теплое гостеприимство в Топкой Долине, тыщу бы лет ее не видеть.

Дела, которые прислали решать этого новоявленного царского родственника, кажется, касаются каких-то хозяйственных вопросов и ко мне не имеют ни малейшего отношения. Так что с этой стороны — родич меня особо и не обременяет… Да и вообще, тут пока еще не принято приезжать к богатому родственнику погостить на пару десятков лет, живя на полном его иждивении, да еще и регулярно попрекая за скаредность и жадность. Тут пока один человек чисто физически не способен прокормить кучу народа. Так что если я даже и решу укрыться от мира в Топкой Долине, на второй-третий день гостевания мне сунут в руки мотыгу и отправят работать на поля.

А вот что этот мужичок болтал про какого-то там Никсоя?

— Хм… — прервал я очередной начатый Крайтом рассказ о чудесах его Топкой Долины. — Так что ты там решил с Никсоем?

— Так ведь эта… — удивился моей непонятливости Крайт. — Сынишка-то мой, Никсой, совсем уж взрослый-то стал. Вот хотел его к Царю Царей Мордую пристроить. Чтобы, значить, во Дворце у него жил, да ума разума набирался. Парнишка-то у меня рослый, крепкий, жрет что твой тигр. Так его в воины бы хорошо пристроить. А то тут приходил к нам на побывку Фесокой, троюродный брательник Маркая. Да таких дивных штучек привез, такие всей родне подарки надарил, что Маркай нос задрал так, что ходит спотыкается, потому как земли не видит… — Крайт даже сплюнул в костер от возмущения. — А мы ведь теперь чай Царю Царей родня, так что надо и нам, того…

…А Мордуй-то мне и сказал, что дескать, раз ты его двоюродный дядя, то дескать к тебе я идти и должен. А то, мол, Шаман Дебил и Великий Вождь Лга’нхи обидеться могут, коли я их родством пренебрегу.

— И где… хм… племянничек?

— Так щас позову, — засуетился Крайт, и зачем-то выскочив за ограду начал громко орать на всю Крепость, видимо призывая своего потомка.

…Вероятно, парнишка, несмотря на еще раннюю весну, в чисто местной воспитательной манере ночевки под крышей не удостоился и был отправлен искать приюта за ограду. А может, юный провинциал и сам, на радостях, что вырвался из своего захолустья, побежал осматривать «столицу», рискуя нарваться на оплеухи всех встречных подростковых банд.

Орал в темноту Крайт наверно минут пятнадцать. Наконец, ворота скрипнули, и перед нами предстал еще один дорогой родственник. Ну что сказать? Вполне себе обычный местный подросток. Худющий, всклокоченный и оборванный, с вечно горящими голодными глазами, которые он сразу стал косить на деревянное блюдо-доску с остатками мяса. Ничего особо росло-богатырского я в нем не приметил. А что жрет как тигр, так подростки все так жрут.

— Никсой, значит… — задумчиво глядя на парнишку, спросил я… В голове забрезжила какая-то мысль, начала наклевываться некая кобминация, но ее еще хорошенько надо было продумать. — Хочешь воином быть?

— Хочу! — радостно согласился он со мной, оживленно переступая ногами как молодой жеребенок, причем с каждым маленьким шажком оказывался все ближе и ближе к блюду с мясом.

…Хм… А глазки-то у парнишки живые такие, и хитрые. Причем хитрость не как у папаши, дубово-деревенская, а какая-то бойкая и в хорошем смысле шкодливая… Папаша-то, возможно, в детстве тоже таким был, а потом однообразная жизнь в глухой даже по меркам этого времени дыре высушила всю бойкость и шкодливость живого детского ума, заставив окостенеть некогда подающий надежды мозг.

— А ты хоть знаешь кто мы такие? — продолжил допрашивать я, пристально приглядывая за пареньком.

— Так ясное дело, дядьки мои. Великий Вождь Лга’нхи, и тетки Улоскат муж, Великий Шаман Дебил. И все вы из племени ирокезов, которые бронзу лить ни шиша не умеют, зато дерутся шибко хорошо! Это про вас по всем горам былины поют!

…А это дядька Лга’нхи, чего, копье твое, то самое, которым ты аиотееков бил?

Мы все невольно, проследив за направлением, в которое тыкнул пальцем Никсой, посмотрели на вышеуказанный предмет, который хоть и был теперь вполне привычным для ирокезов предметом, однако в глазах провинциального подростка вполне мог казаться удивительным чудом и редкостью… Вот только я краем глаза успел засечь, как парнишка живо ухватил кусок мяса с блюда, и заныкал куда-то в свои лохмотья. Бойкий мальчуган. И сообразительный. Нам в семье такие нужны!

…Даже немного жалко делать его пешкой в той комбинации, что я собирался предложить Мордую.

Глава 2

О! Знакомая долина! Знакомое местечко в долине! — Даже я, страдающий врожденным географическим кретинизмом городской житель, способный потеряться в соседнем районе родного города, если не увидит табличек с названием улиц, и то никогда бы не перепутал это место с каким-либо другим. А вон тот, уже порядком побелевший на солнце и обглоданный зубками падальщиков верблюжий череп, — яркое подтверждение моей правоты.

Вот как раз возле этого самого камня я и стоял, когда появились аиотееки. А вот там, чуть дальше, шагах в пяти, я завалил того злодея, что попытался проткнуть меня своим копьем. Можно сказать, что именно тут и состоялось мое первое настоящее боевое крещение — не когда из засады да еще и в темноте, ударом в спину врага победить, а вот так вот, лоб в лоб, с копьем против копья… М-да… Как же давно это было!

…Только навестив места, где уже бывал ранее, человек способен оценить суть произошедших с ним перемен. Вот вроде снова топаем мы с Лга’нхи по знакомой дорожке в славный Иратуг. Но, что называется, почувствуйте разницу!

Вроде прошло-то всего четыре года, как примерно такой же ранней весной мы шли по этим самым местам, сопровождая Осакат на встречу с дедушкой, а кажется, будто прошла вечность.

И изменились не эти горы, что стоят тут вечность, изменились мы с приятелем, и как изменились!

Начать хотя бы с облика. Тогда мы были дикари дикарями, свято блюдущие «самостийность» своего облика… Кто попробовал бы тогда снять с Лга’нхи его степняцкую жилетку и одеть в более «цивильные» одежды?! Для этого сперва пришлось бы его убить и содрать скальп, чтобы окончательно лишить самоуважения, иначе бы он продолжал биться за сей предмет своего гардероба даже мертвый.

И только после многодневных однообразных махов веслом, просоленый морскими брызгами и под палящими лучами солнца, основательно натерев кожу до кровавых расчесов и истекая обильными ручьями пота под толстой недышащей кожей, сей дремучий степняк соблаговолил сменить свой «официальный мундир» степного пастуха на куда более удобную в тех условиях мягкую рубаху из растительного волокна… С тех пор и носит ее и на суше и на море. Потому что удобно.

Ну а я, хотя особым ретроградом в отношении собственного гардероба никогда и не был, однако, думаю, тоже сильно изменился внешне. И хотя последнее зеркало, в которое я смотрелся, было окном электрички, отражающим мою физиономию, из-за чего в собственном воображении я продолжаю представлять себя этаким безусо-безбородым хилым юнцом, по какому-то удивительному недоразумению попавшем в абсолютно чужой ему мир… Но вот глянуть хотя бы на руки!

Тяжелая работа, от которой в этом мире никуда не убежать, да тренировки с тяжелым протазаном, который я последние годы редко выпускал из рук, давно уже изменили мои руки, некогда нежные от постоянной работы с влажной глиной. Крупные, узловатые и мозолистые кисти, широкое запястье, набитые костяшки — такие руки не могли присниться Пете Иванову даже в страшном сне, сколько бы тот не пыжился воображать себя крутым мужиком.

А уж как я изменился внутренне! Тогда, четыре года назад, здесь шел пусть и покоцанный долгой жизнью в степном племени, но все еще сопляк. Наивно считающий себя крутым воякой и фантазирующий о необычайных приключениях, возмечтавший сделать нехилую карьеру, благодаря вновь открывшимся возможностям и родственным связям.

Теперь я, пожалуй, знаю себе реальную цену, что на войне, что на Совете. А если о чем и фантазирую — так это о спокойной жизни, без всяких приключений и происшествий. Ну а что касается карьеры, теперь о том, что чем выше взлетаешь тем больше появляется проблем, я знаю не понаслышке. Даже, помнится, пытался разок удрать с этих высоких ступенек, и был за шкирку водворен Царем Царей Леокаем обратно.

…Хе-хе… Забавно было бы узнать, что подумал бы о такой «умудренности» Дебил, пришедшей на это место еще годика через четыре-пять. Возможно, я посчитал бы себя сегодняшнего таким же наивным дурачком, каким вижу себя вчерашнего… Ну а пока…

— Вот оно! — гордо провозгласил я, раздувшись как жаба и героически выпятив грудь. — Вот то самое место, где Вождь Лга’нхи и шаман Дебил бились с аиотееками, покрыв себя бессмертной славой!

Мои студенты почтительно замерли и с интересом начали озираться по сторонам… Да и старые опытные ирокезы тоже не упустили возможности оглядеть место легендарной битвы, воспетой в весьма популярной в этих местах былине.

Естественно, я не заставил себя долго упрашивать, и далее последовала подробная лекция на тему, где кто стоял и кому куда бил.

Благодаря чудовищно несправедливой протекции (ибо я сам решал, какие былины петь у вечерних костров), сказ о том, как мы тут аиотеекам навешали, был в нашем племени весьма популярен. Тем более, что у меня имелось законное основание упоминать об этой битве при каждом упоминании «аиотеекской каши», ибо впервые попробовали мы ее именно тут, и именно потомки добытых тут семян продолжают падать во вспаханную ирокезами почву. А поскольку «аиотеекскую кашу» мы лопали регулярно, то по рейтингу популярности эта былина пожалуй что могла сравниться даже с былиной про «про Ска’гтаху, убийцу тигров».

Так что не только молодежь, фактически выросшая на этом повествовании, но и зрелые воины с огромным интересом выслушали рассказ о легендарном сражении с прямой демонстрацией на местности, «…откуда они выехали», «…где я этому Хрясь!» и «где текли потоки крови». Исторический туризм по местам легенд всегда будет пользоваться спросом, даже если в качестве экспоната демонстрируется довольно унылая и не слишком-то живописная горная долина с валяющимися кое-где звериными и человеческими костями. Собственное воображение служит тут лучшим экспонатом, помогая осознать уникальность места, на котором стоишь.

И вскоре цель моего рассказа практически была достигнута, — мой приятель чуток оттаял душой и даже соблаговолил пару раз самолично вмешаться в повествование с уточнением кой-каких деталей. Тоже пробежался по «местам боевой славы», показывая где он стоял, а где Мсой, и где Дебил, как он отсюда перебежал сюда, а потом вот тут вот……

…Собственно говоря, да! В смысле, нет — я по прежнему считал, что он не прав, но как более разумный человек решил первым протянуть ему руку дружбы.

Потому как это не дело, когда два таких важных человека, как мы с ним, да еще и вроде как связанные братскими узами (пусть даже малость ненастоящими), пребывают в ссоре так долго. Это не идет на пользу ни племени, ни нам обоим.

Даже вон, Мордуй, презрев собственные выгоды, которые мог бы поиметь, играя на наших разногласиях, все время, что мы были у него в гостях, активно пытался нас примирить, предлагая на правах старшего родственника свое посредничество.

Мы это посредничество приняли. Правда, я больше из дипломатической вежливости, а Лга’нхи потому что и впрямь считал Мордуя кем-то вроде двоюродного дяди и не мог обидеть родственника.

Но хоть мы и вежливо похлопали друг дружку по плечам, формально заканчивая ссору, холодок между нами все еще остался… Увы, но старое обещание никогда не бить меня, которое я смог вытрясти из братца, воспользовавшись его состоянием полной растерянности после гибели нашего первого племени, сейчас скорее играло против нашей дружбы, мешая четко установить «цепочку подчинения». Ведь хоть формально Лга’нхи и был Вождем, слишком долгое время он жил фактически в моей тени, слушаясь моих советов, а то и прямых указаний… А ведь он уже давно не тот, пусть и физически сильный и крутой, но все же наивно-испуганный в душе, оставшийся без племени парнишка-степняк, что шел тут четыре года назад. Лга’нхи заматерел и стал настоящим Вождем и Героем не только в глазах других людей, «распиаренный» своим хитрожопым шаманом, но и по своей натуре. И потому больше не мог быть моей марионеткой, послушно исполняя все, что ему укажет дергающий за ниточки кукловод.

…Можно сказать, что наша ссора была этаким своеобразным этапом его взросления — запоздалым подростковым бунтом против вечно указывающих что ему делать старших. И хотя в нашей ссоре я точно был прав — нельзя оставлять племя без всего старшего руководства разом, — нашим отношениям все равно суждено измениться. Я должен был признать Лга’нхи Вождем не формально, а искренне, признав, что «мальчонка вырос» и теперь может противостоять мне не только на физическом, но и на уровне интеллекта и Воли.

М-да. — …Теперь я понимаю родителей, пытающихся лет до сорока-пятидесяти опекать своих «малышей», проверяя, во что они одеты и хорошо ли питаются. Иногда это бывает очень сложно — признать в выросшем ребенке самостоятельную личность.

В общем, хорошенько все обдумав, я решил, что надо наводить мосты, поскольку продолжать упираться рогом нам двоим было уже просто не прилично. А тем более, тут такой момент повернулся — приятные воспоминания о совместной битве, последующем пире и дележе добычи. А также законная возможность нахваливать друг друга, воспевая наши храбрость, мудрость и щедрость.

— Так значит, дядька Лга’нхи больше аитееков убил чем ты? — вдруг громогласно уточнил у меня мой новый подопечный и родственник по совместительству, бойкий паренек Никсой.

— Ну да, — коротко ответил я, краем глаза замечая как абсолютно неприлично и неуместно напыжился дурень Лга’нхи. — Зато я убил демона, на котором сидел аиотеек!

— Вроде этого? — тыкнул засранец Никсой в одного из мирно стоящих и флегматично обгладывающих какой-то кустик наших верблюдов.

Н-да… В былинах «демон, на котором сидел аиотеек» почему-то звучало намного грознее. Там он дышал огнем и серой из заросшей огромными клыками пасти, был величиной до неба, покрыт чешуей и рычал похлеще тигра. Так что вид совершенно спокойно стоящей скотиняки, к которой все ирокезы уже давным-давно привыкли, и даже некоторые ирокезские бабы совершенно спокойно подходили доить верблюдиц, как-то серьезно умалял мой подвиг и вообще, чуть ли не снимал флер эпического геройства со всей истории… Типа Геракл Немейскому льву пасть порвал, а тот возьми да и окажись какой-то подзаборной кошкой… Не, конечно, пасть кошке порвать это тоже подвиг, потому как они обычно в таких случаях царапаются и норовят удрать (я лично не проверял, это догадка). Но, прямо скажем, подвиг этот куда меньших масштабов, чем льва уконтропупить.

А тут еще и засранец Лга’нхи такую рожу состроил, будто тот кот… тьфу, в смысле, верблюд, вообще с хомячка ростом был, а вот типа его аиотееки, скальпы которых до сих пор красуются на его поясе… Вот они-то были не только всамделишные, но еще и по крутости своей явно превосходили целое стадо верблюдов.

Короче, настроение мириться сразу пропало… И ведь самое обидное — этот малолетний поганец не со зла такое ляпнул. Не из-за хитрого желания меня подколоть или внести разлад между нами. Это у него детская непосредственность, помноженная на дремучепровинциальное происхождение, в жопе играет. Другие воины-то небось тоже уже начали догадываться, что верблюды не такие уж и страшные демоны, как это описывается в балладах о наших ранних приключениях. Но зато они наверняка еще помнят собственную первую встречу с этим огромным и не понятным зверем, с сидящем на его кривой уродливой спине ужасным всадником. Свой страх, ужас, непонимание, растерянность, ступор… Они могут понять, каково это — встретить неведомое, агрессивно настроенное к тебе неведомое, и вступить с ним в единоборство.

…А потом привычные и испорченные знанием потомки… Испорченные знанием, которое ценой неимоверных усилий, а порой и ценой жизней, добывали предки, начинают глумиться над их подвигами, дескать, какого-то там вепря ваш Геракл убил? — Гы-гы, — вепрь это вроде как свинья такая, да? — А где был Степашка, когда Геракл Хрюшу мочил?

…Вот потому-то и приходится нам, честным рассказчикам, и приходится резко добавлять отрицательным персонажам своих правдивых былин роста до неба, клыков, когтей и чешуи, дабы подобные засранцы хоть чуточку могли осознать величие подвигов наших героев!

М-да, а вот еще знакомые места и не менее знакомые лица. Вот за этим перевалом как раз и начинается Великий Иратуг, а встречающую нас делегациювозглавляет… ну кто бы мог подумать, мой дорогой друг и шпион по совместительству, старина Накай собственной персоной… За что только ему такое Щастье?

Хотя конечно он тут не единственный знакомый. Если не считать парочки молокососов, явно «этого года призыва», в патруле, что встретил нас в поселке на границе, были почти все знакомые физиономии. Еще полгода назад мы все вместе, а подчас и плечом к плечу, бились с аиотееками, а до этого — как минимум вон те трое почти все лето жили у нас в поселке, неся дозорную службу… Причем как раз, по преимуществу, именно с бойцами «диверсионной оикия». Так что оказанный нам сегодня прием даже отдаленно нельзя было сравнить с тем, как встретили нас в прошлый раз. Сейчас у всех иратугских «пограничников» на мордах сияли довольные улыбки, а копья спокойно лежали на плечах, и никто даже и не думал тыкать ими в нашу сторону. Даже несмотря на то, что на сей раз мы привели не одного, а аж целых пять верблюдов.

— Привет, дружище Накай! — радостно поздоровался я персонально с ним, после того как все радостно переприветствовали друг дружку хлопками по плечам и радостными возгласами… А потом добавил, глядя в его, вдруг ставшими затравленными и несчастными, глаза. — Как приятно, едва войдя в ваше замечательное и искренне любимое мной царство, сразу увидеть твое лицо… Напоминает старые времена, не правда ли?

Накай испуганно дернулся и невольно потрогал свое лицо, словно бы проверяя все ли там на месте, — видать, и правда припомнив нашу первую встречу и то, как я глумился над его внешностью, слепив глиняную статуэтку его персоны и производя над ней всяческие садиско-магические манипуляции. Думаю, благодаря сильной внушаемости пациента и моей собственной репутации Великого и Ужасного бедолага уже искренне поверил, что все что я делал с фигуркой отображалось и на его внешности. Короче, грех таким пользоваться, но не воспользоваться для всеобщего блага —еще грешнее.

— Так какому удачному стечению судьбы, дорогой друг Накай, я обязан Щастьем лицезреть твою физиономию, едва войдя в ваше Царство?

— Так это, живу я здесь, — буркнул Накай, яростно ухватившись за амулеты при словах «Щастье» и «физиономия», вероятно заподозрив, что это какие-то магические заклинания. — Все мы тут живем. Смотрим, чтобы никто чужой не пришел из-за перевала в царство, в том наша служба Царю Царей Мокосаю.

— А будешь ли ты, как и в прошлый раз, сопровождать нас до Дворца твоего Царя Царей? — уточнил я.

— Не-е! — радостно выдохнул Накай. — Тогда-то вы были неизвестно кто, да еще и с демоном-зверем тем неведомым шли. — Он опять испуганно покосился на верблюдов, словно бы только что осознав, что мы опять идем с «неведомыми зверями». — А теперь-то мы вас знаем. Да и Царь Царей Мокосай давно уже прислал человека, с наказом, что если ты или еще кто-то из ирокезов появится, препятствий вам не чинить, а совсем даже наоборот. — Накай радостно поглядел на едва поднявшееся в зенит солнышко, и, видать, мысленно прикинув, какое расстояние от заставы мы успеем отмахать уже к сегодняшнему вечеру, расслабленно выдохнул. — …Так что можете идти, куда хотите. Мы мешать вам не станем.

— Мне… Нам с Вождем Лга’нхи и всем воинам ирокезов очень приятно встретить в славном Царстве Иратуг такой теплый прием и столько хороших друзей — церемонно высказался я. — Однако лично мне весьма печально так быстро расставаться с тобой, дорогой мой приятель и друг Накай. И потому я, хоть и понимаю, что твой долг призывает тебя оставаться на своем посту, все же прошу сопроводить нас в пути хоть немножечко… Ну вот до вечера хотя бы. А там посидим у костерка, вспомним прошедшие дни и битвы, где вместе рубились они… в смысле, мы. А утром, с печалью и тоской, я отпущу тебя обратно. (Уточнять, кому предстоит печалиться и тосковать, я не стал).

…Да я бы и всех вас позвал, — обратился я к воинам, заинтересованно слушающим нашу беседу и с уважением поглядывающим на Накая, которому жуткий шаман Дебил оказывает такое внимание и говорит такие хорошие слова… да так складно. — Только тогда некому будет охранять вашу землю от чужаков. Так что я вынужден попросить пойти с нами только Накая, поскольку из всех жителей Иратуга мы с Лга’нхи дольше всех знаем именно его.

Аргумент был веским, и возражать никто не стал… И так бы наверное не стали— репутация Великого Шамана Дебила, насколько я слышал, после ритуала, принесшего победу в битве, в этих краях только укрепилась. Так что даже Накай, вероятно в данный момент не сильно гордящийся оказанной ему честью, был вынужден согласиться с моим предложением и, захватив с собой флягу воды из стоящего возле тропы шалаша, поплелся вместе с нашим караваном.

Во время марша Накай несколько раз пытался подходить ко мне и разузнать, на кой хрен он мне вообще понадобился, и нельзя ли ему слинять домой от греха подальше. Но я промариновал его до самого вечера. Оно и для психики полезно (ну, может, и не очень полезно, зато способствует рьяному желанию отвечать на все мои вопросы). Да и ушей вокруг было слишком много, а к каждой паре ушей еще и язык прилагался, а тайн местные хранить не умели… Короче, «Конспирация, конспирация и еще раз конспирация» — сотрудники спецслужб мы с ним, в конце-то концов, или нет?

А вот уже вечерком, да после сытного ужина, я, как обычно, предложил «дорогому другу Накаю» (бедолага каждый раз вздрагивал, когда я его так называл), в благодарность за добрую встречу и почетное сопровождение, сеанс гадания с составлением личного гороскопа и отсечения астрального хвоста.

Не могу сказать, что идея сия вызвала в душе Накая бурю положительных эмоций и всплеск энтузиазма — рожа его, и без того весь день бывшая весьма кислой, изобразила такую мину, будто его соляной кислотой напоили. Но деваться-то бедолаге было некуда, — от такой высокой чести не отказываются. Да и боялся он меня до усрачки.

Так что мы удалились с ним подальше от чужих ушей, и пока старина Накайползал на карачках, выдергивая траву, я невзначай начал расспрашивать его о делах, творящихся в Иратуге.

— А чего я? Я человек маленький… — бурчал Накай, выдергивай травинки и разравнивая землю за ними. — Мне говорят сторожить, я сторожу, а в распри эти дворцовые соваться не хочу… Мокосай, конечно, хороший Царь Царей, мы при нем и в поход большой сходили, добычу взяв немалую, и торговать снова начали со всеми, и вообще мужик он справедливый, и никого зазря не обижает.

…Однако вот помрет он, и придет на его место Фулкар — покойного Виксая двоюродный племянник, и всех, кто с Мокосаем рядом был, шибко накажет… Землю отберет, добро нажитое, а то и жизни лишить может… Они, виксаева рода люди, народ гневливый, да на руку быстрый.

— Хм… И чего же Царь Царей Мокосай, спрашивается, не прирезал его в позапрошлом годе, когда власть в свои руки брал? — задумчиво пробормотал я, обращаясь не столько к Накаю, сколько к самому себе.

— Да ведь как можно? — тем не менее ответил он мне, расслышав мое бормотание. — Чай, Фулкар и родня его — Мокосаю тоже не чужие люди, его сестра за Анаксаем замужем была. Так что близких людей убивать — перед предками вина большая.

Да и Фулкар же, и все его родичи, что в живых остались, поклялись тогда Мокосаю, что никак вредить ему не станут… Так они, вроде, и не вредят. Ну а коли помрет Мокосай, так ведь Фулкар на его место по всем понятиям сесть должен, они ведь и Виксаю покойному родня, и Мокосаю.

— Так ведь у Мокосая дети есть? — осторожно спросил я, задумчиво перекатывая в руке свои цветные камушки. — Почему их на трон не посадить?

— Так ить они же маленькие совсем? — удивился такому предположению Накай. — Как же мальцов можно Царями Царей ставить. Тут умудренный муж нужен.

…Да уж, монархия в этих краях пока еще не достигла достаточно «цивилизованного» уровня развития. Так что местным даже в голову не придет короновать грудных младенцев лишь потому, что в их жилах течет царская кровь, а потом править из-за их спин. Тут пока Царь — это все еще Вождь и Отец для целого народа. Он сначала должен заработать уважение и воинов и пахарей, а вот потом только и претендовать на царский трон.

Потому-то, если кто-либо из царских сыновей не достигнет достаточного возраста и не заработает уважительное отношение окружающих к тому времени, когда папашка его соизволит покинуть трон и сей бренный мир, на должность Царя Царей может претендовать любой достаточно уважаемый член племени.

Конечно, в идеале было бы не плохо, если бы в его жилах текла царская кровь, что означало бы, что с детства варясь в дворцовом котле, он неплохо обучился профессии Правителя. Но поскольку в таких маленьких племенах чуть ли не все соплеменники, не говоря уже про Элиту, так или иначе могли проследить общее родство, пусть и в каком-нибудь сто пятом колене, подавляющего значения кровь все-таки не играла.

Собственно, таким макаром Мокосай и заполучил власть — он, будучи главным военачальником всех иратугских воинов, по сути занимал одну из высших должностей в стране. Так что Лга’нхи, грохнувший Анаксая, фактически очистил ему прямую дорожку к трону, особенно после того как я подкинул бедолаге Виксаю свою, вполне заслуженную им, подляну.

Однако во всем этом есть одно но!

— Так значит, этот Фулкар, — уточнил я у Накая, — ничего против Царя Царей не предпринимает?

— Да как же можно? — опять удивился такому предположению мой шпион. — Фулкар же ему слово давал.

Хм… Я задумался. Тогда какого хрена Мокосай вызвал меня сюда в такой спешке? Что-то тут явно не то.

— А что в народе говорят… ну, в смысле вообще, — все ли ладно в славном Иратуге? — решил я раскинуть свой невод пошире. — Ты вон там кустик пропустил. Его надо осторожненько выкопать, чтобы корней не осталось, а потом ямку закопать…

— Да чего в народе-то говорят? — не понял вопроса Накай. — Много чего говорят… Вот, говорят что неурожай будет сильный, причем несколько лет подряд. Падеж скота предрекают… Будто бы наши воины, в Степь, с аиотееками драться ходившие, с собой оттуда злых духов приволокли, которые на наш скот и нападут…

— И что, были уже случаи? — уточнил я.

— Да вроде как говорят, что где-то там, ближе к северу, в Плоской Горе (поселок это такой) вроде как все овцы повымерли. Да только та Плоская Гора уже почитай чуть ли не на границе со Спатой стоит и по всему Иратугу самым занюханным медвежьим углом числится. Туда по зиме и дороги-то почитай нету, пока перевалы снегом завалены, да и живет там всего пара-тройка семей, и все стадо у них — меньше чем две руки овец. Кто их знает, чего у них там случилось?

Однако вроде как верно знающие люди говорят, что издревле не бывало такого, чтобы иратугские воины в Степь биться ходили. Потому как…

— А про Мокосая чего говорят? — перебил я разглагольствования Накая, заподозрив, что он сел на своего излюбленного конька и готов скакать на нем хоть всю ночь, ругая новые обычаи и порядки… Нет, не то чтобы он искренне так считал — в конце концов, и сам в битве участвовал, а значит, и славу немалую получил, и явно своей славой гордится — просто поругать новое, это такое болезненное наслаждение, вроде расчесывания комариных укусов. Вроде и знаешь, что только хуже от этого будет, а удержаться никак не можешь.

— Про Мокосая говорят, что он слова своего не сдержал, победы настоящей не добыл, а того вождя аиотеекского, что он убил, это вы ему подарили… вроде подачки «низшему». И из-за этого духи от него отвернулись, вот потому и излечиться никак не может… Так мне чего, еще землю ровнять или и так сойдет.

— Сойдет, — буркнул я, посмотрев на идеально ровный пятачок земли, выскобленный Накаем. И начертав что-то вроде пентаграммы, выдавил из заранее заготовленной тушки кролика несколько капель крови, потом застелил сверху куском шкуры, достал свои «волшебные» чернила и, задумчиво погладывая на звезды, стал вычерчивать в свете костра разные геометрические фигуры. Хотя признаюсь, мысли мои гуляли где-то очень далеко от всей этой астральной чуши.

…Собственно, нетрудно было догадаться, что под Мокосая копают. Причем делают это втихаря, но достаточно грамотно — пойди докажи людям ранней весной, что неурожая не будет и никаких эпидемий скота нету! А волнение уже посеяно. Люди нервничают, беспокоятся, начинают заранее искать виноватых.

А кто виноват во всех бедах царства? — Естественно, Царь Царей. Не уследил, не сумел договориться с предками, не подмазал правильных духов и демонов. Свернул с правильного, предначертанного предками пути, засрал всю ауру и обгадил Ману.

Что поделать, любишь кататься, люби и саночки возить. Коли ты помазанник божий, то изволь отвечать за стихийные бедствия и погодные заморочки.

Стоит посеять такие настроения, и все уже начнет работать против Царя Царей. Если он попробует отмалчиваться, скажут, «Ему нечего сказать, он сознает свою вину». А начнешь оправдываться и опровергать слухи — невольно передвинешь их на, так сказать, «официальный уровень», и потом точно уже не отмажешься.

А там глядишь — народ, убежденный, что при таком Царе Царей по-любому будет неурожай, на полях станет вкалывать спустя рукава (чего зря мучиться?) — и извольте получить, неурожай так таки и будет.

А чем больше безделья, тем больше дури, пьянства и панических слухов — все на нервах, озлобленны и никому не верят. Таким народом весьма просто и удобно управлять. Они легко поддаются внушению самых идиотских идей и верят любым слухам. А там уж стоит только указать пальцем на Виноватого, и можно спокойненько отойти в сторонку, — дальше народ все сделает сам.

Хм… Вот как-то даже и не думал, что в эти дремучие времена кто-то уже владел подобными полит-технологиями… Хотя, с другой стороны, наверняка искусство управлять толпой родилось рука об руку с Властью. А третьим близнецом, родившимся в то же мгновение, было желание против Власти бунтовать.

Короче, теперь я, кажется, представляю «Как», хотя по-прежнему не знаю «Кто».

Кто тот умник в окружении этого самого Фулкара, умеющий так хорошо управляться со слухами и руководить действиями толпы?

Хм… Впрочем, нельзя и сключать и вероятости, что тут вообще шурует кто-то третий.

Виксай-то с Аноксаем мне большими интриганами и знатоками человеческих душ не показались. Они, вроде как, были больше любителями решительных наездов и импульсивных поступков… Что, впрочем, вовсе не означает, что и среди их родни все такие. Вполне мог уродиться какой-то хитрожопый умник.

Да и вообще, чем больше размышляю об этой ситуации, тем навязчивее у меня на языке почему-то вертится слово «жрецы». Хотя пока никакого жреческого корпуса в Иратуге я вроде бы не видел.

…Правда тут, как и в любом приличном царстве, есть свои шаманы. С которыми я, к своему большому сожалению, практически не знаком.

Правда, обычно местные шаманы как-то не стремятся захватывать власть — немножко другая специфика натуры у тех, кто идет в шаманы.

Но с другой стороны, чтобы люди так уверенно поверили слухам о будущем неурожае, они должны исходить из заслуживающего доверия источника. А это, что ни говори, а шаманы.

…Я глянул на шкуру. На ней были изображены несколько оптических эффектов-обманок, вроде двух параллельных линий, благодаря хитрой штриховке кажущихся изогнутыми, лента Мебиуса и куб с неправильно срощенными гранями. Выглядело это все достаточно загадочно и необычно.

— Вот смотри, — сказал я, тыкая свой рисунок в нос Накаю. — Вот эти вот линии говорят, что много лжи последнее время нашло себе места в Иратуге. Так что никому не верь! Мокосаю, мне и Великому Вождю Лга’нхи можешь верить. А больше никому. И тогда все в твоей жизни будет правильно и хорошо, как бы она ни вертелась и ни извивалась.

Глава 3

— В общем, друзья бот’аники, надежда у меня только на вас! — горестно заключил я, обращаясь к своим собеседникам. И было это на последнем перед приходом в столицу ночном бивуаке. Вот уж не думал я, что собственными стараниями окажусь в столь нелепом и почти плачевном положении.

— Мы попытаемся, — ответили верные друзья, и в их глазах я прочел, как падают проценты рейтинга их доверия ко мне и к моим силам.

В общем, путь в столицу Иратуга был не близок и вроде бы давал время и возможности предпринять кой-какие действия. В своих мечтах, к Мокосаю я должен был явиться как триумфатор и этакий мудрый учитель, вызнав по дороге сюда о всех его горестях и проблемах, уже найдя способ их решения, а может даже и фактически решив, или начав решать, запустив каток информационной войны во время разговоров со случайными попутчиками, общаясь с народом или ночуя в придорожных поселениях. Так что когда Мокосай начнет рыдать на моем плече, пачкая полы моих одежд своими соплями и слезами отчаянья, я лишь снисходительно похлопаю его по макушке и скажу, что мол «Не сцы пацан, дядя Дебил уже решил все твои проблемы».

Обломись, наивный Дебил, — как обычно, моим надеждам сбыться было не суждено.

О каких, нахрен, разговорах у ночных костров я фантазировал? Какие, к едрене фене, политинформации и митинги в поддержку правящей династии собирался устраивать? Как вообще можно вести информационную борьбу, находясь в полном вакууме?

…Народ тут все-таки дикий. Даже несмотря на то, что в прошлом году несколько десятков воинов жили у нас в Мос’кве, а еще несколько сотен бились с нами плечом к плечу в Битве, остальной народ чужаков чурался и сторонился.

Привыкли, понимаешь, вариться в своем тесном мирке, закрытом от всего остального мира кольцом схожих с ними обычаями и видом горных царств, и потому при виде чего-то нового жители Иратуга обычно шарахаются в сторону, хватаются за амулеты и начинают шептать наговоры от дурного сглаза.

А знакомые нам воины по большей части обитали либо где-то в столице, в дружине Царя Царей, либо, вроде Накая, торчали по каким-то дальним гарнизонам, совмещая службу с хозяйственной деятельностью. Так что их мнение и опыт бесследно растворялись в огромном океане дремучего невежества и предрассудков. Когда человек рождается, живет и общается в одном и том же тесном мирке, кругозор его становится очень крохотным, а все «инаковое», от шевелюры другого цвета до «по-другому» пошитой одежды, начинает казаться дьявольскими происками и жутким извращением^[36].

…Еще хуже становится, когда публика узнает кто именно пожаловал к ним в гости. «Что??? Тот самый Шаман Дебил? И демонов своих с собой привел?!».

В общем, как и в прошлый раз, матери прятали от меня своих детей, да и сами вместе с мужьями старались не показываться на глаза, только теперь делали это раз в пять-десять интенсивнее. Из разряда «неизвестная опасность» я попал в разряд «знакомый ужас»… А это, знаете ли, обидно.

Нет, одно дело, конечно, рассуждать и бахвалиться чем-то подобным, находясь за тысячи километров от Иратуга, дескать «Меня там боятся до усера». И совсем другое дело, чувствовать этот страх, так сказать, на собственной шкуре.

Когда от тебя реально в ужасе прячут детей, и даже взрослые матерые мужики предпочитают смотреть куда-то себе под ноги, лишь бы не встретиться взглядом с «ужасным и могущественным», это как-то быстро начинает напрягать.

А уж о том, чтобы в таких условиях выведывать информацию из случайных спутников или хозяев постоялых дворов (будто они тут есть), не могло быть и речи. Обычно при нашем приближении жители запирались от греха подальше в своих домах и сидели там, пока мы не уберемся. Даже старейшины деревень (цари по местному), которым вроде как по обязанности приходилось оказывать гостеприимство «гостям Царя Царей», услышав, кто к ним заявился, впадали в ступор и общались, едва ли не заикаясь от страха.

И как я ни старался, растопить этот лед мне не удавалось ни дорогими подарками, ни самыми задушевными беседами о видах на урожай, международное положение, развитие животноводства и даже баб.

Я испробовал практически все, что когда-то успел вычитать у Карнеги. Говорил о самом собеседнике и вопросах, его интересующих. Спрашивал советов, или просил о мелких, легко выполнимых услугах, дабы мой собеседник мог почувствовать себя важным, умным, покровителем и благодетелем. — Бесполезно. Везде меня встречал только испуганно опущенный взгляд и короткие рубленные односложные ответы.

Я даже попробовал подключить к сбору информации своих собеседников, особые надежды возлагая на Гок’рата, но и тут нас ждало разочарование. И на моих спутников смотрели словно на каких-то злобных драконов, да еще и больных одновременно чумой, проказой и холерой. И кажется, даже не особо замечали различий между верблюдами и Эуотоосиком с Гок’ратом. В глазах местных все они были демонами — прислужниками злобного Шамана Дебила.

В общем, полный информационный вакуум. Я даже слегка впал в паранойю и начал подозревать, что все это не естественная реакция на мое «колдовство» в прошлом, а чьи-то злобные происки — кто-то очень хитрый постарался усугубить полученный ранее эффект, доведя его до такой стадии, когда он начанает работать против меня. Одно дело договариваться с человеком, который тебя слегка побаивается, и совсем другое — с впавшим в кому от ужаса.

Увы, но даже единственный раз, когда, уже почти перед самой столицей, нам удалось наткнуться на знакомого вояку, прожившего почти полгода в нашем селении и потому не испытывавшего перед нами столь жуткого трепета, хоть и позволил малость отогреться душой, но в информационном плане тоже стал полным нулем. Фокстак (так звали того мужика) оказался редкостным дураком и мог говорить только о былых битвах и охотах… А остальные, окружающие меня дураки, активно включились в эти беседы, зарубая на корню любые мои попытки перевести разговор на что-то другое… Им, видите ли, тоже было не интересно говорить о видах на урожай и болезни скота. Мрак.

Так что пришлось смириться с тем, что когда Мокосай начнет рыдать на моем плече, я лишь смогу туповато и сочувственно спросить «Что случилось?». А потом пытаться, на основе мнения всего лишь одного человека (причем не столько крутого политика, сколько воина),распутывать все хитросплетения интриг вокруг трона Иратугского Царства.

Оставалось надеяться на своих бот’аников и удачу.

— В общем так, Эуотоосик, — начал я раздавать инструкции, когда мы втроем уединились у уже остывающего костерка, дабы изобразить караул и посоветоваться. — Ты у нас тут жуткая экзотика, чисто говорящий дракон…Говорю, таких как ты тут не видели и народ будет сбегаться только чтобы на тебя посмотреть. Понимаю, это может быть неприятно, но ты уж постарайся. Твоя задача — отвлекать на себя как можно больше внимания, ослепляя слишком любопытные глазки, которые будут подглядывать за нами.

Иногда на пирах или приемах, я буду вот так вот поглаживать свою голову, — тогда постарайся сделать что-то странное и буйное, чтобы в этот момент все смотрели только на тебя. Может быть, в это время мне надо будет что-то сделать или с кем-то переговорить. Это понятно?

…Но также, если удастся, тебе стоит попытаться завести приятелей. Все новое и странное привлекает людей, а особенно смельчаков, такие люди будут тянуться к тебе. Ты кстати как, с пивом дружишь? Вот на пирах и вечеринках, когда народ напьется и осмелеет, ты и начинай заводить связи.

Сам же старайся не пить помногу, но притворяйся пьяным. Таких как ты… да и я, тут всерьез не очень принимают, уж очень далеко мы отходим от их представлений о человеке. Да и больного-увечного тут всерьез не принимают, — думают что если телом слаб, так и на голову не силен. Этим-то мы и воспользуемся. Попытайся притвориться еще более слабым чем ты есть. Но соблюдай меру, иначе тебе не поверят — ты ведь как-то смог дойти до Иратуга, а значит, не можешь еле-еле волочить ноги.

…Да, я понимаю, — остановил я попытавшегося что-то сказать мне рыцаря-оуоо, и так все прочитав по его лицу. — Это не слишком соотносится с твоей честью и достоинством. Просто представь, что это такая игра. Играй самого себя— заносчивого и смелого оуоо, только глупого и чересчур любящего выпить…

Поверь, со временем это тебе даже понравится. Главное помни, кто в это время кого дурачит. Они будут считать умными себя, а тебе дураком — но в конечном итоге, умным окажешься именно ты, а они попадут в расставленные тобою ловушки. А это ведь и есть предмет гордости для настоящего бот’аника — победить не силой своих рук, а силой своего ума!

…Помнишь, как я притворялся, когда был в плену у тебя? И помнишь результаты моего притворства? Повтори это, и ты почувствуешь себя победителем.

Ты и будешь победителем. Ведь я исполню все свои обещания, и ты станешь свободным и сможешь либо уйти куда захочешь, либо остаться с нами… Не обещаю, что ты станешь ирокезом… да ты пока и сам этого не очень хочешь, но достойную жизнь я тебе обеспечу.

Ах да, забыл сказать самое главное, — через тебя мы будем «выбалтывать» свои секреты… Какие именно? Придумаем по обстановке.

— Теперь ты Гок’рат, — обратился я к своему наиболее ценному, но и опасному помощнику. — Ты попытайся изображать оппозицию… В смысле, притворись, что ты мне не друг и постарайся привлечь внимание тех, кто попытается работать против нас. В идеале, они должны постараться уговорить тебя на предательство.

…Думаю, объяснять тебе не надо — ходи с хмурой рожей, на все мои приказы отвечай так, будто слова выплевываешь. Несколько раз я прилюдно дам тебе какие-нибудь поручения. А ты отойдешь их выполнять, но как только скроешься с моих глаз, сядешь в уголочке и будешь бездельничать.

Многие из тех кто был на Битве, помнят, как я тебя тогда шпынял, и поверят. Для всех окружающих вы должны стать не моими друзьями и соратниками, как это происходит на самом деле, а слугами и добычей, которых я таскаю за собой, чтобы подчеркивать свою власть и величие.

…Но и если вас попытаются перетащить на противоположную сторону, сразу не соглашайтесь, заставьте себя поуговаривать.

…О том, что будет с тем, кто решится предать меня по-настоящему, я говорить даже не буду. Я верю, что этого не случится!

Собственно, я и правда верил, что мои бот’аники меня не предадут. Эуотоосик просто был слишком чужеродным объектом для этого мира и, думаю, прекрасно понимал, что нормально устроиться он может только где-то возле меня, который не только принимает его, но и искренне уважает. Предать меня он мог только из чистой злобы и мести, одновременно отрезая себе все возможности для дальнейшей жизни… Рыцарь-оуоо это мог сделать, но мне кажется, Эуотоосик и впрямь уже распрощался с прежним миром и готов был влиться в новый — в мир бот’аников.

В конце концов, после разгрома Орды единственный выбор, который стоял перед ним — проходить с колодкой на ноге до конца жизни, либо найти свое место в том новом «приютившем» его сообществе. А Эуотоосик, при всей его приверженности «моральному кодексу оуоо», фанатиком-самоубийцей явно не был… Тем более, что возможностей проявить свой фанатизм и отомстить мне у него уже и так было предостаточно. (Я сам об этом позаботился).

С Гок’ратом все было чуточку сложнее, но и проще одновременно. Конечно, у старого прохиндея было куда больше пространства для маневра. В принципе, он мог бы слинять в Улот и предложить свои услуги Леокаю. Или остаться здесь и служить новому Царю Царей в качестве инструктора и советника. Да мог просто слинять на побережье, вернувшись к жизни рыбака-прибрежника — куча возможностей.

Но всему этому противостояло огромное «НО», — он был ирокезом, а это в нашем мире кое-что да значило. С тех пор, как его имя попало в «Ведомость на Зарплату», а голову украсил наш фирменный гребень, он стал родней, своим, «люди». А значит, работать против своего племени означало для него не просто предательство, а нечто противоестественное — вроде как воевать с собственной рукой, ногой или головой.

Подсидеть или подгадить лично мне — думаю, на это его вполне бы хватило, что-то мне подсказывает, что особо теплых чувств он к моей особе не испытывает.

Но напакостить своему племени… На такое Гок’рат был не способен.

…Вот, собственно, на это я только и мог надеяться, когда к следующему полудню мы подошли к столице Иратуга.

Глава 4

— …Я и правда очень рад, — удивленно повторил я уже наверное двадцатый раз кряду. И правду сказать, мне было с чего удивляться.

Собственно прием, оказанный нам во Дворце Мокосая, был, как и ожидалось весьма теплым и дружественным.

Настолько дружественным, что нам даже удалось обойтись минимум официальных речей, приветствий и расшаркиваний, и почти сразу перейти к развеселой товарищеской пьянке. На которой высокие договаривающиеся стороны радостно заглатывали кувшины пива, хлопали друг друга по плечам и набивали брюхо мясом, вспоминая былые деньки, совместные выходы в дозор, и конечно же Битву, ставшую уже воистину легендарным событием.

Впрочем, пьянка тут тоже была частью официоза и входила в обязательную программу любой дипломатической миссии… Как и раздача подарков.

Тут Мокосай и впрямь выполнил свои обещания, и завалил нас прямо-таки неприличным количеством всякого барахла. Тут тебе и «фирменные» иратугские ткани, и готовая одежда, качественное оружие, висюльки-побрякушки, несколько вполне себе приличных здоровенных горшков, которые я едва ли не на зуб начал пробовать, настолько непростой и качественной оказалась керамика, из которой их сделали. (Да это же почти фаянс, зуб даю). И-и…

…Короче, добра было столько, что Лга’нхи пришлось после недолгого, но весьма мучительного единоборства со своей личной жабой расщедриться и вдобавок к заранее заготовленным подаркам еще и «отдариться» парочкой наших верблюдов. Иначе мы бы смотрелись совсем уже бедными родственниками, а это западло нашей высокой ирокезской Чести.

Но, даже сложно сказать, «увы» или «к щастью», а соревнование по щедрости Мокосай выиграл всухую. В течении четырех дней непрекращающейся пьянки все наши воины однозначно приподнялись где-то до уровня самую чуточку ниже местных олигархов, заполучив просто нереальные груды всяческого барахла.

Да что там воины? Благодаря щедрости Царя Царей Иратуга, даже мое желторотое ученическое пацанье стало абсолютно неоправданно богатым.

Настолько богатым, что я даже начал задумываться о самовластной экспроприации большей части их имущества, ибо не пристало молодым соплякам иметь по два топора на рыло, штуки по три кинжалов, наконечники копий, по нескольку разноцветных кусков тканей и кучу всяческого прочего барахла, имеющего, однако, тут немалую ценность. (Впрочем, ценность, причем немалую, в этом веке имеет практически любая сделанная вещь, ибо этот мир пока еще ни разу не был испорчен кризисом перепроизводства).

Несколько дней мою и так мучающуюся от постоянного похмелья головушку глодала эта мысль, но в конце концов, хорошенько подумав, решил воздержаться от «ручного управления» и грубых действий.

Нафиг, тут и без меня существует тысячелетиями отлаженный механизм перераспределения материальных ценностей. Проще говоря, пацанью (и не только ему) по возвращению в племя придется щедро одаривать и свою родню, и друзей и соратников по оикия и новой службе. Это, блин, я дурак, что раньше не подумал о том, как выиграет Голос Закона, если появившись на новом месте службы, сразу сможет хорошенько подмазать всех окружающих его «авторитетов» дорогими подарками. Репутация сопливого пацана, который смог оделить сотоварищей ценным имуществом, сходу взлетит вверх как на ракете.

…Нам, живущем в мире, где уже тысячи лет как произошла своеобразная девальвация стоимости вещей, сложно понять этот эффект. Как сложно понять и стоимость самой вещи. Мы привыкли, что их всегда много и они всегда доступны, и если какого-то топора нет под рукой прямо сейчас, его всегда можно купить в ближайшем магазине. А тут… Только поскоблив и покромсав древесный ствол каменным осколком, начинаешь понимать, что такое бронзовый топор! А покопав землю голыми руками и деревянной палкой — ценить лопату! Как же сильно эти инструменты облегчают твою жизнь, сколько дают новых возможностей и открывают светлых перспектив.

…И невольно начинаешь ценить того, кто этот топор тебе дал. Я вот, каждый раз, хватаясь за свой, вспоминаю, что получил его от Мордуя. И каждый раз, когда он спасает мне жизнь в бою или помогает защититься от холода, рубя ветки на дрова, строит жилье, изготавливает инструменты или «кормит», разделывая добычу, я испытываю искреннюю благодарность Царю Царей Олидики, сделавшему мне такой ценный подарок.

Наверное, Тут стоимость топора можно сравнить со стоимостью автомобиля Там. Причем не просто автомобиля, на котором поездишь три-четыре года и обменяешь на новый, — а автомобиля, который прослужит тебе целую жизнь, а потом еще им будут пользоваться твои дети, а то и внуки. Вот такая тут цена подобного подарка, и соответственно в таких же масштабах растет уважение к тому, кто способен его сделать.

…И вот только не надо мне рассказывать про «коррупцию», подкуп электората и прочую чушь. Тут все работает чуточку по-другому.

Этот только нам кажется, что Тут «обменивают» материальные ценности на репутацию или покупают уважение окружающих взятками и подарками. Возможность раздать дорогие подарки сама по себе означает, что человек уже кое-чего добился в этой жизни и принес племени немалую пользу, раз смог добыть столько имущества, что может раздавать его окружающим.

…Вот взять к примеру моих сопляков с их, вроде как свалившейся на халяву, грудой подарков. Баловни судьбы? Мальчики-мажоры, удачно пристроенные своими высокопоставленными родственниками на синекуру учеников Великого Шамана? Но ведь и отбирались в ученики только самые лучшие, да вдобавок еще и по большей части грамотные либо овладевающие этой грамотой в процессе обучения. Что требует немало ума, усердия и усидчивости.

…А сколько километров по землям ирокезов они уже оттоптали вместе со мной? В скольких мастерских поработали? Сколько раз лазали в ледяное море за ракушками для чернил?

Да даже в одном только этом путешествии, как много, по сравнению со своими сверстниками, узнали нового о землях, походах и перемещении тяжестей! И даже успели приобрести немалый и полезный жизненный опыт, «пообтесавшись» при дворах Царей, набравшись всяческих знаний об этикете и дипломатии… И это я еще не говорю о пользе, которую они принесли, участвуя в важной военно-дипломатической миссии! Разве подобное не достойно уважения окружающих? Так что раздав свои, может и не вполне заслуженные, подарки соплеменникам, они лишь наглядно подтвердят очевидное — они сделали для племени что-то хорошее.

…Если только я, конечно, смогу разобраться во всей этой хрени и хоть что-то понять… Например, за что Мокосай отвалил нам столько подарков? Не может же быть моя будущая жена настолько уродливой, чтобы отдавать ее в довесок к подаркам, наверное по стоимости приравнивающихся к годовому бюджету среднего царства?

— Так значит, с тобой и правда все в порядке? — еще раз переспросил я, когда мы (я, Лга’нхи и Мокосай) наконец-то смогли уединиться для конфиденциальной беседы.

Только тут Царь Царей малость расслабился, улыбка безмерного Щастья сползла с его посмурневшего лица, а в глазах яснее выявилась странная муть усталости, беспокойства и тоски.

— Ну… — криво усмехнулся он правым уголком рта (левая, рассеченная в битве щека почти не двигалась). — Старые раны частенько болят и ноют, но умирать я не собираюсь.

— А хорош ли твой шаман-лекарь? — Сделал я новый заход, все еще не веря в здоровье царя. (Это обламывало все мои рассуждения, да и не соответствовало вытащенным из Накая слухам). — Может, я осмотрю твои раны и…

— Да в порядке все со мной! — внезапно рявкнул Мокосай, да так злобно, что мы с Лга’нхи невольно потянулись к поясам с оружием. — Да нет, — пробормотал, заметив наши движения, Царь Царей. — Просто меня это уже достало… Почему-то все ведут себя и говорят со мной так, будто я потерял в битве ноги, руки и голову и готов помереть в любой момент… Это очень злит и раздражает. Иной раз мне и самому начинает казаться, что я чего-то не замечаю, а вот все окружающие видят на мне какие-то знаки Смерти.

…Признаюсь тебе, Шаман Дебил, я начал очень плохо спать и часто выхожу из себя даже когда не хочу этого… вот как сейчас. Будто на меня перешло проклятье Виксая… Я помню, после того как… (Мокосай суеверно предпочел не договаривать), он начал вести себя похожим образом, и закончил тем, что стал ненавидим всеми, кто его окружает…

…И Мокосай посмотрел на меня Этак Вот — в его взгляде читался страх, и надежда, и мольба пополам с отчаяньем. Этот крутой и бесстрашный на поле боя мужик, видать, и впрямь извелся от нехороших предчувствий и страхов по поводу «проклятья Виксая»… Наверное, отчасти отсюда и эта его неправдоподобная щедрость. Просто он пытался задобрить подарками соплеменников того, кто это проклятье наслал.

И что я ему мог на это сказать? Тупо но твердо все отрицать? Увы, человеческая психика, а особенно психика «тутошнего» человека, — весьма подлое и шкодливое создание. Насколько непросто призвать ее к чему-то хорошему, настолько же просто липнет к ней всякая гадость. И особенно по части разной мистики и прочих иррациональных страхов.

Живой тому пример, — бесстрашие иратугских вояк, бросавшихся на копья аиотееков, и то, как они испугались карикатурного и уродливого изображения верблюда на камне во время нашего прошлого посещения этого царства. Или как Накай, наверное запросто свернувший бы мне шею лишь одним движением руки, ползал предо мной на коленях, когда я слепил его статуэтку и начал над ней глумиться.

Да, кто-то хорошенько поработал с Мокосаем… И не только с ним. Это было видно невооруженным взглядом. Кто-то очень хитрый и расчетливый, умеющий даже не просто ударить в спину, а организовать нож в том самом месте, куда через какое-то время упадет спина.

Причем атака его куда глубже и изысканнее, чем я думал раньше. И была направлена не только на «широкие массы иратугцев», как я полагал вначале. Но и на самого Царя Царей.

…Но какая же сволочь хитрозадая! До такого не додумался бы даже мой, подловатый и испорченный цивилизацией мозг — начать распространять слухи о болезни вполне себе здорового Царя Царей.

Даже немного завидую этому шкодливому гаду. Ведь во-первых, после ран полученных на поле боя, это выглядит весьма правдоподобным… А вот любые опровержения этой лжи — совсем даже наоборот, по-любому будут выглядеть весьма и весьма неубедительно. Потому как (Акелла промахнулся) тут болезнь и физическая слабость— это чуть ли не официальное приглашение к смене правителя. Так что ни один держащийся за Власть правитель свои болячки не признает, и будет отрицать слабость до самого последнего момента.

…И чем рьяней будет отрицать, тем меньше ему будут верить. Ведь если человек начинает специально подчеркивать отсутствие у себя болезней, все сразу начинают подозревать худшее. Или если замечают, что вполне обычные вопросы о здоровье (количество которых от придворных лизоблюдов внезапно возрастает в разы) вызывают у отвечающего явное раздражение и нежелание отвечать… Тут даже показное молчание или явная демонстрации телесной силы начинает казаться подозрительными.

А дальше, человек на посту Мокосая всегда находится в объективе десятков, а то и сотен глаз. И объектом для трепа тысяч языков. Каждый прыщик Царя Царей становится сенсацией, каждое спотыкание о наваленные на полы шкуры — поводом задуматься о том, чтобы переметнуться во враждебный лагерь. А каждый чих обсуждается в самых дальних селениях.

А там, глядишь, и собственные комплексы разовьются, начнется паранойя, испортятся отношения с подданными…

Или к примеру (вспомним старину Гиксая), запросто можно травануть такого монарха, или даже прирезать втихаря. И никто из подданных и даже ближайших сторонников не удивится подобному исходу — ведь Царь Царей болел уже давно, просто скрывал этот факт. Все уже ждали этой смерти, почва была подготовлена, группировки наследников заряжены на захват власти, а не на поиски убийцы. Тут даже если и сам не помрешь, помогут.

…И Власть сама собой падает в подставленные заранее ладошки. Остается только успеть ее подхватить.

…А значит, мне остается только вычислить хозяина этих самых ладошек и…

И опять хрень какая-то получается. Никаких гарантий, что гаденыш, выдумавший такие хитрые комбинации, не сработает чуть глубже и не попробует, допустим, сместить руками самого Царя Царей очередную фигуру на своем пути к власти. Ведь как идеально, — одуревший от подозрений Мокосай грохает своего ближайшего наследника, и на его место встает кто-то другой… Когда играешь против гроссмейстера, нельзя делать необдуманных шагов и хвататься за лежащие на поверхности решения и ответы. Тут еще придется думать и думать, и тщательно прощупывать почву перед тем, как сделать хоть один, даже крохотный, шаг… И боюсь, что сам Мокосай тут мне проводником послужить не сможет — слишком прямолинеен и честен.

Надо бы найти в его окружении кого-то умного, хитрожопого и подловатого, однако всецело ему преданного, и работать уже через него… Только где ж найти такого?

…Однако, кое-что можно, пожалуй, будет сделать и прямо сейчас…

— Нет, Царь Царей и друг мой Мокосай, проклятье Виксая никак не могло тебя затронуть, — стараясь говорить максимально убедительно, произнес я. А дальше, скорчив обиженную рожу, добавил: — Ты ведь меня почти оскорбил таким предположением… Это все равно что сказать Лга’нхи что он промахнулся копьем мимо оленя. Мои проклятья точны и всегда попадают в того, кому предназначены.

…Однако, это все же не означает, что кто-то другой не попытался ударить тебя тем же, или похожим на него оружием. Не получал ли ты в последнее время каких-нибудь подарков? Может, кто-то новый появился в твоем окружении? Не носишь ли ты одежд, в которые одевался Виксай? Кто готовит тебе еду? Хорошенько подумай об этом.

…А мне, пожалуй, стоит получше познакомиться с вашими шаманами. Может, они подскажут что-то, или выведут на правильный след.

А пока, мы с тобой устроим большое камлание. Я буду гадать и спрашивать Духов, и если замечу какую-то порчу, то уничтожу ее.

После моих слов Мокосай посветлел лицом и вроде даже расслабил плечи, которые до того держал неестественно прямыми. Но потом вдруг опять какая-то тучка набежала на его чело.

— А у каких Духов ты собираешься спрашивать? — озабоченно глядя, спросил он у меня. — Если своих, ирокезских, то что они могут знать обо мне? А наши ведь, наверное, не станут с тобой разговаривать… Может, тебе сначала надо жениться, а потом уже…

…Вот же блин, — на нем страшное проклятье висит, а он, мало того что в метафизику ударился, так еще и страшилу свою (а я уже почти не сомневался, что моя нареченная невеста обязательно окажется страшилой) все пристроить норовит. Или это плоды долгих раздумий в ожидании нашего прихода и гаданий, насколько действенной может быть помощь «чужого» шамана?

— Так ведь невесту «убивать» придется, — поспешно возразил я, пытаясь оттянуть неизбежное. — Так что она, вроде как, тоже в общении с иратугскими духами мне не помощник.

Но ты не волнуйся, во-первых, имя Шамана Дебила и племени Ирокезов в мире Духов кое-что, да значит! Так что, когда я приду к твоим предкам с просьбой о помощи тебе, их потомку, они не откажут в своей помощи Нам.

…Хотя, по хорошему-то, конечно, стоило бы принять тебя в ирокезы (а почему «наш» ирокез не может быть царем соседнего царства?), но боюсь, сейчас это только все осложнит. Так что я проведу особый обряд, и ты станешь нам с Лга’нхи чем-то вроде троюродного брата… Это, конечно, налагает на всех нас троих определенные обязательства… Но я уверен, что Царь Царей Мокосай, с которым мы бились плечом к плечу на Великой битве, и так всегда пришел бы к нам на помощь, даже если бы просто оставался нашим другом. Как мы пришли к нему на помощь сейчас (то, что после легкого пинка Леокая, это мелочи). Так что, думаю, Великий Вождь Лга’нхи не скажет «нет» такому новому брату?

— …И было это в тринадцатую ночь второго месяца, потому что сложенные тринадцать и два дают пятнадцать, а если пятнадцать поделить на три и снова прибавить два, то получится семь, а ровно столько букв в имени Царя Царей Мокосая!

И вышел Я, Великий Шаман Дебил, в тринадцатую ночь второго месяца во двор Дворца Царя Царей Иратуга, и черпанув ведром воду из колодца, вылил ее на землю.

И пошел я вслед за текущей водой до того места, где она остановилась. И принес туда еще одиннадцать ведер, потому что вместе с первым их стало двенадцать, а это есть число месяцев в году.

И сел я рядом с водой, и стал ждать. И когда вода успокоилась, а муть осела, сосчитал отраженные в той воде звезды, и было их числом ровно сто двадцать восемь.

И понял я, что число сто двадцать восемь подсказали мне Духи, ибо вылив воду, соединил я три стихии — Неба, Воды и Земли!

И стал я смотреть на звезды, и спрашивать Духов о важном.

И говорили со мной Духи. Говорили со мной Звезды, Вода и Земля, и многое поведали, но и многое скрыли, ибо гнушаются Духи и Стихии мелочами, столь важными нам, простым людям.

…Вот потому-то собрал я вас всех тут, жители Великого Иратуга, и хочу спросить следующие вещи.

Знает ли кто-нибудь из вас двухцветную козу с одним кривым рогом, принадлежащую дальнему родственнику Мокосая, у которого есть сын или племянник лет шести-семи от роду? Ту козу мы принесем в жертву Духам, и они поведают мне способ избавить Царя Царей от многих бед и огорчений.

…А знает ли кто из вас жителя Иратуга, живущего где-нибудь в соседнем селении, имеющего двух жен, причем одна из них должна быть родом из соседнего Царства? Мне понадобится горсть земли с его поля для очень важного гадания.

…А еще — кто-нибудь знает про молодого воина, родича Виксая, чей дед приехал в Крепость из дальних мест, женившегося, или собирающегося жениться в ближайшее время, в чьем доме живет собака серой масти? Этот воин должен будет нести двухцветную козу с кривым рогом до места жертвоприношения…

…А еще — знает ли кто-нибудь…

Я нес всю эту ахинею и внимательно наблюдал за публикой, ее слушающей. Мне была важна реакция зрителей… или скорее, совершенно определенной категории зрителей.

…Собственно, козу эту несчастную я мельком видел, когда мы подходили к Крепости-столице и пас ее как раз мальчонка лет шести. А поскольку тут в столице дальней родней были практически все, то нетрудно было предположить, что и хозяин этой козы приходится Мокосаю какой-нибудь седьмой водой на киселе.

Иратугцев, имеющих двух и более жен, тут также было предостаточно, а учитывая вполне разумную привычку местных приводить невест из относительного далека, я нисколечко не удивился бы, если мне сходу предложат десяток кандидатур.

Собаки тут почти все были серовато-грязноватые и жили почти в каждом доме. А насколько я помнил некоторые рассказы по истории Иратуга, вместе с отцом Виксая, пришедшего занять Трон на правах родственника прежнего царя откуда-то с севера царства, пришло и поселилось тут немало его родни.

Короче, и все остальные вопросы, что я задавал благоговейно слушающей меня публике, были примерно из той же серии.

…Собственно говоря, мне искренне пофигу была расцветка собаки и козы, как впрочем, и количество жен или откуда чей дедушка приехал. Мне был нужен ОН! Я ждал кого-то похожего, может двух или трех, в сумме тянущих на него одного… Немного опасался, что это окажется какая-нибудь баба, и это весьма осложнит дальнейшую с ней работу, особенно учитывая мою нависшую как дамоклов меч женитьбу… Но ОН превзошел все мои ожидания, воплотил мечты и озарил надеждой!

…Он едва не подпрыгивал и не тряс рукой, умоляя вызывать его к доске… Он готов был нажимать на кнопки, звенеть в колокольчик, биться башкой об стену и угадать мелодию с первой ноты, лишь бы я позволил ему назвать слово полностью.

Только неимоверное почтение и страх, который я внушал большинству жителей Иратуга, не позволили ему заорать во все горло, лишь бы я заткнулся хоть на мгновение, делая паузы между своими вопросами, и позволил ему выплеснуть на меня распирающее его изнутри Знание.

Глаза его горели огнем азарта, с губ капала слюна вожделения, он готов был задушить всех окружающих голыми руками, лишь бы они не издали хоть звука раньше его.

— …Диросай, Диросай владелец той козы! — заорал он во всю глотку, едва я умолк. И продолжил,обличительно тыкая пальцем куда-то в толпу. — Вон он стоит. Тебе духи все точно поведали, евоная троюродная тетка была замужем за братом свекрови второй жены родной бабки Царя Царей Мокосая. А сынишке его Фтаку как раз этой весной шестой год пошел!

Орущий мужичок самой разгильдяйской наружности выпалил все это на одном дыхании, а потом, давясь, торопливо протиснул в легкие новую порцию воздуха, словно бы боясь не успеть, и снова продолжил. — Тех, которые по два раза женаты, в соседних селениях много. Но тебе, видать, нужен Киксой из Кривой Долины, который в позапрошлом годе взял бабу из Спаты, потому как калым за нее просили сущие крохи, ведь она кривая на один глаз. А у того Киксоя как раз старшая жена сломала ногу и некому было работать на полях и доить коз, вот этот хитрован и придумал взять себе вторую жену… Точно говорю, он тебе и нужен, потому как Рангай с Плоской Горы, хоть тоже и имеет двух жен, однако поля почти не засевает, а только овец пасет. А вот у Киксоя поля знатные, о том знают все. А у Бастра, что за Красным ручьем живет, тоже две жены, только та, что якобы из Олидики, по настоящему-то приходится ему шестиюродной родней со стороны второй жены евоного отца, а это уже вроде как не совсем то.

Ну а воин молодой— это, ясное дело, Лидасай, его тут все знают, а вон и собака евоная вместе с ним приперлась.Выпалив эти, и ответы еще на три-четыре заданных мною вопроса, мужичок обессилено умолк, но продолжал смотреть на меня преданными глазами собаки, наконец обретшей своего хозяина.

— Хм… Надо будет посмотреть на всех этих людей и на их животных, — благожелательно, но строго высказался я на эту торопливую и скомканную речь. А самого-то тебя как зовут, и чем ты занимаешься?

— А я это, зовусь Ниткаст, — чуть смущенно ответил мне мужичок, явно удивленный и обеспокоенный моим интересом к его персоне. — Я при дворе Царя Царей живу, с его стола ем… Ну и делаю все, что скажут. Сбегать там куда… Принеси подай… Все такое!

Когда мы вышли из Дворца после конфиденциальной беседы с Мокосаем, мою головушку переполняли разные думы, имеющие по большей части вопросительную форму. И пытаясь ответить на них, я как никогда осознал тот вопиющий уровень дефицита информации, на котором оказался. Разбираться в интригах чужого царства, не имея под рукой надежного источника даже простейшей информации по типу «Кто есть Ху?», было просто невозможно. Каждая, едва начавшая бежать по наметившейся дорожке мысль, немедленно упиралась в тупик банального незнания. С этим надо было что-то делать и искать того, кто сможет растолковать мне все подробности иратугской жизни.

А откуда взять такого человека?

«Болтун — находка для шпиона» — внезапно, как озарение пронеслось в моей голове. Мне нужен был матерый, качественный болтун-сплетник. Но где его взять?

…Нет, в том, что он тут есть, я практически не сомневался. Даже в сравнительно невеликом племени Нра’тху, насколько я помню, и то были свои болтуны, знавшие всё обо всех. Скажу по другому, «Мечтающие знать всё обо всех».

Есть, знаете ли, такой тип человека, которому жизнь других людей интересна куда больше чем своя собственная. Такого хлебом не корми, но обязательно дай разузнать какую-нибудь сплетню о соседе, и разнести ее по всему миру.

Зачастую, подобные люди тратят столько усилий, проявляют такую смекалку, и хитроумие на добывание свежей сплетни, и с такой энергией и бескорыстием разносят эту информацию до окружающих, что кажется, потрать они все эти силы на собственное благополучие, и число олигархов в мире резко скакануло бы в разы.

Но становиться олигархами таким людям не интересно. А вот разузнать с кем спит тот или иной олигарх, или сколько стоит его новая яхта или дворец… — собственно это и составляет истинное Щастье подобных людей.

Их было много и в моем мире. И каждый, кто подойдет к киоску «Союзпечати» и посмотрит на обилие глянцевых журналов, найдет там подтверждение моим словам. Более чем хватало их и тут.

Осталась мелочь — найти!

Искать я решил методом опроса населения. Только вот спрашивать, «А не знает ли кто-нибудь самого болтливого сплетника в Иратуге», я, разумеется, не стал…Ну, хотя бы потому, что самый болтливый сплетник сам не признается, зато ткнет пальцем в кого-нибудь другого, потому что себя такие люди болтунами и сплетниками не считают.

Но это-то как раз не самая большая беда, а вот то, что кое-кто может задуматься, зачем мне понадобился подобный человек, вот это уже представлялось абсолютно лишним.

Итак, как найти сплетника-болтуна? — Ну естественно, начав задавать вопросы об окружающих и выделив тех, кто больше всех будет рваться отвечать.

Плюс к тому, мне так и так пора было начинать проводить информационно-мистические мероприятия по выявлению «проклятий», «сглаза» и «порчи», и возможность получить двойную выгоду от одной бессонной ночи только радовала.

Так что я, недолго подумав, затеял всю эту ахинею с поливанием водой двора Мокосая и подсчета отраженных в образовавшейся луже звезд.

…И это вместо того, чтобы, отпросившись куда-нибудь в горы, набить там брюхо мясом жертвенной козы и завалиться спать на свежем воздухе, «прозревая» вещие сны.

Мне была нужна публичность, чтобы слухи о том, что злобный Шаман Дебил открывает военные действия в мире духов с целью оказания помощи Царю Царей Мокосаю, как можно быстрее дошли до самых отдаленных уголков царства. Пусть мои противники начинают трепетать и делать ошибки.

Следующий день я, ясное дело, отсыпался, и только ближе к вечеру попросил Мокосая созвать всех жителей его Крепости на площадь перед Дворцом и обратился к ним со своими вопросами. Так в мои сети попался Ниткаст.

Ниткаст оказался воистину бесценной находкой. И, пожалуй, идеальным источником информации, о котором я мог только мечтать.

Прежде всего, он был потомственным люмпеном-«низшим». Как я понял, в эту категорию провалился еще его дед, и с тех пор уже третье поколение семьи Ниткаста влачило эту жалкую долю.

Впрочем, сам Ниткаст особо забитым и несчастным явно не выглядел. И даже скажу больше, иногда мне казалось, что он испытывает некое чувство превосходства над своими «высшими» собратьями, ибо ему не приходится вкалывать на полях, бегать за козами или ворочать камни в рудниках. И вообще, ломать себе голову, как прокормить себя и свою семью. Ниткаст жил при Дворце и считал себя человеком государственным.

Да, пусть и на должностях «принеси-подай-сбегай», но Ниткаст служил Царю Царей и вращался в самых что ни на есть высших кругах, был в курсе всех сплетен и новостей Царства. Да и объедков с Царского стола ему перепадало иной раз больше, чем какому-нибудь свободному крестьянину-пахарю и даже одежду он свою донашивал из царского гардероба, так что, в отличие от простого крестьянина, в его запасах даже была одна шелковая рубаха, пусть даже и расползающаяся от старости по швам.

Опять же, почти не имея собственной жизни и собственных интересов, Ниткаст мог полностью отдаться жизни других. И поскольку с малолетста частенько исполнял должность гонца и за свой тридцатник с небольшим уже наверное успел оббегать все царство раз по сто, действительно знал ну хоть что-то о каждой живущей в Иратуге семье.

А уж про жителей Дворца, столицы и окрестностей он знал каждую мелочь, — кто, с кем, и сколько раз, у кого, почем, и в каких целях.

Этот кадр был воистину бесценен для меня, — единственная сложность, не убить его до окончания следствия, ибо задолбать своей болтовней он сумел меня в первые же минуты.

Следующим этапом колдовства была транспортировка обреченной на бессмысленную смерть козы к месту суперважного гадания. Помимо юного Лидасая, вышагивающего с этой несчастной зверушкой на плечах с таким видом, будто как минимум тащит кольцо Всевластия, пусть и роняющее время от времени вонючие катышки из под коротенького нервно дергающегося хвоста, в этот поход с нами увязалось десяток дружинников Мокосая, ученики Шамана Дебила, студенты Правоведческого Факультета, Лга’нхи и вся оикия ирокезов.

Нахрена? Ну… больше всех мне нужны были студенты. Потому как гадать Царю Царей, да еще и прямо в его царстве — это вам не Асииааку лапшу на уши вешать… В том смысле, что масштабы места, на котором проводится гадание, должны быть надлежащими.

Да, это там в степи какой-то несчастный холмик, возвышающийся над плоской равниной, вполне подходил для соответствующего действа. Но тут нужна была как минимум гора. Да желательно не простая, а совсем даже особенная, овеянная мистической славой или отмеченная какими-нибудь историческими событиями. Все должно играть на крутизну гадания… Хотя, признаюсь, были еще кой-какие критерии, которые я не хотел разглашать публично.

Но с большой горой и работы было значительно больше, тут уже выбритым пятачком земли не отделаешься. Тут нужна серьезна подготовительная работа, которую кто-то должен сделать… и желательно, чтобы этим «кем-то» был не я. (Мне не очень нравятся такие работы).

Так что работать будут студенты. А надзирать за работами — ученики Шамана, сиречь Эуотоосик и Гок’рат… потому как, коли уж взял студентов, то не оставлять же учеников. А уж коли взял учеников, то придется найти им какое-то занятие.

Охрана Царя Царей, ясное дело, пошла, потому что несолидно человеку, занимающему столь высокую должность, шляться одному как какой-нибудь шпане. А Лга’нхи со своей бандой типа тоже пошел для солидности, ибо не отправлять же своего шамана как бедного родственника с одними чужеземцами.

Я бы, пожалуй, раздулся от важности, принимая такие почести, только вот ребята из окружения Мокосая еще раньше, на пиру пообещали своим корешам из диверсионной оикия настоящую крутую охоту, «какой они у себя в степи даже и не видели», и явно пытались воспользоваться моментом выхода из города, чтобы приятно провести время.

Эти засранцы вроде как даже уже успели поспорить, кто больше добудет горных баранов… Весть о чем сразу разнеслась по всему Иратугу и предстоящий матч уже во всю обсуждался по всем деревням и весям этого царства.

Подходящая гора нашлась со второго раза. Первую, на которой местные шаманы и так обычно проводили большинство камланий, я забраковал. А вот зато вторая вполне себе подошла — и местечко достаточно уединенное, и сама гора… так сказать, очень подходящая для моих целей. И какой-то далекий иратугский Царь одержал возле нее какую-то грандиозную иратугскую победу… Настолько грандиозную, что о ней помнят даже спустя десяток поколений. (Никак, десятку человек зараз морду набили). Короче, место подходило вполне. И я не стал откладывать дело в долгий ящик, начав подготовку к Великому Камланию.

И пока я, размышляя о Важном и Вечном, в поте лица варил наркокомпот из принесенных с собой припасов (местными лучше не пользоваться), мои студенты в поте лица чистили вершину, а Лга’нхи с приятелями, также в поте лица, бездельничали, лазая по горам и добывая разную дичь.

Глава 5

— Ну как? — спросил я у Лга’нхи.

— Нормально, — ответил мне он.

— А Ниткаст чего говорит?

— Он говорит слишком много, — раздраженно ответил мне Лга’нхи. — Сам с ним разговаривай, а то мне хочется его убить.

…Будто мне не хочется.

Собственно говоря, беседа эта проходила уже спустя почти неделю после Великого Камлания. Которое, впрочем, прошло вполне обыденно и почти неинтересно.

Ну, залезли мы с Мокосаем на вершину изрядно очищенной от всякой травы и кустов горы. Резанул я горло несчастной козе, на свою беду так не вовремя попавшейся мне на глаза. Обрызгал ее кровью очередную нарисованную пентаграмму. А заодно уж напоил этой же субстанцией Мокосая, подмешав в пойло хорошую такую порцию грибной наркоты. А потом, брезгливо ковыряясь в козьих кишках, еще раз старательно допросил Царя Царей в тщетной надежде, что его расторможенное наркокомпотом подсознание подкинет мне каких-то дополнительных фактов о кознях злобных врагов и ткнет пальцем в кандидатуру Главного Злодея.

Тщетно. Под дурью Мокосай все больше раскачивался, сидя на заднице и бессмысленно уставившись перед собой, да бормотал разную хрень, вслушиваясь в которую, я потратил половину ночи, но так и не извлек ничего для себя полезного.

Вторую половину ночи я, махнув рукой на психоанализ, потратил на мясо козы, дедуктивный анализ всей собранной мной информации о положении дел в Иратуге и просчитывание своих следующих шагов.

Что, собственно, я знал абсолютно точно? Под Мокосая явно копают. Кто-то хитрый и умный распускает слухи о его болезни и о плохом положении дел в Иратуге… Что в глазах местных есть взаимозависимые явления.

Как в Китае, где император отвечал перед народом за стихийные бедствия, ибо ему по должности полагалось договариваться по таким вопросам с Небом, и коли возникал какой-нибудь потоп, засуха, или иной катаклизм, это означало, что договаривается он хреново, а значит, и император он соответствующий умению договариваться, так и тут, Царь Царей был ответственным за все, и только полный идиот не смог бы провести параллель между его собственным здоровьем и неурожаем, падежом скота или нашествием саранчи.

…Только вот Тут поменять такого хренового правителя было куда легче, чем в Древнем Китае, поскольку дистанция между Царем Царей и народными массами, недовольными его правлением, была намного короче.

…Ну да все вышеперечисленное—это банальная констатация фактов, уже давным-давно известных. А вот вопрос «кто?», даже после нескольких дней пребывания при Дворце и разговоров с Мокосаем, по-прежнему оставался абсолютно неясным.

Зайдем с другого края: кому выгодно?

Ну, первым и самым явным кандидатом будет Фулкар, какой-то там кривоколенный племянник бывшего Царя Царей Виксоя. Который по результатам гражданской войны вынужден был прогнуться под Мокосая и даже принести ему какие-то страшные клятвы покорности. А еще…

…Нет. Не от той печки я начал плясать. Пожалуй, стоит погрузиться в проблему поглубже, в смысле, по времени. Так что нафиг края, вернемся к самому началу Больших Иратугских Разборок и посмотрим на творившиеся тогда безобразия.

…Когда я хорошенько порасспросил Мокосая про эти дела, то выяснил, что это именно Фулкар чуть ли не возглавлял так сказать «участников заговора», «сместившего» прежнего Царя Царей с занимаемой должности методом скоропостижной, но всеми уже с нетерпением ожидаемой кончины от воткнутого в брюхо кинжала.

И что очень немаловажно, кинжал этот принадлежал именно Фулкару, и именно он воткнул его в двоюродного дядю после очередной вспышки бешенства и паранойи у бывшего монарха.

…Вообще-то говоря, даже Мокосай признает, что тогда вопрос стоял «или-или». Или Фулкар прирежет дядю, или дядя грохнет племянника. Но!

…Но дальше у этого молодого еще, но уже весьма предприимчивого политического деятеля вышел небольшой облом. Метившего на место Царя Царей Фулкара широкие массы иратугской общественности в упор отказались видеть на этой должности. И не только (а в прочем, может быть, именно как раз) из-за близкого родства с прежним Царем Царей, который при жизни умудрился всех задолбать своей простотой и бесхитростностью при принятии решений (в том числе, кого казнить, кого помиловать), да еще и так изгадил собственную репутацию и репутацию Царства, что одно только упоминание о нем и его родне начало вызывать у большинства простых иратугцев приступы изжоги.

Но самое главное, даже несмотря на эти приступы изжоги, убийство, пусть и кривоколенного, но двоюродного дяди, не слишком укладывалось в патриархальном сознании жителей Иратуга, воспринимавших это как-то уж очень негативно. И они сильно сомневались, что предки будут благоволить тому, кто свершил такую бяку. А значит и «договариватель с Небом» из него получится хреновый.

Сложилась весьма дурацкая ситуация. Даже после того как место на троне полностью освободилось, явный лидер оппозиции не мог занять место Царя Царей из-за мнения народа, который в этих краях еще много что значил.

И тут, воспользовавшись этой ситуацией, вдруг оживились другие кандидаты на должность, и начали активно толпиться на ступеньках, ведущих к Трону, пихаясь локтями, наступая друг-другу на ноги и грязно матерясь.

И что еще интереснее, среди предлагаемых кандидатов на Царство Мокосая спервоначалу вообще не было. А были двоюродный брат Виксая — Дороскай; его племянник Фулкар, все еще не оставивший честолюбивых мечтаний; Шорбей — ближний советник Царя Царей и отец его второй жены; Муж его первой дочери Докай, и еще штук пять-шесть так сказать «второочередных» кандидатов, впрочем, «второочередными» себя не считающих.

Увы, но смерть Царя Царей была слишком внезапной и обрамлена слишком необычными и странными обстоятельствами, чтобы Виксой мог успеть подготовить «законного» наследника. И слишком нервной была обстановка в Царстве, чтобы смена произошла относительно спокойно. Увы, но очень уж многие вдруг стали думать, что дальнего родства с царским семейством и некоторого положения в иратугском обществе вполне достаточно для занятия столь высокой должности. А никого Надзорного органа, который бы смог обеспечить честные и устраивающие всех, а главное — бескровные выборы, в царстве предусмотрено не было. Ни тебе Верховного Суда, ни Совета Старейшин, ни Верховного Понтифика.

Так что мирно договориться не получилось. И не получалось до тех пор, пока большинство кандидатов в ходе «избирательной компании» взаимно не аннигилировали друг дружку.

Фулкар сразу грохнул своего главного конкурента Дороксая и кучу его сторонников, первым пролив кровь, что опять же не прибавило ему симпатий. Потом Шорбей разобрался с Докаем, но и сам погиб при невыясненных обстоятельствах, как говорят, во время переговоров с одним из «второочередных».

Впрочем, среди этих самых «второрчередных» шла та же хрень, резня и предвыборные дебаты, не лучшим образом влияющие на их здоровье в частности и статистику долгожительства в Царстве вообще.

А пока все эти ребята срались между собой и резались, фактическая власть в стране, пусть и временно, но легла на плечи бедолаги Мокосая, который, будучи простым должностным лицом в чине командующего гарнизоном крепости (что формально делало его главным над всеми вооруженными силами Иратуга) просто продолжал служить, не особо заморачиваясь выборами Царя Царей, и ни на что особо не претендуя, а просто подгребая под себя оставшиеся бесхозными ресурсы и властные полномочия.

Ведь война-то войной, но кто-то же должен решать мелкие споры, выставлять из государственных закромов на «стол царя царей» корм для «низших» и следить, чтобы эти «низшие» свой корм отрабатывали… Чтобы руда попадала в мастерские, а свежесделанные мотыги и серпы — в руки нуждающихся в них крестьян, принесенные крестьянами продукты вовремя оказались на столах шаманов-ремесленников, а пришедшие в Иратуг торговые караваны из других Царств не ушли обратно без иратугских тканей, увезя с собой так нужные тут бронзу, шелк и заморские специи.

…Ну и всякие подобные хозяйственные мелочи, которым нет числа и без которых царство не царство, свалились на плечи начальника гарнизона, пока кандидаты на должность Царя Царей упоенно резали друг дружку во имя светлого будущего… Естественно, своего.

В общем, когда ажиотаж от смерти Царя Царей немного спал, а предвыборная компания уже изрядно приелась электорату, все вдруг поняли, что нехрен кого-то выбирать, потому что фактически Царь Царей и так уже есть. Народ начал сплачиваться вокруг Мокосая, в том числе и те сторонники павших кандидатов, что уже хорошенько успели порезвиться при жизни своих лидеров и потому с полным на то основанием опасались законной мести вероятного Наследника.

Так что в конечном итоге, «победивший» всех Фулкар вдруг понял, что остался с сотней своих ближайших сородичей против почти всего царства, во главе которого стоит простой и бесхитростный парень Мокосай. Фулкар попытался было устранить это странное недоразумение со своего пути, потыкав в него чем-нибудь острым. Но Мокосай и сам был парень не промах, и ясно дал понять, что такие шутки ему не нравятся. Фулкару пришлось смириться, отказаться от претензий на Трон и, зализывая раны, уползти в свои северные родовые вотчины.

…Собственно, такова была версия произошедших событий в изложении самого Мокосая. И хоть у меня и были некоторые сомнения в такой абсолютной белопушистости самого рассказчика, поводов не верить его словам вроде бы не находилось.

Но что мне это все давало? — А ни хрена!

Фулкар парень резкий и честолюбивый, не гнушающийся кровью, но умеющий вовремя остановиться. Это явно не новость. Как, впрочем, и то, что он не склонен к особо хитрым интригам, зато любит полагаться на силу и удар копьем. (Достойный наследник Виксая).

Насколько я успел узнать, из «второочередных» кандидатов выжили двое. Некий Лагсай, бывший кем-то вроде главного ловчего при прежнем Царе и попутно его дальний родич. И еще один темный мужичок, вроде как претендовавший на родство с тем Царем, что был тут до дедушки Виксая.

Первый был откровенным дураком и потому быстро обломался при дележке царских регалий. Оттого и остался жив, сойдя с дистанции в самом начале, когда накал страстей еще не был так велик.

А вот второй… Второй был уж больно темной лошадкой. И действовал как-то малопонятно. В том плане, что вроде как и заявляя о своих правах, фактически так и ничего не попытался сделать, чтобы подтвердить их реальными действиями. Опять же, благодаря чему и остался жив.

Но! Опять это хреновое «Но». Теоретически, у каждого мертвого кандидата ведь тоже были родичи и наследники, так что искомый мной хитрован мог оказаться одним из них, либо действовать в их интересах.

А это фактически отбрасывает меня на прежние позиции. И жутко раздражает… Очень хреново воевать с врагом, которого не знаешь, не видишь и не слышишь.

— …И пил я кровь жертвенной козы. И смотрел я сквозь Кромку, и говорил с теми, кто Знает и поведали они мне Истину.

Против тебя злоумышляли, о Великий Царь Царей Великого Иратуга. Но были это люди слабые и неумелые, чье мнение в Мире Духов не стоит и навозного катышка из-под козьего хвоста. Так что от их наговоров и насылов я излечу тебя в два счета. Потому что я есть Великий Шаман Дебил, глубоко погрузившийся в Мир Духов, и даже сейчас вижу дальше и больше, чем когда-нибудь смогут увидеть они, даже если наварят себе целое озеро Волшебного Зелья.

…И это хорошие новости.

Но есть и плохие… Вернее, чуть менее приятные — все, что происходит в нашем мире, из Мира Духов видится не так, как это видим мы. А еще сложнее понять суть показанного духами, о чем ты и сам знаешь, ибо, как Царь Царей, прозревал будущее. (Ага. Видения под грибной наркотой по своей загадочности и неясности сравнимы с инструкцией к мобильному телефону, что я купил перед тем, как попал сюда. Интересно, что употребляют те, кто пишет эти инструкции?)

…Поэтому твои Предки, говорившие со мной, не смогли мне прямо указать на того, кто злоумышлял против тебя.

Но это и неважно, ибо сила моей Магии столь велика, что может действовать даже без помощи Духов. Я окропил кривой рог жертвенной козы твоей и своей кровью, наложив на него особо сильное заклятье.

Сейчас тот рог вызревает прямо там, где пересекающиеся линии волшебного узора образуют особое место Силы, любезное Духам и наделенное особой аурой. Когда пройдет пять дней, я поднимусь на ту вершину, выкопаю рог, и он укажет мне на того человека, кто творил заклятья против своего Царя Царей и желал ему Зла! Я отдам его в твои руки, и пусть тогда свершится Справедливая Месть!

…Такую речь, при полном собрании иратугского народа, я толканул Мокосаю, преследуя при этом две цели.

1. Надо было успокоить томящуюся душеньку Царя Царей — мол да, были всяческие нехорошести, но ситуация уже взята под контроль, органы наивысшей компетенции работают не покладая рук, враг будет разбит, Зло посрамлено и публично обгажено… Это куда проще, чем заверять, что мол все и раньше было хорошо, никакой опасности даже рядом не стояло. (Как это «не стояло», если он сам чувствовал какую-то подляну?)

Параноику, уверенному что у него жуткое заболевание, лучше дать плацебо, сказав, что это волшебное лекарство, «стопроцентно излечивающее от его болезни»… И взять побольше денег. Для лучшей убедительности. А человеку, уверенному, что его преследуют инопланетяне и прослушивают как минимум восемь-девять спецслужб одновременно, следует продать (также за большие деньги) шапочку из фольги и сделанный из старой сковородки «постановщик помех» — это куда лучше, чем доказывать ему, что он здоров, инопланетян нет, а спецслужбам такой больной на голову убогий утырок нахрен не интересен.

Ну а на второе… В смысле, пунктом 2, была банальная и давным-давно ставшая шаблоном в моем мире ловушка. А именно, зарытый и пребывающий сейчас в полном одиночестве и беззащитности на расположенной в относительной безлюдности горе «магический» рог.

…А то, что Лга’нхи с четырьмя ирокезами сейчас бдительно его охраняют, — это как бы не в счет. Официально, все они ловят сейчас по всем горам баранов, пытаясь выиграть спор у местных вояк.

…А что будет, если ловушка не сработает и за рогом никто не придет? Будет хреново, но морду после того, как рог не выявит супостатов и чернокнижников, мне опять же никто не набьет… Потому как рог этот давным-давно выкопан и запрятан в мою сумку. (Мокосай более-менее отошел от наркокомпота лишь по возвращении в свой Дворец, и я мог делать все, что захочу). Так что если ничего не случится, я нагло зяявлю всем, что злые люди таки украли волшебный рог, и объявлю его (и их) во всесоюзный розыск, что позволит мне абсолютно законно переворачивать все матрасы в Царстве во время его поисков и брать за жабры любого жителя Иратуга, показавшегося мне подозрительным.

…Да и что мне помешает, если у меня появятся более чем обоснованные подозрения, а вот доказательств не будет, тупо подкинуть этот чертов рог супротивнику, как стопроцентное доказательство его вины? …Но это я так, фантазирую на самый крайний случай. Это ведь «не наши методы».

А пока ждем, когда Чудо «дозреет» и дабы не умереть со скуки, общаемся с душкой Ниткастом.

— …евоной троюродной бабки племяш, который говорят еще при деде Виксая…

— Р-р-р-р… — Издал я рычание и, с ненавистью посмотрев на Никаста, клацнул зубами.

Он заткнулся. На время. На очень недолгое время… Потом опять пустился в рассказы, изобилующие абсолютно ненужными, но сводящими с ума подробностями.

Когда мне становилось совсем невмоготу, я опять рявкал… а иногда и бросал в своего собеседника что-то тяжелое, вырабатывая у него условный рефлекс, — ограничиваться более краткими характеристиками или хотя бы мгновенно затыкаться при виде неудовольствия на моем лице.

…Не могу сказать, что особо ударными темпами, но, кажется, дрессировка помаленьку начинала показывать успешные результаты, и я уже почти что мог узнать довольно подробную характеристику любого заинтересовавшего меня лица, его биографию и ближайшие родственные связи без того, чтобы выслушать рассказ про то, с кем в возрасте шестнадцати лет загуляла его пра-прабабка, и чем был славен ее дедушка.

В общем, нетрудно понять, я «заводил дела» на всех сколько-нибудь значимых людей Иратуга, параллельно развешивая их по веткам генеалогических деревьев этого славного царства.

Ниткаст, конечно, был в этом прекрасный помощник, обладающий потрясающей памятью и воистину энциклопедическими знаниями чуть ли не о каждом жителе своего царства —чисто, доисторический интернет… Но вот слушать его речи было сущим мучением. Словно открываешь страницу Википедии, а одновременно открываются все расположенные на ней ссылки, и тебе приходится мучительно перебирать их одну за другой, оценивая, насколько важна тебе находящаяся там информация.

…Но тем не менее, постепенно с горем пополам, но из рассказов Никаста и моих собственных рисунков-схем начала складываться следующая картинка. Население Иратуга, по большей части, объединялось в четыре крупных рода-клана. Были, конечно, и еще кланы, и семьи поменьше, но костяк общества составляла эта четверка кланов. И именно их представители как правило играли наибольшую роль в политической и экономической жизни этого царства. Вероятно, когда-то живущие в горах отдельные племена объединились друг с другом, попутно подгребя под себя еще с десяток мелких семей и племен. И хотя произошло это (могу только предполагать) примерно пару сотен лет назад, эти старые родственные связи все еще не размылись, растворившись в общем котле.

Итак, иратугские кланы. Первые, назовем их «Виксаичи», поскольку к этому клану принадлежал сам Виксай, они обитали по большей части на севере и славились своими козами и молочной продукцией. Жениться предпочитали на девках из расположенных дальше на север Спаты и Тиабага, чем отчасти и поддерживали свою особость. А еще представители этой семейки славились буйным нравом и любовью к войне.

Вторые, опять же, условно назовем их «Шорбеичи»… Эти, кстати, по большей части были моими коллегами, поскольку «крышевали шаманский бизнес». Не то чтобы они все повально шли по «духовной части», но именно из их среды и появлялись наиболее известные и «глубоко проникшие в мир Духов» шаманы. Причем специализирующиеся в основном на лечении, астрологии-гадании и плавке металлов. А еще в их «епархию» входила торговля и сопутствующая ей дипломатия.

А вот изготовление тканей, а главное, окраску ниток для разноцветных иратугских тканей, которыми царство славилось и торговало со всеми соседями, посылая товар даже далеко на восток в Вал’аклаву, держали под собой некие Драхтовичи, как я их обозвал по старейшему и наиболее уважаемому представителю клана, о котором упомянул Никсай.

Драхтовичи были люди себе на уме, в политику особо не лезли, но и понимая крутость своего особого положения, сесть на шею себе не позволяли. Эти девок себе привозили аж из Оглики, наиболее дальнего северного царства. То ли не желая делиться секретами даже с соплеменниками, то ли ценя неизбалованность этих почти дикарок. Что было немаловажно в виду неких специфических особенностей их трудовой деятельности.

Драхтовичи вообще были людьми замкнутыми и не склонными к разговорам. И жить предпочитали где-нибудь на отшибе, подальше от больших поселков.

И вот как раз за это на них никто не обижался, ведь каменновековые технологии обработки и окраски полотна базировались чуть ли не исключительно на моче и экскрементах, так что вонища в районах их производств стояла преизрядная. Собственно говоря, потому-то неформальным прозвищем драхтовичей было «вонючки».

Четвертым кланом были Накаевичи. Да-да, в честь моего близкого друга и подельника Накая. Эти по большей части были пахарями. В политику тоже особо не лезли, хотя и представляли самый многочисленный клан. (Вероятно, как раз оттого, что в политику особо не лезли, это и позволяло поддерживать их многочисленность).

Но вообще-то говоря, за исключением Драхтовичей, специализация кланов была весьма условной. Пусть Виксаевичи и считались самыми воинственными и драчливыми, но в войске служили представители всех четырех кланов. Как впрочем, и занимались земледелием, пасли скот или ткали полотно. Поскольку за несколько сотен лет проживания единым народом уже успели породниться и перенять навыки друг друга.

…И, как я уже говорил, в царстве проживали еще представители десятка намного более мелких и назначительных кланов. И вот, вроде как, Мокосай, принадлежал чуть ли не к самому малочисленному и незначительному. Оттого, видать, и искал себе «родовитую» невесту. И в данном случае слово «родовитая» означает не знатность происхождения и благородные понты, а буквально, сильный и богатый род, на который Царь Царей смог бы опереться.

…Только вот с «той» женитьбой, я (а вернее, Осакат) его обломали. Так что сейчас Царю Царей приходилось править, в десять раз чаще взвешивая каждое свое решение, чтобы не дать повода представителям сильных кланов сместить его с занимаемой должности.

Такая взвешенная и обдуманная политика, конечно, шла Царству только на пользу, но зато и седых волос прибавляла Царю Царей преизрядно.

…Впрочем, стоит заметить, что даже несмотря на облом с последней женитьбой, все эти годы Мокосай отнюдь не жил бобылем, лишенный женской заботы и ласки. Жен, оказывается, у него уже было аж три штуки. Правда, вторая, как и Тишка, померла родами. Зато и детишек у него было уже шесть штук. Только вот четверо из них — девчонки, три из которых уже были замужем. А двое парней — совсем крохи и в политическом плане создавали папаше больше проблем, чем приносили пользы. В том смысле, что добавляли беспокойства за свою будущее в случае скоропостижного смещения Мокосая с должности Царя Царей. Дочек бы в таком случае еще, может, и пожалели бы. А вот мальчишек грохнули бы непременно.

…Увы, но и первые жены Мокосая были не особо родовитыми. Две оставшихся в живых, так и вообще из соседних царств… и тоже не шибко родовитые. Вторая, умершая, была из местных, но происходила из мелкого клана.

Да и дочек Мокосай раздал замуж за кого попало. Поскольку, когда подоспело время их замужества, был еще не Царем Царей, а простым солдатом.

Короче, из того что я понял, царствовал Мокосай до сих пор исключительно потому, что в данный момент всех устраивал именно «в силу своей слабости». Все-таки, для этого мира гражданская война это слишком большое потрясение. Особенно в царстве, население которого насчитывает едва ли десяток-другой тысяч человек. Причем, почти каждый житель способен проследить линию своего дальнего родства с любым другим жителем, пусть даже тот и проживает в прямо противоположном конце царства.

По сравнению с гражданской войной в таких условиях даже поход против аиотееков и Большая Битва не вызвали серьезного волнения в народе, поскольку после того, как война прошла через твои дома, битва где-то там, в степи, с какими-то неведомыми врагами, казалась сущим пустяком и приятным развлечениям. Даже несмотря на многочисленные жертвы.

…Да. После таких потрясений всем хочется спокойствия и тишины. И Мокосай был именно той фигурой, которая более-менее могла ее обеспечить. Но похоже, кто-то имел собственные планы на этот счет.

Итак, наибольшее подозрение вызывают представители двух кланов — естественно, Виксаичи и Шорбеичи. Они вечно поставляли Царей на трон Иратуга, и кое-кто вполне мог решить, что пора согнать чужака с их законной собственности уже настала.

И предпринятый «стиль сгоняния» явно указывал на Шорбеичей. Колдовство и интриги, это больше по их части. В то время как Виксаичи больше полагались на грубую силу.

…Вот только выслеженный Лга’нхи засланец, долго рывшийся в свете луны в центре нарисованной мною на вершине священной горы пентаграммы, как оказалось, не принадлежал ни к одному из этих кланов… И более того, после осторожных, но дотошных допросов Ниткаста выянилось, что и малый клан этого самого Гдака, да и сам вышеупомянутый Гдак, были кем-то вроде клиентов^[37] клана вонючек-Драхтовичей. Ага, тех самых, которые в политику не лезли, предпочитая жить на отшибе.

И вот теперь, слушая очередной словесный понос Ниткаста, я размышлял о своих дальнейших действиях.

Конечно, проще всего было наехать на того мужичка, который пытался откопать рог, благо, следуя моим инструкциям, Лга’нхи не грохнул его на месте и не взял в плен, а грамотно отследил до места жительства.

Теперь, казалось бы, впору накрыть его плотным колпаком, отследить все связи и выйти на супостатов… Только не так-то это просто. Мужичок тот живет не в отдельной хижине и не посреди огромного мегаполиса, в котором всем на всех наплевать.

А вы попробуйте следить за кем-то в маленькой деревеньке, расположенной недалеко от Крепости-столицы, где все про всех знают и все всех видят. Да еще и расположенной прямо посреди довольно оживленной дороги в город, так что ходящие по ней иратугцы отнюдь не вызывают подозрения и не привлекают внимания.

…Тогда другой вариант — силой своей «шаманской мысли» я отслеживаю «украденный» рог и нахожу его у этого засранца, мы берем его в оборот, светим в глаза лампой и трясем как грушу, пока с него не опадут все нужные нам сведения.

…А если его используют втемную? И мужичок этот, почитай, ничего и не знает? Или (а такой вариант тоже возможен) подумал мужик как-то полгода назад про Мокосая «чтоб у тебя прыщ на заднице вскочил». А теперь перепугался, что злобный Шаман Дебил выследит его «проклятье» и побежал с перепугу красть рог?

Не. Торопиться с резкими действиями, пожалуй, не стоило. Пусть в эту, расставленную на медведя ловушку и попал мелкий суслик, однако не выкидывать же даже подобную добычу… Если можно попробовать использовать уже его самого в качестве живца.

Глава 6

А роковой час тем временем приближался с неумолимостью цунами или падающего на землю астероида.

…Нет, я не про час извлечения «волшебного рога» из его могилы. Я про совсем-совсем другое.

…Вы ведь не забыли, зачем я вообще притопал в Иратуг? Не, не расследовать зловещие заговоры и спасать союзных царей. Это все так, побочные мелочи. Я приплелся сюда жениться!

То, что мы торчали в Иратуге уже вторую неделю, а я еще даже мельком не успел глазом перемигнуться со своей будущей женой, в сущности было нормальным. Не то чтобы ее от меня прятали, просто бабий и мужской миры пересекаются не так чтобы очень часто. И если в деревенско-полевых условиях это «непересечение» как-то сглаживается отсутствием капитальных стен, то во Дворцах, с их четким разделением на приемные, гостевые и личные покои, можно проторчать черт знает сколько времени, но так и не познакомиться, например, с супругами Царя Царей.

Опять же, их от меня никто не прятал. Просто место бабы, пусть она даже и царица, на кухне, в личных покоях или у ткацкого станка. А для того, чтобы разносить еду на пирах, есть служанки из низших или молодые кандидаты в воины, таким образом набирающиеся светских манер и приобретающие этакий лоск. Мои студенты, например, именно этим и занимались, что во дворце Мордуя, что Мокосая. Пусть они и приобрели этой весной ирокез и настоящее копье с бронзовым наконечником, но до полноценных пиров в компании взрослых воинов пока еще не доросли.

Короче, мальчики налево, девочки направо. Но вот сегодня, и то в виде исключения, ввиду высокого положения брачующихся сторон, устраивалось что-то вроде смотрин. Сиречь, мне покажут невесту, перед тем как увести ее с глаз долой, совершить над ней кучу архиважных обрядов, а потом ритуально «убить»… Видать для того, чтобы когда я пойду искать свою «суженную», смог опознать свою женушку, а не схватил бы первую попавшуюся девку.

Ну что вам сказать. Врать не буду. Моментик-то весьма волнительный. Тут уж сколько не храбрись, сколько не делай безразличное лицо, а ведь это вроде как лотерея с миллиардным джек-потом. Нарвешься на какую-нибудь крокодилицу или законченную стерву, и придется мыкаться с ней до скончания века. А обратно, учитывая высокое происхождение супружницы, обратно уже хрен отыграешь.

…В голове почему-то постоянно вертелась фраза из фильма «Тот самый Мюнхаузен» — «В своё время Сократ как-то мне сказал: „Женись непременно. Попадётся хорошая жена — станешь счастливым. Плохая — станешь философом“. Не знаю, что лучше.»

Увы — на первое, зная свое везение, я как-то особо не надеялся, а философом становиться откровенно не хотелось… У меня и так поводов стать философом предостаточно.

Так что, сидя на почетном месте жениха, по правую руку от Мокосая, я, признаюсь честно, малость подрагивал, и возможно даже чересчур налегал на пиво, мучительно гадая, какую очередную свинью собирается мне подложить моя разнесчастная жизнь, и молясь своему божку, приглядывающему за дураками.

И вот (барабанная дробь) долгожданный момент настал. Из личных царских покоев торжественно вывели невесту, и весь зал восхищенно ахнул!

…Я не ахал.

… Я смотрел на Это с большим недоумением, и чувствовал себя ребенком, которому в фантик от конфеты завернули камешек.

…Они то ахали, потому что увидали красу неописуемую, а вот я ее не разглядел.

…Потому как в представлении моих друзей-дикарей, красота — это многочисленные драпировки шелковых тканей, поверх которых густо навешаны металлические цепочки, висюльки и хреньки, а также полированные камешки и даже стекляшки, пополам с меховыми хвостами и перьями.

Как я понял, на мою невестушку навесили все ее приданное разом, и это богатство, конечно, очень впечатляюще сияло и блестело, однако полностью скрыло от меня не только фигуру, но и лицо Мокосаевой сестрицы. Зато почему-то рождало в голове образ навьюченного товарами верблюда — облом полный.

Все, что я успел разглядеть, это торчащий из какой-то состоящей из цепочек вуали кончик носа, и кажется, горящие ненавистью где-то в глубине глаза.

…Возможно, правда, насчет ненависти мне и показалось. Но особо разглядывать и уточнять мне не дали. Товар предъявлен? — Вопросы есть? (…Но-но, руками щупать только после свадьбы!) …Вопросов нет. — Сделка состоялась!

Бабу с возу (в смысле, обратно в покои в руки жрецов) — мужики продолжают пить пиво и делиться впечатлениями «…как я того барана-то копьем…»

А я сидел и лупал глазами, размышляя, насколько кот в мешке отличается от кота в блестящем мешке. Кажется, я уже начал становиться философом.

Наутро привычно болела голова, а брюхо ныло от вчерашнего пережора и обилия пива. Нет, все-таки Лга’нхи в чем-то прав, молоко лучше. Молоко, простая пища, здоровый образ жизни на свежем воздухе, полезные физические упражнения… жены, не являющиеся предметом мечтаний скупщика цветных металлов. Простая незамысловатая жизнь без интриг и всяческих расследований… Короче, на волю! В пампасы!^[38]

Хренушки! Приходится торчать в этих душных дворцах и копаться в этих затхлых вонючих интригах…

…И ведь ни одна сволочь потом не оценит то, что ты делаешь. «Подумаешь» — скажут они. — «Измучился бедолага, на пирах-то гуляючи, пока мы тут на полях вкалывали да скотину пасли». Да. Не ценят! Совсем не ценят обычные люди наши, государственных людей, мучительные труды…

В общем, из всего вышесказанного было нетрудно понять, что похмелье меня мучило тяжкое, а настроение было на редкость паршивое.

Раздражало буквально все — от свежей сияющей и самодовольной хари Лга’нхи, который опять умудрился соблюсти умеренность за столом, и до хитро…глазых и нетерпеливых рож моих учеников, заявившихся с утра пораньше, чтобы попинать меня ногами, и явно страстно мечтающих мне что-то рассказать.

Пинать, конечно, не в буквальном смысле (им только волю дай), а в том плане, что как раз сегодня подходит срок доставать волшебный рог. И если отправиться в путь с утра пораньше, то как раз дня хватит, чтобы дотопать до той горы. Так что вставай Дебил, труба зовет! Экстремально-похмельный альпинизм. Блин!

А еще по всему видать, что у них в загашнике томится и жжотся какая-то инфа, которую они с нетерпением мечтают мне поведать. Только вот тут, во Дворце, о таких вещах лучше не говорить. И не потому что тут даже стены имеют уши. А потому что местные внутренние перегородки, сделанные из каких-то корявых досок, кажется, состоят из одних только дыр и щелей, лишь задрапированных плотной, аляповатой расцветки тканью или шкурами, и хрен угадаешь, чьи уши могут совершенно случайно торчать за ближайшей стенкой. (Дворцестроители хреновы, кирпич им тут, что ли, изобрести?) Так что я, стоило мне только оценить (на слух) эти хилые перегородки, сразу поставил своим ученикам условие, что все архиважные переговоры ведем только на свежем воздухе, где можно более-менее точно отследить, что нас никто не подслушивает. Вот они сейчас и пытаются деликатными тычками и пенделями вытолкать меня хотя бы во двор, чтобы что-то такое поведать.

А посему, сколько ни ворчи, сколько ни ругайся на местные строительные технологии, но вылезать из мягкой кроватки все равно придется. Тут отмазки от работы по состоянию здоровья не прокатывают. Да и опасно — могут добить, чтоб не мучился, коли уж ты настолько плох, что даже работать не можешь.

Короче, встал, оделся, вышел во двор, напился под сочувствующими взглядами окружающих простокваши и побрел, еле переставляя ноги, по дороге из города, а верные ученики и дружная парочка Тов’хай и Нит’кау отправились со мной, типа за компанию, ну и приглядеть, чтобы кто не обидел их свирепого и ужасного во гневе Шамана.

Пока дорожка шла под гору, все еще было ничего. А вот когда она начала под гору проваливаться, а потом носиться по ней бешенным серпантином… В общем, пока я спускался с горы-крепости, с меня десять потов сошло, а разок даже и проблевался.

Так что едва мы дошли до деревеньки под горой (кстати, той самой, в которой проживал лазутчик сил зла Гдак, я предложил устроить привал, возражать мне никто не стал. Слава богу, сопливых юнцов в моем окружении сейчас не было, а ученики и воины примерно догадывались, каково приходится на утро, ежели накануне чересчур глубоко «проникнешь в мир духов».

Правда, кругом сразу замелькали любопытные деревенские рожи, для которых, небось, мое появление в их убогой деревеньке, это как сольный концерт Пугачевой в Доме Культуры какого-нибудь Краснозанюхинска, да еще и в компании с настоящими ирокезами, настоящим аиотееком и еще каким-то настоящим мужичком неясного предназначения. (Это я Гок’рата имею в виду)… Ну, в смысле, со всеми этими персонажами, конечно, не Пугачева должна была выступать, а выступал я. То есть, плюс к легендарному Шаману, так еще и экзотичные ирокезы, да еще и Главный Ужас последних сезонов — аиотеек! Ну очень любопытственно и занимательно. Аншлаг был полный. Ведь коли не успеешь хоть мельком бросить взгляд на опухшую с бодуна рожу Великого и Ужасного, обессилено привалившегося к каменной ограде, о чем потом будет потомкам рассказывать? Сенсациями-то небось, местная жизнь не блещет.

Так я и сидел, вновь прихлебывая раздобытую кем-то из учеников простоквашу, как вдруг передо мной мелькнула знакомая физиономия, почему-то сразу заставившая меня насторожиться.

Где-то я этого мужика уже видел. И что характерно, явно не в Иратуге. Да и вид у него какой-то не совсем иратугский. Эти горцы хоть и не наносят на рожу опознавательных шрамов (дикари-с), однако в элементах одежды можно уловить какую-то особенность, присущую каждому царству. И зуб даю, этот мужичок, судя по крою его одежды и вышивке, явно из улотских будет.

…А видел я его не где-нибудь, а в Олидике. Ага, как раз у прошлом годе, когда туда пожаловал Царь Царей Улота и наш добрый дедушка по совместительству, Леокай. И вот как раз этот мужичок был в его свите. Отнюдь не на первых ролях, но точно был.

Тяжело опираясь на протазан, я оторвал задницу от камня, на котором сидел, и пошатываясь направился к заинтересовавшему меня гражданину Улота, который, заметив, что я обратил на него внимание, не попытался нырнуть обратно в свой домишко, как это делали деревенские, а остался спокойно ждать на месте, благожелательно лыбясь мне прямо в лицо.

— Здравствуй уважаемый мне-мне-мне… (пожевал я губами, делая вид что хотел назвать его имя, которое я конечно же помню, местные таких вещей не забывают, да залетевшая в рот мошка мне помешала). — Тьфу… Как я рад тебя видеть, хоть и не могу сказать, что не удивлен встретить тебя тут.

Моя интонация ясно давала понять, что в конце предложения я мысленно поставил около полусотни вопросительных знаков и настойчиво жду ответа.

— И я рад встретить тебя, Великий Шаман Дебил, на своем пути, — спокойно так отвечает мне мужик, даже не делая попыток обделаться от страха или хотя бы испуганно вздрогнуть от того, что столь величественная персона соблаговолила обратить на него внимание. Зато сходу нашел возможность перевести стрелки со своей персоны на мою. — Слышал, что ты скоро породнишься с Царем Царей Мокосаем?

— Угу, — буркнул я. Явно давая понять, что не желаю вдаваться в подробности предстоящей свадьбы. — Но какими судьбами оказался тут ты?

— А чему удивляться-то? — Высоко поднял брови мужик. — Я же у Царя Царей Леокая с торговыми караванами хожу. Вот, направлялись в Оглику, да подзадержались в Иратуге до тех пор пока перевалы от снега не очистятся.

— Хм… А разве уже не…

— Да понятное дело — весна! — согласился со мной, даже не дав договорить мужичок, и весьма словоохотливо продолжил. — Обычно-то мы специально еще по осени сюда приходим. Часть товара оставляем тут вот, на попечении Царя Царей Мокосая. А с остальным идем в Олидику. Бронзу там, да теперь вот зерно берем. Хотя раньше-то больше шкуры бычьи да шерсть, которую они в Степи выменивали, брали. Да только теперь степняков-то всех, почитай, либо аиотееки перебили, либо ушли они куда-то далеко. Ну, в смысле, те, которые ирокезами не стали. А вы-то кстати, шкурами да шерстью торговать не собираетесь? …Нет? Ну значит, нет.

…Потом сюда возвращаемся, пока перевалы не завалило. И тут уж зиму стоим, заодно и с Иратугом подторговывая, шелк да камни на ткани местные да козлиные шкуры и сушеное мясо выменивая. Ну а как только перевалы открываются, так сразу дальше на север идем, потому как что в Спате, что Тиабаге, что в Оглике после зимы жрать нечего и они все зерно, что мы тут да в Олидике выменяли, очень хорошо берут. А у них там дерево такое растет, которое мы аж в Вал’аклаву возим, очень уж оно пахучее. А еще…

…Мужик продолжал радостно болтать, «забыв» ответить мне на вопрос, что же именно так подзадержало его в этих краях. И вот как раз эта словоохотливость его-то и подвела. Ну и то, как он вообще держался.

Хотя, конечно, держался-то он вполне нормально. Тут пока еще даже перед Царям Царей падать ниц не принято, и даже любой «низший» может тыкать тому же Леокаю и говорить с ним почти на равных. Да и я, чего уж там говорить, еще далеко не Царь Царей… Но и не хрен с горы какой-нибудь!

А все дело-то как раз в этом самом «почти». Этикет и всяческое там вежество среди дикарей развито почище, чем в каком-нибудь там Версале или Мадридском дворе. Нет, пятьдесят поклонов и сто двадцать приседаний они не делают, языки мушек на лице и игр веером тоже разработаны недостаточно детально. (Вероятно потому, что ни мушек, ни вееров пока еще не изобрели). Но вот зато старшинство и свое точное место на иерархической пирамиде каждый чувствует прекрасно. Потому как тут такие вещи объясняют ударом кулака по роже, а то и копьем в брюхо.

Вот и этот мужик, — явно пытается прикинуться уровнем ниже, чем есть на самом деле. Говорит-то он со мной как равный, а вот держится… Как бы это сказать?.. Будто он эту ночь с моей женой провел!

Будто знает что-то такое, что ставит меня в дурацкое положение, но не хочет это показывать. И все это так тонко и едва уловимо, что я даже поначалу подумал, что это у меня похмельные глюки в башке играют.

Но потом вдруг голова начала работать и выстроила некую цепочку. Торговля — это всегда и сопутствующий шпионаж! Неважно, государственный, промышленный, или какой-нибудь там инсайдерский. Но без информации «где-что-почем» и «кто-что замышляет» хорошую торговлю хрен выстроишь.

Опять же (не надо путать как в Вал’аклаве с Окинтаем), купец тут, это человек государственный. Потому как и экономика пока в основном не частно-собственническая, а общеплеменная или общегосударственная.

А если прибавить сюда и то, как Леокай в свое время говорил с этим мужиком — уважительно и явно по делу — вполне можно предположить, что казачек-то засланный, и вполне вероятно, занимает весьма высокую должность в Леокаевском «абвере».

И какого хрена от тут делает, если не брать в расчет его собственную версию о «подзадержались из-за снега»? Два варианта. Либо приглядывает за обстановкой по указке своего Царя Царей, что более чем вероятно, учитывая любопытство Леокая и жалобы-просьбы Мокосая. Либо эту обстановку и направляет в нужное для Леокая русло.

…Вот только как давно он это делает, и на чью мельницу воду льет?

Не может ли так случиться, что проблемы Мокосая, это результат пакостей Леокая?

Зная дедушку, можно точно сказать, возможно ВСЕ! И даже было бы удивительно, если бы этот старый прохиндей упустил момент половить рыбку в мутной водице. Или взбаламутить водицу, чтобы половить рыбку. Я еще помню, какой завзятый рыбак дедушка Леокай.

…Чё-то от таких мыслей даже похмелье отпустило. Вернее, стало уже не до похмелья. Так что по быстрому завернув разговор с улотским штирлицем, срочно отправился дальше.

Когда вышли из поселка, настало самое подходящее время, чтобы обсудить с учениками некоторые аспекты предстоящей магии. А поскольку простым ирокезам слушать это было неинтересно, да и небезопасно, мы немного отстали и поплелись шагах в двадцати позади нашей охраны.

— Сработало, — чуть ли не хором возопили мои ученики, когда я дал им отмашку, что наконец-то можно говорить.

— Ко мне подходили, — выпалил Гок’рат, едва я тыкнул в него пальцем (он тупо был ближе… к пальцу). — Спрашивали про тебя…

— А я, — подхватил Эуотоосик, — все им выболтал, как мы и договаривались. И про этого Гдака…

— И у меня они про него спрашивали… — чуть ревниво вставил Гок’рат.

— Стоп, — остановил я их треп. — Коллега Эуотоосик, когда ты им «проговорился» про Гдака? Понимаю, что на пиру. Но когда именно, до того как Эта вышла или позже?

— Ну… Чуточку позже…

— А тебя? — перевел я стрелки на Гок’рата.

— Да уже пожалуй, когда пир к концу подходил.

— Угу. Значит, услышали от тебя и решили перепроверить. Вы им рассказали, как договорено было?

— Ага, — подтвердил Эуотоосик. — Ты шибко много камлал, и на шкуре выступили Знаки. Ты, конечно, таился, но я вроде как уже успел научиться, и прочел имя Гдака.

— И я им примерно тоже самое сказал, — подхватил второй мой ученик. — Чего теперь делать-то будем?

— Думать будем, — пробормотал я. — А кто именно к вам подходил?

…Вот только не надо думать, что я задействовал своих учеников только сейчас. Они и раньше вовсю работали. Правда, в основном, моими рекламными агентами, рассказывая всем желающим и нежелающим слушать о том, как я крут, ужасен и кошмарен. Как тяжко им жить под моим гнетом, особенно учитывая, что я вижу на метр под землей, отслеживаю полеты птиц под облаками и наказываю их за поступки, которые они еще даже не успели совершить. Как при таких способностях я умудрялся затеряться в трех холмах или не помнить имена всех своих соплеменников, даже для меня оставалось загадкой.

Короче, ученики нагнетали напряжение, рисуя меня этаким всевидящим прозорливцем, для которого не существует тайн ни на земле, ни на небе.

Попутно они сообщали, как шибко я стремлюсь породниться с Мокосаем, и что готов порвать любого, кто посмеет выступить против моего родственника. Приводя в качестве примера моих изуверств как реальные истории типа поединка с Бефаром и последующего заточения его в камень, так и абсолютно бредовые выдумки.

Идея всего этого была в том, чтобы у союзников наших врагов и тех, кто еще раздумывает, на чью сторону встать, появилось убеждение, что с такой поддержкой, как я и племя ирокезов, Мокосай обязательно выиграет в схватке с любым противником. А значит, надо становиться на его «сильную сторону».

Учитывая, что Эуотоосик делал это с позиции моего искреннего почитателя, а Гок’рат — ненавистника, у противника не должно было возникнуть сомнения, что все это правда.

…Чтобы понять, кто расспрашивал моих учеников, мне пришлось залезть в свои записи, иначе я бы обязательно запутался в длинном перечне имен и родственных связей. В общем, по всему выходило, что Эуотоосика расспрашивали Виксаичи, а Гок’рата — Шорбеичи. Рог выкрал человек Драхтовичей. Да еще и Леокаев шпион почему-то болтается прямо у меня под носом. Это же просто какая-то банка со скропионами.

Нет. Я так не играю!

И вот, снова полночь. Та самая, роковая, назначенная для изъятия рога полночь. Это своеобразный водораздел, — еще вчера все было смутно и непонятно, а сейчас колдовство сработает, и невинные вздохнут свободно, а злодеи издохнут в муках. А я торчу чуть ли не в сутках ходьбы от священной горы.

…Ага, затаился с учениками и ирокезами возле убогой хижины Гдака и жду, кто придет его убивать либо наоборот спасать.

Спать совсем не хотелось. Ведь стоило нам отойти от деревни на более-менее приличное расстояние, мы шмыгнули в ближайшую рощицу-лощину и дрыхли там почти до самого вечера. А на вопрос моих спутников насчет рога я лишь хитро усмехался, говоря, что настоящий шаман за настоящим колдовством хрен знает куда не бегает. И коли будет на то воля духов, рог сам окажется в моих руках в нужное время.

Ирокезы с учениками только головой покачали, да языками поцокали. Сомнений в крутизне своего шамана они не испытывали ни малейших, вот разве что в здравомыслии…

Так что, как только начало темнеть, народ согнал скотину с пастбищ, мы вернулись в деревню, и как только стемнело, плотненько обложили дом Гдака.

…Откровенно говоря, это была моя последняя надежда как-то разрубить гордиев узел проблем, изловив супостата на живца. Вся столица и окрестности знали, что я пошел за Ответом. И раз я как-то увязывал отгадку с этим несчастным Гдаком, кто-то, да должен был на все это прореагировать.

Ведь наверняка, мои противники должны были жутко нервничать. Ну как же, сам Великий Шаман Дебил против них работает. А ведь как он все точно угадал и про козу с обломанным рогом, и про мужика с двумя женами, и даже масть собаки молодого воина указал. Все, блин, видит, все, блин, знает. Неужто нервишки, да не сыграют труса и не заставят супостатов предпринять какие-нибудь опрометчивые шаги?

…Увы, ночь прошла тихо и спокойно.

Глава 7

Труп мне принесли завернутый в какую-то шкуру и положили под дверь моих покоев.

Тут уж как ни отбрыкивайся, как ни прикидывайся перед самим собой, что тебя это не касается, а приходится сознаться, что вот оно, свершилось.

Так что я лишь горько вздохнул, втащил сверток в комнату и развернул шкуру — труп недовольно зыркнул на меня глазищами и попытался подняться. Но видать, за время лежания в шкуре конечности затекли, и мне пришлось подхватывать его за шкирку, чтобы удержать в вертикальном положении. Похоже, очков мне это не добавило — в глазах трупа сверкнула откровенная злоба.

…Собственно говоря, особых свадебных церемоний местные обычаи не предусматривали. Ну, в том плане, что невесте особо повыпендриваться, разгуливая в белом платье, изображая принцессу, вводя родителей в разорительные расходы и шпыняя окружающих своей особым положением, тут не позволяли. Ни лишних ресурсов на это нет, ни особого желания. Мужикам вся эта хренотень нафиг не нужна.

У степняков свадьба вообще была чуть ли не запретной темой. Просто в племени вдруг «внезапно умирали» несколько молодых девчонок, а вместо них появлялось несколько других. Говорить об этом, и тем более, по этому случаю праздновать, было как-то не принято. Все обычно делали вид, что так было всегда и ничего особенного не случилось.

У живущих на одном месте горцев и побережников, насколько я знаю, со всеми этими брачными делами было не так строго. Тут даже (извращенцы) невеста, уходя в другую семью, не теряла родственных связей со старой семьей-родом, и родня невесты вроде тоже как становилась родней мужа.

Однако (слава Духам), женщины тут еще по-прежнему у руля не стояли, так что делать из свадьбы мега-событие им никто не позволял. Потому-то все проходило достаточно спокойно и тихо. Ну вот, вроде этого подкидывания невесты под дверь жениха. Которое могло даже сопровождаться небольшой предварительной пьянкой… на которую невесту не приглашали.

Однако в данном случае это было не совсем то, что мне нужно. Нет, пышных церемоний с обменом кольцами, клятвами, болтовней свещеннослужителей, поездками на взятых в прокат лимузинах, арендованными банкетными залами и попытками тамады развлечь гостей, мне тоже нафиг не надо. Однако…

Однако банкет-пиршество, на котором можно было бы собрать всю знать Иратуга, был бы совсем не лишним. А то, понимаешь, засели там некоторые товарищи у себя на северных территориях, занимаются не пойми чем, строят какие-то планы, чего-то там интригуют… А может и войско в массовом порядке подготавливают, или с соседями переговоры какие ведут.

А тут мы их раз — за ушко и на солнышко. Вытащим из окружения родичей, да поставим пред ясные очи Царя Царей поглядеть, что да как, да чем народ дышит.

Я это придумал уже давным-давно, еще на пути в Иратуг, и сразу предложил эту идею Царю Царей. И хотя в его глазах и глазах мировой общественности какая-то там свадьба между царской сестрой и, фактически, премьер-министром соседнего царства-племени, была весьма надуманным предлогом, однако известное дело, вечно эти ирокезы чего-то этакого придумают, все у них не как у людей. Так почему бы не уважить ценных союзников? Только давайте всем скажем, что свадьба это только предлог, чтобы собраться старым друзьям-воякам, раскиданным сейчас по разным гарнизонам-селам бок о бок, но еще совсем недавно сражавшимся в Величайшей Битве всех времен и народов, и хорошенько нажраться в приятной компании?

Но так или иначе, а гонцы побежали по весям и закоулкам Славного Иратуга, сзывая в первую очередь участников прошлогоднего похода (ведь в конце-то концов, в Тот поход пригласили самых крутых, известных, богатых и родовитых вояк, чтобы не опозориться перед иностранцами бедными доспехами и вооружением). Ну и заодно уж, всю остальную знать царства. Иначе это большая обида им будет, а зачем Царю Царей проблемы со знатью?

Собственно говоря, вот примерно так гонцам и велено было говорить. Пусть супостаты думают, что им тут почет оказывают, а не готовятся брать за жабры. Хотя в принципе и так, не уважить прямую просьбу Царя Царей, это чем-то сравнимо с прямым бунтом.

Так что две недели спустя все приглашенные, даже те кто жил достаточно далеко (на севере, например), успели прийти в Столицу-крепость, полные решимости ужираться вусмерть халявным царским пивом и набивать брюхо изысканными дворцовыми яствами, пока не поплохеет. (Ну да, влетел банкет Мокосаю в изрядную копеечку. Но ведь оно того стоит! По крайней мере, я на это надеюсь).

Так что на фоне всего этого грандиозного мероприятия мое непосредственно воссоединение с новой супругой прошло достаточно тускло и бесцветно. Притащили, сунули под дверь, даже не потребовав расписаться в доставке, а дальше мыкайся с ней как знаешь.

Вот потому сейчас и сижу я, и пялюсь как баран на новые ворота на очередной хомут для своей шеи, и не знаю что с ней дальше делать. Ну не в том смысле что совсем уж не знаю — чай не первый раз, а просто…

Не, самые худшие мои ожидания не оправдались. Девица, хоть по местным меркам и далеко не первой свежести, по мне так еще соплячка. Лет семнадцати, наверное, будет. Не больше. Как это родители Мокосая умудрились сляпать детишек почти с двадцатилетней разницей в возрасте, для меня загадка. Хотя, народ тут, конечно, и стареет довольно рано, однако и взрослеет быстро. Четырнадцатилетние отцы и двенадцатилетние матери тут как бы совсем не редкость. Так что остается только удивляться, как эта Мокосаева… (ксати, а как ее там зовут-то? — Кажется Лигит) сестрица умудрилась дожить до таких годочков, не обзаведясь мужем и уже одним-двумя отпрысками.

С виду-то она, в общем-то, не крокодил. Не суперкрасотка, конечно, но тоже вполне себе ничего. Правильные черты лица, фигура, с находящимися на своих местах выпуклостями и изгибами, густые с рыжеватым оттенком блондинистые волосы… Вот только взгляд какой-то уж очень злобный. Интересно, он у нее всегда такой, или просто она радость от нашей встречи так демонстрирует?

— Ну эта… типа… Как бы привет? — начал я светский разговор, по плану переходящий в задушевную беседу, предшествующую интиму.

Да. В отличии от этой, несколько неловкой для меня ситуации, всего лишь пять-шесть часов назад на пиру я просто блистал. На этот раз никакого нервного перепоя или пережора не было, я чувствовал себя не просто в своей тарелке — я чувствовал себя на коне, стоящем на спине слона!

И с какого хрена? — спросите меня вы.

А все очень просто. После того, как мы отдежурили всю ночь, бдительно охраняя сон ничего не подозревающего о таких почестях Гдака, настроение у меня, признаться, было самое что ни на есть унылое. И когда в предутреннем тумане мы валили из своей засады на фиг, я чувствовал себя полным лузером… Как вдруг вынырнувший из темноты Нит’кау буквально сбил меня с ног и затолкал под какой-то куст.

Я уж было с перепугу решил, что мой авторитет рухнул окончательно, и это своеобразный бунт на корабле, как впереди послышалось негромкое шуршание камешков на дороге и глухие звуки шагов. Кто-то шел.

Нет, не так — кто-то шли! Шли в количестве не менее десятка человек. И это явно было неспроста.

Кто-то спросит меня «Почему?». Отвечу. Тут по ночам без особой надобности стараются не ходить. Потому что темно, а фонари еще не изобрели. И если в степи еще можно что-то разглядеть при свете луны и звезд, то в горах, с их глубокими тенями и охренительными неровностями рельефа, ночные прогулки могут окончиться весьма печально.

Так что, коли уж кто-то и впрямь решился прогуляться в ночи по дороге, примерно ведущей к «волшебной горе», у него должны быть на то веские причины. Веские причины, которые он постарался скрыть от окружающих. И зуб даю (левый клык что-то в последнее время пошатывается), что ходили они туда по нашу душу.

Доказательств последнего у меня, конечно, не было. Но вообразить, что в мирное время отряд воинов на собственной территории будет пробираться, стараясь оставаться невидимым для всех по какой-то иной причине, я не мог.

А значит…

Короче, мы пропустили отряд мимо себя, а потом тихонько двинулись следом. Упустить супостатов я не боялся, потому что во-первых, дорога только одна. А во-вторых, молодой, но уже опытный разведчик Тов’хай топал за ними следом, выполняя мой ценный приказ «не упускать из виду».

Собственно говоря, на сближение мы особое и не шли. Потому что направлялся отрад скорее всего в столицу, а значит, на серпантине при подъеме в гору его движение резко замедлится и мы успеем хорошенько разглядеть наших преследователей.

И мы их таки разглядели. В общем, это были ребята в основном из виксаичей, которых возглавлял мужик из Шорбеичей, причем не просто мужик, а один из наиболее авторитетных шаманов.

Тут-то меня и торкнуло. Это была не логическая догадка, а скорее некое интуитивное озарение. И я, хотя и, занимая должность шамана, во всякую мистику не верил, почему-то сразу решил, что прав. Потому как чем больше частей пазла складываются в одну картинку, тем скорее вероятность ошибки стремится к нулю.

К сожалению, полностью насладиться триумфом мне не позволил ряд обстоятельств. Куда входили и последствия от ранения Эуотоосика, и солидный возраст Гок’рата, и собственные, не самые выдающиеся физические показатели. Увы, но шансы догнать отряд привычных к подобным подъемам горцев где-нибудь рядом с вершиной или хотя бы на улицах столицы у нас были равны нулю. А жалко, было бы здорово нагло улыбнуться прямо в рожу изумленного такой встречей противника и, томя его душу нехорошими предчувствиями, завести невинный разговор о погоде, перспективах на урожай или охоте.

…А потом этак Хрясь! И достать из поясной сумки кривой рог жертвенной козы. Ведь если я что-то понимаю в жизни, эти ребята всю ночь сторожили нас где-то возле нее и, вероятно, не с самыми добрыми намерениями. Даже взяв с собой своего архикрутейшего шамана, которому наверняка отводилась задача «перешаманить» меня.

И естественно, не дождавшись нас на нужном месте, пребывали в полном недоумении. Как это мы бесследно умудрились раствориться на отрезке из пункта А в пункт Б? Ведь не скрылись же мы в ближайшую лощину, чтобы дрыхнуть там весь день? А если и так, то откуда у нас волшебный рог?

Ведь тогда получается, что мы там были, взяли все, что нам было нужно и спокойно возвратились назад, а наши враги этого даже не заметили! А все потому, что ведет наш отряд Великий и Ужасный Шаман Дебил, глубоко проникший в мир Духов и проникшийся преизрядной хитрожопостью в мире людей!

Да, мой рейтинг крутизны мгновенно бы взлетел на несколько порядков. А уж как эффектно бы все получилось… Но увы, короткие ножки не позволили мне насладиться триумфом в полной мере. Сразу.

— Ну эта… типа… Как бы привет? — начал я светский разговор, по плану переходящий в задушевную беседу. — Тебя ведь Лигит звать? Это вроде как цветочек такой, да?

— Да. — Буркнуло существо, посылая глазами на меня очередную волну ненависти.

— Ну и как оно там вообще? — пробормотал я, чувствуя себя на редкость глупо.

— … — не удостоила женушка меня ответом, зато попыталась отодвинуться как можно дальше.

…Так ведь она же небось тоже до смерти напугана! — сообразил я. — Все-таки дите еще, скажу больше, девица. Да еще и отданная в лапы жуткого монстра, чьим именем детей пугают.

Так что, вспомнив рекомендации, прочитанные еще Там, я попытался ненавязчиво наладить телесный контакт, взяв супружницу за руку. Но она отскочила от меня так далеко и с таким видом, будто я ее попытался раскаленными клещами тяпнуть.

Архиглупейшее положение! Ведь давно уже не мальчик. Однако в такой ситуации мне еще оказываться не приходилось. Особенно тут. Обычно-то, мои партнерши были куда посмелее. Улоскат-то меня вообще фактически чуть ли не силой взяла. А служанки во Дворцах Мордуя или Леокая или танцовщицы в Вал’аклаве были девушками опытными и бывалыми. Камасутру они, может, в отличии от меня, и не читали. Зато практических познаний у них, опять же, в отличии от меня, было предостаточно. Ну а Тишка… Тишка смотрела на меня как на Бога, и с ней было все просто. А тут…

А тут что прикажете, гоняться за женой по всей комнате в попытке наладить внятный диалог?

…Гоняться я не стал. Хотя попыток договориться так и не оставил. Сразу.

Но потом, откровенно говоря, усталость от длинного и обильного пира взяла свое, и я тупо завалился в одиночестве на брачное ложе. В конце-то концов, никуда эта Лигит от меня не денется. Поизображает из себя немного дикую серну, а потом все равно придет ко мне в лапы.

Последнее, что я увидел, это любопытный и чуточку задумчивый взгляд жены. А прежде чем отрубиться и уснуть, меня пронзило очередное озарение, что видать, опять я где-то налажал.

Да, на вчерашнем пиру я оттянулся от всей души. Сыпал тонкими намеками, наездами и подколами. Сделал очень хитрое лицо, когда меня, как бы между делом, спросили о судьбе рога. Радостно уверил всех, что с рогом все в порядке, и даже достал его из сумки, показав окружающим. Предлагая всем желающим его хорошенько осмотреть и даже пощупать..

Желающих, правда, почему-то находилось немного. А вот шарахающихся от него, как от клубка кобр — куда больше.

Я даже малость обиделся, ведь за время, что он «хранился в могиле», я успел украсить его разными подходящими случаю узорами. И по праву гордился своей работой. Особо зловеще смотрелись нарисованные вдоль рога смесью мела (или какого-то очень похожего на него минерала) и костяного клея страшные рожи-черепушки.

При виде этого рога, у очень многих пирующих аппетит после этой демонстрации пропадал намертво, а на многих — даже совсем наоборот, находил нервный жор. Особенно после того, как я пообещал, что смогу отправить нарисованных на роге демонов к врагам Мокосая и разобраться с ними лично.

Но как бы там ни было, а по одним только быстро окислившимся рожам легко можно было составлять списки участников заговора. И это было настолько заметно, что никто даже не стал меня спрашивать, каким именно способом я собираюсь «вычислять» супостатов-заговорщиков. Кажется, даже Мокосая этот вопрос внезапно перестал интересовать.

Да. Супостатов-заговорщиков, но вот никак не инициаторов заговора. (Или может «инициатора», в единственном числе?)

Потому что даже пыжащийся показать свою невозмутимость, хотя подрагивающие пальцы рук его и выдавали, Фулкар, лидер группировки Виксаичей, самостоятельно такой заговор состряпать не мог. Да и тот мужичок, что вел утром «объединенный отряд» и чуть не обделался, когда я достал рог из сумки. Пусть он тут и считается чуть ли не самым крутым шаманом, но явно слабо ему такое сотворить.

И в первую очередь потому, что каждый из них был конкурент другому. А значит, заговор против Мокосая должен был учитывать и необходимость недопустить к трону конкурента. О каком уж тут сотрудничестве речь?

Да. Тут явно проглядывалась чью-то другая рука и другая Воля!

И рука эта была достаточно могущественной, чтобы свести вместе две вечно соперничающие группировки Виксаичей и Шорбеичей, заставив их совместно выступить против одного царя.

…А ведь это все равно, что свести вместе огонь и воду, заставив делать совместную работу. А что у нас получается в результате такого союза? — Правильно, паровоз! И изобрести этот паровоз может только настоящий гений.

…Единственный гений от политики, которого я тут знал, был Леокай. И после того, как я увидел в Иратуге его человека, стоящего достаточно высоко, чтобы быть в царской свите, но прикидывающегося чуть ли не дурачком, части пазла начали складываться, и все сразу встало на свои места.

Только этот хитрован имел достаточно рычагов влияния, чтобы уговорить всех участников начать этот заговор против Мокосая. Хотя, конечно, я сильно сомневаюсь, что они понимали, что работают на Леокая, зато наверняка мнили себя его союзниками.

Зачем дедушке понадобилась пакостить Мокосаю? Тут вариантов много, и вполне вероятно, что как бы ни окончилась вся эта история, Леокай по-любому поимеет свой гешефт.

Тут тебе и благодарность нового Царя Царей за свою должность. А может, и возможность шантажировать его, пользуясь какими-то оставшимися со времен заговора тайнами.

А может, это тонкий намек старому Царю Царей на то, насколько же хрупка его власть, в отличие от власти Леокая. И опять же, рассчет на «благодарность» за сохраненную должность.

Может, и развал и ослабление соседа, дабы суметь нажиться на его беде.

…Но я почему-то больше был уверен в другом. Скорее всего, Леокай своим монаршьим чутьем чуял, что заговор состоится рано или поздно, и просто решил проконтролировать этот процесс, поддержав нужного ему человека на троне Иратуга.

Ведь недаром я удивлялся, что именно сейчас заговор кажется так не к месту. Иратуг еще не отошел от прежних волнений, еще толком не оклемался после Большой Битвы. Еще не устал от спокойствия и стабильности. А значит, бунтовать в этой обстановке будут только самые безнадежные задиры. А их мало. А еще меньше тех, кто станет их поддерживать в ситуации, когда конфликт перейдет в «горячую» стадию.

А союз Виксаичей и Шорбеичей? Это как связать собаку и кошку хвостами, и отправить совместно воровать мясо. Переругаются, перегрызутся, поднимут шум, разбудят сторожа…

Единственное, явно перемудрил с «болезнью Мокосая». (Или это не он?). Видать, не учел, насколько тот находится под впечатлением «проклятья Виксая», буквально сделавшего Царя Царей бессильным против его противников.

Но какую тогда роль отвел во всей это заварушке Леокай мне? Очень хотелось бы думать, что того самого молота, который пришибет вылезших на свет призрачной Возможности заговорщиков. Того самого «Бога из машины», который явится в самый роковой момент, спасет всех хороших и покарает всех плохих.

Очень хочется думать, но почему-то не верится. Не верится, что Леокай настолько доверяет моей крутости. Я вот, честно признаться, хоть вроде и разобрался во всей этой паутине, но как действовать дальше, представляю весьма приблизительно.

Нет, конечно, некоторые закладки на это уже есть. По крайней мере, кажется не только я, но и сам Мокосай теперь точно видит, кто пытался шкодить против него. А такой явный враг куда менее страшен, чем неизвестность, грозящая тебе из темноты кинжалом в спину.

Но хотелось чего-то такого очень эффектного и красивого, чтобы искры летели, взрывались петарды, а из облаков дыма выскакивали черти и утаскивали врагов прямо в преисподнюю.

Очень хотелось, и я уже начал продумывать разные комбинации, как вдруг (чистое дежа-вю) раздался голос моего приятеля Лга’нхи.

— Ты, Фулкар, говорят, хороший воин. Однако почему-то я не видел тебя среди бойцов на поле битвы… — высказался Лга’нхи. И надо было слышать, как именно он высказался. Таким тоном наносят жутчайшие оскорбления и обвинят совсем уж в омерзительнейших извращениях.

И ведь надо понимать, что происходило это все на пиру, посвященному пьянке ветеранов Большой Битвы, да еще и в тот самый момент, когда народ ужрался как раз до стадии потери самоконтроля, однако присутствующие еще недостаточно в отключке, чтобы не отвечать за свой базар. Впрочем, насколько я помню, обычно где-то на этом этапе начинаются различные соревнования, начиная от армрестлинга и заканчивая откровенной поножовщиной (как было в прошлый раз с Анаксаем). Причем задирание и вызовы соперников были частью этой культурной программы. Вот только тон Лга’нхи для подобной процедуры выбрал слишком резкий.

…Хотя, вообще-то, это странно, обычно Лга’нхи на пирах не упивался. А ежели и перебирал с алкоголем, привычки бычиться не имел. Я еще мог бы понять, если бы у него возникло желание покрасоваться, победив, как Тогда, всех своих соперников, во всех предложенных ими дисциплинах. Хотя такое поведение скорее пристало молодому воину, чем Великому Вождю большого, по местным меркам, племени.

Но Вождя явно понесло, и добрым вызовом на веселую схватку, дабы помериться крутизной, здесь даже и не пахло. Неужто Лга’нхи вспомнил, как всего несколько лет назад, также по весне, в этом же самом зале поругался с Анаксаем и чем все это закончилось?

— Царь Царей Мокосай оставил меня тут, чтобы охранять Царство от набегов с севера, — так же набычившись, но еще стараясь сохранять хладнокровие и достоинство, ответил Фулкар.

— С севера у вас только те, кто бился с нами на поле боя, — резонно возразил Фулкару наш Вождь. — А Царь Царей Мокосай обещал мне, что приведет своих лучших воинов… Выходит, ты не лучший?

Я даже удивленно посмотрел на приятеля. Он не просто нарывался, он нарывался весьма откровенно и намеренно. Что это с ним?

— Я таков, какой я есть, — продолжал сохранять спокойствие Фулкар, однако глазки его внезапно испуганно забегали, словно бы он прикидывал, на кого из пирующих может рассчитывать в серьезной драке. Нет, трусом он, конечно, не был, но даже самые смелые десять раз подумали бы, прежде чем связываться с тем самым легендарным Вождем ирокезов, убившем на поединке самого Аноксая. Фулкар не мог не понимать, насколько мало у него шансов в драке с ним, и явно пытался сейчас найти возможность отступить с достоинством… Вот только Лга’нхи, видимо, не собирался ему этого повода давать.

— Видать, ты плохой воин Фулкар, коли Царь Царей и мой двоюродный брат Мокосай не стал брать тебя в битву… Но я вижу, что ты очень даже любишь поесть!

Ну, кажется, все понятно. Лга’нхи, после того как мы провели обряд «двоюродного братания», видать, счел своим долгом защитить родича. И делает это сейчас с присущим ему изяществом носорога и деликатностью падающего на голову рояля.

…Хотя, конечно, вынужден признать, в местных условиях намек на «любишь поесть» весьма изыскан. Тут ведь, помимо Фулкара, еще хватает приглашенных иратугцев, также не участвовавших в Битве. И скажи Лга’нхи что-то вроде «приперся на пирушку, где тебе не место», он бы обидел слишком многих. А тут— верх каменновековой дипломатии — тонкий намек, который поняли все, однако позволяющий сделать вид, что относится он исключительно к персоне Фулкара.

Однако, признаюсь, это не совсем то что мне сейчас нужно. Это ведь даже не то что «разрубить гордиев узел», это буквально «измочалить его дубиной», надо бы мне вмешаться и…

— Кажется ты тоже отдаешь дань мясу горного козла, усыпанного заморскими специями? — попытался Фулакар перевести все в шутку. И по всем правилам пиршественного этикета Лга’нхи сейчас должен был бы принять это, изобразив радостный смех. Иначе прослыл бы жутким невежей и дикарем.

Но кажется, Великий Вождь Ирокезов даже не пытался выиграть конкурс на Мистера Обходительность и Этикет. И репутация вежливого и изысканного джентльмена его явно не заботила. Скорее даже наоборот, он старательно поддерживал образ злобного и сурового дикаря. Так что вместо улыбки и натужного смеха Лга’нхи взревел что-то вроде «Я сам и убил этого козла» и «Как ты смеешь попрекать меня куском мяса? Трус!» После этого в зале внезапно наступила мертвенная тишина.

После таких слов либо должен был последовать вызов на поединок, либо репутация Фулкара окончательно падала в небытие. Урон авторитету того, кто снес бы такое оскорбление, был бы нанесен столь чудовищный, что даже надеяться на то, что за ним кто-то пойдет как за Вождем, он больше и мечтать не мог.

И Фулкар прекрасно понимал это. Я видел, как побелели его пальцы, впившиеся в толстые доски стола. Слышал, как скрипят его зубы. Видел, как в нем борется желание разорвать обидчика на куски, и… И прекрасно понимал, что он сейчас чувствует. Даже несмотря на то, что расстоянием между местом, где сидел Лга’нхи и Фулкаром было не меньше трех метров, мой брательник буквально нависал над ним. Огромный, как «старший брат», с такими же налитыми кровью и горящими от ярости глазами, шрамированной рожей, этим жутким ирокезом на голове, делающим его еще выше, в обшитой скальпами одежде, а главное, — с репутацией отмороженного и непобедимого истребителя героев.

— Э-э-э… я… Ну в общем… Стоит ли так горячиться, Вождь Лга’нхи? — Жалкий лепет из уст Фулкара, и то, как сидящие рядом с ним соратники попытались отодвинуться от своего прежнего вождя как можно дальше, ясно дали понять всем, что «проблемы Фулкара» в Иратуге больше не существует… Да и Виксаичи после такого позорного разгрома своего вождя вряд ли теперь скоро затеют какие-либо бЫчки с законной Властью. Им еще долго придется тупо восстанавливать репутацию семьи.

…А я почему-то чувствовал себя дураком. Идеям Бот’анизма явно не суждено было восторжествовать в этом конкретном случае. Пока я продумывал и фантазировал о хитрых комбинациях, на школьный двор вышел главный хулиган школы и, небрежно отодвинув со своего пути хилых бот’аников, тупо построил всех остальных хулиганов исключительно с помощью грубой тупой силы, свирепости и злобы.

…М-да, это каменный век, детка! В местной дипломатии, к сожалению, сила мышц и внешние габариты еще имеют куда большее значение, чем изысканные хитрости и интриги. И как тут обладателю мощного интеллекта жителя 21 века и его же хилых мышц не чувствовать себя дураком?

Утром встал довольно рано… Ну, в смысле, для состояния «послепира». Окошек в отведенном мне помещении было совсем даже не богато, местная архитектура такими излишествами не изобиловала, но и в те несколько щелей, что заменяли тут окна, уже бил довольно яркий дневной свет. Кошмар!

Вообще, как я заметил, жизнь во Дворцах —это отдельная песня. Даже в этом дремучем, затерянном в безбрежном океане времен веке. Обычная-то жизнь почти все время проходит на природе, и хошь не хошь, а подчиняется ее ритмам и требованиям. Ну, вроде, вставать с первыми лучами солнца и ложиться с приходом темноты. Или одеваться удобно и по погоде, а еду лопать тогда, когда это не мешает основной работе.

А вот Дворцы, это уже искусственное пространство. И тут жизнь человека начинает помаленьку извращаться и уродоваться, приспосабливаясь под новую среду обитания.

Свечи и факелы, например, позволяют немалую часть ночи проторчать на дружеской пирушке. Это ведь даже круче, чем пировать при свете дня. Горящий огонь даже для жителей 21 века все еще завораживающее зрелище, а тут еще и можно показать всем, что ты настолько крут и богат, что можешь позволить себе жечь ценное топливо, и проваляться потом полдня дома, ибо тебе не надо с утра пораньше идти пасти скот или пахать поле.

А еще — ходить в пышных и неудобных одеждах, поскольку руки твои не знают, что такое мотыга, а длинные полы твоих балахонов никогда не соприкоснутся с шипами и колючками трав и кустарников. И на погоду за толстыми стенами дворца тебе тоже наплевать, тут своя атмосфера и свой микроклимат, в котором куда лучше чувствуют себя напялившие десяток пафосных одежек из дорогих тканей и увешавшиеся разными побрякушками, единственное предназначение которых — пускать другим пыль в глаза.

И эти же толстые плотные стены и крыша защитят твои ленивые глазки от укоризненных взоров утренних солнечных лучей. Так что ты встанешь хорошо за полдень, поплескаешь холодной водичкой в опухшую после вчерашнего морду, ипойдешь… ну конечно, на новую пирушку. Потому как тут плотно набитое брюхо совсем даже не помешает твоей работе. Ведь иной раз работа дворцового человека в том и состоит, чтобы набивать брюхо.

…Вот и моя новоявленная женушка тому прямое подтверждение. Не в том смысле, что у нее брюхо набитое. А просто когда я, природный (ну почти что природный) степняк, уже давным-давно на ногах, она все еще дрыхнет, замотавшись в какие-то шкуры на полу, и довольно посапываем носиком. А потому выглядит сейчас ну просто сущей еще девчонкой.

Правильно, что я вчера не стал настаивать, пусть соплячка пообвыкнется. Тут у нас ведь еще, слава богу, не средневековье какой-нибудь, когда от королевской четы требовали трахаться первый раз при куче свидетелей, дабы удостовериться, что брак состоялся. У нас тут с этим куда проще, в личную жизнь никто не лезет. Над невестой все правильные обряды провели, законному мужу отдали, и делай теперь с ней что хочешь… лишь бы дети были. Благо, в условиях местной жизни достаточно открытости, так что откуда эти самые дети берутся, подростки узнают довольно рано, и отдельного ликбеза для молодоженов проводить не требуется.

А некоторая сдержанность сразу после свадьбы отчасти даже поощряется. По крайней мере я, когда напутствовал молодых ирокезов перед первой брачной ночью, настоятельно рекомендовал им не торопиться. И это была отнюдь не моя выдумка, старый торчок-шаман тоже говорил примерно так же. Тут ведь трахи на одну ночь по большей части не приняты, молодым жить долго и по возможности счастливо. Так что торопливость тут не нужна.

Короче, быстренько принарядился, вышел на двор справить нужду, а заодно и умыться, слегка тоскливо огляделся по сторонам, ища повод откосить и, горько вздохнув, двинулся в банкетный зал, где уже намечалась похмельная пьянка.

Нет, пока она, конечно, преподносилась лишь как завтрак. Но можно было не сомневаться, что засидимся мы за столами как минимум до обеда, неторопливо попивая кто остатки пива, кто свежую простоквашу, или уныло ковыряя ложкой жиденькую кашку, прикусывая пресные лепешки с холодным мясом и обсуждая свои вчерашние успехи в делах уничтожения харчей и напитков. Зато вот после обеда, отдохнув, набравшись сил и взяв разгон, начнем пировать по-взрослому.

Я оглядел зал — м-да, как и следовало ожидать, Фулкара тут не присутствовало. Да и Виксаичей стало заметно меньше. Видать, стыд пересилил даже страх быть заподозренными в пренебрежении гостеприимством Царя Царей.

А вот главный шаман—Бастай, кажется, его зовут—тут присутствует. И вообще, мне кажется, что Шорбеичи малость оживились. Видать, шок после вчерашнего уже прошел, и они решили, что снятие со стола фишки их главного политического противника, это им только на руку. Надо бы как-нибудь им эту радость обгадить.

В общем, я тоже сел за свое законное место и начал слегка тоскливо ковыряться в поданной мне миске каши, играясь с хлебным мякишем. Каша, в принципе, уже была привычной и даже успела полюбиться, только вот тут, по обычной, не знающей удержу варварской манере, в нее нещадно насыпали разных пряностей, вероятно, следуя принципу «чем больше, тем вкуснее». Взять бы этого повара, да потыкать его мордой в его «художества». Ну ее на фиг, лучше простокваши с лепешками потрескаю.

Тут раздался шум, гам и привычное волнение — вошел Царь Царей. Все встали и обратили к нему свои верноподданнические взоры, и даже я соизволил слегка оторвать задницу от циновки. Правда, не столько для того чтобы поприветствовать монарха, сколько для того чтобы сделать шаг в сторону и сунуть вынутый из сумки рог за миску Бастая. А затем уже быстренько, но сохраняя чувство собственного достоинства, подошел к Мокосаю и завел с ним какую-то светскую беседу ни о чем. Попутно, естественно, не забыв похвалить его сестру… не вдаваясь в подробности, а в общих, так сказать, выражениях.

Так что негромкий вскрик и наступившая мертвая тишина застали меня довольно далеко от места происшествия. Я оглянулся — Бастай сидел мертвенно-бледный и как завороженный смотрел на лежащий перед ним рог с нарисованными на нем черепушками. Клянусь, волосы на его голове реально шевелились от страха, а я-то думал, что это только выражение такое.

— Хм… — громко сказал я, заставив Бастая и многих других еще раз вздрогнуть. — Так вот он где. А я-то его искал! Вчера наверное, по-пьяни тут забыл.

Впрочем, мои слова не слишком-то утешили коллегу-шамана. Когда я подошел ближе, чтобы забрать свое имущество, он все еще продолжал сидеть, тупо уставившись в пространство, зато руки его сильно дрожали. Мужичок был явно неадекватен, так что подсунуть в момент, когда забирал рог, за его чашу слепленную из хлебного мякиша черепушку не составило никакого труда.

…Спустя какое-то время мужичок чуток пришел в себя, унял дрожь в руках, решил промочить пересохшее от волнений горло и… Визг, Бастай буквально вылетает спиной вперед из-за стола, своими выпученными от страха глазами чем-то напоминающий героев аниме.

Когда встревоженные родственники отводили под руки продолжающего повизгивать Бастая, я как бы случайно подхватил мякишевую черепушку, сжал ее один раз в руках, навечно лишая формы, и печально покачал головой, изображая сочувствие, а затем просто вернулся на свое место.

Атмосфера в банкетном зале стала какая-то унылая и печальная, так что я (раз уж подгадил, надо и исправлять) решил малость разбавить ее разумной застольной беседой и дельными предложениями.

— Так вот о чем я тебя хотел попросить, Царь Царей Мокосай, — громко начал говорить я, отвлекая всеобщее внимание от этого неприятного эпизода. — Хотя сейчас вроде бы и не совсем подходящее время, но у меня есть к тебе большая просьба и большое предложение.

Начну пожалуй с просьбы, и я прошу, хоть просьба это и сугубо личная, отнестись к ней с полной серьезностью, ибо дело, не побоюсь этого слова, касается интересов твоего государства.

О, кажется, всеобщее внимание я такими словами привлек. Кажется, даже Мокосая, который после столь явной демонстрации моей помощи в разборках с его врагами, думаю, вряд ли смог бы отказать моим даже самым наглым и потерявшим всякую совесть требованиям.

— Дело в том, — начал я неторопливо, — что перед самой поездкой в Иратуг моим заботам был передан мой двоюродный племянник со стороны первой жены. Никсой его имя. И хотя с виду он еще малость не отесан и простоват, не надо забывать, что он также является и довольно близкой родней Царю Царей Мордую, который является двоюродным дядей моей приемной сестры. А также Царю Царей Леокаю, так как он теперь, выходит, его троюродный внук.

Ну и конечно, Великому Вождю Лга’нхи он тоже приходится двоюродным племянником, поскольку тот мой брат. Так что парнишка весьма родовит, и многие достойные люди готовы принять участие в его судьбе и жизни.

Однако я боюсь, что не смогу дать мальчишке все, что действительно ему нужно. Мы, ирокезы, пока еще не живем во Дворцах и больших поселениях, так что где тут мальчишке набраться правильных манер и знаний? Вот потому-то у меня будет к тебе огромная просьба, Царь Царей Мокосай. Не примешь ли ты его в обучение на годик-другой?

А я, в свою очередь, готов взять в ученики любого из твоих близких родичей, которого ты предложишь. И обещаю, что приложу все силы, чтобы обучить его так же хорошо, как и любого из своих молодых ирокезов!

Я высказался и замолчал. А Царь Мокосай и почти все его действительно серьезные советники сразу задумались. Собственно говоря, то, что я таким своеобразным образом предложил обменяться заложниками, было понятно. Так же было понятно, чьи интересы я преследую в первую очередь. Не зря же я ведь упомянул Мордуя.

Но обмен заложниками, это было и своего рода заключение мирного договора, который не так-то просто разрушить. И дело тут не просто в жизни какого-нибудь мальчишки-племянника. Тут дело в том, что нарушив мир, ты вроде как предаешь собственную кровь, собственную родню. А предки такого точно не одобрят и отберут у тебя всю удачу.

А у Иратуга, чего там греха таить, всегда были некие интересы на территориях соседей, и Олидики особенно. Ведь там дофига бесценных ресурсов в виде руды, а все что досталось Иратугу, это в основном овцы и транзитные торговые пути. Оно, конечно, для жизни достаточно, но хочется-то куда большего.

А с другой стороны, не зря же я подчеркнул, что этот самый Никсой является родственником Царя Царей Мордуя, моим и Лга’нхи, и даже Леокая. Это означает, что ты входишь в большой союз родичей, что Мокосаю так необходимо, но также и то, что хрен теперь рыпнешься с попытками залезть оттяпать чужой кусочек. Со всей вытекающей отсюда необходимостью держать в узде собственных «ястребов».

Это дело было серьезное, и его хорошенечко надо было обдумать, так что я, естественно, не стал настаивать на немедленном ответе, а перешел к другой просьбе.

Просьба, хоть формально и обращалась к Царю Царей, была направлена скорее к Драхтовичам — мастерам по окрасе ткани. Короче, я предложил поставлять им пурпурную краску с берегов моря и делить барыш поровну. Презентовав от себя на пробу некоторую толику имеющейся в запасе «сухой туши».

И в этом предложении имелись свои скрытые стороны. Если дело с краской пойдет (а я помнил, что древние финикияне круто поднялись на пурпуре, и еще очень долго этот цвет означал принадлежность к высшей знати, либо, бери выше, был привилегией монархов), то, полагаю, и барыш будет немалый. А значит, нам, ирокезам, будет на что выменивать бронзу. Так что коровки удовлетворят наши телесные потребности, а ракушки — духовные (сфера ремесла ведь относится к шаманской специальности). А насколько я узнавал у знающего про море все Кор’тека, ракушек этих в море было изобилие, так что нам оставалось лишь наладить их добычу и переработку.

Опять же, в чисто внутреннеиратугских делах появление новой краски привязывало к Мокосаю сильный клан Драхтовичей, ну и в некотором роде, добавляло ресурсов царству, ведь новые ярко окрашенные ткани должны были принести немалый барыш. Ну а во внешних, ставило Иратуг в зависимость от поставок сырья через Олидику, делая любые военные конфликты с этим государством крайне невыгодными.

В общем, пищи для ума я им предоставил предостаточно, так что под благовидным предлогом, что хочу проведать Лга’нхи, поспешил выйти из зала. А то неприятно, когда почти все гости шушукаются между собой, обсуждая тебя и твои слова.

Лга’нхи я, как обычно, нашел за оградой Дворца. Там был такой удобный пустырек, и этот неутомимый отец народа гонял по этому пустырьку молодежь, заставляя совершенствоваться в боевых искусствах и строевой подготовке. Да и сам не упускал возможности показать высший класс, благо, полюбоваться на такое зрелище почти всегда собиралась изрядная толпа.

…Я, признаться, участвовать во всем этом не планировал. Не то чтобы мне было так уж лениво… просто не планировал. Но Лга’нхи глянул на меня этаким оком истинного Вождя Ирокезов, и я, вздохнув, подхватил лежащий на земле щит и влез в общий строй.

Спустя пару часиков все, что я мог, это ползать и жалобно стонать. Мне ведь, блин, уже не восемнадцать лет, и соревноваться с молодняком в выносливости было глупо, да и признаюсь, пиры и дворцовая жизнь быстро подточили запасы моей выносливости и неукротимости. Но и дать слабину в присутствии учеников тоже было невозможно. Так же невозможно, как вызвать приступ жалости у этой дубины стоеросовой, всех меряющего по себе, и предъявляющего абсолютно неадекватные требования к пожилым, почтенным шаманам.

— Ну, как дела? — спросил меня брательник, когда после команды «Разойдись» я фактически рухнул там же, где и стоял. И можно было не сомневаться, что интересует его совсем даже не мое здоровье, а, так сказать, реализация наших планов.

— Я сделал Мокосаю предложение насчет Никсоя, и про краску тоже сказал, — отчитался я в проделанной работе, тем более, что Лга’нхи был прекрасно осведомлен о том, что и когда я собираюсь предлагать Мокосаю. — Они сейчас про это думают, но вряд ли станут отказывать. Чужую землю еще может захватишь, может нет — а тут выгода прямо в руки плывет.

— Да, — с важным видом подтвердил этот балбес. — Мы теперь Мокосаю близкая родня, так что он не станет с нами ссориться. И с Мордуем. А что там с шаманом Бастаем случилось, что его из Дворца на руках вынесли?

— Да я пошаманил чуток, — сдержанно ответил я, тщательно изображая равнодушие и безразличие. — Вот он и расстроился немного.

— Хм… — довольно осклабился Лга’нхи. — И правильно. А то видно было, что он против Мокосая вместе с этим трусом Фулкаром был. Вот теперь узнает…

Только ты того… как вчера говорил, всех собираешься наказывать? Очень большое колдовство должно быть.

М-да. Это, признаться, я вчера сдуру ляпнул. Наказывать всех участников заговора, это уж очень хлопотное занятие… Нет, можно конечно, потратив пару-тройку лет, напридумать пакостей и довести всех наших врагов до кондратия. Однако, признаться, я бы предпочел потратить это время на что-то более полезное.

— Я ведь к тому, — продолжал задумчиво вещать Лга’нхи, — что ты ведь сам говорил, что слишком много, оно того, не надо. А то как бы опять, как с Тишкой, не получилось.

Хм… А ведь брательник, не смотрите, что у него башка за два метра над землей болтается, где ее все ветры продувают, дело говорит!

— Да я и сам сомневаюсь, — подхватил я тему. — Только ведь обещал же Мокосаю, теперь назад слово брать, это неправильно. Может, ты с ним поговоришь, объяснишь, как оно чего, в конце-то концов, это же его сестра теперь у меня в женах. А всем объявим, что мол, Мокосай мне велел пощадить остальных заговощиков. Мол, они хоть и дальняя, но ведь тоже ему родня, а значит, ее беречь надо.

— Это ты правильно сказал, — согласился со мной Лга’нхи. — Родню беречь надо!

…А я вот что еще подумал: может, после Иратуга нам еще в Улот сходить? Навестим Царя Царей Леокая, а потом вдоль берега обратно вернемся. Опять же, и Кор’тек собирался в те края караван вести, может с ним и поплывем обратно?

Нет. Что-то сегодня явно в атмосфере неправильное происходит. Лга’нхи два раза подряд умные вещи говорит. Мне ведь, признаться, тоже очень с дедушкой охота было пообщаться!

Ну, как и было ожидаемо, вечером, на пиру, наши предложения были приняты.

Я, собственно говоря, в этом и не сомневался, и даже специально прихватил с собой на пир бедолагу Никсоя.

Практически все время после тренировки мы с ним провели вместе, отсиживаясь на задворках дворца, и я пудрил ему мозги политинформацией, светлыми перспективами на будущее и предупреждал, как не вляпаться в проблемы в настоящем. Парнишка малость мандражировал конечно, но характер у него был живой, мозги работали весьма неплохо, и воспитание в целом было очень правильное. В том плане, что папаша Крайт явно придерживался версии суровой родительской любви, и потому держал сынка в черном теле, готовя к жизненным трудностям. Так что в этом отношении жизнь у Мокосая грозила парнишке лишь излишней разбалованностью. Ведь, зуб даю, Царь Царей будет воспитывать его вместе со своими детьми, и хотя уверен, Мокосай и из них растит настоящих воинов, все-таки прыжок от крестьянской хижины до царского Дворца, это серьезное испытание.

…В пути я нашел время познакомиться с Никсоем поближе и убедился, что мое первоначальное впечатление о нем было правильным. Шустрый, шкодливый и сообразительный. Что, в общем, было вполне характерно для местных подростков. Тут не будешь шустрить — запросто останешься голодным. Шкодливость, в определенной мере, это аналог разумной дерзости и смелости, ну а сообразительность быстро развивается в условиях, о которых даже взрослые дикари пусть и вспоминают спустя годы не без легкой ностальгии, но возвращаться к ним не захотели бы ни под каким предлогом.

Но самое ценное качество, которое я обнаружил в Никсое, это его уникальная способность не теряться перед любым авторитетом и уровнем крутизны.

Вот тогда например, в нашу первую встречу. Перед парнем сидели герои баллад, легендарные Великий Вождь и Великий шаман, да любой бы парнишка впал бы в ступор и опух от восторга и восхищения. А этому хоть бы хны, еще и кусок мяса у нас спереть умудрился!

Когда мы общались с Мордуем или Мокосаем, парнишка также вел себя совершенно свободно и раскованно. Я бы в его возрасте, оказавшись в схожей ситуации, наверное только и смог бы, что уныло мямлить, краснеть да ковырять землю носком ботинка, перепуганный десятками устремленных на меня глаз и вниманием сильных мира сего. А этому хоть бы хны.

Нет, при этом он не вел себя нагло или борзо, как это бывает у чересчур разбалованных детей. Нет. По всему было видать, что папаша Крайт в сынулю вежливость и понятие о табеле о рангах вколачивал намертво. Когда было надо, Никсой стоял тише воды ниже травы и выглядел очень благообразным мальчиком. Но вот стоило только обратиться к нему, как, например, я сделал, представляя его Мокосаю при самой первой встрече, — и парнишка без всякого смущения демонстрировал и себя и все свои таланты. И кажется, даже тащился от всеобщего, направленного на него внимания… Этакий экстраверт в чистом виде.

…Короче, я планировал двинуть парня по дипломатической части. Так что ему сейчас надо было набираться разных манер и пообтесаться в приличном обществе.

Другой вопрос, чьим дипломатом он будет? Парень-то, вроде, пока олидиканец, зато приживется и заведет (в этом можно было не сомневаться) друзей в Иратуге… Но хотелось бы, чтобы он стал ирокезом. Нам такие кадры будут нужны.

Пока мы шли сюда, я старательно капал ему на мозги, навязывая образ по-настоящему крутого и сурового парня, с невдолбенно моднявым причесоном и крутым копьем в руке. Парня, стать которым должен мечтать любой подросток. И с нашей образцово-диверсионной оикия закрепить этот образ в глазах пацаненка было несложно.

…Только вот, — намекал ему я, — мечтают стать ирокезами многие. Да не всем это дано. А вот у Никсоя, благодаря удачному замужеству евоной тетки, шанс на это есть! И только от него теперь будет зависеть, воспользуется он этим шансом, или просрет свое Щастье.

Короче, задурил парню голову. А надо сказать, голову довольно светлую. За тот месяц с небольшим, что он был с нами, Никсой уже худо-бедно научился различать все буквы и даже читать по слогам, благо, учителей у него было предостаточно.

Так что на прощание я планировал подарить ему Азбуку и пару-тройку записанных баллад для чтения. А также повелеть присылать мне или в Олидику с попутными караванами ежемесячные отчеты о происходящих в Иратуге делах, тонко намекнув, что от количества и длины этих посланий будет зависеть его дальнейшая карьера. Не то чтобы я всерьез надеялся таким образом узнавать что-то полезное. Просто парню будет полезна письменная практика. А главное, постоянное напоминание, что он из нашенских. А то закружит его эта иратугская круговерть, найдутся новые хорошие наставники, кумиры и образцы для подражания, и пропал Никсой для ирокезского общества!

Так что процедура передачи моего ученика в руки нового наставника не стала для моего двоюродного племянника ни неожиданностью, ни трагедией. И прошла, можно сказать, вполне себе буднично и по семейному.

В отличии от той головомойки, что устроили мне драхтовичи, торгуясь по поводу новой краски.

Для начала, они решили меня совсем уж по-детски кинуть, предложив обменивать краску на овец по весу. Ага, за одну овцу равное ей по весу количество бесценного пурпура. И при этом лыбились такими по-детски хитрыми улыбочками, что я едва не согласился, расплывшись от умиления от такой непревзойденной наглости. Ведь это примерно тоже самое, что смотреть, как маленький пушистый котенок тырит со стола мясо.

Несмотря на все мои иратугские подвиги, эти вонючки реально принимали меня за дремучего степного дикаря, готового отдать целое стадо больших братьев за бронзовый ломик весом в пару килограммов.

Так что я постарался изобразить такую же идиотски-хитрую улыбочку и для начала высказался в том плане, что буду брать за краску десятикратное по весу количество бронзы.

Вонючки-драхтовичи (начинаю подозревать, что «вонючками» их прозвали отнюдь не только из-за запаха) наконец-то посмотрели на меня с уважением, и торг пошел. И шел он почти до самого вечера.

Меня убеждали, что выданная мной на пробу краска ни на что не годится, в доказательство чего прямо у меня на глазах покрасили кусок ткани и прополоскали его в воде. Естественно, краска почти сразу смылась. Но я на это не повелся и тонко намекнул, что коли драхтовичи такие неумехи, что не знают способа удержать краску на ткани, мне, вероятно, следует обратиться к другим мастерам.

Драхтовичи, естественно, оскорбились и начали рассказывать, какое же это непростое дело — окраска тканей. И почему никто во всем мире кроме них не способен делать его так хорошо.

Я в ответ поведал, как зимой я с учениками бросался в ледяные воды бушующего моря, чтобы на невероятной глубине вырывать из лап морских чудовищ малюсенькие ракушки. И как тяжело и сложно мне приходилось камлать, чтобы заставить эту ракушку отдать свою краску.

Короче, мы заливались соловьями и навирали с три короба, пока наконец не пришли примерно к первоначальному моему предложению — барыши пополам. В том плане, что они окрашивают ткани нашей краской и половину отдают нам.

Я было, с целью оптимизации процесса и вовлечения в цепочку производства Олидики, предложил им, чтобы ткань для окраски делалась там, а в Иратуге только окрашивалась. Но меня внаглую высмеяли — только в Иратуге делают по-настоящему правильную и хорошую, плотную, но и очень мягкую ткань, а весь остальной мир — сплошь безрукие идиоты и мошенники.

С этим как-бы пришлось согласиться и отвалить в сторону.

В сторону своей комнатенки, в которой меня ждала свежеобретенная супруга.

…Да. Помните, что я говорил про местные стены, словно бы созданные для любознательных ушей? Уже на подходе к своей комнатушке я услышал, как внутри заливается голосок, несомненно принадлежащей моей дражайшей женушке.

— …а так не видно… Но Он у него величиной с… с… с дерево! И эта того — неутомимый, как… как ручей. Вообще не прекращает…

А еще…

Дослушивать я не стал, а усмехнувшись, откинул занавески, заменяющие нам дверь. Дражайшая супруга сидела в окружении сопляек еще младше ее по возрасту и пусть неумело, без знания теоретической базы, но явно самозабвенно им врала.

При виде меня все сразу замолкли и уставились на меня бусинками испуганно-любопытных глазок. А я свою очередь тоже оглядел уважаемое собрание, а заодно и выделенное мне помещение.

Так. Судя по всему, к Лигит наведалась ее «девчачья банда» вызнать подробности о состоявшемся замужестве. А ей, бедолажке, и сказать-то нечего. Приперся пьяный муж заполночь и завалился на кровать дрыхнуть — история, конечно, вполне жизненная и наверное обычна для любого века любой эпохи существования человечества, но страдает отсутствием романтики, живописных подробностей и сюжетной интриги. Вот и приходится бедняжке лепить отсебятину, чтобы не прослыть среди подружек лохушкой, которой и рассказать нечего, да еще и страшилой, от которой муж шарахается как от прокаженной.

Впрочем, разговоры — это, похоже, не все, чем эта банда сегодня занималась. Судя по состоянию моих пожитков, поступили с ними вполне по-бандитски — выпотрошив все тючки и мешки. Вероятно, Лигит хвасталась богатствами мужа и девчонки провели немало часов, самозабвенно копаясь в моем барахле. Нет, то что сопрут что-нибудь, я конечно не боялся — не те тут нравы однако…

Уж не знаю, специально это у них так получилось или случайно, но все мое барахло было теперь рассортировано на несколько кучек. И судя по количеству кучек и по их объему, все оно теперь делилось на три категории: мое (ненужное ей), нейтральное (видимо, она еще не придумала, как его использовать) и крайне ей необходимое… Угадайте, какая кучка была самая большая, а какая самая маленькая?

Ну да, хоть барахла этого у меня было много, потому-то сегодня меня встретили куда более благосклонным взглядом и когда остальные бандитки, повизгивая, прыснули из комнаты, попыток отскочить от меня как от нечисти больше уже не предпринималось.

Впрочем, после той лапши, что она навешала про меня своим подружкам, можно было не сомневаться, что Лигит обязательно постарается запастись свежим материалом для будущих рассказов.

У них это просто. Я когда первый раз подслушал подобные разговорчики, что вели Ласта Осакат и Тишка, так вообще поначалу решил, что Тишка мне изменяет с каким-то половым гигантом — акробатом по совместительству, от пяток до макушки набитым батарейками энеджайзер. И только по вскользь упомянутому имени сообразил, что это она про меня так… лестно. Я даже было с непривычки возгордился необыкновенно. Пока не сообразил, что это она больше для подружек старается. Увы, в эти суровые времена с таким ничтожно малым количеством материальных ценностей и возможностей пустить подружкам пыль в глаза — бедолагам только и остается, что хвастаться достижениями своих мужиков… Всякими достижениями.

…Меня потом вообще долгое время снедало подозрение, что имитируют оргазм женщины не для того, чтобы порадовать мужа, а чтобы уесть подслушивающих за стенкой соседок. Впрочем, хватит об этом…

Ну а что было дальше,я по вполне понятным причинам во всех подробностях описывать не буду. Скажу только, что страсти и удовольствия особых не было, зато дофига неловкости и напряжения, вполне соответствующих понятию «исполнить долг» (пусть и супружеский). Но, как говорится, лиха беда начало.

— Ты должен сделать мне подарок! — настойчиво потребовала супружница, едва я успел немного восстановить дыхание.

— Какой? — спросил я, вяло подумав, что может, это у них в горах обычай такой. Но по загоревшимся глазкам женушки понял, что влип конкретно.

Глава 8

Нагруженных трофеями, в смысле подарками, верблюдов и студентов мы отправили первыми, а сами проторчали в столице Иратуга еще примерно неделю. Никаких особо выдающихся событий за это время не произошло, так что рассказывать в общем-то и не о чем.

Попробовал я было напроситься на экскурсию на производство к Драхтовичам, но был вежливо послан. Да и сам сообразил что мне, разбирающемуся в химии, как свинья в астронавигации, толку от такой поездки большого не будет, а дышать несколько часов вонью только чтобы увидеть то немногое, что мне сочтут возможным показать — нет уж, спасибо!

А больше-то, в Иратуге ничего интересного и не было. Не коз же мне ходить разглядывать? А местное ремесленничество было развито явно хуже, чем в Олидике или Улоте. Да и после шутки, что я сотворил с Бастаем, надеяться, что в местных шаманских кругах меня примут с распростертыми объятьями, пожалуй, не стоило.

Даже несмотря на то, что Царь Царей Мокосай «уговорил» меня больше никого не преследовать и отозвать своих злобных демонов с тропы войны. Я для порядка было поломался немного. Но в конце концов согласился. Это же его царство, ему и решать, кого тут казнить, кого миловать.

Бастая, кстати, карачун не хватил, как я первоначально подумал. Но вот крыша у мужика поехала конкретно, сделав его абсолютно непригодным к исполнению шаманских обязанностей… Да и вообще он теперь мало к чему был пригоден. Разве только что трясти башкой да прудить в штаны.

И хотя подобное зрелище моего ополоумевшего противника работало на мою репутацию Великого и Ужасного даже лучше, чем просто его же смерть, я каждый раз чувствовал себя неловко при виде этого мгновенно превратившийся в ничтожество существа. Но кто же знал, что мужик так слаб на голову? Впрочем, учитывая мою репутацию, склонность местных к мистике, а особенно к галлюциногенным компотикам, пожалуй, этому не следовало удивляться.

Ну да хватит о грустном. (Хотя почему это «хватит»?) Диалог с женушкой у меня более-менее налаживался.

Правда выглядело это так — она что-нибудь просила, а я… как-то так получалось, что соглашался. Нет, не подумайте, что мне приходилось платить ей за секс или, допустим, приготовление обеда. Просто я постоянно чувствовал какую-то неловкость. Вероятно, вызванную гнилой отрыжкой моего интеллигентского прошлого. Глядя на ее наивную жадность и свеженькое личико, я чувствовал себя этаким совратителем малолетних и невольно пытался задаривать «дите» понравившимися ей игрушками.

Хотя не буду наговаривать на Лигит лишнего, в остальном как жена она была безупречна. В том плане, что воспитывали ее правильно. Так что по части кормежки и уюта я был обеспечен весьма качественно. Да еще она с первых же дней нашего брака притащила откуда-то какой-то ткацкий станок и проводила кучу времени в работе, попутно болтая с подружками. Так что принцессой на горошине ее назвать было бы трудно. Тут лентяи не выживали. И даже девиц царских кровей с младенчества приучали к работе, если не сказать пахоте.

Но вот некую слабину она во мне нащупала и теперь не стеснялась этим пользоваться, выманивая разные безделушки, оставшиеся у меня еще с прошлых разделов добыч и торговых предприятий. Мне, в принципе, было не жалко. В конце концов, не самому же таскать на себе все эти цепочки, колечки, браслетики и прочую лабуду? А красивая и богато принаряженная жена (это я знал еще в прошлой жизни), это в некотором роде визитная карточка всякого преуспевающего человека.

Вот только каждый раз, даря очередной подарок Лигит, я со вздохом вспоминал свою беззаветно преданную Тишку и все острее чувствовал потерю.

Впрочем, ладно. Как ни приятно гостеприимство искренне радующегося нашему пребыванию тут Мокосая, а отправление в дорогу навстречу новым странствиям и приключениям не может не волновать. Особенно, если большая часть пути проходит, так сказать, по местам твоей боевой славы.

Да, удивительно, как долго и страшно мы тогда шли. Изнывая от жажды с раненным Лга’нхи на руках, снедаемые беспокойством и неуверенностью. Вроде, тогда торопились что было сил, но дорога казалась бесконечно длинной. А сейчас проходим ее чуть ли не вдовое быстрее, да еще и с такой легкостью… Чудеса!

А вот то самое место, где мы нашли первый оставленный Накаем бурдюк… А вот, кажется, тут у Линсат началась истерика и я полез вон на те холмы рубить деревья… А вот тут на следующее утро мы поставили капкан… Точно — даже видно место, где дорога вильнула в сторону, забравшись аж на склон горного хребта. Видать, мой капкан произвел такое впечатление на местных, что даже спустя годы они предпочитают обойти стороной «проклятое место». А вон на скале (зная, что он там раньше был) можно разглядеть остатки нарисованного верблюда.

А вот после этой долины мы наконец забыли, что такое жажда… А тут я делал операцию Лга’нхи, выскребая грязь и гной из его раны и подсаживая червей… А вот тот самый ручей, отделяющий Иратуг от Улота… Вроде, только пару шагов сделать по ледяной воде. Но тогда это означало для нас так много.

Да, веселая была прогулочка. И опять из серии «по памятным местам, воспетым в былинах». И снова ирокезы и сопровождающие нас лица слушали с большим интересом мои пояснения. Даже Лга’нхи, который большую часть того пути провел в забытьи и мало что помнил.

…О, кажись и женушка начал посматривать на меня со страхом, видать вспомнила про репутацию Свирепого и Беспощадного, которую имеет ее муженек во всем мире и особенно в Иратуге.

(От Аффтыря: в предыдущем сюжете наметились маленькие изменения.

Во-первых, я подумал, что нахрена тащить весь товар сначала в Улот, а потом кругалями в Ирокезию? Так что в Улот мои герои взяли только некоторую толику подарков, а остальное добро отправили вместе со студентами по короткому пути (отправят, я это еще не написал).

Во-вторых, совсем забыл, что Дебил с Мокосаем должны были обменяться заложниками. И решил, что Царь Царей Мокосай отдаст на воспитание Дебилу своего старшего сына. Заодно и подержит его какое-то время подальше от Иратуга и возможных наездов.)

В Улоте нас не ждали.

В смысле, в первом по дороге из Иратуга поселке, где проживал аналог местной «пограничной стражи», никто не поспешил расстелить перед нами ковровую дорожку и выстроить почетный караул.

Оно, конечно никакой стражей они и не были, а всего лишь местным ополчением, приглядывающим за прибывающими в царство с востока чужеземцами и доносящим, ежели понадобится, в столицу обо всех творящихся тут несуразностях и происшествиях.

Думаю, приезд банды из десятка (считая Лга’нхи) здоровенных вооруженных до зубов дикарей со шрамированными мордами, а также целых трех шаманов, один (а возможно и два) из которых вообще был, прости господи, аиотеек, не произвел на пограничную стражу особо благожелательного впечатления. И даже моя женушка, и в пути не забывающая расфуфыриваться бирюльками, а также ее племяш, на нашем фоне отнюдь не смотрелись невинными овечками, а скорее, особами подозрительными. (Невинные овечки вместе с такими матерыми волчарами не путешествуют).

Впрочем, наши, в смысле Лга’нхи и мое имена местные ребята конечно слышали, как и краем уха слышали про то, что мы приходимся Леокаю какой-то очень дальней родней.

Но в том, что Улот был действительно «Великим», я быстро убедился, поняв, что даже несмотря на все вышеперечисленное, тут нам восторженно-почтительного приема явно не дождаться. Может, баллады про нас с Лга’нхи и пели даже тут, но для местных мы все равно были провинциальными дикарями, как-то ухитрившимися породниться с Царем Царей.

Так что десятник, руководивший заставой, сурово (хотя и не без опаски) посмотрев на ирокезов и особенно Лга’нхи, строго наказал нам в пути не баловать и вести себя прилично… Не в том плане, что не сморкаться в скатерти, застегивать ширинку или опорожнять кишечник в строго отведенных для этого местах, а в том, что овец и прочий скот по своей дикарской привычке не воровать, на местных жителей с целью сдирания скальпов не охотиться и обходить стороной местных баб… Ну, разве что им самим приспичит нами попользоваться.

В ответ я посоветовал этому зазнайке более детально обобщить своих знания, написав книгу-учебник по благородным манерам… А ежели он писать не умеет, так пусть ходит за своей овцекозой круглыми сутками и жрет все что у нее из-под хвоста выпадет — может, ума и прибавиться. Верный способ. Это я как Великий Шаман говорю!

В ответ десятник написал на своем лице ясно читаемое желание засветить мне в глаз и дать пенделя, но, покосившись на довольно ржущих ирокезов и на аиотеекские копья и протазаны в их руках, видать, решил не связываться с дикарями, лишь плюнув на прощание. Мы решили засчитать ему это за пожелание доброго пути и свалили восвояси.

И спустя этак дней двадцать, двигаясь без особых происшествий и даже соблюдая полученные от знатока изящных манер рекомендации, достигли озера-столицы Великого Улота.

— Ну и с чем пожаловали? — иронично подняв бровь, вопросил Царь Царей Леокай после произнесения всех стандартных приветствий, глядя на нас с вершины своего трона, как на каких-то там муравьишек.

…Вот только не подумайте, что трон этот стоял на каком-нибудь возвышении или подтягивался на канатах под потолок… просто сегодня Леокай выбрал подобный образ — Монарха-Громовержца-Небожителя — и как ни грустно было это признавать, умудрялся соответствовать ему на все сто процентов.

— Да вот, — спокойно ответил Лга’нхи. — Были рядом в Иратуге, ну и решили зайти навестить.

И ведь самое смешное, что он это серьезно. Месяц пути для него это как раз «были рядом». Да если бы не некий хилый шаман со товарищами да еще и его горянка-жена с мальчишкой, они бы проделали весь этот путь раз в десять быстрее, даже толком не успев вспотеть в пути. А так — вышла просто долгая прогулка.

— Значит, проведать решили? — расплылся в улыбке Леокай. — Ну что ж, дело хорошее… Как тебе, Дебил, новая жена? — вдруг резко перевел он стрелки на мою персону. — Слушается?

— Хм… Нормальная жена. — Я хоть и ждал подобных расспросов, однако все равно Леокай умудрился застать меня врасплох. — Чего бы ей не слушаться?

— Ну-ну — насмешливо, будто зная за мной какие-то жуткие оплошности и нелепицы, хмыкнул Царь Царей. — И как там дела в Иратуге?

…Вот!!! Вот и настал сладкий момент мести!

Ну может не мести, а так — мелкой мстишки, но хоть немножко отыграться я был должен! Ну вот хотя бы за эти насмешливые и многозначительные «Ну-ну». Будто я не знаю, что это у Леокая одна из любимых фишек — заставить человека растеряться, делая вид, будто он вляпался в какое-то жуткое дерьмо, о котором даже и не подозревает, и под это дело вытащить из него ценную информацию или навязать какой-нибудь невыгодный договор.

Оно, конечно, можно почти не сомневаться, что его человек выслал ему подробный доклад обо всех иратугских делах чуть ли не раньше, чем они успели завершиться. Но доброму дедушке явно хочется услышать все подробности от непосредственных участников событий, да еще и со всеми неизбежно теряемыми при пересказе гонца подробностями — как противостояния с врагами Мокосая, так и заключенных нами договоров.

Так что получи дедушка Леокай… мой подробный рассказ о здоровье Царя Царей Мокосая, балладу о Великой Охоте на баранов и споре что затеяли ирокезы с царской охраной (ясное дело, что наши победили и если у противоположной стороны в этом есть какие-то сомнения, то это их проблемы) и моем личном бракосочетании. С максимально идиотически-подробным перечислением всех гостей на свадьбе, подарков и поданных блюд.

…А собственно, почему бы и нет? Мокосаевы разборки, это его сугубо личное дело, а договоры, заключенные с Олидикой или ирокезами, к Улоту вроде как никакого отношения не имеют.

Однако надо отдать должное Леокаю — эту мою почти часовую речь он выслушал с благожелательным вниманием, улыбкой на лице и даже задавал время от времени наводящие вопросы… естественно, по теме беседы вроде — «Неужто целых пять чашек из красного камня?» или «…и Болдай значит тоже был?». Ни одного вопроса или даже намека на действительно интересующие его темы.

Так что смело можно сказать, что пока у нас «один-один». Разумеется, я не сомневаюсь, что в конечном итоге продую с разгромным счетом, но это же еще не значит, что я даже пытаться не должен?

Первого пинка я получил уже вечером на пиру, когда Леокай как бы невзначай поинтересовался, как именно я собираюсь «роднить» его воинов и тех «забритых», что он привел с собой после Великой Битвы.

Тут я, признаться, малость завис, потому что это как-то почти что полностью вылетело у меня из головы. В конце концов, этой зимой проблем у меня и так хватало, так что я про то обещание Леокаю, конечно, не забыл …просто как-то не вспоминал.

Да еще и задан вопрос как обычно был в самое неподходящее время, так что пришлось мямлить и мычать, позорясь на глазах у всех гостей. А Леокай выслушал меня с такой же, как и накануне, вежливой и понимающей улыбочкой. А напоследок даже вроде бы как подмигнул ехидно.

Собственно, всерьез мы поговорили уже на следующий день, когда удостоились персональной аудиенции. Тут уж Леокай миндальничать не стал, а вытряс из нас двоих все подробности иратугских разборок.

— Ну да. Я постарался, — без тени смущения ответил он на предъявленные мной обвинения, построенные, впрочем, исключительно на косвенных уликах.

— …И поэтому тоже, — опять согласился он, когда я выдвинул свою версию «зачем оно ему было надо». — Да еще и хотел этого Мокосая проверить, а то ведь мне с ним дела вести, договоры заключать. А коли он у власти удержаться не может — о чем тогда вообще с ним разговаривать?

— Ну, уж теперь-то, я думаю, он у власти надолго, — съязвил я.

— Да не скажи… — без всякого ехидства, но весьма задумчиво заметил Леокай. — Воин Мокосай хороший, управлять тоже умеет. А вот Царь Царей слабый, далеко смотреть не хочет. Много думать не любит. А на нашем месте много думать надо… Шаг сделал, а должен уже думать, что через десять шагов тебя ждет. Мокосай не думает.

…И советника хорошего у него тоже нет, — многозначительно так поглядев на Лга’нхи, добавил он после небольшой паузы. Такого, чтобы можно было верить как брату — ну вот как у вас… Повезло тебе, Великий Вождь Лга’нхи, что шаман у тебя может и не семи пядей во лбу, да зато с духами умеет разговаривать и те ему благоволят изрядно.

— Да просто не привык он еще, — вступился я за «двоюродного брата», заодно торопясь увести разговор прочь от своей персоны. — Он всего-то в Царях Царей без году неделя служит.

— Не в том дело, — устало ответил Леокай. — А в том, что трон ему дуриком в руки свалился. А хороший Царь Царей к нему сам рвется и всех, кто на дороге стоит, в клочья рвет. Вот тогда у него и есть шанс усидеть.

— Ну, — усомнился я, потому как Леокай какое-то нафиг средневековье мне тут описывал. — Все-таки, коли за ним род стоит, то уж… И вообще — что ж тут хорошего, когда всякая сволочь по головам за властью лезет? Только раздоры да дрязги.

— Чтобы вожак хорошо род защищал, он умным, решительными и хитрым быть должен, — оборвал меня Леокай. — А иначе и сам не устоит, и род погубит. Или ты думал, что во главе Царства добренький дурачок усидеть сможет? Не завидую я такому царству.

— Так что же теперь…?

— Ну, пока вы там шороху навели. Главных соперников Мокосая до смерти запугали. Так что лет пять-шесть наверное у него есть. Да и с краской этой ты хорошо придумал. Коли дело пойдет, у Мокосая большая поддержка будет. Но уж коли он со следующим бунтом самостоятельно не справится — поищу на его место другого человека… Оставил бы ты мне сынка-то его?

— Так ведь вроде как… — начал бормотать я. — Мокосай его нам доверил. И коли мы… то…

— Да понятно, — махнул рукой добрый дедушка. — Но я бы его настоящим Царем Царей вырастил. А вы из него либо воина, либо шамана сделать сможете… Впрочем, ты прав: коли вы мне своего племянника отдадите, это не правильно будет, и в Иратуге об этом нехорошо подумать могут… Буду другого человека присматривать… На всякий случай.

Мы помолчали, а потом я внезапно спросил.

— А зачем? Чего ты вообще добиваешься, Царь Царей Леокай?

— Хе, вот наконец-то умные вопросы задавать начал, — усмехнулся Леокай. — А хочу я, чтобы в горах сейчас мир был. Потому как войны — очень уж для торговли накладно. А торговля нам всем больше выгоды сулит, чем войны.

— А как же Мана? — спросил-возразил Лга’нхи. — Коли воины не будут биться и скальпы снимать — ослабнет Мана. Ослабнет Мана,ослабнут люди, враги почуют слабость и придут за твоими «торговыми богатствами».

— Правильно говоришь, Вождь, — согласился с Лга’нхи добрый дедушка. — Только ведь войну лучше не в своем доме вести, а во вражеском. Эти аиотееки, они еще приходить будут. Прошлая орда на Восток в Вал’аклаву ушла. И хотя ее там вроде как остановили, не дав через Реку перейти, но и полностью уничтожить не уничтожили. Она там в ближних степях нонче пасется, сил набирается. А как наберется… — вот и гадай, куда тронется.

На западе, сами знаете, тоже Река есть. И там тоже аиотееки сидят. И кто знает, а не придут ли они к нам? Или, может, из-за моря еще кто придет.

…Так что мир сейчас нам очень нужен, это Шаману Дебилу верно Духи про Союз подсказали. Если что, вместе-то завсегда сподручнее аиотееков бить будет.

Вот потому-то у меня и вопрос к тебе, Шаман Дебил. Сможешь ли ты породнить моих воинов с теми, кто раньше на той реке жил, а теперь ко мне на службу пришел?

— Ты их хочешь послать на Реку аиотееков бить? — ответил я вопросом на вопрос. — Но хочешь и к своему Царству привязать, чтобы они и там его защищали, а не по домам разбежались?

— Ясное дело, хочу, — согласился дедушка. — Ты ведь и сам говорил, что собираешься туда ехать смотреть на аитееков. Хвастался или впрямь пойдешь?

…Хм. Какой хитрый дедушка, — подумал я. — Это получается, что пока войско коренных лыцарей будет прохлаждаться в Улоте, просирая свою Ману, евоное персональное войско поднакопит боевого опыта, славы и может даже и возьмет немалую добычу, резко усилившись и заработав авторитет. Опять же, что ни говори, а войны лучше вести за сотни километров от своего дома, выпихнув туда наиболее пассионарных, сиречь буйных соплеменников.

— Но ведь это же еще не все? — многозначительно протянул я, изображая, будто знаю больше, чем было сказанно.

— Ты думаешь, что я все Горы под свою руку подвести хочу? — рассмеялся Леокай. — Нет. Столько племен, столько народов… Даже языки разные. В одном царстве их всех не объединишь. А и объединишь — как управлять такой махиной?

— …Ну, — тихонечно сказал я. — Не обязательно управлять чужим царством, коли можешь управлять его царем…

— Это да, — согласился со мной Леокай, успев попутно прожечь своим фирменным лазерным взглядом. — Только хлопот со всем этим не оберешься. Так как, пойдете ли вы на Запад этим летом?

Мы переглянулись с Лга’нхи и чуть ли не хором ответили:

— Подумать надо.

Глава 9

Привычное море плескалось за бортом непривычно большой и непривычно деревянной лодки, непривычно играющей на волнах.

— Кор’тек, — раз в двадцатый за утро заканючил я. — Давай парус поставим?

— Ветер неровный, — опять обломил меня этот хренов ретроград. — Налетит внезапный порыв и лодку опрокинет. Да и дует он сбоку. А эти твои «косые паруса»… хрень какая-то!

Да. Хотя и плыли мы теперь на катамаране, снабженном косым (ну как я его представлял) парусным вооружением, а Кор’тек все так же оставался старым гребным пиратом, с большим подозрением относящимся к этим моим новшествам.

Хотя, возможно, он отчасти и был прав. Я ведь нифига не разбирался ни в яхтах, ни в парусах, ни в море, «поплавав» в основном по книжным страницам да интернет-сайтам. А этот построенный нами экспериментальный катамаран даже при гребле подчас вел себя абсолютно парадоксально, а уж распустив парус, умудрялся распоясаться абсолютно и начинал резвиться в волнах как обкуренный дельфинчик. Что ни говори, а в судостроительстве, как и в судовождении, наверняка скрыты тысячи секретов, которые можно постигнуть только путем долгой практики и годами нарабатываемого опыта. Может, мачту ему надо было вперед вынести? Или сделать ровнее корпуса лодок, его составляющие? Сделать какое-то иное крепление, по-другому разместить центры тяжести?

Обычно-то опыт строительства и опыт управления идут рука об руку. Вон, у моряков и узлы свои особые есть, и язык, который только они и понимают, чтобы в нужное время потянуть именно за тот самый канат… А у нас пока налицо явная диспропорция. Что-то по моим чертежам и объяснениям ребята смогли сделать (хотя еще неизвестно, сколько я в тех чертежах налажал), а вот пользоваться всем этим еще не научились. Всех тонкостей не поняли, навыков не выработали, инстинкты не приобрели. Так что торчащая посреди катамарана мачта пока больше служит поводом для пошлых шуточек и намеков, чем для передвижения ближе к цели.

К какой цели, спросите вы меня? Ну естественно, мы идем на запад «щупать» аиотееков!

Собственно говоря, с тех пор как мы расстались с Леокаем, прошло уже примерно два с лишним месяца.

За это время мы успели переделать множество важных дел — в том числе, помимо заключения нескольких торговых договоров (например на добычу мяса коровок в обмен на бронзу), контрактов на обучение нескольких специалистов, среди которых был и какой-то малолетний племяш Царя Царей, порученный моим личным заботам, слинять из гор и достигнуть памятных мест нашей первой охоты на коровок.

Воистину, свято место пусто не бывает. Именно этот бывший рыбацкий поселок, родовое гнездо Кор’тека, Леокай избрал базой для формирования своего нового воинства.

…К которому я с некоторых пор оказался приставлен в качестве своеобразного комиссара или политрука.

Так что, пожалуй, стоит рассказать об этом армейском подразделении чуть подробнее, поскольку если я что-то понимаю в жизни, нам с ними еще очень долгое время придется следовать одной дорожкой.

Половина сего доблестного воинства состояла из сманенных по осени Леокаем забритых… Но это как бы и не новость. Куда интереснее была его вторая половина.

На первый взгляд мне показалось, что Леокай спихнул туда всякий сброд без особого выбора. И лишь спустя приличный срок времени, получше познакомившись с этими ребятами, я постиг все глубины мудрости и коварства доброго дедушки.

Ведь если первая половина должна была состоять из безродных профессионалов, которых в силу их бедственного сиротского состояния можно было купить за жирную похлебку, гарантированную миску каши и иллюзию домашнего очага, то вторая половина с одной стороны должна была быть очень жестко привязана к Улоту а с другой — быть зависимой и подчиняться исключительно Царю Царей.

Очень непростая задача. Ведь пришлый чужак, даже проживи он в Улоте длительное время, может, как сделали это мои «подгорные», просто сняться с места и пойти в более рыбное и теплое местечко. А коренной улотец, будь он даже из «низших», на правах сородича обладает немалым пространством для маневра, перехода на другую сторону или откровенного посылания Царя Царей нахрен.

Так что дедушке пришлось провести колоссальную работу, отбирая людей, с одной стороны привязанных к его царству, а с другой, не имеющих тесных связей с живущими там сильными кланами. Имеющих личную зависимость от него, не склонных «взбрыкивать», и в то же время обладающих характером настоящих воинов… Дедушка был не дурак и прекрасно понимает, что делать солдата из размазни и хлюпика — это дело неблагодарное.

В общем, это я все к тому, что материал мне доверили весьма ценный, и если я загублю его или испоганю, можно было не сомневаться, что дедушкино разочарование будет высказано, а главное, выражено в весьма и весьма нелицеприятной форме.

К счастью, при первой встрече я этого еще не понимал, так что действовал достаточно смело и излучал уверенность.

…Да и как не излучать, коли пожалуй только среди этих ребят мы в по-имперски заносчивом Улоте опять считались былинными героями и почти что богами? Я сначала думал что это «забритые» про нас наговорили всякого. Но опять же, «потом» понял что дедушка и тут постарался, проведя определенную воспитательную работу. (В деле пропаганды Ирокезианства важнейшим из искусств, за неимением других, для нас является баллада).

Так что поначалу было легко. Дедушка, вместе с нами спустившийся на побережье, представил нам войско и войску нас. Последовала теплая встреча, щедро подогретая пивом, кашей и мясом.

Затем я принес жертвы, провел жуткий обряд с танцами и песнями (не менее жуткими) российской эстрады, после чего вписал на свежую шкуру пять дюжин имен, заложив, так сказать, основы будущей гвардии Леокая.

Пять дюжин в местных масштабах — это уже охрененное воинство, а ведь Леокай еще и собирался расширяться, доведя количество оикия до девяти-десяти.

(А может и больше, об этом дедушка задумался после того, как я рассказал ему о принципе призывной армии. Так что в будущем предполагалось, что леокаево воинство будет нести службу, так сказать, вахтовым методом).

Затем, двигаясь по проторенной дорожке, я выдал свежеиспеченным «братьям» общий «видовой признак» — завязанную в бороде косичку (брить им тонзуру или надрезать уши в виде ромашки? — нет уж увольте). Да и слишком радикальное изменение внешности, пожалуй, могло «разорвать» их близкие связи с Улотом. А тут — всего лишь косичка. (Заодно будет интересно, что сотворит с ней любящий поизвращаться мозг дикаря ну, допустим, через полгода-год. Глобальных извращений я, конечно, не допущу, но поскольку это все же не мои, а леокаевы ребята, то и вмешиваться особо не стану.).

Затем была торжественная выдача знамени, пока еще чистого без единого скальпа, и грандиозная пьянка в качестве заключительного штриха.

Поскольку Леокай выступал в качестве спонсора всех мероприятий, начиная от жертвоприношения и заканчивая массовым упитием, стесняться я не стал и дал ребятам погулять вволю.

…А потом бедолаги попали в теплые, но очень жесткие руки Великого Вождя Лга’нхи, получившего власть над этой братией в качестве близкого дедушкиного родственника, Архиглавнейшего Инструктора Полководца и Заместителя Бога На Земле.

Такой вот подарочек от доброго дедушки Леокая — сие войско должно было базироваться в западной степи на землях Ирокезистана, бдя и непущая недруга в неприятную близость к Горам.

…И (барабанная дробь) надо было знать этого хитрожопого жучилу Леокая — поскольку служба эта считалась вроде как «на общее благо», он сумел договориться, что и забота о содержании несущего ее воинства тоже вроде как легла на весь Союз.

Ведь что такое для шести царств забота о содержании восьми-девяти (я говорил, что Леокай собирался расширяться?) десятков воинов? А добрый, но очень хитрый дедушка получает на халяву готовую гвардию, да еще и возможность тыкать всем в нос о том, как он печется об общей безопасности, пока все остальные занимаются разной фигней.

При этом и в родном царстве никто не посмеет упрекнуть Царя Царей в разбазаривании общественных фондов на малопонятные милитаристские цели — раз платят все, то и Улоту позорно не заплатить каким-то малопонятным, находящимся черт знает где прощелыгам, которым суждено погибнуть первыми в случае появления страшного врага. Так что внешне внутриулотский расклад сил вроде бы никак не меняется, и никакое дополнительное воинство никому глаза не мозолит.

Вот такие вот дела!

Ну а потом, как сказал поэт, «Цыгане яркою толпой по Бессарабии кочуют» — мы всем этим немалым табором, считая семьи воинов (какой же дурак идет воевать без жены и детей), телеги с грузом зерна и отары овец, выделенных от Леокая на первое время для прокорма войска будущие инженерно-магические кадры Улота (Леокай оценил плотину), мое семейство и учеников — короче, орда собралась под три сотни человек и мы все дружно двинули в наши края.

Очень торопились. Однако встреченный нами на полдороге Кор’тек, ведущий лодочный караван в Улот, успел дойти до места, разгрузиться и догнать нас в пути.

В общем, было весело. Особенно пока дальние родственники «горских лыцарей» наконец не усвоили одно из главных армейских правил: армия оценивается в первую очередь по расстоянию, которое она может пройти за сутки… Наша армия пока оценивалась на троечку.

— Ну вот мы и пришли. Смотри, это Мос’ква!!!

…М-да — судя по выражению физиономии, моя новая супруга отнюдь не разделяет моих восторгов.

— А где твой дворец? — только и спросила она у меня. Под ложечкой как-то неприятно засосало, и я приготовился к худшему.

…Собственно говоря, я отчасти понимаю ее чувства. Я и сам почти не узнавал свою Мос’кву после того, как большая часть ирокезов разъехалась жить по разным поселкам.

Теперь она более всего походила на небольшое затерянное в степи степняцкое стойбище… Ну, разве что, со стационарными домами, выполненными в лишенных оригинальности и архитектурных наворотов стилях «хижина» и «лачуга».

После Дворцов Мокосая и особенно Леокая смотрелось это все довольно уныло… А что там ни говори, за время нашего брака я понял, что моя женушка была весьма честолюбива. Так что идея навязанного ей братом из политических резонов брака с грязным степным дикарем с самого начала не вызывала у нее особого энтузиазма. А то, что он, по слухам, еще и старый страшный колдун — тоже как бы не вызывало трепета в юном девичьем сердечке, лучше бы это был молодой воин на белом коне (верблюде в нашем случае), а еще лучше Царь Царей, естественно тоже молодой, со всеми прилагающимися этому званию Дворцами, почестями и регалиями.

Поначалу, конечно, коварному мне удалось ввести ее в заблуждение, вскружив невинной девушке голову видом тюков с товарами, бронзовых висюлек и крашенных тканей, но вот теперь суровая реальность оправдывала ее худшие ожидания — бедняжке суждено провести свои лучшие годы и зачахнуть от тоски в беспросветно унылом степном поселке-развалюхе.

Пичалька! Она и так намаялась в походных условиях, готовя нам с Лга’нхи и еще десятку ирокезов пищу на костре. И хотя, надо признать, делала она это весьма умело, такое времяпрепровождение явно не казалось верхом ее мечтаний. Наверняка дурочка думала, что вот дойдем наконец до Мос’квы, про которую ее муженек всегда говорил с таким почти мистическим восторгом, и все ее беды и печали прекратятся. А тут такой жестокий облом!

Увы, но и мне порадовать женушку хотя бы обещаниями, что все изменится и станет намного лучше, не позволяла патологическая честность и врожденная трусоватость. Все силы ирокезов сейчас были брошены на строительство флота и освоение либо новых промышленных дисциплин либо форм хозяйствования. Так что до строительства дворцов в нашей не слишком густозаросшей стройматериалами местности должны были пройти еще годы и годы.

— Вон, видишь, стоит шатер? — преувеличенно бодро сказал я, тыча пальцем в свое жилище. — Мы отобрали его у одного из самых важных и крутых вождей аиотееков! Ты удивишься, какой он большой и удобный!

Ответом мне был обжигающий презрением взгляд.

Зато одними из первых, кто встретил нас около моего шатра, были Оилиои и стая собак, среди которых паслись мой сын и племянник. Что ни говори, а ребята уже вытянулись и вместе с большей подвижностью начали приобретать самостоятельность. Самая опасная пора, когда еще мозгов, чтобы осознавать и отслеживать все опасности, явно недостаточно, а ноги уже достаточно резвые, чтобы сподвигнуть задницу, из которой они растут, на разные подвиги и приключения. Тут-то как никогда и нужен присмотр грамотных и бдительных нянек. Оилиои, честно говоря, не очень удачно подходила на эту роль. А вот зато ее союзники-собаки справлялись с ней превосходно. Одна беда — не очень-то хотелось быть отцом ребенка, воспитанного собаками. Это вроде как укор моим отцовским способностям. Но что поделать?

— Кто это? — воскликнула Лигит при виде Оилиои. Вполне привычная реакция древнего человека на подобное уродство. Ведь обычно-то рожденные с такими проблемами дети просто не выживали.

— Вот тот что с черными волосиками — это мой сын! — с гордостью и делая вид, что не понял вопроса, ответил я. — Вернее, теперь уже наш сын! А вон тот, что чуть покрупнее и рыжий — это мой племянник, а также сын моих учеников и родни. Надеюсь, с его матерью, Осакат, которая является нашей с Лга’нхи приемной сестрой, а также внучкой Царя Царей Улота Леокая и племянницей Царя Царей Олидики Мордуя, ты подружишься… Потому что она не только является весьма умелой ученицей шамана, но еще и воином, убившим в единоборстве аиотеека-оуоо, а это, должен тебе сказать, даже среди воинов твоего брата считается немалым подвигом… Я бы не советовал тебе ее злить!

…Уф, как хорошо, что можно натравить на эту гордячку свою сестренку, что и родовитее ее раз в двадцать, и в походной жизни чувствует себя как рыба в воде. Уж у нее-то, небось, соплячка не забалует!

— Нет, я говорю про Это, — очень невежливо тыкнула Лигит в Олиои. — Это что, твоя жена?

— Хкхе-гммм… — поперхнулся я ответом.

— Я была его женой — выставив вперед свои кошмарные зубы и растянув физиономию в жуткой гримасе, обозначающей улыбку, ответила вдруг Оилиои. — Но я его не слушалась и он превратил меня вот в Это.

— Ну блин!!! — возопил я секунду спустя, подхватывая потерявшую сознание супругу. — Спасибо, конечно, тебе, Оилиои, за попытку помочь. Но как теперь прикажешь ее откачивать?

— А! Подумаешь! — ответила мне эта отмороженная социопатка. — Полежит немного и сама очнется. Ты, Дебил больно уж добрый, небось, жену эту свою новую не разу еще не побил. Вот она и обнаглела совсем… Кстати, Осакат говорит, что ты и старую никогда не бил?

— А кстати, где Осакат? — увел я разговор со скользкой темы, а то не хватало мне еще прослыть безнадежным добряком. И так все на мне ездят.

— Пошла на стойбище к пастухам. Там какая-то болезнь у всех началась — срут побольше, чем все их стадо вместе взятое.

— Эпидемия? — встревожился я. — И Витек там?

— Эпидемия, это такая штука, которая происходит от малюсеньких жучков, которых даже и увидеть без особой магии невозможно? — уточнила Оилиои. — А ты меня этой магии научишь?

— Эта магия особых камней требует — отнекался я. — У меня таких сейчас нету. Так где Витек?

— А Витек на побережье пошел, — с неохотой отходя от любимой медицинской темы, снизошла до ответа аиотеекская шаманка. — Говорит, надо пройти по поселкам проверить, кто как устроился. Выкопали ли нужники, не забывают ли воду кипятить. Все ли по Закону делают.

— Хм… Это он правильно решил. А ты, значит, тут осталась? Ну и как тут дела? Улоскат-то хотя бы дома?

— Скучно. Никто не болеет. А Улоскат твоя с утра пошла на дальние пастбища детям молока принести… Хотя бы овечьего… А что за камни такие нужны? Ты бы мне рассказал, а я бы поискала… Вот, я же говорила, что сама очнется… Так как те камни выглядят?

— Они прозрачные должны быть, чем прозрачнее, тем лучше — пробормотал я, мучительно решая в уме вопрос, поднимать ли Лигит самому или гордо ее проигнорировать. — И форма особая должна быть… Я ее тебе потом нарисую. Только ведь сама по себе такая форма не получается. Ее делать надо будет, даже если ты камни такие прозрачные найдешь…

— А знаешь, — задумчиво ответила мне шаманка, тыкая клюкой в лежащую Лигит. — У нас ведь Там были люди, которые умели делать прозрачные камни из песка. Они их варили в печках, как бронзу. Честно-честно!.. Давай вставай, чего разлеглась!

— Эта магия «стекло» называется, — подтвердил я слова Оилиои. — Только ведь оно у них, небось, мутное зеленоватое и с пузырьками получалось?

— Ты много знаешь! — с уважением глядя на меня, ответила шаманка и еще раз тыкнув палкой Лигит, рявкнула на нее. — Встать! …Зато из этого камня наши мастера делали разные чаши и горшки, а еще разные бусинки. У моего деда была такая чашка, через которую можно было видеть цвет налитого в нее отвара или молока. Но как-то раз я уронила ее на камень, и она разбилась… Дед тогда чуть не побил меня.

— Слушай, — пришла мне в голову идея. — А ты видела когда-нибудь, из чего варят это стекло?.. Там ведь, кажется, должен быть такой белый порошок с особым вкусом…

— Да. Только это был не порошок а камни, их привозили откуда-то из степей… А что?

— А то, что это порошок или камень — очень полезная штука, ее вроде как и для приготовления еды как-то использовали (я точно помню картонную коробку с надписью «Пищевая сода», что стояла в шкафчике у нас на кухне), и вроде как для лечения… А еще — ведь стекло, это же глазурь! Мы научимся делать такие горшки, что весь мир нам обзавидуется.

— А чего им лечат? — раздался вполне ожидаемый вопрос.

— Желудок, кажется… — буркнул я. Идея стекловаренной промышленности уже полностью завладела мной. — Только, вроде как, использовать можно только очень малыми дозами и не часто…

Сода… Стекло… Что-то я ведь в технаре про это дело слышал и даже доклад писал… Только писал я про фритту — мелкодробленое стекло, которое идет на глазури. Но что-то там было и про стекло и даже соду… Кажется, ее из углей или пепла каких-то водяных растений добывали… Хотя вполне может быть, она и самородная встречается, как говорит Оилиои.

…Но нет. Кажется облом! Для варки стекла дров и угля нужно немерянно, а у нас с этим дефицит. Так что, похоже, облом.

А жаль. Я ведь тут было дело пробрался в мастерские Улота и подсмотрел там немало интересных фишек. В том числе и особенные печи и еще до хрена всего интересного. Да еще и все мастера обязаны были рассказывать мне все свои секреты, которые я тщательно записал

Как вы спросите у меня, как я этого добился? А вот это уже совсем особая история!

Пользуясь благоволением и некоторой зависимостью от меня Царя Царей Леокая, я всячески пытался пролезть в его мастерские. Но увы — Улотские мастера меня совсем не жаловали. Тут тебе и спесь «имперских» шаманов перед их степным собратом. И некоторая профессиональная ревность к дикарю-выскочке, умудрившегося, пусть и в качестве спутника Героя, стать персонажем нескольких популярных баллад. Да и подозреваю, что Браслай, тот самый шаман, что два года назад выполнял мои заказы по изготовлению гарпунов и прочих полезных в хозяйстве приспособлений, разнес обо мне по мастерским Улота весьма дурную славу.

…Но еще больше подозрения вызывал у меня сам Царь Царей. Что-то подсказывало мне что уж кто-кто, а добрый дедушка знает, что такое промышленный шпионаж и фирменные секреты и не слишком-то спешит ими делиться.

А надо сказать, что я уже понял, что в Улоте было чего подсмотреть — тут и высокого качества бронза, и тростниковые лодки, но главное — это их особая керамика, качеством, может, и уступающая той заморской, что я привез из Вал’аклавы, но явно превосходящая все окрестные образцы.

Поскольку, посещая в этот раз Великий Улот, я чувствовал себя куда более свободно, а также примерно уже знал на что смотреть, я смог увидеть куда больше, чем в прошлый раз. Например, кирпичи! А также большой ассортимент домашней утвари, изготовляемой из керамики.

Нет, конечно, уровня Древней Месопотамии, которую некоторые ученые справедливо называли «цивилизацией глины», Улот еще не достиг. Хотя, насколько я могу припомнить уроки по истории искусства в технаре, стремительно к ней приближался.

Видать, наличие озера с глинистыми берегами сильно повлияло на это горное царство. И пусть пока мебели из глины тут еще и не делали, зато саманные хижины, кирпич-сырец и наконец, обожженный кирпич, который я разглядел в основании Дворца Леокая, говорили о многом. И мне, как гончару-недоучке, очень хотелось сунуть свой любопытный нос в тайны улотских мастеров.

Но мастера напрочь отказывались делиться со мной своими знаниями и едва ли не гнали из мастерских ссаными тряпками.

— Зачем тебе? — издевался в ответ на мои просьбы добрый дедушка. — Если чего-то надо будет — только скажи, мы договоримся и тебе сделают.

Но я наседал и наконец допек Великого Царя Царей.

— Если ты сможешь сделать что-то, чтобы удивить меня и моих мастеров — сказал он мне как-то в разгар пирушки, — я так уж и быть, велю им ответить на все твои вопросы.

…И тут я, естественно, завис. Чего бы такое придумать, — спешно соображал я, — что-то, чего тут еще никто не делал и что я смогу сделать достаточно быстро…

В голове крутились идеи, одна фантастичнее другой, и Мудрый Разум едва успевал отфутболивать их либо за чрезмерную сложность, либо за излишнюю простоту.

— Вот ведь гад! — с ненавистью глядя в сторону Леокая, подумал я. — Ну что ему стоит поделиться полезными знаниями с родней, пусть и очень дальней. Ведь я же к нему с распростертыми объятьями. Все что хочешь, ничего не скрываю, а если и требую плату за обучение его «студентов», так это чисто для того, чтобы не потерять уважение в его глазах.

И ведь самое обидное, что для него все это чисто игра! Скучно старому пройдохе, вот и изгаляется. Старик, уже половины зубов нет, а все лишь бы в салочки-бирюльки играть.

…Зубов! А ведь это мысль! — вдруг пронеслось у меня в голове. — Сделать дедушке Леокаю стальные… ну, в смысле бронзовые или там золотые зубы. И пусть охренеет от Удивления.

…Хотя нет, не уверен, что сможем добиться температуры плавления золота… А впрочем, почему бы не попробовать разные варианты. Самое главное, сделать слепок. Правда, я нихрена не знаю, как его делать, поскольку попал я сюда со всеми своими зубами. А вот уже тут — один давным-давно мне выбил Нра’тху, а другого я лишился в одной из битв с аиотееками. Так что мне сам бог велел взяться за эту работу. В конце концов, хоть зубы у народа тут вроде как и крепкие, но уверен, открыв стоматологический бизнес, без пациентов я точно не останусь. Так что единственное препятствие — это нежелание ковыряться в чужих слюнявых ртах. Впрочем, первоначальная карьера говносборщика, а затем и должность практикующего целителя и военно-полевого хирурга уже нанесли весьма разрушительный удар по повышенной чувствительности натуры Пети Иванова. Так что вопрос теперь лежит исключительно в чисто технической плоскости. И я более чем уверен, смогу добиться немалых результатов, едва лишь вступив на этот путь. В конце концов, мне ведь не надо, как это делали мои предки, мучительно и на ощупь пробираться вперед. Я хотя бы вооружен знанием, что это возможно и как примерно должно выглядеть.

Так что овладеваем новой профессией. Есть ведь и еще одни немалый плюс: стоматологов боятся даже в мое время — представляю, какой ужас я буду наводить в этом! Враги будут обходить наше племя стоматологов за тыщу верст, лишь бы не попасть в наши лапы.

Всю ночь я ворочался, прикидывая, придумывая и соображая. А наутро заявился к Леокаю со своим предложением и приличным куском воска в руках.

Что было дальше — описывать не буду. Вам оно не больно интересно, а мне не всегда приятно вспоминать. Но пару недель и три покусанных пальца спустя, как раз к отправлению на побережье, пара золотых мостов (оказалось что золото плавится примерно при той же температуре, что и бронза) была сделана и установлена на свое законное место. Леокай, конечно, гугнил, что «ему жмет». Но я заверил доброго дедушку, что со временем он привыкнет. Зато теперь можно жевать более-менее твердую пищу.

Правда, сразу оговорюсь: как только я доделал эту работу, то, как это обычно и бывает, сразу понял, как действительно стоило ее делать, где я конкретно налажал и почему можно и нужно делать лучше и совсем по другому.

Но условие договора было соблюдено. — Леокая, а также остальных шаманов (увы, но без их помощи я мало что смог бы сделать) я удивил. Удивил и поразил, за что и попал на экскурсию в мастерские.

Многого, конечно, не узнал, но хотя бы что-то удалось пощупать своими руками, что-то подглядеть, а по поводу кой-чего и услышать разъяснения.

И вот теперь самое бы время было засучить рукава и попытаться внедрить все это в ирокезское хозяйство. Но увы. Дедушка Леокай взял с нас обещание, что уже этим летом мы отправимся в разведку на запад.

Я, признаться, был не в большом восторге от этой идеи, поскольку до этого собирался перенести все это мероприятие на следующее лето. А пока вплотную заняться строительством флота и обходом новых ирокезских поселков с целью налаживания тамошнего быта согласно Закону и правильному пониманию политики партии и правительства.

Но дедушке уже сейчас была нужна эффектная и запоминающаяся акция.

И все для того, чтобы как-то оправдать финансовые издержки на содержание войска перед союзниками да и своими людьми. Потому как одно дело рассказать им, что все лето жрущее за их счет войско провалялось где-то в степи, зевая и почесывая брюхо. (А как ты докажешь что это не так?) И попробуй убеди после этого других монархов в разумности дальнейшего спонсирования всей этой затеи. И совсем другое — эпическая повесть про невероятное путешествие в самое сердце Мордора и демонстрация привезенных оттуда скальпов сауроновых прихвостней.

После такого, следующую пару лет можно вообще нихрена не делать, проедая казенные харчи и заработанный политический капитал и тыкая в глаза оппонентам прошлыми заслугами.

И тут во всю это радужную картинку внезапно всплывает вполне себе логичный вопрос: а нафига там нужен я — не самый, прямо скажем, выдающийся воин Гор Степей и Побережий? Не разумнее ли мне остаться дома, чтобы в отсутствие Великого Вождя (как же тут без Лга’нхи) бдить, не пущать и руководить народными массами?

…Вспомним, что всего месяца два-три назад я сам втолковывал нечто подобное своему брательнику!

Да никто собственно, в том числе и Леокай, и не настаивал на моем обязательном участии. Только как же без меня? Как я отправлю Лга’нхи с другими ирокезами и ребятами Леокая, присмотр за которыми мне поручили, в пасть к врагу, а сам останусь дома брюхо почесывать?!

Да и что ни говори, а кто лучше меня сможет оценить обстановку на Реке? Кто отыщет слабые места аиотееков? Кто вовремя передаст послание Духов «Пора бежать!!!» в случае непредвиденной опасности и истерично повизгивая, первым подаст пример «тактического отступления»? Я ведь этих отморозков знаю. Им волю дай, они любую разведку постараются превратить в эпическую битву, дабы быть посмертно воспетыми в балладах… Нет, определенно без меня там никак!

Слегка дрожащую и трясущую губами Лигит, а также двух своих новых учеников царственного происхождения, тоже пребывавших в несколько припухшем от всего произошедшего состоянии, пришлось все-таки завести в шатер. Я было хотел дать испытавшей жуткий шок девчушке хорошенько отлежаться и прийти в себя. Но куда более профессиональный доктор, чем я, Оилиои сходу определила ее к очагу готовить уставшему после долгого перехода мужу отвар из травок, а студентов послала за водой на озеро, так шикнув в ответ на их попытки возражать, что кажется, они поставили небольшой рекорд в дисциплине «бег на полусогнутых с кувшином в руках».

А на все мои попытки вякать что мол «…Так ведь она тоже с нами шла», злобная аиотеечка только рявкнула что-то вроде «На то она и баба, судьба у нее такая».

…Что-то мне подсказывает, что моя ученица за что-то невзлюбила мою супругу… Может, ей не нравится, когда про нее говорят «оно» или «это»?

И пока я играл с детишками, быстро порадовавшимися моему возвращению (и особенно подаркам), а потом попытавшимися сбежать к прежним играм, Оилиои рассказывала мне произошедшие за время моего отсутствия новости.

Увы, а может быть, совсем даже наоборот к счастью, новостей было крайне мало. Ну, тех новостей, которые действительно, пройдя своеобразный фильтр в голове помешанной на медицине социопатки, заслуживали моего внимания.

Вот, кстати, чем еще была хороша Оилиои — от нее не услышишь про то, у кого какая овца окотилась или где какие бабы между собой подрались. Да и проблемы сельского хозяйства или флотостроения ее тоже мало беспокоили. Так что для того, чтобы информация в ее голове переместилась в папку «Действительно Важно», она должна была либо касаться медицины, либо быть достаточно грандиозной.

И повторюсь: к счастью, наиболее грандиозной новостью последнего времени был приход каравана моих студентов с подарками от Царя Царей Мокосая. По этому поводу был созван Совет Старейшин, который быстренько распределил имеющие практическую ценность подарки по поселкам и конкретным персонам, оставив бронзу и прочие «ресурсы» в Мос’кве в качестве стратегического запаса. И слава богу, мне меньше возни!

С подарками также утопали и мои студенты, дабы в качестве «Голосов Закона» служить идеям Ирокезианства в целом и нашего племени в частности.

А в остальном — тишь да благодать! Можно расслабиться и наслаждаться моментом. Кто-то пасет скот, кто-то ковыряется в земле, кое-кто даже продолжает работать в мастерских. И даже пленные аиотееки не высказывают никакого желанию бунтовать или пакостить нам каким-то образом. (Особенно после того как вернувшийся со студентами Эуотоосик вновь взял их под свой пригляд).

Но, как обычно бывает в моей жизни, тишь и благодать продолжалась недолго. Раздались намеренно громкие шаги перед входом в шатер (своеобразный аналог стука в несуществующую дверь, ведь обычно-то ирокезы, особенно которые из степняков или прошедшие соответствующее обучение, ходили почти беззвучно). В общем, раздались шаги и шуршание подошв о землю, и в мое жилище с наглостью «приемного родственника» ввалился Дрис’тун с пятеркой своих приятелей как из старой банды, так и «нового призыва».

У этих в голове стоял совсем другой фильтр, так что в течении следующего часа мне пришлось выслушать подробнейший доклад обо всех делах, что творились в мос’ковских мастерских в мое отсутствие.

— …а они чего-то боятся, говорят тебе не до этого… — подвел итог своему рассказу Дрис’тун. — А я говорю, чего там бояться, пошли к Шаману, ему будет интересно!

Из чего следовало, что остальные мастера, бывшие со мной не на столь короткой ноге да и имеющие по большей части не ирокезское происхождение, застеснялись тревожить Великого Шамана в первый же день его возращения из далеких странствий. А он, Дрис’тун, храбрец и молодец, подобных комплексов не испытывал и сразу явился порадовать меня и загрузить проблемами.

— Так может, пойдем, сам посмотришь, что я сделал? — предложил мне этот дерзкий сопляк. (Ну что за жизнь у меня такая? Умудрился запугать целые царства, а собственная родня о меня ноги вытирает. Жену вон и то не сам лично, а ученица строит).

Хотя, конечно, его дерзость отчасти извиняет тот факт, что он создал-таки приспособу, позволяющую гнуть колесный обод прямо из распаренного куска дерева. (Я ему набросал несколько идей). И теперь ему не терпелось похвастаться.

— Погодь чуток, — умерил я порывы его творческой натуры. — Я тут в Улоте был и в тамошних мастерских кой-чего подсмотрел. Вот рисунки печи, в которой можно камни из глины делать, вроде как мы горшки делаем, и другую керамику обжигать. Видал, как придумано хитро? Делаем вдоль склона холма такую здоровую трубу — внизу огонь, а дым выходит наверх и по дороге просушивает изделия…

А вот тут я записал кой-какие рецептики… Вот это про бронзу, это про глину. И кстати, тут вот рецепты клея… Подгорные, конечно, тоже похожим пользуются, но кто знает, может чего полезного найдут. А еще — Оилиои, иди сюда, тебе тоже интересно будет — послушайте сказ про то, как Великий Шаман Дебил Великому Царю Царей Улота Леокаю зубы из желтого металла сделал. А заодно потом подумаем, как магию «стекло» сделать…

…Я это к тому, что мне скоро опять в поход отправляться, так что с этими делами, скорее всего, вам придется разбираться самим, так что пока какие вопросы ко мне есть, лучше не тяните, а спрашивайте сразу…

Шум, гам, судорожные попытки порвать принесенные мной секретные документы под видом вырывания их друг у друга из рук… Срочная посылка молодняка за мастерами для консультации (у меня спросить «можно ли?» как-то забыли). Приход мастеров, степенное общение, переходящее в ругань, шум, гам и судорожные попытки уничтожения ценной документации. Кажется, я и правда дома! Идея отправиться за тридевять земель в логово злобных аиотееков уже не кажется мне такой уж неправильной.

…О, нет! Знакомое рявканье и голос. Вот теперь я точно дома!

Вернулась сестренка, и в свойственной ей вежливой, но очень настойчивой манере она уже шпыняет мальчишек, мастеров, собак, меня и, кажется, даже лупит кого-то положенной не на то место сковородкой. Этот кто-то визжит и обещает пожаловаться мужу, который тут Великий Шаман и сделает обидчицу жуткой уродиной… Скорее бы уже в поход!

Глава 10

И вот снова бежит соленая водица за бортом лодки… Лодки…

Мы долго спорили, каким образом нам двигаться на врага. Лга’нхи, признаться, удивил меня, предложив довольно грамотный путь сначала двинуться на север и подойти к Реке из степей, а потом уже спуститься вниз и вернуться назад по побережью. А для большей скорости и мобильности армии задействовать верблюдов и повозки.

Выгод в этом варианте более чем хватало. Во-первых — степь большая, ее хрен проконтролируешь и в ней всегда достаточно места для маневра на случай встречи с противником. В то время как полоска побережья и моря, в которой мы сможем передвигаться, плывя на лодках, довольно узенькая, наверняка достаточно густо заселена и если там мы нарвемся на врага, то единственный маневр уклонения, который сможем предпринять, это торчать в море, сходя с ума от жажды и тесноты.

Примерно по той же причине участок территории, который мы сможем осмотреть при передвижении пешком, будет значительно больше того, что увидим с лодок. Тут у нас перед глазами пройдет и прилегающая к лесам степь, и сама река, и то же самое побережье. А с лодок — лишь побережье и немного реки. (Вряд ли ее настолько не контролируют, что позволят нам безнаказанно кататься по ней).

…И тем не менее — лодки.

И вовсе не потому, что у Великого Шамана Дебила коротенькие ножки и слабая дыхалка. Нет. Я смог убедить всех предводителей будущего похода выбрать лодки тем, что тонко намекнул на противоположный берег моря, которого нам придется достигнуть, если мы желаем выполнить предсказанное и добыть-таки тот хренов Амулет. (Ах, если бы у меня язык узлом завязался за секунду до того, как сболтнуть подобную чушь. Сейчас бы надо мной дамокловым мечем не висел бы этот геморрой).

Адмирал Кор’тек с подобным решением был согласен. Морская душа, кажется ему было все равно куда плыть — в торговую экспедицию или боевой поход, лишь бы не торчать на берегу. Так что на Совете, посвященном предстоящему мероприятию, он щедро выделил на эти цели три новых деревянных лодки вместительностью человек по десять-двенадцать плюс необходимые припасы и новейший катамаран, который хоть и мог увезти на себе в два — два с половиной раза больше народа, однако, судя по выражению физиономии нашего адмирала, особо теплых чувств у него не вызывал. На что так же намекал тот факт, что иначе как «каракатица» он его и не называл.

В общем, с флотом все было понятно. Так что, казалось бы, садись в лодочку и плыви… Только реши сначала несколько сотен разных мелких и крупных проблем, связанных как с походом, так и с оставленным на берегу племенем, войском Леокая и даже просто народом, добровольно или не очень живущем на территории, контролируемой ирокезами.

Вот хотя бы взять проблему с теми, кто поплывет в это путешествие.

Для начала я принципиально отмел принятый тут стиль военных походов вместе с овцами, овцебыками, верблюдами, бабами и ребятней… И не надо мне рассказывать, что кто-то должен приглядеть за овцами и прочим скотом, пока мужи и отцы воюют. На лодках нет места для лишнего груза. Больше лодок взять? Нету. Таких, которые за нашими новыми супер-гигантскими линкорами угонятся — таких лодок нету.

В общем, концепция подобных действий была довольно нова, но, поскольку Лга’нхи и еще несколько вояк из его оикия, которые точно шли с нами, ее поддержали, Скиваку, вроде как командовавшему новообразованным войском, пришлось с этим смириться.

Но тут появилась другая проблема — кого берем с собой в поход, кого оставляем тут сторожить степь вместе с разведчиками ирокезов, попутно набираясь у них военного опыта. Поскольку лодки могли стабильно принять примерно полсотни человек, то, соответственно, шли три полных оикия леокаевых бородокосичников, одна полная оикия ирокезов из тех, кто предопочитает шляться за тридевять земель вместо того чтобы мирно пасти скот или ковыряться в земле, один неуемный шаман и один Адмирал с парочкой матросов.

Увы, но даже с выбором ирокезов возникли проблемы. Взять наиболее боевую и приспособленную для разведки диверсионную оикия, конечно, было бы идеально. Но составляющие ее степняки не слишком ловко управлялись с лодками. Пришлось щедро разбавлять их ребятами Кор’тека, умеющими и ходить по морю, и ремонтировать лодки.

Примерна та же участь постигла и людей Леокая. У нас ведь тут, к сожалению, разделить экипажи и десант фактически невозможно. Кто гребет, тот и воюет. Так что пришлось очень ответственно подойти к выбору каждого отдельного участника экспедиции.

Кандидаты должны были и быть знакомы с морем, и хорошо биться в строю, и уметь подобно бывалым степнякам прятаться за травинкой или читать следы. И, учитывая также, что деревянные большие лодки были тут еще настоящей диковинкой (про плавание под парусом я даже не заикаюсь), можно догадаться, какой титанический труд свалился на мою (а чью-же еще?) голову.

А время внезапно начало поджимать, потому как лето в этих краях пусть и длинное, но ведь тоже не бесконечное и надо успеть до начала сезона штормов пройти примерно так с тысячу километров, хорошенько осмотреться и вернуться обратно.

А еще вопросы пропитания, экипировки, вооружения… Хотя, конечно, Лга’нхи и Старшины взяли на себя немалую толику этого груза, все равно забот мне хватало.

Да к тому же и общеплеменная жизнь не может подождать моего возращения. Пару раз пришлось сбегать в дальние поселки, рассудить возникшие трения между малыми вождями и Голосами Закона. Решать споры с дележом имущества. Организовывать охоту и переработку мяса для Леокая, обучая и распределяя работу между присланными им людьми… А еще возня с плотиной, работа в мастерских, обряды над парочкой покойников… Хорошо хоть, что толпы болящих теперь шли в основном не ко мне, а к моим ученикам. Да и то, один раз вызвали на консультацию по поводу сложного перелома руки… И хотя Оилиои вполне справилась бы там и без меня, но во-первых, ей еще не очень-то доверяли, а во-вторых, доставить ее до места происшествия тоже было непростой задачей… Хотя управлялась с верблюдами да и держалась на их спинах она куда лучше меня. Но кто же доверит аиотеечке, да еще и такой странной, верблюда?

В общем, я хорошенько подумал, прикинул на пальцах и торжественно принял в Шаманы Витька, Гок’рата и Эуотоосика. Благо, первым двум я этоуже давно обещал. В надежде переложить на их плечи большую часть шаманских обязанностей.

— Эуотоосика? — ужасно удивились Старшины и даже Лга’нхи, когда я объявил о своем намерении на очередном совете. — Он же аиотеек!!! Зачем делать его шаманом? С чьими духами он будет говорить?

Да уж, вопрос. Я и сам не знал, зачем мне это нужно. Среди пленных аиотееков к бывшему (бывших не бывает) оуоо, имеющему навыки шамана-целителя, да еще и жившему и обучавшемуся в Главном Храме, все и так относились, как к некоему высшему существу. Так что выданная мной лицензия на занятия шаманской деятельностью тут котировалась бы не дороже использованной салфетки. А для наших шаман без классического гребня на голове все равно будет чужим шаманом.

И все же я решил посвятить своего давнего пленника и приятеля в более, так сказать, высокий чин. Нахрена? Может, потому что раз Гок’рат получает свою заслуженную награду, то и Эуотоосик должен поиметь какой-то гешефт с нашей дипломатической миссии? Или это у меня все еще играет надежда, что пленник окончательно смирится со своим положением и захочет стать ирокезом? А может, чисто эгоистическое рассуждение, что не гоже целителю такой квалификации прохлаждаться без дела, пока меня то и дело срывают с места лечить разные болячки и порезы? Или это была попытка заручиться лояльностью человека, имеющего огромное влияние на несколько десятков хорошо обученных воинов? Очень сложно сказать. Все сразу и ничего конкретно. Некоторые вещи ты просто чувствуешь, что должен сделать даже если не можешь придумать этому логичного объяснения.

— Не знаю, — честно признался я было тогда на совете Старшин. Но потом, вспомнив, что все-таки являюсь Великим Шаманом, отмазался, чисто по-шамански свалив все на Повеление Духов. — Не знаю почему, но сделать так мне велят Духи!

…Вот, Бика’тку, — обратился я к задавшему мне этот вопрос новому оикияо первой оикия. — Оглядись кругом… Посмотри на детей, что бегают по поселкам. Как много среди них тех, чьи волосы черны подобно волосам Эуотоосика! И сколько еще народится таких детей от жен, что воины ирокезов взяли себе в лагере аиотееков?

Конечно, теперь эти дети — наши! Мы приняли их в свои семьи и наши Духи будут присматривать за ними. Но разве деды их прежних отцов и нынешних матерей оставят правнуков без своего пригляда, пусть даже те и очутились в другом племени? Подумай сам, поступил бы ты так со своими внуками?

Видится мне, что рано или поздно нам понадобится посредник между Духами наших предков и Духами аиотееков. Оттого они и повелели мне сделать так!

Не намного проще, чем Старшин, было убедить в необходимости этого мероприятия и самого Эуотоосика.

…Я вообще смутно подозреваю, что он либо отчасти атеист, насколько это вообще возможно для человека, живущего в наших условиях. Либо придерживается неких своих религиозных воззрений, не слишком-то совпадающих с общепринятыми.

Уж не знаю, в этом ли его Храме его заразили таким вольнодумством, или сам допер до чего-то похожего благодаря порочной привычке думать и рассуждать. Но иной раз, слушая их болтовню с Гок’ратом, тоже изрядным циником и пронырой, я только ужасался и начинал задумываться об учреждении инквизиции. Кто-то же должен укорачивать языки чересчур умным долбодятлам, наивно считающих себя познавшими Истину. И упивающихся этим Знанием будто малые дети, внезапно узнавшие, что Дед Мороза не бывает, а подарки под елку кладут их родители.

Уж я-то постиг, что за каждой открытой Истиной маячит новая, а за ней третья, пятнадцатая, сто седьмая... И что прежде чем рушить старые устои, неплохо бы подготовить новые, способные принять на себя и выдержать тяжесть этого непростого мира…

Впрочем, все это того — ненужные умствования и размышлизмы.

Ах да. Думаете, я забыл про Осакат или нагло обошел ее кандидатуру на звание нового шамана? Хренушки. Она сама меня обломила!

— Не гоже, — строго ответила она мне на мое предложение, — чтобы нас с Витьком в одно время взяли в шаманы. Он же муж, а значит, должен идти первым… А меня ты следующей весной шаманкой сделаешь, — как-то мечтательно помутнев глазками, добавила она и огорошила очередной новостью. — …Когда я второго рожу. А ты что, не знал, что-ли? …Вот какой ты Дебил. Все время про других думаешь, а свою ближнюю родню и в упор не замечаешь?! Мне за тебя даже жену твою лупить приходится, а то распустилась баба, совсем старших не уважает! Вечно ты……

— О! Слышала! — прервал я зарождающуюся Ниагару скандала. — Кажется, Лга’нхи меня зовет. — Иду-иду! — прокричал я, высунув голову за порог, а потом, сочувственно поглядев на своих учеников, которые один в качестве родственника Осакат (по дедушке), а другой — племянника Лигит обязательно окажутся втянуты в скандал, выскочил из шатра и что есть мочи припустил бегом подальше от эпицентра закручивающегося урагана упреков.

…Нет, я их, конечно, всех люблю… Даже Лигит… ну, может не люблю, но жалею, потому как бедная девочка нынче мучительно ищет пятый угол между моей сестренкой, моей ученицей и моей первой женой. Последняя хоть и стала тихоней, но когда дело касается ее любимых детишек, превращается в настоящую тигру и рвет и мечет не по-детски, подчас осмеливаясь даже щерить клыки на грозную Осакат. Причем угрозы она умудряется разглядеть даже там, где их нет и теоретически быть не может. Так что Лигит достается изрядно и даже спрятаться за мужа она не в состоянии, потому как муж у нее, прямо скажем…

…Но ведь о чем бы ни спорили мои дорогие дамы и в какой бы конфигурации они ни устраивали грызню, если рядом оказывался я, большая часть шишек вечно мне и перепадала. Ну уж, нафиг. Лучше я пойду по степи поброжу в поисках тигров или в мастерских повкалываю, пока дамы будут рвать друг дружку, рассаживаясь на ступеньках властной пирамиды

Скажете, Великий Шаман Дебил трусоват и вообще тряпка? А вы сами-то — небось, никогда не оказывались посреди разборки первобытных дам? Вот и не смейте меня осуждать!

В общем, рано или поздно все хорошее, как и все плохое, заканчивается. Так что где-то к середине лета мы разобрались с многочисленными хлопотами и двинулись наконец в поход. Кор’тек, уже неоднократно ходивший к той Реке, уверял, что времени на путешествие, коли будет на то воля Духов и морских Чудовищ, нам вполне хватит.

И дальше потекли спокойные дни, загруженные лишь взмахами весел, да клянчаньем у Кор’тека разрешения поставить парус. Какое это удивительно прекрасное состояние, когда от тебя ничего не зависит и ты можешь расслабиться и просто исполнять чужие приказы.

Увы, но скоро это закончилось.

Глава 11

— Уходите отсюда, мы не хотим иметь с вами никаких дел!

— Да мы только…

— Бир’кек, ты ли это? Неужели ты меня не узнал, это ведь я — Кор’тек. Я проплывал тут несколько лет назад и еще обменял у тебе овцу на бронзовый наконечник для остроги.

— …Все равно уходите. Нам нельзя с вами разговаривать!

Собственно говоря, первые три недели плаванья прошли достаточно спокойно. Разве что, наводили тоску развалины поселков прибрежников да рассказы Кор’тека, какое это было оживленное место… раньше. Иногда к этим рассказам подключались и другие ирокезы или бородокосичники, раньше так же проживавшие в этих местах или хаживавшие вдоль этих берегов. А вот потом пошли совсем другие земли.

Пусть не поселки, но некоторые уцелевшие жилища и хуторки мы встречали и раньше. Не могу сказать, что легко, но рано или поздно наладить диалог с их жителями получалось. В конце концов, у нас половина войска была прибрежниками, знающими обычаи и правильные слова, способные убедить убежавших в степь и спрятавшихся где-то в рощах и холмах людей, что мы не желаем им зла и готовы сотрудничать. Да у нас даже специальный фонд был приготовлен для подарков населению. Опять же (Кор’тек подсуетился), мотки тонкой бечевки для вязания и ремонта сетей, те же наконечники острог, грузила, крючки. Рыбаку это важнее дорогих тканей или роскошных украшений и пусть отдарки за эти подарки были чисто символические (что взять с бедноты?), искренняя благодарность в глазах очередного семейства, получившего бесценный дар в виде новой сети, которая позволит им не помереть с голоду, того стоили.

Так что мы плыли, извещая о себе всех встречных либо подтверждая свою репутацию тем, кто уже слышал про Ирокезов и их странные обычаи и привычки. Наводили, так сказать, мосты дружбы и взаимопонимания, попутно присматривая удобные места и бухточки, в которых можно будет поставить новые поселки.

И вот, уже изрядно удалившись от привычных мест и приблизившись к цели своего плаванья, мы наткнулись на жесткое неприятие чужаков со стороны местного населения. И что было особенно странным, со стороны тех, кого не только Кор’тек знал раньше, но к тому же и рекомендованных нам во встреченном ранее поселке.

Нам там так прямо и сказали, что вот, мол, проедете высокий холм, на котором растет дерево с расщепленной вершиной, а там через день плавания как раз и будет стоять поселок мужа моей двоюродной сестры Бир’кека. Так вы ему привет передавайте и скажите, чтобы, ежели будет рядом, не забыл бы вернуть весло, которое его отец одолжил, когда приезжал сеструху мою сватать.

Мы привет передали, а тут такой прием… Но ведь не из-за какого-то сраного весла же все мужское население поселка в количестве одиннадцати человек высыпало на берег и, потрясая оружием, пытается прогнать нас, не слушая никаких увещеваний? Да и оружие-то у них, прямо скажем, деревянные весла-дубинки да колья-копья. Неужели они всерьез надеются на что-то в противоборстве с пятью десятками одетых в кожаные панцири и вооруженных бронзовым оружием вояк?

— Лга’нхи, — обратился я к нашему Верховному Вождю, — их бы как-нибудь того…

Спустя минут десять «того» закончилось. Разоруженный и слегка отлупленный противник сидел на берегу, даже не смея ругаться, и лишь постреливал на нас суровыми взглядами.

Как я и просил — обошлось без крови и даже существенных проблем. Лишь один парнишка лет четырнадцати-пятнадцати проявил излишнюю резвость, что при его легкости стоило ему вывихнутого ударом щита плеча.

Плечо я быстренько вправил, не обращая внимания на писки пациента и ненавидящие взгляды его сородичей, вероятно решивших, что злобный враг уже приступил к пыткам или каким иным жутким ритуалам и фулюганствам, свойственным дикарям-каннибалам и прочим исчадьям ада.

— Так это ты Бир’кек? — Обратился я к явному лидеру этих обормотов, накладывая фиксирующую повязку на плечо мальчишки. — Почему ты так плохо нас встретил? Ведь мы привезли тебе послание от твоего родственника и подарки от себя!

— Что толку мне от ваших подарков, — грустно ответил мне вышепоименованный Бир’кек. — Коли нас всех убьют за то, что мы разговаривали с вами?

— Аиотееки? — догадался я. — Они запретили вам разговаривать со всеми, кто приплывает с востока?

— Нет. Только с теми, кто носит на голове гребни… Вот такие, как у тебя.

— А вот с этого момента уже поподробнее, — оживился я. — Так значит, к тебе приходили аиотееки и запретили разговаривать с такими как мы… А что они еще тебе про нас говорили?

Да, что ни говори, а оратором и мыслителем Бир’кек не был ни разу. Потому проще изложить общий итог моих мучений по вытягиванию из него полезной информации, чем передавать его прямую речь, щедро сдобренную чесанием в затылке, кряхтеньем, беканьем и меканьем.

И суть этих «меканий» сводилась к следующему. Жили они на берегу моря, не тужили… Ну, может быть, почти не тужили, потому как во время затяжных штормов, конечно, бывало, что приходилось ему и его родне сидеть впроголодь, но в целом никто особо на жизнь не жаловался.

От первой Орды аиотееков они как-то сумели увернуться — беглецы с запада вовремя принесли весть о нашествии жуткого врага. И благоразумный Бир’кек, чей род и поселок никогда не был обременен лишним имуществом, которое было бы жалко бросить, погрузил свой немногочисленный скарб в свою главную ценность—пару утлых лодочек—и долго болтался по морю, удирая от супостатов.

Спустя год пришла весть о новом нашествии. Скарб зарыли где-то в песчаных холмах, куда ни один нормальный пастух свой скот не загонит, лодки с запасом сухой рыбы и бурдюками воды стояли наготове, но на этот раз нашествие их вроде как миновало — передвигавшиеся на демонах чудовища почему-то предпочли двинуть по Реке на север… Видать, спознали, что народ там живет хоть подлый да сволочной, зато шибко зажиточный, потому как хорошее дерево на лодки, веревки-нитки, кожи, ткани, мед и какие-то корнеплоды, которые, как я понял, были тут аналогом не то картошки, не то репы, выменивает задорого, оставляя бедных несчастных рыбаков буквально без штанов!

Так что это нашествие прошло по разряду справедливого наказания жлобам и скрягам и весьма порадовало сердце хорошего парня Бир’кека.

Но тут через год — вот напасть—опять из-за моря заявились неведомые демоны и, несмотря на надежды Бир’кека и общечеловеческие представления о справедливом возмездии негодяям, почему-то вместо Реки опять пошли вдоль побережья на восток. Опять разрушили в поисках чего-нибудь ценного его убогую хижину, опять заставили отсиживаться на лодке в море… Ну да, по всему видать, их Духи за то и покарали, наслав на них еще более злейших демонов и мерзавцев… Э-э-э… Я хотел сказать, подведя их под вашу карающую длань!

Весть об этом до поселка Бир’кека донесли многочисленные (не меньше двух десятков человек) возвращающиеся этой осенью и зимой на родину беглецы из той самой разгромленной Орды… я так понял, что из числа «забритых».

Но это было уже потом. А до этого, как раз вскоре после прохода последней орды, в один прекрас… в смысле, ужасный день возвратившиеся с уловом родичи нашего гостеприимного хозяина вдруг были окружены не пойми откуда взявшимися черноволосыми (вот вроде как у тебя) и одетыми в странные одежды (наподобие ваших — ткнул он пальцев в мой кожаный панцирь) люди. Тыкающие в мирных рыбаков длинными острыми копьями (вот вроде как у вас) и крутящие у них перед носом бронзовыми кинжалами и топориками (навроде ваших).

Было их совсем немного… Чуть больше, чем пальцев на руках (чего? Какая оикия? Я и слов таких не знаю). Но зато их предводитель приехал на верблюде и еще с собой парочку вел, нагруженных какими-то тюками.

В общем-то, пришлые эти обошлись с семейством Бир’кека вполне по-божески — из вещей брать ничего не стали (кому нужно это бедняцкое барахло). Правда, баб малость поваляли, ну да от них не шибко убудет, главное, что сети и лодки не тронули… А вот плохо только, что сына забрали. Но обещали, что коли тот стараться сильно будет, так еще может, и вернется родню навестить, а может и подарков богатых притащит… А еще сказали, что будут приезжать два раза в год по осени и к началу лета и чтобы он, Бир’кек, к этому времени насушил им по два большущих мешка рыбы, а еще хоть усрись раздобыл бы полного человека (два десятка) блестящих круглых камешков, что иногда находят в раковинах моллюсков. И чтобы те крупные были. Не меньше ногтя на мизинце.

С тем и уехали. Визит и его последствия были, конечно, малоприятными, но зато не смертельными. И два здоровенных мешка рыбы для такого опытного рыбака, как Бир’кек (не чета евоному шурину, который уже который год все про весло трындит… Уж сеструха его двоюродная давным-давно родами померла. А он все не уймется).

В общем, два мешка и жемчуг семейство прибрежников заготовило без особого труда и когда по осени за ними пришли «…эти самые, которые себя аиотееками кличут», расставание с товаром особой трагедией не стало… Вот только племянницу жалко. Она как раз в возраст замужества вошла. Можно было бы на нее, небось, целую сеть или стопку шкур — лодку починить—выменять. А тут просто так забрали. Разве что, моток шнура да пару крючьев отдали… так ведь это же почитай что и ничего. Зато повелели на следующий год уже три мешка рыбы и полного человека жемчуга и еще две руки заготовить. И сказали, что коли будут местные жители шибко стараться, они еще товаров привезут и будут на жемчуг выменивать.

…И да, напоследок сказали, что коли приплывут люди, которые волосы над ушами выбривают, а оставшуюся посередь головы шевелюру торчком ставят… Вот чтобы с ними ни Бир’кек, ни кто из его семейства даже словом перемолвиться не смел. А иначе аиотееки про то спознают (а они точно спознают, потому как разве можно что скрыть от тех, кто даже демонов приручает?) и, короче, вырежут весь бир’кековкий род, включая того черноволосого младенца, что родился намедни у второй бир’кековой жены.

Поначалу-то он, Бир’кек, особого внимания на это не обратил — в жизни своей не видывал он таких странных людей с такими чудными прическами и очень шибко сумлевался, что когда-либо встретит. С таким же успехом ему могли запретить с говорящими рыбами беседовать или на летающих крокодилов охотиться.

А вот потом потянулись возвращенцы, а с ними и слухи про то, как какие-то очень-очень-очень злые парни наваляли аиотеекам люлей. Отобрав попутно у них весь скот и прочие богатства.

В общем, опять начал Бир’кек жить с оглядкой… теперь уже на море в ожидании плохих вестей и гребенчатоголовой нечисти, которая, видать, и впрямь чистый ужас, раз ее даже аиотееки боятся

А буквально в начале месяца (это выходит, не далее чем дней десять назад) опять приезжал большой отряд этих бисовых аиотееков, да все сплошь на демонах. Останавливался во-о-он за теми холмами, но заодно уж навестил и Бир’кеково семейство чисто с дружеским визитом. Забрали по-дружески весь улов, ну и баб вниманием не обошли… тоже чисто по-дружески. И еще раз повторили свой строгий наказ: коли появится в окрестностях какая гребенчатая зараза — в гости ее не звать, новостями не обмениваться, а лучше садиться в лодочки да чесать в Змеиную Бухту, где теперь стоит большой поселок аиотееков, и доложить о незваных гостях… Даже награду за такое дело обещали!

…Так что садились бы вы мужики в свои лодки да валили бы куда подальше, потому как он, Бир’кек, к нашим разборкам с аиотееками никакого отношения не имеет и иметь не хочет и потому нехрен его под монастырь подводить! (А сам при этом на свои лодочки косится… То ли боится, что украдем, то ли прикидывает насчет награды).

Вот такие вот пироги. И что из всего этого следует?

1. Похоже, аиотееки решили прочно осесть на Реке и теперь медленно но упорно подгребают под себя все окрестные земли, включая побережье. Вон, даже в Змеиной Бухте какой-то свой не то форпост, не то факторию организовали.

Но поскольку всерьез контролировать побережье им пока явно не по силам, то пока только, подобно русским князьям, аиотееки ходят на полюдье. Да и берут сущие крохи. Два мешка сушеной рыбы и горсть жемчужин для семейства, где одиннадцать взрослых мужиков — это и впрямь весьма необременительный налог. Но, по всему видать, аиотееки опытные эксплуататоры и понимают, что коли сразу взяться за дело ежовыми рукавицами, потенциальные налогоплательщики тупо разбегутся. А вот если их приучать платить налоги понемногу да по чуть-чуть… Глядишь, лет через десять можно уже и по три шкуры драть.

Ну и попутно начали местное население ставить в зависимость от привозимых товаров. Ежели пофантазировать, то, регулярно поднимая количество необходимого для уплаты налога жемчуга, можно заставить прибрежников оставить рыбную ловлю и вплотную заняться именно его добычей. А харчи и прочие товары закупать привезенные аиотееками, платя за них все тем же жемчугом. Так что вскоре нету жемчуга — сидишь голодным. Не приехали аиотееки с товарами — опять же, подыхай с голоду.

Может это все, конечно, лишь фантазии излишне продвинутого во всяких там подлянах жителя 21 века, и таких замыслов наши черноволосые друзья не таят… Но что-то похожее явно происходит!

2. Про нас они знают. Причем, узнали даже несколько раньше, чем мы успели надрать задницу Большой Орде. Вопрос, откуда?

Видать, даже несмотря на беспокойное время (будто тут оно спокойным бывает) караваны вдоль побережья все-таки ходили… Может, даже из самой Вал’аклавы. А может, наоборот — в Вал’аклаву. Так что кой-какой информацией, в том числе и про нас, смогли разжиться.

Вопрос намба ту: случайно ли аиотееки узнали про нас? Или у них есть какая-то служба, которая опрашивает проезжающих мимо купцов да собирает сплетни по окрестным землям? Тогда может так получиться, что караваны в Вал’аклаву ходят не просто так, а в каждом из них сидит некий смышленый парнишка, работающий на врага. Который, например, проплывая мимо Улота или нашей Ирокезии, перебазарил с парой-другой рыбачков и те, естественно, поделились с ним новостями об очередной дурацкой затее этих беспокойных ирокезов. А в том, что половина побережья про нее знает, можно даже не сомневаться — хранить тайны местные ребята по-прежнему не умеют.

…Скажете, бред и паранойя? Однако, судя по всему, у Мит’окока такая служба была. У дедушки Леокая точно есть, причем функционирующая весьма умело. Вот насчет Мордуя не знаю, однако он тоже как-то умудряется довольно быстро по местным меркам узнавать все новости. Так что чувствую, что Ортай там не только говорильней да раздачей подарков занимается. Так почему бы подобной Службе не быть и у аиотееков?

Потому-то, пожалуй, стоит крепко задуматься, случайно ли не более чем десять дней назад тут появился дозорный отряд аиотееков-оуоо?

Для начала расспросил Кор’тека, потому как никого, кто ведал бы больше него о творящихся на море делах, я не знал. Кор’тек суть моей идеи ухватил быстро. Оказалось, что для него все это никакое не откровение и точно не ноу-хау. И он, регулярно плавая с караванами Улота, делал что-то похожее для дедушки Леокая. Так что как на полного идиота (чего я, признаюсь, опасался) он смотреть на меня не стал, а, пошевелив извилинами, подтвердил, что пара-тройка прошедших мимо нас караванов вполне могут вызывать законное подозрение.

Да и без этого скорость распространения слухов по побережью столь высока, что лично он нисколько не сомневается, что живущие на Реке люди знают о существовании нашего племени.

— Знают, не знают… — вклинился в разговор Лга’нхи. — Чего об этом раздумывать? Тут целое поселение аиотееков рядом, возьмем языка и хорошенько расспросим.

— А еще те, что в степь ушли, — подключился Нит’кау. — Надо бы их выследить, а то нехорошо, когда за спиной кто-то ходит.

— Однако, разведку посылать надо, — согласился с ним Лга’нхи, радостно блестя глазами в предчувствии очередной резни. — Вы давайте с Тов’хаем идите в степь, ищите следы да смотрите, куда аиотееки пошли. Три дня вам сроку, потом вернетесь и расскажете.

А ты, Кор’тек, кого из своих посмышленее отправь посмотреть на тот поселок, что в Бухте Змеиной стоит… (Почему название такое плохое?) Лодки у этих возьмите, наши пока тут оставьте, а то они дюже приметные.

А Дебил пусть с этими еще поговорит… по-своему, может, еще чего ценного скажут.

— Ты там эта… — обратился я к Кор’теку, торопясь внести и свою лепту в монолог внезапно раскомандовавшегося (причем по делу) Лга’нхи. — Выбери кого похитрее, чтобы, значит, коли к аиотеекам попадутся, прикинулись бы жителями дальнего поселения, узнавшими про награду за сведения о нас и поехавшими ее получить. Пусть ко мне подойдут, я им расскажу, что говорить.

Следующие несколько дней мучительного ожидания текли словно целые столетия… Помню, кажется, не то в начале, не то в середине 19 века кто-то из английских ученых, кажется даже по заказу Адмиралтейства, взялся проверить скорость текучести смолы, которой смолили доски кораблей. Налил ее на две сдвинутые дощечки и стал ждать. К тому времени, когда протекла первая капля, по морям уже вовсю бегали пароходы, а к тому времени, когда его последователи дождались второй капли, суда с деревянными корпусами уже стали экзотикой.

Вот и я казался себе таким же ученым, наблюдающим за тем, как капля густой смолы медленно просачивается сквозь едва заметную щель в деревяшке, пока жизнь проходит мимо. Бедолага Бир’кек и вся его родня при виде меня уже начинала скулить и мелко трястись то ли от ужаса, то ли от ненависти — так я допек их многочисленными допросами, по сути так и не давшими никакого положительного результата. Ну не знали эти ребята ничего, что бы могло оказаться полезным для меня. Они и аиотееков-то вблизи видели только три раза в жизни… Но ведь должен же я был что-то делать, чтобы не опухнуть от беспокойства и ожидания?

Наконец, появились Нит’кау с Тов’хаем. Закадычные приятели и, пожалуй, одни из лучших следопытов нашего племени. Для них проследить путь большого отряда аиотееков-оуоо было не сложнее, чем для меня найти по указателям нужник в супермаркете.

— Ага. Восемнадцать человек, — бодро отрапортовал молодой и потому более продвинутый в числах Тов’хай (ох уж эти молодежные понты, хоть тут от них какая-то польза).

— И еще два верблюда просто с грузом идут, — добавил тумбочкообразный Нит’кау, который, несмотря на свою внешность, как я знал, был неутомимым и выносливым марафонцем. — Мы бежали по следу два дня, а на третий повернули назад. Они сначала еще немного на восток прошли, а потом свернули на север и дальше уже двигались только туда… Постоянно поднимались на высокие холмы — видать, оглядеться хотели. Наши тоже так делают, когда аиотееков высматривают. Только мы на своих ногах бегаем, а они на верблюдах ездят.

Так… Если эти два степняка бежали по следу два дня, то, вероятно, пробежали за это время километров сто пятьдесят, а то и двести. Верблюды ходят медленнее, чем бегают степняки, так что, думаю, раньше чем через четыре-пять дней нам возвращения супостатов ожидать не стоит… Да и, если я понимаю чего-нибудь в тактике дозоров, ребята ходят по определенному маршруту. И высматривают, скорее всего, не столько подкрадывающихся нас, сколько следы нашего появления в этой местности.

Думаю, если бы было время проследить за ними до конца маршрута, то можно было бы определить северную границу территории, которую контролируют аиотееки. Но времени у нас на это нет. Надо ждать возвращения нашей военно-морской разведки.

…Еще пара дней мучительного ожидания. И вот, на Большом Совете выслушиваем очередной доклад.

— Приплыли мы туда. Как Кор’тек и говорил, потому эту бухту Змеиной зовут, что вход в нее уж больно петляет, и всяких камней подводных много, того и гляди днище лодки распорешь. Так что ночью мы туда идти остереглись. А пристали к берегу не доходя немножко, лодку спрятали и зашли со стороны степи.

…В общем, там поселок. Большой, домов двадцать будет. Только аиотееки в нем не живут, они себе отдельный поселок в степи подальше от моря разбили. Там шатры в основном стоят, несколько очень больших. Не таких больших, как у Вождя Лга’нхи, а таких, как у шамана Дебила. В тех шатрах аиотееки-оуоо живут, потому как видели, как они за верблюдами своими ухаживают. А еще там стоят палатки да хижины — в них, по всему видать, оикия располагаются. Три оикия явно коренных, а еще четыре, видать, собраны из «забритых», потому как и вооружение у них дрянное, и одежда, а коренные шпыняют их сутки напролет по хозяйственным делам или муштруют до посинения, делая из прибрежного сброда настоящих солдат.

А лагерь крепкий. Даже крепче того, что мы тогда в Большой Битве приступом брали. Обнесен весь частоколом, а перед ним канавы прорыты вроде тех «каналов», что у нас от озера до дальнего поля прорыты. Хотя на том дальнем поле аиотеекскую кашу один черт не сажают, а овощи всякие и без всяких там каналов растут. Но Дебила типа никто за то, что он нас эти каналы рыть заставил, не упрекает, просто к слову пришлось.

В общем, как тот лагерь брать, это сплошная загадка. Потому как частокол высоченный, аж в полтора человеческих роста, не перепрыгнешь. А войти-выйти в лагерь можно только через пару ворот. Одни к берегу обращены, а другие в степь. Только те ворота шибко охраняют, а из-за канав этих к ним в строю даже и не подойдешь… В общем, совсем неприступная крепость. Почти как у Мордуя или Мокосая!

И тут все дружно так посмотрели на меня. Ну ясен хрен, моя задача — быстренько связаться с Духами получить от них инструкции по взлому вражеских укреплений, передать их соплеменникам и сидеть дальше молчать в тряпочку. А вот хрен вам!

— А вы чего, ребята, непременно хотите с аиотееками подраться? Мы ведь вроде сюда на разведку приплыли, зачем нам с ними драться? Нафига нам вообще нужно эту крепость захватывать-то? Что в той крепости может быть такого нам полезного? Шатры, верблюды, да оружие? Так ведь на лодки все это богатство все равно не запихаешь. А тащить это барахло по берегу… Это, небось, только к следующей весне в наши края и доберемся, если вообще доберемся, потому как всю дорогу от тех же аиотееков, небось, отбиваться придется.

Да и коли навьючим мы себя такой тяжестью, то о том, чтобы дальше на Реку идти да аиотееков смотреть, уже и речи не будет, только назад. Так что задание свое мы так и не выполним. А пленника можно ведь и без всяких штурмов крепости взять!

Все слегка впали в ступор непривычной им задумчивости. Потому как хоть формально я вроде как и был прав, тем не менее они чувствовали тут какой-то глубоко зарытый подвох.

Не могли не чувствовать. И признаюсь, тут отчасти был и мой косяк. На совете-то ведь присутствовали, почитай, одни ирокезы. А я ведь сам бросил идею, что в поход должны пойти только наиболее шебутные и неуемные. Которым прошлых драк было мало и приключения еще не стали вызывать тошноту. Так что доводов убедить их рискуя жизнью и неся немалые потери штурмовать крепость искать было не нужно. А вот найти основания, чтобы этого не делать — вот это было намного сложнее.

Эх, были бы среди этих живчиков хотя бы половина те, кто остался в Ирокезии спокойно заниматься хозяйством да растить детей. Они бы меня поддержали… Даже не так. Они бы создали в коллективе атмосферу рассудительности и разумной осторожности. Но тут ведь собрался коллектив искателей приключений на собственные задницы. Которые (в смысле искатели, а не задницы) уже почти год ни с кем всерьез не дрались и оттого чувствовали себя неуютно и тоскливо. И вообще, уже настроились на «подраться» и отказываться от своего намерения явно не желали.

…Надеяться на Лга’нхи тоже не имело смысла — молодой еще, по сути, парень, волею судеб взваливший на себя бремя заботы об огромном (по нашим меркам) племени. Такой груз подкосил бы и куда более зрелого и опытного человека. Но брательник уверенно (или делая вид, что уверенно) тащил его на своих могучих плечах. И надо сказать, справлялся вполне неплохо.

А тут у него будто каникулы у школьника начались. Всех подчиненных — пять десятков таких же сорвиголов, как и он, а всех проблем — как надрать задницы врагам. Да это же просто какой-то первобытный Диснейленд для отморозков. О какой разумной осторожности тут вообще можно вести речь?! …Тем более, что, полагаю, у него есть еще одна причина столь демонстративно доказывать свою мужественность. Впрочем, об этом не сейчас.

Да. Я уже понял, в какое скопище проблем сам себя загнал, так что препятствовать шиловзадости своих спутников не стану. И вовсе не потому, что боюсь, что побьют. А просто понимаю, что бесполезно, да и для репутации небезопасно. В истории человечества еще не было ни одной эпохи, в которой лидеры коллектива, внезапно начинающие переть против желания народных масс, хорошо бы заканчивали. Это только кажется, что мы кого-то куда-то ведем. Мы просто идем первыми и максимум, что в наших силах, это чуточку скорректировать движение толпы. А попробуй только остановиться или пойти обратно — мигом затопчут!

…Но и помогать этим охламонам лезть голышом в муравейник я тоже не собирался. Кто-то ведь должен время от времени выливать бочонок холодного освежающего разума на их разгоряченные приключениями головы?

— Ты, видать, Великий Шаман Дебил, нас испытываешь, — после долгого молчания подчеркнуто важно и пафосно наконец провозгласил Лга’нхи. — Но я понял, к чему ты речь ведешь. Мы должны понимать, за чем пришли.

Не за шатрами, тряпками, верблюдами или бронзой! Ибо недостойно воина думать о такой дряни во время битвы с врагами.

Но ведь у нас тут целое войско, целый новый народ, которых ты объединил узами братства… По сути ведь, живущие без собственной Маны и собственной Славы, будто младенцы без одежи.

У них есть Знамя, но на нем нет ни единого скальпа врага. Они воины, но про них не поют баллад. У них хорошее оружие. Но они не взяли его с тела убитого врага, а получили в дар от Царя Царей.

Так что ты, Дебил прав: не за шатрами мы пойдем в этот бой. И не за верблюдами, тканями или кашей. Ибо не дело это — идя в боевой поход, обременять себя всем этим лишим грузом. Мы пойдем в бой, как это делали наши предки, лишь ради того, чтобы добыть вражеские скальпы, порадовав Духов, и воспеть в балладах свои подвиги! Ведь коли первым делом воинов Леокая станет небывалое, помощь ирокезам в захвате вражеской крепости, Слава о них пойдет великая!

…Вот ведь гаденыш! Как извратил мои слова! Хотя, конечно, в чем-то он прав. Да и мотивацию для ребят Скивака хорошую придумал. У нас ведь тут куча «необстрелянных» воинов, и пока можно только догадываться, как они поведут себя в бою. Ведь хотя, конечно, большинство из них уже служило аиотеекам и даже участвовало в Большой Битве у Озера, но одно дело воевать из-под палки, не имея шансов увернуться от битвы. И совсем другое — делать это по собственному желанию. Ребятам надо реально поднабрать Маны, сиречь жизненного опыта, почувствовать уверенность в себе и в стоящем рядом товарище.

…Вот только лучше бы делать это в соотношении десять против одного. А у нас тут расклады явно в другую сторону превалируют — как минимум двое аиотееков против одного нашего, да еще и либо сидящие на верблюдах, либо в хорошо укрепленном месте.

…Но пусть не «хорошо» — это только местным частокол и канава перед ним кажутся серьезными укреплениями — но все же даже эта фигня дает противникам явное преимущество.

Следовательно, как я обычно и делал, врагов надо сначала разделить и отлупить по частям, потом выманить остатки из укреплений и добивать уже в удобном для нас месте.

— Э-э-э… — задумчиво пробормотал я. — А приведите-ка ко мне Бир’кека…

Глава 12

И вот опять самая действенная и в то же время самая ненавистная мне тактика ведения боевых действий — сидим в засаде. Третьи сутки уже сидим.

Скукотища неимоверная. Кажется, я уже успел изучить и начать узнавать «в лицо» каждую травинку и каждый камешек в окрестностях этого вот куста. Когда вон та вон гусеница окуклится, а потом вспорхнет в небо чудесной бабочкой, я дам ей имя на правах крестного фея, неотрывно наблюдавшего весь процесс взросления… Если только, конечно, мой хороший приятель, рыжий муравей, не приведет раньше своих корешей и они не утащат крестницу в свой муравейник.

Ну или если раньше не заявятся аиотееки, тогда мне как-то резко станет не до этих близких отношений с разными насекомыми.

Пригласить наших врагов на смертный бой был отправлен все тот же многострадальный Бир’кек. Мужика, конечно, немножко жалко… но в конце концов, он сам первый отметился в страшном грехе негостеприимства и недоброжелательности по отношению к ирокезам и их союзникам. Так что пусть теперь под страхом смерти для своих родных замаливает грехи делом.

…Тем более, что если все пойдет как задумано, ему еще и награда перепадет.

— Ты, главное, им поменьше ври! — убеждал я смотрящего на меня глазами кровожадного Бемби, в которых плескался удивительный коктейль покорного смирения и беспощадной ненависти, Бир’кека. — Скажешь, приехали какие-то странные люди. Много. На четырех лодках. Про прически наши не говори. Скажи, что у многих бороды косичками заплетены.

Приплыли мы к тебе в поселок. Ты нас не хотел пускать от греха подальше. Но мы тебя и твоих родичей побили и остались тут жить, потому как нам надо лодки починить. А тебя вот послали выменять кожи для лодок вот на этот вот кинжал и велели никому не говорить про себя. Но ты человек правильный. И потому первым делом побежал сообщить про нас хорошим парням аиотеекам… Главное, не забудь про награду почаще спрашивать. Тогда точно дадут. Запомнил?

…Ну-ка давай еще порепетируем — это магия такая, чтобы все у тебя получилось. Если несколько раз повторить одно и то же, то, коли рядом с тобой будет Великий Шаман, можно даже Духов обмануть, и это станет почти правдой. Понял?

Да, репетиции явно были необходимы. Потому что считать и врать Бирк’кек не умел одинаково. Для него и без всякого вранья нас было ровно «много». Так что как не пыжься, а чего иного из него не вытянешь. Главное, чтобы он не ляпнул про то что у нас лодки большие, в которых тоже по «полмного» а то и вовсе «много» народа входит. Так что, исходя из числа лодок принятого тут размера, нашу численность враги должны определить человек в двадцать — двадцать пять. Соответственно, и пришлют проверить, что это за наглые уроды осмеливаются грабить их подопечных, не более двух десятков человек.

К сожалению, нашим соглядатаем не удалось выяснить точную численность оуоо в лагере-крепости. Но, исходя из привычных пропорций, их там, скорее всего, где-то около полутора-двух десятков и будет. И естественно, их-то, как наиболее мобильный вид войска, нам и стоит ожидать.

А кинжал аиотеекской работы, взятый в прошлом году в качестве добычи, послужит дополнительной приманкой. Супостат обязательно должен заинтересоваться, где это неведомые пришлые негодяи смогли разжиться таким раритетом.

Ну а если враг придет к нам куда большими силами, Нит’кау с Тов’хаем, высланные вперед дозором, нас об этом известят, мы сядем в свои лодки и удерем восвояси. Такой вот план. Теперь главное, чтобы и аиотееки придерживались задуманного мной сценария.

Место для засады мы тоже выбирали несколько дней. Во-первых, по моему замыслу оно должно было находиться где-нибудь поближе к поселку Бир’кека, чтобы если даже кто и сбежит от наших копий, у нас все равно оставался бы некий запас времени, чтобы скрыться. Во-вторых, оно должно быть достаточно далеко от поселка Бир’кека. На таком примерно расстоянии, когда супостаты, еще не ожидая вот-вот встретить врага, будут больше думать о скорости передвижения, чем об осторожности. Ну и наконец третье — место должно быть таким, чтобы по пути сюда аиотееки точно бы его не миновали, а с другой стороны, все-таки удобное для засады и последующего боя.

Увы, но всем этим условиям местность вокруг поселка Бир’кека соответствовать отказывалась напрочь. У них тут, изволите ли видеть, степь да степь кругом. Так что «путь далек» лежит там, где самому бегуну или всаднику приглянется. Было, правда, одно место, с одной стороны зажатое берегом моря, а с другой каким-то болотцем, которое спешащие сюда аиотееки точно не минуют. Но спрятаться там толком было негде. Как я понял, эти степные болота, появившиеся на старицах рек да на бывших озерках, — весьма коварная штука. И даже если не брать в расчет комарье и прочую мошку, спрятать полсотни воинов в камышах надолго бы не получилось.

Промучились с поисками мы целых четыре дня и наконец решили сделать по-другому. Аиотееки-оуоо, идущие дозором, как правило заезжали на высокие холмы, чтобы оглядеть окрестности. Как, впрочем, делали это и степняки — обычная предосторожность степного жителя.

В общем, нашли мы одну подходящую балочку, в которой можно было спрятать кучу народа в пределах видимости одного такого холма. И примостили рядом с ней небольшую хижинку-шалаш. Постарались сделать его достаточно незаметным, однако хорошенько потоптали землю вокруг, развели костерок — остроглазые аиотееки не заметить такие явные признаки точно бы не смогли.

А коли заметят, обязательно захотят проверить. Это ведь, братцы, вам не Москва, чтобы игнорировать чье-то присутствие, а уж тем более жилище. Тут каждый человек наперечет, так что просто проехать мимо такого явления не смогут даже спешащие на дело аиотееки… Тем более, что в хижинке поселился один из моих свежепоявившихся смертельных врагов.

…Но я-то ведь поначалу это в шутку предложил! Кто ж думал, что местные будут воспринимать каждое мое слово как откровение божие?

Короче этот Вотай был совсем еще молодым парнем. Или выглядел таким молодым. Какого хрена его занесло в армию бородокосичников, я так и не понял — ведь у него еще толком даже и борода не росла. Чистое, гладенькое, почти девичье лицо, разве что с подростковым пушком на лице… Ну, я в шутку и предложил нарядить его девицей, чтобы, значит, аиотееков наверное подманить. Но у товарищей Вотая с пониманием исходящих из уст Великого Шамана шутками был явный напряг.

Да как-то нехорошо получилось. Парень, видать, и так комплексовал из-за своей внешности, а тут еще такая подляна — бродить день за днем вокруг шалаша в платье одной из жен Бир’кека под насмешливыми (местный юмор весьма не притязателен) взглядами своих сослуживцев. Ему этот «подвиг» еще долго припоминать будут. Так что не удивительно, что поняв, что откосить от этой миссии ему никак не удастся, он одарил меня таким «благодарным» взглядом.

Ну да ничего. В балладе я это постараюсь обернуть как-нибудь так, чтобы все остальные бородокосичники еще и позавидовали, что это их в платья не нарядили!

Ну вот уже под вечер третьего дня наконец-то раздалось условное карканье… Я, правда, не врубился, что оно «условное». По мне тут любое карканье — оно карканье и есть. Но, судя по тому, как насторожились мои соседи, враг был на подходе.

Потом они появились, как и ожидалось — выехали из-за того самого приметного холма и направились к хижине.

А Вотай в это время, как я его и учил, стоя на коленях и эротично оттопырив в сторону врага задницу, старательно раздувал угли костра. Да, понимаю, примитивно, пошло и банально. Такой сюжетный ход впору лишь для убогой комедии положений или вообще для завязки порно. Но у местных изысканность вкусов и эротизма на уровне павианов — чем краснее и больше зад, тем изысканнее и эротичней.

Тьфу прости господи. Оставим эту тему, тем более что наш парнишка сумел сыграть правильно, вовремя выждал время и дистанцию, чтобы припуститься спасть бегством свою девичью честь.

Нет, все воинство из двенадцати верблюжатников за ним не ринулось — много чести. Но парочка вояк пустила своих зверюг вскачь, чтобы успеть перехватить прекрасную беглянку. А остальные тем временем, не забывая подбадривать преследователей криками и добрыминапутствиями, неторопливо подъехали к шалашу, чтобы хорошенько осмотреться.

Впрочем, парочка аиотееков-оуоо направилась к ближайшему холмику, чтобы с него обозревать окрестности. Все правильно — за окрестностями надо приглядывать… Впрочем, мы ждали этого.

Фигуры прекрасной беглянки и ее злобных преследователей скрылись в балке. И вскоре оттуда раздались мужские крики, отнюдь не символизирующие удовольствие. Думаю, даже аиотееки сразу догадались, что одна единственная девчонка, пусть и весьма крепенькая на вид, причинить какой-либо обиды двум крутым воякам не могла, и насторожились. Но было уже поздно. Из балки на них полезли бородатые воины в доспехах, да и из травы и кустов, балку окружающих, также появились некие личности с романтичными гребнями на головах и неприятным радостно-кровожадным выражением на лицах… А тут еще и верблюжьи ноги вдруг начали проваливаться в замаскированные в траве ямки да спотыкаться о натянутые в высокой траве окрест шалаша веревки. Конечно, это было не так чтобы смертельно, однако всерьез сгруппироваться и разогнать своих зверушек им это помешало.

В общем, аиотееков-оуоо в главную ловушку попало восемь человек, а нас было почти три десятка. Так что наибольшая опасность, которая нам грозила, это было подавить друг дружку, торопясь добраться до врагов.

Тактику мы отрабатывали еще там в Мос’кве, благо верблюды и люди, умеющие на них ездить, у нас уже были. Работали как правило парами — один с длинным копьем и второй с протазаном. Первый связывал всадника боем, а второй зацеплял его крюком и стаскивал на землю. Первоначально я предлагал протазанщику рубить верблюду ноги (у меня в свое время это неплохо получалось), но коалиция наших верблюдофилов во главе с Лга’нхи, понабравшиеся от аиотееков нехороших замашек, с гневом и негодованием отвергла мое предложение как негуманное и упускающее прибыль в поголовье ирокезских верблюдов.

Но так или иначе, а самое главное — привычку не бояться верблюда и работать с его всадником—наши тренировки выработали. Мы этому даже успели обучить леокаевых вояк. Так что в том, что у них двое убитых и восемь человек раненных, это совсем даже не наша вина. Впрочем, все раны кроме одной были несерьезные. Так что если их обладатели все будут делать правильно и если в прошлом они никак не прогневали своих предков, зарастут довольно быстро.

Ах да, мое участие в битве ограничилось в основном воинственным размахиванием протазаном и подбадривающими криками. Коли тут и без меня дураков подставлять свою голову под аиотеекские копья хватает, так чего, спрашивается, лишний раз нарываться на неприятности? Я же не Лга’нхи, который вылез из балки со свежим скальпом на поясе и очередным пленником под мышкой — коварный красавец Вотай навел своих ухажеров аккурат на его лежку. Так что брательник оттянулся, даже не дав другим поучаствовать в забаве.

А тех двоих, что дозорили на холме, очень аккуратно взяли Нит’кау с Тов’хаем и еще парочкой ирокезов. Мало того, что ребята были опытными копейщиками и гениально прятались в траве, так еще и в костяки играть умели превосходно. У дозорных не было ни единого шанса.

Так что у всех нас был повод устроить грандиозный праздник. Тем более что бородокосичное воинство действовало не очень аккуратно и серьезно поранило парочку верблюдов. Животных пришлось добить, чтобы они не мучились, когда оголодавшие и разгоряченные запахом крови вояки начнут резать их на куски и жарить на костре.

…А я… Ну, я как обычно. Зашиваю порезы, замазываю раны мазями, заливаю йодовой примочкой, добиваю неудачника, схлопотавшего копьем с длинным широким наконечником в брюхо, предварительно научив его правильному Пути за Кромку и снабдив советами и верительными грамотами к предкам. Обихаживаю остальных покойников. Короче, развлекаюсь как умею.

Глава 13

Наша лодка неторопливо и очень осторожно заходила в бухту. Дор’чин,капитан нашей лодки, временно занявший место Кор’тека, сидящий на носу и бдительно вглядывающийся в пучину, чуть ли не ежеминутно отдавал приказы поворачивать, а то и сам начинал подгребать веслом, корректируя движение лодки — мы входили в Змеиную Бухту.

Да уж, воистину «змеиная» в том смысле, который вкладывают в это слово местные ребята, имея в виду глубоко отрицательный персонаж своего фольклора. Весь проход был усеян рифами и торчащими со дна клыками скал, трудно проходимыми даже на маленькой верткой лодочке, не говоря уж об одной из самых больших наших однокорпусных посудин, вмещающей зараз целую дюжину человек и примерно с пол-тонны товара.

Зато за этой подводной гадостью открывалось воистину шикарное местечко — широкая просторная бухта, хорошо укрытая от любых ветров высокими скалами и возвышающимися вдали холмами, защищенное от ветров пространство между которыми поросло густыми рощами и перелесками.

Да тут было и где поселок поставить, и из чего и даже чем его отапливать. Хватало земли для сельского хозяйства, выпаса скота, да и благодаря бухте под боком всегда была возможность обеспечить себя рыбой, съедобными водорослями и прочей морской живностью. Так что не удивительно, что и местные жители поставили тут довольно большой поселок, да и аиотееки присмотрели его для своего лагеря-форпоста. Если бы тут еще и был подходящий проход в бухту, зуб даю, вскоре на этом месте выросла бы вторая Вал’аклава!

Ух… Наконец-то… Наша лодка ткнулась в берег, и я наконец-то смог утереть пот со лба… Рука наткнулась на непривычный головной убор из перьев, что был надет на моей голове… Похожие были на всех головах нашего экипажа и это хоть как-то утешало — не один я страдаю!

Да уж, пришлось приложить усилия, и без помощи соплеменников никак не обошлось. Ирокез на голове аккуратно поделен на пробор, расчесан к ушам и закреплен тем самым запрещенным мною лаком для волос, рецепт которого, однако, бунтари-ирокезы верно хранили в своих сердцах. (Вероятно на случай, когда зануда-шаман подохнет и наконец-то никто не сможет им помешать вволю развернуться на поприще гламура и внешнего великолепия. Сволочи.) Поверх этой расчесанной и намазанной гадости закреплялась налобная повязка, щедро утыканная перьями разных невинных птичек, попавших в силки или подбитых ударами палок. Поскольку охотиться с копьем на птичек было не очень удобно, местные не слишком-то жаловали птичье мясо. Зато и птички тут были достаточно непуганые. В общем, подобные наряды были весьма и весьма необычны и от них веяло удивительной экзотикой.

Дабы усилить это ощущение экзотики, свое тело и тела моих товарищей я щедро разрисовал узорами из белой глины. И в качестве завершающего убойного штриха, наши чресла прикрывали юбки-килты из пестрой материи, сверху закрепленные воинскими поясами… Вот только обувку пришлось оставить прежнюю — никто не пожелал ходить в созданных моим вороватым дизайнерским гением сандалиях-вьетнамках.

Наконец, видок наш стал достаточно экзотичным даже для этой местности. Так что прежде чем тронуться в путь, мне пришлось заставить своих подопечных ходить так несколько дней подряд, чтобы хоть чуточку привыкнуть к этому наряду. Да и за время плаванья не снимать всю эту гадость. А они плевались и проклинали меня!

Я, впрочем, и сам плевался и проклинал — вспотевшие под непроницаемым для воздуха лаком головы дико чесались и блестели, словно соплями обмазанные.

Но честное слово, я не виноват. Они сами меня вынудили.

Когда первая эйфория после битвы прошла, все наконец-то подуспокоились и малость пришли в себя. И как обычно, перед этими весьма далекими от светлого образа русского интеллигента личностями встал вопрос не «Что делать», а «Как сделать еще».

Как сделать так, чтобы скальпов на их знаменах и поясах стало бы больше, а аиотееков по эту сторону моря — значительно меньше.

Легкая с их точки зрения победа (всего трое убитых по сравнения с двенадцатью аиотееками) окрылила наших бойцов, увеличив длину и диаметр шила в заднице как минимум вдвое.

Зануду шамана никто больше не слушал принципиально — все слушали только самих себя и свои гениальные планы, как пройти победным маршем до края земли, защищая мир и добро и надирая задницы всем встречным.

Предложения как правило плавали в диапазоне от «идиотских» до «бредовых». Идиотскими я называл варианты тупо пойти и просто всех убить, потому что мы, оказывается, неимоверно круты и все должны нас бояться.

А бредовыми — что-то типа повторить попытку, снова выманив аиотееков с помощью Бир’кека или задницы Вотая. И так выманивать их раз за разом, пока они все не кончатся.

Приятно радовало, что хоть Лга’нхи пока помалкивал. И слава богу. Это оставляло надежду, что хоть он сохранил чуточку разума. Я ему тут, как бы между делом, уже малость прочистил мозги, представив статистические данные, что с учетом раненых (я малость преувеличил) за один день наши силы сократились на одну пятую. И если мы еще раз полезем на рожон, то вскоре можем вообще лишиться всех воинов и выполнять задание будет некому. Кажется, это несколько поумерило его энтузиазм, вернув со счастливых каникул на грешную землю хотя бы частично.

— Надо сесть на верблюдов, прикинуться аиотееками и войти в их лагерь! — наконец вымолвил Тов’хай предложение, которое я давно уже ожидал. В конце концов, он один из подельников Лга’нхи по коалиции ирокезских верблюдофилов, так что эта идея рано или поздно не могла не прийти кому-нибудь из них в голову. — Мы прикинемся, — продолжал вещать жутко довольный собой Тов’хай, — возвращающимися назад верблюжатниками, оденем их одежду, войдем в ворота крепости и нападем на аиотееков!

Все радостно и одобрительно зашумели — и впрямь, этот вариант представлялся этим охламонам весьма впечатляющим и жутко оригинальным. Ну точно ведь, никто же даже не догадается до такой зафигенной хитрости!

Но я-то был к этому готов, и если раньше просто сидел и помалкивал, то тут все-таки счел нужным высказаться.

— Ты ведь, Тов’хай очень зоркий воин — для начала польстил я его самолюбию. — Помню, как ты нашел мой оставленный много-много дней назад след и смог пройти по нему от побережья до самой Олидики!

— Хм… мяу… — нечто похожее издал довольный похвалой Тов’хай, щурясь как обожравшийся сметаны кот.

— И разве ты не сможешь различить… ну вот, допустим, меня и Лга’нхи, если мы будем стоять во-о-он на том холме и поменяемся одеждой?

— Гы-гы, — заржал Тов’хай вместе с остальными. — Конечно, различу! (И можно было не сомневаться, что различит, хотя лично я и холм-то этот едва видел). — Тока все равно Лга’нхи в твою одежду не влезет. Гы-гы-гы… Она… гы-гы… На нем… гы-гы … Порвется!!!

Все сообщество залилось радостным смехом, видимо представив гиганта Лга’нхи в одежках крохи-шамана и наоборот. Аншлаг-Аншлаг, Камеди-клаб, КВН и все комедийное наследие Голливуда меркло перед этой уморительнейшей картинкой.

Я спокойно, предвкушая заготовленную пакость, выждал, когда мои сотоварищи устанут смеяться, и с прямо скажем нехорошим, но вполне объяснимым наслаждением испортил все веселье.

— А много ли ты видел аиотееков ростом с Лга’нхи или, допустим, с тебя?

Довольное гыканье сразу умолкло. Как обычно, грубая реальность вторглась в светлые фантазии и мигом их обгадила. Как я уже говорил, у местных была просто какая-то феноменальная способность замечать мельчайшие детали пейзажа или вещей — вопрос выживания!

И «феноменальной» тут эта способность казалась только мне. Остальные верили, что так и должно быть и потому даже представить себе не могли, что у аиотееков это как-то иначе. Я, кстати, тоже в этом сильно сомневался. Насчет аиотееков в смысле. Пусть они и родились по другую сторону моря, но условия жизни и там и тут были примерно схожие. Так что затея с переодеванием в аиотееков сразу стала отдавать пионерской «зарницей» и детсадовским утренником. Ведь даже если не брать явную разницу в росте верблюжатников и среднего степняка, найдутся десятки особенностей и характерных примет в поведении, осанке или привычках, которые позволят узнать чужака даже на достаточно большом расстоянии.

— А даже если мы и войдем в крепость, воспользовавшись сумерками. — Я еще раз поспешил пнуть безвременно скончавшуюся идею. — Верблюдов у нас осталось только десять. Людей, которые умеют на них ездить… — (Я обвел глазами собрание, демонстративно подсчитывая отправившихся в поход верблюдофилов, хотя, конечно же, давным-давно уже успел их сосчитать). — …Всего шестеро. На каждого из вас накинется не меньше оикии аиотееков, и как бы не были сильны и могущественны ирокезы, сам понимаешь, долго вам не выстоять! Ваша гибель будет напрасна, и за Кромкой предки назовут вас лохами!

…Очень, не побоюсь этого слова, удачно получилось. Такие подлые удары по расслабившемуся и не ожидающему пакости противнику входят в легенды! Все как-то сразу пригорюнились, потеряв боевой настрой, и наконец-то начали думать головой, а не шилом в заднице.

— И чего же тогда делать будем? — как обычно в трудной ситуации, обратились они ко мне, при этом почему-то кося глазами на Лга’нхи, видимо, справедливо ожидая от него помощи. (А кто еще сможет справиться с заупрямившимся Великим Шаманом?).

Некоторое время Великий Вождь игнорировал эти взгляды, добиваясь концентрации внимания.

— Что скажешь Великий Шаман Дебил? — вопросительно глядя на меня, наконец-то заговорил он. — Что подсказывают тебе Духи? Как нам победить, сохранив силу, чтобы выполнить задание, с которым нас прислал сюда Совет Ирокезов и Царь Царей Великого Улота?

…Что означало «Поздняк метаться. Пацан сказал—пацан сделал, и коли мы уже провозгласили цель захватить крепость, мы таки обязаны ее захватить… будь она трижды неладна!».

— Духи молчат, — высокопарно и мегапафосно провозгласил я после столь же демонстративного раздумья и внимательного вслушивания в то, о чем бурчит мое брюхо. — Духи хотят посмотреть, что мы сможем сделать сами, ибо пришло время нашего Испытания!

— И-и-и?

— Будем посмотреть, — устало ответил я на его не высказанный вопрос. — Надо самим ехать в тот поселок, чтобы все хорошенько осмотреть, разнюхать и разведать. А там уже и думать, как аиотеекам нагадить.

— Так ведь?.. — опять почти что одними глазами и вопросительно поднятыми бровями задал вопрос наш Вождь.

— То, что высмотрела наша разведка, это, конечно, немало. Честь им и хвала за этот великий подвиг. Однако много вещей они не смогли рассмотреть с такого расстояния. Придется идти туда и смотреть все вблизи.

— Так тебя же убьют?! — осторожно осведомился Нит’кау, у которого при словах «идти и смотреть», видимо, даже сомнения не возникло, что я имею ввиду исключительно себя. Ведь меня наверняка просто распирает желание быть воспетым в балладах… посмертно. — Или ты пойдешь, став невидимым?

— Духам это не понравится… — осторожно ответил я, увидав в глазах соплеменников и однополчан огонечек интереса. Еще бы, такого аттракциона, «Невидимый Шаман Дебил», они еще не видели. — Ведь чтобы стать невидимым, мне опять придется обращаться за помощью к Духам, иначе они обидятся. (Типа могу и сам, но не хочу обижать духов).

Мы сделаем по-другому.

— Но ведь они того — вмешался Кор’тек. — Увидят, что ты ирокез, и непременно убьют тебя!

— Они не увидят, потому что я прикинусь кем-нибудь другим.

— А кем? — опять влез доставала Кор’тек. — На прибрежника ты не похож, у тебя шрамы на морде, да и двигаешься ты по-другому. Вал’аклавца или еще кого местные рыбачки тоже сразу узнают… Горцы на лодках почти не плавают, да и не похож ты на горца…

— Я прикинусь, — пояснил я, снисходительно и почти свысока глядя на Кор’тека (непросто смотреть свысока на человека, который выше тебя на полголовы), — тем, кого вообще не существует. (В конце концов, раз фишка с хохлом из Великой Окраины сработала, почему бы еще раз не пройти проторенным путем?)

— Как это? — Приятно было видеть Кор’тека с отвисшей челюстью. Ибо что может быть магичнее, чем обернуться тем, кого вообще на свете не существует?

— Мы будем пришельцами… Ну, с Тау Кита, например. Никто не видел тау’китян и потому не сможет разоблачить нас. У нас будет большая деревянная лодка, которой тут раньше не видывали, и странная одежда.

— А-а-а…? — Кор’тек глазами указал на мой ирокез. Само собой подразумевалось, что сбривать его, это величайший позор для ирокеза.

— Спрячем! — хладнокровно отмел я все сомнения.

— Так ведь того… — продолжил он. — Меня-то ведь местные знают и сразу поймут, что я не этот... Как ты сказал?.. Тау’китянин.

— Поэтому-то извини, но ты не пойдешь. Да и ведь кто-то же должен оставаться с нашим главным флотом. А кому кроме тебя можно доверить такое важное дело? — утешил я его.

…Но для начала нам надо расспросить пленника. Лга’нхи, ты его не слишком помял?

Несколько дней ушло на подготовку. Как обычно, идея, хорошая в целом, склонна обламываться о мелкие непродуманные детальки. Пришлось изобретать себе и внешний вид, и одежду, и легенду. А главное — обучать всему этому отобранных для экспедиции людей. Заставляя их не просто заучивать истории наизусть, но и пересказывать их своими собственными словами… Намучился я с этим изрядно.

А еще, ясное дело, пришлось отбирать товары, выглядящие либо достаточно экзотично, либо слишком обыденно. Вроде моего уникального фест-кийца (хрен я его кому-то продам) либо банальных слитков бронзы или простые шерстяных тканей. Очень помогли нам тут бочонки с коровкиным мясом и жиром, что мы взяли с собой в качестве еды и освещения-топлива. Такого товара тут никто не видел.

В общем, под общий хохот и ухмылки других вояк я, Дор’чин — капитан одной из лодок, временно замещающий нашего адмирала — и еще семеро отобранных вояк (посмышленее и со склонностью к авантюрам) щеголяли в юбках и устраивали у себя на головах нечто небывалое. (Эх, сюда бы Осакат с ее креативным подходом к укладке волос! Увы, пришлось обходиться своими средствами и скудным мужским воображением).

С оружием тоже был настоящий геморрой. Надо было отобрать только то, что делалось в Олидике или Иратуге — никаких аиотеекских копий или кинжалов. Даже пришлось устраивать очередную церемонию «Убей смайлик» (как я ее называл), чтобы правильное оружие попало (пусть и на время) в правильные руки. Очень утомительное занятие!

Наконец, мы вышли в море и спустя пару дней добрались до вожделенной цели — Змеиной бухты.

Согласно местным традициям, вылезать из лодки без приглашения не спешили. Сначала надо дать местным хорошенько себя осмотреть, может быть даже собрать местное ополчение и вооружиться. Мы так делали даже когда подплывали всей бандой к поселку состоящему из одной-двух хижин. Или даже в поселки, расположенные на территории, контролируемой ирокезами… Ибо традиция и этикет! Начнешь делать резкие движения — либо нарвешься на драку, либо увидишь лишь мелькающие вдали пятки хозяев, и о мирном общении можно смело и навсегда забыть.

Так что сидим. Ждем… К иным бы, пожалуй, уже давно подошли, поздоровались, но на нас, я это просто физически чувствую, из-за заборов и щелей хижин пялятся десятки внимательных и настороженных глаз. Еще бы, тут таких попугаев, небось, еще не видывали.

Наконец, меж домов появилась делегация для почетной встречи. Вместо белых флагов и оливковых ветвей почему-то несущая копья и дубинки. И их много… Неприятный момент, но придется его пережить.

— Я Дос’тёк, местный Старшина, — провозгласил один из туземцев зрелого и я бы даже сказал, весьма этак по-патриархальному благообразного вида, подойдя к нам примерно шагов на двадцать. — А вы кто такие будете?

— Я Манна’унд’даг (Диб’бил по-русски говоря) — коллежский асессор Царя Царей Ив’вана Грозного из Тау’кита. А это вот Дор’чин, он Великий Кормчий, который провел нашу лодку от нашего берега до ваших берегов, и остальные мои люди. Мы приплыли на ваш берег, чтобы торговать.

— Никогда не слышал про такое царство, — глядя с таким видом, будто поймал меня за руку на краже женских прокладок, заявил в ответ благообразный, но подозрительный Дос’тёк. — Где оно находится?

— Надо плыть далеко-далеко отсюда на восток. Сначала мимо земель, которыми владеет Царь Царей царства под названием Улот. Потом еще дальше до Большой Реки, где стоит огромный город Вал’аклава. Там лучше встать на отдых и переждать зиму. А потом вновь продолжить путь на восток… Если выехать в самом начале весны, то может быть, к концу лета сможешь достигнуть Великого Тау’кита.

— Зачем же ты так далеко забрался? — продолжал допрашивать меня сей доставала. — Чего такого нету в твоих краях, что пришлось плыть за этим в такую даль? …И почему у тебя такое странное имя? Я не понял, что оно означает?

…Да, признаться, с именем у меня был некоторый прокол. И вовсе не потому что я налажал с легендой. Понятно, что Дебил (Манаун’дак по-местому) — имечко слишком неординарное, чтобы не привлечь к себе внимание. Да и многочисленные баллады, в которых оно мелькает, вполне уже могли разнести его по всему побережью на далекие расстояния.

Но увы, какие бы псевдонимы я себе не выдумывал, местные ребята продолжали упорно называть меня Манаун’даком. Для них эта кличка столь плотно приросла к моей личности, что никакое иное имя они даже в своем воображении прилепить ко мне не могли.

Имя — вообще вещь мистическая и непростая. Оно дается Шаманом или возникает само собой в подростковом возрасте, когда начинают проявляться индивидуальные черты характера человека. И живет вместе с ним до самой смерти, подсказывая и управляя своим хозяином. Такое происходит даже с нашими «ничего не означающими» именами. А уж что говорить про всех этих «Неугомонных Дятлов» и «Быстроногих Улиток»? Таким именам поневоле стараешься соответствовать и несешь бремя этого соответствия через всю жизнь.

Так что мои ребята отказывались называть меня как-нибудь иначе, как бы я ни вбивал в них эту идею. Может быть, даже боялись, что их Великий Шаман потеряет свои «волшебные функции», перекрестившись из Дебила в какого-нибудь Свирепого Ежика или Стремительного бурундучка.

Короче, пришлось оставаться все тем же Дебилом, лишь, для большей секретности, надобавляв к имени щелчков с придыханиями и новых согласных.

— Имя как имя, — обиженным тоном ответил я. — Это такая особая птица, которая не летает, зато может бежать по земле быстрее оленя. — Я не виноват, что в ваших краях она не водится!

— Хм… Видать ты быстро бегаешь? — Предположил Дос’тёк, чье имя, кстати, означало одну из разновидностей чаек.

— Нет, — гордо ответил я. — Бегаю я не очень хорошо. Но на объяснение, что означает мое имя и почему мы отправились в далекое путешествие, потребуется немало времени. А солнце жарит невыносимо…

— Э-э-э… — понял намек Старшина. — Можете выйти из своих лодок и будьте гостями в моем доме… Только сначала скажите, не имеете ли вы какого-нибудь отношение к злому разбойничьему племени, которое называет себя «ирокезами», живет разбоями и грабежом, питается трупами своих врагов, а пленников-мужчин использует как женщин?

— Хрп-бзыдсь… — едва не поперхнулся я от возмущения из-за такого поклепа. — Когда мы миновали земли Улота, мы видели разоренные деревни на берегу, поэтому вели себя очень осторожно и старались не подходить к берегу, если видели вблизи людей. Вероятно, это были земли того самого племени, о котором ты говоришь? Так знай, Старшина Дос’тёк, что ни один честный тау’китянин никогда не опозорит себя даже беседой с такими сволочами, которых ты описал! (Ох, попадись мне в лапы тот черный пиарщик, навыдумывавший про нас этакие мерзкие небылицы… Я ему сделаю… сказку былью!)

В тенечке деревьев перед хижиной Старшины нас вдоволь накормили местной ухой, жареной рыбой, какими-то овощами типа редиски и, кажется в виде праздничного дополнения к трапезе, даже расщедрились по небольшой лепешке на нос… Судя по всему, урожай злаковых этим летом еще не снимали.

И лишь после того как присутствующие в изнеможении отвалились от стола (тут его заменяла циновка), десяток уставившихся на меня глаз ясно дал понять, что пора начинать свой рассказ.

— Так вот Дос’тёк — начал я. — Ты спрашивал меня про мое имя и зачем я приплыл в такую даль. Так вот знай, что одно тут связано с другим и касается одного Великого Пророчества, которое сделал Великий Шаман нашего Великого Царя Царей Ив’вана, которого за добродушный нрав и большую заботу о подданных мы прозвали Грозным.

А дело было так. Отцом моим был простой пастух, пасший стадо Царя Царей на самых дальних пастбищах, потому что сам он не имел ничего и жил, питаясь со стола Царя Царей. Но в ту ночь, когда я родился, в небе горела огромная хвостатая звезда, черная тень зашла на луну и на какое-то время полностью закрыла ее, земля тряслась, а гора Вез’увий начала дымиться и истекать огненной кровью.

Все это были великие и страшные предзнаменования и потому, ясное дело, наш Великий Царь Царей собрал шаманов и мудрецов со всего Царства и они камлали столько же дней, сколько есть пальцев на руках и ногах человека, и приносили многочисленные жертвы, спрашивая у Духов, что бы все это значило.

И снизошли до них Духи, и открыли всю правду. Они велели Царю Царей сыскать ребенка, родившегося в эту ночь и дать ему имя птицы, которая не умеет летать, зато бегает быстрее оленя. Взять его в свой Дворец и растить как собственного сына!

Я взял стоящую передо мной чашу с травяным отваром и хорошенько приложился к ней, внимательно наблюдая за реакцией публики. Судя по отвисшим челюстями и выпученным глазам, публика была под впечатлением обстоятельств моего рождения и той невероятной хитрожопости, с который я, будучи еще младенцем, умудрился пробраться аж в Дворец самого Царя Царей… Что ни говори, а история разных там золушек, мгновенно, по одной лишь дурацкой прихоти судьбы вознесшихся из грязи в князи, всегда будет греть сердце простого человека.

— Так вот, — продолжил я, закончив пить. — Так и получилось, что расти я начал во Дворце и жил словно царский сын… и даже лучше, потому что Царь Царей Ив’ван, естественно, любил меня сильнее всех своих остальных детей.

Однако ни дорогие ткани, ни слитки бронзы, ни даже самые жирные куски мяса, сдобренные самым острым перцем и прочими специями, не радовали мое сердце. Мне всегда хотелось чего-то иного.

И вот, когда я видел столько же зим, сколько пальцев на руках и ногах человека, в нашу землю пришла большая беда. Земля не рожала рожь и картошку. Олени и овцебыки ушли из Степи, а море почти не делилось с нами рыбой. И тогда Великий Шаман нашего племени пришел к моему приемному отцу и сказал, что тот должен снарядить самую большую лодку, что только есть на нашем берегу, дать мне верную команду лучших моряков и отпустить в дальнее плавание по пути, которым идет солнце. И когда я достигну конца этого пути, Духи снизойдут до нас и вернут нашей земле все те блага, что забрали раньше.

А чтобы мне было проще в моем пути, он поменял мне имя с того, которое я больше не смею произносить, на имя птицы с самыми быстрыми ногами на земле!

…Ну что еще надо публике для хорошего блокбастера? Несусветные катастрофы и знамения были. Магия и пророчества так же налицо. Чудесная история золушки и возможность заглянуть в мир Элиты и Гламура, а еще далекое путешествие за тридевять земель с Великой Целью. За блеском, пышностью и великолепием этой истории я надеялся скрыть правду о себе. И судя по лицам моих слушателей, они были так впечатлены моим враньем, что напрочь отключили критическую жилку в своих мозгах.

Да что там какие-то несчастные жители прибрежного поселка! — Даже когда я рассказывал эту сказку своим спутникам, включая Лга’нхи, они и то слушали эту чушь с открытыми ртами и кажется, были готовы поверить каждому моему слову.

…Так что следующие часа два я до хрипоты рассказывал басни и небылицы про наше путешествие, мешая правду о местах, где действительно был и моих реальных приключениях с запавшими в память историями из Одиссеи и путешествий Синдбада-морехода.

— А что ты можешь рассказать о своей земле, Старшина Дос’тёк, — передал я наконец эстафетную палочку разговора нашему гостеприимному хозяину. — Как близко она находится к месту, куда уходит солнце на ночь?

— Так ведь это… — малость даже растерялся Дос’тёк. — Кто ж его знает, куды оно уходит? Дальше на запад есть большая Река. Слыхал, что наша Река еще побольше той, что течет возле Вал’аклавы… Ну, там, где ты победил богатыря Бег’емота.

А дальше, как рассказывали мне знающие люди, будто бы суша поворачивает к югу, а потом снова к востоку аж до тех самых островов, по которым к нам пришли аиотееки… Дальше я, признаться, точно не знаю. Хотя один человек, который вроде как на тех островах родился, говорил мне, что в его краях считают, что и дальше берег идет на восток. А потом сворачивает на север… А вот как там дальше и где там самый край земли, на который солнце присаживается отдохнуть на ночь, того я не ведаю.

— Хм… — подумалось внезапно мне. — А ведь для прибрежника, наверное, весь мир — это узкая полоска прибрежной полосы и крохотный край моря. Все степи к северу от его жилища или земли лежащие по ту сторону воды для него просто не существуют… Впрочем, это ведь чистое лирическое отступление, а говорить-то надо о деле.

— Ты сказал, «аиотееки»? — спросил я Дос’тёка, удивленно приподняв брови. — Я уже слышал название этого народа. Но никто так и не смог объяснить мне, кто это такие.

— Так эта… — как будто даже немного замялся Дос’тёк. — Скоро сам увидишь. Потому как мы тебя к ним отведем… Потому как надо. Они велели приводить к ним всех, кто приплывет в нашу бухту.

— Что значит «надо»? Почему «велели»? — опять «страшно удивился» я. — Разве ты в своем поселке не самый главный человек? Почему какие-то люди, которые, как ты сам сказал, пришли с каких-то островов, говорят тебе, что делать в твоем собственном поселке?

…Нет, мне, в принципе, тоже было жаль Старшину, который сейчас корчится и выдавливает из себя слова, с одной стороны объясняющие сложившуюся международную обстановку, а с другой — оставляющие ему хоть крохи самоуважения. Но должен же я был узнать, какие тут творятся дела и каково отношение местных к моим старым приятелям аиотеекам?

Ну, короче, дело было так. Раньше, оказывается, все было плохо. И все поселки и племена дрались друг с другом. А на Реке так вообще жили сплошь только одни сволочи, заламывающие немыслимые цены за свое дерьмо и особенно за мед.

Но тут вдруг пришли аиотееки… и не то чтобы стало лучше. Однако местные между собой больше точно уже не дерутся. Всех драчунов аиотееки либо поубивали, либо забрали в свое войско. «…А еще они нас от злых ирокезов защищают, которые пожирают трупы своих врагов и используют пленников-мужчин как женщин… Ну и вообще, как пришли аиотееки, порядка вроде как стало побольше… И дань они с нас за это берут вполне умеренную».

Да уж, что ни говори, а человек—такая скотина, что в любом положении сможет придумать себе выгоду.

— Так стало быть, хорошие они люди, эти аиотееки? — задал я Старшине очередной каверзный вопрос. — И вы не хотели бы жить так, как жили раньше, сами по себе?

— Да ведь… Ну-у-у… Как бы тут… Конечно, очень хорошие люди. Ежели они тебя Там у себя спрашивать будут, ты им так и передай, мол, «Дос’тек и его люди всем довольны и ни на что не жаловались!»

Ну, вроде с этими товарищами все понятно. А вот удастся ли так же легко скормить свою лапшу ушам аиотееков?

Видимо, потому, что собеседником я оказался интересным, а вруном — талантливым, наши посиделки затянулись надолго. И вот только не надо думать, что все это время я заливался соловьем, рассказывая о своих подвигах и приключениях.

Нет конечно, без этого тоже не обошлось, но все-таки как бы ни был беззаветно склонен человек всех эпох развесив уши слушать талантливых впаривателей лапши, но постепенно разговор все-таки перешел на более практичные рельсы. Мы обсудили перспективы на урожай водорослевых (прибрежники питали склонность к морской капусте и даже заготавливали ее на зиму), новые тенденции в лодкостроении (на что за хрени вы приплыли?), ну а главное, исподволь обсудили цены на товары.

Дос’тек, несмотря на свою внешнюю дремучесть, тем не менее, в ценах весьма шарил. И немудрено, его бухту даже несмотря на неудобный вход посещало немало караванов, потому как удобных мест для отдыха в округе было не так уж много, и на фоне окружающих бесконечных степей Змеиная бухта выглядела настоящим оазисом.

… В общем-то, не то чтобы я как-то особо всерьез подумывал заняться торговлей. Поначалу-то вопрос цен и наиболее востребованных товаров я затронул исключительно ради поддержания имиджа купца. Ведь согласно легенде, в своем бесконечном путешествии мы кормимся за счет перепродажи разной хрени. Но потом как-то увлекся и в голове вдруг щелкнуло воспоминание из прошлой жизни, что хороший шпионаж никогда не выпускает из внимание вопрос торговли и ценообразования. Тут у нас, конечно, не товарно-сырьевая биржа какая-то и цены по десять раз на дню не меняются. Тут, я это помню по своему посещению Вал’аклавы и некоторого общения с Царем Царей Леокаем, цены вообще меняются очень сложно. Поскольку денег как таковых еще нет, то иногда очень трудно сказать, что именно подорожало или подешевело — товар, который покупают или товар, которым расплачиваются. Условно говоря, если за один кувшин пива все время требуют десять яблок, то в летний сезон получается, что пиво дешевеет, ибо яблок полно, а зимой дорожает. А если потом этим пивом расплачиваются за бронзу, цена которой может зависеть от того, сколько караванов с этим товаром пришло на рынок… то вот пойди да и вычисли тут цену яблок, учитывая неурожайный год на крабов и то, что старый шаман, лучше всех умеющий делать лодки, внезапно помер!

Однако некоторый тенденции, так сказать, были налицо. Со времен пришествия аиотееков подорожал жемчуг, местный аналог картошки, специи и другие заморские товары, зато внезапно подешевели бронза и какие-то «гок’овые» канаты. Что это за канаты, я не знал, но просто-таки почувствовал, как сидевший рядом со мной Дор’чин насторожился и едва ли не принял стойку учуявшей добычу собаки. Судя по всему, в морском деле эта разновидность веревок пользовалась заслуженным уважением.

Ну, с веревками, я так понимаю, было довольно просто. Их делали живущие на реке лесные, и я так понимаю, с приходом аиотееков те стали брать дань с производителей столь ценного товара именно этими канатами. Невольно произошла некая специализация, на их производство было брошено больше производственных мощностей, да и взятие под одну руку всех торговых путей, по которым данный товар доходил до потребителя, наверняка способствовало их удешевлению. Опять же, ограничение сбыта — в гости к аиотеекам купцы плавать пока побаивались.

Отсюда же и подорожание харчей. Производственные мощности не беспредельны, где-то прибыло, где-то убыло. К тому же, аиотееки «призвали» многих молодых мужиков в свою армию. И те, вместо того чтобы старательно сажать картошку и бить зверя, теперь вышагивают с копьями и щитами наперевес.

С жемчугом тоже все относительно понятно. Раньше-то его особо никто не добывал — если найдут в предназначенной для еды ракушке, порадуются внезапной удаче, да и отложат забавную безделушку в сторону, чтобы украсить себя, подарить жене или выменять на что-то более полезное. А теперь вдруг жемчуг внезапно стал востребован, а значит, цены на него взлетели.

С доставляемыми издалека специями и другими подобными товарами тоже все ясно — они всегда дорожают во времена волнений и неурядиц, когда о спокойной торговле между дальними странами можно забыть.

Но вот откуда дешевая бронза и почему внезапно подорожала древесина? Откуда эту бронзу возят и что из этой древесины строят? Вот это уже было очень и очень интересно. Бронза и дерево тут стратегические товары. Так что этот вопрос требовал тщательного обдумывания и исследования.

В общем, спать нас положили в поселке, пообещав отвести знакомиться с аиотееками завтра… Может, оно и к лучшему — будет время все еще раз обдумать все, что наболтал за сегодня, что за сегодня узнал и как в связи со всем этим завтра выстраивать разговор с моими самыми опасными врагами.

Но попробуйте спокойно проспать ночь перед таким важным событием! Пол-ночи проворочался на своей циновке и даже разок сходил окунуться в море, чтобы малость остыть и освежиться. Так что заснуть удалось только под самое утро… Как раз перед рассветом, когда меня и разбудили. Не выспавшегося, злого и недовольного.

Разбудили, подняли, наскоро сунули в рот холодный кусок вчерашней жаренной рыбы и погнали на допрос… Нет, я местных ребят понимаю, им надо с первыми лучами солнца выходить в море, тут уже не до возни с заспавшимися гостями.

А у ворот крепости пришлось прождать еще часа полтора, потому что у господ аиотееков желания бросив все бежать знакомиться с гостями почему-то не обнаружилось. Им, видите ли, интереснее было досмотреть свои утренние сны, обиходить своих верблюдов и неторопливо набить брюхо завтраком, чем знакомиться и общаться с таким великолепным мной… Доброты и радости мне это также не добавило.

Наконец, ворота неторопливо открылись, из них ставшим уже привычным для нас строем вышли четыре оикия «забритых» и одна «коренных», начавших отрабатывать строевые упражнения. Причем, что характерно, «коренные» распределились по оикия «забритых» и занялись активным их шпынянем.

Я хоть и не считал себя большим профи, хотя (спасибо Асииааку) кое-что в этом деле понимал, однако сразу понял, что набранные вояки еще были очень далеки от совершенства, и по большому счету одна хорошо выученная оикия ирокезов или аиотееков без труда разгонит все имеющиеся тут четыре. Ребята постоянно путались в ногах, пытались поворачиваться не через то плечо и вообще, больше мешали друг другу, чем работали единым строем.

…Но тут меня аккуратно потрогали за руку, отвлекая внимание от происходящего на плацу. Передо мной стоял невысокий и какой-то, я бы сказал, невзрачный аиотеек в довольно скромном халатике и всего лишь с одним кинжалом и топориком на воинском поясе. Могучие плечи и громадная грудная клетка профи-культуриста тоже отсутствовали, однако я уже прошел немалый путь по пути воина, чтобы понимать, что означают эти выверенные и точные пружинистые движения и кисти рук толщиною наверное с мой бицепс времен Москвы. Но еще больше пугали глаза. — очень умные и проницательные… Умных людей Тут я боялся больше всего. Круче и сильнее меня тут и так были почти все, так что ловить что-то на поле физического совершенства мне особо не светило. Мозги же были моим единственным преимуществом перед окружающими меня качками и головорезами. А всякие умники вроде Леокая лишали меня и этой малости, заставляя чувствовать себя полным ничтожеством.

— Пошли со мной, — сказал аиотеек, используя говор побережников и посмотрев на меня почти без свойственного аиотеекам-оуоо высокомерия, а потом не глядя развернулся и пошел в лагерь.

Я со своими ребятами поплелся за ним, демонстративно бросая любопытные взгляды по сторонам. Любой нормальный путешественник, попавший в незнакомое место, вел бы себя так же, хотя это и похоже на шпионские замашки. Так что попытайся я глядеть строго перед собой, это скорее бы вызвало подозрение.

В общем, лагерь был мне почти знаком. В том плане, что хоть по внешнему периметру он и был обнесен деревянным частоколом, а не хиленьким плетнем и грудами барахла, однако изнутри он чем-то очень напоминал тот самый лагерь, который мы штурмовали в прошлом году. В том числе и тем же самым разделением на быдло-территорию и центральный кремль.

Вот-вот, внутри ограды, в центре лагеря, находилось еще одна огороженная столь же солидным частоколом территория …на которую, собственно говоря, меня и привели.

Причем именно меня, моя команда осталась снаружи. И хрен тут поймешь, радоваться ли мне тому, что аиотееки столь явно выделили мою персону, либо заранее готовиться к неприятностям.

— Кто ты? — спросил меня аиотеек, присаживаясь на циновку перед большим шатром. Причем сделал это поганец так, что мне как-то вот даже и в голову не пришло присесть рядом… Да я даже на циновку эту наступать побоялся.

А вместо этого, едва ли не вытянувшись по стойке смирно, изложил свою прежнюю историю, только куда в более сдержанных и реалистичных тонах.

Забывший представиться аиотеек задал мне несколько корректирующих вопросов по моей истории. А потом начал подробно выспрашивать, какой именно товар везется на моей лодке, где я его покупал и на что выменивал. Постепенно я как-то даже успокоился, настолько по делу были эти вопросы — мой собеседник явно был в курсе местных цен и товаров. Так что, сдается мне, я малость перепугал сам себя и в данный момент я беседую не с представителем контрразведки и прочих спецслужб, а с обычным торговым представителем… Просто выглядит этот представитель… Не терминатором конечно… Но человеком, способным завалить терминатора.

А чему тут удивляться? Времена такие — местные завхозы и бухгалтеры, ответственные за немалые материальные ценности, должны уметь их защищать без помощи милиции, сторожей и прочих достижений цивилизации.

— А ты не встречал на своем пути таких же людей, как и мы? — наконец задал мне этот аиотеек вопрос, выходящий за торговые рамки. И даже счел нужным пояснить свой вопрос. — Два племени, подобных нашему, пошли в сторону пробуждения Икаоитииоо и может быть, ты их встретил где-то там на своем пути.

— Нет, почтенный и уважаемый э-э-э… Я немного слышал об аиотееках, но лично повстречаться не довелось.

— А знаешь ли ты про ирокезов — племя грабителей и негодяев, которые пожирают тела своих врагов, а с пленниками-мужчинами поступают как с женщинами?

— Я слышал о них от Старшины Дос’тёка, — осторожно ответил я. (Погоди, сволочь, кажется, я нашел распространителя этих подлых слушков). — Но сам лично не видел. В тех местах, где как он говорил, обитают эти люди, мы увидели много разоренных поселков и потому были очень осторожны.

— Ладно. Хорошо. Так значит, дальше ты собираешься плыть вдоль берега вслед за ходом Икаоитииоо?

— Да.

— Подойди-ка сюда, я что-то покажу тебе…

Я подошел и склонился, чтобы рассмотреть какой-то крохотный предмет, лежащий на руке аиотеека.

Резкое движение плечом и знакомый свист кистеня я еще успел уловить. А вот среагировать уже нет. Яркий утренний свет вмоих глазах мгновенно померк, а циновка стремительно прыгнула навстречу и ударила меня по лицу.

Глава 14

Маленький, но очень навязчивый солнечный лучик, пробиваясь сквозь неплотно уложенные пучки соломы на крыше, бил в глаз, а максимальный простор для движения, что у меня был, почему-то ограничивался лишь возможностью сдвинуть голову на несколько миллиметров в сторону…

— …Так значит, говоришь, что купили эту ткань в Улоте?

— Ага. Только не в самом Улоте. Улот-то в горах, а на побережье у них там что-то вроде ярмарки есть, куда они товары свозят. Вот там мы ее и купили.

Голос Дор’чина, раздавшийся из-за стенок хижины, в которой я лежал, отнюдь не радовал. Судя по всему, гнусный аиотеек решил допрашивать нас по-отдельности, сверяя показания, и по безмятежно-спокойному голосу Дор’чина можно догадаться, что тот даже не подозревает о том, что произошло со мной и продолжает придерживаться нашего старого плана. Так что вполне возможно, что скоро этот бедолага присоединится ко мне. Жутко наблюдать, как твой соратник соскальзывает в пропасть и не иметь ни малейшей возможности хотя бы попытаться ему помочь.

Еще раз попробовал подергаться и пошевелиться. Хренушки. Связан я был очень качественно и плотно, да еще и зафиксирован на какие-то колышки, вбитые в пол, видать, для того, чтобы даже каким-то звуком или возней не смог предупредить своих. Ну а в рот, естественно, была запихана какая-то вонючая тряпка, так что я даже пискнуть не мог.

— А не встречал ли ты в своих путешествиях людей подобных нам? Потому как…

Особым разнообразием аиотеек нас не баловал. Можно подумать, что по анкете опрашивает.

…А вот посмотри, видел ли ты когда-нибудь такую вещь… Бац!!!

Странное дело, беспамятную тушку моего временного капитана почему-то не присоединили к моей, а утащили куда-то в сторону. Неужели они его на смерть? Но ведь, судя по звукам доносившейся возни, его предварительно связали… Наверное, просто они хотят держать нас порознь.

— Давай следующего… — На чистом аиотеекском сказал представитель местной кровавой гебни своему единственному (судя по звукам) помощнику. И вскоре мне заново удалось прослушать краткую версию своего выступления, окончившуюся столь же трагически.

И немудрено — слушая нелепое и бесталанное вранье моего соплеменника, я сам клял себя последними словами. Ну на что я надеялся, когда затевал всю эту аферу?! Привык иметь дело с местными наивными ребятами, обманывая дикарей примитивными фокусами и разводами, и решил, что круче всех тут. А сам… хоть раз удавалось мне всерьез переиграть того же Леокая? — Вот то-то же! Что я там рассказывал Эуотоосику в душеспасительной басне про Крут’ышку, вознамерившегося тягаться с тигром? Теоретик, блин. Вот теперь и готовься сам стать куском мяса для аиотееков. Сначала хорошенько отобьют, потом поджарят, и блюдо будет готово.

И что могу противопоставить этому? Да нихрена совершенно! Воинский пояс мой отсутствует, это я чувствую. Пошевелиться не получается абсолютно — чувствуется, со мной работал грамотный человек. Так что даже та парочка подлянских фишек, что, возможно, еще сохранились в моем арсенале, сейчас абсолютно бесполезны. Надо бы хоть попробовать чуть-чуть освободиться.

Когда, допросив всех моих товарищей, а потом, видимо, сходив пообедать, аиотееки соблаговолили вернуться к моей персоне, я все еще продолжал «качать пресс», пытаясь выдернуть колышки, к которым были привязаны мои ноги. Конечно, точно сказать сложно, но мне казалось, что в этом деле я уже достиг немалых успехов. По крайней мере втрое улучшив прежний результат. В том смысле, что если раньше я мог приподнять ноги примерно так на миллиметр, то теперь вполне мог замахнуться на все три. Правда, при этом дико болели мышцы живота и каждое новое «качание» я мог предпринять только после десятка-другого минут отдыха.

А эти сволочные аиотееки пришли и все испортили, тупо отвязав меня от земли — никакого уважения к чужому труду!

Выдернули кляп изо рта, однако оставили связанными руки и ноги. Затем слегка попинали, то ли восстанавливая таким способом кровообращения в затекшем теле, то ли пытаясь донести мысль, что рыпаться бесполезно. Но пока усердствовали в меру и, добившись контрольного стона, быстро свернули это занятие. (Я их постарался не разочаровывать и начал верещать чуть ли не на втором пинке. На первом просто не успел среагировать). А потом вытянули за шкирку из хижины и свалили на песок — циновки я опять не удостоился.

— Ну а теперь давай говорить серьезно, — заявил мне все тот же аиотеек, усаживаясь на циновку в то время как его более молодой коллега перевел меня методом вздергивания за шкирку в сидячее положение и, помахивая очень знакомой мне по общению с Ассиаком плетью, встал за спиной.

— Так вот, — продолжил аиотеек. — Меня зовут Хииовитаак и я слежу за тем что происходит вокруг. А еще я очень не люблю тех, кто лжет мне.

— И почему ты решил, что я тебе лгу? — для порядка осведомился я.

— Ты смешной, — довольно растянул рот улыбкой Хииовитаак. — А я умный. Я постоянно имею дело с разными дикарями, язык которых не понимаю. Но я смотрю на них и понимаю больше, чем мог бы сказать их язык.

Еще когда мы стояли перед воротами лагеря я понял, что ты и твои люди не только понимают команды, которые отдают тренирующимся новичкам, но и умеют выполнять их. Твое собственное тело дергалось то порываясь встать «смирно», то сделать поворот или начать маршировать. Все это было едва заметно взгляду, но я понял это. А потом я спросил тебя, видел ли ты когда-нибудь людей, подобных мне. И ты сказал «нет». Так как ты смог научиться различать и выполнять команды?

…Да, признаюсь, это был чистый нокаут, получив который, человек мгновенно и очень мягко падает на пол ринга, потому как сознание мгновенно отключается и ставшие ватными мышцы опускают тело вниз. Пока я искал несоответствия в своей легенде и мысленно пересчитывал тридцать три утюга в окне на Цветочной улице, мое собственное тело разоблачило меня. Пока я корчил клоуна в перьях и заморского принца в юбочке, моя тушка, едва услышав знакомые звуки, начала дергаться в попытках исполнить вбитые на уровень подсознания команды.

Представляю, как потешался этот Хииовитаак, выслушивая мои побасенки и разглядывая ужимки… Какой же я кретин! Как бы ни куражился надо мной перед смертью этот гаденыш, каким бы пыткам ни подверг — я полностью заслужил их, поскольку подставил под удар не только себя, но и своих парней!

Стоп! Самобичевание — это хорошо. Это полезно. Но если я начну предаваться ему, то ничего хорошего из этого точно не выйдет… И вообще, как я слышал, первое правило при общении с органами — «Ни в чем не сознавайся!».

— Да, — сокрушенно качая головой сказал я. — Сознаюсь, ты прав. Однажды во время своего великого пути вслед солнцу я попал в плен к таким, как ты. Это было далеко отсюда на большой реке, что впадает в море возле города Вал’аклава. Больше двух месяцев я и мои люди были оикия одного из ваших родов. Но потом нам удалось бежать. Когда мы узнали, что аиотееки есть и на этом берегу, я взял со всех своих людей великую клятву никогда никому не говорить об этом. И теперь они не сознаются, что были в плену и знают твой язык, даже под самыми страшными пытками.

— И как звали Великого Вождя что вел ту Орду? — с ходу убил меня вопросом Хииовитаак.

— Не знаю, — често признался я. — Того оуоо, которому мы служили, звали Пива… то есть Иобиовосик… Нет Ибовасик… А может быть… Да, точно — Иобиваасик.

— Ты даже не знаешь имени своего командира?

— Так ведь это было больше двух лет назад, и под его началом мы были совсем недолго.

— А расскажи-ка мне…

Хренов контрразведчик начал задавать мне вопросы, и я быстро поплыл. Некоторые касались разных мелочей вроде цвета поясов у воинов, узоров на сапогах, длины и «хвостатости» бунчуков или вообще особенностей сбруи. Кое на что из этого я мог ответить вполне нормально. В основном, вспоминая трупы врагов и их оружие и доспехи, доставшиеся мне в качестве добычи. Но по большей части плавал или отвечал, вспоминая особенности жизни в орде Эуотоосика. Наверняка в чем-то прокололся. И не один раз, судя по десятку-другому ударов плетью, с которыми познакомилась моя спина.

Потом допрос как-то внезапно перешел на особенности существовании царства Тау’кита… Резко вернулся обратно к Орде. Перепрыгнул на Вал’аклаву, Улот, снова Орду Тау’кита, цены на бронзу, пропавший отряд аиотееков и где производилась клетчатая иратугская материя.

При этом Хииовитаак вовсю ловил меня на противоречиях и, я не сомневаюсь, неоднократно отлавливал. Иногда лупил за это, иногда делал вид, что принимает ответ, а потом спустя какое-то время задавал его снова, но уже под другим углом.

В общем, я примерно догадывался что он делает. Таким образом он отслеживал мои реакции на вопросы, ответы на которые я точно знаю, и те, в которых я плаваю или откровенно вру. Так что можно было не сомневаться, что он видит меня насквозь и к тому времени, когда придет время для серьезных пыток, уже будет знать, что именно у меня спрашивать. Но я тем не менее продолжал врать, выкручиваться и наводить тень на плетень.

Зачем? Хотел тупо выиграть время. И я его себе выиграл, благо за всеми этими занятиями день, почитай, уже и прошел а местные не очень склонны вести активный образ жизни в темноте — освещение слишком дорого и неудобно. Так что у меня был шанс дотянуть до ночи и получить небольшую паузу, чтобы вздохнуть, оглядеться и не только закрываться от сыпящегося на меня града ударов, но и попробовать ударить в ответ.

Кстати об ударах. На удары плетью я реагировал особенно болезненно, жутко орал и вертелся… Нет, правда было больно, хотя местная жизнь уже изрядно закалила меня, приучив к терпеливости. Но демонстрировать свою зафигенную стойкость и мужество перед лицом врага ценой своей шкуры и здоровья мне казалось не самым разумным делом. Так что примерно после полутора десятка ударов я начал демонстративно падать в обморок и наконец добился того, что Хииовитаак махнул рукой своему помощнику, мол, хватит на сегодня, а то ужин пропустим. После чего велел бросить меня в какой-то ваакоос.

Ваакоос находился буквально за той хижиной, где я имел честь быть пленником, и на деле оказался самым банальным зинданом — вырытой в земле ямой глубиной метра два с половиной и полтора-два метра в диаметре, закрытой сверху решеткой.

Увы, кажется, я был тут далеко не первым пленником и что хуже всего, провести в ваакоос канализацию никто не озаботился. Так что упал я… не буду портить вам аппетита.

Впрочем, на сей раз демоны Анти’санитарии и Вон’и были на моей стороне. Избитое тело и измученный мозг вовсю уговаривали мой Дух улечься, свернувшись калачиком, на дне ямы, немножко поскулить и забыться нервной дремой. А нельзя!

Пожалуй, только сейчас у меня еще и оставался крохотный шанс выбраться из этой передряги. И пусть испуганный зверек внутри нашептывает не торопиться, оглядеться по сторонам, выждать время… Я точно чувствую, знаю, что другого шанса уже не будет. Потому что завтра допрос будет куда более жестким, а обыск — тщательным. Силы начнут стремительно истощаться и к следующей ночи я буду тем самым овощем, изображать который пытаюсь сейчас.

Так что полежал немножко, дожидаясь, покана верху утихнут шаги и возня моих конвоиров, и постарался более-менее успокоится. Потом начал шевелиться. Руки мне, к счастью, на сей раз связали спереди, видимо, чтобы удобнее было бить по спине, и перевязывать за спину не стали. Видать, все-таки удачно удалось изобразить из себя полуруп. Ноги, правда, перед тем как опустить в яму, тоже связали. Но это и пофиг, ими я пока пользоваться не собирался.

Первым делом полез в голову. В смысле, под прическу. Во-первых, жутко хотелось почесаться, а во-вторых, под остатками моего головного убора (аиотееки не слишком деликатно обращаясь с моей персоной, обломали и растеряли почти все перья, однако ремешок, за который они были заткнуты, остался на месте) был припрятан чуть согнутый обломок бритвы… Вот как сердцем чуял, что он мне понадобится. Сначала сдуру перепилил им веревку, связывающую мои ноги. А потом, чертыхнувшись и обозвав себя дебилом, зажал грязную измазанную в каком-то дерьме бритву в зубах (пока пилил, умудрился пару раз уронить ее в грязь) и долго и нудно освобождал себе руки.

Когда с этой работой тоже было законченно, в мире воцарилась абсолютная темень и я вдруг физически почувствовал, какие же короткие тут ночи и как стремительно несется солнце по ту сторону планеты… И тем не менее, все равно пришлось взять паузу, чтобы восстановить крообращение и малость прийти в себя.

Теперь сымаем с себя юбку. Она мне еще понадобится. Это во-первых а во-вторых, у меня там в одном интересном месте, куда ни один уважающий себя мужик проверять не полезет, заныкан еще один ножичек. Да, фактически приклеенный ножнами к внутренней стороне ляжки тем самым волшебным клеелаком. Супер Ноу-Хау ирокезов.

Ножик, прямо скажем, смешного размера. Такой даже в Москве холодным оружием не считается. Но я им воевать и не собираюсь.

Земля тут была еще довольно сырая и мягкая. Так что выкопать несколько ступенек хоть и заняло время, однако большой сложности не представило. Да и лезть по ним было не так уж и высоко — лишь бы дотянуться до решетки и, перекинув через нее юбку-тряпку, сделать для себя ручку, за которую более-менее можно держаться.

Решетка — вообще фигня! Связана полосками коры. За час очень нелегкой работы я проделал достаточно большое отверстие, чтобы через него можно было выбраться.

А вот теперь надо спуститься вниз и немного отдохнуть.

Луна бросала мертвенные блики своего холодного света на уснувшую землю, когда земная твердь разверзлась и откуда-то снизу, вероятно из самых глубин ада, на поверхность вылезла, распространяя смрад и зловоние, зловещая фигура. Ее смертельно бледное лицо искажала гримаса боли и свирепой злобы (ободрал больную спину, протискиваясь сквозь решетку), а лысина неестественно блестела в свете луны, иногда приподнимаясь словно крышка над круглой шкатулкой (хороший лакоклей для волос изобрели мои ирокезы). И горе тому случайному свидетелю, коему довелось бы увидеть это жуткое зрелище. Ледяная стужа нечеловеческого ужаса заставила бы замереть все его члены, а когтистая рука самой преисподней сжала бы его сердце смертельным страхом, навеки обрывая жизнь несчастного…

…Впрочем, то, что часовой, о существовании которого я даже не догадывался, ничего этого не видел, поскольку нагло дрых на посту, здоровья и долголетия ему явно не прибавило… Думаю, вдвойне обидно быть убитым собственным копьем, да еще и во сне.

…А вот теперь быстренько ходу, разыщем своих ребят. Если эта хижина является местным аналогом Лубянки, то они, скорее всего, содержатся где-то рядом… Вот, наверное, вон в том самом загоне.

Осторожно пролез в узенькую калиточку. Ну точно, вся моя компашка тусовалась возле какого-то странного устройства… Что-то вроде невысокой стеночки, сложенной из длинных бревен.

— Эй ребята, это я, Дебил, — шепнул я подходя ближе. — Вы как тут?

— Нормально, — послышался ответный шепот. — А ты чего так долго?

…Приятно слышать такую уверенность в голосе своих людей. Ведь небось, ни чуточки не сомневались, что великий и ужасный Шаман обязательно придет спасти их.

— Вы там того… — осторожно ответил я. — Не радуйтесь слишком рано. Аиотееки сильны!

Блин. Как в такой темнотище работать, в смысле, освобождать подчиненных? В основном на ощупь!

И что «на ощупь» представляет эта стеночка, возле которой расселись мои ребята? Так, похоже штук шесть-семь приличных размеров бревен, вставленные в паз между несколькими вертикально вкопанными столбами. Верхние два положены на небольшие деревянные же обрубки так, чтобы образовалась щель высотой сантиметров восемь. И в эту вот щель просунуты руки моих товарищей и зафиксированы на той стороне шайбами-колодками. И если я что-то понимаю в жизни, бревна сверху чем-то закреплены, чтобы их нельзя было просто приподнять и смыться.

Да уж, по сравнению с этой дрянью мой «отхожий зиндан», оказывается был вполне комфортным местом. Тут даже толком не встанешь в полный рост и не сядешь, облокотившись на стену, и тем более не ляжешь. Руку всегда приходится держать параллельно земле, иначе рискуешь получить болезненный перелом. Это не место заключения, это уже готовая пыточная. Местного свободолюбивого степняка или прибрежника такая штука может довести до сумасшествия за несколько часов. Ну или по крайней мере — одна такая ночка даже тренированного йога оставит в полном изнеможении. Талантливая гнида, видать, смогла это придумать. Попадись только мне в руки, тварь.

…И ведь, что характерно, места тут явно не для восьми моих ребят, а для пары десятков человек припасено и, судя по всему (в первую очередь, опять же, запаху), местечко это не пустует. Может, тут регулярно «отдыхают» провинившиеся оикия? Или это «место смирения» для непослушных налогоплателщиков?

Ладно. Сейчас размышлять об этом всем некогда. Сейчас надо думать о том, как ребят вызволять… Ага. Как все просто оказывается, колодки крепятся всего лишь на завязанный хитрым узлом ремешок. Только расположен он почти у самой земли, куда сидящий на той стороне стеночки заключенный никогда не дотянется.

…С каким-то особым удовольствием не стал развязывать узлы (хотя, уверен, это было бы делом нескольких секунд), а перерезал ремни. Пущай аиотееки помучаются, восстанавливая свое пыточное оборудование. А вот теперь…

— Дор’чин, — окликнул я своего капитана. — Ты помнишь, как вас сюда вели?

— Да не, — ответил он, болезненно морщась и растирая затекшую руку. — Нас всех этот гад кистенем приложил, да так ведь хитро. Говорит…

— Это стенка той хижины, у которой вас допрашивали, — оборвал я так не вовремя прорезавшуюся словоохотливость капитана. — Осторожно, в соседнем дворе яма, не провалитесь. Ты ведь в темноте хорошо видишь? Пойдешь первым… Не знаешь, что с нашей лодкой стало? …Все равно. Выходи к тем воротам, что на море смотрят. Уходить лучше будет тем путем, которым пришли. И дорога знакомая, а на земле аиотееки уж больно шустрые, мигом нас догонят.

И главное — помните все — должна быть тишина! Коли увидите аиотеека, замрите на месте. Сейчас лучше его стороной обойти, чем на драку нарваться. Поняли?

Все мотнули головой, типа «поняли», и мы пошли. Дор’чин вел нас, вполне уверенно пробираясь между шатрами и выдерживая правильное направление — это не слепой крот Дебил, который нихрена в темноте не видит и в частях света не ориентируется.

Ворота, закрывающие вход в кремль, были хоть и заперты на засов, однако не охранялись. Полагаю, сейчас тут не так много аиотееков-оуоо, чтобы нести постоянную охрану. А может, их уставы и не предусматривают обязательной караульной службы в условно-мирное время. Да и сами ворота — скорее обычная калитка из двух плетней. Видать, всерьез аиотееки нападения и бунтов не ждут, и такая планировка лагеря—не более чем дань традиции. Все-таки, быть самыми крутыми на протяжении нескольких столетий — это сильно расслабляет.

Но так или иначе, а вышли мы оттуда без особых хлопот.

Аиотеекский лагерь не сказать чтобы спокойно, но спал. Иногда было слышно, как народ ворочается или кряхтит и похрапывает во сне. Пару раз нам пришлось замирать на месте и ждать, когда какие-то ночные сыкуны, справив свой долг… сиречь нужду, вернутся на место и снова залягут спать. А разок так и вообще пришлось распластаться по земле и пережидать, когда мимо нас пройдет отряд с факелами… Судя по направлению и по тому, что очень скоро он промаршировал обратно — это менялся караул.

С одной стороны, хорошо. Если удастся грохнуть охрану по-тихому, нас еще долго не хватятся. А с другой стороны, свежеприбывшие охранники некоторое время будут более бдительны и осторожны.

Но так или иначе, а действовать надо было немедленно. Я отдал трофейные копье и кинжал Дор’чину и еще одному из своих бойцов, показавшемуся мне наиболее опытным, и показал жестом что кой-кого не мешало бы зарезать. Но — Ти-и-ихо!

Мужики были смышленые, и мгновенно упав на землю, змеями уползли в темноту… Все-таки сработало обучение, полученное от Лга’нхи и прочих степняков… Или я еще многого не знаю про пиратов Кор’тека.

Опять долгое и мучительное ожидание. И вот — легкий шум, мелькание теней на фоне тускло горящего факела, скрежет о медную бляшку на панцире наконечника копья, характерный запашок свежей крови… Вперед.

Очередные ворота, запертые примитивным бревном-засовом. Выдрать его из скоб дело нескольких секунд, толкаем ворота и-и-и-и…

…Ну какой же я кретин! Ведь прекрасно слышал вчера, с каким жутким скрипом открываются эти чертовы ворота. На сей раз не калиточка из плетеной лозы, а полноценные тяжеленные каменновековые ворота из расколотых надвое и слегка отесанных бревен да на деревянных петлях, и похоже, не разу в жизни не смазанные! Они скрипели и визжали как иерихонские трубы! Как старушка-скандалистка, учуявшая в магазине тридцать граммов недовеса колбасы и нашедшая просроченный на день творожок! Как многотысячный хор доносчиков, увидавших бедолагу, за чью голову назначена награда в миллион долларов!

— Ноги! — только и успел истерично взвизгнуть ,я перекрикивая визг ворот, когда в напряженной тишине ночи раздался этот неожиданный и предательский скрип. — Все бежим на берег. Если нашей лодки там нет, крадем местную и гребем… подальше от берега! Выходить из бухты будем на рассвете.

И мы припустили! Припустили что было мочи — таков уж своеобразный эффект ночной погони. Когда даже не можешь оглянуться и оценить, сколько твоих врагов участвует в погоне и как близко они к тебе подобрались… Это, знаете ли, сильно стимулирует организм! Даже я несся что твой лось и уверен, сейчас на короткой дистанции смог бы посоревноваться в скорости и с Лга’нхи.

…И с Мнау’гхо в сообразительности. Не уверен, что в этот момент я вообще соображал хоть что-то. В памяти отложились только мелькающие на периферии зрения темные пятна хижин прибрежников да белеющая впереди юбка одного из наших вояк… Никогда ни до этого, ни после я с таким вниманием не пялился на мужской зад, страшась упустить его из виду. Теплое море, внезапно оказавшееся под ногами, избавило меня от этого морока.

Шуршание, шепот, кто-то дернул меня за плечо и потащил в сторону… Не, не спасать, а припрячь к спуску вытащенной на пляж лодки обратно в ее стихию. Все-таки наши дредноуты — штука солидная, и даже девяти человекам совсем не так просто сдвинуть эту махину с места… Особенно учитывая условия, в которых мы провели прошлый день.

…Но вот лодка вроде уже качается на волнах. Теперь только запрыгнуть и…

— Весел нет! — оборвал мои светлые порывы Дор’чин. — Быстро ищите весла.

Я глянул в сторону берега — не так страшно, как думалось… Погоня не дышала нам в затылок, как казалось мне все время бега от крепости до моря, норовя запрыгнуть на шею и вцепиться зубами в загривки. Но предательский скрип не мог не сотворить своего черного дела и, судя по топоту и мелькающим факелам, погоня уже вошла в поселок прибрежников и вот-вот окажется тут…

Что мне стоило сдержать себя и не запрыгнуть в лодку, начав грести в ней по собачьи — это наверное только Духи знают. Я многим могу гордиться в своей жизни… Ну пусть не так чтобы многим, но поводы для кой-какой гордости у меня все же есть! Но с этой ночи я больше всего горжусь тем, что сумел тогда выждать, сосчитать запрыгивающих в лодку товарищей и забраться в нее уже последним, когда первые гонящиеся за нами аиотееки вбежали в полосу прибоя… Кажется, чье-то копье буквально несколько миллиметров не дотянулось до моей еще высовывающейся из-за борта задницы, когда сильные руки товарищей окончательно втянули меня внутрь… А потом я, кажется, отрубился.

Когда первые лучики солнца робко выглянули из-за горизонта, подкрасив золотисто-красным цветом серовато-синие облачка, их и нашим взорам представилась следующая картина.

Солидных размеров бухта, посреди которой болтается одинокая лодочка. А в лодочке…

Да. В лодочке, не считая нас самих, было как-то удивительно пусто. Все наши товары, все припасы, в том числе и вода, были аккуратно и тщательно вытащены из лодки и уперты в неизвестном направлении… Реально неизвестном. Была ли это работа аиотееков или местные жители постарались,неизвестно.

Рассматривая данный вопрос чисто из академического интереса, я склонен принять версию, что товары утянули себе аиотееки. А там уж и местные, завидев неизвестно откуда взявшееся на их берегу полностью бесхозное средство передвижения, с азартом подключились к грабежу тех, чьими байками про путешествия и подвиги они так заслушивались вчера, деля совместную трапезу.

Нет, я все понимаю, коли уж аиотееки кого и решили «приголубить» и «взять на собственное обеспечение», тем уже не до лодок и имущества — сохранить бы шкуру. Так чего ж добру-то пропадать?

… Но вот какого, спрашивается, хрена было воровать воду?! Теплую затхлую воду, провонявшую кожей мехов, в которых она хранилась? Ради самих этих вполне себе обычных и ничем не выдающихся мехов? Да кому такая дрянь могла понадобиться? Сперли чисто по скаредности и жлобистости своей прибрежнецкой натуры.

А я сейчас готов был убить хоть бы за каплю той вонючей и мерзостной на вкус воды! Потому как последний раз пил перед тем как меня посадили в яму. Да и мои ребята тоже удостоились этой радости примерно в тоже время. По нескольку глотков на брата. Так что торчать посреди соленого океана, изнывая от жажды да после хорошей пробежки — было, прямо скажем, жутко некомфортно.

…А еще эти сволочи украли мой мешок целителя! А изрубленная вчера плетью спина дико болела, особенно после соприкосновения с соленой водой… Нет, я знаю, что соленая вода океана очень полезна, крайне схожа с составом человеческой крови (по крайней мере, так говорят) и даже может дезинфицировать раны… Но насколько я помню, посыпание солью ран завсегда относилось к разряду пыток!

…Но это были мои личные проблемы. А общественную проблему составляли три весла!

Ага, три весла на девять рыл. Только три весла, которые мы смогли найти возле лодки. Нахрена местным было красть наши весла, приспособленные для гребли в уключинах? Что они с ними делать-то собираются на своих утлых лодчонках? Стырили на сувениры? Чисто сдать в приемный пункт деревянного лома, чтобы было на что утром опохмелиться? Подпереть покосившуюся хижину? Воткнуть высокотехнологичное и идеально сбалансированное (мне хотелось в это верить) весло вместо шеста для просушки сетей? Об этом можно было только догадываться. Но можно было не сомневаться только в одном: местное хозяйственное жлобье применение им найдет и чтобы вытребовать их обратно, придется придти на этот берег целой армией… И ведь не факт, что и тогда найдем. Спрячут сволочи!

Ладно. Скажем спасибо, что хоть не успели от лодки доски оторвать… А ведь уверен, задержись мы у аиотееков еще на денечек, скомуниздили бы и остатки лодки.

Впрочем, хватит накачивать себя злобой. Тем более что Дор’чин уже распределил людей и мы начали весьма неспешно выгребать в сторону моря.

…Вот ведь блин! У той скалы, где, по моим воспоминаниям, начинается проход за линию бурунов, нас уже поджидают несколько лодок. Вероятно, местные рыбаки с утра пораньше тронулись на промысел, так что улизнуть незаметно не удастся.

— Там это, Дебил, — окликнул меня Дор’чин. — На лодках аиотееки сидят.

— Вот ведь… — отозвался я, едва сдерживаясь, чтобы не произнести трехэтажного заклинания. — Какие они сволочи… нехорошие… А что, все лодки аиотееками забиты или и местные есть?

— Человека два-три местных на веслах и по парочке аиотееков с копьями… — внимательно посмотрев вперед на крохотные черточки, почти сливающиеся с пеной и скалами, уверенно ответил мне Дор’чин.

— А лодок сколько всего?

— Полная рука и еще одна.

Да уж. Три десятка супостатов, из которых дюжина наверняка очень хорошо вооружена. Уж коли аиотееки собрались воевать на море, значит, очень сильно злы и обиженны на нас, и местных сопляков на это дело не пошлют. Да еще два десятка мужиков, которые, пусть и без особого энтузиазма, но драться будут, ибо деваться им некуда.

А у нас: Весла — три штуки. Копья — три штуки. Одна видать подобранная впопыхах коряга, которая за неимением лучшего, наверное, сойдет за дубину.

А еще и сама лодка — также одна штука. И, в отличии от местных челночков, это действительно Штука—крепкая, тяжелая и солидная. С такой вполне можно идти на таран вражеского флота… Если бы еще только было побольше весел, — тогда можно было бы и в скоростях потягаться, да и какой-нибудь маневр попытаться изобразить. А сейчас мы жутко тихоходны, неповоротливы и беззащитны. Особенно учитывая, что из доспехов на нас только матерчатые юбки… Вот уж действительно попали!

Глава 15

— Дор’чин, — обреченно вздохнув сказал я. — Правь-ка назад. На середину бухты. С нашей посудиной в том узком проходике да при наличии вражьих лодок нам делать нечего. А как ты думаешь, что во-о-он на той стороне? — ткнул я пальцем в дальний от поселка конец бухты. Судя по лесу, вода там должна быть.

— Должна, — согласился со мной капитан, жадно облизав высохшие губы. — Только местные лучше те места знают и постараются нас там отловить.

…Да уж. Тут он прав — пока мы будем догребать туда на нашей ставшей тихоходной лодке, аиотееки, взяв местных в проводки, быстро доберутся до места. Хоть берегом, хоть по воде. Я приложил к глазам руку козырьком, чтобы лучи уже поднявшегося солнца, отражающиеся от воды, не били в глаза. И невольно прикоснулся к той гадости что еще лежала у меня на голове. А потом невольно моя рука опустилась значительно ниже, где, как я недавно обнаружил, уже висел свежий скальп часового, который я, оказывается содрал на чистом рефлексе, даже толком не заметив.

— Ну и пусть стараются, — почувствовав дикий приступ злобы, ответил я. И добавил, пытаясь руками собрать свою шевелюру в нечто более привычное и пристойное Шаману своего племени. — Ловить ирокезов, это вам не на кроликов охотиться!

Народ радостно заржал над столь непритязательной шуткой и, бросив всякие остальные дела, начал помогать друг другу наводить идеологически правильные прически.

Невообразимая глупость! — возможно скажете вы. Вполне может быть. Но уж коли решил поиграть в поддавки со смертью, изволь выглядеть достойно. Чтобы Предкам было не стыдно на тебя смотреть и чтобы они в случае чего не утруждались отгонять ссаными тряпками от своих небесных костров блестящеголовое набриолиненно-залакированное чмо.

— Три лодки за нами плывут, — вдруг сообщил Зувгур, один из наших самых молодых бойцов. Зувур этот, кстати говоря, единственный в нашей лодке был не из ирокезов, а из бородокосичников. Да плюс к тому, согласно имени, из чистокровных улотцев.

И что характерно, хотя борода у него пока была больше чисто в теории, чем на морде, остальные бородокосичники выказывали ему явные признаки уважения.

Да. Что и говорить, темный был парнишка и авторитетом пользовался явно не по чину… В смысле, возрасту. И этот самый чин, или, скорее, свое место в иерархии улотского общества как-то старался не афишировать.

Я сначала пытался этот вопрос прояснить, но тщетно. А потом просто смирился, что он вечно ошивается в компании с серьезными солидными мужиками и те не шпыняют его как малолетнего сявку, как и стоило бы, пожалуй, согласно возрастному цензу. А во всем остальном — претензий к этому Зувгуру никаких не было. И службу тащил исправно, и бойцом был не из последних, и понтовался весьма умеренно. Все-таки местные патриархальные традиции даже от какого-нибудь принца крови требуют выказывать явные признаки уважения любому одноплеменному бомжику старше себя по возрасту. Что уж там говорить о воинах и шаманах?

Но так или иначе, а он сейчас был единственный, кто в данный момент не занимался наведением красоты и потому первым засек изменение обстановки. И это как-то сразу поменяло настроение.

— Куда плывем? — деловито осведомился у меня Дор’чин, пока остальной экипаж расхватывал весла и пытался просунуть подобранную корягу в уключины.

— Да все туда же, — ответил я, понимая, что нихрена не знаю, что нам дальше делать и решившись полностью положиться на милость своего персонального божка.

— Они плывут быстрее нас… — осторожно предупредил меня наш капитан.

— Хм… — тогда, пожалуй, нам не стоит торопиться. Не особо налегайте на весла.

— Так ведь?..

— Все равно они нас догонят, — ухмыльнулся я, вспомнив поговорку про попытку убежать от снайпера^[39]. — Если мы будет грести быстро — догонят уставших, а если нет — полных сил и готовых к драке.

Все радостно заухмылялись — идея устроить драку была им куда ближе идеи спасаться бегством.

— Наша лодка деревянная и тяжелая, — тем временем продолжал я. — Ее ударом копья не повредишь и столкновением с другой лодкой не перевернешь, а вот их лодки…

— Вик’ту, Тади’тхо, — начал распоряжаться Дор’чин, с ходу ухватив мою идею. И как опытный капитан и морской разбойник, сразу взяв руководство дальнейшими действиями в свои руки. — Вы с копьями пересядьте вперед. Когда мы пойдем на столкновение, не давайте аиотеекам бить нас своим оружием. Логи’фтак и Загвур, сядьте за ними и постарайтесь подхватить весла или еще что полезное, что выпадет из ихней лодки. Вы, ребята, как гребли, так и гребите. А ты, Дид’чир, брось свою дубину и тоже готовься подхватывать все, что из той лодки выпадет. Особенно оружие и весла. Шаман Дебил… а ты забери свое копье и садись на корму на тот случай, если они нас оттуда попытаются достать.

Надо отметить, что чисто рефлекторно с копьем, которое я вручил ему для «вскрытия ворот», Дор’чин расставался крайне неохотно. Неудивительно, мужчина-воин без этого атрибута чувствовал себя крайне неуютно и, думаю, он куда охотнее сам бы пересел на корму, чтобы отражать вражеские удары… А я бы, пожалуй, с такой же охотой уступил ему эту честь, поскольку махать тяжеленным дрыном почти на метр длиннее привычного мне протазана, да еще и сидя в качающейся лодке — пользы от меня тут, пожалуй, было не больше, чем от деревянной русалки с большими сиськами, закрепленной на носу какой-нибудь средневековой каравеллы. Чистая декорация. Думаю, и сам Дор’чин об этом смутно догадывался, оттого и замялся перед тем как отдать такое распоряжение.

Но традиции и предрассудки весьма сильны. Уже то, что он перед теми воротами взял в руки мое копье, это уже некий шаг вперед и показатель доверия своему шаману — с чужим оружием шутки плохи. А во-вторых, коли я Великий и прочее-прочее, то задвигать меня во время битвы куда-то на третий план — это жуткое оскорбление. А оскорблять Великого и Ужасного Шамана — это ведь нарваться можно конкретно. Вот так вот, при том что все мы этого не хотели, вместо того чтобы изображать балласт и генеральный штаб в одном лице, пришлось лезть в окоп и готовиться к отражению вражьей атаки… Как только выпадет время поспокойнее, первым делом займусь борьбой с разными предрассудками!

Морские войны были довольно неспешными во все времена. Парусным флотам средневековья подчас требовался целый день, чтобы сблизиться на дистанцию выстрела. Даже в ту эпоху, из которой я прибыл, расстояния, которые приходится преодолевать кораблям противников и дистанции, с которых они могут заметить друг дружку, способны как-то конкурировать даже со скоростями самолетов, ракет и сверхбыстрых торпед.

Так что немудрено, что в эпоху гребных лодочек-скорлупок военные действия напоминали битву улиток-паралитиков, и нечему удивляться тому, что пока вражеские лодки подошли на более-менее близкое расстояние, прошло, наверное, не меньше часа.

— Дор’чин, — окликнул я капитана, когда сам смог рассмотреть и оценить сложившуюся обстановку. — Давай-ка греби немного левее, пусть та крайняя лодка догонит нас первой. Они там, похоже, гребут старательней всех—не будем разочаровывать людей.

Собственно, моей главной целью было не столько угодить преследователям, сколько начать морские разборки с той лодки, что сильнее всего оторвется от остальных. И то ли случайно, то ли так и было задумано, но именно крайняя левая лодка сумела вырываться вперед. Либо они там и впрямь были очень старательные, либо пытались отрезать нас от берега, прижав к полосе скал и рифов, перекрывающей вход в бухту.

— Понял, — спокойно ответил наш славный капитан. — Только это не они там гребут так сильно, у них, видать, в лодке аиотееки больно злые сидят. Лупят их почем зря и заставляют грести… Щас мы их, уже скоро…

На это «скоро» ушло, наверное, еще минут двадцать. А дальше… Я, честно говоря, думал, что это будет как-то по другому, но в один прекрасный момент Дор’чин вдруг присвистнул по-особенному, заставляя двух наших гребцов подналечь на весла, а сам, взявшись за третье весло, заложил какой-то неимоверно крутой вираж. И мы помчались на врага.

Там народ тоже сидел ушлый и, быстро сообразив что к чему, подвластные аиотеекам прибрежники начали маневрировать, благо их посудинка была куда более верткой и шустрой, чем наш дредноут. Но на нашей стороне было большое преимущество — преимущество немалого опыта охоты на коровок! Азартная погоня за водоплавающими горами мяса отлично обучила наших морячков и маневрировать на воде, и предугадывать действие каждого гребка, каждой набежавшей на нос волны.

Прибрежники почти успели. По крайней мере, удар получился не в нос, а скорее пришелся по касательной, зацепив борт уже успевшей развернуться кожаной лодченки. Но ей хватило и этого. Заскрипели и затрещали прутья корзины, а крики и проклятья экипажа заглушили звуки лопающейся кожи. Кажется, один из аиотееков попытался ударить копьем и даже привстал для этого на ноги, что, прямо скажем, было большой ошибкой — и он, и весь остальной экипаж мгновенно оказались в воде.

А Дор’чин заложил очередной разворот и направил наш броненосец на кучку торчащих из воды голов и плавающих рядом обломков. Остальной же экипаж, кровожадно ухватившись за копья и кинжалы, приготовился подкрасить синюю воду бухты красным.

— Стоп, — скомандовал я. — Аиотееки в доспехах и в шлемах, бейте только их, а с прибрежниками, пожалуй, стоит поговорить.

— Чего там с ними говорить-то? — пробурчал один из ирокезов, кажется Вик’ту. После всех издевательств и волнений вчерашнего дня его душа явно жаждала крои.

— А того, — как можно спокойнее ответил я. — Дор’чин же сказал намедни — «Местные тут все знают лучше нашего». Вот пусть теперь и показывают нам, где у них что. Лучше вон, весло видишь, плавает? Хватай его, пока волнами не унесло!

Вик’ту лишь слегка презрительно искривил рот и рисуясь, почти не глядя подцепил плавающее среди обломков весло и одним движением подогнал его к лодке… Тому, кто таким макаром способен ловить кроликов со спины верблюда, даже намекать на возможность упустить такой крупный объект, как весло, можно было только в качестве шутки.

Следующим ударом он прикончил тяжело барахтающгося в своих кожаных доспехах аиотеека, а потом я не без ехидства смотрел, как он пытается подцепить его за ставшую склизкой кожу панциря и шлема, чтобы содрать скальп. Второй аиотеек, кажется, не стал дожидаться подобной участи, и сходу ушел на дно. То ли бронзовых бляшек на его панцире было побольше, то ли вообще не умел плавать даже по-собачьи.

Пару минут мы еще болтались на месте кораблекрушения, бесстыдно мародерствуя и грабя, а потом демонстративно неторопливо отправились вслед удирающим от нас вплавь трем матросикам, оставшимся на плаву вследствие слабой бронированости на уровне голозадости. Тем более, что ребята направлялись к берегу, тем самым давая нам возможность немного оторваться от преследователей. Что стало теперь намного проще, учитывая, что к трем длинным веслам у нас прибавилось и три коротких.

— А ну-ка стоять, проходимцы, — рявкнул я вслед стремительно приближающимся затылкам… О, знакомая физиономия. Не ты ли, Дос’тёк, всего лишь день назад принимал меня у себя в гостях, а теперь пытаешься охотиться на нас, помогая тем, кто пробовал обманом схватить пришедших к ним с миром?

Вымокший и как-то резко потерявший две трети своей солидности староста лишь пожал плечами, умудрившись сделать это прямо в воде.

— А что мы могли сделать, когда аиотееки нам так велели?

— Да, много земель прошел я! — не столько гневным, сколько скорбящим о глубине, на которую человечество погрузилось в море пороков, голосом ответил я на это. — Но нигде еще не видел такого разврата и непотребства, чтобы хозяин обижал гостя, которого принял в своем доме. Видать, и впрямь настали последние времена и скоро Духи начнут отказываться от своих потомков, ибо слишком невыносимо будет смотреть им на их бесстыдные дела!

Но, на твое счастье, я не таков! И уж коли был принят гостем в твоем доме и ел там твой хлеб — не стану убивать ни тебя, ни твоих спутников… Судя по всему, им не составит труда самостоятельно доплыть до берега? Ну вот пусть и плывут, а ты давай-ка забирайся к нам в лодку… Я сказал, забирайся к нам в лодку!!! — добавил я уже куда более жестко, заметив по физиономии Дос’тёка, что тот вовсю ищет повод отклонить сделанное ему приглашение.

Отнюдь не выказывая особой радости и веселья, бедолага Дос’тёк подплыл к нашел лодке и был втянут на борт. А его значительно более молодые спутники (позавчера нам их представляли; кажется, это сын и племянник Старосты) торопливо направились к берегу… До него, кстати, так на вскидку было километра три-четыре. Но для прибрежников это было нормальное расстояние. Живущие всю жизнь у теплого моря, они плавали как рыбы… А жаль — спасательные работы могли бы задержать погоню.

— Так как же так случилось, — продолжал я давить Дос’тёка, — что ты, столь уважаемый и почтенный человек, чьи седины говорят о достойно прожитой жизни, многочисленных детях и внуках, а также скором воссоединение с Предками, смог нарушить священные законы и напасть на тех, кого позвал к себе в дом, обещав им тем самым безопасность и заботу?

— Дык ведь эта… — на бедного Старосту было жалко смотреть — мало того, что потопили драгоценную лодку, запугали до полусмерти, так теперь еще и стыдят как распоследнего малолетнего засранца. — Аиотееки приказали. А мы теперь делаем то, чтоони нам прикажут.

— Да… Много я всего повидал на своем длинном пути, но вот такого, чтобы кто-то приказывал другому совершить немыслимое нарушение правил, а тот добровольно подчинился подобному безобразию… Не бывало такого в веках!

— …Да и у нас не бывало, — грустно вздохнув, уныло пробормотал Староста. — А вот, понимаешь, случилось. Я-то бы еще того… Я бы-то еще куда ни шло… А вот коли они детишек начнут убивать? Им ведь весь род извести — плевое дело. И что я тогда Там предкам скажу? Что не уберег?

— Хм… А как ты их уберечь надеешься, коли дозволяешь подобному свершаться?

Вспомни, что я говорил тебе о своем Великом Пути и подумай, против какого Великого Пророчества ты вздумал идти! Или ты хочешь, чтобы на твою землю обрушился дождь из жаб, налетела саранча, а горящие камни вылетали из дыры, разверзшийся прямо посреди твоего поселка, уничтожая всех, кто еще не сгорел от стыда за свои бесстыдные дела?

Или мы уже не первые, кого эти твои аиотееки подобным образом зазывают в гости да жизни и имущества лишают?

— Да не, — даже отстранился от меня Дос’тёк. — Раньше-то они купцов, которые с востока приходили, завсегда отпускали. Вы вон первые, кто им не понравился.

— А чего это мы им не понравились?

— Того я не знаю. А только пришел ко мне утром ихний оуоо Хииовитаак и сказал, чтобы в море сегодня мы не ходили. И чтобы часть лодок на берегу была к отплытию готовая, ну а нас того, проход закрыть отправил… Мы-то толком и не знали, зачем, пока ты нас своей корягой не потопил… Такая лодка была! Не было ни разу, чтобы я на ней в море ушел да без доброго улова вернулся! Еще дед мой первую ветку в костяк вплел. Шкуру с тех пор четыре раза меняли и корзину два раза, а она все как новая была. А вы ее… Эх…

— Вот только завирать-то не надо! — грубо оборвал я старого прощелыгу, заметив, что кое-кто из наших бывших прибрежников, слушая его причитания, начал посматривать на него с сочувствием. — А то ты не видел, за которой лодкой гонялся. Да кто в той лодке сидел!

— Дык ведь мало ли… Аиотееки вас забрали. Ну мы и думали… Даже специально лодку вашу подальше от воды оттащили, чтобы не сгнила… Ну и вообще, приглядывали за ней. А тут — вдруг нету… Мало ли, какие чужие люди взять могли?!

— Ох, ну ты и силен выкручиваться, старый хрен, — даже восхитился я такому наивному нахальству. — Видели мы, как вы за нашей лодкой и нашим имуществом присматривали. Дня не прошло — растащили все по домам… Ладно уж. Потом сочтемся.

Дор’чин, что там две остальные лодки-то? Я в том смысле, что не слишком ли быстро мы плывем?

— Не, — как всегда спокойно ответил Дор’чин. — Мы можем и быстрее. Это просто они, увидев, что мы с первой лодкой сделали, тоже больше не торопятся. Так куда плыть-то теперь?

Куда плыть? Вопрос! Вопрос вопросов, я бы даже сказал. Очень тянет ответить «Домой», потому как задолбался я уже свершать подвиги и прочие героизмы. Хочется наконец-то забиться в свой шатер и валяться там на теплых мягких шкурах несколько дней подряд, повесив на дверях табличку «Посторонним вход воспрещен» и тыкая копьем во всяких там безграмотных, которые, не прочитав таблички, полезут отвлекать меня от столь важного дела… Впрочем, зная наше племя, можно не сомневаться, что и грамотные табличку проигнорируют и мигом сбегутся к моему шатру, доставая меня всякими проблемами и заботами.

…Впрочем, стоп. Это как обычно невовремя навалились последствия тяжелого дня и бессонной ночи. А куда плыть, и так ясно.

— Эй, Дор’тёк, — обратился я к мокрому и сжавшемуся где-то на дне нашей лодки пленнику. — А где тут у вас попить можно? Ну ты понял, без лишней публики вокруг? В смысле, чтобы аиотееки к нам не подобрались, — пояснил я, увидев недоумение на физиономии старосты. Он пока еще, в отличии от ирокезов, не научился догадываться по моим интонациям, что конкретно я имею ввиду когда говорю непонятные слова.

— Хм… Вон там вон, видишь холмы? — неторопливо почесав репу и что-то скумекав, ответил Староста. — Вот правь на тот, что поправей. С сухим деревом на вершине, так мы как раз рифы обойдем стороной, а потом, как я скажу, поворачивайте направо и гребите вдоль берега, там речушка в море впадает, вы по цвету воды сразу поймете, где устье. Вода в той речке, правда, один хрен солоновата будет, но пить вполне можно.

— Ты ведь, Дос’тёк, понимаешь, что коли опять пошел против Великого Пророчества и Воли Духов, и тебе, и племени твоему хреново придется? — на всякий случай уточнил я, хотя выражение лица нашего пленника поводов заподозрить его в коварстве не давало.

— Дык точно тебе говорю, — интенсивно закивал головой наш новоявленный Сусанин. — Там берег топкий, да так кустами да камышом порос, что пока к устью по берегу подойдут, уже и солнце сядет. А по морю туда раньше нас не доберутся… Да и не станут наши особенно на весла налегать — нам без лодок не выжить!

— Вот-вот, помни об этом, — наставительно высказал я Старосте. И добавил, уже обращаясь к Дор’чину, — плыви туда, а то помрем тут от жажды… И это, всех, кто не веслах, уложи поспать хоть на часок, в смысле половину пути, а вторую поспят те, кто сейчас гребет. Да и сам вздремни, силы нам еще понадобятся.

Солоноватая вода? Да можно ли говорить про Нектар Богов, что он солоноватый?! К тому времени, как мы, правда не без некоторых приключений обойдя рифы и чуть не застряв на мели при входе в устье, добрались до указанной реки и слегка поднялись по течению, уже, наверное, наступил полдень. Так что по-хорошему в наших глотках не было ни капли воды примерно так часов шестнадцать-восемнадцать. Я, так сказать, «московскогу разливу», без степной закалки уже наверное давным-давно бы сдох от жажды, учитывая, что еще часов пятнадцать назад начал бы ныть и выплакал бы из организма остатки воды. Но тут дотерпел до команды Дор’чина, гребя наравне с другими, и только после его капитанского разрешения бросил весло и сунул лицо в воду, жадно втягивая в себя живительную влагу, кажется, даже порами кожи.

Каюсь, первый глоток был безбожно по-городскому дилетантский — обильный, торопливый и бестолковый. И лишь потом я взял себя в руки и начал цедить в себя воду крохотными глотками — степная и морская наука!

Судя по тому, как припали к живительной влаге мои товарищи, эта процедура была отнюдь не лишняя и для них. Потому как, сколько ни пыжься и ни корчь из себя кремень, а по измученным серым лицам было ясно видно, что и им за последние пару суток изрядно досталось. Закалка закалкой, но даже организмы моих сотоварищей отнюдь не железные.

Ну вот, смерть от жажды нам больше в обозримом будущем не грозит… В отличие от смерти от вражеских копий и кинжалов. Пора думать, что делать дальше.

— Дор’чин, — снова обратился я к капитану. — Как зайдем за следующий поворот, найди тут в камышах какое-нибудь укромное местечко, чтобы, ежели кто войдет в реку следом за нами, он нас не скоро бы увидел.

… А ты, Староста Дос’тёк, расскажи-ка, куда эта речка дальше ведет?

— Дык ведь эта… Никуда! Я в том смысле, что попетляет она еще чуток… Ну так примерно на день-полтора пути, а потом сплошным болотом станет. Да и до него вы не доберетесь, потому как там впереди сплошь мели да коряги. Мы туда не ходим, поганое это место. Да и зачем? Рыбы нормальной нет, дичи нет, воняет, дерево кривое да тонкое, зато змей множество.

— Угу. Значит, сзади у нас непроходимое болото, а по берегам — сплошь топкие берега да густой кустарник, через который не проберешься… Ты куда нас завел, сука?!

— Ты сказал, воду пресную и чтобы к вам не подобрались, я и указал… — с искреннем недоумением ответил сей почтенный и теперь уже точно заслуживший почетное звание «Сусанин» долбодятел. А потом, видать что-то смекнув, добавил. — Так это получается, вы теперь вроде как суслик, в мешок посаженый — выход только через горловину, ан горловина-то и завязана?

…Этот идиот, и не только он один, сообразили это только сейчас! Хотя мне это стало ясно уже… аж минуты полторы назад. И то, что я в местной географии примерно как столица Кампучии^[40], меня совсем даже не извиняет.

И даже то, что я был вымотан до предела и завалился спать сразу, едва Дор’чин начал отдавать распоряжение гребцам — тоже отнюдь не служит оправданием. Коли взялся быть начальником, должен был выяснить этот момент еще до или сразу после того, как принял решение плыть к речке. Но я понадеялся на сметливость Старосты и на то, что местная речушка позволит нам хоть немного оторваться от врагов, а потом запутать следы где-нибудь в лесу. Где можно, кстати, будет поиграть в казаки-разбойники с вероятной погоней, используя мой богатый, пусть и чисто теоретический, опыт по устройству ловушек и подлян.

Увы, но наш Староста то ли удачно прикидывался, то ли и впрямь в подобных стратегиях был не силен и просчитывать дальше одного хода не умел. Ему сказали — река и чтобы не подобрались, — он и привел к реке, к которой ни подобраться, ни выбраться. Положеньице!

А Дор’чин тем временем шустро загнал нашу лодку за какую-то стенку камыша, где, оказывается, была вторая протока и преданно уставился на меня, свято уверенный, что я знаю, что делать дальше.

Так, надо бы оглядеться… Судя по всему, речушка эта была своеобразным аналогом мангровых зарослей или болот Флориды… Ну, как я их себе представлял по книжкам и паре документальных фильмов. Сплошь заросли тростника значительно выше головы и протоки между ними.

Сама речушка сравнительно небольшая — метров шестьдесят в ширину. Но из-за формы бухты приливы тут очень высокие, так что, когда луна или сильный ветер нагоняет в бухту воды, она поднимается аж до тех вон веток, на которых сейчас висят остатки водорослей и всякого мусора. Это не только добавляет речной воде соли, но и позволяет образовывать множество проток и стариц, попутно заполняя водой впадины, овраги и даже лужи, постепенно заболачивая почву и делая берега малопроходимыми.

Нет, по хорошему-то, будь у нас побольше времени, так мы бы нашли проход до твердой земли и слиняли бы отсюда, заныкав лодку до лучших времен.

Еще вполне можно было бы поиграть с преследователями в прятки в местных камышах и лужах. Может, даже внезапно выскакивая из-за угла и тараня вражеские посудины нашим броненосцем. Вот только…

Вот только приходилось отдавать себе отчет, что этого самого времени у нас не слишком много. А после инспекции местными жителями наших запасов из еды у нас только полчища комаров и гнуса, искренне уверенных, что еда это мы!

Впрочем, уверен, рыба тут есть. И были бы у нас вятри, сетки-телевизоры или хотя бы обычные удочки — хоть какую-нибудь еду мы бы себе обеспечили.

…И они у нас были! …Были, пока соплеменники почтенного Старосты не сунули свои загребущие, жадные до дармовой добычи носы в наши лодки. А теперь — только веслом рыбу глушить да тростник и кору жевать.

Вот блин. Только вспомнил про еду, и сразу захотелось жрать.

— Дор’чёк, а растения какие-нибудь вы тут собираете, едите? — голосом этнографа-любителя, не имеющего никаких задних мыслей и надежд, осведомился я у пленного.

— Дык эта… На кой нам нужно в этом болоте ковыряться, коли у нас целое море под боком? Говорил же, мы сюда и не ходим, а про реку эту помним, потому как она коряги выносит в море и мимо этого берега плыть надо осторожно. Ну или ежели шторм пересидеть надо.

— М-да. Шо называется, приплыли! Однако унывать не будем. Главное — пресной воды вокруг хватает, а пару денечков поголодать… Ну так ведь не первый раз, бывало такое и раньше… Тем более, что Вик’ту резким движением руки уже выдрал из мутных вод нашей реки какую-то ящерку… Или гигантского головастика, отсюда не разглядишь.

…Сразу вспомнилась другая ящерка, которая на заре племени ирокезов едва не стала причиной смерти одного из мальчишек… Но та, точно помню, была ярко-желтая с красными пятнами — обычно природа окрашивает своих ядовитых созданий в подобные предупреждающие цвета, чтобы хищник заранее мог прикинуть последствия поедания данного персонажа. Потому как последующая смерть хищника — слабое утешение для съеденного. А эта зверушка была вполне себе обычной серенько-зелененькой расцветки, маскирующей вкусное мясцо своего хозяина от глаз местных гурманов.

Так что взвестив все за и против, я подумал и, отвергнув протянутую мне, как старшему по званию (хочется думать что так, а не потому что вид у меня был самый жалкий) добычу, сказал, чтобы ел сам. И вовсе не потому, что хотел поставить эксперимент на соплеменнике. Просто не пристало Вождю объедать подчиненных… Хотя тут это и считается нормой.

Да и мяса реально в той ящерке было не больше чем в среднестатистическом пельмене. Половина теста, вроде шкурки и костей, а остальное соя, кишки да прочий ливер… Да, надолго задерживаться тут не стоит.

— Вик’ту, — как старый гринписовец мстя пожирателю живой природы, распорядился я. — Ты на страже, а остальным всем спать. Будем набираться сил.

Собственно, план у меня был простой и незамысловатый — дождаться темноты и рвануть на прорыв. Благо, местные не приветствуют плавание в темноте. Это у них рефлекс такой. А где работают рефлексы, соображаловка отдыхает.

А если ее включить? Получаем более-менее светлое небо и отблески луны на воде и темную стену камыша, показывающего нам путь на волю. Срубаем пару шестиков подлиннее и не торопясь, прячась под берегом и не выходя на стремнину, где нас легко заметят, двигаемся вперед, прощупывая путь перед собой шестами. А потом, точно так же не торопясь и прячась в тени берега, оползаем опасный участок, где нас могут подстерегать вражеские лодки, и уходим на вольный простор. Будет довольно тяжело, особенно вблизи полосы прибоя, но денек сегодня вроде бы спокойный, сильный ветер отсутствует, так что шансов в подобной авантюре у нас достаточно. Всяко лучше, чем сидеть в этом мешке, кормя комаров и теряя силы от голода.

Дор’чин и остальная братва, когда я изложил им этот план, со мной согласились. И поскольку они у нас тут были профи-моряки, это вселяло уверенность в успехе. Оставалось надеяться, что согласились они не только потому, что верили в сверхъестественные силы своего шамана и поддержку Духов, которые перенесут нашу лодку через скалы по воздуху…

Осталось мелочь — прочно перетянуть на свою сторону местного лоцмана, потому как без него нам по ночной бухте плавать крайне затруднительно… Что же ему такого предложить? Жизнь? Может не сработать, коли он решит, что мы создаем угрозу его племени. А вот дать надежду на выгоду от дружбы с нами…

— А что, Староста Дос’тёк, — спросил я пленника, наблюдая, как нижний край солнца пропадает за зарослями тростника. — Многие ли караваны заходят в твою бухту, и сколько проходит мимо?

— Дык ведь… — недоуменно ответил Староста. — Которые заходят, а которые и нет. Это ведь как придется. Коли непогода какая али вода у них кончилась, еды там не хватает или уже на ночь глядя— дык ясное дело, заходят. А коли есть у них такая возможность — мимо плывут, потому как там дальше еще бухта есть. Маленькая, правда, и вода там плохая, зато заходить проще.

— А если я тебя научу, как сделать, чтобы в твою бухту было проще заходить — поможешь ли ты нам обмануть аиотееков?

— Это как же так? Или ты камни подводные да рифы уберешь?

— Нет, но научу, как сделать так, чтобы было издалека видно, где они лежат… Ведь как я понял, проход в твою бухту достаточно глубок и широк, только уж больно извилист, и оттого непонятно, где уже пора поворачивать, а где прямо плыть?

— Дык эта… Чего же там непонятного, у нас любой парнишка, которого уже женить можно, все приметы успевает изучить и входит легко. Это для чужаков в бухту вход тяжелый.

— Вот я тебя и научу, как сделать, чтобы и для них стал легким… Если поможешь.

— Дык ты скажи, а я подумаю.

— Когда ты нас за камни в открытое море выведешь, тогда и скажу.

Староста задумался, поскрипел мозгами и даже что-то на пальцах прикинул. — Ладно, — наконец выдал он нам плоды своих раздумий. — Я согласный. Тока условие мое — чтобы больше лодок наших не топили. И эта еще… Ночью даже я вас из бухты не выведу. Тем более, что и лодка у вас…

Дос’тёк заткнулся, видимо из вежливости, потому как оскорблять чужую лодку, да еще и находясь на ее же борту в качестве пленного — это не лучшая стратегия для того, кто планирует умереть в собственной постели в окружении детей и прочей родни. Однако лицом постарался изобразить все, что он думает о нашем плавсредстве. Ретроград хренов!

А следующие часов пять я изображал из себя послушный автомат по исполнению приказов Дор’чина. Ведь все наши надежды теперь возлагались на его талант и знания флотоводца да особенности наших новых лодок… Правильно использовать которые мог, опять же, только опытный и познавший все тонкости своей профессии капитан.

Собственно говоря, основное преимущество — тяжесть и устойчивость деревянных посудин, выдерживающих куда большее волнение, чем местные лодченки. Следовательно, есть надежда пройти ближе к скалам почти в самой полосе прибоя, куда путь кожаным поплавкам заказан.

Ну а пока — тихонечко крадемся вдоль речного берега, прячась в тростнике, чтобы, воспользовавшись последними лучами солнца, засечь расположение вражеского флота.

…М-да, а флота-то резко прибавилось. Уже не две, а почти десяток лодок дежурили в устье, видимо, поджидая нашего выхода.

Все правильно. Наверняка местные объяснили, в какую безвыходную задницу мы сами себя загнали, и потому аиотееки совсем даже не торопились. Не удивлюсь также, если приличный отряд их сейчас уже пробирается по местным буреломам, отрезая нам выход по суше. Так что эти ребята вполне могут позволить себе накопить силы и задавить нас по всем правилам… Ну, это они так думают.

Дождались окончательной темноты и тихонечко поползли вперед… Опаньки, это кто же там догадался зажечь факелы?.. Раз-два-три… Семь. Ну, все правильно — две лодки, преследовавшие нас с начала, факелами не запаслись да и, проведя целый день на воде, наверняка уже отпросились на отдых. А вот остальные подошли уже подготовленными… Только глупо это. Факел в ночи освещает достаточно маленькое пространство, зато слепит глаза тем, кто находится рядом с ним. Скорее это для того, чтобы не спутать свои лодки с чужими. Опять же, перекрывают основной фарватер.

Факелы уплывают куда-то влево, а нас начинает покачивать и даже трясти на набегающих волнах и сносить на. А дальше… В общем, дальше лучше не вспоминать. Ощущение, когда ты должен выкладываться на полную и при этом понимаешь, что от тебя сейчас ничего не зависит, и ты вынужден полностью положиться на чужие умения и навыки. А потом…

— Дык эта… — традиционно поприветствовал нас этот оболтус. — Пущать не веленно!

— Ты чаво сопляк, меня, что ли, не узнал? — возмущенно рявкнул в ответ наш уважаемый Староста.

— Так эта, дядька Дос’тёк. Не велено же!

Наткнулись на этого болвана мы уже, наверное, во второй половине ночи. Когда, ориентируясь на плески воды, шум прибоя и какие-то подводные течения, все-таки пересекли бухту и подошли к долгожданному выходу из нее.

Хитрые аиотееки, оказывается, несмотря на то, что запечатали нас в реке, все же оставили караул и тут… Хитрые, но глупые. Потому что сидящая тут парочка прибрежников и аиотеек благополучно дрыхли. Правда, один дрых в сидячем положении, прочно вцепившись руками в весло и даже, кажется, умудряясь подгребать им, корректируя положение лодки. Но в свете луны нам точно было видно, что нос его опущен, а взгляд устремлен в направлении дна.

…Может, таблицу умножения у нас в лодке знаю только я один, но вот что касается соображаловки и резкости во время гоп-стопа, наши дадут фору любому московскому академику. Дос’тёк еще и сообразить ничего не успел, а кто-то из наших уже заткнул ему рот и плотно упаковал на дне лодки.

В общем, когда наш «дредноут» слегка стукнул чужую лодку, подскочив на набежавшей волне, для этих разинь все было кончено. Нет, не в том плане, что абсолютно радикально и бесповоротно… — к чему нам портить отношения с Дос’тёком и терять языка? Но о том чтобы сопротивляться, не было и речи.

Аиотеек, впрочем, рыпнулся было. Но, схлопотав веслом по руке, так не вовремя потянувшейся за копьем и увидев направленную на него парочку копейных жал, предпочел изобразить из себя мирную овечку… Пусть и постреливающую время от времени в окружающих волчьим взглядом.

Прибрежники даже и того себе не позволили, особенно когда мы им предъявили живого и вполне себе способного материться и плеваться Дос’тёка. Правда, сначала сей почтенный старец матерился и плевался в наш адрес, но потом быстро переключился на своих.

А дело в том, что сидевший на страже юнец вознамерился возражать ему, ссылаясь на аиотеекское обещание перерезать всех, коли данная лодочка выпустит нас из бухты.

Я предложил вариант — говорить, что лодку мы потопили. Потому как у нас лодка большая и человек в ней много. Эти-то ребята спаслись, доплыв до берега. А вот грозный (на суше) аиотеекский воин пошел ко дну, булькая и пуская пузыри. А лодочку мы уведем с собой да и спрячем в приметном месте, где спустя какое-то время староста ее обнаружит.

Но парнишка, видать, понимал, что гнев новых хозяев подобными отмазками остановить не удастся, особенно учитывая, что аиотеек погибнет, а он с напарником спасутся, и вполне справедливо ожидал наказания, и не только для себя, но и для своей семьи. И после того как он, бекая-мекая и запинаясь, косноязычно разъяснил свою позицию, староста встал на его сторону.

…Нет конечно, дать им всем троим по зубам и уйти восвояси было не проблемой. Но опять же, к чему портить отношения с местными? Ведь они вполне еще могут нам понадобиться в качестве союзников. Да, была, признаться, у меня одна задумка… Чисто в нашем ирокезском духе.

— Стоп, — наконец прервал я занудливые причитания местных. И, желая разжиться новостями последней свежести, обратился с вопросом к двум нашим новым пленникам. — Лучше давайте-ка расскажите, парни, про аиотееков. Где они сейчас?

— Тык ведь эта… Которые в лодках сидят, те в море уплыли. Чтобы, значить, вас споймать. А еще есть которые пошли вас по берегу ловить.

— А в крепости сколько осталось?

— Чаво?

Да. Мое учение, в смысле арифметика, распространилось пока еще не настолько широко, как хотелось бы. Так что надеяться получить от этих олухов точную информацию о войсках не приходится.

Спросил у аиотеека. Тот сначала весьма нелестно отозвался о моих родителях и позволил себе пофантазировать об обстоятельствах, сопутствовавших моему зачатию. Потом мы с ним немножко поиграли в ихтиандра… В смысле, освободив от доспехов, выгрузили из лодки, предварительно обвязав веревкой. После чего несколько раз осторожно притапливали его голову веслом и вновь выдергивали на поверхность. В промежутках я делился с ним своими познаниями в ихтиологии, рассказывая о жутких монстрах и чудовищах, что в данный момент плавают вокруг него, облизываясь и скаля зубы в ожидании момента, когда можно будет впиться ими в его нежную и вкусную тушку.

Кажется, не слишком привычный к воде аиотеек и так чувствовал себя достаточно неуютно от этого вынужденного заплыва в океане. А после моих лекций с лица сбледнули даже наши опытные мореходы, на свою беду понимавшие аиотеекский, а этот грозный воитель, так просто бился в панике. И пообещал рассказать «все-все-все», лишь бы вновь оказаться в лодке.

Оказался. Он в лодке. А аиотееков а лагере оказалось всего одна оикия. И та хоть и коренная, но, как выразился наш пленник, «хреновенькая». Если это, конечно, не попытка дезинформации и не дань межармейским разборкам. Потому как все остальные (лучшие, по словам пленника) отправились на охоту за нами. Хуже было, что с этой одной оикия остались пара оуоо — присматривать за своими солдатами и за поселком.

…Это было хорошо, хотя и немного обидно — создавалось ощущение, что нас тут совсем не боялись. Впрочем, не удивительно. Наверняка, аиотееки уже привыкли чувствовать себя в этих землях абсолютными хозяевами. А девять беглецов воспринимались ими скорее как объект для охоты, скрашивающей унылые будни «пограничного» гарнизона, чем реальная опасность. Так что немудрено, что почти все они слиняли из лагеря.

— Хм… — глубокомысленно промолвил я. — А скажи-ка, Дос’тек, у нас раньше в лодке бочки с жиром были — вы их куда дели?

— Так эта… Аиотееки забрали, — необычайно честным-пречестным голосом ответил Староста.

— Что, все?

— Ну, может, парочку-другую мы случайно и прихватили, но…

— И где эта «парочка-другая»?

— Ну так… эта… Где-то там… Наверное.

— А поточнее? — грозно сдвинув брови и подпустив в интонации холода, уточнил я.

— Дак ведь, все равно же…

— Колись, сука! — промолвил я страшное заклинание.

— Ну там эта… в хижине одной на берегу зарыты… Случайно получилось! А ты что же, никак за ними плыть собрался?

— Тут дело такое, ребята, — обратился я уже к своим подельникам, демонстративно проигнорировав Дос’тёка. — Как-то невежливо уходить тайком, не отблагодарив хозяев за теплый прием… Не по-ирокезски это как-то, не по-нашенски. А то ведь еще подумает кто-то, будто можно ирокезам по заднице надавать, а они и сбегут, будто побитые овцы. Правильно я говорю?

О! Вроде как, даже ночь стала светлее от вмиг просиявших морд и оскалившихся от радости пастей. Мои волчары мыслили совершенно одинаково с мной.

— Ну тогда сделаем так…

— От ведь, ни хрена же! Сим-сим, откройся! Али-баба, прикрой пасть и перестань хвастаться своей пещерой. Дос’тёк, респект тебе и уважуха вкупе с почетным званием губернатора Тортуги.

Это ж сколько лет ты это добро воровал? А ведь с виду этакий лох растяпистый.

…Короче, до поселка мы дошли минут за сорок. Благо, весел и гребцов в нашей лодке сильно добавилось. Но подошли не к обычному месту, а к самому краю поселка. Выгрузились, прирезали аиотеека… Да, я как-бы в курсе, что это негуманно и совсем не по геройски, но он мог поднять тревогу. Опять же, должен был героически погибнуть именно на берегу, снимая с местных ребятишек вину за оставление поста.

— Когда спросят, — объяснил я пацанам, — вы скажете, что увидели сильное зарево, и аиотеек велел вам плыть к поселку. А тут на него напали мы, а вы, как обычно, убежали. Понятно?

Местные ребятки, только что увидевшие, как это просто и легко лишить человека жизни, все еще пребывали под впечатлением от увиденного и только закивали головами в ответ на мои слова. И даже ни слова не вякнули, когда мы связали их на всякий случай и оставили в лодке под приглядом Дор’чина, который, к собственному возмущению, должен был остаться сторожить лодку. На этом настоял я. — «Иначе, если тебя случайно убьют, кто еще сможет провести нашу лодку через рифы и вернуть назад? Сам понимаешь, замены тебе нет!».

А дальше — неприметная хижина, а вернее, ее развалины.

…А ведь даже я со всем моим опытом и знаниями наверняка не полез бы сюда искать сокровища. Настолько убогой и ничтожной смотрелась эта хибара. Однако, когда мы очистили пол от разного мусора и подняли плетеный щит, лежавший на полу, нам открылась пещера Али-бабы. Тут были и шесть наших бочонков с жиром коровки (три все-таки достались аиотеекам), и кой-какие ошметки наших товаров, и (самое ценное) весла, парус, сети и прочий инвентарь с лодки. (Дор’чин попытался было набить морду Дос’тёку, но я велел прекратить… Не вовремя это… Хотя и заслуженно.).

Да и вообще, всякого другого барахла в этой заначке хватало… В том числе и кой-какого оружия. Пусть не слишком-то совершенного, но вполне способного проломить кому-нибудь голову или проткнуть брюхо.

Так что мои вояки смогли вооружиться до зубов… Которыми скрежетал Дос’тёк, наблюдая разграбление его сокровищницы. Но мы лишь похихикивали, поглядывая на него, особенно когда я подколол его напоминанием о том, что очутились мы тут исключительно благодаря Вселенской Справедливости, отомстившей таким образом за разграбления нашего имущества. А чтобы все было правильно и с «духовной стороны», я уколол нашему многострадальному пленнику палец и выдавил по капле крови на каждое взятое копье или топор.

А дальше — небольшая пробежка с грузом на плечах и…

— Вскрывайте бочонки, размазывайте жир прямо на стену, — драматическим шепотом отдавал я ценные указания, прячась в тени стен крепости. — Постарайтесь охватить побольше… Завгур, отойди вон туда подальше и размажь жир там…

…Собственно говоря, коровкин жир сейчас имел консистенцию сливочного масла, с утра забытого на теплой кухне, легко черпался из свой тары прямо ладонями, которые потом мои вояки облизывали с видимым удовольствием, и столь же легко прилипал к стене. Но мы использовали жир не только для еды, но и для освещения. Если пропитать им пучки соломы или веревки фитиля, то горел он ярко и почти без копоти. Так что за неимением динамита или хотя бы пороха — сам бог велел использовать его для маленькой, но подлой диверсии.

Жаль только, что ночь была спокойной и надеяться на помощь ветра, который разнесет пламя по всему лагерю, не приходилось. Но даже если мы сожжем достаточно большой участок стены, это уже будет очень даже неплохим результатом. Хотя бы будет, чем похвастаться при возвращении назад. А то ведь и правда, сейчас за нами из «подвигов» числится только получение кистенем по голове, сидение в яме или у стенки да беганье от аиотееков по всех бухте.

…Нет, конечно, при определенном старании и из этого можно раздуть подвиг, благо мне в этом опыта не занимать. Но самого-то себя не обманешь! И для самоуважения очень хочется уйти отсюда, максимально громко хлопнув дверью. Так что в данных обстоятельствах, думаю, поджог в нашем «списке добрых дел» будет смотреться очень неплохо.

К воротам лезть мы не стали — там, скорее всего, по-любому будет стоять охрана. Восточная сторона лагеря тоже не подходит — это место коренных, и кто-нибудь из оставшихся может услышать шум. А вот западная стенка, та самая, возле которой обычно ночуют оикия «забритых», будет в самый раз. Там сейчас пусто. Так что можно действовать, не шугаясь каждого шороха.

Удар камня о камень. Сноп искр, поджигающих пучок пропитанной коровкиным жиром соломы. Небольшая пробежка с факелом вдоль стены. И вот она уже пылает в шести местах одновременно. Конец лета. Самое жаркое и засушливое время года. Древесина частокола просушена так, что звенит при ударе… А уж как горит!

— Ну все. Уходим! — хотел сказать я.

— Надо бы еще аиотееков наубивать! — опередил меня Вик’ту.

И, поглядев при свете разгорающегося пожара на лица своих товарищей, я понял, что мне и всякой иной разумной субстанции сейчас лучше заткнуться.

…Задумывались ли вы когда-нибудь, какие спецэффекты мог видеть древний человек? Нет, я даже не про компьютерную графику и прочую голливудскую хренотень говорю. А вот просто — что именно такого завораживающего своей красотой, грандиозностью и жутью мог видеть человек далеко-докомпьютерного века? Буря. Гроза. Падающее от старости дерево. И то, последнее—если очень-очень повезет. И да: пожар! Но даже степные пожары при всей своей жуткости и опасности не такое уж эффектное зрелище — сухая трава выгорает слишком быстро и стремительно. Настолько стремительно, что случайному свидетелю этого зрелища не до любования красотами — унести бы ноги поздорову.

А тут горела деревянная стена высотой в пару метров, взмывая вверх пламя еще метра на полтора-два. В наших, небогатых лесом, краях это было воистину редкое по своей расточительности и завораживающему эффекту зрелище.

И вот, представьте себе ночь. И огромную стену огня. И безумные глаза дикарей, опьяненных этим зрелищем. Тут большие костры мы зажигали только во время праздников, сопровождающихся наркосессиями и гипнотическими плясками, так что настроение было соответствующим.

Зрелище показалось грандиозным даже мне. А что уж говорить о моих куда менее тренированных друзьях? И хоть раньше разговор шел только о «поджечь и смыться», теперь уйти просто так они уже не могли.

…Давайте за мной, — рявкнул я приказным тоном, поняв, в какую ситуацию опять вляпался и пропев приказ «к бою», чтобы у моих не было сомнения, что я разделяю их настроение. — Бежим к северным воротам.

Рефлекс сработал. Они подчинились и дружно бросились за мной вдоль стены.

— Вон… — только и успел ткнуть я пальцем, судорожно пытаясь восстановить дыхание. Хоть бежать пришлось не больше полукилометра, но когда за вами топает такое стадо лосей… На этом полукилометре приходится выдавать свои лучшие спринтерские результаты.

Однако мой расчет был верен. При виде пожара аиотееки-оуоо первым делом бросились спасать своих верблюдов, выгнав небольшое стадо через ближайшие северные ворота.

Мои рванули наперерез. Я с ними… Но в этот раз мне добычи не обломилось. Да я особо и не рвался — тут бы отдышаться да унять внезапно возникшую боль в переломанных когда-то ребрах. Так что не мне соревноваться в скорости с Вик’ту, Тади’тхо или Логи’фтаком. Молодые, но уже опытные степняки выскочили из темноты как ядра из пушечных жерл. Кажется, первый аиотеек даже ничего не успел сообразить, когда копье Вик’ту, войдя в его спину, на долю мгновения высунуло свое хищное жало откуда-то из живота. А вот второй, тот, что был подальше, успел заметить опасность и даже вроде как приготовиться к драке. Но это ему не сильно помогло. Против двоих наших вояк у него не было никаких шансов. Его просто смели, как два мощных веника сметают горстку пыли.

Мне показалось, или там мелькнула еще пара теней, причем мелькнули они обратно в сторону лагеря? А нет, вон, Завгур возвращается обратно, таща свежий скальп— видно, кто-то из оикияоо взялся на свою беду помогать аиотеекам с верблюдами. Попытался удрать, но Завгур успел раньше… И что характерно, догадался вернуться назад, а не бросился дальше. Можно только похвалить!

Эх сейчас бы… Но нет. Развернуть и направить стадо верблюдов обратно, чтобы они основательно разнесли и потоптали лагерь, не получится. На свет пожара и запах дыма зверушки не побегут.

Заколоть их всех нафиг назло аиотеекам? Не, наши на это теперь не пойдут. Теперь верблюд для них — это почти родной зверь, тем более что даже мне видно, что в этом стаде из полутора десятка голов почти одни только верблюдицы, а не «боевые» самцы. Так что потыкаем их копьями в задницы, чтобы резвее бежали дальше в степь — пусть хозяева ищут их подольше, а сами…

— Все. Хватит! — рявкнул я, выпевая команду «строиться». — Нам пора уходить. Так сказали Духи.

…Нет, конечно, можно было бы еще полезть в лагерь и, воспользовавшись начавшейся суматохой, разжиться там несколькими скальпами… Или добра наворовать. Благо, в данный момент численное превосходство врага чисто номинальное. А психологическое превосходство, а также тактическое и эффект внезапности — это все у нас.

Но! Хоть ребята хрен признаются, а прошлые три дня дались нам очень тяжело. Так что все мы бегаем, ходим и стоим с большим трудом. И это обязательно скажется, если мы влезем в драку с хорошо отдыхавшими и питавшимися в последнее время аиотееками.

Но еще больше я опасался, что в ночной суматохе мы потеряем кого-то из своих. Это ведь так просто в таком бедламе — свернул не туда, увлекся грабежом и отстал, либо наткнулся на противника и ввязался в драку, пока остальные бегут сломя ноги.

А ведь нам придется этого отставшего ждать до последнего момента… либо бросить, когда аиотееки будут уже сидеть у нас на шеях. А потом долго гадать о судьбе пропавшего — получил ли он копьем в бок и уже пирует с предками, либо томится в плену, проклиная бросивших его товарищей.

Нет, ну его нафиг. Пора удирать, тем более что ночь уже на исходе, и как раз к тому времени, когда мы подойдем к выходу из бухты, станет уже достаточно светло, чтобы пройти через скалы.

Рявкать мне пришлось отнюдь не один раз. И прикрикнуть разок на одного из молодых, рвущихся бежать громить поселок персонально. И даже отвесить ему оплеуху для скорейшего прихода в себя. Но так или иначе, я сумел надавить своим авторитетом на свою банду, горько жалея однако, что оставил Дор’чина возле лодки. Одному мне управляться с молодняком было тяжеловато.

Убегали мы уже ловя отблески догорающего пожара. Кажется, дальше частокола пламя особо в глубь лагеря не продвинулось. Ну, может, подпалило парочку шалашей. Но вот не меньше трети частокола пошло на обогрев жаркой летней ночи и сейчас в обороне аиотееков зияет огромная и вонючая черная дыра.

Добежали до лодки, погрузились, погрузили Старосту и быстренько-быстренько погребли от берега.

— Аиотееки, — вдруг сказал Вик’ту, который греб длинным веслом и потому сидел спиной к носу лодки.

К счастью, в его голосе не обнаружилось тревожных ноток, зато он просто сочился злокозненной радостью и гадским ехидством. Мы все обернулись. В первых лучах поднимающегося солнца было видно, как по морю за нами чешет эскадра лодок. Только было до них еще километра три-четыре и шансов догнать нас до выхода из бухты они не имели. Наша авантюра удалась.

— Однако, вовремя, Великий Шаман Дебил, Духи велели тебе уходить, — с почтительностью заметил Завгур. — Иначе не ушли бы мы отсюда никогда!

Глава 16

Оторвались мы от погони практически сразу за скалами. Подул сильный южный ветер, на море началось волнение, и легкие кожаные лодки начало сносить к берегу, в то время как наша деревяшка стойко держалась на курсе, легко перепрыгивая с волны на волну.

А вот до бир’кекова поселка возвращались мы куда дольше, чем плыли сюда. Отходняк накрыл всех, а у меня еще и воспалились рубцы на спине от плетки, а из мед препаратов была только забортная вода. Увы, но моя медицинская сумка, миновав закрома Дос’тёка, канула где-то на просторах аиотеекского лагеря… Подозреваю, где-то в «подвалах Лубянки», сиречь хижины Хииовитаака.

…Интересный он, кстати, малый, этот Хииовитаак. Судя по имечку, не чистокровный оуоо, у тех, как я уже понял, имя обычно заканчивается на «-сик». А у этого имя явно простолюдина-оикия. Однако живет в «кремле» с оуоо и ведет себя, как один из них.

Я даже его настоящую специальность не уточнил. С перепугу решил, что контрразведчик, однако Дос’тёк уверенно говорит, что с пришлыми купцами дела всегда вел именно он. Вот и гадай, то ли это интендант с замашками контрразведчика, то ли контрразведчик, косящий под интенданта.

…Да и вообще, подводя итоги этого сумбурного приключения, — прихожу к выводу, что миссия моя закончилась полным провалом.

Ну, пусть и не так чтобы совсем полным. Но уж про успех говорить точно не приходится. Узнал я на удивление мало. Численность врага? Ее мы и так знали от взятого еще во время засады пленника. Какие-то особенности крепости? Ага, про яму-зиндан и стенку-колодки мы раньше не ведали. Теперь вот знаем. Про местность вокруг? Как не знали особых подробностей, так и продолжаем не знать.

Короче, с точки зрения информации — полный провал. Ну вот, разве что, восемью скальпами обзавелись, да один труп под воду канул раньше, чем мы до его шевелюры добрались… Лодку в «морском бою» испытали. С местными кой-какой контакт наладили. Ну и у крепости часть стены сожгли. Воспеть все это в балладах не проблема. А вот какую-то реальную пользу извлечь…

…Кстати о местных. — Дос’тёк, мы тебя вон на том пляже высадим, не против? Тебе отсюда до дома как раз сутки топать. Аиотеекам соврешь, что сбежал от нас во время ночлега.

…Ну что ты смотришь на меня, будто я у тебя корову со двора увел… Ну подумаешь, сокровищницу мы твою малость разграбили. Так сам виноват… А-а-а, ты насчет обещания?

Короче смотри: делаешь бочонок типа тех, в которых мы жир держали… Закупориваешь его наглухо и варом все щели промазываешь, чтобы вода не просочилась. Потом закрепляешь на бочонке веревку, а на другой конец веревки—груз потяжелее. Вот этими бочонками и обозначаешь проход в свою бухту.

…Допустим, белого цвета будут по левую сторону, а красные… ну или какую еще краску поярче найдешь, — по правую. Можно еще наверху глиняную лампадку закрепить. И если будете ее каждую ночь зажигать, то к вам и в темноте чужие лодки заплывать смогут.

…Что такое «лампадка» и какая нечисть по ночам по морю плавает? Ну, раз нечисть, так и про лампадку знать не обязательно. А то и впрямь заврался я что-то. Еще бы маяк тебе предложил сделать. Фаросский.

В общем, дальше мы не пойдем, уж больно прибой сегодня сильный. И так доплывешь… Да, кстати. Хииовитааку, если спрашивать будет, скажи, что мне у него совсем даже не понравилось, потому как он с гостями плохо обращается. И потому мы в его земли дальше не пойдем. Мы все товары лучше будем тем самым ирокезам продавать. Или в Улоте. А уж он потом пусть у них втридорога выкупает… А еще по всему побережью порочащие его слухи распространим, чтобы вообще никакие купцы к нему не плавали… Ну все, прощевай!

Долго прощаться, проливая слезы печали, почтенный староста не стал, а шустро шуганув за борт, поплыл к берегу. Легко выскочил на пляж и… вот ведь поганец — погрозил нам вслед кулаком. Вот тебе и налаженный контакт.

А с другой стороны, после того, как скучающий возле лодки Дор’чин переправил половину его захоронки на нашу посудину, на что-то другое рассчитывать и не приходилось… Опять же, моя вина. Надо было предусмотреть такой вариант и предупредить капитана, чтобы соблюдал умеренность. А я наоборот сказал ему «Забрать наши вещи, ну и что еще в пути пригодится, прихватить». Вот он и давай хватать…

Но с другой стороны, мы вроде как показали местным прибрежникам, что помимо аиотееков в мире существует и какая-то другая сила. Так что, если теперь сможем грамотно этим знанием распорядиться, они один хрен встанут на нашу сторону или хотя бы будут сохранять нейтралитет. Потому как грабеж, это дело житейское. А вот переть против Силы — как раз не житейское. В смысле, можно жизни лишиться.

Так что, хоть кулаком Дос’тёк ради успокоения собственных нервов нам и грозил, однако есть большая надежда, что своим хозяевам он скажет все так, как мы и договаривались. В конце концов, это в его интересах, поскольку я лично разработал для него отличную систему отмазок от всех обвинений. Так что, если только конечно не попадется под горячую руку, будет жить.

Ну да рано или поздно, а дорога из пункта А заканчивается в пункте Б. Вот знакомые отмели и мыс, а за ними поселок нашего дорогого и весьма негостеприимного друга Бир’кека. А вон уже и знакомые ирокезские рожи высыпали на берег нас встречать.

— Уй блин… Осторожнее обнимайте, сволочи. У меняспина не железная… И по плечам нехрен хлопать так сильно, каждый удар, электрическим разрядом проходя по спине, отзывается аж в пятках ног.

— Эх… Где это тебя так? — сочувственно спросил Лга’нхи.

— Аиотеекская плетка, — с видом знатока заметил Тов’хай, чья спина тоже хранила на себе следы знакомства с этим дивайсом доисторических педагогов. — Тебя поймали?

— Так надо было, — гордо ответил я, невольно морщась от боли. — Чтобы враги не поняли, с кем имеют дело. И вообще, чего на солнцепеке болтать, пошли-ка лучше в тень. Да и пожрать бы не мешало.

Рассказы, расспросы, уточнения, завирания и заверения что «все так и было» продолжались до самого вечера.

В который раз узнал, насколько же я крут и нереально ужасен — всех обманул, а кого не обманул, тех зарезал. Пришел на помощь друзьям в самый печальный момент их жизни и всех спас. А потом еще и испепелил вражескую крепость фактически одним своим колдовством… с крохотной помощью коровкиного жира и огня. Но коровкин жир был нужен, оказывается, исключительно как подношение духам, а огонь возник сам собой, почти что и не пришлось камнями друг о дружку стучать.

Я, впрочем, тоже не отставал и нахваливал своих подельников на всю широту своей фантазии, раздувая в эпический подвиг вовремя подхваченное из воды весло или самую быструю пробежку от крепости до моря.

Все привычно делили в уме сказанное на десять и все равно продолжали восхищаться нашей храбростью, мужеством и смекалкой. Все-таки, хорошо находиться в окружении настоящих друзей и, что не менее важно, отлично понимающих тебя и твое нынешнее состояние. Когда после дикого напряжения нервов и мышц тебя постепенно начинает отпускать и ты становишься необычайно болтливым или наоборот, уходишь глубоко в себя и только лестные речи твоих товарищей способны достучаться до твоего сознания в эти минуты и вытащить его наружу. Когда сдерживаемые ранее чувства, слова и эмоции начинают бить из тебя фонтаном, и ты хочешь поделиться ими с друзьями, потому что только друзья смогут понять, оценить и поддержать.

Ведь они — не то что сидящие у экранов телевизоров или за книжками «объевшиеся» зрелищ зрители, которым простого, десяток раз отрепетированного и просчитанного прыжка с крыши одного многоэтажного дома на другой уже недостаточно для щекотки нервов. «Подумаешь, мы в кино еще и не такое видели», хотя сами подчас не решатся даже канаву перепрыгнуть. Вот кабы герой в прыжке еще десяток сальто сделал, беспрерывно паля по врагам из пулеметов или расшвыривая в разные стороны заковыристо выточенные сюрикены… Вот это бы было круто. А так…

Драка одного с парочкой злодеев тоже оставляет их равнодушными — Брюс Ли и другие киногерои и по нескольку десятков зараз лупили. Так что подавай им что-нибудь позрелищнее да поэффектнее, чтобы можно было забыть, как они сами убежали от хулигана на голову ниже себя ростом.

А вот эти, что сидят сейчас вокруг меня, вот они-то реально понимают, что такое выйти один на один с врагом, зная, что поединок окончится смертью кого-то из участников, а может быть, и обоих… Они понимают, как непросто в пылу сражения, высунувшись из качающейся на волнах лодки, выхватить из воды весло. И сделать это без десятка репетиций, сотни расчетов и множества дублей… И что такое пробежка по ночному лагерю врага, когда любой подвернувшийся под ноги корень растения или камень могут стать для тебя смертным приговором, они тоже прекрасно понимают, ибо испытывали все это на собственной шкуре.

Вот так и рождается боевое братство на основе общего опыта общих переживаний и общего понимания. И потому с ними так легко и просто сидеть в одной компании, рассказывая байки и завирушки. Они разделят все сказанное на десять… и поймут.

— Так мы с тобой, выходит, близкая родня? А чего раньше молчал? Нехорошо это как-то!

— Так дед не велел говорить…

…Утром первым делом я решил совместить приятное с полезным… Ну, может, не так чтобы очень приятное, но нужное. Да и «полезное», чувствую, было просто необходимым, потому как даже несмотря на усталость, пол-ночи я провел, ворочаясь на свой циновке — спина болела невыносимо.

К счастью, запас лекарств у меня был, но вот рук специальной конструкции, которые бы смогли обработать мою спину, я себе пока еще не отрастил. Так что на должность своего помощника я временно назначил… кого? — Правильно. — Одного из самых молодых, но очень ответственных работников ножа и топора в нашей бригаде головорезов и скальподобытчиков. Естественно, я говорю о Завгуре.

Высвистал его в сторонку, снял с себя рубаху и велел описать, что он там видит.

Как я и думал, увидел он сильно воспаленную кожу и даже несколько нагноившихся рубцов. Горько пожалел, что сейчас тут нет со мной Оилиои или хотя бы Витька, и начал давать указания молодому, что и как надо делать. Боли натерпелся предостаточно, пока сей начинающий эскулап неумело чистил мои раны. Но после того как все рубцы были протерты йодовой примочкой, а поверх замазаны мазью на основе «горькой травки», мне, вроде как, даже полегчало. Скорее всего, чисто психологически.

— Так значит, ты родня Леокаю? — наугад выстрелил я, почти не сомневаясь в ответе.

— Ну да, он мой дед, — согласно кивнул Завгур. — Только моя бабка не была его женой, а легла с ним, когда он проезжал через наш поселок, и так зачала моего отца. Только Леокай тогда еще не был Царем Царей. Но когда он узнал об этом, его отец прислал роду моей бабки дорогие подарки. А когда аиотееки убили моего отца, который был простым воином в отряде, посланном в Спату, Царь Царей взял меня к себе.

…Тут, признаться, я мало что понял. Нет, не в том плане, откуда внуки берутся. А в точном соотношении статуса этого Завгура в племенной родовой иерархии.

У степняков бы все было очень просто. Кто родился, тот и сын. А как да от кого—это уже дело десятое, потому как по-любому все дети это собственность племени, его продолжение и надежда.

А вот у горцев дела обстояли малость сложнее. То, что проезжающему мимо сыну Царя Царей подсунули девицу — это дело естественное и обычное. И дорогому гостю спать не так скучно, и для девицы почет и уважуха с автоматически повышающимся рейтингом на рынке невест (сын Царя Царей на кого попало не позарится), да и для ее родни — шанс породниться с сильным и богатым (в первую очередь запасами Маны) родом.

Но вот присланные подарки, как я мельком слышал, означают что-то вроде откупа роду матери… Там вообще какая-то мутная и малопонятная материя начинается, потому как родившийся ребенок вроде и считается сыном отца, но в тоже время как бы не совсем… Сказал бы, что «урезан в правах» и «лишен наследства», но это не совсем так. Там как-то все опять же на отношениях с духами завязано, и еще куча всякой лабудени и предрассудков.

Я, признаться, никогда всерьез этой темой не интересовался, так что сейчас мне оставалось лишь делать понимающее лицо и сочувственно кивать. Тем более, что вот это последнее «взял меня к себе» — тоже своеобразная формула усыновления и принятия в род. Я это точно помню, потому как примерно так же мы с Лга’нхи «взяли к себе в род» Осакат, а нас таким же макаром приняли в род Мордуя и Леокая.

Хотя, признаться, вероятно под воздействием мельком просмотренных мыльных опер (ясное дело «мельком», я же всегда был крутым пацаном, который такую муру не смотрит) невольно вырисовывается сюжетик о первой любви королевича к пастушке или хотя бы первом ребенке данного персонажа, от какового ребенка расчетливый и умный дедушка решил откупиться парочкой мотыг и стеклянными бусами.

…Бред, конечно, однако судя по всему, за этим своим отпрыском Леокай все-же приглядывал, хотя и не был обязан делать это. А внучка так даже и сумел протащить в свой Род… Осталось понять, почему — увидел ли он во внучке что-то особенное, или это просто дань сантиментальным чуйствам престарелого правителя и ностальгия по его ушедшей молодости.

— Так мы с тобой, выходит, близкая родня? — На всякий случай уточнил я. И быстренько возмутился, чтобы прикрыть такое удивительное для говорящего с Духами шамана незнание. — А чего раньше молчал? Нехорошо это как-то!

— Так дед не велел говорить…

— Так ведь все и так знают… — снова наугад бросил я.

— Дед мне сказал, чтобы я вел себя как простой воин и даже не заикался о своем роде. И коли я смогу выучиться у вас правильному бою и прославить себя подвигами, будучи простым оикия, со временем он поставит меня во главе всего войска!

…Хе-хе… А глаза-то у мальчишки горят этаким дурным огоньком, а спина выпрямлена так, что аиотеек-оуоо позавидует. Видать, честолюбия Завгару не занимать. Да и прошлая жизнь особо его не баловала… Особенно когда попал во Дворец. Наверняка там нашлось немало желающих проверить очередной «проект Царя Царей» на вшивость и указать ему его истинное место. Отличная мотивация для переполненного гормонами и подростковой дурью вьюноши.

Теперь он будет задницу рвать, лишь бы выбиться в люди и оправдать оказанное ему высокое доверие. Да и со старыми обидчиками наверняка разобраться не прочь. Ай да дедушка Леокай, какого предводителя опричников для своего войска готовит!

Но с другой стороны, пока что парнишка ведет себя вполне разумно, происхождением, необычайно высоким для нашего «быдла», не кичится, как само собой разумеющееся принимая все традиционные наезды и поручения от «старших», и вкалывает на тренировках и в бою от всей души.

Уж не знаю, Леокай ли ему так мозги вправил, или парнишка от рождения смышленый… Впрочем, зная доброго дедушку, можно не сомневаться, что с гнилым материалом он работать не станет. Но и дельный материал подвергнет жесточайшей обработке. Но так или иначе, а к этому Завгару надо хорошенько присмотреться и подружиться. Может и не Царем Царей, но уж одним из первых лиц Улота он со временем точно станет.

— Хм… Завгар, а Грамоту с Арифметикой ты знаешь? Это великая сила и колдовство! Если хочешь, то я тебя, как близкого родственника, научу этому… Вот смотри, это буква «А»…

Увы, но вопроса «Брать или не брать крепость» на этом заседании Совета не стояло. Ясное дело, брать, потому как там наших ребят обидели и такую обиду мы стерпеть не можем. Вопрос был только «как брать».

Два пути — по морю и по суше. И у каждого куча своих «за» и «против».

По морю мы пройдем достаточно безопасно — наши лодки на поверхности этого моря самые крутые и опасные хищники. Но вот по суше есть шанс подобраться к крепости незаметно…

…Но так же немало шансов нарваться на засаду аиотееков — они тоже не дураки и умеют выслеживать добычу. Зато если пойдем по воде, то пока пройдем камни, пока догребем до берега — аиотееки будут знать о нас все и успеют подготовиться.

…Итак — вопрос?

Ругались мы долго и старательно… Опять каюсь — наверное, в этом отчасти была и моя вина.

…В том смысле, что после всех моих свершений тупо хотелось отдохнуть и расслабиться. В то время как у большинства из наших, явно уже наотдыхавшихся на этом бережку до тошноты, шило в заднице свербело и вибрировало, подавая в мозг сигналы скорее бежать куда-то и бить морды кому-то. И пока они ругались, я тупо приходил в себя.

Ну а потом… не то чтобы отдыхать надоело, просто чуток совесть пробудилась и я наконец-то тоже попробовал врубиться в суть их споров.

Все понятно. За морской путь ратовали мореманы, которых среди нас было большинство. А за сухопутный — степняки, которых было числом поменьше, зато у них был наибольший авторитет.

Так что наблюдалось явное равновесие и даже Лга’нхи не мог перерубить сей гордиев узел своим простым командирским решением. Тут у нас, блин, военная демократия, а не царизм царей какой-нибудь!

Так что все бросают взгляды на явно пребывающего (судя по отсутствующему взгляду) в мире Духов шамана Дебила и ждут, когда он им озвучит единственно-правильное решение Прадедушек по этому вопросу.

А что мне им сказать? Что так, что этак—однохренственно. Есть и свои плюсы, и свои минусы, и думать да оценивать эти плюсы и минусы не хочется ни в какую… Но надо!

— Итак, господа-товарищи, прикинем расклады, — начал я свою речь с сильного заклятья, сразу переходя на шаманские подвывания, потому как все, что я дальше буду говорить, пока еще проходило тут по разряду магии под названием «Арифметика» и «Логика». — Нас тут сорок семь человек. А у аиотееков три оикия коренных… Было. Да четыре «забритых». Да еще, даже после того как мы ту дюжину замочили, думаю, еще с десяток оуоо осталось.

Ну да, скальпы, которые мы в эту нашу последнюю поездку добыли, кроме одного все черные. А два, один у Вик’ту, а другой у Логи’фтака, так еще и с аиотееков-оуоо сняты…

Я сделал паузу, дабы сидящие рядом с этими героями могли отметить их подвиг хлопками ладоней по плечам и одобрительным гудением.

(…И кстати, ведь и правда: если смотреть этой точки зрения, девять человек пошли на дело, добыли восемь скальпов и один упустили, и все девять вернулись домой даже без серьезных ран! По местным меркам — немалая победа. Может, стоит… Хотя нет, теперь аиотееки будут настороже и прокрутить подобный трюк по второму разу не позволят).

— Итого получается, что коренных оикия осталось около тридцати человек, да еще с десяток оуоо. А «забритых» мы видели, они пока воины слабые, их всерьез в расчет брать не стоит. Так что силы примерно равные.

Однако… — я опять сделал драматическую паузу, — духи поведали мне, что коли враги будут сидеть за оградой, то это сильно им в бою поможет… А значит, из-за ограды мы их должны выманить!

И снова за бортом плещется море…

Почему именно море? Так ведь трава плескаться не умеет… А-а-а, вы про «почему?»

Ну дык я раскинул мозгами и решил, что надеяться застать аиотееков врасплох после того, как мы напинали им по задницам, разбудив тем самым осторожность и бдительность, пожалуй, не стоит. Тем более, что за время своего пребывания в поселке они уже наверняка сумели разведать все подступы и подходы к своему форпосту. Ибо хрен я поверю, что такой ушлый малый как Хииовитаак о подобном не позаботился. Так что и засады там уже поставлены, и наблюдение наверняка ведется в ожидании, когда мы, такие наглые и самодовольные, припремся заставать их врасплох.

Опять же, исходя из соображений что… Впрочем, пусть это пока будет секретом, что именно мы сейчас везем в своих лодках и чего нам (мне) было лень тащить по степи в руках.

Короче. Раннее утро еще прикрыто туманной дымкой, сквозь которую пробиваются первые солнечные лучики. И даже море в эти часы кажется особенно умиротворенным и благостным, не ревя, а лишь мурлыкая, вспениваясь о рифу и скалы около входа в бухту. Мирно выходящий на свой ежедневный промысел караван рыбацких лодок так и просится на картину Айвазовского. Идиллическая картинка, одинаковая для всех времен и эпох. Пройдет тыща, две, три лет, а все так же каждое утро из этого рыбацкого поселка из этой бухты будет выходить караван лодок на промысел рыбы насущной^[41]. И так же за эти две-три тыщи лет в нравах и быте этих рыбаков не произойдет никаких существенных перемен. Разве что лодки станут чуточку побольше и повместительней, а дома покрепче и попросторней. А в остальном — изо дня в день, из века в век вечно повторяющаяся картинка утреннего выхода в море, чтобы проверить сети или поставить новые.

Ну вот разве что иногда какие-нибудь заезжие ребята смогут внести разнообразие в эту многовековую рутину.

— Погодите чуток, — останавливает ухватившихся было за весла ирокезов адмирал Кор’тек. — Пущай чуток дальше отойдут. Сегодня волна пологая, да мелкая, так что зуб даю, они морских быков ловить вышли, значит сейчас аккурат в нашу сторону к мысу направятся, тут отмели для морских быков самое оно… Во… во… еще чуток. Все, сейчас нас заметят. Ну-ка поднажмите, чтобы до скал перехватить!

Наши острогрудые челны вылетают фактически из-за острова, пусть он и величиной с небольшую скалу, зато на самый стрежень (никогда не знал, что это такое, но звучит красиво) и устремляются к своей добыче. У добычи сначала небольшая паника, выраженная в попытке убежать, а потом наступает просветление и узнавание. Ага, это мы, те самые ребята, от которых хрен убежишь!

— Здорово, Дос’тёк, здорово, мужики, — приветствую я старых знакомых, подсветляя утро своей лучезарной улыбкой. — Да это же я, Манн’наун’дак, именуемый также просто Великим Шаманом Дебилом. Не слышали о таком? Значит, еще услышите!!!

Ну-с, как говорится у нас Великих Шаманов, «Самолет летел, колесы стерлися. Вы не ждали нас, а мы преперлися!» Что означает «Всем стоять, меня бояться!».

— Какой злой демон опять притащил тебя к нашим берегам?! — даже сплюнул в море почтенный Старшина, хотя у прибрежников такой поступок, могущий разозлить морских Духов, крайне не приветствовался. — Чего тебе от нас надо?

— Да поговорить для начала. Давайте-ка, плывите вон к той бухте. А не то — ты меня знаешь — начнем ваши лодки топить!

И вот, уже ближе к обеду, когда лодкам пора возвращаться обратно и толпа женщин и детей стоит на берегу в ожидании прихода своих мужей и отцов, чтобы помочь им выгрузить улов или сходу утащить самую лакомую добычу для семейной трапезы…

Все как обычно, караван рыбацких лодок входит в бухту… Только почему и откуда эти нервные движения и суета, которую привычные к морским расстояниям глаза прибрежных жителей замечают издалека?

А что это за огромные посудины преследуют несчастных рыбаков? А не похожи ли они на ту лодку, что была тут буквально несколько дней назад и принесла столько расстройств и огорчений как жителям рыбацкого поселка, так и их самопровозглашенным хозяевам?

Может, кстати, от греха подальше послать кого в крепость рассказать про лодки? А впрочем, человек оттуда, который с недавних пор все время бдит за бухтой, и так уже побежал туда.

…Вот кожаные лодки несутся к своему обычному месту стоянки, а вот вражеские почему-то свернули в сторону на самый край… Оттуда выскакивают какие-то здоровенные и на вид весьма злобные мужики и начинают какую-то странную и малопонятную возню.

Стоп! А это что еще за хрень?!

В общем, мы подошли к берегу и начали наспех выгружать заготовленные заранее ежи, вбивать в песок колья и рыть ямки, готовясь к встрече врага. Потому как в самые ближайшие минуты на нас может свалиться вся вражеская армия, и если нам не будет чем остановить их атаку, сомнут в одно мгновение, ведь нас тут всего три десятка человек. К сожалению. К сожалению, что не меньше — как-то не хочется пугать врага своей многочисленностью.

— Лодки из воды не вытаскивать, — напомнил я Кор’теку. — Привяжите их к камням, чтобы не утянуло прибоем, но пусть будут готовы в любую минуту…

— Да знаю я, — оборвал мои нервные подсказки адмирал. — Своими делами лучше занимайся!

…Ну, я и занимаюсь, хотя все вроде бы уже десяток раз отрепетировано еще задолго до выхода в море. И как ежи расставлять, и как колья веревками опутывать. Раз пять-шесть репетировали в поселке Бир’кека высадку и оборудование позиции, и каждый вояка точно знал, что ему надо делать.

А вот на берегу появляются и первые верблюды с всадниками на горбатых спинах. Пока лишь только наблюдающими за нами.

А вот и остальное воинство притопало.

Встали так красиво перед нами: семеро рыцарей-оуоо, две полных оикия коренных и три «забритых». Последних легко отличить от массы профессиональных воинов — никаких доспехов и деревянно-каменное оружие. Но тем не менее, вся эта масса воинов, нависающих над нашей хиленькой позицией, смотрелась весьма грозно.

Однако — обломитесь! — теперь нас так просто не взять! Со спины и на правом фланге у нас море с накатывающимся прибоем. Слева — усыпанный крупными булыжниками и каменюками пляж, через которые верблюды не полезут. Да и оикия строем не пройдет, особенно после того как мы «обработали» наиболее проходимые места.

Так что если атаковать, то только в лоб! А лоб прикрыт свежеизготовленной стеной колючек и рогаток.

Впрочем, «верблюжачьей» атаки аиотееки сходу не предприняли. Им хватило мозгов для начала послать вперед парочку оикия «забритых», чтобы разобрать заграждения. Но и мы это предвидели — пусть и казалось, что ежи разбросаны хаотично, но там оставлено несколько проходов, чтобы выйти вперед и ударить. Что несколько наших наиболее опытных, а главное, рослых степняков с самыми длинными копьями и делают.

Не очень-то это удобно — выдергивать колья и двигать рогатки, одновременно отмахиваясь и уворачиваясь от длинных копий, находящихся в руках мастеров, способных приколоть этим инструментом прямо на бегу небольшого суслика. Что уж говорить о полностью бездоспешных воинах с деревянными кольями в руках, неспособных пробить наши панцири и шлемы? Ранить кого-то из ирокезов они могли только чудом. А если еще учитывать, что подобная тактика была уже отработана на недавних тренировках…

Я специально заставил своих побывать и на той, и на другой стороне, и в обороне, и в нападении, чтобы лучше ощутить все преимущества и слабости такой позиции. (Наши решили, что это магия такая — сначала победить врагов в своем воображении, а потом только на поле боя… Я не возражал против такой трактовки. Лишь бы тренировались).

Кажется, мы успели убить или серьезно ранить примерно десяток, прежде чем они резко отшатнулись назад. Наткнулись там на заградотряд из коренных, опять шатнулись вперед, а потом, оставив еще три-четыре корчащихся на песке тела, прыснули по сторонам, пытаясь как можно быстрее оказаться как можно дальше от этой нафиг им не сдавшийся битвы бронзовых монстров… Нет, трусами они не были, но и навязанная роль пушечного мяса в чужой драке им, видать, тоже не нравилась.

Так что пришлось вступать в дело коренным. С этими было сложнее. Опыт, тренированность и сыгранность оикия давали им немалое преимущество. Впрочем, мы тут им ни в чем не уступали, даже в количестве.

Я как раз стоял на правом фланге, пытаясь щитом прикрывать свой бок и бок товарища от бьющих в нас копий, одновременно стараясь как-нибудь дотянуться через рогатки да уязвить стоящего напротив аиотеека своим протазаном. Увы, но мой агрегат тут был не слишком удобен — коротковат и тяжеловат. Так что максимум, что я мог, это изображать фехтование на шестах, отводя в сторону вражеские удары. Вот разве что, попробовать…

С пятого или шестого раза удалось поймать копье противника в щель между топориками и острием своего оружия и, резко вывернув его вокруг своей оси, опустить копье оппонента вниз, навалившись локтем и плечом. Стоявший рядом Тов’хай этого момента не упустил и быстро выкинув свое «кавалерийское» копье, пронзил вражескую руку в районе запястья, следующим ударом воткнув два десятка сантиметров отточенной бронзы в горло ослепшего от боли противника. А я, резко бросив щит в сторону, поймал им тянущееся к телу товарища вражеское острие откуда-то справа. В этих разборках строй на строй лучше не зевать!

На место убитого мгновенно заступил новый воин из второго ряда, и вся эта смертельная свистопляска началась по-новому.

Наконец, один из оуоо пропел сигнал и аиотееки отступили на десяток шагов. Замерли. По их рядам прошло какое-то движение. Видать, заменяли раненных и убитых.

Я тоже осмотрел своих. Схватка продолжалась относительно недолго и мы тут отделались только одним убитым да парочкой раненных, которыми я поспешно и занялся, велев оттащить их к морю. Впрочем, аиотееки тоже не понесли существенных потерь — к трупам забритых, лежащим на песке пляжа, добавилось еще только два тела в доспехах. Так обычно и бывает, когда дерутся равные по силам и хорошо экипированные воины.

Короче, ситуация патовая. Аиотееки не могут выковырять нас из-за ограды, но и нам оттуда не выбраться. Разве что погрузиться в лодки и слинять к чертям собачьим, если только аиотееки не ударят нам в спины в этот момент.

А значит что? — Правильно. Нужно заставить нас постоять на солнцепеке несколько часов, нависая постоянной угрозой и не давая расслабиться имитациями атак.

Аиотееки отошли еще назад… На край поселка в тень хижин. Вместо них напротив нас остались «забритые» и оуоо. Впрочем, и эти могли бы идти отдыхать в тень. Если мы начнем разбирать рогатки, чтобы выйти на оперативный простор, они двадцать раз успеют построиться и ударить по нам.

…Стоим. Смотри друг на дружку. Ух ты, а кто же это там вон с краешку примостился? Да это же мой добрый приятель Хииовитаак собственной персоной. Прям как самый всамделишный оуоо на верблюде сидит, весь доспехами увешанный с длинным копьем в руке.

Только вот «прям», да не «прям»… Если приглядеться, то видно, что держится он как-то на отшибе. Да и доспехи у него не самые лучшие.

Интересно все-таки, кто он — дослужившийся до немыслимых высот оикия? Нет, вряд ли. Это как какой-нибудь русский крепостной мужик, «дослужившийся бы» до графа. Слишком невероятно. А вот что-то вроде незаконнорожденного сына — в это как-то больше верится. Может, у папашки всех других сынишек перебили или не было вовсе, вот и был вынужден усыновить этого. Но остальные аиотееки-оуоо один хрен считают его ублюдком.

…Попробовать, нешто, подразнить, чтобы вышел из себя и сделал какую-нибудь глупость? Если даже и не получится, так хоть душу отведу, мстя за прошлые обидки. Да и скучно стоять на солнцепеке. Хоть еще и утро, солнышко-то пригревает вовсю.

Надо пожалуй про происхождение евоное пораспрашивать, чисто из академического интереса. Ведь интересно же, а то еще убьют одного из нас, а правды так и не узнаю.

— Эй Хииовитаак! — как-то внезапно даже для самого себя перешел я от размышлений к делу, окликнув своего старого обидчика и даже помахав ему рукой. — Как там у тебя дела? Не захромал ли верблюд? Всегда ли в достатке еды на твоем столе? Довольны ли тобой твои жены? Или жен тебе не полагается, чтобы ты и дальше не портил благородную кровь оуоо?

Дистанция между Хииовиитааком и остальными оуоо, до того едва заметная, вдруг как-то резко разрослась до размеров ущелья. Все они уставились на него, как бы спрашивая «Откуда эта мразь знает твое имя? Какие еще делишки ты крутишь с врагами всех благородных оуоо, жалкий ублюдок?».

— Эй Хииовитаак, разве ты не узнал меня? Разве ты не помнишь, как я оставил тебя в дураках, сделав посмешищем? Как же ты жалок! Плешивая коза с хворостиной, усевшаяся на спину верблюда, и то больше бы походила на настоящего оуоо, чем ты со своим копьем… Ты хоть умеешь им пользоваться? Зачем ты притворяешься воином? Даже «забритые» смеются над тобой!

Дистанция между Хииовиитааком и остальными увеличилась еще больше. Они откровенно посмеивались над моими словами, глядя на этого бедолагу.

…Уверен, он прекрасно понимал, что я пытался сделать. И будь мы наедине, легко бы смог меня игнорировать. Но перед лицом всего аиотеекского воинства он должен был дать мне отпор даже ценой своей жизни. Рыцарская гордыня не терпит подобных оскорблений. Особенно если происхождение рыцаря слегка сомнительно.

Внезапно Хииовиитааков верблюд едва ли не прыгнул вперед, в считанные секунды оказавшись у линии рогаток, а его всадник стремительно ткнул в меня копьем… И надо сказать, воякой этот контрразведывательный интендант был отменным — даже ожидая какого-то подвоха, я почти не успел среагировать. Лишь в последнюю секунду слегка дернулся в сторону, и если бы не шлем, даже полученный вскользь удар в лучшем случае оставил бы приличный шрам на моей голове.

А так, наконечник копья, проскрежетав по бронзе, ушел в сторону. Зато копья наших ребят очень быстро показали моему обидчику, что их обладатели могут быть не менее резкими и быстрыми. Хииовиитаак как раз разворачивал своего верблюда, едва ли не поставив его на дыбы, когда сразу парочка копий дотянулась до него. Одно, точно помню, вошло в ногу, а второе, кажется, ткнулось куда-то в поясницу. Все это произошло столь стремительно и быстро, что мой взгляд едва успел зафиксировать события.

Хииовиитаак рухнул с верблюда, а кто-то из наших молодых, подцепив его за сапог крюком протазана, попытался утянуть на нашу сторону рогаток — не пропадать же скальпу и прочему добру!

Такого глумления уже не могли стерпеть аиотееки-оуоо. Пусть при жизни этот жалкий ублюдок и был среди них чужаком, однако прикончить его и содрать скальп — это уже плевок в лицо всему рыцарскому братству! Все шестеро оставшихся оуоо ринулись вперед…

Я, услышав команду, только и успел присесть на одно колено, как над моей головой что-то хрякнуло, свистнуло, а краешек глаза успел засечь стремительный полет бумеранга-биты. Еще команда… кажется, кто-то пинает меня по заднице (надеюсь не специально), но я бросаюсь вперед, буквально проползаю меж рогатками, предварительно перерубив протазаном скрепляющие их веревки, и успеваю встретить сбитого ударом бумеранга и вновь поднимающегося на ноги аиотеека острием своего оружия.

Дальше следует небольшая заварушка. Мои просто перескочившие через рогатки длинноногие сослуживцы активно месят верблюжачьих всадников. Я тоже бросаюсь вперед, пытаясь дотянуться до чьей-то одетой в халат спины.

«Забритые» замерли в растерянности. А коренные…

Тут надо немного отойти назад в нашем повествовании и рассказать про рыбаков и встречающих их женщин и детей.

В общем, когда лодки подошли к берегу и из них начали выгружаться экипажи, жители деревеньки с удивлением увидели, что многих их родных в лодках нет, зато их место заняли обвешанные оружием мужики, нагло косящие под прибрежников. Причем некоторые из этих пришельцев были просто-таки огромного роста, так что в лодках сидели, свернувшись калачиком, накрытые сверху сетями.

Впрочем, вылезший одним из первых Староста Дос’тёк предупредил начавшуюся было панику пусть и не слишком вежливыми, но вполне доходчивыми словами. Попутно объяснив, что этих вот сволочей пришлых надобно слушаться, потому как иначе они побьют тех правильных «люди», которые остались у ентих гадов в заложниках.

Как я и ожидал, у баб и детей была выработана привычка подчиняться приказам Старосты. Так что они быстро угомонились и лишь продолжали испуганно тесниться, тараща глаза на появившихся чудо-йуд.

А те, так же не особо обращая внимания на местных, осторожно прячась за хижинами, так чтобы их не увидели из крепости или с пляжа на краю деревни, куда внезапно проследовало аиотеекское воинское формирование, ведомые Старостой Дос’тёком, обошли дома и попрятались в крайних хижинах.

…В общем, едва аиотееки-оуоо рванулись на нас, на отдыхающих коренных внезапно набросился неизвестно откуда взявшийся отряд. Лга’нхи все-таки хватило терпения дождаться идеального момента. А потом еще и подбежали уже успевшие раскидать рогатки незадействованные в избиении оуоо наши ребята.

Тем не менее, хотя на сей раз все преимущества были на нашей стороне, драка все равно была жаркой. Пусть аиотееки даже толком не успели встать в строй, а в индивидуальной схватке нашим степнякам не было равных… Пусть и численное преимущество на сей раз тоже было на нашей стороне, потому как коренные, едва завидев, как хреново приходится их хозяевам, сразу побросали оружие наземь и припустились бежать.

И тем не менее, задешево отдавать свои жизни аиотееки были не приучены. А воинами они были хорошими и бились до последнего.

А потом… Ну вот вы представляете себе глаза ребенка, которому единственному из всей детсадовской группы не досталось набора конфет в пластиковом дед-морозе на новогоднем утреннике. Вот примерно так же выглядели глаза троицы молодых вояк бородокосичного воинства, которых злой Шаман Дебил отловил и заставил помогать себе с раненными, пока другие более удачливые и счастливые детишки побежали дальше штурмовать крепость и добивать оставшихся врагов. А этим бедолажкам вместо участия в общем празднике пришлось топтаться по пляжу, таская тела своих товарищей и по ходу дела отделяя раненных от живых. Да еще ломать рогатки и колья, с помощью которых еще способные двигаться вояки поддерживали пламя нескольких костров, подогревающих воду в медных котлах. Или мертвой хваткой фиксировать на месте дергающиеся и скрежещущие зубами тела товарищей, над которыми бяка-шаман вершил свои целебные изуверства… Тоска!

Знаю, что «тоска», только мне, чувствую, сейчас будет еще тоскливее. Как это обычно и бывает, сразу после битвы на меня навалился груз самых тяжелых моих обязанностей, а с ними и беспросветный депресняк.

Хотя нам вроде как и удалось нейтрализовать все сильные стороны аиотеекского войска, хоть и получилось вроде обмануть и застать их врасплох, обеспечив себе максимальные преимущества, однако и без жертв с нашей стороны не обошлось. И этих жертв уже было немало, а будет еще больше потому как…

Впрочем, интуиция мне подсказывает, что для расстройств и печалей поводов у меня еще будет предостаточно, так что пока надо гнать тоску от себя как можно дальше и надеяться на лучшее.

— Не парьтесь, — подбодрил я бросающий на меня печальные взоры молодняк. — Вряд ли вы чего-нибудь упустите существенного. Аиотееки же в крепости запрутся и их надо будет еще оттуда выковырять! Зато благодаря вашей помощи многие их наших товарищей останутся живы. А от этого, поверьте старому шаману, Мана прибавляется еще куда сильнее, чем от десятка добытых скальпов! Пусть эти дурошлепы бегают с копьями вдоль забора, зато Предки даруют вам троим невероятную удачу и все ваши труды окупятся сторицей!

Несчастные верили мне, кивали головами, но даже у смертельно раненных пациентов, которых, поверьте, на этом пляже хватало, глаза и то не были такими тоскливыми.

Ну вот, как я и говорил…

— Там эта… Шаман Дебил, аиотееки в своей крепости заперлись… Ну, той, что внутри другой крепости. Вождь Лга’нхи меня позвал тебя на совет звать… — спустя так примерно минут сорок после того как я приступил к обязанностям шамана-лекаря, сообщил мне Риги’тгу, молодой еще вояка из ирокезов, спешно пролетевший сквозь поселок прибрежников от осажденной крепости.

Я оторвался на мгновение, чтобы вытереть предплечьем пот со лба. Лучше не стало: руки, окровавленные по самые плечи, — плохая салфетка. Да еще мухи и прочая насекомая гнусь, привлеченная запахом крови и вывороченных внутренностей, обильно роились над полем боя, не брезгуя заодно уж отдать визит вежливости и мне.

Поглядел на Риги’тгу, старательно делавшего равнодушное лицо, изображая, что его нисколечко не волнует тяжелая атмосфера военно-полевого госпиталя, стоны и вид ран на телах его недавних сослуживцев. А с лица-то эвон как сбледнул…

Впрочем, не удивительно, это же тот самый приемный сын Гит’тевека, которому я после Большой Битвы плечо врачевал. Небось, как окунулся в эту атмосферку, так сразу и накатили воспоминания.

Да уж… Одно дело ворочать копьем посреди драки, мечтая о героической воспетой в балладах смерти, и совсем другое—столкнуться вот с этой крайне неприглядной и совсем не героической стороной воинской жизни… Так что атмосферка у нас и впрямь та еще!

И кровь да мясо—это еще не все радости этой стороны. Частенько, схлопотав повреждение, кишечник автоматически опорожняется, чтобы не создавать своему хозяину дополнительных проблем во время выздоровления. Так что запашок тут стоит… не как в магазине парфюмерии. Вот на парня и накатило.

Впрочем ладно, все это лирика… Так о чем он там говорит?

Ага. Ясное дело, наши вояки добежали до крепости, безрезультатно потыкались в ограду и запертые ворота, как стадо баранов, и теперь требуют Шамана на совет.

Ведь одно дело — сказать, что «ни фига не знаю, что делать», потому как никогда раньше не то что не брали, но даже и не видели подобных крепостей. И совсем другое — солидно пригласить на Совет. А уж на Совете Шаман по-любому словесного поноса сдержать не сможет и изложит все, что ему Предки наподсказывают.

А я бы и рад на совет, потому как без моего присмотра эти гении еще тех дел наворотят! Да тут у меня еще четверо раненных не осмотрены. И еще один с пробитым брюхом осмотрен и отложен на потом, потому как возиться с ним долго, а тут люди кровью истекают. А мы и так уже восьмерых потеряли безвозвратно, да еще как минимум пятеро под большим сомнением, выживут или нет. И просто раненных — полтора десятка. И это еще не считая тех, кто не счел свои раны серьезными и не обратился за помощью… Какая, однако, расходная с точки зрения человеческих жизней эта штука — война. Даже когда вроде и побеждаем, все равно несем огромные потери. И абстрагироваться от них, переведя человеческие жизни в статистические данные, у меня никак не получается. Это какому-нибудь маршалу-генералу будущих времен, командующему многотысячными а то и миллионными армиями легко — полк туда, дивизию сюда, допустимый процент потерь столько-то… А я со всеми этими, еще очень молодыми, в сущности, ребятами, из одного котла ел, у одного костра спал… для меня все они далеко не статистические единицы.

Впрочем, не уверен, что и генералам-маршалам легко… Чёрт. Опять не о том думаю. А думать надо о том, чем занять своих вояк, пока я тут раненных обрабатываю. А то ведь полезут сдуру штурмовать крепость в лоб и добавят мне работы.

— Шесты заготовьте, — бросил я, распуская наспех поставленный жгут на руке очередного пациента, смывая с раны запекшуюся кровь и готовя новую иглу с ниткой. — Толстые… в руку толщиной. Крышу разломайте какую-нибудь или забор…

— Зачем эта?

— Лестницы будем вязать.

— Чегой-та?

Вот ведь блин. Крепости они собрались штурмовать. А у самих, в смысле степняков и прибрежников, даже и слова-то такого «лестница» в языке нет. Раве что у горцев… Только вот сколько раз пользовался лестницами в горских царствах, где они бывало встречались, но так и не соизволил узнать их местное название. И ведь не нарисуешь, пачкая руки в песке.

— Доставайте шесты, — бросил я раздраженно. — И ремней побольше или веревок… А еще можно большое бревно взять… Надо будет прикинуть, как к нему ручки какие-нибудь приделать или петли, таран будет. А еще плетни где-нибудь выломайте — надо будет что-то вроде больших щитов изобразить. Я скоро подойду и объясню, что со всем этим делать. Лга’нхи передай, чтобы без меня не начинали!

Эй, погоди! — окликнул я уже было припустившегося бежать назад молодого. — Они ведь там заперлись за той оградой, что внутри другой ограды стоит? Тогда еще передай Вождю Лга’нхи, что ее окружить надо со всех сторон, чтобы аиотееки убежать не могли… Я скоро приду.

Скоро не скоро, а наверное час с лишним я еще провозился. Раненого в живот пришлось добить и еще один с раной на ноге сам истек кровью, сколько ни крутил я жгут и ни зажимал рану тряпочными тампонами. Видать, повредило ему вражеское копье какую-то важную артерию.

Так что количество безвозвратных потерь уже достигло десяти человек. А ведь это — одна пятая всего вышедшего в этот поход воинства. Да еще как минимум трое под большим сомнением… Ненавижу войну!

Подошел к «кремлю», где меня уже нетерпеливо поджидали не навоевавшиеся детишки. Едва ли не приплясывают, поглядывая с надеждой, что я покажу им, как перелезть через ограду, чтобы схлопотать там еще парочку-другую-третью ранений!

Ну да хоть подходящих шестов наломали… И вообще, материала заготовили даже с избытком, небось, половину дос’тёковского поселка в щепы разнесли. Хотя нет, это мне так с усталости да с непривычки кажется.

Показал, как надо лестницы вязать, делая зарубки на длинных шестах, вставляя в них короткие перекладины и плотно привязывая веревками или ремнями. А пока соплеменники вкалывают, обошел укрепление по периметру.

…Может, оно и хорошо, что придется сейчас эту крепость штурмовать — мои поучатся, как это делается. Уж лучше тут, чем на каком-нибудь более серьезном объекте. Если я хоть что-то в жизни понимаю, то сейчас в «кремле» заперлось не больше десятка человек. А скорее, и того меньше, человек пять-семь. Так что больших трудностей вроде как не предвидится.

Однако все равно действовать будем по полной программе, чтобы испытать на практике мои теоретические знания, в свое время щедро начерпанные из интернетовской помойки.

Нет, зигзагообразные окопы по методу маршала Вобана копать, ясное дело, не будем. Меня, конечно, все тут любят и шибко уважают, однако предложи я им такую чушь, в этом самом окопе и закопают, предварительно переломав все кости, чтобы вписался в зигзаги. По этим же соображениям, думаю и начинать строить катапульты с осадными башнями не стоит. Но вот все остальное…

Итак, что у нас имеется. Ограда высотой метра два с небольшим. Ну а перед ней—ров-канава и небольшой земляной вал.

На мой взгляд, смотрится все это не слишком устрашающе. Но и такая «оградка» может стать серьезной преградой. Даже через простой сельский жиденький плетень попробуй-ка сразу перелезть, особенно когда с противоположной стороны в тебя копьями тыкают. Недаром крепости, как надежный вид укреплений, дожили аж века до XIX, а в нашу «доцарьгороховскую» эпоху это практически непреодолимая преграда.

…Кстати о копьях. Когда был внутри, посмотреть не догадался, не до того было… А впрочем, в моем полном распоряжении внешняя ограда, так что могу изучать конструкции защитных крепостей аиотееков на ее примере.

Прошелся по так внезапно обезлюдевшему за один день лагерю. Да уж. Еще только утром был полон жизни и людей, на что-то надеявшихся, строивших какие-то планы, а теперь большая часть из них мертва, кому-то удалось сбежать, а еще горстка, запершись в укрытии, готовится умереть.

К черту. Вот стена, а вот, как я и думал, «стрелковая ступень» вдоль нее. Конечно, стрелки там не стоят — извивы местной идеологии, распространившейся почему-то аж на оба берега моря, подобного не одобряют. Но тем проще копейщику — можно, высунувшись над оградой почти по пояс, колоть тех, кто пытается перемахнуть через стену, не боясь схлопотать стрелу. Ну да на это у нас бумеранги имеются.

— Вот, обвязывай вот так вот, — подсказывал я своим ребятам еще спустя полчаса, — чтобы хвататься было проще. И чурбачки вставляйте… Да вяжите поплотнее, потому как ежели сорвется, пальцы вам в кашу раздавит… Сделали? Ну-ка, давайте вон на той хижине попробуем…

Хлипкая хижина, даже скорее просто шалаш, ударам тарана подалась не сразу — гибкие прутья, из которых она была сделана, очень неплохо амортизировали удары бревнышка, которым размахивало восемь человек. Но тем даже и лучше — пусть набираются опыта, с воротам тоже будет непросто.

— Слушай, Дебил, — прервал мои размышления Лга’нхи. — Может,хватит с деревяшками возиться? Может, уже пора начинать драться?

— Нет, — твердо возразил ему я. — Драться мы начнем… завтра. Ага, завтра на рассвете.

— Дык ведь…

— …Ибо это не единственная крепость, которую ирокезам предстоит еще взять штурмом в будущем, — не слушая его доводов и резко переходя на высокопарно-шаманский стиль, продолжил я. — А Духи каждый раз подсказывать не станут. Так что все Это надо будет опробовать сейчас, чтобы потом мы могли научить этому остальных!

— Так что же нам, еще прикажешь посреди битвы обедать начинать? — вспылил брательник, потому как для него подобная странность, прервать битву, отложив ее для более подходящего времени, казалось чем-то немыслимым и непонятным. Тут уж если начинали биться, то бились до конца. Потому как пока еще больше уповали на свою звериную ярость, чем на строгую дисциплину и выдержку солдат более поздних эпох.

Ничего. К этому тоже будем приучать. Потому что в этом — тоже сила.

— А что, пожалуй и стоит людей покормить, — согласно кивнул я головой. — А после того как поедим, я всем сразу и расскажу, что делать будем.

Специально не стал атаковать на рассвете, чтобы мои вояки могли видеть, что происходит, запомнить и пересказать внукам.

Зато всю ночь кто-то из караульных время от времени подходил к воротам или стенке и начинал стучать по ней палкой или перекидывал связку хвороста или травы — сон для осажденных должен быть недоступной роскошью!

А вот утречком, когда солнце уже встало…

Начали мы с ворот. Под прикрытием больших плетней-щитов — фактически, выдранных секций местной ограды для скота — к воротам подошли десятка полтора бородокосичников и начали лупить по ним тараном.

Затем с западной стороны в бой пошли ирокезы, усиленные остатками войска союзников.

Словно на каких-то показательных учениях, сначала в ров полетели фашины (хотя по-хорошему, наши и так перепрыгнули бы его на раз), на них настелили мостик, по которому на вал взлетела штурмовая оикия с парой лестниц наперевес. (Сколько времени я вчера потратил на обучение измерения высоты стены по тени, которую она бросает на землю… И сколько нервов!)

Но первыми за стену пошли не наши вояки, а бумеранги и мои спец-средства… Хреновенькие, надо сказать, спец-средства — всего-лишь связки сухого хвороста, смоченные в жире коровок, в середину которых были напиханы пучки местных водорослей. Полусырые мясистые стебли и листья давали много едкого и противного дыма… Правда, прогорали они довольно быстро, но по моему замыслу, и этого времени должно было хватить, чтобы на несколько секунд отвлечь внимание противника, заставив его чихать и тереть глаза.

А вот уже следом… Первым над забором, естественно, взлетел Лга’нхи, вздымая над головой свой Волшебный Меч. И с боевым кличем скаканул вниз. А ведь я предупреждал его, что с той стороны могут быть какие-нибудь сюрпризы и действовать надо осмотрительно. Но видать, треск распахнувшихся ворот пробудил в нем какие-то соревновательные инстинкты.

За ним полезли и остальные вояки, затюкав и отпихав своими могучими локтями и плечами от Лестниц к Славе Великого Шамана Дебила… Так что в крепость я попал, фактически когда уже там все кончилось. Как говорится, кто не успел, тот опоздал.

Да я особо и не рвался. Пусть молодые вперед лезут, а мне всякой там Маны и Славы и так хватает. Меня интересует совсем другое — вот это кто, например? Голова так раздробленна, что и не сразу поймешь, какого цвета была шевелюра при жизни… Впрочем, такие раны обычно наносит только меч моего брательника, сжатый его могучими дланями. Так что это, скорее всего, враг.

Как и этот, истыканный сразу несколькими копьями… Вот нахрена было панцирь в клочья рвать?! Лиходеи!

А вот это уже наш — кровь обильно сочится из пореза от нижней челюсти до виска, заливая красным цветом соломенную бороду с косичкой… А вот рядом и его враг лежит, копье все еще в брюхе. Оба живы, хотя и пребывают в шоке и пялятся друг на дружку, словно в гляделки играют. Только вот рука аиотеека судорожно царапает кинжал на поясе.

Ну его нафиг — от греха подальше подошел и, прижав пальцами руку бородокосичника к древку, резко вырывал копье, слегка задирая в сторону и вверх. Это если и не убило, то заставило супостата потерять сознание. А поскольку оружие было в руке победителя, Духи не перепутают, кому адресовать положенную пайку Маны. А главное, ко мне претензий не будет.

— Дай-ка, я на твою голову посмотрю. Сколько пальцев видишь? Куда сознание теряешь? Вроде, не так сильно тебя и порезали… Ладно. Привяжем к физиономии тампон из тряпок, примотаем бинтом и пойдем дальше живых искать.

Глава 17

И вновь за бортом море, и вновь по левую руку от меня медлительно проплывает пустынный берег — все та же опостылевшая степь с редкими вкраплениями рощиц вдоль долин добравшихся до моря речушек и ручьев. Учитывая, что я даже не могу развлечь себя греблей, скука невыносимая. Только и остается, что пялиться по сторонам да думать всяческие мысли.

…Вот например, был ли какой-нибудь смысл штурмовать эту чертову крепость? Нахрена вообще было ввязываться в драку?

Добычи нахватали выше крыши? Скальпов набрали вагон и маленькую тележку — хватит существенно пополнить и Знамя Ирокезов, и Знамя бородокосичников? Разнесли в дребезги сильное вражеское укрепление?

Так добычу частично пришлось прикопать в одном неприметном местечке, а частично, ту, что сама умела передвигаться на четырех ногах и представляла наибольшую ценность, прогнать пинками в степь. И не факт, что мы еще когда-нибудь увидим все эти «частицы». Скальпы? Не радуют они меня уже давным-давно, скорее даже начали вызывать чувство омерзения. Кусок человеческой кожи с клоками волос на нем — первые один-два, ну пусть десяток — это свидетельство, что ты состоялся как воин, а потом… После возни с раненными и «облегчения мук» умирающих на все эти знаки отличия начинаешь смотреть как-то менее восторженно.

Что там еще? Вражеский форпост вырезали? Так через полгода, ну может год, тут новый появится. Да еще и куда более укрепленный и многочисленный, раз уж предыдущий подвергся разграблению.

А ведь вполне можно было обойти этот поселок и эту крепость стороной и плыть себе дальше, останавливаясь лишь на мелких рыбацких хуторках, чтобы отдохнуть и разжиться информацией, не ввязываясь в драки и не теряя людей. Пусть мы формально уже и находимся на землях, контролируемых аиотееками, простора тут вполне хватает, чтобы затеряться горстке человек на трех лодках.

…У меня как раз по этому поводу был серьезнейший разговор с Лга’нхи, чуть было не переросший в грандиознейшую со времен последнего хождения в Иратуг ссору. Наверное, только некоторый уже появившийся у нас опыт наших разногласий как-то позволил нам обоим сманеврировать и не доводить столкновение противоположных мнений до полной катастрофы.

Все-таки, мы с ним не просто умеем ценить и уважать друг друга, но и правда чувствуем искреннее родство. Пусть внешне и характерами мы похожи друг на дружку еще меньше, чем герои голливудской комедии «Близнецы» (той самой, где близнецов играли Шварцнеггер и Де Вито), а все равно мы братья. По роду-племени, по оружию, по стремлению к общим целям и идеалам, пусть иногда (чаще всего) и кажется, что эти цели и идеалы прямо противоположны.

Однако один хрен, когда мы ругаемся, я чувствую это практически на физиологическом уровне — тошнота, отвращение ко всему, раздражение.

А когда мы заодно — словно ростом выше на пару метров становлюсь. Появляется ощущение, что все получится и что мы реальная Сила! И я уверен, он чувствует что-то похожее. И что мы оба нужны друг другу, чтобы победить этот мир.

…И не надо банальных упрощений типа я — ум, а он — Сила. Тут скорее что-то другое. Я — пусть дырявый и глючащий на каждом шагу, но носитель опыта тысячелетней цивилизации. А он — та то невероятно яростная, то потрясающе терпеливая и упорная сила, что эту цивилизацию создавала.

Я с точки зрения опыта подсказываю наиболее короткие пути и предостерегаю от явных, но неизбежных ошибок. Но все мои знания были бы забытым и никому не нужным архивом, хранящим пусть и сверхценную, но ни разу не востребованную информацию, если бы в нашей связке не было локомотива по имени Лга’нхи, чья неуемная энергия стихии проталкивает вперед нашу тележку, попутно ломая тысячелетние стены косности и лени.

Мы смотрим на мир слишком по-разному, но то невероятное Чудо, что принесло меня сюда и дало шанс выжить в абсолютно чуждом мире, также смогло заставить и эти два абсолютно разных взгляда на жизнь смотреть в одну сторону на общую цель.

Потому-то так часто и создается впечатление, что цели эти у нас абсолютно разные. И вот тут-то и важно как никогда найти некую общую точку соприкосновения, сосредоточившись на которой, наши взгляды приобретут стереоскопические глубину и объем.

Вот как тут, например, — пусть понимание и представления о «правильном» у нас и отличаются, но стремимся-то мы к одному — благу и процветанию Великого Племени Ирокезов, а через это — и всей той огромной массы народа, которая приходится ирокезам пятиюродными родственниками со стороны бабушки двоюродного дяди пришедшей из другого народа жены… А это при нынешнем составе племени — почитай уже весь мир!

…Да-да, включая и аиотееков, ведь благодаря многочисленным женам и усыновленным детям они теперь тоже наша родня.

Увы, Лга’нхи пока этого еще не понял. Вернее, теоретически осознал после моих разъяснений и доводов, но вот в сердце это знание еще не впустил.

Я его не виню. Я это и сам понял только вот буквально только-только, когда через несколько дней после сражения бродил по вражескому лагерю, приглядывая, чего бы ценного спереть оттуда, ну и вообще изучая обстановку.

И вот, пока бродил мимо этих шалашей да хижинок, разглядывая оставленные циновки, посуду или предметы одежды, вдруг как накатило понимание, что тут ведь тоже люди жили. Мало чем отличающиеся от ирокезов, перенявших многие привычки и традиции своих врагов. Или, например, от Эуотоосика, который не только смог вписаться в наше общество, поделившись немалым багажом знаний, но и занял там вполне достойное себя место.

И нахрена тогда, спрашивается, мы воюем? Места мало? Идеология отличается? Ресурсы не поделили? Так в степи места — еще не одну тыщу лет заселять и заселять. Идеология по сути одинаковая даже по части неиспользования метательного оружия, что намекает на некий общие корни. А ресурсы… Мы пока их толком и не используем — так, по поверхности скребем иногда.

Так что же тогда получается, деремся мы из-за разного цвета волос или чуждого языка, на котором говорит неприятель? Так и язык наш тоже уже столько аиотеекских слов в себя впитал, что даже не уча специально, какой-нибудь среднестатистический ирокезский мальчишка сможет внятно донести простейшую мысль до аналогичного аиотеекского пацана. А что касается цвета шевелюры, так я уже об этом думал. Сам далеко не белокурый викинг. И среди ирокезских детей уже процентов 15–20 сплошь брюнеты.

…Ах да, есть еще одна мелочь. Они мечтают всех нас себе подчинить и стричь как стадо овец. Это да. Это достойная причина…

Это достойная причина быть сильными. Потому как если будем сильными, докажем, что мы им равны и аиотееки будут вынуждены с нами если не дружить, то считаться.

И тут как раз вступает в игру логика и видение жизни моего названного брательника. Для него, выросшего в племени, находившемся в состоянии перманентной войны со всем остальным миром, концепция «хочешь чтобы тебя не трогали — нападай первым» была очень органична и понятна.

Вот для него все эти бессмысленные с моей точки зрения жертвы были лишь необходимым взносом за право нашего народа существовать.

Но я знаю о существовании и другой логики, и других возможностей. Возможностей договариваться. Договариваться, заменяя перманентную войну друг с другом объединением усилий ради общих интересов.

Каких интересов? Да хрен его знает! Устроения наиболее благополучной жизни, Войны с Ктулху и нашествием инопланетян. Цивилизации…

Вообще, интересная это штука, «цивилизация» — хоть для подготовки базиса и нужнен мирный период, но качественно что культура, что наука чаще всего продвигаются во время больших войн и потрясений, меняющих устои жизни.

Взять вот тех же наших приятелей аиотееков. Не появись они на этом берегу, и еще тысячи лет по степи бродили бы горстки бредущих за стадом коров человечков. Или сотня за сотней лет уходили бы в море рыбацкие лодки. А горские князья назначали бы друг другу войны, продавая задорого свою бронзу окрестным дикарям.

Но вот ведь, вторглись — и мир переменился. Началось копошение, кружение и обмен знаниями. Старые ветхие нормы под воздействием этого шебуршения стали распадаться в пыль, оставляя место лишь новым толкованиям незыблемых истин. Уничтожая слабых и делая сильных еще сильнее.

Ведь если присмотреться, то пока все, кого подмяли под себя эти заморские завоеватели, в плане развития и впрямь по сравнению с аиотееками были сущими баранами — что степняки, что прибрежники, жившие маленькими воюющими друг с дружкой группками. Куда более продвинутых горцев аиотееки подмять так и не смогли.

Зато народы, оказавшиеся втянутыми в их Империю, резко потопали по пути цивилизации, подгоняемые пинками хозяев. Усилился товарообмен и обмен опытом. А координация хозяевами усилий разных, подчас мало похожих друг на друга, племен уже дала видимый результат. Ну вот хотя бы с этими гок’овыми канатами, которые внезапно резко подешевели.

И если посмотреть в исторической перспективе, лет через сто все эти народы станут жить не точно так же, как жили их дедушки, а может самую чуточку, но лучше — сытнее, безопаснее, что позволит развиваться разным там наукам и искусствам.

Вот только вся эта благодать будет опираться на фундамент из могильных плит «невписавшихся» в цивилизацию народов.

Вот и пойди-пойми, хорошая эта штука «Цивилизация» или нет.

Но это все лирика, попытка охватить некие глобальные, почти геологические процессы своим слабым человеческим восприятием. А вот сразу после битвы меня волновали совсем другие проблемы.

Чудо из чудес, что убитых на штурме крепости у нас и не было. Да и ранено было всего два человека, и раны эти были относительно легкими. Вероятно, это потому, что измученных бессонной ночью аиотееков тут оказалось всего шестеро, двое из которых еле держались на ногах из-за полученных ранее ран. И когда мы навалились на них всей толпой, да еще и с разных сторон, наше преимущество было подавляющем.

Надо бы радоваться. Но из полусотни, вышедшей в поход, мы уже потеряли четырнадцать человек и почти каждый из выживших имел какое-либо ранение. Пусть мои гордые вояки и считали все это пустяками, не стоящими внимания настоящих воинов, но по мне — миссию уже стоило бы завершить и двигать назад.

Однако Лга’нхи со подельниками придерживались прямо противоположного мнения. По их мнению, приключения только начались, и начались весьма удачно. И коль пошла такая пьянка, требовать завершения банкета может только законченный зануда и полностью нехороший человек.

Большие потери? Так ведь и добыча-то какая огромная! Столько всего взяли — и не увезешь!

Таки правда не увезем, потому что в лодки не влезет? Ну так зато предков порадовали видом добычи. А они в ответку наверняка порадуют внуков какой-нибудь ценной подсказкой. Так что ты, шаман Дебил, слушай внимательно, что тебе говорят и не пропусти ценных указаний.

И самое главное —это, конечно, Мана! Мы её нахапали столько, что хоть соли да в бочки закатывай. Никогда ведь еще таковского не было, чтобы вражье укрепление захватить. Про такое былины будут петь по всему миру, славя наш славный союз гребенеголовцев с бородокосичниками.

Уж мы теперь ужо с такой-то Маной всему миру покажем свою крутизну. Всех прямых согнем, а гнутых выпрямим, небо и землю местами поменяем, заставим реки вверх течь, а траву и деревья в обратную сторону расти… Короче, эйфория и редкостная дурь!

Под это дело кое-кто даже выступил с предложением, что надо бы и прибрежницкий поселок на уши поставить и примерно наказать за сотрудничество с врагом. Предложение было встречено с таким энтузиазмом, что я почувствовал, что даже мой прямой запрет с ссылкой на изложенные в письменном виде приказы Предков тут уже могут не сработать. Хоть и пятиюродные родственники со стороны бабушки двоюродного дяди пришедшей из другого народа жены, однако и такой родне надо мозги вправлять, коли она с чужаками шашни крутить начнет.

В общем, чуял я беду немалую для моего приятеля Дос’тёка, которому я, между прочим, обещал полную безопасность. Но тут случилось нечто, направившую энергию моих вояк в другое русло.

Случилось это прямо в день штурма крепости. Я как раз возился с раненными, совершая, так сказать, вечерний обход, когда ко мне прибежал Тов’хай и выпалил сходу:

— Мертвец сбежал!!!

— Чего? — не врубился, я решив, что ослышался.

— Мертвец сбежал, — подтвердил качественную работу моего слухового аппарата Тов’хай. — Тот самый, что тебе по шлему копьем вдарил, а мы с Вик’ту его убили.

— Так как же он сбежал, коли вы его убили?

— Дык ведь…

Короче, поскольку массовое скальпирование покойников проводилось сразу после битвы (дабы никто не скрысятничал чуток маны), а битва наша растянулась аж на два дня, то обдирать скальпы с убитых вчера на пляже пошли только сейчас.

Пошли и увидали, что одного трупа не хватает.

Я или кто еще из «цивилизованных» времен, возможно, такой потери и не заметил бы. Но опытный взгляд охотника сразу распознал несоответствие.

Распознал и нашел следы. И вели эти следы прямиком с пляжа и в сторону от поселка.

— Ну так и пошли бы за ним, — не подумав, брякнул я. — Добили.

— Дык ведь…

Ну да, — сообразил я. — За целым отрядом аиотееков Тов’хай бы пойти не побоялся — подумаешь, дюжина врагов! Но вот пойти по следу одного-единственного, но покойника… Такой охотой пусть шаман занимается.

А шаман бы и рад, да только одна загвоздка: следы я читаю… ну вот примерно как Тов’хай буквы — некоторые узнает, свое имя опознать способен, но вот дальше — ни-ни.

И хрен тут отмажешься от этой незапланированной работенки, даже ссылаясь на необходимость позаботиться о раненых. Согласно местной мифологии, основанной процентов на девяносто на страшилках и пугалках, оживший покойник — это страшная вещь, и вреда от него для живых будет побольше, чем от всех вампиров, зомби и мумий, сотворенных Голливудом, вместе взятых. И ясное дело, что разбираться с такой напастью должен исключительно Шаман… Хотел бы я знать, сколько еще моих коллег сделали себе громкое имя, добивая подобных «оживших» подранков!

Ну да хоть одна польза — узнав об ожившем мертвеце, все наши припухли и притихли, а градус эйфории резко пошел вниз. Они даже из крепости поспешили слинять, разбив новый лагерь на берегу моря, я его самолично окружил «волшебной линией», через которую нежить переступить не сможет. (Стопроцентная гарантия фирмы «Дебил и компания»).

На ночь глядя я, ясное дело, ловить мертвяка не пошел.

И дело вовсе не в страхе перед ночной мглой, когда все силы Зла выбираются из своих захоронок и властвуют на земле безраздельно. Просто если так случится, что моя добыча повреждена гораздо менее, чем я рассчитываю, то в темноте против местного вояки, пусть и раненого, я буду беззащитен.

Так что ночь я провел в особо важных камланиях, набив пузо мясом жертвенного животного, погрузившись в вещие сны и выводя носом особо секретные шаманские посапывания и всхрапы.

А утром — куда деваться? — одел доспехи, прихватил протазан и поперся по следу, проклиная подонка Хииовитаака, сумевшего и тут мне подгадить.

Августовская жара начала буйствовать с раннего утра. Все тело жутко потело и чесалось под плотным панцирем и шлемом. И от всего этого опять начала болеть едва успевшая подзажить спина.

А в рощице, куда повел меня застарелый след, вместо ожидаемой прохлады меня встретила паркая духота и полчища насекомых.

И так, постепенно сходя с ума от жары и бесконечного насекомого звона над головой, я бродил по этой чертовой роще почти до полудня, то теряя, то вновь находя оставленные следы. А потом внезапно вышел в степь.

Если на влажной почве рощицы еще и можно было отследить противника, то искать его в степи? Благодарю покорно. Я вам не Лга’нхи, не Тов’хай или Нит’кау. Если им это надо, пусть следопытят сами.

Так что добреду-ка я вон до того холма и огляжу с его вершины окрестности. Если ничего не увижу, начну придумывать байку про то, как я всех победил, а труп врага слопал вместе со скелетом под воздействием приступа непреодолимой свирепости. Пусть бояться, сволочи!

Скуля от жары и усталости, заполз на холм. Огляделся своими подслеповатыми с местной точки зрения глазами — тишь да благодать. Океан высохшей и чуть покачивающейся под дуновениями легкого ветерка травы. Вот разве что…

— Да не, скорее всего это просто животинка какая подохла, вот стервятники над ней и вьются — бормотал я, спускаясь с холма и припустившись легкой рысцой в направлении точки, над которой вился десяток черных птичек. — Только зря пробегаю… Оно, конечно, километра два тут будет, не больше, но на такой жаре… Чертов Хииовитаак!!!

Добежал — он самый и есть, Хииовитаак собственной персоной, причем в собственном соку, сиречь кровище. Валяется под каким-то кустом, не подавая признаков жизни. То-то птички над ним вьются… Но раз не садятся, значит еще живой.

Так план будет такой: аккуратно подойти, ткнуть копьем, ободрать скальп, а потом уж…

Даже и не знаю как это получилось. К лежащей в тени кустов добыче мы подошли вместе. И хотя он не скрывался, но заметил я его, когда между нами осталось расстояние хорошего прыжка… Его, естественно.

Старый приятель и ужас местных степей, мохнатый тигр пожаловал за своей законной добычей и теперь смотрел на меня с иронией и некоторым даже любопытством — «Что ж ты за дурак такой, что сам лезешь ко мне в пасть?»

Да уж, давненько я не встречал эту напасть на своем пути, расслабился. Привык, что вокруг меня все время толпа крутых вояк, и перестал бояться местной фауны. Вот она мне сейчас, похоже и напомнит, кто в степи хозяин…

А дальше мы действовали чисто на инстинктах: его—в качестве поклонника теории Дарвинауничтожать слабых и глупых, и моих — в случае опасности, направить в ее сторону протазан.

Протазан помог. Но не сильно. Мгновенно распрямивший могучие лапы, отправившие его в стремительный полет, тигр не оказался настолько любезным, чтобы самостоятельно наткнуться на торчащее в его сторону острие. Однако один из топориков он задел, и это не только оставило на его плече глубокий разрез, но и изменило мое местоположение. Так что вместо того чтобы сбить меня с ног и добить, мгновенно прокусив шею, он просто сбил меня с ног, заставив откатиться куда-то в сторону. Недовольно оглядев свой порванный бок и злобно рявкнув, тигр снова направился в мою сторону, на сей раз, видать, решив действовать обстоятельно и без особой спешки.

Я, кое-как извернувшись, умудрился встать на колени. Рука самостоятельно, без участия мозга нащупала на поясе кинжал и, явно не впечатленная его размерами, перепрыгнула на топорик. Тигр прыгнул еще раз, рука дернулась, жуткая боль обожгла плечо и сознание покинуло меня еще стремительнее, чем расчетливая невеста покидает жениха, узнав что тот лишь притворялся олигархом, не имея за душой ни гроша.

Очнувшись, я сразу догадался, что к кострам Предков еще не попал. То ли недостоин, то ли еще жив. Но так или иначе, а все тело адски болело и характерный запах большой кошки вовсю намекал, что тут вам не первобытный рай. В рай злобных тигров не пускают.

Кое-как разлепил глаза, а потом, кряхтя и поскуливая, взгромоздился на задницу. Полянка передо мной была изрыта так, будто тут резвился не мохнатый тигр, а фашистский… В смысле, танк.

А уж кровищи тут было столько, что порхающие над нами птички просто обезумели от ожидания, когда же эти вкусные куски мяса наконец угомонятся и позволят состояться большому птичьему банкету. Хрен вам, пернатые, голодайте!

Но кровушки и впрямь натекло слишком много. Если все это из одного меня, то во мне столько нет… Или есть? …Не-е-е. Точно нет! Даже если бы одна десятая всей этой крови вытекла из меня, я бы сейчас размышлениями на эти темы не страдал бы.

Повернул чуток голову. Ага. Вон лежит тигриная туша… Интересно, кто это его так? Неужто я?

Любопытство даже пересилило боль, тошноту, слабость и разламывающуюся голову. Пополз к лежащей чуть в стороне мохнато-полосатой шкуре.

…Лядь!!! Он еще был жив!

Но явно уже ненадолго — сбоку в горле зияла огромная рана, вероятнее всего нанесенная моим топориком. Видать, не зря я столько лет тут учился пользоваться оружием, раз все-таки сумел направить его в нужное место даже в такой стрессовой ситуации… А может, просто повезло.

Но так или иначе, а длинное лезвие боевого топорика вошло, наверное, по самую рукоять в звериную шею. И заполучив такую рану, тигр как-то быстро передумал меня есть и заметался по поляне, в попытке избавиться от постороннего предмета в своем теле взрывая своими мощными когтями тысячелетний дерн… Что ж, вероятнее всего, избавившись от топора, он лишь усилил кровоток и вскоре рухнул без сил.

Пару минут мы поиграли с тигром в гляделки, и он вроде как даже еще подмигнул помутневшим стекленеющим глазом мне на прощание, предупреждающе оскалив клыки, мол, «не расслабляйся, парень, еще увидимся».

Стало как-то очень жутко. Даже в мертвом виде тигр внушал страх и уважение. Однако, надо было заняться собой.

…Видать, я специально оттягивал этот момент, боясь взглянуть правде в глаза: Если рана достаточно серьезная, я либо истеку кровью немедленно, либо стану калекой со всеми вытекающими отсюда последствиями. И даже моя великая слава и имеющийся в моем личном распоряжении канал прямого общения с предками вряд ли мне позволят сохранить свой статус Великого, если тигр лишил меня возможности двигать рукой.

Развязывать ремешки на панцире я не стал, а просто перепилил их фест-кийцем, который, кстати наши ребята нашли на теле какого-то крутого оуоо и с почтением возвратили мне обратно. Кажется, моя репутация достигла такого уровня, что даже потерю собственного оружия мне как-то умудряются поставить в заслугу. Дескать, Великий Шаман впереди себя свой нож отправил и тот всех победил…

Отвязал флягу от пояса. Сумев сдержаться, напился крохотными глотками, а остатками воды обмыл пораненное плечо.

Однако, да. Трудно, конечно, разглядывать на себе, но похоже, панцирь спас мне жизнь. Только сняв его, я увидел, какие жуткие следы оставили на его просоленной коже тигриные когти. Если бы там была моя кожа, от мышц руки, наверное, остались бы одни лохмотья. А так, плечу досталось только на излете, но и этого «излета» вполне хватало, чтобы даже простое качание безвольно повисшей руки вызывало приступы дикой боли.

А кое-где, похоже, придется шить. Но это позже. Сейчас надо просто залепить рану, чтобы никакая зараза в нее не пролезла.

Ну да, к счастью со мной была моя лекарская сумка с набором первой помощи. Так что я, весело пожевывая обезболивающий корешок, смог, предварительно помазав заживляющей мазью, замотать рану чистыми бинтами.

После всех этих усилий пришлось не меньше минут тридцати полежать в полном изнеможении, набираясь сил для других подвигов. А потом пополз собирать свое разбросанное по полянке оружие.

Нет, не потому что и впрямь рвался на очередные подвиги, просто приобретенные рефлексы заставляли чувствовать себя голым, когда со мной не было чего-нибудь способного колоть, рубить, кромсать и наносить прочие серьезные повреждения враждебному мне организму.

Так. Вон из травы торчит рукоять моего топора… А вон возле трупа Хииовитаака валяется выбитый из рук протазан. Заодно и скальп с трупа сдеру, как доказательство, что мертвяк упокоился окончательно.

Дополз… Да что же за день сегодня такой?! И этот смотрит на меня еще вполне себе живым взглядом.

— Ты убил травяного демона, — едва слышно прошептал Хииовитаак, когда я приблизился к нему почти вплотную.

— А у вас Там чего, такие не водятся? — внезапно пробудился во мне исследовательский интерес, потому как «травяной демон», как мне показалось, является какой-то недавно выдуманной конструкцией. Я, конечно, докторской степени по филологии аиотеекского языка не имею, но думаю, что такая персона как тигр заслуживает собственного названия, а коли его нет… Опять же, когда в плече болит, в башке звенит, а мерзкий отвратительный комок тошноты долбится со стороны желудка по горлу, хочется использовать любую возможность, чтобы отвлечься от этих ощущений… И вообще, не шевелиться.

— Нет… — опять едва прошептал Хииовитаак.

…Нет, ну вот кто так делает? Сказали-то всего по фразе, обменявшись малозначительной на данный момент информацией, а уже будто ниточка между нами протянулась. И рвать эту ниточку сейчас — как по живому резать.

— Дай воды… — не то попросил, не то потребовал Хииовитаак, и мне сразу бросились в глаза его высохшие и потрескавшиеся губы.

— Нету, — с сожалением сказал я, перевертывая в подтверждении своих слов фляжку вверх ногами.

— Кусты. Ручей. Вода. — Смотря на меня как на идиота, тонко намекнул раненный.

Ага. Понятно, почему он лежит именно тут — сообразил я. В этих жарких степях любой источник влаги способствовал буйной растительности вокруг себя. Так что, если есть кусты, значит должна быть и вода… Только бы добраться до нее, потому как мне вода тоже очень даже пригодится.

Увы, обильного и прохладного ручья не нашлось. Когда я, преодолевая приступы боли в подранном плече, протиснулся в середину зарослей, там нашелся лишь крохотный ключ, пополняющий быстро высыхающей влагой грязную лужу. Однако привередничать не пришлось. Аккуратно, стараясь впускать лишь верхний наиболее чистый слой воды, набрал полные фляги — свою и Хииовитаакову, которую догадался снять с его пояса.

Выполз. Дал напиться своему врагу. И горько вздохнув, сказал: «Ну, показывай свои раны».

Жаркая августовская ночь, почти не дающая прохлады. Оглушительно трещат цикады, где то вдалеке кричит какая-то ночная птица… А может, лягушка — не разбираюсь я в них. И на все это с непостижимо высокого неба с интересом, будто зрители в театре, поглядывают далекие звезды. И сейчас, когда подсвеченная солнцем атмосфера не мешает смотреть на них, кажется, что между тобой и этими звездами ничего нет, и ты даже чувствуешь взгляд какого-то там альдебаранца, который в этот момент так же сидит на своем альдебаране и тоже пялится в небо.

Пялится в небо и видит этот одинокий потрескивающий сухими ветками кустов крохотный костерочек, зажженный не столько для тепла или приготовления еды, сколько для уюта и чтобы не оставаться один на один с ночной Тьмой под пристальными взглядами этих звезд.

У костерка сидят двое…

— Вишь ты, — многозначительно шепчет чей-то голос. — Видал чего, у шамана-то нашего раны на том же плече, что и у тигра!

— И не буду я на тигра этого лишний раз глядеть. Ну его на хуй! — шепчут в ответ, добавив в конце новомодную, разработанную лично мной формулу магического отворота.

— А чего?

— А того, олух. Пошел наш шаман на мертвяка охотиться, а убил тигра. Да видать, не простого, раз тот смог его поранить…

— Так ыть аиотеек-та…

— Во-во, ты и подумай. Аиотеек-то живой, его шаман не убил, а даже перевязал зачем-то. А рядом тигр мертвый лежит. Вот и соображай сам, стоит ли лишний раз на того тигра глядеть!

— Ну его на хуй! Ну его на хуй! Ну его на хуй!

...Долгая пауза, озвученная воем местного аналога шакала да постреливанием хвороста в костре…

— Так ты думаешь, что это… — не выдерживает первый голос. Но второй его грубо прервывает.

— Ох и дурень же ты, Тов’хай. Вроде ведь солидный воин и муж смышленый — на Совете тебя как седого старца слушают. А будто дите малое, простейших вещей не понимаешь и нос свой куда не след суешь. Будто не знаешь, что про такие вещи ни говорить, ни даже думать не надо. А то притянешь к себе всякого…

...Опять долгая пауза…

— А вот что ты насчет мертвяка думаешь? — опять не выдерживает Тов’хай. Парень он, несмотря на немалый жизненный опыт, еще молодой, мистикой вдоволь не переболел и сдерживать любопытства не научился. — Некоторые говорят, что он оттого появился, что сразу скальп с него не сняли. Пролежал всю ночь на песке, встал и пошел. Потому как скальп надо сразу снимать, а иначе вон оно чего получается!

— А чего тогда он один встал? — задает резонный вопрос неизменный напарник Тов’хая Нит’као. Чувствуется, сколько ни боролся он сам с собственным желанием почесать язык на запретные темы, но уж больно заразным оказался этот вопрос и «чесотка» перекинулась и на него. — Не, так понимаю я, все тут просто. Видать, не простой это аиотеек был, раз наш шаман посреди боя его дразнить начал да на бой вызывать.

— Так ведь это я его с Вик’ту копьями-то того…

— Вот-вот! Полезли, куда не след, вот и «того»! Кабы шаман его сам убил, как хотел, уж небось бы не ожил. А вы, дурачье молодое, сунулись, ан убить-то насовсем и не смогли.

— Так я думал что он шамана-то того… Вот и…

— Торопыга ты еще, Тов’хай. Трое детей у тебя, а сам еще чисто дите малое. Будто ты нашего Дебила не знаешь? Он же вечно всегда слабеньким да бестолковым прикидывается, а сам… Ни ты, ни даже я в стольких битвах не участвовали, сколько он прошел. И с воинами, и с демонами, и с чудовищами разными дрался и всех побеждал. Просто рассказывать об этом не любит.

— Ну дык а чего же это он ТАК? Коли ты про себя говорить не будешь, подвигами хвастаясь, как люди о том узнают? За что уважать будут?

— Не знаю, — вздыхает Нит’као. — Видать, большая в этом есть мудрость и сила. Нам не понять. Однако сам подумай. И имя у него… будто насмешка какая. И сам на вид, будто прибрежник недокормленный. Иной раз такую нелепость сделает или скажет, что и дите малое постыдилось бы. А про большие свои дела помалкивает, будто что неприличное сделал.

А видать потому все это, что знает, что про некоторые вещи лучше промолчать. А то притянешь к себе всякого…

— Чего всякого?

— А того. Он же за Кромку почитай как ты по нужде ходит. У него, небось, Там у костров предков уже давно собственный чум поставлен, недаром бабы говорят, что он туда специально свою первую жену отправил. А знаешь, как туда дорога непроста?

— Ну… В моем старом племени шаман тоже ходил… Я, правда тогда совсем мальчишкой был, мало что помню.

— Вот то-то и оно. Я-то постарше тебя буду. Знаю, как это непросто. Наш-то шаман тоже ходил, а потом два-три дня будто лист трясся и внятного слова сказать не мог. А Дебил по нескольку раз в день, бывает, шастает.

— Так прям и по нескольку?

— А ты как думал? Откуда бы ему иначе стока всего знать, чего никто не знает? Я вот скока раз видел, зададут ему задачу, к которой не знаешь как и подступиться. А он сядет на холмик, рожу состроит, будто дубиной вдаренный, едва что слюна с губ не каплет, посидит так чуток, а потом осмысленное решение дает. Да такое, что только диву даешься. Скажешь, это он сам придумывает?

— Ясное дело, не сам, — подтвердил Тов’хай. — Так значит, думаешь, тигр тот не простой?

— Да уж ясное дело…

После того, как я осмотрел и перевязал рану Хииовитаака, пришло время думать, чего дальше делать.

В принципе, рана аиотеека была не особо серьезной. В том плане, что кабы попался он мне на рассортировке раненых, я бы отнес его к категории «средней тяжести». Что означало, надо шить, но особо волноваться не стоит — копье Вик’ту довольно глубоко вошло ему в ногу, а вот тов’хаево оружие, судя по всему, лишь ударилось о мощный воинский пояс с бронзовыми бляхами и сшибло со спины верблюда. Падение на землю выбило из Хииовитаака дух, да еще и способствовало вывиху руки, так что от болевого шока он отключился надолго.

В общем, коли на то будет воля Духов и при наличии у Хииовитаака мощных амулетов, на ноги я его поставлю за пару-тройку недель. Пока, правда, не знаю, зачем, но поставлю.

Вот только сейчас он на ногах стоять не сможет. Опять же, не столько из-за раны, сколько от потери крови.

Зато могу теперь точно сказать, что целителем этот интендант-контрразведчик точно не был — рану свою он завязал отвратительно. Да еще и протопал на раненной ноге черт знает сколько, пока не рухнул без сил. Так что теперь он ходить долго не сможет.

Из меня, кстати, ходок тоже нынче неважный. Я и крови много потерял, да и рука, пусть я ее кое-как и зафиксировал, однако при каждом движении «радовала» меня вспышками дикой боли. Так что пройти в подобном состоянии пару десятков километров до поселка мне сегодня точно не светило.

Потому-то дурью маяться я не стал, а просто разжег костер, набросав поверху влажной травы. Пусть дым, довольно густой у земли, таял, едва поднявшись на десяток метров, я почему-то не сомневался, что наши степняки его учуют.

Они это как-то умели — учуять-углядеть дым за множество километров и даже определить, что горит. Ну а в моем случае, думаю, даже кто поджег. Лга’нхи, помню, вечно ругал меня за «демаскирующий» дым моего костра. Так что, учитывая, что ветерок дует в сторону моря, можно надеяться на то, что кто-то из наших решит проверить, кто это тут со спичками балуется.

Ну а если нет, в ход пойдет план Б, который я еще не придумал, но обязательно придумаю завтра.

…Придумывать не пришлось. Спустя всего три-четыре часа, проведенных в полудреме, откуда-то из травы, словно бы прямо у меня из под ног, появились эти два «брата-акробата» и поинтересовались, «А чего это вы тут делаете?»

Кое-как объяснил, «чего», велел добыть нам свежего мяса — желательно печенку крупного копытного… Достаточно крупного, чтобы хватило на двоих, и свежей воды.

Кажется, охота у Нит’кау заняла не более получаса, и какая-то не то коза, не то антилопа была доставлена к нашему столу еще тепленькой.

Я заставил себя и Хииовитаака слопать печень, которая как я слышал, весьма способствует при потере крови, отдал остальное мясо добытчикам и благополучно вырубился.

Очнулся только посредине ночи, с интересом сквозь сон выслушав их диалог о своих необычайных способностях.

Приятно, конечно, было слышать, как высок мой авторитет среди соплеменников. Кажется, я уже достиг степени их кумира, когда критический взгляд отключается и все огрехи, успехи и случайные события начинают трактоваться в пользу предмета приложения восторгов.

Вот только оправдывать такое доверие… У всякого уважающего себя человека груз подобной ответственности не может не вызвать дрожи в ногах и предательских вибраций позвоночника в районе копчика.

Опять же, после всех поучений Нит’кау полезет ли Тов’хай в очередной раз выручать меня в битве или предпочтет отойти в сторону, дабы не мешать творить очередные подвиги?

Ну а наутро началась обычная рутина. Меня отконвоировали в поселок, старательно делая вид, что не верят, будто какие-то там царапинки на плече могут помешать Великому Шаману Дебилу самому тащить свое оружие и свой скарб. Потом один из бородокосичных вояк, утверждавший, что в детстве ходил на шаманские курсы кройки и шитья, под моим чутким руководством зашивал мне рану.

Поскольку к тому времени прошло уже больше суток от ее получения, рана успела слегка воспалиться и оттого «штопка» прошла вдвое болезненнее. А вокруг, естественно, куча наших ребят, собравшихся поглазеть да послушать про подвиги их любимого шамана. И надо было старательно делать вид, что даже и не замечаешь, как толстая бронзовая игла втыкается в твое тело, собирая вместе разорванную когтями плоть.

Каюсь, проявив естественную слабость, я не только до оскомины нажевался обезболивающего корешка, но и, распотрошив свой шаманский припас, наварил и хлебнул грибного компотика. Так что довольно слабо помню ту чушь, что нес про свои подвиги и приключения. Но бредил я настолько основательно, что впоследствии мне удалось подслушать несколько прямо противоположных версий своих похождений «за Кромкой». Видать, каждый из рассказчиков понял мой бред по-своему и в вольном пересказе донес до других слушателей. Общего у всех них было только одно: по общему мнению, имя собственное сатанинского тигра, прибывшего прямиком из Ада, дабы вредить доблестным ирокезам, было «Фашист». А сделан он был почти из такого же металла, что и Волшебный меч, а вместо ног у него были змеи, и ещё он умел пускать молнии и убивать громом.

Причем единственные, кто действительно видел труп тигра — Тов’хай и Нит’као—были среди тех, кто наиболее яростно отстаивал самые крайние версии этого описания.

Ну а потом, как обычно, начались серые будни.

В том плане, что все, конечно понимали, что после великих подвигов шаману Дебилу стоило бы отдохнуть, подлечиться и придти в себя, только вот сначала пусть он решит одну маленькую проблемку…

И понеслась бесконечная карусель посетителей, свято уверенных, что раз Дебил все равно лежит без дела, то вот именно как раз сейчас и есть самое подходящее время, чтобы озаботить его какой-нибудь давно наболевшей проблемкой.

…А еще ведь на мне и раненные наши были, и заготовка лекарств, запас которых после каждой битвы таял быстрее, чем снежинка в мартеновской печи.

А еще заявился осмелевший Дос’тёк и, видимо вдохновленный тем фактом, что мы его до сих пор не убили, в ультимативной форме потребовал от меня подробных инструкций по установке буйков и налаживанию их обслуживания.

И ведь вроде умный мужик. Рыбак, всю жизнь ставящий сети и оттого обязанный понимать принцип связанных между собой поплавка и грузила… Но за время нашей беседы у меня сложилось стойкое впечатление, что он за всю свою жизнь так ни разу и не задумался над тем, как устроены его сети. Просто пользовался ими, как малое дите пользуется телевизором, искренне считая, что принцип его работы заключается в правильном нажатии кнопок на пульте управления.

Так что нервов он мне в процессе инструктирования угробил основательно. Пришлось даже потребовать, чтобы ко мне прислали кого-нибудь из молодых парней посмышленее. Но, кажется, дос’тековский технический кретинизм был тут родовым признаком, так что мои надежды на гибкость и пытливость юных умов себя не оправдали. И бился я головой об эту стену еще довольно долго, сам не очень понимая, зачеммне это нужно.

Ну и конечно, одной из пожалуй самых главных моих забот и проблем был, естественно, Хииовитаак. Хорошо еще, что мои соплеменники, впечатленные и напуганные битвой с «железным тигром из Ада» не лезли с вопросами типа «Нафига мне надо с ним возиться?»

Правда, я и сам частенько задавал себя этот вопрос. Хоть Хииовитаак и был ценным источником информации, однако делиться ею со мной в благодарность за спасение он явно не спешил. Чаще предпочитая прикидываться безнадежно больным, слабым и неспособным поддерживать беседу. Хотя, сволочь такая, на поправку шел куда быстрее меня. Его-то рана была проделана аккуратным заточенным до состояния бритвы наконечником копья, а не продрана тигриными когтями. Да и пока я ползаю по пляжу решая чужие проблемы, он спокойненько отдыхает, набивая пузо едой или спя сутки напролет… Нет в мире справедливости!

Кое-что, конечно, мне удалось из него вытащить, разведя его пару раз на задушевные беседы. Но вот кто у кого больше в этих беседах вызнал, и насколько можно верить полученной от пленника информации — можно было только догадываться. Хииовитаак оказался очень крепким орешком.

Можно, конечно, было бы подвергнуть его пыткам и вытянуть из него все, что он знает — но что бы мне это дало? Расположение аиотеекских гарнизонов? Их мы и так найдем, расспрашивая прибрежников, благо аиотееки, чувствуя себя в этих краях хозяевами, даже и не пытаются прятаться… Секретные планы аиотееков по покорению мира? Не такая высокая шишка этот Хииовитаак, чтобы знать что-то конкретное.

Нет. Пленник был нужен мне в качестве союзника — тогда бы у меня появилась возможность сравнивать его показания с рассказами Эуотоосика. Которому я, конечно, полностью доверяю, но…

Короче, мне надо было переманить пленника на нашу сторону. А это процесс долгий и очень деликатный — пытки тут будут явно лишними.

И так прошло примерно недели две, пока Кор’тек не начал тонко намекать, что пора бы уже двигаться дальше, потому как иначе мы в этом году не успеем до сезона штормов дойти до Реки и вернуться обратно.

Тут-то вот и состоялся тот самый мой спор с Лга’нхи, едва не закончившийся серьезной ссорой. Я предлагал вернуться уже сейчас, поскольку мы и так вызнали достаточно много. И, хорошенько обработав это знание и прибавив к нему информацию, которую нам удастся вытянуть из столь ценного пленника, как Хииовитаак, мы получим больше, чем от банального «посмотрения своими глазами».

Но увы, в системе ценностей Лга’нхи «пацан сказал — пацан сделал» этого явно было недостаточно. Мы, мол, заявили что дойдем до Реки—значит, должны дойти, и повернуть назад сейчас было бы немыслимым позором.

Мне пришлось с этим согласиться в обмен на обещания, что мы будем вести себя, как примерные ученики — то есть, никого не обижать, не ссориться с местными детишками, не ввязываться в драки и не штурмовать крепости и уж тем более не распространять Демократию посредством наших копий, топоров и кинжалов.

Насчет последнего Лга’нхи заверил меня особенно горячо, ибо, не зная значения этого слова, он по моей интонации догадался, что это что-то очень нехорошее, чего уважающему себя ирокезу делать не пристало.

И вот, отметив прощание со Змеиной Бухтой пионерским костром, окончательно превратившим в угли остатки аиотеекской крепости и лагеря, мы под недовольное бурчание нашего не по своей воле гостеприимного хозяина, явно планировавшего наложить лапу на сгоревшие постройки, покинули это очередное Место Славы Оружия Ирокезов.

Пока выходили из бухты, Кор’тек вовсю спорил со мной по поводу свежустановленных буйков, утверждая, что их пренепременно должно снести течениями и приливом и потому-то пользы от них не будет никакой. Так что лично он, Кор’тек, в жизни своей даже в нужник не пойдет, ориентируясь на какие-то там болтающиеся на воде бочки, потому как у него есть своя голова на плечах, а в голове глаза, которые все видят, донося информацию до ума, расположенного как известно всем первобытным анатомам, в брюхе. И лишь у разных там… ничего в морском деле не смыслящих ум застрял в мозге, который есть не что иное, как комок соплей… И нехрен опять консервами обзываться! …И никакой он Дос’тёку не родной брат. И даже не близкий родственник, хотя, вроде как, сестра его прабабушки и была выдана замуж куда-то в эти края, но еще не факт, что кто-то из ее потомков мог быть связан родственными узами с родом Дос’тека… И вообще, сам ты, Дебил, дурак.

В общем, худо-бедно, а спор этот развлекал нас на протяжении следующей пары недель, пока Лга’нхи не пообещал утопить нас обоих как кутят, коли мы не заткнемся уже наконец.

Глава 18

— Слушай, а острова-то… ну, те, по которым аиотееки через море перебрались, — они еще далеко?

Ответом мне был сочувственный взгляд Кор’тека, глядевшего на меня с этакой смесью жалости и умиления.

— Дык до них еще как от Улота до Вал’акалавы, — ответил мне он, не гася своего жалостливого взгляда. И добавил в качестве Coup de grace (удара милосердия): — А может, и больше. Даже я туда не плавал.

Странно. А мне почему-то казалось, что эти острова были где-то совсем рядом с устьем реки, на которое, кстати, мы в данный момент и смотрели.

Вероятно, я столько раз слышал об этом месте, что мне оно стало казаться чем-то вроде края земли, где сосредоточились все диковинки Запада. И за которым дальше уже ничего и нету.

Ан нет — оказывается, земля-то имеет форму шара, хотя в это подчас очень трудно поверить, глядя на окружающий тебя мир из крохотной лодочки, затерявшейся где-то между бесконечным морем и не менее бесконечной степью.

Это ж какие, выходит, пространства уже захватили аиотееки? И сколько их вообще на этом берегу? Эуотоосик как-то раз говорил о шести сильных родах, прошедших по Мосту Икаоитииоо. Хииовитаак вообще про «считано-несчитанное количество великих воинов аиотеекоо, под чьими ногами трясется земля, когда они идут в поход, а от тени, что бросают их копья, даже в полдень наступает ночь». После чего обычно предлагал мне сдаться. Обещая за добровольную явку с повинной и чистосердечное признание надеть на меня самые новейшие колодки повышенной удобности и лупить только самыми качественными плетками. А на мои отказы от столь великой чести лишь раздраженно пожимал плечами, дескать, «дикарь сам не знает, от чего отказывается».

…Но даже учитывая, что вряд ли аиотееки уходили далеко от береговой полосы, все равно контролируемое ими пространство было немаленьким.

— О чем задумался, Дебил? — прервал мои размышления Лга’нхи.

— Да вот думаю, что ежели на тот край моря по тем островам перебираться, это выходит только на половину пути два года потребуется!

— Так ведь ты говорил про лодки, которые напрямик море переплыть смогут? — с некоторым подозрением, уж не пытаюсь ли я отмазаться от Подвига, ссылаясь на дальние расстояния, ответил Лга’нхи, вызвав тем самым мои тяжкие вздохи и зубовный скрежет Кор’тека — единственного из нас троих настоящего моряка, осознающего, какую немыслимою задачу мы себе ставим.

Ну да, я этот скрип встретил не без некоторого мысленного злорадства. Как для него невообразимой дурью было пытаться переплыть море, так для меня — отправить на разведку разом все руководство нашей экспедиции.

Но кто станет слушать какого-то там Великого Шамана, когда после стольких недель беспросветно скучного путешествия, когда мы ползли сюда, избегая больших поселков и иногда заходя в малые деревеньки, впереди наконец повеяло очередными приключениями!

Вот потому-то мы сейчас все трое на позаимствованной в одном из небольших рыбацких хуторков лодочке и смотрим на устье Великой Реки.

…И нехреновая, скажем прямо, это река, судя по ее устью. Широкая, полноводная и… грязноватая. В смысле, илистая.

Ил этот мы начали замечать еще позавчера, когда шли вроде как по морю, уж больно контрастировал он с обычной синей или с оттенками зеленых водорослей морской водой. И именно по нему Кор’тек предсказал скорое достижение цели, хотя никакой реки видно еще не было.

В общем, всем табором идти к устью реки без предварительной разведки мы не стали. А вместо этого устроили долгую и нудную ругань на тему «кому идти в разведку». И так оказалось, что нужно всем. Потому как главный наш прокладыватель путей и маршрутов Кор’тек должен собственными глазами взглянуть на предстоящий театр… тьфу-тьфу-тьфу, надеюсь, относительно мирных действий. Лга’нхи должен был глянуть первым как Вождь, а я… А я пошел на принцип, потому что сначала бесконечное сидение в тесной лодке, после, по мере выздоровления руки, разбавленное бесконечной греблей, достало уже до печенок. А тут хоть какое-то разнообразие.

Так вот и оказались мы здесь, на этом вот крохотном островке, одном из множества таких же в дельте, что создала Река.

Это, кстати, нам было на руку — есть шанс незаметно проскользнуть дальше на реку, минуя оба города, что раскинулись на каждой из сторон реки. Причем Кор’тек уверял нас, что это именно два города, образованных чуть ли не прямо враждебными друг другу племенами облюбовавших пригожее местечко.

И еще бы не облюбовать! Множество пресной воды, дающей влагу обильной растительности. Ил, разносящийся во время половодья по полям и гарантирующий хорошие урожаи. Ну и с точки зрения геополитики — место хлебное.

Вот и уселись тут два племени, веками конкурирующих друг с другом и не упускающих возможности подгадить соседу.

А потом пришли аиотееки и, как нам доложили опрошенные окрестные рыбаки, выступили миротворцами, разогнав всех «ястребов войны» своими длинными копьями.

По их же рассказам, драка тут была более чем основательная, и якобы городок, расположенный на правом, более высоком и удобном для жизни берегу реки, был сожжен «миротворцами» до основания. И на его пепелище аиотееки вроде как решили поставить свою новую столицу.

Ну да к счастью, нам на правый берег соваться не надо. До штурма столиц мы еще не дозрели. Нам бы шмыгнуть серой мышкой за ближайший угол и попробовать подняться вверх по реке хотя бы на сотню-другую километров.

Так что задача нашей троицы на текущий момент — найти путь в многочисленных протоках между островками и отмелями левого, низкого и изрядно заболоченного берега реки.

А еще лучше — договориться с кем-нибудь из местных, что поколениями елозят по этой помеси болота и реки и знают тут каждую кочку.

…И кстати, понятно, почему Лга’нхи еще минут десять назад изобразил такое напряженное лицо, — это в нашу сторону двигаются люди. А я-то думал, что это ему по нужде приспичило. Тем более, что запашок от этой болотной реки идет тот еще!

Потом к делу притупил Кор’тек, суть его маневров я понял не сразу, но так или иначе, а он умудрился столкнуть нас с неизвестной лодкой именно что нос к носу.

Лодка-то, кстати, была деревянной. Но не такой как у нас, а обычные два выдолбленных ствола, соединенные вместе. Конструкция надежная, практичная и вполне рабочая, способная пережить века^[42]. И двигалось оно не посредством весел, а методом упирания шестом в илистое дно и проталкивания всей конструкции вперед.

А осуществляла это «упирание» и «двигание» парочка туземцев весьма подозрительного вида.

Потому как ни в жисть я не поверю, что делая что-то хорошее и одобряемое законом и обществом, можно иметь такой вороватый вид, бегающие глазки и дикий испуг в глазах при виде внезапно выскочившей наперерез неизвестной лодки и сидящих в ней вооруженных до зубов людей… Это и предопределило мое дальнейшее поведение.

— Браконьерите, сволочи? — грозно сдвинув брови, вопросил я у туземцев, не спускавших глаз с копья Лга’нхи, наконечник какового тот, видимо заранее предугадав их интерес к холодному оружию, любезно подсунул под самые носы бедолаг.

— Ась? Чевось? — примерно так ответили мне допрашиваемые, а потом, перейдя на ломанный аиотеекский, сообщили, что занимаются рыбной ловлей и не более того.

— Контрабандите тогда, поганцы?

— Чего? Моя плоха говорить на языке большой черноволосый господина. Моя рыба из воды доставать… — говоря громко и раздельно, видимо путая незнание местного языка с глухотой, пояснил мне мужик в лодке, тот, что был постарше. А тот, что был помладше, видать сын или племянник, даже изобразил некую пантомиму на рыболовную тему.

— А и впрямь, Дебил, — поддержал туземцев Лга’нхи. — Говори уже понятными словами, а то даже мы с Кор’теком пока тоже ни слова не поняли.

— Чего в лодке-то везете? — рявкнул я на прибрежницком диалекте.

— Ничего! — глядя на меня честнейшими глазами, заверил туземец постарше, однако один только вид его внезапно вспотевшего лба вполне мог послужить иллюстрацией к понятию «чистосердечное признание».

— Лга’нхи, откинь ту тряпку, что у них на дне лежит, — попросил я друга и тот с хирургической точностью выполнил эту просьбу наконечником своего более чем трехметрового копья.

— Кор’тек ,это то, чего я думаю?

— Не знаю, чего ты там себе думаешь, — недовольно пробурчал в ответ Кор’тек, — а это обычный гок’овый канат. Хороший, длинный… Да тут их шесть мотков… Непонятно, нафига им столько в одной лодке надо?

— На что менять везли? — осведомился я у ставших внезапно бледно-зелеными туземцев. — И кому?

— А и-и-и… Не менять вовсе, — с отчаянной храбростью залопотал туземец. — Свояк у меня тама чуток подальше живет. Попросил канат одолжить… А я чего? Я пожалуйста. Потому как родня, как же не одолжить, когда он просит. Ему потому как надо, а у меня есть, ну вот я и того, значит, потому как родне помогать надо, вот я, значит, канатик-то и того, потому как…

— Аиотееки все канатное дело и торговлю ими под себя загребли, — пояснил я своим соратникам, смотрящим на все это шоу с диким недоумением. — А этот вот решил в обход аиотееков запрещенными товарами меняться. Так?

Молчание и повинно опущенная голова пойманного с поличным контрабандистом были лучшим подтверждением моих слов.

— А зачем это аиотеекам? — спросил меня брательник, продемонстрировав всю свою невинность в вопросах торговли.

— Это чевой-то? — вот так вот можно, что ли, запретить чем-то торговать? — сверкнул внезапный интерес в глазах куда более искушенного Кор’тека.

— Ну смотрите, мужики. Ежели чего, обращайтесь. Мы вас аккурат на этом месте будем каждый день ждать.

Очень теплые и приятные слова. Однако глаза Егтея, их произнесшего, светились такой подловатой жадностью, что мне как-то сразу стало неуютно.

Гнилая он вообще был натура, этот Егтей — тот самый туземец «постарше», которого мы назначили своим проводником.

…Вот хоть убейте, а не верю я в некую изначально заложенную порочность людской натуры. Отказываюсь думать, что некий младенец уже рождается зараженным гнилью человеческой подлости или с червячком предательства в душе.

Мне всегда казалось, что эта гниль и червивость есть следствие неправильного воспитания ребенка, случившихся с ним в детстве психологических травм. Ну или вывихов человеческой цивилизации, порождающей уродливых мутантов под стать собственной искусственности и оторванности от живой природы.

И тот факт, что среди моих первобытных товарищей, откровенных моральных уродов было крайне мало, лишь подтверждал это мнение.

Нет вот только не надо думать, что все они были сплошь ангелы и титаны духа. Нет. Встречались среди них и жестокие садисты, и готовые идти по головам властолюбцы, и пронырливые мошенники. А уж дураков-то хватало с избытком, как, думаю, и во все времена.

Но вот откровенных трусов, подлецов и предателей я почти не встречал. Раньше я думал, что все эти качества есть некое следствие постоянного давления Власти или Денег, заставляющих человека юлить и подличать, не позволяя открыто высказывать свою волю или отстаивать интересы с оружием в руках.

Но вот этот Егтей… Ведь наверняка большую часть жизни прожил свободным (насколько это возможно в этом веке) и достаточно обеспеченным человеком. А гнида редкостная.

Хрен я поверю, что пять или пусть даже десять лет под властью аиотееков могут сделать из человека такую гниду, однако, видимо, сделали. Потому что не знаю, как в этих краях, а у нас в Степи такой бы точно не выжил. Прибили бы его еще в подростковом возрасте… Может, детский максимализм и подростковая жестокость и есть своеобразный фильтр? Механизм по избавлению рода-племени от крайне неприятных особ вроде этого Егтея? Но в наши гуманные и цивилизованные времена этот фильтр уже не работает, вот и заполонили землю разные засранцы и гады? …Что, однако, дало шансы выжить и гениям, двигающим этот мир вперед, да и просто безобидным чудакам, способным сделать нашу жизнь ярче, затейливей и разнообразней.

Но вот и тут такой засранец, как Егтей, выжил, потому что… Хрен его знает почему. Может, сбой программы, а может, быт местных «болотников» сильно отличается от степного…

…Я как-то с самого начала не проникся к этому типу. Уж больно знакомыми показались мне выражение этих ушлых глазок, вечно приглядывающихся, где бы урвать кусочек, и поведение — трусоватое и в то же время наглое. Насмотрелся я на таких в свое время во дворах и на улицах родного города.

Так что особо открываться я ему не стал, продолжая вести себя как можно непонятнее — аиотеек я или нет, сотрудничаю с ними или воюю… Короче, как писал классик, «Та ли я особа, которую надо схватить и отволочь в участок, или сам имею право схватить». (Цитату надо уточнить)

Доспехи-то и оружие у нас аиотеекские, я еще и башкой черен, а мои спутники… В общем, весьма непонятные особы, которые переговариваются со мной на языке, в котором встречается много аиотеекских слов, слов местных диалектов и вообще уж каких-то неизвестных. Есть от чего возникнуть непоняткам.

Зато, как всегда, понятен самый простой принцип: мы сильные — ты слабый. Мы говорим — ты делаешь. Ты делаешь плохо—мы тебя убиваем.

Такие взаимоотношения Егтей понимал и поначалу пытался вести себя как можно более лояльно и правильно — в его представлении. И потому первым делом представил моему вниманию подробную кляузу на всех своих соседей и знакомых — кто чем контрабандствует, кто как нарушает и какие позволяет себе нелояльные поступки и высказывания в адрес любимых и достойнейших господ аиотееков. Преподнося это с позиции «Не я один… Я как вс…».

Тут мне пришлось взглядом усмирять Лга’нхи и Кор’тека, настолько шокированных подобным поведением, что не иначе как только чудом можно объяснить тот факт, что они не прикончили этого гаденыша на месте. Мы ведь много всякого встречали на своем пути, многие пытались нас убить, не меньше народа — обмануть или обжулить. Но вот так вот, доносить на своих, подставляя родню под удар врага — о подобном они и помыслить не могли. В этом было что-то особенно болезненное и извращенное, вызывающее у этих честных ребят чувство брезгливости и омерзения.

К счастью, именно такие чувства обычно демонстрировали по отношению к покоренным народам аиотееки, так что, думаю, наше поведение лишь убедило Егтея и подстегнуло его жажду демонстрировать нам свою благонадежность, закладывая своих соседей.

И особенно в рассказах стукача доставалось некоему Арпеку. Не только крайне негативно настроенному к существующей Власти, но и чуть ли не замышляющего против нее всяческие каверзы.

Надо ли говорить, как сильно заинтересовала меня личность этого Арпека? Увы, из более подробных расспросов кляузника выявилось, что никакой Арпек не пламенный вождь, втайне подготавливающий восстание против поработителей, на что я очень надеялся, а не более чем конкурент Егтея, от которого тот мечтает избавиться — естественно, чужими руками.

Но так или иначе, а где можно найти этого самого Арпека, я постарался выспросить как можно подробнее. Что-то подсказывало мне, что эта информация будет совсем даже не лишней. Может быть, хотя бы не придется на обратном пути общаться с этой слизью Егтеем еще раз.

В общем, доверия наш проводник не вызывал никакого и все те дни, что мы добирались до своих а потом, прячась в протоках и ночной темноте, проходили в русло реки, глаз с него не спускали.

Но видать, он все-таки тоже что-то заподозрил. Потому как поведение его сильно изменилось и он, не идя на прямой конфликт, несколько раз попытался проверить нас на вшивость. А когда расставались, расплылся в такой подловатой улыбочке и таким сладким голосом предложил продолжить сотрудничество, что у меня возникло стойкое убеждение, что этот гаденыш первым делом ломанет к аиотеекам доносить на непонятных пришельцев.

…Вот честное слово, я бы грохнул этого Егтея чисто в профилактических целях, в рамках борьбы с заразой и микробами. Да вот только с ним был Агтон — тот второй член его экипажа, бывший по совместительству его племянником. Мало того, что мальчишка совсем, так временами, когда дядюшка выкидывал особо яркий перл, в глазах мальчишки плескался такой стыд, что это невольно вернуло мне веру в человечество.

Так что хрен с этим Егтеем, положусь на волшебный «Авось» и на древнеримское «Предупрежден, значит вооружен».

Следующие полторы недели мы тихонечко ползли вверх по реке, стараясь особо не привлекать к себе внимания. Что с одной стороны было довольно легко — левый берег реки, кажется, состоял сплошь из проток, зарослей камышей и островков. А с другой стороны, насколько окружающие не видели нас, настолько же и мы были лишены возможности заранее увидеть поджидающие нас в этом лабиринте опасности. Потому-то мудрый и осторожный Кор’тек задал нам неторопливый темп движения, позволяющий не налететь сдуру на рыбачьи лодки или какой-нибудь островной хуторок.

…А потом сообщил нам, что мы, видать, заблудились.

— Как заблудились? — спросили мы с Лга’нхи чуть ли не в унисон.

— Дык… — чуть смущенно и растерянно пробормотал Кор’тек. — Еще пятого дня назад… я тогда думал, что это островок такой большой и решил его слева обогнуть, а то, видать, другая река была. Потом еще свернул к западу и еще… Тут как раз вода большая показалась. Да видать, не река это, а озеро какое-то было, потому как сейчас не поймешь, куда и плыть, кругом одни болота.

— А может, это река и есть? — с безнадежным отчаянием спросил я. — Просто очень большая и…

— Не, — печально вздохнул наш адмирал. — Тот поселок, про который Егтей говорил, уже где-то тут должен был стоять. Да и вообще приметы не совпадают.

М-да. Я вот, признаться, тоже слышал разглагольствования Егтея про приметы, но сам куда больше был сосредоточен на личности говорившего, так что почти ничего не запомнил. А вот наш адмирал свой долг, в укоризну мне, выполнил. А то что он заблудился… признаюсь честно, я мысленно заблудился в этом лабиринте проток и островков сразу же, как только мы вошли в устье. Так что не мне обвинять нашего адмирала. И судя по глазам Лга’нхи, он думает так же.

— Так чего делать-то будем? — виновато глядя, уточнил Кор’тек. — Возвращаемся?

…Да, похоже, ничего иного нам и не остается. Хоть и жалко потерянного времени, но искать какой-нибудь другой путь — так можно в такие дебри зарулить, что потом до конца следующего лета не выберешься. Да и на тот поселок, о котором упоминал Кор’тек, (ну или на похожий) у меня уже были определенные планы. Он располагался достаточно далеко от устья, чтобы там не стоял аиотеекский гарнизон, а с другой стороны, находился, что называется, «на трассе». В смысле, на реке с оживленным движением, так что там можно было разжиться полезной информацией, изучив особенности жизни местно населения.

— Я тут недавно дерево с ободранной корой видел, — вдруг подал голос Лга’нхи. — Еще свежее. Мне Бокти говорил, что это их так специально обдирают, чтобы высохло стоя и не сгнило. Так что выходит, люди тут тоже есть. Надо их найти и-и-и… поговорить.

— Хм… А что, это дело, — согласился я. — Пошли Нит’кау с Тов’хаем. Они даже по прошлогоднему следу пройти смогут. Надо только их предупредить, что тут им не степь и чтобы были поосторожнее.

— Не надо, — буркнул Лга’нхи в ответ на мое дельное предложение. — Чай, сами не дети, сообразят.

…Ну вот, опять я, кажется, чуть не ранил чью-то гордость излишней заботой.

Урпат, возле хижины которого мы заночевали на следующий день, не был похож ни на гориллообразного лесника Бокти, ни на долговязого степняка Лга’нхи. И даже на прибрежника Кор’тека, тоже большую часть жизни проводящего на воде и водяной живностью питающегося, он не смахивал даже отдаленно.

Я бы скорее, хоть и не люблю всю эту мифическую живность, но определил бы его как «болотного эльфа». И не столько благодаря блондинистым волосам, заплетенным в длинную до пояса косу. А скорее, из-за манеры двигаться, не издавая даже малейшего шума, и способности мгновенно пропадать из поля зрения.

Уж на что я считал степняков гениями маскировки, однако чувствовалось, что Урпат даст им сто очков вперед.

Собственно говоря, он и дал, когда после того как наши два лучших следопыта безуспешно искали его полдня, сам вышел на нас.

Да уж, воистину, впечатления от встречи с разными Етеями надо лечить общением вот с такими вот людьми. Урпат был личностью смешливой, лукаво-добродушной и с некоторым оттенком пофигизма. Иначе сложно было бы объяснить, зачем ему понадобилось сначала полдня играть с нами в прятки, а потом самому выходить навстречу.

Правда, оговорюсь сразу — вышел он так хитро, что попробуй мы до него добраться с нехорошими намерениями, утонули бы в болоте. Ринулись бы к нему через зеленую лужайку, и только бульканье трясины да кваканье лягушек стало бы нашим похоронным маршем.

Но тогда мы этого еще не знали. Зато знали, как надо вести себя с дальним родственником. Так что не побежали к нему, размахивая копьями и дубинками, а остались стоять на месте, обменявшись любезными приветствиями, назвав друг другу свои имена и рассказав, с какими целями тут находимся.

Когда Урпат счел нас безобидными или просто устал перекрикиваться через поляну-трясину, он предложил нам стоять на месте и никуда не идти, потому как перед нами трясина. И минут через двадцать сам вынырнул откуда-то сбоку из-за деревьев.

— Аиотееки-то? — спросил нас гостеприимный хозяин, за обе щеки наворачивающий содержимое бочонка с коровкиным жиром, который он счел редкостным лакомством. И с любовью поглядывая на пару бронзовых рыболовных крючков и наконечник остроги, которые мы ему подарили, чем так растрогали сердце этого эльфа, что он даже положил их перед собой на циновку во время обеда и любовался ими, не отрываясь от еды. — Это у которых волосы как кора чернодуба^[43]? Я слышал про них.

— Только слышал, а к вам они не приходили? — уточнил я.

— К нам-та? — переспросил Урпат после того, как вволю нахохотался над моей шуткой. — Нет. К нам никто не может прийти, коли мы этого сами не захотим. Тут же кругом болота. Даже речники не осмеливаются заходить в наши владения… А мы к ним не ходим.

— Но ведь тут-то река совсем рядом… — Уточнил я

— Рядом, — согласился со мной Урпат. — Тока все равно это болото. А болото—это наша земля.

— А сам тут чего? — уточнил Кор’тек.

— Лодку буду строить, — очень серьезно ответил хозяин. — Долго правильное дерево искал. Чтобы построить лодку, надо… (далее последовал долгий крайне нудный рассказ, абсолютно неинтересный для тех, кто не собирается изготавливать себе плавсредство с помощью первобытных технологий).

— А как до самой большой реки выбраться, на которой поселок речников стоит, ты знаешь? — опять полез с расспросами Кор’тек.

— Ясное дело, знаю, — напыжился, растянув бородатую физиономию в довольной улыбке, наш новый приятель.

— Покажешь?

— Я гляжу, у вас много здоровых мужиков… — задумчиво и лукаво ответил нам сей болотный эльф, снизу вверх глядя на сидящего напротив Лга’нхи. — И топоры у вас крепкие, из звенящего камня. А вот интересно, за сколько такие здоровые мужики своими топорами, к примеру, дерево свалят?

— Это не то ли, что ты от коры очистил? — постаравшись ухмыльнуться не менее лукаво, уточнил я.

Дерево, своим длинным гладким стволом напоминающее сосну, даже несмотря на бронзовые топоры, продержалось, наверное, не меньше двух часов, хоть и было в обхвате не таким уж и большим. Зато древесина у него была на удивление прочная. Неудивительно, что Урпат решил воспользоваться нашей помощью — со своими каменными инструментами и огнем он провозился бы с ним, наверное, несколько дней.

Но только рубкой, как я и опасался, дело не закончилось. Ведь Урпат оказался моим коллегой, так что, после того как дерево свалили, над ним надо было провести надлежащий обряд, в котором должны были участвовать все, кто хоть раз приложился топором к его твердой древесине.

Так что коллега забодяжил какие-то хитрые ягодки, и вскоре нас всех основательно развезло… Я, признаться, такой дури не пробовал со времен общения с нашим торчком-шаманом. Глючило меня не по-детски, а являющиеся образы были необычайно яркими и запоминающимися.

Потом мы обрубали хлыст, оставив примерно метров пятнадцать от комля — лодка должна была получиться длинной и узкой. Я такие видел в документальных фильмах про амазонских туземцев.

В общем, своей работой, я думаю, мы сократили время лодкостроительства для нашего хозяина еще примерно на неделю. Затем Урпат, игнорируя все наши намеки, долго выбирал правильную сторону, с которой надо было начинать выдалбливать лодку.

…И тут к нему заявилось примерно два десятка помощников вместе с бабами и детьми. И судя по тому, что с собой они тащили дары для нас, местное радио уже оповестило о нашем прибытии все окрестные племена.

Естественно, пришлось отдариваться бронзовыми крючками, острогами и сетями. Взамен получая связки копченой (и безумно вкусной) рыбы, бочонок какой-то зеленоватой икры (тоже вкусной, хотя я и предпочитаю не знать, чья это была икра), орехи, а главное — мед!

…Вот как-то никогда не думал, что на болотах водятся пчелы. Однако наши новые знакомые оказались вполне квалифицированными бортниками и смогли порадовать нас столь редким лакомством. Ну а еще были ткани крайне паршивенького качества, разные деревянные бусы, шкуры животных и ящериц и прочая дребедень.

…А еще бабы и девицы, вполне охотно вступающие в контакт с заграничными гостями… В общем, если бы не поджимающие сроки для возвращения, жалеть о проведенном тут времени не пришлось бы.

Первый паз в бревне они выдолбили довольно быстро, а затем стали размачивать бревно водой и греть на огне.

А потом нас пригласили на большой Совет.

Глава 19

Солнце жарило невыносимо, что при стопроцентной влажности оказывало буквально сногсшибательный эффект. Да еще и характерный резкий запашок болотных испарений, гниющих водорослей, каких-то цветов, болотной травы и прочей окружающей нас растительности. И без того тяжелая голова кружилась от этой жары и этих ароматов, легким не хватало воздуха и время от времени накатывали приступы тошноты.

Словно третий день уже ходишь по парилке без возможности выскочить в предбанник и окунуться в холодную воду, снег или просто остыть на прохладном воздухе.

А тут еще и приходится топать вперед, то проваливаясь по колено в глубокий мох, то прыгая с кочки на кочку, а то и бредя по грудь в мутной болотной жиже. При этом стараясь не издавать лишних звуков.

Но хуже всего, это, конечно, тучи комарья и гнуса, окружающие нас со всех сторон. Хоть Урпат и выдал нам туесок особой мази, отлично отпугивающей этих тварей, но тот факт что они тебя не кусают а только вьются над головой с противным писком и жужжанием, постоянно предпринимая попытки спикировать и проверить, не убрался ли защитный запах, тоже не способствуют душевному спокойствию. Особенно моему.

Другие наши, правда, как-то держатся. Стоики доисторические, блин. Их, небось, комариные тучи беспокоят только с точки зрения демаскирующего эффекта, а у меня, видать, слишком богатое воображение. Я-то вижу, как весь этот рой, подхватив эпидемию насморка, презрев противные запахи, бросается на меня. Или как крохотная мошка заползает мне в ухо и, в тупости своей неспособная найти выход наружу, все глубже и глубже прокрадывается в голову, пока не поселится в мозге.

А еще, блин, пауки, змеи и ящерицы! Крокодилов и пираний тут нету, это я уточнил первым делом, прежде чем в первый раз пересечь вброд небольшую речушку. Но блин! Видал я шкурки местных варанов. Это, блин, тварь почище крокодила! Два метра от носа до кончика хвоста точно будет. И пусть местные краеведы-зоологи и уверяют меня, что на взрослого человека такая тварь никогда не нападает, встречаться с ней как-то совсем даже и не хочется.

Нет, все-таки болотная жизнь, это не по мне. Не приспособлен я для таких испытаний!

— Плохие, очень плохие эти люди, — горячо убеждал соотечественников Орубуг, военный вождь болотного сообщества, незаметно так стреляя глазками в нашу сторону. — Не соблюдают они древний обычай и лезут туда, куда их никто не приглашал… И потому надо нам…

Короче, хоть и считали болотники, что аиотеекское нашествие никак их не коснется, однако речные племена, благоденствующие под властью аиотееков, все время норовили выползти от внезапно свалившегося на них невыносимого Щастья. И делали это в единственно доступном для них направлении болотных земель, поневоле вступая в конфликт со своими старыми соседями.

Соседям это, ясное дело, не слишком-то нравилось. Вот только на болотах гектар земли не запашешь и всей артелью невод не закинешь. Жить тут можно только очень крохотными группками, кормясь дарами болот и леса — всем, что плавает, прыгает, ползает или растет на ветках деревьев, мхе или траве… Так что обычно болотники жили небольшими семьями на временных хуторах. Максимум — пара-тройка братьев с женами и выводком детей. Или родители с великовозрастным отпрыском.

В своей болотной стихии они были просто гениями выживания, за тысячи лет подобного существования прекрасно вписавшись в свой весьма своеобразный мир, набравшись знаний о нем, выработав соответствующие обычаи и правила.

И действительно, вопреки их воле никто не мог сунуться в их мир… Или, вернее, не захотел бы. Уж больно специфической и непростой была эта жизнь.

Но это если бы только на этих «никто» не давил куда более сильный и могущественный поршень в виде хорошо организованного аиотеекского государства.

Так что речники, хорошенько прижатые прессом Власти и налогов, невольно уходили на территорию болотников, тщетно надеясь выскользнуть из-под давления государственной машины. Вступали в конфликты с аборигенами, теряя своих людей в мелких стычках, а больше от укусов змей, попадания в трясину, болезней или отравления неизвестными растениями, но все равно лезли на чужую территорию.

Пусть жизнь в этих болотах была речникам и непривычной, пугающей, а подчас и отвратительной, зато свободной. А разве «Свобода» не достаточно красивый идеал, ради которого можно рискнуть своей жизнью или забрать чужую?

И вот, как обычно это и бывает, Свобода для одних обернулась притеснением для других. Малочисленные и плохо организованные болотники, пусть и способные отразить наскок-наезд незваных гостей за счет своего знания местных условий, начали прогибаться под постоянным и все усиливающимся и усиливающимся нажимом.

И в тех краях, куда мы попали, этот нажим наиболее сильно чувствовался именно со стороны того поселка, о котором мы спрашивали Урпата.

А Урпат был шаманом, который не только умел строить лодки, за что пользовался огромным авторитетом всех окрестных семейств и родов. Помимо этого, он был еще и великим провидцем, читающим в душах людей.

И в душах неизвестных гостей, непонятно за каким хреном забравшихся в его дебри, он вычитал, что во-первых, для них человеческую кровь пролить—что высморкаться, ибо они живут войной, как иные нормальные люди живут охотой или рыбалкой. (Первое было понятно по обилию скальпов на поясах, а второе по ставшей уже привычной нам, но непостижимой мозгом менее «цивилизованного» болотника дисциплине. И по нашему оружию, изготовленному не для охоты на зверя, а для убийства себе подобных или защиты от другого оружия).

И самое главное, что вычитал Урпат в душах пришлых людей — что ни фига не друзья они тем речникам, что нагло лезут на чужие для них территории болот, пренебрегая древними обычаями. Ибо ведем мы себя не как гости, коих гостеприимный хозяин позвал на дружескую пирушку, а крадемся аки злобные алчущие крови тигры, что подбираются в густой траве к своей ни о чем не подозревающей добыче.

А отсюда следовал само собой разумеющийся вывод: у нас общий враг, а значит, мы можем стать союзниками!

Что нам было и предложено сделать на Большом Совете, который шаман Урпат собрал с помощью хорошо разработанной, но малопонятной чужакам системе болотного информирования. (Вода хорошо разносит звук постукивания деревом по дереву).

И вот тут-то меня серьезно и накрыло извечным вопросом русского интеллигента — «Что делать?». А вслед за ним навалилась такая тоска, грусть и бессилие, каких я не испытывал уже давно.

Коллега Урпат был лично мне крайне симпатичен. Мы уже успели обменяться кой-какими рецептами, многие из его лекарств давали поистине чудодейственный эффект. Поговорили о Высоком и Обыденном и неплохо при этом друг друга поняли.

Да и его ребята казались вполне вменяемыми и приличными людьми, исповедующими весьма близкие мне идеалы… Нет, не в том плане, что они и впрямь были сплошь этакие пушистые няшки и светлые эльфы с изначально встроенной положительностью и несомненной «правотой во всем». Нет.

Но специфика жизни на болотах создала этакую своеобразную систему, позволяющую сосуществовать крайним формам индивидуализма с рефлексом взаимовыручки. Живя мелкими хуторками-семьями на довольно приличных расстояниях друг от друга, они тем не менее умели и организовываться для больших дел типа строительства лодки или отражения иноплеменного вторжения.

Как я понял, между собой у них тоже бывали конфликты, но крайне редко, что способствовало выработке добродушного и открытого миру нрава.

И тем обиднее было сознавать, что весь опыт общения с предками, полученный на уроках Истории, прямо указывал, что дело моих знакомых обречено на провал, да и их образу жизни, вполне возможно, скоро придется исчезнуть.

Нет, конечно, напасть с нашей помощью на один отдельный поселок речников и вырезать его под самый корешок у них вполне получится. И возможно, тем самым они отсрочат свою погибель на десяток-другой, а может и полсотни лет.

Но что дальше? Империя аиотееков будет крепнуть год от года, вытесняя тех не покорившихся им речников все дальше в болота. А потом, идя по их следам, расширится и на эту пока еще недоступную контролю верблюжачьих всадников территорию. Подгребя ее под себя руками как раз тех, кто сейчас пытается сопротивляться их давлению.

Уходит этакий род жить в болото. Вкладывая неимоверные усилия, ставит новый город-поселок, обзаводится хозяйством, обрастает всяческими полезными ништяками… Которые потом не бросишь, уходя с одним копьем и заплечным кульком самых необходимых вещей дальше в болота. Так что, когда к их новому поселению вновь подступают аиотееки, перспектива подчиняться и платить дань начинает казаться куда более приемлемой по сравнению с необходимостью снова все бросить и начинать заново на новом месте обустраивать жизнь, обрекая свою семью на опасности и лишения походного существования в окружении врагов.

А если сейчас болотники нападут на речников? Ведь это же аиотеекам как подарок к Рождеству! «Разделяй и Властвуй» — этот механизм придуман тысячи лет назад, но до сих пор тикает исправнее, чем швейцарские часы, точно и неумолимо.

Сработай сейчас затея Урпата и Орубуга, и речники с аиотееками получат общего внешнего врага, для борьбы с которым стоит прогнуться под Власть и слегка поделиться плодами трудов своих.

…А также добровольно отдать сыновей в войско завоевателей для обучения искусству войны, пригреть на своей территории армейский гарнизон, доказать Властям свою лояльность, выдавая несогласных бунтарей и получая в ответ качественное бронзовое оружие и лицензию на отстрел дикарей…

Так, глядишь, через поколение-другое местные речники и забудут, что были завоеваны, ибо людская натура склонна стирать из памяти неприятные воспоминания. Зато будут помнить, как совместными усилиями уничтожали диких болотных нелюдей, приносящих кровавые жертвы на алтаре какого-нибудь тигро-змеиного бога и пожирающих трупы своих врагов.

И вот, казалось бы, ну какое мне дело до дальнейшей судьбы этих пусть и приятных но крайне малосвязанных со мной людей. Надо бы урвать выгоды, проистекающие от совпадения наших временных интересов, урвать свою кучку ништяков и валить в свои любимые степи да предгорья, оставив временных союзников на пути неумолимой поступи Истории. В конце-то концов, не они первые и не они последние, кто настолько тесно вжился в свой крохотный мирок, что неминуемо погибнет, стоит этому мирку измениться хоть на йоту… Ну а те, кто выживет, приспособится, найдет себе нишу в новом мире — те через пару поколений и знать забудут, что их предки когда-то были какими-то там «болотниками» и будут совершенно справедливо считать себя гражданами или подданными (я пока так и не разобрался с этим) Великой Аиотеекской Империи. Как некогда разные вятичи-кривичи стали частью единого великорусского этноса.

Так что с исторической точки зрения, вроде, все нормально. Однако ведь сидит в душе какой-то мерзостный червячок! Крохотный, едва заметный, но подловатый и пакостный, отзывающийся на кличку «совесть».

Казалось бы, тьфу на него — эфемерная ничтожная букашка, меркнущая перед величием Разума и Выгоды. Но вот ведь заворочается этот паразит где-то в душе — и прощай покой и исключительное право на чистое, ничем не запятнанное самодовольство. Так и придется до конца жизни доживать, чувствуя себя гадом, который воспользовался доверием поверивших тебе людей и обрек их на гибель.

А с другой стороны, что я могу сделать? Единственный шанс для местных в данной ситуации — речникам и болотникам объединиться против общего врага, аиотееков, и попробовать сопротивляться вместе, пользуясь своим численным превосходством и знанием местности.

Только ведь один хрен, коли за тыщи лет существования бок о бок они так и не нашли точки соприкосновения, наивно надеяться, что я, такой замечательный, найду способпримирить их за пару недель. Такое только в плохоньких голливудских фильмах бывает.

А просто выйти к народу и призвать, чтобы жили дружно? Помнится, даже у мультяшного кота Леопольда эффект от этого призыва был нулевой. А у нас тут не мультики, а реальная жизнь. Даже если сошлюсь на волю Предков, мои предки для местных жителей —абсолютно чужие дяди, слушать которых вовсе не обязательно.

Вот, разве что, своих поможет остановить… Да только вон Лга’нхи, Кор’тек и Компания уже вполне прониклись идеей праведного крестового похода против подлых захватчиков и обидчиков своих новых друзей. Этим головорезам и за просто так чужую кровушку лить в охотку. А уж за правое дело они полмира, не моргнув глазом, вырежут. Вот и поди объясни им, почему нашим дедушкам такое поведение не может понравится. Ведь дело-то правое!

И ведь обидно до слез — два этих прохиндея, Урпат и Орубуг, так выстроили весь разговор, что во-первых, я узнал о том, что у нас появились новые непримиримые враги, только вот буквально пять минут назад. А во-вторых, откажи мы сейчас нашим товарищам в подобной мелкой услуге — выставим себя неблагодарными сволочами и чуть ли не нарушителями законов гостеприимства… Только теперь с другой стороны — Гость ведь тоже обязан защищать дом Хозяина, чьим гостеприимством воспользовался. А в данный момент чужаки совершают агрессию против наших друзей. Так что мы, как приличные люди, просто не можем не встать на их сторону.

— Серьезный это вопрос! — влез я в беседу, едва говоривший Орбуг примолк и многозначительно уставился в нашу сторону. — Помочь нашим друзьям, которые приняли нас в своих землях и щедро одарили подарками — это дело, предками всячески одобряемое. И я даже не буду спрашивать, что скажет наш Вождь Лга’нхи, ибо его ответ всем нам и так понятен! Да и среди всех других наших воинов вряд ли найдется кто-то, кто откажется помочь друзьям. Так ведь?

(одобрительный гул голосов)

Однако! Война дело серьезное, — внезапно нахмурил я брови, одновременно меняя тон беседы с благодушного на смертельно серьезный. — Нельзя идти в бой, не спросив воли Духов, не принеся жертв и не проведя правильного гадания. Ты согласен со мной, Урпат? Согласен! А раз так, то давай отложим Совет на некоторое время. А пока мы вместе с тобой важное гадание проведем.

…Ну хоть время подумать себе выиграл. А заодно — возможность поделиться с коллегой своим видением ситуации.

На сей раз все было серьезно. И участок для круга мы чистили вместе, и грибной компот я заварил с особой тщательностью. А для жертвы с большим трудом отловили какую-то помесь местной свиньи и бобра, считающуюся тут необычайно ценным зверем. И пентаграмму я не просто на земле чертил, а выложил из веточек и камушков, что несомненно сделало ее еще более волшебной.

А уж какие песни я пел под грохот бубна — самому иной раз страшно становилось. Особенно когда одурманенный грибным компотом мозг отлавливал мою собственную тень, танцующую брейк-данс вокруг костра. На моего коллегу, помнится, особое впечатление произвели «Варяг» и «Жил был у бабушки серенький козлик». Вероятно, потому что исполнял я их уже в самом конце и мой голос хрипел, скрипел и повизгивал от усталости, а попадание в ноты было с точностью детской хлопушки, стреляющей конфетти в руках слепо-глухо-немого паралитика.

Потом с сольной партией выступил и мой коллега, демонстрируя достижения болотной культуры и магии. Все достижения, правда, сводились к задорному приплясыванию с колотушко-погремушкой в руках и заунывным выпеваниям какой-то малопонятной мантры. Однако это явно привело Урпата в нужную для общения с астральным миром кондицию. (Я по-прежнему разбодяживал грибной компот кипяченой водичкой и кровью жертвенного животного, так что в этом отношении на фармакологию надеяться не стоило.)

Ну а уж под утро начались гадания с помощью моих любимых цветных камешков. И камешки показали, что у народа болотников есть два пути развития. И оба они тернисты и изобилуют опасностями и проблемами.

В общем, изложил я мужику все свои светлые мысли о том, какие светлые перспективы сулит ему неумолимая история.

Надо ли говорить, что Урпата это не слишком порадовало? Увы, но все, что я ему смог предложить, это некий план, возникший у меня во время последнего сеанса связи с Космосом.

План был детским и наивным, но это было лучшее, что я мог предложить коллеге на данный момент. А дальше пусть уж он сам пытается наладить жизнь своих людей. Не мне, чужаку, тут указывать и поучать.

И вот, спустя три дня мы, ведомые опытными проводниками, подкрадываемся к поселку речников. Без всякой разведки, без точного знания сил и вооружения противника, ориентируясь лишь на рассказы специалистов, знающих числительное «много» и тактику «навались, всех убьем».

Ух, вот, наконец, впереди светлеет казавшаяся вечной стена деревьев. Земля под ногами становится тверже, и уже можно идти не выбирая, куда в очередной раз поставить ногу. Тут можно облачиться в доспехи, которые раньше приходилось нести в руках, дабы не сопреть еще до битвы.

А вот уже и окраины поселка. Какие-то огородики, сады, сараи… А вот тут уже можно построиться в оикия и начать топать победным маршем, печатая шаг и звеня доспехами.

Можно начинать представление, только сначала проверить, на месте ли пленник.

Не то чтобы пленник тут был как-то особо мне нужен. Скорее наоборот, Хииовитаак был большой проблемой. Хоть он в последнее время, вроде как, и присмирел, однако я даже и секунды не сомневался, что в любую минуту от него стоит ждать какой-нибудь подляны и потому оставить этого товарища на попечение добродушных аборигенов, честно говоря, побаивался.

Так что в этой операции он будет изображать раненого, лежащего на носилках. Укутанный чуть ли не по самые брови в плотное одеяло… чтобы не видно было пут, которые не позволяют ему даже пошевелиться. Наружу торчала только черноволосая голова — лишнее доказательство, что мы аиотееки. Хоть какая-то польза от гада.

Пока бородокосичное воинство охватывало поселок с флангов, сгоняя жителей на центральную площадь, находившуюся на берегу реки, ирокезы проследовали прямо к месту событий в классическом аиотеекском походном строю, звеня доспехами и печатая шаг.

Вскоре тут собрались и почти все жители поселка, согнанные нашей облавой. Мужики стояли хмуро набычившись, а женщины и дети пугливо жались друг к другу за их спинами, с тоскою пытаясь понять, какая-такая новая напасть свалилась на их головы.

Бородокосичники, все в доспехах и с оружием, окружили их по периметру площади, а оикия ирокезов «охраняла» меня в ее центре, выстроившись буквой «П». Почти все они были в трофейных аиотеекских доспехах и с длинными копьями всадников-оуоо в руках. Единственное, что отличало их от наших врагов — белые и рыжие шевелюры скрывались под навороченными шлемами, а бороды и усы пришлось спрятать под слоем болотной грязи, окрашивающей все, чего коснется, в черный с примесью бурого цвет.

— Кто тут Староста? — рявкнул, я снимая шлем и встряхивая своим черным ирокезом после того, как пропел несколько строевых команд на аиотеекском, дабы лишний раз убедить окружающих в нашей национальной принадлежности.

— Я тут старостой буду. — Вперед поспешно вышел довольно таки уже пожилой, хотя еще и крепенький мужик. — Вабток меня звать.

— Много ли мужчин в твоем селении? — спросил я, глядя на несчастного как можно более грозным взором и пытаясь изобразить «аиотеекский» акцент.

— Дык… Много. (А чего я еще ожидал услышать?).

— Возьми их всех и иди с моими воинами, они покажут тебе три лодки, которые вы должны принести на этот берег.

— Дык лодки-то… Зачем всех-то? — логично возразил мне мужик, видать искренне веря, что и десяток-другой мужиков вполне смогут выволочь лодки местного изготовления.

— Молчать! Я сказал всех, — мне как большому аиотеекскому гаду было западло объясняться с каким-то там белобрысым дикарем. Но я все-же снизошел до пояснений. — В лодках есть груз и… (Я замялся, изображая нежелание вдаваться в детали). — Несколько раненых. Все это вы должны будете принести сюда!

А твои бабы пусть пока приготовят моим воинам вдоволь еды. Если к тому времени, когда солнце коснется горизонта, моих лодок тут не будет, я начну убивать твоих женщин и детей, а потом сожгу поселок. Ты понял?

Староста Вабток печально посмотрел на меня и кивнул головой… Понятно, почему тут старостой поставлен старик, а не зрелый крепкий вояка-вождь. Тот бы мог сорваться в драку, а у этого явно хватает мудрости покориться намного более сильному противнику.

— Нит’као, Тов’хай — вызвал я наших лучших следопытов и скомандовал на аиотеекском. — Покажите им, где мы оставили лодки.

Чтобы местные начали шевелиться, пришлось еще неоднократно прикрикнуть на них, а кое-кому и отвесить леща. Не то чтобы местные пытались как-то саботировать мои ценные распоряжения — попробуй возрази такой махине как Лга’нхи, возвышающейся над средним уровнем толпы на две головы, да еще и закованной в кожу и бронзу со страшной металлической маской вместо лица. Просто не привыкли местные ребята к тому, что кто-то вот так вот врывается в их размеренный образ бытия и ставит на уши привычно-неспешное течение жизни.

Ну вот. Теперь можно немножко расслабиться, отдохнув от этого бесконечного бега в парилке. Хотя не сказал бы, что тут у реки намного свежее, чем в болоте. Та же удушливая жара и те же запахи леса и гнилья.

Ну да ладно. Ближайший к поселку рукав реки, к которому болотные «эльфы» смогли довести наши здоровущие лодки, находился примерно в трех часах ходьбы напрямую отсюда. Мы, конечно, шли намного дольше, петляя мимо кочек и трясин, изображая, будто не знаем короткой дороги. Но можно даже не сомневаться, что наши лучшие следопыты, которые не только тщательно запоминали правильную дорогу сюда, но и затаптывали следы проводников (идея Лга’нхи, мне бы и в голову не пришло, что это нужно), смогут указать местным ребятам путь покороче.

Ну и лодки тащить они будут еще часов шесть. Так что можно даже не сомневаться, что выполнять свою угрозу мне не придется. Главное, чтобы ни у кого нервишки не сдали. Впрочем, женщины и дети — достаточно надежная страховка.

Так. А это чего? Похлебка какая-то… Ишь ты, из крабов! Надо бы налопаться, а потом хорошенько поспать.

— Хвалю. Твои люди сделали все правильно! — одобрительно похлопал я Старосту Вабтока по щеке. — Завтра мы уплывем отсюда, и никто из жителей этого поселения не будет убит… Если только…

Скажи-ка, старик, — те люди, что живут на болотах — вы как-то общаетесь с ними?

— Ну да… Нет. — Промямлил старик, тщательно пряча глаза.

— Эти люди — большие враги аиотееков, и я запрещаю тебе ходить в их селения, разговаривать с ними или меняться товарами. Ты понял?

— Понял, — согласно кивнул головой Вабток.

— Нет, — как можно грустнее сказал я. — Ты ничего не понял. Мы узнали, что кое-кто из тех, кто живет выше по реке, завели дружбу с этими болотными тварями. Они даже начали селиться на их землях, думая что мы никогда этого не узнаем.

Но наш отец Икаоитииоо, проезжающий каждый день на своем золотом верблюде по небосводу, видит любую неправду и непослушание, которое творится на земле против его детей.

Он сказал о том, что увидел, нашим жрецам, а те послали меня, чтобы покарать ослушников.

Мы сожгли множество поселков тех, кто осмелился ослушаться воли аиотееков и убили всех, кто думал, что может убежать от нас к нашим врагам.

А потом и вторглись в земли этих болотных тварей, чтобы покарать их за непослушание. (Дальше я попытался говорить как можно более фальшивым тоном). — Мы побили больше болотников, чем деревьев в этом лесу, их кровь текла ручьями, образуя реки и окрашивая моря в красный цвет. Их жены и дети рыдали так громко, что заглушали своими криками грохот бури и небесный гром.

Но они смогли собраться и подло ударить нам в спины. — Тут я передернулся, словно вспоминая что-то воистину кошмарное. — Эти злые колдуны превращались в змей и жалили наших воинов, кололи их в спины из-за деревьев и, оборачиваясь болотными духами, заманивали нас в трясину или заставляли бесконечно блуждать по одному и тому же месту, путаясь в этих чащобах.

Они даже смогли ранить нашего Вождя — знатного оуоо Хииовитаака, чья слава велика, как бесконечная степь земли аиотееков. Даже, небось, такой речной червяк, как ты, и то, наверное, слышал об оуоо Хииовитааке… Что? Ты не слышал о знатном и великом оуоо Хииовиитааке, покрывшем себя беспримерной славой во множестве битв? Ты еще более жалок, чем я думал! Запомни, мерзавец, это имя — оуоо Хииовитаак — твои внуки будут с гордостью рассказывать своим внукам, что могли склониться к его ногам!

…Так вот, больше половины моего отряда, все сплошь сильные и непобедимые воины, пали в борьбе с этими отродьями болотных змей. И потому нам пришлось отступить, покрыв себя бессмертной славой.

Я замолк, изображая глубокое раздумье, бесконечную усталость и общее уныние. Староста почтительно молчал рядом, но даже мельком брошенного в его сторону взгляда хватило, чтобы заметить, как он ошарашен свалившейся на него информацией и какие мыслительные процессы происходят в его голове в связи со всем вышесказанным.

— Так вот, — словно бы встряхнувшись от тяжких воспоминаний и вновь становясь максимально высокомерным, продолжил я. — Запомни раз и навсегда и передай всем, кого встретишь, ибо такова Воля Великих Вождей Аиотееков. Всякий, кто хотя бы позволит думать, что он как-то разговаривал с болотными тварями — будет убит в то же мгновение. Всякий поселок, что поставят речники на болотах — будет сожжен вместе во всеми его жителями.

И не вздумай хитрить. Ты даже не видел, как мы подошли к твоему поселку. Так же незаметно мы можем оказаться тут в любой день. И горе тому, кто ослушается наших приказов. Если мы найдем на болотах хотя бы шалаш, поставленный твоими людьми, мы накажем и их, и тебя, и других жителей этого поселка.

Не смей с ними разговаривать и даже смотреть в их сторону. Ибо они сильные колдуны и смогут наслать на тебя своих демонов болезни и многие несчастия.

Не меняйся с ними своими товарами и не бери ничего из их рук. Особенно зелья и травы, которые, хоть и лечат от всех болезней, отгоняют комаров и наделяют человека воистину невероятной мужской силой, однако все это есть не что иное, как средство околдовать человека, заставив того воевать против нас.

А еще я запрещаю тебе перегонять стволы деревьев, которые эти мерзавцы хотят сплавлять по реке нашим врагам, чтобы обменять их там на великолепные бронзовые крючки, на которые рыба сама прыгает почти без всякой наживки. Или уловистые и потрясающие наконечники для острог, сделанные с особым мастерством и наделенные магической силой.

Ты меня понял? Ну тогда иди и расскажи об этом своим людям!

Ну вот, программа на сегодня завершена. Можно идти спать. Теперь, надеюсь, прибрежники хотя бы конкретно этого поселка и окрестностей под угрозой с одной стороны, аиотеекского наказания, а с другой — возможности столкновения с воинами, надравшими задницы даже грозным аиотеекам, лишний раз побоятся мигрировать в сторону болот.

…А вот насчет налаживания отношений и торговли — вот тут возможны варианты. Могут, конечно, и послушаться грозного меня, и даже отказаться смотреть в сторону опасных колдунов. Но могут и решить объединить силы, чтобы совместно противостоять общему врагу. «Становись на сторону сильного» — эта логика известна с незапамятных времен.

Инструкции о том, как налаживать контакты и сосуществовать бок о бок, я Урпату уже дал. Как и основные правила конспирации. Правда, и сам не уверен, насколько все это сработает.

Но так или иначе, а к примеру, амазонские джунгли даже в моем космическом веке подчас остаются терра инкогнита. А уж в эти времена чтобы покорить болотные племена, от аиотеекской империи потребуются колоссальные усилия.

Колоссальные и абсолютно нерентабельные, ибо ничего ценного там нет — болота, они и есть болота… И если основать там какую-то базу для партизанской войны, да еще и подкрепить ее кой-какими материальными средствами… То кто знает, что из этого всего может получиться?

И кстати о материальных средствах — насчет стволов деревьев я не шутил. Те самые «каменные сосны», одну из которых мы рубили для Урпата, оказались поистине бесценным материалом.

Каменными соснами их назвал я. Хотя, конечно, никакими они были не каменными, ибо довольно хорошо гнулись. И уж точно не соснами, так как ветки завершались маленькими сильно вытянутыми листочками. Скорее это была какая-то родня-переросток нашим «железным деревьям», научившимся в этом болотном краю вырастать чуть ли не до неба. Их древесина была необычайно прочной и, по словам нашего лесного лодкостроителя, не поддавалась гнили. А длина ствола позволяла закладывать суда хоть метров тридцать длиной. Такое дерево стоило того, чтобы сплавать за ним на пару тысяч километров. Я уже договорился с коллегой, как нам наладить это бизнес — они с помощью речников будут сплавлять деревья до моря и закапывать на берегу в определенном месте, а мы взамен будем оставлять наши бронзовые вещи.

Если хорошенько поработать, можно наладить неплохую контрабандную цепочку. Если еще и задействовать побережников, то может быть, за один сезон удастся перекидывать хотя бы пяток стволов, буксируя их по морю за лодками в связке с другими деревьями-поплавками — древесина «каменных деревьев» была довольно тяжелой… А еще я не врал насчет чудодейственных травок. Ну, почти не врал. Однако болотный край оказался крайне богат на разные полезные растения. И не удивительно, в этом обильном влагой и солнцем месте все кишело растительностью. Она тут, можно сказать, росла в несколько этажей и слоев. Типа как по деревьям вились лианы, а на лианах вырастал какой-то мох. А стоило ветру или воде занести на ствол дерева хоть немножко земли, как туда немедленно попадали семена и на деревьях появлялись побеги других растений.

И болотный народец, не говоря уже о моем новом приятеле Урпате, которому по должности полагалось быть ходячей энциклопедией местной флоры и фауны, великолепно умел использовать всю эту растительность как в кулинарных, так и в медицинских целях.

Так что одни только споры знакомого мне еще по краям Бокти гриба, которые в свое время спасли жизнь мне и многим нашим воякам благодаря своему заживляющему и дезинфицирующему эффекту, были бесценным приобретением. А ведь это была только крохотная толика возможностей местной фармакологии. Так что если взяться за все это с умом… Эх. Определенно, надо налаживать контакты с этими ребятами. И если хотя бы десятая доля моих мечтаний воплотится в жизнь, это будет стоить всех бед и лишений, что обрушились на меня в этом походе. Мечты…

Ладно. Надо лечь выспаться. Только вот почему-то грызет меня чувство, что я чего-то забыл сделать… Ах точно! Надо позвать Лга’нхи, а то одному мне не справиться.

— Я понял, что ты затеял, — задумчиво проговорил Хииовитаак, аккуратно прожевав и проглотив кусок местной бобро-свинятины и запив его отваром травок… Вот что ни говори, а представление о том, как надо вести себя за столом, не теряя чувство собственного достоинства, у аиотееков было. Аккуратно есть они умели. — Не могу не отдать тебе должного, — продолжил он, вытирая руки о влажную траву, — твоя затея остроумна. Хотя ты и должен понимать, что все это бессмысленно — никто не может противостоять Воле Аиотееков.

— Ты это… того… — тонко намекнул ему я. — Оправиться… в смысле, опорожниться не забудь. А то так и оставлю тебя связанным с полными штанами.

…Забыл я, естественно, покормить и выгулять пленного. Пролежать связанным на жаре —это уже немалое испытание. А если при этом еще и не есть не пить, запросто можно окочуриться.

Правда, поить я его поил, изображая заботу о раненном. Примерно с этими же целями держал его рядом собой, и потому он мог слышать все, что я навешал на уши жителям этого поселка. Но вот теперь под покровом опустившейся темноты можно было позволить ему и ноги размять, а заодно избавить меня от необходимости менять ему подгузники… Которые, кстати, еще не изобрели.

— Ты, Хииовитаак, можешь молчать сколько угодно. Но я то вижу, что ты ненастоящий оуоо, приставленный пересчитывать тюки с зерном да говорить с торговцами, — подколол его я, пытаясь разозлить и узнать наконец истинный род занятий пленника. — Ты всего лишь дикарь, который не понимает смысла бросаемого в почву зерна или ягненка, не сожранного сразу, а оставленного жить, чтобы вырасти, обрасти мясом и шерстью и дать потомство. Я вижу глубже и дальше, чем ты, ибо способен прозревать будущее и зрю проложенные во времени тропы, скрытые от глаз обычных людей.

Аиотееки, конечно, сильны, но даже большую скалу может сокрушить маленькое семечко, попавшее в расщелину и проросшее там. Оно будет расти от года в год, расширяя расщелину, а вода, солнце и ветер будут помогать ему в этом. И в один прекрасный момент скала расколется!

— Я бывал в горах, — усмехнулся Хииовитаак. — Однако никогда ничего подобного не видел.

— Ты просто слеп и не замечаешь очевидных вещей… Ты ведь даже, небось, никогда не проходил обучение в Храме Икаоитииоо? Ты даже не знаешь, где он находится, ибо ты не настоящий оуоо!

— Я прекрасно знаю, где находится этот храм! — не выдержал наконец Хииовитаак моих наездов. — Он был всего-лишь в двух месяцах пути от того места, где я родился! А перед тем, как мы отбыли на эти земли, я попросил там благословения у Икаоитииоо для своего оружия!

(Ага, только что подтвердился рассказ Эуотоосика, что храм, где хранится Волшебный Амулет, находится недалеко от тех островов, по которым аиотееки переправляются на этот континент).

— Но откуда ты знаешь об этом Храме? Неужели ты и правда один из нас, перешедший на сторону чужаков… Неужели ты настолько глуп, что веришь в их силу? …Хотя нет, не похож ты на наших людей. Разве что только цветом волос. Так откуда ты знаешь об этом храме?

— Тебя интересует только то, откуда я знаю о Храме? Или ты еще и интересуешься, откуда я знаю и о Даре Икаоитииоо, что хранится в том храме, скрытый от глаз непосвященных?

…Ну что ты открыл рот, небось, никогда и не слышал про эту вещь?

— Хм… — откашлялся в ответ Хииовитаак. — А вот скажи, почему ты так упорно называл этому дикарю мое имя?

— Рано или поздно, но твоим хозяевам и вождям станет известно о всех наших безобразиях… А ты можешь не сомневаться, безобразия еще будут. И когда они захотят найти виновного во всех своих бедах, они придут сюда и спросят: Кто командовал наглыми самозванцами, присвоившими себе гордое имя Аиотееков?

И что ответит им тутошний Староста? Правильно, он скажет, что его имя было «Хииовитаак»!

Блин, строго по календарю, который мы тут пока еще толком не ввели, сейчас наверняка уже осень началась, а солнце спозаранку жарит так, что хочется, не вставая на ноги, заползти под какую-нибудь корягу на мелководье и лежать там весь оставшийся день, совершенствуясь в искусстве кваканья и ловли комаров длинным языком. И самое противное, то, от чего я в своих привольных степях или морских просторах давно отвык, — удушливая паркая влажность.

Нет, определенно надо линять из этой гигантской теплицы в родные степи и предгорья, иначе нам тут всем очень скоро поплохеет. Тем более, что с моей точки зрения, взятые на себя в рамках «пацан сказал — пацан сделал» обязательства мы исполнили с перевыполнением — мало того, что беспримерный подвиг совершили, мелко напакостив в самом сердце аиотеекской державы, так еще и что-то действительно полезное сделали по части налаживания связей с местным населением.

Теперь осталось только в качестве завершающего штриха еще и информацией полезной разжиться, и все будет просто замечательно. А то вчера я не стал загружать и без того перетруженнный мозг нашего Старосты Вабтока новой информацией. Так как решил дать ему время, чтобы переварить и хорошенько обдумать прежнюю. А вот теперь — думаю, пора.

— А позвать-ка сюда Тяпкина-Ляпкина!

…Явился? Значит так, отныне твоя деревенька облагается дополнительным налогом… Что такую рожу скривил? Это на войну с болотной нечистью! Славные аиотееки тебя от злобных колдунов, не жалея собственных жизней, защищают, а тебе, значит, впадлу для них лишней корочкой хлеба поделиться? А ну-ка рассказывай, сколько сейчас платишь!

…Угу… Так… Каждая пятая рыба… А хорошо ли коптите? Ну-ка ся… ням-ням-ням… Моя одобрять это… И особенно вот это, с дымком и специями, аж во рту горит. А пива не варите? …Ну да. Откуда же у вас лишнему зерну взяться. А чем от жажды и печального состояния души спасаетесь? …Забродивший сок на меду? А мед где берете? Сами. Не у болотников? Точно?!

Ладно, верю… Главное, чтобы не на соплях лягушачьих каких-нибудь заквашивали. Точно не на соплях? Ладно. Давай, попробую.

Хм… Странный вкус, немного сладкий и в тоже время с легкой горчинкой. Но определенно освежает и под копченую рыбку хорошо идет. Градус, правда небольшой, пять-семь, не больше десятки. Но я и так не сторонник излишнего градуса. Особенно на такой жаре. Так что сойдет.

А долго хранится? А из каких ягод? Ладно. Давай-ка нам пару-тройку… все, сколько в деревне кувшинов есть — в лодку сгрузи. И рыбы своей копченой тоже побольше-побольше. И тех клубней, которыми вчера вечером нас кормили. Ага, вот тех вот, на фиолетовую картошку похожих, тоже мешка по три на каждую лодку. И не боись, это тебе в счет налогов зачтется.

Когда к тебе, кстати наши ребята за налогами приезжают?.. Сам знаю, что по осени и по весне… Вараньи шкуры, говоришь? И правильно. Лови их побольше, потому как… вот ты знаешь, чем они хороши? Правильно, тонкая крепкая кожа, да еще и с необычным рисунком. Мы, аиотееки, и впрямь любим носить сапоги из их шкур, и одежду шить, и на сторону выменивать.

…А почему у меня сапог нет? А-а-а… потому что не твое собачье дело. Да и в лодке в сапогах неудобно. Скажи спасибо, что мы согласились налоги шкурами брать. Потому как с вас, бестолочей, окромя каких-то там лягушачьих шкурок и взять нечего. Другие вон жемчугом расплачиваются.

…Какие камни? Ну-ка, ну-ка?.. И где ж вы такие тяжеленькие желтенькие камушки берете? В ручьях находите? Хм… Хорошие тут у вас ручьи! Фига-се камушек. Как кулак Лга’нхи! А уж тяжеленный-то какой. Я его, пожалуй, тоже себе на память заберу. Угу. Орехи колоть. И вон тот вот поменьше самородочек тоже возьму. И-и-и… Короче, чего там мелочиться, давай все, что есть. А ты себе еще найдешь.

А что нам насчет леса? Говоришь, положенное количество стволов в этом году уже на строительство города отправил? То-то я смотрю, у тебя лес вырублен. Ну дык я же и не настаиваю, отправил так отправил. А вот чем рубите-то? Во-о-от! Благородные аиотееки тебе целых пять топоров бронзовых подарили, а ты морду воротишь.

А зерно тебе, кстати не давали сажать? Нет? А то можно было бы вон те пеньки сжечь, да пустое место аиотеекской кашей засадить. Ну или хоть огороды разведите там.

…Хотя ладно. Коли уж я тебя так ограбил… в смысле, облагодетельствовал килограммов на двадцать золота, то горстку зерна тебе из наших запасов выделю. Когда у вас тут вода поднимается-то? Вот после подъема воды и высадишь. И помни, эти растения воду любят. Так что либо на отмели сажай, либо поливай побольше. Да, первый урожай не вздумай сожрать, а на следующий посев оставь. При ваших погодах в год урожая три, а то и четыре снимать будете!

А ты тогда эти вараньи шкуры десяток-другой-третий в лодки нам погрузи, не жмоться. Я тебя, можно сказать, отныне и навеки от голода спас. Цени и благодари по гроб жизни Великого Вождя Хииовитаака!

В общем так. Вот все, сколько мы у тебя забрали, именно настолько и повышается отныне твой налог. Понял? Вот и прекрасно.

Как ни странно, но этот утренний разговор и сопутствующая ему экспроприация различных ценностей подействовали на меня весьма живительно. Даже стало казаться, что солнце не так уж и сильно печет, а гниющая вокруг растительность не такая уж и гнилая, в смысле вонючая. Да и напиточек этот ихний… Очень пользителен оказался. Кислотно-щелочной баланс от него становится каким-то особенно сбалансированным и кислотно-щелочным. А настроеньице… Так даже сплясать хочется. И ведь уговорил-то всего литра полтора — а солнышко сразу засветило намного приветливей, бабочки запорхали радостно, комарики зажужжали так нежно и умилительно и травка, травка этак игриво зазеленела и приятственно зашуршала, видать приглашая прилечь на нее и любоваться бесконечно синим небом. Благодать!

А золотишка-то скока урвал. Да нечаянно-негаданно, абсолютно на пустом месте. Кто бы подумать мог! Вот оно — Эльдорадо моей мечты!

Правда, местный народ ценность золота пока еще не очень понимает. Топора или мотыги из золота не отлить, так что тут, в отличии от Там, оно не более чем материал для изготовления побрякушек… А ведь все равно приятно стать гордым обладателем такой кучи ценного металла!

А вот Вабток чегой-то взгрустнул. Не ценит он, видать мелких радостей жизни. Впрочем, я же ему и не наливал, все в одно горло выжрал. Так почему бы не поднять человеку настроение приятным разговором о его житье-бытье под властью аиотееков?

…Поговорил. Ну, в общем, ничего нового. Налоги дерут умеренные, но примерно по тому же принципу, что и я сейчас: все, что не успели спрятать, отходит к государству. Голодать не голодают. Но с десяток молодых парней забрали то ли в армию, то ли на строительство города. А может быть, и на то и на другое одновременно.

Больше всего, чувствуется, напрягает именно необходимость и отсутствие привычки отдавать чужому дяде кровно заработанное… Ну это и у нас Там не особо любят и всячески мечтают увернуться от налогов. Через пару поколений подобной практики — привыкнут.

— Ровней, ровней мешки клади! Да ровней, говорю, чтобы лодку не перекосило. Ах ты ж, отрыжка водяного, каракатица криворукая! — внезапно прервал наше мирное общение голос Кор’тека, руководившего погрузкой в лодки экспроприированного товара.

— Какие у вас лодки… большие, — с интонацией «утробы ненасытные» проговорил Староста Вабток, глядя, как сокровища его деревеньки пропадают в недрах наших броненосцев-сухогрузов.

— Угу, — с гордостью ответил я. И, ловя за хвост внезапно промелькнувшую мысль, добавил: — Антилопы-Гну называются.

…А ты вот что, скажи-ка, где ближайшее поселение вниз по речке стоит? На том берегу? Вы как там с ними — воюете или мирно живете? О! Раз жена у тебя оттуда, то давай-ка сажай на свою лодочку пару-тройку внучат, да пусть едут туда прямо сейчас и сообщат, что к ним очень важный аиотеекский господин с отрядом пожаловать изволит. Пусть подготовят нам ночлег, кормежку и все такое…

Следующую неделю продолжался забег по бездорожью и разгильдяйству.

Нет, реально ведь, дороги тут совсем никакие. В смысле, совсем отсутствуют. Тут даже на реке сплошь бездорожье, закоряжье, обмеление и необузданные заросли тростника. Если не знаешь куда плыть, можно заблудиться даже на прямом русле реки.

Но мы-то знали! Потому как в каждом селении, которое навестили, помимо налогов брали и проводника.

Брали потому, что про несусветный уровень разгильдяйства местной сельской администрации я вообще молчу! Никакой бдительности у товарищей речников не наблюдалось вовсе. В то, что мы внеплановая налоговая инспекция, нам все верили безоговорочно, даже не пытаясь спрашивать документов или послать запрос в центр. Чему, кстати способствовали не только наш внешний вид, но и то, что посланные заранее гонцы из соседних поселений предупреждали бедолаг о нашем приближении.

Правда, ясное дело, едва узнав о свалившийся на них нечаянной радости, самый ходовой товар местные норовили спрятать подальше от глаз Высокой Комиссии, выставляя всякую рухлядь и хлам.

Наша парочка следопытов даже возмутилась незатейливой наглости, с которой это делается и предложила за пару часов разыскать все заначки. Потому как спешно прячущие имущество аборигены наследили сильнее, чем стадо овцебыков.

Ну да я это предложение вежливо отверг. И тех крох, что оставляли «гостеприимные хозяева», дабы продемонстрировать свою бедность, нам вполне хватало, чтобы забить лодки товаром.

Тем боле, что дабы умилостивить внезапно прибывших ревизоров, администрация прибегала к старой чиновничьей хитрости. Сиречь, пыталась нас закормить, упоить в зюзю, да и женской лаской никто из нас обделен не был.

В общем, прокатились весело, с ветерком и без особых хлопот. Единственная проблема в таком способе передвижения — намного медленнее обычного. Ведь селения были расположены крайне неравномерно. То, бывает, за целый день только успеваешь от одного до другого доехать, а то сразу три на дневном перегоне. И ведь каждый поселок надо было навестить, поговорить с народом о наболевшем, узнать об их нуждах и чаяниях, забрать свое…

…Ну или хотя бы для того, чтобы послушать брюзжание Кор’тека — сначала при подъезде, на то что медленно движемся. А при отъезде — что лодки у нас больно маленькие и всего, чего хочется, в них не впихнешь.

Чует мое сердце, приохотившийся к халяве адмирал для следующей поездки в эти края обязательно построит лодочку размером с Титаник как минимум… Нет, он не жадный. Просто очень азартный.

Глава 20

Халява хороша тем, что… Да ну на фиг эти «тем» да «что». Халява хороша сама по себе и самодостаточна без всяких «что». Как радуга, улыбка красивой девушки или кружка ледяного пива в жаркий день.

Ибо когда не сеешь, не пашешь, да вдруг с небес на тебя обламывается манна небесная, это лишь подтверждает твои смутные догадки, что ты любимчик богов и они явно выделят персонально тебя из рядов всего остального серенького быдло-человечества. И все это исключительно твоя заслуга, ибо из всей серой массы людишек только ты сумел родиться таким счастливым и удачливым.

А вот плоха халява тем, что подобные мысли чрезвычайно ослабляют, притупляют бдительность и осторожность, подталкивают к необдуманным решениям.

Да и боги, как известно, существа ветреные, коварные, да к тому же еще и чрезвычайно мстительные. Им ничего не стоит согнуть вчерашнего любимца в бараний рог или, привязав ему к хвосту консервную банку, ухохатываться, сидя на своем Олимпе и глядя на прыжки и метания наивного бедолаги, возомнившего о себе невесть что, а теперь пытающегося удрать от грохочущего за спиной возмездия. И особенно они любят наказывать нас за жадность, высокомерие и иные пороки.

Вот так, собственно и случилось, что примерно на девятый день нашего приятного путешествия мы нарвались на неприятности. В очередном селении нас встретили аиотееки.

И было-то их всего горстка, не более десятка. И кабы мы были настороже, завалили бы их в один момент, задавив своим четырехкратным превосходством в живой силе. Но мы расслабились, решив, будто и впрямь на курорте. И кончилось это довольно печально. В том числе и для меня.

Да? определенно надо было быть редкостным дебилом? чтобы попереться практически без охраны в самый центр неизвестного поселка? даже не обратив внимание на подозрительные лодки? припаркованные чуть в стороне от лодок местных рыбаков.

Вот так и получилось, что мы втроем — я, Лга’нхи и молодой парнишка из бородокосичников — оказались один на один с десятком аиотееков весьма злобного вида.

Я как раз повернул за поворот, вышагивая этакой гордой цацей, да еще и зажав свой шлем под мышкой, дабы все видели мой черный хаер. И так при этом пыжился, старался походить на гордого и крутого аиотеека, что даже не сразу обратил внимание, что нечто похожее идет мне навстречу.

— Вы кто такие? — поинтересовался этот «кто-то», оказавшийся довольно высоким (для аиотеека) и плотным воякой средних лет с этаким волчьим прищуром в глазах.

— Бе-е-ме-е… — сообщил я ему. Что было не столько ответом на вопрос или некоей загадочной аббревиатурой, а скорее звуком, который издает воздух, покидая воздушный шарик.

— Говори! — рявкнул он в ответ, а потом его взгляд сосредоточился на моей прическе… И думаю, вряд ли для того, чтобы уточнить название фасона и парикмахерскую, в которой можно сделать такую же. Потому как внезапно потемневший взгляд аиотеека выражал что угодно, только не восхищение новыми веяниями моды.

— Бздыньк, — ответил ему Волшебный Меч Лга’нхи, врубаясь одним из своих перьев куда-то в область скулы врага.

Меч, пожалуй, разнес бы голову в клочья, если бы аитотеек в последнее мгновение чуточку не отдернул голову. Резкий малый… Был. Второй удар превратил его затылок в крошево.

И понесло-о-ось!

Пришлось использовать нашу старую тактику, которую мы практиковали с названным брательником, когда путешествовали вдвоем. В смысле, он убивает врагов, а я спасаю собственную жизнь и жду подмоги.

И когда на тебя наваливаются двое опытных ребят с длинными копьями, сделать и то и другое становится крайне непросто.

Хорошо хоть, стремительное нападение Лга’нхи дало мне несколько мгновений на то, чтобы прийти в себя. Что ни говори, а эта дылда свое дело знал и сумел угрохать двоих еще до того, как остальные аиотееки опомнились. До сих пор удивляюсь, как стремительно может двигаться эта огромная туша.

А вот наш юный коллега явно зевнул, и ему всадили копье в горло почти в самом начале заварушки.

Я же успел отпрыгнуть к какому-то заборчику, прикрывающему мою спину, и изготовить протазан к бою.

А дальше началась свистопляска. Победить я особо и не мечтал — лишь бы остаться в живых до прихода подмоги. Так что просто отмахивался протазаном от тычущихся в меня бронзовых наконечников, даже не думая переходить в контратаку.

Я бы и дальше не думал, если бы один из моих противников не проскользнул своим сапогом по влажной глине и не раскрылся для стопроцентного удара. Сработал нарабатываемый годами рефлекс — я сделал выпад и быстро отскочил влево.

Как оказалось, недостаточно быстро — вражеское копье второго противника, ударившись об одну из пластин панциря, соскользнуло в сторону, пропоров слой бычьей кожи и вошло куда-то в бок.

Накачанный адреналином организм почти не почувствовал боли, однако мозг, принявший с годами под многочисленными ударами вражеского оружия форму боевой вычислительной машины, оценил эффект, просчитал время, которое отпустила мне на бой обильно выливающаяся из пореза кровь и, велев максимально ускориться, швырнул в атаку.

Моим единственным козырем был протазан, все возможности которого мой противник явно не знал. Я ринулся вперед, стараясь за оставшиеся мне мгновения сжечь все запасы своих сил, лишь бы достать противника.

Удар сверху в лицо. Враг подставляет копье. Зацепив его краем топорика и слегка повернув, чтобы зажать вражеское оружие, тяну на себя. Враг, естественно, сопротивляется.

А теперь то, что отрабатывал уже тысячи раз — быстро отпустить захват и, пользуясь тем, что противник продолжает по инерции отжимать мое оружие в сторону, перекинуть протазан ниже вражеского копья и ударить, одновременно смещаясь в сторону. Почувствовать, что попал. Упасть на колени.

…Последнее я не отрабатывал. Как-то само получилось.

У-у-у…А-а-а… Как же больно! Вам, сволочи сапоги тачать, а не людей зашивать! Блять! Блять! Блять! Ты, Кор’тек, где так иглой учился работать? Сшивая шкуры для лодок? Так меня не надо «как можно крепче». Меня надо «чтобы края раны сошлись». Тебе волю дай, ты еще сверху шов горячим смоляным варом промажешь, чтобы вода не протекала. У-у-у блять…

…Нет, сам, конечно виноват. И что в наглую полез в поселок. И что, чувствуя свою вину, более-менее грамотных ранозашивальшиков отправил к Лга’нхи.

Брательнику в этой заварухе тоже досталось. Как-никак, он один против восьмерых дрался и пятерых сумел уложить до того, как прибежали наши, привлеченные звуком боя, и снесли своей массой остатки наших обидчиков… Кажется, под горячую руку и кому-то из местных досталось.

Правда, у Лга’нхи раны больше поверхностные — он так крутился и вертелся по полянке, круша супостатов, что никто из них так и не смог изловчиться нанести концентрированный удар, который смог бы пробить панцирь. Потому-то и пострадали в основном только незащищенные конечности. Четыре «царапины» на ногах, две на правой руке и одна на левой. А еще штаны в клочья. А на такого дылду новые хрен отыщешь.

Так что брательника сейчас тоже штопают, аж в четыре руки. Вик’ту от войска ирокезов и Завгур — представитель бородокосичников. Как раз напротив меня брательник сидит и еще этак ухмыляется, изображая, что ему все нипочем.

А за меня ничтоже сумнящеся взялся сам Кор’тек, за которым, между прочим, раньше никаких лекарских наклонностей не замечалось. И чую я, после его основательной штопки пупок у меня сместится вправо сантиметров на пять-десять. А вся грудь и живот пойдут неприятными косыми складками.

— Ну вот… Все пришил, — довольно заявил Кор’тек, отваливаясь от моей скорбной тушки как сытый вурдалак от обескровленной жертвы. — Как ты и велел, примочкой этой твоей протер, пылью присыпал и мазью замазал. Ща еще тряпкой замотаем, и будешь в порядке.

…Ты уж извини, Дебил, — вдруг виновато понурился наш адмирал. — Я ж те лодки-то видел и должен был догадаться, что чужие они, ан вон оно как получилось. Ты сразу в поселок пошел, а я… того значит…

— Лодки? — удивленно переспросил, я поскольку вприпрыжку торопясь обуть свежих лохов, на такие мелочи, как какие-то лодки, внимания не обратил.

— Ну да, чуток в стороне стояли, — пояснил Кор’тек. — Я же сразу понял, что их не местные делали — и носы у них чуток другие, и доски над бортами нашиты. И весла закругленные. Да вот как-то не подумал, что это аиотееки на таких плавают.

— Хм… Лодки?! — глубокомысленно произнес я, и мне внезапно жутко захотелось изучить плавсредство аиотеекского производства. Я даже предпринял попытку подняться на ноги, но жуткая боль в боку едва не лишила меня сознания. Этот сучара-аиотеек, видать, свое копье вообще не точил. Оно не столько резало, сколько продирало себе путь в человеческой плоти. Разгильдяй! Хотя с другой стороны, окажись оно заточенным как бритва, может ребра и не устояли бы под его напором, и рана оказалась куда тяжелее.

— А что в лодках? — утомленно опадая обратно на левый бок, поскольку правый и часть спины горели огнем, спросил я у нашего адмирала, даже не сомневаясь, что он уже успел сунуть свой нос в чужие закрома.

— Так канаты гок’овые, — довольно расплылся в улыбке Кор’тек. Всевосемь лодок ими доверху набиты. Это ж богатство-то какое!!!

— Хм… Аиотееков было десять лодок восемь. И набиты канатами. Не аиотеекские эти лодки, — уверенно заметил я. — Это аиотееки ходили дань собирать с тех племен, что канаты такие делать умеют.

…Ты бы, кстати поставил возле них охрану. А то ведь наверняка аиотееки не сами гребли. Так что не успеешь чухнуться, как гребцы попрыгают в свои лодченки да и дадут деру… Местного старосту расспроси — пусть всех чужаков (в смысле — помимо нас) в селении укажет.

— Прибить надо гадов! — воскликнул Кор’тек, пораженный мыслью, что кто-то может упереть его честно награбленное имущество.

— Пока не надо. Просто сгони в кучу, разоружи и свяжи на ночь… Да парочку их самых старших приведи ко мне поговорить… Только не сейчас. Сейчас чегой-то я…

Хрясь! — очнулся я от мощной оплеухи… Которую, к счастью, схлопотал кто-то другой.

— Да я тока поссать… — в голосе сказавшего это булькал коктейль из ярости, неуверенности, обреченности и страха. Да и сами слова я разбирал с некоторым трудом из-за какого-то цокающего акцента. Что-то вроде «Да я-ц тоцка поццать».

— Шаман сказал, что с тобой поговорить хочет, — ответил ему приглушенный шепот.

— Да он же так еще с полудня лежит. А я тока… Мне бы по-быстрому.

— Сиди. Шаман сказал…

— Сказал… сказал… — Говорящий, кажется уже понял, что настаивать на своем бесполезно, однако бурчал чисто из самоуважения. — Убудет что ли от него, если я поссать схожу, пока он без памяти лежит?

— Поговори у меня, — ответил охранник уже куда более добродушно, видать поняв, что явного неповиновения ему не окажут. — Еще неизвестно, без памяти ли он лежит или где еще обретается… Ты нашего шамана не знаешь. Знал бы — навеки ссать от страха разучился.

— Напугал. У меня у самого двоюродный дядька шаманом будет. Он мне такие амулеты сделал.

— Против нашего никакие амулеты не помогут, — теперь голос просто сочился самодовольством. С такими интонациями обрюзгший дядечка-«спортсмен», беременный изрядным пивным животиком, сообщает о победе любимой команды, за которой он наблюдал, лежа на диване перед телевизором. — Он, поговаривают, и не человек вовсе!

— А кто ж тогда? — Любопытство и страсть почесать языком на моих глазах стремительно сметали все межплеменные, сословные и прочие барьеры.

— А кто же его знает? — ответил явно настроенный на долгую приятную беседу голос. — Потому что родился он, говорят, белым теленком, а человечий вид тока потом принял. Во как! К нему самые великие Цари Царей за советом приходят. Демоны и морские чудовища от него словно кролики бегут. Может верблюда в мышь превратить и обратно. Оленя в быка, а рыбу в птицу. Или морок на целую Орду этих ваших аиотееков навести. А не далее как в прошлую луну он пошел на мертвяка-упыря охотиться и убил его, когда тот бронзовым тигром обернулся, причем вместо шерсти у того тигра клубки змей были… Я сам труп того тигра видел… Издалека… Я не дурак к такому чудищу, даже мертвому, близко подходить.

А того аиотеека, что упырем обернулся, он теперь с собой возит. Говорят, может его обратно упырем обернуть да на врагов своих натравить.

У него там… (кажется, говоривший мотнул головой в некоем направлении) таких целое племя живет.

Он над людьми и на тут, и за Кромкой властвует. Захочет, и сможет тебе после смерти путь к предкам преградить. И будешь ты по земле неупокоенным демоном шляться!

— Да как это он может меня, да к моим же не пустить? Да кто его Там слушать-то станет?! — справедливо возмутился благодарный потребитель всей этой лапши.

— Он — может. — В голосе сказавшего это звучало такое убеждение, что я и сам чуть ему не поверил. — Так что ты лучше его не зли. Он с виду-то добрый, но коли разозлится… Одну из жен своих в такую страхолюдину превратил, что ее взрослые мужики за поприще обегают. А все потому, что перечить ему вздумала… Когда по весне мне верблюд на ногу наступил, так она меня лечить приходила. А потом еще полгода по ночам в кошмарах снилась.

— А вот и врешь, — не выдерживает «цокающий» голос. Не может такого быть, чтобы чужой шаман над нашими посмертиями власть имел! Разная у нас кровь. Порчу навести или мор пустить — такое еще куда ни шло. А чтобы такую власть…

— Эх, дурень ты, дурень, — охранник с головой окунулся в возможность почесать языком и явно был благодарен тому, кто эту возможность ему предоставил, так что говорил со всем возможным добродушием. — Пенек лесной. В том-то и сила нашего Дебила, что он такую Власть имеет даже над чужой кровью. Потому как, говорю же тебе, не человеком он родился, а теленком, да еще и белым. Да ведь у них все племя такое — Ирокезы! Раньше про него и не слышал никто, а он взял кучу народа из степняков, из горцев лесных и прибрежников, всех смешал, да ирокезов своих и вылепил.

— Тьфу-тьфу-тьфу… И зачем ему таким паскудством-то заниматься понадобилось? Издревле люди жили, как предки их пример подали. Так чего, спрашивается?..

— А того, что пока он того не сделал, аиотееки всех по одиночке били. А он всех вместе свел — и уже две Орды огромные в пух и прах размели и добычу взяли немерянную! А вы-то, небось, им дань платите да баб своих отдаете?

— А ты, выходит, тоже ирокез энтот?

— Не. Я из Великого Улота. Слышал, небось?

— Так чего же ты его своим шаманом называешь?

— А с того, что он и есть мой шаман, поскольку в нашем войске всех между собой кровавым узором соединил.

— А ты согласился?

— А чего не согласиться, коли он нашему Царю Царей родня близкая? Да и вождем у нас сам Лга’нхи — Великий Герой с Волшебным Мечом.

— Это тот здоровый, который аиотееков крушил, что-ли? И впрямь страшОн! Тоже, небось непростой человек?

— А то! Или ты думаешь, такой, как Великий Шаман Дебил, лопуха вроде тебя Вождем признает?

Наступило молчание… Я тоже затихарился серой мышкой, пытаясь не выдать своего пробуждения. Так-то тут народ бдительный и с понятием — обсуждать своего шамана в его присутствии точно не станет. А подкрасться к ним незаметно, чтобы подслушать разговоры о себе любимом, с моей грациозностью слонопотама хрен получится. Однако порванное тигром плечо или проколотый бок — слишком дорогая расплата за возможность потешить свое самолюбие.

А тут еще нос зачесался нестерпимо. И стоило только чуть двинуть рукой, издав едва слышный шорох, как мое пробуждение сразу было замечено.

— Эта, Шаман Дебил, может, тебе чего надо? Тут вон печенка свежая собачья. Нра’тху велел тебе отложить. А еще местные птиц каких-то держали, Кор’тек велел из них похлебку справить…

— Собачек-то зачем? — искренне возмутился я. — Будто больше еды никакой нету?

— Дык ведь, мы как пошли по амбарам да сараям ходить, они на нас бросаться начали. А местные все разбежались. Угомонить некому. Вот мы и… А мясо-то у них хорошее, не пропадать же.

— Тьфу на вас, чебуречники фиговы. Вот введу табу или вообще священным животным объявлю… А впрочем, хрен с вами. Тащи похлебку из птицы. Дровишек в огонь подкинь. И одеяло какое-нибудь принеси, а то знобит чегой-то…

…И да, этого вон отпусти поссать. Не убежит он никуда.

«Этот вон» при моих последних словах как-то резко вздрогнул и, ухватившись за амулеты, начал чего-то нашептывать себе под нос… Ага-ага, — это я силой мысли в твой мочевой пузырь проник, местечка поинтереснее не нашлось. Беги-ка лучше давай, звеня астральными сферами, до ветру, а то обделаешься еще у меня перед носом.

— Иди сюда. Садись, — приказал я ему по возвращении, припадая к чаше с жирным наваристым бульоном… Не то куриным, не то гусиным. — Ближе к огню садись. Не стесняйся.

Не то чтобы я особое гостеприимство пытался продемонстрировать, просто предпочитаю видеть того, с кем разговариваю. И особенно — кого допрашиваю.

Мужик, наверное, мой ровесник или чуть помоложе. Башка рыжая, рожа конопатая, но на дурака совсем не похож. Одет довольно стандартно — короткие штаны и тапки из вараньей кожи. Торс, как и следовало ожидать на такой жаре, голый. Еще характерная деталь гардероба — воинский пояс. Только вот пустой абсолютно — видать, наши уже успели ограбить. Однако интересно, кто ему оружие вручал — уж не аиотееки ли?

— Значит, гок’овые канаты вы плетете! — не спросил, а утвердительно сказал я.

— Э-э-э… мы, — виновато кивнул головой мужик.

— Хорошо плетете, — одобрил я. — Ваши канаты по всему побережью славны. Рассказывай, как с аиотееками в одной лодке оказался.

Уцскоц — так звали нашего пленника — жил себе не тужил в родном племени и даже пользовался немалым уважением, как специалист по гок’у.

На первый взгляд, вроде ничего сложного — отыскать заросли этого вырастающего выше головы тростника и срезать его как можно ниже. Потом сначала правильно подвялить на солнце и протеребить длинные стебли, чтобы избавить от листьев и всего лишнего. Потом долго вымачивать в обработанной пеплом воде и опять просушить, чтобы стебель можно было разделить на длинные прочные нити. И затем уж очистить эти нити от всего постороннего, вымочить в вырытых земле чанах с хитро составленной закваской, опять вынуть, промыть, высушить. И передать наконец готовую продукцию крутильщикам.

Однако при всей кажущейся простоте для всей этой работы требовался немалый опыт, чутье и дружба с правильными водяными и лесными духами, и Уцскоц очень гордился тем, что всеми этими знаниями он владеет. Недаром ведь столько много его родни на протяжении поколений становилось шаманами.

А потом, зимой, когда тростник был неподходящим для обработки, он с соплеменниками отвозил готовые канаты на побережье и там весьма выгодно выменивал их на бронзовые изделия, мягкие тонкие ткани или даже на лодки или ценные побрякушки, которые так любят женщины… Что и говорить, а приятно было сознавать, что в том числе благодаря и его трудам родное племя жило весьма зажиточно и богато… Уж куда богаче, чем многие соседи.

И вот, в один роковой день, пригнав пару лодок с товаром к знакомому месту торга, вместо привычного поселка побережников Уцскоц увидел пепелище, по которому ходили очень странные и, кажется, довольно злые люди.

Злые и странные люди взяли Уцскоца и его соплеменников за шкирку, вытряхнули сначала их из лодок, а потом из них самих все ценности и отправили трудиться. Кого на строительные работы, а кого и в свою армию.

Новая жизнь Уцкоцу сильно не понравилась. Кормили тут хреново, а расплачивались за труд ударами плетей, а то и копий, если язык плетки не сразу доходил до сознания вразумляемого.

Нет, Уцскоц, в принципе, трусом и слабаком не был. Он даже участвовал в той великой войне, когда их племя напало на соседнее и украло у них четыре лодки, двух баб и гуся. А те в ответ попытались напасть на проверяющих сети рыбаков и отобрать у них свои лодки и улов — побоище было кровавое. Одного человека даже убили, а уж скока было поцарапанных и с набитыми шишками — история умалчивает по причине слабого развития арифметики. Но против этих аиотееков, против их железной Воли, загоняющей даже своих же соплеменников в ровные ряды и посылающей в бой по мановению руки Вождя, рыбак и знаток гок’ового тросника был бессилен. Это все было так неправильно, безжалостно и невероятно, что Уцскоц даже не знал, как этому сопротивляться — ответом на малейшее возражение был удар плетью, а неповиновение каралось смертью. Такому можно было только подчиниться.

И он уже почти смирился с тем, что подохнет тут на берегу моря вдали от родных тенистых лесов и гок’овых зарослей, когда судьба его опять сделала странный выверт — его отыскал какой-то аиотеек. Подробно расспросил про гок’овые канаты, что были в их лодках во время прибытия. Про его племя и путь к нему.

…И так хитро аиотеек все это проделал, что бедолага Уцскоц выложил ему всю правду, прежде чем сумел что-то сообразить.

А дальше…

В общем, выбор был простым — либо уговорить соплеменников подчиниться, либо любоваться со стороны на их гибель. Он выбрал первое.

И вот теперь Уцскоц живет между городом аиотееков и родными краями, куда ездит пару раз в год вместе с налоговой инспекцией.

Благодаря ему его соплеменники не знают, что такое истинный гнев аиотееков. Они исправно платят налоги и поставляют живую силу на строительство города и в войска… А это все-же лучше, чем когда аиотееки, тайно подкравшись в ночи, устраивают облавы, хватают первых же попавшихся людей и грабят все, до чего смогут дотянуться, на малейшее сопротивление отвечая смертью. Уцскоц такое уже видел несколько раз и своей родне подобной участи не желает.

— Хм… — задумчиво подытожил я. — Так значит, ты бывал и хорошо знаешь город аиотееков?

Глава 21

А может оно и хорошо, что я так солидно вляпался напоследок — сразу проснулась бдительность, включился мозг и ожили воспоминания о плетке, полосующей мою спину.

После всех подвигов тут уходить надо было чисто по-английски — не прощаясь и с карманами, набитыми награбленной добычей.

Кстати о добыче. Чтобы перегрузить особо ценные канаты в наши лодки, пришлось бы выбросить почти весь имеющийся там груз. А тянуть лодки за собой — нет, конечно можно было бы. По реке.

Вот только даже у такого не слишком опытного морехода, как я, появлялось сильное сомнение, что эти утлые лодченки выдержат путешествие по морю. Тем более, что ближе к концу нашего путешествия метеобюро в лице нашего адмирала Кор’тека обещало затяжные дожди, шторма и близкое знакомство с Ктулху тем, кто не будет налегать на весла изо всех сил, вырывая у времени последние безоблачные деньки лета и ранней осени. И если мы еще будем тянуть за собой лишний груз, сильно замедляющий нашу скорость, то можем лишиться не только добычи, но и жизней. Море ошибки прощать не склонно.

А с другой стороны, жадность тоже никто не отменял, потому как нахапали мы стока всего ценного и полезного, что только одна лишь добыча могла бы оправдать этот поход в глазах, так сказать, мирового сообщества. И существенно добавить бонусов как идее Союза в целом, так и персонально воинству бородокосичников в частности. Если мы сейчас вернемся намного богаче, чем ушли, то кто знает, не придет ли кому-нибудь из других царей или вождей в голову идея последовать по нашим стопам «за зипунами» — аиотеекам лишний геморрой. А для нас — лишняя точка соприкосновения интересов разных племен и народов и сосредоточение естественной агрессии не на ближайшем соседе, а на том, что живет за тридевять земель.

Но если мы не вернемся вовсе, это будет крайне печально… И пофигу дело союза и прочие дипломатические рассуждения. Жить очень хочется.

Осознав этот факт, я даже сгоряча предложил нашему адмиралу сжечь эти лодки с канатами нафиг, чтобы не было лишнего искушения. Лишь бы врагам не достались. Но Кор’тек в ответ посмотрел на меня так, словно сильно жалел, что зашивая на мне рану, не зашил заодно уж и рот. И обязательно постарается в ближайшее время исправить это упущение.

В морском деле, да и не только, канаты эти пользовались огромным спросом. По его словам, один такой канатик толщиной в палец мог выдержать вес целого здоровущего ствола дерева.

В более дальних краях их даже расплетали обратно на нити и веревочки и использовали для множества других целей. Именно такими веревками скреплялись каркасы лучших лодок. А сеть из тонких гок’овых нитей считалась чуть ли не вечной.

…Кстати. Из того, что я узнал из рассказа Уцскоца, аиотееки тоже весьма оценили этот материал. Особенно учитывая, что в их строительных технологиях вовсю использовались деревянные крыши, стропила, балки и прочие детали, конструкции которых соединялись как раз веревками.

Вообще, из того что я понял, из рассказов и убогих рисунков бедолаги Уцскоца, архитектура аиотееков была чем-то похожа на индо-китайскую. Сравнительно невысокие стены домов и огромные крыши, дающие возможность воздуху свободно циркулировать в жаркий день — система, направленная не столько на сохранение тепла, сколько на защиту от осадков и ярких солнечных лучей. Что не удивительно, учитывая, откуда они заявились в наши «северные» края.

А вообще, строить они, по его словам, предпочитали из камня. Но за неимением такового в этом болотном краю, весьма искусно использовали и дерево. Умели работать и с глиной, хотя кирпич не обжигали, а возводили саманные стены.

А еще, я это и сам заметил при осмотре лагерей, аиотееки умели заранее планировать свои города и поселения. И по словам того же Уцскоца, их город возводился по следующей схеме:

С запада на восток шла главная улица, полагаю, символизирующая Путь Икаоитииоо. Потому как, по словам Уцскоца, немало повкалывавшего на строительстве Столицы, никто не смел прерывать ее путь другими застройками.

Да и перпендикулярные улицы, образованные усадьбами отдельных родов, каждая из которых тоже, почитай, была как отдельный город, не пересекали «центральный проспект», но лишь сходились к нему. А вот вокруг этих усадеб, уже ближе к задворкам, селились аиотееки-оикия, причем не только вояки, но и привезенные из-за моря мастеровые. А также не по своей воле примкнувшие к ним бригады работников из захваченных племен.

Последних, кстати, никто особо не охранял. Видать, побегов аиотееки не боялись, доказав, что сумеют отыграться на родных-«собригадниках» беглецов или на всем племени, если убежать умудрялась бригада.

Там же, на задворках, вовсю уже начинали появляться и мастерские по обработке дерева, бронзы, камня и глины, и мой рассказчик краем глаза успел заметить, что там творятся весьма интересные дела… Интересные мне.

… В общем, немало всякого полезного поведал мне пленник о житье-бытье аиотееков. Аж завидки брали, так хотелось самому глянуть на все это хоть одним глазком. И особенно сунуть свой любопытный нос в эти самые мастерские.

Увы, но даже мысли, как это можно было бы проделать, не подставляя под удар свою шею и шеи своих соратников, мне в голову не приходило. Да и свежая рана была хорошим напоминанием об осторожности, предостерегающим от необдуманных авантюр. И это было весьма печально.

Зато очень порадовало известие, что внутри самих аиотеекских родов особого мира тоже не присутствует. Те самые усадьбы, про которые я уже упоминал, недаром, видать, строилась каждая в виде небольшой крепости. Судя по всему, разные кланы данной орды, закончив свое захватническое расширение в пространстве, смогли наконец предаться любимому занятию — вечным конфликтам друг с другом. Попутно ссорясь из-за добычи или косых взглядов друг на друга.

Я еще не забыл их демонстративно выпрямленные спины и готовность вцепиться друг дружке в глотку при малейшем намеке на оскорбление или какую иную обиду. Да и из рассказов Эуотоосика сумел сделать вывод, что постоянная вражда помогала аиотеекам держать себя в форме, не давая расслабиться и разжиреть на дармовых харчах.

Увы, но Уцскоц, среди своих соплеменников кажется считавшийся наиболее смышленым, азами политической грамоты особо не владел. Да и на советы аиотеекских кланов его звали гораздо реже, чем меня. (Я-то один раз удостоился чести поприсутствовать). Так что его пояснения по этой части были весьма сбивчивы и малопонятны. Я лишь смог отчасти угадать, а отчасти нафантазировать, что каждый отдельный род собирал свою дань со своего участка захваченных земель, разделенных согласно заслугам, а главное, численности и силе отдельного рода.

Большая часть кланов продолжала тусоваться в степях западнее Реки. Благо, там была привычная им и вполне комфортная лесостепная зона.

Однако этот Город закладывался усилиями всех родов и кланов. И опять же, по смутным рассказам пленных, нужен им он был во-первых, чтобы оставаться единой силой-армией. Ведь по сути-то аиотееков, подобно испанцам в Мексике или Перу, была небольшая горстка по сравнению с местным населением, исчисляющимся, наверное, десятками, а то и сотней с лишним тысяч. И если они разъедутся малыми группками, то очень даже не факт, что их не передавят по отдельности взбунтовавшиеся аборигены.

А во-вторых, город был местом диалога, торговли и дипломатических разборок друг с другом… Хотя, по словам того же Уцскоца, зачастую многие дипломатические разборки решались поединками между представителями родов. Для чего за городом даже было выделено специальное поле-ристалище. И чему он сам неоднократно был свидетелем.

И все это было дополнительным аргументом за то, чтобы уйти как можно тише — убеждал я кое-кого из своих оппонентов, еще не наигравшихся в войну. — Пусть аиотееки подумают, что это представитель какого-то чужого рода набедокурил в их курятнике. Может быть, передерутся между собой.

И поскольку Кор’тек был со мной солидарен, да и Лга’нхи, чувствующий себя из-за ранения вождем не на все сто процентов (ох уж эти предрассудки) придерживался нейтралитета, Скивак, формальный лидер бородокосичников, тоже был вынужден с этим согласиться. Хотя до этого активно настаивал на продолжении банкета.

Его тоже можно было понять — перед человеком, до тех пор прозябавшим на десятых ролях в улотском рейтинге государственных мужей, в кои-то веки выпала такая возможность свершить нечто значительное. Да и для остальных бородокосичников богатая добыча была залогом их дальнейшего финансового благополучия. А Слава победителей аиотееков — гарантией высокого статуса в улотском обществе. Такими вещами не разбрасываются.

Но даже простые вояки встали на сторону Великого Вождя и Великого Шамана, ибо авторитет наш был высок невероятно.

Осталось только оправдать оказанное нам высокое доверие.

А теперь — воспользуемся моим магическим даром Великого Шамана. И пронзив своим нечеловечески-зорким взором время и пространство, понаблюдаем за некоей сценой. Ибо увидеть все это в живую я не смог бы по известным обстоятельствам, так что остается воспользоваться волшебными возможностями своей фантазии.

— Так вот, уважаемый господин аиотеек… — ползая на брюхе и щупая окружающее пространство своим раздвоенным языком, произнес редиска и предатель Егтей. — Те самые люди, про которых я тебе говорил, прислали ко мне человека сказать, что они скоро объявятся у того самого островка, где мы и расстались, чтобы я провел их незамеченными через дельту реки…

— Ты это говоришь про войско грозных, но безмозглых дикарей, возглавляемых огромным детиной, который только и умеет, что махать здоровущей дубиной, сделанной из неизвестного металла, и не слушаться советов своего благородного и достойнейшего спутника, чей взгляд светится нечеловеческой мудростью, а высокое чело набито непостижимыми для наших приземленных умов знаниями?

— Ну, господин крутой аиотеек, ты можешь, конечно, меня убить за подобную наглость, однако я позволю себе добавить, что сей одаренный несравненной мудростью и высокими помыслами муж не только потрясает всех окружающих своим необычайным умом и знаниями… Он еще и великий воитель! Это сразу видно по его бесстрашному взору и тому, как он сжимает в руках свою необычное оружие…

— Да-да… — подхватывает аоитееек. — А слышал ли ты, ничтожный червь и предатель, что оружие это придумал и первым сделал именно этот потрясающий величайший из всех гениальнейший гений всех времен и народов?

А еще и удивительные шлемы, колеса, легкие как пушинки и быстрые как ветер, и лодки, настолько огромные, что не видевшему их воочию трудно поверить рассказам очевидцев.

А как он поет танцует…

…рисует и лепит скульптуры…

А арифметика!..

А грамматика!..

Потрясающие познания в медицине!..

Редкостные дипломатические таланты!..

А еще он умеет лепить горшки!..

И такого человека ты хочешь предать! Как тебе не стыдно?!

— А ты убить! Тебе должно быть стыднее за это в сотни раз!!!

— А мне и стыдно. Так значит, на каком-таком острове мне их поджидать?

— Я покажу тебе его. Там узкая протока между островом и зарослями тростника. А на острове есть подходящее дерево, повалив которое, ты перегородишь протоку и отрежешь им путь к отступлению. Тебе без труда удастся убить этих странных людей, непонятно зачем вторгшихся на территорию, подвластную аиотеекам… И будь ты проклят за это во веки вечные!

…Вот так вот я примерно представляю себе сцену, которая просто обязана была разыграться где-то, где есть аиотееки и куда предатель и редиска Егтей должен был побежать, чтобы заработать свои тридцать сребреников.

…Ну а сам я незадолго до всего этого послал нашего адмирала в сопровождении доблестных разведчиков Нит’као и Тов’хая отыскать того самого Арпека, о котором нам Егтей в свое время все уши прожужжал. Благо, отыскать его было несложно, поскольку редиска Егтей, желая нагадить конкуренту, весьма подробно объяснил, где тот обретается.

…Вот скажу честно — Арпек оказался тоже… как бы это сказать — не таким уж няшкой без страха и упрека, как это можно было бы ожидать от смертельного врага нехорошего человека Егтея… Поневоле даже задумаешься — не тяжкие ли дороги соседства и постоянной конкурентной борьбы с Арпеком привели нашего приятеля Егтея на путь сволочной продажности и поисков сиюминутной выгоды… Или все было наоборот?

В общем, особого желания разбираться, кто там на кого повлиял в худшую сторону, у меня не было ни малейшего. Да и сил, признаться, тоже — рана воспалилась, температура, судя по всему, подскочила где-то за сороковник. Меня то трясло от озноба, то вдруг бросало в дикий жар и кажется, временами я даже впадал в забытье. Так что на фоне всего этого этико-психологические проблемы двух засранцев меня интересовали меньше всего.

Ну да к счастью, наш Кор’тек, будучи по обязанности флотоводца еще и торговцем и дипломатом, без особого труда смог найти с Арпеком общий язык. И для этого нашим шрамированным и увешанным снятыми с врагов скальпами дылдам-степнякам даже не пришлось вырывать этот самый язык из его глотки.

Они только легонько ворвались в его хижину, отлупцевав древками копий троих сыновей, двух племянников и брата Арпека, посмевших выглядеть так, будто хотят оказать сопротивление, а потом вежливо встряхнули хозяина за шкирку и со всем почтением пригласили его на переговоры с адмиралом Кор’теком, дожидавшимся снаружи.

…Я их потом даже немного пожурил за это. Хотя, конечно, прекрасно понимаю, что нравы так легко не изменить даже если постоянно трындеть всем на уши про пятиюродных родственников со стороны бабушки двоюродного дяди пришедшей из другого народа жены. А в общем-то, у этих ребят золотое сердце, просто они немного резковаты.

Но так или иначе, хватит извиняться за своих ребят. Арпек выслушал предложение нашего адмирала и весьма им заинтересовался. И кажется, в наибольший восторг его привела не столько возможность заполучить буквально на халяву связку гок’овых канатов, сколько возможность устроить подляну Егтею, суть каковой Кор’тек изложил ему первым делом.

Ну а дальше все уже было довольно просто. Арпек сам нашел нейтрального человечка, которого можно послать с предупреждением о нашем скором прибытии его злейшему врагу и конкуренту. А тем временем его брат, которому объяснили, что оба его сына будут пользоваться нашим тесным гостеприимством до тех пор, пока мы не минуем дельту реки, проследил за Етеем, убедившись, что тот смазал лыжи в сторону ближайшего аиотеексого гарнизона.

…В общем, ушли мы довольно легко и просто… Только сам этого я уже не помню. Я вообще как-то плохо все это помню. Как раз накануне отбытия мне что-то резко поплохело и все дальнейшее вспоминается какими-то мутными обрывками сознания, прыжками и дерганьем теней, смешанными с бредовыми видениями и прочими глюками. Кажется, я тогда вообще большую часть времени провел в отключке и мало что успел запомнить.

Зато вот момент, когда я очнулся уже в лодке, знакомо колышущейся на широком морской волне, очень четко врезался мне в память — над головой синело огромное небо, покрикивали чайки, а легкий ветерок, без проблем заглядывающий на дно лодки, в которой я лежал, ласкал мои ноздри характерным запахом соленого моря, который нельзя спутать ни с чем иным.

Так же знакомо скрипели весла в уключинах и в такт им слышалось ритмичное дыхание гребцов, занятых своим нелегким делом.

— Очнулся! — послышался радостный возглас… кажется, Тоди’тхо.

Все вокруг радостно загомонили и меня, осторожно подтащив к задней банке, перевели в сидячее положение, дабы я мог высунуть нос над бортом одного из корпусов нашего катамарана.

Все внезапно задвигались. Началась какая-то суета… Помню, как мне сунули в рот горлышко фляжки с удивительно вкусной свежей водой… К нашему борту подошли две другие лодки, словно бы и их экипажи спешили убедиться, что их шаман ожил. Все ужасно радовались моему пробуждению. Что и говорить, это было приятно!

— Мы уж думали, ты не очнешься, Дебил! — радостно известил меня голос Кор’тека откуда-то из-за головы… Ну ясное дело, наш адмирал сидел на корме и орудовал рулевым веслом.

— Долго я?..

— Пять дней уже. Сегодня шестой пошел… — ответил брательник с носа лодки. Как обычно, вождь сидел впереди и довольно лыбился, глядя на меня во всю ширину своей здоровенной морды.

— Да уж… — пробормотал я. — И чего? В смысле, как?

— Нормально, вышли в море, плывем домой.

— Угу, — подхватил Кор’тек. — Те лодки с канатами… Ну ты помнишь… Помнишь?.. Во, я их велел по две шестами скрепить. Вроде этого твоего кат’ам’арана… (Где ты только слова-то такие находишь). Вон, глянь, на привязи тащим. Не то чтобы очень хорошо, но волну держат.

Кор’тек, видать, искренне верил, что в данный момент меня больше всего интересует именно это. Что именно общее дело стоит в моем списке приоритетов на первом месте.

…Ну, оно как бы и стояло. Только вот интересовало меня сейчас… Прислушался к ощущениям. Даже попытался немного поелозить задницей по дну лодки. Чтобы лучше прочувствовать свое тело.

Сильнейшая слабость — ну, это и понятно. Однако жар, кажется, пропал, по крайней мере, чувствую я себя вполне неплохо… Для своего положения, конечно.

Боль в боку никуда не пропала. Но это уже была совсем иная боль — равномерная и тягучая, а не стреляющая и рваная.

Что ж, по своему печальному опыту знаю, что к этой равномерной боли можно даже привыкнуть и, если только случайно не потревожишь рану неловким движением, можно притвориться перед самим собой, что никакой боли и нету. Не то что те жуткие прострелы и взрывы, что были у меня всего несколько дней назад. Кстати…

— Да не не боись, мы тебя, как ты и говорил, каждый день перевязывали. — Кор’тек заметил мое движение рукой пощупать повязку. — И мазюками твоими да присыпками, как ты и говорил, тебя два раза в день обмазывали… Тока все равно это тебе не помогало… Кабы Вождь Лга’нхи не придумал, как тебя вылечить, мы бы и не знали, чего делать!

Вот те раз. Никогда не замечал за брательником особой тяги к медицине. Если он еще и как лекарь окажется лучше меня… Зуб даю, какие-нибудь комлексы на этой почве у бедного меня разовьются. Однако интересно, как это он?..

— Э-э-э? А-а-а? — глубокомысленно промычал, я внимательно всматриваясь в молча гребущего брательника. Что-то его видок как-то мне не нравится. К чему это он так старательно отводит глаза, будто, пока я спал, спер у меня денюшку?

— Дык он понял как тебя вылечить надо, — сидевший на рулевом весле Кор’тек, поскольку не обязан был поддерживать общий ритм дыхания при гребле, охотно взял нелегкое бремя беседы на себя. — Говорил, такое у вас уже было…

— И-и-и?

— Сказал, надо, чтобы ты аиотеека-мертвяка убил, которого с собой возишь. И тогда, мол, сразу на поправку пойдешь. Потому как у вас уже такое было… Сказал, что ты так шаманом стал — мертвяка победив и силы за Кромку ходить у него забрав. И что, мол, тогда ты тоже сильно не в себе был и без памяти лежал. А когда он тебя отвел к мертвяку этому да ты его прикончил — сразу на поправку пошел. И с тех пор тебе удача во всем была!

Вот мы и смекнули, что это правильно будет, другого мертвяка убить. Оно, конечно, с тех пор, как ты его с собой таскаешь, мы добычу взяли немалую, да еще и почти без всякой крови с нашей стороны и даже без труда… Виданное ли это дело, чтобы тебя в селении приняли, накормили, напоили, спать уложили. А потом еще и лодки твои добычей набили. Большую, большую удачу ты через того мертвяка заполучить смог!

…Однако ты сам подумай, Дебил, — тон Кор’тека, как это у него частенько и бывает, окрасился в дидактически-наставительные оттенки, будто он мальцов с какой стороны за весло браться поучает. — Шаман ты, конечно, Великий, но и меру ведь знать надобно. Тебя же с тех пор уже дважды ранили и в беспамятство ты опять впадать начал.

Кор’тек замолчал, словно бы давая мне возможность самому сделать выводы о конечных результатах и возможных последствиях своего неразумного поведения. А потом продолжил.

— Ну вот мы, как в море из Реки-то той вышли, подумали, покумекали и решили, что сильная удача, это, конечно, хорошо. Но теперь мы уже и сами дальше как-нибудь справимся. И что нечего тебе себя губить понапрасну.

— И-и-и… — несколько растерянно потребовал я подведения итогов.

— Ну ты и убил этого мертвяка своего!

— Я-я?

— Своей собственной рукой! — заверил меня Кор’тек. — Мы тебе кинжал твой любимый к руке привязали и помогли в сердце мертвяку забить… Вот ты на второй день уже и поправляться начал!

…М-да. Вот такие вот пироги! Теперь понятно, почему Лга’нхи вдруг так сосредоточенно начал изучать горизонт, когда разговор зашел о моем излечении. Это он опасался, что я обижусь на то, что они сломали мою любимую игрушку и вообще, распорядились моей добычей.

Ну да на это мне, ясное дело плевать, а вот на кое-что другое… Стоило столько времени таскать за собой Хииовитаака, чтобы потом использовать его в качестве «целебной микстуры»? Хорошо еще, они не догадались меня его свежими мозгами накормить или отваром из волос-скальпа отпаивать^[44].

Нет, я не злюсь — злиться на этих ребят я просто физически не в силах. Особенно сегодня, когда небо такое синее, а воздух свежий и соленый.

Да и как можно злиться на людей, которые ради твоего спасения отказались от собственной фантастической удачи? А что такое удача для воина, моряка и охотника… Боюсь, тому, кто не встречался один на один с жизнью в каменном веке, этого не понять, так что поверьте на слово, удача — это огромный капитал, побольше, чем есть в кубышках у олигархов моего бывшего времени.

Просто эта разница в менталитетах, про которую я подчас начинаю забывать, вдруг выскакивает в самом неожиданном месте и отвешивает мне очередного пинка. И от этого чувствуешь себя как-то грустно и неуверенно — словно бы я чужак среди всех этих людей, и мы никогда не сможем понять друг друга по-настоящему.

Да и чисто по человечески, бессмысленно погибшего Хииовитаака как-то жалко. Он, конечно, был тем еще поганцем. И воспоминания о его плетке будут со мной до самой смерти. Хотя бы в виде рубцов поперек тела.

Но еще он был загадкой, которую я так и не смог решить и теперь уже не решу никогда. Кто же он все-таки был по должности? Угадал ли я с «тайной его рождения»? Какие секреты хранились в голове у этого хитреца?

Увы, теперь я этого точно не узнаю. Как и не узнаю, удалось ли бы мне когда-нибудь перетянуть его на свою сторону. И кто бы вышел победителем в нашем поединке интеллектов и Воли?

Увы, но как и множество иных вещей в нашей жизни, я этого так и не узнаю. Как не узнаю, как вознаградили аиотееки Егтея за его предательство. Или что будет с Уцскоцем и его ребятами, которых мы отпустили на все четыре стороны — побежит ли он в родные края и проживет остаток жизни прячась от мести аиотееков, или вернется в город, навечно выбрав путь раба.

Или вот насколько я преуспел, подталкивая речников и болотников к Союзу против аиотееков… Впрочем, последнее, возможно, еще и выяснится, если удастся вернуться сюда на следующий год… Или через год.

— Кор’тек, а не поставить ли нам парус? Ветер дует в спину.

— Ветер с берега дует, — недовольно буркнул сразу набычившийся адмирал.

— С берега и в спину, — уточнил я, подумав, что уже пора вводить какие-то понятия углов, румбов или чего-там еще есть у моряков для обозначения направлений. — Если поставить парус, то он потянет лодку к морю и на восток. Но если еще и продолжить грести и подправлять рулем, нас потащит как раз вперед. Только скорость сильно прибавится. А ты ведь сам говорил…

— Говорил-говорил… Баловство это!

— Ну Кор’те-е-е-ек, ну дава-а-ай попро-о-о-обуем…

После нескольких минут канюченья адмирал пошел навстречу больному. Мы закрепили невысокую мачту (за каждый сантиметр мы с Кор’теком едва ли не в поединках сходились) и растянули на поднятой к вершине мачты рее парус, сшитый из нескольких полотен самой крепкой ткани, что я смог найти.

Парус несколько раз хлопнул, потом наполнился ветром, и лодка сразу изменила свой ход, немного накренилась и пошла явно быстрее.

На других лодках, глядя на нас, тоже поставили паруса. Затратив на это, наверное, не меньше минут сорока.

Да, признаюсь, понимаю, почему Кор’теку не нравится парус. С ним лодка становится совершенно иным существом. Словно бы с ослика пересел на… ну, допустим, страуса! Кор’тек не чувствует это новое существо и пока не понимает его, а потому боится.

Как, впрочем, и я. Вот что будет, если сейчас немного оттянуть парус в сторону? Или, допустим… Нет. Это явно перебор. Так и перевернуться недолго. Хотя, если бы наши ребята разом навалились на другой борт…

Да блин. Сколько еще дел придется сделать, пока мы не обзаведемся нормальным ходким и достаточно большим судном, чтобы переплыть море!

И дело не только в парусе или достаточно большом корпусе. Вот, например, харчи и вода — это сейчас мы можем причалить к берегу и пополнить запас и того и другого без особых проблем. А для автономного плаванья все это придется брать с собой. А значит, надо научиться запасаться харчами, которые не сгниют в неизбежной сырости. И изготовлять тару, способную сохранить запасы воды на достаточно долгое время.

А еще проблемы сна. Спать в лодке сейчас — сущее наказание. Мы и не спим, каждую ночь ставя лагерь на берегу. Опять придется что-то придумывать и изобретать.

…А еще это чертово море, кто знает, какой оно ширины? Может, как Черное или Каспийское, а может, перед нами очередная Атлантика и тыщи километров бесконечных волн и ветра. Это мне еще предстоит узнать.

Да-да. Предстоит. Потому как, чувствую, я тут и сам заразился дурными идеями насчет «Пацан сказал—пацан сделал». И это будет довлеть надо мной долгие годы, пока я не выполню своего обещания.

Егор Чекрыгин ХРОНИКИ ДЕБИЛА Свиток 6

Глава 1

И вновь привычно плещется вода за бортом лодки.

…Вот только на этот раз, ни по правому, ни по левому борту, не видно берега. Совсем не видно. Потому что нос нашей посудины, направлен точно на юг. И ветер, умеренно дующий нам примерно в корму, наполняет паруса силой, со всей возможной решительностью, толкающей нас вперед, навстречу новым приключения, синякам, шишкам, порезам, рваным ранам, переломанным костям, выпущенным кишкам… и прочим удовольствиям военного похода.

И легкий мандраж, нет-нет, да и пробегает по всему телу… Нет. Я уже далеко не первый раз выхожу так далеко в море. И не первый раз подо мной качается палуба нашей двухмачтовой, не то галеры, не то джонки, не то… Хрен его знает, чего умудрились построить местные судостроительные гении, под руководством Великого Адмирала Кор’тека, ориентирующегося на мои смутные рекомендации.

…Увы, но с тех пор, как год назад он ушел далеко в море и не вернулся. …И учитывая жуткий шторм, внезапно пронесшийся над побережьем в то время. — Мне остается только вспоминать старого приятеля в былинах, именуя его никак иначе, как «Великий», дабы потомки запомнили навеки, кому обязаны крыльями-парусами над головой, и властью над безбрежными просторами. …Которую, еще правда надо будет завоевать.

…Да. — Старый приятель… Я вот тоже чего-то в последнее время, совсем не чувствую себя молодым. Да и чему удивляться, — годков мне уже перехлестнуло хорошо за сорок. А жизнь Тут, имеет привычку быстро измочаливать организм и стирать в прах даже очень крепкие кости. Так что это, думаю будет моим последним Великим Приключением. И коли оно окончится относительно хорошо, — вернувшись домой, я буду использовать свой протазан исключительно как подпорку при ходьбе, и всю оставшуюся жизнь проведу на завалинке своего дворца, греясь на солнышке, и ездя по ушам, не успевшей сбежать от меня молодежи, своими завиральными байками про былые подвиги. (Эх… Мечты!!!).

После нашего «хождения на Реку», прошел уже почти десяток лет. И как-то не могу сказать, что все эти годы я провел отдыхая, и спокойно набираясь сил для очередных подвигов.

Как и предсказывал Царь Царей Леокай, — «Спокойной жизни, тебе Дебил не будет».

И на большую войну, еще шесть раз, пришлось сходить. Пару раз отбиваясь от наездов аиотееков, а остальные, — пробуя наехать на них самостоятельно. …Причем начали это, отнюдь не аиотееки…

…И к Реке три раза плавал, чисто с торговыми миссиями, причем последний раз, уже торгуя непосредственно с аиотееками, все-таки понявшими, что дружить с нами, куда более рентабельно, чем враждовать.

…Ну а уж про хождение-брождение по землям ирокезов, я вообще молчу. — Соплеменники скучать мне не давали, постоянно требуя, — прибыть, поговорить с духами, подсказать, решить проблему, разрешить спор, объяснить… Не стесняясь доставать своего шамана по малейшему поводу.

А еще ведь и внешняя политика есть…

Кстати, — старый дедушка Леокай, еще жив! Хотя по местным нормам, он уже наверное второй, а то и третий срок жизни мотает. Ему небось… даже страшно подумать сколько лет исполнилось.

Правда он больше не Царь Царей, — еще четыре года назад, отдал свои полномочия среднему внуку, и что называется, — ушел на пенсию. …Тока вот при этом, по прежнему умудряется крутить-вертеть всеми делами Горских Царств и окрестностей, еще похлеще чем раньше. Только теперь приобрел ужасную привычку, когда поднимается вопрос оплаты оказанных ему услуг, прикидываться бедным родственником ныне действующего царя царей, от которого больше ничего не зависит. А глаза, такие ехидные-ехидные…

Впрочем, — о нем позже. А вот обо мне… Вернее об моем племени…

Что и говорить, — племя Ирокезов сильно разрослось. — Нет, не за счет рождаемости, хотя и тут мы стараемся по мере сил. Но что ни говори,а естественным путем, такого роста было бы точно не добиться.

Зато хорошо показала себя политика «крышевания». Все обиженные и разоренные, да и те кто чувствовал себя недостаточно уютно в окружении соседей, приходят к нам, и селятся в окрестностях наших земель. Ибо!!!!

…Нет, — Я конечно хотел бы приврать что у нас тут сплошь равноправие, гражданские права и гаагские трибуналы за каждым кустом, карающие любое проявление недружелюбия и нетолерантности, благодаря чему…

Но нет. Ничего этого у нас нету. — Старые, имеющие большой стаж ирокезы, быстро назначили себя знатью, и помаленьку прибирают к рукам тех, кто пришел позже, искренне уверенные что так оно и должно быть по Закону Вселенской Справедливости, ведь это они, или их отцы, стояли в самом начале Большого Пути.

Но с другой стороны. — Во-первых, у нас нет абсолютно непроходимой, проведенной родовой кровью, границы, между «свой», и «чужой». Не дающей чужаку ни малейшего шанса вписаться в сообщество родичей, и делающего его в любом споре с «коренным» однозначно виноватым по определению.

А во-вторых, — социальные лифты, пусть с определенным скрипом, но работают. Так что даже если родители живут на ирокезской земле в качестве приживал. — Их сыновья, вполне могут рассчитывать быть вписанными в «Ведомость на Зарплату», и заполучить характерный национальный ирокезский причесон, работающий тут у нас, чем-то вроде гражданского паспорта.

Хотя конечно, для этого и родителям и самим мальчишкам, придется проявить должную усидчивость и расторопность. Подлизаться к местному вождю и Голосу Закона, пройти обучение. И доказать, что учились не зря.

…Впрочем, — «Голоса Закона» обязаны информировать всех новоприбывших в наши края, о путях ведущих наверх. Как впрочем и зачитать Закон, и вообще, — познакомить с правилами жизни у нас, дабы новоприбывшие не могли потом отбазариться, что «Мол не в курсе».

Голоса Закона… м-да. — С ними у меня получилось не так как задумывал. — Особой власти они так и не заполучили. Оказалось что таких дел, которые вождь отдельного поселения не смог бы решить, опираясь на знания обычаев и своих людей, почти не случается.

Зато мои воспитанники стали чем-то вроде учителей младших классов, с привилегией отбирать наиболее смышленых учеников для дальнейшего обучения. — Так что в этом отношении, их влияние на жизнь общины очень сильно.

А еще, они служат ходячими справочниками по всем вопросам, начиная от религии, и заканчивая устройством сортиров. — Благо, образование которые мы им даем, достаточно разносторонне. А за советом к ним, обращаются обычно по тем дисциплинам, в которых сами спрашивающие не сильны.

К чему например охотнику, спрашивать чье-то мнение по вопросам расшифровки следов, или сдирания шкуры? — Он и сам это прекрасно знает. А вот коли ему понадобится узнать что-нибудь о сельском хозяйстве, рыболовстве, или ремесле, — он пойдет к Голосу Закона, и тот либо даст ему собственный ответ, либо направит к тому, кто знает больше.

…Собственно, еще одна причина, почему к нам идут люди, — у нас живется достаточно сытно, поскольку мы «сели» не на один-два вида производства харчей, а подгребли под себя все доступные нам возможности, добывать хлеб насущный. — Тут тебе и животноводство, — благо просторы степей безбрежны. Тут и море, щедро делящееся с нами рыбой, водорослями, мясом коровок, и всей прочей морской живностью, коей нет числа, включая ракушки дающие пурпур. И долины рек, перегороженные плотинами, и дающие приличные урожаи аиотеекской каши, и прочих злаков, овощей и фруктов. И традиционная охота, — благо места для зверья, в Степи и предгорьях, пока хватает.

Ну и конечно, — ремесла! — Источник моей постоянной головной боли, и редких радостей.

Увы, радостей гораздо меньше чем головной боли. И главная проблема, — недостаток топлива.

Замутил я было производство кирпича, черепицы, и даже изразцов, благо нашлись тут шикарные запасы отличной глины, в том числе и цветных ангобов. …Ан хренушки! — Первые образцы получились отличные, а вот дальше… Когда приходится везти дрова для обжига за сотни километров, — все это становится до ужаса нерентабельным.

…Зато Улот теперь наживается на изразцах и черепице. — Благо я сам их этому научил, когда отделывал фасад дворца Леокая. — Так улотские купцы-прохиндеи, до сих пор торгуют моделями, которые я тогда разработал. Благо, — иметь такой же дворец «как у Леокая», (дизайн облицовочной плитки, — Великий Шаман Дебил), — мечтает любой правитель, и не жалеет бронзы, шкур, тканей, или чего там у него есть ценного, чтобы пустить пыль в глаза соседям, и закупить в Улоте яркую узорчатую изразцовую плитку. …А Дебилу остается только в бессилье грызть кулаки, и злобно плеваться в сторону северо-востока.

…Так что стены наших с Лга’нхи дворцов, — из саманного кирпича, выложенные между подпирающих крышу резных колонн. Эти колонны, входят в число некоторых архитектурных изысков, о которых другие царские резиденции, могут только мечтать. Как впрочем и крыши, идею которых я аккуратно украл и у аиотееков, и у китайцев-японцев, сделав их не только большими для сохранения прохлады, но и загнутыми, для большей красоты.

Впрочем, — Лга’нхи в своем дворце почти не живет, предпочитая ставить шатер где-нибудь в степи, рядом с пасущимися стадами овцебыков, верблюдов и овцекоз. Да и я в своем, да и в Мос’кве в целом, только иногда ночую. — Но хоть бабы наши довольны.

Ах да, — тот мужик из «подгорных» которому я рассказал про жернова, — все-таки их сделал. Теперь все бабы тока на него и молятся, и на его мастерскую.

А я… а мне… А мне вовсю выговаривают, — дескать ты Дебил тока и делал что болтал, а вон человек, взял да и сделал. — Учись!

…Но это-то не неприятность, а так, — шутка судьбы. А вот то что Оилиои, несмотря на свой искалеченный позвоночник и больные ноги, объездила на верблюде огромные пространства, пережгла кучу водорослей, но все-таки нашла способ добыть соду. — Как самородную, (правда очень грязную), так и методику ее получения из водорослей…

Мы даже образцы стекла сумели сварить, да и сейчас делаем кое-какие бусинки-чашечки, что позволяет хоть немного окупать затраты, на топливо. Ведь стекло тут страшно дорогая штука, и ценится подороже разных там алмазов-рубинов. Потому как из стекла можно сделать чашку, а из алмаза, — хренушки!

…Но это пока, мы что-то окупаем, потому что улотские ребята, уже присмотрелись к технологии, и вполне себе удачно воссоздают ее у себя. Так что очень скоро, все барыши снова перенаправятся в карман к доброму дедушке Леокаю, показав мудрому Шаману Дебилу издевательский кукиш. (Эх, видать на роду мне написано, не быть богатым).

…Правда, нечего грешить на старичка Леокая. — Что ни говори, а он сильно помог нам подняться. Да и сейчас помогает, и материально, и с политической точки зрения, решая множество проблем нашего «вживления» в мир горских царств, и прибрежных племен.

Свою выгоду конечно добрый дедушка, еще не разу не упустил, но и нас, благодаря регулярным заказам и плате за обучение студентов, держит на постоянной подкормке. …Или это прикормка?

В общем, за эти десять лет мы так срослись с этим царством, что иной раз трудно понять где заканчивается Улот и начинается Ирокезия, и наоборот. В столице Леокая живет множество наших людей, в том числе и шаманов-мастеровых, и воинов «бородокосичного» войска, ставшего своеобразным «промежуточным» звеном между нашими странами. (Хотя что-то мне подсказывает, что подчиняются они исключительно одному Леокаю, ну и может быть, — его вероятному наследнику).

А по нашим землям, толпами ходят улотские купцы и мастеровые, выглядывая чего-бы такого стырить-слямзить, в плане идеи, да и просто материальных благ. А в моем Университете, — наверное две трети учеников из Улота. И если бы не их взносы за учебу, вряд ли я смог бы поддерживать тот высокий уровень грамотности, что распространен сейчас на наших землях.

А вот с Олидикой у нас, после смерти Мордуя, — сплошные непонятки. И надо же было старому прохиндею так не вовремя простудиться…

Вместо него на трон сел, какой-то абсолютно левый дядя с севера, оказавшимся самым близким и авторитетным родственником.

Это близкий родственник, первым делом вышвырнул из Дворца всю мордуевскую «элиту», и заменил ее своими людьми, — такими же северными долбодятлами, как и он сам. А сам он, считает себя не только самым умным, но и, что гораздо важнее, — и самым «правильным» человеком в мире. А также думает, что «правильному» человеку, западло общаться с какими-то там пришлыми инородцами, не чтущими заветы Предков, и лезущими со своими новыми, не проверенными временем идеями и мыслями, куда попало.

…В общем, наверное и впрямь стоит принять предложение Леокая, о маленьком дворцовом перевороте в отдельно взятой стране.

Вот только его идея посадить на Трон старшенького сынка Витька и Осакат, мне как-то сильно не нравится. У парнишки кажется охренительные лекарские таланты, — благо растет он под приглядом таких выдающихся мастеров этого жанра, как собственные родители, тетка Оилиои, и даже сам Шаман Дебил. И делать из него Царя Царей, — загубить парню жизнь на корню. А он ведь, как никак мой двоюродный племяш, о судьбе которого я должен заботиться еще сильнее чем о судьбе собственных детей.

…Но в ближайшие лет пять-шесть, этот вопрос еще будет не актуален, так как пока Лин’гасу, всего двенадцать лет, и он еще бесправный пацан, коего следует всячески гнобить, шпынять и морить голодом, дабы развить в ребенке правильные черты характера, шустрость, и хорошо развитые хватательные рефлексы.

А вот с моим старшеньким Саш’кой, они как-то по жизни разбежались. — Нет, не воюют ни в коем разе, хотя конечно, был период, дрались ежедневно. Просто у моего вдруг внезапно проснулась какая-то, ни разу непонятная мне, тяга к животноводству, и он уже который год, фактически живет при стадах своего дядьки Вождя Лга’нхи. И чему там учит его дядька… мне даже думать не хочется. Последний раз старшенький подъехал к отчему дому на верблюде, с чисто аиотеекской легкостью жонглируя здоровенным (для его роста), копьем.

…Хвастался конечно, сволочь малолетняя, за что и получил по шее от тетки Осакат, когда чуть не пришиб этим копьем молочную овцекозу, пасшуюся радом с домом, в качестве постоянного источника белков, жиров и… чего там еще много в молоке? — кальция кажется.

Однако я все равно не могу понять откуда у Саш’ки такой бандитский нрав прорезался. — Я-то вроде, в его годы был ребенком тихим и прилежным. Да и мать его, насколько я помню, особо буйным нравом не отличалась.

Кстати, о «буйных нравом». — После той нашей первой поездки на Реку, у Лга’нхи вдруг тоже, как мешок прорвался. Так что некоторые появившиеся шепотки, о том что дескать, — «У Вождя три жены, и ни одного сына», резко примолкли. Особенно когда все три жены, родили фактически одновременно.

Я правда слегка припух, когда узнал что народная молва эту заслугу, отчасти приписала и мне. — Дескать в Большом Походе на Реку, стока Маны благодаря Шаману взяли, что бабы теперь через каждые три месяца рожать будут. Но к счастью, эта волна слухов быстро прошла.

В моем семействе тоже, нашими с Лигит стараниями произошла парочка прибавлений, — девчонка и парень! …Вот только, даже не смотря на это, близкими людьми мы с ней так и не стали. Может из-за моего частого отсутствия, может еще по какой причине. — Ну вроде той, что она абсолютно пещерная баба, с чисто своими, пещерными интересами, вроде накопительства тряпок, котелков и прочего барахла. И когда изо дня в день, из года в год, с тобой начинают заводить один и тот же разговор, о том что хорошо бы где-нибудь умыкнуть, еще чего-нибудь… — это реально бесит!

Так что конкретно с ней я, отправляясь в этот поход, расстался без всякого сожаления.

— Думаешь доплывем? — Подошедший ко мне Лга’нхи, внешне казался спокойным, но я, поскольку знал его еще мальчишкой, уловил нотки неуверенности в голосе названного брата. — Неудивительно, — ему еще не приходилось уходить в море настолько далеко от берега. — Он ведь у нас в последнее время, все больше в степях ошивался. Но в это плавание, он конечно не мог не пойти.

— Доплывем… — С максимальной уверенностью, которую правда и сам не чувствовал, ответил я брату.

— Думаешь найдем Амулет?

…Такой вопрос можно было списать только на сильное волнение… и на то что брат, существенно вырос. — Еще пятнадцать лет назад, когда только начались наши с ним странствия и приключения, — он бы не допустил даже тени сомнения, что мое Предсказание, может не сбыться. А сейчас…

…Нет, это не означало что он мне больше не верит. Просто тогда он еще был перепуганным до смерти мальчишкой, хватающимся даже за призрак соломинки, чтобы не утонуть в море хаоса и кошмаров. Тогда он готов был отправиться хоть на край, хоть за край земли, в погоне за призрачной надеждой, что мир может стать таким как прежде. А вот теперь…

Теперь это уже взрослый воин. — Более того, — мужчина на пике расцвета своего интеллектуального и физического развития. Великий Вождь целого народа, отец семерых детей. …И даже, — владелец огромных, по местным меркам, богатств, черт побери!

Одно дело пускаться в приключения, будучи гол как сокол, с подобранным камнем на веревочке и заточенным колом в руках. И совсем другое, — уезжать от жизни, пусть и хлопотной, но необычайно сытой и достойной, будучи одним из самых авторитетных правителей на тысячи километров вокруг.

И обменять все это на качающуюся под ногами палубу крохотного, по сравнению с безбрежными просторами вокруг, кораблика. И туманную перспективу надрать кому-то задницу, уперев неизвестно что, неизвестно откуда…

Но, — пацан сказал, пацан должен сделать!

Весь этот десяток лет, у нас с ним не было не одной встречи, чтобы, как-нибудь между делом, он не поинтересовался, — «Когда пойдем за Амулетом?».

— Коли Духи будут благоволить нам… А они будут, ибо делами своими, мы ни в чем не уронили нашего Имени, и их Память. — Мы найдем Амулет! — Ответил я, и даже сам почувствовал, что это Правда.

— …А через море… С помощью той частицы что ты взял с моего меча…???

…Гм… Вот тут признаться у меня было маленькое сомнение. К стыду своему, я не слишком хорошо понимал как использовать тот примитивный компас, который мне удалось сделать с помощью крохотного волоска-заусенца, который я снял с Волшебного Меча Лга’нхи, когда взялся заточить одно из его лезвий.

Впрочем, — не такой уж и крохотный, — сам не знаю как это получилось… Клянусь, это было не специально, (да специально бы и не получилось). Но при заточке одного из лезвий, сошел этот заусениц, сантиметра три в длину и толщиной с тонкую булавку.

Сначала я просто подивился тому как это получилось. Ибо еще там в Москве, когда один из мастеров-наставников учил нас точить инструмент, — он говорил что схождение подобной «стружки», говорит как и о качестве металла, так и о хорошей заточке.

А потом вдруг до меня доперло!!!

Я попробовал положить заусенец на плавающий в воде листик, — и он послушно развернулся по оси север-юг!!! …И с тех пор, стал одним из величайших сокровищ племени Ирокезов!

Я даже специальную коробочку для него сделал. И хранил ее два года на алтаре нашего Храма, чтобы не дай бог не потерялась где-нибудь во время походов. Или кто-нибудь из домашних, не зафутболил бы ее случайно в дальний угол, или не сломал ненароком.

Так что Лга’нхи, да и все остальные, — считали что это есть Великий Знак, который приведет нас к Цели. Ибо так одно, уже исполненное пророчество, помогает исполниться другому.

…Несомненно, в легенды это войдет именно под таким соусом. Только вот осталась одна мелочь, — переплыть море, отыскать храм Икаоитииоо, и спереть оттуда хоть что-нибудь, что можно будет выдать за Амулет. А я даже не был уверен, насколько точно мой компас указывает на север. Ну да, местные моряки, да и степняки, со звездным небом, что называется, дружат. Я вот тоже немного ознакомился. Особенно когда мы с Ортаем, проверяли точность составленного мной календаря. Вот тогда-то он и показал мне одну звездочку, постоянно показывающую на север. …Тока вот ничего похожего на Большую Медведицу, я рядом не обнаружил. — Вокруг сияло совершенно другое созвездие, — что-то похожее на снежинку…

— Значит все получится? — Еще раз поинтересовался у меня Лга’нхи, теперь уже чисто для проформы, так как, чувствую, моя убежденность передалась и ему.

— Получится!!! — Вновь подтвердил я.

На основе чего я давал такие смелые обещания? — Ну, я ведь все это время не валял дурака, в ожидании пока кто-то сделает мне плавсредство, а судьба подарит чудесный компас.

Все эти годы, я, да и несколько десятков других «мореплавающих» ирокезов, тщательно изучали море, и ветра, которые дуют на нем в разное время года. А я еще и, что называется, — работал с источниками.

Разговаривал с Эуотоосиком, Оилиои, другими нашими аиотееками… чьи детишки кстати, тоже уже вовсю проходят обучение, как в оикия, таки в школах Голосов Закона. Так что годика через три-четыре, думаю немалое их количество обзаведется ритуальной бритвой на поясе, и характерной прической на голове.

…Впрочем, — не о том сейчас речь. — Речь о климате. В определении ширины моря, а значит и расстояния, которое нам придется преодолеть, я в основном ориентировался на климат, пытаясь понять насколько этот заморский юг, отличается от наших широт.

Сколько теплых дней в году, а когда наступают холода. Какие общие растения есть на том и на этом берегу. И каких ритмов жизни они придерживаются, сравнивая их с теми что росли на нашем берегу моря.

…Эх, если бы еще в Той, прошлой жизни, я подальше уезжал из Москвы, чтобы сейчас мог сравнить изменения климата! — Увы, — не довелось. Но на основе своих теоретических знаний, я примерно оценивал расстояние между Мос’квой и аиотеекским берегом, как от Москвы, до Крыма.

Да, путь не маленький. С тыщу километров наверное будет. Но думаю, корабли Колумба, были ненамного совершение нашей посудины^[45], а прошли расстояние раз в пять большее, чем это^[46].

Однако Саргассова моря, а это примерно 1,5–3 тысячи километров от Канар, он достиг за десять дней. (долгие подсчеты с картами. Если кто знает более точные сведения о расстояниях, и размере Саргассова моря, пожалуйста поправьте).

Вышел он на трех кораблях, самый большой из которых был не более 25 метров длиной, и нес команду из 40 человек. Всего же в первой экспедиции Колумба, было задействовано сто человек).

Мы кстати тоже плывем не по прямой. — Сначала прошли вдоль берега к Реке, благо берег в тех краях сильно выдается на юг. Неподалеку от Змеиной бухты, запаслись свежей водой, и вот только отсюда, — прямиком через море.

Оно конечно, — может стоило бы и дальше пройти вдоль берега тянущегося на юго-запад, потому как есть у меня подозрение, что там образуется что-то вроде бутылочного горлышка, и море становится совсем узким, коли аиотееки смогли пройти по этим островам, «аки посуху»…

Но вот только не хочется светить нашу экспедицию перед аиотееками. Оно конечно, у нас сейчас мир. …Насколько вообще возможен мир, с этим, довольно воинственным народом, который и внутри себя, мир поддерживает только когда дерется с кем-нибудь другим. Но светиться все равно не хочется. Ну хотя бы затем, чтобы после того как мы украдем их священную реликвию, можно было бы отмазаться, дескать — «Знать не знаем, видеть не видели…».

— Смена! — Проорал Дор’чин, — капитан нашей посудины, и я, тяжко вздохнув, пошел сменить Нит’као, на гребной скамье.

Ага, наша посудина, конечно имела паруса. И Дор’чиновы ребята, весьма неплохо научились ими пользоваться. И даже ходить галсами против ветра. Но правда против ветра, эта наша «большая лодка» шла очень тяжело. Уж не знаю чего не так было в ее конструкции.

Так что, — весла продолжали сохранять свою актуальность. А поскольку мы сильно торопились, то сейчас шли на веслах даже при попутном ветре. Очень уж пугали нас всех эти бесконечные пространства, которые нам предстоит предолеть.

— Эгей, навались… — Продолжал орать Дор’чин, который для управления такой большой посудиной, был вынужден обзавестись поистине луженой глоткой. — Бип’кху, подтяни задний парус, круче к ветру…

…Вот кстати, — забавно. — В наземных войсках, у нас почти вся военная терминология заимствована из языка аиотееков. А тут, — еще когда был жив Кор’тек, ирокезам-морякам, пришлось выдумывать свою морскую терминологию, основанную на нашем, ирокезском языке. Или вернее той дикой смеси языков и наречий, на которой изъяснялись наши люди.

Тут конечно было много и русских слов. Только изуродованных до неузнаваемости местными окончаниями, суффиксами и предлогами. Слова означающие отдельные детали конструкции корабля, — во многом взяты из языка «подгорных» ребят. — Ибо они, по большей части и были их строителями. А вот в обозначении парусов, — было много горских слов. Потому как тканями, у нас занимались обычно они. Вернее, — бабы оттуда.

Да уж. Как вспомню эту эпопею с парусами, так до сих пор подташнивать начинает.

Местные-то, до этого предпочитали шерстяные ткани, сильно неуважая всякую растительную нить. Но шерсть для парусов, не лучший выбор.

Так что долго я еще ругал себя за то, что отпустил в свое время, тех цокающих ребят, что умели делать гок’овые канаты. Тогда я решил что раз у нас этот гок, не растет, то и нафиг мне не нужны мастера, умеющие его обрабатывать. …Пришлось мучиться самому, и мучить окружающих, пока вдруг не выяснилось, что люди шамана Гисакая, те самые, которых я, на героическом поединке, вырвал из лап злобного дракона и людоеда Бифара, (это официальная версия), тоже знакомы с выделкой ткани из тростника.

В общем поднатужились, — и за три-четыре годика, совместными усилиями, научились делать достаточно прочную ткань, чтобы выдерживать порывы ветра.

…А все что касалось местной навигации и отдачи команд, — ясное дело, — язык прибрежников. Благо, эти ребята знали море как никто другой в этом мире.

…И кстати, — Дор’чин, совершивший на наших кораблях уже шесть поездок в Вал’аклаву, как-то обмолвился, что уже и там, народ начинает пытаться копировать наши лодки, и использовать наш военно-морской сленг.

— Смена… — Проорал Дор’чин, своей луженой глоткой.

Оно и пора. А то хоть руки уже и привыкли толкать упругую тяжесть весла, однако спина все же малость сдает. Да и переломанные давным-давно ребра, мешают вдыхать полной грудью, так что…

Сменившейся команде, выдали пожрать. — Тоже ведь целая эпопея была с этой едой. Не так-то просто сделать запас продуктов, чтобы и не сгнили за пару недель в морской сырости, и чтобы ноги с них не протянуть, или цингу не подхватить.

Пришлось даже целую кулинарную лабораторию открывать. …Причем в собственном дворце. Осакат с Оилиои, успели раз двадцать подружиться и переругаться на этой почве, зашпынять до полусмерти Лигит, и замучить Улоскат. А уж бедные бабы, евшие «со стола Великого Вождя», которых сестренка без зазрения совести использовала как собственных служанок, (да она всех баб племени гоняла по своим делам), кажется готовы были стать первыми в этом мире анорексичками, — настолько отвратителен стал им вид еды.

Но так или иначе, а мясо коптить, с минимальным содержанием соли, (его и в море дофига), или готовить лепешки, которые может и каменеют, зато не плесневеют, — они научились. А еще, — хранить овощи, заготавливать ягоды, делая своеобразную пастилу, методом отжима и высушивания, (уточнить рецепт который подкинул Мит).

А очаг на корабле? — В детстве всегда не понимал, читая что моряки едят заплесневелые сухари с жучками внутри. — Ведь можно же взять с собой просто муку!

Ага. — Вот только где печь этот хлебушек? — Открытый огонь на деревянной посудине, постоянно качающейся на волнах, — это аттракцион из серии жонглирования работающими бензопилами! Да и поленницу дров, на корабль, где каждый квадратный сантиметр палубы и кубический трюма, приходится брать на учет, — особо с собой не прихватишь.

А длительное хранение воды? — Я вспомнил рассказы про воздействие серебра на воду, — якобы оно бактерий там убивает. Попробовал, — и впрямь, — если положить в кувшин с водой немного серебра, — вода остается свежей намного дольше. …Но ведь это серебро еще и пришлось закупать. И не где-нибудь, а в Вал’аклаве, и по совершенно дурным ценам, поскольку серебряные изделия, привозили туда откуда-то с востока. Вот теперь, — остается надеяться, что запасенная нами вода, выдержит трансморской переход. …И что ее хватит. И…

А вот уже и ночь. …А задумывались ли вы когда-нибудь, где и как, спали матросы Колумба…???

Глава 2

— Где???

— Да вон, — вроде облачка на самом горизонте видишь? Вот это и есть земля…

— Значит, — дошли?!?!?

— Дошли!!!!

Нам понадобилось на это ровно 18 дней. — Вроде бы, — всего ничего. У меня бывало целый год пролетал в хлопотах и суете так быстро, что казалось будто в голове еще остаются небольшие клочки похмельного тумана после прошлого Праздника Весны, как уже пора отмечать новый.

Но когда эти 18 дней, ты не видишь ничего кроме безбрежного моря, сливающегося где-то на горизонте, с таким же бесконечным небом… И это море столь огромно, что хоть нос твоего судна и режет волны, вздымая даже кой-какой пенный бурун, но все равно, — кажется будто ты стоишь на месте, ибо взгляду невозможно уцепиться за какой-нибудь неподвижный ориентир.

…Моим-то ребятам было чуточку полегче. — Они верили в своего Шамана, который уже свершил столько невообразимых чудес и подвигов, что даже безбрежное море, наполненное морскими чудовищами и жуткими демонами, — не может не покориться его могуществу. А вот что чувствовал я, особенно когда на десятый-двенадцатый день, ко мне потихоньку начали подходить наши ребята, и как бы между делом спрашивать. — «Когда???».

И что я им мог ответить?

Особенно на четырнадцатый день путешествия, когда погода испортилась, и небо затянула беспросветная пелена, через которую не было видно даже солнца?

— Скажи, Великий Шаман Дебил… — Спрашивали они меня тогда. — А не заблудились ли мы? И не означает ли эта беспросветная пелена, что мы уже ушли за Кромку, куда уходят наши покойники, которых мы отправляем на плотах в море?

— Плывите туда, куда указывает нам частица Волшебного Меча Лга’нхи, — отвечал я им. — И ни в чем не сомневайтесь…

— Слышь, эта, Шаман Дебил. — Подходил ко мне Дор’чин. — Осталось всего два десятка кувшинов с водой. — не надо ли нам начинать выдавать людям по пол кружки воды, вместо целой?

— Выдавай как раньше! — Уверенно отвечал я ему. — Потому как боялся что экономия воды, может вызвать нехорошие настроения в команде, а то и панику.

И Дор’чин верил мне, и выдавал по полной кружке. И люди верили мне, и пили эту воду, шутя и посмеиваясь. Даже не подозревая, какой же червь неуверенности и страха, грыз меня все эти 18 дней.

И вот мы дошли!

Глава 3

Ну??? — И куда мы попали?

Берег, сплошная стена, поднимающаяся над морем метров на пятьдесят. А перед ней, в море, метров двести-триста сплошной пены и брызг, от разбивающихся о многочисленные рифы и каменюки, волн.

— В какую сторону поплывем? — Опять стал пытать меня Дор’чин, преданно заглядывая в глаза, видимо свято уверившийся в непогрешимость моих рекомендаций.

— Ме-е-е-е… — глубокомысленно ответил ему я, почесывая затылок, и переминаясь с ноги на ногу.

Из расспросов «наших аиотееков», я прикидывал, что искомый Храм, находится где-то примерно там, куда мы сейчас и вышли. …Ну, плюс-минус тысяча другая километров. Там еще рядом должна быть большая, очень большая Река, и стоять город…

Скажете, — не очень точная информация? — А откуда взять точнее? Эуотоосик, помнится, рассказывал что сначала их орда довольно долго продвигалась на восток, чтобы дойти до места где можно перейти через море. И судя по его описанию, это был какой-то очень длинный, но довольно узкий полуостров. А до этого, они прошли расстояние, чуть ли не большее, чем у нас от одной Реки, до другой. Той, на которой стоит Вал’аклава.

Но насколько можно доверять скорости движения Орды и памяти Эуотоосика? Как я уже знаю, — движется Орда весьма неспешно. По крайней мере, — двигались они по своему континенту почти два года. Вот только за это время, наверняка ведь выбирали не самые короткие, а наиболее удобные для прохода скота и своих верблюдов, маршруты. По крайней мере, — коллега бот’аник, точно рассказывал мне, что они огибали какую-то горную гряду. Искали броды, чтобы пересечь реки. И находили их подчас в десятках, а то и сотнях километров в стороне от основного маршрута. Вот отсюда и набегают, эти «плюсы-минусы».

— Э-э-э… — продолжил я свои чисто шаманские подвывания. И мысленно подумав что двигаясь в сторону того места куда в последнее время должно было двигаться множество народа, мы кого-нибудь да встретим, а значит, сможем уточнить наше местоположение относительно Храма и Реки, сказал. — Плывем на запад!

— Но ведь ты говорил. — Удивленно спросил меня Лга’нхи. — Что для того чтобы найти наши талисманы, мы должны двигаться на восток! Мы тогда пошли как ты сказал, и нашли меч. А сейчас ты говоришь что надо идти на запад, почему?

— Ну… Как бы тебе это объяснить. Понимаешь, для того чтобы попасть на восток, иногда надо сначала двинуться на запад. Это называется «парадокс Магеллана».

— Сильное должно быть заклятье? — Уважительно произнес Дор’чин. И глядя на Лга’нхи, уточнил. — Значит на запад?

— Ладно. Как скажешь. — Ответил мне Лга’нхи. И добавил уже Дор’чину. — Давай на запад!

— Э-э-э… Кто у нас там сейчас не на веслах… О, — Мнау’гхо! — У тебя зоркие глаза. Так что смотри на берег, если увидишь какую-нибудь тропинку, поселок, или вообще, что-то связанное с человеком, или путь по которому можно будет подняться на эти скалы, — скажи нам. Понял?

Да. — Мозгов у моего старого боевого приятеля Мнау’гхо, было не слишком много. Но вот глаза, действительно на удивление зоркие, даже по сравнению с другими степняками. Так что он заметил.

Правда произошло это не в тот же день. А через два дня. И не на берегу, а прямо в море.

До этого нас все время встречал весьма негостеприимный берег. — Нет, конечно иной раз в «стене» находились прорехи, по которым вполне можно было бы забраться на это торчащее над головой плато. Но увы, — полоса прибоя не позволяла подойти к берегу.

И признаться, это уже начало сильно утомлять, особенно учитывая что набрать свежей воды нам было негде, когда вдруг Мнау’гхо, стоящий на носу и глубокомысленно пялящийся на вздымаемый носом бурунчик, вдруг поднял голову, чтобы почесать бороду, и вскрикнул. — «Эва чего. — Лодка!!!»

Все наши остроглазы, вывалились на нос, и на правый борт, и начали разглядывать что-то мелькающее в волнах почти на самом горизонте.

— Чего там? — Степенно подошел я к этим, вытягивающим головы вверх, и даже встающим на ципочки, дылдам. Всем своим видом показывая, что даже смотреть не стану на это «чудо природы» которое привлекло их столь пристальное внимание. (все равно ничего не увижу).

— Лодка плывет. — Ответил мне Лга’нхи.

— Под парусом. — Добавил Дор’чин.

— Кажись нас увидали. — Разворачиваются и назад чешут. — Надо бы догнать!!! — Сразу высказалось общественное мнение, в лице Зувгура, напросившегося в это приключение, напирая на то, что он нам близкая родня. Сдается мне, — парнишка примеривается к трону Улота. И скажем честно, имеет шансы получить его, при определенных условиях, поскольку Леокай ему явно благоволит, да и нынешний Царь Царей, вроде как приходится ему двоюродным дядей. И хотя у «дяди» таких племяшей наверное пара десятков. — За Зувгуром стоят бородокосичники, мы, и еще куча самого разного народа, пусть и не слишком знатного происхождения. Но для того чтобы действительно выбиться впереди толпы претендентов, — ему нужен Грандиозный Подвиг, который заставит говорить о нем весь Улот…

Но это лирика. А сейчас, всеми нашими бойцами, и, что там говорить, — даже мной, овладел азарт охотника. Это чисто рефлекс, — коли кто-то от тебя бежит, надо обязательно догнать, убить, а потом поинтересоваться, — зачем бежал?

Дор’чин уже орал на своих прибрежников, колдуя с парусами, а наши, наперегонки занимали место на скамьях. Глаза горели азартом, а ноздри непроизвольно раздувались, в предчувствии крови и веселья.

Увы. Но кажется наша жертва, не торопилась стань нашей добычей. До самой ночи мы гнались за ней что было сил, и смогли приблизиться настолько, что даже я смог разглядеть некую посудину, так же идущую под парусом и на веслах.

Мне показалось что она больше походит на драккар викингов, или на что-то вроде этого. — Думаю, довольно узкий корпус позволял развивать немалые скорости. Вот только мачта у них была одна, и простой прямоугольный парус, не позволял развить такую же скорость и маневренность, как наш, косой, особенно когда ветер дует не прямо в корму, а чуть сбоку.

Но так или иначе, а до ночи мы их так и не догнали.

А утром, — в пределах видимости, никого не было…

И что сделали наши ребята в такой обидной ситуации? — Естественно, спросили совета у меня, ибо кому еще знать куда скрылось гадское судно, если не всевидящему и всезнающему Шаману Дебилу?

— Плывите на запад. — Махнул я рукой, подумав, что даже если мы и не встретим там наших недобровольных попутчиков, в конце-то концов несостоявшаяся жертва, один хрен плыла оттуда, а значит, именно там лежит пункт их отбытия, или есть что-то, что может привлечь внимание таких же мореплавателей как и мы.

Мы и поплыли. И чтобы вы думали? — Не прошло и 9–10 часов, как остроглазый Мнау’гхо опять отличился, заметив за сильно выдающимся в море мысом, очень маленькую, но весьма привлекательную бухточку.

Хитрая надо сказать была бухта. Почти до середины ее, со стороны моря прикрывал этот самый мыс, а вход, загораживал приличных размеров островок. Мы шли примерно в километре от берега, подальше от мелей и рифов, и вполне могли бы пропустить место, где наконец можно было бы причалить, ступить на берег, и даже возможно запастись водой. Но Мнау’гхо, в эти дни был настоящей звездой. …Все-таки даже дырка просверленная в голове и закрытая серебряной заплаткой, нисколечко не повлияла на его зрение!

Проход между островом и берегом, был довольно узким. Но и мы сюда не на прогулочном лайнере приплыли. Вот только паруса пришлось спустить, и идти на веслах. — Не настолько мы хорошо умеем управлять своим корабликом с помощью парусов.

А в бухте… — О радость! — Нас ждало то самое суденышко, столь наивно пытавшееся убежать от доблестных, храбрых, а главное, — удачливых ирокезов.

Вот только меня терзали смутные сомнения, что экипаж этой посудины, собирается сдаться без боя. — Даже не знаю что больше сподвигло меня на подобные мысли. — Может хищный силуэт корабля, а может блеск оружия и бронзовых клепок на доспехах, столпившихся на ее палубе вояк.

— Осторожно Дор’чин. — Предупредил я нашего капитана.

— А чего? — Удивился он. — Мы больше!

Мы действительно были больше. Наш кораблик был метров двадцать с небольшим в длину, довольно широким, и его борт явно возвышался над корабликом чужаков.

— Не торопись Дор’чин, — постарался я вылить ушат холодной воды на нашего капитана. — Они меньше нас, зато подумай, — сколько раз ты бился в морском бою, с судами таких же размеров, как и у нас?

— Гм… Так где же нам было драться? — Больше нашего «Морского Гуся», ни у кого кораблей нет. С кем я мог подраться-то? — Добавил он с заметным огорчением в голосе.

— А они, — наверняка дрались. — Твердо сказал я.

— Что думаешь? — Сразу, в качестве Вождя и командира, перехватил бразды правления Лга’нхи. — Если просто их ударить, они перевернутся или как? Чего от них ждать?

— Могут пройти вдоль борта, и поломать весла. — Начал ворошить я свои смутные воспоминания о ведении морских боев в допушечную эпоху. — Могут и таран применить… Это что-то вроде… э-э-э, — клевца, только снизу под водой… Хотя и не похоже что он у них есть. Или этот, — вороний клюв! Это такая хрень, которой палубу ломают, или мостик закидывают? Уже и не помню. Помню что римляне с помощью его карфагенянам задницу надрали во время пунических войн. …Или еще огонь греческий… Ага, и кошки еще нужны. …Как же это я о кошках, раньше-то не подумал?

— Эй! Дебил!! Очнись!!! — Проорал Лга’нхи чуть ли мне не на ухо. — Не время сейчас камлать. — Мы сейчас с ними столкнемся. Чего делать-то надо?

Я быстро оглядел своих ребят. — Две оикия морпехов-гребцов, и восемь человек моряков Дор’чина включая его самого. Все матерые вояки, побывавшие уже не в одной битве. Можно сказать, — Элита племени ирокезов.

Вражье судно всего метров пятнадцать в длину и не больше двух с половиной, в ширину. Очень сильно удивлюсь, если там будет больше десятка-полутора человек. Ну двадцать от силы. И даже если их равное нам количество, — они должны быть очень крутыми вояками, чтобы сравниться с нашими бойцами.

— Значит так Дор’чин. — Начал командовать я. — Нужно поставить по два человека на нос и корму, — пусть закинут якоря на их корабль, и подтянут к нашему борту. А как подтянут, — прыгайте на них.

…Стоп! — нет не так. — Пусть первая оикия стоит с длинными копьями у борта, и бьет всех до кого сможет дотянуться. Мы выше, и будем словно в крепости…

А вторая, зайдет с кормы, перепрыгнет на судно, и начнет драку с теми кого не достанем копьями. …Только оружие берите короткое. С длинным там не развернуться.

И это, — Дор’чин, помнишь что я тебе говорил о веслах? Не дай их сломать. И не позволяй ударить нас в борт. …И это, — смотри, чтобы они не убежали…

— Тьфу на тебя, — пробормотал Дор’чин. — Одна морока… Эй Ваб’ик, давай на руль. Гоф’хой и Макис, — за вами якоря, возьмите помощников. Вторая оикия на весла. Первая будет борта прикрывать…

И это, ребята! — Поспешно добавил я. — Нам языки нужны. Так что вы того…!!!

Все-таки Дор’чин показал себя достойным учеником Кор’тека.

Когда вражий кораблик, до сей поры спокойно стоявший посреди бухты, внезапно опустил в воду весла, и разогнавшись буквально за три-четыре дружных гребка до очень приличной скорости, полетел на нас… — Он сумел вывернуться из под удара.

А то что не все наши вояки, вовремя успели поднять весла, — так это вовсе даже не его вина. Да и небольшая это потеря, — четыре весла, учитывая что он сумел так развернуть, наше, не самое поворотливое судно, что почти вплотную подогнал его к несущейся мимо добыче, и наши морячки сумели закинуть якоря. Благо, у нас они были не как на линкоре, а весили каждый не более пятнадцати-двадцати килограммов.

Рывок, хруст дерева, звон натянутых канатов. Кое-кто из наших, (включая не будем говорить, кого), падает на палубу.

Дружный вой трех десятков глоток, выпевающих-выкрикивающих аиотеекский приказ «К атаке».

Я несусь за своими людьми, и вместе с ними прыгаю на палубу вражеского судна… Кому бы вдарить? — Блин! Уже некому.

— Не трогать! — Ору я что есть мочи, и дублирую приказ аиотеекской командой, боясь что мои впавшие в раж вояки, перережут даже тех морячков, что побросав оружие. забились под гребные скамейки.

Глава 4

— Так кто ж вы все-таки такие? — Спросил меня пленный капитан.

— Кто-кто… — неопределенно ответил я. — «Дед Пихто и внуки» — комическая труппа. Совершаем мировое турне из Муходрищенска в Крыжополь. Эксцентрические танцы с оружием, уморительное протыкание тел публики острыми предметами, смертельный… смертельно смешной номер, — «порвем жопы врагов на британский флаг»!

Вот теперь к вам заехали с гастролями? — Ты рад?

— Чего ты там бормочешь? Чему мне тут радоваться-то?

— Значит не рад?

— Да рад я, рад… — Пробурчал капитан, уловив некоторые нотки в моем голосе.

— Вот и чудненько, подвел я итог беседы. — Дарить людям радость, — главный смысл нашего существования.

Вражий экипаж отделался очень легко. — Всего четверо раненых, и то, один из них, разбил себе башку, пытаясь как можно быстрее забраться под скамейку, а другой упал на чей-то брошенный кинжал, и слегка порезался.

А всего-то и стоило, — проорать аиотеекский сигнал к атаке. Видать наши верблюдолюбивые приятели, хорошо выдрессировали местное население, выработав у них стойкий сигнал сдаваться, при виде себя.

Так что все что нам оставалось, надавать местным пинков, вытащить за шкирки из под скамеек, и заставить отогнать свое судно, к виднеющемуся недалеко пляжу.

— А чего вы от нас убегали? — Первым делом спросил я того мужичка, в чалме и подштанниках, который отозвался на мой вопрос, — «Кто тут главный?».

— Дык это ж море… — Тяжело вздохнув, ответил он. И так выразительно у него это получилось, что по этому вздоху, я сразу понял что море, это не географическое понятие. И не просто много-много воды собранной в одном месте. — Море, — это отдельная ипостась бытия. — Есть мир Яви, мир за Кромкой, и есть Море.

Море отменяет все законы, приятельские отношения и взаимные договоренности заключенные на берегу. Тут каждый за себя, и каждый ловец своей удачи. А глубины и безбрежные просторы моря, покроют любой грех и любое преступление.

— А чего вообще в драку полезли? — Обличающее уставив палец на капитана, спросил его я.

— Дык… а чего делать-то оставалось? — Совершенно логично возразил капитан, и на секунду его лицо приобрело выражение смертельной решительности человека, готового прыгнуть в пропасть, утащив с собой хотя бы одного своего врага.

— А чего тогда сдались? — Уточнил я.

— Так вы же вроде аиотееки… — Очень просто ответил он. — Только я раньше не знал, что вы и корабли строить научились, и по морю ходить. — Да и не строят такие корабли нигде. — Так кто же вы все-таки такие?

— Так чего с этими-то будем делать? — Подсел ко мне Лга’нхи, после того как мы хорошенько переговорили с капитаном и его матросами.

— А что ты предлагаешь? — Насторожился я.

— Ну… они нам тоже, — пятиюродные родственники со стороны бабушки двоюродного дяди, пришедшей из другого народа жены? — Уточнил он у меня, глазами как бы спрашивая, — распространяется ли это правило на людей живущих на другой стороне моря.

— Э-э-э-…Да. — Немного подумав, ответил я.

— Значит убивать ихнельзя? — Опять спросил он у меня, явно еще не убежденный в статусе наших пленных.

— Ну-у-у… Не желательно… — Ответил я.

— Ага!!! — Заметив мою неуверенность бросился в атаку Лга’нхи. — Тока ведь они нашим врагам служат, а мы таких убиваем!

— Во время войны… — Дополнил я.

— А коли они уплывут, да и расскажут…?

Лга’нхи не демонстрировал свою кровожадность, и не охотился за очередным десятком скальпов. — Он просчитывал возможные проблемы, и предлагал принять меры по их устранению. Я его в принципе понимал. — Куда проще было просто устранить эту маленькую потенциальную опасность, несколькими ударами копий, благо, — эти ребята, уже разоруженные, лишенные доспехов, и запуганные нашей похожестью на аиотееков, — вряд ли смогут оказать серьезное сопротивление. Но вот не хотелось мне отмечать «открытие» нового континента, массовой резней безоружных, — хреновая это карма и тухлая Мана.

— Они нам много полезного рассказали. — Уточнил я. — Кабы мы их не встретили… сам понимаешь!!!

— Значит? Думаешь надо отпустить?

— Надо. — Твердо сказал я.

— Но хоть ограбим?

— А как же!

Чтобы я, да отказал себе в удовольствии, порыться в чужом имуществе?!?!

Увы, прилично пограбить так и не удалось. — Весь трюм суденышка был забит тюками с шерстью, плюс, немного аиотеекской каши.

Правда горец, и потомственный овцекозовод Завгур долго охал и ахал, перебирая эту шерсть, восхищаясь длиной и тонкостью отдельного волоска, и уверяя всех нас, что из такой шерсти можно ткать ткань одинаково тонкую, прочную и теплую. И даже полез было к морякам, выяснять откуда такая берется.

Но вот увы, — в качестве добычи, я бы предпочел что-нибудь более компактное и ценное. А еще лучше, — больше говорящее о материальной культуре и обычаях того мира, в который мы собираемся наведаться. А пока, — отягощать брюхо-трюм нашего кораблика, в самом начале путешествия, излишним грузом, было абсолютно неуместно.

Так что главной ценностью нашего морского гоп-стопа, стала информация. И я скажу больше, — карта побережья, вдоль которого нам предстоит плыть! Пусть и выполненная архипримитивно, с погрешностями в сотню-другую километров, и обозначениями лишь самых крупных географических объяектов. — Но хотя бы дающая некоторое представление о том где-что находится!

В общем, — плыли мы не туда, но правильно.

В смысле, — искомые город, река и Храм, находились на востоке от нас, причем до них еще было пилить и пилить… Зато вот «пилить», в ближайшее время, пришлось бы вдоль все-того же, высокого и негостеприимного берега, к которому невозможно пристать и набрать воды. Так что все мало-мальски грамотные путешественники, запасались водой именно в этой бухточке, а потом уже делали рывок дальше на восток.

…Иной раз, при таких совпадениях, я порой и сам начинаю думать, а может быть я…

Впрочем нет, — Чушь все это полная. Начнешь верить во все эти дела, и жизнь обязательно поставит тебе подножку там, где ты ожидаешь этого меньше всего…

Глава 5

— Хм… При чем тут аиотееки? Этот Храм мы построили, и он завсегда наш был… А Амулет… Откуда ты знаешь про Амулет? Да что же вы все-таки за люди такие, — откуда пришли?

И вот снова волны, берег, небо, и прочая банальщина длительных морских переходов.

Чужаков мы так толком и не ограбили. …Ну разве что десяток тюков шерсти забрали. Чисто так, — отметить свою победу, да заткнуть пасть жабе.

…А еще весла у них забрали. Все, абсолютно. И парус стырили. Так что пока они сделают новые весла, пройдет думаю недели две, — благо, сделать большое, — длиной три метра весло, это дело долгое и кропотливое. А за это время мы успеем оторваться довольно далеко.

…И да, — капитана мы у них тоже реквизировали. Не из злобы, или вредности, а просто он нам самим нужнее. Мы же этого берега не знаем. Потому как чужаки тут… Практически гости. А законы гостеприимства, требуют делиться с гостями всем им необходимым. …Особенно если эти гости, — надрали задницу хозяевам.

Ясьяяак, — так звали капитана, с подобными аргументами согласился. …Ну, по крайней мере, не возражал. — Тем более что я это преподнес ему как некий выкуп, за то что мы оставим его людей и его корабль целыми и невредимыми. Да еще к тому же и пообещал, что оставлю в живых и его. Коли он будет вести себя правильно. А может даже и награжу…

Так что теперь у нас есть штурман-лоцман, и гид по совместительству. И если по первому своему профилю, он пока что не очень-то востребован, (плыви и плыви себе на восток вдоль берега). То вот насчет второго, я его попытал по полной программе. Тем более что «забритых» из морского племени, среди аиотееков я пока еще не встречал. И мне, как бот’анику, было весьма полезно пополнить копилку наших всеобщих знаний.

Ну что сказать. — Ясьяяак, был представителем великого, предприимчивого, и вполне себе сильного и многочисленного народа. И как я понял из его рассказов, — они довольно долго сопротивлялись наездам верблюжьих всадников. …Даже если разделить все россказни нашего лоцмана, про героизм его соплеменников, на десять, — картинка противостояния вырисовывалась довольно эпическая. И как я понял, окончательно покорить местных прибрежников, аиотееки смогли не более трех-четырех поколений назад. По крайней мере, судя по словам, интонациям, и выражению глаз Ясьяяака, угольки еще неостывшей войны, тлели где-то в самой глубине его души.

И возможно, присутствуй в этом мире побольше моря… Вроде как было у нас в Средиземноморье, где цивилизации зарождались на выдающихся далеко в море участках земли, а то и островах, — победа бы досталась мореходам.

Но тут, увы, (а может к счастью… уж для аиотееков точно, а вот как для нас, не знаю), — море, занимая лишь сравнительно неширокую освоенную полосу вдоль побережья, конечно существенно способствовало торговле. Однако нисколько не защищало поселения тех, кто ходил по нему.

Да, — сильные на море, — соплеменники Ясьяяака не смогли защитить свои поселки и города от свирепых кочевников, и те взяли верх в споре, возможно продолжавшемся не одно столетие…

И вот тут-то, — сила, предприимчивость и величие прибрежных народов, — оказали им дурную услугу. — Аиотееки не забыли этого длительного противостояния. И теперь… Нет, не то чтобы побаивались. Но относились с определенным уважением и опаской. Так что держали на очень коротком поводке!

Практически в каждом портовом городишке, а то и большом поселке, стоял аиотеекский гарнизон. И капитан каждого прибывшего судна, обязан был отчитываться перед начальником этого гарнизона, о том кто он такой, откуда прибыл, и какой груз везет. И крайне жестоко карали тех, кто вызывал у них хотя бы малейшее подозрение. Все-таки аиотееки, — хозяева побережья, но не контролирующие море, — всерьез опасались подвоха, от своих данников. …Так что о моих мечтах, скромно затеряться в толпе местных, — можно было сразу смело забыть…

Но с другой стороны, — что ни говори, а торговля в аиотеекской империи, которой не мешали ни границы, ни войны между разными народами, — процветала как никогда. Потому-то иные грузы, которые успели побывать в трюме корабля Ясьяяака, иной раз приходили из таких несусветных далей, что даже этот матерый путешественник, считал сказочными, названия тех земель.

Ах да. — А еще у аиотееков были деньги! И не какие-нибудь там, — а настоящие золотые! Причем разного номинала, от крохотной, с ноготь большого пальца квадратной пластинки с отчеканенной руной. До здоровенной плитки, килограмма три весом, на обоих сторонах которой оттискивались целые барельефы. Причем очень высокого художественного уровня. — Мой добрый приятель Ясьяяак, вез одну такую, и любезно согласился подарить ее нам, в знак признательности за то что мы его не убили.

У вот у нас, признаться, на Том берегу Моря, — денежная реформа шла довольно туго. Сколько я не толковал на всех уровнях о пользе внедрения некоего эквивалента материальной стоимости разных товаров, — от царских дворцов, до палаток скотоводов, — все со мной соглашались, но с практическими результатами было туговато.

Бронза, — она же бронза. …Нет конечно, какой-нибудь Царь Царей, может хранить запасы целого народа в своем дворце, разумно распоряжаясь ими от лица своих людей. Это его стратегический запас, который можно пустить в дело, изготовив множество полезных вещей. Либо обменять на что-то более важное. Так что как валюта, бронза использовалась только при расчетах между царствами и племенами.

Но вот для каждого отдельного хозяйства, это было чересчур накладно. — Из бронзы можно сделать кучу полезных вещей, так что хранить ее просто как заначку… — это как-то очень не практично.

Выпущенные мною монеты, которыми я так гордился, либо очень быстро переплавили, наделав ножей, наконечников копий, или топориков. Либо разобрали на талисманы «от Великого Шамана», и в этом качестве хранили как очень ценные предметы культа. А обмениваться талисманами, — только Духов гневить.

Так что вести торговлю, все по прежнему предпочитали с помощью производимых собственными усилиями товаров, обменивая кожи на ткани, ткани на крупу, крупу на горшки, и так далее…

Я было пошел другим путем. — Наделал кожаных жетонов с выжженной печатью, и объявил что каждый из них стоит одну меру аиотеекской каши, попутно уговорив Лга’нхи и Старшин, создать из наших запасов, что-то вроде хлебного банка. Жетоны эти я раздал тем кто работал на постройке очередной плотины, некоторым шаманам-ремесленникам, и даже практически насильно всучил одному племени песиголовцев, в обмен на часть, принесенной ими с Реки, добычи.

При этом, помня прошлые ошибки, я не забыл старательно всем объяснить, что никакие это не талисманы, а…

…Увы, спустя месяц, все эти жетоны вновь вернулись ко мне, потому как, — нафига хранить бесполезную кожаную хреньку, коли ее можно обменять на целую меру зерна, и хорошенько набить брюхо?!

…Ну да, зато когда Совет принимал решение сделать какую-нибудь работенку, вроде строительства новой плотины, — все без проблем приходили поработать на общее благо, не требуя ничего взамен. А потом еще и бахвалились перед друг дружкой, кто больше сделал… — Коммуняки пещерные, — угробили мою светлую мечту заделаться банкиром и капиталистом!

Я, правда и на этом не успокоился, и решив что просто неправильно подобрал тип валюты, — начал экспериментировать, испробовав разные варианты, — от ракушек до жемчуга. Но уж больно по разному ценились эти вещи в разных уголках нашего мира, так что, опять ничего не вышло.

Прямо хоть езжай в Вал’аклаву, к Мит’ококу, и узнавай у него как он умудрился ввести свои ракушковые деньги… — Не так это просто оказывается, — быть банкиром!

А вот у аиотееков, — деньги уже были в ходу. — Может потому что были большие запасы золота? А из золота, кроме денег, ничего полезного толком не сделаешь?

Ну в смысле, — полезного человеку, живущему плодами своих трудов. — Ни копья, ни мотыги, из золота не получится. — Даже гвозди фиговые получаются. — не ржавеют конечно, — но ведь его хрен куда вколотишь. — Так что, либо на побрякушки, либо в качестве денег…

В общем, беседы с Ясьяяаком, были весьма полезными и информативными. — Мужик реально много знал.

Но и, что ни говори, был себе на уме. Так что все время, исподволь пытался вызнать кто-же мы такие. — И в конечном счете я ему рассказал.

Правда наврал, как обычно, с три короба. — Вроде того, что мы с самого запада «Северной земли», (о существовании которой Ясьяяак, оказывается был хорошо осведомлен). Долго плыли на восток, пока не наткнулись на острова, пересекающие море пополам, прошли вдоль них, нашли некую землю, и поплыли вдоль нее, чисто пошукать Щастья, да разведать что тут да как…

Правда этот засранец быстро вывел меня на чистую воду, задав несколько наводящих вопросов об островах, и о береге вдоль которого мы якобы плыли. Так что мне в ответ оставалось только тупо наехать на него в стиле «Вопросы тут буду задавать я!». Но вряд ли это сильно убедило его в правдивости моих слов.

Зато он быстро смекнул по моим вопросам, и я ему это подтвердил, что аиотеекам мы, вовсе даже не друзья, а наше оружие и доспехи, по большей части трофейные. — Тут признаться Ясьяяак, стал говорить посмелее, и поведал много интересного.

В том числе о Храме, Городе, и Реке, на которой стоят два вышеперечисленных.

Впрочем, по части Реки, у меня возникла прямая аналогия с Нилом, времен фараонов… ну может и чуть более позднего периода.

Судя по всему, местная цивилизация, зародилась именно на ее берегах. Так что те края были не только наиболее заселенные, но и, наиболее продвинутые по части разных наук и технического прогресса. — В том числе и мореплавания.

Город, про который мы столько слышали. — Аоэрооэо его звали, — стоящий в дельте этой Реки, был пусть и самым большим, но далеко не единственным. — По словам Ясьяяака, так же выросшего в тех местах, — городов схожего уровня, на реке было шесть. Благо, по его словам, вверх по этой реке свободно можно было плыть шесть месяцев, не спотыкаясь о мели, или пороги. А еще у реки было множество больших и малых притоков, на которых стояли сотни маленьких городишек, и бессчетное множество поселков и деревенек.

Именно на этих берегах придумали валюту, узелковую письменность, научились делать большие лодки, выращивать аиотеекскую кашу, строить плотины и каменные дома, лить бронзу, ткать и красить ткани. Постигли немыслимые тайны геометрии и арифметики, пути звезд в небе, а также проникли в суть множества мистических знаний, даже разговаривать о которых, простому смертному было запрещено.

— А Храм Аиотееков? — Хм… При чем тут аиотееки? Этот Храм мы построили, и он завсегда наш был… А Амулет… Откуда ты знаешь про Амулет? Да что же вы все-таки за люди такие, — откуда пришли?

…Так вот, и Амулет тот тоже наш. …Был. А потом аиотееки вроде как все под себя загребли и объявили себя его хранителями, и внуками Икаоитииоо.

Ну вот ты сам подумай, — стал бы Икаоитииоо, каждый день ехать по небу, на грязном верблюде? — Каждому же ясно, что он плывет по нему, на своем золотом корабле! А значит именно мы, те кто торит свой путь по волнам, и есть его истинные внуки. И это нас он привел на эти земли с Севера, дав великие знания и подарив Амулет…

А эти аиотееки были тут раньше. Они ничего не знали и не умели, пока мы сами их всему и не научили… На свою голову.

Говорил при этом мой приятель Ясьяяак, на довольно понятном диалекте аиотеекского. Да и выглядел типичным аиотееком. — Черноволосый, смугловатый, и характерный для всех, (кроме меня), в этом мире, своеобразный разрез глаз… Да даже если присмотреться к его одежде, можно было отыскать некие общие с аиотееками мотивы. Особенно в покрое штанов и чуть коротком, но все же типично аиотеекском халате.

Да, чалма, — а скорее своеобразно намотанная на голову тряпка, сильно отличалась от аиотеекских шапок-шлемов. Да и обувка, никоим образом не походила на кавалерийские сапоги с каблуком. Но во всем остальном, лично мне было ясно, что и аиотееки и эти прибрежные ребята, — уоитоиики, как они себя называли, были лишь двумя ветвями некогда единого народа. Просто одни освоили морские просторы, а другие, — просторы степей, а потом столкнулись между собой, в жестоком противостоянии.

Так мы и плыли, еще примерно две недели. Наконец, задранный вверх край берега, начал существенно понижаться, изредка прорезываясь небольшими уютными бухточками, а в пенистой полосе прибоя появились разрывы.

— Смотрите, — пояснил нам Ясьяяак, на очередной консультации по местным достопримечательностям. — Скоро тут будет устье небольшой реки. Мы там обычно запасаемся водой. Только на той речке город стоит. А в нем, как я и рассказывал. — гарнизон аиотееков. Так что если они не позволят, — водой запастись у нас не получится.

— А если просто в реку войти, да и набрать? — Спросил Дор’чин. — Ты же говоришь, что аиотееки не больно с кораблями дружат?

— Зато наши дружат. — Невесело возразил Ясьяяак. — Аиотееки их заставят на вас напасть во время набора воды, или дорогу назад в море перекрыть.

— А договориться? — Уточнил я. — В смысле, — с вашими? Наверняка же рыбаки в море за рыбой выходят. Мы с ними договоримся, и они нам воду привезут…

— Не. — уверенно ответил Ясьяяак. — Вы чужие, из-за вас они навлечь на себя гнев аиотееков не рискнут.

— А ты сможешь договориться???

— Нет. — лучше убейте. — Меня они конечно в лицо знают. Но я для них чужак. Так что они и на вас, и на меня донесут. Аиотееки потом, весь мой род вырежут.

— А много ли в том гарнизоне народу? — Спросил, молчавший до той поры Лга’нхи.

— Ну… я не знаю… — Даже как-то опешил от такого вопроса Ясьяяак. — Да уж думаю, не меньше двух оикия будет…

— Оикия??? — Уточнил Лга’нхи. — Или еще и оуоо есть?

— Ну, командует-то наверное оуоо… Может еще пара помощников при нем из родичей, но вам-то зачем это. Или вы думаете с ними воевать?

Кажется в безумии подобного предположения, наш приятель даже не сомневался. Все-таки похоже, аиотееки каленым железом выжгли на мозге этих ребят руну повиновения. Однако увидев осклабившиеся в кровожадных улыбках пасти окружающих его людей, Ясьяяак кажется впервые догадался в какую волчью стаю он попал.

Я-то, давно уже это знал. И потому предпринял последнюю попытку избежать, абсолютно ненужного мне конфликта. — А дальше, источники воды где-нибудь есть? — На всякий случай спросил я. Однако по лицу нашего гида-лоцмана, заранее угадал ответ.

— Нет.

— Тогда расскажи про город, и местность вокруг него… — Печально вздохнув, предложил я.

Жаркое солнце прожигающее макушку, и пыльный городишко перед глазами, раскинувшийся по берегам унылой пыльной речки. Пыльные дома, пыльные сады, пыльные люди, собаки и скот… — Единственным достоинством этого города, впрочем весьма сомнительным, — было обилие пыли, которую жаркие пыльные ветры, несли с раскинувшийся до горизонта засушливой степи, целыми пыльными тучами.

Пыль оседала на одежде, и забиралась под нее. Лезла в ноздри, скрипела на зубах во время еды, запорашивала глаза, и вообще, — отравляла жизнь, еще сильнее чем прогорклое пиво, опостылевшая каша и местные престарелые шлюхи.

Заполучить место в этом гарнизоне, можно было только в качестве наказания за большой проступок перед родом, и все кто сейчас тут жил, когда-то умудрились его совершить.

В том числе и часовой, стоявший в данный момент на невысокой каменной башне, изнывая от зноя, пыли, и наводящего тошноту вида на море. Все время одного и того же, неизменного и тоскливого…

Вдруг, раздавшийся позади шум, заставил часового обернуться? — Что за чудо? — К воротам небольшой, стоящей чуть на отшибе от прочих городских строений крепостицы, подходили две всамделишные оикия, характерно позванивая доспехами и печатая шаг.

Проклятая пыль… Даже глаза толком не протрешь, чтобы не занести ее, осевшие на руках частицы, себе в глаза.

Нет, правда, — две оикия. Идут походным строем… Неужто смена? Но с какой стати? Да и не похожи они на обычную гарнизонную команду. — Громадный рост, богатые доспехи, и, где это видано, — кавалерийские копья оуоо в руках, чьи длинные и широкие наконечники, так и сверкают на солнце начищенной бронзой.

А что у них такое на головах? — Неужто бронзовые шлемы? Да такие не всякие рыцари-оуоо могут себе позволить, а тут какие-то оикия… И почему они идут без сопровождения всадников-командиров? И где их багаж? — Трудно поверить, что они пересекли пустыню, пройдя, как минимум двадцать переходов от ближайшего поселения, без горы припасов.

Или они уже все подъели? — Но тогда почему у них такой, до омерзения свежий и чистенький вид? — Загадка.

Но по всему видать, — вояки это очень непростые, возможно даже из личной охраны какого-нибудь Большого Вождя…

Ну да. — Точно. — Очередная Орда решила тронуться из изнывающих от многолетней засухи степей, ловить удачу на легендарной северной родине Икаоитииоо. А это почетный караул Вождя, за каким-то демоном, решившим посетить проклятый пыльный городишко.

Только вот зачем? — Ведь все нормальные орды, обходят Большой Щит с юга… иначе скот не прокормить…

Но так или иначе, а сигнал надо будет подать…

Часовой пропел особый сигнал, и спустя какое-то время, из домика-сарайчика напротив, неторопливо вышел пожилой аиотеек-оуоо с помятым и обрюзгшим от постоянного пьянства лицом, лупая сонными от дневной сиесты глазами, и лениво почесываясь.

— Что там? — проорал он, с отвращением глядя на башенку, стоящего на ней часового, и раскинувшееся над всеми ними жаркое и пыльное небо.

— Кто-то пришел… Две оикия! — Не слишком толково объяснил часовой, — тыкая пальцем в сторону ведущих в степь ворот.

— Кто? Что ты несешь? Или тебе башку там напекло? Так это хорошо лечится плетьми. — Вяло пригрозил оуоо, которому в этот жаркий полдень, меньше всего на свете, хотелось покидать свой тенистый сарайчик.

— Я правду говорю. — Так же вяло отбрехался часовой.

— Хм… — Глянув в щель в воротах, удивленно хмыкнул оуоо. — Отворить ворота. — крикнул он стоявшим возле них часовым. И вновь поплелся к своему сарайчику, чтобы одевшись в парадный халат и навесив на себя все свое оружие, достойно встретить прибывших. О том что это могут быть враги, он даже не задумывался. Род к которому он принадлежал, сейчас ни с кем из соседей не воевал. Да и был достаточно силен, чтобы никакие чужаки не смогли подойти к крепости без разрешения их Вождей. А идущие мимо Орды, обязаны были соблюдать перемирие.

Ворота отворились, впуская чужаков. Они так же спокойно промаршировали на середину крепости.

— Экие громадины! — С уважением, но впрочем без всякой робости, подумал начальник гарнизона. Такое количество настоящих великанов, собранных в один отряд, конечно поражало воображение. Но за свою длинную жизнь, он уже успел повидать всякого. В том числе и то, как люди, куда выше его ростом, падали от ударов его копья…

Тут ведь главное скорость, точность удара, и изворотливость, а высокие люди, как правило, бывают немного заторможены… — Это была последняя мысль, которую успел подумать в своей жизни, пожилой начальник гарнизона. Потому что идущий впереди строя громила в сияющих доспехах и причудливом шлеме-маске, прыгнул на него столь стремительно, что новая мысль просто не успела сформироваться в голове, до того как огромный шестопер, разнес ее вдребезги.

…Собственно говоря, я и сам поначалу подумывал подкрасться в ночи, и попытаться напасть на сонный гарнизон. Но потом начал прикидывать проблемы, которые придется решить, в процессе этой операции.

Номер один. — Высадка на берег. …Я уже как-то высаживался на берег посреди ночи, помню как вязли ноги в песке, волны били то в спину, то в грудь, а промокшая одежда сковывала движения и тянула ко дну. …И как потом бегал по пляжу, судорожно надеясь что не заблудился, и не растерял своих товарищей…

Номер два. — Ночная пробежка от места высадки, до крепости. — Места тут неизведанные. И если в нашей родной степи каждая букашка предупредит о ждущей впереди засаде, а травинки укажут направление пути. — То тут все букашки и травинки, абсолютно чужие, и можно будет только догадываться куда они нас приведут.

И наконец. — крепость. — Наверняка, ворота на ночь закрывают, и для того чтобы попасть в крепость, придется лезть через стену, или придумывать как открыть ворота.

Вот в процессе решения всех этих проблем, я как-то и смекнул, — что в отличии от «наших» аиотееков, — местные ребята, совсем непуганые. А реакция Ясьяяака и его матросов на наш боевой клич и доспехи, — навели на определенные мысли.

…Так что, рано утречком наш «Морской Гусь» подошел к указанному лоцманом месту, выбрав наиболее удобное для высадки, спокойненько высадил наши две оикия бойцов, и отчалил обратно в море.

Ну а мы… Меня взяли исключительно потому, что во-первых, — без меня нельзя. А во-вторых, — бегать мы были не должны. Я прямо на это указал, потому как аиотееки не бегают, зато ходят быстрым шагом.

Быстрым шагом я ходить умел. Чай последние десять лет, только этим практически и занимался. (Верблюдам я по-прежнему не доверяю).

Так что заложив приличный крюк, и отшагав за семь часов, наверное километров сорок, мы где-то к полудню, уже вышли к крепости.

Дальше уже было делом техники. — Вырезать очумевший от жары и скуки гарнизон, было делом нескольких минут. — Больше половины, высунувшихся поглазеть на нежданных гостей, стражников, были убиты прежде, чем успели чего-то сообразить. Оставшиеся попытались отбиваться, но как я и ожидал, — солдаты затерянного в самой глуши гарнизона, ровняться с нашими орлами не могли.

Проблемы начались чуть позже. — Когда я пересчитал содранные и отданные мне скальпы, их оказалось всего девятнадцать. — Что называется, — ни рыба ни мясо. Потому как две оикия это двадцать четыре. А значит, учитывая что двое убитых нами в крепости были оуоо, — сейчас где-то в окрестностях бродило семеро врагов.

На всякий случай, пересчитал спальные места в казармах, а то, мало ли, — может искомой «недостачи» никогда и не существовало, и я психую понапрасну. Но нет, — судя по количеству барахла в каждой казарме, (как обычно, каждая отдельная оикия, вела собственное хозяйство), вражеский гарнизон имел полный состав. …И еще, похоже, вместе с той семеркой, где-то болтался и еще один оуоо. — А это, что ни говори, — уже отряд!

Пока наши ребята ломали деревянные постройки и разводили сигнальный костер, чей дым должен был поведать Дор’чину о наших успехах. — Я подошел к Лга’нхи, и поделился с ним своими опасениями.

— Ты прав. — Согласился он со мной. — Помешать они нам наверное не смогут, но оставлять за спиной врагов, — это нехорошо.

Тов’хай, Нит’као, Буда’кху. — Пройдитесь возле крепости, посмотрите следы…

— Так ведь наверное тут натоптано… — Начал было я, но Тов’хай в ответ только усмехнулся. — Для него не было проблемой из десятка, с виду одинаковых следов, найти единственный правильный.

Буквально спустя десять минут, он уже окликнул нас, и уверенно заявил что нашел свежий след.

— Тут вон, видишь какие вмятины глубокие. — Указал он пальцем на землю под стеной. Тут они и спрыгнули. А там дальше следы многих ног, ведут в город… — Странные они, — сбежали!!!

Ну еще бы. — в его представлении, человек спасающий свою жизнь бегством, в то время как подворачивается отличная возможность пасть смертью героя, — существо необычное и удивительное.

Я, признаться, тоже этого не совсем понимал. — Нет, кабы сбежали одни оикия, — то и хрен бы с ними. — Обычные дезертиры, решившие спраздновать труса, вместо того чтобы схлопотать копьем в брюхо в чужих разборках.

Но вот сбежавший оуоо?! — Для рыцарей такое поведение было нехарактерно. А значит, — сбежал он с какой-то определенной целью.

Так что мы, все дружно. Вместо того чтобы мирно и спокойно пограбить вражеское укрепление, — устремились в погоню.

Метров пятьсот, пробежали по какому-то захламленному пустырю. — Судя по грудам характерного мусора, и следам множества ног, — обычно тут было что-то вроде торжища. Но то ли из-за жаркой погоды, то ли после начавшейся драки, — торговцы предпочли слинять по домам, от греха подальше.

Удивительное дело, но даже на этой, вытоптанной сотнями ног площадке, — наши следопыты уверенно держали след. Запнувшись разве что в одном месте, и то, довольно быстро отыскали нужное направление.

А вот после торговой площади, мы втянулись в узенькие извилистые улочки меж приземистых домишек, с кажущимися необычайно высокими крышами. (Интересно, где они древесину для балок крыш берут, — пронеслось у меня в голове).

Тут Лга’нхи, без всякого напоминания с моей стороны, (он уже давно отучился смотреть мне в рот, по каждому поводу), приказал сбавить ход, и двигаться осторожней. — Пусть следы и вели прямо, однако домишки серьезно сужали обзор, так что сделать небольшую петлю, и зайти нам в тыл, или фланг, не представляло особенных трудностей.

А дальше, в лицо пахнуло морем, и мы выскочили к чему-то, отдаленно напоминающему порт.

…И заметили кучку воинов аиотееков, столпившихся возле небольшого кораблика. Кажется они яростно забрасывали в него припасы для длительного путешествия. Прежде чем Лга’нхи рявкнул приказ, мы уже ринулись вперед.

В ответ послышался знакомый приказ к атаке, и пол оикия, выстроилась между нами и корабликом, выставив вперед свои копья, и всячески намекая что предпочтет умереть, но не пропустит нас дальше.

Ну, в общем-то они и умерли, однако кораблик, размерами даже чуть меньше корабля Ясьяяака, уже успел отойти метров на двадцать в море.

Отойти, и остановиться. Видимо стоящий на корме аиотеек-оуоо, хотел хорошенько рассмотреть тех, кто напал на его гарнизон. — Это было ошибкой. — Свистнули биты-бумеранги. И оуоо, вместе со стоящим рядом оикия, — снесло с палубы.

Кажется оикия с ходу ушел на дно, по крайней мере, — мы его больше не видели. А вот оуоо, умудрился зацепиться за борт, и поспешившие на помощь моряки, втянули его обратно. А потом, поспешно сев за весла, дали деру в сторону открытого моря.

— Ушли. — Недовольно пробормотал Лга’нхи.

— Угу. — Согласился с ним я. — Наверное хотят предупредить своих.

— Что делать будем?

— Дождемся Дор’чина. — пожал я плечами. — Мы пришли со стороны степи. Нашего корабля они не видели, так что вряд ли будут опасаться погони. Мы их настигнем, после того как запасемся водой.

— А может, — возьмем одну из этих? — Предложил стоявший рядом Завгур, указывая на несколько лодочек, существенно меньших размеров, вытащенных на берег, недалеко от того места где мы стояли.

— Глупо разделять силы… — Немного подумав ответил Лга’нхи. — Да и нет среди нас хороших моряков.

— Опять же, — подхватил я. — Эти лодки еще надо снарядить, запастись водой и припасами, потому что неизвестно сколько времени мы проведем на них в море. За это время, Дор’чин уже успеет придти.

— Вон он. — Ткнул Мнау’гхо куда-то в горизонт. — Уже идет!

— Надо бы пообщаться с местным населением. — Задумчиво предложил я. — Не снимайте шлемов, и говорите только по аиотеекски!

Глава 6

Я сидел на палубе, и неторопливо перебирал наспех захваченную из крепости добычу, когда ко мне подошел вызванный Ясьяяак.

— Ты умеешь читать это? — Спросил я его, указывая на кучку веревочных мотков, с завязанными на них прихотливыми узлами.

— Э-э-э… Немного. — Осторожно ответил мне он.

— Тогда читай. — Велел я.

…Вообще-то, я и сам кое-как научился разбирать это узелковое письмо. А последний год, когда уже точно было решено что от поездки в логово аиотееков мне не отвертеться, — особенно старательно занимался с Эуотоосиком, ради чего даже надолго поселившись в Академии, взял на себя тяжкую обязанность по воспитанию молодежи.

Нет, я конечно и раньше тянул на себе немалую нагрузку. Особенно в первые два-три года, когда старательно передавал весь свой небогатый арсенал знаний, будущим преподавателям этого почтенного заведения.

Причем, в основном это касалось арифметики и геометрии, поскольку достаточно грамотных людей, чтобы свалить на них преподавание письма, в племени ирокезов уже хватало.

Тогда, выдавив из себя все немногочисленные остатки знаний, (чай уже не один десяток лет прошел, с окончания школы), и впихнув их в головы учеников и на листы пергамента, я отошел от регулярного преподавания, взяв на себя, так сказать общее руководство, и «доработку напильником» уже почти готовых изделий.

Последнее выражалось в том, что за мной, во всех моих путешествиях, двигалась толпа, человек так в десять-двадцать учеников, и доставала меня разными вопросами.

Попадали в толпу только наиболее продвинутые, рекомендованные наставниками, ученики, которых я пытался более-менее довести до уровня собственного понимания жизни и мироздания.

Насколько это удавалось? — Сказать трудно, все-таки основы, вбитые с детства в меня, и в них, очень сильно разнились. Но я честно старался как мог.

Но так или иначе, а общение с этой ребятней, обладающей еще достаточно живым и гибким умом, и мне не давало расслабляться. Отвечая на их вопросы, я подчас вспоминал вещи, которые, как думал, уже давно успел окончательно забыть, и срочно записывал в специальный «склерозник».

Ну а еще, на мою долю, и долю остальных бот’аников, входило собирание, фиксирование, и классификация всех доступных нам знаний.

Скажу честно, — последняя задача, при всей ее внешней легкости, оказалась абсолютно необъятной, так что я, помня известную сентенцию, на «объятие необъятного» и не претендовал, надеясь, хотя бы заложить основу, и общие принципы, по которым мои последователи, не только смогут продолжать мое дело, но, и это самое главное, — извлекать пользу из полученных знаний. — А это не так просто как кажется!

Знания, что называется, надо было разобрать по коробочкам. — Допустим, по медицине, в одну, по строительству плотин в другую, по землепашеству в третью. Думаете просто? — Только ведь наша медицина, основанная на растениях, постоянно пересекалась с растениеводством, а оно было немыслимо без плотин. А если добавить сюда географию, астрономию… или вернее знание звездного неба, разные виды ремесленных работ, где общую теорию надо было отделить от специфической практики…

А потом еще надо научиться преподавать все эти знания ученикам, идя от простого к сложному, разрабатывая программы обучения. Иначе они так и останутся лежать мертвым грузом.

Да плюс, привязать все эти знания, к мистическому восприятию действительности учениками, для которых письменность и магия, были одним и тем же, а наблюдать звездное небо, в основном имело смысл, исключительно с целью гадания, потому что навигация по звездам и календарь, были для них лишь побочными продуктами этого архиважного мистического действа…

Блин. — Знал бы, что будет столько мороки, — наверное даже не пытался бы связываться со всем этим ужасом. В конце концов, — жили тут до меня, тысячи лет без всяких университетов, прожили бы еще тысячу-другую. А я бы, — раньше времени лысеть не начал, из-за всех этих волнений и раздумий.

…В общем, при всех этих хлопотах, — аиотеекскую письменность, мы тоже не забывали. Правда Эуотоосик, выучившись кириллице, и сам признал что та намного удобнее узелкового письма. Но я слезно умолял его, не бросать в забвение, даже это, «малоудобное» знание, потому как, дескать, — не знаешь где пригодится. — Может через тыщи этих самых лет, — пришедшим на смену нам бот’аникам, не придется ломать себе голову, над расшифровкой древних узелковых надписей, и они помянут добрым словом своих предков, оставивших им необходимые шпаргалки.

Послушавшись меня, Эуотоосик составил нечто вроде словаря, и сборника правил прочтения узелков. — Увы, но даже прочитав их, я так толком и не постиг всех особенностей этой системы. Как я уже говорил, — уж больно она была сложной. К тому же, по словам все того же Эуотоосика, — подчас у разных родов использовались разные правила завязывания узелков. И хотя он владел «классической» системой, которой научился в Храме. Не факт что мне удастся прочитать «текст» написанный… а вернее «навязанный», «вязателем» другой традиции.

Но примерное представление, о том что должны были означать те или иные сочетания узелков, у меня все же были. Например я точно видел, что примерно дюжина связок, из изъятых нами у аиотееков, пары десятков мотков, относятся исключительно к хозяйственной деятельности, потому как там были сплошь числительные. — Вероятно какие-то «списки» имущества, припасов, или личного состава.

А вот с остальными, у меня признаться возникли некоторые проблемы. — Кажется это были какие-то приказы, предписания, верительные грамоты, и тому подобная документация. — И тут, признаться, моя уверенность в собственном знании аиотеекской письменности, резко сходила на нет.

— Тут вот. — Начал перебирать в руке Ясьяяак, один из «хозяйственных» мотков, — список того что в крепость привезли… кажется этой весной, а может и прошлой. А тут вот… и тут, и тут тоже, — корабли которые заходили сюда, и товары, что на тех кораблях были…

— Ладно. Понял. — Сказал я, и выбрал из общей кучи все «хозяйственные» мотки, как бы давая понять Ясьяяаку, что проверку он прошел. — А в этих что?

— Тут вот. — Как я понял… (тут много незнакомых сочетаний), приказ… или скорее разрешение, какому-то серому шакалу… (это имя наверное), из рода Черной Скалы, вместе с воинами своей семьи, придти в город на оленьей речке, и сесть тут наместником, с правом судить, казнить, и собирать налоги.

— А вот тут, говорится что по истокам Оленьей Реки, пройдет Орда, следующая на Землю Икаоитииоо.

— Когда? — Поспешил уточнить я, в предчувствии новой напасти для своего племени.

— Это давний моток. — Ответил мне Ясьяяак. — Видишь как все узлы истерлись? — Я думаю, это про ту Орду говорится, что шесть лет назад пошла на Северные Земли, но не смогла перейти море, из-за высокой воды.

А вот в этом узелке, — предписывается не пропускать на запад зерно и прочую еду. …Я помню этот приказ. Аиотееки рода Черной Скалы, забирали всю еду, что шла на запад, потому что из-за Орды, которая не смогла перейти море, — еды там стало совсем мало, и она стала дорого стоить. Так что Вожди Черной Скалы, очень неплохо на этом нажились!

Вот тут вот, приказ собрать дополнительную дань, на содержание войска… Видать людям той Орды не понравилось что их морят голодом, и они подумывали нарушить Священное Перемирие.

— А ну-ка, расскажи-ка мне про Орду, что не смогла пройти? — Потребовал я. — Были какие-то особые причины, почему уровень воды поднялся?

— Я не ведаю помыслы Икаоитииоо, — лишь пожал плечами Ясьяяак. — Может и были особые причины. — Может шаманы Орды принесли недостаточные жертвы, а может ее Вожди, чем-то прогневили Икаоитииоо. Я лишь простой моряк, не умеющий говорит с Духами, а уж тем более с Икаоитииоо. — Если тебе интересно это, — плыви в Храм, тамошние жрецы ведают куда больше меня.

— Хм… Обязательно заеду. — Заверил я Ясьяяака. — Именно чтобы поговорить с жрецами, для чего же еще. Но все-таки, — ты ведь плавал в тех краях, и наверное знаешь как Орда, переходит на другую сторону моря?

— Так ведь ты тоже вроде был? — Не удержался от подкола Ясьяяак. — …Ну ладно-ладно… — Прореагировал он на мой взгляд. — Там место такое, — сплошные мели. Плыть надо очень аккуратно, прощупывая дно шестом. Причем каждый раз, мели на новом месте, потому как ветер да волны, песок с места на место двигают. А иной раз, бывает Икаоитииоо насылает такой отлив, что кажется будто перед тобой уже начался берег, — море обнажается так, что можно идти полдня, даже не замочив ног.

Между двумя землями лежит большой остров. Очень большой. По нему, Орды и идут большую часть пути. А потом снова начинаются мели, только их уже меньше, и встречаются участки, которые даже в сильный отлив, остаются достаточно глубокими.

Вот, последняя Орда, и не смогла их перейти, сколько ни ждала сильного отлива. Ее животные съели на острове всю траву, и начали помирать, — так что аиотееки повернули обратно.

— Ты сказал «последняя»? — А еще Орды, с тех пор не пытались пройти на Северные земли? — Уточнил я.

— Дык ведь коли прежняя не прошла, кто ж еще сунется? — Аиотееки моря боятся!

— А ваши корабли?

— А что?

— Вы не плавали на Северные земли?

— Раньше, говорят плавали. А потом… потом мы дрались с аиотееками и как-то забыли туда дорогу. Да и не было наверное на тех землях ничего для нас важного, раз так получилось.

— А аиотееки не смогут перебраться на ваших кораблях, даже если вода будет высокая?

— Дык… Разве же на моем корабле. Или даже на твоем, — можно перевести целые стада? А без своих стад, аиотееки никуда не пойдут.

— Ладно. Иди пока. Мне надо подумать…

Все сказанное было и впрямь очень интересно. Отчасти даже жалко что мы не поплыли «по краешку моря», а сразу рванули напрямик. — Было бы интересно самому посмотреть на эту самую здоровущую мель, соединяющую материки, словно мост.

Правда очень мокрый мост. Почти полностью погруженный в воду. И тем не менее, это был мост. И в качестве моста, он с одной стороны, — мешал судоходству, а с другой, будучи немного притопленным, существенно мешал передвигаться по нему тем, кто не слишком-то дружит с морской стихией.

…Да, жаль конечно, что не увидел все это собственными глазами. Но наверное, чисто по аналогии с моим миром, можно представить себе немало мест, где есть что-то похожее. Вот говорят, Ла-Манш, когда-то можно было перейти аки посуху. Да и Берингов пролив, — как-то ведь люди сумели пересечь его, устремляясь из Азии в Америку.

А мели? — ну вот к примеру, — сам не был, но говорят Рижский залив, да и Балтийское море вообще, особой глубиной не отличается, и надо довольно далеко идти от берега, чтобы погрузиться хотя бы по шею.

Или там Суэцкий канал. — Ведь вроде крохотная препона, отделяет моря одного океана, от морей другого, — а фигушки, — тысячи лет, была непреодолима для мореплавателей. Пока наконец не смогли прокопать канал. А если бы уровень воды был на пару-тройку метров выше…

Короче, — такое вот удивительное явление природы. И кстати, — Ясьяяак верно сказал, — вода переносит с места на место горы песка и ила. Так что наверняка рельеф дна в тех краях меняется очень часто.

И может быть, — люди не могли сотни лет перейти с одного материка на другой, просто потому что не пытались. А тут вот совпало, что их вроде как прижала засуха, да еще и вовремя подсуетились шторма и течения, заполнившие особенно глубокие места, — и путь на какое-то время открылся. А потом, — очередной шторм, «углубил» дно еще… да хоть на полметра, — и скот уже не смог пройти.

Но меня, собственно говоря, помимо чисто академического интереса, волнует вот такой еще, сугубо практический вопрос. — Надолго ли закрылся этот путь, в данный момент? И стоит ли нам ждать еще «гостей с юга»?

— Смена. — Крикнул Дор’чин. — И я, стараясь не кряхтеть и не жаловаться, пошел на весла. — Вот удивительное дело. — Никаких часов у нашего капитана нету, однако он как-то умудряется довольно ровно отсчитывать время этих смен. Хотя конечно и кажется, что когда за веслами сидишь ты, время тянется намного дольше… А тут еще как назло, полный штиль, и даже паруса непоставишь, себе в подмогу.

…А еще вот интересно, — не догадаются ли аиотееки, коли их совсем уж прижмет, — сделать что-то вроде дамбы-моста, с одного берега на другой. …Ну хотя бы, в наиболее глубоких местах. Уж коли древние египтяне, смогли создать свои пирамиды, — то думаю на их фоне, подобный мостик не такое уж циклопическое сооружение.

Тут весь вопрос только в организации труда, и обеспечении продовольствием трудящихся. Однако, судя по рассказам Эуотоосика, о реалиях своей прошлой родины, — аиотееки на такой труд пока не способны. — Слишком уж разобщены внутренне. — И это наше единственное спасение на данный момент.

Нет, для внешнего мира, они сплошная скала. — Этакая непоколебимая каста, готовая покарать любого, кто осмелится затронуть ее интересы. Но вот внутри этой касты, — сплошные разборки, конкуренция, а то и войны.

Эуотоосик мне объяснял, но я понял довольно смутно. — Кажется скрепляет аиотеекский мир, какая-то жреческая прослойка. Ну и непомерная гордость аиотееков.

В первом варианте, напрашивается аналогия со средневековой Европой и Католической Церковью, — «крышующую» разные там баронства-королевства. Служащая третейским судьей, и навязывающая некие общие правила, в условиях, когда каждый отдельный властитель, считает себя независимым государем… Если конечно его не подомнет сосед.

А вот насчет гордости… — Если бы аиотеекам не было настолько «западло» прибегать к союзам с «низшими» народами, — возможно они бы уже давно разбрелись по своим маленьким тесным квартиркам, окончательно передравшись и перессорившись между собой. Но пока, собственная кастовая «инаковость» заставляет их держаться вместе против всего остального мира. И в связи с этим, очень интересно…

— Вижу! — Рявкнул с носа Мнау’гхо, — за остроглазие и удачливость, назначенный бессменным впередсмотрящим. — Вона там, чуток полевее…

— Ага… — Подхватил Дор’чин. — Вон пятнышко мелькает… А ну-ка, давайте поднажмем… И пусть вторая смена готовится, — пока не догоним, часто меняться будем.

Мы поднажали, и наш корабль существенно прибавил скорости… Конечно работать в таком темпе мы сможем недолго, но отдохнувшая смена, подхватит эстафету…

Спустя полчаса, я встал с гребной скамьи, не чувствую рук, зато хорошо ощущая побаливающую спину, — угнаться за молодыми, мне уже не так просто.

— Ну как там? — Спросил я, подходя к Мнау’гхо, и вглядываясь в морские просторы.

— Эвон… — Ткнул пальцем куда-то в горизонт мой старый приятель. — Тоже ходко идут.

— Догоняем? — Уточнил я.

— Вроде да… — Не очень уверенно ответил он.

Тон каким это было сказано, мне совсем не понравился. — Если остроглазый Мнау’гхо сомневается, то скорее всего догоняем мы беглецов не слишком-то уверенно. А значит гонка будет долгой и выматывающей.

Так оно и получилось. — Мы гнались за беглецами целый день. Уверен, — рано или поздно догнали бы. — У нас команда больше, мы чаще можем сажать за весла отдохнувших гребцов. Но тут вдруг подул ветерок с берега, и чужая лодка резко прибавила ходу.

— Это видать Отуупаак, — задумчиво глядя на мелькающее вдали пятнышко, — заметил Ясьяяак. — У него самая быстрая лодка в этих краях. А он самый опытный мореход… на этом берегу. Он тут каждую мель, и каждое течение знает, нам его трудно догнать будет.

— Догоним. — Уверенно ответил я. А суеверный, как и все моряки, Дор’чин бросил на нашего лоцмана недовольный взгляд, — с его точки зрения, подобные высказывания квалифицировались как злокозненное колдовство, и должны были наказываться по всей строгости первобытных законов.

Однако, несмотря на мою уверенность, — ночь застала нас все еще вдали от объекта нашей погони. И Ясьяяак, настоятельно порекомендовал нам, либо пристать к берегу и отдохнуть. Либо уйти подальше в море… и опять же отдохнуть. Потому как дескать, — дно тут очень непростое, и всегда можно нарваться на мель, а то и на риф.

Не слушать рекомендаций лоцмана, у нас не было никаких резонов. Так что мы ушли в море.

А утром, в обозримом пространстве, ничего кроме бесконечных волн и унылого берега, не наблюдалось.

До полудня мы гнали вперед, в каждую секунду ожидая что вот-вот, из-за горизонта появится парус или лодка… Но ничего подобного не было.

— Думаю, — задумчиво сказал мне Ясьяяак. — Отуупаак где-то к берегу пристал, и прячется… Он такие штуки любит выделывать.

— А ты хорошо его знаешь? — Уточнил я, поскольку вчера, падая с ног от усталости, как-то не успел осветить этот вопрос.

— Дык… — Как-то неуверенно ответил мне наш лоцман. И даже вроде как потупился… — Я за ним уже раза четыре гонялся, и… — Явно смущение нашего лоцмана, было вызвано не признанием в попытке пиратства, а в собственной неудачливости и неспособности догнать добычу.

— Конкурент? — Весело усмехнулся я.

— Чего? — Переспросил Ясьяяак, и пояснил. — Не, просто он похожие товары возит, вот я и хотел его побить, а груз себе забрать. — Моя же лодка больше, и людей у меня много. А Отуупаак, много людей с собой не берет. — Говорит, — без них быстрее плыть. Зато лодка у него какая-то очень особенная…

— Особенная? — Мысленно уже найдя местечко этому пресловутому Отуупааку, у себя на верфи, переспросил я. — Так что думаешь, — он на берегу сейчас прячется?

— Думаю да… Он так часто делает.

— А место подходящее знаешь?

— Парочку знаю, но Отуупаак, небось знает больше.

Мы немного посовещались, чуток поругались и поспорили. — Дор’чин предлагал нестись вперед что есть сил, догоняя вражью посудину. Но наши степняки-следопыты, на основе собственного опыта запутывания следов, склонялись к мысли, что и впрямь стоит поискать беглеца где-нибудь на берегу…

В общем, — до конца дня, мы неторопливо крались вдоль берега, проверяя каждую бухточку, или даже просто пляж, к которому можно подойти, и вытащить суденышко метров пятнадцать длиной, далеко на берег.

А ночью… Нет, наверное нам все-таки и правда сильно везет в этом путешествии. …Аж даже как-то неуютно становится, при мысли что будет, когда маятник везения качнется в другую сторону.

Но так или иначе, а зоркие глаза… на сей раз Нит’као, смогли уловить как лунную дорожку, пересекла какая-то нехарактерная тень.

Опытный Нит’као, не стал оповещать об этом весь мир громкими воплями, а тихонечко разбудил Лга’нхи, меня, и Дор’чина…

Спустя несколько минут, наш кораблик тихонько отошел от берега, и осторожно прощупывая дно перед собой, двинулся на восток…

А вот дальше… не знаю, дальнейшим успехом, мы наверное обязаны чутью Дор’чина, который сумел вывести нас в полной темноте на вражий корабль, зайдя к нему со стороны моря, и прижимая к берегу.

На последних сотне-другой метров, нас засекли по скрипу и плеску весел. Но было уже поздно. Разозленные долгой погоней наши ребята так налегли на весла, что «Морской Гусь» едва ли не летел над водой.

А дальше, как обычно проблемы создал я, своими требованиями взять по возможности пленников живьем.

Пресловутый Отуупаак, еще попытался схитрить, выведя наш корабль на мель, но стоявший на носу Ясьяяак, вовремя выкрикнул предупреждение, а Дор’чин заложив крутой вираж, просто смял вражеской суденышко, бортом нашего корабля.

И все что нам осталось после этого, — это выловить бултыхающихся в воде матросиков, да прибрежник Ваб’ик, нырнул за пошедшим ко дну под тяжестью доспехов аиотееком, и выволок его на поверхность.

Далее, пришлось идти метров двадцать по мели до берега, волоча за собой оба судна. А потом нагло ограбив реквизированный кораблик, использовать его запасы дров, для разведения большого костра.

Долгая и нудная погоня закончилась!

Глава 7

— Хм… И откуда же у тебя взялось такое богатство? — Спросил я глядя на мальчишку аиотеека, который, даже будучи связанным, умудрялся сидеть передо мной с необычайно гордым видом.

Это был мой самый первый вопрос ему. И признаться, еще десяток минут назад, этот первый вопрос должен был звучать совсем по иному. — Я подумывал расспросить сопляка о том куда он направлялся. О ближайших военных гарнизонах, и количестве войск в них. …О международной политике, о… — да много вопросов крутилось у меня в голове.

Однако найденный на его поясе железный кинжал, сходу поменял приоритеты.

— Белый металл… — Заглянув через мое плечо, прокомментировал находку Ясьяяак. — Слышал такие делают где-то в Красных холмах… Многим они нравятся, потому что редкость, о по мне так лучше бронза!

— Я поковырял пальцем лезвие кинжала… И отчасти согласился с лоцманом. — Качество изделия оставляло желать лучшего. — И само железо очень мягкое, да и исполнение, по сравнению с литыми бронзовыми кинжалами, было крайне убогим.

НО Я ТО ЗНАЛ!!!!

— И далеко отсюда находятся эти Красные Холмы? — Спросил я у лоцмана, зажегшись идеей по пути в Храм, наведаться в те места с военно-ознакомительной миссией.

— Так ведь обратно на запад плыть надо. — Огорчил меня Ясьяяак. Это за тем Большим Щитом, мимо которого нам пришлось плыть запасшись водой. Где-то далеко-далеко от берега. Я так далеко никогда не хожу.

— А ты, — опять обратился я к аиотееку. — Бывал ли ты в тех краях?

Парнишка состроил гордую физиономию, и сделал вид что стрекот кузнечиков и шум прибоя, интересуют его куда больше моих слов.

— Впрочем, ты ведь совсем мальчишка. — Устроил я наглую провокацию. — И наверняка никуда дальше городишки, из которого сбежал как последний трус, не выбирался…

…Да, что и говорить, — мальчишки они всегда мальчишки. — Много максимализма, ничем не оправданного апломба и веры в собственные силы… и маловато сдержанности, а вследствии этого и соображаловки.

— Я был во всех местах, где кочевал мой род! — Гордо заявил он мне. — Народ, который делает такие кинжалы, — принадлежит нам!

И я не сбежал от вас… кто бы вы там ни были. Я лишь исполнял приказ дяди, доплыть да Шамиакаара, и предупредить Вождей рода, о том что чужаки начали войну… Иначе бы вы все отведали остроты моего копья! А дальше, ты можешь пытать меня сколько угодно, я ничего не скажу тебе.

— Да ты ничего и не знаешь… — Продолжил глумиться я. — Даже этот кинжал не принадлежит тебе. …Ты наверное украл его у своего дяди, когда убежал как трус с поля боя!

Смелое предположение насчет принадлежности кинжала, я сделал, заметив что на воинском поясе мальчишки, нет характерных потертостей, которые бы оставили на коже деревянные ножны, если бы кинжал висел на нем достаточно долго. И оказался прав!

— Развяжи меня трус, и я покажу тебе, кто сбежал с поля боя! Ты не настоящий аиотеек, ты лишь надел доспехи, которые верно украл у своего господина. И потому тебе не понять что означает приказ командира. — Мой дядя, — наместник, приказал мне исполнить приказ, и я его выполню, даже ценой собственной жизни. А кинжал, — большую ценность нашей семьи, дал в знак того что я послан с поручением! …А теперь можешь убить меня, подлый трус, я покажу тебе, как умирают настоящие воины!

— Да ты сначала победи-ка моего меньшого брата… — Ответил я на это, словами из сказки. — Давай договоримся. — Если ты победишь его, — отправляйся куда вздумается. А если победит он, ты ответишь на все мои вопросы… Что, испугался? Как языком трепать, так он герой. А как доказать на деле, — робкий зайчонок, боящийся выглянуть из под куста, куда посадила его мамаша… Гы-гы-гы!!!

Стоящие вокруг ирокезы так же поддержали мое веселье, что естественно не самым доброкачественным образом, отразилось на благоразумии пацана.

— Давай. — зови своего младшего брата. — Закричал он мне. — Я убью его даже со связанными руками, а потом порву глотку тебе!

— Ты клянешься на знаке Рода, что выполнишь договор? — Продолжая недоверчиво усмехаться, спросил я пацана…

— Конечно, развяжи мне руки, я принесу клятву, а потом можешь связать их обратно!

— Развяжите ему руки… Не надо Зувгур… убери свое копье. Ни один оуоо не станет пытаться обмануть врага перед поединком. Это бы опозорило его навеки.

Может мальчишка и таил какие-то замыслы, напакостить нам, едва ему развяжут руки, — после моих слов это уже стало невозможным.

Несколько минут он восстанавливал кровообращение. Потом зажав в руке один из висящих на шее амулетов, — поднял его над головой и повторил условия поединка…

Мы вернули ему оружие и доспехи. …Все по честному. Я даже предложил ему сначала напиться или поесть, отдохнуть сколько захочется, и только потом приступать к поединку. — Короче, всячески демонстрировал свое благородство.

Думаю мальчишка проникся, решив что и впрямь попал в плен к какому-то неизвестному ему роду аиотееков, которые дают ему возможность умереть с честью.

Потом, ухмыляясь, навстречу парнишке вышел Лга’нхи… Сказку про «меньшого брата», я рассказывал ему, когда он еще был совсем мальчишкой, только-только присоединившимся к мальчишеской банде. Так что объяснять ему в чем смысл моей хитрости, необходимости не было.

— Так вот значит ты какой Отуупаак. — Демонстративно отворачиваясь от поединщиков, спросил я у очередного подведенного ко мне пленника. — Я много слышал о тебе… в последнее время.

— Рад тому что слухи обо мне достигли твоих ушей благородный воин. — Отуупаак, замолчал пережидая раздавшийся за моей спиной, грохот упавшего тела, обряженного в доспехи, сопровождающийся невольным мальчишеским вскриком. — Хотя и не могу сказать, что обстоятельства нашей встречи, мне столь же приятны.

— Что ж, — философски пережидая очередной вскрик… кажется сопровождающийся звуком пенделя, заметил я. — Так уж устроен мир, что радость никогда не приходит без толики огорчения… Иначе как бы мы смогли отличить одно от другого. — Ты так не считаешь?

Яростный клич, несущегося в атаку на мамонта олененка, за моей спиной, прекращенный звуком оплеухи, как бы послужил подтверждением моих слов.

— Так я тебя хочу расспросить о твоем корабле. — Продолжил я, вслушиваясь в кряхтение и постанывания, пытающегося встать с земли тела. — Участвовал ли ты в его строительстве, или уже получил такой… Знаешь ли ты, в чем секрет его скорости???

Интересные тут края. — То густо, то пусто. То бескрайние сухие степи, в которых кажется нет ничего кроме невысокой пожелтевшей травы, песка да растений напоминающих кактусы. А то вдруг целый оазис. — Целый город, плотно застроенный домами и домишками, в которых живет множество людей, которые непонятно чем и кормятся…

Впрочем, это «непонятно чем» закончилось, стоило мне услышать про «белую глину» и горшки.

Каолин!!! — Я искал его в наших краях, но так и не нашел. По крайней мере, такого качества, чтобы можно было без особой доработки пускать в дело. А тут видать был такой же как и тот самый, китайский, из которого, собственно говоря и начали делать сначала фаянс, а потом и фарфор.

Ясное дело, я начал жадно расспрашивать всех своих пленных, (а их у меня теперь было аж трое), о том что, как, и какого качества делают в этом самом Шамиакааре, который в переводе с аиотеекского вроде как и означал «белый горшок». Но естественно, — ответов, полностью удовлетворивших мое любопытство так и не услышал.

Нет, оба мореплавателя конечно знали, что именно там делают очень хорошие кувшины-горшки, для хранения зерна, воды, или масла.

Причем по словам Ясьяяака, их там делают воистину огромными, чуть ли не метр в диаметре, и пару метров в высоту. Но вот чисто специфически-профессиональные подробности вроде, — отливают их, или выкручивают, как и где обжигают, какую роспись наносят, — это все ему было искренне пофигу. — Эти горшки тут, воспринимались даже не как ценность сама по себе, а как тара для хранения и перевозки продуктов, а потому особо не украшались, хотя конечно и ценились весьма высоко.

А мальчишка-аиотеек… его кстати Тууивоасиком звали, — с удовольствием рассказывал о казнях, которыми подвергнут меня его родичи, когда поймают. А горшки да черепки, это тема и знание, недостойное великого воина, пусть ей интересуются низшие существа… вроде меня.

Нафига я вообще взял его с собой, а не прибил на месте? — Так ведь это же источник информации, и какой ценный!

Просто кладезь познаний о реалиях местной аиотеекской жизни, наверняка хорошо осведомленный о таких вещах, про которые Ясьяяак, или Отуупаак даже и не слышали. — Аиотееки, во многом, закрытая каста.

Но природный аиотеек-оуоо, должен знать множество вещей, неизвестным «инородцам». В том числе, и про внешнюю и внутреннюю политику Рода Черной Скалы. …И что это за скала вообще такая, и почему она «черная». А есть ли допустим еще «белая» или «желтая», состоят ли они в родстве. Или «скалы» тут вообще не при чем…

А что еще хорошего и плохого есть на землях этого и соседних с ним родов? А кто у нас нынче местный самый Большой Босс? А кто поменьше? А что за характер у этих ребят… Нет, понимаю конечно что очень-очень злой на меня… Но все-таки?

Вопросов много, — вот только проблема, — сразу и не поймешь чего конкретно нужно извлечь из этого кладезя знаний. — Наверняка ведь по мере появления новых проблем, начнут появляться и новые вопросы. А предугадать наперед все проблемы, у меня не получилось бы, даже если бы я и впрямь разговаривал с Духами.

Так что, — «кладезь познаний», пришлось заархивировать и спрятать в карман.

Вот только была одна маленькая проблемка. — Архив слегка глючил…

..Отуупаак тогда меня откровенно порадовал. — Этот человек имел свое видение того каким должен быть торговый корабль, и старался подогнать под него суровую реальность. Так что дружил он не только с ветром, волнами и течениями, но и с плотницкими инструментами.

Наверное родись Отуупаак, на пару-тройку тысяч лет попозже, — быть бы ему крутым гонщиком, какой-нибудь водяной «формулы-1». И сшибал бы он немалую деньгу, гоняя в свое удовольствие по морю, разукрасив борта и парус своей яхты рекламой памперсов, прокладок с крылышками. и зубных щеток, одновременно чистящих зубы, сдирающих налет с языка, и подтирающих задницу. Но увы, — в этом мире и в это время, ему приходилось зарабатывать себе на жизнь благородной, но тяжкой профессией моряка, торговца и пирата.

И главным своим помощником во всех трех ипостасях, он почитал скорость!

— К чему делать тяжелый большегрузный корабль, — спрашивал он меня в пылу полемики. — Ежели на него приходится набирать большую команду, чтобы защититься от жадных чужаков? (многозначительный взгляд в строну Ясьяяака). Не лучше ли быстро бежать по волнам, взяв груз, вместо лишних людей?

— Так что, по твоему, не так с нашим кораблем? — Постарался я направить беседу в нужное русло.

— Очень тяжелый. — Внимательно оглядывая нашего «Морского Гуся», и косо оглянувшись на ревниво прислушивающегося к нашей беседе Дор’чина, ответил Отуупаак. — А еще его обводы… Быстрый корабль, должен быть подобен быстрой птице, — с узким корпусом и большими крыльями-парусом, или множеством весел. А у вас мачта низкая, а корпус… как у тетерки.

— Однако тебя мы поймали! — Не выдержав, отвлекся от просмотра «поединка» Дор’чин, и влез в беседу.

— Это потому, что у вас на судне есть Шаман. — Убежденно ответил Отуупаак, кивнув на меня. Я бы конечно не стал брать шамана на свой корабль, — я не хочу волновать духов по-напрасну, привлекая к себе их внимание. Но коли вы не боитесь, верно ты и впрямь такой Великий Шаман, как говорит Ясьяяак.

— Гы… Да мы с нашим шаманом Дебилом, даже море смогли…

— Так значит, — быстро прервал я Дор’чина, — говоришь мачта у нас короткая?

— Никакая она не короткая. — Не дал ответить Отуупааку, наш капитан, бросая на меня гневные взгляды. …Шаман я может быть был и Великий, но только глупец будет хулить корабль, на котором отваживается отойти от берега, отдав себя на волю волн и морских чудовищ. — Если сделать выше, — корабль перевернется при сильном ветре.

— Надо нагрузить дно. — Влез в полемику Отуупаак. — И борт по другому заваливать, тогда не перевернет, даже в самый сильный ветер!

— Вот. — Прерывал нашу научно-инженерную дисскурсию Лга’нхи, подходя ближе, и подтаскивая за шкирку юного аиотеека. — Он не может больше встать. Значит я победил!

— Вот парень, — многозначительно воздев палец к облакам, провозгласил я. — А ты еще со мной хотел… Блин. Надо его в море окунуть, а то он не соображает ничего. Эк ты его!!!

Парнишка был явно в сознании, но судя по обалделому выражению лица, мало что понимал. Мне это было знакомо, — сам неоднократно бывал на его месте. Если уж я, будучи и постарше и чуток покрепче, иной раз во время тренировочных поединков с Лга’нхи, чувствовал себя погремушкой в руках младенца-маньяка, который трясет ее, швыряет и долбит ею по всем окружающим предметам, добиваясь максимального громкого звучания, …или, чтобы у родителей крыша поехала. — То каково было этому мальчишке, весящему наверное килограммов на пятнадцать меньше меня?

— Подумаешь! — Лишь мотнул головой Лга’нхи. — Я твоего Саш’ку, бывало еще и не так изматывал… и ничего. — Зато воин будет хороший!

— Мой, или этот? — Спросил я, почувствовав внезапную родительскую ревность. — Все-таки, с дядькой Лга’нхи, мой первенец, в последнее время, проводил куда больше времени чем со мной.

— Твой-твой. — Успокоил меня брательник. — А этот…? — Разве мы его не убьем?

И хитро так подмигивает, сволочь. — Ну да, парнишка-то уже малость очухался и прислушивается к нашему разговору, ловя знакомые аиотеекский слова, в ирокезской речи. …Видно именно потому, последнюю фразу, Лга’нхи произнес по аиотеекски.

— Нет, — в том ему ответил я, также переходя на язык местных пустынь. — Он ведь поклялся отвечать на все мои вопросы. Поклялся на знаке Рода. А значит если он сбежит, или соврет мне хоть в чем-нибудь, — это навеки закроем ему дорогу к предкам. Ни они, ни уж тем более Икаоитииоо, никогда не примут такого человека. И он, даже после смерти, будет обречен быть вечным изгоем. Это я тебе точно, как Великий Шаман глубоко проникший в мир Духов, говорю!!!

— Ты меня обманул… — Голос Тууивоасика не столько возражал мне, сколько констатировал факт вопиющей несправедливости, с которой, однако, ему придется смириться. — Ты сказал что это будет твой младший брат!

— Весь мир знает что мы с Лга’нхи братья. — Весьма резонно, к тому же ссылаясь на довольно авторитетный источник, — ответил я на это обвинение. — Только глупец станет отрицать это. И поскольку я помню Лга’нхи, с тех времен когда его макушка не доставала мне даже до пояса, — даже глупец не станет говорить, что он старше меня. Так в чем ты видишь обман?

— Но ведь он э-э-э… — мальчишка окинул взором мою невзрачную фигурку, и здоровенного амбала стоящего рядом, и не нашел что ответить. Глупый мальчишка еще привычно мыслил своими детскими категориями, где «младший», так же означал и «меньший по размерам». А о других видах старшинства он даже не задумывался.

Однако я посчитал необходимым договорить за него. …Не для того чтобы убедить Тууивоасика, а чтобы расставить все точки для наших ребят. Нет, я их ни в чем таком не подозревал. Но когда живешь в довольно тесной общине воинской дружины, никаких возможных толкований понятия старшинства, быть не должно. Пожив с мое в таких условиях, подобные вещи начинаешь чувствовать на уровне инстинктов.

— Конечно, как Вождь, он старше меня, потому что силен, бесстрашен и мудр. Так захотели Духи, которые приходят говорить со мной. И я слушаюсь его, так же как и приказов Духов. Но ведь по прожитым годам, я старше.

(Да. Великая штука, — субординация. Она родилась задолго до того, как обезьяна получила право претендовать на звание человека).

— И все равно ты обманул меня… — Продолжил настаивать мальчишка. — Ты обманов вынудил меня поклясться на Знаке Рода. Но так уж и быть, я подчинюсь тебе и буду отвечать на все твои вопросы. Но ничего другого не скажу!

Глаза сопляка сияли необычайным торжеством. — Он явно решил что нашел некую лазейку из своего безысходного положения. И я сразу смекнул, что задавая вопросы, мне придется быть очень точным в формулировках задачи, чтобы в ответ не услышать лишь только «да», или «нет». — Ну что же, тем веселее будет.

— Простите благородные воины. — Вдруг послышался голос Отуупаака, про которого я почти умудрился забыть. — Раз вы получили своего пленника, так может отпустите меня? Все равно на моем корабле нет ничего ценного, ведь нас отправили в этот путь насильно.

(Зуб даю врет, — Не такой уж важный этот городишка на Оленьей Речке, чтобы разгружать там товары. Скорее всего тоже за водой заходил).

— А он сильно поврежден? — Уточнил я.

— Ну, до Оленьей реки дотянем. — Обрадовано заверил меня наивный пленник.

— Тогда я хочу забрать его себе. — Поспешил я опечалить Отуупаака. — Впрочем, мы с тобой можем договориться. — Я отпущу твоих людей, на твоем корабле, куда им захочется. И даже не стану смотреть чего ты там везешь, (хрен с ним, пусть там даже золото-брильянты. Не затем плыли через море). Но за это, ты поедешь с нами, и построишь еще один такой корабль для нас, когда мы вернемся в свои земли. Согласен?

— Хм… А как далеко находится то место, которое ты называешь своим? — Не без подозрительности глядя на меня, спросил осторожный Отуупаак.

— Ну… До Большого Щита, мы плыли к нему восемнадцать дней. — Глядя на него самыми честными своими глазами, столь же честно ответил я.

— Хм… Странно. Я плавал и на запад от Большого Щита, и на восток, и нигде не видел таких людей как вы, и таких кораблей… — В голосе Отуупаака читалось не столько сомнение, сколько вопрос.

— Тогда тебе предстоит увидеть что-то новое. — Радостно заверил я его. — Думаю, это стоит небольшого путешествия. Уверен — тебе понравится!

Вот так и получилось, что на нашем кораблике, стало немного тесновато. Нет, не то чтобы критично, — но вписать двух новых людей в сработавшийся экипаж, — задача всегда не простая. А уж когда на одной палубе собираются целых три капитана…Да еще два из них, — старые враги…

Короче, проблем мне хватало. Зато и информации стало поступать значительно больше. К тому же, можно было перепроверять сведения Ясьяяака у Отуупаака, и наоборот.

Они конечно мне не врали… но частенько лукавили, утаивая мелкие детали и подробности. Все-таки, они в этих краях были своими, и всеми силами старались минимизировать ущерб посудной лавке, который нанесет ей, забредший не пойми откуда слон. Кажется они даже заключили временное перемирие, и о чем-то сговорились между собой. Так что, задавая им вопросы по раздельности, приходилось держать ухо востро.

К счастью, как правило, их выдавало излишняя согласованность в речах. Когда два разных человека говорят об одном и том же предмете, одинаковыми словами, это наводит на размышления!

Но пока я поймал их на вранье всего пару раз. И оба раза, они пытались предотвратить наш визит в рыбачьи поселки. То ли боялись за их жителей, — которые возможно снабжают продовольствием проходящие мимо корабли. То ли боялись быть увиденными этими жителями, в компании неизвестных людей, от которых так и веет проблемами и неприятностями.

Но в общем-то, нам и самим не больно хотелось лезть в эти поселки.

В город Шамиакаар, чье название означало «белый горшок», наоборот, хотелось. Но толика здравого смысла, возражала против этого. — Город был одной из больших баз Рода Черной Скалы на побережье, и гарнизон там должен был быть куда больше того, что стоял на Оленьей речке.

Так что я с удовольствием обошел бы его далеко по морю, как и предполагал сначала, если бы на свою беду не озаботился вопросом, — чем местные гончары топят свои печи, для обжига керамики.

— Камнями. — Услышал я в ответ.

Вот тут-то вот и взыграло ретивое… Я ведь у себя Там, уже задолбался этот уголь искать. И задолбал всех окружающих, вопросами о нем.

Тока вы сами попробуйте описать как выглядит и пахнет этот самый уголь, особенно когда сами видели его пару раз в жизни, в приготовленном для непосредственного засыпания в топку котельной, виде.

Чего мне только не притаскивали в ответ на мои просьбы. Пару раз я даже и сам почти поверил что это уголь, но вот заставить загореться предъявленные образцы, так и не смог.

Так что думаю уголь, в глазах моих соплеменников, стал восприниматься как некая, почти безобидная, хотя и слегка беспокоящая блажь их шамана. И вот теперь мне выпал шанс утереть нос этим фомам неверующим!

— Камни которые горят… — Понятливо кивнул головой Лга’нхи, посмотрев на меня как добрая мамаша, после того как пощупала горячий лобик, собственного дитяти.

— Точно. — Закивал головой я. — Ясьяяак сказал, что они тут есть!

— И чего ты хочешь? — Набрать их полную лодку?

— Да нет. — Терпеливо ответил я, потому что видел что Лга’нхи откровенно глумится надо мной (не так часто ему выпадали подобные возможности), так что худшее что я могу сейчас сделать, это поддаться на провокацию. — Мы возьмем лишь несколько кусков. И положим их в Храм. И будем показывать всем кто туда придет. — Может кто и узнает в них такие же камни, что видел раньше.

…Да ты не парься, — тут всего-то делов, я просто сбегаю и возьму.

— Ага… — Ухмыльнулся Лга’нхи. И окинул меня этаким взглядом, давая понять что он думает о моих необычайных способностях бегуна-марафонца. — Ты сбегаешь…

— Но ведь… — Сразу заподозрил я подвох. — А если не я, то кто узнает какие камни правильные?

— Так ведь ты и сам говорил, что такие камни только во сне видел. Ты там вообще много чего видел, и людей летающих, и дома высотой до неба… Сны, сам знаешь, обманчивы.

— Но ты их даже и во сне не видел! — Насупившись, отбрил его я. — Притащишь еще чего-нибудь не то.

— Которые горят, те и притащу. — Хладнокровно ответил Лга’нхи.

Шамиакаар пришлось обходить по большой дуге. По очень большой. Потому как оба наших капитана-лоцмана, дружно заверили нас, что из города, на промысел рыбы ежедневно выходят сотни лодок, потому как харчи, в этом краю, довольно дорогое, и можно сказать, — редкое удовольствие.

В том смысле, — что если бы не регулярные поставки харчей издалека, — местного ресурса пахотных земель, на то чтобы прокормить все, занятое на работе с глиной, население, явно не хватило бы. А значит, помимо рыбачьих лодок, нам надо еще и опасаться попасться на глаза и караванам везущим продовольствие. И тем ушлым ребятам, которые поджидают эти караваны. — Как это обычно и бывает, у такого крупного торгового узла, всегда ошивается всякая хитрая шваль.

— И не думай что они испугаются вашего большого судна. — Весьма резонно заметил мне Ясьяяак, который и сам, как мы уже выяснили, был не чужд романтики легкой наживы. — На вас может напасть целый караван. Или встретим много рыбачьих лодок, …а они окажутся не только рыбаками.

Да уж, — море, это отдельная грань бытия, при попадании на которую, все иные законы и обычаи перестают действовать.

Мы в общем-то, каких-то там пиратов не боялись. — У нас не только лодка большая, но и копья длинные! Но и в лишние неприятности, лезть не хотелось. — Так что мы взяли круто к северу, и обошли Шамиакаар по очень большой дуге. Настолько большой что на это ушло почти четыре дня.

А потом, еще почти целый день возвращались назад, осторожно крадясь вдоль берега, пока наконец не достигли нужного места.

Информацию о нем, из Отуупаака, пришлось тянуть клещами. Когда я спросил о подходящем месте, он сначала сделал вид, что ничего подходящего не знает.

Но вы попробуйте побыть шаманом с мое, — больше пятнадцати лет… А еще и дипломатом, военачальником и купцом. — Уж чему-чему, а читать по лицам людей, я научился.

Так что крохотную искорку, промелькнувшую в глазах Отуупаака, я заметил. А потом еще и этакую дымку-поволоку, пытающуюся прикрыть мелькание этой искры.

Поднажал. Еще поднажал. Поднажал достаточно сильно… И бедолага сломался.

Надо было видеть торжествующую физиономию Ясьяяака, когда и он узнал одну из тайн своего конкурента, чтобы оценить степень огорчения, которое нанесло ему обнародование данной информации.

Но зато, мы получили настоящий подарок. — Информацию о месте, где можно не только причалить наш корабль к берегу, но, и что весьма немаловажно, — оставаться некоторое время незамеченным.

Вероятно сначала тут была речка впадающая в море. Потом она заболотилась, и превратилась не пойми во что. И даже пройдя полосу прибоя, и подойдя к ней почти вплотную, я долго не мог заметить этого обещанного места стоянки. — потом заметил. Мы с трудом впихнули «Морского Гуся» в узкую протоку, и на бечевках протащили его дальше, за невысокий холм, однако достаточно большой, чтобы скрыть нас со стороны берега.

И пусть комары со всех окрестностей, разом сочли наше появление, приглашением на большой банкет, — у нас появилась уверенность, что несколько дней мы сможем простоять тут, не привлекая ничьего внимания.

— Так вот, — в сотый наверное раз уже, повторил я Лга’нхи, тыкая пальцем в карту, составленную со слов мальчишки Тууивоасика. — Вот добегаете до этих холмов, а потом все время вдоль них, пока не увидите город…

Расспрашивать этого мелкого гаденыша пришлось в течении всех дней, что мы подходили к месту высадки, очень старательно формулируя вопросы, и стараясь предугадать все возможные варианты.

…Напоминало уроки информатики в школе. На которых я, честно говоря, больше стремился поиграть за компом, чем обогатиться полезными знаниями. Но что-то, видать осталось в голове, от общения со страшно быстро думающей, и столь же страшно тупой, машиной.

— Он говорит, что печки, на тех самых холмах и находятся… Думаю, это такие же печки, что я придумал для обжигании кирпича. Помнишь?

Лга’нхи лишь нетерпеливо дернул плечом. — Сколько я не старался приобщить его к чудесам ремесел, он в это отношении так и остался диким степняком, у которого руки хорошо заточены чтобы держать копье, а не молоток или стамеску. Так что мои замечательные печи, были ему искренне не интересны.

— Эх, — тоскливо вздохнул я. — А может все-таки возьмете меня? Понимаю что дольше, но ведь и пользы будет куда больше, коли я это все своими глазами увижу!

— Ты… — Лга’нхи начал очень осторожно подбирать слова. Хотя говорили мы с ним одни на один, да и знал он, что я не больно-то обидчивый. — Ты Дебил, уже не молод, (всего-то за сороковник перевалило, нашел старика). — Бегаешь уже не так быстро как раньше. Так что лучше я сам…

Да уж, — возражать против такого было сложно. Для матерых степняков, пробежка на сотню километров, это забава на один день. А я буду плестись это расстояние двое суток, и по достижению цели, буду выжат как лимон.

Так что пришлось смириться с тем, что придется провести два-три дня нервно переживая и дергаясь, в ожидании возвращения тех, кого моя прихоть послала на опасное задание.

Глава 8

Прошло три дня…

Потом четыре…

Лга’нхи, с тремя, нашими наиболее молодыми и шустрыми бойцами, все не было.

— Да ничего страшного, — уговаривал я сам себя. — Всякое бывает в таких вот авантюрах. Так что задержка на один-два дня, поводом для беспокойства не является.

И наконец, уже ближе к окончанию пятого дня, сидящий на высоком холме дозорный, подал сигнал. …А потом замахал копьем, явно подзывая нас к себе.

Уж не знаю как это получилось у моих коротеньких ножек, но кажется я оказался на вершине холма, одним из первых.

Да уж, — представшая передо мной картина, прямо скажем, не радовала. — Где-то, в паре километров от нас, быстрой рысью бежал Лга’нхи, с двумя… двумя, а не тремя бойцами. А позади него, примерно так в километре, так же спешной рысью двигалась погоня на двенадцати верблюдах.

Хорошо что хоть аиотееки коней не одомашнили. — Иначе наших бы давным-давно уже догнали. Но верблюд, долго бегать не любит. Так что ирокезы, пока умудрялись держаться.

— Куда они бегут? — Удивленно спросил Дор’чин.

— Лга’нхи пробежал мимо холма, чтобы дать нам возможность спустить корабль на воду и приготовиться. — Пояснил я его действия. — Думаю сейчас он заложит петлю, вон за тем холмом, и вернется сюда.

— А может нападем на аиотееков и побьем их? — Предложил стоявший рядом Нит’као.

— Только если это понадобится. — Твердо сказал я. — Кажется мы и так уже потеряли одного из наших, лучше постараемся избежать новых потерь. Нам еще понадобятся все наши силы.

Так что вторая оикия за работу, а ты Нит’као, вместе с остатками первой, спрячься-ка вон в той ложбинке. Если аиотееки догонят наших, — мы нападем на них отсюда, а ты ударишь в тыл. Но если будет возможность избежать драки, — не ввязывайся в нее!

Меня послушались, и мы бросились каждый в свою сторону.

«Морской Гусь», — уже давно был полностью нагружен и подготовлен к отбытию. Так что мы впряглись в веревки, и скользя ногами по болотистой почве, начали тащить его к воде, стараясь сделать это как можно быстрее.

Успели. — Когда группы Лга’нхи и Нит’као погрузились на корабль, и мы отчалили от берега, прошло наверное не меньше пятнадцати минут, прежде чем по их следам, на берегу не появились аиотееки.

Когда мы уже прошли полосу прибоя, и вышли достаточно далеко в море, чтобы поставить парус, — благо ветер был самый благоприятный, я наконец смог подойти к Лга’нхи, и спросить.

— Буда’кху???

— Убит. — Спокойно ответил мне он. — На вот, возьми. — Это то что ты искал?

На протянутой ладони, лежало несколько черных камней. И хоть я не видел таких же, уже много лет, — я сразу узнал и характерный блеск на гранях, и даже специфический запах.

— Да, то самое… — Ответил я, но при мысли о том какую цену пришлось заплатить за несколько этих кусков, радости я как-то не почувствовал.

— А сами как? — Пытливо поглядел я на брата и его спутников, а то ведь у них хватит ума, пренебречь «мелкими царапинами». Впрочем, пятен крови на них вроде бы не видно… За исключением трех свежих скальпов на поясе Лга’нхи, и одного у Жур’гхо.

— Пришлось подраться. — Пожал Лга’нхи плечами. — В городе невозможно нормально прятаться, или наблюдать…

В общем, история у них случилась следующая. — До городка они добежали совершенно спокойно. И даже без труда нашли печи, благо они густым дымом оповещали всю округу о месте своего расположения.

А вот возле печей, стоял целый лабиринт сараев, складов, каких-то заборчиков и ям… Вероятно там сушили сырые отливки, прежде чем ставить в печь, или хранили уже готовые вещи.

В общем, Лга’нхи с бандой добрались до одной из этих печей. Подошли к мужикам возле нее орудующему. Пользуясь своей схожестью с аиотееками, выбрали из кучи камней, готовых к загрузке в печь, несколько приличных горстей и набили ими свои сумки.

Разумеется мастеровые, хмуро смотрящие на все это безобразие, даже не посмели ничего возразить.

А вот на обратном пути, — Лга’нхи с компанией, наткнулись на вражеский патруль… Или может это вовсе был и не патруль, а просто аитееки-оуоо шли куда-то по своим делам. Но так уж получилось, что те начали задавать вопросы. Причем делать это в весьма агрессивной форме.

Думаю, даже я в такой ситуации схватился бы за оружие. А уж Лга’нхи, всегда при встрече с врагом, первым делом посылал к нему парламентером наконечник своего копья.

В общем, произошла быстрая и жестокая схватка. — Лга’нхи как всегда оказался на высоте. Жур’кхо и Таг’оксу тоже не сплоховали, а вот Буда’кху, хоть и поразил своего противника в горло, однако и сам умудрился схлопотать копьем в ногу.

Некоторое время товарищи еще пытались его тащить, но когда убедились что погоня плотно села им на плечи, — Лга’нхи, как Вождь, так же исполняющий обязанности Шамана, когда того нет рядом, — отпустил душу Буда’кху за Кромку.

Потом они долго бегали, путая свои следы, и пытаясь оторваться от погони. Но аиотееки тут оказались опытными следопытами. К тому же, хорошо знали эти степи, и местность по которой гнали добычу.

Однако все равно, ирокезы оставили их с носом. И того, счет, — пять-один, в пользу ирокезов. …И все это, ради нескольких горстей угля. — Очень хочется надеяться, что это того стоило.

— …Теперь весь Род Черной Скалы знает про вас, и будет искать везде, куда бы вы не пошли! — Гордо провозгласил Тууивоасик, даже забыв на время про свою сдержанность.

— Подумаешь, — равнодушно пожал я плечами, стараясь не упустить момент этакой разговорчивости. — А что они нам могут сделать-то?

— Они пошлют гонцов во все стороны. И на запад и на восток. Все роды будут знать что пришли чужаки. И все будут вас искать. Даже и не надейтесь убежать!

…Что ж, в словах пацана были определенные резоны. Теперь, пожалуй аиотееки будут настороже, и безобразничать так же просто, как это получалось раньше на этом непуганом берегу, у нас больше не получится. — Ну да и не больно-то и хотелось. Мы сюда не безобразничать прибыли, а с вполне нормальным деловым визитом.

— Дор’чин. — Сказал я нашему капитану. — Держи курс в море, — несколько дней будем идти далеко от берега.

А вообще, надо бы подумать, как можно легализоваться в местных краях. Интересно, какие документы предъявляют моряки на таможнях, чтобы считаться своими?

Глава 9

— Впереди еще один корабль! — Доложил глазастый Мнау’гхо.

— Куда плывет-то? — Уточнил я на всякий случай, потому что зная своего старого приятеля, даже не сомневался, что ему перепутать такие вещи, — раз плюнуть.

— На запад. — Приглядевшись ответил он.

— Тогда берем. — Кивнул я, вопросительно глядящему на меня Дор’чину.

Чудные и комфортные деньки плавания вдоль побережья закончились. Мы опять, целых две недели, шли не видя берега.

Местные капитаны-лоцманы заметно нервничали, — даже для этих матерых мореходов, это было тяжелым испытанием. А мальчишка аиотеек, кажется держался только на остатках своей рыцарской гордости, чтобы не впасть в истерику. — Для него такое долгое пребывание вдали от земли, было особенно мучительным.

Да в общем-то и для моих ребят, вроде уже совершивших куда более тяжелый и опасный переход через море, — эти две недели тоже были отнюдь не легкой прогулкой. — Тут, это можно сравнить с полетом в космос Там, — вроде бы дело уже привычное и отработанное, однако за каждый такой полет звание Героя дают, (или раньше давали), и я думаю, — вполне заслуженно.

В пути мы ориентировались по звездам, солнцу и компасу, все время сверяя результаты этих трех «ориентировок», чтобы не сбиться спути.

Была у меня кстати идея, сделать компас и из железного кинжала отобранного у аиотеека. Однако про намагничивание я помнил только что-то из школьных опытов, про потереть кусок железа о магнит, и то, там, это касалось предметов, величиной с иглу. А разрубить имеющийся у меня железный кинжал на иглы, я сейчас возможности не имел. Да и выпрашивать у Лга’нхи его Волшебный Меч, чтобы шкрябать по нему куском железки, — лучше не на глазах у заинтересованной публики. — Вдруг «волшебство» не получится, и моему шаманскому авторитету, будет нанесен заметный урон.

Так что я эту затею отложил до лучших времен, и направил свои интеллектуальные усилия на поиски способа, для нашей компашки, легализоваться на аиотеекском побережье. Потому как плыть вдоль малонаселенного берега, стараясь не попасться никому на глаза, это одно. Но края где стоит Храм, как мы уже выяснили, были населены довольно густо, так что шансов остаться незамеченными у нас там не было.

И потому, в условиях местных городов, — слишком населенных, чтобы помышлять о силовой акции вроде той что мы провернули на Оленьей Речке, но недостаточно больших, чтобы всем жителям было наплевать на окружающих, — думать о том чтобы проникнуть в Храм, не дав местным какого-то объяснения своих личностей, — не приходилось даже и мечтать. — Проще слону, незамеченным дойти от МКАДа до Красной площади, чем нам, добраться до Храма, не вызвав кучу вопросов… в том числе и от лиц, имеющих право их задавать.

Итак, — нужна легенда объясняющая кто мы и откуда. И документы, ее подтверждающие!

Горький опыт пребывания в шкуре тау-китянина, и то, как поймавшие меня на вранье аиотееки, эту шкуру попортили, — кое-чему меня научил.

Я долго терзал наших лоцманов вопросами о местной ойкумене^[47], а главное, — о ее окраинах, и в конечном итоге, решил стать… вал’аклавцем!

Оказалось что мир тесен. — Нет, сами подданные аиотеекской империи, в Вал’аклаву не плавали. Однако были знакомы с товарами, которые привозили оттуда. Более того, — в разговоре мелькнуло знакомое название — Фест’кий. Оказалось что этот, родной для моего любимого кинжала, городишко, находился где-то на островах между материками, только лежащими далеко на западе. И поскольку не сильно любившие мореходство аиотееки, на те острова не плавали, — жизнь там они не контролировали.

И уж не знаю почему, может из-за приступов паранойи, или еще по каким разумным причинам, — запрещали своим подданным туда плавать. Однако сами островитяне, частенько приходили к материку сами, привозя заморские товары, и байки-побасенки о жизни в других краях. — А кто больше моряков любит почесать языками на темы далеких путешествий, и похвастаться посещением мест, находящихся в немыслимых для разума далях? Так что, про Вал’аклаву местные слышали, как моряки Колумба слышали про страны Нипон и Катай, хотя никогда там и не были, а может, отчасти даже и сомневались в факте их существования.

Кстати, те «восточные купцы», которых в Вал’аклаве я так ловко надул, были как раз с тех островов. — Вот и открывай после этого новые материки, чтобы узнать что до тебя их уже регулярно посещают все кому не лень!

Однако, обычно «восточные купцы», далеко в земли аиотееков не заплывали. — Суровые таможенные правила, и, мягко говоря, сомнительное гостеприимство аиотееков, отваживало их от подобных опрометчивых поступков. Но ведь из каждого правило должно быть какое-то исключение. … Не так ли?

Осталось мелочь, — обзавестись официальным подтверждением того кто мы такие и откуда взялись.

Долго расспрашивал своих «гидов». Долго не мог поверить что все так просто… Долго искал подвохов…

А оказалось, что «документ» представляет из себя все тот же моток с узелками, на которой, при заходе в каждый порт, делается соответствующая запись. — Одна сложность, — каждый род, помечает соответствующий шнурок неким «отличительным узлом» завязка которого, есть «тайна великая».

И вот, спустя пятнадцать дней плавания, мы снова увидели землю. — Даже я, который точно знал что она там есть, жутко радовался этому событию. — Что уж говорить о моих спутниках, для которых это было словно возвращение с того света?

Ведь, смешно вспомнить, но всего десяток с небольшим лет назад, мне с огромным трудом удалось уговорить такого матерого морского волка как Кор’тек, оставить берег за линией горизонта, срезав путь между двумя «рогами» большого залива. До сих пор это вспоминается как особый подвиг, и воспевается в соответствующей былине. А тут мы уже пересекаем моря, и неделями плаваем не видя берега. — Вот уж действительно, есть чем гордиться!

— Угу, я знаю эти места. — Уверенно кивнул головой Ясьяяак. — Это мы уже почитай возле самой реки стоим, тут всего пару дней плыть, и первый поселок увидим, а еще дня три-четыре, уже и Аоэрооэо будет, возле которого Храм стоит.

— Так… Задумался я. — Дор’чин, на сколько нам еще воды хватит?

— Ну… задумался тот. — Если бережно пить, еще дней на десять. Тока…

— Тогда надо бы опять в море, и еще дней шесть-семь на запад плыть.

— Зачем??? — Спросил меня дружный хор голосов.

— А вот зачем… — Ответил я, и изложил им свой план.

И вот, спустя несколько дней, мы стоим в неприметной бухточке, возле которой запаслись водой, заодно решив что это хорошее место для засады. Ждем-с.

Наконец, сидящий на высокой скале Мнау’гхо, увидел мелькающий в волнах парус, и мы приготовились…

— Ну, что скажете? — Спросил я у наших краеведов-лоцманов, приглядываясь к все еще спокойно идущему, и не подозревающему о предстоящем гоп-стопе суденышку.

— Угу… — Грустно подтвердили они. — Корпус широкий, борта сверху внутрь завалены. Видать издалека идет…

Несколько раз поймав на вранье, я сумел доказать им, что врать Великому Шаману, — дело бесперспективное, так что больше они таких попыток не предпринимали.

Тут раздался приказ Дор’чина, мы дружно налегли на весла, и бросились наперерез. Команда нашей жертвы, тоже видать состояла из людей опытных, так что они быстро развернули свой кораблик… Но мы все равно оказались быстрее. Подошли борт о борт, зацепились кошками, которые я все-таки соблаговолил сделать. …Правда из корневищ деревьев.

Дальше просто перепрыгнули на борт, устрашая всех своим видом, ростом, боевым кличем, и крутизной доспехов.

Как это было и в случае с кораблем Ясьяяака, — увидев какие важные гости наведались на их кораблик, — матросики сложили оружие и сопротивления нам не оказали.

Кто тут капитан? — Важно вопросил я у столпившейся посреди суденышка команды.

— Я, — вышел вперед мужичок средних лет. Лицом он пытался изобразить полнейшее и безмятежнейшее спокойствие. …Что сразу выдало его с головой. — Член, взятого на абордаж «морской полицией» кораблика, будет испытывать что угодно, кроме спокойствия. А значит, дело тут нечисто!

— Чего везешь? — Грубо спросил я его, стараясь изобразить максимальное высокомерие истинного оуоо.

— Дык… Разное… — Развел мужичок руками. — Масло в основном, да ткани немного.

— А из запрещенного? — Сурово нахмурил я брови.

— Дык… Как же я этакое повезу, коли оно запрещено??? — А взгляд так и прыгнул на кувшины с маслом, плотно упакованные в специальные стойки, занимающие почти половину всей лодки.

— Ага-ага… — Продолжил я пытливо глядеть на капитана. — А никого подозрительного не видел? — Еще более сурово спросил я его.

— Кого…??? — Лицо капитана удивленно вытянулось.

— Да был тут замечен один корабль с чужаками… С запада шел. Сильно набедокурили они на Оленьей Речке и в Шамиакааре.

— Дык, я с востока же иду? — Вздохнул с облегчением капитан. — Ничего этакого не видел.

— С востока, а откуда? Ну-ка давай подорожную…

Мужик полез в заветный сундук, намертво прибитый возле рулевого весла. Достал оттуда некий ящичек, из ящичка мешочек, а вот уже из мешочка, извлек моток цветных шнуров.

Разбираться с этими «записями», я пошел на свое судно, где в трюмном ящике, возле кормы, прятались наши мореходы, напрочь отказавшиеся показывать свои лица чужакам.

Разбирались мы с этими чертовыми шнурками, наверное больше часа. Все-таки это узелковое письмо, сравни какой-то головоломке.

Но в конце концов, своего добились, — смогли «скопировать» персональные узлы парочки Родов, и пять, — названий портов, хотя скажу честно, — задачкой это оказалось непростой. — Да от нее бы наверное крыша съехала даже у какого-нибудь маньяка-макрамешника. А уж я бы точно один не справился. — Пришлось задействовать наших капитанов, и Тууивоасика. Последний вообще оказался большим спецом по этому делу, сиречь, — грамотным. Вот только заставить его помогать себе, было крайне тяжело. — Приходилось спрашивать буквально о каждой петельке и продевании в нее шнура…

— Так что у тебя в кувшинах? — Спросил я у капитана, возвращая ему связку. — И будет лучше, если ты скажешь мне об этом до того, как я разобью эти кувшины, и увижу сам. Потому что тогда, уходя с твоего суденышка, я подожгу его, а масло, как ты знаешь, очень хорошо горит. А такая смерть… думаю, тебя не порадует!

— Там бронза… — Помертвев лицом, испуганно ответил капитан. — Клянусь тебе благородный оуоо, это в первый раз!

— Ты опять осмеливаешься лгать мне? — Покачал я головой, явно сожалея о несовершенстве мира и порочности человеческой натуры. Ты думаешь, я поверю что ты, единственный на свете побережник, который не является вором, мошенником и негодяем?

Впрочем ладно. Я не гоняюсь за мышами и сусликами, — моя добыча куда крупнее. Но в назидание тебе, и всем воришкам, которых ты встретишь на своем пути и поведаешь об этой истории, — я заберу твой груз!

В течении следующих часов пяти-шести, я проклинал это свое решение.

Нет, масло это и впрямь было хорошей добычей. — Ясьяяак и Отуупаак, в два голоса заверяли меня в этом.

И впрямь, вскрыв один из кувшинов, я обнаружил там что-то вроде оливкового масла, густого и ароматного, которое, по словам наших гидов, давили из плодов некоего кустарника. А если еще учитывать, что на дне кувшина лежал бронзовый кругляшок, килограммов этак на пять с лишним, причем в точности совпадающий размерами с донышком. (Ага, так я и поверил байкам про «первый раз», — явно годами отработанная технология). И судя по весу, таких «заряженных» кувшинов было штук двадцать, — добычу мы и впрямь взяли богатую. Да еще и пара десятков кусков ткани, из каких-то растительных волокон, окрашенной в приятный темно-зеленый цвет, были «неплохой прибавкой к пенсии», как сказал бы МММемщик Леня Голубков.

Но вот перегрузить, а главное, подготовить место для этих чертовых кувшинов, — стало настоящей морокой!

Да, пожалуй, если бы не помощь команды с захваченного судна, и специальные подставки-ячейки, которые пришлось аккуратно разбирать на месте, и собирать на нашем корабле, — мы бы с этой задачей хрен справились бы.

Впрочем, — наши пленники не жаловались. — Более того, известие что их отпустят даже ни разу не убив, — они восприняли как необычайный подарок судьбы, и даже не пытались лезть к нам с разными вопросами, о том кто мы, откуда, и какими полномочиями обладаем.

Так что, прилежно проделав всю работу, они еще долго-долго благодарили нас, и убрались восвояси ограбленные, но счастливые.

Оно ведь и правда было аттракционом невиданной щедрости и человеколюбия. — Даже мои соратники, привыкшие уже, что весь мир населен сплошь, — «пятиюродными родственниками со стороны бабушки двоюродного дяди, пришедшей из другого народа жены», и то, думаю, без зазрения совести, перерезали бы попавшихся под горячую руку морячков. А что? — Мы же их на абордаж брали? — Значит воевали! А на войне, даже дальнего родственника зарезать не зазорно, коли он на другой стороне бьется.

Но я отпустил. — Оно и кровь лишнюю проливать неохота. Да и на наших лоцманов-капитанов, это произвело бы удручающее впечатление.

Нет, не в том смысле что они страдали излишним гуманизмом. — Думаю, случись им самим захватить этот кораблик, — экипаж ждала бы куда более печальная участь. Просто оказавшись сами в роли добычи, они обязательно примерили бы ситуацию на себя. И вполне могли бы решить, что их ждет та же участь, после того как они станут ненужными. А отсюда и до отчаяния недалеко. А отчаяние толкает даже пугливых зайчиков, на отчаянные поступки. — Оно мне надо? Пусть уж лучше думают что я обязательно сдержу слово, и отпущу их обратно, да еще и с немалой наградой!

Единственное ограничение, которое я наложил на спешно удирающих морячков, — велел им возвращаться назад, и не появляться вблизи Реки в течении года. — Мне лишние слухи и разговорчики не нужны.

Потом мы опять сели в засаду, и у меня появилось время подвести некоторые итоги. — Документацией мы себя обеспечили… к сожалению не полной. Для полного комплекта, и уверения что мы те самые за кого себя выдаем, нам будет нужна отметка еще как минимум от двух Родов, и справка из шести портов, что мы их посещали. — Но пока и это было неплохим уловом.

Так что я сидел возле костерка, и консультируясь с мореходами, вязал нам фальшивую ксиву. — Ведь отметки о посещении было недостаточно. — Надо было правильно указать груз, и название корабля…

А тут уже необходимы знания не только по узелковязанию, но и где какие товары производятся, и что откуда везут. А то вон, с тем же маслом, — скажешь что купил его в местах, где ничего кроме шкур не добывают, — и кранты, — спалился как тау-китянин в Змеиной бухте!

— …Угу, правильно. — Пробурчал Отуупаак, глядя на мои художества. — Тока зря ты все это затеял! Ежели аиотееки нас с этим поймают, — не сносить нам всем головы!

— Коли они нас поймают без этого, — нам все равно с головой расстаться придется. — С деланной беспечностью, ответил я ему. — А что, бывали случаи что кто-то пытался подделать аиотеекские узелки?

— Да таких дураков пока еще не находилось! — Поддержал коллегу-конкурента Ясьяяак. — Ты первым будешь. …В смысле, — человеком который на такое отчаялся!

— Что? — Удивился я. — Неужели у самих никогда мысли не возникало, узелочек-другой по иному завязать, или вообще убрать?

— Да ты что? — Возмутились они чуть ли не хором. — Это ведь не просто узелки! Их нам сам Икаоитииоо дал. И он жестоко покарает того, кто осмелится искажать священные знаки!

— Гы. Не волнуйтесь так. — Успокоил я своих, и впрямь, не на шутку разволновавшихся консультантов. — Да будет вам известно, что я и сам не простой человек, ибо родился белым теленком, а человеческий облик принял…

Далее последовала серия безудержного вранья, снабженная мистикой, чудесными знамениями, легендами и предсказаниями.

Нет, я не хвастался. — Просто хотел успокоить своих спутников. — Они мне еще понадобятся, причем не спятившие от страха, и вздрагивающие от каждого шороха.

Увы, но хотя движение тут, недалеко от Реки, было достаточно оживленным. — В засаде нам пришлось проторчать еще больше недели, прежде чем мы, «набрали», полный набор узелков. Потому как, отнюдь не все идущие с востока корабли, имели соответствующие нашим запросам документы.

Зато обогатились за это время весьма изрядно, успев «досмотреть» аж пять, идущих с востока кораблей. Три из них, правда везли по преимуществу то же масло и относительно дешевые ткани. (хотя тут пока еще, понятия «ткань» и «дешевая», как-то слабо сочетались друг с другом). Но плыли они из соседних городов, так что и ксивы имели соответствующие.

В общем, пришлось проявить смекалку, и в выборе «жертвы», ориентироваться не только на сторону света, откуда в наши загребущие лапы плыла добыча, но и внешним видом этой добычи. — Благо, у нас тут были двое экспертов, по одному внешнему виду корабля, способные назвать место его постройки и предполагаемый товар.

Именно благодаря такому подходу, нам и удалось, выцепить аж двух, подходящих «клиентов». Причем, буквально одного за другим. Ибо, как выяснилось позже, они составляли один караван, корабли которого потеряли друг друга в утреннем тумане.

Тот денек явно можно было считать более чем удачным, потому что везли кораблики груз специй и шелковых тканей. А помимо того что это было немалое богатство, — такой груз, как нельзя более соответствовал нашей легенде, ибо и шелк и специи, добывались далеко на востоке.

…Правда, и захват этой добычи, прошел не столь гладко как предыдущие. — …Видать сопровождать грузы подобной ценности, набирали ребят отчаянных, а у их капитанов была достаточно солидная крыша, чтобы осмеливаться тявкать даже на людей, внешним видом напоминающих аиотееков.

Хорошо хоть «серьезность» наших доспехов и вооружения, даже отдаленно нельзя было сравнивать с вооружением морячков. (Тут, учитывая бронзовые шлемы, кое-какие усовершенствования панцирей, и «тигриные лапы» которые теперь были почитай у любого ирокезского воина, мы бы вполне могли дать фору и крутым аиотеекам-оуоо). — И тем не менее, — шестеро раненых, причем один, довольно серьезно. — Такова вот цена нашего победного гоп-стопа.

Но мои ребята, печальными отнюдь не выглядели. — С их философским подходом к жизни, подобные раны вполне компенсировались ценностью добычи, а главное, — Маной, которую наконец удалось урвать из под рук вредного редиски Шамана, вечно норовящего обломать им весь кайф. И заставляющего мелко суетиться по пустякам, решая вопросы чего делать с пленными, вместо того чтобы просто повесить их скальпы на знамя или пояса.

С теми, кто осмелился пролить ирокезскую кровь, подобных мелких проблем не возникло. — вопрос решился радикально и бесповоротно. Разве что позволили мне допросить раненных, прежде чем добить.

И кстати, очень хорошо что позволили. — Груз который мы захватили, оказывается был государственного значения, и его в Аоэрооэо ждали. Так что попробуй мы его продекларировать официально, — могли бы возникнуть естественные вопросы.

Ну да, готовясь к этой экспедиции, я кое-что предусмотрел. — Дно нашего «Морского Гуся», было двойным, так что места, куда можно было бы спрятать наши доспехи и оружие, а также прочие «запрещенные» грузы, у нас было.

Вот туда-то мы и переправили большую часть шелка и специй. Оставив себе лишь по чуть-чуть, для оправдания легенды нашего далекого плавания.

И вот мы снова в пути, только берег теперь находится по другому борту корабля. А спустя парочку дней, подобно тому как меняется пейзаж за окнами подъезжающей к городу электрички, — стали меняться и виды этого самого берега.

Сначала стало заметно больше следов человеческой деятельности. — То какие-то выброшенные на пляж обломки дерева, со следами обработки. То поставленные рыбаками сети. То дым на берегу, чья густота свидетельствует о какой-то промышленной деятельности. Шалаши, сарайчики, временные домишки, сменяющиеся небольшими поселениями, деревеньками с уходящими в море причальными мостками.

Да и само море, постепенно все больше заполняется рыбацкими лодками, снующими меж отмелей, небольшими корабликами, деловито следующими по каким-то своим маршрутам. И большими, судя по виду, пришедшими издалека судами, типа тех что мы недавно ограбили, устремившихся к своим целям.

И да. — Чудесное равнодушие и пофигизм, свойственное большому скоплению народа. Оно ощущается даже тут, на море. — Наше, весьма необычной для этих мест, постройки, судно, хоть и провожают заинтересованными взглядами. Однако подойти и выяснить кто мы такие, и что тут делаем, никому и в голову не приходит.

— Ну да, — чужаки. Плывут куда-то. …Ну и хрен с ними, пущай плывут. Кому надо, тот их государственную принадлежность и планы на будущее, и выяснит. А у нас своих дел полно, чтобы еще и чужаками интересоваться… — Такие вот эмоции читались на лицах, провожающих нас взглядами рыбаков, и экипажей встречных судов. — Какая прелесть!

— Тут бы это… — Как-то очень робко и нерешительно, обратился ко мне Ясьяяак. — Тут скоро деревенька одна будет, нам бы туда зайти, запастись водой…

— Хм… — Удивился я. — Мы же вроде в той бухточке уже запаслись, у нас еще и две трети не использовано… А до Реки, сам говоришь, всего пара дней пути осталось…

— В Аоэрооэо вода дорогая. — Объяснил он мне свое предложение. А тут мы втрое дешевле купим…

— Ты же говоришь, что там целая огромная река. — Слегка прибалдел я от таких признаков высокой цивилизации. — До этого дня, я последний раз за воду платил еще в Москве, еще деньгами, которые мне родители выдали для оплаты коммунальных услуг.

— В реке вода сильно грязная… — Даже изволил чуть сморщить свой нос Ясьяяак. — Мутная очень. Ее даже местные не пьют. Ну разве только совсем бедняки. И те, сначала день или два в кувшинах отстаивают. А те кто побогаче, — они из ручьев, что в реку впадают, или колодцев воду берут. А самые знатные и важные, — пьют ту что из Ключа бьет… Там, говорят, вода всегда холодная и очень-очень чистая и сладкая льется.

М-да уж, — подумалось мне. — Судя по всему, река полна ила. Что конечно весьма способствует сельскому хозяйству, но вот в плане питья, — весьма сомнительное удовольствие.

Да и стоки многочисленных больших городов и деревень, наверняка спускающие свои отходы в столь удобно расположенную рядом реку, вероятно приучили местных жителей избегать речной воды. …Однако непонятно, почему у Ясьяяака такой испуганный вид.

— Чего ты боишься Ясьяяак? — Изображая большую проницательность, взглянул я в глаза нашему гиду-штурману.

— Да меня… — Тихо ответил Ясьяяак. — В этой деревне хорошо знают, и если с вами увидят…

— Понятно… — Протянул я, едва удержавшись, чтобы не хлопнуть себя ладонью по лбу. — С внешностью наших, не совсем добровольных помощников, явно надо было что-то делать. Вот только беда, — набора театрального грима я с собой не захватил. …Да и не было у меня такого никогда.

Ладно. — Я ведь все-таки когда-то учился на художника. …Пусть и прикладных промыслов, но все-таки.

А что надо сделать, чтобы человек стал неузнаваемым? — Стереть все наиболее характерные черты, и добавить несколько новых.

Что во внешности нашего Ясьяяака наиболее бросается в глаза? — Да вот глаза-то и бросаются. — Мало того что достаточно умные и хитроватые, так еще и какого-то нехарактерного желтоватого отлива. …А еще длинная, почти до середины груди, борода.

Значит, первым делом, долой чалму-повязку! Как я уже успел убедиться, — волосы под чалмой достаточно длинные, и одна из основных функций этой чалмы, — убрать эти длинные волосы с глаз.

…И не удивительно что волосы длинные, — во время долгих плаваний, посетить парикмахерскую, особой возможности нет. Вот они и растут месяцами, пока капитан не вернется домой. …Ибо примета такая есть!

Значит, зачесываем волосы вперед, чтобы челка падала на глаза. …Гы-гы. — будет этаким доисторическим эмо, благо и видок у него сейчас довольно печальный.

А вот бороду мы… нет, тупо укоротить, будет недостаточно… Так что сделаем-ка мы ему этакую шкиперскую бородку переходящую в бакенбарды, сбрив усы и растительность на подбородке.

…Видок признаться довольно странный получился, да еще и учитывая участки кожи, не загоравшие уже наверное лет двадцать, а то и тридцать… Ну да ничего. — Сегодня Ясьяяак с корабля не сойдет, будет Тууивоасика сторожить. А за время, пока доплывем к Аоэрооэо кожа успеет обгореть.

Что бы еще… Ах да. — В один из мягких сапожков-ботинков, под пятку вставляем своеобразную стельку. — Ясьяяак сразу начинает немного прихрамывать.

Осталось выдать ему одежду из собственных запасов, да и кой-кого из матросов разорить, потому как одежда наших громил-степняков, ему явно будет великовата. — Вот, теперь Ясьяяака и родная мать фиг узнает… Ну, может мать, или кто-то из близких знакомых, конечно и узнает. Но с «шапочными» знакомыми, явно прокатит.

— …А ты Отуупаак чего ржешь? — Окрикнул я стоящего невдалеке капитана-конкурента. — Ты следующий… И быть тебе одноглазым!

В деревушку мы вошли уже под вечер. Первый раз, не без некоторого душевного трепета, предъявили хмурому аиотееку-оикияоо, распоряжавшемуся на причале, свою фальшивую подорожную. И первый раз изложили свою легенду.

Подорожную он изучил весьма внимательно. Правда, как мне показалось, — узелки на правильность завязки не проверял, а вот содержание изучил довольно тщательно.

— Пошлет доклад начальству! — Шепнул мне Отуупаак, щеголявший в, неизвестно как затесавшейся на борт, кожаной безрукавке степняка, (доходившей ему до середины бедер, и выглядевшей весьма своеобразно), и повязке через правый глаз… Нет, не подумайте чего, — конечно и все остальные, положенные приличиями элементы одежды, вроде штанов и трофейной широкополой плетеной из соломы шляпы, тоже присутствовали. Но именно эти два, ранее перечисленных предмета туалета, составляли отвлекающую фишку. А еще выбритая тонзура, делающая его на несколько лет старше, и опять же, — хитрые стельки, заставляющие «пациента» сильно косолапить.

Ладно… — подумалось мне. — Может оно и к лучшему, что пошлет доклад. — Будет какое-то, дополнительное подтверждение нашего существования. Главное чтобы ксива прошла проверку. Иначе нам придется очень несладко.

Прошла не прошла, — так и осталось неизвестным. — Этот оикияоо, явно не был дураком, чтобы в одиночку бросаться на все наше воинство. Так что даже если и заметил какие-то огрехи в моей фальшивке, — предъявы бросать не начал.

— На корабле надо охрану, оставить. — Опять шепнул мне Отуупаак. — Местные, — известное ворье!

Что ж, — еще одна прелесть цивилизации. — В наших, примитивных и простецких краях, — воровство, как явление криминальной жизни, отсутствовало.

Убить во гневе, вызвав на поединок, — да, могли. Но воровать у своих же… — это было делом немыслимым. Даже вечно голодные подростки помыслить не могли подобраться к чужому котлу, и вытащить оттуда кусок мяса.

…Нет, ежели их пригласили к столу, или хотя бы просто в дом запустили, — тут только держись, — ловя момент, сожрут все до чего смогут дотянуться. Но тут уж, входят в силы законы гостеприимства, — они гости!

Но воровать! — О таком и помыслить было невозможно. Ибо, вокруг все свои!

А вот, к примеру в этой деревеньке, как я понял, был проходной двор чужаков. А значит, своих не было. А чужаки, они всегда добыча. И если даже тебе нельзя его честно убить и ограбить, — то вот хотя бы обворовать, — это самое милое дело.

Так что, — половина наших вояк, все время бдили на корабле, пока остальные наслаждались сомнительным комфортом «гостиничных сараев», коих предприимчивые жители, во множестве понастроили на берегу и вокруг своей деревеньки.

Увы, местные сарайчики, существенно проигрывали в удобстве, даже схожим Вал’аклавским сараям. — Те хотя бы были достаточно просторными. — А тут, нам всем предложили набиться в строеньице, лишь немногим превышающее размерами нужник на нашем старом дачном участке!

Да еще и содрали за это такие деньги…!!! Неудивительно что у них вода дешевая, они свои бабки, явно не на воде отбивают.

Да еще и грязи в этом сараюшке было столько, что уже немного приученные мной к гигиене ирокезы, лишь брезгливо морщились, глядя на заплеванный, и загаженный объедками пол…

Даже хотели было слинять отсюда, спать на берег. Но я велел остаться, и сам, преодолев брезгливость, первым подал пример, улегшись на тюфяк из вонючей соломы. — Полагаю, впереди нас ждет еще немало дней подобного «комфорта», и надо заранее настраиваться на приобщение к «цивилизации».

Глава 10

И вот, еще несколько дней пути, и наконец он. …Нет. — ОН!

Деревушки, все чаще и чаще встречающиеся на берегах моря, постепенно начали срастаться в единый жилой массив, и перед нами предстал Город!

Даже Вал’аклава, не говоря уж о, пока имеющей достаточно провинциальный вид Мос’кве, — лишь жалкие деревушки, по сравнению с этим Городом.

Аоэрооэо раскинулся на обоих берегах, довольно широкой и полноводной реки, захватив также десятки островов в ее дельте.

Чувствовалось, что люди поселились тут уже много-много-много лет назад. Уж не меньше чем пару сотен, а может и тысячу с лишним, лет назад…

Высокие, довольно плотно прижавшиеся друг к дружке дома. …Помнится, вознамерившись спланировать хотя бы один район Мос’квы, и попытавшись, вот примерно так же, прижать дома друг к другу. — я добился лишь яростного сопротивления мос’квичей.

Все они, и степняки, и горцы, и прибрежники, — привыкли жить широко и просторно, не экономя место, и не переглядываясь с соседом из окна в окно. (Хотя откуда там у нас взяться окнам?).

Так что с идеей «хрущевок», обнесенных для безопасности городской стеной, пришлось расстаться. Мне так и сказали, что мол, коли ирокезы не смогут защитить свои жилища, крепостью своих рук и остротой оружия, — то и нехрен им это жилье иметь. — Не заслужили! Стены мол, тока расслабляют и подрывают воинский дух.

…Я было попытался поспорить на эту тему, но понял, что они могут еще и не такую ахинею выдумать, лишь бы по прежнему продолжать жить широко и просторно, и заткнулся от греха подальше.

Но эти вот ребята, видать были уже пуганными, и умели ценить безопасность закрытых пространств больше, чем раздолье незащищенных просторов. Так что дома они строили в несколько этажей.

Обычно, судя по тому что я увидел еще с палубы «Морского Гуся», — их было два или три. Но несколько штук, возвышавшиеся над остальными, этакими доисторическими небоскребами, были даже и по пять этажей. Но судя по всему, — это уже были настоящие дворцы-крепости!

Любоваться городом с моря, можно было бы до бесконечности, но… нельзя!

— Вон, видишь, вон там вон. — Ткнул пальцем в закуток между берегом и довольно большим островом, разделенными лишь небольшой протокой. Ясьяяак — Нам надо туда. Там аиотееки осмотрят корабль и проверят груз!

…Было большое желание скомандовать разворот, и удирать во все лопатки, прямиком через море.

Это я притащил сюда всех своих спутников… нет, — соратников! Друзей! Побратимов!!! И если сейчас моя самоуверенность, опять сыграет с нами злую шутку, — все что мы сможем, это умереть с максимальными потерями для врага! И ведь даже до любимого протазана и привычного доспеха, надежно спрятанного под фальшивым дном, — не доберешься. И если что, — придется отмахиваться убогим трофейным копьецом, с наконечником «листочком», который запросто гнется о просоленную до каменного состояния, толстую кожу аиотеекских панцирей.

Груз ответственности давил просто невыносимо. На несколько секунд я просто замер, не в силах ни вдохнуть ни выдохнуть…

— Давай туда. — «Выдохнул» за меня Лга’нхи, беспечно отдавая приказ Дор’чину. И тот, столь же спокойно повел наше суденышко в пасть врагу.

Эти ребята сомнений не испытывали. — За долгие-долгие годы странствий, сражений и трудов, их Великий Шаман, еще ни разу не дал им повод, усомниться в своих способностях.

Не было ничего этакого…

Ни тебе звона литавр и ковровой дорожки…

Ни грозно направленных в тушки пришельцев копий, и этакого Темного Властелина, вопрошающего с Высокого Трона, — «Чё привез?!?!».

Сенсацией дня, нас тут явно не считали, и поднимать особого шума, по случаю нашего появления не стали.

Более того, заставили простоять больше трех часов в очереди, из других судов, прежде чем дело дошло до нас.

Чиновник, поднявшийся, (причем всего с двумя сопровождающими! — Это почти оскорбление), на наше суденышко, так же, больше походил на старого зануду бюрократа, чем на прислужника Черного Властелина. — Пожилой, с изрядно отвисшим брюшком, и этакой надменно-брезгливой миной на лоснящимся лице, типа, — «Вас много, а я один». Да и в сопровождающие себе, он выбрал так же отнюдь не крутых атлетов-терминаторов, а точно таких же чинуш бюрократов, разве что выказывающих больше подобострастия. …Естественно к своему начальнику, а не к нам.

…Но вот честное слово. — Я бы предпочел терминаторов!

Терминаторы привычны. На ихних терминаторов, у нас найдутся свои терминаторы, и запросто перетерменатят тех.

Да и знаем мы кнопки, на которые надо нажимать чтобы нейтрализовать терминаторов, обвести вокруг пальца, послать по ложному следу…

А вот чинуши… — С этим народом надо было держать уши востро, и всегда быть готовым к пакости, которая обрушится на тебя с самой неожиданной стороны.

— Давай… — Не глядя, протянул руку прибывший на борт чиновник.

Я было восхитился той легкости, с которой местные ребята вымогают взятки, но более опытный Ясьяяак, играющий в данный момент роль капитана, вместо кучки бабла, вложил в руку чиновника моток шнурков.

Тот сразу оживился и начал внимательно его разглядывать. Наконец он соизволил приподнять свой взор, и оглядеть тех, кого прибыл инспектировать. Однако даже экзотичная внешность Ясьяяака, и мужики огромного роста, столпившиеся в отдалении, особого впечатления на него не произвели. …Ну или он хорошо умел прятать свои чувства.

— Откуда? — Опять коротко бросил он, явно давая понять, что не намерен тратить на нас лишние слова.

— …Вал’аклава… — Протянул он, выслушав нашу версию своей одиссеи. — Хм…

Да уж, это «Хм», пожалуй стоил парочки дивизий верхом на бронированных верблюдах, ростом со слона.

— В этом хмыке была и бездна недоверия, и тонкий намек, что эту хренову Вал’аклаву он знает вдоль и поперек, и ни один проходимец в мире, не сможет его надуть. Сюда же вместилась и легкая, как вошедшая в сердце игла, угроза, и даже некий личный интерес.

— Посмотрите… — Опять бросил он, на сей раз уже своим подчиненным, и те ринулись в трюм изучать наш груз.

— Хм… — Тем временем продолжил чиновник, подходя к кувшинам с маслом, и ясно давая понять, что его взгляд лазер, не проведешь. — Открыть! — Ткнул он пальцев в один, из стоявших где-то посередке кувшинов.

— Э-э-э, уважаемый. — Бросился к нему Ясьяяак, слегка позванивая монетками, во внезапно появившимся у него в руках кошельке. — Прямо из середины, это ведь как долго доставать-то будет?

Чиновник на некоторое время задумался, пристально посматривая то на кувшины, то на кошелек. В глазах его просто-таки бегали цифры, просчитывающие вероятности проблем, из-за получения взятки от неизвестных лиц, неизвестно чего везущих в столицу Мира, город Аоэрооэо, и возможной суммы бакшиша, который можно содрать с этих неизвестных, за то чтобы вовремя посмотреть в сторону.

— Открыть. — Повторил он, после того как долг возобладал над жадностью, …либо баланс подсчетов, сошелся не в нашу пользу…

Кряхтя, пыхтя и поругиваясь, — матросы Дор’чина разобрали стойку с кувшинами, и добрались до указанного таможенником. — Открыли.

…Я ведь не полный дурак, чтобы вешать на себя еще и контрабанду, причем настолько явную! — Бронзовые чушки, давным-давно были извлечены из кувшинов, и спрятаны в довольно просторный потайной трюм, благо и места там, они занимали немного. — Наш «Морской Гусь» имел непривычно высокий, для этих мест, борт, и определить наличие дополнительного трюма по глубине осадки, было затруднительно.

Чиновник внимательно посмотрел на меня.

Да-да. — Именно на меня, видимо, по взглядам, которые бросал на мою скромную персону Ясьяяак и матросы, угадав кто тут главный. (А в делах касающихся магии обмана и жульничества, наши ребята, всегда полагались на меня, и даже Лга’нхи, легко соглашался, временно уступить мне главную роль).

— Почему у тебя нет отметки, о заходе в Песчаный город? — Спросил у меня таможенник, поняв что кувшины ничем дополнительным «не заряжены», решив видимо резко сменить тактику, и ударить с неожиданной стороны.

— Был сильный попутный ветер. — Сходу отбазарился я, ибо ответ на подобые вопросы был продуман заранее. — И мы решили не упускать его, тем более что трюмы наши были полны, а ничего ценного взять мы там не могли. (Пока мы фабриковали поддельные ксивы, мои капитаны проинформировали меня о всех портах, в которые мы могли бы зайти. — Этот хренов Песчаный город, был занюханным поселком, в который заходили, только чтобы пополнить воды, да и то, лишь когда собственные запасы подходили к концу, потому как вода там была хреновая).

— Это непорядок. — Категорично заявил чиновник. — Если нет отметки из Песчаного города, я не могу пустить вас в Аоэрооэо. …Я вообще не понимаю, кто пустил вас к нам!

— Но может быть…??? — Я повел глазами в сторону кошелька, все еще находящегося в руках Ясьяяака.

— Нет. Нужна отметка… Тебе придется встать в мертвой бухте, и послать человека в Песчаный город. Если там про вас вспомнят, я пущу тебя в город!

Эта сволота явно решил нажиться на нас по максимуму. Мои капитаны-гиды, мне уже рассказали, что эта Мертвая бухта, была чем-то вроде штраф-стоянки. И судно могло гнить там годами, ожидая пока чиновник не смилостивится. — Поскольку мы были чужаки, и за нами не стояли никакие местные группировки, вроде важных аиотеекских Вождей, крышующих почти любой вид деятельности, — чинуша решил воспользоваться моментом по полной программе.

И это была еще наиболее оптимистичная версия происходящего. Потому что другой вариант, означал что нами всерьез заинтересовались, и собираются взять под контроль до выяснения всей подноготной, и ожидать решения этого вопроса на высшем уровне. — Все-таки не каждый день, в Аоэрооэо, прибывают гости из-за тридевяти земель.

Тогда я решил дать залп из Царь-пушки. …К чему, честно говоря, очень не хотел прибегать, потому как Там, дома, читал версию, что стенки Царь-пушки слишком тонкие, и могут разорваться от выстрела. «Стенки» моей «пушки» были еще тоньше, и разорваться могли, даже от любого, не слишком деликатного прикосновения.

— А как же быть с оуоо Тууивоасиком. — Тупо глядя на таможенника, спросил я.

— С кем? — С обалдевшим лицом, уставился на меня таможенник.

— С оуоо Тууивоасиком. — Повторил я. — Тот большой господин… Кажется Вождь рода Долгих Холмов… Он согласился пропустить нас в Аоэрооэо, при условии, что мы возьмем с собой его сына, и доставим в Храм, где он продолжит свое обучение. Как же нам быть с ним-то?

— Хм… — Вновь хмыкнул таможенник. — И этот хмык, был столь же многозначителен, как и первый, только теперь он явно намекал не на наши проблемы, а на проблемы возникшие перед важным чиновником.

Как мне поведали мои капитаны, — Род Долгих Холмов, контролировал самый восточный край владений аиотееков. И был довольно могущественен.

Настолько могущественен, что не мог не демонстрировать симптомов сепаратизма, и почти постоянно находился со всей остальной Империей, в состоянии вооруженного перемирия.

В виду чего, и в виду отдаленности территорий, — шансов встретить его представителей в столице, почти не было.

Так что у нас была некоторая надежда, выдать нашего пленного аиотеекченка, за, …ну допустим, — двенадцатого сына, его старшего Вождя.

Да и прибытие столь нехарактерным для благородного оуоо, морским путем, это состояние «не мира, ни войны» (по определению суки-Троцкого), в котором пребывал род Долгих Холмов, как-то объясняло.

А для нас, наличие на борту столь важной персоны, служило своего рода знаком покровительства со стороны столь сильного рода. Что конечно не делало нас важными персонами. Однако обидеть нас, это все равно что пнуть чужую собаку, — нарвешься на конфликт с ее хозяином.

Все только упиралось в одну мелочь. — самого мальчишку!

Ну что сказать? — Долгое путешествие по открытому морю, произвело на пацана очень сильное воздействие. Как я уже описывал, даже для крепких нервов бывалых моряков, это было серьезным испытанием. А для мальчишки второй раз в жизни оказавшимся в лодке, это было сравнимо с полетом в космос. …Или тем шоком, что пережил когда-то я, поняв что очутился в другом мире.

Гордость оно конечно гордостью, но когда на протяжении стольких дней, не только жизнь, но и даже твое загробное существование, (море отдельная грань бытия), зависят от одного человека, — это не может не сказаться на психике, и некой расстановке на иерархической лестнице.

А кто был, (ну или хотя бы выглядел?), самым важным человеком, на безнадежно оторвавшимся от берега судне? Кто был наиболее спокойным и уверенным в себе? Кто свершал некие магические действия с таинственной коробочкой и миской воды, показывая путь кораблю? Кто изучал звезды, предсказывая будущее? Кто отгонял от крохотной, затерянной в безбрежье Океана, сколупки-корабля, Ктулху и прочих чудовищ, ссаными тряпками?

На кого, наконец, все остальные члены экипажа, смотрели с надеждой, и доверием к его необычайным способностям?

Ну конечно же это был, …(долгая интригующая пауза, как на вручении Оскара), …конечно же это был Великий Шаман Дебил, глубоко проникший в мир Духов!!! (громкие продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию).

В общим, — верой в мои сверхестественные способности, — сопляк проникся! Так что слегка запугать, слегка запутать его, взяв под контроль его разум, и убедив в необходимости помогать мне, было делом не столь уж сложным.

Но вот насколько все это было надежным? И не разлетится ли в клочья моя гнилая веревочка лжи и внушения, стоит пацану сойти на берег, и оказаться среди своих соплеменников? — Боюсь что этого я не знал. …Не знали Духи, и даже сам мальчишка!

— А-а-а-а… Где??? — Продолжая сохранять ошарашенный вид, спросил чиновник.

— Дык… — Морская болезнь у него. — Ответил я. — В дальней каюте отдыхать изволит…

Надо сказать, что местные каботажные суденышки, — кают фактически не имели. В лучшем случае, — навес от дождя, или небольшая конурка, в которой можно разместиться исключительно лежа.

У нас, благодаря размерам судна, — каюты были, аж три! Правда, поначалу, еще при постройке, трудно было объяснить нашим ребятам, нафига они вообще нужны. — Потому как, — на всех ведь их не хватит, а выделять кого-то одного-двух, это не по-братски.

Но я сказал, что каюты будут нужны для раненых или больных, так что со мной согласились, и у нас появилась одна каюта, самая большая, на носу, и две, крохотные на корме.

Следующим движением, я было попытался тихой сапой протащить на борт некие иерархические привилегии. И предложил одну из кают Лга’нхи, как предводителю похода. Но Лга’нхи, внимательно посмотрев на потолок, едва доходящий ему до подмышки, — особой привилегией личную каюту, не посчитал, и вежливо отказался.

Дор’чин, тоже предпочитал капитанствовать на свежем воздухе. Ну а я, пользовался своей каютой, только для работы скомпасом, или чтобы хранить там шаманское барахло.

Зато, каюты хорошо было использовать в качестве карцера, и все трое наших пленников, свое пребывание на «Морском Гусе», начали именно с «отдыха» в этих помещениях, и выпускались из них, по мере подтверждения своей лояльности.

В общем, мальчишку мы тоже, на время захода в Аоэрооэо, заключили в карцер. …Ну не то чтобы заключили, — просто велели сидеть там, и не показываться на глаза.

…Многие вообще предлагали его просто убить, справедливо считая, что это решит множество наших проблем.

Признаться, я и сам считал это наиболее оптимальным решением. Но… Чем-то он был похож на моего Саш’ку, да и вообще, — людей убивать нехорошо. — Несмотря на обилие скальпов на своем поясе, я еще не окончательно забыл эту истину.

Так что в ход пошла старая добрая, еще не разу не давшая сбоя, угроза не отпустить душу Тууивоасика за Кромку, разлучив с родней даже в загробном мире. …Реально, этого они тут боялись куда сильнее самой смерти. Так что у меня была почти стопроцентная уверенность, что все сработает как надо.

…Не может не сто… а допустим девяностопроцентная… Ну или восемьдесят пять…

Хотя изготовление из глины статуэтки нашего пленника, и то что я повесил на ремешок его родового амулета, собственную бронзовую хреньку, — существенно повышали эту процентность.

В общем, когда мы открыли каюту и продемонстрировали почтенному таможеннику, нашего пассажира, — вид у того был как раз подходящий… под симптомы морской болезни. — Рожа бледная от долгого сидения в затхлом помещении, весьма неразговорчив, и с общим выражением лица и фигуры, типа — «идите-ка все НА».

Зато вот одет он был богато! Куда более богато, чем до появления на «Морском Гусе». Для большей убедительности, мы его даже разок другой чистым шелком обмотали. — С эстетической точки зрения, — чистый кич. А уж про удобство такой одежды, я вообще молчу. — Но с точки зрения варварских вкусов, — вполне себе «бохато и солидно».

В общем, — чиновник задал несколько вопросов. И получил соответствующие, убедительные благодаря своему высокомерному тону, ответы. …Соответствующие тому типу беседы, которую мы вели с Тууивоасиком последнее время. — То есть, максимально лаконичные, и минимально информативные.

…А я, все это время стоял за спиной таможенника, и невзначай крутил в руках статуэтку гостя-пленника. И от этого, на того кажется накатывали приступы дурноты.

В общем, — худо-бедно, но отбазарились! Мзду, и немалую, конечно пришлось дать. Тут без этого никак, — народная традиция такая. И вполне можно было не сомневаться, что донос о нашем прибытии, отправится в вышестоящие органы, и за нами установят пригляд. Но пока что можно было смело говорить, что легализация прошла успешно!

Глава 11

Как я и ожидал, — местным гостиничным комплексам, для получения шестизвездного статуса, надо было еще работать и работать над собой. Угу. — навскидку так, два-три тысячилетия упорной работы.

А пока, — в нашем распоряжении были тесные и грязные сараи, позади которых пролегала вонючая отхожая канава, по которой нечистоты, если не половины, так уж четверти всего города, сплавлялись в реку.

Говорят, можно было найти место и получше. Но!

Во-первых, — с точки зрения «удрать», это было наиболее подходящей позицией. Стоит распустить паруса при более-менее попутном ветре, да приналечь на весла, и через полчаса, мы в открытом море! …Если конечно нас не перехватят раньше.

Во-вторых, — в данной гостинице трущобного типа, гораздо проще было соблюдать инкогнито, так как, по словам Ясьяяака, родившегося где-то недалеко от этих мест, — чужим людям, в эти трущобы заходить небезопасно.

Я кстати, сразу сказал своим, чтобы ходили по трое, и берегли спины.

Учитывая размеры наших ребят, и то как Нра’тху отделал воришку, попытавшегося умыкнуть кое-что из нашего багажа, можно было надеяться на мирное сосуществование с местным отребьем, которое скорее предпочтет подыскать себе менее опасную добычу, чем связываться с такой бандой крутых верзил.

Но, и это естественно, — на Морском Гусе, всегда бдила достаточная охрана. А бдить, матерые степняки умели!

А третьим, несомненным достоинством нашего нового адреса, была максимальная близость к Храму.

Относительно максимальная, конечно. — По хорошему-то, до него было километров пятнадцать ходу. Но зато он стоял на «правильном берегу», так что хоть не придется лишний раз пересекать реку, когда мы хапнем Амулет и побежим восвояси.

Ночь провели отбиваясь от блох. — Давненько я не знавал этой радости. Аж с самой Вал’аклавы. Честно говоря, под утро, уже появилось большое желание выскочить из вонючего сарая, усесться на «Морского Гуся» и ломануть отсюда прямо в открытое море, предварительно спалив этот проклятый сарай, вместе со всеми блохами внутри, и городом снаружи.

Так что, утречком, никто из нас особой бодростью не отличался. …Ну разве что за исключением гидов-капитанов, которым подобные «блага цивилизации» были делом привычным.

Наспех поели каши. Вытащили пару кусков шелковой ткани, несколько бронзовых чушек, и золотых монеток, для подношения жрецам, (я и сам из видных религиозных деятелей буду, так что чем подмазать нашего брата, знаю), и пошли в Храм.

Типа, — мы сопровождение Тууивоасика. …Мы, это я, Лга’нхи, Отуупаак, и Грат’ху.

Дор’чин, как истинный капитан, и Ясьяяак, как поддельный, остались на судне, и должны были попытаться пристроить куда-нибудь часть нашего товара. Остальные ребята, — либо на охране судна, либо в сопровождение капитанов.

Сначала пришлось нанять лодку, чтобы выбраться из трущоб. За ту, крохотную золотую чешуйку, что пришлось заплатить за путь в пару километров, в Москве, я бы наверное мог кататься на такси целый день. …Подозреваю, что нас бессовестно надули, — но куда было деваться? — Мы изображали туристов, — законный корм для местных пираний из сферы обслуживания.

Да, что ни говори, а туристический бизнес, тут был налажен отменно. — Дорога, на которую мы наконец выбрались, сойдя к лодки, — была вымощена камнем, и несмотря на довольно раннее утро, по ней уже шли толпы народу.

Мой наметанный глаз столичного жителя, очень быстро научился различать местных, одетых неброско, и явно спешащих по каким-то своим делам, жителей, от туристов вроде нас, — идущих на «экскурсию» в Храм.

Последние были разодеты, с максимальной, насколько позволяли средства, пышностью, и тащили с собой богатые дары.

Но отличало их как раз не одежда и не дары, — а то ротозейское, (если можно так сказать) выражение лиц, и нервные взгляды, перебегающие с больших толп народа, на высокие крыши домов, и «любование» окрестными достопримечательностями.

Но была тут и третья категория людей. — Охотники! — А все туристы были их добычей!

Словно вернулся в далекие годы юности, на какой-нибудь московский рынок с обилием азиатских продавцов.

Только хуже. — Там тоже громко предлагали свои услуги, расхваливали товары, «узнавали» в тебе давно потерянного брата-близнеца, обещая по такому радостному случаю скинуть процентов десять от цены товара. И даже могли слегка прихватить за одежду, чтобы задержать на пару лишних секунд возле своей палатки.

Тут же, — в буквальном смысле, — если жертва выглядела недостаточно габаритно и пугающе, — ее хватали за шкирку и тащили в лавку, выпуская только поле покупки какого-нибудь товара. А если удалось ускользнуть от цепких лап местного более чем навязчивого сервиса, — в спину тебе летели оскорбления и комки грязи.

А торговали тут всем что только можно представить. — от горячих лепешек и алкогольных напитков всех мастей, до верблюдов, шлюх, и оружия. …Какой-то засранец, даже попытался впарить мне дворец местного олигарха, видать посчитав за совсем уж наивного провинциала. — Увы, наша беда заключалась в том, что оделись мы достаточно богато и представительно, и каждый встречный пройдоха, норовил нас кинуть и обобрать. И даже вид изображающего наших охранников Лга’нхи и Грат’ху, не столько отпугивал, сколько привлекал это отребье. — Тем, кто умудрился нанять в охранники таких громил, наверняка было что охранять, — следовательно, мы трудная, но желанная добыча!

Впрочем, свобода местных нравов, была палкой о двух концах. …И палка эта, а вернее целых две, взятые по рекомендации наших гидов-краевевдов, держали в руках наши доблестные охранники.

…Сначала я еще немного сомневался. — Попробуй какой-нибудь пришлый, лупить палкой коренных жителей Мос’квы, или Вал’аклавы, — сразу бы набежали родственники, друзья и соплеменники, и неразумному гостю пришлось бы туго.

Даже мои отмороженные ирокезы это понимали, и поначалу действовали достаточно деликатно… с их точки зрения конечно. Но потом, как-то быстро подстроились под местную культуру торговли. — Даже судя по одеждам окружающих, — родо-племенные отношения, в Аоэрооэо, давно уже понесли серьезный урон, из-за обилия племен и людей, тут проживающих. Может эти родственные связи еще и сохранялись где-то в чисто специализированных сферах, но уж на улице-то точно, каждый был за себя. — Вот так и появляется особый тип человека, — Житель Столичный.

…Да и идущий во главе нашего отряда аиотеек-оуоо, одним своим хмурым лицом безверблюдного рыцаря, снимал ряд вопросов и претензий, так что назойливым зазывалам и продавцам пришлось довольно туго.

Хорошо еще, что в руках у наших ребят были не массивные дубинки, а некое подобие длинных гибких прутьев. Удар такими не убивал, однако либо сдирал кожу, либо оставлял такой след, что запоминался надолго.

Так вот мы и пробивались вперед сквозь толпу, под аккомпанемент свиста и хлещущих ударов палки, и невольные вопли не успевших увернуться зазывал.

— А вы откуда будете любезные? — Вежливо осведомился я, приметив что в кильватерную струю нашего, столь успешно пробивающего себе дорогу в людских толпах «ледокола», хитро пристроилась еще какая-то делегация.

— Из Гтархга… — Столь же вежливо ответил мне идущий во главе этой делегации, довольно таки уже пожилой мужик. Причем говорил он на аиотеекском с чудовищным акцентом.

— Как-с???? — Уточнил я, искренне изобразив на лице изумление, ибо данный топоним, никак не попадал ни под один известный мне тут язык.

— Из Гтархга. — Повторил мужик. — Это в… вы их называете Поднебесными горами. Это далеко-далеко на юге отсюда.

— В Храм? — Уточнил я.

— Угу. — Подтвердил мои подозрения поднебесный мужик. — Много слышали о мудрецах, которые живут при Храме. Вот и пришли приобщиться к их мудрости и знаниям!

— Правда? — Почти что искренне удивился я. — И что говорят о Храме, мудрецах и знаниях, в этом вашем… э-э-э… короче, — Поднебесных горах?

…Фу блин… Словно вентиль какой-то открыл, и из мужика пошел бить фонтан. Жалко только что понимал я с пятого на десятое, потому что увлекшись, он начал активно употреблять неизвестные мне термины. …А может, просто не знал правильных.

А вот зато когда он увлекшись, встал прямо посреди дороги, и начал рисовать палочкой на пыльных камнях разные геометрические фигуры… Короче, — «китаец»^[48] оказался знатным геометром, и активно продвигал сию науку у себя в этом самом Гдырхе, (как-то так). А десяток сопровождающих его дядек с лицами профессиональных киллеров, были его наиболее талантливыми учениками, коих он выбрал с собой для поездки в Храм.

В Храме, он надеялся сверить свои достижения и рассуждения, с рассуждениями и достижениями передовой науки. Ибо, оказывается хорошо знакомый всем на этом берегу моря, товарищ Икаоитииоо, специально для того и создал этот Храм, дабы умные люди со всех концов земли, приходили сюда обмениваться мудростью.

…Что признаться, сильно заставило меня заподозрить в товарище и боге по совместительству Икаоитииоо, — родственную душу. — Я же блин, в своем Университете, занимаюсь примерно тем же.

Нет, я и раньше подозревал, что этот странный божок не так-то прост. — Уж больно сильно он выбивался из общего религиозного фона.

И насчет Храма у меня были сильные подозрения. Однако даже общаясь с Эуотоосиком, я не разу не слышал столь прямого указания на накопление знаний, как на основной вид деятельности Храма. — Думал, что это как обычно, — от излишнего безделья и переедания мяса жертвенных животных^[49], в местных жрецах пробудилась тяга к Возвышенным рассуждениям и «коллекционированию» всяческой полезной информации. — А кому, в конце-то концов, еще этим заниматься? Ведь не работягам, с утра до вечера торчащим на своих полях или в мастерских? И не воякам, привыкшим ценить лишь те знания, которые приводят к смерти врага.

А оказалось вон оно как!!!

…В общем, с геометром и его учениками, мы поговорили весьма душевно. Я его поразил своей продвинутостью по части сложения, вычитания, умножения и деления. А также кой-какими заветными знаниями о треугольниках и других геометрических фигурах, (почти все что сам помнил). Так что сумел проканать за такого же мудреца, (благо возраст у меня по местным меркам весьма солидный), так же идущего приобщиться к знаниям Храма.

…Что самое ценное, у Згарка, — так звали моего «коллегу», было что-то вроде рекомендаций, от своего научного сообщества, к жрецам Храма, так что можно было надеяться, затесавшись в его компанию, быстренько пролезть поближе к заветным тайнам местных Академиков, и побольше разузнать об заветном Амулете.

…Который, признаться, с каждым днем, и шагом, приближающим нас к Храму, пугал меня все сильнее и сильнее.

А вдруг он и правда, представляет из себя нечто значимое?

А самое главное, — что я скажу Лга’нхи и другим ирокезам, когда они потребуют от меня исполнения Пророчества?

Была у меня конечно одна задумка. Но если она не сработает, и брательник реально потребует вернуть на землю родное племя… Это мягко говоря, станет крахом всего того, что я успел тут построить за свою жизнь.

Где-то через часок, мы покинули территорию города …Нет, это не город такой большой. Аоэрооэо, даже несмотря на то что по местным меркам считался беспрецедентно огромным, — по масштабам моих времен, был не больше какого-нибудь районного центра, на пару-тройку десятков тысяч жителей.

Просто шли мы по нему, очень медленно. И думаю, с точки зрения наших степняков, — еще и мучительно.

Представьте, что вынуждены пройти метров сто, коротенькими, буквально на пол ступни шажками, вместо того чтобы преодолеть этот путь в своем нормальном темпе. — Вот так же, думаю, чувствовали себя и Лга’нхи с Грат’ху, идя пешком по довольно ровной и удобной дороге, вместо того чтобы припуститься по ней бегом, и быть на месте уже меньше чем через час.

Впрочем, как я уже упоминал, (пока еще нет, но я это вставлю в текст), — отбирая людей в эту поездку, я старался брать тех, кто обладает некоторыми артистическими данными, ну или был послушен как Мнау’гхо. Ведь мы были не только вояки, но и шпионы. — Так что, как бы неуютно ни чувствовали себя все наши ребята (включая даже меня), медленно бредя по дороге, и сжимая палки, вместо привычных копий, — приходилось терпеть, не подавая вида, насколько же это для нас некомфортно.

…В общем, — спустя час неспешного хода, город мы покинули. Об этом мне сообщил Отуупаак, ибо сам я, догадался бы об этом не сразу.

Каюсь, еще там, в прошлой жизни, я случалось страдал отсутствием географического чутья. …В том смысле, что впервые попав в Мытищи^[50], не сразу сообразил что это уже дикое заМКАДье, а не цивилизованная Москва.

Нет конечно, что-то такое в душе шевельнулось… Может состав атмосферы, с меньшим количеством выхлопов, или какая-то странная аура… А может быть слегка иной оттенок неба, иное ощущение асфальта под ногами, — все это подсознательно заставило насторожиться. — Но в остальном, — такие же дома, дороги, люди, машины… — Сразу и не поймешь что ты уже в провинции.

Вот примерно так же было и тут. — Вроде и толпы народа прежние, и те же лавки да лотки, вдоль дороги, вымощенной все тем же, истоптанным миллионами прошедших до нас ног, булыжником. Так что пока Отуупаак, не сказал что мостик, по которому мы прошли, означает границу города, — сразу ведь и не догадаешься…

…Собственно, к чему я это? — Да к тому, что судя по всему, не такая уж длинная дорога от города к Храму, была одной из важнейших транспортных артерий Этого Мира, каждый квадратный сантиметр обочины которой, был уже поделен между заинтересованными лицами, и приносил немалый доход.

В мире, где иное племя едва ли насчитывало сотню человек, — это говорило о более чем важном значении, который имел этот Храм для всех жителей материка, раз к нему сходились пути паломников, ото всех уголков земли. — Наблюдение, которое необходимо учитывать в своих дальнейших планах!

Ближе к полудню, мы свернули с дороги, — пообедать. — Довольно рано по нашим представлениям, ведь иной раз, в походе, мы вообще не обременяли себя дневной трапезой. Но поступить так, нам настоятельно порекомендовал Отуупаак.

Причина, — самая банальная. — В Храме все дороже раз в двадцать!

Признаться, я давненько уже не встречался с подобным явлением, ибо в родной Ирокезии, понятие цены за товар, было довольно относительным. И уж тем более, абсолютно не зависело от точного, до нескольких метров, географического положения точки торговли.

Тут же, — опытный Отуупаак свернул с дороги, и ориентируясь на одному ему понятные знаки, протащил нас по какому-то лабиринту из заборов и стенок зданий.

— Тут все будет дешевле, и вкуснее. — Пояснил он нам смысл своих действий. И впрямь, — Невзрачный сарайчик, в который мы зашли, — отличался удивительной, (хотя конечно и весьма относительной) чистотой, а так же обалденными запахами еды, которые неслись откуда-то из его подсобных помещений. — Оно и понятно, — законы рынка, коли не сумел занять выгодного местоположения на краю дороги, приходится завлекать посетителей качеством предлагаемых услуг.

Но это услуга для местных жителей, и тех туристов, кто догадался нанять местного проводника. Всем остальным, прямо на дороге, продадут втридорога лепешки из прогорклой муки, и тухлые куски мяса, щедро посыпанные, дабы отбить запах, разными травками и специями. (Аренду дорогого места, надо отбивать).

…А вот уже в этой харчевне, у нас возник небольшой конфуз с Згарком и его учениками, которых я, дабы получше закрепить знакомство, пригласил отобедать в нашей компании.

Нет, против меня они ничего не имели. …Да и против остальных моих товарищей тоже. …За исключением Тууивоасика.

И опять же, — Нет! Не в том смысле что им было западло разделить с ним кусок хлеба. Просто находиться за одним столом, (который заменяла циновка), с аиотееком-оуоо, для них было примерно то же самое, как для какого-нибудь забитого крестьянина века так 16, сидеть за одним столом с графом или бароном.

Тут признаться, я и сам свалял изрядного дурака. Что и говорить, — а на нашем берегу моря, — сословные привилегии, были понятием еще очень и очень относительным. Как бы крут не был Лга’нхи, или даже сам Леокай, — они бы не посчитали зазорным разделить лепешку и кусок мяса с простым овцепасом или рыбаком.

Этот мир уже сильно отличался от нашего. А я, расслабившись, потерял бдительность, и забыл что нахожусь в обществе мудрецов, для которых наши более чем странные взаимоотношения с представителем властелинов мира, — аиотееком-оуоо, не могли не остаться незамеченными.

Мы постоянно забывали выражать ему знаки нашего почтения. Более того, — даже не сочли нужным осведомиться о его желании сойти с дороги и пойти пообедать.

С простым дылдой-охранником Лга’нхи, почему-то посоветовались, а с сыном Вождя сильного аиотеекского рода, каковым мы представляли всем окружающим, нашего пленника, почему-то не стали.

Если бы внезапно в воздух взлетели камни мостовой и начали весело парить под облачками… или с неба пошел дождь из пива и воблы, — нашим спутникам, это бы и то, не показалось настолько странным и удивительным.

А уж дерзко, не спрашивая разрешения аиотеека-оуоо, пригласить чужаков за его стол, — это было либо изощренным способом самоубийства, либо чем-то, что требует подробного объяснения. …Как я уже говорил, в эти времена, отношения к пище были совершенно особенными, а совместная трапеза была своего рода священнодействием, и чем-то вроде заключения договора о ненападении, и кому попало, разделись с собой краюху хлеба, не предлагали.

Увы, я сообразил это слишком поздно, увидев сильно вытянувшиеся лица наших спутников. Их уста молчали, но глаза явно требовали объяснения столь странного поведения.

А на меня, как назло напал ступор, и я не смог придумать ни единого достаточно убедительного объяснения столь странному поведения. — Пробормотал только, что Тууивоасик является моим учеником, и привык слушаться меня в мелких бытовых делах.

По глазам чувствовалось, что я их не убедил. Зная аиотеекские нравы, — приказывать одному оуоо, мог бы только родич более высокого ранга. В связи с чем возникали вполне законные вопросы, — Кто мы такие, и с какой стати, скрываем свои Личности?!

Однако, чего бы они там ни навоображали в своих фантазиях, Згарк и его ребята, — приглашение отобедать все же приняли. Правда, впредь стали вести себя с нами, как-то уж очень почтительно и задушевной беседы, к моему большому сожалению, у нас не вышло.

А вот после обеда, мне захотелось облегчить… э-э-э… душу… Ну в смысле… Короче, пошел на задворки харчевни высматривая подходящее местечко. И высмотрел еще кое чего. — Ширина застройки вдоль дороги, была сравнительно небольшой. — Можно сказать, — трех-четырехслойной. — Впереди лавки, позади харчевни и гостиницы, потом еще слой сараев, амбаров, и прочих хозяйственно бытовых построек, а вот уже позади них, — довольно утоптанная и наезженная сеть дорог.

В общем-то, и не удивительно. — Все эти многочисленные предприятия культуры, питания и бытового обслуживания, должны были как-то снабжаться. А не везти же товары по основной дороге, распугивая толпы туристов и подрывая бизнес.

Так что… — похоже вон та вот, самая широкая дорога, идет параллельно главной, вдоль всех задних дворов. А те вон, поменьше, однако весьма многочисленные, кажется идут к морю. …Ведь не своим же ходом приползли сюда крабы, похлебку из которых мы, с большим аппетитом, слопали на обед. Зуб даю, эти дороги выходят к небольшим деревенькам с причалами, подобным тем что мы во множестве видели, когда плыли к городу с востока. И «Морской Гусь» вполне может пристать к какому-нибудь из этих причалов, и…

А вон еще какие-то ответвления идут… Кажется часть из них ведет к местным «колхозам», где производят все те харчи, которыми торгуют вдоль дороги. А те вон, — к ремесленническим районам города, — по ним сюда поставляют сувенирную продукцию, и приходят работники лавок. Так что может быть вовсе и не нужно сначала плыть по реке, а потом переться через весь город, топая по сжатой со всех сторон строениями Большой Дороге, чтобы попасть на наш корабль?

Эх, найти бы еще специалиста, который знает куда ведет каждая тропинка. …Когда собираешься украсть всенародное достояние, дополнительная информация о путях отхода, не бывает лишней.

И вот, наконец Храм… После обеда, буквально минут тридцать хода, и мы пришли!

…Вот только куда? — Навскидку, этот самый Храм, занимал место больше чем моя Мос’ква. И что-то мне подсказывало, что большая часть этих строений, по прежнему относятся к гостинично-развлекательному бизнесу.

А вообще, впору доставать какой-нибудь блокнотик, и начинать воровать бизнес-идеи. — Чай у меня в Мос’кве и свой Храм есть, так что…

Вот казалось бы, — накидка паломника! — Все из той же, дешевенькой, зеленоватой окраски растительной ткани, что мы в немалом количестве взяли на одном из ограбленных кораблей. — Сволочи, — ведь элементарное же пончо… да какое нафиг пончо? Узенький кусок холста, и всех портняжных наворотов, только дырка посредине. …Да еще и края не обметаны, так что нитки во все стороны торчат. Но ведь за пять таких, с нас содрали золота… Я бы в Москве, Дольче Габану… да нафиг, — реально машину купил бы небось, за такие деньги! И ведь на проходе сразу предупредили, что без нее никуда не пустят, потому как иначе Икаоитииоо шибко обидится, и жестоко отомстит!

А всякие амулеты-побрякушки, что продавали на каждом углу? — Нет, я все конечно понимаю, — бизнес есть бизнес, и храм тоже надо на что-то содержать. — Но, господа жрецы, — побойтесь бога, такие цены заламывать. — Я вам сам таких кожаных хренюшек с выдавленным изображением солнца, за день, пару сотен нафигачу…

…Короче, — со своими шелковыми тряпочками и чушками бронзы, я как-то очень быстро почувствовал себя на этом празднике жизни, бедным и никому не нужным родственником. Но ведь, черт побери, по дороге шла куча народа, у которых и этого не было!

— Что привело благородного оуоо, в наш Храм?

Перед Тууивоасиком, возник довольно высокий и плотный мужик, в робе, выкройкой отдаленно напоминающей «накидку паломника», только рыжего цвета, и кожаной хренькой-лентой на лбу на которой был закреплен стандартного вида, только сделанный из золота, знак солнца. — Жрец, как я сразу угадал. Их тут в толпе шныряло около двух десятков, и поведение их мало отличалось, от ухваток лоточников, и содержателей лавок.

— …Ты желаешь получить предсказание, — продолжал жрец. — Или хочешь чтобы я сделал тебе амулет, приносящий удачу? Или может хочешь с нашей помощью, спросить совета Предков? А может болен кто-то из твоих родных, и тебе нужно лекарство для него?

Тууивоасик наш, явно слегка напуганный и растерянный от всех впечатлений сегодняшнего дня, забыл что должен был ответить, и хмуро посмотрел на меня.

— Мы жаждем Знаний! — Смиренно, но с достоинством ответил я Жрецу. — Хотим приобщиться к мудрости Храма, в обмен оставив тут те знания, что принесли с собой!

Лицо жреца, как-то закаменело при словах о Знании, а от слов про обмен их на всего-лишь другие знания, кажется вообще хотел в меня плюнуть … Однако покосившись на стоящего с необычайно гордым видом Тууивоасика, (что не отнять у этих оуоо, — чем в более глупую ситуацию они попадают, тем более важный и чопорный вид принимают), а главное, — на свертки у нас в руках, кажется все-таки решил обойтись с нами вежливо… Тоскливо осмотрелся по сторонам, (кажется мы испортили ему бизнес), и велел следовать за собой.

Топать пришлось довольно долго. Один раз мы даже прошли мимо чего-то, напоминающего ворота внутреннего кольца ограды… вроде как в Кремль местный зашли. Судя по стоящей возле ворот охране, и тому, что народа внутри было намного меньше, — абы кого, сюда уже не пускали.

…Так-так… А вот это уже мне знакомо! Куча детишек, лет от шести и до двенадцати, сидящих в небольшом дворике, а перед ними выхаживает седобородый дядька, и что-то увлеченно вещает. …Судя по тому как детишки слушают затаив дыхание, — педагог из него, куда лучше чем из меня!

Пока мы проходили мимо их спин, никто даже не оглянулся на звук наших шагов. Прошли еще пару похожих двориков, пока наконец провожатый не вошел в двухэтажное здание, велев нам ждать снаружи.

— Видать из далеких краев прибыли вы в наш Храм… — Сказал, вышедший на зов провожатого дедок, в таком же жреческом одеянии, но уже с куда более просветленным взглядом. Уж больно необычен ваш вид…

…Позвольте спросить, — вот эти два высоких варвара, с необычайно светлыми волосами, — уж не с противоположного ли берега моря, вы привезли их сюда?

— Хм… — вал’аклавские мы! — Брякнул я с перепугу, ибо не ожидал, что дедок вычислит нас настолько быстро.

— Я слышал от этом месте… — Явно обрадовался такой новости дедок. — Оно упоминается в тех записках, что оставил Воотанг-мореплаватель. Если кто-нибудь сможет мне перевести их ответы, я с огромным удовольствием задам им множество вопросов о жизни в тех краях…

Но ведь… Разве что одна из тех Орд, что отправилась за Большой Щит, дабы пересечь море по мосту Икаоитииоо, дошла до этого города. — Начал бормотать себе под нос дедок, кажется уже начав общаться сам с собой. …Однако, — внезапно вернулся он на землю, и проницательно посмотрев на меня. — Я никогда не видел людей подобных тебе, и говорящих так как ты! …И ты не похож на этих жителей Вал’аклавы!

— И тем не менее, — один из них мой брат, а другой, — ученик! — Вежливо ответил я на этот наезд.

— А это вот… — Ткнул пальцем дедок в Отуупаака. — По лицу и ухваткам, он похож на обычного моряка, однако одет как-то странно…

И, прости господин, — обратился он уже к Тууивоасику, я вижу на тебе знаки Рода Черной Скалы… но насколько я слышал, твой род не ходил дорогой Икаоитииоо. …Как это все странно, и интересно!

…Интересно ему видите ли. А как интересно мне, в таких условиях вешать лапшу на уши окружающим? С таким кадром надо держать ухи востро, эк он быстро Тууивоасиков род вычислил. Так что про прежнюю легенду, похоже придется забыть. А выдумывать новую, в условиях цейтнота, как-то очень не хочется.

Так что, надо срочно выигрывать время на раздумья. А значит, — менять темы, забалтывая противника.

— …Я поражен твоей мудростью почтеннейший…??? — Старательно изобразив восторг на лице, ответил я. — Никак сами Духи подсказывают тебе, ибо один человек за всю свою жизнь не сможет объехать весь мир, и скопить столько знаний!

— О-о-о… добрый чужестранец! — Расплылся в улыбке дедок, пораженный в самое сердце страшнейшим из всех видов оружия, — лестью. — Ты слишком высокого мнения о моих заслугах…

— Нет-нет… — Едва ли не грубо перебил я его, старательно изображая девочку-фанатку увидевшую своего кумира. — Я много слышал о мудрецах живущих в Храме. …И признаюсь тебе, иногда сомневался в словах говоривших мне это. Но ты, едва успев раскрыть рот, сразу же опроверг все мои сомнения. Ты столько знаешь о Мире, и о людях что в нем живут…!!! — Добавил я с восторженным придыханием.

— Ах… — потупил глазки дедок. — Несложно узнать многое о мире и людях, когда живешь в Храме. Ибо, — все люди мира, приходят сюда, и приносят с собой свои знания. Мне остается только выслушать их, удовлетворив любопытство, которым, признаюсь тебе, я страдал с самого детства!

— Ты еще и скромен, как истинный мудрец! — Продолжил я изливать потоки лести. — Не будет ли дерзостью с моей стороны, узнать твое имя, чтобы вернувшись домой, я мог бы поведать о нем всем, кто захочет меня выслушать!

— Гм… — Мое скромное имя Воорзаак, и я всего лишь жрец третьей ступени. А как твое имя, и имена твоих спутников?

— О, мое имя Дебил. А это… — Я представил своих спутников. — …Наша компания и впрямь может показаться тебе странной, ибо мы приплыли издалека, обрастая в пути новыми друзьями и спутниками. И не удивительно, ведь стоило нам только сказать, что наша цель, — посещение Храма, как сразу находились желающие присоединиться к нам.

Конечно, не у всех хватало решимости пойти с нами, а кто-то, увы, не мог этого позволить себе, будучи обремененным семьей или многочисленными делами и заботами.

Но тех, чьи души были полны решимости пройти весь путь к Храму до конца, ты видишь перед собой.

— Хм… Дебил… — Дедок пытливо посмотрел на меня. — Твоя речь цветиста, и льется словно ручеек. …И ты говоришь за своих спутников, среди которых я вижу не только благороднейшего аиотеека-оуоо, но и двух славных и могучих воинов. — Кто же ты?

— С удовольствием расскажу тебе свою историю! — С большим энтузиазмом, которого не чувствовал, ответил я. — Но, прости уважаемый. — Солнце жарит очень сильно, а мы приплыли из тех краев, где лето намного холоднее. Не будет ли и тебе, учитывая твои почтенные годы, пройти более удобное место для беседы, ибо, надеюсь она будет длительной?!

— А ты прав. — Внезапно задорно подмигнул мне дедок. — И умеешь тонко намекнуть хозяину, на то что он, увлекшись беседой, пренебрегает законами гостеприимства.

…А это уже был тонкий наезд, и тест на вшивость. — Как я поведу себя под огнем противника?

— Хе-хе… — Усмехнулся я, постаравшись столь же задорно подмигнуть в ответ. — Как говоря мудрые люди. — Позвольте напиться у вашего очага воды, ибо так хочется есть, что и переночевать негде!

…Шутка, набившая оскомину в моем мире и отрастившая огромную бороду. — В этом юном и не испорченном эстрадой мире, прошла на ура. — Заулыбался даже Тууивоасик, что в последнее время, бывало с ним не часто. А дедок Воорзаак, залился искренним смехом.

— Как ты сказал? — Переспросил он у меня, стирая выступившие на глазах слезы. — …напиться воды, ибо так хочется есть, что и переночевать негде…??? Я обязательно расскажу про это другим.

В общем, пока мы добрели до чего-то, напоминающего крытый внутренний дворик, (сложно дать определение… — реально, внутренний дворик, только почти полностью закрытый навесом из лиственных циновок. …Если я что-то понимаю в жизни, — не от дождя, а от солнца). Пока молодые прислужники-ученики, притащили нам кувшин с чем-то вроде кисленького морса и свежие медовые лепешки с какими-то пряностями. Пока мы вежливо попробовали угощения, (реально, очень вкусно).

…А законы первобытного гостеприимства, примерно везде одинаковы. Никто не будет расспрашивать гостя о делах, приведших его к порогу хозяина, пока он не насытится.

Так что худо-бедно, а взять себя с наскока я не дал, и время на размышления выиграл.

Ну а сразу после трапезы, поскольку решил не врать, — честно изложил практически правдивую версию нашего путешествия.

…Разве что скрыл пару мелочей. — Вроде случаев пиратства, захвата городов и высокопоставленных пленников, а также нашего скромного желания украсть главную ценность Храма. — В конце концов, — кого интересуют подобные незначительные детали?

Так что моя версия событий была сладкой, привлекательной, и покрытой глазурью, как тульский пряник. — Я всего лишь скромный шаман-мудрец, посвятивший свою жизнь накоплению знаний и абстрактной мудрости.

И как всякий мудрец, на склоне лет, я счел своим долгом свершить паломничество в Храм Икаоитииоо, это сосредоточение мудрости и знаний, чья слава проникла даже в наши баснословные дали.

Со мной отправился мой брат, (почти родной, зуб даю!), Большой Царь по совместительству, и несколько воинов-учеников.

Так уж получилось, что в пути к нам присоединился Отуупаак, чей корабль мы спасли от уничтожения и разграбления пиратами, (пусть кто-нибудь посмеет сказать что это не так, — мы ведь не стали грабить и уничтожать кораблик Отуупаака, а что в роли пиратов мы выступали сами… — это опять же, — мелкие детали.). На котором также плыл и благороднейший оуоо Тууивоасик, который после недолгого раздумья, так же решил присоединиться к нам, ибо с детства отличался любознательностью и тягой к знаниям! (И пусть опять кто-нибудь, посмеет сказать что я солгал!).

…Откуда я так хорошо знаю аиотеекский? — Странный вопрос! Мы же неоднократно общались с Ордами, которые пришли жить на наши земли. (парочку даже уничтожили). И сумели перенять у них немало знаний, (особенно по части военной науки). Да и сами им немало дали… (можно даже сказать, — «наваляли»).

Воевали с аиотееками? — Ну да, — вначале было несколько конфликтов, как же без этого. Но потом мы научились жить в мире. Можно даже сказать, — бок о бок. (Это я о ребятах Эуотоосика).

…Плыли мы сначала на восток, потом вдоль островов свернули на юг, и наконец двинулись на запад…

…А почему подросток из Рода Черной Скалы оказался далеко на востоке, — так ить, — буря! Море, великое и непредсказуемое, занесло корабль на котором плыл сей вьюнош, далеко на запад. Там-то мы его и повстречали.

…Какого хрена аиотеек делал на корабле? — Ну дык, я же говорю, у мальчонки пытливый ум. Он мечтает о знаниях и жаждет новых ощущений. Так что ради всего этого, даже решился на морское путешествие.

…Да, конечно я с удовольствием поведаю тебе о землях из которых прибыл сюда, однако же, — подобно тому, как путник пересекший безводную пустыню, молит о глотке воды, — я молю предобрейшего Воорзаака, поведать мне о Храме, и указать направление к источникам мудрости, из которых мы смогли бы почерпнуть новые знания!

— И что ты хочешь узнать о нашем Храме? — С деланным удивлением переспросил меня Воорзаак.

— Все! — Как можно более категорично ответил я. — В пути сюда, я слышал столько разных слухов и баек про это место, что кажется даже перестал отличать правду от лжи. Ибо, тебе, как истинному мудрецу, должно быть хорошо известно, что скудность знания, простые люди, склонны подменять богатством своего воображения. И чем меньше они знают о Храме, тем больше сообщают невообразимых подробностей. …А мне хочется, так сказать, — приобщиться к Истине, непосредственно из самого источника.

— Хе… — Задумался Воорзаак. — Пожалуй, стоит начать с того, что храм наш был заложен более **** лет назад. (тут старикан употребил аиотеекское слово, которое я раньше не слышал). это будет… — Продолжил он, взглянув на мое слегка удивленное лицо. — Как если бы десять пальцев, взять по десять раз, а полученное количество, еще пять раз сложить между собой!

Тут он глянул на меня с превосходством, явно надеясь увидеть дикаря, пораженного таким немыслимым количеством.

— Пятьсот значит будет… — Хладнокровно ответил я, и перевел на аиотеекские понятия, благо, как будет по аиотеекски «сто» я знал.

— Ты хорошо считаешь! — Слегка удивленно прокомментировал это Воорзаак.

— Это лишь часть той мудрости, которую я передаю своим ученикам. — Как истинный ученый, напыжившись от гордости, однако пытаясь изображать скромность, ответил я.

Вон, сидит Грат’ху. — Надувшись самодовольством как жаба, тыкнул я пальцем в подремывающего в уголке, после вкусных лепешек, мужика. — Он еще молод, и выбрал стезю воина. — Однако попробуй задать ему вопросы на сложение, вычитание, или даже, — деление или умножение, и ты убедишься что я пришел к тебе не как нищий за подаянием, а возможно даже и могу внести свою лепту, в копилку ваших знаний!!!

Воорзаак присмотрелся к здоровенному детинушке-дикарю, который даже сидя, создавал впечатление громадины, с покрытым ритуальными шрамами лицом, и огромными ручищами, привычными сжимать тяжелое копье или ворочать здоровущим веслом. Со своим сломанным носом, и набитым в многочисленных драках лицом, — большими интеллектуалом он не выглядел. Однако, думаю уверенность в моем голосе, и то как Грат’ху подмигнул старикану, услышав свое имя, — убедило жреца в правдивости моих слов, так что он даже не предпринял попыток проверить истинность моих утверждений. …А может и сам был в математике не силен, и боялся опозориться! (Позже я убедился что последнее предположение было ошибочным).

— Однако… — Задумчиво пробормотал Воорзаак, в ответ на мою похвальбу. — Надо будет поговорить с звездочетами. Возможно сегодня какой-то особенный день, ибо не так часто подобные мудрецы, удостаивают нас своим посещением!

— Но… — Сбился с темы я. — А как же Згарк, — мудрец с Поднебесных гор, глубоко постигший тайны треугольников, и других фигур? — Мы познакомились с ним, когда шли сюда… Однако в Храме, он куда-то подевался, видно затерялся в толпе… У вас тут очень много народа… И очень много торгуют…

— Гм… — Словно бы поперхнулся моими словами Воорзаак. И добавил извиняющимся тоном. — Увы, на сохранение и добавление знаний, требуются средства. Даже Жрецы, уносящиеся мыслями далеко от земных забот, вынуждены что-то есть, и так же страдают от жары или холода, как всякий обычный человек…

…Однако, ты сказал «Згарк со Срединных гор»? …Нет, не слышал… Но я пошлю людей чтобы его разыскали, и привели сюда… Раз ты говоришь, что он глубоко проник в тайны треугольников.

Хе-хе… А сдается мне, тема бизнеса, процветающего вокруг Храма, была для Воорзаака больным местом, и говорить об этом ему было довольно неприятно.

Можно предположить что в Храме существует, как минимум парочка группировок, одна из которых заточена на накопление Духовных ценностей, а другая, — вполне материальных. …Надо будет учесть это обстоятельство. Кто знает, не получится ли на этом сыграть!

— Так ты хотел больше знать о Храме. — Продолжил Воорзаак. — Так вот, — заложен он был больше пятиста лет назад, лично Икаоитииоо!!! Он не только указал место где его строить, но и сам возвел одну из стен! — Дедок сделал паузу, и посмотрел на меня с некоторым вызовом, словно бы предлагая усомниться в его словах. …Что я и не преминул сделать.

— Э-э-э… — Изобразив вежливый поклон, вклинился я в его речь. — Я, признаюсь тебе, и сам немало попутешествовал в Мире Духов. И многие знания коими я владею, я вынес непосредственно оттуда, и любой, кого ты спросишь об этом на Том берегу Моря, подтвердит тебе, что это правда. — Однако я никогда не слышал, чтобы Духи сами хотя бы передвинули песчинку на берегу моря! — Это удел стихий, или человека.

Конечно я не сомневаюсь в могуществе Икаоитииоо, но мне сложно представить его возящегося с глиной и камнями. …Разве ты скажешь мне, что та стена сделана из цельного куска бронзы, или еще из какого-нибудь, более чудесного материала!

— Что ж… — С превосходством глядя на меня, ответил на этот выпад дедок. — Тебе простительны твои слова, ибо ты прибыл издалека, и знаешь еще… недостаточно. Но коли жрецы пятой ступени позволят, — возможно тебе удастся приобщиться к тайнам Храма, непостижимым для обычного человека, и тогда все твои сомнения о природе Икаоитииоо, разом пропадут!

…А вот это уже правильная тема. Вот как раз поближе к тайнам Храма, мне и надо… И если эти, которые сидят на пятой ступеньке, заартачатся. — Боюсь придется их слегка с этой самой ступеньки сковырнуть. — Благо, под началом Лга’нхи, есть несколько десятков «мудрецов», весьма глубоко проникших в тайны сковыривания, проковыривания дырок в телах, и прочего отрывания голов.

Но пока, лучше постараемся подобраться к ним мирным путем.

…К горлу внезапно подкатил комочек, а где-то внизу живота появилось неприятное ощущение. — Это проснулся детский страх перед школьными экзаменами.

Стоило попадать в доисторические времена, чтобы нарваться на ту же засаду, что поджидала меня в последних классах школы!

В общем, в Храме… или скорее где-то рядом, (непосредственно Храма, я еще не видел), нас приняли.

Побеседовав еще немного со мной и моими спутниками, Воорзаак слинял в неизвестном направлении, оправдываясь темчто должен провести занятия для студентов. А нас он поручил заботам каких-то своих служак-учеников, и велел им найти гостям Храма подходящее жилье.

Тут, признаться, мне пришлось провести очередную битву, ибо нашу компанию захотели разлучить.

Все вроде бы логично и просто, — мудрецов в свой загончик, учеников в свой, а вояк-охранников отпустить в кабак, пусть отведут душу.

Но, можете считать меня параноиком, а я чего-то сомневался в подобной «простоте», и никакой логикой, меня было не убедить.

…Нет, я конечно по лицу вижу что Воорзаак хороший человек, и зла нам не желает, и как-то напакостить не стремится. Однако, — я ведь и сам человек на редкость хороший, это вам всякий, кого ни спроси скажет, потому что все кто считал по иному, сейчас уже наверное мертвы.

И прибыл я сюда с самыми честными и благородными намерениями, — исполнить древнее пророчество. И лично Воорзааку, его ученикам, и всем обитателям Храма, включая распоследнего таракана на местной кухне, я тоже не желаю причинить хоть малейшую обиду. — Однако окажись я на месте местного руководства, обязательно пригляделся бы к малопонятной компашке, заявившейся в Храм, и плетущей разные небылицы.

А первым делом, на месте местного «Смерша», (а то что такой тут обязательно присутствует я даже не сомневаюсь. …Насмотрелся уже на мнимую наивность туземцев), естественно постарался бы развести всех по разным камерам, и допросить каждого по отдельности.

Пока это у местного «Смерша» такая фишка не выгорит, ибо у нас тут уже что-то вроде статуса гостей, а значит с нами откровенно хамски вести себя нельзя. Но дуболомов, в хорошие спецслужбы и не нанимают. — Развести всех по разным комнаткам, подослать разговорчивого соседа или остроглазого слугу… Вот все тайны-то и тю-тю.

А пока что, вся наша легенда, это сплошная импровизация, так что проколемся мы на раз!

Поэтому-то я и старался, во-первых, — не позволить нас разделить, а во-вторых, — выиграть время, чтобы успеть обговорить обновленные легенды, и заставить каждого выучить свою роль. А значит, хотя бы ближайшие несколько часов, нам надо провести вместе.

Короче, я закатил крупномасштабный скандал, словно затухающая звезда на гастролях в уездном городишке.

— Лга’нхи мой брат!!! — Верещал я на всю округу. А также великий Царь и Вождь, как вы смеете отселять его неизвестно куда, будто какого-то слугу? …Гра’тху? — Он двоюродный дядя племянника четверного брата моей первой жены!

…Что ты сказал подлец? — По твоему сам оуоо Тууивоасик недостаточно важная персона чтобы жить рядом с нами??? Ах ты собака, плетей захотел?

…И кстати? — Где фрукты? — У меня же в райдере были четко указаны фрукты!!! — Почтеннейший Отуупаак, перед сном привык есть фрукты! А мясо должно быть исключительно козье, потому как у нас особая диета, способствующая обмудрению организма! — Чем вы тут вообще мудрецов кормите?

А комната эта мне не подходит, э-э-э… стены недостаточно параллельны, это оскорбляет мои эстетические чувства! Да и окна выходят не на ту сторону света! …Вы что тут, про фен-шуй ничего не слышали? — И они себя еще Храмом называют!

…Да-да, я настаиваю чтобы нас поселили рядом, ибо мои ученики задохнутся, коли пропустят хоть один вечер, не приобщившись к вселенской мудрости и знаниям, источником которых, я, несомненно являюсь! Так что вот этот вот дворик, — вполне подойдет… Не беспокойтесь детишки, мы опытные и неприхотливые путешественники, нам не обязательно спать под крышей, ибо незримые флуктуации астральных сфер, довольно точно говорят мне что сегодня ночью дождя не будет. (Блин, я тут дождя, за те два месяца что мы болтались вдоль побережья, ни разу не видел, вот был бы номер если бы он пошел сегодня!).

Так что просто принесите нам пуховые перины… Как нет? — Ну тогда просто циновки да одеяла. И мы прекрасно проведем ночь в этом дворике изучая сигналы, что подает нам звездное небо…

Короче, — я всех достал своим нытьем и требованиями, так что от меня постарались поскорее избавиться, дав то что я требую.

…Нет, могли конечно и просто выкинуть за ограду, надавав по шее. Но я почему-то был уверен, что сумел заинтересовать Жреца третьей ступени Воорзаака, и если нарываться в меру, моя борзость вполне прокатит.

…Да и не стоит вести себя тихой мышкой. — Времени, на то чтобы создавать себе заслуженную репутацию, у меня нету. Так что создадим незаслуженную. — Коли хозяева еще не понимают, какой дар судьбы огребли с нашим появлением, надо набивать себе цену и демонстрировать свою крутость как можно откровеннее. — Мы круты, и пусть с этим все считаются!

В общем, расположились довольно неплохо. — Даже с точки зрения комфорта, а нашем распоряжении был весьма уютный дворик, огороженный крепкой каменной оградой и двумя глухими стенами зданий. …По хорошему, тут даже оборону держать можно. — Всего две калитки, которые Лга’нхи и Грат’ху, перекроют наглухо, так что пока нападающие не догадаются перелезть через стену, (увы, не особо высокую), — мы тут сможем продержаться довольно долго. — благо, эти жрецы, особо крутыми вояками не выглядят.

…Впрочем, и расслабляться тоже не стоит. — Этот Храм не просто так стал местом сосредоточения богатства и знаний целого материка. …И наверняка не только одни религиозные страхи и запреты, сдерживали тех же аиотееков, или кто-там был за эти полтысячи лет существования Храма, от его полного разграбления. Так что, от местных ребятушек можно ждать всяческих сюрпризов. …Вплоть до отравы в воде или пище. — Благо мы, люди близкие к Высшим Сферам, всегда довольно вольно обращаемся с общепринятыми запретами и предрассудками. — В конце концов, — с богами и духами, мы люди не чужие, так что ежели чего, всегда сможем договориться, и как-то урегулировать вопрос с грехами и нечистой совестью. Мы ведь грешим исключительно для всеобщего блага!

…Угу, а вот и обед! Тот самый, — «предположительно отравленный».

Впрочем, что там ни говори, а аскетами эти монахи-жрецы точно не были. То-то у них у всех тут такие лоснящиеся рожи! Опять же, изрядный слой жирка тут не порок, а лишнее доказательство респектабельности. — Кто обратится за помощью к тощему и болезненного вида жрецу? — Ежели он не способен помочь себе самому, то как сможет поспособствовать в решении чужих проблем?

Так что, думаю это они не только ради нас так расстарались, по части харчей! — Может оно конечно, это парадный вариант обеда, но явно особого напряжения сил, местной кухне не понадобилось, чтобы изготовить нам целиком зажаренную козу, с брюхом забитым аиотеекской кашей и пряностями. Каких-то местных овощей, в жаренном, пареном и вареном видах, а также всяческой рыбы и даров моря.

…Так что даже мысли о возможном яде, не долго отравляли мне аппетит. В конце концов, — чему быть, тому не миновать, а плотно пообедать в конце нервного и тяжелого дня, никогда не бывает вредным.

Хотя признаю, — это было тактической ошибкой! — После обеда, у меня и у самого брюхо отвисло до земли, а глаза начали наливаться приятной дремой. А уж про остальных и говорить нечего. …Так что у меня было определенное сомнение, что они хорошо расслышали и усвоили всю ту информацию что я им втолковывал. — Эх, надо было их на голодный желудок просвещать. И не подпускать к еде, пока не сдадут экзамен на знание предмета. …Но теперь уж поздно жалеть.

Да, покемарить после обеда нам дали вдосталь. А потом, когда солнце уже началось клониться к закату, — в наш уютный дворик опять заявился Воорзаак и привел с собой парочку мужичков… весьма, я бы сказал, — академически-профессорского вида, кабы их одежда не состояла только из набедренных и налобных повязок.

…Как я тут понял, — повязки эти… в смысле налобные, были чем-то вроде погон. А прикрученная ко лбу табличка, — кокардой и знаками различия одновременно. — У тех жрецов что рангом побыдлястей, — кокарды были медные и бронзовые, …у служак так я вообще и деревянные варианты видел, и даже просто, — тисненные на коже.

А вот у крутышек среднего звена, вроде Воорзаака — в ходу было уже золото.

У этих двоих важных академиков были вообще серебряные. И как оказалось, серебро в этих местах ценится куда дороже. О чем было нетрудно догадаться по тому как почтительно Воорзаак держал себя со своими спутниками. Я сначала было списал это на возраст пришедших, но Воорзаак тоже давно уже не был мальчиком, так что, оставалось делать выводы, о высоком уровне людей нанесших мне этот визит. И оказался прав, — ребята сидели на четвертой ступени!

Я было напрягся, заподозрив что это представители местной контрразведки, почтили нас своим визитом, под видом научной комиссии. — Ан фиг, — все оказалось намного хуже, — это были первые экзаменаторы.

Итак, — предмет, — Гадание по звездному небу, и сопутствующая ему Астрономия!

Ох и трясли же меня эти дедки… Уж не знаю как там сдают экзамены в каком-нибудь МГУ, не удостоился, знаете ли. Но эти астрономические гестаповцы, выжали из меня все соки.

Начали мы еще засветло. В легкой и непринужденной беседе, начавшейся еще при свете дня, мне было предложено предсказать где какие звезды первыми появятся сегодня на небосводе. И какую проекцию все это даст на астральные сферы, реальную жизнь и духовные составляющие бытия, появление Нибиру^[51], и пробуждение Ктулху.

…Думаете смешно? — Думаете что человек прибывший сюда прямиком из 21 века, с легкостью уделает каких-то там, едва выбившихся из каменного века примитивов?!?

А вы сами-то, будучи в Москве или каком-нибудь другом крупном городе, — часто звезды видели?! — Во-во. — У нас там фонари горят, так что звезды нам до лампочки. Нам луну раз в полгода разглядеть, и то удача!

А эти мужики, были конкретными спецами, и не удивлюсь, что в звездное небо начали пялиться еще с детских лет, да еще и под руководством крутых наставников.

…Я правда за последние лет пятнадцать, тоже в небо частенько посматривал. …И засыпая без всякой палатки над головой, утомленный сбором бычьих какашек. …И потом, когда пытался научиться прокладывать дорогу в ночи. …И гораздо позже, под руководством Октоя, пытаясь проверить составленный календарь. И когда разговаривал на возвышенные темы с Эуотоосиком, или учился прокладывать по звездам путь для «Морского Лебедя»…

Нет, сейчас для меня звезды уже не были абсолютно закрытой книгой на иностранном языке. — Но до дедков мне было очень далеко.

…В общем, так бы я продул этот экзаменационный раунд, кабы не вспомнил про календарь! — У дедков была своя концепция учета времени, конечно тоже основанная на лунных циклах, но слишком жестко привязанная а дюжине, так что в году у них насчитывалось всего лишь 360 дней, хотя каждые три-четыре года, они его корректировали, делая 372 дневным. — Я предложил им свой вариант, и чуть ли не до конца ночи мы проругались на эту тему с большим удовольствием.

Несмотря на возраст, и, казалось бы неизменно идущую рядом с ним косность и догматизм, — дедки оказались довольно живыми и падкими на новые идеи. Они не только всерьез согласились рассмотреть и исследовать предложенную мной концепцию календаря, но и всерьез обдумать теорию связи приливов и отливов с прохождением луны.

Раздухарившись, в качестве бонуса я вообще закинул им гелиоцентрическую теорию, правда выдав ее не за собственные убеждения, а за некую безумную игру ума…

Как ни странно, она не показалась им настолько уж безумной. Мне даже показалось что дедки переглянулись между собой, со значением.

А в общем-то, хорошо провели время. Только вот я нифига не выспался сам, и не дал толком поспать своим друзьям. Потому как частенько наши споры принимали весьма бурный характер. …Так что, возможно наши вопли будили людей и далеко за пределами нашего дворика!

Если расценивать принесенный нам завтрак, как признак успешности сдаваемого мной экзамена, — то дела похоже, у нас шли совсем даже неплохо!

А вот после завтрака, как я ни рыпался, а нас таки развели по разным углам. — Меня и Грат’ху, пригласили на ученое собрание математиков. — Засранец Воорзаак, оказывается ничего не забывал, и мою похвальбу о продвинутости простого воина в этой дисциплине, не забыл.

Впрочем, за Грат’ху я особо и не волновался. — Парнишка, вырванный мной когда-то давным-давно из лап Асииаака, потом еще долгие годы ходил в моей оикия, заглядывая в рот своему командиру, и слушая каждое поучение Великого Шамана.

Каюсь, на нем я немало практиковался разрабатывая методы вдалбливания разных абстрактных истин, в глубоко практичные мозги доисторического человека.

Мы и с зернышками играли, и абак осваивали, и долго долбились головой о булыжник науки, пытаясь вникнуть в концепцию нуля.

…Так что, спустя почти пятнадцать лет, мне за своего ученика краснеть не пришлось!

А вот за себя… Нет, не то чтобы окружающие меня ученые мужи, и впрямь знали очень много, или были все сплошь гении и корифеи высшей математики!

Но ведь, блин! Я знаете ли тоже, в школе проходил по шкале «твердый троешник», что означало, «сколько об него не бейся, выше не поднимется».

А тут еще эта ихняя незнакомая система цифровых записей, — гибрид из обычных палочек, и графических изображений узелков! — У нас в Мос’кве, даже аиотееки, обычно очень быстро переходили на привычные мне арабские цифры.

В общем, пару раз я чуть конкретно не облажался, да еще и, ПОЗОРИЩЕ, на тех самых задачках, которые вполне успешно решал в классе третьем-пятом.

Ну, типо поделить яблоки между мальчиками, …в зависимости от диаметра их кулаков. (шутка). Или вычислить общее количество ништяков, в зависимости от доли доставшейся каждому отдельному купцу. …Да что там говорить, — каждый решал в детстве такие задачки. Ничего в них сложного нет, нужна только аккуратность мышления и скрупулезность. …Ну и знание некоторых математических законов.

Я признаться и сам составлял такие задачки для своих учеников. Но над некоторыми, что мне предложили храмовые математики, пришлось поломать голову. …Хорошо что еще в тригонометрию не полезли. Тут я чистой воды бестолочь!

Ну в общем, — бешенного фурора своими знаниями, я тут не произвел. …Хотя и надеялся. Однако, чувствовалось что определенное уважение окружающих все-таки выслужил! По крайней мере, как мне показалось, — как на бездарного выскочку и хвастуна, на меня больше не смотрели, и даже всерьез взялись обсуждать предложенную мной десятеричную систему. — Сами-то они пользовались двенадцатеричной, искренне считая ее куда более совершенной и удобной.

…Но ведь, сволочи такие, — То на чем всяческие попаданцы завсегда гребли зафигенные ништяки и баллы репутации, — сиречь на «нуле», я круто обломался. — Местные ребята его знали, хотя и обозначали крестиком в петле, и прекрасно им пользовались при подсчетах.

В общем-то, нечему удивляться. — Всяческие Пифагоры, жили задолго до изобретения компьютеров и фаянсовый унитазов! А сутки на две дюжины часов, и круг на 360 градусов, раздели еще древние вавилоняне …Вот как раз, примерно в эти же каменно-бронзовые времена, собирались они в своих пирамидах и прочих храмах на всяческие симпозиумы^[52], и запивая это дело чашами разбавленного вина, и треская козлятинку в оливках, — закладывали основы этой самой науки, которой я тщетно надеялся блеснуть сегодня. …Тока вот, в отличии от меня, это были действительно гениальные и пытливые умы, а не двоечники, пытающиеся паразитировать на чужих заслугах!

…Однако, обед, который я решил считать главным критерием успешно сдаваемых экзаменов, снова был обилен и роскошен.

Нет, определенно стоит податься в науку, коли тут научные кадры так хорошо питаются. …Откармливают, можно сказать. — Еще бы узнать по какой причине.

…А после обеда, ко мне снова заявился Воорзаак. Я уж мысленно сделал тоскливое лицо, и хотел было сослаться на нормативы РОНО и Министерства Образования, не позволяющие так издеваться над экзаменуемыми. Но оказалось, что дедок пришел, чтобы повести меня на экскурсию по Храму.

И хотя чапать по солнцу, после обильного обеда, было влом. — Экскурсия того стоила!

В общем, — это было как раз то, что я мечтал устроить в своем Университете. …И когда-нибудь обязательно устрою… Может быть.

У меня-то пока что происходит? — Где-нибудь на отшибе, чтобы не мешать серьезным людям, — собирается кучка подростков… или людей постарше. И несколько других подростков… ну или людей постарше, пытаются вбить им в головы нечто полезное.

Получается хреново…

Вернее, — могло бы получаться лучше, кабы вместо пацанов и относительно молодых парней, — преподавали бы убеленные сединой старцы. А еще лучше, — дюжие мужики в дорогих доспехах, (что есть символ престижа), обвешанные скальпами и чертящие закорючки на песке не обычными палочками, а наконечниками боевых копий.

Да, что и говорить, — такие люди пользуются авторитетом и вызывают уважение окружающих. — Взрослые, солидные, выглядящие достаточно богато и солидно, одним своим видом вызывающие восторг и зависть окружающих, и желание подражать во всем.

Увы, — мы до такого, пока не доросли. — Самые старые и солидные преподаватели в моем Университете, были в основном из банды Дрис’туна, и было им лет по двадцать — двадцать пять, максимум.

Нет, и более почтенные товарищи тоже приходили преподавать. К примеру Бот’аники Эуотоосик или Гок’рат, да и других почтенных старцев, из числа ремесленников или знатных животноводов, пахарей, рыбаков-мореходов, я активно привлекал к преподаванию.

Но признаюсь, — больше для того чтобы придать солидности своему заведению.

Нет, конечно они знали много полезного. Такие знания, в которых я был абсолютно некомпетентен. И хранили в своих головах мудрость, и жизненный опыт тысяч поколений своих предков. — Тот самый опыт, что позволял им выживать на этих землях и морях, в эти неласковые времена.

По части повадок животных и растений, ухода за скотом или ловли рыбы, а также многих ремесел, я даже не пытался вякать и лезть со своими знаниями, поперек знаний тех людей, которые на этом собаку съели. Где уж мне тут соваться со своей теорией, собранной из мельком прочитанных статеек, плохих школьных знаний, — да фантастических книжек авторов, чьи герои, в одиночку, за пару дней строят домны, и начинают сходу выплавлять самолеты и пароходы…

Нет уж, — пусть по части выращивания и добычи харчей, — местные делятся своим опытом, который моим ученикам, думаю пригодится куда сильнее, а главное чаще, знания теоремы Пифагора, или таблицы Менделеева, (будто я сам могу ее по памяти воспроизвести).

Так что, эти Старшие и умудренные жизнью люди, приносили немало пользы, передавая студентам Университета свой практический опыт по части жизни в этом мире.

Но вот по части тех скудных теоретических знаний, что я притащил с собой Оттуда… Тех знаний, что в конечном итоге, объединившись с практическим опытом, дадут некий толчок в развитии цивилизации… — Тут мне приходилось полагаться только на себя и своих учеников.

А было их, увы, не так много. Ну в смысле таких, которые бы не просто вызубрили таблицу умножения или алфавит, но и поняли их настолько хорошо, чтобы учить других, а главное, — продвигать систему знаний вперед.

…Ну а уж в и в плане быта. В смысле инфраструктуры, — Мос’ковский Университет, пока оставлял желать лучшего… Сильно желать!!!

Про аудитории я и не говорю. — Настолько большое помещение, чтобы внутри могло уместиться хотя бы полсотни человек, — тут называлось «Дворцом». А у великого шамана Дебила, и так уже был один дворец, так что строить еще один для его учеников, это у него рожа треснет. Тем более что освещать полутемные помещения слишком дорого, делать большие окна, — бессмысленно, а в степи итак хватает места, где можно собрать несколько десятков мальчишек, и что-то им объяснить. — Зачем для этого строить еще какие-то здания? — Было бы желание учиться, — и стоя по шее в выгребной яме выучишься. А коли желания нет, — тут никакие дворцы не помогут??? — Примерно так рассуждали бы наши Старшины, приди я к ним с идеей возведения домов предназначенных только для того, чтобы в них чему-то учить мальчишек.

Итак уже, — когда я заикнулся о постройки чего-то вроде общаги для учеников, на меня посмотрели… ну скажем так, — с удивлением. — С каких это пор, подросткам понадобилась крыша над головой, тепло и регулярное питание? Чему они вообще научатся, пребывая в таких тепличных условиях? …Уж ничему полезному точно!

Даже Леокай меня не понял, когда обговаривая плату за обучение, я упомянул еду для учеников. — Тут к воспитанию молодежи относились серьезно, и никакого баловства и расслабухи, вроде еды и теплых лежанок, не допускали.

Так что жили подростки, как это и полагается, — где и как придется, в собственноручно выкопанных ямах и сплетенных из разного мусора шалашах. А обогревались обычно либо солнечными лучами, либо зимой, — в мастерских, у печей, возле которых подрабатывали, попутно усваивая основы ремесел.

Но ежедневную еду, я все-таки для студентов выбил. — Убедив, курирующих наше заведение и запасы пищи Старшин, в том, что если подростки будут тратить время на добывание пищи, — на усвоение письменности, счета, механики, геометрии, металлургии, астрономии, юриспруденции, животноводства, медицины и прочих-прочих-прочих наук, — у них банально не останется времени.

Приведенный мной список предметов произвел должное впечатление. Старшины покачали головами, посетовали на распущенность нынешней молодежи, которая, (виданное ли дело), — повадилась каждый день ходить с набитым брюхом… и в конечном итоге, дали свое добро.

Так что с тех пор, — святая святых Моск’овского Университета, альфой и омегой учебного процесса, — были не библиотеки, аудитории и большие лекционные залы, — а большущий котел, в котором, раз в сутки, ближе к вечеру, варили наваристую похлебку на воде, с элементами мяса, крупицами крупы и ароматами овощей. (И это еле выбил из жадюг-старшин, которые вспоминая свою молодость, искренне не понимали, зачем подростку нужно есть).

Вокруг этого котла и кипела почти вся университетская жизнь.

Моим величайшим вкладом в науку педагогики, было ценное указание, что миски ученикам заполняет учитель, в зависимости от собственной оценки усвоения учеником преподаваемого предмета.

Усвоил хорошо, — на тебе половник. Отлично, — половник с горкой. На троечку, — пол половника. Двоечник? — вот тебе половником по лбу, или лови лягушек или ешь траву. Потому как всех кроликов и сурков вокруг Мос’квы, прилежное студенчество давно отловило и слопало.

Как ни странно, — эта система давала очень хороший результат. В первую очередь потому, что все бездари и лентяи просто сбегали из Университета, подталкиваемые в спину голодом и насмешками более сытых, а значит и сильных, сверстников.

Ну а уж те кто остались, — усваивали знания, не жалея сил и времени, — кушать-то хочется! А поскольку разборки вокруг котла между бандами были строго запрещены… да и на глазах наставника чужую миску не отберешь, — то знание и учение, стали своеобразным оружием в конкурентной борьбе. И преподавателю даже не было необходимости наказывать нерадивого ученика самому, — друзья из банды, делали это за него.

Так что экзамены, — студенты Мос’ковского Университета, сдавали фактически каждый день, и понятия «пересдачи» не было. — Никто тебе отсутствие вчерашней порции не компенсирует, за сегодняшние успехи. А голодное брюхо, байками про «завтра обязательно выучу» не успокоишь.

…В Школе при Храме, похоже все было совсем по другому. — Тут тебя и специально построенные для этих целей тихие дворики, (освещение дорого, да и кому охота торчать на жаре в классах). И солидные, почтенного вида преподаватели, с наработанным столетиями Авторитетом. — Воорзаку небось не приходится размахивать копьем, или охаживать плетью спины студентов, чтобы добиться внимания и почтения. Сам тот факт, что он тут преподает, уже заменяет ему и копье, и плеть и сертификат о получении Нобелевской премии.

Да и студенты, жили во вполне себе достойных условиях, — домишках, на десяток-другой человек. А некоторые, с особо удачным происхождением, так просто царских персональных палатах-комнатках, на одного… а то и дополнительной коморкой для слуги.

А уж кормили в школах при Храмах, более чем качественно. …Чай жертвенных животных приводили каждый день, а мясо имеет тенденцию портиться, — так уж лучше пусть его слопают те, кто заплатил немалые средства за пребывание и обучение в этих стенах.

Но это все было привычным. …Я ведь видел не только мос’ковские, но и московские учебные заведения, так что наличием классов, столовой, и общаги, меня удивить было сложно. Но тут еще ведь были и учебные пособия!!!

У нас-то конечно тоже по этой части кое-чего было. …Без лишней скромности скажу, что хранилище свитков в моем Храме, было вероятно самым крупным книгохранилищем на том берегу моря. …Что впрочем, учитывая что письменность «изобрел» я, было не таким уж и большим достижением. …Однако, шутки шутками, а уже более сотни «трактатов» на всевозможные темы, начиная от текстов баллад и до учебников по арифметике-геометрии и возведению плотин, у нас имелось.

А каждый ученик, к концу обучения, должен был переписать один-два свитка, желательно по теме своей специализации, которые либо пополняли нашу библиотеку, либо уносились с собой, в качестве учебно-справочного пособия.

Но все это было пока на более чем любительском уровне.

Воорзаак же показал мне библиотеку… по его словам, — одну из многих в Храме, в которой этих книг-узелков, было развешано, наверное несколько тысяч.

К сожалению, большую часть узелковых записей, я просто не смог разобрать. «Специфически ученый сленг» был выше моего примитивного понимания.

И уж тем более, — загадочны были для меня значки на пергаментах, нарисованные в подражание узелковой письменности. …Я такие раньше видел на пайцзах аиотееков и на их монетах и думал что это лишь попытка примитивного подражания узелкам.

Воорзаак же объяснил мне, что это специальная храмовая азбука… а вернее — иероглифика, созданная именно Тут, опять же, — чуть ли не лично Икаоитииоо. И как я начал подозревать, — на основе той самой древней узелковой системы.

— А почему ей не пользуются все? — С некоторым удивлением спросил я Воорзаака.

Тот лишь переглянулся с библиотекарем, и что-то там такое ляпнул что мол, — «Это не для всех».

Как я понял из его разъяснений, — ее учили лишь жрецы, стоящие на третьей ступени. А остальным, тем временем, — преподавали обычную шнурочно-узелочную письменность.

Система сия мне показалась крайне глупой, — ни к чему хорошему, все эти смешные тайны, и монополии на запретные знания не ведут. Да и власти дают намного меньше, чем кажется самим «посвященным». — Будто бы, коли тем же аиотеекам-оуоо, приспичит сунуть свой нос в «запретные книги», они не смогут «разговорить» нескольких жрецов подходящей ступени, которые все им прочитают и растолкуют как миленькие. И никакие «тайные тексты» не помогут. — Тут пока единственно надежная защита от подобных наездов, — отсутствие интереса воинов-правителей к книжным знаниям.

…Зато как просто потерять все накопленное за долгие столетия кропотливой работы! Ведь случись какая-нибудь большая катастрофа… да и не такая уж и большая, — достаточно уничтожить несколько десятков жрецов. — и все эти знания пропадут бесследно. …Вернее, — следы-то останутся, а вот прочесть их никто уже не сможет.

Но спорить, я естественно не стал, тем более что меня быстро повели в другое помещение, а там…

…Блин! Буда’кху, погиб за какую-то горсть каменного угля. А тут…

Короче, это похоже было чем-то вроде геологического класса. — Сопровождающие меня лица, внимательно присматривались к моему поведению, пытаясь понять что я знаю.

Медную и оловянную руду, я опознал уверенно. Узнал уголь. Мел… вроде узнал. А еще соду и кой-какие пески, что мы использовали при варке стекла, ну и естественно — кремни и некоторые другие «полезные в хозяйстве» камни.

Но тут было собранно несколько сотен образцов разных пород, и кажется дедок, заведующий этой «каменной библиотекой», мог запросто рассказать о каждом, множество полезных сведений. …Как же хотелось схватить этого дедка вместе со всеми его каменюками, и отправить на наш берег. …Угу, в каменоломни Олидики или Улота. — Пусть приносит там пользу своими знаниями.

Увы, оставалось только бекать-мекать, да скрипеть зубами от зависти.

На всякий случай, сделал два полезных дела. — Выпросил посмотреть образец железной руды, показав кинжал, и подколов на тему, …«а небось не знаете…». А во-вторых, — хорошенько запомнил расположение этого геологического музея. — Как бы быстро мы ни удирали после кражи Амулета, а завернуть сюда, и разжиться кое-чем полезным, я время найду обязательно!

Тут еще много чего было полезного. — «кафедра» тканей, с большим набором образцов, и всяческих станков для ее производства, и коллекцией книг описывающих процессы производства, отбеливания и окраски, а также образцов некоторых «химикатов» участвующих в этих процессах.

Тут я естественно похвастался пурпуром, но был э-э-э… принят не столь восторженно, как хотелось бы. — Оказывается тайну пурпура, которую я выторговал в Вал’аклаве, те умудрились стащить с тех самых «восточных островов», откуда к ним завозили пряности. А в Храме, про нее знали уже сотни лет. …Вот только подходящие ракушки, на этом берегу почему-то не водились в таком же изобилии, как у нас. …А может уже выловили давным-давно.

Много. Ох как много всего полезного было собранно в ученых «закромах» Храма. И по части металлургии, гончарки, судостроения, и по части всяческих плотин, каналов и прочей ирригации. И разные механизмы, и… Короче много всего.

Думаю почти в каждой такой «кафедре-музее-библиотеке», я бы мог проторчать месяц, а может и два-три, набираясь полезных знаний и умений. Но мы сейчас совершали чисто ознакомительную экскурсию. …Причем, судя по бдительным глазам Воорзаака, (ох чую, не просто так нас привели к нему первому, — зуб даю, он из местного контрразведывательного гестапо), «ознакамливали» не столько меня, сколько «ознакамливались» со мной, отслеживая мои реакции на увиденное. (Как тут не вспомнить свое первое посещение сокровищницы Леокая, — такая же проверка на вшивость и на «заинтересованность»).

Вероятно, проверку я прошел. Потому что следующим местом экскурсии, оказался сам Храм.

…Как я понял, — абы кого сюда не пускали. — Для быдлопростолюдинов, хватало и жрецов работающих «на вынос», во внешнем кольце храмовых построек. …Ну, типа того что подошел к нам в первый день, и предложил свои услуги. — Погадать, передать привет предкам и спросить у них ценного совета, поспособствовать приобщению к возвышенному и не забыть взять плату… — для всего этого, незачем было таскать людей в Храм.

Для знатных и богатых посетителей, — наличествовало что-то вроде системы кумирен и похожих религиозных заведений, где клиентов могли обслужить согласно их системе религиозных воззрений. …Ну что-то вроде нашей системы Первопредков… Детям тюленя — в «тюлений» храм. — Детям быка, — в бычачий, а Козы, — в козий.

Все-таки материк, все пути которого сходились к Храму Икаоитииоо, был огромен, и у населявших его народов были свои отличия и особенности в верованиях. А в Храме собрались слишком мудрые люди, чтобы упускать ништяки, лишь из-за того, что кто-то там представляет своего предка с рыбьим хвостом, а кто-то с головой верблюда… Все равно, — Икаоитииоо верховный пахан, и его верные служители, готовы принимать плату со всей возможной толерантностью, пониманием и терпимостью к чужим заблуждениям.

А вот этот самый главный Храм… Вот это уже была не просто кумирня, и подходящее место чтобы перерезать шею жертвенной козе. — Это была Святыня! Дом, который построил себя Верховный Пахан, и в котором живет до сих пор. …Да-да, — многие чувствовали там его присутствие, а кое-кто, так и видел лично.

…Я не видел. — В сам Храм, меня не пустили. …Сказали «пока» нельзя. Намекнув что в будущем «все возможно».

Зато показали те пять ступеней, на которых «стоят» жрецы храма. …Их и впрямь было пять, огибающих по периметру весь храм, и как бы ясно дающих представление о «пирамиде власти».

Еще показали стену, которую лично возвел товарищ Икаоитииоо…

Никаких надписей «Мейд ин…» или «Икаоитииоо лично руку приложил», я на ней не увидел. — Вполне себе обычная стена, сложенная из грубо отесанных каменюг, которых тут было во множестве.

Да, чувствовалось, что сложили ее уже давным-давно. …Ветер выдул часть цемента из щелей между камнями. Да и сами камни, под воздействием ветров, осадков и просто времени, приобрели какой-то непередаваемо «древний» вид. Однако доказательств личного участия некоего божества в ее строительстве, я как-то не заметил.

Впрочем, — похоже мои спутники в этих доказательствах и не нуждались. — Для них это была стена лично сложенная Икаоитииоо, и только безнадежный идиот, мог сомневаться в этой незыблемой истине. А всякий разумный человек, должен был преисполниться благоговейным почтением, и благодарностью судьбе и товарищам жрецам, приобщивших его к сей великой святыни…

Ну я, ясное дело и преисполнился. Не выставлять же себя идиотом?!

Глава 12

Утром мы посоветовались, и отправили Лга’нхи и Отуупаака, проведать наших ребят на «Морском Гусе».

Признаться честно, — душа за них слегка волновалась. Потому как опасности мегаполиса и рядом не стояли с опасностями Пустынь, Гор и Морей, а тигры, гиены и морские чудовища, были лишь бледными тенями чиновников, мошенников и кабацких зазывал. И перед глазами нет-нет, да и всплывала жуткая картинка, в которой мои могучие ирокезы, представлялись маленькими, жалкими, полуслепыми котятами, жалобно мяукающими посреди забитой машинами автострады.

Сам бы с удовольствием сбегал их проведать, но у меня тут вовсю шел экзаменационный процесс, и любая попытка прервать его, могла серьезно усложнить всю операцию.

…Увы, сегодня мне предстояло испытание, к которому я был абсолютно не готов. — География.

Нет, по части Вал’аклавы, или своего берега, я уже стал изрядным знатоком, и смог проболтать часа три, описывая особенности и быт Вал’аклавы, а также географию окружающих ее земель, и этнографию населяющих эти земли народов.

Все это было представлено вроде лекции для молодежи. — Хитрые жрецы, не преминули привлечь меня в качестве экзотической новинки, и ходячей рекламы своего заведения, «…слава о котором простирается даже на противоположный берег моря, и к которому, даже из таких неведомых далей, приходят мудрецы, чтобы поднабраться мудрости и знаний».

В общем, — я вовсю заливался соловьем сдавая секреты Мит’окока, и вовсю разглашая его страшные военные и торговые тайны. В конце концов, — аиотееки не разу не мореходы, так что через море, захватывать новые земли не ломанут. А если кто из местных торговцев, сможет прорваться в Вал’аклаву, — тамошним хитрованам лишняя добыча не помешает.

Молодежь, а также десятка полтора куда более старших товарищей, среди которых я заметил даже парочку, по виду очень крутых и знатных оуоо, слушали мои байки открыв рты.

Но, что искренне потрясло меня. — Пока я не закончил свой рассказ, никто не осмелился прервать его своими вопросами. — Чувствовалась определенная академическая культура.

А вот зато потом… Причем вопросы, по большей части задавала не молодежь, а эти самые старшие товарищи, и вопросы были весьма грамотные… с точки зрения военной разведки. А кое-кто, так и сходу начал делать записи на шнурках, а то и сразу в пергаментах.

А потом, пошли подляны.

Нет, уверен, это они не специально. Просто наука география, само собой подразумевала рассказ о путях, коими следуют из пункта В в пункт А. Сиречь, — из Вал’аклавы, в славный город Аоэрооэо…

Увы, об этих путях, я знал только по рассказам Ясьяяака и Отуупаака. Причем ни один из капитанов-гидов, лично так далеко не ходил.

…Отчасти, кстати, это и было одной из причин, по которой я отослал Отуупаака. — Теперь можно было отнекиваться тем, что капитаном, мореходом, и купцом был у нас он, а я всего лишь скромный пассажир, мудрец-теоретик, ничего про морские дороги знать не обязанный.

…Довольно шаткая позиция, учитывая что всякий мудрец, должен был бы поинтересоваться тем что происходит за бортом его судна, и уж тем более, — полюбопытствовать на новые земли и города, в которые заходит.

…От этого, я опять же отнекался, свалив все на жуткую лихорадку, что обуяла меня во время путешествия, ограничившись некоей компиляцией рассказов моих капитанов, того, что в свое время наболтали мне «восточные купцы», и собеседники в вал’аклавских трактирах, а также, — сказок «Тысячи и одной ночи».

…Но боюсь, — местные смершевцы, все-таки могли почувствовать фальшь в моих повествованиях. Ведь байки с чужих слов, сильно отличаются от рассказов о том, что видел собственными глазами.

Впрочем, оставалось уповать на то, что предварительный рассказ о Вал’аклаве был достаточно долог, и скомканность окончания, можно свалить на усталость. …Ну и еще на то, что мы тут не задержимся на время большее, чем необходимо разузнать все об Амулете, и стырить его. Так что когда СМЕРШ, накопит достаточно фактов чтобы взять нас за жабры, — мы уже помахаем ему платочком с палубы уходящего в открытое море «Морского Гуся».

А потом, меня пригласили на обед.

…Боюсь, что в качестве главного блюда.

В общем, — очередной внутренний дворик, почти полностью закрытый сверху навесами из тканей и каких-то листьев. …Очень удобная конструкция, дающая приятную тень, даже когда солнце жарит из под самого зенита и в то же время, пропускающая достаточно света, чтобы не шарить руками по столу, в поисках «чего бы сожрать».

Во дворике, накрыт торжественный стол.

…Как я узнал что он торжественный? — Ну, обычно-то нас кормили с разложенных на полу циновок. А тут были настоящие столики, с ножками сантиметров по тридцать высотой. Да еще и накрыты пестрыми скатертями, да заставлены блюдами, даже более разнообразными и богатыми чем обычно.

Ну и естественно, — публика была соответствующая. С золотыми «кокардами» во лбу, присутствовали только Воорзаак, и еще какой-то мужичонка. А все остальные, сияли серебряными… Кроме той парочки аиотееков-оуоо, что никаких кокард не носили, зато держались истинными хозяевами.

Впрочем, эти аиотееки всегда и везде так держатся. Куда интереснее было наблюдать за реакцией окружающих на них.

Что ж, — как и ожидалось, — важные серебряннококардные жрецы, выказывали аиотеекам все признаки почтения… в лицо. А вот за спиной…

Помню в нашу керамическую мастерскую… ну в смысле ту, еще московскую, в которой я мальчишкой начал приобщаться к профессии, приехало какое-то высокое городское начальство в сопровождении телевидения. И дяденька в дорогом костюме, с щеками болтающимися где-то возле плеч, — типо «слуга народа», с важным видом ходил по нашему заведению, тыкал жирным пальцем с неприлично большим перстнем-печаткой на нем, в разные стороны и предметы, и нес какую-то откровенную чушь, вроде того что все это было создано лично его, дяденьки усилиями, при рачительной поддержке еще более высоких чинов. А все потому что они кушать не могут, пока не позаботятся о досуге подрастающего поколения.

И наши мастера-преподы, старательно прогибали спины и поддакивали дяденьке в лицо, а вот за его спиной корчили такие рожи, будто тут шла дегустация лимонов в зубной клинике.

Вот примерно так же, местные представители культа Икаоитииоо, корчили рожи и кривлялись за спинами аиотееков, самовластно объявивших себя не просто самыми любимыми, но фактически и единственными прямыми потомками, вышеозначенного божка.

Короче, видно было, что большой дружбой тут и не пахло, и если бы не страх перед верблюжачьей конницей и длинными копьями с тяжелыми бронзовыми наконечниками, — этих двух «паханов» выперли бы отсюда пинками.

Мысленно, внес это в свои заметки.

Итак, — пир!

Помимо столов, удивляло наличие сервизов, и столовых приборов.

К примеру, — все чаши, из которых мы хлебали пиво, были примерно одного размера, формы, со стандартным тисненым узором, и покрыты одинаковой зеленовато-желтой глазурью. То же можно было бы сказать и о мисках и лоханках, из которых мы накладывали себе харчи. — Мой вострый глаз художника-недоучки, сразу уловил общую стилистику в росписи всех этих изделий, и схожесть форм.

Скажете, — фигня какая! — Подумаешь, — миски одинаковые!

А вот и не фигня вовсе. — Все это говорит об определенной, хорошо развитой застольной культуре, что также подразумевало наличие некоего этикета.

А этикет, есть не что иное, как культурный код, по которому представители разных прослоек общества, узнают друг дружку.

…О чем и говорит наличие целой кучи ложек-вилок-палочек. …Вернее, вру. — вилок фактически не было, их заменяла разновидность палочек-шампуров. Но!

Аиотееки, как я уже это видел неоднократно, — жрать умели очень торжественно и с необычайным достоинством. Но всеми этими столовыми приборами, фактически не пользовались. Разве что ложками, — похлебать супчику. А в остальном, — собственные пальцы, и привычные ножи. И не надо думать что нельзя есть руками, соблюдая собственное достоинство.

Но вот господа жрецы… Да еще и так демонстративно… Явно с желанием ткнуть дикарей мордой в грязь…

На меня тоже посматривали не без интереса. До этого, я уже вполне привычно и ловко, вроде как на аиотеекский, (скажем так, — универсальный), манер, управлялся собственными руками, используя лепешки в виде салфеток, или мисок. — Слава богу, учился этому многие годы. Хотя первое время, еще в племени Нра’тху, — отца Лга’нхи, слыл безнадежным неряхой, не умеющим есть по-человечески, который пока донесет жирный горячий кусок мяса до рта, — раз десять изваляет его в грязи и пыли, да еще и заляпается жиром с ног до головы, — одно слово, — свинтус.

Но глядя на жрецов, — ненадолго задумался. — Куда ни кинь, а всюду подстава. — Продолжишь жрать с рук, — прослывешь дикарем. Начнешь подражать, — опять проиграл очки, — во-первых, сразу, так же ловко управляться всеми этими палочками-лопаточками, у меня не получится. А во-вторых, — можно невольно поставить себя в низшее положение. — жрецы похвалят меня захорошее умение подражать культурным людям, а себя, — за способности к дрессировке.

В общем, присмотрелся я к ним, вспомнил мамины уроки… И изобразил нечто вроде нашего, земного этикета, с отрезанием на тарелке маленьких кусочков ножом и вилкой. Ну и вообще, — малость попонтовался, дескать, — «У нас на ваш культурный код, свой культур-мультур найдется, и вашенский перекультурит!». При этом постарался лицом изобразить печальку, от несовершенства предложенный мне столовых приборов. После чего продолжил есть руками. — Ну его нафиг, — так вкуснее и привычней!

М-да, — еда была отличной, а вот выпивка слабоватой, хоть и много. Никакого вина, а только слабенькое пивко из аиотеекской каши, с добавками разных специй.

…На фига было сыпать перец в пиво, я так и не понял. Хотя и было подозрение, — для того чтобы больше пили. — Судя по тому как меня старательно этим пивом потчевали, — подали его на стол не без задней мысли.

Ну, я короче не стал разочаровывать почтенную публику, и после нескольких приличных чаш пива, крепостью не сильно превосходящих напитки типа «Байкал» или «Тархун», изобразил среднюю стадию опьянения.

А вот тут, как раз и закончилась торжественная часть, под названием «Набей Брюхо», и пошла культурная программа.

— Там где ты был! — По своему очень вежливо обратился ко мне один из оуоо. — Ты видел аиотееков?

— Да! — Спокойно, без гонора, но в тоже время поглядывая на спросившего с некоторым вызовом, ответил я.

…Не то чтобы мне хотелось сильно нарваться на грубость. — Просто логика дикаря проста и незамысловата. — Коли прогнулся. — надо ломать. Отступил? — прыгай вперед и ткни копьем. Побежал, — догнать, добить, ограбить.

— Расскажи! — Коротко приказал мне аиотеек-оуоо.

— Сначала мы слышали о неизвестных людях, что пришли с далекого-далекого запада. …Наши мореходы плавают далеко, потому что наши товары пользуются спросом во всех уголках мира. Потом к нам пришел народ… и попросил у нас убежища. — Это были аиотееки. Мы приняли их, и позволили жить на наших землях.

От таких слов, жевать перестали даже самые прожорливые, — кажется никто тут не смог представить себе гордых аиотееков, в качестве беженцев, умоляющих о приюте.

— И как же это случилось, что великие аиотееки, стали нуждаться в чьей-то помощи…?

Спросивший это аиотеек закаменел лицом, глаза его вспыхнули нехорошим огнем, однако он сумел сохранить холодно-отстраненный тон. — Сразу стало понятно, что это очень не простой человек.

— Долгий путь, и множество врагов… — Лаконично ответил я, прихлебывая из чаши. — До нас они шли почти четыре года, и все эти четыре года воевали с сильными племенами и царствами.

Аиотееки великие воины, но даже самые великие воины, не могут биться бесконечно. Их силы истощились, их скот увели хитрые степные воины, — люди голодали, и умирали от болезней, потому что их Духи не знали духов болезней что живут в наших землях, и не могли с ними бороться.

Когда мы встретили их на наших землях, — они спасались бегством, от сильных воинов горных царств, что преследовали аиотееков, подобно волкам, преследующим раненного оленя.

Мы тоже были врагами тех горских воинов, и поэтому приняли беглецов на своих землях. …Это было, больше десяти лет назад, и с тех пор, они мирно жили рядом с нами!

— И кто же это был? — Так же холодно, и с таким же недобрым прищуром, спросил меня аиотеек.

— Воины походного вождя Тибасииаака из рода Итиикаоо, — честно ответил я, припомнив имя того мужика, что убил Лга’нхи на поединке после Большой Битвы.

— Хм… — Подозрительно глядя на меня, заметил аиотеек. — Я знал Тибасииаака из рода Итиикаоо, но не он вел ту Орду…!

— Да, мне это говорили. Но самого первого вождя… кажется его звали Боосиик, убили еще раньше в большой битве, и его место занял Тибасииаак. …Правда он тоже умер от ран, едва успев довести свой народ до нашей Реки. И оставшееся в живых аиотееки, выбрали своим вождем Эуотоосика из рода Ясеекээу.

— О!!! — Воскликнул один из серебрококардочников. — Я знал Эуотоосика из рода Ясеекээу, — он целых два года учился у нас в Храме.

— Да уважаемый, — подтвердил я вышесказанное. — От него-то мы и узнали о Храме, и поспешили сюда, чтобы увидеть это чудо собственными глазами.

— Я знаю про род Ясеекээу, — прервал наш обмен любезностями аиотеек. — Это маленький род, и он не мог возглавить Орду!

— Я говорю лишь то что есть! — Пожал я плечами. — Много странного и необычного происходит, когда пройденный тобой путь оказывается столь далек и опасен. — Большие исчезают, а маленькие возвышаются! К чему мне тебе лгать?

Аиотеек долго хмуро молчал, поглядывая в мою сторону. А я тем временем, спокойно кушал каких-то креветок, стараясь изображать абсолютно безмятежное спокойствие. — Дескать, — никогда не видел в аиотееках угрозы, и даже не думаю их бояться.

— А слышал ли ты еще что-нибудь, о тех кто пошел через море? — Наконец спросил он у меня.

— Я слышал про еще одну Орду. — Отложил я в сторону креветки и чашу с пивом. — Против нее объединились все племена по ту сторону Гор, и полностью ее уничтожили. …Эти степняки, — они сущие дикари, — слегка поежился я. — Они даже не умеют плавить бронзу, но зато столь огромны и свирепы в бою, что могут разорвать человека в бронзовых доспехах голыми руками. …Я этого не видел лично, но так говорят те, кто встречался с ними в битвах.

…Ты видел моего брата и моего ученика. — Продолжил я обращаясь к Воорзааку. — Ты видел какие они высокие и сильные. — Но даже они не стали бы, без лишней необходимости, связываться со степняками, ибо те выше их как минимум на две головы, и столь сильны, что такому человеку как я, не удастся даже поднять дубину, которыми они размахивают словно камышинками.

Та Орда пошла на север, прямо во владения этих орков… (так зовут этих степняков). Назад практически никто не вернулся. …Говорят эти орки, пожирают тела своих врагов!

…Но, я так же точно знаю! — Решил я все-таки поднять настроение аиотеекам, ибо рожи их были уж больно насупленными. — Что далеко на западе, почти там где солнце касается по вечерам земли. …Там где протекает река, почти такая же большая как и у нас. — Поселилось несколько аиотеекских родов, и чувствуют они там себя прекрасно, потому что дикие орки боятся леса и не умеют переправлять через реки.

Мы частенько ездим торговать в те края, и поэтому не только слышали об этих аиотееках, но даже и встречались с кое с кем из них…

Я сам, лично разговаривал с оуоо по имени Хииовиитаак, он командовал одним из отрядов, что приехал торговать с нами, канатами и жемчугом.

Сам я не видел, но говорят на той Реке, они построили большой город, и живут в нем в мире с соседями!

После этих моих слов, над столом, на некоторое время воцарилась тишина. Все, словно бы исподволь поглядывали на меня, пытаясь понять что же я за птица такая? И в этих взглядах, что так ощутимо давили на меня со всех сторон, чувствовалось очень, и очень разное.

…Прежде всего, — думаю я соответствовал…

В смысле, — той роли что решил играть! Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться к чему я вел разговор. — Типа, мы такие крутые, что даже воинственные аиотееки предпочитают с нами дружить, а не драться.

…И дело было даже не в том, что за долгие годы шаманства, дипломатии, а главное лидерства в своем, уже очень и очень немаленьком племени, я научился хорошо притворяться.

Нет, эти годы реально меня изменили. И я реально чувствовал за собой силу, способную надрать задницу кому угодно в этом мире. Поэтому довольно спокойно выдержал пристальный взгляд аиотеека-оуоо, не опустив глаза и не выказав смятения.

Да и что мне этот аиотеек? — Разве мало черноволосых скальпов, как знаков личной победы, висело на моем воинском поясе? Разве мало висело таких скальпов на Знамени нашего народа, как знак побед одержанных над такими могучими соперниками как аиотееки?

И пусть сейчас я находился в самом их логове лишь с малой горсткой воинов, что-то во мне… Какой-то стержень. …Стержень, что формировался неимоверными усилиями, закалялся в потоках своей и вражеской крови, и отшлифовывался многомесячными походами за тысячи километров, — позволял мне сейчас держать спину прямо, а взгляд, спокойным и ровным.

И аиотееки поняли это.

И жрецы Храма тоже поняли это.

И все сидящие сейчас за столом, думаю осознали, что времена переменились. Что в их мир пришла сила, способная противостоять аиотеекам. И что из этого надо делать какие-то выводы.

…Признаться, этих выводов, особенно со стороны аиотееков, я довольно сильно опасался. — Была даже идея прогнуть слегка спину, изобразить покорность и смирение. — В конечном счете, с чисто тактической точки зрения, это наверное был наиболее правильный шаг.

Но, что не говори, а борьбу прохиндея, прибывшего украсть чужую религиозную безделушку, с Политиком и Отцом Народа, что велась в моей душе, в конечном итоге выиграл Политик.

Из всего что я узнал про Мост между материками, и про то что последняя Орда так и не смогла перейти через него, — я почувствовал, что весь аиотеекский мир, сейчас качается на лезвии бритвы. По одну сторону которой, — возможность продолжать экспансию, и завоевать новый мир, а по другую, — шанс сохранить силы, для удержание старого.

Боялся ли я, что аиотееки, почувствовав угрозу, просто перебьют нас всех? — Конечно боялся! Но за все эти годы в этом Мире, — смерть постоянно рыскала где-то рядом со мной, и уже стала довольно привычным, пусть и не самым приятным спутником.

Прогнись я, и еще не факт что доживу до завтрашнего дня. — Со слабаками не считаются. Их можно просто взять за шкирку и трясти, пока не вытрясешь всю информацию, не говоря уж об имуществе. А потом просто свернуть шею, добив из жалости, как какого-нибудь подраненного суслика или сурка.

С сильным… А особенно, с тем за кем стоит Сила, — принято считаться.

И пусть даже, сейчас я нахожусь в уязвимом положении, — все равно, некий рефлекс, выработанный тысячелетиями, заставляет куда уважительнее относиться к представителю Сильной стороны. Потому что месть, в эти довольно простые и бескомпромиссные времена, — это не просто желание заглушить обиду, удовлетворить терзающую тебя злобу, добиться некой абстрактной справедливости, или просто наказать соседа. — Месть, это часть стратегии выживания вида, заставляющая подчас затрачивать немыслимые усилия, и идти на огромные жертвы, лишь бы убедить неосмотрительного соседа, считаться с твоим правом жить, и владеть землей, скотом и прочим имуществом.

Так что, пока Петя Иванов прикидывал расклады и строил планы, — Великий Шаман Дебил, просто на рефлексах сделал то что был должен. — Вежливо оскалился в улыбке, демонстрируя зубы и свою готовность, если что, рвать глотки, максимально дорого продавая свою жизнь. И замер в спокойной уверенности.

Думаю, это сработало. — Аиотееки не всполошились, и не потребовали немедленно тащить меня на правеж, выясняя сказал ли я правду, и не являюсь ли шпионом орков. Но вместо этого, — завели какой-то вежливо-нейтральный разговор, вспоминая общих знакомых, и интересуясь нашим бытом.

…Угу, — верблюдами, например, и длиной копий.

— Что ж, — честно сказал, что верблюды у нас есть… — Да фактически всегда были, я на них еще мальцом помню катался. (Реально катался, аж два раза, — в Московском Зоопарке, и когда на Волгу, под Астрахань, с родителями ездил). Хотя конечно я и не большой спец по верблюдам, ибо не воин… Так что и про длину копий мне особо сказать нечего.

…Так… конечно немного дрался в молодости, даже в нескольких войнах участвовал, и шрамы на моем теле тому явное подтверждение, однако…

…Скольких убил? — Совсем немного, — десятков пять, может шесть, но это так сказать, в личных поединках, а вот в бою… да кто же их в бою считает, особенно когда дерешься в строю?

…Да, мы умеем драться в строю. — А кто не умеет?

…Ну, я конечно не большой специалист, но вот фалангу знаю, баталию, манипулы, опять же, колонны и цепи. …Не знаете таких? — Ну это когда…

…Угу, — когда верхом, то это обычно свиньей или лавой, все зависит от местности и от стратегии противника. Но сам-то я верхом не очень, а вот мой брат…!!!

…Ну сам-то я в больших битвах не участвовал, у нас сейчас, можно сказать, время спокойное. — Самая большая, эта когда на каждой стороне тыщи по три воинов было. А вот дед мой, дрался в битвах где десятки и даже сотни тысяч шли друг на друга. (Эх, жаль что мой настоящий дедушка умер, когда мне было пять лет, и я так и не успел расспросить его о Той войне).

…Десятки тысяч, это по вашему будет…Спасибо, именно вот это вот число. А сотни, — в десять раз больше.

…Да, эти битвы длились по нескольку дней, и чтобы проехать от одной стороны поля боя, до другой, приходилось ехать по нескольку дней.

…Да, суровые были времена, но мы тогда победили!

…С кем дрались? — Это уже неважно. — Обойти хоть всю эту землю, — потомков тех врагов ты тут не найдешь. Так что теперь мы живем очень-очень мирно.

…Нет, с ближайшими соседями мы живем очень дружно. — В прошлой войне, наши царства бились бок о бок, (иначе откуда бы взялись сотни тысяч воинов?). Так что после, почти все Цари Царей соседних царств и их лучшие воины, породнились женившись, или женив своих детей на дочерях и сестрах соседей. И теперь, если какие-нибудь пришлые дикари, …ну да, — вроде орков, тревожат покой наш, или наших соседей, мы все вместе жестоко их за это наказываем.

…Корабли? — У нас их довольно много. …Хм… Вы уже видели мой? (Однако!). Да, такие большие, но я видел и еще больше. Намного-намного больше!

…Почему я не похож на остальных воинов своего рода? — Вот таким вот уродился! А иначе бы, наверное как и брат, тоже стал бы великим воином.

…Нет, он не остался в Храме, потому что ему тут не очень интересно. А то бы конечно, вы бы с ним могли обсудить и верблюдов, и длину копий. И даже ростом, силой и… да чем угодно померяться! — Я знаю, воины это любят.

Я же простой скромный мудрец, жаждущий лишь знаний и мудрости, ненавидящий войны, и обожающий решать все разногласия мирным путем!

В общем, думаю мои слова о мире и взаимном уважении, упали на благодатную почву. В воздухе разлились такая благость и спокойствие, что я чуть было не предложил заключить Гаагскую конвенцию, учредить Нобелевскую премию Мира. И начать переговоры о всеобщем разоружении.

Удержался. — Пожалуй, сегодня это было бы не слишком уместно.

Однако, когда аиотееки уходили, шепча про себя что-то вроде «сотни тысяч воинов!!!», и прикидывая на пальцах, сколько это примерно будет, — я чувствовал, что мир возможен!

Глава 13

— А как вы сюда прошли? — Задумчиво глядя, спросил я.

— Да нормально. — Удивленно пожал плечами Лга’нхи. — Или ты думаешь, я мог забыть дорогу?

…Вот ведь вроде бы давно уже не тот наивный степной мальчишка, каким был когда-то, в самом начале наших приключений. Уже давно не заглядывает мне в рот, в поисках ответа на элементарные вопросы. Давно уже более чем успешно справляется с обязанностями Вождя большого народа. Наравне говорит с другими Царями, и пользуется среди них немалым авторитетом.

…Но вот в некоторые вопросы, еще не врубается! Видимо просто потому, что пока еще ни с чем подобным не встречался. …Ну, в смысле, с вахтерами там, билетерами, или фейс-контролем.

Ведь даже в архикрутейшем Улоте, дворцы фактически стоят без охраны, и доступ к Царям Царей достаточно свободный. Просто народ тут достаточно деликатный, (если что пинком по жопе не отделаешься), и без лишней необходимости к важным людям не лезут.

А уж у нас… — Скажи кто Лга’нхи что ему в собственном доме нужна охрана, он в лучшем случае рассмеется, а в худшем, — покажет на деле, почему охрана ему без надобности.

А вот в Храме, дела обстояли совсем даже по другому.

Да и не удивительно. — Когда к тебе в гости, ежедневно забредает несколько сотен человек, поневоле постараешься обезопасить внутренние покои, от любопытных навязчивых ротозеев. Так что, как я заметил, тут почти на каждых воротах, стояли охранники из жрецов низшей категории, и вежливо преграждали дорогу во внутренние покои Храма для тех, кто не имел налобных повязок жрецов или учеников, либо не шел в сопровождении жреца достаточно высокого ранга.

Даже меня, до некоторых пор, в моих прогулках по храмовым строениям, всегда кто-то сопровождал. …И частенько, очень деликатно отговаривал идти в выбранном мной направлении.

И то что Лга’нхи с Отуупааком, смогли пройти в наши покои без всякого сопровождения, — кажется говорило о довольно многом.

…Вообще, последние пара дней, протекли довольно спокойно, и без каких-либо напрягов со стороны Хозяев.

Нет, не то чтобы про нас забыли, и оставили без внимания. — Нет. — Скорее наоборот, внимания и любезности у хозяев только прибавилось. Просто никто больше не пытался устраивать мне проверки на вшивость, или вызнать какие-то наши тайны.

Зашли как-то Астро-дедки, и мы довольно плодотворно обсудили календарь. Дедки все активно пытались привязать его к своей двенадцатеричной системе, а через это, к какой-то своей демонологии, икаоитииооведению, и тому подобным дисциплинам. Из-за хренова двадцативосьми дневного февраля, и тридцати одно дневного августа, я едва не обрыдался.

А все потому, что мне хватило идиотизма перенести буквально, по памяти, наш старый календарь. И теперь приходилось объяснять с какой стати образовалась такая лажа.

Нет, в принципе дедки понимали что это нормально, перенести один день в другой месяц. Только, конечно при условии, что я это как-то могу обосновать. И разумеется не личной прихотью, а волей Икаоитииоо, отраженной на небосводе.

Они даже готовы были лично обосновать это результатом своих наблюдений, лишь бы я подтвердил что положение какой-то конкретной звезды на ночном небе в тот или иной день, — есть прихоть ихнего любимого божка, и доказал бы это примерами из «всем известной» мифологии.

…Я этой мифологии тупо не знал, а уж тем более не ведал какая там мелкая звездюлина, заходит на какое-там созвездие, в какой-то конкретный день.

В общем. Умучился я с дедками по полной программе, и в конечном итоге, свалив все на языковой барьер и разницу в терминологии, велел им самостоятельно проверить правильность моих исчислений. После чего они меня, едва ли не за шкирку потащили в свою обсерваторию «а ля Стоунхедж», и долго тыкали мордой в камни и отверстия между ними, выпытывая мои страшные астрономические тайны.

В ответ я бормотал что-то насчет углов, (я помню, в астрономии есть какие-то углы^[53]), фаз луны, и даже зачем-то вспомнил терминатора. …Не того, которого сыграл Шварценеггер, и даже не жидкокристаллического. А того что отделяет светлую сторону планеты от темной.

Затем ко мне заявился поднебесный мудрец Згарк, в сопровождении нескольких жрецов, и мы довольно активно обсудили геометрию. Я в кои-то веки порадовал хозяев, сообщив что в окружности есть триста шестьдесят градусов, и это абсолютно непреложная истинна. Я даже сходу «изобрел» транспортир, угольник, и циркуль. Правда с двумя последними они и так были довольно неплохо знакомы. Зато я обогатил их предложением прекратить привязывать геометрию к измерению земли^[54], или каких либо иных предметов, а сходу перенести в чистый и лишенный корявостей и неровностей, мир абстрактных представлений.

После чего опять же, практически не задумываясь, дал определение основным геометрическим фигурам, вроде точки, прямой, плоскости, отрезка, круга, и пр. А также параллельных и перпендикулярных линий.

Згарк, при этом был весьма воодушевлен. Местные знатоки, заинтересованы, (мне показалось что это для них знакомо, просто слегка звучит по-иному), А я вымотан донельзя. — Все-таки точные науки, это не мое!

Еще, за эти два дня, меня пригласили почитать лекцию о Вал’аклаве и окрестностях, и вызвали на научно-религиозный диспут, о правильном политическом мироустройстве Вселенной.

Мой оппонент старательно доказывал мне, что именно под управлением жрецов, (мудрецов по совместительству), мир особо сильно расцветет и запахнет.

А я, осторожно возражал, что запахнет он отнюдь не розами и фиалками. А Цари и Вожди, не просто так занимают свои троны. …И уж как минимум, — чтобы на них не пролезли слегка далекие от земной жизни «мудрецы», склонные подгонять окружающий мир под свои теории. Да и вообще, — умение Управлять, это тоже одна из разновидностей Наук и Искусств. И именно Цари являются главными специалистами в этом деле.

И уж коли пошла такая пьянка, — попутно одарил слушателей невероятно оригинальной сентенцией, на тему «Царям — царское, Икаоитииоо — Икаоитииоовское. И нехрен смешивать одно с другим!».

Как ни странно, — не только парочка знакомых мне аиотееков, внимательно следивших за диспутом, но и многие жрецы, согласно кивали и поддакивали моим словам. Видно даже среди них, была своя партия, отнюдь не мечтающая о мировом господстве.

И вот, наконец вернулся Лга’нхи, принеся вести о наших ребятах.

Ну что сказать? — Фактически ребята оказались в этакой, негласной осаде. В том смысле, что опытным воинам и следопытам, не составило большого труда понять что кто-то пристально следит за каждым их шагом.

Более того, буквально напротив нашего суденышка, почти все время торчало по два-три судна, экипаж которых занимался чем-то абсолютно непонятным. …Если конечно не понимать их действия, как попытку блокировать нас со стороны Реки.

Но были и хорошие новости! — Все масло удалось сбыть с рук по довольно выгодной цене, (со слов Ясьяяака). Так что наш кораблик опять стал похож на боевой корабль, а не паршивый масловоз.

Так же, не без выгоды, (все равно нам дешево обошлось приобретение), сбыли и большую часть барахла, взятого с захваченных кораблей. А на вырученные средства, — сумели по-максимуму подготовить «Морского Гуся» к отплытию. Даже водой затарились, по абсолютно грабительским, (особенно для нас, не привыкших платить за воду вообще), ценам.

А вот контрабандная бронза и награбленный шелк, так и остались пылиться в тайниках, потому как Ясьяяак не осмелился торговать ими, под бдительным присмотром аиотеекской охранки.

Я в ответ, поведал Лга’нхи об торжественном обеде, и обо всем том, что я вещал на нем, перед изумленной публикой. За что и получил, евоное Царское одобрение.

Честно говоря, мы уже подумывали ложиться спать. …В конце концов, день клонился к закату, а дрова тут довольно дороги, чтоб жечь их без особой надобности…

…Когда в наш дворик заглянул Воорзаак, с парочкой серебряннококардников. Причем вид у всех троих, был необычайно важный и торжественный, а одеты они были сплошь в шелка, и что-то похожее на бархат.

— Приветствую вас, Высокие Гости, что приплыли к нам из-за моря… — С крайне непривычной пафосностью, обратился к нам, обычно держащийся довольно просто, Воорзаак. — Мы пришли, чтобы пригласить вас на беседу с Теми, кто стоит на Высшей Ступени, и приобщен к самой великой мудрости. Готовы ли вы к встрече?

— Хм… — подумал я. — А ведь это не спроста. …В смысле, — именно в тот день, когда в Храм вернулся Лга’нхи. Небось разговор пойдет отнюдь не только о достоинствах десятеричной системы, и точности григорианского календаря. — Чую, попахивает политикой!!!

— А у этих ребят… ну, что «стоят на высшей ступени Храма», явно есть стиль! — Подумал я, когда мы миновав парочку ворот в окружающих Храм оград, дошли до цели нашей прогулки.

Как-то даже раньше не замечал, но к уголку здания притулился еще один небольшой домишко, причем так удачно вписанный в общий ансамбль, что в прошлый раз, я как-то даже и не обратил на него внимания.

…Вообще-то Храм, больше всего напоминал мне Мавзолей Ленина.

…Нет, реально. Пропорции, цвет камней из которых его сложили… ну разве что чуточку потемнее да более обветшалый на вид. И даже форма чем-то схожа…

Вот представьте всем известный нам Мавзолей, только больше раза в два, и с небольшим зданьицем наверху, увенчанным здоровенной деревянной крышей, в стиле китайских пагод. А где-то рядышком, притулился еще один домишко, из того же камня. …На первый взгляд и не поймешь, — отдельная это конструкция или часть здания.

Но вот, короче именно в эту вот пристроечку, мы дружно и направились, и там…

Признаться, — ожидал чего-то другого. — Какой-то показной роскоши, слитков бронзы сложенных вдоль стен, драпировок из шелка, полированные драгоценные камни, вставленные прямо в стены комнаты. …Ну, что-то вроде того, что было во дворце Мит’окока.

Местные, народ незамысловатый, и как я уже неоднократно рассказывал, — показной скромностью не страдали. Коли уж ты крут, коли добился в жизни богатства и уважения окружающих, — так изволь разодеться павлином, да еще и в нос бубенчики вставить, чтобы издалека, не только видно, но и слышно было, какого уровня крутизны личность, идет на встречу.

И в доме, не говоря уж о Дворце, все должно быть богато и солидно. — Прятать свой достаток от соседей, вроде как даже считалось неприличным и недостойным. …Видать сильны еще были старые племенные порядки, когда наживший излишнее богатство человек, раздавал его родичам и друзьям, взамен получая респект и уважуху всего общества. — Ясное дело, что таить при таких порядках, свои материальные избытки, — означало проявлять жадность и скудоумие. Ибо человек, ценящий какие-то там куски бронзы или рулоны тканей, выше уважения соплеменников, — есть редкостный придурок и моральный урод.

Ну а царские богатства, — это пока еще всеобщее достояние. Так что каждый соплеменник должен иметь возможность придти, и увидеть как оно там поживает, и приумножается, под приглядом должностного лица, ниже именуемого как Царь Царей.

Потому-то, и в таком богатом и уважаемом месте как Храм, я предполагал увидеть показную роскошь и богатство.

…И чаще всего, — видел. — Даже те куски тканей, что прикрывали наш дворик от солнца, — в местных условиях, немалая роскошь. …Отличная еда, и красивая посуда, в которую ее накладывали. …Серебряные и золотые «кокарды» жрецов. …Внутренний интерьер помещений, обставленных неплохой мебелью. (Ну, по понятиям этого века неплохой). В общем, все в постройках вокруг Храма, говорило что это заведение солидное, почтенное, и очень-очень-очень уважаемое.

А вот тут… — Для начала, — низенький и узкий вход. — Даже мне пришлось склонить голову, а Лга’нхи, так едва ли не вдвое сложился. А внутри, — голые каменные стены, правда покрытые рисунками «а ля Альтамира»^[55]. Несколько циновок на полу, и горящий посредине помещения костер. — Судя по довольно чистому воздуху, — в крыше было сделано какое-то отверстие, в которое уходил дым.

В общем, — типичная хижина горского пастуха, если бы не красивый алтарь, стоящий у противоположной от входа, стены помещений. Но этот алтарь и кучка стоящих на нем божков, и эта хижина, пещерного типа с непонятными росписями на стенах, — все это создавало ощущение чего-то мистического и необычного. …И думаю не только у меня, — Лга’нхи тоже как-то сразу напрягся и преобразился, едва протиснувшись сквозь двери. — Обстановка давила.

…А еще, тут были три, весьма почтенного вида дедка, расположившиеся возле очага, рядом с булькающего кипятком котелка. …Угу, и особый, весьма характерный запах грибного компота, что исходил от этого котелка. Как-то мне это совсем не понравилось. Нет, не дедки, а вот именно котелок.

Признаться, — всегда опасался потреблять нарко-пойло забодяженное чужими руками. Никогда не знаешь чего очередной «эксперт» туда напихал, чтобы «поглубже проникнуть в мир духов». Хлебнешь такой гадости, и прадедушки обратно тебе уж не отпустят. Так что…

Но тут, по всему было видно, отвертеться от высокой чести, перебазарить с Духами в приятной компании, было не отвертеться.

— Вот. — Торжественно произнес один из «серебряннококардиков» вошедший с нами в сараюшку. — Перед вами 1-й, 2-й, и 3-й, жрецы Пятой ступени! Это великая честь, — видеть их!

— Я, — Лга’нхи, — Великий Вождь Великого народа Ирокезов! — Гордо выпятил грудь брательник, думаю воспринявший слова про «честь» как небольшой вызов, и по праву старшего, взявший инициативу в свои руки. — А это мой брат, — Великий Шаман Дебил. Мы тоже рады вас видеть.

— И мы рады видеть и приветствовать в своем доме, таких достойных людей. — Произнес один из дедков, внимательно вглядываясь в возвышающегося над ним, наверное метра на два Лга’нхи. Потом, видно что-то для себя понял, кивнул, и вежливым жестом указывая нам на циновки рядом с собой.

Причем я заметил что голос его звучит довольно бодро, а взгляд, в отблесках костра, показался мне живым и любознательным. …Для местных стариков, да еще и злоупотребляющих грибными напитками, это было весьма нехарактерно.

Мы присели, и вежливо помолчали несколько минут. Которых, кстати мне хватило понять, что сопровождавшая нас троица, осталась тусоваться где-то у входа, прикидываясь там ветошью. Видать дедки пользовались тут авторитетом, лишь ненамного меньшим чем сам Икаоитииоо.

Дедки тусовавшиеся на пятой ступени, и впрямь были довольно необычными. Во-первых, чувствовалось что они очень-очень старые. Я признаться, — тут таких стариков раньше не видел. — Леокаю, думаю было уже за семьдесят, но и то, казалось, — он мог бы быть внучком одного из этих почтенных дедушек.

И даже сложно было сказать, откуда бралось это ощущение древности, — какой-то особой дряхлости или сиюминутной готовности отбросить копыта, в них явно не чувствовалось. — Скорее наоборот, — они излучали какую-то… пусть не яркую, но уверенную и надежную энергию, и тем не менее, — одного взгляда на них хватало, чтобы проникнуться ощущением множества прожитых, и прожитых отнюдь не напрасно, лет …Это было очень необычно.

— Что ж. — Начал один из них, — высокий, худой, с по-лошадиному вытянутым лицом. А потом внезапно подмигнув нам, сказал. — Как вы уже наверное поняли, мы слишком стары, чтобы ходить вокруг да около, тратя время на пустые уловки и ненужные слова вежливости.

С тех пор как вы пришли в Храм, мы пристально изучали вас. …И в этом нет ничего необычного, ибо не каждый день к нам приходят люди, утверждающие что приплыли из таких неведомых далей.

Правда, жрецы низших ступеней, говорили про вас разное. — Вы явно не совсем те, за кого себя выдаете. Иногда ваши слова не совпадают… А уж кровью, от вас «мудрецов», веет так, что холод пробегает по спине.

Однако у тебя Великий Шаман, и правда есть знания. — Причем, — знания необычные. Они истинны… по большей части, ибо совпадают с нашими. Но подходы, обоснования, рассуждения, — все это словно бы кто-то поднялся к вершине горы другим путем, и встретил там нас.

Тут я было открыл рот, чтобы произнести какую-то вежливую чушь, развеять подозрения и довесить свежей лапши на уши. Но дедок махнул рукой… Не то чтобы властно или как-то угрожающе… Скорее, — слабым усталым жестом все повидавшего, и все уже слышавшего человека. И тем не менее, я сходу заткнулся, и даже не из почтения к его возрасту, а… просто заткнулся.

— И вот, три дня назад… — Тем временем продолжил дедок, Я уже сидел в Доме Счетных Наук, и наблюдал за большим обедом что проходил во дворе, слушая разговоры гостей. …Да, — ты уже понял, — обратился он ко мне. — Я наблюдал за тобой!

— Ты тогда сказал много странного и необычного. — Продолжил дедок тем временем. — Я бы сказал, — баснословно странного, во что невозможно поверить. Но!

Но, я живу на этой земле, уже очень много лет. И, если не считать нескольких годков младенчества, — все эти многие годы, — служу в Храме Икаоитииоо. И за мой усердный труд, он даровал мне возможность чувствовать человеческую ложь. — Ты не врал!

— Бывало темнил, играя словами и смыслами. — Но не врал. И это повергло нас троих в изумление, но в тоже время, и дало надежду.

— Вы хотите скинуть власть аиотееков? — Прозорливо вопросил я.

— Власть аиотееков? — Дедок рассмеялся как-то очень уж по-молодому, и его товарищи к нему присоединились. — Что их власть? — Не более чем власть воды в весеннее половодье. — Иногда она причиняет беспокойство, но чаще лишь заносит на поля плодородный ил и увлажняет почву.

В рамках одной жизни, эта власть причиняет беспокойство. Но с точки зрения жизни Храма, — она ничто.

— Хе… — Влез в разговор еще один дедок… хрен его поймет, — номер три или один. (я как-то сразу не запомнил), с лицом, на котором было больше морщин, чем на морде шарпея. — А ведь я еще помню времена, когда никакой власти у этих аиотееков не было… Мы знали лишь, что это племена, которые живут где-то далеко в степи, и приходят в Храм, чтобы поклониться нам молоком, мясом, да кожами и шерстью… Правда уж и тогда они любили повоевать…

— Да, и те времена, не слишком-то отличались от этих… — Пошел делиться воспоминаниями третий дедок, которого я отличал по пучкам волос над ушами, обрамляющих обширную лысину. — И как бы ни ныла нынешняя молодежь, особым Так «Щастьем и Процветанием» там и не пахло. Люди так же трудились, болели и умирали…

Так что… — Разные народы приходят и уходят, а Храм будет стоять вечно!

— …Э-э-э уважаемые. — Срочно влез я в разговор, опасаясь что пятиступенчатые дедки, сейчас полностью уплывут в страну своих воспоминаний, и встреча пройдет втуне. — Так надежду на что, дало вам наше появление в этом Храме?

— А… — Вернулся к разговору первый дедок. — Конечно же к познанию тайн Икаоитииоо!!! Ведь вы пришли с тех же земель, с которых когда-то пришел и он. А значит, возможно знаете что-то о нем, или о его деяниях!

— Это вы про гору, с которой в наш мир спустились аиотееки? — Осторожно поинтересовался я.

— Гору? — переспросил шарпеистый дедок. — А она и правда есть? …Не говори. По твоему лицу, я вижу что ты ничего о ней не знаешь.

— Гм… почтенные. — Вдруг вмешался в разговор Лга’нхи. — Мой брат может поведать вам много великого и странного что видел блуждая в своих снах. Он иной раз такую хрень несет, (вот ведь поганец, понабрался слов), что и самые мудрые люди теряются в догадках, о том что это было… Но по собственному опыту знаю, что будет куда больше пользы, если прямо спрашивать у него о том, что так вас беспокоит… Его предсказания всегда сбываются, а советы никогда не бывают напрасны и приводят к победам. …Недаром, все Цари Царей окрестных земель, с большой радостью выслушивают их, и присылают своих сыновей учиться у моего брата!

(Блин, я уже говорил вам, что Лга’нхи стал очень мудрым и рассудительным Вождем?).

— Боюсь, мы и сами, не можем сказать тебе чего ждем… — Устало ответил первый дедок. — У нас всех, из-за близости к Амулету, тоже бывают дивные видения, которые мы порой не можем постичь… Потому и надеемся найти подсказку со стороны.

— Хм…Амулету??? — Коварно изогнув бровь, спросил я. А потом, вспомнив что он не является такой уж страшной тайной, добавил. — Тому самому, о котором мы столько слышали?

— Да. Вероятно мы говорим об одном и том же Амулете. — Не без иронии ответил дедок.

— А-а-а… Взглянуть бы… — Подкатил я к ним с наглой просьбой-предложением.

— Может быть, когда-нибудь… — Ответил мне дедок. — Амулет сам выбирает тех, с кем будет разговаривать. Иные просто не осмеливаются подойти к нему.

Дедок помолчал, о чем-то старательно думая. А потом вдруг поднял голову. И потребовал. — Расскажи мне о своих видениях…

Вы хочете сказок? — Их есть у меня! — Не без некоторого раздражения воспринял я слова дедка. Амулет ведь фактически уже был у меня в руках, а тут какие-то проволочки? — Так что получайте сказку про унитаз и систему канализации…

А вот вам вдогонку про телевизоры, компьютеры и прочие интернеты. — Благо, по смыслу, с канализацией где-то рядом.

Вам мало? — а самолет тогда не хотите? …А про то как космические корабли бороздят просторы Большого театра? …Танковое сражение под Прохоровкой? …Терминатор? (который теперь Шварцнеггер). Чужой, Хищник. …Выставки собак, праздничные салюты, и Останкинская телебашня, высотой до неба. А про Ледниковый период с Глобальным потеплением, слышали? Московское метро в час пик и повозки, которых гонят вперед десятки невидимых верблюдов, видели?

…Чего вы на свой горшок с грибным компотом коситься начали? — Не пил я еще оттуда. Меня и так неплохо от воспоминаний торкает.

— Да-да… — Задумчиво протянул первый дедок, когда я уже начал малость хрипеть и задыхаться от собственной болтовни. И как-то задумчиво отставил котелок в сторону, видать решив, что на сегодня бреда и так хватит.

А потом добавил персонально для Лга’нхи. — «Теперь я понимаю почему ему надо задавать конкретные вопросы».

…И ведь, — добавил он уже не обращаясь к кому-то конкретному. — Я чувствую что он не лжет. — Что он все это видел собственными глазами!!!

— Кажется, немало из описанного, и я видел… — Добавил шарпеистый жрец, глядя на меня с пристальностью рентгеновского аппарата. — Очень похоже…

— Угу. — Согласился с ним номер два. И добавил обращаясь уже к нам с Лга’нхи. — Уже поздно, и вы наверное хотите спать. А мы хотим обдумать все что услышали сегодня… Завтра мы снова позовем вас, и снова будем говорить о необычном. …Вы нам расскажете о себе всю правду!

Странно, но последняя фраза, отнюдь не прозвучала как угроза. А скорее как обещание сотрудничества.

Мы вышли из домика. — На небе и впрямь уже сияла луна, и судя по ее местоположению на небесном своде, — сияла уже довольно давно. — Как-то незаметно пролетели часа четыре, не меньше. Так что если мы хотим выспаться, — следует как можно быстрее упасть на лежанки…

Мы и поспешили. …И лишь когда моя голова коснулась вязанки соломы, что я использовал вместо подушки, — меня вдруг торкнуло. — Это что же за сны, видели эти почтенные дедушки, коли они оказывается совпадают с моими воспоминаниями из Той жизни… И что же это за Амулет такой, что вызывает подобные сны?

Глава 14

Увы, на следующий день, приятного продолжения начавшихся переговоров не случилось. Более того, — можно сказать, что прямо с раннего утра все пошло наперекосяк.

Начать с того, что выспаться нам с Лга’нхи, так и не дали. — Едва забрезжило солнышко, как в наш дворик вошел какой-то младший жрец, и сообщил стоящему на вахте, (чисто на всякий случай) Грат’ху, что еще ночью, к воротам Храма прибежал какой-то человек, и стал настойчиво добиваться встречи с нами.

Грат’ху, мудро рассудив что поскольку мы тут никого из местных не знаем, равно как и они нас, — это может быть только кто-то из наших, и велел впустить.

Запыхавшийся и взволнованный Ясьяяак, обрадовал нас известием, что вчера вечером, когда наши ребята уже подумывали ложиться спать, — несколько отрядов местной шпаны. атаковали «Морского Гуся» и сарайчик, ставший нашей временной гостиницей.

Что касается гостиницы, — тут их ожидал жестокий облом. — Там сидели опытные вояки, успевшие вовремя засечь незваных гостей, и организовать отпор.

Благо, закупая продукты и воду, — Дор’чин, не без помощи Ясьяяака, сумел прикупить и кое-какого оружия, посерьезнее длинных прутьев. Так что нападавшие быстро откатились назад, неся огромные потери. — Наши «приумножили» свою Ману, на более чем три десятка скальпов, не понеся никаких потерь, кроме нескольких легких ранений. — Отточенное многими годами умение биться в строю, позволило без особых проблем выстоять против толпы, вооруженной в основном кухонными ножами, и тесачками для разделки мяса.

А вот на «Морском Гусе», дела обстояли намного хуже, — Во-первых, — тех четырех бойцов, что там дежурили, — толпа нападающих просто смела своей массой. А во-вторых, как оказалось впоследствии, — там побывали отнюдь не только представители местного сброда.

— Точно тебе говорю Вождь Лга’нхи. — Пугливо оглядываясь по сторонам, шептал Ясьяяак. — Это были переодетые аиотееки. Вот, посмотрите на этот топорик, что мы забрали у одного из убитых. — Разве простая голытьба может позволить себе иметь такое оружие? Да ведь если его продать, — простой работяга из мастерских, или крестьянин с полей, сможет купить еды своей семье, на целых полгода!

— Ты прав. — Подтвердил я выводя Ясьяяака, беря из рук Лга’нхи вышеозначенное оружие. — Действительно, — мало того, что типично аиотеекский двойной топор-клевец, с длинной рукоятью, чтобы удобно было разить врага с высоты верблюжьих горбов, так еще и качество материала, и отделка сего, человекоубийственного инструмента, были таковы, что и не всякий аиотеек-оуоо мог бы его себе позволить. — Ясьяяак, а ты случайно не знаешь этих символов? — Спросил я, рассматривая узоры на обухе, и щечках топора.

— Нет. — Мотнул он головой. — Но я знаю что такие топоры отливают в Дагееото, — городе, вверх по Реке… Там делают лучшее оружие. — Тот кто купил его, может быть из любого клана-рода.

— Что с «Морским Гусем». — Прервал Лга’нхи, наше погружение в характерные особенности орнаментарики местных народов.

— Мы смогли пробиться к нему, и очистить от врагов. …Они, видно не ожидали что ваши ребята так быстро прикончат тех, кто штурмовал сарай, и почти ничего там не успели сделать, только немного порылись в каютах, украли кое-что по мелочам, однако до тайников так и не добрались.

Но, трое из охранявших корабль ирокезов убиты, а четвертый, — Завгур, тяжело ранен. — Ему, хорошенько досталось по голове. Но главное, — топориком вроде этого, или тесаком — до кости прорубили руку.

— И хотя Дор’чин, — продолжил рассказ Ясьяяак. — Ему жгут на руку наложил, как его в «школе военно-полевых фельдшеров» учили, (надо же, выговорил с первого раза), и бинтом рану замотал, но кровь все равно никак не останавливается и Завгур сильно слабый лежит.

— Кто погиб? — Глухо спросил Лга’нхи, и глаза его сверкнули недобрым огнем.

— Ясьяяак назвал имена. — Ребята все были по большей части из молодых ирокезов. Все трое, — нам дальняя родня, не говоря уж о том что боевые товарищи. А Завгур, — внук Леокая… не дай бог помрет, это, в некотором роде, поменяет очень многие политические расклады… Да и он нам тоже, отчасти ведь родня… Так что веселого во всем этом было мало.

— Ну а дальше, — все ребята засели на «Морском Гусе», — подвел итог своему рассказу Ясьяяак. — А я, договорился с проезжающими мимо лодочниками, и направился к вам.

— Те корабли, что блокировали наш корабль… — Уточнил я у него. — Тебе непрепятствовали?

— Перед самым нападением они вообще куда-то ушли. — Ответил Ясьяяак, видно только сейчас сообразивший, о том как рисковал пытаясь предупредить нас.

— Что будем делать? — Спокойным, я бы даже сказал, — ледяным голосом, явно сдерживая гнев, осведомился у меня Лга’нхи.

— Хм… — Начал быстро соображать я. — Пока ничего не ясно. Конечно, скорее всего это местные аиотееки, захотели нас пощупать, иначе корабли так вовремя не ушли бы. Видать наши аиотеекские друзья, под видом нападения местной шпаны, решили посмотреть на нашу боеготовность, да и сам кораблик проверить получше.

Но также, вполне возможно, что это кто-то из сородичей Тууивоасика, узнал наш корабль и решил отомстить за Оленью Речку, а для массовости нанял местных.

Не знаю какие у Рода Черной скалы, взаимоотношения с аиотееками из Аоэрооэо. Но кажется наш парнишка, вовсю намекал что большой дружбы меж ними нет… — Могли попытаться действовать самостоятельно.

— …Но действовать, мы по любому будем так, как действовали бы обычные купцы, на чей корабль напали прямо в гавани. — Возмущаться и жаловаться властям на разбой!

Готовьтесь с ребятами к выходу, а я сбегаю к Воорзааку, предупрежу его о происшествии и о том что мы уходим…

…Ясьяяак, пойдешь со мной, в качестве свидетеля. Заодно по дороге кое-что расскажешь о местных обычаях. …И не стесняйся показывать как ты негодуешь по поводу происшествия. — Конечно, — светской власти у этих жрецов нет, но моральное давление они оказать на кого надо смогут. …Если конечно и впрямь заинтересованы в продолжении общения с нами.

И вот, спустя полчаса, мы уже покинули Храм, и неслись к пристани, где стоял наш корабль.

Мой поход к Воорзааку был очень удачный. В том плане, что он выделил нам проводника отлично знающего местность, и способного провести нас самой короткой дорогой. А не той, что предназначена для толп туристов, в данный момент направляющихся нам навстречу, атакуемые со всех сторон армией продавцов.

Увы, но пробежаться в чисто ирокезской манере не удалось. — Уж насколько из меня слабый бегун, но наши капитаны и полупленник-аиотеек, — бегать и вовсе не умели. Однако и просто быстрый шаг, благодаря короткой дороге, занял не больше часа.

…Еще нам пообещали медицинскую помощь, — якобы аж целых два наикрутейших жреца, вместе с учениками отправятся на пристань, и помогут лечить наших раненных.

Оно конечно, — это было дело нужным. Но куда более важным, было то, что таким образом, Храм демонстрирует всему Аоэрооэо свою поддержку нашей банды. Так что если кому-то захочется пощупать нас еще разок, цены на услуги местной шпаны, взлетят раз в двенадцать, если не все триста шестьдесят. Ибо это уже будет означать наезд на Икаоитииоо лично. А на такое, в этом мире пойдет даже не всякий, напрочь отмороженный ушлепок.

…Вот только пока придут эти ребята… Кажется одного из тех важных жрецов я уже видел, — дедку явно за полтинник перевалило. Так что до нас он дойдет не раньше чем через часа четыре, а то и все пять.

Еще я успел выяснить у Ясьяяака, кое-что о методах борьбы с преступностью, которую тут практикуют, особенно по части защиты мирных купцов. — Что и говорить, — методы оказались самые передовые. Любого злодея, фулюгана и маньяка, можно было запросто засудить по весьма суровым законам.

Но конечно, при условии, — что ты сам лично доставишь его на суд. А во-вторых, что у тебя найдутся достойные свидетели из местных. — Слово чужака в этом суде, котировалось крайне низко, и учитывалось, если только разборки шли между такими же чужаками.

Так что всякому купцу прибывающему в этот город, приходилось заручаться поддержкой кого-нибудь из местных кланов, родов, семей. …Причем не только аиотеекских, но и просто городских, благо тут было немало сильных игроков.

Которые кстати, обычно сами и занимались охраной людей и имущества своих клиентов, не дожидаясь помощи от полиции, которую пока даже не удосужились изобрести.

Но если уж и охрана не помогала избежать непоняток, и дело все-таки доходило до суда. — Там, противостоящие стороны обычно просто мерялись весом и крутизной своих кланов-поручителей. И тот у кого крыша оказывалась посолиднее, — выходил победителем. А «клеветник и охальник» проигравший суд, платил огромный штраф в казну, и виру обиженной им стороне. В результате чего, подчас оставался вовсе без штанов.

Короче, — вполне здравая система, позволяющая такому большому городу как Аоэрооэо, содержать всего одного судью, — градоначальника по совместительству. И не пачкать ряды местных головорезов и убийц, прослойкой адвокатов и прочих стряпчих, а также экономя время и деньги на расследования, сбор доказательств и прочую судебную волокиту.

В общем было понятно, что нам в этом отношении, ничего особо не светило. — Разве что уповать на покровительство Храма.

Идти на поклон к знакомым аиотеекам, было строго нельзя. — Это бы означало что мы прогнулись. Пусть чуть-чуть. Пусть капельку. — Но только дай намек на саму возможность нас прогнуть, — сломают как сухую веточку, и пустят на растопку.

— Вот тут вот… — Сказал сопровождающий нас молодой парнишка лет пятнадцати, с простой кожаной кокардой на голове, что означало самую низкую ступень в храмовой иерархии. — Вот по этой вон дороге… Дальше пойдете вдоль забора, свернете налево, тут и будет эта ваша пристань. А я…

— Не спеши парень. — Остановил я его, заодно подмигнув Грат’ху, чтобы придержал резвого вьюношу, явно намылившегося смазать лыжи подальше от вероятных разборок. — Тебе велели идти с нами до самого корабля!

Парнишка, поняв что его хитрость не проканала, тяжко вздохнул, и направился было вперед. Но тут уже его остановил Лга’нхи, вверив присмотру капитанов, и дальше он уже самостоятельно торил дорогу для нашей маленькой армии.

Поэтому, огибать забор мы не стали. — Просто перелезли, и пошли напролом.

Оказалось что забор огораживает квартал ячеек-двориков, населенных возможно той самой шпаной, что пыталась напасть на наш корабль. Но мы двигались столь стремительно, что никто из потенциальных противников не успел нас остановить. …А думаю, хоть разок взглянув на лица и фигуры Лга’нхи с Грат’ху, — и не стали бы пытаться.

Поскольку внутри ограды, заборчики представляли из себя какие-то жиденькие плетни, — Лга’нхи даже не удосуживался через них пролезать, а просто проламывал проход для всей группы. И вскоре мы оказались точно на знакомых задворках нашего сарая. — Парнишка действительно знал толк в местных трущобах!

Осторожно посмотрели в щель забора… — До «Морского Гуся», отсюда было примерно метров стопятьдесят. И почти на всех этих метрах, сидели компашки состоящие из местного сброда, и чего-то выжидали. И было их на вскидку, сотни две, не меньше. — Серьезные силы, явно не только сброд из этого квартала задействован.

…А чего они ждут? — Вероятно, командовавших ими аиотееков, наши прикончили, когда отбивали свой корабль. А если у ребят, нанявших этот сброд, была хоть капля мозгов, — заплатить они должны были по результатам работы. — Иначе, местные бы разбежались, едва почувствовав, что предполагаемая жертва умеет огрызаться. Так что ждут эти прощелыги, либо обещанной платы, либо ценных указаний руководства.

Ну что же, — наших степняков, думаю тут ни за кого выдать не удастся. — Огромный рост и блондинистые шевелюры, после взбучки, что накануне получила эта шпана, еще долго будет ассоциироваться у них, с самыми плохими воспомнианиями.

А вот зато все остальные… Капитаны, — вполне себе местные ребята… А если убрать маскировку, — так еще и слабоузнаваемые, так что глазные повязки, ложные стельки, и прочую экзотику, — долой.

Я, в общем-то, тоже от местного отличаюсь разве что одеждой… А Тууивоасик так и вообще, — типичный аиотеек.

Кстати, он на данный момент и вооружен лучше всех. — У него в руках собственное копье, а на воинском поясе закреплено несколько кинжалов и своеобразный серп-тесак.

У всех остальных лишь кинжалы и легкие топорики у Лга’нхи с Грат’ху, ну и тяжелые дрыны в руках, выдранные прямо из этого вот заборчика… Я же, — еще прихватизировал трофейный топор, плюс любимый фест-киец.

Так что невооруженный у нас лишь мальчишка сопровождающий. — Но на нем жреческая одежда и повязка на лбу. — Думаю, для него это защита, получше любого бронежилета или скафандра. …Отпускать его, я кстати и не собирался. — Возможно он нам еще понадобиться!

…Ребята, — пошарьте по хижинам. — Отдал я приказ. — Нужна одежда как у местных.

Капитаны и Грат’ху ринулись исполнять приказ. А Лга’нхи, и аиотеек, видать посчитавший что он тут архикрутейшая воинская единица, остались возле меня. Впрочем так даже лучше.

— Смотри Лга’нхи, — начал выкладывать я ему диспозицию предстоящего прорыва. — Вы с Грат’ху, пока остаетесь за забором. — Вы быстро бегаете и наверное смогли бы очутиться на корабле раньше, чем эти черви успеют поднять свои задницы с земли.

Но все остальные у нас, бегают плохо. — Поэтому, — Тууивоасик, — аиотеек, идет по своим делам, а мы трое и монах, его слуги.

Мы обходим этот сарайчик стороной, проходим за тем вон забором, а потом идем к кораблю со стороны города. (Хорошо все-таки, что привычка разведывать местность на которой ставим лагерь, сохранилась и в городе, — местные кварталы мы знали очень хорошо).

Думаю, это сброд, увидев аиотеека да еще и в сопровождении жреца, нападать поостерегутся. Так мы, подойдем к «Морскому Гусю» как можно ближе. Чтобы наши ребята успели нас узнать. …Думаю, вон до того вон куста будет нормально.

Мы нападаем на ближайшую группку. — Стараемся не столько убивать, сколько ранить, чтобы было побольше визгу и крику. Все смотрят на нас. — Вы с Грат’ху, бежите к кораблю… Наши тем временем, выскакивают нам на помощь, да тут еще и вы с тыла…

Главное помните, — нам нужны не столько их жизни, сколько пробиться на корабль, никого не потеряв на дороге. Это понятно?

Тууивоасик, это я тебе в первую очередь говорю. — задумчиво посмотрел я на нашего аиотеека. — Я в тебе уверен. Такой благородный оуоо как ты, никогда не встанет на сторону городских червей, но ты молод, и можешь увлечься битвой. А это будет неправильно. Я могу надеяться на тебя?

Уж не знаю, какие там мысли бродили в голове у этого парнишки. Но напоминание о его благородстве, заставило его привычно надуться, и важно кивнуть головой. — Хорошо что он не знал, о вероятности того, что представители его клана, могут руководить всей это компашкой.

Когда вернулись наши ребята, я и капитаны, поверх своей одежды, накинули на себя какие-то затрапезные лохмотья, (не забыть бы помыться поле этой мерзости), и шмыгнув через забор, осторожно начали красться вдоль сарая.

Увы, как раз в этот момент, нам на встречу вышла парочка местных люмпенов, и Тууивоасик слегка растерялся.

— Осторожнее господин. — Подскочил я к нему, изображая почтительного слугу. А потом властно махнул рукой местным засранцам. — Прочь с дороги твари. Идет сам господин Тууивоасик!!!

Рефлексы у ребят были отработанны как надо. — Они быстро вытянулись вдоль стены сарая, и кажется даже поджали животы, чтобы занимать меньше места.

В общем, — один удар топором. Один взмах копья… Мальчишка-мальчишкой, а удар у него был поставлен удивительно точный. — Ни его жертва, ни моя, даже не дернулись и не пикнули, получив смертельные ранения.

А дальше, все пошло по плану. — Все-таки в эти времена, когда самоидентификация каждого человека, это дело святое, подчас вырубаемое на лицах шрамами и татуировками, — фишка с переодеванием, дело почти стопроцентно надежное.

Единственное отличие от намеченного плана. — Поняв что на них нападают с трех сторон, — бравое городское отребье лихо ринулось бежать куда глаза глядят, так что наш путь быстро очистился от лишних людей.

Особо задерживаться на палубе и задавать вопросы типа «Как дела?» и «Все ли в порядке?», я не стал. — Сразу ринулся в каюты, где должны были лежать раненные, лишь бросив по-пути приказы, накипятить воды, (оказывается уже накипятили, и чтобы все, у кого на теле есть хотя бы маленькая царапинка, пришли на медосмотр. А то, хоть я вроде и приучил своих вояк серьезно относиться к подобным делам, однако многие еще, и особенно молодняк, любили побравировать, своим «презрением к боли и ранам».

Да и не мое это дело, — Вождь у нас Лга’нхи, так что о военных аспектах возникшей проблемы, он позаботится, а мое дело, — раненные.

Завгур… кажется он точно был не жилец. — Едва я ослабил жгут, на уже посиневшей руке — кровь полилась из раны обильным потоком. Продезинфицировал рану йодовой примочкой, и замотал жгут обратно, сознавая свое полное бессилие. — Видимо задета какая-то крупная кровяная артерия. Говорят, в наших Тамошних госпиталях, такое умеют зашивать. — Но я не умел, и даже не представлял чем и как, можно провести такую операцию.

Честно говорю, — случись такое на нашем берегу моря. — Давно бы уже добил несчастного, дав ему истечь кровью, или напоив отваром ядовитого корешка. Но тут у меня еще теплилась надежда на то что местное светило медицины, которое сейчас неторопливо движется нам на помощь, окажется куда более умелым и опытным целителем чем я. — В конце концов, и Эуотоосик, и Оилиои, во многом превосходили меня по медицинской части. Так что может быть, если местный «профессор», окажется настолько же лучше их, чем они меня, — у Завгура будет шанс.

Так что, велел вволю поить раненного отваром обезболивающей травки, и тащить ко мне всех остальных пострадавших.

Возня с ними заняла у меня еще пару часов. — Более-менее серьезными, я посчитал еще четыре раны, которые пришлось зашивать. — Все же остальные, — действительно, по большей части, были синяками да царапинами. — Местный сброд, явно высокими боевыми навыками не обладал, и стоящего оружия не имел, так что против опытных солдат шансов у них практически не было. …Эх, если бы еще на наших были их доспехи, а в руках оружие… Впрочем, ладно, чего уж об этом говорить.

Наконец я смог выйти на берег, из провонявшей кровью и медикаментам каютки, и вдохнуть… м-да, — свежим этот воздух, дующим со стороны города трудно было назвать. Нет, выхлопов и промышленного смога, конечно не было… Но канализация в Аоэрооэо так же отсутствовала, а вот кой-какая промышленность, кажется была, — несколько, слишком густых, для обычного города дымов, поднимались в небо из ремесленнических районов.

— Как там дела? — Спросил подошедший ко мне Вождь.

— Завгур очень плох. — Честно ответил я. — Я не могу ему помочь. Разве что местный лекарь, окажется более умелым. — Еще четверо, — ближайший месяц, — не бойцы. …И не гребцы. Но я попробую их вытащить. Остальные, — в порядке.

— Угу… — Ответил на это Лга’нхи, мысленно что-то прикидывая и пересортировывая оикия. А потом кивнул, что-то решив про себя, и спросил. — Дальше-то теперь что будет?

Он явно не столько совета жаждал, сколько полагался на мой дар предвидения. А мой, и так несуществующий дар предвидения, в данный момент тупо молчал от усталости и бессилья помочь Завгуру.

— Боюсь, что аиотееки смогут нас удивить. — Высказал я свое худшее предположение, которое уже давненько навязчиво крутилось в моей голове. — Эти ребята не показались мне глупыми, и наверняка успели продумать все ходы. В том числе и вариант, что мы сможем пробиться на корабль. Так что пока, надо быть настороже.

— Может стоит уйти в море? — Высказал предположение Лга’нхи.

— Может быть. — Согласился я с ним. — У нас есть маленькое преимущество. — Местные не умеют и боятся плавать в открытом море. Так что если мы вырвемся из реки и пойдем прямо на север, — сможем оторваться. Но ведь мы пришли сюда за Амулетом, и если удерем прямо сейчас, — он будет для нас потерян.

Да и аиотееки, столь хитро спланировавшие это нападение, не могли не предвидеть вариант что мы попытаемся удрать, и наверняка приготовились. Если на нас навалится с десяток местных корабликов, нам не выстоять. Так что пытаться удрать сейчас, думаю не самое мудрое решение. В общем, — давай пока не будем торопиться. — Возможно мне и удастся выкрутиться, убедив аиотееков, что пакостить нам, не самый лучший выход. Но ты, и наши ребята, все равно должны быть настороже.

…И да. — может так случиться, что мне придется пойти на суд аиотееков, а они в это время попытаются опять на вас напасть, — тогда уходите, не ожидая меня.

Ты меня знаешь, — я как-нибудь да выкручусь!

…Лично я сильно сомневался что мне удастся выкрутиться при таком развитии событий. Скажу честно, — суда я опасался куда сильнее, чем обычного нападения, пусть даже нападать будут профессиональные вояки, а не трущобный сброд. — Мало того что я не слишком-то обременен знаниями о местной судебной системе, — многочисленные сериалы и книги, приучили меня опасаться всякой там адвокатско-прокурорской казуистики. — Да и вообще, — надеяться на справедливый суд аиотееков, было бы наивно. — По большому счету, — даже в моих краях, суд почти никогда не был справедливым.

Ну в смысле, — был. — Просто «справедливость» у нас понимается несколько своеобразно. — Чужак никогда не должен побеждать своего, разве что эта победа принесет дополнительную выгоду всему народу. — Иначе народ понесет ущерб, и где же тут справедливость спрашивается, что какой-то чужак, да на нашей же земле, нам козни чинит?

Ну а здесь, естественно, — представитель Великого Народа Аиотееков, стоит выше всех остальных. Так что его слово, стоит слов сотен и тысяч разных там… которых просто не станут слушать. — Потому что это правильно! Потому что у аиотеека здесь есть куча родни. А у тех, — быстрые верблюды и длинные острые копья.

А что такое есть длинное копье, как не символ высшей справедливости? — Кто победил, тот и прав!!! — Так было всегда. И когда мы скакали по деревьям, цепляясь хвостами за ветки, и когда научились уничтожать врагов, посылая ракеты за сотни и тысячи километров. — Сила она конечно в Правде. Но вот кто прав, а кто виноват, — обычно решает более Сильный.

А отсюда вывод, — надо всеми силами избегать местного судопроизводства, а уж коли нас заставят, — явиться туда одному, дав ребятам шанс сбежать.

Тут послышался крик часового, и я спешно подскочил к борту чтобы оглядеться. — Из-за домов и знакомого забора, к нам подходила делегация из Храма. — Я спешно проорал приказ, чтобы их пропустили.

— Да, ты прав… — Внимательно, но как-то со скукой рассматривая поврежденную руку, высказался дедок из храма. — Такие раны не лечатся…

— Но ты ведь возьмешься? — Не столько вопросительно, сколько утвердительно сказал я, уловив что-то такое в интонациях старика.

— Возьмусь… — Согласно кивнул он головой, а потом неодобрительно покосившись на надетые на меня доспехи, которые мы к тому времени уже успели достать из заветных тайничков, добавил. — Но…

— Я сам лекарь. — Твердо сказал я. — Далеко не такой хороший как ты, но лекарь. И я понимаю, что есть раны и болезни, которые нельзя вылечить. Так что можешь не сомневаться, — если Завгур умрет, никто не будет обвинять в этом тебя. …Зато щедро наградим, даже за попытку. — Добавил я в конце.

— Награду, воин, можешь отнести в Храм. — Усмехнулся лекарь. — Но то что я хочу попробовать на твоем друге, я еще ни делал ни на ком! — Последнее время, к нам не так часто стали поступать раненные оружием, на которых можно пробовать что-то новое. А вот во времена моей молодости…

— Делай. — Оборвал я его сеанс воспоминаний. — Скажи чего тебе надо для помощи.

— Хм… — Задумался старик. — Вообще-то, отправляясь сюда я взял все необходимое, но я с удовольствием потом поковыряюсь в твоих запасах лекарств. — Вдруг да и найду чего-нибудь интересного, что не видел раньше.

— Договорились, так…

— Не беспокойся, воин-лекарь. — Я уже все делаю…

Блин, не знаю чего он там делал, — но внезапно кровь, даже несмотря на снятый жгут, перестала течь из раны. …Кажется старикан нажал на какие-то точки на теле. Я спешно пощупал пульс пациента, — он бился ровно, но очень медленно.

— Не бойся. — Заметив мои действия, усмехнулся старик. — Он не умер, а просто как бы спит. Но долго, в таком положении ему находиться нельзя. Так что, помоги-ка мне промыть рану.

Мы промыли рану, потом зафиксировали руки в лубке, и дедок начал что-то колдовать с сосудами… Нет, не в том смысле как колдовал я, распевая шлягеры российской эстрады. — Он там реально начал копаться, что-то составляя вместе, и заливая какой-то гадостью из баночки.

— Это такой клей. — Заметив мой взгляд, сказал дедок. — Я придумал его недавно. Он делается из смолы одного дерева… Думаю, он должен удерживать сосуды вместе, пока те не срастутся, а потом медленно раствориться в крови.

В общем, я пробовал его на кролике. Кролик до сих пор жив. Правда это было всего три недели назад.

— Ты когда-нибудь видел такое? — Спросил я дедка, порывшись в свое сумке, и протягивая ему керамическую баночку. — Он взял ее, понюхал, потер в пальцах, попробовал на язык.

— Не знаю, а что это? — Наконец подвел итог своим изысканиям дедок.

— Споры одного гриба, из болот, что находятся на моем берегу. Только, из Вал’аклавы, плыть к тем болотам больше года. — Это испытанное средство, оно очень быстро заживляет раны, просто насыпь его туда.

— С радостью попробую… — Заверил меня дедок. — Но баночку эту, ты потом мне отдашь, а так же расскажешь, как выглядел тот гриб.

— Я его тебе даже нарисую. — Заверил я дедка. — Ты главное постарайся. Этот человек, может когда-нибудь стать Царем Царей великой и огромной страны. И он стоит того, чтобы править ею!

— Для меня все это уже давно перестало быть важным. — Чуть раздвинул губы в улыбе старик. — Я не столь честолюбив, чтобы хвастаться каких великих людей я лечил. Для меня куда важнее, если он выживет благодаря придуманному мной способу лечения. Такие знания стоят больше чем золото, и даже серебро!

Ну вот. Готово. — Довольно пробормотал он. — Только боюсь что больной сам может испортить лечение, шевеля рукой… Тут надо что-то придумать.

— Гипс. — Толком даже не подумав ответил я. — Это такой белый порошок, который попав в воду превращается в камень. — Может ваши ремесленники пользуются им?

— Да, кажется я понимаю о чем ты говоришь. — Расцвел дедок. — Возможно я видел что-то такое у наших горшечников.

— А еще им можно фиксировать переломы. — Поспешно добавил я, пока дедок не придумал это сам.

— Ха… — довольно воскликнул старикан. — А сегодня и впрямь удачный день, а ты видно и правда стоящий человек, хотя на тебе и надеты доспехи воина…

…Однако, — почему этого гипса нет у тебя, коли ты знаешь как его можно использовать? — Не без подозрения поглядел на меня дедок.

— Хм… — Я решил что пора включать дипломата, и начинать набивать себе цену, чтобы сильнее привязать к нам дедка, и заручиться покровительством Храма. — Потому что я никогда не видел этого гипса в живую. …Разве твои Старшие тебе не сказали? — Иногда я вижу сны, и узнаю из них необычайные тайны!

— И они касаются…

— Они очень разные. — Твердо обрезал я, давая понять, что не собираюсь сейчас о них говорить. — Но как там наш больной.

— Давай пока закрепим рану в лубки. — Переключился дедок на Завгура. — Я пошлю своего ученика достать этого твоего гипса. А мы за это время последим за раной, если она не будет подтекать, то может быть и попробуем залить руку гипсом.

— Не обязательно заливать ее полностью. — Поспешно вставил я. — Рану можно оставить чистой… Я знаю как все это сделать.

— Тогда я закончил, показывай, что еще у тебя есть интересного в этой сумке.

После чего дедок начал с упоением ковыряться в моей аптечке и инструментарии, частенько задавая вопросы, и внимательно выслушивая комментарии.

Некоторые мази и отвары, он взял «на испытание», затребовав точного описания исходных ингредиентов.

Еще ему явно понравились мои хирургические инструменты, особенно расширитель для ран, и он даже зарисовал некоторые из них на восковую табличку.

В любой другое время, беседа с подобным специалистом, привела бы меня в восторг. — Увы, но сейчас моя голова была забита совсем другими мыслями. Так что отвечал я частенько не впопад, с трудом удерживая смысл разговора. …Иногда это делая даже чересчур демонстративно.

— О чем ты думаешь воин? — Наконец заметив мою рассеянность, спросил дедок.

— Думаю о том что будет дальше… Кажется, это нападение было отнюдь не случайным, и за ним стоит кто-то из Сильных! — Пожаловался я дедку.

— Это серьезно! — Подтвердил мои опасения дедок.

— Если что, — прямо спросил его я. — Храм нам поможет?

— Это зависит от того кто твои враги. — С безжалостностью опытного хирурга, отрезал дедок. — Иногда бывает, что даже Храм становится бессильным. …Но коли к тебе послали даже Меня, — наверное ты чем-то сильно заинтересовал Стоящих на Пятой Ступени.

Но если твои враги действительно сильны, — это будет стоить Храму очень дорого. — Что ты можешь предложить взамен?

Угу, подумал я, — выходит уже пошла торговля. А глаза-то у этого мирного лекаря такие хитрые-хитрые… Интересно, насколько часто в этом мире, наверх в ученых заведениях, пробиваются наивные романтики, а насколько, — прожженные политиканы?

— Я могу открыть тебе одну тайну крови. — Шепотом, для большего драматизма, ответил я. — Это поможет спасти тебе тысячи жизней и прославить Храм еще больше.

— Какую? — сразу насторожился дедок.

— Кровь можно переливать одному человеку от другого с помощью тонких трубочек!!! Но тут есть одна тайна. — У всех людей, разные виды крови. Всего их четыре! И если начать переливать неправильную, — больной умрет.

Если Храм, окажет нам свое покровительство, я расскажу тебе, как их отличать друг от друга!

— Тогда почему ты не переливал кровь ему? — Указал дедок на спящего каким-то нервным сном Завгура.

— Потому что я так и не научился пока делать настолько тонкие трубочки. — Честно признался я, и это было чистой правдой.

— Тогда откуда ты знаешь что это правда? — Спросил дедок. — А-а, видения что тебе насылает Икаоитииоо!!!

…Хм… А я ведь этому дедку еще ни разу не говорил, что видения мне насылает именно Икаоитииоо.

Глава 15

Аиотееки объявились у нас уже под вечер. Уж не знаю чего там из себя изображала первая оикия, пришедшая с длинными прутиками. — Кажется они даже не были аиотееками, скорее, какая-то местная группировка, взявшаяся вершить закон.

Но вот следующие за ними, аж пять оикия закованные в панцири и с длинными копьями в руках, ни с кем другим уже перепутать было невозможно.

— Эй там, на корабле. — Властно крикнул тот самый мужик, что возглавлял прутоносцев. — Добрые жители города Аоэрооэо, говорят на всех перекрестках и площадях, что вы на них напали и убили многих. Наместник сильно этим недоволен, и велел привести вас на Суд!

…Вот и началось как раз то, чего я так сильно и боялся. — Думаете разные чиновно-рейдерские захваты это изобретение исключительно нашего времени? — Хренушки вам. Наши далекие предки, тоже были не глупее паровоза, и прекрасно понимали как можно конвертировать Власть в звонкую монету, и забирать себе чужое, с помощью клеветы, или выкрученной наизнанку правды.

— Хм… Лаакраак… Ты ли это? — Раздался внезапно голос дедка. — Как здоровье твоего почтенного отца?

— Э-э-э… — Лаакраак явно растерялся. — Мудрейший Догоситаак, — проблеял он. — А что вы тут делаете?

— Кто-то напал на родичей гостей Храма, пока те делились там с нами своей мудростью, и Стоящие Высоко, сочли своим долгом, отправить Меня им на помощь.

Так кто те жители Аоэрооэо, что посмели обвинить гостей Храма? — Почему ты не привел их с собой, чтобы мы могли выслушать обвинения из их уст?

Бедолага Лаакраак, явно не знал что ответить на это, и стоял с открытым ртом. А оикия прутоносцев за его спиной, явно пришла в смущение и попятилась.

Увы, праздновать победу было слишком рано. — Аиотеек, что привел с собой оикия воинов, вышел вперед.

— Я буду говорить за мертвых. — Довольно смело заявил он. — А их тут, мы нашли немало!

Вот честно скажу, — зря он так. — После его слов над всей «площадкой для диспута», повисла нехорошая тишина, а уровень напряженности в атмосфере, рванул вверх, как ракета Гагарина.

С одной стороны пять полных оикия, — по масштабам «моего берега», уже целое войско. Но пока мы все находимся на корабле, — их преимущество не особо велико, — штурмовать качающийся на волнах корабль, с высоким бортом и узкими сходнями, — строем не пойдешь. И уж тем более, не полезешь на борт, стоя по пояс или по грудь в воде.

Особенно когда на палубу уже собрались две наших полных оикия бойцов, и примкнувших к ним матросов.

И не просто собрались. А собрались одетые в доспехи, с длинными копьями в руках и особо жутко выглядящими полузакрытыми шлемами на головах. Тут ведь, как я заметил, — шлемы были еще жуткой редкостью, и признаком не просто высокого, а сверхвысокого положения, которое может обеспечить лишь невыразимо беспрецедентный уровень крутизны. — Только самые лучшие бойцы, составлявшие гвардию Больших Боссов, могли позволить себе носить что-то подобное. — А тут, целая толпа в таких шлемах, — есть о чем задуматься, делая ставки на исход возможного столкновения.

А еще, — над каждым шлемом торчит высокий гребень из лошадиных волос… — Думаете это простое украшение? Думаете просто так, чуть ли не до конца девятнадцатого века, солдат наряжали в высокие головные уборы? — А вы попробуйте сойтись в драке с человеком, возвышающимся над вами на пол метра!

Да, конечно вы будете знать, что эти полметра сплошная пустота и немножко ткани и картона. Но рукопашный бой ведется на инстинктах, а инстинкт заставляет опасаться более высоких по росту противников. …Потому что он, инстинкт, возник не просто так, а на основе миллионов лет горького опыта. Когда выживал тот, кто вовремя успевал удрать от противника размерами больше себя, а не лез с ним в бессмысленную битву, в которой чаще всего даже выигрыш будет означать поражение, ибо победитель будет изранен и поломан так, что не сможет прокормить и защитить себя.

А если против тебя стоит целый строй таких… закрывающих обзор и даже солнечный свет?

А если они стоят на высокой палубе корабля, и от этой палубы до кончика гребня, где-то метра два — два с половиной, а вместо глаз у врагов лишь какие-то узкие щели посреди пугающих масок?

Нет, конечно аиотееки никогда не были трусами. По крайней мере, я таких среди них не встречал. Но тут и инстинкты заставляли опасаться куда более высокого противника, и разум подсказывал, что попытка прямого конфликта с этими огромными и прекрасно вооруженными чужаками, обернется огромными жертвами. …Да еще и думаю мудрость, свойственная политикам и полководцам, подсказывала командующему этим отрядом аиотееку, что если сейчас они потерпят поражение, или хотя бы понесут огромные потери в схватке с чужаками, на глазах у жителей Аоэрооэо, ничем хорошим это не обернется.

…Да еще и вероятный конфликт с Храмом, объявившим чужаков своими гостями… А ведь за Храмом стоят не просто люди, за Храмом стоит сам Икаоитииоо, и сотни других Духов и божков рангом пониже! — Тут можно так нарваться, что потом еще и на том свете аукнется…

Но с другой стороны, — надо ведь и марку держать! Вот аиотеек и попытался, по привычке надавить на нас авторитетом своего племени, которое уже успело тут всех прогнуть. …Или убить непрогнувшихся.

Если исходить из кое-каких подсчетов, — тут уже росло второе поколение аиотееков, — привыкших что им подчиняются беспрекословно, и всех остальных, — осознавших что любое неподчинение власти степных всадников, — автоматически означает смерть.

…Только мы вот, в эти поколения не входили. У нас как раз все было наоборот, — на палубе «Морского Гуся» стояли представители двух поколения ирокезов, привыкших к тому что этих самых всадников можно, и даже нужно бить при всяком удобном случае, и не испытывавших перед ними никакого душевного трепета. Зато еще толком не остывших после утреннего боя, и готовых в любой момент поквитаться за наших погибших.

…Так что мне пришлось присматривать и за теми кто стоял передо мной. И за теми кто защищал меня сзади. Потому как, доводить дело до откровенного конфликта, пока а мои планы не входило. Так что первым делом сделал успокаивающий жест своим бойцам, и бросил несколько слов Лга’нхи, попросив придержать наиболее горячих.

Хотя в мирной жизни мы с ним частенько спорили по разным поводам, во время боя и других экстремальных ситуаций, — умудрялись чувствовать и понимать друг друга без слов. Так что мне даже не понадобилось оглядываться и получать подтверждение, что он временно отдал мне право разрулить ситуацию.

Теперь, чужаки. — Внимательно всмотрелся в лицо вышедшего говорить аиотеека.

Что сказать? — Из коренных, но не оуоо, а оикия. — Посылать оуоо за какими-то там уличными фулюганами и прочими нарушителями беспорядков, было бы слишком высокой честью. Однако видно что это и не простой оикияоо, а человек куда более высокого уровня, раз уж ему доверили командовать аж пятью дюжинами бойцов.

Чем-то он напоминал мне старину Асииаака, — такой же стойкий приверженец имперской идеи, и мастак приводить варваров к покорности. — Волевое жестокое лицо бывалого командира, привыкшего что его команды выполняются беспрекословно, и уже давно забывшего что кому-то надо доказывать свое право отдавать приказы.

Наверняка незаурядный человек, — в ином мире смог бы стать Вождем, отцом и опорой, целого племени. Но тут, навечно обречен подчиняться.

Возраст уже хорошо так перевалил за средний, но видно что еще силен и вынослив, так что в бою будет серьезным противником. А снизившаяся с годами скорость, вполне подменяется опытом и отработанной до совершенства техникой, — опасный боец!

…Думаю, — хороший тактик. Но вроде старины Гит’евека, — не стратег. Стратегия, это привилегия оуоо, и этому мужику вряд ли позволяли соваться на такие высоты, со своим простонародным рылом.

Так что, — первым делом надо сломать стандартные схемы развития событий. И, коли уж видно что затушить конфликт не удастся, — поднять его до уровня, на котором этот вояка не сможет принимать решения. А значит, будет вынужден отступить…

— Прости уважаемый… извини, не знаю твоего имени. — Встрял я в разговор, почувствовав как за моей спиной плотнее сдвинулись ряды бойцов. — Но как ты можешь говорить за мертвых? Разве среди убитых были твои родичи?

В сущности, по аиотеекским меркам, это было страшным оскорблением, — какое-то портовое быдло, — родичи аиотееков! Но задавая этот вопрос, я постарался выглядеть как можно более смиренным. Типа я не нарываюсь на драку, а просто мне мол, как шаману, интересен чисто технический аспект этого дела. И я мог себе это позволить, стоя перед строем крутых бойцов.

— Если надо будет, — родичей этих найдут. — Ткнув пальцем в гору трупов стащенных в сторону, высокомерно ответил аиотеек. Но небольшая заминка перед ответом… да и сам факт, что аиотеек удостаивает кого-то ответом, — давала понять что он обескуражен моим неподчинением, и хоть чуточку, но растерян.

— В тех краях, откуда я прибыл. — Неторопливо, и опять же, — подчеркнуто скромно, начал я. — Принято что тот кто пускает странника в свой дом или город, — распространяет на него священные правила гостеприимства, а значит берет под защиту и покровительство.

Я прошел долгий путь по степям, горам, лесам и морям. И везде где был… даже среди племен живущих как животные, в грязи и не зная одежд, этот обычай свято соблюдался, ибо завещал его нам сам Икаоитииоо, в чьем Величии и Силе, усомнится лишь безумный.

Когда меня впустили в бухту, когда я пожертвовал часть своих товаров Храму и городу… Когда я разделил в Храме пищу с достойнейшими Вождями аиотееков, — я решил что этот обычай существует и здесь.

Скажи мне достойный воин, — неужели я ошибся, и аиотееки не чтут Священный Закон Гостеприимства?

— Что?!?! Я… Э-э-э…

Во-о-от!!! — Кажется у аиотеека начала подключаться какая-то, давно уже не использовавшаяся часть мозга. Десятки лет доминирования конечно дело хорошее. Но старые священные обычаи и мораль, так быстро не атрофируется.

Просто эти обычаи и эта мораль, передвигаются куда-то в графу «для своих», потому как все вокруг лишь рабы аиотееков, а к рабам, нормы принятые меж свободных людей не относятся.

Мы же, — рабами точно не были. — Об этом говорили и наши доспехи, и копья в руках, а главное, — готовность умереть подтверждая свое право на свободу. Неудивительно что аиотеек растерялся.

— Закон гостеприимства, — продолжил давить я. — Так же говорит, что защита жизни и сохранность имущества гостя, — это вопрос Чести для хозяина. — Но я никогда в жизни не поверю, что аиотееки, о чьей силе и благородстве я слышал так много даже на противоположном берегу моря, — не знают что такое Честь! Или вы не хозяева этого города, и мне надо говорить с кем-то другим?

…О, не надо слов, по твоему лицу я вижу что вы тут хозяева не только города, но и всех земель вокруг. — Так скажи же мне, благородный воин, — кто, и с какой целью тебя сюда послал? Ибо я вижу что тут происходит недоразумение, способное нанести огромный ущерб Чести аитееков, опозорив их в глазах самого Икаоитииоо. Не могло ли так случиться, что тот кто позвал тебя сюда, — хотел навредить аиотеекам?

Аиотеек шмальнул в меня этаким пронзительным взглядом, явно не символизировавшим о желании стать моим лучшим другом. Но…! — Молодец, сдержал свои чувства, и рвущиеся из горла слова, при себе. Затем бросив внимательный взгляд на жрецов, стоящих на палубе нашего корабля, и на кучку городских прутоносцев, снизошел до ответа.

— … Я Масииаак, — служу бесстрашному и великому оуоо Коонгивоосику, из рода Желтых Камней. Которого Большой Совет Родов, поставил править городом Аоэрооэо. — пробормотал аиотеек. А затем видимо решив что коли уж начал говорить, надо договаривать, — добавил уже куда более твердым голосом. — Он послал меня сюда, чтобы навести порядок.

…Ну да, конечно же, после всех этих слов о гостеприимстве и чести, не скажешь ведь при такой толпе свидетелей, что тебя послали убить и ограбить гостей. А «наведение порядка», можно толковать по всякому.

— Это очень достойна и благородная миссия, о великий воин. — Горячо заверил его я. — Но кто тогда вон те люди что пришли сюда вместе с тобой, размахивая прутьями?

— Э-э-э, ой… Я Лаакраак из старой семьи Таайк, что живет в городе со дня основания Храма, и присматривает за гончарными рядами. — Откровенно испуганно проблеял главный прутоносец, под кинжальным огнем сосредоточившихся на нем взглядов.

— И зачем ты здесь? — Уточнил я, потихоньку подгребая под себя председательские функции.

— Чтобы пресечь беспорядки… — Совсем уж неубедительно ответил бедолага.

— Среди убитых есть твои родичи? — Опять надавил я на него, почти не сомневаясь в ответе. От этого Лаакраака, так и пованивало большими деньгами, и я сильно сомневаюсь чтобы «присматривая» за гончарными рядами, он сам, хоть раз коснулся бы пальцами глины. …То же мне, — «коллега» нашелся. — Типичный рэкетир.

— Э-э-э… Нет. — Пряча глаза в землю и даже покраснев, ответил Лаакраак.

Мужик явно попал между молотом и наковальней. — С одной стороны, стоял кто-то из аиотееков, заваривших всю эту кашу. Но с другой стороны, — Храм.

Пойдешь против аиотееков, — умрешь от копья. Пойдешь против Храма… Ну вот не знаю, какими там угрозами могли оперировать жрецы. Но судя по роже этого доблестного прутоносца, — конфликта с Храмом, он опасался не меньше чем, конфликта с аиотееками. Так что нежелание вставать ни на одну из сторон было не просто написано, а просто-таки вырублено зубилом на его лице.

— Так зачем же ты сюда пришел? — Удивленно спросил хитрый медицинский дедок Догоситаак, вынырнув откуда-то из-за моего плеча, и очень удачно производя контрольный выстрел. — Под взглядом жреца, — Лаакраак, то бледнея, то краснея, то вообще зеленея, окончательно сдулся и выпал в осадок.

— Эта пристань, и жилища на ней, принадлежат моей семье. — Едва не теряя сознания, проблеял он.

— Но эти люди, — не твои родичи? — Уточнил я. А потом, словно бы мне пришла в голову замечательная мысль, добавил? — Но может быть, они ваши работники? — А коли так, твоя семья должна заплатить за тот ущерб что нанесли ее люди гостям Храма. А у нас ведь много раненных, и даже есть двое убитых. …Это были очень родовитые люди, — родственники Царей, и даже мои лично. — Надеюсь у твоей семьи хватит богатств чтобы расплатиться за их смерть. Иначе нам придется потребовать плату кровью! …Много ли у тебя родни?

— Нет-нет… — Поспешил откреститься от такой радости Лаакраак, — Я совсем даже не знаю этих людей.

— А-а-а. — Довольно протянул я. — Так значит, ты наверное узнал, что кто-то нападает на людей, которые заплатили деньги твоей семье за право пользоваться пристанью и сараем, и поспешил нам на помощь!? …Так можешь не волноваться, — мы справились сами.

Мы даже будем свидетельствовать перед Храмом и почтенным Наместником Коонгивоосиком, чтобы они простили тебя и твой род. …Ведь ты сильно подвел их, позволив неизвестно откуда взявшимся плохим людям, убить своих гостей прямо в твоем доме.

…Ведь этот вот дом, ты говоришь принадлежит тебе? …Ай-ай-ай… Большой грех!!! Я бы на твоем месте, завра же с утра, поспешил в Храм с большими дарами, ибо, насколько я знаю, — Икаоитииоо очень строг с теми кто вольно или невольно нарушает Закон Гостеприимства!

Да и Наместнику, за обиду, надо заплатить достойную виру. Мы же, готовы удовлетвориться малым, только для того, чтобы иметь возможность, вернувшись домой, сказать родичам убитых, что взяли за их смерть достойную плату. …Но ты все-таки постарайся, чтобы эта плата действительно была достойной!

— Да-да… Несомненно… Прямо с утра… — Начал бормотать Лаакраак, поспешно пятясь куда-то назад, и стараясь не смотреть на строй аиотееков.

— Что ж, достойнейших воин Массииаак. — Снова обратился я к аиотееку. — Как видишь, к нам со стороны Лаакраака из старой семьи Таайк, нет никаких претензий. И он подтвердил, что это абсолютно чужие люди напали на его гостей, и даже готов отдать немалые богатства, чтобы замолить свою вину перед Икаоитииоо, Наместником и нами.

Так что, — если утебя больше нет к нам никаких вопросов, мы можем мирно идти каждый своим путем.

Аиотеек внимательно посмотрел на меня. Вопросов он возможно и не имел, но сказать наверняка хотел бы многое. Причем не столько языком, сколько жалом своего копья.

Однако, — какие бы инструкции ему не дали, — повода для дальнейшей конфронтации явно не было. Так что пробормотав себе под нос что-то недоброе, он пропел своим воякам команду возвращаться назад.

— Ух… — Пробормотал я, устало усаживаясь на гребную скамью. — Пока обошлось, но сдается мне, это только первый раунд.

— Что ты сказал мудрец? — Внезапно обратился ко мне Догоситаак, и я понял, что по привычке, после сильного стресса перешел на русский.

— Говорю, что на этом еще ничего не закончилось. — Устало пробормотал я, чувствуя себя выжатым как лимон.

Обидно. Обычно-то на меня в такие минуты снисходит вдохновение и пробивает на словесный понос. Речи льются легко и свободно, и потому звучат очень убедительно и правдиво. А потом, после очередной, удачно прокрученной аферы, даже чувствуется некая бодрость и подъем сил. — А тут…

Уж не знаю, старость это, или хорошая оценка опасности, что пока прошла мимо, едва не накрыв нас всех с головой. — Но ноги были словно ватные, руки слегка тряслись, а в голове была полнейшая пустота.

…Блин!!! Проклятый суматошный день. — А ведь последний раз, я ел еще в Храме. Вчера вечером!

После стольких правильных слов о гостеприимстве, думаю было бы как-то невежливо не накормить наших гостей достойным ужином.

Только вот покидать корабль и возвращаться к сараю почему-то не хотелось, поэтому Дос’тек, как капитан, распорядился готовить ужин прямо на берегу, а заодно уж и занялся наведением порядка на «Морском Гусе».

Попутно я велел подсчитывать и записывать все что было украдено или сломано во время нападения. — Не то чтобы надеялся возместить убытки, — просто еще один документ никогда не бывает лишним. Особенно в стадии, когда борьба перешла на судебно-бюрократический уровень.

— Хм… — Отозвал меня в сторону Лга’нхи, одним лишь многозначительным взглядом, едва я вышел из каютки где лежал Завгур.

— Чего? — Спросил я у него, видя по глазам что где-то лажанулся.

— Хм… — Ответил он мне, многозначительно поведя глазами в сторону мальчишки Тууивоасика.

Действительно «Хм». — Очередной геморрой мне на голову!

Парень сегодня не только не создавал проблем, — он бился вместе с нами, прикончив на берегу парочку мерзавцев, а когда подошли аиотееки, — встал в наш строй, и неплохо там вписался.

По рамкам нашего мира, это все было очень знаковым явлением. — Тот кто дрался с тобой плечом к плечу против общего врага, больше не может быть пленником, или находиться в каком-либо приниженном положении относительно остальных. — У нас на этот счет даже в Законе был специальный пункт внесен. — Дескать, — мы не аиотееки, которые заставляют воевать за себя других. И потому каждый кто встал с нами в строй, признается равным.

…Этот пункт весьма способствовал адаптации различных чужаков в наше общество, и был наверно одним из самых мощных социальных лифтом, обеспечивающим относительное социальное равенство в собранном с бору и по сосенке народе. Вроде как общий для всех знаменатель, дающий шанс любому, в какой бы семье тот не родился, или откуда бы не пришел.

А уж насколько это правило делало привлекательным жизнь в Ирокезии, — и говорить было нечего. В том же Улоте, жизнь может быть и побогаче и посытнее. Но ты том можешь жить поколениями на одной земле с местными, но так и остаться для них чужим, и вынужденно терпеть наезды и притеснения коренных. У нас же, — достаточно было вступить в ближайшую к месту поселения дружину, научиться на должном уровне ходить в строю и орудовать копьем и щитом, …Сходить в набег или на войну. — И на те пожалуйста. — Считай получил полное гражданство и равные права с другими «полными гражданами». И шпынять после этого тебя могут только «самые полные, иначе говоря, — „почетные граждане“». (Впрочем, таких было относительно немного).

Взрослому мужику, вынужденному кормить семью, сделать все это подчас было непросто. Разве что он уже пришел к нам, будучи бывалым воякой, которого особо ничему учить уже не надо.

А вот зато второе поколение поселенцев, как правило все проходили по этому пути, начиная его в молодежных лагерях-бандах. И затем активно пополняло ряды ирокезов, приобретая право носить гребень.

В общем, — на Том берегу, эта система работала как надо. А вот как быть тут, с Тууивоасиком? Что будет, если дать ему полную волю? — Не слиняет ли он обратно к своим, или не заложит нас перед местными аиотееками?

— Дай ему оружие. — Подсказал Лга’нхи, видимо прочитав все эти сомнения по моей физиономии.

…А ведь он прав! — У аиотееков, получить оружие из чужих рук, это что-то вроде заключения вассальной клятвы, и даже больше, — фактически принятие в семью.

Только вот, насколько я помню. — Оружие обычно отдают оикия, а как поведет себя оуоо, в ответ на такой жест?

— Это должно быть хорошее оружие. — Опять прочитав мои мысли, усмехнулся Лга’нхи.

…И опять же он прав! — Чтобы у мальчишки не взыграл гонор, надо дать ему такое оружие, от одного вида которого у него глаза на лоб вылезут и в зобу дыханье спернет.

— Панцирь и шлем? — Спросил я у Лга’нхи. Некоторый запас доспехов мы взяли с собой для подарков или на продажу.

— …И хорошее копье. — Добавил он. — Его копье, — так себе. И щит. И кинжал…

— Хм… — Усомнился я в разумности подобных трат.

— Это будет правильно! — Твердо развеял он мои сомнения. И пошел к общему костру.

…Что же, — как я уже давно заметил. — Братец инстинктивно чувствует некоторые вещи, до которых мне приходится долго доходить, напряженно скрипя извилинами.

— Во-первых, — появление нового равного бойца, поднимет дух наших ребят.

Во-вторых, — послужит весьма поучительным примером для капитанов. А то они во всех предыдущих стычках, предпочитали держаться подальше от драки, справедливо считая что это не их разборки. А вставать в строй, им видимо и в голову не приходило, — их этому банально никто не учил.

Если мы сейчас покажем им путь как можно подняться в нашей компании… Кто знает, что они расскажут своим родичам, о некоем таинственном народе, живущем на другой стороне моря? А ведь все они хорошие мореходы, западный путь вдоль островов не так уж и далек. А места у нас в Ирокезии пока еще достаточно много, чтобы было где поселиться тысяче-другой-третьей человек, особенно если это люди дельные.

А какое все это произведет впечатление на жрецов… Об этом можно только догадываться. Но политический эффект должен быть сильным.

Да и аиотееки, узнав что мы подарили мальчишке такие дорогие подарки, могут решить что у нас эти шлемаки да панцири, есть чуть ли не у каждого пастуха.

Ну а самое главное. — Лга’нхи ведь уже вырастил не одно поколение мальчишек-воинов. И раз предложил так поступить с Тууивоасиком, значит что-то этакое углядел в его душе.

Вероятно, сейчас тот находится на том самом распутье, когда лишь одного дружеского хлопка по плечу, достаточно чтобы перетянуть его на свою сторону, или навечно сделать своим врагом.

В общем, солнце только начало касаться диском горизонта, а крутой пир-тризна, у нас был уже готов. — На дрова мы пустили ближайший забор, наварили в котле аиотеекской каши, и зажарили целиком, закопав в угли, трех баранов, которых наши капитаны, (причем все трое), приволокли неизвестно откуда. Было и несколько кувшинов местного слабенького пива, по местной традиции, щедро сдобренного специями, (нафига?).

В общем, — не роскошное пиршество конечно, без всяких изысков и понтов, разве что специй для мяса и каши мы не пожалели, но сейчас, — так даже лучше. — Суровая воинская трапеза, чтобы не расслабляться.

Первым речь держал естественно Лга’нхи. — Для начала, поприветствовал важных гостей из Храма, похвалив их искусство врачевания, мудрость, и верность заветам Икаоитииоо.

Потом поговорил об убитых. …Именно поговорил. …Вот умеет же сволочь так подобрать слова и интонации, чтобы речь звучала просто и даже почти обыденно, но при этом продирала до печенок, и выжимала слезу из глаз даже наших, отмороженных на всю голову, вояк-профи!

Перечислил всю родню убитых, отметив особо выдающихся предков и помянув их подвиги. Рассказал о самих ребятах. Их характерах, привычках, о том кто и как успел отличиться на поприще воина, или во время пребывания в молодежной банде…

Да, что ни говори, а научиться быть Вождем невозможно. Им надо родиться, и жить совершенствуясь на этом поприще ежесекундно.

Выпили, поели… Затем слово взял я. — Сначала вроде как по привычке съехал на набившую всем оскомину тему Закона. — Слушали меня внимательно, но до той завороженности, что вызывала у них речь Лга’нхи, мне как обычно, было далеко.

Потом вроде как немного выправился, и подозвал Тууивоасика, скромно притулившегося где-то в конце стола, вместе с капитанами и жрецами-носильщиками.

— Тууивоасик!!! — Хлопнул я подошедшего, и толком не понимающего что происходит парня по плечу, и разворачивая его лицом ко всему обществу. — Бился сегодня вместе с нами!

Когда мы подкрадывались к врагу, двое из них встали на нашем пути. — Тогда я увидел что его копье не знает промаха! А когда мы подбежали к кораблю, он сразил еще троих!

Все поощрительно загудели, а я мельком поймал внимательный и заинтересованный взгляд Догоситаака.

— …А когда чужаки, пришли к нам, бряцая оружием, — продолжил я. — Тууивоасик встал в наш строй, готовый биться против них! Что говорит об этом Закон?

Ирокезы сообразившие куда я клоню, загудели еще одобрительнее, а в руках у поднявшегося Лга’нхи, вдруг откуда ни возьмись появились блеснувший в свете костра, начищенной бронзовой поверхностью, шлем, и панцирь под стать ему.

Достаточно было посмотреть на расширившиеся как блюдца глаза мальчишки, чтобы понять что ни о какой всаднической спеси, больше и речи быть не может. Судя по должности, на которую законопатили его покойного дядю, да и глянув на его оружие и доспехи, становилось ясно, что сам он происходит отнюдь не из самой богатой и сильной ветви своего рода.

…И можно наверное было бы сказать, что вручив ему Такое Оружие, мы покупаем его с потрохами. — Но нет. Это было бы не верно. Скорее тут…

Оружие, доспехи, — это часть воина. — Может не главная, но очень важная часть. Проапгрейдив Тууивоасика на такой высоком уровне, мы словно бы немного изменили его сущность. А он, приняв наше оружие, — согласился с этими изменениями. …Это трудно понять тому, кто никогда не брал в руки оружия. …И еще сложнее, — не поняв, что стоит оружие в Этом веке.

Короче, — мальчишка, получив новые цацки, куда входили так же и наконечник с подтоком для копья, (длину древка надо подбирать индивидуально), а также кинжал и топорик, засиял от счастья так, что кажется даже затмил свет костра и вышедшей луны.

Так что думаю мои слова, что отныне он равен нам и освобождается от всех взятых ранее обязательств, (хватает принятия новых), он толком не услышал и не осознал.

Далее, раз уж пошла такая пьянка. — Мы с Лга’нхи щедрой рукой одарили наших капитанов, (по паре кусков шелка, — кто скажет что не щедро?), и разумеется, — поднесли подарки гостям. В общем, — вечер удался!

— Угу… такая игла и правда удобнее. — Согласился со мной Догоситаак рассматривая изогнутую иголку для зашивания ран, из запасного хирургического набора, что я подарил ему. — Ты сумел сделать ее очень тонкой!

— Так уж получилось, что на мне самом несколько раз зашивали раны… — Вежливо ответил я. — Так что я способен оценить тонкость и остроту иглы.

— Воин, лекарь, оратор, еще и мастер… — Не то похвалил, не то заподозрил меня в чем-то нехорошем главный Лекарь Храма. — Так значит ты говоришь что все эти инструменты ты сделал сам?

— Сам. — Подтвердил я, и это была истинная правда.

— А кто тебя учил? …Всему этому?

— Ну-у-у… — Пробормотал я уже куда менее уверенно. — Там-сям… От одного понемногу, чуток у другого… Так вот и научился.

— И опять твои видения?! …Потому что я вижу что ты не настолько хороший лекарь, чтобы придумать все эти предметы. Потому что, — чтобы понять Что делать, надо посвятить свою жизнь одному лишь лекарству, и достичь в этом мастерства равного моему. …Но я вижу, что твои руки слишком грубы для тонкой работы.

— Разве я когда-нибудь скрывал, что Икаоитииоо посылает мне видения? — Чуть обиженно ответил я.

— Нет. — Согласился со мной Догоситаак. — Но вот эти котелки… В них ты кипятишь свои инструменты? — Я вижу что ты много пользуешься кипятком когда лечишь других?

— Ну… — Грязь это плохо! — Убежденно сказал я.

— Разве кипяток убирает грязь? — Деланно удивляясь спросил хитрый дедок. — Но может ты так хочешь убить тех маленьких червячков что заводятся в ранах? …Они столь малы, что человеческий глаз не способен их увидеть!

— Ты тоже знаешь про них? — От удивления я слегка обалдел, и потерял всяческую осторожность.

— О них учил нас Икаоитииоо! — Торжественно произнес Догоситаак. — Я узнал об этом от моего учителя, а тот от своего. И мы прилежно выполняли все заветы, хотя никогда не видели этих червячков, и не слышали чтобы кто-то еще знал о них. Но ты знаешь!!! А значит, ты тот, кого Храм ждал долгие годы.

Странно, но что-то было такое в тоне Догоситаака, что не позволило мне почувствовать себя особо долгожданным. Скорее там было больше грусти и смирения с судьбой, чем радости.

…Ну да. — Эуотоосик ведь что-то говорил о пророчестве, и о том что придут люди которые заберут его, и наступит конец аиотеекам… Может там и про Храм чего-то нехорошего было? — Но по любому, — это реально палево! Я, по всему видать, сильно подставился изображая из себя любимчика местного божка. Как бы сейчас по шеям не огрести, в профилактических, так сказать, целях.

— Э-э-э… — Едва не зардевшись от скромности, пробормотал я. — Признаться ты удивляешь меня о мудрейший. Вот уж не думаю я что именно меня ждал Храм. Я ведь всего лишь скромный мудрец, пришедший к вам в поисках Знаний!

— Это уже не важно. — Отмахнулся от меня Догоситаак. — Ты можешь и сам не знать о своем пути, но те кто долгие годы стояли на Верхней Ступени, ВИДЕЛИ.

Бр-р-р-р… Надо было слышать, как он сказал это «ВИДЕЛИ». — Аж мурашки по телу побежали.

Я вообще не люблю этого дела. …В смысле, — мистики!

Я потому только Тут так долго и продержался, что всегда четко осознавал, что в ремесле поддельного шамана, самое главное это самому не поверить во всю ту чушь что несешь на публику. А то ведь крыша съедет окончательно, начнешь налегать на грибные компоты, экспериментировать с травками да корешками, и кончится все это более чем печально. В лучшем случае сдохнешь от передоза, в худшем, — вообразишь что умеешь летать, или там неуязвим для оружия врагов. — И кранты. Да еще и позорище.

…Но вот с другой стороны. — Эти ребята знают куда больше чем положено стандартным дикарям, пусть и даже очень ученым. Никаким нафиг эмпирическим взглядом микробов не увидишь. Да и гелиоцентрическая теория, помнится не вызвала у них никакого отторжения…

…А может, — попаданец? — Такой же как и я, только шестьсот, или тыщу лет назад?

это многое бы объяснило. …Кроме всякой мистики, вроде ВИДЯТ. Насколько я помню, никаких мистических видений, мой переход ни у кого из окружающих не вызвал.

…Блин! А если там какая-то реальная хрень… ну не знаю, — вроде того самого Амулета отворяющего дверку в Тот мир, который я когда-то обещал Лга’нхи? Только этот, открывает дверку не в Тот мир, а в Тот… ну в смысле из которого я пришел сюда. И я тогда смогу…

Да нет. — Полный бред! Так не бывает, что вот ляпнул с перепугу пятнадцать лет назад первое что в голову взбрело, и вот те пожалуйста, — Пророчество которого не было, вдруг сбылось! — Это ж мистика, а я, как Великий Шаман глубоко проникший в мир духов, ответственно заявляю, что никакой такой мистики нет, и быть не может.

Да, надо успокоиться. — Дедок небось шарит в гипнозе, или еще в чем-то эдаком. Вот меня от этого «ВИДЯТ» в трепет и бросило.

А все намного проще, — развели местные жрецы вокруг своего предприятия по вытягиванию средств из населения, всякой небывальщины, чтобы разные лохи бежали за тридевять земель, неся им свои, кровно заработанные. А я с дуру уши и развесил. Нафиг-нафиг!!!

— А вот скажи-ка, почтеннейший Догоситаак, — решил я резко сменить тему. — Почему этот Лаакраак из старой семьи Таайк, так боится ссориться с Храмом?

— А ты думаешь, — усмехнулся медицинский дедок. — Гнев Икаоитииоо недостаточно страшен, чтобы бояться его служителей?

— Боги далеко… — Резонно обосновал я свое сомнение. — А аиотееки рядом. Такие как Лаакраак, больше боятся того что рядом.

— Хм… мудрец. — Усмехнулся Догоситаак. — Может ты и прав. Но ведь и Храм тоже не столь далек.

— Но в руках твоих слуг я не видел копий. — Тонко намекнул я.

— …Это потому что нам они не очень-то и нужны. — Если Храм выскажет свою волю, — ни Лаакраака, ни его семьи Таайк, не станет в одну ночь.

— Сурово! — Восхитился я. — И все же, мне хочется знать больше. …Мне нужно знать больше!

— Ну… — Дедок даже отложил медицинский набор, подчеркивая серьезность того что скажет сейчас, и приблизил свою голову поближе к моей. — Так уж получилось, что разные народы приходят владеть Аоэрооэо, и другими землями вдоль реки. Разные правители, разные обычаи и порядки. А Храм стоит тут всегда.

Одни приходят, другие уходят. Но те кто прислушиваются к голосу Храма, — остаются.

…Еще задолго до аиотееков… Наверное лет триста назад, а может шестьсот… Сюда, на лодках из тростника, пришли люди с верховьев. — Они были сильны, но не знали заветов Икаоитииоо, и потому кидали маленькие копья в своих врагов, и убивали их издалека. Так они смогли взять город, но их Вожди возгордились и не стали слушать голос Храма, уговаривающего их принять правильные заветы.

И в одну ночь, — большая часть пришельцев просто умерла. А тех кто остались, — добили жители города, что успели убежать и спрятаться в плавнях.

— Хм… Дай-ка я угадаю. — Вставил я свои пять копеек в этот рассказ. — Накануне своей смерти, эти чужаки наверное пировали, отмечая победу, или какой-то другой свой праздник?!

— Может быть и так. — Усмехнулся дедок. — Этого мы наверное уже никогда не узнаем.

Но что я могу сказать тебе точно. — Ни одна из старых семей, если у нее возникнут разногласия с другими старыми семьями, не пойдет искать справедливости у аиотееков. — Они придут в Храм.

Никто не поставит новую лавку, или мастерскую, коли Храм, не скажет что это угодно Икаоитииоо и духам. Ибо все будут знать что лавка та неугодна Храму, и никто не придет в нее купить зерна, даже если его дети будут дома умирать от голода.

Ни одно важное дело, ни начинается без того, чтобы не спросить на то благословение Храма.

— М-да… — Задумчиво протянул я. — Похоже Храм и впрямь знает многое, и умеет правильно распорядиться этим знанием. (Мафиози хреновы!).

Глава 16

Яркое, даже в первые утренние часы солнце, отражалось в бегущей воде, создавая иллюзию будто «Морской Гусь» окружен целым роем маленьких, весело и зло сверкающих солнышек, так и норовящих запустить тебе в глаз ехидным лучиком.

Где-то на западе, под самым берегом под покровом длинных утренних теней, еще прятались остатки утреннего тумана, а на востоке, от берега уже поднималось марево раскаленного воздуха, в котором начали плавиться очертания домишек и рощиц. — День намечался жарким, и чувствовалось что даже огромная река по которой мы плыли, не станет надежной защитой от этой жары.

Давненько я не плавал по таким рекам. — Эта, чем-то напоминала мне Волгу, — такая же широкая, неспешная… и пейзаж проплывающий мимо берегов чем-то походил на родную и великую реку моего времени и мира. — Такие же широкие степи, с вкраплениями рощиц, зарослями кустов, или еще какой-нибудь растительности. …Разве что пальм, кактусов, или деревьев очень на них похожих, куда больше, чем елок да берез.

Но главное сходство было конечно не в этом. — Та река что текла возле Вал’алкавы, в своих низовьях тоже шла через степи.

Однако на ней не было стольких следов пребывания людей, как на этой или на Волге. Иногда кажется, что эта Река, казалась даже более обжитой чем наша Волга. — Всякие суденышки, — от корабликов, не сильно уступающих нашему, до долбленых лодок, или плетеных из тростника плотиков, так и сновали вверх, вниз, и поперек, в обоих направлениях русла. Иногда способствуя взрывам матерного красноречия у Дор’чина, когда особо нахальный экземпляр, едва успевал вывернуться из под носа «Морского Гуся», или не впендюриться нам в борт.

А городки, деревеньки и поля-сады-огороды вдоль обоих берегов реки, кажется просто были нанизаны на реку, теснее чем бусы на нитку, даже не позволяя дикой природе вклиниться между собой. Да и не удивительно, — тут куда жарче, степи более сухие, и потому все живое тянется к воде как может. И естественно, в этой гонке человек оказывается впереди пусть и сильной, но неорганизованной природы.

«А куда мы плывем»? — Возможно возникнет законный вопрос в голове у читающего эти строки. — Ну тут скорее уместнее вопрос, — «…откуда».

Естественно, — подальше от Аоэрооэо! А если еще точнее, — от неприятностей, которые нас там поджидают.

— Надо бы нам того… — Сказал я на совете, состоявшемся сразу после пира-тризны.

— Угу. Согласился Лга’нхи. — Даже мохнатый тигр уходит с пути идущего стада.

— Во-во… — Подхватил я аналогию. — Чтобы потом пойти по следу и…

Все радостно и понятливо заулыбались, — они прекрасно знали и повадки «больших братьев» и их заклятых врагов, — мохнатых тигров. Так что мы понимали друг друга с полуслова.

— Видимо ты хочешь сказать. — Вмешался в наше «полусловное» общение мудрый дедок Догоситаак. — Что вам сейчас стоило бы куда-нибудь исчезнуть, чтобы не мозолить глаза разозлившимся на вас аиотеекам?

— Угу. — Подтвердил я правильность его предположений.

— …Тогда я не советовал бы тебе уходить в море. — Весьма категорично высказался дедок.

— Почему? — Удивился я. — Мы можем сплавать… ну допустим, к Оленьей Реке, отвезти нашего друга Тууивоасика к его родне. …Кажется это достойный повод для отлучки. А на обратном пути заехать в Храм. Думаю, за то время что мы будем отсутствовать, они уже немного успокоятся.

— …Они не пустят вас обратно. — Покачал головой Догоситаак. — И это в лучшем случае. А в худшем, — они подстерегут вас где-нибудь на побережье. …Я слышал, там не так много мест, где можно запастись водой. Там, у вас не будет защиты Храма. И никто не увидит как аиотееки нарушают законы Гостеприимства. …Вы конечно сильные воины. Но силу можно победить количеством.

— И что тогда ты предлагаешь? — Спросил я у него, даже не сомневаясь что в загашнике у этого скромного доисторического доктора, есть какое-то хитрое решение, максимально выгодное в первую очередь именно Храму.

— Вы можете сплавать в верх по реке, по просьбе Храма. — Хитро прищурившись ответил Догоситаак.

— И…??? — Намекнул я на подробности.

— Многие крестьяне, не могут придти в Храм и принести подношение Икаоитииоо, ибо слишком привязаны к своим участкам. Мы обычно идем к ним навстречу, и время от времени пускаем судно со жрецами, которые помогают крестьянам стать ближе к богам.

— И как долго нам работать этой… передвижной молельней? — С большим сомнением, и изрядно подпустив скепсиса в голос, спросил я, поскольку мне не слишком-то хотелось работать извозчиком на этих доисторических вымогателей.

— Мы совершим малый круг. — Успокоил меня дедок. — Две дюжины дней вверх по реке, и одна вниз. Зато на Реке никто не посмеет напасть на судно идущее под знаком Икаоитииоо.

— А что за груз? — Вмешался Дор’чин, с чисто профессиональным вопросом.

— Немного зерна… Немного масла… Иногда ткани, или шкуры животных. …Не бойся, сюда они влезут, потому что те кто не может придти в Храм сами, обычно не отягощены лишним добром. …Я вижу вам надо посоветоваться между собой. Так что ухожу, но надеюсь к полудню вы дадите мне ответ.

— А правильно ли это будет? — Задал неожиданный вопрос Лга’нхи, и видя что я не очень врубаюсь, пояснил. — Коли мы пойдем под руку Храма. То как потом сможем забрать оттуда наш Амулет? Не по правде это будет!

М-да. — Признаться тут была этакая неприятная моральная закавыка. Даже у меня такие мысли, насчет «правильности» мелькали, особенно когда я свел довольно тесное знакомство с некоторыми, не самыми худшими представителями Храма, но я их гнал как вредные для дела.

А для моих ребят, — все фишки, требующие переодевания и проходящие под именем чужого племени, — как я успел заметить, были чем-то вроде военной хитрости и разновидностью ведения боевых действий, а значит, даже законов Гостеприимства, это вроде как не нарушало. — Законы гостеприимства не распространяются на тех к кому ты подкрадываешься аки тать в нощи, чтобы зарезать или украсть скот.

А тут мы вроде уже и имя свое назвали, и помощь приняли, и даже под чужие знамена готовы встать. — Одно дело предать врага, и совсем другое, — того кому пообещал служить честно.

…И вот сейчас, все выжидательно смотрят на меня, и ждут когда Духи, посредством моего голоса вынесут вердикт этой непростой этической закавыке.

А я блин, даже не знаю что сказать. …Нет, вот честно. — С одной стороны, — решение, что предложил Догоситаак, оно и впрямь, близко к идеальному. — Мы проезжаем вдоль реки в компании жрецов, под их знаком солнышка. — …Понадобится ураган, чтобы снести подобную крышу.

Да и прокатиться, посмотреть чем живет этот берег моря. Чего хорошего еще можно отсюда упереть или позаимствовать… лишний раз приглядеться к аиотеекам, равно как и к их противникам, в, так сказать, — естественной среде обитания, — дело неплохое. Наверняка эти ребята знают и умеют многое из того, о чем нам еще только предстоит догадаться и научиться, как в области земледелия, так и ремесла. — Промышленный шпионаж, — дело полезное.

Но вот с другой стороны, — мы вроде бы теряем время. — Целый месяц болтаться неизвестно где, будто у меня в Мос’кве других дел нету

…Впрочем, — это я вру. — Время как раз терпит. — На нашем берегу моря, сейчас сезон зимних штормов. Да и тут бывает налетают разные шквалы-ураганы, хотя и не такие противные как у нас. Так что, если потратим месяц на путешествия по реке, а потом сходу грабанем Храм и рванем через море, — как раз успеем, через успокоившееся море, прямо к празднику Весны.

Но самое главное, — вот не лежала у меня душа к этому предприятию. Потому что я не понимал с какой стати Храму так о нас заботиться?

Да и чувствовалось, что отнюдь не все нам рассказал хитрый дедок Догоситаак, об этом деле. Есть у него в голове какая-то скрытая мысля и желание использовать нас втемную. — Уж больно быстро, а главное, — не советуясь со старшими, он предложил нам эту аферу. Словно бы знал что первоступенчатые деды не откажутся прикрыть своим авторитетом заморскую шпану вроде нас, даже если это вызовет проблемы с нынешними хозяевами этих земель, — аиотееками.

… И все это, ради чьих-то сомнительных снов, или исполнения мутного пророчества? — Сомнительно как-то.

Да и эти байки что нас не пустят обратно в город… — Да даже если и не пустят? — Что стоит пришвартоваться где-нибудь у прибрежных поселков, и придти в Храм пешком? Но чувствуется, что нас намеренно пытаются загнать в реку. А это подозрительно!

…И вообще, — это ведь я собирался использовать Храм втемную, а получается, — они используют нас? — Это не только подозрительно, но еще и как-то непорядочно!

Но вот чего он хочет? — Уничтожить нас, чтобы не сбылось пророчество? — Гораздо проще тогда было бы отдать нас аиотеекам, объяснив это электорату волей Икаоитииоо. — Уверен, против силы Храма и Аиотееков, никто бы тут и не посмел вякнуть, пусть это и нарушает хоть тысячу законов Гостеприимства.

А может, — натравить нас на аиотееков? Но какой смысл? — даже три десятка, архикрутейших вояк, это ничто по сравнению с массой степных всадников. — Насколько я успел узнать, — даже после того как пять мощных кланов-родов, перешли на наш континент, тут еще насчитывается четырнадцать крупных родов, и два десятка значительно более мелких. И если исходить из численности прежних Орд, — это должно быть пятьдесят-семьдесят тысяч воинов, не считая баб, стариков и детей. — Что им наши три десятка?

Хочет попугать строптивых данников неведомыми чудовищами, служащими Храму? — Тоже не похоже. — Даже если допустить мысль что простые крестьяне попрут против Икаоитииоо. — Чтобы разобраться с ними, храмовой мафии достаточно связи с местными преступными авторитетами… впрочем, числящимися тут, вполне уважаемыми людьми.

Так что получается, — единственное, для чего мы могли бы понадобиться Храму, — разборки с конкурентами. Но разве они есть у Храма?

— Ясьяяак, Отуупаак, — вызвал я наших экспертов по Аоэрооэо и окрестностям, которых, естественно на большой совет не позвали, и они отсиживались в сторонке. — А нету ли кого-то на берегах реки, кто не верил бы в Икаоитииоо и не слушался бы Храма?

— Конечно нет! — Ответили капитаны. Да так дружно и искренне, что я сразу заподозрил подвох.

Пришлось надавить… Не поддались. Пришлось надавить еще и максимально жестко. — Молчат сволочи.

— Наверное, ты говоришь про тех отщепенцев, — вдруг встрял в разговор старина Тууивоасик. — Про которых как-то говорил наш Вождь Рода.

— Угу, именно про них. — Хмуро подтвердил я, увидев как перекосились рожи капитанов, и как они синхронно сплюнули за борт и ухватились за свои амулеты. — Так что он говорил про этих отщепенцев?

— Мне мой дед рассказывал, — продолжил мальчишка. — Что еще Вождь Госоогвасик, как-то раз приехав с Большого Совета, рассказал что часть жрецов покинула Храм, и ушла жить в Драконьи зубы… А остальные жрецы их прокляли, и пообещали наслать порчу на всякого, кто хотя бы упомянет их имя!

…М-да. Так я и думал. — Без разборок на религиозной почве, тут не обошлось. И уж не знаю в чем там разошлись во мнениях эти отщепенцы и «прищепенцы», но отнюдь не оброк с крестьян отправляет нас собирать мудрый, но чересчур хитрый дяденька Догоситаак.

— Ясьяяак, — спросил я нашего эксперта. — Драконьи зубы… — это что, и как далеко отсюда.

— Это такие скалы… — Недовольно буркнул тот, все еще продолжая держаться за амулет. — Торчат прямо возле реки, но кораблю туда не пристать. И вообще, я слышал, что подняться на те скалы можно только по узкой тропинке. …Оттого и… А плыть до них отсюда… если быстро, то дюжину дней.

— А если не торопясь, — то две дюжины… — Подхватил я. И изложил свои догадки широкой общественности. Что бы они могли оценить размеры свиненка, которого хотят подсунуть нам жрецы Храма.

Но Лга’нхи снова меня удивил.

— Это хорошо. — Немного подумав сказал он. — Мы победим врагов Храма, и после этого не будем больше перед ними в долгу.

— Если они хотят нас так использовать, то мы и так перед ними не в долгу… — Пробурчал я себе под нос. — Друзьям говорят правду!

Впрочем, — настаивать на своем мнении я не стал. — Для моих ребят, не испорченных знанием всяческих уловок и приемов по успокаиванию собственной совести, — подобный выход казался наиболее приемлемым. — Храм пришел на помощь, когда нам было туго. — Мы отдаем ему свой долг, и все взятки гладки.

Естественно, — смысл идеологических разногласий между двумя ветвями поклонников Икаоитииоо их не волновал, как впрочем и необходимость начать с кем-нибудь войну. — Война это Мана, это добыча и честь. — Чего бы не повоевать, коли хорошие люди просят?

Как я уже давно убедился, — противостоять всеобщей уверенности, было делом бессмысленным даже для человека обладающего куда большим чем у меня авторитетом, (а куда уж больше?), чем у меня.

Да и пообщаться с другой стороной, узнав их мнение про Амулет, и царящие в Храме порядки, будет делом совсем даже не лишним. А то с этими хитрожопыми дедками, как впотьмах ходишь, — почти никакой достоверной информации, и приходится всему верить на слово. Но все эти рассказы про то какие они хорошие, и мистическая муть, уже изрядно достали.

А вот эти отщепенцы, наверняка вывалят про Храм самые мерзкие и отвратительные подробности, которые только смогут вспомнить, или придумать. Так что думаю можно будет узнать много полезного.

И потому, горько вздохнув, — остается только возглавить движение, сопротивляться которому все равно не смогу.

— Вы только жрецам не говорите что все уже знаете! — Строго приказал я. — Особенно это вас касается Отуупаак и Ясьяяак. …Иначе у меня правильного колдовства не получится. И вам же хуже придется!

И вот, мы уже третий день плывем вверх по реке. — Течение тут вроде не быстрое… но довольно мощное, и нашему, приспособленному для плавания в морских водах и противостоянию качке на большой волне, кораблю, подчас приходится не просто. — Особенно когда как вчера, — сильный встречный ветер. — Мы ведь, в отличие от всяких там плоскодонок и долбленок, не можем скользить по самой поверхности, поскольку опустили свой киль в воду на глубину метра с лишним. — Так что приходится налегать на весла изо всех сил. И в такие дни, — путешествие наше отнюдь не кажется легкой прогулкой.

Но сегодня, — благодать. — Ветер дует почти точно в корму, и мы идем под полным парусом, посадив на весла лишь половину обычной смены. И имеем все шансы, достичь первого пункта нашей эстафеты, уже сегодня в полдень.

Слава богу, — Фаршаад, — исполняющий должность храмового комиссара на «Морском Гусе», не требует чтобы мы заходили подряд во все стоящие на берегу деревеньки. — Тогда бы мы наверное плыли лет десять. Вместо этого у него есть четкая подорожная, с перечислением всех пунктов приема благодати, которые нам надлежит посетить, и все они расположены в достаточно крупных городишках.

А вот и первый из них!

По команде Дор’чина, «Морской Гусь» заложил крутой вираж, парус упал, весла поднялись вверх, и мы по инерции подошли к небольшому причальному мостку, выдвинувшемуся метров на пятнадцать от берега.

Их высокопреосвященство, с бандой своих подельников, быстренько слетели на берег, выстроились почти в классическую полуоикию-цепь, с командиром на левом фланге, и лупя в что-то вроде бубнов, двинулись к центру городишка, заголосив какую-то мелодию. — Что это было, — вызов ли на бой, то ли хвала Икаоитииоо, или просто, тупо, — средство подавления воли противника, я так и не понял. — Слова в песенке были какие-то малопонятные, — вроде церковнославянского, по сравнению с русским, начала 21 века.

…Интересные кстати ребята, эти комиссары. — Фаршаад, ихний пахан, особой благобразностью явно не страдал, да и вообще, — на жреца был похож менее всего, а вот на бандюгана… — Эдакий детинка, поперек себя шире, с почти коричневой от загара кожей, и рожей, сплошь заросшей густой черной бородищей и мохнатыми бровями.

Брови это вообще было что-то с чем-то. — Брежнев рядом с нашим Фаршаадом был нервической кокеткой, не расстающийся с щипчиками для выщипывания бровей, в попытках добиться максимально тонкой и изящной линии.

Сам о себе он говорил не много. …Да он вообще не много говорил. Но Ясьяяак, как-то шепотом поведал мне что такие как Фаршаад люди обитают где-то в горах, далеко в верховьях реки, и среди прибрежных племен, мягко говоря пользуются дурной славой, как законченные пираты, бандюки, и вообще, — малоприятные люди.

Добавим к этому милому образу мощный жреческий посох, скорее похожий на дубину, и совсем уж не жреческий кинжал, чуть ли не в локоть длиной на поясе. — Сразу захочется подбежать к такому служителю культа, и пожертвовать все имеющееся имущество в дар Икаоитииоо. …Лишь бы не убивал.

Ну и шестеро подчиняющихся ему жрецов первой ступени, — были ему под стать. — Пусть и из разных народностей, но любой почитатель Ломброзо, с радостью бы взял их фотки, в качестве иллюстраций, для теории своего кумира о «врожденном преступнике».

Впрочем, — с нами они вели себя подчеркнуто вежливо и тихо. …Как шакалы, затесавшиеся в стаю матерых волчар. — Все-таки и ростом, не говоря уж о вооружении, мы их существенно превосходили.

В общем, мы как-то тоже не стремились завязать с ними дружбу, так что обе компании на одном корабле, держались достаточно обособленно.

Вот и на этот раз, я не стал интересоваться как жрецы будут пополнять закрома Икаоитииоо, а пошел погулять по городу.

…Да-с… — Наверное надо обладать отточенным глазом нашего комиссара, чтобы заподозрить город, в этом сосредоточении жалких хижинок и сараев.

Да и народец тут, честно говоря, выглядит куда более изможденным и унылым, чем наши землепашцы да пастухи. Мне вдруг как-то даже неуютно стало. И разные мысли появились… тягостные.

… Еще Там, когда-то давным-давно в Москве, я как-то прочитал что первобытный человек, целенаправленно работал где-то часа по два — по три в день. — Ну вроде как, сходил на охоту, накопал корешков, — набил брюхо и можно развлекаться, или спать.

Жилье? — Долго ли сплести шалаш. Комфорт? — набрать сухих листьев, да подстелить под шкуру чтобы мягче было.

Оно правда. — Случалось и голодать подолгу, особенно зимой, и вымирать целыми становищами. Да и статус долгожителя получали уже лет в тридцать… Но в остальном, — сплошная беззаботная благодать. Золотой век. Райские кущи.

А вот потом понеслось. — Чем более защищенную, сытую и комфортную жизнь строило себе человечество, тем больше приходилось пахать отдельному человеку.

Хочешь быть сытым круглый год не за счет собирательства и охоты, а за счет засеянного поля и прирученных животных? — Изволь повкалывать на поле, да так чтобы спина к вечеру не разгибалась, и от судорог в руках ложка из рук выпадала. Или ходи целый день по солнцепеку за стадом, отмахиваясь от миллиардов мух и комаров. Обороняйся от волков да тигров, или вкалывай как проклятый, запасая на зиму сено.

Противно жить в холодной пещере? — Фигня, выход прост. — Руби избу. — Свали деревья, ошкурь, выровняй длину бревен, выруби пазы, собери срубы, проруби окна, двери, врежь полы, покрой крышу, сложи печь… — и отдыхай в тепле, сколько влезет, только не забывай регулярно приглядывать за всем построенным, чтобы где чего не прохудилось, не подгнило и не сломалось.

Мало? — Охота каменный дом? Телегу? Машину? Самолет? Унитаз и Интернет? — Вкалывай с утра до вечера как проклятый, и радуйся как далеко ты ушел от первобытного человека с его жалкими двумя-тремя часами работы в день.

А ведь есть еще и государство! — Оно защитит тебя от врагов, и от собственной глупости. Подскажет нужные решения, даст справедливый суд, спасет от полной нищеты и жалкой старости, вылечит от болезней, — окутает своей заботой и укроет вниманием. И организует на огромные стройки, что позволит украсить мир плотинами, дворцами, пирамидами, прорыть каналы, повернуть реки, поднять целину… А от тебя требуется только платить налоги за все это счастье, работая дополнительно часа по два в день исключительно на него.

Думаете я иронизирую и глумлюсь? — А вот не жили вы в моих степях, когда каждая семья-племя исключительно за себя. И ложась спать, ты не можешь быть уверен что проснешься со скальпом на голове, а отойдя на пару сотен шагов от стада, — что вернешься обратно. Не видели как старики уходят в степь умирать чтобы не быть обузой родне, как из десятка рожденных младенцев лет до десяти доживает дай бог парочка, не голодали неделями напролет, и не дрались в жестоких схватках со всем миром, просто за право жить и дышать.

Пусть и крайне хреново, но государство свою функцию обычно исполняет, но усердно берет с тебя за это свою плату, увеличивая часы труда и уменьшая время на отдых, семью, сон.

Вот и тут. — Даже не надо было особо присматриваться, чтобы понять, что народ в городишке, работает на порядок больше чем наши «заморские», а живет отнюдь не столь кучеряво.

Тут правда и сама природа руку приложила, — ограничив плодородные земли поймой реки. Да и государство вовсю постаралось, с одной стороны, — дав людям определенную защиту и шансы на выживание, что увеличило количество едоков на тех же площадях пахотной земли. А с другой, — щедро обкладывая работников налогами, да разными трудовыми повинностями.

И еще один, довольно резко бросающийся признак наступающей цивилизации. — У нас, как не крути, но даже средний «низший», был пусть плохим, но воином. А уж чего говорить про крестьян или пастухов, всегда готовых отстаивать свой земельный надел или стадо, с оружием в руках.

Оттого даже такая деревенщина как мой шурин Крайт, мог запросто заявиться во Дворец к Царю Царей Мордую, дабы перебазарить с ним о своих личных проблемах, или проблемах своей деревеньки.

И можно даже не сомневаться, — он будет там принят со всем уважением, и внимательно выслушан. И естественно, законно может ожидать что Царь Царей вникнет в его проблемы со всей тщательностью и дотошностью. Потому как Крайт, при всей своей глупости и ограниченности, — такая же надежа и опора царства, как и сам Царь, разве что чуток пожиже да пониже. Но зато этих опор много, и все они займут свое место в войске, когда возникнет такая необходимость, или поспособствуют богатству Царства, своими налогами.

А тут вот, чувствовалось что дела уже обстоят совсем по другому. — Достаточно было видеть испуганные и подобострастные взгляды, которые бросали встречные крестьяне, на вооруженного человека, чтобы понять насколько же это будет хреновая опора для государства, в случае войны. — Их и сгонять в строй придется насильно, да и большую часть сил тратить на то, чтобы они не убежали от нафиг им ненужной войны.

Да, — местные пахари воинами точно не были. Может аиотееки, а может и кто пораньше, — давно уже лишили их права защищать самих себя. А значит и принимать важные решения, ходить с гордо поднятой головой, и даже полноценно владеть собственностью и распоряжаться своей судьбой.

Там, в большом городе, это еще не столь явно бросалось в глаза. Ибо горожане по большей части попадались нам наглые и пробивные, — иначе в толпе народа не выжить. Но вот тут, в дремучих деревеньках, я как-то вдруг резко почувствовал эту разницу.

…Аеще, вдруг впервые за очень долгие годы застеснялся своей клички «Дебил», которой уже даже начал городиться. — Я ведь ее тоже получил, когда не мог ни заботиться, ни защищать себя. Так что в глазах моих товарищей, все местные поселяне тоже были дебилами. — великовозрастными детьми, не способными сами о себе позаботиться.

…Вот и ратуй после этого за прогресс и за цивилизацию!

В общем, побродил я по этому городку, минут двадцать, — не более.

Достопримечательностей никаких, конные статуи и эрмитажи отсутствуют напрочь, культурная жизнь, застенчиво пряча лживые глаза, обещала появиться только через пару тысяч лет, да и то не здесь, а где-нибудь поближе к столице. Наука даже этого не обещала. А местная экзотика была представлена покосившимися плетнями из соломы, убогими глинобитными хижинами понатыканными где придется, и ароматами навоза.

Наиболее интересным зрелищем, что я успел насладиться за эти двадцать минут, была драка двух петухов, и то закончившаяся спустя пару минут не в результате явной победы одной из сторон, а в виду общей утомленности от жары.

Бесконечная тоска, уныние и дремота, растянувшаяся на несколько тысяч лет… Определенно, — ловить в этом месте абсолютно нечего.

Плюнул в мусорную пыль городских дорожек, и побрел на звук бубнов и завывания жрецов. Благо, как я заметил, туда же начали подтягиваться и местные жители, таща на плечах какие-то мешки, и опасливо поглядывая на нас.

Прогулявшись вслед за ними, мы вышли на какую-то площадь, образованную кажется больше по недоразумению, чем во исполнение планов местных архитекторов. Там уже топталась небольшая толпа… человек этак в четыреста-пятьсон, включаю женщин и ребятню, — полагаю, почти все жители поселка. И как я не без удивления заметил, — на лицах горожан даже можно было прочесть некое оживление и радость. — Видать жизнь в городе была настолько тосклива и однообразна, что даже уплата налогов, казалась им развлечением.

…Впрочем, — опять ошибся! — Все-таки пусть ребята Фаршаада и выглядят как банда отморозков, — тупо грабить клиентов, не представив их вниманию какую-то культо-культурную программу, они явно были не намеренны.

Пока трое подвывали нечто религиозное. — Один присел торговать дешевыми амулетами со знаком Икаоитииоо. А сам Фаршаад с парочкой помощников приступили к ритуальному действу.

За отсутствием более достойного кандидата, — в жертву была принесена курица, или местная разновидность птичек, очень на нее похожая. Ее кровью Жрец, (именно с большой буквы), окропил походный переносной алтарь. Остатки выжал в какую-то бадью… Ну и понеслось.

В принципе, — примерно та же традиция что и у нас. — Народ подходил, выпивал ложечку смешанной с кровью воды из бадьи. И отходил с гримасой благоговения на лице.

Была ли добавлена в воду еще и наркота, я так и не понял. Однако народ вокруг нас вовсю принялся веселиться и радоваться жизни.

Очень скоро начало появляться какое-то незамысловатое угощение, — вроде каши, речной рыбы, овощей, и почему-то стручков зеленого гороха… Очень кстати приятного на вкус.

Каждый выносил свое, но как я заметил, норовил обменяться едой с соседями. — То ли это было частью ритуала, а может просто, как обычно, каша в чужом горшке казалась слаще и жирнее.

Засмотревшись за работой коллег, я даже не заметил как Лга’нхи отдал распоряжение, а наши ребята расстарались. — Очень скоро на площадке уже горел костер, (где только дрова-то достали?), а на нем булькал наш самый здоровенный котел, распространяя ароматы аиотеекской каши, щедро сдобренной коровкиным жиром и заморскими прянностями.

Местные нас поначалу дичились, но инициативу, как обычно, проявило вездесущее пацанье. Сначала, они как стая мелких и замызганных акул, начали нарезать круги вокруг нас, все время сужая их диаметр, и время от времени останавливаясь посмотреть на чудных гостей, втягивая носом удивительные ароматы «заморской еды».

Пока наконец Лга’нхи, увидев что все его люди точно уже не останутся голодными, а в котле еще полно каши, (сработал рефлекс на праздник и наварили много), тупо не выхватил из толпы одного пацаненка, и не навалил ему прямо в подставленные ладошки изрядную горку подстывшей каши.

…Ибо наш Вождь был мудр и даже отчасти человеколюбив! — Облагодетельствованный ребенок повизгивая от страха и восторга отбежал в сторону. А к нам ломанулась толпа его наиболее шустрых и сообразительных сверстников, торопящихся отведать удивительного угощения, пока взрослые их не оттерли.

Впрочем, — взрослые тоже клювом долго не щелкали. И скоро люди к нам потянулись, причем каждый держал в руках по два широких круглых листа какого-то растения. — На одном, обычно лежала горка местных угощений, а другой они подставляли под наши.

…В общем, попробовал я чем тут народ питается. — В принципе, — либо та же аиотеекская каша, только вот мясная составляющая или полностью отсутствовала, или была представлена какой-то рыбой. Либо, у тех что победнее, — нечто вроде ячневой каши, что однажды пытались мне скормить в школьной столовой. — Тока еще более жесткая и противная на вкус.

А еще, — праздничный стол был представлен несколькими знакомыми овощами, вроде тех что нам уже давали в Храме. Но мне больше понравилось блюдо, чем-то напоминающее маринованную редьку, — едренейшая штука, даже вышибавшая слезу из глаз. …Если ее провертеть в мясорубке, да щедро перчиком посыпать, — закусь будет что надо!

…Почему-то в Храме нас таким деликатесом не кормили, да и Фаршаад, как я заметил, от него демонстративно нос воротил. А вот местные бедняки лопали с большим удовольствием, хотя запашочек и впрямь, блюдо распространяло весьма резкий. …Надо кстати будет завтра отловить какого-нибудь «редькодела», — купить у него семян-корней, и расспросить как выращивают и готовят.

…И да, — горох тут был хорош! — Крупный, спелый, сочный, сладкий… Наверно нынче время урожайное, потому что грызли его буквально все. И вся площадь была засыпана половинками вскрытых стручков.

Я сразу заначил несколько горстей, — попробуем высадить у себя, а то наш по сравнению с этим мелковат и суховат.

А вот пива не было. И вина тоже. Видать для местных это слишком большая роскошь. И пусть народу это вроде бы и не мешало веселиться, — мне явно чего-то этакого не хватало. …Может даже просто ощущения тяжелой кружки в руке, из которой можно время от времени глубокомысленно прихлебывать, чувствуя что занят важным делом.

Да и на разговор вытащить кого-нибудь, так было бы намного проще. — А то эти бегают вокруг кругами со своими листьями, лопают сами и угощают друг дружку. — Никакой солидности. Небось с полными кружками, так не побегаешь.

Но тут вдруг, по непонятной для меня причины, все перестали бегать, расчистили центр площади, начались пляски. Местные сбились в несколько хороводов, один внутри другого. И под ритм, выбиваемым на полом стволе дерева, начали накручивать обороты, что-то радостно подпевая-повизгивая, и меняя направление по малопонятной мне команде.

Кое-кто из наших молодых тоже полез в хоровод. Причем, по странной причине, заняли места поближе к девушкам, с легкостью оттеснив от них местных мелковатых пареньков.

…Не, я их понимаю, — дело молодое. Но мне вот тутошние девицы как-то не глянулись. — Тут либо до двенадцати еще личико свеженькое и тельце не согнутое тяжкой работой, но на мой взгляд, — это ведь малолетка, которой еще в куклы играть. А чуть постарше, — глянь, а она уже старуха, с сожженным солнцем лицом, впавшими голодными глазами, и десятком отпрысков вокруг. …Впрочем. — Я уже старенький. А у молодых гормоны гуляют… Кстати, не впарить ли Догоситааку, байку про гормоны? Если он и про них что-то знает, — то уж точно, без другого попаданца дело не обошлось!

…Пока гуляли, — быстро опустилась ночь. И я уже было подумывал что пора идти спать, как вдруг выяснилось что культурная программа еще далеко не исчерпана. — Впереди были сказки!

И тут я понял, что день пройдет не зря!

Тусклый костерок посреди площади, только чтобы осветить лицо рассказчика. — Огромные звезды в южном небе сверкают с небес. И глаза рассевшейся вокруг толпы, подобно звездам, так же, почти не мигая, следящих за рассказчиком.

Нет, все-таки Фаршаад не просто разбойник, отправленный вымогать у населения оброк. — Он действительно Жрец! Его, вроде бы негромкий голос, был однако удивительно выразительным и сочным, и держал в напряжении толпу народа не протяжении часов трех.

Сначала, был уже довольно хорошо знакомый мне «Сказ про Икаоитииоо». — Про то как он спустился с неба по Великой Горе, и свел за собой оттуда все народы мира. …Да-да. — Именно так. — Не персонально аиотееков, а именно все народы мира.

Честно сказать, это была самая длинная версия приключений данного былинного героя, которую я когда-либо слышал. — Оказалось, что до того как перейти Мост между материками, он немало побродил и на нашей сторонке, натворив там немало подвигов. Несколько раз я даже вроде как замечал географические сходства… Но в конце концов, — горы они и есть горы, как впрочем реки или степи. А я не настолько хорошо знал собственный континент, чтобы точно знать что где-то там еще нет подобных же гор, рек, или степей.

Но зато, чуть ли не на каждом шагу, Икаоитииоо, одаривал людей чем-нибудь хорошим. И первую зверушку приручил именно он. И первый горшок для людей слепил тоже он, и нож догадался отлить прямо из неизвестно откуда взявшейся бронзы. С помощью ножа, как-то умудрился смастрячить топор, …ну а там уж дело пошло вовсю, — копье, мотыга, дом, лодка…

И давая каждый новый предмет, он в довесок снабжал его каким-нибудь нравоучением или моралью. Причем, как я понял, не скупился на запреты. Иногда, на мой взгляд довольно глупые.

Нет, я допустим понимаю, что дав людям горшки, он запретил им есть сырое мясо! — Вареное-жаренное, — оно и помягче и посытнее, и заразу лишнюю не подцепишь. Но вот этот запрет убивать на расстоянии, который он судя по повествованию повторял довольно часто…

…Не, если этот Икаоитииоо, и впрямь был попаданцем, то ему определенно стоило бы рожу начистить! — Чем ему спрашивается помешали обычные луки и дротики?

Если это был неуемный приступ пацифизма, — то ведь глупо, — будто с помощью копья, топора или дубины, местные ребята меньше друг друга накромсают. — Тут даже скорее наоборот. — В ближнем бою у проигравшей стороны почти не остается никаких шансов.

В ближнем бою кровь кипит, вояки звереют, и пощаде никто может и не думает. А так, — покидали друг в дружку дротики-стрелы. — Пара-тройка раненных начала кататься по земле, да орать от боли, — есть повод сдать назад и подумать лишний раз, — оно тебе надо?

Или он так прогресс хотел остановить? — А смысл? — Тыщей лет раньше, тыщей позже, но он все равно придет, хочешь ты этого или нет.

Впрочем, теперь можно только догадываться чего добивался этот мужик со странным именем, и был ли он вообще, или это стандартная выдумка дикарей, пытающихся хоть как-то объяснить себе картину мира.

…А вот когда Икаоитииоо, наконец слинял на эти земли уведя с собой кучу народа. …Когда он дошел до этой Реки, и построил тут храм имени себя…

Вот тут в рассказе Фаршаада, дошла очередь и до нас. — Ибо мы, помимо всего прочего, были живым доказательством того что все в этой истории, до последнего слова, чистая правда. Потому что и приплыли из тех мифических земель, в которых доблестный Икаоитииоо свершил большинство своих подвигов. И рост наших степняков, ясно давал понять что на тех землях еще не выродилась порода истинных богатырей. И самое главное, — мы, как прилежные детки Икаоитииоо, прибыли в Храм дабы воздать хвалу лично товарищу божку, и тем его ученикам, что доблестно, не жалея своих сил, хранят Его заветы и Знания.

…А отсюда вывод, — надо делиться урожаем!

Ну вот народ с утра пораньше и потянулся к пристани, с мешками и корзинами, все еще храня на лицах восторженно-благостное выражение, после вчерашнего праздника.

Вот все-таки уважаю старших коллег. — Действительно мудрые ребята, раз сумели так все обставить, что совсем даже небогатые крестьяне, делятся с ними своими хилыми запасами, с таким видимым удовольствием.

Нет. Не то чтобы они прям радовались и плясали, отдавая свои харчи да барахлишко сытомордым жрецам. Но видно было, что такую плату, за полученное удовольствие, народ тут не относит в графу «совсем уж бесполезные расходы». — Видать жизнь у них и правда достаточно унылая, а приезд жрецов… да еще и привезших заморских чудовищ умеющих готовить вкусную кашу и делиться ею с людьми, — стал действительно ярким пятном в их жизнях.

Но тащили, как я приметил, и впрямь немного. …Помню как Фаршаад вовсю торговался с каким-то крестьянином. — Тот принес где-то треть мешка зерна. Фаршаад попытался умыкнуть и сам мешок, но крестьянин встал горой за столь ценное имущество, так что не то что какой-то там Жрец, но даже и сам Икаоитииоо, вряд ли бы смог вырвать этот пустой и неоднократно латанный мешок из его скрюченных узловатых рук, с навечно въевшейся под ногти грязью.

Понаблюдав немного за этой, пусть и мало живописной, но по своему познавательной картиной, — я решил было пойти додремать в одну из кают на «Морском Гусе». — Потому как полночи провел слушая былины про Икаоитииоо, и нефига не выспался. Но тут как раз, жреческий корпус решил начать грузить собранные налоги на наш кораблик. И поспать опять не получилось.

Плюнул, и прихватив чистые листы пергамента и походную чернильницу с пером, а также кое-чего из награбленного ранее барахла на обмен, пошел в городишко.

Ухватил первого же попавшегося крестьянина, и устроил ему допрос. Тот сначала немного поиграл в партизана. Видать решил олух, что я пришел требовать компенсацию за сожранную вчера кашу. Но надолго его партизанской стойкости не хватило, и он быстренько сдал мне все явки и пароли, и даже самолично довел до дома местного старосты.

Староста, не в пример «партизану» оказался мужиком сметливым и догадливым. …Правда не намного, и потому тоже долго не мог поверить что единственная моя цель, — действительно узнать что-то про редьку, а не выведать его самую страшную Военную Тайну. Потому как, — «Редька то она и есть редька… Чаво там непонятного та? Ее все едят, потому как растет она в куды ни ткни. Бывает даже что после зерна, там, али кортопли, земля совсем уж не родит. Так спервоначалу горохом ее засадить надо, а на следующий год, редькой. А тама уж и глядишь… Чего? — Всегда такой здоровой была… Говорят ее еще сам Икаоитииоо принес. А что Жрецы от нее нос воротят… Дык на то они и жрецы! А мы народ простой, разносолами не избалованный… А что воняет дюже… ну дык и чаго что воняет!? …А? — Вона. Слива растет! Вот когда дозреет да сыпаться начнет, надо ее в бадью набрать, да соку надавить, а когда тот скиснет…».

…И тем не менее, — чтобы перенести полученную информацию о том как эту редьку выращивают, и рецепты маринадов, — на овечью шкуру посредством загадочных знаков, — пришлось выходить за территорию поселка. — Допустить неизвестного колдовства в пределах вверенной ему территории, староста никак не мог позволить. В драку правда не лез, но смотрел столь жалостливо, что даже отбивал всякую охоту драться.

За крохотную золотую чешуйку-монетку, и старый, уже изрядно сточенный нож, я сторговал целый мешок этой редьки, (больше кстати почему-то цветом и формой напоминавшую морковь-переростка), а заодно уж и мешок семенного гороха, потому что по словам старосты, — «…ентот зеленый та, не взойдет». И, уж коли пошла такая пьянка, — закупил понемногу всяких семян, благо, как я заметил, дело с подготовкой семенного фонда тут было отлажено отлично. — То ли Храм научил, то ли сами догадались проводить селекцию, откладывая на посев наиболее крупные и здоровые семена культур. И так я разошелся, что старосте даже удалось впарить мне парочку саженцев той самой «уксусной сливы», без которой толком редьку было не замариновать. И только на обратном пути, у меня вдруг появились сомнения, что мне удастся довезти их через море живьем.

В качестве подтверждения высокого уровня сервиса, — все купленное мне еще и донесли до корабля. И судя по лицам старосты и сопровождающего его мальчишки, — видно было что меня тут изрядно надули, получив огромный барыш. …А может радовались, что я не забрал все это силой.

Собственно на этом наше пребывание в поселке себя исчерпало. Так что пообедав на твердой земле, — мы отчалили из этого городишки, даже названия которого, так и не отложилось в моей памяти.

Глава 17

— …Да подумаешь… — Ответил я. — Не столь великая плата, а люди порадовались!

— Ты бы мог просто сказать мне. — Почтительно, но с крайне недовольной физиономией, заметил на это Фаршаад. — И получил бы все что хочешь не платя ничего.

— Но ведь я и так это получил? — Деланно удивился я.

Поскольку дул попутный ветер, и весельная смена была не моя, — я, пользуясь возможностью, сразу после отплытия, отправился досыпать в каюту.

Разбудили меня только ближе к вечеру, поскольку настала моя очередь браться за весло. Пока я греб, Форшаад не осмеливался подойти ко мне, видать понимая что говорить под руку работающему человеку, это не дело, но его задумчиво-недовольные взгляды, я тем не менее на себе ловил.

(Его самого, и его ребят, к веслам не подпускали. Ибо чужие. А вот Тууивоасик с момента выхода из Аоэрооэо вовсю осваивал ремесло гребца, давая повод остальным беззлобно поиздеваться над его содранными в кровь ладонями и скручивающимися от судорог мышцами. Впрочем, он воспринимал это нормально, — такие издевки лишний раз подчеркивали его новый статус «свой». Какому мальчишке подобное не понравится?).

Но вот после ужина, жрец все-таки добрался до меня, и сурово шевеля своими гигантскими бровями, начал строго, но почтительно выговаривать мне, за то что я веду дела с местным населением, игнорируя его посреднические услуги.

Подавалось это все под соусом, — «на фига тебе самому общаться с быдлом, коли есть мы? Мы лучше знаем, мы всегда поможем», но я на такие наивные уловки перестал покупаться еще в детском саду.

Но вот в чем был истинный смысл недовольства Фаршаада, так и осталось непонятным. — Может просто обиделся, что мимо него пролетел его посреднический гешефт? А может, по принципу, «эта наша корова и мы ее доим», пытался разграничить сферы влияния. — Но так или иначе, — был категорически послан на некий овощ, вероятно являющийся отдаленным родственником той самой редьки, из-за покупки мешка которой и начался весь этот скандал.

А тут еще у него за спиной вдруг из темноты образовалась фигура Лга’нхи. Который очень чутко чувствовал любые конфликты во вверенном ему подразделении, особенно когда в них оказывался замешан я. — Так что пришлось Фаршааду резко сбавить обороты, и едва ли не начать извиняться. И потом, бочком-бочком, попытаться удалиться к своим ребятам.

Вот уж хренушки. — Сначала молчал всю дорогу, так что я даже решил что он и говорить-то толком не умеет. А потом, едва заговорив, пытается слинять.

— А расскажи-ка мне друг Фаршаад. Начал я, подмигивая Лга’нхи, чтобы тот не выпускал источник информации. — По какому принципу ты выбираешь поселки, в которые должен заехать?

— Это решают старшие… — Слегка настороженно косясь на возвышающуюся над ним тушу Лга’нхи, ответил жрец. — Я только следую их воле… — И в доказательство своих слов, потряс пучком веревочек с узелками.

— Ты давно ведь уже ездишь… вот так вот! — Уверенно сказал я, успев вчера оценить насколько умелым было проведение давешнего мероприятия. — А значит понимаешь смысл воли старших. …Иначе бы они не назначили тебя главным.

Так что думаю ты можешь сказать, почему мимо одних поселков мы проплываем, а в другие заходим…

— Шесть циклов… — Немного, но старательно подумав, ответил Фаршаад. — Городки тоже разбиты на шесть епархий… Каждый год мы навещаем одну из них.

— А почему бы не заехать раз в год в каждый городишко? — Уточнил я. — Ведь тогда количество собираемого оброка вырастет в шесть раз!

— Нам не нужен оброк. — Гордо выпрямился жрец. — Мы несем людям Слово Икаоитииоо. …Оброк с них собирают аиотееки, а потом щедро делятся им с Храмом!

Ну да. — подумал я. — Абсолютно правильная политика. Если не напоминать время от времени электорату о своем существовании, — можно быстро превратиться в красивую легенду. Которую конечно будут пересказывать друг другу, но не более. А значит, — прощай власть.

То-то мне показалось, что единственная ругань при сборе налогов, шла вокруг мешка, а не количества насыпанного в него зерна — видать Фаршааду лень было пересыпать зерно в другой. И видать потому же, он так уверенно предлагал мне свою помощь. — Ему достаточно было только намекнуть в следующем селении о том что мне надо. И это принесли бы ему на блюдечке с голубой каемочкой. А там бы он мне это дело продал… или просто бы отдал, в обмен на хорошее расположение.

…А ведь и правда!!! — Пронеслась у меня в голове, мудрая мысль. — Ему же надо завоевывать наше хорошее расположение, потому как в конце путешествия нас ждет большая драка. — А вдруг мы взбрыкнем в последний момент, и скажем что на драку не подписывались?

Чем-то обязаны Храму? — Ну вот приедем в Храм, и перетрем этот вопрос с паханами, а какой-то там жрец третьей ступени, нам тут не указ. И уж не знаю, какие тут правила по части непослушания. Но зуб даю, — по-любому наш бровеобильный друг, все равно окажется крайним.

М-да, — мужику тоже не позавидуешь. — Уговорить толпу отморозков серьезно рискнуть своими жизнями, без видимости особой выгоды, не имея никаких рычагов давления, кроме как сомнительной моральной благодарности.

А прими мы дары из рук самого Фаршаада, — вроде как станем обязанными уже лично ему, а значит и уговорить нас будет попроще. Но я, вместо этого пошел в самостоятельный торговый рейд, и добыл все что мне было нужно, без всякой помощи со стороны. — Упущен шикарный момент оказаться полезным. И более того, — теперь даже попроси я его о чем-то подобном, — стоимость услуги будет ничтожной. Ведь я вроде и так знаю насколько все это просто. — Неудивительно что он так расстроился и разозлился.

Однако, — не воспользоваться ли ситуацией?

— А скажи-ка друг Фаршаад. — Начал я, подмигнув ему. — А будет ли в тех городах, куда мы заедем на этот раз, хорошие ремесленнические мастерские. …А то я, знаешь ли, очень серьезно интересуюсь разными ремеслами, и мне бывает очень скучно приезжать в места, где их нет…

Фаршаад внимательно посмотрел на моток веревок в своей руке. Выбрал одну, и показав мне, сказал. — Вот. В Эогеете, умеют делать особые полотна из рубленного сухого тростника, клея и еще чего-то… Их натягивают на рамы из дерева, и потом собирают целые дома.

— Это ты не про бумагу ли часом? — Оживившись, едва не подскочил я.

— Чего? — Удивился незнакомому слову Фаршаад.

— Неважно. — Присаживаясь обратно, ответил я. — В этот город мы значит зайдем… Но разве нет других городов на нашем пути? …Понимаю что не сезон. Но думаю Старшие не обидятся на тебя, когда узнают что ты лишь исполнял мою просьбу! …Ну вот и договорились!

По правде говоря «договариваться» уговаривая жреца нарушить предписанный распорядок, пришлось часа два. И наш разговор то опускался до крайней точки занудства, то взрывался вспышками ругани. Но в конечном итоге, я его уговорил, заодно окончательно убедившись, что в конце путешествия нас ждет конкретная подстава. (Ведь ради чего-то он шел на все эти нарушения?).

Зато дальше, наше путешествие проходило уже куда более полезно и познавательно.

Взяв за жабры наших капитанов, я вытряс из них информацию о местных достопримечательностях и уже сам диктовал Жрецу, куда мы поплывем дальше.

Поначалу тот плевался и занудствовал, но в конечном итоге смирился и просто исполнял мои просьбы, почти без возражений.

Так мы посетили несколько весьма примечательных мест. Вроде большого притока Реки перегороженного десятком плотин и превращенного в целый каскад проточных прудов, из которых выходили каналы питающие водой довольно обширные пространства засаженных земель.

Уж не знаю как там обстояло дела с пирамидами, — не видел. Но вот это сооружение, действительно поражало грандиозностью размаха и объемом проделанных работ! — Зарисовал и записал дофига интересного! В том числе и множество разных механизмов и приспособлений для регулировки уровня воды. — Вроде бы ничего сложного, — принципы понятны и известны мне и так. Но вот исполнение… Сотни лет опыта просто так не отбросишь!

Потом, — пришлось пришвартовать «Морского Гуся» у малоприметного поселка, и отправиться в пешее путешествие дня на два. И пусть все два дня пришлось слушать нытье и зубовных скрежет Фаршаада. Зато я впервые в жизни увидел как добывают и перерабатывают мой родной, и столь нежно любимый гипс!

А знали бы вы, каким наслаждением было сыпать в воду, пусть грязноватый, с большим обилием песка, но все-таки гипс, (они его тут не только не просеивали, но еще и специально подсыпали мелкий песочек для большего заполнения объема^[56]), выдерживать правильные пропорции, сливать излишки, замешивать, разливать по формам… Клянусь, по моим щекам в этот момент текли слезы!

Единственное, — как я выяснил, на изготовления форм для керамики, они тут гипс не использовали. Зато вовсю фигачили разную плитку, по типу изразцов, а также использовали при строительстве как основу для штукатурки, и для изготовления некоторых декоративных деталей.

Заехали мы посмотреть и как льют бронзу… В принципе, ничего принципиально нового, я там не обнаружил. А вот в стекольные мастерские, мы так и не попали. — Пришлось бы сворачивать в еще один приток, и подниматься по нему дней пять, а потом еще и пару-тройку дней идти пешком. — Я в принципе был не против такой прогулки. Но Фаршаад уперся рогом, и ни в какую не согласился настолько отклониться от заданного маршрута.

С «бумагой» кстати, тоже вышел облом. — Не бумага это была, а скорее папирус, если я правильно помню школьные уроки. — Стебли тростника расщепляли по длине, складывали в два-три перпендикулярных слоя, пропитывали особым клеем и придавливали прессом. После высыхания, на получившиеся листы, наносили что-то вроде грунтовки, из того же клея, в который добавляли… (барабанная дробь) — каолин.

В конечном итоге, получались листы скорее напоминающие толстый картон чем бумагу. Для письма этот материал почти не использовали. — Предпочитая свой шнурковый вариант письменности. Зато для большей прочности, подчас армировали тонкими прутиками какого-то местного кустарника.

Материал получался действительно очень прочным, легким, не боящимся сырости. И как я увидел чуть позднее, — средних размеров домик, из таких экранов собирали дней за пять-шесть. Причем большую часть времени, — вязали каркас из столбов и перекладин, настилали полы, да возводили крышу.

Для местных условий, домики получались просто великолепными. — Хорошо вентилируемые, и достаточно дешевые, так как требовали намного меньше дерева или камня. А если учитывать… (барабанная дробь, приз в студию). — что собранные экраны еще и частенько расписывали, — то и красивыми! А то что такие стены не жили дольше одного сезона? — Так и стоили они дешево, и менялись регулярно давая постоянный заработок целой отрасли народного хозяйства.

Надо ли говорить, что пройти мимо живописного цеха я не смог! А выковырять меня оттуда было труднее чем моллюска из его раковины. Живьем я не давался!

А какие краски умели делать эти ребята! — Натуральные чистые цвета, которые простоят не выцветая сотни а то и тысячи лет. Как мелко они умели дробить различные минералы, как тщательно смешивать и растирать…

Все-таки, что ни говори, но когда дело поставлено на коммерческую основу, а не тащится на чистом энтузиазме, — работа спорится куда быстрее и развивается семимильными шагами.

…Правда, чтобы со мной начали делиться секретами производства, да и вообще пустили в цех, — для начала, пришлось надавить авторитетом Храма, и попугать мастеров бровями и бородой Фаршаада.

В итоге, — я записал кучу рецептов, и набрал множество образцов минералов используемых для изготовления красок.

А в благодарность за это, — научил местных ребят фигачить рисунок по трафаретам, фактически заложив основы обойной промышленности.

Сам набросал несколько узоров, прорезал трафарет в листе «папируса», (правда сказал что лучше бы это был пергамент и перенес на основной лист.

А еще, вспомнив кое-какие основы, что преподавали в технаре, — предложил попробовать накатывать текстуру с помощью валика, по сырой «штукатурке», что тоже было принято с большим интересом и пониманием.

К концу «экскурсии» в живописном цеху, вообще стали оноситься ко мне с немалым уважением. Особенно когда я взявшись за кисти попытался вспомнить былые уроки живописи.

…Скажу честно, в моем технаре, я бы за такие художества получил бы от преподов по шее. — Ну а что вы хотите, — сколько лет не практиковался толком! Но тут в общем-то, мои судорожные попытки, были приняты достаточно благосклонно. Особенно в конце, когда я расписавшись, сумел выполнить довольно неплохой портрет одного из подмастерьев, (только его удалось заставить позировать достаточно долго). И «сваял» пейзажик с глубокой перспективой. — Тут так не умели! — И потому долго цокали языками, разглядывая уходящую вдаль реку, по которой плыли кораблики, а также домики и рощицы по берегам. После чего однозначно приняли меня за своего.

Так что, спустя четыре дня, я уползал из этих цехов с большой тоской в душе, и сумками, набитыми многочисленными баночками с красками. — Душа одновременно и пела и скулила.

— Эта… Шаман Дебил. — Подошел ко мне Ясьяяк как-то вечером, спустя пару дней. — Если ветер не переменится, то завтра к полудню, придем к Драконьим Зубам.

Ну вот праздник и кончился. — Подумал я.

Глава 18

— Нам надо пристать вон туда вот, невинно глядя на меня из под своих мохнатых бровей, заявил Фаршаад. — А потом мы пойдем в поселок в тех вон горах. …Не мог бы ты послать со мной парочку человек? — Людям в поселке будет интересно посмотреть на тех кто приплыл с другого края моря. …Нет-нет… Тебе самому ходить не надо. Там нет ничего интересного. А дорога туда проходит по скалам, и очень трудна для тех кто привык ходить по палубе корабля. (Наивный, он думал мы не знаем что такое горы).

М-да. — Как-то после этих слов, акции Фаршаада, и Храма который он представляет, в моих глазах резко покатились вниз. — Нет, я все понимаю, подстава она и есть подстава, но вот так хладнокровно отправлять на смерть кого-то из наших, чтобы остальные обиделись и порвали врагов в клочья… — Это все-таки как-то уж слишком подловато!

Да думаю и в команде Храма, из этой прогулочки, запланировано было вернуться отнюдь не всем. А подставлять своих, это уж совсем некрасиво.

…Я признаться надеялся на нечто более конструктивное, уважительное, да и менее топорное в плане психологии. — Ну типо сказать в последний момент что там живут враги Храма, и как бы между делом предложить их всех убить. …Мол, — мы и сами идет, чего бы и вам не присоединиться?

Любому, хоть чуточку понимающему менталитет воинов, будет понятно что отказываться от такого предложения они не станут. Даже если найдутся среди этих рубак умники, раскусившие подставу, все равно не откажутся. — Отказаться от боя перед лицом товарищей, — это же позор навеки!

…Ну могли бы, на крайний случай пообещать богатую добычу, которой якобы забиты закрома поселка мятежников.

…Или, — зафигенную Славу победителей драконов, и освободителей прекрасных принцесс из их чешуйчатых лап.

…Предложить тупо оплатить услуги. …Попытаться взять на слабо… — Это бы я еще худо-бедно понял. Но вот такая откровенная подстава и провокация, — признаться, это довольно много говорило о Храме, и тех методах которых он придерживается. — Реально мафиози!

Мне даже не нужно было бы оглядываться по сторонам, чтобы понять что все мои соратники, включая даже бестолочь Мнау’гхо, по достоинству оценили этот шаг охамевших манипуляторов. И предложи я им сейчас высадив банду Фаршаада, тупо уплыть назад, — думаю никто бы не стал возражать против этого.

Кажется Фаршаад и сам почувствовал как над его головой сгустились тучи. Понять от чего вдруг произошла такая перемена не мог, и потому его глазки судорожно забегали по нашим лицам.

— Видишь ли друг мой Фаршаад. — Ласково улыбаясь, сказал я ему. — Ты этого еще не знаешь, но вчера ночью мне приснился вещий сон. И в том сне я увидел, что поселок, в который ты хочешь идти, захватили плохие люди. Так что я не советовал бы тебе туда соваться. — Тем более что ты и сам говоришь — там нет ничего интересного. Почему бы нам просто не вернуться назад, и не сообщить аиотеекам про плохих людей? — Пусть они с ними и разбираются!

— Но! Э-э-э… — Аж замотал головой Фаршаад, в приступе отчаянного возмущения. — Это последний поселок в моем списке, (и опять потряс пучков веревок, в подтверждение своих слов). А аиотееки не захотят тут драться!

— Почему? — Удивленно поднял я брови. — Кажется в Аоэрооэо, они прислали целых пять оикия по одной только просьбе обычных горожан. Почему ты думаешь, что они не придут сейчас, когда их позовет Храм?

Тууивоасик. — Обратился я к нашему мальцу. — Что делают аиотееки, когда на их землях появляются чужие люди, которые грабят поселки их крестьян?

— Мы очень радуемся этому. — Злобно щерясь, ответил малец. — Можно устроить большую охоту. — Все воины собираются вместе, и гонят чужаков по степи, пока те не падают от усталости. Потом мы их пытаем, и узнаем откуда они пришли. Идем, и убиваем всех их родных, чтобы тем неповадно было воровать у аиотееков!

— …Вот, видишь, — слегка и сам обалдев от столь радикального подхода к поддержанию правопорядка, указал я Фаршааду. Аиотееки относятся к подобным проблемам очень серьезно!

Следующие минут сорок бедолага Фаршаад вился как уж на сковородке, пытаясь объяснить все странности и непонятки. От усердия у него даже брови поникли, и кажется, — в черной как смоль бороде, мелькнул первый седой волос. В конце мне даже немного стало его жалко.

…Но только совсем-совсем немного. Так что даже во имя дипломатии и хороших отношений с Храмом, делать вид будто я принял одну из более-менее удобоваримых версий, я не стал. Зато давил его вранье вопросами и аргументами тяжелыми как вагон со свинцом. Пока наконец, по капле не выдавил из жреца всю правду.

— Так в чем же вина этих отступников? — Иронично глядя в глаза Фаршааду, спросил я.

— Они хулили Икаоитииоо. — Заученно, как привычный слоган, устало брякнул он. А потом глянув на меня, и видимо вспомнив предыдущую пытку, уже чуть менее уверенно добавил. — …И его служителей.

— Слушай, Фаршаад. — Устало отворачиваясь и любуясь на проплывающую мимо рощицу, сказал я. — Не знаю, что тебе говорили обо мне жрецы высших ступеней. …Возможно они тебе даже не сказали, что я говорил с теми кто стоит на пятой. …Да-да, не удивляйся. — Я, и Великий Вождь Лга’нхи были приглашены в их дом, и мы говорили о многом.

И все это потому, что мы с моим братом, особо отмечены Духами и Икаоитииоо, и потому нам открыто куда больше чем другим людям. …Даже жрецам!

Так что тебе будет лучше рассказывать мне впредь чистую правду, ибо если я опять увижу. (а я обязательно это увижу), ложь сходящую с твоего языка, я обижусь очень сильно. Высажу тебе в этих скалах, и мы навечно уйдем к себе. …Итак, я слушаю…

Правду из себя Фаршаад выдавливал то кипя от гнева, то мямля что-то маловразумительное, а то и пытливо заглядывая мне в глаза, типа, — «Пойму ли я?».

А я вот, признаться, сначала слушал внимательно, а потом откровенно заскучал. — Банальнейшая в сущности история. И как обычно, — на грани глупости и героизма.

Группа младых максималистов-реформаторов, в миллионстотысячный раз за историю человечества учуяла в мире большую несправедливость, и их пылкие сердца, побежали впереди не самых разумных голов.

Храм-то, оказывается, шибко удалился от людей и живет своей, обособленной от них жизнью. Храм не исполняет своих функций нести Свет, но погряз в корысти и властолюбии, а значит нуждается в радикальных реформах.

Оказывается Жрецы больше не должны брать с людей плату за посредничество меж Мирами. Но обязаны абсолютно бесплатно обучать всех кто только ни придет. А вопрос пропитания и содержания школы и даже самого Храма, решается просто, — жрецы, и даже старшие наставники, на какой бы ступени не стояли, должны самостоятельно добывать себе пищу, работая на полях и в мастерских как обычные люди. Демонстрируя всем пример праведной жизни и нестяжательства.

Но самое главное, — Храм должен поднять народ на борьбу с ненавистными степными захватчиками, и…

…А потом, Храм возьмет на себя функции светской власти, установит правление мудрецов, и всем будет Щастье! (…Отзвуки этих идей, я слышал во время собственной дискуссии о «правильном» политическом устройстве мира, что была у меня в Храме, где-то полмесяца назад).

В общем, — стандартный набор теоретика-утописта, в девяноста девяти процентах случаев, не заходящий дальше болтовни в среде «тайных обществ», созданных лишь для того чтобы болтать о том чего никогда не будет, дабы выпустить пар.

Но на этот раз, вместе сложилось несколько факторов, и ситуация пошла не по обычному сценарию.

Во-первых, — время. Аиотееки тогда только-только пришли к Власти. И многим еще казалось что достаточно немного надавить, и степные дикари уберутся обратно, — глотать пыль и крутить хвосты своим верблюдам. Во-вторых, — у заговора появился харизматичный и энергичный вождь, по имени Масдаак^[57], которому одних разговоров было мало, зато он умел и любил действовать.

В-третьих, — заговор возник в, так сказать, — боевой ячейке жреческого корпуса… Раньше эти ребята не только заведовали «Воинским Факультетом», где хранились общечеловеческие знания о искусствах боя, но также и выполняли функции силового ведомства Храма. …И уж не знаю, насколько они там были реально круты, (заверениям Фаршаада что «очень-очень» пожалуй верить не стоит). Но когда настало время для решительных действий, у Храма просто не оказалось сил, чтобы подавить бунт.

На целый год, заговорщики воцарились в Храме. …И ясное дело, — утопия, как обычно не выдержала соприкосновения с реальностью, и власть начала стремительно просачиваться меж пальцев, растерявшихся от свалившегося на них груза забот, максималистов. Благостные теории почему-то не работали, или работали как-то совсем не так, как планировалось. Младшие жрецы требовали еды. Люди в городе, напуганные разборками, обходили обзаведшийся странными привычками Храм стороной. А ученики разбегались, потому что отработав полдня в поле, — уже как-то не до разглядывания звезд и исчисления дюжин.

Короче, — спустя год, произошел уже не дворцовый переворот, как в первом случае, а форменный голодный бунт. И младые реформаторы, — едва успели удрать в Драконьи Зубы, откуда был родом Масдаак, опережая скорость звука, с которой им в спину летели проклятья простых жрецов и официального руководства.

Немного очухавшись от поражения, они естественно объяснили свою неудачу исключительно кознями врагов. И решили создать альтернативный Храм, исповедующий единственно правильную идеологию.

И все бы ничего, — помучились бы эти ребята еще лет пять-шесть а потом бы тихо разбежались, но в Драконьих Зубах были залежи высокоценимой слюды, что позволяло бунтовщикам кое-как сводить концы с концами, на протяжении уже почти трех десятков лет.

А самое главное, — аиотеекам такое ослабление Храма было на руку, (как мы уже слышали из рассказа Тууивоасика, — они поспешили разнести весть об расколе как можно шире). Так что они не только палец о палец не ударили чтобы отбить Драконьи Зубы у супостатов, заявив что не хотят лезть во внутренние разборки конкурирующей организации. Но и пользуясь ситуацией, когда они оказались единственными кто не боится торговать напрямую с Драконьими Зубами, — активно покупали у мятежников добываемую слюду по заниженным ценам, дабы потом перепродать ее втридорога.

И на все намеки и предложения оказать помощь, — только посмеивались, да активно жарили попкорн, чтобы было что трескать, пока идет представление.

А в самом Храме, по отношению к отступникам, появились две фракции. — Одна, которую кстати, активно поддерживали и Стоящие на пятой ступени, считала что мол, — нефиг связываться загнутся сами. Но вот вторая, — состоящая из «работников среднего звена», — очень кстати могущественная фракция, так как ее представители фактически руководили всеми службами Храма, — считала что отступников надо покарать, ибо сам факт их существования, подрывает авторитет организации в целом и Икаоитииоо, лично.

Надо ли говорить, что наш добрый доктор Догоситаак, принадлежал к второй фракции, и решил воспользоваться, так удобно подвернувшимся моментом и отрядом варваров, о которых, даже сгинь они завтра в Драконьих Зубах, никто и не спросит. Зато если победят, будучи под покровительством Храма…

— Так что думаете? — Вновь спросил я у своих ребят, правда в основном адресуясь к Лга’нхи, после того как отослал Фаршаада с его командой на нос, и собрав на корме импровизированный совет.

— Будем воевать. — Спокойно ответил он. — Конечно эти храмовые поступили плохо, не сказав нам всей правды. Но коли мы все равно уже заплыли так далеко, — глупо будет уплыть обратно, так ничего и не сделав.

Судя по расцветшим физиономиям сотоварищей, — Лга’нхи как всегда уловил и выразил общее мнение всего коллектива. — Это ведь я буду радоваться купив мешок редьки, и кучу непонятных семян. Или набрав чудных камешков, да разных образцов руды. — На то я и бот’акник.

Но на то я и единственный бот’аник в коллективе, что миссии подобные нашей вершатся воинами. А со времен Оленьей Реки, да пиратства на востоке от Большой Реки, у наших воинов ничего интересного, (с их точки зрения), не происходило.

— Не думаю что будет сложно справиться с этими… — Высказался наиболее молодой член нашего коллектива, — Тууивоасик. — Судя по рассказам жрецов, они какие-то… Крестьянин не может быть хорошим воином. Потому что воин долженсовершенствовать свои искусства каждый день. А крестьянин должен целый день работать в поле!

— А вот тут, ты сильно ошибаешься парень. — Усмехнулся я. — Нет, не в том что крестьянин должен работать в поле, а воин учиться ходить строем и бить копьем. А в том что те ребята сохранили порядки которые сами себе придумали.

— …И чего нам ждать? — Резко становясь серьезным спросил Лга’нхи, который привык полагаться на мои предсказания.

— Раз их не смогли выбить за столь долгие годы. — Начал я. — Значит слабыми они не стали. Иначе Храм уже давно бы нанял кого-нибудь чтобы с ними покончить. …Наверняка и нанимал. Но попытки оказались неудачными, и потому про них никто не знает. …Как не узнает про нашу, если она провалится.

Но самое главное… Чтобы жить так как они живут, или хотя бы придерживаться видимости подобной жизни, им скорее всего пришлось прикладывать много усилий. …Как бы это сказать. — вода падает вниз сама собой, потому что так положено природой. Но чтобы она текла вверх, — нужно много усилий.

Так что боюсь там люди живут очень строго и сурово… как одно большое войско, включая женщин и детей. И раз над ними все время висит большая угроза, — воинов они там готовят с детства, не отвлекая на вспахивание земли. …Зато остальных, — заставляют работать вдвое больше, чтобы можно было прокормить воинов, говоря, — «Зато мы вас защищаем».

Поэтому Вождь Лга’нхи. — Я тоже перешел на торжественный и почти пафосный тон. — Ты не должен думать что поведешь нас на легкую битву. Мы должны действовать очень осмотрительно и прощупывать землю перед каждым своим шагом.

— Я понял тебя Шаман Дебил. — Не менее торжественно ответил мне Лга’нхи. — Нит’као, Тов’хай, когда мы пристанем, вы ночью пойдете смотреть на врага, но так чтобы он не увидел вас… Бали’гхо, возьмешь остатки своей оикия, и приведешь кого-нибудь из местных жителей, что живут возле этих гор. А ты Дебил, — поговоришь с ними. А еще поговори со жрецами и Ясьяяком, …ты сам знаешь что у них спрашивать. Дор’чин. — правь поближе к тем горам, после того как нас высадишь, — пройдешься вдоль этих скал, и поищешь место где можно незаметно пристать к берегу. — может быть мы пойдем там!

— Вон там вон… — Указал мне Тов’хай пальцем. — Видишь?

Хрен я чего там видел. Указанный «мостик» был чуть ли не в двух километрах от того места где мы залегли, и мои глаза, в отличии от его, — на такой дистанции лишние подробности не показывали. У меня знаете ли, встроенного в зрачки бинокля нету.

Но общее впечатление все-таки получить было можно. — Не надо быть мегакрутыми воинами, чтобы удерживать подобную позицию. — Поселок мятежников, находился на высоком плато, с обрывистыми склонами. Судя по всему, — плато было довольно немаленьких размеров, где-то посредине даже должна была голубеть капелька высокогорного озера, и судя по рассказам допрошенных пленных, — там достаточно было пахотной земли, чтобы худо-бедно прокормить все население поселка. Так что надеяться на долгую осаду тоже не приходится.

С плато было два выхода. — Одно, дальше на юг, в горы, где местные не только могли выпасать свой скот, но и разжиться мясцом диких баранов, горных козлов и даже медведей.

Для нас же, этот путь не представлял интереса. Потому как во-первых, добираться до тех гор пришлось бы еще дней десять-пятнадцать. Да и то, при наличии хорошего проводника, который бы знал все горные тропинки и перевалы. Иначе блуждать в этом лабиринте скал и ущелий, можно было бы наверное еще не один месяц, прежде чем измученные и голодные, мы не доберемся вражеского поселка, чтобы сдаться там на милость победителей.

А вот другой вход. — Вот он, почти перед нами. — Еще одна гора, чуть пониже плато. Склоны хоть и крутые, но можно подняться. Соединяется с плато довольно тонкой перемычкой… Ну, может не так чтобы и очень тонкой. Однако тропинка, как мне рассказали очевидцы, в нескольких местах не позволяет разойтись двум человекам. А в одном, так и вообще, приходится идти бочком, плотно прижимаясь спиной к скале. А для того чтобы ходить и перетаскивать грузы, — там используется особая система навесных мостиков, оборвать которую можно в один момент.

Да уж, штурмовать такой объект, — та еще задача!

Глава 19

Даже не знаю, — хвалить ли себя за отточенные рефлексы, либо ругать за ротозейство?

Первые спасли мне жизнь, а вот второе, едва не поставило на ней жирный крест.

И откуда только взялся этот шибздик? А главное, — как это наши умудрились его сюда пропустить?

Оно конечно, — при атаке на вражеские укрепления, место командира впереди, на боевом коне, (или верблюде). Но во-первых, я как бы не самый главный командир. А во-вторых, — вдвойне мудрый Лга’нхи оставил меня командовать арьергардом.

Вдвойне мудрый, — потому что убрал мою тушку с острия атаки, где от нее все равно было бы мало толку… по сравнению с матерыми ирокезскими воинами. А во-вторых, — убрал под благовидным, и отнюдь не лишенным смысла предлогом, что враг может напасть на нас с тыла. И потому, поручил командовать сборной солянкой из морячков Дор’чина, и примкнувших к ним, (видимо в качестве эксперимента), Ясьяяаком и Отуупааком.

Враг и напал. Правда, пока только в количестве одного человека.

…Не повезло Отуупааку, по дороге ко мне, этот шибздик маханул по нему какими-то непонятными крючками, и тот упал на камни заливаясь кровью.

А я вот успел подставить под его удар древко протазана, и сместившись в сторону, уйти от второго удара. Мелкая сволота как-то по хитрому вывернула свои крюки, типо взяв мое оружие в захват, и попыталась пнуть ногой по колену.

…Тока вот это, можно сказать, был один из любимейших приемов Лга’нхи, так что от удара я ушел почти играючи, хотя и признаю, выполнен тот был довольно стремительно.

Затем я резко рванул протазан на себя, а потом изо всех сил толкнул его вперед, благо, успел к тому моменту оценить рост и вес противника. Тот однако не купился на эти действия, и равновесия не потерял, отскочив назад каким-то хитрым скоком, и не подставившись под удар, однако вынужден был расцепить захват…

Я тоже сделал пару шагов назад. — Во-первых, надо было получше разглядеть этого хрена с горы, а во-вторых, — максимально использовать выгоды длины своего оружия.

…Мужичок… именно мужичок, а не мальчишка, что стоял напротив меня, росточком наверное был метра полтора. Не более. Худощав. Но такой, знаете ли, худобой, что навевает ассоциации со стальными канатами и скрученными пружинами. Одет в короткие, до колен штаны и кожаную безрукавку, типо тех что носили степняки, разве что без двойного запаха на груди. Но от бронзового оружия, это слабая защита.

…Признаться, я тут редко встречал таких противников. В смысле ростом. С огромными монстриками вроде Лга’нхи, мне драться как-то привычней, отражая атаки идущие преимущественно сверху. …А этот, у меня ассоциировался с какой-то злобной собачонкой, которая, едва лоханешься, так и вцепится зубами куда-нибудь в мошонку и выгрызет нафиг, все самое ценное. И пусть мой опыт подсказывал насколько обманчиво это ощущение, и как легко противник может атаковать меня и сверху, однако, подсознательно трудно было избавиться от желания прикрыть низ живота, …вроде как, когда стоишь в футбольной стенке.

Мужичок, видать тоже приглядевшись ко мне, затанцевал на месте, перед следующим за всеми его движениями острием протазана, а потом внезапно прыгнув вправо, одним огромным шагом, почти распластавшись в шпагате, достал лезвием своего оружия, одного из моряков Дор’чина. И сразу ринулся обратно в атаку на меня…

Тут в Шаолинь играть нефиг. — Я чисто на рефлексе сделал стандартных три укола, — два в живот одни в голову. Два первых заставили его остановиться и снова затанцевать вокруг стремительно мелькающего шипа. А от третьего, он ушел просто уклонив голову.

Попался! Я опустил оружие, почти положив его на плечо противника, и резко рванул его на себя…

…Однако и тут мужичок показал свою необычайную шустрость. В последний момент резко дернулся, и крюк-топорик, который должен был бы войти ему куда-нибудь в шею, или хотя бы зацепить плечо. — соскользнул в сторону, однако при свете разгорающейся зари, я успел заметить длинную царапину на его шее, мгновенно наполнившуюся кровью.

…А вот меня спас доспех, по которому эта его непонятная хрень только чиркнула, отвратительно заскрежетав по бронзовым бляхам.

Мы опять разошлись в сторону. И тут мужичок быстро оглянулся, словно выглядывая кого-то в складках местности…

— Он кого-то прикрывает! — Успел рявкнуть я своим ребятам. Которые наконец очухавшись, начали обходить, заключая в смертельный круг, этого шибздика. — Догоните!

…Хотелось позвать кого-то на помощь, но это вроде как было бы не солидно, для столь великого воина как я. — Увы, репутация не всегда играет на тебя, но иногда и против…

Увидев что враги, вместо того чтобы нападать на него, вдруг припустили в сторону, — мужичок на долю секунды замешкался, не зная, то ли бежать за ними, то ли сначала прикончить меня. И пока его взгляд был обращен в сторону, я этот момент не упустил, — длинный выпад, кончик острия задевает начавшее движение брюхо. Затем длинная серия из пяти ударов, мужик сумел ее отбить. …Почти. Проколотое бедро, плюс, вынужденный уход спиной к скале, — еще очки в мою пользу.

Теперь пусть танцует сколько угодно, время, текущая из раны кровь, и длинное древко протазана, работают на меня…

Мужичок попытался пойти на прорыв. Замахав своими закорючками как пропеллерами ринулся вперед. Отчаяние иногда помогает в таких ситуациях, но не зря меня тренировали лучшие. — Сначала отскочил чуть назад, сохраняя дистанцию, и резко ткнул вперед. Опять непонятное оружие противника шаркнуло по моим доспехам. Но внезапно потяжелевший протазан, дал понять что выпад достиг цели. С шагом назад выдрал оружие, и нанес контрольный удар. — Нафиг надо оставлять таких шибздиков за спиной. Языков пусть собирают ребята Лга’нхи.

После первоначального сбора информации, я несколько часов просидел над нарисованным на отдельной шкуре планом Плато и окрестностей. И чем дольше сидел, чем больше новой информации получал от своих ребят и приведенных ими окрестных жителей, тем меньше желании лезть в эту свару у меня было.

…Получалось, куда ни ткнись, а везде облом. — Штурмовать в лоб, — чревато немалыми потерями, чего мне, естественно хотелось избежать.

Попробовать забраться где-нибудь сбоку? — В принципе, — склон не был прямо таким уж строго вертикальным, да еще и отполированным словно гранитная стела. Даже моего, не самого большого опыта скалолаза, думаю бы хватило, чтобы в конечном итоге, с помощью веревок и крючьев-костылей, забраться на эту стенку.

Это ведь придется искать и прокладывать дорогу. Может быть предпринять не одну попытку, прежде чем найдется наиболее приемлемый путь наверх. Естественно, подобраться к противнику незамеченными в таком случае, можно только в мечтах. И даже если эти фиговы отшельники не начнут кидаться камнями, — они без проблем переколют нас копьями, едва мы приподнимем головы над краем плато. Да и карабкаться почти по отвесной, (а кое-где и отвесной), стене в доспехах и с оружием в руках. — На такое вряд ли способны даже мои могучие степняки. Даже те кто немало полазил по скалам в горах Улота или Иратуга, охотясь на баранов.

И что остается? — Прорыть метро? Десантироваться с воздушных шаров, или прирученных птеродактилей?

…А еще, — ведь нихрена не знаем, что в реальности представляет из себя воинская сила этих отщепенцев. Допрошенные жители из предгорных хуторков, даже примерной численности назвать не могут. Так что цифры колеблются от пары десятков до пары сотен.

Оружие, доспехи, тактика в бою… — Обо всем этом можно было только догадываться. Потому что эти подгорные крестьяне, оказались самыми затюканными существами, что я встречал пожалуй за все время пребывания в этом мире. …Да может быть и в своем.

На них, бедолаг давили со всех сторон. — И отщепенцы, пытающиеся контролировать «предбанник» своего убежища. И аиотееки, не забывающие снимать свою долю налогов с их труда. Да и храмовые ребята, в этих краях резвились особенно активно, дабы не позволить вражеской идеологии расползтись за пределы Драконьих Зубов.

И все три стороны, как бы делали вид что никаких иных сторон больше не существует, поэтому объяснения типо «…урожай уже забрали…», тупо игнорировали.

Надо ли говорить, что все более-менее разумные и активные, постарались слинять подальше от такой беспросветной жизни. Посчитав что уж лучше быть люмпенами в Аоэрооэо, чем «хозяевами» на родине предков. А те что остались, — не считать, не думать, были не в состоянии.

— Ну и что ты обо всем это думаешь? — Спросил меня Лга’нхи, после того как я изложил ему все свои соображения, а вернее — их отсутствие, по поводу того, как можно штурмовать Плато.

— Трудно сказать. — Честно признался я. — Пока я вижу только одно, более-менее уязвимое место. — Это рудник где добывают слюду. До него мы сможем добраться без особых проблем. Но тогда теряем фактор внезапности, …в смысле, — не сможем незаметно подкрасться к поселку, и напасть когда нас не ждут, — а значит, количество жертв, когда дело дойдет до драки, будет намного большим.

— Гы… Дебил. — Усмехнулся Лга’нхи. — Мы тут ползаем уже пять дней. Неужели ты думаешь, что эти чужаки этого не заметили?

— …Тут ты пожалуй прав. — Нехотя согласился я с ним, немного подумав, хотя и грустно было расставаться с иллюзией хоть какого-то преимущества. Но это мне, обычно кажется что мои ребята способны быть абсолютно невидимыми для чужих глаз. А вот сами степные вояки, привыкшие иметь дело с себе подобными, границы своих возможностей знают лучше.

— Эх блин… — Тяжко вздохнул я. — Коли бы нас время не поджимало, тут можно было бы провести осаду по всем правилам… Не понимаю почему храмовые до сих пор так не сделали… Хотя, наверное сил нету, да и проблем с аиотееками опасаются…

В общем так. — Я предлагаю, для начала захватить этот рудник. — Он для них, как источник воды в пустыне. — Коли иссякнет, значит долго не продержатся.

А значит, эти отщепенцы, постараются его либо отбить, либо как-то договорится с теми кто его захватил. …Нам ведь совсем не обязательно говорить им, что действуем от лица Храма… Можем прикинуться обычными пиратами, решившими поживиться бесхозным имуществом.

Ну а дальше будем посмотреть что делать. — Может удастся перебить их в чистом поле. Или хотя бы настолько прорядить их ряды, чтобы дальше о нормальном сопротивлении и речи бы не шло…

А можем, просто уйти. — Ведь в конце концов, мы не подряжались извести всех врагов Храма? …Мы вообще в этом отношении ни на что не подряжались. — А значит, — сразим десяток другой, и скажем что на этом все!

…Кстати. Будем рудник захватывать, ты напомни ребятам что нужны языки из местных, потому как мы по прежнему ничего не знаем о противнике!

Рудник, как я уже и говорил, находился фактически под самым боком этого чертового плато. И будь на нем установлены пушки, — можно было бы даже сказать, что контролировался оттуда. Тока вот хренушки! — Пушек нет, а значит, размахивая копьем с высоты метров двухсот, — особого урона, расположенным в километре от тебя захватчикам, причинить не сможешь. Тут тебе ни камни покидать, даже из лука не пострелять. А изволь-ка спуститься вниз, и ножками-ножками.

Правда, насколько мне успели уже доложить, рудник тоже был неплохо укреплен. Грат’ху, выучившийся у меня не только писать, но и магии иных закорючек, залез на стоящую невдалеке от рудника скалу, и набросал сверху довольно точную схему и самого рудника, и окружающих его укреплений.

С правого фланга, там стояли две высокие скалы, через которые хрен переберешься. А с остальных сторон, отщепенцы изладили что-то вроде частокола. Двое ворот, — одни обращены к Плато, другие на противоположную сторону, к горам.

Да, — На скалах был наблюдательный пункт, так что и тут, подобраться незаметно, представлялось делом непростым.

Сам рудник представлял собой штук десять уходящих в землю нор. И пару десятков домишек, в которых жили рудокопы, и их охранники.

Насколько можно было доверять глазам Грат’ху, — первых было около трех десятков не считая баб и детей, и около десятка последних.

Охранники баб при себе не держали. Поскольку, как рассказали допрошенные сельчане, — жили они в основном на Плато. А охранниками работали вахтовым методом.

В общем, — пока остальные разбирали домишки несчастной деревеньки, которой мы оказали высокую честь стать нашим временным пристанищем, и вязали лестницы. Мы с Лга’нхи, и еще несколькими, наиболее уважаемыми ирокезами, составляли план действий.

…А что тут собственно планировать? — Подходим к руднику ночью, полагаясь на «ночное видение» степняков, да знание местности парочки проводников из селян. А на рассвете, — лестницы, веревки, частокол. Уря-уря… Бумерангами по охране, пли! Первая оикия усиленная остатками третьей, захватывает дома охраны, вторая, неполная, — отрезает работяг от нор. …А то потом замаешься их оттель выковыривать.

Сборная солянка из моряков и примкнувших к ним гражданских, во главе с Великим и Ужасным Дебилом, прикрывает тыл, на случай если с плато спуститься подмога, (не верил я что у этих ребят нет какого-нибудь экстренного спуска, на подобный случай). И приглядывая, чтобы ни одна сволочь не сбежала из лагеря.

Немного поспорив, жреческий корпус, решили не задействовать, хотя сам Фаршаад активно предлагал свои услуги. …Не доверяем мы им. Так что пусть остаются в дервеньке, под приглядом Дор’чина, и излечивающихся от былых ран, ирокезов.

Да. Не зря я трудился все эти годы… Уж по крайней мере, — Лга’нхи со товарищи, научились планировать сложные операции. Раньше бы ему небось и в голову бы не пришло заранее, накануне операции, отправить разведчиков пройтись ночью до цели и обратно. Запоминая ориентиры и ставя памятные знаки.

А уж про штурм крепостей и говорить нечего. С того уже, дай бог десятилетнего штурма аиотеекской крепости, — мы в этом деле изрядно поднаторели. Даже специально выстроили похожую на крепость штурмовую полосу у себя под Мос’квой, а также выходили тренироваться в предгорья, где с помощью лестниц, и веревок с крюками «штурмовали» скалы и стенки ущелий. …Можно сказать, это стало одной из обязательных дисциплин в нашем войске.

Так что и вышли мы к цели довольно точно. А уж выставленный частокол, преодолели с такой скоростью, что защитники и опамятоваться не успели. Что было дальше, я уже не видел. Мой отряд двинулся в сторону восточных ворот, чтобы встать между рудником и Плато. …Тут то на нас и выскочил этот шпынь зловредный!

Первым делом, осмотрел раны Отуупаака и моряка. — Моряк был почти в норме. — его также спасли доспехи, а щеку я зашил. А вот Отуупааку досталось изрядно, — два длинных разреза через грудь. Причем слева задеты еще и ухо со скулой. Успел потерять много крови и находится без сознания

Эти раны пришлось шить не меньше получаса. — Благо я хоть накануне «выварил» запас ниток и игл, а также обзавелся перевязочными пакетами.

Наконец появилось время осмотреть оружие, что нанесло нам такой урон.

Хрень какая-то на палочке! — Нет, реально, — бред свихнувшегося оружейника! — Представьте себе палку, на одном конце которой вырезана рукоятка, вроде как у меча, и даже с хитро изогнутой гардой и темляком. На другом конце, — что-то вроде серпа, только менее выгнутого. А вдоль всей палки, укреплены какие-то крючки, шипы, и кажется даже что-то вроде пилы…

Мне как-то сразу пришел образ, как этот воинственный шибздик на протяжении многих лет «сочиняет» свое оружие, в процессе забыв главную истину, что «лучшее, — враг хорошего».

Да и в технике его боя, мне не зря почуялось что-то знакомое. — Нечто попахивающее китайскими кунфуистскими боевиками. Где и щелбана ребенку не могут отвесить, не сделав предварительно пару сальто и не пробежавшись по потолку.

…Что там Фаршаад говорил по поводу «хранителей боевых искусств»? — Я-то признаться как-то думал что их больше строем ходить учили, или что-то вроде «Сунь-цзи» наизусть заучивать. А тут что, — реально не по-детски шаолинили? Тогда думаю, у наших будет большое преимущество. Если там, за стенкой, наши успели встать в строй. — Думаю шансов у брюсовли «драконозубьего разливу» осталось немного. — Строй он на то и строй, чтобы ломать любую индивидуальность, какой бы немерянной крутизны она не была. А если еще в строю стоят такие профи как наши…

Ведь даже вон я, и то умудрился уложить этого вояку, используя исключительно самую примитивную, зато наработанную годами технику.

За спиной послышался шум. Я резко обернулся, однако это возвращались мои ребята, таща под микитки какого-то пленника. …М-да. На вид, дедку было уже лет под семьдесят… А может это просто растрепанный вид и фингал под глазом, добавляли ему лет. Но видать дедушку «весил» немало. Раз этот вояка, пошел на смерть, чтобы дать ему время уйти. Интересно будет узнать, что же это за фрукт.

— Эй, Шаман Дебил. — окликнули меня со стороны ворот. — Лга’нхи говорит что ты можешь заходить.

…Что означало, — иди, занимайся ранеными и убитыми.

Ух. Слава Икаоитииоо, — мои ожидания оправдались! — Убитых у нас не было вообще, а серьезно раненных, — только один. — Это конечно не считая Туупаака и моряка. Еще человек семь получили царапины и синяки, и те, — больше споткнувшись в темноте, или навернувшись на косяк дома или колышек ограды, — но это уже было мелочью.

Так что пока я шил глубокую рану плеча Лиг’тху, — успел хорошенько расспросить о том как развивались события внутри ограды.

Первое. — Действительно сработал фактор внезапности. — По словам Лга’нхи, даже охранники возле ворот были столь беспечны, что заметили подкрадывающихся ирокезов только когда чуть ли не половина всего нашего войска уже оказалась внутри ограды. А учитывая что охранники эти стояли на возвышающихся над частоколом площадках, и представляли собой идеальные, на фоне более светлого неба, мишени, — всех трех снесли за считанные секунды. Ну а дальше… В общем не знаю как там было в нашем Шаолине, а у этих ребят с дисциплиной и умением быстро реагировать на обстановку были явные проблемы. — Большую часть охранной команды просто перекололи, при попытке выйти из хижины где они дрыхли. Хотя между первым вскриком часового и «выходом» первого «клиента» из двери, прошло не меньше трех-четырех минут. Нашим степнякам, привыкшим спать очень чутко и всегда быть настороже, этого бы вполне хватило чтобы вооружиться, выскочить и встать в строй, но «шаолиньцы» раскачивались довольно долго. За что и поплатились.

Оставшиеся трое, попытались было поиграть в хитрую черепашку, спрятавшую голову и лапки под панцирем домишка, и «кусая» всех кто попытается ворваться в узкую дверь.

Но тут Лга’нхи, проявил, потрясшую меня смекалку, и велев дюжине самых крепких степняков выворотить какой-то столбик. — не долго думая, просто своротил угол домика чьи стены были сложены пусть и из подогнанных друг к другу блоков, однако посаженных не на цемент, а на обычную глину.

Оказывается, — еще в той деревеньке, где мы отсиживались последние четыре дня, он обратил внимание на хилость подобной конструкции. И надо ли говорить что дюжина монстриков под два метра ростом, с помощью импровизированного тарана, буквально с третьего-четвертого удара разнесла угол дома, обрушив крышу на головы защитников?

А дальше, — уже чисто дело техники, — вытащить причумевших страдальцев из под обломков, надавать по морде в профилактических целях, (способствует как и приходу в себя, так и общему вразумлению), после чего хорошенько связать.

А вот Лиг’тху, погнавшийся было за двумя непонятными персонажами, один из которых был «…даже меньше нашенского Дебила», а второй, «вообще старик», внезапно схлопотал по плечу какой-то странной хренью, (и это он еще успел увернуться… почти.), после чего огреб чем-то тяжелым по затылку и пал в беспамятство.

…Я, не без некоторой рисовки, успокоил Лга’нхи встревоженного уходом парочки потенциальных жертв, сказав что разобрался с этим мелким и зловредным шкетом. А дабы молодой Лиг’ху меньше переживал свое поражение, — продемонстрировал дырки в одежде и царапины на доспехах, что наставили мне закорючки этого боевого коротыша, так же рассказав, что перед смертью тот успел ранить еще двоих.

Мне ведь не жалко, — теперь парнишке можно даже будет хвастаться шрамом, который поставил ему воин «с которым только Великий Шаман Дебил и смог справиться». Да и моему авторитету жирный плюсище… а то что противник ростом был метр с кепкой, — так это же еще страшнее… даже не знаю, — гномом, кобольдом, или еще каким мифическим существом объявить его, когда сочиню по этому поводу соответствующую балладу!

Но легенды и баллады, это потом. — Сейчас куда важнее допросить пленных.

Думаете сразу надо со сверхценного старика начинать? — Колоть пока тепленький? Момента истины добиваться? — А вот хренушки!

Какой нафиг момент истины, если я толком не знаю что у него спрашивать?

Так что сначала допрашиваем работяг… ну штуки три-четыре, на выбор. Потом оставшихся в живых охранников. А вот когда я соберу максимум информации о руднике, плато и самом загадочном дедке. — Вот тогда уже можно будет попытаться и его за жабры взять. Потому как клиент, мало того то нежный, — вот-вот сам загнется от старости. Так еще и возможно ценный, и как предмет для торга, и как возможный деловой партнер, (чем черт не шутит). Так что пытки тут не актуальны, а значит придется давить врага интеллектом и информированностью.

Так что, — подать-ка мне сюда… Ну выберите, у кого там рожа поумнее… И да. — Тууивоасик, будь любезен, сбегай за ворота, принеси мне оружие того благороднейшего воина что я сразил на поединке. …Кому как не благородному оуоо касаться его… (Не самому же за ворота тащиться).

А то ведь, — скальп с жертвы я содрал чисто на автомате, (понимаю, — гадкая привычка, хуже чем ковырять в носу, или громко разговаривать по мобильнику в общественном транспорте, но что уж тут поделать?), а вот эти странные крючья, — увидев новую игрушку в виде пленного дедка, — оставил на том же месте. …А у меня на них были планы… эмоционального, так сказать, воздействия на противников.

Работяг пришлось допросить штук пятнадцать. …Прежде чем попался хоть один толковый рассказчик. Остальные…

— …Угу… В шахте работаем… Ага, …слюду… Эвон куски которые, дык мы пласты крючьями подцепляем и того значит, откалываем… Ы-ы-ы… Значитца берешь значитца сначала клин, и клин этот значитца молотом деревянным значитца тыдыть и забиваешь… А потом…

…Дык и не были мы тама… Ну разве что один разок, когда нам велено было запас слюды туда утащить. …Не, обычно то, вон в том сарае храним. Потому как она значит… Хорошо, не буду отвлекаться. …А чего там? — Дома там. Поля. Люди живут… Чего там еще та? …А почему тогда наверх таскали? — Дык почему-почему? — Велели нам, вот и таскали!

…Ясное дело в Икаоитииоо, свет Истины несущего. И его всеблагих детей что указывают нам дорогу! Как же иначе-то. …Дык ведь, — Учителя сказали! А как же иначе-то?

Храм? — Так то не храм вовсе, а демонское наваждение! Тама во всех демоны засели, что хотят Свет Икаоитииоо от людей затмить. Но Истинные Дети, они того… Они на страже.

…Дык сам посмотри, — солнышко-то по небу идет? — Плывет значица Икаоитииоо на своей золотой лодье по небесной реке-то! А ежели, тьфу-тьфу-тьфу, сгинут с лика земли Истинные дети Икаоитииоо, дык и все. — Солнышко-то уже и не появится. Наступит тьма тьмущая, земля родить перестанет, и все мы с голоду помрем! А потому должны трудиться изо всех сил, ибо трудом своим значитца эта… как его… во-во… — способствуем ходу жизни на земле! Вона как!!!

— А тама-то… Дык эта! Учитель эта! Наимпирвейший! Вы бы того с ним, повежливее. А то он хоть и смиреннейший из всех человеков, а однако коли разозлится, — может и плетьми велеть запороть!

И это был наиболее сообразительный из работяг. Остальные были еще более тупы, наивны, с напрочь зазомбированными мозгами.

Судя по виду этого персонажа, — шахтеры долгожительством не отличались, потому как вкалывали много, на солнышке бывали мало, а ели и того меньше. Так что думаю, это уже был представитель второго, а может и третьего поколения «от воцарения отщепенцев», с напрочь промытыми их проповедями мозгами. — Уж на что в последнее время мне был неприятен Храм, но вот эти отщепенцы, — как-то резко стали нравиться еще меньше.

Ну да хрен с ними. — Велел тащить выживших охранников. — Таковых было числом три.

Они подходили по одному, и слегка испуганно косясь на трофейные серпо-крючья, чьи рукоятки весьма элегантно и многозначительно упирались в свежий кровоточащий скальп на моем поясе, тем не менее, вести себя пытались дерзко и вызывающе. …Поначалу!

Первый даже заявил что не чувствует боли, в доказательство чего показал следы ожогов на своих предплечьях, …и так сильно заинтересовал этим пытливый ум Грат’ху, что тот не удержался, и вытащив из костра уголек, внезапно прижал его к голой спине нечувствительного.

Громкий визг, опроверг теорию охранника о собственной неуязвимости, сняв целый ряд умозрительных вопросов, и думаю заставил бедолагу пересмотреть некоторые свои научные воззрения.

Ну по крайней мере, мне так показалось, так как взгляд его стал куда более смиренным, а интонации почтительными

…И тем не менее, перед нами был фанатик!

…А всякий фанатик, обожает разглагольствовать о предмете своего фанатства. Так что надо только умело направлять его по нужному руслу.

Честно сказать я не силен в вопросах теологии. …Особенно когда они настолько бредовы и запутанны. — Тут тебе и «все люди братья»; «взять и поделить», и «Есть разные грани просветления, а значит менее светлые должны подчиняться тем что посветлее».

Много каких-то шебутных теорий про Икаоитииоо, «по-иному толкующие его подвиги», «ибо есть разные ступени понимания».

Короче, когда несколько, пусть даже и очень умных людей, — длительное время начинают размышлять о чем-то очень простом, — все это выливается в такую заумь, которую в конце концов даже эти самые умные люди перестают понимать. …Но я признаться, и не претендовал на понимание. Мне бы с практическими вопросами разобраться, а это не так-то просто!

— Если бы Икаоитииоо и впрямь был к вам особо расположен. — На полном серьезе убеждал я пленника. — То вас бы с каждым годом становилось все больше и больше… А вас ведь становиться меньше!!!

— А вот ты и лжешь неверующий! — Яростно убеждал меня пленник, тыча грязным пальцем едва ли не в самый нос. — Десять лет назад, когда я начал воинское служение, — нас таких, было всего четыре дюжины и еще четыре человека. А сейчас, в нас уже почти полные пять дюжин… без трех человек!

— Но ведь все они довольно слабы! — Ехидно уязвлял я его. — Не то что те первые, что ушли из Храма. …У них даже нормального оружия и доспехов небось нет!

— Да мы! Да у нас…!!! Знаешь ли ты, жалкий человечек осмелившийся восстать против Детей Икаоитииоо, что все наши воины тренируются с восхода солнца и до самого заката, и нет воинов сильнее чем они?!

— Гы-гы… Тренируются! — Заливался я в ответ. — И чему они учатся, — доить коз, или прясть шерсть? Чему вас там вообще могут научить?

— Искусство владения палкой длиной в двенадцать вершков; длиной в тридцать шесть вершков, и длинным двухруким шестом! — Перечислял мне пленник, глядя на меня с превосходством цивилизованного человека, общающегося с дикарем. — А также длинными и короткими кинжалами; боевыми серпами; двухлезвийным топором; бичом; хвостатым копьем; трезубцем; булавой и… (дальше пошли уж совсем какие-то непонятные мне названия).

— Ха! — Смеялся я, едва не падая на спину. — А давай-ка, чисто для разнообразия. Устроим драку… ну вот хотя бы на шестах… которые длинные. Между вами тремя, и тремя моими людьми, и посмотрим кто победит? — Если вы, — пойдете домой. А если мы… да даже и не знаю, что с вас еще можно взять…

— Если победим мы, — ты отпустишь Учителя! — Гордо задрав подбородок ответил охранник.

(…Храни боже дураков!).

— Ты про этого что ли старикашку? — А кто он тебе? — дедушка?

— Глупец. — Это великий Учитель, — один из тех что привел нас сюда из той обители Зла, что вы именуете Храмом. Вы должны пасть ниц перед его величием, ибо даже там, его место было на пятой ступени!

О как! — Ажно хрюкнул я в душе от изумления. — Я конечно ожидал многого, но такой зашкаливающий уровень крутизны, был явным перебором и абсолютно негаданным подарком судьбы.

Секунда двадцать я наверное сидел с разинутым ртом. И от волнения даже чуть было не забыл задать следующий вопрос.

— …А этот вот… — Ткнул я пальцем в серпокрючья. — Он что, тоже из великих учителей… был?

— Наставник Жаардак. — Нервно вздрогнув, и тоже не спуская глаз со скальпа у меня на поясе, ответил пленник. — Был не Учителем! Но он преподавал нам искусства боя, и был одним из самых величайших бойцов всего мира.

— Гм… — Слегка припух я от такой заявы. — И каким же образом вы установили этот факт?

— Он побеждал на тринадцати из двадцати четырех Весенних Турниров! — Ответил пленный охранник, с таким невероятным пафосом, словно бы мы говорили о вселенских олимпийских играх.

— …И кто участвует в этих турнирах?

— Все Наставники, и все воины, кто чувствует в себе силы претендовать на Служение Наставником!

— А наставников этих у вас…????

— Шестеро!!!!

Ну, все понятно. — Три десятка лет варимся в собственном соку, и боремся за звание самого крутого головастика в луже. Наставники дерутся между собой… и наверное не раз в год, а куда чаще. Так что все приемы и движения друг друга выучили до автоматизма. Так что в общем-то и не удивительно что я этого «самого крутого» завалил. — Мой стиль и оружие ему неизвестны, а быстро учиться и перестраиваться с одной техники на другую тут не привыкли. — Жизнь-то небось размеренная и несуетливая. Не то что у меня, — сплошная беготня и все время новые лица.

— А вот скажи-ка, приятель. — Обратился я к нему, стараясь чтобы тон моего голоса, и выражение лица, были максимально дружелюбными и располагающими к беседе. — Как часто вы тут деретесь с чужаками?

…Угу. Как я и думал. — Очень часто.

Правда, в основном, — нагибают местных крестьян да рудокопов, выгребая из их закромов дополнительные налоги.

С аиотееками не ссорились ни разу. Потому как аиотеекам их существование только на руку, и они этих отщепенцев даже немного подкармливают и крышуют.

А Храм… — говорят, когда-то, давным-давно… лет эдак двадцать с лишним назад, — первый раз попытался наехать на местных ребят, и был «посрамлен». …И судя по тому что подробностей, этот двадцатилетний парнишка не знал, — можно предположить что отщепенцы тупо спрятались на своей горе, и «срамили» храмовников оттуда, дожидаясь пока не заявится делегация от аиотееков, с вопросом «А что это вы тут делаете?».

Потому как если бы действительно имели место реальные сражения и полный разгром противника, уж можно было бы не сомневаться, что такие события точно бы были воспеты в балладах, и изучались на «кафедре боевых искусств», как руководство для будущих «посрамителей». Уж я-то точно знаю, — сам сюжеты для героических баллад из такой фигни лепил, что иной раз и вспомнить смешно.

С тех пор, храмовые еще раз шесть, (мистическое число) пытались наехать на отщепенцев. …Или тем так казалось всякий раз, когда в их края заявлялись непонятные личности. Но масштабы этих разборок были куда меньшими чем в первый раз. Потому как, вопрос с аиотеекской крышей был решен окончательно, и любые действия против поставщиков слюды для аиотееков и проблем для Храма, могли проходить только в стиле «исподтишка».

Ну а потом мы все-таки устроили турнир.

Когда я поткатил с этой идеей к Лга’нхи. Он сначала недоуменно посмотрел на меня, — мы чай не кошки какие-то, и играть с добычей, у нас как-то было не принято.

— Надо посмотреть чего они умеют. — Объяснил я смысл своей задумки. — Как дерутся, чего от них ждать… Пошли наших молодых, пусть попробуют свои силы. И настоящим оружием не деритесь, нафиг мне не надо ваши очередные царапины штопать. Я там про палки договорился, вот ими и машитесь.

— Гм… — Возразил мне брательник, все еще храня на лице мину сомнения в необходимости моей затеи. — Молодых на такое нельзя! Молодые ведь дурные еще, увлекутся и пришибут их сразу. Лучше я стариков пошлю. Те силу свою сдерживать умеют, чай не первый год в своих оикиях молодняк натаскивают.

— Ну, как знаешь. — Равнодушно пожал я плечами, однако полностью соглашаясь в душе с его мнением, и втайне досадуя, что не сообразил этого сам. — И вот еще, — собери всех этих… которые в шахте работают. Им будет полезно посмотреть насколько круты их хозяева, и каковы в бою мы! …А то как бы у них не возникло мысли попробовать им помочь.

— Ладно. — Усмехнулся Лга’нхи, верно оценив этот политический ход.

Однако, как бы осторожны не были наши старички, — турнир все равно долго не продлился.

…Потому как. — сколько не тренируйся плавать в мелких лужицах, а океанская волна тебя быстренько в чувство приведет, и границы собственной крутизны укажет.

У наших-то, была возможность попробовать свои силы с десятками, а может и сотнями соперников. К нам приходили разные люди. И каждый приносил что-то свое. — Степняки, горцы, прибрежники, лесники, аиотееки, и куча всякого другого народа. Все, хоть по чуть-чуть, но вложились в выработку «ирокез-стайл». А местные? — Чего успели утащить полсотни беженцев из Храма тридцать лет назад, с тем и варятся. Неизменно теряя с каждым годом понемногу, — по чуть-чуть… Все-таки консервация и закрытие от мира, никогда и никому еще не шли на пользу.

Сильными сторонами охранников, были, — отличная физическая подготовка, хорошая скорость и гибкость. А слабыми… — можно сказать, — все остальное.

Получилось что-то вроде поединка между боксером и танцором балета. …А учитывая размеры наших степняков, вообще, — «танцоршей». — Балеруны конечно тоже в прекрасной форме. И гибкость у них получше боксерской, и ногами махать умеют покруче иного каратиста. Но простой прямой справа, выносит их с ринга, вернее чем пушечное ядро.

Для наших вояк, каждый из которых прошел через пару-тройку больших войн, десяток крупных сражений, и бесчисленное количестве мелких схваток, эти «теоретики от боевых искусств» противниками не были.

Так что теперь, можно было бы смело идти на штурм вражеских поселений… Кабы не проклятые отвесные стены, да узкий мостик.

…Все это я и объяснил, слушающим меня, впрочем без особого интереса, сотоварищам. Для них этот вопрос загадки не составлял. — Ясен пень мы круче, потому что это мы! А противник слаб, потому что он, не мы, и это правильно! Так что все занудные разглагольствования шамана, надо, как обычно старательно пропустить мимо ушей, сохраняя при этом на лицах максимально уважительное выражение лиц.

— Так чего делать-то будем? — Наконец спросил братец, когда поток моего красноречия иссяк.

— …А давай-ка, поедим! — Нашел я универсальный выход из любого затруднительного положения. — А то уж скоро солнышко в зенит выйдет, а мы со вчерашнего еще не жрамши!

Предложение было встречено со сдержанным энтузиазмом. — Поесть мои соплеменники конечно любили. Но привитые с детства воинские навыки, подсказывали что дело это не самой первой важности. А суровая подростковая школа голодания, приучила оставаться без еды в течении даже парочки дней, без особых душевных терзаний.

Но уж коли Шаман говорит что можно прервать так удачно начавшуюся войну, на то чтобы набить брюхо, — почему бы этого и не сделать?

— А вы чего? — Спросил я спустя минут двадцать, после того как наши начали заниматься стряпней. — Я же вам сказал, — можете пойти и поесть!

— Дык ведь эта же… — Удивился тот самый «сообразительный рудокоп», которого я допрашивал накануне. — Еды та нам не выдали!

— А где она у вас хранится? — Раздраженно спросил я, удивляясь подобной тупости.

— Дык вон ведь, в сараях. — Смиренно ответил работяга. — Тока нам туда ходить запрещено!

— И как же вы едите?

— А из общего котла. Дети Икаоитииоо, дают зерно стряпухам. Стряпухи кашу варят, и мы едим…

— Тащи сюда стряпух. — Печально распорядился я. — Понимая какой груз забот свалили на меня эти чертовы отщепенцы, настолько промывшие мозги своим рабам-неофитам, что те, по самостоятельности, вряд ли перешли уровень десятилетних детишек. …Хотя, насколько я помню, наши степные десятилетки, в этом отношении уже были куда самостоятельнее, и кусок мяса мимо рта не проносили, даже если тот пытался убежать от них на четырех ногах.

…Нет, я конечно понимаю. — Они тут в изоляции. Их мало. А головы забиты разными идеями. — Чисто технически очень полезно превратить окружающее население в безмозглых болванов, благо, — наверняка отработанные технологии есть. Да и местные, суеверные работяги, это идеальная почва для применения таких технологий.

Но есть в этом что-то уж очень мерзкое и жестокое, настолько ломать человеческую натуру.

Причем не силой, от которой можно оборониться другой силой. А якобы «добротой» и «Светом Истины», когда даже сопротивление насилию, воспринимается самим человеком как грех и страшное зло… Счет к отшельникам, все рос и рос.

После обеда, только было я собрался пообщаться с главным нашим пленником, как раздался характерный напевный аиотеекский сигнал «тревога», «спетый» одним из наших караульных, что стоял у восточных ворот.

Ясное дело, пришлось все бросать и лезть с Лга’нхи на вышку.

— Что там? — Спросил я, до рези в глазах вглядываясь в горный пейзаж за оградой, и не замечая там ничего, что могло бы привлечь наше внимание.

— Там вон. — Ткнул пальцем Мнау’гхо. — Люди какие-то шли.

— А сейчас где? — Спросил я, — Спрятались?

— Не… — Даже слегка удивился такому предположению Мнау’гхо. — Вон за те вон камни зашли. Ща небось у той вон скалы появятся.

— Угу. — Буркнул через пару минут Лга’нхи. — Идут.

— И чего? — Раздраженный своей близорукостью, рявкнул я. — Какие они там из себя-то?

— Люди как люди. — Усмехнулся Лга’нхи, прекрасно понимая причину моего раздражения. —Идут с оружием. Доспехов вроде не видно… Бронза точно не сверкает.

— А много их? — Уточнил я, по прежнему ничего не видя, кроме нагромождения раскаленных солнцем серых камней, пробивающейся между ними желтой пожухлой травки, да нескольких пучков не пойми за что зацепившихся на этих камнях кустов.

— Трое. — Ответил мне Лга’нхи. А потом обернувшись к нашим, начал отдавать указания. — Макис, — лезь на ту скалу, откуда Эти наблюдали, и гляди внимательнее за окрестностями. Ваб’ик, тебе снизу сидеть, и все что он там увидит, будешь нам передавать. Вы моряки, глядите внимательнее, как бы кто не подобрался сбоку, пока эти трое нас тут отвлекать будут.

Нит’кау и Грат’ху. — Вам как обычно, — зайдите незаметно к той троице сбоку, вон к тем вон кустикам. и глядите чтобы они какой подлости не учинили. Если что заметите, покачайте слегка веткой. — Макис увидит.

…Трив’као, лестницы и веревки от стены внутрь перетащили? — Поставь их тут у стены, чтобы если что, можно было сразу на ту строну перескочить, и по врагу ударить. Вторая оикия пусть там будет.

Первая к воротам, строй три на четыре, по команде открываем, и вперед.

Третья, приглядывает за крепостью и за пленниками.

Мнау’гхо в строй. …Тууивоасика сюда, только пусть шлем снимет, чтобы больше на аиотеека был похожим. Говорить будем мы с Дебилом.

Отдав распоряжения, он посмотрел на меня, спрашивая взглядом, ничего ли он не упустил.

— Этого, дедка сюда поближе. — Распорядился я. И пояснил вполголоса Лга’нхи. — Он для них главная ценность, так что, так что если покажем им его с приставленным к горлу кинжалом, думаю они посговорчивее станут.

Лга’нхи согласно кивнул головой.

Спустя минут пятнадцать, я уже и сам смог разглядеть некое движение среди камней. Спустя еще минут десять, — со скалы прокричал Макис, о том что видит крадущихся с фланга людей. А минут через десять, к нам подошла и троица, будем надеяться, парламентеров. …Но прежде чем они начали говорить, даже я увидел, как в кустарнике у них за спинами, слегка шевельнулась ветка. — Судя по всему, нас обложили со всех сторон.

— Вы кто такие? — Рявкнул на нас парламентер.

Судя по богатым доспехам и многочисленному оружие, — воин. — Судя по седой бороде и уже слегка сгорбленной фигуре, — очень древний воин.

— А кто спрашивает? — На чистейшем аиотеекском, переадресовал вопрос я.

— Я Учитель Наардаак, проникший в Тайны. — Ответил мне дед. — Но твое имя мне безразлично, ибо это имя мертвеца! Знаешь ли ты, на кого посмел поднять руку?

— На старого дурака? — Начал нарываться я на грубость, с большим любопытством приглядываясь к типичному дротику, что держал в руках спутник этого престарелого задиры. И к тому как дернулась эта рука, едва я перешел на оскорбления.

И пока воинственный старпер осыпал меня в ответ, проклятьями, я, перейдя на ирокезский, парой фраз, пересказал Лга’нхи, кое-какие свои соображения, по поводу сего девайса. …С которым, впрочем он был знаком. Ведь я использовал такой же в самом первом нашем приключении, когда был еще слаб и беспомощен словно букашка.

— А где же веревка? — Удивленно уточнил он у меня.

— Этим веревка не нужна.

— Но…???? — Удивился Лга’нхи, для которого нечто метательное, навроде нашего гарпуна, но без веревки связывающей оружие с человеком, было довольно странным приспособлением. …Вроде миски без дна, через которую уходит вся Мана.

— Видать они нашли какое-то колдовство! — С многозначительным видом предположил я. А потом, озаренный светлой идеей, добавил. — Я постараюсь его у них перенять. Может и нам такое сгодится.

— …Тууивоасик. — Окликнул я пацана, а ну-ка, спустись вниз, и притащи сюда этого старика. …И да. — когда поднимешься на вышку, держи этого деда перед собой. И приглядывай за тем, что стоит справа!

— Эй ты. — Старое пугало. — Окликнул я говорливого дедка. — А ну-ка, вели своим ребяткам стоять смирно. …Я имею ввиду и тех, кто ползет к нам слева, и тех что ты оставил у себя за спиной.

У меня тут есть один твой знакомец, и думаю, если ты начнешь делать глупости, — ему сильно не поздоровится.

С этими словами я предъявил нашим противникам особо ценного пленника, и демонстративно покрутил кинжалом возле его шеи. …Хотя нафига тут кинжал. — Лга’нхи мог бы пришибить его, просто щелчком.

…А тут эти ребятки меня сильно удивили, быстро обменявшись несколькими фразами, на абсолютно непонятном нам языке.

— Говорите на людском. — Рявкнул я, сильно досадуя на свою оплошность. Ибо теперь можно было только догадываться, что стало известно чужакам о нашей численности, вооружении и планах. А значит, — несколько подлян, которые мы им готовили, могли уже и не пройти.

— Итак… Кто вы, и чего хотите? — Опять рыкнул воинственный дедок, бросив испепеляющий взгляд на меня, на стоящего рядом, и делающего вид будто скучает громилу Лга’нхи, и на типично аиотеекского парнишку, что держал дедка.

Он конечно пытался сдерживать эмоции, но на его лице так и был написан вопрос, — «Что же это за зверушки?».

— Мы всего лишь мирные торговцы. — Начал заливать я. — Приплыли сюда закупить немного слюды, которую говорят очень хорошо покупают на востоке. …Вот, собственно говоря, и хотим поторговаться. — Наш товар, — головы этого старика, троих охранников, что мы не стали убивать, и всех тех, кто работает в шахтах. А что вы можете нам предложить в обмен… ну конечно, помимо всего того что у нас и так уже есть?

— Как насчет вашего корабля, который захватили мои люди? — Спросил старик.

— Так ты не только старый дурак. — Насмешливо прокомментировал я это заявление, но еще и старый брехун. Если наш корабль у тебя, — можешь сесть в него и отправиться хоть за море, может там кто и поверит твоим россказням!

Мне даже не надо было всматриваться в горизонт, в поисках клубов черного дыма, которые бы означали что на «Морского Гуся» напали, чтобы понять, что дед блефует. — Нет, он старательно сдерживал эмоции, и говорил все это с каменным лицом. Вот только если бы действительно его людям удалось захватить наш корабль, — на его роже скорее было бы выражение самодовольства и злорадства. Да и по уговору, — после того как мы выйдем на дело, — Дор’чин должен был отвести корабль подальше от берега, и забрать с собой все лодки, что были на берегу. (Я это еще внесу в текст;)).

…Несколько секунд, на лице у дедка кипели такие страсти, что впору было их за деньги показывать. Но он сдержался. И даже удержал руку того засранца с дротиком, которую тот было уже слегка отвел назад, для внезапного броска.

— Хорошо. Так чего же вы хотите? — Вновь спросил он у меня.

— Золота! Много-много золота. — честно ответил я ему.

— У нас его нет. — Хмуро ответил дед, и я ему почему-то сразу не поверил.

— Я слышал про вас. — Равнодушно заметил я на это. — «Слава» про вас, дошла даже до наших мест, (мотнул неопределенно головой, как минимум на три стороны света). — Вы те кто ограбили Храм Икаоитииоо, и сбежали оттуда с большими сокровищами. — Отдайте их нам, и мы не причиним никому вреда!

— Я дам тебе свой ответ завтра… — Немного подумав, ответил злобный старикан.

— Только лучше убери своих людей отсюда. — Посоветовал ему я. — Иначе не все из них доживут до утра.

Глава 20

— Знаешь чему я всегда удивлялся больше всего? — Спросил я у дедка. — Вот почему, священным для вас является число шесть, а ступеней у Храма всего пять? Чё за фигня?

В суматохе, последовавшей за уходом парламентеров, как-то незаметно ушел остаток дня.

Мы с Лга’нхи еще довольно долго стояли на вышке, приглядывая за окрестностями, и прикидывая дальнейшее развитие событий.

Дождались пока не вернутся наши разведчики, ушедшие проследить за парламентерами. Выслушали доклад, полюбовались тремя свежими скальпами на их пояса, — сувениры от оставленных наблюдателей.

Потом Лга’нхи с первой оикия пошел прочесывать северную сторону, чтобы ликвидировать подобные «сюрпризы» и там. А я тем временем, разъяснял политику партии и правительства сбившимся в кучку рудокопам, в чьи промытые до прозрачности мозги, очень туго доходили реалии произошедших перемен.

Вот только вместо того чтобы поднять тут очередное восстание Спартака, (чего хотелось невыносимо), пришлось успокаивать, убеждать что «все хорошо», и уговаривать «потерпеть немного». Блин! — словно детишек каких-то!

Ну дык они и были словно дети. А мне необходимо было решить один единственный вопрос, — что более жестоко, — разрушить детские кумирни, оставив их одних, без каких либо жизненных ориентиров и смысла жизни. Либо оставить этих олухов в лапах злодейских эксплуататоров, которые хоть как-то, но о них заботятся…

…Может это была трусость, а может мудрость. Но я точно знал, что сам позаботиться об этих людях не смогу. А значит, и приручать не имею права. Тем более что и сам толком не знаю, каков же будет мой следующий шаг. А значит, все что мне оставалось, это максимально минимизировать тот ущерб, что причинило им наше появление в их краях. Так что я снова велел им позаботиться о собственном ужине. Назначив «умника», вместе с одним из пленных охранников, показавшимся мне наиболее приличным человеком, заведовать запасами. И распорядился, чтобы завтра, все с утра пораньше, выходили на работу словно бы в обычный день. …А сегодня, по личному распоряжению Икаоитииоо, назначается праздник. — «День Горняка и Слюдодобыытчика», так что едим двойные порции, (из запасов охранников), и отдыхаем.

И вот, наконец все первоочередные дела сделаны. — Территории зачищены. Дозоры расставлены. Население успокоено, накормлено до сонной одури, и разогнано по баракам.

Смолянистые ветки горят в костре, взрываясь пучками искр, а напротив меня сидит тот самый дедок, Учитель, и Жрец Пятой Ступени, имени которого я до сих пор так и не удосужился выяснить.

Впрочем, — для всех он Учитель. И вполне возможно, что уже и сам забыл те времена, когда к нему обращались как-то по иному. Так что вопрос об имени, можно конечно поднять, особенно если понадобиться надавить и принизить оппонента. …Типа, — «не Учитель ты, а обыкновенный Вася». Но вот нужно ли мне это сейчас?

Пригляделся к нему повнимательнее. — Стар. Действительно стар, а для этого времени, наверное даже «очень стар». Однако, глаза вполне живые. И хотя на лице его застыла этакая маска профессионального Патриарха и Отца Народа, за которой, теоретически не должно проглядываться никаких чувств, кроме «правильных». — Иногда в этих глазах пробегают какие-то иные искорки… — Насмешка? Понимание? Интерес?

Страх? — Вот страха кажется точно нет, либо он умеет очень хорошо его прятать. А может быть, для такого долгожителя как он, смерть уже стала настолько близкой подругой, что давным-давно перестала пугать. …Интересно, сколь друзей и родни, он уже успел похоронить к этому времени?

Хотя, — куда интереснее, как его разговорить? — Надо бы начать с чего-нибудь такого, — небанального.

— Знаешь чему я всегда удивлялся больше всего? — Спросил я, у дедка, наконец закончив его разглядывать. — Вот почему, священным для вас является число шесть, а ступеней у Храма всего пять? Чё за фигня?

— Тебе правда интересует этот вопрос? — Слегка приподнял бровь дедок, кажется больше давая понять что оценил небанальность моего захода, чем действительно удивившись.

— Честно? — Да!

— Никто не знает. — Ответил дедок… Хотя нет, — «ответил Учитель». Потому что старикашка вдруг как-то враз мгновенно преобразился, и сейчас именно Учитель с большой буквы, сидел передо мной.

— Кто-то говорит, что так пожелал сам Икаоитииоо. — Продолжил он, будто бы даже скучая от пересказа ответа на эту, давным-давно переставшую быть интересной загадку. — А кто-то утверждает, что Храм построен на месте другого, еще более древнего храма… Признаюсь, меня этот вопрос перестал интересовать, уже много-много дюжин лет назад.

— Ну вот тут не скажи… — Начал было я. — Из таких вот мелочей, иногда можно столько всего нового узнать. А вдруг, тогда, при Икаоитииоо, — вы использовали десятеричную систему счета, а не двенадцатеричную?

— Это как? — Искренне удивился дедок.

Я объяснил, приведя пример собственных математических предпочтений.

— …Ты пытаешься найти доказательства что Икаоитииоо, был из твоего народа? — Дедок разразился старческим дребезжащим хохотком. — Ты думаешь, ты такой первый умник выискался? — Ох молодежь-молодежь… Вы вечно пробиваете лбом стены, чтобы обнаружить за ними пути, по которым тысячелетиями ходили ваши предки. Ибо нет ничего нового на этом свете!

Вам дурачкам так хочется тешиться от гордости, считая Его своим пра-пра-дедушкой. Ибо не дано вам осознать все истинное Величие Икаоитииоо, и понять что он в равной мере принадлежит всем. …Как это звездное небо, солнце, река, или море… Смешные вы.

…Вот даже не знаю почему. Но у дедка и впрямь получилось высказать это настолько обидно, что я едва удержался, чтобы не пойти рассказывать ему про параллельные миры, попаданцев, и свои мысли по поводу происхождения былинного героя. Однако, моя попытка, не осталась незамеченной. — Дедок что-то этакое прочитал на моем лице.

— Так чего же тебе в действительности надо странник? — Спросил он меня. — И не надо рассказывать про золото и сокровища Храма. (Которых кстати никогда и не было). Не за ними ты пришел в эти края.

— Расскажи мне об Амулете? — Неожиданно хриплым голосом, попросил его я.

— Амулет… — Горько вздохнул дедок. — Неужто и ты попробовал этой отравы? — Ну так слушай!

Да уж. — История.

Нет, с одной стороны, вполне понятная и правдоподобная. — Конечно полная интриг, загадок и тайн, на которые не смогли ответить даже непосредственные участники, но тем не менее, — вполне банальная.

А вот с другой…

Он действительно существовал. Этот Амулет.

И он действительно был странен и непонятен, и действительно хранился и хранится в Храме.

— Как он выглядел?

В ответ, — каскад движений рук, гримас и сбивчивых слов.

— Что он делает?

Пожимание плечами, разведенные в стороны руки, и задумчиво-блаженное выражение на лице.

— Понимаешь странник. — Он, — Загадка. …Ты смотришь на него. Подолгу находишься рядом… насколько он тебе это позволяет.

…И вдруг у тебя возникает ощущение, что Отгадка у тебя уже почти в руках. Что осталось чуть-чуть, самая малость… Стоит сдвинуть одну единственную песчинку, и тебе сразу откроется Истина.

И ты словно бы бежишь на берег моря, чтобы найти эту единственную песчинку, и понимаешь, что их тут бессчетное множество, и тебе не хватит всей жизни, чтобы перебрать их все, и найти Ту, единственную, что закрыла тебе путь к Отгадке.

Это как наваждение. Как болезнь. Как видения что возникают в сухих пустынях, заманивая путников на погибель в мертвые пески.

…Все говорят что я был Жрецом Пятой Ступени. …Но я им не был.

Я очень хотел быть Там. Но меня не пускали. И тогда я присоединился к восставшим.

Мааздак, был мальчишкой. Наивным, чистым, но бесконечно глупым. Он думал что мир легко изменить, стоит лишь только пожелать этого. …И заставить пожелать того же других. …Силой заставить всех людей стать добрыми. …Это тоже как наваждение и как мираж, сводящий с ума и влекущий к погибели.

Но у него бы нечего не вышло, если бы мы, те кто хотел Знаний… или Власти, не взяли его под свое крыло. — Мы его вели, наставляли и помогали. А потом…

Учитель вдруг снова куда-то исчез, и на его месте появился безнадежно древний старик, последние три десятка лет живущий лишь по привычке.

— Понимаешь странник. — Пока я был на четвертой ступени, я мог видеть Амулет лишь издали. Я Слышал его. Он будил что-то во мне такое… И мне казалось, что стоит только заполучить его полностью в свои руки, — как он сразу откроет мне свои тайны.

Но когда мы захватили Храм. …Амулет меня не принял. Я даже не смог к нему приблизиться.

…И вскоре, мы оказались тут. Я продолжаю жить, только потому что чувствую вину перед теми кого увлек за собой. Хотя иногда мне кажется, что лучше бы я умер тогда. Так было бы спокойнее и мне и им.

— Да что ж это за хрень-то такая этот ваш гадский Амулет? — Окончательно взбесившись от всей этой галиматьи, вскричал я.

— Мне кажется, — С легкой насмешкой, а может быть и с нотками зависти, ответил старик. — Тебе это вскоре суждено будет узнать!

Встал я не выспавшийся, и потому злой как стая кошек на вегетарианской диете. Сначала долго не мог заснуть, все размышляя о проклятом Амулете. А потом он мне снился пол ночи, причем представляясь в самых дурацких и нелепых обличиях. — То как ноутбук с бесконечно прокручивающейся на экране порнухой. То, будто картинка в калейдоскопе, перекидывался в атомную бомбу с тикающим таймеом, или бутылку «столичной» в подарочном исполнении. А потом вдруг оборачивался здоровенным тульским самоваром, почему-то с помятым боком, и обязательно, — воткнутым сверху сапогом. (не помню всех предположений высказанных читателями. — напомните, — внесу ).

Так что утром пришлось сдерживаться изо всех сил, чтобы не рявкать на окружающих, при каждом удобном случае. …Не то чтобы боялся получить в ответ по шее, — но другие, видя такое хмурое состояние у своего «провидца-шамана», могли счесть это за плохое предзнаменование. А нафига нам надо «ронять» боевой дух, накануне возможного боя?

И потому, немного подумав, решил обратить свое отвратительное настроение во что-то хорошее. — А для этого взяв три, отобранных у убитых наблюдателей дротика, (команда Лга’нхи, кстати тоже завалила одного, обратив остальных в бегство), начал метать их в собственный щит.

— Пытаешься разгадать их магию? — Уточнил подошедший ко мне Лга’нхи.

— Угу. — Согласился я с этим предположением, впрочем, имеющим мало что общего с действительностью. — А заодно, смотрю какой ущерб они могут причинить нам, в случае если эти отщепенцы все-таки нападут на нас.

— Ну и как?

— Гляди. — Вот мой щит. — Основа сплетена из веточек железного дерева, покрыта сверху просоленной кожей коровки, и оббита бронзой. Когда кидаю издалека, (в случае если попадаю), — он удар держит, тем более что наконечники у этих штук, из поганой бронзы, а у некоторых так и вообще, — медные. Да и форма наконечника… я бы сделал все по другому… впрочем, — неважно.

…А вот если бросить шагов с двадцати… Видишь дырку?

— Пробило не глубоко. — Слегка облегченно заметил Лга’нхи, видать этот вопрос и его волновал… — У нас у всех ведь и доспехи есть.

— Неглубоко пробил… — Возразил я. — Потому что щит к стене прислонен был. А так, — кто его знает, куда бы дальше улетел. …Хотя, мой-то щит полегче ваших, я его под себя делал. У вас обычно и ветки потолще, и шкуры подчас двойные, да и бронзы побольше… Мне с такой тяжестью-то не побегать. Однако. — Щиты у нас небольшие, только чтобы копье вражеское отбить. А вот когда их в нас кидать будут… Тут ведь щитом не всегда отмахнешься. …Мы вот, по одоспешенным противникам, ребра по ногам метаем. Могут и нам бросить.

— Тогда надо быстро-быстро к ним подойти. — Подумав, предложил Лга’нхи. — Бросаем ребра с полусотни шагов и бегом на них. …У нас все воины опытные, строй удержат. А там в копья!

— Угу, согласился я. — Только вот я бы, коли у меня были люди с такими вот копьецами, — приближаться бы к себе не дал. А кидал бы из-за камней, …Так и строй держать не обязательно, а наоборот, — держаться россыпью. — Кинул, — убежал. Потом опять подкрался, — кинул, убежал…

— Это да… — Подхватил Лга’нхи, а коли за мной погнались, прибежал бы на то место где трое-четверо воинов стоят… Сколько говоришь у них там людей всего?

— Было пятьдесят семь… если верить охраннику. …Восемь, да три, да еще один… — Считай полную оикия мы у них уже извели. Значит осталось сорок пять, — считай на оикия больше чем нас.

Если конечно в крепости сидеть, или даже в открытом поле встретиться, — то это нам тьфу. Но сидеть, да в чистом поле ждать, мы не можем, — тогда они и впрямь на «Морского Гуся» напасть смогут. …Уж придумают как.

Да и какой нам смысл тут торчать? — мы Храму и так подарок большой сделали. А если еще и впрямь золота возьмем, или еще какой добычи… да хоть вон, той же слюды. — Считай уже и не зря съездили, потому как потери пока минимальные.

— Ты думаешь они и правда за старика много чего дадут?

— Если верть старику, — особо много-то у них и нету. Но то что есть, — отдадут.

…Хотя возможно, что кое-кому из Этих, мертвый он куда нужнее живого будет. Сам понимаешь, — Власть штука заразная. Так что даже если мы его потащим с собой до корабля, — могут специально напасть, чтобы мы его прирезали.

— Тогда делаем так. — Рассудил Лга’нхи. — Низших, которые в шахтах копаются, нагружаем добычей, строим двумя колоннами, а сами идем между ними. Рудокопы им самим нужны, так что напасть они на нас смогут только в двух местах, где дорога сильно сужается…

— …Точно, вот возле той горы… ну ты понял! — Влез я, вспомнив одно из самых подходящих мест для нападения, особенно с использованием дротиков, которыми можно будет закидывать нас сверху, уточнил я.

— Угу. …Туда мы вперед Нит’кау с несколькими ребятами пошлем, пусть проверят. — Согласился со мной Лга’нхи. …Так ты колдовство-то ихнее понял?

— Разберусь! — Пообещал я, не без удовлетворения заметив, что саму идею убивать на расстоянии брательник больше не отвергает как наижутчайшее попрание воинской доблести. Лишь бы это метание приносило реальные плоды в виде возрастания Маны. — Огромный сдвиг в сознании однако. Вот только насколько удастся убедить в этом остальных… — тех кто остался на Том берегу?

— …Вот, это все золото что у нас есть! — С пафосом сказал воинственный дедок, уже ближе к полудню заявившийся под стены нашего укрепления. (Интересно, — чего он так долго тянул?).

— Негусто… — Весьма недовольно заявил я. — Потому как предъявленная кучка колец, блях и разных браслетов, едва ли тянула на десяток килограммов.

— Для нас золото, это не главное! — С гордым видом заявил дедок.

— Я понимаю. — Согласился я с ним. — Серебро главнее. Да и камешки разные, тоже хороши… Хорошее оружие тоже неплохо ценится. Дорогие ткани, жгучие специи…

— У нас всего этого нет. — С легкой грустью, выдающую искренность, ответил на это дедок. — Мы собрали последнее что осталось!

…Ну, собственно этого и следовало ждать! — Дополнительные корма, тряпки, и ту же бронзу, аиотееки им наверняка поставляют по суперзавышенным ценам. А с местных, особо много ценного металла не сдерешь. — Они сами, голодранцы, натуральным хозяйством живут. …Кстати, это объясняет, почему доспехи с бронзовыми бляшками, имеются только у этого дедка. У всех остальных, что мы успели тут увидеть, доспехи, — простая кожа, причем не лучшего качества. А кое-кто из мертвых наблюдателей был даже вооружен копьями с каменными наконечниками, и деревянными дубинками с шипами. — Это вероятно, тоже не от излишков богатства.

— …Можете забирать ту слюду, что хранится тут. — Продолжал говорит дед. — А больше, вы ничего не получите. А если вам этого мало, — можете пойти и ограбить тех, кто сказал будто у нас есть сокровища. — Потому что они вас жестоко обманули.

…Я поторговался с ним еще наверное минут сорок, пытаясь прибавить к выкупу, еще и бронзовое оружие. Не то чтобы моя внутренняя жаба этого требовала. Просто подумал, что было бы неплохо максимально разоружить противника.

Увы, максимум что удалось выторговать, это три кинжала и топор. — За остальное, дедок держался насмерть.

Я тогда слегка изменил тактику, и вдобавок к бронзе, потребовал десяток мешков отборной аиотеекской каши, и двенадцать овец, — типа, — в качестве провианта на обратный путь. Дед собрал последние силы, и сбил цену до шести мешков, и пяти овец. Я малость поскандалил по этому поводу, но все-таки согласился.

Все это, нам пообещали доставить завтра к утру.

На равнине уже наверное было бы светло. Но тут, в горах, резкие черные тени скал, подчас погружали окружающий мир в настоящую тьму. Да еще и этот утренний туман, то ли пригнанный с протекающей недалеко реки, то ли поднимающийся от осевшей на остывших за ночь камнях, влаги. Бр-р-р…

Вообще, не нравится мне в этих Драконьих Зубах. …Нет, по своему конечно живописно. Эти вздымающиеся вверх клыки, и завалы свалившихся с них за тысячелетия существования, камней. Резкие контрастые и неожиданно яркие цвета… — Так и просится на декорации к какому-нибудь фантастическому фильму, про иные планеты и времена.

Но вот жить… — как-то тут мертво, — воды мало, а значит и минимум растительности, да и фауна небогата. А всю жизнь ходить перепрыгивая с камня на камень, или петляя по серпантину между клыков… — ну его на фиг. — В наших горах, и то приятнее, я уж не говорю про равнины.

А уж топать тут в полном доспехе, с оружием наготове, да еще и пытаясь контролировать пространство вокруг себя и толпу бестолкового народа рядом с собой, — удовольствие более чем сомнительное.

Блин, идея поставить этих бедолаг рудокопов в две колонны, конечно была отличная. Но Лга’нхи хорошо, — он идею подал, и слинял воевать. А исполнение своих планов, оставил на меня. Вот сам бы попытался пытаться вести гражданских, своими колоннами. — Особенно учитывая что эти бараны знают только один тип построения, — стадо, и идущим под моим командованиям ирокезам, приходится прилагать немалые усилия, чтобы поддерживать хоть какой-то порядок в этом стаде.

…И тишину. С соблюдением тишины, у рудокопов тоже большие проблемы. И не то чтобы они специально пытались производить демаскирующие звуки, — у них на это соображаловки бы не хватило. Просто той же соображаловки, им не хватает и понять, что же тут происходит, и осознать, что по сути-то, мы прикрываемся ими от возможного нападения. А значит, в случае чего, — первые шишки достанутся им самим.

У меня вообще сложилось впечатление, что этот переход они воспринимают как продолжение вчерашнего праздника, и наиболее яркий эпизод своих скучных жизней. — Еще бы, — идут на реку. Практически в гости! Ведь их же там пообещали накормить еще лучше чем вчера!!! Все-таки зря мы связались с этим геморроем.

— …Нет, не то чтобы это была жадность… — Рассуждал я, спотыкаясь в утренней туманной дымке о камни, которыми была щедро усыпана тропа, по которой мы шли. — Скорее, — «экономическое обоснование» похода. Тут война многим еще представляется чем-то вроде разновидности охоты. Так что ежели ты даже вернулся с войны живой, и обвешенный скальпами как елка шишками, замочив всех своих врагов, но с пустыми руками, — полноценной победы тебе не защитают.

Вот потому-то, мое предложение ускользнуть незаметно, и было воспринято без всякого энтузиазма. Зато вот второе…

— Шаман… — Окликнул меня Мнау’гхо. — Сигнал!

Я поднял голову, и вгляделся в ту часть пространства, куда указывала его рука.

— И чего там? — Спросил я, старательно скрывая раздражение от того что нифига не увидел.

— Три камня друг на дружке стоят. — Уверенно ответил Мнау’гхо, лишний раз подтверждая что отсутствие выдающихся мыслительных способностей, мать природа компенсировала ему особенно острым зрением.

— Вот и славненько. — Довольно ответил я. — Идем дальше. И помни, — следующий знак, составленные в пирамидку ветки. …Помнишь, что такое пирамидка?

…Так мы и пошли мимо потенциально опасного места, ничуть не опасаясь за свои жизни, а наш караван, внезапно стал больше на трех человек.

— Эй, странник. — Вдруг окликнул меня Учитель, до этого молча шедший рядом. — Так может быть ты все-таки скажешь, зачем приходил сюда?

— А почему тебя это интересует? — Рефлекторно применил я «еврейскую защиту» ответив вопросом на вопрос. …А впрочем, к чему тут эти игры? — Храм пытался натравить нас, чтобы мы вас всех перебили. — Честно ответил я.

— Они еще не забыли о нашем существовании? — Почти натурально удивился Учитель. — Кажется мы уже многие годы ничем особенным себя не проявляли.

— Даже маленькая заноза в пальце, вызывает беспокойство. — Пожал я плечами. — Местные аиотееки очень удачно используют ваше существование, чтобы давить на Храм. Вас не станет, — Храм сможет вздохнуть с облегчением.

— Понятно… — Протянул Учитель. — Но вы кажется передумали с нами драться?

— Храм поступил с нами нечестно, не сказав открыто чего хочет, а вместо этого попытавшись вести нас вслепую. Но у них лечится один из наших бойцов, и возможно они спасут ему жизнь, так что долг благодарности требует оказать ответную услугу. — Мы оказали. Но Храм обманул сам себя, не сказав чего хочет. А значит, — размеры этой услуги мы определяем сами.

— Что ж, если ты отдашь Храму меня, — думаю они вполне удовлетворятся этим. И ты даже сможешь получить то золото и даже серебро, о котором так мечтал. …Если конечно, тебя интересует именно это!

— Ты знаешь что меня интересует. — Важно ответил я. — А золото, на нашем берегу, не такой уж и ценный товар.

— Так откуда же вы, — чужаки в богатых доспехах и с дорогим оружием, промышляющие грабежом мелких поселений? …Думаю, если продать твой шлем, — вся наша община могла бы питаться целый год!!!

— Ты значит понял… — Всполошился я. — А твои, думаешь сообразили?

— Нет. — Печально ответил Учитель, опять быстро превращаясь в старика. — К сожалению, — тех бежавших из Храма, кого можно было бы назвать мудрецами, давно уже нет на этом свете. А Наардаак… ну тот, с которым ты говорил, — он особой сообразительностью не отличается. Жаардаак, его сын, возможно бы и сообразил. Он был не только хорошим воином, но и думать умел. Но ты его убил. Так что, можешь не сомневаться, — когда солнце поднимется над скалами, к стенам покинутого вами рудника принесут мешки с зерном и пригонят овец. И еще долго будут звать вас, не понимая как кто-то мог уйти не взяв такого ценного богатства.

— Так значит, этот мелкий, был его сыном? — Опять всполошился я, кляня себя самыми последними словами, за то что не выяснил этого раньше. — Он захочет отомстить!

— Захочет. — Согласился Учитель. — Но пока у тебя в руках я, он не станет ничего предпринимать.

— А когда тебя случайно убьют чужаки. — Подхватил я. — Кто станет самым главным в ваших краях?

— Как ни печально, но он… Тогда мне жаль моих людей. — Наардак, плохой вождь. Но он все равно не посмеет, потому что не будет знать что сказать другим, объяснив, почему так получилось.

— А ты думаешь, он сам это понимает? — Насмешливо переспросил его я. — Нельзя недооценивать силу глупости.

— Ты не только воин, но еще и мудрец…!!! — Чуть ли не с искренним восхищением сказал Учитель. Теперь понятно откуда у вас такие богатые доспехи, — вы умеете не только взять добычу, но и ускользнуть с ней.

— Чем говорить мне приятные слова. — Оборвал я его комплименты, в искренность которых не очень-то и верил. — Лучше бы подумал, как нам обоим выбраться из этой заварухи, не потеряв своих людей. …Ты-то возможно старик, которому уже неважно, у чьих костров он будет пировать следующей ночью. — У своего, или своих предков. Но ты ведь сам сказал, — что нужен своим людям, а значит ты должен оставаться живым.

— Мне кажется, ты уже неплохо подумал об этом за меня. — Усмехнулся дедушка. — Ваши воины, думаю еще с ночи заняли все места, где можно было бы ждать нападения. Так о чем же ты беспокоишься?

— О человеческой глупости!

Увы, но спустя примерно час, оказалось что мое беспокойство не было напрасным. — Гулкое горное эхо, донесло до нас звуки боя.

«Стадо» носильщиков, было мгновенно сбито в кучку, и загнанно в какую-то лощинку. Двое раненных наших ребят, остались их охранять, а остальные двинулись на помощь товарищам.

Как мы и предполагали, — под утро, наши противники заявились на нависающую над тропой гору, и попытались усесться там в засаду.

Хренушки. — «Диверсанты» Лга’нхи опередили их наверное часа на три, тронувшись в путь, едва сумерки сгустились достаточно сильно, чтобы можно было проскользнуть незаметно.

Противников шедших первыми убили, внезапно напав из засады… — наши это умели делать отлично, а остальных супостатов согнали с горы. …Вот только наших была всего дюжина. А противников почти четыре… учитывая убитых, — три.

Да и местность они знали неплохо, что исключало опрометчивость действий с нашей стороны. Так что, сложилась ситуация из серии «…Я медведя поймал…». — Ирокезы не могли покинуть захваченную позицию, а отщепенцы не уходили, видимо еще надеясь, что основная часть войска тронется не раньше чем им доставят продовольствие, но и не решайся штурмовать вверх по склону, уже поняв чем это чревато.

Все-таки чувствовалось в этих ребятах что-то… ну не знаю, — недоделанность какая-то, — однобокость. Ну или скорее, — отсутствие реального опыта войны.

А хорошо махать железками, или даже, метко кидать дротики. — это еще далеко не вся составляющая солдатского ремесла. …И уж тем более, — полководческого!

После того как мы прикончили наблюдателей. — никакой новой дозорной службы они так и не организовали. Видимо предпочитая безопасно приглядывать за рудником с высоты своего плато.

Да и тут вон, — все три дюжины столпились в начале склона горы, даже не думая следить за тем что происходит за их спинами, видно надеясь что специально посланный гонец, сообщит им о времени выхода нашего каравана.

Только этим пожалуй и можно объяснить тот факт, что мы смогли появиться за их спинами так внезапно. И ту растерянность, в какую они впали, обнаружив у себя в тылу ряды закованных в бронзу, и ощетинившихся копьями противников.

В первые минуты, так просто началась настоящая паника, и мне стоило больших усилий, чтобы не воспользоваться моментом, и не бросить наших бойцов вперед.

…Почему я этого не сделал? — Возможно, тогда бы победа нам досталась легкой ценой. Но я вообще не хотел платить никакую цену, за абсолютно ненужную нам победу. — Война, это по-любому рулетка, и почти никогда не обходится без потерь с обеих сторон. А к чему нам эти потери?

Так что пока, единственное чего мы добились максимально незаметно приблизившись к противнику, — это наиболее выгодной позиции. — Называется «клещи». — С двух сторон враги. С третьей какая-то скала, с четвертой, крутой склон, больше напоминающий обрыв. Тут уже не побегаешь от строя, кидаясь дротиками. Тут, — либо дерись насмерть, либо сдавайся.

…Ну вот что за парочка идиотов выскочила вперед с дротиками в руках? — С флангов нашего построение, где стояли наиболее опытные «костяшники» свистнули бумеранги.

Одного противника снаряды достали на замахе, так и не дав ему метнуть свое оружие. А второго уже после. Впрочем, для опытных вояк, отбить один единственный дротик было не сложно.

Ну а дальше…

Впрочем, дальше было уже почти неинтересно. — Вперед выдвинулся Учитель, и очень быстро призвал свою паству к смирению и послушанию.

Признаться, я даже немного испугался, когда понял сколько власти он имеет над своими подданными. Он для них был не просто Вождь и Отец Народа. А фактически полубог. …Так что прикажи он сейчас своим «детишкам», броситься на наши копья, и рвать нас голыми руками, — чувствовалось, они не промедлят и секунды.

Впрочем, — дедок был явно на нашей стороне, и быстренько развеяв слухи о своем «коварном убийстве», заставил подчиненных сложить оружие.

— Ну, ты доволен? — Спросил он у меня.

— Вполне. — Удовлетворенно качнул я головой. — Но лучше бы им убраться отсюда побыстрее. Потому что мои вояки только попробовали вкус крови, и могут захотеть продолжения. …Надеюсь, никто не догадался устроить нам засады дальше по дороге? …Ну нет, так нет.

Можешь взять с собой парочку людей… для солидности. Когда мы прейдем к нашему кораблю, — тебя отпустят!

— Ты уверен что не хочешь отвести меня в Храм? — Пытливо глядя мне в глаза спросил Учитель.

— Уверен. — Подтвердил я. — И возможно, даже сделаю тебе подарок, если ты мне пообещаешь кое-что…

— Хм???? — Вопросительно глядя на меня, хмыкнул учитель.

— Те люди. Рудокопы. Я хочу чтобы о них лучше заботились и учили не только ковыряться в шахтах!

— Почему? — Искренне удивился дед. — Ты не похож на того, кто «заболел» жаждой справедливости. Ты кажешься слишком умным для этого.

— Чтобы желать справедливости, не обязательно быть дураком. — Огорченно вздохнув, ответил я на это. — Просто достаточно умный, понимает что не сможет добиться всего и сразу.

…Когда-то, я был очень похож на них. Но случилось чудо, и ко мне отнеслись лучше чем я того заслуживал. …Правда, не могу сказать что мне это сразу понравилось. Скажу более, — поначалу я много роптал и жаловался, ибо наука была суровой. Но как видишь… я тут, и тот кто есть.

— Ну, ты напрасно думаешь. — Столь же серьезно ответил дедок. — Что нам доставляет удовольствие их мучить. …И не думай, что там, наверху, (он показал рукой в сторону плато), люди живут намного сытнее их. Мы просто вынуждены…

— Возможно, это скоро переменится. — Оборвал я, его рассуждения — Вам лишь надо постараться не упустить выгодный момент.

— Я заинтригован. — Слегка ошарашено ответил на это Учитель. — Полагаю, это и есть тот «подарок», что ты мне обещал?

— В том числе. — Загадочно улыбнувшись, ответил я.

— Что поделать, друг мой Фаршаад, — уныло развел я руками в стороны. — Мы и так сделали очень много, убив несколько врагов. …Это была серьезная битва. Но они слишком сильны! …Ты говоришь что за исключением нескольких раненных, все наши воины в строю? — Такова их сила, что им даже не пришлось нас убивать, — они почти всех взяли в плен. И если бы не немыслимая удача, позволившая нам захватить их самого главного, — думаю все бы мы сейчас трудились в их шахтах!

…Почему у нас такие довольные и счастливые лица? — А ты бы не радовался, избежав столь ужасной участи?

Они ведь были даже настолько добры, что вернули нам наше доспехи и оружие, ибо им этого не нужно, чтобы побеждать. …Да еще и подарили много слюды… Да. — ты представляешь, насколько они сильны, что даже могут одаривать побежденных ими противников… Это просто невероятно?

— Ты сумасшедший? — Даже отпрянул от меня Учитель.

— Нет, — скромно ответил я. — Я тот, о ком говорит Предсказание!!!

— Ты точно сумасшедший, ибо даже не понимаешь что собрался сделать. …Даже если тебе удастся проникнуть в Храм, — почему ты думаешь, — Амулет дастся тебе в руки?

А даже если тебе это и удастся, — ты подумал что будет потом со всем этим миром?

— Да ничего особенного не будет. — Не слишком уверенно ответил я. — Как жили вы с Амулетом, так и будете жить без него. Но Храм точно немного ослабнет. — Для тебя и твоих людей, это возможность. А как ты ею воспользуешься… думаю где-то месяц на раздумья у тебя есть.

Глава 21

Обратный путь не был отмечен какими-нибудь, особо запоминающимися событиями. — Мы просто сплавлялись вниз по реке, стараясь, без лишней необходимости не причаливать к берегу. …Особенно когда на этом настаивал Фаршаад.

Мы с ним, можно сказать, вообще сильно разругались. …Ну не то чтобы вот прям так и разругались, — скорее утратили последние точки соприкосновения.

Он, не без причины подозревал что мы врем ему по поводу произошедших в Драконьих Зубах событиях. Ну а уж у нас, — причин подозревать в чем-то нехорошем его, было более чем предостаточно.

Впрочем, меня это вполне устраивало. — Наши, с конспирацией по прежнему не дружили, да и не считали необходимым скрывать свои подвиги от окружающих, или таиться в собственном доме, которым мы, уже давно стали считать «Морского Гуся».

И конечно же, жреческая братия, находясь на тесной скорлупке небольшого судна, прекрасно могла слышать множество фактов несоответствующих моей версии, «едва сами спаслись». Но слышать это одно, да еще и произнесенное на языке, где знакомым казалось лишь одно слово из двадцати. А вот точно знать…

Точно знать, можно было бы только разговорив кого-нибудь из наших вояк, и выведав у него точную информацию. Но думаю, наши скорее бы стали разговаривать с тараканом из трюма, чем с кем-нибудь из людей Фаршаада. …А слухи и догадки, как говорится, к делу не пришьешь.

Да и не собирался я больше иметь никаких дел с Храмом. — Если раньше мы были им нужны хотя бы для того чтобы натравить на конкурентов, то теперь мы для них лишь разменная монетка в разборках с аиотееками.

…Или, — скорее торговле. Потому что жрецы эти хреновы, похоже являются истинными интернационалистами, — им пофигу кто их крышует, лишь бы жизнь была сытной и беззаботной.

А разменные монетки, обычно не отличаются долгой и счастливой жизнью.

— Вот и Аоэрооэо. — Сказал я нашему проводнику-куратору, когда показались высокие крыши этого Великого Города. — Куда будем выгружать подарки Храму?

— У нас тут есть особая пристань. — Изображая холодность и надменность, ответил он мне. — Пусть правят ближе к левому берегу, я покажу тебе где это.

Показал. …Храмовая пристань, и впрямь была весьма оживленным местом, куда подходили и речные плоскодонки, и солидные морские суда. И судя по снующим туда-сюда грузчикам, а также обилию мешков, тюков, кувшинов и ларей, сложенных на берегу в ожидании доставки на склады, — «добытое» нашей экспедицией «богатство», и впрямь было лишь ничтожнейшей капелькой в океане торгового оборота, идущего под знаком «солнышка».

Нам пришлось стоять часов пять, не меньше, только чтобы дождаться своей очереди подойти к причалу. …Впрочем, умелые грузики опустошили наши трюмы, (те что мы позволили), буквально в считанные минуты. — Что ни говори, а дело это тут было отлажено получше иного хронометра. Кабы мы занимались погрузкой-разгрузкой, у нас бы на это ушло бы часа три-четыре.

— Ну вот и все Фаршаад. — Сказал я, уже стоящему на мостках жрецу. — Мы выполнили просьбу Храма.

…И мне грустно. Не от того что мы с тобой расстаемся. А от того что когда-то встретились. …Можешь так и передать учителю Догоситааку, — «Пришедшие из-за Моря люди, сильно разочарованны тем, что мудрецы, тратят свою мудрость на недостойные вещи».

…А еще скажи им, что завтра, мы будем ждать нашего друга, которого он взялся лечить, возле тех самый сараев, у которых мы встретились. Потому что сами, мы не хотим переступать порог дома, где так плохо относятся к гостям.

А еще скажи, что потом мы уйдем в море, ибо нам плохо жить под одной крышей с теми, кто посылает своих гостей насмерть, даже не предупредив их об опасности!

Мы и правда пошли к тем самым сараям, где уже имели сомнительное удовольствие вкусить местного гостеприимства. …Ну а куда же нам еще было идти. …До темноты.

Правда, причаливать к берегу не стали, бросив якорь в метрах тридцати от него, после чего, выставив охрану завалились спать.

А вечером…

Все-таки хорошо иметь в команде такого человека как Ясьяяак! В том плане, что он кажется был знаком лично, с каждой камышинкой в этой дельте!

Так что, — он нас и вывел в море. Сказать что это было легко? — Не скажу! Сказать что сложно? — тоже не посмею. Потому что я просто не понимаю Как… Как вообще они с Дор’чином смогли это сделать. Как смогли в полной темноте, тихонько пройти мимо постов охраны, как миновали все мели, не столкнулись со стоящими на реке судами.

Знаю только, что я, как и все наша команда, вкалывал до седьмого пота, и бегом выполнял каждое их указание. Но кажется, — обошлось, — никто нас не заметил, и не погнался вслед. Впрочем, учитывая что без «шнуркового документа» выдаваемого таможенными властями, ни в одном местном порту нам места бы не нашлось, — возможно все эти предосторожности и были излишними. …Ну да, как говорится, — лучше перебдить!

— Что ж, друг Ясьяяак. — Не без грусти сказал я ему, когда «Морской Гусь» заколыхался на широкой волне морского прибоя. — Ты сделал все о чем мы с тобой договаривались, так что теперь ты свободен. …Вернее, ты стал свободным еще раньше, когда взял копье, и встал с нами бок о бок, против общего врага. Так что теперь, я обязан предложить тебе выбор, — уйти, или остаться с нами. …Да, я понимаю, у тебя тут семья, да и весь твой род нуждается в тебе. Поэтому, возьми подарок от нас, ты это заслужил!

А это вот, лично от меня. — Это сильный талисман, который защитит тебя от любого колдовства. …Знай, что отныне никто, даже самые высшие жрецы Храма, будут над тобой не властны!

А если вдруг так случиться, что жизнь на этом берегу станет для тебя слишком тяжелой, — ты можешь переплыть к нам… У нас хватит места для тебя и всей твоей родни.

Ищи Ирокезию, на Том берегу, тебе каждый скажет где это. А еще, ты можешь говорить что друг Вождя Лга’нхи, и Шамана Дебила, каждому кто носит такой же гребень как и мы. — И просить у них помощи.

С этими словами, — изрядный кошелечек золота, и кусок выделанной шкуры с надписью «Ясьяяак, мой друг. Шаман Дебил.», перекочевал к нашему капитану.

Затем к нему поочередно подошли все ирокезы, и каждый одарил его чем-то из своих запасов. — Такова уж традиция, — одарить уходящего, чем-нибудь полезным. Кто давал ему золото, кто одежду, или кусок ткани. …Лга’нхи вон, даже на бронзовый кинжал расщедрился. — Главное, чтобы уходящий помнил, что он тут свой. Потому что чужим, подарки дарить не имеет смысла, — они ведь не «люди».

…Ну а тем кто остается, — полезно посмотреть как ирокезы держат слово. …Вот Отуупааку, например. — Его я пока еще не отпускал, ибо после раны он был еще очень слаб, да и была у нас еще для него работка. …Ага. Прямо сейчас.

…Однако, времени уже было в обрез. — Ночь уже завершала свою первую треть, а у нас еще куча дел несделанных. — Так что, — парус вверх, весла на воду и… так мы не гребли, даже когда пересекали море.

— Тут? — Спросил Дор’чин.

— Угу. — Ответил ему наш лоцман.

— Точно, — самый короткий путь? — Уточнил я.

— …А главное, тут вы не заблудитесь, когда пойдете назад. — Пояснил Отуупаак. — Вон, видите тот холм, а на нем башня? — Их видно издалека.

— Да мы вроде и так никогда не блуждали. — Усмехнулся Лга’нхи. — Даже когда шли по степям, где нет никаких дорог!

— Там, может быть вы и не блуждали. — Резонно возразил на это Отуупаак. — А тут, как раз совсем другое дело. — Дорог очень много, и все они ведут к похожим причалам. Очень легко выбрать не ту, особенно в темноте.

— Резонно. — согласился я. И обернувшись к остальным, спросил, — Ну так что? — Побежали?

— Побежали. — Горько вздохнув, согласился Лга’нхи. …Вздыхал он столь горько, потому, что не смог придумать как отговорить от этой пробежки меня.

Я и сам готов был бы вздохнуть вместе с ним. — Дыхалка, да и коленки, у меня уже давно не те что в молодости. Но воровать Амулет без главного Шамана, это как-то противоестественно!

…Ну… в общем, мы построились, и побежали…

По нашим прикидкам, бежать тут было всего ничего, — километров пятнадцать не больше. …Ну может двадцать, но уж точно не двадцать пять. — Эта, весьма утешительная мысль, должна поддерживать меня на всем отрезке этого пути.

А пока, надо входить в размеренный ритм, чтобы ноги несли тело независимо от мозга. — Благо, на мне, даже доспехов не было, да и из оружия я взял только протазан да кинжал, — так что страдать от дополнительного груза им не придется.

Итак, — отвлекаемся от непосредственно бега, и еще раз подумаем над предстоящей операцией.

С Фаршаадом, думаю, я сделал все правильно. — Изображать любезность, в подобной ситуации было бы неестественным поведением, и это наверняка заставило бы Храм насторожиться и ожидать подвоха.

Тем более, что притворяшки из моих ирокезов, — в лучшем случае, на уровне художественной самодеятельности сельской школы. — И это лучшие и наиболее опытные, проведшие уже не одну операцию «в гриме». — Тем же вон, Нра’тху с Тов’хаем, кого только не приходилось изображать уже, благодаря моим выдумкам. Но и они, на тесном кораблике, в течении двух недель, выдержать роль не смогут, и обязательно проколются. …Так что тут я прав, что не стал уговаривать наших изображать будто Фаршаад и его жрецы, по прежнему наши друзья и товарищи.

Зато теперь, — дикие варвары типо обиделись, набычились, и гордо пообещали что в Храм больше ни ногой, и потребовали даже принести их товарища к ним на берег, дабы подчеркнуть уровень своей обиды.

Как на такое должны прореагировать жрецы? — Правильно! — Сесть, и хорошенько подумать, какие ништяки можно выдавить из этого, исчерпавшего себя почти полностью тюбика зубной пасты.

Нет, я конечно вполне допускаю, что они искренне решат с нами больше не связываться и мирно отпустят по своим делам. Или наоборот, — осознают свою вину, (тем более, что в Храме, как я уже слышал, за влияние борются несколько группировок), и придут искренне мириться и извиняться. — Но вот полагаться, на подобные «допуски» не хочу, тем более что даже в случае с «извинительным вариантом», — Амулет нам, в качестве «извинения» не отдадут и его все равно придется красть. — Так ради чего нам все эти «извинялки»?

Но логичнее всего, предположить худший вариант. — Жрецы и тут, постараются извлечь свою выгоду.

А выгода тут может быть только одна. — Продать нас аиотеекам, по максимально высокой цене.

А потому, для начала, надо с нами снова… ну если не подружиться, то хотя бы изобразить видимость подобной попытки. — «Мы мол, нифига ничего не знали, и вообще, все это была глупая инициатива гаденыша Фаршаада, которого мы, вот прям сейчас, — немедленно накажем, заставив съесть бочку варенья и корзину печенья, а вы приходите к нам водку пить, и пейте вволю, пока совсем не отрубитесь».

…Ну вот как-то так. — Главное, — держать нас на коротком поводке, и показать аиотеекам, как тяжело Храму идти на такое предательство, тем временем лихорадочно выписывая нули, на соответствующем ценнике.

Да ведь и с аиотееками почву надо подготовить, — рассказав какие мы злобные, крутые, и как мечтаем зверски надругаться над всеми ихними женами, детьми и верблюдами, подговариваем местное население бунтовать, и подсаживаем колорадского жука в тучные нивы аиотеекской каши и «верблюжьих колючек».

…И даже если предположить что подобная работа уже началась, едва мы отплыли достаточно далеко от Аоэрооэо, — все равно, — жрецам надо выиграть день или два, чтобы подготовить почву для хорошего торга и предательства. А сделать это можно, только шантажируя нас Завгуром. …Причем не прямо, а завуалировано, — например, просто тянуть время его выдачи, ссылаясь на состояние здоровья больного, или необходимость проведения каких-нибудь особых лечебно-магических процедур.

…Вот Завгур, кстати говоря, — самое слабое место моего плана. …С самого начала, перспектива передать его на попечение Храму, грызла и скребла мою душу, потому как не те люди эти жрецы, чтобы добровольно отдавать из заложника.

Но с другой стороны, — тащить его с собой? — Тут фишка даже не в колоссальной ответственности, которую я на себя беру. А в том что реально, я как лекарь Догоситааку и подметки не гожусь, так что если у мужика и был какой-то шанс выжить, — так это только под его присмотром.

Так что теперь, — лишь остается надеяться, что во-первых, — Завгур все-таки выжил. А во-вторых, что мы правильно «вычислили» его местонахождение, и сможем быстро найти его этой ночью.

…Да и в конце концов, — храмовых помещений, где может содержаться такой заложник, насколько я знаю, не так уж и много. Так что за пару часов, мы сможем перевернуть их все. — Тем более, что как я теперь уже точно знаю, — реальной военной силой, Храм, в данный момент не обладает. — Из всего что я успел узнать у Учителя, и осторожных расспросов жрецов, — с тех пор как «военизированная» часть жречества подняла успешный бунт, — Старшие жрецы опасаются содержать подобные «опасные» элементы возле себя, больше предпочитая полагаться на авторитет Икаоитииоо и свои мафиозные связи, чем на воинскую силу, способную повернуть наконечники своих копий в противоположную сторону.

…Нет, конечно, в случае чего, — они смогут подтянуть достаточно сил из городского населения и команд охраны судов, что плавают под знаком Икаоитииоо. Но уйдет на это, наверное не меньше часов шести-семи, а вернее всего, — суток. А за это время, мы либо справимся с задачей, — либо продолжать драться для нас уже не будет иметь смысла.

…Так что да. — Похоже, я все продумал и перспективы у нашего плана, очень даже есть.

Кажется, — даже меньше пятнадцати километров! — В боку почти не болит, ноги не гудят, а сердце колотится в меру бешено. — Степные вояки, бежавшие в доспехах и с оружием, кажется даже разогреться толком не успели.

Теперь главное запомнить эту развилку… Блин, не одного четкого ориентира. — Наши-то, наверняка не заблудятся, у них в башку встроен компас и куча разного другого навигационного оборудования. А вот для меня, и при свете белого дня, подобный риск существует, а уж ночью, в потемках…

Впрочем ладно. — Если так случиться что бежать придется одному, — просто побегу на запах моря… да и луна вон, тоже неплохой ориентир.

— Лга’нхи… — просипел я, стараясь глубокими вздохами унять сердцебиение. — Давай-ка небольшой кружок сделаем… Ты помнишь куда?

— Помню. — Ответил мне он. И в его голосе я явственно услышал знакомую усмешку. — Дескать, — «Ты шаман, может за Кромку, как к себе домой ходишь, и даже вон, — через море дорогу показать сумел, чего раньше никто не делал. (за Кромку-то, все, время от времени ходят). А вот возле собственного шатра, — запросто заплутать способен. …Но ты не боись, — ты тебя все равно ценим и любим, а на роль сусаниных, у нас и свои кадры найдутся».

Впрочем, сейчас не время для мнительности. — Еще одна небольшая, километра на два пробежка.

Вот, теперь, если конечно встроенный компас Лга’нхи не врет, — мы находимся примерно к западу от главного храма. — Тут у нас голая степь, и глухая стена, потому как выходить их Храма в эту голую степь, нет никакого смысла.

…Ну как стена? — Скорее, — забор. Да, согласен. — Добротный такой, метра в три — три с половиной высотой, каменный забор. Чтобы пасущаяся в степи скотина случайно не забрела на запахи регулярно поливаемой, а потому очень сочной и вкусной травки, — само оно. Сдерживать толпы любопытных туристов, — словно тараканы, в поисках достопримечательностей, лезущих во все щели, — вещь тоже вполне подходящая. …Удержать врага??? — Ну, если на этих стенах поставить достойных бойцов… Если такие в Храме найдутся, они врага и к стенам небось не подпустят…

А удержать вора? — Эх ребята. — От воров не спасают никакие замки и стены. Только бдительность, бдительность, и еще раз бдительность.

И не лично товарища Икаоитииоо, который высоко сидит, далеко глядит, и сильно всех пугает своим авторитетом. А лично жрецов, попечению коих, этот самый товарищ Икаоитииоо и поручил свой Храм.

…А она у них тут, сильно хромает, как мы все уже успели заметить. — Внешней охраны вообще никакой. Даже сторож с колотушкой не ходит. А внутренняя, — как я понял, больше присматривает за тем чтобы посетители чего не учудили, да чтобы ученики по ночам в кабаки да к шлюхам в Аоэрооэо не бегали, ну, или друг друга пастой не мазали. …Или как там, в бронзовом веке студенчество развлекается?

Но с этой стороны, — студентов нету. Тут вот, за стеной, (если, опять же, мы не ошиблись местом), должны находиться аптекарские сады-огороды Медицинского Факультета. Потом дальше, какие-то склады с барахлом, инвентарем и припасами, которые кстати, заодно и выполняют функции ограды второго внутреннего круга.

…Дальше, сколько я помню, — кухня и столовые для студентов. — Вот тут придется быть бдительным. — В таких местах всегда многолюдно, по собственному учебному заведению знаю, что даже глухой ночью, вечноголодное студенчество, обожает тусоваться поближе к еде, в тайной надежде урвать хоть кусочек.

Но все же лучше идти там, чем пытаться прорваться через основные ворота и калитки. Которые пусть и плохо, но все же охраняют. …Итак…

Заготовленные заранее кошки быстро забрасываются на стены, и тренировавшееся, лазая по горным кручам, воины, мгновенно оказываются за стеной. …Я кстати, тоже тренировался, так что несильно от них отстаю.

Теперь прямо по грядкам, топча посадки. …Понимаю что чистое варварство. Даже по дороге умудрился сорвать несколько растений и привычно сунуть в лекарскую суму. Но сейчас есть вещи поважнее.

…Так, дошли до складов. — Тут наш отряд должен разделиться на три группы. — Мы с Лга’нхи и шестью бойцами идем дальше к главному Храму. — Нит’као с Тайло’гетом, и еще шестью разведчиками отправляются к ближайшим воротам, чтобы вовремя обеспечить наш отход. А вот последний отряд во главе с Грат’ху, который сопровождал меня в прошлое посещение Храма, и неплохо разбирается в окрестностях, — отправляются на поиски Завгура. С ним идет полная оикия. — Ребятам предстоит много работы.

…Но сейчас я должен сосредоточиться на собственной задаче. …Что означает, тупо, но с максимальной осторожностью, следовать за ведущим наш отряд Лга’нхи.

Через сараи-склады, мы прошли без особых проблем. — Никто их не охранял. Самое большое происшествие, случившееся с нами в тот момент, — это когда мы лезли по крышам в следующий круг, — под одним из наших вояк, обломилась жердь кровли. …Еще бы, — туша хорошо за центнер весом. Но несмотря на то, что мне грохот сломавшейся жердины, показался подобным залпу пушечной батареи, — вроде бы никто не обратил на него внимания. …Тут и место глухое, да и место довольно населенное, так что разных звуков хватает.

Возле столовых прокрадывались, как через вражеский лагерь. Засекли двух воришек, судя по росту, — лет тринадцати, тыривших с кухни лепешки. Потом пришлось заложить небольшой крюк, обходя компанию подростков, видимо поджидавших этих воришек, чтобы разделить с ними их добычу. …Уж не знаю, в добровольном это будет порядке, или имеет место разборка подростковых банд.

…А дальше, — третья стена. В данном случае, последняя. — Один из наших вояк издает тихое шипение одной, довольно противной ящерицы… — стандартный ирокезский знак об опасности.

Кручу головой, и нихрена не вижу, пока Лга’нхи не разворачивает меня в нужную сторону, и не показывает куда надо смотреть. …Блин. — Как я об этом раньше-то не подумал? — Тут ведь у жрецов обсерватория, так что не удивительно, что в данный момент один из моих старых знакомых дедков-звездочетов, сидит в ней и пялится на небо… Интересно кто из двоих сегодня на вахте?

Тут Лга’нхи взял меня за шкирку, и оттащил чуть в сторону. С этого ракурса обсерваторию стало видно очень плохо. А значит и нас оттуда тоже. Кошки, канаты, и вот мы уже перед знаменитыми пятью ступенями Храма!

… А эти ребята… Гм… Караулят каморку, в которой в прошлый раз сидели пятиступенчатые аксакалы. Интересно, чтобы это значило?

Быстренько пошептались с Лга’нхи. Потом пошептали нашим сопровождающим. И вот уже парочка «меднолобых» жрецов дежуривших у дверки, лежат связанные и в нокауте. …Все-таки боевые искусства в Храме поставлены хреново. Выглядели эти засранцы весьма свирепо, и для этого берега моря были довольно крупными экземплярами. Но вот по части умения услышать подкрадывающихся к ним ирокезов, — очень сильно проигрывали. …Однако сам факт наличия охраны, заставлял насторожиться.

Осторожно, чтобы не звякнуть бронзой, ставим свои копье и протазан возле двери. С ними в тесном коридоре не развернешься. А вот будет ли толку от кинжала? — На всякий случай, натягиваю верные «тигриные лапы», и вслед за Лга’нхи, крадусь в темень знакомого коридора.

Чу, — впереди слышна какая-то ругань… О!!! Звучат знакомые имена, причем одно из них мое! — Хоть мы и торопимся, а послушать будет не лишним.

…Так. …Угу… — Этого и следовало ожидать. — В каморке «крутоступенчатых» дедков, собрались представители всех храмовых группировок, и забрасывают друг дружку обвинениями, попреками и просто оскорблениями. …Ну чиста как на каком-нибудь интернет-форуме. А дедки, судя по всему, выступают в роли судей-модераторов, и по большей части молчат.

Как я и думал, — послать нас на разборки, была чисто идеей «рыночного» клана, привыкшего из всего извлекать прибыль. А вот «образовательная шайка», считала что тем самым, Храм тупо упустил возможность узнать что-то новое, ценное и небывалое, а значит, извлечь из нашего появления куда большую пользу. …Кажется, еще был и клан политиков, у тех тоже было какое-то мнение относительно нас, и кажется они тоже не одобряли инициативу Догоситаака, считая что использовать нас в качестве пугала для аиотееков, было куда как выгоднее. Интересно как…

… Но Лга’нхи не дал мне дослушать занимательный разговор, осторожно толканув, и показав пальцами количество людей в комнатушке. — Похоже он, во все эти высокие материи не лез, а просто по голосам, тупо высчитывал количество вероятных противников.

Угу. — восемь, включая троих пятиступенчатых дедков. …Да и остальные, — непохоже что особенно юны и крепки телом… В смысле, — как воины, для нас не помеха. Так что, — наверное стоит рискнуть. Дедков можно сразу взять за шкирман, и потрясти на предмет «показать где хранится Амулет». Всяко выгоднее чем рыскать по Храму, круша двери и взламывая замки. Только вот…

— Главное, не прибей Старших! — Шепнул я Лга’нхи, согласно кивнув головой на показанный им характерный знак, в основе которого лежала имитация снятия скальпа. — Да и вообще. — Поменьше бы трупов. — Добавил я немного подумав. — Все-таки, — большие Жрецы!

Лга’нхи тоже согласно кивнул в ответ, и с легким сожалением отпустил рукоять своего шестопера. Объяснять ему было не нужно, — он и так понимал что лишний раз связываться с Духами больших мертвых Шаманов, — наживать себе лишних проблем. Оно конечно, — амулеты у него сильные, а брательник так вообще Великий Шаман, который от любых духов отмажет. — Но кому они нужны, — эти лишние проблемы?

А дальше в комнату ворвался ураган, за ним я, и… собственно — все!

На полу, в разных живописных позах лежало пятеро жрецов четвертой ступени. …У одного кажется даже кровь текла из головы. …Видать Лга’нхи его ненароком об стену хлестанул. …М-да. — обидно, но кажется это Воорзаак. А он, судя по всему, был не только вполне себе приятной личностью, но так же и возражал против того чтобы нас использовали так грубо и неумело, как это сделал Догоситаак со сторонниками. …Кстати, — вон и он лежит напротив… что-то челюсть у него как-то странно выглядит. — Надеюсь он умеет такое лечить.

А трое пятиступенчатых, видимо как сидели раньше, так и продолжали восседать на председательских местах. Правда глаза у них, похоже несколько увеличились в диаметре. …Раза этак в три-четыре, не больше. Но это нормально. — У многих людей, впервые увидевших сокрушающую мощь моего брательника, были такие глаза. В том числе, думаю и у меня.

— Здорово отцы! — Вежливо и, несколько неестественно бодро, поздоровался я с ними. — А мы к вам. Типа в гости пришли.

— И чего же ты хочешь, мудрец прокладывающий дорогу кулаками? — После недолгой паузы, откликнулся один из дедков. …Тот самый, который весь в морщинах.

— Не совсем затем, о чем вы наверное подумали. — Ответил я. И в знак своих добрых намерений подошел осмотреть рану Воорзаака. …Кожу рассадило изрядно, вон даже черепушка виднеется.

— Мы на вас почти что и не обиделись. — Продолжил я, доставая из сумки мазь и чистый бинт. — Просто поняли, что люди вы… ненадежные. И верить вам нельзя.

Намазал рану мазью, приложил бинт, а потом отрезав кусок от рубахи одного из все еще лежащих без памяти жрецов, намотал на голове Воорзаака своеобразный тюрбан с заходом под нижнюю челюсть. Лга’нхи тем временем, совершал нечто похожее на мои действия. Только вот бинтовал он в основном руки и ноги жрецов, да прилаживал им кляпы в рот. …Ну тут уж, как говорится, — у каждого доктора свои приемы.

— Однако, уехать из Храма, так и не взглянув на Амулет, нам показалось неправильным. — Продолжил я. — Так что вы уж пожалуйста, покажите… Мы только глянем, и все. Честно-честно!!!

— Ты напрасно пытаешься обмануть нас чужестранец. — Печально вздохнув, ответил на весь этот бред, еще один из дедков. — У нас у всех сегодня были очень плохие предчувствия, и… Впрочем. — Никто не вправе запретить человеку видеть Амулет. Кроме самого Амулета. Если ты думаешь что тебе это по силам, иди за нами.

…Ну собственно. — Я и пошел.

Глава 22

Куда ни кинь взор, повсюду серое море, где-то на горизонте плавно переходящее в такое же серое небо.

…И мелкий, противный дождь… тоже какой-то серый. И на душе как-то… даже не знаю как сказать, — мутно как-то на душе.

Вообще, можно сказать что путь назад не задался с самого начала. Уже шестые сутки выгребаем против довольно сильного встречного ветра, и если я хоть что-нибудь понимаю в математике, — прошли за это время меньше, чем в былые времена, проходили за сутки. Если так будет продолжаться, то свой берег моря мы увидим еще не скоро. А значит придется экономить воду, а то и еду. …Не самые радостные перспективы.

Так вот я размышлял, сидя у себя в каюте, и пялясь на здоровенный ящик цвета хаки, занимавший наверное не меньше трети всего помещения, когда меня с палубы окликнул Дор’чин.

— Эй, шаман Дебил. Выйди-ка… Глянь…

Вышел, Глянул. Мог бы и не выходить. И так понятно по увеличившейся амплитуде нырков и скачков «Морского Гуся» по волнам, что ветер усилился. Да и поломанные давным-давно ребра, у меня накануне болели не просто так, — давления явно падало.

Так что любоваться на эту огромную черную тучу, что заволокла почти всю северную сторону и стремительно надвигалась на нас, у меня не было ни малейшего желания.

— Так что думаешь? — Настороженно глядя на меня, спросил Дор’чин.

— А что там думать? — С деланной беззаботностью, ответил я ему. — Обыкновенный шторм.

— Хорошо что обыкновенный. — Радостно выдохнул наш капитан. — Только соваться в него все равно не стоит!

— Ясен хрен обыкновенный, — подтвердил я, впадая в излишнюю многословность. — Будто сам не знаешь как оно в начале весны-то бывает. Небось у наших берегов отбушевал, а теперь сюда его отнесло…

— Но уходить-то надо?! — Скорее утвердительно, чем вопросительно высказал Дор’чин.

— Надо. — Согласился я. — Только наверное… Давай-ка лучше ближе к западу рули, там вроде просветы какие-то виднеются. А на юг, — прижмет к берегу, а там сплошные скалы, побьемся.

Дор’чин согласно кивнул. — Ему возвращаться на юг, тоже совсем не хотелось. А учить нашего капитана как бороться со штормами, было ненужно.

Капитан начал отдавать команды, а его команда забегала, вновь вывешивая, спущенный от греха подальше, парус. В ближайшее время им предстояла непростая, но уже ставшая привычной работа, идти галсами, имея сильный ветер бьющий в правый борт. Тут уже почти все зависит от мастерства капитана и слаженности работы парусной команды. — чуть что не так, чуть слегка замешкался, и сильный порыв ветра вполне может положить корабль на бок, а то и вообще перевернуть его. …Случаи уже бывали.

Я прошелся вдоль судна на нос. — Одна команда продолжала грести что есть мочи, вторая молча отдыхала от тяжелой работы. — Шесть дней на веслах, против встречного ветра, — эта работенка способна вымотать даже двужильных ирокезов.

— Ну ты как, Тууивоасик, — подойдя к парнишке спросил я.

— Нормально. — Просипел он, обернув ко мне белое как бумага лицо.

…Когда там, на берегу, мы предложили ему выбор, он захотел остаться с нами. Правда сначала долго расспрашивал меня про тайны и ритуалы принятия в род, как мол да что, да как на это его предки посмотрят. …Ну да для меня это уже тема привычная, как для продавца гербалайфа, расхваливание своего товара. Ко мне бывало на дню по два человека с такими разговорами подходили… Там, у нас.

В общем, я парнишке рассказал примерно все что он и мечтал услышать, да еще и расписал все это под хохлому. Так что он, получив подтверждение что предки его не обидятся, — быстро пришел к выводу что хочет стать одним из нас.

Да и не удивительно. — Вот вернется он в свой род, — какие светлые перспективы у него будут? — До конца жизни оправдываться что ты не… ну не знаю, — говоря по-русски «не верблюд», а на аиотеекском, испытывающим излишний пиетет перед всякой горбатой скотинкой, — наверное, — «не тигро-змей»… Хотя ведь тигров-то на их берегу и нет.

Впрочем, все это чушь. — Короче, — и так парнишка-то из захудалой и впавшей в опалу к Вождю семьи, происходит. А тут еще и пребывание в плену. — Затюкают парня в родных пенатах.

А у нас… — врать мы ему не стали. — Но коли парень и дальше будет показывать себя с лучшей стороны, — вполне возможно что достигнет очень высокого положения.

…Если конечно доживет. — Почему-то на обычной волне, он особых признаков морской болезни не показывал. …А может умудрялся сдерживаться. Но вот когда за последние пару дней волнение серьезно усилилось, — поселился возле борта на носу, — единственном месте, где не мешает гребцам, и щедро делился с морем своими харчами.

— Не переживай. — Глядя в его виноватые глаза, успокоил я его. — Ты не первый кто отдает дань морским Духам подобным образом. — Привыкнешь. А пока придется поголодать. Но порцию воды, я велю тебе увеличить. — Пей понемногу, небольшими глотками. Даже если не будет хотеться, все равно пей.

А поднимется шторм, — иди в каюту к раненным. Будешь следить чтобы их об стенки не било. Понял?

Тот кивнул, а я развернулся и пройдясь еще раз вдоль «Морского Гуся», уже идущего под парусом, с небольшим наклоном на левый борт, вернулся в свою каюту.

…И вновь уставился на чертов ящик, продолжая задавать себе вопросы, — «Почему я?», и «Что с этим делать?».

Тогда, в Храме… Они мне, — «Иди за нами…». — А я чё? — Я пошел.

Оказалось что в дальнем углу комнаты висит занавеска, раскрашенная под цвет и рисунки окружающих стен, и потому почти незаметная.

За ней, что-то вроде лаза. — Даже мне пришлось наклонить голову и подогнуть колени. А Лга’нхи так вообще, шел скрючившись этакой буквой «зю», — это был явно ни его размерчик.

Ну да. Слава богу, идти было недолго. Метров сто, не больше. Попали в какую-то комнату. Что-то вроде подсобки, а за ней вот… да еще и как-то резко…

…В общем, — огромный, по местным меркам зал. А посреди него стоит…

… Вот тут-то впору и вспомнить, как гримасничал и махал руками Учитель, пытаясь описать Амулет.

Нет. Мне конечно было бы попроще. Но только к чему все это?

К чему описывать количество цилиндров, прямоугольников, каких-то дохренаэдров, и прочих геометрических фигур, из которых состояла эта штука? — Все равно бы это ничего не объяснило.

…А как можно было бы объяснить, что Он абсолютно черный, но при этом еще и светится?

Одно мне стало понятно сразу. — Эта штука сюда не вписывается.

Не в интерьер, не в пейзаж, ни даже в Мир.

В Миры… Ни в этот, — бронзово-доисторический. Ни даже в мой родной, — компьютерно-космический. — Даже где-нибудь в научной лаборатории, на атомной станции, или зале управления полетами на Байконуре, эта штука бы смотрелась таким же анахронизмом, как фаянсовый унитаз с цветомузыкой, в пещере троглодита.

И как бедолага-дикарь, живущий в пещере, мог бы только молиться на свой унитаз и приносить ему кровавые жертвы, вымаливая теплую погоду и удачу на охоте. — Так и профессора, академики, и прочие монстры науки моего времени, могли бы только свершать свои ритуальные пляски вокруг этой хреновины, выдвигая теории, «научность» которых относительно Истины, были бы на уровне «плоской земли, лежащей на спине у кита».

А еще, я вдруг понял что эта штука жила. …Нет, не работала. А именно жила. Хотя ее принадлежность к сфере технологий, была ясна любому, мало-мальски сведущему в механизмах, ежику. Объяснить это невозможно. Потому я даже и не пытаюсь.

А еще она говорила со мной. …Нет, не напрямую, а… в смысле, — скорее как раз напрямую, а не…

Ну вот представьте себе аппарат, который воздействует на вас на уровне эмоций, или каких-то других сфер души, настолько тонких, что ваше обычное грубое восприятие хоть и способно услышать этот разговор, но неспособно понять.

Словно бы где-то за стенкой говорят на каком-то славянском языке, вроде чешского или, болгарского. Только вот многие слова в этом языке имеют прямо противоположные, привычным вам, значения, или изменены до неузнаваемости. Да еще и стены глушат звуки.

Вроде бы и понятно, и кажется что вот-вот и… а все равно, — что говорят неясно.

…Нет, все равно это невозможно описать.

Но я как-то сразу понял, что эта штука тут неспроста. Как и я возле этой штуки, тоже не случайно.

…Стоит закрыть глаза, и я словно прокручиваю запись того момента. Причем «снятую» не моими глазами, а будто бы откуда-то со стороны.

Вот небольшая толпа дикарей проходит в сложенный из грубо отесанных камней зал… (Оказывается я даже не заметил, что все наши ребята последовали за нами. Когда только успели?).

И вот, — все отшатываются в стороны, и распластавшись вдоль стен, словно бы пытаются держаться как можно дальше от той странной штуки, что стоит посередине. И только один дикарь, вдруг идет в центр зала, не спуская остекленевшего взгляда с стоящий на странном постаменте хреновины, и переступая ногами, как какой-нибудь бандерлог, завоженный взглядом Каа.

…Да. Клянусь, я не помню как оказался рядом с этой штукой… Ее чернота завораживала и имела какую-то космическую глубину. …Не знаю, правда это, или может у меня фантазия разыгралась, но вдруг в лицо пахнуло привычными влажными запахами прелой листвы осеннего Тимирязевского леса, смешанными с добирающимися даже сюда «ароматами» автомобильных выхлопов, а где-то на грани восприятия послышались гудящие звуки огромного мегаполиса, что раскинулся вокруг. …А одновременно, — вдруг запахи степей или дремучих джунглей, камня и снегов высоких гор, и свежесть морских просторов… А то и ледяное дыхание мертвых космических пространств.

Кажется только шагни, протяни руку, и тебя закрутит в калейдоскопе миров и времен… Да нет. — точно, воображение разыгралось.

Чтобы унять расшалившуюся фантазию, я с силой вдавил шипы «тигриной лапы» в свое бедро. И давил пока боль не прочистила мозги… Вроде полегчало.

…Да. На редкость странная хрень. И я почти не сомневаюсь, что именно она и притащила меня сюда из моего мира. …Ну по крайней мере, это предположение куда разумнее версии, что правильное количество алкоголя в крови, вкупе с соответствующей географической точкой, вдруг создали переход между мирами.

Только непонятно, — почему Я?

Какого хрена этой инопланетной, иномирной или иновремённой технохреньке, вдруг понадобилось от несчастного Пети Иванова, что она зашвырнула его за хрень знает куда, даже не спросив согласия или не намекнув на некий квест?

Куда вообще смотрят инопланетная, иномирная и иновременная полиции одновременно, позволяя твориться во Вселенной подобным безобразиям?

Или просто у приборчика поехала крыша, сбилась программа и залипли контакты, что он, как долбанутый лифт, ездит по всем этажам, открывая двери в произвольном порядке, и не обращая внимания на кнопки вызова, или желания своих пассажиров, отображающихся нажатием кнопок пульта?

В каком межгалактическом Китае, лепили этот левый контрафакт?! …Нукась… Так…

…Наверное только обуявшим меня приступом злости, можно было объяснить тот факт, что я на полном серьезе начал осматривать таинственный агрегат, в поисках лейбла «мейд ин…», или чего-то подобного.

Но с другой стороны…

А это что? Вот это вот. …И вот тута. …А ведь если… Но тогда же получается…

Нет, я не разобрался в принципе действия агрегата, или где какую кнопку надо ткнуть, чтобы очутиться на Альфа-Центавре. Но вот одну вещь я понял. Про постамент.

Вернее про те непонятные штуки что… Тут ведь явно тоже не бронзовые технологии, потому что это вот ребра жесткости, да и сам материал…

Короче, эта система, вроде картонной коробки. …Или заднего борта у грузовика. Если вот эти вот штуки, изображающие стенки постамента поднять, то вон те вон выпуклости войдут в эти вот пазы, а тут вот кажется еще и защелки есть соответствующие… Короче, получится ящик. — Куб, с длиной грани около полутора метров, внутри которого окажется хорошо упакованный Амулет.

Попробовал. …Казавшиеся из-за свое толщины, очень тяжелыми стенки, по весу будто были сделаны из пенопласта, так что приподнять их в одиночку оказалось довольно просто. Помощь «коллег», все еще пытающихся размазаться по стенкам Храма, как кусок масла по хлебушку, мне не понадобилась. Поднял… Кажется защелки это даже дань перестраховке, — стенки ящика сходятся намертво. Будто на клей сажаются. …Тогда зачем? …Ага. — если защелку повернуть, эффект «клея» пропадает.

А это значит что-то вроде крышки из стенок выдвигается? — Точно!

Как только верхняя часть стенки неожиданно трансформировалась в еще одну сторону куба, напряжение как-то схлынуло. А зудящий в ушах шепот Иных Сфер, вроде как заткнулся. Сразу полегчало. — Будто опустив экран ноутбука, перевели машинку в спящий режим.

Ух… Несмотря на легкость стенок и прохладу ночи. После исполнения всей этой работы, рубаху на мне можно было выжимать, а по лицу текли ручейки пота.

Я оглянулся на своих ребят, — после всей этой мистики, моему сознанию надо было опереться на что-то привычное и максимально приземленное. А что можно вообразить более приземленного, чем рожи моих головорезов?

…М-да. — Попытка не удалась. — Давненько на меня не пялились такими глазами. Если они в ближайшее время этого не прекратят, — уйду нафиг в скит… столпником заделаюсь, и буду кидаться с высоты своего столпа камнями и фекалиями в толпы почитателей своей святости, и прочих зевак. Потому что выносить подобное невозможно!

— …Как ты смог? — Сиплым от волнения голосом, прохрипел один из дедков.

— Как-как? — Каком! — Поделился я с ним своей секретной методикой сбора иномирных коробок. — Извините отцы. Но вот эту хреньку мы забираем себе. …Потому как не оправдали вы оказанного вам дядькой Икаоитииоо высокого доверия. Испоганили хорошую идею Храма, превратив его… не в Храме будет сказано, во что. Так что теперь наша очередь поганить… в смысле, — владеть. Возражения будут?

— Но… — Проблеял один из дедков. — Ты не понимаешь… Весь наш мир. Весь наш Храм… Ты не можешь…

— Могу отцы. Еще как могу! — Ответил им я. — Вы вот не можете. А я могу. (Что за бред я вообще несу?). — Ну. Вы меня поняли?!

— Постой… — Влез в разговор еще один дедок, который худющий и высокий. — Не торопись. Мы убедились, что ты можешь владеть Амулетом по-праву! Ты не только смог подойти к нему, увидев его впервые, но даже и сделал что-то, что никогда не удавалось никому из нас… Но зачем же тебе забирать его с собой? — Оставайся тут, и к твоим услугам будет вся сила Храма. Все его богатство, все возможности и вся Власть…

…Подумай о тысячах людей, мир которых разрушится, если ты заберешь у нас Амулет!

— …Нафиг-нафиг-нафиг… — Пробормотал я заклинание, не желая влезать в очередную дискуссию.

И слава богу, потому что они смогли бы меня уговорить, но я слишком устал за последние месяцы, чтобы рассуждать на моральные темы.

— Хотите совет отцы? — Предложил я им, оглянувшись и увидев как сиротливо стоит посреди сразу резко потемневшего зала, грубо сколоченный помост, на котором раньше находился Амулет. — Вы все это какой-нибудь хитрой тряпочкой занавесьте. А сверху булыжник поставьте… покрасивше. А потом говорите всем, что Икаоитииоо явил очередное чудо. …Ну а уж тему «чуда» выберите сами. — Удвоение ВВП, свержение власти аиотееков, всеобщая демократизация общества, поголовная грамотность или полное избавление от насморка. Ну… не мне вас учить.

А то что мешать нам не надо, — это даже не совет. Это тупо, — констатация Истины. Думаю, вы это тоже прекрасно понимаете!

Дедки в ответ промолчали. Положение у них и впрямь было аховое. — Десятки лет плясали вокруг непонятной хренотени, боясь подойти к ней вплотную. А тут приходит какой-то заморский фраер, живенько так упаковывает хренотень в ящик, и с деловым видом тащит в неизвестном направлении. А на все возражения, — отсылает к Икаоитииоо, тонко намекая что у него с ним все уже давным-давно перетерто и согласованно.

…Может быть даже его и получится убить. …Где-нибудь в проходе, возле нужников. — А как потом хренотень обратно в Храм притащить? Или так и прикажете, — возле нужников ей молиться? Или новый Храм вокруг нее строить?

И даже если наплевать на реакцию товарища Икаоитииоо, в ответ на убийство «его посланника», — можно только вообразить в какое недоумение все это приведет широкие массы доисторической общественности! …А ведь и товарища Икаоитииоо тоже не стоит списывать со счетов. Он тут личность авторитетная, даже для жрецов культа имени себя.

Так что, дедкам остается лишь чесать репы, да припоминать знакомые каменюки, отбирая кандидатов на роль метаморфозы Амулета.

А нам остается… М-да. — нам пожалуй расслабляться еще рано. Даже если дедки будут безмолвствовать, нельзя исключать вероятности, что какой-нибудь не в меру ретивый охранник поднимет шухер, и бросится спасать храмовое имущество. Или студенты решат что из кухни украли целый ящик лепешек, и их священный долг преградить ворам дорогу, или хотя бы заставить поделиться.

Подозвал своих ребят… Подходили они старательно скрывая на лицах испуг. Но мой авторитет явно был высок. Да и то давление, которое, чуть ли не на физическом уровне, раньше оказывал Амулет на находящихся вблизи него людей, теперь явно пропало. А обычный мистический страх можно преодолеть.

…Короче, подошли ребята к ящику. …Уж не знаю что это был за прибор, — но зуб даю, — это была полевая версия данной аппаратуры. Потому что на стенках ящика нашлись даже специальные щели-ручки, за которые его можно было бы поднять.

Я и сам схватился за одну из таких ручек, подавая пример остальным. Рванул что есть мочи… и чуть не отлетел в сторону. Потому что глядя на меня, Лга’нхи и еще пара ирокезов тоже рванули, а в ящике оказалось дай бог, килограммов пятьдесят весу. Для таких буйволов, как мои степные приятели, это был даже не вес, а так, — подвесок.

В Храме мы были первый раз, и ориентировались там плохо. А тащить ящик обратно по узкому лазу, никакого желания не было. Но хорошо протоптанная за столетия дорожка, указала нам путь. …Да и не умели, в эти времена строить особенно сложно. Так что за этим залом, оказался всего-лишь один предбанничек, а за ним уже и улица. — Быстренько смотались, и притащили обратно оставленные у входа копья и протазаны. А дальше уже пошли как белые люди, — через ворота. Благо, изнутри их практически никто не охранял. А внутренняя охрана «центрального кольца», настолько халатно относилась к своим обязанностям, что когда мы открыли ворота, то застали пару охранников с длинными прутьями в руках, откровенно дрыхнущими на боевом посту.

К моему удивлению, Лга’нхи приказал их не убивать. Я уж с перепугу решил что это его так Амулетом торкнуло, и он от меня гуманизмом заразился. Но наш Вождь, усмехнувшись, объяснил свой приказ тем, что чем больше подобных воинов будет у наших противников, тем легче будет нам жить. Так что лентяев просто связали, и оставили в тени ограды, придумывать рассказы о том как они героически бились с полчищами супостатов, и почти что всех уже победили, как тут… Ну, думаю, чего «тут» они и без моих подсказок сообразят.

Со следующими воротами, оказалось еще легче. — Там нас уже поджидали ребята Нит’као. Да не просто так, а еще и с информацией о том что оикия Грат’ху отыскала раненного Завгура, и уже оттранспортировала его к главным воротам.

По пути туда, навстречу нам начали выходить всякие случайные личности. — Все-таки определенный шум мы подняли. Но бросаться на нас с криками «Караул! Грабят!!», никто не пожелал. А желающих преградить нам дорогу, нашлось и того меньше.

Все в основном провожали нас недоуменными взглядами, и оставались на месте, чтобы первыми узнать все новости, и растрезвонить их дальше. — В конце-то концов, мы же не прорывались снаружи к сокровищнице Храма, а совсем даже наоборот, — топали изнутри, с невероятно деловым видом, будто так оно и надо. А за нашими спинами не слышалось возмущенных воплей и не вздымались в небо языки пожаров, — так чего спрашивается нарываться на грубость, приставая с вопросами к здоровенным вооруженным дядькам. Думаю мысль о том, что кто-то может осмелиться ограбить Храм, не говоря уж о том чтобы украсть Амулет, никому и в голову не приходила. Расслабился тут народ, за сотни лет относительно спокойного существования.

…Думаю, первые зернышки беспокойства, дали ростки в душах обитателей Храма, когда мои вояки выйдя из главных ворот, зашли в загон к верблюдам, и начала навьючивать на них чужие седла. — Верблюды,в некотором роде, были собственностью живущих рядом с Храмом аиотееков. А украсть верблюда аиотеекского воина… — такое оскорбление даже кровью непосредственно обидчика смыть невозможно. В аиотеекских песнях, за такие преступления, бывало и целые города с землей ровняли.

Но для нас, альтернативой этому была пробежка с одним раненным, и одним ящиком на руках. И если ящик еще можно было потерпеть, то вот насчет раненного я уверен не был. Так что накануне, обговаривая план, мы учли вариант с кражей верблюда, если Завгур окажется нетранспортабелен. — Это конечно отрезало нам все пути обратно, …но мы, собственно говоря, обратно уже и не собирались. Надоело нам торчать на этом берегу. Хотелось уже скорее домой.

Правда, как потом оказалось, (уже на корабле), — Завгур не был настолько уж плох. — Просто уйти лихо, нагадив напоследок противнику в котел с кашей, это было часть ирокезского шика. А шик ценился, ценится, и будет цениться во все времена и эпохи, среди воинского сословия. Так что наши не стали отказывать себе в этом удовольствии.

Ну а аиотееки, которые охраняли верблюдов, (кстати, как потом выяснилось, тоже из рук вон плохо), против кражи уже не возражали, — возможно стесняясь своих мертвых, скальпированных голов, или по причине необъяснимой щедрости души.

А дальше… Дальше, к берегу. Верблюды не очень любят бегать, но если постараться, их можно разогнать до неплохой скорости. Так что пока разгонялись, пока бежали, пока останавливались. А тут тебе уже и берег, и «Морской Гусь» и открытое море.

…Вот и сижу я теперь, пялясь на это ящик, и раздумывая как мне дальше жить, и что с этой жизнью делать.

…Нет, я конечно об этом думал…

…Да я об этом годами думал. А уж в последние месяцы, этот вопрос стучался мне в голову с размеренной торопливостью автоматического забойщика свай.

Что делать с Амулетом???

В смысле, — «Как бы сделать так, чтобы ничего с ним не делать!?»

…Только вот раньше я боялся что мне предложат вернуть племя Нра’тху обратно, а я не смогу.

…А вот теперь, когда я увидел эту штуку вживую… Меня вдруг стали посещать кошмары, что как раз смогу вернуть и Нра’тху, и всех покойников, что успели окончить свой жизненный путь за миллионы лет существования этого мира. А если даже и нет, — можно только догадываться какие гадости способна учинить эта глючная дрянь, коли раскачегарить ее на полную катушку.

…Может быть даже меня обратно в Москву доставить способна. — А если?!?! А почему бы и нет? — Коли смогла затащить, так ведь и утащить сможет!

…Я вот как первый раз об этом подумал, так вот даже и не знаю что почувствовал. — Надежду? Страх?

Вернуться к теплым унитазам, интернету с кинематографом, и ужасам российской эстрады, исполняемыми настоящим профессионалами своего дела, а не жалким подражателем вроде меня.

Но если серьезно? — Родная страна, родной город, теплая квартира, семья, друзья… родная речь кругом, в конце-то концов, и услуги профессиональных врачей и стоматологов.

А вот с другой стороны, — вроде ведь и тут не мерзну. А для Той своей семьи… я наверное уже двадцать с лишним лет как пропавший без вести. Меня там конечно ждут, мне обрадуются, но…

Но вот кого они ждут, и кого дождутся? — Дикаря, умеющего сдирать скальпы с трупов убитых им врагов? — «Гения математики» остановившего свое развитие на тригонометрии и неспособного доказать половину теорем, которые проходил в школе?

Гончара — недоучку? Поэта-песенника, способного натужно и примитивно зарифмовывать враки про свои и чужие подвиги, и морить тараканов особо противным тембром своего голоса?

Лекаря-травника может быть? Легендарного целителя Дебила, который Мнау’гхо дырку в голове проковырял, злых духов оттуда выгнал, а потом обратно дырку залепил? — Ну да, с такими навыками меня сразу в какое-нибудь медицинское заведение примут. — «Кащенко» например, пациентом.

Хотя, по любому, я в результате там и окажусь. Стоит только ляпнуть по пьяни про свои межпространственные подвиги и путешествия, как добрые санитары со смирительной рубашкой, мигом нарисуются поблизости, и упакуют похлеще чем я Амулет.

Да даже если буду молчать как рыба об лед, изо всех сил симулируя амнезию. Только вот рефлексы у меня уже не для Той жизни. Не для роли серенького, ничем ни примечательного Пети Иванова, — любителя помечтать о подвигах, и обойти за квартал банду тринадцатилетних хулиганов.

Так что дурки, а то и вообще тюряги, Там, чувствую мне не избежать. — Либо примут за психа. Либо сам стану психом, пытаясь изображать нормального. — Так что моей Той семье, видать придется терять меня снова.

Да и семья… Тут ведь у меня тоже семья! И немаленькая, одних детей только три штуки, и это родных. А учитывая что и брато-сестринских, тут тоже не особо от своих отделяют, скорее даже наоборот, (что за комиссия создатель, быть всех племянников отцом^[58], или, — «проклятье двоюродного дяди».), то тут уже целых колхоз набирается.

А ведь еще и Осакат с Витьком, Оилиои, тот же Дрис’тун вечно пасущийся в моем шатре, и даже не стесняющийся подкидывать своих детишек моим женам и родственницам «на воспитание», ибо давно уже привык что он тоже мне, пусть какая-то и странная, но родня… Братья и племянники Лигит, регулярно живущие в моих хоромах. Да и мой племянник Никсой, правда уже успевший отгостить чуть ли не во всех дворцах всех горских царств, однако ежегодно не забывающий присылать мне подарки, выражая свое почтение и благодарность.

Да что там говорить. — Почти с каждым ирокезом из «старого состава» я имею какую-нибудь дальнюю родственную связь. И тут, эти «дальние» куда прочнее, чем иной раз наши, московские, даже в рамках одной семьи.

А ученики? — Я даже не про Дрис’туна и его банду. — Я вообще про учеников. — Исчезни я, и как они тут одни останутся? Насколько быстро скатятся к стандартному примитиву?

А все мои начинания, — ремесла, законы, науки? — Все то что я с таким трудом пробивал, вытягивал словно росточек сквозь камни, холил-лилеял. Готовил почву, растил людей способных позаботиться, и двигать дальше, доказывал полезность… Это ведь тоже, — все мои дети, мое потомство, мое наследие. — И променять это на теплый унитаз и возможность пялиться в телевизор, сидя на диване и прихлебывая пиво?

…Нет. Те мои родные, меня уже потеряли. И надеюсь, — пережили и смирились с потерей. А вот эти мои…

Вот только почему мне приходится самого себя уговаривать? И почему я так мучительно боюсь, что стоит мне открыть этот ящик, и взглянув в черноту плоскостей этой гадости увидеть дорогу назад, — брошусь словно в омут головой. А потом до конца жизни буду сожалеть что струсил, проявив слабость.

Неужели меня настолько пугает неприкаянная старость, без пенсии, хилого медицинского обеспечения и зубов, что я готов променять пару десятков оставшихся мне достойных лет жизни. …Жизни полной трудов и уважения окружающих, — на пусть сорок лет, бессмысленного и тусклого угасания, зато в тепле и с видимостью соцобеспечения? — Будто я никогда не слышал о стариках-ветеранах, — доживающих свой век в куда большем ничтожестве, чем предстоит мне.

Тут вдруг очередной порыв ветра, едва ли не положил «Морского Гуся» на бок. Корабль выправился и пошел дальше. Но я как-то сразу смекнул, что период созерцательных размышлений, на сегодня закончился. Так что лишний раз проверив как «волшебный ящик», закреплен в каюте. (Целую бухту гок’ового каната извели на это дело), выскочил на палубу, чтобы посмотреть где от меня будет польза. …Это ведь тоже, — один из рефлексов, скорее мешающих в «московской» жизни.

Хотя мы и пытались, но все-таки обойти шторм у нас не получилось. Ну да хоть по краешку его прошлись, и то ладно. Потому как судя по этому «краешку», окажись мы на его пути, нам бы точно не выжить. Стихия, — она ведь штука такая. — Она современные мне железные корабли, величиной со стадион, при случае запросто утопить может. А уж нашей скорлупке, в такой круговерти, точно надеяться было бы не на что.

Даже у нас волны вставали размером наверное с пятиэтажный дом, а ветер свистел так, что приходилось орать на ухо стоящему рядом с тобой человеку, чтобы быть им услышанным.

И эти волны, упорно гнали нас в сторону берега, видимо, с интересом трехлетнего ребенка, пытаясь узнать, что будет, если взять, да и хрякнуть эту крохотную людскую поделку о скалы и камни. — Далеко ли обломки разлетятся?

Мы и так были измученны пятидневным выгребанием против ветра. А еще два дня такого шторма, окончательно вымотали нас всех. Да и «Морскому Гусю» досталось изрядно. Так что, едва ветер немного стих и успокоился, на общем совете было решено пристать где-нибудь к берегу, и немного отдохнуть. — потому как идти через море, в таком состоянии, было невозможно.

Глава 23

Буря частый гость в это время года на побережьях Даархаака. Стремительные ветры несутся не разбирая где море а где суша, подчас занося капли соленой влаги, за несколько дневных переходов от берега. Иногда соленая влага смешивается с песком и пылью пустошей, и горе тому каравану, кого накрыло такое облако, — песок и соль выедают глаза людям и вьючным животным, мелкая пыль набивается во все отверстия тела, и душит несчастных, словно стая злобных демонов.

Тут только одно спасение, — найти высокую каменную стенку, или овраг, впадину, низинку… что угодно что сможет защитить тебя от сдирающих с тела кожу мельчайших песчинок. Накрыть лица людей и морды верблюдов тканью, и молиться Икаоитииоо о спасении.

Руудваак, прекрасно знал это, и как только первые признаки надвигающейся бури встревожили его сознание, предпринял соответствующие меры. Благо. — по этому маршруту он уже ходил многие годы, и потому знал на его протяжении каждый кустик и каждый камешек.

Почти два дня ему и его людям пришлось просидеть под каменной скалой, выгребая, время от времени своих верблюдов из наваливающихся сверху куч песка, и промывая остатками воды их пасти и ноздри.

Солнце сменялось луной и выходило снова… наверное, — потому что в густом мгле бури, трудно было понять где день и где ночь. Минуты растягиваются в часы, часы в дни, дни кажутся годами, и в какой-то миг приходило ощущение что предсказанный конец мира все-таки пришел, а Икаоитииоо и впрямь отвернул свой лик от нерадивых детей своих, о чем, вот уже больше недели шептались на всех площадях Аоэрооэо.

Но видно Тот последний день еще не настал. И буря кончилась и Икаоитииоо вновь, оседлав небесного верблюда, явил детям свой лик. — И пришло время считать потери…

Из двадцати двух верблюдов его каравана, слава предкам, уцелел двадцать один. Лишь одна молодая верблюдица, не выдержав напряженного ожидания, вскочила и удрала куда-то в степь, — искать спасения самостоятельно. Видать еще не научилась доверять людям свою жизнь.

Да и как им доверять, коли они и о себе-то позаботится не могут? — Четверо караванщиков погибли в песчаной буре, задохнувшись в наметанных ветром клубах песка. …Так бывает, — стоит расслабиться, заснуть под широкой верблюжьей попоной, и сверху наметает огромный бархан, из под которого уже не выбраться, одурманенному демонами ветра, человеку.

Но видать такова была их судьба, и сейчас они пируют с предками. Ибо даже потомственному аиотееку, не зазорно погибнуть в такой буре, что два дня бушевала над побережьем Даархаака, губя все живое.

А ведь Руудваак, был из старого рода аиотееков-оикия, и еще его дед, за доблесть проявленную в боях и походах, был пожалован должностью старшего караванщика, и начал самостоятельно водить верблюдов навьюченных товарами для рода Желтых долин.

Что и сказать? — Не самый сильный род. И не самый воинственный. Его Вожди никогда не заседали во главе Больших Советов, и не вели в бой на врагов тысячи грозных всадников.

Да и уж коли говорить правду, — подчас им приходилось молча, опустив глаза, сносить насмешки от представителей куда более сильных родов, утверждавших что верблюды Рода Желтых Долин, куда чаще чувствуют на спине тяжесть товара, чем вес своего всадника.

…Пусть и так. Зато много их было… Славных и храбрых, без раздумья бросающихся в бой, и хвастающихся ногами своих верблюдов, по колени испачканных в крови врагов.

Много было, и много пропало. А род Руудваака, как жил в своих Желтых Долинах, стараясь ни с кем не связывается. Так и продолжает жить, смиряя свою гордыню, но без пощады вступая в бой за каждую золотую чешуйку, или бронзовый слиток.

…Давно бы разбогатели наверное. Но Желтые Долины хороши тем, что никто из сильных соседей не позарится на столь гибельное и пустое место, где даже верблюды с трудом добывают себе пропитание. А всю еду для людей, приходится завозить издалека.

И уж коли получилось, что весь его род живет на ту небольшую разницу между купленным, перевезенным через немалые пространства, и вновь проданным товаром, — не гоже рассиживаться, отдыхая после перенесенных испытаний. Надо идти.

Куда? — Ближе к берегу. — там больше родников, есть парочка, существующих уже тысячи лет колодцев, а вот те ключи, что бьют вдоль караванной тропы, — буря могла занести песком, и ждать когда они пробьются вновь, у его животных и людей, времени не было. В сухих степях Даархаака, — вода была величайшей ценностью.

…И вот, спустя два дня неспешного похода вдоль побережья…

— Там какой-то корабль! — Подбежав к Руудвааку, сообщил его племянник, впервые взятый в столь дальний поход, и потому особо ревностно относящийся к своим обязанностям дозорного.

— Большой? Целый? Люди там есть? — Быстро задал ему дядя три вопроса, не дожидаясь ответа, ибо похоже Икаоитииоо решил компенсировать своим детишкам последствия бури, одарив негаданным подарком.

— Большой… Много товаров. — Радостно ответил парнишка, в душе еще не принявший главные доблести рода Желтых Долин, — смирение и осторожность, и продолжающий, как все мальчишки, грезить военными подвигами и нежданной добычей. — Люди есть, и они его чинят.

— Много людей? — Нахмурившись осведомился дядя.

— Да нет, не очень. И они без оружия и доспехов… Простые моряки. Они в ужасе побегут от нас, едва заслышав клич аиотееков!

Некоторое время, в душе Руудваака, осторожность боролась с жадностью. И пожалуй первая бы победила. Но потеря одной верблюдицы, — это сильный удар по благосостоянию рода, и репутации Старшего Караванщика. А тут целый корабль товаров. Да еще большой, а значит плывущий издалека. А коли издалека приплыл, — значит и товары дорогие, да и хватятся их нескоро, тем более что потерю скорее всего спишут на бурю.

— …По всему видать, это и правда подарок Икаоитииоо, — подумал Руудваак. — А коли так, пренебречь им, — нанести божеству обиду! А обижать богов нехорошо. — В следующий раз, вместо подарка он преподнесет нерадивому дитю какую-нибудь гадость, и будет громко смеяться, наблюдая с небес за страданиями несчастного лентяя, пренебрегшего его милостью.

Что и говорить. — Руудваак Икаоитииоо шибко уважал, и обижать его никак не хотел.

Так что раздалась команда. Часть товаров слетела на землю, и десяток, наиболее умелых воинов, взгромоздились на их спины.

В ином роду, за такое можно было бы и изрядных неприятностей огрести. Ибо только аиотеекам-оуоо дозволялось биться в кавалерийском строю. Но в роду Желтых Долин, к этому относились проще. — Истинных оуоо там было не больше двух десятков. И у них хватало забот с охраной стойбищ и редких выпасов, так что даже караваны водили простые оикияоо. И коли Руудваак, сможет взять большую добычу, напугав жалких водохлебов видом грозных аиотеекских всадников, — никто не поставит ему в упрек нарушение обычаев.

— Гиргаасак, — приказал он своему помощнику. — Строй остальных караванщиков в оикия. Проверь чтобы все у кого есть копья, были в передних рядах. — Вы пройдете вон той вон ложбинкой… Старайтесь не высовываться. И подойдете к врагам с правого бока. Как только появитесь перед ними, — издавайте больше шума. Но не издавайте клича аиотееков. Пусть они смотрят только на вас. Пусть даже вооружатся и подумают о том чтобы дать отпор. …А они захотят это сделать, приняв вас за обычных бродяг. Тут мы подъедем к ним со спины и заставим пасть ниц. …Если потом кто-то скажет, что мы ограбили его людей, мы ответим: «Они первые напали на аиотееков!».

…Нет, в принципе, все эти предосторожности были не столь важны. В конце концов, — корабль выброшенный на берег, это дар Икаоитииоо, и принадлежит он тому, кто первый его увидел. Но подстраховаться никогда не мешает, ведь если кто-то из моряков уцелеет после битвы, и доберется до своих хозяев и покровителей, — сильный аиотеекский род, может предъявить свои права на товар, и даже потребовать головы обидчиков. Ан хренушки. У Руудаака есть законная отмазка. …Но конечно лучше бы, никто не уцелел. А корабль потом сжечь… хоть и обидно, когда пропадает столько топлива. Но уж пусть лучше море приберет обуглившиеся останки, чем в эти самые обуглившиеся останки превратится сам Руудаак. А так оно и будет, коли род выдаст его разгневанным хозяевам груза.

Сначала все шло как задумывалось. — Пока беспечные мореходы, даже не выставив охраны, что-то строгали и подстукивали на своем корабле, — оикия Гиирсаака, обошла их с фланга. Обошла, и с громкими криками выдвинулась вперед, неспешно наступая на забегавших в панике врагов.

Икаоитииоо и впрямь благоволил сегодня роду Желтых Долин. — Такой большой корабль, не смог выставить даже полную оикия бойцов, — видать буря хорошенько прорядила экипаж безумцев, осмеливающихся доверять свои жизни столь неверной и изменчивой стихии как вода. Ведь даже бесстрашный Икаоитииоо, ездил по небесному своду на верблюде. Но что взять с дурней, вероятно ведущих свой род от лягушек да рыб?

Так что по хорошему, в кавалерийской атаке, особой необходимости уже и не было. — Соотношение сил и так было в пользу рода Желтых Долин. Но стоит ли давать повод Гиирсааку говорить. — «Я бился за товары, пока Руудаак стоял в стороне…»?

Неспешной рысью Руудаак начал подъезжать к чужакам… Подгоняя верблюда и свою команду грозным аиотеекским кличем… Как вдруг, впереди, из-за небольшого бархана, прямо из песка выскочил не пойми кто, и зачем-то взмахнул палкой, которую держал в руках.

Что-то просвистело возле уха старого оикияоо, и позади раздался вскрик. Но времени оглядывать и выяснять что там случилось, у него уже не было. Направив верблюда прямо на торчащую посреди песка фигуру, Руудаак изготовил копье…

Вот… вот… Еще один размашистый верблюжий шаг подкидывает его вверх, и вместе с задницей, рука сжимающая копье начинает движение вниз, пришпиливая чужака к земле.

Однако этот гад тоже шустер. В руках у него непонятная штука… И ей он отклоняет копье Руудаака в сторону.

Но это ничего. — Верблюд проносится мимо, и чужак просто не успевает ударить в ответ. Сейчас Руудаак развернет…

Что-то цепляет его за бок и сдергивает с седла. Но старого караванщика, обычным падением с верблюда не прибьешь. — Руудаак пытается извернуться. Но чья-то нога бьет по ребрам, а опустившееся между лопаток колено, вдавливает тело в мокрый песок. Руудаак рвется что есть сил, и еще успевает заметить как откуда-то из тени корабля выбегает отряд в блестящих доспехах, устремляясь навстречу оикия Гиирсаака… Но следует удар по затылку, и весь мир погружается в темноту.

Громкий вопль… Запах опаленных волос, сгоревшей кожи и раскаленной бронзы…

— …покарает вас… Гнев обрушится на… Вы… овечий помет, скорпионья отыжка…

— Чем ругаться парень, лучше бы рассказал что мы просим, и может быть мы тебя отпустим… — Звучит спокойный и разменный голос… в котором кажется даже слышны нотки добродушия, а то и искреннего сочувствия.

— Мы не… Вы никогда не… Мы найдем вас и жестоко убьем!!!

— Сейчас наконечник опять разогреется… — Продолжает говорить голос, как-то странно выговаривая слова, будто щелкая в середине каждого из них бичом. — Вот смотри. — Пока он еще темно-красный, но скоро раскалится и стянет ярко-красным, а потом, — почти белым… А что будет после, ты уже знаешь…

В ответ скулеж смешенный с проклятьями и плачем… Эх предки… Кажется это голос племянника!

— Что ты хочешь узнать, чужак? — Раздается хриплый голос, откуда-то из груди и глотки Руудаака. — Может я смогу тебе ответить?

Ночь. Костер. Люди.

Очень странные люди. Настолько странные, что кажется Руудаак начинает догадываться на кого, так жестоко пошутив, вывел его Икаоитииоо.

Трудно не узнать. Даже если слышал только лишь одно описание. …Правда раньше он думал, что это все не более чем преувеличение базарных болтунов. Потому как огромный рост, — это уже необычно. Людей со светлыми волосами, говорят не видели с древности. А уж чтобы каждый воин был одет в такие богатые доспехи, какие не всякий Вождь Рода может себе позволить, — это уж точно явное преувеличение. Еще каких-то полдюжины дней назад, он впервые услышал о них, и не поверил. А теперь…

Вот они. Сидят у костра. Огромные. Светловолосые. Одетые в кожу и бронзу. А вон те шлемы, что стоят чуть в стороне? — Каждый из них, настоящее сокровище, а их тут целые дюжины.

Да. Шлемы похоже тут есть у всех. И доспехи. И дорогое оружие. Правда не все из них светловолосы и высоки ростом. Но разве от этого легче, если понимаешь что перед тобой Те Самые, уже ставшие легендарными, чье появление всколыхнуло, ну или всколыхнет целый мир?

…Что именное произошло, толком никто не знал. Но впервые за сотни лет своего существования, утром Храм не открыл Главных Ворот для желающих поднести дары Икаотииоо, попутно испросив у него несколько милостей. …И вездесущая молва, каким-то образом связывала это с высокими, беловолосыми варварами, якобы приплывшими аж из-за моря, и жестоко убившими, чуть ли не половину Аоэрооэо.

Ну может и не половину. Но именно этим объяснили ему подорожание услуг грузчиков, на причалах левого берега. Якобы пришли чужаки, и убили многих… А Храм за них еще и заступился!

Многие, на левом берегу были этим недовольны. Но те кто жил на правом богатом берегу, только посмеивались, и говорили что левобережное жулье и прощелыги, сами виноваты в своих бедах, главные из которых, — чрезмерная жадность и глупость!

А вот потом, как раз в день приезда Руудаака, слухи поползли вообще чудовищные. Настолько чудовищные, что он бы им ни за что не поверил, кабы ему самому не пришлось в недоумении простоять чуть ли не полдня, перед закрытыми воротами Храма.

Как тут не поверишь в самое небывалое, коли впервые за долгие годы, Руудаак не смог поднеси Икаоитииоо регулярного подношения «на удачу»? …Может за то он так и прогневался на несчастного караванщика?

Но можно закрыть ворота. Нельзя закрыть рты многоустой толпе. Слухи поползли, и каждый был чудовищней предыдущего.

Кто-то говорил что чужаки убили жрецов пятой ступени, и похитили сокровища Храма. Кто-то кричал на площадях, что Икаоитииоо, разгневанный присутствием в своем доме заморских отродий, обратил свой Амулет в камень, наказав таким образом своих детей за неразборчивость в связях.

А кто-то, тихонько шептал в кабачках и подворотнях, что чужаки из-за моря, якобы и были родными детьми Икаоитииоо, которых он послал забрать свой Амулет. Который вернет теперь, только после того, как истинные жители Реки, скинут с себя ярмо проклятых степных кочевников. И вернут Власть над своими землями, городами и жизнями.

Кто-то осторожно намекал что во всем виноваты жрецы, больше заботившиеся об ублажении своих желудков и тел, чем о благах Икаоитииоо.

А иные, заливая глотки дешевым пивом, или вдыхая дым дурманящих трав, верещали что Мир доживает последние дни, и вскоре Река иссякнет, земля перестанет рожать, а Солнце может не взойти на следующее утро. Так что любой разумный человек, должен провести последние минуты мира так, чтобы потом было не жалко погибать, — потакая собственным желаниям.

…Много было слухов. Тревожных и злых. Полных надежды, или завистливого ехидства. Но куда страшнее слухов, были те кто их разносил… Бегающих будто больным хорьком укушенные, лихорадочно блестя мутными глазами, едва не пуская изо рта пену, и ища лишь повода чтобы сорваться на драку.

Они грабили лавки, не платили за себя в харчевнях, дрались на улицах, — квартал на квартал… Даже аиотеекам стало небезопасно появляться в черте города без сильной охраны. Ибо никто уже не боялся последующего наказания.

Руурзаак чувствовал что ничего хорошего это не принесет, и поспешил закупить нужные товары, и покинуть обуянный лихорадкой город. Думал, что в степи будет безопаснее.

И вот… Видать шибко обиделся на него Икаоитииоо, за неподнесенные дары.

— И кто ты у нас такой будешь? — Голос чужака отвлек Руудаака от воспоминаний.

— Еще сегодня утром, я был главным караванщиком… Я за все отвечаю, так что если кто и заслуживает каленой бронзы, так это я…

— Очнулся значит… — Удовлетворенно ответил чужак. — Ну что же, давай поговорим.

…Этот чужак не был высок ростом и светловолос. Но опытному караванщику хватило одного взгляда ему в лицо, чтобы понять, что он тоже чужак. …И возможно еще больший чем тот верзила, что сидит рядом с ним. (Вот уж воистину великан, наверняка в предках кто-то из горных медведей был, а то и вовсе, — демонов). Когда уже почти четыре дюжины лет занимаешься торговлей, начав еще мальчишкой, — учишься заглядывать в души людей куда глубже чем доступно обычным людям.

…И дело тут даже не в необычной форме глаз, а в том что эти глаза отражают. Вот сейчас в них, какая-то тоска… Почему спрашивается? — Ведь захватили целый караван, побили множество врагов… Такая нежданная удача, да на пустом месте. И сами ведь, насколько мог понять Руудаак, понесли очень малые потери. Иначе сидящий рядом с ним великан, не усмехался бы с таким превосходством и почти добродушием. — Так почему этот чужак тоскует?

— Ну и зачем вы на нас напали? — Тем временем задал чужак первый вопрос.

— Корабль. Товары. Думали вас мало. — Лаконично ответил Руудаак, даже позволив себе слегка пожать плечами и состроить гримасу, дескать — «Заставляют говорить разные банальности».

— Угу… — Согласился незнакомец. — Как же — как же… И сами бывало… Грешили… — (Рожа великана расплылась в щастливой улыбке). — Разбитый корабль на берегу, и людей мало… сам Икаоитииоо велел ограбить! Правильно?

Руудаак согласно, на полном серьезе кивнул головой. — Если не Икаоитииоо, так кто же еще будет посылать такие дары своим детям… Только вот видать Эти, оказались ближе к божеству, поэтому дар он послал им, а не Руудааку.

— А сами-то вы кто будете и откуда путь держите? — Продолжил задавать вопросы чужак.

— Мы караванщики из Рода Желтых Долин. Везем товары из Аоэрооэо к Большим Камням.

— Во-о-от!! — Удовлетворенно кивнул головой чужак. — А то мальчишка ваш упираться вздумал, да еще ругался непотребно и даже в драку полез. …Молодой, горячий. Да еще зачем-то на верблюда сел и на нас в атаку ринулся, когда мы всех ваших уже побили… Ну наши и вообразили, что он среди вас единственный настоящий оуоо.

Мы и про вас сначала так думали, да нашелся среди нас специалист, по знакам да амулетам определил, что вы оикия. Но мальчишка уж больно нагло себя вел, вот мы и подумали, что он тут какая-то важная шишка, и решили… ну короче, допросить пожестче.

…В его голосе даже как будто слышались извиняющиеся нотки… Только зачем? Какое ему дело до чужого мальчишки, да к тому же еще и врага? — Хочет втереться в доверие к старому Караванщику и что-то выпытать у него? Но ведь Руудаак и без того не собирается ничего скрывать. В отличии от своего племянника, он и так знает пределы своей стойкости, и знает что опытные палачи, смогут сломать даже самого крепкого воина. Так зачем чужаку прикидываться опечаленным страданиями мальчишки?

— Он боялся что вы пойдете мстить Роду. — Кивнул головой караванщик, и даже слегка улыбнулся. — И решил умереть под пытками, но не выдать тайны.

— Хороший парнишка. Крепкий. — Одобрительно кивнул головой чужак. — Хотя и дурак конечно. А ты, — не боишься что мы пойдем мстить?

— Корабли не плавают по степям. — С деланным равнодушием ответил Руудаак. Вы и так взяли большую добычу, а значит, повода мстить нету. А наши Желтые Долины, это не то место, куда хочется пойти без особого повода.

— И что у вас там такого, что «не хочется?». — С интересом спросил чужак, зачем-то дав команду своим людям подтащить к нему жертву собственной стойкости и бесстрашия, и начав копаться в своей сумке, украшенной узором в виде одного красного креста. — Летающие крокодилы, ядовитые болота, или всеобщая победа демократии?

— Солнце, песок. — Начал отвечать Руудаак с опаской поглядывая за действиями чужака, произносящего слишком много непонятных слов, не иначе, — какие-то заклинания. — Есть немного воды, но она горька на вкус. И потому земля не родит ничего, кроме верблюжьих колючек да ковыля.

— И чего вы тогда там сидите? — Удивился чужак, начав смазывать ожог на боку мальчишки из извлеченной из мешка, глиняной баночки. Племяш взвился и задергался, видать заподозрив в этом какой-то подвох. Но Руудаак, сообразив в чем дело, велел родичу лежать спокойно. И чужак в ответ благодарно ему кивнул.

— Когда-то, наши Желтые Долины были хорошим местом. — Тем временем пояснил Караванщик. — Там был большой оазис… Целое озеро воды. И к нам приходили многие, чтобы отдохнуть в пути, или поменяться товарами. Но еще при дедушке моего дедушки, когда тот был совсем мальчишкой, — озеро начало высыхать, а когда у него появился первый внук, — высохло окончательно. …А больше, для нас нигде нет места.

— Пичалька! — Опять сказал непонятное слово чужак. — Я так понимаю, — живете вы теперь торговлей? И в Аоэрооэо, ходите часто? …Кстати, — он далеко отсюда, и в какую сторону?

— Шесть дней перехода. — Ответил Руудаак, и сообразив что из-за бури чужаки не знают куда попали, добавил. — На восток.

— Ну и… — Как-то слишком деланно равнодушно поинтересовался чужак. — Чего нынче говорят в Аоэрооэо?

— В основном о вас, да о Храме. — И так ясно было что после допроса, чужаки их всех убьют, так что смысла скрывать свои догадки смысла не было.

— А ты значит, знаешь кто мы?

— Догадываюсь. — Спокойно ответил Руудаак. — Чужаки из-за моря.

— Угу… А про Храм чего говорят…???

Ничего скрывать старый караванщик не стал. — В этом не было ни малейшего смысла. Поэтому подробно поведал обо всех фактах, которые знал наверное. Пересказал множество дошедших до него слухов. И описал обще-нервозную обстановку в городе.

— М-да… Говно попало в вентилятор. — Пробормотал чужак очередное заклинание. — Ох чую и полетят брызги… Линять надо отсюдова, пока и нас не накрыло…

Так вот старик. — Продолжил он, снова обращаясь к Руудааку. — Если ты поклянешься что не попытаешься взять реванш, напав на нас, и поручишься что твои люди не сделают того же, я велю развязать вам руки и покормить. Договорились?

— Мои люди? — Удивленно переспросил караванщик. — Разве они живы?

— Не все… — Слегка уклончиво ответил чужак. — Где-то около дюжины мы убили. — Но тут уж сам понимаешь, — вы к нам тоже не плюшками угощать шли. А где-то еще две дюжины, вовремя успели бросить оружие. …Вояки из них… Впрочем, когда на тебя прут ребята Лга’нхи, (он кивнул головой в сторону своего огромного спутника), в доспехах и в шлемаках, это не удивительно… Короче, — остальные живы. Не сказать что все целы, но живы.

— И вы нас не убьете? — Недоверчиво спросил караванщик, мучительно пытаясь понять в чем тут подвох.

— А смысл? — Равнодушно спросил чужак. — Никого из наших, вы даже толком поранить не смогли. Скальпы ваши… Не такая уж это и большая ценность. У нас этих скальпов и так хватает. Так что живите.

— Верблюдов вы тоже ведь на своем корабле не увезете? — Высказал предположение Руудаак, оживая на глазах, почему-то сразу поверив словам чужака.

— Даже кой-какие товары ваши оставим. — Рассмеялся чужак, сразу сообразив к чем ведет речь караванщик. — «Морской Гусь» это тебе не «Титаник» какой-нибудь. У него и так трюмы под завязочку забиты. Шелка заберем, да бронзовое оружие, — хороший товар. Можем вам даже потерю за него возместить, слюдой. У нас ее и так полные трюма, а она зараза тяжелая.

Зерно и масло тоже вам оставим. У нас для них места просто нехватит. И даже золотишко, что ты в кувшинах прятал, тоже не возьмем. Потому как в наших краях это не такой уж и ценный товар, чтобы его через море тащить. …Ты кстати, на будущее, золотишко-то лучше распределяй по кувшинам, равномернее. А то когда объем одинаковый, а вес разный… — только дурак не догадается. Тряпки шерстяные тоже брать не будем. — И складывать некуда, да и у нас не хуже.

— А сколько слюды дашь? — Переходя на деловой тон, поинтересовался Руудаак.

— Зависит от того, сколько ты мне полезного о своих краях расскажешь. — Как-то непонятно ответил чужак…

Глава 24

— Ну, и что ты об этом думаешь? — Спросил у меня Лга’нхи, внезапно появляясь из темноты.

— !!!!!!!!!!!!! — Весьма эмоционально ответил ему я. Задолбали меня эти его шуточки и игры в человека-невидимку. Я как раз отлить отходил, а тут он … так я чуть заодно и не…

Неважно впрочем. Важно что мой брат решил поговорить со мной с глазу на глаз. А это несколько не соответствует принятым в наших рядах традициям.

В том смысле, что в боевой, а уж тем более в корабельной дружине, — секретов друг от друга быть не должно. И уж конечно — начальство не должно сговариваться о чем-то за спинами подчиненных. Ни к чему хорошему это не приводит. Так что раз Лга’нхи решил подстеречь меня этаким макаром, — на это у него были веские основания.

— О чем об этом? — Уточнил я у него, потому как поставлен вопрос был уж больно широко.

— Ну, о том что сказал это аиотеек. — Опять, крайне не конкретно уточнил Лга’нхи, и по его голосу я догадался что он и сам не очень понимает о чем спрашивает.

— Линять отсюда надо. И как можно быстрее. — Дал я самый простой ответ… подходящий почти на все случаи жизни.

— А вот эти вот… Про конец света… Что народ бесится… — Думаешь это все из-за того что мы Амулет забрали?

— …Думаю да. — Слегка подумав, ответил я. — Жрецам надо было последовать моему совету и сразу толкануть народу подходящую версию. А они таиться начали, вот фантазии у разных дураков и разыгрались.

— Да нет… Я не про то… — Поморщился Лга’нхи. — Я про Амулет!

— А-а-а… — Глубокомысленно ответил я, кажется начиная что-то понимать.

…Да уж. Похоже за всеми этими своими метаниями, я как-то подзабыл о главном. О том с чего все началось. — О Лга’нхи!

Нет, я конечно же помнил про свое «пророчество-обещание», и старательно придумывал версии как, да чего соврать, чтобы выгородить себя, когда станет окончательно понятно, что не смогу его выполнить…

Но ведь, в конечном итоге, — впервые про Амулет-то этот я ляпнул, чтобы дать молодому и испуганному подростку повод продолжать жить! Ну и, — шансы на выживание себе.

Впрочем, — опять же, не обо мне речь. — О Лга’нхи. — Я ведь как-то даже и не думал, что пока мы искали этот Амулет, у него был формальный повод оставаться живым и что-то делать. А вот теперь, — поставленная цель жизни, фактически выполнена. (Уверен, у него сомнений что я могу заставить эту хренову непонятину «отрыгнуть» все наше старое племя обратно, в отличии от меня, никаких нет). А вот что дальше?

Тут мне, почему-то впервые пришло в голову взглянуть на все происходящее глазами самого Лга’нхи. И поневоле возникла мысль, — а так ли он сильно жаждет этого возвращения, как полтора десятка лет назад, в самом начале нашего приключений?

Лга’нхи ведь уже давно не тот испуганный подросток, впервые в жизни оставшийся в одиночестве, на обломках разрушенного мира. Он теперь крепко стоит на ногах, сумев построить свой собственный мир. Да еще и куда больше, богачи и разнообразнее чем был у предков.

И то что согревало его надеждой первые годы наших скитаний, теперь, вполне возможно… да почти наверняка, — должно показаться ему не совсем правильным. — Предки, на то и предки, чтобы сидя за Кромкой, приглядывать за своими внуками-правнуками, давая при случае советы, но не выхватывая из рук копья, чтобы сражаться вместо них. Вытаскивать их оттуда, это даже как-то не совсем прилично, — будто перелагаешь собственную работу на другого.

Да и вряд ли, Великого Вождя Лга’нхи, радуют перспективы вновь получать подзатыльники и указания от отца, многочисленных дядек, и старших братьев.

А самое главное, — как их появление впишется в, и так непростой мир ирокезов? — Это тоже не может его не волновать, ведь он сам создавал этот мир, и не может не беспокоиться о его благополучии.

А ведь для него вся это «возвращение» имеет буквальный смысл. Типа, — открылась нора в Закромье, и оттуда, стройными рядами…

…А патриархальное воспитание не позволяет даже помыслить о том что он будет старше, (пусть и по званию), отца, дядьки, или старшего брата. А значит в наш мир ворвется кто-то чужой… Да-да. — именно чужой. — Тот кто не строил его собственными потом и кровью. Не пестовал и не выращивал словно колосок в пустыне. Не проводил бессонные ночи, словно заботливая мать у колыбельки заболевшего дитя.

…Ворвется, и начнет править мир по собственному разумению и представлениям о «правильном».

А Лга’нхи уже довольно много видел, чтобы понять, что «правильное» его отца, уже никак не соответствует представлениям о «правильном», для его собственных детей.

И вполне возможно, что все эти годы, с тех пор как он стал Вождем огромного народа, — Лга’нхи и сам не очень-то жаждал возвращения своего отца и дядек обратно в наш мир. Тем более что их-то, спасать не надо. — Там, за Кромкой, им и так живется вполне неплохо, — без обычных земных забот и страхов, в вечном тепле и сытости.

Наверное оттого он постоянно меня и торопил, расспрашивая «когда пойдем за Амулетом?», чтобы не дать себе расслабиться и позабыть о долге. …А может, втайне желая услышать, — «Никогда» от столь авторитетного источника как я. (Мне бы это раньше сообразить, от скольких бы проблем и забот я себя избавил. Вот уж точно, — Дебил!).

Но с другой стороны. — Ведь было же пророчество! Был долг перед Предками. Была цель, был смыл жизни… В конце концов, было — «Пацан сказал, пацан сделал!». А значит Возвращение неминуемо, и…

Думаю сейчас он, все что касается этого Амулета, воспринимает втройне тоньше и болезненнее чем я. Потому как не обладает моей гибкой совестью, и высокоцивилизованным уровнем лицемерия.

И пусть Лга’нхи уже поднаторел в политике, и искусстве управления массами. — в некоторых своих аспектах, для него мир продолжает оставаться черно-белым, без всяких спасительных сероватых полутонов, куда так удобно прятать все ненужное и пугающее.

Так что это для меня, — волнения в Аоэрооэо, — лишь следствие ошибочного пиар-хода жрецов. А для него, — лишнее подтверждение «волшебности» Амулета. Для меня буря, — лишь стихийное бедствие, а для него… Черт его знает, что означает для него теперь каждая пылинка и загогулинка на нашем пути.

Может он думает, что обратно к берегу нас прибило потому, что мы до сих пор не вернули племя Нра’тху обратно, как напоминание о его нерадивости?

Да еще тут хилый, но мудрый брательник, обычно дающий ответы на большинство головоломных вопросов, вдруг начал хмуриться, молчать, и подолгу уединяться наедине с загадочным ящиком. — Величайшей загадкой, которую когда либо знал, или будет знать, этот мир.

…И что мне теперь со всем этим пониманием делать? — Вот в чем вопрос! После стольких лет болтовни о Волшебном Амулете, я уже не могу просто сказать, — «А ну его нафиг, — проживем и без Амулета». — Пусть даже все будут со мной согласны, (только распоследний дурак, мечтает перевернуть мир с ног на голову, ради собственного любопытства). — Но тут слово не просто «не воробей». Тут «слово» обязывает крепче чем ипотека Там. Потому что твое слово, это твоя репутация. …А репутация таких людей как мы с Лга’нхи, это репутация всего народа ирокезов. А значит, до тех пор пока я не выдумаю сверхубойного довода, оставить все на своих местах, — от меня будут ждать и требовать Чуда. …Даже если и сами не хотят чтобы оно случилось. Ох чую я, — мои проблемы только начинаются!

— Амулет… — Осторожно сказал я. — Штука очень непростая. Она может многое. И потому с ней надо быть очень осторожным… Ну… вроде как наши бритвы… Вздумаешь размахивать ей при бритье будто баба веником. — И можешь сам себя без скальпа оставить. — Большая сила, — большая ответственность! А за сильные чудеса, — я тебе говорил, и расплата будет немалая!

— Так что…???? — Задал он мне скомканный вопрос, который я однако прекрасно понял.

— Не будем торопиться. — Твердо ответил я. — Вернемся к себе, будем большие камлания устраивать, с предками советоваться. — Может они и не захотят назад возвращаться. А сами нас там ждут.

(Угу. — подумал я про себя. — Научим ишака^[59] разговаривать, и принеся в жертву, отправим на переговоры к предкам. Когда он оттуда вернется с точными инструкциями, — только тогда начнем действовать).

— Правильно говоришь… — Облегченно выдохнул Лга’нхи, и даже вроде как сразу повеселел, в порыве Щастья хлопнув меня свой лапищей по плечу так, что я едва по колени в песок не ушел. Чувствовалось что я сбросил с его плеч немалый груз.

…Или, может — переложил на свои? — Потому как теперь, чертов ящик, станет моей вечной заботой. И что-то подсказывает мне, что это еще отнюдь не последний наш разговор об Амулете. — Священный долг принципа — «Пацан сказал, пацан сделал», требует чтобы Лга’нхи как можно чаще осведомлялся об успехах камланий и исследований возможностей Амулета.

Увы, с ремонтом у нас не заладилось. Буря сильно потрепала наш кораблик, и если проблемы с мачтой и парусами были вполне решаемы, то начавший изрядно протекать корпус, стал серьезной проблемой. А самое главное, — малопонятной. …Ну в смысле, — была бы пробоина, — смогли бы залатать. А когда все доски корпуса расшатались и решили в массовом порядке переквалифицироваться в решето, — такую беду с налета не решишь.

Консилиум собранный из моряков во главе с Дор’чином и Отуупааком, провозившись три дня, вынес решение что дело дрянь, — судно надо конопатить и смолить заново, это как минимум. А как максимум, — перебрать всю обшивку,заново привязав доски к шпангоутам. …А это, — дело недели на две. А может и все три-четыре, в конце концов, — наши вояки в кораблестроительстве были не сильны, так что рассчитывать мы реально могли на пять-шесть человек моряков, включая и меня.

Нет, в принципе, можно было плыть и так, — не слишком заботясь о сохранности груза, и установив постоянную вахту черпальщиков воды. Вот только гарантий что доплывем, не было никаких, потому как еще один такой шторм, и черпальщики уже могут не справиться. — Море беспечности не прощает.

Но и сидеть тут вечно мы тоже не могли. — И смысла никакого не было, да и до Аоэрооэо, как оказалось, отсюда было рукой подать. Не говоря уж о том, что караванщики, которых мы отпустили, могли либо проболтаться кому-нибудь, либо самостоятельно привезти толпу аиотееков, желая поквитаться с нами за все беды.

Я уже даже начал жалеть о том что проявил такую доброту. Но что поделать, — тогда, отпуская их, мы думали что быстренько решим свои проблемы, и вот-вот уйдем в море, так что особых опасностей, в том чтобы поступить по человечески, не предвидели. А поганить карму массовым убийством, перед броском через море, честно говоря, было неохота.

…Нет, в принципе эти ребята показались мне довольно вменяемыми. И судя по старательно постной роже, с которой Руудаак принимал слюду взамен отобранных у него товаров, — уж как минимум, в цене он не прогадал, а может еще и нажиться умудрился. (Можно только предполагать, сколько тут стоила слюда, учитывая давнишнюю монополию на нее у аиотееков «крышующих» Драконьи Зубы). Но народ, в этих краях, слабо знакомых с Учением Дебила о том что все люди — дальние родственники, придерживается довольно простых первобытных принципов. — Выгода-выгодой, благодарность тоже может быть бесконечной. Но за побитую родню надо мстить, а корабль с товарами есть корабль с товарами, а пути Икаоитииоо неисповедимы, и подарки он может дарить весьма необычными способами, и не сразу.

Короче, если эти аиотееки-торговцы встретят отряд аиотееков более воинственных аиотееков, — могут и предложить им попробовать откусить от лакомого кусочка. Пусть и получат от этого дай бог десятую долю, — но даже десятая доля, — больше чем ничего, и карман не тянет.

…Самое разумное предложение сделал Отуупаак. — Осторожненько плыть вдоль берега, пока не найдем подходящего места где можно было бы починить корабль. По его словам, парочка таких была сравнительно недалеко отсюда. В конце-то концов, места тут довольно обжитые, (ага, на каждые сто — стопятьдесят километров, поселок стоит), зато живут в тех поселках моряки да рыбаки, так что смола и иные материалы да запчасти для корабельного ремонта, у них найдется.

Ну мы и поплыли.

— Так вы все-таки того… — Просительно заглядывая мне в глаза, уже раз в двадцатый наверное, произнес Отуупаак.

— Не боись. Все будет чики-пуки! — Ответил я ему на чистом русском, потому что отвечать на аиотеекском мне уже надоело. А народ тут русского языка малость опасался, потому как привык что его я обычно использую для особо сильных заклинаний. Отуупаак достаточно давно тусовался в нашей компании, чтобы разделить эти опасения.

…Нет. В принципе мужик был отчасти прав. — Когда ведешь такую стаю волчар как мы, в гости к своей, пусть и дальней, но родне, лучше лишний раз заручиться уверениями, что ей не причинят обиды. …Но ведь не двадцатью же уверениями подряд?!?!?!

А с другой стороны, — он сам нас убедил идти именно туда. Клятвенно заверяя что там и местечко достаточно укромное, и персонал чрезвычайно квалифицированный, ибо свой кораблик, он делал и переделывал именно там. Так что все что требовалось от нас, это заплатить за работу, и никого не убивать в процессе ее выполнения.

Мы конечно же согласились со столь выгодным предложением. Хотя и пришлось, ради этого идти лишние километров триста на протекающем корыте, да еще и подниматься вверх по какой-то узенькой извилистой речке, где подчас о гребле не было и речи, и приходилось, аки герои картины Репина, самим впрягаться в бечеву и тащить кораблик фактически на своих плечах.

Зато, как объяснил нам Отуупаак, — благодаря речке, в окрестностях росли деревья, благодаря чему и существовала небольшая верфь. И она позволяла подвести корабли к задней стороне, стоявшей возле моря деревеньки. А это, во-первых, — обеспечивало скрытность от лишних глаз, а во-вторых — защиту от бурь, приливов-отливов, и прочих волнений.

Но чем ближе был поселок, тем чаще наш морской Сусанин, требовал уверений что мы будем вести себя как паиньки, и вовремя оплачивать наши счета… И надо сказать, уже изрядно всем надоел с этим.

И вот, наконец этот поселок. …Только людей нет. Будто вымерли все. — Впрочем, это дело уже привычное. — Подпихнул Отуупаака в плечо, и тот, стоя на палубе, начал орать во всю глотку, о том кто он сам, и почему не надо бояться странных людей на непонятном корабле, что пожаловали к ним в гости.

Не сразу, …очень даже не сразу, но сработало. — Постепенно из-за казавшихся брошенными хижин, начали показываться люди… — все взрослые мужики с простеньким оружием в руках.

Потом последовала церемония обнюхивания и осторожного сближения. И какой-то час с небольшим, после нашего появления, после того как деревенский шаман дал добро, — нам было милостиво разрешено сойти на землю.

— Дык ведь, времена-та ноне… того… — Объяснил свою осторожность Старейшина. — А про тебя-то Отуупаак, слухи ходили разные. Не то убили тебя. Не то в плен захватили какие-то демоны… Вот мы значит и эта…! А то может ты уже и не человек давно!!!

— Так что у нас с временами-та? — Выбрав подходящий момент, уточнил я у старосты Ириидаака.

Было это уже вечером, на торжественной пьянке, по случаю прихода дорогих гостей, и получения выгодного заказа.

Мы как раз сидели на берегу моря, вслушиваясь в шуршание набегающих на берег волн, крики чаек, и дурные вопли наших сотоварищей. …Сказал бы «пьяные», но алкоголя на берегу не оказалось, и дабы окончательно подтвердить нашу земную сущность и солидарность с «правильными духами», нам пришлось хлебать забодяженную местным шаманом дурь. — Оттого и вопли были — «дурные».

Нет. — Я в принципе, стараюсь держаться подальше от всяких таких «компотов», особенно наваренных чужими руками. Но тут отказаться было невозможно, — уж больно странно и необычно мы выглядели. Да еще до деревеньки дошли слухи о загадочных чужаках с весьма дурной репутацией, так что иного способа доказать что в сущности мы няшки и пупсики, кроме как совместно ужраться с местными, у нас не было. Да и с устатку, после волнения всех этих дней, — и самим была охота чуток расслабиться. — Благо местный народец, особо опасным не выглядел, да и бухал вместе с нами.

Впрочем, — гадость которой нас поили, оказалась вполне себе щадящего действия. — Крышу от нее не сносило, а только растормаживало сознание и расслабляло нервы снимая защитные барьеры.

Так что кто-то из нас, согласно базовым установкам, — отправился плясать и петь песни, грозно потрясая копьем. Кого-то утащили местные дамы для более тесного общения. (Мужья кажется не особо возражали). А вот нас со старостой, что-то потянуло на философские беседы.

Он мне долго толковал что-то этакое… — не то про политику и разборки богов, не то про общее падение нравов, обусловленное инфляцией моральных ценностей на фоне свирепствующей энтропии, и малого товарооборота. А я, — клялся в любви к Икаоитииоо, даже несмотря на то что намусорил он тут всякими ящиками дальше некуда, а сам слинял на небо, оставив меня разгребать груды евоных Амулетов и прочего дерьма.

Нелестно отзывался о прогрессорах в частности, и прогрессорстве в общем, как явлении. Впрочем так же нехорошо высказавшись и против регрессоров, искусственно замедляющих процесс технического развития человечества, с помощью всяких там религиозных запретов и прочих табу.

— Однако, брат Ириидаак. — Едва не плакался я ему в жилетку. — А куда податься, — не прозябать же в дикости и каннибализме, как какие-нибудь питекантропы? Тут и не хочешь, а как-нибудь да напрогрессишь как последняя сволочь, потому как жить-то надо. Да и на местных, без слез смотреть невозможно… — Я то хоть знаю как компьютер и унитаз выглядят. А они…

Он со мной соглашался, — «Что как пиитии кантроопы нельзя, потому что дедушки наши так не жили, и нам завещали не следовать дурным новомодным примерам всяческих там пиитии катроопов».

В общем, — душевно поговорили. Потом малость отпустило, и я решил, пользуясь моментом, и расслабленным состоянием собеседника, получше разузнать о местных делах, а главное, — столичных новостях.

Как ни странно, — но первые были хреновые, а вторые, — хреновей дальше некуда.

Не далее как пару дней назад, корабль шедший от Аоэрооэо, привез весть что там все-таки начался бунт не пойми кого против всех, но судя по слухам, досталось и аиотеекам, и Храму, и богатым горожанам. Потом вроде как прилетело ответных люлей мелким купчишкам и откровенной бедноте. Но от этого бунт не прекратился. — Кто-то ушел в партизаны, кто-то подался в каратели, иные пытались жить как ни в чем не бывало, но выходило это у них хреново, а наиболее умные, — постарались слинять, если конечно имели такую возможность. И эти беженцы, — вовсю распространяли волны хаоса, непроверенных слухов и бредовых фантазий, вызванные тем камешком, что бросили мы в казалось бы такие спокойные воды Аоэрооэо.

Правда теперь я сильно сомневаюсь что и раньше они были столь уж спокойными. — Подобные социальные взрывы, из-за одной единственной кражи, пусть и религиозного символа, — не возникают. Тут явно напряжение накапливалось уже многие годы, и вот, — наконец прорвалось.

Впрочем, — это все теории. А на практике, — не далее как вчера, от аиотееков рода Серых Курганов, крышующих эту часть берега, пришло сообщение что обычный налог повышается вдвое, в связи с обострением классовой борьбы, (в Аэорооэо), и возможного открытия военных действий против ближайших соседей, которые…

…Далее последовало описание политических раскладов и терок между аиотеекскими племенами, из которой выходило что Серокурганные искренне надеются что бунт каким-то образом ослабит их соседей, (сложная система дружественных и враждующих союзов), а значит Икаоитииоо шибко обидится коли они не воспользуются таким моментом, и не постараются чуток пощипать соседские угодья.

Впрочем, для Ириидаака, это по-любому означало лишь жуткий геморрой, потому как дела в последнее время и так шли не очень хорошо, поскольку примитивная верфь, еще лет сто назад приносившая вполне неплохой дополнительный доход населению поселка, позволяющий ему жить чуточку лучше, чем обычные рыбаки, — после того как аиотееки взяли этот континент под свой контроль, начала помаленьку хиреть. — Эти аиотеекские сволочи, благодаря контролю за торговыми путями, наладили более дешевую поставку древесины на верфи больших городов, и туда постепенно начали уходить все заказчики. …И пусть этот процесс был по каменновековой традиции весьма нетороплив, — результаты уже начали сказываться. Доходы сильно упали, а вот размер дани, которой новые хозяева обложили поселковых, неизменно рос из года в год, так что судостроители уже не справлялись с такой нагрузкой. И их жизненные перспективы, с каждым днем становились все мрачнее и мрачнее.

— А давайте к нам!!! — Искренне желая нажиться на чужом горе… в смысле, помочь бедолагам, всей души предложил я собеседнику. (да похоже и дурь, еще не полностью из башки выветрилась). — Всего и делов, — море переплыть! А мы хороших корабелов шибко уважаем!

— Эх ты ж-ж-ж… — Пробормотал староста… — Море переплыть!!! Скажешь тоже. А долго ли плыть-то?

— Да полторы дюжины дней! — Пренебрежительно ответил я, внутренне содрогаясь при воспоминания о каждом из тех восемнадцати дней. — Ну может там на дюжину больше или меньше, — вдоль побережья вы и дальше ходите!

— Дык то вдоль побережья… — Глядя на море, лежащее буквально в паре сотен шагов от нас, протянул Староста. — А то…

Ну да. Что там за «а то…» мне объяснять было не надо. — Демоны, чудовища, иная грань бытия, и прочие кошмары всякого домоседа.

— Твое дело. — Все что мне оставалось, это согласиться с доводом «а то…». — Однако смотри, — дела у вас тут с каждым годом будут идти хуже и хуже. Аиотееки покоя не дадут. Так что если станет совсем туго, — строй корабли, и прямо-прямо на север. К западу особо старайся не забираться. — Там и у нас аиотееки живут. Они правда там посмирнее будут. Но тебе к ним все равно не надо. — Спрашивай про ирокезов да про Вождя Лга’нхи, — это брат мой, вон он там пляшет. Да про шамана Дебила. — Тебе всякий скажет.

Опять же, — Отуупаак с нами плывет. Ибо слово дал! А может и надолго там останется и семью свою перевезет. Так что у тебя, считай на нашем берегу уж родня будет. А коли вы и впрямь хорошие корабли строить умеете, — мы вас там не обидим.

Староста обещал подумать.

Уж не знаю, чего он там надумал. Но на следующее утро, когда мы начали прикидывать размеры работ и суммы оплаты, — торговался старый хрюндель яростнее загнанной в угол крысы. Запросы у него были такие, что кажется проще было бы заново выстроить еще парочку новых «Морских Гусей», чем отремонтировать старый.

Я, Дор’чин и даже примкнувший к нам Отуупаак, орали до хрипоты, торгуясь за каждую золотую чешуйку и шелковую нитку. Сбили цену почти вдвое, но и то, она осталась весьма впечатляющей.

Зато любо дорого было посмотреть, как местные корабелы схватились за работу. Кажется даже наши «подгорные», (хотя какие они на фиг «подгорные», когда уже почитай целое поколение выросло, толком гор и не видевшее), не умели работать так споро и квалифицированно, как эти три десятка работяг.

Буквально за три дня, — они разгрузили наш корабль, и ободрали все доски обшивки, и уже начали подправлять каркас.

С каркасом возились еще два дня. Но даже вечно бурчащий что-то нелестное о местных работниках Дор’чин, был вынужден признать, что вся конструкция стала намного крепче, а обводы корабля, в чем-то даже изящнее прежних.

Потом мужики, столь же бодро взялись ставить обратно обшивку. Работали они от рассвета до заката, дело свое и впрямь знали, и уже спустя каких-то жалких пять дней, — все доски были поставлены на места, дополнительно по хитрому укреплены, а щели между ними, проконопачены по местной передовой технологии.

Осталось только заново просмолить судно, но тут Отуупаак с Ириидааком, внесли рац. предложение удлинить мачту, закрепив ее чуточку по другому с помощью дополнительных вантов-растяжек. Для чего пришлось еще чуть усилить каркас и изменить конструкцию киля.

Мы опять проорали друг на друга почти пол дня. (На сей раз Дор’чин орал на меня, поскольку хитрый Отуупаак провел с ним предварительную беседу). Но все-таки пришли к выводу, что хрен с ними со всеми, — если делать, то надо делать хорошо.

Довольные новой работой и дополнительными заработками, — хитрые корабелы пообещали уложиться в пять-семь дней. И работа закипела вновь.

И естественно, именно в этот момент, к нам пожаловали аиотееки. Да не десяток-другой, — а целое войско, хорошо так за сотню всадников, и сотни полторы пехоты-оикия.

А наш «Морской Гусь» стоял полуразобранный. Товары складировались на берегу, и шансов удрать не было никаких. Впрочем, — шансов победить против такой силы, было еще меньше.

Глава 25

…Когда я вернусь домой… Если конечно вообще вернусь. И Лигит, на правах жены начав поправлять мой ирокез, обнаружит первые седые волоски, — я точно буду знать в какой миг ими обзавелся.

Потому что такую хрень, точно не забудешь!

Собственно говоря, — появление аиотееков не стало для нас таким уж внезапным сюрпризом. Потому как расслабон-расслабоном, а дозорных и патрули никто не отменял. Это у степняков, тысячелетиями выживавших в условиях перманентной войны со всем миром, ну уровне ДНК вписано.

Так что засекли мы первые аиотекские разъезды, примерно часов за десять-двенадцать, до того как основная масса войск подошла к поселку.

Но знать что враг идет, это одно, а вот что с этим знанием делать?

Корабль, за десять часов не соберешь, не загрузишь и в море не выведешь. Тут, на все про все, если очень-очень постараться и работать по принципу «хоть как, и будь что будет», нам понадобилось бы не меньше пары суток.

Просто удрать? — Просто удрать, оставив врагам корабль, товары и Амулет? …И даже хрен с ней, с жадностью, — просто куда именно тут удирать, и что делать дальше? — Местности мы толком не знаем. …В отличие от аиотееков, которые пойдут по следу, и будут гонять нас по степи как стадо оленей.

— Откуда они узнают о нашем существовании? — Если еще не знают, — корабелы в героев-мазохистов играть не станут, и соревнование, «кто дольше пытку вытерпит» проводить не будут. — Сходу выложат все что знают и о чем догадываются.

Нафига мы аиотеекам сдались? — Даже если у них лично к нам нет никаких претензий. И если даже мы не являемся предметом торга с другими аиотекскими племенами. — Наши доспехи, шлемы и оружие, уже достаточно лакомый кусочек, чтобы потратить время на охоту за нами.

Остается драться и героически умереть? — Пожалуй да. — Только это теперь и остается. Хотя конечно и обидно помирать, когда до окончательного успеха нашего опасного и изматывающего приключения, остался буквально один шаг. …Пусть и такой сложный и опасный как переход через море, но все же один! — Похоже Икаоитииоо и впрямь обладает дурным чувством юмора.

…Что немного порадовало, (самую малость), при обсуждении возникшей проблемы, — уныния никто не демонстрировал, и нас, — Лга’нхи и меня, заведших их в эту задницу, — ни в чем не обвинял. Ребята были тертые, бывалые, привычные к смерти, и всегда готовые шагнуть за Кромку так, чтобы не было стыдно посмотреть в глаза предкам. А многочисленные войны, сражения и походы, в которых им всем довелось участвовать, — давно уже выбили все лишние иллюзии из их голов, так что ситуацию все оценивали вполне реалистично.

Нет, никто конечно близкой перспективе умереть на чужой земле, не радовался. Но и истерик по этому поводу тоже не устраивал. Так что единственный вопрос, который на совете обсуждался всерьез, это как умереть, чтобы противники надолго запомнили этот бой, и даже богатая добыча, взятая у нас, не окупила принесенных ими жертв, и не стала поводом для большой радости.

Предложений было много, предложения были дельные. Так что после не очень долгих обсуждений, мы решили что драться будем прямо тут, на верфи, между речкой, сараями, запасами древесины и прочим строительным барахлом. Тут и верблюдам особо не развернуться, и преимущества большого численного превосходства существенно снижаются, за счет тесноты.

Еще добавить рогаток, устроить несколько завалов, слегка передвинуть «Морского Гуся», — и считай что мы в крепости сидим. Разобьемся на тройки-шестерки, и орудуя либо сверху, либо из-за углов, сможем по максимуму «обидеть» супостатов, используя наши умения биться как в строю, так и в индивидуальных схватках. Так что при удаче, — размен «один к трем», а то и «один к пяти», аиотеекам устроить сможем.

…А товары, сложим в трюме недособранного нашего кораблика. Туда же кинем стружки, смолы да травы. И когда аиотееки начнут одолевать, — просто подожжем. Оно конечно, — золото и бронза от огня не сильно пострадают, да и слюда, вероятно тоже. Но хоть ткани, харчи и сам корабль, врагам не достанется. …Да и металл извлекать из пожарища, будет не так-то просто.

Все согласились с этим планом. (Даже Тууивоасик, которому я сначала хотел предложить прикинуться нашим пленником. Но быстро одумался, поняв что парень сочтет это оскорблением). И мы дружно принялись за работу.

Так что к тому времени, когда аиотеекские войска подошли к поселку, — мы уже были готовы их встретить.

— Слушай, Лга’нхи, а давай-ка я с ними сначала поговорю? — Предложил я, впрочем и сам не испытывая особого оптимизма, в отношении своей затеи.

— Думаешь сможешь их околдовать? — Так же, без особого энтузиазма спросил Лга’нхи.

…Нет, он все еще верил в мои способности. Но любое колдовство имеет свои границы, и как бы силен ни был шаман, а против толпы опытных вояк, — шансы у него нулевые. Ведь в конце концов, хотя моя магия существенно помогала во всех битвах, при которых я присутствовал, — убивали врагов все равно копья, топоры и кинжалы. А не чары шамана, фаерболы или молнии.

— Может удастся потянуть время. — Пожал я плечами. — А там, глядишь уже и ночь. Аиотееки ночью воевать не любят. — Тут и в на верблюдах не поскачешь, и строем не походишь. А вот мы, в темноте какую-нибудь пакость сотворить сможем. …Да хоть верблюдов их перебьем. …Жаль смолы маловато, и коровкин жир кончился, а то можно было бы попробовать вон те вон их повозки поджечь. Наверняка там их еда и припасы.

— Хм… — Подумав, и переглянувшись с оикияоо и капитаном, одобрительно кивнул он головой. — Давай.

— А с помощью… — Нит’као кивнул в сторону Морского Гуся… — Никак?

— Ну-у-у… — Потянул я, прекрасно понимая что он имеет в виду. — Понимаешь, — Амулет такая штука… Он и сам вроде как живой. (Невольно поймал себя на мысли, что в кои-то веки говорю чистую правду). Если захочет помочь, — он это войско мгновенно в пыль развеет. Только вот захочет ли…? — Мы еще с ним мало друг друга знаем. Да и… Ну ты сам понимаешь!!!

— …Опять цену придется платить большую? — Пытливо глядя на меня спросил Лга’нхи.

— Больше некуда… — Стараясь скрыть отчаяние в своем голосе, подтвердил я. — Но пожалуй, можно его вытащить и показать аиотеекам. — Хоть попугаем их чуток, — может отстанут.

— Что-то, похоже они с нами говорить не очень хотят! — Вдруг оборвал наши размышления Грат’ху. — Кажется началось!

Мы посмотрели. …И впрямь. Началось.

Никаких предварительных переговоров, аиотееки проводить не стали. — Волки не беседуют с овцами перед тем как их съесть. А аиотееки, похоже серьезными противниками нас не считали. …Ну еще бы, — с их-то аиотеекской спесью, — все кто без верблюдов, — почитаются за быдло.

Так что «началось» именно так как мы и предвидели, — Десятка три всадников, отделившись от общей массы, с залихватскими посвистами и напевками команды «в атаку», устремились к нашей импровизированной крепости. …Ну да, — ведь снаружи, она такой совсем не казалось, так что особого подвоха ребята не ожидали.

…Я как раз сидел за фальшбортом стоящего на стапеле «Морского Гуся», когда мимо меня в проход между сараями и корпусом суда ломанулись аиотеекские воины. Мне даже не надо было смотреть, — когда мимо тебя скачет такая масса, ты ее просто чувствуешь, по тому, как содрогается земля под копытами могучих горбатых тварей.

Угу… Кажется все кто хотел, заскочили внутрь. Можно отдавать команду.

Я махнул рукой, и отданные под мое руководство моряки свалили на землю мачту, закрывая дверцу мышеловки. Мачта упала на сложенный штабель леса, перегородив выход где-то на высоте полутора метров. …Для пехотинца, это конечно не преграда. Но гордость аиотееков. …Та самая, что заставила всадников первыми броситься в бой, вместо того чтобы пустить пехоту на разведу, — никогда не позволит им бросить на произвол неприятеля своих верблюдов, и удирать на собственных ногах. — Такого рыцарю-оуоо никогда не простят!

Но сейчас не до теоретических рассуждений. — С палубы «Морского Гуся» в ближайших вражеских всадников, летят бумеранги и дротики. — Последних хватает, — благо и у нас был запас копейных наконечников, да и в караване Руудаака мы «купили» пару дюжин.

Древесины, — наделать древков тут хватало. — Благо, для дротика особо качественного древка и не нужно. А по части магии… — На каждом дротике я нарисовал трехбуквенную руну, (все уже знали какое это сильное волшебство), а каждому метальщику дал кусочек веревки, с привязанной кожаной табличкой с таким же знаком. Да еще и подержал все это оружие на крышке ящика с Амулетом, наделив его тем самым, абсолютно волшебными свойствами.

(Ужасная тупость, тратить последние часы жизни на многократное копирование слова «***», но тут уж, как говорится — «ничего не поделаешь» и «сам виноват»).

Аналогичную тактику использовали и остальные наши отряды, — кидая дротики и бумеранги из дверей сараев, из-за штабелей дров, и прочих укрытий. А потом и сами ринулись в бой.

Что ж, — получилось весьма удачно. Кажется аиотееки вообще не ожидали что придется драться всерьез, настраиваясь скорее на что-то среднее между залихватским полюдьем в чужом краю, и легкой карательной экспедицией.

Да тут еще и незнакомая тактика, неправильное оружие… Только с помощью дротиков и бумерангов, мы уполовинили вражеский отряд, и ссадили с верблюдов не меньше десятка воинов.

Та пятерка что осталась сидеть на спинах своих зверюг, попыталась было вырваться на оперативный простор… Хренушки. — Мы кидали в них камни и куски деревьев, кололи копьями и рубили протазанами. — Я сам, лично угрохал одного такого хитрозадого, подъехавшего слишком близко к борту «Морского Гуся», дотянувшись до него протазаном, в то время как парочка моряков, снизу подрубала ноги его верблюду.

Думаю прошло не более пятнадцати минут, и с вражеским отрядом было полностью покончено. А у нас, — всего-лишь шестеро раненных и лишь один из них серьезно. …А было бы больше дротиков, — раненных не было бы вообще!

— Вот, этот подойдет?

Я оторвался от зашивания очередной раны, и задумчиво поглядел на предъявленного мне аиотеека. — М-да, — вариант не идеален. Уже не молодой, но судя по доспехам, — занимает не самое высокое положение. Хотя конечно и рыцарь-оуоо, но в сокровенные тайны своих Вождей, скорее всего не посвящен.

Но самое главное, — судя по ране в животе, — ему и так жить осталось считанные часы. А судя по выражению глаз, он это прекрасно понимает. А также прекрасно понимает, что часы эти будут наполнены болью и страданиями. — Так что грозить ему смертью, — дело бесполезное. А пытать, — только сокращать срок мучений.

Однако остальные и того были хуже. — Все-таки дротики для нас непривычное оружие, (хотя обращаться с гарпуном, умел практически каждый). И «дозировать» воздействие пока еще получалось не очень. Да и наши, понимая что бьются в последний раз, изо всех сил пытались «набрать как можно большое очков», перед подведением окончательного итога жизни, так что о захвате пленных особо и не заботились.

Потому-то все раненые аиотееки, что еще оставались в живых, представляли собой весьма печальное зрелище. — Но этот, хотя бы был в сознании, и сохранил скальп на голове. Вот только удастся ли его разговорить.

— Тащите его на корабль. — Приказал я. — Да осторожнее, не убейте раньше времени.

Ирокезы из оикия Лга’нхи быстро подхватили пленного и потащил к указанному месту.

— Ты знаешь что это такое. — Хлопнув аиотеека по лицу, дабы обратить на себя внимание, я указал ему на «Волшебный Ящик».

Аиотеек, всем своим видом изобразил недоумение. Видимо меньше всего он ожидал подобного вопроса.

— Чего тебе надо мразь? — Осведомился он у меня.

— Хочу знать кто вы, и зачем сюда пришли. — Вежливо и честно ответил я. — Но боюсь, что ты не станешь со мной разговаривать. А долго пытать тебя у нас не времени. Потому я вновь спрашиваю тебя, — «Знаешь ли ты, что это за ящик?».

— Да ты безумец! — Аиотеек кажется даже отшатнулся от меня, насколько позволяли его путы. — Какое мне дело до твоего барахла.

— Ты слышал про Амулет, что многие дюжины дюжин лет, хранился в Храме? — Продолжил я свой допрос. — И может быть ты уже слышал, что он пропал? — Так вот, он не пропал, потому что это мы его забрали. …Забрали по праву истинных наследников Икаоитииоо, ибо мы приплыли из-за моря, как раз из тех земель, откуда появился Икаоитииоо, и откуда он привел вас сюда.

— Что за чушь ты несешь? — Осведомился у меня аиотеек, несмотря на боль, даже умудрившись глумливо улыбнуться, глядя мне в лицо.

…Несколько мгновений, я колебался. …Потому что было реально жутко. Дико жутко было даже подумать, о том чтобы открыть крышку этого проклятого ящика. …Может потому, что он одинаково сильно и пугал меня, и манил.

Я так же одинаково боялся, что открыв его, — выпущу какого-то страшного демона, который поработит мое сознание. …И что ничего не случится. Что Амулет откажется контактировать со мной, а просто замкнется в себя, и я не буду знать как его включить.

…Но я все-таки набрался мужества, и открыл. — Эффект был знакомый. — Мои мозги затуманились, будто я грибного компота хряпнул, в ушах зазвенело, а перед глазами начали мелькать видения иных вселенных. Так что я только краем глаза, сумел уловить, как моего оппонента, буквально размазало по палубе.

Закрыл крышку, защелкнув запоры.

Ух…!!! В голове вроде просветлело. Но аиотеек так и продолжал ползти, елозя по палубе распоротым брюхом, и видимо даже не обращая внимания на боль.

Пришлось самому идти ловить его и возвращать на место. Потому как я заметил что всех моих товарищей, с корабля словно бы ураганом сдуло. …Видимо в данную модель межпространственной трансклюкаторной хрени, была заложена этакая защита от дурака. Только на более сложном уровне. — Недозревшие до пользования моделью умы, были вынуждены держаться от нее подальше.

— Ну что, — убедился? — Тихонько и устало спросил я аиотеека, так как даже этот небольшой сеанс, вытянул из меня больше сил, чем все предыдущее сражение.

— Кто ты такой? — Стуча зубами от испуга, спросил пленник.

— Сначала ответь мне, кто вы такие, и как тут оказались, а потом уж и тебе расскажу о том кто такие мы.

…Это оказались «хозяева» местных земель. — Те самые, — серокурганные вояки, гнобившие наших друзей, (друзей ли?), корабелов.

— …Как они тут оказались? — Собрались и пошли. Три дня ходу и вот они здесь. …Да, именно сюда. Вождь сказал что тут появились неизвестные чужаки, которые ведут себя нагло. — Ходят по землям аиотееков с оружием и вызывающим видом. А еще пригнали сюда целый корабль небывалых сокровищ. И мол надо пойти и наказать…

…Откуда вождь узнал? — Он простой оуоо, и ему то не ведомо. Может кто из разведчиков подсмотрел, а может кто из местных жителей донес. …Не обязательно из поселка. Могли и просто пастухи мимо проходить и видеть.

(Тут признаться, — он прав. — На обычных пастухов, наши ребята могли бы и не обратить особого внимание, решив что это ребята из поселка корабелов, или такие же простые работяги из окрестных деревенек).

— Что ж, — на этот раз твой вождь сильно ошибся. — Хмурясь, сказал я аиотееку. — Мы совсем даже не легкая добыча. Ты сам мог в этом убедиться, — мы побили всех вас, не потеряв ни одного человека, ибо Отец наш Икаоитииоо разрешает нам пользоваться оружием, которое запретил для всех других… Потому что только мы его истинные дети, и исполняем сейчас его волю.

…Я дам тебе верблюда. — Ты поедешь к своему Вождю, и скажешь ему, что я, — Великий Шаман Дебил, и мой брат — Великий Вождь Лга’нхи, — зовут его поговорить с нами… о выкупе взятых нами в плен верблюдов. …Людей, как ты сам понимаешь, в живых уже не осталось. А иначе, мы выведем этих животных за ворота и убьем их на глазах всего вашего племени. И вина за это, падет на вашего Вождя, коли он проявит трусость, и не придет сюда на переговоры. …Я обещаю ему, именем нашего отца Икаоитииоо, что его и тех кто с ним придет, тут никто не тронет!

Потом пришлось долго возиться поднимая мачту, отлавливая верблюда, и усаживая на него пленника. А еще ведь надо вынуть из трупов дротики, и подтащить тела поближе к месту переговоров, чтобы аиотееки могли прикинуть во что им обойдется новый штурм.

Но положить тела надо так, чтобы это не казалось демонстративной похвальбой и выражением презрения к врагам, дабы в аиотееках дурь не взыграла. То есть достаточно далеко от места ведения переговоров, и пятками к зрителю, чтобы не сверкать скальпированными макушками. Когда так много поставлено на карту, мелочей не бывает.

…Больше всего при этом, я боялся что мы не успеем, и раненный аиотеек потеряет сознание раньше, чем успеет донести мое послание.

Или что ему там не поверят… Или не захотят вести переговоры… Как там у Ильфа и Петрова? — «Согласие есть продукт при полном непротивлении сторон». А аиотеекская гордость, еще как может воспротивиться попытке договориться, даже после столь яркого доказательства нашей «кусачести», а может, — как раз вследствие него.

Да уж, что там не говори, а ниточка, протянутая между двумя враждующими сторонами, была очень тонка. А подвешено на этой ниточке немало, — наши жизни. Дадут аиотееки слабину, — появится шанс отбазариться и выжить. А упрутся рогом… — потери конечно у них будут большие, и почетные места у костров предков нам будут гарантированны. …Только вот хреново что я до сих пор атеист, и в предков как-то не очень верю.

Так что, думаю можно представить какое облегчение я испытал, когда от вражеского войска, к нам двинулась делегация в дюжину человек.

…Вот только оказалось что радость моя несколько преждевременна.

Я это понял когда увидел аиотеекского Вождя. …Даже от того как он соскочив со своего верблюда, решительно пошел в нашу сторону, у меня уже пробежал озноб по спине, а когда я посмотрел ему в глаза… Бр-р-р!!! — Самый ненавистный мне тут тип. — Умник, со стальной волей, подкрепленной большой физической силой, бесстрашием, и беспощадностью, в том числе и к самому себе. — Такого вокруг пальца, как наивного дурачка не обведешь, и ложными авторитетами вроде предков и Икаоитииоо не задавишь. Такой четко знает что ему надо, и как этого добиться, и пойдет к цели по трупам родни, предков и богов. …Чем-то мне он напомнил старину Бефара… чья душа по сей день «загнанная» в камень, валяется где-то в нескольких дневных переходах от Мос’квы. …Только этот вот, в десятки раз его умнее.

И свита, идущая вслед за Вождем, была ему под стать. — Все до одного, — этакие битые матерые волки, так и шарящие глазами по окрестностям, в поисках подходящей глотки, которую можно было бы порвать. А в глазах… Глаза просто переполнены амбициями и готовностью захапать под себя весь мир.

Чувствуется, очень интересная подобралась компания. — Столько потенциальных альфа-самцов в одной стае. — Они просто таки обязаны перегрызться, либо отправиться вершить Великие Дела, под предводительством своего Мега-крутого Пахана. — Того кто сумел подчинить их, и указать некую цель, настолько желанную чтобы ради нее можно было потерпеть положении бета-самца. — Что-то вроде военного похода из Македонии в Индию, или в обратную сторону, из монгольских степей до «последнего моря».

Да уж, — дает некоторое представление о том, с кем придется вести переговоры. — Ведь чтобы держать таких в подчинении, надо быть не просто волчарой, а супер-волчарищей. — Не люблю я таких.

…Надо было наверное выдержать паузу, и дождаться чтобы аиотеек заговорил первым. Но каюсь, под его взглядом я не выдержал, и начал представлять участников «конференции».

— Это Лга’нхи Великий Вождь Великого и Многочисленного Народа Ирокезов, что живет по ту сторону Моря. — Сказал я, мысленно представляя что говорю о ком-то уровня Юлия Цезаря или Александра Македонского, чтобы звучало попафостнее. (Про наши взаимоотношения с Икаоитииоо, я пока предпочел не упоминать. Ведь аиотееки тоже считают себя его прямыми потомками. Нам сейчас только и не хватает поругаться на тему «Кого несуществующий папочка больше любит»).

Вместо этого я перевел стрелки на себя. — А я его брат, — Великий Шаман Дебил глубоко проникший в Мир Духов. А это наши воины… перечислил десяток имен приглашенных на переговоры ирокезов… для дипломатии очень важно, чтобы наша численность равнялась количеству переговорщиков с другой стороны. Иначе они могут почувствовать превосходство или угрозу. (Но я специально постарался, чтобы в данную минуту, нас окружали только самые рослые и богато экипированные вояки).

— Я Вождь Рода Серых Курганов, оуоо Эгииноасиик. — Небрежно ответил мне аиотеек, словно бы выполняя пустую формальность. …Так примерно в мое время представлялись гаишники, прежде чем вытянуть из проштрафившегося водилы взятку. — …Так значит, ты говоришь что Амулет у вас?

— Да. — Ответил я, внутренне досадуя что мой оппонент явно перехватил контроль над разговором, без всяких предварительных дипломатических «переплясов» схватив быка за рога.

— Тогда я заберу его, ваше оружие, и все товары что есть на корабле. А вас отпущу обратно за море не причинив зла… и не мстя за гибель моих людей.

…Надо было видеть, КАК он это сказал. Сколько самоуверенности и чувства превосходства продемонстрировал, и в какой поганенькой улыбке скривился его рот, при словах о «не мстя за гибель своих людей». …Угу, так я и поверил, что оставив нас без оружия он проводит нас за море, помахав на прощание платочком. Скорее всего заготовил какую-нибудь пакость, и за море, отправятся только наши порубленные на куски тела.

— А ты справишься? — Постарался я выдавить из себя усмешку, ибо поддаваться такой наглости было никак нельзя, но одновременно слегка отжимая локтем назад Лга’нхи, который явно в ответ на этот наезд, собирался подвергнуть аиотеека нелицеприятной критике, переходящей в мордобой и человекоубийство.

— Как ты и сам мог убедиться, — продолжил я. — Мы не такая уж и легкая добыча. (Я кивнул в сторону груды трупов). А в наступающие смутные времена, тебе понадобятся все воины твоего рода. А в результате, даже если ты и победишь, — тебе достанется вещь с которой ты не будешь знать что делать. — Амулет не дается в чужие руки! — Любой жрец в Храме, может тебе подтвердить это.

— Мне не надо этого подтверждения. — Оборвал меня Вождь Эгииноасиик. — Я три годы был учеником в Храме и ЗНАЮ, что такое Амулет!

…Ух — я вдруг почувствовал тоскливую безнадегу. — Как он сказал это ЗНАЮ.

И какие глаза у него при этом были… Вроде глаз Верховного Учителя отщепенцев, когда тот говорил об Амулете. Только у того они были усталые и разочарованные, а у этого…

Похоже мы конкретно попали, коли к нам заявился очередной «фанат» этой странной хренотени. Такой не отступится, даже если на кону будет жизнь всего его племени. Его ведет даже не обыкновенная жадность, а Мания, — в том смысле слова, как его понимали древние греки.

…Так что же делать? — Заметались мысли у меня в голове. — Убить этого маньяка прямо сейчас, наплевав на данное слово? — Но тогда его соплеменники нас точно живьем не выпустят. А если даже и выпустят, — мои же соратники не простят мне этого поступка, — такой плевок в душу предкам. …Хотя бред, — мы все равно не выживем…

…Развести на поединок с Лга’нхи? — Попробовать можно, но я не думаю, что аиотеек согласится. — Пока численное преимущество еще за ним, и когда на нас навалятся всей массой, атакуя с разных направлений, — даже дротики и бумеранги нам не помогут. Аиотеек это понимает, да и оценить свои шансы в бою с Лга’нхи, тоже способен. И не станет рисковать понапрасну. …Это не Тууивоасик, которого можно развести на «победи-ка сначала моего меньшого брата».

…А может попробовать воздействовать на его свиту? Нет, я конечно понимаю что он их в кулаке держит. Но может быть удастся зародить хоть толику сомнения, в надежде, что когда мы отобьем следующий штурм, (если конечно отобьем), — кто-то решит что удача покинула их лидера, и эти матерые волчары его сместят? — Шансов конечно мало, но попробовать стоит.

— Знаешь… — (Как ни странно, но приняв это решения, я вдруг даже почувствовал некоторую силу и легкость. Да и заветный словесный понос, не раз выручавший меня в трудных ситуациях, кажется вернулся). — А ведь мне думается, что ты знал кого тут встретишь, и понимал какой кровью для твоего племени, будет стоить эта… драка. (едва не ляпнул «победа», нефиг давать аиотеекам надежду). И все равно пошел за тем, что тебе не принадлежит, и что ты никогда не сможешь взять.

— …Ну… — Едва ли не рассмеялся мне в лицо Эгииноасиик, но кажется в его глазах я уловил искорки… нет, — не беспокойства и страха, а скорее легкой досады. — Когда тот караванщик что возит еду трусам и нищебродам в Желтую Долину, рассказал о тех кто его ограбил. Я конечно сразу догадался о том кто вы… А когда еще и прибежал человек из поселка, рассказать что сюда приплыл корабль с непонятными людьми, — я понял что это Судьба!

…Мой средний сын… — (говоря это, он слегка повернул голову в сторону своей свиты, — слова явно предназначались больше им, чем мне), — Я тоже отправил его учиться в Храм, ибо знания которые там можно получить, дают большую силу и власть. (Опять же, — он это явно говорит не мне).

Недавно он прислал в наше стойбище слугу, и тот рассказал о делах творившихся недавно в Храме и Аоэрооэо, — так я получаю важные для нашего Рода сведения. …Он то мне и рассказал о том что чужаки огромного роста и со светлыми волосами, ворвались в Храм и захватили Амулет…

Так что когда я услышал о таких же беловолосых чужаках из-за моря, я понял что Икаоитииоо, таким образом послал Амулет Роду Серых Курганов, чтобы подарить нам великую Силу и Власть!

— …Не-е-ет. — Издевательски протянул я в ответ. — Ты не говоришь всей правды.

…Знаешь, мне даже жалко тебя. — Ты учился в Храме и попал под чары Амулета. — Он часто так действует на неокрепшие умы. И тебе захотелось обладать им. Но ты не мог.

Ты и сына своего послал учиться в Храм, чтобы быть поближе к Амулету. Ты очень сильно надеялся заполучить его.

Настолько сильно, что когда тебе показалось что ты сможешь до него дотянуться, — ты поднял весь свой род, и не говоря своим людям всей правды, — бросил их в битву, зная что шансов победить у тебя все равно нет.

Смотри, — ты послал против нас почти три дюжины своих лучших воинов, и все они теперь мертвы, а у нас лишь несколько царапин. …Наверное ты говорил им, что тут всего лишь обычные торговцы-моряки, которые падут на колени, едва заслышав топот ваших верблюдов и ваш боевой клич?!

Ты не сказал им, что они будут биться против истинных детей Икаоитииоо, и всех их ждет тут смерть.

— Лишь аиотееки, истинные дети Икаоитииоо. — Снова перехватил Эгииноасиик нить разговора, явно пытаясь давить на гордость своих соратников. — И то что ты осмеливаешься говорить иное, есть большое оскорбление для всех нас!

— Ты три года учился в Храме. — Стараясь игнорировать эту вспышку гнева, улыбнулся я. — А я явился туданедавно, чтобы учить Жрецов. …Можешь спросить своего сына. — Они почтительно внимали моим словам, и даже Жрецы Пятой Ступени, сочли за честь принять нас с братом в самом Храме.

…Уж не думаешь ли ты, что жрецы Икаоитииоо, делали это не потому, что узнали в нас истинных детей Того кто Построил Храм, приплывших из земель, откуда Икаоитииоо привел вас на эту землю?

И ты говоришь неправду, будто мы силой забрали Амулет. — Жрецы отдали нам его добровольно. …Правда, — усмехнулся я. — И без особой охоты.

Но в чем-то ты прав. — Продолжил я, обращаясь опять же больше к свите Эгииноасиика, чем к нему самому. — Аиотееки, — тоже дети Икаоитииоо, и потому, — наши близкие братья. Поэтому я не стал грабить тех караванщиков из рода Желтых Долин напавших на нас. — Но даже дал им с собой немалые богатства, в обмен на кое-какие товары. Потому же, — мы и не хотим убивать вас, и готовы отпустить с миром, простив вашу неразумную попытку захватить Амулет.

— Да ты… — Аиотеек явно пытался сдерживать свой гнев, но видимо это было непросто, ибо никогда еще «не аиотееки» не осмеливались говорить с ним столь дерзко.

…«Нет», — подумал я, глядя в глаза аиотеекскому вождю, в данный момент набиравшего в легкие побольше воздуха, чтобы разом высказать все что он обо мне думает. …А может, — просто приказать убить. — Этот точно не отступит. Чертов Амулет разбудил в нем слишком большую жажду обладания. …Скорее всего он и собрал такую стаю волчар, только чтобы заполучить его, попутно захватив Храм, Аоэрооэо и весь мир в придачу. — Наивно думать, что он отступит от своей мечты, стоя в паре десятков шагов от предмета своего вожделения

Да и его люди. — Возможно потом, когда штурм наших укреплений обернется для них колоссальными потерями, — они и припомнят мои слова. И возможно даже используют их как повод сменить «утратившего доверие партии» вожака. Но сейчас эти аиотееки слишком горды и самоуверенны, чтобы отступить. — Даже понесенные уже потери, скорее кажутся им случайностью и ошибкой, которую легко будет исправить, если отнестись к драке с нами чуточку серьезнее.

Придется задействовать последний аргумент, хотя и не лежит у меня к этому душа. — Я уже понял, что от чертового Амулета, всегда стоит ждать какой-то пакости.

— Да, я! — Нагло усмехнулся я в ответ, мысленно представляя стоящего чуть позади меня Лга’нхи, и черпая уверенность и силу в воспоминаниях о его громадном росте, необычайной скорости и силе. — Я говорю тебе, что ты даже не сможешь подойти к Амулету, который мечтаешь забрать у нас, погубив весь свой Род.

А впрочем, к чему говорить пустые слова? — Слов сегодня и так уже было сказано слишком много. Я предлагаю тебе следующее. — Я принесу Амулет сюда, и открою его. — Если ты сможешь его забрать, — он будет твой. А если нет, — ты и твои люди уйдут, даже не попытавшись чинить нам обиды, и тем самым сохранят себе жизни. — Пусть сам Икаоитииоо разрешит наш спор.

Если ты не трусливый хвастун, ты согласишься на это.

…Что ж, — деваться аиотееку, проявив слабость перед своими соратниками, было некуда. …Да кажется он особо и не опасался предстоящего испытания… Вероятно и впрямь сумел убедить себя за годы мечтаний, что Амулет только и ждет когда он явится за ним.

Вождь Эгииноасиик рода Серых Курганов, лишь надменно кивнул головой, давая понять что согласен. И с превосходством посмотрел на свою свиту, видимо уже предвкушая тот эффект, который окажет на них то как он завладеет Амулетом. …А вот нам в этом случае, точно не жить. — Нас этот гад живьем не отпустит!

Ящик вытащили, и поставили его вроде как на нейтральную зону, — возле мачты-шлагбаума.

Ни я, ни аиотеек своим людям ничего не говорили. — Но все, чуть ли не одновременно сделали несколько шагов назад. — Наши уже были знакомы с «эффектом отталкивания», а аиотееки, кажется просто догадывались.

…Я щелкнул замками, открыл крышку, и даже откинул стенки, чтобы Амулет можно было получше рассмотреть. — В голове мгновенно помутнело, а перед глазами снова поплыли образы иных вселенных.

…При свете солнца, его абсолютно черные поверхности смотрелись особенно странно. — Свет не отражался от полированных граней, а будто бы пропадал… Словно из ткани бытия вырезали кусок, и он зияет странной уродливой дырой. А еще явственно потянуло холодом, будто Амулет втягивал в себя энергию из окружающего пространства.

Послышались шаги… Я не только прекрасно слышал как под сапогами Эгииноасиика шуршат песчинки и лопаются комочки земли… Я словно видел и ощущал это каким-то внутренним чувством… Так же, как ощущал, в этот момент, весь окружающий мир…

А аиотеек шел… Вот он словно бы уперся в некий барьер… Я ясно видел, и еще яснее чувствовал, все его эмоции и ощущения. …Не спрашивайте меня как.

Аиотеек уперся в барьер. — Сначала растерялся. Потому испугался. Потом разозлился, и сделал маленький шажок вперед, черпая силы в своей злости.

Крохотный шажок вселил в него надежду. Он поднажал… Поднажал еще… Его трясло, с лица спало выражения высокомерия и самодовольства.

Но Воля… Воля его была сильна. По настоящему сильна.

И он очень хотел. Ему сейчас было наплевать и на нас — своих противников. И на собственных подчиненных, которые наверное были для него куда опаснее чем мы, ибо от прохождения Испытания, зависело все его будущее. Но ему было на это плевать. — Он просто хотел добраться до Амулета.

И я это понял. И это понял Амулет… Не знаю как, — но понял. И он поддался давлению этой стальной воли и этой жажде заполучить его в свои руки.

Нет, барьер не исчез. Но его невидимые стены, словно бы расступились перед Великим Вождем Эгииноасииком Рода Серых Курганов, оказавшимся настолько сильным, чтобы подчинить себе ино…хрен знает какую технику.

Шагов пять, он прошел словно бы шагая через вязкий кисель. Прорвался через барьер, и с торжествующей улыбкой победителя, двинулся к Амулету.

Он действительно стал Победителем, выиграв наш спор.

…Ему оставалось пройти наверное еще пару шагов, как вдруг его образ словно бы начал расплываться.

…Или скорее, — будто бы он начал уходить за невидимую стенку.

И ушел.

Не знаю куда его забросил Амулет, подчинившийся железной воле Великого Вождя. — Будем надеяться что в благословенный мир Великих Свершений, которых он так жаждал. …И будет надеяться, что в том мире он не станет очередным беспомощным дебилом, вроде меня, а сможет проявить свои лучшие стороны. Но то что обратно он не вернется, я знал точно.

Спокойно, и очень аккуратно я поднял стенки ящика, и закрыл его крышкой. — В голове плотной ватой лежал абсолютный вакуум, — не мыслей не чувств. А настроение, можно было назвать скорее философским. И уж точно, — торжествовать и праздновать победу, совсем не хотелось.

Эпилог

— Эх видел бы ты тогда свою рожу… — Глядя мутными глазами куда-то в пространство между кувшином пива, и стопкой лепешек, заявил мне Лга’нхи. — Даже мне жутко стало.

— А чё не так с моей рожей было? — Искренне удивился я.

— Да как тебе сказать? — Задумчиво ответил Лга’нхи. — Такая спокойная… У человека не должно быть такой спокойной рожи… От этого жутко становится.

Разговор этот у нас состоялся уже значительно позже всех вышеописанных событий.

Очень-очень значительно.

Спустя этак лет… Да я наверное уже и не скажу сколько. Мы тогда как раз отмечали рождение моего первого правнука. …Что учитывая возраст, когда тут принято обзаводиться детьми, — по сути не так много как кажется на первый взгляд.

Я еще вполне такой бодрый мужичок, и даже большая часть зубов пока на месте. Оно конечно, — марафонские забеги давно в прошлом, — но десятку с полной выкладкой, я еще вполне осилю. …Хотя конечно, предпочту проделать этот путь либо верхом на верблюжьей спине, либо, того лучше, в телеге.

Но зато мой первый правнук, будет лишь на пару лет моложе моей младшей дочери. …Хотя, почему «младшей»? Я еще вполне могу… тем более что мне очередную молодую жену сватают… Впрочем, — это сейчас не важно.

Про Лга’нхи даже и говорить не хочу, — этот, с годами, кажется становится только крепче и выносливее. И даже в нашем племени, где собрались отнюдь не самые хилые и убогие доходяги, — по прежнему слывет самым крутым воякой, что регулярно и доказывает на разных сборах-«чемпионатах» всем, кто осмеливается бросить ему вызов.

…Ну а мне вызовов, давно уже никто не бросает. — Знают, — бесполезно, я такую тяжесть не подниму…

Шутка конечно. — Шаманы вообще редко соревнуются друг с другом. Это воякам обязательно надо проверять друг дружку на вшивость, а у шаманов и без того дел хватает.

Просто в качестве «доли правды» которая обязана быть в каждой шутке, — мой авторитет столь высок, что давненько никому и в голову не приходит усомниться в словах или предсказаниях Великого Шамана Дебила.

Признаюсь, я даже немного от этого забронзовел, так что приходится время от времени тыкать себя носом в собственные лужицы, и мысленно напоминать, что в действительности означает слово «Дебил».

…И наверное тем страннее, что две столь выдающиеся личности, только спустя столько лет, впервые осмелились заговорить о событиях произошедших на том далеком южном берегу нашего моря.

А тогда, все было так…

…Вот хрен его поймешь, КАК все тогда было… — В принципе, окружающие меня сейчас люди намного проще и утилитарнее относятся к чудесам и прочей мистике. — Чудеса тут дело обычное.

«Сварил» в тигле кучку камней, и появился металл. — Чудо? — И еще какое!

Бросил дротик и попал в оленя… — Тоже чудо.

Отправился в море, за самый горизонт, и вернулся. — Чудо из чудес.

Вышел в грозу биться со злобными духами, отразил все удары молний и грома. — В селении никого не убило, — необходимое бытовое чудо.

Выпил грибного компота, и давно умершие дедушки пришли навестить тебя и дать полезные советы. — Самое обыкновенное, и даже архибанальнейшее чудо.

Чудо оно везде, — в каждой травинке и под каждым камнем. Каждый эпизод жизни нанизан на чудо, словно бусинка на нитку. Ибо жизнь и есть главное чудо, — столь привычное и столь необъяснимое.

Но Амулет…

Амулет, был словно взрывом атомной бомбы, во время праздничного фейерверка. Только выжигал он не столько материю, сколько чувства и эмоции.

Даже от той точки, где тогда находился я… и в плане психического состояния, и в плане местоположения, — исчезновение Вождя Эгииноасиика смотрелось жутко. А как это виделось со стороны… — Бесстрашный Лга’нхи, осмелился заговорить об этом только спустя много лет. Но даже у куда более продвинутого меня, не хватает слов описать что я тогда видел, а главное, — чувствовал. А уж чего говорить про Лга’нхи?

…Так что судить можно наверное лишь по результатам происшествия. — А главный результат, — когда я спрятал Амулет в ящик, — аиотееки стояли на коленях.

…Угу. — Те самые, — гордые и никогда не сгибающие спин даже в присутствии своих главных Вождей, аиотееки-оуоо, стояли на коленях.

Нет, не передо мной. И не из страха. — Скорее это был своеобразный религиозный экстаз. …А может, их просто ноги не держали, — мои-то точно, тогда едва не подгибались от странной усталости и какой-то душевное опустошенности. — Тоже хотелось сесть, а лучше лечь, и лежать, глядя в бесконечное небо, без единой мысли в голове и шевелений чувств в душе.

Потом аиотееки встали, сели на своих верблюдов, и уехали. Молча.

А мы, так же, без лишних слов начали выносить трупы с верфи, выгонять в чисто поле верблюдов, и готовить корабль к отплытию.

Потом обычная суета и нервотрепка длительного морского перехода. В этой деревеньке нам действительно хорошо переделали «Морского Гуся», — хотя и шли мы напрямую, через участок моря, который по моим расчетам должен был быть куда шире чем лежащий дальше на запад, — плаванье продолжалось всего двадцать один день. Зато и вышли мы к знакомым берегам Ирокезии, избежав необходимости долго плыть вдоль побережья.

…И за все время плавания, мы не словом не обмолвились о том что произошло на верфи.

Почему? — Сам не знаю. Просто не хотелось об этом говорить. — Когда ты сталкиваешься с чем-то по настоящему необъятным для понимания, — проще сделать вид что ничего особенного не произошло, и сосредоточиться на выполнении мелких дел и задач. …Так проще сохранить свой разум.

…Ну а после нашего прибытия в родные края, да еще и с целой кучей невероятных побед, свершений, и новых баллад о наших подвигах, мы закатили пирушку соответствующую моменту.

Ведь и правда было что отметить, — и море пересекли, причем дважды. И очередные невероятные победы одержали, взяв неплохую добычу. И пресловутый Амулет захватили. В чем каждый мог убедиться зайдя в мос’ковский Храм, и поглядев на чудной ящик, задвинутый шаманом Дебилом в самый дальний угол.

Я конечно малость опасался. — Но требований предъявить его «чудесность» так и не последовало. …Полагаю наши вояки и моряки не стали таиться от ближайшей родни, и кой чего про ящик этот рассказали… возможно шепотом.

Ну а дальше… — Мои соплеменники секретов таить даже от врагов не умеют, а уж от своих, — не считают нужным.

…Я ведь и сам Это отчасти чувствовал… Когда воспринимал те чувства что и прорывающийся сквозь пелену защиты Вождь Эгииноасиик. Не знаю как Амулет это делает… но ощущения малоприятные.

Так что думаю, после того как наши вояки рассказали родне про Амулет, и что эта штука может натворить, мои соплеменники куда больше желали чтобы их Шаман Дебил, никогда не открывал крышку жуткого ящика, чем жаждали фокусов, чудес и прочих фейерверков.

…А может и знаю. …В смысле, — как работает Амулет. …В смысле — догадываюсь. Хотя, — куда мне? — Скорее воображаю, будто догадываюсь. — Но мстится мне, что эта хрень улавливает и ретранслирует, усилив в десятки раз, те эмоции, которые испытывает человек, находясь перед этой Загадкой.

Древний человек настолько же храбр, насколько и осторожен. Жизнь в окружении постоянных опасностей приучает его с огромным недоверием и опаской относиться ко всему непонятному и загадочному. И схлопотав этот, усиленный в десятки раз, посыл обратно, — он опасается подойти к непонятной вещи. — Что называется, — «Защита от дурака, высшего уровня». — Полезное свойство для «полевой модели» межпространственного трансклюкатора, или чем эта гадость является.

Но зачастую, к этому страху подмешивается и любопытство. Настолько сильное любопытство, что пересиливает страх.

Не знаю, — заложена ли изначально подобная функция создателями Амулета… И вообще, не знаю какие там эмоции обычно испытывают они сами. И люди ли они вообще. — Но наше человеческое любопытство страшная штука.

Думаю именно оно и спустило нас с веток деревьев, раскидало по всей земле, заставило познавать мир, и в конечном итоге пересадило на стульчаки теплых ватерклозетов и перед экранами компьютеров. …Попутно выведя в космос, поскольку земной шар стал слишком крохотным для наших амбиций и желания узнавать новое.

…А вот я, кажется излишним любопытством не страдаю. …Это я к тому, что в отличие от жрецов пятой ступени, Учителя, или Эгииноасиика, — на Амулет не подсел.

Почему я его не боюсь настолько что могу находиться рядом с ним? — Не знаю. — Может мои мозги человека 21 века работают чуточку по иному. А может сказывается наше давнее с ним знакомство. (Ведь как-то же я попал сюда). — Но так или иначе, — фанатом-маньяком я не стал.

Иногда у меня возникает желание исследовать эту штуку, понять «где у нее кнопка», и попробовать приспособить к чему-нибудь полезному.

Но я человек выросший с внедренными в сознание истинами, что «Спички детям не игрушка» и «Не влезай, — убьет!». Так что не желая уподобиться анекдотичной обезьяне с атомной бомбой, предпочитаю держаться от этой штуки подальше.

…Моя бы воля, — я бы вообще от нее избавился. — Этот мир еще достаточно юн, чтобы играть в такие опасные игрушки. Иногда мне кажется что этот Амулет, подобен лимонке, подкинутой в кучу игрушек для группы детского сада. — Одно неловкое движение слишком любопытного младенца и…

Впрочем, — боюсь что мои желания и воля, тут значения никакого не имеют. — Как я смог понять, (или убедил сам себя в этом), — Амулет вроде как подпитывается человеческими эмоциями. Они ему нужны для нормального функционирования.

Так что пока он является предметом религиозного культа, — все более-менее нормально. А вот если его к примеру утопить в море, или зарыть в землю, (бить кувалдой по нему я точно не собираюсь), — эта сволочь как-нибудь да извернется, что-то такое сделает, чтобы вернуться к людям. И мне очень не хочется знать, каким именно путем, она этого добьется.

Так что, — пока приходится быть при нем хранителем и одним из доноров эмоций. …Эуотоосик второй. Осакат — третья. — Пока только у нас хватает сил и желания находиться рядом с этой внемировой фигней. …Хотя подойти вплотную, получается только у меня, — эти двое, предпочитают держаться подальше, — шагах так пятнадцати-двадцати.

Иногда еще приходят шаманы, подчас даже очень из далекий мест, чтобы попробовать себя в единоборстве с магией Амулета. И я без особых проблем открываю им ящик, чтобы они могли почувствовать что это за дрянь такая. Кое-кто, умудряется находиться радом с ним шагах в сорока, а потом, возвращаясь назад, разносит слухи, что торкает от Амулета, почище всякого нарко-компота.

Как и положено «правильным» дикарям, — мы приносим Амулету кровавые жертвы, пляшем вокруг него нарко-танцы стуча в бубны и колотушки, и поем былины.

Ему вероятно этих эмоций пока хватает, так что он ведет себя смирно. И я надеюсь, что так оно и будет впредь.

Впрочем, — жизнь моя отнюдь не завязана вокруг одного только Амулета. — Хотя, чего там греха таить, — обладание этой штукой, весьма способствовало усилению Авторитета народа Ирокезов.

Мы и раньше слыли не совсем понятными существами с весьма необычными связями в потустороннем мире. А уж теперь, вообще перешли в полусказочные персонажи. По крайней мере, именно так нас воспринимают соседи. И чем дальше от нас живет сосед, — тем большим количеством небылиц обрастают рассказы про странных ирокезов, пока дойдут до его ушей.

…Помогает ли нам это в обычной жизни? — Сложно сказать. — Иногда да, иногда нет. Мало кто теперь, даже аиотееки на западе, осмелится напасть на воинов, чьи головы украшают гребни из волос. Но и чтобы добиться нормального взаимопонимания при торговле или дипломатии, — приходится прилагать куда больше усилий.

Что еще изменилось с появлением Амулета? Стали ли мы жить намного Щастливее, с большой буквы «Ща»? — Да наверное нет. — Забот, проблем и напастей, на наш век и с ним и без него, хватает с избытком.

Особенно мне, все еще не оставившему идею, за оставшийся мне отрезок жизни, продвинуть развитие этого мира, как можно дальше. — Пахать и вкалывать, приходится много, так что подчас на сон и еду времени почти и не остается.

Основное внимание конечно уделяю Университету, и подготовке Голосов Закона. Но и без того, — сидеть на месте не приходится, — так что обычно за год, успеваю оббежать всю Ирокезию, начиная от поглощенной нами, в результате дружественной интервенции Олидики, и до западных болот.

Еще шесть раз плавал за море. — Чисто для моральной поддержки экипажа. И чтобы выпускники «штурманско-шаманской академии» могли совершить свои первые плавания под контролем старшего наставника.

На той стороне продолжается смута и неурядица. Некогда придерживающиеся политики единства, аиотееки окончательно разбились на кучку мелких родов и кланов, и вовсю режутся друг с другом.

Насколько это наша «заслуга»? — Сказать сложно. — Как я помню из истории своего мира, — подобные кочевые Империи особым долгожительством не отличались, и быстро разваливались едва исчезала объединяющая всех Цель, либо умирал Вождь, державший в повиновении отдельные группы.

Но натиск с той стороны на наш континент прекратился, так что пока мы живем относительно спокойно.

…Научились делать железо. …Не сами. — Вывезли специалистов из-за моря. Как и корабелов, моряков, и многих других, владеющих разными полезными ремеслами специалистов.

Даже из Храма кой-кого вывезли. Ну, тех кто успел вовремя смыться оттуда во время Большого Разграбления. В результате чего ряды бот’аников резко расширились, и появилась странная теория что Икаоитииоо неугодна двенадцатеричная система, и именно за ее использование он и покарал жрецов Старого Храма.

Причем клянусь, — я к этому бреду, не имею ни малейшего отношения. И даже отчасти борюсь с ней, когда кое-кому приходит в голову подгонять устоявшиеся обычаи под стандартный канон. — Заменять очень практичные отряды-оикия, на десятки, я не вижу не малейшего смысла.

А в остальном, — живем обычной жизнь древнего человека. — Пашем землю, пасем скот, охотимся и ловим рыбу, копаем руду и плавим металлы. Немного торгуем. Немного деремся.

Хотя с ближними соседями из горских царств, поддерживаем очень хорошие отношения. Благо Завгур, хотя правая рука у него практически и не действует, — после смерти Леокая, с нашей поддержкой сместил его сына с трона, и сам занял это место.

Царь из него получился очень даже неплохой, так что нареканий у народных масс нету. А «элита» против силы бородокосичников и ирокезов, не пляшет.

И поскольку его, Мокосая и Лга’нхи, (ну и меня тоже), объединяют фактически родственные, а главное — дружеские отношения. — Великий Союз продолжает существовать, даже после исчезновения угрозы аиотеекской экспансии.

Впрочем, все это политика, о которой рассказывать нет ни малейшего смысла. Ибо сегодня она одна, а завтра — другая.

Главное — живем, а это и есть величайшее чудо, на которое, как на нитку нанизан каждый миг, каждый вздох, каждый шаг нашей жизни.

Конец

14.04.2013

Егор Чекрыгин Странный приятель

Часть первая

Глава 1

«…и нет более достойного поприща для дворянина, нежели стать офицером Королевской армии. Ибо королевский офицер есть не токмо образчик бесстрашия, доблести и самопожертвования, но и эталон изысканного воспитания, благонравия и учености.

Он тот, кто не токмо ведет своих солдат в бой за отечество, но и являет собой достойный пример благопристойности всем иным подданным короля, возвышаясь над ними в силу своего служения высокой цели».

В наступивших сумерках выцветшие от времени буквы сливались с пожелтевшей бумагой, отчего дальнейшее чтение становилось затруднительным.

Можно было бы зажечь свечу. Но, во-первых, даже дешевая сальная свеча, воняющая прогорклым жиром и постреливающая время от времени искрами, тоже стоила денег. А во-вторых, все, что написано дальше, Ренки знал наизусть, ибо читал этот текст уже, наверное, несколько сотен раз и мог бы, пожалуй, воспроизвести по памяти, даже если бы его разбудили прямо посреди ночи.

Впрочем, ему просто нравилось именно читать старые, еще отцовские «Наставления для слушателя его королевского величества Офицерского училища, сочиненные и записанные генералом оу Ликотом». Ибо впервые в эту книгу он заглянул, еще сидя на отцовских коленях, только начиная потихоньку разбирать архаичного вида буквицы… Так что, перечитывая раз за разом не слишком-то толстое собрание нравоучений и полезных советов, которые перемежались с уставами и картинками, изображающими экзерциции с мушкетом и фигуры строя, он словно бы возвращался в то далекое время, когда отец еще был жив, а всех забот у юного Ренки было — не попасться на очередной проказе и не схлопотать дюжину-другую розог. Отец был добрым человеком, но придерживался весьма жестких взглядов на воспитание молодого поколения.

Он умер полгода назад, как раз через месяц после того, как Ренки справил свое пятнадцатилетие. Сердце не выдержало внезапной вспышки давней возвратной лихорадки.

И все, что старый служака смог оставить своему входящему в юношеский возраст сыну, — небольшой, почти не приносящий дохода надел земли, отданный в аренду добрым людям, и скрипящий сырой дом с протекающей крышей. Да еще свою старую шпагу и стойкое убеждение пойти по стопам предков, которые жизнь свою посвятили королевской службе.

Вот только одна беда — денег, чтобы купить даже самый низший офицерский чин, у юного Ренки не набралось бы, даже продай он все, что имеет, включая одежду. Так что самый короткий путь к заветному погону для него был закрыт. Тем более полную экипировку, включая мундир, коня и оружие, также пришлось бы покупать на свои деньги.

Зато — Ренки узнавал — после продажи надела и дома набиралась вполне подходящая сумма, чтобы, не шикуя и экономя каждый грошик, доехать до столицы и поступить в его королевского величества Офицерское училище.

И пусть, по слухам, кадетом становится только каждый двадцатый претендент. Ренки в себе не сомневался — ведь его начали готовить к поступлению туда, кажется, еще раньше, чем он научился ходить и разговаривать.

Увы, больших денег старый вояка за почти сорок лет безупречной службы и полученные за это время шесть ранений так и не выслужил, так что училище было для давным-давно обедневшей семьи оу Дарээка единственным выходом.

И дело не только во владении шпагой или стрельбе из мушкета или пистолетов. Главное, отец заложил в сына весьма достойную теоретическую базу, так что по части знаний, необходимых настоящему офицеру, Ренки (он сам был в этом уверен) намного превосходил всех своих сверстников.

— Ренки… — послышался голос за окном, и юный мечтатель вздрогнул, поняв, что прошляпил и скрип открывающейся калитки, и шуршание гравия под ногами внезапного посетителя. — Ренки, — вновь окликнул его знакомый голос. Докст — старый приятель и соучастник множества детских проделок, не утруждая себя возней с дверью, запрыгнул в окно и устроился на подоконнике, болтая ногами. — Все за книгами сидишь? А ведь сегодня День коронации! В деревне будут танцы, невежливо не почтить короля и проигнорировать такое событие!

— Гм… — задумался будущий офицер.

С одной стороны, даже простенькие деревенские танцы для него означали определенные траты, ибо нужно будет заплатить несколько монет музыкантам, купить в буфете хотя бы графинчик вина и подобающие закуски… Опять же наверняка придется угостить приятелей и нескольких девиц. Конечно, это не то чтобы серьезно подорвет его бюджет, однако сейчас он берег каждый грошик, ведь деньги так понадобятся ему в ближайшее время…

Нет, конечно, можно было бы прийти, покружить в танце нескольких ровесниц. Или хотя бы просто постоять в сторонке, любуясь на их свежие лица и наливающиеся женской красотой тела. Ведь большинство деревенских парней именно так и поступят, но на то они и обычные простолюдины. Он же после смерти отца унаследовал титул и родовые привилегии. А оу Ренки Дарээка не подобает принимать участие в чем-либо, если он не может за это заплатить. Это было бы уроном его чести и чести всех его предков.

Но с другой стороны, там наверняка будет Лирина. А если он и впрямь собирается через две недели отбыть в столицу, то, возможно, второй шанс вновь увидеть ее выпадет ему только через много-много лет.

— Ты слышал, — продолжал искушать Докст, — к господину Аэдоосу приехал старший брат. Офицер, герой, ветеран Зарданской кампании! Говорят, он участвовал в битвах под Растдером и Туонси.

Последний довод окончательно сломил и без того слабое сопротивление Ренки.

Ифий Аэдоосу, ветеран Зарданской кампании, был сегодня, мягко говоря, не в духе. Лживая продажная девка-удача, похоже, не просто отвернулась от него, но еще и умудрилась попутно утащить кошелек и заразить дурной болезнью. Только так можно было объяснить хроническое невезение, преследовавшее Ифия уже целых полгода.

И это его, ветерана Зарданской кампании! Того, кто под Растдером, не моргнув глазом и ни разу не поклонившись пулям, стоял на редутах до тех пор, пока вражеское ядро не разорвало в клочья последнего солдата его роты… Кто под Туонси, подхватив знамя полка, повел за собой в штыковую атаку последние остатки славного Двенадцатого Гренадерского и все-таки смог взять тот проклятый холм… И не его вина, что бездарные желтомундирники Девятнадцатого Королевского, испугавшись запачкать свою щегольскую форму и разодрать кружева манжет, сдали назад… Знамя его полка было на той высоте, и даже последний прощелыга-писарь генеральской ставки не посмел бы утверждать иного…

И вот, после всего этого… После двух лет то глотания пыли на дикой жаре, то бесконечной грязи, смешанной со снегом и кровью, после сгнивших зубов и приступов кровавого поноса, начавшегося из-за дерьмовой воды Зарданского плоскогорья, после вражеского штыка, разодравшего ему щеку и едва не лишившего глаза, после простреленного плеча и сабельного удара по бедру его обходит какой-то юнец. Сопляк, ни разу не нюхавший пороху и не глядевший в дуло направленного на него мушкета, зато способный похвастаться полными денег сундуками своей родни да громкой приставкой «оу» перед именем.

А следом — серия мелких неудач: украденный после ночи в трактире кошель, взбучка от начальства за «неподобающий вид», две дуэли с желтомундирниками, не принесшие ничего, кроме проблем и, наконец, вынужденная отставка.

И это тогда, когда его славный Двенадцатый Гренадерский снова отправляют на войну, где есть все шансы наконец-то добиться давно заслуженного продвижения по службе… Потому как чертов братик отказывается дать деньги на очередной чин, аргументируя это спадом в делах и тем, что непутевый братец Ифий и так потратил свою долю отцовского наследства на покупку себе «благородного» звания и кучи ненужного барахла к нему…

А может быть, он и прав? Сказки о славном и прибыльном офицерском пути так и оказались сказками. Потому как большую часть службы пришлось прозябать по далеким гарнизонам без всякой надежды на повышение, да еще и терпя брезгливые взгляды благородных оу, которые те бросали на сына владельца скобяной лавки, посмевшего затесаться в их ряды. Вечно сидеть в долгах из-за нерегулярно выплачиваемого жалованья и тратить те немногие крохи, что удалось умыкнуть от сумм на солдатское содержание, на кислое вино и уродливых шлюх.

Едва же начались боевые действия и забрезжила хоть какая-то надежда заслужить новый чин, его под благовидным предлогом выперли из полка всего лишь за то, что очередной жутко богатый и благородный оу не умел пользоваться своей шпагой и не смог переварить стальной клинок, когда тот проткнул ему брюхо…

Нет, выперли его, конечно, не из-за дуэли, ибо офицеру дозволено отстаивать свою честь в благородном поединке. Но у командира роты всегда легко найти кучу огрехов, которые, если, конечно, хорошенько постараться, можно раздуть в серьезное дело. Ифий Аэдоосу это прекрасно знал и не стал доводить дело до Армейского суда, когда ему тонко намекнули на нежелательность его дальнейшего пребывания в славных рядах Двенадцатого Гренадерского, чье знамя под Туонси он воткнул на вершине того проклятого холма, навечно провонявшего пороховой гарью и залитого кровью сотен солдат, оставивших на нем свои никчемные жизни.

А сегодня он еще и умудрился проиграться в кости каким-то деревенским увальням, не отъезжавшим от своих свинарников дальше, чем на десяток верст…

Эта проклятая девка точно заразила его дурной болезнью, имя которой — невезение.

— Так ты все же решил поехать? — уточнил Докст вот уже, наверное, в стотысячный раз за последнюю пару месяцев.

— Угу, — привычно уже промычал Ренки, думая о чем-то своем.

— А если не поступишь, а денежки-то уже — тю-тю?

— А что мне делать здесь? — Внезапно очнувшийся от своих мыслей Ренки почему-то решил сейчас быть откровенным и вместо высоких слов о долге и служении привести понятные старому приятелю доводы. — Ты ведь не хуже меня знаешь, что я фактически нищий.

— Ну-у-у… — протянул Докст, который, несмотря на юный возраст, был человеком крайне практичным и весьма твердо стоящим на земле, в смысле не витал в облаках. — Ты бы мог занять какую-нибудь должность в управе. Или жениться!

— Ага, и до сорока лет переписывать бумажки да лебезить перед старыми ленивыми чинушами, ибо без средств и связей надеяться на что-то большее не приходится. А насчет жениться… Это означало бы продать титул и честь своего рода за миску овощей и кусок мяса на каждый день. И все равно пришлось бы постоянно лебезить перед тестем, выпрашивая у него средства на проживание, а еще зависеть от собственной жены и пресмыкаться перед ней. Я так не хочу.

— Можно подумать, окончив это свое училище, ты сразу станешь генералом и тебе не придется выслуживаться перед разными офицеришками званием пониже… — привел Докст весьма разумный довод.

— Там — это другое! — убежденно ответил Ренки. — В армии тебя ценят по твоим способностям, а не по тому, насколько низко ты можешь прогнуть свою спину. Тем более сейчас идет война! После того как мы показали орегаарцам на Зарданском плоскогорье, кто есть кто, за них опять вступились торгаши-кредонцы… А значит, война будет долгой. Предстоит много походов, битв и сражений. Отец говорил, что только на войне выпускник училища может быстро продвинуться по службе.

— А еще схлопотать штыком в брюхо, — осторожно, опасаясь обидеть друга, добавил Докст. — Или, того хуже, остаться никому не нужным калекой, просящим подаяние на Большом королевском мосту.

— Успокойся, — рассмеялся на это Ренки и добавил с беспечностью, столь свойственной всем юным мечтателям: — Со мной этого точно никогда не случится! Однако слышишь музыку? Танцы начались! Так что оставим печальные разговоры и поспешим на площадь, где множество прекрасных дев скучают без своих кавалеров.

Увы, но красотка Лирина, как это ни странно, на танцах отсутствовала. Впрочем, Ренки еще не терял надежды и старался не расстраиваться. Благо тут хватало закадычных подружек первой красавицы деревни, и они куда меньше задирали свои носики и не строили из себя принцесс. В конце концов, пусть Ренки и являлся фактически нищим, парень он был не из последних, и благодаря не только своем титулу, но и высокому росту, поджарой, мускулистой фигуре умелого фехтовальщика, золотистой шевелюре и вполне приятному для женских глаз лицу. О том, что иные девицы отказывают иным кавалерам, не соглашаясь на танец, он, конечно, слышал, но сам обзавестись подобным опытом еще не успел.

Время пролетело быстро. Мягкие сумерки уже сгустились до беспросветной темени, и музыканты деревенского оркестра начали сбиваться с ритма и нещадно фальшивить.

— Разрешите засвидетельствовать вам свое почтение, сударь, и выразить свою благодарность за доблестную службу королю, — обратился Ренки к высокому крепкому мужчине с суровым, жестким лицом, на котором даже длинный уродливый шрам, пересекающий щеку, казался лишь атрибутом и дополнением к зеленому мундиру Двенадцатого Гренадерского полка. — Позвольте представиться — оу Ренки Дарээка, и смею надеяться, также будущий офицер. Не позволите ли угостить вас вином?

— Что ж, «будущий офицер», если «доблестная служба королю» чему-нибудь меня и научила, так это никогда не отказываться от дармовой выпивки. Наливай!

Ренки немного покоробили подобные выражения, произнесенные «эталоном изысканного воспитания и благонравия», однако он отнес их на счет присущей всякому герою раскованной и грубоватой мужественности и с радостью заказал графинчик лучшего вина, которое только можно было найти в трактире.

— Сударь, — продолжил он, наполнив вином обе кружки, — не будет ли с моей стороны излишней наглостью попросить вас поведать мне о тяготах службы королю и о тех битвах, в которых вы имели честь сразиться во имя отечества нашего?

— Ох и имел же я эту честь! — хмуро пробормотал Ифий Аэдоосу, подумав: «Очередной сопляк, мечтающий о подвигах и славе, купленных на родительские денежки». — Но ты, парень, не бойся. Там этой чести еще много осталось, хватит и на твой век!

— Смею надеяться, что это так и есть… — вежливо ответил Ренки, хотя в его голове вдруг и пробежала подлая мыслишка, что перед ним никакой вовсе не офицер, а обычный мужлан, напяливший на себя чужую форму. — Однако, возможно, вы расскажете мне о том, что показалось вам самым трудным на поприще служения королю. Хочу быть готовым к преодолению любых препятствий.

— Самое трудное… — проговорил Ифий, для которого этот графинчик вина был уже шестой по счету. Он оглядел собрание деревенщин, столпившихся вокруг его столика, чтобы послушать байки про войну да про королевскую службу. И, зло ухмыльнувшись, сказал чистую правду: — Самое трудное, парень, полагаю, был непрекращающийся понос! Ага, именно понос! День за днем, неделю за неделей только и делаешь, что бегаешь до отхожего места… Мы, клянусь душой, даже амуницию тогда толком не застегивали, потому как пока расстегнешь все эти пряжки да застежки, рискуешь остаться с полными штанами. — Ифий с удовольствием поглядел, как сопливого мальчишку передернуло от этаких живописных подробностей, и продолжил: — Так что, мой совет тебе, парень: хочешь стать офицером, заранее запасись подходящей пробкой, дабы держать свои подштанники в чистоте.

Вокруг заржали деревенские, причем смеялись они явно над Ренки, позволившим сделать себя объектом столь низких и непотребных шуточек. Теперь можно было даже и не сомневаться, что в ближайшие годы вспоминать о нем будут исключительно как о «Ренки с пробкой в заднице» или придумают нечто подобное.

— Сударь, — окаменев лицом, заметил Ренки, — вы забываетесь. Уж не знаю, каких нравов придерживались люди, среди которых вы имели честь вращаться последнее время, однако я не позволю вам разговаривать со мной в столь дерзостном тоне. Извинитесь немедленно!

— А иначе что?

— Иначе, сударь, как дворянин, я потребую у вас сатисфакции согласно правилам дуэльного кодекса!

— Брысь, сопляк, — нагло и глумливо глядя на красного от смущения и ярости щенка, чья неприкрытая обида словно искупала все его личные беды и неприятности последнего времени, расхохотался Ифий. — Чтобы я, ветеран битв под Растдером и Туонси, скрестил свою шпагу с каким-то молокососом? Убирайся-ка к своей мамочке и вели ей помолиться за мое здоровье, ибо я оставил жизнь ее бестолковому отпрыску!

И, сказав все это, отставной офицер положил свою ладонь на лицо Ренки и толкнул его на землю.

Девка-удача и впрямь была неблагосклонна к Ифию Аэдоосу в этот день. Однако обошла она своим вниманием и бедолагу Ренки…

Возможно, если бы, свалившись на землю, тот не увидал наконец красотку Лирину, с интересом наблюдавшую за всей этой сценой, ему бы еще и удалось сдержать свой гнев. В конце концов, к завершению этого разговора симпатия всех зрителей была явно на стороне мальчишки, которого без всякого на то повода начал оскорблять какой-то пришлый мужлан. Да и к тому же дуэль не единственный способ отстоять честь дворянина. Подай наутро Ренки заявление в суд — и Ифию, даже несмотря на все его заслуги и мундир, точно бы не поздоровилось. А уж жизни в этой деревне ему бы точно больше не дали — деревенская община не приемлет подобных хамов и скандалистов, пусть они будут хоть трижды отставными офицерами и ветеранами. Но вот изменчивая девка-удача решила по-своему, пожелав зачем-то жестоко наказать и так не слишком избалованного ее вниманием мальчишку.

Молодые ноги мгновенно взметнули тело вверх, а кинжал словно бы сам собой вылетел из ножен, и опытная рука фехтовальщика, впервые взявшегося за учебную рапиру в четыре года, нанесла хирургически точный укол прямо в горло.

Так и окончил свою жизнь ветеран Зарданской кампании, участник битв под Растдером и Туонси Ифий Аэдоосу, который продолжал глумливо хохотать до тех пор, пока не начал захлебываться собственной кровью.

Глава 2

— Шире шаг, грязные каторжные твари, если вместо ужина не хотите отведать плетей. Если мы не доберемся до лагеря раньше, чем солнце коснется края степи, спать ляжете голодными!

Итак, мечта оу Ренки Дарээка сбылась. Сбылась так, как сбываются все мечты тех, над кем боги решили всласть посмеяться. Он наконец попал в Королевскую армию и служит его величеству. Вот только не в чине офицера, сидя на белоснежном коне в красивом мундире и со шпагой на боку, а в роли солдата каторжной команды. Голодный, оборванный, избитый и отупевший от всех обрушившихся на него несчастий.

Нет, Королевский суд был по-своему милостив к нему. Ведь могли бы и повесить в назидание другим. Или отправить на рудники, что в Редаарских горах, где каторжане, как говорит молва, живут не дольше двух лет. Но его отправили в армию. На десять лет или до того времени, пока беспримерным подвигом не заслужит высокого королевского помилования.

Хотя тот же самый суд мог бы обойтись и куда менее строгим наказанием. В конце концов, десятки свидетелей твердили, что убитый сам, первый напал на убийцу и, дерзко возложив руку ему на лицо, толкнул на землю. И пусть у него не было оружия. Взрослый ветеран против мальчишки — это не самый честный расклад. А учитывая, что перед этим убитый еще и оскорбил подсудимого и даже посмел отказаться от вызова на дуэль по всем правилам… Да, демоны побери, Ренки бы мог отделаться парой лет заключения и приличным штрафом в казну. Ведь даже брат убитого просил быть милостивым к юноше. А деревенская община предлагала взять на поруки круглого сироту.

Вот только у королевского судьи был собственный сын, примерно того же возраста, не вылезающий из трактиров, нарывающийся на драки, вечно приносящий отцу множество неприятностей и позорящий род. И если бы не его мамаша, боготворящая собственное дитятко, уважаемый судья давно бы применил к отпрыску самые суровые меры. Но…

Но вместо этого он решил отыграться на бедолаге Ренки, чтобы его пример стал уроком для всех возомнивших о себе невесть что сопляков, не способных ценить ни собственные, ни чужие жизни.

Удача — девка не только ветреная, но и абсолютно безжалостная. И уж коли решила она кого-то покарать, то ее жестокость не знает границ.

Угроза остаться без ужина может сотворить настоящие чудеса с теми, кто последние три месяца перебивался лишь жиденькой похлебкой да малым куском хлеба.

Ноги, кажется еле волочащиеся по дорожной пыли, сразу задвигались быстрее. Солнце еще достаточно убедительно висело над землей, когда показались границы лагеря.

— Ну и что за падаль ты привел мне, лейтенант? — с отвращением глядя на присланное пополнение, заметил полковник оу Дезгоот. — Я, конечно, понимаю, что ты сдаешь их по головам, а не по весу. Но какие-то приличия соблюдать-то надо!

— Заверяю вас, полковник, — даже не стараясь быть убедительным, ответил на это вышеуказанный офицер. — Именно таких я и получил месяц назад в порту Лиригиса. Это все чертовы моряки! Кормили их раз в неделю. А у меня они даже немножечко потолстели.

— И много ли сдохло по пути?

— Не более десятка, — приврал лейтенант. — И то исключительно по собственной вине и глупости. Зато — и вы еще будете мне за это благодарны — я научил их смирению!

Во время пребывания в городской тюрьме Ренки очень страдал. Вернее, думал, что страдает. Потому что мягкий тюфяк, набитый свежим сеном, и обеды от дядюшки Тааю еще долгие годы потом снились ему в сладких снах.

Дядюшка Тааю, владелец того самого трактира, где произошло убийство, не только искренне сочувствовал попавшему в неприятности мальчишке, но и столь же искренне был ему благодарен. Ведь отныне его заведение обзавелось собственной историей, которую можно годы напролет рассказывать посетителям, демонстрируя столик, «за котором они сидели», и «то самое место, куда он упал, обливаясь кровью». Так что на вкусные и обильные обеды он не скупился.

Но Ренки искренне страдал, потому что дни, пока шло это нелепое следствие и дурацкий суд, бежали один за другим, а с ними столь же стремительно истекало время подачи прошений на допуск к экзаменам в его королевского величества Офицерское училище.

Да и сам факт, что потомок благородной семьи оу Ренки Дарээка подвергается аресту подобно какому-то преступнику, был в высшей степени оскорбителен. Хорошо еще, что он и так собирался покинуть родной городишко, и все об этом знали. Иначе бы Ренки не смел смотреть в глаза горожанам, да и его поспешный отъезд мог бы быть воспринят ими как постыдное бегство.

Приговор он выслушал с недоумением. Это просто нелепость какая-то. Даже брат убитого сказал речь в защиту убийцы. Все свидетели твердили одно и то же. Ведь он лишь отстаивал свою дворянскую честь, ибо проявление слабости или нерешительности в такой момент легло бы грязным пятном на репутацию всего благородного сословия. И как это королевский судья не может понять такой простой истины и вместо немедленного оправдания Ренки начинает говорить какие-то немыслимые и нелепейшие слова? А ведь он, Ренки, еще собирался испросить у него какой-нибудь документ, объясняющий приемной комиссии столь досадную задержку.

Собственная невиновность была столь очевидна для Ренки, что даже слова адвоката о подаче какой-то там апелляции на высочайшее имя казались ему нелепым фарсом. Какая, к демонам, апелляция?! Его просто должны были отпустить. Сейчас! Немедленно! Ибо этот дурной сон явно слишком затянулся.

Но его не опустили. И несколько следующих дней он провел как в тумане.

Туман этот упал на сознание Ренки, когда холодное и ржавое железо кандалов коснулось его кожи. Он жил как в бреду. Выполнял какие-то команды, куда-то шел в толпе таких же звенящих кандалами и оглушенных ударами судьбы спутников. Ел что дают. Или отдавал свою еду кому-то другому, когда его об этом просили. Спал, когда появлялась такая возможность, и просыпался от начинающегося по утрам шевеления других каторжан.

Туман исчез, сменившись вонючим сумраком корабельного трюма. Исчез внезапно, и взору Ренки предстала какая-то мерзкая рожа, дерзко тянущая из его рук миску с отвратительно пахнущей похлебкой.

— Ты чё, пацан, — слегка удивилась рожа тому, что обычно безропотный клиент вдруг потянул миску на себя. — Совсем, что ли?

— Пшел вон, быдло, — посмотрев в глаза наглеца взглядом бывалого фехтовальщика, ответил Ренки, даже не думая о последствиях.

— Не… в натуре… — все еще не веря в происходящее, пробормотала рожа.

Тут надо сказать, что Ренки хоть в чем-то, хоть немного, но повезло. По закону заменить каторгу армией могли только осужденному, впервые попавшемуся в лапы правосудия. Да и само преступление не должно было быть совсем уж тяжким, поэтому каторжная команда, в которую попал бедолага, состояла в основном из бродяг, проворовавшихся приказчиков, пьяниц-дебоширов или пойманных на мелких кражах воришек. Было тут и несколько убийц, но, раз Королевский суд счел возможным заменить им виселицу на армию, значит, в их деле имелись смягчающие обстоятельства.

Однако говорят, что если собрать вместе отпрысков благороднейших фамилий и ограничить их в еде, то даже достойнейшие дети, воспитанные в духе истинной благопристойности, вскоре разделятся на банды и более сильные начнут отбирать еду у слабых^[60].

Вот и в каторжной команде, куда попал несчастный Ренки, мгновенно появилась такая банда, сложившаяся из наиболее пронырливых и наглых каторжан, не брезгующая любыми возможностями улучшить условия своего существования за счет не столь энергичных товарищей.

Увы, верзила Гаарз был одним из тех наглецов, который ошибочно принял сумеречное состояние души Ренки за признаки слабости и трусости. Но сумеречное состояние наконец пало, и благородный юноша готов был дать отпор наглым притязаниям пойманного на краже портового грузчика. Только вот у портового грузчика перед Ренки было одно значительное преимущество — он весил, наверное, раза в полтора больше бывшего мечтателя.

Единственное, что удерживало Гаарза от решительных действий, — это жиденькое содержание миски, из-за которой шла борьба. Ибо даже его не слишком далекого ума хватало, чтобы понять, как легко выплеснуть столь драгоценную в этих условиях еду на и без того загаженные доски корабельного трюма.

Наконец сила возобладала над молодостью и энтузиазмом. Дернув чересчур сильно, Гаарз не только вырвал миску из рук нашего героя, но и вылил ее себе на лицо. Получилось крайне неудачно. В банде, которая верховодила в трюме каторжанской посудины, Гаарз и так находился отнюдь не на первых ролях, а тут и вовсе выставил себя посмешищем перед всеми.

Язвительный смех за спиной, сопровождающийся обещаниями вожака лишить самого Гаарза причитающейся ему доли отобранной у других еды, разбудил в его низменной натуре звериную ярость. И он, набросившись на Ренки, начал его душить.

Эх, бедолаге Ренки сейчас бы в руки шпагу ну или хотя бы кинжал… Да сгодился бы даже простой столовый ножик, а то и вовсе щепка. Он был обучен отстаивать свою жизнь, но, лишенный чего-либо хотя бы отдаленно напоминающего клинок, мог только вцепиться в огромные руки Гаарза и скрести по ним изрядно отросшими за время заключения ногтями.

Горло сдавило, как клещами… Казалось, что даже позвоночник сминается под этими кошмарными, словно выкованными из стали пальцами. Перед глазами все плыло, и искра сознания уже почти было совсем померкла. Но тут Ренки уловил некое движение. Жуткое давление на горло пропало, и несчастный смог втянуть в себя первый, казалось бы состоящий сплошь из раскаленных иголок, но такой желанный вдох.

— Э-э-э, какого демона? Ты?! — услышал он словно бы сквозь туман.

— Беелд, пусть твои ребята впредь держатся подальше от парнишки. Ты меня понял?

Сказано это было как-то странно, словно слова произносились не совсем правильно.

— А не многовато ли на себя берешь, парень?

— Короче, я тебе сказал — от парнишки отвалить. Еще раз попробуете наехать, будете иметь дело со мной.

— Ты чё, типа нашел себе подружку? А может, нам вас обоих по кругу пустить?

— Следи за базаром, отрыжка помойная.

— Ах ты!.. Не слишком ли зарываешься? Нас тут одиннадцать, а вас меньше чем полтора: ты да твоя подружка…

— Но прежде чем вы сможете до меня добраться, я убью двух-трех из вас. И еще столько же искалечу. А калекам тут не выжить, значит, они тоже в скором времени станут трупами. Попробуй приказать кому-нибудь из своих пожертвовать жизнью ради твоей прихоти. А я посмотрю и посмеюсь.

Странно, но в этом голосе не было ни капли похвальбы, зато такая уверенность в собственных силах и в правдивости данного предсказания, что даже этот Беелд не посмел ничего возразить.

— Ну… Тогда спи вполглаза… — напоследок посоветовал вожак банды. Однако чувствовалось, что это даже не столько угроза, сколько попытка сохранить остатки своего авторитета.

— Я и так сплю вполглаза. — В голосе неизвестного сквозила усмешка. — Думаю, ты уже успел в этом убедиться.

Судно покачивало на волнах, что-то скрипело, шуршало и хлопало, невыносимо давя на голову. Ренки в изнеможении прислонился спиной к борту. Увы, но, когда пала пелена бесчувствия, вся мерзость его нынешнего окружения предстала перед ним во всей красе.

В трюме нестерпимо воняло давно не мытыми человеческими телами, испражнениями и рвотой. Грязь была везде… Липкие доски пола и бортов… Ржавые и почему-то тоже липкие цепи кандалов на ногах. Липкая вонючая солома, брошенная, словно в хлеву, на пол, собственная одежда, липкая от грязи. Руки, лицо… Казалось, что даже воздух и свет, проникающие откуда-то сверху, мгновенно покрывались липкой мерзостью, едва достигая трюма невольничьего корабля. Это было просто невыносимо.

— Э-э-э, парень… — окликнул его уже знакомый голос. — Ты в порядке?

Лишь только врожденное благородство и воспитание, не позволяющие проигнорировать человека, оказавшего ему столь ценную услугу, заставили Ренки вновь открыть глаза и сесть, выпрямив спину, как это и полагается при разговоре с человеком столь же благородного происхождения.

— Благодарю вас, сударь, — с трудом протискивая слова сквозь все еще пламенеющее болью горло, ответил он своему спасителю. — Благодарю вас за все!

— Ну-ка подними голову, посмотрю, что у тебя с шеей…

— Это лишнее, — горько и обреченно усмехнулся Ренки. — Не имеет смысла.

— А вот тут, парень, ты сильно не прав. — Упрямый голос назойливого собеседника продолжал настойчиво ввинчиваться в мозг Ренки, не позволяя ему снова уплыть в спасительное небытие. — Надо жить!

— К чему?! — внезапно даже для самого себя рявкнул несчастный парнишка, почувствовав нестерпимую злобу по отношению к своему спасителю. — Ради чего? Разве это жизнь?

— Пока живешь, есть надежда! — убежденно сказал чужак. Настолько убежденно, что Ренки почти ему поверил.

— Надежда на что? — туповато спросил он.

— Ну… — как-то равнодушно-весело ответил чужак. — Нас ведь в армию отправляют? Не знаю, как там было у тебя, а мне в приговоре написали: «…или пока беспримерным подвигом во имя короля и отечества не выслужит высокого королевского помилования». Так что всего и делов — совершить беспримерный подвиг! Ты ведь не трус?

— Никогда! — Спина Ренки могла бы сейчас послужить эталоном прямизны, а голосом можно было бы заморозить океан. — Никогда оу рода Дарээка не позволяли заподозрить себя в трусости!

— …Вот и я говорю: не трус, — миролюбиво подхватил чужак. — Но чтобы совершить беспримерный подвиг, надо суметь дожить до подходящего момента, чтобы его совершить. Ты согласен?

— Ну да, — вынужден был признать правдивость этих слов слегка озадаченный Ренки.

— А чтобы выжить, парень, тебе надо многому научиться. В том числе и смирять свою гордость… Да-да, знаю, что ты мне сейчас скажешь: «Никогда, никогда оу рода Дарээка…» Но, парень, сейчас твоя истинная цель — выжить. Выжить назло всем тем, кто упек тебя на эту каторгу. Каждый раз, когда жизнь покажется тебе совсем невыносимой и захочется совершить какое-нибудь безумство, просто вспомни лица судей, прокуроров. Ну и вообще своих врагов. Они бы очень хотели, чтобы ты сдох тут. А ты должен выжить назло им. Разозлись — это придаст тебе сил! Понял?

Ренки задумался. Представил лицо судьи, заплывшее жиром, надменно-равнодушное. Других врагов у него вроде не было. Но и одного вполне хватало, чтобы дать стимул к жизни.

— Во-о-от, — удовлетворенно протянул чужак. — Кажется, понял. Меня, кстати, Готор зовут…

— Оу Ренки Дарээка, — вспомнив о приличиях, представился в ответ наш герой.

— Вот и отлично, Ренки, будем держаться вместе.

— Хм… Хорошо, — сказал Ренки, внезапно осознав, что весь этот разговор чужак затеял не просто так, а именно для того, чтобы сблизиться с ним. Учитывая грязные намеки Беелда, Ренки внезапно очень захотел выяснить, с чего бы этому Готору приспичило проявлять такую заботу о другом узнике. — Только скажите сначала, сударь, зачем вам это надо?

— Сколачиваю свою банду! — признался Готор. И по его голосу нельзя было понять, изволит ли он таким образом шутить или говорит чистую правду. — Поодиночке тут, парень, не выжить. А ты, я вижу, человек честный и надежный. Не предашь и не ударишь в спину. Я прав?

«Никогда…» — вновь захотелось возопить Ренки Дарээка, выпрямив спину еще сильнее. Но понял, что это уже перебор. Спина такой прямоты просто не выдержит. Так что он просто ответил:

— Да.

Если кто-то думает, что с приобретением нового приятеля жизнь Ренки стала намного проще, то он глубоко заблуждается. Скудная, отвратительная кормежка. Теснота и вонь в трюме. А потом еще и люди вокруг начали умирать. Все это отнюдь не способствовало благостному расположению духа, душевному и физическому здоровью. Но зато хоть появилась маленькая отдушина — разговоры!

Готор оказался весьма интересным и необычным собеседником. Иногда он просто поражал Ренки объемом и глубиной своих познаний. Почти всегда удивлял необычным взглядом на, казалось бы, банальнейшие вещи. Но порой просто напрочь убивал абсолютной дремучестью.

О себе он говорил довольно мало и слишком туманно. Очень скоро наблюдательный Ренки понял, что все его рассказы о себе ограничиваются сроком примерно в четыре месяца, три из которых он провел уже в качестве заключенного.

До этого был суд. Еще раньше пограничный патруль схватил его за бродяжничество. До того Готор несколько дней скитался вдоль побережья. Об этих своих злоключениях каторжник рассказывал в красках, подчас не без юмора, с множеством забавных и занимательных подробностей.

А вот обо всем, что было раньше… Как понял Ренки, его новый знакомый плыл на каком-то корабле неизвестно откуда и куда. Случился шторм, корабль разбился, но Готор спасся, ухватившись за обломок мачты, вместе с которым его и вынесло к побережью королевства Тооредаан.

Вполне правдивая история, если только не обращать внимание на то, как тщательно Готор обходил тему места своего рождения или не хотел говорить, откуда и куда плыл этот его корабль. А в ответ на прямой вопрос сослался на какие-то острова далеко на юго-востоке. Даже имя островов назвал, что-то вроде Легтского архипелага. Ренки слишком любил разглядывать атлас мира из библиотеки своего батюшки, чтобы не знать, что подобного архипелага не существует. Но ловить своего нового приятеля на вранье он не стал. Слишком страшно было терять вновь приобретенного, может, и не друга, но уж точно союзника.

Хотя поначалу эта таинственность сильно заинтриговала Ренки. И он даже отчасти заподозрил, не является ли его собеседник шпионом одного из враждебных Тооредаану государств, вроде герцогства Оредан или Кредонской республики.

Но в конечном итоге наш герой пришел к выводу, что шпион мог бы придумать что-то более достойное, чем нелепые измышления про Легтский архипелаг. Да и в пограничном патруле служат отнюдь не самые глупые люди, чтобы не заподозрить в шляющемся вдоль побережья бродяге без документов и денег шпиона. Но коли осудили его за бродяжничество, а не за шпионаж, все доказательства свидетельствуют в пользу Готора.

Да и вообще тут было не принято расспрашивать о жизни до. И о перипетиях, кои привели того или иного узника к столь печальному положению.

Еще одним большим плюсом союзничества с Готором стало появившееся чувство защищенности. По крайней мере, можно было теперь спокойно выспаться, зная, что кто-то присматривает за тем, чтобы никто не прирезал тебя во сне или, допустим, не украл обувь.

Готор особенно упирал на обувь, приводя резонный довод, что, вероятно, им еще предстоит пройти немало верст по не самым ровным дорогам. А значит, от сохранности обуви напрямую зависит и жизнь ее обладателя.

Он, кстати, оказался тут не единственным умником, осознавшим эту истину. К тому времени, как Ренки более-менее пришел в себя, его собственная пара грубых сандалий была уже кем-то благополучно украдена. Как Готору удалось уговорить Ренки забрать сандалии мертвеца — это, пожалуй, отдельная тема. В ход пошли и разумные доводы, и отсылки к похождениям богов и героев древности, и воззвания к злобе, гордости и чувству самосохранения. И даже попытка взять на слабо, когда предстоящее мародерство было выставлено как экзамен перед будущими испытаниями. В конечном итоге уговорил.

А еще оказалось, что Готор отнюдь не шутил, когда сказал, что сколачивает собственную банду. Он действительно делал это, впрочем, весьма осторожно, чаще отказывая кандидатам, чем принимая их. Причем руководствовался он при этом весьма странными и непонятыми Ренки критериями, почему-то проигнорировав двух единственных (помимо Ренки) узников благородного происхождения, томящихся в этом трюме, но зато приблизив к себе проворовавшегося приказчика и мастерового, покалечившего в пьяной драке какого-то кабацкого вышибалу. А еще он взял в банду какого-то бродягу из туземцев и даже парочку воров-домушников.

Но особенно Ренки был неприятно удивлен, когда его новый приятель согласился принять в банду Гаарза — того самого мерзавца, едва не отправившего Ренки на тот свет.

— Парень он неплохой, — спокойно объяснил Готор свое решение. — Просто попал под влияние Беелда. Но заметь, в той банде, даже несмотря на свою впечатляющую силу, он быстро скатился на самые низкие позиции, что говорит о явном недостатке у него подлости. Зато попав по наше влияние, он вполне может переродиться в человека благородного! Шучу-шучу… — поспешно сказал Готор, выставив вперед ладони в примиряющем жесте. — Знаю, на то, чтобы вырастить «благородного человека», поколений пятнадцать его предков должны быть столь же благородны. Хотя и непонятно, как они узнают о собственном благородстве, имея, допустим, всего десяток благородных предков… Но Гаарз — парень сильный, выносливый и вполне обучаемый. Нам такие люди понадобятся.

— Понадобятся? — переспросил Ренки. — Когда?

— Эй, парень! — отозвался Готор. — Ты не забыл? Мы идем на войну. Как ты думаешь, наверное, есть некие причины, почему с изначальных времен люди дрались не поодиночке, а отрядами? Вот и мы готовим собственный отряд, чтобы во всеоружии встретить любые беды и неприятности, которые готовит нам будущее.

— Тогда разумнее было бы призвать в наши ряды людей благородного происхождения, кои по праву своего рождения являются храбрыми воинами и достойными людьми, а не разный сброд, — запальчиво возразил на это Ренки.

— Угу, подонка, изнасиловавшего одиннадцатилетнюю девочку, — с деланым согласием кивнул Готор. — И игрока в кости, давным-давно проигравшего свою честь и промышлявшего мелким воровством, заказными дуэлями и подделкой банковских чеков? Я говорил с ними — это мразь, которая предаст нас при первой же возможности за дополнительную миску баланды. Неужели ты и правда добровольно готов стоять с ними в одном строю? Эх, Ренки, когда же ты наконец поймешь, что судить людей всего лишь по их происхождению — это большая ошибка?

В ответ Ренки промолчал, ибо крыть ему было нечем. Но тем не менее остался при своем мнении.

Глава 3

Все рано или поздно заканчивается.

Вот и «морская прогулка» оу Ренки Дарээка и его попутчиков подошла к концу по прибытии в порт Лиригиса — уездный городишко, кажется, состоящий лишь из пересыльной тюрьмы, казарм, нескольких десятков кабаков да еще десятка домишек тех, кто обслуживает эти кабаки, тюрьму, и казарму.

Однако даже иссушенный зноем и пылью воздух Зарданского плоскогорья не помешал Ренки искренне радоваться смене опостылевших декораций трюма каторжанского судна. Наивный! То, что началось потом, еще долго будет преследовать бедолагу в ночных кошмарах.

Бесконечная каменистая пустошь, где глаз зацепляется даже за высохший пучок травинок, пробивающихся кое-где между камней. И еще более бесконечная дорога, кажется созданная злобными демонами для того, чтобы мучить людей.

Палящее солнце над головой, бесконечная пыль, забивающая рот, глаза и ноздри. Тяжелые оковы на ногах, не позволяющие сделать нормальный шаг и натирающие кошмарные мозоли, которые быстро превращаются в незаживающие язвы. А еще паек, урезанный даже по сравнению с корабельным, хотя, казалось бы, чего там урезать? И самое прекрасное напоследок — бичи и палки конвоиров.

Что творилось с Ренки, когда кнут капрала-надсмотрщика впервые коснулся его спины, сложно объяснить. Возмущение? Боль? Стыд? Искренняя и неудержимая ненависть? Увы, любые слова слишком жалки и бесцветны, чтобы описать бурю чувств, разразившуюся в душе юного оу, чьей спины раньше касались лишь розги, зажатые в руке отца. Да и то давным-давно, когда он был еще несмышленым мальчишкой, толком не осознавшим, что такое гордость представителя древнего рода Дарээка.

Ренки нельзя было назвать слабаком и неженкой. Отцовская школа жизни была довольно-таки суровой, и на занятиях по фехтованию коротким или длинным оружием Ренки неоднократно получал удары, от которых хотелось упасть на пол и долго лежать, лелея боль. Только делать этого было нельзя, ибо вслед летели новые удары — отец не одобрял проявлений слабости.

А еще можно добавить сюда боль в мышцах, которые сводило судорогой после длительных забегов или выстаивания в особых стойках с целью укрепления ног и спины. Долгие годы Ренки просто купался в ней!

Но то ведь тренировка, а это…

Пожалуй, после первого удара бичом, который прошелся по спине Ренки, наше повествование вполне могло бы окончиться, причем на весьма печальной ноте. Благородный даже в цепях оу уже рванул было вперед, чтобы наказать обидчика, пусть даже ценой собственной жизни. Но как всегда осторожный и разумный Готор не только сумел удержать своего союзника, но и привел достаточно веский для нашего героя довод, позволивший Ренки сдержаться.

— Помнишь, — прошипел он обиженному оу на ухо, держа его кисть вроде и не в особо сильном, однако почему-то не позволяющем шевельнуться захвате. — Ты говорил, что у тебя практически нет врагов, которых бы ты мог искренне ненавидеть? Так вот, начинай собирать коллекцию! Чем больше у тебя будет врагов, назло которым ты готов жить, тем сильнее ты будешь становиться и тем больше появится у тебя стимулов преодолевать любые преграды на пути к победе. Копи врагов. Копи силу. И ты победишь!

Может, из-за того, как он это сказал, а может, потому что данное нравоучение и самому Готору стоило удара бичом (конвоиры не скупились), но Ренки услышал. И, глядя в перекошенное злобной улыбкой лицо приятеля, лишь кивнул головой. Не покорно. Не соглашаясь мириться с унижением. Но как один заговорщик другому. Если впереди маячит великая цель, можно пренебречь мелочами.

Что ж, Ренки был молод, силен и вынослив. И он смог выдержать месяц бесконечного переставления кровоточащих ног (и взятые у умершего сандалии совершенно не спасали ситуацию) по усеянной острыми осколками камней дороге. Увы, но для многих иных каторжан подобное оказалось не по силам. Безжалостный зной, весьма скудная пища и начавшая протухать в кожаных бурдюках вода собрали свою дань с несчастной каторжной команды. Не менее трех десятков человек остались лежать вдоль обочин проклятой дороги, так и не удостоившись чести стать солдатами короля. А сколько еще было тех, кто нашел свою смерть на корабле!

— Чем больше их сдохнет сейчас, — равнодушно прокомментировал этот урон ведущий команду офицер, — тем меньше потратится король на харчи для сборища слабаков и подонков. Королевской армии нужны крепкие солдаты.

«Погонщики» даже взяли за труд позаботиться о телах: сняли с умерших казенные кандалы и велели каторжникам оттащить трупы подальше от дороги.

И вот она, долгожданная мечта, имя которой — армия! Как грезил юный Ренки Дарээка об этом моменте, сидя в своем захолустном городишке! Какие увлекательнейшие картины рисовало его воображение, когда он словно бы впадал в забытье, уставившись невидящими глазами в строчки очередной книги, которая рассказывала о подвигах героев древности!

Мундир одного из прославленных королевских полков? Мудрые и достойные подражания старшие офицеры? Благородное воинское братство равных? Доблесть и бесстрашие, проявленные на поле брани? Блестящая карьера?

— Ну хоть цепи сняли, — такими словами прокомментировал Готор свое вступление в доблестные ряды Королевской армии.

— Угу, — подтвердил его слова Гаарз. — И кормежка тут не в пример лучше будет.

Что ж, все это была истинная правда. Перед принятием присяги с них сняли цепи. А после — даже покормили. И в отличие от корабельной или этапной «кухни» в армии наполняли подставленную миску до краев, и выдаваемый кусок хлеба действительно казался куском, а не крошкой-переростком.

А какие чудные слова произнес полковник сразу после того, как, преклонив колени, каторжники хором повторили слова присяги!

— Вы, грязное отребье! — сказал он, взирая на них по-отечески добрым, но строгим взором. — Только не думайте, что если приняли присягу, то стали солдатами. Никакие вы не солдаты. Вы — собственность Шестого Гренадерского полка. Чуть более ценная, чем ветошь для чистки мушкетов, но намного дешевле тягловых лошадей и верблюдов. Так что первым делом вбейте в свои вонючие головы, что пути обратно у вас нет. Отныне вы подчиняетесь Армейскому суду, а он, в отличие от разных там добреньких гражданских судов, утирать вам сопли и входить во всякие положения не станет. Для таких, как вы, у него есть только два вида приговора: мягкий — повешенье, и суровый — запороть до смерти. Малейшее неповиновение, даже брошенный в сторону капрала дерзкий взгляд — и вы на собственной шкуре проверите один из них. Про кражи, мародерство или попытки сбежать я даже говорить не буду. Смерть, смерть, смерть. И не ждите, что кто-нибудь станет искать доказательства вашей вины или какие-то там улики. Одного подозрения будет достаточно. Вбейте в свои насквозь прогнившие головы крепче, чем слова Святых Заветов, — вы не солдаты и никогда ими не станете. Вы грязное пятно на знамени нашего полка, и ваши сержанты и офицеры только и ждут повода его стереть. Сумеете уяснить эту истину, значит, проживете подольше и, может, даже сумеете сдохнуть с пользой для короля. Вздумаете проверить мои слова — и смерть ваша будет столь же мучительна, сколь и неизбежна. А теперь, лейтенант, они ваши.

Полковник оу Дезгоот величественно развернулся и удалился вместе со своей свитой. А на малом плацу лагеря Шестого Гренадерского полка остался только пожилой мужичок с лейтенантским погоном на мундире, и кучка мужчин с лычками капралов и сержантов на рукаве.

Лейтенант прошелся вдоль строя, вглядываясь в лица своих новых подчиненных. После всех мытарств, испытанных в течение длинного пути, выжило лишь пятьдесят два каторжника из сотни.

Подчиненные так же не остались в долгу и внимательно ощупали взглядом того, кто отныне станет вершителем их судеб.

Ренки увидел перед собой глубокого старика (лет сорок пять, не меньше) всего лишь с погоном первого лейтенанта и самой что ни на есть плебейской физиономией.

Гаарз отметил про себя, что мужик, несмотря на возраст, еще довольно силен и крепок. И даже он, верзила Гаарз, бывший чемпион порта по кулачным боям, вряд ли осмелится выйти против него на поединок.

А Готор обратил внимание на волевой и решительный взгляд и понял, что лейтенант — человек опытный и бывалый.

— Ну, значит так, свиньи, — начал свою речь лейтенант, закончив обходить строй. — Меня зовут первый лейтенант Лаарт Бид. Все между нами будет довольно просто. Вы по-хорошему — я к вам по-человечески. Вздумаете крутить и в свои воровские игры играть — прихлопну, как муху, и никакого суда мне для этого не понадобится.

«Судя по имени и его речи — простолюдин, выбившийся в офицеры из солдат», — отметил про себя оу Ренки Дарээка.

— Мне в помощь определены два сержанта, — продолжал лейтенант. — Они командуют тремя капралами. Соответственно и вас разобьют на три капральства. Я говорю сержантам, что делать. Они решают, как, и передают капралам. Капрал для вас — чуть повыше отца родного и поглавнее любого из богов, в которых вы там себе верите. Как он скажет, так и будет. Капралы будут вас бить. У них вон и палки для этого специальные есть. И будут они это делать часто, пока не вобьют в ваши головы хоть толику разумения. Но кто поднимет руку на капрала — умрет! Кто ослушается его приказа — умрет. Кто будет филонить и дурака валять — умрет. И не воображайте, что вы тут самые хитрые. Все ваши хитрости и уловки армия знает еще с незапамятных времен. Со всеми вопросами, пожеланиями и претензиями можете обращаться только к своему капралу. Кто сунется хотя бы к сержанту, огребет палок по самое не могу. А уж коли найдется дурак заговорить со мной… Пусть лучше сам сразу удавится. Хотите жить — забудьте, кем вы были раньше. Хоть вором, хоть купцом, хоть благородным. Теперь вы в армии, а это, считай, родились заново. И главное, помните: можно жить и солдатом. Только для этого надо вести себя по-человечьи. А вздумаете прежнюю свою жизнь вести, не протянете и месяца. Все, капралы, теперь они ваши.

И началось с тех пор у Ренки армейское житье-бытье.

Красивый мундир? Сто раз ха-ха! После того как их разбили на капральства, перед командой каторжников вывалили груду рваного тряпья, когда-то давным-давно бывшего мундирами. Правда, после этого форма успела сменить десяток-другой хозяев. И при этом каторжникам велели привести себя в надлежащий солдату вид. Обуви, естественно, в этой груде не было.

Армейская служба? Упражнения с оружием? Даже не смешно. Какое оружие может быть у каторжника? Самое смертоносное, что получили на руки новые солдаты короля, — это лопаты, мотыги, метлы да несколько топоров.

А вся строевая подготовка — добежать и выстроиться в одну линию-колонну. Направо, налево, шагом марш. Шагом марш на работы с утра. И шагом марш вечером обратно в расположение отряда.

Служба? Копать, мести, таскать. Когда копать, мести, таскать было нечего, их отправляли в пустыню, таскать камни и выкладывать дороги. Но это хотя бы было понятно. А вот зачем, допустим, копать траншею до обеда, чтобы после обеда закапывать, Ренки поначалу понять не мог.

— Чтобы солдат не сидел без дела, — совершенно спокойно, словно бы даже соглашаясь с этим безумием, пояснил ему Готор. — От безделья в голову разная мура лезет, которая толкает на глупые поступки. А пока солдат занят делом, он не так опасен и для самого себя, и для окружающих. И еще, Ренки, запомни: удача наконец-то нам улыбнулась. У нас и лейтенант вполне вменяемый, и команду капралов он под себя подобрал соответствующую.

— Вменяемый? — удивился Ренки. — С чего ты это взял?

— С того, что он сразу объяснил нам свои правила жизни. Правила очень простые и доступные. И заметь: он следует им неукоснительно!

— Ты про палки и смерть? — слегка иронично поднял бровь Ренки, уже спокойно вспоминая состоявшуюся на днях казнь Беелда, забитого до смерти по приговору Армейского суда.

— В том числе, — согласно кивнул головой Готор. — Вот скажи, когда тебя последний раз угощали капральской палкой?

— Ну… — задумался Ренки. — Пару недель назад.

— И то почему? — подхватил Готор. — Ты тогда последним в строй прибежал. Понимаю, что в нужнике сидел. И тем не менее. Обратил внимание на котел? Еда, конечно, однообразная, но вполне приличная. А это значит что? Правильно. Лейтенант и сам не ворует, и сержантам не дает. Это, знаешь ли, почти подвиг!

— Я, конечно, понимаю, на что ты намекаешь, — уже привычно оглядевшись, нет ли где поблизости капрала или кого-то из ненадежных сослуживцев, тихонько сказал Ренки. — Я тоже заметил, что наш лейтенант отнюдь не благородного происхождения, а значит, вполне может быть нечист на руку. Но ведь он все-таки офицер! А значит, обязан следовать общепринятым в офицерской среде стандартам и подавлять низменные побуждения своей натуры.

— Ну и дурак же ты, Ренки, — расхохотался Готор в ответ на эти слова. — Ладно, я тебе объяснять эти вещи не стану. Жизнь научит.

Потом вдруг армия и Шестой Гренадерский вместе с ней стронулись с места и куда-то потопали. Что изменилось для Ренки и его каторжной команды? Да, пожалуй, ничего. Разве что теперь им приходилось вставать за пару часов до рассвета, чтобы, быстренько набив животы вчерашней холодной кашей, с первыми лучами солнца в сопровождении охраны двинуться впереди войска. И уже после обеда, согласно указаниям квартирмейстера, начинать разбивать лагерь для неторопливо бредущего где-то позади полка.

Первым делом обычно рыли траншеи для отхожих мест, а затем уж, по мере возможности, возводили защитный вал вокруг лагеря. Каменистая, будто спекшаяся под испепеляющим солнцем почва Зарданского плоскогорья не слишком-то способствовала ведению земляных работ.

Потом начинали подтягиваться солдаты авангарда, тащившие все свое имущество, вроде палаток, котлов и дневного запаса продуктов и дров, на собственном горбу. А там уж подходил обоз с офицерскими палатками и шатром полковника, высокая честь ставить которые тоже выпадала каторжной команде.

Ну а дальше… Когда солнце почти полностью уходило за горизонт, у каторжан появлялась возможность немного отдохнуть. А утром, еще до рассвета, все начиналось заново…

Тяжелая работа отупляла настолько, что Ренки даже не сразу обратил внимание на нечто, что выделяло их капральство, пожалуй, из всех других капральств на этом участке фронта. Да и трудно заметить отличие, когда для тебя почти ничего не изменилось.

Ифий Аэдоосу не врал, когда рассказывал, что главной его проблемой на Зарданском плоскогорье был непрекращающийся понос. И лишь их капральство эта проблема почему-то обошла стороной. Ну, то есть, не совсем обошла, но проблем с желудком у них было значительно меньше, чем у всех остальных. Когда ты молод и здоров, очень трудно удивляться тому, что не болеешь. Так что если бы не некое происшествие, Ренки даже не обратил бы внимание на эту особенность.

Он спокойно ковырял землю мотыгой, когда услышал ругань Готора и звуки ударов. И конечно же немедленно поспешил на помощь главарю своей банды. Впрочем, к тому времени, когда он добежал до места событий, все уже закончилось. Парочка солдат из охранной команды валялась на земле с выпученными глазами, по-рыбьи разевая рты. А Готор стоял над ними с весьма разгневанным видом.

Увы, но шум скандала услышал не один Ренки, и сюда уже спешили зрители, а то и возможные участники предстоящей разборки. И самое плохое — капралы обеих команд.

— Что тут произошло? — ледяным голосом поинтересовался их прямой начальник — капрал Доод. — Готор, тварь, ты решил, что висеть в петле намного интереснее, чем копать землю?

— Никак нет! — вытянувшись во фрунт, браво отрапортовал Готор. И, указав пальцем на стоящий рядом котел, добавил: — Они воровали нашу воду!

— Хм… — ответил на это Доод и вопросительно посмотрел на капрала охранной команды, который под этим взглядом изрядно занервничал.

Ренки уже заметил, что, несмотря на свою службу в не самой престижной части Шестого Гренадерского полка, капрал Доод пользуется большим авторитетом среди других младших командиров.

— Какого демона, …Небесный Верблюд? — злобно прорычал начальник провинившихся охранников, пнув одного из своих подчиненных, все еще позволяющего себе валяться на земле в присутствии начальства и скулить от боли.

— Да подумаешь… — слегка неуверенно ответил другой солдат, уже поднявшийся на ноги, однако все еще державшийся руками за живот. — Мы только попробовать хотели…

— Ты никогда не пробовал воды? — насмешливо спросил Готор. — Или в чужом котле она кажется слаще?

— Молчать, тварь! — рявкнул капрал Доод и врезал Готору палкой по бедру так, что главарь банды от боли свалился на землю. — Не помню, чтобы я разрешал тебе разевать твою вонючую пасть. Однако, Шиирн… — Он опять обратился ко второму капралу. — Вопрос поставлен правильно. Какого демона твои парни полезли в мой котел? Тут тебе не Вараазские равнины и не долина Идааки, а Зарданское плоскогорье, где воду отмеряют по каплям. Как будем решать вопрос? Сами? Или позовем начальство?

— Обойдемся без начальства, Доод, — хмуро глядя на своих подчиненных, ответил капрал Шиирн. — Недельное жалованье их обоих в твой карман. Устроит?

— Нормально, — что-то мысленно прикинув, ответил Доод. — И объясни своим, что, может, я и командую каторжной сволотой, но, воруя у них, они крадут у меня.

— Можешь не сомневаться… — пробурчал капрал Шиирн и, злобно поглядев на своих подчиненных, добавил: — Даже не знаю, что на них нашло.

— Он кипятил воду и кидал туда какие-то корешки, — вдруг решил наябедничать один из провинившихся охранников. — Явно какую-то дурь бодяжил! Говорят, эти каторжники ее из чего угодно варят.

— Готор? — рявкнул капрал Доод, посмотрев на сидящего и растирающего больную ногу каторжника.

— Всего лишь немного желтолистника… — пояснил Готор. — Так называют его в наших краях. Хорошо помогает от брюха. Он да кипяченая вода — самое надежное средство.

— Хм… — задумался Доод. — С каких это пор ты у нас полковым лекарем заделался, Готор? Не слишком ли много на себя берешь?

— О пользе кипяченой воды, — бросился на помощь своему другу Ренки, — писал еще царь Отоогит в трактате «О правильном ведении войны и составлении войска» почти полторы тысячи лет назад.

— О-о-о! — злобно ощерив рот, издевательски протянул капрал Доод. — Видал, Шиирн, какие интересные люди служат в каторжной команде? Сплошь ученые! Если хорошенько помутузить эту сволоту палкой, может, и звездочет отыщется? Тебе погадать не нужно? Как насчет гороскопа для поиска суженой? Накинешь сверху пару монет, отыщем тебе по звездам богатую и толстую невесту с вот такенной задницей!

— Обойдусь, — буркнул второй капрал в ответ и, решив, что инцидент исчерпан, погнал провинившихся солдат в расположение своего капральства, что-то негромко выговаривая им по дороге.

— Так, — рявкнул Доод, — всем вернуться к работе. А вы, два умника, пока останьтесь, с вами разговор будет особый. Готор… или как там тебя зовут на самом деле, — начал он, когда они остались втроем. — Ты думаешь, я не вижу, что ты пытаешься заправлять в моем капральстве, а мальчишка при тебе вроде лейтенанта? Молчать! Так вот, я хочу сказать, что внимательно слежу за тобой. И пока что вреда от тебя особого не вижу. Поэтому ты до сих пор жив. И не думай, что я не заметил этих твоих игр с водой и то, как вы обдираете по дороге все кустики и подбираете веточки да травинки, чтобы вскипятить демонов котел. А три дня назад кое-кто из вас украл из обоза лишнюю вязанку дров. Это я тоже заметил. Но поскольку бегунов до ветру у нас и правда куда меньше, чем в других отрядах, а о пользе кипяченой воды знает не только этот ваш царь, но и любой старослужащий капрал, я закрывал глаза на все ваши выходки. Однако ты, ублюдок, ходишь по лезвию ножа! Пока все, что ты делал, шло только на пользу капральству и мне. Остальные тебя слушаются, а ты используешь это, чтобы удерживать их от дурости, а также присматриваешь за тем, чтобы они не маялись животами и не дохли почем зря. Но стоит мне только заподозрить, что ты, сволота каторжная, вздумал вести свою игру… Я тебя, гаденыша, даже сам лично убивать не стану. Я тебя Тайной службе сдам. А там тебя подвесят на дыбу и, отрезая кусочек за кусочком, будут выспрашивать, откуда ты знаешь, какие именно полезные травки растут на Зарданском плоскогорье, что у тебя за имя такое дурацкое и почему ты, бродяга, ведешь себя как благородный. И кстати, прежде чем в следующий раз ляпнуть какую-нибудь глупость в присутствии чужих, десять раз мысленно произнеси: «Тайная служба, Тайная служба, Тайная служба». Твое счастье, что капрал Шиирн не самый большой умник в Шестом Гренадерском, но ему могут и подсказать! Следующие три дня оба остаетесь без ужина, чтобы не слишком-то умничали. И неделю будете таскать на себе двойной груз. Понятно? Пошли вон!

Как ни странно, но, кажется, Готор остался страшно доволен всеми этими событиями. Нет, даже не тем, что избежал петли за нападение на солдат охраны.

— Капрал Доод, — заметил он удрученному Ренки, — отличнейший мужик, с таким можно иметь дело!

— Ага, — хмуро ответил Ренки. — Если ты любишь, чтобы тебя оскорбляли и били палкой. Иногда, Готор, я тебя не понимаю.

— Это из-за недостатка жизненного опыта, — беспечно сказал Готор. — Ты просто не понимаешь, насколько все могло бы быть хуже. Капрал Доод и правда сыплет оскорблениями и не стесняется пускать в ход палку при каждом удобном случае. Но попробуй встать на его место — он один против семнадцати каторжников: воров, убийц, насильников. Если не держать нас в узде, ему быстренько перережут глотку во сне либо устроят какую-нибудь глупость, и Армейскому суду придется расстрелять всю нашу команду. И не надо делать такое возмущенное лицо. Это мы двое знаем, насколько хорошие и добродетельные люди оу Ренки Дарээка и Готор, лишь по ошибке попавшие в жернова правосудия. Но ему-то откуда это знать? И можешь ли ты назвать столь же добродетельными остальных членов нашего отряда? Вот то-то же! Кстати, имей в виду, что капрал Доод фактически согласился с существованием нашей банды в его подразделении. И не удивляйся, что за все проступки своих подчиненных в первую очередь он теперь будет спрашивать с нас двоих. Но с другой стороны, он ведь и нам руки развязал. Ну пусть не совсем развязал, но весьма заметно ослабил путы.

Впрочем, нашим героям не суждено было полностью отбыть наказание, назначенное капралом Доодом. Когда в следующий полдень они начали привычно разбивать лагерь, впереди появились какие-то всадники. Послышались крики часовых, а охранные капральства выстроились в линию, поспешно заряжая мушкеты ираздувая фитили.

Впрочем, всадники на конфликт не пошли, развернули коней и умчались в обратную сторону. Но их появление означало, что вражеская армия уже недалеко.

Глава 4

Спустя неделю

— На тех холмах мы поставим батареи, — объяснял генерал оу Цорни Крааст. — А между ними выстроим линию. Таким образом, левый фланг у нас будет прикрыт оврагами. А на правом, за холмом, разместим кавалерию. Пусть отдельные всадники иногда показываются врагу, но в целом же кавалерии необходимо оставаться невидимой: противник не должен понять, что у нас ее практически нет. При таком раскладе сунуться под залпы батареи под угрозой конной атаки с фланга они не посмеют и попытаются прорваться где-нибудь по центру, подальше от пушечного огня. Но на всякий случай поставьте на прикрытие правого фланга и батареи оба гренадерских полка. Солдаты там здоровые, едят много, вот пусть и отрабатывают королевские харчи! — хохотнул генерал.

Все офицеры штаба старательно посмеялись над его шуткой, а военачальник продолжил:

— А по центру, за линией, мы поставим Девятнадцатый Королевский, усилив его всякой лагерной шушерой. Толку от нее, конечно, мало, но хотя бы видимость больших сил создать можно. Однако поскольку в случае прорыва надежды на эти силы немного, когда кредонцы надавят на наш центр, то гренадеры должны будут решительной атакой смять их левый фланг. Так мы посеем панику в рядах противника, всем известно, что эти купчики-республиканцы малость трусоваты. Нам останется только навалиться на них всей массой и добить врага! А наша кавалерия должна пойти в обход и, заняв вражеский лагерь, помешать противнику эвакуировать имущество. Вот такой вот план предстоящего сражения. Кто-нибудь хочет дополнить или, может, возразить?

Безумцев, которые, зная характер генерала оу Крааста, осмелились бы добавить хоть запятую в самолично разработанный им план, естественно, не нашлось.

Рано утром все семь полков, составляющие армию королевства Тооредаан, начали занимать позиции согласно утвержденному плану. Делалось все это по-армейски обстоятельно и неспешно.

И хотя пока еще не прозвучало ни единого выстрела, в воздухе уже почему-то отчетливо ощущался запах порохового дыма и крови. Наверное, из-за разыгравшегося воображения — этому бывают подвластны даже самые опытные солдаты. И немудрено. Они прекрасно знают, чем окончится этот день, и заранее могут представить пока еще чистый кусочек бесконечной равнины усыпанным трупами и насквозь пропитавшимся кровью. И понимают, что среди эти трупов вполне могут оказаться и они сами.

А жить охота любому. Даже солдату. Даже каторжнику, целыми днями только и жалующемуся на свою судьбу. Однако поставьте его перед выбором — продолжать влачить столь жалкое существование либо словить кусок свинца в брюхо или штык в горло — и он, несомненно, выберет первое. Надежда да страх — это самые крепкие кандалы, что удерживают узников, коими мы являемся все поголовно, на этой стороне Кромки.

Солдатам, пожалуй, было проще. Они хотя бы могли гладить и пестовать липкими от пота руками свое оружие, бесконечно поправлять трубки берендеек^[61] со снаряженными накануне зарядами да пулевыми сумками и в тысячный раз за утро проверять, как наточены штыки и легко ли выхватываются из ножен тесаки.

А каторжники? Их оружием по-прежнему оставались лопаты да мотыги. Правда, чести драться за короля на поле брани они были лишены, но общая атмосфера волнения передавалась и им. И даже бессонная ночь, проведенная на земляных работах по укреплению батареи, не могла заставить каторжан сомкнуть глаза и забыться сном хоть на несколько минут перед первым в их жизни сражением.

А потом стало не до сна. Почти в полтора раз большая по численности армия республики Кредон стронулась с места и медленно, старательно пытаясь сохранить стрелковую линию, двинулась вперед…

Заговорили пушки. С обеих сторон. С того места, где находился Ренки с сослуживцами, было мало что видно, и это весьма затрудняло возможность оценить эффективность огня. Однако грохот был такой, что переговариваться нормальным голосом с приятелем, стоявшим буквально в двух шагах, стало невозможно.

Внезапно на батарее, за которой они располагались, что-то грохнуло. Сверкнуло пламя и повалил дым.

— Какого… спим! — выругавшись совсем уж неприлично, рявкнул капрал Доод. — Видите, на батарее взрыв! Значит, есть раненые. Первое звено, живо туда. Сначала вытаскивать офицеров и унтеров. Где госпиталь, все помнят? И если мне покажется, что вы недостаточно шустро бежите назад… Молите богов, чтобы следующее ядро разорвало вас в клочья!

Первое звено — это практически вся банда Готора. Ренки мгновенно сорвался с места и первым понесся туда, где к небу поднимался черный дым и слышались какие-то абсолютно нечеловеческие вопли.

«Вероятно, ранило верблюда», — подумал тогда Ренки. Хотя прекрасно знал, что никаких верблюдов на той батарее не было.

План, утвержденный генералом оу Краастом, был великолепен. Обидно только, что противник почему-то не желал ему следовать. Подошедшая на пару сотен шагов стрелковая линия кредонского воинства остановилась практически на границе убойного полета пули и начала неспешно обстреливать тооредаанцев, которые столь же неторопливо начали стрелять в ответ.

Грохоту прибавилось, равнину затянуло клубами дыма, однако пока обе стороны почти не понесли сколько-нибудь серьезных потерь. И вот, под защитой этого дыма, вместо того чтобы (как это полагалось по плану генерала оу Крааста) давить на центр, кредонцы предприняли решительную атаку на оба фланга королевских войск, разом испортив генералу всю битву.

Согласно принятой в те времена тактике спешить на поле боя никакой необходимости не было. Ибо никакой пользы от той спешки, кроме одного лишь вреда, случиться не могло. Главное — это сохранить четкое построение войск, не дать солдатам сбиться в кучу и перестрелять друг дружку в клубах дыма и уж тем более не позволить им сбежать с поля боя.

Иной раз лучше остановиться под градом пуль неприятеля, чтобы выправить сломавшийся из-за вражеского огня или неровностей рельефа строй, чем подойти к рубежу решительной атаки потерявшей всяческое управление толпой.

Именно в этом и состояла главная обязанность офицеров и сержантского состава — управлять автоматами, к мушкету приставленными, как сказал кто-то из великих военачальников прошлого^[62].

А автоматы, как известно всякому сведущему в забавной механике человеку, есть предметы неодушевленные, лишь за счет работы разных рычажков, шестеренок и веревочек, скрытых внутри, создающие иллюзию некой разумной жизни.

Именно этому и посвящались все долгие часы обучения солдата — довести у него до автоматизма определенный набор действий и намертво вбить в его голову рефлекс слепого подчинения любым приказам командиров. До полного самозабвения и потери человеческих эмоций и желаний. А иначе под градом пуль и ядер просто не выстоять и сопротивление врагу не оказать.

Так что к тому времени, когда вражеская пехота вплотную подошла к батарее, охраняемой Шестым Гренадерским, при которой сейчас каторжная рота числилась санитарами, Ренки со товарищи уже успели дважды сбегать до госпиталя и обратно. Они транспортировали раненых, а возвращались на позиции с наполненными водой фляжками, которые задыхающиеся в пороховом дыму пушкари опустошали с пугающей стремительностью.

Да уж. Оказалось, что война — это совсем не то, что представлялось Ренки в мечтаниях. Пороховой дым, клубами которого все книжные герои столь живописно окутывались во время свершения очередных подвигов, оказался отнюдь не столь романтичен, как это описывалось в книгах. Он разъедал нос, легкие и глаза, заставляя кашлять, чихать и лить неподобающие герою слезы.

А раненые так и вообще вели себя абсолютно неподобающе. Вместо того чтобы, стоически пренебрегая болью, воодушевлять своих пока еще избежавших подобной участи товарищей словами о мужестве и верности королю, как то описывалось в романах, они визжали, стонали и дико кричали, употребляя при этом слова, которые не то что королю, но даже и дамам легкого поведения не скажешь без опасения прослыть грубияном и невежей. А еще они воняли кровью, дерьмом и блевотиной.

Боюсь, что и наш Ренки не смог в тот день удержать в себе завтрак, впервые столкнувшись со столь малоприятной стороной воинской жизни. Впрочем, он тут был не единственным таким. Мало кто из новичков мог «любоваться» на оторванные конечности, вывороченные животы или разорванные в клочья останки без душевного трепета и содрогания всего организма. Ибо это было действительно жутко.

А тем временем враг, приблизившись на расстояние шагов тридцать, дал последний залп и пошел в штыковую атаку.

Гренадеры Шестого, не дрогнув, выстояли под залпом, произведенным почти в упор, и им даже хватило выдержки выждать и, предварительно бросив гранаты, выстрелить с еще более короткой дистанции, прежде чем, повинуясь команде полковника оу Дезгоота, ринуться вперед, во встречную штыковую атаку.

Может, гранаты и этот удачный залп, может, рост гренадеров, традиционно отбираемых из самых высоких и крепких мужчин, а может, стреляющая с вершины холма батарея, но первый приступ Шестой Гренадерский отбил достаточно легко.

Легко, но не бескровно. Работы у каторжно-санитарной команды резко прибавилось.

А потом последовали второй, третий, четвертый приступы…

Проклятые «трусливые торгаши-республиканцы» оказались на редкость настырными и довольно стойкими солдатами. Несмотря на то что атаковать им теперь приходилось, чуть ли не шагая по телам своих товарищей, они продолжали неспешно продвигаться вперед, чтобы, дав залп, снова и снова бросаться в штыковые атаки.

А еще они оказались весьма предприимчивыми. Чего только стоили их пушки-крохотульки, которые они, вопреки всяким разумным правилам войны, подтянули к вражеским позициям чуть ли не на дистанцию мушкетного выстрела и из которых почти в упор расстреливали тооредаанских гренадеров зарядами картечи всякий раз, когда их пехота отходила назад…

Потери были чудовищно высоки^[63]. Однако гренадеры Шестого и Пятнадцатого полков все еще держались на занятых позициях, позволяя пушкарям безостановочно обстреливать наступающие ряды противника.

Левый фланг дрогнул первым. Королевские пушкари еще умирали на дулах своих пушек, отмахиваясь от свирепо лезущего на их позиции врага тесаками, банниками и шанцевым инструментом, а охранявшая их пехота уже побежала, увлекая за собой соседние части.

И пусть офицеры свирепо орали, без всякой жалости лупя бегущих своими шпагами. Пусть палки капралов и сержантов ломались от многочисленных ударов по спинам и лбам дрогнувших солдат — на это уже никто не обращал внимания. Началось самое страшное.

Автоматы, к мушкету приставленные, дали сбой, вдруг вспомнив, что они все же люди и никакой хитрый механик не сможет починить и восстановить все рычажки и шестеренки в их организмах, если вражеские штыки вспорют им брюхо или не разбирающая, кого убивать, пуля пробьет грудь.

Началась паника и хаос. Битва была проиграна.

Панике поддались не все части. Тот же Девятнадцатый Королевский, несмотря на прочно закрепившуюся за ним репутацию дворцовых щеголей и «столичных вояк», головы не потерял, а, образовав каре, медленно пятился назад, продолжая отражать как атаки противника, так и суетливые метания собственных паникующих частей. Вместе с ним шли два батальона солдат из разных полков — тех, кто не поддался панике, на скорую руку сведенные в единые отряды.

Кавалерия, так и не поучаствовавшая в сражении, в полном порядке отошла охранять обоз, короткими контратаками отгоняя наиболее зарвавшихся солдат противника, которые торопились вволю помародерствовать, пока начальство не видит.

Ну и остатки Шестого и Пятнадцатого гренадерских полков, хоть и оттесненные штыками кредонцев далеко за холм, по-прежнему продолжали сохранять спокойствие, дисциплинированно отходя назад.

Пушкари… М-да. Говорят, пушкари отступать вообще не умеют, потому что их этому не учат. Тяжеленную пушку не схватишь под мышку и не побежишь с ней в тыл, истерично подвывая от страха. Пушкарь, потерявший свой главный «инструмент», в иных армиях автоматически приговаривался к смертной казни. А в других просто переводился в пехотные части и терял не только свое двойное жалованье, но и, самое главное, честь. А у солдата — что офицера, что простого мушкетера — честь подчас была единственным достоянием, заменяя ему и вечно задерживаемое грошовое жалованье, и редкие трофеи, и скудный паек.

Ренки видел, что, когда драка уже шла на позициях батареи, пара пушек все еще продолжала стрелять, с каждым картечным выстрелом вырывая из рядов противника десятки человеческих фигур. Наверное, потому-то, по традиции всех известных армий мира, пушкарей в плен не брали. Взбешенные гибелью свои товарищей солдаты, вымещая весь свой страх и ненависть, рвали штыками в клочья тех, кто всю битву безнаказанно расстреливал их с дальней дистанции.

«Вот он — мой час!» — подумал благороднейший оу Ренки Дарээка, когда солдаты врага ворвались на батарею. И, подхватив валявшийся на земле топорик-крюк для вскрытия бочонков с порохом и ящиков с картечью, бросился в битву.

Первым на него из клубов порохового дыма выскочил какой-то солдат в непривычном бело-оранжевом мундире. Враг!

Враг сделал выпад штыком, целясь в живот странному сопляку в каких-то обносках, но сопляк неожиданно изящно, будто выполняя танцевальное па, сместился в сторону, пропустив удар мимо себя. Затем рубанул противника по руке, а дальше, как бы продолжая начатое движение, сделал шаг вперед и добил застывшего от болевого шока противника ударом в голову.

И ему тут же пришлось отскочить назад, чтобы не получить удар от товарища только что убитого кредонца. Но поле боя — это не паркет фехтовального зала и даже не ухоженный газон позади родного старого домика, где он провел столько времени, совершенствуя искусство владения шпагой. Нога попала во что-то скользкое и липкое, и Ренки, нелепо взмахнув руками, рухнул на спину.

Он уже видел, как над ним заносится вражеский штык. Как тот медленно идет вниз. И как прилетевшая откуда-то сзади лопата отводит смерть, буквально вспахивая живот кредонского капрала. А потом сильные руки вздергивают Ренки вверх, и знакомый голос весьма некуртуазно отзывается о его умственных способностях.

— Это же наш шанс! — пылко сверкая очами, вскричал Ренки, все еще держа в руках свой топорик. — Это то, о чем мы мечтали!

— Дурень! — прорычал Готор, внезапно быстро нагибаясь и подхватывая с земли выпавший из рук кредонца мушкет. — Если бы мы мечтали просто сдохнуть, надо было сделать это еще на корабле, не стоило так долго тянуть и мучиться зазря.

После чего он, весьма ловко отбив вражеский штык, ударил в ответ сам, а потом, развернув мушкет, обрушил его приклад на вражескую голову.

Появившийся неизвестно откуда Гаарз уже вовсю размахивал длиннющим банником, не позволяя противнику приблизиться к себе… А там и еще парочка человек из их банды подтянулась…

Ренки, в данную минуту слабо понимающий слова, но способный оценить действия, счел это за общее согласие со своими намерениями и вновь ринулся в бой. Да столь удачно, что, выскочив на офицера в чине не меньше третьего лейтенанта, скрестил с его шпагой свое нестандартное оружие.

Ренки был молод и быстр, а вражескому офицеру уже, наверное, перевалило за четвертый десяток, да и забраться на холм было для него не столь легкой задачей. Проведший к тому времени не одну сотню учебных боев Ренки сразу отметил, как тяжело дышит его соперник и с каким трудом переставляет ноги.

Ложный выпад, финт, круговое движение кистью — и крюк топора глубоко погружается в плечо противника, а его шпага, еще не успев долететь до земли, оказывается в руках нашего героя.

А со шпагой в руках Ренки готов противостоять хоть всему демонскому войску подземного царя…

— Да твою же!.. — рявкнул под ухом Готор. — Ты что, совсем!.. Гаарз, хватай этого дятла за шкирку, пока я еще держу этих сволочей. Скидывай его с холма, иначе нам тут всем конец. Все валите назад. Быстро!

Крепкие как сталь руки схватили Ренки и как котенка отшвырнули за спины сражающихся. Готор, отчаянно ругаясь и размахивая прикладом тяжелого мушкета, как дубиной, бросился куда-то чуть в сторону и разогнал опешивших от такой наглости кредонцев. А потом, оторвав от своего мушкета все еще тлеющий фитиль, швырнул его в кучку пороха, рассыпанного рядом с бочонком.

Весело заискрившееся возле бочонка пороха пламя сразу охладило пыл как нападающих, так и защитников. Каждый, независимо от стороны, за которую воевал, попытался в данную минуту оказаться как можно дальше от этого места. И большинству в этом сопутствовала удача, поскольку горел порох не очень быстро. Так что раздавшимся взрывом убило, наверное, лишь парочку кредонцев, зато вот контузило не меньше десятка.

Самому Готору, кажется, тоже досталось, хотя он и догадался не пытаться убежать от взрыва, а залечь за складкой холма, накрыв голову руками. Однако почему-то и сейчас, даже после взрыва, продолжал лежать не двигаясь.

«Товарищу нужна помощь, а это святое!» — подумал Ренки.

— Гаарз, ко мне! — рявкнул он команду и, подбежав к приятелю, попытался подхватить его на руки. У подоспевшего в следующую секунду Гаарза это вышло не в пример легче и ловчее.

Они отбежали назад, и их никто не преследовал. Из-за взрыва образовался небольшой пожар, грозивший перекинуться и на другие бочонки с порохом. Так что у занявших батарею солдат было куда более важное занятие, чем гоняться за кучкой оборванцев, не пойми как оказавшихся посреди битвы.

— …Великий Верблюд и все демона ада! — проорал Готор, который после контузии слегка оглох и, не слыша сам себя, изъяснялся на несколько повышенных тонах. — Что там на тебя нашло, Ренки?

Они уже успели отбежать от поля боя на достаточное расстояние и, спрятавшись в неприметной лощинке, собирались немного перевести дух и прийти в себя.

Готор к тому времени уже очнулся и потребовал поставить его обратно на ноги, впрочем еще довольно плохо державшие его тело. Так что отдых их компании был явно необходим.

— Ты же сам говорил мне о подвиге! — сохраняя достоинство, спокойно ответил Ренки. — Нам выпал шанс его совершить.

— О боги! — простонал Готор, хватаясь за голову. — Ты это серьезно? Ты решил в одиночку со своим топориком сокрушить вражескую армию, которую не смогли остановить семь регулярных полков при поддержке двух батарей по девять пушек в каждой? Где была твоя голова?

— Ну э-э-э… — несколько смутился Ренки, ибо когда слепая ярость битвы несколько спала, он и сам обратил внимание на некоторую опрометчивость своего поступка. Но и признаваться в ошибке ему не хотелось, а потому, за неимением собственного опыта, он обратился к опыту книжному. — Нордоон Великий как-то писал, что к подвигу должна вести не голова, а сердце. Ибо голова труслива в силу обилия в ней разных мыслей, а сердце горячо и потому не ошибается!

— Ох ты ж… — слегка ошалело посмотрел Готор на своего молодого приятеля. — Нордоон Великий, которому голова мешала свершать подвиги из-за обилия мыслей… Сколько же подобного мусора еще хранится в голове у тебя?!

— Ноордон Великий был известнейшим героем древности, — обиделся Ренки за кумира своего детства. — Он прославил свое имя еще на Старых Землях. И уж верно есть причины, почему о нем помнят спустя почти шесть сотен лет после гибели, воспетой поэтами и бардами.

— Ух ты! — воскликнул Готор и в притворном недоумении огляделся вокруг себя. — А где сидят поэты и барды, которые должны были воспеть твой подвиг? Или же, говоря языком реальной жизни, где то начальство, что могло бы заметить и оценить твои беспримерные мужество и глупость, сняв с нас всех приговор Королевского суда?

— Э-э-э… Но-о-о… — окончательно смутился Ренки, с одной стороны, ощущая всю чудовищную неправильность слов Готора, говорившего про подвиг, словно про какую-то мерзкую услужливую попытку пролезть по карьерной лестнице, а не про искренний порыв благородной души, а с другой — понимая истинность его слов с точки зрения практичности.

— Вот именно, Ренки, — кивнул вожак их банды. — Чем скорее ты поймешь, что полез совершать не подвиг, а глупость, тем больше у тебя будет шансов дожить хотя бы до появления собственных усов. И кстати, если кто и совершил сегодня подвиг, так это Гаарз, Молх, Дроут, Таагай и Киншаа. Если бы они не бросились прикрывать наши задницы, наши ошметки сейчас уже начали бы гнить на той проклятой батарее. Искренне надеюсь, что ты успел поблагодарить их, пока я валялся в отключке. Еще нет?! Так не упусти этой возможности сейчас!

И опять Готор оказался со всех сторон прав. И опять он заставил Ренки залиться краской стыда.

— Спасибо, ребята… — только и смог произнести он, обернувшись к своим товарищам и мысленно отметив, что Готор не включил в число героев себя, хотя, судя по всему, первым бросился ему на выручку. Это явно свидетельствовало о благородном происхождении их вожака, которое он почему-то так старательно скрывал.

— Да чего уж там… — ответил за всех Гаарз. — Нормальное дело… — А потом добавил, словно бы говоря о чем-то совсем ином: — А Молх, кстати, того…

— А еще Виилк и Бариив, — добавил молчавший до сей поры Таагай. — Виилка ядром еще в самом начале… ногу оторвало. А Бариива пулей, когда он раненого сержанта пытался с поля боя вынести. Прям в затылок. Сзади дырочка такая аккуратненькая, а лица почитай что и нету.

Он говорил глухим и каким-то дрожащим голосом. Да и сам выглядел так, будто разом постарел лет на двадцать.

— Угу… А еще того, длинного… — вставил Киншаа. — Ну помните, из первого капральства? Он еще на корабле блевал без остановки. Да и потом, по дороге… Мы думали, сдохнет, и уже из-за его обувки спорить начали. А он все огрызался, что всех нас переживет…

— Ну… — веско прокомментировал Дроут. — Они, тощие, жилистые бывают. Вроде соплей перешибешь, а он в жизнь обеими руками вцепится, да так что не оторвешь!

— Оторвало. Голову. Сам видел.

— Да уж… — невесело подвел итог Гаарз. — Ну да хоть мы пока живы. Чего дальше-то будем делать, Готор?

— Досидим до темноты. А там аккуратненько двинемся назад.

— А чё назад? — осторожно поинтересовался Дроут. — Опять в каторжную команду, нужники копать? Может, нам того… — И он махнул головой куда-то на север, в ту сторону, откуда пришла кредонская армия.

— Ты хочешь предать своего короля? — В голосе Ренки не было ни капли возмущения или ярости, а только одно безграничное удивление. Ему подобная дикость и в голову не могла бы прийти.

— Не, ну ты чё? — внезапно поддержал Гаарз нашего героя. — Решил, что в рудниках или на галерах республиканцев тебе будет лучше? Или ты думаешь, стоит тебе заявиться к этим торгашам и они тебя сразу главным поедателем плюшек в своей армии назначут? И не мечтай. Если, конечно, ты не офицер, у которого родня сидит на сундуках с золотом и может заплатить за тебя приличный выкуп.

— Почему же сразу на галеры? — осторожно, но настойчиво продолжал гнуть свою линию Дроут. — Можно ведь и просто в плену посидеть.

— Ты откуда такой взялся? Ты и впрямь думаешь, что эти торгаши тебя пару-тройку лет за так кормить станут? — влез в разговор Киншаа. — Спроси любого моряка. Ну или хотя бы вон, — кивнул он в сторону Гаарза, — грузчика портового, и тебе про этих кредонцев такого понарасскажут… Не дай боги с ними в море пересечься. Даже в мирное время. Им все без разницы — корабль на дно, тебя в трюм, а потом на рудники или к веслу прикуют. От этих сволочей на трех континентах людям покою нет.

Киншаа говорил столь страстно и взволнованно, что даже все еще пребывающему в ступоре Таагаю стало понятно, что здесь что-то очень личное.

«Вероятно, он родом из какого-нибудь прибрежного поселка или городка, что разорили кредонские пираты, — подумал Ренки. — Может, кто-то из близких пострадал. А может, и всю родню либо зарезали, либо увели в вечное рабство».

— Как видишь, Дроут, — назидательно сказал Ренки, — путь предательства не только постыден, но и не сулит тебе ничего хорошего. А даже если бы и сулил, идти по нему тебе пришлось бы в одиночку. Ибо все остальные, даже попав в столь удручающее положение, никогда не предадут своего короля!

Сказав это, Ренки на несколько секунд гордо задрал подбородок к линии горизонта, устремив нос почти в самый зенит, и потому не видел улыбочек, которыми мельком обменялись за его спиной Гаарз, Киншаа и, что обиднее всего, даже Готор. Впрочем, улыбки эти были вовсе не издевательские, а скорее понимающие и сочувствующие.

— Ладно, ребята, — примиряющим тоном сказал Готор. — У нас еще есть до заката часок-другой. И я предлагаю попробовать поспать хоть немного. Потому что ночка у нас будет трудная. Поскольку я уже повалялся чуток в отключке, то на караул встану первым. Меня сменит Киншаа, а третьим будет Ренки. Гаарз, поскольку он половину прошлой ночи простоял в карауле, спит до упора. Дроут и Таагай, пробегитесь по этой лощинке и посмотрите, нет ли поблизости какого-нибудь ручейка. Да и вообще осмотритесь, как, если что, отсюда удирать сподручнее будет. Вы ребята в этих делах опытные, вас учить не надо. Потом тоже можете ложиться спать. Выполнять!

Ренки честно попытался выполнить этот приказ. Он был уверен, что никакой сложности не будет, настолько вымотанным и бессильным он себя чувствовал. Но стоило только лечь и прикрыть веки, как перед глазами замелькали изуродованные ядрами, штыками и пулями окровавленные останки, лица убитых им сегодня врагов, собственные руки, по локоть выпачканные в крови… И даже непонятно, была ли это кровь раненых, что он выносил с поля боя, или кредонцев, чьи жизни сегодня оборвал.

А еще дикая жажда, перебивающая даже голод. Страшно подумать: последний раз они ели только сегодня утром, а такое чувство, что с того завтрака уже прошли долгие годы. И хотя к фляжке Ренки приложился не далее как пару-тройку часов назад, казалось, что пороховой дым покрыл все горло и нёбо, и страшно хотелось смыть его хоть каплей грязной воды из лужи.

Несколько минут он честно проворочался на жесткой земле. А потом не выдержал, встал, пошел к дежурящему Готору и предложил его сменить.

— Знаешь, — как-то виновато ответил Готор, — я сейчас тоже, пожалуй, не засну.

— Болит голова? — заботливо спросил Ренки. — Отец мне рассказывал, что так бывает, когда рядом что-то взорвется. У некоторых вроде даже до конца жизни не проходит.

— Спасибо, Ренки, — усмехнулся Готор. — Умеешь ты подбодрить.

— Извини… — Ренки сообразил, что опять, честно желая поделиться знаниями, сморозил редкостную глупость. — И прости за то, что тебе пришлось… Ты первый бросился мне на помощь, а потом всех нас спас, ну, этим взрывом. И все из-за меня.

— Не бери в голову. Хороший ты парень, Ренки, но взрослеть тебе надо побыстрее. Понимаешь, мы сейчас не в том положении, чтобы совершать подростковые глупости. А насчет моей головы — не волнуйся. Сотрясуха небольшая конечно же есть. Но мне доставалось и похлеще. Просто… Знаешь, а я ведь сегодня впервые человека убил!

Признание словно бы само вырвалось из уст Готора. И было даже непонятно, удручен ли он совершенным поступком или тем, что совершил его в столь позднем возрасте.

«А ведь ему уже лет двадцать пять, не меньше», — с удивлением подумал Ренки.

— Но как же так получилось? — стараясь делать вид, что лишь ведет светскую беседу, спросил он у своего старшего приятеля. — Ты же столько путешествовал. И так умеешь драться.

Признание никак не вязалось с уже сложившимся образом приятеля. Раньше Готор казался Ренки всегда уверенным в себе, в меру жестким и довольно опасным человеком. По крайней мере, после нескольких жестоких драк в трюме, где Готор демонстрировал просто какие-то чудеса, тычком пальца заставляя сложиться пополам громилу на голову выше себя ростом или буквально за пару секунд сбивая с ног трех-четырех противников, даже Ренки невольно стал относиться к нему как… ну, например, как к ручному тигру.

Лежит такая громадная кошка где-то посреди гостиной во время светского раута, позволяет себя гладить и даже тормошить. Клянчит мясо, бодает хозяйскую руку, требуя ласки. Но горе тому, кто забудет об огромных когтях, клыках и силе лап, способных одним ударом свалить быка. Доли секунды на пробуждение звериной ярости — и вот гостиная уже залита кровью, а те, кто все-таки смог выжить, в ужасе жмутся по углам, дрожа от страха. Ренки читал в «Ежегодном королевском вестнике», как нечто подобное произошло в столице, в доме одного из богачей-нуворишей.

И вдруг этот тигр признается, что до сей поры был вегетарианцем!

— Да вот как-то так, — неопределенно высказался Готор. — Может, как раз из-за умения драться всегда удавалось обходиться без этого. Самое большее — руки-ноги ломал. А тут…

Чувствовалось, что Готору хочется высказаться. Поделиться с кем-нибудь этой своей, внезапно оказавшейся столь тяжелой ношей. Но долг вождя, пусть и крохотной банды каторжников, не позволяет ему проявлять слабость перед подчиненными. А Ренки ведь отчасти равный! Тоже благородный оу, и тоже имевший сходный опыт.

Да, Ренки прекрасно помнил ту ночь после убийства Ифия Аэдоосу. Он тогда (да и сейчас) нисколечко не сожалел о сделанном, искренне считая себя правым. И никаких особых проблем со стороны закона он тогда не предвидел. Но на душе тем не менее почему-то было тягостно и тоскливо. И особо тоскливо было из-за вынужденного одиночества в камере городской тюрьмы и невозможности с кем-нибудь поговорить, обсудить произошедшее.

Впрочем, не факт, что от разговора стало бы легче. К чему ковырять свежеполученную рану? А вот отвлечься, поговорив о чем-нибудь другом…

— Слушай, Готор, — поинтересовался Ренки. — А как мы все-таки будем совершать наш подвиг? И мне не очень понятно, что ты вообще под этим понимаешь?

— Хм… Хороший вопрос, — задумался Готор. — Уж точно не то, что описывается в прочитанных тобой книжках. Я их, признаюсь, не читал, но могу догадаться, как там все рассказывается. Разная там беззаветная преданность королю, самопожертвование, безумная храбрость и прочие дела. Они нам, уж извини, не подходят. Да погоди ты! Не сверкай так грозно очами, подобно Нордоону Великому. Давай-ка сначала разложим все по полочкам. Ты ведь знаешь, что я вообще не из Тооредаана и ваш король для меня — абсолютно чужой дядя.

— Но ты же дал присягу!

— Дал. Потому что иначе бы меня повесили. И знаешь, думаю, немного постаравшись, я бы смог убедить тебя, что присяга, данная под принуждением, не имеет смысла. И даже напротив: нарушить ее — означает пойти против тирании и несправедливости, бороться с которыми есть долг всякого благородного человека. Жонглировать словами меня в свое время учили не хуже, чем махать кулаками. Но тебе и правда надо взрослеть, и поэтому убаюкивать твою совесть добренькими, но насквозь лживыми сказками я не стану. Оглянись, Ренки. Нас тут осталось шестеро. У каждого своя судьбы и свои надежды. И погибнуть, совершая подвиг во имя короля, тут надеешься только ты, и то в силу плохого знания жизни и юношеской наивности. Как я уже говорил, я иностранец. Гаарз — работяга, зарабатывающий себе на жизнь тяжким трудом и ничего в жизни хорошего от короля не видевший. Киншаа — сирота из приюта, проданный на королевский флот, откуда он благополучно дезертировал, чтобы стать бродягой. Дроут и Таагай — воры. Но ворами они тоже стали не от хорошей жизни, а чтобы не подохнуть с голоду. Если ты ждешь от этих людей подвига во имя короля, которого они не знают и который ничего хорошего для них не сделал, ты, уж извини за откровенность, дурак! Так какого тогда демона вся эта лабудень, спросишь ты. Отвечу. Я дал тогда присягу. Вернее, я принес ее куда раньше. Но присягал я не вашему королю, а вам. Я готов сбежать с королевской службы, как только подвернется удобный случай, потому что у меня есть дела куда интереснее, чем рыть канавы или даже палить из мушкета и колоть кредонцев штыком. Но я никогда не предам тех, кто дерется со мной плечом к плечу. Этому меня тоже учили.

— Но тогда… — Ренки казалось, что слова приятеля, которому он так доверял на протяжении последнего полугода, потрясли его сильнее, чем все события предыдущего дня, включая проигранное сражение. — Но тогда зачем ты говорил мне о подвиге?

— Чтобы дать тебе стимул к жизни. Дать надежду! — жестко ответил Готор. — Хотя я и не исключаю возможности, коли она выпадет, пойти и таким путем. В конце концов, это тоже способ избавиться от каторги. Долгий, но зато относительно легальный. А дальше — уже и с армией покончить будет проще. Только вот запомни хорошенько: горячее сердце тут тебе не поможет. Подвиги мы будем совершать очень осторожно и расчетливо. И только тогда, когда будет уверенность, что это нам зачтется, а не для того, чтобы сделать приятное твоему любимому королю. Кстати, а почему ты его так сильно любишь?

— Но ведь это король! — возмущенно воскликнул Ренки. — Он… Мы… Король — символ страны! И если не ради него, то зачем вообще? Ведь…

— Все понятно. В общем, Ренки, теперь ты все знаешь. Решай сам, с нами ты или мечтаешь принять смерть за короля, о которой никто так и не узнает. А на родине тебя по-прежнему будут считать убийцей и каторжником.

Глава 5

Как уже упоминалось в предыдущей главе, армии в те времена никуда не спешили. Ни в походе, ни при маневрировании на поле боя. И особенно — при наступлении.

И по этой причине даже в случае такой разгромной победы, какую одержали ныне кредонцы над армией Тооредаана, организовать долгое и успешное преследование противника не получалось.

Как правило, едва враг оставлял поле боя, которое торжественно занимал победитель, генералы и офицеры победившей стороны прикладывали куда больше сил к тому, чтобы собрать всех своих солдат вместе и как можно быстрее восстановить дисциплину, чем к тому, чтобы догнать убегающего врага и нанести ему дополнительный урон.

Разве что кавалерия бросалась преследовать разгромленного противника. Но и то лишь до тех пор, пока удирали, сломя голову, разрозненные группки. Потому как стоило бегущим солдатам почувствовать ослабление угрозы, вновь начать подчиняться офицерам и создать какую-то видимость строя — и кавалерия уже могла лишь пытаться атаковать стену штыков, из-за которых по ней вовсю палили из мушкетов. Занятие, как правило, столь же бессмысленное, сколь и опасное.

Ну а сейчас у обеих армий и кавалерии-то по сути не было. Зарданское плоскогорье отнюдь не изобилует подножным кормом для лошадей и верблюдов и большими запасами воды, а везти за собой тюки сена на целый кавалерийский полк и более — это большой риск сравнять количество телег в обозе с количеством солдат во всей армии.

Потому-то отправившиеся вдогонку за тооредаанскими беглецами верблюжьи егеря преследовали цель не столько сразить как можно более врагов или отбить трофеи, сколько проследить за тем, куда движется проигравшая армия, как быстро она придет в себя и какие действия предпримет далее. И для этого они, разбившись на небольшие отряды по десять-двенадцать человек, разъехались в стороны, постаравшись охватить по возможности большую территорию, чтобы добыть для своих командиров как можно более точные сведения.

Впрочем, коли уж подвернется случай, никто из егерей не откажется немного поохотиться и за отбившимися от основной массы войск группками беглецов или просто одиночками. Длинные — больше трех метров — пики отлично приспособлены, чтобы накалывать на них подобных неудачников. Коли те посмеют огрызаться, есть длинноствольный мушкет, прицельно бьющий за полторы сотни шагов. И еще имеется от двух у простого егеря до шести у дворянина колесцовых пистолетов в седельных сумках.

Да, это безумно дорогое оружие, но офицерами верблюжьих или конных егерей становятся отнюдь не самые бедные люди, по традиции обязанные иметь возможность обеспечить подчиняющихся им солдат хорошей амуницией.

Второй лейтенант оу Даангай был одним из таких очень не бедных людей. Пусть четвертому сыну торгового магната получить бразды правления семейным делом и не светило, но выделенной ему доли наследства и процентов, которые он имел с доходов семьи, вполне хватало не только на то, чтобы приобрести лучших верблюдов и великолепную экипировку, но и содержать собственный отряд телохранителей, составлявших его личную роту.

А потому к демонам сидение в пыльной конторе за гроссбухами и кипами отчетов. И да здравствует беспечная армейская жизнь, состоящая процентов на девяносто из лихих скачек, фехтований пикой и палашом, пари на меткость стрельбы, охоты, офицерских попоек со шлюхами или торжественных балов со знатными дамами, у которых иным шлюхам было чему поучиться.

И даже то, что его с отдельным взводом загнали на засушливое и бесконечно тоскливое Зарданское плоскогорье, отнюдь не испортило оу Даангаю приятных впечатлений от армейской жизни. В конце концов, это ведь большое приключение. А вернувшийся в лучах славы ветеран в глазах прекрасных дам легко даст сто очков вперед любому «домоседу», пусть тот и одет в мундир тех же самых цветов.

Увы, но пока Даангая преследовала неудача. В битву всадников не пустили, а во время преследования его капральству выпало двигаться на самом краю левого фланга, так что никого из тооредаанцев он так и не встретил, а значит, не смог опробовать в реальном деле ни остроту своей пики, ни меткость дорогих пистолетов. Одна лишь голая засушливая каменистая пустыня, и ничего вокруг. Тоска.

С первыми лучами солнца он отдал приказ возвращаться назад — пора было принести добытые сведения в штаб.

И тут внезапно… Удача! Несколько, не больше десятка солдат, в уродливых зелено-желтых мундирах. Идут, еле переставляя ноги. Почти у всех головы, бока или руки перевязаны бинтами. А одного, голого по пояс, с замотанным животом, так почти что тащат под руки.

Второй лейтенант оу Даангай не стал долго раздумывать и, отдав приказ, первым поскакал навстречу группке, выглядевшей посреди этой раскаленной сковородки Зарданского плоскогорья столь желанной и беспомощной добычей.

Увы. Оказалось, что добыча умеет огрызаться. При виде несущихся на них всадников они образовали некое подобие строя. А брошенный на землю вояка с ранением в живот начал спешно долбить кресалом по огниву, поджигать фитили и раздавать их своим товарищам.

Они успели, и буквально с десяти или чуть больше шагов в Даангая и его отряд пальнуло восемь мушкетов. Юный баловень судьбы почувствовал, как в его плечо ударило что-то очень тяжелое и горячее. Ударило с такой силой, что буквально вынесло из седла.

Верблюды не кони. Они не пойдут на стену штыков в самоубийственную атаку. Впрочем, егеря обычно так и не атакуют, особенно противника, который может огрызнуться.

Из двенадцати всадников после мушкетного залпа в седлах усидело лишь семеро. Но и этого вполне хватило, чтобы, отъехав на пару десятков шагов, почти в упор расстрелять спешно перезаряжающих свои мушкеты тооредаанцев.

Затем поспешно подъехавший капрал, молясь богам, чтобы лейтенант-хозяин остался жив (печально лишиться такого нанимателя), соскочил с верблюда, не дожидаясь, пока тот опустится на колени, и осмотрел раненого.

— Ну слава богам… — прошептал он, когда хозяин очнулся. А потом уже сказал намного громче: — Как вы себя чувствуете, лейтенант оу Даангай?

— Дико болит плечо, — пожаловался тот. — И, кажется, упав, я отбил себе задницу. Что там было дальше-то?

— Мы их перестреляли, хозяин. Так что поздравляю вас с первой победой! Вам повезло: пуля прошла насквозь, не задев кость. Я залил рану лечебным декоктом, смазал заживляющими мазями и забинтовал. Так что, коли будет на то воля богов, через месяц уже и забудете про это. Но все же лучше бы поскорее показаться лекарю, вероятно, он сможет сделать больше.

«А заодно, если ты, дурак, помрешь, — подумал капрал, — вина за это будет лежать уже на лекаре».

— Что они там разорались? — удивленно спросил лейтенант оу Даангай, услышав непонятный галдеж со стороны своего воинства, исследующего трупы тооредаанских вояк.

Капрал оглянулся.

— Хм… Неслыханная удача, — не веря сам себе, произнес он. — Эти оборванцы тащили полковое знамя! Второй лейтенант оу Даангай, поздравляю, вы теперь герой!

Когда наступила ночь, банда Готора вылезла из лощинки и осторожно двинулась вслед за отступившей армией. Пришлось заложить немалый крюк, чтобы обойти бывшее поле боя, опасаясь наткнуться в темноте на мародеров, на свой страх и риск решившихся попытать удачу и обдирающих трупы, или на патруль, вышедший этих мародеров отлавливать. Не то чтобы кредонцы столь уважительно относились к телам своих врагов, однако дисциплина в их армии и методы по ее поддержанию справедливо считались одними из самых суровых.

Правда, сначала банде и самой пришлось немного помародерствовать — в лощине воды они так и не нашли, а пить хотелось невыносимо.

— Можете заодно прихватить оружие, порох и пули, — посоветовал Готор своим спутникам перед тем как отправить на поиски. — Но даже не вздумайте брать деньги или что-нибудь ценное. Уверен, после возвращения нас хорошенько обыщут и если решат, что мы тут задержались, чтобы порыться в карманах убитых, — виселицы нам не избежать.

Увы, но, провозившись минут сорок, обшаривая трупы, каторжники смогли найти лишь штук пять полупустых фляжек, две из которых Готор позволил опустошить сразу, а остальные велел взять с собой.

И они двинулись в путь. Ренки как-то очень быстро потерялся в пространстве и уже спустя минут двадцать ходьбы вряд ли смог бы отыскать в темноте даже ту лощинку, из которой они недавно вылезли. Но Готор и, как ни странно, Киншаа довольно хорошо ориентировались по звездам. А бывшие домушники Дроут и Таагай двигались в темноте, словно кошки. Их-то и выслали дозором, дабы использовать во благо способности, приобретенные столь бесчестным занятием.

Так что по-настоящему паршиво приходилось только Ренки и Гаарзу, которые, чувствуя себя очень неуверенно, спотыкалисьгораздо чаще остальных, а значит, и производили гораздо больше шума.

— Выше поднимайте ноги, ребята! — порекомендовал им Готор, когда Гаарз в очередной раз споткнулся о камень и свалился на землю с грохотом, показавшимся в ночной тишине особенно ужасающим. — И не пытайтесь смотреть под ноги, все равно увидите только черноту. Смотрите выше, на светлое небо над горизонтом. Когда ваши глаза смогут разобрать хоть что-то, то и ноги пойдут увереннее.

Ренки честно попытался последовать этому совету и немедленно растянулся, зацепившись за что-то ногой и до крови ободрав колено и ладони.

— Ничего, — утешил его Готор. — Со временем научишься.

Когда восточный край горизонта уже посветлел, намекая на скорый рассвет, Готор велел всем искать подходящее укрытие.

— Надо будет оглядеться и прикинуть, куда мы забрели, — объяснил он свой приказ. — Да и спать хочется невыносимо. И, думается, не только мне. Чуток поспим, чтобы совсем уж не падать с ног. А попозже, смотря по обстановке, двинемся дальше.

К сожалению, снова найти удобную, скрытую от всех глаз лощину им не удалось. Так что устроиться на отдых пришлось среди нагромождения здоровенных булыжников, иные из которых были повыше человеческого роста. Они, конечно, могли скрыть беглецов от посторонних взглядов, но в плане комфортного сна сильно уступали пуховым перинам.

Впрочем, хотя ничего мягче каменистой земли тут не нашлось, измученные каторжане заснули, едва их тела приняли горизонтальное положение. Однако предварительно Готор успел назначить караульные смены, как всегда, мужественно вызвавшись быть первым.

Увы, но долго поспать его банде опять не пришлось. Ренки показалось, что его веки толком даже не успели опуститься, как кто-то уже аккуратно начал тормошить его за плечо.

— Что там? — пробормотал он спросонья, чувствуя себя еще более уставшим и обессиленным, чем до этой имитации сна.

— Вставай, — продолжал тормошить его Гаарз. — Там, впереди, какая-то пальба. Готор велел всем просыпаться.

Ренки попытался это сделать. Голова дико болела, к горлу подкатывал комок тошноты, и казалось, что руки и ноги отказываются повиноваться приказам мозга, которому просто необходимо поспать еще хотя бы часов пять-шесть.

Ренки даже влепил себе пощечину, чтобы немного взбодриться, и растер ладонями лицо. Помогло не так сильно, как могло бы помочь умывание чистой холодной водой или чашечка бодрящего отвара из зерен ягод гове, пусть и сваренного в солдатском котле, по «армейским рецептам», с щедрыми добавками пережженного ячменя и еще не пойми чего, что интенданты так любят добавлять туда «для весу».

Однако, судя по уже довольно яркому свету, спали они не меньше двух часов. Осознание этого хоть как-то помогло обмануть уставший мозг и чуть взбодрило тело. Так что, внутренне скуля от жалости к себе, Ренки все же смог подняться на ноги и подошел к компании сослуживцев, что-то старательно разглядывающих впереди.

— Чего там? — хмуро спросил он у них, пытаясь вглядеться в даль мутными от недосыпа глазами.

— Кажись, кредонцы кого-то из наших мочат, — отозвался Киншаа, который, как и многие моряки, обладал весьма острым зрением.

— А почему ты думаешь, что не наши кредонцев? — спросил Дроут, кажется, больше из чувства противоречия.

— Ты чё? — удивился Киншаа. — Видел у нас кого-нибудь верхом на верблюдах?

— Ну мало ли, — продолжил настаивать упрямый и злой от недосыпа Дроут. — Наши огребли по заднице и взяли с перепугу тех, что в обозе были. Ну там, на разведку съездить.

— Боевой верблюд, — вмешался в разговор Ренки, торопясь высказаться, ибо по традиции благородные оу просто обязаны были разбираться в лошадях и верблюдах, — и тот, что под грузом ходит, — это два совершенно разных животных. Боевые приучены выполнять несколько иные команды и не пугаться звуков выстрелов над головой. Да и по характеру они должны отличаться. Боевому надлежит быть злым и задиристым. А это, судя по всему, кредонские верблюжьи егеря. Считаются элитной частью, специально созданы, чтобы воевать в Зарданской пустыне или на пустошах Рангееи.

— По-любому, — в ответ высказался Готор, — нам с ними лучше не встречаться. Надеюсь, все с этим согласны? — Особо выразительный взгляд задержался на Ренки до тех пор, пока тот не кивнул, соглашаясь, что сейчас не самый подходящий момент совершать подвиги во имя короля. — Так что когда они пойдут дальше, затихаримся тут, в камушках, и прикинемся пожухлой травкой. Ренки, делай, что хочешь, но твоя шпага не должна блестеть на солнце. Прикопай ее в пыли. Штыки туда же. Мушкеты на всякий случай не мешало бы зарядить. Потом заткните стволы тряпками и замотайте ими же замки, чтобы туда грязь не попала, — и тоже в пыль. Вот только как быть с фитилями?

— Отец рассказывал, — перебил его Ренки, — что они при ночном штурме Стоонского замка прятали фитили в маленькие горшочки, чтобы те не светились в темноте. Можно зажечь парочку и спрятать в пустых фляжках.

— Отлично. Делаем.

И тут вдруг выяснилось, что из всей компании только Ренки с Готором умеют обращаться с мушкетом. Остальные имели лишь весьма смутные представления о том, как его нужно заряжать и, соответственно, разряжать в направлении врага. Так что им двоим и пришлось заниматься мушкетами, даже несмотря на ворчание Готора: «…таким лучше заряженное оружие вообще в руки не давать».

— Э-э-эй… — внезапно окликнул их Киншаа, оставленный наблюдать за кредонскими егерями. — Они двинулись в нашу сторону.

— Чего это они такое делают? — вдруг спросил Готор, быстро зарядив последний мушкет и подходя к наблюдателю. Ренки, спрячь голову! — внезапно рявкнул он на своего приятеля. — Если ты хочешь, чтобы тебя не заметили, смотри сбоку от укрытия, за которым прячешься, а еще лучше — из-под него, если, конечно, это возможно, но никогда не поднимай голову над ним. Понял?

— Кажись, они там друг дружке чего-то перекидывают, — внимательно приглядевшись, заявил Киншаа. — Вроде как какую-то тряпку. Наверное, содрали с убитого мундир и решили поиграть в мячик.

— Это не тряпка, — внезапно очень серьезным тоном произнес Ренки и от волнения даже вновь высунул голову над камнем. — Посмотрите на цвета и на меховую опушку. Это королевское знамя!

— Ну знамя так знамя… — равнодушно ответил на это Киншаа. — Разница не столь уж велика.

— Готор, ну ты-то хоть понимаешь… — воззвал Ренки к их главарю. — Знамя! Полк получает его из рук короля. Потом его освящают во всех трех главных храмах. Полк должен хранить его, как величайшую ценность. Потеря знамени — невероятный позор! Мы обязаны его вернуть!

— Хм… — Готор почесал нос, что обычно делал, когда над чем-то сильно задумывался. — Тут ты, Ренки, отчасти прав. Возвращение знамени нам вполне могут зачесть за подвиг, и, может быть, после этого мы получим прощение и свободу. Но их там восемь человек… кажется. А нас всего шестеро. И из этих шестерых только двое умеют стрелять. Каковы шансы?

— Но наш долг! — едва ли не заорал Ренки, привлекая всеобщее внимание.

— Вспомни, что я тебе говорил, — жестко оборвал его Готор. — Не долг, а шанс. И воспользуемся ли мы этим шансом, решать будешь не ты и даже не я. Что скажете, ребята? — обратился он ко всей остальной банде.

— Чего-то мне из-за тряпки голову подставлять не хочется, — задумчиво сказал Дроут. — Оно, конечно, шансов сдохнуть в очередной драке, таская подстреленных, у нас не меньше. Да и рыть отхожие места уже осточертело. Но тут, почитай, верная смерть. А пожить еще охота.

— Угу, — подхватил Гаарз. — Я вообще-то не шибко сильный знаток всех этих дел. Подраться там, дубиной помахать — это пожалуйста. А вот с этими всякими оружиями… Да и, сдается мне, их больше. И оружие у них получше нашего. Верблюды опять же… До него ведь, всадника-то, еще и не дотянешься, когда он на скотине этой своей сидит. А из мушкета этого вашего я в жизни не стрелял. Так что небось и в сарай с трех шагов не попаду, не то что во всадника.

— Да, Ренки, — подхватил Киншаа. — Мы, конечно, понимаем, что вы с Готором из благородных. У вас там свои заморочки. Для тебя это знамя много чего значит. Но мы-то люди простые. Кабы хоть какая возможность была шансы уравнять, мы бы, может, и попробовали. А так… Прикончат они нас за милую душу и даже не вспотеют.

Таагай даже говорить ничего не стал. Но судя по тому, как он кивал головой, можно было не сомневаться, что он полностью согласен с предыдущими ораторами.

— Но… — Ренки явно пал духом. Надежда, шанс лишь мелькнули перед ним, но, едва он попытался ухватиться за них, руки почувствовали лишь пустоту.

— Ну вообще-то, думаю, уравнять шансы кой-какая возможность есть, — задумчиво сказал Готор. — Ренки, ты с десяти-двадцати шагов точно не промажешь?

— Отец начал учить меня стрелять, едва мне десять исполнилось. Из нормального мушкета я и с сотни по человеку не промажу!

— Тогда предлагаю такой план, — энергично сказал Готор. — Подумайте, стоит ли. Только вот решать вам придется быстро!

Верблюд, на котором ехал лейтенант оу Даангай, был воистину прекрасным образчиком своего вида. Его поступь была столь мягкой и плавной, что обычно опытный всадник особо и не замечал этого движения. Но вот сейчас каждый шаг замечательного животного отдавался у оу Даангая болью в раненом плече и заставлял болезненно морщиться.

Впрочем, даже это почти не портило ему приподнятого настроения. Воистину он был любимчиком богов, коли они решили преподнести ему такой замечательный подарок. И рана тут шла даже в плюс. Ранен при захвате вражеского знамени! Ведь звучит! Если не вдаваться в подробности, то воображение рисует картину бесстрашного всадника, врывающегося впереди своих егерей в ряды противника. Круша направо и налево полчища врагов, герой пробивается к чужому знамени, вырывая его из рук охраняющих столь ценный приз сержантов… Кстати, надо будет выписать из столицы модного живописца и заказать ему запечатлеть этот образ для потомков. Война сейчас завладела умами общества, и если договориться, чтобы картину выставили в популярном салоне, громкая слава второму лейтенанту оу Даангаю обеспечена.

Если бы не было этой раны, трех убитых и раненого (и довольно тяжело. «Наверно, не выживет», — сказал капрал) — это достижение могли бы приписать слепой удаче. А тут — подвиг налицо. И даже самые злобные недоброжелатели не посмеют этого отрицать. Так что остается только взять мешок побольше и подставить его под поток наград и удовольствий, который непременно обрушится на такого героя!

— Лейтенант, — вдруг вторгся капрал в его сладкие грезы, — поглядите, похоже, еще один!

Оу Даангай посмотрел в том направлении, куда показывал капрал. Примерно в полутора тысячах шагов от них по пустыне вяло брел какой-то оборванец. Судя по медленной хромающей походке и по тому, что он до сих пор не заметил всадников, бедолага был смертельно измучен. И наверняка серьезно ранен.

— Съезди пристрели… — буркнул лейтенант, недовольный, что его отвлекли от мечтаний. — Или плюнь. Он, похоже, и сам скоро подохнет.

— Так ведь… — осторожно возразил капрал. — У него же шпага! Наверняка это офицер!

— Что-то не могу понять, что за форма надета на этом офицере? — удивленно прокомментировал оу Даангай, всмотревшись в бредущую по солнцепеку фигуру. — Или эти тооредаанцы начали назначать офицерами бродяг?

— Ну может, мундир в бою разорвался, — пожал плечами капрал. — Но, скорее, думаю, он отключился во время битвы, вот мародеры с формы все золотое шитье и срезали, а заодно увели кошелек и прочее имущество.

— А шпагу оставили? — насмешливо спросил лейтенант.

— Дык шитье-то или денежки можно и припрятать, да потом маркитантам продать. А со шпагой патруль мгновенно загребет…

— Ладно. Давай съездим проверим, — воздержался от дальнейших гаданий благородный оу. — Если это и впрямь офицер, да еще и довеском к знамени… От такого улова и впрямь грех отказываться. Только не вздумайте стрелять. Берите живым, иначе он бесполезен.

До бредущего, как в тумане, доходяги оставалось сотни три шагов, когда он наконец-то смог заметить приближающихся к нему всадников. Бедолага встрепенулся и, продолжая хромать, неожиданно бодро побежал к наваленным посреди пустыни каменным глыбам — обломкам, некогда возвышавшейся тут скалы.

— И на что он надеется? — иронично поднял бровь лейтенант, неторопливо направляя своего верблюда вслед за ринувшимися за беглецом егерями.

— Дык, ваше благородие, — внезапно ответил егерь, оставшийся с ранеными по приказу капрала. — Жить-то хоцца… Вот и хватается за соломинку, чтобы хоть на секундочку, да хоть на миг, но подольше… Эвон как припустил-то… А ведь еле ноги переставлял. Точно говорю: жить хоцца!

Лейтенант оу Даангай не посчитал нужным даже заметить эту реплику нижнего чина, но, убрав отобранное у солдат знамя (еще порвут, сволочи) в седельную сумку, слега подстегнул своего верблюда, чтобы быть поближе к месту событий, когда его ребята начнут выковыривать беглеца из его укрытия.

Он уже был в полусотне шагов от камней, когда оттуда внезапно раздался выстрел.

— Я же приказывал — живьем! — недовольно простонал лейтенант, досадуя на напрасную задержку, боль в плече, слабость и испепеляющую жару позднего утра. — Поубиваю тупиц!

Но странное дело — выстрелы не смолкали. Второй, третий, четвертый… Лейтенант даже снял ноги с верблюжьей шеи и, вдев их в стремена, привстал, чтобы получше разглядеть, что происходит за камнями. И уткнулся взглядом в дуло мушкета.

Последнее, что он успел четко осознать, — это невыносимо ярко горящий на полке мушкета порох. Потом раздался выстрел, оборвавший такую недолгую полосу удачи второго лейтенанта особого корпуса верблюжьих егерей Кредонской республики оу Даангая.

— Я заманю их! — пылко вызвался Ренки сыграть самую опасную роль в предложенном плане.

— Нежелательно, — отрицательно покачал головой Готор. — Тебе и мне придется стрелять. И как можно более метко. А если у тебя после бега будет сбитое дыхание и дрожащие руки…

— Коли раненого надо будет изобразить, тогда уж лучше я! — вдруг вылез вперед обычно не особо инициативный и разговорчивый Таагай.

— Точно, — подхватил Дроут. — Он на этом собаку съел!

И пояснил, видя удивленные лица приятелей:

— Таагай наш с детства нищенством промышлял. Он хоть безногого, хоть безголового так изобразить может, что у самого распоследнего жадюги кошелек сам развяжется. Мы это раньше использовали, чтобы за богатыми домами приглядывать… перед тем как на дело идти.

— Это просто потрясающе, сколько дополнительных талантов обнаруживается в нашей компании! — ухмыльнулся Готор так, что можно было даже подумать, будто он и правда одобряет столь недостойное умение. — Тогда внимательно смотри и запоминай. Ты должен забежать во-о-он оттуда. Вот здесь, видишь, довольно открытый участок, тут тебя подстрелить вполне реально. Так что беги не по прямой, а зигзагами. Главное — успеть добраться до тех вон камней и спрятаться там. Если я хоть что-то понимаю в жизни и в верблюдах, своих животин они по этим обломкам не поведут. Значит, спешатся и пойдут убивать тебя пешком. Ренки, заляжешь вон в тех скалах. Именно заляжешь! Перезаряжать мушкет тебе не понадобится, так что можно будет стрелять лежа. После каждого выстрела меняй позицию, если они и впрямь элитная часть, то мигом засекут стрелков и начнут палить в ответ. Опять же и тебе дым от собственных выстрелов не будет мешать целиться. Так что лучше заранее выбери места, откуда будешь стрелять, и положи там мушкеты. Гаарз, Киншаа и Дроут, вы можете поучаствовать только в ближнем бою. Против вооруженного пистолетами и мушкетами противника у вас шансов нет! Поэтому заранее наберите камней. Когда мы отстреляемся, а кредонцы отстреляются по нам, начинайте сближаться с противником, одновременно закидывая его камнями. Не позволяйте им перезарядить оружие. Твердо запомните — первый выстрел за мной! Я засяду вон там, сбоку. И в первую очередь постараюсь убить тех, кто не полезет на камни, а останется снаружи. Но будьте осторожны — пока не прогремит последний выстрел, даже носу не показывать из-за своих укрытий. Не хватало только, чтобы вас подстрелили за просто так. Как только поймете, что больше не стреляют, начинайте кидать камни — и в атаку. А мы с Ренки либо присоединимся к вам, либо — если противники еще останутся снаружи — начнем перезаряжать мушкеты. Все будьте внимательны — под ногами у нас не ровная площадка, а демоны знают что. Так что не торопитесь добежать до врага. Нам только сломанных по глупости ног не хватает. Вопросы? Или, может, кто чего добавить хочет?

— Пусть Таагай возьмет мою шпагу, — внезапно даже для самого себя предложил Ренки. — Увидев шпагу, они могут подумать, что он офицер, и постараются взять живьем. Все же больше шансов…

— Отлично придумано! — одобрительно кивнул Готор, делая вид, что не понимает, на какую жертву пошел Ренки, отдавая оружие благородного в руки человека из низов. Наверное, не хотел смущать Таагая.

— Ну и последний штрих. — С этими словами Готор сгреб в ладонь изрядную кучку земли и пыли, плеснул в нее несколько капель драгоценной воды и осторожно размазал образовавшуюся смесь по своем лицу, изобразив какой-то странный узор. — Под цвет камней, — усмехнулся он, глядя на вытянувшиеся лица друзей. — Чтобы не светить белыми мордами. А одежка у нас и так… цвета грязи. Так что подставляйте рожи. Я и вас разрисую. — Ну с богом! — сказал Готор, закончив это странное действие. — Или, как говорят у вас: «Да поможет нам Великий Верблюд!»

Ренки даже не думал, что секунды могут тянуться так долго. А уж про минуты и говорить нечего. Он уже успел раз двадцать впасть в отчаяние и взять себя в руки, а от Таагая и кредонцев все не было никаких вестей. Особо усугубляло это тягостное состояние то, что с того места, где он прятался, равнину видно не было. И он даже отдаленно не мог представить, что там происходит.

И вот, примерно спустя сто тысяч лет ожидания, наконец-то послышалось шуршание камней под ногами верблюдов и веселые голоса кредонцев.

Очень хотелось вылезти наружу и посмотреть. И Ренки пришлось почти силком заставить себя еще ниже пригнуть голову. Вот из общего фона голосов выделились команды верблюдам опуститься. Значит, план Готора работает. Ренки судорожно проверил, как лежит порох на полке, вновь закрыл ее и, достав тлеющий фитиль, начал зажимать его в губках курка, едва не забыв проверить, как точно он подходит к полке. А потом опять ожидание. Секунды, растягивающиеся в года.

И вот грохнул первый выстрел. Ренки мгновенно высунулся из укрытия, забыв про все, что говорил Готор о правильной маскировке, но хотя бы вспомнив, что нужно открыть полку мушкетного замка и подуть на фитиль, раздувая его посильнее. Прицелился в одного из стоящих на открытом пространстве солдат в ярко-синем, с песчаного цвета обшлагами и вставками мундире, спустил курок… Прикрыл веки, чтобы ярко горящий порох не повредил глаза. И, старясь не дышать и не сдвинуть ствол мушкета хоть на волос в сторону, стал ждать выстрела.

Жуткий грохот, сильнейший удар отдачи в плечо. Ренки открыл глаза. Солдат, в которого он целился, лежал на земле. Пуля диаметром с ноготь большого пальца взрослого мужчины, попав куда-то в шею, почти отделила голову от туловища.

Грохот. И еще одна пуля не меньшего калибра с противным визгом пронеслась над ухом. Ренки поспешно бросил свой мушкет на камни и на коленках пополз к следующей позиции. Опомнился. Вернулся и вынул тлеющий фитиль из губок, потеряв еще несколько драгоценных секунд.

Новая позиция, новый мушкет. Проверить полку. Закрыть, вставить фитиль. Проверить, как он подходит к полке. Подуть на фитиль, открыть полку. На сей раз он, усвоив уроки Готора, высунул ствол сбоку от камня. И, наведя его на очередной синий мундир, вспомнил, что говорил ему отец, прицелился пониже, почти в ноги, чтобы отдача, приподнимающая ствол мушкета, направила пулю в центр корпуса противника. Спуск. Вспышка. Противник все еще стоит. Но, судя по огромной ране у него на боку, стоять ему осталось недолго.

Новая позиция. И опять все те же действия. Навести мушкет, спустить курок. Вспышка на полке. Выстрела нет.

Отец рассказывал, что надо делать в этом случае. Обратным кончиком шомпола прочистить запальное отверстие. Подсыпать трясущимися от нетерпения руками свежий порох на полку, постучать, чтобы тот попал в запальное отверстие. Идиот! Надо же было снять фитиль! Одна искорка — и…

Опять навести мушкет на противника, который уже целится в Ренки из пистолета, поняв по вспышке, где тот сидит. А ведь Готор говорил менять позицию после каждого выстрела!

Мушкет и пистолет грохнули одновременно, выбросив языки пламени и раскаленные кусочки свинца. Что-то шоркнуло Ренки по волосам. А вот его выстрел, кажется, прошел мимо.

Не важно. Примкнуть штык — и вперед.

К тому времени, когда он выбрался из своего укрытия и добежал до места боя, все уже было кончено. В отличие от него Готор не промахнулся ни разу, первой пулей убив егеря, оставшегося охранять верблюдов, второй — пытавшегося командовать капрала. А третью почти с невероятной дистанции (шагов сто пятьдесят) сумел всадить в подъехавшего последним офицера.

Оставшимся в живых егерям, на которых обрушился град камней, было не до сопротивления. Один уже лежал без сознания, и из его виска, пробитого камнем, текла кровь. А второй, спасаясь от камней, даже не заметил штык, который Киншаа ловко метнул в него с изрядного расстояния, и лежал, проткнутый почти насквозь, жутковато подергивая ногами.

— Там еще один… — крикнул Гаарз, показывая в сторону… — Тока как до него добраться?

— Я сейчас! — ответил Ренки и, подбежав к меланхолично лежащим чуть в отдалении верблюдам, лихо вскочил на спину одного из них. Как всякий благородный оу, он прекрасно знал, как надо обращаться с этими животными… Теоретически. В краях, где Ренки провел свое детство, верблюды были редкими гостями. Поэтому он, если честно, впервые видел этого самого легендарного верблюда так близко.

Но команда «встать» оставалась неизменной на протяжении сотен, а может, и тысяч лет. Ренки прокричал ее. И верблюд ее спокойно проигнорировал. Ренки повторил, добавив сильный удар рукой по боку. Верблюд встал — сначала на задние ноги, а потом на передние. И Ренки вылетел из седла… Он, конечно, читал про эту привычку верблюдов. Но вот реального опыта не имел.

— Все равно этот гад уже смотался… — утешающе заметил Готор, даже не пытаясь скрыть улыбку. — Не переживай так. Почета достоин не тот, кто ни разу не выпадал из седла, а тот, кто, выпав, всегда садится в него снова!

Ренки попытался снова. И на этот раз у него все получилось. Но остававшийся при раненых егерь ожидать, пока за ним прибежит толпа кровожадных убийц, уже разделавшаяся с его товарищами, почему-то не стал и припустил что есть мочи подальше от этого, столь неудачного для кредонцев, места.

И, кстати, зря. По прибытии в лагерь его обвинили в трусости и бегстве с поля боя и забили плетьми до смерти.

Глава 6

— И все же не стоило этого делать! — продолжал возмущаться Ренки.

— Не будь белоручкой и чистюлей, — спокойно ответил Готор. — Мы бы только продлили их муки. С такими ранами не выживают. Штык в сердце куда милосерднее, чем долгое и нудное путешествие под палящим солнцем на верблюжьей спине.

— И все же это как-то…

— Ренки, хочу дать тебе хороший совет, — оборвал его Готор. — Не пытайся сам себе создавать проблемы там, где их нет. Уж поверь, проблем в твоей жизни и так будет хватать. Смотри сам — мы победили при почти невозможном раскладе. Вернули знамя, а также захватили одиннадцать верблюдов и целую кучу дорогущего оружия. Если в качестве благодарности нам выплатят хотя бы двадцатую долю реальной цены, мы наконец сможем не только нормально поесть и одеться, но и спрятать пару монеток на черный день. Посмотри на солнце. Когда оно только наполовину высунулось из-за горизонта, мы были каторжниками в обносках и без гроша в кармане. А сейчас, когда оно еще даже не в зените, мы уже без пяти минут герои и богачи. Радуйся таким моментам, ибо они выпадают не так часто, как нам всем хотелось бы.

— А зачем ты велел погрузить на верблюдов трупы? — недолго побыв счастливым и радостным, как советовал Готор, снова начал бурчать Ренки. — Не достойнее ли было бы оставить их на месте гибели?

— Мы всем будем говорить, будто опасались, что другие кредонские патрули их найдут и бросятся за нами в погоню. А рисковать знаменем мы не имели права! Но по правде — пусть все видят, что мы это знамя и этих верблюдов не среди трупов нашли, а отбили в бою. Твоя ссадина на голове, кстати, тут тоже очень к месту. Удачно это тебя: чуть-чуть ниже — и могло бы полголовы снести. А так только кожу содрало. Мази, которые были у кредонцев, очень действенные. Так что заражения можешь не опасаться.

— Ты собираешься сказать, что это мы убили всех одиннадцать человек! — обвиняюще возопил Ренки. — Это ведь неправда.

— Слушай, я тебя когда-нибудь сам прибью, — устало сказал Готор. И это прозвучало столь печально, что даже у самой предполагаемой жертвы не возникло желания возмутиться. — Можешь даже не сомневаться, что, когда в нашем штабе об этом случае будет составляться рапорт в штаб повыше, наша дюжина убитых превратится в дюжину сотен убитых. Все заслуги по спасению знамени припишет себе генерал оу Крааст, а про нас даже забудут упомянуть. Так что не валяй дурака, а пользуйся моментом. Думай не только о себе, но и обо всех наших ребятах. Чем больше заслуги, тем больше шансов, что нас наконец-то простят.

А тем временем в штабной палатке генерала оу Цорни Крааста царила, мягко говоря, безрадостная атмосфера. Все, начиная с личного адъютанта генерала и заканчивая штабным писарем, старательно изображали из себя пустое место, чтобы на них не обрушился гнев командира, который столь же старательно выискивал виновников своего поражения.

Больше всего, конечно, доставалось полковнику Девятого Мушкетерского полка, умудрившегося потерять знамя. А второго почетного места «ответственных за все» удостоились командиры Шестого и Пятнадцатого Гренадерских полков, которые, якобы проявив трусость, не предприняли решительной атаки и не сокрушили противника, как то предписывал им план генерала Крааста.

Левофланговые полки, которые первыми дрогнули и побежали, даже не упоминались — одним из них командовал племянник генерала, а вторым — его шурин. Да и при чем тут левый фланг, коли по плану именно гренадерам предписывалось атаковать и сокрушить, а они этого не сделали. И то, что противник сосредоточил на правом фланге значительно большие силы, чем предполагал генерал Крааст, не имело никакого значения: надо было идти и сокрушать.

Генерал орал столь яростно и самозабвенно, что почти убедил самого себя в своей правоте, хотя и знал, что доносы о том, как в действительности обстояли дела во время боя, уже наверняка движутся в сторону столицы и достигнут своей цели в ближайшее время. Тот же командир Девятнадцатого Королевского не упустит возможности подгадить Краасту, ведь он сам метит на его место. Как известно, полковник королевской гвардии как минимум равен армейскому генералу. А уж по степени влияния при дворе значительно его превосходит.

Но наорать все равно было необходимо. Генерал наорет на полковников, заставляя их молча сносить незаслуженные упреки и обвинения. Взбешенные полковники отыграются на офицерах. Те вставят пистон сержантам. А сержанты будут гонять солдат до изнеможения. Так, глядишь, пошатнувшаяся дисциплина в потерпевшей поражение армии и восстановится! А малейшие попытки неповиновения и дерзкие разговорчики сразу прекратятся.

Генерал сделал небольшую паузу, чтобы смочить вином пересохшее от криков горло. И внимание всех присутствующих в штабе сразу привлек странный гул, шедший из-за стенок палатки. Прислушались. Гул приближался.

«Бунт? Солдаты окончательно вышли из повиновения?» — пронеслось в этот момент почти в каждой голове, ответственной за поддержание порядка в армии.

— Что там? — полюбопытствовал генерал Крааст и, не дожидаясь ответа, энергичным шагом первым вышел из палатки.

Тут его глазам предстало довольно странное зрелище: кучка оборванцев, едущая к центру лагеря аж на дюжине верблюдов, а над ними на необычайно длинном древке, кажется сделанном из кавалерийской пики, колышется знамя Девятого Мушкетерского полка. За этой странной процессией движется здоровущая толпа солдат, недоуменно глядящая да гадающая, что бы это значило.

— Ну и? — коротко бросил генерал, когда кавалькада достигла его шатра и слезла с верблюжьих спин. — Вы кто такие? И что все это значит?

— Солдаты Шестого Гренадерского полка, ваше превосходительство, — начал довольно бодро рапортовать какой-то сопливого вида, хотя и весьма рослый юнец, чью голову украшала окровавленная повязка. — Пытаясь догнать после битвы свою часть, наткнулись на разъезд врага, завладевшего королевским знаменем. Вступили в бой и отбили знамя! Согласно «Уставу воинскому» короля Лоодига Второго, всякий раз, когда полк покидает или возвращается в лагерь воинский, знамя его должно быть вынуто из чехла и развернуто для всеобщего обозрения, дабы все причастные о том знали.

— Шестой Гренадерский, значит? — задумчиво пробормотал генерал Крааст. — А почему же тогда у вас мушкеты с кредонскими гербами? И почему отстали от полка? И где вы так мундиры изгваздать умудрились, что одни лохмотья остались?

— Мушкеты забрали у неприятеля! — опять четко и ясно отрапортовал мальчишка. — А отстали от основных частей, потому что до последнего находились на батарее, к коей в качестве каторжной команды и были приписаны. Оттого и мундиры у нас… такие.

— Чудесно! — восхитился генерал Крааст. — Прелесть-то какая. Эй, где там этот оу Гиитики из Девятого полка? Иди, полюбуйся! Твои паршивцы теряют знамя, а какие-то каторжники его возвращают. Гренадерские полки удирают с поля боя, а каторжники до последнего стоят на позициях, отбиваясь от врагов трофейным оружием. Прелестно! Сплошной анекдот! Да над нашей армией теперь разве что камни в самой глухой пустыне смеяться не будут. А уж в столице нам после такого точно лучше не появляться. А еще эти каторжники цитируют и прилежно исполняют уставы двухсотлетней давности, которые небось и половина моих офицеров в глаза не видела. Так что теперь весь лагерь знает о том, кто возвратил знамя. И ведь не придерешься, ибо устав, составленный королем, отменить может только другой король. Но никто этого не делает… из почтения к своим предкам. Полковник оу Дезгоот, где ты там торчишь? Иди-ка сюда, полюбуйся на своих ребяток! Ты их вообще-то узнаешь? Точно твои?

— Мои! — уверенно сказал оу Дезгоот, хотя, конечно, никогда не обременял себя необходимостью запоминать лица присланных каторжников — слишком большая честь для тварей, навязанных его полку королевским правосудием. Да и, откровенно говоря, уставших грязных каторжников сейчас даже родные матери бы не узнали.

— Если раньше мы просто балансировали на краю задницы, то теперь провалились в нее глубже, чем кракен на дно морское! — продолжал с каким-то надрывом в голосе вещать генерал оу Крааст. — Единственная нормальная часть в этой армии — каторжники!

— Хм… — задумчиво сказал полковник Шестого Гренадерского. — Возможно, задница была бы и впрямь столь глубока, как вы изволили заметить, если бы я, к примеру, накануне сражения не подал бы рапорт — прошение о помиловании этих каторжников. Устный, естественно. А вы, генерал оу Крааст, кажется, изволили на это одобряюще кивнуть. В этом случае выходит, что отбили королевское знамя никакие не каторжники, а доблестные солдаты Шестого Гренадерского, до последнего защищавшие свои позиции! Естественно, я должен буду продублировать свой рапорт в письменном виде после битвы, а вы — его подписать, чтобы все было оформлено официально.

Что и говорить, а полковник оу Дезгоот не только был прекрасным солдатом, о чем свидетельствовало и поведение его полка на поле боя, и отход в полном порядке после того, как поражение стало очевидным, но и отлично разбирался в армейской политике. Утеря знамени в первую очередь падет грязным несмываемым пятном на репутацию командующего армией. Нет, конечно, судьба полковника оу Гиитики была предрешена — отставка с позором, без пенсии, и лишение всех наград. А вот с генералом все не так просто.

Но полководец, проигравший битву, и полководец, утерявший в ходе проигранной битвы знамя, — это два совершенно разных полководца. Проиграть битву может каждый. Судьба — девка изменчивая. Но утерянное знамя говорит о том, что поражение было по-настоящему разгромным, а значит, такому генералу больше особо надеяться не на что. Конечно, это будет не позорная отставка — его либо ушлют командовать гарнизоном в джунглях, либо просто аккуратно намекнут на добровольный уход.

А возвращенное знамя — это уже почти победа. Мол, битва была настолько жестокой, что даже в какой-то момент знамя одного из полков оказалось в руках врага, но благодаря мудрому руководству армией его удалось вернуть. Вот только если его вернули худшие из худших, которым даже оружие в руки не дают, посылая на поле боя, — это уже моветон. А если обычные солдаты — почет!

И сейчас между насмешками и почетом у генерала оу Крааста стоит он, полковник оу Дезгоот, с этим своим ненаписанным рапортом.

Объяснять же, во что выльется для его полка и для него лично возвращение знамени, утерянного другим полком… Об этом и говорить не стоит. Есть вещи, которые невозможно описать словами.

— Если это были простые солдаты, — услышал он слова оу Крааста, — их придется хорошенько наградить!

— И все же не понимаю, почему я?! — никак не мог успокоиться Ренки.

Была уже довольно поздняя ночь, и хотя большой военный лагерь, в сущности, никогда не спит, относительная тишина вокруг намекала хотя бы на какое-то спокойствие. Но к притулившимся возле крохотного костерка бывшим каторжанам сон почему-то не шел.

А ведь вроде бы казалось: стоит только чуток расслабиться, смежить налитые свинцом веки — и после почти двух проведенных на ногах суток Морфей сразит новых солдат Королевской армии быстрее выпущенной в упор пули. Но, видно, наполненный волнениями, переживаниями и тревогами день так разогнал нервную систему «бандитов Готора», что сон никак не мог пробиться сквозь эту преграду. И потому они сползлись к своему крохотному источнику света, чтобы, потягивая стыренный из седельных сумок кредонских егерей настоящий гове, в тысячный раз обсудить события прошлых дней и произошедшие перемены.

— Ведь это же ты все придумал, — продолжал возмущаться Ренки. — Ты командовал нами…

— Ренки, — наверное уже в двадцатый раз за день начал объяснять Готор, — объясняю еще раз: я не хочу привлекать к себе лишнего внимания. Поэтому не воспринимай это так, будто ты присвоил какие-то мои заслуги. Считай, что ты прикрываешь меня своей грудью от множества неприятностей. Да и, согласись, из всех нас ты к этой должности приспособлен лучше всего. Ты знаешь все эти уставы, про которые я ни слухом ни духом. Наизусть помнишь все команды и приемы. В конце концов, именно ты мечтал стать офицером и готовился к этому. И наверное, когда наши пути разойдутся, ты останешься в армии, в то время как мы постараемся из этой самой армии как можно быстрее слинять. Так что носи свои капральские лычки с гордостью, ибо ты их действительно заслужил!

— Но я ведь не… Ведь это ты у нас всегда был вожаком!

— Вот и слушай, что тебе вожак говорит.

Ренки хотел было что-то возразить, но тут послышалось деликатное покашливание и из темноты к их костерку подошла знакомая фигура.

— Здорово, парни! — негромко произнес капрал Доод, уважая тишину спящего вокруг воинского лагеря. — Сидите-сидите. Я к вам так, по старой памяти забежал. Вот оно значит как, — продолжил капрал, когда его бывшие подчиненные слегка подвинулись, освобождая для него место у костра, и плеснули в жестяную кружку уже почти остывший напиток. — Нечего сказать — отличились вы, ребята. Почитай уж годков тридцать в армии отслужил, а второго такого случая и не упомню. Чтобы из капралов в каторжане — такое частенько бывало. Помню, майора, пушкаря одного, батарею свою бросившего, в каторжную команду скинули. А вот чтобы обратно… Обычно-то из этой ямы не выбираются. Ну да ладно. Я, собственно, о чем? Как дальше-то жить собираетесь?

— Будто наши «собиралки» кому-то тут интересны, — усмехнулся в ответ Готор. — Нам уже понятно объяснили, что кабы мы были каторжники и совершили бы подвиг, нас бы ждало помилование короля — и гуляй, куда хочешь. А мы вон как, оказывается, уже два дня как «за достойную службу» переведены из каторжной команды в… не пойми, куда. Так что подвиг совершили, будучи солдатами, а значит, продолжаем тянуть лямку наравне со всеми.

— Насчет «наравне» — это я с вами потом поговорю, тут дело особое. А вот насчет «собиралок»… Есть обычай такой, говорят, еще со Старых Земель вывезенный. Солдат, подвиг совершивший, во время награждения имеет право сам выбрать себе командира и место службы.

— И, я так понимаю, ты хочешь нам с этим выбором помочь? — внимательно глядя на капрала, спросил Готор.

— Угу… — согласно кивнул головой Доод. — Попроситесь под начало нашего лейтенанта Бида.

— Опять в каторжную команду? — чуть ли не хором возмущенно воскликнули сидящие у костра. Все кроме Готора, который жестом остановил возмущенные вопли, после чего кивнул головой капралу, чтобы тот продолжал.

— В особую команду, — закончил тот.

— И что это за «особая команда» такая? — уточнил Готор.

— Была у нас такая раньше, — кивнув Готору в ответ, начал объяснять капрал. — В разведку ходили. Всякие такие дела делали… хитрые. Мост, помню, как-то пришлось сжечь. В прошлое лето колодцы травили. А то иной раз и просто фуражиров вражеских отстреливали. Служба была, слов нет — опасная, но интересная. Да и по части трофеев — доходная.

— А потом? — Судя по тону, Готор не сомневался, что было какое-то «потом».

— А потом, — вздохнул Доод. — Не пришелся наш лейтенант ко двору одному штабному гаду. Он ведь у нас из простых. Из солдат до офицера поднялся. Ну тот и поднажал, куда надо, чтобы команду разогнали, а Бида над каторжниками поставили.

— И ты, значит, решил с нашей помощью лейтенанта своего опять наверх протолкнуть? — жестко, расставляя все точки над «и», спросил Готор.

— Угу, — согласно кивнул Доод. — И ему хорошо, и вам польза. Ты ведь, Готор, пойми — лейтенант наш… таких один на тыщу. Он за своих солдат всегда горой стоял. Оттого и пострадал. Да и вам охота, что ли, в общем строю муштрой заниматься? Так из вас пока нормальных солдат сделают, по десять палок о каждого обломают. И не посмотрят, герои вы там или нет. В строю героев не бывает. Там все средненькие такие. А кто думает иначе, из того те думки палками выколачивают.

— А какой шанс, что после нашей просьбы эту твою «особую» возродят, а не нас обратно к каторжникам отправят?

— Дык полковник наш — тоже солдат что надо. Хотя, конечно, и из благородных будет. Он эту команду в свое время и задумывал. И лейтенанта нашего едва ли не на плечах за собой тащил, потому как Бид наш ему жизнь спас, когда Дезгоот сам еще лейтенантом был. Ему только дай повод ухватиться, он это дело пробьет. Да и героев опять на каторгу… такое солдаты не поймут.

— Понял… — кивнул Готор. — Только ответа прямо сейчас мы тебе не дадим. Подумаем, обсудим. А там уж…

— Понятное дело, — согласился Доод. — Только больно уж долго не тяните. Потому как ответ вам, скорее всего, уже завтра давать придется. И не мне, а полковнику, который вас перед строем будет всякими пряниками потчевать… ну, ты понимаешь! А заодно, хочу тебе и еще одну мыслишку подбросить. Добычу вы взяли хорошую. И ходят слухи, что вам ее всю оставили, как награду. Что думаете с ней делать?

— Дык ясное дело, продадим, — влез в разговор всегда отличавшийся большой практичностью Дроут. — А уж денежки небось карман не оттянут.

— Хе-хе… Сопляки. А кому продавать-то будете? Мы чай не в городе каком-нибудь, а в пустыне.

— Ну… — задумчиво произнес Готор. — Думаю, офицеры верблюдов или оружие купят… Ну или вон маркитантам можно продать.

— С офицерами солдату никаких денежных дел иметь нельзя! — сказал как отрезал Доод. — Поверь мне, проблем будет куда больше, чем выгоды. Верблюд захромает, пистолет осечку даст, а ты виноват будешь и с тебя-то и спросят. А то и вообще могут товар забрать, а деньги пообещать потом заплатить. Так и будешь пару-тройку лет ждать, пока тебя либо его не пристрелят. Ты против офицера никто и звать тебя никак. Какая уж тут торговля!

— Разумно, — согласился со всем вышесказанным Готор, жестом сдерживая рвущиеся из Ренки возмущенные вопли.

— А с маркитантами… — продолжил Доод. — Они там небось сейчас между собой уже сговариваются, как вас получше обдурить. Так что и сотой доли реальной цены не получите. Потому как верблюдов кормить вам нечем, да и некогда. А запасы оружия и прочее барахло вы на своем горбу не натаскаетесь. Я прав? Так что помыкаетесь, потыкаетесь, да и поймете, что деваться вам некуда, и продадите за гроши.

— И что ты можешь предложить? — прямо спросил Готор.

— Опять же — к нашему лейтенанту идти. У него связи есть. Он нужных людей знает, и нужные люди его уважают. Всю не всю, а уж, по малому разумению, треть стоимости получите. Треть эти торгаши-кровопийцы загребут. А что останется, скрывать не буду, опять же, хорошим и правильным людям пойдет. Однако, ты, Готор, человек разумный. И сам понимаешь, что подмаслить тех, кого надо, все равно придется. Ведь как только денежки в твои руки упадут, к тебе многие наведаются. И каждый намекнет, а то и прямо потребует «маслица». А вы ж тут как слепые котята — людей не знаете, обычаев не ведаете. Кому не надо — сунете, а кого надо — пошлете. А в результате и денег нету, и неприятностей полный мешок. Так что деньги-то мало взять. Их еще и в руках удержать надо. А в одиночку это никак. Пойдете под крылышко лейтенанта Бида — считай, все ваши проблемы решены. А решите быть сами по себе… Ну на самих себя потом и пеняйте. И вот о чем еще, ребятки, покумекайте. Ты, Готор, намедни сказал: «Наравне со всеми». Тока сам понимаешь, чтовы-то и не «наравне». Все «равные» лямку не один год тащили, в них солдатчину палками вбивали так, что кости хрустели. Вот они — наравне. А вы дуриком, благодаря слепой удаче, наверх выпрыгнули, да еще и хабар неплохой по дороге добыли. Народ, конечно, к вам со всем уважением… пока. Но очень скоро вы можете белыми воронами стать. А такие долго не живут, потому как мы все солдаты и все под командирами ходим. И даже то, что ты Ренки своего капралом сделал, вам не больно-то поможет. Капралы только солдатней покомандовать могут. И то лишь той, что у них в подчинении. А в остальном такие же бесправные существа. Любой сержант, не говорю уж про офицера, может нашему брату капралу ад на земле устроить, коли не потрафишь чем. Так что денежки ваши и удача надолго не задержатся. Вот я вам и предлагаю к правильной компании прибиться, где к вам по-человечески отнесутся, а не мыкаться сами по себе… В общем, я все тебе сказал. А дальше думайте сами, — закончил свою речь капрал и, быстро встав и не попрощавшись, ушел обратно в темноту.

— Это что же… — удивленно протянул Дроут, толкая локтем своего приятеля Таагая. — Это, получается, нас в «общество» позвали… Надо соглашаться!

— Угу, — поддакнул ему Таагай. — В «обществе»-то оно завсегда!

— А вы как считаете? — поинтересовался Готор мнением остальных.

— Тут ведь как… — задумчиво сказал Киншаа. — Коли и впрямь… Так ведь, если что, и нам за них впрягаться придется. Доод вроде мужик неплохой, однако кто его знает, кто там еще за ним стоит!

— Я не знаю… — высказался Гаарз. — Вроде и так пока обходились, но с другой стороны…

— А и думать нечего! — едва ли не во весь голос рявкнул Дроут и сам вжал голову в плечи, услышав, как его слова разнеслись по ночному лагерю. — Мы вон с Таагаем скока лет подходы к правильному «обществу» искали, — перешел он на драматический шепот. — Оно, конечно, отстегивать пришлось бы по половине хабара, зато уж на каторгу точно бы не попали. И наводку бы дали хорошую, безопасную, и от стражников, случись что, отмазали бы. А тут вона как — сами подходят, предлагают. Чего нос-то воротить?

— Однако у меня возникают серьезные сомнения, — ответил Ренки, уловив на себе взгляд Готора. И весьма впечатленный последними словами Дроута, от которых повеяло чем-то весьма недостойным благородного человека, добавил: — Мне кажется, что вся эта возня попахивает чем-то бесчестным!

— Хм… — взял слово Готор. — Киншаа прав. Главное — знать, с кем в общество вступаешь. И, кстати, Дроут, это не совсем то общество, о котором ты подумал. Хотя на более глубоком уровне, скорее всего, и имеет общие корни с… Впрочем, не важно. Я не думаю, Ренки, что Доод с лейтенантом Лаартом Бидом и впрямь занимаются чем-то незаконным и недостойным. Скорее, это группа вроде нашей, объединенная общими интересами, главный из которых — выжить. Возможно, они иногда и идут на некоторые… хм… нарушения устава. Но прямым криминалом наверняка не занимаются. В армии довольно трудно что-то скрыть — все у всех на виду. Так что я, пожалуй, выскажусь за это предложение.

— Хорошо, — кивнул Ренки. — Но предупреждаю сразу: если мне покажется, что нас толкают на недостойные поступки… Я лучше погибну, но не последую по этой дороге!

— Ну коли и Ренки согласен, — пробурчал Гаарз, видя, что оба негласных лидера их компании пришли к общему решению. — Тады и я не отказываюсь.

— Вот и ладно! Но вы ведь понимаете, что это означает? Нам придется принять и оба других предложения.

Глава 7

— Да вашу же!.. — проорал взбешенный Ренки. — Ну неужели так непонятно? Когда стоите в строю при выполнении любых приемов, левая нога остается на месте, а правая топчется вокруг. Когда выполняете приемы с мушкетом, замок всегда должен смотреть наружу, иначе заденете за одежду и если даже не пальнет, так конфузу все равно не оберешься! Правая ладонь — под замком, а не спереди или поверх него. Движения должны быть четкими и энергичными. И не для того, чтобы красиво смотреться на параде, а чтобы в строю не началась сумятица и толкотня. Я еще понимаю — остальные. Но ты-то, Готор!

— Извините, капрал оу Дарээка, — с легкой улыбкой наблюдая за приступом бешенства Ренки, ответил Готор. — Но я ведь тебе говорил, что хорошо драться и стрелять — это еще не значит быть солдатом. Так что если я и дальше буду лажать, можешь врезать мне своей палкой!

— А вот и врежу! — устало ответил Ренки, прекрасно зная, что никогда не приведет свою угрозу в исполнение.

Прошло уже недели три с того дня, как шестеро приятелей стали полноценными солдатами армии королевства Тооредаан. Жизнь у них пошла… конечно, не сладкая. Но все же лучше, чем с утра до вечера копать землю да таскать разные тяжести в каторжной команде.

Очень скоро они оценили, насколько выгодное предложение сделал им капрал Доод и как они оказались правы, его приняв.

Когда на большом плацу, на котором выстроились остатки шести полков (с Девятым Мушкетерским пока еще ничего не было ясно, все ждали королевского указа о его дальнейшей судьбе), полковник оу Дезгоот торжественно повесил им на погон крохотную булаву — знак совершенного подвига, а они в ответ озвучили просьбу служить под началом своего бывшего лейтенанта, полковник так подмигнул им, что стало понятно: он и сам входит в «банду», присоединиться к которой они только что согласились этой своей просьбой. Ну может быть, не то чтобы входит, но связь поддерживает точно.

Ну а дальше все пошло как по маслу. Мундиры им выдали из очень качественного сукна, пообещав, что «как героям» из жалованья вычтут, как за обычные. Мушкеты, берендейки, пулевые сумки, пороховницы и прочая амуниция — новехонькие. Котелки, миски, кружки, ложки им позволили оставить трофейные, отличавшиеся от обычных армейских с обязательным королевским гербом и жутко неудобных тем, что там один предмет убирался в другой и все пряталось в специальный чехол, который можно было пристегнуть к еще пахнущим свежевыделанной кожей ранцам. Трофейные наборы и меньше весили, и были гораздо компактнее, а главное — не гремели при ходьбе.

При иных условиях за такое неуставное имущество любой сержант имел бы право запороть нарушителей до полусмерти. Но наших героев это не касалось. Возможно, потому, что оставшиеся от кредонских егерей походные наборы как-то внезапно оказались в собственности остальных капралов и сержантов особой команды.

Интересно было наблюдать, как распределяется трофейное, якобы проданное маркитантам, имущество. Нет, не то чтобы Ренки этим сильно интересовался. Однако Дроут весьма ревностно приглядывал за вещами, которые, пусть и ненадолго, привык считать своими, и подробно докладывал об этом у общего костра…

Большая часть верблюдов куда-то пропала. Кажется, их отправили с ближайшим обозом, чтобы перевезти в более цивилизованные места и продать по достойной цене. Однако самый дорогой, принадлежавший ранее офицеру верблюд вдруг внезапно оказался в собственности полковника оу Дезгоота. И тот постоянно разъезжал на нем под аккомпанемент зубовного скрежета и завистливых вздохов остальных офицеров. Даже для такого небедного человека, как полковник, этот двугорбый скакун был слишком дорогой игрушкой. И при иных условиях он бы мог только облизываться, глядя на него.

Самые лучшие пистолеты тоже попали в руки офицеров Шестого Гренадерского. Хотя те, что похуже, остались у новоиспеченных солдат, как, впрочем, и кредонские мушкеты, которые хоть и забрали у каторжан, обменяв на гренадерские, с более коротким стволом и специальным ремнем, чтобы можно было повесить на плечо, когда метаешь бомбы, однако тоже оставили в распоряжении особой команды.

Чем эта команда занималась? Да пока, в сущности, ничем. Подошедший к ним после торжественного смотра лейтенант Бид поговорил со своими новыми «бывшими» подчиненными, расспросил каждого о его умениях и способностях, после чего вызвал капрала Доода и велел ему «научить парней солдатскому ремеслу». Это означало в основном муштру — умение ходить строем, выполнять приемы обращения с оружием, правильное ношение формы и обращение к командирам. А попутно — правильно вести себя с сослуживцами, знать и соблюдать множество негласных обычаев, традиций и запретов, что существенно облегчило бывшим каторжанам «вживание» в ряды тооредаанской армии.

Муштру, впрочем, Доод быстро свалил на Ренки, на первом же занятии поняв, что тот знаком с этим делом не понаслышке. И теперь он мучился, пытаясь побыстрее вбить в своих приятелей знания, которые сам постигал с младых ногтей.

Ему самому все эти упражнения и правила не казались чем-то особо сложным. А опыт обучения других у него полностью отсутствовал. Да и оскорблять и лупить своих друзей палкой, как это сделал бы всякий уважающий себя капрал, Ренки не мог. И оттого учение двигалось туго, как ему казалось. Хотя Доод, время от времени подходивший посмотреть, чем там занимаются его подопечные, вроде бы никаких особых претензий не предъявлял.

Ну а помимо строевых упражнений, как и все остальные солдаты, капральство Ренки, входившее в особую команду, занималось караульной службой, хозяйственными работами и… всей той кучей дел, которую офицеры и сержанты придумывают специально, чтобы солдат не маялся бездельем. Благо почти все это время армия Тооредаана стояла на месте, а значит, у солдат была куча времени, чтобы побездельничать.

В общем, жизнь была тяжелой, однообразной… но жить было можно.

А потом все изменилось. Началось с того, что капрал Доод прервал попытки Ренки сделать из своих приятелей достойных солдат короля и велел ему явиться к лейтенанту.

И стоило уходить из каторжной команды, чтобы снова сбивать ноги о каменистую почву Зарданского плоскогорья, таща на себе груз, достойный средних размеров верблюда?!

Не останавливаясь, Ренки сунул под мышку мушкет, чей раскалившийся на солнце ствол обжигал руки, и вытер рукавом пот со лба. Затем печально посмотрел на флягу, в которой плескалось еще достаточно жидкости, но пить разрешалось только по команде капрала Доода, а потом, дернув спиной, подкинул груз, в надежде, что он распределится по плечам чуточку удобнее. Не помогло.

Нет, определенно, будучи каторжниками, они ходили меньше и грузы таскали полегче! Внутренне презирая себя, Ренки с завистью покосился на короткий гренадерский мушкет идущего рядом Таагая, а потом на свой длинный трофейный мушкет, взятый им совсем недавно у егерей. Нет, конечно, и сравнивать нечего обычную армейскую поделку с этой явно сделанной на заказ штучкой. Однако длинный ствол — это не только большая дальность прицельной стрельбы, но и дополнительные несколько гривен^[64] веса…

Ренки очень гордился, когда за проявленную меткость им с Готором вручили это оружие, и про вес тогда не думал. Но когда уже третий день топаешь по раскаленной пустыне с ранцем, набитым продуктами, над которым приторочен изрядный бочонок с водой, а поверх ранца подвешен другой бочонок — с запасом пороха, да еще тащишь тройной запас зарядов для мушкета, шпагу, кинжал, выданный вместо штыка, крепление для которого на егерском мушкете отсутствовало, то поневоле начнешь считать не только гривны, но и золотники^[65].

Нет, Ренки, конечно, знал по рассказам отца, что армейская служба и бесконечные переходы столь же близки, как и две стороны одного листа бумаги. Но он не думал, что все это будет настолько мучительно. А еще очень обидно было смотреть, как те же лейтенант Бид, капрал Доод и Готор топают себе версту за верстой, даже не проявляя признаков усталости.

А ведь в самом начале этого приключения он искренне верил, что сможет наконец-то проявить себя с лучшей стороны. И даже (чего греха таить?) чуточку утереть нос своему старшему приятелю…

— Здорово, зверюги, — столь необычным образом поприветствовал лейтенант Бид сержанта и трех капралов подчиненной ему команды, когда Ренки явился к его палатке, вызванный Доодом. — Значит, теперь снова… Как в былые времена!

— Так точно, господин лейтенант! — дружно ответили подчиненные.

И Ренки обратил внимание, что, несмотря на некоторое панибратство, продемонстрированное лейтенантом, его подчиненные держались с ним, демонстрируя искреннее почтение. Вероятно, даже не столько к офицерскому званию, сколько к личности самого лейтенанта.

— Ну тогда слушайте, что нам предстоит в ближайшее время! — продолжил Бид. — По слухам, к кредонцам подошло подкрепление и обозы. И теперь им ничего не мешает двинуться вперед и надрать нам задницу. А значит, мы будем спешно удирать, потому что с теми силами, что у нас есть, нам против кредонцев ничего не светит. Так что задача нашей команды — ставить кредонцам палки в колеса, чтобы они гнались за нами помедленнее, иначе в этой проклятой пустыне, где и укрепиться-то толком негде, бежать нам придется очень и очень долго. И королю это не понравится! Но король — он далеко. А вы уразумейте себе, что, когда благодаря некоторым… хм… обстоятельствам было принято решение возродить нашу команду, полковник лично поручился перед генералом и всем его штабом, что от нас будет толк. Так что от нас требуется этот «толк» продемонстрировать как можно быстрее, чтобы не подвести полковника. А первое дело у нас будет такое. К кредонцам на помощь подошли два конных полка и еще один полк верблюжьих егерей. Наш эскадрон против них… плюнуть и растереть. А значит, они теперь смогут сильно испоганить нам жизнь. Вы ребята опытные и помните, как это было… Кто не помнит, — лейтенант весьма выразительно посмотрел на Ренки, — тому потом старшие обязательно расскажут. Чтобы все это стадо прокормить-напоить, по весьма достоверным слухам.

Лейтенант как-то так странно улыбнулся, и сержанты поддержали его кривыми ухмылочками.

— С теми полками пришел большой обоз с сеном и овсом. А еще специальные большие бочки на колесах, чтобы воду возить. Эти кредонцы такие затейники! Так что наша задача — те бочки сломать, а обоз сжечь. Для этого мы обогнем армию Кредона с востока, по пути стараясь не попасть на глаза их егерям, и зайдем с тыла. Теперь о нашей команде. К сожалению, всех наших ребят возвратить не удалось. Сами знаете, раскидали их по разным ротам, и назад вернуть их не так-то просто даже с разрешения полковника. А кой-кого и в живых уже нету. В последнем деле нашему Шестому сильно досталось. Но тех, кого удалось вернуть, я решил назначить в первое капральство. Будем точно знать, что хоть эти не подведут! А наших… хм… героев и еще десяток новичков покрепче, что Фаарик с Доодом отобрали, ставим во второе. Благо там теперь два капрала есть. Если, допустим, разделиться придется, то первым капральством командуют сержант Фаарик и капрал Йоовик. А вторым — капралы Дарээка и Доод, ну и я. Собираемся, как обычно. Фаарик и Доод — на вас оружие, одежда и снаряжение. Прежнего барахлишка нам опять же не вернуть. Но я знаю, вы ребята ушлые, да и наверняка успели кой-чего припрятать. Так что уж постарайтесь. Лично проверьте каждого солдата.

Голос лейтенанта, вдруг разом утратив все добродушие, стал жестким как сталь.

— Если кто в походе ногу натрет или там от усталости свалится, спрашивать буду с вас. Понятно? Тогда все свободны. Капрал Дарээка, а ты задержись пока.

Дождавшись, пока матерые вояки разошлись по своим делам, лейтенант кивнул Ренки, чтобы тот подсаживался поближе к нему, и начал разговор:

— Капрал Дарээка…

— Извините, лейтенант Бид… — дерзко глядя на командира, осмелился перебить его Ренки. — Оу Дарээка!

В конце концов, лейтенант ведь не зря оставил единственного своего подчиненного благородного происхождения, да к тому же еще и общепризнанного героя, для особого совещания. А значит, надо сразу расставить некоторые точки над «и».

— Капрал Дарээка… — не разозлившись, не обидевшись, но посмотрев на Ренки таким снисходительным взглядом, что тот мгновенно покрылся краской не то стыда, не то ярости, повторил лейтенант Бид. — Мой тебе первый совет, про свое «оу» пока забудь. У офицеров это будет вызывать только смех, а у солдат — злость. Так что если не хочешь прослыть заносчивым дураком, хвались своими делами, а не предками. Да и сам посуди — «оу» на древнем языке означало либо «верблюд», либо «всадник». А ты — пехота, не на чужих спинах ездишь, а своими ногах ходишь, да еще и груз на собственном горбу тащишь. А значит, называясь «оу», ты себя кем выставляешь? Вот, сам думай. Ну да я тебя не для этого оставил. Хочу, чтобы ты сразу понял: ты пока никто и звать тебя никак. Без обид, я ведь правду говорю. В капралы ты дуриком пролез и даже половины того, что простому капралу, сначала пять-десять лет обычную солдатскую лямку тянувшему, знать положено, не ведаешь. Подвиг ваш… Надеюсь, ты и сам понимаешь, что это на три четверти слепая удача и лишь на одну — ваша заслуга. Нет, я не пытаюсь его принизить, поступили вы весьма достойно. Но тут пол-армии ребят, за которыми числятся вещички и посерьезнее, а они даже «спасибо» от своего начальства не получили. А вам вот повезло отличиться, да еще и в тот момент, когда начальству это было очень нужно. Так что и сам запомни, и друзьям своим объясни — булаву носите с гордостью, но особо козырять своим геройством не стоит. Будьте, как все, и проживете дольше.

Бид помолчал.

— Что еще хочу сказать. Парень ты, может, и хороший, но солдаты тебя не знают. В деле тебя не видели, из одного котелка не ели, а значит, и авторитета у тебя нету никакого. Твои команды они, конечно, выполнять будут, но только под угрозой наказания. А это не дело! Доод мне доложил, что ты даже в своей банде не самым главным был, и почему они тебя вперед двинули, для него загадка. Не дергайся ты так. И не психуй. Я тебя тут не с грязью мешаю, я хочу, чтобы ты понял: для меня и моей команды ты сейчас угроза. Не потому что мы от тебя зла или предательства ждем, а потому что нужного опыта у тебя нет, а кой-какие права уже есть. А глупости, ошибки — они на войне дорого обходятся. Но и деваться нам друг от друга некуда. Я тебя из своей команды выгнать не могу. Да и ты к нам, похоже, надолго привязан. Поэтому давай-ка договоримся. Есть два пути, по которому мы можем пойти. Вернее, три, но случайная пуля в спину — это не лучший для всех нас вариант. А значит, либо ты, забыв про свои лычки, просто тянешь солдатскую лямку, слушаясь Доода, либо ты тянешь солдатскую лямку, попутно учась у Доода и стараясь помогать ему во всем, при этом забыв про свои геройства, булаву на погоне и благородные понты. Сможешь — через полгодика он из тебя подобие настоящего капрала сделает. А нет… Ну про третий вариант я тебе рассказывал.

Слушая эту речь, Ренки и правда чувствовал, что его, по простонародному выражению лейтенанта Бида, с грязью мешают. Однако три недели на капральской должности уже дали ему возможность убедиться в правдивости слов лейтенанта.

Да что там говорить! Единственное, на что пока был способен Ренки в своем новом звании, — это носить лычки. А во всем остальном без советов и указаний Доода он был словно слепой котенок посреди оживленной дороги: так и ждешь, что кто-то пнет, а кто-то и наступит. Где получать припасы на капральство? Сколько положено на солдата муки, крупы, дров или соли? Как не получить вместо нормального мяса кучу костей, а вместо крупы — сгнившую труху? Как не быть обманутым интендантами и обозниками? Как составлять и на чье имя писать рапорты и запросы? И еще тысячи мелочей, из которых и состояла должность капрала. Как оказалось, война — это не только атаки под барабанный бой в пороховом дыму и прочие романтические подвиги, а бесконечная чреда скучнейших вещей. Если бы Доод не был каждый раз где-то рядом, когда Ренки приходилось исполнять свои обязанности капрала, за эти три недели его капральство уже, наверное, сдохло бы с голоду и при этом осталось бы должно армии за продовольствие и обмундирование.

А еще… Даже его друзья, при всей своей доброжелательности, относились к повышению Ренки как к своеобразной игре, не воспринимая его всерьез. А у прибывших в капральство «новичков», многие из которых успели послужить в армии уже не один год, мальчишка с лычками капрала вызывал лишь недоумение и насмешки. Нет, конечно, его приказов слушались, ибо привыкли уважать капральскую палку, даже если ее держит мальчишка. Но когда дело касалось вещей чуть более серьезных, чем строевые упражнения, каждый раз взглядами требовали от Доода подтверждения приказа.

— Хорошо… — едва двигая губами от нежелания произносить эти слова, процедил Ренки. — Я буду учиться и постараюсь не создавать проблем.

— Вот и отлично! — просиял лейтенант Бид, внимательно смотревший за тем, как на лице его подчиненного гордыня сражается с разумом. — Доод был прав, ты и впрямь толковый парень, который далеко пойдет.

Ага… Вот он и идет… Под палящими лучами солнца, нагруженный не хуже верблюда. Изнемогая от жары и усталости и стараясь при этом делать вид, что ему все нипочем, чтобы быть примером для остальных солдат.

— Капрал Дарээка, к лейтенанту… — пронеслось по рядам.

И Ренки вместо того чтобы остановиться и дождаться, пока идущий сзади лейтенант его догонит, бодро потрусил в конец колонны.

— Смотри. — Лейтенант показал рукой куда-то в сторону горизонта. — Видишь вон там более темную полоску? Это русло ручья. Скорее всего, высохшего. Но Доод тебе показывал, как в таких местах воду искать. Так что берешь свою банду и еще двоих солдат, хватаешь всю пустую посуду — и туда… Когда будешь возвращаться, возьми на северо-запад и иди, пока не пересечете наш след. Места, где мы обычно останавливаемся, ты уже знаешь. Так что отыщешь нас. Вперед. Постарайся успеть до вечера.

Ренки даже немного воспрянул духом. Нет, перспектива сделать приличный крюк его отнюдь не радовала, но это было первое задание, которое ему поручили выполнить самостоятельно. И пусть не бог весть какое сложное, но ведь это только начало!

Он быстро высвистал своих приятелей, а заодно прихватил парочку солдат, постаравшись выбрать тех, что повыносливее. Объяснил им задачу, и они двинулись в путь.

До русла пришлось отмахать версты три, а потом еще с полверсты — вдоль русла. Наконец, нашли жиденькую поросль стелющегося по земле растения с крохотными листочками. Доод рассказывал, что у этой водянки вся сила уходит в корни, которые иной раз тянутся вниз на глубину чуть ли не в два человеческих роста, так что приходится постараться. Но коли докопаешь, воду найдешь обязательно.

— Киншаа, — начал командовать Ренк, — заберись пока на тот холм и посматривай по сторонам. Дроут, Таагай и Воосеек, начинайте копать. Готор, возьми Гаарза и Откара, и пробегитесь на полверсты вперед. Может, найдете еще воду. Ранцы пока можете оставить здесь.

Ренки хорошенько подумал, не упустил ли чего важного, решил, что нет, и, дождавшись, пока остальные скинут ранцы, сам с наслаждением снял груз.

Все занялись делом, и Ренки присоединился к копателям. Он, конечно, с куда большим удовольствием отправился бы в разведку с Готором. Но, увы… «Хочешь добиться уважения — всегда сам берись за самую трудную и противную работу», — так поучал его капрал Доод, да и Готор подтверждал это мнение. Ренки в минуты слабости уже начал подозревать, что Готор знал обо всех тех трудностях, которые навалятся на новоявленного капрала, и потому сам предпочел остаться рядовым, с которого спроса никакого и которому не возбраняется филонить и валять дурака.

Но так или иначе, несмотря на то, что за полгода каторги один только вид лопаты стал вызывать у Ренки почти болезненное омерзение, новоявленный капрал включился в работу. Благо копать армия научила его великолепно, хоть в специальную артель нанимайся.

Они уже добрались до влажного песка, когда внезапно вернулся Готор со своими людьми. «Как-то слишком быстро», — отметил про себя Ренки.

— Капрал, — официально обратился к нему Готор, явно играя перед двумя новичками. — Мы тут не одни!

— Докладывай, — нахмурился Ренки.

— Прошли мы чуть меньше полверсты. Нашли водную яму, а вокруг — верблюжьи следы. Свежие совсем!

— Как ты думаешь, сколько их там?

— Вон Откар говорит, что шестеро, — кивнул Готор на товарища… — А ему верить можно, он в следах разбирается.

— И куда они пошли дальше? — спросил Ренки, обращаясь уже непосредственно к Откару.

— Судя по следам, — ответил тот, — дальше, вдоль русла. Яма толком не вычерпана, выходит, они тоже ищут воду. Но не для себя, а на всю армию.

— Хм… А следов повозок не видели? — встрепенулся Ренки, вспомнив про бочки на колесах, про которые упоминал лейтенант.

— Нет, — качнул головой Готор. — Но думаю, коли разведка у кредонцев хорошая, бочки вполне могут появиться.

— А может — того? — предложил Гаарз. — Подстережем их, когда они обратно возвращаться станут, и это… Парочку оставим в живых, допросим и все узнаем. Опять же с этих егерей хороший хабар взять можно.

— Во-первых, — спокойно ответил Ренки, хотя ему очень хотелось рявкнуть на Гаарза, — мы сюда не за хабаром пришли. Во-вторых, был приказ двигаться так, чтобы нас не заметили. Ну а в третьих, они вполне могут обратно и не возвращаться, а пойти напрямик к своему лагерю. Так что быстро заканчиваем здесь и бежим к лейтенанту доложить о находке. Слушай, Готор… — в последний момент сообразил Ренки. — А вы там вокруг не очень наследили? По вашему следу сюда не придут?

— Ну наследили слегка, — ответил тот. — Без этого тоже никак. Так что, наверное, ты прав: надо удирать быстрее.

— Скоро ветер поднимется… — вставил свое слово Откар. — Довольно сильный. Следы заметет. Но и нам этот ветер лучше бы в укрытии встретить.

— Значит, говоришь, следы и водная яма свежевыкопанная… — произнес лейтенант, выслушав доклад. Но сам ты ее не видел.

— Я решил, что будет лучше…

— Правильно решил, — кивнул лейтенант. — Полностью одобряю твои действия! Откар, расскажи-ка мне про яму и про следы.

— Яма хорошая… — начал докладывать тот. — Видать, внизу ключ бьет, так что воду можно черпать постоянно. — Бочонка два за сутки, думаю, наберется. Следы идут с севера. Судя по тому, что они почти сразу на яму вышли, егеря уже знали, где она находится. Может, раньше разведал кто, а может, проводники подсказали. Яма эта, по всему видать, старая, известная — уж больно место там нахоженное. Ее только постоянно присыпают, чтобы солнце не сушило. Вот егеря эти ее и разрыли, верблюдов напоили и дальше вдоль русла поехали.

— Что ж… — задумчиво пробормотал лейтенант. — Похоже, кредонцы идут чуточку быстрее, чем мы рассчитывали. Значит, их лагерь уже должен быть где-то к западу от нас.

— Может, поставить засаду у воды, а когда подъедут бочки… — начал было предлагать Ренки.

— Нет, — решительно оборвал его лейтенант. — Ты же сам слышал: по два бочонка в сутки. Ну, может, еще несколько ям найдут таких же обильных, но за всем этим максимум одну большую бочку пришлют. А по нашим сведениям, их шесть. И уничтожить придется все шесть разом. Уничтожим одну, и вся кредонская кавалерия будет гоняться за нами на конях, верблюдах, овцах и тушканчиках, пока не прибьет. И нас жалко, и задание толком не выполним. Так что торопиться не будем. Сержант Фаарик, две группы разведчиков. Одна идет на восток, к руслу, вторая — на запад, искать лагерь. Пошли самых опытных. Йоовика и Доода поставь командирами. Остальным отдыхать. Да, Фаарик, процеди и прокипяти набранную воду. Ну ты сам знаешь: ночью, в шалаше, чтобы и искорки не выскочило. Грызем сухари и вяленое мясо, сейчас не до разносолов. Капрал Дарээка, и ты, и твои люди заслужили отдых. Ну значит, отдохнете. Когда в лагерь вернемся. А пока на тебе караульная служба.

И снова бесконечно долго тянущееся время. Определенно Ренки начал понемногу разочаровываться в военной службе. Как оказалось, это не сплошь сражения да подвиги, а бесконечные пешие марши с грузом на плечах и мучительное периоды безделья между ними. Только и остается придумывать для себя и подчиненных кучу забот и проблем, чтобы не сойти с ума от наполненной нервным ожиданием скуки.

— Сядь, Ренки, — негромко, так, чтобы не услышал никто посторонний, произнес Готор, когда капрал в очередной раз вскочил, чтобы проверить караулы.

Весь лагерь, за исключением двух часовых, спал. Но Готор нес вахту у костра, разожженного в выкопанной яме, чуть на отшибе от основного лагеря, и накрытого сверху палаткой. Как большому специалисту (Доод постарался), ему поручили процедить и прокипятить добытую воду. Ренки в последнее время не часто выпадала возможность пообщаться с приятелем наедине, без всяких демонстративных соблюдений субординации, и он, воспользовавшись возможностью, подсел поговорить. Однако из капрала Дарээка, придавленного возложенной на него в эту ночь обязанностью фактического начальника лагеря, собеседник сегодня оказался плохой. Вот и сейчас он внезапно прервал разговор, чтобы, в очередной раз обежав лагерь по периметру, проверить бдительность караульных и посмотреть «вообще», как он объяснил это Готору еще три пробежки назад.

— Лейтенант приказал мне… — начал было возражать Ренки. Но друг перебил его.

— То, что ты бегаешь каждые полчаса проверять посты, не добавляет тебе авторитета в глазах солдат, — опять так же тихо сказал Готор. — Ты видел, чтобы сержант или кто-нибудь из капралов делал это? Три раза за ночь, при смене часовых — этого достаточно. Единственные новобранцы тут, которые могут заснуть на посту, — это наша шестерка. Остальные — солдаты опытные, на них можно положиться. Не суетись и не показывай, что нервничаешь. Начальство всегда должно сохранять спокойный и невозмутимый вид — это вызывает у подчиненных ощущение, что его командиры знают, что делают.

— Если ты так отлично осведомлен о том, как должно вести себя командиру, почему остался простым солдатом? — раздраженно спросил Ренки, однако подчинился совету друга и сел обратно.

— Я тебе уже объяснял…

— Готор, ты много рассуждаешь о доверии, но сам не рассказываешь о себе почти ничего. Послушать твои объяснения, так получается, что ты родился где-то год назад на побережье Тооредаана. А до этого тебя будто бы и не существовало. Ты вообще очень странный. То вдруг демонстрируешь чудеса учености, а то оказываешься не в курсе самых обыкновенных вещей. То старательно показываешь, будто ничего не знаешь о военной службе, то ведешь себя как опытный воин и даже предлагаешь вещи, которые удивляют бывалых солдат. Вот как та история с мундирами! Как ты догадался?

— А чего тут догадываться? — делано удивился Готор. — Если хочешь пройти по пустыне незамеченным — стань похожим на пустыню. Ну хотя бы цветом своей одежды. Наши зелено-красные мундиры слишком выделялись на этой желто-коричневой равнине, вот я и предложил извалять их в пыли. Лейтенант согласился, что это разумно.

— А лица? Помнишь, ты выкрасил нам лица, когда мы устраивали засаду на кредонских егерей?

— Тот же самый принцип: чтобы быть незаметным, слейся с окружающим пейзажем.

— Я прочел больше десятка наставлений по военному делу, и нигде об этом не сказано ни слова! — запальчиво возразил Ренки. — Наоборот, все полководцы, хоть древности, хоть последних времен, подчеркивают, что форма должна быть ярких цветов, чтобы лучше осуществлять управление войсками в бою. А за извалянный в пыли мундир нас бы всех выпороли… при других обстоятельствах. И кстати, я заметил, что ты не просто покрасил нам лица. Ты разрисовал их явно по какой-то системе. Это узоры твоего клана? Я читал у Модоокта в «Записках о дальних землях», что у некоторых народов перед боем принято рисовать узоры на лицах.

— Что? Хм… — Готор даже будто поперхнулся коротеньким смешком. — Нет, Ренки, это никакие не узоры моего клана. Просто человеческий взгляд привык замечать знакомые образы и очертания. И если лицо просто закрасить чем-то темным, он и будет видеть его, как темное лицо. А если краску нанести участками, очертания будто бы изменятся, и глаз, даже увидев, все равно не поймет, что это такое.

— И откуда ты это знаешь? И если ты, как сам утверждаешь, никогда не был солдатом, зачем тебе раньше было прятать свое лицо подобным образом?

— В моих краях это знают даже маленькие девочки, совсем не интересующиеся военной службой, ну разве что молодыми офицерами. Это, ну… часть культуры. Вроде твоих книг или песен. Такой же штамп, в смысле обязательный набор действий или слов-описаний. У вас там, помнится, что-то про клубы порохового дыма, растекающиеся по полю брани, и «…он возложил руку на рукоять шпаги». А у нас герой, отправляясь на подвиги, непременно наносит маскирующую краску на лицо. Смотрится и звучит красиво и грозно.

— И где эти края? — ядовито осведомился Ренки. — Этот твой архипелаг… Легтский, кажется? Почему он не нанесен ни на одну известную карту?

— Он расположен дальше, чем заплывали ваши картографы, даже и этот твой Модоокт, — спокойно ответил Готор, но Ренки почувствовал, что его приятель как-то внутренне напрягся и в его голосе послышались тоскливые нотки. — Намного дальше…

— А твои враги настолько жаждут твоей смерти, что решили преследовать тебя даже в такой дали от дома?

— Нет, Ренки… — Кажется, Готор наконец-то решился сказать больше обычного и потому понизил голос почти до шепота. — Я опасаюсь не своих «домашних» врагов, а вопросов которые мне станет задавать ваша Тайная служба. Так уж получилось, что тот корабль, на котором я потерпел крушение, отплыл из заморских владений Кредонской республики. Клянусь тебе нашей дружбой, что никаких помыслов принести вред твоему королевству у меня нет и никогда не было и что с Кредонской республикой меня ничего не связывает. Но история моя достаточно туманна, и вряд ли в Тайной службе удовлетворятся объяснениями, которые я смогу им дать. Видишь, даже ты мне не веришь. Пока я простой солдат, до меня мало кому есть дело. Солдаты часто не любят вспоминать о своем прошлом. А вот коли полезу повыше, могу привлечь внимание кого не надо. И мне начнут задавать вопросы вроде тех, что задаешь сейчас ты. Вот потому я и…

— Хм… — чуть разочарованно произнес Ренки. — А я-то думал, что ты принц и тебя хотят убить заговорщики, свергнувшие законного монарха. И мы еще побываем на твоей родине, чтобы вернуть трон законному владельцу.

Следующие минут десять Готор катался по земле, давясь приступами сдерживаемого ржания.

— Капрал Доод, а мы точно не заблудились? — спросил Ренки на очередном привале. — И как ты тут только различаешь, в этой пустыни, куда идти? Здесь ведь даже карта не поможет — ни одного нормального ориентира!

— Парень, — усмехнулся Доод, — у тебя над головой солнце. Чего еще тебе надо? Всегда следи за ним. Изучи его путь по небу лучше, чем старый пьяница — дорогу от кабака до собственного крыльца, чтобы, даже если вдруг из-под того вон камня начнет бить фонтан холодного пива и ты ухлебаешься вусмерть, всегда знать, где находится солнце в ту или иную минуту дня. И, соответственно, не потерять направление. А еще хорошенько научись определять пройденное расстояние, учитывая бодрость в начале дня и усталость в конце. Если ты точно знаешь, в какую сторону идти и сколько прошел, не заблудишься и в пустыне. Еще совет — перед тем как выйти, мысленно нарисуй свой сегодняшний путь, подумай, в каком направлении тебе предстоит идти, и где в какое время будет солнце относительно тебя и твоего маршрута. Начни прямо сейчас. А завтра (я поговорю с лейтенантом) наш отряд поведешь ты. И не дай боги тебе опозориться и сбиться с пути!

«Что ж, сам нарвался!» — подумал Ренки, уже отчасти привыкший к методам обучения Доода.

Теоретических знаний капрал явно не признавал, а в подробные объяснения не верил. «Хочешь чему-то научиться? Берись за дело и делай его», — такова была педагогическая система, ярым сторонником которой был Доод. И Ренки был вынужден признать, что она работала. А еще по каким-то понятным только ему и его товарищам причинам капрал действительно старательно обучал новобранца, делая из него толкового солдата. Хотя методы, которые он при этом использовал, Ренки нравились не всегда.

— Завтра же мы должны идти на запад, в сторону вражеского обоза… — осторожно напомнил он Дооду. — Вряд ли лейтенант позволит…

— Позволит! — отрезал капрал, с усмешкой посмотрев на Ренки. — Парень, так может случиться, что отряду придется разделиться или убьют всех унтеров, кроме тебя, и именно ты будешь выводить солдат обратно. Мне бы очень не хотелось поручать это дело совсем уж бестолковому юнцу. Так что не облажайся!

Ренки не облажался. Кажется.

Вполне возможно, что он и сдвинулся чуток к югу или северу, но тем не менее на широкую полосу вытоптанной земли, что оставила после себя прошедшая кредонская армия, они вышли.

Отряд сделал большую петлю, пройдя за четыре с половиной дня не меньше двух сотен верст (небывалые, по армейским нормам, скорость и расстояние) и все-таки зайдя кредонской армии в тыл.

Потом были день отдыха и ночь марша. И так три дня подряд. Лейтенант Бид почему-то не спешил, рассылая в разные стороны небольшие группы разведчиков из старых проверенных бойцов, а потом долго и подробно выспрашивал, что они видели. Затем разведчики отсыпались, а грузы за них на место нового лагеря тащило второе капральство. Не так, совсем не так раньше представлял себе войну Ренки.

И вот наконец…

— Смотрите сюда, — сказал лейтенант Бид, чертя на земле план местности. — Вот тут находятся бочки с водой, ими займется Фаарик. Под каждую — по бочонку пороха. Бочонки, фитили и огниво подготовь и проверь заранее. Подумай о каких-нибудь веревках, которыми будешь прикреплять мины к бочкам. У нас только одна попытка, и рвануть должно так, чтобы потом чинить было уже нечего. Так что порох не жалеть, если, конечно, не желаете тащить его обратно на собственном горбу. Доод, на тебе фуражный обоз. Жаль, что его разместили так далеко от воды. Возьмешь полдюжины своих вояк и еще трех тебе Фаарик одолжит. Проверь факелы и смолу. Думаю, ты помнишь, что много смолы лить не обязательно — главное, чтобы занялось. Солнце все эти дни жарило так, что сено должно вспыхнуть как порох. Но если будет возможность, лучше сожги овес. Учитывай ветер — он твой лучший помощник. Кредонцы охраняют обоз чисто для виду, так что проблем с часовыми быть не должно. Но расслабляться все равно не стоит. Да, помните, этот прощелыга Готор посоветовал разведчикам выкрасить лица и торчащие из-под мундира руки сажей и даже горшочек этой дряни приготовил? Думаю, в этом есть смысл — не будут белеть в темноте. Дальше самое главное — отход. Капрал Дарээка, четырех человек с факелами сажаешь вдоль линии отхода через каждые полверсты. Как только первый увидит пламя пожара, зажигает свой факел. Группа отходит на его свет. Когда добегает до факельщика, факел гаснет, и следующий, видя это, зажигает свой. И так далее. Пятый факел, без факельщика, зажгите чуть в стороне, ближе к востоку. А сами после четвертого резко меняете направление и двигаете на запад. Чуть впереди четвертого ставишь засаду — всех, кто у тебя остался. Проследи, чтобы фитили тлели в горшочках и не выдали вас раньше времени. Если кто-то будет преследовать группу Доода, ваша задача — дать залп и быстро линять оттуда. В долгую драку не ввязываться! Доод, от того, насколько капрал Дарээка все правильно сделает, зависит твоя жизнь. Так что твои советы и пригляд на этапе подготовки лишними не будут.

Йоовик, ты человек опытный, и тебя лишний раз учить не надо. Делайте примерно то же самое, только факельщиков у тебя будет трое, а четвертый факел должен показывать круто на восток. Чтобы ребята Доода не наткнулись на твоих преследователей. На местах пяти наших прошлых лагерей оставлены заначки с едой и водой. Все об этом помнят? Но уходить будем, огибая кредонцев с запада. Есть надежда, что, не разобравшись, они пойдут по протоптанному следу на восток. Особых ориентиров, к сожалению, тут нет, так что место общего сбора назвать не смогу. Если не получится встретиться, пусть каждая команда выбирается самостоятельно. Отставших не ждать! Кредонцы пошлют за нами кавалерию, так что каждая секунда промедления, считайте, лишний труп. Труп одного из ваших солдат! Поэтому удираем что есть мочи. Но, помните: от верблюда или коня на своих ногах не убежишь. А значит, ваша главная защита — это скрытность! Вопросы есть? Тогда разбежались — работы предстоит много.

Глава 8

— Прости, Готор, — сказал Ренки, разливая из бурдюка по кружкам последние капли вина и делая знак Гаарзу, чтобы доставал новый, — но вряд ли можно считать все это чем-то особо достойным. Эти, как ты их называешь, диверсии не могут составить чести настоящему солдату!

— Гы… Ренки… А по-твоему, надо встать в полный рост в линию, шагах в тридцати от врага, и начать палить друг в дружку из мушкетов, пока у одной из сторон нервы не выдержат, или, сблизившись лицом к лицу, тыкать налево и направо штыком и дубасить прикладом? Это, по-твоему, и есть истинная воинская доблесть?

— Ну да! — кивнул Ренки очень уверенно. — Как же еще можно доказать свою доблесть и неустрашимость? Только выстоять под вражеским залпом, дать ответный и сломить противника в штыковой атаке. А все эти ползанья в ночи, поджоги и взрывы… Все это как-то… недостойно солдата! Уж больно похоже на разбойничий налет или работу грабителей. Дроут, Таагай — без обид!

— А то, что четыре десятка человек одними лишь «поджогами и взрывами» заставили почти всю вражескую кавалерию убраться восвояси с театра боевых действий, это, по твоему разумению, проходит как карманная кража или случай вопиющего мошенничества?

— Это… — замялся Ренки… — Это… Все равно как-то это недостойно. Будто выстрел в спину или удар исподтишка. Настоящие солдаты не должны так сражаться!

Ренки снова и снова ловил себя на мысли, что представлял войну совершенно иначе. Да и не было это, как ему казалось, настоящей войной.

Та ночь была какой-то нервной, суетливой… и глупой. И пусть потом остальные сержанты и солдаты радовались и удивлялись тому, что все прошло как по маслу, Ренки особого повода для радости и гордости тут не видел.

Свой обоз кредонцы, вдохновленные тем, что враг стремительно удирает от них, охраняли из рук вон плохо. Нет, приученные палками капралов к жесткой дисциплине часовые на постах отнюдь не спали. Вот только постов этих было чудовищно недостаточно для охраны такого большого обоза. Так что тооредаанские диверсантыпроникли внутрь кольца часовых без особых проблем и смогли сделать свое черное дело, не встретив ни малейшего сопротивления.

И никакой погони по горячим следам кредонцы, занятые тушением огня, организовать не смогли. Так что отход был выполнен безукоризненно, и за всю операцию никто даже ранен не был. Скука!

А потом опять долгие марши под палящим солнцем. Разве что груза на плечах теперь было значительно меньше, а вот прятаться и скрываться приходилось куда больше. Они полдороги только и делали, что прятались да крались. Еще бы на карачках их ползти заставили, как каких-нибудь скунсов. Хотя разок и ползали, прячась в какой-то канаве от мелькнувших вдали кредонских егерей. И так — почти две недели.

На взгляд Ренки, гордиться подобными «подвигами» было нечего. Хотя Готор и утверждал обратное, весьма восторженно отзываясь и о сделанном деле, и о том, как лейтенант и сержанты сумели все организовать. Остальные тоже были очень довольны — для них лучше лишние сто верст пробежать под грузом, чем один раз обменяться залпами с врагом. Ну да ведь на то они и простолюдины. А вот чем так восхищался Готор, Ренки понять не мог.

Напоследок им опять улыбнулась удача. Почти возле самого лагеря своих войск особый отряд наткнулся на очередной разъезд кредонских егерей. Большую часть перестреляли (не мудрено — в сорок-то мушкетов), а трех взяли в плен.

От пленных и узнали, что, лишившись возможности снабжать верховых животных водой и кормом, кредонское командование было вынуждено отправить свою кавалерию обратно на побережье. Это соответствовало и данным армейской разведки, которая доносила, что сильно надоедавшие раньше своей охотой на водоносов, фуражиров или отставших солдат всадники, однажды даже устроившие большой налет на обоз, пару недель назад ослабили свой напор и куда-то исчезли. Тооредаанская армия вздохнула с облегчением.

Полковник сообщил лейтенанту, а тот — солдатам, что в штабе ими очень довольны и по такому случаю даже разрешают устроить небольшую пьянку, что обычно строго каралось начальством.

Вообще-то порция вина входила в обязательный ежедневный солдатский рацион. Конечно, не так, чтобы напиться, но слегка захмелеть хватало. И кстати, для многих солдат винная пайка была чуть ли не единственной привлекательной стороной службы, и они весь день жили только для того, чтобы дождаться очередной кружки и забыть на несколько мгновений о тяготах и постоянной опасности, сопровождающей солдата даже в мирной жизни.

Но, как это обычно и бывает, в поход интенданты закупили какую-то смесь уксуса с гнилой водой, которую и пытались выдавать солдатам под видом вина. И теперь даже самые горькие пьяницы предпочитали пить воду, а не мучиться от дикой боли в желудке.

Но для особой команды на этот раз хорошее вино нашлось, неизвестно, из запасов ли маркитантов, офицеров или самих интендантов. А также нашлись и свежая мука для лепешек, немного не подгнившего и не провяленного до каменной твердости мяса, крупа, кувшинчики масла. Что еще надо солдату для счастья, особенно после долгого и тяжелого похода, окончившегося для всех столь благополучно?

Довольны были все, даже Ренки, хотя его счастье подтачивали размышления о том, что если он и впредь будет заниматься подобной «войной», то не сумеет продвинуться хотя бы до сержанта. Уж очень сомнительны были эти так называемые «подвиги». Об этом он, когда их компания опустошила первый бурдюк с вином, и сообщил своим товарищам, после чего у него и завязался спор с Готором.

— Дурень ты, Ренки… — вдруг вклинился в разговор непонятно откуда появившийся Доод. — Совсем сопляк еще! Не стоял ты толком в строю да не палил из мушкета. Смерть там… будто кости кидаешь. Храбрый ты или трус, благородный или простолюдин, умный или дурак — всех под одну гребенку, не разбирая. Сегодня тебя, завтра меня, а послезавтра — нас обоих…

— Я не боюсь смерти! — высокопарно заявил изрядно принявший на грудь мальчишка. — Это долг солдата — умереть за своего короля!

— Своей не боишься! — прорычал Доод. — Своей-то… чего ее бояться? Не такая сладкая солдатская доля, чтобы ради нее ногтями да зубами за жизнь цепляться. А ты вот о них подумал? — обвел Доод зажатой в ладони лепешкой всю компанию. — О товарищах своих? Знаешь, каково это — утром все вместе у одного костра сидели, а вечером ты там один-одинешенек, а всех друзей и знакомцев твоих кого убило, кого искалечило? Вот то-то и оно… — добавил он, увидев, как моментально изменилось лицо молодого капрала, на миг вообразившего, что он остался совсем один. — Разок-другой так попробуешь представить, коли сам жив останешься, и поймешь, почему нам начальство такие пирушки устраивает да на иные наши шалости глаза прикрывает! Эх, Ренки, Ренки… Учить тебя еще и учить!

Собственно, со следующего дня наука и началась. Долго отдыхать воякам Бида не дали — не для того солдат создан, чтобы отдыхать. Денек попили, поели, попраздновали — и будет.

Так что уже на следующее утро капрал Ренки Дарээка со своим капральством в составе роты первого лейтенанта Бида отправился охранять водоносов из… каторжной команды, которой предстояло пройти до ближайшего колодца-ключа двенадцать верст и обеспечить армию запасом воды.

Хотя кредонская кавалерия по большей части и убралась восвояси, однако егеря еще пошаливали, да и нападения небольших пеших отрядов противника, пытающихся заменить кавалерию, случались все чаще. Так что даже такое дело, как доставка воды, приходилось планировать, будто военную операцию. Два десятка кавалеристов создали кольцо дальней охраны. Особая рота лейтенанта Бида шла в ближнем кольце. И еще два капральства топали вместе с каторжниками-водоносами и десятком телег, везущих тару для воды.

Вышли рано утром. К обеду уже были на месте. И пока каторжники очищали колодец и наполняли тару водой, Доод натаскивал своего «младшего коллегу», обучая его правильно организовывать охрану, показывал места, откуда можно ждать нападения, и объяснял, как действовать в том или ином случае.

— Слушай, капрал Доод, — спросил его Ренки, выбрав подходящий момент. — А зачем ты все это делаешь? Ну в смысле обучаешь меня так тщательно. Ведь то, что сейчас в одном капральстве два капрала, — это ненормально. И когда ты меня выучишь, одному из нас придется уйти.

— И ты думаешь, пацан, что уйти обязательно придется мне? — широко улыбнулся Доод. — Может, оно и так. Хотя… Короче, на тебя у кой-каких людей есть определенные планы. Какие? Я и сам не знаю. Но мне велели тебя хорошенько обучить, вот я и стараюсь.

— Но… Какие еще планы? — искренне возмутился Ренки, которому не понравилось, что кто-то играет его жизнью и судьбой, словно фигурой в шахматах.

— Этого я, парень, не знаю, — честно ответил капрал. — Но подозреваю, что тебя хотят двинуть дальше. Может, даже и в офицеры! Потому как нам нужны там свои люди.

— Что значить — двинуть? Кому это — нам? — не понял Ренки. — Я не желаю, чтобы меня куда-то двигали, и не желаю быть еще «чьим-то» офицером, кроме короля!

— Дурак ты, Ренки, — сказал капрал таким тоном, что Ренки и правда почувствовал себя дураком. — Вроде бы уж достаточно времени в армии мыкаешься, а все еще ведешь себя иной раз, будто барчук, ничего, кроме отцовского дома, не видевший. Пора с тобой уже как со взрослым поговорить. Ты вот выбери как-нибудь момент да посмотри, чего в котлах у других полков варится и в какие мундиры они одеты. И сравни с тем, что у тебя на каждый день есть. Иные полки могли бы позавидовать и тем харчам, что ты лопал, когда каторжником был. Сгнившее зерно пополам с трухой и мышиным дерьмом вместо мяса — вот и весь их рацион. В лепешки сена добавляют, чтобы хоть чем-то брюхо набить. И ходят в обносках. Вон посмотри на Пятнадцатый Гренадерский — там половина солдат к обмоткам деревянные дощечки привязывает, а сапоги (у кого они еще сохранились) тряпками да веревками перемотаны, чтобы на ходу не разваливались. В позапрошлогоднюю кампанию в армии небось две трети потерь с голодухи да от поноса случились, а не в бою. Да и сейчас, вон погляди, без всяких сражений чуть ли не ежедневно по десятку покойников за ограду лагеря выносят. Вот так-то вот! А ты думаешь, почему у нас по-другому? Да потому что правильные люди друг за дружку держатся и помогают, чем могут. Тут только так и можно выжить, на то она и армия! Ты, Ренки, из «благородных оу» будешь. Это у тебя на роже написано. А значит, тебя можно двинуть куда дальше, чем даже нашего Бида, которому выше лейтенантского погона ничего не светит. Зато у него влияния тебя подальше продвинуть вполне хватит, потому как люди Бида уважают. Тут главное — это чтобы и на тебя положиться можно было. Чтобы ты, наверх пробившись, не забывал о тех, кто тебе туда дорогу проложил.

— Если в том, что ты предлагаешь, нет ничего постыдного и идущего во вред королю, то можешь не бояться неблагодарности или предательства с моей стороны, — высокопарно ответил на это Ренки. — Это ведь элементарный долг благородного человека — оплатить втрое за оказанное ему добро!

— Вот это в тебе больше всего и пугает, — честно признался Доод. — То ты вроде нормальный человек и делаешь все правильно. А то вдруг рот откроешь, и оттуда такая чушь польется, что впору за голову хвататься. Будто ты в высокой башне сидел и жизнь только по книжкам да балладам знаешь. А ведь вроде уже и на каторге побывал, и пороха понюхал… Лейтенант говорит, что ты за свою благородную дурь держишься, потому как это единственное, что у тебя от прежней жизни осталось. И со временем дурь у тебя пройдет, а правильные мысли в голове останутся. А я вот иной раз тебе и дело нормальное поручить боюсь: а вдруг у тебя дурь в башке взыграет и ты либо дров наломаешь, либо людей понапрасну погубишь…

— Не думаю, что благородное поведение может хоть в какой-то мере причинить ущерб окружающим, — высокомерно объявил Ренки. — Видимо, ты просто не понимаешь, что движет такими людьми.

— Ренки, я благородных поболее тебя видел, — усмехнулся Доод, вновь посмотрев на Ренки так, что тому почему-то стало стыдно и досадно. — Есть, конечно, и среди благородных нормальные люди. Вон, тот же наш полковник оу Дезгоот — за него любой гренадер Шестого кому угодно глотку порвет! А в том же Пятнадцатом офицеры деньги из солдатского содержания себе в карман кладут, а ведь тоже все сплошь благородные. Но я, собственно, не об этом. Вот ты вчера разную чушь нес. А коли сейчас из-за горизонта выскочат кредонские егеря, ты как поступишь? Капральство в линию выстроишь и по всем правилам начнешь в них из мушкетов палить, а потом в штыки? Либо солдат в укрытие спрячешь и оттель будешь аккуратненько постреливать, предварительно за помощью послав? Вот то-то и оно… Как тебе людей доверить можно, коли ты ни их, ни свою жизнь ценить не умеешь? Да и по другим делам, например, как харчи съедобные у кладовщиков получить или трофеи сбыть… А вдруг и тут из тебя благородная дурь полезет?

— Не вижу ничего недостойного в том, чтобы обеспечивать солдат нормальной пищей, — искренне удивился Ренки. — Как раз наоборот, ведь сытый и здоровый солдат — это только на благо королю и королевству.

— А то, что за нормальную еду, которую ты лопаешь, другим приходится интендантам на лапу давать, а чтобы было, чего давать, надо вражьи трупы обшаривать да добычу тайными путями сбывать… Это тебе как? — оборвал его разглагольствования Доод.

— Но с какой стати? — возмутился Ренки. — Ведь интенданты обязаны обеспечить…

— Ох, Ренки… — тяжко вздохнул Доод. — Вот потому и страшно на тебя солдат оставлять. Не знаешь ты жизни. Не понимаешь, как оно все работает… Кто кому чем обязан и из какой миски ест. А коли начнешь «обязанности» от других требовать, и себя под петлю подведешь, и солдат загубишь безвинно. Да и унтерам мороки добавишь — ошибки твои исправлять. Тебе бы еще годков пять в солдатах походить, а пока одна беда с тобой.

Ренки был искренне удивлен такой постановкой вопроса. Нет, он, конечно, понимал, что в жизни отнюдь не все делается по правилам. И даже, как многие сопливые юнцы, отчасти считал себя циником, способным видеть то, чего более взрослые люди, кажется, не замечают и легко при этом разглагольствуют о принципах, долге и служении.

Ему как-то и в голову не приходило, что старшие все прекрасно видят и знают, но просто научились жить в этом мире, раздавая и получая взятки и одновременно рассуждая о честности и неподкупности.

Да и так получилось, что даже на каторге самой грязной частью «выживания» занимались другие. Подмазать охранника, украсть, содрать обувь с трупа… В их компании с этим прекрасно справлялся Готор или те же приятели-грабители Дроут и Таагай, так что Ренки можно было продолжать считать себя безупречным в плане морали.

А тут вот, когда Доод поставил вопрос ребром, Ренки пришлось задуматься обо всех тех вещах, которых он раньше старательно не замечал. И в голове поневоле появилась мысль, что просто пользоваться плодами чужой грязной работы, делая вид, что ее не существует, наверное, еще менее достойно, чем самому в этой грязи ковыряться.

Но ведь, с другой стороны, на то с древних времен и существует разделение на людей благородных и низких, чтобы каждый делал свою работу! Вот только кто он теперь нынче сам-то?

— Ты того, Ренки, — заметив его задумчивую физиономию, проговорил Доод. — Обмозгуй все хорошенько. С Готором своим поговори — он человек на редкость правильный, пустого не посоветует. Потому как, капрал Дарээка, пора тебе уже дитячью дурь свою перерастать!

Часа через четыре работы все возможные емкости были заполнены и караван двинулся в обратную сторону. Кавалеристы потом утверждали, что якобы видели вдали мелькнувших кредонских егерей, но в остальном на этот раз обошлось без происшествий. Если, конечно, не считать таковым легкий сдвиг в сознании у капрала Ренки Дарээка.

Глава 9

Следующие две недели прошли без особых происшествий. Армия Тооредаана неторопливо пятилась на юг, а кредонцы так же неторопливо, делая десять-двенадцать верст в день, ее «догоняли».

Рота лейтенанта Бида по-прежнему чуть ли не ежедневно выходила сопровождать отряды водоносов или фуражиров. А солдаты первого капральства пару раз уходили на разведку «щупать» (по выражению Доода) противника.

У Ренки в голове царили разор и сумятица. С Готором он поговорил, и поговорил не один раз. Втайне Ренки надеялся, что товарищ, явно не менее благородного происхождения, чем он сам, сможет как-то помочь и показать путь, двигаясь по которому, с одной стороны, можно оставаться верным своим принципам, а с другой — не быть нахлебником у собственных сослуживцев. Но Готор полностью встал на сторону Доода.

— Это жизнь, Ренки, — сказал он тогда. — А не книжки и не байки про героев. Уверен, в твоих книжках твои любимые герои ни разу не отлучались нужду справить. Представь, что с тобой будет, если ты попробуешь и в этом следовать их примеру! Во-во… Самому смешно! А единственный смысл в благородстве, я так считаю, — чтобы быть первым во всем. Вести за собой остальных и нести ответственность за тех, кто слабее или не столь хорошо обучен и развит, как ты. Так ведь благородные и появились, из среды вождей и первых воинов, тех, кто заслужил право повелевать другими не длинным списком своих предков, а доказав, что может позаботится не только о себе, но и об окружающих. Вот тебе и предлагают стать таким вождем. Но для этого, друг Ренки, придется научиться думать в первую очередь не только о себе, но и о своих товарищах, чтобы их жизнь и проблемы для тебя стали не менее важными, чем свои собственные. Вот у тебя есть целое капральство — девятнадцать человек. И, как их капрал, ты должен не только орать на них и заставлять исполнять свои приказы, но и заботиться о том, чтобы каждый из твоих подчиненных был сыт, здоров, обут и одет. Чтобы не вляпался в какие-нибудь неприятности, не совершал глупостей от безделья или дури в голове. И уж тем более не был бы убит из-за твоего неразумного командования. А я не уверен, что ты всех девятнадцать по имени знаешь, не говоря уж о том, как они до армии жили… Вот и думай, что для тебя важнее — оставаться благородным на словах или стать для своих солдат настоящим вождем?

Ренки попробовал… Он теперь неотступно ходил за Доодом, знакомясь с «полезными людьми» и стараясь понять, как двигаются колесики сложного механизма под названием «армия». Очень скоро он осознал, как сложен этот механизм и какие подводные течения, рифы и водовороты скрываются под кажущейся такой спокойной и размеренной гладью армейского быта.

Даже в Шестом Гренадерском полку существовало как минимум три общества, то конкурирующих, то взаимодействующих между собой. Одно из них организовалось на почве землячества из рекрутов Даангского герцогства. А остальные два — скорее на почве стремления выжить.

Вероятно, даже офицеры и сам полковник сильно бы удивились, узнав, какие интриги подчас проворачивают простые солдаты, чтобы продвинуть на хлебное место каптенармуса, штабного писаря или даже офицерского денщика своего кандидата. Или какие непростые пути проходит иной мешок с зерном, прежде чем попасть в распоряжение нужного отряда. А в обратную сторону такими же непростыми дорогами отправлялась военная добыча.

И тут, как правило, главную роль играли именно капралы. Вообще в тооредаанской армии каждое отдельное капральство вело собственное хозяйство. Когда армия стояла в казармах или на зимних квартирах, то, как правило, капралы просто получали деньги от офицеров (традиция, сохранившаяся еще с тех времен, когда каждый благородный оу приходил служить королю с собственным отрядом) и сами занимались закупками продуктов, обмундирования, хозяйственной утвари и даже боеприпасов. Но в диких землях Зарданского плоскогорья денежное довольствие заменялось продуктовым пайком, который каждый полк «выбивал» с армейских складов, а каждое капральство получало из полкового обоза. Так что места, где разгуляться интендантам и каптенармусам всех мастей и уровней, хватало с избытком. И если капрал не был достаточно изворотливым или не умел налаживать связи, чтобы обеспечить нормальные поставки своему капральству, его подчиненные имели все шансы сдохнуть от голода или болезней, вызванных дурной пищей.

Увы, но быть изворотливым у Ренки получалось не очень хорошо. Нет, он старался, скрывая свою брезгливость при общении с вымогателями-интендантами, и тщательно выполнял все указания Доода по части снабжения своего отряда продовольствием. Но вся эта «подпольная» жизнь в основном строилась на принципах доверия, а Ренки с его происхождением и взглядами на жизнь все равно оставался белой вороной среди остальных солдат.

Нет, в принципе к нему относились с симпатией, подчас даже с уважением и иногда с этаким снисходительным добродушием — однополчане видели его старания и ценили его честность. А во время полевых выходов солдаты подчинялись ему как настоящему капралу, ибо, по словам Доода, он все делал правильно. Но вот стать для них своим, добившись полного доверия, Ренки так и не смог.

— Капрал Дарээка явился по вашему приказанию! — лихо отрапортовал Ренки, ударив себя рукой в грудь и щелкнув каблуками.

— Проходи, садись, — указал ему лейтенант Бид на место у входа в свою палатку. — Ну как у тебя дела? Доод говорит, что ты стараешься?

— Стараюсь, — подтвердил Ренки.

— Ну старайся… — рассеянно кивнул лейтенант, думая явно о чем-то другом. — Значит, так. Для тебя будет новое задание. Пойдешь в разведку с командой Йоовика. Понятное дело, он главный. Честно говоря, там даже простые солдаты будут главнее тебя, потому как знают, что делать, а ты нет. Хватит мозгов это понять? Вот и отлично. Доод мне сказал, что ты стрелять мастак и со шпагой ловок. Вообще-то разведка не стреляет и не дерется. Ее главное оружие — глаза да уши. Но на сей раз эти твои умения нам понадобятся. Доод сказал, что тебе можно верить и ты все правильно понимать начал. Так вот. На сей раз мы будем стараться не столько для армии, сколько для себя — нужна добыча. Это я тебе на тот случай говорю, чтобы ты знал, что Йоовик действует с моего разрешения и полного одобрения. Все понял? Тогда иди вооружайся… И кстати, можешь своего приятеля Готора прихватить, Доод говорит, он стреляет получше тебя.

Ренки уже был опытным солдатом (ну или считал себя таковым), поэтому почти не удивился, что долгожданная схватка с врагом началась с длительного перехода.

Хотя армия Кредона и гналась за тооредаанцами по пятам, однако обе стороны предпочитали сохранять дистанцию в один-два хороших конных дневных перехода. Так можно было быть уверенным, что, если одна из армий вдруг решится дать другой сражение и предпримет внезапный марш-бросок, атакуемая сторона не будет застигнута врасплох. И успеет не только вовремя обнаружить врага, но и подготовиться к бою.

И конечно, это пространство между армиями отнюдь не пустовало. Тут шныряли десятки кавалерийских разъездов, выглядывающих врага. Ходили патрули, ловящие дезертиров, отставших, мародеров или потенциальных перебежчиков. На возвышенностях сидели дозорные от обеих армий, пялясь день-деньской в горизонт в ожидании появления вражеских колонн. Сновали интендантские команды, собирая забытые вещи, ремонтируя сломавшиеся по дороге телеги или воюя друг с дружкой за пучки травы, которые в этих засушливых местах ценились весьма высоко как корм для тягловых животных. А иной раз мелькал маркитантский караван, решивший подзаработать на той стороне. На это соответствующие службы обеих армий старательно закрывали глаза, будучи уверены, что контролируют процесс и данный торгаш шпионит исключительно на их стороне.

В общем, не слишком-то заметно, но жизнь кипела. И отряду Йоовика предстояло переплыть этот «кипяток», по возможности не попавшись на глаза ни чужакам, ни своим. Береженого и боги берегут.

То расстояние, что лошадь может проскакать за день, пехотинец едва преодолеет за два. А если еще и заложить приличную дугу и выбирать дорогу так, чтобы твое передвижение было по возможности наиболее скрытным, то и за все четыре. И все четыре дня туда, четыре обратно и дня три-четыре там надо что-то есть и пить, и весь этот груз приходится тащить на своих плечах.

Пару раз вдали мелькали разъезды кредонских егерей. Но Йоовик избегал боя, предпочитая прятаться в пыли и камнях.

— Что толку-то… — ответил он на вопрос Ренки после первой встречи с неприятелем. — На вон, сам глянь, — сунул он ему в руки плохенькую медную подзорную трубу. — Простая солдатня. И всех ценностей — верблюды да мушкеты с пистолетами. Верблюдов в наш лагерь не приведешь, слишком много вопросов может возникнуть. А мушкеты и пистолеты… Сбыть их, конечно, можно, но не такая это большая ценность, чтобы ради них мараться… Идем дальше. — Угу, — согласился он с Ренки во второй раз. — Три офицера в отряде — это неплохо. В отличие от обычной солдатни у них в сумках наверняка и золотишко может позвякивать, и украшения всякие есть с камешками драгоценными. Да и снаряжение побогаче солдатского будет. Но ведь их отряд на четыре человека больше, чем наш. К тому же они пошустрее будут благодаря своим верблюдам, а на каждый наш выстрел у них три-четыре ответных. Сам давай подумай. Коли мы по ним с дальней дистанции пальнем, всем залпом, дай боги, одного-двух зацепим. — Они на своих верблюдах деру дадут… недалеко, только чтобы мы их не достали. А потом начнут они гнать нас, как волчью стаю, заезжая то с одного, то с другого боку и из длинноствольных своих мушкетов издали постреливая. Долго нам такого не выдержать, это я тебе точно сказать могу. А коли и найдем возможность их на близкое расстояние подманить да в упор залп дадим… свалим человек пять-шесть. Оставшиеся же в нас сначала по паре пистолетов разрядят, а дальше либо в пики, либо опять же издалека перещелкают.

— Но какой тогда вообще смысл в нашем походе? — возмутился было Ренки. — Если мы только и делаем, что прячемся?!

— В поиске хорошей добычи. — Йоовик ощерился глумливой улыбочкой, глядя на недовольное лицо молодого капрала. — А она, парень, сама редко в руки дается. За ней побегать надо. Но ты не боись. Подберемся поближе к вражескому лагерю, там и выбор будет побогаче, и кредонец пожирнее.

Как Ренки ни старался, но песок под его ногами хрустел просто оглушительно. Почему этот хруст до сих пор не всполошил весь вражеский бивуак, лично для него было загадкой. Однако факт на лицо. Противник спал, даже не подозревая, что к нему подбирается смерть в лице лично его, капрала Ренки Дарээка, и сопровождающего его капральства Йоовика.

Увы, ночь только начиналась, а капралу Дарээка уже опять дали понять, как многому ему еще предстоит научиться, чтобы сравняться в мастерстве с остальными солдатами роты Бида. Вот только он сам не был уверен, что хочет этому учиться.

Определенно вид боевых действий, которому отдавал предпочтение этот офицер из простолюдинов, был лишен каких-либо признаков благородства, что бы не твердил там Готор, которого почему-то не коробила необходимость подкрадываться в ночи к спящему врагу, чтобы напасть на него, полусонного, безоружного и растерянного.

Он даже говорил, что в его краях это почитается за особую доблесть, ибо для того, чтобы все это сделать, требуются умения, которых у простого солдата обычно нет.

Зато (Ренки был в этом уверен) у любого разбойника этой «доблести» с избытком. Да и что, в сущности, отличает их рейд от обычного бандитского нападения с целью захвата добычи? Лишь то, что на них мундиры, а свое оружие они получили от короля?

Только вот мундиры по большей части так измазаны в пыли и грязи, что форменную одежду солдата узнать в них весьма непросто. Да и оружие наполовину трофейное, и почти у каждого — свое особенное… Вроде шпаги Ренки, которую он обычно хранит в обозе, вешая на пояс стандартный пехотный тесак, но которую ему позволили взять с собой в рейд вместе с егерским длинноствольным мушкетом и кинжалом неизвестного происхождения, заменяющим штык.

Почему Ренки вообще участвует в этой бандитской авантюре? Потому что Доод очень ловко намекнул ему, что благородный оу Дарээка сейчас ходит в нахлебниках у собственных друзей и подчиненных. Мол, они делают всю грязную работу, а Ренки, чистюля этакий, только сливки снимает, делая вид, что все остальное его не касается. Слышать такое неприятно, особенно когда сам осознаешь, что все сказанное — правда.

Задумавшись, Ренки вдруг понял, что по сути-то даже в их банде от него не было никакой особой пользы. Раньше ему казалось, что он в банде чуть ли не второй человек, ибо кому еще командовать простолюдинами, которые только счастливы подчиняться людям, изначально рожденным для властвования, как не двум благородным оу? Но после того как Готор поведал ему о своем видении обязанностей вожака, Ренки пришлось мысленно признать, что пока банда заботилась о нем, а не наоборот.

Ну да, боец Ренки, может быть, и неплохой и в критической ситуации, особенно с клинком в руке, может внести весомый вклад в общую победу. Но только с клинком в руке пока привелось драться всего один раз. И то — это Ренки тогда втравил всех в драку с целой кредонской армией, и если бы не вмешательство Готора, банда бы просто исчезла.

Есть же хотелось каждый день. И одеваться. И греться у костра. А едой, одеждой и дровами его обеспечивали остальные (кстати, тоже неплохие бойцы).

Надо признать, что с этой точки зрения пока Ренки был всего лишь балластом для своих товарищей. А следовательно, Готор взял его в свою команду исключительно из жалости. Один благородный пожалел другого. Пусть у Готора и весьма странные взгляды на жизнь, но, даже познакомившись с некоторыми из них, Ренки и не подумал усомниться в благородстве своего товарища. Его право повелевать сразу бросалось в глаза.

Сознавать собственное ничтожество и жалость, которую испытывают к тебе окружающие, было просто омерзительно! Это даже в некоторой степени ожесточило сердце юноши. И если раньше он избегал «грязи», то, осознав свою бесполезность и беспомощность, решил, что должен погрузиться в эту «грязь» чуть ли не по шею. Назло себе и всему остальному миру.

Вот потому-то когда они увидели эту группу охотников и Йоовик рассказал всем свой план нападения, Ренки не сказал ни слова возражения, как бы противен ему этот план ни был. Да, в сущности, и не было тут ничего такого особенного. Если постараться, можно было припомнить схожие поступки и у весьма уважаемых героев древности. Просто в книгах это все было как-то… более красиво, что ли. А в изложении Йоовика план смотрелся мерзко и весьма жестоко.

Собственно, когда, приблизившись к вражескому лагерю, они заметили эту группу охотников, именно Ренки первым предложил на них напасть.

— Только очень богатые люди могут позволить себе содержать тут коней и верблюдов для охоты или носиться по степи, гоняя сурков и пустынных лис, пока вся остальная армия воюет, — убеждал он своего командира. — И пусть их больше… Но ведь непосредственно в охоте участвуют только богачи, а слуги едут сзади. Нам надо только дождаться, когда они поднимут лису и начнут ее гнать. Я читал в «Трактате об искусстве охоты», написанном оу Ровом Боонееко, что песчаные лисы имеют привычку убегать по большому кругу. Мы засечем место, где начнется охота, а потом…

— Гм… — вдруг вклинился в разговор один из простых солдат, судя по смугловатой коже и характерной форме лица, — пустынный житель. — Тока чушь все это. Песчаная лиса может и кругами бегать, а может и… как угодно, по-всякому убегать. Уж я-то точно знаю!

— А и не важно! — внезапно встал на сторону Ренки капрал Йоовик. — В одном парень прав — добыча это богатая. Так что дождемся-ка мы ночи, подкрадемся, охрану да слуг в ножи и… Гы-гы… сами знаете. Фадиг, — обратился он к пустыннику, — помнишь, тут, кажется, где-то колодец был? — Тот кивнул, подтверждая. — Думаю, остановятся они рядом с ним, а значит, и нам туда. Только смотрите, куда ноги ставите, чтобы следов четких не было. Коли наступите на песок, лучше сотрите.

Да, еще один пункт в длинном списке того, что не умел Ренки, — ходить, не оставляя следов. Тот же Йоовик всегда умудрялся помнить об этом и, будто бы даже не думая, выбирал для своего пути каменистую почву, старательно избегая песчаных линз, на которых бы его сапоги оставили четкие отпечатки.

Ренки в принципе тоже так мог. Но при этом забывал следить за окружающей обстановкой, солнцем и ориентирами.

А ближе к вечеру он преизрядно насмешил народ, вызвавшись поучаствовать в снятии часовых.

— Хе-хе… Без обид, капрал… — ухмыльнулся ему в ответ один из матерых вояк. — Но ходишь ты, будто при каждом шаге колокольня обрушивается! Тебя за два десятка сажень слышно. Так что извини…

Очень хотелось рявкнуть, осадить развеселившихся негодяев. Но Ренки пришлось опять сдерживать себя, понимая, что в чем-то они правы.

Так что в предстоящем плане его роль была третьестепенная. Когда снимут часовых, когда основные силы нападут на лагерь, вот только тогда ему и Готору можно будет зажечь фитили и отстреливать тех, кто вырвется за пределы бивуака. Роль, конечно, важная, Ренки это понимал, но не слишком достойная. Ни в одной известной ему книге или балладе герой не прятался в темноте, стреляя в спину растерявшимся врагам. Но выбирать, увы, не приходилось.

За всеми этими размышлениями Ренки даже пропустил момент, когда сняли часового. Вот, казалось бы, лунный свет еще отражается от начищенного ствола мушкета вражеского солдата, а длинная тень пересекает дорожку света. А вот уже и нет никого, будто и не было никогда на этих тусклых бесконечных равнинах ничего теплого, живого, имеющего мысли и устремления. Йоовик еще раньше продемонстрировал своему подчиненному, как взрослые люди обращаются с ножом. Так что в печальной участи, постигшей часового, можно было даже не сомневаться.

Но вот в ночи раздался протяжный свист, и в лагерь со всех сторон ворвались темные фигуры, быстро и безжалостно орудуя штыками, шпагами, тесаками и лупя прикладами все еще лежащих на земле людей. Причем тех, кто расположился на ночлег по краям, убили еще спящими. Это было столь хладнокровно и жестоко, что Ренки поневоле поймал себя на сочувствии к кредонцам. Из-за этого он чуть было не забыл запалить фитиль. Исправил эту ошибку, нервно лупя кремнем по огниву. Вставил засиявший тусклым угольком фитиль в щечки курка, подвернул винт. Проверил, как фитиль подходит к полке. Открыл полку и подсыпал свежего пороха. Закрыл полку. Взглянул на лагерь. Кто-то успел подбросить хвороста в костер, и света было вполне достаточно, чтобы увидеть, как успевшие очухаться кредонцы готовятся оказать достойное сопротивление, задорого продавая свои жизни.

Вдруг с противоположной стороны, там, где засел Готор, раздался выстрел, и один из наиболее усердно сражающихся кредонцев рухнул на землю.

Ренки счел, что подобное, пусть и на расстоянии, но все же участие в схватке куда более достойно, чем просто сидение в темноте с изготовленным мушкетом, и начал выбирать цель.

Вот кто-то, размахивая шпагой, начал подзывать к себе разрозненные силы… С какой-то злобной ненавистью к себе и ощущением холода в голове и груди Ренки прицелился и спустил курок. Вспышка, выстрел — и вожак падает, схватившись за живот.

Содержимое берендейки в ствол. Туда же пулю, поверх нее — пыж. Хорошенько притоптать шомполом. Не забыть вынуть шомпол и поставить его на место. Фитиль подальше от полки. Полку открыть. Подсыпать пороху, постучать, чтобы просыпался в отверстие в стволе. Полку закрыть.

Глаза спешно выискивают новую цель. Вот кто-то в яркой одежде сбил серенькую фигурку наземь и занес над нею тяжелый кавалерийский палаш. Прицел, вспышка, выстрел… Опять целился в живот, но, видать, рука дрогнула, и крупная пуля почти в полвершка^[66] диаметром попала куда-то в бедро, вырвав здоровенный кусок мяса.

Быстро, но аккуратно зарядить мушкет. Кажется, впереди больше нет ни одной цели. Застигнутые врасплох охотники, вооруженные как попало и сильно утомленные предыдущей охотой и последовавшей за ней пирушкой, были уничтожены безжалостно и жестоко. Можно гасить фитиль.

Но что-то продолжало удерживать Ренки на месте. Наверное, осознание того, что, когда он покинет эту позицию, ему придется идти туда, к искромсанным телам. Обшаривать трупы и палатки мертвецов в поисках добычи. А может, и отрубать пальцы, чтобы добраться до перстней.

В кои-то веки эта брезгливость сослужила ему и капральству Йоовика хорошую службу. Он успел заметить, как какая-то тень вскочила и ринулась в темноту. Ренки скорее по наитию навел мушкет на то место, где, по его предположению, мог оказаться беглец через несколько секунд. Спустил курок. Вслед за выстрелом раздался жуткий вопль. Попал.

— Ну, парни, а вы и впрямь! — радостно щерил гнилые зубы Йоовик, слегка приобнимая своих подчиненных за плечи. — Когда вы палить-то начали, ну, думаю, хана. Обделались салаги по полной и сейчас тут всех без разбора положат. Пуля-то — она не больно разбирает, кто свой, кто чужой… Но вы, по всему видать, ложкой мимо котелка не промахиваетесь! Это ж надо, с такой-то точностью вражин выцеливать. Да еще и в темноте, да посередь драки! Кто б мне еще вчера сказал, сам бы у вас мушкеты отобрал, от греха подальше. А вы вона как! А тебе, Ренки, от меня особое спасибо. Кабы не ты, оттащили бы сегодня утречком старину Йоовика в сторонку — ворон да червей кормить. А как ты того, который в темноту прыснул! Да про такой выстрел только сказки рассказывать. В общем, вы, ребята, молодцы. По три трупака за вами числится, достойный результат. Тока вот что — осталась у вас пара дел незаконченных. Пойдем доделаем.

С этими словами Йоовик слегка развернул приятелей и указал Ренки на лежащее на земле тело, из бедра которого был вырван здоровый кусок мяса…

— Добей! — коротко приказал Йоовик внезапно ставшим ледяным голосом.

— Но я не… — замотал головой Ренки. — Это ведь не… — продолжал растерянно лепетать он, с ужасом глядя, как поднимается и опускается грудная клетка у лежащего без сознания человека. — Можно же взять в плен… Выкуп… Деньги… Тебе ведь нужны деньги?!

— Если бы и можно было его до нас живьем довезти, — так же угрюмо и жестоко ответил Йоовик, — то выкуп все равно бы не получили. Не той мы масти, чтобы за благородных выкуп получать. Да и не в этом суть. Добей! На вот тебе мой мушкет, коли шпагу марать не хочешь. Посмотри ему в лицо, чтобы запомнить, и вот сюда вот, под третью пуговицу… Особо-то и давить не придется — мушкет тяжелый, а штык острый. Только бочком-то его разверни, чтобы промеж ребер скользнул. Ну, Ренки, давай. Сам подумай: ему ведь только и остается, что сплошные муки. Коли мы уйдем, его живым оставив, через час лисы да вороны им займутся. Еще теплого, живого обгладывать начнут. Ты бы хотел, чтобы тебя живьем жрали? Вот и его от этого избавь. И в лицо, в лицо смотри, глаз-то не закрывай. Ну давай.

Завороженный странным тоном, которым говорил Йоовик, Ренки нажал на приклад мушкета, что держал в руках, и штык с легкостью вошел в грудь раненого, кажется, даже будто слегка повизгивая от радости и нетерпения при трении о ребра.

— Ну вот и молодца… — удовлетворенно заметил Йоовик. — На-ко, выпей из фляги. Эй-эй! Глоток-другой — и хватит. Винишко-то непростое, по мозгам бьет почище картечного залпа. А нам еще отсюда сматываться. И так трое раненых, нам только тебя еще нести не хватало. Я вам потом, ребята, в лагере по целой фляге такого винца выставлю. Хоть вусмерть упейтесь — претензий не будет. Ну сядь, посиди чуток. Фадиг, пригляди за ним. А ты, Готор, пошли за мной… Твой с того краю лежит.

— Да, самому муторно на душе… — сплюнул на землю Готор. — Вроде и понимаю, что все это правильно, да и не первый раз уже, а на душе тоска. Тогда-то, у камней… Все как-то в спешке, в суете, после горячки боя. А тут Йоовик (кто бы мог подумать, что этот гад так умеет) как-то так обставил все… в глаза заставил смотреть…

Да уж, несмотря на одержанную победу и похвалы Йоовика и однополчан, приятели чувствовали себя на редкость отвратно.

Щадя их чувства, «старики» отправили Ренки и Готора в дозор, а сами принялись обирать трупы и сортировать добычу.

— Я все думаю, куда мы катимся, — глухо сказал Ренки. — Казалось бы, только вчера научился взятки давать, а уже раненых добиваю. Кажется, Дроут это называл: «Повязать кровью»?

— Да нет, — невесело усмехнулся Готор. — Это совсем другое дело. Это, я так понимаю, нас с тобой, Ренки, в настоящие солдаты посвящали. Кстати, очень распространенный обычай. Твои… в смысле наши предки еще и скальпы обдирали, уши резали или там пальцы отрубали… Чтобы трофей на память остался. Знаешь, еще вчера я бы мог тебе несколько десятков различных примеров подобного ритуала привести, начиная со времен, про которые никто уже почти и не помнит, и заканчивая самыми свежими «разработками». Долго бы мог разглагольствовать, объясняя, «как», «почему» и «зачем». Но сегодня не стану — тошнит меня что-то от всего этого…

— Так значит, мы должны собой гордиться? — с тоской в голосе переспросил Ренки. — Тем, что нас приняли в тайный орден убийц?

— Ну ведь это твоя мечта, — словно бы защищаясь, провел перед собой рукой Готор. — Быть солдатом… А где ты видел солдат, которые не убивают? А офицер… Он такой же убийца, как и простые солдаты. И даже похлеще, потому что отправляет своих подчиненных убивать других и быть убитыми. Может, затем этот обряд и проводят, чтобы человек, так близко смерть познав, лучше чужие жизни ценить начал?

— Ну ты, Готор, и того… Совсем-то звереть на надо! — постучав себя костяшками пальцев по голове, ответил Йоовик на предложение новобранца.

И, как ни странно, на этот раз Ренки был с ним согласен.

Собственно говоря, добычи, к большому удивлению Ренки, оказалось как-то удивительно немного. Вернее, той добычи, что решили забрать с собой победители.

Для Ренки, который и в свои куда лучшие времена привык считать каждый грошик, было как-то дико бросать посреди пустыни вещи ценой в месяц, а то и два безмятежной жизни. Шелковые шатры, ковры, расписанный золотом фарфор, походная мебель из драгоценных сортов дерева… Все это в раздрызганном и перевернутом виде было оставлено на месте вчерашнего боя.

Даже значительная часть оружия, где подчас одна шпага стоила больше всего вооружения целого капральства, и то осталась лежать в лагере. Разве что из рукоятей шпаг и прикладов мушкетов были выдраны драгоценные камешки или серебряные и золотые пластинки с резьбой и эмалевыми инкрустациями.

— Эх… — печально вздыхая, прокомментировал это Йоовик… — В кои-то веки так повезло настоящих богатеев грабануть, и то приходится бросать барахлишко. Проклятая пустыня! Ничего тут не продашь… Кабы сбагрить все это, да по реальной цене… Считай, каждый из нас мог бы выкупиться из армии да обзавестись неплохим кабачком или лавкой в каком-нибудь тихом скучном городишке. Только маркитанты возьмут все это по цене железного лома да поношенных тряпок. Им ведь тоже непросто, в такие дали вещички переправлять. На заставах плати. На таможнях в порту плати. За перевоз плати. За бумаги, по которым все это будет числиться не ворованным, а законно купленным имуществом, тоже плати. А без этого — кирдык! Донесут, куда надо, придут, кто надо, заберут все, да еще и такой штраф наложат, что в жизни потом не расплатишься.

— А тогда куда мы денем те шпаги, кинжалы и пистолеты, которые ты все-таки отложил в добычу? — поинтересовался стоящий рядом Готор.

— Не боись, — усмехнулся Йоовик. — Это все для хороших людей. Чтобы любовались на свои новые игрушки и в нашу сторону чересчур пристально не глядели. Офицерам, знаешь ли, тоже красивой жизни хочется. А денег у них на это обычно не хватает.

— Так ты хочешь сказать… — почти без возмущения спросил Ренки, — что все офицеры нашего полка знают о том, чем мы тут занимаемся, и даже одобряют это?

— Гы… — осклабился Йоовик, демонстрируя одну из самых мерзких своих улыбочек. — Во-первых, почему именно полка? Вот такенный вот клинок из булата с камушками по всей гарде достоин носить как минимум генерал! А во-вторых (зарубите это себе на носу, салаги), конечно, ничего подобного они знать не знают и слышать не слыхивали. И коли мы попадемся, плетей нам не избежать. До смерти, может, и не запорют, но новая кожа на спине вырастет нескоро. Так что учтите оба — ни полнамека! Нихвастаться, ни говорить, ни даже громко молчать про это нельзя. Донесли хабар, кому надо сбыли на руки и сразу забыли. Ничего не было, и рассуждать не о чем! Свою долю вы на руки тоже не получите. И не думайте там себе чего! Наш Бид все здорово организовал. Средства в обороте будут, так что и вам забот никаких, что в карманах лишняя тяжесть для чужих ушей звенит, да и денежки тем временем, пусть по чуть-чуть да прирастают. Как нас из этой пустыни выведут, каждый сможет долю свою получить сполна. Не верите, можете у ветеранов спросить, которые не первую кампанию проходят. Никого не обидели! А на случай, ежели кого убьют, можете своему капралу сообщить, куда деньги отослать, или их между ребятами поделят. Но уж поверьте на слово, все без обмана будет. На том у нас все и держится.

— Хм… — заметил Готор. — Я так понимаю, что часть маркитантских палаток принадлежит обществу?…

— Вот и понимай, — окрысился в ответ Йоовик. — Молча! А то проснешься как-нибудь утречком, а понималку злые дяди открутили.

— Но разве это такое большое преступление? — хладнокровно, будто бы и не заметив угроз капрала, продолжил Готор. — Как мне кажется, трофеи были важной составляющей всякой войны еще с незапамятных времен. Запрещать солдатам подбирать добычу — верный способ остаться без армии.

— До реформ короля Ваарасика Второго так и было, — влез в разговор Ренки, торопясь блеснуть перед другом своими знаниями. — Все воины были так озабочены сбором добычи, что подчас даже забывали воевать с врагом, а то и начинали драться между собой. Но правитель покончил с практикой призыва оу со своими отрядами, учредив регулярную армию, и начал платить солдатам и офицерам жалованье. Плюс каждый воин теперь получает свою долю добычи после окончания кампании в виде премиальных. Увы, но именно тогда многие благородные семьи разорились… Моя, например.

— Во-во, — подхватил Йоовик. — За прошлую кампанию нам премиальных заплатили… по десять медяков на брата, а до этого год жалованья вообще не выплачивали, дескать, зачем вам деньги в пустыне? Офицерам вроде как, слышал, тоже перепало немногим больше. Половина всей добычи идет сразу королю, вторая — тем, кто королевскую долю от солдатской отделяет. Ну а что осталось, — это уже тем, кто ради нее кровь свою проливал. Так что коли найдут у тебя лишнее золотишко в кармане, или, допустим, начнешь ты свою порцию вина вон в ту золоченую чашку наливать, объявят тебя вором, залезшим в карман короля, да и выпорют в назидание другим… Так что, парень, теперь в армии, чтобы нищим не подохнуть, приходится крутиться! Даже офицерам.

— Собственно, я к чему? — продолжил Готор. — Коли все в правильную сторону смотреть будут, так, может, и правда — погрузить все барахлишко на верблюдов, да и как-нибудь эдак… изловчиться?

— Не ты первый такой ловкий, — хмуро ответил на это Йоовик. — Мешок с золотишком еще могут не заметить, особенно коли им самим ручки позолотить да богатством особо не сверкать. А вот с верблюдами да палатками-сундуками этими… Мы ведь, парень, не одни такие умные… Самые удачливые — может быть. Потому как у нас Бид в лейтенантах ходит. А он и к солдатам со всей душой, и с офицерами договориться может. Да только чужая-то удача многим глаза мозолит. Донесут куда надо, и… про плетки я тебе уже говорил. Мы сегодня большую добычу взяли. Уж поверьте моему опыту — не каждый раз такая выпадает. Видать, правдивы слухи, что с вами, ребята, удача под ручку ходит. Но удача-то — девка своевольная. Наглеть с ней не стоит.

— Понял, — согласно кивнул Готор. — Однако ведь жалко столько ценного бросать. Может, все-таки что-нибудь…

— Ты ведь из каторжников? — ухмыльнулся Йоовик. — Видать, мало вас там пороли. А вот когда разок-другой на то, как насмерть запарывают, хотя бы со стороны посмотришь, сразу свою спину начнешь жалеть больше чужой добычи.

— А с верблюдами и конями что делать будем? — продолжил тем временем Готор, словно и не заметив насмешки.

— Дык… — удивился Йоовик. — Сказано же тебе: не с руки нам их брать. Так что пусть себе бегают по пустыне.

— А может, тогда их всех перебить? — спросил Готор. — Так мы хотя бы врагов ослабим. Иначе ведь они обратно в лагерь вернутся, и на них опять за нами гоняться будут.

— Скотина-то безвинная в чем перед тобой провинилась? — Опешивший Йоовик на это даже постучал себя по голове.

Как ни странно, на этот раз Ренки был полностью согласен с Йоовиком. Пусть это и предрассудки древних времен, но убийство верхового животного, к коим относятся верблюды, кони и даже орегаарские ослы, — это к большой беде. Так что издревле животных старались щадить даже во время боя.

Может, удача, может, еще чего, но возвратилась команда Йоовика обратно в лагерь без особых приключений.

Нет, конечно, были волнения и «прятки» от разъездов кредонских егерей и один почти шестнадцатичасовой переход через безводную, даже по меркам Зарданской пустыни, проплешину, который хоть и позволил королевским солдатам оторваться от кредонцев, однако стоил им просто нечеловеческих усилий и одной жизни раненого, не выдержавшего тягот пути.

Но тем не менее Йоовик и остальные ветераны искренне считали, что все прошло спокойно и почти безмятежно. А трудности? На то оно и армия, чтобы жизнь медом не казалась.

Перед приходом в лагерь всю добычу зарыли в укромном месте и в расположение войск вошли с предельно честными лицами и предельно чистыми карманами-ранцами. И тем не менее встретивший их взвод Тайной службы не упустил возможности испортить настроение, подвергнув возвратившихся разведчиков унизительному обыску. И пусть солдаты Йоовика откровенно зубоскалили и издевались над шарящими по их карманам стражниками, Ренки счел все это оскорбительным, мелочными и недостойным. Едва ли стражники, как они сами говорили, выполняли приказ короля. Уж если они и заботились о чьих-то интересах, так только о своих собственных. Но даже Ренки понимал, что связываться с этими наглыми уродами не стоит, пока за их спинами стоит всемогущая Тайная служба, и потому молча терпел унизительный обыск.

Зато потом очень уж уместными оказались обещанные капралом Йоовиком фляги с крепким, перегнанным вином. Никогда ни до, ни после Ренки так не напивался, как в тот раз.

Глава 10

— Вот это твой протеже, значит? — Полковник оу Дезгоот с добродушием переводил взгляд с сидящего сбоку от его походного столика лейтенанта Бида на вытянувшегося перед ними юного капрала Дарээка и обратно. — Ну и как он?

— Капрал из него получился никакущий, — честно признался Бид и пояснил, кажется обращаясь больше к Ренки, чем к полковнику: — Старается, конечно, но не та масть, благородства многовато. Спину гнет без усердия. С солдатами… Они ему симпатизируют, кое в чем даже уважают. Но дрожи, как перед настоящим капралом, не испытывают. Он за все свое капральство никого палкой поперек спины так и не перетянул. Да и вообще, своим среди них он никогда не станет, не тот фасон. Я говорю, парень он старательный, и боец из него хороший, но по части достать-украсть толку мало. Доод уйдет — капральство на него нельзя оставлять.

— И потому ты его за это хочешь выше пропихнуть?! — откровенно заржал полковник, едва не расплескав налитое в золоченый кубок вино. — Обратно в солдаты загнать нельзя, так, значит, пихаем наверх — пусть начальство с ним мучается. И зачем мне это надо?

— А зачем тебе плохой капрал? — развел руками Бид. — Я понимаю: герои и все такое. Но звания-то зачем соплякам раздавать? Капрал ведь это — того! На капралах вся армия держится! Зато порученец для твоего штаба из него получится отличный. Парнишка из благородных, читать-писать умеет. Манерам там вашим всяческим и говорить красиво обучен. Учен… чему-то… Во! Уставы все наизусть знает, с незапамятных времен писанные. Вот и используй его.

— Порученец, — покатал Дезгоот слово на языке, словно бы впервые пробуя на вкус новое блюдо. — Он на этой должности сержантами командовать сможет. Из солдат в порученцы только ветераны попадают, и то очень редко. А ведь парень в армии без году неделя! Я, конечно, Бид, твои замыслы отчасти разделяю. И толковый человек на этой должности мне не помешает. Не боишься, что, если ты своего парня в штаб пропихнешь, тебя тут на части порвут, да и меня твоей кровью забрызгают?!

— Благородное происхождение, — начал, перечисляя, загибать пальцы лейтенант Бид. — Булава на погоне (как он ее получил, ту историю вся армия знает). Образован. Ну и скажи мне, какая сволочь против вякнуть посмеет, коли ты, так сказать, «примешь участие в судьбе…»? Да и должность-то как раз придумана для «благородных вьюношей», ждущих вакансии на офицерский чин, или солдатни, которой офицерство светит. Ты сам жаловался, что сейчас никого у тебя на этом месте толкового нету. Вот я тебе и предложил.

— Ага, — усмехнулся полковник. — Только обычно «благородные вьюноши» «ждут» на свои средства, которых у них с избытком, раз уж им родня сумела офицерский чин купить. И уж в армию они точно не по приговору суда в составе каторжной команды прибывают.

— Смотри сам, — развел руками Бид. — Мое дело предложить. Денежной выгоды, конечно, от сопляка никакой не будет. Но сам подумай: в наших-то условиях не лучше ли иметь под рукой одного старательного парнишку, чем десяток богатеньких бездельников?

— И то правда, — как-то очень печально произнес полковник и вновь смерил капрала внимательным взглядом, словно верблюда или коня покупал. — Оу Дарээка, говоришь… Род в принципе известный. Генерал оу Когиир Дарээка тебе, капрал, кем приходится?

— Двоюродным прадедом! — отчеканил Ренки, пытаясь сделать спину еще прямее и убрать из голоса нотки самодовольства.

— Хе! Мой прадед под его началом служил. А за что на каторгу-то попал?

Ренки поведал свою историю.

— Офицера-ветерана прирезал, — с явным осуждением в голосе произнес полковник. — Вот это, парень, паршиво. Такой поступок тебя в глазах других офицеров не украсит. Я, кстати, про этого Аэдоосу слышал. Простолюдин, из зажиточных, офицерский чин купивший. Двенадцатый Гренадерский… Там потом еще какая-то история случилась неприятная. Не то карточные долги, не то заказные дуэли. Выперли его из полка, короче. Сволочь, говорят, этот Аэдоосу был редкостная. В офицерском собрании его только скрепя зубами терпели и дружить брезговали. Но вояка хоть куда оказался! Даже удивительно, как такой среди неблагородных родился… Насчет дуэлей был не дурак, да и в битве труса не праздновал. Под Туонси так вообще отличился. Уж не знаю, чего ему булаву не повесили, — заслужил по всем статьям! Видать, и впрямь этого Аэдоосу в полку сильно не любили. Но… сволочь сволочью, да зато своя! И посторонним его лучше бы не трогать… А ты, значит, сумел этакого ухаря, да кинжалом. Похоже, правдивые слухи ходят, что удача за вами бегает. Ладно, Бид, уговорил, беру. Мне чуток удачи тоже не помешает!

— Ты мне тогда на приятеля его приказ напиши. — Видать, лейтенант решил ковать железо, пока горячо. — Будет вместо него капралом.

— Да ты обнаглел, Лаарт, — делано возмутился полковник. — У тебя уже сейчас на два капральства три капрала… Хочешь четвертого? Куда ты их всех пристроишь?

— Доода давно сержантом делать пора, — спокойно ответил лейтенант. — Вакансия у тебя есть, а оружейник из него, сам знаешь, толковый выйдет.

— Своих людей и в порученцы, и в сержанты, да еще и на место оружейника пропихнуть хочешь? — всерьез удивился полковник оу Дезгоот. — Ты чего это затеял? Хочешь, чтобы в полку бунт начался, а меня доносами завалили?

— С кем надо, я уже договорился, — спокойно ответил Бид. — Могу дать гарантию, что ни бунта, ни доносов, ни других проблем не будет.

— Он договорился… Бид, — проворчал полковник, — ты бы хоть капрала своего постеснялся. А то у него и так глаза на лоб вылезли от того, как у нас тут чины раздают, и сомнения могут возникнуть, кто в полку командует.

— Ничего, — подмигнул лейтенант полковнику. — Ему кой-какие вещи знать полезно будет. А язык за зубами он держать умеет. Проверено уже! Разрешите идти, господин полковник? — Переходя с дружеского на официальный тон, лейтенант вытянулся перед полковником в струнку.

— Идите, лейтенант, — махнул тот ему рукой. — Капрала своего пока тоже заберите. Объясните ему, в чем будет заключаться его новая служба. Завтра на утреннем построении я официально оглашу приказы о переводах и назначениях.

Так жизнь Ренки сделала новый, весьма неожиданный поворот. К худшему это было или к лучшему? Сказать трудно.

Да, теперь он жил при штабе, по преимуществу вращаясь среди офицеров. И подчас ему казалось, что он опять попал в положение каторжника.

Пока Ренки был просто капралом, он мог надеяться хоть на толику уважения и защиту, которую дают ему его лычки в солдатской среде.

Если простого солдата практически любой унтер мог оскорбить или ударить кулаком либо палкой просто по собственной прихоти (это называлось: «Чтобы страх не теряли»), то капрал, как правило, был уже избавлен от подобного обращения, и подвергнуть телесному наказанию его могли только по приговору Армейского суда. А теперь…

Нет, офицеры в штабе не лупили Ренки палками… но иногда ему казалось, что лучше бы ударили. Пренебрежение и брезгливое снисхождение подчас ранят сердце полного честолюбия юноши сильнее, чем палочный удар.

В общем, если в своем капральстве он был… ну, по крайней мере, одним из главных людей, то при штабе, в обществе благородных офицеров, — не более чем серенькой солдатской скотинкой, может, и чуть повыше денщика, однако не настолько, чтобы запоминать его имя.

Зато Ренки очень быстро объяснили, что раскрывать рот в присутствии офицеров он может только по приказу. Но лучше прикинуться бродячим духом, которого не видно, и только результаты его деятельности могут быть замечены простыми смертными.

И действительно — лишний раз лучше не попадаться на глаза иным особам, чтобы не получить унизительного задания типа почистить сапоги или подмести пол в штабной палатке. Пусть капралу, да еще и порученцу полковника, этого делать и не полагалось, не все офицеры считались с подобными мелочами.

Так что жизнь капрала Дарээка при штабе полка вряд ли можно было назвать особо приятной. Но, к счастью, почти целый день Ренки бегал, выполняя поручения полковника. Тот, несколько раз проверив сообразительность и деловые качества своего подчиненного, начал поручать ему все более ответственные дела. Вот только не сказать, чтобы они были особенно интересными.

Пересчитывать обозное имущество или сверять запасы пороха и свинца, указанные в бумагах, с реальными… Писать под диктовку приказы и отчеты… Бегать по всему армейскому лагерю, передавая приказы или разнося письма полковника… Ей-богу, Ренки бы предпочел заняться муштрой, а лучше — еще раз сходить с Йоовиком в разведку, чем заниматься всей этой «штабной» работкой. Но, как он уже понял, в армии никто не спрашивает, чем ты хочешь заниматься. Тебе это сообщают в приказной форме.

Но были у него и другие обязанности…

— Я уже подчас начинаю стесняться спрашивать, не идет ли то, чем мне предстоит заняться, вразрез с интересами короля, — с печальной усмешкой произнес Ренки, когда они с лейтенантом вернулись в расположение своей роты. — У меня создается впечатление, что все при этом смотрят на меня с сожалением, как на умалишенного.

— Поменьше цинизма, парень, это не идет на пользу душе, — усмехнулся в ответ лейтенант, знаком разрешая ему сесть. — И не переживай так за короля. — Мы все ему служим, как и королевству, в котором родились. Но сам подумай: пойдет ли его величеству на пользу, коли мы тут все сдохнем от голода или останемся нищими? Вот и я думаю, что нет! И не надо лишних фантазий. Большинство парней, носящих зелено-красный мундир Шестого Гренадерского, не раз грудью встречали вражеские залпы и шли в полный рост на картечь ради своего короля. И не их беда, что жить, придерживаясь только королевских правил, не получается почитай что ни у кого. Вот они и крутятся, как могут.

— Но ведь реформы короля Ваарасика Второго… — начал было Ренки, но замолк, остановленный жестом лейтенанта.

— Вьюнош… — насмешливо глядя на Ренки, произнес Бид тоном школьного учителя. — А скажи-ка мне, ради чего мы сейчас воюем?

— Ну… — удивился такому повороту разговора Ренки. — Чтобы вернуть в состав королевства мятежное герцогство Орегаар, отколовшееся от него еще в начале прошлого века во времена смуты. Это каждому известно!

— Ну насчет «каждому» я не уверен, — рассмеялся Бид. — Большинству солдат вообще наплевать на причины войны. А вот поведай мне, — продолжил он, изображая известного комического персонажа площадных балаганов — Профессора, — почему мы так стремимся вернуть себе это герцогство на протяжении последних ста лет и почему Кредонская республика норовит нам в этом помешать?

— Бунт против короля неприемлем! — отчеканил Ренки. — Если мы позволим орегаарцам поступать по-своему, то и другие области могут взбунтоваться! Клятвопреступники должны быть наказаны! К тому же герцогство расположено в горах, а там богатые рудники золота и других металлов. А подлые торгаши-кредонцы очень неплохо наживаются на торговле с Орегааром, вот и пытаются мешать восстановлению справедливости.

— Во-от, вьюнош! — так же чисто по-профессорски поднял палец вверх Бид. — Все дело в том, что, когда Ваарасик Второй (да славится в веках его имя) проводил свои реформы, королевство золото гребло лопатой и в казне был полный порядок. Так что денег, чтобы содержать армию сытой, одетой и хорошо вооруженной, имелось в достатке. Ну а дальше ты сам знаешь. Король умирает, не оставив прямого наследника. Его племянники воюют за престол. Смута. Герцогство делает королевству ручкой вместе со своими запасами золота, меди и железа. А ранее бывшая не более чем занюханным прибежищем торгашей и пиратов Кредонская республика начинает стремительно богатеть, торгуя с горами и со всем миром. Чего ты на меня так смотришь? Или думаешь, простолюдину не дано знать историю собственной страны? Я, к твоему сведению, едва университет не окончил. Да только моя семья разорилась… короче, пришлось идти в армию. К чему я, собственно, рассказываю тебе все это, капрал. Не хочу, чтобы ты думал, будто мы делаем что-то против короля и твоих принципов. Хочу, чтобы ты нам верил. Потому как на тебя многие люди большие надежды теперь возлагать будут. Должность порученца кажется маленькой и ничтожной. Но место это важное. Во-первых, ты, как порученец, будешь в курсе всех планов и распоряжений. Во-вторых, ты теперь получаешь почти полную свободу передвижения по всему лагерю. Никакому патрулю и в голову не придет поинтересоваться, за каким демоном порученец полковника идет в обоз или вообще гуляет за лагерем с мешком не пойми чего на плечах. Опять же, если я постоянно буду бегать к полковнику, кто-то может задаться вопросом, зачем. И хотя это «зачем» почти всем и так известно, глаза людям лучше не мозолить. Ну а ты, как я тебе и сказал, в передвижениях свободен. Да и не обращает никто внимания на порученцев.

— И в чем будет заключаться моя служба… вам… — спросил Ренки, глядя прямо в глаза лейтенанту.

— Не мне, — ответил Бид, — а нам. А мы — это, считай, почти тысяча солдат, восемь десятков унтеров и десяток офицеров. Как ты понял, включая и оу Дезгоота.

А почему, ты спросишь меня, полковник в таких делах запачкаться не боится? Да потому что полковник, еще будучи лейтенантом, понял, что командир — это не тот, кто, сидя на белом верблюде или коне, тросточкой направление атаки показывает, а тот, кто о своих людях заботится, чтобы они были сыты, одеты и здоровы.

Вот потому и солдаты к нему всегда со всей душой. И коли он прикажет, на смерть за него пойдут, себя не жалеючи. Так он, можно сказать, полковником и стал!

Лейтенант замолчал, словно бы давая время Ренки обдумать все услышанное. А потом продолжил уже совсем другим тоном:

— Доод говорил, ты офицером мечтал быть, оттого все эти уставы и строевые приемы и учил. Считай, мы тебя сейчас на прямую дорожку к этому вывели… пусть и длинную. Сумеешь себя еще раз показать, как со знаменем, — и с твоим происхождением можешь получить чин волонтера. А это уже не солдат. Ну а там уж… А сможешь убедить ребят, что тебе верить можно, как самим себе, — они тебе даже на патент для первого офицерского чина скинутся. Только сам понимаешь: такое доверие предавать нельзя или первого же сражения не переживешь…

Так что помимо поручений, которые выполнял теперь Ренки для полковника, ему приходилось бегать и по делам общества. Иногда посредством Ренки из рук в руки переходили немалые суммы денег. Пару раз приходилось доставлять маркитантам захваченную в походе добычу, а однажды — сопровождать телегу с предназначенной для шитья мундиров тканью, которая канула куда-то в необъятное нутро обозной жизни и пропала бесследно, зато в обратную сторону были переправлены вино и мука.

Еще Ренки разносил «подарки» нужным людям. Или прикрывал от патрулей Тайной службы темные делишки своих товарищей, сути которых подчас и сам не понимал. Ну и, конечно, подробно информировал Бида обо всем, что творится в штабе.

Нельзя сказать, что Ренки все это сильно нравилось, но свою работу он старался выполнять честно.

— Такие вот дела… — сообщил генерал оу Крааст собравшимся на совет офицерам, кидая на стол свиток с печатями генерального штаба. — Кое-кто при дворе считает, что мы не можем все время так позорно пятиться назад, а должны дать решительное сражение и всех победить. И то, что сейчас кредонцев почти вдвое больше нас, достойным аргументом против сражения не считается.

— В голой степи — и без артиллерии? Нас сотрут в порошок, — с сомнением в голосе высказался полковник Девятнадцатого Королевского. — А потом кредонцы по нашим костям дойдут до портов. Тогда с Зарданским плоскогорьем можно попрощаться, а заодно и с дорогой в Орегаар! В лучшем случае в следующей кампании придется начинать с того, чего добились уже лет двадцать назад.

— Вы это знаете, я это знаю. Последний мальчишка-барабанщик с выбитыми ядром мозгами об этом догадывается. Но там на это всем наплевать, у них свой резон, и потому, вне зависимости от наших знаний, битва состоится! Вот тут вот, — ткнул генерал Крааст в весьма приблизительно нарисованную карту, — я, еще когда мы сюда шли, приметил хорошее место для сражения. Левый фланг будет укреплен высоким холмом, правый упирается в большущий овраг. Это, конечно, не помешает им пустить свою кавалерию в обход холма. И потому мы выроем большой ров по левому флангу и поставим обоз вагенбургом. Холм тоже придется обкопать, чтобы на него было невозможно залезть. Обнесем позиции бруствером. В наиболее уязвимых местах поставим редуты. Натыкаем рогаток, нароем волчьих ям… и так далее. Превратим это место в крепость! Идея простая. Стоим намертво сутки, отбивая атаки. День простояли — поле боя за нами. А утром следующего дня под развернутыми знаменами, с барабанным боем торжественно драпаем оттуда, послав впереди себя гонцов с известием о данном врагу сражении, в котором мы почти что победили, но из-за численного преимущества противника, опасаясь окружения, вынуждены были отойти.

— Но мы не успеем ничего выкопать и укрепить… — резонно возразил генералу бывший при армии капитан-инженер. — При наших запасах шанцевого инструмента, чтобы хорошенько оборудовать позиции, понадобится дня три-четыре минимум. Кредонская кавалерия будет тут через сутки, а вся армия подтянется еще через день!

— Вот поэтому их должен кто-то задержать на это время, — подвел итог генерал. — Думаю, наши славные гренадеры вполне с этим справятся!

Оу Дезгоот и командир Пятнадцатого переглянулись и молча кивнули. Было понятно, что их приносят в жертву, но возражать было бессмысленно.

— Ну вот видишь, Ренки, а ты все переживал, что тебе не подворачивается случай умереть за своего короля, — хладнокровно и даже с легкой смешинкой прокомментировал лейтенант Бид переданное через Ренки послание полковника. И продолжил, заметив, как закаменело лицо парнишки: — Не беспокойся так. Если подойти к делу с умом, может, и на этот раз обойдется. Я в штаб… Ты там, скорее всего, сейчас не понадобишься. Так что можешь пока пообщаться с друзьями. Будет нелишним.

Лейтенант Бид был действительно отличным офицером. И прекрасно понял, что творится на душе у Ренки.

Нет, какого-то животного страха, паники или желания бежать без оглядки при известии о возможной скорой смерти потомок древнего рода воинов не почувствовал. Ну или если даже и почувствовал, то сумел задавить эти недостойные чувства в зародыше. Но вот грусть и какая-то противная, угнетающая тоска… Он ведь так молод, так много еще не увидел и не попробовал в жизни.

Ведь были же какие-то планы… Пусть и почти несбыточные или, наоборот, мелкие и ничтожные, вроде пришить оторвавшуюся пуговицу. Начала выстраиваться некая карьера, и появились хоть и необычайно смутные, но все же перспективы добиться исполнения своей мечты. И получается, что все это в ближайшие дни превратится в пыль, в труху? И его молодое, полное сил, надежд и желаний тело будет валяться где-то посреди бесконечного Зарданского плоскогорья с вывороченными кишками или с оторванной головой? И ради чего тогда все эти муки прошлых месяцев?

Да, в таком состоянии лучше пойти к друзьям, чтобы, разделив с ними свои страхи и тоску, набраться мужества достойно встретить свою судьбу.

— Вот такие вот дела… — закончил Ренки информировать своих однополчан относительно новейших замыслов начальства. — Нам выпала роль арьергарда, который должен максимально долго сдерживать вражескую армию!

— … — с деланым равнодушием прокомментировал это известие сержант Фаарик, подсевший к костру их капральства послушать свежие новости. — От нашего полка две трети осталось да половина от Пятнадцатого. Если кредонцы хорошенько навалятся, нас и на полдня не хватит. У них кавалерия и эти их чертовы пушечки. Кавалерия заставит нас стоять на месте, а пушки расстреляют в упор. Но такова уж доля солдатская, парни, никогда не угадаешь, из-за какого поворота к тебе смертушка пожалует. Так что дадим завтра этим сволочам такой бой, чтобы они со страху гадили, цифру «шесть» на заборе увидемши! Кстати, капрал, ты вроде недавно запасы пересчитывал. Как у нас там с порохом дела обстоят? От кавалерии только частой пальбой и можно отбиться.

— Да не так чтобы очень, — честно ответил Ренки. — Мы с полковником считали. После того боя по тридцать-сорок выстрелов на мушкет осталось. Так что очень часто палить не удастся. Есть, правда, пара возов с порохом для пушек. Но для мушкетов он вроде как не особо годится?

— М-да… — вдруг произнес молчавший ранее Готор.

Ренки неоднократно смотрел в его сторону и по лицу друга видел, что его гнетут какие-то тяжелые сомнения. Словно он хочет и не может решиться на какой-то серьезный шаг.

— С одной стороны, вроде и не стоит… — как-то непонятно сказал Готор. — А с другой — бестолково помирать тоже не хочется. Ренки, можешь мне устроить встречу с лейтенантом? Скажи, что у меня есть интересное предложение.

Фактически была еще ночь, когда сборная команда, состоящая из одного капральства роты лейтенанта Бида и каторжной роты с капральством охраны, под предводительством капрала Готора и капрала-порученца оу Дерээка занялись своим делом. Очень привычным делом — копать землю.

— Какого демона? — заорал полковник оу Дезгоот, когда лейтенант с двумя капралами заявились к нему посреди ночи. — Лаарт, чтоб тебе поносом изойти… Неужели ты уже успел соскучиться по мне? Совет ведь закончился всего полтора часа назад!

— Тут поступило одно предложение, — спокойно глядя на ярость полковника, ответил лейтенант Бид. — Оно может весьма существенно дополнить твой план.

— К чему улучшать хорошее? — философски спросил сам себя полковник, успокаиваясь и садясь на кровати. — Лучше бы выспаться дали. Завтра и так будет непростой день.

— А ты послушай, — ответил лейтенант и кратко пересказал предложение своего подчиненного.

— Бред, — прокомментировал это полковник. — Эта штука называется миной, их используют при осаде крепостей, чтобы взорвать стену. Какую стену ты собираешься взрывать посреди пустыни?

— Я тоже так подумал, — ответил лейтенант. — И предложи мне это кто-то другой, наверное, даже не стал бы его слушать. Но от этого парня пока исходили только дельные предложения. И он убедил меня, что это имеет смысл. В конце концов, что мы теряем?

— А как рванет эта его мина у тебя же под задницей — вот тогда и узнаешь. Вдвойне глупо умирать от собственных затей. Порох — штука такая, его и в мушкет-то сыпать осторожно надо. А ты хочешь его целыми бочонками взрывать. При осадах этим специальные инженеры, которые, кстати, жалованье в тройном размере получают, занимаются, и то через два раза на третий что-нибудь не то случается. А ты хочешь доверить это дело простому солдату?

— Думаю, этому можно доверить! Он совсем не простой солдат. Он вообще очень темная лошадка, то дураком прикидывается, а то такие вещи предложит, которые, при всей их простоте, и опытным воякам в голову прийти не могут. Так что я бы рискнул.

— А-а-а! — махнул рукой полковник. — Демоны со всеми вами, пусть играют. Пусть берет каторжную команду (этих не жалко) и делает, что задумал. И ты, Лаарт, коли мне сон перебил, тоже поспать не надейся. Покажешь ему, где, что да как. Капрал Ренки, раз уж ты заодно с этими злодеями, садись писать приказ, а потом дуй в обоз за порохом. И вообще, это ведь твой приятель? Вот и будешь ему во всем помогать. А потом мне доложишь. Чует мое сердце — с вашими затеями скоро мы все на обеде у ворон отоспимся!

Глава 11

Кредонцы были очень добры и дали королевским гренадерам почти полтора дня на подготовку.

Нет, первые кавалерийские разъезды появились еще до того, как солнце поднялось в зенит. Появились и застыли в недоумении, пытаясь понять, какого демона часть тооредаанской армии решила разрушить установившийся порядок и вместо того, чтобы, не торопясь, отодвинуться на десяток верст к югу, осталась стоять на месте.

В ставку кредонской армии послали гонцов с известием о странном поведении противника. Там, недолго посовещавшись, решили пока тоже не торопиться. Остановили движение армии и разослали в разные стороны отряды разведчиков с целью выяснить, не задумали ли королевские генералы какой-нибудь пакости вроде захода во фланги или чего-то подобного.

Пока отряды пробежались по окрестностям, пока вернулись, пока доложили об увиденном и неувиденном, большая часть дня уже прошла и поднимать армию, чтобы пройти до заката солнца еще пару верст, уже не было смысла.

Так что двинулись утречком. Опять же не торопясь, лишь утроив количество разъездов дозорных, ибо странное поведение противника так и не получило однозначного объяснения. Полководцы у Кредона были хорошие, а значит, осторожные, когда того требовали обстоятельства.

Наконец армия остановилась верстах в двух от бывшего лагеря Тооредаана, и военачальники выехали вперед, чтобы лично посмотреть на два потрепанных полка королевских гренадер, непонятно с какой стати оставшихся поджидать их армию…

Этих людей можно было понять. По традиции Кредонской республики, полководцы отвечали за неудачи своих войск не только должностью и чином, но и имуществом, что заставляло их быть вдвойне осторожными.

— Всерьез думать, что они надеются нас победить, просто смешно, — заметил генерал оу Расчаак, глядя в подзорную трубу на расположившиеся вдали силы неприятеля. — Тут всего два полка, без артиллерии и конницы. Следовательно, их цель — только задержать нас! Непонятно только, чего они этим хотят добиться.

— Может, Королевская армия наконец решилась дать нам еще один бой и сейчас они готовят позиции? — высказался один из сопровождавших генерала адъютантов.

— А почему именно сейчас? — задал резонный вопрос генерал оу Расчаак. — Какую именно позицию на этой бесконечной ошибке богов под наименованием Зарданская пустошь они готовы оборонять ценой немалых потерь? Тут нет ни городов, ни каких-то других опорных пунктов, за которые стоит биться. Как-то это… бессмысленно!

— Угу… — подтвердил еще один из полковников, чей немалый опыт, приобретенный за многолетнюю службу, почти приравнивал его авторитет к генеральскому. — Единственные достойные цели в этих краях — это порты на побережье. А все, что королевским шавкам надо, — это сдерживать нас как можно дольше, потому что даже если мы и осадим порты, то с наступлением осени будем вынуждены осаду снять и убраться восвояси… Давать нам сражение сейчас… это как бить голодную собаку куском мяса!

— И тем не менее, — согласно кивнул генерал, — чтобы двинуться дальше, нам придется сначала отколошматить этих ребят… Оставлять такие силы в своем тылу — это, мягко говоря, неразумно. Но все это мне определенно не нравится. Так что, во избежание неприятных сюрпризов, я хочу, чтобы наша кавалерия осмотрела каждый кустик в окрестностях. Тооредаанцы явно задумали какую-то пакость. Скачи-ка, парень, к армии, — обернулся генерал к адъютанту. — И вели начинать движение в прежнем направлении. Тем более что и королевские полки, похоже, начинают выстраиваться для боя… Полковник Одовеек, посмотрите-ка, мои глаза меня не подводят?

— Гм… — подтвердил старый полковник. — Я и сам обратил на это внимание. Кажись, в прошлой битве эти гренадеры показали себя очень неплохо, но командует ими явный дурак. Неужели они и впрямь думают, что мы будем атаковать их прямо в лоб, и поэтому выстаиваются фронтом на север?

— Похоже, что так, — довольно подтвердил генерал. — Надо будет зайти к ним с восточной стороны. Посмотрите-ка на тот холм — они не догадались занять его, а решили… прикрыть им фланг, что ли? Так что разделимся. Большая часть армии заходит с востока. Вам, полковник Одовеек, я доверяю вести три полка, что пойдут с запада. Будете загонять их под наши пушки. Зажмем королевских дурней в клещи и забросаем ядрами издалека, чтобы не подставлять своих солдат под удар. Кавалерию пошлите в обход, пусть отлавливает тех, кто попытается убежать. Впрочем, надеюсь, у того, кто ими командует, хватит благоразумия сдаться. Лучше уж рудники, чем бессмысленная смерть тут. Тем более за «работников» на рудниках неплохо платят.

— А если построиться вон там? — задумчиво спросил Готор.

— Там? — удивился лейтенант Бид. — Готор, я, конечно, помню: ты очень стараешься убедить всех, что никогда не был солдатом. Но даже тебе должно быть понятно, что этот холм боги, наверное, создали в расчете, что на нем когда-нибудь установят батарею. Ты хочешь, чтобы нас просто расстреляли?

— Что-то типа того, — согласно кивнул Готор. — Эти их проклятые пушки мне еще на прошлом сражении совсем не понравились.

— И-и-и? — в недоумении захлопал глазами лейтенант Бид.

— Они поставят там пушки, а мы заложим на холме мину, — терпеливо объяснил Готор. — Если я правильно запомнил, как все было на нашей батарее в прошлый раз, и если кредонцы организовывают артиллерийскую позицию примерно так же, то где-то на этом склоне они должны разместить запасы пороха… Вон та линза — место почти идеальное. Если все получится, как задумано, с батарей взрывом сметет всех пушкарей, как пыль, да и пушкам достанется.

— А если не получится и они оттуда нас начнут картечью засыпать?

— Так ведь вы же все равно собирались потом на другую позицию уходить. Вот и уходите. Да и почему не получится? Если все правильно рассчитать и продумать, как взорвать.

— Кстати, как ты собираешься взрывать свои мины? Мне кажется, в таком деле это всегда самый главный вопрос.

— Есть много способов, — с необычайно печальным вздохом ответил непонятный капрал. — Только, боюсь, сейчас почти все они нам недоступны, — вздохнул он еще раз, а потом добавил что-то уже и вовсе непонятное: — Эх, мне бы хоть недельку в хорошей лаборатории, я бы… Впрочем, не важно. Фитилям, которые мы используем на мушкетах, я, честно говоря, не доверяю. Их вечно приходится раздувать, да и горят они слишком неоднородно, рассчитать время взрыва будет невозможно. Так что понадобятся длинные свечи, а еще можно склеить несколько трубочных запалов из бумаги для мин быстрого подрыва. Или попробую сделать что-то вроде пороховой ленты с помощью того же клея и веревок. Еще бы неплохо заполучить парочку-другую колесцовых пистолетов… Можно не самого лучшего качества, лишь бы замки работали нормально. Кстати, возможно, понадобится довольно много клея, вроде того, которым капрал Йоовик намедни проклеивал швы на своем ранце. Это реально?

— Который из рыбьих пузырей? Достанем, — кивнул головой Бид. — Его многие используют, у маркитантов должен запас быть. А зачем тебе?

— Берем веревку, бросаем в клей, а потом обваливаем ее в порохе. Поджигаем и… Бум! Конечно, по уму, все это надо бы спрятать под внешнюю оболочку, да еще и желательно непромокаемую. Но в этой пустыне сгодится и такое. Влага тут не самый страшный противник.

— Хитро… — согласился лейтенант Бид. — А пистолеты?

— Запал нажимного действия, — не очень понятно объяснил Готор. — Растягиваем веревку на колышках или доску в землю вкапываем. Заряжаем пистолет холостым, взводим и между собачкой и доской устанавливаем специальный рычажок. Кто-то наступает на доску, пистолет стреляет в бочонок пороха и… Бум!

— И где ты только такого понабрался… — задумчиво глядя на Готора, прокомментировал лейтенант Бид. — Однако один взрыв, пусть даже целого бочонка, может пугануть кредонцев, но убьет не так уж много.

— В яму кладем бочонок, сверху насыпаем мелкие камушки. А еще можно земляные пушки делать, если подходящие склоны найдутся. Надо заранее посмотреть маршрут, по которому будем отходить.

Время уже хорошо перевалило за полдень, когда кредонская армия наконец решила проверить теоретические выкладки Готора на практике…

Вся команда уже была вымотана настолько, что на приближающиеся мерной поступью ряды кредонских мушкетеров смотрела как на избавление от тяжких мук. Но расслабляться было рано. Не доверяя никому столь важное дело, Готор лично зажег свечку и в сопровождении своей банды скатился с холма.

— Дадим им час! — заявил он лейтенанту Биду, добежав до рядов своих войск. — Пусть установят пушки, завезут порох… Иначе вся эта затея теряет смысл.

— Надеюсь, что кредонцы тоже будут настолько любезны, чтобы дать этот час нам, — проворчал в ответ Бид. — Даже мне впервые придется драться при таком превосходстве вражеских сил. Им достаточно просто подойти на мушкетный выстрел и дать один залп. Все, что потом от нас останется, можно будет собрать веником и выбросить за камень. Потому полковник и позволил убедить себя поверить в твои затеи, что помочь нам может только чудо.

— Оно обязательно будет! — сказал Готор с твердостью, которой, однако, сам не испытывал — очень много разных случайностей могло помешать задуманному.

Реально оценивая соотношение сил, кредонцы не торопились. Пока остальная армия обходила кучку самоубийц с четырех сторон, перед холмом неспешно вытянулась в линию парочка полков кредонских стрелков, а на холм начали поднимать пушки и припасы к ним.

И вот прозвучали первые, пока только пристрелочные залпы пушек. Вот несколько ядер уже перерезали линии королевских гренадер, оставив за собой ошметки человеческой плоти и вопящих от боли раненых. Вот ядра начали ложиться точнее и чаще. А лицо полковника оу Дезгоота, которому общим решением была доверена честь командовать обоими полками, исказила гримаса разочарования и недовольства. И он уже было приготовился отдать приказ отодвинуться от холма, пока еще их не обложили со всех сторон…

И тут свеча, зажженная в отдельной, прикрытой сверху плетеной корзинкой и пучками травы («Чтобы доступ воздуха был», — пояснил Готор) ямке, наконец догорела больше чем до середины и подожгла облепленную порохом по методу все того же Готора веревку. Шипящая змейка пробежала вдоль искусно вырытой канавки, также закрытой сверху досками, оторванными от телег (за этот этап Готор переживал больше всего), и хорошенько замаскированной сверху с помощью самых опытных разведчиков Бида. Змейка нырнула в бочонок с порохом… чтобы доказать, что Готор немного ошибся.

Понимая, что артиллерии у противника нет, к обустройству батареи кредонцы отнеслись спустя рукава. Никто не стал останавливать пороховые возы на достаточно безопасном расстоянии, чтобы потом подносить бочонки с порохом на позиции по мере использования старых запасов. Обоз просто подогнали к склону холма, на котором установили батарею, и начали подавать боеприпасы к пушкам едва ли не с телег…

И тут в ложбинке, к которой пушкари подбегали, чтобы наполнить из бочек картузы с порохом, раздался мощный взрыв. Будто какой-то игривый бог топнул ногой, и земля затряслась с такой силой, что люди не удержались на ногах и даже перевернулось несколько пушек. А затем этот бог еще и дунул, словно малых таракашек, сметая пушкарей с их позиции. Но этим дело не закончилось. Разлетевшиеся во все стороны горящие обломки попали на перевернувшиеся возы с порохом, и те тоже начали взрываться…

Пушкарей и обозной команды просто не стало. Камни, комья земли, горящие обломки телег, куски тел и даже одна маленькая пушка долетели до стоящих в полусотне саженей перед батареей кредонских солдат, убив и покалечив многих из них. Кое-что долетело даже до тооредаанцев, находившихся гораздо дальше.

— Вперед! — заорал полковник оу Дезгоот еще, кажется, до того, как окончательно смолк грохот взрыва. И, поняв, что даже сам с некоторым трудом слышит свой голос, ринулся в атаку, увлекая за собой знаменщика и охраняющую эту святыню команду капралов.

Солдаты его полка привычно ринулись за своим командиром, а следом побежали и гренадеры Пятнадцатого.

Остановившись шагах в пятидесяти от растерянного и пребывающего в шоке противника, полковник начал отдавать команды. Его мало кто слышал, но офицеры знали свое дело, спешно выравнивая ряды. Палки капралов не напрасно столько лет гуляли по спинам солдат, и не зря те часами отрабатывали приемы с оружием, доводя их до автоматизма. А замешкавшихся или растерявшихся гренадер капралы быстроприводили в разум.

Фитиль раздуть. Полки открыть. К плечу. Целься. Пли!

По противнику прошелся свинцовый ливень. Первый ряд опустился на колено, и над его головами отстрелялись два следующих.

Последовала команда, и гренадеры ринулись на врага в штыковую. Все, что осталось от некогда стройных полков кредонских мушкетеров, было смято и обратилось в бегство. Бежали все, кто сохранил ноги и силы для бега.

— Ренки, не увлекайся! — рявкнул Готор своему молодому товарищу, видя, с каким упоением тот, выхватив шпагу, бросился на противника. — У нас другая задача!

— Но… — запротестовал остановившийся Ренки, возмущенно раскрывая рот, словно вытащенная на берег рыба, еще чующая близость родной стихии. В кои-то веки потомку древнего воинственного рода удалось ощутить себя не шахматной фигурой, которую равнодушные к ее чувствам игроки двигают по доске, не мальчиком на побегушках при полковнике и подметальщиком при штабе, а воином, к стезе которого его готовили с младых ногтей. Но Готор был прав. Да и команды, которые уже отдал полковник, повторенные офицерами и капралами, не оставляли особого выбора. Надо было строиться и уходить на новую позицию.

— Я проверю, как там все, — доложил Готор лейтенанту Биду, получил одобрительный кивок, и вся его команда бодро потрусила впереди армии.

Солнце стояло высоко, словно бы напоминая, что день еще далеко не закончен, а одержанная победа — это лишь один из эпизодов сражения, в котором, скорее всего, тооредаанским гренадерам предстоит погибнуть.

— Что там случилось? — вежливо спросил полковник Одовеек, склонившись над носилками, на которых лежал генерал оу Расчаак.

— Проклятые пушкари… — прошептал тот, пытаясь невидящими глазами разобраться в скоплении цветных пятен, в которое внезапно превратился весь окружающий мир. — Кажется, они взорвали сами себя…

Генерал и его свита, как оказалось, выбрали не самое лучшее место для наблюдения за развитием битвы. Хотя поначалу склон холма, на котором стояла батарея, выглядел в глазах командующего именно так.

Впрочем, судьба в какой-то степени была благосклонна к оу Расчааку. В отличие от большей части своей свиты он остался жив, взрывной волной его скинуло с холма и хорошенько протащило по камням Зарданского плоскогорья. И даже более того — среди бегущих солдат Кредона нашелся один дельный сержант, заметивший генеральский погон и сумевший избавить израненного полководца от позорного плена, вынеся его тело с поля боя.

— Полагаю, мне стоит взять дальнейшее командование на себя, — вежливо, но твердо продолжил полковник Одовеек, мысленно уже примеривая генеральский погон на свое плечо. С оу Расчааком он, конечно, приятельствовал уже много лет, но старое знакомство — еще не повод упускать возможность продвинуться по карьерной лестнице.

— Бери… — Кажется, генерал даже попытался кивнуть, отчего едва не лишился сознания. — Добей этих сволочей!

— Боюсь, что сначала их придется догнать, — хмыкнул Одовеек. — Мы весьма старательно загоняли их в бутылку, но они смогли воспользоваться моментом, когда выбило пробку. Но можешь не сомневаться, мы догоним, и к сегодняшнему закату они все будут мертвы.

Как ни желал полковник Одовеек поскорее воплотить свое обещание в жизнь, он не спешил… Это вообще было одним из главных уроков, которые преподала ему долгая служба в кредонской армии, — не спешить, когда в этом нет необходимости. Но и не зевать, когда обстоятельства требуют незамедлительной реакции.

В иных случаях подчас полезнее среагировать не совсем правильно, чем застыть в долгих раздумьях о том, в какую сторону сделать следующий шаг. Но даже тогда ни в коем случае нельзя суетиться, проявляя ненужную торопливость. Вроде этого случая. Ведь оборудуй пушкари свою позицию более тщательно, дождись генерал подхода своих войск — и взрыва бы не случилось, а если бы даже и случился, остальные части армии успели бы подойти вовремя и с легкостью задавить два неполных полка гренадер.

Излишняя суетливость стоила генералу если не жизни, то уж карьеры точно. Потерю большей части артиллерии и два полка, разгромленных в схватке с такими ничтожными силами противника, ему никогда не простят. Кредонская республика стала богатой и сильной вовсе не из-за привычки ставить деньги на неудачников.

Поэтому не надо суетиться, но и не стоит медлить. Верблюжьи егеря пошли по пятам уходящей колонны тооредаанцев с четким приказом только проследить путь. А конница должна обогнуть их с тыла и наскоками остановить или замедлить движение, чтобы основные войска смогли подойти для окончательной расправы.

И пусть солнце уже ощутимо клонится к закату. Если зафиксировать противника и собрать достаточно мощный кулак, то хватит одного удара, чтобы размазать этих сволочей в жидкую кашицу.

Ренки положил свой трофейный мушкет на плечо пригнувшегося Таагая, хорошенько прицелился и спустил курок. Подъехавший слишком близко всадник дернулся и начал медленно сползать с седла, пока подскочивший к нему товарищ не попытался помочь ему удержаться.

— Хороший выстрел! — одобрил Готор, хладнокровно целясь и разряжая свой мушкет во второго всадника. — Не стоит подпускать этих любопытных приятелей слишком близко.

Они как раз дожидались подхода своего полка на месте, подготовленном для второй позиции, как на них выскочил небольшой отряд кредонских улан, живо заинтересовавшихся кучкой тооредаанских солдат, с какой-то целью влезших на высокий продолговатый холм. Дружный залп из четырнадцати мушкетов хотя и не принес заметного результата (расстояние было слишком большим), однако несколько охладил любопытство кредонцев. Но теперь после приказа Готора беречь заряды стреляли только он и Ренки, да и то когда какой-нибудь улан подъезжал слишком близко.

— Пригнитесь! — рявкнул Готор на свой отряд, заметив, что разозленные двумя удачными выстрелами кредонцы готовятся дать ответный залп. — И разбегитесь в стороны. Что вы столпились, как… не знаю, что… Хотите, чтобы вас всех накрыло одним залпом?

— Они слишком далеко, да и стоит ли кланяться пулям? — скорее по привычке возразил Ренки, уже почти смирившийся с методами Готора и его странными представлениями о воинской доблести.

— Для чего подставлять голову под пули, когда этого можно не делать? — опять логично, но как-то неправильно ответил Готор. — Никогда не видел смысла в пустой браваде.

— А зачем рассредотачиваться? — больше от скуки опять полез в спор Ренки. — Если конница бросится в решительную атаку, то нас просто сметет.

— Не бросится, — хладнокровно ответил Готор, будто бы даже не заметив свинцовый шарик, буквально вспахавший почву в четверти сажени от его сапога. — Нас равное количество. Мы на холме, лошади подняться сюда смогут только шагом. А метко стрелять с седла, как я слышал, невозможно. Да и дистанция тут, сам видишь. Только с нашими длинными стволами и можно надеяться куда-нибудь попасть. Черт! Промахнулся.

— Угу, — подтвердил Ренки. — Слишком далеко, даже для наших мушкетов. О, глянь, кажется, это пылит наша колонна.

— Ну вот… Считай дождались.

— …Небесный Верблюд! — выругался полковник Одовеек, глядя в подзорную трубу. — Я никак не пойму: этими королевскими ублюдками командует полный дебил или какой-то тайный гений? Почему они не заняли вершины этих холмов, а влезли в овраг между ними? На что они надеются?

— Наверное, боятся разделять силы, — высказал предположение один из сопровождающих Одовеека офицеров. — Если занять оба холма, мы сможем атаковать их по отдельности, и один полк не сумеет прийти на помощь другому.

— Сомнительно! — прокомментировал это предположение Одовеек. — Во-первых, у нас и так подавляющее численное превосходство, и делить врага на мелкие группы не имеет особого смысла. А главное, они могли бы тогда занять один из этих холмов, коли им не хватает сил на оборону сразу двух. С одного фланга их бы прикрывал этот овраг, с другого — складки местности. Да и склон довольно крутой, что затруднило бы атаку. Или они так пытаются оставить себе больше возможностей для маневра, ведь с вершины-то уже не сбежишь? Хотят прикрыть фланги этими холмами от нашей кавалерии? Местность тут изрезанная, и с флангов подойти будет затруднительно. Но все равно как-то по-идиотски получается.

— Может, стоит занять высоты, и тогда мы получим возможность расстрелять их сверху? — предложил один из собравшихся на совет полковников.

— Они словно бы умоляют нас сделать это… — злобно пробурчал Одовеек, складывая подзорную трубу и передавая ее адъютанту. — И мне это сильно не нравится! Даже если ими командует помощник полкового золотаря, ему должно было хватить мозгов занять более выгодную позицию. Однако королевские шавки из всех возможных выбрали самую дурацкую.

— И что будем делать?

— Твои лентяи проверили, что творится на этих вершинах? — обратился генерал к уланскому полковнику.

— При подъезде их обстреляли с холмов. Кажется, там сидели несколько капральств, судя по меткой стрельбе — егерей. Но никто не думал, что тооредаанцы остановятся именно там. Так что особо настаивать мои парни не стали. Ведь был приказ не лезть в драку без крайней необходимости.

— Значит, кто-то все-таки на этих холмах есть…

Судя по выражению лица, полковник Одовеек мучительно думал, что делать. Нестандартная тактика тооредаанцев сбивала с толку.

— Будь прокляты все золотари, взявшиеся командовать полками! — наконец рявкнул он, что-то решив про себя, и начал отдавать команды: — Формируйте колонну из трех наших мушкетерских полков, она пройдет между холмами и выдавит чертовых королевских шавок с их позиций. А гренадеры пусть поднимаются на высоты, по полку на каждую, может быть, им удастся изобразить из себя гранатами артиллерию, хоть немного подмяв вражеские фланги. Уланы и егеря обходят холмы, и когда тооредаанцы покажут свою задницу, истыкают ее своими пиками. Пора уже заканчивать с этим недоразумением.

— И что это такое? — спросил полковник оу Таарис, командир Пятнадцатого Гренадерского полка, своего более опытного коллегу.

— Новомодный тип построения на поле боя, — хмуро глядя на приближающуюся к ним огромную гусеницу, ответил тот. — Кредонцы уже применяли его раз под Растдером, и весьма небезуспешно.

— Они же так не могут толком стрелять?! — удивился полковник.

— Мы по ним тоже, — ответил оу Дезгоот. — Фланги под таким углом стрелять не смогут, если не выгнуть их дугой. Да даже если и выстрелят, пули примут на себя первые ряды, а колонна пойдет дальше. Зато, как видишь, они могут двигаться куда быстрее обычной линии и намного более маневренны и управляемы. Если подумать, то в таком построении можно атаковать даже бегом. Мы успеем дать не больше двух залпов, как они врубятся в нас и одной только своей массой порвут наш трехрядный строй.

— И как нам их остановить?

— Артиллерией, которой у нас нет. Или частой пальбой, которую мы не можем обеспечить. Ну или придумками этого парня — Готора. С кредонскими пушками у него получилось, так что будем надеяться, что и план для этой позиции тоже сработает. Хотя, признаюсь, вчера он мне казался куда более убедительным, чем в данную минуту. Но придумывать что-то новое уже поздно, так что будем придерживаться намеченного ранее. Надеюсь, парни нас не подведут!

У полковника оу Дезгоота были все основания как для надежды, так и для сомнений. То, что сейчас предстояло сделать королевским гренадерам, по праву считалось одним из самых сложных маневров на поле боя — отступление под огнем неприятеля.

Не так-то это просто — пятиться назад, ловя грудью залпы чужих мушкетов, огрызаясь ответным огнем и глядя, как буквально перед носом блестят чужие штыки. Нужна чудовищная выдержка и сплоченность солдат, чтобы никто не бросился бежать, заражая своих товарищей паникой и тем самым обрекая их на смерть.

Вот стали ясно различимы отдельные элементы обмундирования противника, а их лица приобрели индивидуальные черты — подходящая дистанция для стрельбы. Из рядов королевских войск выскочило несколько десятков солдат, которые побежали прямо навстречу вражеской колонне, держа в руках гранаты с уже шипящими запальными шнурами и истекая злобным желанием крушить и уничтожать.

Широкий круговой мах рукой — и черные шары летят в противника. Грохот, огонь, крики и стоны. Огромная гусеница словно бы спотыкается, вздрагивает, но быстро приходит в себя, продолжая надвигаться на тонкую стрелковую линию тооредаанских гренадер.

Раздается команда. Первая шеренга опускается на колено. Третья целится из-за плеч первой. Команда. Жуткий грохот двух тысяч мушкетов, выстреливших почти одновременно, рвет уши. Все окутывается клубами едкого удушающего дыма.

Но когда несильный ветерок развеивает дым, становится видно, что «гусеница», кажется, даже не заметила выпущенных в нее пары тысяч злых шариков свинца, словно поглотив в своем движении упавших раненых и убитых солдат.

Зарядить. Прицелиться, спустить курки. Мушкет к груди. Команда «Кругом!». Одна из двух рот каждого батальона разворачивается и под прикрытием второй роты и клубов дыма отходит на пятьдесят шагов, чувствуя спинами тысячи направленных на нее стволов с примкнутыми к ним штыками и горящие ненавистью взгляды тех, кто их держит.

Сдерживая дрожь и паническое желание бежать со всех ног, отсчитать необходимые пятьдесят шагов, развернуться. Мушкет к ноге. Вроде бы и прошли всего ничего быстрым шагом, но дышится уже тяжело, а горло и глаза жжет от порохового дыма.

Высыпать содержимое пенальчика берендейки в ствол. Достать пулю из сумки, круглую и скользкую, так и норовящую выскочить из трясущихся пальцев. Отправить в ствол. Достать комочек ветоши. В ствол. Достать шомпол и тщательно утоптать. Омерзительное рявканье капрала, прорываясь сквозь оглохшие от грохота уши, напоминает, что шомпол надо вынуть из ствола и сунуть в специальное крепление на мушкете.

Открыть полку. Насыпать пороха из рога. Закрыть, подуть на фитиль. Вскинуть мушкет, открыть полку. Спустить курок.

Забудешь сделать хоть один из пунктов программы или сделаешь его небрежно — и твой мушкет вместо того, чтобы издать свирепый рык выстрела, лишь обиженно щелкнет курком по полке впустую, пальнет холостым или, того хуже, взорвется у тебя в руках. Людей с настолько железными нервами, чтобы делать все это под огнем неприятеля без долгой подготовки, просто не существует… Только бесконечные часы тренировок, доводящие сложный набор манипуляций до полного автоматизма, могут сделать из обычного человека солдата.

Ренки и сам убедился в этом, когда на холм, где он находился с парой дюжин вояк, которыми укрепили его отрядик, собрав всех, кого только можно, в основном из нестроевых подразделений, полезли кредонские гренадеры. Кое-кто из возчиков, денщиков, офицерских слуг, поваров и штабных писарей имел боевой опыт. Но было полно и тех, кто раньше мушкет в руках держал только из любопытства.

Во время первого же залпа у семи стрелков произошли осечки. Во втором сразу двое умудрились выстрелить в противника своими шомполами, забыв вынуть их из ствола, и лишились возможности зарядить свое оружие. Следующий залп вышел крайне жидким, так как чуть ли не половина солдат просто не успели зарядить мушкеты…

— Гранаты, — приказал Ренки, с отчаянием наблюдая, как на позицию, которую он должен удерживать еще как минимум десять минут, вторгается враг.

Те из «настоящих» гренадер, которым доверили гранаты, быстро закинули ружья за плечо и выхватили из сумок тяжелые чугунные шарики. Достать связку фитилей и зажать их в зубах, вставить в отверстие в гранате, поджечь от фитиля, все еще болтающегося в губках мушкета, и, широким круговым махом разогнав руку, кинуть гранату в противника.

Оглушающий грохот, взметнувшиеся вверх языки пламени и облака дыма и пыли. Увы, все это выглядит страшнее, чем на самом деле. Несколько тел корчится посреди вражеских шеренг, но бреши уже заполняются новыми солдатами противника, и они упорно продолжают лезть вверх. Но хотя бы одна благословенная минутка выиграна.

— Залп! — командует Ренки. — Гранаты! Заряжай! Залп!

Кажется, вражеская колонна дошла до намеченного места. Можно поджигать запалы, вставлять рычаги и уходить к основным силам. Главное — все сделать правильно, иначе позор будет горше неминуемой смерти. Ренки даже в загробном мире не посмеет посмотреть в глаза Готору и другим своим товарищам.

Колонна кредонской армии довольно бодро напирала на отступающего противника. Что ни говори, а надо иметь много смелости, чтобы идти без единого выстрела на огрызающегося залпами врага, в полном молчании переступая через трупы своих убитых товарищей и занимая их место в роли живого щита для остальных солдат. Но на войне вообще нет места трусам, а в кредонской армии такие просто не выживают.

Сила колонны не в огневой мощи, которая пока скрыта где-то в ее глубине, а в стремительном движении и массе.

Выстроившийся в линию враг может обстреливать колонну из всех имеющихся у него мушкетов. Но когда придет момент непосредственного столкновения, масса колонны просто сомнет тонкую линию, порвет ее в клочья. И только после этого разразится могучими залпами и начнется избиение штыками. Если, конечно, у противника хватит мужества дождаться подхода колонны, а не броситься в бегство намного раньше при виде напирающего тысяченогого и тысячеголового монстра, который давит на тебя, словно бы не реагируя на направленные почти в упор залпы, но лишь подминая и втягивая в себя отбитые пулями частицы своей плоти. Так что неудивительно, что королевские гренадеры пятились назад от напирающего на него чудовища.

Да, им еще хватало мужества сдерживать свой страх и посылать пули в безмолвно атакующего врага, но долго это не продлится, и враг побежит.

Побежит либо назад, в слепом ужасе, либо вперед, в таком же слепом отчаянии, мечтая, бросившись под ноги чудовища, скорой смертью оборвать этот ужас.

Примерно так думал адъютант полковника Одовеека (не чуждый, кстати, поэзии), наблюдая издалека за полем боя.

Вот колонна уже довольно далеко оттеснила королевские войска в глубь расщелины между холмами. Вот они уже достигли, кажется, самого узкого места. А значит, скоро монстр-колонна выдавит жалких человечков на свободное пространство, под пистолетные выстрелы и удары пик кредонской кавалерии…

А вот и на холмах появились знакомые мундиры. Значит, кредонцы сломили несильный заслон королевских егерей и заняли господствующие высоты. Только вот поздновато — тооредаанцы уже почти вытеснены из ущелья.

Бам! Бам! Бам! Бам!

Очередные пороховые ленты, подожженные Готором и Ренки, сработали почти одновременно, донеся огонь до бочек с порохом. Выкопанные в склонах холма «земляные пушки» разверзли свои жерла и длинными языками, состоящими из огня и щебня, слизнули треть вражеской колонны.

И также почти одновременно взорвались и вершины холмов. Может, кто-то из кредонцев наступил на хитро зарытую доску, соединенную со спусковым крючком пистолета. А может, они сработали от сотрясения. Но почти два воза пороха взорвались практически одновременно, и взрывная волна основательно прошлась между холмами, раздавая жуткие тумаки как кредонцам, так и тооредаанцам.

Правда, первые были значительно ближе, и помимо ударов воздуха им досталось еще и огня вперемешку с камнями и остатками пушечной картечи. А следом за картечью из клубов дыма и пыли с черными от сажи лицами, а подчас и с текущей из ушей и носа кровью на врага ринулись тооредаанские гренадеры.

Наконец Ренки дождался своего часа. Он перестал быть оу Ренки Дарээка — чувствительным и отчасти романтичным поборником благородных манер, а превратился во второстепенный придаток свой шпаги. Она вела. Приказывала. Направляла. Намечала цели и поражала их. А все остальное тело лишь следовало за шпагой, оказывая ей посильную помощь. Почти никаких парирований и отбивов. Глупо парировать даже длинный штык, прикрепленный к тяжелому мушкету, а уж тем более — несущийся к голове приклад. Отшаг в сторону, короткое скупое движение клинком вперед и сразу назад, пропустить мимо себя падающее тело, быстрый выпад, небольшой разворот тела, выпад, уход. Серия из трех ударов по чересчур шустрому противнику. Укол в бедро. Не тратить время на добивание, снова вперед на очередного врага.

Вот то, чему его начали учить с четырехлетнего возраста. Без малого двенадцать лет ежедневных занятий, без скидки на праздники, непогоду или нездоровье. Отец любил Ренки и желал ему самого лучшего — выжить!

Пуля глупа и слепа — она не разбирает лучших и худших, усердных и ленивых, злых и добрых, и от нее не защититься годами самого прилежного обучения. Но шпага — это совсем другое дело! Отец не мог научить Ренки защищаться от пули, но он научил его владеть шпагой, успев передать все секреты, что накопил род Дарээка за почти три тысячи лет (как гласила семейная легенда) своего существования.

Как-то так получилось, что капрал-порученец полковника Шестого Гренадерского полка стал острием клина, все глубже врубающегося во вражеские ряды. Он был стремителен и быстр, обтекая встающие на его пути препятствия, попутно уничтожая их с холодной точностью энтомолога, протыкающего булавкой очередной образец мира насекомых.

За ним шли Киншаа и Гаарз и еще примерно дюжина опытных вояк из роты Бида, кухонно-писарская команда и даже не пойми откуда прибившиеся вояки из Пятнадцатого Гренадерского. А уж следом за этой бандой пристроилась знаменная группа, показывающая всему остальному королевскому войску направление атаки.

Какое-то время они шли подобно раскаленному ножу сквозь масло, ибо ошеломленный враг лишь демонстрировал признаки реального сопротивления. Но вот офицеры и капралы, находившиеся в хвосте колонны, сумели организовать своих солдат, и вскоре тооредаанцев встретил жуткий залп почти в упор и вражеские штыки.

— Дарээка, на колено! — рявкнул у Ренки за спиной оу Дезгоот очень громким, кажется, без труда перекрывшим даже шум боя голосом. Ренки выполнил приказ не раздумывая, и над головами его отряда пронесся свинцовый вихрь. Первый, второй, третий.

— Дарээка, стоять на месте! — продолжал кричать голос, взявший на себя командование его группой, по традиции называя весь сборный отряд именем того, кто вел его в бой. Гранаты, у кого есть!

Ренки сунул руку в сумку, где оставалась еще одна граната. Порылся в специальном кармашке, отыскивая запал. Вставил и вспомнил, что свой мушкет перед атакой сунул в руки кому-то из обозников. Штыка на мушкете не было, а использовать такое ценное оружие в качестве дубины было истинным варварством.

Огляделся по сторонам. Солдат слева от него, уловив взгляд и мгновенно поняв суть проблемы, придержал приклад своего мушкета, давая Ренки возможность запалить фитиль. Гранаты уже рвались впереди, когда Ренки только смог, хорошенько размахнувшись, круговым движением снизу вверх зашвырнуть свой довольно увесистый шар-гранату в сплошное облако дыма и огня, где предположительно находились вражеские солдаты…

Ренки вспомнил план сражения, в который он был невольно посвящен как помощник Готора.

— Откар, — приказал он знакомому солдату из капральства Йоовика. — На левый фланг. Ты замыкающий, сейчас будем отходить вправо, позаботьтесь о раненых. Гаарз, ты на правый, передашь тому, кто там самый старший, чтобы приготовились отойти на десяток шагов назад и идти вслед за полком, прикрывая тылы.

Адъютант полковника Одовеека увидел, как в уже изрядно сгустившихся сумерках из облака дыма, покрывшего ложбинку между холмами, вылезла немалая толпа людей, все еще сохраняющая некое подобие строя, и, обогнув холм с севера, начала уходить на восток, постепенно исчезая в складках местности.

Гоняться за ними в темноте было делом бессмысленным — по ночам нормальные армии не воюют.

Королевские гренадеры, забрав с собой раненых, тяжело волоча ноги, ушли между холмов и, протопав примерно часа полтора, дошли до выбивающегося на поверхность хилого родничка — настоящей ценности в этих краях. Наконец они смогли остановиться и разбить лагерь.

Полковник оу Дезгоот сразу назначил людей пополнять запасы воды, нести дозор, помогать раненым, пересчитывать запасы пороха и продуктов, после чего наконец смог скрыться в своей палатке и слегка перевести дух.

Примерно этим же сейчас занимались и в ставке Отокаара. Короче, в каждом из штабов наступило время подведения итогов.

— Что скажете, оу Таарис, — разливая по чашам вино из выглядящей очень старой бутылки, спросил Дезгоот полковника Пятнадцатого Гренадерского. Сейчас это был практически единственный человек, с которым он мог поговорить откровенно, не излучая несуществующий оптимизм и самоуверенность.

— Учитывая, что все мы к этому времени уже должны были бы быть мертвы, — сравнительно неплохо, — ответил тот. — Да и у солдат настрой удивительно бодрый. Не каждый день удается надрать задницы целой армии и уйти практически безнаказанными.

— Ну это только пока, — хмуро ответил оу Дезгоот, салютуя полковнику чашей и без всяких тостов делая долгий глоток. — К утру у них начнет болеть каждый синяк и каждая царапинка, навалится усталость и апатия. Я велел раздать своим двойной запас вина. Советую поступить так же. Пусть хоть сегодня чуток повеселятся. Завтра начнут умирать раненые, да и кредонцы наверняка постараются испортить нам настроение. И можете разжаловать меня в обозники, если им это не удастся, потому что у нас больше никаких сюрпризов для них не припасено. Хотя, что и говорить, вы правы. У меня всего шесть десятков убитых и сотни полторы раненых. И это после драки с целой кредонской армией и двух штыковых атак. Чудеса!

— У меня примерно то же соотношение, — согласно кивнул оу Таарис. — Кстати, роскошное вино!

— Получил бутылку от отца вместе с патентом первого лейтенанта. Оно уже тогда было довольно старым. Выпить сразу как-то руки не дошли, все ждал соответствующей обстановки и компании. А потом оно стало чем-то вроде моего талисмана. Признаться, боялся, что из-за частых переездов скиснет. Но как видите!

— Решили отметить такое событие самым ценным, что у вас есть?

— Скорее понял, что будет очень грустно умереть, так и не попробовав содержимое этой бутылки.

— Ну откуда такие мысли? Даже если нам и суждено погибнуть — после всего, что произошло сегодня, о нас будут петь былины. Согласитесь — какое-никакое, а бессмертие!

— Знаешь, дружище оу Таарис, я вот буквально только что понял, в каком отчаянии был все эти дни, раз позволил уговорить себя выстроить все сражение, опираясь на фантазии и обещания какого-то капрала. И мне от этого как-то не по себе.

— За вашу проницательность и интуицию! — снова отсалютовал чашей оу Таарис прежде чем допить ее содержимое. — Я и сам бы не поверил, если бы не видел все своими глазами. Кто этот парень и где он так ловко научился управляться с порохом?

— Убитых не так и много, — докладывал тем временем адъютант Одовеека в штабе кредонцев. — Всего около пяти сотен человек. Но очень много раненых, причем лекари говорят, что раны плохие: либо ожоги, либо рваные, либо забиты грязью. Так что количество трупов может резко увеличиться. Но их ведь можно провести в отчетах не как убитых в сражении, а как просто умерших от болезней, — попытался он утешить полковника. — Сейчас в лазаретах тысячи полторы человек. Да еще с полтысячи после перевязки были отпущены в свои роты. Правда, пушкари почти все либо мертвы, либо тяжело раненны. Хотя пушки целы, нужно только кое-что подремонтировать. Да и трофейных тооредаанских хватает. Вот только возы с порохом для пушек уничтожены почти полностью. Но настроение солдат, тем не менее бодрое, и они полны желания отомстить врагам за…

— Не неси чушь, — рявкнул Одовеек, внезапно вскипая от гнева. — Настроение у них сейчас хуже некуда. Если ты пошел на медведя, и он тебе рожу порвал — это привычно и понятно. Но когда ты пошел на зайца, а он тебя искусал до крови и удрал, ты дрожишь от страха и не можешь понять, что же произошло. Эти умники и раньше неплохо умели играть с порохом. Наши уничтоженные бочки для воды — хороший тому пример. Но то, что они сделали сейчас, — это как-то уж слишком. Можно идти в бой на залпы и штыки. Но когда земля под ногами у тебя начинает гореть и взрываться… Никто не пойдет босыми ногами в пламя! А ты говоришь: «Бодрое, полны желания отомстить…»

— Но что же нам тогда делать?

— Что бы мы ни делали, — ответил Одовеек, — мы теперь будем делать это очень осторожно!

— Кстати, а кто этот ваш… кажется, Готор? — поинтересовался оу Таарис, с удовольствием глядя, как его собутыльник вновь наполняет чаши вином из заветного сосуда.

— А демоны его знают! — раздраженно воскликнул полковник, едва не пролив несколько капель драгоценной влаги мимо чаши. — Это один из тех каторжников, что отбили королевское знамя. Очень темная лошадка. Явно из благородных, но про себя рассказывает только, что иностранец и прибыл из очень дальних краев.

— А что говорит о нем Тайная служба? — уточнил оу Таарис, впрочем, кажется больше из вежливости, ибо вино его сейчас интересовало куда больше, чем какой-то каторжник.

— Эти… — проглотил окончание предложения оу Дезгоот. — Только и умеют, что обшаривать карманы солдат в поисках завалявшегося грошика да копать под офицеров, вынюхивая несуществующую измену. На простого солдата, если у него, конечно, нет денег, им по большому счету наплевать. Тем более что и Готор до сей поры старался особо не высовываться. Ну а меня заверили, что солдат из него отличный, так что я, естественно, доносить не стал.

Оу Таарис понятливо усмехнулся. Среди благородных офицеров какое-либо общение с Тайной службой вне рамок, предписанных уставами и приказами, считалось, мягко говоря, неуместным.

— Ну учитывая пользу, которую он принес, это было весьма мудрое решение. Вот только боюсь, что теперь к нему точно начнут присматриваться, — сказал оу Таарис. И добавил уже куда более серьезным тоном: — Так что думаете делать завтра?

— Нам приказали выиграть четыре дня, но думаю, надеялись максимум на два. Два у нас уже есть. Да и завтра, скорее всего, кредонцы с места не сдвинутся: им надо позаботиться о раненых, прийти в себя. Но и уйти спокойно нам тоже не дадут. Натравят кавалерию. Уланы будут тревожить нас наскоками, а егеря — постреливать издалека. Так что мой вам совет — отдайте приказ экономить воду, с ней у нас могут возникнуть проблемы. Кредонцам вполне хватит сил, чтобы отрезать нас от источников воды, так что взятого сегодня запаса нам должно хватить как минимум на сутки. И готовьтесь выйти еще до рассвета. Если сможем двигаться достаточно быстро, то уже завтра к вечеру догоним своих. Но, как я уже говорил, я сильно сомневаюсь, что нам позволят уйти безнаказанно.

Ренки тщательно прицелился, задрав ствол мушкета почти на две сажени выше головы сидящего на верблюде егеря, и спустил курок, понимая, впрочем, всю безнадежность данного выстрела. На такую дистанцию пуля, конечно, долетит, но отклониться в пути может на сажень, а то и две в сторону, так что… Целься не целься, а судьбу выстрела будет решать слепая удача. А она сегодня была не слишком-то расположена к Ренки. За все утро он уже стрелял десятка два раз, но попал максимум трижды. Впрочем, Готор называл это беспокоящим огнем, цель которого — не столько попасть, сколько держать противника в напряжении. Только такое ощущение, что кредонские егеря про эту теорию ничего не слышали и никакого напряжения не испытывали. Скорее, вели себя как на охоте.

Вот и сейчас, если судить по спокойствию в рядах кредонских егерей, пуля усвистела неизвестно куда. А вот и их фигуры на долю мгновения скрылись за облачками дыма. Один из стоящих рядом солдат вдруг вскрикнул, выругался и начал оседать на землю. Похоже, пуля попала в бедро и всерьез повредила какую-то важную артерию.

Кредонцы тоже вели «беспокоящий огонь», только вот получалось это у них не в пример лучше. Они и стреляли с высоты спин своих верблюдов, да и мишеней у них было куда больше, как, впрочем, и мушкетов с длинными стволами. Только за сегодняшнее утро раненых и убитых было больше, чем после вчерашнего сражения. Со всех повозок уже давно сбросили все лишнее барахло и везли тех, кто не мог идти сам, опираясь на плечи товарищей. Впрочем, многих уже несли на носилках, так как места на повозках не хватало.

Даже отряды лучших стрелков, которые полковник оу Дезгоот срочно сформировал и выставил во фланговое охранение, мало чем помогали. Им, конечно, удавалось держать егерей на некоторой дистанции, не позволяя отправлять свои пули прямо в густую массу движущихся войск, но и сами они частенько становились целями для улан, если слишком далеко отрывались от основной колонны.

Эти тоже все время кружили возле тооредаанских полков, то срываясь на внезапные атаки, то лишь имитируя таковые. Но в любом случае это заставляло войска останавливаться и готовиться дать отпор, теряя время… Так что неудивительно, что за почти пять часов такого неторопливого движения они не прошли и четырех верст.

— Гаарз, следи за ними, — приказал Ренки, не спеша заряжая мушкет и в который раз за сегодняшнее утро прикидывая, надолго ли его хватит при стрельбе полуторными зарядами. — Что там с раненым? Почему до сих пор не перевязали?

— Без толку перевязывать, — хмуро ответил Откар. — Рвануло главную жилу на ноге. Никакие жгуты не помогут — истечет кровью.

— Оружие, порох, воду и погон забрать! — равнодушно скомандовал Ренки, кося одним глазом на застывшего в отдалении противника. — Долго ему еще?

— Не очень, — ответил Откар, так же равнодушно смотря на то, как их товарищ истекает кровью. За это утро они уже потеряли так четверых и почти привыкли.

— Тогда подождем… — приказал Ренки и добавил, обращаясь уже к умирающему: — Родные есть? Хочешь, чтобы им написали о твоей смерти? Село Лысая Сопка под городом Даасковом… Дядюшке Ингиию, кузнецу… Отец? Я запомню. Не бойся, твою долю ему перешлют вместе с погоном. Сам знаешь, за Бидом не заржавеет. На вот, глотни немного воды.

Умирающий мужик был, наверное, раза в полтора старше Ренки, но тот в данный момент ощущал себя чуть ли не отцом каждому солдату капральства Йоовика, который сейчас ехал на повозках с простреленным боком. Именно поэтому командование перешло к капралу-порученцу Дарээка.

— Все? — спросил он Откара, заметив, как бессильно повисла голова у раненого.

— Еще жив, но уже все, отмучился, — ответил тот. — Пора идти дальше, а то отстанем.

— Положите его тут… и пошли… — закидывая мушкет на плечо, приказал Ренки, и они двинулись за войском, торопясь занять свое место.

За последние трое суток Ренки и его приятели спали часов восемь-девять, не больше. Еще вчера от частой стрельбы на плече образовался огромный синяк, и сейчас каждый выстрел, особенно полуторным зарядом, отдавался болью по всему телу. Да плюс к этому Ренки и сам не помнил, когда, но ему здорово поцарапали штыком предплечье левой руки. Правда, даже Готор, внимательно осмотрев рану и промыв ее вином, сказал, что это нестрашно и, если быть аккуратным и держать руку в чистоте, проблем не будет. Но рука все равно противно ныла, стоило только неудачно задеть ею обо что-нибудь. Самым же отвратительным был ушибленный палец на ноге. Причем ушибленный ночью в лагере, во время «путешествия» в темноте к отхожему месту. Смешная и нелепая травма, такой даже не похвастаешься, рассказывая о «подвигах на Зарданском плоскогорье». И теперь Ренки старался наступать на правую ногу очень осторожно.

Но хуже всего переносился лимит на воду. Вот вроде она плещется прямо на поясе, налитая в трофейную кредонскую флягу, которую так удобно подвешивать на ремень, но пить строго запрещено. И именно Ренки, как капрал, обязан следить за исполнением этого приказа. А так хочется смочить пересохшее нёбо, сполоснуть язык и втянуть живительную влагу в горло. Ренки был уверен, что, когда он удерет с этого проклятого Зарданского плоскогорья, до конца жизни в кабаках будет заказывать только холодную воду и пить ее с наслаждением, абсолютно непонятным любому, кто тут никогда не был.

— Уланы, — вдруг прохрипел пересохшей глоткой Гаарз, поспешно сдергивая с плеча мушкет.

— Стройся! — рявкнул Ренки. — Штыки примкнуть. Подсыпать полки. Фитили раздуть.

Опытные солдаты и так все это сделали еще до того, как их новый капрал успел договорить. Но все равно это входило в круг обязанностей командира.

Два десятка кредонских всадников неслись на крохотную горстку тооредаанцев, и кажется, даже морды их лошадей скалились в зловещих ухмылках. А Ренки мучительно пытался сделать выбор. Можно было пальнуть с дальней дистанции, надеясь, что его опытные вояки успеют перезарядить мушкеты до того, как кавалерийские пики и палаши обрушатся на их головы. Вот только примкнутый штык не очень этому способствует. Да и заряды надо экономить, потому как осталось их всего ничего.

Поздно… Миновавшие заветную черту дальнего выстрела уланы избавили Ренки от сомнений.

— Без приказа не стрелять, — на всякий случай, больше для того, чтобы успокоить собственные нервы, приказал Ренки. — Только в упор, наверняка… А потом…

Он замолчал, чтобы не позориться, рассказывая бывалым ветеранам банальные истины.

Однако, миновав черту дальнего выстрела, уланы вдруг придержали своих коней и начали разворачиваться. То ли с самого начала лишь испытывали нервы тоорендаанцев, то ли, поняв, что дальнего залпа не будет, не стали испытывать свою удачу при выстрелах в упор.

— Не стрелять, — продублировал свой приказ Ренки и, быстро наведя мушкет на пару пальцев выше характерной шапки уланского офицера, спустил курок. На сей раз удача была на его стороне. Кредонец, картинно выгнувшись (оказалось, что не все в книжках про войну было неправдой, некоторые гравюры были очень реалистичны), вылетел из седла.

— Егеря! — опять рявкнул Гаарз, отлично исполняющий обязанности наблюдателя.

— На колено! Мушкет к груди! — приказал Ренки, видя, что выехавшие из-за завесы поднятой уланами пыли кредонские егеря приготовились стрелять.

И к бесу в пасть все представления о встрече вражеского залпа грудью. Сегодня Ренки убедился в правильности позиции Готора. Нечего подставлять головы под пули, когда этого можно не делать. Так что и он сам, и все его солдаты скрючились, стоя на одном колене и словно пытаясь спрятаться за своими мушкетами. Конечно, оружие не прикрывает и десятой доли площади тела, но, когда в тебя палят из длинноствольных мушкетов с полутора сотен шагов, спрячешься и за травинку.

Залп. Одна пуля царапнула плечо Ренки, вторая сбила с головы его высокую гренадерскую шапку. А рядом истошно заорал Гаарз и начал заваливаться, судорожно хватаясь за правую половину груди.

Ренки бросился к нему, выхватил из пыли выроненный мушкет и быстро проверил содержимое полки и фитиль.

— Готовься… Ждем… Пли! — рявкнул он, и вслед рявкнуло с десяток мушкетов его солдат.

Не меньше восьми улан, попробовавших было атаковать капральство под прикрытием залпа егерей, вылетели из седел. А свалившаяся посреди строя лошадь помешала другим ударить с разбега.

И тем не менее даже с учетом понесенных потерь улан все равно было больше. Отбив в землю устремленную на него пику, Ренки в длинном выпаде ткнул штыком в морду ближайшего коня. Нет, не убить или ранить, ни в коем случае. Просто чтобы напугать.

«Убитая лошадь по инерции проскочит вперед прямо по строю, а раненая может начать биться и прыгать, нанося не меньше ущерба, чем взбесившееся ядро. А вот если коня просто напугать, он шарахнется назад, скидывая всадника и внося сумятицу в строй кавалерии», — так когда-то учил Ренки его отец.

Видать, правильно учил. Получивший тычок в морду конь скакнул на всех четырех ногах куда-то в сторону, и его всадник хоть и удержался в седле, тем не менее выронил из рук пику.

Однако сосед Ренки был не столь удачлив. Уланская пика ткнула его куда-то возле глаза, и солдат начал заваливаться назад, выронив мушкет… Кредонец немедленно воспользовался этим, попытавшись втиснуться в образовавшуюся брешь между штыками и затоптать конем кого-нибудь из тооредаанских гренадер.

Выхватив кинжал, Ренки воткнул его в бедро проезжающего мимо всадника, успев только заметить, как над головой взметнулся клинок… Потом наступила тьма.

Часть вторая

Глава 1

Привычное зыбкое покачивание палубы, характерные скрипы и запахи. Ренки проснулся от собственного вопля и еще долго сидел в гамаке, бессмысленно уставившись в полутемную пустоту, оглушенный истеричным биением собственного сердца и чувствуя, как капли ледяного пота скатываются по спине. В который раз за последнее время ему приснился тот же жуткий кошмар — словно он снова плывет на каторжном корабле отбывать наказание. А возвращение знамени, перевод в гренадеры, походы в разведку, сражения и как итог награды и возвышение до сержанта — все это было лишь насланным демонами сном-обманкой, и впереди у него лишь кандалы, тюремная баланда, долгий путь по Зараданскому плоскогорью под плетями охранников, копание выгребных ям на целую армию и прочая тяжкая и грязная работа…

— Что, опять? — заботливо спросил Гаарз, чей гамак в результате каких-то темных интриг Готора был подвешен рядом с гамаком Ренки в госпитальном трюме. — На вот, попей водички.

Когда примерно пять дней назад Ренки очнулся лежащим в обозной телеге, он жутко удивился, заметив рядом с собой Гаарза, так как хорошо помнил, что видел его мертвым.

— А вот и не дождутся, демоны их забери, — довольно лыбясь, прокомментировал эту непонятную ситуацию сам Гаарз. — Мне ихненская сволочная пуля тока ребро переломала, а потом в сторону ушла. Готор говорит, что это удача большая была, потому как пуля и внутрь могла двинуться, а тогда уж точно конец! А еще он говорит, что нам с полковым лекарем повезло, потому как даже и с такой раной, коли бездарь какой лечить взялся, мог бы я и загнуться. А тебя он так и вообще с того света вытащил. Тебе ведь мало того, что черепушку едва ли не пополам раскроили, так потом еще и лошадь сверху упала и помяла основательно. Да уж, чего там говорить, кабы наши непоспели вовремя на помощь, всех бы нас там положили. А так — Воосеека, Гарааву и еще троих парней, тех, что ты с собой из обоза привел, убили. А остальные, считай, все раненые оказались. Только Откар — везучий сукин сын, ни одной царапины!

— А наши как? — смог выдавить из себя Ренки, хотя от невыносимой слабости даже шевелить губами казалось непосильной тяжестью.

— Дык… — словно бы даже удивился Гаарз. — В порядке! Чего им будет-то? Тока Киншаа чуток пикой поцарапали да Тагааю разорвавшимся стволом морду опалило. А так — все в порядке.

— А что дальше было? — Любопытство Ренки превозмогало даже чудовищную слабость и дикую головную боль.

— Ну… сам-то я не больно-то помню, очнулся уже в обозе. А ребята рассказывали, что как увидали парни, что нас уланы те паршивые мочат, выскочили из колонны, да и дали залп, потому как из нашего капральства, почитай, никто уже на ногах не стоял. Ну уланы — те, что еще могли, ясное дело, — деру. А нас, кто жив был, перемотали, чем могли, и того… В обоз, на лечение. Ночка, помню, тоже та еще была… — Гаарз старался говорить веселым тоном, но сейчас лицо его перекосила гримаса боли и страдания. — Ты-то без памяти лежал, тебя на носилках тащили. А меня пешком идти заставили… Ох и намучился же я. Тут и здоровые-то с ног падают, а ты иди с дыркой в боку да скули от боли. А еще и эти сволочи, видать, почуяв, что мы от них уходим, словно взбесились. Пальба из темноты почитай и не прекращалась, потому как их там, гадов, не видно, а заряды у нас почти кончились. Мимо нашей толпы промахнуться трудно, вот они и палили, считай, без передыху. Уланы опять же наскакивали, как дурные, стоит только зевнуть чуток. А уж тех, кто отстал или замешкался, добили всех до единого. Я, наверное, только потому и выжил, что на меня Готор наткнулся, когда Таагая в обоз с опаленной мордой привели, да приставил Дроута нам помогать.

Гаарз замолчал, словно бы пытаясь отогнать видения той ночи, а потом продолжил глухим голосом:

— Фаарика, сержанта, убили, когда он с теми, кто еще двигаться мог, от улан отбивался. Лейтенанта нашего тоже подстрелили. Говорят, что руку отрезать придется. Прапорщика-мальчишку, что при нем состоял, пикой к земле, будто жабу, пришпилили. Так что под конец ротой Доод, Готор да Йоовик командовали. Йоовик для этого дела даже из повозки сбежал, так и прыгал, чисто демон: весь в крови, хулу на богов изрыгает да из пистоля кавалерийского в темноту палит, будто бешеный. В общем, за ночку считай полполка как верблюд языком слизал, а из тех, кто остался, почитай треть на ногах не стоит, а треть хоть и стоит, да только и может, что пальцами дырки от пуль в себе затыкать. Такие вот дела!

Узнать больше в тот день Ренки было уже не суждено — он снова отключился. И лишь через пару дней навестивший госпитальный обоз Готор дорассказал ему о последних событиях.

— Доползли мы, дружище Ренки, до своих. А те, гниды, внутри укреплений сидят и даже на подмогу прийти не пожелали. Потому как у кое-кого (он понизил голос до шепота, многозначительно показав пальцем в небо) возникла интересная идея, что этаким манером кредонцы хотят их из-за укреплений выманить. Мол, организовали якобы избиение остатков наших полков, а сами затаились в темноте и ждут, когда генерал лично явится всех спасать. Ну короче, сам понимаешь. Ну да доползли. Поругались, чтобы нас внутрь пустили, а там уж и свалились где стояли. Вот только тут нам и соизволили помощь оказать. Честно скажу тебе, друг Ренки: поражен, на каком высоком уровне в тооредаанской армии находится полевая медицина. Я-то, признаться, думал, вы тут только кровопусканием да клистирами лечить умеете, руки-ноги отпиливать, а вправление сломанной кости — вершина прогресса. А тут у вас… не ожидал, честное слово! Когда я тебя на тех носилках увидел, думал, проще будет добить, чтоб не мучился. Даже вон, — указал Готор на свой пояс, — кинжал приготовил. Хорошо хоть лекарь оу Мавиинг успел мне по рукам дать. Так что как встанешь на ноги, с тебя для него большой магарыч! И спасибкать не забывай со всем усердием. Потому как вытащил он тебя, почитай, уже из-за Кромки. Гаарзу с Таагаем, кстати, тоже не забудь спасибо сказать. Ты ведь, наверное, с неделю в беспамятстве валялся, а они тебя все это время выхаживали. Дальше? А дальше — чисто песня! Через пару дней подошла кредонская армия, а у нас уже посреди пустыни чуть ли не крепость стоит. Надо отдать должное генералу и инженеру — укрепились хорошо. Ну, кредонцы возле нас день постояли, два постояли, постреляли чуток, изобразили какую-то войну, с маневрами и барабанным боем, да вдруг и сдернули назад. Никто не может понять почему. Только я думаю (и, кстати, слышал, как полковник оу Дезгоот что-то подобное говорил), они этих наших прошлых подрывов так напугались, что атаковать настолько укрепленную позицию не решились. Сам понимаешь: если какие-то два полка так набедокурить умудрились, то неизвестно, чего целая армия могла за вдвое большее время тут нагородить. Но по официальной версии кредонцы устрашились боевого духа армии короля и военного гения генерала оу Крааста. Так что мы тут, гы-гы, проходим побоку, как непричастные, и хвастаться успехами нам настоятельно не рекомендуется. …Конечно, я этим доволен. Не хватает мне только, чтобы всякая хитрая морда из Тайной службы интересовалась личностью того, кто так хорошо умеет бочки с порохом взрывать! Да и вообще. Да не боись ты. Наградами нас не обделили. Меня уже сержантом сделали, и тебя полковник и лейтенант тоже обещали уж как минимум до сержанта вытянуть, тебе Гаарз уже, наверное, говорил. Особенно за ту атаку, когда ты вражеский строй почти прорвал, — это вообще классический подвиг, хоть балладу пиши. Даже наша солдатня тебя за это хвалит, так ты их своими умениями впечатлил. Жаль, что я тогда с другой стороны был и сам лично не видел. Но, по слухам, ты там уже две кредонские армии в клочья порвал, а третью не успел, так как тебя назад отозвали. Так что, вполне вероятно, при определенной удаче попадешь в волонтеры-добровольцы. Это, как я понял, означает, что при появлении в полку первого же вакантного места офицера чин первого лейтенанта за тобой. Правда, говорят, прождать этого можно несколько лет, потому как те, кто приходит с купленными офицерскими патентами, получают приоритет при назначении на должность. Но ведь это уже немало, всяко ты больше не солдатня, а благородный человек со всеми вытекающими привилегиями и обязанностями. Собственно, учитывая, что год назад ты начинал каторжником, карьера у тебе просто стремительная. И кстати, новость, которая тебя наверняка обрадует. Поскольку от Шестого и Пятнадцатого Гренадерских полков остались лишь жалкие клочки, нас выводят с Зарданского плоскогорья для пополнения и отдыха. Так что, Ренки, наконец-то поживем как люди!

И вот в данный момент, уже почти две недели путешествуя в трюме очередного кораблика, Ренки выбирался «в люди». Вот только пока, к сожалению, условия на батарейной палубе военного корабля, назначенного госпитальным судном, мало чем отличались от каторжных. Такая же теснота, вонь и скудная пища. Единственное отличие — не было цепей, и те, кто мог ходить, раз в два-три дня при подходящих погодных условиях выбирались на палубу подышать свежим воздухом.

Впрочем, Ренки и Гаарз, которых Готор, нагло воспользовавшись служебным положением, разместил возле пушечного порта, в хорошую погоду могли наслаждаться воздухом, не вставая с гамаков. И если кто-то думает, что это ничтожная привилегия, значит, он никогда не торчал день за днем, неделю за неделей в тесной компании множества немытых вонючих мужиков, не вдыхал «благовоние» гниющих ран и человеческих выделений.

Правда Гаарз вот уже, наверное, неделю вполне мог бы быть признан «выздоровевшим» и переведен в еще более жесткие условия. Но небольшой кошелечек, перекочевавший из кармана Готора в карман лекаря оу Мавиинга, видимо, как-то вдруг серьезно ухудшил здоровье данного пациента, и Гаарз остался на прежнем месте.

В основном потому, что Ренки пока еще действительно был очень плох и нуждался в хорошем уходе. Ему еще повезло, что улан, схлопотав кинжалом в бедро, не сумел полностью вложиться в удар и не раскроил череп на две половинки, лишь серьезно прорубив скальп и даже кость. Однако, по словам лекаря, «порезы» были мелочью. Главная беда — это сильнейший удар по голове, вызвавший сотрясение, и свалившаяся сверху лошадь, своим весом сломавшая несколько ребер. Только чудом ни одно из них не повредило внутренности, однако дышал Ренки с большим трудом и все время был вынужден носить специальную «кирасу», как называл оу Мавиинг это приспособление.

Так что несмотря на то, что со времени ранения прошло уже больше трех недель, Ренки продолжал оставаться беспомощным и больным. И только почти ежедневная церемония морских похорон и вид ран товарищей, которым повезло еще меньше, чем ему (лишиться ноги или руки… Ренки даже подумать об этом боялся), не позволяли сержанту Дарээка скулить и жаловаться на жизнь.

— Чудесный городок, друг Ренки, — сказал Готор, в очередной раз навестив его в госпитале. — Называется Фааркоон. Этакая милая патриархальная провинция с умеренными вкраплениями развратной портовой жизни. Это я про кабаки и бордели, если ты не понял. И не стоит так краснеть и делать постное лицо. Да, понимаю, что это немного грязно, слегка безнравственно, и в твоих любимых романах и балладах герои по борделям не шляются, а вместо этого орут, как мартовские коты, серенады под окнами дам сердца, мешая им в этот момент развлекаться с любовниками. Ладно-ладно, молчу! Хотя, гы-гы, я бы не прочь написать какую-нибудь балладу о покорителях борделей, чтобы молодежь вроде тебя… Ну зачем же подушками кидаться? Тебе же на ней еще спать! И не надо читать мне проповеди. У моего молодого здорового организма есть определенные потребности. Не веришь мне, вон спроси у лекаря оу Мавиинга, он тебе подтвердит, что долгое воздержание не полезно для тела и души… Короче, в премилый городишко нас привезли продолжать службу королю! Полно сладкой чистой воды (не чета пустынной грязи), еда простая, но сытная. Цены весьма умеренные. Да и служба — не бей лежачего. Ходим дозорами по городку, охраняя порядок и подмигивая девушкам, да плюс числимся гарнизоном на случай набега кредонских пиратов, последний из которых состоялся тут двадцать с хвостиком лет назад. Полковник поехал в центральные провинции набирать пополнение, так что командует сейчас майор Олааник, а ты сам знаешь: он не склонен злоупотреблять муштрой — это отрывает его от бутылки. Так что наш доблестный лейтенант находит много времени, чтобы позаботиться о своей роте. Ну ты понимаешь, о чем я говорю. Вот уж воистину, повезло нам с командиром, видать, мы и правда счастливчики! Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.

С последним утверждением Ренки было трудно не согласиться. Вскоре после приезда в город лейтенант в сопровождении Йоовика и Доода лично посетил солдатский госпиталь, чтобы пообщаться с солдатами своего общества. Несмотря на слухи, руку он сохранил, хотя она и висела на перевязи и, судя по гримасам боли, которые нет-нет да и проскакивали на лице лейтенанта, доставляла ему большое беспокойство. И тем не менее лейтенант навестил своих солдат, причем не с пустыми руками.

В результате этого посещения под подушку, что лежала на койке Ренки, перекочевал изрядно тяжелый кошелек, набитый отнюдь не медью, а полновесными королевскими коронами. Хотя Ренки был уверен, что запасы всех их трофеев канули в Лету вместе с полковым обозом, который почти полностью достался неприятелю, когда добро из возов выкидывали, чтобы положить туда раненых. Но, видно, в том и была особая мудрость лейтенанта: несмотря на потерю обоза, самое ценное он сумел сохранить.

Помимо кошелька Ренки получил точный отчет о том, за какие заслуги ему причитается каждая монетка, и не без удивления понял, что сюда ему зачли и работу с Готором по установке мин, и возглавленную атаку, и командование группой заграждения. Дела, вроде бы совсем не связанные с темными махинациями общества.

Впрочем, протестовать и спорить Ренки не стал. Полученной суммы, при разумных тратах, вполне хватило бы на год весьма умеренной, но не голодной жизни. Примерно такой, которую вел Ренки до попадания на каторгу.

— Короче, Ренки, давай быстрей выздоравливай! — сказал напоследок Готор. — Тут есть дела поинтереснее, чем валяться в койке. И кстати, завтра меня не будет — отправляюсь согласно командировочному предписанию в местный университет, вербовать студентов на службу королю. Пришлось выставить Йоовику большой кувшин вина, чтобы послали именно меня. Нет, я вовсе не собираюсь прельщать студиозусов великолепием и роскошью королевской службы — умные в это не поверят, а дураков нам и своих хватает. А вот забраться в тамошнюю библиотеку да хорошенько поковыряться в старых пыльных томах, а может, еще и с умными людьми поговорить — вот это будет весьма недурственным занятием, а то, признаюсь тебе, со всеми этими каторгами и армиями я несколько одичал. Одно плохо, — печально вздохнул Готор, после чего выдал одну из своих чудных шуточек: — Печально, что у вас не принимают в университеты девушек. Только представь, как милые стайки дивных пташек, полных желания познавать новое и лишенных родительского надзора, порхают по аудиториям или бродят по тенистым аллеям в ожидании храброго солдата, который поведает им о своих подвигах… в том числе и на войне!

— Да уж, — развеселился Ренки, нарисовав себе эту фантастическую картину. — Это было бы премило. Одна беда — чему именно смогут обучаться юные особы в университетах? Уж не медицине ли и законоведению? А может, гы-гы, девушки окажутся сильны в математике, философии или в алхимии с астрологией? Вот скажи мне, Готор, откуда в твоей вроде бы светлой голове вообще возникают столь бредовые идеи?

— Да не такие уж они и бредовые… — сказал Готор, с самым серьезным видом продолжая шутить и дурачиться. — Или ты думаешь, что женщины совсем уж не способны к обучению?

— Ой, не смеши. У меня опять ребра заболят, — махнул рукой Ренки, а потом, вдруг став очень серьезным, задал вопрос, который серьезно беспокоил его все последние дни:

— Слушай, Готор, а меня… того… лицо… Ну в смысле сильно изуродовали?

— Хм… — Готор даже словно поперхнулся, настолько неожиданным был этот вопрос. Раньше как-то его молодой приятель столь явно не демонстрировал свою озабоченность внешним видом. — Да нет. Не сказал бы… — ответил он, предварительно внимательно поглядев на Ренки, будто видел его в первый раз. — Только вот тут вот, слева, где под волосами шрам идет, седая полоска появилась. Но это даже придает тебе мужественности и загадочности. А где шрам на лоб выходит… Так из-за этого, знаешь ли, у тебя этакий грозный и слегка суровый вид, вроде как ты бровь нахмурил в гневе. Девушкам, наверное, такое понравится.

В полной мере оценить, как его новая внешность действует на противоположный пол, Ренки смог примерно через неделю, когда полковой лекарь оу Мавиинг наконец отпустил его из госпиталя «долечиваться своими силами».

Друзья доставили сержанта оу Дарээка в дом, где они должны были проживать с Готором согласно квартирному предписанию.

Вообще-то двум сержантам не полагалось жить в таких роскошных условиях, но, поскольку от полка осталось меньше половины численного состава, все пользовались моментом и старались устроиться как можно лучше. Даже солдаты, которым по уставу на зимних квартирах полагалось иметь одно спальное место на трех человек (один спит — двое бодрствуют), расселялись весьма вольготно в домах местных мещан.

Так что впервые за долгое время у Ренки появилась собственная комната и возможность уединиться в ней. Уже одно это делало условия его новой жизни почти райскими. А если еще учитывать мягкие перины, небольшой садик за домом и обилие воды и фруктов — на какое-то время Ренки показалось, что он попал в сказку. Но…

Чистый и уютный двухэтажный домик содержала еще вполне не старая вдова из купеческого сословия. Поначалу ей очень даже сильно не понравилось, что ее домик займут под зимние квартиры для солдат, поскольку компенсация, что мог предложить за это неудобство муниципалитет, была весьма далека от сумм, которые можно было выручить за сдачу жилья внаем частным лицам. Да и терпеть в своем доме грубую солдатню не слишком приличествует почтенной горожанке, чьей руки и капиталов добивалась парочка еще довольно бодреньких и обходительных кавалеров-вдовцов.

Но Ренки уже понял, что, когда Готору надо, он сможет очаровать даже дракона. Однажды приятель рассказывал, что будто бы есть специальные книги, которые учат, как обхаживать людей, и что он все их читал. А их хозяюшка была отнюдь даже не драконшей, и даже ее весьма почтенный, с точки зрения Ренки, возраст (лет тридцать пять, наверное, а то и все сорок) не помешал ему обратить внимания на то, что она весьма мила и по-своему красива.

Увы, но первое, что ошарашило нашего героя, когда он, поддерживаемый друзьями, пришел в дом и был представлен хозяйке, это взгляд, которым одарила его сия особа. Взгляд был совсем не тот, который жаждет увидеть в глазах любой женщины юноша, едва подошедший к рубежу восемнадцатилетия. Жалость и сострадание, конечно, красят любую женщину. Но когда на тебя смотрят, как на раздавленного колесами телеги мокрого котенка, хотя в душе ты уверен, что вид у тебя весьма геройский, — это печально.

Что ж, добравшись до зеркала, что висело в его комнате, Ренки и сам смог оценить перемены, которые за прошедшие полтора года внесла в его внешность суровая жизнь. Когда-то, давным-давно, когда он последний раз смотрелся в зеркало перед тем как пойти на деревенские танцы, он видел юношу, сочетающего в себе мягкие, почти детские черты лица с высокой и мускулистой фигурой человека, никогда не знавшего тяжелого физического труда, но проводящего немало времени, совершенствуя свое тело и дух воинскими упражнениями.

У того юноши был несколько рассеянный и задумчивый взгляд с этакой поволокой, ибо он слишком много времени проводил в мире грез, где воинские подвиги свершаются без пролития крови, вывороченных кишок и вывалившихся на землю мозгов, все дамы прекрасны и добры, девушки целомудренны и нежны, командиры суровы, но справедливы, а товарищи веселы, бескорыстны и преданы общему делу и великой цели — служению королю!

Сейчас же из предоставленного вдовушкой зеркала на Ренки смотрел тощий жилистый парень неопределенного возраста, с впавшими щеками и обострившимися после долгой болезни чертами лица, обгоревший под зарданским солнцем до коричневого оттенка кожаных ремней солдатской амуниции, да еще и одетый в мундир, более напоминающий лохмотья нищего, — мятый, выцветший и многократно заштопанный грубыми солдатскими руками, причем нитки и заплатки для починки мундира подбирались по принципу «что есть» и весьма резко выделялись на общем фоне. Какое уж тут геройство — впору идти на рынок попрошайничать.

Но больше всего Ренки удивил собственный взгляд. Какая там романтика и мечтательность? Бегающий настороженный взгляд исподлобья, как у бездомной собаки, давно разочаровавшейся в людях и все время ожидающей пинка или удара хлыстом. Взгляд человека, которому стало привычно наблюдать чужую смерть и убивать самому. Который давно уже не ждет от жизни ничего хорошего, но готов в любую минут встретить опасность.

Возможно, в книжках это описание и создало бы романтичный образ сурового героя, но в жизни Ренки был вынужден констатировать, что он не столько повзрослел, сколько постарел, и вообще стал похож на… бывшего каторжника или королевского солдата, прошедшего школу палочных ударов и суровой муштры, после которых даже огонь сражений кажется приятным избавлением от тягот повседневной жизни.

Даже богатая шпага на бедре (к чертям уставы) и погон с сияющей начищенной булавой и лычками сержанта не добавляли образу привлекательности, но лишь заставляли задуматься, через что прошел этот человек, чтобы заслужить все это…

— Хорош! — сказал за спиной незаметно вошедший в комнату Готор. — Красавчег!

— Да уж… — невесело пробормотал в ответ Ренки, силясь отыскать в пристально смотрящем на него из зеркала чужаке знакомые черты. — Да уж…

— Не печалься так, — расхохотался Готор, глядя на удрученную физиономию товарища. — Первым делом справим тебе достойный героя мундир, вот, оцени мой! Потом хорошенько откормим. Опять же шпага… Ты обещал меня подучить кой-чему, а то я с этим инструментом по-прежнему чувствую себя недостаточно ловко, а заодно и сам в форму придешь. Но первым делом — в кабак! Утопим грустные мысли в вине. Пора нам уже отметить всей компанией удачно пережитый год войны. В конце концов, из нашей восьмерки с каторжного судна после двух сражений и кучи приключений погибли лишь двое. Попечалимся за них и порадуемся за себя. Собственно говоря, все уже готово. И кстати, я пригласил Доода и Йоовика. Думаю, ты не возражаешь? Тогда хватит пялиться в зеркало и пошли!

— А я ему, значит, тыдых! А он меня пикой хрясь! А тут, значит, Киншаа сбоку как шарахнет с мушкета…

— А мне вон… пуля прямо в грудь, и я прям слышу, как что-то хрустнуло… Хочу заорать, а не могу — дыхалово выбило, будто лошак с разбегу лягнул. Ну думаю, конец тебе, значит, старина Гаарз, отпрыгался. Тока б, думаю, побыстрее бы копыта отбросить, чтобы без долгих мук обошлось…

— А я на эту суку ствол навел. Давно этого гада выцеливал, уж больно мундирчик у него яркий был да рожа сволочная. Тока издаля-то все пули мимо летели. А тут уж, считай, в упор, с десяти шагов, уж точно не промахнусь. И ты тока подумай! По рукам как дало, в морду — огня сноп. Мой же мушкет, да меня и!.. Вот же невезуха!

Когда сидящие за столом опустошили уже второй изрядного объема кувшин молодого вина и взялись за следующий, простые солдаты принялись по которому разу рассказывать друг другу старые истории о былых подвигах и неудачах, а те, кто был званием постарше, как-то незаметно уединились и завели куда более осмысленный разговор.

— Тут, значит, эта… — начал Доод. — Лейтенант мне сказал, будто ты, Готор, хвастался, что можешь колесцовые пистолеты и ружья чинить?

— Был такой разговор, — не стал отказываться Готор, с аппетитом налегая на какую-то копченую рыбку с ладонь размером, считающуюся местным деликатесом. — Только сам понимаешь — не все, что сломано, можно починить.

— Дело такое, — заговорщицки продолжил Доод. — В оружейке этого трофейного добра немало скопилось, да мы еще подсуетились и у соседних полков кой-чего выменяли считай за гроши…

— Понятно, — расплывшись в улыбке, заметил Готор. — А кому сбывать будешь? Я слышал, тут не все так просто.

— Не боись. Дорожки давно протоптаны. Так что, возьмешься для общества потрудиться?

— Возьмусь, — кивнул Готор. — Мне и самому с механизмами повозиться в радость, но нужен доступ к инструментам и полковой кузне. Если где в замках пружины сломаны, я бессилен. Придется новые ковать. Как именно хорошего качества добиться, я думаю, знаю. А полковой кузнец из наших будет?

— Нет… — не без грусти ответил Доод. — Но договоримся, либо можно в городе кого найти. Городишко-то портовый, значит, тут по этой части работы много делают.

— Отлично! — разливая в знак заключенного договора вино по чашам, сказал Готор. — Тогда я завтра к тебе с утречка и забегу, если Йоовик, возьмется моих по караулам развести…

— Без проблем… А теперь с тобой, Ренки, — переключился Доод на самого младшего в этой компании. — Потрудиться для общества не побрезгуешь? Вот и славно! Лейтенант велел мне с тобой словом перекинуться. Мол, о переводе тебя в волонтеры все уже считай обговорено. Тока сам понимаешь — волонтеры жалованья не получают, а совсем даже наоборот — кошт свой, обмундирование да оружие за свои покупают. Оно тебе надо? Нет, ежели у тебя там какое поместье осталось или еще чего, так это запроста — завтра же шпаги на погон получишь. Но коли в твоем кармане лишь ветер свищет да вошь на аркане с голодухи помирает, волонтерства тебе не потянуть. Пока. Но мы тебя в штаб на писарскую должность запросто определим, поскольку ты и так все еще при полковнике порученцем числишься. Майор наш Олааник считай уж которую неделю не просыхает, винищем едва ли не насквозь пропитался. Полковник далеко, с ним один из капитанов, второго убили, а лейтенанты вмешиваться не станут, потому как дураков нету не в свое дело лезть. Так что если хорошенько подсуетиться, кому надо сунуть, а кому и кулаком в рожу, станешь ты у нас навроде казначея, и все денежки за продовольствие там, вооружение и обмундирование, жалованье опять же через твои руки потекут. Да не дергайся ты — никто те денежки красть не собирается и тухлятину с рваниной покупать не станет, нам потом самим все это есть и носить. Однако сам понимать должен: снабжать армию — дело прибыльное. На такое многие купцы рот разевают. Ну а кто слюнями изойдет, а кто в зубах копеечку утащит — это сейчас, выходит, в кои-то веки нам, получается, решать маза выпала. Такой момент упускать нельзя! С тебя работа — правильных людей, на которых тебе общество покажет, привечать. А чужих гнать поганой метлой. Ну и бумаги правильные составлять надо будет. А чтобы майор их подписал, об этом уже другие позаботятся. И с купцами нужными ты тоже никаких тайных дел иметь не будешь, то опять же других людей забота. Короче, одни деньги с купцов берут, а другие с ними дела ведут и вроде как нигде иначе не пересекаются, потому как те денежки мы тоже в оборот пустим, а уж с тех доходов кой-чего в свой да и в твой карман отсыплем. Так что с тебя и взятки гладки, ежели кто придраться захочет.

Нельзя сказать, чтобы Ренки особо нравилось участвовать в этих аферах. Но с другой стороны — куда деваться? Сейчас между ним и офицерским чином стояли только деньги — дополнительный и необходимый барьер, отделяющий людей низкого звания от благородного сословия.

Купить офицерский патент, даже на чин первого лейтенанта, стоило не так уж и мало. А продолжать службу в чине волонтера означало лишиться каких бы то ни было средств к существованию. И более того, тоже требовало немалых расходов при полной загруженности на службе, так что было по силам лишь тем, кто имел неплохой доход на стороне.

Даже со своей доли в аферах общества пока ни того, ни другого варианта Ренки было не потянуть. А оставаться в солдатском звании… Конечно, Ренки больше не считал простых солдат низшими существами, но у него был долг! Долг перед отцом и всеми своими предками за три тысячелетия существования рода Дарээка.

Ренки понимал, как сильно он их подвел, позволив судьбе сыграть с ним такую злую шутку. И теперь он был просто обязан вытащить себя из столь унизительного положения, смыв клеймо каторжника с одного из последних представителей некогда сильного и достойного рода. А для этого были нужны деньги.

Поэтому уже на следующее утро, получив напутствие от лейтенанта Бида, Ренки пошел в штаб полка и представился майору Олаанику, который, с утра пребывая не в лучшей форме, вообще вряд ли что-то понял из происходящего вокруг, мечтая лишь скорее поправить здоровье очередным кувшинчиком местного забористого винца.

Ну а дальше все уже было просто. После последних похождений авторитет Ренки как бойца был весьма высок, ибо многие из штабных были под его началом на «той» высоте и невольно признавали командиром. Плюс нахождение в обществе, плюс явное покровительство, которое ранее оказывал ему полковник оу Дезгоот. В общем, желающих придраться к нему из числа писарей и прочей штабной шелупони, понятное дело, не нашлось.

С печальным вздохом Ренки пришлось сесть за стол и, придвинув к себе здоровенную кипу накопившихся бумаг, погрузиться в подсчеты, расчеты, списки, заявки и прочую бюрократию.

Так потекла размеренная и скучная жизнь сержанта, исполняющего обязанности полкового казначея, разнообразить которую удавалось лишь нечастыми попойками в кабаках да редкими выходами в составе патрулей для поддержания порядка в тихом городишке.

Глава 2

— Судари, простите, что отрываю. Позвольте представиться — волонтер оу Заршаа. Прибыл служить в прославленном Шестом Гренадерском полку!

Прошел уже, наверное, месяц, как Ренки вышел из госпиталя. Как и обещал Готор, хорошее питание, свежий морской воздух и умеренная выпивка существенно поправили его здоровье, и он больше уже не походил на заморенного несчастного доходягу.

Этому весьма способствовали и ежедневные занятия с Готором, который обычно забегал к нему в штаб где-то после полудня. Ренки обучал его владеть шпагой, как то приличествует благородному человеку, а Готор в ответ преподавал ему кое-что из своих умений, подчас вызывавших у Ренки большое удивление. Нет, он не отрицал, что умение победить противника лишь голыми руками — это весьма не лишний навык для всякого воина. Но возводить мордобой в ранг искусства, подобного фехтованию, выездке или даже банальной стрельбе… Зачем это? Зачем так совершенствовать подобные умения, если почти всегда у нормального человека в руках есть шпага или, на худой конец, кинжал?

Как могут пригодиться на поле боя или на дуэльном ристалище, где все решает оружие, эти вызывающие дрожь и восхищение, но абсолютно бессмысленные умения крушить доски кулаком или сбивать ногой шляпу с головы оппонента?

И тем не менее некоторые способности Готора просто завораживали, вызывая желание научиться тому же. Так что Ренки пытался овладеть основами, тем более Готор рассказывал, как подобные упражнения полезны для здоровья.

Собственно говоря, как раз во время одного из таких учебных поединков (к счастью, они работали со шпагами, а не мутузили друг друга кулаками) их занятия прервало вежливое покашливание некоего волонтера оу Заршаа, прибывшего служить в прославленном Шестом Гренадерском полку.

Ренки оглянулся — перед ними стоял юнец не более семнадцати лет от роду, опрятно и богато одетый, со светящимся от восторга лицом. Судя по выражению его глаз, он явно принял их с Готором за офицеров, ибо кто еще мог бы тренироваться со шпагами во дворе отведенного под штаб дома?

— Оу Ренки Дарээка, сержант, — представился Ренки, старательно давя неприязнь в душе по отношению к тому, кто неизбежно станет дополнительным препятствием на его пути к офицерскому чину. — А это оу Готор, также сержант, — представил он и своего приятеля, прибавив к его имени «благородный» привесок, на чем сам Готор почему-то никогда не настаивал.

После чего Ренки снял аккуратно повешенную на забор форменную куртку и надел ее на себя…

Глаза юнца, при слове «сержант» мгновенно изменившие выражение, широко раскрылись при виде погона с булавой и двумя топорами, которые, согласно реформам короля Ваарасика Второго, вешались теперь не просто за участие в сражении, а за проявленную в этом сражении доблесть.

Ренки сам написал приказ на присвоение себе и «правильным» людям этих знаков. Естественно, по приказу лейтенанта Бида и с пьяного одобрения майора Олааника, которому Бид сказал, что лишь исполняет волю полковника оу Дезгоота.

И на сей раз Ренки ничто не смущало и не мучило: солдаты и сержанты Шестого Гренадерского своим участием в последних сражениях эти награды заслужили.

Более того, Бид прямо так и сказал Готору: «Была бы моя воля, я бы тебе за последнее сражение вообще вторую булаву повесил… Только не в моей это власти. И не во власти полковника. Это позволено лишь королю или главнокомандующему. Но уж топоров вы точно достойны, так что носите по праву!»

Кстати, Ренки обратил внимание на то, что сам Бид себя никакими наградами не отметил, хотя — можно было даже не сомневаться — заслужил!

В общем, если у вновь прибывшего волонтера и были поначалу какие-то поводы задирать нос, своим погоном Ренки ему этот нос мигом утер. А если еще и прибавить внешность бывалого ветерана с пересекающим голову и выходящим на лоб шрамом, с «фирменным» зарданским загаром и явно трофейной шпагой на бедре, то сержантское звание лишь добавляло Ренки загадочности в глазах такого же сопливого юнца, каким был сержант оу Дарээка всего-то год-полтора назад.

— Что ж, сударь… — несколько более надменно, чем того требовали обстоятельства, произнес вышеозначенный сержант. — Пройдемте в штаб… Надеюсь, все ваши бумаги в порядке?

— Да, сударь, конечно, — ответил юнец, так же напыжившись, как лягушка в брачный период и пытаясь изобразить максимально воинственный вид, чтобы не ударить в грязь лицом перед двумя ветеранами, один из которых, судя по всему, был ненамного старше его самого, однако уже немало преуспел на службе и потому явно с некоторой надменностью смотрел на вновь прибывшего. — Не будете ли столь любезны проводить меня к полковнику?

— Увы, сударь, — произнес Ренки, максимально выпрямляя спину и задирая нос к облакам. — Полковник в расположении полка отсутствует. Полагаю, вы сможете рапортовать о своем прибытии майору оу Олаанику, когда тот… э-э-э… сможет вас принять.

— Еще раз благодарю за любезность, сударь, — ответствовал юнец, так же вытягивая позвоночник в струнку, распрямляя плечи и мысленно распуская павлиний хвост. — Надеюсь, моя встреча с майором произойдет как можно быстрее. Я, знаете ли, сразу по прибытия поторопился явиться сюда незамедлительно ибо… ибо…

— Ну на скорую встречу с майором я бы не рассчитывал, — влез в разговор Готор, который сейчас почему-то предпочел изъясняться в самой что ни на есть простонародной манере. — Я видел, как уже с утра ему ординарец притащил три кувшина вина… А ведь вчера наш благородный оу Олааник милостливо соизволил свершить подвиг, самолично гоняя по комнате злобных демонов, которые прятались за пустыми кувшинами, втихаря лакали вино из его стакана и глумливо корчили рожи. После чего оу Мавиинг, это наш полковой лекарь, — пояснил он юнцу, — отпаивал героя какими-то травками, нашептывая заклинания, которые не стоит повторять при дамах. Короче, пойду сообщу лейтенанту Биду о прибытии волонтера, а ты, Ренки, пока оформи ему квартирное предписание и, не знаю там, винцом угости с дорожки. И да — наблюдать, как вы оба пыжитесь от гордости, исполняя ритуальные пляски, доставило мне истинное наслаждение. Но будьте попроще сами, и жизнь тоже не обременит вас излишними сложностями.

После чего, лыбясь на всю морду, Готор соизволил удалиться, оставив двух юношей с выражением некоторого недоумения на лицах.

— Э-э-э… сударь… — произнес после некоторой паузы оу Заршаа. — А что, собственно, ваш товарищ имел в виду?

— Гм… — ответил Ренки, задумавшийся в эту минуту примерно о том же самом. — Видите ли, сударь, Готор иностранец, и даже я не всегда понимаю, что он хочет сказать, хотя мы и дружим уже почти полтора года. Но полагаю, в чем-то он прав, — продолжил он, увлекая собеседника за собой в здание штаба. — После последней кампании в нашем полку осталось меньше половины состава. Даже многие офицеры были убиты. Полковник уехал набирать пополнение, взяв с собой капитана и парочку капралов и оставив полк на майора оу Олааника, а тот… м-да… И потому с оформлением вас по всем правилам, видимо, выйдет некоторая задержка. Так что нам пока придется предпринимать что-то своими силами. Как уже сказал Готор, я могу оформить вас на жилье и составить пока все бумаги. А лейтенант Бид найдет применение вашим талантам. Хочу вас сразу предупредить: несмотря на не слишком высокое звание и недостаточно благородное происхождение, лейтенант Бид очень опытный воин и пользуется в полку огромным авторитетом, к его советам прислушивается даже сам полковник оу Дезгоот. Так что настоятельно советую и вам не пренебрегать его рекомендациями и наставлениями.

Ренки сел за свой заваленный бумагами и заляпанный чернилами стол, после чего, нагнувшись, извлек из-под него небольшой кувшинчик вина и кружку.

— Вот, кстати, местное вино, — максимально любезным тоном, словно на светском рауте (как это он сам себе представлял), произнес он. — Кажется довольно легким, но обладает коварством кредонского пирата, свидетельством чему может быть состояние майора. Угощайтесь, пока я буду выписывать билет.

Каждый занялся своим делом. Ренки писал, оу Заршаа дегустировал вино, удивляясь царящей в штабе полка обстановке сонной лени. Он, признаться, представлял себе все несколько иначе. Но увы, ни офицеров, склонившихся над картами и планирующих генеральное сражение, ни ординарцев, бегом разносящих приказы, ни какой бы то ни было иной суеты он тут не увидел. Да и сам штаб выглядел уж как-то слишком мирно и не воинственно — обычный домишко на несколько комнат с центральной залой. А из всех штабных — лишь скучающий у входа часовой, вестовой, откровенно дрыхнущий в уголке, да этот странный сержант, не по чину надменный и загадочный.

— А скажите, сударь, — наконец не выдержав гнетущей тишины, прервал оу Заршаа тяготящее его молчание. — У вас на столе столько бумаг, и вы, по-видимому, тут распоряжаетесь, хотя не имеете даже офицерского звания. Как это понимать?

— Так и понимайте, сударь, — с тяжким вздохом ответил Ренки. — Что на самого младшего спихнули всю самую скучную работу по перекладыванию бумажек, пока сами господа офицеры развлекаются и валяют дурака. Но надеюсь, — продолжил Ренки не без злорадства, — после вашего прибытия эти почетные обязанности по заполнению бумаг перейдут к вам как к более достойной кандидатуре.

— И не мечтай, Ренки, — раздался за спиной насмешливый голос лейтенанта Бида, который даже по паркету, в сапогах, умел ходить абсолютно беззвучно. — Ты у нас незаменим! Стоит тебе покинуть свой пост — и пока новичок усвоит все тонкости делопроизводства, солдаты перемрут с голоду, мундиры разойдутся по швам, порох отсыреет, ложи мушкетов поест жучок, а штыки покроет ржавчина. С другой стороны, ты должен радоваться, ведь, по сути, сейчас ты управляешь всем полком. Конечно, на зимних квартирах это не так весело, как в бою. Но и этот опыт тебе пригодится, если когда-нибудь захочешь стать генералом. Ладно. Хватит передо мной тянуться. Садись. Ты… как там тебя? — Бид заглянул в протянутые Ренки бумаги. — Оу Лоик Заршаа, волонтер… Патент или училище? Вижу, что патент. Откуда? Выправка не та. В Офицерском училище кадетов гоняют так, что они потом в нужник и обратно строевым шагом ходят. Полагаю, капитан оу Углаай Заршаа был твоим родственником? Дядей? Достойный был офицер, жаль, погиб под Растдером. Ну что же, волонтер Лоик Заршаа, добро пожаловать в ряды славного Шестого Гренадерского. Квартиру тебе уже определили? Ну вот и славненько. По уставу ты ее должен полностью оплачивать, но, пока в полку некомплект, можешь потратить денежки на что-нибудь более разумное. Обязанности? Да какие тут обязанности. Ходи, гуляй, присматривайся к полку. Приедет полковник, он и придумает, куда тебя пристроить. А пока отдыхай. Ренки, как там дела у майора? Ладно, я позабочусь, чтобы, когда он более-менее придет в себя, ему дали бумаги волонтера на подпись. — Эти слова подтвердили подозрения Ренки, что майор не просто так ушел в долгий запой. — Ну а пока… если что, я в своей роте.

Стремительно раздав указания, лейтенант столь же стремительно исчез из штаба, оставив нового волонтера в слегка растрепанных чувствах. Он точно совсем не так представлял себе свое появление на месте службы королю.

— Хм… Гостиница «Добрый путь». Говорят, там самая лучшая кухня в городе, — произнес Ренки, пожалев парнишку и желая ему помочь.

— Простите, что? — не понял тот смысла сказанной фразы.

— Лейтенант же сказал: «Потратить денежки на что-то более разумное». Полагаю, вам стоит пригласить офицеров полка на ужин в эту гостиницу и не жалеть денег на вино.

— А не будет ли это наглостью с моей стороны, ведь мы даже не представлены друг другу?

— Там и представитесь. А сейчас извините, у меня много дел.

Ренки врал — дел у него было не так уж и много. Но присутствие этого юнца, одним своим видом напоминающего ему о разнице в их чинах, действовало на Ренки угнетающе…

— И что же ты так печален, друг мой оу Ренки Дарээка? — поинтересовался Готор во время ужина, который квартирная хозяйка готовила для них за дополнительную плату.

— Да вот… — неопределенно отозвался тот.

— Уж не связана ли твоя печаль с прибытием первого волонтера? — ухмыльнулся Готор, как обычно легко читая в душе у приятеля. — Не стоит печалиться по этому поводу, — добавил он довольно ехидным голосом. — Говорят, что в скором времени таких волонтеров ожидается чуть ли не десяток, и если печалиться по случаю прибытия каждого новичка, можно усохнуть от тоски. А ведь еще и офицеры будут прибывать, так что сам думай, стоило ли выживать под огнем кредонцев, чтобы зачахнуть от меланхолии в этом милом городишке? Ты понимаешь, на что я намекаю?

— Понимаю, — мрачно отозвался Ренки. — Пройдут годы, прежде чем я смогу стать хотя бы третьим лейтенантом.

— Что ж, — мгновенно оставляя шутливый тон, серьезно сказал Готор. — Ты можешь печалиться по этому поводу, а можешь предпринять что-либо для того, чтобы приблизить этот знаменательный день.

— Ты предлагаешь мне вызывать на дуэль всех прибывающих в полк сопляков? — мрачно пошутил Ренки, а потом добавил уже серьезным, на грани отчаяния голосом: — Так они, скорее всего, не примут вызов от солдата, пусть даже сержанта благородного происхождения.

— Ну можно засесть в кустах у дороги и отстреливать конкурентов. Заодно и полезные навыки вспомнишь. Жаль, что твой трофейный мушкет пропал. Но я могу присмотреть что-нибудь подходящее в оружейке, там есть несколько неплохих образцов. Шучу-шучу… Тем более что это тебе не поможет, ведь твоя главная проблема — не количество соискателей на должность, а отсутствие у тебя денег. Вот решением этой проблемы тебе и стоит заняться. Как? Ну-у-у, подумай, что ты умеешь делать. Ничего? Ну это как посмотреть! Вот взять, к примеру, твои способности фехтовальщика… Я тут кое с кем познакомился и думаю, несколько весьма богатых купцов сочтут за честь, чтобы уроки обращения со шпагой их детишкам преподавал такой прославленный герой, как ты. Почему «прославленный»? Эх, Ренки, не понимаешь ты, что такое реклама, у вас тут и слова-то такого нету. Слова нету, а реклама уже есть. Это я тебе ее сделал — гордись! Не понимаешь? Объясню попроще: я тут всем раззвонил о том, как ты непомерно крут и велик. Зачем? Ну собой я хвастаться не могу, как-то это неприлично, поэтому хвастаюсь тобой. Много ли можно заработатьучителем? И опять же абсолютно неправильный вопрос. Потому что «много» заработать своим трудом вообще так же невозможно, как и летать, махая руками. Но таким образом ты проникнешь в общество людей, у которых имеется много денег, это называется «связи». А вот с помощью связей можно зарабатывать довольно неплохо, даже не имея первичного капитала. Опять не понял? Ох, какой же ты темный, Ренки. Ну вот допустим, есть человек с толстым кошельком, который просто мечтает отдать эти деньги тебе. Мечтает, но не может, потому что ты вращаешься в кругу людей исключительно с очень тощими кошельками и ваши пути никак не пересекаются. Ведь это же фактически трагедия! И вот ты попадаешь в круг людей с толстыми кошельками и — бум! Все счастливы! У тебя куча денег, а у них легко и весело на душе, потому что они отдали их тебе. Да не важно, с какой стати им захочется тебе их отдать. Важно, что ты в нужный момент окажешься в нужном месте. Ну вот представь, что ты страстно хочешь заполучить булаву на погон. Много ли у тебя шансов заполучить ее, вступив в армию? Не так уж и много. Но думаю, еще гораздо меньше шансов будет, если вместо армии ты вступишь в труппу площадных актеров или гильдию пивоваров. С деньгами та же ерунда. Хочешь, чтобы они у тебя были, — крутись вокруг тех, у кого их много, и не щелкай клювом. Короче, первым делом тебе надо будет добиться места учителя и суметь удержаться на нем. Как, я тебе подскажу. А уж обо всем остальном позаботимся мы и лейтенант Бид. Нет, это не он придумал. Он вообще пока не в курсе. Но уверен, когда я расскажу ему этот план, он одобрит.

Если бы Ренки знал, что новый план Готора позволит ему избавиться от части своих штабных обязанностей, он бы принял его без раздумий, а так — предварительно пришлось поломать голову. Больше для самоуважения, ибо Ренки уже привык следовать всем указаниям и рекомендациям своего более старшего и опытного приятеля, которые, несмотря на некоторую парадоксальность и странность, обычно всегда срабатывали.

И вот — о чудо! — теплый весенний денек, и они всей старой компанией едут за город в местный университет.

Нет, не то чтобы у бывшего грузчика Гаарза, бывших воров-домушников Дроута и Таагая или старого бродяги Киншаа прорезалась тяга к знаниям. Даже Ренки в себе ничего такого не ощущал. Просто Готор, неоднократно ездивший сюда ранее, нашел, как он сам сказал, «подработку», для которой ему и понадобились дополнительные руки. Потому-то старая команда в очередной раз отправилась вербовать молодняк на службу королю.

В чем был смысл этой «подработки», Ренки так толком и не понял. Надо было забрать какой-то груз и перевезти его в город, при этом позаботившись о том, чтобы груз прибыл в целости и сохранности. Учитывая, что городишко Фааркоон и его окрестности не славились обилием разбойников, задача не представлялась чересчур тяжелой.

— Вон там, ребята, кабак, — сказал Готор, когда они, проехав через ритуальные ворота, вступили на территорию университета. — Но помните: во-первых, никакой вербовки, а то нарвемся на грубость, а во-вторых, если местные студенты начнут задираться — не отвечайте. Ну а уж коли приспичит ответить, не позорьте армию поражением и берегите головы… И имейте в виду: студентов может судить только Университетский суд, а вас — только Армейский. Значит, на здешних служек и охранников вам наплевать. Но если вы кого-нибудь убьете, местные ябеды состряпают жалостливую бумагу в наш штаб и скорее всего мало нам всем после этого не покажется. И еще. Вечером нам ехать обратно, и я хочу, чтобы все вы были достаточно трезвыми и могли зарядить мушкет на счет «двадцать». Это понятно? Ну тогда я вас не задерживаю.

— А ты куда, Готор? — поинтересовался Ренки, видя, что его приятель не собирается вместе со всеми приятно провести время за кувшинчиком-другим вина.

— Я в местную библиотеку, — удивил Готор ответом всю компанию.

Все ожидали скорее услышать рассказ о какой-нибудь неравнодушной к виду человека в мундире вдовушке.

— Э-э-э… А можно с тобой? — внезапно даже для самого себя спросил Ренки, вдруг вспомнив ощущение бумажных страниц под своими пальцами и запах старых выцветающих чернил.

— Давай… — ответил Готор, и Ренки на секунду показалось, что согласился приятель только для того, чтобы не обижать товарища.

— Ух ты! Готор, смотри! «Трактат о новейшей тактике тяжеловооруженных дюжин», — восхищался Ренки. — Этой книге, наверное, уже больше полутора тысяч лет, а то и все две. Нет, я имею в виду не именно этот экземпляр, но вообще. Между прочим, эта книга — легенда! А вот «Мемуары генерала Вииртаага о Рааконской кампании», отец рассказывал мне, что эта книга есть квинтэссенция военной мудрости! А тут, глянь, «Мысли герцога Одииша о развитии пушечной войны». Он тут фантазирует, что пушки будут делаться огромного размера и их будет невозможно сдвинуть с места, но и стрелять они будут так далеко, что из столицы одного государства можно будет обстреливать столицу другого, после чего наступит всеобщий мир, ибо ни один правитель не осмелиться подвергать подобному риску своих подданных. Ты думаешь, в этом есть какой-то смысл?

— Хм… Может быть… — ответил Готор таким тоном, что Ренки сразу понял: его восторженные вопли фактически пролетели мимо ушей приятеля.

— А сам-то ты чего изучаешь? — поинтересовался он, видя, что Готор с головой ушел в кипу каких-то книг и даже делает некоторые выписки.

— Историю Старой Империи, — ответил Готор. — Ее возникновение и развитие. И в частности, язык, на котором они тогда говорили.

— И чем же тебя заинтересовала такая ветхая древность? — удивился Ренки.

— Да так… — рассеянно пробормотал Готор, кажется лишь краем уха улавливая звуки, которые издавал его приятель. — Можно сказать, охочусь тут на кое-кого. Очень, знаешь ли, интересный исторический персонаж!

— И кто это? — Ренки был воистину заинтригован. — Настолько сосредоточенным он видел Готора только однажды, когда тот готовил запалы для подрыва бочек с порохом.

— Да был тут у вас такой — Манаун’дак… Кажется, это правильное произношение?

— Хм… Кто-кто? — спросил Ренки, почти уверенный, что ослышался.

— Манаун’дак… Или Ман’анаун’дак… Не уверен в правильном произношении.

— Гы-гы, — откровенно заржал Ренки, беспардонно оскверняя тишину библиотеки. — Ну ты даешь! Ты бы еще на драконов охотиться начал!

— А в чем дело? — вопросительно поднял бровь Готор, отрываясь от книг.

— Да ведь это же сказочный персонаж! — самодовольно заявил Ренки, стараясь не упустить момент, когда наконец-то можно уесть друга, продемонстрировавшего свое вопиющее незнание. — Все передовые ученые с этим согласны! Ну сам подумай — злобный карлик-колдун, который мог превращаться в разных животных, якобы придумавший… ну, почти все на свете, включая письменность и математику, корабли и даже порох, и создававший разные народы из ничего. Который разрушил Первый Храм и украл Великий Амулет… Разве он мог существовать в реальности?

— Ну, знаешь, — откладывая книги и с любопытством посмотрев на Ренки, сказал Готор. — Есть такая поговорка, ну там, у нас, на островах: «Нет дыма без огня». Возможно, у твоего «сказочного персонажа» был вполне реальный исторический прототип, чей образ за долгие годы оброс слухами и фантазиями до степени полной неузнаваемости. Ты не допускаешь такой возможности?

— Давным-давно, когда мне еще было, наверное, лет тринадцать-четырнадцать, — отчаянно замотал головой Ренки, — мне дали почитать «Размышления почтеннейшего Фооминаака, каковой на поприще ректора Лигискоого университета наукам служит, о явлениях прошлых времен», где сей уважаемый ученый муж (пусть даже он и был кредонцем) весьма изящно и доступно доказывает, что легенда о зарождении Старой Империи, в сущности, и есть не более чем легенда. Потому что даже наивно думать, будто два чужака-пришельца, причем происхождением из племен, отличавшихся невероятной дикостью, к тому же один из них — уродец-карлик, смогли вдруг подчинить своей воле весьма развитые государства и множество иных народов. Ну вот сам подумай: заявится сейчас сюда парочка этаких дикарей из западных джунглей, в перьях и с кольцами в носу, и начнет тебя поучать всячески и рассказывать, как надо жить. Максимум, чего они добьются, — это пендель под зад и стеклянные бусы в спину, чтобы не плакали!

— Однако у этих «несуществующих» персонажей есть весьма подробный и внушающий доверие список потомков… — провокационно заметил Готор.

— Почтеннейший Фооминаак объясняет это не самым достойным свойством человеческой натуры приписывать себе куда более благородное происхождение, чем есть на самом деле. Говорят, именно за это высказывание его и убили. Если верить семейным преданиям, то и я являюсь одним из очень дальних потомков первого императора и даже с твоим Манаун’даком в родстве состою. И, признаюсь, это весьма грело мою душу… до тех пор, пока я не прочел «Размышления…», которым поначалу очень долго отказывался верить. Но ведь если подумать, то и правда практически любой древний род, что у нас, что в Кредонии, что на Старых Землях — хоть Северных, хоть Южных, всячески норовит возвести свой род к кому-нибудь из персонажей, перечисленных в знаменитых «Ведомостях». Но, увы, все это не более чем сказки, тешиться которыми может только человек, пытающийся прикрыть свое ничтожество тенями «великих предков».

— М-да… — продолжая улыбаться, заметил Готор. — А ты у нас, оказывается, старый циник и разрушитель устоев! Но как ты тогда объяснишь абсолютно достоверный факт остановки экспансии с южного континента на Северные Земли? Или твой почтеннейший Фооминаак и это отрицает?

— Это сделал Союз центральных царств, — пожал плечами Ренки. — Почтеннейший Фооминаак прямо об этом пишет… Вот сам подумай: что логичнее предположить — переселение целых народов остановило совместные действия нескольких могучих царств или это сделал некий колдун вместе со своим братом-героем и парой сотен их соплеменников? Я никогда не поверю, что столь просвещенный человек, как ты, может всерьез относиться к колдовству!

— Хорошо, — явно получая удовольствие от сего научного спора, продолжил Готор. — Но если даже предположить, что твой драгоценный Фооминаак прав и эти два персонажа легенд есть не более чем выдумка, — кому понадобилось их выдумывать, да еще с таким множеством подробностей, в том числе создавать многочисленные письменные документы, подтверждающие их существование? Не проще ли предположить, что они все-таки были в действительности?

— Предположить-то ты можешь что угодно! — махнул рукой Ренки, на которого, надо сказать, прочитанные «Размышления…» в свое время произвели невероятно сильное впечатление, можно даже сказать, стали краеугольным камнем его воззрений на прошлое и настоящее. — Но факты остаются фактами. И с какой стати ты противопоставляешь свое мнение знаниям ученых людей, всю свою жизнь посвятивших изучению этого вопроса?

— Да так… — неопределенно ответил Готор. — Тоже, знаешь ли, некоторые факты… Некоторые очень даже интересные, я бы сказал, факты мне это подсказывают. Однако как ни поучителен этот наш ученый спор, но, кажется, подошло время и для дел. Ренки, не мог бы ты сходить за нашими ребятами и потом подойти вместе с ними на Купеческую сторону. Дом купца Роомшии. Его легко узнать — три этажа, две башенки по краям крыши и оконные рамы весьма своеобразного изумрудного цвета. У прохожих дорогу лучше не спрашивать, незачем привлекать лишнее внимание.

Нет, определенно, вопреки приставке «оу» перед своей фамилией, всадник из Ренки был никудышный. Он и сам признавал этот факт, и, думается, взятая внаем (за счет короля) в Фааркооне верховая лошадка полностью была в этом с ним согласна.

То ли дело Готор! Он единственный из всей компании сидел в седле как влитой, не ерзая натертой задницей и не сбивая спину своему коню. Истинно благородный человек!

Но где, в конце-то концов, Ренки мог серьезно освоить искусство верховой езды, если его семейству едва хватало денег на еду и приличествующую их статусу одежду? Содержать еще и лошадь в их положении было бы чистым безумием.

Поездка в университет еще прошла более-менее нормально — седла только успели натереть на задницах неопытных всадников кровавые мозоли. А вот елозить этими мозолями по жестким седлам на обратном пути было удовольствием весьма сомнительным. Так что когда Готор предложил всем спешиться и дальше конвоировать ценный груз пешком, Ренки только вздохнул с облегчением.

Сам груз был просто до неприличия огромной каретой, забитой, как сказал Готор, всяким барахлом по самую крышу, лежавшим даже на крыше, и с настолько плотно задернутыми на окнах занавесками, что Ренки не знал, есть ли внутри пассажиры или только барахло. И хоть тащили ее целых четыре лошади, скорость у кареты была, прямо скажем, невеликая, так что двигаться пешком, сопровождая «груз», не составляло никакой сложности.

— Значит так, ребята, — начал давать инструкции Готор, который тут, вдали от всяких армейских правил и заморочек, снова стал вождем! — Дальше пойдут довольно пустынные места, и надо быть настороже. Заплатили нам за это дело достаточно, чтобы мы отнеслись к нему со всей серьезностью. И не надо так ухмыляться, Дроут. Я не столько на клиентов пытаюсь впечатление произвести, сколько о нас же самих забочусь. Сам посуди: стал бы ты платить такие деньги за пустяковое дело, если бы не опасался чего-то всерьез? Вот то-то и оно! В чем именно клиент видит опасность, он предпочел умолчать… что стоило ему лишнего десятка золотых корон. Но… короче, будем вести себя так, будто бы мы в тылу у кредонцев. Ренки и Гаарз, вы пойдете впереди кареты шагов на двадцать. Далеко не отходите, скоро станет совсем темно, так что издалека вы засаду все равно не заметите. Старайтесь больше обращать внимание на те места, где сами бы устроили засаду. Надеюсь, Ренки, ты отработал умение ходить тихо? Лишнего шума нам не надо. Дроут и Таагай, идете позади кареты. Главная идея в том, чтобы нас всех не накрыло первым же залпом. Если вдруг начнется заварушка, то прежде чем выстрелить, постарайтесь сместиться к центру дороги и палить в сторону обочины. Не хватало только перестрелять друг дружку. Мы с Киншаа поедем сзади. Если услышим стрельбу или звуки драки, пришпорим лошадей и, надеюсь, станем очень неприятным сюрпризом для нападающих. Мушкеты зарядить. Штыки примкнуть. Фитили зажечь и спрятать в горшочки. Светить ими в темноте, раскрывая свое местоположение, не стоит. И не расслабляемся. Лучше выглядеть пугливыми дураками, чем стать вороньим кормом. Вопросы?

Несмотря на предупреждение Готора, Ренки не верил, что на них кто-то нападет. И, бредя в темноте по дороге, не без раздражения размышлял об идиотах, которые, опасаясь разбойников, все же отправляются в путь на ночь глядя.

И тем не менее, едва он заслышал негромкий вскрик и подозрительное топанье ног на обочине, его руки сделали все быстрее, чем мозг толком успел осознать происходящее. Фитиль будто сам собой оказался зажат в курке, порох досыпан на полку, мушкет поднесен к плечу. И вот уже мушкетная пуля вбивается в спину фигуры, слабо освещенной фонарем, что закреплен на козлах у кучера.

Отчаянно тянувший на себя дверь кареты человек словно бы взорвался — пуля, пройдя тело насквозь, вырвала из груди кусок мяса с кулак величиной, забрызгав фонтаном крови открывшуюся дверь и внутренности кареты.

Дождавшись, когда отгрохочут еще три выстрела (вовремя вспомнились указания Готора), Ренки выхватил шпагу и бросился в бой. Первый противник дался ему довольно легко — один молниеносный выпад, слабое сопротивление острой шпаги, входящей в человеческую плоть. Быстро вырвать, с танцующим подшагом в сторону, чтобы сбить атаку вероятных противников. Рывок к следующему… Поздно. Вынырнувший из темноты Гаарз уже протыкает его штыком. А вот тот, кто пытается проткнуть шпагой Гаарза. Это новая цель Ренки.

Ночная дорога, освещенная лишь звездами, молодой луной да фонарем на карете, — это не самые идеальные условия для фехтовальщика. Невозможность толком видеть движения своего противника существенно нивелирует разницу между уровнями мастерства бойцов и слишком много передает в руки слепой удачи. И тем не менее, Ренки был искренне удивлен, когда его противник сначала с легкостью отбил молниеносный выпад, а потом так же легко отразил и длинную «неотразимую» атаку ударов по разным уровням и под разными углами. А потом уже и самому Ренки пришлось отступать, парируя вражеские выпады, — класс нападавшего был очень высок.

Шпаги звенели, противники отчаянно пытались прорвать оборону друг друга, не нарвавшись на невидимый в темноте кончик шпаги оппонента. На стороне Ренки были молодость и задор, а на стороне его противника — опыт.

И вскоре опыт победил. Обманный финт, ложный выпад, сильное круговое движение кистью — и шпага Ренки, вырвавшись из его руки, улетает куда-то в темноту. От последовавшего выпада Ренки еще успел привычно отскочить в сторону. И тут же, вспомнив уроки Готора, почти не глядя махнул ногой вперед, попав по чему-то мягкому и умеющему испускать болезненные стоны… Подшаг вперед. Как учил Готор — заблокировать руку нападавшего от следующего удара, разворот туловища с одновременным надавливанием на локоть. Противник сгибается к земле, опускаясь на колени, и, выхватив из сапога небольшой ножик, втыкает его в левое предплечье Ренки.

Сержант оу Дарээка еще успел додавить противника и по науке старшего товарища со всей силы ударить его кулаком в место, где шея переходит в голову. Потом он еще попытался сделать… что-то… Но ноги его подкосились, и он рухнул на землю.

Очнулся Ренки от весьма необычных ощущений. Что-то такое удивительно волнующее, пробуждающее странные воспоминания и чувства.

Ага — деревенские танцы. Возможность взять в руку узкую ладонь девушки и чопорно приобнять ее за талию. Те же кружащие голову ощущения и запахи…

— Тетушка, кажется, он уже очнулся. Как вы себя чувствуете, сударь?

В карете было темно, и лицо девушки Ренки видеть не мог. Но голос несомненно принадлежал ангелу.

— Благодарю, сударыня… — ответил Ренки и, заметив, что полулежит на каких-то подушках, попытался встать. Однако голова закружилась, и он рухнул обратно.

— Лежите-лежите, сударь… — взволнованно прощебетал ангельский голосок. — Ваш товарищ сказал, что вы потеряли много крови и вам нужен покой.

— Мои товарищи… — внезапно вспомнил раненый герой о главном. — С ними все в порядке?

— Кажется, да, — ответила прекрасная (наверное) незнакомка дрожащим от волнения и страха голосом. — Наши кучер и лакей убиты.

— Весьма прискорбно это слышать, — пытаясь изобразить светскость, ответил на это Ренки. — Я хотел бы…

Что конкретно хотел бы Ренки, так и осталось для истории тайной, ибо в этот момент он вновь потерял сознание.

Глава 3

— Ну-с, молодой человек, как вы себя чувствуете? — осведомился на следующий день полковой лекарь оу Мавиинг. — Неужто вам так полюбились стены нашего благословенного заведения, что вы решили не упускать ни единой возможности вернуться сюда? Нате-ка, испейте укрепляющего напитка. Горько? Это вам, во-первых, за то, что чуть не испортили мою отличнейшую работу по восстановлению вашей пустой головы, а во-вторых, за то, что ваши приятели подняли меня среди ночи. Пейте-пейте, юноша… До дна. А то велю поставить вам полуведерный клистир с отваром едкого плюща. Может, хоть он не только прочистит вам кишечник, но и промоет мозги от желания совершать глупости!

— А как там мои друзья… Они не ранены? — поинтересовался Ренки, покорно выпивая поданный напиток, на редкость гадкий на вкус.

— У Готора здоровенная шишка на голове, — начал докладывать лекарь, переходя с высокопарно-ворчливого тона на свою обычную речь. Благо положение лекаря позволяло ему, наплевав на приличия, вести себя одинаково хоть с генералом, хоть с простым солдатом. — Но, судя по привычно хитрой роже, мозг не пострадал! Еще у того парня, что в тот раз лежал рядом с тобой, Гаарза, кажется, небольшой порез на щеке, пришлось наложить три шва.

И кстати, заходил лейтенант Бид. Я думаю, тебя вскоре ждет основательная выволочка — он не показался мне человеком, довольным твоим ранением. Интересовался, как быстро ты сможешь вернуться к своим обязанностям в штабе. Да уж, ваша шестерка — это что-то… Надо же было умудриться наткнуться на разбойников в таком тихом и захолустном местечке, как Фааркоон. Воистину, как гласит древняя мудрость, svinija vsegda grjaz naidiot, — с удовольствием произнес он на древнеимперском. — А в общем-то ты, Ренки, и впрямь на редкость удачливая задница! Придись удар чуть в сторону — и тебя бы уже не довезли. Да даже если бы и довезли, сшивать артерии я не умею! Но мой тебе совет — не испытывай судьбу, ибо удача — девка изменчивая.

— Да фигня… — махнул рукой Готор. — Попытался заехать к ним с тыла, а конь споткнулся и шарахнул меня головой о камень. Камень, конечно, в мелкие крошки, а я, как видишь, цел и невредим.

Увы, но долго полежать в госпитале Ренки не позволили. Ибо подходило время возобновления контрактов с поставщиками, и лейтенант очень не хотел передавать это важное дело кому-нибудь другому. Так что сержанта Дарээка в срочном порядке выписали из госпиталя на очередное «долечивание по месту службы», благо пострадала у него лишь левая, не предназначенная для того, чтобы держать в ней перо, рука. И сейчас Готор сопровождал его в штаб, чтобы столь важная долечивающаяся персона не грохнулась где-нибудь по дороге.

— Вы, короче, молодцы! И отстрелялись шикарно — три трупа. И в рукопашке не зевали. Кстати, тот, которого ты кулаком прикончил… Дроут и Таагай, кажется, что-то об этом парне знают и под большим впечатлением от твоей крутизны. Судя по знакам, которые они опознали, он был из верхушки общества убийц! А ты ему как цыпленку шею свернул… Киншаа, кстати, его шпагу прихватил — очень серьезная вещь. С виду-то довольно невзрачная, но сталь там просто шикарная. Булат до того гибкий, прямо в узел завязать можно. И твердый как я не знаю что! Доод с Йоовиком уже слюнями изошли, на нее глядючи, даже умыкнуть пытались. А я сказал: добыча сержанта Ренки, пусть он ей и распоряжается. Я тебе ее попозже занесу — сам полюбуешься!

— А скажи-ка, Готор… — с деланым безразличием осведомился Ренки. — Та… Те пассажирки, что были в карете… Они?

— Что? — заржал Готор, чья проницательность могла соревноваться только с его бестактностью. — Никак, столпу нравственности и непоколебимой моральной стойкости, оу Ренки Дарээка, понравилась девушка? Что ж, губа у тебя не дура — блондиночка просто роскошная. Тока, увы, дружище, утри слезы. Мы ее прямо из кареты пересадили на корабль, и думаю, с утренним отливом она уже отбыла из благословенного Фааркоона в неизвестном направлении.

— О! Сударь, это та самая шпага? Не позволите ли посмотреть?

Ренки недовольно поморщился. Две прошлые недели были довольно плотно забиты встречами с купцами, нудными разговорами о крупе, муке, овощах, рыбе, мясе, сене, соломе, овсе, одеялах, сукне для мундиров, обуви, ремнях, свинце и порохе, а сверху вся эта смесь была щедро сдобрена бочонками чернил и кипами бумаги. Да еще и, по слухам (которые у лейтенанта Бида обычно всегда бывали более чем достоверными), вскоре в полк должен был прибыть новый капитан-интендант, и к его приезду требовалось навести порядок в делах, чтобы даже комар носу не подточил. Так что времени не оставалось даже на то, чтобы помечтать о прекрасной незнакомке, не говоря уж об отработке фехтовальных приемов.

И вот впервые за две недели Ренки наконец выбрался во дворик штаба поупражняться со шпагой, благо мази оу Мавиинга достаточно подлечили пораненную руку. Умаявшись сидеть за столом, Ренки с почти неприличным томлением предвкушал, как наконец-то разомнет застоявшееся тело, нагрузит мышцы, прогонит кровь по венам… И тут этот мальчишка со своим любопытством.

Однако любезность и вежливость, как учил Ренки отец, — столь же неотъемлемые свойства благородного человека, как и смелость, верность или знание длинного списка предков. Истинно благородный человек вежлив даже с врагами. Особенно с врагами.

— Пожалуйста, волонтер оу Заршаа, — максимально любезным тоном ответил он, протягивая шпагу рукоятью вперед.

— Ух… — глядя восторженными глазами на сталь клинка и проверив его на гибкость и остроту, выдавил наконец волонтер. — Действительно, превосходное оружие. Какой совершенный, я бы даже сказал, изысканный профиль клинка. И вы ведь уже успели оценить этот особый узор булата? Знаете, я готов поклясться честью своего рода, что он выкован где-нибудь в Старых Землях. Возможно, даже в Олидских горах… Определенно и оттенок стали свидетельствует в пользу этого. Угу, точно. Вот, посмотрите на пятку… Новая гарда ее почти скрывает, но тут еще можно различить протазан, изображенный на всем известном клейме тамошних мастеров. Уверен, если снять рукоять и осмотреть хвостовик, там найдется и знаменитое заклинание на древнеимперском. Говорят, олидские мастера могут менять богов, как перчатки, но остаются верны своим традициям. А вы, кстати, не собираетесь поменять эфес на более нарядный? Да и ножны… Такому великолепному клинку нужно достойное обрамление!

— Нет, мне нравятся эти, — чисто из упрямства ответил Ренки, хотя и сам постоянно думал о том же. Но то, как молодой всезнайка с ходу сумел определить происхождение его клинка, весьма больно ударило по самолюбию сержанта. Увы, как ни хотелось бы ему, как подобает истинному оу, в совершенстве разбираться в оружии, печальное финансовое положение его семьи не позволяло воочию посмотреть и пощупать руками изделия лучших мастеров. И знание теории тут было невеликим подспорьем.

— Да… — согласно кивнул в ответ оу Заршаа. — Вы совершенно правы — в руке сидит как влитая. Да, определенно, я полный болван! Ведь это, кажется, шкура черного катрана на рукояти? Менять ее даже на золотую оплетку — это истинное варварство!

«Так вот ты какая — шкура черного катрана!» — подумал Ренки, никогда раньше не видевший подобную диковинку. А ведь действительно, несмотря на невзрачный вид, рукоять словно бы сама прилипала к ладони владельца, будь та даже скользкой от пота или крови. Странно, что Ренки сам не догадался о причинах подобного эффекта.

— Шпага — это инструмент солдата! — с высокопарностью произнес известную банальщину Ренки, чтобы скрыть свое смущение. — Она нужна для битвы, а не для того, чтобы красоваться перед дамами!

— Да, действительно… — Тут волонтер немного замялся, будто бы стесняясь, а потом спросил: — А не будете ли вы так любезны, сударь, провести со мной несколько учебных поединков?

— С удовольствием. Учебные шпаги хранятся вон в той пристройке, — ответил на это предложение Ренки и впервые за весь разговор не покривил душой. Фехтовать с Готором, чей класс обращения со шпагой был на удивление невысок, ему надоело. А мальчишка-волонтер, судя по всему, прошел хорошую школу. Не мог не пройти!

Первую схватку Ренки легко выиграл благодаря приобретенной за время своих скитаний наглости. Парнишка просто не ожидал, что его соперник, пренебрегая разведкой, сразу проведет длинную атаку.

Вторую ему удалось успешно завершить благодаря более высокому росту, силе и длинным рукам.

Третью выиграл волонтер, сумевший подловить Ренки на небрежности. Четвертая закончилась вничью, хотя каждый из участников был уверен в своей победе и в том, что лишь из любезности отдал победу сопернику.

Пятая продолжалась довольно долго. Оба фехтовальщика уже успели понять и приноровиться к манере фехтования соперника, оценить его класс и потому были очень осторожны. Через какое-то время Ренки почувствовал усталость (давала о себе знать недавняя рана) и болезненные ощущения в поврежденной руке. Это заставило его резко сменить стиль, перейти в отчаянную атаку и сломить сопротивление противника.

— Ух… — сказал он, чувствуя накатывающуюся слабость. — Извините, но, пожалуй, на сегодня все.

— Да, сударь, — согласился оу Заршаа. — Вы как-то сильно побледнели. Простите, с моей стороны было бестактным, учитывая вашу недавнюю рану, предлагать вам поединок.

— Ну что вы, наоборот, — соревнуясь в любезности, ответил Ренки. — Это лучший способ восстановить силы. Вы оказали мне услугу.

— В таком случае… — опять замялся волонтер. — Не согласитесь ли вы оказать мне честь и принять мое приглашение на ужин?

— Хм… — задумался Ренки. — Но ведь я всего лишь сержант, а вы волонтер. Подобное панибратство в армии отнюдь не поощряется.

— А давайте пока забудем про все эти условности, — продолжал настаивать оу Заршаа. — В конце концов, я пока только и делаю, что слоняюсь без дела, поэтому считать меня настоящим солдатом еще нельзя. Приглашаю вас как один благородный человек другого благородного человека. Это ведь нам не запрещено?

— Пожалуй, нет, — подумав, ответил сержант оу Дарээка, которому, что уж там говорить, весьма польстили слова собеседника.

— Но согласись, Ренки, твоя манера фехтования довольно безрассудна! Мой прежний учитель мэтр оу Скаарв за подобную неосторожность выпорол бы меня без всякой пощады! Он мне постоянно твердил, что искусство фехтования схоже с аптекарским ремеслом — каждое движение должно быть тщательнейшим образом выверено и взвешено. И любая небрежность преступна, ибо может стоить жизни!

К тому времени новые приятели уже успели слопать по две здоровенные тарелки с безумно вкусной рыбой, еще пару часов назад плескавшейся в океане, и запить это дело парой кувшинчиков местного коварного винца, после чего торжественно перешли на «ты». В конце концов, им обоим еще не исполнилось и двух десятков лет, а в этом возрасте знакомства заводят довольно быстро, без труда обходя все мешающие тому препятствия вроде разницы в чинах или финансового состояния.

Как оказалось при более близком знакомстве, оу Лоик Заршаа был довольно веселым, хорошо воспитанным и абсолютно не кичливым человеком. И это несмотря на свое происхождение, позволяющее ему рассказывать о придворной жизни так же легко, как Ренки рассказывал бы о быте своей деревни.

— Ха… Отец мне тоже постоянно говорил об этом, — подтвердил правильность высказывания Ренки. — И во время дуэли или в фехтовальном зале, пожалуй, так и стоит себя вести. Но когда идет большая драка, тебе некогда выверять и взвешивать, просто делаешь свое дело — и все…

— Слушай… — Глаза Лоика загорелись огнем предвкушения. — Расскажи про настоящие битвы, а?

— Ну, — задумался Ренки, лениво ковыряясь вилкой в остывшей рыбе и пытаясь подобрать слова. Но в голову почему-то лезли исключительно книжные штампы, казавшиеся невероятно блеклыми и фальшивыми по сравнению с действительностью. — Да что там рассказывать, — наконец сдался он. — Битвы — они и есть битвы. Стреляешь ты, стреляют в тебя. Ты колешь-режешь, тебя колют-режут… Вонь, кровь и грязь. Нечего тут рассказывать!

— Ну вот, — расстроился Лоик. — Ты хоть понимаешь, что фактически я здесь, в смысле в Шестом Гренадерском, можно сказать, из-за тебя? Мне ведь местечко в Девятнадцатом Королевском было с детства пригрето. Я бы еще месяца два назад там бы мог третьим лейтенантом быть. Но сначала вы возвратили королевское знамя. Об этом очень много говорили в столице. А потом — эти рассказы про то, как два гренадерских полка трое суток противостояли всей кредонской армии! Да по всему королевству нынче гренадерам, даже из других полков, в кабаках бесплатно наливают. А вас и парней из Пятнадцатого в столице на руках бы носили. Я тогда твердо решил: к демонам Девятнадцатый Королевский и службу в столице! Хочу в Шестой Гренадерский, благо у меня тут дядя служил, а значит, есть возможность попасть сюда по протекции, потому как оу Дезгоот — старый друг нашей семьи. И вот я встречаю человека, отличившегося в обеих битвах. Одного из тех, кто вернул знамя, про которого тут в полку байки да легенды уже ходят. И после этого ты говоришь: «Нечего рассказывать»?

— Да правда нечего, — ухмыльнулся Ренки, которому (чего уж там), конечно, не могли не польстить слова Лоика. — Ну наврать бы я тебе мог с три короба. Но все это не так, как кажется со стороны. Ну знаешь: пытаться объяснить, как плавать, человеку, никогда не видевшему водоема больше лужи. Пока он сам не попробует, это будут лишь пустые слова. Но одно я, пожалуй, понял. Всякие там героизмы и прочее, о чем любят петь барды, — это пустое. Главное — это те, кто стоит с тобой рядом или прикрывает спину, ну и твоя удача. Мне посчастливилось попасть в хорошую компанию, где все стоят друг за дружку, потому и получается у нас больше, чем у других.

— А это еще что такое? — осведомился вновь прибывший капитан-интендант.

— Тетрадь поставок! — вытянувшись в струнку, отрапортовал Ренки. — Извольте видеть, господин капитан, каждый лист разбит на семь ячеек. Лист соответствует неделе, а каждая ячейка — конкретному дню месяца. Цифры — номера договоров, заключенных с купцами. Красный цвет номера относится к оружию и боеприпасам, черный — к продуктам, синий — к обмундированию, зеленый — к фуражу, желтый обозначает «прочее». Договоры хранятся в папках, имеющих соответствующую маркировку. Так можно сразу увидеть, какой купец в какой день должен поставить свой товар. А в договорах есть пункт о начислении пени за просрочку!

— Хм… Изрядно! — одобрил интендант. — Сам придумал?

— Подсказали, — честно ответил Ренки, которому отнюдь не светило настолько понравиться новому офицеру, чтобы его оставили при штабе на прежней должности.

Прибывший капитан-интендант оу Жаароок был словно вылеплен по карикатуре на капитана-интенданта. Хорошего капитана-интенданта (полковник умел подбирать кадры!). Этакий тощий жилистый сухарь, застегнутый на все пуговки, без признаков улыбки на лице, зато с написанной на нем готовностью устроить грандиозный скандал из-за недостачи мешка зерна или ненадлежащего хранения шанцевого инструмента для рытья отхожих ям. Для полка он, конечно, был истинной находкой. Но служить под началом такого офицера… Лучше уж обратно в каторжную команду.

По прибытии в штаб капитан первым делом наехал на Ренки за неуставную шпагу на бедре, которую тот носил вместо положенных по уставу сержанту штыка и тесака. Пока удалось отговориться разрешением полковника (он и правда как-то давал его), но на лице капитана было просто-таки зубилом вырублено желание не оставлять этого дела и добиться приведения формы наглого сержанта в надлежащий вид.

— Вероятно, этот… лейтенант Бид… — предположил он в ответ на слова Ренки. — Полковник говорил мне, что он из купцов и прекрасно умеет ладить с себе подобными.

— Лейтенант Бид — достойнейший воин, не раз доказывавший свою доблесть на поле брани! — заступился за своего недавнего командира и постоянного покровителя Ренки. Тем более идею с тетрадью подсказал ему Готор, когда Ренки пожаловался ему, что утопает в бумагах и путается в делах.

— Одно другому не мешает! — сурово посмотрев на осмелившегося возражать ему подчиненного как на заговорившего таракана, ответил капитан оу Жаароок. — Что ж. Займемся бумагами, а потом проверим склады.

— Ох, Готор, ты себе не представляешь, какой же это зануда! — жаловался Ренки приятелю на следующее утро. — Он мне вчера всю душу вымотал, по три раза каждую бумажку проверяя. В каждый уголок складов свой нос совал! Так, сволочь, и выискивает, где бы к чему придраться! Представляешь: углядел, что несколько мешков с зерном в одну строчку прошиты, а не в две, как положено. Так сегодня придется почти две тысячи мешков перебрать и однострочечные отставить в отдельный штабель. А ведь это он только начал. Страшно подумать, что будет, когда он вовсю разойдется. Как думаешь, может, поговорить с лейтенантом, чтобы он меня как-нибудь от этого освободил? Я чем угодно готов заниматься, лишь бы подальше от этого оу Жаароока!

— Не дрейфь, Ренки, — успокоил его Готор. — Твоя свобода не за горами, потому как при таком интенданте особо «делами» не позанимаешься, а лишний раз глаза ему мозолить не стоит. Мы и так, пользуясь случаем, неплохо подзаработали. Лейтенант говорит, что, коли ты не передумал идти в волонтеры, — иди. Шиковать не получится, но прокормиться сможешь. Опять же, по слухам, скоро начнет прибывать пополнение, и этих сопляков надо будет кому-то учить… И по тем же слухам, учить быстро, так как месяца через три-четыре нас опять переведут на Зарданское плоскогорье. Так что всех сержантов и капралов бросят на обучение, и нам с тобой тоже от этого не отвертеться, в каком бы чине ты на тот момент ни пребывал. Но это дела повседневные. А ты не забыл о моем предложении поработать учителем фехтования?

— Нет. Но какой смысл, если нас скоро отсюда уберут? Я толком ничему не успею обучить.

— Ренки, ты, видно, все же забыл, о чем я тебе говорил. Насчет круга вращения толстых кошельков.

— Ну… Я как-то сомневаюсь, что…

— Не сомневайся. Считай, один толстый кошелечек для нас уже открылся, и, возможно, именно ты поможешь просунуть туда руку поглубже. А для этого надо попасть в кое-какие дома и кое за кем присмотреть.

— Готор! — возмутился Ренки. — Уж не предлагаешь ли ты мне стать шпионом? Это ведь самое дно той ямы мерзости, в которую может пасть благородный человек! Шпионить, подглядывать, наушничать… Нет занятия более позорного, чем это!

— М-да… — задумчиво пробормотал Готор. — Не видал ты позорных занятий… Но тут ведь совсем другое дело, — вдруг будто встрепенулся он. — Ты помнишь наше последнее приключение?

— Да, конечно… — с деланым безразличием ответил Ренки, сердце которого немедленно затрепетало при воспоминании о прекрасной незнакомке. — Трудно забыть.

— Так вот, заказ пришел из того же дома. Нам надо выследить и найти людей, которые устроили или хотя бы помогали устраивать ту засаду. Разве уничтожать разбойников, очищая королевство от всякой мрази, — это не одна из наших обязанностей в этом городе? Следовательно, мы лишь выполняем свой долг перед королем. А исполнение такого долга не может быть бесчестным. Вообще-то мы этим уже и так занимаемся. Тебе просто пока не говорили, потому как ты со своей раной сидел, да и дел у тебя в штабе полно было. Но Дроут с Таагаем сразу кое-что в тех разбойниках знакомое унюхали, прошлись по кой-каким местам и нескольких подозрительных ребят засекли… Я к тому купцу Роомшии зашел, что нас нанимал. «Так и так, — говорю. — Коли желаете с обидчиками своими поквитаться, так готовьте кошелек, и уж мы злодеев сурово покараем, как то и должно делать солдатам короля и защитникам отечества!» Ну и ровно через четыре дня поступает нам заказ хорошенько в этом деле покопаться, но только осторожненько. И здоровущий кошелек в качестве аванса да на всякие расходы… Лейтенант дал на это добро. И пообещал помощь общества в случае чего. Тут-то вот на нашу солдатскую четверку и напал жуткий приступ насморка с поносом (или уж не знаю чего оу Мавиинг им в госпитальных листах написал). В общем, Дроут с Таагаем скинули мундиры и прошлись по кабакам, где ворье собирается. А Гаарз с Киншаа — по портовым заведениям. И так мы нашли парочку ребят, которые тогда от нас смыться успели. Взяли их аккуратненько за жабры, отвели в тихое местечко и душевненько так поговорили. Вот только плохо — пешки это были, которые, считай, ничего толком и не знали. Но тем не менее на одного интересного человечка вывели. И мы за тем человечком до сих пор приглядываем. И имеет, знаешь ли, этот человечек привычку не только по грязным кабакам шляться, но и в некоторые дома очень богатых купцов и местной знати заходить. Вот только для солдатни нашей или даже для меня как иностранца туда особо ходу нет. А ты, весь из себя такой правильный, родовитый и героичный, сможешь в те дома пробраться и посмотреть, не живут ли там обидчики этих наших пассажирок.

— А ты что-нибудь знаешь про… нее? — мгновенно встрепенулся Ренки.

— Ох-хо-хошеньки… — печально произнес Готор. — Да у тебя это, похоже, еще не прошло? Говорил же я: надо было тебя сразу в бордель отвести. Или бы вон просто — с местными рыбачками да белошвейками шуры-муры закрутить. Среди них очень даже ничего экземплярчики встречаются! А ты все воздерживался да невинность блюл. Стоило разок с юной особой в одной карете проехаться, и мозги уже набекрень! Да не смотри ты на меня этакой крокодилой! Наводил я справки. Дело темное. У купца того ни дочерей, ни сестер, ни племянниц подходящего возраста вроде не наблюдается. Можно предположить, что он только посредник. И, судя по таинственности и серьезным деньгам, посредничает для весьма влиятельных особ. Ну так что? Ты в деле?

— Если это для того, чтобы отвести опасность от нее, да и вообще очистить город от преступников, я готов. Но предупреждаю — ничего недостойного благородного человека я делать не стану.

— Да никто тебя и не заставляет! Всего-то и делов — пробраться в дом, пообщаться с хозяином да рассказать нам, что ты о нем думаешь, как он живет да чем дышит. Ты бы и так нам все это рассказал за кружкой вина да под хорошее настроение.

— Хорошо. Только вот я даже не представляю себе, как именно смогу попасть в эти твои дома. Нельзя же просто зайти и потребовать себя место учителя.

— Не боись, все уже давно подготовлено. И, кстати, предупреждаю: ты в той заварушке как минимум шестерых разбойников завалил. Да не парься ты так! Ну и что, что мы тебе своих покойников подкинули? Это ведь для дела, а мы их солить да в погреб складывать и так не собирались. И того, последнего, у которого ты шпагу забрал (про нее уже, кстати, все в городе говорят, будут спрашивать — показывай!), ты не кулаком прибил, после того как свою шпагу потерял. А как и положено, в суровой схватке на клинках. Хрясь — и с одного удара сразу в семидесяти четырех местах дырки, не совместимые ни с жизнью, ни с приличиями! Особо секретная техника! Передается в вашем роду только от прадеда к правнуку, и никак иначе. Ну либо всем подряд, кто заплатит очень-очень-очень большие деньги! Да не делай ты такое удивленное лицо. Шучу я так, неужели непонятно?

Глава 4

А потом — будто плотину прорвало. Как-то почти одновременно начали прибывать новобранцы, офицеры, волонтеры, какие-то королевские чиновники с проверками. Вслед за ними в полк вернулся и самполковник.

И в начавшейся суматохе у ветеранов не оставалось времени даже на то, чтобы просто поскучать о тех благословенных деньках беззаботной лени, когда служба по большей части состояла из зевания, дремоты да «патрулирования» кабаков.

За всей этой беготней даже повышение Ренки до звания волонтера прошло как-то буднично и незаметно. А ведь это, по сути, был прыжок через бездну… На одной стороне оставалась солдатская палочная муштра, а на другой его уже ждал статус человека, которого даже король не смеет подвергнуть телесному наказанию, только казни. На одной стороне остался тот, кто лишь подчиняется, а на другой уже стоял человек, принимающий решения, отдающий приказы и несущий ответственность.

Но все прошло как-то скучно: оформление соответствующих бумаг да замена сержантского копья на погоне на скрещенные шпаги. На особую торжественность и церемонии времени не оставалось. Да и не существовало никаких особых церемоний для таких случаев — уж больно редкими были подобные «прыжки через пропасть».

А потом, уже будучи волонтером, Ренки пришлось опять взять в руки капральскую палку и отправиться муштровать новобранцев, как это делает обычный унтер, потому что новичков много, а капралов с сержантами не хватает.

Куда более важным был разговор, который состоялся между Ренки, Готором, лейтенантом Бидом и полковником вскоре после возвращения последнего и незадолго до получения Ренки нового статуса.

— Значит так, ребятишки… — начал полковник, благодушно улыбнувшись подчиненным, хотя глаза его оставались какими-то чересчур настороженными. — Лейтенант Бид требует вас себе, хотя у него и так полный комплект унтеров. Но я склонен с ним согласиться, да и вы, думаю, возражать не станете. Но! Начнем с тебя Готор. Ты, парень, какой-то слишком уж таинственный. Мне в общем-то наплевать на это, коль уж в последней битве ты доказал, что, пока мы деремся с кредонцами, верить тебе можно. Не знаю, откуда ты родом. Но искренне надеюсь, что с твоими соплеменниками нам драться не придется. Если даже такой «гражданский» умудряется вытворять подобные штуки с порохом и мушкетом, представляю, что могут учинить военные. Я, кстати, даже прикрыл тебя там — не стал подробно объяснять, кто учудил все это. Сказал просто: «Один шустрый капрал», — чтобы не заострять внимание на твоей персоне. Но если честно, не потому, что так уж о тебе забочусь, а потому, что не хочу терять хорошего солдата. В общем, при специальной роте у нас теперь будет и специальная команда, которую возглавишь ты. Будешь нам все взрывать, крушить, а может, иногда и строить. Заранее подумай, что тебе для этого понадобится. Если нужны будут деньги закупить чего-то особенного — обращайся. В разумных пределах ты это получишь. Теперь с тобой, оу Дарээка. Ты хочешь стать волонтером, а это самое бесполезное существо в армии, которое по большей части путается у всех под ногами да ждет, когда какому-нибудь офицеру оторвет голову, чтобы занять его место. В отличие от этих юнцов от тебя уже может быть какой-то прок. Но офицером, боюсь, ты станешь еще не скоро. Сам понимаешь почему. По хорошему-то стоило бы тебя лет пять-шесть еще в унтерах подержать. И полку польза, и ты на жалованье будешь. Но я все понимаю. Уж коли ты родился благородным, должен занимать соответствующее твоему происхождению положение. В конце концов, нас, истинных оу, чьи родословные восходят еще ко временам Старой Империи, и так осталось не слишком много, и если мы не будем друг друга поддерживать, скоро исчезнем совсем. И пусть некоторые говорят, — полковник, усмехнувшись, хитро посмотрел на Бида, — что простонародью не место среди офицеров. Я скажу, что благородному юноше, доказавшему свою смелость, верность и умение сражаться, уж точно не место среди солдатни! Так что волонтером ты станешь. Оу Жаароок весьма нахваливал то, как ты вел тут дела. — Полковник опять с хитрой улыбочкой посмотрел на Бида, как бы давая понять, что в курсе всех афер своих подчиненных. — А похвала этого человека дорогого стоит. Уж поверь мне! Но я сильно сомневаюсь, что ты мечтаешь остаться в его подчинении. Значит, пойдешь к лейтенанту, под команду Готора. Но раз Готор предпочитает прятаться под маской унтера, — еще одна хитрая улыбочка, — официально возглавлять его отряд будешь ты. Хотя мне и придется поломать голову, чтобы объяснить другим такое положение дел: волонтеры должны лишь учиться да бегать по поручениям офицеров, а коли они командуют отрядом, то они уже не волонтеры, а сами офицеры. Ну а теперь о главном. Лейтенант Бид мне тут рассказал об очередной авантюре, в которую вы влезли. И я даю вам свое добро на ведение этого расследования. Я вам даже больше скажу: если понадобится, можете пренебречь своими основными обязанностями (предварительно предупредив лейтенанта, естественно) и в умеренных дозах нарушать законы. Соответствующую бумагу как военный комендант этого округа я вам дам и на суде, если что, прикрою.

— Гм… Господин полковник… — Готор вклинился в речь оу Дезгоота, едва тот взял достаточно длинную паузу. — Можно задать вам несколько вопросов?

— Задай, — усмехнулся тот. — Может быть, я даже отвечу.

— То первое задание сопровождать… гм… груз. Оно ведь пришло от вас?

— Ну когда кое-кто спросил моего совета, я подсказал ему обратиться к Биду, а тот указал на вас. Иначе бы, конечно, никто не согласился привлекать к такому делу незнакомых людей.

— А вы можете хотя бы намекнуть на этого «кое-кого» и на ситуацию, в которую мы вляпались?

— Я тебе, Готор, намекну так: Menshe znaesh — lytshe spish. В курсе, наверное, что эта фраза означает на древнеимперском, ты ведь вроде человек ученый? Что происходит, кто замешан и от кого исходят приказы, вам знать совсем не надо. Уж поверь мне: совсем-совсем не надо. Такое знание может голову снести вернее, чем пушечное ядро! Просто присмотрите за человеком, которого вам удалось вычислить, и за его связями среди богатых купцов и знати. Возможно, так получится, что на каком-то этапе к вам подключится Тайная служба. Но мне, если честно, хотелось бы этого избежать по целому ряду причин, о которых я вам тоже ничего не скажу. Просто докладывайте мне или лейтенанту обо всем, что узнаете, и выполняйте то, что мы прикажем в ответ. А потом просто забудьте обо всем, что было. Я вам так скажу: сделаете все правильно — и награда будет очень щедрой! Куда более щедрой, чем позволяют мои возможности. Но в случае провала… Молитесь чтобы полк скорее оказался на Зарданской пустоши. Вы меня поняли? Тогда идите.

После такого разговора Ренки уже не мог отказаться от выполнения этого задания. Тут уже неважно, лежит у тебя к нему душа или нет. И дело даже не в том, что нельзя подводить товарищей, по уши увязших в этой авантюре. Судя по намекам полковника, тут явно было дело государственной важности, а кодекс чести благородных оу учил, что ради столь великих целей можно пожертвовать всем… Даже тем, что стоит на одну ступеньку выше жизни и всего лишь на ступеньку ниже верности вождю!

Даже среди ночи навскидку Ренки мог бы привести десяток примеров из ставших каноническими баллад. В конце концов, если бы оу не ставили верность вождю во главу угла своих взаимоотношений с миром, они скорее всего уже давным-давно выродились бы не пойми во что…

Да, Ренки был отнюдь не в восторге от роли шпиона, которую ему навязали, но он взялся ее исполнять со всей возможной старательностью и решительностью. И, как обычно, здесь тоже не обошлось без помощи и советов Готора.

Все-таки для Ренки этот человек, несмотря на уже довольно продолжительное знакомство, продолжал оставаться загадкой. Подчас самые банальные и естественные вещи вызывали у него насмешку, а то и раздражение или злость. А в следующий момент он совершенно спокойно говорил о вещах, от которых Ренки едва ли не на стенку лез от возмущения или брезгливости.

Почему-то слыша о предписанном богами разделении людей на благородных и низких, он лишь насмешливо улыбался, а порой и просто явно не принимал. Но в то же время некоторая моральная нечистоплотность, которая неизбежно была сопряжена с действиями общества, кажется, вовсе не тревожила его.

При иных обстоятельствах Ренки бы мог даже счесть Готора человеком неблагородного происхождения. Ибо и сам Готор не больно-то на нем настаивал, а то и вовсе пытался скрыть его. Тщетно. Во всем облике и поведении этого человека было что-то, что даже полковника заставляло чувствовать в Готоре равного себе и даже более того.

Кстати, об этом «более того»… Подчас Ренки казалось, что в глазах смотрящего на окружающих приятеля читалось что-то такое… Будто бы естествоиспытатель наблюдает за возней муравьишек или некий бог спустился на землю, чтобы ради забавы вкусить простой людской жизни. Будто бы он знает что-то такое, на тысячи лет вперед и назад. Видит сквозь землю и читает в душах людей проще, чем в книгах…

Будто бы он живет по нормам и законам какой-то своей собственной морали, не завися от мнения и предрассудков других людей. Говорят, даже короли не могут позволить себе подобного. А вот Готор мог.

Вот и в этот раз, например, приятель с такой легкостью и естественностью прочитал ему лекцию о шпионаже, что в процессе Ренки почти поверил: это достойное и весьма увлекательное развлечение благородного человека, а не падение в бездну бесчестия.

А все эти тонкости и хитрости… Как незаметно следить за человеком… Как проверять, не следят ли за тобой. На что надо обращать внимание и как втираться в доверие. Как словно бы исподволь расспрашивать человека, маскируя истинно интересующие тебя цели за словесной шелухой. Обо всем этом Готор говорил так, будто сам долго учился быть шпионом и даже не пытается скрывать это.

Как после этого всего следовало относиться к другу? Особенно если рефреном ко всем советам и объяснениям было: «Главное, не рискуй, твоя жизнь нам важнее всех тайн королевства!»

Но если моральные терзания доставляли Ренки определенные трудности, то с реализацией намеченного плана проблем не возникало. Двери богатых домов открывались перед ним стремительнее, чем бутылки вина в компании безнадежных пьяньчужек.

— Ну сам подумай, — объяснил ему эту странность Готор. — Городишко этот тихий, захолустный и безумно скучный. Тут народ еще вовсю обсуждает дерево, в которое десять лет назад молния попала, и белую собаку, шесть лет назад родившую семерых черных щенков, видя во всем этом некие зловещие знамения и предсказания. Тут все друг друга знают с младенчества и до смерти. Ничего нового, жизнь однообразна и размеренна. А тут вдруг ты! Личность невероятно романтичная и загадочная. Благородный, попавший на каторгу, а потом благодаря своим невероятным подвигам поднявшийся столь высоко. Откуда знают про каторгу? А ты что, всерьез думал, что это удастся скрыть? Весь полк об этом знает и болтает, не стесняясь. Так что стоит налить любому солдатику кружечку да задать правильные вопросы — и данный факт мгновенно всплывет в разговоре. Другое дело, как подать этот факт. Ведь даже из нашей солдатни никто толком не знает, за что ты на каторгу попал. Кто-то болтает про невероятные злодейства (ты вроде как младенцев ел и невинных девушек тыщами соблазнял), а кто-то намекает на козни врагов, родовую месть и прочую чушь. Я даже слышал версию, что тебя посадили за занятия колдовством. Мол, ты и кредонцев не порохом взрывал, а своей магией. Почему ты взрывал? Так я же в теньке держусь, а ты у нас на солнышке, со всех сторон виден. Вот про тебя сказки и выдумывают. В общем, я когда с нужными купцами дела крутил, на их расспросы вовсю намекал на некие загадочные и жутко романтичные обстоятельства. Ну и вообще, раздувал нездоровые сенсации. Что такое «сенсации»? Не важно. Главное, теперь стоит только одному купцу заполучить тебя в свой дом, и все остальные тоже захотят. Потому как в местных масштабах ты вроде экзотической зверушки и последнего писка моды одновременно. Не благодари. Пользуйся!

Что ж, как всегда, друг оказался прав. Стоило только первому купцу, которого Готор во время обсуждения темных делишек общества изящно подвел к этой мысли, пригласить Ренки учителем фехтования для своего сынка — и предложения полились, как капли дождя. Благо отпрыски мужского пола и подходящего возраста имелись почти в каждом купеческом доме. А у кого не было, придумывали предлоги посложнее. Ибо здоровый дух соперничества в этот сословии был развит очень хорошо. И уступить соседу хоть в чем-нибудь, ну хотя бы упустив возможность пустить пыль в глаза, считалось за серьезное поражение, которое (по словам Готора) якобы даже вредило деловой жизни.

Наверное, займись Ренки преподаванием всерьез, он быстро сколотил бы себе небольшое состояние. Но, увы (или к счастью), приходилось отвечать отказом на большинство просьб, соглашаясь идти лишь в те дома, на которые указывал Готор.

Проблем с «легендированием» (выражение Готора) данного выбора не возникало. Ренки интересовали лишь самые большие и богатые семьи, так что объяснять, почему учитель из множества вариантов выбрал именно эти, никому не приходилось.

— Простите, как вы сказали? — Ренки в изумлении поднял брови.

— Я сказал, — с усмешкой ответил собеседник, — не согласитесь ли вы обучать фехтованию мою дочь?

— Зачем? — с туповатым видом спросил Ренки, сильно подозревая, что стал объектом какого-то глупого розыгрыша.

— У меня нет наследников мужского пола, — спокойно, терпеливо и даже будто бы слегка снисходительно пояснил собеседник. — И в свое время торговые дела я, скорее всего, буду вынужден передать Одивии. Мы занимаемся морской торговлей, и девочке придется проводить много времени на кораблях, а значит, будет необходимо уметь постоять за себя.

— Глупость какая-то! — выпалил Ренки, не сумев сдержаться и соблюсти любезную вежливость. — Женщина с оружием… Не говоря уж про шпагу! Почему бы просто не нанять управляющего, который будет вести все дела, пока она… ну там, не знаю… станет вышивать или… Опять же, выдайте ее замуж за подходящего человека. Он будет ходить на ваших кораблях и вести дела, пока она будет сидеть дома, заниматься с детьми и вести хозяйство!

— Увы… — с плохо скрытой иронией ответил собеседник. — Печально, что этот совет никто не дал мне лет этак десять-пятнадцать назад. Ее мать умерла при родах, и я был вынужден всюду брать девочку с собой, так как не хотел и даже боялся с ней расставаться. Вот и выросло из нее… Вышивать она не умеет вовсе, а вот по части ведения дел, наверное, вскоре и меня сможет за пояс заткнуть. Она уже в тринадцатилетнем возрасте вполне могла вести мою бухгалтерию, а в пятнадцать распоряжалась капиталами в десятки тысяч корон. Могла подсчитать барыш за товар, отправляемый за тридевять земель, к Восточному архипелагу… А уж прибыль она чует, как акула кровь. Заставить ее сидеть дома и вести хозяйство — это как вас, благородный сударь, драться веником вместо шпаги…

— Но, — все никак не мог смириться Ренки. — Я не могу пойти на это… Как бы расторопна с деньгами ни была ваша дочь — это вовсе не означает, что она может научиться такому мужскому искусству, как фехтование. Более того, боюсь, обучение даст ей ложные надежды и представления о своих возможностях, что, несомненно, погубит ее, заставив вступить с схватку там, где надо бежать или просто умолять о милосердии. Определенно, учить девицу фехтованию — весьма неразумно.

— Что ж, — грустно ответил собеседник, — нечто подобное я и ожидал услышать. И если в ваших силах обучить мою дочь способу, коим можно вымолить милосердие у кредонского пирата, я буду счастлив заплатить вам любые деньги за подобную науку. Хотя, боюсь, милосердие кредонцев в отношении молодой девушки будет пострашнее смерти… Так что вы все-таки подумайте еще над моим предложением. Я готов платить вам втрое, нет, впятеро против вашей обычной ставки…

Ренки пришлось подумать. И вовсе не по причине предложенной высокой оплаты. Гораздо важнее было то, что этот дом являлся последним из списка подозреваемых, куда Ренки еще не смог пробраться.

Но с другой стороны — обучать девушку? Даже если отбросить здравый смысл, есть же какие-то нормы приличия, которые нельзя нарушать!

— Ну что ж, братцы… Давайте подведем итоги, — открыл собрание Готор, привычно взяв на себя председательские функции. — Начнем с тебя, Дроут.

Поскольку собрание было особо важным и сверхсекретным, собрались они в домике, где проживали Готор и Ренки. Уж неизвестно, за какие веревочки дергал Готор и кому давал на лапу (а кто еще мог это подстроить?), но даже после прибытия в полк пополнения их не уплотнили, и два приятеля по-прежнему могли жить каждый в своей комнате, в тихом домике, окруженном садом, где кроме них, хозяйки и пожилой служанки другие жильцы отсутствовали.

И это при том, что даже вновь прибывшие офицеры подчас вынуждены были делить одно помещение на двоих. А волонтеры, из тех, кто победнее, набивались в комнаты по четыре-пять человек. А уж про солдат и говорить нечего. На трех рядовых полагалось одно спальное место и использовать его следовало посменно. Все-таки целый полк — это немалая нагрузка для городка, по всем улицам и переулкам которого можно было пройти часа за два неспешным шагом. Места на всех не хватало.

Видимо, хозяйка была в курсе, кому обязана избавлением своего жилища от толпы солдатни (в этом отношении Готор не имел привычки проявлять излишнюю скромность), и потому была настолько снисходительна, что позволила собрать в своей столовой компанию из шестерых приятелей, заведших знакомство еще на судне для перевозки каторжников, четверо из которых все еще оставались рядовыми, и даже выставила им угощение со своей кухни. Отвыкшим от домашней еды солдатам обед показался безумно вкусным.

— Ну короче, — начал старый домушник. — Мужик этот, Ваар (зуб даю, имя не настоящее), точно ни к какому обществу никаким боком. По всему видать, повадки не те.

Мужик, конечно, матерый, опытный, я бы даже сказал, скользкий, но и говорит не так, и знаков правильных не кажет. Я поначалу думал, может, он из «ювелиров» или убийца высшего ранга — они тоже все из себя на особицу. Но нет, точно не из общества.

Мы с Таагаем мозгами пораскинули и решили, что он вовсе из благородных будет, хоть и прикидывается не то приказчиком, не то еще какой мелкой сошкой. Проскальзывает у него иной раз этакая масть. Да и то, как он себя с другими ведет. Нет, точно, он из благородных будет.

— Угу. Понятно, — кивнул Готор. — А что насчет связей?

— Ну общается он со многими, — все так же неспешно и явно получая удовольствие от происходящего, ответил Дроут — негласный командир «следящей четверки». — Но мы осторожненько присмотрелись. В общем, у многих он по большей части только новостями интересуется да удочки на разные темы забрасывает. А дела у него с контрабандистами из Северной слободы и ребятами, которые потом те грузы дальше в королевство толкают.

Да, ту четверку, что осталась от пришлой банды «подворотников», которая карету подрезать хотела, он сам и добил. Уж не знаю, может, те кусок больший потребовали, а может, просто хотел концы в воду спрятать. Но сделал все хитро — двое будто бы подрались и друг дружку зарезали. Еще одного оглушил и в море сбросил, будто тот по пьяни сам свалился. А последнего… даже и не знаем. Трупак так и не нашли, а мы настолько плотно к нему на хвост сесть не смогли. Он, гад, осторожный, все время оглядывается.

— А о чем он вообще базары с ребятами и вообще с людьми ведет? — поинтересовался Готор.

— Да демоны его знают. Он о чем-то серьезном больше шепотком норовит говорить. Только я думаю, он какой-то груз переправить хочет. Иначе зачем ему понадобилось бы с мастерами, которые поддельными бумагами промышляют, общаться?

— Ну а ты что нам расскажешь, Ренки?

— В домах купцов этого вашего Ваара знают как приказчика Торгового дома семьи Лоок. Здесь он для того, чтобы наладить перевозку тканей со Старых Земель и пряностей с Восточного архипелага в обмен на наши железные изделия. Купцы говорят, что на этом сейчас много не заработаешь, и вроде как подозревают, что это только для отвода глаз, а товары будут идти посерьезнее.

Но пока вроде как никаких конкретных предложений им от него не поступало, он больше расспрашивает о возможностях торговых домов, количестве у них кораблей и их оснащении, якобы выбирая наиболее подходящий для постоянного партнерства.

Да, не знаю важно ли это, но мне неоднократно намекали, что этот Дом Лоок работает под покровительством, а в сущности — принадлежит герцогам Гиидшаа.

— Возможно, это важно, — кивнул головой Готор. — Ведь их род, кажется, правил этими землями еще до завоевания? Подчас у таких людей возникают в голове разные странные мысли о возвращении былых времен и порядков. Ну а про самих купцов что скажешь?

— Фоог и Лакшаа вроде как связываться с темными делами не должны. Дома старые, богатые, репутацией дорожат и ради сиюминутной выгоды стабильным доходом рисковать не станут. По первому впечатлению, люди они осторожные и лишней жадностью не страдают. Фоог еще и сына офицером хочет сделать. Причем, не просто патент купить, а чтобы тот через Офицерское училище прошел. Понимает, что приобретенные там связи ему потом очень пригодятся. Мечтает, чтобы внуки «благородными» стали. Знаю-знаю, для тебя это не показатель верности. Но купеческому сынку и так-то непросто в подобное заведение попасть. А если у его отца хотя бы тень грязного пятна на репутации будет, то шансов вообще никаких. Еооиоса… Сам хозяин — скользкий и на вид подловатый тип. Но у этого Торгового дома сейчас все корабли в плавании. Прибытие ближайшего судна ожидается только через два месяца. А потом еще недели три-четыре этот корабль будут разгружать, ремонтировать, дно как-то там чистить. В общем, на ближайшие три месяца Дом Еооиоса из игры выключен. Раанкаай. Самый маленький Торговый дом из всех, что ты мне назвал. У них всего три корабля. Стабильного дела нет. Выполняют разные заказы. Имеют связи в столице. Кажется, многие купцы не очень понимают, как Дом Раанкаай вообще на плаву держится. Я так думаю, за счет контрабанды или еще каких-нибудь темных дел. Трооги… Еще недавно были тут выше всех. Но сейчас у них полоса неудач. Пропали подряд три корабля с товарами, большие долги. Внешне — блеск и позолота. Но внутри… Кажется они даже на еде экономят. Ну или просто скупые по жизни. Мне они, кстати, жалованье за прошлую неделю так и не заплатили. Сказали: сейчас нет наличных денег. Ну и наконец, Ваксай. Про них я пока мало что могу сказать. Они иностранцы. Ну почти. Родители хозяина переехали сюда из Валкалавы, когда ее удихи захватили, он тогда уже подростком был. Видать, что-то с собой успели прихватить, потому что развернулись довольно быстро и сейчас владеют дюжиной кораблей, причем самых крупных. Торгуют и со Старыми Землями, и с Восточным архипелагом. И даже вроде как дальше, на юга экспедиции посылают, все новые источники доходов ищут. Рисковые люди. Мне кажется, такие способны на все.

— Это наследницу Дома Ваксай мне пришлось уговаривать тебя взять в ученицы? — вспомнив недавний разговор, хохотнул Готор. — И как тебе она?

— Ну… — поморщился Ренки. — Довольно неприятная особа. Хотя вынужден признать — шпагой она уже владеет довольно неплохо. Но это все в зале для фехтования. А вот в жизни небось мышь увидит и в обморок рухнет.

— Гы… — подхватил Гаарз. — Страшила небось? Помню, у нас в порту была одна бабища… На полголовы выше меня, а вширь — таких, как я, двое. А по части зада — так и трое. Трехпудовый куль зерна одной рукой подымала. Ну а рожа… чистая облизьяна из западных джунглей, от нее даже лошади и быки шарахались…

— Да нет, — вынужден был признать Ренки. — Эта — довольно милая… на вид. И коли бы вела себя, как пристало благовоспитанной девице, вполне бы могла даже считаться красивой. Но эти ее мужиковатые замашки вряд ли кому-нибудь могут показаться привлекательными.

Ренки было из-за чего морщиться. Когда Готор все же уговорил его взять сию особу в ученицы, Ренки ждал с ее стороны хотя бы какой-то благодарности за оказанное ей снисхождение. А в ответ она при первом же знакомстве посмотрела на него, как…

Тут надо пояснить, что работа учителем фехтования являлась одним из немногих занятий, не связанных с войной или гражданской службой, которая бы не считалась постыдной для благородного человека.

Учителем вообще было быть достаточно почетно. Так повелось еще с древних времен. «Учитель» звучало уважительно даже по отношению к юнцу или старому дураку, обучающему совсем малых детей различать буквицы и чертить палочки и кружочки в прописях. А уж истинно ученые люди легко преодолевали все сословные преграды. Ведь недаром еще в Первом Законе специально было прописано уважительное отношение к тем, кто знает, ищет новые знания и делится знаниями с другими.

А быть учителем боевых искусств… Недаром самый древний зал в столице Тооредаана был построен еще Даагерииком Первым — основателем города и королевства. И, по легенде, сам король не гнушался лично обучать воинов своей дружины и их детей благородному искусству войны.

Ну а после реформ Ваарасика Второго, когда многие рода благородных оу лишились постоянного дохода, их отпрыски частенько были вынуждены обменивать накопленные столетиями знания своих предков на презренные кружочки желтого, а то и белого металла.

Что ни говори, а занятие это было достойным. А эта наглая девчонка смотрела на Ренки, будто на прислугу. Или даже более того, в ее взгляде была какая-то насмешка и презрение, будто она знала о своем учителе какую-то постыдную тайну или поймала на каком-то смешном и недостойном поступке.

А потом и того хуже. Едва взяв в руки шпагу и встав напротив своего учителя для проверки уровня знаний, Одивия мгновенно сделала, в сущности, простенькое обманное движение и нанесла ему укол в правую руку. Она просто застала его врасплох, ибо Ренки, естественно, не ожидал от девицы подобной прыти.

Последующие учебные схватки Ренки выиграл, наверное, раз пятнадцать подряд. Причем в одиннадцати из них он просто выбивал шпагу из рук противницы и сопровождал это едкими комментариями.

Нет, в сущности, девица была не так плоха. Даже более того, из всех имеющихся у него на данный момент учеников она была как минимум на третьем месте. Но, конечно, тонкое женское запястье было неспособно выдержать силу ударов молодого тренированного мужчины… пусть даже это запястье и являлось куда более крепким и мускулистым, чем у большинства встречаемых раньше Ренки девушек. И это, кстати, совсем девицу не красило.

Тут, правда, в учителе проснулся «профессиональный интерес», и он вместо того, чтобы продолжать наглядно объяснять девице, почему ее рукам более пристало держать пяльцы для вышивания и иглу, оставив оружие представителям сильного пола, начал разрабатывать приемы противодействия грубому силовому давлению. В процессе чего, к собственному удивлению, Ренки обнаружил, что сие существо вполне обучаемо и даже обладает определенными способностями… в рамках своего пола, конечно. О чем он и не преминул сообщить своей ученице… А та, вместо того, чтобы мило покраснеть, услышав комплимент, и рассыпаться в благодарностях, вдруг опять задрала нос и начала строить из себя неизвестно что… Абсолютно невоспитанная особа!

— Что ж, неплохая работа! — одобрительно кивнул Готор, когда Ренки закончил свой рассказ.

— Я всего лишь следовал твоим инструкциям. Да и купцы обожают почесать языками, сплетничая друг про дружку… Мне даже толком и подводить их к этому не пришлось, — ответил Ренки, чувствуя будто бы некое раздвоение сознания.

С одной стороны, похвала его «шпионских» достижений выглядела почти оскорбительно. Истинный оу может делать грязную работу, если это велит ему его высший долг. Но болтать об этом и тем более хвастаться — это недостойно. Но с другой стороны, похвала друга была Ренки по-настоящему приятна, да и сам он, чего греха таить, гордился своими достижениями. В конце концов, он сам сумел не только собрать информацию, но и проделать на ее основе некоторую аналитическую работу, и сделал это хорошо.

— Ладно скромничать, — отмахнулся Готор. — Ты молодец! Дальше вы, ребята. Продолжайте приглядывать за этим Вааром, но очень аккуратно. А мы с Ренки… Нет, наверное, я сообщу обо всем, что мы успели узнать, лейтенанту. Ренки, а ты — спать. Уж больно у тебя измотанный вид.

Да, Готор был прав. Двойная нагрузка по обучению новобранцев в качестве унтер-офицера, да еще и подработка учителем фехтования выжали из Ренки все соки.

Глава 5

— Ренки, да врежь ты ему как следует! — не выдержав, рявкнул сержант Доод, глядя на то, как волонтер пытается что-то втолковать новобранцу. — Эта тупая скотина иначе не поймет!

Ренки очень не хотелось этого делать. Может, продолжительное общение с Готором, а может, то, что он испытал «палочный стиль преподавания» на собственной шкуре, но при обучении вновь прибывших солдат волонтер оу Дарээка старался как можно реже пускать в ход палку, веря, что положительного результата можно добиться и более гуманными методами.

Увы, но практика показывала, что это было не всегда так. Привыкшие к тому, что остальные унтеры буквально «вдалбливают» в них знания, новобранцы просто не слушали объяснения юнца, что-то пытавшегося втолковать им одними словами, не подкрепленными «профилактической лупцовкой».

А этот солдат еще и был откровенно туп и, кажется, просто не понимал, что происходит.

— Рядовой. Десять шагов вперед, — приказал Ренки. — Напра-во! Нале-во! Кру-гом… Отставить. Какая нога должна стоять на месте, а какая двигаться? Забыл? Запомни: та, что болит, остается все время на месте. — И с этими словами он вдарил туповатого новобранца палкой по бедру. Не так чтобы сильно, но боец свалился.

— Это правильно, ваша милость, — расплылся в подобострастной улыбке Доод. — Это даже лучше, чем просто обломать палку о его спину. Я так тоже теперь делать буду! Спасибо, что научили.

От внезапно изменившегося тона и улыбки Доода у Ренки едва глаза на лоб не полезли. Нет, матерый служака с момента повышения статуса своего бывшего подчиненного всегда был подчеркнуто вежлив… в присутствии других. Он позволял себе некоторую фамильярность только в очень личной беседе, либо когда Ренки выводил его из терпения своей излишней добротой или бестолковостью. Вот как в этом случае… Но уж больно резкая была перемена и нарочито почтительный тон.

Проследив за устремленным куда-то ему за спину взглядом Доода, Ренки наконец заметил направлявшуюся в его сторону компанию из четырех волонтеров, которую возглавлял оу Лоик Заршаа.

— Привет, Ренки, — поприветствовал он его, радостно улыбаясь. — Давно тебя не видел в штабе, куда пропал?

— Слава богам, — ответил Ренки. — Меня отпустили на волю из этой клетки. Здравствуйте, судари…

— Да-да… — спохватился Лоик. — Позволь тебе представить: оу Ваагнар, оу Скаршии и оу Кистоок, наши новые товарищи. А это, судари, тот самый знаменитый оу Дарээка, о котором я вам так много рассказывал.

Ренки вежливо кивнул новым знакомым, не забыв при этом держать спину максимально прямо и повыше задрать нос — старые традиции надо соблюдать.

— Так что, дружище? — слегка ревниво спросил Лоик на правах уже старого приятеля. — Слышал, у тебя под командованием будет собственный отряд. Муштруешь для него солдат?

— Нет, — несколько более беспечно, чем, возможно, следовало бы, ответил Ренки. — Под мое командование переводят только опытных бойцов, поскольку и отряд будет выполнять особые задания. Но взамен я должен помочь подготовить новобранцев на их место. Вот, собственно говоря, этим и занимаюсь.

— Все это несколько странно, сударь, — вступил в беседу оу Ваагнар — невысокий, но широкоплечий юноша лет двадцати с лишним («Слегка староват для звания волонтера», — отметил Ренки), почему-то смотревший на нового знакомого с плохо скрытой неприязнью. — Командовать отрядом… Разве этим не офицер должен заниматься?

— Мой отряд будет слишком мал, чтобы его возглавил даже третий лейтенант или прапорщик, — слегка напрягшись, изложил Ренки версию полковника. — Но ведь и простого сержанта во главе команды не поставишь. Так что полковник решил, что я подхожу для этого более всего.

— Я смотрел списки продвижения по службе, — продолжал настаивать оу Ваагнар. — И простите, но вы там стоите едва ли не последним, однако уже получили под командование собственный отряд, в то время как мы находимся на побегушках у других офицеров…

— Сударь. — Тон Ренки стал ледяным, этот склочный тип ему сильно не понравился. Но любезность прежде всего. Ренки словно бы невзначай поправил свисающий с плеча погон с булавой и двумя топорами и постарался произнести максимально чопорно и любезно, добавив лишь искорку иронии в свою интонацию: — Если вас что-то не устраивает в создавшемся положении дел, вы вполне можете потребовать отчета у полковника оу Дезгоота. А я, увы, не уполномочен раздавать должности и назначения и даже еще не имел удовольствия заглянуть в указанный вами список служебных продвижений…

— Успокойтесь, судари… — поспешно взял на себя обязанности миротворца оу Заршаа. — Уверен, вопросы оу Ваагнара не подразумевали желания как-то задеть вас, оу Дарээка, как и ваш ответ ему. Вы же, наверно, знаете, оу Ваагнар в полку всего третий день и еще не очень хорошо разбирается в том, что тут происходит. Возможно, судари, вы все примете мое предложение отобедать сегодня вечером впятером. Заодно оу Дарээка как ветеран сможет поведать нам что-нибудь полезное о полке и его традициях.

— Увы, Лоик, — оттаивая и вновь переходя на дружеский тон, ответил Ренки. — Сегодня у меня не получится — даю уроки фехтования. Может, через недельку станет полегче, тогда и встретимся.

— По-видимому, сударь, вы отказываетесь от общения с компанией благородных, так как за время каторги привыкли к несколько более простым нравам? — влез в разговор, не дав ответить Лоику, оу Ваагнар, явно желающий продемонстрировать, что за эти три дня уже успел кое-что узнать о наиболее ярких представителях Шестого Гренадерского. — Кажется, этот сержант только что называл вас просто по имени? Вы допускаете подобное панибратство?

Ренки понадобилось вспомнить все уроки Готора, чтобы сохранить самообладание. Не психовать и никогда не оправдываться! Он даже досчитал до десяти прежде чем ответить, сумев предварительно улыбнуться максимально любезно, хотя глаза его излучали жгучий холод.

— Сударь, данный сержант может позволить себе называть меня по имени, потому что не только учил меня солдатскому ремеслу, но и дрался со мной бок о бок в двух сражениях и нескольких мелких схватках. А что касается каторги… Я попал туда за убийство человека, который, оскорбив меня, отказался драться на дуэли. И я не жалею об этом, ибо в последнее время развелось слишком много наглецов, которые думают, что можно, нахамив, отделаться легким порицанием со стороны суда. Впрочем… — Ренки все же не сдержался и решил ответить столь же жестким ударом, как и упоминание о его каторжном прошлом, чтобы отбить у других волонтеров охоту поднимать эту тему. — Оу Ваагнар? Кажется, оу вы стали называться совсем недавно? Никогда не слышал об этой фамилии. В таком случае, боюсь, вам не понять некоторых вещей, само собой разумеющихся для тех, чей список благородных предков насчитывает больше чем одно поколение.

— Сударь… — После намека на недавно приобретенное благородство оу Ваагнар пошел пятнами, чувствуя себя так, словно получил оплеуху. — Может, мой род и не столь древний, как ваш. Но зато силен и процветает. И от меня вы отказа от дуэли не дождетесь. Более того, это я вызываю вас!

Обозначив укол в лицо, Ренки бросил шпагу вниз, атакуя выставленную вперед ногу, резко сместился влево и рубанул сверху. Шпага, спружинив, отскочила от жестко поставленной защиты, и Ренки немедленно повторил удар, уже вкладывая в него весь вес своего тела, отбрасывая вражеский клинок вниз и вправо и заставляя противника сильнее развернуться. Еще подшаг по кругу с почти полным уходом за спину противника и обозначение рубяще-режущего удара по шее.

То ли не поняв еще, что произошло, то ли не смирившись, противник попытался суетливо развернуться для атаки. Но Ренки резким махом подсек торопыгу под обе ноги, и тот рухнул на паркет, ударившись спиной, а учебная рапира улетела куда-то в угол.

— Что это с вами сегодня, сударыня? — снимая защитную маску, холодно поинтересовался Ренки. — Вы делаете одну ошибку за другой. Сколько раз я вам говорил о том, чтобы не пытаться парировать оружие противника подобным образом? Все лелеете надежды в один прекрасный момент приобрести силу рук матроса, тягающего на корабле канаты? А сколько раз можно повторять, что, если уж пустили противника себе за спину, не пытайтесь что-то предпринимать, стоя на одном месте, а резко рвите дистанцию, уходя в наиболее трудно достижимую для него зону? И наконец, сударыня, не объяснял ли я вам, что даже в случае падения одного из противников схватка не останавливается? То, что вы валяетесь на спине, задрав лапки кверху, как дохлый мышонок, вовсе не означает, что вас не станут добивать. Движение, движение и еще раз движение. Как только вы замираете на месте — вы мишень. Останавливаетесь — труп! Вы отрабатывали перекаты, которые я вам показывал? Кажется недостаточно! И да, сударыня, вы все еще лежите на том же месте! — С этими словами Ренки не сильно, но весьма чувствительно хлестнул ученицу по выглядывающей из-под грубых матросских штанов лодыжке.

Девушка сначала вздрогнула от внезапной боли, дернула ногой и попыталась изобразить кувырок назад через плечо с выходом на ноги. Но движение было недостаточно энергичным, и она застряла в нелепой позе, устремив попу и ноги к потолку.

— Весьма жалкое зрелище, — холодно прокомментировал сие действие строгий учитель, невольно ловя себя на том, что с трудом может отвести взгляд от этой попы и оголившихся почти по колени ножек. Конечно, в штанах даме фехтовать намного удобнее, но как можно настолько забыть о приличиях?

— Благодарю вас, сударь, — столь же холодно произнесла ученица, неловко поднимаясь с пола. — Искренне благодарю, что относитесь к занятиям со мной столь серьезно, не делая поблажек и скидок на то, что я женщина.

— С чего это вы решили, что я не делаю поблажек? — иронично приподняв бровь, осведомился Ренки.

— Сужу по своим прежним учителям… — отрезала ученица.

— Хм… Они оказывали вам весьма дурную услугу, внушая ложные представления о ваших возможностях. Смертельный поединок — это самый честный вид взаимоотношений двух человек. В нем недопустимы фальшь и притворство.

— Какая глубокая мысль, — усмехнулась Одивия Ваксай. — Сами придумали? А как же все те финты и уловки, которым вы меня обучаете?

— Всякий сколько-нибудь образованный человек знает, что слова эти принадлежат маэстро Вигаа — непревзойденному воину, чья слава сияет уже больше трехсот лет! Каждый из противников должен понимать, что оппонент хочет его убить. И знать, что враг пойдет ради этого на что угодно. Маэстро Вигаа в своем трактате «Смысл клинка» говорит, что обман противника — это всего лишь уловка, прием. Самую же страшную ложь мы слышим не от других, а внушаем себе сами. Совершенствование в искусстве владения оружием помогает нам избавиться от ложных иллюзий, фантазий и самодовольства.

— Это не тот ли маэстро Вигаа, — уточнила ученица, — что умер от чумной чесотки, ибо так боялся быть застигнутым врагами врасплох, что даже перестал мыться? Бедные его родственники и соседи! Полагаю, своей вонью он сразил не меньше народа, чем мечом!

— Ну у человека, одержавшего победу более чем в двухстах только официальных поединках, естественно, было много врагов, — стараясь не показывать смущения из-за столь неожиданной трактовки жизни одного из героев древности, важно ответил Ренки. — А ведь он был еще и ветераном четырнадцати войн и провел множество мелких схваток, не вошедших в описание его жизни…

— Ах да, кстати, — вдруг словно бы вспомнила о чем-то Одивия Ваксай, направившись в угол комнаты за своей рапирой, шагая при этом широким мужским шагом, а не семеня, как то и пристало бы приличной девушке. — Слышала, что вы уже предприняли попытки догнать своего кумира. Во всем городе только и говорят, что о предстоящей дуэли. Стоит ли мне в ближайшее время озаботиться поисками нового учителя или вы все-таки надеетесь победить?

— В любом случае, сударыня, — ледяным тоном ответил Ренки, которого невольно кольнула обида из-за той легкости, с которой ученица говорила о его замене, — по приказу полковника дуэль отложена на месяц. Так что, думаю, времени подыскать нового учителя у вас будет достаточно.

— Что там? — спросил оу Дезгоот, увидев, как к нему в кабинет ломится небольшая толпа волонтеров.

— О боги, опять началось… — печально вздохнул он, прочитав поданное прошение о разрешении дуэли и, повернув голову к недавно отошедшему от тяжкого недуга майору Олаанику, пожаловался: — Вечно так! Стоит этим щенкам собраться в кучку — и они неизменно затевают ссоры и драки.

— А что ты хочешь, Гаант, — ответил тот. — Это щенки бойцовых пород, а не комнатные собачки. Вспомни, какими были мы в их годы…

— Угу… — ответил полковник. — Только иной раз, когда я задумываюсь над тем, что куда больше благородных тооредаанцев погибает от рук других благородных тооредаанцев, чем от рук наших врагов, я почти готов согласиться с теми, кто предлагает вообще запретить дуэли. Хотя мне и страшно подумать, что станет с благородным сословием, коли дело защиты своей чести мы передадим в руки судейских крыс. Ну ладно… Итак, судари… Оу Ваагнар, вы в полку только третий день — и уже дуэль. Решили утвердиться подобным образом? Что ж, скажу я вам, у дуэлянтов громкая слава, но короткая карьера. На задир нельзя положиться. Теперь вы, оу Дарээка. Решили отметиться и на ристалище чести? А как там продвигается выполнение задания, что я вам поручил?

— Отряд почти полностью сформирован. Осталось только выменять одного парня из второго батальона, по слухам, он раньше был учеником аптекаря. Материалы закуплены наполовину. В этом городе можно достать не все. Мы сделали заказы купцам, они обещали подвести недостающее в течение месяца-двух.

— Про это, — строгим голосом сказал полковник, — яуже слышал вчера от лейтенанта Бида. И не могу сказать, что полностью удовлетворен услышанным. Я дал ему кое-какие дополнительные указания о том, что вам надлежит делать дальше…

— Но… — начал было возражать Ренки, однако, сообразив, о каком задании в действительности говорит полковник, резко умолк и, вытянувшись в струнку, отчеканил: — Приложу все усилия, господин полковник, чтобы выполнить ваши приказы!

— Вот-вот… — многозначительно заметил оу Дезгоот. — Приложи! Не хватает мне еще самому доделывать работу за разными сопляками, позволившими себя убить или ранить. Вашу дуэль, господа, я откладываю на месяц. И делаю я это по двум причинам. Первая — оу Дарээка действительно надо доделать работу, которую я ему поручил. А поручил я ее ему, потому что уверен, что только он и сможет ее сделать так, как надо… А второе — запомните: нынче идет война и приоритетное право вас убить сейчас находится в руках у кредонцев и ореданцев. Так что все ваши дуэли будут откладываться на месячный срок. А прожить месяц в ожидании поединка — это не то же самое, что, бросив вызов сгоряча, немедленно проткнуть своего соперника или заполучить его шпагу себе в печень. Это станет хорошим испытанием для ваших нервов, ну а я со своей стороны добавлю вам проблем. И надеюсь, что, глядя на вас, ваши приятели трижды подумают, прежде чем затевать очередную свару. Да, волонтер оу Ваагнар, с сегодняшнего дня вы переходите в подчинение капитан-интенданта оу Жаароока. И если он будет недоволен вашей службой, вы сильно рискуете покинуть полк вне зависимости от результатов дуэли.

— Значит так, ребятки, — довольно щурясь, сказал Готор. — Полковник дал добро пощупать кого-нибудь из наших приятелей. Но не Ваара и не купцов. Нужен кто-то помельче, однако знающий хоть что-то полезное. Но в то же время сделать это надо так, чтобы не привлечь внимания к себе. Дроут?

— Хм… — задумался опытный домушник. — Тут ведь это… Не все так просто. Местные тут «по закону» живут. У них между собой лад. Ежели чё — вопросы решают на общей сходке, у них даже «судья» есть. Тут ежели кого тронешь, с ходу все общества против нас подпишутся. Вот разве что… Есть здесь один хитрозадый — бумаги подделывает. Но сам не в «обществе бумажников», а сидит под купцами. Когда этот Ваар к нему захаживать начал, мы осторожненько так подрасспросили. Местные говорят, будто этот Фоат раньше чуть ли не при королевском печатном дворе ошивался. Но то ли проворовался, то ли еще чего, тока выперли его. А добрые люди подобрали и пригрели, увезли в эту глушь и к делу приставили, потому как фальшивки у него получаются очень убедительными.

— А под какими купцами-то он сидит, говоришь? — спросил Готор.

— Дык напрямую-то с ним кто связываться будет и себя светить? — начал отвечать Дроут. — Вроде как для всех «работает» и ни с кем не связан. Слухи ходили насчет Дома Раанкай, но правда это или нет, никто не знает. А тока когда местные Фоата пощупать захотели, очень суровые ребята за него заступились. И охотку этого мужика щупать кой-кому напрочь оторвали. И глядючи на то, что от тех щупальщиков осталось, и другие подобные мысли из головы выбросили. И по сей день в его доме вроде как четыре охранника живут, якобы работники. Но мы тех работников рожи видели. Ежели они когда чем и работали, так точно тесаком либо шпагой. Так что хитрована этого ухватить не так-то просто будет!

— Ну что же, объект вроде и правда подходящий. Если узнаем, какие конкретно бумаги у него Ваар заказывал, может, наконец поймем, с чем дело имеем. Два дня на подготовку. Все по очереди должны вокруг дома этого Фоата походить. Ищите, как придти незаметно и уйти безнаказанно. Где можно засады поставить, где слабые места в охране дома. Но так, осторожненько. Каждый по разу, не более. Потом увиденное сразу зарисовать, кто как умеет. Или хотя бы запомнить получше, а для этого надо мысленно проговорить все, что заметил. Ренки, постарайся осторожненько навести справки у местных купцов. Лучше всего спрашивай не о человеке, а о доме, в котором он живет. Выдумай что-то вроде: «Понравился одному знакомому волонтеру, хочет снять…» Ну или что-то подобное. Брать, боюсь, придется с некоторым шумом. Так что я подготовлю несколько игрушек. А вы, ребята, — обратился он к четверке «выслеживателей», — распустите слухи, что якобы кое-кто важный шибко этим Фоатом недоволен за плохо сделанную работу и вроде как даже предлагает плату тем, кто возьмется его наказать.

— Но ведь тем самым мы заранее предупреждаем противника об опасности, — встрепенулся Ренки. — Обязательно ведь кто-нибудь прибежит заработать денег, заслышав такие новости.

— Когда подделываешь королевские бумаги, и так все время приходится быть настороже, — отмахнулся Готор. — Так что, думаю, охранники там соревнований, кто дольше проспит, не проводят. А так потом меньше вопросов будет.

— Главное, не забыть закрыть глаза, — едва ли не бормотал Ренки, притаившись за оградой довольно большого дома. Два этажа, девять окон по фасаду и три с торца. Для проживания всего пяти человек жирновато будет. А еще Готор умудрился выяснить, что в городской управе здание записано как разрушенное и потому не годное для расквартирования солдат. Сволочи хитрозадые! Домик-то вполне целый и крепкий. Даже более того — сам как крепость…

Стоит на резко обрывающемся к морю берегу. И пусть обрыв не так высок — два-четыре человеческих роста, но внизу сплошные камни, так что на лодке не подойдешь. А с оставшихся сторон обнесен высокой, сложенной из ракушечника оградой. В общем, вполне можно оборону держать.

— Ну что, — сказал Готор при окончательном обсуждении возможностей захвата этого дома. — Брать будет с шумом и грохотом. Армия мы, в конце-то концов, или нет?

— Дык ведь, — с сомнением сказал Таагай, чье предложение попытаться аккуратно вскрыть замки только что было отвергнуто, причем Готор привел вполне веские доводы, судя по которым, можно было предположить, что он весьма хорошо знаком и с профессией домушника, потому что уже на третьем-четвертом предложении бывалые ворюги Дроут с Таагаем лишь почтительно заглядывали ему в рот и шевелили губами, будто бы проговаривая про себя все услышанное для лучшего запоминания.

— Как видите, — подытожил тогда Готор. — Вариантов ловушек может быть множество. И я не сомневаюсь, что какие-то из них наши… гм… приятели обязательно используют.

— Но ведь шум привлечет внимание… — осторожно вставил Ренки. — Прибегут горожане, стражники… — Нам что, и с ними всеми воевать?

— Во-первых, горожане, услышав взрывы и пальбу, скорее всего запрутся у себя по домам. Дураков-героев самолично лезть под пули и отражать возможное нападение супостатов, когда в городе стоит целый гренадерский полк, думаю, найдется немного. А во-вторых, Ренки, ты как младший почти офицер все-таки должен был бы знать, что согласно вновь утвержденному распорядку завтра город патрулирует рота лейтенанта Бида. А твое капральство (то есть мы все) отвечает как раз за этот участок.

Кстати, сержанты Йоовик и Доод будут патрулировать соседние районы. Так что, если что, я договорился о сигналах, по которым они придут к нам на помощь. Ну а если какие-нибудь герои-торопыги все-таки прибегут на звуки пальбы… Мы кто? Правильно: армейский патруль, и героически ведем борьбу с злодеями, напавшими на дом и убившими его хозяев… Думаю, все сообразят, что говорить в случае необходимости?

— Дык… — ошеломленно хлопая глазами, сказал Дроут. — Это ж чего получается-то? Это мы ж, выходит, теперь… Да так ведь можно любой дом…

— А ну цыц! Закатай губу, Дроут, — с необычной жесткостью сказал Готор. — Забыл, что тебе в первый же день службы сказали? Начнешь старыми делами заниматься — забьют палками. И нас всех с собой под палки утянешь! Уясните все — это не ограбление, это часть нашей службы королю. И разрешение на данную операцию дал лично полковник оу Дезгоот. И если хоть кому-то придет в голову провернуть подобное в собственных интересах… Если я не буду лежать рядом под палками, то одну из них буду собственными руками держать, и жалости к подобной твари у меня не будет ни малейшей! Всем ясно?

— Да ладно, чё ты, Готор, и пошутить нельзя, — забормотал побледневший Дроут, ибо выражение лица у их вожака в этот момент было действительно зверским.

— Такие шуточки на корню давить надо! — столь же свирепо продолжил Готор. — Чтобы в голове не задерживались и в дела не прорастали. Короче, я сказал. Надеюсь, меня поняли все.

После чего он обвел глазами своих соучастников, задерживая взгляд на каждом и дожидаясь утвердительного кивка. Даже Ренки кивнул, завороженный взглядом Готора, хотя у него и в мыслях не было воспользоваться своим положением подобным образом. Но вид обычно добродушного и насмешливого Готора сейчас действительно был пугающим.

— Вот и славненько, — вновь становясь самим собой, подвел вожак банды итог этого психологического этюда. — Всем все понятно! Теперь осталось решить кучу мелких проблемок, и будем думать, что план готов.

Да уж. Ренки раньше считал, что умеет составлять планы, но вскоре понял, что до приятеля ему очень далеко. Почти полночи они просидели, тщательно оговаривая разные мелочи, типа где взять повозку, в которой можно незаметно подвезти необходимые для штурма вещи. Где ее поставить, чтобы, с одной стороны, была под рукой, а с другой — не бросалась в глаза.

Даже вот эта вот лестница. Старательно обсуждалось не только где ее утащить, но и где найти пилу, чтобы распилить на две части, которые влезут в украденный возок и позволят перебраться через забор, причем в конкретном месте. А потом еще решался вопрос, как лучше эту лестницу установить, чтобы стоящего на ней стрелка не сшибло на землю из-за отдачи мушкета.

Одежда, оружие, дополнительное оборудование вроде веревки с кошкой на конце, изогнутого ломика для срывания замков и взламывания дверей. Знаки, которые штурмующие будут подавать друг другу. Кто и откуда должен начинать, в какой последовательности. Куда бежать, при каких обстоятельствах можно менять намеченный план, что делать в том случае, если что-то пойдет не так…

Под конец у Ренки разболелась голова, и он полностью запутался в навыдуманных подробностях. Но Готор как-то умудрился все их свести к довольно понятному и простому плану.

— Это, ребятки, — сказал он, самодовольно усмехаясь, — называется «мозговой штурм». Чем больше наштурмуем сейчас, тем проще будет потом…

— Открывайте, сволочи, пришла ваша смерть! — послышался от ворот голос Готора, вдруг начавшего изъясняться необычайно пафосным слогом.

В это время Киншаа и Гаарз принялись лупить по воротам специально принесенным бревнышком, впрочем не очень-то сильно вкладывая в это дело душу, поскольку еще накануне убедились, что ворота эти сделаны более чем основательно.

Ренки, стоявший шагах в сорока от ворот, приставил лестницу к ограде и поднялся по ней, осторожно заглядывая сверху во двор…

Из дома выскочили четыре фигуры, выстроились в линию шагов за десять перед сотрясающимися воротами и начали быстро раздувать мушкетные фитили. Судя по сноровке, с которой они все это проделали, это были опытные и умелые вояки.

Ренки достал выданный Готором бумажный цилиндрик, зажег от фитиля выходящий из него хвостик и подбросил его вверх, подавая сигнал. «Главное — не забыть закрыть глаза…» — повторял он про себя как заклинание.

Несмотря на зажмуренные глаза, Ренки уловил зеленую вспышку. В ворота перестали колотить тараном. Это значит, что сейчас Готор бросит во двор свою «подлянушку» (как он сам изящно выразился)… «Главное — закрыть глаза»… — повторял Ренки, несколько напуганный предупреждениями друга.

«Надо было еще добавить: заткнуть уши», — подумал он, когда вместе с ярчайшей вспышкой, саданувшей даже по закрытым глазам, по ушам чувствительно ударил резкий сильный грохот. На его фоне почти не было слышно взрыва «бомбочки», которая вынесла засов на воротах.

Ренки снова заглянул во двор. В свете переброшенного Гаарзом необычайно ярко горящего факела было видно, что из четырех защитников дома трое побросали свои мушкеты и зажимали глаза ладонями. Один из них даже стоял на коленях. Как и обещал Готор, «светошумовая граната» ослепила их яркой вспышкой и ошеломила грохотом, полностью дезориентировав.

Лишь четвертый, кажется, еще пытался что-то сделать, направляя свой мушкет примерно в сторону ворот. Ренки не стал испытывать судьбу и, прицелившись, выстрелил сам. Противник не упал, но его завертело вокруг собственной оси — пуля попала куда-то в руку, заставив уронить оружие.

И в тот же миг, ворвавшись сквозь тлеющие ворота, приятели, предварительно удостоверившись, что «клиента» во дворе нет, мгновенно добили штыками и этого, и остальных противников и ринулись к дому.

Ренки не стал ждать особого приглашения. Оставив тяжелый мушкет с наружной стороны, он перелез через ограду и бросился вслед за друзьями. В этот момент одно из окон на втором этаже озарилось вспышкой.

— Не стрелять! — на всякий случай рявкнул Готор. — Этот нам нужен живым.

Но в тот же миг и два других окна озарились такими же вспышками. Противников оказалось больше, чем рассчитывали приятели.

— Под стену… — приказал Готор. — Киншаа, из пистолетов по окнам… Не давать высунуться, но постарайся никого не подстрелить! Ренки, Гаарз, сюда.

Ренки подбежал к Готору, который копался возле закрытого ставнями окна, пытаясь вогнать ломик в щель.

— Ренки, — начал распоряжаться Готор. — Готовь шпагу и пистолет. Гаарз ломает ставню и выбивает окно. Я на всякий случай кину в окно еще одну штучку… послабее той гранаты, что была у ворот, и встану под окном. Как ухнет, делаем, как отрабатывали, — и в окно. Пистолет держи наготове. Стреляй не раздумывая, на первом этаже Фоата, скорее всего, не будет. Гаарз, ты следующий. Потом втянешь внутрь меня.

Выстрел Киншаа почти заглушил треск ломаемой рамы и звон разбитого стекла. Небольшой сверточек влетел в окно, и ночь на секундочку словно озарило странным, ни на что не похожим светом. Ренки, как по ступенькам забежав на подставленные ладони Готора, рыбкой нырнул в разбитое окно, стараясь не думать о торчащих из рамы осколках стекла.

Комната была пустой. Не глядя на лезущего вслед за ним Гаарза, Ренки подбежал к двери и слегка подергал за ручку. Дверь приоткрылась.

— Отлично, — послышался за спиной голос Готора. — Все помнят, как выглядит Фоат? Невысокий, с большими залысинами. Его постарайтесь не убивать. И помните, что где-то в доме уже должны быть Дроут с Таагаем, не подстрелите их. Я иду первым. Ренки за мной, Гаарз следит за тылом.

Идти по темному коридору было непросто. И Ренки скорее чувствовал, чем видел странную манеру, в которой передвигался Готор, какими-то дергаными движениями перебегавший от угла к углу, выставив вперед колесцовый пистолет, который он держал двумя руками. Этот пистолет был словно живой, всегда первым выглядывал в новое помещение, и Ренки на какое-то мгновение показалось, что это не Готор несет его, а пистолет тянет за собой Готора.

Наконец они нашли ведущую наверх лестницу, и Готор, прислонившись спиной к стене, начал бочком взбираться по ней, по-прежнему следуя за своим смотрящим теперь уже вверх пистолетом.

Скрежет проворачивающегося замка, вспышка пороха на полке, выстрел. В свете вспышки Ренки увидел, что кто-то на пролет выше дернулся, вскрикнул и скатился по ступенькам прямо им под ноги.

Перепрыгнув через тело, Ренки взлетел вверх по лестнице и толкнул ведущую в очередной коридор дверь. В последний момент он заметил вспышку пороха, отпрянул назад и почувствовал, как мушкетная пуля пронзила воздух возле самого его лица. Он снова ринулся вперед, мгновенно воткнув шпагу в смутно угадывающуюся в темноте фигуру.

Потом было долгое хождение по второму этажу в поисках противников, которое прервали звуки выстрела и шум драки, донесшиеся откуда-то снизу.

— …Небесный Верблюд! — выругался полковник Дезгоот. — Кто бы только знал, как ваша шайка надоела мне с этими вашими выкрутасами. За что ни возьметесь, все не как у людей…

Шайка понуро молчала, уставившись в пол. У полковника было полное право злиться.

— Дык, — объяснил Дроут. — Мы домик-то обошли, да с торца через окно и полезли, когда вы бучу начали. Осторожненько, как ты нас учил.

Влезть-то влезли, а потом и заплутали. Темнотища, ни зги не видно. Лестница-то вроде вон она где должна быть, а как ни пойдем, все в стену упираемся. Мы уж и на втором этаже стрельбу услыхали, думали, все теперь, опоздали. А тут, значит, Таагай меня и манит — шорохи, мол, услышал. Ну мы за шорохами, а тут вдруг глянь — стена-то и открывается. Ну в смысле шкаф, который вроде как к стене приставлен. Мы следом. А тут эти двое. Шустрик-то мелкий бежать навострился, а этот в нас пальнуть из пистоля хотел, да, видать, замок не сработал. Тут-то его Таагай со своего пистоля и уговорил… Ну а я вдогонку за шустриком, догнал, схомутал. А тут глянь-ка чего!

— М-да… Насколько я помню, фальшивомонетчикам у вас смертная казнь полагается?

— Ну это ежели смягчающие обстоятельства будут. Тогда да — простая казнь. А коли нет… Шкуру живьем сдерут, наизнанку вывернут и обратно натянут. И так раз двадцать! А тут. Видал, печати какие?! Эта вон вообще, кажись, королевская! За такое я даже не знаю, что сделать могут. Слушай, Готор, а давай-ка мы тут все спалим, и молчок о том, что видели. А то ведь как бы и нам за такие дела головы бы не поотрывали, за компанию-то!

— Боюсь, не получится… — хорошенько обдумав это предложение, хмуро ответил Готор. — По крайней мере, надо сначала показать все это оу Дезгооту. Пусть Киншаа сбегает к лейтенанту и доложит, что дело приняло особый оборот и требуется распоряжение полковника. Пленный-то жив?

— Ни царапинки! — заверил Дроут Готора. — Разве что синяков маленько. Привести?

— Надо бы расспросить, откуда взялись эти трое дополнительных охранников, — задумчиво сказал Готор. Да и вообще — выпотрошить, пока тепленький, все, что можно…

— Эти трое… — встрял Ренки. — Я их видел. Слуги из Дома Раанкай.

Когда полковник оглядел потайную комнату в захваченном доме, увиденное ему сильно не понравилось.

Нет, при иных обстоятельствах это было бы только на руку. Одни только чеканы для штамповки монет, печатный станок, листы поддельных королевских бланков с водяными знаками уже тянули на благодарность Королевского монетного двора. А уж набор поддельных печатей чуть ли не всех служб королевства… Да тут могли подделывать бумаги любой степени сложности! Даже королевские указы! А это уже затрагивает государственные интересы…

Да, такая добыча гарантировала бы стремительный взлет карьеры. При условии кристальной чистоты обстоятельств ее нахождения. Теперь же придется привлекать Тайную службу. А она простыми объяснениями не удовлетворится и начнет копать очень-очень глубоко.

И еще неизбежны наезды проверяющих из самых высоких инстанций королевства. Легенда Готора про то, как патрулирующие город солдаты случайно вмешались в конфликт двух городских банд и нашли этакие сокровища, хороша для публики, но серьезной проверки не выдержит. И тогда придется обращаться за прикрытием на самый верх. А это значит, что уже не полковник оказывает услугу важным людям, а важные люди оказывают услугу ему… Так в их глазах все это и будет выглядеть.

С другой стороны, если все тут уничтожить и сделать вид, что ничего не было, как предлагает этот странный сержант, есть большой риск, что хоть крохотный кусочек правды все-таки вылезет наружу. Кто надо потянет за эту ниточку. И тогда позорное увольнение из армии можно будет считать большой удачей. Нет, о таком даже думать нельзя!

— А что вы выяснили? Ну по нашему делу? — хмуро поинтересовался полковник у сержанта.

— Подорожная на груз шелка отсюда и до столицы, — ответил Готор. — Судя по всему, груз прибывает через четыре дня. Весь комплект документов, в том числе накладная на корабельный груз, таможенное разрешение, документы об уплате налогов, портовых сборов, дорожных выплат… В общем, чтобы даже самый пристрастный чинуша не нашел, к чему придраться. Гм… Есть даже документ о благонадежности от нашего полка за вашей подписью лично и со всем набором печатей.

— Но этот-то они как? — Полковник даже сел на заляпанную чем-то табуретку, словно ноги его не держали.

— Скопировали с наших документов… — хладнокровно ответил Готор. — Дом Раанкай поставлял нам крупу…

— Когда этих купчиков Тайная служба возьмет за задницы да и подвесит на дыбу… Они молчать про ваши махинации небось не станут, — упавшим голосом прокомментировал это полковник, посмотрев на озабоченно оглядывающегося лейтенанта.

— Да ладно, — отмахнулся Готор. — Подумаешь, слегка смухлевали. По сравнению с тем, что мы здесь для них нашли, это сущие мелочи.

— Ага… — горько усмехнулся полковник. — Им только дай за эти мелочи ухватиться. Раскрутят все, что можно… И мне придется до конца жизни перед Тайной службой на задних лапках танцевать!

— Тогда, может… того? — вновь предложил Готор.

— Тогда, для полного успокоения, мне и вас всех придется того… — ответил полковник. — А потом еще и весь этот городишко туда же… Нет уж, придется общаться с Тайной службой… Так что, Готор, если тебе есть что скрывать, помолись своим богам, потому как наши, говорят, тоже Тайной службы побаиваются и вступаться за тебя не станут. А пока зови своих. Будем договариваться о том, что говорить. Если версия будет более-менее убедительной, служба, даже зная, что мы лжем, придраться не сможет.

Глава 6

— Напрасно, дорогой мой друг, вы видите в нас врагов… — с пугающим добродушием заметил Ренки старший дознаватель оу Огууд. — Мы такие же слуги короля, как и вы. И даже противники у нас чаще всего одни и те же. Вы вот отличились в битвах с кредонцами, и я, не буду скромничать, тоже весьма преуспел на этом поприще. Только вот, в отличие от вас, не имею права об этом рассказывать. Даже вам! Но тут уж ничего не поделаешь. Кому-то дозволено открыто гордиться своими наградами, а некоторым из нас приходится быть, так сказать, солдатом невидимой войны. Да не стесняйтесь вы, пейте. Это вино я привез из столицы, и оно на порядок лучше того, что подают здесь. Или… хи-хи, вы думаете что я туда что-то подмешал? Какое-нибудь зелье, развязывающее язык и заставляющее предавать товарищей? Уверяю вас, такого зелья не существует. Ну разве что в байках про Тайную службу, которыми подданные любят щекотать свои нервы, как малые дети «ужасными» страшилками про Манаун’дака… Кстати, вы слышали про новомодную науку, которой сейчас бредит почти все научное сообщество и даже высший свет? Фольклористика называется. Разыскивают и собирают старые байки, песенки, побасенки, страшилки, завирушки… Записывают их и даже издают отдельными книгами. А потом перечитывают по двадцать раз, пытаясь найти в этой чуши некий особый смысл. Не слышали? Странно, вроде бы такой молодой человек должен следить за модой. Это ведь раньше воображение какой-нибудь красавицы можно было поразить описанием своих подвигов или сразив соперника на поединке едва ли не у нее на глазах. Теперь это, увы, считается грубым мужланством, недостаточно изящным для благородного человека. А вот перескажи наизусть дурацкую сказку про кобылью голову^[67], которую какая-нибудь полоумная старуха-нянька бормотала тебе в младенчестве, — и сразу прослывешь человеком образованным и серьезным. Хотя в той сказке смысла ни на грош. Не интересовались таким?

Странно, а вот ваш друг Готор, кажется, очень даже интересовался. Мы тут полюбопытствовали, какие книги он брал в библиотеке университета. Вот его почему-то древние истории очень даже привлекают. Не знаете, почему? Да вы не стесняйтесь, пейте. Видите, я вот тоже наливаю из этой же бутылки и пью. Хотите, отопью из вашего бокала? Убедитесь, что я не пытаюсь вас одурманить, а всего лишь хочу, чтобы вы почувствовали себя более непринужденно. Это ведь не допрос, а просто беседа. Я ведь даже записей никаких не веду — а какой же это может быть допрос, без записей?! Да не пытаюсь я у вас ничего этакого вызнать про вашего друга… Ну право, зачем же нас все время в чем-то подозревать? В конце-то концов, мы и так уже примерно знаем, когда и как вы познакомились и что с тех пор успели совершить. Вы оба — герои, оспаривать это никто не осмелится. И мне будет искренне жаль, если придется подвергнуть одного из этих героев суровому испытанию, коль в правдивости его слов возникнут какие-то сомнения. Нет-нет, я не про вас… Вы ведь благородный оу, и подвергнуть вас пытке никто не имеет права. А вот ваш друг. Нет, я, конечно, вижу, что он тоже благородный человек. Вот только никто не знает, где проживали его не менее благородные предки и какими делами и свершениями они отмечены. Я не настаиваю, но, если вы вспомните что-то из рассказов вашего приятеля о себе, это наверняка поможет подтвердить правдивость его слов. Когда два благородных человека говорят одно и то же — кто же осмелиться сомневаться? Ну вот… Острова… Я, правда, никогда не слышал об этом архипелаге. Но кто знает? Мир огромен и велик, и мы знакомы лишь с его крохотной толикой. Тот, чей разум не закостенел в самодовольстве, всегда должен быть готов встретить настоящие чудеса за ближайшим поворотом. Кстати, о поворотах. Мы тут позволили себе немного покопаться в вашем прошлом. И даже я, сотрудник Тайной службы, нахожу вынесенный вам приговор излишне суровым. Как вы можете это объяснить? Совсем-совсем? А может, у вас с тем судьей ранее были какие-то разногласия? Может, что-то такое тянулось с давних времен? Ваши предки, его… Нет? А может, вы были замешаны в чем-нибудь? Ну не обязательно в преступлении, а так — каких-нибудь мелочах. Вроде тех, что вы прокручивали в вашем полку. Разозлили судью, вот он и решил вас… Да полноте, уважаемый оу Дарээка. Да ничего такого тут нет. Мелкие шалости, кто станет обращать на такое внимание? Я признаюсь вам: мы и сами бываем отнюдь не безупречны. Но что поделаешь? Жить-то как-то надо. Вот иной раз там урвешь, тут глаза прикроешь, а вот тут, наоборот, откроешь излишне широко. Главное, чтобы эти шалости не мешали нашей службе королю. А все остальное никого не касается. Нет-нет… Я уже понял, что вы сказали мне правду! Только вот я вижу, что не всю. И вы, наверно, думаете так: «Это мои личные дела, которые никоим образом не касаются того дела, о которым мы тут говорим». И вы практически полностью правы! Но понимаете ли, в чем беда… Вы не видите картины в целом, лишь ее маленький фрагмент. Вы видите половинку крыла и думаете, что там всего лишь невинная птичка. Но мы зрим более широко и знаем, что крыло это принадлежит демону, собирающемуся загрызть младенца. Так что если бы вас не затруднило еще разок рассказать обо всех ваших приключениях последнего времени, вспомнив как можно больше подробностей, возможно, это бы очень сильно нам помогло. Да пейте вы! Не будьте таким нелюдимым букой!

— Ну-с… Начнем, пожалуй, снизу. Что ты думаешь, Рииг, об этой твоей компании? — поинтересовался комиссар оу Толоодик у своего подчиненного оу Огууда.

— Очень интересная компания… — поудобнее усаживаясь в кресле и оглядев всех участников совета, начал рассказывать старший дознаватель. — Гаарз, Дроут, Киншаа и Таагай — так сказать, рядовые участники «банды» (они, кстати, себя так сами называют, в ироничном конечно же ключе). Вроде бы ничего особо выдающегося не демонстрируют, однако то, как эти «рядовые» подобраны, говорит о многом. Никто из них даже под угрозой пыток не попытался выторговать себе снисхождение, сдав товарищей. Ожидать такого от бывших каторжников — это питать излишний оптимизм в отношении человеческой натуры. И тем не менее… Они действительно преданы своим вождям и друг другу, что весьма необычно, учитывая разницу в положении и даже принадлежность к разным сословиям. То, как они «постепенно» начинали «говорить правду», просто умиляло. Явно их кто-то научил, когда надо отказываться от прежней «правды» и переходить к новой. Но в то же время на своей окончательной версии они стоят твердо. И боюсь, без применения пыток сдвинуть их не получится. А пытки нам пока не разрешили. Что еще хочу отметить… Каждый из этих «рядовых» не лишен определенных талантов и сноровки, и они хорошо дополняют друг друга. Да к тому же, похоже, весьма неплохо обучаемы, о чем может свидетельствовать тот факт, что они смогли накрыть банду фальшивомонетчиков, которую наша служба безуспешно искала уже почти полгода. И, похоже, не только ее. Итог — тот, кто отбирал их в свою команду, весьма хорошо разбирается в человеческой натуре. Оу Ренки Дарээка… Ну что тут сказать. Типичный провинциальный оу из древнего рода. Прямой и твердый, как хороший клинок, но обладает и упругой гибкостью булатной стали, хотя, конечно, гнется лишь до определенного уровня. Его предки приплыли сюда на одном корабле с королем Даагерииком Первым, долгое время были опорой трона. И при иных обстоятельствах сейчас могли бы быть среди первых людей королевства. Увы — прямота и твердость привели род к разорению, когда времена и нравы изменились, но гибкость все же не позволила исчезнуть окончательно, что хорошо видно на примере оу Ренки Дарээка. Парнишку не сломал несправедливый приговор (я, кстати, послал запрос в провинцию Ваариган по этому поводу, хочется знать причину), он как-то сумел выдержать каторгу и солдатчину. И все-таки смог пробиться с самого низа до положения, достойного благородного человека. Все это, заметьте, фактически за полтора года! Конечно, мне кажется, что удача частенько вставала на его сторону и беззастенчиво ему подыгрывала, но и он явно не зевал, ибо удача лентяев и ротозеев не любит. Что и говорить, настоящий оу, я им, признаться, даже немного восхищаюсь. Немного в наше время осталось этаких незамутненных хранителей былых нравственных ценностей. Сейчас он находится под сильным влиянием своего приятеля и вожака банды — Готора, а также своих старших офицеров. Однако сохраняет и, думаю, будет сохранять фанатичную преданность королю и кодексу благородного человека. Таким он родился, и так его воспитали.

Ну а вот этот Готор для меня до сих пор загадка. Я склонен предположить, что он прошел некое обучение… по типу тех, что проходят наши агенты. Но вот поймать его на чем-то конкретном, каких-то знакомых приемах, которыми пользуются известные нам шпионские службы, мне не удалось. Это скорее ощущение. С другой стороны, его рассказы о себе слишком невероятны, чтобы не быть правдой. Ни кредонцы, ни кто-то другой не станут придумывать несуществующие острова, когда на Южных Землях можно найти сотни три королевств для своего мнимого происхождения. А учитывая, как часто там меняются границы, а то и вообще — одни королевства исчезают, а другие появляются на их месте, проверить правдивость слов Готора было бы более чем затруднительно. Я склоняюсь к тому, что эти острова действительно есть. И что человек оттуда был отправлен повидать мир, Старые Земли, где когда-то существовала Старая Империя. Это, кстати, подтверждают и его рассказы о плавании вдоль средиземного берега Южных Земель. Он рассказывает про тамошние реалии очень ярко. Я бывал в тех краях. Некоторые вещи очень трудно описать, если не видел это сам. Судя по его собственным рассказам и по тому, как он говорит на нашем языке и отлично владеет древнеимперским, я склонен предположить, что во времена Большого Раскола какая-то часть имперцев уплыла на юг и там обосновалась. Возможно, этим и объясняется интерес Готора к древней истории — ищет свои корни. Могу так же предположить, что это были ученые люди или жрецы, которые сумели сохранить и преумножить достижения имперской науки. Потому что знания, а особенно тренированный ум этого Готора воистину поражают. Мне так ни разу и не удалось его запутать, запугать или сбить с толку. Он частенько врет, но делает это так логично, что поймать его на этой лжи не удается. Словно бы продумывает свои ответы задолго до того, как я задам вопрос. И строит фразы так обтекаемо, что очень сложно уцепиться за что-то конкретное. Как-то раз я «беседовал» с ним шесть часов подряд, и он не сделал за это время ни одной ошибки. В университете этот Готор произвел настоящий фурор, поразив всех своими знаниями в области естественных наук. Поначалу-то, когда к ним явился этакий солдафон здоровенного роста с красным зарданским загаром, весь обвешанный оружием, с ним никто не хотел разговаривать. Сами знаете, как эти «умники» к служивой братии относятся. Но под конец, кажется, ему даже хотели предложить место профессора, во всяком случае — постоянный оклад. Однако он отказался. Почтеннейший Микааш — профессор кафедры алхимических преобразований веществ, сказал, что, делая эти свои «фейерверки», Готор словно бы походя совершил несколько ранее неизвестных преобразований, никогда и никем ранее не описанных. Причем он явно знал, что делает и какой результат будет в итоге… При этом не стоит забывать, что он прекрасный воин. Не так часто встречающееся сочетание. И умеет применять свои необычайные познания на поле боя. Над этим стоит серьезно задуматься. Похоже, его соплеменники — это весьма крепкий орешек, и их лучше иметь среди союзников, а не среди врагов. В общем, если бы не Готор, я рекомендовал бы просто махнуть на эту компанию рукой. Люди они, конечно, не лишенные определенных достоинств, но ничем особым, кроме преданности друг дружке, не выделяются. А так — полагаю, стоит послать запрос по месту захвата и осуждения Готора. Признаться, я уже сделал это, но, сами знаете, королевство у нас большое и раньше чем через месяц-полтора ответа на дождаться. Однако, думаю, надо понять, как тамошняя служба его прозевала, возможно, это приоткроет еще какие-то грани способностей этого человека или выявит очередных ротозеев в наших рядах. Ну и негласный надзор, само собой разумеется. Кстати, представители службы при армии, похоже, работали тоже из рук вон плохо! Они должны были сообщить об этом Готоре еще когда он и его банда спасли знамя. Но сами знаете, кого теперь посылают в войска!

— Хорошо. Этим всем займутся другие люди, — кивнул комиссар оу Толоодик. — Так, что там у нас с полком? Дувааш?

— Да ничего необычного, — начал доклад следующий дознаватель. — Конечно, есть определенные махинации с поставками и утаиванием трофеев… но где их нет? Разве что тут махинации идут скорее на пользу полку, чем во вред. Полковник достаточно богат, чтобы самому не воровать у своих солдат, и достаточно мудр, чтобы не позволять слишком сильно воровать своим офицерам. Ну а то, что он не мешает подзаработать своим подчиненным на стороне, дело тоже обычное. Конечно, при большом желании можно было бы накопать нарушений на десяток смертных приговоров и тысячу лет каторги, но какой в этом смысл? Как я понял, интересующие нас события начались как раз с этого очередного «приработка». Известную вам особу решили переправить через Фааркоон. Ее… гм… родственники, попытались этому помешать и наняли людей перехватить карету. И те нарвались на эту вот компанию подопечных оу Огууда и были ею благополучно перебиты. Но солдатики оказались не только весьма воинственными, но и довольно смышлеными. Сумели вычислить человека, который все это организовывал, и не только это покушение, кстати. Как мы поняли, герцоги Гидшаа выбрали Фааркоон местом для обделывания своих тайных делишек. Не лишено смысла. Достаточно далеко от их владений и не вызывает подозрений.

— А фальшивые деньги и печати, думаешь, их дело?

— Сильно сомневаюсь, чтобы Гидшаа связались с такой грязью, а главное — мелочовкой! У них и так есть право чеканить монету на королевском дворе из собственного золота. Да и зачем роду, владеющему самыми большими, после королевских, золотыми копями подделывать монеты?

— Да, это не они, — сказал, вступая в беседу, третий дознаватель. — Это Торговый дом Раанкаай. Тайная служба к нему давно приглядывалась. Раньше они промышляли контрабандой, скупкой-сбытом краденого и тому подобным. Мы их не трогали и даже использовали несколько раз в своих целях, поскольку они умели и работать, и держать язык за зубами. В общем, пару раз посмотрели сквозь пальцы на их художества, и они вообразили, что им теперь все по плечу. Нашли опытного мастера и решили пошуровать непосредственно в казне. Двоих братьев мы уже взяли, третий успел сбежать, но, думаю, в ближайшие дни обязательно попадется.

— Итак, — подвел итог комиссар оу Толоодик. — Вероятный шпион, интриги высшей знати, да еще и фальшивомонетчики. И все сошлось не просто в одном городе, а в одном доме! Не странновато ли?

— Ну, учитывая, что при слове «захолустье» в голове сразу всплывает город Фааркоон, при том, что это один из шести портов королевства с глубокой и хорошо защищенной гаванью, способной принимать океанские суда… Неудивительно, что многие выбрали его местом для того, чтобы проворачивать тайные делишки. Тут даже местные преступники стараются вести себя потише, чтобы лишний раз не привлекать внимания королевских властей. И не удивлюсь, если в городской управе заседают сплошь контрабандисты и сбытчики пиратской добычи. Если смотреть на это беспристрастно, все достаточно логично. Человек, нуждающийся в услугах преступников, нашел их в доме фальшивомонетчиков и тем самым выдал их людям, которые за ним следили, — ответил на вопрос оу Толоодика третий дознаватель.

— Итак, выводы, — решительно хлопнул по крышке стола комиссар. — На проделки полка закрываем глаза. Оу Дезгоот уже озаботился подключить своих высоких покровителей, а нам лишняя вонь не нужна. Мы, конечно, любим распускать о себе страшные слухи, но не стоит пытаться буквально следовать созданному нами же образу. Особенно если полковника от нас прикроют сверху и мы сможем только бессильно лязгать зубами. Да и смысла делать гадости одному из лучших офицеров короля, думаю, нет. Особенно учитывая, что сейчас война и его полк вскоре на нее отправится. Я поговорю с ним и представлю это как очень-очень большую услугу, которую служба готова ему оказать в счет прошлых заслуг перед королем и будущих услуг службе в ответ. Кто знает, вдруг пригодится. За этой бандой Готора действительно стоит последить. А еще лучше — как-нибудь заставить работать на себя. Так что никаких пыток и грубости. Они ведь герои, вот и будем относиться к ним, как к героям! Так им и говорите: «Кабы не ваше геройство, висеть бы вам на дыбе». Но с этого Готора, да и с оу Дарээка заодно, глаз не спускать. Надо внедрить поближе к ним несколько своих человек, благо пока полк еще формируется и появление новых лиц не вызовет подозрений. А вот с герцогами. Тут действовать надо очень аккуратно. Стоит дернуть не за ту веревочку — и на нас выльется такой поток дерьма, что до конца жизни не отмоешься. Значит, там фигурировал какой-то груз шелка? Он уже прибыл?

— Да, на корабле, пришедшем с Северных Земель, а не с островов. Груз пролежал на складах пять дней. Причем люди, нанятые Вааром, внимательно следили, не заинтересуется ли им кто-нибудь чужой. Потом его погрузили в телеги и караваном отправили в столицу. Но, судя по допросам Фоата, есть второй комплект документов, так что где-то посреди пути, скорее всего, этот груз переправят в другой караван, идущий на запад, в направлении герцогства Гидшаа.

— Очень хочется его перехватить и посмотреть, что там затеяли эти Гидшаа. Но уж больно опасное это дело. Пожалуй, нужно поручить это команде Готора. Разок поработают на нас, а там уж коготочек и увязнет. Как стукачей мы их, конечно, использовать не будем — этакой публики у нас и без них хватает. А вот в качестве особой команды… Кажется, ведь и полковник предназначил им ту же роль? Вот и чудненько. Сначала они будут выполнять наши команды, переданные через полковника, который «должен» нам множество услуг. А там, глядишь, и напрямую начнут подчиняться.

С первых же секунд поединка Ренки пришлось довольно туго. Надо было признать, что демонстрируемая раньше самоуверенность противника была вполне обоснованной. Длинный список предков, столетиями накапливающих тайные знания и приемы, у него, возможно, и отсутствовал, но явно чувствовалось, что в это молодое, сильное и выносливое тело очень хорошие учителя, нанятые за очень большие деньги, постарались вложить прекрасную технику и знания и максимально развить необходимые рефлексы.

Да и дуэльного опыта у него было явно побольше, о чем Ренки узнал в первую же неделю после принятия вызова на поединок благодаря разлетевшимся по всему полку и городу слухам. Оу Ваагнар уже принимал участие в шести дуэлях, и из всех вышел победителем. Так что даже несмотря на популярность оу Дарээка ставки в основном делали именно на его противника. И даже общество (о чем Ренки узнал уже после дуэли) не поставило на него, впрочем, не стало ставить оно и на оу Ваагнара.

Пока Ренки спасали только более высокий рост, длинные руки, скорость да некоторая бесшабашность, помогавшая сбивать с толку противника, явно привыкшего к более отточенной и сдержанной манере ведения боя.

Впрочем, можно было не сомневаться, что все это будет оставаться преимуществом совсем недолго. Искусная техника, как правило, всегда перебарывает любые сюрпризы, которые может преподнести сила, ловкость или бесшабашная удаль. Тут уж хоть на голове прыгай, хоть змеей ползай или по стенам бегай — доведенное до математической точности искусство фехтования в конечном итоге переборет любую «необычность».

Оу Ваагнар довольно легко парировал длинную серию ударов и, отведя шпагу Ренки ровно на необходимое расстояние, сделал выпад. Ренки успел отдернуть свое тело назад, впрочем, почувствовав, как острие шпаги коснулось кожи точно напротив сердца.

Но размышлять об этом было некогда. Противник перешел в наступление, и Ренки пришлось пятиться, отбиваясь от со всех сторон устремившейся к нему отточенной до бритвенной остроты стали.

«Возьми себя в руки, Ренки, — сказал он сам себе. — Помни, чему тебя учили… все, кто только мог. Не терять спокойствия, мыслить холодно и расчетливо. Лишние переживания приводят только к ненужной трате сил. Лучше что-то предпринять такое, что противник не знает… — решил Ренки, после следующей атаки оу Ваагнара, мельком поглядев на появившуюся кровоточащую царапину на предплечье, едва не ставшую серьезной раной. — Что-то из арсенала Готора? Не пойдет, перевод поединка в кулачную драку, возможно, и спасет мне жизнь, но навеки уничтожитрепутацию. А если?.. Да, пожалуй, можно попробовать…»

Следующую атаку он отбил с еще большим трудом, постаравшись изобразить тяжелое дыхание и чуть более замедленное движение.

Противник немедленно взвинтил темп и стал сильнее вкладываться в удары. Ренки начал отскакивать далеко назад, словно бы пытаясь выгадать доли секунды для отдыха и тем самым заставляя противника делать более длинные и энергичные движения. Ренки пытался применить технику, которую разработал специально для Одивии Ваксай.

Забавно, но и эта техника во многом основывалась на принципах, которые показал ему Готор, демонстрируя приемы против физически более сильного противника.

Неловко и намного дальше, чем нужно, отскочить назад. Якобы от усталости проворонить начавшуюся атаку. Шпага почти бессильно опускается вниз. Противник пытается достать Ренки в длинном выпаде.

Клинок… нет, не подбивает снизу оружие противника, а словно бы срастается с ним, меняет направление движения. Быстро, но плавно, по окружности. Правая нога делает такой же плавный шаг вперед и чуть в сторону, ведя за собой все тело, в том числе и руку со шпагой. Это очень важно. Никакого силового противостояния, противник не должен почувствовать сопротивления. Словно обкатываешь огромный шар.

Когда этот прием выполнял Готор против атакующего его кинжалом Ренки, у него это получалось так ловко, что благородный оу и сам не понимал, почему вдруг оказывался лежащим на животе, развернутым в противоположную сторону.

У Ренки, да еще и против шпаги, так пока еще не получалось. Однако противник, попавшийся на этот прием, развернулся, чуть потеряв равновесие и немного согнувшись вперед, тем самым подставив Ренки незащищенный бок. И оу Дарээка ударил туда перехваченной обратным хватом шпагой.

Быстрый, но такой же плавный уход за спину противника с разворотом на левой ноге, резко увеличивший дистанцию как раз на пару шагов. Теперь можно разить наверняка, на выбор: шея, поясница, под лопатку…

— Стоп! — звучит приказ майора оу Олаанека. — Дуэль закончена! Вы победили, оу Дарээка. Интересный прием… Покажете потом?

— Конечно, покажу… — тяжело дыша, но старательно изображая сдержанность и равнодушие, ответил Ренки. — Хотя я начал разрабатывать эту технику совсем недавно, и она еще весьма несовершенна. Но если позволите, только после возвращения из поездки.

— Ну чё, вроде все нормально. Обошлось, — высказался первым Гаарз, когда банда собралась в одном из относительно приличных кабачков на окраине Фааркоона.

— Угу, — поддержал его Таагай. — Я-то уж думал, что разделают нас, как мясник овцу. Ан нет — даже в зубы ни разу не дали.

— Гы… — поддержал его Киншаа. — Мне энтот дознаватель-то, когда окончательно отпускал, и говорит: «Кабы не ваши булавы да топоры, мы бы, мол, вас, ребятки, по всем косточкам-жилочкам бы разобрали да всю дурь бы из вас и вытрясли. Где, чего да как. И про тот пряник, что в детстве у мамки стащил, и про золотые монетки, что нынче в ваших карманах позвякивают, рассказали бы, да еще и про художества, что бабка в молодости вытворяла, вспомнили. Но, мол, к геройским парням подход особый. Так что живите себе, но страх помните. Наша доброта небеспредельна».

— Да фигня это все! — самодовольно бросил Дроут, смотря на товарищей даже с некоторым превосходством. — Ясно ж было, что они нас на понт брали. За нами ж на самом-то деле ничего такого-то и не числилось. Ну подумаешь — дом «распотрошили», так Готор нам с самого начала сказал: «На короля работаем, а не на свой карман». Да и раз полковник разрешил, какой с нас спрос? Мы ведь оттуда даже монетки не стащили. Так за что нас на дыбу-то подвешивать? Скажи, Готор?

— Ну, — ухмыльнулся Готор. — Хотели бы подвесить, повод бы придумали. Да и полковник… Другой какой мог бы сказать, мол: знать таких не знаю, и даже бумага, что он нам раньше выдал, не помогла бы. Но вы, кстати, не расслабляйтесь особо. Сильно подозреваю, что еще ничего не кончилось и присматривать за нами будут. Да и это новое задание… уж больно на подставу смахивает!.. Кстати, насчет «монетки». Йоовик мне тут уже сказал, что когда Тайная служба из дома того убралась и все, что ее интересовало, с собой забрала, они его хорошенько почистили. Да и сам дом общество хочет через маркитантов выкупить, благо он развалюхой числится. В общем, можно взять эти «развалины» за сущие гроши, а потом перепродать втридорога. И что важно: никто из местных купцов цену перебить не попытается, потому как у домика «темное прошлое» и он вроде как добычей армии считается. А после наших проделок с Шестым Гренадерским никто связываться не захочет. Так что готовьте, ребята, карман под хороший барыш — нам со всего этого тоже неплохо перепадет.

Все радостно зашумели и пропустили по этому поводу еще по кружечке.

— Так ты все же думаешь, что это подстава? — спросил Ренки, которого вызволение из лап Тайной службы тоже не сильно успокоило. Слишком уж много нервов ему там вымотали, слишком много внушили… разного. И теперь он, как обычно, разрывался между верностью королю и верностью своим друзьям. Вернее, переживал, что его верность друзьям может войти в противоречие с верностью королю, а так-то он в приоритетах не сомневался, король превыше всего!

— Ну… Ты сам слышал, что говорил полковник, — задумчиво ответил Готор. — Я тоже вполне допускаю такую возможность. Одно дело — повязать нас тут, можно сказать, посреди родного полка. Да еще и после разоблачения банды фальшивомонетчиков. И совсем другое — отправить куда-нибудь подальше и поймать на разбойничьем нападении на мирный торговый караван. Так они разом и добычу чужими руками возьмут, и нас повяжут. И пойди докажи потом, что мы это делали по заданию самой Тайной службы.

— Но тогда… что будем делать? — обеспокоенно поинтересовался Ренки.

— Мы солдаты, — усмехнулся Готор. — Так что будем выполнять приказ. Только немного по-своему. Меня сейчас куда больше беспокоит твоя дуэль. Слышал, твой противник совсем не слабак. Зачем ты упросил полковника, чтобы дуэль состоялась сейчас, вполне могли бы отложить на «после» поездки.

— Это дало бы повод кое-кому распространять про меня порочащие слухи! — гордо вскинулся Ренки. — Я не могу позволить, чтобы даже тень сомнения упала на мою честь! Да и, можно подумать, что за время поездки мой противник разучится фехтовать.

— Ну, — пробормотал Готор. — Всякое может случиться за две-три недели.

— Готор, — встревоженно прошипел Ренки, заметив в глазах приятеля странную задумчивость. — Не смей! Не знаю, что ты там такого придумал, но, если ты это сделаешь, нашей дружбе конец навеки! Ты будешь следующим, кого я вызову!

— Да ладно, ладно, — поспешно открестился Готор от своих предполагаемых планов. — И в мыслях ничего такого не было. Незачем на меня так страшно рычать. Лучше давай налей-ка винца. Нам и правда сегодня есть что отметить! Когда еще придется так беззаботно погулять?

— Ну, ребятки, — напутствовал накануне полковник Готора и Ренки, явившихся к нему за очередными приказами. — Кажется, вам предстоит завершить то, что начали: выяснить, что там за груз шелка поджидал этот Ваар.

— Но разве груз уже не ушел? — слегка удивился Ренки. — Ведь прошло столько времени.

— Уйти-то ушел. Но Тайная служба знает, где он сейчас находится. Вам предстоит нагнать тот караван, изобразить разбойничье нападение и забрать груз. Не буду скрывать, ребята… — нахмурился полковник. — Это задание вам подкидываю не я, а Тайная служба. Так что, сами понимаете, вы и отказаться не можете, и выполнять надо очень осторожно.

Полковник замолчал, нервно барабаня пальцами по столу, тяжело вздохнул, и продолжил:

— В общем, вляпались мы все по полной, и коли уж я это дело вам подкинул, выходит, я вас и подвел. Видят боги, не специально, но лишь по незнанию. Вы, конечно, вправе на меня злиться, но выполнять задание все равно придется. Эти шавки из Тайной службы если вцепятся, просто так не отпустят. Чем я вам могу помочь? Оружие, деньги, одежда, хорошие кони? Берите все, что нужно, ни в чем отказа не будет.

— Простите, господин полковник, — вмешался Готор. — Но может быть, вы нам все-таки расскажете чуточку больше. Чтобы мы хотя бы отдаленно представляли, с чем имеем дело.

— Да, собственно, ничего такого особенного я и не знаю… — начал полковник. — Ну жила-была одна девица… из очень высокого рода. Внезапно осиротела. И два ее дяди, один родной, другой — двоюродный, слегка поцапались между собой за опеку над наследницей. Потому как опекун также «опекает» и ее наследство, весьма не маленькое.

Ну и двоюродный дядя решил отправить девицу подальше от унаследованных земель, где напряжение нарастало слишком быстро, на юг, в семью своего друга. Тут она должна была сесть на корабль, чтобы отплыть в поместье. А родной дядя нанял людей, чтобы этому помешать. История в общем-то довольно банальная.

— Простите, — вмешался Ренки. — Но было ли это собственное желание девушки или ее отправляли на чужбину насильно?

— Да какая разница? — даже слегка удивился вопросу полковник. — Что она вообще понимает-то в серьезных делах, чтобы иметь какие-то желания? Да и в любом случае девице ничего не грозило, обеим сторонам она была нужна живой. Просто не повезло попасть в жернова политического противостояния. Обоих родственников при дворе поддерживали разные партии. Короче, не забивайте себе этим головы. Вторая история… Некий Ваар, возможно, решил подзаработать на стороне, а возможно, оказался как-то связан с этим родным дядей… Мне это достоверно не известно, а Тайная служба помалкивает. Но работает он вообще-то на герцогов Гидшаа. Если ты, Готор, не знаешь, семейство очень сильное, богатое и влиятельное. А еще — очень мстительное. Настолько влиятельное и мстительное, что даже Тайная служба не хочет с ними конфликтовать напрямую и выставляет впереди себя вас и меня. Потому как если вы попадетесь, все поймут, откуда тут ноги растут. Но и мы отказаться теперь не можем. Иначе я потеряю друзей при дворе. А когда съедят меня, вами закусят. Вот такие вот дела. Делайте выводы.

— Хорошо, — кивнул Готор. — Значит, нам надо отправляться как можно быстрее? А как нам объяснить свое отсутствие в полку?

— Вы все отправляетесь за необходимыми для нового подразделения… веществами? оборудованием? Вот бумага, впиши сам. Только выбери что-то достаточно редкое, чтобы звучало достоверно. Uranium — это что такое? Впрочем, не важно. В общем, по этой бумаге, в поисках этого… уур… можете объехать хоть все королевство. Понятно? Ну а напоследок будет вам и конфетка — за раскрытие преступного замысла против Короля и государства вы и ваши ребята награждаетесь значком с перекрещенными серпом и молотом на погон — знак гражданской доблести и заслуг перед государством. Что это с тобой, Готор?

— Да так, в горле вдруг что-то запершило… — как-то странно улыбаясь, ответил Готор.

— Ладно, — по-своему понял это полковник и, подмигнув, продолжил: — Сейчас пойдете в кабак, горлышко и промоете. Так вот, знаки эти я вам предоставить не могу, потому как мы гражданских не держим. Но вы можете сами заказать их у любого ювелира. Можно даже из чистого серебра. Средств на это вам точно хватит, потому как вам еще и денежная награда прилагается, от казначейства. И довольно немаленькая!

— Может, тогда лучше отдать ее лейтенанту? — почтительно предложил Готор. — Я думаю, это будет честно.

— Разумное решение, — одобрил оу Дезгоот. — Но разбираться с этим будете непосредственно с ним. И еще, Готор, поскольку Тайная служба теперь и так хорошо о тебе наслышана, может, есть смысл и тебе перевестись в волонтеры? Хотя, скрывать не буду, мне будет обидно терять еще одного неплохого сержанта, но не дело это, когда благородный человек бегает в одном строю с обычной солдатней.

— Я подумаю, — кивнул Готор.

— Ну тогда, если у вас нет вопросов, можете идти.

— Простите, господин полковник, — вдруг сказал Ренки, — но перед отъездом мне бы хотелось уладить одно дело, касающееся моей чести.

Подбежавший лекарь оу Мавиинг начал хлопотать возле раненого оу Ваагнара. Туда же устремили свои взоры и большинство зрителей, пришедших под разными предлогами, чтобы попялиться на поединок, и Ренки как-то внезапно будто бы остался один. Даже оу Лоик Заршаа, его секундант — и тот пошел посмотреть, что с раненым, дабы доложить потом своему другу результаты его собственной работы.

— Вы прекрасно справились, сударь! — услышал он внезапно за спиной голос, который меньше всего ожидал услышать именно тут.

— Э-э-э… сударыня! — обернувшись, возмущенно возопил Ренки. — Вам не следует здесь находиться! В конце концов, подумайте о собственной репутации, уж коли приличия вас совсем не беспокоят.

— Ах, сударь… Вы такой скучный, — поморщилась Одивия Ваксай. — Думаю, даже моя бабушка сочла бы вас чрезмерно… э-э-э… занудным. Да-да, именно занудным! Ну сами подумайте, как я могла пропустить подобное зрелище? Мой учитель дает наглядный урок! И я, кстати, было подумала, что вы уже давно заметили мое присутствие и эту технику продемонстрировали специально для меня. Все было точно как вы учили!

— Сударыня, девушке ваших лет не приличествует быть в подобном месте, да еще и в столь раннее время! Вам следует немедленно вернуться в отчий дом!

— А ведь я… — Одивия словно бы и не заметила слов Ренки, отреагировав на его нотацию лишь быстрым закатыванием глаз. — Еще и деньги на вас поставила. И весьма немалые. Учитывая, что ставки принимали один к трем, я на вас весьма неплохо заработала. Однако у вас кровь! Вы позволите перевязать вам рану?

— Вообще-то это моя обязанность, сударыня… — сказал подошедший Лоик, смотря на Одивию ошарашенным взглядом, в котором проскальзывали нотки восхищения. — Волонтер оу Заршаа к вашим услугам, сударыня!

— Хм… — после небольшой паузы ответила Одивия. — Коли наихрабрейший и высокоморальнейший оу Дарээка в кои-то веки не собирается блюсти этикет, представлюсь сама. Одивия Ваксай — дочь и наследница купца, а также ученица этого вот благородного оу.

— О-о-о… — протянул Лоик. — Весьма наслышан. Знаете, сударыня, сейчас при дворе многие дамы тоже начали увлекаться фехтованием. Приятно, что и в Фааркооне есть те, кто следует моде!

— Вот-вот… Кто бы сомневался, что я жутко модная особа! Кстати, уважаемый оу Дарээка, я понимаю, что в последнее время вы были очень заняты. Однако когда я могу надеяться на возобновление наших занятий?

— Не так скоро, — остановил ее Ренки. — В ближайшую пару недель мне предстоит небольшая поездка вглубь королевства.

— Может, тогда я попробую на время заменить моего друга? — предложил Лоик, смотрящий на Одивию с большим любопытством, как на какую-то экзотическую птицу. — В конце концов, это мой долг как секунданта — в случае неявки участника занять его место.

— Я подумаю, — излишне высокомерно ответила купеческая дочка. И, уже удаляясь, бросила: — Зайдите сегодня вечером в мой дом.

— Ух ты! Ренки, какая прелюбопытнейшая особа! — провожая ее взглядом, заметил Лоик. — Словно персонаж из мифов про воительниц древности. Кстати, оу Мавиинг говорит, что оу Ваагнар скорее всего останется в живых. Но он не уверен, что тот сможет продолжить службу. В общем, похоже, ты прервал весьма многообещающую карьеру. На всякий случай я бы на твоем месте теперь оглядывался почаще. Эти оу Ваагнары не слишком-то следуют кодексу, зато умеют звенеть деньгами. Не хочется, конечно, так говорить о роде нашего боевого товарища, но, боюсь, эти люди способны на все.

Глава 7

Что скакать на лошади, что трястись в возке — оба этих «удовольствия» стоят друг друга. А особенно хорошо сначала стереть задницу о седло, а потом подпрыгивать на деревянной лавке, когда стремительно несущийся возок пересчитывает все выбоины на дороге. Но поскольку кто-то должен был управлять повозкой, в которой было сложено серьезное оружие, порох с пулями, запасы одежды и кое-что из «оборудования» Готора, этого «удовольствия» удостаивались все по очереди.

Уже почти четыре дня, практически без перерыва на отдых, банда летела по дорогам королевства с невиданной скоростью. Тайная служба выдала «откомандированным» некую бумагу, при виде которой все смотрители почтовых станций и владельцы кабаков резко бледнели лицом и, приглаживая вставшие дыбом волосы, бегом неслись менять уставших лошадок на хорошо отдохнувших и самых резвых из имеющихся в наличии. А о «резвости и отдыхе» самих путешественников, кажется, никто даже и не задумывался.

Так банда прибыла в Раанд — довольно крупный город, широко известный своей ежегодной ярмаркой. И только тут они впервые получили возможность отдохнуть, ожидая вестей от Тайной службы.

— Что это ты так печален в последнее время? — поинтересовался Готор, когда они с Ренки, более-менее выспавшись и плотно пообедав, прогулочным шагом бродили вдоль торговых рядов, разглядывая выложенные на них товары и снующих мимо людей.

— Все нормально, — буркнул Ренки, всячески демонстрируя свое недовольство.

— Но я же вижу, — внимательно глядя на своего молодого приятеля, заметил Готор. — Тебя что-то гнетет.

— Не бери в голову, — продолжал стоять на своем Ренки. — Это мое дело.

— Знаешь, при иных обстоятельствах я бы полностью с тобой согласился, — сказал Готор, и слова его звучали серьезно и очень весомо. — Но я чувствую, что тебя что-то гнетет и ты сам не можешь с этим справиться. — Ну-ка, поведай о своих печалях мудрому дядюшке Готору, и, возможно, он даст тебе дельный совет. Ну а если даже нет, просто выговоришься, легче станет.

— Да уж… — невесело пробормотал Ренки. — Вот только «мудрый дядюшка Готор» тут и может наподсказывать…

— Судя по твоему тону, — еще более внимательно глядя на Ренки, заметил Готор, — твое недовольство если и не полностью, то отчасти связано со мной. Что я такого сделал?

— Будто сам не знаешь! — Недовольство Ренки прорвалось весьма громким криком, так что на них даже начали оглядываться. — Тебе обязательно было тащить меня с собой в это заведение?! — почти шепотом прошипел он, ответив на любопытные взгляды таким взором, что вокруг друзей весьма поспешно образовалась пустота.

— Ренки, Ренки… — укоризненно покачал головой Готор. — Я ведь тебе сколько раз объяснял, что молодому парню твоих лет просто противопоказано такое длительное воздержание! Да и общение с Тайной службой, а потом еще и дуэль — изрядный стресс, после такого просто необходимо было сбросить напряжение. Стресс — это… впрочем, не важно. А что, разве тебе не понравилось?

— Да нет… Но это было… — Ренки едва не захлебывался словами, неспособными передать его истинные чувства. — Совсем не так и не то. Должно было бы быть совсем по-другому! А это как-то… Недостойно… Грязно…

— Ох, Ренки… Пошутил бы я насчет этого «по-другому» и про способы и разновидности «этого». Но, пожалуй, не стану. Отчасти ты, конечно, прав. Я бы даже сказал: очень сильно прав. Но боюсь, что для развития таких отношений, о которых мечтает большинство романтических юношей, у тебе просто не будет ни времени, ни возможностей. Нам скоро снова на Зарданское плоскогорье. А там «это» будет еще мерзостнее и грязнее. С девками, обслуживающими целый полк, боюсь, даже я не осмелюсь связываться. А это заведение кстати, было весьма высокого уровня. Прости, мне правда жаль, что суровые будни жизни нанесли такой удар по твоим светлым идеалам. Я хотел как лучше.

— При чем тут светлые идеалы? — вскипел Ренки. — Они тут совсем даже ни при чем. Просто ты как-то умудрился убедить меня. А я поддался слабости и не смог… Это было изменой, предательством по отношению к… Впрочем, ты не поймешь!

— Ох же ж! …Небесный Верблюд! — изумленно поднял брови Готор. — Ренки, ты все еще не излечился от влюбленности в «прекрасную незнакомку»? Или твоим сердцем завладел другой «идеал»? Я в том плане, что эта Одивия — весьма впечатляющая особа.

— При чем тут эта простолюдинка? — возмутился Ренки. — Тут ведь дело-то совсем в другом. Все неправильно. Путь благородного человека должен быть прям, как клинок его меча! — процитировал он. — А мы… Сплошные изгибы да обходы, скоро, кажется, начнем подземный ход копать. Прячемся, меняем одежды, притворяемся не пойми кем… Мы просто погрязли во лжи! И вообще, Готор, кто ты такой на самом деле? Ты можешь это сказать? Совсем недавно я врал про тебя Тайной службе, которая есть «глаза и уши короля». Ты мой друг! Ты неоднократно спасал мне жизнь и многому научил, и я никогда этого не забуду. Но, Готор, кто ты такой? Как я могу следовать своему пути, если не знаю помыслов того, кто идет со мной рядом, да что уж там скрывать — ведет меня?

— М-да… — пробормотал Готор, разглядывая сверлящего его огненным взором приятеля так, будто видит в первый раз. — Наш Ренки всего разок посетил бордель, стал мужчиной и наконец смог задать вопрос, который мучил его долгое время. А ты еще говоришь: это было неправильно! Да шучу я, шучу. Ты хочешь знать, кто я такой? Ну, у тебя есть такое право. Вот только боюсь, понять это будет намного труднее. Для начала уясни себе четко — я не враг Тооредаану и твоему королю. Правда, нельзя сказать, что и друг. Скорее — союзник. Хотя, согласись, любить Тооредаан у меня особых причин нет. Он для меня пока что ничего хорошего не сделал. Вовсе даже наоборот — определил на каторгу, а потом отправил в армию, воевать, защищая его интересы. И тем не менее ни ты, ни кто-либо другой не сможет сказать, что я каким-то образом навредил твоему королевству или недостаточно хорошо исполнял свой солдатский долг.

— Это так, — подтвердил Ренки, сбитый со своего воинственного настроя спокойной речью друга, сильной не эмоциями, но железными фактами.

— Ну а вообще-то, — продолжил Готор, — я скорее тот, кого у вас называют «ученый». Не самых больших рангов. Скорее даже мальчик на побегушках для действительно серьезных мудрецов. Вот они меня и отправили по миру собирать некоторую информацию. И опять же, не подумай, что какого-то секретного свойства, которую собирают шпионы. Как ты можешь помнить, меня скорее интересуют события, произошедшие несколько тысяч лет назад, да еще и совсем в другой части света. Вот только одна беда. Я слегка сбился с пути, пусть и не по своей вине. Корабль, на котором я плыл, действительно потерпел крушение. Я бы даже мог сказать, что не один раз. Так что вместо Старых Земель меня занесло на Новые… То есть к вам. Ты удовлетворен моим ответом?

— Да, — твердо ответил Ренки, которому после объяснений приятеля даже вроде как стало легче дышать. — А ты можешь сказать, эти твои острова, с которых ты якобы родом, они вообще существуют?

— Можно сказать, что да, — ответил Готор. — Хотя все немного сложнее. Кстати, это не по нашу ли душу пришли?

Готор был абсолютно прав. К прогуливающимся в условленном месте приятелям подошел человек из Тайной службы и передал им информацию о маршруте каравана, на который перегрузили некий тюк с шелком. И уже через три часа друзья снова отбивали задницы о седла и деревянную лавку возка, проклиная свою горькую судьбу и строителей дороги.

Еще два дня пути. И вот на лесной дорожке они проскочили мимо неторопливо бредущего каравана и поскакали дальше.

— Кто чего видел? — спросил Готор спустя полчаса, когда караван надежно скрылся из глаз и вся команда сделала остановку, чтобы обсудить свои дальнейшие действия.

— Двенадцать возов, — первым отрапортовал Ренки. — Дюжина возниц, четыре явных охранника и еще восемь человек не пойми кого — то ли купцы, то ли слуги. У охранников мушкеты, но фитили не горят. Зато у одного возницы я заметил под плащом пистолеты. Так что, полагаю, и другие вооружены не хуже. Думаю, у них расчет такой: возможные нападающие первым делом будут стрелять в охранников, а возницы тем временем смогут достать свои колесцовые пистолеты и устроить разбойникам большой сюрприз.

— Гы… — вставил широко ухмыляющийся Гаарз. — У каравана весь груз — тюки с шелком. Только вот наш лежит на четвертом от начала колонны возке.

— Как ты это понял? — удивленно спросил Готор. — Я и сам заметил насчет тюков. И как раз ломал голову, как вычислить, который из них наш.

— Дык я же с семи лет, считай, в порту-то работать начал, — страшно довольный весомостью своего вклада в общее дело, начал рассказывать Гаарз. — Сперва как раз, по малолетству, при артели, что упаковкой товаров занимается, ошивался. Принеси, подай, помоги… А потом, как подрос, тут уже и в грузчики подался. Так что я про упаковку знаю все. Шелк для морских перевозок в специальную парусину зашивают, да еще и швом особым, чтобы, значит, соленую воду да плесень всякую трюмную к товару не подпускать. Парусину ту для этого специально соком какого-то дерева обрабатывают, что из западных джунглей привозят, уж я-то этот блеск завсегда отличу. Я таких тюков небось тыщу или мильен (уж не знаю, что там больше) на своем горбу перетаскал, вскрывал и зашивал. Ну а от простого дождичка и обычная парусина или рогожа нормально защитит, такую для грузов, что по земле возить собираются, используют. Так что «морской» тюк как раз на той самой, четвертой от начала телеге и был!

— Молодец! — похвалил Гаарза Готор. — Еще кто что заметил?

— У меня насчет четвертой телеги тоже подозрения были, — слегка ревниво добавил Дроут. — Возле нее аж пятеро человек толклись, считая возницу. Один охранник рядом шел. Два, типа слуги, тоже недалече ошивались, вроде как сами по себе. А еще один на задке третьей телеги ехал. И все время глазом на четвертую косил!

— Молодца и ты, — одобрил Готор и Дроута. — Это все или кто еще чего заметил? Нет?

— Две дюжины человек… — задумчиво сказал Ренки. — А нас всего шестеро. Непросто будет с ними со всеми управиться.

— Это да, — согласился Готор. — Потому я думаю, что тюк этот надо попробовать просто украсть, без всяких там разбойничьих нападений. Опять же и Тайная служба, если имела какие-то планы нас подставить, останется в дураках.

— Двое охранников, — сказал Ренки, осторожно выглядывая в окно. — От возка ни на шаг. Один под телегой, вроде как спит. А другой вон там, у сарайчика, в темноте спрятался.

Слава богам, тракт этот был оборудован почти по имперским стандартам. Ну, может, пусть и не совсем по имперским, но что-то похожее. По крайней мере, трактиры и почтовые станции точно встречались через каждые двадцать верст.

Вычислить скорость движения каравана и место, где он останется ночевать, было совсем несложно. Так же как и «залегендировать» собственную остановку в том же заведении. Хотя Ренки и считал это излишней предусмотрительностью, но Готор сказал, что предусмотрительность лишней не бывает, и выбил чеку, придерживающую колесо возка на оси, после чего колесо начало ходить ходуном, несколько спиц не выдержало и сломалось. Приятелям пришлось долго и нудно прилаживать под возок вырубленный в лесу дрын, на котором повозка, как на лыже, тащилась до постоялого двора не меньше трех верст.

Комнату в трактире они сняли с видом на двор, куда поместили их возок и где должны были разместиться телеги каравана. Хозяин ничуть не удивился подобному выбору — многие его постояльцы тешили себя надеждой, что, если будут иметь возможность в любую минуту бросить взгляд на свое имущество, никто не посмеет на него покуситься. Будто воры не знают, что приходить надо на рассвете, когда даже самого жадного купчину неизбежно сморит сон.

Банда некоторое время погуляла по постоялому двору и его окрестностям, потом заказала плотный ужин, но с минимумом вина, и села поджидать добычу.

Когда уже начало темнеть и друзья было решили, что долгожданный караван остановился на почтовой станции в десяти верстах к востоку, он наконец въехал в просторную ограду постоялого двора. На какое-то время трактир заполонила суета и гам — разместить двенадцать возов и двадцать четыре человека было не так-то просто.

Дроут было предложил подойти и завести беседу, так, мол, подозревать их потом не будут. Но Готор велел, не привлекая к себе внимания, как можно быстрее доедать свой ужин и подниматься в комнаты, будто бы им до каравана и караванщиков вообще нет никакого дела. Благо время было уже позднее, а все нормальные путешественники имели привычку рано вставать, чтобы потратить на дорогу как можно больше светлого времени суток.

В комнатах они затихарились, погасили свечи, якобы уже легли спать, и осторожно, из-за занавесок, начали наблюдать за тем, что происходит во дворе. Куда ставят приглянувшуюся им телегу, как охраняют… Наблюдали по очереди не меньше двух часов. На этом особо настоял Готор, заявивший, что лучше заранее увидеть возможные опасности. Наконец, когда очередная смена часовых у возка сменила предыдущих, он удовлетворенно кивнул, после чего, плотно задернув окно и заткнув щель под дверью своим плащом, зажег свечу, достал лист бумаги и карандаш и предложил приятелям тихонечко поделиться друг с другом результатами своих наблюдений.

— Ну что ж… — сказал Готор, когда все высказались и даже потыкали пальцами в нарисованный им план постоялого двора. — Предлагаю действовать так!

Ренки находил это довольно глупым. Но в конце концов, он даже в страшном сне не стал бы называть себя опытным вором. Тут у Дроута и Таагая было куда больше опыта. И, естественно, у Готора, который хоть и заявлял, что воровать ему пока еще не приходилось, при обсуждении планов показал себя таким знатоком, что настоящие воры едва ли не пали пред ним на колени с просьбой взять в ученики.

Готор объяснил свои знания чтением книг. Хотя сложно даже представить, чтобы кому-нибудь в голову пришла странная мысль писать книгу о преступлениях и преступниках — едва ли подобные низменные темы вызвали бы интерес у сколь-нибудь достойной публики.

Но так или иначе, а, подчиняясь мнению знатоков, пришлось разыгрывать целую комедию: прятаться в нужнике, выскальзывать из него, пока Киншаа отвлекает внимание засидевшихся допоздна пьяниц, уходить черным ходом… И все это только для того, чтобы покинуть комнату и выйти во двор, не привлекая к себе даже малейшего внимания. И даже то, что подобные или схожие по сценарию трюки проделала вся компания, не слишком-то убавило раздражение Ренки. Определенно, воровство и мошенничество не были его призванием!

Где-то вдали, за забором, по другую сторону здания, раздался негромкий хлопок, и белая змейка, извиваясь и злобно шипя, устремилась в небо, где внезапно с жутким грохотом расцвела удивительным белым цветком. Ренки ожидал этого, но даже он застыл с открытым ртом, увидав подобное чудо.

В трактире послышались крики, брань, застучали рамы распахивающихся окон.

Следующая змейка, кажется, взлетела еще ближе, так же озарив тьму ночи ярким белым цветком с вкраплениями красного и зеленого…

Ренки услышал, как народ повалил из трактира, устремив свои взоры на потрясающее, одновременно пугающее и завораживающее зрелище.

Очередная змейка вырвалась в небо, кажется, из-под самого забора. И Ренки даже присел, втянув голову в плечи, когда змейка взорвалась над самой крышей трактира, устремив вниз тысячи пылающих искорок. Готор, конечно, говорил, что это безопасно. Но смотрелось все это по-настоящему жутко.

Впрочем, быстро взяв себя в руки, Ренки мгновенно подскочил к испуганно пялящемуся в небо охраннику и долбанул его по затылку мешочком с песком. С другой стороны двора мелькнуло несколько теней, и в темном углу сарая раздался глухой звук удара, а потом к Ренки и возку метнулась пара теней.

Дроут и Гаарз подхватили приметный тюк и забросили его за ограду. А Ренки, тем временем установив на его место свернутый из плотной бумаги цилиндрик толщиной примерно в руку и длиной в локоть, выбил огонь и поджег торчащий из этого странного творения Готора запал. Он уже отбегал в сторону, когда, испустив сноп огня, очередная змейка устремилась вверх и взорвалась с жутким грохотом и завораживающей красотой.

Теперь пора было бежать к толпе и незаметно с ней смешаться. Когда Ренки сделал это, из-за забора, теперь уже с другой стороны постоялого двора, взлетела очередная змейка. А спустя какое-то время — еще одна.

Странное явление природы или (многие ученые склонялись к этой версии) проявление божественных сущностей прошло, как потом показало расследование, точно с севера на юг, оставив после себя семь выжженных отметин, одна из которых пришлась на телегу с грузом шелка, находящуюся на постоялом дворе. Впрочем, огонь удалось потушить достаточно быстро, так что, кроме самой телеги и лежащего на ней груза, ничего больше не пострадало.

Негласный обыск постоялого двора и находящихся в ту ночь в его пределах телег других постояльцев, который провели люди герцога Гиршаа, ничего не дал. Сгорел ли искомый тюк или был вознесен огненной змей на небо, так и осталось невыясненным.

А постоялый двор спустя пару месяцев выкупили жрецы храма Небесного Верблюда и перестроили его в свое капище, на протяжении следующих двухсот лет пользовавшееся немалой популярностью среди паломников.

— Хм… И что там? — нетерпеливо спросил Ренки, глядя, как Готор со «специалистом по упаковке» раздирают уворованный тюк.

Позавчера, когда Гаарз и Дроут перекинули этот тюк через забор, на той стороне его подхватили Таагай и Киншаа, уволокли в присмотренный заранее овражек и сунули в выкопанную накануне яму. Завалили сверху землей, поставили на место аккуратно вырезанный дерн, потом накидали сверху прошлогодней листвы и каких-то веток.

Хотя и работали в темноте, но получилось вполне удачно. По крайней мере, рыскавшие в окрестностях «караванщики» тайник так и не обнаружили.

А дальше — полдня демонстративной ругани с хозяином постоялого двора насчет стоимости починки возка и скорости исполнения работы.

То ли сказалась врожденная жадность, то ли на гада произвело такое воздействие ночное происшествие, но цену за новое колесо он заломил настолько высокую, что Готор, забыв о необходимости лишь прикидываться прижимистым типом, начал торговался с ним искренне и от всей души, перемежая угрозы убийством с воззваниями к совести, богам, демонам и даже самому Небесному Верблюду.

Наконец, оба прощелыги сошлись в цене и со смесью ненависти и взаимоуважения на лицах хлопнули по рукам. И возок обрел столь необходимую ему четвертую «конечность», установленную буквально за несколько минут. Благо запас колес различного диаметра у хозяина постоялого двора был изрядный.

А друзья из банды тем временем сидели в «едальном зале» кабака и, как и все остальные посетители, бурно обсуждали ночное происшествие.

Научная беседа преимущественно состояла из терминов типа: «хлобысь», «шарах», «ваще-э-э», а также множества непечатных и непроизносимых в приличном обществе слов. Так что на этом фоне Ренки, сумевший вставить в разговор несколько упоминаний о необычных небесных явлениях из легенд и баллад и намного реже, чем все остальные, упоминавший в ругательствах несчастного Небесного Верблюда, смотрелся особенно выигрышно.

— Сударь, — обратился к Ренки вожак пострадавшего от странного явления каравана. — Судя по вашим речам, вы человек образованный. Так что же, по вашему мнению, это было?

— Вполне возможно, — приняв важный и ученый (как ему казалось) вид, Ренки поспешил блеснуть начитанностью и эрудицией, — это был случай так называемого звездопадения… Подобное неоднократно описывались в трактатах различных ученых как древности, так и наших дней. Доказательством этому может быть то, что случилось данное событие ночью, а все зафиксированные случаи звездопадения происходили именно в это время суток.

— Однако ж, сударь, — возразил вожак. — Мне явственно виделось, что эти… штуки взлетали с земли и только потом разрывались в небе!

— Оптический обман зрения, — категорично заявил Ренки, важно воздевая палец к небесам. — Вы когда-нибудь видели, что при определенной скорости кажется, будто колеса быстро едущей кареты начинают крутиться в обратную сторону? Тот же самый эффект! Нам лишь казалось, что мы видим, как что-то взлетает с земли, в то время как оно на нее падало!

— Однако ж, сударь, — опять не согласился вожак. — Мы ведь осматривали то место. Там нет ничего, кроме выжженных пятачков. Что же тогда такое там падало?

— Э-э-э, вполне вероятно, — немного подумав, выкрутился из ситуации Ренки, — что это имело не земные, а эфирные свойства материи, а следовательно, не могло ощущаться нашими грубыми органами чувств. Мы лишь видели побочные эффекты прохождения эфирных тел сквозь твердь небесную и земную.

— Ну-у-у, — как-то недоверчиво протянул вожак, явно уже жалеющий, что вообще завел разговор с этим типом. — Может, и так…

— Это все загадки бытия, которые нам пока не дано постичь! — продолжал заливаться Ренки, вдохновленный прикованными к нему взглядами окружающих. — Вообще звездопадение, как считают многие ученые люди, есть явление не столько природное, сколько относящееся к сфере высшего бытия. Говоря иначе, божественного порядка. А значит, нам не дано постичь его сути. Мы можем лишь размышлять об изменениях в ткани бытия и пытаться угадать волю богов, которую приоткрывают подобные случаи.

— Извините, сударь, — влез вожак, воспользовавшись паузой в речи оратора. — Это не ваш ли человек подает вам знаки?

— О да. Вы правы, сударь, — прервал свои разглагольствования Ренки, тоже заметив стоящего в дверях Готора. — Но, кажется, наш возок починен и нам следует продолжить путь. Подъем, ребята!

— Слушай, что ты там такое в кабаке нес? — весело спросил Готор, когда они наконец выехали с постоялого двора. — Я аж сам заслушался — восхитительная ересь!

— Между прочим, — обидчиво ответил на это Ренки, — все, что я сказал, основано на последних научных данных. Аптекарь в нашем городке выписывал «Ежегодник учености и тайн природы постижения», выпускаемый столичным университетом, и выставлял все накопленные за многие годы номера в своей аптеке для желающих приобщиться к достижениям просвещения, пока он готовит им лечебный чай или микстуры. Там частенько собиралось целое общество и обсуждало новые веяния прогресса и просвещения. Я тоже входил в круг этих любознательных людей. Так что ты, Готор, конечно, человек ученый (не буду этого отрицать), но вот только не надо думать, что я всего лишь какой-то деревенский увалень, ни в чем не разбирающийся, кроме как махать шпагой да палить из мушкета.

— Ну во всяком случае, неплохо получилось, — как-то туманно сказал Готор, разумно удержав в себе мнение, что со своими рассуждениями Ренки выглядел напыщенным неучем, все свои знания почерпнувшим из «Ежегодника учености и тайн природы постижения». Это отлично подходило для данной ситуации. — А вы заметили того мужика в углу, что лишь наблюдал и слушал? — продолжил он, меняя тему. — Мне кажется, он у этих караванщиков самый главный. Вожак несколько раз бросил взгляд в его сторону, словно бы в поисках одобрения. И кстати, не оглядывайтесь, но за нами следят!

— Угу, — подтвердил Киншаа. — Я тоже обратил на них внимание. Двое, выехали следом за нами. Может, того… Засядем в том вон лесочке с мушкетами и…

— Не стоит привлекать лишнее внимание, — отрицательно качнул головой Готор. — Не думаю, что они увяжутся за нами надолго. Их задача — проследить, чтобы мы чего не прихватили рядом с трактиром. Судя по карте, что дал нам полковник, тут вот можно будет свернуть на север. Дальше дорога не обозначена, но я более чем уверен, что между двумя этими городками какая-нибудь тропинка да проложена. Сделаем большой крюк, подъедем завтра вечером к кабаку и вытащим тюк.

— А если они за это время тщательнее обыщут окрестности и найдут тайник? — поинтересовался Ренки.

— Да и демоны с ними, — беспечно отозвался Готор. — Скажем Тайной службе, что ничего не вышло, — всяко лучше, чем драться вшестером против двух дюжин.

Дальнейшие события показали правоту Готора. Наблюдатели отстали от банды возле следующего постоялого двора. А приятели, совершив немалый крюк, смогли оказаться к вечеру следующего дня в окрестностях знакомого трактира.

Сама операция по изъятию ценного груза из тайника могла бы, пожалуй, украсить какой-нибудь учебник по тактике или… психиатрии. Тут было и скрытное наблюдение, и контрзасадный маневр (как назвал его Готор), и группа прикрытия для отхода изымающих тюк.

В конце концов Ренки, уставший от всей этой возни, даже предположил, что его друг немножко страдает паранойей, в ответ на это Готор ответил, что он паранойей не страдает, а наслаждается. И что лучше выглядеть душевнобольным, чем мертвым.

С последним утверждением гордость Ренки никак не могла согласиться. Но время для спора было неподходящим, и он проглотил свои возражения.

И вот тюк погружен в возок. Замаскирован мешками. Сгорающие от нетерпения приятели отъехали на несколько десятков верст и затаились в придорожном лесочке, предварительно выставив охрану. Пришло время узнать, что же они все-таки такое украли.

Гаарз довольно ловко снял парусину, сделав всего несколько надрезов на швах. Внутри был шелк. Кажется, очень хороший шелк. Увы, никто из приятелей не мог бы назвать себя знатоком дорогих тканей, и вообще большими ценителями всяческой изысканной роскоши. Но шелк какой-то особой яркостью цвета, невесомой тонкостью и ощущаемой прочностью производил впечатление чего-то действительно дорогого и редкого.

— Разматывай аккуратно, — приказал Готор, видя, что Гаарз взялся за тесак, чтобы распороть тюк надвое. — Вдруг там какие-нибудь бумаги проложены между слоями. Будет обидно, — добавил он несколько позже, когда тюк был раскручен уже более чем на половину, но никаких тайных записок или иных секретных вещей так и не обнаружилось, — если все эти хлопоты только для того, чтобы лишить герцогов Гидшаа новых моднявых подштанников.

— Глянь, что это? — спросил Гаарз, когда почти вся поляна, на которой они стояли, была украшена огромной ярко-красной лентой, выглядящей тут, посреди природы, особенно странно.

Готор взял поданную ему вещь и сначала удивленно повертел ее. Потом начал приглядываться более пристально и даже несколько раз подносил поближе к глазам, словно бы пытаясь рассмотреть мельчайшие царапинки. В процессе рассматривания его лицо из заинтересованно-безразличного все более начало приобретать черты любопытства, усиливающегося волнения и даже почти шока, очем говорил также выступивший на лбу пот.

Естественно, вся остальная компания не смогла устоять в стороне и тоже сунула свои носы поближе к странной вещи.

Естественно, нос благородного оу Ренки Дарээка, не сумевшего сдержать любопытство, оказался там же, где и носы его куда менее благородных спутников. А вскоре и сам вещица перекочевала в его руки из рук Готора.

— Это какая-то рукоятка! — с необычайно умным видом высказался наконец Ренки. — Обломок жезла… или, может быть, даже булавы, во всяком случае, чего-то похожего. Судя по бронзе, довольно старая вещь. Глянь, какие жуткие рожи на набалдашнике — аж мороз по коже. А прически… — выбрито с боков и гребень посредине… Словно с росписей Второго Храма или из театральной постановки про героев древности, вроде Ска’гтаху, убийцы тигров или призрака Бефара. А на верхнем пояске… Сложно, конечно, утверждать однозначно, но, кажется, это морды быка, козы, тюленя и медведя. Вроде бы, еще даже до Небесного Верблюда считались, что все люди произошли именно от этих зверей. Наверное, это какая-то старая подделка под еще более древнюю вещь, еще доимперского или раннеимперского периода.

— А почему ты думаешь, что подделка? — поинтересовался Готор, внимательно глядя на Ренки.

— Так ведь сам посмотри. Бронза, конечно, потертая. Но если бы и впрямь с его изготовления прошло три-четыре тысячи лет, вряд ли бы мы вообще что-нибудь различили.

— Да, наверное. Если только ее не хранили с большой осторожностью, как реликвию, заматывая в толстые слои шелка, — согласился и одновременно возразил Готор, словно бы пытаясь на глаз определить толщину слоя патины на непонятном обломке. — А что ты думаешь о надписях?

— Да тут же почти ничего и не прочитаешь, — присмотревшись, ответил Ренки. — Раньше, видать, надписи шли по всему жезлу-рукояти. А тут огрызочек в ладонь длиной. Какие-то странные надписи. Непонятно, на каком языке писали, это даже не древнеимперский, хотя буквы и некоторые слова вроде и похожи на наши. Только совсем нет диакритических знаков для удвоения гласных или малого или большого щелчка. А некоторых букв я вообще не узнаю…

— Каких? — со странно взволнованным видом спросил Готор нечто странное. Будто он сам не знал нормального алфавита.

— Ну, — удивился Ренки. — Да вот, например. Или эта вот. И вот эта… кажется, тоже отдельная буква, хотя и похожа на предыдущую…

— «Ща», «Твердый знак» и «Мягкий знак».

— Ты их знаешь? — почти не удивившись, спросил Ренки. — Что-то древнее?

— Да как сказать… — очень задумчиво ответил Готор. — У меня на родине их до сих пор используют.

— Так, выходит, это вещица из ваших краев! — догадался Ренки. — А я-то думаю, что у тебя вид такой ошарашенный! Наверное, встретить что-то знакомое в такой дали от родины — это как упавшим королевским орехом по голове получить. Вроде и больно, и в то же время — на редкость приятно! Говорят, удивительная вкуснятина.

— Угу… — согласился Готор. — Именно что по голове… получить… Только вот никак эта вещица не могла бы сюда попасть из моих краев… Я так думаю.

— Ну, — беспечно пожал плечами Ренки. — Пути вещей и людей неисповедимы. Ты думаешь, что первый — как вас там называют — островитянин, кто попал на наши земли. А оказывается, кто-то из твоих соплеменников уже был тут раньше!

— Вот-вот, — согласно кивнул Готор. — Причем тысячи лет назад. С учетом того, что этой письменности всего-то тысяча с не очень большим хвостиком лет. А в таком вот виде — так и еще намного меньше…

— Да это небось только вы думали, что «тысяча с небольшим…» А у нас ею уже… не знаю… с незапамятных времен пользуются. А вы-то небось себя особенными мнили? Ну уж извини, мне правда жаль, что суровые будни жизни нанесли такой удар по твоим светлым идеалам.

— Молодца, — одобрительно сверкнул глазами Готор. — Подколол! Наверное, и правда надо ко всему проще относиться. Хотя это первое настоящее материальное доказательство того, что мои… соплеменники бывали на Старых Землях («штуку» ведь оттуда привезли). А это, знаешь ли, м-да… Многое объясняет и еще больше запутывает. Нет, я и раньше, конечно, подозревал. Уж слишком много совпадений! Но вот теперь… Эх, мне бы сейчас поговорить с кем-нибудь действительно умным…

— Хм… — изобразил обидчивый звук Ренки. Его приятель, конечно, пребывал сейчас в на редкость взволнованном состоянии, но все-таки элементарную вежливость следовало соблюдать.

— Не бери в голову… — Готор встрепенулся, отошел от своих дум, а потом словно бы еще некоторое время припоминал, что говорил и в чем причина недовольства на физиономии приятеля. — Я имел в виду: рядом с действительно умными, которые, собственно говоря, меня сюда и послали, я сам словно новорожденный младенец. Могу только пузыри пускать да пеленки пачкать. Ладно. Давайте лучше подумаем, что будем дальше делать?

— А чего там думать? — удивился Ренки. — Надо возвращаться в Фааркоон. Отдать Тайной службе эту «штуку», да и забыть все это, как кошмарный сон!

— Угу… — невесело согласился Готор. — Похоже, «штукенцию» все же придется отдать. Очень бы не хотелось, конечно. Но если мы ее им не притащим, они с нас с живых не слезут. Пожалуй, придется ограничиться зарисовками. Ну, может, еще и копии-оттиски с надписей поснимаю. …Небесный Верблюд! Хотел бы я все-таки знать, что это за штука такая и от чего ее отломали! Но я, собственно, вот о чем. Как будем назад возвращаться? Боюсь, что легкой дороги у нас не получится. Если герцоги Гидшаа и впрямь так сильно были заинтересованы в этой штуковине, что устроили такую сложную операцию по ее транспортировке, просто так они не успокоятся и будут искать любые следы и тянуть за все ниточки. И пошлют на это дело действительно толковых людей. Надо будет переодеться… Может, избавиться от лошадей или возка? Примкнуть к какому-нибудь каравану? Изменить маршрут? Рвануть на юг, добраться до порта, а там уж договориться о возвращении в Фааркоон? Надо будет проработать этот вариант! А для начала давайте-ка приберем здесь. Этот шелк своим цветом словно бы кричит: «Вот они, хватайте воров!» Надо его сжечь. Я, впрочем, слышал, что шелк не горит. Даже не знаю, так это или нет. Но тогда давайте просто закопаем. Хотя… Небольшой кусочек прихватите с собой. Тоже отдадим Тайной службе. Может, это наведет их на какой-нибудь след.

Глава 8

Ренки трепетал от восторга! Да он уже дня три как только и делал, что трепетал, едва попал в столицу. Приходил в дикий восторг от каждого названия, знакомого ему по прочитанным книгам, и даже будто бы удивлялся тому, что известные всему королевству дворцы, площади и улицы и правда находятся на тех самых местах, как это указанно на планах города.

Но поднимаясь на это крыльцо и проходя сквозь эти двери, он трепетал особенно!

Страшно даже было подумать, сколько великих людей и даже настоящих героев когда-то ступали по тем же самым камням на полу, что попирают сейчас его ноги!

Когда-то среди этих великих людей были и его многочисленные предки. Но это тема довольно грустная, и сейчас об этом лучше не вспоминать. Как, впрочем, не стоит вспоминать и о суматохе последних трех месяцев. О кругалях, которые выписывала банда по дорогам королевства. О том, как они однажды почти нарвались на людей Гидшаа и только чудом смогли выскочить из расставленной ими ловушки. Как потом несколько дней уходили от преследования и чуть не утонули, пытаясь перебраться вплавь через реку…

Как пришлось драться с привязавшимися к ним лесными стражами. Банда ранила троих из них и убила одного, но едва не потеряла при этом Киншаа, схлопотавшего пулю в бок.

Потом пришлось похитить лекаря из Храма демона Оилиои и вести его в лес, где он, страшно ругаясь, как портовый грузчик, вынул пулю и обработал рану. Но, на счастье, мужиком лекарь оказался совсем не вредным, да еще и из бывших армейских. Так что он помог приятелям примкнуть к группе паломников, идущих на побережье. Иначе раненого Киншаа пришлось бы оставить где-нибудь в деревне или при храме, что, учитывая рыскающих вокруг ищеек Гидшаа и лесных стражей, почти наверняка означало бы для него смертный приговор.

О том, как в Раагосе — самом крупном порту королевства Тооредаан — они вляпались в очень нехорошую историю с тамошним «обществом». И смогли спастись, только встретив знакомого капитана из Торгового дома Ваксай, который и сумел провести их на свой корабль и доставить… да, фактически домой — именно так они уже начали воспринимать Фааркоон.

А там их, похоже, уже и не ждали, потому что полк уж месяц как отправился на Зарданское плоскогорье. Но все же нашлись люди, которые обрадовались прибытию банды.

Увы, но радость была недолгой. Всю шестерку в срочном порядке вызвали в столицу! И сопроводили туда фактически под конвоем Тайной службы, да еще и усиленным.

В пути им ничего не говорили и даже не пытались объяснить, чем вызван этот вызов. Даже неясно было, охраняет ли их конвой от опасностей или, наоборот, следит, чтобы они не сбежали. Но даже это обстоятельство не помешало Ренки трепетать и восхищаться Западной Мооскаа — великой столицей великого королевства Тооредаан!

Эти улицы… Эти дома и дворцы… Площади, камни мостовых и даже грязь задворок… Все здесь было пропитано славной историей предков! Названия ласкали слух и будили восторженные воспоминания и еще более восторженные надежды!

Сколь многие ничем не приметные люди въезжали в этот город и обретали в нем свою судьбу. Великую судьбу. А также славу и память, пережившую века. Полководцы, царедворцы, ученые, поэты, художники и даже площадные актеры — все они смогли завоевать этот город, возвысившись над толпами себе подобных.

А скольких великих этот город обрек на забвение и ничтожество? Как много некогда могущественных родов было уничтожено, изгнано отсюда с позором или их потомки вынуждены были сами удалиться в провинцию, чтобы влачить там жалкую жизнь «по средствам»?

Подобно океану, этот город мог возвеличить человека, одарив его крыльями-парусами и открыв пути к богатству и величию, а мог уничтожить, размазав о камни или утянув в пучину беспамятства…

И одним из самых роковых мест Западной Мооскаа считался этот Малый дворец, одно из самых старых зданий города, вторая резиденция короля Даагериика Первого. Стены этого дворца видели множество событий, позже воспетых бардами и занесенных в десятки летописей. А еще они могли открыть страшные секреты и тайны, известные лишь единицам, ради сохранения которых в свое время проливали реки крови, отправляли на плаху, травили ядами или отдавали целые состояния.

Правда, королевская семья давно уже тут не жила, еще лет триста назад переехав в Верхний замок. А этот, десятки раз с тех пор уже перестроенный дом, перешел в ведение государственных служб.

Но зато сейчас тут обитал сам верховный жрец Риишлее — фактически второе лицо в королевстве, совмещавший духовное служение богам с гражданской службой своему королю. В том числе и на поприще старшего цензора Тайной службы.

И вот этому могущественному человеку зачем-то захотелось встретиться с шестью малозаметными солдатами-гренадерами. Взлет или пучина? Стремительные крылья за спиной или бешеный полет на волне, завершающийся чудовищным ударом о камни? Малый дворец с легкостью мог обеспечить и то и другое!

К великому человеку они попали далеко не сразу. Сначала их долго мариновали в коридорах дворца, отправляя из одной комнаты в другую, каждый раз демонстративно выясняли, кто они вообще такие, и давали понять, что таких тут «много ходют».

Потом вдруг засадили писать отчеты о произошедших событиях, участниками которых они стали. И только лишь спустя часов пять этой бюрократической волокиты и часа сидения в приемном покое они наконец-то удостоились чести лицезреть старшего цензора.

Кабинет Риишлее был сравнительно небольшим, но казался еще меньше из-за многочисленного хлама, которым, похоже, было заполнено все пространство помещения.

Вдоль всех четырех стен сплошняком, до самого потолка выстроились стеллажи, на которых лежали кипы бумаг и какие-то свитки, стояли книги, папки, шкатулки, ящички и даже, кажется, образцы товаров со всего королевства… Все это создавало ощущение полного бардака и хаоса.

И тем больший был контраст с самим Риишлее — высоким подтянутым мужчиной лет пятидесяти с подчеркнуто прямой, как у истинного оу, спиной. Аккуратно напомаженная, как у придворного, седеющая шевелюра контрастировала с заплетенной на жреческий манер бородкой на идеально выбритом лице.

Одет он был вроде бы в простую жреческую мантию. Однако то, как играл свет на складках черной хламиды, заставляло подозревать сумасшедшую стоимость пущенной на нее ткани и кропотливую работу множества слуг, ежедневно приводивших одежду верховного жреца в порядок.

И как завершающий штрих — большой кавалерийский пистолет, лежащий на столе, под правой рукой старшего цензора, на первый взгляд используемый для прижимания бумаг к столу. Однако его расположение и ухоженный вид прямо-таки кричали о готовности хозяина пустить это оружие в ход в любую секунду. И, судя по легкому блеску масла на элементах замка, можно было даже не сомневаться, что осечки не будет.

Практически не взглянув на вошедших посетителей, Риишлее принял от секретаря несколько бумаг, в одной из которых Ренки узнал свое собственное недавнее сочинение, и погрузился в чтение. Молча… Лишь изредка позволяя себе легкой гримаской породистого длинноносого лица выразить свое отношение к прочитанному.

— Готор… — по-прежнему не глядя, наконец произнес он тоном строгого школьного учителя, постукивая при этом длинным тонким пальцем по лежащему перед ним письменному творению данного человека. — Стиль, конечно, далек от привычной канцелярщины… Но, я вижу, что писать подобные отчеты вам не впервой. Более того, скажу, что тут чувствуется набитая рука. Все очень четко, по делу, без ненужных художественных подробностей и нелепых попыток украшательств слога, коими сильно грешит ваш молодой товарищ, оу Дарээка. Написано очень грамотно, ни единой ошибки, и даже каждый знак препинания на месте. Такое, признаюсь, в среде людей военных встречается нечасто. Но при этом нет попыток заумно рассуждать и лить воду, коими обычно злоупотребляют представители ученого люда. И все же после прочтения у меня создалось впечатление, что, вопреки показаниям на первых допросах четырехмесячной давности, вы проходили там, у себя, не по научному, а по военному или, возможно, даже сыскному ведомству. Это так?

— Не совсем, э-э-э… старший цензор. Скорее, я всю жизнь разрывался между армией и желанием стать ученым. Даже почти окончил одно учебное заведение, вроде вашего Офицерского училища. Но все-таки выбрал ученость. А ученость выбрала отправить меня на поиски мудрости и знаний в далекие от наших островов земли, надеясь, что навыки, приобретенные мною на военном поприще, помогут мне справиться с этой задачей.

— Об этих «островах» мы еще поговорим, — сказал в ответ Риишлее, буквально пронзив Готора острым, как стальная шпага, взглядом. — Сейчас же меня интересует иное. Считаете ли вы совпадением, что найденная вами вещь оказалась древностью, коими, как я понял, вы сильно интересуетесь?

— На этот счет у меня нет никакого мнения, — честно ответил Готор. — Я допускаю как и случайность, так и то, что вы заранее догадывались о сути переправляемого предмета.

— И что вы думаете об этой вещице?

— Очень старая… Несколько тысяч лет. Но без специальных изысканий точнее я сказать не могу. Обломок рукояти булавы или, возможно, какого-то ритуального жезла.

— О каких изысканиях идет речь? — Риишлее вперил в Готора такой взгляд, что тому показалось, будто он смотрит в жерла готовящейся выстрелить батареи. И все пушки нацелены на него одного.

— Обычных, — пожал плечами Готор. — Чтобы оценить древность предмета, надо сравнить его с другими древними изделиями, чье время изготовления известно достаточно точно. Библиотеки, архивы, хранилища древностей… Если хорошенько покопаться там, возможно, я смогу установить более-менее точную дату.

— Ну так наши ученые и сами умеют… — без всякого выражения сожаления на лице прокомментировал ответ Готора Риишлее. — Я думал, у вас есть какие-то иные способы. Вы ведь, кажется, довольно сильны в науках преобразования веществ и алхимии? И кстати, что вы там устроили на постоялом дворе? У меня уже накопился десяток отчетов от самых разных людей, в том числе и непосредственных наблюдателей. И все они, скажем так, грешат излишним разнообразием версий.

— Обычное развлечение в моих краях, — пожал плечами Готор. — Я был удивлен, узнав, что у вас такого нет. Не более чем игры с огнем, порохом и разными добавками. Изначально я сделал эти штуки, чтобы отпраздновать уход Шестого Гренадерского на войну, как благодарность городу Фааркоону, нас приютившему. Думаю, зрелище было бы потрясающим. Фааркоон нас запомнил бы надолго. Но когда пришло это задание, подумал, что можно применить их для иных целей.

— А насколько безопасно было использовать это ваше «развлечение»? — поинтересовался Риишлее. — Не подвергали ли вы жизни людей излишней опасности?

— Нет, — правильно понял подоплеку вопроса Готор. — В военном плане эти штуки абсолютно бесполезны, они могут только напугать. Ну или сгодиться для подачи сигналов. В крайнем случае можно устроить небольшой пожар, но того же можно добиться и куда более простыми и дешевыми методами.

— Хорошо, — кивнул головой Риишлее. — И все же потом изложите принцип работы этих ваших — как вы сказали? — фейерверков. И рецепты «добавок». А заодно уж изложите свои знания по части минного дела, в коем, как я понял, вы тоже весьма искусны. Отдам все это нашим ученым и войсковым инженерам, пусть изучают. Обидно, что вы уже применили эти фейерверки… в таком деле. Судя по отчетам, зрелище и впрямь впечатляющее, а теперь придется держать все эти знания в секрете. Ну хотя бы какое-то время. А ведь скоро Праздник коронации. Впрочем, не важно…

Риишлее замолчал и стал задумчиво смотреть в окно, продолжая барабанить длинными тонкими пальцами по поверхности стола.

— Оу Дарээка, — наконец произнес он. — Славное имя, славный род. Мои предки не раз дрались бок о бок вместе с вашими. Хотя бывало и так, что сражались они друг против друга. Но первое случалось гораздо чаще. Свисающий с вашего плеча погон говорит о том, что вы более чем достойно блюдете военную славу предков. И это похвально. Однако вы же и поставили на репутацию рода жирное грязное пятно!

Барабанящий палец вдруг уставился на Ренки как изготовленная к бою шпага, уже нацеленная и устремившаяся к сердцу оппонента.

— Я… гхм… — У Ренки вдруг пересохло в горле. — Возможно я тогда немного погорячился, — честно ответил он. — Но, по правде сказать, не жалею о том поступке. И даже более того, иногда с ужасом думаю, как бы повернулась моя жизнь, поступи я иначе!

— Хороший ответ, — едва растянув уголки рта, что, видимо, должно было означать улыбку, сказал Риишлее. А потом вдруг словно выстрелил из-за угла. — Так когда вы планируете вернуться домой, Готор?

— Я-а… хм… э-э-э… — поперхнулся и Готор. — По ряду причин я не могу в данное время вернуться домой. Потому что просто не знаю пути назад. Иначе бы давно уже сбежал.

— Примерно так я и думал, — кивнул Риишлее, и даже тени удовлетворения своей правотой не мелькнуло на его холодном лице. — Тогда намерены ли вы в ближайшее время связать свою судьбу с судьбой королевства Тооредаан?

— Все мои друзья сейчас служат Тооредаану, — ответил Готор. — В ситуации, когда тебе все равно, на чью сторону вставать, надо вставать на сторону друзей. Так что да, в ближайшее время я готов служить этому королевству. А в случае появления возможности вернуться назад постараюсь, чтобы интересы королевства и порученного мне дела не пострадали бы от этого.

— Ответ выглядит весьма правдивым, — опять так же холодно сказал Риишлее. — Такому можно поверить. Но, думаю, вы осознаете, что жить тут дальше вы можете только с благословения Тайной службы. А выпустить за пределы королевства такого… неоднозначного человека, чтобы он ушел служить нашим врагам, — это было бы огромной ошибкой.

— Понимаю… — невесело кивнул Готор.

— Тогда, — продолжил Риишлее с видом полководца, бросающего конницу на дрогнувшего врага, — вы должны понимать, что «благословение» означает «сотрудничество». А сотрудничество потребует от вас беззаветной преданности нашему делу. Хорошо, — добавил он, увидев утвердительный кивок Готора. — Искренне надеюсь, что мне приходится поднимать эту тему в первый и в последний раз. А теперь… Что вы скажете, если эта вот вещица, — в руках старшего цензора появилась знакомая приятелям рукоятка, — есть не что иное, как часть легендарного меча не менее легендарного героя древности — Лга’нхи?

— Того самого? — взволнованным голосом ученого, увидевшего истинный раритет, произнес Готор. — Что был родным братом чародея Манаун’дака?

— Да, именно его… И даже более того: по легенде, эта рукоять была сделана именно этим самым чародеем! После чего меч стал еще более волшебным. Что вы вообще знаете об этом мече?

— Можно мне еще раз… — срывающимся голосом попросил Готор, протягивая руки к рукоятке. — Я несколько раз читал упоминания о Волшебном Мече, но, честно говоря, как-то не придавал этому особого значения: у легендарных героев вечно какие-нибудь не менее легендарные и волшебные мечи или копья. И кстати, эта рукоятка не очень-то похожа на рукоять от меча.

— Это слово одного из древних языков Северных Земель, который лег в основу древнеимперского… — пояснил Риишлее. — Эти древние языки, как мне объяснили, вообще штука довольно путаная. Слова изменяются сами и меняют свой смысл, подчас даже на протяжении относительно небольшого времени. Тогда это слово могло означать и топор, и палицу, и… что угодно. Практически любое оружие короче копья, но длиннее кинжала. Конечно, наверняка были и термины для каждой отдельной разновидности. Но все они, кроме копья и protazana, были вытеснены словами переселенцев с Южных Земель, куда более успешных в военном деле. Остался лишь меч.

— Но почему вы считаете, что это та самая рукоять? — разглядывая древний кусок бронзы почти в упор, поинтересовался Готор. — Сохранились какие-нибудь подробные описания, рисунки?

— Так считает герцог Идиий Гидшаа, который потратил немало усилий и денег, чтобы заполучить эту штуковинку, — ответил Риишлее, протягивая Готору увеличительную линзу, которую достал из ящика стола.

— Он, должно быть, большой ценитель подобных вещей? — рассеянно спросил Готор, подойдя к окну и что-то рассматривая на рукояти сквозь полученное приспособление.

— Я не встречал человека, менее интересующегося старинным хламом, чем он. — По лицу Риишлее почти пробежала усмешка. — Герцог Гидшаа вообще не отличается сентиментальностью и не испытывает страстей по отношению к материальным вещам. Единственное, что его интересует, — это власть! Мне кажется, это у него что-то вроде болезни. Все остальное — лишь средства для достижения этой власти.

— И каким образом он собирался воспользоваться… этой штукой?

— Подобные вещи способны сильно воздействовать на умы простых людей, — с кажущимся равнодушием пожал плечами старший цензор. — Если грамотно воспользоваться этим, да еще и в подходящий момент, можно добиться многого. Особенно сейчас, когда из-за не слишком удачных военных кампаний состояние умов в королевстве несколько шаткое. Вы понимаете, о чем я говорю?! Да-да, оу Дарээка. Не делайте такие большие глаза. Гидшаа вполне могут попытаться если не сменить династию, то хотя бы отколоть свои владения, как это сделали герцоги Орегаар. Вот только, в силу своего происхождения, они вряд ли могут рассчитывать на поддержку большинства оу. Даже собственных вассалов. Мы, как известно, не очень охотно следуем за теми, кто не может проследить свой род до Старых Земель. А большинство тех, кого мы до сих пор называем «туземцами» и на кого Гидшаа могут рассчитывать в первую очередь, — сельские жители, которые, может, и полезут в драку за потомков своих древних королей, но, не будучи обученными и должным образом вооруженными, против королевских войск не выстоят и дня… Обо всем этом вы можете расспросить своего друга.

Риишлее кивнул стоящему у дверей вместе с остальными «неблагородными» Киншаа. — И кстати, можете полностью ему доверять. Я проверил — его род уже чуть ли не тысячу лет враждует с Гидшаа. Да-да, не удивляйтесь, ваш приятель, в своем, туземном смысле слова, тоже весьма родовит. Возможно, с помощью Священных Реликвий герцоги Гидшаа надеются перетянуть на свою сторону благородных оу или хоть как-то придать легитимность своим притязаниям на власть. Слухи до нас доходили уже давно, а примерно год назад мы точно узнали, что герцоги Гидшаа послали людей, чтобы найти и доставить им Три Священные Реликвии Старой Империи: Меч, Колокол и конечно же Амулет. Ну и попутно прихватывать все древнее, что попадется под руку. Поначалу, признаюсь, я отнесся к этому весьма скептически. Уж больно все это выглядит… сказочно. Я сильно сомневался, что что-то подобное вообще существовало в действительности, а не только в легендах о доисторических временах.

Все слушали, затаив дыхание, и Риишлее продолжил:

— Но ученый люд меня почти убедил в обратном. Колокол, например, довольно часто упоминался на всем отрезке существования Старой Империи. И даже более того, пропал лишь какие-то жалкие пятьсот лет назад, уже после фактического Раскола. Меч исчез чуть ли не на полторы тысячи лет раньше. А Амулет… не уверен, что он вообще когда-то был. Все рассказы о нем слишком туманны и малоубедительны. Да-да, Готор, уберите скептическую ухмылку со своего лица. Я, может, и не ученый, а обычный чиновник, но весьма старательно изучил этот вопрос. И на меня работают лучшие ученые умы королевства. Особенно активно я начал этим интересоваться, когда шпионы донесли, что Гидшаа, заполучили Шлем — Корону первого императора. Потом была еще всякая мелочовка… но тоже очень древняя. И вот теперь — рукоятка Волшебного Меча! Я считаю это своим личным провалом! Если хоть что-то из этого окажется подлинником, Гидшаа потом могут назвать любую древнюю кастрюлю хоть Колоколом, хоть Мечом, хоть Амулетом — им поверят!

— Но почему же тогда, — влез в разговор Ренки, — король не покарает изменников?

— Молодой человек! — Взгляд Риишлее стал очень ироничным. — Слышал, вы хороши со шпагой и мушкетом. Но в дела высшей политики вам пока еще лучше не соваться. Во-первых, за что именно прикажете «покарать изменников»? За коллекционирование доисторических побрякушек? А что потом? Отрубим головы всем благородным оу, хранящим в своих замках коллекции старинного оружия или прабабушкины драгоценности? Повесим купцов, торгующих древностями? А там и до крестьян доберемся — ведь они продолжают работать серпами да косами, купленными еще их дедушками. Но самое главное — понимаете ли вы место герцогов Гидшаа в механизме функционирования и управления королевством? Отдаете ли вы себе отчет в том, как пошатнется экономика королевства и его способность противостоять врагам, если мы вдруг, разом, уничтожим всех герцогов Гидшаа? А если не сможем уничтожить всех, причем одним махом, начнется свара внутри королевства, которой не преминут воспользоваться наши враги. Итак, Готор, что из всего этого следует?

— Полагаю, — улыбнулся тот, — наша команда должна включиться в гонку и найти эти Реликвии раньше людей Гидшаа.

— Почему именно ваша? — словно экзаменатор, вопросил Риишлее.

— Видимо, вы не можете полностью доверять своим людям. Ставки слишком высоки, а Гидшаа слишком могущественны. А те, кому можете, будут заняты более реальными делами вроде слежки за Гидшаа и перехвата уже добытых Реликвий где-нибудь в портах. А мы… Полагаю, иностранец без связей, разорившийся оу и люди из простонародья могут рассчитывать лишь на вашу поддержку. Думаю, вы приподнимете нас… не сильно, но достаточно, чтобы вызвать злобу и ненависть у других сильных игроков. Ну или каким-то иным способом нас с ними перессорите. И в результате у нас не останется иного выхода, кроме как преданно вам служить. Вот только как вы собираетесь нас контролировать в случае отъезда за пределы Тооредаана? А ведь нам придется это сделать, потому что, как я понял, Реликвии находятся на Старых Землях.

— Да, это представляется некоторой проблемой, — спокойно ответил Риишлее. — А значит, вам повезло. Раз я не могу надавить на вас, ну, предложим, через родных, то мне придется пообещать вам сказочное вознаграждение в случае вашего успеха. А как знает последний нищий мальчишка в Тооредаане, я всегда выполняю свои обещания. Обещание ли это долгой мучительной смерти либо почестей и богатств. Итак? Ваше решение?

— Мы должны посоветоваться, — ответил Готор.

Эпилог

— …и дочь Царя демонов, сраженного… пошла в ученики к… Ибо таков был уговор их перед битвой… И молился он три дня и три ночи. И снизошел потом с горы и сказал людям: «Вот, видел я двухцветную козу с одним кривым рогом. И пас ее отрок семи лет, благообразный на вид и хорошего рода»… И жрец первой ступени усомнился в его словах, но Небесный Верблюд послал ему видение…

Голос жреца, бубнящего древние байки, накатывал волнами, то вдруг вторгаясь в сознание Ренки, то отступая, тем самым освобождая место дремоте. Веки невольно слипались, подбородок опускался, и тело начинало заваливаться вперед, натыкаясь грудью на рукоятку заблаговременно выставленной перед собой шпаги. Он отшатывался и вновь открывал свое сознание бубнежке жреца.

«Ну и гад же этот оу Готор», — думал Ренки в эти секунды. Кто еще мог так жестоко посмеяться над мечтами юного оу о головокружительных подвигах и приключениях.

А начиналось все довольно здорово. Сбылась нежно лелеемая мечта всей его жизни — он стал офицером! Причем сразу вторым лейтенантом, разом прыгнув через одно звание. Да еще и с правом носить на погоне золотые шпаги с тремя звездочками — это означало, что звание это он получил, не купив офицерский патент, не за выслугу лет, а за подвиги на поле боя! В сочетании с булавой, двумя топорами и серпом и молотом с таким погоном не стыдно было выходить в отставку и бывалому ветерану. А мальчишка неполных девятнадцати лет имел полное право задирать нос на любую высоту, и даже облака обязаны были почтительно облетать этот нос стороной, уважительно покачиваясь под порывами ветра.

Да, съездить бы с таким погоном в Ваариган, родной городишко. В новом, дорогом мундире, сшитом у лучших столичных портных, и со скромной с виду шпагой на бедре, имеющей такую непростую историю, которую можно будет как бы невзначай поведать старому приятелю Доксту между рассказами о своих основных подвигах, сидя в кабачке дядюшки Тааю промеж оттопыренных от любопытства ушей местной публики. Потом пройтись бы по знакомым до каждого камешка и кустика на обочине дорожкам городка, солидно здороваясь с местными жителями, старательно не замечая их широко открытых ртов и выпученных глаз. Или встретить красотку Лирину, уже небось давным-давно выскочившую замуж. И сделать этакое лицо, дескать, не сразу и узнал…

А еще лучше — съездить домой в компании своих приятелей-ветеранов. Еще одного второго лейтенанта с таким же набором наград и «благородной», теперь уже официальной, приставкой «оу» перед именем. И четырех сержантов, чьи погоны тоже способны заставить даже иного офицера лишь почтительно склонить голову в уважительном кивке. Риишлее и правда умел награждать, пусть даже и авансом.

Потом можно пройтись по окрестностям городка, показывая друзьям местные достопримечательности. Хотя, конечно, вряд ли бывалых, повидавших мир вояк сможет что-то заинтересовать в маленьком скучном провинциальном городке… И все же…

— Оу Дарээка, извольте ответить… — вторгся занудный голос в светлые мечты Ренки.

— А? Что? — встрепенулся он. — Извините, я кажется немного задремал.

— Похоже, молодой человек, — раздраженно ответил на это голос жреца, пробивавшийся сквозь ржание аудитории, — вас совершенно не интересует история Второго Храма! Зачем же вы тогда вообще пошли учиться в университет?

Да, интересный вопрос, который Ренки неоднократно задавал своему приятелю и по совместительству вождю.

Увы, но почти сразу с пряниками подвалила сначала ложка дегтя в виде необходимости перевесить погон на правое плечо, что означало почетную отставку, а потом еще и Готор приготовил целый бочонок дерьма…

— Ренки, — вкрадчиво сказал он уже прямо во время обмывания свежеполученных званий. — А не желаешь ли ты записаться в университет на курсы богословия?

— Зачем?! — опешил Ренки, в этот момент мысленно уже заменяя офицерские шпаги на погоне на генеральский шлем, полученный за взятие кредонской столицы.

— Ну… — как-то туманно ответил Готор. — Я тут узнавал… Настоящего исторического факультета у вас тут фактически нет. Эта ваша «реалистическая философия» — чушь собачья. Так что, если хочешь быть подкованным по вопросам древних эпох, надо идти либо на богословие, либо на факультет словесности… Но я подумал: писатели — народ ненадежный и врут безмерно. А жрецы все-таки куда сильнее блюдут канон, так что набраться полезной информации от них куда проще.

— Готор… — задрав нос, ответил Ренки. — Зачем вообще мне, офицеру, идти чему-то учиться? Даже если бы я окончил Офицерское училище, максимум бы вышел с погонами третьего лейтенанта. А мы с тобой уже вторые. Так к чему тратить два года на бесполезную зубрежку?

— Ренки… — терпеливо произнес Готор, однако в глазах его мелькнули искорки раздражения. — Забудь ты про армию. Если все пойдет как надо, мы в ней будем только числиться почетными ветеранами. А вот если все пойдет плохо, скорее всего, туда вернемся, а лично мне снова становиться пушечным мясом как-то не хочется. Чтобы этого не произошло… Ты помнишь, какое задание дал нам… сам знаешь кто? Как ты планируешь его исполнять?

— Ну… не знаю… — Благодушие, снизошедшее на Ренки вместе с офицерским званием, не так-то просто было убить. — Что-нибудь придумаем!

— Ты хочешь сказать… — Раздражение уже переместилось и в голос Готора, — что это я должен что-то придумывать, а ты лишь будешь шпагой махать да погоном сверкать?

— Ну, Готор, зачем ты так? — постарался успокоить Ренки друга. — Ясное дело, я буду тебе во всем помогать. Ты просто скажи, что сделать надо?

— Надо как минимум превосходно знать историю собственного народа. Вернее, цивилизации.

— Я и так знаю.

— И в каком году правил император Саш’ка Третий?

— Э-э-э… а разве был такой?

— При нем, между прочим, ваш материк открыли.

— А, тогда это в две тысячи триста пятьдесят каком-то году было… наверное.

— В двести шестом от постройки Второго Храма это было, — устало произнес Готор. — Ошибся всего-то на две тысячи сто лет. А в две тысячи триста пятьдесят четвертом свое первое путешествие совершил брат вашего Даагериика Первого, вот у тебя в голове, видать, эта дата и застряла. И как ты с такими знаниями собираешься искать древние сокровища? Короче, Ренки, завтра же идем и записываем тебя в университет. Кстати, в мундире там лучше не появляться. Эти зубрилки нас, вояк, не больно жалуют!

Вот так и вышло, что вместо приключений, сражений и поиска сокровищ Ренки очутился на студенческой скамье. И теперь изнывал от скуки, «хлебая из котла знаний», который тут был изображен на всех эмблемах, ибо университет Западной Мооскаа претендовал на прямое родство с Первым университетом и во всем пытался ему подражать…

Скука смертная! И если бы не долг благородного оу перед своим королем и вождем, честное слово, Ренки бы сбежал без оглядки. Лучше уж маяться животом на Зарданском плоскогорье, постоянно рискуя схлопотать пулю в голову или штык в брюхо, чем терпеть эти долгие унылые лекции и общество разных там…

Университетская среда, как известно, подчеркнуто не терпит разделения на сословия. И сын короля тут будет сидеть на одной скамье с сыном золотаря. Если, конечно, у последнего найдется достаточно денег, чтобы заплатить за обучение.

Нет, в принципе Ренки не имел ничего против этого. Он ведь и сам успел побывать и солдатом, и даже каторжником. Но эта вопиющая расхлябанность и раздолбайство, демонстративное свободолюбие и свободомыслие, подчеркнутое пренебрежение дисциплиной и иерархией… Ведь даже сейчас студенты смеются не над Ренки, заснувшим на лекции, а над профессором, которому нахамил какой-то мальчишка…

Нет, не то чтобы Ренки мечтал, чтобы смеялись над ним. Но попробовала бы хоть какая-то тварь вести себя так с полковником оу Дезгоотом! Или даже с лейтенантом Бидом! В такие минуты Ренки очень сильно жалел, что у него в руках нет капральской палки.

Правда, после той, ставшей знаменитой дуэли, когда студент оу Дарээка вызвал за утро шестерых сокурсников и всем шестерым аккуратно проколол левое плечо (сначала хотел убить, но, поняв, насколько слабы его противники, ограничился подобным предупреждением) в перерыве между утренними и вечерними лекциями, вряд ли кто-нибудь осмелился бы над ним смеяться. Но репутация психованного вояки отнюдь не способствовала приобретению популярности и новых приятелей среди студентов.

Оно, правда, ему и не особо надо было. Хватало и своих друзей, проверенных временем и многочисленными кровавыми стычками. И все же казаться чудовищем, которое обходят стороной, было как-то малоприятно. Скорее бы уже Готор заканчивал свои изыскания, чтобы отправиться на серьезное дело…

— Простите, жрец Ифаасик, я не пытался вас оскорбить… Просто ляпнул сдуру, — повинно опустив голову, сказал Ренки, подойдя к профессору после того как университетский колокол прозвонил окончание лекции.

— Прощаю… — ответил маленький пузатый человечек в заляпанной чернилами жреческой хламиде. — То, что вы не шалопай вроде большинства наших студентов, я понял еще когда вы пришли извиниться во второй раз. Но честное слово, если бы не странный запрет ректора, я бы вас выгнал со своих занятий! Абсолютно же понятно, что вам совершенно неинтересно то, что я объясняю. Вы честно пытаетесь себя заставить. Но учение не идет к тому, кто не жаждет его всей душой. Вы лишь тратите свое и мое время. Если бы только не ваши высокие покровители, я бы… Однако там стоит какой-то громила в мундире и, кажется, пытается привлечь ваше внимание… Так что идите!

— Меня Готор послал! — доложился Гаарз, изрядно раздобревший в последнее время на сытных столичных харчах и пиве. — Вас двоих срочно вызывают в Малый дворец!

Егор Чекрыгин Странный приятель. Тайна Врат

Часть первая

Глава 1

О борт корабля, идущего вдоль пустого, будто бы вымершего берега, плескали волны. Поскрипывали снасти, иногда хлопали паруса, ловящие неверный, долетающий со стороны берега ветерок, что нес с собой зарданскую пыль, запах выжженной под солнцем травы и уныние.

Уныние вообще было господствующей эмоцией на корабле. И неудивительно. Мало кому хотелось возвращаться на эти проклятые всеми, вместе и по отдельности, богами земли. Да еще и именно в это время.

Благородный дворянин оу Ренки Дарээка был, пожалуй, единственным человеком на этом корабле, сохранявшим бодрость духа и веселое настроение.

Несмотря на свои неполные двадцать лет он уже успел испытать на себе несколько весьма чувствительных ударов судьбы, которые от иного, менее сильного и удачливого человека оставили бы лишь жалкое мокрое пятно, а может, и того меньше.

Наследник пусть и обедневшего, но весьма древнего и некогда могущественного рода через полгода после смерти отца (мать Ренки потерял при рождении), не достигнув шестнадцатилетия, оказался на каторге за убийство человека, посмевшего оскорбить его и отказавшегося драться на дуэли… А жизнь каторжан во все времена нельзя было назвать легкой.

Каторга без труда ломала других, куда более взрослых и опытных людей. Уж Ренки-то повидал всякого и мог бы привести примеры таких трагедий. Возможно, каторга сломила бы и самого Ренки, но капризная судьба в кои-то веки сочла возможным немного поддержать его, послав юноше в союзники тех, кто впоследствии стал его верными друзьями.

И первым из них был таинственный Готор, человек без прошлого, подчас демонстрирующий глубокие знания, а подчас весьма плохо разбирающийся в реалиях обычной жизни. Он никогда не настаивал на своем благородстве, однако Ренки сразу узнал в нем человека, равного по происхождению, но куда более опытного и умного. Того, кто достоин быть вождем.

Готор сумел сколотить из каторжной команды банду, благодаря чему Ренки и его новые знакомые смогли выжить в тяжелейших условиях. А потом — военная служба и вновь в каторжной команде. После первого же сражения от их банды осталось только шестеро. Зато эта шестерка сумела совершить подвиг и получила освобождение от каторги.

Правда, жизнь простого солдата была ненамного легче жизни каторжника. Палки капралов, муштра и суровейшая дисциплина… Приятели сумели преодолеть все, поучаствовать в нескольких сражениях, разоблачить заговор против короля и добиться внимания самых сильных людей королевства.

Готор и Ренки получили офицерские звания, а их товарищи, которые не могли похвастаться столь же благородным происхождением, — сержантские чины и двойной оклад. Все шестеро вышли в официальную отставку (ибо их новым долговременным заданием стал поиск Священных Реликвий Старой Империи, владение которыми укрепило бы власть монарха) и поселились в столице.

И вот, казалось бы, начался спокойный период жизни банды Готора. Но не прошло и двух месяцев после окончания их головокружительных приключений, как предводители доблестной шестерки отставников-ветеранов были вновь вызваны в Малый дворец и теперь уже без лишних бюрократических проволочек предстали перед глазами старшего цензора.

Верховный жрец, старший цензор, ближайший советник короля и вот уже три дня как военный министр королевства Тооредаан выглядел, как и положено человеку, совмещающему столько должностей, усталым, невыспавшимся и раздраженным.

— Садитесь, — приказал он двумлейтенантам, вяло махнув холеной рукой в сторону двух не заваленных кипами бумаг свободных стульев, что характерно: стоящих в разных углах помещения. — Ну, как ваши успехи, судари?

— Пока особо похвастаться нечем, — ответил Готор, или, вернее, оу Готор, которого не так давно официально причислили к благородному сословию с внесением его имени в специальный реестр Королевской службы протокола. К чему он, кажется, остался абсолютно равнодушен. — Я нашел примерно два десятка достаточно оригинальных описаний Священного Колокола и одно упоминание о фресках в Храме Зуба Дракона, что в горах у реки Аэроэ на Южных Землях, на которых может быть изображен Волшебный Меч. Как выглядел Амулет, по-прежнему остается тайной. Есть также намеки, что описание Меча может храниться у мастеров Олидики или Валкалавы. К сожалению, о местонахождении этих предметов я пока никаких данных не обнаружил. И признаюсь, тут у меня большие надежды на ваши возможности.

— Я отдал распоряжение поискать информацию в архивах и опросить знающих людей, — кивнул головой старший цензор Риишлее. — В том числе и за пределами наших земель. И даже разрешил распространить слухи, что тот, кто принесет мне что-то полезное по этому вопросу, удостоится моей личной благодарности. Но пока нет ничего стоящего внимания. Впрочем, судари, я вызвал вас не за этим. Вы еще, вероятно, не знаете, но пять дней назад наша армия опять была разгромлена, в связи с чем король оказал мне честь, назначив еще и военным министром. И не подумайте, что, когда я говорю: «разгромлена», я сгущаю краски. Принимая во внимание начавшие поступать сведения, я, скорее, даже слегка смягчил реальное положение дел. Зарданское плоскогорье мы фактически потеряли, и сейчас разговор уже идет о сохранении крепостей на побережье. Точнее, — словно высеченное из камня лицо Риишлее перекосила нервная гримаса, — разговор шел о сохранении крепостей. Потому что, судя по голубиной почте, три дня назад наши идиоты умудрились проморгать высадку кредонского десанта. Известный вам порт Лиригиса пал после двух часов штурма, а это лучший порт на побережье! И я не буду объяснять вам, почему его так необходимо вернуть любой ценой и почему сейчас я готов схватиться за любую соломинку. В том числе и за вас, судари. В прошлый раз вы, кажется, доказали, что умеете неплохо выпутываться из самых безнадежных ситуаций. Поэтому вам придется отложить ваши изыскания и вернуться в действующую армию. Ибо когда вопрос стоит о выживании королевства, уже не до политических интриг. Вот ваши бумаги. Оу Готор получает патент военного инженера с особыми полномочиями от военного министра. Оу Дарээка, вы его заместитель, и ваши полномочия будут также весьма высоки. В чрезвычайной ситуации вы, судари, можете приказывать даже командирам полков. Но не советую пользоваться этими полномочиями, если ситуация не будет действительно чрезвычайной. Это в ваших же интересах. Вот подорожная, дающая право реквизировать любой корабль для отправки на место службы, коли не будет попутного транспорта или понадобится больше места для груза. В моей приемной вам дадут бумагу и письменные принадлежности, можете составить список того, что вам необходимо для… уж я не знаю, чего вы там будете делать. Идите. Вы конечно же не последняя надежда королевства на спасение. — Риишлее выдавил из себя некое подобие улыбки. — Не настолько все плохо. Но знайте, что во всех храмах всех богов королевства с сегодняшнего дня будут молиться о вашей удаче!

— Убери улыбку с физиономии, если не хочешь случайно оказаться за бортом, — сказал оу Готор, вылезая из трюма и подходя к борту, возле которого стоял его приятель.

К тому времени, когда они прибыли в ближайший порт и погрузились на военный корабль, следующий в нужном направлении, весть о разгроме тооредаанской армии уже достигла, кажется, самых отдаленных уголков королевства. Оттого и радость на лицах солдат и моряков, отправляющихся к демонам в пасть, явно отсутствовала.

Доволен, похоже, был только второй лейтенант оу Ренки Дарээка, наконец избавившийся от необходимости выслушивать скучные лекции в университете Западной Мооскаа и дорвавшийся до дела, к которому был предназначен с рождения.

— Ты чувствуешь эти запахи, Готор? — Улыбка на лице Ренки расползлась еще шире. — Пыль и порох! Навевает воспоминания, не так ли?

— Ага, — хмуро ответил оу Готор. — Я еще не забыл, каким мы тебя вывозили отсюда в прошлый раз. Могу и тебе напомнить. По трапу некоего сержанта оу Дарээка пришлось поднимать на носилках, потому что сам он идти не мог и вообще пребывал в беспамятстве!

— Ну, — беспечно махнул рукой Ренки, которому даже тяжелые воспоминания о ранении не могли испортить настроение. — Это когда было! Зато за год с небольшим мы прошли путь от каторжника до офицера! Представь только, какие возможности открываются перед нами сейчас, когда за нашей спиной стоит сам военный министр!

— Представляю, и исключительно с ужасом, — брюзгливо ответил оу Готор. — Проклятые кредонцы! Испортили мне удачное начало карьеры охотника за сокровищами. И ты зря так радуешься. По всему видать, Риишлее ждет от меня какого-то чуда. Только вот я, знаешь ли, не волшебник! А судьба тех, кто не смог оправдать ожиданий сильных мира сего, обычно бывает весьма печальной.

— Так-таки ничего и не придумал? Этакое?! — с усмешкой переспросил Ренки, словно бы и не обращая внимания на недовольный тон приятеля.

— И когда я должен был что-то этакое придумать?! — взвился Готор и даже врезал кулаком по фальшборту корабля. — Всего два дня на подготовку! Что я вам за это время? Должен был атомную бомбу из полешка выстругать?

— Ну, не знаю, из чего делают эту твою атоом… в общем, бомбу, но ведь ребят ты зачем-то отправил на королевские склады?

— Всего-навсего заказал лучший артиллерийский порох. Наш Киншаа довольно неплохо научился в нем разбираться. А Гаарз — гений упаковки — доставит порох неподмоченным. Дроут же весьма изворотлив и в меру нагл, он и без бумажки от военного министра сумеет быстро притащить то, что надо, куда надо. А уж с бумажкой… Впрочем, я ведь все это уже тебе говорил.

— Ну вот, вижу, что у тебя уже есть кое-какие мысли! — весело заметил Ренки. — Когда ты этак вот недовольно хмуришь лоб, у тебя потом всегда появляются какие-то сумасшедшие идеи, которые, как ни странно, удаются. Так что мы будем делать?

— Что делать, что делать… — пробормотал Готор, глядя куда-то в сторону берега. — У Вобана^[68] воровать.

— У оу Баана? — удивленно посмотрел Ренки на своего приятеля. — Кто это? Какой-то кредонский военачальник? Ты хочешь украсть у него какие-то планы? Или что?

— Точно! — внезапно развеселился Готор. — Именно у этого оу мы и украдем верблюда или лучше слона! Он обидится и вместе со всей своей армией убежит в Кредонскую республику.

— Ну и пожалуйста! Можешь не рассказывать, — надулся Ренки, по интонация приятеля догадавшийся, что опять ляпнул какую-то глупость. И демонстративно стал смотреть в другую сторону.

— И что это значит? — бушевал генерал оу Крааст, потрясая полученным только что посланием и пугая двух своих адъютантов и ординарца-слугу. — Да что позволяет себе этот… — громкий голос генерала понизился почти до шепота, — мерзавец! Этот проклятый жрец, взявший слишком много власти при дворе! Где это вообще видано, чтобы жреца назначали руководить солдатами? Неужели он думает, что эти его придворные штучки тут сработают?

— Но, — попытался было возразить один из адъютантов, — ведь он написал, что…

— Чушь! — рявкнул оу Крааст подобно пушке, посылающей во врага заряд картечи. — Ясно же, что таким образом он пытается унизить меня! И вместо того чтобы прислать мне приказ об отставке, он присылает двух сопливых лейтенантов и фактически обязует подчиняться их советам! Любому понятно, что он не хочет начинать свою военную карьеру, убрав с должности боевого генерала и тем самым восстановив против себя всю армию. Да и боится связываться с партией Южных графств, которая будет стоять за меня. Он хочет, чтобы я добровольно покинул место главнокомандующего, и тогда он назначит какого-нибудь шута из своих приспешников, а то и ищейку из Тайной службы!

— Но ведь вроде бы в прошлой кампании эти ребята и правда показали себя…

— Это еще один укол от его жреческой милости! — взвился оу Крааст. — Стоило мне удачно закончить кампанию прошлого года — и все мои завистники немедленно начали распускать слухи, будто бы это два гренадерских полка свершили некий немыслимый подвиг, пока армия генерала оу Крааста отсиживалась за их спинами! И теперь он мне присылает каких-то лейтенантишек именно в мундирах Шестого Гренадерского. Представляю, какая ухмылка сияла на его гладкой, — голос генерала опять резко опустился до шепота, — напомаженной роже, когда он составлял эту мерзкую бумажонку! Только я не пойду у него на поводу! Если он хочет убрать меня из армии, ему придется сделать это абсолютно официально! А уж этих лентенантишек я встречу!

От ближайших портов, куда могло попасть судно, где находились путешественники с особыми полномочиями, до тооредаанской армии, осадившей порт Лиригиса, который уже перешел к кредонцам, пришлось бы добираться довольно долго. Так что, посоветовавшись с капитаном корабля, второй лейтенант и военный инженер оу Готор приняли решение высаживаться со шлюпки прямо на берег.

Прохождение полосы прибоя обернулось чистым кошмаром. Мало того что Готор и компания промокли до нитки, так еще и у Таагая, обычно чувствовавшего себя на кораблях вполне нормально, внезапно объявилась морская болезнь, и от него было мало толку. А ведь издали эта белая полоска вдоль берега казалась вовсе не страшной. Но когда вроде бы невысокие, всего-то с полсажени, волны начали швырять шлюпку на острые камни, самонадеянность сухопутных вояк сильно уменьшилась. В общем, троица героев выбралась на берег, имея отнюдь не геройский вид, зато поднабравшись от матросов-гребцов интересных словесных оборотов, как сказал бы оу Готор, негативного оттенка.

Да еще и единственное место, где, по мнению капитана, вообще была возможна такая высадка, оказалось в нескольких верстах от военного лагеря, так что промокшим и изрядно перенервничавшим приятелям пришлось тащиться пешком и тащить на себе немалый груз своих вещей и некоего «оборудования».

Наконец уже возле самого лагеря они наткнулись на патруль Четвертого Мушкетерского и были благополучно препровождены под конвоем к палатке командира, где их долго и бессмысленно мурыжили, выясняя, кто они такие да зачем приехали и что вообще в столицах слышно. Кажется, офицерам Четвертого Мушкетерского просто было очень скучно.

— А я-то думал, что это за люди в мундирах моего полка болтаются за пределами лагеря и требуют отвести себя к командующему! — раздался знакомый голос у входа в палатку. — Все нормально, Маалк, — обратился вновь прибывший к полковнику Четвертого. Я знаю этих ребят. И признаюсь, довольно рад их тут видеть! Однако же! Поганый Небесный Верблюд! Я, конечно, слышал, что в столице карьера делается быстро. Но вы, парни, похоже, превзошли всех! Добро пожаловать на зарданский берег. С чем прибыли?

— Здравия желаем, господин полковник, — поприветствовали приятели своего бывшего командира и, достав выданные Риишлее бумаги, передали их ему.

— Хм… — высказался полковник оу Дезгоот. — Вот оно как! Хотел бы я знать, что бы это значило!

— Если вы приютите нас на ночь, — слегка нагловато подмигнул оу Готор, — мы с удовольствием вам все расскажем. Потому как чувствуется, что тревожить среди ночи генерала было бы неразумно.

— Это да. Генерал этого не любит, — подмигивая в ответ, согласился полковник.

— Вот, собственно говоря, и все, — подытожил Готор свой рассказ. — А что у вас тут творилось? В действительности?

— Ну, — невесело улыбнулся полковник, ставя на столик кружку с вином. — Каких-то особых подробностей я рассказать вам не смогу. Генерал несколько осерчал на наш полк и в наказание оставил сторожить городишко Тиим. Это на юге отсюда, вдоль побережья. Море, песок, пара сотен рыбачьих хижин и форт. Воды мало, и она на редкость гадкая на вкус. Корабли почти не приходят. Вестей, что из королевства, что из армии, фактически никаких. Майор Олааник подхватил какую-то болячку и сгорел за неделю. Двое волонтеров — оу Кистоок и оу Оэрээко — тоже скончались. А вместе с ними и еще три десятка солдат и пара унтеров. Сопляки из пополнения в основном. Лакали сырую воду и покупали у местных бухло, которое те, говорят, гонят из тухлых рыбьих голов. По крайней мере, воняет оно именно так!

Каким-то нервным движением полковник схватил свою кружку и отпил большой глоток, словно бы пытаясь смыть некий гадкий вкус. А потом продолжил:

— Так что в сражении мы не участвовали. Но из того, что я видел и слышал, когда мой полк уже вызвали сюда, — разгромили нас знатно! Даже от Девятнадцатого Королевского осталось меньше трети, а ведь там служили отпрыски сами знаете каких семейств. А уж про остальные полки… Четвертый Мушкетерский вы сами видели. По сути, это полторы роты. А Седьмого и Четырнадцатого больше вообще не существует. Что и говорить, потеряно три королевских знамени! Такого позора в тооредаанской армии просто не было никогда!

Полковник тяжело вздохнул. Было видно, что, несмотря на делано веселый тон оу Дезгоота, теперешнее положение дел его сильно угнетало.

— И в чем причины поражения? — глухо спросил Готор, нервно передвигая свою кружку по походному столику.

— Проклятые кредонцы! Какие еще тебе нужны причины? — опять горько усмехнулся полковник. — У них чуть ли не каждую кампанию новая тактика, какие-нибудь новинки вооружения и даже другая амуниция. А мы все по старинке! Вы, кстати, не видели их новые мушкеты? Такими был вооружен захвативший порт Лиригиса полк. Ренки, загляни в оружейный шкаф, ты знаешь где. Да, вон тот, с правого края. Это мы уже тут добыли, я и взял в коллекцию. Ну-ка, умник оу Готор, сможешь ли ты разобраться в этом замке?

— Ударно-кремневый, — спокойно ответил Готор, едва взглянув на мушкет в руках у приятеля. — Дешевле и надежнее колесцового, заряжается быстрее фитильного, так как не надо возиться с фитилем и с крышкой полки. Кстати, ничего особо нового. Я видел схемы описания таких, кажется, в трактатах столетней давности. Ренки?

— Да, я тоже видел, — подтвердил Ренки. — Там было указано, что они очень ненадежны и чуть ли не каждый второй выстрел бывает с осечкой.

— Я об этом тоже читал, — насмешливо глядя на знатоков военного дела, ответил полковник. — Только вот эти стреляют как надо. Сам видел. Что скажешь, оу Готор?

— Научились делать надежные и более точные механизмы, — пожал плечами Готор и как-то резко посмурнел лицом. — Да уж… Это печально!

— Что это вообще значит?! Как вы посмели?!

— Простите, инженер-капитан оу Зоодиик? Полагаю, это вы?

— Да, я! Но я нахожу это место не слишком подходящим для знакомства и поэтому даже не буду спрашивать, кто вы такие!

— Извините еще раз. Но если бы не обстоятельства чрезвычайнейшей важности, от которых, не побоюсь этого слова, может зависеть даже судьба королевства, я бы никогда не осмелился… Разрешите представиться: второй лейтенант оу Готор. Инженер с особыми полномочиями от военного министра.

— Ужасно рад этому обстоятельству. Однако сильно сомневаюсь, что в ваши особые полномочия входит врываться в нужник и донимать меня абсолютно неуместными разговорами!

— Как я уже сказал, это обстоятельства чрезвычайной важности! И я не буду вас слишком донимать. Просто хочу договориться о конфиденциальной встрече завтра. На холмах, к северу от порта. Желательно, чтобы вы были один либо с теми, кому полностью доверяете. Повторяю еще раз: это дело государственной важности. Возможно, вы уже знаете, что я имею возможность вам приказывать. Но я всего лишь прошу.

Насколько тепло встретили старых друзей в лагере Шестого Гренадерского, настолько прохладной, если не сказать — ледяной, была встреча с главнокомандующим кредонской армии генералом оу Краастом.

Естественно, по старой доброй традиции, их сначала долго мурыжили перед штабной палаткой, демонстративно давая понять, насколько важный человек генерал оу Крааст и как ему некогда возиться с какими-то там лейтенантами. Наконец доблестный полководец счел возможным их принять.

— Что там у вас? Говорите быстрее, мне некогда! — бросил он лейтенантам, демонстративно садясь за столик и собираясь отобедать.

— Пакет от военного министра! — продолжая тянуться во фрунт, ибо соответствующую команду генерал будто бы забыл дать, ответил оу Готор.

— Ну, посмотрим. — Даже не вытерев жирные руки салфеткой, оу Крааст взял пакет и быстро вскрыл его. — Так… Ага… Ну-ну… Очень интересно… Значит, вас прислали, чтобы захватить порт Лиригиса? Весьма похвально. Желаю вам в этом удачи, господа! Можете идти.

— Хм… вообще-то, — осторожно высказался оу Готор, — там сказано, что мы поступаем в ваше распоряжение и должны лишь предложить вам свою помощь в решении инженерных вопросов.

— Боюсь, что в данный момент мне ваши советы не нужны, — с деланым равнодушием ответил генерал, возвращаясь к трапезе и с удовольствием поглядывая на замерших перед ним по стойке «смирно» приятелей. — Я, знаете ли, вообще как-то не сильно нуждаюсь в советах двух выскочек-лейтенантов и разговариваю с вами сейчас исключительно из уважения к нашему верховному жрецу и ко всем богам королевства. В данный момент, я полагаю, возвращение порта вообще не главная из моих забот. Меня куда больше волнует кредонская армия в целом, а не один-единственный город, захваченный одним-единственным полком.

— Но, как мы поняли, — встрял в разговор Ренки, — военный министр особенно озабочен освобождением порта.

— Молодой человек! — рявкнул генерал так, что зазвенела посуда на столе. — Военный министр, как вы изволите знать, в данный момент находится в столице. А я нахожусь тут. И мне виднее, что более важно для армии, которой я, повторю: я, а не парочка вторых лейтенантов, еще год назад бывших рядовыми, командую! Если у вас в этом возникли какие-то сомнения, можете изложить все это в кляузе вашему военному министру. Пусть присылает мне соответствующий приказ: положить все остатки тооредаанских войск, штурмуя занюханный портовый городишко, а еще лучше — приказ об отставке и замену. А пока этого не произошло, командовать и решать, что важнее в данный момент, буду я! Впрочем, — успокаиваясь, продолжил оу Крааст, — я даже рад, что вы тут появились. Теперь вы займетесь городом, а я смогу спокойно заняться кредонской армией. Удачи вам. Вы все еще здесь?

— Ну, вдвоем мы вряд ли справимся даже с одним-единственным полком, — сказал Готор и весьма выразительно посмотрел на лежащую перед генералом бумагу, «разукрашенную» парочкой очень даже солидных печатей, включая королевскую, пытаясь намекнуть на то, что саботирование таких приказов не останется безнаказанным даже для командующего.

— Справедливо, — благодушно кивнул головой оу Крааст, запихивая себе в рот здоровенный кусок мяса. — Вижу, на вас мундиры Шестого Гренадерского? Вот и прекрасно! Один кредонский полк, один Шестой Гренадерский. Нормальное соотношение сил. Наши славные гренадеры прославились рассказами о своих гм… подвигах. Позже я пришлю полковнику оу Дезгооту соответствующий приказ. Если, конечно, вы не пожелаете командовать сами. Нет? Вот и чудненько! Говорите, противник находится на укрепленных позициях? Хм… и правда. Тогда можете воспользоваться еще и услугами Четвертого, Седьмого и Четырнадцатого Мушкетерских полков. Четыре к одному — совсем неплохое соотношение сил! А теперь все. Извольте покинуть помещение штаба. Я очень занят!

— Гм… — высказался слегка ошеломленный Ренки.

Он-то, откровенно говоря, надеялся, что их с оу Готором встретят если не как долгожданных спасителей, то уж точно как ветеранов — героев прошлогодней кампании. А тут такая неприятная сцена. Даже когда он, будучи сержантом-порученцем, приносил в штаб армии документы от полковника, ему как минимум давали команду «вольно», не заставляя все время тянуться, как проштрафившегося рядового. А уж обойтись подобным образом с офицерами было в высшей степени нелюбезно!

— Да уж… — согласился с мнением друга Готор. — Такие вот дела!

— Но ведь… — вдруг всполошился Ренки. — Четвертый… От него же осталось полторы роты, он только и может, что нести караульную службу!

— А по словам полковника оу Дезгоота, — ухмыльнулся Готор, — Седьмого и Четырнадцатого вообще больше не существует!

— Но как же так! — возмутился Ренки. — Этот генерал… Он… он…

— Во всем этом есть один светлый момент для нас, — печально произнес Готор. — Генерал оу Крааст — действительно плохой командующий. Все его хитрости — просто открытая книга. Неудивительно, что кредонцы лупят нас в хвост и в гриву.

— И что же тут светлого?

— Ну, будь он поумнее, он бы промурыжил нас месяц или два, прежде чем мы окончательно бы убедились, что он желает саботировать все наши идеи и начинания. А он объявил об этом сразу. Так что можем составлять наши планы, исходя из этой данности.

— И что ты собираешься делать дальше?

— Давай-ка, дружище Ренки, съездим да и посмотрим на окрестности этого Лиригиса. А там уж и думать будем!

— Что и говорить, ребята… Я, конечно, ожидал от вас многого, но такого резкого взлета предугадать не мог. Если вы примете совет от старого солдата — будьте предельно осторожны. Такие стремительные карьеры имеют привычку так же быстро рушиться, причем с большим треском и грохотом. Думаю, вы уже восстановили против себя очень многих. Ваша единственная надежда на то, что желающих подставить вам подножку будет такое количество, что они оттопчут друг другу ноги, торопясь поскорее навредить!

— Спасибо, лейтенант Бид. Умеете вы утешить, — усмехнулся в ответ оу Готор.

— Ну, в утешение я могу тебе сказать, что наши будут стоять за вас. Мы, знаешь ли, очень ценим, что, даже взлетев, вы и в столицах не забывали о старых приятелях.

Ренки удивленно приподнял брови. Он откровенно не понимал, о чем говорит Бид.

— Всего лишь делились информацией, — дипломатично ответил Готор. — Не так-то это было и сложно.

— Твоя весточка о разгроме армии принесла обществу немало золотых кружочков! Да и те советы, что ты давал раньше, оказались очень дельными! Так что, повторю, ребята будут за вас стоять горой!

— Боюсь, полковнику не очень понравится, как мы его подставили с этим освобождением порта.

— Хе-хе! Он и так вечно ждал от генерала какой-нибудь пакости: оу Крааст весьма злопамятен. По мне, так все могло бы быть и хуже. Однако ты что-то придумал насчет штурма?

— А скажите-ка, лейтенант, что вы знаете о нашем военном инженере?

— Оу Зоодиик его звать, — подумав, начал Бид. — Мужик, говорят, дельный, но толком проявить себя ему до сих пор не удалось. Потому пока все еще в капитанах. В прошлый раз вы ему подгадили. Он так старательно готовил позиции, а после твоих взрывов враг отказался их штурмовать.

— Думаете, из-за этого у нас с ним могут возникнуть проблемы?

— Да нет, вряд ли. Мы с ним общались по кое-каким делам. — Бид заговорщицки подмигнул, и Ренки вдруг стало интересно, насколько же далеко раскинул щупальца спрут, сотворенный и выращенный этим пожилым первым лейтенантом. — Мозги у него на месте. И обижаться, что кто-то уделал противника раньше него, он не станет.

— Значит, с ним можно договориться? Причем так, чтобы об этом не узнал генерал?

— Ох, Готор. Ты что-то такое затеял нехорошее. Армия на том и держится, что старший знает больше младшего. Так что прокручивать свои делишки за спинами старших надо очень осторожно и с большой оглядкой. А то ведь, если что, свою же голову под пули подставлять придется!

— И все же?

— Да договориться-то не проблема. Проблема в том, что сейчас за ним вечно толпа ходит. Генерал лично одного из своих адъютантов к нему приставил. Чтобы, если что, всегда в курсе быть. Что бы он там в штабе вам ни сказал, а, насколько я знаю, его порт Лиригиса тоже сильно беспокоит. Стоит кредонцам только переправить сюда кораблями пять-шесть полков — и от нас останется одно пустое место.

Солнышко изрядно припекало, а высокая гренадерка без полей мало защищала от палящих лучей. Готор даже сотворил из бумаги какой-то дурацкий козырек и приспособил надо лбом, чтобы руки оставались свободными. Но Ренки скорее бы удавился, чем позволил кому-нибудь застать себя в таком нелепом виде. Так что он по старинке смотрел вперед, приложив ладонь ко лбу, и все силился понять, что видит Готор и что за значки такие он наносит на лежащий перед ним лист бумаги. Чуть в отдалении расположились сержанты Таагай и Доод с пятью солдатиками из состава роты лейтенанта Бида. Они пили уже по третьей кружке холодного гове из фляжек, неспешно позевывая и обмениваясь новостями и солдатскими байками.

Позади раздался свист — дозорный сообщил о приближении отряда. Судя по условному сигналу, это были свои.

— Ну вот, кажется, к нам пожаловал капитан-инженер, — отрываясь от своих записей, сказал Готор. — Пошли встречать!

На свету, а не во мгле сортира капитан-инженер оу Зоодиик оказался мужчиной среднего роста, средних лет и средней комплекции. Выцветшее и много раз штопанное сукно мундира, потертые ножны шпаги и некоторая суетливость в движениях выдавали в нем представителя уже давным-давно разорившегося рода, удерживающегося в благородном сословии лишь благодаря своим талантам и неимоверному труду. Именно такие оу обычно и шли в инженеры либо в лекари. Потому что в армии это были единственные должности, на замещение которых невозможно было купить патент, и делать карьеру приходилось исключительно собственным трудом и знаниями. Слава богам и реформам Ваарасика Второго. Сей король обязал все университеты готовить инженеров и лекарей за счет казны с обязательным условием для выпускника — отдать не меньше пятнадцати лет военной или гражданской службе. Что ни говори, а мудрый был король.

Прибыл оу Зоодиик в сопровождении всего лишь сержанта и капрала, которых оставил ждать в отдалении, а сам направился на холм к вторым лейтенантам, призывно машущим ему.

— Ну здравствуйте, судари. Искренне надеюсь, что вся эта нелепая таинственность имеет под собой хоть какие-то основания. Иначе, боюсь, я буду вынужден доложить обо всем генералу оу Краасту.

— В этом-то и состоит наша главная проблема, — сразу взял быка за рога оу Готор. — Возможно, до вас уже дошли слухи, что мы прибыли сюда по особому распоряжению военного министра, с его прямым приказом. Вот, кстати, можете ознакомиться с нашими бумагами. Однако генерал оу Крааст по причинам, о которых мы можем только догадываться, явно принял в штыки наше назначение и дал понять, что не собирается нисколько способствовать выполнению задачи, которую военный министр и старший цензор по совместительству считает сейчас наиболее важной для интересов королевства.

— Сожалею, судари, но тут я вам ничем не могу помочь, — развел руками оу Зоодиик. — У меня нет ни малейшего влияния на генерала. И конечно же я не буду делать ничего, что противоречило бы его прямым приказам. Я, знаете ли, человек военный.

— Хм… Не буду морочить вам голову, капитан-инженер, намеками на какую-то нашу особую осведомленность или имеющееся влияние в высших сферах власти. Но, кажется, любому понятно, что сроки пребывания на должности нашего любимого генерала весьма ограниченны. Особенно если он будет продолжать придерживаться выбранной им нелепой линии поведения по отношению к приказам военного министра и даже короля! По ряду причин я могу рассчитывать, что некоторые рекомендации, которые мы сможем дать новому командующему, будут рассмотрены весьма благосклонно. И мы могли бы…

— Судари, — чуть повысил голос оу Зоодиик, который, как и всякий едва способный поддерживать достойный своего сословия образ жизни оу, был подчеркнуто щепетилен в вопросах чести. — Повторяю вам, я военный человек, воспитанный на принципах субординации. Я не нарушу прямого приказа своего командира, какие бы политические выгоды мне это ни сулило!

— Прекрасный ответ! — подхватил оу Готор. — Однако мы вам ничего подобного и не предлагаем. Скорее, это будет легкий обходной маневр в общих интересах. Подождите! Останьтесь и выслушайте нас.

— Оу Зоодиик, — вмешался в разговор Ренки, видя, что Готор начал нести немножко не то и капитан-инженер явно собирается уходить. — В кодексе благородного человека сказано, что высшая цель оу — служение своему вождю. И ради этой высшей цели не только необходимо сокрушать все преграды, но и возможно пренебречь любыми условностями. Это называется служение высшей цели! Сейчас мы призываем вас лишь исполнить свой долг благородного человека. Выслушайте наше предложение — и сами решите, достойны ли будут те обходные пути, о которых говорит мой друг, преследуемой цели. И только потом примете решение, как это и надлежит делать благородному человеку.

— Ну, я слушаю, — продолжая сохранять недовольное выражение лица, ответил инженер.

— Я создал план захвата порта Лиригиса, — начал оу Готор. — Основанный, возможно, на несколько непривычных для вас, а главное — для противника, принципах. И я хочу, чтобы вы представили этот план генералу от своего имени, выступая в противовес нам.

— Вы что же, в случае удачи готовы отдать всю славу победителя мне? — искренне удивился оу Зоодиик. — Вот только с чего вы решили, что я приму такое сомнительное благодеяние?

— Примете, — спокойно ответил оу Готор. По той же самой причине, по которой мы вам отдаем славу. — Этого требуют высшие интересы королевства Тооредаан, которому мы все служим.

— Допустим, — задумался оу Зоодиик. — Вы меня несколько заинтриговали, особенно если учитывать вашу репутацию. Не удивляйтесь, судари, я знаю, что вы устроили кредонцам в прошлом году. Так в чем состоит этот план? Штурм, осада, подкоп?

— Это называется постепенная атака, — начал объяснять оу Готор. — Ключевым местом обороны я считаю Северный форт. Если он падет, то дальнейший захват города — это только вопрос недолгого времени. Мы выкопаем две траншеи, которые будут идти примерно от того холмика, где удобно поставить наблюдательный пункт, и вон до той речки. Первая траншея будет находиться за пределами картечного огня кредонских пушек, где-то в восьмистах шагах от стен форта. Вторая пройдет в двухстах пятидесяти шагах перед ней. Вот, кстати, примерный план траншеи с указанием размеров.

— Так-так, вы даже это продумали? — удивился оу Зоодиик, разглядывая поданный ему лист. — Разумно. Это, я полагаю, земляной вал, идущий в сторону противника. А это — специальная ступенька для стрелков? Весьма предусмотрительно. Кстати, у вас своеобразная манера изображения. Чувствуется некая система, только явно отличная от той, которую преподают на уроках фортификации. Впрочем, продолжайте.

— Вот здесь и здесь во второй траншее разумно установить скрытую от вражеских ядер батарею, которая будет стрелять вдоль фасов форта рикошетным огнем. Наша цель — не разрушить стену форта, а сбить артиллерию противника. Кстати, рикошетный огонь — это когда ядро несколько раз отскакивает от земли или…

— Знаю, — отрезал капитан-инженер. — Артиллерийская подготовка являлась неотъемлемой частью моего обучения! Однако что помешает кредонцам сделать вылазку и уничтожить наши пушки и пушкарей?

— В первой траншее как раз и будут находиться солдаты на этот случай. Они не только смогут обстреливать подходящие войска кредонцев из-за укрытия, но и благодаря ходам, соединяющим обе траншеи, быстро прийти на помощь тем, кто обороняет передовую позицию.

— Хорошо, а дальше-то что?

— Третья траншея, еще на две с половиной сотни шагов вперед. Поскольку она уже будет уязвима для мушкетного огня, есть смысл накрыть ее особыми щитами и навалить сверху земли. Там будут находиться в основном наблюдатели, а также стрелки на случай внезапной вылазки противника и землекопы, которые проведут еще несколько закрытых ходов, уже непосредственно в сторону форта. Все траншеи, перпендикулярные линии фронта, необходимо вести вот такими зигзагами, чтобы кредонцы не могли обрушить их с помощью артиллерии или обстреливать продольным огнем. Если наши солдаты получат возможность без потерь дойти до самого рва, да еще и под прикрытием огня своих пушек… Считаю, что форт будет обречен.

— Что ж, — задумался капитан-инженер оу Зоодиик. — Я бы назвал эту тактику кротовьей, но, клянусь, в ней есть определенный смысл. Однако непонятно, зачем вам тут нужен я?

— Генерал не даст нам ни единой пушки, — грустно ответил оу Готор. — Да и к тому же я планирую, что, пока вы будете заниматься землекопными работами, нам придется изображать подготовку к штурму где-нибудь с западной стороны. Навяжем плотиков для переправы через речку, демонстративно заготовим лестницы и фашины. Выстроим укрепления, похожие на укрепления западной линии, и будем гонять солдат, вроде как подготавливая их к штурму. Все это, кстати, пригодится и при реальной атаке форта. Преподнесите этот план генералу, будто бы как альтернативу нашему скоморошеству, сказав, что собираетесь сделать кредонцам этакую пакость. Для первоначальных работ людей вам потребуется не так уж много. Да и сами работы будут проводиться в основном по ночам, так что мы сможем перекидывать к вам часть наших солдат. Впрочем, все эти планы еще надо будет уточнять. Главное решите, готовы ли вы взяться за это дело.

— Знаете, судари, — немного подумав, ответил капитан-инженер оу Зоодиик, — а я, пожалуй, соглашусь. Мне и самому интересно узнать, что получится из всей этой затеи. Но боюсь, что одним только захватом форта мы многого не добьемся. Пока в бухте господствует кредонский флот, шансов захватить и удержать город у нас немного.

— Об этом я тоже подумал, — ответил оу Готор. — Вы когда-нибудь слышали про брандеры?

— Суда, начиненные порохом и горючими веществами? — даже переспросил оу Зоодиик. — Естественно, слышал. Они известны еще со времен Старой Империи!

— Я думаю, что, если удачно применить несколько таких, кредонцы перестанут чувствовать себя в бухте столь же вольготно.

— Это так. Но хочу вам напомнить, что кредонцы захватили тут все, что может худо-бедно держаться на плаву. И поскольку они контролируют вход в бухту, нашим брандерам там взяться просто неоткуда.

— Их можно доставить сюда по суше, в разобранном виде, — парировал этот довод оу Готор. — В конце концов, нам же не требуются суда, способные переплыть океан! Достаточно, чтобы они прошли по воде десяток верст.

— И где вы такие возьмете? — заинтересованно спросил оу Зоодиик.

— На этот счет у меня тоже есть определенные мысли, — довольно улыбнулся оу Готор и добавил, обращаясь уже к своему приятелю: — Похоже, Ренки, тебе придется навестить свою подружку, в смысле — ученицу. Ну, я хотел сказать: ее отца. Ведь, кажется, у Дома Ваксай есть своя верфь? Ну вот и отлично. Впрочем, об этом мы поговорим позже. А теперь давайте-ка обсудим мелкие детали.

Ренки закатил глаза. Еще с прошлого «планирования» оу Готора при словах «мелкие детали» ему становилось нехорошо, ибо на обдумывание мелких деталей его приятель тратил раз в пять больше времени, чем на принятие решений по деталям крупным. И он оказался прав — импровизированное заседание инженерного совета затянулось почти до самого вечера.

— Ну что, — устало спросил Ренки, когда они уже возвращались в лагерь. — Навестим офицерское собрание Шестого Гренадерского? Спать, конечно, охота, но ведь было бы невежливо не отдать дань уважения офицерам нашего с тобой полка.

— Угу, ты прав, — ответил оу Готор. — И кстати, меня частенько заносит и я забываю об условностях, так что ты не стесняйся мне напоминать о всяких таких делах. Только вот, пожалуй, сначала нам надо наведаться в Тайную службу.

(обратно)

Глава 2

Было еще довольно раннее утро, когда с приставшего к берегу корабля на причал порта Фааркоон сошли два молодых человека в зелено-красных гренадерских мундирах. Поскольку подобные мундиры в Фааркооне были еще весьма узнаваемы, хотя в последнее время и стали редкостью, оба юноши удостоились пристального внимания разношерстной публики, состоящей из королевских и портовых служащих, представителей торговых домов, артелей грузчиков и всякого портового сброда, который неизбежно собирается по случаю прибытия в гавань каждого нового судна.

И что же смогла увидеть вся эта публика, наблюдая за тем, как офицеры в мундирах Шестого Гренадерского полка сходят по трапу? Оба юноши были весьма молоды, на вид им едва исполнилось двадцать. Однако один из них уже козырял погоном второго лейтенанта с множеством наград, среди которых понимающий человек разглядел бы даже пару знаков высшей военной и гражданской доблести. Второй же хоть и мог «похвастаться» только чистым погоном, пребывал уже в чине третьего лейтенанта, что свидетельствовало о немалом состоянии его семьи.

Многие понимающие толк в тканях представители торгового сословия наверняка бы отметили, что мундиры юношей пошиты из дорогой, но скорее практичной, чем нарядной материи, явно привезенной со Старых Земель. А характерный зарданский загар да пара пистолетов, заткнутых за пояс одного из офицеров, явно намекали, что прибыли юноши прямо с линии фронта. В то же время пошив мундиров и их особая отделка говорили о том, что над ними работали лучшие столичные мастера и это вылилось в весьма кругленькую сумму.

Что еще такого необычного мог бы приметить глаз человека, знающего толк в наблюдении и понимающего особенности портовой жизни? Ну, пожалуй, ту стремительность, с которой оба юноши прошли таможенный и портовый контроль. В основном неспешные служаки, стоящие на защите экономических и политических интересов родной страны и обычно не пренебрегающие возможностью доказать всем подданным и гостям королевства свою значимость путем разного рода придирок и проволочек (что, говорят, частенько весьма благотворно отражается на финансовом благополучии самих чиновников), буквально вытянулись во фрунт и с большим почтением и даже без намека на досмотр багажа самолично сопроводили офицеров и подчиняющихся им двух солдат к трапу, едва лишь ознакомились с предъявленной вторым лейтенантом бумагой. И это уже тянуло на небольшую сенсацию, ибо было весьма и весьма нехарактерным нарушением веками устоявшихся порядков. Так что нечего удивляться, что толпа встречающих довольно сильно поредела и уже спустя минут двадцать половина города была извещена о столь редком и необычном явлении.

— Поганый Небесный Верблюд! — некоторым образом бравируя приобретенной на Зарданском плоскогорье военной лихостью, произнес третий лейтенант оу Лоик Заршаа. — Ты не поверишь, Ренки, да я и сам с трудом верю в то, насколько же мне приятно вернуться в этот милый городок!

— Ну почему же, — слегка снисходительно ответил второй лейтенант оу Ренки Дарээка. — Полагаю, после Зарданского плоскогорья эти края кажутся тебе подлинным земным раем. Я, знаешь ли, это уже проходил.

— Фу-у-у, дружище. Ты даже вообразить не можешь, какая же отвратительная дыра этот Тиим! Более мерзкого местечка я себе и представить не мог. Когда нас перевели в лагеря близ порта, я целую неделю боялся проснуться и увидеть, что это был всего лишь сон и сейчас мне опять придется тащиться по жаре проверять караулы, а потом до бесконечности играть в кости и пить местную бормотуху. Невыносимейшая скука, жара и преследующий тебя повсюду запах гнили. Там, кажется, даже железо не ржавеет, а именно гниет. Все, о чем я мечтаю сейчас, — это влезть в бочку сладкой прохладной фааркоонской воды, а вторую принять внутрь! Чтобы полностью вымыть из себя даже воспоминания о тиимской грязи и зарданской пыли. А потом рухнуть на хрустящие от белизны и чистоты простыни, по которым не будет ползать вся мерзость мира, от блох до скорпионов и змей, и проспать как минимум сутки!

— Ну… — иронично поднял бровь Ренки. — И что тебе мешает воплотить эти мечты в жизнь?

— Так ведь, — сразу поскучнел Лоик, — ты же сам говорил, что времени у нас мало и все дела надо будет сделать максимально быстро!

— Ну-ка давайте вперед, — приказал Ренки сопровождающим их солдатам, один из которых был в чине сержанта. — Помните дом, где мы с Готором останавливались в первый раз? Вот туда и занесите вещи. А потом можете идти по своим делам. Дружище Лоик, — продолжил Ренки, едва солдаты отошли на должное расстояние. — Неужто ты и правда собираешься сам ходить по купцам и договариваться с ними о поставках припасов?

— А как же иначе-то? — удивился бывший волонтер, всего полтора месяца как ставший офицером.

— Прости, друг мой, за назойливость, — вкрадчиво поинтересовался Ренки, — но что ты вообще понимаешь в зерне, муке и вяленом мясе?

— Ну-у-у… — видимо впервые задумавшись над этим вопросом, протянул Лоик. — Так ведь мне особо-то и знать нечего. Просто договорюсь с купцами о поставках, а уж они-то небось в курсе всех этих дел.

— Угу, — согласился Ренки. — И в первую очередь они в курсе, как впарить залежалый товар наивному третьему лейтенанту, видевшему ячмень пару раз в жизни, да и то издалека, в солдатском котле. Пусть тебе потом и не придется самому есть то, что ты купил. Но не хотел бы я оказаться на твоем месте, когда капитан-интендант оу Жаароок сунет свой длинный нос в привезенные тобой мешки!

— О боги! — содрогнулся оу Заршаа, видимо тоже представив эту картину. — Но что же делать?

— А думаешь, зачем с тобой послали сержанта? — усмехнулся Ренки. — Доод знает свое дело. Он обо всем договорится с купцами и проверит товар, а тебе останется только подписать бумаги и векселя.

— Но можно ли ему доверять? — озаботился оу Заршаа.

— Если он привезет гнилье, его свои же солдаты на куски порвут! — ответил Ренки, и Лоик впервые со времен приснопамятной дуэли вспомнил, какими жесткими могут быть глаза у его полкового приятеля. — Впрочем, за Доода можешь не беспокоиться. В прошлый раз именно он помогал мне обеспечивать полк. Нарекания были? Нет. Ну так иди отмываться и спать. Пара дней, думаю, у тебя есть.

— Ладно. Аты куда?

— Надо зайти в Дом Ваксай, поговорить с хозяином о кое-каком особом заказе.

— Тогда я с тобой! — твердо ответил Лоик, с которого внезапно слетела вся его сонливость и расслабленность. — Я не прощу себе, если не нанесу визит вежливости уважаемому Дрисуну и его прекрасной дочери.

— Его прекрасной дочери? — удивленно приподнял бровь Ренки.

— Конечно, — горячо подхватил Лоик. — Одивия — прекрасная и удивительная девушка, каких и в столице не найдешь! Если ты не помнишь, после твоего отъезда я вызвался продолжать обучать ее фехтованию. И, не буду скрывать, мы весьма близко сошлись с ней не только в этих вопросах. Она умна, весьма начитанна, знает жизнь с самых неожиданных сторон. На редкость остроумна, хотя подчас бывает и несколько беспощадной в своем остроумии. Скажу больше: я за ней ухаживал, словно за равной, а не какой-то там купеческой дочкой, и с самыми серьезными намерениями. И уверен: мне не хватило совсем чуть-чуть, чтобы растопить суровое сердце этой воительницы. Но тогда-то я был просто сопляком-волонтером. А нынче я офицер, прибывший с войны! Это должно произвести на нее впечатление.

— Ладно, — немного подумав, явно с некоторой досадой произнес Ренки. — Тогда ты отвлечешь ее, пока я буду разговаривать с ее отцом.

— Хе-хе, Ренки, — заулыбался Лоик. — В твоем голосе я ловлю нотки недовольства. Уж не положил ли и ты глаз на мою почти уже невесту? Это ни к чему хорошему не приведет. Так и знай!

— Вот уж о чем о чем, а об этом ты точно можешь не волноваться, — ответил оу Дарээка.

И тут Ренки не кривил душой. Ну разве что самую малость. Нет, он по-прежнему продолжал считать Одивию Ваксай особой малопривлекательной, излишне грубой и дерзкой. Но все же некоторая ревность пробудилась в нем, когда оу Лоик Заршаа заявил на нее свои права. Была ли это ревность учителя, у которого уводили способную ученицу, или нечто иное? Он и сам не мог бы сейчас ответить на этот вопрос.

На память Ренки почему-то сразу пришла одна встреча, что произошла у них с Готором в тот вечер, когда они поговорили с оу Зоодииком. Приятной ее назвать было очень сложно. Скорее, она даже в воспоминаниях не вызывала ничего, кроме желания вымыть руки и лицо и выстирать одежду.

Какая же все-таки огромная разница между представителями Тайной службы в армии и в столице! Да даже провинциальные чиновники, вроде допрашивавшего Ренки в Фааркооне старшего дознавателя оу Огууда, не шли ни в какое сравнение с этими вот…

Как-то так получилось, что палатки Тайной службы хоть и находились внутри лагеря тооредаанской армии, но одним целым с ним не были. Какая-то невидимая граница явственно отделяла военных от тех, в чьи обязанности входило присматривать за ними.

Первым, кого увидели Готор и Ренки, явившись в этот стихийный лагерь, был растянутый на козлах человек. А уж сами сотрудники Тайной службы… Брр… Поначалу они посмотрели на подошедших к ним офицеров с некоторым изумлением и любопытством, так, как волчья стая смотрела бы на подошедшего к ним теленка, словно бы размышляя: убить ли это глупое существо сразу или сначала хорошенько поиздеваться, натаскивая молодняк.

Это чувствовалось столь явственно, что даже бывалый и хладнокровный Готор едва сдержался, чтобы сразу не выставить перед собой защитным щитом выданный старшим цензором документ.

— Кто тут старший? — холодным и слегка надменным тоном спросил он.

— А с какой целью интересуетесь? — вышел вперед невысокий крепыш, который, как довольно быстро заметили приятели, имел весьма неприятную привычку странноватым образом кривить рот, словно бы одновременно пытался улыбнуться и заплакать.

— Я, кажется, задал вопрос! — сохраняя ледяное спокойствие, ответил Готор.

— Ну, допустим, я.

— Извольте представиться, как полагается, сударь, — не выдержал Ренки. — Ведите себя, как пристало оу! Если вы, конечно, имеете хоть какое-то отношение к благородному сословию!

— Дознаватель оу Диинк, — смерив Ренки не сулящим ничего хорошего взглядом, ответил крепыш и даже вроде как попытался выпрямить спину и отдать подобающий истинно благородному человеку поклон. Это получилось у него, прямо скажем, не слишком удачно. И неудивительно — и имя, и манеры выдавали свежеиспеченного оу сильнее, чем торчащие из пасти зубы выдали бы акулу.

— В таком случае, дознаватель оу Диинк, соблаговолите ознакомиться с этой бумагой, — продолжая источать холод, произнес оу Готор, неспешно доставая из-за пазухи некий документ и подавая его дознавателю.

— Хм… — задумчиво произнес оу Диинк. — Тут сказано, что мы не только должны оказывать вам всевозможную помощь, но и исполнять все ваши приказы. С какой это стати?

— Вы прекрасно это знаете, — отмахнулся от вопроса, как от назойливой мошки, оу Готор. — Если вы хоть немного исполняете свою работу, вам уже давно должно быть известно, кто мы такие и какими полномочиями наделены.

— Ну, допустим, знаю, — сменил тон оу Диинк. — Однако дополнительная проверка никогда не бывает лишней. Считайте, что все мы растерялись и пришли в смущение. Офицеры не часто заходят навесить нас. Так чем я могу быть вам полезен? — Дознаватель оу Диинк, как заметил Ренки, обращался к ним вроде бы почтительно и даже с подобострастием, однако глаза его оставались как у змеи. Они словно говорили: «Да, я сейчас ползаю перед тобой на брюхе, но только расслабься и утрать бдительность — и я вцеплюсь тебе в ногу и выпущу весь накопленный яд. Не хочешь? Это не важно. Когда-нибудь ты все равно не выдержишь напряжения и отвлечешься, а уж я не заставлю себя ждать!»

— Известны ли вам какие-нибудь кредонские шпионы в нашем лагере? Или, может, подозреваете кого-то?

— Подозреваю всех! — с неизменной кривой ухмылочкой самодовольно ответил оу Диинк. — Это моя обязанность. А тех, о ком знаю… Так они на виселице болтаются, а не по лагерю гуляют.

— Понятно, — буркнул оу Готор. — А этот, к примеру, за что тут? — кивнул он на растянутого на козлах человека.

— Много болтал, пороча имя командующего и офицеров, — неохотно ответил дознаватель. И при этом так скосил глаза, что даже Ренки стало понятно — врет.

— Отвязать! — приказал оу Готор.

— Но!.. — вспыхнул оу Диинк.

— Можете пожаловаться на меня старшему цензору. Впрочем, я думаю, мне удастся сообщить ему обо всем раньше, при личной встрече! — Готор особо выделил голосом последнюю фразу.

Дознаватель оу Диинк кивнул своим подручным, и те быстро освободили пленника.

— Кто такой? — холодно спросил Готор и, толком не выслушав ответ, продолжил: — Языком болтал? Болтал! Ну, считай, сегодня у тебя был очень удачный день. Уходи. И надеюсь, — продолжил он, когда пленник, не верящий своему счастью, убрался с территории Тайной службы, — вам хватит ума не преследовать его в дальнейшем? Я за этим прослежу!

— Это все, что вы хотели? — столь же холодно осведомился оу Диинк. По всему было видно, что он пытается подавить в себя ярость.

— Нет. Теперь, когда мы одни, я хочу поговорить о кое-каких мероприятиях по обеспечению охраны нескольких объектов.

— Весьма печально, Ренки, — заметил Готор, когда они, покинув это неприятное место, вздохнули с явным облегчением. — Я надеялся на нечто более конструктивное.

— Думаю, напрасно надеялся, — ответил ему приятель. — Разве ты не помнишь, как эта шушера обшаривала наши карманы после возвращения из разведки?

— Ну, это могла быть только маска, — словно бы сам себе не веря, сказал Готор. — Хотел я прокрутить определенную комбинацию с помощью Тайной службы, но этим ребятам доверять «тонкую» работу явно нельзя. Им бы только вешать, пороть да головы рубить. Более чем уверен, что, пока они проверяют солдатские карманы да вынюхивают измену, по лагерю шастают десятки настоящих вражеских лазутчиков! Вот тебе еще одна причина постоянных поражений тооредаанцев.

— Ну… Ты же, наверное, помнишь, что Риишлее говорил о Тайной службе в армии. Туда ссылают худших из них. Так уж исторически сложилось, что армия и Тайная служба не выносят друг друга. Зато это является гарантией, что сговора между ними против короля не будет.

— И это, скажу я тебе, большая ошибка! — покачал головой Готор. — Ненависть между армией и Тайной службой приносит куда больше проблем, чем пользы. Такое разделение может привести не только к поражениям. Это может уничтожить королевство! Кто знает, если бы ребята из Тайной службы действительно выловили бы всех кредонских шпионов или, еще лучше, начали бы с ними игру, может, нам сейчас не пришлось бы думать об освобождении порта. Потому что мы дрались бы где-нибудь ближе к кредонской границе. А пока сюда присылают таких, как этот Диинк, чтобы запугивать собственную армию, толку не будет. У него же на лице написано, что он больной на всю голову садист. Впрочем, ладно. Но вместе с тем, боюсь, что определенными вещами придется заниматься нам с тобой. И потому тебе стоит прослушать лекцию об основах контрразведки. Первая заповедь тут гласит: «Каждый должен знать только то, что ему полагается». Это особенно касается предстоящей тебе вскоре поездки. Успех применения брандеров почти на сто процентов будет зависеть от того, насколько тайно мы сумеем сделать и доставить их сюда. А ответственным за эту часть операции будешь именно ты.

И вот план держать все в тайне начинает рушиться при первом же столкновении с реальностью. Нет, не то чтобы Ренки не доверял оу Заршаа — первому ровеснику из благородных, с которым он тут подружился, еще будучи простым сержантом. Но только вот это никак не согласуется с первым из принципов, изложенных Готором. И тут, конечно, мало приятного.

Однако и прямо отказать просто невозможно. В офицерской среде такое поведение было, мягко говоря, не принято. А ссылаться на какую-то там выдуманную Готором «секретность» было бы просто оскорбительно. Подобное недоверие могло как минимум стать поводом для того, чтобы прервать все отношения, а как максимум — окончилось бы вызовом на дуэль. Когда Ренки объяснил это своему приятелю, тот только пробормотал на древнеимперском что-то вроде: «Stalina na vaasnety», — печально покачал головой и посоветовал: «Сначала думай, что говоришь другим. В конце концов, твой новый начальник теперь Риишлее».

Неторопливым шагом молодые офицеры добрались до Дома Ваксай, благо он, как и все другие солидные торговые дома, был расположен прямо на городской набережной, в двадцати минутах ходьбы от ворот порта.

По традиции первый этаж этого довольно большого здания занимала контора, а второй и третий отводились под жилье. Так что у входа в дом пути приятелей разошлись. Оу Заршаа, весело поздоровавшись с кем-то из знакомых слуг, велел доложить о себе и, не слушая ответа, бодрым жизнеутверждающим скоком отправился вверх по лестнице. А Ренки, пройдя к кабинету хозяина, мрачно кивнул секретарю и, постучавшись, толкнул дверь.

— Ну кто там еще? — рявкнул из-за двери знакомый голос, и Ренки даже вздрогнул. Видеть свою ученицу в ипостаси хозяйки крупной торговой компании ему еще не доводилось. — Да это никак мой сбежавший учитель? — удивленно протянула Одивия, разглядев незваного гостя. — Пришли за остатками жалованья или опять хотите проситься на место?

— День добрый, сударыня, — холодно ответил Ренки, стараясь придать своему лицу особо надменное выражение, дабы поставить на место эту нахалку, чья манера говорить и вести себя, надо признаться, изрядно смущала выросшего в провинциальной чопорности юношу. — Я хотел бы поговорить с вашим отцом.

— Надеюсь, хоть вы не собираетесь просить у него моей руки? А то ваш чрезмерно любезный тон и жаркие взгляды смущают меня до чрезвычайности! — весьма иронично и язвительно спросила Одивия Ваксай, манерно закатывая глаза наподобие героини любовной пьесы.

— Заверяю вас, сударыня, что об этом вы точно можете не беспокоиться, — еще более холодно произнес Ренки, чувствуя, что все эта холодность не слишком-то действует на наглую и самодовольную девицу. — Я пришел с ним побеседовать на деловую тему. И кстати, третий лейтенант оу Лоик Заршаа тоже прибыл в город и горячо жаждет встречи с вами. Так что полагаю, вам тоже скучать не придется.

— Печально-то как! Вы почти разбили мне сердце этим известием, — несколько двусмысленно ответила девица. — Однако я вполне могу опечалить вас в ответ. Отец отбыл в Старые Земли по делам нашего Торгового дома. Так что вам либо придется подождать полгодика, либо разговаривать о делах со мной.

— Хм… — немного растерялся бравый лейтенант, искренне не понимая, как можно вести торговые дела с представительницей женского пола. И от растерянности спросил нечто совсем уж несуразное и отчасти даже оскорбительное: — А в городе есть еще верфи?

— Смотря что вам надо, — превращаясь в саму любезность, ответила Одивия. — Если починить такелаж, откилевать судно, чтобы перебрать обшивку, просмолить или почистить корпус, то могу подсказать десятка три мест, где это сделают дешево и даже качественно. Кредонцы сейчас так свирепствуют на море, что многие команды вынуждены прохлаждаться на берегу, перебиваясь с хлеба на воду в ожидании, когда соберется достаточно крупный караван. Ежели ваша милость желает сделать себе прогулочную лодочку, на этот случай в городе найдется с десяток мастерских. Ну а если надо построить корабль или что-то повместимее рыбацкой шаланды — кроме как ко мне, на ближайшие триста верст вам обратиться будет не к кому… Решайтесь, сударь!

— Вот. — Ренки решился, как и советовала ему Одивия, достал из-за пазухи свернутые листы бумаги и подал их собеседнице. — Вы умеете читать чертежи?

— Пфи, — фыркнула в ответ Одивия, окатив Ренки презрительным взглядом. — Немного странно, — сделала она вывод после минут пяти напряженного рассматривания. — Это вы чертили? Нет? Я так и думала. Весьма своеобразная манера, но все же довольно понятная. Однако, сударь, хоть чертили это и не вы, все равно делал это полный профан в морском деле. Судя по обводам и пропорциям, судно будет довольно быстроходным, я бы сказала стремительным и, полагаю, весьма маневренным, по крайней мере, исходя из оригинальной конструкции шверта, сможет идти довольно круто к ветру. Но первая же серьезная океанская волна опрокинет его словно бумажный кораблик. На таком только в спокойную погоду по тихой бухте прогуливаться! — высказалась Одивия и состроила на редкость самодовольную мину. — Опять же, — продолжила она, — что это за странные размеры? Чуть больше обычной шлюпки, но меньше даже рыбацкой шхуны. А эти вот непонятные здоровенные рундуки вдоль бортов — они-то для чего? Если вы собираетесь их загрузить чем-то тяжелее ваты, остойчивость вашего суденышка, и так невеликая, окончательно помашет вам ручкой.

— Надо сделать все так, как изображено на чертеже! — упрямо ответил Ренки, с ужасом осознавая, что не понял и половины произнесенных этой девицей слов.

— Вот уж нет! — опять фыркнула она. — Изготовление подобного убожества лишь приучит моих мастеров работать спустя рукава! Проще будет объяснить, что вам надо, — и мои люди сделают это, опираясь на свой многолетний опыт и самые новые наработки!

— Мне нужно это! — буркнул Ренки, внезапно осознавая, почему боги определили женщинам заниматься домашним хозяйством и детьми, а не лезть в мужские дела. — Именно то, что изображено на чертежах. Это вот и сделайте!

— Это вот! — передразнила его Одивия Ваксай. — Вы хоть сами-то знаете, что это такое?

Ренки знал, но забыл слово «брандер», да и не очень-то был уверен, что имеет право рассказывать об их затее первой же попавшейся девице, а не, к примеру, ее солидному и уважаемому отцу, который не доводит обычно спокойных армейских офицеров до белого каления своей бестолковостью, любопытством, ядовитой язвительностью и придирками. Поэтому он нервно вскочил со стула, подошел к двери кабинета, пнул ее ногой, немного успокоился и вернулся обратно под взглядом Одивии, которая, кажется, нисколько не испугавшись, прямо-таки наслаждалась этой сценой.

— Сударыня, — холодно произнес Ренки, — к моему большому огорчению, я вынужден сотрудничать именно с вами. Этого требуют интересы королевства. Если вы хотите знать больше, то вам придется дать клятву о том, что ничего из моих слов не достигнет чьих-либо чужих ушей и что вы не разболтаете о нашем разговоре ни подружкам, ни мамкам-нянькам, ни жениху или поклонникам. Я должен быть уверен, что вы будете сдерживать свою болтливость хотя бы ближайшие полгода.

— Ох, сударь, — резко сменила тон Одивия, внезапно превращаясь в заботливую тетушку, присматривающую за пятилетним племянником, капризным и настырным. — Вы, видимо, ничего не знаете о том, что купцы называют «коммерческая тайна», и вообще слабо представляете, каково это — управлять Торговым домом. Я готова поспорить на что угодно, что вы проболтаетесь куда раньше меня. Ну ладно-ладно. Хорошо. Я клянусь, что ничего никому не скажу.

— В письменном виде! — заявил Ренки, вспомнив что-то из рассказанного Готором о секретности и надеясь, что это хоть как-то образумит нахальную девчонку.

— Даже так? Как интересно. А что писать? — придвинула Одивия к себе листок бумаги и обмакнула перо в чернильницу.

— Ну… — растерялся Ренки, никогда в жизни не дававший подписок о неразглашении. — Так и пишите. Главное, чтобы это было изложено на бумаге.

— Извольте, — быстро набросала неприятная собеседница несколько предложений на листе, расписавшись и даже поставив печать своего Торгового дома. — И что теперь? Если я проболтаюсь, мне отрубят голову?

— Нет, — с нескрываемым наслаждением ответил Ренки. — Согласно закону о сословном делении вас повесят!

— Ах, — вздохнула Одивия и как всегда оставила последнее слово за собой. — Надо будет подобрать соответствующий наряд. Что-нибудь в цвет веревки, непременно декольте, и юбка подлиннее, чтобы мальчишки не подглядывали. Так что там у вас за кораблики?

— Это называется «брандер», — внезапно вспомнил мудреное слово и жутко обрадовался этому обстоятельству Ренки.

— Что ж, — ответила Одивия. — Это многое объясняет! Кроме разве что непонятных узлов крепления деталей. Кажется, тот, кто это чертил, никогда в жизни ничего не строил. Или этому есть какое-то особое объяснение?

— Суда должны быть разборными, чтобы была возможность доставить их к бухте Лиригиса по суше, — окончательно сдался Ренки.

— Угу, кажется, я все поняла, — проговорила Одивия, внезапно становясь очень серьезной. — И сколько таких вам понадобится, какие сроки и кто будет за все это платить, а главное — какие суммы?

Ренки было набрал в легкие воздуха, чтобы ответить, но в этот момент в дверь постучал секретарь и, заглянув в кабинет, доложил:

— Третий лейтенант оу Лоик Заршаа покорно просит принять его.

— Ах! — ненатурально манерным голосом вскрикнула Одивия, с явным расчетом быть услышанной тем, кто стоит за дверью. — Попросите его подождать. Мы тут с оу Дарээка секретничаем!

— Какие могут быть секреты у моего однополчанина с моей почти что невестой? — с деланым возмущением заметил оу Лоик Заршаа, отодвигая секретаря и вваливаясь в кабинет. — Я немедленно требую объяснений!

— Ах, сударь, — трагически заламывая руки, ответила Одивия. — Я бы с удовольствием вам все рассказала, но оу Ренки Дарээка обещал меня задушить, если я это сделаю. А вы знаете, какая у него грозная репутация! И кстати, не помню, чтобы я благосклонно относилась к вашим ухаживаниям и позволяла называть себя невестой.

— Вы просто пока не принимаете меня всерьез, — как-то чисто механически ответил Лоик, ибо в этот момент во все глаза пялился на Ренки, и в его взгляде, на две трети состоящем из веселости, одна треть все же была отдана изумлению.

— Да вовсе и не задушить, — несколько растерявшись от такого напора, пробормотал Ренки. — Всего лишь повесить. Я потом тебе объясню… Сделать надо не меньше полудюжины таких, — продолжил он, стараясь говорить как ни в чем не бывало, не обращать внимания на выпученные глаза Лоика и при этом делать вид, что не заметил, как Одивия показала ему язык. — Но лучше — десяток или дюжину И сроки, как вы, сударыня, думаю, и сами понимаете, должны быть минимальными, так что высоким качеством можно пренебречь. Что касается оплаты… Составьте предварительную смету, и мы все обсудим. Но, я полагаю, как преданная и сознательная подданная нашего короля вы будете соблюдать умеренность — казна королевства не бездонна!

— Хорошо, сударь, — становясь само смирение, ответила Одивия. — Как сознательная верноподданная, я немедленно лично поеду на верфь и отдам соответствующие распоряжения начинать работы, даже не дожидаясь окончательного подписания договора. И не беспокойтесь: мои работники болтать не станут, они тоже знают, что такое коммерческая тайна. А что касается сметы — это можно обсудить завтра, ближе к вечеру. Ну, допустим, после ужина, на который я приглашаю вас и вашего друга.

Ренки кивнул, почти поверив в серьезность Одивии, но та не смогла удержаться от шпильки напоследок:

— Как забавно: в прошлую нашу встречу вы подрабатывали учителем фехтования, а в нынешнюю уже распоряжаетесь королевской казной! Хотела бы я услышать эту историю!

— Ну вот, — обиженно сказал оу Лоик Заршаа, когда они покинули Дом Ваксай. — Из-за твоих таинственных дел и меня выперли. А я-то, признаться, всерьез рассчитывал на завтрак. У них тут готовят бесподобные блинчики с начинкой из мяса морских коровок, по рецепту, который семейство привезло со Старых Земель, из самой Валкалавы. Ты даже не представляешь, как я тосковал по ним долгими днями и ночами в Тииме, почти так же, как и по самой Одивии. В качестве приданого за мою будущую жену я готов взять только их кухарку, и пусть она готовит нам эти блинчики каждый день! Кстати, как поживает твой аппетит?

— Вполне бодр и не забывает напоминать о себе, — кивнул Ренки. — Давай-ка найдем подходящее местечко. Только, чур, без рыбной кухни. Осточертела за время плавания!

— Отлично, — просиял оу Лоик Заршаа. — Я знаю тут одно такое. Готовят отменную баранину, фаршированную аиотеекской кашей с пряностями. Дешево, сердито и бесконечно вкусно! Тебе понравится. Я ставлю лучшее вино в кабаке, а взамен ты мне расскажешь, что за секретные дела такие у тебя с моей невестой. Кстати, а куда пойдем потом? Я настроился на долгие и нудные разговоры с купцами, а ты меня избавил от этого, и теперь я не знаю, куда податься.

— Мне надо будет зайти в одно место, — уклончиво ответил Ренки.

— Отлично, — кивнул Лоик. — Пойдем вместе!

— Тебе там, скорее всего, не понравится, — отрицательно качнул головой оу Дарээка.

— Хм… Ты говоришь это так, будто у тебя от меня и правда есть какие-то секреты, — обиделся Лоик.

— Это Тайная служба, — был вынужден пояснить Ренки. — Надо переслать отчеты нашему нынешнему военному министру и получить разрешение на оплату кое-каких расходов. Как ты, наверное, и сам знаешь, его святейшество Риишлее еще и старший цензор Тайной службы, так что через них послание дойдет гораздо быстрее.

— Фу-у-у… — протянул оу Лоик Заршаа. — Как я тебе не завидую. Хотя, конечно, ты, как изволила выразиться прекрасная Одивия, и распоряжаешься королевской казной, однако общаться с подобными типами… Тут я, пожалуй, и правда компанию тебе составлять не буду. Лучше пошляюсь по городку, куплю что-нибудь этакое и вообще постараюсь развлечься так, чтобы следующие полгода мне было очень стыдно за себя и тянуло исключительно к аскетическому образу жизни. Потому как другой мне и не светит. Надеюсь, ты ко мне вскоре присоединишься?

— Эх, — вздохнул в ответ Ренки. — Кажется, тебе придется обойтись без меня. Мне еще надо сделать кучу дел, которые не свалишь на сержантов.

А несколько ранее, но совсем в другом месте Фааркоона, происходили совсем иные события. Надо отметить, что эта часть города не отличалась ни особенной красотой, ни чистотой улиц, ни добропорядочностью населяющих ее жителей. Скорее наоборот — именно тут и находилась самая мерзкая и вонючая клоака этого в целом довольно милого городка, населению которой уже некуда было спускаться дальше по социальной лестнице.

В двери кабачка «Морской конь» влетел некий субъект, щеголяющий в невероятного вида лохмотьях и обладающий лицом законченного пьяницы и здоровенным шрамом через всю левую щеку.

Не останавливаясь в дверях, он сразу подбежал к стойке кабака и, тяжело дыша после долгого бега, с ходу выпалил в лицо хозяину:

— Он тут!

— Кто — он? — меланхолично протирая грязной тряпкой еще более грязные кружки, переспросил хозяин.

— Тот самый волонтер, за которого была назначена награда! — судорожно хватая воздух и жадным взглядом косясь на кувшин вина, ответил вестник. — Ты, кстати, имей в виду: я первый тебе об этом сказал! Помнишь, тот молодой длинный оу, который с приятелями вырезал всю компашку Фоата? У них еще у всех на погоне булава была? Так вот, он только что прибыл в город на корабле. Видать, прямо с войны. Тока он теперь офицер, и с ним компания из еще одного офицера и двух солдат. Ты помни, я тебе это первый сказал!

— Сказал и сказал, — флегматично ответил хозяин. И, взяв кувшин, наполнил одну из свежепротертых кружек и сделал ею движение в сторону жадно смотревшего на нее бродяги. — А проследить, куда он дальше пойдет, сможешь?

— Да как нечего делать! — радостно хмыкнул бродяга, непроизвольно сглатывая и протягивая руки к заветному напитку.

— Сможешь сказать, где он будет сегодня ночью, — пододвигая кружку в сторону пьяницы, продолжил кабатчик, — неделю будешь пить, сколько влезет. Или тебе денег дать?

— Нет! — испуганно отшатнулся тот. — Лучше выпивку!

Бродяга обманул ожидания кабатчика. Ибо этой ночью Ренки не остался в Фааркооне, а сразу после посещения Тайной службы, взяв наемную лошадь, отправился в университет, чтобы разместить очередной заказ от Готора.

Что именно он там заказывал, Ренки не смог бы рассказать даже под пытками. Сунув ради интереса нос в бумаги, переданные Готором, он чуть не вывихнул себе челюсть, зевая от скуки. Все, что он там обнаружил, — это какие-то мало понятные алхимические формулы и описания процессов. Рисунки-схемы таинственных банок — склянок — трубочек тоже не увлекли юного оу, и он, сложив бумаги обратно, решил просто поработать курьером.

«Просто поработать» не удалось. И когда почтеннейший Микааш, профессор кафедры алхимических преобразований веществ, узнав, от кого пришло послание, весь буквально затрясся от нетерпения и, едва ли не истекая слюной, потребовал пояснить ряд непонятных ему моментов, Ренки вот уже второй раз за день почувствовал себя необразованным бездарем. И это было весьма обидное чувство.

И обидное чувство привело его в университетскую библиотеку, где он, обложившись книгами по алхимии и судостроению, попытался в сжатые сроки обзавестись всеми знаниями, что накопило человечество по этим темам еще со времен постройки Первого Храма. Увы, но все, чем обзавелся юный офицер в результате нескольких часов решительного штурма кладезя знаний, — лишь больная голова, несчастный вид и стойкое убеждение в своей полной бездарности.

«Кто же все-таки такой этот Готор? — думал Ренки, ужиная в зале гостиницы, ставшей его приютом на эту ночь. — Как в одном человеке сочетаются знания, способные повергнуть в душевный трепет седовласого профессора, озадачить человека, судя по всему (приходится это признать), неплохо разбирающегося в кораблестроении, поразить новизной инженера-фортификатора, отвечающего за целую армию, с умениями попасть в цель из мушкета на три сотни шагов, запугать целую банду каторжников и ломать ударами кулаков доски? И ведь это только то, что лежит на поверхности. Еще ведь и поразительные знания из области истории и древних языков, медицины и трав, торговых сделок, шпионажа, воровства и множества всего иного, что словно бы исподволь постоянно всплывает в его разговорах. Какую тему ни затронь — почти всегда по ней я могу услышать по ней компетентное мнение, а то и целую лекцию. А с тем же Риишлее Готор фактически общался как с равным, по крайней мере, по уровню понимания проблемы, когда речь заходила о хитросплетениях политической жизни и разных интригах. Откуда взяться таким знаниям у простого вояки или ученого? Поневоле вспомнишь этого самого Манаун’дака, которым Готор так интересуется. Тот ведь тоже считается чуть ли не родоначальником всех знаний на земле. Неудивительно, что он привлек внимание такого же всезнайки. А если еще учитывать реакцию Готора, когда он увидел буквы на обломке древней булавы, якобы принадлежащей легендарному герою древности Лга’нхи… Интересно мне все-таки знать, где находится тот самый Легтский архипелаг, откуда якобы приехал Готор. Уж не среди небесного ли океана? И я не удивлюсь, если вдруг выяснится, что Готор — некий низвергнутый на землю небожитель, который не знает, как вернуться обратно! В общем, надо хорошенько присмотреться к своему странноватому приятелю. Нет, не с целью донести Риишлее или в чем-то уличить. Просто уж очень интересно!»

С такими мыслями Ренки благополучно поднялся в свою комнату и проспал всю ночь в полном спокойствии. А с утра пораньше он уже был в седле и следовал обратно в Фааркоон. В прекрасном настроении, ни о чем особо не думая и не терзаясь никакими сомнениями. Да и, в конце концов, к чему печалиться? Раннее утро, теплая погода, светит солнышко… А то, что Ренки чего-то там не знает… Ну так ведь он — обычный парень, родом не с небесных твердей. Зато шпагу его рука держит крепко, глаз меток, ноги быстры и тело выносливо. Впереди у него прекрасное будущее, потому что у человека, достигшего таких высот в столь юном возрасте, да еще и без всякой протекции, иного будущего просто и быть не может!

В этом чудесном настроении и с такими прекрасными мыслями Ренки въехал в Фааркоон, даже не заметив нищего бродягу со шрамом на щеке и фингалом под глазом, который словно бы встрепенулся, заметив одинокого всадника, и сначала некоторое время следовал за ним до домика известной всему Фааркоону вдовы, а затем быстро удалился в сторону городских окраин.

А еще Ренки (как в общем-то и бродяга) не заметил двоих людей, судя по одежде — не то приказчиков какого-нибудь мелкого Торгового дома, не то мастеровых из артели, которые ходили за лейтенантом оу Дарээка весь оставшийся день.

Сопровождали они его и к верфи Дома Ваксай, за воротами которой их «клиент» скрывался, наверное, часа два, и в Королевское портовое управление, где у их «подопечного», видать, тоже были какие-то дела. Потом довели Ренки до небольшого, но уютного домика в торговой части города, где «клиент», довольно тепло принятый хозяйкой, отобедал в компании другого офицера. После обеда лейтенант отправился в один из портовых кабаков, где о чем-то шушукался с парочкой солдат в мундирах таких же цветов, как и у него. Вид при этом у всех троих был, прямо-таки скажем, заговорщицкий, и наблюдатели заметили, что с солдатами офицер говорит уж как-то очень по-приятельски.

Потом «клиент» вернулся в домик вдовы и провел там еще часа два. А вышел уже под вечер, в компании второго офицера. Причем оба приятеля имели весьма нарядный вид, чему, вероятно, способствовали давешние визиты в дом куафера, портного и белошвеек. Волосы у обоих вояк были как-то по-особому завиты и напомажены по последней моде, сапоги блестели в лучах заходящего солнца, а вычищенные и выглаженные мундиры сидели просто идеально. Щеголи даже наняли извозчика, чтобы не осквернить дорожной пылью свои сапоги. Хотя от их домика до Дома Ваксай, куда они отправились на ужин, ходьбы было не более пятнадцати минут.

Нельзя сказать, что (в отличие от своего приятеля) второй лейтенант оу Ренки Дарээка наслаждался ужином. Увы, ему не хватало присущей оу Лоику Заршаа светскости, умения болтать о пустяках и отпускать комплименты присутствующей за столом даме. Да и язвительный стиль общения хозяйки, от которого Лоик со свойственной всем влюбленным снисходительностью приходил в восторг, отнюдь не казалась Ренки уместным и правильным.

Надо сказать, что в общении с противоположным полом Ренки вообще был не слишком-то искушен. Его мать умерла при родах, и никаких сестер, тетушек или кузин, разделивших бы с его отцом хоть часть тягот по воспитанию юного оу, увы, не имелось.

Конечно, как и все молодые люди, он в свое время начал интересоваться таинственными существами, ходящими в юбках и словно магнитом притягивающими к себе взор. И смело шел навстречу неизведанному, ибо был не из тех, кто мямлит и заикается при попытке заговорить с девушкой или падает в обморок при необходимости обхватить тонкую девичью талию во время танца. Юный Ренки Дарээка даже слыл среди своих деревенских подружек весьма изящным кавалером, в основном благодаря приемам и оборотам речи, извлеченным из романов и наставлений по поведению «юношей звания благородного», найденных в отцовской библиотеке.

Но, как показала практика, всего этого было явно недостаточно, когда общаться приходилось со столь странно ведущей себя и повидавшей мир молодой особой, как Одивия Ваксай.

И потому пока двое из сидящих за столом активно обсуждали новые пьесы, веяния моды или светские сплетни, оу Дарээка приходилось хранить напряженное молчание, с гордым видом уплетая столь восхваляемые Лоиком блинчики с мясом морской коровки.

Лишь однажды, когда Одивия, бросив жалостливый взгляд на своего молчащего гостя, перевела разговор на тему фехтования, Ренки нашел, что сказать. Но долго разговор на фехтовании не задержался, а на предложение «рассказать что-нибудь» оу Дарээка опять впал в долгую задумчивость. Найти тему, подходящую для ушей молодой девушки, как-то не получилось. Ведь не будешь же рассказывать ей про каторгу и кровавые сражения или про то, как он с друзьями в прошлом году удирал от людей герцогов Гидшаа? Да и историю их с Готором столичных приключений тоже затрагивать не стоило: Риишлее и его тайны — это не тема для застольной беседы.

В результате Одивия обозвала его букой и вернулась к разговору с Лоиком, потребовав от собеседника подробного описания недавно построенного в столице королевского театра «Туубус», чья сцена, по слухам, была напичкана различными невероятными механизмами и приспособлениями для смены декораций или неожиданного появления актеров. Стены были отделаны золоченой лепниной, а особое устройство свода позволяло услышать произносимые со сцены реплики даже в самых отдаленных уголках зала.

Так что, отужинав, Ренки быстро просмотрел предъявленную Одивией смету на строительство, нашел указанные там суммы весьма умеренными (сегодня в Королевском портовом управлении он немного поинтересовался ценами на подобные услуги) и, пользуясь правом, которым наделяла его выданная Риишлее бумага, утвердил документы. После чего поспешил откланяться, оставив Лоика, собиравшегося поразить Одивию своими успехами в музицировании, наедине с предметом своих воздыханий. Под присмотром уважаемой и почтенной тетушки-домоправительницы конечно же.

Со сложным чувством сожаления и облегчения покинул Ренки дом семейства Ваксай и направился прогуляться по набережной, дабы подышать на сон грядущий свежим воздухом да и, что греха таить, немножко пустить пыль в глаза фланирующей в этом наиболее «светском» месте Фааркоона купеческой публике, которая, подражая нравам благородного сословия, выбрала набережную местом для своих променадов.

Горели фонари возле подъездов торговых домов, освещающие вывески (негласное соревнование на самую большую и яркую вывеску велось в Фааркооне уже не первый год), и фонарики, бросающие свет на вынесенные на улицу столики харчевен. В воздухе витали запахи моря и цветов, а аппетитные ароматы еды так и манили отведать какое-нибудь кушанье.

Местные купцы, приказчики из богатых торговых домов и морские офицеры неспешно прогуливались по булыжной мостовой в одиночку, парочками и целыми семействами, чопорно раскланиваясь друг с другом и заводя неторопливые разговоры. Дамы весело щебетали, ревниво изучая наряды подруг, а их солидные мужья вели солидные разговоры о ценах, политике и о том, как политика влияет на цены. Ну а детишки носились между группками горожан, стремясь со свойственной им нетерпеливостью успеть увидеть все интересное, попробовать все вкусное и конечно же как-нибудь да набедокурить и при этом не попасться.

Звучала музыка, исполняемая маленьким оркестриком с королевского сторожевого корабля, а посреди набережной труппа бродячих актеров давала представление.

Теплый вечер, освежаемый морским бризом. Так приятно пройтись по набережной, неспешно и солидно здороваясь со знакомыми купцами и чиновниками, ловя на себе заинтересованные взгляды их жен и дочерей. А потом, купив кулек засахаренных орешков, поглазеть на представление бродячих актеров, с детской непосредственностью хохоча над Профессором, вечно попадающим впросак из-за проделок своих студентов, или старым толстым Лавочником, которому наставляет рога его молоденькая жена. Незатейливый юмор и незамысловатые сюжеты, не требующие сложных приспособлений по смене декораций и не прошедшие обработку модного столичного драматурга.

Ренки словно бы попал в детство и был счастлив. Этим и еще, наверное, некоторой простоватой прямолинейностью его натуры можно объяснить тот факт, что, когда какой-то человек подошел к нему и спросил лейтенанта оу Дарээка, мысль о подвохе даже не пришла в его голову.

— Да, это я, — ответил Ренки, одним глазом поглядывая на уже пожилого, бедно, но чисто одетого слугу, а другим продолжая косить в сторону актеров.

— Покорно прошу простить, — продолжил мужчина. — Меня прислал за вами какой-то солдат. Он приносит вам свои глубочайшие извинения, однако ему срочно необходимо ваше присутствие.

— Что-то случилось? — спросил Ренки, которого даже столь необычное известие еще не смогло вывести из состояния блаженства и неги.

— Не могу знать, сударь, — ответил слуга. — Я всего лишь должен был найти вас, передать послание и проводить к нужному месту.

— Ну хорошо, веди, — со вздохом отрываясь от зрелища, сказал Ренки и еще раз, уже чуть более пристально посмотрел на собеседника. Ничего особенного. Типичный дворецкий Торгового дома средней руки. Благообразный, весь из себя сама аккуратность и чопорность, с профессионально смиренной маской на лице. Он даже не осмелился пойти рядом, а передвигался чуть позади каким-то семенящим шагом, выставив вперед руку в указующем жесте.

Наконец Ренки и его сопровождающий свернули на одну из прилегающих к набережной улиц, потом зашли в переулочек, где единственным освещением были звезды на небе. Там пришлось протискиваться мимо какого-то фургона со старым тряпьем. Но тут вдруг сидящий на козлах возница вскрикнул и вытянул вперед ладонь.

Ренки, мгновенно опустив руку на рукоять шпаги, посмотрел в ту сторону. В глазах потемнело, и он потерял сознание. А благообразный дворецкий, быстро спрятав набитый дробью кожаный кисет в карман, с легкостью подхватил упавшее тело и загрузил в фургон.

Очнулся страдалец спустя какое-то время уже на полу тесного помещения, абсолютно темного, воздух в котором был пропитан запахом подгнивших овощей. Руки у Ренки были связаны за спиной, шпага отсутствовала, зато, судя по ощущениям, на затылке имелась изрядная шишка.

Он попытался подвигаться, немного развернулся, заметив свет, выбивающийся из-под двери, попутно что-то задел ногами и с грохотом опрокинул это что-то на себя.

— Никак очухался, — донеслось снаружи. — Тащи его сюда.

Дверь открылась, и сильные руки, подхватив Ренки, грубо выволокли его из чулана.

— Ну вот, сударь, — светя в глаза связанному офицеру фонарем, произнес кто-то, чье лицо нельзя было разглядеть из-за бьющего в глаза света. — Давайте знакомиться.

— Развяжи мне руки, тварь, и я устрою тебе знакомство! — пригрозил Ренки.

— Не стоит так горячиться, сударь, — продолжил неизвестный, на которого слова пленника, кажется, не произвели никакого впечатления, разве что насмешили. — И не надо угроз. Вообще-то вам стоит поблагодарить меня за подаренные несколько часов жизни. По-хорошему-то я должен был убить вас еще в том переулке. Не хотите узнать почему? Все очень просто: мне за это заплатили. И поверьте, не каждый день я получаю такую сумму за такое банальное убийство. Но когда я попытался разузнать о цели своей охоты, открылось одно обстоятельство. Одно очень печальное для вас, сударь, обстоятельство! Ну-ка посади его!

После этого те же сильные руки подхватили Ренки и, усадив его на грубый стул, плотно примотали к спинке веревками. Светящий в глаза фонарь был подвешен к потолочной балке помещения, напоминающего обеденный зал харчевни. Напротив себя пленник увидел давешнего дворецкого, который теперь уже не выглядел столь же благообразно и безобидно. Может, причиной тому было изменившееся выражение глаз, а может — шпага, раньше принадлежавшая Ренки, которую «дворецкий» вертел в руках.

— Вот эта вот шпага… — помахал мужчина клинком перед самым носом пленника (Ренки отметил, что держит он оружие вполне профессионально). — Вам хватило дерзости, сударь, носить ее как ни в чем не бывало! А ведь она раньше принадлежала моему брату! Нет, не родному, скорее, собрату по ремеслу. Не то чтобы старый бродяга Биидшаа был мне близким другом, однако и спустить его убийство с рук было бы делом недостойным. Расскажите, как так получилось, что вам удалось убить столь искусного противника? Полагаю, без хитрости не обошлось.

— Развяжи мне руки, верни шпагу, и я тебе это покажу, — предложил Ренки.

— А что? — вновь развеселился мнимый дворецкий. — Я подумывал об этом. Согласитесь, было бы весьма изящно отомстить, заколов вас на поединке. Общество бы это одобрило. Но я слышал, что вы и впрямь весьма искусный фехтовальщик. Да и булаву просто так не дают. А уж булава и топоры… Хе-хе, сударь, позвольте мне как верноподданному нашего короля выразить вам свое восхищение и благодарность за подвиги на поле брани. Однако, увы, это не отменит вашей смерти. Причем (уж не обессудьте) смерть эта будет довольно мучительной. Потому как месть должна производить впечатление и оставаться в памяти. Не в вашей памяти, конечно. Я в некотором роде считаю себя художником. Когда найдут ваш изуродованный труп, сверху на нем будет лежать эта сломанная шпага и одна желтая лилия — моя личная«подпись». Согласитесь, очень изящно!

— Когда я прикончу тебя, — пригрозил в ответ Ренки, — твой труп будет выглядеть как куча дерьма, каковым ты и являешься. Совершенно неизящно, но очень правдиво!

— Смелые слова, — усмехнулся «дворецкий», однако, если вы не возражаете, я, пожалуй, приступлю к пыткам.

— Боюсь, что я возражаю против этого, — раздался голос откуда-то сверху, из темноты.

За словами последовал выстрел, и пуля разворотила «дворецкому» голову. Его подельник замер, не смея шевельнуться, и лишь тупо смотрел, как по лестнице, ведущей на второй этаж, спустились два человека с пистолетами в руках.

Один из таинственных избавителей подошел к замершему подельнику «дворецкого» и, ткнув его пистолетом в лицо, заставил лечь на пол. А его товарищ тем временем открыл дверь и впустил в харчевню еще несколько человек.

— Благодарю вас, сударь, — искренне сказал Ренки. — Вы оказали мне неоценимую услугу и можете не сомневаться, оу из рода Дарээка знают, как возвращать долги. Коли вам понадобится крепкая рука, умеющая держать шпагу, и острый глаз неплохого стрелка, вам стоит только обратиться! А теперь — не могли бы вы развязать меня?

— Достойные слова, — кивнул таинственный спаситель. — Однако боюсь, ваша шпага мне не понадобится. Но если вы и впрямь готовы отдавать долги, можете просто ответить на мои вопросы. А отвязывать вас от стула я пока погожу. На случай, если ваша благодарность и ваши ответы будут недостаточно искренними.

Тут говоривший вошел в круг света, и Ренки узнал его.

— Ваар! — удивленно произнес он, понимая что спасение было лишь миражом.

— Ну что вы, сударь, — усмехнулся человек, с которым судьба неоднократно сводила Готора и его команду. — Ваар мертв. Его обезображенное тело с объеденным рыбами лицом месяца два назад нашли на южном побережье. И этому я во многом обязан вам! А ведь я уже успел привязаться к этому персонажу! Впрочем, зла на вас и ваших друзей я не держу. Чувствую, мы родственные души, занимаемся примерно одним и тем же делом, просто на разных сторонах. И потому, думаю, сумеем договориться.

— Никогда! — вскричал Ренки. — Никогда оу рода Дарээка не соглашались на измену! Я служу только своему королю. Так что можешь убить меня сразу. Ничего я тебе не скажу.

— Хе-хе! Молодо-зелено, — усмехнулся бывший Ваар. — Не стоит так горячиться и торопиться призывать смерть. Так же как и бросаться обещаниями, которые не сможете исполнить. Разве вы не слышали, сударь, что под пытками, если подойти к вопросу грамотно, ломаются все? Настоящие профессионалы это знают и потому не создают проблем ни себе, ни своим противникам, коли уж те сумели их захватить. Ну разве что если обстоятельства требуют потянуть время или еще по какой-то причине. Однако это явно не ваш случай. Помощи ждать вам просто неоткуда, а сведения, которые я хочу у вас узнать, вряд ли являются «горячими». Так что прекратите строить из себя сопляка и давайте уже говорить, как подобает взрослым мужчинам.

В ответ Ренки плюнул в сторону Ваара и гордо задрал подбородок. Хотя, если честно, этот человек пугал его куда больше, чем убийца-дворецкий с его «красивой местью».

— Фу, сударь, — возмутился Ваар. — Это совсем уж по-детски. Вы бы мне еще язык показали. Право, я начинаю в вас разочаровываться. Чего вы хотите добиться своим глупым геройством? Надеетесь попасть в баллады? Не стоит. Никто и никогда не узнает, что с вами стало. Вы просто исчезнете, и даже трупа вашего не найдут, и вскоре вас объявят дезертиром. Или другой вариант — завтра же утром человек в вашем мундире и под вашим именем сядет на судно и выйдет в море. А через какое-то время до королевства дойдет слух, что высадился он на территории Кредонской республики и предложил свои услуги тамошним властям. Ваш род будет опозорен. Его вычеркнут из списков благородных людей. А ваше имя станет нарицательными для предателей. Вам это надо?

— Сволочь! — заскрипел зубами Ренки. — Однако я все равно тебе ничего не скажу! Путь благородного человека должен быть прям, как его клинок! А верность вождю и клану есть высшее предназначение оу!

— Тьфу, извините, я ошибся. — В голосе Ваара звучало искреннее разочарование. — Я-то думал, что имею дело с достойным противником. А наткнулся на сопляка, по собственной глупости ввязавшегося в игры взрослых.

— Ну, этот «сопляк» уже дважды помешал твоим планам! — гордо ответил Ренки, чтобы не оставлять за Вааром последнего слова. — Надеюсь, что смогу разочаровать и в третий раз.

— Эх, юноша, — усмехнулся противник. — Не стоит принимать за победу случайное стечение обстоятельств. Сразу видно, что вы еще ничего не понимаете в ремесле игрока. Вы даже не фигура на шахматной доске. Всего лишь упавший на нее мусор, который надо смахнуть, чтобы без помех играть дальше. Скажу вам по секрету: подобные случайности сплошь и рядом встречаются в нашем деле. Как ни планируй, всегда может статься, что что-то пойдет не так. И кстати, сказав: «дважды», вы, видимо, имеете в виду то маленькое происшествие с каретой графини Крааст? Так это был всего лишь мелкий приработок на стороне. Вы только оказали мне услугу, избавив от необходимости «зачищать» ставших ненужными исполнителей.

— Зато потом… — запальчиво сказал Ренки, которого задели слова, а главное, пренебрежительный тон его противника.

— О! — радостно подхватил Ваар. — За «потом» я вам особенно благодарен! Гидшаа уже было почти разочаровались в порученных мне поисках. А тут ваша компания, громкий шум, личное вмешательство Риишлее. Вы даже не представляете, сколько денег мне это принесло! Хотите вина? — предложил Ваар, подходя к стойке и наливая из кувшина пару кружек. Потом вернулся, удобно расположился на стуле напротив, хлебнул вина, сплюнул и выплеснул кружку на пол. — …Небесный Верблюд! Какая гадость!!! Имел бы возможность — пристрелил бы этого кабатчика еще пару раз за то, что торгует такой мерзостью. Кстати, сударь, с вашей стороны было весьма опрометчиво возвращаться в этот городишко. Слишком многие тут имеют на вас зуб. Уверен, стоило вам только сойти с корабля, и не в одном домике начали доставать ножи и заряжать пистолеты. Просто давка из желающих вас убить! Мы и то едва не упустили добычу, когда эти конкуренты вас умыкнули. А потом пришлось гнаться за фургоном, лезть в окно… Выяснять, кто перешел нам дорожку… Никогда еще не работал в такой толчее! Впрочем, о работе. Скажу вам, мой юный друг, эта работенка была одной из лучших в моей жизни. Воистину, удача повернулась ко мне лицом. Искать то, во что и пославшие тебя наниматели толком не верят. При этом ты на постоянном жалованье, и твои расходы щедро оплачивают. Да я до скончания веков готов так охотиться за любыми сокровищами древности, хотя и считаю все это чушью. Наши результаты были для меня такой неожиданностью, что я даже немножко испугался. Впрочем, вы вряд ли что-нибудь об этом знаете. Вас, наверное, ни во что и не посвятили — вы для них всего лишь дурачок, умеющий махать шпагой да стрелять из мушкета. В нашем деле такие люди тоже бывают полезны. Но они, что называется, расходный материал. Вполне возможно, что ваши товарищи, посылая вас в этот городишко, решили избавиться от ставшего ненужным работника.

— Я, сударь, — холодно произнес Ренки, взбешенный насмешками Ваара, — знаю побольше вашего. В отличие от вас у нас есть…

— Ну, чего же вы так резко замолчали? — поинтересовался Ваар. — Продолжайте, раз уж начали.

— Ничего ты больше от меня не услышишь, — зло ответил Ренки, поняв, что чуть было не выболтал тайну Готора.

— Ну, главное я уже знаю. Есть что искать. — Лицо Ваара из расслабленно-благодушного вдруг стало жестоким и свирепым. — Остальное — дело практики. Медленно, но верно. Ноготь за ногтем, игла за иглой, кусочек за кусочком… Каким бы крепким ты ни воображал себя, щенок, а завтра к вечеру выболтаешь мне все, что знаешь и о чем просто догадываешься. Упакуйте его! — приказал он своим подельникам. — Мы тут уже изрядно нашумели. И хотя в этой части города на подобный шум стараются не обращать внимания, надо убираться отсюда в более тихое местечко, пока не набежала толпа пьяниц и прочей мерзоты. Хидшии, остаешься со мной, надо по-быстрому допросить этого, — ткнул он рукой в сторону подельника «дворецкого». — Узнать подробности. А потом тут все прибрать, чтобы никто даже не понял, что произошло. Работу надо делать чисто. Вы четверо, берите нашего бравого офицера, сажайте в карету и везите в загородный домик. Часа через три рассветет, и тут начнет шататься народ. И я не хочу, чтобы кто-то болтался у нас под ногами, когда мы будем потрошить такого благородного оу. Он нужен мне живым и относительно здоровым, так что отвечаете головой не только за его сохранность, но и за здоровье. Выполнять!

Дальше последовал очередной удар по затылку, отправивший Ренки в темноту. Его отвязали от стула, сунули в рот кляп, снова связали руки, оттащили в стоявшую у дверей кабака карету и куда-то увезли.

Очнулся пленник от жуткой боли. Видимо, карета подпрыгнула на кочке, отчего Ренки сильно приложился об пол шишкой на многострадальном затылке. Голова страшно болела, подташнивало, а еще жутко хотелось опорожнить мочевой пузырь.

Возможно, именно последнее обстоятельство и заставило Ренки действовать особенно энергично — предстать перед своими врагами в обмоченных штанах для юного оу было горше смерти.

Увы, но в его ситуации возможностей и надежд было совсем немного. Вернее, только одна — приобретенный еще в столице узкий кинжал с заточенным как бритва лезвием, спрятанный в специально сделанном в сапоге кармашке.

Накануне, наводя красоту перед торжественным ужином у Одивии Ваксай, Ренки было подумал выложить его, но потом просто забыл сделать это, настолько незаметен и привычен стал для него этот клинок. Готор еще как-то смеялся, заметив привычку Ренки носить этот кинжал, что настоящему шпиону без ножа в каблуке и фальшивой бороды появляться на публике просто неприлично.

И пусть Ренки, как обычно, покоробило от слова «шпион», с полюбившимся оружием он не расстался. Может, виною тому упрямство, а может, воспоминания о каторге. Ощущение безоружности, постыдное и противоестественное для того, кому при рождении положили кинжал в колыбельку.

Как тот, кто однажды голодал, набивает карманы хлебными корками, так и Ренки со времен каторги немного помешался на оружии и всегда стремился иметь под рукой какой-нибудь кусок острозаточенной стали. А лучше — в сочетании с пистолетом или мушкетом.

И вот, подвигав ногами, пленник почувствовал, что клинок все еще находится в сапоге, а значит, не был обнаружен во время обысков. Потянувшись к сапогу, Ренки невольно застонал от боли в затекшем теле.

— Смотри-ка, очнулся! — раздался голос в темноте кареты. — Может, еще разок вдарить?

— На кой? — ответил второй голос. — Хозяин велел доставить живьем. Слышь, ты, там, — пнул он лежащее в ногах тело. — Если не хочешь схлопотать — веди себя тихо!

В кои-то веки Ренки последовал разумному совету и сначала потратил немного времени, чтобы, шевеля пальцами, хоть немного вернуть подвижность затекшим рукам, связанным за спиной, потом начал возиться на полу, пытаясь дотянуться до голенища сапога, для чего пришлось скрючиться и изогнуться до хруста в позвоночнике и помутнения в глазах от боли и вывернуть ногу под каким-то кошмарным углом. За эту возню он схлопотал еще пару пинков, но все же сумел нащупать рукоять вожделенного кинжала. Вытащил и в такт дорожной тряске стал перепиливать волокна веревки. Резать было жутко неудобно, но острый как бритва клинок медленно, по ниточке, справлялся с задачей. И наконец пленник почувствовал, что путы ослабли и он может освободить руки.

Бандитов в карете было двое. Один расположился на заднем сиденье, другой вольготно разлегся на переднем, а Ренки валялся между ними на полу. Еще немного повозившись и чуть-чуть развернувшись вдоль оси движения, Ренки на мгновение сжался подобно пружине и, распрямив обе ноги, ударил ими в пах одного из стражников, благо тот сидел в весьма удобной позе. Помогли уроки Готора. Стражник скрючился, издав стон, а пленник, освободив руку с зажатым в ней кинжалом, резко принял сидячее положение и ударил второго противника куда-то в бедро. Тот взревел разгневанным быком, но Ренки сумел изловчиться и вскочить на ноги, так что дальнейшее было уже делом техники. Кинжал вошел точно в горло, и рев сменился сипением и бульканьем.

Однако это было только начало. Первым делом — освободить рот от кляпа, чтобы не задохнуться в предстоящей драке. Затем, выхватив из ножен шпагу того, кто сидел на переднем сиденье, Ренки почти не глядя ткнул ею в окошко для переговоров с кучером и почувствовал знакомое сопротивление разрезаемых мышц и костей.

Ударом ноги распахнул дверцу, в которую уже ломился тот из подельников Ваара, что стоял на запятках кареты. Прыжок наружу вышел не слишком удачный — ноги обо что-то запнулись. Перекат, выход в боевую стойку и быстрое падение обратно. Над головой пронеслась пуля, и Ренки фактически с четверенек прыгнул вперед, на стрелка. Тот успел отскочить и выхватить свою шпагу. Это ему не сильно помогло. Буквально на первой же серии ударов он получил сначала укол в плечо, а потом уже и в сердце.

Не веря самому себе, Ренки понял, что получилось. Внезапно в теле возникла какая-то слабость, голова закружилась, и победителя вырвало, чего с ним не случалось со времен его первой битвы. То ли так подействовало чудовищное напряжение последних часов, то ли удары по голове.

Он еще стоял, склонившись над обочиной, когда приобретенный рефлекс заставил его дернуться в сторону. Характерный скрежет пистолетного колеса о пирит предупредил о выстреле. Но, увы, несколько поздновато. Пуля задела левую руку в районе плеча. Словно хлыстом ударили.

Преждевременно обрадовавшись победе, Ренки забыл про того охранника, которого он атаковал первым, ударом в пах. И теперь тот попытался отомстить. Преодолевая боль, наш герой бросился к карете и едва увернулся от летящего ему в лоб пистолета.

— Я сдаюсь! — раздалось оттуда. — Сударь, умоляю, только не убивайте!

— Медленно выходи, спиной вперед, — приказал Ренки, чувствуя, как накатываются волны слабости. И когда из кареты показалась фигура охранника, со всей силы ударил его по затылку эфесом шпаги.

Потом пришлось сдирать с себе окончательно испоганенный мундир и, вспоминая уроки Готора и лекаря оу Мавиинга, осматривать рану, останавливать кровь и бинтовать руку разорванной сорочкой. К счастью, пуля лишь содрала кожу и слегка задела мышцу. Это было несмертельно, но болело просто кошмарно. Потом Ренки неловко связал своего все еще не пришедшего в сознание пленника его же собственным ремнем.

«Что-то забыл! — Мысль билась в голове у Ренки, словно бабочка о стекло. — Я что-то забыл! Ну да, конечно же отлить!»

(обратно)

Глава 3

— И все-таки ты редкостная вредина, Готор! — заявил Ренки, с удовольствием разваливаясь на тюфяке в палатке своего приятеля и обводя глазами «помещение» в поисках штопора, чтобы открыть бутылку фааркоонского вина, которую держал в руке. — Отправил меня за тридевять земель, а сам развлекался. И не возражай: я тут уже наслушался рассказов!

— Да всего-то и делов — отбили четыре вылазки, — отмахнулся Готор, доставая из сундучка штопор и кружки. — Кредонцев положили немало, а сами потеряли всего десяток. Но ведь для того окопы и роются, чтобы иметь возможность относительно безнаказанно расстреливать атакующего неприятеля. Просто тут такая тактика еще непривычна, вот и кажется народу чудом, что у нас соотношение потерь даже круче, чем один к двадцати. А если еще учитывать чуть ли не сотню пленных… На фоне нашей общей скуки это и правда представляется большой победой. А в остальном… Если копать землю под палящими лучами солнца или на ощупь в темноте ты считаешь развлечением, то да, я тут вовсю развлекался. Наливай!

— Извольте! — тоном кабацкого служки ответил Ренки и наполнил кружки. — Я прихватил дюжину ящиков такого! — продолжил он, чокнувшись с Готором и сделав глубокий глоток. — Еще взял дюжину ящиков похуже качеством и шесть бочек для солдат. Ты доволен?

— А то, — радостно кивнул Готор. — Есть что раздавать в качестве подарков. Тут вино ценится повыше денег. Армейские интенданты, как обычно, закупили такую мерзость и кислятину, что впору в ней гвозди растворять. Кажется, это политика армии, чтобы солдаты на войне не слишком напивались. Только все равно напиваются, а потом дохнут от болезней желудка. Но, я слышал, ты отличился не только на закупках вина. Риишлее прислал письмо, где расхваливает тебя в самых восторженных выражениях. Да еще и тонко намекает, что подробностями ты поделишься со мной при встрече. И кстати, я не льщу, ты и правда молодец. Об экипажах и специальных тележках я и не подумал. Решил, что тут, в прибрежных краях, кто-нибудь да найдется.

— А, такие мелочи, — в свою очередь махнул рукой Ренки, однако зардевшись от удовольствия. — Когда Одивия Ваксай сказала, что по Фааркоону шатается множество безработных моряков, потому что купцы боятся выйти в море из-за кредонских пиратов, разбушевавшихся больше обычного, и что эти моряки могут что-то там делать с судами вроде ремонта, я смекнул, что кто-то же должен будет вести брандеры на кредонскую эскадру. А до того тащить их от ближайшего порта и собирать на месте. Вот и решил нанять таких ребят прямо в Фааркооне и привезти с собой. Благо в средствах и возможностях Риишлее нас почти не ограничил, так что я, с разрешения военного министра, зафрахтовал у Дома Ваксай сразу три корабля. На одном доставил экипажи, верблюдов и специальные возки. Возки, кстати, — это не моя заслуга, их придумала Одивия Ваксай, она же помогла и с подбором экипажей. Вынужден отдать ей должное — эта девица и впрямь очень смышленая, будто бы и не женщина вовсе.

— Молодец! — еще раз похвалил Готор, правда, непонятно кого: то ли Одивию, то ли Ренки. — С задачей ты справился на отлично. В такой короткий срок все сделано и доставлено. И уже идет сборка. Если успеем за пару дней и сумеем соблюсти секретность, можно будет одновременно устроить и штурм форта, и нападение на эскадру! Но мне кажется, что это не та тайна, которую Риишлее не стал доверять даже личному письму. Что ты еще натворил в Фааркооне?

— Хе-хе… Помнишь Ваара? Так я сумел захватить его, и он рассказал…

— Стоп! — рявкнул Готор. — Бери бутылки и закуску, а я позову ребят. Прогуляемся на природе, а то у этих палаток слишком тонкие стенки.

Слабость и боль в плече перемешивались с азартом вставшей на след гончей и страстным желанием отомстить, образуя просто гремучую смесь. Однако благоразумие взяло верх, когда Ренки сообразил, что у Ваара в городе наверняка имеются еще подручные, так что соваться к нему в одиночку — это то же самое, что просто позволить снова связать себя и отдать на пытки.

Так что он сначала, кряхтя и проклиная все на свете, заволок тушу пленника обратно в карету и примотал его ноги, как мог, к лавке, на случай если пленнику вздумается выкатиться из экипажа на ходу. А потом влез на козлы, долго и нудно искал подходящее место, где можно было бы развернуться, и наконец двинулся обратно в город, не жалея лошадок.

Добрался до неприметного домика на окраине, где располагалось отделение Тайной службы. Постучал в окно и, несмотря на позднюю ночь, а вернее, раннее утро, был мгновенно принят старшим дознавателем оу Огуудом, по виду которого нельзя было догадаться: то ли он еще не ложился спать, то ли умел безупречно одеться за пару-тройку минут.

— С чем пожаловали, второй лейтенант? — со своей обычной, подкупающей неправдоподобной искренностью улыбкой спросил оу Огууд, указывая Ренки на кресло перед своим столом.

Второй лейтенант с удовольствием плюхнулся в это глубокое мягкое кресло и вкратце рассказал дознавателю о ночном происшествии.

— Сначала я хотел задействовать армейский отряд, — пояснил он в конце. — Но, как мне сказали в порту, сейчас в Фааркооне находится только дежурная рота инвалидов. Им всем уже чуть ли не по полсотни лет, к тому же половина из них — калеки. С флотскими связываться не хотелось — они прежде чем армейцу помочь, всю душу из него вымотают, и никакие бумаги от военного министра тут не помогут. Ну и тогда я решил, что, может, вы чем-то поможете.

— А вы на редкость удачливы, оу Дарээка, — продолжая улыбаться, произнес оу Огууд, однако взгляд его был испытующим и даже несколько подозрительным. — Я здесь торчу уже почти полгода, пытаясь нащупать какие-нибудь ниточки, ведущие к людям герцогов Гидшаа, а вы в городе всего-то третий день, и эти люди уже сами вас находят! Весьма досадно, что я не подумал об этом раньше. Вы бы обошлись без новых ран и шишек, а я бы смог существенно повысить свою репутацию и, возможно, даже продвинуться в чинах. Впрочем, не будем о мелком. Так вы говорите, что ранены? Простите, по вашему мундиру трудно догадаться, уж больно он грязный. У меня тут есть один человек… По части лечения разных порезов — шишек — синяков любого лекаря за пояс заткнет. Думаю, будет нелишним, если он вас осмотрит? Вот и чудненько, сейчас позову. А вы пока, коли рана позволяет, не могли бы коротко изложить все рассказанное на бумаге? Отчет пойдет прямо в руки старшего цензора. В нашей конторе и шагу нельзя ступить, чтобы не написать отчета. И ведь, что самое противное, такая практика и впрямь весьма полезна! Иной раз почитаешь свой десятилетний отчет и вспомнишь то, о чем уже давным-давно забыл. Так что вы уж постарайтесь…

Пачкать руки чернилами Ренки не хотелось, но он со вздохом кивнул и, пододвинув к себе письменный прибор и листы бумаги, взялся за дело.

Оу Огууд вернулся буквально минут через десять в сопровождении крепенького благообразного старичка, который и занялся ранами Ренки, пока старший дознаватель читал его писанину.

— Ничего серьезного не задето, — коротко сказал старичок, закончив осмотр. — Я хорошенько смазал рану заживляющими мазями и наложил новую повязку. Руку лучше не тревожить ближайшие две недели. К шишкам на затылке тоже бы не помешало приложить смоченные в таарском бальзаме тампоны. Но для этого придется выбрить плешь. Вот и я так подумал, — усмехнулся старичок, заметив, как Ренки отрицательно замотал головой. — Молодому кавалеру такое бы не понравилось. Шишки-то сойдут за пару дней, а вот плешь останется как минимум недели на две. Так что пусть все идет естественным путем!

— Отлично! — ответил на это оу Огууд. — Пара вопросов, сударь. И первый: что вы сделали с телами?

— Оттащил в придорожные кусты, на случай если Ваар поедет по той же дороге. Кучер был еще жив. Пришлось добить. — И Ренки добавил, словно бы оправдываясь: — Меня, знаете ли, учили делать контрольный укол.

— Как-как вы сказали? — изумился старший дознаватель. — Контрольный? Хе-хе, весьма оригинально, надо будет взять на вооружение! Очень, знаете ли, изящно: вместо грубо звучащего «добить» элегантное «контрольный укол»!

— Это все Готор придумал, — уточнил Ренки, смущенный незаслуженной похвалой.

— Хм… Ну да, этого следовало ожидать, — пробормотал оу Огууд. — Передавайте, кстати, при случае привет от меня оу Готору и другим вашим друзьям. Но давайте вернемся к делу. Тот пленник, которого вы захватили… Полагаю, вы не станете возражать, коли мы его немного допросим? Хотите присутствовать?

Вообще-то Ренки, наслушавшийся в свое время всяких ужасов о методах Тайной службы, совсем не хотел присутствовать. Однако привычка идти навстречу неприятному, выработавшаяся у него, когда он еще постигал искусство быть капралом, заставила лейтенанта согласно кивнуть.

К большому удивлению нашего героя, почтенный старичок тоже пошел вместе с ними в большой подвал, находившийся под на первый взгляд вполне обычным домом. А когда они вошли в один из закрывавшихся толстой дверью казематов, лекарь, накинув на себя кожаный передник, с весьма деловитым и уверенным видом начал перебирать инструменты, от одного вида которых холодная струйка пота стекла по спине бесстрашного оу.

— Не стоит удивляться, — усмехнулся, заметив выражение лица оу Дарээка, оу Огууд. — Основная профессия почтенного Диикла — палач. А медицину он практикует, так сказать, в нагрузку к первой. Ибо, как ни странно, оба этих ремесла очень даже связаны!

Ренки передернуло от мысли о том, чьи руки его «лечили», но он сдержался от проявления бурных чувств и только вежливо кивнул в ответ.

Привели пленного, и допрос начался. Может, пленник был не слишком крепок, а может, Ваар говорил правду и профессионалы, поняв, что дело безнадежное, не пытаются что-то утаить от своих противников. Так что бандит не строил из себя героя и не пытался упираться, а говорил, говорил, говорил, с испугом косясь в угол, где Диикл продолжал холить и лелеять орудия своего кошмарного ремесла. В основном это были сведения о местах укрытия нанятых Вааром бандитов, о численности и составе банды, а также об истории ее возникновения. Но все, что касалось планов… Тут пленный ничего рассказать не мог.

— Этот Ваар большой умница, — заметил после допроса старший дознаватель оу Огууд. — Его люди, сами того не понимая, знают только то, что им положено знать на данный момент. Что и говорить: профессионал высокой пробы!

— Надо его схватить, да поскорее! — сделал из всего этого правильный вывод Ренки.

— Да, пожалуй, и впрямь надо, — согласно кивнул оу Огууд. — Играя с таким в «тонкие игры», можно и проиграть: опять улизнет, хитрый лис (мы ведь и правда думали, что он мертв). А так, глядишь, в руках почтенного Диикла он и разговорится. Я отправлю людей в домик, где вас собирались допросить, возможно, он еще там.

— Я тоже поеду! — упрямо набычившись, не столько сказал, сколько потребовал Ренки.

— Как ваши раны? — кажется, даже и не собирался возражать оу Огууд. — Нормально? Ну тогда, полагаю, лишние пистолет и шпага нам пригодятся. Этот Ваар любит устраивать сюрпризы, а у меня не так много людей.

— Можно поехать в той карете, — предложил Ренки. — Они подумают, что мы задержались в пути. Переодеть ваших людей и…

— Опасно, — возразил оу Огууд. — Вряд ли вы во всех подробностях запомнили особенности их одежды. Да и лица «не переоденешь». А заметив знакомую карету с незнакомыми людьми, они насторожатся.

— Готор говорит: «Если не можешь спрятаться, прикинься тем, чем не являешься», — в порыве вдохновения процитировал Ренки. — Можно представить ваших людей подельниками того, что похитил меня раньше. Пусть предложат меня им продать. Как я слышал на каторге, такая практика в среде преступников — дело обычное.

— Хм… А вы молодец, второй лейтенант оу Ренки Дарээка, — восхитился старший дознаватель Огууд, и на какое-то мгновение его любезная улыбочка стала почти искренней. — Выходит, не только слепая удача — причина ваших успехов. Голова у вас тоже работает! Мы примерно так и сделаем. Разве только чуть-чуть подкорректируем этот ваш план.

— Вот так все и вышло, — сказал Ренки, разливая остатки вина по кружкам, которые с удовольствием протянули ему друзья по банде, и отбрасывая бутылку в сторону. — Дознаватель оу Огууд отправил с посланием к Ваару одного человека из общества убийц, которого он завербовал раньше. Мол, они поджидали снаружи и, хотя не смогли предотвратить смерть своего главаря, сумели все же перехватить карету и готовы, коли я так ему нужен, обменять меня на немалую сумму плюс выкуп за смерть «дворецкого». Ваар проглотил наживку, потому что знал, что за мной сейчас толком никакой силы не стоит, а посланника его люди опознали. Ну а там уж, как ты говоришь, дело техники. Пока одна группа брала Ваара с подельниками, другая штурмовала тот самый загородный домик и еще парочку домов в городе. Пришлось привлечь команду «инвалидов» и морячков. Не обошлось без хорошей драки и трех смертей с нашей стороны. Я, кстати, Ваара лично взял! — не смог удержаться Ренки от похвальбы. — Он, гад, сумел как-то выкрутиться из кольца оцепления, вскочил на коня и попытался удрать. Но тут я со своим мушкетом, точно в плечо, он с коня и слетел. Те штуки, которые ты придумал, и правда очень помогают целиться! Оу Огууд потом вовсю ими восхищался. Даже зарисовал и отослал описание Риишлее. Говорил: «Вроде так просто, но никто почему-то раньше не додумался, все по стволу целились!» Я, кстати, тоже в большом восхищении от этого приспособления!

— В моем… гм… у меня на родине эти штуки известны уже сотни лет, — отмахнулся Готор, без всякого удовольствия принимая похвалу. — У вас бы их тоже скоро изобрели. Как я понял, со временем вы научились делать и порох получше, и пули лить нормальные, и мушкеты собирать поточнее. Так что если раньше выстрел, даже почти в упор, был своеобразной лотереей, то теперь вы подошли к моменту, когда в меткости появился какой-то смысл.

— Так ты много еще всего такого знаешь? — заинтересовался словами Готора Ренки. — А почему тогда не рассказываешь? Это ведь, наверное, сильно пошло бы на пользу Тооредаану.

— Эх, Ренки, Ренки, — со вздохом сказал Готор. — Не так ведь все это просто… Тооредаану от всего этого может только хуже стать. И нечего на меня, ребята, смотреть с таким укором. Вот сами подумайте: сейчас мы впервые применяем «постепенную атаку». А сколько времени понадобится кредонцам, чтобы эту тактику перенять? Полгода-год. И тогда уже и ваши крепости станут подвергаться куда большей опасности. А с мушкой и целиком будет еще хуже. Если кредонцы уже и ударно-кремневые замки делать научились, и делают их достаточно быстро, раз так часто перевооружают армию, то, боюсь, этими приспособлениями они свои мушкеты снабдят куда раньше вас. Да и вообще, если сейчас из залпа десятка стволов в цель попадает две-четыре пули, то потом будет шесть-семь. А раз стрелять будем не только мы, то нам ведь придется грудь под такие залпы подставлять. И шансов уцелеть станет куда меньше. Будет больше жертв — придется увеличивать армии. Люди, вместо того чтобы землю пахать да в мастерских трудиться, будут тут своими телами пули ловить, чтобы те, кто за ними идут, смогли до врага добраться. Мало того что количество потерь возрастет в разы, королевство просто разорится! И все это на моей совести останется. Поэтому я и просил тебя, Ренки, особо прицельными приспособлениям и не светить. Ну да уж ладно.

— И все-таки мне кажется… — никак не мог утихомириться Ренки, — можно ведь найти какой-то выход… ну, не знаю… Хранить все в секрете, пока не будет сделано много-много мушкетов на всю армию. Еще какие-нибудь твои приспособления применить. Все втихую, а потом вдруг — раз! Взять и разгромить Кредонскую республику одним махом. Ну, по крайней мере, ту ее часть, что на нашем материке находится. Вернуть Орегаар в королевство. А уж потом, с их золотыми рудниками, железом и прочими богатствами нам бояться нечего!

— Ох, Ренки, — вздохнул Готор как-то по-особенному печально. — На моих островах тему прогресса уже давным-давно всю обмусолили. Сначала считали, что мы всех своих соседей обязаны за уши в светлое будущее — в смысле до нашего уровня науки и техники — тянуть. Потом поняли, что, если раздавать направо и налево «бесплатные знания», можно только сильно навредить и тем, кому «помогаешь», и самим себе. Знания — штука опасная, с ними надо быть очень осторожным. Затем и вовсе люди у нас пришли к выводу, что лучше не вмешиваться и не мешать другим искать свои пути. Потому как свой путь всегда лучше навязанного со стороны. Ну хотя бы тем, что расплачиваешься за собственные ошибки, а не за чужие. Когда меня к вам отправляли, даже что-то вроде зарока взяли: знания свои при себе держать и без крайней необходимости ни с кем ими не делиться. Это, знаешь ли, трудно. Прежде чем малый шажок сделать, приходится сто раз хорошенько взвесить, чего будет больше от того шажка: пользы или зла. Так что не мучайте хоть вы меня, ребята. А то я тут такого накуролесить могу, что вы меня вскоре возненавидите. Если живы, конечно, останетесь! Так что там насчет Ваара? Что он сказал такого интересного?

— Ну он вроде знает, где находится вторая половинка Волшебного Меча. И еще у него куча разных наметок для поиска остальных Реликвий. Он ведь этим уже пятый год занимается.

Ренки стоял на берегу и смотрел на ослепляюще голубую поверхность бухты. Выбор уже был сделан, но он все же терзался сомнениями, едва ли не разрываясь напополам. С одной стороны, имелась возможность поучаствовать в штурме форта, с другой — в нападении на вражеский флот. И то и другое было до невозможности почетным делом, и Ренки одинаково сильно хотелось первым вскарабкаться на каменные стены и влезть на палубу кредонского судна.

По предложению Готора, пять брандеров атакуют наиболее крупные и опасные корабли блокирующего бухту флота. Шестой, идущий последним, во-первых, подберет спрыгнувших с брандеров матросов, а во-вторых, попробует взять на абордаж небольшой двухмачтовый шлюп, который тооредаанцы, наверное, ненавидели больше всех остальных кораблей кредонского флота.

Огромные линейные корабли стояли обычно либо в гавани Лиригиса, либо выходили на простор, чтобы покрасоваться посреди бухты своей ужасающей мощью. Они пугали, но особого вреда от них тооредаанцы пока еще не видели. А вот этот шлюп, двигавшийся как под парусами, так и на веслах, с осадкой, позволявшей ему подходить почти к самому берегу и обстреливать из своих шестнадцати пушечек группы тооредаанских солдат, сразу стал объектом особой нелюбви. Ведь из-за него в липкую удушающую жару тооредаанцы были даже лишены возможности охладиться в море без страха схлопотать заряд картечи. А еще многие дороги в этом краю проходили вдоль побережья и частенько попадали в зону обстрела.

Готор говорил, что захватить этот шлюп — вопрос даже не военной необходимости, но престижа и жадности! Если все удастся, то это будет очень громким и знаковым событием, особенно в нынешние времена, не слишком богатые на хорошие для королевства новости. Это сразу поднимет авторитет военного министра — покровителя банды.

— Позаботимся о нем, и он позаботится о нас, — объяснил Готор младшему составу банды, и те согласно покивали головами.

И потом, тратить специально изготовленный брандер просто на потопление такого малыша было бы даже обидно. И еще не надо забывать о призовых деньгах за захват судна! Для их компании это будет нелишним, да и нанятые морячки в свете таких перспектив будут действовать куда решительнее.

А еще формально этой операцией будет командовать именно второй лейтенант оу Ренки Дарээка. Если все сложится удачно, он сможет войти в историю как человек, потопивший на сборных развалюхах целый вражеский флот! Слава будет громкой. При удачном исходе конечно же.

Против всего этого было два довода: оу Дарээка лишался возможности драться бок о бок с друзьями во время штурма и Ренки толком не умел плавать. Нет, конечно, побарахтаться в речке-переплюйке, что текла за его деревней, или даже переплыть пруд, снабжающий родной Ваариган водой на случай пожара, — это он мог. Но вот океанские просторы его откровенно пугали.

Наверное, именно последний довод и разрешил все сомнения. Ибо, как сказано в кодексе благородного человека: «Из двух путей всегда выбирай тот, что страшит тебя больше».

Да и брандеры были его, если можно так сказать, детищем. Он следил за их постройкой и испытаниями, организовывал перевозку и сборку. Правда, снаряжение их было, скорее, делом Готора. Только он знал правильный состав горючих смесей и места размещения пороховых зарядов.

И вот сейчас Ренки, возможно, в последний раз смотрел в довольно неплохую подзорную трубу, купленную еще в столице, на спокойно покачивающийся в гавани флот кредонцев. Пять здоровенных линейных судов с такого расстояния казались детскими игрушками. Яркие, нарядные, беспечные и совсем нестрашные — сияют в свете заходящего солнца свежей краской, начищенной медью пушек, расположившихся на трех пушечных палубах, и белизной убранных парусов.

Даже трудно было поверить, что каждым бортом они могли дать залп, превышающий по количеству стволов всю артиллерию, что была у тооредаанцев на том, памятном для Ренки, первом его сражении в Зарданской пустыне, а потом развернуться и дать второй залп. Если не удастся подкрасться к ним незаметно, град ядер просто размечет по поверхности океана их жалкие, набитые пропитанной какой-то гадостью соломой и заставленные бочонками с порохом суденышки. Скорее всего, даже трупов не найдут.

— Ну, вроде бы, ваша милость капитан, все понятно, — окликнул его пожилой моряк с сержантскими нашивками на погоне торгового флота, переиначивая на флотский манер его звание.

— Боцман Ладиик, — отозвался Ренки, отвечая ему той же любезностью. — Вы промерили глубины?

— Так точно, ваша милость капитан, — отрапортовал боцман, даже не подав вида, что отвечает на этот вопрос уже в четвертый раз. — Как раз аккурат к вечеру, как torpeda (так почему-то называл кораблики Готор, и слово прижилось) наши подтянем к берегу, прилив начнется. Запросто пройдем над отмелями.

— А как люди? Готовы?

— Двойное месячное жалованье за работку на одну ночь и доля в добыче, ваша милость капитан. Уж будьте уверены: они на что угодно будут готовы. Вона, гляньте, как чайки на воду садятся. По всему видать, будет тихий вечер и легкий ночной бриз. Вот ветерок-то наши посудинки разгонит, а кредонские махины и с места не сдвинет. Вы уж, ваша милость, не сомневайтесь: все получится! Обычно-то на брандеры старые развалюхи пускают, которые не жалко. А тут… Где это видано, чтобы специально их делали? Да еще так хитро и продуманно!

— Ладно, уговорил, — усмехнулся Ренки и пошел вместе с моряками в скрытый от чужих глаз и тщательно охраняемый лагерь, где якобы изготовливали особые приспособления для штурма крепости.

Солнце как раз начало погружаться в кипящий расплавленным золотом океан, когда команда Ренки разобрала часть забора и выкатила свои torpeda на специальных тележках, закрепленных под днищем. Весили брандеры немало и даже по специально проложенной дорожке шли тяжело и с жутким скрипом. Ренки и то упирался ногами в землю, чтобы толкнуть застрявшую на неровностях тележку с корабликом. И вот наконец море. Кораблики спустили в воду прямо на тележках, и брандеры вдруг, словно рыба, вытянутая на берег, а потом снова отпущенная в родную стихию, вздрогнули, как-то по-особенному выпрямились и начали легко покачиваться на волнах.

Матросы заняли свои места и стали колдовать со снастями, а когда боцман Ладиик незаметно кивнул, Ренки отдал приказ отправляться. Плавание показалось свежеиспеченному адмиралу (он ведь командовал целой эскадрой) довольно долгим и унылым. Сначала они часа четыре шли в тени берега, осторожно огибая бухту. Черные кораблики под черными парусами черной ночью…

На Ренки внезапно накатила какая-то сонливость, возникшая то ли в результате плавного покачивания, то ли из-за осознания своей полной бесполезности. Сейчас «адмиралу» приходилось полностью полагаться на опыт и знания своих подчиненных.

— Ну и ходкие же заразы эти torpeda, с вашего позволения, ваша милость капитан, — восхищенно зашептал почти в самое ухо Ренки боцман Ладиик. — Как круто к ветру идем, а ведь почти что и не сносит! Хитро придумано. Опять же скорость!!!

— Это за тем мысом нам повернуть надо будет? — поинтересовался Ренки, в который раз уже пообещав себе выучить морские термины и наконец научиться понимать, о чем именно говорят ему моряки.

— Так точно, ваша милость капитан.

Ренки не увидел, а скорее почувствовал, как кивнул головой боцман, а тот продолжил:

— Ночка-то какая! Аккурат для таких вот дел. Месяц крохотный да весь за облачками. А кредонцы-то спят небось и думать не думают, что посреди их бухты может враг какой появиться! Прямо как акулу в купальню запустить, где малые детишки резвятся!

— Радоваться будем после, — оборвал Ренки боцмана. — Ты наши-то лодки видишь?

— Не-а, — беспечно ответил Ладиик. — Тока первые две. Да и чего на них смотреть-то? Главное, чтобы они наш кормовой фонарь видели.

То ли Одивия Ваксай, бывшая незримой музой всей этой операции, подобрала опытных моряков, то ли молитвы Риишлее всем богам королевства сработали, но на заданную позицию вышли все шесть корабликов плюс две шлюпки (доставленные по суше так же, как и брандеры), в которых находились будущие абордажники. Обогнув «флагман», суденышки выстроились в ряд перед ним.

Ренки даже поежился: стоявшие в полуверсте огромные корабли слишком уж контрастировали с его крохотным — пять саженей^[69] в длину — малюсеньким корытцем.

«Это все равно что воробью бодаться с верблюдом», — пронеслась в голове испуганная мыслишка.

— Вперед! — приказал он негромким голосом, словно бы опасаясь привлечь к себе внимание этих громадин.

Боцман Ладиик отсалютовал фонарем, повернув его к «брандерной эскадре». И суденышки, ловя ветер парусами, ринулись вперед.

Только тут Ренки осознал, что подразумевала Одивия Ваксай, когда говорила о быстроходности корабликов. Сейчас, при уверенном ветре, дующем прямо в корму, они просто летели над поверхностью воды и даже мелко вибрировали, будто от нетерпения.

Полверсты пролетели мгновенно. Первые суденышки уже подходили к своим жертвам, когда оттуда донеслись сигналы тревоги.

Но было поздно. Маневра самого первого брандера Ренки в темноте не разглядел. Зато прекрасно разглядел яркую вспышку и услышал грохот взрыва. А потом внезапно взметнувшееся вверх по борту кредонца пламя осветило ночь и позволило разглядеть действия остальных корабликов.

Подойти впритык к вражескому борту. Перерубить несколько канатов, выбить клинья — и мачта, переламываясь где-то в нижней трети, падает, цепляясь за вражеский такелаж. Матросы прыгают с брандеров в море. И спустя несколько минут острые огненные языки вгрызаются во вражеский корабль. А потом борт великана начинает бешено лизать высокое, какого-то ненатурально яркого оттенка пламя. И жуткая, неестественная вонь расползается над бухтой.

Раз. Два. Три. Четыре… Кажущаяся легкость, с которой поражаются огромные корабли, просто изумляет.

А вот залп с последнего великана-корабля. К счастью, мушкетный, а не пушечный, но и он заставляет маленький кораблик вздрогнуть и чуть отвернуть в сторону — видно, досталось рулевому. Torpeda уходит в тень большого борта, и Ренки остаетсятолько догадываться, что там происходит. Затем резкая вспышка, грохот… Пламя бушует где-то на самой корме великана.

Ладиик свистит в боцманскую дудку и машет фонарем, другой такой же фонарь подвешен на мачту.

— Слева по борту, — кричит один из матросов, и их кораблик сворачивает с курса, чтобы забрать из воды первых героев-моряков.

«Лучше бы я пошел штурмовать крепость! — внезапно проносится мысль в голове у Ренки. — Тут от меня все равно никакого толку».

Но в следующий момент он уже подхватывает кого-то и тянет за шкирку из воды, сует в руки спасенному фляжку с крепким вином и оружие. Вскоре на небольшом кораблике, и так забитом людьми, становится совсем тесно.

И тут раздается ужасающий грохот. Обычно бесплотный воздух бьет по их суденышку словно кулаком, а вслед бежит огромная волна, и только благодаря какому-то чуду крохотная скорлупка-torpeda не переворачивается, хотя несколько человек и падают в воду.

— Никак крюйт-камера рванула! — восторженно-испуганно пробормотал оказавшийся рядом боцман, показывая на охваченный огнем кредонский флот.

Ренки тоже посмотрел в том направлении и ничего не увидел. Пока не догадался пересчитать горящие корабли. Их осталось только четыре. Вся бухта заполнилась пылающими кусками обшивки, но их посудинка уверенно пробивалась вперед, к самым причалам Лиригиса, где с вечера встал на стоянку ненавистный шлюп.

— Ставят парус! — чуть ли не в панике прокричал боцман, но Ренки понял, что это была скорее боязнь упустить добычу, чем страх погибнуть. — Эй, там, на руле, привестись круче к ветру, шкоты тяни. Не извольте беспокоиться, капитан, — продолжил он, объясняя свои действия ничего не понимающему в этих объяснениях Ренки. — Сейчас немного пройдем этим галсом, а потом увалимся аккурат в фордевинд, никуда они от нас не денутся!

Ренки хватило сдержанности не требовать «перевода», а только молча кивнуть головой. Torpeda сначала ушла куда-то в сторону, потом вдруг развернулась и, словно гончая, бросилась на отходящий от причала шлюп.

— Приготовиться! — скомандовал Ренки, поняв, что наконец подошло его время. — Подсыпать полки, фитили раздуть, штыки примкнуть, готовить кошки!

Со шлюпа раздался нестройный мушкетный залп, щека и плечо Ренки внезапно оросились чьими-то выбитыми пулей мозгами и кровью. Кто-то истошно закричал, кто-то упал в воду. Но на это уже не обращали внимания. Отчаянно лавируя, суденышко подошло к шлюпу, и на высокий борт снизу полетело сразу чуть ли не десять крюков.

— Вперед! — заорал Ренки и, сам не ожидая от себя такой ловкости, запрыгнул на фальшборт torpeda, а с него перемахнул на палубу шлюпа.

И сразу пришлось пустить в ход пистолет и шпагу, выстрелом и несколькими стремительными ударами очистить пространство вокруг себя и пробиваться дальше от борта, чтобы освободить место другим нападающим.

Тооредаанцев на палубе шлюпа становилось все больше и больше. Первыми на борту, как более опытные, оказались моряки, а за ними подтянулись и гренадеры Шестого полка.

Враг предпринял отчаянную попытку сбросить абордажников за борт и ринулся в атаку. На какое-то мгновение началась такая давка, что Ренки потерял возможность работать шпагой и схватился за кинжал.

Впоследствии он с некоторым стыдом вспоминал, что в первые минуты абордажа повел себя не столько как командир, сколько как простой рубака. Лишь удар под ребра, к счастью, локтем, а не клинком, жутко болезненный, привел юного «адмирала» в разум.

— Гренадеры, стройся! — приказал он, указывая шпагой направление будущей шеренги. — Полки открыть! Целься! Флот, на колено! Пли! В штыки!

Даже не проверяя, все ли флотские, дравшиеся впереди, успели присесть, Ренки кинул своих гренадеров сквозь клубы дыма в отчаянную штыковую атаку.

— Боцман Ладиик! — рявкнул он, стараясь перекричать шум рукопашной свалки. — Займись теми, что наверху. Воспользуйся пистолетами!

Ладиик не откликнулся, но несколько моряков вышли из драки и полезли на мачты, сбивать тех кредонцев, что пытались обстреливать атакующих тооредаанцев сверху. А Ренки, не придумав больше ничего умного, снова ринулся в гущу боя, выбрав своей целью группу офицеров противника, которые пытались организовать своих людей для обороны.

За спиной опять раздался жуткий грохот, и шлюп дернулся, словно бы пытаясь выпрыгнуть из ставшего таким небезопасным океана, а палуба ударила по ногам, будто желая отомстить всем этим человечкам, вот уже который год топчущим ее и заливающим кровью. Еще один кредонский великан исчез в роскошном по своей красоте и жути огненном кусте. Почти все стоявшие на палубе шлюпа попадали. Ренки швырнуло куда-то вперед и хорошенько приложило грудью о мачту, благодаря чему он удержался на ногах, но, кажется, на долю секунды потерял сознание.

— Вперед! — хотел прокричать он, но из горла лишь вырвалось странное сипение, зато рука привычно ткнула шпагой кредонского морского пехотинца, пытавшегося встать на ноги. — Вперед! — просипел он чуть громче, с трудом отдирая себя от мачты и шатающейся походкой идя на противника.

Шпага, казалось, весила больше целого шлюпа, а движения были медленными и неловкими, словно у новичка. Но, к счастью для Ренки, пока все, кто вставал у него на пути, видимо, были не в лучшем состоянии. По крайней мере, он вышел победителем еще из трех скоротечных схваток.

Так он подошел к группе офицеров и уткнулся взглядом в пистолет, направленный прямо ему в лицо. Скрежет колеса, искры, летящие на полку… Осечка. Удар шпагой. Точное попадание…

Отбить в сторону летящий клинок. Выпад навстречу. Тело знает, что надо делать, лучше, чем ум, пребывающий все еще в несколько заторможенном состоянии. Скользящий уход вращением через спину, атака с другого угла. Кончик шпаги входит в горло не более чем на длину мизинца. Этого достаточно. Резкий бросок влево, укол в держащую клинок руку. Быстрый удар с подшагом в бок. Атака в голову, ноги, живот…

— Сударь, я сдаюсь! Примите мою шпагу.

Ренки, конечно, хотелось бы думать, что это его удаль принудила кредонского капитана к сдаче. Но, быстро оглядевшись, он понял, что это не так. Через противоположный борт лезли абордажники, подошедшие на шлюпках и незадействованных брандерах. У кредонцев не осталось ни единого шанса.

— Прикажите своим людям сдаться, — сказал он, забирая шпагу у капитана. — Боцман Ладиик! Боцман! …Небесный Верблюд! Где он?

— Убили его, ваша милость, — раздался чей-то голос. — Как раз когда на борт полез…

— Жаль, — пробормотал Ренки, чувствуя истинную скорбь по этому человеку, ставшему ему за последние несколько недель верным помощником. — Боцман Мидгшаа? Кто из старших остался в живых? Прими команду. Надо отвести корабль подальше от берега. Сержант Доод, займись пленными. Йоовик, на тебе раненые. Наших на корму, кредонцев гони на бак. Офицеров отдельно! Что-то мне как-то… Дай-ка я присяду…

(обратно)

Глава 4

— Сударь, вы конечно же герой, однако, если хотите дожить до тридцати, вам стоит снизить накал своего героизма! Вы только посмотрите на этот синяк! Чудовищно!!! И ребра наверняка треснули… Ну-ка. Знакомая «кираса», а? Надевайте!

— Оу Мавиинг, — прохрипел Ренки, надевая специальный корсет, в котором уже успел «покрасоваться» полтора года назад. — Пожалуйста, скажите, как там оу Готор?

— Ох, — тяжело вздохнул полковой лекарь Шестого Гренадерского полка оу Мавиинг. — Увы, Ренки, но это тот самый случай, когда, скорее, стоит обратиться к заступничеству богов. Все, что мог, я сделал, а дальше уже их воля…

— Может, надо…

— Не надо! — оборвал Ренки лекарь. — От вашей компании я уже и так получил немало, так что не вздумай об этом даже и речь вести. Да и вообще! Захват целого форта — а у меня всего шесть десятков пациентов, и убито человек тридцать. Где это видано? Человека, сделавшего возможной такую победу, любой уважающий себя лекарь будет лечить лучше, чем собственных детей! У тебя вон и то потерь больше. Хотя, конечно, пусть Небесный Верблюд тяпнет меня за задницу, если вы оба не совершили настоящее чудо! Как я слышал, оу Дезгоот сейчас принимает капитуляцию остатков гарнизона Лиригиса. Полагаю, в ближайшее время он станет генералом, а достопочтенный оу Крааст сотрет все свои зубы, скрипя ими от досады и ненависти!

— Так что там оу Готор? — продолжал настаивать Ренки.

— Плох твой оу Готор, — опять помрачнел оу Мавиинг. — Я велю принести в его палатку еще одну койку, если ты хочешь находиться с ним рядом… Но только пообещай мне, что будешь лежать. Твои трещины в ребрах — отнюдь не игрушка. Да и головой ты, кажется, тоже неплохо приложился.

— Дык мы же это… — виноватым голосом бормотал Дроут, смотря на Ренки какими-то несчастно-испуганными глазами. — Поначалу-то все нормально шло. По той траншее, что скрытно копали, аккурат к самому рву подобрались. В нас даже никто и не выстрелил ни разу. А как у вас, значит, заваруха началась, мы, как учили, фашины в ров, лестницы к стене, да и наверх. Кредонцы только и успели, что рты разинуть. Они-то все больше в сторону моря глядели. Первая группа залезла прямиком на стену, кусок стены заняли, начали остальных поджидать. Кто по окопу, а кто и по верху пробежал. У кредонцев-то на всей стене ни одной пушки не осталось. Ты бы видел, как мы их лихо своей артиллерией раньше посбивали. Полковник-пушкарь еще все Готора к себе зазывал, обещал ему разом майорский чин. Потому как и позиция оборудована дюже ладно, да и вообще… Жаль, ты не видел… Пальба тогда жуткая шла. Против наших трех пушечек, что генерал выделил, у них десяток стоял. Тока они палят, да ядра все либо в землю, либо куда-то в сторону уходят, об вал ударившись. Влезли мы, значит, на стену без единой потери, только сопляк один из Шестой роты умудрился ногу сломать, с лестницы сверзившись. Ну, залезли и давай так живенько расходиться в стороны. Все как учили: пять человек впереди идут, десяток их сзади пальбой да гранатами прикрывает, ежели вражина где намертво встать попытается. Легко так шли, даром, что ли, точно такую же стенку, тока пониже совсем, возвели в лагере и почитай каждый день тренировались. Все ключевые, как говорит Готор, точки обороны заняли: лестницы, что на стену вели, бастионы, переходы… Ну а потом как раз светать начало, и форт перед нами как на ладошке. Мы вниз гранаты да залп, гранаты да залп… Они с открытого места в казармы отошли да там заперлись. А нас ведь Готор как учил? Двое прикладами да ломиками специальными на окнах ставни выбивают, а еще трое с гранатами рядом стоят. Окно выбили, гранаты бросили. И десяток, что сзади прикрывал, в то окошечко по спинам тройки лезет. В общем, так и получилось, что солнышко еще и до половины из-за горизонта не вылезло, а форт уже в наших руках был, тока успевай пленных вязать. Лишь вот в башне центральной еще отряд кредонцев заперся, по большей части офицеры… Из бойниц палили, от нас отстреливаться пытались. А бойницы те высоко, не то что в казармах. Гранату не забросишь. А дверь, я потом глядел, из вот такенных дубовых досок сколочена. Ее не то что прикладом — и бревном не сразу вышибешь. Ну Готор и говорит: «Тащите порох, бочонок-другой, сейчас мы дверку ентим ключиком открывать будем». Гаарз ему еще говорит: «Давай я! Дело-то знакомое». Ну а Готор, ты ж его знаешь: «Тут не все так просто. Правильно расположить надо да шнуры закрепить». Вот сам и полез, сам установил, сам фитиль вставил, сам поджег… Уже отбегать начал, да тут пуля в ногу. Он упал, а ему еще одну — аккурат в голову. Сюда вот, между виском и глазом вошла да с обратной стороны вышла, почитай, точно там же. Мы с Киншаа к нему, до взрыва от двери оттащить успели, да сразу на носилки, и каторжников-санитаров не дожидаючись — к лекарю. Тот всю солдатню пораненную из палатки долой и его первым делом обихаживать начал. А потом выходит и говорит: «Что мог — сделал, а дальше уж богам молитесь. Спина у Небесного Верблюда крепкая, авось вывезет, скотина!» А офицеров тех в башне наши ребята всех на штыки подняли. Больно уж за Готора обиделись.

Дроут договорил и тяжело вздохнул, понуро опустив голову. И скосил глаза на лежащего на койке вожака. Ренки тоже побаивался прямо смотреть в ту сторону. Всегда такой крепкий и уверенный в себе Готор, сильный, ловкий и умелый, лежал теперь под белой простыней, неестественно вытянувшись в струнку, с мертвенно-бледным лицом, казалось, еще более белым, чем бинты на голове. Трудно было узнать в этом кульке белизны предводителя их шайки, ставшего бандитам за долгие месяцы скитаний и приключений если не отцом, то уж старшим братом точно.

— Ты это, — произнес Ренки, чувствуя себя неуютно в роли утешителя, но осознавая, что сейчас остался в их банде за главного и должен нести груз, временно упавший с плеч Готора. — Бодрее давай. И лишнего в голову не бери. Война — она на то и война. Стреляют тут. А за Готора не бойся. Выздоровеет он. Вот точно говорю: поваляется недельку-другую и вскочит на ноги, будто и не было ничего. Ты лучше вот что. — Голос Ренки внезапно обрел силу и командный тон, что сразу как-то подбодрило Дроута. — Оборудование, то, что Готор с собой возил, бочки с порохом и горючкой его этой, инструменты там всякие… Надо присмотреть за всем скарбом, а то сам знаешь: только зевнешь — и вмиг все растащат. Чего делать с этим — и знать не будут, но обязательно сопрут! А нам потом Готор головы оторвет. Обратись к лейтенанту Биду, пусть команду отдаст. И вас с ребятами чтобы прикрыл. А то не успеешь оглянуться, и «ничейных» сержантов к делу какому-нибудь припашут, потом обратно не выцепишь, даже бумага от Риишлее не поможет. Денек-другой продержитесь. А там уже меня отпустят, и я сам с полковником обо всем договорюсь. И главное помни: все с Готором хорошо будет. Потому что ну ведь это же Готор! Сам знаешь, он из любой передряги вылезет!

Но оу Дарээка не отпустили из госпиталя ни на следующий день, ни через два или три дня. Более того, у Ренки поднялся сильный жар — воспалилась небольшая ранка на бедре, на которую он толком и не обратил внимания, потому что даже не мог вспомнить, когда ее получил.

Оу Мавиинг сильно ругался, в основном на себя, хотя доставалось и Ренки, и несчастному Небесному Верблюду. Лекарь перевел больного в отдельную палатку, а когда приходил к нему, натужно шутил. И делал очень озабоченное лицо, если думал, что пациент его не видит.

Пахнущую дегтем и какими-то травами повязку меняли по три раза в день. В рану сыпали порошки, втирали мази, а уж сколько противных микстур выпил Ренки… Кажется, ему за всю его жизнь столько вина не доставалось!

Но на четвертый день столь интенсивного лечения больной все же почувствовал себя несколько лучше. И его тут же почтили визитом полковник оу Дезгоот и лейтенант Бид.

— Лежи-лежи, лейтенант! — махнул рукой полковник, заметив, что Ренки пытается встать. — Оу Мавиинг грозил мне непрекращающимся поносом на этом свете и вечными скитаниями на том, если после нашего визита тебе станет хуже. Его можно понять: скоро вы с оу Готором станете первыми героями королевства. И лекаря, который не уберег таких героев, публика не простит! Хочу, кстати, тебя обрадовать: твой приятель сегодня утром пришел в себя. Правда ненадолго, но оу Мавиинг говорит, что это очень хороший знак. Боги благоволят ему, так что есть надежда. С ним сейчас ваши сержанты сидят. Впрочем, это ты и сам, наверное, знаешь, ведь за тобой они тоже присматривают. Впервые вижу, чтобы оу Мавиинг был таким покладистым. Помню, он как-то прогнал ординарцев от койки генерала. Хотя наш лекарь прав, что так вас оберегает. Имей в виду, что, как только он разрешит навещать тебя, тут будет не протолкнуться от желающих поздравить и примазаться к вашей славе. И спокойно поваляться в койке тебе уже не удастся.

— А как там вообще? — слабым голосом поинтересовался Ренки.

— Нормально, если не сказать больше! — довольным тоном ответил оу Дезгоот, сразу поняв, что именно интересует его офицера. — Порт Лиригиса пал. Поняв, что без флота и главного форта защищаться бессмысленно, кредонцы согласились на почетную капитуляцию. Мы оставили им их знамена, погоны, офицерские шпаги и отправили восвояси. Пришлось самолично проводить их в сторону Зарданской пустыни, чтобы избежать подвоха со стороны оу Крааста. Вернулся только позавчера. Впрочем, этот наш генерал и так рвет и мечет. Понял, как сильно прогадал, отстранившись от освобождения города. И теперь орет, что это чуть ли не предательство — отпускать противника живым. Но ничего-то ему не светит. Пока он шлялся демоны знает где, всего один полк захватил город да еще и уничтожил целый флот! Рапорты он может в столицу посылать какие угодно. Но, думаю, военный министр и король скорее поверят другим источникам. Тот рапорт, который ты написал после битвы, я, кстати, тоже переслал. Нет, конечно, был бы у меня больше чем один полк — и я бы этих кредонцев отправил в цепях в Рердарские рудники. Но терять людей, пытаясь добить загнанную в угол крысу… Не вижу в этом никакого смысла. Тем более, что к остаткам десанта прибились выжившие моряки, так что драка была бы жестокая. Да и жителям городка сильно бы досталось, а они все-таки подданные нашего короля! Кстати, не знаю, говорили тебе или нет: из пяти линейных кораблей два просто разметало в щепки. Два затонуло. А еще один успел выброситься на мель. Правда, эти кредонские сволочи его сожгли перед тем как капитулировать. Но я поговорил с твоими морячками. С той мели довольно легко можно будет поднять пушки, какой-нибудь груз, а может, и корабельную казну. Одних только пушек не меньше шести десятков должно быть! Я, уж извини за самоуправство, — ухмыльнулся полковник, — приказал твоим людям заняться этой работенкой. Но, думаю, ты возражать не станешь. На одни призовые деньги с этих пушек можно будет создать и полностью вооружить новый полк. Так что премия за победу нам полагается немаленькая. Если, конечно, кто-нибудь намекнет военному министру о том, как лучше распорядиться этими деньгами.

Полковник подмигнул Ренки и замолчал. А вместо него разговор продолжил лейтенант Бид:

— Насчет барахлишка вашего я распорядился. Доод за ним присматривает, сам знаешь, у него и соломинка не пропадет. Но сразу хочу сказать: купцы да рыбачки из Лиригиса уже вашей «верфью» сильно интересовались. Там у вас и инструмент всякий, и эти, как их, стапели имеются. А то ведь у них кредонцы все лодки либо конфисковали, либо на дно пустили. Конфискованные-то они теперь тоже вроде как добыча армии. Их теперь целое капральство охраняет. Хотя, конечно, не дело это — людей без ремесла оставлять. Однако «верфь» вроде как за тобой лично числится, а новые лодки все равно строить надо. Так что купцы просят пустить их людей поработать там. В общем, подумай над этим.

— Риишлее говорит, что порт Лиригиса очень важен для королевства, — ответил Ренки. — Да и «верфь» не моя — я за нее королевскими деньгами платил. Думаю, лодки надо бы просто раздать прежним хозяевам. А то загнется ведь город-то. И верфь вполне возможно им передать, пусть скорее свой флот тут отстраивают.

— Хм… — усмехнулся Бид, кажется отнюдь не разочарованный тем, что Ренки отверг его прямые намеки на возможность поживиться. — Лодки раздать… За добычей армии Тайная служба присматривает, а из ее лапок ничего просто так не выцепишь.

— Если возможно, пошлите кого-нибудь к дознавателю оу Диинку с просьбой навестить меня. Я постараюсь убедить его. Кстати — мои документы?

— В твоей палатке, полагаю, — понятливо кивнул лейтенант. — Если только ты их с собой на абордаж не брал. Скажу твоим ребятам, они принесут.

— Извините, лейтенант, — и вправду чувствуя себя чуть виноватым, добавил Ренки. — По поводу верфи и прочих таких дел, но…

— Хе-хе, Ренки, — хитро улыбнулся Бид. — Вот насчет этого ты как раз можешь и не извиняться! После оккупации у местных все равно денежек-то толком небось не осталось, я уж этих тварей кредонских знаю. Все, что можно вытрясти из жителей, они вытрясли. Так что бедолаги последнее выскребать будут, чтобы дома свои подправить и хлебушком разжиться. И прибытку с них сейчас как с рыбы шерсти. Но вот добро такие люди помнят. И всегда готовы за добро сторицей отплатить. А когда хорошие люди берутся друг другу помогать… Они ведь лодки-то свои, к примеру, из чего строить будут? Из того леса, что уже сейчас в бухте вылавливают. Там ведь нонеча не только досочки можно найти, особенно если поглубже нырнуть! А мы подскажем, через кого это все продать подороже можно будет. Чтобы никому не обидно было.

— Тьфу на тебя, Бид, — скривился полковник оу Дезгоот. — Ты хоть бы дождался, когда я отсюда выйду. Мне, знаешь ли, про твои махинации слушать не положено. Так что будем просто считать, что я ничего не слышал! А вот и оу Мавиинг с грозным лицом воителя древности! Кажется, пришел гнать нас отсюда. В общем, держись, пока еще второй лейтенант оу Дарээка. Если все и дальше у тебя пойдет так же гладко, ты еще переплюнешь в чинах своего знаменитого прадедушку!

Следующую неделю Ренки провел в госпитальных палатках. Чувствовал он себя, впрочем, вполне неплохо. Но оу Мавиинг решил подстраховаться, да и сам больной предпочитал быть в эти дни поближе к другу.

Готор медленно, но верно шел на поправку. Хотя лекарь суеверно отказывался делать какие-либо прогнозы и по-прежнему ссылался на волю или, скорее, произвол богов.

— Голова, — со вздохом говорил он, — это, Ренки, такая штука, которая даже в наши просвещенные времена остается сплошной загадкой. И знания о ней за множество веков продвинулись ненамного дальше тех баснописных времен, когда Оилиои пришла из-за Кромки, чтобы учить людей врачеванию…

— А разве это не она сама училась у Манаун’дака? — удивился Ренки. — Помнится, на лекциях нам рассказывали какие-то истории про это. С другой стороны, она же была демоном, так чему ее мог смертный научить… Хотя я вообще могу перепутать — слишком много сил отдавал борьбе со сном. Но я точно помню: что-то там в древних рукописях было про то, как Манаун’дак взял копье и воткнул кому-то из своих в голову, чтобы изгнать злых духов.

— Насчет копья — это вранье! — авторитетно заявил оу Мавиинг. — Копьем трепанацию черепа не сделаешь, ну, по крайней мере так, чтобы пациент жив остался. Но эта легенда тоже известна каждому лекарю. А кто у кого учился — это все темные дела. В Храме демона Оилиои тебе (если, конечно, очень сильно попросишь) покажут древние свитки, где все сказано совсем даже наоборот. А вообще, какая разница? Манаун’дак тоже был личностью очень темной. То ли демон, то ли еще кто… Даже в наши просвещенные времена наука не пришла в этом вопросе к единому мнению. Многие полагают, что он вообще был существом из другого мира, о чем в древних свитках древности якобы тоже есть какие-то упоминания, которые надо понимать прямо, а отнюдь не иносказательно. Но вот где этот мир находится и как туда попасть… Думаю, не людского ума это дело.

Слова оу Мавиинга внезапно всколыхнули в Ренки интерес к уже почти им забытой за всеми этими волнениями теме происхождения самого Готора. И он поневоле стал прислушиваться к тому, что бормотал его товарищ в бреду. Не то чтобы Ренки пытался что-то вынюхать с постыдной целью донести Риишлее или просто выведать какие-то тайны беспомощного товарища. Но упрямый в своем любопытстве мозг словно бы сам выхватывал из потока бреда разрозненные слова и факты, стремясь увязать их в какую-то осмысленную цепочку, даже если Ренки пытался этому сопротивляться.

Готор часто говорил на незнакомом языке. Ну не то чтобы совершенно незнакомом — иногда некоторые слова, а подчас даже фразы казались Ренки вполне узнаваемыми. Особенно когда Готор в бреду молился либо читал заклинания. По крайней мере, Ренки понял это именно так по обилию выражений, которые он постоянно слышал в храме. Он как-то никогда не задумывался о смысле этих слов, бывших обычным наполнением жреческой бубнежки. Но ему показалось, что когда Готор выкрикивал их со страстностью, граничащей со злобой, то вкладывал в них какой-то совершенно особый смысл.

Подчас друг говорил на нормальном языке про какой-то мир, который он называл «параллельным». Хотя как увязывалось со словом «мир» это пришедшее из древности математическое понятие, для Ренки так и осталось загадкой. Подразумевал ли он некий, пока еще неизвестный материк, весьма своеобразно расположенный по отношению к непонятно чему, или что-то еще? А может, это тот самый «горний» мир, из которого Готор пришел? Находящийся на небе как раз параллельно земле и никогда с ней не пересекающийся?

Недаром он так часто начинал молиться, поминая этот «параллельно-небесный мир», какие-то врата, а потом переходил на неизвестный язык и словно бы вел диалоги с какими-то могучими и сильными людьми, а может, и вовсе богами. Что-то спрашивал у них. Требовал. Злился и вновь начинал выкрикивать молитвенные слова. Но не благостно и степенно, как то подобает делать в храме, а словно сердясь на этих людей-богов за то, что те не хотят дать ответа.

Спустя еще неделю Ренки окончательно отпустили из госпиталя. А Готор к этому времени пошел на поправку, перестав впадать в беспамятство. В общем, жизнь налаживалась.

Главарь банды все еще был очень слаб и нуждался в постоянном уходе, однако лекарь оу Мавиинг уже перестал уповать исключительно на волю богов и возложил ответственность за дальнейшее его излечение только на себя самого.

Ренки пришлось заняться делами их небольшого отряда. И если с хозяйственной частью его сержанты справлялись достаточно уверенно, то написать с десяток рапортов и запросов мог только он. Нужно было подать официальный рапорт полковнику Шестого Гренадерского, в чьем подчинении формально был отряд Готора; генералу оу Краасту, в ведении которого находились все войска Зарданского плоскогорья; в Военную коллегию; в министерство финансов; в Королевское управление территорий (должны же они точно знать, что порт Лиригиса снова переходит в зону их компетенции); в Коллегию морских дел, чтобы известить их об успешной операции на море и испросить достойных наград для моряков, принимавших в ней участие.

Ну и конечно же он не мог не написать подробнейший рапорт военному министру с указанием точных данных о затраченных на всю эту операцию средствах и изложением своего взгляда на то, кто заслуживает поощрения, а кто — порицания.

Написал и о собственном самоуправном приказе Тайной службе относительно лодок и верфи. Дознаватель оу Диинк скрипел зубами от злости, но вынужден был подчиниться бумаге за подписью старшего цензора.

Возвращение лодок и передача верфи городской управе были обставлены как дар короля своим подданным. Полковник говорил, что все прошло очень торжественно и душещипательно. А жители порта отныне вдвое усерднее благословляют короля и военного министра и готовы на руках носить парней в зелено-красных мундирах Шестого Гренадерского полка.

— Хорошо, что тебя там не было, Ренки, — как обычно, чуть язвительно усмехнулся полковник. — Вас бы с оу Готором там точно разорвали на кусочки. Не веришь — спроси у оу Зоодиика. Он ведь тоже разделил бремя вашей славы и теперь удирает с утра пораньше в пустоши, чтобы его не нашли толпы восторженных поклонников.

Ренки и сам испытал это на собственной шкуре. Едва выйдя из госпиталя, он оказался окружен самыми разными людьми, источающими улыбки и приятные фразы (среди которых встречались даже и искренние) и норовящими похлопать его по плечу и пожать руку.

И пусть бы это были восторженные слова и улыбки оу Заршаа, необыкновенно гордого своей первой битвой, оказавшейся столь успешной и значимой. Пусть даже к его улыбке и примешивались бы нотки зависти — это была нормальная зависть одного искреннего человека к успехам и талантам другого.

А вот когда вокруг тебя начинают виться неправдоподобно дружелюбные люди, которые еще совсем недавно либо старательно не замечали тебя, либо, наоборот, не менее старательно окатывали презрением и пренебрежением, желая выслужиться перед генералом… От всего этого Ренки становилось очень противно и хотелось убежать подальше, туда, где его никто не знает в лицо и не будет бросаться навстречу с поздравлениями и страстным желанием пожать руку.

Увы, но убежать Ренки мог только в госпиталь к Готору. И жаловаться там исхудавшему, бледному, страдающему от головокружений и головных болей приятелю на свою горькую судьбу. А тот лишь улыбался в ответ и вставлял язвительные комментарии и характеристики разных персонажей.

И вот наконец в освобожденную бухту Лиригиса впервые за много месяцев вошел караван из четырех военных кораблей под тооредаанскими флагами. Но, к большому изумлению радостно встречающей его на берегу публики, повел он себя несколько странно.

Корабли не устремились сразу к причалам, а бросили якоря чуть в отдалении. От флагмана отошла шлюпка, спешно приблизившаяся к берегу. С нее соскочили несколько офицеров и направились в сторону штаба Шестого Гренадерского полка. А потом под взглядами изумленной публики к причалам проследовали все свободные офицеры этого полка, полковые музыканты и рота почетного караула.

Только тогда флагман подошел к причалу и по спущенному трапу на землю Лиригиса сошел высокий худой человек в жреческом одеянии, с необычайно прямой спиной и властным взглядом высокого королевского сановника.

Развернулось на ветру знамя. Зарокотала барабанная дробь, а трубы выдали нечто весьма грозное и бравурное. Тут не то что людям военным, но даже и простым рыбакам стало понятно, что таинственный пассажир не может быть не кем иным, кроме как всемогущим верховным жрецом, советником короля, старшим цензором Тайной службы и военным министром одновременно — Риишлее. И слух об этом каким-то неимоверным образом мгновенно облетел и весь городок, и армейский лагерь под его стенами, и даже, кажется, за считаные секунды донесся до армии генерала оу Крааста, расположившейся примерно в сотне верст дальше к западу.

Долетел этот слух и до Ренки, который все утро проторчал в тихой гавани, именуемой госпиталь, дабы навестить друга и скрыться от назойливых почитателей. Слух влетел в палатку Готора вместе с Гаарзом и переполошил всех даже в этой обители тишины и покоя.

— Чего делать? — растерялся Ренки, вскакивая с табурета, на котором сидел, и, как обычно, пытаясь получить совет от своего более опытного товарища. — Наверное, надо пойти на пристань… Поприветствовать и все такое!

— Расслабься и садись обратно, — лишь усмехнулся Готор, которому не так давно сменили «фасон» повязки на голове, в результате чего стали видны глаза пациента. — Там, на пристани, встречающих полно и без тебя. И если только ты не собираешься протискиваться к Риишлее, расталкивая локтями старших офицеров, то от тебя там сейчас будет немного толку. В конце концов, если бы оу Дезгоот считал, что твое присутствие там необходимо, за тобой бы послали. А раз нет… Ты — человек служивый, без приказа и не почешешься.

— Но… Ты же сам говорил, что Риишлее сейчас вроде нашего вождя и мы должны…

— В первую очередь — показать себя людьми умными, — подхватил Готор. — Исполнительных у него и так хватает. Короче, — обратился он уже к Гаарзу, — собери всех наших. Пусть приведут себя в порядок и пасутся где-нибудь недалеко отсюда. Ты, Ренки, пожалуй, можешь сходить в штаб и доложить дежурному, что тебя можно будет найти именно тут. Если я что-нибудь понимаю в жизни, то, когда Риишлее покончит с официозом и изыщет свободное время, он сам заявится сюда навестить раненого меня, потому что куда-то идти самому мне оу Мавиинг не позволит, и военному министру это наверняка хорошо известно. И вот еще что, Гаарз, притащи из наших запасов пару бутылок самого дорогого вина. И о закусках каких-нибудь позаботься. Столик походный из моей палатки сюда же принеси и стул разыщи пофорсистей. Кажется, я видел такой у оу Заршаа. Попроси одолжить на время. И да, бумаги, что я храню сам знаешь где, тоже захвати.

— А может, он велит отнести тебя к себе? — предположил Гаарз. — Тока зря тут переполох поднимать будем?

— Куда к себе? — усмехнулся Готор. — Тут у него пока еще достаточно проверенного и надежного места нет. Разве что на корабле. Но на корабль он меня не потащит, потому что и без того есть тихое местечко, где мы можем поговорить без лишних свидетелей. В этой палатке. Ты, Гаарз, когда побежишь наших искать, намекни почтеннейшему оу Мавиингу о возможном скором визите высокого гостя. Полагаю, наш лекарь будет за предупреждение благодарен. А мне рубаху принеси чистую. Риишлее, конечно, на это наплевать, но сам жест он оценит. Вот только Ренки нашего нам толком приодеть не во что. Был у него парадный мундир, да и тот он умудрился изорвать да изгваздать в таком спокойном и тихом местечке, как Фааркоон. Ладно-ладно! Не делай такое возмущенное лицо. Этот, что на тебе, пусть и с зашитыми дырками после абордажа, но хотя бы чистый. Но реально — уделать та-а-акой мундир!.. Скока мы там за него деньжищ отвалили? — Готор печально покачал головой.

Ренки тоже опечалился и, в отличие от Готора, который лишь по-дружески подкалывал приятеля, вполне искренне.

К отбытию из Мооскаа на Зарданское плоскогорье у него было три мундира. Два вполне обычных, привезенных еще из армии. А один, сшитый уже в столице, и правда стоил бешеных денег, и Ренки в глубине души очень им гордился, надевая только по очень торжественным случаям. Увы, но после его приключений в Фааркооне слово «парадный» из «родословной» этого мундира можно было смело вычеркивать. Нетрудно отстирать и вычистить дорогую ткань и вновь украсить ее золотым шитьем. Но дырки… Нет, их, конечно, тоже можно заштопать или наложить заплатки. Только ни один светский щеголь не позволит себе носить штопаную одежду. Какой бы дорогой ни была ткань, это уже постыдно.

О «порушенной репутации мундира» Ренки сожалел куда больше, чем о собственных синяках и ранах, полученных в той же заварушке. Готор знал про эту печаль приятеля. И старательно ее высмеивал, дабы (как он сам объяснял) изгнать из его души демонов привязанности к дорогим безделушкам.

Гаарз убежал, Ренки тоже сходил в штаб, доложился (там царил такой бедлам, что, кажется, дежурный толком и не понял, о чем ему вообще говорят). Потом вернулся. Застал Готора спящим (такое с ним частенько бывало в последнее время, но оу Мавиинг утверждал, что это только к лучшему).

Сидеть рядом было скучно. Уйти — невозможно. А завалиться на соседний тюфяк и тоже вздремнуть чуток означало предстать перед Риишлее в помятом мундире…

И все же Ренки умудрился погрузиться в дрему, сидя прямо на табурете и уперев подбородок в руки, сложенные на эфесе шпаги. Так что когда за тонкими стенками палатки раздались громкие голоса, он вскочил с опухшими глазами, слегка взъерошенный и с весьма бестолковым видом.

Он вылетел из палатки и едва нос к носу не столкнулся с самым могущественным после короля человеком Тооредаана.

— Я тоже рад вас приветствовать, лейтенант, — с легкой насмешкой глядя на растерявшегося Ренки, произнес Риишлее. — Вольно. Тянуться передо мной вы будете на завтрашнем построении, а сегодня в этом нет необходимости. Так что? Пригласите войти?

Ренки отошел в сторону, вежливо придерживая кусок ткани, прикрывающий вход в палатку, и, быстро оглядевшись, многозначительно кивнул стоявшему чуть в отдалении Таагаю.

Тот кивнул в ответ. И тотчас же в палатку внесли накрытый столик и удобное плетеное полукресло.

— Хм… — понимающе усмехнулся Риишлее. — Похоже, мой визит не застал вас врасплох, судари. И хотя после штабных приветствий в меня вряд ли влезет еще хоть капля вина, мне приятно видеть вашу предусмотрительность. Впрочем, смело наливайте себе.

— Благодарю вас, ваше священство, — улыбнулся в ответ Готор. — Но мне пока рановато лечиться подобными лекарствами Да и оу Дарээка, думаю, потерпит.

— Кстати, как ваше здоровье, сударь? — обеспокоено спросил верховный жрец. — И что с глазом?

— Знаю, — вздохнул Готор, — слегка косит. Окружающие пытаются скрыть это от меня, но недостаточно умело, хотя и старательно. Пришлось разглядывать свое отражение в полированной серебряной ложке. Не самый лучший вид. Остается утешаться, что все могло быть намного хуже. Кстати, я немного удивлен. Вы тут один?

— Это все ваш лекарь, — искренне заулыбался Риишлее. — Судя по количеству доносов на него в Тайную службу — весьма достойный человек! Люди из моей свиты и так бы не сунулись куда не надо. Но он весьма умело смог отогнать пытавшихся увязаться за мной военных. Думаю, я могу попросить ваших сержантов присмотреть за окрестностями палатки?

Ренки выскочил, чтобы отдать соответствующее распоряжение, а когда вернулся, застал Риишлее и Готора мирно беседующими. Разговор шел о состоявшейся осаде. Готор говорил, а верховный жрец внимательно слушал, задавая наводящие вопросы.

Оу Дарээка тоже быстро привлекли к разговору, но пока в основном в качестве подставки-подавалки разных наглядных пособий вроде чертежей Готора, которые надо было извлекать из большущей, чуть ли не полсажени высотой, плотной папки. Потом Ренки рассказал про изготовление и перевозку брандеров и конечно же про ночное нападение на кредонский флот.

— Что ж, судари, — подвел итог Риишлее, — вы не только оправдали мои надежды, но и сумели их превзойти. И, как ни странно, особенно вы, лейтенант оу Дарээка. Нет, в вашей храбрости я и раньше не сомневался. Но то, как вы повели себя по отношению к имуществу жителей порта и даже не побоялись надавить на Тайную службу… Это достойно отдельной награды. Которую вы, впрочем, не получите. Но мое мнение о вашей ценности для королевства, и без того весьма высокое, поднялось еще выше. Кстати, про награды. Конечно, будут, и немалые. Знаки на погон, повышение в чине, деньги и даже земли. Но сейчас у вас есть очень нечасто встречающийся в жизни шанс попросить для себя что-то у человека, достаточно наделенного властью, чтобы выполнить любое ваше разумное желание. Так что? Какие у вас есть заветные мечты?

И тут Ренки вдруг растерялся. Спроси его об этом Риишлее года три-четыре назад, и он бы без раздумий ответил, что мечтает поступить в Офицерское училище. А вот сейчас… Нет, Ренки, конечно, все так же мечтает когда-нибудь стать генералом, а то и командующим всеми войсками Тооредаана, одержать множество громких побед, вернуть королевству Орегаарское герцогство, а еще лучше — вообще когда-нибудь выгнать всех кредонцев с континента.

Это была большая и светлая мечта. Но ведь Риишлее говорил не о юношеских мечтаниях, а о «разумных желаниях». Просто попросить назначить себя генералом и поставить командовать армией? Разумностью тут даже и не пахнет. Да и, по большому счету, чего стоит карьера, не заработанная, а выклянченная у сильных мира сего?

Что там еще было в наборе заветных желаний оу Ренки Дарээка? Жениться на той таинственной блондинке (правда, Ваар назвал ее имя — графиня Крааст), лица которой даже и не разглядел? Она почему-то по-прежнему тревожила сердце молодого офицера. Но скорее как некий образ прекрасной девы из романов, чем как реальный человек. Да и просить у Риишлее женить его на какой-то девице… Достойно ли это офицера?!

Чтобы Готор выздоровел и его рана обошлась без последствий? С такими вопросами можно обращаться только к богам. А Риишлее хоть и весьма близок к ним, но все же не бог.

А в остальном — и попросить-то нечего.

— Ну, про мои мечты вы вроде и так знаете, — послышался голос Готора. — Я хотел бы продолжить поиски древних артефактов… А что касается оу Дарээка…

— Признаться, — тяжело вздохнул Ренки, — ничего иного, кроме как новый мундир, мне в голову и не приходит. Ну и, конечно, чтобы мы все вместе, вшестером, продолжили служить Тооредаану на том поприще, которое нам укажут!

— Ладно, — усмехнулся Риишлее. — Чувствую, что застал вас врасплох. Так что оставляю свое обещание в силе — исполнить одно ваше разумное желание, когда таковое у вас действительно возникнет. А пока — отдыхайте. Завтра у вас будет очень торжественный день.

(обратно)

Глава 5

— Слушай, Готор, а что такое параллельный мир?

Ренки и сам не смог бы вспомнить, с чего это он так расхрабрился, чтобы задать подобный вопрос. Наверное, обстановка была такая — располагающая к откровенности.

Светлая ночь при полной луне, да еще и посреди моря. Несильный, но уверенный ветерок наполняет паруса и дает ощущение прохлады… Ренки в такие ночи обычно всегда плохо спалось, и потому он выбрался на палубу корабля, следующего в Фааркоон, чтобы подышать немного прохладным ночным воздухом и полюбоваться безбрежными просторами неба и океана, прежде чем возвратиться в свою крохотную душную каютку.

Тут же он застал и Готора, который сидел на канатной бухте, неспешно прихлебывал из бутылки и любовался луной и океаном.

— Тоже не спится? — поинтересовался друг.

— Ага, — ответил Ренки, пристраиваясь рядом на каком-то ящике. — Мне в такие ночи обычно всегда не спится. Знаешь, еще там, дома, в полнолуние я частенько пристраивался у окна и чуть ли не всю ночь смотрел на луну и звезды, засыпая только под утро. А потом получал трепку от отца за то, что на занятиях двигаюсь как сонная муха.

— Он тебя хорошо гонял, — одобрительно кивнул Готор. — А я вот, признаюсь, в детстве был жутким лентяем, особенно по утрам. Сколько меня ни заставляли делать зарядку, так и не смог пересилить свою лень. Отец, а он у меня тоже был из военных, жутко злился. Поначалу-то я и заниматься начал всякими такими вещами, только чтобы отца умаслить. А потом как-то втянулся. Но встать с утра пораньше и хотя бы отжаться полсотни раз для меня до сих пор тяжкая мука.

— Ну-у-у… — дипломатично высказался Ренки. — Зато ты очень умный и много знаешь.

— Эх, если бы, — с печальной улыбкой человека, простившего себе все недостатки, ответил приятель. — Был бы умный — не назначили бы лабораторной крысой.

— Кем? — удивился Ренки.

— Да не важно. Долго объяснять, — лениво махнул рукой Готор.

Они помолчали какое-то время, любуясь удивительной картиной огромных белых парусов, плывущих сквозь звезды.

— И все-таки я не понимаю, — прервал молчание Ренки. — Почему ты отказался от майорского чина?

— Первый лейтенант — тоже неплохо! — ответил Готор. — Ты ведь тоже вроде от капитана отказался?

— Я отказался, потому что ты отказался. Мне выше тебя по званию быть не положено. Так почему?

— Асмысл? — спокойно спросил Готор. — Чем выше взлетаешь, тем больший груз приходится тащить и тем уже тропинка под ногами. И глубже пропасть по краям тропы, и гуще стаи стервятников, мечтающих тебя в эту пропасть сбросить. Мне кажется, мы и так с тобой взлетели просто фантастически. Надо притормозить, а то еще лоб расшибем.

Ренки невольно вспомнил торжественное построение Шестого Гренадерского полка. При развернутом знамени, охраняемом отрядом ветеранов-капралов с ритуальными протазанами в руках. С капральством барабанщиков и трубачей впереди, отдающих боевые сигналы безупречно исполняющим строевые команды солдатам в отчищенных по такому случаю от зарданской грязи зелено-красных мундирах и с отполированным до блеска оружием в руках.

Рядом со знаменем Шестого виднелись и знамена Четвертого, Седьмого и Четырнадцатого мушкетерских полков, формально тоже участвовавших в сражении. Хотя даже если сложить весь наличный состав этих полков, из них едва ли можно было бы сформировать полноценный батальон. Еще чуть дальше выстроилась абордажная команда матросов. Своего знамени у них, конечно, не было, но и они смотрелись достаточно торжественно с сияющими от гордости физиономиями.

Военный министр Риишлее принял доклад полковника оу Дезгоота как командира отличившейся части. А затем — доклады полковников трех мушкетерских «полков» и второго лейтенанта оу Дарээка, командовавшего абордажной командой. Под накатывающееся волной «ура» министр обошел воинский строй, вглядываясь отеческим взором в лица солдат и ловя на себе их почтительно-восторженные взгляды.

Ну а потом, естественно, началось самое сладкое. Все четыре полка, участвовавшие в осаде, получили булаву на знамя. Булавы на погон удостоились и полковники. Офицеры же и унтер-офицеры получили по топору. Простым солдатам пообещали денежную премию и тройную порцию отличного вина.

А матросы и солдаты, отличившиеся в абордаже, были награждены специальным морским значком — якорем, перекрещенным с мушкетом и абордажной саблей, соответствующим армейскому топору.

Наконец, дошла очередь до главных «именинников». Готор получил вторую булаву, Ренки — высший флотский знак — сломанную мачту, перекрещенную с парой сабель, аналог армейской булавы, а сержанты — по топору. Плюс офицеры были повышены в звании и теперь стали первыми лейтенантами. А сержантам, которым, ввиду их простонародного происхождения, повышаться уже было просто некуда, отныне торжественно пообещали платить двойной оклад.

И в конце, когда Ренки уже почти было обиделся на то, что их неоценимый «полководческо-административный» вклад в победу остался незамеченным, Риишлее приколол на их с Готором офицерские погоны по маленькой короне — знаку королевского доверия.

Что означал этот значок? Ренки и то не смог сразу вспомнить. Вроде бы он давал даже право требовать личной аудиенции короля. Или подчинять себе чиновников всех иных ведомств королевства, стоящих наравне или ниже в табели о рангах. Значком этим награждали так редко, что мало кто вообще помнил, какие привилегии это дает. Но все знали, что это и впрямь очень и очень почетно!

На этом дождь наград не закончился. И уже позже, с глазу на глаз, Риишлее объявил им, что каждому офицеру выделяется поместье, причем не где-нибудь в диких западных джунглях, а во вполне обжитых окрестностях Фааркоона с его чудесным климатом и плодородными землями. Сержанты, в свою очередь, могут рассчитывать на фермерские участки в тех же краях. Более того, Риишлее пообещал, что все эти земли будут находиться по соседству.

Затем военный министр, не без сожаления посмотрев на качающегося от слабости оу Готора, сообщил, что всей команде дается отпуск для дальнейшего излечения, который и следует провести в Фааркооне, в своих новых поместьях.

Потом они отобедали втроем, что тоже было немалой честью. И за время обеда Риишлее старательно выспрашивал их мнение по поводу ведения дальнейших боевых действий. Впрочем, Готор был осторожен с советами, постоянно ссылаясь на недостаток информации. А Ренки хватало ума следовать его примеру, так что разговор не задался.

Лишь в самом конце Готор предложил что-то конкретное, как он сам это назвал: «стратегию непрямых действий» и «партизанскую тактику». Которая, как понял Ренки из пояснений друга, в основном сводилась к операциям, подобным тем, что они проводили в позапрошлом году вместе с ротой Бида. К нему, как и к полковнику оу Дезгооту, и следовало обратиться в случае необходимости как к большим специалистам по этой части.

А еще следовало «рубить» линии снабжения оторвавшихся довольно далеко от баз кредонских войск. И следовать вполне понятной любому опытному фехтовальщику стратегии, при которой надо заставить противника делать по пять-десять шагов на каждый один твой с целью измотать и лишить сил.

Риишлее выслушал этот совет достаточно благосклонно, и на этом обед закончился. Уставшего и бледного как полотно Готора отнесли обратно в госпиталь. А Ренки, убедившись, что с приятелем все в порядке, оправился в свою палатку, где и нашел на койке прекрасно сшитый мундир цветов своего полка. Когда и где люди из свиты всемогущего военного министра смогли его достать на Зарданском плоскогорье, было настоящей тайной, граничащей с чудом…

— Знаешь… — внезапно ворвался голос Готора в воспоминания Ренки.

В принципе друг уже несколько минут как начал говорить, но Ренки слушал вполуха. И надо же было такому случиться, что именно на этой фразе он вернулся в реальность.

— Знаешь, — задумчиво глядя в небо, повторил Готор. — У вас тут вообще удивительная луна. Такая крупная, яркая и более насыщенного оттенка желтого.

— А у вас какая? — удивленно спросил Ренки, подразумевая, что луна одна над всей землей.

— А у нас, — расслабленно сказал Готор, — она поменьше. И какая-то более белая, что ли.

И тут вот Ренки решился задать вопрос, который мучил его уже довольно продолжительное время.

— Слушай, Готор, — сказал он, также смотря в небо. — А что такое параллельный мир?

— Откуда ты?… — вздрогнул Готор. — Хотя понятно…

— Ты не подумай чего, — поспешил пояснить Ренки. — Я не специально подслушивал или… Ну, ты сам понимаешь! Просто… Я никому не расскажу. Даже Риишлее и самому королю. Даже если ты и впрямь пришел с неба!

Только договорив, Ренки осознал, что именно сказал. Фактически сейчас он признал Готора своим вождем даже в большей степени, чем короля. Старая система мировоззрений и приоритетов сломалась, причем, как это частенько и бывает, сломалась внезапно и с оглушительным хрустом.

— А-а-а, — махнул рукой Готор. — Не бери в голову. Собственно говоря, это не такая уж и великая тайна, как я понял. Просто мне и самому трудно понять все эти вещи. Так что надеяться, что поймет и поверит кто-то другой… Проще уж выдумать более-менее правдоподобное вранье. Но раз ты сам напросился — слушай.

Готор сделал большой глоток из бутылки и передал ее Ренки, словно бы предлагая перед долгим рассказом подкрепиться.

— Параллельные миры… Ну представь себе книги, стоящие на полке. В каждой — целый отдельный мир. Хотя ваша литература еще не настолько разнообразна… Но тем не менее. И вот, в каждой книжке свой мир и свои герои. И доблестный герой из одной из них никогда не сможет влюбиться в прекрасную деву из другой. И дракона из третьей не убьет, даже если как раз у него есть для этого подходящий меч-драконоубийца. Все живут в своих книжках-мирах. И вдруг что-то происходит и появляется этакая лазейка. Портал, нора, червоточина… Называй как хочешь. Нет, — внезапно оборвал себя Готор. — Бестолково как-то объясняю, потому что и сам толком не понимаю, что это такое. Я вообще не физик ни разу. Короче, у нас уже давно подозревали, что миров, подобных нашему, огромное множество. Некоторые считали, что они абсолютно идентичны, вплоть до того, что в каждом из них, к примеру, должен жить свой оу Ренки Дарээка. А другие думали, что различия должны быть просто космических масштабов. Я, кстати, тоже к последней версии склоняюсь. Если в природе не существует даже двух одинаковых травинок, наивно думать, что могут быть абсолютно одинаковые миры. Впрочем, это пока тоже не важно. Не бери в голову. Важно то, что лет шестьдесят назад наши ученые смогли обнаружить первые материальные доказательства этой теории. И это открыло дорогу большой программе по изучению непонятного явления.

— Так вы, значит, — спросил Ренки, слегка придавленный грандиозностью нарисованной картины, — теперь свободно можете лазать через эти норы по самым разным мирам? Это поистине удивительно! Говорят, что у нас чуть ли не с каждым годом открывают новые земли, и этих неизведанных земель еще осталось очень много. А тут… Столько миров, и каждый… А сколько их всего, кстати?

— Не так все просто, — улыбнулся Готор. — Миров этих может быть бесконечное множество. За шестьдесят лет исследований мы так еще и не научились не только попадать туда, куда хотим, но и вообще уверенно пробивать червоточину хоть куда-нибудь. Из десяти попыток обычно срабатывают шесть-семь, и никто пока так и не смог убедительно объяснить почему. Все это вообще началось совершенно случайно. Тогда проводили эксперимент с… Эх, в твоем языке даже слов и понятий таких нет. В общем, очень грандиозное исследование, которое при удачном исходе могло бы приоткрыть многие тайны мироздания. Чтобы тебе понятнее были масштабы: в нем были задействованы сотни людей, а вложенных средств хватило бы на то, чтобы вооружить штук десять таких же армий, как у Тооредаана, и еще осталось бы на небольшой флот. Тогда вообще не скупились тратить деньги на науку, особенно если это касалось войны. Только все пошло не так. Реактор запустили, энергия начала вырабатываться. И тут вдруг вспышка, дым, крики, паника, завывают сирены, срочная эвакуация персонала. А когда все более-менее улеглось, посреди зала прыгал жуткий дикарь в кожаных доспехах, выкрикивал нечто воинственное и потрясал копьем. Тут-то многие и обрадовались, что эксперимент курировали военные и исследовательский комплекс охраняла чуть ли не целая дивизия спецназеров. Короче, повязали дикаря. И начали разбираться, что же произошло.

Готор протянул руку, взял у Ренки бутылку, хлебнул из нее и передал обратно.

— У меня и сейчас перед глазами его образ стоит, — как-то очень задумчиво продолжил он, глядя прямо перед собой невидящим взором. — Великий вождь Эгииноасиик из рода Серых Курганов. Но потом все его просто Эвгением Сидоровичем звали. Почему «Сидорович», лучше не спрашивай — это большая тайна. Но уважение к себе он внушить умел такое, что я даже не осмелился разузнавать. Представь себе: могучий старик с идеально прямой спиной и таким взором, что у случайных генералов ноги подгибались. До самой старости инструктором в спецгруппе охраны проработал. И даже когда ему, наверное, за девяносто лет перевалило, не расставался с оружием и мыслил вполне ясно. А насчет меня… Я, знаешь ли, всегда к языкам способности имел. Может, оттого что фамилия у меня была Говоров. Это на вашем означает вроде как «умеющий говорить». Жил себе лет до восемнадцати, не тужил и ничем особенным из числа других сверстников не выделялся. Мотался с семьей по гарнизонам, гонял в футбол, хулиганил помаленьку, но и книжки читал, ходил в секции самбо и бокса, как почти все ребята в военном городке. Ну вот разве что интересно мне было языки учить, особенно древние, потому как еще и историей сильно интересовался. Мать у меня учительницей была, причем и английский с немецким преподавала, и историю с географией. В военных городках такое совмещение было нормальным. После школы все думал, куда идти — на историка или на иняз. Отец уговорил меня попробовать пойти в Военный институт, там, дескать, языкознатцы тоже нужны, а поступить по знакомству будет легче Я попробовал, вылетел со второго курса за дисциплинарный проступок. Попытался поступить в университет, но тут меня на срочную забрили. Короче, так я на спецкомплекс и попал. Как выяснилось, совсем даже не случайно. А Эвгений Сидорович, оказывается, был моим дедом. Раньше-то я про него только мельком слышал, потому как он со спецкомплекса никогда не отлучался, а отец вечно по гарнизонам мотался. Да и отношения у них, кажется, были не самые лучшие, раз отец, когда женился, фамилию жены, ну, моей матери, взял. Правда не уверен, что у деда фамилия вообще была. Хотя ведь что-то в паспорте ему должны были написать?! Увидев деда, я впервые и заподозрил, что не совсем чистокровный русский, — уж больно видок у него был диковатый. Да и говорил он с небольшим акцентом. Впрочем, тогда из мутных пояснений я понял, что дед происходит из какого-то малого сибирского народа, представителей которого всего-то и осталось может десятка два-три. Меня это, впрочем, как-то не сильно обеспокоило — мы, русские, довольно многочисленны, и физиономии у нас разные. Немного отличающееся от всех лицо даже делало меня… как бы это сказать… более запоминающимся! Куда больше я огорчился, когда попал сюда и понял, что вот тут я как раз имею очень даже обычную, я бы даже сказал простецкую, внешность. Слушай, — внезапно опять встрепенулся Готор, вынырнув из глубин своих воспоминаний. — Я тут, кажется, чересчур далеко закопался. Ты вообще понимаешь, о чем я говорю?

— Не дословно. Но общую суть, кажется, улавливаю, — ответил Ренки. — Так что там про миры? Как это вообще? Я это себе как-то не очень представляю. Я слышал в университете теорию, что каждая звезда является солнцем, вокруг которого вращаются свои планеты. Это и есть?.. Нет? Ну тогда где же они относительно нас или как можно из одного в другой пробраться?

— Эх, — печально вздохнул Готор. — Все эти вопросы, а главное — ответы на них настолько выше моего понимания, что я даже всерьез и не пытался никогда в это дело въехать. Это на весь мой мир, дай бог, человека два-три понимают. Или делают вид, что понимают. В общем, после нескольких десятилетий битья головой об стену, многочисленных свертываний и возрождения исследований наши наконец-то получили первые более-менее вменяемые результаты. Настолько вменяемые, что даже было принято решение создать команду испытателей, которые и отправятся в «пробитые» миры. Когда ушел первый, я только родился. Он ушел и пропал. И больше его никто не видел. А следующего послали только через двенадцать лет. Правда, в те годы бардак в стране жуткий был… Этот второй первые два раза сходил вполне удачно, в том смысле, что вернулся. А в третий раз, говорят, только кровавые брызги полетели да оторванную ступню обратно выбросило. Ну тут уж наших умников азарт охватил. Да и власть имущие выгоду почуяли и на финансы скупиться перестали. Так что эксперименты продолжились. Мой переход уже тридцать седьмым числился. И готовили меня не просто к миссии «сунул — вынул» (как мы это называли), а уже для исследования мира, так что и языки вон подучил, и вообще… Ученые, вояки и дед меня натаскивали, как выживать в абсолютно новом месте или обществе с неизвестными обычаями и законами. Чаще всего червоточина пробивалась в тот мир, из которого предположительно пришел Эвгений Сидорович. Вроде как он опознавал его по снимкам и видеозаписям. Хотя, конечно, стопроцентной уверенности никто не давал не только в том, что это его мир, но даже в том, что в этот раз удастся попасть именно куда надо. Сплошная рулетка. Хотя и ожидалось, что я окажусь именно там. Какая-то у них была новая программа наводки, которую они и испытывали. Первый мой «заход» прошел как по маслу. Попал. Обосновался. Даже успел пообщаться с местными и пусть с трудом, но понял их. А они меня, правда, — только после очереди из калаша, выпущенной поверх их голов. Прожил месяц, собрал образцы, а потом, в указанный срок, наши опять пробили червоточину, и я вернулся обратно героем. А вот во второй раз выбросило меня как-то немного странно. Были вспышки не вспышки, это сложно описать. Но в общем, оказался я в какой-то пустынной местности, которую опять должен был исследовать в течение месяца, дожидаясь очередного «пробоя». Не дождался. Прождал еще почти полгода. Тоже впустую. К этому времени закончились все взятые с собой ресурсы. Даже охотиться больше было не с чем. Решил выбираться к людям, благо кое-какие следы их существования в этом мире я нашел почти сразу, а потом даже сумел пообщаться с несколькими пастухами и караванщиками. Вышел и сначала решил, что это совсем не тот мир, в который мы «целились» и в котором я был первый раз. Этот мир был явно по уровню развития на несколько тысячелетий старше «дедова». Вот только говорили тут почему-то на языке, очень родственном тому, которому обучал меня дед. А уж когда я услышал имя Манаун’дака… Эвгений Сидорович рассказывал, что именно во время схватки с этим коварным колдуном его и выбросило в наш мир. А еще он частенько упоминал некий Амулет как великий символ могущества, власти и магии. Я, честно тебе скажу, во всякую магию не верю. Чушь все это. Но вот Амулет… Черт знает, что это такое. Однако мне почему-то кажется, что он может стать для меня ключом к возвращению домой… Ну что еще сказать… Хотел я сразу пойти по следам этого Амулета. Да только вот сначала пришлось просто учиться тут выживать. Почти три года в вашем мире прожил, занимаясь то тем, то этим и стараясь держаться подальше от неприятностей. Потом очутился в Тооредаане, а дальше ты и сам знаешь.

— Ух, — даже помотал головой Ренки, видимо надеясь таким образом получше утрясти услышанные невероятные факты. Факты укладывались плохо, уж больно необычными и фантастическими они казались. — Слушай, — спросил он у Готора. — А каков он, ваш мир?

— Да не лучше и не хуже вашего. Разве что постарше лет на триста. А так… Словами не опишешь.

— Как же это выходит — у вас прошло шестьдесят лет, а у нас тут тысячи?

— Этого, Ренки, я не знаю, — устало сказал Готор. — Слушай, извини, что-то я совсем вымотался. Да и воспоминания накатили. Я понимаю: у тебя ко мне множество вопросов. Но давай на сегодня закончим. И кстати, Риишлее знает правду. Оказалось, что я у вас далеко не первый такой попаданец. Одним из нас был создатель Тайной службы, и он завещал своим преемникам отслеживать других чужаков, потому как от них может быть либо большая польза, либо большой же вред. А ты думал, почему Риишлее нам такие полномочия дал?

На следующий день Ренки конечно же снова захотелось засыпать Готора кучей вопросов, которые он сочинял весь остаток ночи. Но погода испортилась, и капитан приказал всем пассажирам убраться с палубы.

Офицеры, чтобы не скучать в крохотных каютках (выделенных им как почетным гостям), в которых даже одному было тесно, а вдвоем — вообще не развернуться, пошли на батарейную палубу, где сейчас размещались другие пассажиры и где для их сержантов был выделен особый угол.

Потянулись долгие скучные дни. Корабль качало и бросало на волнах, а пассажиры пытались как-то отвлечь себя от животного страха, который возникает при мысли о мощи бушующей стихии и тонюсенькой корабельной обшивке, прогибающейся и стонущей от боли при ударах волн. Тут уже было не до разговоров об иных мирах, которые, как инстинктивно чувствовал Ренки, вести надо исключительно с глазу на глаз.

Потом Готору вдруг опять поплохело. Как он объяснил сам, долгая качка не способствовала здоровью его недавно простреленной головы. Так он и провалялся несколько дней, пока они не пришли в Фааркоон, где самые лучшие лекари, которых только можно было найти в этом городе, начали наперебой лечить важного пациента, упорно отказываясь от платы и столь же упорно и старательно поливая грязью конкурентов.

То ли благодаря их усилиям, то ли из-за того, что болеть в таких условиях было просто невыносимо, Готор начал поправляться и уже спустя четыре дня смог самостоятельно выйти из дома все той же вдовы, чтобы прогуляться по знакомому садику.

Слух об этом мгновенно просочился в высшее общество Фааркоона, и двух вернувшихся с войны героев, которых жители этого городка уже фактически стали считать своей собственностью благодаря тому следу, что приятели оставили в местной «мифологии», начали наперебой приглашать в дома самых богатых купцов и знати. Управа даже собиралась устроить в их честь торжественный обед, плавно переходящий в бал и народные гуляния, и присвоить им звания почетных горожан с предоставлением кучи привилегий, которыми они, скорее всего, никогда не смогли бы воспользоваться. Но Готор дал взятку одному из наиболее уважаемых лекарей, пообещав объявить его своим официальным целителем, и тот прикрыл приятелей, строго запретив им обоим праздновать что бы то ни было или наносить визиты. Так что торжества пришлось отложить.

Исключение было сделано лишь для Дома Ваксай, на чем настоял Готор, да и Ренки чувствовал себя обязанным отчитаться перед своенравной девицей, признавая не только в душе, но и на словах ее немалую заслугу в том, что мачта с саблями заняла место на его погоне.

Что и говорить, а жителям Фааркоона было на что посмотреть в тот приятный теплый вечерок, когда оба главных героя городских пересудов прошлись по улочкам городка от дома вдовы до Дома Ваксай. Даже сложно было сказать, кто из них производил большее впечатление. Ренки, конечно, выглядел поярче: молодой высокий блондин в шикарном, расшитом золотом мундире. Девушки едва ли не повыпадали из окон, пытаясь разглядеть его получше, и чуть не подняли бурю своими томными вздохами. Готор смотрелся не столь ярко. И мундир на нем был вполне обыкновенный, и «та самая шпага» не была подвешена к его поясу. Но зато он куда больше соответствовал образу раненого героя. Еще довольно бледный и худой, с заострившимися чертами лица и чуть косящим взглядом… Как ни странно, но в отличие от Ренки, который после ранения вызывал в основном только жалость, Готор тоже притянул к себе немало женских взоров, и жалости в них не было и следа. Возможно, из-за той уверенности, что излучала вся его фигура, а может быть, благодаря глазам, смотревшим на окружающих насмешливо и чуть печально. Он словно знал какую-то великую тайну, которую не дано постичь никому иному.

А мужчины и юноши больше смотрели на погоны обоих лейтенантов. Немедленно завязался спор о том, что круче: две булавы с серпом и молотом или булава, серп и молот и мачта.

С одной стороны, два знака высшей армейской доблести и знак доблести гражданской. А с другой — знаки армейской, гражданской и флотской. Если первое сочетание еще и встречалось, правда, у офицеров и чиновников чином не меньше полковничьего, то второе вообще было редкостью большей, чем двухголовая свинья или там теленок с восемью ногами. Ну а в сочетании с коронами, которые вообще неизвестно что означали… Словом, благодаря нашим героям жители Фааркоона были обеспечены темами для бесед на ближайшие лет десять.

Возможно, толпа зевак даже воспрепятствовала бы свободному перемещению героев, если бы пару офицеров не окружали четверо дюжих сержантов, смотревшихся более чем впечатляюще в своей новой форме с богатыми на знаки доблести погонами.

Данная процессия вполне заменила фааркоонским провинциалам военный парад и еще очень долго являлась причиной всевозможных споров у всех горожан, невзирая на пол и возраст.

(обратно) (обратно)

Часть вторая

Глава 1

Карета неспешно поскрипывала, немилосердно «радуя» седоков каждый раз, когда очередная кочка или выбоина на дороге «обижала» ее колеса. Воистину сто, двести раз правы были старики, злобно ругавшие нынешние дороги королевства и добавлявшие при этом: «А вот при покойном-то короле было совсем иначе!» Даже Риишлее в состоявшемся не так давно приватном разговоре с Готором и Ренки признал, что королевские дороги ремонтируются из рук вон плохо, потому что денег в казне с каждым годом становится все меньше и меньше из-за постоянно возрастающей активности кредонцев, всеми правдами и неправдами мешающих тооредаанской торговле. И даже золото из королевских рудников не могло спасти ситуацию.

По словам Риишлее, сейчас каждые два из десяти вышедших из портов Тооредаана судов подвергаются нападениям пиратов. Это вынуждает купцов собирать большие караваны кораблей. Но когда приходят суда с примерно одним и тем же товаром, цены на него падают, зато цены на импорт резко взлетают.

А не так давно пропал один довольно большой торговый караван. И, по сведениям Риишлее, это было делом рук кредонцев, начавших собирать целые пиратские эскадры, чтобы иметь возможность нападать даже на крупные соединения.

Пороги королевского кабинета обивали делегации купцов, слезно моливших о сопровождении их судов королевскими военными кораблями. Но в этом вопросе Тооредаан не мог оказать реальную помощь: флот был немногочисленен, а распылять силы и выделять по кораблю на караван означало в скором времени и вовсе лишиться военных судов.

Кредонские торговые компании раскинули свои щупальца не только на море. Они активно монополизировали заморские рынки, прибирая к рукам все пути движения товаров, принуждая конкурентов продавать задешево и покупать втридорога.

Особенно это удавалась им на Южных Землях — многочисленные, постоянно воюющие друг с другом королевства являлись легкой добычей для этих монстров. Там достаточно было лишь позвенеть монетами — и корольки и микроимператоры отдавали кредонцам на откуп всю свою ничтожную экономику только ради получения очередных кредитов на «справедливую войну» с соседом.

На Северных Землях, где на обломках Старой Империи появилось немало сильных государств, тооредаанцам действовать пока еще было попроще. Хотя, конечно, даже большие тооредаанские торговые дома не могли на равных играть с кредонскими компаниями, имеющими в своем распоряжении подчас более тысячи кораблей и располагающими услугами целых наемных армий.

«Уж лучше бы я ехал верхом», — думал Ренки, с завистью глядя на Киншаа с Дроутом, которым сегодня выпала очередь быть дозорными.

Увы, но Готору, по общему мнению лекарей (которые, кажется, сами никогда не ездили по королевским дорогам), было предписано путешествовать в карете. Полгода отдыха, конечно, сильно поспособствовали его восстановлению. И, бывало, по нескольку недель подряд он чувствовал себя вполне нормально. Шутил, смеялся, много работал с бумагами. А потом звал Ренки потренироваться со шпагой или пострелять из мушкета, хотя и избегал различных кувырков, борьбы или слишком уж резких движений — это вызывало у него сильные головокружения и даже обмороки. Но порой он едва держался на ногах из-за жутких головных болей, с трудом переносил свет полуденного солнца и еле выцеживал из себя слова. И прогнозы лекарей тут сводились только к упованиям на волю богов да к надежде на исцеляющую силу времени.

Эти полгода банда провела в поместье оу Ренки Дарээка. Собственно говоря, когда они спешно слиняли из Фааркоона в пожалованные им владения и осмотрелись, Готор выдал резюме: «Могло бы быть и хуже».

Раньше эти участки входили в особый фонд короля, который был создан как раз для пожалования отличившимся подданным, куда попадали все земли, отобранные за долги или реквизированные по приговору суда. Управлялись они специально назначенными чиновниками, и управлялись из рук вон плохо.

Как это обычно и бывает, без должного надзора рачительного хозяина арендаторы-крестьяне безбожно использовали лучшие земли и пасли скот на землях похуже, но вполне подходящих для пахоты, в то время как выпасы зарастали кустарником и разной дрянью. А господские сады и виноградники, которые формально арендаторы тоже обязаны были поддерживать в порядке, оказались напрочь заброшены, если не сказать хуже.

Примерно та же картина наблюдалась и с господскими домами. Например, в том доме, что отходил вместе с поместьем к Готору, какие-то подлецы даже сняли черепицу с крыши, что уж говорить о медных ручках, петлях и мелком скарбе. Да и взятые за долги фермы сержантов были не в лучшем состоянии — выселенные владельцы постарались забрать все ценное, а то, что нельзя было утащить с собой, безжалостно разломали, вымещая на вещах и стенах свою печаль и озлобленность.

В общем, шестерке старых приятелей пришлось для начала разбить походный лагерь прямо в поле и срочно начать организовывать себе жилье. После недолгого совещания наименее разоренным был признан дом Ренки, и из остальных домов в него было свезено все более-менее пригодное для хозяйства и жизни имущество. Так что быт кое-как был налажен, благо жизнь не успела избаловать друзей роскошью и излишним комфортом.

А вот что делать дальше? Ни Ренки, выросший в гордой бедности, ни сержанты, всю жизнь пребывавшие в откровенной нищете, ни даже Готор, честно признавший, что кое-какие основы знает, но применять их к конкретному случаю не решится, управлению поместьями были не обучены. Да и, честно говоря, особого желания трудиться на земле, пусть и в качестве хозяев, никто из друзей не испытывал. Тем более что своих денег им по большому счету хватило бы на более-менее безбедную жизнь. Одна лишь премия, выданная за освобождение порта Лиригиса, тянула на покупку еще парочки таких поместий и ферм, а ведь кое-какие капиталы они сумели накопить и раньше. Да это еще не считая жалованья, которое все они продолжали получать. Короче, с голоду бы не умерли.

Только вот по закону, введенному еще во времена Старой Империи, владельцы земли были обязаны хорошенько о ней заботиться, иначе казна имела право изъять ее обратно. В общем, хочешь не хочешь, а пожалованные поместья надо было приводить в порядок.

Выход, как обычно, нашел вождь банды. Готор просто отправил Одивии Ваксай «слезное», по его определению, письмо, в котором описал их горестное состояние и попросил рекомендовать парочку хороших управляющих, это во-первых. А во-вторых, попросил подыскать не менее хорошую плотницкую артель, возможно, даже не одну.

Одивия Ваксай, познакомившаяся с оу Готором как раз на том самом памятном вечернем приеме в своем доме и весьма очарованная общением с ним (он не только говорил с ней как с равной по уму, но и подарил трофейную шпагу капитана кредонского шлюпа и пару трофейных пистолетов, хотя Ренки и возражал, утверждая, что сей подарок неуместен для юной особы и лучше бы купить ей какую-нибудь женскую побрякушку вроде сережек или бус), была настолько любезна, что самолично приехала в поместье в сопровождении целого капральства приказчиков, землемеров и бухгалтеров.

Вся эта «армия» три дня описывала и измеряла каждый клочок земли и каждую кочку в поместьях и на фермах приятелей. Сверяли договоры об аренде, описи имущества и списки податей. И даже составили точную карту всех объединенных земель, благо Риишлее выделил друзьям соседние участки.

Их приговор бы суров, но милосерден. Земли пребывали в крайне запущенном и разоренном состоянии. Но земли были хорошие и в перспективе могли приносить изрядный доход, конечно же в случае грамотного управления и при наличии некоторого стартового капитала. Первых прибылей стоило ждать не раньше чем через год-два, хотя пять-шесть лет — куда более реальные сроки.

Одивия сразу предложила беспроцентный и бессрочный кредит от Дома Ваксай, а в качестве ответной любезности попросила Готора ознакомиться с кое-какими проектами постройки новых кораблей и оказывать по мере надобности последующие консультации.

От кредита он отказался (денег хватало), но с чертежами ознакомиться обещал, благо Одивия прямо сказала, что ее мастера-корабелы всерьез попытались воплотить в жизнь предложенную Готором стратегию: «Коли не можешь сражаться на равных, убеги». В конструкцию недавно заложенных судов были внесены кое-какие изменения, и основаны они были на идеях, заимствованных у уже известных им torpeda, а также у kliper, про который Готор только рассказывал.

Вторая идея главаря банды тоже вызвала полное одобрение и поддержку и самой Одивии, и Дома Ваксай. Через объединенные поместья (кои Готор почему-то решил назвать на староимперский лад словом «колхоз», хотя оно вроде подразумевало что-то другое) протекала извилистая речушка. Из-за этой речки королевская дорога вынуждена была делать изрядный крюк, удлинявший путь груженого возка или телеги примерно на пару-тройку дней. Готор предложил проложить новую дорогу и построить мосты через речушку. А доход извлекать, по старой традиции взимая плату за проезд через мосты и поставив парочку кабаков-гостиниц в начале и в конце пути.

Одивия заверила, что со времен постройки брандеров безработных моряков в Фааркооне только прибавилось. И теперь многие из них были готовы подрядиться куда угодно, вкалывая с утра до ночи просто за еду. Так что людей для черной работы найти будет несложно. А мастеров для постройки мостов и ремонта жилья и все необходимые материалы она предоставит на весьма разумных условиях. Взамен теперешняя глава Дома Ваксай лишь попросила для себя скидку на провоз товаров через построенные мосты в течение десяти лет и монополию на поставку товаров в кабаки. Конечно, только тех, что не смогут произвести в самом Колхозе.

Ренки было хотел вообще благородно отказаться взимать с нее плату, но Готор почему-то начал торговаться и сбил цену до шести лет, пояснив потом Ренки, что среди купцов подобная торговля — лишь признак уважения к оппоненту. В то время как благородство Ренки они бы оценили как подачу милостыни. Это одновременно и оскорбило бы их, и дало повод считать «благодетеля» никчемным дураком.

— Единственным препятствием на вашем пути, судари, — предупредила купеческая дочка, — будут королевские чиновники. Ибо, насколько я понимаю, для прокладки дороги нужно особое разрешение, которое потребовалось бы даже в том случае, если бы она находилась полностью на ваших землях. Однако, судя по карте, изрядный отрезок дороги пройдет через земли, принадлежащие королю. Впрочем, думаю, вам с вашими связями и вашими заслугами (Одивия многозначительно посмотрела на погон Готора) получить такое разрешение будет несложно. Однако для этого, возможно, придется ехать не только в Фааркоон, но и в саму Мооскаа.

Готор заверил ее, что это не станет проблемой и что можно уже присылать нужных рабочих, не дожидаясь окончания бюрократических проволочек.

— Одивия, — обратился он к предприимчивой девушке, когда она уже собиралась уезжать. — Простите, но мне кажется, что вас что-то гнетет. Возможно, мы могли бы как-то помочь?

— Благодарю вас, сударь, — ответила Одивия Ваксай. — Ничего серьезного. Просто караван, с которым должен был возвращаться мой отец, мы ожидали почти месяц назад. Впрочем, в наши времена долгие задержки — дело настолько обычное, что, право, волноваться нет смысла. Однако спасибо вам за участие.

Гостья уехала, и уже меньше чем через неделю в Колхоз стали прибывать первые работники. Застучали молотки, завизжали пилы, а со стороны будущей дороги теперь доносились голоса землекопов, стук врезающихся в землю мотыг и поскрипывание тачек, увозящих вырытый грунт.

Готор следил за общим ходом работ, размечал места под строительство и рисовал чертежи будущих мостов. Сержанты были поближе к народу, осуществляя руководство на местах, весьма вдохновленные идеей заполучить собственные кабаки, хотя Готор и предупредил, чтобы они не особо раскатывали губы — Риишлее от них просто так не отстанет и не даст надолго осесть на одном месте.

А благородному оу Ренки Дарээка выпала честь разбираться с королевскими бюрократами, с коей целью он и отбыл в столицу. На дорогу туда, обратно и решение всех вопросов ушло месяца полтора. К счастью (а может, к сожалению) для юного оу, он не смог оценить, насколько стремительной была эта миссия и как помогло ему то, что первым делом он направился не в Ведомство дорог и направлений, а к своему непосредственному начальнику, дабы отчитаться о кое-каких делах и вернуть бумаги, посланные Готору для изучения. В беседе он случайно упомянул о планах банды и… Собственно говоря, на этом практически все его хлопоты и закончились, пришлось только подать прошение в письменном виде и спустя пару дней зайти за официальными бумагами, разрешающими строительство. Выходя из соответствующего кабинета, он вежливо кивнул целой группе каких-то, судя по одежде, купцов, с тоскливым видом протирающих штаны в приемной. Увы, ему не дано было узнать, что эта группа подала подобное прошение вот уже два года назад и все еще ждала решения высокой комиссии по своему делу. Жернова государственной машины вращались очень и очень неспешно, даже при регулярном смазывании их золотыми монетами.

Возвращался Ренки в сопровождении особого отряда Тайной службы. Доблестные ищейки охраняли отнюдь не его, но целую кипу бумаг, что он вез: копии всех материалов, которые собрала Тайная служба по их главному делу.

Плюс в их компанию затесалась парочка жрецов весьма сурового, если не сказать устрашающего, вида, в коих несложно было опознать послушников культа Героев. Эти двое отвечали за поистине бесценную реликвию и потому имели при себе самое лучшее оружие. Если верить слухам, они умели обращаться с этим оружием так, что покушаться на реликвию стоило, только имея в своем распоряжении полк опытных, прошедших не одну кампанию солдат. Хотя конечно же ни один солдат в здравом уме не посмеет пойти против служителей этого культа. Те, кто живет войной, весьма почитают своих давно ушедших и ставших после смерти богами вождей.

В Фааркооне Ренки ждало печальное известие. Караван, с которым должен был прибыть Дрисун Ваксай, подвергся нападению пиратов. Целая эскадра хищных фрегатов разбила строй из двух десятков торговых судов, заставив их спасаться поодиночке. А потом начала планомерный захват разрозненных корабликов. Из двадцати вернуться смогли только четыре. А судьба остальных, скорее всего, была весьма печальной.

Услышав об этом, Ренки счел своим долгом немедленно навестить ставшую теперь уже полноправной владелицей Торгового дома Одивию Ваксай. Высказал ей слова соболезнования и предложил любую помощь и защиту, которую вся их банда только сможет оказать. Включая финансовую.

Соболезнования Одивия приняла. А в ответ на предложение о помощи лишь гордо выпрямила спину, словно истинная оу, и холодно поблагодарила, добавив, что ни в чем не нуждается. Однако Ренки, то ли что-то почувствовав, то ли заметив покрасневшие от слез глаза гордячки, весьма настойчиво, на грани допустимых приличий, продолжал настаивать, пока не удостоился кивка и короткого: «Хорошо», — в котором было куда больше искренности, чем во всех речах, что произносила девушка до сих пор.

— Только не пожалейте потом о своих словах, — бросила Одивия вслед Ренки, тем самым испортив все впечатление.

Колхоз тем временем заметно преобразился. Везде кипела жизнь, что-то двигалось, крутилось и вертелось. Дом в поместье Ренки уже не походил на прохудившуюся развалину, а выглядел вполне крепким и нарядным жилищем. Да и внутри появилась новая мебель, стало заметно чище, а на кухне пахло не тленом и плесенью, а очень даже аппетитной едой.

— Нормально, — ответил Готор на вопрос: «Как дела?» — Помаленьку крутимся. Если все пойдет и дальше в таком же темпе, считай, через год будут у нас и мосты, и дорога!.. Вот как?! Весьма печально, — прокомментировал он известие об утрате, которую понес Дом Ваксай. — Надеюсь, ты предложил Одивии нашу помощь?

— Конечно, — недовольно буркнул Ренки. — Не надо думать, будто я совсем уж… Но она… Ей бы только какую-нибудь гадость сказать!

— Ох и дурак же ты, дружище Ренки, — спокойно ответил на это Готор, выслушав претензии приятеля к Одивии. — Такая девушка замечательная! А ты к ней бука букой, а ведь чудная бы из вас пара получилась!

— Ты, Готор, видно, перегрелся тут на солнышке! — искренне удивился услышанному Ренки. — Даже если бы я и мог заинтересоваться подобной особой… Разве ты не знаешь, что она невеста нашего боевого товарища оу Заршаа? Как можно поступать подобным образом с однополчанином?

— И все равно дурак, — вопреки всякой логике, подытожил Готор. — Нашему Заршаа, зуб даю, тут ничего не светит. А вот тебе…

— Да она же… — возмутился Ренки. — От нее любезного слова не дождешься, только разные насмешки и уколы. И к тому же не забывай, что она не из благородных, а всего лишь купчиха.

— Да-а-а, не дергал ты девочек за косички в детстве, — задумчиво пробормотал Готор. — И мало, видать, тебя жизнь лупила, коли так и не осознал. Впрочем, ладно. Что такого интересного ты мне привез? Признаться, те двое жрецов-головорезов меня изрядно заинтриговали!

— Тут копии всех летописей из храмов, относящихся к временам Старой Империи, — ответил Ренки. — Вернее, копии копий. Риишлее почему-то особо велел это подчеркнуть. А вот те два жреца привезли тебе свиток, по легенде написанный рукой самого Манаун’дака! Только верховный жрец особо предупредил, что это величайшая ценность королевства. Свиток этот прибыл сюда еще вместе с королем Даагерииком Первым. На его изучение тебе отводится ровно месяц, и, сам понимаешь, никакого урона реликвии не должно быть нанесено. Иначе даже страшно представить, что будет! Текст там, говорят, очень сложный, читается тяжело. Так что ты не откладывай это дело в долгий ящик.

— Да уж можешь не сомневаться! — с большим энтузиазмом откликнулся Готор. — Прямо сейчас и пойду смотреть. Надеюсь только, что поститься и читать молитвы перед этим меня не заставят. А то ваши молитвы меня несколько… э-э-э… удивляют.

С этого дня Готор стал уделять гораздо меньше времени хозяйственным делам, погрузившись в изучение присланных документов. А Ренки вынужден был стать при нем нянькой.

С одной стороны, от долгого чтения у Готора начинала болеть и кружиться голова. А с другой — даже несмотря на недомогание, он упорно продолжал работать, забывая про сон и еду, и выгнать его из-за стола с бумагами можно было только с большим скандалом.

Все это закончилось тем, что Ренки сам стал читать ему большинство документов вслух, делая выписки по его указаниям, а заодно уж и следить, чтобы главарь банды вовремя ел, гулял, тренировался и ложился спать.

Их день обычно начинался с инспекции строительных работ, занимавшей часа два. Причем друзья шли пешком, а следом за ними ехала небольшая коляска, на случай, если Готор переоценит свои силы (такое уже бывало).

Потом завтрак, работа с документами, занятия фехтованием, обед, послеобеденный отдых (на чем особо настаивали лекари), опять работа, небольшая прогулкаперед ужином, работа, сон. И так день за днем, неделя за неделей.

Зато Ренки стал неплохо разбираться в истории собственного мира, вникая в комментарии и пояснения Готора к текстам. В отличие от бубнежки жреца в университете слушать Готора оказалось даже интереснее, чем читать героические романы или баллады.

А еще в процессе обсуждения событий древности разговор частенько переходил к миру Готора. Но тоже, как правило, с привязкой к миру Ренки.

На свиток, написанный языком, который с трудом разбирали даже жрецы и самые мудрые ученые, Готор, вместо отведенных ему нескольких недель, потратил не больше получаса.

— Ну вот, — сказал он удивленно смотрящему на него Ренки, откладывая реликвию в сторону. — Ничего особо интересного, обычный рассказ про какой-то мелкий грабительско-разведовательный поход на запад. Хвалится, что сожгли какую-то крепость. Но теперь я точно убедился, что этот ваш Манаун’дак был человеком из моего мира. Более того, судя по всему, он даже был из моей страны. А по некоторым оборотам речи могу предположить, что родился он лет на десять-двадцать раньше меня. Да, думаю, не больше двадцати. Это очень многое объясняет!

— Что именно? — спросил заинтригованный Ренки.

— Ну, ваш алфавит — сильно измененная копия нашего. Арабские цифры, слова, топонимы… Ну и, конечно, то, что у вас этот Манаун’дак считается чуть ли не Отцом всех знаний. Естественно, что человек, пришедший из моей эпохи в век, когда еще и железа не знали, прослыл тут великим мудрецом! Он дал сильный толчок вашему развитию.

— А что еще за арабские цифры? — удивился Ренки, зацепившись за незнакомое слово.

— Ну, это уже недоразумение из моего мира, — не слишком понятно пояснил Готор. — Вообще-то их придумали в Индии, страна так называется. Но в Европу — это недалеко от моих земель — цифры попали через арабов, народ такой. В общем, Манаун’дак принес их вам, вообще в другой мир, и теперь вы их считаете своими. Неплохое путешествие для чернильных закорючек!

— А какие слова пришли к нам от вас? — опять поинтересовался Ренки. — Я как-то слабо представляю, чтобы в нашем языке были слова из другого мира.

— Да потому что употребляются они уже несколько тысяч лет. Вы их в большинстве случаев так под свой язык исковеркали, что узнать стало непросто. Но многие научные термины и понятия, взятые из моего языка, остались почти без изменений. Например, слово «университет» — оно точно наше. Еще в вашей математике есть «деление», «сложение» и прочие термины, обозначающие действия, производимые с цифрами. Как мне пояснили в университете Фааркоона, в древности они вообще считались магическими заклинаниями. Еще слова вроде «порох», «мушкет» и «штык» тоже явно из моего мира. У нас они означают те же самые вещи, следовательно, их «извлекли» из записей, которые оставил Манаун’дак. Мооскаа — это наша столица, Москва. Кстати, в своих записях этот ваш Отец всех знаний именно так это слово и пишет. Вообще, судя по всему, он и сам был родом из Москвы, а они там народец своеобразный. Даже в писанном пурпурными чернилами на пергаменте из телячьей кожи послании проступает некоторая столичная заносчивость. Дважды за короткий текст западных аиотееков «замкадышами» обозвал. Это… короче, долго объяснять. Много разных слов. Некоторые, особенно те, которые обозначают обычные, бытовые понятия, сразу и не поймешь. Как я говорил, вы их изменили почти до неузнаваемости, подгоняя под свой язык, только общие корни угадываются. А вот те, что в научном или жреческом обиходе употребляются, сохранились получше. Только вот с самой кличкой «Манаун’дак» я разобраться не могу. На наши имена-фамилии совсем не похоже, даже исковерканные, вроде моей «Говоров — Готор» (так меня в Фесткии обозвали, потому как они там «ов» совсем не выговаривают). Наверное, слово, означающее «старый ребенок», было всего лишь его прозвищем в вашем мире.

— Ну конечно, — кивнул Ренки. — Он ведь был карликом, вот его так и обозвали.

— Вообще-то, — возразил на это Готор, — я, конечно, специально не уточнял, но вроде дед не упоминал о такой особенности своего врага, как маленький рост. А вот «брат» Манаун’дака — Лга’нхи — и другие воины дружины, по рассказам деда, в большинстве своем были очень высокими. Впрочем, в древних записях постоянно упоминается, что «банда» Манаун’дака была из племени «очень высоких светловолосых людей», и, глядя, допустим, на тебя, нетрудно поверить, что все это правда. Может, попаданец казался маленьким только на их фоне? А может… Был у нас в древности, в соседней стране, один мудрец — Лао-Цзы. Его тоже вроде «старым ребенком» называли. Но там какая-то легенда была, уже не помню. Кажется, мать его в утробе восемь десятков лет носила, и родился он уже седым. А про вашего «старого ребенка» вообще небылицы какие-то, типа он теленком родился… Тоже, наверное, какая-то малопонятная спустя тысячи лет аллегория. Теперь сложно разобраться, ведь данное событие произошло еще до того, как твоих предков обуяла мания все записывать. Кстати, еще одно косвенное подтверждение времени рождения Манаун’дака в моем мире. В те годы, как рассказывал отец, в связи с доступностью к… (слишком сложно объяснять) все вообразили себя писателями либо журналистами. Во многих странах потом даже пришлось принимать особые меры, чтобы обуздать эпидемию графомании. Но в ваш мир сия бацилла попасть все же, чувствую, успела.

— Да ведь это же просто дань предкам, — возмущенно прокомментировал последнее высказывание Готора Ренки. — Чтобы предки могли гордиться тобой в загробном мире, надо написать о своем подвиге на бумаге и сдать на хранение в храм. Это еще в древних законах значится!

— Угу, — согласился Готор. — Отличный способ продвигать грамотность в массы! Этот парень явно был не дурак. Толчок к развитию, который он дал, не затухал почти полтысячелетия. Потом, судя по истории, все немножечко поуспокоилось, и дальнейший прогресс пошел нормальными темпами. Вообще, с точки зрения ученого-историка это интереснейший феномен, требующий подробного исследования. Эх, мне бы времечка побольше и ресурсов…

(обратно)

Глава 2

Увы, но времени Риишлее дал им только полгода. Едва-едва земли Колхоза стали приобретать обжитой вид, а приятели приспособились к мирной жизни (Киншаа даже женился), их всех срочно вызвали в столицу.

— Вы ознакомились с бумагами? — поинтересовался старший цензор Риишлее, толком даже не поздоровавшись. — Я имею в виду те, что мы изъяли у Ваара, и копии протоколов его допросов.

Великий государственный деятель выглядел еще более уставшим и измученным, чем в их прошлую встречу. Ренки даже показалось, что безупречность его одежд и прически несколько потускнела. Зато залежей бумаг в кабинете явно прибавилось.

— Да, — коротко кивнул Готор. — Наиболее явный след…

— Архипелаг Тинд, — закончил за него Риишлее. — Именно там живет человек, у которого была украдена рукоять меча и который, по сведениям Ваара, может знать о местонахождении второй половины и ряда других древностей. Я дам вам соответствующие бумаги. Но если вкратце, то нужного вам человека зовут Коваад Каас. Он ювелир и антиквар. И, как мне думается, промышляет он не только перепродажей древностей. Его агенты разъезжают по всем миру в поисках разных раритетных вещичек, и то, с какой легкостью они получают доступ в самые тайные и тщательно охраняемые места, заставляет думать, что антиквариат — отнюдь не основное занятие Кааса. Думаю, вы понимаете, о чем я. Опять же неспроста антиквар и ювелир обосновался на островах, в трехстах верстах от столичного города своей страны, в котором у него, кстати, имеется как минимум три магазина. Мои люди очень аккуратно попытались подступиться к нему и наткнулись на очень глухую и в то же время очень липкую стену. Люди эти были весьма опытные и потому успели вовремя отойти, не попав в ловушку. И тем не менее это говорит о многом. Просто ради сохранности бесценных сокровищ человек не станет окружать себя такой охраной. В общем, все, что вы услышите дальше, предназначено только для ваших ушей. Даже мои ближние помощники пока не знают об этих планах. С вами бы я тоже не стал откровенничать, но короны на ваших погонах означают высшую степень доверия… После возвращения порта Лиригиса на Зарданском плоскогорье обстановка у нас несколько успокоилась. Кредонцы попусту рисковать не любят и, столкнувшись с чем-то непонятным, на рожон не лезут. А пока они разбирались с «непонятным», инженер-полковник оу Зоодиик, дабы оправдать с его точки зрения не совсем заслуженную булаву и повышение в чине (хотя я лично заверил его, что человек, согласившийся противостоять генералу оу Краасту, всех этих наград достоин), создал мощную линию укреплений вдоль побережья, прикрыв города. Форты этой линии мы, кстати, вооружили пушками, поднятыми со дна бухты Лиригиса. Видимо, оу Зоодиик позаимствовал что-то из ваших, оу Готор, рассказов, потому что укрепления хоть и возведены в основном из земли и камней, выглядят очень грозно. Месяц назад наши противники попытались к ним подступиться и ушли, понеся большие потери. Так что сейчас там невольное затишье: кредонцам не хватает сил, чтобы справиться с нашей обороной, а нам — чтобы атаковать противника. И сейчас для Тооредаана на первый план вышла проблема кредонских пиратов, которых открыто поддерживает военный флот республики. С военной точки зрения архипелаг Тинд — это мощная военно-морская база. Условно говоря, на юге ее пушки смотрят в спину тем, кто попытается напасть на столицу заморских владений Кредонской республики, а на востоке — тем, кто покусится на владения Кредона на Старых Землях. Еще там есть прекрасная гавань, где кредонцы постоянно держат один из своих военных флотов, а также верфь для ремонта, многочисленные склады, арсеналы, мастерские и прочее и прочее. Повторяю: то, что я сейчас скажу, должно оставаться тайной. Я тут затеял небольшую игру. В детали вдаваться не буду, но, скажем так, с Валкалавским царством у нас сейчас наметились довольно дружеские отношения. И более того — думается, мне удалось внушить Кредону, что мы фактически уже заключили с Валкалавой стратегический союз против республики. Вроде как осталось только договор подписать. По этому поводу на Тинде сейчас готовят мощный флот, чтобы нанести в Валкалаву «дружеский визит» и убедить царька удихов порвать с нами и дружить исключительно с Кредоном. Но чтобы напугать удихов, требуется продемонстрировать им действительно большую силу. Думаю, флот выйдет в море через месяца полтора-два, после окончания сезона штормов. И на Тинде останется только десяток сторожевых кораблей и сравнительно небольшой гарнизон. Дадим им еще месяц-полтора, чтобы отойти подальше. А потом ударим по архипелагу. Я очень рассчитываю, что кредонцы испугаются нападения на свою главную военно-морскую базу, находящуюся в паре дней пути от их столицы, и отзовут большую часть флота для охраны собственных портов и коммуникаций. Это снимет давление на наших купцов… Основная ставка делается на наглость и подлость — туда наши корабли пойдут под флагами какого-нибудь нейтрального государства, изображая из себя торговый караван, и лишь перед самым нападением поднимут королевский флаг. Кредонцы не ждали брандеров в бухте Лиригиса, точно так же они не будут ждать и нападения на свою главную базу. Те torpeda, что вы делали, ведь разборные? Сколько их уместится в трюме средних размеров торгового корабля? Четыре-пять? Прекрасно. Дом Ваксай зарекомендовал себя очень неплохо, да еще к тому же я слышал, вы дружны с новой хозяйкой. Военный заказ не только поможет ей в делах, но и позволит решить кое-какие проблемы, возникшие в связи с принятием наследства. Уж я об этом позабочусь! На вас, оу Готор (кстати, как ваше здоровье?), общий надзор за изготовлением брандеров и их начинки. И не забывайте — это должно быть сделано втайне. Ну и жду от вас идей как от человека… гм… весьма искушенного.

— Он знает, — улыбнувшись, коротко сказал Готор, кивнув на Ренки.

— Что ж, тем лучше, — кивнул в ответ Риишлее, с внезапным интересом посмотрев на оу Дарээка. — Как вы понимаете, — продолжил он, — это не единственная задача, которую вы получите. Я планирую высадить десант и захватить военную базу Кредона. Конечно, долго мы там не продержимся. Кредонцы за неделю-две подтянут силы, и нашу флотилию разнесут в щепки. Но за три-четыре дня, пока враг еще не очухался, мы должны основательно испоганить ему жизнь. А главные специалисты нашего королевства по уничтожению и взрывам на данный момент — это вы, благородные оу. Поэтому я настоятельно рекомендую вам не лезть в первую волну десанта и не подвергать жизнь опасности, а дождаться момента, когда от вас будет наибольший толк. Ну и конечно же было бы крайне невежливо не навестить уважаемого Коваада Кааса, раз уж вы все равно окажетесь в тех местах. Коли мягкие подходы он отвергает, неплохо бы попробовать максимально грубый. Схватите его, бросьте в трюм корабля и привезите в мои подвалы. Уж тут он запоет как соловей! И если будет возможность, прихватите все его архивы. Думаю, там можно обнаружить немало интересного. В общем, благородный оу Готор, вам следует хорошенько обдумать все вышесказанное. Попробуйте на основе документов и карт, что я вам дам, составить собственный план нападения. Потом обсудим его, сравним с другими и придем к общему знаменателю. Идите. А вас, лейтенант оу Дарээка, я попрошу задержаться.

— Что ж, юноша, — начал Риишлее, едва за Готором закрылась дверь. — Теперь вы тоже знаете секрет своего друга. Мне интересно, как вы это восприняли.

— Нормально, — осторожно ответил Ренки. — Удивился, конечно, но чего в мире не бывает.

— Лейтенант оу Дарээка, — даже сделал успокаивающий жест рукой Риишлее. — Я ни в коей мере не пытаюсь что-то вызнать или как-то настроить вас против вашего товарища. Скорее, мне интересна реакция обычного человека, в смысле не жреца, на столь удивительное явление.

— Ну, наверное, с некоторым облегчением, — честно ответил Ренки. — Я чего только не передумал про Готора, даже что он явился с небес. И когда он сказал мне правду, стало легче.

— Что ж, — задумчиво пробормотал Риишлее. — Этого следовало ожидать. Вы юноша пытливый и не слабого ума, как я уже замечал. Хотя, конечно, ваш ум еще нуждается в хорошей огранке. Впрочем, проведя столько времени вместе с Готором, вы не могли не заметить множества странностей. Так что…

— Заверяю вас, сударь, — поторопился Ренки на всякий случай защитить друга, — Оу Готор — достойнейший человек и никогда не предаст короля, которому поклялся служить!

— Да я и не подозреваю его в чем-то недостойном, — досадливо поморщился Риишлее. — Лишь оцениваю возможность сообщить о нем другим людям. Некоторым. Сейчас у нашего королевства не то положение, чтобы позволить таким, как оу Готор, прозябать на должностях серых мышек. Однако чтобы ему поверили и начали прислушиваться к советам… В общем, пока забудьте, лейтенант, все, что сейчас услышали, — вдруг резко сменил Риишлее тон. — Я хочу, чтобы вы поняли одну вещь. Ваш друг говорит, что, вероятнее всего, именно из-за этого легендарного Амулета он и попал в наш мир. Думаю, вы уже знаете, что он был таким не первым. Великий цензор Ншгас тоже являлся выходцем из другого мира. Причем оу Готор, посмотрев на его портрет и ознакомившись с некоторыми документами, говорит, что, скорее всего, великий цензор пришел не из того же мира, откуда прибыл он сам. До появления здесь вашего друга это было одной большой загадкой. Он дал ей некоторое объяснение, хотя и сам не уверен, что оно правильное. Он также выдвинул версию, что многочисленные попаданцы, как он их называет, прибывают в наш мир, притянутые этим самым загадочным Амулетом. Так что если раньше дело, порученное вам, касалось лишь поиска реликвий, которые, возможно, кто-то использует для усиления своей власти, то теперь разговор уже идет о чем-то гораздо большем! О контроле над вратами в другой мир. Я не буду говорить вам, насколько все это важно, потому что и сам пока с трудом это оцениваю. Но я хочу дать вам один приказ, хотя можете воспринимать его как просьбу или даже мольбу. Позаботьтесь о том, чтобы ваш товарищ остался жив. Понимаю, что вы и так, как истинный оу, готовы пожертвовать жизнью ради друга. Но теперь в случае опасности вы, оу Ренки Дарээка, обязаны пожертвовать собственной жизнью (а возможно, и честью) во имя короля и королевства, если это понадобится для спасения оу Готора. Увы, при иных обстоятельствах я бы просто поместил его в хорошо защищенный замок, дав все, что он пожелает, и вытягивал из него знания и умения, которые есть в его голове. Но сейчас, когда положение нашей страны настолько непростое, я вынужден использовать его не только как источник знаний, но и как доблестного и благородного оу, чьи способности уже не раз спасали Тооредаан от разгрома. И все, что я могу сделать с целью обеспечения его безопасности, — это положиться на вас и остальных членов вашей банды. Вам будет выдан особо секретный документ. Лучше пусть даже оу Готор не знает о нем. Но, предъявив его, вы сможете приказывать даже моим заместителям. Искренне полагаюсь на вашу разумность и преданность интересам королевства. Не подведите меня!

Потом Готор и Ренки попытались составить свой план захвата Тинда и сразу уперлись лбом в стену собственного невеликого опыта по части морских десантов и возможностей флота, так что все планирование свелось к теоретическим рассуждениям и ругани.

В ругани, кстати, явно была виновата методика, предложенная Готором: один должен был предлагать план, а второй — критиковать его, находя слабые места. Но поскольку ни тот, ни другой реальным опытом проведения столь масштабных операций не обладали, приходилось довольствоваться своими «ощущениями» и, вполне вероятно, ложными представлениями о том, как все должно происходить. Из-за этого аргументация обеих сторон выглядела слабой и неубедительной.

Промучившись два дня и ничего толкового не выдумав, друзья отправились к Риишлее с тем, что есть. На сей раз их приняли в кабинете значительно больших размеров. Наверное, потому, что в прежнем вряд было бы возможно разместить с должным комфортом десять человек, приглашенных сегодня на совет.

Приятным сюрпризом для обоих приятелей стало появление в кабинете полковника оу Дезгоота и лейтенанта Бида. Однако едва Ренки и Готор с расплывшимися в улыбках физиономиями направились к ним, дабы поздороваться, прибыл сам Риишлее и одним жестом руки заставил всех присутствующих мгновенно замолчать и усесться за большой круглый стол, в центре которого лежала подробная карта архипелага Тинд и его окрестностей.

— Если вы еще не знакомы, — начал свою речь Риишлее, — тогда позвольте мне вас всех представить друг другу. Адмирал оу Ниидшаа, — указал он на еще довольно молодого (для своего звания), очень высокого и крепкого человека в форме морского офицера, что занял место по правую руку от военного министра. — Думаю, это имя известно всем и рассказывать о заслугах адмирала нет смысла. Он примет на себя общее командование всей операцией.

Ренки с любопытством посмотрел на этого человека. Когда юному оу Дарээка было всего пять лет, подвиг капитана оу Ниидшаа, чей фрегат в одиночку сразился с тремя кредонскими кораблями такого же класса, утопив один, обратив в бегство второй и взяв на абордаж третий, едва не обратил мечты юного оу от армии в сторону флота.

Спустя еще четыре года эскадра капитана оу Ниидшаа одержала решительную победу над пиратским флотом и высадила десант на остров Литруга, захватив и уничтожив пиратское гнездо, чьи «птенцы» сильно досаждали южным областям королевства.

Затем был поход вокруг континента, дабы продемонстрировать королевский флаг мелким полудиким туземным царствам, расположенным по ту сторону гор, и убедить их не оказывать никакой поддержки орегаарским мятежникам. Говорят, с политической точки зрения этот поход был полным провалом. Однако все восхваляли подвиг контр-адмирала оу Ниидшаа и его моряков, сумевших совершить то, что раньше не удавалось никому, — провести через пролив Демонов целую эскадру, не потеряв ни единого корабля!

Ну а потом было известное сражение близ мыса Куаа, которое (хоть каждая из сторон и объявила о своей победе) заставило кредонцев считаться с Королевским флотом, а прибрежным городам королевства позволило вздохнуть с большим облегчением и начать понемногу накапливать жирок.

— Капитан Маб, — продолжил тем временем Риишлее, указав на второго моряка, сидящего чуть в отдалении ото всех. Вероятно оттого, что в компании военных этот уже седовласый старик со скромным погоном капитана торгового флота чувствовал себя несколько неловко. — Один из опытнейших людей нашего флота. Кажется, нет такого уголка земли, где бы он не бывал. Его задача — провести флот к указанной точке и увести его обратно в наши порты, избежав излишнего внимания кредонцев. Младший цензор оу Чаариис, — указал Риишлее на еще довольно молодого, но какого-то невзрачного человечка слева от себя. — Отвечает за всю операцию со стороны Тайной службы. В его задачу входит позаботиться о том, чтобы даже крохотная частичка информации о предстоящей операции не просочилась к врагу. Ибо, как я уже говорил всем присутствующим, успех операции, а значит, ваши жизни и свобода, прямо зависит от соблюдения тайны. Так что я всем рекомендую прислушаться к его советам и выполнять все его предписания. Также он и его люди после захвата архипелага изымут определенные документы и позаботятся о… В общем, на Тинде у них будут свои задачи. И я настоятельно прошу всех присутствующих оказывать им всевозможную помощь, коли это потребуется. Это важно! Далее мы видим славного командира Шестого Гренадерского полка оу Дезгоота и одного из его лучших лейтенантов — Бида. Думаю, заслуженная слава этого полка говорит сама за себя, и тратить время на пересказывание их подвигов не имеет ни малейшего смысла. Ну а первый лейтенант Бид весьма искушен в проведении операций очень особенного толка. Настолько искушен, что я лично настоял на его присутствии на данном совете. Полковник будет командовать всеми сухопутными силами, задействованными в этой операции. И кстати, полковник оу Дезгоот, — Риишлее внезапно сменил деловой тон на какой-то возвышенно-торжественный, доставая из лежащей рядом с ним папки документ, украшенный королевскими вензелями и печатями, который все присутствующие тут военные узнали сразу, даже если и не видели никогда раньше чего-то подобного, — позвольте вас поздравить. Вот ваш генеральский патент. В целях секретности он вступает в силу только когда корабли эскадры отойдут от берега на десяток верст. — Риишлее улыбнулся. — Так что озаботьтесь, чтобы соответствующие знаки отличия были у вас под рукой. А вы, лейтенант, на тех же условиях получаете майора! Знаю, — сделал Риишлее жест, словно заранее отвергая все возражения. — Вы считаете, что резкое возвышение и подобный чин принесут человеку неблагородного происхождения куда больше проблем, чем выгоды. И в иных обстоятельствах я бы согласился, что это вполне разумно и чин первого лейтенанта — ваш предел. Но сейчас не те времена, чтобы столь опытные и, не побоюсь этого слова, выдающиеся люди, как вы, прозябали на третьестепенных должностях. Так что, вернувшись из этой операции (с победой, конечно), вы по праву сможете присовокупить к своему имени приставку «оу», а награда, которую вы получите в числе остальных участников, вполне позволит вам с честью поддерживать достойный благородного сословия образ жизни. Полковник оу Таарис — командир Пятнадцатого Гренадерского. Полковники оу Ривээка и оу Маалииг, командующие, соответственно, Одиннадцатым и Девятым мушкетерскими полками. Полагаю, вы, судари, пока пребываете в некотором недоумении по поводу всего происходящего. Но скоро это пройдет. Хочу лишь сказать, что сюда вы попали благодаря тому, что ваши полки зарекомендовали себя с лучшей стороны, а о вас идет слава блестящих офицеров. Ну и наконец, — продолжил Риишлее, сделав глоток из чаши с водой, стоявшей перед ним. — Первый лейтенант-инженер оу Готор. И первый лейтенант оу Дарээка. Полагаю, эти имена тоже всем тут известны. Так что лишь поясню: хоть эти офицеры и носят мундиры цветов Шестого Гренадерского, но в данный момент, как обладающие высочайшей степенью королевского доверия, подчиняются только мне. Думаю, короны на их погонах объяснят всем почему. В этой операции на их плечи ложится немалый груз подготовительных работ, к тому же после захвата Тинда они там займутся максимальным разрушением всего, что только можно разрушить. Плюс у них есть еще кое-какие задания. Возможно, иногда у них появится желание дать офицерам намного выше рангом какой-нибудь совет. Настоятельно рекомендую к этому совету прислушаться, как если бы он исходил непосредственно от меня. Полковник оу Дезгоот, я думаю, вы прекрасно знаете своих подчиненных, особенно их беззаветную храбрость, граничащую порой с безрассудством. Я не буду взваливать на вас обязанности няньки, у вас и без того хватит забот. Но мне бы очень хотелось, чтобы эти офицеры без лишней надобности не лезли в первую волну десанта или на стены фортов — у них другие задачи. Ну что же, с представлениями закончили. Теперь о деле…

И вот спустя два дня они уже ехали обратно в Фааркоон, настолько быстро, насколько позволяло печальное состояние королевских дорог.

Ренки то хмуро смотрел в окно на скачущих на лошадях Киншаа и Дроута, то столь же хмуро на Готора, даже в тряской карете что-то высчитывающего и пытающегося делать какие-то записи свинцовым карандашом собственного изобретения.

— Готор, — с укоризной сказал ему Ренки. — Тебе ведь это вредно. Давай я…

— Да тут немного осталось, — ответил друг и посмотрел на Ренки с таким унынием, словно бы говоря: «Я бы с удовольствием взвалил на тебя все эти заботы. Но ведь это все равно, что пытаться заставить верблюда развлекать гостей игрой на клавесине. Как его лапы не приспособлены нажимать на клавиши, так и твои мозги не смогут постигнуть всю эту науку».

М-да… У Ренки до сих пор краснели уши при воспоминании о разговоре с адмиралом оу Ниидшаа. Нет, сначала тот отнесся к молодому офицеру с большой теплотой, словно бы выделив его из остальной компании благодаря мачте на погоне. Но по мере попыток ответить на задаваемые адмиралом вопросы Ренки начал разрываться между стремлением убежать и желанием вызвать адмирала на дуэль. Ну не был он моряком и не знал разных тонкостей управления даже маленькой лодочкой. А адмирала почему-то совсем не интересовал абордаж — наиболее запомнившийся Ренки эпизод той ночи. Зато очень интересовали особенности маневрирования судов в бухте в условиях почти полной темноты. Так что к концу разговора на лице адмирала явственно проступили черты разочарования и скуки, а на лице Ренки — стыда и озлобленности.

Потом состоялась еще парочка бесед — с Риишлее и младшим цензором оу Чаариисом. И тогда Ренки невольно почувствовал себя ненужным приложением к Готору, который не только прекрасно ориентировался во всех поднимаемых темах, но и мог дать дельный совет в вопросах политики или искусства шпионажа столь искушенным людям, как эти, как он сам говорил, «профессионалы».

«Хорошо бы мне тоже этому научиться», — подумал тогда Ренки, но вспомнил о своем фиаско в университете, когда попытался быстро постичь разные науки.

— Слушай, Готор, — спросил он, и в голосе его невольно проскользнули нотки раздражения, которое он тщательно скрывал даже от самого себя. — Как ты умудряешься знать все это?! — кивнул он на бумаги, которые друг покрывал малопонятными знаками.

— Школьный курс химии, — махнул рукой Готор. — Признаться, я был в этом совсем не силен. Но перед забросом меня хорошенько поднатаскали, так сказать, и по теории, и по практике.

— Но ведь ты знаешь еще и про кораблестроение, мины, постройку мостов и дорог, фортификацию, знаешь множество языков и много чего еще разного. Как все это укладывается в твоей голове?

— Хех, — ухмыльнулся Готор. — Когда тебя с семилетнего возраста начинают натаскивать на получение знаний и учат в течение десяти лет по пять-семь часов ежедневно, трудно чему-нибудь да не научиться. Признаюсь тебе, наши школы для детей могут дать фору вашим университетам как по объему знаний, так и по количеству дисциплин.

— Десять лет?! — удивился Ренки, с почтением глядя на друга. — Да, это серьезно. Но чему можно учиться все это время? В мире, как мне кажется, нет такого количества знаний!

— Десять лет — это только чтобы заложить основы, — «утешил» его Готор. — А потом начинается серьезное обучение в заведениях типа ваших университетов, по конкретным областям наук. А чего это ты вдруг так этим заинтересовался?

— Да надоело чувствовать себя неучем, — честно признался Ренки. — Подчас рядом с тобой я ощущаю себя таким болваном! Ясно же, что все свои награды я получил только потому, что был рядом с тобой. А иначе бы…

— Чем кукситься и жалеть себя, — строго ответил Готор, — лучше бы занялся самообразованием.

— Да я пробовал, — уныло прервал его Ренки. — Не вышло…

— Чушь! — припечатал Готор. — Просто наверняка схватился не с того конца. Тут все то же, что и в фехтовании. Сначала надо учиться самым простым вещам, а потом переходить к сложным связкам. А если ты, впервые взяв в руки шпагу, попытаешься повторить движение мастера, ничего у тебя не выйдет. Да еще и поранишься! Составлю-ка я тебе план занятий… Хороший помощник мне не помешает.

(обратно)

Глава 3

— Да я их всех на дуэль вызову! — пылко возопил Ренки. — Да как они посмели позорить имя королевского чиновника, предъявляя столь немыслимые требования?! И кому — лишившейся единственного родителя девице! Сироте! Какая чудовищная подлость! Я, конечно, понимаю, что в жизни все бывает… Но это уж совсем!

— Спокойно, Ренки, — весело глядя на друга, сказал Готор. — В некотором роде все это закономерно и логично. Коли девица не сумеет удержать свое богатство в руках, так и управлять она им не сможет. Вот кое-кто и пытается заранее подобрать то, что, по его мнению, все равно выпадет из ее рук, облегчив ношу с помощью, как я это называю, административного ресурса. Однако не надо забывать, что у нас этот ресурс тоже есть, и куда похлеще, чем у них. Так что, Одивия, считайте, что все ваши проблемы в скором времени будут решены.

В Фааркоон они въехали поздно ночью и, дабы не ломиться в столь неподходящее время в домик знакомой вдовы, остановились в самой дорогой гостинице города — статус обязывал. А чуть свет (благо купцы — ранние пташки) направились навестить Одивию Ваксай.

Хозяйка Торгового дома приняла их с любезностью, однако на ее лице читалось, что мыслями она сейчас находится довольно далеко от своих гостей. Да и вообще юная девица выглядела слишком озабоченной и какой-то осунувшейся. А через ее чело уже пролегла совершенно неуместная морщинка, словно бы Одивии приходилось слишком часто хмуриться. Видно, управление Торговым домом оказалось несколько более сложной задачей, чем представлялось ей раньше.

— Рада вас видеть, судари, — с явно притворной любезностью заметила Одивия. — Благодарю, что сочли возможным навестить…

— Мы не с визитом вежливости нагрянули, — тепло улыбнулся Готор и, сразу взяв быка за рога, добавил: — У нас деловое предложение.

— Вот как? — преобразилась Одивия. — И что за дело?

— Брандеры немного иной конструкции, — ответил Готор. — И, как обычно, все это должно оставаться в тайне.

— Увы, судари, — нахмурившись, сказал Одивия. — Сейчас у меня возникли некоторые сложности, и я не совсем могу распоряжаться на собственной верфи.

— Какие-то проблемы? — чуть удивился Готор. — Мы можем помочь…

— Не думаю, — перебила его Одивия, — что это в ваших силах.

— Ну, может, и не в наших, — усмехнулся Готор. — Но полагаю, военному министру, первому советнику короля и старшему цензору это будет по силам.

— Только какое ему дело до меня? — вымученно улыбнулась Одивия. — Едва ли он знает о моем существовании.

— Вы ошибаетесь, — влез в разговор Ренки, которому унылая Одивия нравилась еще меньше, чем язвительная и колкая. — Он лично упомянул в разговоре, что решит ваши проблемы. И, признаюсь, я думал, что уже… Так что происходит?

— Наш фааркоонский магистрат наложил арест на мою верфь, якобы за некие несуществующие долги. Я точно знаю, что никаких долгов нет, ибо сама вела всю бухгалтерию! Я уже говорила вам, что моя верфь — самая большая и прибыльная на сотни миль вокруг. И некоторые считают, что после смерти моего отца она должна принадлежать именно им. И они не стесняются применить для этого свою власть.

— Но почему вы не пойдете в суд? — удивился Ренки. — Королевский судья не допустит такого произвола.

— А ему и не надо ничего допускать, — с деланым спокойствием ответила Одивия. — Тем более что он и сам в доле с этими мошенниками. Он просто затянет разбирательство, насколько понадобится. А к тому времени, когда мне удастся доказать, что никаких долгов нет, рабочие разбегутся, а неустойки за невыполненные заказы накопятся, и те, кто заказал мне постройку трех больших кораблей как раз накануне всех этих неприятностей, спокойно заберут верфь себе, теперь уже за реальные долги. А я еще, как полная дура, радовалась, когда получила эти заказы. Жутко гордилась, что даже в наши тяжелые времена моя верфь не пустует.

— Судья и королевские чиновники вершат такую несправедливость? — не мог поверить в очевидное оу Ренки Дарээка. — Нет, я понимаю еще — какие-нибудь купцы-прохиндеи… Ну или чиновник возьмет взятку за то, чтобы посмотреть сквозь пальцы на мелкое жульничество и контрабанду. Но судья! И королевские чиновники! Это подлость!

Возмущению Ренки не было предела. Он даже пообещал, что вызовет всех обидчиков девицы на дуэль. Готор же в ответ на это только усмехнулся и обратился к Одивии:

— Ваша верфь — предприятие стратегического для государства значения. И мы ее в руки разных там прохиндеев не отдадим. Однако действовать надо тонко, чтобы не выдать излишней заинтересованности в верфи самого Риишлее. Так что не будем торопиться и уж тем более вызывать кого-либо на дуэль. Хотя…

— Да, жаль, что старшего дознавателя оу Огууда перевели в армию, — задумчиво сказал Готор, выходя из здания Тайной службы. — Нет, конечно, там тоже нужны дельные люди. Но вот эти новые ребята мне что-то совсем не понравились. На словах, конечно, поддакивают и едва ли не руки готовы целовать, а в глазах та еще подляна таится. Чую, особо помогать нам они не стремятся. Мы ведь не можем им прямо объявить, для чего нужны верфи, младший цензор оу Чаариис нам это настоятельно не рекомендовал. А за просто так частные интересы каких-то там людей даже не из их службы они отстаивать не захотят. Они вообще с местными… шалунишками вполне могут быть в доле…

— Это просто невероятно! — пылко возразил Ренки. — Тебя послушать, так…

— Так оно и есть, друг Ренки, — печально сказал Готор. — Не хочу тебя обижать, но что-то сильно прогнило в Тооредаанском королевстве. Неужели ты этого еще сам не понял? Вспомни хотя бы армию! Сколько мы ценного барахла разным интендантам перетаскали, только чтобы с голодухи или от поноса не подохнуть? Даже чтобы нормальный порох и свинец получить, и то приходилось кого-нибудь подмазывать.

— Но… — набрал Ренки полные легкие воздуха для речи в защиту порядков любимого королевства.

— Знаю все, что ты скажешь, — спокойно ответил Готор, сбив его речь на самом взлете. — И знаю почему. Но факт есть факт: вашим чиновникам платят недостаточно и слишком плохо их контролируют, а власть у них довольно большая. Поверь мне как историку-недоучке — это идеальная почва для распространения коррупции.

— Так что же делать? — растерялся Ренки, который (надо это признать) к ученым знаниям Готора относился с некоторым благоговением, как дикарь к откровениям шамана, и даже не пытался их оспаривать.

— Тут все очень сложно, — задумчиво ответил Готор. — Полностью победить коррупцию, конечно, никому не удавалось, но взять ее под контроль вполне возможно. В идеале это должен быть очень требовательный запрос правящего класса. Увы, не наш случай. Большинство чиновников, за исключением самых мелких, — благородные оу. На одну Тайную службу надежды возлагать тоже не стоит. Исключительно методами спецслужб эти вопросы никогда не решались. Просто в конечном итоге коррупционные деньги меняли направление и начинали течь немножко в другой карман. Может, дать больше самоуправления купечеству и ремесленным цехам? Так сказать, создать противовес власти чиновничества? Если совместить все усилия, организовать хорошую пропагандистскую кампанию… Глядишь, лет за десять что-нибудь да и получится!

— А что нам делать сейчас? — совсем уж растерялся Ренки, откровенно испуганный задумчивым бормотанием Готора. — Мы десять лет ждать не можем. Нам и десяти дней ждать нельзя!

— Да сейчас это не проблема, — махнул рукой Готор. — Крыша у нас самая высокая, и мы с нее вполне можем пренебрежительно поплевывать на все остальные крыши в окрестностях. Только жалко на это время тратить. Главная наша проблема в том, что показывать интерес Риишлее к данным верфям никак нельзя, так что придется придумать что-то другое. Слушай, — внезапно просиял Готор, — а может, тебе того… жениться на Одивии? Ну или просто, — добавил он, увидев как вытянулось лицо приятеля, — обручиться там или еще чего, я с вашими брачными церемониями пока не очень-то знаком. А что? Смотри, как здорово выходит! — спешно продолжил он, пока Ренки набирал в легкие воздух для ответа. — Тогда ты за верфи бьешься не по указу Риишлее, а фактически на правах законного хозяина. И старший цензор выступает уже не как заинтересованное лицо, а в роли твоей личной крыши. Даже этот, — кивнул Готор в сторону здания Тайной стражи, — которого на смену дознавателю Огууду прислали, сейчас небось думает, что мы за знакомую вступились. А значит, неизвестно еще, насколько настойчивы будем в своих требованиях и как высоко готовы пойти, чтобы помочь чужой нам девице. Может, если немного проканителить с этим делом, нам скучно станет и мы сбежим, найдем что-нибудь более интересное. А вот если он поймет, что это дело семейное… Тут уж волей-неволей придется считать свои шансы против тебя в серьезной войне! И с учетом фактора Риишлее, думаю, местный сыскарь предпочтет перебежать на твою сторону.

— Но ты забываешь все время! — возопил Ренки. — Руки Одивии добивается наш однополчанин оу Заршаа! И мы не вправе…

— Да сдался тебе этот оу Заршаа! — отмахнулся от друга как от назойливой мухи Готор. — Я спрашивал у Одивии, она этого Заршаа в упор женихом не видит. И правильно делает, потому как нормальной жизни у нее с ним не будет. Вернее, как раз и будет «нормальная»: в светлом тереме, за пяльцами и каждые девять месяцев — роды. Впрочем, ладно, — сбавил он тон, увидев непоколебимую физиономию Ренки. — В принципе, с некоторым натягом, и оу Заршаа подойдет. Типа мы в его интересах действуем. У него ведь, кажется, семейка довольно влиятельная?

— Его мать была близкой подругой королевы-матери. Да и их род, по рассказам Лоика, весьма плотно обосновался при дворе. Но, — задумался Ренки, — согласится ли на это сама Одивия?

— А какие проблемы?

— Ну, приняв, пусть и через нас, покровительство оу Заршаа, она тем самым как бы признает законность его притязаний. А ты ведь сам знаешь, какая она гордячка.

— Ох как же с вами сложно, — даже замотал головой Готор. — Ладно. Пойдем спросим ее саму.

— Сударь, да я лучше верфь потеряю! — возмутилась Одивия. — Я в общем-то против вашего товарища ничего не имею. Он довольно приятный и остроумный собеседник, но вот в роли мужа…

— Может, тогда Ренки? — начал было Готор.

— Сударь, — впервые за последнее время искренне рассмеялась Одивия. — Если в ваши планы входит снять офицерский мундир и устроиться работать свахой, настоятельно рекомендую одуматься. Вы меня впариваете, как залежалый товар. Это, хи-хи, не только оскорбительно, но и непрофессионально. Мне казалось, что у вас достаточно влияния, чтобы помочь мне и без попыток сбагривать замуж, — добавила она уже вполне серьезно. — Если нет — спасибо за попытку, но я обойдусь своими силами.

— Да как раз в том и проблема, что мы должны помочь вам, не показывая, что в этом есть некий государственный интерес. А с другой стороны, неизвестно, смогли бы мы вам так помочь, если бы у государства тут не было своих интересов, — разъяснил дилемму Готор. — И сделать нам все это надо достаточно быстро, иначе верфь не успеет выполнить заказ военного министерства и Риишлее будет сильно недоволен! Есть, впрочем, еще один вариант, — задумчиво пробормотал Готор после минутного молчания. — Но вы должны очень сильно доверять нам.

— Считайте доверяю, — кивнула Одивия. — Так что вы можете предложить?

— Продайте верфь нам. Ну, скажем, за одну монету. А потом, когда мы решим все проблемы, выкупите ее обратно за ту же цену.

— Знаете, оу Готор, — недолго подумав, ответила Одивия. — С этим я, пожалуй, соглашусь. Только вот… Без обид, но лично вы — явный прохиндей! Можете считать это комплиментом. И хотя мои человеческие инстинкты говорят мне, что вам можно доверять, их купеческие собратья кричат, что нельзя соглашаться ни в коем случае. Но вот вашему другу я, пожалуй, доверюсь — уж он-то обманывать точно не станет!

Странно, но последняя фраза, как показалось Ренки, была отнюдь не комплиментом, а скорее даже сильно наоборот.

Откладывать дело в долгий ящик было нельзя. И потому троица немедленно направилась в Торговую палату, дабы заверить сделку. Благо ее председатель был одним из купцов, сделавших заказ на постройку кораблей и планирующих прибрать верфь к рукам.

— Это невозможно, сударь, — отбросив документ о продаже, как будто он был вымазан дерьмом, заявил Готору председатель палаты, почтенный купец Рииг. — Возможно, госпожа Ваксай от вас утаила, но сейчас на верфи висит большой непогашенный долг и всякие сделки с данным объектом заморожены.

— Чудесно, — сказал Готор. — Я готов выплатить этот долг прямо сейчас. Сию минуту.

— Шестьдесят тысяч корон? — недоверчиво переспросил почтенный Рииг. — Они у вас с собой?

— Нет конечно. Заплачу, когда будет время. Или вы мне недоверяете?

— Но так дела не делаются! — возмутился Рииг. — Я конечно…

— Напомню, — холодно произнес Готор, глядя на председателя словно на посмевшую заговорить в его присутствии букашку. Спина его при этом выпрямилась как у истинного оу, а в глазах появилась такая смесь надменности и свирепой ярости, что даже Ренки поневоле испытал некий трепет. — Эта корона на моем погоне означает высшую степень доверия самого короля! А какой-то купчишка смеет сомневаться в моей честности?

— Я ни в коей мере не… — забормотал почтеннейший Рииг.

— Поздно, — прервал его Готор, и его глаза внезапно сверкнули такой дикой злобой, что председатель невольно отшатнулся. — Оскорбление уже нанесено. Ренки, напомни-ка мне: я имею право вызвать этого жирного борова на дуэль?

— Только с разрешения своего непосредственного начальника, — четко отрапортовал Ренки, потрясенный переменой, произошедшей в Готоре.

Нет, он и раньше его видел и строгим вождем, и даже свирепым и безжалостным воином. Но сейчас перед ним сидело какое-то жуткое сочетание злобы, надменности и жестокости.

— Человек благородного звания может бросить вызов представителю низшего сословия, — продолжил Ренки, с трудом заставляя свой голос звучать спокойно, — испросив на то разрешение своего сеньора либо воинского начальника. Но зачем тебе марать свой клинок? Можно подать в суд. Кажется, за подобное оскорбление полагается пятьдесят плетей.

— Ну-у-у, друг мой, на каторгу я попал отнюдь не за то, что скрупулезно следовал разным кодексам и законам. — Готор рассмеялся, и Ренки почувствовал, как у него мороз пробежал по коже. — И, может, мне самому хочется замарать свой клинок кровью разных там хамов. А что касается Риишлее, думаю, он разрешит мне удовлетворить эту маленькую прихоть. В конце концов, помнишь, что он говорил, когда мы с ним обедали в последний раз?

Вспомнить что-то, подходящее под этот случай, из того, что говорил всесильный Риишлее во время их последнего совместного обеда (приглашены были все участники предстоящей операции, дабы не отвлекаться от обсуждения, но в устах Готора это прозвучало как упоминание о дружеской пирушке), Ренки не смог, но ему хватило ума кивнуть с понимающим видом.

— Я не… ик… судари… Вы не… Это не совсем… Готов… ик… принести извинения, — лопотал бледный как мел и испуганный до икоты Рииг, наконец осознав, с кем связался.

Высшее доверие короля, сословная разница… В последнее время такое случалось нечасто, но еще лет сто — сто пятьдесят назад любой оу безнаказанно мог заколоть простолюдина, если сочтет себя им оскорбленным или просто будет подходящее настроение. А ведь законы с тех пор фактически не изменились, просто нравы смягчились, да и купцы приобрели чуть больше веса в государстве.

И мало этой невероятной злобы в глазах, так еще и упоминание о каторге! История о том, откуда взлетел этот таинственный оу Готор до нынешних высот, отнюдь не была тайной. А на каторгу, как известно всякому добропорядочному купцу, просто так не попадают. И наконец, всесильный Риишлее, олицетворяющий почти абсолютную власть в королевстве. Слухи о том, что эти два новых жителя окрестностей Фааркоона числятся у него в любимчиках, давно уже курсировали по городу, обрастая абсолютно невероятными подробностями. Было даже две партии, рьяно спорящие друг с другом относительно того, кто именно является незаконнорожденным сыном Риишлее: оу Готор или оу Дарээка. Голос третьей партии, утверждавшей, что они братья, просто от разных матерей, почему-то во внимание принят не был, хотя и тоже звучал время от времени.

— Ладно… Так и быть, — снизошел Готор до писка председателя Риига. — Живи! Но я меняю условия. Первое — долг наличными вы получите только после решения суда. Если он, конечно, сочтет этот долг законным. И второе — те корабли, постройку которых вы, кажется, заказали… К работам приступят только после того, как выполнят… э-э-э… какие-нибудь другие заказы. А вы подождете, — добавил Готор, очень мстительно поглядывая на председателя и словно бы на ходу придумывая, чем бы еще его уязвить. — Их цена повышается, ну, допустим, процентов на двадцать. И, ясное дело, вы не вправе отказаться от сделки, уж я об этом позабочусь!

— Хорошо, — яростно закивал достопочтенный Рииг, в данный момент радующийся спасению жизни, на фоне чего потеря денег казалось лишь досадной мелочью. — Но я… Тут ведь замешаны и другие люди! Королевские служащие, например, судья.

— Объясняйтесь с ними сами, — холодно и надменно ответил Готор. — Но я хочу, чтобы верфь заработала уже сегодня вечером. Каждого, кто вздумает мне помешать, я просто убью, и мне за это ничего не будет! Надеюсь, вы меня поняли? Вот и чудесно.

Готор встал и вальяжной походкой вышел из кабинета. Ренки и Одивия последовали за ним в полном молчании.

— Ух, — сказал Готор, очутившись на улице. — Кажется, сработало. Этот Рииг оказался слабаком. Но, думаю, стоит закрепить успех, наведавшись, допустим, к судье. Если на купцов и чиновников Рииг сможет надавить и сам, то, боюсь, с судьей все-таки придется объясняться нам.

— Вы собираетесь так же угрожать ему смертью? — холодно осведомилась Одивия.

— Насчет смерти не уверен, — задумчиво ответил Готор. — Но угрожать, видимо, придется, чтобы не выйти из роли.

— Роли? — еще холоднее переспросила Одивия. — Если это всего лишь игра, то, пожалуй, вы лучший из актеров, которых я когда-либо видела!

— Ну… — даже будто бы засмущался Готор. — Мои учителя меня, признаться, хвалили.

— Так это правда была игра? — осторожно переспросил Ренки.

— Вас учили быть актером? — удивилась Одивия.

— Ясное дело, игра! — даже возмутился Готор. — Попытался изобразить своего дедушку ну и парочку kinoshnyh злодеев. Хотя с дедушкой… Знаешь, кажется geny тоже роль сыграли, внезапно такое накатило. Я ведь тебе про него рассказывал.

— А что такое kinoshnyh и geny? — все еще настороженно поглядывая на Готора, уточнила Одивия.

— Первое — это что-то вроде театра. А второе — наследственные черты характера, в данном случае.

— Да уж… Не хотела бы я тогда повстречаться с вашим дедушкой, — уже чуть более расслабленно сказала Одивия, к которой, кажется, начало возвращаться доверие к ставшему похожим на самого себя «деловому партнеру».

— Гы-гы, это точно, — усмехнулся Готор. — Вот уж кто был истинным оу. Теперь таких не делают. Собирался завоевать весь мир с помощью племени таких же головорезов, как и он сам. Увы, в самом начале пути нарвался на кого-то покруче себя. Но дедушку это не сломило. Впрочем, не будем об этом. Пойдем, Ренки, поговорим с судьей. Одивия, вам, я думаю, с нами идти не стоит. Такие люди, как судья, возможно, и стерпят оплеуху от нас. Но вам присутствия при этом не простят! Лучше бросьте клич, пусть ваши рабочие завтра выходят на работу. И созовите мастеров-корабелов. Мы потом зайдем на верфь. Или лучше к вам в контору? Не важно… Принесем чертежи того, что предстоит сделать, чтобы завтра с утречка уже и приступить. И так уже кучу времени потеряли!

— Ты здорово разобрался с этой проблемой, — уважительно заметил Ренки, когда они спустя два часа выходили из дома судьи.

Готор опять играл своего дедушку, правда, не столько свирепого, сколько хитрого и коварного, при этом козыряя знакомством с Риишлее и другими известными людьми, включая генерала оу Крааста.

Судья оказался покрепче купца и пугаться до икоты не стал. Но зато проявил хорошо развитое чутье и смекалку. Быстро оценив размеры «предъявленной крыши» (определение Готора) и решительный настрой двух довольно известных в городе, да и во всем королевстве героев, он благоразумно заверил приятелей:

— Это, видимо, какое-то недоразумение. И я конечно же предприму все усилия, чтобы правда и справедливость восторжествовали.

Потом судья даже пригласил их отобедать «в знак примирения», и, к некоторому возмущению Ренки, Готор приглашение принял. За обедом хозяин дома любезничал, расспрашивал о войне и столичной жизни. Причем даже Ренки сумел догадаться, что он исподволь пытается установить истинные границы влияния своих гостей на сильных мира сего.

Готор болтал, спокойно упоминая людей известных и знатных, кое-кого даже умудрившись назвать просто по имени, будто они являются его старыми друзьями. Причем речь его текла столь плавно и естественно, что даже очень опытный наблюдатель не заподозрил бы подвоха.

А Ренки сидел в городом молчании, всем своим видом показывая, как не нравится ему это «примирение» и что он бы предпочел решить этот вопрос с помощью своей шпаги. И это была вовсе не игра.

— Эх, Ренки, — печально заметил Готор. — По сути-то я проблему не столько решил, сколько усугубил. Побеждать бандита бандитскими методами и отвечать произволом на произвол… Возможно, это и хорошо для отдельного случая, но в целом… Коли уж судьба выбрала для меня Тооредаан чем-то вроде новой родины, все-таки хотелось бы, чтобы у королевства было больше шансов выиграть эту войну. И еще хотелось бы добиться хорошего уровня жизни тут не только для нашей банды, но и для всего остального народа. И вовсе не потому, что я такой справедливый и честный. Просто нельзя остаться чистеньким, живя в клоаке… Ну да ладно. Если будет возможность, поговорю об этом с Риишлее. А пока у нас есть дела поважнее.

(обратно)

Глава 4

Три месяца промелькнули стремительно, хотя событий за это время было столько, что иному хватило бы на всю жизнь.

Взять хотя бы ловлю кредонского шпиона, сумевшего пробраться на верфь. И если бы не ребята оу Чаарииса, так же тайно ошивавшиеся в округе или устроившиеся работать на верфь, еще неизвестно, что бы из всей этой затеи с операцией вышло, коли бы кредонец успел сообщить раздобытые сведения своим хозяевам. Ренки больше всего потрясло, что ни лазутчик, ни те, кто его поймал, скрываясь на верфи под масками простых работяг, вовсе не выглядели этакими окончательно упавшими на дно моральной пропасти личностями или хитрыми и коварными ищейками, какими он себе представлял шпионов и тайных соглядатаев ведомства Риишлее. Кредонец казался добродушным веселым простачком, а агенты Тайной службы — обычными затюканными жизнью работягами.

Поездка на запад за земляным маслом тоже оставила в памяти Ренки, Гаарза и Тагаая неизгладимое впечатление. В основном — жарой и непролазными джунглями, через которые пришлось пробиваться к вожделенной добыче, и вонью самого земляного масла, кажется впитавшейся в одежду и даже в поры тела на вечные времена.

Еще неплохо смотрелся пожар в сарае, где Готор что-то делал с этим маслом. В огне была уничтожена четверть привезенного запаса. Зато приятели и занятые на постройке дороги и мостов работяги смогли оценить поистине впечатляющую высоту пламени и густоту дыма!

Ну а самому Готору пришлось еще раз смотаться в столицу и один раз в Идиику — главную базу тооредаанского флота — согласовывать с адмиралом оу Ниидшаа размещение деталей брандеров на кораблях и тактику применения суденышек. Адмирал, кстати сказать, вообще сомневался в целесообразности использования этих посудин. Не вообще, а конкретно в этом случае. Но Риишлее был весьма впечатлен победой, одержанной в бухте Лиригиса, и потому особенно настаивал на применении брандеров.

И вот где-то на исходе этих трех месяцев к причалам фааркоонской верфи Дома Ваксай подошли два корабля не очень понятной наружности. С виду вроде и купцы, но с двойными батарейными палубами, а также с обводами и парусным вооружением, позволяющими совершать довольно смелые маневры.

Естественно, они не остались незамеченными местной публикой, и многочисленные моряки всех возрастов и рангов после длительных дебатов пришли к выводу, что подобная конструкция и оснащение, конечно, существенно снижают количество товаров, которые можно перевести на этих посудинах, зато худо-бедно гарантируют защиту от пиратов. Многих это заставило воспрянуть духом в надежде на скорое возрождение торговли и появление долгожданной работы, когда таких судов настроят побольше.

Что именно делали на верфи с пришедшими кораблями, которые с виду казались вполне новыми и крепкими, так и осталось неизвестным. С тех пор как тут стала заправлять дочь покойного Дрисуна Ваксай (которая, по слухам, вроде и перестала быть хозяйкой, но почему-то осталась кем-то вроде управляющего), работающие там мастера предпочитали помалкивать о своей работе, а на прямые вопросы честно отвечали, что Одивия Ваксай обещала вышвырнуть любого, кто сболтнет хоть слово о делах, творящихся на единственном предприятии города, где еще можно получить хорошо оплачиваемую работу.

— Баба! Что с нее взять?! — обмозговав данную ситуацию, вынесло вердикт общество, поняв, что работники ничего не скажут, ибо терять заработок в такие времена было чистым самоубийством. Но слухи о постройке кораблей новых типов (авторство этих слухов ожидаемо принадлежало Готору), тем не менее продолжали гулять по городу, обрастая просто невероятными подробностями.

А потом, как-то на рассвете, без каких-либо предварительных извещений о времени своего отплытия и пункта следования корабли покинули Фааркоон, не взяв ни дополнительных пассажиров, ни попутных товаров, как это обычно делали торговые суда, чтобы извлечь максимальную выгоду из рейса.

К тому же так и оставшиеся неизвестными владельцы судов как-то сумели договориться с Королевским портовым управлением, выпустившим «купцов» без таможенного досмотра. Потому что таможенники тоже упорно молчали, игнорируя даже прямые вопросы изнывающей от неизвестности публики.

И в городе стало как-то скучновато. Может, потому что одновременно с судами исчезли и два героя, постоянно подкидывающие дрова в пожар фааркоонских пересудов? Стало только известно, что вместе с этими оу исчезла и небольшая артель работавших на верфи мастеров. Опять же, по слухам, все они отправились не то в столицу, не то в западные джунгли, может, строить новый дворец Риишлее, а может — добывать золото и алмазы. Общественность Фааркоона обсуждала разные версии событий, но как-то вяло, скорее по привычке перетирая косточки двум ярким личностям, в кои-то веки всколыхнувшим уездную дремоту.

Общественность так и осталась в неведении, что спустя неделю оба таинственных корабля вошли в состав каравана из еще трех судов схожей конструкции, двигавшихся на север. А где-то недалеко от порта Лиригиса к ним присоединилась небольшая эскадра из шести вымпелов, чьи трюмы были забиты солдатами с Зарданского плоскогорья, которым лишь изредка позволялось появляться на палубах, и то только тогда, когда вблизи не было посторонних кораблей.

Впрочем, караван судов, идущих хоть и под разными флагами небольших государств Южной Земли, но явно вместе, двигался по столь необычному маршруту, что даже в таком узком, но весьма насыщенном торговыми путями месте, как океан между владениями Кредона на обоих материках, умудрялся почти ни с кем не встретиться. Что бы там ни говорили о простолюдинах, а капитан Маб хорошо знал свое дело. Он учел даже самые мельчайшие детали и так проложил свой маршрут, чтобы не встретиться ни с торговыми караванами, ни с рыбацкими флотилиями, не говоря уж о том, чтобы оказаться в видимости хорошо населенных участков берега. Опасные места суда или проходили по ночам, или огибали по большой дуге, из-за чего плавание, на которое обычно уходила лишь пара недель, продлилось почти месяц.

Обойдя северо-западную часть Старых Земель, караван двинулся дальше на север и обогнул архипелаг Тинд с его наиболее суровой и ненаселенной стороны. Тут уж особо прятаться не было никакой необходимости — в эти безжизненные края редко кто заходил сразу после сезона зимних штормов. Холод, частые шквалы и постоянная опасность наткнуться на плавучие глыбы льда отпугивали нежелательных посетителей как минимум до осени, когда следом за мигрирующими тюленями в эти края устремляются добытчики мяса и шкур.

Увы, но многочисленные болезни, начавшиеся среди экипажей и пассажиров тооредаанских кораблей, подтвердили истинность зловещей репутации этих мест. И хотя все «путешественники» были обеспечены теплой одеждой, а в караване помимо судовых были еще и военные лекари, вооруженные лучшими достижениями передовой науки, примерно три десятка теплолюбивых тооредаанцев-южан упокоились в ледяных безжизненных просторах северных морей, а еще около ста были весьма ослаблены из-за болезней.

Среди десятка самых северных островков архипелага Тинд, представлявших собой обычное нагромождение камней, один все же обладал определенным достоинством — очень удобной бухтой, прикрытой от жутких северных ветров высокими скалами. Пожалуй, тут, даже несмотря на холодный климат, со временем обязательно возник бы город, а то и порт, если бы полоса прибоя не щетинилась сплошными рифами и скалами, что делало любую высадку на берег весьма опасной авантюрой. Так что столетиями нетревожимый слой птичьего помета на скалах ясно показывал всем желающим, кто является истинными хозяевами этих камней, в расщелинах между которыми сиротливо ютились веточки ледяного плюща да клочки мха.

В довольно тесную бухту вошли лишь два корабля, раньше бывшие гостями Фааркоона, а остальные спрятались от ледяных ветров за южной оконечностью острова. После чего в бухточке закипела весьма странная и малопонятная для птичьей аудитории, с недовольством взиравшей на все это безобразие тысячами глаз, деятельность.

В воду полетели бочки, которые связывались между собой балками, а на балки споро стелились доски, извлеченные из трюмов кораблей с помощью специальных лебедок, также разработанных оу Готором.

На образовавшийся плот начали выгружать целые куски небольших корабликов — нос, средняя часть, корма. На стоящем на плоту стапеле все эти детали соединяли между собой, ставили на общий киль и спускали на воду, где будущие экипажи корабликов столь же споро устанавливали мачту, натягивали такелаж и закрепляли паруса.

Адмирал оу Ниидшаа, соблаговоливший прибыть в бухту на шлюпке, дабы лично проинспектировать сборку брандеров, лишь плевался, утверждая, что кораблики не дойдут до цели, разбитые волнами вдребезги, а даже если и дойдут, толку от них будет немного — уж больно невеликих размеров были суденышки.

Готор в ответ лишь пожимал плечами и загадочно улыбался, еще больше раздражая адмирала. По словам «конструктора», хоть эти разновидности torpeda и были в полтора раза меньше предыдущих, но особая начинка должна была компенсировать этот недостаток.

На полную сборку и оснастку шести корабликов было потрачено семь дней. А потом «эскадра возмездия» (еще одно определение Готора) почему-то простояла в бухте еще пару суток.

— Капитан оу Миикаар. А это оу Виг и оу Руув. Полагаю, кто они, вы знаете?

— Вы опоздали! — недовольно пробурчал адмирал оу Ниидшаа, после того как капитан только что прибывшей в бухту небольшой шхуны поднялся со своими спутниками на флагман для доклада.

— Прошу прощения. Обстоятельства, — коротко ответил капитан оу Миикаар, всем своим видом показывая, что опоздание на пару дней в море таковым не является.

— Пройдите в кают-компанию, — смерив наглеца высокомерным взором, не столько пригласил, сколько приказал адмирал. — Там и доложите, когда подтянутся остальные участники совета. Я буду в своей каюте, — бросил он старшему помощнику.

Пришлось ждать примерно час, пока разбросанные по разным кораблям «вожди операции» не соберутся на флагмане. Все это время капитан корабля по старой морской традиции угощал гостей крепким вином и потчевал застольными разговорами ни о чем, и лишь когда собрались все приглашенные, лично пошел пригласить адмирала.

Незыблемость морских традиций могла соперничать только с жесточайшей корабельной дисциплиной. Во всех флотах мира, даже торговых, легче было найти матроса с мягкими, никогда не встречавшимися с канатами ладонями, чем обнаружить моряка со спиной, не расписанной плетью. Дисциплину и чинопочитание на флоте вбивали еще более суровыми методами, чем в армии.

Даже офицеры из благородных оу, начинавшие службу бесправными юнгами, имели на спине подобные отметины и весьма гордились ими. Как и тем, что, в отличие от армии, на флоте офицерское звание невозможно было купить ни за какие деньги, но можно было только заслужить, перед каждым новым повышением сдавая строгий экзамен специальной комиссии. Принадлежность к благородному сословию подразумевала храбрость, решительность и умение командовать, но не гарантировала умение привести корабль по звездам, солнцу и компасу в нужную точку океана или умение управлять парусами, стрелять из пушки и правильно распределить груз в трюмах.

— Докладывайте, — приказал адмирал, заняв место во главе стола.

— Итак, — начал оу Виг, — как вы, наверное, и сами знаете, бухта Тинда — главного острова архипелага — имеет форму почти идеальной подковы. Причем вот тут, перед входом в бухту, находится не то маленький островок, не то большая скала. Кредонцы возились с ней почти тридцать лет, где-то отсыпая, где-то срубая берега, пока не превратили ее в неприступный форт. Выбраться на берег там можно только с противоположной от открытого моря стороны. А долбить скалу ядрами придется очень долго. Еще по одному форту выстроено на «рогах» подковы. Так что любой корабль, который посмеет войти в бухту без разрешения властей, будет расстрелян с трех сторон. Причем хочу вас, судари, заверить, что бдительность кредонцев традиционно высока. Артиллерийские позиции, казематы и пороховые ямы проверяются ежемесячно, и даже за мельчайший обнаруженный недостаток взимаются колоссальные штрафы. Ну а коли недостаток будет признан серьезным, виновного офицера могут и расстрелять. Батареи приводятся в полную боевую готовность за десять-пятнадцать минут, и вся прилегающая к фортам акватория давно пристреляна. Там даже возле каждой пушки специальные таблицы вычерчены с ориентирами и углами подъема стволов. Пришлось немало потратиться на вино, и не только, чтобы все это узнать! Ну а если все же кому-то удалось прорваться в саму бухту… Справа к пристани подходят военные корабли. Слева — торговые. — Виг ткнул пальцем в лежащую на столе подробнейшую карту, которую привез с собой. — Между пристанью и городом возведена еще одна стена с бойницами для стрельбы и бастионами, на которых стоят пушки. Прорваться за стену можно только через двое ворот, вот тут и тут. А рваться, сами понимаете, придется сквозь сплошную картечь — там на бастионах возле каждых ворот по дюжине пушек стоит. Ну а за воротами — казармы, плац, жилые дома офицеров, дальше мастерские, склады, вот тут, чуть на отшибе — большой арсенал. За ним — непосредственно город. Впрочем, думаю, все это вы знали и раньше, но здесь вы видите самую подробную карту Тинда, которой на данный момент располагает Тооредаан. Я на ней даже солдатские нужники обозначил, чтобы при штурме вы туда не вляпались. А теперь самые последние сведения о положении дел на Тинде. Сейчас весь гарнизон крепости составляют всего два батальона мушкетеров. Правда, наберется еще тысячи две моряков, но они все по большей части находятся на двух линейных и двенадцати сторожевых кораблях. Линейные стоят в бухте, а сторожевики посменно гуляют по окрестным водам. Вот, — Виг достал из папки лист бумаги, — маршруты их следования. С пушкарями и пушками у кредонцев тоже сейчас не так просто. Примерно треть орудий, причем самые новые, сняли со стен и перекинули либо на корабли, двинувшиеся к Валкалаве, либо на Зарданское плоскогорье. Но даже тех, что есть, вполне хватит, чтобы разнести в щепки всю нашу эскадру. Уж извините!

— На остров можно высадиться где-нибудь еще? — поинтересовался оу Готор, попав под перекрестный огонь укоризненных взглядов со стороны адмирала и полковника.

— Да, есть пара мест, — ответил молчавший до этой минуты Руув. — Вот тут, на востоке, расположен пляжик, куда можно высадиться с лодок. Но до крепости придется добираться по горной тропе, на которую и козы без лишней необходимости не суются. Армии там не пройти. Зато с западной стороны острова есть небольшая бухточка. Там находится рыбацкая деревня и еще один форт. Форт, надо сказать, — одно название. Гарнизон — пара капральств, контрабандистов гонять. Стены — из сложенных без всякой извести камней. И всего три маленьких пушки на вооружении. Дно возле берега позволяет подойти достаточно близко, чтобы за полчаса силами одного фрегата разнести это сооружение вдребезги, не понеся никаких потерь. Собственно говоря, это не столько форт, сколько сторожевой пост. Зато вот дальше… До города там проложена дорога, по которой можно даже на телеге проехать (всего-то девять верст), но опять же она идет через горы. Вдоль берега или каким-то другим путем не пройдешь. Горы, конечно, так себе, не особо высокие. Но с дороги там никуда не свернешь. Тут вот, в самом узком месте расположена еще одна крепость, и, чтобы ее захватить, понадобится целая армия. И не факт, что она не поляжет там почти вся. Даже сейчас гарнизон крепости составляет целый батальон. И поверьте, для той местности это даже с избытком! Штурмовать можно только в лоб. А тем временем остров обогнут кредонские корабли и запрут нападающих с тыла. Система подачи сигналов тут отработана на отлично. Впрочем, в крепости у меня есть свой человек, причем в чине капитана — третий по старшинству. Если знаете — как, можете его использовать.

— А насколько он надежен? — поинтересовался Готор, не отрывая взгляда от карты.

— Человек много пил от скуки, наделал долгов и разных глупостей. У меня есть документы, уличающие его в преступлениях, за которые его повесят, а семью разорят штрафами. В непомерной строгости кредонских порядков есть своя польза… Для нас.

— Ну что же, — подвел итог адмирал оу Ниидшаа. — Похоже, ничего существенного, что могло бы поменять наши планы, не произошло. Значит, действовать будем так, как было намечено. Надеюсь, возражений нет?

— И все же, — не удержался Готор, — я бы хотел лично поучаствовать. Поверьте, адмирал: у меня есть немалый опыт по части подобных операций, и я могу принести много пользы. Спросите у лейт… извините, майора Бида.

— Сударь, — холодно усмехнувшись, ответил на это адмирал. — Коли вы взлетели столь высоко, что вправе давать советы адмиралам и генералам, выработайте в себе привычку перепоручать другим то, что хотелось бы сделать самому. Поверьте, адмиралы и генералы тоже все неплохо владеют шпагой и умеют стрелять. Однако в первые ряды при абордаже или атаке вражеских укреплений мы не лезем. Вот и вы не лезьте!

Видно, сами боги благоволили сегодня Тооредаану, послав самую подходящую для такого мероприятия погоду. Старые ворюги Дроут и Таагай назвали бы эту ночь идеальной для темных делишек. Небо затянуто тучами, промозглый ветер и время от времени начинающий моросить дождик. В такую погоду никто из благонадежных горожан носа на улицу не высунет. И даже те, кто по долгу службы или какой-либо иной необходимости обязан торчать там, норовят забиться под какую-нибудь крышу, в уголок или будку, скрываясь от противного ветра и дождя.

Тинд — самый большой и населенный остров одноименного архипелага, еще мирно спал, забившись в теплые жилища, и даже не подозревал, что для него наступает самый бурный за последние триста лет период истории. И первыми вестниками этого времени потрясений и перемен были небольшие, чем-то похожие на простые шаланды кораблики, которые вошли в Рыбацкую бухту на западной стороне острова.

Главным отличием этих корабликов от рыбацких шаланд и шхун, пожалуй, была окраска. Обычно-то местные рыбаки пытаются заботливо раскрасить своих «кормилиц» в наиболее яркие и заметные цвета, чтобы уесть пестротой соседа и повыделываться перед молодыми рыбачками. Да и в случае какой-нибудь беды такие лодочки проще заметить среди морских просторов. А эти кораблики… Мало того что их корпуса и паруса были окрашены в непонятный грязно-серый цвет (Готор изготовил три вида краски, в разных пропорциях соединив сажу, мел и льняное масло, и называл этот цвет sharovyj), так еще и окрашены неравномерно, какими-то противными разводами и пятнами.

Адмирал оу Ниидшаа, увидев подобное безобразие, едва не задохнулся от злости и даже плюнул на палубу, за что иного матроса запороли бы до полусмерти. Зато майор Бид и генерал оу Дезгоот лишь понятливо улыбнулись и одобрительно кивнули первому лейтенанту оу Готору.

Вопреки прогнозам адмирала, собранные суденышки смогли дойти до Тинда, не развалившись и даже не обнаружив серьезных течей. Правда, и шли они не по открытому океану с его разрушительными волнами, а по внутренним водам архипелага, очень осторожно лавируя между островами. В результате этого лавирования эскадра смогла пробраться сквозь населенный архипелаг, никем не обнаруженная. А капитан Маб, умудрившийся совершить подобное чудо, лишь загадочно ухмылялся в ответ на вопросы, откуда он так хорошо знает местные воды, что заставляло заподозрить в нем опытного контрабандиста и весьма отважного человека. Торгаши-кредонцы почитали контрабанду куда худшим злом, чем пиратство, и наказывали за нее не просто смертью, а смертью очень долгой и мучительной.

Когда капитан Маб виртуозно вывел караван к нужной точке, на все шесть брандеров, пока лишенных своей смертоносной начинки, погрузилась рота майора Бида (да-да, майор, к большому удивлению многих окружающих, почему-то продолжал командовать ротой), причем лица солдат были расписаны в стиле окраски корабликов. Дождавшись сумерек, суденышки двинулась вперед к острову.

Надо сказать, что обычно солдаты не очень-то ловки на воде, все-таки не их стихия. Но эти ребята показали себя весьма неплохими мореходами, умеющими и грести, и даже довольно сносно (для сухопутных крыс) обращаться с парусами, что позволило сократить количество моряков на torpeda всего до двух человек — капитана и рулевого.

Несколько месяцев тренировок на глухом и отрезанном от всего мира побережье Тима (будь проклят этот поганый городишко и то жуткое пойло, которое, по слухам, местные гонят из рыбьих голов) не прошли даром. Солдаты там не только учились ходить под парусами или грести, но и — судя по тому, как стремительно они покинули свои суденышки, едва те коснулись берега, при этом даже умудрившись не замочить пороховые заряды в своих мушкетах, — отрабатывали высадку на берег. Тот, у кого после высадки мушкет давал осечку, лишался дневной порции выпивки, что весьма стимулировало как желание тренироваться, так и умственную деятельность. Плодом последней стало появление специальных затычек на стволах и промасленных тряпок, обмотанных вокруг замка и полки.

Затем одно капральство ушло к дороге, чтобы перекрыть выход из деревни. Второе двинулось непосредственно по тропе, сгибаясь под тяжестью каких-то тюков. Остальные солдаты предприняли стремительную, но молчаливую атаку на небольшой форт, стоявший примерно в полукилометре от места высадки.

Прошляпивший вражеский десант часовой, прятавшийся от дождя в будке над воротами, так толком и не вышел из полудремы, когда кинжал сержанта Йоовика дотянулся до его сердца. В результате подобной беспечности треть защитников форта была заколота во сне, треть успела выскочить из казарм, чтобы наткнуться на штыки нападающих, а уцелевшие весьма благоразумно предпочли сдаться. Рота Бида отрабатывала это нападение в течение почти трех месяцев на специально построенном макете форта, чертеж и план которого предоставил сам военный министр Риишлее, так что операция была проведена без единого выстрела и обошлась без потерь.

Конечно, чуткие уши рыбаков не могли не уловить поскрипывания снастей больших кораблей, вошедших в бухту. И уж тем более не остались незамеченными звуки высадки на берег целых трех полков тооредаанской пехоты.

Но староста, бросившийся было в сторону крепости, дабы предупредить тамошний гарнизон, наткнулся на выставленный пост. Будучи отловлен охранявшими выход на дорогу вражескими солдатами, рыбак был «благословлен» парой оплеух и одним пинком под зад, после чего с чувством выполненного долга вернулся домой. Спустя месяц он даже пытался выпросить себе у Совета республики какую-нибудь награду, весьма живописно описывая полученные раны. Увы, но один из советников, будучи лекарем по специальности, лишь хмыкнул, перечитывая слезное описание, и, вынеся вердикт: «Даже с половиной этих ран не выживают», — бережно сложил послание и забрал себе, дабы повеселить приятелей.

Скоро рыбаки поняли, что ни они сами, ни их скромные хижины вовсе не интересуют пришельцев. Они было забеспокоились, когда сошедшие с кораблей моряки начали отвязывать их лодки и сгонять на одну стоянку. Но командовавший этим предприятием морской лейтенант пусть и в несколько грубой, но зато весьма доходчивой форме заверил обеспокоенных граждан Кредона, что их лодки королевству Тооредаан нужны не больше дерьма …Небесного Верблюда. И если все жители будут сидеть тихо по своим домишкам примерно пару дней, вскоре они получат свое имущество обратно. А вот коли кто-то посмеет хоть рыпнуться или попробовать сбежать из деревни, лодки сожгут все до единой.

Лодка для рыбака была всем. Так что староста и наиболее авторитетные мужики поселка клятвенно заверили, что будут сидеть тихо. И, надо сказать, обещание свое исполнили. Как, впрочем, и тооредаанцы. Сошедшие на берег солдаты не только не бросились разорять нищие рыбацкие хижины, но и ни одной бабе юбку не задрали. Они были заняты чем-то другим. А именно — выгружались с трех вошедших в бухту кораблей сами, сгружали на берег какое-то барахло, поднимали его на плечи и уходили по дороге. Им явно было не до рыбацких «богатств».

Тем временем капральство, направившееся к крепости самым первым, уже достигло своей цели. Огромная стена, преградившая проход, выглядела как часть окружающих ее гор, — сложенная из таких же камней и такая же молчаливая и вымершая. Лишь в надвратной башне, в бойнице, можно было заметить отблеск пламени. Видимо, там располагалась караулка, где люди бодрствовали даже ночью. Но в остальном гарнизон, находившийся на территории, куда уже три сотни лет не ступала вражеская нога, был беспечен и явно не ожидал нападения.

— Ну, Гаарз, — бросил сержант Доод, утирая пот со лба, выступивший от быстрого движения даже в эту весьма прохладную ночь, — теперь ваша очередь показывать, за что вы получаете двойное сержантское жалованье.

— Не боись, сержант, — весело ответил ему Гаарз. — Покажем! Дай только Киншаа с запалами подтянется. Лейтенант оу Заршаа, — продолжил он, повернувшись к офицеру, — нам бы парочку солдат посмышленее.

— Доод, выдели, — коротко приказал оу Лоик Заршаа, которого просто распирало от счастья при мысли о полученном задании. Не зря он всеми правдами и неправдами пробивался в роту Бида, ради чего ему даже пришлось пожертвовать очередным продвижением по службе. — Потом расставь посты: один — на дорогу, в сотне саженей отсюда, и по два в обе стороны. Только помни: чтоб ни звука!

Гаарз, Киншаа и пара матерых гренадеров, имевших немалый опыт в подобных делах, тем временем отошли чуть в сторону от ворот, дабы не привлекать внимания охраны. Сначала Гаарз и Киншаа спустились в сухой и неглубокий ров, потом туда осторожно начали спускать на веревках бочонки с порохом, обернутые толстыми соломенными матами, чтобы приглушить звуки удара.

У всех четверых поверх сапог были надеты специальные мягкие galoshi, а всю амуницию, которая хотя бы теоретически могла звякнуть или загреметь, они оставили наверху.

Затем по закрепленным сверху веревкам в ров спустились два других подрывника. А Киншаа и Гаарз с обезьяньей ловкостью вскарабкались на противоположную стену, сбросили веревки и начали поднимать с их помощью бочонки с порохом. Потом долго и нудно переносили заряды и особым образом складывали их возле ворот в крепость, стараясь при этом производить как можно меньше шума.

Готор не зря столько времени учил их подрывному делу. У Киншаа так и вообще обнаружился к этому занятию немалый талант, густо замешанный на страсти. Бандиты Готора частенько подшучивали над ним: мол, ради того, чтобы в очередной раз что-нибудь взорвать, Киншаа даже готов сбежать от молодой жены. Пороховые заряды были заложены правильно, и даже придирчивый Готор не смог бы сделать лучше.

Когда примерно спустя полчаса по окончании работ, под утро, в самое идеальное для начала штурма время, из тумана к крепости подошел вестовой с поста на дороге с сообщением, что первый батальон Шестого Гренадерского стоит в трех сотнях саженей ниже и готов атаковать, да и все остальные силы тооредаанского десанта буквально на подходе, лейтенант оу Заршаа отдал приказ, и Киншаа поджег фитиль.

Еще минут сорок прошли в ожидании. За это время огонь успел добежать по особому, не боящемуся влаги фитилю до запалов и рванул пороховые заряды. Первый заряд, довольно слабый, перерубил цепи подъемного моста. Второй, основной, снес ворота. И в крепость ринулись имеющие уже немалый опыт по захвату фортов гренадеры Шестого полка, спешно занимая стену и беря под контроль бастионы с находящейся на них артиллерией.

Растерянный и явно не ожидавший нападения гарнизон тем не менее смог на удивление быстро организоваться и дать отпор неизвестным захватчикам. По всему было видно, что крепость охраняли опытные солдаты, возможно, досыта наглотавшиеся зарданской пыли или отмахавшие немало верст по степям и лесам Северных Земель.

Но стены и бастионы к тому времени уже вовсю контролировали тооредаанские гренадеры, а сквозь распахнутые ворота к ним продолжала подходить подмога. Кредонцы отбивались отчаянно и беспощадно, щедро обагряя своей и вражеской кровью каждую пядь земли, что вынуждены были отдать врагу. Драться приходилось за каждый дом, казарму или сарай. Даже длинный солдатский нужник превратился в настоящую крепость. Сложенный, как и все остальные местные строения, из камней, он отлично защищал от пуль. Окошечки под потолком, сделанные для вентиляции, играли роль отличных бойниц. А палившие из этих окон солдаты не только метко стреляли, но и весьма искусно использовали все преимущества своей позиции. Только когда штурмующие подтянули пару пушечек, сделанных по типу тех, что применяли сами кредонцы, удалось задавить защитников сортира огнем.

Лишь спустя пару часов после начала атаки последние очаги сопротивления были подавлены. Из целого батальона, составлявшего гарнизон крепости, в живых остались лишь тринадцать защитников. Все они имели ранения, четверо были без сознания.

— …Небесный Верблюд!!! — не без восхищения заметил генерал оу Дезгоот, входя в захваченную крепость и оглядывая груды трупов своих и чужих солдат, лежащие на плацу или свисающие из окон. — Это были достойнейшие вояки. Узнайте, что за полк. Зуурские егеря? Как же, как же, слышал. Не зря им был присвоен титул «бессмертные» — даже умирая, они оставляют о себе память, что живет в веках, так написано на их знамени. Кстати, где оно? В том смысле, где остальной полк? Если такие же охраняют и основную крепость, боюсь, нам придется очень туго!

(обратно)

Глава 5

— Не смотри ты так тоскливо, — противореча собственным словам, печально заметил Готор, стоя на стене крепости и провожая взглядом выходящие из ворот стройными рядами тооредаанские полки. Увы, но приятелей с собой не взяли.

— Так что вы скажете, оу Руув, — спросил генерал оу Дезгоот у приписанного к его штабу человека Риишлее. — Вы нашли своего осведомителя?

— Да. Он сумел выжить, — брезгливо скривив губы, ответил тот. — Спрятался в чулане, а потом сдался нашим солдатам.

— Тьфу! — плюнул на пол оу Дезгоот. — Мог бы хоть умереть с честью. Впрочем, нам это только на руку. Хорошо бы у Кредона было побольше таких офицеров.

— Не стоит делать поспешных выводов, — покачал головой оу Руув. — Этот, конечно, сгнил, хотя и мы ему помогли. Но в основном и герои, и подлецы сейчас держатся за Кредон, потому что он, увы, пока побеждает, а быть на стороне победителя выгодно. Впрочем, оставим эти размышления для более подходящего момента. Зуурских егерей перевели сюда буквально две недели назад, поэтому я не знал об этом. Конечно, меня немного насторожило, что столь боеспособная часть оказалась на Тинде в это время. Но, как выяснилось, это не более чем случайность. В последнем неудачном походе по Северным Землям полку сильно досталось. Тамошние дикари сумели заманить их в чащу, а потом отрезали пути снабжения, поэтому потери были не столько от пуль и клинков врагов, сколько от голода и болезней. А на обратном пути егеря еще и попали в шторм, в результате чего один из кораблей с целым батальоном этих вояк затонул. Но на основной базе и в городе находится еще примерно рота егерей. Полк переведен на остров для отдыха и пополнения. А если учитывать контингент, из которого набирают новобранцев, крепость на отдаленном и холодном острове, подальше от городов и поселков — для них самое подходящее место. Хотя бы своих соотечественников резать и грабить не будут.

— Очередная каторжная команда? — заинтересовался оу Готор.

— Горцы, — ответил оу Руув, удивленно вскинув брови и посмотрев на Готора, словно не понимая, как человек, которому безоговорочно доверяет сам Риишлее, может не знать таких элементарных вещей. — Сущие дикари, грабители и убийцы, но при этом прирожденные солдаты. Выносливы, неприхотливы, превосходные стрелки и рубаки, однако знают, что такое дисциплина. Подчиняются только офицерам из благородных оу — если поставить над ними кого-то из своих, начнется жуткая свара. В их межплеменных войнах брать пленных не принято, так что они даже такого понятия, как сдаться в плен, не знают, в чем мы, собственно говоря, здесь уже убедились.

— А в остальном? — прерывая это погружение в культуру горцев, поинтересовался оу Дезгоот. — Есть ли какие-нибудь изменения в обстановке?

— Как говорит мой человек, — сразу отозвался оу Руув, — тех, кто был тут до зуурцев, уже перевезли на материк. Так что расстановка сил фактически не изменилась.

— Значит, действуем по плану, — начал распоряжаться оу Дезгоот. — Полковники оу Ривээка и оу Маалииг, ваши полки пойдут первыми. Оу Руув отправится с вами, показывая дорогу. Всех встречных — под арест. Будут сопротивляться — убивать. Но желательно обойтись безпальбы. Выдвиньте в дозор свои самые умелые капральства. Пусть идут налегке и позаботятся о скрытности. За две версты от города встаете на получасовой отдых. Оставляете все лишнее барахло на месте. Далее — решительный рывок. На поселки и город не отвлекаться. Проходите сквозь них — и сразу к главной крепости. Мы должны захватить ее очень быстро и любой ценой. Если кредонцы успеют запереться, то даже два батальона смогут удерживать крепость до бесконечности против трех наши полков. Шестой Гренадерский пойдет в обход города, с северной стороны. Ваша задача — захватить форт на «роге» подковы. Оу Виг утверждает, что с тыла пушек нет и стены достаточно низкие. Не забудьте захватить лестницы. И да: помните про сигналы дымом. Как только захватываете укрепление, зажигаете эту дымовую ерунду, что изготовил лейтенант оу Готор. Если все пойдет так, как задумано, адмирал поспеет как раз к началу нашей атаки и станет обстреливать укрепления. И было бы очень неправильно погибать от собственных ядер. Самое главное, судари, помните: стремительность и напор! Мы или вкладываем все силы в один рывок, или… Второго шанса у нас все равно не будет. Потому, не обращая внимания на второстепенные цели, идем к главным! А уж потом разберемся и с мелочами. Первый лейтенант оу Готор, вы временно назначаетесь комендантом этой крепости. Позаботьтесь о вывозе раненых и эвакуации их на один из наших кораблей, что остался в Рыбацкой бухте. Затем подготовьте тут все для уничтожения. Как только раненые будут переправлены, взрывайте. Что с запасами пороха в крепости?

— Я уже посмотрел, — расплылся в довольной улыбке Готор. — Хватит на небольшую войну или чтобы разнести эту крепость в щебень. Особенно если перенести часть пороха из подвалов в башни. Тут будет такой завал, что сухопутная связь между двумя частями острова прекратится на долгое время. Пока местные все расчистят, пока выстроят что-то новое, года два пройдет как минимум, и потратиться кредонцам придется изрядно. Но вы уверены, что это надо сделать именно сейчас? В случае отступления мы и сами окажемся в ловушке!

— Никакого отступления не будет, — жестко ответил оу Дезгоот. — И дело тут даже не в моих амбициях. Королевство слишком много вложило в эту авантюру. Провал недопустим. Наши солдаты будут драться яростнее, понимая, что пути назад нет. Даже если мы все погибнем, не справившись с задачей, ущерб Кредону должен быть нанесен такой, чтобы они еще долго вздрагивали при мысли, что подобное может повториться! Надеюсь, это всем понятно?!

И вот полки тооредаанской армии уходили по узкой горной дороге, а Готор и Ренки остались в тылу.

— Хватит вздыхать, лучше давай-ка делом займемся, — попытался приободрить друга Готор. — Чем быстрее закончим здесь, тем больше будет шансов успеть поучаствовать там. На тебе раненые, возьми в помощники Дроута. Поговори с оу Мавиингом и прочими лекарями, спроси, чем можно помочь и как лучше все устроить. А я займусь порохом. Чтобы хорошенько развалить эти стены, понадобится перетащить с места на место не одну тонну… это, короче, демонова куча бочек. Так что я возьму в помощь всех остальных наших. Пошли кого-нибудь в бухту, пусть позовут матросов с кораблей. Да и здешних мужиков припахать будет не лишним. Давай так: местные перетаскивают раненых, матросы охраняют и помогают мне с порохом. Пусть пришлют знающих пушкарей. Что-то добавишь?

— Охрану бы выставить не помешало, — подумав, заметил Ренки. — А то оу Дезгоот всех увел с собой.

— Загони по паре человек на башни, — согласно кивнул Готор. — Один пусть пялится на запад, другой — на юго-восток. Опасность может прийти только оттуда. Ну, за дело!

Приятели очень торопились. Но к тому времени, когда со стороны Тинда начали доноситься звуки пушечных залпов, у них не было сделано и половины работы. Оу Мавиинг и пара корабельных лекарей, прибывших на подмогу, отнюдь не разделяли стремления Ренки поскорее разобраться с ранеными и пуститься навстречу новым приключениям. Нет, они, конечно, не затягивали специально процесс в надежде быть подальше от поля боя, просто выполняли свое дело со всей возможной скрупулезностью. И в ответ на единственную просьбу первого лейтенанта поторопиться оу Мавиинг послал своего регулярного пациента так далеко и такими словами, что на повторную попытку тот больше не решился.

Готору тоже приходилось непросто. Из подвалов, расположенных глубоко под крепостью, надо было выкатить множество здоровенных бочек с порохом и «зарядить» ими башни, на которые опирались стены. Припаханные к этому делу матросы и солдаты не ленились, но работа эта требовала аккуратности и осторожности, а значит, и времени. Хорошо еще, что опытный флотский лейтенант-пушкарь, которому поручили привести помощников минерам, догадался захватить с собой специальные мягкие тапочки, в которых можно было передвигаться по пороховому складу. Малейшая искра от соприкосновения подковок на каблуках или шпор с камнем — и пороховая пыль инициировала бы взрыв намного раньше, чем того хотелось бы минерам.

Но все же каждой работе приходит конец. Раненые были вынесены из крепости и погружены на корабль, а порох занял свое место в башнях, и к зарядам были подведены фитили.

Залпы на юго-западе уже начали стихать, а солнце перевалило зенит, когда, откозыряв на прощанье флотскому лейтенанту, командовавшему матросами, и внимательно проверив, чтобы в крепости не осталось никого из своих (чужих давно отправили в поселок), Готор зажег запалы, и банда в сопровождении оу Маавинга, шести санитаров и парочки гренадеров охраны спешным шагом покинула крепость.

Отнюдь не все они были свирепыми воинами, жаждущими поскорее обагрить свои штыки и тесаки кровью врагов. Но мысль о том, что сейчас взорвется груда пороха, не только та, которую они перетаскали за сегодня, но и та, которая осталась лежать нетронутой в подвалах, весьма способствовала скорости передвижения.

— Ни фига себе! — проорал Готор со смесью восторга и боли, добавив еще нечто замысловато-религиозное, когда земля с грохотом качнулась под ногами, а спустя мгновение приличных размеров камень долбанул его по ранцу на спине.

Орал он, впрочем, вовсе не от боли. Просто после жуткого грохота, все еще отзывавшегося громким шумом в ушах, он не слышал собственного голоса.

— Так и должно было быть? — проорал в ответ Ренки, пытаясь перекричать тот же шум.

— А демон его знает! — возвестил на все окрестности оу Готор. — Я такие большие крепости раньше никогда не взрывал. Видать, в подвале было пороха побольше, чем я рассчитывал. Мы ведь вроде как на версту, не меньше, отошли, да и горы должны были прикрывать. А смотри-ка, и до нас докатилось! Все целы?

Устроили проверку. Больше всех «повезло» именно Готору, хотя мелкий щебень долетел и до остальных.

— Похоже, крепость решила дать мне под зад напоследок — опознала, видно, главного вредителя, — прокомментировал он это происшествие, скомандовав подниматься и идти дальше. — Это еще хорошо, что в подвалах рвануло, — рассуждал он после того как все возобновили движение, а шуметь в ушах стало чуточку поменьше. — И что место тут горами закрыто, а то бы ведь и нам досталось от всей души. А ты еще, Киншаа, хотел остаться посмотреть! Тебя бы потом с окрестных камней соскребать пришлось и жене обратно в ведерке везти! Впрочем, начинается населенная местность. Полагаю, людей в наших мундирах тут не очень-то любят, так что, оу Мавиинг, вы со своей командой — в середину. Проверить мушкеты, фитили запалить. Ренки, ты с Гаарзом впереди на двадцать шагов. Смотрите в оба. Дроут и Таагай, следите за левым флангом. Киншаа, будешь наблюдать за правым, вместе со мной. Гренадеры — за вами тыл. Когда войдем в город, особое внимание на окна, вторые этажи и крыши. Не торопимся — лучше прийти чуточку позже, чем проворонить опасность и остаться тут навсегда.

Первая половина пути прошла достаточно спокойно. Испуганные обыватели Тинда особого желания защищать республику с оружием в руках не проявили. Лишь при подходе к крепости выстрелы вокруг затрещали достаточно часто, порой даже волнующе близко. А потом из-за угла дома на отряд Готора выскочило примерно человек двенадцать в знакомых мундирах мушкетеров Одиннадцатого полка, только очень грязных, пропитанных пороховым дымом и пожженных искрами. Лица этих солдат были еще грязнее мундиров, насквозь прокопченные в пороховом дыму, а глаза красные, слезящиеся и какие-то дикие, как это обычно и бывает в самом разгаре длящегося уже не один час жестокого сражения.

— Докладывайте, — приказал Готор, когда обе команды, опознав своих, опустили стволы мушкетов.

— Эти, в черных мундирах которые, — не очень понятно пояснил сержант, бывший в этой компании за старшего, — со стен в город ушли. Говорят, у них подземный ход был. Как дали нам с тыла! Полковника убили и лейтенанта. А майор нам велел их держать, пока наши ту башню не займут. А они чисто гниды — расползлись мелкими группками, вот ищем их и давим. А они — нас.

— Кто командует? — строго спросил первый лейтенант оу Готор, снимая флягу и передавая ее сержанту.

— Второй лейтенант оу Виингоот, — вытянувшись в струнку, отрапортовал сержант. Потом взял флягу, жадно сделал несколько глотков, передал ее дальше и добавил уже совсем другим тоном: — Тока я же говорю: убили его. Благодарю за воду, ваша милость, свою-то мы уж давно всю выхлебали.

— Показывай, где враг, — приказал Готор, разворачивая весьма подробный план города, полученный накануне от оу Вига. — Сориентироваться по карте сможешь? Мы сейчас вот тут вот. Крепость тут.

— Так вот же, — радостно проорал сержант, тыча черным от пороха пальцем в план. — Вот башня та, вот стена, с которой нас уже два раза сбивали. А вот, значит, гниды куда эти пошли.

— А где остальные наши войска, сказать можешь?

— Дык, — задумался сержант, — вот с этой стороны-то мы на стену влезли, и наши уже в крепости режутся. Тут вот, значит, вроде как штаб генерала расположен. Ему как раз оттуда все видать. А что там ваши гренадеры делают да морячки, я, уж извиняюсь, не ведаю!

— Значит, так, — начал распоряжаться Готор. — За «гнидами» охоту прекратить! Вам не такой приказ дали. Собери своих, всех, кого сможешь. Надо занять вот эти дома. Видишь, судя по плану, мимо них к крепости из города к вашей башне не подойти. Конечно, возможно, там какие-нибудь окольные пути имеются, без этого тоже никак. Но ты там на месте сам осмотрись. Если получится, сделай баррикады — такие завалы поперек улицы из разной дряни. Понял?

— Дык вроде как, — замялся сержант.

— Лейтенант оу Дарээка, — приказал Готор таким тоном, наверное унаследованным от дедушки, что все, даже пофигист и матерщинник оу Мавиинг, невольно вытянулись в струнку. — Займись! С тобой — Дроут и Таагай. А я в штаб, к генералу.

— Но… — начал вдруг Ренки.

— Я догадываюсь, что приказал тебе военный министр, — слегка улыбнулся Готор и добавил, сильно понизив голос: — Обещаю охранять сам себя вдвое бдительнее. Ты ведь понимаешь: если не прикроем направление, эти зуурские черномундирники сильно напакостить нам смогут. На рожон не лезь. Если попытаются уйти вглубь острова — не мешай. Просто не позволяй ударить с тыла.

Как у вас обстоят дела с порохом и пулями, сержант? — спросил оу Готор, слегка отворачиваясь от Ренки и тем самым давая ему понять, что разговор окончен.

— Зарядов на десять-двенадцать будет, — отрапортовал тот, постучав пальцем по трубочке берендейки, судя по звону — пустой.

— Мало, — констатировал оу Готор. — Гаарз, отдай им бочонок пороха и мешок картечи. — Это, конечно, не сравнится со специально отлитой под ствол пулей, — пояснил он сержанту и Ренки. — Но хотя бы отогнать вражин пальбой сможете. А уж вам троим придется показать, что такое настоящая стрельба! Ладно. Я побежал. Думаю, через пару часов встретимся.

Готор ушел в сопровождении отряда. И дальнейший его путь проходил почти без приключений, насколько это можно сказать о пути, проделанном через охваченный сражением город. Продвигаться приходилось, обшаривая глазами каждое подозрительное окно и с особой осторожностью заворачивая за углы, ибо опасность в любой момент столкнуться с врагом или получить пулю, прилетевшую с крыши или из подвального окошка, была необычайно высока.

Разок им даже пришлось разрядить свои мушкеты в сторону появившихся в противоположном конце улицы кредонских солдат. Но те боя не приняли и поспешили скрыться за ближайшим зданием. Готор приказал их не преследовать.

Так они и дошли до штаба генерала оу Дезгоота, располагавшегося ныне в захваченной недавно большой угловой башне крепости.

— Рад вас видеть, сударь, — кивнул генерал, на мгновение отрываясь от созерцания раскинувшейся перед ним сцены театра военных действий. — Надеюсь, все в порядке? Где ваш приятель и уже, увы, не мой первый лейтенант оу Дарээка?

Готор доложил.

— Вполне разумно, — одобрил генерал, выслушав пояснения. — Думаю, наш Ренки с задачей справится, особенно если не полезет геройствовать. Майор Бид, изыщите резервы и пошлите их прикрывать и наши тылы. Эти кредонские егеря — большие затейники! Жаль полковника оу Ривээка — достойнейший был офицер, — продолжил он, когда майор Бид ушел выполнять приказ. — Да и юный оу Виингоот показался мне весьма толковым малым. Из очень благородной семьи был юноша… Каковы ваши дальнейшие планы? Полагаю, они у вас есть, советник военного министра, — иронично выгнув бровь, не смог удержаться от крохотной шпильки оу Дезгоот.

— Ничего такого, что не может быть отложено до окончательной победы или хотя бы до момента, когда сомнения в нашей победе полностью исчезнут. Пошлите меня туда, где, по вашему мнению, от моих способностей может быть максимальная польза.

— Ну что же, подведу предварительные итоги, — задумался оу Дезгоот. — Видимо, не зря мы столько месяцев готовились — операция прошла почти безупречно, разве что флот начал несколько раньше. Но это, пожалуй, тоже сыграло нам на руку. Наиболее расторопные и любопытные горожане убежали в гавань смотреть на бой, и мы смогли пройти через пустой город без особых проблем. Самое главное — удалось прорваться за стену крепости. А дальше… Легкой победы никто и не ждал. Наш Шестой тоже показал себя с лучшей стороны. Люди Бида под предводительством третьего лейтенанта оу Заршаа смогли ворваться в форт. А там уже и остальные подтянулись и дожали врага. Так что форт уже наш и теперь сам вовсю палит по своим бывшим «собратьям». А вот гренадеры оу Таариса, высадившиеся с кораблей, были не столь удачливы со вторым фортом. Он еще не захвачен. Но, впрочем, кредонцам пришлось перетащить часть пушек на противоположную от моря сторону, да и много людей отрядить туда же, для обороны. В результате форт стреляет по нашим кораблям раза в три реже, чем мог бы. Хотя, как мне докладывали, потери в Пятнадцатом весьма велики. Флотские тоже показали себя с лучшей стороны: как видите, и десант высадили удачно, и смогли брандерами поджечь один линейный и два сторожевых корабля, подловив их в узком месте на выходе из бухты. Правда, на этом плавание брандеров и закончилось — кредонский флот разнес два ваших творения в клочья. А последнее суденышко было вынуждено отойти под защиту наших кораблей. Но зато второму линейному кредонцу пришлось вернулся в бухту. Он, возможно, еще создаст нам проблемы, но об этом пока рано говорить, сейчас есть дела поважнее. Наш адмирал давит ключевой форт на острове. Насколько успешно, можно только догадываться, нам ведь сказали, что это весьма крепкий орешек. Так что в данный момент меня беспокоят незахваченный Пятнадцатым форт на берегу и вот та башня. — Генерал указал рукой вдаль, где, окутанная клубами порохового дыма, возвышалась угловая башня стены, отделяющей крепость от города. — Последняя — больше всего! Оттягивает на себя слишком много сил, которые можно было бы бросить, к примеру, на казармы. Ребята из Одиннадцатого несколько замешкались и позволили противнику запереться в укреплении и захватить немалую часть стены. А там даже пушечки имеются. Не подойдешь. Если бы вы смогли что-нибудь сделать с этим с помощью своих штучек, было бы весьма неплохо. Насколько я понимаю, та башня — копия этой. Осмотритесь, возможно, что-нибудь придумаете.

— Серьезное сооружение, — уважительно сказал Готор, вернувшись спустя минут пятнадцать. — Единственное слабое место, которое я нашел, — это пристройка вдоль стены, снизу. Башню явно переделывали, чтобы было где устроить пороховые склады и разместить гарнизон. На наше счастье, использовали для этого не камень, а обыкновенный кирпич. Если дела с той башней обстоят так же, можно попробовать взорвать кирпичную кладку и проникнуть в нижние помещения. А дальше… Возможно, дым? Натаскаем вниз разного мусора, подожжем шашку. Надеюсь, это выкурит кредонцев из-за стен или хотя бы сильно осложнит им жизнь.

— А как подойдете? — уточнил оу Дезгоот. — Там ведь и участок стены остался за кредонцами, они с него вовсю палят.

— Огневое прикрытие. Отрядим капральства два-три, пусть стреляют по стенам, — немного подумав, ответил Готор. — Плюс еще выломаем где-нибудь в городе толстые ворота и используем их в качестве щита. Мушкетная пуля на излете толстые доски не пробьет. А подтащить надо будет всего-то бочонок-другой пороха, несколько тюков соломы (я видел, внизу есть), сколько найдем масла да шашку. С этим и с самими воротами справится десяток человек.

— Дельный план, — согласно кивнул генерал. — Действуйте. Только не рискуйте понапрасну.

А Ренки тем временем воевал. Не столько с зуурскими егерями, сколько с мушкетерами Одиннадцатого. Увы, но обычно ему приходилось иметь дело в основном с солдатами из роты Бида, а туда брали наиболее толковых и опытных бойцов, которым объяснять дважды было не нужно. Они и сами подчас все могли объяснить молодому офицеру, причем с первого раза.

Да и сказывалась принадлежность Ренки к другому полку. Хотя мушкетеры весьма почтительно выслушивали приказы офицера в красно-зеленом гренадерском мундире, но выполнять их почему-то старались по собственному разумению. Что ни говори, а хоть Ренки и был фигурой, в армии довольно известной, в бою эти солдаты его еще не видели, и авторитета у юнца тут было немного.

Но худо-бедно, а дело начало налаживаться. Никто больше не пытался выстроиться посреди улицы, чтобы палить в кредонцев. Сержанты уразумели выгоды позиции, когда можно стрелять в противника, прячась за толстыми стенами, пусть это и не позволяло встретить его плотным дружным залпом (к слову, именно залповая стрельба составляла особый предмет гордости мушкетеров).

Из домов вытащили разные вещи вроде кроватей и шкафов, снесли несколько заборов и ворот, умудрились даже сорвать крышу с одного из зданий, почти полностью перекрыв ею улицу. Вспомнив про выгоды фланкирующего огня, Ренки посадил людей к окнам зданий, выходящим на эти баррикады. А где не было окон, велел пробить бойницы в стенах.

Все эти работы приходилось делать под пусть и редкими, но меткими выстрелами зуурских егерей. Вот уж кто вовсе не стремился палить залпами, выстроившись плотной линией. Мало того что рассыпной строй был весьма распространен среди этого рода войск, так еще и немало повоевавшие в северных лесах горцы изрядно поднаторели в подобного рода перестрелках. Они привыкли воевать, не притираясь локтем к локтю товарища, но умудряясь при этом сохранять связь в десятке шагов друг от друга. Казалось бы, офицер не мог эффективно командовать при такой бестолковщине, но у зуурцев это как-то получалось с помощью особых свистов и жестов.

Противопоставить такой тактике Ренки мог только крепкие стены домов да надежду на то, что хоть одна пуля из десяти найдет свою цель. Егеря же в ответ на это либо пытались поразить своих врагов издалека, либо пробовали подкрасться поближе и нарывались на убийственные залпы.

Сам же Ренки и его успевшие потренироваться в точной стрельбе приятели, паля из длинноствольных мушкетов весьма высокого качества (мушкет Ренки обычно таскал Гаарз, ибо юному офицеру, с одной стороны, не пристало это солдатское оружие, а с другой — без столь надежной вещи на поле боя было как-то неуютно), конечно, не могли составить серьезную конкуренцию егерям, но все же тревожили их своими выстрелами, заставляя быть более осторожными.

— Что там? — спросил Ренки, заметив, что Таагай махнул ему рукой.

— Вон в том доме, — указал Таагай на одно из зданий напротив. — Сдается мне, там собралась целая стая этих черномундирников, никак решили повоевать всерьез.

— Уверен? — с сомнением спросил Ренки, глаза которого не были такими острыми, как у этого бывшего ворюги.

— Давно присматриваюсь, — ответил тот. — Со всех сторон туда понемногу стекаются. И палят оттуда намного чаще.

— Удобное место, чтобы пойти на прорыв, — согласно кивнул Ренки. — Но если они ринутся на баррикады, мы их всех постреляем. Думаю, они это понимают. Так что, вероятнее всего, кредонцы попытаются захватить «наш» дом, для чего и копят сейчас силы, а дальше им прямая дорога к башне. Сержант, — окликнул он знакомого унтера Одиннадцатого полка. — Оставить по пять человек на каждой баррикаде. Остальные пусть подтягиваются сюда. Бегом! Ты, — ткнул он пальцем в другого сержанта, когда спустился на первый этаж. — Сейчас кредонцы пойдут на штурм. Все должны их встретить дружным залпом. Пусть только двое твоих постреливают из разных окон для отвлечения внимания. У остальных мушкеты должны быть заряжены. Мушкеты убитых и раненых тоже зарядить и поставить возле окон. Самые меткие твои стрелки пусть выстрелят из них по второму разу. Штыки примкнуть, палаши приготовить. Кажется, намечается хорошая драка!

Этот выстрел был намного более удачным, чем несколько сотен других, — пуля попала солдату в ногу, он свалился, и щит, край которого он держал над головой оу Готора, долбанул того по макушке.

— … — весьма благочестиво выразился первый лейтенант, к большому изумлению всех присутствующих даже не помянув несчастного Небесного Верблюда. — Гаарз, долбани по кладке еще разок, как следует. Отлично. Киншаа, воткни в дыру бочонок. Короткий запал, минуты на две. Отойти успеем. Сделал? Все, ребята. Аккуратно отходим. Держите щит. Гаарз, Киншаа, возьмите раненого!

Импровизированная «черепашка» отползла на безопасное расстояние, старясь не выходить из мертвой зоны, чтобы не попасть под выстрелы из башни. Из одной из бойниц на них сбросили не то стул, не то еще какой-то предмет мебели, но вреда от этого не было никакого. Раздался грохот взрыва, и «черепашка» поползла обратно, прямо в облако пыли и дыма.

— Отлично! — констатировал Готор, увидев, что взрывом разворотило угол кладки и теперь в башню можно было войти колонной по два, не пригибаясь. — Я вперед, — начал приказывать он. — Гаарз, Киншаа, за мной, приготовьте пистолеты, с мушкетами в башне особо не развернешься. Вы трое, у кого тюки с соломой, мушкеты оставить тут — и сразу за нами. Сержант, возьми еще двоих, держи щит и смотри, чтобы к нам не полезли с тыла. Остальным приготовиться подавать свои тюки.

Вытащив из-за пояса двуствольный пистолет, Готор, по своему странному обычаю, взял его двумя руками и нырнул в темноту пролома. В стороне кто-то громко застонал, и дуло пистолета мгновенно метнулось в направлении звука.

— Не боец, — констатировал Готор, давя тошноту при виде полуобожженного и посеченного кирпичной крошкой тела, все еще подающего признаки жизни. И двинулся дальше.

Дверь перекошена. Удар ногой. Открылась. Пистолет, а следом за ним и Готор метнулись дальше. Каменная стена. Вдоль нее — проход в старую башню. Кто-то мелькнул впереди. Выстрел. Шаг назад за дверь, ответная пуля с противным визгом рикошетит о стену. Шаг вперед, и новый выстрел. Пистолет за пояс. Достать второй. Помещение полно порохового дыма, но лестница подозрительно скрипит. Быстро метнуться в сторону, к противоположной стене. Пуля опять пролетает мимо. Выстрел на вспышку, тяжелое тело скатывается под ноги.

— Сержанты, держать лестницу! — приказал Готор Гаарзу с Киншаа, и те, взяв пистолеты, направили их наверх, мало что видя в пороховом дыму, затянувшем все помещение. — Тюки складывать сюда, — продолжал быстро распоряжаться Готор. — Лей масло. На лестницу лей, дурень! Собери пороховницы у мертвых, клади под столбы. Отлично. Надеюсь, лестница тоже загорится, а может, и обвалится. Мушкетер, шнур тлеет? Подожги запал. Все, уходим. Вы двое, вперед. Я за вами.

Готор последним выбрался из пролома на показавшийся ему необычайно чистым после дымного подвала воздух, и все участники диверсии еще долго отсиживались за щитом, пытаясь прокашляться и стараясь не тереть слезящиеся и чешущиеся глаза грязными, пропитанными пороховой сажей руками.

— Ну, кажется, лестница занялась. А шашка дает достаточно дыма, так что кредонцы вряд ли попытаются спуститься и выкинуть все это на улицу. Уходим.

У Ренки тоже было довольно жарко. Кредонцы оказались чуточку хитрее, чем он рассчитывал, и не полезли напролом, как он предполагал, а предприняли сначала отвлекающий маневр. Внезапно на соседней улице начался какой-то переполох. Густая стрельба, крики, ответный залп, опять рассыпчатая дробь егерских мушкетов… Пришлось отрядить одно капральство на подмогу. Увы, но солдаты, едва отбежав от дома, попали под залп егерей, и из более чем дюжины человек обратно смогли приползти лишь двое. Один — только для того, чтобы практически сразу же умереть, скрючившись у стенки.

И почти в то же мгновение началась атака. Минимум полсотни высоких крепких рубак ринулись через улицу, а из окон дома, который они только что покинули, их товарищи начали плотный обстрел штурмуемого здания.

Ренки скомандовал, и грохот нескольких десятков мушкетов, кажется, даже заставил завибрировать стены, гулко разносясь по освобожденным от мебели помещениям. Все вокруг мгновенно затянуло дымом, но мушкетеры были опытными вояками и даже в этом дыму успели зарядить мушкеты, чтобы, выставив их из окон, почти вслепую дать еще один залп.

Змеиным жалом метнувшийся из окна штык едва не оборвал весьма перспективную карьеру лейтенанта оу Дарээка, попытавшегося оценить обстановку на улице. Лишь благодаря выработанным на тысячах тренировок рефлексам тот сумел в последнее мгновение уйти в сторону и резко нанести ответный удар шпагой. В дыму было трудно разобрать, но, кажется, попал.

— Сержант, первое капральство — на второй этаж. Стрелять оттуда. Бросайте сверху весь хлам, что еще не успели выбросить, — рявкнул Ренки во всю глотку, кляня себя за то, что не догадался отдать все эти приказы заранее. Ведь ясно же было, что дым затянет помещение и от множества бестолково машущих штыками солдат будет мало пользы, зато все они станут отличными мишенями. — Остальных — к дверям и окнам, по два человека на каждое. Напротив окон не стоять — будут стрелять, бить из-за стены тех, кто попытается пролезть. Сержант Дроут, наверх. Ты командуешь там!

В окно, возле которого стоял Ренки, сначала просунули ствол мушкета, выпалив внутрь дома, и, обрадованные раздавшимся криком боли, попытались пролезть следом за пулей. Почти не глядя, Ренки ткнул шпагой, и тяжелая фигура повисла на подоконнике. Достав свой пистолет, он разрядил оба ствола в мелькающие за окном тени и быстро отпрянул назад. Очень вовремя — раздался залп, и в помещение влетело не меньше десятка пуль.

К счастью, лишних людей тут уже не было, так что пули благополучно расплющились о противоположную стену, не причинив никому вреда.

— Таагай, встань тут, — приказал Ренки прилежно сопровождавшему его гренадеру. — Коли сбоку, если кто полезет. Наверное, лучше палашом. Я на второй этаж, осмотрюсь!

Дыма на втором этаже было уже, наверное, даже больше, чем на первом. «Все-таки воевать в помещении — это какое-то свинство!» — подумал Ренки.

Поднявшиеся наверх мушкетеры устроили тут настоящее караколирование, посменно подходя к окну, паля в егерей и вновь отходя вглубь комнаты для перезарядки. Выстрелов из соседнего здания можно было больше не опасаться — его почти не было видно из-за слишком интенсивной пальбы с обеих сторон.

«Очень организованно, — подумал Ренки, восхитившись выучкой мушкетеров. — Но надолго нам так пороха и пуль не хватит. Впрочем, ведь можно же забрать запасы у убитых и раненых».

С целью проверки запасов он подошел к телу, лежащему у дальней от окна стены. Человек еще был жив, но уже без сознания, и, судя по отчаянно зажимающим рану на животе рукам, это было к лучшему — истечет кровью без боли.

Ренки проверил его берендейку и пороховой рог для подсыпания на полку. И эта последняя деталь экипировки навела его на определенные мысли.

Быстро спустившись на первый этаж, он прошелся по комнатам обороняемого здания и собрал у раненых и убитых все пороховые рога, не постеснявшись даже втащить в помещение одного из убитых кредонцев, чтобы обобрать и его. Затем он поднялся на второй этаж и объяснил задачу Дроуту. Гренадер довольно быстро сообразил, что от него требуется, и занялся подготовкой. А лейтенант оу Ренки Дарээка, забрав с собой примерно два десятка солдат, спустился на первый этаж и уже там вновь объяснил предстоящий маневр Таагаю и сержанту мушкетеров, распределив между ними задачи.

Командовавший зуурскими егерями капитан — естественно, родом из благородных оу — уже было подумывал дать приказ к отступлению. Внезапной атаки, на которую и был весь расчет, не получилось. Противник либо успел заметить подготовку, либо к тооредаанцам подошло подкрепление, отчего они сумели противостоять штурму.

Ловить пули и, в свою очередь, палить внутрь здания не имело смысла. Ясно, что сквозь узкие окна внутрь прорваться не получится, а бессмысленно терять людей из-за пусть и не слишком прицельной, но достаточно интенсивной стрельбы со второго этажа было нельзя. Зуурские дикари — совсем не то, что цивилизованное кредонское быдло, которое своих офицеров боится больше, чем врагов. Эти могут невзначай и штык в бок воткнуть, и в спину выстрелить.

С ними вообще было непросто, хотя и интересно. Офицер для них был скорее вождем, еще в том, старом понимании этого слова, чем господином и повелителем. Его беспрекословно слушались только пока он, совмещая личное бесстрашие и разумность, вел своих солдат от победы к победе. А вот когда начиналась полоса неудач, тут уже приходилось поддерживать свой авторитет всеми средствами, иначе быть беде. В общем-то если имеешь дело с этими дикарями, то доказывать свое первенство во всем нужно постоянно. Фехтовать и стрелять лучше всех, топать версту за верстой в одном строю, не показывая признаков усталости. А еще быть то щедрым и справедливым, то свирепым и безжалостным. Ни скупости, ни трусости со слабостью зуурцы своим вождям-офицерам не прощали. Как, впрочем, и неудачи.

Постоянно соревноваться со своими подчиненными, чуть ли не каждый день ходя по лезвию клинка, — это ощущение пьянило. После такого командовать обычной солдатней… Благородный оу сравнивал это с дрессировкой мышей и тигров: с первыми — безопасно, зато с последними — поистине захватывающе! Всегда приходится быть настороже, аккуратно используя и свою стальную волю, и змеиную хитрость.

Так что сейчас есть смысл отойти, не пытаясь пробить лбом каменные стены. В буквальном смысле этого слова. Даже если отряд и прорвется назад к башне, толку от прореженных в этой заварушке вояк будет уже не слишком много. Можно плюнуть на обещанную награду и спасать то, что еще осталось. Увести отряд в горы и отсидеться. Не вечно же тооредаанцы будут владеть Тиндом? А если будет расследование, в Военном трибунале все это можно выставить в самом лучшем свете. В конце концов, Кредонская республика — страна купцов, тут не приветствуются бессмысленные потери.

И стоило только офицеру об этом подумать, как пальба тооредаанцев начала стихать. «Что и неудивительно! — смекнул благородный оу. — Не бездонные же у них там пороховницы, и пули сами собой в сумках не появляются. А значит, победа уже близка. В крепость, скорее всего, лезть уже не имеет смысла. Но зато можно уйти с шиком! Глядишь, и в Военном трибунале зачтется».

Он перегруппировал своих солдат, решив главный удар обрушить на дверь и окна рядом с ней, и уже набрал было воздух в легкие, чтобы высвистать приказ к началу атаки, как вдруг громкий хлопок и вспышка отвлекли его внимание.

Он не знал, но это его соперник, командовавший тооредаанцами, подал свой сигнал начинать, бросив во врагов пороховницу со вставленным в нее коротким фитилем. У гренадеров всегда был запас таких, в специальной сумке на поясе.

Получилась конечно же не настоящая граната, и ущерб она нанесла минимальный. Но вслед за ней с верхнего этажа полетела еще дюжина с гаком таких же. Взрываясь, они убили или ранили немногих, но смогли ошеломить, оглушить и ослепить врага.

Едва отгрохотали взрывы, Ренки бросился сквозь дым в распахнутую дверь, разя шпагой и кинжалом во все стороны и чувствуя, что каждый удар пластает чье-то тело.

Дышать было нечем. И кажется, даже уже привыкшие к пороховому дыму легкие отказывались работать в этом угаре и мгле. Глаза слезились и отчаянно горели, вызывая дикое желание почесать их, хотя каждому солдату были известно, что от этого станет только хуже. Глотка и даже, кажется, желудок и кишки пересохли от дыма и гари. Каждый глоток воздуха резал легкие так, будто это было битое стекло. Но руки привычно разили фигуры в черных мундирах, и тело столь же привычно увертывалось от ответных ударов, рефлексивно распознавая опасные движения противника.

За Ренки плотным строем шли его солдаты, убивая врагов в той же манере, в какой бились их далекие пращуры, сражавшиеся с копьями и щитами.

Плотный строй. В отличие от своих противников, стоящих сейчас бестолковой толпой, тооредаанцам не надо было отличать своего от чужого перед ударом. Своих они чувствовали локтями и плечами, а врагами были все остальные.

Облако дыма начало светлеть — тооредаанцы прошли порядки врагов насквозь. Лейтенант оу Дарээка отдал команду, и его солдаты перестроились. Уцелевшие зуурские егеря тоже успели сбиться в отряд и готовились к новой схватке.

— Полки досыпать! Целься! Пли! — прохрипел оу Дарээка, и по вражеским рядам почти в упор прошелся град пуль. Когда-то маленький Ренки так играл, кидая горсть гороха в деревянных солдатиков. Вот только они не кидали горох обратно.

И все же ответный залп егерей был намного «жиже» того, что произвели «его» мушкетеры. И оружие было заряжено далеко не у всех, да и оставалось их не так много.

— Вперед! — просипел Ренки, толком не обратив внимания на то, как что-то чиркнуло ему по уху, и превозмогая сопротивление тела, отказывающегося снова нырять в дымный ад. И повел своих солдат в новую штыковую атаку.

Фигура вражеского солдата. Выпад штыком. Тело привычно уходит влево, одновременно выкидывая руку со шпагой вперед. Укол в руку, коротенький, только чтобы обездвижить и предотвратить следующий удар. Новый выпад в горло. Попал.

Опять скачок в сторону. Приклад пролетает мимо, лишь слегка задев плечо. Опять укол. В живот. Дальше. Вот какой-то офицер. Звон шпаг. Оба дерутся почти вслепую, смотря на мир сквозь дым слезящимися глазами. Оба — умелые фехтовальщики, как и подобает благородным оу. Оба яростны и даже не думают о сдаче в плен. Вокруг мелькают фигуры, но никто не пытается прийти на помощь. Дерутся вожди.

Но Ренки — молодой вождь. Он полон сил, да и вступил в бой относительно недавно, в то время как его противник дерется уже, наверное, с утра. Кредонец пропускает слабенький удар в бедро. Царапина! Но вот и рукав противника от подобной же царапины начинает пропитываться кровью. Один неверный шаг, нога чуть-чуть проскальзывает в луже крови, и кончик шпаги отводится в сторону. Выпад Ренки, столь же стремительный и яростный, сколь и хирургически точный. Враг умирает до того, как успевает упасть.

И тут словно бы подломилась опора, на которой держалась стойкость кредонских солдат. Убитый вождь — это всегда плохой знак. Нет, они не бросились бежать и не сложили оружие, уповая на милость победителя, но начали больше думать о собственном спасении, чем о победе. Те, кто еще мог, попытались выйти из боя и отойти в город. Ренки им не мешал. Он и его солдаты хрипели и рычали, пытаясь вдохнуть хоть капельку воздуха.

(обратно)

Глава 6

— Ну, ты как? — спросил Готор, оглядывая пытливым взором своего молодого товарища. — Видок у тебя уж больно прокопченный!

Готор подобрал, пожалуй, еще очень вежливое определение. Видок у первого лейтенанта оу Дарээка был, прямо скажем, не для изображения на полотне художника-баталиста.

Это там все вояки устремляются в атаку, дерутся и выходят из боя в идеально чистых и отглаженных мундирах, блистая военной выправкой, с гордо поднятыми подбородками и одухотворенными лицами. Если даже и оказывается на этом полотне убитый или раненый, то лежит он в картинной позе, а пятна крови на его одежде смотрятся на редкость живописно и изящно.

Вид же у лейтенанта оу Дарээка был скорее более подходящим для западной стены Храма Предков. Той самой, на которой изображена загробная жизнь всяких нехороших людей, чьи души средь ледяных безжизненных равнин терзают жуткие демоны и прочие адские чудовища.

Черное от пороховой сажи лицо. Красные воспаленные глаза с еще не потухшей легкой сумасшедшинкой в глубине. Волосы торчат какими-то колтунами и залиты кровью. Кровью же залита и одежда, изорванная о разный хлам городских улиц и штыки врагов и тоже насквозь пропитавшаяся грязью и дымом. Чем не адская тварь, несущая ужас, страдания и тоску?!

А еще — устало опущенные плечи, ничего не выражающее лицо и перевязанная грязной тряпкой голова.

— Нормально, — ответил Ренки и переправил вопрос обратно: — А сам как?

— В порядке, — заверил его приятель. — Мы почти и не воевали. Так, взорвали кой-чего… Что с головой?

— С головой? — удивился Ренки. А потом, поняв, о чем идет разговор, объяснил: — Голову даже не задело. По уху пулей шоркнуло. Говорят, кусок целый выдран. Эти сволочи Таагая подстрелили!

— Да, мне уже сказали, — серьезно кивнул Готор. — Я уже кое-что попытался… Но, честно говоря, меня послали. Сам знаешь, у этих полковых лекарей никакого уважения к чинам. Особенно к таким невысоким, как у нас. Но я там все-таки кому кошелек сунул, кого погоном своим и военным министром попугал. О Таагае позаботятся лучше, чем об ином офицере!

Они помолчали несколько минут, ибо, как бы ни переживали ранение товарища, с которым прошли путь от каторги до славы и почета, но рассуждать тут было не о чем. За сегодняшний день смерть собрала огромную дань. Несколько тысяч человек, еще вчера мирно ложившихся спать, полюбовавшись закатом, нового заката не увидят никогда. Среди этих тысяч были храбрецы и трусы, достойнейшие люди и редкостные подонки, умные и дураки, благородные и простолюдины. Смерть брала всех без разбору, ибо перед ее ликом, говорят, стираются все различия и индивидуальные особенности. Это уж после предки, оглядев вновь прибывшего и оценив его прижизненные дела, решат, достоин ли он занять место среди них или должен быть исторгнут в вечные края мук и скитаний. А смерть глуха к заслугам, мольбам и желаниям.

— Когда тот волонтер — как его, оу Виисток — прибежал, глаза размером с большую корону. «Там, — кричит, — такая битва была! Трупы друг на дружке лежат, кровью полгорода залито. А грохот да дым ваш мы даже отсюда видели!» Ну, думаю, надо идти смотреть, что там такое с нашими приключилось. А тут как раз ко мне Дроут и подкатывает. Мол, проводил Таагая до госпиталя. Говорит: «Совсем плох товарищ наш». Ну, я у генерала отпросился и сначала туда, потом сюда. Смотрю, вы тут славно повоевали!

— Горячо было, — согласился Ренки. — Хотя по сравнению с остальными ничего особенного мы и не сделали. А вот ты, я слышал, будто бы целую башню взорвал.

— Да нет, — усмехнулся Готор. — Только самый ее краешек. Запустили туда дыма. Ну, кредонцы и полезли из всех щелей, а кто не полез, тот уже не боец был. Наши поднажали, и башню мы наконец взять смогли. А там уж и весь остальной гарнизон недолго дрыгался, когда его двумя полками давить начали. Теперь осталось только парочку фортов захватить, и считай, дело сделано. Генерал, кстати, распорядился нам уже сейчас минированием заниматься. Сам понимаешь, время не ждет. Но я сначала у него отпросился еще одно задание выполнить. Помнишь про почтенного Коваада Кааса? Думаю, пора уже его навестить!

— М-да, — глубокомысленно заметил Готор, когда они, сверившись с планом, дошли до нужного дома.

— Ага, — не мог не согласиться с ним Ренки, основываясь на своем недавнем опыте.

В городе было довольно неспокойно. Даже тут, на дальней от крепости окраине, где вроде бы нечего делать солдатам обеих сторон, время от времени гремели выстрелы и слышались крики. И откуда-то отчетливо несло дымом. Причем не пороховым, а дымом пожаров. Кажется, местное отребье решило не упускать такой удобный случай (когда еще вражеская армия нападет на главную военно-морскую базу республики?) и немножко пограбить богатых соседей.

А из-за занавесок вроде бы пустых домов идущий по улицам отряд пронзали то испуганные, то ненавидящие, но чаще — просто настороженные взгляды.

Обывателей можно было понять. Что бывает с городом после того, как его с боем возьмет вражеская армия, всем известно. А бежать с Тинда некуда, кругом океан, да и природа за территорией города дает не слишком много возможностей отсидеться и переждать вражеский набег. И если эта спешащая куда-то разношерстная банда — предвестники скорой волны мародеров, то обывателям есть о чем беспокоиться.

Отряд первого лейтенанта оу Готора и впрямь можно было принять за толпу мародеров. Тут были офицеры и сержанты в гренадерских мундирах Шестого полка, капральство мушкетеров Одиннадцатого и еще сборная солянка из солдат, денщиков и волонтеров в мундирах всех четырех полков, участвовавших в операции, которые болтались при штабе армии и которых генерал оу Дезгоот счел возможным выделить советнику военного министра для выполнения какого-то непонятного задания. Был тут и таинственный оу Виг с двумя неизвестно откуда взявшимися помощниками, опознать в которых «своих» можно было лишь по лентам цветов тооредаанского флага, повязанным поверх шляп, да наспех пришитому насюртук погону со знаками различия Тайной службы.

В общей сложности набралось три дюжины вояк, чином от рядового до первого лейтенанта, но на первый взгляд всерьез надеяться можно было лишь дюжины на полторы из них — остальные не производили впечатления достаточно опытных солдат.

Однако подойдя к нужному дому, первый лейтенант оу Готор как-то резко усомнился, что для выполнения задания ему хватило бы и целой роты. Он даже пару раз сверился с планом города, словно бы в надежде обнаружить, что ошибся и ему надо, ну, допустим, в соседний дом. Увы. Ему было нужно именно сюда. Только искомый объект был не домом, а прямо-таки крепостью.

Высокий каменный забор, выглядящий необычно крепким и надежным. Ворота под стать крепостным. Сам дом трехэтажный, с узкими, больше напоминающими бойницы окнами. Если в нем затаилась хоть дюжина хороших бойцов, они смогут удерживать это здание до темноты или пока не кончится порох. Столько ждать тооредаанцы не могли.

— Может, через забор? — предложил было Ренки. — Заберемся в соседний дом, вытащим шкафы и прочее барахло. Сложим что-то вроде лестницы, а по ней уж и…

— Это позволит врагу сосредоточить огонь на одном участке. Половину наших перестреляют, — задумчиво возразил Готор. — Да и потом, на той стороне с забора придется прыгать вниз. А тут два человеческих роста будет. Есть риск ноги переломать, да и если кто-то внизу будет поджидать…

— А может, того… ворота взорвать? — влез в разговор Киншаа и добавил, больше для окружающих: — Ваши милости.

— Может, — кивнул головой Готор с таким видом, что хорошо знавшим его приятелям стало понятно: мысли его сейчас витают где-то совсем в другом месте. — Оу Виг, — обратился он затем к шпиону Риишлее, — этот Коваад Каас, что он за человек?

— Хитрый, осторожный и предусмотрительный, — ответил тот. — Наверняка успел собрать в своем доме команду охранников.

— А по части верности? Я слышал, что он не урожденный кредонец. Так?

— Не совсем так. Родился в кредонской колонии на Южных Землях. В республику переехал уже в достаточно зрелом возрасте. Думаете его подкупить?

— Скорее, договориться, — кивнул Готор. — На одной чаше весов смерть. На другой — жизнь и новый хозяин. Думаете, согласится? Кто он, по вашему мнению, больше шпион, действующий под прикрытием торговца, или купец, вынужденный сотрудничать с соответствующими службами республики?

— Не уверен ни в чем, — после довольно продолжительного раздумья ответил оу Виг. — Очень закрытый и скользкий тип. Да и, признаюсь, никогда не думал об этом в подобном ключе. Но фанатиком своей страны я бы, пожалуй, его не назвал. Да и Торговый дом, что он создал… Магазины во всех крупных городах Кредона, фактории на всех континентах, земли… И, как я узнал, когда пытался подобраться к нему поближе, все это приносит немалый доход только за счет торговли. Мне думается, просто прикрытием тут и не пахнет!

— А что насчет семьи?

— Ничего не слышал. Насколько мне известно, женат никогда не был и детей не имеет. Постоянных любовниц не содержит. Но, полагаю, такой хитрец, как Коваад Каас, сумел бы скрыть близких себе людей от посторонних глаз.

— Хорошо, — принял решение Готор. — Ренки, в соседний дом, выноси мебель и строй «лестницу» через стену. Где-нибудь вон там, шагах в тридцати от ворот. Возьмешь своих мушкетеров и Дроута. Волонтер оу Скаршии, отберите дюжину опытных солдат. Обойдите дом, расставьте солдат по всем четырем углам здания. Пусть наблюдают, чтобы не было никаких сюрпризов. Киншаа, ломики у вас с собой? Возьми парочку этих лоботрясов, пусть выбивают мостовую из-под ворот, чтобы можно было запихнуть бочонок. Не стесняйтесь делать это достаточно демонстративно. Гаарз, берешь остальных и прикрываешь их на случай вылазки. А вы, оу Виг, давайте-ка расскажите мне побольше подробностей о хозяине дома. Постарайтесь не упустить ни одной мелочи, какой бы незначительной она вам ни казалась.

— Все готово! — отрапортовал Ренки спустя минут двадцать. — Можно начинать.

— Неплохо, — довольно улыбнулся Готор, разглядывая груду мебели, сложенную возле стены. — Не боишься, что стол поломается? Ножки у него кажутся какими-то хилыми.

— Нормально! — даже слегка обиделся Ренки. — Я на нем Дроута попрыгать заставил. Это же горный дуб! Выдержит. Так что, начинаем?

— Только по команде! — строго ответил оу Готор. — И на вот, возьми дымовую шашку. Вначале ее кинешь. Постарайся, чтобы подальше полетела. Образуется дымовая завеса, мешающая прицельной стрельбе из дома. Потом уж пускай людей. И сам не вздумай лезть первым. Но помни: все это на крайний случай, если переговоры пройдут неудачно.

— Но… — возмутился Ренки. — Мы же и так можем…

— Бумаги, — коротко ответил Готор, затем пояснил более подробно: — Если я правильно понял характер нашего клиента (Оу Виг сначала удивленно поднял брови, а потом довольно кивнул. Слово показалось ему подходящим.), свои архивы он пока еще не уничтожил. Будет тянуть с этим до последнего, ведь на них, я уверен, завязаны и его деньги, и его влияние, а потому терять такой ресурс он побоится. От обычной банды мародеров, за которую нас можно принять, проще откупиться деньгами и барахлом из дома. На бумаги такая публика вряд ли позарится. С помощью своих архивов он со временем сумеет вернуть потерянное. А вот если мы полезем напролом, не оставив ему выбора, он все-таки уничтожит документы. Наверняка он уже готов и к такому варианту, и ему достаточно будет только поджечь фитиль, чтобы взорвать архив, или там поднести к бумагам уголек из камина. Так что не будем загонять его в угол и вынуждать к крайним мерам.

— А вы не боитесь, лейтенант, — подал голос Виг, — что, пока будете вести переговоры, он все же уничтожит архивы?

— Вынужденный риск, — печально вздохнул Готор. — Но, начав драку, мы точно все потеряем. Даже самого клиента запросто могут пристрелить при штурме. А мертвый он для нас бесполезен, в то время как живой — ценная добыча. Так что будем готовы атаковать, ведь помимо всего прочего это повышает наши шансы при переговорах. Но без моего приказа в драку не лезть, даже если из дома начнут по нам стрелять. Хотя, Ренки, наблюдателя на вершину своей пирамиды все же поставь. Но сам голову под пули не подставляй. Гаарз, Киншаа, отведите людей от ворот подальше, лишние уши нам не нужны. Но бдительность не теряйте. Ну, сударь, — обратился он к оу Вигу, когда все указанные лица отбыли по своим местам. — Пожалуй, теперь начнем. Вы ведь с клиентом знаете друг друга в лицо. Опознать сможете?

— Да, приходилось общаться, — кивнул оу Виг. — Хотя, боюсь, я тогда забыл упомянуть, в каком ведомстве служу на самом деле, и он считает меня обычным купцом.

Готор подошел к воротам и банально подергал за шнурок звонка. За воротами раздался мелодичный колокольный перезвон.

Прошло, наверное, минут десять, прежде чем в воротах приоткрылось крохотное окошко-бойница, за которым мелькнуло чье-то лицо, и настороженный голос осведомился о цели визита незваных гостей.

— Я бы очень желал пообщаться с почтенным Коваадом Каасом, хозяином этого дома, — в весьма категоричной форме высказал свое пожелание Готор. — Можете передать ему: мое желание столь велико, что ради этого я не остановлюсь ни перед чем.

Бойница закрылась. Прошло еще минут десять, и из-за вновь растворенного окошечка послышался глуховатый голос:

— Я Коваад Каас. Что нужно от простого купца столь важным и благородным людям, как вы, судари?

Готор бросил быстрый взгляд на оу Вига, и тот утвердительно кивнул. Он опознал голос. Второй взгляд в сторону Ренки. Тот спросил о чем-то солдата, забравшегося на пирамиду мебели и осторожно заглядывающего во двор. Выслушал ответ и поднял четыре пальца — именно столько людей стояло за дверью.

— Мне надо, — туманно высказался Готор, — чтобы все остались живы. По возможности.

— Не слишком подходящее время и место для такого желания вы выбрали, сударь, — прозвучал насмешливый голос из-за двери. — Сегодня на Тинде с утра очень много стреляют по живым мишеням. Но в паре кварталов отсюда есть Храм Оилиои, сходите помолитесь. Вроде она может творить чудеса и даже оживлять мертвых.

— Ну, как говорят у меня на родине, на богов надейся, а сам не плошай. Итак, почтенный Каас, вы жить хотите?

— Иная жизнь бывает похуже смерти, — неопределенно ответили из-за двери.

— Так считают, — Готор сделал паузу, подбирая подходящее слово, — только слабые люди. А те, кто не лишен ума и силы духа, знают, что, покуда живешь и борешься, есть шанс подняться наверх даже из самой глубокой пропасти!

— Интересная мысль, сударь, — ответил на это Каас. — Девяносто процентов благородных оу, думаю, придерживаются совсем другого мнения, а оставшиеся десять, может быть, и думают так же, но ни за что в этом не признаются, опасаясь прослыть трусами.

— Ну, можете считать меня настолько смелым, что я даже не боюсь прослыть трусом.

— Хм… А вам, сударь, приходилось падать и подниматься?

— Приходилось, да еще как. Последний раз — от каторжника и до… Сейчас я офицер.

— Так-так… — На сей раз голос из-за двери звучал максимально серьезно. — Слышал я занятную историю о бывшем каторжнике, и не об одном. Неужели по мою душу пожаловали легендарные оу Дарээка и оу Готор? Это объяснило бы маленькое происшествие, случившееся с крепостью за Рыбачьей бухтой.

— Первый лейтенант оу Готор к вашим услугам. — Готор даже слегка раскланялся перед закрытой дверью. — А мой друг оу Дарээка в этот момент готовится штурмовать ваше жилище, в случае если наш разговор не принесет ожидаемого результата. Однако вы хорошо информированы для простого купца, раз не только знаете нас, но и в курсе того, что произошло на другом конце острова!

— Слава летит впереди героев. — Голос из-за двери опять стал насмешливым. — К тому же мне в свое время предлагали немало денег, чтобы я выкрал одного из вас, господин советник военного министра, или хотя бы собрал как можно больше информации.

— Что сказать? — усмехнулся оу Готор. — Превратности войны и нашего ремесла. Позвольте вернуть вам комплимент: денег за вас мне не предлагали, хотя и обещали достойную награду. Но — к делу! Итак, маски сброшены. Вы знаете, кто я, и, следовательно, понимаете, что я знаю, кто вы в действительности. А значит, догадываетесь, что мне от вас надо. Осталось только выяснить, преданы ли вы Кредонской республике настолько, чтобы умереть за нее, или предпочтете жить. Пусть и не прежней жизнью, но вполне достойно. Если, конечно, будете верно служить новому хозяину.

— А какие гарантии вы можете мне дать? — Голос звучал уже вполне по-деловому.

— Ну то, что, не согласившись с моим предложением, вы умрете до заката солнца, — гарантия стопроцентная. А в остальном положитесь на здравый смысл, почтеннейший. Людей вашего уровня не сажают в клетку и не подвергают пыткам, если они сами не вынуждают к подобным действиям. Слишком легко при этом утратить ваши знания, опыт и умения. Итак, смерть или жизнь? Каков ваш выбор?

— Пожалуй, я соглашусь. Но вам придется прихватить отсюда еще несколько человек.

— Вы полагаете, что это необходимо? — спросил генерал оу Дезгоот, слегка скривившись.

— Признаться, это одна из главных целей моего пребывания на острове, — честно ответил оу Готор. — Этот человек может быть посвящен во многие тайны, причем не только Кредонской республики. А его архив — целое «собрание» ниточек, и если дергать за них, то можно воздействовать на разных людей.

— Хорошо, — кивнул оу Дезгоот. — Я выделю вам пару капральств для охраны. Еще можете пройтись по госпиталям и отобрать всех легкораненых. Посидеть с заряженным мушкетом возле сундуков с бумагами смогут и они. Но думаю, раз это дела Тайной службы, то пусть ими и занимаются оу Виг и оу Руув, вам же я пока вынужден поручить иную задачу. Мы уже захватили внешнюю стену крепости со стороны моря. Вот только при этом потеряли майора-артиллериста, который должен был заняться пушками, второго лейтенанта и двух сержантов-пушкарей. Насколько я помню, вы в этом деле весьма искусны (как, кажется, и во всем, за что беретесь). Вас даже пытались переманить в пушкари, обещая повышение в звании и немалый оклад. Не удивляйтесь, я все знаю. Этот недобитый линейный корабль меня сильно раздражает. Он включился в бой и шныряет туда-сюда по бухте, нанося урон своими кошмарными залпами нашим солдатам. Только благодаря ему второй форт на берегу еще держится. А в первом, который мы уже захватили, он сбил со стен чуть ли не половину пушек. Там на стене со стороны моря есть своя артиллерия, а еще находятся казематы с запасами пороха и ядер. Берите под команду пушкарей, можете привлечь кого угодно, но сделайте так, чтобы этот кредонец не чувствовал себя в бухте столь вольготно. Вас же, первый лейтенант оу Дарээка, я попросил бы возглавить один из отрядов, все еще сражающийся внутри крепости. Внешний периметр мы уже взяли под контроль, но вот в самой крепости кредонцы пока оказывают жестокое сопротивление. Знаю, Ренки, военный министр не советовал бросать вас двоих в пекло. — Генерал оставил командный тон и перешел на дружеское общение. — Но… У нас ожидаемо высокие потери среди солдат. При этом никто не предполагал, что погибнет столько офицеров. В этой «кошачьей драке» между домами и внутри помещений нет никакой возможности соблюдать порядок и правильное построение. Смерть чинов не разбирает. А сами понимаете: оставшись без руководства благородных офицеров, большинство солдат теряется и либо полностью перестает проявлять инициативу, либо начинает творить разные глупости и бездарно подставляет головы под выстрелы. А ты у нас не только лихой боец, но и, как недавно доказал, отличный командир. К тому же, как это ни странно в твоем возрасте, имеющий немалый опыт в обороне и штурме отдельных зданий. Я помню, как вы захватили тот дом в Фааркооне. — Улыбка прорезалась на уставшем лице генерала. — Так что бери роту и командуй.

— Как твоя голова? — спросил Ренки первым делом, взглянув на лицо своего приятеля.

— Ну, грохот пушек подействовал на нее не слишком благотворно, — поморщился Готор и осторожно отхлебнул вина из фляги. — Опять в затылок постреливает. Но думаю, свежий морской воздух на обратном пути все исправит. Ты не заходил к Таагаю?

— Заходил, — кивнул Ренки, принимая флягу из рук приятеля. — Лекари говорят, что коли боги будут милостивы… Сам знаешь эту привычку лекарей спихивать все на богов. Я его в наш госпиталь, в смысле к оу Мавиингу переправил. И Дроута с ним послал с кошельком поувесистее. Оу Мавиинг все-таки наш человек и лекарь очень хороший. Да и среди знакомых мундиров Таагаю попроще будет.

— Это правильно, — согласился Готор. — Тогда Гаарза пока с собой возьми. Негоже тебе одному.

— Да у меня целая рота в подчинении. — возмутился Ренки. — Даже фактически две! Ну, может, полторы…

— Вот-вот, — усмехнулся Готор. — Ты присматривай за ротой, а Гаарз присмотрит за тобой. А то вон как рожа-то исцарапана!

Ренки невольно дотронулся рукой до щеки. При штурме одного из подвалов в казармах (выяснилось, что все они связаны подземными ходами) он, сопровождаемый всего шестью солдатами, нарвался на целый отряд выскочивших из казалось бы уже зачищенного помещения кредонцев. Рубка была дикая, в полутьме и тесноте, где толком не развернуться, не сманеврировать и не разглядеть противника. Дело дошло до кинжалов и кулаков, а одному из солдат Ренки даже откусили ухо и порвали зубами щеку — такой сильный был накал боя.

Досталось и самому командиру. Слегка. Но царапина через всю левую щеку, от крыльев носа до уха, жутко саднила и раздражала. В госпитале, когда он навещал Таагая, доблестному лейтенанту наложили на рану повязку, но она мешала говорить и вообще смотрелась нелепо, так что Ренки отодрал ее и выкинул. А потом то ли тревожил ранку, когда говорил, то ли еще по какой причине, но она время от времени начинала кровоточить, что жутко раздражало.

— Да это так, — счел своим долгом отмести инсинуации приятеля Ренки. — Царапинка. Скоро заживет! У тебя вон тут тоже, смотрю, дела идут. Расскажешь?

Да, посмотреть и правда было на что. Ну хотя бы на все еще различимые мачты линейного кредонца, которые торчали где-то посреди бухты, освещенной кровавым закатом. Или на развороченную землю вокруг импровизированной батареи, что создал Готор, пару перевернутых пушек и еще одну, отброшенную взрывом далеко в сторону. Судя по всему, тут было жарко.

— А, — махнул рукой Готор, хотя по его глазам было видно, что он собой доволен. — Простая геометрия. Вычислил зону, куда наши ядра не долетали. Вытащили десяток пушек вот на эту косу, замаскировали их, как могли. Потом начали обстрел корабля со стены, где у нас полтора десятка пушек как-никак, да еще и ядра калить можно. Кредонец, ясное дело, подставляться не стал, одно каленое ядрышко в обшивке застрянет — и, считай, пожар обеспечен! Ну и отошел сюда, благо крепость обстреливать и отсюда можно. Ну а там уж… Мы по нему палим, он по нам. Бортовой залп — это, я тебе скажу, что-то! Там у него с каждого борта под три десятка пушек стоит, как шандарахнет — чисто Grad. Это такая… Хотя не важно, — не стал тратить время на объяснения приятель. — Но мы его на первом залпе хорошо подловили. Сбили мачту и, видать, руль раскокали. Короче, управление он потерял, и его стало к берегу сносить. А дальше уж — дело техники. Еще и со стен калеными ядрами подмогли.

Готор говорил легко и просто. Но Ренки на эту простоту не купился. Перетащить десяток пушек на расстояние почти в версту! Да не каких-нибудь полевых пукалок, которые кредонцы таскали с собой по полю, а полноценных крепостных орудий, плюющихся здоровенными ядрами, что способны пробить толстый борт линейного корабля! Такие обычно упряжка из шести лошадей таскает. И то по достаточно хорошей дороге.

— Весьма дурно пахнущая процедура, — рассмеялся Готор в ответ на вопрос: «Как удалось?» — Видишь, через всю крепость канава-канал проходит, канализационная. Как раз вон там она за стену выходит. В общем, снимаем пушку с лафета. На канатах спускаем вниз. От стены до канавы — тридцать саженей, пушки на бревнышках катить пришлось. Потом на лодку грузили, благо в гавани большой выбор был, так что подходящую по размерам смогли подобрать. В паре мест лодка пройти не смогла — узковато было, так что пришлось подкапывать берег, четыре мостика разломали. В одном месте канава сверху перекрыта была, пришлось разбирать. А отверстие под стеной вообще взорвали, чтобы места для прохода лодки больше было. Киншаа наш благоухает! Ну и там, на месте, еще сотню саженей до батареи тащили, катки подкладывая, потому как камни там, неровности всякие, на лафете не проедешь. Врать не буду, работка адская. Меня ребята из Пятнадцатого небось еще лет двадцать проклинать будут. Но зато результат! А как мы кораблик этот на дно пустили, так и форт почти сразу сдался. Потом и островную батарею замолчать заставили. И уж после морячки десант смогли высадить. Так что организованного сопротивления кредонцев на этом острове больше нет. Сам-то как повоевал?

— Да-а-а… — под стать приятелю махнул рукой Ренки. — Скажешь тоже: война. Остатки гарнизона по темным углам разыскивать и добивать. Дурь сплошная! Оттого и обидно, что столько потерь! Да еще и эти, из Одиннадцатого… Тут бы по всем статьям наши гренадеры подошли, которых ты учил на стенах воевать. А эти мушкетеры… Им бы только в строй сбиться да палить на скорость да кучность. Конечно, делать это они умеют превосходно, но в узких коридорах да комнатках от такой пальбы толку мало. И мушкеты у них длинные. А что ты в тесных помещениях с такими длинными мушкетами делать будешь, особенно когда штыки примкнуты? Кредонцев-то и осталась сотня или полторы. А может, вообще меньше сотни. Они в одной казарме и парочке домов засели да из окон палили. А эти олухи на них строем хотели наступать, как на параде. Ну и, ясное дело, за одного кредонца пятерых наших разменивать приходилось. Ну я, как ты и учил, «слепые зоны» искать начал, дымовые завесы ставил. К дверям да окнам не строем, а поодиночке, бегом народ подводил — благо бежать недалеко. В самих зданиях их на тройки разбил, чтобы друг друга прикрывали. Только вот не знал я тогда про эти проклятые подземные ходы! Нам потом один пленный рассказал, что тут зимы иной раз такие бывают — по нескольку дней на улицу нос не высунешь. А то и ледяные шторма, когда на стены и двери толстенный слой льда намораживает. — Ренки всего передернуло — как типичный южный житель, он холода не любил. А вот Готор только усмехнулся и покивал головой. — Вот они и заставляли пленных тут рыть эти траншеи — стенки высоченные, даже я ходил, головы не пригибая, а по ширине трое в ряд пройти могли. Сверху их перекрывали бревнами, поверх бревен насыпали слой земли и мостовую еще клали. Чтобы можно было в такие времена связь между казармами поддерживать. Ну, мы кредонцев в одной казарме зажимать начали, а они вдруг из другой полезли. Мы туда. А они — на башню. Мы к башне, а они обратно… В общем, пока пленного взяли да пока из него всю информацию вытрясли, народу потеряли чуть ли не сотню человек, правда, две трети ранеными. Потом нам пленный выходы из подземелий показывал, и мы возле них засады оставляли, благо всей толпой одно здание захватывать смысла нет. Часть дыр я вообще закупорить велел и по паре солдат только в караул ставил, на случай если кредонцы двери ломать начнут. Дымом опять же, как ты башню, чтоб дышать этим тараканам нечем было. В общем, как кредонцы поняли, что деваться им уже некуда, так сдаваться начали. Только вот что подозрительно — среди пленных ни одного офицера нет! Но в подземельях, когда я спускался оглядеться, видел их трупы, причем там, где мы не стреляли даже.

— Так чему тут удивляться, — покачал головой Готор. — Ты же сам должен знать, что в республиканских войсках сдавшийся офицер отвечает имуществом семьи. А коли и солдаты его сдаются, так должен возместить ущерб государству и за них. Так что верность и стойкость благородных оу тут подкреплены финансовыми рычагами воздействия. Тем более за потерю крепости отвечать придется очень большими суммами. Мертвых-то еще пощадят, с ранеными, если кто выживет, будут разбираться, выяснять, что здесь произошло. А вот на сдавшихся в плен всю вину и свалят и слова в оправдание сказать не дадут. Знаешь, в моем мире войны этого периода назывались «войнами в кружевах», и велись они довольно мягко. Ну, конечно, когда дрались между собой люди примерно одной культуры. С теми, кого считали дикарями, не церемонились. У нас и правил было побольше, и представления о чести и благородстве несколько иные. Сдаться в плен, дабы не увеличивать людские потери, когда положение казалось безнадежным, считалось совсем незазорным и даже достойным поступком. Пленному офицеру подчас даже оружие возвращали, дабы он мог отстаивать свою честь, и содержали его в достаточно комфортных условиях чаще всего. Могли даже просто слово взять, что больше воевать не будет, и отпустить. Зимой же, когда военные действия обычно приостанавливались, давали офицерам вражеских армий специальные пропуска, если им надо было через государство, с которым идет война, к себе домой проехать. Хотя с солдатней, как правило, обращались примерно так же, как и у вас. А в вашем мире, который примерно на том же уровне развития цивилизации находится, дела куда жестче обстоят. Надо бы изучить почему. Вдруг это пришельцы вроде меня все вам тут подпортили? Или причина в чем-то другом? Может, по сути, у вас с Кредоном гражданская война идет? Вы ведь вроде как на одном языке говорите и обычаи у вас схожи. А по срокам переселения на этот континент и по многим другим показателям фактически братьями являетесь. Только вот немного с разными представлениями о жизни. Оттого и режетесь так беспощадно из-за «большой братской любви-ненависти»… Да-а-а, ваш мир еще изучать и изучать, с моим сравнивая. А мы тут такой фигней занимаемся!

Утром даже двужильного оу Ренки Дарээка охватили апатия и лень. После всей нервотрепки предыдущего дня хотелось поваляться до полудня в постели, благо их банде выделили отдельный домик для проживания, и отнюдь не из худших.

Но увы, если солдат еще и мог себе позволить пофилонить, то офицеру такое совсем не подобало. Вестовой от генерала разбудил приятелей ни свет ни заря и передал приказ — через полчаса быть в штабе. А в штабе оу Дезгоот сразу начал раздавать задачи.

Первая — не допустить разграбления города. Нет, не то чтобы генерал сильно беспокоился за горожан и их имущество, просто он знал, что, коли начнется мародерство, два или три дня можно смело из планов вычеркивать. До материка — сутки пути. И сутки назад. Если какой-нибудь сторожевик сумел уйти и если у республиканцев неподалеку стоит флот, то вся эта затея может закончиться для тооредаанцев очень печально.

Оттого-то генерал и поднял своих офицеров с первыми лучами солнца, чтобы они с раннего утра могли загрузить своих солдат какой-нибудь работой.

Работы более чем хватало. Взять хотя бы раненых, своих и чужих. Чужих, конечно, было не так много — милосердного удара штыка тут для кредонцев не жалели. Но среди пленных были люди с ранами разной степени тяжести, и боги не одобрили бы их убийства, хотя и возиться с ними не было никакой возможности.

О своих же следовало позаботиться и как можно раньше переправить их на корабли, хотя лекари и не очень это одобряли, утверждая, что качка и теснота корабельных помещений не слишком-то способствуют излечению.

Вторая проблема — трупы. Своих солдат и кредонцев. С кредонцами проще — вытащить из крепости и побросать под стеной, обязав местных жителей о них позаботиться. А вот погибшие тооредаанцы… Достойно похоронить их на высоких башнях, где тело сможет спокойно истлеть, отпуская на свободу душу, не было никакой возможности. И просто зарыть в землю, чтобы местные потом могли поглумиться над погибшими, тоже неприемлемо.

Оставалось море. Желательно там, где ветры не прибьют тела к берегу. Капитан Маб знал такое место, где тела подхватит течение и унесет на северо-запад в открытое море. Но для этого надо было отойти от острова достаточно далеко, а значит, задействовать придется целый корабль.

Третья проблема — добыча. Конечно, грабить город было некогда. Но и оставлять богатства кредонцам тоже было нельзя! Уж как минимум оружие и пушки стоило забрать. Да и запасы пороха и ядер, изрядно растраченные во вчерашней битве, необходимо было пополнить. Еще в бухте стояло несколько купеческих кораблей, которые просто напрашивались на звание «трофеев». А на складах у купцов полно товаров, пройти мимо которых было бы просто-таки предательством.

Еще необходимо было уничтожить тут все, что только возможно, включая верфи и находящиеся в другой части острова запасы древесины. Несколько лет просушивающаяся дубовая древесина для строительства кораблей — это ценнейший ресурс, и если нет возможности его забрать, нужно выделить людей, которые сожгут все это.

А еще Готор поднял разумный вопрос: что делать с местными жителями? В смысле во время взрыва. Ведь на город обрушится град камней и горящих деревяшек, что неизбежно вызовет пожары. Всем в принципе было плевать. Но Готор почему-то настаивал, что это дело государственной важности.

— Подобное изуверство, — говорил он, — лишь ожесточит кредонцев, и мы получим куда больше врагов, чем нам хотелось бы. В то же время, прояви мы доброту и сострадательность — и возможно, кое-кто задумается и не захочет брать в руки оружие, дабы мстить Тооредаану.

При этом Готор делал весьма значительное лицо и ссылался на военного министра и высокую политику. С учетом репутации самого первого лейтенанта оу Готора, за которым почему-то закрепилась слава изрядного головореза (может, сыграло роль каторжное прошлое, может — умение одними кулаками доказать свое превосходство, а может — бессознательный страх перед минером, которых многие почитали почти что магами), слышать из его уст рассуждения о доброте и сострадательности было несколько странно. И впрямь напрашивался вывод, что эти слова принадлежат кому-то другому.

Готор сам же и предложил выход — привлечь горожан к работам, объяснив им суть того, что произойдет, а потом отпустить на волю. Сами сбегут из города!

Так что почти весь следующий день Ренки сначала возился с собственными солдатами, заставляя сержантов палками вбивать в них послушание, затем помогал перетаскивать раненых на пристань, потом прошелся по городу, отбирая годных для работы людей, но при этом не позволяя своим подчиненным причинять им значительный вред. Если какая-то вещь из обследуемых домов и перемещалась в солдатский карман или мешок, ну, значит, судьба у нее такая. А вот коли кто-то начинал щупать хозяйскую жену или дочек или переворачивать дом в поисках тайников и большой добычи — такое надо было пресекать на корню, потому что потом уже солдатню точно не удержишь. Слава богам, после вчерашнего дня авторитет первого лейтенанта оу Дарээка среди солдат почти всех полков был столь высок, что слушались его беспрекословно. Его шпага внушала не меньшее почтение, чем погон. А уж истории, которые начали ходить про этого еще, в сущности, весьма молодого человека, убеждали даже завзятых прохиндеев и бузотеров с ним не связываться.

Готовить крепость к взрыву начали на следующий день. Впрочем, день предыдущий Готор провел отнюдь не зря, составив точный план и перечень необходимых работ.

— Да вы, никак, решили разломать крепость кирками? — возмутился было генерал, ознакомившись с предъявленным ему списком. — Зачем это все?

— Если просто взорвать порох, что находится в подвалах башен и главном хранилище, кредонцы смогут восстановит все примерно за год, — пояснил свои действия Готор. — А вот коли сделать так, как я предлагаю… Год они только мусор отсюда убирать будут и потом еще года три новую крепость строить, тратя множество денег и сил. К тому же бухта не сможет принимать большие корабли, если удастся «правильно» завалить форты, особенно тот, что на острове. Так что с базой будет покончено, по крайней мере, до тех пор, пока кредонцы не прочистят фарватер. А это, сами понимаете, работенка не из легких. Это даже не пушки из бухты Лиригиса поднимать, а куда поганее.

— Сколько времени вам на это надо? — устало спросил генерал, убежденный аргументами минера.

— Два дня. Если будет достаточно людей и инструмента.

— Хорошо, — обреченно вздохнул оу Дезгоот. Пока берите наш и Пятнадцатый полки. Гренадеры с порохом умеют обращаться. А завтра отдам под ваше командование и всех остальных. В конце концов, не так часто удается посмотреть, как целую крепость разносят в мелкие камушки.

— И это все? — слегка разочарованно спросил генерал спустя три дня, стоя на палубе корабля. — Признаться, я думал, будет как-то более… Ну, вы меня понимаете!

— Разрушены все несущие стены и столбы! — необычайно довольный собой, ответил оу Готор. — А все остальное должно быть раздавлено весом упавших зданий. Мне все равно придется побывать там, чтобы оценить разрушения, для доклада военному министру. Хотите со мной? Вас, адмирал, я тоже приглашаю. Тем более, надо будет понять, насколько удалось перегородить фарватер. А это никто лучше моряка не сделает. Только давайте подождем часок, пока пыль осядет.

— Да вы и впрямь истинный кудесник, — продолжал восхищаться генерал, когда спустя четыре часа они вновь поднялись на флагман тооредаанской эскадры. — Я, право, даже и не ожидал, что будет так. Все в пыль!

— Ну, насчет пыли вы, генерал оу Дезгоот, немного погорячились, — улыбнулся оу Готор. — Да и не особо «в пыль» было нужно. Пыль легче убирать. А вот здоровенные куски стен им придется сначала расколоть, а потом уж вывозить.

— Брось прикидываться недотепой, Готор, — рассмеялся генерал. — Слава богам, я знал тебя еще рядовым. Не оставить во всей крепости ни одной вертикально стоящей стены! И при этом расположенные почти вплотную городские дома фактически не пострадали: все обрушилось внутрь. Как такое возможно? Магия?

— Наука! — довольно щурясь, ответил оу Готор. — Не зря же я заставил почти всю нашу армию махать кирками, вставлять в дыры бочонки с порохом и отсыпать дорожки, по которым шел огонь. Тут было несколько тысяч мелких взрывов, каждый из которых сделал свое дело. Ну а большие взрывы довершили работу.

— А фарватер? Как вы заставили так развалиться форты, чтобы они засыпали фарватер? — спросил адмирал, который большую часть этого времени инспектировал на шлюпке бухту и командовал матросами, орудовавшими лотом.

— Ну тут, честно говоря, во многом помогла удача, — признался оу Готор. — Я, конечно, рассчитывал на нечто подобное. Но чтобы дать какую-нибудь гарантию, пришлось бы недели две потратить на изучение структуры этой скалы и многих других вещей. Так что пришлось делать все на глазок да рассчитывать на везение. К моему собственному удивлению, получилось так, как я задумывал!

— Хе-хе, — усмехнулся генерал. — А когда у тебя, оу Готор, выходило по-иному? Насколько я помню, тебе удавались все твои безумные затеи. В общем, — продолжил он уже серьезным тоном. — Может, в этом и нет особого смысла, поскольку я не совсем твой командир, но я дам твоим действиям высшую оценку. И думаю, адмирал меня в этом поддержит! Что скажете, адмирал оу Ниидшаа?

— Скажу, что сначала надо вернуться в Тооредаан, — внезапно хмуро ответил адмирал. — А это будет непросто, с теми кораблями на горизонте. Капитан! — рыкнул оу Ниидшаа на почтительно стоящего чуть в стороне капитана корабля. — Какого …Небесного Верблюда ты послал на марс слепца?! Или он там спит у тебя?

— Но я не вижу никаких кораблей! — удивленно оглядывая горизонт, заявил генерал оу Дезгоот.

— Увидите и вы часа через три, — пробурчал адмирал. — А пока извольте, судари, сойти с мостика. Мне надо заняться делом.

(обратно)

Глава 7

А потом началась долгая изнурительная гонка, которая, правда, физически изнуряла лишь матросов, бегающих по мачтам, зато всех остальных выматывала скукой и, куда сильнее, неведением.

Кредонцы то скрывались за горизонтом, то появлялись вновь, причем однажды — настолько близко, что на тооредаанских кораблях заиграли тревогу, не задействованные в управлении парусами матросы спустились на батарейные палубы, сосредоточившись возле пушек. Солдаты же в полной боевой готовности сидели на палубах и в трюмах в ожидании абордажного боя.

Ренки вообще не понимал, в чем смысл маневров адмирала, а Готор, как он сам говорил, понимал «теоретически».

— Тут же море. Ветры всякие там, течения, — объяснял он своей банде. Вот адмирал и «прокладывает дорожки», по которым нам бежать легче. Как-то так!

Сам же оу Ниидшаа внес ясность спустя примерно недели две после начала этой странной гонки, собрав всех «вождей похода» в своей каюте.

— Итак, по настоятельной просьбе генерала оу Дезгоота и в связи с необходимостью, — сказал он, вставая со своего кресла и начиная нервно прохаживаться по своей каюте — три шага в одну сторону, три в другую, что для знающих адмирала людей было признаком его волнения. — Сообщаю вам, судари, обстановку на текущий момент. Как, думаю, вы знаете, у нас десять своих кораблей и еще пять трофейных «купцов». Еще двух «купцов» пришлось сжечь, так как их скорость не соответствовала общей скорости эскадры. Вообще то, что нас до сих пор не разбросало по океану, — большая удача, впрочем, вполне объяснимая выбором кандитатур капитанов для этого похода. Я брал только лучших! У кредонцев двенадцать кораблей. Но шесть из них — линейные, и по мощи залпа один такой корабль равен трем-четырем нашим. Кстати, два линейных явно лишние! Их, по нашим сведениям, у кредонцев не должно было быть в строю. Хотя, насколько я знаю, на верфях республики не так давно был заложен десяток линкоров такого ранга. Так что, подозреваю, первые из них спешно спустили на воду, едва стало известно о нашем вторжении. По всей видимости, укомплектованы эти суда недостаточно хорошо и еще довольно «сырые» — в том смысле, что полны недоделок. Как показала практика, один из них отстал уже на третий день погони. Что еще сказать? Как известно, наши корабли готовились по особому проекту, чтобы не слишком напоминать военные. Пушек на них меньше, чем хотелось бы иметь в хорошей драке. Да и калибр мог бы быть побольше. Боюсь, две трети наших ядер будут просто отскакивать от борта линейного корабля, разве что удастся пальнуть в упор… Но к тому времени, когда мы подойдем к врагу настолько близко, его ядра уже разорвут нас в клочья. Это я к тому, судари, чтобы вы понимали, почему мы бежим, а не деремся, хотя и быстроходность у нас тоже ближе к «купеческой», чем к скорости нормального боевого корабля. Но пока справляемся! Несколько слов о том, куда мы бежали. Сначала, используя ветры и течения, я увел эскадру на северо-запад, чтобы оторваться от вражеского флота как можно сильнее. Затем мы заложили петлю и развернулись почти на сто восемьдесят градусов. Многие помнят этот момент, когда иным сухопутным показалось, что кредонцы почти нас настигли. Но, я уверен, опасности там не было никакой, потому что особенности течений в тех краях… Впрочем, это чисто морская специфика, не буду вас ею утомлять. Теперь мы вновь подошли к северной части архипелага Тинд. Теоретически мы можем пройти сквозь него, выскочить с восточной стороны и попробовать удрать к себе на юг. Тем более между островами есть участки, где линейные корабли пройти не смогут, и мы вроде как имеем возможность заставить наиболее опасную половину вражеского флота отстать. Но, увы, не нам соревноваться с кредонскими моряками в знании особенностей архипелага Тинд. Они прекрасно осведомлены обо всех особенностях местного судоходства, и, думаю, линейные корабли двинутся в обход, чтобы перехватить нас в открытом море. Шансы у них есть — пока мы будем лавировать между островами, они пойдут по «чистой воде». Но на два-три дня линейным кораблям придется оторваться от своих собратьев среднего класса. И тут уже у нас появляется некоторый шанс. Врать не буду, не такой большой, как показалось бы несведущему человеку. Вспомните, что я говорил об особенностях постройки наших судов и количестве пушек на них. У нас лишь два преимущества, впрочем довольно зыбких. Первое — это брандеры. Полагаю, одного из купцов можно будет переделать в судно подобного типа, плюс у нас осталась еще одна torpeda, которая до сих пор умудряется держаться на плаву, несмотря на свою внешнюю хлипкость. Полагаю, я знаю одно место между островами, где успех подобной атаки будет почти гарантирован. Второе преимущество — солдаты. У нас на кораблях — четыре полка, пусть и несколько побитых, и это большая сила на случай абордажа. С другой стороны, не факт, что кредонцы, бросившись отбивать свой архипелаг, тоже не посадили на суда достаточное количество солдат. И потом, всем должно быть понятно, что пушечные ядра, проходя сквозь битком набитое людьми судно, убьют куда больше человек, чем если бы тут была только корабельная команда. Я это вам потому говорю, что привык знакомить людей, которых поведу в бой, со всеми сильными и слабыми сторонами нашей позиции. Мне думается, что, коли каждый матрос или морской пехотинец понимает, что нужно делать для победы, у нас больше шансов выиграть битву.

— Хм… Простите, адмирал, — влез в разговор Готор, который, в отличие от остальных собравшихся в каюте благородных оу, при словах о предстоящей битве воодушевился не слишком сильно. — Но даже если мы победим в этой битве, еще останется проблема линейных кораблей. А мы после боя будем несколько ослаблены…

— И вот поэтому, — широко улыбнулся адмирал оу Ниидшаа, — на восток, а потом на юг, мы не пойдем. Мы еще раз развернемся на сто восемьдесят градусов и обогнем наш континент с запада, оставив кредонцев с носом!

— Угу, — как бы соглашаясь, кивнул головой Готор. — Но ведь тогда Тооредаан будет сильно ослаблен все то время, что нам понадобится для этого перехода. Разве нет? Десять кораблей и четыре полка. А ведь кредонцы наверняка захотят отомстить.

— Это все же лучше, чем отправить те же суда и полки на дно морское, пытаясь драться с линейными кораблями, — чуть раздраженно ответил адмирал оу Ниидшаа. — Данный маршрут отхода был оговорен с военным министром и полностью им одобрен. Как, впрочем, и возвращение солдат по суше. Если все пойдет как задумывалось, то уже через три месяца вы, сударь, и другие солдаты будете в Тооредаане. Правда, предварительно отмахав по горам и лесам полтысячи верст. И это еще не считая того расстояния, что удастся проплыть по рекам. Впрочем, думаю, не такой уж это и великий подвиг, учитывая, что многие купцы проделывают подобный путь дважды в год. Итак, судари, еще какие-нибудь вопросы у вас будут? Нет? Тогда перейдем к деталям.

Любезный флотский офицер, проводивший его сюда, сказал, как называется эта штука, но Ренки почти сразу забыл слово. Достаточно было одного взгляда вниз из этой не то корзинки, не то какого-то птичьего гнезда, закрепленного на одной из мачт на немыслимой верхотени, чтобы забыть не только свежеуслышанные слова, но и родную речь вообще!

Странно, но почему-то снизу эти мачты не выглядели такими высокими. А вот отсюда весь немалых размеров флагман казался не больше глиняной утятницы или какого-нибудь блюда продолговатой формы. Да еще и качка, которую внизу уже почти и не замечаешь, тут чувствовалась намного сильнее. Словно крохотный жучок на колышущейся от ветра травинке. Туда-сюда, туда-сюда… Как воевать в таких условиях?

И что самое обидное, сам ведь, как полный дурак, напросился, назвавшись метким стрелком! А ведь Готор не зря за локоток-то придерживал…

Ренки еще раз взглянул вниз, постаравшись подавить головокружение, и сглотнул подступивший к горлу комок. Прикрыл глаза, как советовал Готор, глубоко вздохнул и снова посмотрел.

Нет, высоты он в принципе никогда не боялся. Просто потому, что никогда не был выше третьего этажа. Да и там выглядывал вниз, крепко держась за подоконник и удивляясь, какими же крохотными выглядят люди. Сейчас же под ним — какая-то взбесившаяся тростинка и жердочки его «гнезда». И все это так ненадежно и так пугает. А ведь еще придется стрелять, перезаряжать мушкет и желательно — даже попадать!

Кстати, о заряжать. Готор посоветовал подумать об этом заранее и потренироваться. А еще он советовал привязывать все необходимые вещи и привязатьсясамому.

Вот эта вот жердочка выглядит достаточно надежной. Цепляем на нее ремень, а второй конец его привязываем к поясу. Теперь зарядим пистолеты, а потом уж и мушкет.

Начав возиться со своим оружием, Ренки вроде как даже перестал замечать высоту, больше волнуясь о том, куда бы упереть приклад, пока забиваешь в ствол пулю, и как бы не выронить невзначай шомпол. Ага! Шомпол тоже можно привязать к мушкету. Где-то у него для этого был подходящий шнурочек…

Нет. Чушь какая-то. Привязывать к себе мушкет нельзя! Если, не дай боги, сверзишься с этой дурацкой мачты, будешь висеть, как придурок, не имея толком сил и возможности втащить обратно и себя, и всю привязанную к себе дребедень. То-то позорище — командир отряда стрелков! Можно только представить, как потом поглумятся флотские над его мачтой на погоне, выдвигая разные нелепые предположения об истории ее появления. Но что мешает привязать мушкет к той же мачте?

Что еще? Ага, мех с водой. Но его велено использовать только непосредственно перед стрельбой, старательно облив паруса вокруг себя. А то, говорят, хватит одной искры, чтобы подпалить паруса, а там уж и уничтожить весь корабль.

Теперь попробуем прицелиться. Ну вот хотя бы в ту чайку или идущее справа судно. Угу. К качке придется приспосабливаться. Это, пожалуй, хуже, чем стрелять со скачущей лошади. Хотя, конечно, колебания мачты имеют свои закономерности. Вот тут — определенный пик, когда корабль будто замирает, прежде чем скатиться с очередной волны. На то, чтобы прицелиться и спустить курок, есть примерно секунда. Еще секунду будет гореть порох на полке. А потом мачту опять качнет, да еще и завалит на левый борт. Значит, целиться надо чуть в сторону и ниже, потому что ствол задерется вверх.

Ух ты! Целых несколько минут смотрел вниз без всякого содрогания организма. Интересно, что такое parashjut и alpinistskaja podgotovka, про которые Готор обещал рассказать потом?

Провисел на мачте Ренки довольно долго. Успел и поскучать, и замерзнуть. Зря не послушался Готора, который советовал ему одеться потеплее.

Но вот в пролив между двумя островами вошел первый кредонский корабль. Замер, огляделся. Увидел корму скрывающегося в другом проливе корабля своего противника и устремился за ним.

Впрочем, кредонец не мог не заметить и тооредаанский флагман, который стоял на противоположной стороне почти идеально круглого залива, образованного кольцом из пяти больших и множества мелких островов, в опасной близости от полосы прибоя.

Что там случилось — наткнулся ли тооредаанец на мель, проводил какой-нибудь ремонт или просто решил пожертвовать собой, чтобы дать возможность уйти остальным, — кредонец проверять не стал. Он последовал за основной эскадрой противника, однако выстрелом из пушки подал какой-то сигнал и расцветил свои мачты новым набором флажков.

Только третий и четвертый из вражеских кораблей соблаговолили изменить курс и направились в сторону стоящего со спущенными парусами тооредаанца. Но зато это были самые крупные из кредонских фрегатов с самым большим количеством пушек и многочисленной командой. На то и был расчет!

Адмирал выбрал правильное место для стоянки. Три или четыре версты до противника кредонским кораблям пришлось идти широкими зигзагами, преодолевая сопротивление встречного ветра. За это время «Морской гусь» — так назывался тооредаанский корабль — успел поднять паруса и даже двинуться прочь от берега, видимо, чтобы иметь возможность хоть какого-то маневра, а не быть зажатым в полосе прибоя. Потом он немного довернул, надеясь то ли ускользнуть от противника, то ли занять наилучшую позицию, встав точно на ветер. Впрочем, все эти уловки были тщетны, и обе стороны это понимали. Кредонские корабли имели такое огневое преимущество, что все эти маневры были не более чем судорогами умирающего.

Но вот когда из-за высокой кормы тооредаанского флагмана появились еще два суденышка, с большой скоростью устремившиеся навстречу противнику, для кредонцев это стало сюрпризом. Один кораблик, скорее напоминающий большую шлюпку, был каким-то грязно-серым и невзрачным и не привлек к себе особого внимания. А вот второй — довольно большая купеческая шхуна, явно новая и, судя по всему, имеющая высокие мореходные качества, — мог представлять собой опасность. Конечно, исключительно в виде брандера. Как известно, эти тооредаанцы в последнее время навострились воевать именно в такой манере. Так что надо ли удивляться, что огонь погонных^[70] орудий обоих фрегатов сосредоточился именно на шхуне?

Но пушки на носу были не самые большие, да и фрегатам приходилось бороться с не слишком постоянным ветром в бухте, так что ядра редко попадали в новенький красивый кораблик, а если и попадали, то не приносили значительного ущерба.

А всеми забытая и позаброшенная серенькая, но чертовски быстрая torpeda, видимо нисколько не жалеющая об отсутствии внимания к своей персоне, сумела подойти к одному из кредонцев почти в упор, проигнорировав запоздалый залп палубных фальконетов, после чего на высокий борт полетели крюки кошек, а об обшивку разбились какие-то кувшины с резко пахнущей жидкостью. И вот — суденышко мгновенно окуталось густым черным и на редкость вонючим дымом, среди которого вились языки оранжевого пламени, а оставшиеся в живых члены экипажа спешно попрыгали в еще более крохотный ялик, который тащили за собой на буксире (в холодном море не поплаваешь) и начали удирать в сторону своего корабля.

В них, конечно, стреляли. Но не попали. Демонски жаркий огонь, который невозможно было затушить даже водой, уже вовсю лизал борт фрегата, перепрыгивал на паруса и такелаж, мешая стрелкам целиться.

Не прошло и десяти минут, как гордый и красивый кредонец превратился в огромный костер. И языки пламени, ревя от ярости и злобы, прыгали по нему от самой ватерлинии до клотика грот-мачты.

Зрелище было настолько жуткое, что капитан второго фрегата, забыв о своей главной цели, отдал приказ развернуться к направляющейся к нему шхуне всем бортом, чтобы полноценным залпом уничтожить этот кошмар. Ведь коли эффект от шлюпки-переростка был столь ужасен, чего можно ждать от полноценного судна?

Но и офицер, управлявший брандером, и его матросы тоже не были простачками. Они в свою очередь принялись маневрировать, желая избежать бортового залпа. Два корабля начали свой танец. Очень красивый, если смотреть со стороны и если забыть, что каждое па танцоров преследует одну цель — уничтожить другого.

Неизвестно, чья бы взяла в этом поединке, если бы одинокий тооредаанский не то фрегат, не то купец, ведомый лучшим адмиралом королевства — оу Ниидшаа, не завершил свой хитрый маневр бортовым залпом, сотрясшим кредонца от носа до кормы.

Капитан линейного корабля так увлекся своими маневрами с брандером, что прошляпил главного врага. Казалось, что он еще далеко и вполне безопасен. Приходится чуть отвернуть, чтобы поймать ветер, вот марсовые, срывая многолетние мозоли на ладонях, тянут концы, ловя ветер, а рулевой бешено крутит штурвал, пытаясь предупредить очередной маневр брандера.

И вдруг перед носом — борт чужого судна. Из уже открытых портов вырываются дым и пламя, и ядра проносятся вдоль всего корабля, снося все на своем пути: такелаж, мачты, экипаж…

Бушприт, гальюн и бак разнесены в щепки. Одно из носовых орудий сорвалось с креплений и стремительно катится вдоль корабля, калеча тех, кто не успел увернуться. Сбитая фок-мачта падает за борт и с каждой новой волной со скрежетом царапает обшивку, привязанная к кораблю многочисленными канатами такелажа… Стоны и вопли раненых, крики офицеров и боцманов, пытающихся навести порядок… Но вражеский фрегат уже заходит с кормы и «потчует» судно новым залпом с абсолютно убийственной «пистолетной» дистанции.

Еще далеко не все потеряно! Еще можно все починить и поправить. Настоящему военному кораблю надо несколько десятков таких «порций», чтобы потерять боеспособность и пойти ко дну.

Но к его борту уже подходит брандер и плотно сцепляется с фрегатом. Тооредаанские моряки удирают на шлюпке. Не слишком удачно. Кто-то что-то не рассчитал, и случившийся чуть раньше взрыв не только разносит в щепки борт фрегата, но и переворачивает подпрыгнувшую на волне шлюпку. Впрочем, спасение близко.

Сбросивший скорость всего на несколько мгновений, чтобы подобрать спасшихся членов экипажей брандеров (увы, выживших оказалось меньше половины), «Морской гусь» двинулся навстречу очередному врагу.

После того как загорелась первая жертва torpeda, шедший последним корабль кредонской эскадры свернул со своего пути, видимо решив оказать помощь атакованным брандерами товарищам. На помощь он не успел, но возвращаться было уже поздно, и ему пришлось вступить в поединок.

Это был не самый большой, но все же вполне сопоставимый размерами с флагманом тооредаанцев корабль. Возможно, что по количеству пушек он даже имел определенное преимущество. Однако его капитан в мастерстве кораблевождения и опыте морских битв явно сильно уступал лучшему адмиралу Королевского флота оу Ниидшаа.

Правда, для Ренки все то действо, которое творилось в сравнительно небольшом заливчике, образованном пятью большими и десятками малых островов, скал и рифов, так и осталось непостижимым. Танцы двух парусных кораблей были грациозными и красивыми, однако не поддавались никакому анализу и пониманию. Это можно было бы сравнить с фехтованием, где тоже важна дистанция, особенности оружия бойцов, их положение относительно противника и относительно окружающих предметов… Но тут…

Адмирал, пожалуй, мог бы рассказать Ренки о многом. О том, как прихотливо дуют ветры в заливе, образованном множеством островов, как высокие скалы гасят их порывы и закручивают вихри, как разбиваются и отскакивают волны от берега, образуя течения и воронки водоворотов. Он мог бы поведать юному, замершему на высокой мачте первому лейтенанту, каким беспомощным и беззащитным становится корабль, потерявший ветер и лишившийся возможности двигаться и маневрировать. Пояснил бы, что в подобных условиях сражение равных судов становится сражением за ветер и за морской простор, на котором корабль может «танцевать», избегая вражеских залпов и обрушивая на противника всю мощь своих орудий.

Очень важны в этой битве опыт, знание морского дна и чутье опытного морехода, день за днем, год за годом стоящего часы напролет на капитанском мостике, следя за ветром, волнами и своим кораблем. Есть еще тысячи важнейших мелочей — знание того, как корпус корабля встречается с водой, какие паруса и каким образом ловят ветер, передавая его силу корпусу, режущему воду. И как использовать силу двух этих стихий себе во благо… Любой хороший капитан становится частью своего корабля, чувствует движение в досках его обшивки, набирается сил от ветра, что улавливают паруса, спотыкается или плавно скользит в зависимости от того, как распределен груз в трюмах.

Адмирал оу Ниидшаа мог бы говорить об этом часами, обсуждая с понимающими его людьми мельчайшие нюансы любимого ремесла, но сейчас ему было некогда этим заниматься — он вел корабль в бой, спеша на помощь эскадре, которую и так слишком надолго оставил без своего попечения.

Корабли то сближались, то расходились в разные стороны. Несколько раз произошел обмен залпами погонных и ретирадных^[71] орудий, но с такой большой дистанции, что Ренки даже не счел нужным раздувать фитиль своего мушкета.

И вот наконец оба «поединщика», проходя мимо друг друга, сблизились на дистанцию мушкетного выстрела. Ренки вскинул свое оружие, прицелился в стоящего на мостике рулевого (одна из приоритетных целей, что ему указали) и даже спустил курок. Но в тот же момент корабли вновь обменялись залпами, и мачта содрогнулась. Сначала от отдачи полного бортового залпа, а потом — от вражеских ядер, калечащих корпус и такелаж корабля.

При таких условиях если пуля Ренки куда-то и попала, то это следовало признать официальным чудом. Тут можно было промазать, даже если целился в целое небо или океан.

Ядро, лишь вскользь задевшее грот-мачту, на марсе которой сидел Ренки, тем не менее откололо от нее несколько щепок, и только благодаря большой удаче одна из них не нанесла первому лейтенанту и герою многих сражений весьма обидную и недостойную его славной репутации рану^[72]. Но, к счастью, на пути этой щепки встали какой-то моток веревки и часть паруса, замедлившие движение сего снаряда. Так что устрашающего вида осколок дерева лишь слегка ткнул Ренки в область пониже спины, не пробив плотную ткань штанов и позволив лейтенанту избежать ранения, которым он вряд ли смог бы гордиться.

А сражающиеся корабли вновь разошлись. И по «ветвям» мачт, подобно белкам в лесу, запрыгали матросы, мгновенно приводя в порядок порванный и искалеченный такелаж. Повинуясь командам снизу, они подтягивали какие-то веревки, завязывали и развязывали узлы, поднимали и спускали паруса.

Потом тооредаанский корабль резко развернулся. Как показалось Ренки, буквально на одном месте, как разворачивается солдат в строю по команде «кругом», и бросился в погоню за своим противником, расстреливая его корму из носовых орудий и целясь по рулю. При этом во время поворота он так накренился на правый борт, что висящий на мачте юноша едва ли не сверзился со своего нашеста (еще раз спасибо Готору за совет привязаться), в то время как продолжающие скакать по мачтам матросы, казалось бы, даже не заметили этого движения судна.

А вот противник, попав в «глухую» зону, внезапно потерял ветер, вместе с тем утратив и возможность для маневра. Идущий чуть под углом флагман тооредаанцев прошелся вдоль его недавно отстрелявшегося и потому безвредного борта и безнаказанно расстрелял неудачника, дав полный залп.

Ренки видел прочерки черных ядер, выскакивающих из клубящегося дыма, и то, как эти ядра проходили сквозь вражеский корабль, вздымая на своем пути целые облака щепок и круша пушечные порты противника.

Вновь лающие команды снизу. Осмысленная суета матросов на мачтах. И еще один крутой разворот, от которого, как показалось Ренки, мачты вообще почти легли на воду. На этот раз «Морской гусь» подошел к своему противнику почти вплотную, и прежде чем корабль разразился очередным залпом, оу Дарээка успел прицелиться и застрелить кредонца, сидящего в таком же «гнезде», что и он.

А потом был залп в упор! Настолько близко, что показалось даже, будто вырвавшееся из пушек пламя лизнуло обшивку вражеского борта. Одна из мачт этого бедолаги содрогнулась, накренилась, издав жалобный вой, и начала заваливаться прямо на Ренки. К счастью, многочисленные канаты и веревочные лестницы, опутавшие оба судна, удержали ее на весу. Но оба корабля теперь намертво сцепились мачтами, как бойцы, расстрелявшие все заряды и сломавшие шпаги, хватают друг друга руками за глотки, в слепой ярости желая поставить точку в единоборстве, пусть и таким варварским способом.

Впрочем, о расстрелянных зарядах говорить пока было рано. Над бортами обоих судов выросли ряды солдат и матросов, обменявшихся мушкетными залпами. И тут преимущество явно оказалось на стороне Тооредаана! Если враг мог «предъявить» лишь команду обычных морских пехотинцев да вооруженных матросов, то на флагмане оу Ниидшаа располагался еще и полный батальон опытных солдат. И произведенный ими залп был поистине ужасающим. А следом за залпом на вражескую палубу ринулся поток солдат.

Впрочем, кредонцы тоже не растерялись и дали должный отпор. Залп фальконетов, пришедшийся под небольшим углом вдоль борта, вырвал множество жизней и нанес огромное количество ран, сумев на несколько мгновений остановить поток абордажников.

А потом кредонцы встали плотной стеной, ощетинившейся штыками и протазанами, прорваться сквозь которую без предварительного залпа было фактически невозможно. Но мушкеты пехотинцев были уже разряжены, и все, что оставалось абордажникам, — это пытаться давить врага своей численностью.

С первых минут сражения у Ренки началась нормальная боевая работа. Зарядить, прицелиться, выстрелить. Зарядить, прицелиться, выстрелить… Это скорее походило на работу обычного солдата. И Ренки, осознав, что как от командира тут от него мало толку, делал ее весьма прилежно и искусно.

Сначала он расстреливал конкурентов, как и он, засевших на реях вражеского судна. Потом под его пули подвернулась парочка марсовых матросов, и на этом цели кончились. Он попытался было стрелять вниз. Увы, но мостик вражеского судна был закрыт от него парусом, да и потом, фитильный мушкет не слишком приспособлен для такого, порох ссыпается с полки, давая осечку за осечкой.

Тогда Ренки прикинул, какую еще пользу может принести, сидя на мачте, и пришел к выводу, что его нахождение на данной позиции сейчас полностью бессмысленно и даже попахивает трусостью и попыткой отсидеться в стороне от боя. А вот матросы из парусной команды такими сомнениями не мучились, ибо в их уставах все уже было давно прописано. Они хватались за разные свисающие с мачт веревки (Ренки помнил, что сами моряки называют их концами) и шустро спускались по ним вниз, чтобы принять участие в бою. За трусость и попытки укрыться от боя карали смертью. Такова была специфика абордажа, тут дрались все — от юнги до капитана.

Ренки тоже ухватился за какую-то веревку, в пылу боя даже не разглядев, куда именно она ведет. Увы, но закреплена сия канатина была на поникшей мачте вражеского корабля. И когда Ренки заскользил по ней вниз, с непривычки обдирая ладони в кровь, то попал прямиком в самую гущу кредонских матросов. Вылетев из переплетения парусов и облаков дыма, храбрый лейтенант сумел застать не ожидающего от него подобной глупости врага врасплох.

Чья-то шея хрустнула, когда Ренки, отпустив веревку примерно на высоте в два своих роста, сверзился кому-то на голову. Но и сам воитель, не удержавшись на ногах, опрокинулся на бок. Ренки быстро перевернулся на спину, выдирая из-за кушака пистолеты. Спустил курки, направив стволы в сторону окружившей его толпы, а сам кувырком ушел в сторону и, долбя налево и направо по чему ни попадя рукоятками пистолетов, пробился к стоящей посреди палубы клетке с курами. Прислонился к ней спиной, вырвал ободранными ладонями шпагу из ножен и сразу сделал первый выпад.

Следующие несколько минут Ренки был весьма занят, отбивая целящееся в него железо, разя шпагой и долбя по головам и рукам рукоятью зажатого в левой руке пистолета. Пришлось ему совсем несладко — как бы ни был искусен и какую бы резвость ни выказывал оу Ренки Дарээка, тут бы, пожалуй, и пришел конец этой линии его славного рода. Но воспользовавшиеся заминкой в рядах противника тооредаанцы усилили напор и прорвали наконец вражеский строй.

Ренки почти не удивился, когда услышал знакомые голоса и увидел пробивающуюся к нему банду. По центру двигался громила Гаарз, вращая над головой мушкетом и круша черепа тем, кто не удосужился увернуться от превратившегося в дубину приклада. С правой стороны от него шел Готор, скупыми экономичными движениями отражая шпагой метящие в здоровяка удары и даже успевая поражать тех, кто не был достаточно разумен, чтобы податься назад.

С левой стороны тем же занимался Киншаа, ловко орудуя штыком, а позади вышагивал Дроут, чьи глаза опытного мошенника, кажется, успевали видеть на все триста шестьдесят градусов и замечать любую опасность.

За бандой в прорыв устремились и прочие тооредаанцы, солдаты и матросы, ощетинившимся сталью ежом напирая на своих врагов.

Вот этот «еж» поравнялся с Ренки и втянул его в свои ряды. Киншаа отошел назад, а Ренки занял его место, и колонна снова двинулась вперед, очищая палубу вражеского корабля от защитников.

Так они добрались до кормовых надстроек, где и задержались на несколько мгновений, пережидая картечный дождь из фальконета и мушкетов морских пехотинцев, накрепко вставших возле лестниц, которые вели на мостик. Похоже, противники были полны решимости не пропустить тооредаанцев дальше.

— Наверх! — коротко приказал Готор и первый подставил спину.

Бандиты, да и гренадеры Шестого полка, уже давно наловчились штурмовать здания, используя друг друга в качестве ступенек и подпорок. Ренки первый взлетел наверх, перемахнул через перила, ткнул шпагой боцмана, перезаряжающего фальконет, и скрестил клинок с лейтенантом, который все еще зажимал в левой руке специальный держатель для фитиля.

Лейтенант оказался весьма неплохим фехтовальщиком. Но это ему не сильно помогло, когда перелезший следом Дроут ткнул ему в спину штыком. Бой за мостик, начавшийся столь стремительно, столь же стремительно и был проигран защищавшими его кредонскими моряками. Ярость напирающих тооредаанских солдат мгновенно смела капитана корабля и его офицеров. Кое-кто из них еще пытался укрыться в изрядно побитых ядрами каютах, но было уже поздно. Всех их закололи штыками и матросскими тесаками.

Сражение еще продолжалось некоторое время. Капральство морских пехотинцев, засевших на баке, и присоединившиеся к ним матросы упорно держали оборону. В трюмах корабля и на батарейных палубах еще звенели клинки и слышались крики яростной драки. Но, лишившись своих вождей, кредонцы начали сдаваться, и очень скоро весь корабль был взят под полный контроль, и на его мачте взвился флаг Королевского флота Тооредаана.

— Изрядной смелости была ваша выходка! — с непонятными — то ли хвалебными, то ли осуждающими — интонациями высказался адмирал оу Ниидшаа, когда Ренки вместе с друзьями вернулся на палубу его корабля. — Даже затрудняюсь определить, чего в ней было больше: храбрости или безумия. Однако не могу не отметить, что, если бы не она, возможно, нам пришлось бы провозиться с кредонцами несколько дольше. Так что примите мою благодарность, сударь, и будьте уверены: ваш подвиг будет упомянут мной в отчете королю и Военному совету! И все же, сударь, хочу вам напомнить, что говорил Риишлее по вашему поводу и по поводу ваших друзей. Ваши головы он собирается использовать для чего-то более важного, нежели пробивание дыр в обороне кредонцев! Так что попрошу впредь не лезть на рожон. Вы, первый лейтенант оу Дарээка, и вы, первый лейтенант оу Готор, отныне будете находиться при мне. А ваши сержанты будут охранять мостик моего корабля. Так что геройствовать вы сможете только по моему прямому приказу. Надеюсь, это понятно?

— И что вообще на тебя нашло? — недовольно хмурясь, спросил Готор, когда вся банда отошла на дальний край мостика.

— Да я… — с тоской ответил Ренки, разглядывая свои красные ладони, мгновенно покрывшиеся кровавыми мозолями. — Кто ж знал, что эта веревка ведет куда-то не туда. Их тут столько, что и паук запутается. Я просто собирался спуститься на палубу, а тут… Думаешь, адмирал не позволит принять участие в следующем абордаже?

— Надеюсь, нет, — мстительно ответил на это Готор.

А тооредаанский флагман тем временем входил в пролив между островами, где кипела насколько иная битва. Тут ни о каком просторе и маневрах не было и речи — пролив хоть внешне и казался широким, имел столь узкий фарватер, стиснутый по краям мелями и рифами, что пройти по нему парусный корабль мог либо при попутном ветре, либо влекомый на буксире шлюпками. Для того чтобы идти галсами, места было явно маловато.

Сегодня ветер был самый подходящий. Вот только тооредаанские корабли, миновав «канал» первыми, встали на якоря, развернувшись бортами к противнику, и устроили своим врагам форменный линейный бой.

Противник ответить им тем же не мог — для того чтобы развернуться бортом, не хватало ни места, ни силы движения. Так что лишь первые два корабля кое-как пытались отстреливаться из погонных орудий. К тому времени, когда флагман оу Ниидшаа приблизился к входу в пролив, шедший первым корабль республиканского флота уже тонул, изрешеченный вражескими ядрами. Второй и третий готовились вступить в бой. А последние два явно планировали развернуться и выйти из ловушки с помощью спущенных на воду шлюпок.

Эти самые шлюпки и сделал своими первыми мишенями подошедший флагман, начав расстреливать лодки издалека из носовых орудий. Полуразвернутые корабли застыли, перекрыв фарватер наискосок и не имея возможности толком стрелять ни бортовыми, ни кормовыми пушками. А оу Ниидшаа, закрутив какой-то лихой маневр, развернул свой корабль, заехав носом далеко на мель, зато дав пушкарям возможность сделать полный бортовой залп. И началась артиллерийская дуэль.

Досталось всем. Одно кредонское ядро пролетело почти над самой головой адмирала, сбив потоком воздуха шляпу с его головы. А уж что творили эти ядра, попадая в стоящую на палубе толпу… Даже думать об этом было страшно!

Фок-мачта тооредаанца обломилась где-то посредине и угрожающе повисла, качаясь на канатах такелажа. Часть пушек замолкла, выведенная из строя вражескими залпами. И еще пришлось срочно отрядить матросов выкачивать из трюма воду и латать пробоину от ядра, попавшего в ватерлинию.

Но кредонцам, не имеющим возможности задействовать всю свою артиллерию, приходилось хуже. И особенно плохо им пришлось, когда более легкие «купцы» и шлюпки с тооредаанских кораблей, набитые матросами и солдатами, прошли над мелями и абордажные команды высадились на еще остававшиеся на плаву корабли врагов.

Это была победа! Обошедшаяся, впрочем, весьма дорогой ценой.

(обратно)

Глава 8

Еще толком не развеялся дым над морской гладью, еще кровь не перестала бешено пульсировать в висках и литься из ран, еще легкие со всхлипом втягивали в себя отравленный пороховым дымом воздух, пытаясь насытить им организм, еще пальцы рук с трудом разгибались, отпуская рукояти тесаков и ложи мушкетов, а на флоте победителей уже вовсю закипела совсем иная работа.

Море — суровый властелин, не прощающий ошибок. И потому необходимо было немедленно, не откладывая «на потом», позаботиться о раненых людях и о кораблях. О кораблях — в первую очередь, ибо некоторые из них держались на плаву только каким-то чудом и требовали немедленного ремонта.

И вот, едва отдышавшись после свирепой драки, наспех стерев с лица пот и грязь и забинтовав раны, все способные хоть как-то шевелиться матросы полезли на мачты — чинить такелаж, менять порванные ядрами паруса, сращивать и натягивать заново оборвавшиеся канаты.

Где-то срочно ставили новые мачты взамен поврежденных. Где-то латали корпуса и вычерпывали воду из трюмов. С двух кораблей кредонской эскадры, не ушедших под воду лишь благодаря отливу да мелям в заливе, срочно снимали все ценное, ибо быстрая, но строгая комиссия пришла к выводу, что любые попытки «вдохнуть в больного жизнь» уже не имеют ни малейшего смысла.

А солдаты тем временем занялись ранеными и убитыми. Своими и чужими. С убитыми было проще — все они, независимо от цвета мундиров и принадлежности к разным флотам, находили свое упокоение в море, ибо не существует более гладкой и прямой дороги для павших героев, чем сия грозная стихия. А то, что все павшие в этой достойной битве — герои, было ясно каждому, кто участвовал или хотя бы просто наблюдал за боем. И можно было даже не сомневаться, что все они, счастливо минуя ледяные пустыни ада, будут пропущены за Кромку, в теплые миры славных предков, где, пируя в кругу других таких же героев, живших ранее, смогут с честью поведать им о славных днях своей жизни и обстоятельствах достойной смерти.

Тысячи лет проходили как один день. Менялись боги, рушились храмы, им посвященные, гибли и зарождались народы, но всякий достойный путь оканчивался на тех теплых равнинах. И будет оканчиваться, пока род людской не измельчает настолько, что выродятся в нем все герои и останется только никчемная шваль, достойная лишь скитаться в тоске по ледяным пустошам, теряя все человеческое и обращаясь в злобных демонов.

А вот с ранеными возни было куда больше. Надо было отделить своих от чужих, а также тех, кто уже не выживет, от тяжело- и легкораненых. Иных почтить милосердным ударом кинжала, иных срочно отдать в руки лекарей, а тем, кто выглядит получше, по-быстрому оказать помощь своими силами и приставить к какой-нибудь нетрудной работе.

А еще надо было очистить палубы кораблей от крови и ошметков плоти, смыть дерьмо, сопли, мозги и прочую грязь, чтобы не было вони, болезней и новых жертв, поскользнувшихся невзначай и вылетевших за борт. В этом отношении флот был куда строже армии — чистота тут являлась почти религией.

Только после того как последние лучи солнца скрылись за горизонтом, победители наконец смогли отойти от трудов праведных и, выпив двойную порцию крепкого вина, попытаться забыться сном. Увы, но зачастую даже смертельно измученные тела не могли совладать с возбужденным мозгом, терзаемым демонами прошедшего дня, и те, взяв в помощники стоны раненых и корабельные скрипы, упорно сопротивлялись напору морфея, продолжая мучить свои жертвы.

Утром продолжилась работа. Дочинить все, что не успели починить накануне. Пересчитать выживших и распределить их равномерно по кораблям флота, включая три трофейных.

Заодно решили проблему с пленными. Пришлось высадить их на острова — не станешь же вешать на себя смерть безоружных людей! А брать пленных с собой… Трюмы можно заполнить куда более достойными трофеями.

А уж коли оставляешь пленным жизнь и свободу, надо снабдить их пищей и одеждой, иначе это будет лишь разновидностью жестокого убийства. Ценящие доблесть и милосердие боги такого не одобрят. Так что пленным оставили даже один небольшой челнок, чтобы те могли обеспечивать себя топливом, вылавливая из залива куски обшивки и прочую древесину, некогда бывшую частями гордых и красивых кораблей, что теперь превратились в мусор. Но им не дали никакого оружия, кроме ножей на поясах. Не потому что опасались бунта — просто сохранивший оружие воин не считается окончательно проигравшим и тем самым умаляется заслуга победителя.

Была и еще одна категория пленных, которым нашлось несколько иное применение. Даже оу Дезгоот высказал определенное сомнение по этому вопросу, а оу Дарээка и другие младшие офицеры поддержали генерала одобряющим ропотом…

— Успокойтесь, судари, — усмехнувшись, ответил на это адмирал оу Ниидшаа, все эти дни, кажется, ни разу не покинувший своего мостика и не показывавший ни малейших признаков усталости. — Едва ли этих людей можно назвать предателями. Видно, не слышали вы поучительных рассказов о том, как кредонские капитаны вербуют команды для своих судов. Не слышали? А ведь в любом портовом кабачке на любом известном континенте вам бы могли поведать с десяток подобных историй! Так вот, знаете вы, наверное, про то, как кичатся эти республиканские крысы, называя себя свободными людьми, а всех остальных, в том числе и нас, подданных его величества, — рабами? Однако порядки на их кораблях, причем и военных, и торговых, настолько суровы, а условия так тяжелы, что мало кто вызовется служить на них от хорошей жизни. Причем если в торговом флоте есть хоть возможность что-то заработать своим тяжким трудом, то на военном этот шанс весьма невелик — матросское жалованье там грошовое. Рассчитывать же на богатые призы и трофеи, конечно, можно, но вот реально получить их, если не занимаешься откровенным пиратством, — дело почти невозможное. Так что когда кредонским капитанам да адмиралам из-за какой-нибудь войны надо срочно пополнить экипажи своих кораблей, они проводят облавы в собственных портах, загребая на службу всех мужиков подходящего возраста. И не важно, жителем какой страны ты являешься и чем зарабатываешь себе на хлеб, прибыл ли ты из-за моря или родился в Кредоне, ходил ли раньше на кораблях или трудишься портным, ювелиром… да хоть белошвейкой, — если у тебя нет специального документа (а такие, как правило, выдают только матросам больших торговых домов и компаний), загребут тебя на службу как миленького. А там — либо забьют насмерть плетьми, либо вобьют тебе в голову морскую науку. Вот такая она — кредонская свобода!^[73]

Да и на чужих землях кредонцы не прочь умыкнуть человека на свой корабль, подпоив его в кабаке либо оглушив в темном переулке. А любая попытка к бегству — смертельный приговор. Причем смерть та будет весьма жестокой и мучительной, дабы внушить страх живым.

Так что кредонские матросы, что высказали пожелание служить нашему королю, — никакие не изменники. Просто бедолаги, верящие, что это ближайший путь вернуться домой. А может, попутно отомстить тем, кто поступил с ними столь жестоко. Считаю, им можно доверять.

— А скажите, адмирал, — счел возможным влезть в беседу Ренки, сильно досадовавший на себя за свою последнюю оплошность, подвергнувшую и его жизнь, и жизни его товарищей немалой опасности. Да и подвиг, совершенный по глупости, казался ему каким-то ущербным. — Со всем моим к вам почтением… Но насколько сложно научиться всему этому? — обвел он рукой окружающее их со всех сторон переплетение веревок и канатов. — А то я, признаться, плаваю уже не первый раз, но для меня так и осталось загадкой, для чего вам нужны все эти веревки.

— Хм… — слегка самодовольно улыбнулся адмирал оу Ниидшаа, которому, кажется, вопрос еще молодого, но уже весьма высоко взлетевшего офицера польстил и уж точно пришелся по душе. — Для начала придется запомнить (коли вы, юноша, и впрямь хотите освоить эту науку), что в море плавает, со всем моим к вам почтением, только дерьмо. А моряки тут ходят! И сколько бы мачт у вас ни было на погоне, коли вы будете делать такие ошибки, моряком вас никогда не признают. Ну а чтобы всерьез выучиться на морского офицера, вам бы, сударь, стоило подняться на палубу лет эдак в десять-двенадцать и побегать лет пять-шесть юнгой, а то и «пороховой мартышкой»^[74] в трюме полазить, постигая основы моряцкого ремесла.

— Заодно уж вам как человеку благородному, — продолжил адмирал, — помимо дисциплины и самых простейших знаний о названиях каждого каната и каждой мельчайшей детали корабля, а также о том, как вязать узлы и сращивать канаты, драить палубу, шить паруса, стали бы преподавать и науки вроде математики, астрономии и географии. Ну и конечно щедро бы «изукрасили» спину узором, что оставляет не кисть, а боцманская плеть. Ибо по-иному нельзя, снисхождение к ошибкам лишь портит характер будущего моряка и офицера. Тут мы с кредонцами ничем не различаемся. Потом бы вы стали мичманом. И если раньше вам бы казалось, что ваша жизнь — это сплошной ад, то вот теперь бы вы узнали, что такое есть ад на самом деле! Потому как жизнь мичманов похуже матросской! Ведь спрашивают с них как с офицеров, а работать заставляют сутки напролет и наказывают как простую матросню! Да-да! В отличие от ваших сухопутных волонтеров мичманов все еще продолжают пороть за серьезные проступки — это особые «привилегии» флота! Выволочки вы бы получали постоянно, потому что будущий офицер ошибок допускать не имеет права, а его знания должны быть тверды и весьма разносторонни. Ибо каждый офицер — это потенциальный капитан, а вести в море корабль — это великое таинство, постижимое только после долгих лет обучения и постоянной практики. И ошибок беспощадное море не прощает! Потом, с годами, набравшись знаний и опыта, может быть, после нескольких попыток вы наконец сдали бы соответствующие экзамены перед комиссией из нескольких опытных капитанов и стали бы офицером. Конечно, когда появилась бы подходящая вакансия на кораблях флота его королевского величества. Тут уж вас больше ничему учиться не заставили бы, потому что офицер обязан рваться к знаниям и постигать науки самостоятельно, ну или при помощи своих старших товарищей, коли они сочтут его достойным такой любезности. А иначе вам не только следующего звания не видать, но и на прежнем месте не удержаться. У нас на флоте еще со времен Старой Империи без соответствующего экзамена нельзя получить новое звание, даже за совершение какого-нибудь немыслимого подвига. Такие вот правила. Тут патент не купишь и за деньги родни офицером (я уж не говорю про капитана) не станешь. Но вот познав математику, географию, астрономию, физическую философию, метеорологию, правоведение, баллистику, науку торговли и дипломатии, научившись чувствовать море и ветер, постигнув искусство управления людьми и кораблями, вы, юноша, наконец смогли бы стать капитаном. Лично у меня на это ушло двадцать четыре года, и я еще считаюсь большим везунчиком! — Адмирал с вежливой насмешкой посмотрел на окружавших его армейских офицеров, словно бы намекая на превосходство флотских служак над разными там «сухопутными вояками». — Впрочем, юноша, — продолжил он, — если вы и впрямь желаете постичь некоторые основы морского ремесла, то для вас как для героя и советника военного министра я могу сделать исключение. Вы уже сейчас можете отправиться в мичманский кубрик, и я гарантирую вам, что к концу нашего плавания вы будете знать, за какой канат хвататься и как этот канат называется. Я даже специальных людей для этого выделю!

Излучающие бездну лукавства глаза адмирала вовсю сигнализировали о каком-то значительном подвохе. Но в тоне его было слишком много вызова, чтобы Ренки, даже заметив этот подвох, позволил бы себе отказаться от предложения.

Следующую пару дней на всем флоте кипели работы. Путь предстоял долгий и тяжелый, и подготовиться к нему надо было с полной ответственностью. А еще необходимо было вывести, предварительно сняв с мелей, застрявшие в проливе корабли, буксируя их шлюпками. Это была филигранная работа, требовавшая большой точности от офицеров и немалого приложения физических сил от матросов.

И Ренки их тоже пришлось прилагать, налегая на весла вместе с простыми матросами, будучи в странном статусе «временного мичмана».

Как ни странно, но Готор не стал отговаривать или стыдить Ренки за то, что тот поддался на провокацию адмирала.

— Будет трудно с математикой или там еще с чем — приходи ко мне, — только и сказал он приятелю, глядя, впрочем, на него не без сочувствия. А потом, немного подумав, добавил: — Для тебя это самая идеальная возможность. Сейчас ты землю грызть будешь, лишь бы не выставить себя неучем среди всех этих морячков. В кои-то веки человеческая гордыня поработает на своего хозяина. И кстати, помнишь что я тебе говорил еще тогда, на каторге, про терпение, врагов и благодарность своим мучителям? Вспоминай эту науку снова!

Наконец корабли были приведены в порядок, а все, что не подлежало восстановлению, — сожжено, чтобы не достаться неприятелю даже в виде пригодных к дальнейшему использованию деревяшек. И флот тронулся в долгий путь к родным берегам.

Несмотря на многочисленные уговоры оу Дезгоота, которого поддерживали даже некоторые капитаны кораблей, адмирал оу Ниидшаа так и не рискнул возвращаться наиболее коротким путем на восток, а затем — на юг.

— Да, судари, — с усмешкой сказал он своим оппонентам. — Мне тоже не терпится скорее очутиться дома, чтобы искупаться во вполне заслуженных почестях. Однако не могу вам не напомнить, насколько узко Северное море между Старыми Землями и Западным континентом, в то время как при попутном ветре от устья Рееи до залива Кредон можно дойти за два-три дня! А там ведь есть места и поуже. Знаю, что вы скажете: пять или даже шесть линейных кораблей не смогут перекрыть все это пространство, а скорость наших корабликов будет несколько повыше, чем у тех неторопливых монстров. Но! Если кто-то позабыл: Кредон у нас под самым боком. И у республики, расположенной по обеим сторонам Северного моря, имеется еще не одна эскадра в этих водах. В конце концов, если республиканским крысам не хватит военных кораблей, они могут задействовать и торговые суда, выставив плотный частокол поперек моря, и тогда проскользнуть без боя нам точно не удастся. Стоит пушкам грянуть где-то в одном месте — и вскоре там соберутся и остальные корабли, экипажи которых жаждут нашей крови. А идея всего этого предприятия была в том, чтобы показать нашим врагам, что их владения тоже уязвимы и мы можем наказать их за пиратство и разбой в любое время. Взгляните на наш рейд с этой точки зрения. Одно дело — нанести удар и исчезнуть. И совсем другое — нанести удар и быть уничтоженным в ответ. Даже если не брать в расчет, что все мы можем сложить головы в безнадежной битве, в чем вы видите выгоду для нашего короля? В потере целой эскадры и четырех полков? Вот и я ее не вижу. Так что идем на запад. Это совсем не так далеко, как вам кажется. Я уже дважды проделывал этот путь, пройду и в третий.

И вот опять долгая скука морских переходов… Благо хоть погода была подходящей — ясное небо, сильный постоянный ветер с северо-востока и ничего похожего на бури или шторма, что, впрочем, неудивительно для середины лета в этой части океана.

Всего за шесть дней тооредаанская флотилия дошла до мыса Гвоорн и, обогнув его, формально распрощалась с территориальными водами Кредонской республики.

Нельзя сказать, что на всем этом этапе пути море было идеально чистым, в том смысле, что паруса чужих кораблей частенько мелькали на горизонте. Что и неудивительно — Кредонская республика жила морем, так что ее прибрежные воды обычно были заполнены судами всех видов: от рыбацких лодок до крупных военных кораблей и даже прогулочных яхт аристократов.

Следовало удивляться лишь тому, что сейчас тут было относительно немноголюдно — видно, слухи о тооредаанской эскадре опередили ее, заставив кредонцев испуганно затаиться на берегу, а выходя в море — жаться к берегу. Сами тооредаанцы тоже не стремились гоняться за возможной добычей (адмирал строго запретил терять на это время) и с максимальной скоростью двигались к намеченной цели.

А вот после поворота, когда опасность несколько миновала, ибо едва ли Кредон держал тут большой флот или имел корабли, достаточно быстроходные, чтобы догнать эскадру, и достаточно мощные, чтобы угрожать ей, — стало возможным немножечко поразвлечься. Тем более кредонские торгаши, возвращавшиеся с юга, о зашедшей в эти воды тооредаанской эскадре еще слыхом не слыхивали и вели себя как абсолютно непуганная добыча.

Впрочем, в лапы тооредаанцев попалось их не так чтобы много — всего одиннадцать кораблей, застрявших на западном побережье во время сезона штормов и возвращавшихся с грузом древесины, кожи или иных туземных товаров. Вот все они и стали добычей Королевского флота, причемдоставшейся практически без боя и волнений.

Сначала обманутые ложным чувством безопасности «купцы» сами, без страха шли в лапы противника, подчас до самого последнего момента не замечая чужого флага на мачтах и, похоже, испытывая твердую уверенность, что встретят тут соотечественников, у которых смогут узнать новости о родине. А потом, устрашенные видом множества кораблей с уже открытыми пушечными портами, за которыми угадывались смертоносные жерла, сдавались без боя, лишь под гарантию сохранения жизни.

Сдавшихся моряков обычно высаживали на шлюпки (тех, конечно, кто не выказывал желания служить Тооредаану), благо берег обычно был сравнительно недалеко, и отпускали восвояси. А сами корабли… Увы, но большинство пришлось просто сжечь вместе с товарами. Скорость толстобоких и тяжело груженных «купцов» не соответствовала средней скорости эскадры, да и моряков, чтобы управлять таким количеством кораблей, явно не хватало. Так что из одиннадцати к эскадре присоединились только четыре «трофея», а остальные принесли лишь моральное удовлетворение от мести тем, кто долгие годы терроризировал тооредаанские берега.

В целом же, если не учитывать эти «развлечения», плавание вдоль западного побережья проходило довольно скучно. Особенно для солдат, которых безделье одолело настолько, что даже возможности заняться строевой подготовкой они ждали с нетерпением и делали это с невиданной доселе радостью. Увы, но на палубе самого большого кредонского «недофрегата» одновременно могли заниматься не более двух капральств, так что ждать своей очереди приходилось по нескольку дней.

А вот наши герои скучали несколько меньше. Готор оказался прав — адмирал не удержался от возможности немного поиздеваться над армейским, и, кажется, не только весь корабль, но и весь флот с нетерпением готовились наблюдать за обучением первого лейтенанта оу Дарээка морскому делу. Многие даже ставили деньги на то, как быстро он сдастся и запросит пощады.

Жизнь мичмана и впрямь была далеко не сахар. Бесконечные вахты, жесточайшая дисциплина, тесный кубрик, где десяток мичманов флагмана все вместе могли уместиться только стоя, а спали посменно в подвешенных поперек помещения гамаках. Впрочем, будучи постоянно загружены работой, юноши нечасто навещали свой кубрик, а уж на дружеские посиделки и беседы времени у них не было вовсе — кажется, старший помощник капитана считал своим долгом находить работу молодым. А когда они не исполняли свои корабельные обязанности, то постигали разные науки, относясь к этому весьма серьезно, ибо знания были для них единственным путем к успешной карьере.

На первых порах обязанностью оу Дарээка стало превратиться в тень одного из соседей по кубрику — мичмана оу Нииги Нииндига, весьма серьезного молодого человека примерно на пару лет старше самого Ренки, вечно ходившего с каким-то хмурым и озабоченным выражением на лице, будто он был обижен на весь мир.

Впрочем, как вскоре понял благородный оу Дарээка, сие выражение лица проистекало не столько от недостатков характера мичмана, сколько от его решительного желания преуспеть на выбранном поприще, ибо сыну потомственного моряка из разорившегося рода благородных оу ни на что иное надеяться не приходилось. Неизвестно, что именно пообещал ему адмирал, но к своим обязанностям «няньки» он отнесся с полной серьезностью и спуску временному подчиненному не давал, хотя частенько с опаской посматривал на его знаменитую шпагу, висевшую в кубрике вместе со шпагами остальных мичманов. Судя по гуляющим по кораблю слухам, клинок этот был не менее кровожадным, чем и сам Ренки, имел какую-то жутко мрачную и даже мистическую историю и достался своему нынешнему хозяину в результате какого-то опасного и жестокого приключения, в котором фигурировали разбойники, фальшивомонетчики, Тайная служба, море крови и чуть ли не сожженные города. Ну, что тут сказать… Гренадерам Шестого было скучно, да и попугать байками матросов, чтобы те не слишком задирали нос, — это дело святое.

Был еще боцман Кив, приставленный к Ренки адмиралом оу Ниидшаа в роли «наставника снизу». Этот мучил Ренки искусством вязания узлов, лазаньем по мачтам и многими иными корабельными дисциплинами, к которым моряки относились не менее серьезно, чем армейские — к экзерцициям с оружием, перестроениям и искусству маршей. Так что в отличие от остальных скучать пожелавшему поучиться лейтенанту не приходилось.

А один раз, где-то на десятый день после поворота возле мыса Гвоорн, благородному оу Ренки Дарээка даже выпала особая честь — драить вместе с простыми матросами палубу! Увы, но для большинства моряков, ждавших скорого провала сухопутного вояки или хотя бы грандиозного скандала, этот день обернулся глубоким разочарованием. Вообще-то это была довольно рискованная затея, все-таки грязную работу попытались навесить на мало того что благородного оу, так еще и имеющего немалый чин и влияние в армии офицера. Так что капитан корабля предварительно, как бы невзначай, лично прочитал ему целую лекцию о чистоте корабельных палуб, ужасах грязи и необходимости будущему офицеру самому попробовать, как это делается, прежде чем руководить осуществляющей уборку палубы командой матросов.

При иных обстоятельствах, пожалуй, Ренки и впрямь бы воспринял все это как оскорбление и даже намек на свое каторжное прошлое. Но, во-первых, наставления Готора отложились в его голове, во-вторых, произошло это отнюдь не в первый же день «мичманской жизни», и, пообщавшись с новыми товарищами, Ренки понял, что они даже гордятся тем, как тяжко им приходилось на первых порах флотской жизни, как гордятся и «узорами» на спинах и умением выполнить любую матросскую работу, даже самую грязную. Так что он смог пересилить себя и, без особого содрогания взяв в руки швабру, включился в общую работу, выполняя ее со всем усердием под прицелом многочисленных сосредоточившихся на нем взглядов.

Он этого так никогда и не узнал, но, увидев, как советник военного министра и общепризнанный герой королевства драит палубу, оу Ниидшаа сказал капитану «Морского гуся»:

— Вижу, у этого юноши и впрямь большое будущее. Если только он не сложит раньше времени голову из-за своей горячности!

Зато Ренки почувствовал, как после этого изменилось отношение к нему в мичманском кубрике. Словно бы он совершил некий ритуал, став одним из них. Впрочем, так оно и было. И хотя трудностей, что физических, что умственных, не убавилось, жить почему-то стало полегче, ведь окружающие перестали относиться к нему как к чему-то чужеродному.

Хотя физические трудности удручали молодого офицера не так жестоко, как собственное отставание в науках. Но ведь армейскому офицеру, учившемуся совсем иным вещам, трудно равняться в этом с флотскими, которые с юных лет постигали именно эти, столь необходимые моряку науки. Пришлось обращаться за помощью к Готору.

Надо отметить, что сам Готор с самого начала плавания выбрал для себя особое развлечение. Практически каждый день он приглашал в свою каюту Коваада Кааса и, выставив перед дверью часового из банды, подолгу беседовал с «купцом». А потом еще несколько часов, с позволения капитана «Морского гуся», сидел в уголке на мостике, читая какие-то бумаги и даже делая выписки из них.

Коваада Кааса, кстати, тоже поселили в отдельной каюте, к большому неудовольствию одного из вторых лейтенантов «Морского гуся», ранее делившего это помещение со своим товарищем.

Увы, товарищ погиб во время штурма Тинда, и каюту забрали под «камеру» для загадочного пленника. Впрочем, Каас жил там не один, а в компании женщины средних лет и ее ребенка, без которых он отказывался покидать остров.

На вопрос, кем именно приходятся ему эти люди, старый мошенник отвечал весьма расплывчато и быстро старался перевести разговор на что-то другое, а сама женщина, тихая и невзрачная на вид, предпочитала отмалчиваться. Впрочем, по понятным причинам из своего «узилища» она выходила редко и только в сопровождении Кааса.

Дроут с Киншаа и потихоньку выздоравливающий Тагаай, приставленные бдить за этой странной «семейкой», клятвенно уверяли Готора: «Баба эта ему точно не жена и вроде даже не любовница. Да и ребенок не пойми каким боком ему родней приходится». Однако явно было видно, что Каас дорожит этими двумя и очень беспокоится о них.

Когда Ренки пришел к Готору за помощью, тот в очередной раз сидел на мостике «Морского гуся», погрузившись в свои бумажки.

— А?! — вынырнул он из глубины своих мыслей, когда Ренки окликнул его снова. — И тебе привет. Вот, ковыряюсь в бумажках… Интересную подборку сделал наш приятель. Не зря мы на этот Тинд съездили, ох не зря! Будто бродил в плотном тумане, а сейчас огонек маяка увидел. Что ни говори, а толковый мужик этот Коваад Каас. Умеет информацию собирать! А ты чего?

— Извини, что отвлекаю, — слегка язвительно ответил Ренки, которому вид настолько погруженного в раздумья приятеля показался забавным и напомнил классического рассеянного Профессора из балаганных пьес. — Ты, помнится, предлагал мне свою помощь…

— Хм… — выслушав просьбу приятеля, ответил Готор. — Тригонометрия? У нас она вообще-то немножко отличается от вашей, так сказать, видом. Но математика на то и является царицей наук, что ее законы универсальны во всех мирах и вселенных. Так что без проблем, могу тебе с этим помочь.

— Но если отличается, я смогу?.. — начал было Ренки. — Ведь другие-то…

— Да-а-а, — махнул рукой Готор, без долгих объяснения понявший, что волнует друга. — Я же говорю: немного другое оформление, другие значки, а суть не изменится, так что сможешь «играть с новыми друзьями» на равных. И вообще, вся эта навигация — не такая сложная и таинственная наука, как кажется непосвященным. А по сути-то надо всего лишь научиться нескольким «трюкам» и быть очень аккуратным при их исполнении.

— Вы так полагаете, сударь? — раздался голос чуть со стороны. И оба приятеля вскочили на ноги, по традиции приветствуя капитана, взошедшего на мостик.

— Простите, если как-то принизил вашу профессию, — с небольшим поклоном, улыбнувшись, сказал Готор, который уже довольно близко сошелся с капитаном «Морского гуся» и понимал, что в его словах звучит не столько обида, сколько ироничный вызов. — Но я действительно так думаю.

— И готовы подтвердить это делом?

— А что мне теперь остается? — развел руками оу Готор. — Придется отстаивать честь армии!

Кончилась эта затея тем, что Готор начал преподавать для всех свободных от вахты мичманов. Причем его лекции регулярно посещали и офицеры корабля, включая капитана. Даже сам оу Ниидшаа несколько раз соизволил появиться на занятиях, дабы оценить то, о чем так увлеченно рассуждают офицеры в кают-компании.

Потом адмирал начал вызывать Готора в свою каюту и что-то долго там обсуждать с ним. А на кораблях тооредаанской эскадры вдруг резко уменьшился запас бумаги, зато полки в каюте адмирала заполнились чертежами весьма странных кораблей, никогда ранее не виданных пушек и боеприпасов к ним, удивительными механизмами и листами, испещренными какими-то формулами и расчетами, схемами боевых порядков и сражений.

— Знаешь, — пожаловался как-то оу Готор Ренки, когда они остались вдали от чужих ушей. — Этот ваш адмирал — редкостный пройдоха! Я ведь и трети того, что ему выложил, не собирался тут никому рассказывать. А он… Ему бы в Тайной службе трудиться! Остается надеяться, что мои слова об осторожности, с которой надо внедрять все эти новинки, он тоже услышал.

(обратно)

Глава 9

— Ну вот, судари, как я вам и обещал: вы толком не успели насладиться путешествием, а я уже доставил вас до места, где нам придется расстаться.

Адмирал обвел ироничным взглядом собравшийся совет, прекрасно понимая, что отнюдь не все из присутствующих согласны с этим «толком не успели». Ведь пока для него и его моряков шла обычная, наполненная рутинными проблемами и радостями служба, солдаты томились от скуки, тесноты, непривычной кормежки и безделья.

— Осталось только решить несколько несложных проблем, — продолжил тем временем адмирал. — И вскоре вы уже будете дома. Итак, Акчскаа или, как мы ее называем, Ашаа. Думаю, все вы знаете, что это название реки, протекающей через одноименную страну. А в устье этой реки стоит одноименный город. Впрочем, у местных есть куча своих названий. Когда я был тут в прошлый раз с дипломатической миссией, ехавший с нами посол заверял меня, что, в сущности, тут у каждой кочки есть свое название, которое голова нормального человека просто не способна запомнить, а язык — выговорить. Поэтому тооредаанцы начали именовать эту страну по названию реки, как произносим ее мы. Да и городу тоже дали имя наши купцы, поскольку, по сути-то, они его и основали, а уж местные подтянулись потом. Что ж, думаю, никому из присутствующих не надо объяснять, что здесь берет начало главный путь с запада на восток. Как, впрочем, не нужно упоминать и о том, что населяют эти земли туземные народы. Причем даже не те «туземцы», которые, как и мои предки, приплыли со Старых Земель лет за пятьсот до того как сюда хлынула толпа разных варваров-беженцев из разваливающейся Старой Империи, — не удержался от укола адмирал. — А те, что жили тут даже до нас! Значит (а об этом мало кто задумывается!), вам тут придется столкнуться с совершенно иной культурой, языком, верованиями и обычаями. И вот как раз насчет этого я и хочу вам дать определенные разъяснения и предостеречь вас. Некоторые считают местных дикарями лишь на том основании, что они не носят нашу одежду, говорят на своем языке и вообще живут в лесах и ведут себе непривычно. Это большая ошибка! Судите сами: несмотря на почти тысячу лет экспансии, мы так и не смогли покорить земли на запад от гор, как, впрочем, и горы, да и «собственные» леса, где мы до сих пор только гости. Местные народы, как бы они ни одевались, вполне умны, образованны и, самое главное, что надо запомнить, прекрасно умеют воевать. Нет, я даже не сомневаюсь, что если вы встретитесь с ними на открытой равнине, то при равных шансах ваша победа будет гарантирована. Но вот в лесах и горах, где эти ребята чувствуют себя как дома, а мы будем вечными чужаками… Собственно говоря, все это означает лишь то, что с этими людьми придется дружить. Надо задарить местного гасиига богатыми подарками и, выказав «его голозадому величеству» максимум почтения, испросить у него право прохода через его владения. И следить за тем, чтобы ваши солдаты не бедокурили по дороге. Иначе ваш путь будет усеян отравленными колючками, ядовитыми стрелами и выстрелами из засады из вполне современных мушкетов, коих у туземцев более чем достаточно, потому что они уже давно научились их делать самостоятельно. И кстати, насчет «голозадого» я почти не шутил. Местный царек, коих тут и именуют гасиигами, как и все остальные уважаемые мужи этого народа, ходит в юбке и сверкает голым пупком! Вид, должен вам заметить, абсолютно уморительный. Но вот смеяться над подобным — нанести смертельное оскорбление его персоне. А если у наших народов и есть что-то общее, так это то, что за смертельное оскорбление расплачиваются смертью обидчика. Что еще тут нельзя делать… Есть в присутствии других или смотреть, как ест кто-то другой, — здесь это считается неприличным. Тут даже разговоры о еде — верх неприличия. И не спрашивайте меня почему, и сам не знаю, это как-то связано с их религией. Потом они с подозрением относятся ко всему левому. Указать на кого-то левой рукой — смертельное оскорбление. Трогать чужую вещь левой рукой, я уж не говорю о том, чтобы дотронуться до другого человека…. К гасиигу и другим знатным туземцам даже поворачиваться левым боком нельзя — оскорбление! Есть у них и еще десятки, если не сотни других предрассудков. Но я абсолютно точно знаю только про эти. Увы, имел печальный опыт. Наша прошлая миссия потому и провалилась, что королевские офицеры и чиновники вели себя согласно этикету, принятому при нашем дворе, не имея, конечно, в виду ничего плохого, но при этом постоянно нарушая местные приличия и традиции. Народ тут в общем-то улыбчивый и добродушный. Но и вспыхивает будто порох, а горит долго и упорно, так что, раз дав маху, потом не скоро сможешь исправить мнение о себе. Нет, туземцы тогда понимали, что у каждого народа свои обычаи, и терпели какое-то время. Но в конечном итоге их терпение лопнуло, и мы начали натыкаться на сплошные отказы, приобретя вместо союзников в лучшем случае настроенных нейтрально недоброжелателей, а в худшем… Впрочем, Ашаа по сравнению с другими туземными царствами — место относительно цивилизованное и отношениями с Тооредааном дорожит, так как очень неплохо наживается благодаря торговле с нами. Поэтому тем, кто пойдет во дворец к гасиигу, надо будет всего лишь убедить «его величество» что ваши четыре полка не представляют для его страны никакой опасности. Удачи вам в этом!

Ренки никогда не был так далеко от дома. В том смысле, что даже в Кредоне, на Тинде, все вокруг было каким-то более привычным. Дома, улицы, одежда людей… Нет, конечно, имелись отличия, но настолько незначительные, что не вызвали такой откровенной оторопи, а только любопытство.

Даже когда, уже почти год назад, они путешествовали в джунгли за земляным маслом, там тоже все было привычнее и роднее, чем тут. По крайней мере, их проводники были одеты в нормальные штаны и рубахи, а дома, порой и выстроенные из весьма странных материалов, хотя бы имели углы.

В Ашаа, кажется, углов вообще не признавали. Было ли это конструктивной особенностью, традицией или каким-нибудь религиозным предписанием, но все дома и огораживающие их заборы имели круглую форму.

Мужчины все повально носили юбки. Нет, они не казались при этом женщинами (какая женщина наденет юбку, едва прикрывающую колени?), а заткнутые за их широкие пояса волнообразные клинки и топоры-секиры выглядели не женскими безделушками, а довольно грозным оружием. И, как читал Ренки, таковым и являлись. Но эти голые ноги! Даже у женщин!

Пусть у женщин юбки и были ниже колен. Но голени! Ступни! Абсолютно голые! Без каких-либо чулок! Прикрытые лишь плетенными из ремешков сандалиями. Все это одновременно и притягивало взгляд, и принуждало отвернуться.

А еще пупки! Ренки в жизни не видел столько пупков, да в общем-то и не планировал увидеть. Местные мужики носили своеобразные накидки, яркие, украшенные пуговицами и перьями птиц и по большей части распахнутые на груди. А женщины…

Эти короткие кофточки, лишь подчеркивающие грудь и открывающие животы… И всякие там цепочки — бубенчики — блестки, сверкающие и притягивающие вгляд к обнаженному телу. Просто невыносимо, особенно если не забывать, что все эти дамочки — вполне приличные женщины, а не какие-нибудь там шлюхи (в Тооредаане не всякая шлюха осмелится так разодеться). И любое поползновение по отношению к ним может стоить жизни.

— М-да, — задумчиво сказал генерал оу Дезгоот при виде этого великолепия-безобразия. — И как прикажете вести через эту страну две с лишним тысячи здоровых оболтусов, которым даже на Тинде не дали вволю натешиться?! Оу Готор, уверен, даже вы в своих странствиях не видели ничего подобного! Над чем смеетесь?

— Ох, генерал, — ответил оу Готор, весело глядя на ошарашенные физиономии своих спутников-офицеров — за исключением Ренки и самого Готора все они были чином не ниже майора (то есть люди солидные и почтенные), — сошедших на берег, чтобы нанести визит вежливости гасиигу. — Я бывал в странах, где подобные наряды посчитали бы чересчур скромными и не привлекающими внимания. И без обид, но вы бы видели сейчас свои лица!

— Я бы на вас все-таки обиделся, — пробормотал в ответ генерал. — Но сейчас слишком ошарашен. Как мне говорить с местным — как там его — гасиигом? — если он будет одет точно так же? А если он и супругу свою решит нам представить, а она вот так вот… — Генерал кивнул в сторону проходившей мимо них девицы, при виде которой челюсти всей его свиты едва не испачкались о дорожную пыль, а слюни — не хлынули фонтаном.

— Хе-хе… Эта кокетка и впрямь… — усмехнулся оу Готор, подмигнув красотке и получив в ответ лукавый взгляд и ослепительную улыбку. — Знает, что ей есть что показать, и не стесняется делать это! И главное, умеет это делать. Даже я в полном восхищении. Хоть сейчас на самую крутую дискотеку!

— Куда?

— Ну, это что-то вроде ваших танцев, только… Короче, не важно! Важнее то, что, похоже, вы, генерал, да и вся ваша свита и правда ошарашены сильнее, чем стоило бы. В этом нет ничего ужасного, и я даже скажу вам, что в науке для всего этого есть свое определение. «Культурный шок» называется! Это пройдет со временем, но, боюсь, с непривычки вы тут можете что-нибудь не то ляпнуть или повернуться левым боком. Короче, наломать дров.

— И что говорит эта ваша наука? — осведомился генерал недовольным тоном, хотя было видно, что слова оу Готора его несколько успокоили. — Как нам разобраться с этим бедламом?

— Знаете, я предлагаю никуда не торопиться, — высказал свое мнение продолжавший лыбиться во всю физиономию оу Готор. — Для начала вволю поглазейте по сторонам, попривыкните к местным нарядам и видам. Тем более, кажется, на разглядывание случайных прохожих у местных нет никакого табу. По крайней мере, никто за это нас убивать вроде не собирается. А мы пока сходим, отыщем кого-нибудь из тооредаанских купцов. Адмирал говорил, что где-то тут существует целая колония наших соотечественников. Уверен, у них и связи с гасиигом налажены, и с обычаями, если что — смогут подсказать, предостеречь. Да и хороший переводчик нам тут не помешает.

— Это вы весьма верно заметили! — одобрительно закивал головой генерал. — Купцы — они народ пронырливый и уж, верно, знают, как задобрить этого туземного царька! Только вот не сочтет ли он нашу задержку оскорбительной или враждебной?

— Скажем: были настолько восхищены видом его города, что от восторга разучились ходить и не могли сдвинуться с места! — небрежно махнул рукой оу Готор. — Если он дурак — будет польщен. А если умный — сделает вид, что польщен. Да и наша эскадра в бухте — хорошее предостережение от чересчур поспешных действий. К тому же я даже не сомневаюсь, что в данный момент нас окружает не меньше десятка соглядатаев, которые будут доносить «его величеству» обо всех наших передвижениях и действиях. А возможно, и словах. Поэтому стоит быть поосторожнее с «туземными царьками» Лучше подобное даже из мыслей выбросить! Так, с вашего позволения, я пойду? Лейтенант оу Дарээка, сержант Гаарз, за мной!

— Куда мы идем? — поинтересовался Ренки спустя примерно минут пять неспешной прогулки.

— На базар, естественно! — ответил Готор, в отличие от своих приятелей с большим удовольствием оглядывающий толпу и строения вокруг себя. — Где же еще искать купцов в незнакомом городе?

— А откуда ты знаешь, где тут базар?

— Ренки, не тупи. Как ты думаешь, куда все эти люди тащат рыбу от пристани? Опять же, эти дороги достаточно утоптанны. Да и тот гул впереди — его ни с чем не перепутаешь! Все базары мира одинаковы.

— Это, лейтенант… — вдруг подал голос молчавший до сей пор Гаарз. — Это что ж тут за дела-то такие? Чего они тут все…

— Ох, ребята, — ответил Готор, и в его голосе Ренки с удивлением услышал явственные нотки раздражения. — Вы прям как эти… В моем… моих краях тоже были такие вот — ничего иного, кроме себя или жутко похожих на себя соседей, не видели и потому всех, кто хоть сколько-нибудь от них отличался, едва ли не животными почитали. А вот мой народ — совсем даже наоборот. Мы появились на пересечении разных культур и религий и потому не так зациклены на однообразной одежде или разрезе глаз. Люди во всем мире разные. Но у всех есть нечто одинаковое. Не упирайтесь в различия, но ищите общее. Это общее и станет отправной точкой для развития общения. Вот, кстати, и базар… Эй, уважаемый, — обратился он к одному из шедших навстречу туземцев, говоря с ним так, как если бы это был обычный тооредаанский житель. — Не будете ли так любезны подсказать, где вы купили эту ткань?

— Иди вперед, тооредаанец, — усмехнувшись, ответил ему тот, хоть и слегка коверкая слова, но тем не менее на вполне понятном языке. — Вон, видишь ту высокую башню? Под ее стенами купцы с твоей родины и торгуют такими шелками.

— Однако же никто из вас не поспешил на берег поприветствовать солдат своего короля, — строго заявил Ренки купцу Окшаа, смотревшему на него до бесстыдства преданными глазами.

— Ну-у-у, — протянул тот, сделав над собой невероятное усилие, от чего его взгляд стал казаться еще более преданным и, кажется, даже начал сиять подобно лучику света в полутемной комнате. — Так уж получилось…

— Как — так?! — холодно спросил Ренки, радуясь возможности отвести на ком-нибудь душу.

— Ну-у-у…

— Все понятно, — опять вступил в разговор Готор. — Не зная наших намерений, решили прикинуться нейтральной стороной!

— Увы, сударь! — печально закатил глаза Окшаа. — Но мы тут вынуждены быть крайне осторожными! Потому что…

— Очень хорошо, — оборвал его разглагольствования Готор. — Значит, вы оцените наш жест. Чтобы не навредить местным купцам, мы согласны принять в состав своей делегации одного из вас. Конечно же это должен быть самый достойный и уважаемый туземцами представитель вашего сословия. Будьте любезны, милейший, поторопиться пригласить его сюда. У нас не слишком много времени!

— Э-э-э… Сию минуту! — ответил Окшаа, и в его глазах фальшивая преданность уступила место искреннему облегчению лишь с небольшими вкраплениями настороженной опаски.

— Купцы! — недовольно буркнул Ренки, глядя ему вслед.

— Ну… — примиряющим тоном ответил на это Готор. — Их можно понять. Мы-то приехали большой толпой и уехали, а им тут еще жить и жить в окружении чужаков. Посмотри-ка, и впрямь быстро обернулись!

— Вот, судари, — жадно ловя после пробежки воздух, представил Окшаа своего спутника, уже довольно немолодого человека, можно бы даже было сказать солидного, если бы он не был одет как туземец. — Почтеннейший купец Ксшаа. Он фактически бессменно проживает в Ашаа, и любой другой тооредаанский торговец, придя в эти края, первым делом заходит к нему, выказать свое почтение и узнать новости…

— Рад познакомиться, — любезно сказал Готор, в то время как Ренки едва сдержался, чтобы не выругаться при виде очередной юбки. — Полагаю, вы ведь тоже наполовину местный как минимум?

— Да уж скорее на три четверти! — не без гордости заявил купец Ксшаа. — А может, и больше, потому как мой Торговый дом ведет дела с западным побережьем уже лет четыреста, и в моей семье принято брать в жены девушек отсюда. А что, сударь, вам это не нравится?

— Напротив, — улыбнулся Готор. — Я нахожу это очень радостным известием, особенно если вы скажете, что водите знакомства с местной знатью или имеете честь быть представленным гасиигу.

— Я даже состою с ним в отдаленном родстве, — спокойно кивнул Ксшаа. — Наши прабабки были двоюродными сестрами.

— Хм… Мой дед посчитал бы это довольно близким родством, — польстил Готор купцу. — Однако, я полагаю, стоит поспешить на берег, где остались остальные члены нашего отряда, включая самого генерала оу Дезгоота.

— Хорошо, — кивнул Ксшаа, пристраиваясь к уже двинувшимся в обратный путь офицерам. — Простите, судари, — произнес он спустя несколько минут молчаливой ходьбы, но я никогда не слышал о генерале оу Дезгооте… Вот о полковнике…

— Угу, — кивнул головой Готор, словно бы кого-то одобряя — не то купца, не то себя. — Оу Дезгоот сравнительно недавно стал генералом. А вы, однако, довольно плотно держите руку на пульсе жизни нашего королевства.

— Хоть я и не выезжал на нашу родину уже больше двадцати лет, — спокойно кивнул головой купец, — но это вовсе не значит, что я не интересуюсь новостями оттуда. Доходы, а порой и жизнь купцов, знаете ли, весьма зависят от знания того, что происходит в мире.

— Похоже, — будто продолжая свою прежнюю фразу, сказал Готор, — вы еще не знаете, как мы разнесли в дребезги Тинд?

— Вот как?! — Ксшаа даже сбился с шага и оглянулся назад, словно бы раздумывая, не побежать ли скорее домой, чтобы как-то воспользоваться полученной информацией. — А если конкретнее, что именно и когда произошло?

Готор в общих чертах рассказал о успехах рейда на базу кредонского флота и последующих приключениях.

— Ну а теперь, как вы понимаете, — продолжил он, — мы планируем вернуться в Тооредаан. Этим путем. Желательно как можно быстрее и без всяких попутных драк с местным населением. Так что нам не помешают ваши связи и советы, как уговорить гасиига пропустить через свои владения примерно так тыщи три вояк. Да и, я так понимаю, помощь в организации этого перехода нам тоже не повредит. Кажется, понадобятся лодки, провизия, проводники… Посредник сможет неплохо заработать!

— Не уговаривайте, сударь! — усмехнулся купец. — Я готов сам приплатить вам, лишь бы вы скорее убрались с этих земель. Акчскаа — довольно добродушный народ, но, к сожалению, королевские офицеры и посланники абсолютно не умеют с ними общаться. В прошлый раз…

— Вот потому-то, — оборвал его Готор, — в этот раз мы и обратились к вам. Так что настоятельно рекомендую задействовать все свои связи и способности.

— Кстати, а что не так с этой левой стороной? — поинтересовался оу Дезгоот, после того как он и его свита в очередной раз прослушали лекцию о местном этикете, только на сей раз — от какого-то купца, разодетого как туземная обезьяна.

— С левой стороны в мир пришло Зло, — спокойно ответил купец. — Ну, по крайней мере они в это верят, — добавил он, хотя Ренки показалось, что и сам Ксшаа не избежал подобных предрассудков. Но в остальном ведите себя как обычно. Гасииг скорее простит вам прикосновение к своей особе левой рукой, чем откровенную фальшь. Некоторые из наших посланников, что приезжали двенадцать лет назад, разговаривали с ним будто с душевнобольным или с малым ребенком. И поверьте мне, это оскорбило его куда сильнее!

— Так когда мы сможем пойти? — встрепенулся оу Дезгоот, посмотрев на уже начавшее клониться к закату солнце.

— Я послал человека с просьбой принять нас, — ответил Ксшаа. — Вы очень правильно сделали, что не пошли к дворцу гасиига сами, без приглашения. Уверен, он оценит вашу вежливость!

— Кстати, — обратился к купцу Готор. — Я обратил внимание, что в порту нет никакой таможни или официального представительства гасиига. В конце концов, в бухту вошла целая флотилия весьма немаленьких размеров, а местные ведут себя так, будто ничего особенного не произошло.

— Тут все делается немного по-другому, — усмехнувшись, кивнул головой купец. — Но не надо думать, что из-за этого оно делается хуже. И коли уж зашел разговор о реакции местных… Знаете, тут не принято таскать с собой еще и секиру, когда занимаешься обычными делами. А сейчас оглянитесь и посмотрите сами… Хочу вам объяснить, что в отличие от нашего благословенного королевства тут все мужчины вроде как считаются (и являются) воинами. Так что даже простой рыбак или носильщик имеет право говорить с чужестранцем от имени гасиига как член его боевой дружины. Ну и, конечно, драться за интересы Ашаа, коли возникнет таковая потребность, тут будут даже дети. Так что, по сути, сейчас мы окружены, по королевским меркам, примерно батальоном довольно умелых воинов. Можете не сомневаться, попробуй вы повести себя агрессивно — и с улиц города сюда прибежит еще не меньше пары полков. И на этот раз они будут вооружены не только кинжалами и секирами. Ага, а вот и они!

Такой резкий переход был вызван появлением небольшой группы местных жителей, судя по богатым одеждами, обилию украшений из золота и камней и дорогому оружию на поясах — явно относящихся к правящему сословию.

Купец Ксшаа вышел к ним навстречу, обменялся с предводителем несколькими словами на туземном языке, кивнул и, обращаясь к генералу, представил предводителя как брата гасиига, сказал, что зовут его Рсчкаан, и поприветствовал от его имени гостей земли Акчскаа.

Генерал, в свою очередь выступив вперед, представился и также поприветствовал пришедших, пожелав выказать почтение и вождю земли Акчскаа.

Рсчкаан на довольно сносном тооредаанском предложил следовать за ним, и вся компания наконец-то тронулась с места.

— Эх, Ренки, — мечтательно сказал Готор, примеряя юбку поверх своих офицерских штанов. — Жаль, что в этих краях мы проведем так мало времени. Ну, как я смотрюсь?

— Отвратительно! — пробурчал Ренки. — Надеюсь, ты не собираешься появляться в таком виде на людях? Ты же все-таки офицер! И что такого интересного ты тут увидал, в этом сборище юбконосцев?

— Абсолютно иную культуру! — воздев палец к небесам, ответил Готор. — И, что самое важное, — практически изолированную от «фактора Манаун’дака». Я имею в виду, — пояснил он, увидев вытянувшуюся физиономию приятеля, — что почти все земли вашего мира соединены своеобразными островными мостиками, а не отделены большими морскими пространствами, как у нас. Почти все народы, населяющие континенты, имеют схожую культуру, чему, кстати, весьма поспособствовала Старая Империя, особенно в плане распространения религии, общих знаний и законов. И хотя на вид эти народы и кажутся очень непохожими друг на друга, но все они словно бы нанизаны на некий общий стержень. Может, конечно, где-то еще есть подобные, не затронутые влиянием Старой Империи места, но в своем путешествии от Фесткии до Тооредаана, на берегах Срединного моря я видел только представителей одного культурного типа и даже общего языка. А вот сюда эта общая культура, благодаря джунглям и труднопроходимым горам, фактически не добралась. Тут абсолютно особые обычаи, законы и верования, ничем, кроме общечеловеческих ценностей, не связанные с законами Лга’нхи и Манаун’дака. Ты не понимаешь, но для любого исследователя это просто настоящая находка. Готовая контрольная группа, по которой можно оценить произошедшие благодаря наличию попаданца изменения.

— Ты поэтому вызвался в заложники? — ехидно спросил Ренки, не слишком много поняв из разъяснений Готора, но сумев наконец оценить восторг, написанный на физиономии друга.

— Ну и поэтому тоже, — согласно кивнул Готор. — Опять же, сам понимаешь, кто другой из наших тут мог бы и дров наломать. А мы… По крайней мере, я уж точно смогу удержаться от дури. Да и тебя, думаю, удержу.

— С чего это ты решил, что я обязательно сотворю какую-нибудь дурь? — возмутился было Ренки.

— Мы когда сюда шли, — спокойно ответил Готор, — ты дважды циновку в коридоре левой рукой отодвигал. Я тебя понимаю — привычка: левой отодвинул, правая наготове, чтобы вдарить или выстрелить. Но…

— А ты нет? — полез в спор Ренки. — Может, ты за собой такого просто не замечал?

— А я — нет, — ухмыльнулся Готор. И продемонстрировал зажатую в кулаке левой руки монетку. — Жаль, поздно догадался, — слегка извиняющимся тоном добавил он. — А то бы всей делегации нашей предложил так же сделать.

Нет, в принципе никто из тоордаанцев, посетивших дворец гасиига, особо не прокололся. Разве что не всем удалось скрыть ухмылки при виде «дворца», который представлял собой скопление множества круглых хижин, покрытых чем-то вроде соломы и находящихся за общим круглым забором.

Забор, кстати, был весьма красив — сплошные резные и покрашенные разными красками столбы, изображающие каких-то жутких монстров. Да и хижины по-своему выглядели очень нарядно — разноцветные, с прихотливо прорезанными окнами. А еще вымощенные камнем дорожки между ними и удивительные цветы в горшках… Все это обладало какой-то варварской и необычной красотой и привлекало внимание. Но называть это дворцом? В самом городе они видели нормальные высокие здания, даже в три этажа высотой, а вот «дворец» верховного правителя этих земель почему-то напоминал какой-то дикий поселок.

Сам гасииг оказался еще довольно молодым, примерно лет сорока, высоким и крепким мужчиной «с плечами борца да глазами мудреца», как говаривали в краях, где Ренки вырос. Одет он был во вполне примелькавшиеся уже юбку и накидку, казавшиеся даже скромными на фоне одеяний его брата и свиты. А за его широкий пояс, как и у всех остальных, были заткнуты изогнутый кинжал и секира.

— Кстати! — Ренки подошел к своей груде подарков и вытащил из ножен кинжал.

Хищное, с каким-то синим отливом лезвие, извиваясь как змея, поднималось от богато украшенной драгоценными камнями роговой рукояти и оканчивалось острым как игла жалом. Скорее, это был даже не кинжал, а короткий меч, какими пользовались во времена тесного строя, вроде фаланг и манипул.

Ренки махнул им пару раз, сделал выпад. Конечно, далеко не шпага. Но оружие не менее грозное и опасное.

— Угу, — согласно кивнул Готор, наконец справившись с хитрыми пряжками туземного ремня и засовывая такой же кинжал в специальное крепление на поясе. — Клевая штука!

— Им можно и колоть, нанося широкие раны, — с видом большого знатока заметил Ренки. — А еще рубить и резать. Эти извивы будут работать и как топорики, и как зубья пилы.

— А еще, — добавил Готор, — ранения от такого типа клинка обычно заканчиваются смертью, из-за особенности раны. Там такой лепесток из мяса образуется, который обязательно начнет гнить и приведет к гангрене… В моем мире такие типы клинков были запрещены и прокляты! Даже специально стали рисовать и распространять картинки, где подобными мечами пользовались палачи, чтобы воины брезговали брать их в руки. Хотя палачам-то как раз они на фиг были не нужны…

Упоминание о палачах не понравилось и Ренки, и он, сунув кинжал в ножны, взялся за секиру. Она показалась ему на удивление легкой и удобной. Это явно не тот топор-колун, предназначенный, чтобы прорубать стальные доспехи или мочалить кости под ними, которым он пробовал махать под руководством отца. Куда более проработанное лезвие — длинное, узкое, верхний конец которого можно использовать для уколов, а нижним зацеплять оружие или одежду врага. Конечно, тоже далеко не шпага. Но, выбирая между армейским тесаком и этой игрушкой, Ренки бы, наверное, выбрал секиру. Да, определенно, несмотря на юбки, эти акчскаа — грозные воины, коли, по словам купца Ксшаа, каждый мальчишка учится пользоваться подобным оружием буквально с младенчества, а также умеет обращаться с самострелом и мушкетом, подкрадываться к врагу или пробегать по лесам версту за верстой, преследуя добычу. Их стоит принимать всерьез.

Обмен приветствиями и подарками прошел вполне нормально. Потом генерал рассказал о великой битве и победе, что одержал он со своим войском, и попросил разрешение на проход через земли Ашаа, обещая щедрую плату и гарантии примерного поведения своих солдат на всем пути. Гасииг в принципе возражать не стал, но потребовал весьма своеобразную плату за разрешение на проход — пушки, количество которых послужило предметом упорного торга, заправски проведенного майором оу Бидом и первым лейтенантом оу Готором.

То ли в отместку за эти препирательства, то ли следуя местным обычаям, гасииг, ни капли не смущаясь, потребовал передать ему заложников. Своими жизнями они бы гарантировали, что никому из жителей земель, по которым пройдет армия генерала, не будет причинен ущерб или нанесена обида.

Генерал только открыл рот, чтобы возразить против этого, но тут Готор вызвался добровольцем. А Ренки, естественно, последовал за ним.

Брат гасиига — Рсчкаан — начал было намекать, что, дескать, чин у этих офицеров недостаточно высок (оказывается, он, подлец этакий, разбирался в погонах). Но тут купец Ксшаа что-то нашептал гасиигу в ухо (правое, что характерно), и тот согласно кивнул.

«Кажется, местные слишком много знают о делах, творящихся в королевстве», — подумал тогда Ренки, поняв, что купец явно в курсе, кто они такие.

Гасииг с оу Дезгоотом еще несколько минут общались на отвлеченные темы, вроде видов на урожай на полях генерала или здоровья супруги и детей гасиига. Кажется, оба вопроса были достаточно неуместны. А потом тооредаанцы откланялись и удалились на свои корабли, сопровождаемые почетным караулом.

Заложники же удостоились дополнительной беседы, подтвердившей подозрение Ренки. Гасииг называл их «великими героями» и расспрашивал об одержанных победах, а потом их одарили дополнительными подарками, куда входили комплекты местной одежды и оружия. После чего обоим «героям» было милостиво объявлено об окончании аудиенции, и вышколенные слуги (однако же с неизменными кинжалами за поясом) сопроводили их в отдельную хижину, где приятели наконец смогли немного отдохнуть, расслабиться и подробнее изучить подарки.

Готор почему-то первым делом начал примерять на себя этот бабско-мужской наряд. А Ренки оглядел хижину, в которой их поселили.

В принципе ничего ужасного. Особенно после долгого пребывания на корабле, где даже индивидуальная каюта скорее напоминает размерами шкаф для одежды, а уж мичманский кубрик… Там ты словно в бочонке с соленой рыбой.

А тут довольно просторно — для двоих даже найдется место не только чтобы расположиться с комфортом, но и пофехтовать немножко, пробуя секиры (оказались демонски острыми гадинами — Готор едва не прорубил стену, сделанную из чего-то вроде циновки). К тому же в хижине было очень чисто и вполне светло. Да и запах стоял приятный: какие-то травы и свежеструганое дерево.

Вдоль стен пол был приподнят на высоту колена, и это возвышение завалено шкурами, подушками, тюфячками, одеялами — короче, можно и спальное место устроить, и просто посидеть с повышенной комфортностью.

— А это что за дверки? Готор, смотри, тут, похоже, печка! — удивился Ренки, открыв небольшую дверцу в стенке возвышения.

— Угу, — оторвался Готор от попыток разобраться с системой шнуровки на накидке. — Похоже, кан — дымоход идет под всем этим возвышением, обогревая лежак. Что, кстати, немного странно — тут вроде не так холодно, чтобы проблема отопления была актуальной больше чем пару месяцев в году. Да и те можно протянуть, обогреваясь у очага или потеплее одевшись. Эту печку явно давно не разжигали. Однако они умудрились создать довольно продвинутую отопительную систему и, что характерно, продолжают ее строить в своих домах. Возможно, это как-то связано с религией, иначе бы тут скорее что-то вроде сундуков стояло для барахла. Видишь, как интересно!

— Ужасно интересно! — буркнул Ренки, которому было не столько интересно, сколько непонятно, в том числе неясна и причина восторгов Готора. — А это что такое? — отодвинул он очередную циновку, изучая странный полог над «каном», отделяющий от остальной комнаты пару небольших кабинок. Сначала он подумал, что это нужник, хотя никаких следов канализации или хотя бы горшка не присутствовало, но к чему ставить в нужнике столики?

— Гы-гы… Очень интересно, — расплылся в наидовольнейшей улыбке Готор. — Кажется, ты только что раскрыл еще одну страшную тайну!

— И какую? — заинтересовался Ренки словом «тайна».

— Где едят акчскаа! — самодовольно ответил Готор. — Ты ведь помнишь, что это у них жутко табуированная тема? Я про такое, кстати, читал. В моем мире, кажется, тоже есть народы со схожими обычаями. Вот, видимо, едят они в этих закрытых кабинках. Но интересно, как нам принесут еду, ведь разговоры о ней тут считаются чуть ли не неприличными?!

— Еще интереснее — когда? — опять забурчал Ренки, потому как они сегодня пропустили обед, а дело уже шло к ужину. — И сможем ли мы это съесть? А то вот принесут тебе горшок вареных соплей жабы или горсть жареных тараканов… Вот и посмотрю я тогда, какой из тебя выйдет заложник!

— Ну, это вряд ли, — рассмеялся Готор. — Наши хозяева отнюдь не похожи на соплежуев или пожирателей насекомых. Хотя говорят, что насекомые весьма полезны и питательны. Однако когда мы шли по рынку, я там видел какие-то туши животных, овощи, крупу, но никаких тараканов и соплей не заметил. А вот еще интересная загадка — как они обставляют торговлю продуктами, коль говорить о еде считается неприличным? Жалко, что мы отпустили Ксшаа с генералом, — очень интересно было бы его расспросить обо всех этих делах.

— Я бы этому Ксшаа не слишком доверял! — серьезно произнес Ренки. — Мне кажется, что он больше туземец, чем наш, — сам ведь говорил насчет трех четвертей! И кстати, тебе не показалось, что он слишком много знает? Мне вот почудилось, что он догадался, кто мы и какое положение при Риишлее занимаем.

— Ну, — усмехнулся Готор. — Ты посмотри на свой погон. Вряд ли в Тооредаане много похожих. А купцу, да еще и такого уровня, как наш Ксшаа, надо быть в курсе многих вещей. Это только тебе кажется, что их дело — лишь денежки в кубышке пересчитывать и торговаться из-за пучка соломы да кулька соли. А в сущности-то они в первую очередь должны быть очень информированными людьми, чтобы одинаково хорошо предчувствовать и опасность, и выгоду. В моем мире сейчас считается, что любая информация ценна даже сама по себе, а уж если ее можно приложить к какой-то конкретной ситуации… И не надо так демонстративно зевать!

— И ничего не демонстративно! — обиделся Ренки. — Это ты прошлую ночь дрых без задних ног. А я, между прочим, на вахте стоял.

— Ладно, давай-ка посмотрим, что там нам еще обломилось от гасииговых щедрот. И подумаем, нет ли тут какого-нибудь подтекста. Одежда и оружие — откровенным врагам обычно такое не дарят. Хотя оружие может быть намеком как на некое боевое братство, так и на то, что «наши клинки остры и беспощадны! Оцени штучку, которой мы тебя при случае зарежем». А вот одежда… Лично я воспринимаю это как указание на то, что нас хотят принять «как своих». Интересно, кстати, эти узоры имеют какое-нибудь опознавательное значение или просто — свободное творчество ремесленника? Хотя местные могут вкладывать в эти подарки свой смысл, основанный на религии или обычаях.

— Чудненькое объяснение, — ядовито заметил Ренки. — А этот вот мешок тогда, по-твоему, что означает? Нет-нет. Постой! Я сам догадаюсь. Либо: «Мы порубим вас на куски и засунем в мешок». Либо: «Пусть этот мешок станет вашим кошельком!»

— Хе-хе, — рассмеялся Готор. — Уел! Но нет, скорее, это нам в долгую дорогу дали… Отменный сидор! Ну-ка, ну-ка… Смотри-ка… Руки-то помнят! Видишь, если завязать горловину этим ремнем, получаются лямки, как у наших ранцев. Только наши ранцы тяжелее раз в пять и по объему в полтора раза меньше. А тут… Даже не знаю, из чего это сделано. Ткань тонкая, легкая и в то же время явно очень прочная! Какие-то растительные волокна. Вот, даже накладные карманы есть и какие-то ремешки с пряжками! И кажется… Определенно, запах от этой ткани — как от тех мешков, что, по словам Гаарза, из-за особой пропитки воды не боятся. Если нам придется пешком идти через горы, таща на себе свои шмотки, ты сто раз мысленно скажешь спасибо за такой подарок! — Готор еще какое-то время задумчиво покрутил в руках мешок и продолжил уже несколько иным тоном: — Знаешь, а мне определенно нравится стиль выбора подарков этих акчскаа! Дарят не красивые цацки или ритуальные безделушки, а именно то, что пригодится в жизни, причем в ближайшее время! Очень интересно будет с ними пообщаться. Так, а это что?

— Моток веревки, — подсказал очевидное Ренки. — Либо намек, чтобы повесились, либо пригодится для перехода через горы. Кстати, ты помнишь легенды? Твоему древнему предшественнику Манаун’даку тоже веревку подарили.

— Ага, помню, — рассеянно ответил Готор, задумчиво глядя на веревку и свой мешок. — Вот, посмотри, — наконец сказал он Ренки. — Вряд ли это совпадение, что длина мотка равна расстоянию между двумя этими ремешками. Веревка определенно вешается сюда. Ну-ка… — Он закинул мешок за спину. — Нет, не так! — снял мешок и, повозившись с ремешками и веревкой, что-то с чем-то соединил по-другому. — Ага. Так. Вот!!! Глянь! Держится крепко, но, если понадобится, я могу, не снимая мешка, сдернуть веревку одной рукой! Если потянуть за этот вот ремешок, открываются сразу две пряжки. Ну-ка, ну-ка, ну-ка, — забормотал Готор и, к большому удовольствию Ренки, снял с себя нелепый дикарский наряд, аккуратно сложил его по швам и сунул в мешок, отправив туда же из груды подарков плащ, одеяло, и сандалии. — А вот это, я так понимаю, фляга. Ее будет удобно подвесить. Надень-ка, — перевесил Готор мешок на спину Ренки. — Наверное, так, чтобы удобно доставать было. Хотя… — продолжал он бормотать про себя, пытаясь закрепить подаренные предметы ремешками «волшебного мешка». — Сюда? Или, может… Нет, сюда: топор вон как сразу на место встал. Тогда флягу, значит, сюда. Кстати, фляга из серебра, это важно для сохранения воды, а сверху оплетена чем-то вроде лыка и покрыта лаком. Понтов мало, зато очень практично! А что у нас тогда сюда? Хм… Похоже, это пенал для пороха, вот и специальный носик есть, чтобы пересыпать проще было. Запас, кстати, объемом литра на три. И вешается с противоположной от топора стороны. Полагаю, раньше это был колчан для стрел… Котелок, миска, кружка, ложка, все складывается одно в другое, и — оппа… лезет в накладной карман! Напоминает кстати, наши трофейные наборы! Интересно, кто у кого украл идею — кредонцы у акчскаа или акчскаа у кредонцев? Хотя эти вроде более тонкой выработки…

Под бормотание Готора постепенно все подарки переместились в заметно потяжелевший и потолстевший мешок. Однако Ренки, у которого он висел на спине, не почувствовал той скованности, который обычно дает армейский ранец. Впрочем, мешок был набит, наверное, меньше чем на половину.

— Да, отличный подарок! — гордо заметил Готор, словно бы он сам его подарил. — В джунглях и горах — незаменимая штука. Я, признаться, и сам, было дело, подумывал сотворить нечто подобное. Но — будем честными — так хорошо у меня бы не получилось! Тут чувствуются сотни лет отработки и подгонки! Однако эти акчскаа — хитрецы! Сунули нам все в разобранном виде. То ли решили немножко посмеяться, то ли проверяли нашу сообразительность. А может, и то и другое одновременно!

Тут в циновку, заменяющую дверь хижины, осторожно поскреблись. В домик вошли двое слуг, молча оставили на полу два принесенных с собой ящика и так же молча вышли из хижины.

— Полагаю, это твои жареные сопли! — усмехнувшись, сказал Готор, видя недоумение на лице Ренки. — Предлагаю отнестись серьезно к традициям хозяев и отобедать каждый в своем закутке!

Следующие три дня были наполнены обычной суетой, переговорами и беготней. Заложников никто в передвижениях не ограничивал, так что они могли совершенно спокойно шляться и по всему городу, и почти по всему дворцу. Особенно когда им объяснили, что полностью задернутые циновки на дверях хижин означают: чужаку туда вход запрещен. А вот если оставлена небольшая щель, то надо осторожно поскрести по циновке ноготком, и тебя, возможно, пригласят в хижину. Если щель достаточно большая, то можно входить без всякого разрешения. Только вот беда — туземцы, кажется, инстинктивно чувствовали разницу между «слегка» и «достаточно». А вот чужаки в таких тонкостях пока разбирались довольно плохо. После того как пару раз друзья вошли явно не туда, за ними начал ходить один из дворцовых слуг, поигрывая кинжалом и секирой и грозным шипением предотвращая очередное неуместное вторжение.

— Тут чего-то стало скучно, — недовольно пробурчал Готор и отдернул руку от очередного полога, заслышав шипение за спиной. — Пойдем лучше в город, узнаем, как там дела у Ксшаа! А что, любезный, не проводишь ли ты нас до дома почтенного купца Ксшаа? — обратился Готор к змееголосому слуге. — Или ты только во дворце к нам приставлен?

Слуга оказался довольно универсальным Сусаниным и без проблем провел двоих приятелей к дому искомого купца. Дом этот, кстати, был вполне тооредаанским — кирпичным, двухэтажным и, что самое ценное, с углами. Так что, войдя в столь привычный глазу тооредаанца холл, приятели почувствовали снизошедшее на них успокоение и благодать. А уж когда застали у купца генерала… Радости всех троих не было предела.

— Не так-то это просто, — тем временем продолжал прерванный разговор купец. — Все-таки три тыщи народу. Да со снаряжением, едой и еще разным барахлом, которого обычно накапливается довольно много! Понадобится нанять множество лодок! Гасииг в принципе уже бросил клич. Но, пока все соберутся, пройдет немало времени.

— А если своим ходом, без лодок? — поинтересовался генерал оу Дезгоот.

— По местным лесам? Даже при наличии хорошего проводника к горам вы выйдете только к следующему сезону дождей, а это не лучшее время, чтобы преодолевать перевалы. Уж поверьте на слово, сударь!

— А если, предположим, — влез в разговор Готор, — отправлять по частям? Так и контролировать наших орлов будет попроще, да и гасиигу головной боли меньше. Одно дело, когда разом четыре полка пасутся, и совсем другое — когда они разбиты, ну, допустим, на четыре группы.

— А вот мне бы как раз этого не хотелось, — пробурчал оу Дезгоот. — Причем по тем же самым причинам, по которым у гасиига голова будет меньше болеть. Что случится, если туземцы решатся на нас напасть?

— Не решатся! — заверил собравшихся Ксшаа. — Гасиигу выгодна торговля с нашим королевством. А врагов у него хватает и без вас. Он сейчас как минимум с тремя соседними царствами воюет!

— Кстати, почтенный Ксшаа, — обратился несколько успокоенный сказанным генерал к купцу. — Насчет «контролировать»… Ребятам бы не помешало расслабиться, желательно в обществе шлюх и с достаточным количеством вина. Что предложите?

— Вина — хоть залейся! — ответил купец. — Хотя и весьма своеобразного. Его тут делают не из винограда, а из плодов особого дерева. Но на вкус приятное и в голову шибает будь здоров! А вот со шлюхами, боюсь, будут проблемы. У местных есть свободные женщины, которым принято делать подарки за их «гостеприимство». Но это далеко не наши шлюхи, а вполне уважаемые и имеющее вес в обществе женщины. Из наших они по карману разве что офицерам. Да и у тех вряд ли выгорит, потому как они местного языка не знают, а с этими дамами принято сначала разговаривать. Да и харчевен, где пьют и нажираются, в нашем понимании тут нет. Тут, скорее, общественные дома для путешественников, где прибывший издалека акчсаа или даже чужак может пожить какое-то время. А за попытку хлопнуть по заднице подавальщицу в таком доме тут можно сразу схлопотать кинжал в брюхо или секирой по шее. Потому как служанка, скорее всего, окажется дочкой или одной из жен хозяина. А хозяин дома — человек, в этих краях очень уважаемый, по нашим меркам — что-то вроде важного сановника! Для «этих целей» можно в принципе купить пленниц-рабынь. Но тут две мороки: во-первых, если вы заикнетесь об этом гасиигу, он начнет собирать набег на одного из враждебных соседей. Соответственно бремя финансирования «похода» ляжет на вас. Да и сам набег займет пару недель. Если обратиться к купцам — хозяевам тех рабынь, что взяты в прошлых набегах, они немедленно вздуют цены. А во-вторых, что вы будете делать с этими женщинами, после того как ваши солдаты натешатся вволю? В королевстве рабства нет уже давно, и там свободную, но нищую женщину можно использовать и вышвырнуть. Здесь же все несколько иначе — раб становится как бы частью семьи хозяина, и тот полностью отвечает за него. А если рабыня забеременела от владельца, тот обязан дать матери волю и воспитывать ребенка за свой счет — родная кровь тут священна! Есть еще куча мелких, но важных особенностей. Выбросить раба просто так в Ашаа нельзя. Хотя бы потому, что даже за отпущенного на свободу раба владелец продолжает нести ответственность еще пять лет, на тот случай, если бывший раб с голодухи что-то украдет, начнет нищенствовать или, не дай боги, кого-нибудь убьет. И если вы уйдете, просто оставив тут толпу голодных и никому не нужных баб, бремя их содержания ляжет на нас, тооредаанских купцов! А мы, уж извините, забросаем королевскую канцелярию жалобами на вас, генерал, лично.

— Трудновато будет провести тут кучу здоровых крепких мужиков и чтобы не было никаких эксцессов, — задумчиво сказал генерал, изрядно огорченный всеми этими новостями. — Особенно если учесть, как одеваются местные красотки! Вот ведь еще одна проблема на пустом месте. Похоже, придется ссаживать солдат с кораблей прямо на лодки, не позволив ступить на землю. Но как быть дальше? Ведь ночевать, я так понимаю, мы будем на берегу? Высылать вперед команду, чтобы подготавливали лагеря вдали от поселков? Сколько мороки из-за этих баб! Конечно, дисциплину в армии никто не отменял. Но у нас не хватает офицеров, а солдатня — сплошь матерые ветераны, знающие все уловки армейской жизни. Ладно, надо будет пообщаться с Бидом. Этот пройдоха что-нибудь да придумает… Теперь давайте все-таки поговорим о еде!

— Ну и как вам живется у туземцев? — поинтересовался генерал, возвращаясь в сопровождении Ренки в гавань.

— Ну… — пожал плечами лейтенант. — Как говорит Готор, могло быть и хуже. Нет, ничего особо ужасного нет. Просто странно как-то тут все… Непривычно.

— Да уж, — пробурчал оу Дезгоот. — Вот этот Ксшаа — вроде говорит и действует, как обычный тооредаанский купчина, однако я как на юбку эту гляну да пузо голое так и хочется сплюнуть! Зачем он вообще так одевается?

— Ну, у Готора на этот счет есть кое-какие идеи. Кажется, у туземцев с одеждой особые отношения. Нам вот они тоже подарили по комплекту своих нарядов. Готор даже юбку примерил! Да, еще он мне что-то про узоры кланов на одежде говорил. Может, так купец подчеркивает свое родство с гасиигом? Или просто не хочет выделяться? Этот Ксшаа вообще темная личность. Я бы ему особо не стал доверять!

— Почему? — посерьезнел генерал, и Ренки пересказал ему все свои подозрения насчет купца. — Что ж, — кивнул под конец этой речи оу Дезгоот. — Думаешь, Готор потому и остался, чтобы поговорить с Ксшаа и побольше разузнать о нем?

— Возможно, — осторожно ответил Ренки. — Хотя мне порой кажется, что ему тут жутко интересно. И сейчас он наверняка забрасывает Ксшаа кучей вопросов, которые нам бы и в голову не пришли.

— Ну ладно, — подытожил генерал, так как они уже пришли на берег и стояли у шлюпки, которая должна была перевезти оу Дезгоота обратно на корабль. — Какой бы, на первый взгляд, дурью твой приятель Готор ни занимался, до сей поры это всегда оборачивалось на пользу королевству. Так что я ему доверяю. Сейчас я пришлю тебе сержанта Гаарза с вашими вещами. Вы уверены, что одного сержанта вам хватит?

— Вполне, — кивнул головой Ренки. — Наша хижина, конечно, может вместить троих, но вшестером будет уже тесновато. Да и за Каасом кто-то должен присматривать персонально. Тем более что Таагай еще толком от раны не оправился. Я, конечно, понимаю, генерал оу Дезгоот, что сейчас у вас будет много других забот, но, если вы сможете хоть иногда находить минутку, чтобы бросить взгляд на этого Кааса, было бы очень неплохо. А то, боюсь, наших ребят этот хитрец легко обведет вокруг пальца. Может, стоит поручить это толковому офицеру? Уверен, Риишлее будет вам крайне благодарен за хлопоты. Это очень ценный пленник!

Шлюпка отчалила от берега, а Ренки остался стоять на берегу, наблюдая, как она пошла к замершей посреди бухты эскадре, причалила к высокому борту «Морского гуся», а спустя минут двадцать вновь направилась к берегу.

На Ренки вдруг почему-то навалилось чувство одиночества. Может, оттого, что почти за пять месяцев корабельной жизни он привык, что вокруг него всегда толпа народа, или потому, что с тех пор, как он покинул камеру тюрьмы в родном городишке и начались его приключения, ему вообще не часто выпадала возможность побыть одному. Сейчас же, хоть вокруг него и сновало множество народа, но все эти люди были другие. По-иному одетые, говорящие на непонятном языке, да еще и живущие по совершенно иным обычаям и законам. Так что фактически он был один и оттого чувствовал себя неуютно.

А ведь раньше он так любил одиночество! В детстве и отрочестве Ренки мог часами напролет бродить один по окрестностям своего кажущегося теперь таким крохотным и провинциальным городишка, мечтая о великих подвигах и небывалых приключениях или просто любуясь пусть и привычной, но оттого не менее красивой природой родных мест.

Да уж, приключений навалилось выше крыши. И пожаловаться вроде было не на что — как бы туго ни приходилось, в результате друзья всегда побеждали, получая немалую награду и славу. Вон даже в дремучей Ашаа — и то, оказывается, есть люди, которые знают, кто такой оу Ренки Дарээка! Это ли не предмет для гордости? Вот только откуда же тогда, когда он думает о себе, о том мальчишке из прошлого, появляется это чувство безвозвратной потери?

Почему иной раз шалости и проделки детства начинают казаться важнее реальных подвигов, и едва ли не слезы на глаза наворачиваются при воспоминаниях о в общем-то ленивом и размеренном существовании, что он вел до каторги? Ведь тогда он мечтал как раз о той жизни, что ведет сейчас! Загадка, разгадать которую не сможет, наверное, даже хитроумный Готор.

— Так я слышал, чужеземец, что среди своих людей ты почитаешься великим героем? — раздался вдруг чей-то голос.

Обернувшись, Ренки увидел брата гасиига — Рсчкаана. На сей раз он был без пышной свиты и одет достаточно просто. Юбка и накидка без всяких блесток и драгоценных камней, похожие на наряды снующих вокруг людей. Даже его слегка надменное выражение лица не слишком отличалось от лиц остальных туземцев. Тут даже слуги ходили весьма горделивыми цацами.

— Ну, мне довелось поучаствовать в нескольких сражениях и проявить себя, — осторожно ответил Ренки, не слишком понимая, чего от него надо столь высокой особе. — Ваше… э-э-э…

— Мы называем друг друга просто по имени, так что зови меня Рсчкаан! — улыбнулся королевский брат, и Ренки вдруг понял, что фактически-то они ровесники.

— Тогда я — Ренки.

— Так поведай мне, Ренки, о тех подвигах, которые ты совершил, и местах, где побывал.

— Ну, и что полезного ты сегодня сделал, вьюноша? — гнусавя на манер Профессора, спросил Готор у своего приятеля, когда они вечером встретились в своей хижине, которую теперь уже делили на троих, считая присоединившегося к их компании Гаарза.

— Показал местным кое-какие преимущества шпаги! — горделиво надувшись, ответил Ренки. — Рсчкаан, брат гасиига, зазвал меня на такое место, где воины тренируются и мерятся силами… местное название забыл… Его, оказывается, сильно интересовала моя шпага, а взамен он пообещал показать, как они работают со своей секирой.

— И?.. — подбодрил Готор Ренки вопросом, который тот явно ждал.

— Из двадцати четырех поединков я выиграл девятнадцать!

— Надеюсь, хоть никого не поранил при этом? — осторожно спросил Готор.

— Фи, — фыркнул Ренки. — Конечно, мы дрались учебным оружием и в латах. У них тут, кстати, есть наши шпаги. В той «школе» вообще множество разного оружия висело и стояло вдоль стен. Я названия и половины всех этих штук не знаю. Но, как сказал Рсчкаан, они предпочитают биться своими секирами и кинжалами. И, на мой взгляд, зря! Их секиры, конечно, хороши, но все-таки тяжеловаты, и у шпаги появляется немалое преимущество.

— Ты дрался только с Рсчкааном на всех этих двадцати четырех поединках или там были еще воины? — Кажется, Готора больше волновали не технические характеристики оружия, а психологические особенности людей.

— У меня было восемь противников, — самодовольно ответил Ренки. — По местным правилам проводится три схватки. Тот, кто выиграл две из них, — победитель. Так что, в конечном итоге я выиграл у всех.

— Неплохо! — одобрил Готор. — И как они это восприняли?

— Ну, — впервые задумался об этом Ренки, — вполне достойно, как истинно благородные воины, умеющие ценить чужую доблесть. Никто особо своему проигрышу не радовался, но и откровенной досады или расстройства не выказывал. Они явно учились! — добавил он, мысленно прокрутив в голове прошедшие поединки и вспомнив выражение лиц участников и зрителей. — И теперь знают, как надо действовать против человека, вооруженного шпагой, — добавил он, внезапно погрустнев.

— Ничего, — усмехнулся Готор. — Во-первых, наша ударная сила все-таки не шпаги, а мушкеты и штыки наших солдат. Во-вторых, в свете того, что я выведал у Ксшаа, сейчас акчскаа действительно не слишком-то расположены затевать с нами ссору. Ну а в-третьих, ты ведь теперь тоже знаешь преимущества их секир.

— Кстати, потом они меня на стрельбище позвали, — снова посерьезнев, продолжил Ренки. — Я попал восемь раз из десяти. Но до местных ребят мне далеко: вот уж кто с тридцати шагов пулю ровненько в центр мишени кладет, да и с сотни шагов по ростовой мишени не промахивается! Правда, мушкеты у них были наилучших образцов — нашей и кредонской работы. Но и из своих самострелов эти акчскаа лупят так, что просто загляденье. Серьезные вояки!

— Угу, — кивнул Готор. — Купчина мне сказал, что они почти всегда воюют с кем-нибудь из соседей, так что практики у них хватает. Войны, конечно, не нашим чета. Собираются небольшими отрядами, переходят границу и либо устраивают засады, либо подкрадываются к поселкам. Налетели, постреляли, похватали, что плохо лежит, убежали. Но в целом все это — скорее молодецкие забавы, чем серьезные войны, однако пройти через них должен каждый юноша, чтобы стать мужчиной. Да и потом взрослые мужики продолжают этим заниматься. А каждый отряд у них — что-то вроде отдельной семьи или клана. Я в этом пока еще не очень разобрался. Но родство в рамках одного отряда тут даже закреплено юридически — они отвечают за проступки «одноотрядников», но и заслуги одного означают привилегии для всех. В общем, война у них — это дело постоянное. К тому же считается одним из важнейших развлечений мужчины, как для наших — на охоту сходить.

— А еще что полезного узнал? — поинтересовался Ренки. — А то тут генерал наш переживает…

— Ну, пусть особо не переживает. Торговля с нами — слишком лакомый для акчскаа кусочек, чтобы они не держались за него обеими руками! Так что коварства от них ждать не стоит, но и надеяться, что они какие-нибудь оскорбления спустят… Тут, знаешь ли, такой мир, что иной раз лучше половину племени-народа в драке потерять, чем хоть раз стерпеть обиду. Обиженного посчитают слабаком и разорвут в клочья. Надо, кстати, сказать оу Дезгооту, чтобы офицеров наших на мундиры растряс да и сам своим гардеробчиком поделился. Одежда, что нам подарили, — это большущий знак мирных намерений, вроде как свою кожу тебе предложили поносить, гарантируя защиту и покровительство. Нам, следовательно, тоже стоит местной знати такие подарки сделать, и, по уверениям купца, после этого жизнь наша тут станет намного проще. Я еще и про мешки узнал. Оказывается, у местных они тоже большая и весьма почитаемая ценность. Они ведь раньше, до того как в городе осесть, преимущественно кочевой образ жизни вели. Да и сейчас… Эти войны их постоянные… В джунглях же, как ты сам понимаешь, ни на лошади, ни на верблюде особо не покатаешься, а уж про телеги-кибитки разные так и вообще разговоров быть не может. Так что таскают свое имущество на себе, и хороший мешок — большое подспорье в этом деле. Вот туземцы и научились делать такие вещи превосходно, и они даже приобрели символическое значение! А нам и вовсе была оказана высокая честь получить мешки, сплетенные и сшитые собственноручно женами гасиига. Я и сам офигел! Даже не знаю, чем за такое отдариваться. Ну а ты, Гаарз, чего полезного сегодня делал-видел?

— Видел я тут двоих, — задумчиво ответил Гаарз. — Вернее, троих или даже, наверное, пятерых… Ох ведь бесовки!!! Все напоказ, спереди — во, сзади — во, и все из себя такие ходят прям… Я было к ним, да генерал ведь строго-настрого воспретил… Говорит: «За это самое место подвешу, и будешь висеть, пока не отвалится!» — Гаарз печально вздохнул.

Дни текли достаточно быстро. Ренки постепенно привык к виду полуголых людей, жизни в круглых домах, питанию в закрытой кабинке и крайней осторожности в использовании левой руки. Да и местные перестали представляться ему совсем уж дикими и непонятными туземцами, а стали восприниматься как вполне нормальные ребята, разве что с некоторыми закидонами. И прежде всего «нормальными ребятами» оказались дружки Рсчкаана по «военной школе», с которыми лейтенант проводил почти все свои дни в Ашаа.

Свой парадный, подаренный Риишлее мундир Ренки, скрепя сердце, подарил брату гасиига, объяснив некоторую потертость вещи тем, что сам получил его в дар от очень-очень-очень великого и большого человека, который является не только верховным духовным наставником его народа, но и великим военным вождем. После чего подарок был принят с особой торжественностью и долго изучался всей компанией.

Все оставшееся время пребывания в Ашаа Ренки старательно пытался не думать о напрасности сей жертвы, ибо Рсчкаан не оценил дороговизну сукна, особый покрой и изысканность отделки. Хождения в мундире брату гасиига хватило ровно на полдня. После отлучки для «того, о чем не говорят» (тут это была еда) он вернулся в уже привычной юбке и нелепо соврал Ренки, что не будет больше носить эту одежду, боясь повредить такую большую ценность. Зато и намеки на то, чтобы новый приятель надел юбку, с его стороны прекратились.

И как же развлекалась столь изысканная компания молодых людей? Естественно, они не только сражались на разных видах оружия или палили по мишеням в «военной школе», но и болтались по городку и окрестностям, подмигивая местным красоткам, и даже разок сходили на охоту, которая дала множество тем для добродушных шуток над Ренки, впервые оказавшимся в джунглях и конечно же единственным, кто вернулся без добычи.

А вот после охоты его с особой торжественностью повели в бордель. Впрочем, поначалу Ренки решил, что это скорее театр или что-то подобное. Находившиеся там дамы старательно занимали своих спутников разговорами, из которых Ренки ничегошеньки не понял, что-то спели хором, довольно мелодично и красиво, хотя и несколько длинновато, потом танцевали такие танцы, что у бедного лейтенанта едва глаза на лоб не вылезли от удивления.

Потом парочки удалились в отдельные комнатки. Причем не кавалеры выбирали дам, а совсем даже наоборот! Дамы подхватывали понравившихся им юношей и уводили с собой.

Когда все разошлись, в зале осталась только хозяйка заведения и Ренки, немного разочарованный тем, что он здесь один, без своих новых знакомых, слегка настороженный и отчасти даже напуганный.

— Ты почетный гость! — внезапно сказала хозяйка, усмехнувшись, будто прочитала все, что было в этот момент на душе у Ренки. Говорила она на тооредаанском не слишком чисто и свободно, но вполне понятно. — А значит, тобой буду заниматься я сама.

Ренки вздрогнул и вместо того, чтобы сказать подобающий случаю комплимент или шутку, уставился на хозяйку, словно кролик на удава. Нет, дама далеко не была столь пугающей и отвратительной, как огромная змея, скорее, даже очень наоборот. Эта женщина неопределенного возраста показалась Ренки нереально красивой. Хотя что-то змеиное в ней определенно было.

Просто выглядела и вела она себя будто королева, какими воображал себе королев никогда раньше не видевший царственных особ Ренки. Властная, загадочная, слегка надменная… Она управляла всем, что происходило до этого, одним движением брови или пальчика, кажется, усмиряя и сдерживая буйный нрав молодых вояк одним своим взглядом. Даже Рсчкаан, брат самого гасиига, обращался к ней очень почтительно и вежливо — так Ренки говорил бы с настоящей королевой. Сама мысль о том, чтобы заняться с ней тем, чем раньше Ренки занимался только (увы!) со шлюхами, казалась ему сущим святотатством. Но, видимо, его мнение в данный момент никого не интересовало.

(обратно)

Глава 10

— Ну ты, дружок, и деревня! — возмущенно и чуть завистливо рявкнул Готор. — Никакой не бордель это был и не шлюхи! Это у местных храм такой, а женщины были жрицами. Тебя действительно удостоили небывалой чести. А ты — бордель!

— Но ведь они же…

— И что?

— Ну-у-у…

— Темнота! — опять припечатал Готор. — Такое было во многих культах разных народов. Религия — это не только… в храме выкрикивать. Кстати, я ведь тебе уже рассказывал, что это слово из трех букв означает в действительности? Вот-вот… Пошутил, видать, так ваш Манаун’дак над потомками. Ладно, расскажи лучше, что там было. Ведь с самой главной жрицей… того!

— Ну… Сначала мы вина выпили и поели чего-то сладкого, вроде сушеных фруктов.

— Вы ели?!

— Ну да… А-а-а!

— Вот-вот… Значит, то ли еда у местных — вещь настолько интимная, что только любовники могут ей совместно заниматься, то ли тут что-то глубоко религиозное… Я ведь эту сволочь Ксшаа сколько ни расспрашивал, молчит, гад, будто я его о чем-то совсем неприличном спрашиваю. Фигов тооредаанский купец! Надеюсь, одной едой у вас дело не ограничилось?

— Ну, мы потом разговаривали еще, — немного смущенно ответил Ренки.

— О чем? — внезапно насторожился Готор.

— Обо всем, — потерянно ответил Ренки и густо покраснел. — Как-то так получилось, что я ей все рассказал. Ну, то есть, совсем все!

— И обо мне? — обмер Готор.

— Нет. О тебе промолчал. Ну, в смысле откуда ты. А в остальном — все рассказал. И про детство свое, и про каторгу, и про то, как мы встретились, как воевали, как потом… И про Риишлее, и про поиски…

Ренки умолчал о том, что не рассказал этой невероятной женщине о Готоре исключительно из-за жгучей ревности. Испугался, что выходец из другого мира станет ей намного интереснее обычного офицера, пусть даже и общепризнанного героя, и она его отвергнет.

А в остальном — у бедолаги не было ни единого шанса. Верховная жрица оборачивалась то заботливой матерью, которой у парня никогда не было, то мудрым и верным другом, то любящей женой, потом страстной и загадочной любовницей, а то и беззащитной девочкой, ищущей покровительства настоящего мужчины и воина. Ренки и сам не заметил, как выболтал ей все свои, чужие и даже государственные тайны, умудрившись сохранить лишь главную тайну друга, и то по не самой благородной причине.

— Значит, все рассказал. — В голосе Готора не было осуждения, лишь констатация факта. — Впрочем, тут все понятно. С твоим опытом иного ждать и не приходится. Ну, и как она прореагировала на твою болтовню?

— О! — радостно воскликнул Ренки. — Она сказала, что, когда мы будем спускаться с гор, там, в стороне от дороги, будет какой-то храм. Не местных богов, но и не наш. Вот она и посоветовала нам туда заглянуть в поисках древностей.

— И ты молчал?

— Да я как-то не придавал этому значения. Я же не знал, что она — жрица! Думал, она…

— Думал он, — пробурчал Готор, немного успокаиваясь. — Спиноза плюшевый. Да она, может, по значению — под стать нашему Риишлее! А он — «не знал»! Чего еще-то было?

— Не скажу! — отрезал Ренки, густо покраснев, и при этом его глаза приобрели такое масляно-мечтательное выражение, что Готору и без рассказов все стало ясно.

— Vezet zhe durakam! — пробормотал он завистливо на древнеимперском. — А я все со старыми хмырями общался, науки постигая. Весьма тупые, надо сказать, науки. Местные со своей системой счета с трудом до десяти тысяч считают. Да и в остальном примерно на том же уровне. По весьма грубым прикидкам, Манаун’дак дал вашей цивилизации солидный пинок, перебросивший ее эдак на две-три тысячи лет вперед! Ремесла тут на довольно примитивном уровне, в смысле организации производства. Хотя, надо отдать должное, сталь научились выплавлять весьма качественную, да и с другими металлами умеют работать. Правда, тут их немного. Но качество мушкетов оставляет желать лучшего. Недаром твои знатные приятели предпочитают «импортные образцы». А еще заметил? Местные живут у моря, а самый большой их корабль размерами примерно с нашу torpeda? И по части мореплавания у них… Потерять из виду берег для них чуть ли не смерти подобно! Тут, конечно, много разных факторов влияет. В моем мире живущие в джунглях народы никогда особой цивилизованностью не отличались, за некоторыми исключениями. Но тем не менее! А вот, кстати, и наш почетный конвой пожаловал!

Прошло уже примерно две недели, как армия генерала оу Дезгоота тронулась в путь. Плыли по преимуществу на длиннющих местных лодках, вмещавших до двух десятков человек. А тех, кому не хватило места в лодках, усадили на какие-то не то плотики, не то просто вязанки тростника, которого местные «самоплывом» пригнали с верховьев реки в огромном количестве.

Многие тооредаанцы поначалу вообще отказывались влезать на эти ненадежные сооружения, поскольку после твердых крепких корабельных палуб идея «плыть на траве» казалась определенно бредовой. Но акчскаа заверили офицеров в надежности «травяных лодок», те в доступной манере донесли эту мысль до сержантов, а уж сержанты палками вогнали ее в солдат или просто загнали их на эти прихотливо связанные охапки сена. Только вот вверх по реке эти «лодки» шли не слишком ходко и их приходилось брать на буксир. Но уж кого-кого, а гребцов тут хватало.

Правда, вначале движение не задалось. В первый день прошли не более десяти верст, при этом умудрившись утопить часть имущества и едва не потеряв несколько десятков солдат, оказавшихся в реке вместе с перевернутыми лодками. А потом еще и лагерь в джунглях ставили так долго, что нормально поесть смогли только когда совсем стемнело.

Но потом движение постепенно кое-как наладилось, и уже на четвертые сутки огромная армия сумела за день отмахать аж сотню верст, благо спокойное течение реки позволяло. Так дальше и пошло — иногда больше, иногда меньше, но в среднем удавалось придерживаться таких результатов.

Поднимались еще до восхода солнца. Быстро завтракали остатками вчерашнего ужина и впрягались в работу. Солдатня освоила греблю одним веслом, так что без дела им скучать не приходилось. Недостающие весла вытесывали прямо на берегу — материала хватало, а у кого руки не были приспособлены для столь «сложной работы», гребли палками. Главное, по старой армейской традиции, все были задействованы, никто не страдал от праздности, мучаясь мыслями, чем бы себя этаким занять.

С обедом вышла проблема. Поначалу генерал предлагал обедать на ходу остатками завтрака, (который, в свою очередь, был остатками ужина), чтобы не отвлекаться на причаливание к берегу и разведение костров. Но тут для начала против такого непотребства воспротивились капитаны лодок — акчскаа. А потом зароптали и сами солдаты. Все-таки сидеть целый день в тесных лодках, не имея возможности даже вытянуть ноги, — это тяжелое испытание для молодых крепких мужиков! Так что генерал, предварительно наказав наиболее активных «роптальщиков», все же был вынужден изменить свое решение, хотя когда капитаны-проводники уходили по «своим делам» в лес, солдаты все равно питались остатками вчерашнего ужина, не разжигая костров. На еду и отдых отводилось не более часа. И лишь когда солнце уже начинало клониться к закату, лодки причаливали к заранее присмотренному месту, солдаты высаживались на берег, начинали варить себе еду на весь следующий день и готовить спальные места.

Увы, не все было так благостно и гладко, как хотелось. Случались и потери. В основном от столкновения с местной флорой и фауной. Змеи, пауки, живущие в воде черви-паразиты, проникающие под кожу (от этого вскоре образовывались незаживающие язвы, начинался жар, а потом наступала смерть…), клещи, ведущие себя ничуть не лучше червей, но падающие сверху с веток (они забирались под одежду, отчего их не удавалось вовремя обнаружить)… Растения, вызывающие ожоги; кажущиеся аппетитными ягоды, после которых желудок скрючивало от дикой боли; грибы, которые какой-то дурень догадался подкинуть в общий котел… Большой яркий цветок, от чьего запаха люди теряли сознание, какая-то оранжевая плесень, которая, попав с деревьев на кожу людей, вызывала жуткую чесотку… Двадцать семь человек погибли из-за всей этой животной и растительной сволоты, и еще сотни три пострадали.

Проводники-капитаны только удивлялись подобным происшествиям, искренне недоумевая, как взрослый человек может хвататься за всякую гадость или, того хуже, тащить ее в рот! Впрочем, если бы не их советы по части лекарственных трав и разных хитростей вроде выжигания червей настоем особого корешка или обмазывания тела смесью глины и спор одного гриба (это защищало почти от всех насекомых), смертей было бы намного больше.

Ну и, самое главное, без помощи местных проводников тооредаанские войска вообще едва ли смогли бы куда-нибудь дойти — Ашаа растекалась по джунглям сотнями рукавов, ручьев, притоков, протоков и стариц, по которым несведущий человек, наверное, мог бы плутать годами, так и не найдя правильного пути.

Почти постоянно на реке встречались довольно большие поселки туземцев — как оказалось, земли, особенно по берегам, были заселены здесь довольно плотно. Так что несколько раз пришлось устраивать лагерь вблизи поселков, а однажды — ночевать в хижинах туземцев, ибо все поля вокруг поселения были возделаны и засеяны какими-то кустиками, над которыми местные тряслись сильнее, чем над собственными детьми. А там, где не было этих кустиков, сплошь расстилались топкие болота.

Офицеры и унтеры в ту ночь почти не спали, карауля своих подопечных. Но, к счастью, никаких нехороших поползновений со стороны оглодавшей солдатни не произошло. Возможно, благодаря бдительности старших, а возможно, благодаря придумке Готора, которую он сам называл nagljadnaja agitacija.

Перед тем как покинуть корабли и пересесть на лодки, от каждого полка на берег сошло по паре капральств, составленных из наиболее опытных и авторитетных унтеров. Они прошлись парадом по опустевшей по такому случаю центральной площади, демонстрируя туземцам свою выучку в строевой подготовке и в обращении с мушкетом. А в ответ приятели Рсчкаана показали, как они умеют стрелять из мушкетов и самострелов да рубиться на секирах.

Обе стороны получили достаточно пищи для размышления. Подданные гасиига поразились невиданному зрелищу, когда сотня человек действует словно единый организм, грозный и пугающий, убедившись, какую силу представляет армия Тооредаана. А по капральствам, ротам и батальонам тооредаанцев пошли гулять рассказы унтеров, наслушавшихся пояснений своих офицеров, о том, какие ловкие и кровожадные зверюги эти «голозадые обезьяны», так и норовящие подстеречь хорошего человека в гущи джунглей и пустить ему пулю в спину, особенно если этот самый хороший человек чем-нибудь обидит их семью. Так что лучше не нарываться!

Готор с Ренки были на привилегированном положении, поскольку двигались вместе с Рсчкааном и его молодыми приятелями. В отличие от трех тысяч солдат, за которыми присматривала лишь пара сотен проводников-капитанов, эти двое находились под пристальным вниманием трех десятков пар глаз, собственно следивших не столько за тем, чтобы заложники не сбежали, сколько за тем, чтобы они не пострадали. Ибо мало того что их смерть легла бы несмываемым пятном на честь сопровождавших их акчскаа, это был бы колоссальный дипломатический провал! Так что заложников берегли, ухаживая за ними, как за малыми детьми. Даже когда все уходили в джунгли поесть (благо буйная растительность давала много возможностей для уединения), прежде чем оставить Ренки, Готора и Гаарза с их куском мяса и лепешкой, заботливые глаза очень внимательно осматривали «столовую», и затем сопровождающие изгоняли из нее змей и пауков и предупреждали своих подопечных о ядовитой фауне.

И вот спустя две недели путешествия русло реки заметно сузилось, преодолевать силу течения стало намного тяжелее, а среди бесконечных деревьев все чаще стали мелькать островерхие скалы. Настало время вылезать из лодок и идти пешком.

И тут друзей настигла новая напасть — избыток свободного времени. При всем своем умении и опыте тооредаанская армия проделывала не более пятнадцати-двадцати верст в день. Ведь мало того что приходилось двигаться по узким и не слишком-то удобным горным дорогам, так еще и все запасы провизии, пороха и боеприпасов пришлось тащить на своем горбу. Благо хоть добыча и пушки сейчас двигались где-то по морю на кораблях.

Опять не обошлось без проблем. К «болячкам джунглей» прибавилось еще и изрядное количество ушибов и подвернутых, а то и сломанных ног — камни неласково встречали любое проявление неловкости.

Готор, Ренки и Гаарз в этом отношении были опять же освобождены от многих проблем. Нет, заплечные мешки за них никто тащить не собирался — акчскаа посчитали бы это оскорблением своих гостей. Но все-таки груза в тех мешках было значительно меньше, чем у офицеров преодолевающей горные кручи армии.

Рсчкаан со товарищи постоянно отлучались то на охоту, то в соседние селения — проведать родню и знакомых. Увы, заложников с собой,чаще всего, не брали, опасаясь причинить им какой-нибудь ущерб. Так что у Ренки с Готором появилось время для долгих бесед. Тут-то вот разговор как бы невзначай и зашел про небольшое любовное приключение молодого лейтенанта на неведомом берегу, приведшее Готора в такое волнение.

— Рсчкаан, — поинтересовался Готор при случае у брата гасиига. — А ты не знаешь, что за храм нам встретится на той стороне? Ну, когда мы будем спускаться с гор?

— Насколько мне известно, — лишь пожал плечами брат гасиига, — там по тропе храмов нет. Впрочем, за перевалом уже идут не наши земли, так что я могу чего-то и не знать, хотя много раз слышал описание дороги, когда учился у Ксшаа вашему языку. А почему ты решил, что там есть какой-то храм?

— Жрица рассказала об этом Ренки, а он — мне.

— Тогда храм точно есть! — даже закивал головой Рсчаак. — Она знает!

В словах брата гасиига было столько убежденности, что у Ренки даже холодок пробежал по спине, как бывало всякий раз, когда он встречался с чем-то мистическим. А вот Готор почему-то решил, что Рсчкаан что-то скрывает. Но сколько он ни пытал его, никаких подробностей о храме узнать не удалось.

С каждым днем пейзаж становился все суровее, заметно похолодало, и у тех, кто был ослаблен болезнями, даже начались проблемы с дыханием. Снега, к счастью, не было, и через перевалы армия перебралась без особых проблем.

Тут Рсчкаан со товарищи и еще десятка два проводников наконец распрощались с тооредаанцами. Каждый пошел своей дорогой, одновременно чуточку сожалея о расставании и в то же время чувствуя некоторое облегчение. Все-таки людям, имеющим столь разные представления о жизни, трудно долго сосуществовать вместе. Туземцы, например, искренне не понимали отношений между солдатами и офицерами, частенько спрашивая Ренки или Готора, почему вожди столь неуважительно обращаются со своими людьми. И как вообще можно доверять оружие человеку, добровольно подставляющему спину под удары палок? Чего он вообще сможет навоевать?

А тооредаанцам… Им почти все казалось странным во временных союзниках. Но в большинстве своем они не заморачивались вопросами «почему?», довольствуясь универсальной формулой «проклятые голозадые обезьяны».

Потом был долгий спуск по горным тропам. Дороги тут были куда более нахоженные, а местные разрозненные туземные племена предпочитали не показываться на глаза такой грозной толпе вояк.

Беспечная жизнь Готора и Ренки закончилась вместе с окончанием пребывания в статусе заложников. Не то слегка раздосадованный их прошлым бездельем, не то просто будучи измотан заботами и бедами, кои подстерегают военачальника совершающей столь непростой переход армии, оу Дезгоот поставил их на «соответствующие званию места». Сиречь командовать ротами. Ренки пришлось даже временно «отбыть» в Одиннадцатый полк, где его знали и где был сильный недобор офицерского состава, в то время как хитрецу Готору досталась прежняя рота Бида, пусть и шедшая в авангарде армии, осуществляя разведку, зато несущая меньше груза и ведущая не такое тоскливое существование, как обычные солдаты, изо дня в день топающие по горным дорогам, уставившись в спину товарищей.

В общем, Ренки вкусил командирских бед и недосыпа по полной. Даже опытные и умелые солдаты постоянно попадали в разные неприятности: ломали себе кости, теряли грузы, стирали в кровь ноги, болели, а два идиота, причем, как назло, из его роты, даже умудрились заблудиться в горах, выйдя ночью справить нужду за пределы лагеря, и их пришлось искать всем полком под насмешки остальных вояк и зубовный скрежет оу Дезгоота.

А тут еще вдруг выданная всего-то полгода назад новехонькая обувка начала рваться на острых крепких камнях, и это стало серьезной проблемой для всей армии. Ко второй реке, ведущей уже прямиком в земли Тооредаана, вышла уже огромная толпа бродяг в каких-то обносках. Многим пришлось срезать полы своих мундиров, чтобы сделать обмотки на ноги. Шагать в таком безобразии в ногу, печатая шаг, уже не было никакой возможности.

Расхлябанный вид привел к соответствующему поведению, и в Пятнадцатом полку вспыхнул бунт. Началось все как драка между двумя капральствами, потом пламя перекинулось дальше. Вымотанные, уставшие до невозможности люди уже мало соображали, что делают и к каким последствиям это может привести.

Совместными усилиями офицеров и унтеров Пятнадцатого и остальных полков бунт был задавлен достаточно быстро. Но девятнадцать человек, включая одного офицера и трех унтеров, погибли, а значит, приговор военно-полевого суда, в котором Ренки выпала тягостная честь быть одним из судей, был максимально суров: тридцать человек расстреляли на месте, а еще почти сотню приговорили к порке, отложив наказание до возвращения в родные земли.

Потом была недельная задержка у Грииска — реки, чьи воды должны были доставить усталое войско прямиком в тооредаанские земли. Хотя, строго говоря, в Мооскаа искренне считали, что земли в долине Грииска уже принадлежат королевству. Что об этом думали местные жители, так и осталось неизвестным, ибо и они предпочли сбежать подальше от огромной толпы вооруженных людей.

Зато проживающие в верховьях Грииска тооредаанские купцы лишь разводили руками и говорили, что необходимого количества лодок у них нет и не будет еще примерно два месяца, пока с востока не потянутся караваны на западное побережье. Да и тогда… «Откуда, милостивые государи, тут взяться лодкам на три тысячи человек, — в один голос твердили они, — ежели в год на запад уходит не больше дюжины караванов, потому как у тамошних дикарей и поживиться-то толком нечем».

Пришлось рубить деревья и вязать плоты. И тут вдруг резко выяснилось, что не хватает веревок, гвоздей и плотницкого инструмента.

Обобрали все окрестности. Гренадеры поснимали с мушкетов ремни, в ход пошли пояса, берендейки и пулевые сумки. В конце концов армия оу Дезгоота все-таки погрузилась на плоты и смогла двинуться в родные края.

И тут вдруг сбежал Каас! Сначала никто не придал значения его недолгому отсутствию, ведь женщина и ребенок, о которых важный пленник так пекся, все время были под наблюдением Дроута или Таагая.

Поначалу даже решили, что с ним приключилось какое-то несчастье, — все-таки горы, покрытые лесом, не самое гостеприимное место на земле. Даже потратили сутки на то, чтобы хорошенько поискать злополучного пленника, и бросили на это все силы. А когда не нашли, Готор устроил женщине строгий допрос И тут выяснилось, что она для купца — совершенно чужой человек. Он когда-то знал ее погибшего мужа и года два назад нанял на странную работу — жить в доме и время от времени принимать послания от каких-то людей, появлявшихся иной раз даже среди ночи, хранить в доме письма, свертки и здоровенные тюки и выдавать хранимое тем, кто предъявит особые записки и подтвердит их подлинность особыми знаками и словами.

Для вдовы с ребенком, потерявшей вместе с мужем-моряком и единственный источник дохода, подобная работа была истинным спасением, так что бедняжка держалась за нее, не задавая никаких вопросов и благословляя купца в своих ежедневных молитвах.

А когда посреди ужаса сражения в городе к ней постучали солдаты Тооредаана и, предъявив соответствующие знаки от Кааса, велели собрать вещи и следовать за ними, она послушно собрала и проследовала, опять же не задавая вопросов. И вновь была благодарна Ковааду Каасу, который пообещал ей защиту и спасение из «подлежащего уничтожению» города, в случае если она будет изображать из себя его близкую родню.

— Нет, ну каков прохиндей! — возмущался Готор, впрочем, не без ноток восхищения в голосе. — Уверен, этот ход у него был заранее продуман. Отвлечь наше внимание мнимой «родней», а самому слинять в подходящий момент! А ведь как торговался! Как кричал, что без них — никуда. Риишлее нас за это по головке не погладит. Ну да хоть архивы сохранились.

Увы, но и это было не совсем так. Из трех сундуков с бумагами, что изъяла Тайная служба из дома Коваада Кааса, два были залиты водой, в результате чего половина документов была безнадежно испорчена.

— Гнида, — прокомментировал это известие Готор. — Тихушник фигов! Если бы просто поджег, мы бы смогли заметить и потушить. Но он, похоже, в течение нескольких недель потихоньку отмыкал замки и внутрь водичку подливал, чтобы незаметно было. Как же я не догадался его обыскать на предмет отмычек! Да и вообще, сундуки стоило на кораблях везти. А я, дурак, решил, что под моим приглядом целее будут. Если Риишлее решит оторвать мне за это голову, он будет полностью прав!

И вот наконец и речной этап пути закончился В город-порт Зиироок, стоящий на реке Грииск, с верховьев прибыла толпа оборванных, усталых и голодных людей, изрядно перепугавших местных жителей и администрацию своим появлением.

Их даже едва не встретили залпами батарей здешнего форта и мушкетов инвалидной команды, несущей службу по охране города, решив, что это нашествие дикарей с западных лесов вроде одного из тех, байки о которых вот уже лет триста жители города пересказывают друг другу.

К счастью, ветераны вовремя заметили развевающийся над одной из лодок королевский флаг и выслали парламентера. Парламентер был изрядно изумлен появлением из дикого ниоткуда столь изрядной армии родного королевства, возглавляемой целым генералом, и старательно выспрашивал обо всем оу Дезгоота и иных офицеров, кажется пытаясь поймать их на лжи и все-таки объявить дикарями из леса.

И вот наконец все проблемы были решены, и армия, чей подвиг, несомненно, войдет в легенды, смогла вздохнуть спокойно и расслабиться. Они были дома!

Да, пусть это только самый южный край огромного королевства. Пусть до столицы или того же Фааркоона еще топать или плыть тысячи верст. Но это уже была родная земля, где не надо ежеминутно ждать в спину пулю или стрелу, опасаться змей, червей, клещей и даже цветов, где все просто и понятно. И даже имеются портовые шлюхи, хоть и страшные на вид, зато доступные и безотказные.

(обратно)

Глава 11

— Так, значит, ты все-таки нашел этот храм? — завистливо спросил Ренки.

— Да, собственно говоря, не так это было и сложно! — спокойно ответил Готор. — Нам ведь все равно в качестве передового отряда приходилось исследовать местность. Вот Йоовик с ребятами и двинулся по одной из боковых дорожек. Она показалась ему довольно натоптанной в отличие от остальных, так что он пробежал чуть дальше, чем обычно. Ну и доложил мне про храм, благо я за такую информацию награду пообещал.

— И что же вы там нашли? — спросил Риишлее, слегка недоверчиво приподняв брови.

— Предмет, который почти наверняка принадлежал Манаун’даку, — спокойно ответил Готор. — Правда, в перечне ритуальных вещей его вроде нет. Но он точно раньше принадлежал попаданцу, так как сто процентов сделан в моем мире.

— И-и-и? — хором поторопили Готора Риишлее и Ренки.

— Это… — замялся Готор. — Как бы вам объяснить… Короче, это mobilnik!

— Чего?

— Mobilnik, — обреченно вздохнул Готор. — Такая штука, с помощью которой можно переговариваться с другими людьми, у которых есть такие же штуки, в какой бы точке мира твой собеседник ни находился. Ну, почти. Там еще надо… Короче, это очень долго объяснять, да и не имеет смысла.

— Так почему вы его не забрали? — искренне возмутился Риишлее. — Нам бы такая вещь очень понадобилась!

— Да он же древний, как дерьмо мамонта! — возмутился Готор. — Там еще, судя по маркировкам, управление не голосом, а с сенсорного экрана было! Такими мой отец в детстве пользовался. Хотя, извините, бред несу. Но эта штука действительно очень древняя, если и правда принадлежала Манаун’даку, да и, судя по виду, побывала во множестве переделок. Там уже все давным-давно сломано и восстановлению не подлежит. Да и толку от одного аппарата никакого. Нужна очень развитая инфраструктура, много разных других приспособлений… — Готор беспомощно замолчал и изобразил на лице такую бездну отчаяния, что собеседники сразу отказались от мысли настаивать на объяснениях.

— Так, значит, эта находка была абсолютно бесполезной? — разочарованно спросил Риишлее.

— Я бы так не сказал, — как-то слишком уж загадочно произнес Готор. — Вот!

И с этими словами он очень осторожно достал из кармана какой-то предмет, завернутый в кусок ткани, положил его на стол и развернул.

— И что это?

— Batarejka! Ну, такая ерунда, которая… А, не важно. Mobilnik был хоть и изрядно побитый, но последние годы о нем очень хорошо заботились, стряхивая малейшие пылинки. Так что я смог его разобрать, так, на всякий случай. Жрецы мне, кстати, за это едва голову не свернули, и если бы не наши солдаты… Впрочем, если бы не тот инцидент, я бы ее умыкнуть не смог. В общем, эта штучка лежала внутри mobilnik, как в коробочке. Поднесите ее к свету и посмотрите.

Риишлее взял небольшой прямоугольничек черного цвета и поднес его к окну. Потом, заинтересовавшись чем-то, присел, порылся в хламе на свое столе и, достав сильную лупу, начал разглядывать предмет под большим увеличением.

— Какой-то план, — спокойно сказал он. — И надпись. Буквы знакомые, но слова этого я не знаю. Полагаю, это из вашего языка?

— Угу, — кивнул Готор и произнес с особой торжественностью: — Там написано Amulet, что на вашем языке и означает — «амулет»!

— Вы думаете? — взволнованно спросил Риишлее.

— Почти убежден! — ответил Готор. — Едва ли это может быть совпадением. Вещь из моего мира — и легендарный Амулет, за которым охотился, а потом и хранил Манаун’дак…

— Так… — Риишлее даже вскочил со стула и начал ходить по кабинету, а Ренки, воспользовавшись моментом, взял непонятную пластинку со стола и начал ее внимательно рассматривать.

— Какая-то гора с тремя вершинами, — озвучил он уже известный всем факт. — А рядом река с изгибом, напоминающим цифру «2». И еще три дерева нарисованы. И где это?

— Не знаю! — развел руками Готор. — Полагаю, где-то на землях Старой Империи. Скорее всего, на Северном континенте, хотя не исключаю, что и на Южном. И стоит учесть, что это может быть как гора, так и холм. Река за тысячи лет наверняка уже раз десять поменяла русло. А эти три дерева (кстати, на плане они могут означать и лес) давным-давно умерли и сгнили. Сейчас на их месте может быть голая пустыня, а может быть целая чащоба. Но я подумал: может быть, где-то в древних легендах или записях сохранилось описание этого места. Ведь проклятый Манаун’дак не просто так нацарапал эту схему? Трехглавая вершина… Может, там была какая-то битва? Или храм стоял… Или еще что-то…

— Я распоряжусь, чтобы поискали, — кивнул Риишлее. Он был настолько взволнован находкой, что вместо того чтобы позвать секретаря, сам выскочил из кабинета.

— И ты молчал? — возмущенно бросил Ренки приятелю, когда они остались одни.

— Так сам вспомни, — начал оправдываться Готор. — Я впереди топал, а ты со своим Одиннадцатым, считай, в самом арьергарде плелся. Мы тогда с тобой неделю не виделись. Да и потом, на реке, на совсем разных плотах плыли. А уж от Зиироока… Вспомни то суденышко — как там можно было поговорить толком без чужих ушей?

Да, тут Готор был прав. Их двоих и командира Пятнадцатого Гренадерского полковника оу Таариса оу Дезгоот отправил в столицу с вестями о победе и успешном завершении похода. Да еще пришлось взять с собой Гаарза и Киншаа для охраны сундуков с остатками архивов Кааса.

Отплыли они на почтовом кораблике — быстроходном, но довольно тесном суденышке, где даже кают для пассажиров не было. И почетным гостям, всем троим, отвели каюту первого помощника и штурмана, которые, в свою очередь, потеснили капитана. Но даже там уединиться для серьезного разговора не было никакой возможности — тонкие переборки едва ли могли обеспечить конфиденциальность беседы. А на палубе всегда было множество ушей, так что для разговора о делах действительно тайных и секретных, наверное, пришлось бы лезть на марс, предварительно выгнав оттуда наблюдателя. Но это выглядело бы несколько странно.

Дальше — та же песня. В Диинцее — наиболее близком к столице порту — они сошли со своего кораблика и не без некоторых проблем и парочки скандалов сумели пересесть в карету.

Было очень странное ощущение. Казалось бы, они прибыли в родные земли героями, совершив кучу невероятных подвигов и пережив множество приключений, о которых можно баллады складывать. Но никто тут еще не знает ни об их подвигах, ни о приключениях и потому не обращает внимания на компанию каких-то оборванцев в поношенных мундирах, зачем-то везущих в столицу с безопасного юга три непонятных сундука.

Даже авторитет полковничьего мундира не слишком-то помогал путешественникам — нынче в Тооредаане объявили новый набор в войска, и потому офицеры всех рангов стали настоящим бедствием для больших и малых городов, сел и даже хуторов и постоялых дворов. Военные заманивали в свои ряды простофиль, верящих в сказки про сытую армейскую жизнь, разорившихся и влезших в долги ремесленников и купчиков, проворовавшихся приказчиков, потерявших наделы крестьян и даже обычных бродяг, которым уже нечего терять, вроде парней, обрюхативших дочку соседа и не желающих жениться, — короче, всех неприкаянных и не имеющих прочных корней, для которых армия становится наименьшим из возможных зол. Так что даже целым полковником никого теперь удивить было нельзя.

Лишь увидев погоны Готора и Ренки с коронами и булавами, портовые или дорожные чиновники начинали что-то подозревать и шевелиться, благодаря чему путь до столицы занял всего четыре дня.

А в Мооскаа, едва переночевав в гостинице средней руки, с самого раннего утра полковник отправился с рапортами в Военную коллегию, а Готор с Ренки проследовали в Малый дворец, непосредственно к военному министру. И проторчали полдня в приемной. Сначала они ожидали, когда Риишлее вернется из храма, где он ежедневно исполнял свои обязанности верховного жреца, а потом им сообщили, что военный министр срочно отбыл в Военную коллегию по неизвестному, но очень важному и срочному делу.

Зато по прибытии Риишлее они удостоились высокой чести разделить с ним обед, о чем жалеть явно не пришлось, ибо верховный жрец, несмотря на свою духовность и глубокое проникновение в высшие сферы, как всякий придворный, слыл ценителем изысканной кухни.

— Что ж, господа, — подвел итог Риишлее, выслушав довольно подробный рассказ об успехах и неудачах затеянной им операции. — Не все прошло идеально, но, поверьте мне как человеку, разбирающемуся в грехах, было бы смертельным грехом жаловаться и бурчать по этому поводу. Мне, конечно, постоянно докладывали о ходе вашей операции. Но, признаюсь, не слишком подробно. После вашего «визита» кредонские «коллеги» изрядно свирепствуют, особенно на Тинде и в прибрежных районах, так что моим агентам пришлось затаиться. Кстати, первые два месяца они вообще предпринимали невероятные усилия, чтобы информация о разгроме Тинда не дошла до ушей обывателей. Мне, кхе-кхе, даже пришлось встать на сторону правды и истины и постараться просветить граждан республики на этот счет. Мы даже поддельные листики бюллетеня Торгового совета напечатали, переправили в Кредон и распространили среди тамошних лопухов. Приврали, конечно, слегка. Но, как сейчас выяснилось, не так уж и сильно. Был грандиозный скандал!

Риишлее, необычайно довольный собой, откинулся на спинку стула и сделал знак слуге наполнить бокалы. Потом поднял свой и заговорил торжественно, словно произнося тост:

— Ваш отчет, а также отчеты адмирала и генерала о разрушении укреплений Тинда я уже внимательно изучил. Признаюсь, они превзошли мои ожидания. Кредонским скупердяям придется изрядно потратиться на восстановление всего вами порушенного, а если учитывать и порчу фарватера, это следует признать невероятным успехом. Сегодня же вечером я официально доложу о нем на королевском совете, завтра утром об этом будет знать вся столица, а через неделю-две весть достигнет даже самых удаленных уголков королевства.

Риишлее замолчал и, не полагаясь на слугу, оказал гостям высокую честь, самолично наполнив вином их бокалы.

— Насчет Кааса, — продолжил он. — Это весьма досадное упущение. Впрочем, пожалуй, тут есть и часть моей вины. Я должен был послать с вами своих людей, все-таки вы… — Риишлее сделал некий жест, из которого его гости должны были сами понять, что в некоторых вопросах являются безнадежными профанами и только вежливость не позволяет хозяину высказаться прямо, и добавил: — Но решил, что это привлечет ненужное внимание со стороны армейских, которые, увы, с Тайной службой не очень-то дружат. Документы тоже жаль. Но я уже распорядился пригласить работников архивов. С нашем традиционным почтением ко всякому написанному слову и составленному документу эти ребята весьма поднаторели в восстановлении различных бумаг. Может, и тут смогут что-то сделать. Но потраченного на это времени, сил и средств, откровенно говоря, будет жаль. Вам, кстати, оу Готор, я настоятельно советую (коли вы этого еще не сделали) как можно быстрее записать все, что сохранила ваша память из прочитанного и бесед с этим прощелыгой Каасом. Кстати, а что там с этой женщиной и ребенком? Уже догадываюсь, что вы бы не стали вымещать на ней зло за обман Кааса. Но есть такое подозрение, что вы, оу Готор, могли сыграть в излишнее благородство. Исходя из ваших рассказов о религии в мире, из которого пришли. Помните?

— Ее с ребенком привезут первым же кораблем, — пожал плечами Готор. — Их охраняют сержанты Дроут и Таагай. Да и генерал оу Дезгоот в некотором роде за ними присматривает. Он нам обещал. И хочу вас успокоить или, возможно, разочаровать, но мой мир тоже весьма далек от тех идеалов, про которые я вам рассказывал. Но… неужели вы правда станете ее пытать?

— Не думаю, что это понадобится, — усмехнулся Риишлее. — Пытка — это крайняя мера. Обычно она хороша лишь тогда, когда большинство ответов ты уже знаешь. С вашей подопечной будут разговаривать опытные люди, и они без всяких пыток выведают у нее даже то, что, как ей кажется, она не знает. В конце концов, она видела лица, знает многие даты. Даже система тайных знаков и паролей — это уже немало. По ней мы сможем кое-что узнать про этого Кааса. Впрочем, это все сейчас не столь важно. — Риишлее замолк, словно подбирая слова, что было для него весьма нехарактерно. — Не важно, в отличие от другого вопроса: что делать с вами, судари? — слегка шутливым тоном начала он. — С одной стороны, вас по праву надо представить совету и королю как одних из «отцов победы». И могу гарантировать, что вы искупаетесь в славе похлеще, чем утопленник в воде. Про богатства, повышения и награды я и не говорю — Тооредаан еще не разучился награждать своих героев. Ну, по крайней мере тех, кого он сам официально признал таковыми.

Риишлее сделал паузу и чуть нервно покрутил в руках вилочку для закусок.

— Но! Во всем этом есть большущее но! — продолжил он уже очень серьезным тоном. — Боюсь, подобная слава будет вам не лучшим помощником в ваших дальнейших поисках Амулета. А я, признаться, весьма озабочен тем, что сей таинственный предмет существует и до сих пор работает, судя по факту появления тут вас, оу Готор. И поэтому я собираюсь попросить вас двоих немного уйти в тень. Понимаю, вы еще люди довольно молодые и честолюбивые, и требовать от вас подобной жертвы с моей стороны в какой-то мере даже жестоко и наивно, ибо если вы не согласитесь с моим решением, а я надавлю, это, скорее всего, окончится войной, само начало которой станет поражением для обеих сторон. Я потеряю достойных и ценных в первую очередь для королевства людей. А вы… думаю, вы понимаете, что ваши потери будут фатальными. Поэтому я вынужден все же не приказывать вам, но просить, взывая к чувству долга. И если вы откажетесь… Что ж… Слава будет вашей, но дальше наши пути разойдутся. Обещаю, что не стану вам мстить. Но и на мое покровительство можете больше не рассчитывать. Что скажете?

— Ну, мне к подобным вещам не привыкать, — улыбнулся Готор. — Мне ваш вариант даже нравится, потому что поиски Амулета для меня куда важнее почестей и славы. Но Ренки…

— Если велит долг, я тоже согласен, — ответил Ренки, но по его тону было нетрудно догадаться, что все это его отнюдь не обрадовало.

— Ну, не стоит так уж переживать, — успокаивающе произнес Риишлее. — Ваши имена не будут вычеркнуты из истории этого славного похода. При всем моем желании это просто невозможно, армейский мир не так уж велик чтобы вы смогли в нем затеряться! Просто вы будете чуточку в тени и официально получите не больше наград, чем все остальные офицеры других полков, участвовавших в битве. Возможно, я даже сделаю так, что истинные отчеты о ваших подвигах и участии в подготовке победы станут доступны хронистам будущих эпох. Но сейчас придется затаиться. Вам, кстати, судари, пока не мешало бы хорошенько отдохнуть, а главное, обзавестись достойный гардеробом, — сменил тему Риишлее, давая понять, что считает предыдущий вопрос закрытым. — Я распоряжусь об этом. Лучшие портные и самое дорогое сукно… И даже не думайте о деньгах — это меньшее, что я могу для вас сделать. Нет, вид, несомненно, у вас весьма геройский, но, учитывая положение лиц, которым я намереваюсь вас обоих представить, все-таки не мешало бы приобрести немного лоска. А уж потом поговорим и о поисках Амулета, и о множестве других вопросов, которые будут у меня (и не только у меня) к вам.

Тут-то Готор внезапно и выдал эту историю с храмом и непонятным планом на таинственной batarejka…

В гостиницу возвращались молча. Готор размышлял об Амулете, а Ренки переживал о крушении своих планов.

Что и говорить, таил он весьма честолюбивую мечту стать самым молодым генералом в истории Тооредаана, тем более все к этому шло. И после рейда на Тинд, где он неоднократно отличился, и не только как воин, но как достойный командир, мечтать хотя бы о полковничьем погоне он вполне мог себе позволить. Случаев такого взлета было предостаточно.

Ну, пусть не о полковничьем, пусть хотя бы о майорском. Стать майором в неполные двадцать лет — это уже великое достижение, учитывая, что добился он чина не покупкой офицерского патента, а личной выслугой. И пусть формально между покупкой и заслугой нет никакой разницы, офицерская среда прекрасно знает, кто, как и за что получил свои звания и награды. Тут Риишлее был прав — подвиг утаить не удалось бы.

Офицеру с такой репутацией любой полковник будет поручать самые ответственные и важные задания, значит, последуют новые награды и новые повышения. И вообще, кто знает, могли бы и полковника дать. Тогда все вообще стало бы намного проще — до генерала остался бы один шаг, и сделать его, когда вовсю идет война, не слишком сложная задача. А уж генерал… В обществе Тооредаана это весьма высокая ступень, которая сразу вернет его роду прежнее положение, привилегии и богатства.

Но увы. И Риишлее, и Готор были абсолютно правы. Ренки понимал это умом, благо доводов «за» он бы и сам мог придумать хоть десяток сразу. Хватило бы и одного — пойти против решения Риишлее означало бы предать Готора. А ведь для Готора поиск Амулета означал куда больше, чем все награды мира, — возвращение домой. Ренки прекрасно понимал это.

Но понимать — это одно, а принять сердцем крушение всех своих надежд — совсем другое. Ренки было невыносимо горько.

— Готор, — предложил он, проходя мимо кабака. — А давай напьемся? Вдрызг! В конце концов, имеем право. А потом — в бордель! И еще куда-нибудь. Да хоть в кости сыграем!

В ответ Готор, внимательно и как-то слегка печально посмотрев на приятеля, вздохнул и сказал:

— Давай.

Утро было хмурым. Сияло солнце, пели птички, и от этого было тошно вдвойне, потому что утро определенно было хмурым.

Ренки с трудом выпутался из одеяла и сел, сдерживая мучительный прострел в голове и приступы тошноты. Огляделся в поисках подходящего сосуда. Взгляд упал на лежащую на той же кровати девицу. Брр… Стало настолько тошно, что даже блевать расхотелось.

Страшная, с всклоченными волосами и рябым помятым лицом… Это же надо было с такой связаться! Ренки и так был довольно разборчив, а уж после общения со жрицей вообще невольно стал поборником завышенных стандартов женской красоты.

Он с трудом поднялся на ноги, дошел до стола и быстренько влил в себя остатки вина из кувшина. Вино было таким же мерзким, как и шлюха, и весь этот поганый день!

Стараясь делать как можно меньше движений, Ренки собрал свои раскиданные по всей комнате вещи и с омерзением нацепил их на себя. Даже привычная одежда сегодня казалась какой-то грязной и липкой.

Ренки вышел из комнаты и пошел по темному коридору на свет. Свет, оказывается, сиял в довольно просторной гостиной, обставленной столь же пышно, как и нелепо.

Угу… А у окна на диване сидел Готор, весь из себя свеженький и чистенький, уставившийся в какую-то книженцию.

— Ну-с, и как у нас дела? — с улыбкой глянув на Ренки, поинтересовался коварный приятель.

— Изумительно, — пробурчал тот, ища глазами какое-нибудь питье.

— На вот, — заботливо пододвинул ему Готор приличных размеров кружку. — Сок, так и не понял из чего. Но кисленький, тебе в самый раз сейчас будет. Хозяйка, кстати, обещала какой-то супчик от похмелья сделать. Сейчас скажу, чтобы несли!

Острый рыбный супчик принесли довольно быстро, и Ренки, с отвращением вогнав в себя первые ложки, остатки выхлебал еще быстрее. Бросило в жар, прошиб пот, однако в голове просветлело, да и желудок подуспокоился.

— А ты чего тут читаешь? — подозрительно спросил он у приятеля.

— Презабавнейшая похабщина времен Старой Империи, — с удовольствием пояснил Готор. — Чисто развлекательного жанра, если можно так выразиться про подобную… гм… литературу. У хозяйки этого борделя, кстати, весьма изрядная библиотека произведений подобного жанра. Если верить некоторым деталям, написана книженция спустя лет сто пятьдесят — двести после подвигов наших приятелей Манаун’дака и Лга’нхи. И тут чуть ли не две трети хм… рассказов… посвящено как раз им. В основном, конечно, полный бред и больные фантазии насчет размеров некоторых частей тела легендарных героев. И их подвигов отнюдь не на поле брани. По сути, ничего удивительного. Во всякой письменной культуре рано или поздно появляется «герой», осмеливающийся переложить на бумагу то, что раньше было лишь темой подпольного хихиканья и тихих разговорчиков, сопровождающихся глумливыми улыбочками. Но у меня есть ощущение, что писал это человек, либо стоявший довольно высоко на социальной лестнице, либо имевший доступ в верха. Слуга, например! Тут вот есть сцена, скажем так, нетрадиционного использования меча Лга’нхи сорока девственницами. Так вот, описание рукояти очень похоже на тот самый обломок! Как тебе такой поворот?! В этакой-то грязи — да найти что-то стоящее! Сейчас вот пытаюсь еще отыскать в описаниях что-то подобное. Может, этот озабоченный еще какие-нибудь ритуальные предметы упомянул.

Ренки равнодушно кивнул, не особо разделяя восторг приятеля. Хоть супчик и подействовал на тело, но на душе было по-прежнему тошно. Тошно и тревожно, ибо он напрочь не помнил большую половину вчерашней ночи, а вернее сказать — дня.

— Что хоть вчера было-то? — поинтересовался он у приятеля. — И чего это ты такой свеженький?

— Ну, во-первых, в пьющей компании кто-то всегда должен оставаться относительно трезвым, чтобы уберечь остальных от неприятностей, — усмехнулся Готор. — А во-вторых, мне особо налегать на вино не стоит, — осторожно постучал он себя по голове в районе оставшегося от ранения шрама. В остальном же… Не бери в голову. Ничего особенного не было. От вызовов на дуэль я тебя уберег. Дважды! От произнесения слов и речей, о которых бы ты пожалел наутро, в общем-то тоже уберег. Вот от девицы той уберечь не смог. Хотя совесть моя чиста — пытался подсунуть тебе кого-нибудь посимпатичнее. Но ты, видать, назло мне, решил удалиться с этой… Ну, бордель тут довольно дорогой и качественный, так что последствия, уверен, будут только эмоционального плана. Однако, друг мой Ренки, утром меня, вот прямо тут, уже разыскал посланец от нашего «патрона» и передал его настойчивое предложение сегодня к обеду снова быть в Малом дворце и выглядеть при этом более-менее прилично. А времечко уже, кстати, довольно позднее. Так что пора зайти в гостиницу, привести себя в порядок и ехать к Риишлее.

В гостинице их ждал первый сюрприз. Люди Риишлее, как всегда, оказались на высоте. Уж неизвестно, то ли старший цензор позаботился об этом заранее, то ли у него был неистощимый набор «реквизита», но два прекрасно пошитых мундира Шестого Гренадерского полка, украшенные золотом и серебром, уже ждали наших героев в их комнатах. А вместе с ними — и небольшая бригада портных, мгновенно подогнавших мундиры по немного изменившимся за последние полгода фигурам (оба героя слегка отощали, а Ренки еще и раздался в плечах).

Час трудов — и мундиры сели безупречно. Приятели только-только успели толком отмыться, побриться и приобрести лоск, созданный руками опытных куаферов, вооруженных, помимо ножниц и расчесок, разными притираниями, помадами и лаками (Готор почему-то плевался и бурчал себе под нос слова на родном языке), как нужно было уже одеваться к обеду, который, судя по этим приготовлениям, явно обещал стать нетривиальным.

Осталось только подвесить на новый мундир погон, надеть вычищенные до блеска сапоги и отправиться в путь.

Оказалось, что Риишлее позаботился и об этом — перед гостиницей Ренки и Готора ожидала карета. Не слишком роскошная с виду, однако такого дорогого, а главное, удобного внутреннего убранства Ренки видеть еще не доводилось. Да и по камням мостовой (увы, но даже в Мооскаа не всегда идеально ровной) она ехала словно лодочка по тихому пруду, без привычных скрипов и подпрыгиваний. Все это было весьма многообещающим.

Как, впрочем, и то, что ехали они несколько дольше, чем следовало. И прибыли отнюдь не в Малый дворец, а в некую загородную резиденцию, весь вид которой навевал мысли о древних родах, столетиями живущих на одном месте, огромных богатствах, накопленных за эти годы, и конечно же власти. Власти, перед которой бледнеет и древнее благородство, и любые капиталы, и даже штыки многочисленных полков. Ибо именно эта власть управляет и тем, и другим, и третьим.

— А вот, собственно, и они, — поприветствовал друзей Риишлее, когда вышколенный слуга провел их по роскошно отделанным коридорам в еще более роскошную гостиную. — Наши почетные гости!

Гостиная, по странной прихоти архитектора находившаяся в глубине дома и не имевшая окон, освещалась только светильниками в особых хрустальных колпаках, «вытягивающих» пламя от фитиля вверх и разбивавших его на множество ярких лучиков. Эти светильники освещали лишь пространство вокруг большого круглого стола, так что стены и углы гостиной словно бы скрывались во мраке. Однако паркет, лепнина потолка, мебель… Даже не слишком разбирающийся в тооредаанской роскоши Готор мгновенно догадался, что все это стоит баснословных денег, и невольно проникся, ну, может, не почтением, но важностью встречи, на которую их пригласили.

За столом помимо Риишлее сидели еще двое мужчин и, как это ни странно, одна женщина.

— Позвольте вам, друзья, представить героев, о которых вы конечно же наслышаны, но видите впервые, — перешел к формальной части Риишлее.

Интересно было наблюдать за ним в этой компании. Нет, всегда буквально лучащийся силой и властностью первый советник короля, верховный жрец и военный министр вовсе не казался сейчас менее важным и значимым. Но он словно бы немного потускнел, попав в компанию людей, явно равных себе по значимости и влиянию.

— Это вот пока еще первый лейтенант оу Ренки Дарээка, храбрость и готовность сражаться которого сравнимы лишь со знаниями и мудростью его не менее бесстрашного товарища, также первого лейтенанта оу Готора! Ну а это, — показал Риишлее на еще довольно молодого представительного мужчину справа от себя, — герцог оу Рииг Моорееко — министр финансов нашего великого королевства и один из столпов, на котором оно держится. Рядом с ним — оу Ваарииг Сиин, второй советник короля, под чьим неусыпным попечением процветают все университеты нашей страны, а также школы всех видов и направлений и даже ремесленные училища. Еще он приглядывает за тем, как живет и трудится чиновничий люд. Тут он в некотором роде мой конкурент.

Самый старый из сидящих за столом мужчин с лицом свирепого людоеда и фигурой ярмарочного борца небрежно кивнул, и блики света пробежались по его блестящей лысине.

— Ну и наконец… — Риишлее преувеличенно почтительно склонил голову перед уже довольно зрелой, но выглядящей еще более чем великолепно дамой. — Прекраснейшая и несравненная дама Тиира из рода оу Гии, первая дама двора! Ну что вы, судари, не стойте там, подходите, садитесь. Ведь вы тут — почетные гости!

— Гм… — усмехнулся Готор, подходя к столу и опускаясь на указанный ему стул. — Тогда почему я чувствую себя главным блюдом?

— Так вот значит ты каков, пришелец из чужих миров! — первой начала дама Тиира. — С виду похож на обычного человека. Признаться, я ожидала чего-то более… экзотичного!

До того как прозвучали эти слова, приятелям пришлось пройти через почти часовую пытку под названием «званый обед». Высокопоставленные гости наслаждались пищей, беседуя о всяких пустяках, обсуждая дворцовые сплетни и последние театральные постановки. А Готор и особенно Ренки все это время сидели словно на иголках, время от времени пронзаемые оценивающими, холодными и равнодушными, словно скальпель патологоанатома, взглядами.

Лишь когда беззвучно скользящие по паркету лакеи убрали тарелки после пятой перемены блюд, заменив их хрустальными бокалами, графинами с вином и соками, а также блюдечками с закусками всех видов, и так же незаметно удалились, демонстративно закрыв двери в гостиную и оставив обедающих одних, начался разговор о действительно серьезных делах. И начала его именно первая дама двора.

На этой должности дама из рода оу Гии управляла всеми делами королевского двора уже больше десятка лет. И хотя ее обязанности в общем-то не выходили дальше обязанностей экономки любого богатого дома, судя по раздававшимся в коридорах дворцов и замков шепоткам, первая дама двора имела власти и влияния куда больше, чем сама королева. В ее воле было допустить или, наоборот, преградить доступ к королю почти любому подданному Тооредаана, какое бы положение он ни занимал. Исключение составляли лишь чуть больше десяти человек вроде правящих герцогов или ближних советников и министров короля. Но даже они предпочитали не связываться с первой дамой, понимая, что война с ней может обойтись им слишком дорого. Влияние дамы Тииры было поистине безграничным.

Ей подчинялась даже дворцовая стража, и, по слухам, именно она назначала полковников и офицеров Одиннадцатого Мушкетерского полка, обычно квартировавшего именно в столице. С этой женщиной стоило считаться.

— Увы, — развел руками оу Готор, как бы извиняясь за свою заурядную внешность. — Я действительно не самый экзотичный представитель своего мира. Но в свое оправдание могу сказать лишь, что я чужой для этого мира только на три четверти. А на одну четверть…

— Да-да, — прервал Готора на полуслове оу Сиин, попутно прожигая его своим людоедским взглядом и словно прикидывая, каков будет на вкус этот «на три четверти» чужак. — Дедушка! Риишлее уже рассказывал нам эту историю. Звучит, знаете ли, излишне фантастично! Якобы ваш дедушка жил в баснословно древние времена и даже встречался с самим Манаун’даком, которого я да и многие другие ученые мужи до недавнего времени вообще считали выдуманным персонажем. А вот вы, его внук, каким-то неведомым и необъяснимым образом вдруг очутились тут. Можете ли вы предъявить хоть какие-то доказательства в защиту этой вашей истории?!

— Мне казалось, что эта стадия уже давно пройдена, — спокойно парировал наезд Готор. — Собственно говоря, я никогда и не навязывался на роль «чужака». Скорее уж — меня разоблачили. — Готор слегка поклонился в сторону Риишлее.

— Действительно, Ваарииг, — усмехнулся с противоположного конца стола герцог оу Моорееко. — Не стоит расспрашивать нашего гостя из другого мира на эту тему. Тем более ты уже достаточно долго испытывал смиренное терпение нашего верховного жреца, задавая ему те же самые вопросы. Едва ли даже тебе придет в голову обвинять Риишлее в доверчивости и склонности к скоропалительным выводам. Так что, полагаю, теоретические споры о существовании иных миров мы можем отложить на какое-нибудь другое время. А сейчас… Итак, оу Готор… Почему, кстати, у вас нет первого имени? Непорядок! Сейчас перед вами сидят четыре, пожалуй, самых могущественных человека не самого маленького в этом мире королевства, не считая, конечно, самого короля, которому все мы праведно служим. Так что вы можете предложить нам и чего хотите получить взамен?

— Службу и знания, — после некоторой паузы ответил оу Готор. — Это все, что я могу предложить вам. А получить… В идеале моя мечта — вернуться домой. Но если это не получится, думаю, мои надежды в этом мире мало чем будут отличаться от надежд любого другого благородного оу. Достойная жизнь, высокое положение в обществе, семья и прочее-прочее-прочее… Но хочу вас сразу предупредить: в силу особенностей моей подготовки мои знания скорее обширны, чем глубоки. Меня обучали основам большинства известных в моем мире наук и дали общее представление о методиках, с помощью которых из этих основ можно воспроизвести нечто большее. А вот насчет использования этих знаний — мой опыт и опыт моего мира говорит, что всякое знание подобно сильному лекарству, его надо применять очень осторожно, иначе это может ударить по тебе самому. Да и знание, привнесенное из другого мира, — это костыль, который, конечно, поможет передвигаться больному. Но если этот костыль вовремя не отбросить, преодолевая боль и слабость, то можно так и не научиться ходить самостоятельно.

— Весьма образное сравнение, — кивнула головой дама Тиира. — Однако если откинуть поэтическую образность и перейти к реалиям, что конкретно вы можете нам предложить?

— Оу Готор уже немало сделал такого, что нашим учеными или военным даже в голову не могло прийти, — вмешался в разговор Риишлее.

— Нет. —Дама Тиира сделала рукой властный жест, заставивший мгновенно умолкнуть даже самого военного министра. — Из того, что вы мне сказали, пока сей «пришелец» не сотворил ничего выходящего за рамки нашего понимания. Все это мог бы сделать и любой другой ученый или полководец нашего мира при достаточной фантазии и способностях, что нельзя сказать о приспособлениях, с помощью которых можно переговариваться, находясь за тысячу верст друг от друга, или воочию видеть события, происходящие на другом континенте, летать по воздуху и ездить на самодвижущихся повозках, которые, по вашим, Риишлее, словам, существуют в мире этого человека. Не сочтите это за приступ недоверия в стиле… — Дама игриво стрельнула глазами в сторону оу Сиина. — Но уж коли Риишлее предлагает разрабатывать политику и стратегию развития всего королевства на основе ваших советов, мы вправе точно знать, чего можно ожидать от вас.

— Это очень непростой вопрос, — ответил Готор, и было видно, что он тщательно подбирает слова. — С одной стороны, даже тот факт, что человек прибыл из другого мира, едва ли делает его особо выдающимся. В конце концов, я мог бы оказаться обычным крестьянином, знающим только, как землю пахать. Другое дело, что мой мир намного старше вашего, так что даже простой крестьянин, думаю, смог бы рассказать вам немало нового о земледелии и о многих ремеслах. Все эти механизмы, о которых вы упомянули… Насколько я знаю, магии в мире не существует, так что просто щелкнуть пальцами и создать их я не смогу. А воспроизвести их в ваших мастерских… Вся эта техника основана на открытиях и технологиях, которые вашему миру предстоит делать и отрабатывать еще лет триста-четыреста. Сейчас же я подобен человеку, сидящему посреди океана на груде песка и ракушек, от которого требуют построить корабль. Я, конечно, могу вам сделать, ну, допустим, паровоз — довольно простую машину, осуществляющую движение за счет нагрева воды. Но боюсь, это будет не более чем забавной игрушкой, потому что понадобится огромное количество металла, чтобы построить железную дорогу, или каменного угля, если пойти дальше и устанавливать паровые машины на кораблях. Фабрики с паровыми двигателями для вашего мира — это абсолютный пересмотр принципов производства, хаос, обнищание тысяч работников, бродяжничество, бунты. Едва ли Тооредаану во время войны все это нужно. Возвращаясь к образным сравнениям, это все равно что посадить новорожденного младенца на боевого коня и пустить скакуна галопом. Последствия сами можете себе представить. Но я как житель более старого мира могу предостеречь вас от ошибок, показать правильные и более короткие тропы как в политике, так и в науке, которые, надеюсь, приведут Тооредаан к лидерству.

Готор сделал паузу, чтобы глотнуть сока из стоящего перед ним бокала, а потом предложил:

— Обсудить, насколько все это может быть полезным, вам, наверное, стоит с адмиралом оу Ниидшаа. На обратном пути мы с ним немного пообщались, что позволило ему вытянуть из меня немало информации о развитии флота в моем мире. Полагаю, сейчас он все это осмысливает и по возвращении обязательно представит что-то вроде программы по реформе флота.

— И потребует на это кучу денег! — усмехнулся герцог оу Моорееко. — Нечего сказать, удружили вы мне с этим! Так что, считайте, я тоже жду от вас предложений, как обеспечить пополнение казны. У вас там еще золото из воздуха или воды делать не научились?

— Научились, — кивнул Готор. — Но стоит оно намного дороже обычного.

— А вы что скажете, оу Дарээка? — устало улыбнувшись, спросил Риишлее. — Не обиделись, что вам почти не привелось поучаствовать в беседе?

— Нет! Скорее даже наоборот. — Ренки содрогнулся и немедленно почувствовал определенный стыд за то, что во время всего разговора отдуваться за них обоих пришлось фактически одному Готору. Сам бы он меньше всего на свете хотел подвергнуться тому же допросу, что учинили «пришельцу» первые люди королевства. Под конец беседы, кажется, уже и Готор был не рад тому, что ввязался в эту авантюру, и, возможно, даже подумывал перебежать в Кредон или в Ашаа, к юбконосцам. С него семь потов сошло, начал заплетаться язык, судя по его осанке, кажется, даже заломило спину от напряжения, а поток въедливых вопросов гостей все не иссякал.

Лишь в конце беседы, когда все практически попрощались, дама Тиира соизволила обратить свой взор и на Ренки — заурядного тооредаанского героя.

— Оу Дарээка, — покатала она его имя на языке. — Кем, молодой человек, вам приходится знаменитый генерал оу Когиир Дарээка? Двоюродным прадедом?! — Что ж, происхождение вполне достойное и род уважаемый. Мы с вами даже состоим в родстве — одна из дочерей генерала вышла замуж за мужчину из рода Гии. Из боковой ветви, впрочем. Но это не особо и важно. Представить ко двору человека с такой родословной никакой сложности не вызовет. А вот ваш приятель… — Дама задумалась. — Похоже, придется делать упор на его геройства и заслуги перед королевством! И, наверное, герцогу оу Моорееко придется взять его в свою свиту, хотя бы формально. У него там много странных чудаков ошивается, и все знают, что герцог их в обиду не дает. Нет-нет, успокойтесь, Риишлее, я вовсе не хочу забирать у вас вашего человека. Но согласитесь: если представить его ко двору как вашего протеже, все ваши враги сразу станут его врагами. В иных обстоятельствах я бы даже позабавилась, глядя на то, как вы оба будете выкручиваться из подобной ситуации. Но коли уж мы решили сделать оу Готора своим человеком, стоит позаботиться о его безопасности. Впрочем, думаю, мы еще поговорим об этом. Время пока есть!

На этом встреча и закончилась. Гости покинули особняк, и Риишлее оказал приятелям высокую честь, пригласив их в свою карету. Тут-то он и завел разговор с Ренки, внимательно поглядывая на устало откинувшегося на спинку сидения Готора, которому сегодня и так сильно досталось.

— Ну-ну, — успокаивающе похлопал Риишлее Ренки по колену. — Все прошло просто прекрасно. Оу Готор держался большим молодцом, так что вы оба весьма понравились этим людям. Но расслабляться не стоит — это были лишь смотрины, а впереди еще сватовство, обручение, венчание и долгая счастливая жизнь. Шучу! За армией оу Дезгоота уже посланы корабли. Вернутся они в столицу, думаю, не раньше чем недели через три, а возможно, что и через месяц. Тогда, собственно, и состоится официальное чествование победителей, после которого вас, молодые люди, также официально представят королю. Это значит, что вы станете придворными и войдете в совершенно особый круг людей, с которыми надо держаться настороже, ибо они не прощают даже малейших ошибок! Пару дней советую вам хорошенько отдохнуть. Потом мои портные займутся вашим гардеробом — он должен в мельчайших деталях соответствовать последней моде. В придворном мире лучше сморозить откровенную глупость, отвечая королю, чем надеть камзол прошлогоднего покроя или подвязать ленту не того цвета. К тому же я пришлю вам учителя, который обучит вас хорошим манерам. В казарме или на поле битвы ваши манеры, возможно, и считаются безупречными, но, чтобы не опозориться при дворе, вам еще многому предстоит научиться! Пожалуй, я помогу вам приобрести особняк в городе. Тут один заблуждающийся человек скоро отправится в далекое и не совсем добровольное путешествие, примерно в те края, откуда вы недавно прибыли. Уверен: он будет просто счастлив продать вам свой дом за весьма умеренную плату, иначе его все равно конфискует казна. Не благодарите — дом вам понадобится и чтобы не выглядеть голодранцами при дворе, и в качестве базы. Уж извините, но о слугах позабочусь тоже я! И естественно, они будут из моих людей, так что я буду в курсе всех событий, что произойдут в вашей… резиденции. Это для вашей же пользы. Заранее хочу успокоить — удивить меня чем-либо сложно. Да мне и не слишком-то интересно, сколько девиц пройдет через ваши спальни или сколько и какого вина вы выпьете за обедом. Лишь бы все это не вредило главному делу!

(обратно)

Глава 12

Колеса кареты перестали мягко шуршать по укатанному грунту королевского тракта и нервно застучали хоть и по каменной, но крайне неровной мостовой славного города Фааркоон.

Дружный вздох шести человек нарушил тишину раннего утра. Вот, считай, уже и дома! Пять месяцев столичного безумия остались в прошлом, и теперь можно хотя бы помечтать о тихой спокойной жизни в собственном поместье.

Первые недели подготовки к представлению ко двору Ренки и Готору показались сущим адом, кажется, даже похлеще того, что был на каторге. Нет, конечно, сон на перинах — это не то что звериное полузабытье на голой земле под куском рогожи. А уж сытные вкусные обеды, что приносили им из соседнего кабака, было даже оскорбительно сравнивать с тюремной баландой на каторжном судне. Да и «основная работа», заключающаяся в примерке нарядов и повторении за учителем изящных поклонов, изучении языка жестов, цветов и мушек, постижении науки поведения за столом, танцевальных па и прочей дребедени, вроде сигналов, которые должны подавать окружающим цвета и фасоны одежды, а также драгоценности и украшения, — все это жутко утомляло. Даже Готора, который поначалу выказал немалый энтузиазм и даже пытался объяснять все разученное с точки зрения науки, вести какие-то записи, классификации.

Скис он уже под конец первой недели, громко заявив, что все это — бессмысленная трата времени, которое он мог бы провести с куда большей пользой.

— Нет, я понимаю, — жаловался он Ренки за бокалом вина. — Знание всей этой дребедени должно сделать нас своими в весьма узком и специфичном обществе придворных. Но боже мой, какая дикая скука изучать, как низко я должен наклонить голову при встрече с особой, в чьей петлице торчит гвоздичка, и почему дама, в чьем наряде лиловые ленты сочетаются с жемчужным украшением на шее, не прочь переспать с кем угодно, лишь бы это осталось «страшной тайной».

— А как же насчет: «Это вроде наших мундиров и погон», — ехидно передразнил Ренки Готора, однако же полностью разделяя его чувства.

— Но не до такой же степени! — возмутился приятель. — Я у себя, там, носил одну и ту же форму одинаковой камуфляжной расцветки в течение почти десяти лет. Мне уже обычные синие джинсы подчас экзотикой казались, что в училище, что на срочной, что в спецкомплексе. А тут я, оказывается, не могу появиться в одном и том же наряде два дня подряд, иначе меня загнобят как деревенщину и лоха! И каждый раз, одеваясь, я должен думать о сочетании цветов, украшений и прочей ерунды, а то примут за кого-нибудь не того и либо ославят, либо вызовут на дуэль.

— Вот этого я вообще не понимаю, — кивнул головой Ренки. — Двойная серебряная пряжка на туфлях и перо кукушки на шляпе означают, что ты накануне переспал с чужой женой. Да ведь тех, кто такое носит, каждый благородный человек должен вызвать на дуэль и заколоть, как свинью! Ибо сказано в законе: «Узы брака священны!» Зачем кому-то подобное демонстрировать?

— Охохонюшки, — печально пробормотал Готор. — Остается надеяться, что долго все это не продлится и нам дадут какое-нибудь задание подальше от столицы!

Как всякий почтенный купеческий город, Фааркоон просыпался с первыми лучами солнца. Так что приезд и заселение известных всему королевству героев в лучшую гостиницу города не остались тайной для здешних обывателей, особенно — для городской управы и королевских чиновников.

Не успели шестеро приятелей толком расположиться в снятых комнатах, как в двери уже постучалась делегация почтенных граждан Фааркоона во главе с самим градоначальником, и в воздухе вместе с ароматами безбожно вылитых на себя духов и извлеченных из нафталиновых закромов парадных мундиров ощутимо запахло продолжением светской жизни, но теперь уже на провинциальный манер.

И в то же время — отказаться было просто невозможно, ибо граждане Фааркоона явно считали прославившихся на весь мир героев в какой-то мере своей собственностью, которая по праву давала им повод задирать носы перед жителями всех других, менее достойных городов на всем побережье, да и в королевстве в целом.

Ведь как-никак, а часть кораблей той самой эскадры отошла именно от причалов их порта, не говоря уж о том, что те самые torpeda строились на фааркоонской верфи, а те самые гренадеры Шестого полка во главе с самим тогда еще полковником оу Дезгоотом несколько месяцев находились на постое в Фааркооне, набирая пополнение в том числе и в его окрестностях. А два участника той битвы вообще являлись почетными гражданами Фааркоона, владевшими собственностью в его окрестностях. Тем более, они были навечно вписаны в историю города целой серией таинственных и небывалых похождений и подвигов. Все это давало каждому горожанину законное право считать себя немного причастным к разгрому Тинда и последовавшему после этого большому походу обратно на родину. Поход этот хоть и не был отмечен особыми военными победами над врагами королевства, однако же сам по себе являлся грандиозным предприятием, явно символизирующем о величии духа всех тооредаанцев в целом и тооредаанской армии в частности.

Фааркоон просто обязан был отметить грандиозное возвращение великих героев не менее грандиозными празднествами. А герои, соответственно, обязаны были благодарно и безропотно все это принять, ибо отвергнуть провинциальное гостеприимство — хуже, чем пнуть щенка или нагадить в храме.

Пришлось смириться с неизбежным, ограничив рамки фааркоонского радушия неделей, дольше которой они якобы не могут задержаться в этом городе. Смирившись же, друзья были немедленно взяты в оборот.

Примерно так же быстро они были взяты в оборот, когда посланные на юг корабли привезли полки генерала оу Дезгоота, а говорки да сплетни, давно уже кочующие по столице, внезапно обернулись громом официальных глашатаев, известивших народ королевства Тооредаан о грандиозной победе, одержанной войсками его величества прямо в сердце вражеской территории. При этом особый упор делался на то, что все задействованные в операции полки вернулись обратно с минимальными потерями, оставив разозленных кредонцев с носом.

Официальные донесения генерала, адмирала и полковников об операции, а также военного инженера оу Готора о разрушении вражеских укреплений были напечатаны во всех (то есть в целых двух) газетах, а для тех, кто был слишком беден, чтобы купить газету (увы, но это могли себе позволить лишь достаточно состоятельные люди), издавались соответствующие информационные листки, которые весьма обильно украсили стены домов столицы. Возле каждого из них собирались толпы читателей, толкователей, пояснятелей и спорщиков.

Приятели могли по праву гордиться собой. Пусть их и не называли в числе отцов победы, однако имена этой уже и так довольно известной в народе своей доблестью и предприимчивостью парочки героев не раз упоминались в отчетах, причем в самом положительном свете.

Потом были торжественный проход победителей через город, построение на площади перед большим дворцом, торжественный доклад генерала военному министру, потом — военного министра — королю, а также речь короля, высказавшего победителям свое монаршее благоволение и милостливо соизволившего распорядиться о достойной награде всем воинам, участвовавшим в походе, и назначении пенсий семьям тех, кто из него не вернулся.

По окончании речи короля собравшаяся вокруг толпа выразила свое одобрение монаршей мудрости и щедрости радостным ревом. А солдаты дружно отсалютовали мушкетами с примкнутыми штыками своему монарху и толпе, вызвав еще более восторженный рев.

Когда рев стих, военный министр, на время переквалифицировавшийся в верховного жреца, провел молитвенную службу и, принеся в жертву богам хлеб и вино, освятил особый свиток с описанием сего великого подвига и провозгласил, что свиток этот отныне будет храниться в главном Храме Предков, дабы слава о разгроме Тинда и походе героической армии домой жила в веках.

На следующий день все старшие офицеры чином не ниже майора, в круг которых затесалась и парочка первых лейтенантов, были приглашены на прием к королю. Ренки впервые смог увидеть его столь близко. Он прошел мимо буквально на расстоянии вытянутой руки, и, несмотря на восторг, переполнявший душу, Ренки еле удержался, чтобы не потрогать того, кто олицетворял собой все величие и силу славного королевства Тооредаан.

И если бы потом Ренки спросили, был ли король стар или молод, высок или низок, красив или уродлив, к своему стыду, он бы, наверное, ничего не смог ответить. Ведь это был король! Тот самый, с чьим именем на устах солдаты бросаются в бой, ради которого терпят лишения и тяготы походов и мирной жизни… Король, почитать которого словно некое божество мальчишку из обедневшего рода благородных оу учили едва ли не с младенчества.

А вот оу Готор был лишен какого-то особого пиетета по отношению к монаршим особам, и поэтому он увидел перед собой уже довольно немолодого человека с обрюзгшим лицом и какими-то устало-равнодушными глазами.

Король проходил мимо строя восторженно пялящихся на него вояк, говорил какие-то дежурные фразы, поздравлял, отпускал комплименты, но при этом словно был мыслями где-то очень далеко отсюда. И лишь встретившись с заинтересованным взглядом некоего дерзкого первого лейтенанта, король даже немного вздрогнул, вгляделся попристальнее в глаза наглеца, задумался, словно бы что-то вспоминая, потом понятливо кивнул и пошел дальше — поздравлять, говорить дежурные фразы и отпускать комплименты.

«А он не так-то прост, — пронеслось в голове у Готора. — И вовсе не рохля, каким кажется на первый взгляд».

Затем состоялся не то бал, не то банкет — все ходили по большой зале с бокалами вина в руках и крохотными тарелочками с закусками, играла музыка, но никто почему-то не танцевал.

Многочисленные придворные, чувствовавшие себя тут явно как дома, пялились на застенчиво жмущихся по углам вояк и опускали комментарии по их поводу. Впрочем, грань приличия никто не переходил, все старались быть очень милыми и вежливыми, но Ренки вдруг вновь почувствовал себя порученцем полковника оу Дезгоота, мальчишкой, которого штабные офицеры гоняют за вином, а то и заставляют подметать полы в штабе.

— Ну-ну, юноша, — вдруг раздался откуда-то сбоку знакомый голос. — Не стоит так хмурить брови и яростно цепляться за шпагу. Вы больше не на войне!

— Извините, дама Тиира, что не заметил вас. — Обернувшись, Ренки отвесил не самый ловкий поклон. — Э-э-э… Вероятно, сияние вашей красоты затмило мой взор.

— Неплохо, молодой человек, для начала! — улыбнулась дама Тиира, и впрямь выглядевшая сейчас настолько ослепительно, что на ее фоне терялись даже юные фрейлины, толпящиеся за ее спиной. — Только в следующий раз, отпуская комплимент даме, не стоит стоять с таким видом, будто вы боитесь, что она вас покусает. Мы тут не столько зубастые, сколько языкастые, и наши уколы шпагой не отразить. Кстати, оу Дарээка, на вас чудесный мундир, однако шпага выглядит бедновато. Есть какие-то особые причины, почему вы сейчас взяли ее с собой?

— Э-э-э… Дама Тиира, моя шпага и впрямь смотрится бедновато, но она дороже многих других клинков в этом зале. Это достойнейшее оружие работы олидских мастеров с рукоятью, отделанной шкурой черного катрана. Она досталась мне…

Следующие минут десять Ренки рассказывал историю о том, как ему досталась его знаменитая шпага, в процессе чего несколько расслабился и почти перестал пугаться грозной дамы Тииры из рода оу Гии — первой дамы королевского двора, и стесняться ее свиты.

— О боги! — стыдливо потупив глазки, нежно прощебетала одна из девушек из свиты первой дамы. — Это же просто роман какой-то! Темная ночь, разбойники, благородная дева в опасности и храбрый оу, бесстрашно бросающийся ей на помощь. — Фрейлина как бы невзначай провела пальчиком от лиловых лент, вплетенных в волосы, вдоль длинной шеи к жемчужному ожерелью, почти утопающему где-то в глубинах отнюдь не маленького декольте. От этого Ренки почему-то бросило в жар. — Очень романтично, не правда ли? — Вновь прощебетала она, весьма бесстыдно стреляя глазками.

— И тем не менее вся эта история — чистая правда, — веско вставила дама Тиира и, усмехнувшись, добавила: — Так значит, это ты, дружок, мне тогда подгадил, испортив великолепную интригу? Ладно, я не в обиде. С моей стороны было бы нехорошо затаить злобу на столь великого героя из-за такой мелочи. Кстати, — как бы спохватилась дама Тиира, — позвольте, юные прелестницы, представить вам благородного оу Ренки Дарээка — известного героя и моего дальнего родственника! А это…

Далее дама с весьма важным видом перечислила всех прелестниц поименно, как бы давая понять, что это не просто дань вежливости, а ритуал вхождения в придворный мир. В ответ Ренки каждый раз отвешивал церемонный поклон, очень надеясь, что не перепутал угол наклона головы и время удержания подбородка в нижней точке, ведь придворные поклоны — это целая наука. Потом первая дама добавила, вновь переходя на прежний веселый тон:

— А теперь — брысь отсюда, негодницы, мне надо перекинуться с племянничком парой слов. Ну вот, дружок, — сказала она, когда девицы стремительно разбежались по залу, — сейчас эти свиристелки разнесут всем весть, что ты мой родственник, которому я оказываю покровительство. А значит, очень многие из здешней публики станут искать твоего общества, чтобы выразить безграничное восхищение твоим подвигом, поздравить с будущими наградами и набиться в друзья. Льстить будут безбожно, при этом старательно выискивая в тебе слабые стороны и присматриваясь, куда бы можно воткнуть нож. Впрочем, это будет всякая мелкота, на которую не стоит обращать внимания. По-настоящему опасные хищники торопиться не станут. Они сначала к тебе хорошенько присмотрятся, прикидывая, как оторвать самые вкусные куски, и только потом попытаются сожрать. Но проколоться можно и с этой мелочовкой, а можно и потренироваться на них, отработав навыки светской жизни. Так что встряхнись и не веди себя как единственный пень посреди пустыни. На пустые комплименты не поддаваться, слабости не показывать! Будь мил, льстив и коварен — это оценят. Друзей не заводи — я потом скажу, с кем тебе можно дружить. Никому никаких твердых обещаний не давай. Приглашения не принимай, отговаривайся службой. Не вздумай хамить — тут это почитается за слабость. Вызывать на дуэль тоже нельзя. Ну разве что кто-то посмеет пнуть тебя по заду или грубо отзовется о твоей матери. В поединке ты, возможно, и победишь, но прослывешь никчемным дураком, способным только шпагой махать. А тут ценится несколько иное. В общем, сумеешь быть подлее этих подлецов — считай, что выиграл первое сражение. Да, с этой стервой Моорииг не вздумай спать. Говорят, она недавно кувыркалась в постели с… короче, не важно. Важно, что, скорее всего, после ночи с ней лечиться придется не один месяц. Вообще приглашения от дам пока тоже не принимай. Я потом сама скажу, с кем тебе можно спать. И не вздумай меня ослушаться, «племянничек»!

Да, первые шаги по дворцовому паркету были тяжелы. Впрочем, не намного легче было выдержать натиск провинциального гостеприимства. Если во дворцах приходилось все время опасаться, что тебя походя втопчут в грязь или выставят посмешищем, в высшем обществе Фааркоона с такой же осторожностью приходилось просчитывать каждый шаг, дабы невзначай кого-нибудь не обидеть, не показать себя зазнайками и снобами, но в то же время соблюсти некие границы, не допуская фамильярности и панибратства. В конце концов, многие из этих купцов и чиновников помнили Ренки и Готора еще простыми сержантами и даже платили им деньги за услуги подчас не совсем законного толка. А ведь приятелям тут еще предстояло жить и жить, а главное — работать. Следовательно, необходимо было сразу создать о себе правильное впечатление.

Так что посещение запланированных провинциальной элитой мероприятий было не столько удовольствием, сколько необходимой работой. Набивать брюхо едой, поднимать бокалы, произносить прочувственные речи самим и слушать многочисленные ответные перлы провинциального красноречия с серьезным и торжественным видом, что очень ценится деревенскими ораторами. И конечно же прямой обязанностью Ренки и Готора было развлекать местных дам и девиц танцами, дворцовыми сплетнями и рассказами о новинках столичной моды. Ибо, как понял даже Ренки, дамы — это страшная сила. Они вроде бы ничего не решают сами, отдав эту привилегию мужьям и отцам, но зато создают такую атмосферу, в которой окончательное решение может быть только однозначным и созвучным с их представлениями о правильном, благородном и честном.

— Однако, Одивия, вы и сами виноваты, — с улыбкой парировал Готор. — Почему мы не были удостоены высокой чести видеть вас ну хотя бы на вчерашнем балу в доме городского головы, да и на других балах, банкетах и приемах? Неужто Дом Ваксай настолько ослаб, что вам не прислали соответствующих приглашений?

— Вот еще! — фыркнула в ответ дерзкая девица. — Дом Ваксай сейчас силен как никогда. Хотя вынуждена признать, что это не только моя заслуга. Некие силы… — Одивия лукаво стрельнула глазами куда-то к потолку, — весьма благоволят моему Торговому дому как при распределении выгодных заказов, так и в преодолении бюрократических препон. Потому-то мне хватает дел помимо того, чтобы прыгать да трясти задом на танцульках, болтать с местными дурочками, обсуждая кавалеров, или строить глазки престарелым ловеласам и их балбесам-сыновьям. Так что, получив от вас записку, я не бросилась отлавливать вашу парочку в круговороте светской жизни, а послушно уселась ждать. Итак?

— Если все бумаги готовы, мы можем подписать их хоть сейчас, и верфь снова станет полностью вышей, — спокойно ответил Готор. — Смотрите, я даже специальную печать захватил, чтобы все было настолько официально, насколько это вообще возможно.

— Ну так извольте. — Одивия Ваксай немедленно подсунула Готору и Ренки папку с бумагами, которую явно держала под рукой. — На каждой страничке… А пошлину в казну я, так уж и быть, сама заплачу.

— Не стоит, — улыбнулся Готор, берясь за перо и ставя замысловатый росчерк на поданной бумаге, а затем удостоверяя его оттиском печати. — По высокой королевской милости мы освобождены от всех налогов и всех видов пошлин и сборов. Такая вот нам дана привилегия, о чем и свидетельствует сия печать. Ренки?

Ренки молча взял перо и также поставил на всех подсунутых ему листках свою подпись, старательно прописывая полное имя и титул, после чего скрепил подпись схожей печатью.

— Хм… — удивленно вскинула брови Одивия Ваксай, заглянув в полученные листы и рассмотрев печати. — «Военный вождь берега» — давненько я не слышала этого титула. Вернее — никогда не слышала, только читала о том, что когда-то были такие. Но разве Ваарасик Второй не упразднил подобные титулы?

— Угу, — весело кивнул оу Готор. — Причем чаще всего упразднял вместе с их носителями и всеми ближайшими родственниками носителей, верными слугами, солдатами и случайно подвернувшимися под руку посторонними людьми. Но вот нынешний король, да славится в веках его имя, счел нужным возродить старую добрую традицию в виде исключения. И так получилось, что оба эти исключения в данный момент сидят перед вами.

— И что же это, — осторожно поинтересовалась Одивия, — я сейчас имею дело с суверенными властелинами окрестностей Фааркоона?

— Увы… — развел руками Готор. — Хотя, скорее, к счастью. Титул возрожден, а вот соответствующие институты — нет. Мы обязаны содержать собственное войско на свои средства. Только сами при нем фактически остаемся лишь командирами, которых король может заменить в любой момент. Да и со сбором налогов не все так просто — львиная доля будет уходить в казну, а нам придется в основном довольствоваться доходом с собственных предприятий (которые еще предстоит создать). Радует, что хотя бы эти предприятия не будут облагаться налогом. И даже права окончательного и безапелляционного суда мы лишены. Хотя судить и в нашей власти, но наши приговоры можно попытаться оспорить в Королевском суде (чего я лично делать бы не советовал). А в остальном я — полноправный властелин земель к северу от Фааркоона на сто двадцать верст, а Ренки, соответственно, — к югу. Сам Фааркоон продолжает оставаться королевским, хотя многие из наших полномочий распространяются и на него. И кстати, пока еще это не то чтобы тайна… Скорее — нежелательная к разглашению информация. И я даже не сомневаюсь, что вы, Одивия, не станете раскрывать наш маленький секрет другим жителям словного Фааркоона и его окрестностей.

— Хм… — задумалась Одивия. — И к чему все это?

— То, что вы мне тут предлагаете, — с усмешкой заметил герцог Моорееко, — признаться, выглядит либо нелепым, либо фантастичным! Неужели люди в вашем мире и правда живут по подобным правилам?

Оу Готор развел руками, как бы говоря: «Сознаю всю нелепость. Но действительно так».

— Вот этот ваш «подоходный налог», — задумчиво продолжил герцог. — Нет, я понимаю, в теории это смотрится весьма разумно и даже справедливо. Но ведь купцы начнут мухлевать со своей бухгалтерией, скрывать доходы, а чтобы все это проверить, придется создавать вторую Тайную службу, и все добавочные налоги уйдут на ее содержание. Сейчас каждый покупает у моего ведомства годовую лицензию на занятие торговлей или ремеслом. А льготы и привилегии, которые предоставляются тем, кто заплатил больше, стимулируют купцов растрясать свои кубышки. В результате чего во всем королевстве действует не больше трех сотен аудиторов со своими командами. Согласитесь, оу Готор, это разумно!

— В какой-то мере, — кивнул собеседник. — Однако одним торговым домам выплатить подобный налог достаточно необременительно, в то время как другие изнемогают под его тяжестью. К тому же сильные и слабые торговые дома изначально поставлены в неравные условия. И сильные получают возможность давить слабых. А это тоже не слишком выгодно для казны. Поправьте меня, если я не прав, но за последние лет тридцать появился ли хоть один новый большой Торговый дом? По вашим глазам вижу, что нет. Солидные купцы душат конкурентов в зародыше, и вряд ли королевство от этого процветает.

— Так вы думаете, ваш вариант будет лучше? — иронично улыбнулся герцог Моорееко.

Так вышло, что оу Ренки Дарээка попал под покровительство дамы Тииры из рода оу Гии, а покровительство над оу Готором Готором (так он стал официально именоваться, поскольку имя Sergej высокая комиссия сочла неблагозвучным, к тому же оно ассоциировалось у тооредаанцев с одним малоприятным морским гадом) взял герцог Моорееко.

Для дворцовой публики это даже стало небольшой сенсацией — эти две высокие и могущественные персоны отнюдь не славились симпатиями друг к другу, хотя и откровенной вражды пока тоже не проявляли. Так с какой стати им «делить» между собой двух человек, чьи имена вот уже на протяжении нескольких лет все время упоминались рядом друг с другом? Что это — знак заключения союза между двумя властными кланами или наоборот — своеобразное объявление войны из-за попытки перетянуть на свою сторону известных героев, пользующихся благосклонностью короля?

Как ни странно, но на первом этапе личностями самих «героев» мало кто заинтересовался всерьез, поскольку все считали их лишь пешками и разменными монетами в большой игре. Властители могут позволить себе поиграть новыми игрушками и даже немного подраться из-за них, утверждая свой авторитет и превосходство, а потом выбросить, когда надобность в них исчезнет.

Тем более армия сейчас вновь стала очень модной и иметь в свите парочку «тиндских героев» считалось весьма престижным. Так что не только Ренки с Готором обрели покровителей из числа герцогов и представителей сильных родов — «по рукам» пошли и другие офицеры, участвовавшие в знаменитой кампании.

Однако защита столь высоких персон уберегла приятелей от многих проблем, ибо наезд на «человека Моорееко» или «приближенного дамы» означал бы наезд и на самого патрона. Так что им осталось лишь отбиваться от мелких шпилек и попыток прощупать новых людей.

— Не знаю, лучше это будет или хуже, — честно ответил Готор. — Мой мир довольно сильно отличается от вашего. По-хорошему стоило бы попробовать и так и этак. Сравнить, оценить плюсы и минусы. Но я и сам понимаю, что это совершенно невозможно. Разве что попробовать сделать так в отдельном герцогстве…

— На меня не смотрите! — замахал выставленными перед собой руками герцог Моорееко. — Если вы еще не знаете, я и так, получив на пятнадцатилетие от дядюшек-регентов свое герцогство в крайне запущенном виде, более двадцати лет приводил его в порядок! Вот и научился разбираться в финансах и чуять выгоду. За что меня, надо сказать, изрядно презирали другие герцоги. Зато король впоследствии счел возможным использовать мой дар на пользу всему королевству. Но свои родовые владения я вам, сударь, поганить не дам, хотя в ваших словах и есть крупица разумного. Я еще должен это обдумать и, возможно, даже посоветоваться с другими участниками «нашего заговора», так что пока можете идти и изложить эти ваши предложения в письменном виде. Реформа налогообложения давно назрела. Возможно, кое-какие ваши идеи мне пригодятся при написании соответствующего проекта.

— Что ж, судари, — церемонно склонила голову Одивия Ваксай. — Вижу, что вы и правда взлетели так высоко, как говорят. Даже и не знаю, заинтересует ли вас отчет о состоянии дел в ваших владениях, управление которыми вы в конечном итоге все-таки сбросили на мои хрупкие плечи?

— Еще как заинтересует! — чуть ли не хором воскликнули приятели, давно уже мечтающие хотя бы о нескольких днях безмятежной жизни на лоне природы, без ежедневных увеселений и банкетов.

— Тогда вот… Ознакомьтесь с этими бумагами. — Одивия достала с полки довольно толстую папку и пододвинула ее на противоположный край стола. — Тут все отчеты — доходы-расходы, сметы. Расходов, скажу сразу, пока намного больше, чем доходов. Но выделенных вами средств на все запланированные работы хватило, и даже кое-что осталось. Там, на последней странице… Ну а если коротко… Дома вам отстроили и даже обставили мебелью — на мой, признаюсь, вкус. Не надо так дергаться, оу Дарээка, никаких розовых рюшечек и вышитых голубков. Мосты стоят, и дорога почти уже построена, по крайней мере, многие купцы предпочитают возить грузы по ней — благо оставшийся отрезок пути достаточно гладок и там уже накатали что-то вроде тропинки. Естественно, это начало приносить прибыль, как и выстроенные вами постоялые дворы.

— Кстати, насчет этого! — вдруг вскинулся Готор. — Там должен был прибыть один человек…

— Да, — кивнула Одивия. — У меня тут где-то было письмо от управляющего, он счел нужным меня известить… Ага, вот оно — отставной сержант Доод. Приехал два месяца назад, поставлен управляющим над одним из постоялых дворов.

— Угу, он самый, — подтвердил оу Готор. — Наш хороший приятель еще по солдатской службе. Сущая нелепица — мушкет разорвало в руках во время учебных стрельб. Оторвало три пальца и обожгло глаза. Вердикт лекаря — к службе не пригоден.

— Судя по тому, что пишет управляющий, — осторожно заметила Одивия, — он весьма предприимчивый человек. И я не могу сказать, что вашему, — она интонацией подчеркнула это слово, как бы показывая, что к делам поместий не имеет отношения, — управляющему это сильно нравится!

— Мы решим этот вопрос, — смиренно кивнул оу Готор. — И кстати, Одивия, возможно, в ближайшее время в вашу контору заявятся еще несколько отставников из Шестого Гренадерского. Было бы чудесно, если бы вы как-то смогли переправить их к нам. Уж простите, что обременяем такой просьбой, но во всем Фааркооне именно вам мы доверяем больше всего!

— Весьма польщена, — язвительно ответила хозяйка Дома Ваксай.

В Мооскаа приятели жили в одном доме. Правда, дом был большой (настоящий дворец!), как бы разделенный на две половины, каждая со своим входом, что позволяло вести сравнительно раздельное существование.

Не то чтобы приятели осточертели друг другу, но за долгие годы совместных скитаний они научились ценить роскошь одиночества и не упускали возможности ею насладиться. Особенно Ренки, который очень и очень пересмотрел свои взгляды на одиночество со времен путешествия по джунглям.

Естественно, там же жили и четыре сержанта — соратники по банде, причем тоже в личных апартаментах, о которых в былые годы они могли бы только мечтать. Впрочем, сержантам, как и их командирам, тоже не удавалось вести праздный образ жизни. Пока свежеиспеченные капитаны исполняли свой долг на дворцовых паркетах, сержанты тоже несли свое бремя, пусть и весьма своеобразной, но службы.

Все четверо продолжали числиться в армии, получая двойное жалованье. Официально в их обязанности теперь входила охрана «определенных лиц». А неофициально… И их не обошли портные и даже учителя хороших манер. Хотя куда больше приходилось учиться у присланных Риишлее домашних слуг. И отнюдь не тому, какой напиток в какую чашку наливать хозяину или как подметать двор и чистить столовое серебро. Что тут говорить: и слуги были своеобразные, и служба была весьма особенной.

Дроут с Таагаем даже и мечтать не смели узнать столько нового о вскрытии замков и слежке за людьми и домами. Киншаа немало усовершенствовался в искусстве стрельбы (учить минному делу ученика самого оу Готора в Тайной службе никто не осмелился), причем стрелял он не только из мушкета, но и из многих других весьма экзотических видов оружия, начиная от плевательной трубки дикарей из джунглей и заканчивая самострелом акчскаа. Верзила Гаарз же весьма преуспел в умении крушить черепа да ломать спины Настолько, что мог соревноваться в этом даже с оу Готором.

Хотя, конечно, это были лишь специализации, в то время как «общий курс шпионской подготовки» прошли все четверо.

Служба «на паркетах» была весьма непростой, но постепенно приятели как-то втянулись в образ жизни придворного. Научились отвешивать «правильные» поклоны в правильных ситуациях, почти не задумываясь. Выучили дворцовые «словечки». Вошли в курс основных сплетен и разобрались в хитросплетении царящих при дворе группировок. Перезнакомились с «правильными» людьми. И уже могли, не напрягаясь, поддерживать светский треп, осознавая все подтексты, понимая намеки и правильно реагируя на шутки и остроты.

Правда, у Ренки не обошлось без парочки дуэлей, закончившихся ранением его противников. Соперники ему достались весьма средненькие, и он без особого труда смог отстоять свою честь, выполнив строгий приказ покровительницы — не убивать.

Собственно, в этом и заключалось полученное Ренки задание — прижиться при дворе. И оу Дарээка прекрасно с этим справился, приобретя определенную репутацию как у мужчин, так и у женщин. Первые поняли, что его лучше не задирать, вторые, после того как Ренки завел несколько ничего не значащих интрижек, дали ему вполне благожелательную оценку, чему немало поспособствовал опыт, приобретенный в процессе общения с жрицей народа акчскаа.

Готору было попроще, в смысле — поинтереснее. Герцог с самого начала стал загружать его работой, так что скучать ему не приходилось. Больше чем полдня он проводил за письменным столом, читая какие-то документы и составляя новые.

Так все и продолжалось, пока в их дом не заявились аж целых два фельдъегеря, каждый из которых принес по приглашению, украшенному лишь скромной личной королевской печатью.

Нет, друзья и раньше имели счастье лицезреть короля и несколько раз перекидывались с ним десятком-другим фраз. После двух месяцев вращения в придворных кругах даже Ренки, наслушавшись разговорчиков знати и различных сплетен, перестал слишком пафосно относиться к королевской персоне и обожествлять монарха. Хотя куда больше этому способствовал одни недолгий разговор с дамой Тиирой.

— И что это ты, парень, опять раздуваешь ноздри и столь гневно сверкаешь очами? — иронично усмехнувшись, спросила она у внезапно заявившегося в ее покои юноши.

— Простите, дама Тиира, но вы бы только слышали, что люди оу Диигооса говорили о короле! Я давал вам слово, что не буду ввязываться в дуэли без вашего позволения. Так вот, я прошу вас позволить мне вызвать их на дуэль, ибо мне невыносимо даже…

— Заткнись, дурак! — вдруг рявкнула дама Тиира таким голосом, которому позавидовал бы даже сержант Йоовик. — Запомни раз и навсегда! Первое — никаких ссор с людьми, у которых в петлице гвоздика! Это ближний круг нашего короля, и за каждого из них он отомстит, и отомстит жестоко. Второе… — Дама вдруг вновь перешла на свой всегдашний насмешливо-спокойный тон. — Помнишь, как ты мне жаловался, что быть героем оказалось совсем не так весело, как ты считал раньше. А теперь подумай: каково королю? Учитывая наши культы вождя и предков, это самый одинокий в нашей стране человек, от которого всем чего-то надо, но при этом мало кто осмеливается посмотреть ему в глаза. Ты думаешь, так просто всю жизнь быть полубогом, которому все поклоняются? Вот для того и существует двор, чтобы король не чувствовал себя небожителем, изгнанным на землю. Здесь собираются циники и интриганы, которые никого не уважают, на всех плюют и даже с монархом могут общаться, словно с обычным человеком. Скажи, ты был бы счастлив, все время имея дело с людьми, которые восторженно смотрят тебе куда-то в пупок и при этом мямлят разную чушь дрожащим от восторга голосом? И всякому нормальному королю это тоже не нравится. Поэтому вот уже две сотни лет при дворе процветает «Братство Гвоздики». И не надо верить разным сплетням. Эти люди вовсе не шуты, в чьи обязанности входит лишь развлекать короля охотами, балами и прочими забавами. Это люди, которым король доверяет настолько, что позволяет себе быть рядом с ними обычным человеком. Герцог Моорееко, оу Сиин и Риишлее когда-то тоже состояли в этом братстве. А возможно, тайно состоят и сейчас. Всех секретов «Братства Гвоздики» не знает никто из непосвященных. Но полагаю, очень многие из тех, кто действительно управляет королевством, когда-то носили гвоздику в петлице. Так что, мальчик, запомни раз и навсегда: им можно говорить о короле любые гадости. Но тебе все это слушать и повторять не стоит. А уж тем более —бросаться на защиту чести короля. Об этом есть кому позаботиться и без твоей помощи. И скорее всего, этот «кто-то» носит в проклятой петлице демонову гвоздику. Ты понял?

— Да, сударыня, — только и мог вымолвить ошеломленный Ренки, открывший для себя новую удивительную грань жизни собственной родины.

Что ж, на больших приемах Ренки научился не вздрагивать и не застывать с открытым ртом при виде монаршей особы. Как-то раз он даже имел честь ответить на несколько его вопросов по поводу Зарданского плоскогорья и битвы на Тинде. Причем смог это сделать довольно бодро, кратко и занимательно, чем вызвал благожелательную улыбку на лице короля и потом целую неделю ходил окрыленный, старательно это скрывая.

И вот — личное приглашение в закрытые даже от большинства придворных покои… От этого бросало в дрожь!

— Проходите, сударь, присаживайтесь, куда захотите, — с улыбкой поприветствовал Ренки сам король Йоодоосик Третий, когда вышколенный дворцовый слуга закрыл за офицером двери в королевские покои. — Тут принято обходиться без церемоний и плевать на этикет. Так что уж будьте любезны соответствовать.

— Благодарю вас, ваше величество, — как можно более «бесцеремонно» постарался кивнуть Ренки и сел в одно из кресел напротив его величества.

Король и правда сейчас выглядел достаточно по-человечески, расслабленно развалившись на мягком диванчике, с расстегнутым воротом камзола, а вместо обычной скучающе-отстраненной гримасы небожителя на его лице сияла вполне благожелательная улыбка. Ренки постарался так же откинуться в кресле и расслабиться.

— Хм… — лукаво стрельнул глазами король, оглядев сидящего перед ним молодого офицера. — Сегодня вы выбрали зелено-красный мундир. Почему?

— Э-э-э… — Ренки невольно бросило в пот. Юному гостю стоило немалых усилий продолжать полулежать в кресле, откинувшись на мягкую спинку, а не вскочить, вытянувшись в струнку. — Счел это наиболее уместным, — и осторожно добавил: — Я ошибся?

— Тут нет правильного ответа, — махнул рукой король. — Но ваша одежда много говорит о вашем характере.

Что именно говорит о характере Ренки зелено-красный мундир Шестого Гренадерского, король уточнять не стал, а вместо этого спросил о совершенно ином:

— Так это и есть ваша знаменитая шпага? Не удивляйтесь — о ней вот уже два месяца по всему дворцу ходят самые разные слухи. Вы позволите? Хм… Действительно, слухи не врали — великолепное оружие! — заметил король, заполучив шпагу Ренки в руки и разглядывая ее с видом настоящего знатока. Хотя, конечно, гарда… Впрочем, вы ведь, наверное, уже знаете, что стали законодателем моды? Я слышал, что уже не меньше десяти весьма небедных юношей отдали свои лучшие клинки в переделку, чтобы на них навесили такие же медные побитые гарды. Что поделать: новый писк моды. Лично я с нетерпением жду, когда на него откликнутся наши дамы и к чему приспособят это демонстративное пренебрежение роскошью. Впрочем, если учитывать историю этой шпаги, я бы тоже не стал ничего менять. Вы правда забрали ее, заколов на поединке главаря общества убийц?

Ренки сдержанно кивнул, а потом, немного подумав, добавил:

— Только это не было поединком, скорее — ночной дракой на большой дороге, и я его не заколол, а кулаком по затылку ударил… Поединок на шпагах я этому бандиту, если честно, проиграл вчистую.

— Кулаком по затылку? И он от этого — того?.. — даже развеселился король. — Еще интереснее. И как же вы так изловчились?

— Оу Готор научил, — ответил Ренки. — Он знает особые приемы…

— Хм… — внезапно посерьезнев, сказал Йоодоосик Третий. — Как это вы удачно подвели разговор к нужной теме. Не стоит пока бросать напряженные взгляды на дверь. Ваш приятель не опаздывает, его пригласили на более позднее время, и придет он в компании герцога Моорееко, Риишлее и оу Сиина. Но сначала я бы хотел поговорить о нем с вами — его лучшим другом. Итак, что он за человек?

К тому времени когда появились остальные приглашенные гости, Ренки уже, наверное, минут сорок распинался, восхваляя своего друга и вождя, описывая его необычайный ум, храбрость и умение в самых опасных ситуациях находить неожиданные решения.

Король слушал не перебивая, и лишь изредка направлял этот хвалебный поток в нужную ему сторону короткими вопросами.

Собственно говоря, в первую очередь этот весьма искушенный в политических интригах, а главное — людских достоинствах и пороках человек оценивал не столько то, что говорил Ренки, а то, как он это говорил, и саму личность говорившего.

— Ну что же, — сказал он, коротким движением руки заткнув фонтан красноречия Ренки. — Судя по тому, какие верные друзья есть у вашего оу Готора, этот человек заслуживает доверия.

После чего Йоодоосик Третий позвонил в небольшой колокольчик. Двери распахнулись, и в комнату вошли оу Готор и три самых могущественных человека королевства.

Вслед за ними появились лакеи, мгновенно и, кажется, не издавая ни единого лишнего звука, внесшие столики с уже расставленными на них графинами и закусками, после чего так же беззвучно удалились.

— Ну, — с усмешкой сказал король. — Давайте приступим. Разливайте себе сами и не стесняйтесь орудовать вилками.

И, показывая пример, сам первым налил себе вина и ткнул серебряной вилкой в блюдо с холодным мясом.

— Ну, и как вам в нашем мире, оу Готор? — спросил Йоодоосик Третий, подловив момент, когда его иномирный гость, следуя примеру самого короля, набил рот вкуснейшей олениной.

— Благодарю вас, ваше величество, неплохо, — ответил оу Готор, предварительно прожевав свой кусок и бросив лукавый взгляд на короля, как бы давая понять, что разгадал сей маневр.

— Однако же, как я слышал, вы мечтаете его покинуть, вернувшись обратно?

— Как говорят у нас, да и у вас тоже: «В гостях хорошо, а дома лучше», — пожал плечами удивительный гость, демонстративно откладывая вилку.

— И чем же лучше? — поинтересовался монарх. — Какое положение вы там занимаете? Кстати: ешьте-ешьте, разговор будет долгий, и силы вам еще понадобятся.

— Там я чином примерно соответствую второму лейтенанту. Но у нас там все несколько по-другому, так что степень влияния у меня, наверное, соответствует вашему сержанту. А по части материального положения — ну, примерно так же.

— Слышал, — усмехнулся король, бросив взгляд в сторону Риишлее, — что у вас там нет деления на людей благородных и простолюдинов, так что о положении не спрашиваю. И все-таки — тут вы за довольно короткий срок добились весьма многого. Куда больше, чем, наверное, когда-нибудь сможете добиться в своем мире. Так почему вы так страстно желаете вернуться? Вас там кто-то ждет?

— Скорее нет, — задумчиво ответил оу Готор, словно бы ему самому раньше подобная мысль никогда не приходила в голову. — Уж не знаю, как так получилось, но даже истинных друзей у меня в вашем мире куда больше, чем было в моем. Сначала мотался с семьей по гарнизонам, потом училище, а на спецкомплексе вообще дружить с кем-то было непросто… Трудно объяснить. Семья — отец, мать и еще дед. Тут все сложнее, к ним бы я, конечно, хотел вернуться. Но не то чтобы так уж действительно «страстно». Мы все, даже мама, люди военные и приучены в первую очередь следовать долгу и приказам. Так что… Жены или хотя бы невесты нет и не было, потому что, когда готовишься уходить черт знает куда и неизвестно, вернешься ли, постоянными подругами лучше не обзаводиться. А «страстно» я хочу вернуться, наверное, потому, что там мой мир, моя страна, мои люди. И вернуться к ним — мой долг!

Готор замолчал, налил себе вина, но вместо того чтобы выпить, продолжил:

— А может быть, это — своеобразный синдром запертой двери. Вроде тебе за нее и не больно-то надо, потому что тут тебе тепло и уютно, а за ней — либо холод и дождь, либо всего лишь пустой пыльный чулан да крысиный помет на полу. Но сам факт, что ты не можешь эту дверь открыть по собственному желанию, приводит в отчаяние и бешенство.

— Весьма образно, — кивнул король с очень серьезным выражением лица. — Кажется, многих из тут присутствующих эта ваша закрытая дверь раздражает не меньше, а то и больше: мы знаем, что есть силы, способные ее открыть, но не ведаем, что может прийти из-за нее. Расскажите мне побольше о вашем мире.

— Знаешь, Тиира, а он действительно совершенно другой человек, — сказал Йоодоосик Третий, когда его гости уже отбыли по домам, а вместо них в королевские покои вошла первая дама двора.

Для начала она немного покомандовала слугами, дабы они очистили комнату от объедков и грязной посуды и проветрили помещение, а потом села в то же самое кресло прямо перед королем, где всего час назад сидел Ренки.

— Что тут удивительного? — пожала она плечами. — Ведь он пришел из другого мира.

— Удивительно то влияние, что он оказал на этого оу Дарээка, — задумчиво глядя в окно, ответил король. — На первый взгляд — обычный провинциальный оу. Не лишенный способностей, но и не хватающий звезд с неба. Его предел — полковничий чин спустя лет двадцать-тридцать беспорочной службы, и это при очень большой удаче. А вероятнее всего — ушел бы в отставку капитаном, потому что беден как храмовая мышь. Но если копнуть поглубже, то этот парень… В нем появилась некая непохожесть, и я не могу уловить, в чем ее суть.

— Его ум стал более гибким и восприимчивым. Он научился смотреть на обычные вещи по-иному, — ответила на это дама Тиира. — Вероятно, само знание о существовании миров, абсолютно непохожих на наш, уже ломает немало стен, которые мы сами возводим в своей голове. К тому же он больше трех лет общался с весьма неординарным человеком. Да и, прямо скажем, весь путь этого мальчишки — от каторги до этого кабинета, сильно изменил его сознание. Знаешь, Йоодо, я иногда специально ставила его в весьма неловкие положения. И там, где обычный «провинциальный оу» либо тупо уперся бы в свои принципы и обычаи, либо сломался, этот парень довольно быстро осознавал новые реалии, принимал на их основе какие-то решения (пусть и не всегда идеальные) и выходил из трудной ситуации с достоинством. Но при этом парнишка не какой-то там беспринципный приспособленец или подлец. В какой-то мере он все еще прежний «провинциальный оу», живущий строго по кодексу. Просто сознание его теперь вмещает куда больше реальностей, чем обычно, и это делает его сильнее.

— А что ты думаешь об этом оу Готоре Готоре? Он несколько раз подчеркивал, что у себя в мире был всего лишь обычным человеком. Меня немного пугает мир, где подобные люди считаются «всего лишь обычными».

— Ну, я не так много с ним общалась… Хотя «обычный» ли? Не уверена, что это так, — усмехнулась Тиира. — Просто каждый здравомыслящий человек в его положении, наверное, хочет казаться обычным. Но я не думаю, что в действительности «обычного» человека послали бы на такое задание.

— А эти его идеи? — Йоодоосик вскочил с кресла и достал с полки толстенную папку с записями. — То, что он говорит… Да за такое надо либо навечно запереть его в доме для умалишенных, либо, еще лучше, вообще тихо прирезать темной ночью! Полное крушение всех основ государства. Но ведь он утверждает, что все это неизбежно наступит. И тот, кто сможет решиться на подобные реформы первым, проведя их плавно и безболезненно, в конечном итоге окажется победителем. А всех иных ждут чудовищные бунты, крушения, а то и гибель целых стран. И пусть это произойдет через сотню или даже больше лет, но получается, я буду виноват в этом, ибо знал об опасности и не предотвратил… А тут вон, почитай на досуге. Какая-то «конституционная монархия», власть купцов и даже «бумажные деньги»! Нет, ты слышала — весь их мир пользуется бумажными деньгами! Или вообще какими-то электронными, хотя даже сам оу Готор не смог объяснить Моорееко, что это такое. И ведь он говорит, что ко всему этому мы рано или поздно придем. Если не погибнем до этого, потому что будет уже поздно куда-то приходить.

— Успокойся, дурачок. — Дама Тиира поднялась с кресла и, пересев на диванчик к королю, обняла его, прижавшись к плечу. — Я понимаю: ты последняя инстанция, которая принимает решения, а значит, и отвечает за все. Но почему бы тебе для начала не выслушать своих советников?

— Угу, — недовольно буркнул Йоодоосик. — Риишлее едва не подрался с герцогом Моорееко из-за этого оу Готора. Первый хочет, чтобы он занимался исключительно поисками Амулета. А второй желает держать пришельца под рукой, дабы получать он него ценные советы. Даже придумал выделить город и земли вокруг него, чтобы отрабатывать всякие новшества, которые потом можно будет внедрять по всему королевству. Что, кстати, кажется мне довольно разумным. Но Риишлее буквально огнем пышет и молнии мечет при упоминании о подобном проекте.

— Нашего главного цензора можно понять, — успокаивающе ответила Тиира. — В конце концов, этот Амулет и пришельцы из иных миров действительно могут представлять немалую опасность. Да и как верховный жрец, уверена, Риишлее мечтает заполучить артефакт в свои руки. В конце концов, это величайшая Реликвия всех времен, обладать которой мечтало множество поколений жрецов. Но и реформы нам тоже нужны. Так что можно попытаться как-то все это совместить. Кстати, что там с этим особым городом? Как Моорееко себе это вообще представляет?

— Военный вождь берега… Помнишь такой титул? У нас на севере есть парочка герцогов, чьи владения после откола Орегаара сократились до размеров средней крестьянской фермы. Присваиваем одному из них этот титул, не давая, конечно, при этом никакой реальной власти. А оу Готора ставим при нем советником с весьма большими полномочиями. Ну и оу Дарээка пусть будет рядом, на случай если надо будет проломить кому-нибудь голову кулаком или проткнуть брюхо шпагой. Этот парень показал себя весьма неплохим боевым командиром. Такой вполне может понадобиться оу Готору для решения разных проблем…

— А зачем тогда герцог? — удивленно пожала плечами Тиира. — Кого бы ты ни назначил, у него сразу найдутся сотни «ближайших родственников», которые прибегут в поисках теплых местечек и загубят любое хорошее начинание. Да и какого бы, даже самого захудалого, герцога ты ни взял, все равно он будет связан тем или иным образом с твоими врагами.

— Ты предлагаешь наделить полномочиями самого оу Готора? — удивился король. — Человека ниоткуда, выскочку, всего несколько лет назад прибывшего в мое королевство и немедленно угодившего на каторгу? И даже приставку «оу» получившего лишь два года назад! Да меня сожрут! Взять хоть этих Гиидшаа, которые только и ждут, что я сделаю опрометчивый шаг, чтобы смешать меня с грязью.

— Титул будет присвоен великому тооредаанскому герою, — отрицательно покачала головой Тиира. — Даже двум героям, поднявшимся от самых низов и своими подвигами заслужившим высших почестей и славы! Ведь едва ли сейчас среди всего твоего войска найдется хоть один человек с таким набором знаков отличия на погоне, как у этой парочки. А разве это не достойно награды, о которой бы слагали баллады и воспевали щедрость и справедливость короля Йоодоосика Третьего? Народу и простым оу это не может не понравиться! Каждый из них сможет надеяться повторить этот путь, если будет верно и преданно служить своему королю. Так что титул получат герои, за которыми никто из действительно сильных и опасных фигур не стоит. А значит, они будут полностью зависимы только от тебя! К тому же их можно использовать против твоих врагов. Под их руку пойдут только те, кому прикажешь ты, либо нищие оу, а то и вообще простолюдины. Выходит, что и среди офицеров их войска (которое все равно будет подчиняться только тебе) не будет представителей сильных родов. В результате у тебя будет армия, которую полностью контролируешь только ты, с новейшим оружием, которое оу Готор придумает и изготовит в мастерских «своих» купцов. Если все пройдет нормально, лет через пять у тебя будет несколько полков, с которыми можно будет идти хоть на Гиидшаа и отобрать у них их золотые рудники.

— А как же поиски Амулета? — поинтересовался король, хотя видно было, что этот план полностью его захватил. — Мне кажется, что, если у оу Готора забрать эту цель, он убежит даже от герцогского титула.

— Пусть ищет, — махнула рукой Тиира. — В свободное от иных забот время. А главный цензор ему в этом поможет.

— Да будет так! — важно кивнул король Йоодоосик Третий.

(обратно) (обратно) (обратно)

Егор Чекрыгин Странный приятель. Сокровища Империи

Глава 1

Услышав, как Готор напевает что-то непонятное себе под нос (похоже, на древнеимперском) и уловив знакомое слово batarejka, которая u ljubvi u nashej sela, Ренки встрепенулся и даже забыл вынуть ключ из замка взведенного колесцового пистолета.

— Ты решил написать балладу о наших приключениях? — слегка удивленно спросил он у приятеля, рукой разгоняя все еще висящее в воздухе после последнего выстрела облачко дыма. Перед глазами его замелькали яркие картинки воспоминаний. И первой в памяти возникла солдатская каторга, куда он попал, отомстив за оскорбление, и где познакомился с таинственным Готором, который впоследствии оказался пришельцем из другого мира, причем даже сам Готор не мог объяснить, где этот мир находится.

Потом была череда суровых испытаний, сражений и подвигов, в результате которых друзья обзавелись новыми знакомыми из числа самых могущественных людей королевства Тооредаан. И люди эти были посвящены в тайну уже не каторжника, но благородного оу Готора Готора который, как и Ренки, получил за свои заслуги на воинском поприще поместья и давно забытый титул военного вождя берега. Помимо достатка и солидности все эти благодеяния принесли приятелям множество забот и проблем.

И, конечно, вспомнилась batarejka — часть некоего таинственного устройства, — которую Готор нашел в позабытом храме в далеких западных горах. На этой batarejka такой же пришелец из иного мира, только живший три тысячи лет назад и прославившийся как великий колдун Манаун’дак, что означало «взрослый ребенок», нанес план некой местности, где, возможно, спрятан Амулет — одна из трех Священных Реликвий Старой Империи.

Готор, а также прямой патрон друзей — верховный жрец и по совместительству старший цензор Тайной службы и военный министр королевства Тооредаан Риишлее — считали этот Амулет ключом к вратам в иные миры. И конечно же готовы были отдать все, только бы заполучить его в свои руки.

Увы, но найти вещь, потерянную почти три тысячи лет назад, оказалось совсем непросто, особенно когда тебя постоянно отвлекает множество других обязанностей.

— Никогда не замечал в тебе тяги к сочинению баллад, — не без иронии заметил Ренки. — Ты опять поражаешь меня своими талантами. Мелодия очень приятная, вот только размер какой-то странный — как можно воспевать подвиги столь короткими фразами?

— Да нет, — даже смутился Готор, едва не выронив гранату, в которую вставлял короткий фитиль. — Просто старинная песенка из… с моей родины. Сам не пойму, из каких закутков памяти она мне на язык попала.

— Старая баллада, — кивнул Ренки, вынимая наконец ключ и принимаясь за зарядку второго пистолета. — А о чем? Можешь на нашем?

— Да это вовсе не баллада, — опять почему-то смутился Готор. — Скорее так — песенка о любви… Ну такая, знаешь, несерьезная.

— Тогда, сударь, настоятельно прошу вас избавить меня от сомнительной чести наслаждаться подобной лирикой, — недовольно фыркнула Одивия Ваксай — некогда наследница, а ныне владелица собственного Торгового дома, которая, обладая чересчур независимым нравом, обожала нарушать условности и потому увязалась за Ренки и Готором в эту поездку, в результате чего и вляпалась в неприятности вместе с друзьями.

Сейчас голос ее звучал довольно спокойно и даже холодно, но по тому, как побелели пальцы, сжимающие рукоять пистолета, можно было догадаться, насколько она взволнована.

— Знаю я эти «несерьезные» песенки о любви, что орет мужичье после третьего кувшина вина! — продолжила Одивия.

— Да ничего такого! — искренне возмутился Готор. — Мне ее отец напевал, когда я совсем крохой был, — нормальных колыбельных он не знал. Просто там… Ну вроде бы ирония над тем, как поют и сочиняют любовные песни. Это… — Готор беспомощно развел руками. — У меня не хватит таланта, чтобы сохранить все тонкости при переводе, — наконец нашел он способ выкрутиться. — Да и, в сущности, не так это и важно… Смысла там немного.

— Кстати, — вдруг задумался Ренки. — Я заметил, что ты практически никогда не поешь песен своей родины. Даже думал, что у вас нет такого обычая.

— Да там такие песни… — еще более смутился Готор. — Их сложновато будет перевести на ваш язык. Мне. Уж очень они не похожи на ваши. Можно, конечно, попробовать всякое старье времен моего деда, а еще лучше — прадеда. Они бы тебе, наверно, понравились. Но я их полностью толком и не знаю. Только мелодию да несколько начальных строчек… О!!! — будто даже обрадовался Готор, хватаясь за мушкет. — Смотри, кажется, началось! Держи свое окно, а вы, Одивия, лучше отойдите к противоположной стене, спрячьтесь за те вон доски и смотрите, чтобы никто не подобрался к нам с той стороны. И помните, чему я вас учил: не подставляйте свою голову под выстрелы.

Готор приготовил мушкет, взведя курок новомодного кремневого замка, и стал ждать, когда из-за деревьев, окружающих домишко, появится подходящая мишень.

— Судари. — Вместо мишени из зарослей высунулась размахивающая в знак мира зеленой веткой рука человека, чей голос приятели узнали сразу. — Неплохой сегодня денечек, не находите?

— Слишком много комаров и всяческого гнуса. — Готор был слегка ошарашен этим появлением, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы его голос звучал равнодушно и беспечно.

— Так что вы хотите — низина и речка. Выбрали самое комариное место во всей степи, чтобы спрятаться, а теперь жалуетесь, — с явной насмешкой ответил собеседник. — Ну да ладно, судари. Может, хватит обсуждать комаров? Давайте-ка лучше поговорим о теперешнем положении дел. Вы не находите эту ситуацию довольно забавной?

— Что именно вам кажется забавным? — делано удивился Готор.

— Ну как же, судари… Помните Тинд и то, как вы осаждали меня в моем доме? Сейчас положение практически аналогичное. Только вот теперь я стою снаружи, а вы находитесь внутри. Заметьте, мое предложение будет практически полностью идентично тогдашнему вашему — почетный плен! И если вы с благородным оу Дарээка сдадитесь мне, я гарантирую, что отпущу всех ваших спутников, не причинив им ни малейшего вреда. В противном же случае вероятность чьей-то гибели во время штурма весьма высока. Я слышал, что с вами там пребывает некая девица… Мне хотелось бы избежать эксцессов, но… Мои люди — они, знаете ли, не во всем следуют кодексу чести благородного оу…

— И с какой стати мы должны верить тебе, негодяй? — влез в разговор Ренки. Ему надоело терпеть насмешки Коваада Кааса — шпиона, прохиндея и мерзавца, которого они и правда года полтора назад взяли в плен, надеясь узнать кое-что о тайнах Священных Реликвий в частности и враждебной их королевству республики Кредон в целом, и который в конечном итоге смог их обмануть, удрав из-под охраны и уничтожив большинство своих бесценных бумаг.

— Ну сами подумайте, судари, — усмехнулся Коваад Каас. — После всех неприятностей, что вы мне причинили, моя единственная возможность вернуть былое расположение своих прежних хозяев — это предоставить им действительно ценную добычу. Например, такую, как парочка таинственных военных вождей берега. Очень многие умные головы в Кредоне едва не передрались, пытаясь понять, что этот титул может означать. Вот вы им сами и объясните. Ради такой добычи, как вы, можно пойти даже на, так сказать, добрые и благородные поступки. Если мы предпримем штурм, то, скорее всего, мне достанутся только ваши трупы, ибо было бы наивно думать, что два известных тооредаанских героя легко дадут себя схватить. А в вашем случае мертвые головы стоят в десятки раз меньше, чем живые. Итак, решайтесь, судари.

— Какие условия плена вы нам можете гарантировать? — поинтересовался Готор.

— Что ты такое говоришь? — возмущенно зашипел Ренки.

— Сам, что ли, не видишь? Тяну время, — буркнул Готор.

— Зависит от степени вашего сотрудничества, — крикнул в ответ Каас. — Но, во всяком случае, думаю, вы и сами понимаете, что мои хозяева располагают куда большими возможностями и средствами, чем ваш король! К тому же за ними будущее. Да-да, судари, всякому разумному человеку понятно, что Кредон рано или поздно победит в этом противостоянии, так что ставку надо делать именно на него. Лично я так и поступил, предпочтя почти годовое путешествие по горам и джунглям работе на Риишлее. Странно, что такие умные люди, как вы, до сих пор этого так и не поняли.

— Спокойно, Ренки, — предостерег Готор приятеля, едва ли не лопающегося от возмущения после таких слов мерзавца. — Он именно этого и хочет — разозлить нас, спровоцировав на глупые поступки… Кстати, Каас, а как вы нас тут нашли? — вновь прокричал Готор в окно беспечным голосом.

— Было несложно, сударь. А вернее сказать: военный вождь берега оу Готор! — В устах Кааса этот титул звучал как-то издевательски. — Коли знаешь, что интересует твою добычу и где это находится, остается только расставить капканы на подходах и терпеливо ждать. Вы же сами выспрашивали меня о Реликвиях. И я помню, как у вас загорелись глаза, когда я упомянул об этом месте.

— Хм… Кстати, о поисках, — продолжил тянуть время Готор. — Не в службу, а в дружбу — вы тут что-нибудь нашли? Полагаю, времени на это у вас было достаточно.

— У нас еще будет возможность поговорить об этом. Если, конечно, вам хватит ума сдаться… Впрочем, могу сказать и сейчас: мои люди обследовали местный храм, но ничего интересного тут не обнаружили. И уж коли мы решили обменяться любезностями… Не соблаговолите ли и вы уведомить меня о судьбе госпожи Роол и ее сынка? Не то чтобы меня это сильно волновало, но все-таки эти люди оказали мне определенную услугу. Надеюсь, их не замучили в кровавых застенках вашей Тайной службы?

— Ничего ужасного с ними не приключилось, — выкрикнул в окно Готор, а потом, обернувшись, сказал уже своим спутникам: — Мне кажется, он тоже тянет время. Смотрите внимательно, не крадется ли кто с противоположной стороны… Более того, — продолжал он отвечать Ковааду Каасу. — Теперь они оба живут в моем поместье и, кажется, совсем по вам не скучают… Ну что? — спросил он, оглянувшись внутрь комнатки.

— Ага, точно, — сказал Ренки, отодвинувший Одивию Ваксай от ее наблюдательного пункта. — Вдоль ручейка какое-то шевеление. Опытные ребята, умеют подкрадываться. К тому же кажется, используют твой метод маскировки. Такие же грязные лица и одежда. Оттого, Одивия, вы их и не заметили, — добавил он, покровительственно посмотрев на девушку, отчего ту аж передернуло.

— Далеко они? Подпусти шагов на двадцать и бросай гранаты. Все три. Тут не до бережливости, — коротко распорядился Готор. — Кидать их отсюда не очень удобно, да они в любом случае по склонам вниз скатятся. Потом стреляй из мушкетов. Мой тоже возьми, я, если что, обойдусь пистолетами. А вы, Одивия, займите место у бокового окна и наблюдайте… Простите, Каас, я не расслышал, что вы там сказали. Мы тут, знаете ли, обсуждали вопрос, насколько вам можно верить.

— Верьте своему разуму, сударь, — прокричал в ответ Каас. — Вы ведь и сами понимаете, что заперты в ловушке. И как бы хороша ни была ваша шестерка, эту халупу вы покинете в качестве либо пленников, либо трупов.

— Увы, но половина из нас твердо убеждена, что лучше быть трупом, чем вашим пленником. И мне, признаюсь, вряд ли удастся кого-то переубедить, если вы не представите какие-нибудь дополнительные доказательства своей честности.

— Да-да… — откровенно рассмеялся Каас. — Я прекрасно помню, сколь непоколебимо благородный оу Дарээка следует кодексу. Но ведь вы-то понимаете, что я прав?

— Я-то конечно… — начал было Готор. Но в этот момент Ренки размахнулся и выбросил из крохотного окошка лодочного сарая, по прихоти судьбы ставшего их крепостью, чугунный шар с нетерпеливо шипящим в нем фитилем. Затем с чисто гренадерской ловкостью поджег от фитиля подвешенного на плечо мушкета вторую гранату и отправил ее за первой. К тому времени, когда улетела третья, первая уже взорвалась с оглушительным хлопком, вслед за которым раздались крики боли.

Затем Ренки схватил мушкет, прицелился и выстрелил. Схватил второй, третий… Потом взялся за пистолет, но подходящих мишеней больше не было.

— Что там? — спросил его Готор.

— Семерых зацепил точно! — слегка самодовольно ответил Ренки. — А возможно, и еще одного… Отсюда плохо видно. А у тебя как?

— Разок пальнул в боковое окно, больше для острастки. Серьезной атаки с той стороны не было. Стоп! Тихо! Они залезли на крышу!

В тишине было отлично слышно, как кто-то осторожно ходит по скату крыши их убежища. Видимо, этот кто-то во время атаки подобрался с четвертой, напрочь глухой стороны, сплошь поросшей колючим кустарником и ранее казавшейся безопасной.

— Если оттянут доску и бросят сюда гранату — нам конец, — хладнокровно заметил Ренки, бросив быстрый взгляд на Одивию Ваксай, которая заняла свое прежнее место у окошечка, выходившего на ручей. Она была бледна, но при известии о страшной опасности сквозь стиснутые зубы не прорвалось ни единого писка. «Похоже, испугалась вида убитых и стонов тех, кто еще жив, вот и молчит», — решил Ренки.

— Эй, судари, что это у вас там за шум был? — поинтересовался Каас, вновь высовываясь из-за дерева.

— Слегка уменьшили количество ваших друзей, — ответил Готор. — В тех краях, где я вырос, знаете ли, подбираться с тыла, отвлекая внимание переговорами, не есть признак хорошего тона.

— Ну тогда давайте поговорим серьезно, судари. У меня тут осталось два десятка человек, а вас там всего шестеро и еще одна девушка, — отбросив показное добродушие и любезность, со злобой в голосе сказал Каас, похоже, считавший, что в сарае засела вся банда Готора. — Помощи ждать неоткуда, а мои люди очень-очень злы на вас. Это, знаете ли, простые разбойники, которых я нанял, а не какие-то там солдаты, слепо исполняющие приказы. Если вы не сдадитесь немедленно, они просто подожгут хижину, и исход этого приключения будет печален для всех.

— Эй там! Господа разбойники! — вдруг заорал во всю глотку Готор. — Я большой и важный человек — военный вождь берега. Вы сами это слышали. Вы уже видели, как плохо драться со мной и моими друзьями! Но зато я очень щедр, и тому, кто приведет ко мне связанного Коваада Кааса, я дам целых пятьдесят золотых монет! За мертвого дам пять корон… Решайте. Лучше получить от меня деньги, чем пулю или удар шпагой.

— Хорошая попытка, сударь, — крикнул в ответ мошенник, и, несмотря на веселый тон, в голосе его послышалось беспокойство. — Но эти люди работают на меня уже достаточно давно. Это во-первых. А во-вторых… — Коваад Каас резко повысил голос, его слова явно предназначались для куда большего количества ушей. — Я позволю им забрать все ваши ценности и доплачу сверху. Насколько я помню, помимо этих пятидесяти золотых у вас еще должно быть немало золота и драгоценностей. Да и оружие ваше стоит дорого. Одна только шпага вашего приятеля, как я слышал, абсолютно бесценна, за нее дадут не меньше тысячи монет! Да и девушка очень богата, на полученный за нее выкуп можно купить целое королевство. Было бы глупо упускать такую добычу!

После этих слов мерзавца Кааса на крыше послышались такие возбужденные голоса, что узники сарайчика приготовились отражать немедленное нападение.

Но тут чуть вдалеке послышался нестройный залп из нескольких ружей, а потом крики. Спустя несколько минут залп повторился, пули прошуршали по кустам, где засели осаждающие.

Разбойники Кааса и правда отнюдь не были дисциплинированными солдатами, готовыми грудью принимать мушкетные залпы и палить в ответ, заряжая и спуская курки, словно лишенные страха автоматы. Поняв, что к их врагам пришла помощь, они бросились наутек, сразу забыв про фантастическую добычу, о которой грезили всего несколько мгновений назад. Не прошло и десяти минут, как Готор, Ренки и Одивия смогли покинуть свой сарайчик и поприветствовать спасителей.

— Давай-ка срочно отсюда сматываться, — сказал Готор после первых приветствий. — Гаарза подстрелили, и он не очень хорош. Пулю из бочины я ему вынул, но рану не помешает еще раз тщательно вычистить и перебинтовать.

— Да уж… — заметил Дроут. — Обещанная «легкая прогулочка» оказалась немного тяжеловатой. Киншаа тоже не в лучшей форме. Мы его оставили на корабле.

— М-да, — задумчиво пробормотал Готор себе под нос. — Хорошо еще, что тут нет поверий типа: baba na korable — k neschastju. Хотя, кажется, я и сам уже готов в это поверить. А ведь так замечательно все начиналось!

В тот день Готор завалился в поместье оу Дарээка в весьма расстроенных чувствах и громко, прямо с порога потребовал вина. Было уже довольно позднее время, и Ренки этот визит фактически застал в положении, когда задница и спина уже пришли в соприкосновение с периной, а левая нога все еще пребывала на полу.

Пришлось вставать, дабы, поменяв ночную сорочку на легкий домашний сюртук, поприветствовать друга и конечно же узнать о причинах его столь внезапного появления.

— Достало все! — объяснил военный вождь берега оу Готор. — Не знаю, что происходит у них там, в Большом и Малом дворце, но, сдается мне, герцог Моорееко очень плотно наложил на меня свою лапу! На вот, — кинул он Ренки богато отделанную золотом кожаную папку. — Очередной список дел, которыми надо заняться «незамедлительно». А местный народ уже и так ропщет. И я их понимаю — когда за полгода в твоих краях проходит сразу три реформы, крыша может уехать далеко и надолго. Мне уже купцы вовсю жалуются: они просто не понимают, что происходит, и не успевают даже вникнуть в смысл нововведений. А я ведь говорил герцогу, что действовать надо осторожно, внимательно отслеживая реакцию на происходящие перемены… Но ему словно шлея под хвост попала… А как ты тут? — Врожденное чувство справедливости потребовало от Готора дать и приятелю возможность пожаловаться на свои беды.

— Нормально, — разочаровал его Ренки. — Гоняем с Доодом ребят по твоей методике. Довольно интересно… Новые мушкеты осваиваем, вот… Но вообще-то мне наши фитильные как-то привычнее. Да и для поджога фитиля гранаты старые сподручнее… Мы ведь все-таки гренадеры! А с таким замком придется носить с собой отдельный фитиль.

— За батарейным замком будущее! — отрезал Готор. — Причем самое ближайшее. Еще бы как-нибудь научить наших ремесленников делать стволы с меньшим калибром — вообще было бы замечательно. А то палить этими ядрами уже осточертело. Отдача, будто слон лягнул, и дыма как на пожаре… Впрочем, слишком сильно прогрессорствовать я не собираюсь, да я и сам недостаточно компетентен в подобных делах. Меня вообще готовили к миру, где люди еще копьями да дубинами машут. Я вам просто выдал рекомендации, а уж дозрели ли ваши мастера до подобных изысков — время покажет… Слушай… А давай сбежим!

— Ку-куда? — опешил Ренки от подобного внезапного перехода и в высшей мере неуместного предложения. — Надеюсь, ты говоришь не о Кредоне? — осторожно добавил он, опасаясь задеть честь приятеля.

— Нет уж, увольте! — рассмеялся Готор, выставив ладони, будто защищаясь от чего-то. — Насколько я понял этих торгашей, там нам будет еще хуже. Давай сбежим на поиски Амулета. В конце концов, это наш первоочередной долг! Разве нет?

— Но ведь как-то это… — начал Ренки, чувствуя, однако, как долг верноподданного борется в его душе с неким свербящим чувством в весьма конкретной области его анатомии, обычно толкающим молодых и полных энергии людей навстречу приключениям и на прочие необдуманные поступки. — Тут ведь вроде как… Мы же как бы…

— Да брось ты… — махнул рукой Готор. — Доод справится и без тебя. Основные принципы они уже должны были усвоить, теперь дело за наработкой. Мужики там опытные, сачковать без пригляда командира не будут. А мое исчезновение на некоторое время пойдет Тооредаану только на пользу, иначе герцог Моорееко до смерти загонит наших лошадок под названием Фааркоонские уделы.

— Но ведь это же будет похоже на дезертирство! — Верноподданный оу Ренки Дарээка нашел наконец веский аргумент.

— Смотаемся в столицу, поговорим с Риишлее, — серьезно кивнул Готор, давая понять, что принял аргумент во внимание. — В конце концов, он ведь и сам заинтересован в поисках. Я тут уже придумал определенную комбинацию. Может получиться довольно неплохо.

Ночь прошла в обсуждении плана Готора, сопровождавшемся немного излишним употреблением горячительных напитков. Так что утром Готор, которому из-за старой раны головы подобные посиделки давались достаточно трудно, остался лежать в «гостевых покоях» — они фактически стали его апартаментами в доме приятеля, и Ренки тоже всегда мог рассчитывать на ответное гостеприимство, — а хозяин дома занялся подготовкой к отъезду в столицу.

Как обычно, дел нашлось куда больше, чем представлялось вначале. Оказалось, что почти что суверенному феодалу, пусть и с весьма урезанными правами, не так-то просто сорваться с места и уехать. Пришлось переговорить с множеством людей и раздать как можно более подробные указания… Назначить ответственных за исполнение… Назначить тех, кто будет контролировать ответственных… Заботы простирались в диапазоне от загрузки хлебных амбаров до дел «тайного общества Шестого Гренадерского». Да-да, созданный некогда усилиями лейтенант Бида спрут весьма уютно устроился на имеющих несколько непонятный статус землях береговых вождей, работая как на себя, так и на владельцев этих земель. Ренки против этого почти не возражал. Особенно когда понял, что и сам старший цензор Риишлее не имеет ничего против существования этой организации, лишь бы, как он выразился, все это не переходило определенные рамки.

Вот за этими самыми «рамками» и приходилось постоянно присматривать, и это было не так-то просто, принимая во внимание тот факт, что даже Готор иной раз не всегда понимал, где проходят границы дозволенного.

Но так или иначе, а не прошло и трех дней, как скромная, но довольно удобная карета, запряженная парой весьма дорогих лошадей, наконец тронулась в путь в сопровождении минимальной охраны. Разбойников и прочих преступных элементов путешественники могли не опасаться — по разрешению Риишлее, именно на этих бедолагах отрабатывались некоторые методики обучения новых войск, основу которых составили отставники или «откомандированные» из «особой роты лейтенанта Бида». Забавно, но, несмотря на то что сам лейтенант Бид вот уже почти год как стал майором оу Бидом и принял на себя обязанности начальника штаба Шестого Гренадерского, его роту по привычке продолжали называть именно так.

— Имею ли я высочайшее счастье лицезреть военного вождя берега, грозного и свирепого оу Ренки Дарээка?

— И тебе привет, Лоик. Ужасно рад видеть. Но какими судьбами ты тут?

Давние приятели встретились на весьма оживленной улице, одним своим концом упирающейся в Дворцовую площадь, где любила фланировать знать, а другим выходящей на речную набережную — известное место прогулок и развлечений элиты столичного купечества. Улица же выполняла роль мостика, соединяющего две весьма далекие друг от друга части тооредаанского общества. Видимо, именно из-за этого обстоятельства главной особенностью местного ландшафта было обилие кабачков и всевозможных лавок с самыми разнообразными товарами, отличавшимися жуткой дороговизной и не всегда высоким качеством.

Впрочем, оу Лоик Заршаа — старый однополчанин Ренки — вопрос понял правильно и дал вполне вразумительный ответ:

— Меня отправили в отпуск. По настоятельному требованию многочисленной высокопоставленной родни.

— Ах да, — вспомнил Ренки. — Я слышал, что ты женишься. Прими мои поздравления!

— Надеюсь, что нет! — отрезал Лоик. — Не говоря о том, что мое сердце навечно отдано прекрасной воинственной Одивии Ваксай (кстати — как там она?), брак этот я считаю одинаково неуместным как с политической, так и со всех остальных точек зрения! В такое время родниться с Краастами! Да как это вообще в голову может прийти?! О чем вообще они там себе думают?

— Ну… — примиряюще заметил Ренки. — Краасты, даже несмотря на опалу генерала, — весьма сильный и богатый род. Полагаю, это выгодно обеим сторонам: Краасты получают политическую поддержку от Заршаа, а Заршаа… Думаю, скоро ты станешь одним из богатейших людей королевства!

— О боги! — простонал Лоик. — И ты туда же! Говоришь в точности как мой отец. Хотя, понятное дело — не тебе жить с этой… Ты бы видел ее — какая-то бледная немочь, тупая как пробка. Только и умеет закатывать глазки да сюсюкать, вероятно полагая, что это делает ее неотразимой. А ведь, кстати, ты же с ней, возможно, знаком! — вдруг вскричал Лоик. — Не более как три дня назад я получил анонимное послание, в коем мою «невесту» в довольно туманных выражениях обвиняют в связи с тобой. Если это правда, то я имею прекрасные шансы слезть с крючка! Так как?

— Э-э-э… — опешил Ренки. — Не представляю, о чем ты… Я вообще не помню, чтобы среди тех, с кем я… была девица из рода Краастов.

— Значит, опять обманули, — разочарованно ответил Лоик. — Впрочем, я получил уже с десяток подобных посланий. Отец объясняет это тем, что слишком многие предпочли бы занять мое место на свадебной церемонии, и считает, будто это вовсе не из-за того, что невеста вела весьма разгульный образ жизни. Кстати, в послании говорилось также что-то и о твоей знаменитой шпаге. Намекали, чтобы я поинтересовался, при каких обстоятельствах ты ее заполучил.

— Но ты ведь сам прекрасно должен помнить все эти обстоятельства. — Ренки внезапно разволновался. — Это ведь случилось как раз в то время, когда ты появился в полку. Помнишь, как разглядывал мою шпагу, а я тебе рассказал эту историю?

— Ага… Помню. Ты вроде тогда упоминал какую-то девицу и еще утверждал, что ничего у тебя с ней не было… Ты ведь сказал тогда, что даже ее имени не знаешь и лица не разглядел. Так это была она? Жаль. А то я бы вызвал тебя на дуэль, проколол бы, к примеру, плечо, был бы громкий скандал, и я бы избавилсяот женитьбы… Кстати, а может быть… ты ведь, кажется, питал к сей девице искренние чувства?

— Во-первых, сударь, — чопорно ответил на это предложение Ренки, — уж скорее бы я вам проколол чего-нибудь там, язык, например. А во-вторых, Лоик, право, обидно. Ты заподозрил меня в готовности отбить невесту у своего полкового товарища!

— И тем спасти его от жутко нежеланного брака! Впрочем, ладно. Я и забыл, каким щепетильным ты бываешь в вопросах чести! Кстати, а ты куда сейчас?

— В оружейную лавку мастера Лууга. Готор заказал ему пистолеты особой конструкции. Еще почти год назад… Вот, просил посмотреть, как идут дела с изготовлением.

— Я с тобой! — категорично заявил Лоик, искренне считая, что его обществу будут только рады.

Ренки осталось только пожать плечами и двинуться вперед. Секретность, о которой все время твердил Готор, видимо, была нормальным явлением для его мира, но в этом явно не срабатывала.

— Хм… Ну и уродство, — высказался Лоик Заршаа, когда мастер принес затребованные пистолеты. — Что это вообще такое?

— Ну-у-у… — задумчиво ответил Ренки. — Теоретически из него можно выстрелить пять раз подряд, почти не перезаряжая, лишь подсыпая порох на полку и взводя курок. Вот видишь, эта крутящаяся штука как бы вмещает в себя пять зарядных камор для единого ствола. Достаточно повернуть ее, подсыпать порох на полку и стрелять… Так ведь, мастер?

— Э-э-э… да… — ответил мастер, тщательно отводя глаза. — Задумка, несомненно, очень хороша, но требуется столь тонкая механика… Клянусь, я сделал все, что мог! Некоторые идеи, кажущиеся со стороны очень перспективными, не выдерживают столкновения с реальностью. Увы, сударь!

— Я же говорю: уродство! — подвел итог Лоик и потребовал показать ему висящую на стене шпагу.

— О! Глянь, — сказал он разочарованно взирающему на уродливые пистолеты приятелю. — И тут медная побитая гарда! Стиль «Тиндский герой, или Вождь берега». Причем заметь, как изящно царапины на гарде складываются в узор. Кстати, может, хоть ты сумеешь разрешить спор о том, что вообще сейчас означает этот титул?

— Кажется, об этом подробно было написано в газете! — буркнул Ренки, которого уже изрядно достали подобные просьбы.

— Написано-то написано. Но до чего же непонятно… Одни увидели в этом возвращение к основам и возрождение былых традиций. А некоторые, ты уж извини, сочли за большую насмешку. Вам дали титулы, но лишили власти. Так все-таки?..

— Власти у меня примерно как у полковника. Господин над подчиненными, верный слуга королю. Только вот командовать приходится не дисциплинированными солдатами, водящими тесное знакомство с сержантской палкой, а разными бестолковыми гражданскими.

— Это из-за строительства нового флота? — громким шепотом, намекающим на то, что и он не чужд секретности, хотя и плохо осознает, что это такое, спросил Лоик.

— Оу Заршаа!!! — многозначительно посмотрев на приятеля, только и сказал Ренки. А потом перевел разговор на другое: — Я сейчас в Малый дворец. А вечером — на прием к королю. Ты там будешь?

— Угу, — беспечно ответил Лоик. — Но так легко ты от меня не отделаешься! Я провожу тебя до Тайной службы!.. Так что там у вас все-таки такое происходит? — продолжал он расспрашивать, выйдя на улицу. — Я ведь прекрасно помню, что мушкет в руках Доода только слегка покорежило. А наутро узнаю, что, оказывается, у него оторвало пальцы и чуть ли не выжгло глаза. И куда он после этого отправляется? Прямехонько в твое поместье! Потом в том же направлении командируются и другие сержанты-«старики», якобы на «лечение». Вот только не надо мне рассказывать, что кто-то и правда вдруг озаботился здоровьем этих головорезов! Что вы там такое делаете?

— Ну… Флот новый строим. Кое-какие методы ведения войны пробуем. Мушкеты изучаем с кремнево-ударным замком, наподобие тех, что появились у кредонцев. Тактику рассыпного строя отрабатываем, вроде той, что использовали зуурские егеря, помнишь? Ну и еще куча всяких мелочей, не всегда даже связанных с армией.

— Но почему сержанты да капралы? — возмущенно спросил оу Заршаа. — Не лучше ли было сначала выучить офицеров?

— А чему? — спокойно возразил Ренки, повторяя аргументацию Готора. Примерно полгода назад он и сам занимал схожую с Лоиком позицию. — Мы еще толком и сами не знаем, чему их учить. Пробуем разные варианты. Да и, признай это, обычную солдатню будут учить именно капралы да сержанты. А вбивать в головы солдатни нужные знания куда дольше, чем объяснять новую тактику офицерам.

— Это да, — важно согласился Лоик. И заговорил о вечернем приеме у короля.

А тем временем благородный военный вождь берега оу Готор Готор пытался обрабатывать своего непосредственного патрона — первого советника короля, старшего цензора, верховного жреца и по совместительству военного министра — не менее благородного Риишлее, уговаривая его дать разрешение на задуманную им авантюру.

— В конце концов, — страстно говорил он, — сам король считает, что поиски Амулета — важнейшая из задач. И не надо забывать, что мы не единственные, кто его ищет. Взять того же герцога Гиидшаа. Да и Кредон… Наверняка неспроста рукоять меча оказалась у этого прощелыги Кааса вместе с кучей материалов, где еще можно обнаружить нечто подобное. Возможно, раньше он искал все это только для прикрытия своей шпионской деятельности якобы торговлей антиквариатом. Но теперь, после наших разговоров, он уже наверняка заинтересуется Реликвиями всерьез. Конечно, ни он, ни Гиидшаа, ни кредонские правители не осведомлены об истинном значении Амулета (как по большому счету и мы сами). Но я уверен, что, узнав о нашем интересе к этим вещам, они постараются их умыкнуть хотя бы для того, чтобы Реликвии не достались нам. А мы вместо того, чтобы рыть землю в их поисках, просто сидим и ничего не делаем!

— Не стоит так горячиться, оу Готор, — усмехнувшись, ответил на эти доводы Риишлее. — Во-первых, как минимум три команды моих людей уже отправились на поиски этих Реликвий, а еще две группы роются в архивах в поисках следов. И можете не сомневаться — как только будут получены хоть какие-то результаты, вас ознакомят с ними немедленно.

— Угу, — хмуро вставил Готор. — Интересно, окажись ваши люди в том горном храме — многие бы из них догадались об иномирном происхождении мобилы, не говоря уж о способности ее разобрать и вынуть батарейку?

— Думаю, никто, — кивнул Риишлее. — Тем более о существовании иных миров они даже не догадываются, а разыскивают «всего лишь» величайшие Реликвии нашей веры. Хотя те из них, кому я больше всего доверяю, знают об интересе к этим Реликвиям герцогов Гиидшаа и Кредона и о том, какие опасности ждут нас, если сии вещи попадут не в те руки. В конце концов, сударь, убеждать, насколько полезно было бы ваше участие в этих поисках, лично меня не нужно. Как и в необходимости самих этих поисков. Убеждать надо герцога Моорееко и, пожалуй, даму Тииру, с недавних пор ставшую его верной союзницей в этом вопросе. Оу Ваарииг Сиин тут скорее на нашей стороне, хотя и имеет свои, довольно своеобразные представления о том, как лучше вас использовать. Но увы, уши короля, как обычно, куда больше открыты для прекрасных губок дамы Тииры, чем для наших доводов. Тем более что и ее позиция довольно сильна. Ведь что там ни говори, а этот Амулет находится в нашем мире уже лишь боги знают сколько тысяч лет, и убедить кого-то, что охота за ним не может подождать несколько дней — месяцев — лет, не так-то просто. Зато вот некий благородный оу, на знания и опыт которого наше королевство возлагает немало надежд, добравшись до Амулета, может ускользнуть обратно в свой мир и оставить нас с рассказами о множестве грозящих нам в будущем проблем, но без надежного ключа для решения оных. Или вообще может просто погибнуть, пытаясь отыскать Реликвию. Как мы уже убедились, подобные поиски не самое безопасное занятие… Полагаю, вы поняли намек? Если хотите вплотную заняться поисками Амулета, вам надо как-то суметь успокоить эти опасения противоположной стороны, ну хотя бы насчет своего ухода в другой мир.

— И как мне это сделать? — хмуро глядя на Риишлее, поинтересовался Готор.

— Увы, но точного рецепта у меня нет, — развел руками Риишлее. — Возможно, если вы женитесь и обзаведетесь потомством, это сможет убедить кого-то вроде Моорееко в вашей надежности. Только не советую в этом случае излишне привязываться к семье. Сами понимаете, их в любой момент могут под благовидным предлогом изъять у вас и использовать как заложников. С другой стороны, если вы не будете выказывать признаки искренних чувств… ну хотя бы к своим детям, вам никто не поверит.

— Bredjatina! — Готор вскочил на ноги и начал нервно расхаживать между стульев в кабинете Риишлее, традиционно заваленных разными папками, книгами и просто листами бумаги. — А они там понимают, что если лошадку держать с вечно натянутой уздой, то она может и взбрыкнуть?

— Боюсь, они пока не очень хорошо изучили нрав этой «лошадки», — ответил на это Риишлее. — И так же не очень хорошо представляют, на что она в действительности способна.

— Но раз вы все это мне говорите, — взяв себя в руки и садясь обратно на стул, заметил оу Готор, — вы явно на моей стороне?!

— Я на стороне королевства Тооредаан, коему преданно и верно служу всю свою жизнь, — строго ответил Риишлее. — А еще я полагаю, что довольно неплохо изучил ваш характер, и искренне верю, что вы не способны на предательство. И потому понимаю, что мои… гм… друзья явно перегибают палку. Так что можете смело бросаться в эту вашу авантюру. Если что — валите потом все на меня. Только советую вам обставить свои сборы и исчезновение как можно более тихо, не привлекая лишнего внимания, чтобы вас не поймали за руку. И да — постарайтесь обернуться за пару месяцев.

— Откуда такие сроки? — удивился оу Готор.

— За неделю весть о вашем исчезновении дойдет до столицы. Еще неделя-две понадобятся, чтобы начать волноваться всерьез. Где вы, как вы? Вас выкрали или вы добровольно перебежали к нашим врагам? Полагаю, я сумею выстроить ответы на все эти вопросы так, чтобы было выгодно нам обоим. Увы, но сейчас для всех ваших покровителей вы, как бы это сказать, не совсем человек. Ну то есть, они, конечно, это понимают умом, но не воспринимают сердцем. Вы для них — нечто таинственное. Загадка, существо из другого мира, источник знаний, ценный ресурс, волшебный колокольчик из детских сказок, выполняющий все желания, — словом, все что угодно, но только не человек из плоти и крови со своими амбициями, слабостями и желаниями. Они не навещали вас в госпитале, где вы лежали с простреленной головой. Не сидели с вами ночи напролет, разговаривая на самые разные темы, как это делал я. Не терзали себя думами, можно ли поручить вам задания, от которых зависит судьба королевства, и не оценивали результаты ваших трудов с точки зрения возможностей обычного человека, а не «волшебного колокольчика». Сейчас они скорее думают о том, как вас использовать, нежели о том, как с вами работать. Проявите немного самостоятельности. Докажите, что вы — личность! Исчезните и вернитесь. Только большая просьба — действительно вернитесь, а не дайте убить себя понапрасну.

Хрустальный зал, где обычно проводились «домашние» королевские приемы «средней торжественности», как обычно, радовал необычайным светом диковинных люстр. У этих люстр была собственная история, которой Тооредаан немного по-детски, но очень искренне гордился. Изготовленные в мастерских Старой Мооскаа, пусть и уже через сотни лет после развала Старой Империи, они были не просто отголоском былой славы столицы, но и неким символом наследственности, дававшим весьма, впрочем, смутные, но все же права на достояние предков.

Еще большим поводом для гордости этими люстрами служило то, что их в свое время делали по специальному заказу тогдашнего кредонского дворца Директората, чья роскошь и великолепие должны были олицетворять силу и могущество Кредона. Но вот по пути обратно корабль, что вез выполненный заказ, попал в шторм, отбился от своего каравана и стал добычей тооредаанских… нет, конечно же не пиратов, а лихих моряков, которые, находясь в подчинении одного из военных вождей берега, доблестно защищали воды королевства от врагов и освобождали попавшие в их лапы чужеземные суда от излишков груза.

Светильники достались тогдашнему королю в качестве подношения от военного вождя вместе с какой-то второстепенной просьбой не то расширить его владения, не то избавить от соседа-врага. Про эту часть истории все уже давным-давно забыли. Но о происхождении тех самых хрустальных люстр знал, наверное, каждый тооредаанский мальчишка, хоть раз видевший постановки площадных театриков либо слышавший рассказы об этом.

Так что неудивительно, что, когда сам Ренки впервые попал в этот зал, он несколько минут простоял с открытым ртом, задрав голову и разглядывая это светящееся великолепие. И столь же неудивительно, что, войдя сюда сейчас, он застал несколько фигур в знакомых мундирах, застывших в характерной позе, которая выдавала в них не только знатоков истории родного королевства, но и сущих новичков на королевских приемах.

Однако было в этих фигурах нечто особенное, что заставило оу Ренки Дарээка несколько пренебречь светскими обязанностями и, вместо того чтобы, обойдя зал по кругу, раскланяться со всеми знакомыми, сразу двинуться к новичкам и завести разговор с одним из них.

— Рад приветствовать вас в Большом дворце, мичман оу Нииги Нииндига, — обратился он к своему учителю и товарищу по мичманскому кубрику. — Впечатляющее зрелище, не правда ли?

— А? Да! И я рад приветствовать вас, оу Ренки Дарээка. То есть, простите, военный вождь берега…

— Бросьте, сударь, — положив руку на плечо мичмана, как можно более дружелюбно сказал вышеупомянутый вождь. — Для друзей я по-прежнему Ренки. Полагаю, мы останемся друзьями и вне палубы «Морского гуся»?

— Да, конечно. — Мичман Нииндига вздохнул с явным облегчением. — Простите, но тут все так… Я несколько растерялся.

— Поверьте, Нииги, это чувство мне очень знакомо! Всего год назад я стоял примерно на том же месте и так же любовался этими люстрами. Потрясающее чувство — вот так соприкоснуться с живой историей!

— Да, — горячо подхватил Нииги. — Особенно для меня, ведь мой прапрапрапрадед как раз был боцманом на «Белой акуле». Том самом корабле, что захватил эту добычу, — добавил Нииги, поняв, что Ренки не знает эту часть истории люстр. — Именно после этого события и появился род оу Нииндига.

— Тогда у вас есть право любоваться на них вдвое дольше обычного, — улыбнулся Ренки, с большой теплотой глядя на немало шпынявшего его, но также и многому научившего мичмана. Хотя, возможно, сюда и примешивалась малая толика тщеславия, ибо насколько неловок был в свое время Ренки на палубах и мачтах «Морского гуся», настолько же неловким казался сейчас оу Нииндига на дворцовом паркете. — Однако, — продолжил Ренки, — тут, во дворце, есть еще немало интересного помимо люстр. И если у вас появится желание, я с удовольствием вам все это покажу. А вы взамен расскажете мне о том, как заканчивали путешествие вокруг материка. По рукам?

— Рад буду обзавестись столь опытным лоцманом в этих неведомых водах, — не без напряга выдавил из себя шутку Нииги. — А по части рассказов… Да что там рассказывать… Вдоль западного побережья мы шли без особых происшествий. Только разок попали в ураган ближе к высоким широтам, но адмирал наш вовремя заметил признаки ухудшения погоды и увел эскадру далеко в океан, так что о берег нас не размазало, хотя и изрядно помотало. Оу Риибаа (помните его — такой рыжий мичман, он еще немного шепелявил?) волной снесло с реи, куда он полез срастить порвавшийся шкот, приложило о палубу и смыло за борт. И на других кораблях эскадры погибло с десяток матросов. Ну а в остальном — боги были к нам благосклонны, и все корабли смогли собраться вместе, кроме одного трофейного купца, чья судьба так и осталась нам неизвестной. А вот в проливе Демонов боги, кажется, решили отыграться на нас за все прежние грехи. Хотя я и слышал, как наш капитан, впервые проходивший пролив еще третьим лейтенантом, пошутил, что шторм там бывает всегда, когда нет урагана, так что мы должны радоваться и такой погоде. Словом, пришлось довольно туго. Какие-то жалкие сорок морских верст мы шли почти две недели — ветер трижды выталкивал нас обратно. Но опять же — слава богам и адмиралу оу Ниидшаа — не потеряли ни одного военного корабля. Лишь парочку трофеев, которые не смогли следовать за эскадрой и получили приказ возвращаться в Ашаа. Ну а уж как дошли до Зиируука… Тут нас встретили так, будто трюмы у нас были забиты королевскими особами. Да и дальше, если мы не заходили в какой-нибудь порт, нас догоняло судно оттуда, с почетной делегацией и грудой подарков. А если заходили, то там устраивали праздник, прямо как на День коронации! Было весьма приятно!

— И где нынче бросил якорь «Морской гусь»? — поинтересовался Ренки.

— Вроде ушел в Доорн, на базу флота. Надо перебрать обшивку, поменять такелаж — подлечить старые раны. Только я теперь приписан не к «Морскому гусю», — слегка грустно добавил Нииги. — Меня списали, пообещав новую должность на одном из строящихся кораблей. Если удастся сдать экзамены и показать себя перед новым начальством, через полгода я стану третьим лейтенантом.

— Так ведь это же просто прекрасно! — обрадовался Ренки. — Понимаю, как вам печально прощаться с «Морским гусем», как-никак это флагман нашего флота. Но что-то мне подсказывает, что новый корабль вам тоже понравится! Кстати, не желаете ли вина? А вон там можно раздобыть отличные закуски, на случай если вы голодны. Впрочем, настоятельно рекомендую их вам, даже если вы неосмотрительно наелись перед приходом во дворец. Искусство местных поваров не менее легендарно, чем эти люстры. А потом могу показать вам, где выставлены носовые фигуры с кораблей Даагериика Первого и две пушки Бессмертной эскадры.

— О-о-о! — изумленно протянул Нииги. — Королевский храм славы флота! Но разве нам туда можно?

— Вы же сами сказали, что это храм, — с видом большого знатока и старожила ответил Ренки. — А когда это верующему запрещалось входить в храм, даже если это священное место находится во дворце? Вот во дворец войти сможет не всякий. Но уж коли он тут, ему открыты почти все дороги, кроме тех, конечно, что закрыты. Я покажу вам, как отличить одни от других.

— А можно позвать моих друзей? — кивнул Нииги в сторону стоящих чуть в отдалении других морских офицеров и мичманов, тщательно делающих вид, что не слушают их разговор.

— Можно. Хотя, полагаю, будет невежливо, если все почетные гости одновременно покинут зал. Однако узнав маршрут, вы сможете проложить курс и для остальных мореходов. Так что, идем?

Уезжал из дворца Ренки в весьма растрепанных чувствах. Вся радость от встречи со своим наставником в морском ремесле и возможности оказать ему некое покровительство мгновенно испарилась из-за нечаянно подслушанного разговора.

До этого все было отлично. Моряки — соратники по Тиндскому походу, пусть и собранные по большей части с других кораблей — откровенно заглядывали оу Ренки Дарээка в рот, ловя каждое его слово. Ведь он был не только одним из героев этой кампании, но и явно своим человеком во дворце, и даже с самим монархом обменялся несколькими фразами, словно со старым знакомым. Да и король не только знал его имя, но и разговаривал с ним так, будто обсуждал некие общие начинания и планы. На младших морских офицеров (по большей части являющихся представителями совсем даже небогатых родов провинциальных оу), в честь которых и был дан прием, это произвело сногсшибательное впечатление. А когда еще и адмирал оу Ниидшаа намекнул на то, что дальнейшую свою службу они будут нести «рядом с владениями военного вождя оу Дарээка», флотские начали смотреть на него чуть ли не как на своего сюзерена.

И то, что Ренки при этом не стал задирать нос, а продолжал держать себя с ними на дружеской ноге, только добавило ему очков, — ведь так ведут себя лишь настоящие, уверенные в себе и своих силах вожди!

Имел он и дельный разговор с адмиралом оу Ниидшаа. И, немало поднаторев в последнее время как в хозяйственных делах, так и в кораблестроении (Готор заставил прочесть несколько книг плюс немалая практика), весьма дельно смог ему ответить о размерах и состоянии верфей города Фааркоон и о возможностях реализации намеченной оу Ниидшаа программы перевооружения флота, с учетом доступности стройматериалов и наличия квалифицированной рабочей силы.

В общем, Ренки сегодня действительно блистал, будучи своеобразным мостиком между миром придворных и миром героев. Нет, конечно, он там был такой не один — сейчас во дворце практически постоянно пребывало как минимум семеро участников Тиндского похода. Но Ренки явно находился на особом положении — он был своим и среди моряков, и среди солдат. Да и чиновники, подчас весьма высоких рангов, тоже держали его тут за равного, чему способствовало общение с Готором и его приятелями из свиты герцога Моорееко, побывавшими не на одной пирушке в особняке Ренки). Ну и, конечно, придворные… Все-таки покровительство дамы Тииры в этом мире значило очень многое. Так что оу Ренки Дарээка был в этот вечер нарасхват — к нему подходили и искренние приятели, и мечтающие что-то поиметь от знакомства льстецы, и дамы, как мотыльки летящие на свет очередной яркой звезды. И даже серьезные тяжеловесные фигуры уровня герцогов или предводителей больших кланов, редко утруждающие себя общением с разной мелюзгой, отнюдь не брезговали легким поклоном поприветствовать новоявленного вождя берега и прощупать его коротким разговором.

Все было просто замечательно, пока Ренки, внезапно осознав, что слегка переусердствовал с напитками (вино на подобных приемах, во избежание нежелательных эксцессов, подавали довольно легкое, что, впрочем, не делало его менее жидким), не почувствовал насущную потребность навестить ближайшую уборную. Слава богам, построенный лишь сто лет назад Большой дворец успел обзавестись всеми наработками в этой области, начиная от традиций Старой Империи («Хм… опять след Манау’дака», — подумал Ренки) и заканчивая новейшими изобретениями просвещенной эпохи.

И вот, возвращаясь обратно в зал и приготовившись снова окунуться в пышность и суету королевского приема, Ренки услышал знакомый голос и невольно подслушал некий разговор.

— Поймите, сударыня, — звучал где-то из-за ширм голос Лоика Заршаа, — этот брак обречен быть несчастным! Мое сердце отдано другой, и, как бы я ни хотел вернуть его обратно и отдать вам, это невозможно!

«Хм… — подумал на это Ренки, невольно задерживая дыхание и стараясь производить как можно меньше звуков, дабы не стать свидетелем неприятной сцены. — Неужели Лоик и правда так влюблен в Одивию Ваксай? Мне-то всегда казалось, что это лишь своеобразная игра».

— Да, — продолжил тем временем Лоик, отвечая на слова какой-то персоны женского пола, говорившей столь тихо, что Ренки ничего не разобрал. — Наши семьи обо всем договорились, и выгоды этого брака ясны всем. Но… Неужели у вас, сударыня, нет собственного мнения на этот счет? А может, существует некто, кого вы особо выделяете среди других своих знакомых мужского пола и с кем бы вам хотелось провести остаток жизни? В таком случае мы можем объединить наши усилия, дабы сразиться каждый за свое счастье. И пусть эти браки будут не столь многообещающими и выгодными с точки зрения наших семей, но жизнь нам дается только одна. Неужели вы правда хотите прожить ее в печали, только для того чтобы доставить удовольствие своим родным, сделав их немного богаче или слегка добавив им влияния при дворе? Подумайте, сударыня, хорошенько подумайте над моими словами!

Тут Ренки миновал «опасный» участок, и продолжение разговора прошло вне его ушей. Однако настроение почему-то было испорченно. Причем Ренки и сам не мог понять причин этого изменения. Сердечные дела оу Лоика Заршаа его, если честно, касались весьма мало. А что до девицы — так ведь он даже не видел ее лица. Если это, конечно, вообще та самая девица, которую он спас (или якобы спас) от разбойников пару лет назад, а не какая-то совсем другая представительница довольно обширного семейства Краастов.

Увы, но испорченное настроение заставило его достаточно быстро покинуть внезапно переставший радовать прием. Видимо, не было настроения и у его полкового приятеля, сопровождавшего свою нареченную, хотя и нежеланную невесту.

Они встретились у ступенек крыльца, ожидая каждый свою карету, так что Ренки на сей раз смог весьма подробно рассмотреть вышеупомянутую девицу.

Да уж… Когда-то, в далекие отроческие годы, читая романы о приключениях отважных оу и их прекрасных дам, Ренки примерно так и представлял себе благородную деву, в которую он обязательно влюбится. Даже светло-голубое шелковое платье и высокая прическа с этакими завитушками на лбу полностью соответствовали образу. А что уж там говорить о стройной фигуре, светлых волосах и большущих голубых глазах, смотрящих столь доверчиво и невинно…

Возможно, приглядевшись внимательно, Ренки без труда смог бы найти в этой девице множество недостатков. Пожалуй, лицо было простовато, а фасон платья — излишне вычурный… Но сам образ! Молодому человеку пришлось сделать над собой немалое усилие и напомнить себе, что он смотрит на чужую невесту, дабы удержаться от томных вздохов и жарких взглядов, которые были бы абсолютно неуместны в данной ситуации.

(обратно)

Глава 2

— Э-э-э? Простите?! — произнес Ренки. — Не могли бы вы повторить. А то мне послышалось…

По возвращении в Фааркоон жизнь внешне, казалось бы, пошла своим чередом. Обычные дела и визиты, переговоры с королевскими чиновниками, купцами и своими управляющими. Составление и утверждение планов, прием назначенных и случайных посетителей с просьбами, предложениями, а подчас и требованиями. А еще конечно же учеба, пользу от которой Ренки познал на собственной шкуре, так что оу Готору почти не приходилось подгонять его. Но над всей этой обыденностью уже витала муза дальних странствий и приключений.

Как и всякий молодой, полный сил и любопытства юноша, Ренки был отнюдь не чужд подобной романтики. Мысль о том, что в ближайшее время ему предстоит посетить абсолютно иной материк, те самые легендарные Южные Земли, где, кажется, каждый камень на побережье был свидетелем подвигов героев или исторических битв, овеянных былинной славой, будоражила воображение.

Иная земля. Иные люди. Говорят, даже воздух на южных берегах Срединного моря совершенно особенный. Как и цвет воды, оттенок травы и земли или листвы деревьев. Нет, Ренки, конечно, понимал, что какого-то невероятного волшебства и чуда от тех земель ждать не стоит. Но тем не менее возможность убежать от мелкой бумажной суеты и чиновничьих забот не могла не радовать его. А то, что готовиться к побегу приходилось втайне, только добавляло остроты этим ощущениям.

Собственно говоря, для поездки требовалось не так уж и много. Ведь, по словам Готора, Риишлее ограничил ее длительность всего парой месяцев, а значит, забраться действительно далеко не удастся. А что нужно старым опытным воякам, чтобы прожить эти два месяца? Да всего несколько мелочей — надежное оружие с приличным огневым припасом, пара смен крепкой одежды и обуви да малый запас продуктов.

Ах да! Оставалась еще одна мелочь, без которой морское путешествие становилось довольно затруднительным, — нужен был корабль. Причем корабль, способный гарантировать относительную безопасность даже в нынешние тревожные времена. И за этим судном приятели конечно же обратились к своей старой знакомой, а с некоторых пор и деловому партнеру — Одивии Ваксай.

— И с какой целью, судари, вы хотите отправиться в Южные Земли? — как бы невзначай поинтересовалась она. — Да еще и в такие места, где уважающему купцу трудно найти для себя что-то интересное.

— Эх, дорогая Одивия, — улыбнулся в ответ оу Готор. — Признаюсь, мы разыскиваем некоторый предмет, к которому я испытываю глубоко сентиментальные чувства. Можно сказать, это привет с моей родины. Как вы верно заметили, для всякого уважающего купца он едва ли представляет особую ценность. Однако мне будет очень приятно его найти. Считайте это моей блажью, а поездку — отдыхом от повседневных забот.

— Дороговато вам обойдется эта блажь, — заметила Одивия. — Я, конечно, могла бы предложить вам место на одном из судов каравана, который уйдет через пару месяцев к Южным Землям. Полагаю, он сможет сделать небольшой крюк и высадить вас там, где вы говорили. Однако, боюсь, вернется он за вами не раньше чем через полгода… А вы хотите обернуться за пару месяцев. Так что единственный вариант — нанять собственный корабль и заранее обречь себя на все риски, связанные с одиночным плаванием… Вы ведь знаете, что недавно с моих верфей сошло судно новой конструкции — kliper, как вы его называете. Как только оно будет дооснащено и загружено, его надо будет хорошенько испытать. И хотя я планировала погонять «Чайку» вдоль нашего побережья, можно пойти на определенный риск и отправить ее к Южным Землям. Но за этот риск, судари, придется платить из вашего кармана!

— Всегда восхищался вашей деловой хваткой, госпожа Ваксай, — слегка иронично заметил оу Готор.

А Ренки вдруг на миг показалась, что в кресле напротив сидит этакая зубастая акула в незатейливом сером платье и шляпке, и он в который раз посочувствовал Лоику Заршаа.

— Дружба дружбой, судари, но денежки любят счет, — парировала Одивия. — Однако признаю, что вы, оу Готор, как автор проекта kliper да и вообще большой покровитель моего Торгового дома, вполне можете рассчитывать на немалые скидки. Более того, как ваш друг, я готова, приняв в залог стоимость постройки нового судна (на случай если оно все-таки погибнет из-за ваших авантюр), покатать вас на нем по цене обычных пассажиров. Но при условии, что и вы не будете возражать, если я воспользуюсь этой поездкой для собственных целей.

Естественно, друзья неосмотрительно дали свое согласие.

Подвох они учуяли уже после выхода в море.

Отплывали еще во тьме, воспользовавшись отливом и ловя последние дуновения ночного бриза. По старой флотской традиции, во время этого ответственного мероприятия все пассажиры, даже такие важные, как военные вожди берега, были загнаны в свои каюты, дабы не мешать команде работать.

И вот, когда корабль уже закачался на длинных океанских волнах и капитан дал соответствующую команду, Готор с Ренки покинули свои каюты, выйдя на длинную узкую палубу, и застали там хозяйку верфи и самой «Чайки» — хорошо знакомую им Одивию Ваксай.

— Что вы тут делаете, сударыня? — воскликнул вместо приветствия Ренки. — И, простите, но что это на вас надето?

— А вы думали, я останусь дома ждать вестей, когда испытывается проект, в который мой Торговый дом вложил немалые средства? — хладнокровно ответила Одивия. — Я сама должна оценить все достоинства этого судна, прежде чем загрузить его трюм дорогими товарами и отправить в дальнее путешествие. Однако в одном вы, оу Готор, не ошиблись: действительно очень быстроходный корабль!

— Э-э-э? Простите?! — произнес Ренки. — Не могли бы вы повторить. А то мне послышалось…

— Да-да, судари, — отмахнулась от него Одивия. — Я еду с вами.

— Но… Вы одна на корабле, полном матросов! — возмущенно заявил Ренки. — Это просто неприлично!

— Уверена, сударь, вы, в случае чего, вступитесь за меня, — усмехнулась в ответ Одивия, посмотрев на Ренки весьма ироничным взором. — К тому же капитан — мой троюродный дядя, так что моя девичья честь находится под двойной защитой. Кстати, сударь, — вновь обратилась она к оу Готору, нахально игнорируя сверлящего ее взглядом оу Ренки Дарээка. — Эти ваши юбка-брюки — и впрямь чудесная затея. Смею надеяться, что они войдут в моду и существенно облегчат жизнь дамам Тооредаана.

— Очень рад, что вам понравилось, — усмехнувшись, ответил оу Готор. — Однако, Ренки, не стоит прожигать меня таким возмущенным взглядом. Это вовсе не мое изобретение. Признаюсь, Одивия, вы поставили нас в несколько затруднительное положение… Подразумевалось, что наши поиски будут достаточно тайными.

— Об этом, сударь, надо было подумать раньше, — ответила хозяйка Торгового дома. — И не плести мне байки про «развлекательную поездку».

Следующие две недели перехода промелькнули столь же стремительно, как подгоняемая попутными ветрами «Чайка» пересекла Закатный океан.

— Это воистину потрясающе! — не уставал ежевечерне повторять капитан Вииниг, когда все его пассажиры и не занятые на вахте офицеры собирались в кают-компании за традиционным капитанским ужином. — Моя «Чайка» действительно летит над волнами. Что и неудивительно — при такой-то площади парусов и обводах!

— Однако, — обычно вставлял свой скептический довод первый помощник, — стоит все же сначала посмотреть, как судно поведет себя во время шторма! Мачты все-таки кажутся мне слишком высокими для столь узкого корпуса. Опять же эти ваши дополнительные лиселя… А что, если налетит шквал? Матросы просто не успеют убрать все лишние паруса, и нас может опрокинуть. У команды, кстати, и без того полно работы с парусами такой площади. И это сейчас, при попутном ветре. А что будет, когда нам придется идти галсами?

— Особенности корпуса, более глубокая осадка и характер распределения грузов… — обычно вставлял тут свое слово оу Готор, давая начало очередному витку ставшего уже почти ритуальным спора.

Почему-то все, за исключением капитана и оу Готора, настойчиво пытались отыскать в корабле какие-то недостатки и ткнуть ими в глаза защитников судна.

Даже Ренки, поддавшись общим настроениям, как-то раз заметил, что отсутствие высоких надстроек на баке и корме, обычно использующихся как своеобразные крепостные башни, в случае абордажа будет существенным недостатком. А Одивия Ваксай регулярно жаловалась на уменьшенный объем трюма. Что, с точки зрения купца, несколько умаляло ценность корабля.

Впрочем, все эти придирки были скорее данью суеверной осторожности, столь присущей морякам, которые боялись перехвалить новое судно и тем самым призвать на него гнев богов. Все без исключения, начиная от сопливого юнги и заканчивая владелицей судна, не смогли не влюбиться в «Чайку», едва почувствовали, как дрогнула палуба у них под ногами, когда поймавшее ветер всеми своими многочисленными парусами судно начало разрезать океанские волны с невиданной ранее скоростью.

Трансокеанский переход, обычно занимавший от трех недель до полутора месяцев, был совершен меньше чем за две недели, и «Чайка» едва ли не взбрыкнула, когда пришлось притормаживать ее перед знаменитым Мостом Аиотееков — скоплением мелей и островов, по которым когда-то, согласно легендам, этот древний народ переходил с материка на материк аки посуху вместе со скотом и груженными всем племенным скарбом повозками. Сейчас вода стояла намного выше, что делало подобный переход невозможным.

Место это, также именуемое Воротами (ибо пропускало корабли из океана в Срединное море) славилось своим коварством, потому как мели имели свойство мигрировать под влиянием течений, приливов и отливов. Так что на одном из островов возле Моста Аиотееков пришлось брать лоцмана, благо народ в здешних краях зарабатывал этим ремеслом на протяжении нескольких тысяч лет, а у капитана Виинига имелось немало знакомых и, главное, надежных людей, досконально знающих расположение каждой песчинки на здешнем участке пути.

Сутки с небольшим перехода — и вот наконец-то оно! То самое знаменитое Срединное море, овеянное легендами, воспетое в былинах и столь плотно вошедшее в мифологию сотен народов, так или иначе связывавших свое происхождение со Старой Империей.

На этих берегах зарождалась жизнь и цивилизация. По этим волнам пробежали первые лодки и корабли, которые проложили затем дороги по водным гладям к самым дальним осколкам земной тверди, разбросанным богами по бесконечному океану. И едва ли можно было найти в истории былинного героя, который бы не покорял эти воды на кожаных лодках во времена глубокой старины или на могучих кораблях куда более позднего периода.

Нанятый лоцман, видимо подрабатывающий еще и гидом, только и успевал тыкать руками в едва заметные островки, а то и просто в участки воды, указывая заинтересованно слушающим его пассажирам места знаменитых сражений и происшествий или называя имена тех, кто «проходил когда-то мимо тех вон скал» или «сел на мель, которая тогда тут была».

Вода в Срединном море и правда была какого-то особого оттенка. Насыщенного голубого цвета, с совершенно своим, особым запахом. Ренки не был разочарован.

Правда, ветер стал часто менять свое направление, что и неудивительно, ведь «Чайка» сейчас шла вдоль побережья Южных Земель. Впрочем, хоть это обстоятельство и стало очередным испытанием мореходных качеств нового корабля, однако не смогло всерьез задержать путешественников. Не прошло и пяти дней, как они достигли пункта назначения.

— Гаарииска, что в переводе с одного из древних диалектов означает «кривая речка», — с каким-то особым удовольствием провозгласил оу Готор, широко обводя рукой раскинувшийся вдоль побережья городок. Не обращайте внимания, что сей городишко на первый взгляд кажется унылым захолустьем. В сущности, это очень древнее поселение, и у меня есть весьма веские причины считать, что появилось оно тут еще в доимперский период!

— Если древность, с вашей точки зрения, — особое достоинство, — ядовито вставила присутствующая тут Одивия Ваксай, которая с большим сомнением разглядывала пыльные крыши и ветхие мостки вполне обычного рыбачьего поселка, — то, скорее всего, у данного, как вы весьма удачно выразились, городишки это достоинство, похоже, единственное! Не понимаю, чем он вам так приглянулся? Тут нет ни нормальных товаров, ни рынков, ни того, на чем вообще стоило бы задержать взгляд.

— Эх, Одивия, — укоризненно покачал головой в ответ на эти слова оу Готор, сохраняя, впрочем, на лице слегка дурашливое и несерьезное выражение. — Между прочим, вам это место должно быть особенно интересно. Ведь тут когда-то располагалась одна из самых древних верфей в этом мире!

— Никогда ни о чем подобном не слышала! — фыркнула в ответ Одивия Ваксай, а стоявший рядом капитан Вииниг подтвердил ее слова энергичным кивком. — С чего вы это взяли?

— Из самых что ни на есть достоверных источников! — усмехнувшись, ответил оу Готор. — Вы даже не поверите, если я вам скажу, что это за источники… А впрочем, сейчас это и не важно. Слышал, что где-то в окрестностях этого Гаарииска есть некий храм, который бы мне очень хотелось осмотреть…

— Неужели настолько хотелось осмотреть, — продолжила иронизировать Одивия, — что ради этого вы пересекли океан и половину Срединного моря?

— Именно настолько! — подтвердил оу Готор, и на сей раз голос его звучал так серьезно, что даже острая на язык владелица Торгового дома не решилась оставить последнее слово за собой.

— Мне это тоже не нравится! — заметил Киншаа, кивнув на пылящий позади них караван. — Сдается мне, при желании они уже давно могли бы нас обогнать, только почему-то этого не делают!

— Угу, — поддержал его Дроут. — Между прочим, у наших носильщиков такие рожи, что… как бы это сказать…Чем-то уж очень знакомым повеяло!

— Да какие это носильщики! — буркнул в ответ Гаарз. — Уж можешь мне поверить! И трех часов еще не идем, а у половины из них уже плечи сбиты… Уж я-то такие вещи сразу вижу.

— Паршиво, — подвел итог совещания оу Готор.

Носильщиков с проводниками, собственно говоря, нанял он сам, так что и вина за происшедшее всецело лежала на нем. Другое дело, что в таком маленьком городишке выбор был, прямо скажем, невелик. И эти-то не больно рвались подработать, сопровождая малопонятных, но явно богатых чужеземцев к какому-то давным-давно заброшенному храму, где, как туманно выразился наниматель: «Возможно, надо будет немного покопать».

Большинство жителей города были рыбаками или трудились в коптильнях, обрабатывая ежедневный улов. Так что оу Готору еще пришлось побегать по местным кабакам, нанимая тех, кто поможет найти дорогу, а заодно и перетащить на нужное место кое-какие вещи вроде лопат, мотыг, палаток и котлов, необходимых, чтобы разбить лагерь и заняться раскопками.

Лица нанятых работяг самому Готору тоже показались достаточно бандитскими, но от кабацких завсегдатаев иного ждать и не стоило — пришлось брать, что дают. И тем подозрительнее был караван, вышедший из городишки практически сразу за их «экспедицией» и продолжавший упорно следовать за ними. И это несмотря на то, что караванщики, передвигавшиеся на верблюдах и лошадях, легко могли обогнать команду Готора. Как показало совещание, друзья разделяли его тревоги и опасения.

— Может, нападем первыми? — предложил было Ренки.

— На кого? — устало спросил оу Готор. — Перебьем своих проводников, а потом и идущих следом караванщиков? Тогда о спокойных поисках точно можно забыть. Придется просто удрать обратно в Тооредаан. Местные власти мне, конечно, не кажутся особо расторопными, однако подобное злодейство едва ли спустят с рук. Еще и Одивия увязалась за нами… Как это не вовремя!

Ренки скромно воздержался от возгласов вроде: «Я же говорил! Я же предупреждал!»

— Однако и терпеть такое нам не следует, — подвел итог Готор. — Сделаем вот что…

Кто бы только знал, как осточертело Диигиику переть этот чертов сверток! Даже если забыть о том, что потомку некогда сильного и благородного рода вообще недостойно изображать из себя какого-то там носильщика, эти тяжеленные лопаты да кирки, которые зачем-то тащил с собой проклятый чужеземец, уже изрядно отбили всю спину. Но обещанные деньги манили, заставляя переносить и унижения, и боль — стертые плечи саднили немилосердно.

Да и столько терпеть нужду, полгода заливая тоску отвратительным вином в задрипанном рыбацком городишке, чтобы сорвать все предприятие в последнюю минуту из-за подобной слабости… Говорят, чужаки эти опасны. Судя по оружию и сноровке, это и правда так. Однако свои же товарищи опаснее втройне, особенно если испортить все дело, начав раньше времени. Так что стоило потерпеть еще денек, а уж потом вволю отыграться на своих «нанимателях».

Диигиик еще разподкинул проклятый тюк в надежде поудобнее распределить груз и начал с ненавистью сверлить глазами спину идущего впереди человека — здоровенного громилы с мушкетом на плече и берендейкой через грудь, к которой подвешена сумка для пуль и пороховой рог. А еще у него имелся приличных размеров тесак на поясе, штык и пара заткнутых за этот самый пояс пистолетов.

Всю свою амуницию громила несет довольно привычно — ничего лишний раз не звякнет и не собьется в сторону. Сразу видно — бывалый солдат. Но Диигиик его не боялся — все эти солдаты хороши на поле боя, особенно в строю, да чтобы какой-нибудь балбес-командир стоял рядом и выкрикивал команды. Он, Диигиик, в свое время и сам хлебнул такой жизни. И даже не один раз, особенно по молодости, когда нанимался в армии разных там правителей. Теперь он поумнел: воткнуть кинжал в спину куда как легче, чем обмениваться залпами, столкнувшись грудь в грудь с противником, или пытаться проткнуть штыком брюхо стоящего напротив человека. Так что когда придет нужный момент, этот обвешанный оружием дылда умрет, даже не поняв, что его убило. А Диигиик потом заберет себе его дорогое оружие, одежду, сапоги и то золотишко, что наверняка имеется в карманах да сумках.

«Есть тут и еще что забрать», — подумал Диигиик, бросив взгляд чуть в сторону. И под этим чем-то он вовсе не подразумевал единственную во всем их караване лошадку, которую смогли нанять в небогатом Гаарииска чужаки. Он имел в виду ту особу, которая сидела на лошадке. Не совсем в его вкусе, он предпочитал попухлее, но после почти полугода сидения в каком-то поганом городишке, где даже с местными жилистыми рыбачками толком развлечься было нельзя, эта девица представляла собой весьма лакомый кусочек…

Позади раздались крики и какой-то шум. Диигиик обернулся. Длинный белобрысый мальчишка, корчивший из себя жутко благородного, что-то надменно выговаривал одному из носильщиков.

Придурок. Знал бы, кого пытается поучать, небось сразу бы поубавил спеси. Даже сам Диигиик едва ли стал бы связываться с этим полубезумным горцем с верховьев реки с непроизносимым именем, что прибился к их отряду еще в позапрошлом году.

Ну вот. Как и следовало ожидать, горец скинул поклажу со спины и, выхватив из-за пояса длинный кривой тесак, набросился на белобрысого. Что ж… Не он, Диигиик, это первым начал, но ситуация складывается так, что заканчивать, видать, придется ему, потому что…

Додумать Диигиик не успел. Едва он сбросил свой тюк с плеч и попытался достать спрятанный в складках одежды пистолет, тот самый рослый увалень, непонятно как оказавшийся у него за спиной, ударил его прикладом мушкета точно чуть ниже затылка, да так ловко, что мгновенно перебил позвонки. Затем здоровяк примкнул к мушкету штык и побежал дальше, туда, где уже кипела схватка…

Готор оказался совершенно прав — этот диковатого вида парень и впрямь отличался буйным нравом, так что спровоцировать его было несложно. Едва только военный вождь берега оу Дарээка подошел к нему во всем величии своего положения и начал выговаривать за недостаточное старание, тот взорвался подобно брошенному в костер бочонку пороха.

Ошибся Готор только в оценке его боевых возможностей. Как, впрочем, и сам Ренки. Парень оказался необычайно быстр и ловок. И, пожалуй, будь за плечами военного вождя не удобный мешок, подаренный гасиигом, а обычный ранец, — и длинный кривой кинжал, мгновенно выхваченный противником из-за пояса, полоснул бы не по воздуху перед лицом жертвы, а точно по горлу.

Но Ренки успел в последний момент увильнуть чуть в сторону, подбив руку противника вбок, и даже отскочить назад и выхватить шпагу. Однако наличие у соперника клинка, чуть ли не в два раза длиннее, чем кинжал, взбешенного парня не остановило — он бросился вперед, и Ренки, несмотря на все свое мастерство, ничего не мог противопоставить его напору, скорости и ловкости. Лишь спустя минуты три жаркой схватки кончик его шпаги смог найти брешь в бешеном мелькании изогнутого клинка, прервав карьеру этого весьма перспективного бойца.

Затем Ренки скинул свой мешок, чтобы броситься дальше в бой, но все уже было кончено. Все семь носильщиков, решившихся ввязаться в драку, были мертвы. Еще один, сбросивший свою поклажу, но так и не осмелившийся вступить в схватку, стоял на коленях. Чуть в стороне, едва держась на ногах, находился проводник, сжимающий поводья лошадки Одивии Ваксай. А сама Одивия и сопровождающий ее штурман «Чайки» (тоже какой-то дальний родственник) с открытыми от удивления ртами и бледными лицами взирали на результаты внезапно вспыхнувшего побоища.

— Долго же ты возился! — без всякого упрека констатировал оу Готор победу Ренки. — Серьезный малый был.

— Угу, — подтвердил тот. — Будь у него в руках нормальная шпага, даже не знаю, чем бы все дело кончилось.

— Судари, — раздался голос Одивии, в котором, несмотря на усилия девушки, все же явственно чувствовалась дрожь, — не могли бы вы объяснить, что, собственно, тут произошло?

— Боюсь, — любезно ответил оу Готор, — об этом нам стоит расспросить наших спутников…

— Всеми богами клянусь вам, сударь, я этих знать не знаю! — заверял проводник, и губы его подрагивали от страха. — Это вообще не из наших. Сами посмотрите, видно, что они с реки пришли или еще откуда с запада. А я ж ведь простой пастух, меня тут каждый знает!

Ренки внимательно присмотрелся к проводнику и чуть кивнул, как бы соглашаясь с приведенными доводами. У этого типа было обветренное лицо степняка, напоминающее лица коренных жителей Зарданского плоскогорья. Другие же были похожи на жителей плодородных равнин Фааркоона. Да и Готор рассказывал, что нанял его намного раньше, чем остальных, по рекомендации портового чиновника.

— Забавно, — задумчиво сказал Готор, допрашивавший второго пленника. — Похоже, эти ребята поджидали тут именно нас! А я-то, признаться, надеялся, что они — обычные разбойники. И да — тот караван тоже идет по нашу душу…

— Будем драться?! — не столько спросил, сколько предложил Ренки.

— Опасно, — покачал головой оу Готор. — Нас всего шестеро, причем Киншаа слегка не уберегся — прокололи плечо. А их там, на первый взгляд, десятка три будет. Да и местность не слишком подходящая, в два счета окружат и перестреляют. Кстати, а что твой?

— Говорит, что ни при чем, — пожал плечами Ренки. — И мне кажется, что не врет.

— Всеми богами, — запричитал проводник. — Отпустите, судари, к деткам, у меня ведь их шестеро… До конца жизни за вас письмена в храм носить буду и им завещаю!

— Пастух, говоришь… — оценивающе глядя на проводника, сказал оу Готор. — Значит, эти края хорошо знать должен. Ладно, проверим. Для начала мне нужно место, где можно укрыться хотя бы на время. И желательно — поближе к морю.

— Старый ручей там вон, — закивал головой проводник, указывая куда-то на восток. — При нем хутор рыбацкий есть, а рядом сарай, где рыбаки во время сезона штормов лодки прячут. Самое скрытное место.

— Тогда скажешь нам, как его найти, а сам проведешь несколько моих людей вдоль берега обратно в город, но так, чтобы их с дороги не заметили. Сделаешь, как надо, — заплачу в десять раз больше, чем сговорились. А коли дурить вздумаешь — судьба этих вот, — Готор указал на валяющиеся вокруг трупы, — тебе за счастье покажется!

(обратно)

Глава 3

— И какой смысл плыть так далеко, чтобы повернуть назад, едва споткнувшись о порог? — улыбаясь как ни в чем не бывало спросил оу Готор.

— И вас не тревожат эти разбойники? — Голос Одивии Ваксай предательски дрогнул, несмотря на ее попытки казаться невозмутимой. — Ведь этот сказал, что охотится именно на вас!

— Тревожат, конечно, — усмехнулся оу Готор. — Однако, зная подобных людей, полагаю, что они едва ли отважатся на вторую попытку. Подобные «охотники» предпочитают добычу, не способную дать отпор. Но на всякий случай я уже предложил награду матросам «Чайки», которые согласятся сопровождать нас. Все-таки не стоит забывать об осторожности.

— Тогда я тоже поеду с вами! — внезапно сказала Одивия тоном, не терпящим возражений.

— Вам, сударыня, было мало вчерашних приключений? — возмущенно рявкнул оу Дарээка, едва не перейдя грань приличий. — Всякий разумный человек на основании подобного опыта мог бы уже прийти к выводу о том, что ему лучше сидеть дома!

— Вот вам-то, сударь, что-то дома не сидится, — парировала Одивия. — Или вы на звание разумного не претендуете?

— Я — это я! — высокомерно сообщил в ответ на этот выпад Ренки.

— А я — это я! — не менее высокомерно заявила Одивия.

— Ладно, — примиряющим тоном подвел итог с улыбкой наблюдавший за этой перепалкой оу Готор. — Я полагаю, что опасности и правда особой не предвидится. К тому же по словам нашего проводника, недалеко от этого храма есть бухточка, где «Чайка» сможет бросить якорь. Так что, в случае чего, добежать до корабля можно будет за полчаса. Вы, Одивия, даже ночевать там сможете, не утруждая свои бока знакомством с жесткой землей. И не сверкай так на меня глазами, Ренки! В конце концов, у всех есть право на свою долю приключений!

Собственно говоря, вчера все закончилось достаточно банально и обычно. Для того, конечно, кто живет жизнью героев. Дроут с Таагаем, прихватив раненого Киншаа и вполне здорового штурмана, который должен был сообщить капитану «Чайки» о том, что следует бросить якорь в бухточке, в сопровождении проводника поспешили в город.

А оу Готор с оу Дарээка, Гаарзом и Одивией двинулись в указанное проводником укрытие.

Увы, но девушку пришлось взять с собой, потому что, во-первых, неизвестно, какие опасности поджидали гонцов по дороге, а во-вторых, главный расчет был на незаметность. Непривычная же к длительным переходам девушка, увы, могла передвигаться только на лошади, что существенно снижало степень этой самой незаметности. Ведь пробираться гонцам пришлось бы не только по бездорожью. Иные участки пути нужно было миновать ползком, и едва ли Одивия Ваксай, при всем своем необычном для девушки воспитании, могла бы проделать что-то подобное с надлежащей ловкостью и расторопностью.

Ренки было предложил оставить с ними побольше людей, чтобы было кому защитить юную особу от опасностей. Но Готор хладнокровно возразил, что при данном раскладе сил их единственная надежда — своевременная помощь. И, в сущности, нет особой разницы, сколько человек будет сражаться против трех десятков разбойников — трое или шестеро. Зато у пятерых гонцов куда больше шансов добраться до города, чем у одного-двух.

Место, подсказанное проводником, и впрямь было довольно укромным. И если бы не приметы, которые сообщил пастух, беглецы, пожалуй, могли бы пройти в паре сотен шагов от небольшого ручья, бегущего по дну глубокого оврага, не заметив этого укрытия.

Однако, видно, и их противники знали про это место, так что не прошло и полутора часов с момента первого боя, как их убежище было найдено. Произошла короткая схватка, больше состоявшая из пальбы в пустоту, ибо противники почти не видели друг друга. Однако одна из шальных пуль, залетевших в окошко, задела Гаарза, что сразу резко снизило количество защитников.

Потом потянулись долгие минуты ожидания. Еще одна неудачная попытка штурма. Переговоры с Коваадом Каасом, прервавшиеся небольшим сражением и окончательно прекращенные с приходом долгожданной подмоги.

— В сущности — легко отделались! — сделал вывод оу Готор, задорно подмигивая Одивии Ваксай, когда спустя примерно час они поднялись на борт подошедшей к берегу «Чайки». Ну как вам, сударыня, жизнь, полная опасностей и приключений?

— Совсем не так, как я ожидала, — призналась она.

Следующий день был посвящен отдыху и заботе о раненых. Совместный консилиум оу Готора и предусмотрительно взятого в путешествие лекаря, присутствие которого на торговом судне было не совсем обычным делом, пришел к выводу, что раны Гаарза и Киншаа не являются особо опасными, однако пострадавшие нуждаются в покое и тщательном уходе, каковой и был им обеспечен на «Чайке».

А уже вечером оу Готор как ни в чем не бывало объявил о продолжении прерванной «экспедиции», не слушая возражений Одивии и капитана Виинига.

Только теперь проводник, с довольной рожей перебирающий полученные монеты и смотрящий преданными глазами на вручившего их ему оу Готора, был взят на борт «Чайки», каковую и подвел почти к самому храму, существенно облегчив жизнь путешественникам.

Храм скорее напоминал груду развалин. По словам проводника, королевство, которому он принадлежал, давно уже не имело достаточно средств, чтобы содержать здесь жреца на постоянной основе. И потому служитель приезжал из местной столицы раз в два-три года, чтобы подправить алтарь и принести жертвы.

Увы, но на то, чтобы вытащить из храма остатки развалившейся крыши, восстановить обвалившуюся «при позапрошлом большом урагане» стену и вымести из помещения весь нанесенный ветрами мусор и песок, сил и желания у жреца явно не хватало.

Оу Готор сначала несколько раз обошел храм по окружности, внимательно присматриваясь к сложенным из местного песчаника стенам, затем зачем-то поднялся на ближайший холм и осмотрел местность со стороны. И только потом удосужился войти в само «обиталище богов», чтобы оценить «внутреннее убранство».

— Так это то самое место? — спросил уставший наблюдать за всеми этими телодвижениями Ренки.

— Ну считается, что да, — ответил Готор, задумчиво разглядывая полуразвалившуюся стену. — Хотя, конечно, чтобы быть абсолютно уверенным, пришлось бы провести куда более серьезные изыскания. Изучить, так сказать, местную геологию. Все-таки прошло несколько тысяч лет. Где-то тут должна была протекать речка, а сейчас, как видишь, ее нет. Впрочем, в подобных местностях такое происходит постоянно. Речка могла просто пересохнуть или вообще сместилась в сторону. Но храм, судя по описанию, построили вскоре после того происшествия, так что, вероятнее всего, это все-таки «то самое место». Хотя, конечно, наверняка его с тех пор уже раз десять-двадцать перестраивали, а может, и вообще выстроили заново на другом месте: песчаник — это не самая долговечная порода. Но я все же надеюсь найти хоть что-то. Да и вообще…

— Ну и что ты чувствуешь? — глядя на задумчивое лицо приятеля, внезапно для самого себя спросил Ренки. — Все-таки тут…

— Сложно сказать, — серьезно ответил Готор. — Строго теоретически эти места — моя вотчина, если не сказать больше. Дед меня чуть ли не всерьез уверял, что я имею право владеть всеми этими землями… Как он там говорил? «На две дюжины переходов на восток и до самого края Большого Щита на западе. От края воды на севере и до конца равнин на юге». Но я подозреваю, что он привирал немного. Я смотрел на карте — уж больно большая площадь выходит. Хотя… Кочевники… у них немного другие представления об обжитых пространствах. Признаться, когда плыл сюда, думал, что… Но вот стою я тут и ничего такого не ощущаю. Ну разве что некоторое любопытство.

— Земля предков — это очень важно! — глубокомысленно высказался Ренки. — И хотя храм этот почти заброшен, тебе все-таки стоит принести благодарственные жертвы и возложить памятные письмена на алтарь…

— Угу, — усмехнулся Готор. — Верблюда заколоть и, дурманного отвара накушавшись, вокруг костра с бубном потанцевать. Боюсь, что даже в загробном мире от тех моих предков даже косточек не осталось… Спустя столько тысяч лет…

— Почитание предков больше нужно живым, чем мертвым — процитировал Ренки священные тексты. — И кровавые жертвы вовсе не обязательны, достаточно будет хлеба и вина. А вот описание твоих плохих и хороших деяний, положенное на алтарь, предков порадует.

— Хм… — задумался оу Готор. — А в этом, пожалуй, что-то есть. Хотя бы будет повод расчистить храм от хлама и посмотреть, не сохранилось ли каких-нибудь записей или рисунков на стенах. Это куда более резонное основание, чем объяснять нашим морячкам, что такое ljubitel’skaja arheologija.

— А я, признаться, и не думал, сударь, что вы из этих мест родом будете, — удивился капитан Вииниг откровениям своего важного пассажира. — Однако дело, задуманное вами, — весьма благое. Понимаю, что, заняв столь высокий пост, вы решили предпринять сие путешествие, — ваши предки будут довольны и пошлют вам много удачи!

— Вернее будет сказать, — ответил на это оу Готор, — что предки моих предков были родом из этих мест, но ушли отсюда еще в глубокой древности. Но у меня есть все основания считать, что этот храм когда-то построили именно они. Так что, получается, на данный момент это наиболее близкое к Тооредаану место, где я могу почтить их память…

— Однако, — вступила в разговор Одивия, — вы ведь как-то говорили, что, по вашим сведениям, храм этот был построен еще чуть ли не в доимперские времена! Неужели ваш род настолько древний?

— Получается, что так, — развел руками оу Готор.

— Едва ли кто-то из ныне живущих во всем мире монархов хотя бы дерзнет возвести свой род к таким незапамятным временам, — почему-то продолжала настаивать Одивия, и голос ее был сейчас каким-то особенно колючим. — Может, вы прямой потомок кого-то из героев древности? Слышала, вы особо интересуетесь Лга’нхи и Манаун’даком. Полагаете, что кто-то из них — ваш предок?

— Вот уж точно — нет! — даже рассмеялся оу Готор. — Точно не Лга’нхи, хотя насчет Манаун’дака… Но и это сомнительно. Мои скорее были на противоположной стороне. В смысле в их драках!

— И тем не менее вы претендуете на изрядную древность рода! — обвиняюще заявила девушка.

— Да боги с вами, Одивия, — даже слегка растерялся от подобного напора оу Готор. — Разве ж я на что-то претендую? Требую относиться к себе как-то по-особому из-за древности своего рода? Что на вас нашло?

Отвечать Одивия не стала, а молча встала и покинула кают-компанию.

— Вы уж извините ее, сударь, — осторожно сказал капитан Вииниг, явно слегка напуганный тем, как его племянница говорила с весьма высокопоставленными особами. — Вы, наверное, слышали, что семья покойного Дрисуна Ваксай прибыла в Тооредаан из Валкалавы? Так вот, там их род тоже был не из последних. Но у нас… Беглецы хоть и прихватили кой-какие крохи прежнего богатства, но все же вынуждены были довольствоваться только купеческой долей. Я-то, признаться, от всего этого далек. Я ведь ей троюродный дядя со стороны матери, а она из наших, фааркоонских моряков была. Но, помню, покойный Дрисун к своему роду очень серьезно относился. И дочь свою воспитывал, как… Ну сами видите как. Опять же вы про храм предков упомянули. А храмы предков Одивии остались на том берегу моря. И, говорят, удихи многие из них разрушили. Вот она, видно, и… того…

— Понятно, — серьезно ответил на это оу Готор. — Я невольно задел чувствительные струны… Давайте пока забудем о том, что тут произошло. Вернемся лучше к изначальной теме разговора. Так сколько людей вы сможете выделить для расчистки храма?

Морякам было не привыкать к тяжелой работе, да и обещанная награда послужила неплохим стимулом, так что не прошло и пары дней, как главный зал заброшенного строения был очищен от разного мусора, земли, остатков крыши и камней, отвалившихся от полуразрушившейся северной, обращенной к морю, стены. Команда, по настоянию оу Готора, хоть и ворча, но все же прошлась швабрами по стенам и полу, чтобы очистить их от многовекового наслоения пыли и грязи.

— Ого, видал! — прокомментировал оу Готор, когда они с Ренки вошли в преобразившийся зал. — На заалтарной стене даже кой-какие рисунки сохранились. Выбиты в камне, хотя, полагаю, это куда более поздняя переделка… Но, судя по истертости камня, тоже довольно древняя. Надо попробовать натереть сажей, а потом еще раз смыть, тогда царапины и углубления проступят сильнее.

— М-да… — задумчиво сказал Готор на следующий день, когда манипуляции с сажей были закончены и он, под благовидным предлогом выгнав из храма всех остальных, остался там на пару с приятелем. Они оба стояли возле заалтарной стены, пытаясь рассмотреть довольно большой рисунок, даже не столько выбитый, сколько выцарапанный на камне.

— Не сказать чтобы сильно хорошо получилось с этой сажей… — подвел итог Готор. — Хотя, думаю, если поскрести, сняв буквально чуть-чуть верхнего слоя камня, будет видно намного лучше. Но если я что-то понимаю, вот те вот мужики, которые чуть ли не вдвое выше всех остальных, — и есть легендарное войско Лга’нхи. Эти вот, на верблюдах, — моя родня. Соответственно ерундовина в виде сундука с ручками, вокруг которой все они толпятся, угрожая друг дружке копьями, — и есть искомый Амулет. А вон там, получается, мой дедушка!

— Ну а что ты тут еще думал найти? — удивился Ренки. — Сам же говорил, что храм был посвящен битве твоего деда с Манаун’даком.

— Ну просто… — заметно смутился Готор, — вроде как подтверждение из иных источников. Раньше-то я про эти события слышал только от деда. Да и то он не знал, что произошло дальше, после того как Амулет закинул его в мой мир. Была ли драка между его людьми и «пришельцами из-за моря» или дело миром обошлось? Это его, кстати, весьма интересовало. Да и вообще, надо отдать ему должное — за свою род он, кажется, беспокоился сильнее, чем за себя самого. Когда меня сюда отправляли, он мне много всякого наговорил, инструкции давал, как… Впрочем, это уже несколько тысяч лет как неактуально. Я, честно говоря, пытался найти какие-нибудь сведения в ваших летописях, но заметил, что, хотя записей и воспоминаний о том путешествии довольно много и они весьма подробны (все-таки событие и впрямь было грандиозным — с ним связывают падение Первого Храма), именно этот эпизод, мягко говоря, замалчивается. Обычно в летописях встречается что-то вроде: «И были побеждены силой Амулета, и устрашились». Но никаких особых подробностей, чего именно так устрашились. Так что когда в бумагах Коваада Кааса нашлось упоминание, что в здешних местах чуть ли не полтысячи лет существовала целая секта, сдвинутая на этом событии и тусующаяся именно вокруг этого храма… Признаться, я надеялся обнаружить тут что-то этакое… К тому же эти сектанты были помешаны на Амулете и, возможно, могли отслеживать его судьбу.

— Ну, — рассудительно заметил Ренки. — Даже если бы и так, то уж верно они бы не оставили свои записи на всеобщее обозрение… Сам же, наверное, знаешь, что такие реликвии обычно прячут в особых тайниках, о которых известно только жрецам.

— А ведь это мысль! — оживился оу Готор. — Надо поискать тайники!

— Да где же ты их найдешь? — едва ли не рассмеялся Ренки. — Раз про них известно только жрецам. Да и не подобает простому смертному совать свой нос в запретные тайны!

— Мне можно! — категорично ответил Готор, даже не пожелав объяснить, почему это «ему можно».

Ренки с удивлением посмотрел на приятеля и слегка ужаснулся его взгляду. Такому сосредоточенному и в то же время отсутствующему, словно предмет, на котором он сосредоточился, находился вне сферы реальности. Человеку с подобным взглядом бесполезно указывать на неразумность или опасность его действий и мыслей, ибо в данный момент его явно ведет некая божественная воля. Вот только злых или добрых богов была эта воля и на счастье или на погибель она вела его — подобное могло показать только время. Но в любом случае простому смертному лучше было смириться и не восставать против высших сил.

Так что следующие четыре часа Ренки только наблюдал за действиями оу Готора.

Тот сначала тщательно обмерил храм изнутри и снаружи. Потом начал изучать и обстукивать каждый камень, проверяя щели лезвием своего кинжала.

Сначала Ренки тревожился, потом смирился, потом заскучал и даже слегка задремал, глядя на ползающего по храму приятеля. Но громкий радостный возглас внезапно вырвал его из этой дремы.

— Гляди! — восторженно сказал Готор, сверкая сумасшедшими глазами. — Как я сразу не обратил внимания? Ведь этот камень в полу намного меньше остальных? Вот, я его подцепил, а это вовсе даже и не камень, а плитка. А под плиткой у нас что? Правильно. Кольцо, закрепленное на другом, настоящем камне… Ну-ка помоги дернуть!

Ренки подошел посмотреть. Действительно, в одной из каменных плит пола было выбито углубление, в котором находилось приличных размеров кольцо, и сверху оно было прикрыто плиткой примерно в два пальца толщиной. Все это было сделано столь хитро, что не знающий о тайнике человек мог бы годами ходить здесь, так ничего и не заподозрив.

Кольцо было сделано из бронзы. Кажется, к нему не прикасались уже очень давно, и потому слой патины изрядно пачкал руки. Камень долго не поддавался усилиям приятелей. Лишь когда нетерпеливый Готор, выбежав из храма, притащил черенок лопаты, то друзья, действуя им как рычагом, смогли сдвинуть камень и обнаружить отверстие, в которое не без некоторых усилий смог бы пролезть человек, несколько более миниатюрный, чем Готор или Ренки. Просунутый внутрь факел осветил некую комнату, но разглядеть, хранится ли в ней что-нибудь, было совершенно невозможно.

— И Киншаа ранен… — недовольно пробурчал оу Готор после того как, раздевшись почти донага, попытался пролезть в отверстие, но лишь ободрал бедра о камни. — Он длинный, но тощий, мог бы пролезть. А так… Дроут? Нет. С его пузиком это не получится. Таагай — тем более. Засунуть туда юнгу?

— Помрет от страха! — сразу предупредил Готора Ренки, и сам чувствовавший себя весьма неуютно рядом с зияющей в полу дырой. — И вообще, не думаю, что стоит втягивать простолюдинов в эти твои затеи. Сочтут за святотатство, и все может кончиться очень неприятно. Сам знаешь, как суеверны моряки. По этой же причине, думаю, не стоит даже пытаться ломать пол — скрыть это не удастся. Может, лучше принять это за знак, что лучше держаться подальше от подобных тайн?

— Точно! — радостно воскликнул Готор. — Одивия Ваксай! Ее хотя и особо миниатюрной девушкой тоже назвать нельзя, однако, полагаю, сюда она пролезет. К тому же она претендует на благородство. А значит, гордость не позволит ей отказаться, ведь тем самым она обнаружит свой испуг!

— Да ты спятил! — возмутился благородный оу Ренки Дарээка. — Только этого нам и не хватало! Я вообще не понимаю, зачем ты разрешил ей отправиться вместе с нами, в смысле — сюда!

— А-а-а… — махнул рукой Готор, при этом, кажется, думая о чем-то о своем. — Девчонке надо было преодолеть свои страхи. Знаешь пословицу про то, что, упав с коня, надо сразу снова попытаться сесть в седло? Вот так и с ней. После того как она первый раз побывала в серьезной заварушке, ей нужно было снова глянуть в глаза своим страхам, чтобы потом не дрожать, спрятавшись в темном углу. И она это прекрасно понимала, потому и настаивала. Так что даже попытайся я ей запретить следовать за нами, она бы нашла другие проблемы на свою голову. В лучшем случае нам пришлось бы потом выручать ее из очередной беды. А в худшем — переживать, что не смогли этого сделать. А тут — она и со страхами своими встретилась, да еще и сделала это под нашим присмотром…

— Зачем вообще ей было что-то преодолевать? — недовольно буркнул Ренки, вдвойне раздраженный и этой дырой в полу, и непонятным отношением приятеля к вздорной девице. — Лучше бы хорошенько напугалась и сидела бы дома. Целее бы была!

— Злой ты, Ренки, и ограниченный, — впервые за долгие дни Готор улыбнулся так, что у Ренки не получилось даже обидеться на его слова. — Сам подумай: разве под вражескими пулями она вела себе недостойно? Визжала от страха, потеряв голову от паники? На мой взгляд, она вела себя как настоящий воин. Пусть неопытный и почти необученный, но воин. Страху не поддалась, самообладания не потеряла. Проблем нам с тобой не создавала. Истерик не закатывала… Так какие у тебя к ней претензии?

— Но… Она же — женщина! — даже растерялся от подобной постановки вопроса Ренки.

— И что? — хладнокровно спросил Готор.

— Ей не положено! — продолжал Ренки втолковывать приятелю само собой разумеющиеся истины.

— Ей вроде как и собственным Торговым домом управлять не положено. Однако она это делает и, согласись, очень даже неплохо справляется. И ты должен признать, что ее помощь нам в некоторых вопросах была весьма велика. Если бы она не занялась пожалованными нам землями, наши дома сейчас едва ли были бы в более достойном состоянии, чем этот храм… Да и с брандерами… Если бы не она, справился бы ты сам с этим заданием?

— Но-о-о, — протянул Ренки, не находя слов, чтобы возразить приятелю, однако чувствуя, что все это как-то ужасно неправильно.

— Значит, возражений нет! — в свою пользу интерпретировал Готор возникшую заминку. — Пойду-ка приглашу ее сюда. Скажу, что провожу обряд, на котором могут присутствовать лишь люди благородного происхождения. Это и ей польстит, и остальных удержит на расстоянии…

— Если, конечно, вы не боитесь пауков, — закончил свою вдохновенную речь оу Готор.

К счастью для него, хотя день уже и начал клониться к вечеру, Одивия Ваксай еще не удалилась на корабль, а была в лагере, разбитом недалеко от храма.

Что она там делала? Вероятнее всего, она и сама не смогла бы ответить на этот вопрос. Особых развлечений сие унылое место предоставить юной особе не могло. Как, впрочем, и особо красивых видов или комфорта — унылая пыльная степь с выгоревшей на солнце травой, несколько поставленных наспех палаток да положенное на торчащую из земли каменюку седло в качестве стула.

Охота на местных сусликов, которой развлекались оставшиеся без работы матросы, ее не привлекала. Просто сидеть на камне и смотреть перед собой, в то время как в каюте «Чайки» можно было бы заняться какими-нибудь полезными расчетами, казалось неимоверно глупым. И все же она продолжала каждый день приезжать сюда, чтобы доказать себе неизвестно что.

Раньше-то хоть можно было руководить очисткой храма. Матросы слушались ее, а умение организовывать людей было весьма востребованным. Но храм вот уже два дня как вычищен, а этот странный оу Готор с его внезапно проснувшимся благочестием вместо того чтобы принести жертвы, возложить письмена на алтарь и уехать, зачем-то укрывается в храме со своим самодовольным приятелем, который, впрочем, всегда был самодовольным, даже тогда, когда был вынужден подрабатывать у нее учителем фехтования. Что оу Готор там делает — непонятно. Зачем обмерять внешние стены храма шагами (Одивия сама наблюдала за этим несколько часов назад) или очищать рисунки на стенах с помощью сажи?

В общем, когда этот оу Готор подошел к ней и, сославшись на ее «открывшуюся принадлежность к людям благородного происхождения», предложил принять участие в некоем обряде, она хоть и считала себя в небольшой ссоре с данным господином, тем не менее не смогла отказаться. Любопытство, лесть и (что уж там скрывать) тщеславие были сильнее любой обиды.

Тем непонятнее ей показался сам «обряд».

— Пауков, сударь, я не боюсь, — слегка приврала Одивия. — Однако почему-то у меня складывается ощущение, что этот ваш «обряд» есть не более чем святотатственное ограбление храма. Что, признаться, приводит меня в изумление, ибо раньше я считала вас человеком, на подобную низость не способным.

— Это отнюдь не так! — возразил оу Готор, и даже Ренки было непонятно, против чего он, собственно, возражает. — Во-первых, меня не интересуют золото или драгоценные камни. Можете смело оставить их на месте или взять себе. Мне нужны записи. Любые. И важно это не только для меня, но и для всего королевства Тооредаан. Не верите мне — спросите у оу Дарээка. Вы же его прекрасно знаете. Наш Ренки точно не стал бы связываться с чем-то подобным, не имея на то веских оснований. А во-вторых, то, что хранится в этом тайнике, действительно в некотором роде принадлежит мне по праву наследника.

— Так вы, сударь, еще и королевских кровей, выходит? — ядовито заметила Одивия Ваксай. — Или успели стать еще и жрецом?

— На оба вопроса я могу ответить «да», — твердо сказал оу Готор. — Если, конечно, подразумевать под данными понятиями то, что вкладывалось в них в те времена, когда строился этот храм. Это длинная история.

— Слишком мудрено, сударь… Однако я готова выслушать эту историю вместо того чтобы просто развернуться и уйти.

— Хотя, сударыня, вы уже и доказали, что можете хранить секреты, — пришел на помощь другу Ренки, до этого не без удовольствия наблюдавший за его мучениями с наглой девицей. — Однако, боюсь, этот секрет едва ли известен и десятку человек не то что в нашем королевстве, но и на всей земле. Один из этих людей — наш король. Другие — его ближайшие советники. Вы и правда хотите быть посвящены в такую тайну?

Несколько минут в душе Одивии боролись любопытство женщины, надменность благородной особы и купеческая осторожность. Последняя, призвав на подмогу благоразумие, все-таки победила.

— Ладно, судари, — сказала Одивия, даже слегка отступив назад. — Я выполню эту вашу просьбу, не задавая лишних вопросов. Отвернитесь, — и, видя непонимание в глазах приятелей, пояснила: — Я сегодня в неподходящем для подобных прогулок платье. И если вы не планируете пялиться на меня в неглиже, вам придется отвернуться.

Друзья отвернулись и стояли так в полной тишине, нарушаемой лишь шелестом снимаемого платья и звуками возни возле дыры.

— Киньте мне факел, — раздался приглушенный голос.

Приятели с некоторым облегчением поспешили выполнить эту просьбу.

— Будьте там осторожны! — внезапно потребовал оу Готор, с опаской заглядывая в потайную комнату. — Говорят, древние любили устраивать в подобных местах всяческие ловушки… Хотя, думаю, через столько лет они едва ли активизируются, но тем не менее… Разные там самострелы, конечно, уже давно не работают, но вот могут быть такие переворачивающиеся камни… Наступишь на них — и улетишь в пропасть…

— Поздновато вы, сударь, — раздался из-под пола ехидный голос, — решили поделиться со мной своим опытом грабежа храмов. Кажется, тут раньше были полки, где хранились жертвенные письмена, — продолжила она как ни в чем не бывало. — Однако, боюсь, свитки уже давно истлели. Точно, одна труха. Так что — мне вылезать?

— Осмотритесь, пожалуйста, получше, — просто-таки взмолился оу Готор. — Камешки, черепки, пластинки какие-нибудь… Может, на самих полках есть записи или на стенах?

Еще какое-то время из-под пола раздавалось кряхтение Одивии Ваксай, ее негромкая ругань и бурчание, после чего из дыры высунулась рука и положила что-то на пол рядом с отверстием.

— Такое вас интересует, сударь? — поинтересовалась девушка.

— Еще как! — жадно хватая добычу, прокричал оу Готор. — Там такие еще есть?

— Небольшая груда… Могу отобрать те, что поцелее.

— Нет! — категорично замотал головой обычно довольно спокойный Готор. — Осторожно, не торопясь, вытаскивайте все, даже малейшие крохи. Потом я попробую сложить их вместе.

— Можете повернуться. И что же я такое вам нашла? Если это, конечно, не очередной страшный секрет?

Одивия Ваксай уже успела выбраться из тайника и надеть платье, но ее лицо и волосы явно указывали на пребывание в пыльном и весьма грязном месте.

— Глиняные таблицы! — Готор выглядел необычайно довольным и не спускал влюбленного взгляда с кучки чего-то напоминающего пластины черепицы, большинство которых успело треснуть и развалиться. — Так раньше делали, — пояснил он своим сотоварищам по ограблению. — Писали на сырой глине, а потом обжигали ее, чтобы написанное сохранилось надолго.

— Э-э-э… — удивленно протянул Ренки. — Что-то не похоже это на нормальные буквы.

— В некотором роде это и не буквы. Это ieroglify. Тут каждый значок означает целое слово, а то и предложение.

— И на каком это языке? — поинтересовалась Одивия, подходя поближе.

— На аиотеекском… Ну в смысле на том, на каком тут говорили четыре с лишним тысячи лет назад. Позже он частично вошел в древнеимперский.

— Никогда не видела подобных записей, — пожала плечами Одивия Ваксай. — И не думаю, что кто-то сможет их прочитать.

— Я, наверное, смогу… — Голос Готора звучал не слишком уверенно. — Дед меня немножко обучал тому, что сам помнил со времен обучения в Первом Хр… — Готор резко захлопнул рот и быстро глянул на Одивию — заметила ли она его промашку, а затем продолжил как ни в чем не бывало: — Хотя, конечно, прошло столько лет, и, кажется, он сам помнил не очень точно. А я, признаться, успел забыть половину того, чему он меня обучал. Знаете, забавно, но раньше вместо таких значков использовались узелки. Ага, так и называлось — узелковое письмо! Потом на основе этих узелков и начали рисовать подобные вот закорючки… Вот эта вот, точно помню, означает «человек» а вот эта — «оуоо», одновременно и «верблюд», и «верблюжий всадник»… Думаю, если хорошенько посидеть над ними, смогу найти еще немало знакомого и сумею расшифровать таблички. А может, у Риишлее есть специалисты, знающие это письмо. Но сейчас нам лучше подумать, как незаметно перетащить все это на «Чайку».

(обратно)

Глава 4

— Увы, судари, но это все осложнило, — задумчиво закончил свою речь Риишлее. — Сейчас в Большом дворце у вас, мягко говоря, осталось немного друзей.

Неладное они заметили, лишь войдя в бухту Фааркоона.

Не то чтобы это прямо так резко бросалось в глаза, но тем не менее что-то такое было заметно даже с расстояния в несколько морских верст. Какие-то изменения в привычном абрисе городских зданий и портовых построек.

А уж когда «Чайка» подошла к пирсу, от которого отчалила всего-то пару месяцев назад… Не заметить следы разрушений и недавних боев не смог бы даже слепой. Все еще витающий в воздухе запах гари и не так давно пролитой крови чувствовался, даже если закрыть глаза.

Во взоре фааркоонцев, встречающих своих вождей, явственно читался упрек: «Вас с нами не было!» И осматривать дома, носящие следы пожаров, с порушенными крышами и выбитыми во время вражеского обстрела стеклами под этими взглядами было крайне неуютно.

А еще — стаи птиц, терзающих мертвые тела, и характерный запах разлагающейся плоти, наиболее сильно ощутимый возле башен, куда отвезли убитых на вечное упокоение. И храмы, набитые поминающими родственниками. Фааркоон давно уже не видел такого количества трупов разом…

— Понимаю, — понуро кивнул головой оу Готор. — Но ведь, строго говоря, мы никак не могли повлиять на кредонский рейд, и если сравнивать с тем, чем бы это могло окончиться еще пару лет назад, можно сказать, что все прошло достаточно неплохо. И согласитесь, в этом есть наша заслуга!

Хотя они и так договаривались сразу после возвращения навестить столицу, каждого из военных вождей ждал дома специальный вызов. Причем направленный не из Малого, где «ютилось» ведомство Риишлее, а из Большого дворца — королевской резиденции. Однако друзья сочли, что первым делом лучше побывать у своего старого патрона, и не ошиблись — их приняли даже несмотря на позднее время.

— Мне можете не объяснять, — невесело улыбнулся Риишлее. — Я-то прекрасно понимаю, что высадка десанта и захват Фааркоона, да и полноценный обстрел города кредонским флотом сорвался исключительно благодаря ранее предпринятым вами мерам. Эти ваши скрытые батареи и земляные укрепления… Кредонцы явно не ожидали такого отпора! Выученные вами, оу Готор, пушкари изрядно показали себя в бою, так что незваным гостям пришлось убираться восвояси уже через два дня, поджав хвост. Потеря одного фрегата… Да и линейные ушли, черпая воду побитыми бортами и оставив в бухте чуть ли не треть своих мачт. Кредонцы явно не рассчитали свои силы! Ну а выученные вами войска… Несмотря на свою малочисленность, солдаты смогли отразить нападение десанта, убили много противников и взяли в плен больше сотни человек. И при этом даже почти не задействовали городское ополчение! Вы действительно прекрасно выполнили свои обязанности по защите Фааркоона. Да, пожалуй, присутствуй вы там лично и командуй войсками — это событие могли бы вам записать в очередные победы. Увы. Вас там не было. И это стало отличным поводом для многочисленных завистников и недоброжелателей, чтобы очернить вас (да и меня тоже) в глазах короля. Нет, не подумайте чего… Наш Йоодоосик, как и всякий мудрый правитель, прекрасно понимает, что в случившемся нет вашей вины. Однако, опять же как мудрый правитель, он вынужден прислушиваться к словам подобных «говорунов». Да и, правду сказать, он ведь тоже человек, и те скандалы, что устраивал накануне герцог Моорееко в связи с вашим внезапным исчезновением, а потом этот рейд кредонцев, во время которого вы находились неизвестно где… Все это, знаете ли, наложилось одно на другое и едва ли могло способствовать доброжелательному настрою нашего монарха… Я, конечно, постарался вмешаться, разъяснить, принять большую часть удара на себя, но сами понимаете…

— И что теперь будет? — поинтересовался Ренки, которого немилость короля, кажется, волновала куда сильнее, чем оу Готора.

— Формально его величество выкажет вам свое неудовольствие и порицание. Прилюдно! Многие предлагали ему вообще лишить вас земель и титулов и сослать куда-нибудь в джунгли. Но он сошлет вас обратно в ваши же владения с запретом впредь до особого вызова появляться в столице. Немилость короля — это, конечно, сильный удар. И даже не столько по вам, сколько по нам — вашим покровителям. Признаюсь, это коснется даже тех областей, к которым вы не имеете никакого отношения и о существовании которых, вероятно, даже не подозреваете… Мир придворных интриг — это весьма хитро сплетенный клубок. Неаккуратно потянув за одну выступающую нитку, можно наделать много бед. С другой стороны, в этой немилости есть определенные плюсы для вас. В последнее время между теми, кто знает правду о вас, оу Готор, возникло немало разногласий. Но общая опасность нас сплотила. Состоялся серьезный разговор, и кое-кто признал, что был излишне настойчив, а кто-то — что недостаточно внимателен. Мы договорились приложить совместные усилия для исправления ситуации. Полагаю, нам удастся сохранить объем выделенных вам средств и отстоять ваше особое положение. Вот только часть заказов, особенно касающихся строительства кораблей, боюсь, придется передать в иные руки. Как вы понимаете, в Тооредаане есть и другие владельцы верфей. А у них хватает своих покровителей при дворе. И вы, вероятно, не удивитесь, узнав, что именно их голоса особенно громко звучали в хоре ваших недоброжелателей. Боюсь, что на верфях Дома Ваксай теперь будут строиться лишь экспериментальные моделисудов. А королевский заказ на изготовление серий пойдет в другие города. Конечно, все работы будут оплачены, однако, боюсь, получить какую-то значительную прибыль вашей знакомой уже не удастся. Слишком многие считают эту девицу лишь прикрытием для ваших тайных делишек. И с этим придется смириться… Ну а теперь доложите о результатах своей поездки.

— Часть я уже почти смог расшифровать. Однако от посторонней помощи, если честно, отказываться не стану. Если в Тооредаане есть специалисты по этим древним языкам, вероятно, имеет смысл их подключить, — закончил доклад оу Готор.

— Признаться, — задумчиво сказал Риишлее, — я, даже в качестве верховного жреца, никогда не слышал о подобной письменности. Говорите, ее использовали во времена Первого Храма? Увы, но мы слишком мало знаем о той эпохе… Кажется, все наши, даже самые древние, книги написаны обычными буквами, частично похожими на современные. Как вы их там называли? Kirillica? Надо будет спросить нашего оу Ваариига Сиина — он как попечитель учебных заведений куда лучше знаком с тем, что происходит в недрах университетских кафедр. Возможно, и отыщутся знатоки подобных древностей. Теперь подробнее о Ковааде Каасе. Значит, говорите, этот мошенник на вас охотился и довольно неплохо расставил ловушки? Очень интересно!

— Думаю, — заметил оу Готор, — отбиться нам удалось исключительно из-за разгильдяйства нанятой им команды, ну и благодаря некоторой доле везения. Я, кстати, там, в городе, поговорил кое с кем… По слухам, после неудачи с нами мерзавцу едва удалось удрать от собственноручно нанятого отребья. На всякий случай я еще раз назначил награду за его голову. Но, как вы понимаете, даже если его и удастся схватить, едва ли кто-то из этого крохотного Гаарииска сможет привезти пленника в Тооредаан — слишком затратная экспедиция. Однако я вот о чем подумал: может, есть смысл более широко распространить слухи о награде? Особенно в местах, где, так сказать, закон не слишком-то силен и где, вероятно, этот подонок может попытаться нанять новых подельников. Не знаю, поможет ли это его схватить, но жизнь ему мы осложним существенно, это точно.

— Я подумаю, что можно сделать, — кивнул Риишлее. — А сейчас, судари, боюсь, мне придется предложить вам отправиться к своим официальным покровителям и выслушать от них все, что им вздумается вам сказать.

— Он даже изволил повысить на меня голос, в гневе потопать ногами и высказаться весьма нелицеприятно о моем поведении. Но по сравнению со старшиной Васильевым в учебке это была не выволочка, а сущий детский сад. Вот тот умел дать тебе понять, какое же ты ничтожество. А уж про своего деда я вообще молчу. Он голос повышал редко, отдавая предпочтение оплеухам. Тем более что герцог Моорееко потом даже извинился за свою вспышку. Правда, не особо искренне, но все-таки. Уж не знаю, чего ему там наговорил про меня Риишлее, но, кажется, герцог и впрямь решил искать ко мне особый подход. Я ведь в конце-то концов существо из другого мира, и обращаться со мной как с простым оу нельзя… Так что в конце беседы мы уже больше обсуждали общее положение дел, а не мое «отвратительное поведение». А ты чего такой хмурый? Надеюсь, дама Тиира не подвергла тебя телесным наказаниям?

Разговор этот состоялся через пару дней после визита в Малый дворец. Позади было и позорное «фи» от короля, и проход сквозь строй придворных глаз, пялящихся с насмешкой, любопытством, злым самодовольством, а порой и с жалостью. Потом пришлось нанести обещанный визит покровителям и получить свою долю упреков еще и от них.

Затем — быстрый сбор и отъезд обратно в Фааркоон. Из столицы им было велено убраться в течение суток. И только тут, в поскрипывающей и подпрыгивающей на дорожных выбоинах карете, они наконец-то смогли толком поговорить, поделившись впечатлениями от внезапной опалы.

— Уж лучше бы подвергла, — пробурчал Ренки, невольно поежившись. — Она была… помнишь, когда мы обходили Тинд с севера, встретили там такую громадную гору из льда? Ага, ajsberg, ты ее так называл. Вот она примерно так же со мной себя держала. При этом я еще и чувствовал себя мальчишкой, которого нянька застала за чем-то абсолютно неподобающим.

— Сурово. Но не смертельно. Так что хватит хмуриться! Нам еще надо…

— А еще она, кажется, решила меня женить!

— Вот те раз… И на ком?

— Конкретных имен пока не называла. Но говорила, что это уймет во мне лишнюю дурь. И что у нее есть на это право как у старшей родственницы. Хотя раньше сама утверждала, что родство наше весьма отдаленное, — не выдержав, пожаловался в конце Ренки.

— Ну собственно говоря, вполне логично, — немного подумав, сказал на это Готор. — Я не про дурь, хотя… Я про возраст. Возраст у тебя самый подходящий. Да и положение обязывает — такой важной персоне не подобает быть холостым. И потом, с помощью правильной женитьбы можно существенно укрепить твое положение как в политическом, так и в материальном плане. А сам-то ты об этом что думаешь? Насколько я понимаю, своей зазнобы у тебя нет и слушаться моих советов насчет Одивии ты тоже не хочешь. Женитьба по сговору старших родственников у вас тут дело обычное. Так что, вероятно, придется соглашаться!

— Да что вы привязались ко мне с этой Одивией! — зло рявкнул Ренки. — Вот и дама Тиира все про нее выспрашивала, полагаю, опасалась, что я с ней… Ну сам понимаешь. Я ее, конечно, уверял, что… Но, кажется, она мне не поверила.

— Ладно, — добродушно усмехнувшись, развел руками Готор, — отложим этот вопрос до момента, когда ты несколько успокоишься. Давай тогда обсудим наши дела. Нам ведь еще Фааркоон обратно завоевывать надо. А то пока нас там, кажется, не сильно любят! Да и приказ Риишлее надо как-то выполнять. А как? У меня, конечно, есть некоторые мысли, но опыта в таких делах маловато. Значит, придется искать подходящих людей.

Тактику, выбранную оу Готором для общения с фааркоонцами, кратко можно было охарактеризовать словами: «Не ваше дело».

Никаких извинений, оправданий и прочих признаков слабости. Отсутствовали — значит, так надо было, и не ваше собачье дело знать почему. Более того, пришедшей «по его голову» с жалобами и претензиями делегации горожан он ясно дал понять, что в случившемся скорее склонен видеть их вину.

Ведь войсковые части военных вождей дрались, пока городские суматошно носились по городу, охая и спасая свое имущество. И хоть бы с умом спасали! Ведь могли же сформировать пожарные команды, организовать помощь раненым. Так ведь нет! Важные городские чиновники, в числе которых были владельцы торговых домов и представители ремесленных цехов, обычно довольно толково справляющиеся с организацией и руководством, когда дело касается своего кармана, внезапно повели себя как стая куриц во время пожара в курятнике, едва речь зашла о владениях короля.

— Говорите, любезные, что давно такого не было? Аж без малого тридцать лет Фааркоон не подвергался нападениям пиратов? Значит, будете учиться! Я вам тут не там… Терпеть не стану! Разгильдяйства и расхлябанности не допущу! Вы у меня ужо! Завтра же организовываем смотр городского ополчения! Списки… Как это — нет списков?! О чем думает городской голова? Каждый Торговый дом, каждый цех, каждая улица! Переписать всех мужчин от семнадцати до пятидесяти лет. Организовать отряды. Вооружение. Боеприпасы. Все должны знать свое место при обороне города… Я сказал: сутки! Что значит «не успеем»? Нападение было почти месяц назад, и чем все это время занимались вы? Стонали, охали и ахали, подсчитывая убытки, вместо того чтобы сделать выводы и исправить выявленные недочеты и ошибки? Ну держитесь! Я вам устрою сладкую жизнь!!! Работайте хоть всю ночь, но чтобы завтра списки были!

И устроил! На следующий день смотр действительно состоялся. Естественно, это было жалкое зрелище. Толпы бестолково сбивающихся в кучу людей, не знающих, куда податься. Лишь у немногих имелись в руках мушкеты, у большинства же были либо какие-то дедовские допотопные шпаги-мечи, либо вообще — топоры-вилы и прочий подсобный инвентарь. Иные и вовсе пришли с голыми руками. Вся эта разношерстная компания растерянно толкалась, наступала друг другу на ноги и даже не предпринимала попыток организовать какое-то подобие строя.

Дедушка оу Готора мог бы гордиться своим внуком. Без слов, одним своим суровым видом и гневным взором он наводил ужас даже на королевских чиновников, не имеющих к ополчению никакого отношения, что уж говорить о простых обывателях! А рядом с ним бродил не менее свирепый и злой оу Дарээка, нашедший повод отыграться хоть на ком-то за немилость короля, по поводу которой он искренне переживал.

Жаловаться, обвинять? Теперь фааркоонцы были способны только трепетать и подчиняться да с радостью выплачивать наложенные штрафы, благодаря богов, что еще легко отделались.

Запугав население до икоты, вожди берега проявили снисхождение и душевную щедрость. А именно — самолично расписали план подготовки grazhdanskoj oborony (как назвал это оу Готор), куда входила организация боевых отрядов, отрядов пожарных и отрядов санитаров. Весь город был разбит на зоны ответственности. И над каждой зоной поставлен smotrjashchij — особый чиновник, отвечающий за наличие в районе склада оружия и боеприпасов; специальных рогаток для перегораживания улиц на случай прорыва врагов; багров, топоров, ведер — тушить пожары; а также за подготовку зданий для размещения временных госпиталей, к каждому из которых прикреплялся отдельный лекарь, ответственный за наличие медикаментов и перевязочных материалов (все оплачивалось за счет города).

Через месяц был назначен новый смотр, по итогам которого, если все пройдет не так, как нужно, Готор обещал серьезно наказывать за недоделки.

— Ну вот, — удовлетворенно подвел итог оу Готор, когда они с Ренки наедине решили обсудить сделанное. — Народ загружен работой, теперь им будет не до жалоб и упреков. Потому как от жалоб и упреков пользы все равно никакой. А тут хоть на случай следующего нападения какая-то польза может быть. Да и вообще больше порядка будет.

— Толку-то? — пробурчал Ренки. — Вояки из них все равно никакие.

— Ничего! — махнул рукой Готор. — Сначала пусть хоть как-то организуются, потом дадим им инструкторов и начнем проводить занятия. Надо будет придумать какую-то систему поощрений наиболее отличившихся, тогда пусть не все, но многие начнут пахать. Но это — дело будущего. А теперь — что там с нашими войсками?

— Из двенадцати больших пушек, — хмуро ответил Ренки, — осталось всего пять. Ту батарею на Малом холме все-таки накрыло несколько раз, и весьма основательно. Да и на второй две пушки разорвало. Говорят, им за двести лет было. Треть пушкарей, что ты готовил, убита, а пушкари, сам знаешь, на дороге не валяются, и новых нам за просто так не дадут. Зато хоть малые пушки все целы. Они себя отлично показали при отражении десанта. Наш, как ты его называешь, гренадерско-егерский полк берега потерял всего около пяти десятков человек, потому что стреляли они из укрытий и окопов. Да и опыт у них — сам знаешь. Там ведь чуть ли не половина сержантов — из «тиндских»!.. А королевские, из Двадцать седьмого… Полк новый, ветеранов там почти не было, а обучали их раньше по старой тактике, хотя обучали и неплохо. Так что они на кредонцев в полный рост вышли. Держались вполне достойно, да только изрядный урон от картечи и ядер понесли. Там три сотни убитых, сотни две еще в госпиталях Лекари говорят, что все, кому суждено было умереть, — уже умерли, а остальные, коли боги будут милостивы, выживут. Пополнять оба полка — за наш счет. А после предыдущего набора дело это будет непростым. Говорят, в прошлом году едва ли не слепых-глухих из деревень выбирали — лишь бы ходить мог да мушкет удержать. Пушки, порох, ядра и пули — тоже за наш счет. Порох-то еще ладно. Но я тут узнавал, сколько новая пушка стоит… Даже не знаю, хватит ли у нас денег на такие покупки.

— Да… — тоже нахмурившись, подтвердил Готор. — В изрядные расходы нас кредонцы ввели. Да еще и так не вовремя. А с другой стороны — и назад не сдашь. Герцога Моорееко нельзя подводить, раз уж в кои-то веки в его ведомстве разродились более-менее осмысленными правилами взимания налогов. Надо будет что-то придумывать.

— И что тут придумаешь? — с надеждой спросил Ренки, подсознательно все же ждущий от приятеля каких-то чудес.

— Как ни странно, пока не знаю, — улыбнулся Готор. — Видать, так старался придерживаться запрета на прогресс, что напрочь гнал от себя подобные мысли. Хотя во время подготовки я прочитал немало книжек про попаданцев — одно время у нас там такой жанр весьма в моде был. Я ведь тоже готовился стать одним из них, так что поневоле прикидывал все прочитанное на себя. И наиболее реальным способом разбогатеть мне казалось изготовление чего-то достаточно простого, но весьма востребованного. Тогда я почему-то считал, что придумать это «что-то» будет совсем несложно. А вот сейчас оглядываюсь по сторонам и вижу, что либо это «что-то» уже изобретено, либо ваш мир до этого «чего-то» еще не дорос. Бумагу, например, взять… Когда я к вам только попал и узнал о некоторых особенностях вашей религии, вроде предоставления писем-отчетов предкам, — мелькали мысли заняться производством бумаги. Общие технологии я знаю. Но оказалось, что бумагу у вас тут и так делают весьма неплохо, в конце концов, она в вашем мире уже почти три тысячи лет как используется, научились. Вы и разные письменные принадлежности вроде скрепок, кнопок, зажимов, карандашей и даже дыроколов успели изобрести, пусть и не совсем такие, как в моем мире. Но это и неудивительно — для вас использовать пружинную сталь для скрепок — это пока дороговато будет. Явно Манаун’дак так мне подгадил! Либо сам все это в описаниях давал, либо, привив людям страсть к писанине, невольно поспособствовал прогрессу. И так вот почти со всем. Либо уже есть, либо пока не особо надо… Шурупы, например, делать… Это… ну вроде гвоздей, только держат лучше. Но увы, если делать их из хорошей стали, обойдется слишком дорого, а если из плохой, то они едва ли смогут всерьез конкурировать с гвоздями. Да и технология их изготовления для вашего мира пока еще сложновата. А гайки-болты и прочие винты пока еще не получили массового применения, так что… В общем, единственное мое преимущество — в особенностях организации труда. Надо будет наладить какое-нибудь конвейерное производство, но опять же сначала необходимо подумать, чего именно.

— Может, чем строить ремесленные мастерские, чтобы заработать деньги на новые пушки, сразу попытаться начать отливать их самостоятельно? — поинтересовался Ренки неуверенно. — Кажется, королевским указом нам даровано подобное право? Да и ты что-то про это говорил.

— Даровано-то даровано, — пробурчал Готор. — Да только вырубать окрестные деревья на дрова мы не можем. Считается, что это строевой лес, и принадлежит он королю, хотя и находится на «наших» землях. А возить топливо из джунглей — дороговато нам те пушечки обойдутся… Вообще, что ни говори, а грамотные адвокаты у нашего герцога служат. При множестве обязанностей с правами у нас туговато. Особо толком не развернешься, чуть ли не на каждый шаг приходится испрашивать королевское разрешение. Но, полагаю, если подключить к делу адмирала оу Ниидшаа и Риишлее, насчет налаживания литья пушек можно будет и договориться. Только сначала придется съездить и посмотреть, как их у вас делают, и попытаться мастеров сманить. Пушки ваши, прямо скажем, от совершенства далеки. Хотя бы отсутствием упорядоченных калибров. Заодно под это дело можно будет и еще какое-нибудь оружейное производство наладить — не зря же мне в голову столько знаний по металлургии вдалбливали. Качественные замки для мушкетов — полагаю, это мне по силам! Ладно, первостепенные задачи обсудили. — Готор расслабленно откинулся на стуле. — Теперь давай думать, как вернуть расположение короля. Тебе не кажется, что наша история сделала своеобразную петлю?

— Ну да, — согласился Ренки. — От нас опять требуют подвигов…

— Угу. Только не забывай, что сказал Риишлее: «Подвигов, достойных военных вождей». Так что теперь понапрасну рисковать головой мы не можем.

— Военные вожди берега должны были защищать побережье от пиратов и сами наносить удары по врагам, — осторожно напомнил ему Ренки.

— Последнее в переводе на менее куртуазный язык означает: «Пиратствовать сами», — усмехнулся Готор. — Вообще, с нашим «вождизмом» вышла довольно интересная ситуация. С одной стороны, мы вроде как самостоятельная территория, и королевство Тооредаан может в любой момент сказать, что знать нас не знает. А с другой — мы и пискнуть без королевского приказа не можем. Ты заметил, что во всех официальных объявлениях было сказано, что кредонцы напали на «владения военных вождей». Следовательно, и пиратствовать будут эти самые вожди, и по шее, ежели что, тоже получат они, в смысле — мы! Впрочем, тем, кто еще несколько лет назад гнил на каторге, особо жаловаться на свое положение не приходится.

— Если нападать на корабли кредонцев и их союзников, — возразил Ренки, — это будет никакое не пиратство, а война. Нам надо построить быстроходное судно вроде «Чайки», хорошо вооружить его и отправиться в плавание. И чем скорее, тем лучше!

— Узко мыслите, молодой человек! — укоризненно покачал головой Готор. — Не как военный вождь, а как простой… э-э-э… не будем говорить, кто. Что толку для Тооредаана, если мы отправим один-единственный кораблик пакостить кредонцам? Парочка удачных рейдов, а потом кредонский флот соберется большой толпой и врежет нам по первое число.

— Но что ты тогда предлагаешь? — растерянно спросил Ренки, уже мысленно представлявший себя стоящим на мостике славного морского охотника, одно только имя которого наводит ужас на кредонских купцов. Точь-в-точь как это описывалось в балладах и романах о подвигах героев былых времен.

— Не расстраивайся так, — усмехнулся, словно прочитав его мысли, Готор. — Возможно, нам тоже придется попиратствовать разок-другой. Так сказать, подать пример. Но главное… В вашем мире существует понятие «каперского патента»? Это… Что-то вроде разрешения пиратам всех мастей грабить врагов государства. В идеале мы должны собрать всю шваль с обоих океанов, создать для них базу, где можно будет отдохнуть, отремонтировать судно, сбыть добычу. И еще неплохо на этом наживемся, кстати! А вот они будут наносить урон кредонцам, рискуя своими шеями во славу Тооредаана.

— Как-то это звучит не особенно благородно! — Ренки хоть и привык к определенным особенностям мышления своего друга, однако иногда даже его коробили высказанные им идеи.

— В общем-то — да, — согласился Готор. — Но, с другой стороны, сам подумай — так мы сможем натравить на Кредон множество опытных бандюганов, которые сейчас либо сидят без дела на берегу, либо вообще подстерегают на морских дорогах абсолютно все корабли, включая и наши. Что может быть приятнее, чем стравить своих врагов друг с другом? Впрочем, давай подробно опишем этот план верховному цензору Тайной службы. Ведь если что, именно его ребята придут по наши души!

Следующие два месяца приятели провели, разбираясь с хозяйственными делами, и эта скучная рутина сумела изрядно помотать им нервы. Надо было восстанавливать разрушенное кредонцами, одновременно замещая порушенную конторой Моорееко налоговую систему новыми правилами. И конечно же пользуясь удобным моментом, строить что-то новое.

Прежняя налоговая система базировалась на традициях, королевских указах, которым подчас было чуть ли не полтысячи лет, различных уточнениях и распоряжениях казначейства, решениях органов местного самоуправления и еще на непонятной груде документов, выпущенных уже не существующими структурами, а подчас и вовсе относящимся к временам феодальной раздробленности. Естественно, все это создавало жуткий бардак и хаос, от которого, впрочем, местное купечество и чиновничество не спешило отказываться, потому что те, кому надо, уже более-менее научилось барахтаться в этой мутной воде, и подчас — не без выгоды для себя.

За долгие годы сложилась своеобразная практика, когда одни королевские указы как бы игнорировались и заменялись распоряжениями казначейства, а распоряжения казначейства, в свою очередь, корректировались решениями уездных администраций. И во всем этом в некотором роде был свой смысл. Подобно тому, как из деревянных кубиков, брусков и пирамидок ребенок возводит собственное здание, из хаотичного нагромождения законов и традиций в каждом регионе Тооредаана «возводили» свою систему сбора налогов, выгодную и купцам, и королевству, и чиновникам. Так что любая попытка заменить этот хаос четкой и прозрачной системой неизбежно сталкивалась с недоверием, сопротивлением и даже саботажем.

Оу Готору пришлось много поработать языком, убеждая, разъясняя, уговаривая и запугивая… Было множество собраний, споров и даже криков. А как-то раз ему даже пришлось посадить десяток особенно буйных смутьянов под арест и поставить остальных перед выбором — подчинение или конфискация имущества. В результате чего с последней почтой от Риишлее ему была переслана толстенная пачка доносов от «верноподданных короля» на «обманщика и узурпатора, скрывающегося под именем оу Готор Готор».

Доносители были вызваны в ратушу, ставшую временной резиденцией военных вождей, где у «верноподданных» появилась возможность обсудить свои доносы непосредственно с самим «обманщиком и узурпатором». После чего с буйной стадией сопротивления было покончено, и началась стадия волокиты, засовывания палок в колеса и конечно же поисков путей обмана системы.

Так что неудивительно, что в результате всех этих волнений оу Готор стал злым, раздражительным и все больше походил на своего дедушку, о котором по городу уже поползли жуткие слухи, благодаря ставшей уже привычной присказке самого оу Готора: «Не будите во мне дедушку».

С этим «дедушкой», и не только, вообще произошла необычная история, спровоцированная не всегда правдивыми рассказами матросов «Чайки» о приключениях загадочного военного вождя в чужой стороне, о некоем заброшенном храме на дальнем берегу Срединного моря, о тайных обрядах, в которых могут участовать исключительно те люди, в чьих жилах течет древняя благородная кровь, и о многом другом.

В общем, после долгих обсуждений и споров наиболее мудрые (или просто крикливые) фааркоонцы пришли к выводу, что таинственный оу Готор Готор происходит из тех самых мест, где его дедушка — несомненно, ужасный тиран и кровопийца — оставил о себе такие воспоминания, что едва внук вступил на берег, как в тех землях немедленно началось восстание, наследником тирана жестоко подавленное и захлебнувшееся в крови.

Едва матросня после третьей кружки вина в трактире начала заливать подобные байки, нашлись люди, пожелавшие угостить морячков вином и поподробнее расспросить как о плавании в целом, так и о загадочном оу Готоре Готоре в частности. И если говорить об особенностях конструкции и мореходных качествах «Чайки» матросам строго-настрого было запрещено, то вот на разговоры о ее пассажирах этот запрет точно не распространялся (подобное никому даже в голову не пришло).

Что именно смогли услышать от своих пассажиров и офицеров матросы «Чайки», как поняли услышанное и сколько во всем этом было правды, а сколько вымысла — разобраться было непросто. Но слухи о некоей зловещей многотысячелетней тайной секте, практикующей кровавые обряды и колдовство, быстро заполнили город. И с каждым новым днем обсуждения секта становилась все более тайной, более кровавой и более могущественной.

— Где это видано, — осторожно спрашивали фааркоонские мудрецы друг у друга, — чтобы люди из самых низов, с каторги, пусть даже и ставшие, благодаря подвигу, простыми солдатами, за несколько лет поднялись столь высоко и даже обзавелись знакомствами в ближайшем окружении самого короля и получили от него поместья и титулы?! Нет, судари, это не просто колдовство! — отвергали мудрецы самое простое и очевидное объяснение. — Возможно, конечно, без него и не обошлось, хотя едва ли кому-нибудь удалось бы околдовать верховного жреца, не говоря уж о короле… Но вот род оу Дарээка — древний и весьма известный. Его предки пришли сюда еще с самим королем Даагерииком Первым. Ну что же тут непонятного? Секта благородных существовала еще тогда, и наверняка тут все куда более сложно и таинственно, чем кажется на первый взгляд.

Сразу всплыли и слухи о некогда важном положении рода Ваксай, раньше обычно обсуждавшегося исключительно в свете его утраченных богатств. И воспоминания о том, что к богатствам прилагалась и благородная кровь, удачно легли в рамки изобретаемой версии.

— А случайно ли, — вопрошали едва ли не шепотом важные фааркоонские купцы друг у друга, — что эти непонятные вожди с самого начала стали оказывать такое предпочтение именно этому Торговому дому и его наследнице? Вот вы бы стали вести дела с сопливой девчонкой? И я бы не стал. А вот они — стали! И заметьте, судари, оу Готор Готор — из Южных Земель. Оу Ренки Дарээка — наш, с запада. А род Ваксай прибыл сюда из Валкалавы, из Северных Земель. Чувствуете, как широко раскинулось влияние этой страшной тайной секты? Три континента, территория всей Старой Империи… Можно ли удивляться тому, что эта секта повелевает королями (не нашим, конечно), землями и народами, при этом оставаясь никому не известной?.. Как это: «Что с этим делать?» Присоединяться!!! Против такой силы не попрешь!

Сам Готор узнал обо всем этом из очередной пачки доносов, присланных ему из ведомства Риишлее. Сначала долго ржал, потом сказал Ренки, что это надо будет использовать.

— Гы-гы… Создадим младшее подразделение секты благородных, что-то вроде секты очень богатых, и будем брать ежемесячные взносы в пару тысяч золотых монет с рыла. Да шучу, конечно. Но шутки шутками, а такая организация со временем могла бы стать довольно опасной. И надеяться, что удастся вечно держать ее под контролем, довольно наивно. Вопреки площадным пьескам, очень богатые редко бывают очень глупыми. И вообще, мое мнение — не стоит связываться с религией. Но сложившуюся ситуацию грех не использовать. Так что для начала — любые намеки на существование секты надо отвергать с негодованием, желательно — с чрезмерным негодованием. Впрочем, тут тоже лучше не переигрывать, так что холодного молчания будет достаточно. И еще… Точно! Просто классика! Организуем Sojuz mecha i orala. Помнишь, я тебе идею с сиротами рассказывал?

— Это собрать по королевству детей, оставшихся без родителей, и воспитывать их по-своему? Оу — как будущих офицеров и чиновников. А простолюдинов — как мастеровых, моряков и даже инженеров? Но мы же вроде говорили об этом на тайном совете и прошли к выводу, что пока придется это дело отложить — денег в казне сейчас на что-то подобное нет.

— Вот и заставим наших купчиков раскошелиться! — радостно потирая руки, сказал Готор. — На все разговоры о тайной секте будем отвечать, что хотим заняться угодным богам делом — заботой о сиротах. Мол, собираем на это деньги. Из герцога Моорееко выбьем налоговую скидку подобным доброхотам, небольшую, ясное дело. Но жертвователям преподнесем это как некое благо, тайные преференции, которых в будущем якобы станет больше. Достойнейший оу Ваарииг Сиин, кажется, тогда был в большом восторге от нашей идеи? При всей его своеобразности к делу просвещения он относится весьма серьезно, так что, думаю, тут можно положиться на его поддержку. А вот планы обучения, чувствую, придется составлять самому… Ну по крайней мере, участвовать в их составлении.

— Но к чему все эти сложности? — оборвал разгулявшуюся фантазию приятеля Ренки. — Зачем эти игры в тайные общества и прочее?

— Увы… — печально развел руками Готор. — Но люди не так уж склонны что-то давать, не получая взамен.

— И ты хочешь их обмануть? — возмутился Ренки. — Подумай, что станет с твоей репутацией, когда все эти купцы поймут, что их надули.

— Во-первых, никакого надувательства, — возразил Готор. — Взамен денег мы им даем мечту! Во-вторых, опять же никакого надувательства. Деньги мы берем на детей, дети их и получат. В-третьих, женщины! Жены, дочери, сестры купцов. Сейчас они сидят по домам и скучают. В моем мире благотворительность — отрада богатых женщин. Она не только позволяет им почувствовать себя значительными, но и дает возможность чаще встречаться, организовывать балы — пиры — праздники. А еще благородной даме не стыдно прийти на бал к купчихам ради благотворительности: один только ее приход — это уже благое деяние. Жертва, если хочешь. А купчиха, сумевшая заманить на свой праздник кого-то из благородных, начнет так высокомерно посматривать на своих подружек, что те заставят своих мужей изрядно раскошелиться, чтобы утереть ей нос! Надо будет обсудить это с дамой Тиирой. Уверен, у нее возникнет множество мудрых мыслей на этот счет, и она сумеет нам что-нибудь подсказать. Также поговорим с Риишлее как с верховным жрецом. Пусть найдет идеологическое обоснование подобной благотворительности, увы, я с вашими богами и их заветами не очень хорошо знаком. И пусть подключит к этому делу жрецов… Ну не знаю. Проповеди там всякие, может, гадания какие-нибудь, типа «Пожертвуй копеечку детям — и будет тебе удача». В результате в идеале — не потратив даже медного грошика, уже лет через пять-десять наш король получит грамотных, преданных и честных чиновников, обязанных ему буквально всем. Ну и кучу хорошо обученных мастеровых вместо бродяг, воров и каторжников! А жертвователи, помимо всеобщей славы (можно будет даже какую-нибудь награду ввести), будут получать и различные преференции, вроде государственного заказа или доступа к уху высокопоставленного чиновника.

— Знаешь, — подумав, согласно кивнул Ренки, — а ведь в законах Старой Империи уже было что-то подобное… Видать, и впрямь вы с Манаун’даком были из одного мира. Можно это отнести к возрождению старых традиций.

— Тем более! — довольно кивнул Готор. — Теперь, позаботившись о благих делах, поговорим о делах военных. Что у тебя?

— Набрать солдат в наш полк было несложно, — начал Ренки, вопреки собственным словам почему-то печально вздохнув. — А вот в королевский идти желающих немного. Недобор человек в триста… Одивия Ваксай оба наших заказа приняла, но без особого восторга. В первый она вообще не очень-то верит, а насчет второго сильно сомневается. Учитывая, что расплачиваться за все мы обещаем «потом, после удачного применения», она сильно недовольна!

— Но к работе она приступила? — В голосе Готора было больше утверждения, чем вопроса.

— Этот твой колокол уже практически готов, — кивнул Ренки. — Осталось доделать судно, с которого его будут спускать-поднимать. Но, признаться, я что-то и сам сомневаюсь… Даже в откровениях Манаун’дака ничего подобного не упоминалось, иначе, наверное, давно бы построили. Это какая-то новинка, о которой он не знал?

— В моем мире это уже сотню лет как использовать перестали — научились делать кое-что получше, — махнул рукой Готор. — Наверное, Манаун’дак про это просто забыл. А что с кораблем и командой?

— Корабль строится, — довольно кивнул Ренки, мысленно предвкушающий новые приключения. — Он будет не таким быстрым, как «Чайка», но зато сможет нести больше груза, в смысле — пушек. Команду из моряков и солдат я подобрал. Сейчас они учатся абордажу, работе в тройках и тем вещам, которые ты показывал. Корабль будет готов через пять месяцев. А что, кстати, пишет по этому поводу Риишлее?

— В целом идею он одобрил, — слегка недовольно буркнул Готор. — Хотя и зарубил многие частности. Во-первых, корсаров набирать придется преимущественно из тооредаанцев — Риишлее боится, что таким образом мы приманим к своим берегам разбойников, от которых потом придется долго избавляться. А во-вторых, «пиратское гнездо» он велит организовывать не в Фааркооне, а на каком-то острове Литруга, где подобное «гнездо» уже было, причем совсем недавно.

— Да, — кивнул Ренки. — Как раз наш адмирал оу Ниидшаа его и разгромил.

— Ну судя по письму Риишлее, разгромил, но не захватил. Так что нам предлагается это сделать самостоятельно, собственными силами… Лишние проблемы!

(обратно)

Глава 5

Экипаж в очередной раз дернулся, изрядно накренился и будто бы даже подпрыгнул с подворотом, словно бодрый, но неумелый танцор, так что почтеннейший Йоорг сначала зловеще лязгнул зубами, потом едва не шандарахнулся головой о стенку кареты, а в довершение почти вылетел через противоположную дверь, распахнувшуюся со скрипом и грохотом.

— Как вы там, почтеннейший? — Кучер соизволил остановить свой пыточный экипаж и проведать несчастного мученика в его узилище. — Вы уж потерпите немного, — с издевательски-сочувствующими интонациями сказал этот изверг. — Всего пара верст осталась, а там уж фааркоонские земли начнутся и новая дорога. Будто по скатерти поедем!

Профессор лишь бессильно махнул рукой, поднимая упавшие вещи и пытаясь поудобнее устроиться отбитой задницей на жестком сиденье. И возница, правильно истолковав этот жест, сначала зачем-то задумчиво подергал колесо, потом печально вздохнул, закрыл двери и, взобравшись обратно на козлы, возобновил движение.

— Проклятый Фааркоон! — скрипнув зубами, пробормотал почтеннейший Йоорг.

Тридцать прекраснейших лет он провел в библиотечных залах и хранилищах университета Западной Мооскаа среди печатных книг, древних рукописных фолиантов, свитков и табличек, когда можно было вдыхать пыль веков и впитывать мудрость древних, баловать себя радостями бесед с умнейшими людьми современности и нести тяжкое бремя наставничества над молодыми и пытливыми студентами. Получение профессорского звания и кафедры в одном из лучших университетов мира стало наградой за почти двадцать лет усерднейшего труда сначала простым учеником, затем студентом, а потом и ассистентом профессора оу Яриикии. Впереди маячили еще лет двадцать этой чудесной тихой и спокойной жизни, полной, однако, волнующих поисков и раскрытия древних загадок и тайн. И все оставалось бы по-прежнему, если бы не этот проклятый Фааркоон, а вернее, один из непонятно откуда взявшихся военных вождей берега, который вдруг возомнил себя большим знатоком древних рукописей и зачем-то потребовал к себе эксперта для расшифровки неких древних табличек.

Почтеннейший Йоорг, конечно, активно сопротивлялся поездке… Приводил аргументы, что если те таблички и правда чего-то стоят, то расшифровывать и изучать их будет куда удобнее тут, на кафедре древних языков столичного университета, и уж точно не в какой-то там фааркоонской дыре. Но увы, когда профессору сказали, от кого исходит эта просьба-приказ, осталось только подчиниться.

И теперь он вынужден трястись в этой ужасной карете по этим ужасным дорогам, постепенно покрываясь синяками от макушки до отбитого мизинца на левой ноге, ради блажи какого-то там военного вождя берега.

Профессор вообще поначалу даже подумал, что ослышался, когда при нем впервые произнесли этот титул. Нет, он, конечно, был специалистом по древним векам, а не по новейшей истории, но ведь любой образованный человек знает, что всех этих разбойников и бунтовщиков, в которых выродились некогда полезные для королевства военачальники, Ваарасик Второй передавил как котят, вместе со всем их бандитским окружением.

И вот — новость! Оказывается, нынешний король зачем-то решил возродить этот институт, хотя время ясно показало, что, принося определенную пользу вначале, в конечном итоге эти буйные нравом вожди становятся лишь обузой для короля и королевства. А уж для него — почтеннейшего Йоорга — они таковой обузой стали уже сейчас.

«Ну, не нам, простым смертным, обсуждать решение монарха, — думал Йоорг. — Но в конце-то концов — военный вождь берега! Стоит произнести эти слова — и воображение рисует портрет этакого красномордого от вечной пьянки и пребывания на морском ветру громилы, с абордажным протазаном в руке, мечом на поясе и кинжалом в зубах. А тут вдруг — такая тяга к учености и древним текстам… Обезьяну из леса можно приручить, заставить носить очки и даже перелистывать страницы в книге. И она будет делать вид, что читает. Но вот в действительности научить ее читать невозможно!.. Хм… Однако!!!»

Возок вдруг внезапно перестал подпрыгивать, раскачиваться и скрипеть. Даже колеса будто бы начали шуршать совсем по-другому. И шуршали так почти целых два дня, пока экипаж почтеннейшего Йоорг не въехал в какое-то поместье.

«Колхоз», — прочитал он надпись над воротами в поместье и поморщился. Пусть слово и было написано согласно грамматике времен Объединения, однако только полный бездарь и профан мог назвать свои владения этим древним и очень специфическим философским термином.

Как минимум девять величайших философов древности посвятили целые трактаты толкованию истинного смысла этого понятия. Среди них были жрецы, глубоко проникшие в мир духов, естествоиспытатели, бесстрашно вторгающиеся в святая святых бытия, и даже откровенные еретики, опровергающие очевидное и испытывающие на прочность общепризнанные догмы в надежде на прорыв. А этот мужлан повесил табличку «Колхоз» над своим курятником, вероятно полагая подобным образом прослыть образованным человеком… Просто отвратительно!

«Однако надо признать, библиотека у этого красномордого вождя довольно неплоха, — подумал почтеннейший Йоорг спустя пару часов, когда слуги, удовлетворив настоятельные требования профессора, отвели его (после весьма изысканного обеда) в эту важнейшую из комнат каждого приличного дома. — Есть даже довольно редкие фолианты… Не может быть! Точно!!! „Сборник свитков Манаун’дака, составленный ученым бот’аником Биириисиком“. Несомненно, книга украдена из библиотеки университета Западной Мооскаа! Уж я-то знаю каждую трещинку на пергаментной обложке, каждый загнутый или оторванный уголок страницы. Три года своей жизни я посвятил изучению этого сборника и ошибиться не могу!»

Возмущению почтенного ученого мужа не было предела!

Три дня пришлось ждать, пока военные вожди (оказалось, что их уже двое. «Плодятся будто тараканы», — подумал почтеннейший Йоорг.) соизволят прибыть в свои владения.

Прибытие сие было обставлено с немалой помпой. Слуги за два дня начали суетиться — скоблить полы и вытирать пыль со всех поверхностей, видимо опасаясь злобного нрава своего хозяина. А из кухни начали доноситься такие запахи, что невозможно было сосредоточиться даже на классическом труде «История Старой Империи, писанная императором Клюючесиком Вторым», также обнаружившемся в этом пиратском гнезде и тоже, несомненно, украденном из какой-нибудь библиотеки.

В знак протеста против подобного произвола почтеннейший Йоорг выходить встречать хозяев дома отказался. Однако до конца выдержать характер не смог и осторожненько выглянул в окно. Сбылись его худшие ожидания! Два громилы… Один — еще сравнительно молодой, однако уже успевший где-то обзавестись изрядным шрамом на голове. Из окна второго этажа это было ясно видно. Второй, кажется, несколько постарше, но ненамного. Оба по возрасту могли бы еще быть студентами, коли вздумали бы приложить усилия к изучению каких-нибудь серьезных наук, а не тратили бы время на пальбу, махание железом и отвлечение почтенных профессоров от их важных дел.

И конечно же оружие! Причем не просто шпаги, как у всех оу. За поясами торчали пистолеты и кинжалы. А следовавшая сзади парочка таких же увешанных оружием головорезов тащила за военными вождями целую кипу мушкетов. Они тут что, воевать собрались?

Идти обедать почтеннейший Йоорг тоже отказался, сославшись на недомогание. Так что первая встреча со своими новыми патронами у него состоялась только поздним вечером.

Из-за толстых дверей гостиной дома, куда его пригласили хозяева, доносились неприлично громкие голоса людей, явно проводящих свои будни не в тишине библиотек, а постоянно устраивающих всяческие безобразия и побоища.

— Ни фига не хотят делать по шаблонам, — раздавался из-за двери грохочущий голос, похоже, одного из вождей. — Эти идиоты искренне верят, что каждую детальку в замке надо подгонять относительно другой, а потом третью ко второй, и только так!

— Я, конечно, в этом мало что понимаю, — так же громко отвечал ему собеседник. — Но разве можно как-то по-другому? Ружейный замок — работа тонкая. Ты ведь сам говорил, что для того чтобы не было осечек, зазоры должны быть минимальны!

— У нас, — ответил первый голос, — можно разобрать десяток мушкетов, перемешать все детали и собрать из них новые десять образцов, и все будут работать идеально. От местных работяг я, конечно, такого не требую — не доросли еще. Но ты пойми, что, если следовать единому стандарту, работа пойдет гораздо быстрее. В этом и суть конвейерного метода, когда каждый работник учится делать только одну операцию, но зато работает быстро и хорошо. А у вас один мастер фактически делает весь замок от начала и до конца, а это… Хм… Почтеннейший Йоорг, полагаю?

Почтеннейший Йоорг вошел в отворенную слугой дверь, застав картину, словно бы всплывшую из древних времен феодальных войн. Полутемная зала. В камине пылает огонь, бросая красные отблески на стены и потолок. Над столом, за которым сидят уже виденные ранее (хоть и в окно) военные вожди берега, горит лампа. Стол (на удивление изящный, очевидно, украден с судна, перевозящего дорогую мебель) завален мушкетами, пистолетами и клинками, живописно разбросанными посреди кувшинов с вином и блюд с закусками, на которые активно налегают четверо дюжих головорезов. Судя по небрежным позам и вольным движениям, эти четверо, несмотря на солдатские мундиры и простонародные лица, не столько слуги, сколь боевая дружина вождей.

— Да, судари. — Почтеннейший Йоорг сдержанно поклонился, стараясь держаться холодно и независимо, несмотря на то что эти вооруженные громилы его несколько пугали. — Профессор университета Западной Мооскаа, почтеннейший Диирик Йоорг.

— Замечательно! — Красное (как и ожидалось) лицо одного из громил расплылось в довольной, словно у людоеда при виде пищи, улыбке. — Мы вас давно ждали… Позвольте представиться — военный вождь берега благородный оу Готор Готор. А это — также военный вождь берега благородный оу Ренки Дарээка. Собственно, он хозяин этого дома. Как ваше самочувствие? Нам сказали, что вы немного приболели.

— Благодарю вас, судари, —холодно ответил профессор, не желая, чтобы какой-то пират обошел его в любезности. — Я чувствую себя лучше. И готов немедленно ответить на все ваши вопросы. После чего надеюсь отбыть обратно в Мооскаа, и как можно быстрее.

— Вот и чудненько! Гаарз, возьми-ка мушкет, — умеющий говорить любезно громила начал расчищать угол стола. — Дроут, подай ящик. Вот, собственно, о чем пойдет речь, — продолжил оу Готор, принимая из рук своего головореза, даже тут, в доме, разгуливающего с тесаком на поясе, небольшой сундучок и откидывая крышку. — Извольте видеть — глиняные таблицы. Вам знаком такой вид письма?

— Но… Это же… Узелковые письмена Первого Храма! — От волнения почтеннейший Йоорг забыл про всю свою холодность и важность, так что даже его голос внезапно дал петуха, а руки, потянувшиеся к таблицам, затряслись. — Как? Откуда?

— Привезли недавно из путешествия в Южные Земли, — весело ответил оу Готор. — Благородный оу Ваарииг Сиин заверил нас, что вы лучший и едва ли не единственный знаток подобных вещей в королевстве, и если кто-то и сможет прочесть их, так только вы!

— Я… Да… Но ведь это работа на многие… даже не месяцы — годы! — едва ли не в бреду забормотал почтеннейший Йоорг, не спуская влюбленного взгляда с табличек. — Я должен забрать их в университет и там…

— Годы меня совсем не устраивают! — покачал головой оу Готор. — И увозить таблички я вам, к сожалению, позволить не могу.

— Но вы же ничего не понимаете! — возмутился Йоорг, разом теряя свою годами нарабатываемую важность и солидность. — Во всем мире сохранилось не более шести-семи десятков образцов этого письма. И, к большому сожалению, ученые смогли разгадать значение лишь тридцати двух подобных значков, каждый из которых означает целое слово, а то и предложение! Только на копирование всех табличек у меня уйдет не меньше полугода! Ведь малейшие крючок или петля, направленные не в ту сторону, могут привести к ужаснейшим ошибкам. Необходимо написать другим ученым мужам, занимающимся чем-то подобным, и дать им возможность…

— Стоп! — рявкнул оу Готор таким тоном, что остановился бы не то что престарелый профессор, но и идущий в атаку гренадерский полк. — Раз и навсегда запомните, почтеннейший: никому, никогда, никаких писем. Содержимое этих находок может быть необычайно важным для всего королевства. И за попытку сообщить о содержании или хотя бы внешнем виде этих табличек своим коллегам вас казнят! Повторяю: казнят. И это не аллегория, не фигура речи, а суровая реальность. Вы меня поняли?

— Но… — растерянно забормотал почтеннейший Йоорг, которому вдруг показалось, что он попал в глупую и нелепую площадную пьеску. — Эти письмена… Им ведь может быть от пяти до трех тысяч лет… Какое отношение они могут иметь к нашему королевству?

— Вообще-то, — физиономия оу Готора внезапно опять расплылась в довольной улыбке, — во-первых, у меня есть весьма веские основания предполагать, что возраст этих табличек колеблется в диапазоне между временем первого путешествия Манаун’дака на Южные Земли и двумя-тремя столетиями спустя. Во-вторых, я уже сделал копии и расположил таблицы по порядку. В-третьих…

— Но как вы смогли расположить их по порядку? — обличающее выставив палец, возопил почтеннейший Йоорг, как не вопил со времен студенческих диспутов.

— Значок в правом верхнем углу, — спокойно, как будто говоря само собой разумеющиеся вещи, ответил красномордый громила. — Я, может быть, и не слишком-то хорошо помню эти письмена, но уж числительные точно не забыл и правила перебора мотков — тоже. Мотки вязались справа налево и сверху вниз. Самый первый узелок означал место в общей «записи». Потом порядок перебора мотков стал использоваться и в таблицах.

— Вы сказали: помню? Но где вы могли? Валкалавский университет? Профессор Водуй? Кредон? Неужто этот задавака Лиивоор смог проникнуть так далеко? Фесткийские мудрецы? Или…

— Ни то, ни другое, ни третье. Даже не пытайтесь угадать, — усмехнулся оу Готор. — Возможно, когда-нибудь я вам расскажу, но это будет точно не сегодня. А пока — вот мои записи. Тут на каждом листе текст таблицы, а под ним — перевод тех символов, значение которых мне известно. Надеюсь, если вы добавите сюда и свои знания, то дальнейшая расшифровка станет достаточно простым делом. Я бы и сам взялся за эту работу, но, к сожалению, у меня много иных дел. Удачи вам, почтеннейший Йоорг.

Загадочный оу Готор сделал жест, повинуясь которому, профессор покинул залу, едва ли не кланяясь на каждом шагу.

Последовавшие за этим разговором дни, недели и месяцы могли бы, пожалуй, стать одними из счастливейших в жизни каждого достойного ученого, к числу коих почтеннейший Йоорг, несомненно, относил и себя.

Что могло быть чудеснее? В его руки попали уникальнейшие материалы, да к тому же — еще и удивительный ключ к их расшифровке.

Спустя какое-то время после того, как вышел из гостиной этих странных военных вождей, Йоорг усомнился в правдивости сказанного оу Готором. В конце концов, это ведь немыслимо, чтобы ключ к одной из величайших загадок валялся в кармане какого-то головореза подобно истершейся монетке, в то время как серьезнейшие ученые мужи всего цивилизованного мира столетиями бились в эту дверь, сумев приоткрыть ее лишь на крохотную щелку.

Поэтому когда наваждение, навеянное странной комнатой и не менее странными людьми, спало, почтеннейший Йоорг поспешил проверить выданный ему ключ, в том числе и на других «дверцах». И с некоторым почти мистическим ужасом убедился, что расшифрованные оу Готором примерно чуть больше сотни сочетаний значков не только встречаются в иных известных Йооргу текстах, но и позволяют существенно продвинуться вперед в их чтении.

Казалось бы — живи и радуйся! Пусть раскрывать кому-либо тайны загадочных таблиц ему и запрещено, но перевода других текстов этот запрет не касается. Немного работы, захватывающей и интересной, — и ему гарантирована слава человека, решившего величайшую загадку!

Но пытливому уму почтеннейшего Йоорга просто воспользоваться полученным ключом было мало. Им словно овладела какая-то привязчивая болезнь или сумасшествие — профессора вдруг обуяло желание узнать, каким образом этот ключ появился в его мире и попал в руки оу Готора.

И, как обычно это и бывает, стоило углубиться в одну загадку — и из-за нее выглянула вторая, потом третья, пока не созрела целая гроздь загадочного и необъяснимого.

И тут жизнь профессора впервые за десятки лет стала невероятно суетливой и хлопотной. Кажется, военный вождь берега никогда не сидел на месте и не слишком-то охотно шел на сотрудничество.

— Едва ли я смогу вам сказать больше, — пожал он плечами, когда на следующее утро почтеннейший Йоорг после бессонной ночи, проведенной над текстами, попытался навести его на разговор, а то и затеять научную дискуссию.

— Но даже самая ничтожная мелочь, — объяснял ученый, — может послужить ключом к неразгаданному. Вот, например, этот знак… Он встречается в тексте целых пятьдесят три раза, но я так и не смог разгадать его значение. Кажется, тут есть связь с чем-то сакральным, судя по значку «обратного неба» в правом углу… И что-то относящееся к власти… Но…

— Это не имеет значения, — хитро улыбнувшись, прервал профессора оу Готор, кажется прекрасно осведомленный о смысле этого значка (похоже, он знал еще очень многое, но не счел нужным поделиться). — Речь идет о некоем религиозном символе. Назовите его как хотите, это никак не повлияет на остальной текст.

— Но… — просто опешил от такого поворота профессор. — Это имеет просто огромное значение! Вот, например, как понять такое сочетание знаков: этот ваш религиозный символ, знак «пустота» и, если верить вашему переводу, «птица»?

— Хм… Думаю, что-то вроде «украсть», «взять незаметно», — немного подумав, ответил оу Готор. — «Птица» и «отобрать» по-аиотеекски звучали очень похоже, вот в значках и пользовались этой «птицей» в сочетании с «пустотой», что означало «утащить», «украсть», «стырить». Отобрать среди этих ребят было делом почетным и достойным. А вот украсть считалось для воина позором, поэтому своего слова для этого дела не существовало, а была целая куча иносказательных выражений. Помнится, что-то такое и с птицами было связано… Ну понимаете…

— Но позвольте, птица по-аиотеекски… — Профессор словно пропел некое слово, состоящее, кажется, сплошь из гласных звуков.

— Да нет, это вы сейчас про хищную птицу, вроде орла или ястреба, говорите. А тут имеется ввиду малая такая птичка, вроде воробья. — Готор пропел несколько другое слово.

— Впервые о таком слышу! — возмущенно заявил почтеннейший Йоорг, резко переходя на язык древнего народа.

— Даже не сомневайтесь! — улыбнувшись, ответил оу Готор на том же языке.

— Откуда вы можете это знать?

— Да уж знаю, — опять ответил по-аиотеекски оу Готор, в отличие от самого профессора не делавший пауз и не подбиравший правильные слова, словно бы имел немалую практику общения на этом давным-давно утраченном языке.

— А что еще вы тогда знаете? — из упрямства продолжил разговор на древнеаиотеекском возмущенный профессор, хотя уже и убедился в знаниях своего собеседника. — И почему скрываете это от меня?

— Да, собственно… Я просто забыл об этом, а тут вдруг вспомнилось…

— В таком случае, что еще вы можете вспомнить? — продолжал настаивать почтеннейший Йоорг.

— Вспомню — обязательно сообщу вам, — словно отмахиваясь от назойливого насекомого, ответил этот дикарь. — Располагайтесь тут и работайте. Полученные результаты запечатывайте в конверт и из рук в руки передавайте либо управляющему имением, либо трактирщику Дооду.

— Нет! — отрезал почтеннейший Йоорг, как обычно в запале забывший о почтительности к титулам и должностям. — Я поеду с вами на случай, если вы мне понадобитесь!

— Хм… Как хотите, — к удивлению профессора, не стал возражать оу Готор. — Вообще-то я думал, что тут вам будет намного спокойнее, но, коли вы так хотите, найду вам место в своем городском доме. Вот только, боюсь, таблички придется оставить здесь.

— Ладно, — кивнул почтеннейший Йоорг. — Я успел сверить образцы с копиями — вы все списали правильно!

Военный вождь берега лишь пожал плечами, словно бы ему только что и не сделали комплимента, а сказали какую-то банальность. И у профессора началась очень непростая жизнь.

Что и говорить — уважение в весьма специфичной среде ученых, а уж тем более должность профессора в столичном университете (самом лучшем из всех учебных заведений), заработать не так-то просто. Усидчивости, настойчивости и силы духа почтеннейшему Йооргу хватало.

Увы, с физическими силами дела обстояли намного хуже. Но когда перед глазами истинного мудреца предстает настоящая загадка, все преграды на пути к знаниям становятся мелкими и легко преодолимыми.

Таблицы, древние тексты — это мелочь! Мелочь по сравнению с тем, кто дал их ему.

Возможно, Йоорг был не слишком силен в знании всяких там мундиров и значков на погоне, во что его уже пару раз весьма грубо ткнули носом «дружинники» этого вождя. Но оценить беглость речи и диапазон словарного запаса он был способен, как мало кто в королевстве.

Оу Готор прекрасно говорил на языке, исчезнувшем почти более двух тысяч лет назад! И знал письмена, не употреблявшиеся уже три тысячи лет. Чутье и многолетний опыт подсказывали профессору, что главная тайна и загадка — это именно оу Готор Готор.

Когда это было нужно, почтеннейший Йоорг умел находить общий язык с самыми разными людьми. В конце концов, любой университет — это пестрая смесь всех сословий и классов. Тут на одной скамье в аудитории может сидеть и сын герцога, и сын башмачника, которому этот герцог побрезгует заказать обувь.

Да, после лекций они, скорее всего, разойдутся по разным компаниям, развлекаясь в разных кабаках и борделях. Но если ты всерьез намерен нести в мир светоч знаний, как то было завещано в уставе первого университета, если ты истинный учитель, ты найдешь подход и к благородному, и к простолюдину.

Опросить слуг по прибытии в город Фааркоон Йоорг уже успел. А вот разобраться в их россказнях, отделив правду от лжи, оказалась куда более сложной задачей. Слишком уж фантастичны и путаны были эти рассказы. Пришлось окунуться в эту проблему с головой. Едва ли не буквально.

— Боюсь вас разочаровать, почтенный Рииг, но это теперь собственность короля!

Как обычно, подходя к дверям хозяйского кабинета, профессор стал невольным свидетелем чужого разговора. Но виной тому была отнюдь не его нескромность, а звуки громкого скандала, разразившегося внутри.

— Но!.. — раздался ответный вопль, полный возмущений и тоски. — Как же так? Ведь это мой корабль!

— Пока плавал по воде — был ваш! — прорычал в ответ третий голос, в котором профессор быстро опознал другого военного вождя — оу Дарээка. — А теперь — короля!

— Судари, у меня есть бумаги, подтверждающие мое право собственности! Я этого так не оставлю. Я подам в суд!

— Ага… Можете подавать прямо сейчас. Можете даже сами выбрать судью — меня или вот его. Но его не советую — благородный оу Дарээка имеет на вас зуб еще с той истории, когда вы пытались умыкнуть верфь. Ну а моя доброта широко известна всем!

— Есть еще и Королевский суд!

— Ага — и поганый Небесный Верблюд тоже где-то есть! Вот только не знаю, до кого из них вы доберетесь раньше. Советую согласиться на обещанные десять процентов и нашего оценщика. Или потратить целое состояние на судебные разбирательства.

Спустя мгновение мимо застывшего возле дверей профессора пронеслась фигура некоего упитанного господина с красным от ярости лицом.

— Вот ведь гнида! — прокомментировал это оу Готор своему приятелю оу Дарээка. — Двенадцать лет это его нисколечко не беспокоило, а тут вдруг вздумал права предъявлять! Надо было с него еще и штраф содрать, за то, что этот «его» корабль затонул на самом фарватере, мешая другим.

— Хм… судари… — Внезапно из кабинета раздался еще один голос, причем, судя по всему, принадлежавший молодой девушке. — Я, конечно, не так хорошо знакома с законами. Но груз олидской бронзы стоит того, чтобы за него побороться. Боюсь, Рииг так просто от нее не откажется!

— Если дело и впрямь дойдет до суда, предъявим ему счет за подъем груза. Если кто-то думает, что так легко поднять несколько тысяч пудовых чушек со дна моря, желаю ему удачи. И вообще, не стоит, как говорят у меня на родине, делить шкуру неубитого медведя. За двенадцать лет там могло все так песком и илом занести, что ничего-то нам и не обломится… Профессор? Боюсь, сейчас я слишком занят, чтобы отвечать на ваши вопросы. Предлагаю поговорить вечером.

— Вы собираетесь поднимать что-то со дна моря? — спросил удивленный профессор Йоорг. — Каким образом, если не секрет?

— Вечером объясню, — устало, несмотря на довольно раннее утро, ответил оу Готор.

— Э-э-э… А могу ли я посмотреть?

— Почему бы и нет? — пожал плечами оу Готор. — Место на барже, думаю, найдется. Главное, постарайтесь никому не мешать, да и себя поберечь вам будет не лишним.

Почтеннейший Йоорг, несмотря на свой преклонный возраст, нечасто ступал на палубы разных там кораблей. Разок в далекой молодости, перебираясь из родного города в университет, и еще раз — после окончания учебы, навещая родню.

Потом, когда его послали изучать надписи в найденном на юге храме, Йооргу пришлось снова совершить морское путешествие. Но и тогда он предпочел провести время в крохотной каютке, в окружении книг, освежая в памяти особенности шрифтов первых переселенцев, чем тратить его на изучение скрипящего и переваливающегося с боку на бок судна — тесного, сырого и странно пахнущего.

Так что увы, но почтеннейшему Йооргу не дано было оценить особенностей постройки этой баржи. И он бы весьма удивился, скажи ему кто-нибудь, что сделана она была по специальному заказу и имела совершенно уникальную конструкцию.

Он немного заинтересовался особыми механизмами и сооружениями, стоящими на палубе, уж больно причудливо и невероятно они смотрелись. Впрочем, не будучи знатоком натуральной философии или механикусом, профессор едва ли мог компетентно оценить данные ему пояснения обо всех этих диковинных машинах. Тем более что никто особо и не стремился просвещать его на эту тему. Все были довольно взволнованны и потому мало обращали внимания на дополнительного пассажира, даже несмотря на его мантию учителя.

Ну да и к лучшему — это позволяло почтеннейшему Йооргу спокойно наблюдать за теми людьми, что находились в данный момент на судне.

Привычный к систематизации ум ученого сразу разбил их на три группы: моряки, в чьи обязанности входило управление судном, ныряльщики и руководство.

Первых профессор отличал в основном по написанному на лицах любопытству, их явно радовала возможность поучаствовать в чем-то сильно отличающемся от обычных будней.

Зато вторые были необычайно сосредоточенны, словно студенты перед важным экзаменом. Причем явно хорошие студенты, полагающиеся на собственные знания и опыт, а не на слепую удачу.

А вот третьи… Тут, признаться, почтеннейшему Йооргу было сложно выделить какую-то одну доминирующую эмоцию.

Оу Ренки Дарээка был взволнован, тревожен и несколько зол, как и всякий энергичный человек, вынужденный довольствоваться вторыми ролями в опасном предприятии. Все это было написано на его открытом лице яснее, чем чернилами по бумаге.

Оу Готор Готор выглядел расслабленным и полностью уверенным в себе, однако…

Иные люди, знающие профессоров лишь по пьесам площадных актеров, обычно рисуют себе этакого рассеянного лопуха, способного сосчитать звезды на небосводе, но не замечающего, как его обсчитывает торговка рыбой на базаре или как студенты крутят шашни с его красавицей-дочкой. Но, как повелось еще со времен Старой Империи, профессор — это не просто кладезь знаний, но в первую очередь — учитель, способный понять, что происходит на душе ученика, и достучаться до его чувств и разума.

Так что, несмотря на спокойный и расслабленный вид оу Готора, профессор видел признаки того, что спокойствие это явно наносное и сам военный вождь берега волнуется не меньше любого ныряльщика, которому предстоит погрузиться в морские пучины. А может, даже и больше них, потому что отвечает не только за свою, но и за чужие жизни.

Была на палубе и еще одна весьма странная особа. Та самая девица, которую в кабинете оу Готора профессору представили как Одивию Ваксай, ни много ни мало — владелицу Торгового дома, носящего ее же имя!

Поначалу почтеннейший Йоорг счел ее невестой или скорее пассией одного из вождей. Времена, конечно, уже не те, что были раньше. Но и сейчас едва ли можно представить брачный союз благородного оу и купеческой дочки. Разве что благородный оу совсем уж нищий, а родители девицы жаждут приобщиться к знати.

Девица была весьма миловидна, да и держалась с благородными особами едва ли не как ровня, подчас позволяя себе язвить и насмехаться, словно старая знакомая. Впрочем, военных вождей берега подобный стиль общения явно устраивал и был им вполне привычен. Можно сказать, что они также держались с ней как с ровней. По крайней мере, той естественной границы, что разделяет людей разных сословий, между этой странной троицей почти не было заметно.

Некоторое время профессор присматривался, пытаясь понять суть их взаимоотношений и угадать, кому из мужчин принадлежит сия особа. С оу Готором она явно была живее и раскованнее, однако профессор почему-то почти сразу отверг этот вариант. Однако чопорность оу Дарээка при явно выказываемом девице уважении едва ли могла свидетельствовать о теплых чувствах. Хотя…

Чуть позже почтеннейший Йоорг обратил внимание, что оба вождя действительно всерьез интересуются мнением девицы по самым разным вопросам, начиная с финансов и заканчивая непосредственно предстоящим им погружением. А капитан, ныряльщики и матросы подчинялись ее высказанным в весьма категоричной форме «просьбам» с не меньшим рвением, чем командам оу Готора.

А если хорошенько присмотреться… В лице самой девицы было что-то… Несмотря на явную молодость, глаза у нее были… Не сказать чтобы зрелой, но явно привыкшей самостоятельно принимать множество важных решений женщины. Глаза вдовы, ведущей хозяйство без мужа, или матери многочисленного семейства.

— Тут вот, ваши милости, — сказал капитан баржи, подходя к троице «руководства».

— Уверены? — задал явно риторический вопрос оу Готор.

— Да можете не сомневаться, ваша милость. Это всякий знает. И умудрился же тогда Игиир — капитан «Золотой камбалы» — утопить свой корабль в таком неудобном месте. Так-то бухта наша, сами знаете, весьма глубоководна, и только вот тут вроде как холм со дна растет. Раньше это только рыбаков интересовало, которые сети кидают. А как «Золотая камбала» утонула, пришлось и всем остальным место запомнить, особенно когда спустя год какое-то судно с Южных Земель брюхо себе тут в отлив пропороло. Едва успело к берегу — вон видите, аккурат за тем мысом, прибиться да на мель выброситься.

— Ладно. Дальше давай осторожненько подходи. Отправь людей, пусть на шлюпках точнее место определят, глубины промерят да буйки поставят. А мы пока будем наш колокол готовить.

Дальше закипела малопонятная профессору работа: опускание какого-то немалых размеров деревянного цилиндра под воду, который оу Готор то ли в надежде на помощь богов, то ли со свойственным ему своеобразным юмором называл именем священного атрибута всякого храма; погружение вслед за колоколом ныряльщиков; подведение каких-то трубок куда-то в пучину; перекачивание по этим трубкам воздуха здоровенными кузнечными мехами… Все это было весьма занимательно, но тренированный ум профессора сосредоточился на главном — поведении самого оу Готора.

И тут необычайно хорошим подспорьем для исследования оказался его спутник — оу Дарээка.

Вот он вел себя как истинный оу. Отдавал приказы, покрикивал на рабочих. Иногда и сам помогал тянуть какие-то веревки или перетаскивать непонятные детали, однако при этом умудрялся сохранять четкую дистанцию между собой и обычным простонародьем.

А вот оу Готор был другим. Более простым, менее заботящимся о своих авторитете и чести, в том смысле, что мог легко спросить совета у бывалого ныряльщика, пошутить с матросом или даже позволить кому-то оспорить свое мнение. Но при всем этом он явно оставался лидером, истинным вождем, чьего приказа в бою или в другой опасной ситуации будут слушаться беспрекословно.

Сейчас, когда он занимался действительно важным и серьезным делом, в его лице ясно читались признаки не только сильной воли, но и немалого ума. А еще он, похоже, обладал огромными знаниями! Несколько раз при попытке спустить этот колокол возникали разные технические заминки, о которых ранее, видимо, никто и не подумал. И, судя по выражению лиц окружающих, мгновенно принимаемые оу Готором решения явно были нестандартными, подчас вызывающими сомнение, но тем не менее всегда верными.

Был, пожалуй, еще один странноватый момент, подмеченный лишь почтеннейшим Йооргом. Оу Готор явно собирался опускаться под воду вместе с бывалыми ныряльщиками. И, судя по его уверениям, это было для него отнюдь не первый раз и плавал он довольно хорошо. Впрочем, хорошими пловцами жителей побережья не удивишь. Но вот даже бывалые ныряльщики несколько стеснялись обнажаться при Одивии Ваксай. Сначала они уходили раздеваться в какой-то сарайчик на баке, а потом торопливо прыгали в воду, явно стараясь максимально соблюсти приличия. Пока наконец сама девица благоразумно не удалилась из общества обнаженных мужчин. А вот оу Готор сбросил с себя одежду, оставшись в легких подштанниках, так просто и естественно, что никто толком и не обратил на это внимания — всех куда больше интересовали его пояснения своему приятелю, зачем ныряльщику обязательно надо брать с собой нож.

Лишь профессор подметил необычайную раскованность этого странного человека и мысленно сделал себе заметку.

День этот был полон яркого солнечного света и новых впечатлений. Захватывающе было наблюдать за работой странных механизмов и ощущать волнение за ушедших под воду и будто сгинувших там людей.

Потом последовал подводный взрыв, якобы открывший путь к трюмам «Золотой камбалы». Опять погружение, уже немного в другом месте, где хитрые лебедки подняли из воды решетку с несколькими покрытыми водорослями и ракушками брусками, в которых с большим трудом можно было опознать слитки бронзы.

А когда день начал клониться к вечеру и «водолазная баржа» вернулась к берегу, земля стала словно бы уплывать из-под ног уважаемого профессора, и к дому он шел покачиваясь, будто пьяный. А потом всю ночь перед глазами прыгало солнце на гребешках волн, в морские пучины уходили какие-то странные, похожие на морских чудовищ механизмы, и откуда-то доносились голоса людей, то что-то напряженно ожидающих, то радующихся добыче…

Давно уже почтеннейший Йоорг не спал столь сладко и не просыпался столь поздно.

Слуга, с улыбкой посмотревший на обветренное и покрасневшее от загара лицо профессора, сообщил ему, что оу Готор с оу Дарээка изволили отбыть по делам еще ранним утром. Но это нисколечко не расстроило почтеннейшего Йоорга, который начал наносить визиты, совершая «полевое исследование».

Нравы, конечно, сейчас уже отнюдь не те. В далекой и столь сладкой для сердца специалиста по забытым языкам седой древности все было иначе. К ученому человеку уже не обращаются как к великому учителю, говорящему с богами жрецу и кладезю высшей мудрости и знаний.

Современный век, набравшийся цинизма, самонадеянной наглости и дурных манер, вовсю допускает иронию, а то и насмешки над тем, кто посвятил себя наукам. Нынешние монархи больше не пишут научных трактатов, не тратят огромные средства на постройку обсерваторий и книгохранилищ или на проведение дорогостоящих и подчас абсолютно бесполезных экспериментов и не покровительствуют мудрецам, желающим постичь суть вещей, найти способ обращать свинец в золото или научиться летать.

В моде нынче практицизм, и всякий богач, жертвующий на науку хоть медный грошик, стремится уже на следующий день получить отдачу — желательно в золоте и драгоценных камнях, ну или там в разновидностях красок, новых сплавах металлов, механизмах, ткущих ткани или еще чего-то там делающих. Почтеннейший Йоорг наслушался немало жалоб на подобное отношение от своих не менее почтенных коллег.

Но тем не менее к профессору столичного университета, да еще и гостю военных вождей берега, местная публика отнеслась с немалым уважением, а порой и с любопытством. Так что искать собеседников ему не пришлось. Стоило только фигуре в профессорской мантии появиться на улице или зайти в кабачок — и весьма почтенного вида купцы сами подходили к нему, сами начинали разговор, а дальше — оставалось только направить его в правильное русло.

Спустя четыре дня почтеннейший Йоорг решил подвести итоги. Его расследование выявило, так сказать, две линии жизнеописания своих новых патронов. Первая выглядела весьма фантастично и напоминала скорее сюжет глупого романа о похождениях благородных героев, чем реальную историю жизни. И, пожалуй, профессор, считающий, что подобного рода «литература» лишь смущает умы молодежи, внушает глупые идеи и отвлекает от постижения действительно серьезных наук, с негодованием отверг бы все эти побасенки, если бы не многочисленные уверения почтенных людей, которым вроде нет смысла врать, что «все так и было, и я сам, лично, знал их тогда, когда…».

Получалось, что не так давно, каких-то пять-шесть лет назад, оба военных вождя берега, обласканные королем и купающиеся нынче в славе и богатстве, были простыми каторжниками, посланными в армию искупать свою вину кровью.

Почтеннейший Йоорг мало что понимал в современных законах и еще меньше знал о современной армии. Он даже толком не был в курсе того, с кем и почему нынче воюет его королевство, подчас рассматривая разные там слухи о победах и поражениях лишь с точки зрения настроения своих студентов. Пили ли они вчера целый вечер за победу или поражение? Будут ли изводить его сегодня «веселыми» шуточками или злобно дерзить с похмелья?

Однако сопоставив рассказы почтенных купцов с собственными воспоминаниями, профессор счел возможным допустить, что многочисленным «веселым шуточкам» своих студентов он обязан именно этой странной команде, состоящей из двух благородных оу и четырех закоренелых преступников, которую он уже неоднократно мог видеть в полном сборе.

Карьера этих людей была весьма стремительна, хотя и не сказать, чтобы легка. Многие купцы, с которыми профессор общался, и правда заявляли, что знали когда-то оу Готора простым капралом, а оу Дарээка — сержантом. И даже вели с ними какие-то хозяйственные дела, принимали в своих домах и давали возможность подработать.

И вот в результате множества необычайных подвигов и побед два бывших каторжника поднялись до небывалых высот, заняв в королевстве совершенно особенное положение. Звучало все это как истинная небывальщина, которой, однако, приходилось верить.

Но была и другая история о похождениях нынешних хозяев Фааркоона, рассказываемая обычно шепотом, с немалой осторожностью и с горящими от затаенного страха и восторга глазами. И эта история должна была показаться всякому разумному человеку истинным бредом, если бы не… А что, если все эти тайные секты, забытые храмы и кровавые жертвы и впрямь существуют, а не являются досужими домыслами бездельников и невежд?

Почтеннейший Йоорг, прочитавший немало древних текстов, никогда ни о чем подобном не слышал, а рассудок подсказывал ему, что за несколько тысяч лет слухи о любом «тайном» неизменно стали бы достоянием всех. Но откуда тогда этот загадочный оу Готор знает столько всего, о чем мудрейшие люди цивилизованного мира могут только догадываться? И откуда он вообще сам появился?

А потом вернулся хозяин дома и вызвал профессора на беседу.

— Я рад за вас, почтеннейший, — сказал он ему, поздоровавшись несколько небрежно, и как-то наспех отдал дань вежливости, осведомившись о здоровье. — У вас даже, смотрю, на щеках появился румянец. Видимо, прогулки по городской набережной пошли вам на пользу. Свежий воздух, дыхание океана и все такое… Однако, как мне доложили, вы не слишком-то много времени уделяли вашему заданию. Не то чтобы я жалуюсь или в чем-то вас упрекаю… Но, надеюсь, вы не забыли о неких древних табличках?

— Основной текст я уже перевел, — не слишком довольный поднятой темой, ответил профессор. — Но в иных местах еще остались неразгаданные значки и даже целые группы значков. К тому же некоторые отрывки могут иметь различные толкования. Расшифровать их с лету не удалось, эта работа может занять годы. Так что я решил, что сначала стоит обсудить их с вами, может, вы опять что-нибудь «вспомните».

Правду сказать, работа была еще весьма далека от завершения. Пока все, что у почтеннейшего Йоорга было сделано еще пару месяцев назад, он сам бы признал не более чем черновой обработкой материала и подготовкой к действительно серьезному исследованию. Но… Но сейчас его главным предметом изучения были отнюдь не таблички, а настоящая загадка — человек, который их ему дал. И у профессора имелись все основания считать, что, как только он выполнит порученную работу, «загадка» пойдет своей дорогой, а его самого отправят обратно в университет. Так что имело смысл серьезно потянуть время и не спешить отдавать полученные результаты.

Ну а проверок он не боялся. Он и сам в свое время был студентом, а уж сколько студентов прошло через его руки — и сосчитать невозможно. Так что все оправдания и отмазки он знал наизусть и успешно надеялся применить их против оу Готора, которого он, благодаря корпоративной спеси, все-таки подсознательно считал бестолковым громилой-воякой, пусть и отлично обученным и много знающим.

— Хорошо, — сказал оу Готор. — Тогда, может быть, посмотрим на результаты?

— Как скажете, — пожал плечами Йоорг. — Хотя я, конечно, предпочел бы сначала привести материалы в порядок, оформить, так сказать, сделав более понятными и наглядными.

— Ничего, я и так соображу, — не купился на эту банальную уловку оу Готор.

— Хотите, чтобы я принес сюда, или пойдем в мой кабинет?

В кабинете оу Готор, с сомнением посмотрев на вываленную перед ним кипу бумаг с какими-то зарисовками, обрывками текстов, схем и таблиц, даже не стал пытаться разбираться в этой груде мусора, на что профессор искренне надеялся, думая окончательно его запутать, завалив грудой мелких подробностей, а просто попросил:

— Перескажите своими словами.

— Тут говорится о каком-то вожде племени (название как-то связанно с холмами или возвышенностями), — начал почтеннейший Йоорг. — Он пытался вернуть своему народу некий, как вы его называете, «религиозный символ», похищенный чужаками из-за моря. Он гнался за ними по степи, настиг, но был предательски убит, вероятно, колдовством или еще как-то весьма необычно — буквально, «взят живым за Кромку», да так, что это очень сильно устрашило всех остальных. И чужаки смогли без помех увезти «религиозный символ» к себе за море. Однако соратники того вождя, поняв, что из-за колдовства не смогут противостоять чужакам в честном бою, решили тайно последовать за ними на другой берег моря и осесть там под видом простых переселенцев, лелея надежду вернуть утраченное. Дальше там, кажется, говорится о том, как они несколько раз пытались отвоевать реликвию, но так и не смогли, потому что злой колдун чужаков был очень сильным и призвал злых демонов охранять этот самый «религиозный символ», так что всякий, кто хотя бы просто приближался к нему, убегал в страхе. К большому сожалению, значительная часть табличек, относящихся к этой части текста, безнадежно утрачена. Вы сами видели: четыре из них — это просто крошево, две — фактически нечитаемы, а еще четыре — сильно повреждены, и разобрать на них можно только отдельные фрагменты текста. Так что подробнее сказать о попытках забрать «символ» я не могу. Последние три таблички рассказывают, что прошло немало лет, но истинные владельцы «символа» продолжали свои попытки. Они даже смогли внедрить одного из своих людей в ученики к этому колдуну. И тот якобы самолично видел, что злой колдун на закате своей жизни, понимая, что больше не сможет уберечь свое сокровище от истинных владельцев, подменил его, оставив в храме лишь копию. А сам «символ» увез с самыми доверенными учениками и где-то спрятал. Где именно — неизвестно. Однако отсутствовал он ровно двенадцать дней.

— Двенадцать дней, говорите? — Оу Готор явно пришел в восторг от этого известия. — Хм… А ведь это действительно здорово! А какие-нибудь еще подробности? В какую сторону он направлялся? Шел пешком, плыл на лодке или ехал на верблюдах?

— Я же сказал… — пожал плечами профессор. — Текст очень сильно поврежден, да еще и именно ближе к концу встречается очень много неразгаданных пока значков. Необходимо сравнить тексты табличек с другими известными нам надписями, что, возможно, позволит расшифровать больше. Думаю, после того как я восполню пробелы, смогу сообщить и новые подробности. Однако сейчас это все, что есть. И кстати, число двенадцать для адептов Первого Храма, создавших эти письмена, было священным. Так что не факт, что тут, в тексте, указано точное количество дней, а не допущена некая поэтическая вольность.

— Хм… — помолчал немного оу Готор прежде чем задать новый вопрос. — И что, почтеннейший Йоорг, вы сами обо всем этом думаете?

— Боюсь, я знаю слишком мало и потому сильно рискую попасть впросак, — ответил профессор, подбирая слова. — Многие неопытные исследователи склонны поддаваться искушению и видеть в попавших им в руки предметах или документах прямое указание на некие хорошо известные, описанные в легендах события. Но, как доказал еще мудрейший Виитеек, это очень опасное заблуждение. «Подобно упавшей на глаза болезни, оно заставляет тебя замечать лишь желаемое, но не видеть всей правды». Поэтому я буду очень осторожен и лишь предположу, что разговор идет о временах первых путешествий через Срединное море. Пал Первый Храм, и на Южных Землях начался подлинный хаос. Там тогда возникало много всяких странных религий, подчас существовавших не более жизни одного поколения, а то и меньше — несколько лет. Люди были объяты настоящим безумием и творили подчас очень странные, с нашей точки зрения, вещи. Так что в том, что целый народ эмигрировал на другой континент только в надежде вернуть себе захваченную святыню, нет ничего удивительного. Тем более тогда у людей и так имелось немало поводов для переселения — Великая Засуха была в самом разгаре и на северном побережье Южных Земель начался сильный голод. Зато на другой стороне моря зарождающаяся цивилизация Союза Народов как раз набирала силу и охотно пускала на свои земли разных чужаков. Благо земель этих у них было много.

— Еще какие-нибудь подробности, ассоциации, предположения?

— Уважаемый оу Готор, — осторожно начал профессор, — я, кажется, понимаю, к чему вы пытаетесь меня подвести, но уверяю вас — это заблуждение! С виду кажется, что все сходится — Великий Амулет из Первого Храма, похищенный чужаками из-за моря, увезенный на Северные Земли и хранимый в некоем храме злым колдуном Манаун’даком, а потом бесследно пропавший. Как вы видите, искушение отдать предпочтение этой версии не минуло и меня. Однако заверяю вас, что это весьма распространенный сюжет древних мифов. Я с ходу могу назвать вам с полсотни подобных же легенд, в которых, стоит только убрать имена героев, вы узнаете то же самое похищение Амулета в разных вариантах.

— А если я вам скажу, что у меня есть дополнительные сведения, доказывающие, что в этих табличках описаны именно те самые события — первое путешествие через море, похищение Амулета и так далее, как рассказывается в легендах?

— Я отвечу вам, благородный оу Готор, что причисляю себя к тому направлению ученых, которые считают, что Манаун’дак, как, впрочем, и его брат Лга’нхи, а также мифический народ ирокезов, есть не более чем народная выдумка. Несомненно, что-то такое было. Великие воины или там сильные жрецы. Образы многих слились в один, обросли небылицами и невероятными подробностями. Так и появился миф о двух братьях, один из которых был воином и царем, а другой — хитромудрым жрецом. Якобы эти двое и их сестра Осакат заложили город Мооскаа, вокруг которого потом и выросла Старая Империя. Вынужден вас разочаровать, но и сюжет «два брата и сестра закладывают город» тоже вовсе не нов. Чаще используют только сюжет про «город на семи холмах». Такое даже почему-то про Старую Мооскаа говорят, несмотря на то что расположена она в степи и особо выдающихся холмов там вообще нет. А если принимать за холм каждую торчащую из земли кочку, так их можно насчитать сотни! Однако, согласитесь, выражение: «Мооскаа — город на семи холмах» стало заезженным штампом! Причем заезженным, кажется, еще в первую сотню лет существования этого города. Если вы и правда столь интересуетесь событиями древних эпох, вы наверняка неоднократно встречали его в древних трактатах!

Профессор с победным видом посмотрел на оу Готора, немного, совсем чуть-чуть мечтая увидеть растерянность на его лице и смятение пред истинной ученостью. Однако увидел, что тот едва сдерживает смех.

— Простите, почтеннейший Йоорг, — сказал он, продолжая улыбаться и поглядывая на профессора так, что тому невольно захотелось приподняться и проверить, не подложили ли ему на сиденье стула бумажный пакетик с краской — у студентов иногда возникают подобные мысли. — Но боюсь, что вы, вероятно и не совсем, но все-таки не правы. Увы, но Манаун’дак и его брат Лга’нхи, а вполне возможно, что и их сестра Осакат, реально существовали. Не удивлюсь, если им и правда приписали подвиги иных героев, но это не делает их менее реальными.

— И какие доказательства вы можете привести в подтверждение своих слов? — почему-то обиженным тоном спросил профессор.

— Боюсь, что сейчас — никаких. Но вот когда я узнаю вас получше и стану больше доверять, возможно, расскажу кое-что. Пока же, полагаю, вам стоит продолжить вашу работу с таблицами. А если в свободное время вы еще и сделаете подборку материалов о Старой Мооскаа, Амулете и упомянутых мной персонажах… Возможно, это сильно приблизит время откровенного разговора.

(обратно)

Глава 6

Лето было уже на исходе, и до сезона бурь оставалось не больше месяца. Хотя погода начнет портиться намного раньше, но еще примерно месяц выход в море не будет казаться самоубийством.

— Вон, кажется, это тот самый мыс, — глядя из-под ладони, сказал Ренки. — Двойная вершина точно такая, как описывал адмирал оу Ниидшаа.

— Ну это ты у нас тут старый морской волк, — иронично улыбаясь, ответил Готор. — Так что поверю тебе на слово.

Старый не старый, однако повод гордиться собой у военного вождя берега оу Ренки Дарээка определенно был. Экзамен на третьего помощника капитана торгового судна был сдан. Причем сдан именно так, как и должно, — уверенно, без всяких запинок и сомнений. И это ни много ни мало означало, что, случись сейчас погибнуть всем офицерам корабля, включая капитана, он, Ренки, сможет привести судно в гавань.

И не надо думать, что, если остров Литруга был всего в полутора тысячах верст от Западных Земель и лежал как раз между ними и Южными Землями, это как-то упрощало задачу. Великий Мост (частью которого являлся и архипелаг Литруга), раскинувшийся на тысячи верст с юга на север и с запада на восток, не зря воспевался во многих матросских песнях как опасное, а то и проклятое место.

Тысячи островов — огромные, величиной с целое царство, и настолько крохотные, что появлялись только в момент отлива… Целый мир, с древнейших времен привлекавший то людей, пытающихся укрыться от врагов, то искателей приключений и легкой добычи.

Иные островитяне жили довольно спокойной жизнью — ловили рыбу, копались в своих маленьких огородиках, выращивали гове, сахарный тростник или иные экзотические растения. Те, кому повезло поселиться на путях торговых караванов, неплохо зарабатывали ремонтом кораблей и продажей свежей, сушеной или копченой рыбы экипажам, а также сопровождением судов через коварные места, полные рифов и мелей.

Но были на ВеликомМосту и такие уголочки-закоулочки, чьи обитатели не могли (а подчас и не стремились) заработать на жизнь честным путем.

Так уж повелось на протяжении многих тысяч лет, что стоило только морским державам чуть ослабить хватку, и из этих заливчиков, бухточек и проливчиков начинали выходить малые лодки или большие корабли охотников за деньгами, товарами и жизнями торговцев, что превращало эти просто опасные края в смертельно опасные.

И когда эта опасность становилась невыносимой, раз-два в столетие острова подвергали воздействию очистительного пламени — ядра рвали прибрежный желтый песок и зеленую плоть джунглей, высадившийся десант сжигали строения, а главное — лодки и корабли пиратов, все, что хотя бы с трудом могли держаться на воде.

Но и пираты, зная, что пощады не будет, дрались отчаянно. В иные времена острова типа Литруги превращались в настоящие крепости, против которых приходилось посылать целые флоты, и победа редко давалась легко. А потом в ярости матросы крушили все, до его могли дотянуться: посевы на полях, скотину на выпасах, сарайчики на берегу, и даже несколько раз пытались поджечь джунгли. Лишь бы уничтожить базу проклятых пиратов, оставить их подыхать на островах от голода и холода…

Но проходил десяток-другой лет, и, подобно тому, как мыши заводятся от грязи^[75], эти острова порождали новую поросль морских разбойников.

— И все-таки признаюсь вам, благородный оу Готор, мне это не слишком-то нравится, — который уже раз со вздохом сказал капитан.

— Вполне вас понимаю, благородный оу Маб, — усмехнувшись, ответил оу Готор. — Это не идеальное решение, но можете ли вы предложить что-то лучшее?

Старый морской бродяга опять тяжело вздохнул, но промолчал. Несмотря на полученную после экспедиции на Тинд приставку «оу» к фамилии, благородным он себя не слишком-то ощущал и потому спорить со столь важной особой, как военный вождь берега, старался, соблюдая максимальную осторожность. Хотя на душе накопилось немало весьма нелестных слов и обо всей этой затее, и о том, как в нее втянули его, капитана Маба! Оу Маба…

Из-за этого «оу» все и произошло. Раньше-то он, оказывается, был вольной птицей! Хоть и стреноженной с ног до головы законами, сословными правилами да налоговыми сборами с каждого чиха. И — чего уж там от себя таиться? — бывало, грешным делом, смотрел на благородных да завидовал их положению, особенно свободе от большинства налогов.

«Ну подумаешь, служба, — рассуждал он тогда. — Что на военном корабле, что на торговом судне дисциплина да обычаи не больно-то различаются. Везде „матушка“ (как прозвали матросы боцманскую плеть) спины ласкает да уму-разуму учит. Везде вахта по часам, хоть в ураган, хоть в пекло. Везде капитан — царь и бог, безраздельно властвующий над жизнью и смертью подчиненных… Да и опасностей еще неизвестно где больше. У вояк-то сражения не каждый год бывают. А торгаш постоянно под угрозой ходит, хоть пушечек-то у него на борту поменьше будет. Опять же у вояк корабли иной раз у пристани месяцами стоят, приказа ожидаючи, в то время как торговцу стоять никак нельзя — одни убытки от этого. И приходится на свой страх и риск выходить в море навстречу штормам и пиратам. Так с какой стати я, капитан Маб, должен отдавать королю чуть ли не половину кровно заработанного? А какой-нибудь капитан оу Шмаб, дай боги, десятую часть, да и то не с основных, а с разных там „побочных“ доходов?»

А вот после Тинда… Как только схлынула волна празднеств да поздравлений, «благородный оу Маб» и ощутил разницу.

Нет, в принципе никто не запрещал ему продолжать служить на «торговце». Просто сразу объяснили, что имеют право, «как благородного человека и слугу короля», выдернуть его в любой момент с одного мостика и поставить на другой. И поскольку он, оу Маб, человек дельный и доказавший свою немалую полезность, лучше бы ему к другим кораблям, кроме как к тем, что под королевским стягом ходят, даже и не приглядываться. Адмирал оу Ниидшаа ему это прямо сказал.

Год его на своем «Морском гусе» держал. От третьего помощника до капитана корабля довел, заставив все экзамены сдавать, будто мичмана сопливого. Все на какие-то «серьезные дела» намекал, которые потом делать будут. И на тебе — словно в отхожее место башкой окунули.

Нет, он, Маб, никогда особо-то паинькой не был. А уж по части контрабанды ему вообще равных мало было. От тооредаанских берегов и до островов Фесткия таможенники скрипели зубами, заслышав его имя. Но вот к пиратам у Маба душа точно не лежала. А вернее, ненавидел он их лютой ненавистью.

Сколько раз убегал от этих тварей, скрывая от самого себя предательскую дрожь и слабость во всем теле. Четырежды едва отбился. А однажды — не смог. Раненый, в вонючем трюме больше месяца на цепи сидел, выбирая между смертью и рабской жизнью, и кабы не невиданная удача в лице тогда еще молоденького капитана оу Ниидшаа, взявшего тех пиратов на абордаж, не было бы сейчас никакого капитана оу Маба.

И вот — предложение помочь «организовать» очередное пиратское гнездо… И вроде ведь все разумно, все-то ему разъяснили, все-то по полочкам разложили. А вот не лежала у него к этому душа, хоть ты тресни!

— Дык волков-то возле дома прикармливать зачем? — наконец оформил он свои сомнения в более-менее удобоваримую форму.

— Ну во-первых, слышали ли вы такое выражение: «Если не можешь запретить, надо возглавить»? А во-вторых, почему после того как адмирал оу Ниидшаа в последний раз разнес тут все в щепки, Тооредаан не включил эти острова в свои владения? — спросил оу Готор.

— Дык… Ясное дело, — ответил на это оу Маб. — Кредонцы бы такое не стерпели и на нас бы войной пошли. А нам тогда этого не надо было. Да ведь тока и теперь, — немного прикинув современный расклад политических сил, добавил он. — Они этого дела так не оставят. Приплывут большим флотом и разгромят тут все!

— Вот и чудненько! — довольно кивнул оу Готор. — Это отвлечет их от целей на побережье Тооредаана. Да к тому же на нашей стороне будут и местные воевать. Адмирал рассказывал, как непросто ему в прошлый раз пришлось, а мы тут с собой еще кое-что прихватили…

— Хм… Вы еще с этими местными сперва договоритесь, — усмехнулся оу Маб. — У них небось еще после прошлой порки задницы вовсю ноют.

— Теперь я понимаю, почему эту гавань зовут Улиткой, — задумчиво сказал Ренки. — Будто и впрямь в ее раковину забираемся…

— А ты посмотри еще на эти скалы! — довольно лыбясь, ответил Готор. — Кажется, тут и пушек не надо. Можно просто бросать с них камни на палубы кораблей.

Да, бухта главного острова архипелага действительно чем-то напоминала панцирь улитки, и, чтобы войти в нее, приходилось делать почти полный полукруг по своеобразному коридору из скал и рифов. А в довершение почти у самого входа в бухту стояли две высоченные скалы, настолько сужающие проход, что и правда казалось, будто можно перекинуть камень с одной вершины на другую.

И пусть это была лишь иллюзия — даже пуля из длинноствольного егерского мушкета едва ли перелетела бы с первой скалы на вторую, — приводить сюда целый флот под огнем противника было бы смертельно опасной затеей.

Но сейчас форты, некогда прикрывавшие этот коридор, были взорваны, а пушки забрали себе победители. Так что пожелай кто-то из литругцев помешать трем кораблям под странными флагами, им и правда пришлось бы бросать камни.

Но таковых безумцев не нашлось, и суда вошли в довольно просторную, а главное — хорошо закрытую от ураганов и штормов гавань и бросили якоря в нескольких сотнях саженей от берега.

— Глубины позволяют подойти ближе, — пояснил свои действия оу Маб, бывший неформальным адмиралом эскадры. — Но я этим ребятам не слишком-то доверяю. Так что лучше держать между ними и нами дистанцию, и желательно — хорошо простреливаемую. Вон они как на берег-то высыпали. Облизываются небось, сволочи, на такую-то добычу… Может, порты открыть, показать, что у нас клыков поболее, чем у них, будет?

— Не стоит, — успокаивающе положив ладонь на руку не на шутку разволновавшегося капитана, ответил оу Готор. — Лучше велите спустить ялик.

— Может, лучше две шлюпки? Тут до берега недалеко, можно четыре дюжины матросов с мушкетами переправить.

— Нет, спасибо. Пойдем мы шестеро, ну и гребцы в лодке. В конце-то концов они ведь не полные безумцы и понимают, что сотворят с поселком ваши пушки, если с нами что-нибудь случится.

Да, Ренки совсем не так представлял себе пиратов. Никаких тебе ярких живописных лохмотьев и блестящего оружия. Никаких свирепых взглядов и этакой бравады в глазах. Скорее даже наоборот — простые фааркоонские рыбаки на фоне этих тощих оборвышей смотрелись бы настоящими щеголями и задирами. Из оружия — обычные матросские ножи на поясах, а взгляды хоть и исподлобья, но не свирепые, а скорее настороженные и даже слегка испуганные.

— Приветствую вас… э-э-э… милейшие, — с видом настоящего гранда (Ренки почему-то думал, что он будет изображать каторжника) обратился к ним оу Готор. — Чудесный сегодня денек! Не находите?

Ответом ему было молчание. Литругцы переглядывались между собой, словно бы выбирая вожака для переговоров.

— Вам виднее, сударь, — принял наконец на себя эти полномочия один из толпы, седой, но еще довольно крепкий мужчина. — Уж простите, но не признали ваших флагов…

— Ну как же… — даже как будто растерялся оу Готор. — Вон то, черное, с головой красного вепря — это древний стяг рода оу Дарээка. Точнее, военного вождя берега оу Дарээка, владетеля Северного Фааркоона. А бело-сине-красный стяг — это мой, оу Готора, военного вождя берега, владетеля Южного Фааркоона.

— Большая, должно быть, земля этот Фааркоон, — подпустив в голос немного иронии, ответил седой. — Коли целых два его владетеля стоят рядом и до сих пор не передрались! Даже странно, что раньше про него ничего не слышал… Издалека ли будете, благородные оу?

— Да нет, милейший. Отсюда на запад и еще верст четыреста на север. Королевство Тооредаан. Надеюсь, слышали про такое?

По толпе пронесся ропот, а лицо седого перекосила отчасти злобная, отчасти печальная улыбка. Однако когда он заговорил, его голос звучал довольно спокойно:

— Имели такое удовольствие. И что на сей раз понадобилось тооредаанцам на нашем острове?

— Милейш… Сударь, — поправился оу Готор. — По вашему разговору я понимаю, что говорю не с простым рыбаком, и потому буду обращаться к вам так. И коли вы хотите соответствовать данному обращению, надеюсь, вам хватит любезности назвать свое имя?

— Дгай. Капитан Дгай. Или, если хотите, бывший капитан Дгай, чья нога уже больше десяти лет не топтала палубы, потому что предыдущие гости из Тооредаана сожгли его корабль.

— Ну поскольку я сильно сомневаюсь, что это была рыболовная шхуна или купеческий корабль, извиняться за это я не стану. Однако, сударь, полагаю, наш дальнейший разговор будет лучше вести под какой-нибудь крышей и за бутылочкой вина. Осень — а солнышко-то печет немилосердно!

— Предоставить крышу я вам смогу, — усмехнулся Дгай. — А вот вина наш остров не видывал уже давно…

— Я это предчувствовал, — парировал оу Готор, делая знак матросам, оставшимся в ялике.

— Рыбу ловить? — горько усмехнулся Дгай, разливая по бокалам уже третью бутылку. — Видно, не обходили вы наш островок кругом, сударь. Там дальше — сплошные скалы, буруны да течения. Прибой такой, что даже бревна в щепки разносит, а уж стоит лодочке выйти… Раньше-то это нам всегда защитой служило, можно было за спину не оглядываться, вражеского десанта ожидаючи. А теперь… Только вот в бухте нашей и можем рыбку половить да всякую дрянь морскую со дна подымать, так что живем мы тут по большей части впроголодь. Там вон, изволите видеть, скалы сплошные. Огородик-поле, конечно, можно разбить. Только налетит ураган да все соленой водой зальет. И сиди без урожая. Оттого-то мы издревле морским промыслом и занимаемся. А нас за это бьют нещадно! Последний раз особенно досталось. Спаслись тока бабы да детки малые и те, кто, вовремя поняв, что битва проиграна, сумели за ними в скалы сбежать. В скалы-то ваши сунуться не посмели. Зато тут, на берегу, все в мелкие щепы разнесли. От корабля до малой лодочки. От фортов на берегу до распоследнего нужника!

— А почему бы вам не быть просто моряками? — слегка запальчиво спросил Ренки. Пусть Готор и просил его быть сдержанным, но постоянные жалобы на «злодейства» тооредаанских моряков ему уже изрядно надоели. — Могли бы зарабатывать свой кусок хлеба честно!

— Заработать-то тот кусок можно. А как его семье переправить? Сами небось видели — в наши края без лишней надобности никто не пойдет. Либо с севера, либо с запада по чистой воде обходят. У меня сейчас два сына где-то там. — Дгай кивнул головой в сторону моря. — На кораблях ходят, коли живы еще. Может, они там в золоте купаются, да только ваши корабли тут первые за три года, и нам тем золотом брюхо не набить.

— А что другие острова? — поинтересовался оу Готор.

— Да… — махнул рукой Дгай. — Где лучше, где хуже, а в основном — так же. Там, где лучше, и без нас народу хватает, а где похуже, нас тем более не ждут. Так, судари, и мыкаемся.

— Значит, снова в море выйти не откажетесь? — усмехнулся оу Готор.

— Смотря зачем, — осторожно ответил Дгай. — Или вам и впрямь матросы нужны?

— Угу… Те, кто и с парусами, и с мушкетом, и с тесаком или протазаном обращаться умеет.

— Ага… То-то я гляжу…

— На что?

— Да как вы на берегу вшестером стояли… Ох, не армейские это, уж извините, сударь, повадки! Да и щас вон как сидите. Спины друг дружке прикрываете да на все стороны зыркаете. Разбойничьи у вас, уж извините, сударь, повадки.

— Все мы иногда, знаете ли… Лично я этим не особо горжусь, но приходилось мне и на каторге бывать… И не только мне. Но теперь все будет законно. Тооредаан воюет, так что это будет не пиратство, а вполне честная и благородная война с каперской грамотой от самого короля в кармане. Так что для тех, кто поумнее, эта война еще и выгодной может стать!

— И с кем, позвольте спросить, воюете? — усмехнувшись, поинтересовался Дгай.

— В основном с Кредоном, — честно ответил Готор.

— С Кредоном? — поперхнулся Дгай. — Мы даже когда в силе были, предпочитали с ним не связываться! Уж коли вы нас тогда раздолбили, то Кредон тут камня на камне не оставит! И никакая королевская грамота нас не защитит!

— А пушки защитят! — с нажимом ответил оу Готор. — Там, в бухте, один из кораблей под завязку забит продовольствием — вашим бабам да детишкам на год хватит. А во втором — пушки. Да не те, что у вас тогда были, столетней давности. А новейшие, прямиком с королевского литейного двора. И к ним — изрядный запас пороха и ядер, от любого флота отбиться можно. Так что выбирайте — либо снова с голодным брюхом на горизонт глядеть, либо заслужить право на сытую жизнь с оружием в руках.

— К тому же, сударь, — самодовольно добавил Ренки, — Кредон нынче не так уж и силен. Про Тинд слышали? Нет больше Тинда, одни развалины!

— Один корабль, значит, продовольствием набили. А второй — пушками да припасами к ним, — задумчиво пробормотал Дгай, словно бы проигнорировав похвальбу Ренки. — Я так понимаю, сударь, что неспроста так вышло?

— Естественно, — кивнул Готор. — Я побеседовал со знающими людьми.

— А на третьем кораблике что?

— Пока еще просторные кубрики, ждущие, кто бы их заполнил… И такие же трюмы.

Конечно, переговоры на этом не закончились. Были еще и беседы с авторитетными «капитанами», и mitingi, на которых Готор произносил речи перед толпами жителей, и раздача «подарков» в виде мешков с зерном, и даже участие в организованных островитянами танцах и пьянках. Жуткая отрыжка после местной тростниковой самогонки долго еще потом мучила благородных вождей берега, но, кажется, местные ею особенно гордились.

Прошло не меньше трех недель, прежде чем худо-бедно удалось убедить жителей Большого и окрестных островов в том, что тооредаанским чужакам можно доверять, и выбить из них согласие начать строительство фортов.

Да и самим чужакам понадобилось время, чтобы хоть немного привыкнуть к литругской голытьбе и не держать круглосуточно на палубах судов по капральству с заряженными мушкетами. Впрочем, для этого были и иные причины.

Потом пришел сезон бурь, и о «рейдах» можно было смело забыть. Только те, кому это действительно отчаянно необходимо, осмелились бы выйти в это время в море. Но шанс отыскать таковых был равен нулю. А уж брать чужой корабль на абордаж среди волн, поднимающихся едва ли не выше верхушек мачт, не пришло бы в голову даже писателям новомодных романов, чья буйная фантазия, как известно, весьма слабо дружит с реальностью и здравым смыслом.

Зато это время отлично подходило для того, чтобы оценить защищенность бухты Улитка от жутких ветров и добавить ей этой самой защищенности, но на сей раз — от вражеского нападения.

В паре мест, выбранных оу Готором, начали возводить форты (по его же чертежам). Причем один из этих фортов строился на месте прежнего, а другой — на совершенно новом. Готор довольно подробно объяснил, почему его надо строить именно тут. Даже показывал какие-то схемы и говорил кучу научных слов вроде sektor obstrela и других, звучавших не менее убедительно. Однако как-то, оставшись с Ренки с глазу на глаз, выдал нечто другое:

— Место там неудобное. В смысле по части защиты тылов. В фортах будет стоять наш гарнизон, и я хочу, чтобы он имел возможность держать под обстрелом как море, так и берег у себя за спиной.

Работа шла довольно споро, местные вкалывали от всей души — благо за один рабочий день их кормили дважды. Причем порции выдавали такие, что хватало и семьям. Из-за этого на месте строительства постоянно толклась толпа женщин и детей, которым можно было поручить какие-нибудь необременительные дела вроде подтаскивания мелких камней, песка или уборки территории.

Ураганы свирепствовали примерно пару месяцев. За это время форты в основном были построены. А главное — возведены казармы, в которые и переселилась часть солдат. И тут-то литругцев ждал первый сюрприз, который они вряд ли восприняли как приятный.

Когда Готор говорил о пустых кубриках, он немножко лукавил. Незачем было тогда жителям острова знать о почти полном батальоне отлично выученных гренадеров-егерей, прячущихся в кубриках и трюмах приплывших кораблей.

Сидели они очень тихо. Не сходили на берег и не появлялись на палубах в дневное время. Зато все лодки, пытавшиеся подплыть к эскадре хоть днем, хоть ночью, отгонялись мушкетными залпами, о чем оу Готор заранее предупредил местных. Тогда, кажется, им даже немного польстило, что их настолько опасаются, и они порой посмеивались над чужаками. А вот потом…

Все эти меры, как оказалось, были приняты не зря. Когда солдаты высадились на берег и литругцы вдруг сообразили, что строили казармы отнюдь не для себя, а значит, и форты будут контролировать не они, а пришлые чужаки, было уже поздно.

А когда эти чужаки свезли на берег помимо десятка крупных морских пушек еще и два десятка пушек малого калибра, которые немедленно установили на противоположные от моря стены форта (а куда их еще было ставить? По целям на море стрелять из таких — нет смысла. А вот картечью по пляжу или ядрами по поселку…), вот тут, наверное, у многих литругцев пробежал холодок по спине.

Но было уже поздно — вся гавань и прибрежные постройки находились в зоне обстрела, а занявшие казармы солдаты выглядели бывалыми вояками, связываться с которыми лишний раз не хотелось.

— Заверяю вас: все сделанное служит исключительно целям дружбы и взаимопонимания, — заявил оу Готор пожаловавшей к нему делегации «капитанов». — Не мне вам объяснять: ничто так не предохраняет от резких движений и глупых мыслей, как нацеленный в лоб пистолет. Я, конечно, ни в чем таком вас не подозреваю, — с иронией глядя на заметно занервничавших «капитанов», сообщил он. — Но на тот случай, если набранным нами в экипажи «матросам» вдруг придет в голову такая глупость, как захватить наши корабли и поработать на себя, думаю, мысль о пушках, наведенных на дома их родных, остудит горячие головы… Ну а наши солдаты тут, на берегу, послужат своеобразными заложниками и станут для вас гарантией, что мы тоже будем вести себя честно.

— Полк солдат в заложниках у толпы баб и детей? — невесело усмехнувшись, переспросил «капитан» Дгай. — Как-то это сомнительно…

— Во-первых, не полк, а всего один батальон, — так же усмехнувшись, ответил оу Готор. — Хотя действительно каждый из этих парней стоит двух-трех обычных солдат, а батальон — и против трех полков сдюжит. Не верите мне — спросите у кредонцев. А во-вторых, этим парням ведь тоже не хочется сидеть все время в осаде и ходить, оглядываясь через плечо. Так что мир и честные отношения — в наших взаимных интересах. Тем более запасы еды будут храниться именно в фортах.

А потом пришла очередь литругцев удивлять своих новых «друзей». Когда начали набирать первые экипажи, вчерашние оборванцы пришли вооруженные до зубов. Причем оружие было не самого худшего вида. Если не сказать преотличнейшее.

Дико было видеть босоногого бродягу в лохмотьях с парой колесцовых пистолетов, заткнутых за пояс, и шпагой, чьи эфес и ножны, украшенные золотом, явно дисгармонировали с усеянными заплатками парусиновыми штанами.

А еще многочисленные кинжалы, абордажные сабли, пики и протазаны, мушкеты и даже один фальконет, весьма естественно расположившийся на плече у здоровенного верзилы.

— Надеюсь, судари, — увидев это великолепие, сразу поинтересовался у военных вождей капитан оу Маб, — вы не позволите этой шантрапе подняться на борт со своим оружием? Иначе это, уж извините, не вписывается ни в какие нормы здравого смысла!

«Капитаны» долго препирались, утверждая, что таков их обычай и не для того они это оружие хранили, даже когда их дети с голоду пухли, чтобы теперь…

После долгих споров пришли к компромиссу. Пираты оставляют свое оружие, однако запирают в арсенале все, что длиннее и опаснее матросского ножа, и могут получить его только перед абордажем.

Увы, но и дальше проблем не стало меньше. Все-таки правила жизни торгового флота и пиратской вольницы существенно отличались.

По части умения управляться с парусами, стоять за штурвалом и по знанию прочих премудростей морского искусства ни тооредаанцы, ни литругцы друг другу не уступали. Даже необходимость дисциплины и те и другие понимали, только вот слегка по-разному.

Если у торговцев капитан был ставленником высших сил — владельцев и его приказы в любое время дня и ночи исполнялись беспрекословно, а посмевшим усомниться в этом приходилось «беседовать» с плетью, то у пиратов это скорее был вожак шайки, и ему все время приходилось вести тонкую политическую игру, то пугая своей, подчас бессмысленной, жестокостью, то удивляя разумностью, а то и подмазываясь к команде подарками и уступками. Так что боцманская плеть была на пиратских кораблях редкой гостьей. Зато смертная казнь были весьма распространенным явлением.

В бою или во время управления судном пираты слушались своих командиров безоговорочно. Но вот во всем остальном сплошь и рядом норовили скандалить и предъявлять права. На иных кораблях даже мытье палубы не обходилось без криков.

Пришлось обламывать. Одного из «капитанов», попытавшегося на должности второго помощника подмять под себя «чужаков», оу Дарээка вызвал на поединок и прикончил буквально за пару секунд, хотя тот и считался большим мастером фехтования.

Возмутившихся было этим дружков убитого остальные члены «великолепной шестерки» отделали голыми руками и повыбрасывали за борт все еще стоявшего в гавани корабля. Двое утонули, остальные образумились. Грубую силу местные ребята понимали правильно и уважали.

И вот наконец снова открытое море… Еще немного нервное после сезона ураганов, пугающее внезапно налетевшими шквалами и переменчивыми ветрами.

«Капитан» Дгай, ныне — второй помощник на «Ястребе», флагмане эскадры — показал кое-что из арсенала пиратских хитростей, так ловко проведя «литругский флот» меж островов и архипелагов Великого Моста, что даже старый контрабандист оу Маб вынужден был признать, что впервые услышал про парочку проливов, а о течении, на котором «прокатились» корабли, даже и не подозревал.

Но в конечном итоге вышли они к одному из самых любимых всеми пиратами земли месту — проливу меж Западным океаном и Срединным морем. Чуть ли не все пути с запада на восток и с севера на юг сходились в этой точке. Оставалось только выбрать добычу, такую, чтобы была по зубам и могла порадовать кошелек.

Добыча появилась уже на следующее утро. Из пролива вышли пять широких, неторопливых и явно хорошо нагруженных купцов под кредонскими флагами.

— Будем брать? — нетерпеливо спросил оу Дарээка, чьи ноздри уже раздувались от азарта и предчувствия скорого боя.

— Хм… Не следует торопиться, — влез в разговор второй помощник Дгай, как обычно умудрившийся оказаться на мостике в момент принятия решений. И пояснил свои слова: — Местечко тут рыбное, и не стоит сразу пугать добычу. Путь-то у них известный — мимо Большой Затычки к Последнему мысу. Вот за мысом их и надо будет брать, там места, по нынешним временам, еще, наверное, достаточно безлюдные будут. Возьмем тихонечко — и деру, никто и не догадается.

— Большая Затычка, — сказал оу Готор, заглянув в карту, — это, я так понимаю, остров Аидаак, что на древнеаиотеекском означает «отдых». Вот здесь он обозначен, как раз посередине древнего Моста Аиотееков, тут этот народ мог отдохнуть, переходя с одного континента на другой. А Последний мыс — это вот тут… Раньше считался самой западной точкой Старой Империи. Не от него ли, кстати, отходили корабли Даагериика Первого, когда-то отправившегося покорять новые земли?

— Это я, ваша милость, без понятия, — осторожно ответил Дгай, кажется вообще мало что понявший из сказанного. — Но пальчиком в карту вы соизволили в правильных местах ткнуть…

— А разве эти вот земли не контролирует Кредон? Так почему там «будет пустынно»?

— Места там и впрямь довольно пустынные, — ответил Готору оу Маб, с большим недовольством смотревший на своего второго помощника. — Да и сразу после мыса кредонцы по чистой воде двинутся либо прямо на север, либо на северо-запад, помните, как мы на Тинд ходили? Так что Дгай прав, сразу за мысом их и надо брать.

— Отлично, — кивнул Готор. — А теперь одна маленькая мелочь, интересующая меня как воина скорее сухопутного, нежели морского. — Нас трое, их пятеро. Какие будут мысли по этому поводу?

— Купцы, — чуть презрительно ответил на это Дгай. — Да еще и кредонские… Небось из Валкалавы идут, а может, и с Фесткии. Отсиживались в сезон ураганов, а сейчас спешат домой побыстрее свой товар сбагрить, пока конкуренты не обошли. Знаю я таких. Они небось думают, что их флаг защищает. Так что лишний груз в виде пушек брать не стали, ведь вместо него можно одну-другую штуку сукна или мешок перца загрузить. Наверное, пять-семь пушечек на каждом судне-то оставили — чаек пугать, чтобы на палубу не гадили, но больше — это вряд ли. Да и матросни там — тока на парусах работать, потому как матросне ведь какое-никакое, а жалованье платить надо! Ну а уж про то, что скорость у них не нашей чета, мне вам объяснять не надо. Хорошие нынче кораблики научились у вас в Тооредаане строить. Так что ударить мы сможем в любой момент, и на выбор, по любому месту. Сначала надо подступиться к последним. Пока первые корабли им на помощь развернутся, мы свою добычу уже взять успеем. А коли передние вздумают бежать — потом догоним легко! Главное — как я вам раньше говорил: залп по палубам, крючья, сплошной напор, пальба и вопли погромче. Без всякого сопротивления лапки поднимут и сами трюмы откроют!

Что ж… Спустя три дня, к некоторому разочарованию оу Дарээка, все так и произошло, в точности как и описал «капитан» Дгай. Даже, пожалуй, и еще проще. Кредонцы явно не ожидали подобной наглости, и даже когда корабли под непонятными флагами с открытыми пушечными портами начали сближение, купцы продолжали вести себя как ни в чем не бывало. И лишь когда жерла пушек корсаров нацелились им едва ли не в лоб, на кредонских судах началась суета и были предприняты хлипкие попытки подготовиться к бою.

Но боя как такового и не было. Сразу после картечного залпа вдоль палуб кредонцы встретили хлынувших на них пиратов не мушкетной стрельбой или остриями клинков, а угрозами и обещаниями «строго покарать»!

И даже загнанные в трюмы, они продолжали возмущаться, все еще не веря, что кто-то осмелился покуситься на них… Кажется, они искренне считали себя хозяевами морей и признавали право грабить других только за собой.

Добыча, как оказалось, была взята богатая, начиная с фесткийских пряностей и заканчивая олидским оружием. А еще были шелка и другие не менее дорогие ткани, серебро в слитках и немного железного дерева, как известно растущего только в лесостепных районах Северных Земель и ценящегося весьма дорого. И это не считая пяти кораблей, лишь слегка «поцарапанных» картечью, которые тоже можно было продать за немалые деньжищи!

Но была и добыча иного рода…

— Я бы связываться не стал, — осторожно заметил Дгай. — Зачем нам эта морока? Повыкидывать в океан — и все дела. Как у нас говорят, вода любой грех прикроет. Связываться с торговлей рабами, конечно, выгодно, но хлопотно. Надо правильных людей знать!

— Хм… — задумчиво сказал оу Маб. — Тут я в кои-то веки согласен с этим Дгаем. Оно, конечно, немалый грех — людей под воду спустить… Да ведь это ж кредонцы… Враги! А к нам их вести — у нас рабства нет. На каторгу, в Рердарские рудники отдать? Тогда уж лучше в воду! Признаюсь, и так на душе кошки скребут, что пиратством занялся. Но тут хоть объяснение есть — война идет. А если еще и людоловами прослывем… Уж больно грязное это дело!

Был применен опыт Тиндского рейда — простым матросам захваченных судов предложили службу у себя. И примерно треть согласилась. Оу Готор побеседовал с каждым из них. Четверых вернул в трюмы, а у остальных был выбор — либо вливаться в команду, либо, чуть позже, отслужить Тооредаану в военном флоте.

А вот что было делать с оставшимися коренными кредонцами, которым доверять было никак нельзя? Как раз этот вопрос и решали сейчас предводители корсаров.

Прямое рабовладение было строго осуждено еще в кодексе Старой Империи и не одобрялось богами, ни старыми, ни новыми. Так что обычно в государствах, считающих себя наследниками Старой Империи, владение человека человеком пряталось и маскировалось под разные иные виды зависимости. Где-то это были должники, пожизненно отрабатывающие свой долг, военнопленные, трудом окупающие свое содержание, где-то — бедняк числился преступником, «искупающим» эту свою вину вечной работой. Многие безземельные крестьяне были прикреплены к поместьям и могли уйти в другое место, только выплатив немалый выкуп за себя и свою семью.

Формы были самые разные. Но тех, кто хватает вольных людей и обращает их в рабов, нигде особенно не любили… Это было грязное дело, которым, впрочем, занимались хотя бы потому, что добровольно вкалывать на рудниках за миску баланды и краюху хлеба желающих находилось немного. Но даже те, кто пользовался трудом рабов, свысока смотрели на тех, кто этих рабов им поставлял.

И теперь все невольно косились на оу Готора — общепризнанного вожака, ожидая от него достойного решения этой непростой задачи.

— А я, собственно говоря, — улыбнувшись, ответил он, — и не собирался заниматься торговлей. Как насчет обмена? Кредон ведь, кажется, захватил немало подданных Тооредаана? Как вы думаете, благородный оу Маб, если им предложить обменять их пленников на наших, они согласятся?

— Достойное дело! — радостно согласился капитан. — Хотя будет непросто договориться с кредонцами. Но за последние годы они и правда похитили немало тооредаанцев, и коли мы сможем вернуть хотя бы немногих из них, на наше нынешнее занятие люди посмотрят с благодарностью, а не с осуждением.

— А нам-то от того какая выгода? — опять вмешался в разговор Дгай. — Мои люди…

— Сударь, — оборвал его оу Готор. — Настоятельно рекомендую вам не делить экипажи на «своих» и «чужих» людей. Потому что я знаю много способов сделать «ваших» людей «своими», и смерть вожака будет наиболее приятным для вас. Я не шучу! Что же касается выгоды — смотрите шире! Вашей Литруге не выжить без поддержки Тооредаана, а если вы еще не поняли по поведению благородного оу Маба, так я открою вам, что в нашем королевстве жителей ваших островов не слишком-то жалуют. И не думайте, что вам удастся купить популярность, привезя большую добычу, — еще слишком многие помнят времена, когда с вашего острова выходили корабли, чтобы убивать и захватывать в плен их родню. Людская благодарность и хорошее отношение — это тоже сокровище, ради которого стоит побороться. И чем быстрее вы это поймете, тем лучше будет для нас всех!

Спустя две с небольшим недели в гавань Фааркоона вошел самый настоящий флот из восьми кораблей под ставшими уже почти привычными флагами вождей берега.

Несмотря на некоторое опасение этих самых вождей, за время их отсутствия никаких серьезных происшествий на подведомственном им берегу не произошло. Что и неудивительно — сезон ураганов.

Но это не значит, что не накопилось множество других «неотложных дел» и «проблем, требующих срочного решения». И пусть иные из этих «дел» и «проблем» ждали их прибытия чуть ли не три месяца, откладывать их еще на такой же срок было бы неблагоразумно.

И пока весь Фааркоон гулял, празднуя очередную великую победу своих лидеров, Готор и Ренки разрывались между обязательным участием в гуляниях и просматриванием счетов, смет, отчетов и договоров.

А еще надо было самим писать отчеты начальству, раздавать указания и ругаться с королевскими чиновниками, взявшимися оценивать добычу и сразу отделявшими королевскую долю, при этом не забывавшими и про свой карман… Дел было много, так что вполне понятно, что после двух недель такой жизни они уже бросали жребий, кому снова уходить в море, а кому — оставаться на берегу.

— Ты, главное, — по десятому разу объяснял счастливчик Готор своему приятелю, — дави там побольше на жалость… Особенно перед герцогом Моорееко. Тем более — имеешь все законные основания: мы в долгах как в шелках. Добычи нам хватило, чтобы едва-едва с Одивией рассчитаться да «горячие» долги раздать за снаряжение старой и новой экспедиций. Там, в красной папке, что я подготовил, точная смета лежит — тыкай в нее пальцем и лицо понесчастнее делай. Герцог все равно не поверит, но в положение войдет. Будет гневаться, что я не соизволил явиться для отчета, — делай морду кирпичом как старый капрал перед молодым офицером, ни в чем не перечь, слегка поддакивай, но и отсебятину не неси. Основные бумаги, по мануфактурам и налоговым сборам, я ему подготовил. Впрочем, зная герцога, я и так не сомневаюсь, что он в курсе происходящего, — шпионов у него тут поболее, чем у Тайной службы. И заметь — доносы на нас он нам обратно не присылает! Перед Риишлее напирай на координацию действий. Если мы оттянем на себя кредонский флот, он сможет отправить оу Ниидшаа вдоль Зарданского берега — резать кредонские коммуникации. Плачься, что нам не хватает солдат, амуниции, пороха и пушек… А то я слышал: тооредаанским героям опять в Зардане наваляли, так что как бы он наших ребят не попытался умыкнуть. Я, конечно, понимаю — защита отечества! Но обидно будет, если их какой-нибудь дурак вроде Крааста по глупости угробит. Про Литругу Риишлее говори только правду. Ничего не приукрашивай. Он должен знать все так, как есть. А вот королю… Коли он снизойдет… Ну королю, конечно, тоже правду. Только больше делай акцент на выгоде для королевства отдаленной морской базы в такой стратегической точке, как Великий Мост. Короче. Король — фигура большая. С ним надо не о мелочах, ему глобальные вопросы нужно решать. Ну бывай. Думаю, через месяц-полтора свидимся. Да, вот еще что… Будешь через наш Колхоз проезжать — профессора там нашего… того… добрым словом приласкай. Мол, оу Готор сильно вашей работой интересуется, часто спрашивает, восхищается вашей ученостью. Ученая братия на лесть падкая.

(обратно)

Глава 7

Шпаги то сталкивались с резким звоном, то шуршали-шипели, как две трущиеся друг о друга гадюки… Соперник был очень хорош — не какой-то там пират, берущий напором и силой, и даже не обычный оу, владеющий десятком стандартных связок. Чувствовалось, что к этому мастерству приложили руки лучшие учителя фехтования, каких только можно купить за деньги или пригласить дать урок из любезности. Скупые отточенные движения, позволяющие даже при невероятных скоростях не допускать ошибок, идеальный баланс, кошачья поступь, то теснящая противника мягкими просчитанными шажками, то бросающая тело в стремительный рывок. Да, соперник был очень хорош!

На стороне Ренки пока еще выступали природные данные, развитые и отточенные многолетними тренировками, хорошая фехтовальная школа и опыт. Опыт, которого этому придворному хлыщу набраться было просто негде. Десятки жесточайших драк на полях сражений и абордажных боев. Иномирное искусство Готора и небывалые приемы акчскаа — все это позволяло держать противника в напряжении, не давая ему развернуться в полную силу.

А еще — ярость! Ледяная ярость, мобилизующая все силы и чувства и заставляющая сосредоточиться на одной задаче. Эта ярость не позволяла увидеть иного исхода конфликта, кроме: «Убей!», сужая поле зрения буквально до точки. Но она же и давала невероятные силы и сосредоточенность. И даже в самые опасные моменты схватки позволяла оставаться спокойным…

Поскольку въезд в столицу Ренки все еще был запрещен, ему пришлось остановиться в трактире в нескольких верстах от города, послать соответствующую просьбу о встрече Риишлее и герцогу Моорееко и послушно ожидать ответа.

Увы, но хоть данный трактир и стоял буквально в десятке верст от столицы, сведения о том, что Риишлее отправился инспектировать войска, а герцог Моорееко, пользуясь затишьем в жизни королевства, наступающим в сезон ураганов, отъехал на время в собственное герцогство, до этих мест не дошли. Впрочем, располагайся трактир хоть посреди столицы, вряд ли было бы иначе: верховный жрец и старший цензор в одном лице не любил распространяться о своих делах. А герцог был не настолько популярной фигурой, чтобы трактирщики отслеживали его местопребывание.

Неделю Ренки послушно ждал ответа, потихоньку зверея от безделья и скуки. Затем написал письмо даме Тиире с просьбой объяснить такую вопиющую немилость — ведь даже несмотря на «гнев» короля, с компанией людей, знающих тайну, они расставались вполне по-дружески.

Дама Тиира получила письмо в очень ответственный момент подготовки торжественного бала по случаю Дня коронации. Мельком взглянув на него и увидев подпись, она сочла послание очередным отчетом из Фааркоона и решила отложить ознакомление с ним до более спокойных времен. И это сыграло роковую роль.

По случаю Дня коронации в столицу съезжались представители благородных родов со всего королевства. И те, кто получил персональное приглашение, и те, кто просто имел возможность приехать, чтобы потом небрежно бросить в разговоре с соседями: «Когда я был в Мооскаа, на Дне коронации», — как бы на что-то намекая. А кто-то и вовсе просто хотел окунуться в праздничную суету большого города, чтобы побродить по ярко наряженным улицам, попить в местных кабачках паршивое винцо по заоблачным ценам, закусить нещадно пережаренным мясом на лепешке, стараясь не задумываться, почему в сие блюдо положили столько острых специй. А еще — высокомерно поглазеть на то, как празднует простонародье и студенчество, да и самому снизойти до этих забав, порой куда более веселых и отвязных, чем официальные мероприятия.

В общем, народ съезжался на праздник, и трактир на пути в столицу не пустовал. Но поселившемуся там оу Ренки Дарээка от этого было не легче. Оказалось вдруг, что после общения с Готором, Риишлее, оу Ниидшаа или дамой Тиирой разговаривать с обычными оу невероятно скучно, если не сказать тоскливо.

Пересказывать преданно смотрящей в глаза молодежи о своих подвигах? Вечер-другой в этом можно найти определенное упоение, но никак не больше.

Но еще более скучно выслушивать стандартный набор прописных истин — суждения провинциальных оу о политике, войне и пути чести, пусть даже эти разговоры и считались достоинством и привилегией благородного сословия. О боги! Это же просто невыносимо!

А еще эти глаза вокруг и шепотки. Будто он, оу Ренки Дарээка, — какая-то дивная зверушка королевского зверинца, а все окружающие уже внесли плату за посещение сего заведения и потому имеют полное право пялиться на столь редкий экспонат, как живой военный вождь берега.

— Ага, тот самый, который… Вишь, погон-то какой! А еще будто бы… А шпага-то, с побитой гардой! Высокий, но я, признаться, думал, будет еще выше. И на лицо вовсе не такой красавчик, как рассказывают, — вполне обычная физиономия. Зато, говорят, страшно умный!

— Да нет! Умный — другой, а этот…

Подобные высказывания, произнесенные громким шепотом, постоянно преследовали Ренки что в самом трактире, что на улице. Раньше он как-то умудрялся не обращать на них внимания, потому что был занят более важными делами. А в Фааркооне к нему уже все давно привыкли, и его появление не вызвало особого ажиотажа. Но сейчас, вынужденный томиться бездельем и обуреваемый плохими предчувствиями из-за отсутствия вестей, он реагировал на происходящее особенно болезненно.

Забыться в пьянстве оказалось не лучшим выходом. Воспитанный отцом в изрядной строгости, да еще и перенявший от Готора осторожное отношение к вину, Ренки не находил ощущение полной потери контроля над своим телом и разумом милым и приятным. Не говоря уж об утреннем похмелье — расплате за несдержанность.

Расположенный чуть дальше по дороге бордель сильно уступал привычным Ренки стандартам, будучи скорее притоном для всяких воров и бродяг, чем местом развлечения благородного человека. Так что он даже заходить в него не стал, разглядев издалека «уровень» посетителей.

Кости и иные азартные игры? Его отец весьма настойчиво вбивал в голову своего сына запрет на подобные развлечения. А на каторге Ренкинесколько раз был свидетелем того, что проиграть можно вещи, куда более ценные, чем деньги и жизнь… Так что и этот путь его не прельщал.

Оставалась скука, долгие прогулки по окрестностям и сводящее с ума ожидание.

В тот день он как раз вернулся с очередной прогулки и, сев за «свой» столик в уголке зала для благородных посетителей, просматривал свежую газету. Увы, но практически вся она была посвящена подготовке к предстоящему празднику и оттого невероятно скучна. Не было даже обычных сводок с войны, пусть и прошедших через сито Тайной службы, но тем не менее позволяющих искушенному человеку получить некоторое представление о ходе боевых действий. А читать о предстоящих увеселениях и знать, что самому наверняка не посчастливится в них участвовать, было невыносимо скучно и чуточку обидно.

Так что Ренки аккуратно сложил газету (не то чтобы он не мог за нее заплатить, просто сработала привитая отцом бережливость) и вернул ее трактирному служке, присовокупив малую монетку. Заказал вина и стал просто глазеть в зал, без особых целей.

Внезапно до его ушей донеслось знакомое имя, и он, невольно насторожившись, постарался расслышать больше:

— Дурень этот оу Лоик Заршаа, — уловил он обрывки фраз, — корчит из себя… Какая-то купеческая шлюшка… Этой свинье предлагают породниться… А он…

Проследив за источником звука, Ренки разглядел компанию в противоположном конце зала. Несколько довольно молодых людей, весьма богато одетых, сдвинули два стола вместе и изволили устроить пирушку.

Судя по раскрасневшимся лицам и несколько более, чем приличествует, оживленным речам, можно было предположить, что молодые люди сидят уже довольно давно и успели изрядно опустошить винные подвалы заведения.

Что ж, ситуация для придорожного трактира была, прямо скажем, отнюдь не уникальная. Многие гости столицы начинали отмечать День коронации задолго до прибытия в Мооскаа, подчас и в трактир приезжая уже тепленькими, и тем более не считали нужным сдерживаться практически перед самыми торжествами. Недаром, объясняя непомерные цены на свои комнаты, хозяин намекал, что делает в эти дни едва ли не четверть годовой выручки. Потому Ренки и не обращал на очередную шумную компанию никакого внимания до тех пор, пока не прозвучали знакомые имена. И если бы не контекст, в котором эти имена упоминались, он бы, наверное, никак не отреагировал на слова подвыпивших сплетников. Но некоторые вещи благородный человек терпеть молча не должен. Так что оу Ренки Дарээка встал и с самым решительным видом отправился на противоположную сторону зала.

Он сразу определил свою цель — это был сидящий в центре стола высокий плечистый детина примерно того же возраста, что и Ренки, с щегольски закрученными усами и на редкость самодовольным выражением на морде. Одет детина был в мундир Девятнадцатого Королевского полка и носил звание второго лейтенанта, а погон его был абсолютно чист, без единого знака отличия — свидетельство того, что, несмотря на свой уже весьма значительный (для второго лейтенанта из благородной семьи) возраст, служит он недавно.

— Простите, сударь, — холодно сказал Ренки этому молодому человеку, как бы игнорируя всю остальную компанию. — Позвольте представиться — оу Ренки Дарээка, военный вождь берега Северного Фааркоона. Я случайно услышал, как вы поминаете имя моего однополчанина и друга, отзываясь о нем весьма нелестно и в выражениях, которые не пристали благородному человеку. К тому же имею честь сообщить вам, что лично знаком с девицей, которую вы именуете «какая-то купеческая шлюшка», и хочу заверить вас, что Одивия Ваксай хоть и состоит ныне в купеческом сословии, особа в высшей степени достойная и даже имеющая немалые заслуги перед королевством. И я могу вам поклясться, что она никогда никоим образом не поощряла ухаживания благородного оу Лоика Заршаа. Скорее наоборот, всячески отвергала его попытки выказать к себе приязнь, и это было задолго до того, как благородный оу Лоик Заршаа имел честь быть представлен своей нынешней невесте, как я понял — вашей родственнице. Настоятельно советую вам образумиться и взять свои слова обратно, признав, что за вас говорило выпитое вино. В таком случае я даже не буду требовать письменных извинений!

Слова его произвели сильный эффект. Наступила тишина, причем умолкла не только шумная компания — затихли и соседние столы.

— Я оу Гаант Крааст, — заявил в ответ детина, выдержав значительную паузу, видимо понадобившуюся ему, чтобы собраться с мыслями. При этом он даже не попытался соблюсти вежливость — оторвать свою задницу от лавки и поприветствовать Ренки хотя бы кивком головы. — Наследник графства Крааст. И мне плевать на мнение какого-то там выскочки, спущенного с каторжной цепи нашим верховным жрецом, чтобы тявкать на людей достойных! Да-да, сударь, я прекрасно знаю, кто вы такой и каким образом добились своего нынешнего положения, мой дядя мне это объяснил! Зато я бы поподробнее послушал о «заслугах», которые эта ваша шлюшка оказывала якобы «доблестным воякам» Шестого Гренадерского, раз все они так и вьются возле ее юбки. Вероятно, она…

— Сударь, — прервал его Ренки, старательно пытаясь оставаться учтивым, как того требовал этикет и кодекс. — Своими несдержанными речами вы, в первую очередь, позорите форму своего полка, рядом с офицерами которого я имел честь дважды биться плечом к плечу на поле боя. Что же касается вашего мнения о моих заслугах… Человеку с вашим погоном, думаю, следует держать это мнение при себе до тех пор, пока его собственные дела не будут оценены должным образом… Тем, кому все мы служим. Но я вижу, что в данном случае все мои слова и призывы бессмысленны, так что, полагаю, вы не откажетесь встретиться завтра, где-нибудь на рассвете, ну хотя бы в роще за трактиром. Пройдите немного по тропинке — и увидите удобную поляну, там я и буду вас ждать. Хотя, впрочем, перенесем на послеобеденное время. Надеюсь, к этому сроку вы протрезвеете. Если же назначенный час вас не устраивает, пришлите ко мне одного из своих приятелей — договориться о более удобном для вас времени.

После этого, не дожидаясь ответа противника, Ренки развернулся и удалился к себе. Он шел спокойным шагом, с безмятежным лицом человека, которого ничто не заботит. И лишь закрывшись у себя в комнате, бешено скрипнул зубами, грязно выругался и даже шарахнул со всей души кулаком по стене. Сколько ни совершай подвигов, как высоко ни поднимайся, а каторжное прошлое будет вечно напоминать о себе! Каждый лощеный бездельник и хам считает себя вправе ткнуть Ренки лицом в это прошлое и уйти безнаказанным, ибо это чистая правда.

Сколько лет пролетело… Но после слов этого мерзавца сразу вспомнился вонючий сумрак каторжанского трюма, удары бича надсмотрщиков и презрение в глазах каждого одетого в мундир солдата, смотрящего на лохмотья каторжанина.

Да и потом, когда он уже стал солдатом, многое ли изменилось? Разве что по спине прохаживались теперь не бичи, а капральские палки. И еще обиднее было видеть взгляды благородных офицеров, смотрящих на тебя как на кусок грязи.

Нет, иные, вроде Бида или оу Дезгоота, были вполне ничего. Они понимали, что в бою их жизнь, а в мирное время — карьера зависит от солдат, и относились к ним достойно. Но вот богатые сынки с купленными родителями патентами… Они и иных офицеров из бедноты воспринимали как низших существ, а солдат для них вообще не был человеком. И ему — оу из древнего благородного рода, среди предков которого были генералы, царедворцы и просто достойные воины — приходилось тянуться перед такими вот сынками, бегать у них на посылках, а то и убирать мусор и грязь по их приказу.

Тогда он терпел. Опускал глаза, мысленно повторяя про себя науку Готора. Копил ярость и ненависть, чтобы потом потратить ее на «нечто полезное». И вот сейчас весь этот нарыв ненависти, казалось бы уже давно исчезнувший, вдруг прорвался, и Гаанту Краасту не повезло оказаться на пути хлынувшего потока ярости и злости.

Неизвестно, что чувствовал в это время его противник, но Ренки потребовалось немало усилий, чтобы заснуть. Нет, это был не страх или волнение перед дуэлью. Скорее он боялся потерять то чувство холодной ярости, что одолевало его. Боялся проснуться и не почувствовать этого свирепого желания убить, растерзать противника, а удовлетвориться всего лишь раной в плечо или порезанной щекой, чем в восьмидесяти случаях из ста и оканчиваются «поединки чести».

Полночи он терзался, растравляя свою душевную рану, пока наконец здравый смысл не возобладал, и Ренки, прибегнув к некоторым старым солдатским приемам, не заставил себя заснуть.

Проспал он намного дольше обычного, «украв» время у дня. Время, которое перед дуэлью наверняка тянулось бы невыносимо долго.

Легкий завтрак, чтобы не загружать желудок. Потом Ренки написал несколько писем — оу Готору, Риишлее, даме Тиире и почему-то Одивии Ваксай — и оставил их на столе на случай, если дуэль окончится не в его пользу.

Осмотрел шпагу. Как всегда, она была безупречна. Переоделся в чистое белье. Проверил обувь и одежду — обидно будет умереть из-за не вовремя оторвавшейся подметки или тесного рукава.

Прийти на место встречи раньше означало выказать свое волнение. Хуже этого — только опоздать…

И вот наконец в трактире раздался характерный звук удара половником о кастрюлю, традиционно извещающий, что обед готов. Ренки вышел на улицу.

Оказалось, что не он один пренебрег сегодня обедом. Помимо компании оу Крааста на довольно тесной полянке толпилось еще немало народа. Что ни говори, а подобное событие было зрелищем, которым нельзя пренебрегать. Времени, чтобы слух облетел окрестности, было предостаточно, так что свидетелей набралось прилично.

Один из них, в мундире полковника-артиллериста, взял на себя роль арбитра, указав место для поединка и озвучив стандартные условия. Затем по традиции предложил примириться, выслушал отказы и дал сигнал начинать.

Как и следовало ожидать, Гаант Крааст не был полным профаном и невежей в искусстве фехтования. Наследник древнего рода, да еще и по прямой линии Краастов, внешне вполне здоровый и без лишней зауми в глазах — можно было даже не сомневаться, что львиную долю его обучения составляло не корпение над манускриптами или бухгалтерскими книгами, а оттачивание навыков владения шпагой, пистолетом, протазаном и другими видами оружия.

Ростом он был примерно с Ренки, так что тот не мог воспользоваться своим обычным преимуществом в длине рук, а его кряжистое телосложение никак не сказывалось ни на его скорости, ни на гибкости.

Великолепная школа, немалый опыт… Правда, опыт скорее учебных поединков, чем реальных боев. Но чувствовалось, что поединки эти были с людьми весьма искусными и дали Гаанту немало.

Опыт Ренки был несколько иного рода и куда как разнообразнее. Холодная ярость, бушующая в душе у благородного оу Дарээка, не ослепляла его, но позволяла использовать свои знания с толком. Как только он чувствовал, что противник приноравливается и начинает действовать смелее, то сразу менял стиль, не без злорадного удовольствия в очередной раз замечая некоторую растерянность на лице Крааста.

Что еще он заметил в противнике? Возможно — некоторую рыхлость. Сегодня, когда Ренки приводил себя в порядок перед дуэлью, в висящем на стене зеркале он увидел молодого мужчину со смуглым, обожженным зарданским солнцем и обветренным на морских просторах лицом. Многие годы, проведенные отнюдь не в праздности, бесконечные походы с грузом на плечах, упражнения с оружием и лазанье по мачтам сильно укрепили его тело, сделав его жилистым и выносливым. Поджарый и мускулистый, ни грамма лишнего жира.

Его противник похвастаться этим не мог. Да, он был хорош. Быстр, гибок, ловок. Его движения были точны и выверены до толщины волоска. Но спустя шесть-семь минут боя он уже начал тяжело дышать, а по лбу потек ручеек пота. Да и вчерашняя выпивка тоже работала против него.

Затем Ренки провалил его атаку с помощью приема, который он придумал для Одивии Ваксай. Его шпага словно бы сама направилась к подставленному под удар плечу, но в последний момент Ренки отдернул ее. И это не осталось незамеченным публикой. Подобная рана вполне могла бы стать достойным окончанием дуэли, и то, что он не воспользовался моментом, говорило о желании убить или серьезно покалечить противника.

Гаант тоже это понял и впервые испугался по-настоящему. Конечно, он не бросил шпагу и не попросил пощады. Но движения его стали куда менее уверенными, и он начал сильнее вкладываться в удары, будто это была не шпага, а дубина или кавалерийский палаш. Уловив ритм размашистых движений, Ренки ложной атакой заставил противника открыться и вонзил острие своего клинка точно ему в сердце. Оу Гаант Крааст умер раньше, чем его тело успело упасть на землю.

Дама Тиира была в ярости. Ренки и раньше видел ее раздраженной и даже злой. Но сейчас она действительно была в ярости и напоминала тигрицу, в которую вселился демон.

Учитывая поток направляющихся в столицу людей, плотность населения и желание почесать языки с непременным упоминанием в сплетнях людей, имеющих отношение к высшим сферам, нечего было удивляться тому, что весть о дуэли разнеслась по городу быстрее ветра.

И уже вечером в трактир заявился слуга в королевской ливрее и передал оу Ренки Дарээка записку с категоричным приказом явиться во дворец дамы Тииры из рода оу Гии. Хотя, строго говоря, упомянутая дама не имела ни малейшего права отменять королевский запрет на въезд в столицу опальной особы.

Впрочем, Ренки спорить с этим даже не пытался. Однако подивился несколько нелюбезному тону, в котором была составлена эта записка, поскольку никакой вины за собой не чувствовал.

Выехал он на следующий день, с первыми лучами солнца, так что по указанному адресу явился еще до того, как хозяйка дворца изволила проснуться. Пришлось ждать.

А потом Ренки дождался!

— Вы отдаете себе отчет, сударь, в том, что натворили? — Дама Тиира просто кипела от ярости, но голос ее был настолько ледяным, что Ренки предпочел бы, наверное, откровенную ругань, а то и побои. Как вести себя с разъяренными мужчинами, он имел представление, но женщина в бешенстве, особенно такая, как дама Тиира, его откровенно пугала.

— Но, сударыня, я просто был обязан как благородный человек вступиться за честь друга, — попытался объяснить он ей очевидное. — Ведь…

— Кем вы себя возомнили, сударь? — бесцеремонно оборвала его объяснения дама Тиира. — Вы думаете, что вся вселенная вращается вокруг вас? Что вы незаменимы и потому можете творить все, что хотите? В первую, вторую, третью, сотую и последнюю очередь вы — человек короля! Не благородный странствующий оу из баллад, сражающийся во имя справедливости и чести. И не вольный барон, самостоятельно решающий, к какому лагерю примкнуть и под чьим знаменем сражаться. И даже не просто офицер, служащий своему королю. Вы — человек короля! Приближенный к нему, осыпанный благами от его лица, исполняющий его прямые приказы! А значит, все ваши поступки и решения рассматриваются окружающими именно с этой точки зрения и потому должны соответствовать только его интересам и политике.

— Но как бы выглядело, — воспользовавшись тем, что дама Тиира умолкла, чтобы набрать воздуха в легкие, попробовал пойти в наступление Ренки, — если бы я как человек короля позволил нанести урон своей чести? Ведь это был бы урон и чести короля! И это бы…

— Мальчишка! — взвизгнула дама Тиира, теряя самообладание и даже вскакивая с дивана. — Ты хоть понимаешь, в каком положении находится сейчас королевство? Казна пуста, а на Зардане мы терпим одно поражение за другим. В Южных графствах уже ходят крамольные разговоры о том, чтобы отделиться по примеру Орегаара, а Гиидшаа клацают зубами, чтобы оттяпать у нас как можно больше власти и суверенитета. Кусок за куском, кусок за куском… Мы уговариваем, раздаем привилегии, угрожаем, льстим, чтобы хоть как-то не дать этим алчным ублюдкам разорвать королевство на части. Мы специально вручаем патент второго лейтенанта Девятнадцатого Королевского полка сыну лидера Южных Земель, чтобы держать его поближе к трону, фактически взяв заложником. И что? Тот, кого все знают как человека короля, убивает наследника графа Крааста на самом пороге столицы! Как, по-твоему, это будет выглядеть в глазах графа, его семьи да и всех южных оу?

— Но это была честная дуэль, — залепетал, возражая, Ренки. — Все могут подтвердить это!

— Никому не интересно, что там было в действительности! — устало ответила дама Тиира, внезапно успокаиваясь и садясь обратно на диван. — Найдется немало желающих, готовых нашептать старому графу свою версию событий. И можно даже не сомневаться, под каким соусом ему подадут это блюдо.

— Я готов сам поехать и объяснить ему все! — гордо задрав подбородок, ответил Ренки. — И если он сочтет нужным…

— Бессмысленная жертва, — махнула рукой дама Тиира, устало опуская плечи, что напугало Ренки еще сильнее. — Но можешь не сомневаться: я принесла бы ее, коли в этом был бы хоть какой-то толк. Только вот сейчас это воспримут как слабость с нашей стороны, и станет только хуже. Воистину, прав Риишлее, когда говорит, что надо запретить дуэли. Сколько проблем ты, мальчишка, создал всем нам одним ударом своей шпаги! Кстати, сударь, если вы считаете, что оказали услугу своим друзьям, подумайте об иных последствиях этой дуэли. Вашему приятелю Лоику Заршаа уже точно придется жениться на девице из рода Краастов, несмотря на то что о его неприязни к ней судачит весь двор. Теперь это будет прямой приказ короля, а значит, он не осмелится ослушаться. Конечно, этого будет недостаточно для искупительной жертвы, но ему придется принести ее. И не только ему… Да и эта ваша купчиха… Мало того что она осталась без благородного жениха, так теперь еще и ее жизнь находится под угрозой. Для Краастов прикончить эту девицу не сложнее, чем прибить муху. Это очень мстительный род, а ее имя постоянно упоминается в разговорах об этой дуэли. Версия о том, что размолвка между двумя представителями древних благородных родов произошла из-за некой девицы из низкого сословия, кажется всем весьма пикантной и потому мусолится на каждом углу. Так что жизнь и благополучие вашей «прекрасной Одивии» теперь находятся в большой опасности. Вот, сударь, каковы результаты вашей мальчишеской выходки! Довольны?

— Но… — растерянно пробормотал Ренки. — Что же теперь делать? Я готов…

— Кто бы сомневался! — язвительно усмехнулась дама Тиира. — Что вы «готовы». Как все возомнившие о себе боги весть что сопляки, вы, конечно, готовы сотворить любую храбрую глупость. Но не готовы хоть немножко подумать головой, прежде чем дать волю рукам или ногам. А теперь запомните, сударь! Зарубите это себе на носу, напишите на руке или наймите специального слугу, который будет держать соответствующую табличку перед вашими глазами. Вы не будете предпринимать ничего, чтобы исправить сложившееся положение дел! Ни единого шага, ни малейшего движения. Даже думать об этом не смейте! Иначе вы все запутаете и сделаете еще хуже! Когда взрослые и серьезные люди обдумают, как надо поступать в данной ситуации, вас проинструктируют о ваших дальнейших шагах, и вот тут уж вы послушно сделаете все, что нужно, невзирая на собственное мнение о «правильном и неправильном». Сейчас же вам следует поехать в свой городской дом и какое-то время пожить там. Я хочу, чтобы вы все время были у нас под рукой. Вам позволено будет выходить в город, но держитесь подальше от двора. И вообще — не советую наносить визиты любого рода в дома придворных и появляться в тех местах, которые они посещают наиболее часто. А еще постарайтесь избегать разговоров о дуэли. Внимательно следите за своим языком, потому что вас будут пытаться поймать на слове и выставить все в дурном свете. Если уж расспросы будут слишком назойливыми, то говорите, что вы оба были пьяны. Гаант Крааст оскорбил ваш полк, усомнившись в храбрости его солдат, и был недостаточно вежлив с вами. В данной ситуации чем глупее и нелепее будет причина дуэли, тем проще будет поверить в ее случайность. Идите, сударь, и постарайтесь быть благоразумным хоть какое-то время!

Надо ли говорить, что в свой столичный дом Ренки прибыл в весьма расстроенных чувствах. Событие, которое он уже мысленно готов был записать как очередной подвиг и возложить свиток на алтарь предков, оказалось не пойми чем.

Но ведь он был полностью прав! Он следовал кодексу благородного человека, не отступившись от него ни на полшага, ни на толщину волоса. Те, в чьем сердце живут честь и доблесть, никогда не станут молча слушать хулу на своих друзей. В кодексе об этом прямо говорится, и можно привести десятки, если не сотни подтверждений из баллад и исторических трудов.

И тем не менее получается, что, сделав все правильно, он, оу Ренки Дарээка, всех подвел, «превратив плохое в худшее».

Но как же тогда жить дальше? Трусливо прятаться от жизни, опасаясь, что очередной твой шаг может стать ошибкой? Кодекс прямо предостерегает от подобного.

«Если не знаешь, что делать, — делай шаг вперед», «Из двух путей выбирай тот, что ведет к смерти»^[76]. Кодекс был буквально напичкан подобными сентенциями, и Ренки всегда следовал этим поучениям. И вот — оказался в положении без вины виноватого. Но мог ли он поступить иначе?

Ренки попытался представить, как повел бы себя в подобной ситуации Готор. И не смог. Приятель всегда умудрялся быть абсолютно непредсказуемым, то становясь щепетильнее жреца-отшельника, то выказывая себя беспринципным человом, будто напрочь лишенным гордости и чувства справедливости.

При этом Ренки понимал, что какая-то своя система моральных ценностей у него есть. И пусть она иногда схожа с его собственными представлениями о правильном, тем не менее было бы большой ошибкой считать ее идентичной той, что принята в Тооредаане.

Однажды, еще на каторге, он попытался было разобраться во всем этом, но Готор понес такую околесицу насчет своей религии, что Ренки показалось, будто он и сам в этом не очень хорошо разбирается. Он даже путался в количестве собственных богов, то утверждая, что их трое, то — что один, а то вдруг приплетал еще множество непонятных сверхъестественных сущностей, которые тем не менее не были ни богами, ни демонами. А под конец признался, что сам во все это не слишком верит, но тем не менее…

Ренки, будучи скорее практиком, чем философом, не стал углубляться во все эти сложности, сделав для себя практический вывод, что раз даже Готор, попавший в совершенно иной мир, пользуется своими представлениями о плохом и хорошем, то уж ему, оу Ренки Дарээка, тем более не следует отступать от своих принципов, находясь в собственном мире. И он продолжал жить согласно кодексу благородного человека, религиозным правилам и обычаям своей страны.

И вот каков результат его «правильного» пути. Одно расстройство и разочарование!

Кодекс в таких случаях говорил, что если ты сделал все, что от тебя требовалось, остается только принять со спокойной душой все последствия своих поступков, как бы тяжелы они ни были. Но в том-то и суть, что последствия падали не на него, а на головы его друзей. И что еще хуже — его действия навредили королю! И это было в высшей степени неправильно!

Три дня Ренки провел в тяжких раздумьях. Ну не все три дня — примерно полтора из них были украдены одиночной пьянкой и тяжким похмельем, к мукам которого добавилось еще и самобичевание за проявленную слабость. Ведь он сейчас, можно сказать, почти на войне, а значит, должен быть собран, решителен и готов к бою. А вместо этого страдает от головной боли и жуткого поноса.

Самобичевание привело к раскаянию, а раскаяние — к желанию сделать что-то полезное, раз уж нельзя попытаться исправить создавшееся положение. Ибо деятельной натуре благородного оу Дарээка была невыносима даже мысль о сидении в четырех стенах своего дома, когда можно было лишь бестолково пялится в окно, пьянствовать или читать романы… Не то чтобы он окончательно расстался со своим былым увлечением подобного рода литературой. Когда выпадал момент, он с удовольствием раскрывал томик новомодного автора, ничуть не смущаясь надуманностью сюжетов или вопиющими ляпами в описании оружия, армейских, флотских или придворных реалий. Но все это относилось к понятию «удовольствие», а Ренки сейчас требовалось скорее искупление.

Что ж… Однажды, отправляя друга на учебу, Готор назвал это «полезным делом». И раз он, оу Ренки Дарээка, не может изменить окружающий мир, дабы сделать его лучше, он может изменить себя.

Сначала оу Дарээка написал письма Одивии и Готору, в которых честно рассказал о своем поступке и предупредил о возможных последствиях, а потом, наспех собравшись, отправился в университет.

(обратно)

Глава 8

— Конечно, в этом мало приятного, но не бери в голову… — после непродолжительной паузы заключил Готор. — Я, скорее всего, поступил бы… Ну наверное, не совсем так же, но примерно в том же духе. А может быть, и еще хуже — поиздевался бы над этим уродом вволю и приобрел бы отменного вражину. Живого, а не мертвого.

Ренки, конечно, мечтал услышать подобные слова от своего старшего друга и наставника, но…

Получив разрешение наконец убраться из столицы и заняться своими непосредственными обязанностями, он рванул в Фааркоон, будто за ним демоны гнались. И дело не только в возможности делать то, в чем он разбирается. Ему требовалось повиниться перед друзьями (в первую очередь — перед Готором), подробно объяснив им, в какую ситуацию они из-за него попали. И ранее отправленные письма не могли помешать его решимости обсудить ситуацию лично.

Он ждал упреков, укоров и поучений. А вместо этого Готор если и не одобрил его поступок, то отнесся к произошедшему достаточно легко. И, судя по лицу приятеля, сделано это было не из жалости и сочувствия — он действительно так думал.

Это было очень приятно. Однако чувство справедливости заставило Ренки возразить:

— Да… Но ведь я же всех подвел. И даже навредил делу короля!

— Ты поступил в рамках принятых в Тооредаане обычаев, — отрицательно покачал головой Готор. — Коли дуэли разрешены, на них будут убивать. Король, давая патент этому ушлепку, должен был учитывать такую вероятность. Если кому-то слишком долго спускать грешки, он оборзеет и нарвется. Полагаю, этот генеральский родственничек давно уже страдал от безнаказанности. У себя, на юге, небось звездой был местного разлива. А тут его еще и король обхаживать начал — вот сопляк и возомнил о себе. Ну и нарвался на тебя… Вопрос закрыт!

— Но теперь наши жизни в опасности!

— Гы-гы… Насмешил! Не считая разной мелочи вроде кредонской армии и флота, за нами охотятся люди Коваада Кааса, герцогов Гиидшаа, кредонской тайной службы (как уж там она у них в действительности называется, не знаю) и еще парочка местных банд, нанятых «доброжелателями» из фааркоонского купечества и тайными службами иных стран. Ну добавятся сюда еще и люди Краастов. В этой толчее весьма велики шансы, что они друг дружке навредят больше, чем нам… А что касается Одивии… Я обеспечил ей надежную охрану. Причем уже довольно давно. Не скажу, чтобы девчонке это сильно понравилось, но она — человек умный, поэтому понимает, что своими успехами в делах немало обязана близостью к нам, а через нас — и к интригам высоких сановников и даже государств. А значит, вместе с плюшками в подобном положении приходится получать и шишки. А про твоего приятеля Лоика вообще говорить нечего. Ему Одивия давно от ворот поворот дала. За это время он сто раз мог бы ее забыть или столько же раз что-то предпринять, чтобы завоевать девичье сердце. А он все ходит да томно вздыхает. Наверное, потому, что проблем с родней из-за женитьбы на купчихе не хочет. Уверен — где-то в глубине души он тебе еще и благодарен будет. Потому как раньше ему упрямство не позволяло жениться. А тут вроде как благовидный повод это свое упрямство перебороть — прямой приказ короля как-никак. Или ты сам по той Краастовой девице томишься? Что-то, помню, там такое было… Ну тогда все, что я про Лоика сказал, можешь принять на свой счет.

— Но я едва не погубил королевство!

— Ну если все королевство может погибнуть из-за дуэли двух молодых остолопов, значит, туда ему и дорога! — жестко ответил Готор. — Кстати, что предприняли наши покровители по этому поводу?

— Риишлее и герцог Моорееко на тот момент отсутствовали. А дама Тиира… Несколько дней я сидел дома. Потом она велела мне сопровождать ее в поездках по домам знати. Но вообще-то я там по большей части молчал, как мне и было велено. Потом состоялся большой прием по случаю праздника. Дама Тиира приказала мне быть там обязательно, велела подходить к определенным людям и дружески разговаривать с ними о разных пустяках. Зачем — я не понял. А потом сказала убираться из столицы, и желательно — в ближайшее время там не появляться. И да, вот еще что. Король на приеме был со мной довольно холоден, хотя и похвалил за труды во благо королевства на море. Это означает, что опалу с нас сняли. Но, кажется, он тоже совсем не рад был меня видеть…

— Дама Тиира, конечно, великий политик и интриганка, — усмехнулся Готор, выслушав объяснения Реки. — Однако ее привычка использовать людей втемную до добра не доведет. Как ты можешь не мешать королевским и ее планам, если их не знаешь? Так к кому именно она тебя подсылала?

Ренки назвал несколько имен. Среди них были как весьма знатные и влиятельные люди, так и обычные придворные, и даже разная мелочь, что вечно толпится во дворце, чтобы ухватить крохи с королевского стола…

— Хм… давненько я не варился в этой кухне, — задумчиво сказал Готор. — Но кажется мне, что все эти ребята — клиенты герцогов Гиидшаа. А ты, засветившись в их обществе, вроде как дал понять, что в некотором роде играешь на той же стороне. Полагаю, дама Тиира задумала перессорить Южные графства с Гиидшаа. Вполне разумно в нашей плачевной ситуации. Коли они не могут стать нашими друзьями, пусть враждуют между собой. Тогда каждый будет искать союза с королем против своего врага, и в этой мутной водичке можно выловить немало вкусной рыбки.

— Ты думаешь, из-за того, что я пообщался во дворце с определенными людьми, Краасты могут поверить в то, что я могу выступить на стороне Гиидшаа? — даже оскорбился Ренки. — Они ведь знают, что я — человек короля!

— Я же сказал: это только малая часть интриги. Но большего нам, судя по всему, сообщать и не собираются. Для дамы Тииры сейчас главное — зародить сомнение в головах у Краастов и бросить семена раздора между ними и Гиидшаа. А что из этого получится… Но судя по тому, что в эти планы нас с тобой посвятить не сочли нужным, похоже, в эту песочницу нас играть не пригласят. Так что будем заниматься своими непосредственными делами, раз нет иных указаний… Кстати, о делах. Организовать охрану Одивии я поручил нашему Дроуту. У мужика к этому делу есть определенный талант — все-таки криминальное прошлое! Оглядываться он умеет и опасность чует. Я, кстати, подумываю о том, чтобы нам, с учетом такого количества врагов, своей тайной службой обзавестись. Как раз Дроута можно во главе поставить — раз и талант есть, да и возраст у него уже солидный, чтобы самостоятельное дело вести. Он, конечно, не Риишлее, ну да и мы не Тооредаан, в высокую политику лезть не будем. Но по части отлова наемных убийц, контрабандистов, воров, разбойников и прочего жулья — считаю, его кандидатура подходит в самый раз. Что думаешь?

— Да, — кивнул Ренки. — Наверное, нам действительно надо обзавестись чем-то подобным, а то я слышал упреки от купцов, что с тех пор как Фааркоон выделили в феодальные владения, Тайная служба начала работать спустя рукава. А Дроут — он хитрый. Только вот что скажет на это Риишлее?

— Если ему это правильно преподнести — поймет, — махнул рукой Готор. — Он — человек умный. Однако параллельно надо создать еще одну… хм… назовем это: Служба внешней разведки. Структура, которая будет приглядывать за Литругой и нашими окрестностями. А начальником там поставим Доода. В принципе он и так с «окрестностями» работает. Сидя в своем трактирчике, уже неплохую паутинку сплести сумел. Бандюков да мошенников на нашем участке дороги вырезает под корень, потому-то купцы нынче готовы лишний крюк сделать, лишь бы спокойно через нашу землю проехать. И сведения, которые он вызнает у этих купцов, бывают небесполезны в экономическом плане! Чувствуется школа Бида. А если его еще кое-чему подучить да поставить определенные задачи — он развернется так, что мало не покажется!

— Но зачем же нам две тайных службы? — удивился Ренки. — Если существует еще и Тайная служба Риишлее, в смысле настоящая!

— Всегда должно быть две — это минимум, — убежденно ответил Готор. — Чтобы друг за дружкой присматривали. Формально у них будет разделение обязанностей. Но по сути… Знаю, что ты хочешь сказать! — сделал он останавливающий жест, видя изменившееся выражение лица Ренки. — Дроут не просто наш сержант. Он наш друг и даже собрат! Да и Доод нам не чужой. Но в подобных делах… Когда закладываешь фундамент и создаешь каркас, личное необходимо отбросить, чтобы созданное тобой не развалилось при замене одного кирпичика другим, менее «лично преданным». Короче, так надо! Согласен?

— Ладно, — кивнул Ренки. — Ты в этом разбираешься лучше меня. А что там с Литругой? Удачная была охота?

— Нормальная, — расплылся в довольной улыбке Готор. — Шороху на кредонцев мы за это время навели. И не без выгоды для себя! Еще немного — и мы вложенные в это дело бабки отобьем и начнем получать чистую выгоду. Теперь у нас на этом «предприятии» не три, а уже четырнадцать кораблей работают. Хотя нет, двенадцать — кредонцы тоже без дела не сидят. Но желающих пограбить их от этого меньше не становится. И тут у нас с тобой появляется новая проблема. Нельзя упустить контроль над ситуацией. Раньше-то все корабли были наши. Две трети команды — тооредаанцы. Капитаны — тооредаанцы. А вот теперь Литруга внезапно стала довольно бойким местом. На, почитай, что пишет оттуда оу Маб. В гавань стали заходить какие-то левые кораблики, а то и просто — большие лодки, набитые отребьем, которое прямо-таки раздирает желание вступить в ряды пиратов! Да и на соседних островах началось какое-то подозрительное оживление. И заметь — отнюдь не все из этих ребят стремятся получить каперский патент, обязуясь взамен платить королевскую долю и соблюдать наши правила. Хотя, если что, все придут отсиживаться за нашими пушками! Правда, пока случаев нападения на тооредаанских купцов со стороны «наших» пиратов вроде бы не замечено. Но вот нападения на корабли третьих стран уже были.

— Надо усилить гарнизон! — категорично высказался Ренки. — И досматривать суда, приходящие на Литругу. Если корабль и команда хорошо вооружены, а патента нет — изымать корабль, а команду — за борт!

— И где ты возьмешь на это солдат? — усмехнулся Готор. — А их понадобится много, потому что врагов мы такой политикой наживем себе… Океана не хватит, чтобы всех утопить. Да и не удержим мы это дело на одних штыках. Нет, давить придется с другой стороны. Я же тебе рассказывал, кто действительно зарабатывает на пиратстве? Скупщики краденого, кабатчики да сутенеры! Львиная доля «легко нажитого» оседает в их карманах. Так что я уже подключил фааркоонских купцов. Два раза объяснять им не пришлось (кому пришлось, тех я вежливо выгнал), и они уже готовы к работе. С нашей же стороны необходимо обеспечить им монополию на ввоз продовольствия и вина, а также на торговлю удовольствиями. Так что суда будут досматриваться, но отнюдь не на предмет оружия. Все будет честно и справедливо — любой мешок муки или крупы, ввезенный на остров, будет облагаться девяностопроцентным налогом… э-э-э… на постройку защитных сооружений и покупку пушек. С какой стати мы им будем свою артиллерию дарить? Надо поговорить кое с кем из «капитанского совета», пообещать поделиться выручкой — они это тоже одобрят. Но фааркоонцам мы потом будем процентов пятьдесят возвращать либо за счет скупки награбленного (а где еще это можно будет продать?), либо как-нибудь иначе. Механизмы надо прорабатывать. Когда полностью поставим население островов в зависимость от своих поставок и добьемся того, чтобы продать добычу было можно только у нас, вот тогда и начнем диктовать свои условия. Однако сейчас у нас есть дело поважнее. Пленных накопилось уже достаточно. Надо бы подумать, как их можно обменять на наших людей. Признаться, раньше я хотел с этим вопросам к Риишлее обратиться — в жизни не поверю, что у него нет каких-нибудь выходов на кредонские власти. Но тут вдруг выяснилось, что наша дорогая Одивия может нам в этом деле помочь. Оказывается, она пыталась найти и выкупить из плена своего отца, так что ее свели с нужными людьми. Правда, проследить судьбу отца она так и не сумела, но поделиться контактами может. И что самое интересное — эти контакты проживают в одном городишке, всего в трех сотнях верст от Старой Мооскаа! Так что можем заодно и там оглядеться. Вдруг что интересное увидим. Ну что скажешь?

Увы, но путь в легендарные земли Старой Империи оказался не так уж короток и прям. Для начала пришлось зайти на Литругу и задержаться там почти на две недели. Готор творил политику, Ренки добросовестно пытался у него учиться, хотя наука интриг, намеков и закулисных бесед давалась ему необыкновенно тяжело. Не лежала душа оу Дарээка к подобному занятию. То ли дело — открытый бой в пороховом дыму и со шпагой в руке… А все эти улыбки и пьянки с отребьем, которому хочется скорее дать пинка, чем заверить «в дружбе и приязни»… Брр…

Так что пока Готор шептался о чем-то с «капитанами» и появившимися на Литруге купцами, Ренки для самоуспокоения посвящал свободное время отбору команд на новые корабли, довольно тесно познакомившись с самыми разными категориями пиратов.

Как ни странно, коренных литругцев среди них оказалось не так уж много. Стоило только вести о том, что «старые добрые времена возвращаются», разнестись над морями, и на остров прибыла целая толпа алчущих легкой наживы людей.

Кого только не было в этом, как его называл Готор, зверинце. Явные авантюристы — искатели приключений, дезертиры, разбойники всех сортов, беглецы от закона, долгов или мести. Иные являлись людьми благородными, с приставкой «оу», а другие — нищими, своего имени не помнящими и обходящимися взамен этого кличкой. Одни чуть ли не щеголяли дипломами университетов, другие не могли написать свое имя. В лохмотьях и разодетые в пух и прах… Прекрасно владеющие оружием и уверенные в том, что их жажда быстро разбогатеть сильнее любого оружия… Опытные мореходы и абсолютно сухопутные крысы…

Однако большинство из тех, кто пришел наниматься на пиратские суда, являлись обычными моряками или рыбаками, решившими «подзаработать» тесаком и мушкетом, коли выпала такая возможность. Это словно бы был особый народ. Морской!

Они с детских лет были отданы юнгами «в обучение» на корабли, и с тех пор фактически на них и жили. Передвигались из порта в порт, переходили с одного судна на другое — добровольно и не очень. Ходили по всем морям, годами не видя родины, а порой, кажется, уже и не помнили, где она, эта родина. Родиной для них была корабельная палуба, а подданство свое они определяли по флагу на мачте.

У них был свой язык, кажется сплошь состоящий из морских терминов. Свои обычаи, законы, верования, правила морали и даже праздники.

И, как не без удивления узнал Ренки, пиратство среди этих людей особо аморальным делом не считалось. Украсть у соседа по кубрику было абсолютным злом, а вот перейти на другой корабль и зарезать того же соседа во время абордажа — дело житейское и вполне допустимое.

— Слушай, Готор, — как-то раз обратился Ренки к своему другу. — А зачем эти пришлые нам вообще нужны? Неужели мы не наберем достаточно народу среди наших моряков? Ведь, помнится, их сейчас полно на берегу бездельничает, и они готовы вкалывать на черной работе хоть за еду!

Солнце как раз перевалило за полдень. Друзья сидели в кают-компании «Чайки», пережидая наиболее жаркое время дня. А поскольку так получилось, что капитан и офицеры, обычно составляющие им компанию, сегодня были заняты срочной выгрузкой товаров, можно было говорить более свободно.

Одивия Ваксай, присутствующая в каюте (ну как же без нее? Она и с посредником знакома, да и строящаяся на Литруге верфь принадлежала ее Торговому дому. И даже Ренки в свете последних событий решил, что с ними она будет в большей безопасности, чем в Фааркооне), была посвящена во многие секреты приятелей. Профессор Йоорг также настоял на поездке, едва заслышав про Старую Мооскаа, — он решил, что данное путешествие наверняка будет касаться неких тайн, запечатленных на глиняных таблицах. Делами пиратскими он интересовался мало, зато, как убедился Готор, язык за зубами держать умел.

— Хм… — пробурчал Готор, отрываясь от бумаг, которые читал в тот момент. — Ты опять? Мы ведь, кажется, об этом уже говорили?

— Ну да — политика и все такое… Вроде как грабим Кредон не мы, а совсем даже другие люди, хотя едва ли это обманет самих кредонцев. Опять же — громить пиратов они явятся не в Тооредаан, а сюда… Ну ладно еще литругцы, но зачем нам брать в команды кого-то совсем со стороны? Ведь в этой толпе сброда, что пожаловал сюда со всех концов света, наверняка полно кредонских шпионов. Ты об этом не подумал?

— А что шпион может сделать, находясь в замкнутом мирке корабля? Какую весть передать? Или ты думаешь, что в Кредоне так много патриотов, готовых ценой своей жизни уничтожить пиратский корабль, бросив факел в крюйт-камеру? Да и вообще… Пиратство — это тоже ремесло. Я за прошлую пару месяцев в этом убедился. Советы, которые дают нам «вторые помощники», обычно оказываются весьма ценны. Без них мы бы, возможно, потеряли половину наших кораблей, да и добычи бы взяли явно не столько. Так что я как житель Тооредаана хочу, чтобы как можно меньше наших соотечественников овладело подобным ремеслом. Пусть уж этим занимается сброд со всех концов света, на то он и сброд. Легкая нажива — она, знаешь ли, развращает людей. Вот вы, Одивия, согласились бы нанять на свой корабль бывшего пирата?

— Если он как моряк хорошо знает свое дело — согласилась бы, — усмехнувшись, ответила Одивия. — Признаюсь, среди моих предков были те, кто занимался подобным, как вы сказали,«ремеслом». Я в детстве и сама, наслушавшись семейных преданий, любила представлять себя пираткой. Но если будет выбор, я конечно же предпочла бы взять в команду человека, на чьей совести нет грабежей и убийств. Только вот кто в наше непростое время может подобным похвастаться? Но хватит об этом. Судари, я уже завершила все свои дела на этом острове. Хотелось бы отплыть побыстрее. И у вас, и у меня в Фааркооне еще множество дел, которые не хотелось бы взваливать на плечи управляющих. Уж больно легко эти плечи гнутся под тяжестью трудов, и оттого их обладатели без хозяйского пригляда начинают работать спустя рукава.

«Чайка» в сопровождении трех пиратских кораблей вышла из бухты Улитка спустя два дня и отправилась к Воротам в Срединное море. И наткнулась там на кредонскую эскадру из более чем дюжины фрегатов, вышедших охранять своих купцов и гонять пиратские корабли.

— Что делать, что делать? — досадливо поморщился оу Готор после того, как все услышали от местного лоцмана, что эскадра пришла всего неделю назад, и завалили своего предводителя однообразными вопросами. — Ждать! Теперь ход за славным адмиралом оу Ниидшаа. Надеюсь, он не забыл о наших договоренностях и вовремя получил от людей Риишлее весть о выходе кредонцев. Жаль, конечно, что не успели проскользнуть до их прихода. Зато теперь уж точно не нарвемся на них на обратном пути.

Ждать пришлось почти целую неделю, прячась среди островов архипелага. Потом специально нанятый лоцман из местных принес весть, что большая часть эскадры внезапно ушла, оставив у Ворот лишь три корабля.

— Дык, судари, слухи-то ходят, что тооредаанский флот вышел из портов и отправился на север, — пояснил лоцман действия кредонцев. — Вот они и поспешили берега свои прикрыть. В наших местах слухи быстро разносятся. Корабли со всего свету тута проходят. А морячки — они языками потрепать любят. Оттуда и знаю!

Оу Раавиинг — контр-адмирал кредонского флота — чувствовал себя вполне уверенно. Да, большая часть кораблей ушла, оставив его тут во главе крохотной эскадры всего из трех вымпелов. Зато какие это были вымпелы!

Новейшие фрегаты, кажется еще пахнущие стружкой и краской. И пусть на каждом из них всего по сорок четыре пушки, эти корабли были созданы не столько для линейных сражений, сколько для погонь и лихих маневров в морском бою. Говоря уж совсем по чести, создавали их именно как идеальных пиратов, чтобы захватывать тооредаанских купцов и тем самым подрывать торговлю этого унылого королевства, сотни лет пытающегося конкурировать с великой Кредонской республикой как на Западном континенте, так и на море. Но уж коли эти тооредаанцы нашли в себе силы и наглость осмелиться нападать на кредонских купцов, фрегаты отлично выступят и в роли истребителей. А если, как уже бывало, пираты соберут большой флот, новые корабли легко ускользнут от врагов за счет скорости. Пиратские суда никогда не отличались совершенством, а флоты их не были способны вести продолжительные совместные действия.

Но главное-то не в этом! Почему он, оу Раавиинг, контр-адмирал, водивший эскадры в десятки вымпелов, согласился торчать тут, теряя возможность поучаствовать в исторической битве между кредонцами и тооредаанцами?

Потому что если бы тооредаанцы не догадались организовать пиратские набеги в этих водах, их стоило бы организовать самим кредонцам! Ну потопили бы несколько купеческих суденышек из малых торговых домов, пытающихся конкурировать с большими домами и целыми компаниями. Зато…

Эти воды и земли — Ворота в Срединное море, ведущие к самым богатым берегам. Кредон давно мечтал наложить на них свою лапу, но это означало бы войну со всем миром.

Со времен развала Старой Империи острова никому не принадлежали, хотя и были населены. Селились здесь, правда, сплошь жулики и мошенники, весьма неплохо наживавшиеся на сопровождении кораблей через Ворота.

Лет четыреста назад Валкалава, претендовавшая на роль преемницы Старой Империи, пыталась взять эти воды под свой контроль: поставить крепости на островах и разместить тут свой флот. Началась война. Против Валкалавы выступили буквально все царства, имевшие хоть клочок земли на берегу Срединного моря и лодку под парусом, способную перевезти десяток голодранцев с топорами в руках. Даже тогдашний Тооредаан, будучи абсолютно варварским царством, и то соизволил поучаствовать. А Кредон, можно сказать, в жерле той войны и родился!

Валкалава — страна древняя. Говорят, она еще и до Старой Империи была весьма сильным государством. Ее не завоевали, а присоединили к имперским землям на основе договоров и монархических браков, так что она обладала особым статусом и немалыми привилегиями. Оттого и темные века дались ей легче, чем другим государствам, и она сумела сохранить немало имперских знаний, традиций и культурного наследия. Валкалава вполне могла бы впоследствии занять место Старой Империи, объединив вокруг себя осколки распавшегося государства, если бы не эта война.

Противостояние длилось больше тридцати лет, и в результате Валкалаве пришлось распрощаться со светлыми перспективами — слишком уж большой и лакомый кусок пыталась она заглотить сразу. А вот если бы у нее хватило терпения сначала слопать менее привлекательные территории, поднакопить сил и одновременно уменьшить количество потенциальных врагов…

Но уж слишком лакомым был этот кусок, и потому за прошедшие четыреста лет еще не одно возомнившее о себе государство обламывало о здешние земли свои зубки, надеясь с помощью одного лихого рейда стать властителем мира.

Кредон как-то раз тоже пытался. И тоже не вышло. Но теперь-то республика стала куда умнее, и ее территория с тех пор увеличилась чуть ли не в пять раз. А флот давно уже является самым большим и могущественным.

Конечно, войны со всем миром Кредону пока не выиграть. Но республика давно уже об этом и не мечтает. Даже он, оу Раавиинг, потомственный флотский офицер, нашел в себе силы осознать, что силами лишь флота и армии подобных задач решить нельзя. А вот тихой сапой, захватывая под контроль чужие страны с помощью денег и торговли, втираясь в доверие, подкупая продажных и устраняя излишне самостоятельных… В один прекрасный момент воинственные страны сами сдаются без боя, когда их вожди привыкают купаться в роскоши и получать незаслуженные блага. Так что кредонский флот сейчас по большей части лишь обеспечивает безопасность торговли и торговых путей, а не пытается захватывать новые земли.

В иных обстоятельствах стоило бы кредонским кораблям бросить якорь у Ворот — и многие страны и короли смертельно обиделись бы, а то и испугались. Возможно, войной бы и не пошли. Сразу. Но уж точно постарались бы навредить кредонским купцам, а это бы очень не понравилось Торговой палате.

А сейчас — сущая благодать: «Мы защищаем своих людей от пиратов! Можем заодно и ваших прикрыть». Еще недавно тут стояли двенадцать кредонских фрегатов и множество корабликов на подхвате, от юрких авизо до тяжеловесных транспортников и скотовозов, — и никто даже не пикнул!

Хорошо бы тем, кто решает хватило выдержки потерпеть пиратов еще годика два-три. За это время тут все привыкнут к кредонскому флоту у Ворот. И даже будут радоваться, когда корабли входят в гавани, а матросня и офицеры тратят деньги на выпивку и шлюх.

А там, глядишь, пройдет время — и никто уже не посмеет вякнуть даже против их постоянного присутствия в этих водах. Так что все складывается весьма удачно!

Еще удачнее, чем он, оу Раавиинг, мог рассчитывать. Возможно, тооредаанцы и впрямь решили, пользуясь уходом целого флота, побезобразничать в кредонских водах. Может быть, это был лишь отвлекающий маневр, чтобы увести вражескую эскадру от Ворот. Но так или иначе, а командиру эскадры — адмиралу оу Гриизу — пришлось уйти, оставив его, оу Раавиинга, за главного. И сможет ли он вернуться — еще бабушка надвое сказала. Если тооредаанцы и впрямь начнут бедокурить в кредонских водах, адмиралу придется долго отлавливать их там. После проклятого рейда на Тинд с флотом этих оборванцев приходится считаться.

За это время он, оу Раавиинг, должен одержать несколько побед над пиратами, выстроить агентурную сеть из мелких мошенников, а главное — завести личные контакты с правителями и знатью островов. Лесть, подарки, выгодные предложения по снабжению флота и прямой подкуп — глядишь, через полгодика они уже будут есть с его рук. И тогда его уже никто отсюда не отзовет в другое место. И новых начальников, скорее всего, не пришлют. А когда Ворота станут окончательно принадлежать Кредону… Республика таких заслуг не забывает!

— Простите, ваша милость адмирал, — вторгся в светлые мечты оу Раавиинга голос его первого помощника. — Наблюдатель заметил парус на горизонте. Кажется, хочет пройти через Ворота незамеченным — крадется с юга, через мели.

— Отличное известие, лейтенант, — обрадовался контр-адмирал. — Уж верно, купец нейтральной страны не стал бы так рисковать. А значит, это либо тооредаанский пират, либо тооредаанский купец. В любом случае он — наша добыча! Просигнальте «Беспощадному», чтобы оставался на месте. А «Беспокойный» пусть снимается с якоря, ставит паруса и перекроет тому мерзавцу путь на восток. Мы зайдем с запада. На севере у него будут мели и рифы. Удрать он сможет только на юго-запад, где мы его и перехватим. Главное — успеть до темноты, иначе потом умаемся искать мерзавца среди островков архипелага. Эти пираты — сущие крысы, знают все щели, где можно спрятаться!

Ох уж эти морские гонки… Неспешные и требующие больше терпения, нежели приложения физический сил. То ли дело, когда догоняешь противника на своих ногах. Несешься большими прыжками, отталкиваясь от земли, стараясь дышать равномерно и удержать бешено бьющееся сердце в грудной клетке. Или конная погоня. Огромный зверь под тобой, разгоряченный азартом и ударами шпор. Ты чувствуешь его энергию, свист ветра в ушах и бьющий в нос запах лошадиного пота. Ты отнюдь не отдыхаешь, сидя в седле, — все твое тело работает в едином ритме с галопом коня, а мышцы ног напряжены, как пружина взведенного замка. Одно неловкое движение — твоего коня или твое собственное, — и ты летишь на огромной скорости и бьешься о землю. Иногда — бьешься всмятку…

А вот когда один корабль гонится за другим… Кажется, и нет особой разницы между погоней и обычным плаванием. Разве что снасти скрипят чуть громче, хотя и это обычно лишь обман твоего воображения, потому что поставить больше парусов, чем позволяет крепость мачт и сила ветра, все равно нельзя.

Подчас при таких погонях преследуемый корабль — это крохотный треугольничек паруса где-то на горизонте, который видно только с мачты. И как бы ни жаждала этого твоя душа, как бы ни напрягал ты мышцы и ни подталкивал мысленно свой корабль вперед, к этому парусу, идти он будет с той скоростью, что изначально заложена в его конструкции, и не быстрее, чем позволяют ветер и морские волны.

Тут основную роль играют опыт капитана и мастерство матросов. Но главное — удача! А удача, как всем известно, — девка капризная, взбалмошная и ревнивая.

«Надо отдать должное этим пиратам, — думал контр-адмирал оу Раавиинг. — Они пока не совершили ни единой ошибки. Не считая, конечно, той, что вообще стали пиратами и осмелились нападать на кредонские суда».

Вовремя развернулись и начали удирать от «Беспокойного». Оу Раавиинг решил было, что пираты при виде боевого фрегата так растерялись, что не обращают на его флагман «Беспощадный» никого внимания, тупо двигаясь навстречу своей смерти. Но лоцман объяснил про течение. И правда, очень скоро пират сменил курс на юго-запад и существенно прибавил скорости, сумев довольно серьезно оторваться.

Впрочем, примерно спустя полчаса и «Беспощадный» достиг того же течения и, так же прибавив скорости, начал постепенно догонять противника — благо ветер был почти попутный, а фрегат строился скорее быстрым, чем сильным.

Примерно спустя часа три «Беспощадный» настолько приблизился к пирату, что уже можно было разглядеть его поподробнее. Странное судно. Какое-то непривычно узкое, и без высоких надстроек на баке и корме. Не очень понятно, как при таком корпусе он может нести такие высокие мачты. Но, видно, потому и поднята едва ли половина парусов — похоже, если при более-менее сильном ветре поднять их все, кораблик рискует перевернуться.

Вооружен слабовато. Судя по всему, по каждому борту можно расположить максимум пушек двенадцать-пятнадцать сравнительно небольшого калибра. Да и груза в эти трюмы помещается существенно меньше, чем в обычного купца такой же длины. Словом, может, он и смотрится изящно, но, как ни парадоксально, по сути — странный уродец. Если это и есть тот самый тооредаанскией kliper, про который рассказывали на совещании в штабе флота, то особого впечатления он на контр-адмирала не произвел.

Впрочем, чего еще ждать от этих тооредаанцев? Воистину ни рыба ни мясо. Захватили огромные земли, но живут в основном лишь на побережье. Имеют выход к морю и доступ к большим запасам леса, а серьезным конкурентом на море так и не стали. Лишь иногда, раз в полсотни лет, они собираются с силами и тогда доставляют Кредону проблемы, как это было во время битвы при мысе Куаа, в которой, хоть это и противоречит официальной версии, тооредаанцы сумели существенно потрепать республиканский флот. Он, оу Раавиинг, там был, пусть и не в качестве контр-адмирала, а всего лишь первого помощника капитана линейного корабля «Республика». Но у него есть право сомневаться в официальной версии хотя бы потому, что для самого нового и сильного линейного корабля кредонского флота это была первая и последняя битва. Сгорела «Республика» и утонула, едва не утащив за собой на дно и карьеру оу Раавиинга. Пришлось немало сучить ножками, взбивая масло, тратить последние деньги на подарки, прогибаться и льстить разным сволочам, чтобы вновь подняться на капитанский мостик в качестве офицера.

И он этот шанс не упустил. К тому времени когда из-за тиндской авантюры во флоте полетели многочисленные головы, репутация оу Раавиинга была настолько безупречна, что чин контр-адмирала достался ему почти без борьбы.

М-да… Вспоминать Тинд как-то не хочется. До сих пор холодок по спине пробегает при виде размолотых в пыль крепости и форта-ключа, считавшегося вообще неприступным.

Впрочем, главная проблема этих тооредаанцев — в их бесконечной спеси! Множество правил, ограничений и кодексов… А все лишь затем, чтобы прикрыть свою лень. Благородным оу, видите ли, не пристало работать и торговать подобно каким-то там купцам! Они будут верно служить своему королю, тщательно штопая прорехи и заплатки на штанах и камзолах, но не опустятся до «неблагородных занятий».

Оу Раавиинги могли проследить свой род еще с имперских времен, однако это не помешало им удачно вложить деньги и управлять собственным Торговым домом, когда в том появилась надобность. И вот результат — те, кто страдал от излишней спеси, либо сдохли от голода, либо опустились до уровня нищих и бродяг. А те, от кого они презрительно отворачивались, шипя и именуя «низкими купчиками», теперь заседают в Торговой палате, водят корабли и командуют армиями, служа республике.

У таких людей на выгоду особое чутье! Они своего не упустят, невзирая ни на какие кодексы, древние заветы и бубнежку жрецов. Впрочем, жрецы в Кредоне давно поняли: бубнить надо то, что пришедший в храм человек и сам хочет услышать, иначе не видать им щедрых пожертвований.

Оттого Кредонская республика и процветает, с каждым годом становясь все сильнее, а не чахнет под гнетом всяких там правил и традиций.

И что интересно — ведь было время, находились люди, которые говорили, что без ограничений республика развалится сама собой, погрязнет в коррупции и стяжательстве. Но! Пусть даже чиновники да офицеры, служа Кредону, и правда не забывают про свой карман, так ведь и сама республика находит способы изрядно этот карман опустошить, коли действия гражданского служащего или офицера нанесут ей ущерб. Так что такого повального воровства, как в армии и флоте Тооредаана, в Кредоне не наблюдается. Потому как…

— Простите, ваша милость адмирал! — прервал его размышления вахтенный помощник. — Сдается, наша добыча прибавила скорости.

— Хм… Очередное течение? — спросил контр-адмирал.

— Похоже, они поставили больше парусов, — отрицательно покачал головой помощник.

— Жест отчаяния! — самодовольно констатировал оу Раавиинг. — Видят, что мы их догоняем, и теряют разум. Их лоханка не выдержит такого напора и скоро окажется в наших руках. Впрочем, у нас запас прочности еще есть. Прикажите отпустить пару рифов на гроте и поднять стаксель. Что там с «Беспокойным»?

— Поменял курс вслед за нами, — отрапортовал вахтенный. — Идет в трех верстах позади.

— Им же хуже, — позволил себе пошутить контр-адмирал. — Лишатся возможности торговаться из-за призовых! Корабль к бою готов?

— Так точно, ваша милость! Крюйт-камера и арсенал открыты. Первые заряды доставлены на батарейную палубу. Боцманы готовы раздать сабли и мушкеты на случай абордажа.

— Что ж, если я что-то понимаю в морском деле, — усмехнулся контр-адмирал. — Все это нам понадобится в течение ближайших трех часов.

Да, оу Раавиинг оказался полностью прав. Спустя примерно полтора часа преследуемое судно вдруг резко сбросило скорость. Что там у них не выдержало напора ветра — издалека было не понять… Может, дело и вовсе было не в этом, а в цепи островков, которых достиг кораблик, вернее — в сложном фарватере между ними. Хотя лоцман с полной уверенностью утверждал, что без проблем проведет тут корабль с осадкой «Беспощадного», так что можно было не сбрасывать ход и попытаться побыстрее настигнуть пирата, пока он не спрятался в крысиную нору.

После очередного поворота пират и правда пропал. Но лоцман только усмехнулся и уверенно повел корабль в лабиринте островков. Ага. Вот они… За стеночку спрятались! Если бы не хорошо знающий эти воды человек, то оу Раавиинг мог бы пройти мимо, не заметив эту щель между скалами.

— Ха-ха, — усмехнулся лоцман. — У нас это место любой мальчишка знает. Приют Контрабандиста называется. А они небось думали тута спрятаться… Теперя попались, второго выхода точно нет!

Две высокие продолговатые скалы образовывали здесь этакое укромное ущелье-бухточку, судя по цвету воды — глубокую. Вход закрывал третий остров — большой, хотя и без бухты или даже пляжа, на который можно было бы высадиться. Так что без особой необходимости едва ли кто-нибудь туда бы поплыл. Не знающему здешних мест человеку действительно представлялось, что это некий цельный остров.

Но, к счастью для кредонцев и к несчастью для пиратов, оу Раавиинг заранее подыскал проводника, который указал на пиратский тайник. Вот что значит опыт и мудрость!

— Выхода с другой стороны точно нет? — поинтересовался на всякий случай мудрый контр-адмирал.

— Рифы тама, — кивнул проводник. — Здоровые зубья со дна торчат, в отлив даже над водой подымаются. Так что точно не сбегут.

— Что ж, — улыбнулся оу Раавиинг и начал говорить, кажется обращаясь не столько к своим офицерам, сколько к самому себе. — Войдем в горловину бухты. До них будет примерно треть версты. Борта у этого суденышка особо прочными не кажутся, так что можно их будет прямо оттуда расстрелять. Едва ли калибр их пушек позволит дать нам достойный ответ. Но если это тот самый kliper, про который столько болтали, нам куда выгоднее взять его целым. Торговая палата назначила за него особое вознаграждение. И немалое! Да и слава… Ради этого я, пожалуй, даже готов оставить пиратам жизнь и свободу. Высадим их на любом из этих островков. Глядишь — сами подохнут. А кораблик достанется нам без единой царапины! Да и в трюмах может найтись что-нибудь ценное, особенно если это купец! Лоцман, мы сможем туда войти и развернуться бортом?

— Ежели за шлюпками тащить — так легко! — заверил опытный моряк.

— Тогда боцманам играть команду «К бою!», — начал распоряжаться контр-адмирал. — Шлюпки на воду. Первый помощник, вы командуете гребцами. Порты по правому борту открыть. Пушки зарядить. Морскую пехоту на палубу, стрелков на мачты. Поднять сигналы «Приказываю сдаться» и «Высылаю парламентера». Второй помощник, на ялик, готовьтесь передать им мой ультиматум.

На кредонском флоте вообще была железная дисциплина. А уж после того как боцманы отыграют на своих дудках сигнал «К бою!», все команды выполнялись только бегом.

Однако даже несмотря на такую поспешность, прошло еще не меньше сорока минут, прежде чем «Беспощадный» смог войти в «ущелье» и развернуться к противнику правым бортом, зияющим открытыми орудийными портами, из которых, словно бы сама смерть, выглядывали жерла пушек.

Все внимание было сосредоточено на траверзе по правому борту, и потому вышедшие из-за большого острова три корабля кредонцы заметили не сразу. А когда заметили…

Нет, поднять порты и даже зарядить пушки левого борта кредонская команда успела. Те, кто прошел «матушкину» науку, умеют действовать быстро, но без суеты. Но, увы, первые залпы все равно сделали пираты.

Эти три корабля хоть и не сильно превосходили в длину заманившего сюда кредонцев «беглеца», тем не менее были более массивными и несли куда более тяжелую артиллерию. Каждый по отдельности для корабля ранга «Бесстрашного» был неопасен. Но их было три… И четвертый — в глубине бухты, прячущийся в длинных вечерних тенях, что бросали высокие скалы по обоим берегам.

И тем не менее первый пристрелочный залп кредонских канониров был довольно точен. Преследуемый кораблик стоял, развернувшись носом к выходу (когда только успели?), и когда дым более-менее развеялся, бушприт суденышка беспомощно висел на леерах и канатах, а гальюн сверкал свежей древесиной пробитых в стенах отверстий.

Погонные орудия кораблика ответили кредонцам, но это было все равно что плевать из духовой трубки в верблюда. Даже с пистолетной дистанции едва ли пушки малого калибра смогли бы пробить корпус фрегата или сбить мачту.

Впрочем, сам кораблик внезапно начал разворачивать на своих реях целые полотнища парусов. Создавалось ощущение, что их вдвое больше положеного. Так это было или нет, однако слабый ветерок, дующий в бухте, он поймал и пусть не слишком быстро, но пошел на сближение с «Беспощадным».

На левом борту кредонского фрегата все было куда менее лучезарно. Три раздавшихся по очереди залпа. Причем с каждым из них вражеские суда подходили на все более короткую дистанцию, так что последний корабль вообще стрелял картечью, целясь по палубе и такелажу, и изрядно проредил морскую пехоту и матросов.

Досталось и шлюпкам, спешно пытавшимся вывести фрегат из ловушки, развернув его носом к выходу. Да и тем, кто находился на батарейной палубе, пришлось несладко. Оттого и ответный залп был довольно смазанным и не принес особых успехов, тем более что стрелять приходилось по двигающимся мишеням.

Впрочем, офицеры довольно быстро навели порядок на утопающей в клубах дыма батарейной палубе. И когда тройка пиратов вернулась для второго залпа, «Беспощадный» был готов достойно встретить врага.

Но сильный толчок в правый борт сдвинул судно, сбив прицелы. Изящный кораблик ткнулся носом в борт «Беспощадного», окончательно ломая свой бушприт и гальюн, и по инерции начал разворачиваться бортом. Но еще раньше на палубу кредонского фрегата хлынул поток абордажной команды…

Их было не так чтобы много. Но примерно треть составляли фааркоонские егеря-гренадеры. Лучшие из лучших, одинаково хорошо умеющие поразить врага пулей, гранатой, штыком или тесаком. Прошедшие особую подготовку для войны в тесном пространстве крепостных стен и корабельных палуб. Специально отобранные, чтобы сопровождать военных вождей берега в их загадочных странствиях.

За ними шла волна пиратов, пусть не столь хорошо обученных, но поистине страшных в своей ярости. А левый борт опять содрогнулся от ядер, выпущенных на этот раз почти в упор, и новый поток пиратов начал зажимать пытающихся отбиваться кредонцев в смертельные тиски.

Ренки несся по темным переходам, трапам и палубам кредонского фрегата. Глотая пороховой дым, спотыкаясь о нарубленные ядрами обломки, шарахаясь о косяки и углы, он летел за маячащей буквально перед носом фигурой и никак не мог догнать.

Словно в страшном сне, когда вот так же преследуешь свою цель, и каждый раз не хватает буквально чуть-чуть, чтобы ее настигнуть, и холодный пот начинает струиться по спине, волосы встают дыбом, а сердце колотится с сумасшедшей скоростью, в паническом ужасе пытаясь пробить грудную клетку и выскочить на свободу.

Вот фигура остановилась, подняла пистолет, и Ренки прыгнул вперед, выставив перед собой шпагу и надеясь в последнем отчаянном прыжке избежать неминуемой смерти.

А начиналась эта погоня вполне даже весело.

Да, кредонцы сумели их обхитрить. Ненадолго. По замыслу Готора, не слишком-то приспособленная к сражениям «Чайка» должна была увести противника от Ворот, спрятаться в укромном месте, отсидеться там ночь, пропустив мимо себя погоню, а потом вернуться и вместе со всей эскадрой проскользнуть в Срединное море.

Дгай, поднявшийся от второго помощника до капитана одного из пиратских кораблей, клятвенно заверял всех, что места укромнее, чем Приют Контрабандиста, во всем океане не отыщется! Поначалу и правда показалось, что это именно так. Заметить эту проклятую ловушку можно было, только встав точно напротив нее. А для этого пришлось бы сунуться в проход между ничем не примечательными островами, подобных которым тут было, наверное, под сотню.

И тем не менее кредонцы уверенно сунулись. И обнаружили там свою добычу.

На этот раз их спасла паранойя оу Маба. Он вообще противился назначению литругцев на должности капитанов кораблей, и когда оу Готору, по политическим, как он выразился, причинам, пришлось удостоить Дгая подобной чести, принял это назначение в штыки.

Новому капитану он не доверял и потому стал возражать против первоначального плана, чтобы вся остальная пиратская эскадра подождала «Чайку» у одного из безымянных островков на севере архипелага.

— Негоже, судари, надолго разделять эскадру, — говорил он на совете, упорно поглядывая в сторону Дгая. — Особенно в таком месте. Тут ведь можно не только на кредонцев нарваться. Здесь многие пошаливают. Да и вообще, заплутать легко. Коли мы разделимся… На то, чтобы собраться всем вместе, много времени уйти может. Того самого времени, что вы хотите выиграть, проскользнув в Ворота незамеченными. Так и будем под носом у кредонской эскадры друг дружку искать. И не надо думать, что они за нами в Срединное не сунутся. Коли эти сволочи нас заметят, то уж верно попытаются из рук не упустить. Потому-то, если мы и впрямь туда незаметными проскользнуть хотим, надо действовать единой командой, а не делиться. Тут, между островами, мест, чтобы спрятаться, найдется немало. Так что пусть пока «Чайка» заманивает кредонцев, а остальные корабли будут рядом, и как придет время бежать, все вместе и побежим.

Оу Маб был адмиралом их пиратского флота. Да и опыта у него было существенно больше, чем у военных вождей берега, так что Готор с Ренки не нашли аргументов против. И остальные капитаны также сочли его предложение вполне разумным. Включая капитана Дгая.

Что ж, время показало, что оу Маб, возможно, и ошибается по поводу Дгая, однако во всем остальном был абсолютно прав! Если бы прячущиеся за островом корабли вовремя не подоспели на помощь, «Чайка» сейчас, скорее всего, плавала бы в бухте в виде множества щепок либо была захвачена врагом.

Ренки хватило выдержки броситься на абордаж во второй волне. Впереди фааркоонцы, он следом. Впрочем, особо командовать резней, в которую превращается любой абордаж, коли обе стороны настроены решительно, фактически не было никакой возможности.

Выстроиться, взвести курки, выждать правильный момент и дать залп, запалить и бросить гранаты. А потом, когда враг вылезает из люков в палубе или сыплется на плечи с мачт, долго выдерживать правильный строй тяжеловато.

К счастью, фааркоонские егеря-гренадеры это умели. Умели драться тройками, между мачт, крышек люков, шпиля кабестана, пушек, канатных бухт, курятников и прочего палубного хлама. И умели по команде собираться в единый отряд, чтобы занять центр палубы или штурмовать шканцы.

И Ренки, как мог, руководил всем этим в пылу боя, как само собой разумеющееся воспринимая, что войско слушается его команд почти так же четко, как и собственная шпага в руке. И войско это было столь же смертоносно для врага, как и она.

А знаменитая шпага оу Ренки Дарээка сегодня испила немало кровушки. Особенно когда он повел своих солдат на штурм капитанского мостика.

— Сударь, предлагаю вам сдаться! — сказал Ренки, приставив острие клинка к груди уже довольно немолодого, слегка грузного человека с погоном контр-адмирала, пристегнутым к мундиру.

Этот человек тяжело дышал, по его лицу текла кровь, а мундир был в нескольких местах разорван. Выбить шпагу из рук этого вояки было делом буквально пары ударов. А вот того, что случилось потом, Ренки никак не ожидал.

Кредонец внезапно отпрыгнул назад, развернулся и побежал, смешно, по-моряцки косолапя и раскачиваясь из стороны в сторону. Это было настолько глупо — пытаться убежать от кого-то на корабле, что Ренки даже не сразу бросился за ним в погоню.

А кредонец тем временем забежал в капитанскую каюту и выскочил на балкончик на корме. С обезьяньей ловкостью перелез через перила и спустился на палубу ниже. Когда Ренки, поддавшийся охотничьем инстинкту, последовал за ним (и, надо отметить, несмотря на свою молодость, проделал тот же путь отнюдь не с той же легкостью), то обнаружил, что, видимо, попал в каюты младших офицеров. Побежал дальше. Успел заметить юркнувшую в люк тень. И бросился следом.

Поначалу это даже показалось ему смешным. Он уже мысленно начал сочинять рассказ о том, как гнался за кредонским контр-адмиралом, а тот убегал от него, обезумев от ужаса… И только на нижних палубах Ренки вдруг понял, куда они бегут, и ему сразу стало не до смеха. Проклятый кредонец, уже довольно немолодой, грузный и коротконогий, двигался с проворством обезьяны, буквально соскальзывая по трапам вниз и несясь в полутьме палуб, словно сова по ночному лесу. На ровном месте длинноногий Ренки догнал бы его за несколько секунд. Но тут, в лабиринте корабельного брюха, бывалый моряк уверенно доказывал преимущество опыта над молодостью и силой.

Уже когда контр-адмирал остановился возле дверей крюйт-камеры и поднял вынутый из-за пояса пистолет, Ренки прыгнул вперед, выставив перед собой шпагу и почти не надеясь достать.

Шпага вошла куда-то в бедро. Кредонец, падая, успел выстрелить, но пуля ушла в потолок. И тем не менее оба еще несколько мгновений лежали зажмурившись, ожидая неминуемого взрыва.

Казалось бы, не все ли равно, сразит тебя маленькая пуля, мгновенно пробившая сердце, или разметает в клочья взрыв нескольких сотен пудов пороха? И все же последний вариант почему-то казался Ренки особенно жутким.

Звяк, звяк! Контр-адмирал бил стволом своего пистолета по кортику, пытаясь высечь искру. Если его матросы и «пороховые мартышки»^[77] были недостаточно аккуратны, то на палубу могли просыпаться крупинки пороха и пороховая пыль. Подчас может хватить одной искры, чтобы уничтожить не то что корабль — целую крепость!^[78] Потому-то все, кто работает в пороховых хранилищах, ходят в специальных мягких тапочках.

Ренки сделал очередной выпад своей шпагой. На сей раз укол был смертельно точен. Контр-адмирал военного флота Кредонской республики оу Раавиинг проиграл свой последний бой.

Победитель встал и попытался отсалютовать шпагой, признавая доблесть врага, но низкий потолок помешал сделать это. Тогда Ренки тщательно закрыл дверь, на всякий случай даже забив под нее кортик адмирала, чтобы труднее было открыть. И начал устало подниматься наверх.

— Ни фига себе! — только и сказал Готор, когда друг ответил ему на вопрос: «Ты куда пропал?»

А потом, как обычно, началась работа. Надо было срочно расцепить суда, вывести побитого кредонца из бухты, освободив путь «Чайке», оценить ущерб…

Окончание боя проходило в сумерках, а к тому времени, когда Ренки вылез на палубу, на мир опустилась тьма. Что в общем-то было и к лучшему, ведь где-то тут, рядом, должен был бродить и второй фрегат, наверняка привлеченный звуками пальбы. К счастью, как объяснил Готор, на море звук хоть и распространяется довольно далеко, но его источник определить не так-то просто. А если еще учитывать острова, искажающие и сбивающие направление… Можно было надеяться, что кредонцы не смогут найти место, где в течение менее чем получаса корабли обменивались полноценными залпами.

И все же ночь выдалась весьма беспокойная. Наспех заменить бушприт на «Чайке», исправить порванный такелаж… И все это в темноте, при свете фонарей.

А еще этот долгий и крайне неприятный спор вокруг судьбы захваченного фрегата. Даже не жадность — восхищение не позволяло морякам уничтожить такой прекрасный корабль. Почти идеальное соотношение скорости и силы. Выдержанная много лет древесина каркаса, мореный дуб, пущенный на обшивку, и мачты, собранные из деталей из железного дерева. И это не говоря уже про красное дерево, шелк и бронзу в интерьере кают. Все на этом корабле казалось размещенным правильно и по-разумному. Каждая досочка, каждая деталь тщательно подогнана — знаменитая работа кредонских верфей, чье качество славилось по всем морям.

А пушки? Сорок четыре сверкающих новой бронзой пушки! Вероятно, отлитые одна за другой, в одной и той же мастерской, и потому похожие друг на дружку, как щенки из одного помета. Не всякая армия выходит в поход, имея столько же. Паруса, канаты, цепи, якоря, да и фигура свирепой гарпии на носу — все новенькое, почти не пользованное!

И все это сжечь как ненужный мусор?

Увы, но последний, выпущенный почти в упор залп нанес кредонскому фрегату серьезные повреждения. Били тогда, целясь по батарейной палубе, торопясь задавить вражескую артиллерию и не позволить врагу расстрелять себя с короткой дистанции. Били, подойдя настолько близко, что огонь из пушечных жерл подчас лизал корпус вражеского корабля, а ядра проходили сквозь борта, вздымая облака щепок, круша корабельные внутренности и поджигая поднятые для стрельбы заряды, что вызывало новые взрывы и пожары.

И сейчас медленно, но верно новейший фрегат кредоского флота «Беспощадный» набирал воду, хотя его вполне можно было спасти. Поставить часть команды к помпам, а вторую — передать в подчинение корабельным плотникам. Тщательно исследовать корпус, завести на места пробоин пластырь из парусины. Два-три дня работы — и корабль можно будет отвести на верфи, где его окончательно приведут в порядок. Но этого времени у пиратов-то и не было.

Даже победа в этом скоротечном бою, при немалом преимуществе в кораблях, досталась победителям отнюдь не даром. А ведь где-то совсем недалеко рыскали еще как минимум два собрата поверженного «кредонца».

Возможно, что и в новом бою пираты сумели бы одержать победу. Но какова бы была ее цена? А в пираты, знаете ли, идут не для того, чтобы героически умереть ради светлых идеалов!

Нет, даже ради такого корабля не стоило подставлять шею. Но просто сжечь?!

— Знаю я тут одну бухточку, — предложил капитан Дгай, просительно заглядывая в глаза оу Готору. — Крохотная и неприметная. Отведем туда и выбросим на берег.

— Завтра, рано утром нам надо быть уже на пути в Срединное море, — напомнил оу Готор.

— Да это ведь почти по дороге, — даже замотал головой Дгай. — Лишний час-два, не больше!

— А если кредонцы найдут? — недоверчиво спросил оу Готор. — Они тут все обыщут очень тщательно после того, как заметят исчезновение фрегата.

— Не найдут! — припечатал Дгай, явно пытаясь возместить интонацией недостаток аргументов.

— Они, скорее всего, за нами погонятся, — внезапно поддержал Дгая оу Маб. — И ежели до зимних ураганов его никто оттуда не утянет, кораблик сей и так волнами разобьет… Ну а уж коли найдут… Судьба, значит, такая!

Пока остальные рыскали по захваченному кораблю, таща с него все мало-мальски ценное (даже шелковую обивку из кают ободрали), Ренки специально пошел на мостик и отыскал шпагу контр-адмирала. Оружие героев не должно пропадать бесследно.

(обратно)

Глава 9

Солнце жарило сегодня особенно сильно, слепило глаза, и колеблющийся в раскаленном мареве берег казался бесконечным продолжением моря, разве что чуточку иного оттенка.

— Вот она — знаменитая степь! — торжественно произнес профессор Йоорг тоном лектора и столь же профессиональным жестом обвел пространство за бортом. — От побережья и на тысячи верст к северу, от Великих гор до кредонских лесов с востока на запад… Вдохните этот воздух! Он — сама история! Вы только подумайте, сколько народов, сколько великих завоевателей топтали своими ногами и ногами своих верблюдов эту землю! Доисторические племена, навечно канувшие в Лету, шли отсюда с севера на юг, заселять территории по ту сторону моря. Тысячелетиями пасли тут свои стада знаменитые степняки! Высокорослые, неутомимые в беге и очень свирепые воины, жившие только ради бесконечной войны друг с другом и с соседями. Они не знали металлов. Не имели ни верховых животных, ни повозок. Не владели ни письменностью, ни ремеслами, поклонялись собственным быкам, которых считали богами-прародителями. Сущие дикари, но тем не менее и они оставили свой след в истории, и мы помним о них! А потом — колесо повернулось, и, подобно реке, потекшей вспять, с юга на север опять двинулись волны аиотеекских племен. Они уже приручили верблюдов, умели делать бронзу и воевать правильным строем. Но даже они не смогли полностью покорить эти степи, горы и леса, ибо народы, их населяющие, объединились и дали отпор захватчикам. Из легенд известно, что не меньше трех больших родов, пришедших на эти земли первыми, были уничтожены. И только став одним из элементов этого странного Союза Народов, аиотееки смогли удержаться на Северных Землях. Именно тогда-то и появилась впервые эта ваша легендарная парочка — Лга’нхи и Манаун’дак — подручные царя Леокая, со своей сестрицей и таинственным народом ирокезов! Позднее почти все благородные люди Старой Империи пытались возвести свои родословные именно к этим ирокезам, нося характерную прическу, когда волосы над ушами полностью сбривались и оставался только своеобразный гребень на голове. Да и сейчас многие оу готовы драться на дуэлях, доказывая свое родство с этим племенем, которого, возможно, даже и не существовало.

Почтеннейший Йоорг сделал профессиональную паузу, как бы давая своим слушателям возможность получше вдуматься в его слова.

— А потом — зарождение Старой Империи. — Профессор почти замурлыкал, а глаза его масляно заблестели. — Что за чудный период! Время великих свершений и открытий — письменность, наука, медицина, ремесла… Что ни день — сплошные прорывы и небывалые свершения! Буквально за два-три десятка лет жизнь тут поменялась кардинально! Казалось бы, лишь вчера люди плавали на кожаных лодках-скорлупках, боясь потерять из вида берег. И вот они уже строят большие корабли и пересекают море. Вчерашние дикари-степняки сегодня возводят города, основывают университеты, где делятся знаниями друг с другом. Объединяются в союзы и создают армии, способные победить куда более развитых аиотееков. Тысячи лет они делились тут на горцев, жителей берега и жителей степи. Племена, соседние деревни, отдельные семьи — все резались друг с другом за место под солнцем. Но, когда к ним пришла общая беда, смогли договориться между собой и выступить единым войском. Это ли не настоящее чудо! Знаю, вам, воспитанным на этих легендах, все эти события кажутся банальными и само собой разумеющимися. Но поверьте мне, человеку, всю жизнь посвятившему изучению прошлых веков, — иначе чем чудом это объединение не назовешь!

Профессор посмотрел на своих слушателей с вызовом, словно бы приглашая их осмелиться и попытаться опровергнуть его утверждение.

— Задумайтесь на мгновение, — продолжил он, убедившись, что перчатка осталась лежать неподнятой. — Сколько великих имен, сколько неординарных умов собралось тогда одновременно на крохотном клочке земли в ничтожно короткий отрезок времени! Сейчас мы почитаем их как великих учителей, вождей и даже богов, но все они жили тут, ходили вот по этой земле, плавали вдоль этих берегов. Общались между собой. Иногда воевали друг с другом, подчас даже очень жестоко. Но потом нашли в себе силы примириться ради знаний и великого будущего. Словно бы кто-то из богов дунул своим животворным дыханием или бросил в эту землю семена разума. И они породили взрыв, отголоски которого мы слышим до сих пор! Да. Воистину чудесный период. А дальше? Первая династия. Великое умиротворение несогласных. Потом — Вторая династия, время великих походов и путешествий. Увы, первая гражданская война, породившая раскол. Времена республик и республиканских войн. Объединение и Третья династия — тысяча лет покоя и благоденствия. Строго говоря, Третья династия не была уж настолько спокойной — случались и бунты, и войны, и иные беды: взять хотя бы Черный Мор, выкосивший едва ли не половину жителей Старой Империи… Но по сравнению с распадом это были воистину благословенные времена, о которых несчастные потомки еще долго вспоминали как о золотом веке. А потом — темные века… Время страшное, сотни лет отступления и деградации, когда даже письменность стала привилегией одиночек, и даже большинство благородных людей вынуждены были обращаться к жрецам, чтобы те написали за них поминальные свитки предкам, не говоря уж о простонародье. Сколько же тогда было утрачено знаний и умений… Иные мы не можем возродить до сих пор… Э-э-э… простите, благородный оу Готор, я, кажется, забыл, о чем вы спросили.

— Да, собственно, я вас спрашивал про этот городишко Баалашихаа, мне кажется, это тоже довольно древний город. Возможно, даже ровесник Старой Мооскаа.

— Хм… Не знаю, с чего вы это взяли. Впрочем, я же сказал: тут все очень древнее. Но, насколько я помню, никаких особенных исторических событий с этим городом связано не было. Так — обычное захолустье недалеко от столицы.

— И правда, сударь, — подтвердил егослова капитан оу Маб. — Насколько я знаю, городишко — так себе. Сами видите — гавань тут плохенькая, мелкая. Большому кораблю в ней и встать негде, а уж если шторм начнется — разобьет судно о берег. Да и дальше, всего-то верст двести на восток, есть большой порт Хиим’кии. И к Старой Мооскаа ближе, да и встать есть где. Туда обычно все суда и заходят. А тут так — поселок рыбацкий, из судов больше шаланды. Сюда разве что каботажники плоскопузые забредают.

— Ну что ж… Тогда пойдемте порадуем туземцев хоть каким-то разнообразием. Хм… А места тут и впрямь исторические!

Баалашихаа и правда на город тянула не сильно. Сотни три глинобитных хижин, десяток «больших» сараеобразных строений, сделанных из кирпича. Все какое-то серое и однообразное.

Пыльные улочки были «украшены» рытвинами и колдобинами, и лишь на центральной площади проступало какое-то подобие мостовой из отесанного булыжника, если принимать во внимание степень стертости камней, едва ли не доимперского образца.

Одно из самых больших и самых потрепанных зданий оказалось центром местной администрации — судя по гербу Мооскаавской сатрапии на фронтоне. Несчастный всадник на верблюде, убивающий копьем тигра, был какой-то облезлый. Часть копья отсутствовала, и потому казалось, что скорее это тигр сейчас прикончит бедолагу вместе с его верблюдом, а не наоборот, и зло победит добро.

А в самом здании, где одновременно размещалась и городская управа, и казначейская и таможенная службы, и еще, кажется, с десяток разных учреждений, такие же облезлые чиновники так же старательно трудились во славу зла, иначе именуемого «бюрократия и коррупция».

Может, Старая Империя и разрушилась сотни лет назад, возможно, при этом погибли науки, культура и ремесла, но бюрократия точно выжила и расцвела пуще прежнего.

Пришлось обойти шесть чиновников, каждый из которых смотрел на посетителей так, словно те явились убить его детей и побегут делать это, едва он поставит соответствующую печать на официальном бланке установленного образца. Нудел, придирался к буквам, откровенно намекал на взятку, но сдавался без боя, едва оу Готор «будил в себе дедушку». И при всем при этом никто даже не удосужился поинтересоваться, чем же все-таки собираются заниматься в городе пришельцы, указавшие в соответствующем документе, что не намерены вести тут никакой торговой деятельности, не нуждаются в ремонте корабля и даже не думают закупать провизию и запасаться водой.

— Хм… — сказал оу Готор, когда он, Ренки, капитан оу Маб, Одивия Ваксай и профессор Йоорг наконец покинули это бесконечно скучное, унылое и душное здание. — Как я понимаю, нам туда…

— Откуда вы знаете? — лениво поинтересовалась Одивия.

— Ну… Это ж классика. Городская управа, храм, кабак… Ни одна центральная площадь уездного городишки не может считаться таковой, не имея по своим сторонам эту священную триаду. В управе мы уже были. В храм я, возможно, зайду попозже. Остается кабак! Если я правильно понял ваши объяснения, нужный нам человек обязательно там появится.

Пересечь площадь и дойти до кабака было делом буквально пары минут. Чем хороши эти провинциальные городишки — тут все рядом.

В отличие от управы заведение это имело куда менее запущенный вид. Снаружи даже кое-где виднелась свежая краска, а внутри царили приятный полумрак и прохлада, было относительно чисто, а на окнах стояли горшки с цветами, испускающими пусть немного назойливый, но все же приятный аромат.

Кабатчик — высокий тощий детина с профессионально радостной улыбкой на устах, судя по всему, Одивию Ваксай знал и относился к ней с необычайным почтением. Это выражалось не только в том, что их компанию посадили за «лучший столик-с», но и в ритуальном смахивании крошек со стола. А еще он драматично громким криком послал служанку в подвал за кувшином, как он выразился, «лучшего мооскаавского особого».

На удивление, вино и правда оказалось довольно неплохим, а в сочетании с поджаренными на длинных палочках кусками маринованного мяса, сыром и свежими овощами… После длительного морского перехода, когда питаешься только солониной, сухарями и кашами, все это казалось воистину царским пиром.

— Рад видеть вас, благороднейшая Одивия Ваксай.

Увлекшись едой, путешественники даже не заметили, как к их столику подошел некий человек, внешность которого можно было бы, наверное, описать словами: «Типичный имперец».

Среднего росточка, среднего сложения, с ничем не примечательным лукавым лицом прохиндея и жулика. Сотни, тысячи лет могли пройти после развала Старой Империи, но эта порода сумела выжить и даже размножиться. Тот самый городской плебс, смешение всех кровей. Он наверняка погибнет, оказавшись в степи или в лесу, но вывернется из любых политических катаклизмов и катастроф городской жизни. Пусть горят города, бушуют войны, рушатся империи и меняются боги… Этот пролезет в любые щели, пройдет сквозь огонь, грязь и смерть, да еще и сумеет по пути набить карманы.

Это — особая порода, выведенная искусственно для жизни среди большого скопления людей. И пока будет кого обобрать и обмануть, представители этой породы своего не упустят.

— Здравствуйте и вы, уважаемый Тоодокс, — царственно кивнула ему Одивия, жестом указывая на свободное место. — Выпейте с нами, расскажите новости, поведайте, что творится в сатрапии и в мире. Я рекомендовала вас своим спутникам как человека весьма осведомленного, так что не подведите меня.

Повторного приглашения уважаемый Тоодокс ждать не стал и, пододвинув себе лавку от соседнего стола, без церемоний налил вина в принесенную служанкой кружку, ухватил кусок мяса и начал говорить:

— Главная новость последнего времени — это конечно же пираты. Я бы даже сказал, уж не обидятся на меня благородные судари, ваши, тооредаанские пираты. Не удивляйтесь, судари, у меня глаз наметан, так что я сразу понял, откуда вы. Ибо кредонские купцы уверены, что позволить Литруге вернуться в игру, да еще и сделать это столь неожиданно бодро и дерзко, можно было только с разрешения вашего, судари, короля! И, уж простите мне такую дерзость, но я скажу, что пираты эти изрядно кредонским купцам подгадили. Цены на импорт взлетели, а вот на экспорт — резко упали. А поскольку едва ли не все товары, что мы перевозим на юг или запад, проходят через руки кредонских домов и компаний, они несут немалые убытки и оттого пребывают в изрядной ярости. В Улотский каганат и нашу с вами, благородная Одивия, благословенную Валкалаву я бы вам соваться нынче не рекомендовал. После того прохода кредонского флота, что был два года назад, все они находятся под большим впечатлением и ссориться с республикой не хотят. Зато наш Ваася Седьмой, да будет благословенно его имя в веках, да пошлют ему боги многие лета жизни и здоровье сотни быков, хоть на словах и поддерживает Кредон, но обид чинить вам не станет. Потому как после пропажи первого кредонского конвоя перевозки через наши степи возросли едва ли не двукратно. А ведь это только начало! Да и вообще, как всякие добрые соседи, мы, мооскаавцы, не упустим возможности подгадить Кредону. Эти выскочки последнее время ни с кем не считаются и претендуют на слишком многое. Когда ваш флот надрал им задницу на Тинде, у нас тут был праздник!

— Однако, уважаемый Тоодокс… — многозначительно ответила на это Одивия. — Вы не теряете связей с республикой? Можете говорить спокойно: эти господа в курсе наших дел и более того — готовы сделать вам некое предложение… Надо ли говорить, что услуги посредника будут оплачены, и весьма щедро!

Уходили друзья из кабака, когда солнце уже начало садиться за горизонт. Разговор был непростой. Тоодокс торговаться умел.

Явно умел он и собирать информацию. И, несомненно, торговал ею направо и налево. Так что приходилось очень тщательно подбирать слова, чтобы не сказать лишнего. Впрочем, Тоодокс, похоже, и так догадался, откуда возьмутся те самые пленные купцы и моряки, которых хотят обменять на пленных тооредаанцев.

Оставалось только гадать, что этот проныра сочтет более выгодным: сразу продать тооредаанцев Кредону, либо сначала получить свою посредническую долю, а уж потом продать…

— Не все так просто, судари, — задумчиво ответила Одивия Ваксай, когда у нее поинтересовались, что она думает по этому поводу. — Вы заметили, что Тоодокс зовет меня благородной? Он, как и я, — один из множества истинных валкалавцев, бежавших со своей родины, когда ее захватили проклятые удихи. Некоторым образом наши семьи связаны отношениями, уходящими в века. Мой род оказывал покровительство его роду на протяжении сотен лет… Это весьма особые связи! К тому же Тоодоксом владеет священная идея освобождения родины. И ради нее он готов на многое — даже поступиться частью своих доходов. Так что поскольку и мой отец, и я немало жертвуем на священную борьбу, Тоодокос меня не продаст. Скорее всего.

Отсутствие достопримечательностей, а главное — смысла нахождения в этом городишке, стало причиной того, что уже ранним утром «Чайка» подняла якоря и ушла из бухты Баалашихаа, направившись вдоль побережья на восток.

Несмотря на древность и обжитость этих земель, особым разнообразием ландшафт за бортом не отличался. Белеющая полоса прибоя, желтая линия песка на пляжах, а дальше — бесконечная, до самого горизонта степь. Иногда встречались и рыбацкие хуторки, но их покрытые соломой крыши настолько сливались с этой выгоревшей степью, что почти не цепляли взгляд.

Море и то казалось куда более обжитым и наполненным, чем этот берег. Мелькнет рыбацкая лодка вдалеке, глаз зацепится за поплавки сетей и крабовых ловушек на отмели, каботажное суденышко проковыляет навстречу, белый парус чиркнет по горизонту… Море кормило, давало работу и даже смысл жизни. И казалось, что люди, населяющие эти места, так и живут в море, лишь иногда, подобно тюленям, выползая на берег, чтобы переждать непогоду или просто погреть толстое пузо на солнышке. И, подобно тем же тюленям, на берегу эти люди становились такими же неловкими, смешными и нелепыми.

Увы, но на сей раз с ветром «Чайке» не повезло. Он дул с юго-востока, почти навстречу курсу корабля. Все время приходилось идти крутыми галсами, да еще и вблизи берега, где весьма велика была опасность сесть на мель или столкнуться с рифом, так что работы экипажу хватало. И тем не менее даже в таких условиях мореходные качества kliper позволили ему преодолеть расстояние почти в три сотни верст менее чем за сутки. И уже утром следующего дня «Чайка» вошла в бухту Хиим’кии.

Тут уже лекции профессора Йоорга не понадобились. Кто не слышал про эту бухту и этот город? Разве что совсем отсталые дикари с Южных островов или из джунглей Западных Земель. А у всех остальных, для кого слова «Старая Империя» не были бессмысленным набором звуков, название Хиим’кии вызывало в душе целый взрыв подчас самых противоположных эмоций.

Хиим’кии были парадными воротами в Старую Империю. Именно отсюда в свое величайшее плавание вышел самый легендарный корабль в истории человечества. Тот самый «Морской гусь», что первым сумел пересечь Срединное море и тем самым завоевал себе право быть синонимом подвига и удачи, дерзкого вызова богами и стихиям, прорыва в неизведанное и достижения невозможного. Недаром до сих пор, спустя тысячи лет, «Морской гусь» остается наиболее популярным названием для действительно хорошего судна.

Отсюда же спустя сотню лет армады имперских кораблей отправлялись покорять жителей берегов Срединного моря, а потом и всего океана. На восток, север, юг и запад несли они имперскую цивилизацию и культуру, получая взамен покорность, а также земли и богатства «осчастливленных» народов.

Если бы только можно было бы пройтись с подводным колоколом Готора по дну этой бухты, сколько бы всего удивительного, наверное, нашлось бы тут! Ведь если верить историческим записям, дно здесь должно быть буквально в несколько слоев завалено обломками кораблей, людскими скелетами и потерянными богатствами.

Увы… Но слава этой бухты была уже в прошлом. Хотя, кто знает, может быть, эта слава таилась и в далеком будущем? Сейчас в гавани, некогда вмещавшей эскадры в сотни вымпелов, стояло едва ли три десятка больших кораблей. А знаменитые, некогда грозные форты-крепости по берегам обветшали и теперь представляли собой большую ценность для любителей древности, нежели военных людей.

Тем не менее таможня, как всегда и везде, бодрствовала, а портовые власти заботились о пополнении казны и своих карманов. Так что полностью разделаться с формальностями и отправиться наконец в город искателям приключений удалось только далеко за полдень. И потому, несмотря на настойчивые приглашения профессора, сгоравшего от нетерпения осмотреть все местные достопримечательности, вместо экскурсии по историческим местам путешественники предпочли отправиться в гостиницу и переждать наиболее жаркое время дня в своих комнатах или в общей зале, угощаясь прохладным вином и закусками. Благо Одивия Ваксай, бывшая тут уже не первый раз, прекрасно знала город и постоялые дворы, где усталый путник может рассчитывать на максимальный комфорт по вполне умеренным ценам.

Что характерно — почтеннейший Йоорг, намылившийся было отправиться обходить храмы и дворцы самостоятельно, едва пройдя сотню шагов по раскаленным каменным мостовым, поспешил присоединиться к общей группе. Профессорская хламида, конечно, очень почтенное одеяние — она придает фигуре величественность и внушает уважение окружающим, особенно когда ее обладатель стоит за университетской кафедрой. Но гулять в ней по раскаленному на солнце пусть и древнему, но городу — удовольствие невеликое!

— Тут всегда так, — пожала плечами Одивия. — Почему-то в Фааркооне в это же время года дышится куда более легко, и зной допекает намного меньше…

— Океанские течения, наверное, — бросая нетерпеливый взгляд в сторону ближайшей тени, пояснил оу Готор. — Несут прохладу, а тут — сплошная парилка. Гляньте — на улице никого, одни мы тут как глупые пеньки торчим… Пойдемте-ка лучше в гостиницу…

И правда, хоть в порту еще можно было увидеть какую-то людскую суету, улицы Хиим’кии в это время суток будто вымерли. Лишь унылый ветерок колыхал занавески на открытых окнах да гонял мусор по камням мостовых.

Лишь спустя три часа, когда солнце уже начало заметно клониться к горизонту, город начал оживать, на улицах зазвучали голоса, застучали шаги, заскрипели повозки, заиграла музыка.

Тооредаанские гости, дождавшись подобия прохлады, тоже соблаговолили покинуть свои апартаменты и прогуляться по городу. Но немного по разным маршрутам.

Ох уж эти прибрежные города-порты… Похожие друг на друга, но при этом подчеркнуто особенные и неповторимые. Выросший в скучной провинции Ренки уже давно успел влюбиться в их удивительную атмосферу бесконечного праздника, который отмечают экипажи кораблей, спешащие вознаградить себя за долгие дни, недели и месяцы строгой дисциплины, тяжелой работы, невкусной пищи и бесконечного однообразия лиц, разговоров и видов вокруг себя.

Они врываются в эту праздничную суету на короткое время стоянки, веселятся, как в последний раз, боясь упустить каждую секунду этого чудного карнавала, и уплывают дальше, а праздник остается, и в него вливаются все новые и новые участники со свежими силами и нерастраченным желанием жить и веселиться.

Даже те, кто день за днем проводит на берегу, не выходя из пыльной конторы или родовой лавки, заражаются этим настроением «один раз живем», и их лица приобретают особенное выражение, едва стоит заслышать звуки чужой речи, непривычной музыки или звона клинков. Да, они никогда не выезжали дальше пределов родного города, но зато весь мир регулярно приезжает в гости к ним. И можно, не отрывая задницы от лавки, поглазеть на незнакомых людей в странных одеждах горцев дальнего юга, послушать новости с Фесткийских островов или из почти не освоенных Западных Земель, где, по слухам, живут кровожадные дикари, которые все — и мужики, и бабы — ходят в юбках и совсем не понимают по-нашенскому.

Ренки бы с большим удовольствием просто пошлялся по этим улицам, посидел за вынесенными из таверн столиками, поглазел на представления площадных актеров и скоморохов. Но Одивия Ваксай потащила его в театр!

Хитрый Готор вместе с почтеннейшим Йооргом собрались посетить какой-то там храм — древний, как дерьмо Небесного Верблюда. И Ренки, коли не получится поболтаться по набережной, с радостью составил бы им компанию. Пусть даже его и не слишком интересуют древняя резьба по камню или какие-то там таинственные надписи на колоннах, которые никто не может расшифровать уже тысячу лет, хотя профессор надеется, что…

Древние надписи? Скучно? Но с Готором скучно не бывает! Ну почти не бывает. Даже в пыльной и невыразимо тоскливой Зарданской пустыне его можно было развести на рассказ о чем-то интересном, необычном и удивительном. Вроде того раза, когда он поведал изнемогающим от усталости солдатам каторжной команды о необычной жизни и повадках полевых не то мышей, не то сурков… Казалось бы — ничтожнейшая тварь, комок грязного меха и мяса, привлекательного разве что для зарданских шакалов. Но когда о них начинает говорить Готор, словно открываешь для себя дивную страну, где есть свои короли, дворяне и простолюдины… А уж про храм бы Готор наверняка рассказал много всего…

Но Одивии Ваксай захотелось в театр, а Ренки обязан был ее сопровождать.

Нет, вот как раз она-то на этом и не настаивала. Но, во-первых, девице не пристало ходить в театр одной. А во-вторых, кто знает, не дотянутся ли руки Краастов или каких-нибудь других многочисленных врагов военных вождей даже и до этих земель. А значит, долг оу Ренки Дарээка — не оставлять ее без охраны. Так что пришлось изъявить свой интерес к театральной жизни Хиим’кии.

Театралом Ренки точно не был. Ну в смысле он любил поглядеть на выступления площадных актеров, пусть даже кто-то и находит их вульгарными и пошлыми. Его веселили незатейливые комедии про Профессора-зануду и его смазливых дочек, похождения Доона Джуунаа — любовника и дуэлянта, или, на худой конец, перебранка Купчины и Жреца, сыплющих оскорблениями и пытающихся надуть друг дружку.

Еще можно было послушать баллады… Среди вечных странников — исполнителей баллад, необычно одетых и ведущих себя подчеркнуто эксцентрично, часто встречаются настоящие мастера. И недаром в народе эти люди слывут колдунами, не подчиняющимися ни людским, ни божественным законам. Когда они начинают петь или плясать, иной раз появляется такое чувство, что герои древности и впрямь вернулись из-за Кромки и прячутся где-то в толпе, с усмешкой, а то и со слезами слушая о своих подвигах и приключениях, а демоны вырвались из своего ледяного ада, и только танцор-шаман может загнать их обратно…

Но вот классический театр… Так называемое высокое искусство… В столице Ренки несколько раз сходил на эти представления и едва не вывихнул челюсть от напавшей зевоты. Занудно долгие и напыщенные монологи, фальшивые слезы и стенания над «павшим героем» или «разлученными влюбленными». А еще пение, когда ноты в мелодии прыгают вверх и вниз, трясутся и дергаются — соловьиные трели от обладателей соловьиных мозгов! И танцы, отточенные, словно строевая муштра на параде по случаю Дня коронации. Уж лучше поглазеть, как уличная девчонка вертит бедрами, стреляя глазками из-под растрепавшихся от лихих прыжков волос в сторону своего пьяненького кавалера, успешно возмещающего недостаток грации дурной лихостью и энергией молодости, помноженными на желание, чем три-четыре часа пялиться на эти «танцы» в постановке полкового сержанта.

Но долг есть долг. И Ренки, тяжко вздохнув, отправился в театр.

Места им достались только стоячие, на галерке, среди «черной» публики, чем, кажется, Одивия Ваксай вовсе не была расстроена. Несмотря на то что в Хиим’кии было целых два театра, все ложи, бельэтаж и партер были заранее выкуплены куда более «чистой» публикой. Так что «наслаждаться» напыщенной декламацией и «соловьиным» пением благородному оу Ренки Дарээка пришлось, стоя среди развязных студентов и наглых приказчиков, а то и просто приодевшихся по такому случаю ремесленников.

Со свирепым выражением на лице, распихивая всех локтями, он смог протолкнуться сам и провести свою спутницу вперед, к самому поручню, с одной стороны оградив ее от навязчивых простолюдинов колонной, поддерживающей потолок, а с другой — изобразив колонну собственными силами. Кто-то из публики попытался было протестовать, но Ренки смерил его надменным взглядом с высоты своего немалого роста и, нарочито задрав ножны шпаги, покрутился на месте, лупя ими по ногам слишком дерзких нахалов. За что, как ни странно, вместе с проклятиями окружающих получил одобрительный кивок Одивии. Видимо, в театре, на галерке, подобные манеры считались вполне приемлемыми и были едва ли не частью представления.

Впрочем, высокий рост и шпага убедили отнюдь не всех, но начавшееся действо заставило недовольных замолкнуть. Они лишь пообещали разобраться с Ренки позже и обратили все свое внимание на пьесу. А поскольку спать стоя Ренки умел только в карауле (армейская шутка, не более того, судари), ему тоже поневоле пришлось следить за действом, разворачивающимся на сцене, тем более внезапно там прозвучали знакомые с детства имена.

Пьеса была переработкой древнего мифа о любви прекрасной дочери вождя аиотееков к храброму ирокезскому воину. Бесконечно слащавая, слезливая и полная ужасных песен, однако и не без потуг на юмор, выражавшихся в игре слов, оценить которую, кажется, был способен только сам автор пьесы да пара-тройка его ближайших друзей.

Злобный колдун Манаун’дак вносил во все это хоть какое-то разнообразие, постоянно пытаясь вредить влюбленным (кажется, исключительно из врожденной подлости), а демон Оилиои — мать медицины — им всячески потакала и оберегала от своего злого учителя. Тем не менее в конце пьесы влюбленные, решившиеся бежать за море, трагически погибают в пучине, после того как их корабль столкнулся с ледяной горой, которых сроду не встречали в Срединном море. Зато внезапно раскаявшийся в своих поступках Манаун’дак, узнав от богов о гибели влюбленных, заливается слезами и терзает нервы слушателей тоскливой песней.

На этом первая половина представления закончилась, и публике было позволено наконец дать отдых своим ушам, перевести дух и освежиться прохладительными напитками и фруктами.

— Ну и как вам, сударь? — поинтересовалась Одивия, делая знак разносчику подойти поближе.

— Чушь все это! — ответил Ренки, беря у разносчика кружку с вином и передавая ее своей спутнице.

— Что именно? — надменно задрав подбородок и слегка сузив глаза, как она обычно делала перед учебным поединком, спросила Одивия.

— Да все это, — пожал плечами Ренки. — Особенно про «гибель в пучине».

— Хм… И откуда же вам это известно?

— Ну по семейным преданиям, я как раз и веду свой род от этого вот «храброго ирокезского воина». Не от такой размазни, конечно, уж мой предок слезами да соплями одежды прекрасной девы пачкать бы не стал. А от настоящего Дарэ’кхо. Правда, пообщавшись ну вы сами знаете с кем, я уже склонен сомневаться в правдивости этого утверждения. Но тем не менее именно эту историю я знал с самого детства. А когда мы с Готором начали изучать прошлые века, я, разумеется, не удержался и попытался разузнать подробности.

— А прекрасная аиотеекская принцесса, значит, была вашей прапрапрапрабабкой? — поинтересовался кто-то из окружающей публики, нагло влезая в разговор.

Ренки, естественно, хотел немедленно дать укорот наглецу, однако, увидев останавливающий жест Одивии и ее взгляд, в котором так и светилось требование ответить на вопрос, нехотя сказал:

— Нет. Собственно, эта самая девица была троюродной сестрой Дарэ’кхо — племянника брата третьей жены вождя Лга’нхи. Оттого-то Манаун’дак и хотел запретить им жениться. Насчет участия Оилиои мне ничего не известно. Однако они обошлись без всяких разрешений и нагуляли ребенка вне брака. Там был какой-то громкий скандал, в результате которого и появилась эта легенда. Кажется, родители девушки настаивали на браке, а родители парня от такой невестки отказались напрочь… В результате Дарэ’кхо женился по уговору на горянке из Олидики, и вот от этого брака, собственно, и пошел род оу Дарээка.

— Хм… И почему это каждый невежа с дешевой шпажонкой норовит возвести свой род едва ли не к богам? — вновь поинтересовался тот же самый голос.

Ренки быстро развернулся и смерил наглеца надменным взглядом. Так повар осматривает тушку цыпленка, прежде чем насадить ее на вертел и подвесить над углями.

Мальчишка, похоже студент, вырвавшийся из-под опеки родителей и потому считающий себя ужасно взрослым. Примерно столько же было Ренки, когда он после каторги смог стать волонтером. Одет не бедно, но и не сказать, чтобы особенно богато. И шпага на бедре в общем-то ни о чем не говорит — по своему статусу все студенты имеют право носить ее, и многие новички не могут удержаться от соблазна. До первого раза, пока жизнь не заставит их понять, что шпага не просто красивая цацка и обладание ею налагает на владельца определенную ответственность…

Впрочем, этот деревенским балбесом, впервые нацепившим на пояс оружие, не выглядел. Тоже немаленького роста, хоть и чуть пониже самого Ренки, но фигура еще угловато-юношеская, не обретшая крепость и силу мужчины. Однако толстые мускулистые запястья и шрам на щеке свидетельствовали если не об искусном владении шпагой, то уж точно о регулярных упражнениях и даже дуэльном опыте.

Смотрит самодовольно и нагло — уверен в себе, возможно, и не без причины. Да и дружки его — такие же малолетние сопляки — явно не сомневаются в победе своего лидера и заводилы.

Многовато бравады. Действительно опытные бойцы держат себя немного иначе. Кучка дерзких щенков, набирающихся мужества в совместном тявканьи. Могут быть довольно опасны, если не дать им укорот сразу.

— По каким критериям, сударь, вы оцениваете стоимость шпаги? — Одивия Ваксай влезла как всегда не вовремя, помешав Ренки полностью выдержать многозначительную паузу перед тем как бросить вызов.

— Ну-у-у… — Студент замешкался. Дабы не прослыть неотесанной дубиной, отвечая на подобный вопрос представительнице слабого пола, да еще и находясь перед толпой зевак и собственных приятелей, он должен был сказать что-нибудь остроумное и язвительное. Причем — остроумное по отношению к девушке и язвительное — к ее кавалеру. А дерзкий юнец, оценивая противника, настраивался отнюдь не на обмен словесными уколами. Да и сама девица смотрела на него с такой снисходительной усмешкой, что это сбивало с толку. Увы, но ничего лучше, чем: «Ах, сударыня, к чему вам, при вашей-то красоте, интересоваться подобными вещами», — ему в голову не пришло.

— А я вот, представьте, интересуюсь, — подбоченясь, пошла в наступление Одивия, одновременно как бы невзначай ухватившись за руку Ренки, тянущуюся к шпаге, и тем самым мешая ему встать в позу, сообразную для вызова на дуэль. — Так что вы мне скажете — большой знаток и ценитель шпаг? Кстати, вы благородный или просто ими торгуете?

— Я происхожу из старинной семьи олидских цеховых мастеров! — гордо задирая нос, провозгласил мальчишка. — Даже во времена Старой Империи мы приравнивались к благородному сословию, а не к купеческому. И можете не сомневаться — мой род насчитывает куда больше достоверных поколений предков, чем большинство «благородных» родов оу. Есть соответствующие записи в Большой книге гильдии. Мы делали оружие еще во времена Старой Империи, и даже раньше! А еще мы всегда прекрасно умели им пользоваться, сударыня, не зря дружины олидских цехов составляли лучшие части в Имперской армии! Так что можете передать своему молчаливому спутнику, что искусство того, в чьих руках находится шпага, — главный критерий ее стоимости!

— Хм… сударь, — начал было Ренки, но Одивия опять бесцеремонно влезла в разговор.

— Чудесненько, — едва ли не пропела она. — Для начала позвольте сказать, что, если я дам своему молчаливому спутнику договорить, вы, сударь, скорее всего, умрете в самое ближайшее время. Вероятно, еще до окончания антракта. Поскольку в наших краях у него сложилась репутация человека — как бы это сказать, — избавляющего мир от тех, кто считает, себя искусными мастерами шпаги. И поверьте, сударь, в этом нет ни малейшего преувеличения. Достаточно лишь заметить, что во всей армии Тооредаана только один человек может сравняться с ним по количеству наград, и оу Ренки Дарээка, несомненно, превосходит его в искусстве фехтования. Увы, он сейчас не в мундире, и вы не можете оценить его погон, иначе, вероятно, этого разговора просто не было бы. Но речь-то, собственно, не об этом, а о цене шпаги. Отбросим красивые рассуждения о руках, держащих шпагу, поговорим именно о цене. Если вы, сударь, и правда из семьи старых олидских мастеров, то, несомненно, можете оценить клинок только по виду металла, из которого он сделан. Так?!

Студент утвердительно кивнул головой. Он был явно сбит с толку, не понимая ни того, куда клонит эта девица, ни зачем она вообще вмешивается в мужские дела.

— В таком случае вы как человек искренний и справедливый, увидев, что шпага оу Дарээка отнюдь не дешевая, должны будете признать свою ошибку. А признав ошибку — принести извинения. Ну же, сударь, так это или нет?

Студент кивнул второй раз. Возразить против подобной логики — все равно что признать себя упрямым бараном, лживым и лишенным чувства справедливости.

— А признав, что ошиблись в шпаге, вы должны будете допустить, что и в отношении ее владельца ваши рассуждения были поверхностными и несправедливыми, — продолжала давить девица, которая вела себя как почтенная матрона — спокойно и рассудительно, что сильно сбивало с толку. — Так? Отлично. Оу Ренки Дарээка, будьте любезны выдвинуть немного свою шпагу из ножен и покажите клинок этому молодому человеку. Посмотрим, не солгал ли он, что разбирается в оружии. Очень прошу вас это сделать, — добавила она, видя, что ее спутник едва ли не лопается от гнева и недовольства.

Возражать даме в подобных условиях было бы просто неприлично. Ренки подчинился и, выдвинув шпагу из ножен примерно на половину, продемонстрировал мальчишке свое оружие.

— Приношу вам свои извинения, сударь, — нехотя выдавил из себя студент. — Превосходнейший булат. Рецепт утерян век назад вместе со смертью мастера, что делает ваше оружие поистине бесценным. Но…

— Прекрасно, — оборвала его Одивия. — Только очень смелый и благородный человек решится признать, что был не прав. Полагаю, и вам, Ренки, надо принять эти извинения как человеку не менее смелому и великодушному…

— Принимаю ваши извинения, сударь, — сохраняя кислое выражение лица, пробормотал оу Дарээка. Хотя…

— Прекрасно, — повторила Одивия с нажимом, и в ее голосе проскользнули нотки…

Ренки уже слышал нечто подобное, когда стоял рядом с адмиралом оу Ниидшаа во время боя на архипелаге Тинд. Поневоле хотелось вытянуться во фрунт и молча ждать дальнейших приказов.

— А для разрешения иных противоречий и закрепления добрых отношений между вами, — продолжала тем временем девица, — я предлагаю вам, судари, в самое ближайшее время встретиться где-нибудь в фехтовальном зале и оценить искусство и доблесть друг друга посредством боя на учебных рапирах. Согласны? Чудесно. Полагаю, вы, сударь, студент университета Старой Мооскаа? Он славен своим залом воинских искусств. Мы будем в этом городе через пару дней и конечно же посетим университет. Назовите удобное для вас время, и благородный оу Ренки Дарээка сочтет за честь поупражняться с вами. А вы окажете ему любезность и поделитесь своими знаниями о его шпаге. Уверена, такой знаток, как вы, сударь, сможет нам поведать немало интересного об этом достойном оружии… О! Начинается второй акт!

Во втором акте был балет. Что-то из жизни богов. Ренки в принципе был в курсе, что каждая поза, каждый жест и шаг танцоров должны были что-то такое означать. Поэтому знатоки читали представление словно книгу и могли оценить глубину замысла.

Увы, но он этим искусством не овладел. В его скучной провинции столичные балеты преставлений не давали, да и… Если бы здесь сейчас площадная труппа показывала сценки про Профессора или взвод гренадер демонстрировал воинские экзерциции, Ренки способен был бы оценить их умения не лучше балетного искусства. Его распирало от весьма противоречивых чувств, и сознание витало вокруг только что закончившегося спора.

С одной стороны — вроде бы все формальности были соблюдены. Его прилюдно оскорбили, но прилюдно же принесли извинения. С другой стороны — как-то все это было не так. От всей этой сценки, что разыграла Одивия Ваксай, так и попахивало мерзким крючкотворством и… Короче, неправильно все это было! Одивия вообще не должна была влезать и предоставить мужчинам самим разбираться в мужских делах.

Увы, но высказать все это самой Одивии Ренки смог только после того как они высидели еще и третий акт — оперу. К тому времени голова его уже была так переполнена высоким искусством, что даже под пыткой Ренки бы не смог сказать, о чем пели все эти тонкоголосые мужички и дородные толстухи.

— Вы чем-то недовольны, сударь? — с вызовом спросила Одивия, когда Ренки провожал ее до гостиницы.

— Зачем вам понадобилось вмешиваться?! — Эти слова вылетели из Ренки словно заряд картечи из пушки. — Я вообще-то и сам могу постоять за свою честь! И не нуждаюсь в том, чтобы…

— О, так вам надо было обязательно устроить очередную дуэль?! — ядовито поинтересовалась Одивия. — Воспоминания о последствиях вашего прошлого поединка уже стерлись из вашей памяти, сударь?

— Но даже Готор, сказал, что я был прав. И он бы, наверное, поступил точно так же!

— Возможно. Но, во-первых, сударь, неужели вам недостаточно славы и вы хотели бы добавить к ней смерть этого мальчишки? Может, тогда, по примеру своего прародителя Дарэ’кхо, вам пора начинать сдирать скальпы со своих жертв и вешать их на пояс? А во-вторых, в Мооскаавской сатрапии, между прочим, дуэли запрещены! И если этот мальчишка, будучи студентом, подлежит университетскому суду, который достаточно снисходительно смотрит на подобные шалости, то вас бы, сударь, ждало совсем иное судилище. И поверьте человеку, знающему порядки в сатрапии, — чтобы выйти сухим из воды, вам бы пришлось раздать немало подарков. Всем, начиная с писаря и заканчивая самим судьей. И это куда более унизительно и неприятно, чем позволить девице-купчихе говорить за себя. А в противном случае — рудники в горах. Всего шесть месяцев, но, говорят, каждый день там уносит год жизни. Да-да, конечно, вы бы могли просто убежать. Но, надеюсь, вы не забыли, что у нас в этих краях есть несколько неоконченных дел, завершению которых ваше бегство сильно помешает!

— Но…

— Да-да, сударь, прекрасно понимаю — вы не чувствуете себя полностью удовлетворенным таким исходом. Потерпите немножко. Покажите этому мальчишке в учебном бою свое превосходство и тем самым утрите ему нос. Ему это будет еще обиднее. Он поймет, что вы настолько не воспринимаете его всерьез, что не удостоили настоящей дуэли.

— Хм… а если…

— Если он утрет вам нос… Что ж, это станет вам хорошим уроком. Но главное, что вы останетесь живым и свободным. Полагаю, вашему ущемленному самолюбию будет нанесен серьезный удар, но вы же не сопляк вроде этого… Переживете.

Почему-то Одивия Ваксай сейчас напоминала Ренки одновременно и Готора, и даму Тииру. И хотя он не сделал ничего предосудительного, ему вдруг почему-то стало стыдно и неловко. Ведь по сути-то она, девица купеческого рода, сумела разобраться с ситуацией без кровопролития и без урона для чьей-либо чести. В то время как он, благородный оу, своими действиями мог бы лишь добавить всем лишних проблем.

— А откуда, Одивия, вы все это так понимаете? И где набрались этакой мудрости?

— О боги! Сударь! Мы ведь знакомы уже не первый год. И вы прекрасно знаете, что я руковожу Торговым домом. Лавки, склады, верфь, шесть кораблей с командами, две строительных артели… Если посчитать всех моих работников, полагаю, их вполне наберется на целый полк. Только вот я, в отличие от всяких там полковников, прикрыться именем короля или отдать кого-то под трибунал не могу. И капралов с палками у меня нет. Я даже подчас вообще приказывать своим людям не могу, а только уговаривать. А люди, знаете ли, любят конфликтовать. И с начальством, и с равными, и с подчиненными. Чем ценнее работник, тем больше у него капризов и претензий. И мне постоянно приходится разрешать конфликты, искать компромиссы и сглаживать противоречия. Так что руку набить успела.

— Э-э-э… — задумчиво протянул Ренки и совершенно по-новому взглянул на свою спутницу.

Целый полк подчиненных! Он сам командовал максимум батальоном — примерно такова была численность войск одного вождя берега. Да и пренебрежительно думать о купеческих трудах ему не давала собственная память о времени службы полковым писарем, когда на него свалилась обязанность заботиться о немалом хозяйстве Шестого Гренадерского.

Все это произвело на него такое впечатление, что собственные обиды как-то съежились и стали казаться куда менее значительными.

Следующий день был посвящен посещению памятных мест Хиим’кии. Дорожка сия была протоптана еще в далекой древности — возле каждой достопримечательности стоял специальный человек, взимавший с любопытных зевак мзду в казну сатрапии и готовый за дополнительную плату в свой карман прочитать целую лекцию о храме, крепости или даже отдельном здании. Врали такие проводники (по утверждению профессора Йоорга) немилосердно, но зато занимательно и весьма артистично, так что почтением к историческим камням проникся не только Ренки, но даже и сопровождающий их Гаарз, обычно мало интересующийся подобными вещами.

Поход по памятным местам начался ранним утром и затянулся — с перерывом на сиесту — до глубокой ночи, а город был осмотрен едва ли наполовину. Профессор уговаривал остаться еще на денек и был жутко недоволен, узнав, что у оу Дарээка назначена какая-то встреча в университете Старой Мооскаа, которую он почему-то не может отложить даже на день.

Но и оу Готор (которого, надо сказать, почтеннейший Йоорг уважал куда сильнее, чем его приятеля), и даже Одивия Ваксай настаивали на скором отъезде. Поэтому профессор бурчал больше для порядку: в конце-то концов Хиим’кии, конечно, полны достопримечательностей, но ведь впереди их ждала Старая Мооскаа — Великий Город, полный самых удивительных тайн и загадок.

Так что едва за окнами кареты виды на предместья Хиим’кии сменились бесконечными степными просторами, он уже начал нетерпеливо подпрыгивать на сиденье и радостно восклицать: «В Мооскаа, в Мооскаа!»

(обратно)

Глава 10

Есть города большие, весьма важные и значительные. Они по праву гордятся множеством жителей, широкими улицами, богатыми лавками, обилием ремесленных цехов и мастерством работающих там не покладая рук работяг.

Каждый патриот такого города охотно согласится провести путника из далекой страны (или близлежащего села) к главному храму или городской ратуше и с гордостью поведает о том, что это — самое высокое здание на тысячу верст вокруг (на всем континенте, на всей земле) или самое широкое; с самыми большими дверями; обошедшее всех остальных по количеству окон… Может, он перечислит, сколько кирпичей пошло на постройку, из каких отдаленных пределов привезли черепицу для крыши, какие знаменитости местного разлива участвовали в его строительстве или просто посещали… Что ж, у каждого есть право гордиться тем местом, где он живет!

Но есть города… Как правило, их жители не отличаются особой любезностью по отношению ко всем, кому не повезло родиться или жить где-то в другом месте. На просьбу рассказать о достопримечательностях они не расплывутся в довольной улыбке и не поспешат, бросив все дела, удовлетворить интерес путешественника, лопаясь при этом от гордости и самодовольства. Скорее наоборот — смерив незадачливого провинциала высокомерным взглядом с неким оттенком жалости и презрения, пробурчат недовольно себе под нос что-то вроде: «Понаехали тут». После чего, сочтя, что и так проявили невероятную любезность, сдержавшись и не плюнув в собеседника, пойдут дальше по своим делам, мысленно сокрушаясь, что город уже не тот, безнадежно испорчен, захламлен и загажен разными там приезжими бродягами и бездельниками.

Да, не слишком-то любезно. Но этих жителей немного извиняет то, что живут они в городе-легенде. Городе, чье имя известно даже в самых отдаленных уголках земли. Да что там его имя… В самых отдаленных уголках земли известны даже имена его улочек и площадей. Ведь это город, где каждый камень мостовой — сам по себе достопримечательность, и умей он говорить, смог бы поведать о великих событиях, свидетелем которых был, или великих людях, многократно ступавших по нему своими ногами.

Таким, а может быть, и первым из таких был город Мооскаа!

Может быть, он и не являлся самым древним. Те же Валкалава или Аоэрооэо могли взирать на него со снисходительностью дедушек, наблюдающих за резвящимся на травке карапузом. Но только этот город был столицей Старой Империи. Отсюда властители, едва ли не равняющиеся по могуществу богам, могли управлять всем миром.

Именно сюда на протяжении тысяч лет стекалось все лучшее, что появлялось на трех континентах земли, — товары, капиталы, а главное — люди! Бесстрашные воины, честолюбивые царедворцы, мудрые, отдавшие свою жизнь знаниям ученые и искусные, тонко чувствующие художники, поэты и актеры. Тысячи их, немало добившихся в родных краях, ежегодно стремились в Старую Мооскаа, чтобы проверить силу своего таланта и воли на гранитных стенах и гранитных сердцах его жителей. Иные добивались невероятных успехов, богатства и славы. Еще больше погибало в ничтожестве, подобно прекрасным мотылькам, испепелившим свои крылья в пламени свечи и рухнувшим на пол в виде противной таракашки. А кто-то, устав биться головой о стену, соглашался довольствоваться ролью серенькой посредственности. Зато — посредственности мооскаавской!

Но все они как могли вносили свою долю в силу и величие этого города. Кто своими ратными подвигами, кто хитроумными интригами, кто знаниями, а кто талантами. Украшали его улицы прекраснымидомами, а дома — удивительными фресками и статуями, или просто воспевали этот город в своих творениях…

Увы, Старая Империя давно пала. Кто-то считал, что под собственной тяжестью, кто-то винил в этом испортившиеся нравы, кто-то полагал, что это — козни врагов или даже богов, не сумевших сдержать своей зависти при виде подобного великолепия…

Но имперская столица продолжала жить. Уже не такая богатая. Не настолько привлекательная для честолюбивых гениев со всех уголков земли. Но все еще великая и ведущая себя так, будто по-прежнему управляет миром.

В Старую Мооскаа компания тоореданцев въехала уже довольно поздно вечером. Однако, оправдывая одно из своих прозвищ — город, который никогда не спит, — великая столица была полна жизни. Центральные улицы освещались фонарями, озаряющими вывески лавок, кажется не собирающихся закрываться до тех пор, пока последний потенциальный покупатель не расстанется с последней медной монеткой в своем кошельке. А зазывалы едва ли не бросались под колеса проезжающих мимо карет с требованием посетить именно их лавку или поселиться именно в их гостинице.

Если бы не излишняя назойливость, это, пожалуй, можно было бы даже счесть удобным. Именно так путешественники выбрали для себя место обитания, соблазнившись выкриками: «Изумительные номера! Чудесный стол! Рядом с университетом!»

Стол и правда был вполне неплох. Особенно если учитывать то, что еду вновь вселившимся постояльцам подали едва ли не ночью, когда в Фааркооне, да и в иных местах путника бы и на порог не пустили, велев приходить завтра. Но и цены за эту еду были как праздничный банкет в Фааркооне.

Примерно так же обстояли дела и с номерами. Однако привыкшие к тесным каютам тооредаанцы особой придирчивостью не страдали, а сразу рухнули в кровати, торопясь выспаться перед завтрашним днем. А утром, едва позавтракав, поспешили в университет. Причем все, включая Гаарза и Одивию Ваксай.

Это был целый город в городе. Со своими чиновниками, правилами, законами и судьями. И со своей совершенно особой атмосферой — чопорной и важной в центре, в зоне учебных корпусов, и разухабисто-разгильдяйской ближе к окраине, в казармах и съемных домах студентов, а также в многочисленных кабачках и на засеянных травой площадках между ними, где учащиеся сидели прямо на земле, не то изображая из себя неких туземцев, не то своих древних предшественников — самых первых студентов университета, которые по части дикости, пожалуй, могли бы дать фору любому современному дикарю. Тем значительнее был виден путь, который прошло человечество благодаря в том числе и той сокровищнице и приумножателю знаний, каковым во все времена слыл университет Старой Мооскаа.

Поскольку времени до назначенного «дружеского поединка» было еще вполне достаточно, почтеннейшему Йооргу не составило труда уговорить друзей сопроводить его до кафедры древних языков. Тем более профессор обещал показать «нечто действительно уникальное».

Маленькая загвоздка — как разобраться во всем этом лабиринте зданий и улиц — разрешилась очень просто. Один из сидящих на земле с унылым лицом вечно нищих студентов за не слишком большую мзду с удовольствием вызвался сопроводить их, как он выразился: «Куда угодно, хоть в стойло Небесного Верблюда, а лекции по такому случаю можно и пропустить».

Здание, к которому он их в результате привел, и правда, вполне могло бы быть этим легендарным стойлом — настолько древним оно выглядело.

— Ага, — подтвердил студент, радостно тискающий в руках свой кошелек, в котором, кажется, впервые за долгое время появились хоть какие-то монетки. — Самое старое здание! Две с лишним тысячи лет. Построено на том самом месте!

— Каком том самом? — поинтересовался было Ренки, но почтеннейший Йоорг яростно зашипел, замахал руками, будто пытаясь загнать обратно едва не сорвавшиеся с губ студента слова, и потребовал, чтобы вся компания следовала за ним.

Проследовали они прямо в холл здания, посреди которого стояло не очень понятное сооружение — мощная клетка из толстых стальных прутьев с целым набором замков на крайне узеньких дверях.

Сначала Ренки подумал, что внутри сидит какой-то зверь. Не очень большой, но очень опасный, судя по размеру клетки и толщине прутьев. Но, подойдя ближе, увидел там нечто другое.

— Вот! — с необычайной гордостью сказал профессор Йоорг, тыкая пальцем между прутьями клетки. — Тот самый Котел знаний. Символ университета Старой Мооскаа и вообще всех университетов в мире! Причем самый что ни на есть подлинный! По легенде — военный трофей ваших любимых Лга’нхи и Манаун’дака!

— Хм… — живо откликнулся оу Готор, приникая лицом к прутьям. — Хотите сказать, что этой посудинке больше трех тысяч лет? А почему в клетке? В чем провинилась несчастная кастрюлька?

— Я попросил бы вас, сударь, поуважительней! — недовольно поморщился почтеннейший Йоорг, которому тут его профессорская мантия словно бы придала дополнительной смелости и самоуверенности.

— Гы-гы, сударь, — лыбясь во весь рот, влез в разговор студент. — То не, как вы изящно изволили выразиться, «кастрюлька провинилась», то — свидетельство вопиющего пренебрежения деканатом praesumptio innocentiae, то есть презумпцией невиновности. Всего лишь из-за того, что несколько раз студенты одалживали Великий котел для своих невинных забав, администрация нашего университета склонна подозревать всех остальных учащихся в воровстве и предрасположенности к хулиганским выходкам.

— Традиция есть такая, — опять поморщился профессор. — По окончании учебного года выкрадывать такой вот котел, который есть в любом университете, наполнять его до краев вином и давать каждому студенту «приобщиться к знаниям». Крайне дурная забава, — нравоучительным тоном и даже строго погрозив кому-то пальцем, продолжил почтеннейший Йоорг, но в глазах его на долю секунды мелькнула этакая искорка, показывающая, что и он в свое время был не чужд подобных забав. — Ибо почетная роль виночерпия достается студенту, «прославившемуся» наибольшим количеством дерзких выходок, небезопасных шалостей, дуэлей и совершившему иные недостойные поступки. И слишком многие студенты куда более озабочены получением этой «должности», нежели постижением наук и приобретением знаний. Но если в других университетах на подобные шалости порой смотрят сквозь пальцы, то в университете Старой Мооскаа весьма строго блюдут свое сокровище! Насколько я знаю, за последние две сотни лет хулиганам лишь трижды удавалось выкрасть Котел знаний для своих нелепых забав. И с тех пор его охраняют еще строже!

— Но надежда живет! — продолжая довольно лыбиться, закончил за профессора студент.

— Жестоко лишать учащихся подобных невинных удовольствий, — улыбнувшись, вынес свое резюме оу Готор. — И небезопасно для реликвии. Почему бы этот котел не убрать куда-нибудь в хорошо охраняемые закрома, а сюда поставить его копию? И пусть поколения студентов терзают его как хотят.

— Традиция! — строго заметил профессор. — Помните про «то самое место»? Так вот, по легенде, именно здесь и зародился университет. Прямо на голом холме, ведь строился университет вместе со Старой Мооскаа и поначалу не имел стен, а был просто местом, куда приходят жаждущие знаний люди. Да, трудно поверить, но в те времена тут находился лишь поселок дикарей посреди бескрайней степи. А котел… Я читал древние тексты, в которых говорилось, что котлом, полным еды, привлекали первых учеников университета. И они были куда более усидчивы и значительно менее склонны предаваться разным шалостям под угрозой лишиться единственного приема горячей пищи за день! Тот самый Манаун’дак, жизнью коего вы так интересуетесь, будучи одним из основателей университета, завещал, чтобы именно этот котел покоился тут, на этом самом камне, веки вечные! И есть легенда, что, если этот котел отсюда уберут, придет конец и самому университету, и даже городу. Впрочем, я привел вас сюда, чтобы познакомить с человеком, который знает куда больше обо всем этом. Почтеннейший профессор Васиик Торб. Я ему уже писал о вас, оу Готор, как об удивительном знатоке древней письменности (естественно, не вдаваясь в подробности), и более чем уверен, что он будет счастлив нас принять.

Ренки обратил внимание, что при упоминании имени Васиика Торба студент невольно выпрямился и изобразил на своей физиономии подлинное почтение. Видимо, данный профессор пользовался немалым уважением в университете Старой Мооскаа.

— …А что вы хотите, судари и сударыня, — все с той же довольной физиономией (знать, у него сегодня был действительно хороший день) ответил студент. — В фехтовальном зале намечается большое событие. Нашему чемпиону Ундааю Одииру бросил вызов какой-то зазнайка из Хиим’ки. Сегодня после обеда, то есть как раз вот сейчас, должен состояться поединок, так что пробиться туда через эту толпу, боюсь, будет сложновато!

Студент был прав. Перед входом в здание фехтовального зала, куда после встречи с профессором Торбом отправилась компания путешественников, стояла целая толпа народу, и, кажется, не меньшее количество уже успело просочиться внутрь.

— И что, этот Ундаай — хороший боец? — как бы невзначай поинтересовалась Одивия Ваксай.

— О-о-о, сударыня! — восторженно пропел студент. — Он не только боец хороший, он вообще парень что надо. Строго между нами… — Студент понизил голос до трагического шепота и, пожалуй, излишне смело приблизил свои губы к ушку девушки. — Он один из главных претендентов на роль виночерпия! Уверен, он сможет и котел в этом году умыкнуть, прославив свое имя в веках! А в этом поединке ставки на него принимают три к одному. Кстати, я собираюсь использовать данные вашими друзьями деньги на благие цели и поставить их на Ундаая. Если у вас, сударыня, есть желание поучаствовать, то я с радостью, за ничтожный процент, подскажу вам людей, через которых можно сделать ставку.

— Да? А что говорят о его противнике? — как бы невзначай пихнув локтем излишне дерзкого юношу, спросила Одивия.

— А-ай, — вскрикнул он и отодвинулся, потирая ребра и убедившись, что внешность может быть обманчива. Удар у Одивии был поставлен неплохо. Однако, судя по всему, вовсе не обидевшись на такое обращение и не устрашившись гневного взгляда оу Дарээка, он продолжил как ни в чем не бывало: — Не берите в голову. Едва ли соперник Ундаая действительно хороший боец. К тому же он трусоват! По слухам, дело шло к дуэли, но он свел все к поединку на учебных рапирах. Так что можете смело ставить на Ундаая и сразу начинать считать прибыль!

— Боюсь, у нас, сударь, две проблемы. Во-первых, я более чем уверена, что ваш Ундаай проиграет. А во-вторых, если мы все-таки не попадем внутрь, поединок просто не состоится, ибо благородный оу Ренки Дарээка, в данный момент смотрящий на вас э-э-э… в некотором раздумье, и есть второй участник поединка. Кстати, ваше счастье, что вы не носите шпагу, а то, возможно, оу Дарээка сначала размялся бы на вас, а уж потом проучил вашего чемпиона.

— Приношу свои извинения, сударь! — быстро сказал студент, хотя в его тоне не было и капли раскаяния, зато появилась некоторая излишняя оживленность. — И, кстати, если вы, сударыня, и впрямь готовы рискнуть своими деньгами, отдайте их мне, и я передам их в правильные руки. А сейчас… А ну-ка! — заорал их проводник во всю глотку. — Дайте дорогу, бездельники! Идет тот храбрец, что бросил вызов нашему чемпиону, а вы толпитесь у него на пути. Брысь! Брысь из-под ног героев, жалкие букашки.

Толпа, привлеченная криками, сначала соизволила обратить внимание на группу немного непривычно одетых людей, потом начала медленно расступаться, образуя проход, и студент, продолжая орать во всю глотку, начал пробиваться вперед, а за ним устремился отряд тооредаанцев.

На входе в здание им преградила дорогу парочка долговязых дылд с весьма серьезными лицами.

— Чего ты орешь, Миилд? — поинтересовался один из них у продолжающего вопить проводника. — Если хочешь пройти внутрь, то, сам знаешь, необходимо пожертвование в три серебряных лика нашего благословенного Вааси Седьмого в фонд изнывающего от жажды студенчества. У тебя есть столько монет?

— Вы, сударь, меня оскорбляете! — гордо выпрямившись, ответил на это Миилд. — Уж можете не сомневаться — появись у меня три серебряных сатрапа, я бы их немедленно пропил! Зато у меня есть кое-что получше! Я привел поединщика! Или с него и с его друзей ты тоже собрался брать плату? Сударыня, подтвердите, что я с вами! — поспешно добавил он, увидев сомнение на лицах стражей.

— Он с нами, — улыбнулась Одивия Ваксай. А когда дылды пропустили их внутрь (предварительно с кем-то посоветовавшись), добавила: — Ты, Миилд, я смотрю, изрядный жучила и выгоду свою не упустишь. Так что мой совет — если не хочешь потерять свои медяки, ставь на нашего бойца!

При этом из ее рук в ладонь «жучилы» и правда скользнул кошелечек. Не слишком большой, но весьма увесистый. Тот значительно подмигнул в ответ и, активно работая локтями, скрылся где-то в толпе.

— Надеетесь увидеть свои деньги снова? — поинтересовался Готор, от внимания которого не ускользнул этот эпизод.

— Ага, — кивнула Одивия. — И с изрядным прибытком. Моя купеческая душа просто не способна устоять против троекратной прибыли. А если у вас есть сомнения в честности Миилда… Я знаю таких людей. Они готовы надуть любого, но есть вещи, которые святы даже для них. Игра, например, и ставки.

— Что же… Это были ваши деньги. А тут, я смотрю, весело!

— Студенты, — с каким-то немного печальным вздохом ответила Одивия. — Знаете, я по-настоящему жалела в своей жизни только о двух вещах — о пропаже отца и о том, что не могу поступить в университет. Почему-то он открыт для представителей всех сословий, даже сын последнего нищего может поступить сюда, если наскребет денег на обучение. Но женщинам вход строго воспрещен, считается, что мы для этого недостаточно умны.

Одивию можно было понять — довольно большой зал, где, наверное, одновременно не менее сотни студентов могли бы постигать искусство фехтования, был довольно плотно забит толпой веселых молодых людей, радостно переговаривающихся друг с другом, обменивающихся шутками и фляжками с вином. И над всем этим витала энергия буйного веселья, беззаботности и разгильдяйства.

— Да-а-а… — согласно кивнул Готор, и в его глазах тоже мелькнула некая грустинка. — Это незабываемые годы…

— А вы тоже учились? — быстро спросила Одивия. — Хотя неудивительно, ваши глубокие знания говорят за вас. Может быть, вы даже профессор, но по каким-то причинам скрываете это? Что вы смеетесь? Всего час назад два весьма уважаемых ученых мужа слушали вас с открытыми ртами. У вас большие познания в истории и древних языках. Вы инженер, алхимик, разбираетесь в кораблестроении и естественной философии, даже можете объяснить, почему на одной и той же широте разный климат. А еще вы воин, купец и правитель…

— Увы, — рассмеялся Готор. — Я не только не профессор, но и из студентов меня изгнали довольно быстро. Правду сказать — было за что! А что касается «глубоких знаний» — просто у нас их вообще больше, поэтому даже такой недоучка, как я, в ваших краях кажется весьма смышленым.

— Так откуда вы, оу Готор Готор? И где находится та волшебная страна, жители которой, даже, как вы сказали, «недоучки», могут прочесть лекцию профессору университета Старой Мооскаа по весьма специфической дисциплине?

— Хм… — Готор вдруг стал довольно серьезным. — Пожалуй, Одивия, и правда пришло время рассказать вам это… В конце концов, в этом мире вы — один из наших наиболее надежных друзей и союзников. А то, как вы разобрались с этой дуэлью… Признаюсь, не уверен, что в подобной ситуации я смог бы решить все столь же разумно. До дуэли, возможно, и не довел бы, но попытался бы достать противника насмешками и в результате обзавелся бы новым врагом. Но сейчас не самое подходящее место для серьезных разговоров. Да и, кажется, наш Ренки готов к битве, так что…

Оу Ренки Дарээка действительно успел подготовиться к поединку. Благо для этого ему всего-то и понадобилось — скинуть камзол и надеть специальные тапочки, в которых было принято заниматься в зале, дабы не портить пол грубыми сапогами или ботинками. Свою шпагу и три кинжала (легкий вариант вооружения) он отдал Готору, а сапоги, не без легкой мстительности, минуя протянутые руки Гаарза, сунул Одивии.

Впрочем, Гаарз был «удостоен чести» помочь поединщику надеть специальный ватный жилет и маску. Затем Ренки, сдвинув маску на затылок, подошел к стойке с оружием и выбрал подходящую рапиру. Лишь после этого он счел возможным заметить, что его соперник, оказывается, тоже тут, и легким кивком дал ему понять, что готов приступить к поединку.

— Сударь, — так же слегка склонил голову Ундаай Одиир. — Может, все же желаете сначала немного размяться? Я подожду…

Судя по его виду и по струйке пота, стекающей со лба, он провел в зале едва ли не все утро. И его гордость требовала дать противнику равные шансы, дабы потом не выслушивать незаслуженные упреки.

— Благодарю, — вежливо ответил Ренки. — Меня учили быть готовым к поединку в любой момент жизни. Так что если отсутствие разминки станет помехой, значит, я плохо усвоил этот урок. Приступим…

Заполнявшая зал толпа слегка отхлынула назад, освобождая бойцам больше места, и рапиры, слегка соприкоснувшись кончиками, едва слышно звякнули.

Ренки немного боялся… Нет, конечно, не поединка на учебных рапирах — для того, кто встречал грудью вражеский залп, шел в штыковую или запрыгивал одним из первых на палубу вражеского корабля во время абордажа, четырехгранная рапира с шариком на конце была не страшнее детской погремушки. Но вот страх опозориться на глазах у целой толпы… Оказаться хуже какого-то мальчишки, от дуэли с которым он накануне отказался… Такой разновидности страха, пожалуй, Ренки не испытывал уже очень давно.

Но привычка есть привычка. Едва кончики рапир соприкоснулись, он сразу, без всякой разведки, провел одну из своих «убойных» комбинаций ударов. Противник смог ее отбить, но при этом был вынужден отскочить довольно далеко назад и немного потерять равновесие и концентрацию. Так что следующая комбинация, проведенная без всяких пауз, а потом и третья, ожидаемо окончились выгнутой дугой рапирой Ренки, кончик которой упирался точно в середину груди соперника. В то самое место, где на жилете было нарисовано сердце. Как обычно, тактика «бешеный напор» превосходно сработала против привыкшего к «правильным» поединкам противника. Похоже, Ундаай, одержав несколько побед над своими сверстниками, поверил в собственную непобедимость и поэтому вел поединок несколько расхлябанно.

— Одно очко гостю! — громко провозгласил судья — мужчина довольно солидного возраста, похоже, учитель в этом зале.

Как и следовало ожидать, раздосадованный мальчишка решил немедленно отыграться. Он бросился вперед с не меньшей энергичностью и яростью, чем его соперник пару минут назад. Но подобным ветерана двух Зарданских кампаний и рейда на Тинд оу Ренки Дарээка было не напугать и не удивить. Он дал противнику увлечься атакой, резко ушел в сторону приемом, которому научился у Готора, и даже успел уколоть соперника в спину, заработав второе очко.

Лишь после этого Ундаай вспомнил о хладнокровии и сосредоточенности. Несколько схваток прошли без результата. Потом последовал обоюдный обмен ударами, но судья присудил победу Ундааю, посчитав, что кончик его рапиры коснулся руки противника раньше, чем тот «пронзил» его живот. Естественно, с судьей Ренки спорить не стал.

А дальше… Собственно, мальчишка и впрямь был хорош. Быстр, гибок, силен, с неплохой реакцией и отличной координацией. И школа его тоже была весьма хороша. Но вот опыта… Опыта работы с действительно сильными противниками у него, кажется, было немного.

И он слишком серьезно все воспринимал. Еще бы — проиграть на глазах чуть ли не сотенной толпы зрителей, считающей тебя своим кумиром, несмотря на то что мнишь себя большим мастером фехтования.

Нервы, напряжение… В то время как Ренки, просчитав и изучив противника, мог вести себя достаточно расслабленно, тот делал все больше и больше ошибок и нелепостей.

Так что проигрыш в четыре очка против одного был закономерен.

Надо отдать должное — парнишке хватило сил и воли достойно признать свое поражение и вежливо поблагодарить соперника за «полученное удовольствие». Тот ответил ему с не меньшей любезностью и не меньшей холодностью, хотя былой злости уже давно не было. В конце-то концов, ему ли, оу Ренки Дарээка, обижаться на какого-то мальчишку за дерзкую болтовню? Да и потом — шпагу держать парень и правда умеет, так что через несколько лет вполне сможет стать достойным соперником даже для него.

— Позвольте представиться. — К Ренки, с которого оруженосец Гаарз снимал жилет, подошел судья. — Маэстро Лии. Прекрасный поединок, сударь! С вашего позволения, я буду приводить его в пример своим ученикам… Очень искусная смена тактик и стилей!

— Маэстро Гуус Лии? — удивленно вскинул брови Ренки. — Я слышал о вас. Весьма польщен знакомством. Однако я думал…

— Да, вам еще только предстоит это узнать, но все мы, увы, не молодеем… Вот и я решил на старости лет перестать бродить по свету и осесть где-нибудь… Однако, сударь, я тоже кое-что знаю о вас и был слегка поражен, услышав ваше имя в своем зале. Не надо так удивляться — мир героев довольно тесен. А ваш друг, я полагаю, — тот самый оу Готор Готор? Могу ли я узнать, что именно привело двух знаменитых военных вождей Тооредаана в Старую Мооскаа?

— Да в общем-то… — немного даже засмущался Ренки, отвечая человеку-легенде. — Просто были рядом и не могли не заехали посмотреть. Это ведь Старая Мооскаа! Но простите, маэстро Лии, вы не обижены на меня за своего ученика?

— За этого шалопая, что ли? — пренебрежительно усмехнулся маэстро. — Он не мой ученик. Еще совсем недавно он считал, что слишком хорош, чтобы учиться чему-то еще. Надеюсь, это послужит ему уроком. Да-да, Ундаай Одиир, нечего там стоять и топорщить уши. Я говорю именно о тебе! Подойди.

Проигравший избавлялся от защитной амуниции буквально в десятке шагов от группы победителя. И, естественно, и он, и его единомышленники внимательно прислушивались к тому, о чем говорил с победителем великий маэстро.

И, судя по довольному просветлевшему лицу Ундаая, услышанное ему весьма понравилось. Еще бы! Одно дело — проиграть какому-то неизвестному выскочке, и совсем другое — отыграть одно очко у человека, которого сам великий Гуус Лии называет едва ли не равным себе. Пошатнувшаяся было репутация опять резко пошла в гору!

— Ну что, сопляк, ты еще собираешься тренироваться, как тебя «учили дома», или все-таки соблаговолишь приходить на занятия? Ага… Ишь, каким почтительным сразу стал! Жду тебя завтра за час до рассвета. Самое подходящее время, чтобы поприветствовать солнце звоном шпаг и ручьями пота! И советую забыть про пьянку с приятелями: если хочешь быть моим учеником, на это сил у тебя хватать не будет.

— Спасибо, маэстро, — очень вежливо кивнул Ундаай, от былого самодовольства которого и впрямь осталось немного. — Я могу идти?

— Подождите, сударь, — влезла в разговор Одивия. — Вы, кажется, забыли про одно свое обещание. Рассказать все, что знаете о шпаге оу Дарээка! Может, пойдем, судари, куда-нибудь в достойное местечко, где можно пообедать и выпить вина… Обещаю, маэстро Лии, что Ундаая мы будем угощать только соками или взваром… А если вы окажете нам честь разделить с нами трапезу, то сможете лично за этим проследить.

— Хм… что за шпага такая? Позвольте. — Маэстро Лии принял из рук Готора шпагу Ренки, обнажил клинок, задумчиво помолчал и сказал: — Откуда она у вас? Знаете, кажется, я тоже кое-что смогу рассказать вам об этом клинке!

— Сударыня! Сударыня!!! Ваши деньги!

Миилд, запыхавшийся и почему-то без пояса и ботинок, успел догнать их, когда компания уже подходила к кабачку. Зато в руках у него был более чем изрядных размеров кошелек и, судя по всему, достаточно тяжелый.

— Вот, сударыня, — сказал он, протягивая свою тяжкую ношу Одивии Ваксай. — Ваше золото, точнее, его двойная стоимость в серебре!

— Благодарю, — кивнула Одивия и не без ехидства поинтересовалась: — А ты, судя по всему, все-таки решил не следовать моему совету и поставил не на того игрока?

— Сыпьте… Сыпьте соль на мои раны… — тяжко вздохнув, ответил ей незадачливый прохиндей. — Имеете полное моральное право! Тем более я поставил даже чуточку больше, чем имел в действительности, и, похоже, буду возвращать долг еще не один месяц!

— В таком случае, полагаю, добрый обед тебе не повредит? И кстати, ты говорил о каком-то проценте…

— Десять было бы в самый раз! — выпалил Миилд, однако, увидев иронично изогнувшуюся бровь девушки, поспешно добавил: — Но сойдут и три процента. Все-таки, сударыня, я успел поставить деньги прямо перед самой схваткой, да и выигрыш ваш получил в самое короткое время.

— Три — это разумно, — согласилась Одивия. — Отсчитай их себе сам. А потом присоединяйся к нам, возможно, для тебя еще найдется работенка.

Кабачок, куда их привел маэстро Лии, был сравнительно небольшим, зато чистым и уютным заведением, скорее подходящим для компании почтенных купцов, которые собираются обсудить сделку, или даже для их не менее почтенных жен, что зашли освежиться кружкой разбавленного вина и отведать сладостей после посещения рынка или обхода лавок с тканями, шляпками и прочими женскими бирюльками.

Даже вся отделка зала казалась какой-то пошловато-карамельной и никак не соответствовала образу грозного воина и неустрашимого искателя приключений, коим на всех трех континентах земли слыл маэстро Лии.

— Кормят тут вкусно, — немного смущаясь, ответил он на невысказанный вопрос своих спутников. — А я, признаюсь, люблю вкусно поесть. Это стало одной из причин, почему я выбрал Старую Мооскаа в качестве места, где можно осесть на старости лет.

Маэстро знал, о чем говорит. Кухня Старой Мооскаа, придирчиво вобравшая в себя лучшие рецепты со всего мира, по праву считалась эталоном хорошего вкуса на всем пространстве бывшей Старой Империи и даже за ее пределами. Тут и обилие блюд на основе молока и мяса, характерных для степняков-животноводов, и квашеные и маринованные овощи — «конек» горских кухонь, и каши, лепешки и пироги — основа питания земледельцев.

Специи и приправы со всех уголков земли… А уж какой вклад вносило в это разнообразие близко расположенное море, даже и объяснять не стоит. Достаточно только упомянуть классические «морские уши» — сырую рыбу, нарезанную небольшими кусочками, на комочке пропитанной соусами каши. Можно ли представить себе хоть одну мооскаавскую харчевню без этой чудной закуски?

Тысячи лет люди со всего света съезжались в Старую Мооскаа, принося с собой любимые виды продуктов и лучшие блюда. Все это смешивалось и перемешивалось тут в едином котле со всей имперской решительностью и беспощадностью, образуя удивительные сочетания вкусов, устоять перед которыми не мог никто. Ведь не даром составленный во времена Третьей Династии императорским сановником Миико Кьяяном «Трактат о вкусной и здоровой мооскаавской пище» можно было найти в любом уголке земли на каждой солидной кухне.

Что ж, этот кабачок, похоже, придерживался самых высоких мооскаавских стандартов. Так что неудивительно, что первые минут двадцать-тридцать разговор как-то не клеился, а вместо этого пирующие активно работали челюстями и столовыми приборами. Все успели изрядно проголодаться и поэтому, испытывая истинное уважение и даже трепет, с молитвенным сосредоточением на лицах отдавали дань искусству повара. Так что все разговоры сводились к просьбам передать соус или к рекомендациям попробовать то или иное блюдо.

Лишь когда животы изрядно округлились, а основные блюда опять сменили на закуски и сладкое, разговор вернулся к знаменитой и таинственной шпаге.

— Я могу лишь сказать, — ответил Ундаай на повторную просьбу Одивии, — что сделан этот клинок где-то сто пятьдесят — двести лет назад. Никак не раньше, это хорошо видно по характерному профилю. И никак не позже ста лет назад, ибо именно тогда вместе со смертью последнего мастера прекратила свое существование семья Октай. Очень знаменитый был род. Мы вечно соперничали с ними в мастерстве. И даже, надо признаться, проигрывали в последние годы, когда они придумали, как делать свой «слезный булат». Видите, какой характерный узор? Увы, но последний мастер из семьи Октай не имел детей и был слишком горд, чтобы взять ученика извне. Так что секрет «слезного булата» умер вместе с ним. Многие ломали головы над этой загадкой и даже добивались схожего рисунка. Но вот того сочетания гибкой упругости и твердости повторить так и не смогли. Однако известно, что семья Октай каждый такой клинок делала по три года. И всего их существует около двух сотен. И да, думаю, вы это и сами понимаете, гарда явно неродная, иначе бы я, возможно, смог сказать вам несколько больше. Мода на гарды куда более переменчива, чем непосредственно на сам клинок. Однако, сударь оу Дарээка, позволю себе дать вам один совет: коли вы окажетесь в наших горах — обратитесь в мастерскую любого старого рода. Там сочтут за честь поработать с клинком Октая и бесплатно изготовят для него куда более достойное обрамление, чем эта медяшка. Даже если вы большой поклонник рационального стиля и не выносите никаких украшений, можно сделать простую стальную гарду точно по руке, отлично уравновешивающую оружие. А можно… Видите… — Ундаай вынул из ножен свою шпагу и протянул ее рукояткой вперед. — Можно и вот такую… Ничего лишнего, но зато как красиво!

Гарда его шпаги, сделанная из полированной стали и украшенная протравленным узором, была и правда великолепна и, судя по виду, продумана до мелочей и необычайно удобна. Ренки, обычно гордившийся своей «медяшкой», внезапно даже почувствовал смущение, будто бы он и впрямь обижал великолепный клинок, жалея для него достойную гарду и ножны.

— Благодарю вас, сударь, — кивнул он Ундааю. — Не уверен, что в ближайшее время окажусь в Олидике, однако хорошенько подумаю над вашим предложением.

— А теперь, значит, моя очередь, — вступил в разговор мастер Лии. — Не знаю, благородный оу Дарээка, как эта шпага попала к вам в руки (хотя и надеюсь услышать эту историю), но когда-то она была моей. Да, долгих двенадцать лет! Я взял ее как трофей в Драконьих горах, что на Южных Землях. Я тогда служил в дружине одного из речных князей, у которого произошла одна заварушка с тамошней не то сектой, не то отдельным народцем — там это вообще сложно понять. Началась эта кампания по-дурацки и окончилась довольно бестолково. Вошли в пару долин, распугав стада коз, и встали лагерем. Днем мы чувствовали себя победителями, а по ночам местные резали наших часовых, угоняли скот и воровали все, что не положено под тюфяк. Даже у меня, признаюсь, украли чудесный мушкет фесткийской работы, причем чуть ли не из рук. Сел на камень, его положил рядом, а когда собрался вставать… Впрочем, я не об этом. Какой-то местный прохиндей-поганец начал вызывать наших бойцов на поединки. Мы даже обрадовались — хоть какое-то развлечение! Четырех поединщиков он убил, а пятым был я. Хороший был боец. Даже меня смог слегка подрезать. Но я оказался лучше и долго не мог поверить, какое чудо заполучил в качестве трофея. И вот — двенадцать лет она служила мне верой и правдой (гарда тогда у нее, каюсь, была та же самая — то не было времени, то денег, чтобы заменить ее, а потом привык), пока я не отдал шпагу своему ученику. Пожалуй, лучшему из своих учеников. Так как она попала к вам?

Ренки рассказал историю приобретения шпаги. Причем честно, без всяких прикрас.

— Хм… Говорите, выбил вашу шпагу из рук? А каким приемом? Да, очень похоже. Печально, но, кажется, это и правда был Чииян — сын моего старого друга. Я обещал своему боевому товарищу позаботиться о мальчишке… Не подумайте, что я виню или упрекаю вас, благородный оу Дарээка. Даже с точки зрения кодекса наемников, одним из которых я был многие годы, ваш поступок совершенно оправдан. Вы оказались в битве на другой стороне и обязаны были сражаться изо всех сил. Мне жаль, что Чииян был настолько слаб, что связался с обществом убийц. Конечно, легкие деньги, но честный наемник до такого не опустится… Одно дело — биться в строю при свете дня, служа знамени пусть не слишком значительного, но вождя. И совсем другое — втыкать в спину нож под покровом ночи… А теперь, судари и сударыня, не обижайтесь на меня, но пойду-ка я в храм, напишу поминальный свиток за душу Чиияна. Он рано лишился отца, а я, видимо, оказался плохой заменой. Но если бы вы только знали, каким светлым и бойким был этот парнишка, когда я вручал ему эту шпагу! И что-то его сломало… Но сейчас, я вижу, оружие находится в достойных руках. Вы владеете этим клинком по праву. И пусть он принесет вам больше удачи, чем прежнему хозяину!

Маэстро Лии встал и, как-то по-стариковски понуро опустив плечи, вышел из кабачка. Видно было, что полученное известие его действительно сильно выбило из колеи. А над столом повисло тягостное и напряженное молчание. Одно дело — убить врага в пылу битвы или даже на поединке, расчетливо и хладнокровно. И совсем другое, когда тебе кто-то напоминает, что и твой враг когда-то был ребенком, влюбленным и полным надежд юношей, верным другом, счастливым мужем и отцом, но ты навсегда оборвал его жизнь, спустив курок или погрузив в его тело несколько вершков твердой стали… Каждый из сидящих за столом, кому приходилось забирать человеческие жизни, невольно задумался об этом. И даже Одивия Ваксай, которой тоже однажды довелось разрядить пистолет в сторону разбойников, когда она с Готором и Ренки оборонялась в лодочном сарае на южном берегу Срединного моря, нахмурилась.

— Э-э-э… А что, Ундаай, ты собираешься в этом году умыкнуть котел? — внезапно прервал молчание Миилд.

— Хм… кхр… — едва не поперхнулся тот. — Это не лучшее место для подобных вопросов!

— Да ладно… Тут все — свои люди! — слегка покровительственно и очень нагло заявил Миилд. Однако бросив взгляд на нахмурившегося оу Дарээка, сменил тон на куда более почтительный. — Я, сударь, невольно подслушал, когда вы сидели у профессора Торба, — обратился он к оу Готору. — И у меня сложилось такое ощущение, что вы и сами не прочь подержать наш котел в своих руках.

— Ого! — удивился Ундаай. — Вы сегодня успели и к почтеннейшему Торбу пробиться? А я-то все утро провел в зале, готовясь к схватке. — Если бы знал, что меня разделают под орех в промежутке между научными беседами и обедом, вообще бы не выходил из свой комнаты.

— Хе-хе… Ты, Ундаай, не поверишь, — опять перешел на нахально-покровительственный тон Миилд. — Но с профессором благородный оу Готор Готор разделался так же, как его спутник, благородный оу Дарээка, с тобой! Не прошло и десяти минут разговора, как почтеннейший Торб уже заглядывал ему в рот, тыкал в лицо пергаментом с какими-то закорючками и едва ли не на коленях умолял объяснить, что там написано!

Вопреки ожиданиям, почтеннейший Торб оказался не классическим высохшим нудным ученым мужем, а скорее этаким живчиком. Он так и носился по своему кабинету, весьма искусно избегая столкновения со стопками книг, кипами бумаг, какими-то древними изображениями на таблицах, камнях, досках, вазах, доспехах и еще с множеством разнообразных предметов и куч какого-то малопонятного барахла, коим его кабинет был завален едва ли не до потолка. Казалось, что стоит неудачно задеть только одно из этих препятствий, как вслед за ним полетят и все остальные, и хаос окончательно воцарится в этом довольно немаленьком помещении. Однако профессор, шустро передвигаясь по кабинету, умудрялся избегать даже легких прикосновений к столь неустойчивым конструкциям. И это несмотря на то, что в ширину почтеннейший Торб, кажется, был даже больше, чем в высоту.

Как впоследствии узнали друзья, почтеннейший Васиик Торб являлся выдающимся знатоком древних рукописей и буквально дышал той эпохой, которую изучал. Его мнение по целому ряду вопросов считалось абсолютно неоспоримым в ученой среде. Но особую популярность он завоевал, будучи великим рассказчиком. На его лекции приходили даже студенты, постигающие совершенно иные дисциплины, никак не связанные с древними текстами и древними историями. Лекционный зал, где он преподавал, всегда был забит, люди стояли в проходах, а порой и забирались на шеи друг другу.

Когда говорил Торб — скучные древние байки оживали, былинные герои сходили со своих пьедесталов, а цари и правители представали во всем своем величии или уродстве. Недаром, по слухам, Васиик Торб происходил из рода странствующих певцов баллад.

— Кто? Что вам? Говорите быстрее. Я жутко занят! — пропел он на древнеаиотеекском, вылетая из-за какой-то стелы, когда услышал, что кто-то вошел в его кабинет. При этом в одной руке он держал листок бумаги, а в другой яблоко, о котором — судя по успевшему потемнеть надкусу — уже успел забыть.

— Профессор Диирик Йоорг из университета Западной Мооскаа! — провозгласил почтеннейший Йоорг не без некоторого пафоса и гордости. — Со мной — благородный оу Готор Готор, весьма изрядно преуспевший в постижении тайн прошлого, и его друзья. Может, вы помните, я как-то писал вам о нем.

— Да-да… Как же… Помню… Военный вождь берега… У вас, оказывается, еще сохранился этот титул. Как интересно. Можете прочесть это? — Почтеннейший Торб сунул под нос Ренки какой-то древний пергамент, который извлек неизвестно откуда.

— Не могу, — испуганно отшатнулся тот.

— Но как же! — возмущенно всплеснул руками профессор, едва не засветив яблоком в лоб Гаарза. — Это же классический древнеимперский! Любой третьекурсник читает его без особого труда.

— Может, позволите мне, профессор? — с улыбкой выходя вперед, спросил Готор. — Боюсь, благородный оу Дарээка не слишком силен в классическом древнеимперском… Так, что у нас тут. …i tri ovtcy, koih privedut tebe osenju krestjane v schet podati. Shest’ meshkov muki i chetyre — aiotejekskoj kashi. Ob’azatel’no. I eshcho, zhena, prishli novoj odezhdy — paru polotn’anyh shtanov, dve rubahi i kletchatyj plashch, a takzhe d’uzhinu truselej, ibo zhara tut nevynosimaja i parko, kak v bane. Vse gniet i raspadaets’a pr’amo na glazah…

— Весьма… Весьма неплохо! — одобрил профессор Торб. — Хотя вы не всегда точно передаете звучание аиотеекских терминов в степняцкой грамматике. И ваш небный щелчок далеко не безупречен. Но в целом… Так чисто прочитать впервые увиденный текст… Достойно уважения! А что вы скажете о…

— Благородный оу Готор Готор очень интересуется Лга’нхи и Манаун’даком, — поспешно вставил профессор Йоорг.

— Прекрасная, прекрасная эпоха! — восторженно заорал профессор, окончательно запулив яблоко куда-то в глубины кабинета. У меня есть… — Он мгновенно скрылся за грудами своих экспонатов. — Вот… Погодите… — раздавались его возгласы. — Где-то тут было. Ага! Извольте! — Профессор Торб появился с другой стороны и осторожно протянул Готору кусок плохо обработанной шкуры.

«Зайчишка, зайка серенький под елочкой скака-а-ал. На мгновение стук прекратился, и в замершем от ужаса морозном воздухе можно было услышать тихое шуршание, с которым острый нож, хищно вонзившись в брюхо несчастного животного, вскрыл его от паха до грудины, позволяя вывалиться на землю еще теплым, исходящим паром кишкам, — начал читать оу Готор весьма странный текст на языке, который тут понимали лишь два профессора да он сам. — Под возобновившийся стук камня и без того не слишком благозвучный голос шамана превратился почти в вопль и нагнетал напряжение, делая его физически невыносимым. Все! Кранты! Абзац! Кульминация и катарсис. Ночная темень смешалась с черным дымом от соломы и, сгустившись до консистенции сухой китайской туши, стала абсолютно непроницаемой. Духи, демоны и пожиратели чужого сала пролезли сквозь эту черную дыру и деловито обследовали вывалившиеся кишки. Диагноз был однозначен: надо уходить на восток! И много-много радости детишкам принесла-а-а-а».

— Но, — удивленно и слегка восторженно сказал Готор, закончив читать. — Я узнаю это… Это рука самого Манаун’дака! И много у вас еще таких?

— Потрясающе! — возопил профессор Торб, наконец-то сумевший взять контроль над отвисшей челюстью. — Вы не только смогли прочесть текст с первого раза и без всякой запинки, но даже и опознали руку, его писавшую! В то время как у меня ушли на это годы! Кто вы такой?

— Да, друг Ундаай, — продолжал разглагольствовать Миилд, который и так особой молчаливостью не страдал, а уж после роскошного и очень сытного обеда (судя по всему, судьба не часто радовала бедного студента такими трапезами) впал в особо благостное состояние и был готов говорить до бесконечности. — Нам с тобой повезло встретиться с поистине достойными людьми! Великие воины, ученые мужи и дама, чьи щедрость и прозорливость уступают только ее несравненной красоте. Поэтому, сударь, — продолжил он, обращаясь к Готору. — Я с вами! Если вы и впрямь хотите вызволить из клетки наш Великий котел, я готов оказать вам любую помощь и содействие!

— А с какой стати вы, юноша, вообще решили, что я планирую что-то там сделать с этим вашим котлом? — насмешливо улыбаясь, поинтересовался оу Готор. — И потом, если я и впрямь собираюсь его стащить, неужели вы как патриот своего университета не должны встать на защиту этого сокровища?

— Ну-у-у… — ничуть не смутившись, ответил ушлый студент. — Я же сам слышал, как вы расспрашивали почтеннейшего Торба про то, есть ли какие-нибудь надписи на котле и нельзя ли на них взглянуть. А когда он сказал, что и сам бы хотел, да нельзя, вы как-то так посмотрели… Я сразу смекнул, что это «нельзя» для вас — ничего не значащий звук и что вы брали куда более неприступные твердыни, чем какая-то там решетка с дюжиной замков! Так что я начал за вами приглядывать и увидел, как вы, якобы замешкавшись в холле, внимательно осмотрели замки. И я, сударь, не думаю, что вы хотите стащить котел, чтобы продать его или сделать еще что-нибудь неблаговидное. Коли так, вы бы спрашивали не про надписи на котле, а про — ну не знаю — его вес или стоимость. Вам этот котел нужен для исследования. А что может быть более благим делом, чем поиск знаний вопреки всем запретам и препятствиям всяких там административных структур? И тут, сударь, Миилд Рааг всегда будет на стороне истинно ученых мужей, а не нудных администраторов из нашего деканата!

— Особенно если Миилду Раагу, — послышался насмешливый голос Одивии, — удастсяпопользоваться котлом после того как истинно ученый муж его осмотрит! Хочешь, прохиндей, заполучить немножко славы?

— Сударыня! — опять без всякого смущения, а скорее, даже с гордостью, ответил Миилд. — Сыну приказчика из суконной лавки не пристало пренебрегать какими бы то ни было возможностями. Тем более что лавка, в которой работает мой отец, все равно почти разорилась, а значит, оплачивать мою учебу в следующем году будет нечем. Если мое имя в связи с кражей котла прогремит по всей Старой Мооскаа, работу искать мне не придется. Она сама будет искать меня! Ну так что, благородный оу Готор Готор, вы берете меня в дело?

— А пожалуй, что и беру, — кивнул Готор. — Парень ты, судя по всему, не только ушлый, но и наблюдать умеешь и правильные выводы из увиденного делать. И если вы, Ундаай Одиир, тоже интересуетесь подобным предприятием, думаю, ваша помощь будет не лишней. Однако предварительно я хочу обговорить несколько условий. Первое и главное — котел не должен пострадать и уж тем более пропасть. Мне как человеку, не чуждому учености, подобное будет весьма неприятно. Я вообще не планировал выносить его из клетки. И второе — мне подобная слава не очень-то и нужна. Так что вы по возможности будете держать мое участие в секрете. Не хочу, знаете ли, портить отношения с администрацией университета Старой Мооскаа. Договорились?

— Договорились! — едва ли не в унисон ответили оба студента, сверкая горящими от азарта и предвкушения грандиозной шкоды глазами.

— Хм… Сударь, — необычайно вкрадчивым голосом поинтересовался Миилд, — а что было написано на том пергаменте, который вы якобы не смогли прочитать? Я-то ведь как раз стоял напротив вас и заметил, как изменилось ваше лицо, когда вы на него взглянули. И после этого ваш интерес к котлу явно усилился…

— …Это сейчас не так важно, кто я, — даже замотал головой Готор. — У вас есть еще что-то, написанное на этом языке?

— Хм… Есть кое-что, хотя, конечно, в основном не в моем кабинете, а в хранилище университета. Увы, мне удается стащить оттуда только сущие обрывки и по ним пытаться восстанавливать языки древности. Но у меня к вам тысячи вопросов! Что это за язык? Никакого сходства с горскими или языками степняков, распространенными на территории Северных Земель. Не похож он и на языки народов Южных Земель или дикарей дальних островов, или даже ваших, западных дикарей. Совершенно особенная структура. Однако я более чем уверен, что наша современная письменность пошла именно от него! Я даже написал на эту тему ряд статей, почему-то принятых в штыки многими авторитетными учеными, хотя я достаточно четко обосновал свои выводы на основе анализа изменений букв алфавита и грамматических правил… Их явно приспосабливали к древнеимперскому, в то время как в данном языке они не только имеют наиболее простую форму, но и гораздо лучше передают звуки речи. К примеру…

— Кхм…

— Ах да, простите, опять увлекся. Понимаете, мне позволено забирать с собой из хранилища только считающиеся наименее ценными экспонаты. Как правило, это лишь обрывки пергаментов или бытовые предметы с нанесенными надписями. Вы удивитесь, сколько интересного можно узнать, анализируя надписи на горшках! Я сейчас как раз пишу об этом небольшой труд. Ведь керамикой люди пользуются постоянно, и по ее виду, орнаментам и окраске достаточно легко можно определить эпоху, когда она сделана. А значит, нанесенные на ней надписи можно выстроить в хронологическом порядке и легко увидеть изменения…

— Кхм…

— Да-да… Вас интересуют именно надписи на древнем языке. Они у меня… — Профессор Торб нырнул куда-то в глубины своего кабинета и спустя пару минут вынырнул с несколькими обрывками пергамента и подал их Готору.

— Они еще короче первого, — слегка разочарованно произнес тот. — И содержат куда меньше полезной информации…

— Как удивительно быстро вы это поняли! — продолжил восхищаться профессор. — Однако я отказываюсь дальше отвечать на ваши вопросы, пока вы мне не объясните, какую полезную информацию вам удалось извлечь из первого текста. Для большинства специалистов и это огромная загадка. Нет, я, конечно, узнал классический религиозный гимн рождения — жизни — смерти в начале и в конце пергамента. Тысячи лет его поют и во время родов, и во время погребения. Но все эти мистические описания вокруг хорошо известных строк… Признаюсь, у меня мороз по коже бежит всякий раз, когда я это читаю, хотя о значении многих слов могу лишь догадываться… Что такое, к примеру, «кранты», «абзац» и что за сверхъестественные существа некие «пожиратели чужого сала»? Признаться, я не встречал упоминания о подобных в демонологии ни одного известного народа. Но Манаун’дак был великим мистиком, и многое, что известно о нем, невозможно объяснить с позиций модного ныне рационального мышления, требующего из двух возможных вариантов ответа выбирать тот, что наиболее близок к земле и далек от неба. Незачем задействовать божественные сущности там, где все можно обосновать работой человека или природы. Собственно говоря, я и сам долгое время придерживался подобной точки зрения. Да и сейчас… Но когда я начал изучать и погружаться в ту эпоху… Чем больше погружался, тем больше сам стал переходить на сторону мистицизма, который мне, кстати, абсолютно несвойственен! Так что вы можете мне сказать про этот отрывок. О чем он вам поведал?

— О том, что всеми нами любимый Манаун’дак был безнадежный grafoman.

— Позвольте-позвольте, grafoman. Тут есть определенные корни. Это ведь слово из двух корней, так? У меня здесь где-то был… Где же? Ага… «Сборник текстов блаженного Кооля»? Или «Толкователь редких слов почтеннейшего Даалясика»? Ну да… Вот! Grafo-man — «писать», «любить, болеть, хотеть»… Как-то так? — Ну да, всем известно, как ревностно он относился к знаниям и грамоте. Но на основе чего вы сделали подобный вывод?

— Боюсь, профессор, это разговор не на один час. А нам скоро предстоит посетить одно мероприятие, на которое мы обязательно должны явиться. Может быть, назначим встречу? Ну где-нибудь завтра-послезавтра? И пообщаемся, не отвлекаясь, что называется, от души. Меня, знаете ли, тоже очень интересует Манаун’дак, и я был бы просто счастлив поговорить о нем с таким выдающимся знатоком, как вы. А если вы еще и достанете несколько его рукописей, наша встреча принесет мне невероятную радость, и я не премину поделиться ею с окружающими. Кстати, а ведь с котлом, что стоит в холле вашего здания, Манаун’дак тоже как-то связан? Вы не исследовали его? Может, там тоже есть какие-то надписи?

— К сожалению, — недовольно буркнул профессор, — я уже почти пятнадцать лет посылаю просьбы позволить мне исследовать этот артефакт. И неизбежно нарываюсь на отказ! Эти наши чинуши от науки куда более обеспокоены охраной котла от студентов, нежели продвижением знаний. Вы не поверите, как это тяжело — ходить каждый день мимо такого раритета и не иметь возможности изучить его. Впрочем, есть у меня кое-что… Это было в «Завещании Манаун’дака», я скопировал как образец древнего письма. К сожалению, перевести этот текст мне не удалось. Вроде бы те же буквы, те же правила грамматики, но кажется, язык используется какой-то другой. Возможно, диалект того же языка, вроде древнестепного и древнегорского. Постойте здесь, я сейчас… Я ведь точно помню, что клал его возле шлема из клыков… Да. Вот… Ну что?

— Боюсь, я тоже не могу это прочитать, — сокрушенно покачал головой Готор, внимательно изучив небольшую надпись на листе бумаги. К сожалению, нам уже пора. Профессор Йоорг, вы с нами?

— Я, с позволения профессора Торба, лучше останусь тут. Меня, знаете ли, эти ваши тыканья шпагами нисколько не интересуют. Не беспокойтесь обо мне — до гостиницы я доберусь сам. И э-э-э… Благородный оу Дарээка, желаю вам удачи. Хотя, зная вашу репутацию, полагаю, она вам не понадобится.

Гости откланялись и вышли из кабинета. Профессор Торб проводил их задумчивым взглядом и обратился к коллеге:

— Почтеннейший Йоорг, вы ведь, насколько я помню, специализируетесь на узелковом письме Первого Храма?

— Да! — подтвердил профессор Йоорг. А потом, не без лукавства глянув на коллегу, продолжил: — Однако вы не поверите, но благородный оу Готор намного превзошел меня как в знании этого письма, так и в древнеаиотеекском языке.

— Но кто он такой? Когда успел узнать столько всего? А главное — от кого? Ведь во всем мире специалистов нашего с вами уровня насчитывается, дай боги, десяток! Причем я, признаю это без всякого стеснения, об узелковом письме имею лишь самые общие представления. Как и вы, полагаю, не так чтобы сильны в языке Лга’нхи и Манаун’дака. А он… Кто он и откуда?

— В наших краях он более известен, как великий герой! — не без усмешки ответил почтеннейший Йоорг. — Победитель кредонцев, защитник и спаситель отечества. Хотя он и чужестранец. Появился неизвестно откуда и благодаря своим талантам взлетел очень высоко. Однако ходят слухи — и весьма достоверные, кстати, — о том, что недавно эта троица — оу Готор, оу Дарээка и девица Ваксай (она из купеческого сословия) посещали некий заброшенный храм на южном берегу Срединного моря. Моряки, которые их сопровождали, рассказывают, что этот визит едва не обернулся восстанием местного населения, причем именно против оу Готора, который чуть ли не претендует на право владеть теми землями. Еще рассказывали о какой-то древней секте и о том, что в храме были принесены кровавые жертвы, причем принимать участие в ритуале могли только люди благородной крови. Что, впрочем, плохо сочетается с присутствием там девицы Ваксай.

— Хм… Вы сказали Ваксай? — заинтересованно спросил Торб. — У нас в Валкалаве это был известный род. Так что, возможно, она и впрямь очень древней крови…

— Так вы из Валкалавы? А слышали ли вы когда-нибудь о существовании некой могущественной секты, в которой могли состоять только благородные люди и которая после развала Старой Империи сумела сохранить и приумножить древние знания? А еще она так сильна, что едва ли не повелевает царями и иными властителями.

— Ну разных тайных сект во все времена было множество. Но те, что создавались по сословному принципу, обычно долго не жили. Надо знать этих благородных — клубок змей. Пока есть кого кусать извне, они кусают их. А как только вонзить зубы становится не в кого, начинают грызться между собой. Да и сохранение знаний? Это не то, ради чего благородные готовы сражаться. Однако, немного пообщавшись с оу Готором, я, кажется, уже готов поверить и в это. Кстати, а что вы можете сказать о его спутниках? Есть ли в них что-нибудь столь же выдающееся?

(обратно)

Глава 11

— Вот, собственно говоря, как обстоят дела, — закончил Готор свой рассказ.

Наступила продолжительная пауза, всем надо было переварить услышанное. Даже Ренки, словно окунувшемуся в недавнее прошлое и по-новому пережившему былое потрясение.

— То, что вы сейчас рассказали, — задумчиво произнесла Одивия, — звучит настолько невероятно, что я почти готова в это поверить. Но как? В смысле — как это вообще возможно?

Профессор Йоорг пока еще не вернулся из университета, Гаарз находился внизу, сидел за одним из вынесенных на улицу столиков, на всякий случай неся караульную службу и разделяя ее с чашей вина и мооскаавскими закусками. А студенты разошлись выполнять задания Готора.

Трое путешественников остались одни, и Одивия Ваксай сочла это удобным моментом для серьезного разговора. Правда, начался он с претензий и требования объяснений по поводу предстоящей «шалости». А потом Готор обрушил на нее правду о себе и о некоторых тайнах вселенной.

— Не пытайтесь понять, — ответил за друга Ренки. — Я уже больше трех лет силюсь себе все это представить, и у меня не получается втиснуть существование других миров между нашим миром и миром богов. Просто примите все, как есть. Есть множество миров, расположенных где-то… Мы даже понять не можем где. И есть возможность переходить из одного мира в другой. Опять же — мы не представляем себе как. Даже Готор не представляет. Но хотя он и выходец из другого мира… Вы не смотрите на него как на демона или иную сверхъестественную сущность, а смотрите именно как на человека. Я думаю, вы уже достаточно хорошо знаете оу Готора, чтобы понять, что он благородный, честный и полностью заслуживает вашего доверия!

— Да, — кивнула Одивия. — Это веский довод. Но мне понадобится какое-то время, чтобы свыкнуться со знанием о параллельных мирах. А какой он, этот ваш мир?

— Совершенно другой и точно такой же, — усмехнувшись, ответил Готор. — Человек может одеться в разные одежды, которые (наши ученые это доказали) будут влиять на его поведение и мысли. Но главное, что и составляет его сущность, все равно останется неизменным, надень он камзол благородного или драную рубаху поденщика. Примерно то же самое и у нас. Наш мир старше, мы знаем и умеем больше, чем вы. Но, по сути, обуреваемы теми же страстями и желаниями, что и вы. Среди нас также встречаются сволочи и праведники, храбрецы и трусы, жадины и бессребреники.

— И тем не менее мне очень хочется послушать про этот ваш мир. Вы просто обязаны мне все рассказать, иначе я лопну от любопытства!

— Обязательно расскажу, — улыбнулся Готор. — Но попозже, когда будет больше свободного времени. А сейчас вернемся к краже, а вернее — к Амулету! Думаю, теперь вы понимаете, почему я столь одержим его поисками и личностью Манаун’дака? Так что кража котла — это не, как вы изволили выразиться, бессмысленная блажь и глупость, а возможный ключ к нахождению дороги домой.

— Та приписка к завещанию, которую никто не может прочитать?

— Да. Она написана на олбанском, иначе именуемом падонкаффским йезыгом. — Готор опять улыбнулся. — Что-то вроде игры, популярной во времена молодости моего отца. Ее суть — написать слово или целое предложение, сделав максимальное количество грамматических ошибок, но чтобы при этом все же можно было его узнать. В мое время в нее уже не играли. Но память о ней живет как об одном из этапов развития… Простите, слишком сложно будет объяснить. Из-за того, что слова настолько искажены, профессору Торбу и другим знатокам кажется, что это какой-то другой язык. Но мне…

— Так что же там было написано? — почти хором прервали разглагольствования Готора Ренки и Одивия.

— Ну если прочитать самое главное: «Сихред ф аштный жтуги нах кот идзя фкот ле и на йягопятай тошчге». Что означает: «Секрет важной штуки находится в котле и на его пятой точке». Ну и еще десяток предложений. В парочке первых упоминается Олбания и падонки — своеобразный ключ к прочтению надписи. А последние… Полагаю, это послание родным Манаун’дака, тем, что остались там, у нас. Или хотя бы жителям нашего мира, которые, возможно, каким-то образом окажутся здесь.

— Вы думаете, он знал о том, что вы придете?

— Скорее я склонен думать, что под конец жизни он стал испытывать тоску по прошлому. Таково устройство нашей памяти, что подчас в старости мы не можем вспомнить, что делали вчера, но прекрасно помним, что делали, когда нам было двадцать лет.

— Да, — понимающе кивнула Одивия, — можно только представить, как ему было одиноко…

Ренки и Одивия подумали о самом Готоре и о том, что он тоже, подобно Манаун’даку, является пленником чужого мира, и все его надежды вырваться из этого плена связаны с Амулетом. С артефактом, которым сам Манаун’дак либо не сумел, либо побоялся воспользоваться.

— Э-э-э… А что еще за пятая точка? — Ренки решил разрядить повисшее молчание. — И как найти ее у котла?

— Это как раз просто, — рассмеялся Готор. — Пятая точка опоры, как у нас говорят. В общем, задница. То, на чем сидят. Полагаю, имеется в виду основание котла.

— Так как вы планируете его добыть? — поинтересовалась Одивия.

— Я послал наших студентов по лавкам Мооскаа, скупить всевозможные разновидности замков. Отберу наиболее похожие на те, что «охраняют» котел, и попытаюсь сделать отмычки. Меня в принципе этому учили. Проникнуть на территорию университета, думаю, будет совсем несложно. Да, насколько я помню по университету Фааркоона, там ночами по кампусу ходят охранники. Как правило, они гоняют и ловят студентов, которые вместо того чтобы спать или готовиться к занятиям, пьянствуют и безобразничают. Едва ли они станут приставать к людям в мантиях профессоров.

— Вы хотите обворовать нашего почтеннейшего Йоорга? — картинно ужаснулась Одивия.

— Наоборот, — отрицательно покачал головой Готор. — Закажу в местных мастерских мантию от его имени. Попользуюсь немножко и подарю ему. Я заметил, что нашего почтеннейшего нельзя назвать слишком богатым человеком. Надеюсь, ему будет приятно.

— Погоди! — воскликнул Ренки. — Ты что же, собираешься пойти один?

— Нет, со студентами. Я ведь всего лишь хочу осмотреть котел и отдать его мальчишкам. Как я уже объяснял, мне слава похитителя котлов не нужна. А для них это подвиг, потому-то сейчас замки покупают они, а не я. Едва ли мне во время «кражи» понадобится твои шпага и мушкет. Да и не хочется, честно говоря, если что, устраивать кровавые разборки в подобном месте…

— И все равно я иду с тобой, — упрямо заявил Ренки. — Обузой не стану, зато неизвестно, когда может пригодиться лишняя пара рук или глаз.

Что хотел ответить Готор, так и осталось неизвестным, потому что дверь тихонько скрипнула, и Гаарз, покашляв для виду (неизвестно, что делают двое мужчин и девица, уединившись в одной комнате), вошел.

— Тут это, ваши милости… — «Ваших милостей» Гаарз добавил для приличия, глянув в сторону Одивии. — Но, похоже, к нам гости…

— В чем дело? — быстро спросил Готор. А Ренки отступил поближе к сундуку, где они хранили свое оружие.

— Приметил я пару типчиков, — так же быстро ответил Гаарз. — Еще когда мы из университета вернулись. Напротив входа в гостиницу торчали, делали вид, что бездельничают. Сначала думал — показалось. А потом точно убедился — следят за этой гостиницей. А минут двадцать назад к ним начало подкрепление подтягиваться. Теперь по всей этой улице дюжина человек дежурит и еще примерно столько же на соседние ушли.

— Вооружены?

— Шпаги и кинжалы, — доложил Гаарз. — У троих под плащами заметил пистолеты. Еще у шести в руках с виду обычные палки. Однако, как мне кажется, они нужны им не только чтобы о землю опираться или по забору стучать.

— Твое мнение?

— Я бы сказал, что это стражники переодетые. На бандитов не похожи, да и у наемников, которых мог Каас нанять, повадки другие были бы. Эти вроде и пытаются глаза не мозолить, но чувствуется — себя тут хозяевами мнят. Если они по нашу душу пришли, то, полагаю, будут брать живьем. Иначе зачем им эти, с палками?

— Что будем делать? — спросил Ренки у Готора, задумчиво осматривающего улицу через щель в занавесках.

— С местными властями у нас вроде бы проблем быть не должно, — задумчиво ответил тот. — Они и с Тооредааном не воюют, и пираты им не досаждают. Конечно, стражников могли нанять. А может, им донос какой состряпали? Пока суд да дело, пока разберутся, если вообще разбираться будут. Сам знаешь — ночь в камере может быть очень вредной для здоровья. Но что-то мне подсказывает, что не все так просто… В том смысле, что уж очень они осторожничают. Да и всю улицу под контроль взяли… Было бы логичнее окружить гостиницу. Однако, полагаю, зарядить наши пистолеты будет совсем даже не лишним. А потом подождем, посмотрим, что будет дальше. Как это все не вовремя!

Потянулись тревожные минуты, плавно, хотя, скорее, очень тягостно перешедшие в пару часов. На улице совсем уже стемнело, движение практически прекратилось. Однако профессор Йоорг так и не появился.

Наконец к гостинице подъехала карета, и из нее вышло несколько человек. Дежуривший у окна Ренки ясно видел, как к ним подбежал один из «бездельников», несмотря на позднее время продолжавший подпирать углы у дома напротив, и о чем-то доложил.

Однако в гостиницу вошли лишь двое. Еще несколько минут. Шаги на лестнице и в коридоре. И наконец негромкий стук в дверь.

Ренки вопросительно посмотрел на Готора, и тот сделал знак Гаарзу, чтобы он открыл дверь.

— Хм… — сказал вошедший первым, подслеповато вглядываясь во мрак комнаты. Единственная свеча стояла прямо перед дверью и хорошо освещала только незваного гостя и его спутника. — А у вас тут уютно. Рад приветствовать вас на древней земле Старой Мооскаа.

— Мы тоже рады необычайно, — усмехнувшись уголком рта, ответил из темноты Готор. — Однако… Чему обязаны столь поздним визитом?

— Позвольте представиться. Оу Ваань Лоодииг. И так уж получилось, судари, что я руковожу Бюро всеобщего блага нашей великой сатрапии. Это что-то вроде вашей Тайной службы, если вы не знаете. Представьте мое удивление, когда сегодня утром мне на стол легло донесение, что два знаменитых человека и их довольно хорошо известная в определенных кругах подруга соизволили почтить визитом подведомственную мне территорию. Признайте — мой интерес был вполне обоснованным!

— Что ж, допустим. Впрочем, мы ведь не пытались скрывать свои имена, что, согласитесь, было бы сделать довольно просто. Так ради чего весь этот парад в нашу честь? — Готора было едва видно в темноте, но оу Лоодииг без труда угадал его кивок в сторону окна.

— Маленькая предосторожность, — усмехнувшись, ответил местный охранитель всеобщих благ. — Вы и правда не скрываетесь. Иначе мы бы вас нашли намного раньше. Ваша, сударыня, «Чайка» — достаточно известный корабль, и ее прибытие в Баалашихаа не осталось незамеченным. И пока мы рассылали листы с описанием возможных лиц, коих необходимо отследить и взять под контроль, вы, судари и сударыня, весьма нагло заявились прямо в столицу и заселились в гостиницу, опять же под своими именами. Я даже подумал, не подаете ли вы мне тем самым какого-то знака. И поторопился принять определенные меры… Впрочем, повторюсь, зла я вам не желаю. Хотя, каюсь, была у меня мыслишка пригласить вас к себе для разговора. Но когда мои ребятки сообщили, что вы их заметили и явно сели в осаду, я (оцените это) поспешил самолично явиться к вам, причем в сопровождении только одного охранника. Хочется, знаете ли, избежать излишнего кровопролития. А ваша репутация говорит о том, что взять вас живыми едва ли получится. Даже за мертвых придется заплатить немалую цену. Я пока не готов к таким тратам. Кстати, позвольте передать вам записку от вашего профессора… Он прислал ее с посыльным мальчишкой, сообщает, что останется ночевать у своего коллеги. Мы, в силу некоторых обстоятельств, взяли на себя бремя ее доставки. Этот ваш профессор — один из главных наших кошмаров. Он не влезает ни в одну из версию. Если не секрет, зачем вы вообще его с собой возите?

— В данном случае, — ответил Готор, — это скорее он нас с собой возит. Наши дела не распространялись дальше Баалашихаа, но он настоял на том, чтобы мы обязательно посетили ваш Великий Город, куда он, собственно, и направлялся по своим ученым делам. Естественно, слава Старой Мооскаа столь велика, что долго уговаривать нас ему не пришлось. Я, признаюсь, и сам не чужд наукам, особенно тем, что изучают древность. Так что для меня настоящее откровение — посетить те места, где вершилась история.

— Да, каждый уважающий себя человек должен хоть раз в жизни посетить Старую Мооскаа, иначе можно считать, что его жизнь прошла впустую, — важно подтвердил оу Лоодииг. — А про свои дела в Баалашихаа вы мне, разумеется, ничего не скажете?

— Ну почему же. Мы хотим обменять наших захваченных кредонскими пиратами купцов на купцов, взятых в плен пиратами литругскими. Мы тут, можно сказать, всего лишь посредники.

— Что ж, — надев маску площадного святоши, закивал головой Лоодииг. — Очень благородное дело! Не думаю, чтобы в интересах сатрапии было бы как-то препятствовать подобному начинанию. Однако, сударыня, — оу Лоодииг посмотрел туда, где в полумраке угадывалась женская фигура, — с удихами у нас сейчас мир! Не то чтобы мы не приветствовали возвращение «законных правителей», когда для этого придет время… Думаю, вы знаете, что мы всегда с сочувствием относились к вашей борьбе. Но именно сейчас весьма неподходящий период для разных эксцессов, которые могут быть как-то связаны с территорией сатрапии. Удихи и так слишком нервничают, а если учесть, что их подзуживают еще и кредонские купцы… Короче, если этот ваш дружок Тоодокс затеет какое-то безобразие, мы будем вынуждены его остановить… Что ж, судари, на этом, полагаю, я могу откланяться. Хотя и не исключаю возможности, что мы с вами увидимся снова, причем в самое ближайшее время. Только умоляю: не сочтите это за угрозу! Просто о вас будет доложено его величеству, и, возможно он захочет познакомиться со столь неординарными людьми. Порасспросить, например, о разгроме Тинда. Или разузнать подробности путешествия через дикие джунгли вашего материка. Обсудить ваши успехи на Зарданском плоскогорье и то, как обстоят дела в Тооредаане или на Литруге. Но если не увидимся, не сочтите за труд передать от меня пламенный привет и заверения в совершеннейшем моем почтении благороднейшему Риишлее. Расскажите, что я безмерно восхищен его трудами на поприще как духовного совершенствования, так и решения государственных проблем. И да… Не подумайте чего — но с моей стороны было бы просто невежливо не установить за вами слежку! Вы были бы вправе счесть это за знак неуважения и вызвать меня на дуэль… А у меня и так врагов более чем достаточно. Может быть, они и не столь грозные воины, как вы, но зато — весьма многочисленны. Так что…

Не договорив, оу Ваань Лоодиик отступил назад и скрылся в коридоре.

— Хм… — задумчиво сказал Готор. — Весьма интересный персонаж. И весьма интересный визит. Однако сейчас все это несколько некстати…

А утром, как было и оговорено заранее, к ним в гостиницу заявились оба студента, чтобы доложить об успехах своего предприятия.

— Что ж, неплохо, — сказал Готор, выслушав доклад, и предложил гостям присоединиться к завтраку, который сегодня был заказан в номер Готора и Ренки. — Только тащить сюда замки не стоило, — добавил он, бросив многозначительный взгляд на две тяжелые сумки, которые приволокли студенты. — Понадобится какая-нибудь мастерская, чтобы хорошенько в них покопаться. Ундаай, можешь ли ты найти подобную? У тебя как у представителя рода олидских мастеров наверняка должны быть какие-нибудь подобные связи в Старой Мооскаа. А для тебя, Миилд, у меня есть немного другое задание. Ступай в университет и найди наиболее короткий и наиболее скрытный путь от ограды до кафедры древних языков. Потолкайся там вокруг, внимательно присмотрись. Может, ваш деканат выставил тайную охрану. Ведь выпуск, как я понял, будет буквально на днях. Короче, ты парень ушлый и сам сообразишь, куда смотреть. И да. Вы оба больше сюда не приходите. Не стоит привлекать лишнего внимания. В университет мы придем сами, по договоренности с профессором Торбом. А когда ты, Ундаай, отыщешь мастерскую, пришли посыльного с запиской. Напиши, что приглашаешь нас отобедать. Мы и отобедаем, а потом пойдем посетим мастерскую. Если кто-то будет спрашивать — снимаем мерки для гарды шпаги оу Дарээка. Коли уж мы завели дружбу с отпрыском столь достойного олидского рода, не воспользоваться подобными связями — просто грех. Но так как съездить к вам на родину нам недосуг, мы пошлем туда только мерки, по которым впоследствии будет сделана гарда. Это ведь в принципе возможно?

— Конечно! — с энтузиазмом воскликнул Ундаай. — Как я сказал: для нашего рода будет честью поработать с клинком Октай. Надо только снять формы с хвостовика и пятки и отлить оловянную копию. Ну и, конечно, сделать ряд замеров… Но, сударь, зачем все эти сложности?

— Молодые люди, — усмехнулся Готор, — я много раздумывал о предстоящем нам предприятии. Как мне сообщили, каждое поколение студентов мечтает умыкнуть котел. Но за последние двести лет это удавалось лишь трижды. Неужели вы полагаете, что причина — лишь в дюжине замков на дверце клетки? Поверьте человеку, немало повидавшему: замки — это только сыр в мышеловке, а вот сама мышеловка… Мы ее пока не видим. Так что если вы хотите, чтобы наше предприятие увенчалось успехом, необходимо соблюдать максимальную осторожность и бдительность! И держите язык за зубами. Даже своим лучшим приятелям вы не должны рассказывать о том, что затеяли. Иначе я не гарантирую… Вернее, я точно могу гарантировать, что вся затея обернется провалом. Надеюсь, вы поняли мою мысль?

Студенты заверили, что все поняли, и отправились выполнять поручения. Кажется, подобная таинственность лишь добавляла привлекательности задуманной шкоде.

— Так каков твой план? — убедившись, что гости вышли из гостиницы, спросил стоявший у окна Ренки.

— Пока еще не знаю, — ответил Готор, тоже подойдя к окну и осмотрев улицу. — Это проклятое наблюдение, которое обещал нам оу Лоодииг, признаться, спутало мне все карты.

— На тебя это не похоже — действовать без всякого плана.

— Прежде чем строить планы, нам необходимо понять, с чем мы имеем дело.

— А что насчет студентов? — спросила необычайно молчаливая сегодня Одивия. — Вы не сказали им о Бюро всеобщего блага.

— Одно дело — связываться с охраной университета, и совсем другое — с бюро, — ответил ей Готор. — Ребятишки могли бы передумать. Хотя я думаю, что им не грозит с этой стороны никакой опасности. Максимум, что им сделают, — хорошенько допросят. Позже я хочу порекомендовать им не играть в героев и честно рассказать там о нас все, что они знают. В конце концов (особенно после «беседы» с почтеннейшим Торбом), тому, кто не знает об истинном назначении Амулета, все это предприятие должно показаться лишь достаточно невинной проказой повернутого на древностях ученого-любителя. Лоодиигу даже едва ли удастся шантажировать нас причастностью к краже котла. Это только прибавит нам популярности и авторитета во всем цивилизованном мире. «Те самые герои, которые ради шутки помогли студентам украсть тот самый Великий котел!» А почему бы нам, друзья, не прогуляться по Старой Мооскаа, пока солнце еще не превратило ее в одну большую печку? Одивия, боюсь, я вынужден пригласить вас с собой, сейчас не самое подходящее время, чтобы разделяться!

Примерно до полудня друзья гуляли по городу. Осматривали достопримечательности и делали покупки.

Мооскаавские лавки, базары и развалы… Если не обращать внимания на немыслимую дороговизну, то, пожалуй, действительно тут можно было купить товары со всего света. И хорошенько развлечься, если принять меры против воришек, норовящих обчистить карманы, мошенников, мечтающих обдурить заезжего простофилю, или просто «бегунов», на лету выхватывающих поклажу из рук опешившего от подобной наглости прохожего и скрывающихся в переулках и узких улочках.

Один из таких наглецов посмел покуситься на корзинку со всякими купленными в лавках безделушками, что несла в руках Одивия. Увы, ловчила не учел того, с кем имеет дело. Реакция у Ренки была как у змеи, так что едва мерзавец сделал пару шагов, чтобы скрыться в переулке, как суровая левая рука тооредаанского героя уже поймала его за шкирман, а правая вознеслась вверх, дабы обрушиться оттуда на злодея суровым молотом праведного воздаяния за грехи.

— Постой-ка, друг Ренки, — попридержал его Готор. — Не стоит убивать этого мальчишку за товар стоимостью в несколько золотых.

— Я и не собирался убивать, — возмутился Ренки. — Всего лишь хотел дать пару оплеух.

— Да ты посмотри на него, — усмехнулся Готор. — Пара твоих оплеух — и… Я не знаю местных законов, но у нас тебе бы пришлось оплачивать размещение его тела на «башне мертвых». Учитывая, сколько стоят в Старой Мооскаа лепешка и стакан вина, с тебя бы содрали не меньше чем десяток золотых.

Ренки посмотрел на свою добычу. Действительно, ворюге было едва ли больше четырнадцати-пятнадцати лет. Однако и преувеличивать тоже не стоило — пара оплеух его бы точно не убила. И Готор это прекрасно понимал, а значит — затеял какую-то игру.

— Калечить тоже не стоит, — тем временем задумчиво добавил Готор. — Могут заставить оплатить лечение.

— Так что же ты предлагаешь? Сдать его стражникам? — возмутился Ренки. — Да он уже через полчаса снова будет на улице, едва только общество внесет за него выкуп.

— Хм… Десяток монет в принципе не такая уж и большая сумма, — продолжал «раздумывать» Готор. — А если… Полагаю, у тебя хватит сил… Если хорошенько шарахнуть его головой об угол? Вроде как сам ударился. Едва ли кто-нибудь потом сможет доказать обратное. В конце-то концов, у подобных бегунов это, должно быть, достаточно частое «заболевание».

— Вот тот угол в самый раз будет, — добавил подошедший Гаарз, которому сегодня было поручено охранять Одивию. — Там вон, видите, булыжники на мостовой выбиты. Вот за них-то он и зацепился, прежде чем головой влететь.

— Вы что же, все это серьезно? — удивленно спросила Одивия. — К чему такое бессмысленное зверство? Достаточно просто сломать ему ноги, чтобы он из общества бегунов перешел в общество нищих…

— Нет! Пожалуйста! Всеми богами умоляю… Ради моей голодной матери-вдовицы и семи сестер… — заскулил воришка. — Клянусь, что я больше никогда! Демоны попутали! Умоляю, благородные господа, отпустите!

— Слышь, Гаарз? — зловеще улыбаясь, спросил Готор. — Этот шнырь назвал нас «благородными господами». Я такого со времен каторги не помню…

— Так вы — это? Дяденьки, простите, обознался! Клянусь дерьмом Небесного Верблюда, коли отпустите — отслужу! Я ж тут… Все что угодно, достану… С кем надо — сведу! Я тут всех знаю!

— Знает он, недобитыш, — ухмыльнулся Готор. — А впрочем, при его специальности он и впрямь должен хорошо все местные закоулки знать. Может пригодиться. Ладно, парень, пока сигай через забор. А к вечеру подходи к гостинице «Ученый муж», пошляйся там в окрестностях, мы тебе свистнем. И… Помнишь про десяток золотых? Коли от тебя и впрямь будет польза, они в твой карман попадут, а вздумаешь финтить — мы тебя найдем. Расплата за кидалово только одна бывает… Понял? И язык лучше попридержи… Мы не леденцы у детей отбираем. У нас дела серьезные. Наведешь свою шоблу — порежем и их, и тебя. А теперь — пшел вон отсюда. Ренки, дай ему подзатыльник, чтобы шибче бежал!

— Я так полагаю, у тебя уже есть какой-то план? — спустя минут десять, когда компания разместилась за столиком уличного кафе, поинтересовался Ренки.

— Не так чтобы идеальный и хорошо проработанный, — печально ответил Готор. — Но пока это лучше, чем ничего. Скрыться из-под наблюдения бюро нам надо будет всего один раз. Этот сопляк только и занимается тем, что удирает по закоулкам от погонь, значит, город должен знать хорошо. Ведут нас две группы. Одна — явная… Мое почтение! — Готор отсалютовал чашей с вином парочке «приказчиков», которые шли за ними от самой гостиницы и встали напротив на солнечной стороне улицы, с тоской глядя на «объекты наблюдения», в прохладе попивающие вино. — А вторая — тайная. Возможно, есть и третья, но я в этом сильно сомневаюсь — тут бы такая толкотня была. Не станут профи посылать еще и третью. Скорее, нас просто у гостиницы поджидать будут и возле университета. Если все успеем подготовить сегодня, вечером снова пойдем гулять, и там я, точнее, мы с Ренки «растворимся» в переулках. Дойдем до университета, сделаем дело и под утро вернемся. Такой вот план.

— Хм… А что будем делать сейчас? — поинтересовался Гаарз, на время забывший о роли слуги-телохранителя и вернувшийся к старым добрым приятельским отношениям.

— Вернемся в гостиницу. Полагаю, Ундаай уже успел найти мастерскую.

Готор оказался прав. Уже в холле гостиницы их ждал посыльный с запиской от Ундаая. И, судя по взъерошенному виду и старательно отводимым глазам мальчишки, Бюро всеобщего блага уже успело ознакомиться с ее содержанием.

Друзья отправились в указанный трактир и неспешно отобедали. А вернее, по мооскаавской традиции, позавтракали второй раз. Набивать брюхо на такой жаре было нецелесообразно, так что мооскаавцы ели понемногу, зато часто.

В этом же трактире переждали послеполуденное, наиболее жаркое время дня и только потом отправились в мастерскую.

— Ого! — удивился Готор. — Да это же целый дворец!

— Всего лишь оружейная лавка моего двоюродного дяди, — изображая несуществующую скромность, заявил Ундаай. — Помимо продажи, он занимается починкой и заточкой оружия, так что на заднем дворе есть вполне приличная мастерская. Сегодня я все утро уговаривал его освободить ее для наших нужд. Он согласился в обмен на право рассказывать всем, что именно к нему обратились, чтобы поработать со шпагой знаменитого дома Октай. Но я заверяю вас, благородный оу Дарээка, тут мы только снимем мерки, а все работы будут производиться исключительно в родовых мастерских моей семьи!

— Неплохо… Неплохо… — одобрительно покивал головой Готор, когда все они вошли в мастерскую. — У вас тут даже tokarnyj станок есть…

— Какой? — удивленно переспросил Ундаай. — А, вы про крутильный? — добавил он в ответ на жест Готора. — Ну а как же в подобной мастерской — да без него? Тот же винт для пистолета выточить или еще что-то круглое.

— Мне понадобятся тиски, зубило и молоток, чтобы разобрать замки. Затем — набор напильников и куски металла для «ключей». Вот на этом верстаке, пожалуй, есть все подходящее.

— Только умоляю вас — осторожнее, — с беспокойством сказал Ундаай. — Все это, знаете ли, не так-то просто, как кажется на первый взгляд. Можно не только инструмент поломать, но и серьезно пораниться!

— Не волнуйтесь, — довольно беспечно ответил на это Готор. — У меня есть определенные навыки.

— Еще одна грань ваших неисчислимых талантов? — не без язвительности вставила Одивия. — Вы продолжаете нас удивлять!

Впрочем, Ундаай не успокоился, пока Готор на его глазах не разобрал один из замков. Этот странный благородный и впрямь не соврал — пусть и без особого мастерства, но чувствовалось, что работать с металлом он умеет.

— А я тогда, с позволения благородного оу Дарээка, займусь его знаменитой шпагой, — предложил он и спросил, обращаясь уже непосредственно к Ренки: — Вы позволите?

Не без некоторого сомнения Ренки все же отдал свой знаменитый клинок в руки своего недавнего врага. И, как бы ему ни было интересно, что там делает Готор, остался рядом — ревниво наблюдать за действиями Ундаая.

Тот довольно быстро свинтил набалдашник с эфеса (правда, пришлось зажать его в тиски с мягкими губками) и разобрал рукоятку.

— Шкура черного катрана, сударь, — не без почтения сказал он. — Даже не знаю, найдем ли мы что-то достойное ей на замену… Катраны нынче стали редкостью даже в морях за Южными Землями. Впрочем, судя по всему, эта рукоятка прослужит еще не один десяток лет, так что можно будет просто заменить гарду. А вот, посмотрите на знаменитое клеймо и надпись. Вы, сударь, — обратился он к Готору, — наверное, сможете оценить ее древность! Уже больше трех тысяч лет мы копируем ее на свое лучшее оружие. Это сакральная надпись. По легенде, впервые ее начертал на самом первом протазане сам Манаун’дак!

— Hren vam, suki, — опять почему-то усмехаясь, прочитал Готор. И подтвердил: — Очень сакральная надпись, спасает от многих бед!

— Кстати, — вдруг вспомнил Ренки. — А как насчет легенды, что знаменитый меч Лга’нхи был сделан в ваших мастерских?

— Нет, сударь, — ответил Ундаай, что-то старательно измеряя на хвостовике шпаги. — Знаменитый меч Лга’нхи был выкован из божественного металла в мастерских тогдашнего Улота. Однако мы сделали немало его копий, и потому людская молва стала приписывать нам изобретение не только протазана, меча, арбалета и шпаги, но и этого оружия. Но настоящим мастерам чужая слава не нужна. Так что нет — тот самый меч мы не делали.

— А что вы вообще о нем знаете? — продолжал расспрашивать Ренки, уловив одобрительный взгляд Готора.

— Увы, сударь, не слишком много. Поговаривают, что его изготовили из небесных камней, что падают иногда на землю. Не уверен. Насколько я знаю, обычно такие камни не очень-то хороши в обработке. Многие потом, наслушавшись легенд, покупали небесные камни за баснословные деньги и пытались делать оружие. Мне не известна ни одна удачная попытка. Так что я скорее склонен верить, что это и правда был дар богов! Однако в легенде говорится, что во время пребывания меча в Валкалаве на нем начала проступать кровь. Полагаю, имеется в виду ржавчина, которую Манаун’дак и счистил, заодно сделав мечу «волшебную рукоять». Так что этот металл был железом или даже сталью. Долгое время знаменитый меч был атрибутом власти императоров. Но две тысячи лет назад куда-то пропал. Странно — ведь времена тогда были еще довольно спокойные. Вот, собственно, говоря, и все! Я не только о мече, но и о вашей шпаге. Позвольте, я соберу пока старый эфес.

Ренки, в задумчивости крутивший в руках детали своего оружия, отдал их обратно, почти не обратив внимания на странный узор, идущий по ободку внутренней поверхности гарды. Он чем-то напоминал узелковые письмена, которые они нашли в храме. Но мысли оу Дарээка были настолько заполнены древними легендами, что он не придал этому значения.

Зато очень внимательно осмотрел полученную обратно шпагу. Все вроде было нормально, но преследовало нехорошее чувство, что, побывав чужих руках, она несколько охладела к прежнему хозяину. Так что пришлось сделать несколько выпадов, чтобы вернуть былую дружбу.

— Поосторожнее, — недовольно заметил Готор, когда шпага разрубила воздух над его головой. — Эти проклятые замки меня серьезно беспокоят. Их даже младенец может открыть простой булавкой. Однако за двести лет — три кражи? Над этим стоит серьезно подумать!

И вот наступило время вечерней прогулки. Компания путешественников из далекого Тооредаана выбралась из гостиницы, дабы, по мооскаавскому обычаю, вдохнуть вечерней прохлады.

Отношение к предстоящему у всех было довольно разное. Одивия — скорее не одобряла, но понимала, Гаарз — не понимал, но искренне верил, что его вожди еще со времен каторги всегда поступают правильно.

Ренки скорее относился ко всему философски — ну подумаешь, очередная авантюра. Мало ли было подобных за время их странствий? А опасность — она есть везде и всегда. И если учитывать то, сколько людей умирает в собственных постелях, не стоит заранее дрожать перед встречей с нею. Его куда сильнее беспокоило состояние Готора.

Приятель был возбужден и нетерпелив и мало напоминал привычногосебя — хитрого, рассудительного и хладнокровного. Прежний Готор, пожалуй, выждал бы еще один денек — благо времени хватало. Но этот Готор ринулся навстречу опасности как сопливый юнец на свидание к красотке. Это было на него непохоже.

Но Ренки это не напугало. Он просто решил, что раз приятель сегодня играет роль, которая обычно принадлежит самому Ренки, то он, оу Дарээека, должен сыграть роль Готора, своим здравомыслием охлаждая нетерпение друга.

В конце концов, за столько лет совместных походов должен же он был перенять кое-какие знания и навыки от своего приятеля? Самое время начать их применять.

Как и ожидалось, воришка ждал их на улице. Десять золотых — слишком серьезный куш, чтобы привлечь внимание и куда более «уважаемого» члена общества, чем четырнадцатилетний пацан.

— Эта, дяденьки, — сказал он тихонько, грамотно пристраиваясь к компании, но смотря при этом в другую сторону, словно бы это людская толчея пригнала его сюда, на время прижав к случайным попутчикам. — А ить за вами-то следят!

— Знаем, — почти не разжимая зубов, ответил Готор. — Молодец, что заметил. Считай, проверку прошел и первые пять золотых заработал. Какое у тебе погоняло?

— Свист! — не без гордости ответил парнишка. Для «бегуна» это прозвище было вполне почетным.

— Так вот, Свист, — продолжил Готор. — Теперь твоя главная задача — помочь нам от этих олухов оторваться. Знаешь подходящее место?

— Угу. В конце улицы сворачивайте налево, а на втором перекрестке — еще раз налево. Там я вас ждать буду, возле дома с красными ставнями, в переулке сквозной ход есть.

Возле дома с красными ставнями матерый вояка Гаарз, при всем его немалом росте, громадной силе и весьма специфической подготовке, не смог совладать с корзинкой фруктов, нести которую ему поручила Одивия. И яркие, налитые соком плоды раскатились по грязной мостовой.

— Недотепа! Дурак! Криворукое дерьмо Небесного Верблюда! — начала орать Одивия Ваксай, лупя кулачками по даже не пытающемуся защищаться дылде.

Для всякого уважающего себя мооскаавца скандал — дело святое! И естественно, подобная сцена не могла не остаться без внимания фланирующей в поисках вечерней прохлады публики, тем более что выросшая в среде матросов Одивия знала весьма много своеобразных выражений со всех портов земли. И к месту пускала их в ход, однако при этом умудряясь не терять своего достоинства и остроумно заменяя совсем уж неприличные слова некими подходящими по смыслу или звучанию аналогами.

Разумеется, в таком высококультурном городе, как Старая Мооскаа, подобные таланты не могли не привлечь любителей изящной словесности, знатоков брани, ценителей рукоприкладства и прочих бездельников. Из них быстро образовалась небольшая толпа зрителей и болельщиков, подбадривающая и поддерживающая дружескими подначками то робкого дылду, что пытался закрыться от ударов остреньких кулачков своими громадными лапищами, то бойкую девицу, наскакивающую на своего оппонента, как щенок на быка. Так что Готору и Ренки было совсем несложно исчезнуть в одном из переулков возле «дома с красными ставнями».

— Сюды, дядечки, — услышали они знакомый голос и шмыгнули вслед за мальчишкой в какой-то дворик, оттуда — в заднюю дверь кабака, главный вход которого вел на соседнюю улицу. Потом было еще несколько подобных дворов, переулков и ложных тупиков. Один раз даже пришлось пролезать сквозь некое подобие норы под забором, прикрытой сверху разным мусором.

И вот — ограда университета. Одна из дыр в ограде, регулярно используемая студентами для посещения кабаков и борделей в городе, привела друзей в аптекарский сад, где их уже ждали Миилд и Ундаай.

— А ведь вы были правы, сударь, — вместо приветствия радостно прошипел Миилд, заинтересованно косясь на приведенного Готором мальчишку, по виду — сущего уличного уркагана и ворюгу. Это делало операцию еще интереснее, а последующее описание своих подвигов — еще красочнее. Миилд был необычайно доволен собой, этим днем и своим участием в шкоде, которой, это чувствовалось, предстояло войти в историю. — Там, возле здания, засада сидит!

— Сколько? — внезапно успокаиваясь и становясь самим собой, спросил Готор, доставая из-под плаща две профессорские мантии и протягивая одну из них Ренки.

— Трое! — отчитался Миилд, глядя восторженными глазами на это преображение. — Одного знаю — из наших охранников. А вот два других… Этих я вроде раньше не видел!

— Хм… Всего трое? И где они сидят?

— Саженях в пятидесяти напротив входа растут такие кустики невысокие. Вроде за ними и не спрячешься толком, но за кустами…

— Знаю, канава. Наверное, влагу отводить в сезон ураганов. Сейчас сухая.

— От вас, сударь, ничего не утаишь! — восхищенно заметил Миилд.

— Но, думаю, это еще не все, — не обращая внимания на комплимент, продолжил Готор. — Трое — это слишком мало.

— Там, в саду, еще небольшое строение есть, — вмешался в разговор Ренки. — Немного храм напоминает.

— Это и есть храм, сударь, — закивал Миилд. — Говорят, поставили во времена развала Старой Империи какому-то новомодному богу. Что за бог такой был — давным-давно позабыто. Но храм построили красивый и оттого позже не стали сносить. Да и, сами знаете, боги — они такие, даже с забытыми лучше не шутить.

— Отличное место для командного пункта и базирования группы захвата, — словно и не слыша комментариев студента, закончил Готор. — Не сомневаюсь, там тоже кто-то сидит.

— Как будем действовать? — Ренки довольно лыбился. Чувствовалось, что он совсем не напрасно напросился на это мероприятие и его способностям найдется применение.

— Пожалуй, нам с тобой придется вспомнить науку дядюшки Доода, — ухмыльнулся в ответ Готор. — Однако трупы нам не нужны. Бери на себя засаду, а я займусь теми, что прячутся в храме.

— Их там может быть до полного капральства, — осторожно заметил Ренки. — Храм хоть и небольшой, но пара десятков там поместится. Один — ты без трупов не обойдешься!

Надо было видеть, с каким восторгом слушали студенты разговор двух героев. Ворюга же Свист смотрел на них с благоговейным восторгом.

— Я не собираюсь лезть внутрь, — ухмыльнулся Готор и, пошарив в висящей через плечо сумке, достал оттуда замок. — Просто сниму замок, что там висит (полагаю — это чистая обманка), и повешу свой. Я осматривал это местечко в прошлый раз. Задний ход завален мусором. Окна слишком узкие, разве что мальчишка вроде него, — кивнул он на воришку, — пролезет. Ломать дверь им нет никакого смысла. Особенно если ты сработаешь чисто и не будет сигнала от наблюдателей. Иначе им придется открыть место и сам факт засады. Так что…

— Мы вам поможем! — решительно заявили студенты.

— Нет! — строго оборвал их Готор. — Вы скорее помешаете. Даже оу Дарээка и мне понадобился не один год, чтобы научиться ходить неслышно. А именно это сейчас особенно важно. Да и подобные неприятности вам точно не нужны. Одно дело — умыкнуть вещь. И совсем другое — напасть на охрану. Пусть у вас сохранится возможность поклясться в Храме всех богов, что вы этого не делали! Лучше пока присмотрите за нашим юным другом… Осторожно, — шепнул Готор Ренки, когда они удалились от группы на некоторое расстояние. — Там могут находиться ребятки из Бюро всеобщего блага, а они должны быть хорошо подготовлены. И да — понапрасну не рискуй. Если придется туго, то пусть уж лучше будут трупы. Лишь бы не твой!

— Тебе тоже удачи! — ответил Ренки, и они пошли каждый в свою сторону.

Да, это была не Зарданская пустыня. Двигаться по благоустроенным университетским дорожкам и мягким газонам было одно удовольствие. А засада… Это явно не кредонские егеря с обостренными постоянной опасностью чувствами.

Ренки смог подкрасться к ним без особого труда, немного подумав, набрал горсть земли и растер ее по своему лицу и рукам, после чего подоткнул полы мантии повыше, привычно перевесил перевязь шпаги так, чтобы она разместилась на спине, прополз дюжину саженей, как говаривал капрал Доод — «по-змеиному». До тех, кто прятался в засаде, осталась пара саженей. И противников уже можно было разглядеть, несмотря на сгустившуюся тьму и тень от кустов.

Под руку очень удачно подвернулся какой-то камушек, и Ренки швырнул его в сторону. Все трое обернулись на шорох, а Ренки подтянул ноги и прыгнул вперед. Первый же удар рукой оглушил одного, а толчок тела сбил с ног второго противника. Третий (дурень!) попытался вытащить свою шпагу. И это в тесноте канавы! Длинные руки Ренки достали его через мгновение, а удар ноги угомонил пытающегося подняться второго. Вся работа заняла не более трех секунд. Куда больше понадобилось, чтобы всех их связать и заткнуть рты кляпами.

Но, вернувшись, Ренки увидел, что Готор опередил его.

— Всего один часовой, — пояснил приятель. — И этот подлец спал! Кстати, а как твои?

— Нет. — Ренки покачал головой, прекрасно понимая, о чем его спрашивает Готор. — Уровень не слишком высок — обычные стражники.

— Хм… Кажется, наш вчерашний гость отчасти был прав — я почти обиделся! — пробормотал под нос Готор. А потом резко сменил тему, говоря достаточно громко, чтобы быть услышанным всеми: — Других мест для засады и наблюдения я тут вроде не помню. Так что следующая опасность может быть только внутри. Поэтому будьте настороже. Но когда я открою двери, вперед не бросайтесь. Кажется, в прошлый раз я заметил следы rastjazhki на дверной коробке.

— Чего? — дружно спросили студенты, услышав незнакомое слово.

— Такой шнур. Растягивается примерно на уровне колен. Ты вбегаешь, спотыкаешься и падаешь. Или что-то падает на тебя, а то и самострелы срабатывают! Так что осторожно! Если внутри будут стражники, шпаг из ножен не вынимать. Либо бейте ножнами, либо кулаками. Они тоже вряд ли будут стремиться вас убить — университету подобная репутация не нужна. Ну идем.

Растяжка за дверями была. А вот охраны — никакой. И это почему-то еще сильнее расстроило Готора.

— Зажгите фонари, — приказал он. А когда первые лучики принесенных с собой фонарей более-менее развеяли мрак комнаты, добавил: — Напрямик не идем. Вдоль стеночки, и старайтесь наступать на следы своего товарища.

— Зачем это? — с горящими от восторга глазами поинтересовался Ундаай.

— Потом как-нибудь я расскажу тебе о ловушках, что устанавливают в подобных местах, — пробурчал Готор, сосредоточенно разглядывая пол перед собой, прежде чем сделать очередной шаг. — Свет сюда, — потребовал он, когда все остановились возле клетки.

Из своей бездонной сумки он достал набор каких-то крючков и стал аккуратно снимать замки, предварительно внимательно осматривая каждый из них. Наконец последний был снят и осторожно положен на пол. Однако Готор почему-то продолжал стоять, даже не пытаясь открыть дверцу и не обращая внимания на нетерпеливое кряхтение у себя за спиной.

— Нет, — бормотал он словно в каком-то трансе. — Так просто быть не может! А если… Вроде нет! Тогда, может?.. И тут вроде в порядке… А что у нас вон там? Ага!

Готор потянулся к верхней петли двери и что-то там начал делать. Был слышен лишь скрип трущихся друг о друга стальных деталей.

— Тут такой специальный крючок, — пояснил он внимательно следившей за ним публике. — Когда дверь открывается, она за него зацепляется. Что дальше — не знаю, но лично я бы опустил на двери из помещения дополнительные решетки и включил какую-нибудь тревогу.

— Так что там?.. — спросил едва ли не дрожащий от возбуждения Миилд. — Входим?

— Погоди! — буркнул Готор и, опустившись на колени, стал внимательно рассматривать пол, зачем-то даже тыкая кинжалом в щели между камнями. — И тут ловушка! — вынес он окончательный вердикт. — Свист, мы обвяжем тебя веревкой, и ты пойдешь первым. Надо сделать большой шаг, чтобы переступить через первые два камня — вот эти, видишь?

— Ладно, — без особого восторга согласился мальчишка. Он уже догадался, что связался с действительно серьезными людьми, возражать которым — себе дороже. — Вяжите…

— Не дрейфь, — успокоил его Готор. — Веревка на случай, если под тобой пол обрушится. А тебя я привязываю, чтобы вытащить из ловушки, если она все же сработает. Мы своих пацанов в беде не бросаем!

Свист вошел в клетку, приблизился к котлу и обошел его по кругу, внимательно выполняя все инструкции этого странного человека и боясь лишний раз не то что рукой пошевелить, но даже и вздохнуть.

— Вроде, все в порядке, — задумчиво заключил Готор. — Выходи. Теперь я — осмотрюсь там и вынесу вам котел. И отойдите подальше от клетки, не хватайтесь за прутья — ловушки могут быть и там!

Он осторожно вошел в клетку и подошел к котлу, зачем-то тщательно осветив его внутренности. А потом, к большому изумлению Свиста, достал из сумки бумагу и карандаш, положил бумагу в котел и начал быстро штриховать ее карандашом. Снял (не без натуги) котел с постамента, перевернул и повторил процедуру с противоположной стороны котла. Затем зачем-то еще и сам постамент точно так же обчиркал карандашом. Перед этим карандаш пришлось подточить. И Готор умудрился не уронить ни единой стружки на пол, чем вызвал еще большее уважение Свиста.

Только после этого он осторожно вытащил котел из клетки, передал его студентам и, соблюдая прежние предосторожности, вывел всю компанию на улицу…

Неизвестно, как другие, но Ренки чувствовал, что его камзол на спине полностью промок от пота. Напряжение этих нескольких минут было просто чудовищным.

— Ну вот, — устало сказал Готор, когда они отошли на довольно приличное расстояние. — Теперь вы идете получать заслуженную славу, а мы с оу Дарээка — не менее заслуженный отдых! Хочу вам настоятельно напомнить о тех условиях, что ставил ранее! И прошу соблюдать большую осторожность при пользовании котлом. Не хочется вам портить предстоящий праздник. Однако, боюсь, существует вероятность, что в самое ближайшее время ваше Бюро всеобщего блага пожелает побеседовать с вами. В том числе и о знакомстве с нами. Настоятельная просьба не играть в героев, а все им честно рассказать! Это вам не университетские стражники, они могут вам существенно и жизнь, и здоровье попортить. А нам с приятелями все это нисколечко не повредит. На этом, пожалуй, и разойдемся. Удачи вам. Соблюдайте умеренность в питье и берегите посуду!

(обратно)

Глава 12

— А что, собственно говоря, тут происходит? — удивленно приподняв брови, поинтересовался Готор.

— Как! Вы еще не знаете? — От волнения почтеннейший Торб, столкнувшийся в дверях кафедры древних языков с ранними гостями, едва ли не кричал. — Эти мерзавцы вчера как-то умудрились выкрасть котел! И это несмотря на… — Тут профессор прикусил язык, видимо поняв, что едва не разболтал «страшную тайну».

— О боги! — лицемерно испуганно воскликнул Готор. Ренки едва сдержался, чтобы не заржать. — Надеюсь, бесценная реликвия не пострадала?

— Я еще не знаю! — ответил Торб. — Как раз сейчас иду к декану, куда доставили отобранный у студентов котел, чтобы участвовать в осмотре.

— Хм… А ведь это возможность удостовериться не только в сохранности вещи, но и…

— Да-да… — переходя на заговорщицкий шепот, ответил профессор. — Только не стоит болтать об этом вслух. Вы, это сразу видно, человек, не слишком искушенный в интригах, что происходят в этих с виду таких спокойных стенах. Однако поверьте мне — если подобный слушок дойдет до ушей некоторых моих коллег, им ничего не будет стоить обвинить меня если не в краже, то в прямом пособничестве студентам. Тем более я прошлой ночью засиделся допоздна у себя в кабинете и, возможно, находился в здании в то время, когда произошла эта кража! Так что — тсс!

— Я все понял, — таким же трагичным шепотом ответил Готор. И добавил уже обычным голосом, переходя на неестественно нейтральный тон: — А кстати, мы вот уже два дня не видели нашего почтеннейшего Йоорга. Вы не знаете, где бы мы могли его найти?

— Конечно, в хранилище! — таким же фальшиво нейтральным тоном ответил профессор, старательно подмигивая Готору и Ренки. — Погрузился в нашу коллекцию образцов узелкового письма Первого Храма. Сами понимаете: одно дело — увидеть значки, перерисованные чужой рукой, и совсем другое — изучить самостоятельно. И кстати, если пойдете туда сейчас, захватите ему какой-нибудь еды. Я вчера угощал его обедом, а про ужин, честно говоря, забыл. Мне пришла в голову одна идея о необязательности диакритического знака из двух точек над буквой «ё» в самых ранних образцах классического имперского письма. Я, знаете ли, неоднократно встречал написание и с точками, и без… Думаю, вы понимаете, что это может стать настоящим переворотом в нашем представлении о языке?! Например, родовое имя благородного оу Дарээка могло ранее передаваться на письме как «Дарёёка» или «Дарёэко». И, как известно, прошедшая в третьем тысячелетии грамматическая реформа почти повсеместно…

— Хм, почтеннейший… — прервал речь профессора Готор. — Боюсь, мы бессовестно злоупотребляем вашим вниманием. Как бы ни хотелось мне послушать про ваше новое открытие… Однако вы, кажется, куда-то направлялись? И можете опоздать!

— Да! Вы абсолютно правы! — встрепенулся профессор и еще раз заговорщицки подмигнул Готору. — Побегу осматривать котел. Ведь это возможность, которая выпадает раз в сотню лет, и было бы глупо ее упустить!

— Эй, а что это он там говорил про мое имя? — слегка возмущенно спросил Ренки, когда профессор удалился на достаточное расстояние. — Мой род известен с незапамятных времен, и…

— Тогда тебе незачем беспокоиться, — махнул рукой Готор. — Такое благородное имя какими-то там точками не испортишь. И, между прочим, он абсолютно прав — точки над «ё» писать вовсе не обязательно. Но сейчас, полагаю, нам и правда надо навестить нашего почтеннейшего Йоорга. Особенно учитывая, что он не ел со вчерашнего обеда. И это не просто гуманизм. Мне еще понадобится его помощь в поисках Амулета, и было бы нехорошо, коли он начнет падать в голодные обмороки именно сейчас, когда мы, возможно, находимся на самом пороге открытия!

Купив в ближайшем кабачке обычный «студенческий» перекус, состоящий из куска мяса меж двух слоев хлеба (удобно жевать на лекциях), и спросив дорогу, друзья отправились в хранилище университета Старой Мооскаа.

— Кстати, — спросил Ренки. — А ты не боишься, что профессор Торб прочтет надписи на котле и сам отправится на поиски?

— Их не так-то просто прочесть, — ответил Готор. — Мало того что язык падонкаффский, так еще и сам котел за долгие годы успел изрядно покрыться патиной. Кстати, надеюсь, с желудками студентов, пившими из него вино, все будет в порядке. Хорошо, что я догадался захватить с собой тонкую бумагу и карандаш, а то бы тоже остался в дураках. Увы, но часть текста утрачена. Однако есть несколько наметок. Но тут нужна помощь знатока.

— Прошу прощения, судари, но вход воспрещен!

У дверей большого здания хранилища стоял стражник и с самым решительным видом преграждал дорогу всем желающим посетить сей храм науки.

— Э-э-э… Собственно говоря, нам туда и не надо, — вежливо ответил Готор, в то время как Ренки навис над стражником, положив руку на эфес шпаги и свирепо хмуря брови. — Мы пришли навестить нашего знакомого — почтеннейшего профессора Йоорга из университета Западной Мооскаа — и передать ему его завтрак.

— Боюсь, это никак не возможно, — осторожно косясь на Ренки, ответил стражник с уже куда меньшей решительностью.

— И почему же? — спросил Готор, при этом в его пальцах вдруг появилась и ярко засияла на солнце золотая монетка.

— Скажу вам по секрету, судари, — резко меняя тон с решительного на доверительный, пояснил стражник. — У нас тут сегодня большой переполох — украли бесценную реликвию. И ваш знакомый попал в неприятности. Сегодня рано утром стража заметила его ходящим по кампусу в неурочное время и задержала вместе с остальными безобразниками.

— Вы посмели арестовать уважаемейшего профессора университета Западной Мооскаа, одного из величайших специалистов по древним языкам, гостя вашего университета? — гневно воскликнул Ренки, и его клинок вышел из ножен примерно на пядь. Подобное обращение со столь уважаемым человеком и правда было вопиющей бестактностью, так что гнев Ренки был совершенно искренним.

— Со всем почтением задержали, судари… Со всем почтением… — быстро забормотал стражник. — Мы ведь тоже не того… Мы при университете службу несем, порядок понимаем. Просто ить такое дело!

— Хм… И где мы можем найти нашего друга? — оборвал его нахмурившийся Готор, которому была неприятна мысль, что профессор попал под раздачу из-за его проделок.

— Дык вон, — указал стражник куда-то в сторону. — Вон там университетский карцер, тама нынче все они.

— Не собирался я тут светиться лишний раз, — задумчиво сказал Готор, когда они подошли к указанному зданию и прислушались к доносящемуся из-за дверей гомону. — Но профессора выручать придется. Продолжаем играть благородных болванов. Побольше ора и хватания за шпаги. Главное не переусердствовать — стражники нынче на нервах!

Помещение, в которое они вошли, было разделено на три части. Вернее, состояло из двух частей, отделенных решетками, и коридора между ними.

В данную минуту за решетками царило веселье и радость, а вот в коридорчике скорее уныние и грусть. Задержанные студенты количеством не меньше трех сотен продолжали веселиться и радоваться, распевая песни и отпуская шуточки в адрес своих тюремщиков. А вот последние, кажется, были весьма удручены всем происходящим, нервно реагируя и на веселые попытки студентов выломать решетки, и на внезапно открывшуюся дверь и появившихся незнакомцев.

— Кто тут главный? — строго спросил Готор, входя в помещение.

— Я, сударь. Капитан Жуур — начальник стражи! А вы, собственно…

— О! Чудесно! Офицер! Тем проще. Вашими подчиненными, капитан Жуур, была допущена чудовищная ошибка. Они осмелились задержать самого профессора Йоорга. К счастью, вы тут и можете исправить ошибку этих болванов. Кстати, я не расслышал — вы ведь из благородных?

— Простите, судари, я не из благородных. И капитан — это скорее должность, которая к офицерскому званию отношения не имеет. Однако…

— Ничего… — Любезности в голосе Готора стало заметно меньше. — Все равно вы начальник и, значит, можете выпустить почтеннейшего Йоорга, а извиняться за задержание будет уже кто-то званием повыше…

— Но, судари, у меня приказ: вплоть до окончания расследования.

— Вы, любезный, меня несколько разочаровываете, — нахмурился Готор. — Не хотелось бы упоминать об этом, но вы можете навести справки обо мне у самого оу Лоодиига. Не далее как позапрошлой ночью он навещал нас в гостинице и весьма живо интересовался работой профессора Йоорга. Вы полагаете, мне стоит обратиться к нему, дабы исправить чудовищную ошибку подчиняющихся вам болванов?

— Сию минуту, судари! — Услышав имя оу Лоодиига, капитан Жуур резко побледнел и вытянулся в струнку. — Вы не подумайте — он у нас в камере для почетных гостей сидит. Сейчас приведу.

Капитан куда-то умчался, а Готор с Ренки, как бы от нечего делать, прогулялись по коридору вдоль камер.

— И что, — поинтересовался Ренки у сопровождающего их стражника, — это все преступники? Как много! А я-то думал, что университет — вполне приличное место.

— Дети, — философски заметил стражник. — В целом — нормальные ребята. Но, как и все детишки, особенно великовозрастные, весьма падки на разные шалости. Приходится наказывать.

— И как нашалили эти «детишки»?

— Украли котел, одну из величайших реликвий всех времен. Забава у них такая. Каждый год норовят украсть.

— Так сторожить надо! — назидательно указал Ренки. Атмосфера всеобщего веселья захватила и его, однако при этом какая-то иголочка грусти пронзила сердце. Увы, но его собственная беспечная юность закончилась слишком рано.

— Сторожили, сударь. Ох как сторожили. Только ведь умудрились, подлецы, все наши ловушки обойти. Даже и не знаю как. — В голосе стражника под внешней суровостью угадывались нотки восхищения ушлыми пройдохами, коими Старая Мооскаа славилась во все времена. — Вот, извольте видеть: эти двое и умыкнули святыню. А теперь сидят, будто короли какие!

Действительно, в центре камеры, той, что была по правую руку от входа, на импровизированном троне, собранном из скамеек и какого-то хлама, восседали Ундаай с Миилдом, в зюзю пьяные от вина и счастья, а окружающие их не менее пьяные студенты картинно им поклонялись и соревновались в искусстве нарочито пышных славословий и лести, что, видимо, соответствовало их представлениям о королевских дворах.

— Хм… И что с ними будет? — поинтересовался Ренки у стражника.

— А-а-а, — махнул тот рукой. — В том-то и суть, сударь, что ничего не будет. Присудят какую-нибудь сущую чепуху вроде ареста на пару недель. Да дружки им столько вина в камеру натаскают, что они и не заметят, как эти недели пролетят. Традиции, сударь. Они священны!

— А вот и наш профессор, — влез в разговор Готор. — Надеюсь, почтеннейший Йоорг, с вами обращались достойно? Иначе…

— О! Благороднейший оу Готор… И вы тут? А я, признаться…

— Пойдемте-ка, почтеннейший, отсюда, — осторожно беря профессора за локоток и таща к выходу, сказал Готор, слегка поморщившийся, когда профессор назвал его имя.

— А что, собственно, — начал профессор.

Но Готор сунул ему в руки хлеб с мясом, и почтеннейший Йоорг, не договорив, быстро заработал челюстями.

— А куда мы, собственно, идем? — спросил профессор, доев последний кусочек и оглянувшись по сторонам. — Разве нам не в хранилище?

— Хранилище сегодня закрыто, — терпеливо объяснил ему Готор.

— Как так?! — возмутился профессор. — Я там как раз обнаружил интереснейшую вещь! Когда я сравнил вид узелков в мотках и их изображение на бумаге, то понял, что некоторые знаки в считавшихся классическими текстах были переписаны совсем даже неправильно и это привело к чудовищным ошибкам! Я должен… Нет, я просто обязан их исправить!

— Не сегодня, — твердо сказал Готор. — Обещаю, что сделаю все возможное, чтобы вы смогли поработать над этим. Но сейчас мне нужна ваша помощь в другом деле. Почтеннейший Йоорг, пожалуйста, придите наконец в себя! Вдохните глубоко, выдохните… Вдохните, выдохните… Помашите руками… Энергичнее! Ну как — полегчало?

— Да, — как-то очень печально ответил профессор. — Приношу свои извинения, но вы должны меня понять. Когда попадаешь в такое чудесное место, как университет Старой Мооскаа, поневоле теряешь разум. Тут столько всего невероятного и потрясающего! Удивительное место. Удивительный город!

— Вот, кстати, о городе, — начал Готор. — Когда-то тут ведь было озеро? Вы что-нибудь об этом знаете?

— Да. Собственно, на Мооскаа-реке была создана первая плотина. Да, судари, заливное земледелие на Северных Землях берет начало именно здесь! И это тоже было творением вашего любимого героя. Сей водоем так и назывался — озеро Манаун’дака. Неудивительно, что вы о нем вспомнили. Но город рос, и озеро стало мешать жителям. Плотину снесли, кажется, лет через двести после постройки.

— А как-нибудь можно узнать, где были границы этого озера? Сохранились ли старые карты?

— Признаюсь, я ничего подобного не припомню. Впрочем, вы же в Старой Мооскаа! Тут наверняка найдутся специалисты…

— Мне хотелось бы избежать привлечения посторонних.

— Я могу пойти в местную библиотеку и поработать самостоятельно, если это вам так нужно.

— Очень-очень нужно! — заверил профессора Готор. — Если у вас получится, в качестве благодарности обещаю вам новую профессорскую мантию, даже две. А вы мне обещайте, что не будете забывать вовремя поесть. Как у вас с деньгами? Вот, возьмите кошелек. Полагаю, этого хватит. Так я на вас надеюсь?

— А теперь давай-ка быстренько сделаем ноги отсюда, — сказал Готор, когда они, проводив профессора до библиотеки, остались вдвоем с Ренки. — Мы сегодня и так тут слишком засветились. Конечно, Бюро всеобщего блага в любом случае вычислит нас достаточно быстро, как только наши студенты немного протрезвеют. Но я надеялся, что это будет хотя бы через день-два… Однако отсутствие озера меня несколько выбило из колеи. А без помощи профессора мы бы его искали не один год. Да и оу Лоодииг не такой человек, чтобы не заинтересоваться, если мы займемся подобными поисками. Совсем другое дело — профессор, который и так не вылезает из хранилищ и библиотек.

— А зачем оно тебе? — спросил Ренки — Амулет был зарыт на дне?

— Нет, но в «котловых надписях» сказано: «Мыс укажет направление на холм». Это исходная точка. Этот олух Манаун’дак, видать, на старости лет не смог сообразить, что мыс — не самый лучший ориентир. Сейчас, спустя тысячи лет, можно только догадываться, где он находился.

— Может, пройдемся вдоль реки и поищем?

— Вряд ли что-то найдем, — покачал головой Готор. — За это время слишком многое могло поменяться. Да и, чувствую, сейчас нам лучше вернуться в гостиницу и ждать очередного визита.

Ждать визита пришлось почти целый день.

Готор провел это время, изучая свои рисунки и делая какие-то выписки на отдельных листах бумаги, которые, после их заполнения, сжигал в камине.

А Ренки с Гаарзом были вынуждены сопровождать Одивию Ваксай, пренебрегшую предупреждениями об опасности и отправившуюся по своим торговым делам.

— Что поделать, судари, — довольно хладнокровно сказала она. — Но мне надо как-то зарабатывать деньги и для себя, и для почти полутысячи работников. Терять время, торча целый день в гостиничном номере, я себе позволить не могу.

Остается только гадать, что подумали мооскаавские купцы о Доме Ваксай, владелицу которого сопровождали двое весьма свирепого вида воинов, один из которых к тому же был явно из благородных, одет весьма небедно и вел себя крайне высокомерно.

Лишь ближе к ночи на улице заметно увеличилось количество сотрудников бюро, а потом появилась темная карета, из которой вышел и шмыгнул в гостиницу оу Лоодииг.

— Может быть, — сказал он, входя в комнату, — сегодня ради разнообразия вы не будете держать меня на ногах и даже чем-нибудь угостите?

— О конечно же, — вежливо ответил ему Готор. — Садитесь. А вот насчет угощения… Можно послать на кухню. Хоть время позднее, но, полагаю, узнав, для кого это, там будут весьма расторопны. Правда, что-то подсказывает мне, что вы не очень хотите раскрывать свое инкогнито.

— Увы, сударь… Хоть я и не щажу себя, работая на всеобщее благо почему-то слишком много людей жаждет моей смерти. Мне даже два раза подряд появляться тут, у вас, небезопасно. Вам это, кстати, тоже может повредить. Однако, как видите, я тут… Спросите, почему?

— Почему? — послушно спросил Готор.

— Иногда я очень завидую вашему Риишлее. У него всего-то забот: Кредон, Орегаар да внутренняя оппозиция. А у нас тут, на берегах великого Срединного моря, надо признаться, жуткий крысятник! И если бы только шпионы соседних государств (а их тут, считая противоположный берег, под три десятка будет), так еще и множество всяких кланов, сект, тайных союзов… Кто-то хочет кого-то свергнуть, кому-то отомстить за обиды тысячелетней давности. Одни добиваются счастья для всех, другие — для себя, третьи жаждут справедливости, хотя и не понимают, что это такое, четвертые вообще пытаются кулаками доказать, что их бог — самый лучший и сильный… На фоне всего этого обычные преступники, пираты, контрабандисты и разбойники кажутся сущими агнцами. Но проблем эти «агнцы» тоже доставляют немало. Поэтому, судари, мне очень хочется спросить у вас, что, собственно говоря, означает эта ваша ночная выходка? Да-да. Та самая, с котлом. Признаться, сначала я думал, что вы пытаетесь так отвлечь мое внимание от чего-то действительно стоящего. Мои помощники вместо того, чтобы заниматься серьезными делами, все утро расследовали каждое происшествие в городе и на побережье, пытаясь понять, не торчат ли из них уши неких двух вождей берега и купчихи-бунтовщицы. Простите, сударыня, — борца за свободу и справедливость. Ничего стоящего найти не удалось. Вернее, они нашли множество всего, но на расследование этих дел уйдут месяцы и тысячи золотых монет. И тогда я решился на необычный шаг — спросить у вас прямо. Знаю, это немножко дико и не слишком соответствует принципам взаимоотношений наших организаций. Но я обычно довольно неплохо читаю людей и пойму, если вы мне соврете. Так зачем?

— Простите, сударь, — усмехнулся Готор, — если бы я знал, что доставлю вам столько беспокойства… Все равно бы сделал то, что сделал, только, наверное, постарался бы донести до вас правду. Признаться, я думал, что вы еще сегодня до обеда потребуете объяснений, и ждал прихода ваших людей. Видите ли, благороднейший оу Лоодииг, я действительно очень страстно интересуюсь историей. Так уж получилось, что в свои молодые годы я едва не посвятил себя науке языкознания. О эти студенческие годы! Но судьба распорядилась иначе, пришлось стать военным. Однако, полагаю, вы знаете — это как болезнь! Жажда узнать новое, то, чего до тебя не знал ни один человек на земле, — это совершенно особый восторг. Если вы разговаривали с профессором Торбом, то, вероятно, услышали, что он недавно сделал открытие насчет написания и чтения одной-единственной буквы. Вижу, вы уже в курсе… Полагаю, у вас ведь тоже есть какие-то увлечения, не связанные с вашей службой благословенному Ваасе Седьмому?

— Хм… Я строю модели кораблей, — слегка стыдливо ответил оу Лоодииг. — Кстати, не пришлете ли вы мне чертежи вашей «Чайки»? Это один из самых красивых кораблей, которые я когда-либо видел!

— Вы уверены, что это не связано со службой? — с улыбкой на лице спросил Готор. — Впрочем, полагаю, Одивия Ваксай, владелица судна, подумает об этом… Но вернемся к делу. В общем, сударь, наша главная и единственная цель посещения этих берегов действительно заключается во встрече с посредником, который поможет нам договориться с Кредоном. Но ответа на посланное нам сообщение ждать нужно от двух недель до месяца. Естественно, в высшей мере глупо торчать в таком захолустье как Баалашихаа, когда буквально в сутках плавания расположилась Старая Мооскаа! Ну тут у нас были свои приключения, мы познакомились со многими новыми и интересными людьми… Вот с вами, например… А когда пересеклись две линии… В смысле когда мои новые приятели-студенты заикнулись про кражу котла, а профессор Торб сообщил, что на котле могут быть ранее неизвестные надписи, но ему не дают их изучить… Я понял, что это судьба и что я просто обязан что-то сделать.

— И что вы там нашли? — чуть недоверчиво поинтересовался оу Лоодииг.

— Вот! — с гордостью протянул ему листы оу Готор.

— И что тут?

— В том-то и дело… Этого никто не знает! — восторженно произнес Готор. — Понимаете, это неизвестный язык. И до сей поры сохранилась только одна запись на нем. Но где! В особой приписке к завещанию Манаун’дака. Да-да, того самого! А теперь — еще две! Это же просто потрясающе! Теперь, возможно, появится шанс разгадать этот язык. Вы понимаете, насколько это невероятное и захватывающее приключение?

— А что тогда вы жгли в камине? — Оу Лоодиг показал, что от его внимания не укрылась зала в камине, и это во время летней жары!

— А-а-а! — махнул рукой Готор. — Весь день просидел, пытаясь понять хоть что-нибудь. А потом разозлился и сжег результаты. Конечно, подобные вещи с наскока не решаются, но можно же помечтать?

— А зачем тогда вы ходили в университет сегодня утром? Это ведь было ужасно непрофессионально. Вы словно намеренно пытались привлечь к себе внимание.

— Понимаю, — кивнул Готор. — Смотрится подозрительно. Но я должен был подтолкнуть почтеннейшего Торба к тому, чтобы он тоже нашел эти записи. Иначе я никому не смогу объяснить, откуда у меня взялись эти образцы письма. А когда я узнал, что и наш профессор попал в неприятности… Я там воспользовался вашим именем, чтобы освободить его. Надеюсь, вы на меня не в обиде?

— Это не самый большой ваш грех, — махнул рукой гость. — Но у меня еще один вопрос. Не буду спрашивать, откуда у вас такие навыки грабителя, хотя система охраны котла была разработана не без нашего участия и считалась весьма надежной, а вы просто посмеялись над ней, организовав ограбление всего лишь за сутки. Но мне интересно просто как человеку — сколько древних языков вы знаете? Профессор Торб утверждает, что вы необычайно сильны и в древнеирокезском, и в древнеаиотеекском. Хотя это — принципиально разные языки. Где вы учились?

— Ну по некоторым, думаю, вполне понятным вам причинам я не стану отвечать на этот вопрос, — улыбнулся Готор. — Полагаю, вам кое-что известно о моем прошлом.

— Увы, немного, — печально развел руками оу Лоодиг. — Несколько лет назад вы появились на каторге словно бы из ниоткуда. И никаких следов вашего пребывания на этом свете раньше, кажется, не существует. Я думаю, в этом есть заслуга Тайной службы и глубоко уважаемого мной Риишлее. И это очень странно, ведь, судя по тому, как быстро вы поднялись до нынешнего положения, человек вы весьма незаурядный! Но почему-то очень искусно прячущий свое прошлое. М-да… Выводов из этого факта можно сделать много. Мы уже расследовали несколько ниточек. Но сегодня вы проговорились, что когда-то учились в университете. Остается только найти этот университет и проследить одного из его талантливых учеников, не сумевшего доучиться до конца. Древние языки, говорите? Хороший след!

— Только идя по этому следу, — усмехнувшись, добавил Готор, — можно испытать немало разочарований, а то и распрощаться с жизнью. Предупредите об этом тех, кого отправите на поиски моего прошлого. А в остальном — желаю вам удачи.

— Спасибо на добром слове, сударь. Как ни странно, но я вам поверил. Чувствуется, что вы мне не солгали. Хотя конечно же не сказали всей правды. Однако с моих плеч упадет большая тяжесть, если вы уедете из Старой Мооскаа как можно раньше. Нет, я ни в коем случае не гоню вас, и на то есть свои причины. Но ваше проживание тут отнюдь не облегчает мне жизнь!

— Что ж, благородный оу Лоодииг, постараюсь снять хоть бы часть этой ноши с ваших плеч. Я тут собираюсь немножко поискать сокровища на подведомственной вам территории. Увы, не золото или драгоценные камни, скорее — знания о Манаун’даке. Его личность интригует меня на протяжении многих лет. И чем больше я о нем узнаю, тем интереснее мне становится! И потому, раз уж я оказался в городе, который он заложил (я более чем уверен, что это был именно он), то просто не могу не попробовать отыскать какие-нибудь его следы. Так что я буду ходить по Старой Мооскаа, совать свой нос в самые разные места и задавать странные вопросы. Это, конечно, не может не вызвать ваших подозрений. Однако если вы сопоставите мои действия с тем, что я вам сейчас сказал, то поймете, что мой интерес — чисто научный. И — позволю себе подобную наглость — если у вас есть какие-то карты Старой Мооскаа самых древних времен или материалы по Манаун’даку, в силу каких-то причин неизвестные широкой публике, я прошу… очень прошу позволить мне ознакомиться с ними. В конце концов, это не только позволит мне закончить поиски как можно быстрее, но и вызовет самую искреннюю благодарность к вам!

— Хм, сударь… — Оу Лоодииг внезапно искренне рассмеялся. — А вы и впрямь наглец из наглецов, как про это и рассказывают. Хорошо. Я распоряжусь, чтобы посмотрели и, если что-то найдут, принесли мне. А я уж подумаю, как быть с этим дальше.

— Благодарю. И хочу сделать вам еще одно предложение. Я могу даже предоставлять вам отчеты о своих поисках. Ага, прямо в письменном виде! Только уж вы, сделав копии, возвращайте мне их обратно. Если можно — с какой-нибудь официальной печатью. Будут доказательства, коли я действительно сделаю какое-нибудь открытие.

Отчет номер один

«Благороднейший оу Лоодииг, довожу до вашего сведения, что я решил найти в Старой Мооскаа озеро! Да-да, то самое, которое якобы существовало тут еще до построения поселка, созданного гением Манаун’дака. Кстати, не находите ли вы, что это веский аргумент в пользу версии о том, что он пришел с Южных Земель? Ведь там заливное земледелие было известно как минимум лет на пятьсот раньше.

Все гадают: существовал ли злобный карлик Манаун’дак или это просто легенда. А ведь доказательства — вот они, надо только приложить немного стараний, чтобы поднять их из праха!

Итак, я обложился книгами и картами, которые выпросил в университетской библиотеке, бесцеремонно пользуясь именем профессора Йоорга и любезностью администрации университета, возможно вызванной вашими добрыми отзывами о моей персоне, и стал думать. Кстати, присланные вами бумаги также были весьма полезны.

Благородный оу Дарээка тоже сначала было присоединился ко мне, пылая желанием помочь в поисках, но вскоре это занятие ему наскучило и он пошел сопроводить нашу уважаемую Одивию Ваксай в университетский зал фехтования, дабы дать ей там несколько уроков. Она вообще-то его ученица. Вы знали об этом?

А я (поздравьте меня) сделал небольшое открытие, обратив внимание, что многие улицы почти в самом центре города так или иначе связаны с водой!

Ах! Мое перо просто само жаждет окунуться поглубже в чернила и изложить вам во всех подробностях, как я „преследовал“ эту воду, перебираясь из столетия в столетие, из эпохи в эпоху. Поверьте: вам, как отнюдь не новичку в преследовании ускользающей правды, это бы тоже доставило истинное наслаждение. Но, понимая вашу озабоченность делами государства и будучи способным оценить тяжесть груза, взваленного на ваши плечи, я не смею злоупотреблять вашей любезностью и терпением, так что напишу лишь, что определенные наметки для дальнейшего поиска у меня уже есть.

Одивия и Ренки вернулись только к вечеру. По их словам, появление в фехтовальном зале девицы со шпагой в руке вызвало небольшой ажиотаж и взрыв эмоций. Хе-хе, жаль, что меня при этом не было. Однако она не посрамила честь тооредаанских женщин, наглядно показав многим мооскаавским зазнайкам (извините, но в подобных вопросах я — истинный патриот своего королевства), что подлинное мужество и мастерство не зависит от пола. Маэстро Лии был этим весьма доволен и вовсе не счел за оскорбление, а даже принял ответное приглашение отобедать.

На этом, собственно говоря, день и закончился.

Засим позволю себе заверить вас в совершеннейшем моем почтении и откланяться.

Благородный

оу Готор Готор,

военный вождь берега Северного Фааркоона».

Отчет номер два

«Дабы определить примерные размеры и границы озера Манаун’дака, я решил „плясать“ от линии, которую образуют улицы, на самых старых картах обозначенные, как „Озерная“ и „Побережная“, а также от того места, где находилась площадь Болото.

Увы, но, пройдясь по Старой Мооскаа, я понял, что улицы эти много раз перестраивались и ландшафт за последние годы изменился слишком сильно, а я отнесся к делу слишком беспечно. Так что пришлось пойти в слободу мастеров и купить кое-какие инструменты, которые обычно используют архитекторы и землемеры. Эх, мне бы раньше сообразить, а так — потерял почти сутки! Зато потом — работы хватило с избытком!

В связи с чем приношу вам свои извинения, что не присылал отчет целых три дня. Однако беганье по холмам Старой Мооскаа с примитивным teodolitom… При нынешней жаре — занятие слишком утомительное. Вы можете опросить своих агентов, что приглядывали за мной (кстати, это ничего, что я их тоже подключил к работе?). Возвращался в гостиницу я уже при наступлении темноты и жутко усталым, так что сил хватало едва до кровати добраться.

Но тем не менее чувствую, что все эти труды были не напрасны. С гордостью шлю вам карту, на которой прорисованы примерные границы ранее существовавшего в Старой Мооскаа озера.

Если бы у меня было побольше времени и разрешение проводить раскопки, думаю, я мог бы сделать очертания более точными. Где-то в глубине должен находиться слой ила, границы которого будут совпадать с границами исчезнувшего озера.

Впрочем, я доволен уже и этим. Некоторые старинные названия улиц и площадей подтверждают мою версию. А если мне удастся заинтересовать этим ученых мужей из университета, они наверняка найдут дополнительные аргументы в подтверждение моих изысканий. И тогда я уже по праву смогу считать, что доказал истинность одной из легенд, о которой знает весь мир, но мало кто верит!

И если вы поможете мне, повлияв на ученый люд Старой Мооскаа, то частица этой славы и благодарность всего человечества падет и на вас.

Засим остаюсь вашим верным другом и слугой,

благородный оу Готор Готор, военный вождь берега Северного Фааркоона».

Докладная за номером шесть

«Благороднейшему оу Лоодиигу, начальнику Бюро всеобщего блага от десятника первой группы наблюдения пятого отдела Лиипа Дора.

Ваша милость!

Смиренно доношу, что взятый под наблюдение объект вел себя очень странно, так что я даже затрудняюсь определить характер его действий.

В первый день он долго бродил по улицам северо-восточной части города. При этом вид имел, словно упившийся грибным отваром: бормотал что-то бессвязное, переходя иногда на неизвестный нам язык. Делал наброски на листах бумаги, сверяясь с картами местности, и частенько ругался.

А на следующий день пошел в слободу мастеров и купил там приборы, которые, как удалось выяснить, обычно используют архитекторы и землемеры, а также две подзорные трубы, специальную доску для закрепления больших листов бумаги и саму бумагу. И множество реек с флажками.

Следуя вашему указанию, на следующий день я прошелся по тем же мастерским и приобрел копии всех этих приборов (на что пришлось потратить двадцать шесть золотых монет из выделенного на операцию фонда). Приобретенные приборы посылаю вам вместе с этим отчетом.

Вынужден доложить вам о неприятном конфузе. Объект наблюдения не только вычислил нашу группу, но и привлек ее к своей работе, аргументировав это словами: „И вам проще за мной приглядывать, и мне дел меньше“.

Суть работы сводилась в переносе вышеозначенных приборов и „журналов наблюдений“, а также в расставлении специальных вех-флажков на основании указаний „объекта“.

Он утверждал, что хочет определить размеры некоего озера, якобы существовавшего тут три тысячи лет назад. Для чего будто бы следует провести по окрестным холмам линию на одинаковой высоте, как если бы тут была вода.

Признаться, это вызвало у меня определенное сомнение, потому как мой род весьма давно живет в Старой Мооскаа, но ни про какое такое озеро я даже и не слышал.

Что же касается моего мнения обо всем происходящем — это было не что иное, как черное колдовство! Ибо свои малопонятные действия „объект“ сопровождал бормотанием заклинаний на неизвестном языке. А когда я спросил, что это за язык, он ответил, что это — древнеирокезский, тот самый, на котором говорил демон Манаун’дак.

Так это или нет, я определить не могу, ибо никакого иного языка, кроме нашенского, имперского, не знаю. Однако многие слова показались мне знакомыми — я точно слышал их в храме, в молитвах жрецов. Только вот „объект“ произносил их словно ругательства, из чего я заключил, что колдовство это черное.

Однако следуя полученным инструкциям, препятствовать деятельности „объекта“ я не стал. Но на всякий случай строго предупредил окрестных жителей торгового квартала, чтобы не смели трогать установленные нами вехи, полагая позже пригласить жрецов для снятия проклятия или наговора».

Отрывок из приложения к докладной номер шесть о действиях второй группы наблюдения

«…мы было заподозрили тут дела сердечные. Однако, судя по виду, оная девица Ваксай и ейный кавалер, благородный оу Дарээка, никаких особых сердечных привязанностей друг к другу не испытывают.

Можно бы даже было предположить, что оу Дарээка выполняет при ней работу телохранителя, что, однако же, не может быть правдой, ибо благородный оу Дарээка, судя по предоставленным нам фактам, весьма богат и в столь низкой работе не нуждается.

Это не могло не вызвать нашего подозрения. Но, похоже, к Валкалаве и движению тамошних инсургентов ни он сам, ни его род никакого касательства не имеют. Так что можно только догадываться, чем оная девица Ваксай могла привлечь его на свою сторону.

Сама же девица Ваксай занималась торговыми делами, в основном закупкой сукна и ценных сортов древесины.

Как нами было замечено, ни с кем из купцов, имеющих хоть какое-то отношение к валкалавским инсургентам, она не общалась, что, опять же крайне подозрительно в силу того, что обычно-то эта публика держится вместе.

В связи со всем вышесказанным прошу усилить мою группу, так как в ее нынешнем составе вести достаточно плотное наблюдение за перемещениями и контактами девицы Ваксай никак не возможно».

Отчет номер три

«Благородный оу Лоодииг, приношу вам огромную благодарность за то, что вы столь любезно порекомендовали меня администрации университета.

Я имел честь быть допущенным на одно из совещаний собрания мудрейших, где и зачитал свой доклад об открытии границ озера Манаун’дака. Как мне кажется, доклад был принят довольно тепло, хотя, как это обычно и случается в подобных ситуациях, без критики не обошлось.

Однако же смею надеяться, что брошенные мною зерна упали на добрую почву, и им еще суждено взрасти буйными колосьями новых знаний и открытий!

Ах… Вы не поверите, как бы я хотел забросить свою шпагу и пистолеты куда-нибудь в дальний угол кабинета и с головой окунуться в этот мир учености! Увы, даже сильные мира сего вынуждены следовать своей дорогой, не смея отойти в сторону хотя бы на шаг. Так что приходится распрощаться с благими мечтами и поставить на первое место исполнение долга.

Впрочем, сейчас я полагаю себя во временном отпуске от служения своему государю и, дабы потратить его с максимальной пользой, по вполне понятным причинам вынужден отказаться от планов дальнейшего исследования озера Манаун’дака (увы, это заняло бы не меньше двух-трех месяцев, которых у меня просто нет).

Впрочем, меня заинтересовала новая загадка. Полагаю, вам известно знаменитое мооскаавское пожелание „пойти к чертогам собачьим“?

Это доброе пожелание обрести здоровье и благополучие. Однако задумывались ли вы когда-нибудь, откуда оно взялось?

В старых книгах я нашел упоминание о некоем Собачьем храме. Вообще-то он был посвящен культу демона Оилиои, которую, как известно, часто изображают в окружении стаи собак, кои символизируют стражей, беззаветно защищающих нас от разных болезней и бед. Подобный сюжет был выбит и на стенах этого храма, за что он и получил в народе такое прозвище.

Собачий храм (или Собачьи чертоги) находился где-то на севере, на древнем тракте в Олидику, примерно в одном-двух днях пути от Старой Мооскаа. Однако со времен падения Третьей династии всякие упоминания об этом храме отсутствуют.

Так вот, я намерен отыскать этот храм, ну или то, что от него осталось. В связи с чем, взяв с собой оу Дарээка, Одивию Ваксай, профессора Йоорга и нашего помощника Гаарза, хочу отправиться на несколько дней за пределы Старой Мооскаа.

Полагаю, во избежание лишних недоразумений, вы согласитесь отравить с нами парочку своих служащих. Таким образом, с одной стороны, мы будем под наблюдением, а с другой — они могут помочь нам с местным населением, убедив его с помощью авторитета вашего бюро не мешать проводимым изысканиям и охотнее отвечать на вопросы.

Засим остаюсь вашим другом и слугой,

благородный оу Готор Готор, военный вождь берега Северного Фааркоона».

Выдержка из аналитической записки, составленной пятым архивариусом седьмого отдела Бюро всеобщего блага Пеетьей Гриисааком

«…однако если присмотреться внимательней, то странные „изыскания“ указанного оу Готора могут оказаться вовсе не такими безобидными, каковыми кажутся на первый взгляд.

На основе сплетен, собранных у тооредаанских моряков, и судя по материалам одного из агентов, внедренных в окружение герцогов Гиидшаа, в королевстве Тооредаан идет некая тайная война за обладание Священными Реликвиями Старой Империи.

Герцоги Гиидшаа с помощью этих предметов хотят перетянуть на свою сторону большую часть знати, представив их в доказательство древности своего рода. В то время как король пытается это предотвратить.

Серьезность и масштабы данной борьбы можно понять по тому, что в дело каким-то образом был втянут даже небезызвестный вам Коваад Каас, и полагаю, что его похищение с Тинда было отнюдь не случайным.

Хоть и не напрямую, но в связи с этим делом упоминаются люди, в которых можно с большой долей вероятности опознать оу Готора Готора и оу Ренки Дарээка.

Но даже если это и не так… Исходя из известного факта, что эта парочка работает на Риишлее и пользуется его особым покровительством, и принимая во внимание необычайный интерес оу Готора к древностям, можно сделать вывод, что именно поиском Священных Реликвий данный субъект и занят.

Одивия же Ваксай тут лишь для прикрытия. Хотя можно предположить выполнение данной группой одновременно нескольких задач, что позволит им водить за нос наблюдающие за ними организации.

В пользу этой версии говорит и тот факт, что профессор Йоорг из университета Западной Мооскаа был „прикреплен“ к группе незадолго до того, как они смогли взять под контроль Литругу. Помимо всего прочего, подобная пиратская деятельность может прикрывать поиски древних вещей.

Впрочем, полагаю, сам профессор даже не догадывается об истинных целях указанной группы и используется втемную. Об этом свидетельствуют показания агента „Студент“, сумевшего незаметно допросить вышеупомянутого профессора Йоорга.

На основании изложенной информации предлагаю провести следующие мероприятия…»

(обратно)

Глава 13

— А что насчет двенадцати дней?! — запальчиво спросил Ренки. — До этого твоего Собачьего храма максимум пара дней пути.

— Ну да, — кивнул Готор, правда, в его голосе не было привычной уверенности. — В таблицах было сказано, что Манаун’дак с ближними учениками отсутствовали двенадцать дней. Но, во-первых, они уже были отнюдь не молодые ребята, а Манаун’дак — так и вовсе глубокий старик. Во-вторых, и сам Амулет, должно быть, весил немало. Судя по описанию деда, его должны были тащить как минимум два человека. А в-третьих, им ведь нужно было потратить время, чтобы хорошенько спрятать эту штуку. В «котловых записях» после слов о том, что мыс укажет направление на холм, стоят подряд три знака: @@@. — Готор изобразил на бумаге какие-то странные загогулины. — Один такой знак обозначает послание, письмо, но называется «собака». Не спрашивайте — почему, это слишком долго объяснять. А три подряд, соответственно, я так думаю, должно означать либо «три собаки», либо просто «собаки». В общем, мыс указывает на север. Это абсолютно однозначно. Я мог, конечно, ошибиться в определении границ озера на сажень-другую-третью или даже на десяток. Но очень характерный холм, далеко выступающий на территорию озера, там только один, и он ясно показывает на север. А дальше… В старых книгах наш профессор нашел эти самые Собачьи чертоги. На мой взгляд, это прямой след!

— Но ведь ты сам сказал, что там указано направление на какой-то холм?

— Ну значит, храм стоял на холме. Это дело обычное. Впрочем, если мы найдем какой-нибудь холм в форме трех собак, я с готовностью изменю свое мнение, а до тех пор буду придерживаться версии храма.

— Да, это понятно, — кивнула Одивия. — Но как вы собираетесь его искать? В конце концов, у нас осталось не так много времени. Максимум через полторы недели нам надо отправляться в Баалашихаа на встречу с Тоодоксом. А ведь, судя по вашим же словам, разрушили этот храм несколько сотен лет назад!

— Признаться… — задумчиво ответил Готор. — Я делаю ставку на человеческую жадность! В моем мире, когда разрушались великие строения, их обломки растаскивал простой народ на постройку собственных домишек или оград. Вот, собственно говоря, я и думал…

— Понятно, — кивнула Одивия. — Надо назначить вознаграждение за камни с изображением собак. Или — частей тела собаки. Не слишком большое, чтобы не решили, что это какая-то невероятная ценность. Но достаточное, чтобы заставить выковырять подобный камень из стены и притащить его куда-нибудь сюда.

— Хм… Хорошая мысль! — одобрил Готор. — Хотя я подозреваю, что нас завалят грудой булыжников с только что нарисованной углем или мелом собакой. Надо бы как-нибудь сформулировать объявление, чтобы… Вот только, — внезапно спохватился он, — как его распространить? Что-то я сильно сомневаюсь, что местные крестьяне достаточно часто покупают газету.

— Зато почти каждый день кто-нибудь из деревенских заходит в кабачок при дороге или большом селе, — продолжила Одивия. — Надо договориться с тем, кто поставляет в подобные кабачки вино, чтобы пустил слух среди владельцев. А уж они сами раззвонят эти сведения по всей округе. Кабаки в подобных местах заменяют и газету, и театр, и биржу.

— Кстати, о кабаках, — заметил Ренки и, кивнув в сторону придорожной харчевни, которую они недавно покинули, спросил: — Думаешь, Гаарз с этими справится?

— Хотелось бы надеяться, — улыбнувшись, ответил Готор. — Я его в принципе учил, да и сам он детинушка не из мелких. Так что если будет заранее брюхо изнутри жирным смазывать и в процессе хорошенько закусывать, то он этих мооскаавских задохликов перепьет! Надеюсь только, что сам в это дело не втянется. А так самое главное уже произошло — ребята дали себя уговорить на «угощение». Дальше уже — дело техники. Одивия, с кем, вы полагаете, нам стоит поговорить насчет объявления?

С кем там говорила Одивия, Ренки так и не выяснил, поскольку они с Готором плавно подключились к процессу «нейтрализации» людей оу Лоодиига, дав Гаарзу возможность немного прийти в себя. Уже спустя пару дней появились первые результаты. Как и предполагал Готор, это были наглые и весьма незамысловатые подделки, причем несколько образцов явно были выполнены одной рукой словно под копирку.

Шесть подобных булыжников Готор безжалостно забраковал, а еще один принял, заплатив пару мелких серебряных монеток.

— Довольно искусная работа. Посмотри — песик как живой. Судя по тому, что сделано с душой, — рисовал ребенок. Надо поощрять развитие детских талантов, — пояснил он свой выбор, оставшись наедине с друзьями. — Опять же пусть народ удостоверится, что мы и правда платим за такие камни.

Его щедрость была вознаграждена уже на следующий день — среди невзрачных обломков, которые робко продемонстрировала довольно бедно одетая женщина, один выглядел очень старым, и полустертое изображение задней собачьей лапы и части хвоста было не намалевано по поверхности, а явно вырезано рукой опытного художника.

— Где вы его взяли, сударыня? — спросил Готор, доставая из кошелька золоту монету.

— Дык, ваша милость… У нас такие часто встречаются, — ответила ему женщина, не сводя завороженного взгляда с золотой искорки в пальцах явно благородного господина. — Вы не подумайте чего, это честно мое. Из ограды вокруг огорода нашего вынула. Ограда там у нас из камней. Чтобы волы да овцы не лезли.

— Беру! — решительно кивнул Готор, и монета переместилась в ладонь женщины. — А если вы нам покажете, где находится ваша деревня, получите еще одну такую!

Две золотые монеты даже для зажиточного крестьянского хозяйства — немалое богатство, а для бедной вдовы с тремя детьми — и вовсе сказочное состояние. Надо ли говорить, что оу Готор в ее глазах стал равен богам и любая его просьба становилась законом?

И потому вся компания «храмоискателей» переехала в крохотную деревеньку, состоящую всего из десятка домов, уже к вечеру того же дня. Увы, но стояла деревенька на отшибе, собственного постоялого двора не имела, так что остановиться пришлось в доме все той же вдовы.

Дом, правда, был не таким уж и маленьким и явно носил следы некогда зажиточной жизни, которая, видимо, ушла вместе со смертью кормильца.

Одивия Ваксай поселилась в закутке хозяйки. Профессор Йоорг занял «основные палаты», а хозяева и остальные участники экспедиции разместились в пустых сараях и в хлеву. Никто не жаловался, благо погода стояла жаркая и сухая.

Хотя нет. Одивия Ваксай начала жаловаться довольно быстро. Сразу же после того, как к гостям деревни потянулся ручеек местных жителей, желающих обогатиться на продаже старых камней. Ее купеческая душа люто протестовала против необходимости отдавать деньги зазря. Но Готор сказал: «Надо!»

— И нам польза, на случай если понадобиться какая-то помощь от деревенских. Да и хозяйке нашей попроще жить будет. Деревенские ведь выскочек не любят. Могут и подпалить.

Общение с местным населением Готор опять переложил на плечи своей предприимчивой спутницы, а сам с Ренки и детьми вдовы в качестве проводников отправился в поля, искать заветный холм. Профессор Йоорг, несмотря на уговоры, тоже увязался с ними, заявив, что не настолько он уж и стар. Бедолага Гаарз уже привычно остался при Одивии в качестве телохранителя, а заодно приглядывал за людьми оу Лоодига, чтобы те пребывали в «правильном» градусе опьянения. Пришлось брать в аренду лишнего верблюда только для того, чтобы увезти на нем запасы дешевого вина.

Увы, но эта часть степи вообще была известна как холмистая, и обнаружить среди множества холмов один конкретный было весьма непросто.

— И как мы будем искать этот храм? — спросил Ренки, которого в последнее время почему-то обуял дух противоречия.

— Когда нет времени поработать ногами, — бодро ответил ему Готор, — приходится работать головой. Итак! Храм, как известно, стоял у дороги. Но сейчас дорога пролегает почти в пятнадцати верстах к западу. Однако обилие в деревне камней из храма говорит, что он был где-то неподалеку. Жаль только, что местные не помнят, откуда их прапрапрадедушки конкретно все это притащили.

— Так как же дорога… — начал было Ренки.

— Скорее всего, — продолжил Готор, — она просто сдвинулась в сторону. Такое часто бывает со степными дорогами. Сам должен помнить по Зардану — набил колею в одном месте, а проезжаешь рядом. Так, глядишь, за десяток лет дорога уже на пару-тройку верст в сторону ушла. Но путь к храму должен был быть достаточно наезженным. Значит, поедем с востока на запад и будем искать следы старого тракта, который и приведет нас к желанной цели.

Ренки хотел было еще что-то возразить, но промолчал. Готор нынче пребывал в весьма возбужденном состоянии. Бодрость и уверенность в себе быстро сменялись у него едва ли не отчаянием, которое ему, конечно, удавлось искусно скрывать, но не от лучшего друга.

Да, Ренки его понимал, поскольку и сам испытывал нечто схожее, только вот с прямо противоположными знаками.

Что будет, когда Готор найдет Амулет и отправится в свой мир? Что станет с ним — оу Ренки Дарээка, с их бандой и королевством Тооредаан, которое сейчас так нуждается в человеке со знаниями и способностями оу Готора Готора? Эти вопросы гудели в мозгу словно пчелиный рой, то одаривая медом надежды, то больно жаля дурными предчувствиями.

Ренки ненавидел себя за эти мысли. Как благородный человек и настоящий друг, он должен был… нет, просто обязан был радоваться за товарища, стоящего на пороге, за которым могла сбыться его заветная мечта о возвращении домой. Но проклятый червячок сомнения копошился в душе, отравляя ее ядом.

— Эй! А посмотрите-ка сюда! — внезапно вскрикнул профессор Йоорг.

В отличие от своих спутников он ехал не на верблюде, а на маленьком ослике, так что был ближе к земле.

— Хм… — сказал Готор, пропев верблюду команду опуститься на колени. — Это, я так понимаю…

— Древний верстовой камень! — с немалой гордостью едва ли не прокричал профессор. За его долгую жизнь это был первый случай, когда он сам нашел древний артефакт, а не получил его из чужих рук. И его распирало от целой гаммы чувств — гордости, удивления, самодовольства… И опаски… Вдруг он ошибся?

— Браво, профессор! — воскликнул Готор. — Вы превзошли всех нас!

— Привычка, знаете ли, — застенчиво ответил почтеннейший Йоорг. — Обращать внимание на всякие там знаки…

А Ренки просто промолчал.

Следующая находка принадлежала одному из мальчишек-проводников.

К тому времени они уже успели отмахать верст пять-шесть на север, тщательно «преследуя» прячущийся от них древний тракт. Но сколько не прячься, а вот где-нибудь мелькнет то отесанный камень, то характерно выровненная земля меж холмами, а то и каменный мостик через уже давно высохший ручей. Один такой мостик буквально поразил их — все подивились мастерству древних строителей, чья работа пережила века, а может быть, и целые тысячелетия.

В полдень пришлось остановиться в тени крутого холма, чтобы переждать жару, заморить червячка и слегка покемарить (что ни говори, а профессор все же был не так молод). Двинулись в путь лишь спустя часа три.

Крестьянские дети, накормленные «господской пищей» (ничего особенного, но для них это явно был пир, о котором они будут вспоминать еще годы спустя), вовсю старались отработать свою кормежку и, подобно гончим псам, неслись впереди каравана, выискивая следы старой дороги.

— Сюда! Сюда! — заорал один из них, махая руками и даже подпрыгивая от нетерпения.

— Вот это да! — одновременно воскликнули Готор и Йоорг, увидев находку.

Огромная плита, наверное, сажень в ширину и полторы в длину, почти полностью ушла в песчаную почву. Однако если не считать нескольких мелких сколов, она была практически не поврежденной, и на ней явственно проступали изображения двух с половиной собак и высокой стройной женщины, почему-то опирающейся на два посоха.

— Должно быть, ее тащили оттуда! — указал Готор рукой направление и одновременно дал не верящему подобному счастью мальчишке очередную золотую монету (в последнее время он раздавал их слишком щедро). — Да, видно, не смогли вытянуть. Счастье, что не разбили на куски!

— Даже деревенские не настолько жадны и глупы, чтобы разбивать изображение Оилиои, — успокаивающе сказал профессор, при этом оглядываясь так, словно опасался, что прямо сейчас из-за кустов выскочит толпа грубых мужиков и расколотит дивный барельеф. — Она, конечно, очень добрая, хоть и демон, но злить ее не стоит. Однако, благородный оу Дарээка, насколько я знаю, из нас троих у вас самые зоркие глаза. Вы не находите вон тот холм немного странным?

Ренки посмотрел туда, куда указывала рука профессора, и его сердце внезапно словно бы пропустило один-два удара. Стоящий примерно в версте холм и правда имел весьма своеобразную вершину. Словно бы когда-то она была плоской, пока на нее не накидали кучу мусора.

— Полагаю, — расплылся в блаженной улыбке Готор, — это и есть наш храм. А ты, дружище, еще сомневался, что мы его найдем!

Однако когда друзья достигли желанной цели, оказалось, что радость Готора была несколько преждевременна.

Заветный холм от десятка других холмов, что можно было разглядеть с его вершины, отличался разве что несколько большей высотой и наличием более пологого склона, обращенного к востоку, и крутого — к западу. Еще на восточном склоне до сих пор можно было разглядеть следы дороги, ведущей наверх… Ну если сильно присмотреться, конечно, или — еще лучше — заранее знать, что она там была.

Относительно плоская вершина холма была завалена глыбами камней, явно носящих не только следы обработки, но и следы времени. Щели между камнями за многие годы прочно забило пылью и землей, в которой уже проросла трава и какой-то колючий кустарник, так что где тут искать вход в «сокровищницу», было абсолютно непонятно.

— «Иди по левой полосе пути Икаоитииоо», — процитировал на память Готор. — Это значит с запада.

— А почему? — Лицо профессора просто излучало любопытство и жажду приобщиться к новым знаниям. — И что еще за полосы могут быть на дороге?

— Путь Икаоитииоо, который, как известно, едет по небу на Небесном Верблюде, лежит с востока на запад, — начал объяснять Готор. — А у нас… В смысле у ирокезов… — быстро поправился он, хотя в глазах почтеннейшего Йоорга успела сверкнуть искорка. — Было принято ходить или ездить по правой стороне дороги, иначе именуемой полосой. Так что левая полоса идет навстречу.

— Очень интересный обычай. Это было как-то связано с религией?

— Не совсем… Хотя нарушившего ожидала страшная кара от жадного демона с полосатой палочкой в руках, — улыбнулся Готор. — Впрочем, не будем отвлекаться! Идем на ту сторону.

И игнорируя просто-таки написанное на лице профессора желание завалить его вопросами, Готор устремился в указанном направлении.

— Хм! — высказался Ренки, когда они перешли на восточную сторону вершины холма.

— М-да, — согласился с ним Готор, чье настроение снова резко пошло вниз.

Кажется, именно в западной части нагромождение камней было особенно плотным. То ли с востока их больше успели утащить крестьяне, то ли такова была конструкция здания.

— Если этот храм строился по обычной для всех храмов Оилиои схеме, — начал почтеннейший Йоорг своим «профессорским» голосом, давая понять окружающим, что их ждет очередная лекция. — То западная часть должна быть отведена под склады и кельи. А еще на той стороне не должно быть входов и даже окон, потому что болезни и всяческая зараза, как всем известно, приходят с запада. А что говорится в ваших записях?

— «Через ворота в Кремль от МКАДа сто шагов вниз», — ответил Готор задумчиво. — МКАД — это, думаю, в данном случае — храмовая стена или ограда. А вот Кремль? Признаться, я надеялся увидеть что-то вроде… Но ничего похожего…

— Кремль? Это еще что такое? — удивленно спросил Ренки. Несмотря на всю противоречивость эмоций, что он испытывал, азарт охотника за сокровищами захватил и его.

— Что-то вроде Большого дворца в Западной Мооскаа, — задумчиво оглядывая развалины, ответил Готор. — Только, как бы это сказать, важнее, что ли. По сути, он один из символов власти, но и, наверное, один из важнейших символов страны! Он из красного кирпича, и верх его стен — с такими весьма характерными бойницами-зубцами. Напоминают пилу. Вот только ничего похожего я тут не вижу.

— Хм, сударь, но где же… В какой стране находится этот ваш Кремль?! — удивленно воскликнул почтеннейший Йоорг. — И откуда вы знаете, как он выглядит? Ведь Манаун’дак писал о нем три тысячи лет назад, а вы говорите с такой уверенностью, будто сами его видели! Впрочем… — Профессор немного успокоился и сменил тон. — Я понимаю, вы мне все равно не скажете. Но, кажется, я знаю, о чем идет речь в этом конкретном случае. Об алтаре!

— Ну конечно же! — радостно воскликнул Готор, чей настрой вновь пошел резко вверх. — Как же я сразу об этом не подумал! Алтарь — сердце всякого храма. Но где нам тут искать алтарь?

— Разве вы никогда не были в храме Оилиои? — удивился почтеннейший Йоорг. — Конечно — точно в центре здания! Напротив ворот в храм… Они, кстати…

— Расположены с восточной стороны, точно по центру здания, чтобы утренние лучи в день солнечного равноденствия падали точно на алтарь! — догадался Готор. — Значит, речь идет о некой точке на западной стене, точно посредине, от которой… Нет, едва ли стоит копать вниз… Хотя… Но, судя по тому, что стена, кажется, заканчивалась у самого края вершины, может, стоит сначала поискать ниже по холму?

— Непросто тут будет отмерить сотню шагов, — задумчиво сказал Ренки, смотря на довольно крутой склон холма. Он не был абсолютно отвесным, но и пологим назвать его было довольно сложно.

— Можно отмерить веревку в сто шагов и спустить вниз, — бодро предложил Готор. — Я побежал к верблюдам, а вы с профессором пока найдите середину западной стены.

Высчитать шагами длину стены и найти середину оказалось не так-то просто. Груды камней, заросли кустарника и иные препятствия весьма существенно этому мешали.

Так что Готор успел сбегать вниз, где под присмотром деревенских детишек паслись верблюды, связать между собой две веревки, отмерить шагами нужную длину и даже распорядиться о подготовке ночлега и приготовлении ужина. Затем поднялся на вершину и поучаствовал в спорах. Но так или иначе, а центр был установлен, веревка закреплена, и Готор ринулся по ней вниз, прямо скажем, с пугающей скоростью.

— Ну как? — крикнул Ренки в нетерпении, увидев, что его приятель уже минуты три застыл возле отметки и старательно вертит головой.

— Ничего! — крикнул он в ответ. И голос его звучал очень разочарованно. — Попробую спуститься пониже. А может, стоит взять лопату и…

— Сударь, надо было пробовать в месте, которое указал вам я! — обидчиво воскликнул профессор Йоорг. — У меня, знаете ли, исключительно точный глазомер!

— Почему бы и нет, — ответил ему Готор, поднявшись к своим спутникам. — Холм не так уж и велик. Если надо будет, я обследую его по кругу весь!

Лишь на третий раз искатели заметили что-то действительно важное. На этот раз спускался благородный оу Дарээка, и его внимание привлек большущий камень, торчащий в склоне холма и показавшийся Ренки несколько неуместным. В том смысле, что такой большой и тяжелый камень, скорее всего, давно уже должен был скатиться с холма.

Следом спустился Готор и тоже принялся изучать камень. Он даже попробовал сбросить его вниз, но глыба вросла в землю, на ее края наплыли пласты глины, которые обросли дерном. А когда более-менее удалось докопаться до одного из краев, оказалось, что камень едва ли не в сажень диаметром. Однако если подсунуть мотыгу под край и хорошенько надавить, его можно было немного подвинуть. А значит…

Увы, но дальнейшие поиски пришлось свернуть, потому что наступившая темнота делала их не только затруднительными, но и небезопасными.

Ночь все трое провели без сна, ворочаясь на своих лежаках и считая минуты до восхода солнца. И уже с первыми его лучами снова были на холме с запасом веревок и инструмента.

До завтрака, который дети вдовы принесли им в котелках, Готор и Ренки, отвыкшие от тяжелой работы, успели ободрать руки до крови о рукоятки лопат и мотыг, откапывая заветный камень.

Пока они ели, профессор, страхуемый детишками, тоже сполз вниз и успел внимательно изучить загадочный камень. Увы, но, к его величайшему сожалению, никаких древних надписей он на нем так и не нашел. А вот поднять почтеннейшего Йоорга обратно… Это могло бы стать темой отдельной баллады!

И вот спустя примерно еще час камень был полностью очищен от земли. Готор с Ренки, каждый со своего краю, загнали под него мотыги и попытались выдавить наружу. Тщетно. Хотя им и показалось, что камень заметно двигается.

Они попробовали еще несколько раз. Потом Готор устал и решил, по своей привычке, поработать головой, коли не получается руками.

Но это был тот самый случай, когда сила мышц явила превосходство над силой мысли. Упрямый Ренки сделал еще одно усилие — и камень заметно поддался. Появилась небольшая щель.

— Ну конечно же! — радостно заорал Готор, у которого мысль наконец догнала силу Ренки. — Он вращается вокруг вертикальной оси!

Нельзя сказать, что дело пошло легко, — камень довольно сильно врос в землю, но в конце концов объединенные усилия друзей сумели развернуть его (кстати, он оказался плитой, лишь с наружной стороны выглядящей необработанной глыбой) достаточно, чтобы мог пролезть человек.

Они было ринулись в темноту, но профессор Йоорг потребовал, чтобы взяли и его. Опять же надо было захватить с собой фонари и веревки…

(обратно)

Глава 14

— Сударь! — Ренки оскорбленно схватился за рукоятку шпаги. — Уж не хотите ли вы сказать, что мой род недостаточно древний? Я могу проследить его до времен, когда еще никакой Старой Империи и не существовало! Мои предки были одними из тех, кто ее создавал! Они ходили по этой земле и жили в этом городе задолго до того, как мир вообще услышал о вашем роде.

— Я знаю, сударь, — спокойно парировал оу Лоодииг, сознавая, что все козыри у него на руках, а значит, горячиться нет никакого смысла. — Род Дарээка весьма древний. Однако напомню вам, что ваши предки ушли с этой земли сотни лет назад вместе с Даагерииком Первым, который, кстати, был всего лишь обычным военным вождем берега, а никак не королем, как это принято считать. Таких вождей в Старой Империи насчитывались десятки. А вот наш сатрап Ваася Седьмой — да будет благословенно его имя — является потомком императоров Третьей Династии!

— Тем более! — встрял Готор. — Для него это повод поддерживать и соблюдать законы Старой Империи! А закон гласит: то, что найдено на ничейной земле, принадлежит нашедшему! Мы нашли — значит, наше!

— Угу… Только вот в том законе есть одно дополнение: «Если не найдется хозяин, который сможет привести трех свидетелей, подтверждающих, что найденная вещь принадлежит ему. Тогда нашедшему полагается только вознаграждение, размер которого определяет хозяин вещи или судья».

— Да? И где тогда тот, кто претендует на эту вещь? Где те три свидетеля, что подтвердят обоснованность его претензий?

— Она принадлежит Мооскаавской сатрапии и нашему сатрапу, благословенному Ваасе Седьмому. А свидетели… Да у меня их десятки. Все те, кого вы наняли, чтобы притащить эту штуку мимо Мооскаа!

— Храм был посвящен Оилиои, а следовательно, принадлежал богине-демону. Подскажите, с каких это пор Оилиои — покровительница медицины — стала собственностью Мооскаавской сатрапии? Вот если бы существовала богиня жадности, то она бы точно была покровительницей мооскаавцев, а так… Извините!!!

— Сударь, — усмехнулся оу Лоодииг. — Мы сейчас пойдем по третьему кругу, и благородный оу Дарээка опять начнет хвататься за шпагу и доказывать, что его предки тут жили намного раньше моих. Но чтобы сэкономить всем нам время… Уж коли вы решили углубиться в дебри юридической казуистики, то позвольте вам напомнить, что упомянутый вами закон основывается на древнем законе степи, в основе которого лежит принцип не «кто нашел», а «кто может удержать». Я слышал, что вы оба — великие воины. Но сильно сомневаюсь, что даже вам под силу противостоять всей армии сатрапии.

— Но за нами стоит королевство Тооредаан! И вы едва ли…

— Ох, судари… Не смешите меня! Великому королевству Тооредаан сейчас меньше всего на свете нужно заполучить еще одного врага в лице нашей сатрапии! И вообще, благородные вожди, я наслышан, что вы — люди не только беззаветно храбрые, но и весьма мудрые. И прекрасно понимаю, что весь этот спор вы затеяли с целью выторговать для себя наилучшие условия. Предлагайте — и коли они будут достаточно приемлемыми, я немедленно сообщу их нашему благословенному Ваасе Седьмому.

— Вы хоть представляете, каких усилий нам стоило найти и притащить ее сюда? — опять начал Готор.

Темный туннель. В нос бьет запах сырой земли и подгнившей древесины…

Запах гнили источали столбы и балки, которыми был укреплен свод. Когда-то они, сделанные из крепчайшего железного дерева, были хорошо просмолены и невероятно крепки. Но спустя тысячи лет в их крепость верилось как-то не слишком сильно.

А запах земли напоминал о той немыслимо огромной тяжести, что нависла над головами слабых людишек и грозила в любую секунду раздавить их словно крохотных букашек.

И тем не менее все трое бесстрашных искателей сокровищ мужественно шли вперед, навстречу неизвестности. Правда, иной раз не столько шли, сколько ползли. Но так или иначе, а вскоре туннель вывел их в крохотную комнатку.

Каменный пол, каменные стены и каменный потолок. Какой-то мертвый воздух, от которого жжет легкие, и три больших сундука, стоящие на невысоком деревянном помосте.

— Судари, — устало сказал оу Лоодииг. — Думаю, пора положить конец этим бессмысленным спорам. Я крайне занятой человек, но вынужден был посвятить целое утро этой нелепой торговле. Давайте взглянем на вещи здраво и перестанем нести разную околозаконную чепуху про справедливость и соблюдение древних обычаев. Ваши наиболее весомые аргументы — это подрыв репутации Мооскаавской сатрапии, а также помехи, которые могут чинить пираты нашей торговле. Да-да, судари, вы этого не говорили. Но мы все тут взрослые люди и знаем, что подобное вам по силам. Что касается подрыва репутации… Вы действительно можете выставить все произошедшее в крайне дурном свете, если мы нагло, силой заберем ваши находки. Всемирного возмущения, на которое вы намекаете, это, конечно, не вызовет, но будет весьма неприятно… Прежде всего — моему монарху, а затем уж и всем жителям сатрапии. Однако едва ли это обернется какими-то убытками в торговле, как вы утверждаете, зато может побудить мооскаавцев начать помогать врагам вашего королевства. Едва ли мой коллега Риишлее, да и сам король поблагодарит вас за это… Пираты… Вот это, конечно, может повлечь за собой убытки, но опять же вражда с нами для вашего королевства может обернуться куда большими потерями. Вот, собственно говоря, что есть у вас… А что есть у меня? Всего лишь сила и право! Среди вас трое — сильные воины, и тем не менее — трое не смогут сопротивляться даже гарнизону Старой Мооскаа, так что пугать вас целой армией я не стану. А право? С каких это пор с территории суверенного государства можно вывозить ценности лишь на том основании, что «вы их нашли»? Я мог бы просто отобрать у вас эти плиту и сундук. Но… На ваше счастье, помимо силы и права, у меня есть еще и здравый смысл. А здравый смысл подсказывает, что конфликт как между нами лично, так и между нашими странами не пойдет на пользу ни той, ни другой стороне. В конце концов, у нас сейчас есть куда более опасный общий враг — Кредонская республика, вообразившая себя властелином мира. Ссора будет только в ее интересах. Итак, как нам решить дело миром? Откроем карты. Зачем вам нужна плита древнего храма с изображением богини? Как доказательство того, что именно вы ее нашли? Или для каких-то политических целей внутри вашего королевства? Да-да, не удивляйтесь, я знаю о поисках древних сокровищ и знаю, зачем вы их ищете! Но древняя плита — это, во-первых, не один из Священных Предметов. А во-вторых, вам ведь, в сущности, важно, чтобы ваши находки не попали в руки неких герцогов, ибо право вашего короля занимать трон, мне кажется, и так никем не оспаривается! Так что если я дам вам и вашему патрону твердое обещание, что сия плита не покинет Старую Мооскаа, это вполне может удовлетворить обе стороны. А если вас все же интересует слава, плиту можно украсить особой табличкой с указанием имен тех, кто ее нашел, и с благодарностями от сатрапа Вааси Седьмого. Нашу, истинную Мооcкаа посещает куда больше людей, чем вашу Западную, так что ваша слава будет только громче, если вы согласитесь оставить плиту здесь. Теперь о том сундуке, что вы нашли под плитой. Эти вещи, вероятно, бесценны, хотя и сделаны по большей части из бронзы или меди. Вполне возможно, им и правда тысячи лет, как это утверждает почтеннейший Йоорг. Но… Это тоже не Священные Реликвии! Ценность они представляют только для наших университетов. И повлиять могут только разве что на престиж этих заведений. Давайте их честно поделим поровну — и все дела! Постойте! Не перебивайте меня. Я и так уже прекрасно оценил, каких невероятных усилий вам стоило их найти и доставить сюда. Казна сатрапии, конечно, отнюдь не пуста, но и выплачивать озвученные вами суммы… Полагаю, тут будет уместно слово «безумно». Но ведь не все в мире оценивается деньгами! Вы можете получить расположение нашего государя. Ваша страна может заключить с нами мирный договор с кое-какими тайными пунктами, касающимися противостояния Кредону. Конечно, если в своих требованиях вы будете оставаться в рамках разумного. А вашим… хм… друзьям-пиратам наверняка понадобится база в Срединном море. Мы можем предоставить порт, куда они смогут заходить — под нейтральным флагом, конечно, — и где их корабли будут ремонтировать и снабжать команды свежей водой, провиантом и порохом-ядрами, коли понадобится. На мой взгляд, это предложение вполне разумно.

— А мне кажется, что вы хотите нас полностью обобрать, взамен заключив договоры, выгодные куда больше вам, чем нам, — возмущенно заявил Готор. — Мирный договор? Мы и так едва ли будем воевать в силу географического положения наших стран! А тайные пункты… Не так-то просто настоять на их соблюдении. Но в любом случае вы сами сказали, что Кредон — наш общий враг и вам он угрожает не меньше, чем нам. Если не больше. А база для пиратов… Мы прекрасно понимаем, что это не только обезопасит вашу торговлю, но и затруднит торговлю вашим конкурентам на море, азначит, вы больше заработаете на поставках по суше. Впрочем, ладно. Я согласен, сила на вашей стороне. И на вашей же стороне сомнительное право эту силу применить. Но если уж вы решили делить «все поровну», то почему исключили из списка делимого имущества плиту Оилиои?! Забирайте себе либо ее, либо сундук, а мы возьмем оставшееся.

— Хм… Это было бы не совсем правильно с точки зрения престижа страны. Но давайте сделаем так: вы заберете две трети содержимого сундука, причем сами сможете выбрать, что именно. А университет Старой Мооскаа подарит вам еще что-нибудь ценное. Старинный свиток или еще какую-нибудь древность… Вроде как мы обменялись подарками. Ну и конечно же мы компенсируем ваши расходы по поискам плиты и доставке ее в столицу.

— Подозреваю, что это будет не «какая-нибудь древность», а «какая-нибудь дрянь», — пробурчал Готор. — Вообще, это, конечно, чистой воды грабеж, и вы сами это прекрасно знаете. Но что тут поделаешь… Я вынужден согласиться!

Через пролив из Срединного моря в Западный океан «Чайка» выходила под мооскаавским вымпелом и в сопровождении двух военных кораблей сатрапии.

Конечно, кредонский флот, вернувшийся сторожить Ворота, мог бы разнести все три корабля в мелкие щепки одним-двумя бортовыми залпами. Но — политика! Республике, предпочитавшей разбираться с врагами по одиночке, сейчас было невыгодно ссориться с сатрапией, так что кредонским морякам оставалось только смотреть, как желанная добыча, ускользая из их пасти, издевательски машет им флагом университета Старой Мооскаа на корме.

— Кредонцам вы можете сказать, — усмехнулся Готор, глядя прямо в глаза Ваасе Седьмому, — что это — почетный караул, выделенный гостям, которые нашли для вашего университета бесценные сокровища. А про какие-то там войны и пиратов вы, дескать, и слышать не слышали. Проследить, чтобы мы благополучно достигли тооредаанского берега, после того как ваш оу Лоодииг нас ограбил, — это наименьшая любезность, на которую мы могли бы рассчитывать. Заодно можете и посольство отправить. Ну хотя бы для того, чтобы обговорить основные пункты будущих договоров.

— А вам и впрямь палец в рот не клади, — усмехнулся мооскаавский сатрап — еще довольно молодой человек с уже усталыми глазами. — Впрочем, меня об этом предупреждали. И рекомендовали не давать вам никаких обещаний, не обсудив это с ближайшими советниками. Мои комплименты, судари. Чтобы так допечь оу Лоодиига, надо иметь немалые таланты! Расскажите мне о себе.

Что и говорить, а праздновать в Мооскаа умели. А главное — любили!

Тут могли устроить торжество из чего угодно, и праздновали так же самозабвенно, как будто вернулись в былые времена, когда вся огромная Старая Империя, раскинувшаяся на двух материках, кормила один-единственный город.

Возвращение плиты Оилиои (так это стали называть), естественно, тоже надо было отпраздновать. На несколько дней создалось такое ощущение, будто столетиями все жители Мооскаавской сатрапии только и вставали с мыслями об этой плите и приходили в отчаяние по вечерам, осознав перед сном, что прошел еще один день, а плита так и не найдена.

И вот наконец на город и страну снизошла невероятная благодать — плита найдена! И потому люди (которые вообще-то еще вчера и слыхом не слыхивали про это чудо) начинали веселиться как дети. Бочки с вином опустошались стремительно и неумолимо. Горы еды исчезали быстрее снежного кома в печи. Повсюду играла музыка, танцевали люди. Богатые и бедные, благородные и простолюдины. Кажется, каждый готов был отдать последний грош или заложить родовой особняк, чтобы отметить это событие как можно более пышно и грандиозно.

И естественно, на каждом углу говорили о тех самых людях, которые добыли эту плиту для сатрапии и благодаря которым у мооскаавцев появился повод для праздника. Откуда-то внезапно просочились слухи, что это те самые герои, которые разрушили Тинд и вообще изрядно насолили Кредону (оу Лоодииг и его люди знали свое дело. И не отдыхали даже в праздники).

— А еще они — знаменитые путешественники, воины и ученые!

— И… Вы помните ту недавнюю историю с Котлом знаний? Они тоже в ней как-то были замешаны. Вот такие они — крутые и безбашенные ребята. Умеют работать, но и в веселье знают толк! В Тооредаане еще много таких, а ведь это — наш естественный союзник, и…

Неудивительно, что на третий день празднеств оу Готор, оу Дарээка, почтеннейший Йоорг и девица Ваксай удостоились аудиенции у сатрапа.

Правда, последние двое присутствовали лишь в общем зале, а вот Готора и Ренки его величество пригласил для частной беседы. Сначала был просто рассказ о «поисках сокровища». Потом немного поговорили о политике. Под конец сатрап, чисто из вежливости, спросил, чем еще он может отблагодарить своих гостей.

— Я слышал, что кредонский флот блокирует Ворота, — безо всякого стеснения заявил Готор. — С вашей стороны было бы очень любезно отправить с нами один-два ваших корабля. Для охраны.

— Хм… Боюсь, судари, это излишне затруднит наши отношения с Кредоном, — усмехнувшись, ответил Ваася Седьмой. — Почему бы вам не попробовать обогнуть Южные Земли?

— А кредонцам вы можете сказать, — усмехнулся Готор, глядя прямо в глаза Ваасе Седьмому, — что это — почетный караул, выделенный гостям, которые нашли для вашего университета бесценные сокровища.

Ваася Седьмой, несмотря на то что едва достиг восемнадцатилетия, «правил» уже почти двенадцать лет.

Вообще-то он был удивительно удачливым человеком. И вовсе не потому, что родился в роду последних императоров, но и потому, что не имел ни братьев, ни сестер, с которыми был бы вынужден воевать за свой трон. Его единственный близкий родственник — дядя по матери, выполнявший обязанности регента в течение девяти лет — благополучно скончался от внезапных болей в желудке (оу Лоодииг утверждал, что вина за это лежит на чрезмерном чревоугодии. Но общественное мнение возлагало вину за смерть регента на самого оу Лооидига, который будто бы поклялся умирающему Ваасе Шестому, что обязательно сделает из его сына настоящего правителя).

В общем, время и возможность не торопясь войти в дела государства и начать властвовать у юного сатрапа были. А вот чего у него не было — так это, пожалуй, детства и юности. С малых лет запертый в своих дворцах, сейчас он внимал рассказам оу Готора и Ренки с жадностью того, кто, умирая от жажды, прильнул к бьющему из скалы ключу. Сражения на суше и на море… Морские плавания и путешествия по джунглям и пустыням… Даже рассказы про каторгу он слушал с восхищением человека, никогда не знавшего, что такое голод, холод, побои и вонь, и рисующего себе все ужасы услышанного в карамельно-розовых тонах.

Вероятно, именно это и подвигло его, наверное впервые в жизни, пренебречь рекомендациями ближайших советников и дать своим гостям парочку обещаний.

И пусть потом оу Лоодииг и министр казначейства хватались за головы, топали ногами и едва ли не орали на весь дворец: «Нам не нужны сейчас проблемы с республикой! И если мы первые пошлем к ним посольство, у Тооредаана будет более выгодное положение на переговорах!» Обещанное монархом должно было быть исполнено.

Возможно, кредонские моряки злились бы еще больше, если бы узнали, что и главная миссия экспедиции тоже вполне удалась. Одна из компаний, владеющая рудниками, согласилась обменивать купленных у своих пиратов тооредаанских пленников на пленников, захваченных пиратами Литруги.

Благотворительности тут было ни на грош. В предъявленном списке пленников числилось несколько весьма серьезных имен. И пусть в нагрузку к важным людям пришлось обменивать и разную шантропу, сделка все равно выглядела довольно выгодной. В конце концов, никто не обязывал компанию отпускать «освобожденных» матросов и приказчиков на волю. Их вполне можно было отправить в шахты. Свежие работники вместо старых, уже измученных. Кто будет считать простой люд?

А то, что тооредаанцы в первую очередь потребовали возвращать купцов и офицеров кораблей, — даже к лучшему. Работники из них, как правило, никакие, а раз совет запретил брать за этих людей выкуп… Что ж, выкуп можно будет взять за своих сограждан.

В общем, время и место было уже назначено — оставалось только произвести обмен.

«Чайка», словно бы от нетерпения подняв все возможные паруса, стремительно нарезала круги вокруг куда более медлительных мооскаавских фрегатов. Ветер был попутный, и она могла бы долететь до родных берегов, наверное, за неделю, а может, и меньше. Но, увы, приходилось соблюдать этикет и либо тащиться со скоростью сопровождающих ее кораблей, либо совершать столь странные маневры на море, от которых матросы, работающие с парусами, в конце смены сползали вниз, выжатые как лимон.

Впрочем, Одивия Ваксай не для того попросила капитана вести корабль столь сложными зигзагами, чтобы затруднить жизнь парусной команде. Пока Готор с Ренки что-то там обсуждали с сатрапом, несколько весьма солидных купцов, также «праздновавших» в зале приемов дворца, подошли к ней с вопросами о новом типе судна, что выпускает ее верфь, и даже намекнули на возможность размещения заказов на постройку. Так что сейчас «Чайка» демонстрировала свои «таланты» потенциальным покупателям, отправившимся в Тооредаан вместе с посольством.

Но так или иначе, а спустя какое-то время эскадра достигла родного берега. А еще спустя полдня на фоне закатного неба появился знакомый абрис построек Фааркоона.

В порт входили в почти полной темноте. Однако Вииниг — бессменный капитан «Чайки» — знал эту бухту лучше чем свои пять пальцев и без особого труда провел корабли на рейд.

Увы, но появление трех судов, одно из которых к тому же шло под весьма знакомыми флагами военных вождей берега, не осталось тайной для жителей города. Так что первая делегация встречающих заявилась уже на ночь глядя, а к утру путешественники едва смогли пробиться через толпу людей, жаждущих немедленно переговорить с феодальными владыками и решить кучу вопросов.

Да, что и говорить, проблем за это время поднакопилось. Три следующие недели Готор и Ренки были погружены в неотложные заботы Северного и Южного Фааркоона.

Приходилось иметь дело и с королевскими чиновниками, и со своим «феодальным войском», и с купцами, и с пиратами, и просто с просителями, взявшими в осаду их дома.

Вопросов было много. Проблемы, требующие решения, были по большей части важными, неотложными и необычайно скучными, но ими приходилось заниматься, потому что у правителей есть долг не только перед своим сюзереном, но и перед своими подданными. Так что даже отправка трех кораблей с пленниками куда-то в сторону Зарданского плоскогорья стала лишь малым эпизодом в этой деловой круговерти и почти ничем Ренки не запомнилась.

И наконец, спустя целый месяц после возвращения, как брошенная утопающему веревка, пришел вызов из Малого дворца — ответ на посланный курьерской почтой доклад о поездке. Приятели собрались с необычайной даже для них стремительностью и отбыли в столицу.

— Надеюсь, вы не ждете похвал и благодарностей? — Риишлее говорил довольно строгим голосом, но в глазах всесильного министра сверкала веселая хитринка.

— Э-э-э… А в чем мы опять провинились? — удивился оу Дарээка. — Кажется, за время нашего отсутствия в Фааркооне никаких серьезных происшествий не случилось?!

— Судари, вы хоть понимаете, что ваши занятия дипломатией многие очень важные люди сочли крайне дерзким и крайне неуместным вторжением в свои угодья? С чего вы вообще вообразили, будто у вас есть право разговаривать с монархами иных стран и даже заключать с ними какие-то договоры?

— Ну вообще-то, — влез в разговор молчавший доселе оу Готор, — если мы и заключали какие-то договоры, то только исключительно как частные лица. Нам бы и в голову не пришло говорить от имени короля.

— Судари! — опять усмехнувшись, ответил на это Риишлее. — Вы, кажется, опять забыли, что в некотором роде входите в близкий круг его величества. А значит, при дворах других государей вас рассматривают не просто как неких безродных авантюристов, а как выразителей мнения Йоодоосика Третьего. И вот наше посольство в Старой Мооскаа присылает истеричную депешу в нашу дипломатическую службу, требуя разъяснений по поводу вашего неожиданного визита в этот город. А те едва ли не с ножом в руке требуют объяснений от герцога Моорееко и дамы Тииры, которые считаются вашими официальными покровителями. А эти, в свою очередь естественно, требуют объяснений у меня. И весьма раздраженно, надо сказать, требуют! Так что, думаю, я вполне вправе потребовать объяснений от вас. Так ради чего, судари, вам понадобился весь этот шум? Я уже знаю про ваши успехи в поисках древних сокровищ. Но что-то мне подсказывает, что это только лишь часть правды. Ну что вы там нашли в действительности?

Каменный пол, каменные стены и каменный потолок. Какой-то мертвый воздух, не дающий сделать полный вдох, и три больших сундука, стоящие на невысоком деревянном помосте.

В свете язычка пламени от стеклянного фонаря это действительно смотрелось невероятно фантастично, словно иллюстрация в книге или театральные декорации.

— Вот, — сказал Готор, и голос его звучал как-то хрипло и почти испуганно. — Нашли…

— Откроем? — недоверчиво спросил Ренки.

— Да, конечно… Нет, погоди. Сначала надо осмотреть сундуки и помост. Там могут быть разные ловушки. Ну вроде тех, что были возле клетки с котлом.

— Ну, — раздался голос почтеннейшего Йоорга. — Едва ли за столько лет какие-нибудь механизмы могли сохраниться в работоспособном состоянии. Однако вам виднее. Только, пожалуйста, осматривайте побыстрее, иначе я просто умру от любопытства!

Готор, то ли внявший вполне разумному доводу профессора, то ли и сам сгоравший от нетерпения, с осмотром сундуков закончил довольно быстро.

— Ну я открываю, — как-то неуверенно произнес он, скидывая довольно простой замок с первого сундука и берясь за крышку. — Пусто! — разочарованно произнес он, заглянув внутрь.

Ренки и профессор последовали его примеру и тоже поспешили заглянуть в открытое чрево таинственного сундука. И, несмотря на слова Готора, испытали внезапное чувство разочарования. Сундук действительно был пуст.

— Опаньки! — на сей раз голос Готора звучал куда бодрее. — А вот тут что-то есть!

Перед глазами быстро перебежавших к этому сундуку искателей сокровищ и правда предстала довольно заманчивая картина. Кованый ящик был набит почти до самого верха. Вот только чем? Какие-то короны, браслеты, подсвечники, коробочки, мешочки, несколько кинжалов, в углу даже притулился здоровенный молоток, причем явно не боевой, а вполне обычный. Такими до сих пор пользуются в кузнях или мастерских. Вот только этот был сделан из бронзы. Как, впрочем, и почти все остальные предметы в сундуке.

— Это просто потрясающе! — заявил профессор, едва ли не с головой нырнувший в глубины сундука. — Посмотрите только на этот набор медицинских инструментов! Мне не очень хорошо видно, но я почти уверен, что на крышке есть значки узелкового письма. Не будете ли вы, благородный оу Готор, так любезны посветить мне…

— Хм… А это что еще такое? — Голос благородного оу Готора почему-то звучал ужасно разочарованно.

Действительно, когда Ренки заглянул в сундук, то увидел, что внутри ящик разделен на два отделения, одно из которых пустое, а во втором стоит вполне обычный колокол. Такие можно найти в любом храме.

Когда Готор вынул колокол из сундука, то Ренки заметил, что на этом найденном предмете нет даже самых элементарных украшений, а от края отбит небольшой кусок.

— Хотя… — как-то задумчиво протянул Готор. — Профессор, — позвал он утонувшего во втором сундуке почтеннейшего Йоорга. — Вы не посмотрите?

— Что там? — крайне недовольно бросил почтеннейший, с большим трудом отрываясь от перебирания содержимого сундука. — Ну и… Э-э-э… Нет! Этого просто не может быть!

— Однако вспомните описание, — возразил ему Готор. — Размеры, отсутствие каких-либо украшений. И про эту выщерблину упоминалось многократно. Она появилась во время первого большого пожара в Старой Мооскаа, когда Колокол рухнул со своего постамента в храме.

— Но… Нет! — еле выдохнул профессор. — В это просто невозможно поверить! Ведь это же… Такая находка! Да ведь это прославит наши имена на вечные времена!

— А вот… Посмотрите на вторую половину сундука. Ренки, глянь ты. Эта выдолбленная полость ничего тебе не напоминает?

— Так коллекционеры обычно хранят какое-нибудь редкое и дорогое оружие, — высказался Ренки, с большим недоумением смотрящий на Готора и профессора, раскудахтавшихся над куском бронзы. — Э-э-э… Ты думаешь?

— Угу, — подтвердил его подозрения Готор. — Вот тут точно бы разместилась та рукоятка. Посмотри внимательно — здесь явно место под набалдашник с демонами. А здесь — рукоять, тут — верхний ободок, затем грани. А вот тут, наверное, была боевая часть шестопера!

— О чем вы говорите? — поинтересовался профессор, не знавший об этой странице приключений двух приятелей.

— Мы говорим о Волшебном Мече Лга’нхи! — едва ли не заорал Готор.

— Но откуда такая уверенность? — удивился профессор. — Я не помню ни одного настолько подробного описания этого оружия…

— Мы его видели, — ответил Ренки, не без удовольствия заметив, как вытянулось лицо профессора. — Вернее, его часть.

— Но как? Где?

Внезапно исчезнувший свет не дал Ренки насладиться изумлением профессора.

— По размерам вроде подходит, — тем временем бормотал Готор, сунувший лампу в первый сундук и что-то внимательно там высматривающий. — И вот эти потертости, возможно, — следы ребер жесткости. А эти царапины вполне могли быть сделаны ручками, когда сюда запихивали что-то другое, также напоминающее сундук. Но тогда где?

— Эй, Готор, ты чего там? — осторожно спросил Ренки, чувствуя по голосу, что с приятелем творится что-то очень странное.

— Я более чем уверен, что тут хранился Амулет! — ответил ему глухим голосом Готор. — Сам посмотри — в этой пещере мы нашли одну из трех Священных Реликвий. И следы второй. А если верить описаниям моего деда, Амулет вполне вместился бы в этот вот сундук. И, судя по тому, что он рассказывал про то, как артефакт выглядел в собранном виде, эти следы в сундуке вполне могут быть оставлены именно Амулетом.

На несколько мгновений все трое кладоискателей погрузились в задумчивое молчание.

— Слушай! — В голову Ренки, как наиболее (в данный момент) здравомыслящего в этой компании, при словах «три Священных Реликвии» вдруг пришла вполне логичная мысль. — А ведь не сходится!

— Что именно? — вскинулся Готор.

— Ну сам вспомни, что ты мне говорил, — начал объяснять Ренки. — Амулет исчез перед смертью Манаун’дака. Волшебный Меч был утрачен, кажется, где-то во времена Первой Династии. А Колокол был на виду аж до развала Старой Империи при Третьей Династии. Как же они все могли оказаться в одном месте, а потом снова разбежаться по миру?

— М-да… — надолго задумался Готор. — Могу только предположить, — сказал он спустя какое-то время, — что тот, кто принес прятать Колокол, не удержался и утащил Амулет. Дед рассказывал, что артефакт мог оказывать гипнотическое воздействие на людей. Те либо боялись его до смерти, либо жаждали заполучить его всей душой. Возможно, он и Меч прихватил. Может, думал, что волшебное оружие поможет ему в битвах, а может, просто цацка понравилась!

— Тогда почему он и Колокол не забрал? — логично возразил на это Ренки.

— Почему-почему… — буркнул Готор. — Руки заняты были. Или не нужен ему был Колокол ни фига. Надо хорошенько сундуки изучить на предмет надписей. И подумать, как будем Колокол из страны вывозить. Что-то я сильно сомневаюсь, что оу Лоодииг не попытается наложить на него свои загребущие лапы.

— Колокол? — даже переспросил Риишлее. — Неужели тот самый?! Но я не помню, чтобы в списке «подаренных» вам предметов был какой-то колокол.

— Там он проходит под немного другим названием, — весело ответил ему Готор.

— Ну я не думаю, что это будет так сложно, — пожал плечами Ренки. — Откуда оу Лоодиигу вообще знать, что мы что-то нашли? Просто вернемся и скажем: храм — вот он, тут. Вот камни из стен храма, с изображением собак. А вот — веночек из полевых цветов, набранных в окрестных полях, его сплела специально для вас наша Одивия.

— Эх, если бы, — грустно ответил Готор. — Лоодииг совсем даже не дурак. Он поймет, что мы не просто так спаивали его людей. Доказать, конечно, ничего не сможет, но проверить — обязательно проверит. Во-первых, сюда людей пошлет. Они пройдут по нашим следам (их не скрыть) и рано или поздно обнаружат эту пещеру и поймут, что мы что-то нашли. Еще проще — устроить негласный обыск нашего багажа. Для опытной организации — это дело несложное. Даже если мы приставим Гаарза круглосуточно сторожить наше барахло, всегда можно отвлечь охранника. Особенно если действовать нагло. Пригласить нас куда-нибудь на официальную встречу, а Гаарза внезапно обвинить в краже, к примеру. Спустя пару часов его, конечно, отпустят с извинениями, но за это время успеют перерыть все, что можно. Да и пары часов много. Багажа-то у нас, по сути, пара сундуков всего. Наш, с оружием. Да с тряпками — Одивии. Еще портфель с бумагами да несколько наших тючков со сменной одеждой. Путешествуем ведь налегке! Ну накупили мы тут, в Старой Мооскаа, кой-каких нарядов да сувениров на память… Колокол хоть и не особо велик, но и его среди такого багажа не спрячешь. Да и в карман не положишь, и на шляпу не подвесишь, заявив, что это такая новейшая мода.

— Закопать в укромном месте, а потом… — предложил было Ренки.

— А потом — выкопают раньше нас. Уверен — оу Лоодииг землю рыть будет и буквально, и в переносном смысле. Всех местных жителей перетрясет, и уж они-то точно ему покажут, куда мы ходили да что делали. Но самая главная проблема, друзья мои, видится мне не в этом. Колокол мало найти. Надо еще и убедить остальных, что это именно он! А как вы вообще собираетесь убеждать других, что это именно тот самый Колокол, если он внезапно возникнет где-то на Новых Землях, в пределах Тооредаана? Думаете, не найдется множество желающих просто высмеять нашу находку и объявить ее подделкой? Особенно если герцоги Гиидшаа это оплатят? А нас — я в этом более чем уверен — назовут либо прохиндеями и жуликами, либо наивными дурачками, нашедшими дурацкую жестянку и вообразившими, что это — одна из трех Реликвий! Совсем другое дело, если Колокол будет обнаружен в древнем кладе в паре дневных переходов от бывшей столицы Старой Империи!

— Так что вы предлагаете, сударь? — возмущенно влез в разговор профессор Йоорг, несколько испуганный последними словами Готора, ибо в них было слишком много правды. — Отдать нашу находку этим мооскаавцам? А, уж извините за низкий стиль, рожи у них не треснут? Сколько тысяч лет из всей Старой Империи соки тянули, а теперь им еще и наш Колокол отдавать?!

— Спокойно, почтеннейший, — внезапно улыбнулся Готор, глядя на разбушевавшегося профессора. — Никому ничего отдавать мы не будем. Вернее, возможно, кое-что и придется отдать, но точно не «наш» Колокол. Я просто к тому, что… Знаете поговорку, что лист лучше всего в лесу прятать? Вот сначала нам надо этот лес посадить, а потом уж и лист прятать…

— Ну и? — поторопил Риишлее Готора, на его взгляд излишне неспешно ведущего свое повествование.

— Оглянулись мы хорошенько, — скромно ответил Готор, деля свои заслуги на всех. — В сундуке с разным барахлом парочка специальных треног была, под горшки там разные — котлы на огонь ставить. Ну мы и сообразили в одну из таких треног Колокол вверх дном засунуть и сверху из мешочков камней да монеток насыпать. Получилось очень даже… Сама-то тренога вся из себя кружевная да гнутая, а колокол в ней — вроде фона. А то, что стенки толстые, — так ведь отливали-то его в незапамятные времена, многого требовать от тех древних мастеров не стоит. А камешки (яшма да нефрит полированные в основном) да монетки серебряные и золотые глаз от «горшка» на себя отводят.

— Хм… Разумно, хотя и нагло, — кивнул Риишлее. — Только вот меня такое вряд ли бы обмануло… Неужели оу Лоодииг купился? Да и ученый люд из университета Старой Мооскаа… Неужели они подвоха не заметили?

— А мы сразу опись найденного составили. В ней наш Колокол значился, как «сосуд бронзовый конусообразный, на подставке, с камнями и монетами». Все монетки и камешки были пересчитаны и указаны отдельно. А потом Ренки с профессором остались охранять ценности, а я поспешил организовать их вывоз. Я имею в виду вывоз плиты и одного из сундуков. Того, в котором раньше Колокол был. Для него, правда, другой сундук заказывать пришлось, потому как времечка прошло уже много и он мог развалиться просто под собственной тяжестью. Пока-то его бронзовая обтяжка сдерживала, но вот коли начать ворочать…

— А почему именно тот сундук, в котором был Колокол? Он выглядел крепче других?

— Нет, немного по другой причине. Впрочем, об этом, если позволите, позже. В общем, чтобы такую плиту здоровенную тащить, много чего понадобилось… И канаты, и скобы специальные, и катки, и прокладки, чтоб плиту не попортить, и еще много всего. Вот под это дело я, в числе прочего, заказал в одной мастерской что-то вроде бронзового ведерка таких же размеров, что и Колокол. Сложнее всего было его «состарить», наведя искусственную патину. Пришлось изрядно побегать по разным аптекам, красильням и кожевенным мастерским. Но в конечном итоге я нашел медный и железный купорос, нашатырный спирт и еще разную гадость… Не буду объяснять вам технологию, но в результате это бронзовое ведро стало выглядеть очень старым. И так удачно получилось, что как раз через пару дней после того, как я заменил ведерком Колокол, нас и «поймали» за попытку провезти плиту мимо столицы. А сам Колокол я к тому времени уже дегтем заполнил, якобы для смазки катков, по которым мы плиту катили, и к телеге с разным рабочим инструментом подвесил! Даже специальные дужки пришлось делать… Ну а дальше было много-много ругани с оу Лоодиигом, торговли и прочей «дипломатии». В конце концов удалось выторговать даже больше, чем я надеялся, — нас хоть и обобрали безбожно, но зато позволили самим выбирать «свою долю» добычи. Жулье мооскаавское! Эта университетская братия, правда, за отбором следила, будто я у них детей краду. Из-за каждого браслетика, каждой фитюльки едва ли не в драку лезли… Особенно профессор Торб. Вроде милейший человек, но при виде древних жестянок в горло готов вцепиться почище тигра! Но и это «испытание» мы пережили. Оставалось только очистить настоящий Колокол от дегтя и поменять его местами с ведром. Оу Лоодииг нам все-таки устроил последнюю проверку, и уже перед самой погрузкой на корабль сверил вывозимое имущество. Да только «сосуд бронзовый конусообразный, на подставке» в количестве одна штука был на месте. Все камешки-монетки в нем по счету, и даже медного колечка, не отраженного в списке, среди нашего имущества не нашли.

— Но, — после некоторой паузы, задумчиво спросил Риишлее, — а к чему были все эти сложности? У меня вот, например, в голове мелькнуло несколько вариантов, как можно было бы умыкнуть Колокол с куда меньшим риском и меньшими хлопотами…

— А помните, вы же сами, благородный Риишлее, как-то сказали, что, найдя одну из Священных Реликвий, Гиидшаа потом смогут любую жестянку называть древним сокровищем и им поверят? А значит, чтобы нейтрализовать герцогов, надо убедить всех, что это сокровище принадлежит именно королю Йоодоосику Третьему и он владеет им по праву. Наша находка — признанная коллекция артефактов! Признанная аж на уровне университета Старой Мооскаа. И плита, под которой якобы нашли все эти бронзовые штуки, отныне выставлена на одной из площадей города, возле храма Оилиои. Так что сомнений в их подлинности ни у кого возникнуть не должно. А табличка с нашими именами на ней прямо указывает на причастность подданных Йоодоосика Третьего к этой невероятной находке. Теперь мы торжественно сдаем нашу долю добытого для изучения в университет Западной Мооскаа. А там почтеннейший Йоорг — возможно, с коллегами — делает невероятное открытие. «Сосуд бронзовый конусообразный» есть вовсе и не сосуд, а — барабанная дробь! — Священный Колокол! Что натолкнуло его на эту мысль? А вот тут, в правом отделении находившегося в кладе сундука есть специальная выемка для хранения другой Священной Реликвии, часть которой (вот ведь удача!), находится в сокровищнице короля Тооредаана! Может — с незапамятных времен, может — еще как… Этот вопрос надо будет проработать… Рукоять прикладывают к нужному месту. Она полностью подходит, что подтверждает — сундук тот самый! А «сосуд бронзовый конусообразный», оказывается, в точности соответствует многочисленным описаниям того самого Колокола. Да вы и сами гляньте, люди добрые, разве ж это похоже на сосуд? Вы только посмотрите на форму, оцените толщину стенок и, в конце-то концов, звон, который раздается, стоит только ударить по нему молоточком! Это же типичный колокол! А что еще может находиться в одном древнем кладе с Мечом Лга’нхи, как не эта Священная Реликвия? Тем более что храм был разрушен как раз во времена развала Старой Империи, именно тогда, когда пропал Колокол. Если кто-то сомневается, можно созвать консилиум ведущих специалистов. Пусть они осмотрят наш Колокол и попробуют опровергнуть его древность и соответствие известным описаниям и рисункам!.. Оу Лоодииг скрежещет зубами и злобно плюется. Но с нас-то взятки гладки! Я — всего лишь любитель истории и с ходу опознать такую вещь никак не мог. Если кто тут и сел в лужу, так это профессора университета Старой Мооскаа, которые так старательно изучали насыпанные в колокол монетки и камешки, что на саму «тару» даже не обратили внимания. Впрочем, и их сильно винить не стоит, ведь даже сам профессор Йоорг — один из ведущих специалистов по доимперским временам — и тот не сразу смог опознать этот предмет. Так чего можно ждать от мооскаавских профессоров, которые были вынуждены работать в спешке? Конечно, начальник Бюро всеобщего блага проведет тщательное расследование и поймет, что его надули. Но признавать этого, уверен, не станет. Всем проигравшим останется только поздравить нас, постаравшись придать своим физиономиям не слишком кислые выражения. Ибо что ни говори, а находка Колокола — это явный знак благоволения богов к Йоодоосику Третьему. На это мы и будем напирать. А идти против воли богов — нарываться на ответную грубость!

Готор закончил свою страстную речь и, плеснув в бокал вина, залпом влил напиток в пересохшее горло.

— Браво! — Риишлее, переборов очередной приступ беззвучного хохота, даже слегка поаплодировал оратору. — Весьма изящно. Формально — не подкопаешься, зато дернуть лишний раз оу Лоодиига за нос будет отнюдь не лишним. А то этот «потенциальный союзник» слишком уж наводнил наши края своими шпионами… Благоволение богов? — продолжил он, становясь намного серьезнее. — Это, сударь, не совсем та материя, с которой можно играть без всякого страха. Хотя в последнее время я и правда склонен считать, что удача стала поглядывать на Тооредаан куда благосклоннее. После разгрома на Тинде кредонцы стали намного более осторожными. На Зарданском плоскогорье они почти не предпринимают никаких действий, несколько раз сильно разбив носы о Вал оу Зоодиика (так стали называть созданные им укрепления)… Да и ваши пираты оттягивают на себя немало сил, ибо, как вы и предсказывали, пиратство стало входить в моду и теперь на кредонцев нападают не только корабли с Литруги. Насколько я знаю, — Риишлее позволил себе слегка усмехнуться, — в Срединном море на каждого литругского пирата теперь приходится не меньше десятка своих, доморощенных, в основном — с Южных Земель. Правда, чтобы не навлечь неприятности на свои края, грабить они предпочитают под стягом с красной головой вепря на черном поле. Уж извините, Готор, но ваш бело-сине-красный кажется им недостаточно страшным. Не надо делать такое недовольное лицо, благородный оу Дарээка. Большинство из этих прощелыг толком даже не знают, как выглядит ваш родовой герб, и потому малюют разное уродство. Вы потом всегда можете отречься от этой сомнительной славы… Так что кредонскому флоту теперь есть чем заняться. А с учетом того, что и адмирал оу Ниидшаа отнюдь не бездельничает, кредонцам сейчас не до наступательных операций. Оу Ниидшаа, кстати, обещает к следующему году сделать республиканцам большой сюрприз. И, судя по стенаниям герцога Моорееко, обвиняющего его в разграблении королевской казны, сюрприз действительно будет достаточно грандиозным. Моорееко, кстати, вами тоже доволен. Кажется, эксперименты с налогами начали выливаться во что-то достаточно осмысленное и разумное. Он даже начал намекать королю, что пора бы распространить эту систему на все королевство. Пусть и не сразу… В общем, судари, что ни говори, а потрудились вы в этом году вполне неплохо. Не знаю, как на благоволение богов, а вот на благоволение короля и людей его ближайшего круга вы вполне можете рассчитывать.

Хрустальный зал, где обычно проходили «домашние приемы», как всегда, сиял необычайным светом своих диковинных люстр.

Разумеется, на «домашний прием» дамы и кавалеры постарались надеть свои лучшие наряды и дорогие украшения, ибо в кругу избранных и конкуренция будет весьма высока, так как выделяться придется не среди серенькой массы грубых вояк, университетских сухарей и провинциальных оу, в силу каких-то обстоятельств приглашенных на королевский прием, но на фоне таких же сливок дворцового общества и под прицелом сотен натренированных глаз, которые будут оценивать каждого с особой пристрастностью, если не сказать — жестокостью, и за неудачно подобранный наряд выносить исключительно смертные приговоры.

Одеться так, чтобы, с одной стороны, дерзко выделиться из толпы, а с другой — не нарушить какого-либо закона текущей моды, было целой наукой, куда более сложной, чем математика или там натуральная философия. А ведь наряды — лишь малая составляющая той вселенной, законы которой надо было изучить в совершенстве, чтобы стать своим в кругу этих людей.

Впрочем, внешне все выглядело довольно мило и доброжелательно, ибо в подобном обществе яды принято подавать в сладкой оболочке, а клинки — украшать золотом и драгоценными камнями.

После долгого отсутствия, связанного с опалой и путешествиями, оу Готор и оу Дарээка чувствовали себя здесь немного неловко, даже несмотря на то что наряды им подбирали специально присланные их официальными покровителями портные, а значит, одеты они были безупречно.

Тем не менее эти освещенные хрусталем паркеты скрывали в себе еще множество ловушек. Можно было попасть впросак, просто неправильно прореагировав на «модную» шутку, неверно оценив чей-то статус или не сразу поняв какой-либо намек.

Оу Готору было чуточку проще — он почти сразу влился в свиту герцога Моорееко, где быстро нашел темы для бесед с входящими в нее «чудаками», одержимыми идеями извлечения прибыли из всего, что только можно, забросавшими его вопросами о состоянии дел в Мооскаавской сатрапии и немедленно устроившими какой-то малопонятный для окружающих спор.

А вот оу Дарээка пришлось пока держаться настороже, по возможности кратко отвечая на приветствия и вопросы и избегая продолжительных бесед.

— Хм… племянничек, — услышал Ренки за спиной знакомый голос. — Ты опять так жмешься к колоннам, что мне впору снова завести с тобой разговор о твоей шпаге, чтобы ты немножко оттаял и пришел в себя…

— Простите, дама Тиира. — Ренки склонился в полагающемся случаю поклоне. — Я несколько отвык от двора… Однако позвольте вам заметить, что вы как всегда ослепительно прекрасны, и к подобному совершенству привыкнуть просто невозможно!

Ренки даже не пришлось врать. Дама Тиира и впрямь резко выделялась из толпы, причем не роскошью нарядов и блеском драгоценностей. Она была само величие и напоминала даже не королеву, чьи функции, как первая дама двора, выполняла на этом приеме (королева, как обычно, была нездорова), а скорее — какую-то богиню, снизошедшую до простых смертных. И при этом с расстояния в десяток шагов дама Тиира выглядела едва ли не моложе юных девушек из своей свиты. Фрейлины сбились в стайку в нескольких шагах за ее спиной, а это могло означать, что дама желает побеседовать с оу Дарээка с глазу на глаз.

— Что ж, — усмехнулась дама, — похоже, ты быстро восстанавливаешь форму. Твои комплименты уже не кажутся вырубленными топором из древних трактатов о «достойных манерах вьюношей звания благородного». Но… Демоны побери! Что это?

— Всего лишь… — Ренки делано равнодушно пожал плечами. — Новая гарда для моей старой шпаги.

— И с чего это ты решил изменить своей старой жестянке? — искренне удивилась дама Тиира и улыбнулась. — Проклятье, теперь ты заставил меня говорить о своей шпаге!

— Мы были недалеко от Олидики, и я познакомился кое с кем из потомственных мастеров. Вот они мне и сделали гарду, достойную этого клинка. Говорят, мастерская, в которой когда-то выковали саму шпагу, находилась буквально в сотне саженей от той, где делали гарду, и имеет такую же древнюю историю. Так что они достойны друг друга. Мне ее прислали буквально пару дней назад вместе с караваном, которым прибыло посольство Мооскаавской сатрапии, так что фактически я «вывожу ее в свет» впервые.

— А в тебе и правда есть потенциал незаурядного светского человека, — одобрительно заметила дама Тиира, с удовольствием разглядывая шпагу. — Ты создал моду на подчеркнутое пренебрежение роскошью и сам же отказался ей следовать. Уверена, половина щеголей в этом зале, пришедших с медными «побитыми» гардами, сейчас мысленно лопается от злости и зависти. К тому же — вещь действительно превосходная. Неужели это просто сталь? Выглядит словно бриллиант… Потом скажешь мне, как связаться с этой мастерской, я им тоже закажу что-нибудь. За любые деньги!

— Э-э-э… Простите, дама Тиира, — слегка растерянно ответил Ренки, с трудом отрывая взгляд от своего нового, необычайно изящного и блистающего полированной сталью эфеса. — Но, насколько я понял, в тех мастерских очень гордятся тем, что делают только оружие, и ничего более…

— Говоришь — делают только оружие? — отмахнулась от проблемы дама Тиира. — Ничего, закажу пряжку в виде кинжала или заколку, напоминающую стилет. Помогу ввести тебе новую моду! Впрочем, об этом позже. А сейчас — светские новости, которые тебе стоит знать. Для начала — твой приятель оу Заршаа все-таки женился на девице из рода Краастов. Только этим дурачкам не хватило ума вести себя тихо. Пока ты отсутствовал, было уже несколько громких скандалов в этом вновь образованном семействе. Кажется, оба супруга искренне ненавидят друг друга и вовсю доказывают это. Один не вылезает из борделей, вторая кокетничает напропалую со всеми подряд, нарываясь на очень серьезные неприятности. И все это, как ты понимаешь, отнюдь не способствует надежному союзу семейств, как то было задумано изначально. По слухам, все винят в этом именно тебя! Даже не спрашивай, почему. То ли у тебя в прошлом была какая-то история с этой девицей, то ли твой приятель Лоик сдуру ляпнул, что это ты его подставил, ну с той дуэлью. А сам, дескать, неспроста отправился в плаванье с известной тебе купчихой. В любом случае если семейства Заршаа и Краастов в чем-то сходятся, так это в общей ненависти к твоей персоне. Насколько я слышала, несколько юношей и с той, и с другой стороны поклялись вызвать тебя на дуэль и заколоть самым беспощадным образом. Только вот вызывать самим им старшие не разрешат, потому что это означало бы иметь дело со мной. Но вот сделать так, чтобы ты их сам вызвал… И не корчь такие рожи! Я тебе это запрещаю! Кто бы кого ни заколол — это создаст множество проблем, разбираться с которыми придется мне. А у меня, знаешь ли, и без того хватает дел поважнее.

— Но… — попытался было возразить Ренки. — Ведь может быть такая ситуация, когда…

— Работай мозгами, мальчик, — оборвала его дама Тиира. — Не попадай в «такие ситуации», а если уж попал — выходи с честью, но без драки. А вообще… Впрочем, об этом позже. О чем тебе и твоему приятелю действительно стоит беспокоиться, так это о прибывших ко двору герцогах Гиидшаа. Они давно уже относятся к вам двоим, мягко говоря, не слишком хорошо. А после вашей находки (о ней еще не объявляли официально, но Гиидшаа, конечно, уже все знают) вы для них не просто враги. Вы — опасные враги! Сами они, конечно, на вас покушаться не станут, но в их свите достаточно много головорезов, готовых и на заказную дуэль, и на удар кинжалом в темном переулке, и на крупинку яда, попавшую в бокал вина, и даже на смазливую девицу, случайно оказавшуюся в вашей постели, с таким букетом болезней, от которого даже сама богиня Оилиои не вылечит! И не кривись так, это та правда, с которой тебе отныне придется жить! Но сначала Гиидшаа попытаются вас купить. А если не получится — скомпрометировать, выставив предателями, преступниками или бесчестными людьми. У вас, конечно, есть защита, а главное — доверие короля. Но придется быть весьма осторожными, тщательно выбирать знакомства и следить за спиной, чтобы случайно не заполучить в нее кинжал. Ну вот, это, пожалуй, те светские сплетни, которые тебе действительно стоит знать. Если интересуешься жизнью двора, можешь поболтать с моими девочками, они подробно тебе нащебечут, кто, с кем, когда и зачем. Будешь в курсе всех последних новостей. Ну а я и так уделила тебе неприлично много внимания. Пора заняться другими гостями.

Нельзя сказать, что новости дамы Тииры сильно порадовали Ренки.

Война с герцогами Гиидшаа, война по правилам подлым и бесчестным, даже не столько пугала, сколько вызывала отвращение. Ренки уже давно не был прежним наивным юношей и прекрасно понимал: для того, чтобы победить в подобной войне, необходимо в какой-то мере опуститься на тот же уровень. Нет, не обязательно делать подлости самому. Но придется жить в этой грязи и думать о тех подлостях, которые можно ожидать от врагов. Все это было мерзко и почему-то навевало воспоминания о грязном вонючем трюме каторжного судна.

По сравнению с этим угроза быть вызванными на дуэль Заршаа или Краастами казалась просто смехотворной. Но вот намеки на появившуюся враждебность у самого оу Лоика Заршаа столь же смехотворными отнюдь не были. Ренки искренне считал его одним изсвоих друзей и весьма дорожил этой дружбой. В конце концов, Лоик протянул ему руку, когда сам Ренки был в куда более низком и уязвимом положении, и не ценить подобное было бы просто свинством. То, что эта дружба могла перерасти во вражду, по-настоящему ранило и угнетало его.

Раздумывая о подобном повороте и о том, как можно исправить возникшее недоразумение, Ренки даже не сразу обратил внимание на некоторую суету в зале. Лишь когда чья-то рука слегка подергала его за рукав, он обернулся, заметив Готора. А заодно увидел, что придворные уже почти выстроились вдоль стен зала, дабы приветствовать короля, и поспешил вслед за другом занять положенное им место.

Король как всегда буквально вплыл в зал и пошел вдоль ряда придворных, изредка останавливаясь, чтобы поздороваться или обменяться десятком слов с кем-то персонально, тратя на каждого не более минуты. А затем следовал дальше, оставляя счастливчика млеть под завистливыми взглядами окружающих.

Удостоились этой чести и оба товарища.

— А, наши храбрые путешественники, — улыбнувшись, заметил его величество.

Затем зачем-то потрогал лацкан камзола оу Дарээка, а потом и оу Готора. Ренки почему-то показалось, что он трет ткань на манер приказчика в лавке, пытаясь оценить ее качество.

— Весьма рад видеть вас во дворце, — добавил Йоодоосик Третий и продолжил свой обход.

Почтительно проводив глазом королевскую спину, Ренки скосил глаза и с некоторым удивлением увидел в своей петлице маленькую красную гвоздику.

Точно такая же алела и на лацкане камзола оу Готора Готора.

(обратно) (обратно)

Егор Чекрыгин Странный приятель. Таинственный Амулет

Часть первая

Глава 1

Флот горел.

Горело несколько флотов.

На огромном пространстве, от горизонта до горизонта, пылали корабли, разбитые залпами пушек, соединенные друг с другом абордажными крючьями.

Корабли горели, взрывались или, сумев отцепиться и поднять паруса на уцелевшем обломке мачты, из последних сил подбирались к очередному врагу, чтобы вгрызться в его глотку уже почти беззубыми челюстями, смыть вкус пороха в горле горячей вражеской кровью и поставить еще одну точку в этом свирепом противостоянии.

Битва уже достигла такого накала и была столь яростной и бескомпромиссной, что ее участники, обезумев и полностью презрев страх гибели, готовы были взрывать собственные корабли, если им казалось, что противник начинает одерживать верх.

Потому что слишком многое было поставлено сегодня на карту. Сегодня решался вопрос, кто будет владеть проливом в Срединное море, а значит, владеть всем миром.

Ренки повесил шпагу на специально вбитые корабельным плотником крючки на стене и, отступив на несколько шагов, с необычайно довольным видом полюбовался экспозицией.

По краям — мушкеты и пистолеты, изготовленные в лучших мастерских мира. Но это ни в коем разе не декоративное оружие, а очень даже боевое, ибо высокая цена платилась не за драгоценную отделку, но за качество. Закрепленные в специальных держателях мушкеты и пистолеты можно было в любую секунду снять со стены, зарядить и использовать по прямому назначению. Хоть сейчас готовы были выполнять свою боевую роль и абордажные протазаны, топоры и пики, тоже служащие украшением каюты. Капитанской каюты. Личной капитанской каюты капитана оу Ренки Дарээка!

В центре этой экспозиции красовался единственный трофей, повешенный здесь, можно сказать, ради похвальбы, — шпага контр-адмирала кредонского флота оу Раавиинга. Впрочем, и она была не только почетным напоминанием о доблести и удаче благородного оу Ренки Дарээка, но и предостережением от опасности недооценки врага. Несмотря на не слишком-то героическую внешность, адмирал оказался настоящим воином, и только молодость и толика удачи спасли самого Ренки, его друзей, команду, да и весь корабль от гибели в огненном цветке, распустившемся от взрыва крюйт-камеры. Контр-адмиралу почти удалось погубить врагов-тооредаанцев, и лишь по чистой случайности его план не сработал.

Вообще-то обычно благородный оу Ренки Дарээка был не слишком-то склонен задумываться о превратностях судьбы, давно научившись принимать как удары, так и подарки, преподносимые жизнью, со смирением воина, знающего, что подчас все твое мастерство, сила и решительность — ничто по сравнению с капризами распутной девки-удачи. Но были некоторые моменты в его жизни…

Вот взять хотя бы того же оу Раавиинга. Доля секунды стала непреодолимым горным хребтом между его триумфом и позорным поражением. Если бы Ренки задержался с прыжком и чуть менее верно направил удар шпаги или если бы выпущенная адмиралом пуля не ушла в потолок, не стать бы ему, благородному оу Дарээка, владельцем и капитаном великолепного фрегата «Счастливый», некогда ходившего под кредонским флагом и носившего имя «Беспощадный».

А если бы не тот удар кинжалом, прервавший жизнь одного не слишком благородного офицера и круто изменивший судьбу молодого романтичного сопляка оу Ренки Дарээка, решившего ответить на оскорбление, кто знает, как бы сложилась его последующая жизнь? Сопутствовала бы ему удача или нет, в любом случае жизнь его была бы совершенно другой, и сейчас Ренки было даже страшно подумать о подобном отклонении своего пути.

Да, суд, каторга — это было ужасно! До сих пор Ренки иногда просыпался в холодном поту, все еще ощущая на руках и ногах ржавую тяжесть кандалов и слыша свист кнута надзирателя за спиной.

Но там же, на каторге, он встретил верных друзей, с которыми вместе идет по жизни уже многие годы и благодаря которым ему удалось сделать весьма неплохую карьеру! Мало кто в истории королевства Тооредаан, а может быть, и в истории вообще, мог похвастаться таким количеством наград, как их знаменитая банда.

И конечно, первым среди друзей был благородный оу Готор Готор (или Сергей Говоров, как называли его в мире, откуда он прибыл в мир Ренки). Сам оу Готор считал, что его появление здесь связано с неким таинственным Амулетом, которым тысячи лет назад владел другой пришелец из его мира, вошедший в легенды под именем Манаун’дак, что на одном из языков древности означало «взрослый ребенок».

Поисками этого Амулета и занимались друзья в свободное от сражений и забот по управлению своими феодальными уделами время. Увы, но война с Кредонской республикой, заявляющей свои права на владение чуть ли не всем миром, забирала слишком много сил и времени и требовала от тооредаанцев огромных человеческих жертв.

Хотя если бы не она, едва ли приятелям удалось бы выбраться с каторги, подняться от бесправных узников до военных вождей берега и войти в ближний круг доверенных лиц самого короля!

А взять тот же «Счастливый». Даже не жадность, а восхищение видом прекрасного корабля помешало тогда людям оу Готора и оу Дарээка сжечь этот фрегат, чтобы тот не достался врагу. Они отвели корабль в укромное место и выбросили на мель в надежде, что рыскающие в поисках врагов кредонцы его не отыщут.

Спустя полгода, несмотря на множество пережитых приключений, военные вожди берега успели вернуться за своей добычей до сезона ураганов, залатать разбитый ядрами корпус и, починив такелаж, отвести корабль в Фааркоон — свою, можно сказать, столицу.

Потом Ренки поднатужился, раскошелился и выкупил «Беспощадного» в личную собственность. Пришлось еще немного потрясти мошной и выложить денежки на более тщательный ремонт, оснащение и даже переделку рангоута, благодаря чему фрегат стал гораздо быстроходнее.

И вот теперь Ренки — полноправный капитан собственного военного корабля! Как настоящий военный вождь берега. Немного защитник, немного пират, но в любой из этих ипостасей — верный слуга короля. О чем еще можно мечтать?

Разве что о еще больших подвигах и славе? Но именно за ними он и собирается отправиться в самое ближайшее время. Ведь всего-то месяц назад всесильный верховный жрец, старший цензор Тайной службы и военный министр в одном лице — благороднейший Риишлее — в очередной раз вызвал их с Готором в столицу королевства Тооредаан, славный город Западная Мооскаа.

Красная гвоздика в петлице — это замечательно! Это придает особый вес ее владельцу в глазах всякого, кто понимает. Но… Подбирать наряд для выхода в свет — и так истинная морока для воина, который в оружии и подвигах на поле брани разбирается куда лучше, чем в тряпках и украшениях. А одеваться, подбирая всю свою одежду под эту сравнительно небольшую брошку, сияющую гранатово-красной эмалью, — и того сложнее.

И хотя над владельцем подобного «украшения» никто смеяться не станет, ибо это знак вхождения в ближний круг короля, тем не менее пренебрегать модой и светскими условностями неразумно. Светское общество может быть куда более жестоким и коварным, чем самые свирепые кредонские солдаты, разбойники и кровные враги, в достаточно большом количестве охотящиеся за благородным оу Ренки Дарээка и его немногочисленными друзьями.

Так что Ренки с Готором, собираясь во дворец, выбирали наряды очень тщательно, а перед выходом, встретившись в холле своего столичного дома, внимательно и скептически оглядели друг друга.

— Нормально, — махнул рукой Готор. — Немного тускловато. Но вроде особо серьезных ошибок не видно.

— Ты тоже в порядке, — буркнул Ренки, во-первых уставший наряжаться, а во-вторых, слегка огорченный определением «тускловато». — Как думаешь, зачем нас вызвали? И почему в Большой дворец?

— Даже отдаленно не представляю, — развел руками Готор. — Вроде грехов за нами никаких не числится. Если бы дело касалось Тайной службы или поисков Амулета, нас бы вызвали в Малый дворец, к Риишлее. По поводу финансов я, скорее всего, получил бы приглашение от герцога Моорееко. Может, это как-то связано… — Готор многозначительно постучал по гвоздике в своей петлице. — В общем, гадать бессмысленно, — продолжил он с наигранной беззаботностью. — Полагаю, через час-другой мы и так все узнаем.

Чем дальше — тем страннее. По прибытии во дворец встретившие их личные слуги короля провели друзей не в особые королевские покои, где уже неоднократно заседал «совет заговорщиков» — людей, осведомленных об иномирном происхождении оу Готора Готора и желающих использовать его знания на благо Тооредаана, — а в некий кабинет для официальных заседаний, обычно пустовавший, ибо его величество Йоодоосик Третий предпочитал вершить дела королевства либо в куда более приватной обстановке, либо на паркетах королевских приемов.

— Хм… Посмотри — адмирал оу Ниидшаа, — не удержавшись, ткнул Ренки локтем своего приятеля, заметив форму морского офицера.

— И генерал оу Дезгоот, — улыбнувшись, показал на противоположный угол Готор. — Прямо даже не знаю, к кому из них бежать первому, чтобы поздороваться.

— Конечно к Риишлее! — возмутился подобным незнанием этикета Ренки. — Он же тут пока самый старший.

Друзья направились к всесильному верховному жрецу и своему главному патрону, преследуя при этом тайную надежду узнать цель данного собрания. Но тот хоть и ответил весьма тепло и любезно на их приветствия, однако предпочел сохранить тайну.

Столь же любезный и теплый прием они получили и у оу Ниидшаа с оу Дезгоотом — когда-то друзья вместе с генералом и адмиралом участвовали в знаменитом рейде на Тинд. А генерал так и вовсе когда-то был их полковым командиром, с которым они вместе не раз смотрели в глаза смерти, но успешно выбирались из самых, казалось бы, безнадежных ситуаций. Увы, но даже оу Дезгоот ничего не знал, а адмирал, возможно, о чем-то и догадывался, но, как человек благоразумный, предпочел оставить эти догадки при себе.

Но вот разговоры затихли, а приглашенные торжественно выстроились вдоль стен. Двери в покои короля открылись, и его величество вошел в зал с небывалой торжественностью, которую он обычно демонстрировал только в официальной обстановке.

Вошел, сел во главе стола в кресло, больше напоминающее трон, и сделал знак присутствующим занять свои места.

Началась небольшая суета и даже толкотня. Как обычно, места занимались согласно титулу, рангу и положению при дворе, а это подчас становилось задачей, способной завести в тупик даже университетского профессора математики. Как сопоставить придворные, гражданские и военные чины с древностью родов, заслуженными титулами и благосклонностью короля на текущей момент? С одной стороны, нужно не показать себя выскочкой, ибо можно опозориться, если вдруг его величество прикажет пересесть подальше от себя (подобные случаи бывали), а с другой — не умалить собственные достоинства, заняв неподобающее своему рангу место.

Кажется, только Готор, не стал мучиться решением столь непростых вопросов, а просто сел рядом с адмиралом оу Ниидшаа и генералом оу Дезгоотом, потому что находился и с тем и с другим в очень хороших отношениях. Ренки, лишний раз подосадовав на нелегкую науку быть придворным, подумав, согласился с этим выбором. Гвоздики в петлице давали им определенные привилегии, но в то же время, пропуская достойнейших полководцев вперед, они демонстрировали им уважение как своим бывшим командирам.

— Судари, — раздался негромкий голос короля, и всяческие шепотки и ерзанье на стульях мгновенно затихли. — Я собрал тут вас, самых верных моих слуг, дабы сообщить о своих планах. Приступайте, Риишлее.

— Итак, судари. — Голос военного министра был несколько громче королевского, но и к нему приходилось внимательно прислушиваться, дабы ничего не упустить. — Как вы знаете, в противостоянии с Кредонской республикой мы зашли в тупик. Мы сдерживаем врага, но сил наступать у нас нет. И уж тем более о том, чтобы вернуть наши законные владения, в создавшейся ситуации и речи быть не может. Возможно, стоило бы этим удовлетвориться — не захватили же нас в конце-то концов. Но казна королевства оскудевает, торговля и ремесла чахнут, а страна слабеет. Как ни грустно это признавать, у Кредона есть куда больший запас прочности, так что в конечном итоге победа может остаться за ним. Дабы не допустить этого, нам необходимо нанести удар. Один сильный и точный удар, который сможет переломить ситуацию в нашу пользу и заставит Кредонскую республику поумерить свой пыл. И этот удар мы нанесем на море! Да, судари, не удивляйтесь, именно на море. Там, где республика опасается нас меньше всего, полагаясь на свой самый сильный на всем океане флот. Нет-нет, друзья мои, у меня не случился приступ безумия. Все достаточно просто. Пока у них есть флот, любые поражения, которые мы сможем нанести вражеской армии на суше, кредонцы компенсируют за счет своих заморских владений, а главное — крайне доходной торговли. И пусть наши доблестные корсары, — Риишлее позволил себе улыбку в сторону военных вождей берега, — уже немало сделали, чтобы подорвать эту торговлю, только решительная победа заставит кредонцев умерить свою жадность и заговорить о мире. А теперь пусть благородный оу Ниидшаа, наш наиболее умелый адмирал, расскажет, каким именно образом мы будем сражаться с неприятелем на море.

Раздался стук в дверь, и в каюту, услышав: «Войдите», — ввалился Готор.

— Хе-хе… Обустраиваешь гнездышко? — поинтересовался он, разглядывая стену.

— Ну, это чтобы оружие всегда было под рукой, — чуть стесняясь, сказал Ренки, ожидая очередных подколок от приятеля. Так уже было, когда он взялся украшать свое жилище в поместье согласно собственным вкусам и представлениям о прекрасном. То есть привычно развесил по стенам много всякого стреляющего, режущего и колющего.

В качестве альтернативы Готор предложил другу украсить стены картинами, но был явно не понят. Нет, Ренки, конечно, ценил красивую гравюру в книжке, да и в его городском доме картины имелись — остались от прежнего хозяина. Он даже, следуя придворной моде, поддерживал разных там поэтов и художников, хотя душа его куда более была расположена к простым радостям вроде площадных пьес и баллад бродячих сказителей. Но в своем собственном доме он хотел обустроить все согласно своим собственным вкусам. Как и в каюте своего собственного корабля.

— Если хочешь, чтобы оружие всегда было под рукой, — усмехнулся Готор, развалившись на диване, — держи его в оружейном шкафу, а не на стенке. А то пока снимешь его со всех этих крючков, тебя уже десять раз на абордаж успеют взять!

— Не успеют, — недовольно буркнул Ренки. И добавил, торопясь перевести разговор на другую тему: — Так как ты думаешь дальше-то действовать, когда придем на Литругу?

— Хороший вопрос, — становясь серьезным, ответил Готор. — Наш благороднейший и многомудрый Риишлее в своих планах, кажется, немного переоценил степень нашего влияния на пиратов или просто очень нам доверяет. А ведь непосредственно под нашим командованием находится не более чем дюжина кораблей, да еще на десяток-другой капитанов, полагаю, мы имеем достаточно сильное влияние, чтобы уговорить их поучаствовать в подобной авантюре.

— Это не… — начал было Ренки, но Готор прервал его:

— Я-то знаю, что это не авантюра. Но мы ведь не можем раскрывать все планы Риишлее банде пиратов? Помнишь, что ты сам говорил о шпионах, которые могут затесаться среди понаехавших на остров искателей приключений?

— И как же мы будем уговаривать пиратов напасть на военный флот Кредонской республики?

— Что бы там ни говорили разные романтики, а рискнуть жизнью пират готов только за очень большой куш. Боюсь, мой дорогой друг Ренки, нам опять придется много-много врать. Вот только убей меня, а в голову не приходит, что бы можно было им предложить настолько вкусного. М-да, нет тут у вас своей Картахены или чего-то подобного.

— Картахены? — переспросил Ренки.

— Город в моем мире, — пояснил Готор. — Находился на еще довольно диком и неосвоенном материке, но туда свозилось все добытое в окрестностях золото и серебро, переправляемое в Старый Свет, это… Короче, думаю, ты понял. Так что неудивительно, что Картахена всегда была лакомым кусочком для пиратов всех видов и мастей, начиная с простых морских бродяг и заканчивая теми, кто грабил от имени государства с адмиральскими погонами на плечах.

— А может, предложить им ограбить Старую Мооскаа, Валкалаву или Фесткию?

— С таким же успехом мы можем предложить им прямо напасть на кредонский флот. Мол, корабли там богатые, одних пушек на каждом — от сорока до восьмидесяти. Это ж скока меди да бронзы! А еще ядра, порох, мушкеты всякие, пики, сабли… Продадим — до конца жизни хватит. Нет, связываться с государствами, их регулярными армиями и флотами наши пройдохи не станут даже ради очень большого куша. Мозги у них, может, малость и отбитые, но не настолько.

— Так что будем делать? — спросил Ренки. Еще пару лет назад эта ситуация привела бы его в полное отчаяние, но сейчас его вопрос звучал вполне по-деловому. — Может, уговорим фааркоонских купцов поучаствовать? Многие из них нам очень даже обязаны!

Первый опыт обмена пленниками, захваченными в результате корсарских рейдов, был более чем удачным. Если в чем на кредонцев и можно было положиться, так это в том, что ради своей выгоды они обойдут любые законы и согласятся на самые безумные сделки.

Торговать пленными было выгодно. И если республика запретила делать это напрямую, грех не воспользоваться обходными путями. Например, обменять пленных тооредаанцев на пленных кредонцев и потом уже взять выкуп с собственных сограждан. Кредонские корсары с литругскими коллегами делают свой маленький бизнес и просят посторонних в него не вмешиваться!

Когда первый из кораблей с возвращенными пленниками прибыл в Фааркоон, Готор и Ренки были в столице, так что оценить эффект от этой своей затеи не могли. Но по тому, как встречали по возвращении военных вождей берега, можно было сделать определенные выводы.

Хотя какие там, к демонам, выводы? Вернуться с кредонской каторги — это все равно что прийти назад из-за Кромки. Семьи давно уже оплакали потерянных отцов и мужей, отнесли поминальные свитки в храмы и принесли жертвы.

Среди полутора сотен человек, что удалось возвратить в тот, первый раз, больше половины были именно из Фааркоона (одно из условий сделки). Город ликовал и превозносил тех благодетелей, которые сделали это возможным. Так что Готора и Ренки встречали тогда почти как богов, сотворивших истинное чудо. Им охотно прощали все старые обиды и даже, авансом, будущие. Кажется, даже после рейда на Тинд город не прославлял своих властителей столь громко и не праздновал их возвращение столь пышно. И это окупало все финансовые затраты и компенсировало потраченные время и нервы.

С тех пор состоялось еще два таких же обмена, пусть и с меньшим количеством спасенных (у литругских пиратов не было столько пленных), и каждый раз радости горожан, вновь обретших своих, казалось бы, бесследно пропавших и уже оплаканных родных, не было предела.

Но купцы Фааркоона были обязаны военным вождям берега не только этим. И дело не в упорядоченной системе налогов и законов (до сих пор среди фааркоонцев было немало противников этих новшеств), а в той выгоде, которую купцы извлекали из эксклюзивной торговли с пиратским островом Литруга. Ведь именно сюда в конечном итоге и попадала львиная доля награбленной добычи. И если бы еще не дурацкие условия, которые поставили вожди…

— Уважаемые, напоминаю вам, — насмешливо глядя на собравшихся, заметил однажды Готор наиболее богатым купцам города, недовольным сложившейся ситуацией. — Мы даем вам допуск к выгодной торговле, а взамен настаиваем, чтобы половину своих доходов вы потратили на строительство мануфактур. И можете оставить претензии и разговоры о справедливости при себе. Никого заставлять я не намерен, кому не нравится — может встать и уйти прямо сейчас! Нет таких? Тогда продолжим.

— Но… — внезапно набрался смелости один из купцов средней руки. — Я вот, к примеру, всегда занимался морской торговлей и в этих ваших тканях или кузнечном деле ничего не смыслю. Ну, то есть, как все это делать не смыслю, в самих-то товарах, конечно, разбираюсь. Так что же это получается? Коли возьмусь я мануфактуру ставить — все деньги впустую просажу, и выгоды от того ни вам, ни мне не будет! Может, лучше какой-нибудь дополнительный налог введете, процентов этак пять?

— Да вы, никак, меня подкупить решили, милейший? — даже рассмеялся в ответ Готор. — Это настолько смешно, что я даже наказывать вас за это не стану… на первый раз. А что касается «не знаю, не умею»… Благородный оу Ренки Дарээка, не напомните ли мне главное правило морского офицера?

— Всю жизнь учиться.

Как обычно, на подобных собраниях Ренки скучал, а болтливость купечества его изрядно раздражала. Благородный оу Дарээка сейчас с куда большим удовольствием отправился бы на инспекцию их полка либо провел бы несколько часов в фехтовальном зале, но у феодала наравне с привилегиями были и обязанности. В данном случае — сидеть и делать вид, что уговаривать купцов стать еще богаче тебе страшно интересно и нет никакого желания вбить правильные идеи в их головы тяжелой капральской палкой. Так что голос, которым он произнес эту банальную истину, звучал настолько зловеще, что мурашки невольно побежали по спинам присутствующих. Репутация благородного оу Ренки Дарээка была весьма суровой. По городу активно ходили слухи, что если с оу Готором, который тоже далеко не подарок, а иногда так и вовсе сущий демон из преисподней, еще можно как-то договориться, то оу Дарээка чуть что — сразу хватается за свою знаменитую шпагу. И хотя Ренки за многие годы пребывания в Фааркооне никого тут не убил (из честных жителей), его откровенно побаивались.

— Видите, уважаемые, — немного хищно улыбнулся купцам Готор. — Даже благородные оу готовы всю жизнь чему-то учиться. А вы изволите зевать да почесываться, мечтая, чтобы все шло «как в старину». Не знаете — учитесь! Не умеете — наймите того, кто умеет! Благо Фааркоон имеет под боком целый университет, где учат и учатся весьма незаурядные умы. Список мануфактур, которые мы желали бы видеть в своих владениях, уже вывешен в ратуше. Нами намечены места размещения и подсчитана примерная стоимость построек. Так что половина работы за вас уже сделана. Ждем от вас нижайших просьб на разрешение создать мануфактуру, иначе путь на Литругу будет для вас закрыт. И не надо строить такие обиженные рожи. Через пару годочков сами будете меня благодарить, что заставил вас взяться за это дело. Ну, конечно, кроме тех дураков, которые откроют предприятия только для того, чтобы «от них отвязались». Эти потратят свои деньги впустую.

Да, что ни говори, а фааркоонские купцы были немало обязаны своим вождям. Пусть половина доходов торговцев и уходила, как им казалось, на непонятные дела, однако и того, что оставалось, было более чем достаточно, чтобы снарядить еще дюжину-другую кораблей пиратского флота. Только вот смысл игры был в том, чтобы заставить напасть на кредонский флот именно литругцев и тех, кто прикрывается их флагами.

— Должны-то должны… — рассеянно сказал Готор. — Но не настолько, чтобы воевать с целым Кредоном. Для этого существуют благородные офицеры и нищие солдаты. А дело купцов — добывать деньги для войн, а не самим лезть под пули. Ну да ладно, что-нибудь придумаем, мысли по этому поводу у меня есть. А я, собственно, зашел к тебе сказать, чтобы ты с батарейной палубы шесть пушек снял, желательно по центру корабля. На другие орудия заменим.

— Это твои новинки? — поинтересовался Ренки без особого энтузиазма. Нет, он верил в Готора и его знания, но фрегат уже и так был прекрасно укомплектован, и вводить какие-то новшества в последний момент не хотелось.

— Да, — кивнул Готор. — Понадобятся особые боеприпасы и люди, умеющие с этими боеприпасами обращаться. Так что расчисть место в крюйт-камере. Да и в команде придется произвести некоторые замены.

— А может…

— Не может, — категорично покачал головой Готор. — По сравнению с обычными пушками эти — как вон тот егерский мушкет по сравнению с самострелом акчскаа. Конечно, не хочу сказать, что из-за шести орудий «убойность» твоего залпа сравняется с залпом линейного корабля, но при определенной удаче ты сможешь и линейному зубы показать.

— А по поводу экипажей?

— Это будут пушкари из нашего полка, — успокоил Готор Ренки. — Причем самые толковые, я сам их подбирал и обучал. Не кисни. Пока такие пушки только на новых кораблях Королевского флота стоят. Я и эти-то еле-еле у нашего адмирала выпросил. Так что это еще и очень почетно — вести в бой корабль с таким вооружением.

— Ладно, — все так же без особого воодушевления согласился Ренки. Он был не против новинок, просто предпочитал сначала самолично пощупать — потрогать — испытать и только потом принимать решение. И если бы нечто подобное предложил ему кто-нибудь другой, скорее всего, он бы категорически отказался. Но Готор был не только другом, но и вождем, главой их банды, так что воспитание Ренки требовало безоговорочного подчинения.

Еще примерно час друзья обсуждали разные детали организации предстоящей экспедиции. В основном всякую банальщину вроде сухарей, крупы, солонины, живых кур и свиней да прочего провианта. И еще десятки, а то и сотни подобных мелочей, без которых дальнее плавание даже при наличии самого красивого корабля и самых белых парусов окончится трагично либо вообще не начнется.

— Кстати, — уже закончив с делами и собираясь уходить, напомнил Готор, — ты не забыл, мы сегодня ужинаем у Одивии.

— Помню, — поморщившись, ответил на это Ренки.

Одивия Ваксай — очень странная, если не сказать больше, девушка. Ренки познакомился с ней еще будучи простым сержантом, когда подрабатывал учителем фехтования.

Девица, возжелавшая учиться фехтованию! Поначалу это казалось Ренки чем-то почти неприличным. Или, скорее, невозможным и диким. Тем более что девица сия была даже не из благородных, а простого купеческого звания.

Спустя пару лет Одивия Ваксай ошарашила своими странностями не только благородного оу Ренки Дарээка, но и всех почтенных купцов Фааркоона, когда после гибели отца начала самостоятельно вести дела Торгового дома Ваксай, причем не без успеха.

Потом девица сия стала небесполезна и для королевства, ибо многие задумки, благодаря которым Готор умудрялся вырывать победу прямо из лап врага, реализовывались на принадлежащих ей верфях и не без ее помощи и подсказок. Так что имя Ваксай стало звучать и в самых высоких кругах Тооредаана.

А если еще и учитывать их прошлогодние приключения (кстати, тогда выяснилось, что род Ваксай — довольно древний и хорошо известен в Валкалаве, откуда семья девушки была вынуждена бежать) и ту неоценимую помощь, что оказала им Одивия в поисках Священных Реликвий Старой Империи, то неудивительно было слышать, что Готор называет владелицу Дома Ваксай их ближайшим союзником и другом. И Ренки тоже искренне считал ее таковой. Но вот… Несмотря на уважение, расположение и дружбу, которые оу Ренки Дарээка питал к сей особе, она его частенько невыносимо раздражала.

Да еще и все эти разговорчики и вопросики… Почему-то все вдруг вообразили, что между ним и этой девицей есть какие-то любовные отношения! И если бы это ограничивалось лукавыми взглядами да шепотками за спиной… Все эти наветы серьезно портили Ренки жизнь, причем не столько в Фааркооне, сколько в столице! В первый же день их последнего визита в Западную Мооскаа Ренки пришлось пережить как минимум два весьма неприятных разговора по этому поводу.

— Что ж, парень, — усмехнулась дама Тиира — одна из самых могущественных женщин королевства, ставшая наставницей и покровительницей оу Ренки Дарээка на основании весьма дальнего и сомнительного родства. — Вижу, что ты не скучаешь и весьма стараешься, исполняя свой долг перед королем. Это похвально. Хотя я могу попенять тебе, что свой долг ты стараешься исполнять там, где удобно тебе. Поле брани и корабельный мостик — это, конечно, очень хорошо. Но ведь ты еще и придворный, а на этом поприще, боюсь, ты не слишком преуспел. А ведь гвоздика в твоей петлице означает не столько привилегии, сколько обязанности. Махать шпагой да палить из пистолетов — замечательное занятие для простого оу. Но человек, входящий в ближний круг короля, должен вершить дела посерьезнее.

— Но, кажется, я… — начал было Ренки, уязвленный этими словами.

— Угу, — перебила его дама Тиира. — Ты был весьма неплох, помогая своему приятелю. Вполне может быть, что без тебя он не смог бы добиться тех успехов, которые вы продемонстрировали в прошлом году. Но… Друг мой, я верю, что ты способен на большее! Свою гвоздику ты пока получил скорее как защиту от многочисленных высокопоставленных врагов, которых нажил, служа королю. Но гвоздика в петлице — это уровень государственного человека, а не любителя помахать шпагой да пострелять из пистолета. Можешь считать, что досталась она тебе в качества аванса.

— И что я делаю не так? — холодно спросил Ренки, сумев сдержать гнев и раздражение.

— От двора бегаешь, — спокойно ответила ему дама Тиира. — От всей этой нашей грязи и интриг. Хочешь чистеньким остаться… Как на картинке — на капитанском мостике, в клубах дыма да со шпагой в руке, красота! Впрочем, ладно. Придворным надо или родиться, или очень-очень захотеть стать. Остается только сожалеть, что твоя семья утратила былое величие и ты рос не на дворцовых паркетах, а на армейском плацу. Видно, истинной страсти к придворной жизни от тебя ждать уже бессмысленно. И тем не менее ты уж изволь постараться. Заводи связи, изучай людей, их характер, слабости или силу. Вникай в суть интриг — кто с кем дружит, кто враждует, в чем причина вражды или дружбы. Все это тебе когда-нибудь обязательно понадобится. Понял?

— Да, — кивнул Ренки, едва сдерживаясь, чтобы не поморщиться, как от зубной боли. — Я постараюсь.

— Хм… Старательный какой, — столь же недовольно буркнула дама Тиира.

Из-за своей очень давней связи с королем она была лишена счастья материнства, ибо от кого бы ни родился ребенок (от короля, официального мужа, прозябающего ныне где-то в провинции, или случайно подвернувшегося любовника), его судьба была бы неизменно печальна — стать разменной монетой в жестоких играх дворцовых интриганов, а то и заговорщиков.

Она уже давно смирилась с этим и сумела правильно настроить свое сердце. Сколько бы юных миленьких мордашек ни мелькало в ее окружении, никто не смог взломать ворота сей крепости. Так что когда по долгу службы королю ей пришлось взять покровительство над неким юным, но выглядящим уже весьма потрепанным жизнью молодым провинциальным оу — неловким, нелепым и кажущимся каким-то абсолютно чужеродным на дворцовых паркетах, — она отнеслась к этому довольно спокойно. Уж с этой-то стороны ее надежно упрятанным материнским чувствам точно ничего не грозило. Девятнадцатилетний оу Ренки Дарээка походил скорее на каторжника, матерого головореза, одетого в дорогой камзол, нежели на того, о ком хочется заботиться и кого приятно опекать и баловать.

Что ж, опытный фехтовальщик Ренки мог бы прочитать даме Тиире целую лекцию о том, как опасно недооценивать противника, если бы сам хоть немного был искушен в фехтовании чувствами. Спустя какое-то время великая и ужасная дама Тиира из рода оу Гии, первая дама двора была вынуждена признать, что, пожалуй, действительно принимает слишком близко к сердцу судьбу этого мальчишки, и смириться с этим. Но как почти всякий ребенок, Ренки отнюдь не радовал свою «родительницу», спеша воплотить в жизнь ее устремления и несбывшиеся надежды, по-прежнему воротя нос от двора.

— Кстати… — после небольшой паузы продолжила дама Тиира. — Я тут поинтересовалась состоянием дел в твоем поместье и вообще — богатствами. Не удивляйся так. Риишлее прислал мне подробный отчет — его люди надежно присматривают за вами. А я сумела привести довольно веский довод, чтобы запросить эти сведения. Какой? Потом узнаешь! Так вот, вижу, дела у тебя идут довольно хорошо. И поместье весьма немаленькое, и доходы впечатляют. Смущают разве что две вещи. Во-первых, кажется, вы с этим Готором действительно неразлучны, ведь даже ваши поместья фактически объединены в одно. Нет, я не вижу в этом ничего плохого. Но вот других это может несколько удивить. Кого других? А сам что — не догадываешься? Во-вторых, в присланных мне отчетах на каждой странице мелькает имя этой твоей девицы, Одивии Ваксай. Ее там слишком много! Я, конечно, все понимаю: ты молод, а она, говорят, вполне миленькая особа. Развлекайся сколько влезет. Хоть с ней, хоть с белошвейками или даже девками из борделей. Но долговременная связь с этой купчихой тебя не красит.

— Нет у нас никакой связи! — еле сдерживаясь, чтобы не заорать, прошипел Ренки. — К тому же она не просто купчиха. Как выяснилось, их род весьма древний и в Валкалаве стоял весьма близко к трону.

— Я знаю, — отмахнулась дама Тиира. — Род Ваксай даже состоял в родстве с правящей династией Старой Империи. Потому-то тут у нас их и постарались задвинуть подальше — слишком много проблем они могли создать, оставаясь в числе благородных фамилий. Но все равно! Купчиха или благородная — она тебе не пара.

— Да я и не… — начал было Ренки. — И вообще, при чем тут…

— Как твоя старшая родственница, — прервала его дама Тиира, — я должна позаботиться о твоем браке. А это непростая задача — либо ты недостаточно хорош, либо невеста, либо этот брак не несет политической выгоды. Я пока раздумываю над подходящей кандидатурой, но в любом случае с этой девицей Ваксай ты отношения прерви.

Да, неприятный вышел разговор, какой-то жутко неловкий и несвоевременный.

Нет, Ренки уже давно не был тем романтичным юношей, которому сама мысль посетить бордель казалась грязной и недостойной. Хотя, конечно, он и сейчас не считал это особой доблестью и поводом для гордости, но жизнь солдата имеет свои особенности, ограничения и мимолетные радости. А с некоторых пор этот вопрос вообще перестал его особо беспокоить, ибо богатый феодал всегда может найти более чистый, пристойный и безопасный вариант, чем шлюхи. И в Фааркооне, и в поместье, и даже на Литруге у него уже были определенные… Впрочем, эта тема личная, и не стоит в нее слишком углубляться, во имя благопристойности.

Да и против женитьбы по уговору Ренки никаких особых возражений не имел. В конце концов, разве большинство браков в среде благородных не заключаются именно подобным образом? А романтика… Для романтики всегда в его сердце останется укромный уголок. И чем меньше реальности сможет в этот уголок пробраться, тем проще будет всем. Вон, по слухам, его прежний идеал прекрасной дамы, воплощенный в девице, которая досталась оу Лоику Заршаа в жены, мягко говоря, едва ли смог стать залогом счастливого брака. Поэтому сама идея жениться на ком-то, кого вовсе не знаешь, Ренки не пугала.

Так что же тогда так раздражало Ренки в словах дамы Тииры? Во-первых, наверное, то, что женитьба сейчас была уж очень не к месту. На носу война, поиски сокровищ, во владениях — куча проблем, которые надо решать, а тут еще и женитьба! Вот, может, через пару-тройку лет… Сейчас отвлекаться на подобное жутко не хотелось.

А во-вторых, жизнь только-только более-менее наладилась, пришла в норму, и мысль включать в этот тонкий сбалансированный механизм кого-то нового откровенно пугала.

В раздумьях о своих проблемах Ренки покинул дворец дамы Тииры и решил, коли все равно оказался рядом, посетить улицу Оружейников, издавна славящуюся своими лавками. Не то чтобы ему было нужно купить что-то конкретное… Так, просто хотелось ознакомиться с новинками. Ну а уж коли глаз зацепится за что-то интересное — деньги для того и созданы, чтобы тратить их на удовольствия. Особенно пока нет жены, имеющей свое мнение о том, как тебе жить, развлекаться и распоряжаться содержимым кошелька.

Привычное изучение и перебирание разнообразного стреляющего, колющего, рубящего и режущего оружия подействовало на Ренки, как и на большинство мужчин во все эпохи, успокаивающе и вернуло благостное расположение духа. После чего идея посетить кабак показалась весьма логичной и не менее вдохновляющей. Потому как пирожки, которыми угощали его в покоях дамы Тииры, возможно, и представляли собой образцы изысканной кулинарии, но, когда ты молодой мужчина, чей рост позволяет смотреть сверху вниз даже на большинство остальных, считающихся высокими мужчин, а ширина плеч вполне соответствует росту, твой организм требует не столько изысканности, сколь обилия и сытности. Так что — в кабак! Куда-нибудь подальше от дворца и тамошних деликатесов, туда, где владельцы заведений знают, чем предпочитают набивать брюхо простые благородные оу, а не пытаются изумить зажравшихся дворцовых щеголей и их подруг.

Подходящее заведение нашлось довольно быстро. Благо, бывая в Западной Мооскаа, Ренки не упускал случая посетить улицу Оружейников и успел изучить окрестные кабаки. Он сел на потертую лавку за изрезанный кинжалами стол, сделал заказ и с удовольствием огляделся. Публика была самая подходящая. Больше половины — в мундирах разных полков, хотя желтый цвет Девятнадцатого Королевского превалировал в этой гамме. Но у благородного оу Ренки Дарээка никогда не было особых проблем с этими ребятами, скорее даже наоборот, ведь в своем первом сражении он стоял на одном поле боя вместе с «желтомундирниками», правда, тогда еще в роли каторжника. Впрочем, не было у него проблем и с представителями любых других полков. Зато знакомых и приятелей тут хватало. Многие из посетителей узнавали Ренки и приветствовали его уважительными кивками и добродушными улыбками.

Появившаяся в дверях компания в знакомых зелено-красных мундирах сразу привлекла его внимание уже совершенно по-особому. На несколько мгновений лицо Ренки озарилось радостью, на которую, впрочем, довольно быстро невольно набежала темная туча… Но, увы, в промежутке между этими двумя преображениями он уже успел подняться во весь рост и помахать рукой группке офицеров — судя по мундирам, своим бывшим однополчанам.

Что ж, его заметили. И после недолгого совещания вся компания направилась в сторону занятого им стола.

— Вот, судари, позвольте вам представить — тот самый легендарный оу Ренки Дарээка, о котором вы, вероятно, премного наслышаны. Сейчас, как вы видите, он в партикулярном платье, но, кажется, последний раз, когда мы встречались, благородный оу пребывал в чине первого лейтенанта. А сейчас… Э-э-э, в каком чине вы сейчас, сударь?

— И я очень рад тебя видеть, Лоик. Сейчас я что-то вроде полковника иррегулярных войск. Но какими судьбами вы тут? Разве Шестой Гренадерский сейчас не на севере?

— А это, изволите ли видеть, полковник оу Дарээка, трое выпускников Офицерского училища: оу Роогиир, оу Лоршаа и оу Фаасн, собираются пополнить славные ряды волонтеров Шестого Гренадерского в ожидании офицерской вакансии. А я приставлен к ним кем-то вроде няньки и, раз уж все равно оказался в столице, буду сопровождать их в полк.

— Очень приятно, — кивнул Ренки. — Не окажете ли, судари, честь отобедать со мной? Однако, Лоик, с чего это вдруг Шестому внезапно понадобилось такое пополнение? Разве вы вели бои и есть потери?

— Видите ли, полковник, офицеры Шестого Гренадерского имеют странную привычку куда-то пропадать, а потом всплывать в совершенно неожиданных местах в совершенно неожиданных должностях, по причине чего у нынешней молодежи стать офицером именно этого полка считается большой удачей. Вот эти трое, например, по слухам, — самые выдающиеся выпускники своего курса. Имея право выбора полка, они напросились именно в Шестой.

— Что ж, судари, я могу вас только поздравить как с успехами в учебе, так и со вступлением в ряды Шестого Гренадерского. Хм, Лоик… А почему так официально? Мне казалось, что мы друзья.

— Мне когда-то тоже так казалось, господин полковник…

Беседа не складывалась. Ренки, видя упорное нежелание своего старого приятеля переходить к дружескому общению, тоже сменил тон на официальный, начав именовать Лоика лейтенантом оу Заршаа. Расспросы о старых знакомых также завели в тупик. Мало того что Лоик отвечал односложно и холодно, так еще и выяснилось, что за это время в полку сменились почти все офицеры. И Ренки знал (вернее, догадывался), куда они исчезли. У генерала оу Дезгоота были большие планы по переустройству армии Тооредаана, и слухи о некихновых частях уже не первый месяц обмусоливались во всех штабах и офицерских собраниях.

Была понятна и причина, почему оу Лоик Заршаа — некогда восторженный юнец, променявший весьма перспективную карьеру придворного или гвардейца на горький хлеб обычного армейского служаки, — не попал в число этих «ушедших офицеров». Некогда подвижный и бойкий, сейчас второй лейтенант обрюзг и потяжелел, а на его лице оставили след многочисленные попойки и загулы. И что бы там ни говорил Готор, он, Ренки, отчасти тоже был в этом виноват.

— Как дела у прекрасной Одивии?

Внезапный вопрос вывел Ренки из его задумчивого состояния, и он быстро взглянул на приятеля. Равнодушное лицо и попытка состроить скабрезную гримасу не могли скрыть болезненного ожидания ответа, читавшегося во взгляде Лоика.

— Вполне успешно, — начал было Ренки, а потом, плюнув, на условности, выпалил: — И кстати, несмотря на слухи, между мной и ею ничего такого нет и никогда не было. Кроме, конечно, дружбы и взаимного уважения.

Голос его звучал напряженно и так искренне, что даже волонтеры, слушавшие не очень интересный им разговор вполуха, оторвались от своих тарелок и пристально уставились на Ренки.

Лоик тоже смотрел ему в лицо… А Ренки смотрел на Лоика, понимая, какие чувства сейчас ведут непримиримую битву в его душе: желание поверить и желание пестовать свою обиду, находя в ней хоть какое-то утешение и оправдание своим неудачам.

На долю мгновения показалось, что старая дружба и былое расположение берут верх, но…

— Я слышал другое, — ответил на это Лоик, зло посмотрев на Ренки.

Еще несколько лет назад на подобные слова и взгляд Ренки бы мог ответить только вызовом на дуэль. Но, видно, годы все-таки чему-то его научили. Он только тяжело вздохнул и начал расспрашивать юнцов об обучении в Офицерском училище, попасть куда он когда-то так искренне мечтал. Обед и настроение были безнадежно испорчены.

(обратно)

Глава 2

И вот наконец-то выход в море. Впереди — шторма и штили, бесконечная, сводящая с ума равнина воды, раскаленное солнце и яростный огонь вражеских орудий. Хотя куда больше неприятностей доставляет однообразная нездоровая пища, прогорклая вода и теснота палуб и кубриков. Но сердце всякого моряка и даже сухопутного жителя каждый раз начинает биться в нервном восторге, когда слышатся команды: «Поднять якоря», «Паруса ставить». Впереди — предвкушение чего-то нового, удивительного и необычного. Невиданных экзотических стран, небывалых приключений, таинственных загадок и невероятных встреч. Даже если порой весь морской переход в соседний городишко занимает не больше суток на неспешном, старом, провонявшем рыбой корыте, все равно выход в море — это одно из тех маленьких чудес, которые так преображают нашу жизнь и запоминаются навечно.

А уж если под твоими ногами — палуба одного из лучших фрегатов, флагмана эскадры из шести вымпелов, и твой путь лежит к далекому острову в южных морях, вот уже сотни лет известному как прибежище пиратов и авантюристов со всего мира… Тут уж и говорить нечего. Тем более когда ты не просто пассажир или даже матрос — ты капитан!

И ничего, что по закону ты еще не совсем настоящий капитан и тебе положено иметь в экипаже шкипера, который будет вести корабль к цели и «давать полезные советы» в особо непростой ситуации. Но и шкипер обязан слушаться твоих приказов, даже если понимает, что ты направляешь свой корабль прямиком в ледяные адские пустоши или в глотку морского змея.

Надо ли говорить, что Ренки сейчас был по-настоящему счастлив? Он еще не прожил и четверти века, а уже достиг столь многого — пехотный полковник (пусть и не совсем настоящей армии, которая, впрочем, в чем-то была даже лучше регулярной, ибо сейчас «настоящую» учили инструкторы, подготовленные в их с Готором полку), капитан на мостике собственного корабля, придворный, достигший таких высот, о которых иные могли бы только мечтать. И хотя во многом это были лишь подарки слепой удачи, но ведь и собственных усилий он, Ренки, приложил немало, успев за это время многое узнать и многому научиться. Например, как водить корабли от одного порта к другому.

— Как думаете, шкипер Лоон, — обратился он к высокому, немного сутулому мужчине средних лет, стоящему на противоположной стороне мостика, — не прибавить ли нам парусов? Корабль крепкий, полагаю, выдержит. Ветер довольно неплох, ровный, а судя по облакам, шквала ожидать не стоит.

— Мы-то вполне можем прибавить. Тока вот, боюсь, остальные за нами не угонятся, — слегка ворчливо доложил Лоон.

Шкипер Дииги Лоон Ренки не то чтобы не нравился или был неприятен, просто за то не слишком долгое время, что они общались, оу Дарээка понял, что человек этот, мягко говоря, не разделяет его устремлений и восторгов. Это была меланхолически-пессимистическая натура, всегда предпочитающая постоять рядом, не вмешиваясь в события. Однако на место шкипера его посоветовал нанять сам капитан оу Маб, отрекомендовав как прекрасного моряка, у которого есть чему поучиться, в том числе и осторожности. И Ренки принял его в свой экипаж, хотя сильно сомневался, что именно такой человек должен стоять рядом с ним на мостике, когда он поведет свой «Счастливый» в бой.

— И тем не менее, — ответил он шкиперу, — я полагаю, нужно испытать, чего стоит «Счастливый» после всех переделок. Благо сейчас мы будем идти близ своих берегов, где не стоит всерьез чего-то опасаться. Попробуем оторваться от эскадры примерно на версту, потом развернемся и пойдем назад галсами, посмотрим, насколько круто к ветру может бежать наш кораблик. Затем обрежем корму последнему кораблю в эскадре, опять развернемся по ветру, обгоним всех и займем свое место флагмана. Признаться, меня немного беспокоят эти новые пушки, что подсунул нам Готор в самый последний момент. Он не сказал, что они несколько тяжелее прежних. И вам не кажется, что нос «Счастливого» стоит немного приподнять? Не слишком ли он стал зарываться в волну?

Путешествие на Литругу заняло не так уж много времени. Ветер почти все время был попутным, а корабли бежали резво, ибо в этот раз военные вожди берега не стали обременять эскадру тяжелыми купеческими судами. «Счастливого» сопровождали лишь сделанные по особому проекту корабли, совмещающие в себе черты обычного купца и военного судна.

И вот он, знакомый остров. Пушки форта, контролирующие узкий проход в гавань, разразились грохотом холостых залпов, приветствуя военных вождей, за последние полтора года ставших фактическими владельцами Литруги. Незаметно, тихой сапой, но Готор и Ренки подгребли тут под себя практически все сколь-нибудь важные объекты.

В первую очередь, конечно, сам форт, наблюдающий не только за входом в гавань, но и за поселком на побережье. А батальон солдат, занимающих сейчас этот форт, был, наверное, самой большой военной силой на всем острове, к тому же хорошо обученной и вооруженной.

Вероятно, несчастные литругцы до сих пор чесали затылки, пытаясь понять, как это их так сумели обвести вокруг пальца. Почти неприступный остров, что многократно за свою историю отражал нападения больших флотов противника, а в случае поражения всегда заставлял врага платить немалую цену за победу, в этот раз был захвачен без единого выстрела, одурманенный сладкими речами хитроумного оу Готора Готора, который убедил литругцев собственными руками выстроить ему крепость и фактически пригласить в нее солдат полка вождей берега.

Но самое главное — это то, что Готор сумел подмять под себя поставки и торговлю. Только подчиненные ему фааркоонские купцы могли привозить сюда любые товары — от продовольствия до оружия и предметов роскоши. Взамен торговцы скупали у местных пиратов их добычу куда дешевле ее истинной цены.

Потому-то неудивительно, что прибытие сразу обоих вождей на острове отмечалось едва ли не как День коронации. На местную площадь-пляж были выкачены бочки с вином, вокруг них расставлены столы, забитые разнообразной закуской, и пиршество длилось почти сутки. За это время к «правителям» успели подойти, наверное, все сколько-нибудь значимые люди острова, в первую очередь — капитаны кораблей, дабы засвидетельствовать свое почтение. И столь же неудивительно, что за каждым движением, благожелательным кивком или нахмуренной бровью военных вождей берега внимательно наблюдали десятки весьма искушенных и опытных глаз.

С одними из гостей Готор был холодно-вежлив, с другими — приветливо-нейтрален, а кое-кого удостаивал недолгой беседы. Но были и такие, которые после разговора с вождями уходили с просветлевшими лицами, будто бы окрыленные.

После того как пиршество закончилось, некоторые капитаны зачастили с визитами в дом вождей и даже обсуждали что-то с ними в кабаках, замолкая, едва на горизонте появлялся кто-то чужой. Через какое-то время терпение не посвященных в тайну литругцев лопнуло.

— Хм… Простите, судари, мое нахальство, — почтительно обратился к вождям капитан Дгай. — Но у меня сложилось ощущение, что вы задумали какое-то большое дело…

Готор с Ренки как раз сидели на веранде своего дома, удачно расположенного прямо под стенами форта под прикрытием его пушек, и, пережидая полуденную жару, обсуждали дворцовые интриги. На столике рядом с ними стояла бутылка легкого вина и пара бокалов и лежала какая-то, судя по виду, очень старая карта, которую при приближении капитана Ренки несколько более поспешно, чем следовало бы, свернул и спрятал за отворот своего камзола. Оба вождя внимательно уставились на подошедшего Дгая.

Капитан за последние полтора года сильно изменился. Теперь в нем было не узнать того оборванца, который встретил их в первый день прибытия на остров. Он изрядно приоделся, да так, что, пожалуй, даже на улицах Западной Мооскаа мог бы выглядеть настоящим щеголем. В манерах его появилось больше уверенности, лицо округлилось и даже стало слегка лосниться от сытости. Но вот в глазах… Хотя он все еще оставался тем же дерзким пиратом и лидером острова, однако в глазах его появилось понимание, кто тут действительно главный, и оттого и тон его, и поза были сейчас даже несколько подобострастными.

— Вы совершенно верно поняли, любезный, — снисходительно кивнул ему Готор, едва сдержавшись, чтобы не подмигнуть Ренки.

— Однако, судари… Многие тут хотят знать, а нельзя ли и другим принять участие в вашей затее?

— Признаться, я не думаю, что вас это заинтересует, — бросил свою реплику Ренки. — Разве вам и так мало добычи?

— Да как сказать… — вежливо ухмыльнулся капитан Дгай. — Прежние жирные деньки, видать, уже в прошлом. Кредонец нынче стал пуганым и осторожным, ходит большими караванами. Да и военные корабли республики слишком часто стали появляться на морских дорогах. А суда других держав вы, судари, грабить запретили.

— Ну-ну, уважаемый Дгай, — строго глядя на капитана, шутливо пригрозил ему пальцем Готор. — Вы, кажется, забыли, что мы вообще не грабители, а славные каперы, ведущие непримиримую войну с жадными кредонскими убийцами и подлецами.

— Вот я и говорю, — невпопад ляпнул Дгай, — что добычи нынче стало мало, а добытчиков — много. И коли уж у вас есть какие-то идеи на этот счет, неплохо было бы поделиться ими с теми, кого вы сами же и втравили в морскую охоту. Иначе, боюсь, парней трудно будет удержать от нежелательных эксцессов.

— Ну, едва ли то, что мы затеяли, можно назвать морской охотой, — несколько фальшивя, заявил Готор. — Скорее уж — научная экспедиция.

— Вроде той, что вы устроили в прошлом году, когда, по слухам, вывезли целую кучу сокровищ Старой Империи прямо из-под носа мооскаавского сатрапа? — сразу насторожился Дгай.

— Можно сказать, что и так, — кивнул Готор. — Только ведь подобные предприятия, как правило, весьма рискованны, а вот стоящего результата никто гарантировать не может. Так что, полагаю, капитан Дгай, вам лучше вернуться к своему прежнему занятию. Думаю, в океане еще полно «жирной рыбки». И ее ловля — дело куда более надежное, чем наша охота на журавля в небе.

Потом Дгай, кажется, не слишком поверивший словам вождя берега, долго уговаривал взять его с собой, а Готор всячески отбрыкивался от этого предложения, напирая на опасность и ненадежность предприятия и даже суля весьма вероятную битву со всем кредонским флотом разом. А в ответ Дгай божился, что готов довериться удаче вождей и будет рад выполнить любой приказ, коли ему окажут такое высокое доверие.

Наконец вожди берега согласились включить Дгая, его корабль и экипаж в состав снаряжаемой экспедиции, но напоследок строго предупредили, чтобы он держал язык за зубами. Что он и поклялся сделать.

— Вообще-то Дгай — довольно надежный человек, — задумчиво глядя капитану вслед, сказал Ренки. — Он ведь может и сдержать слово…

— Он обязан сообщить своей команде о том, куда они идут и зачем, а также доложить обо всех возможных рисках. Таков пиратский закон, — усмехнувшись, ответил на это Готор. — Конечно, он и с них возьмет слово хранить молчание. Но они тут все из старожилов — кто-нибудь обязательно растреплет семье, родственникам, приятелям. И слушок побежит. Но для подстраховки я велел купцам в ближайшие дни подавать в трактирах вино позабористей и забыть о том, чтобы разбавлять его водой. Так что готов держать пари: не пройдет и пары дней, как все на острове будут знать о нашей затее, да еще и наврут с три короба о реальных размерах сокровищ.

— Знаешь, Готор, — задумчиво сказал Ренки. — Я в общем-то не очень ценю и уважаю местную публику, но не кажется ли тебе, что мы поступаем с ними не слишком-то хорошо? Все-таки тот же Дгай неоднократно дрался с нами бок о бок на одной палубе…

— Я думал об этом, — кивнул Готор. — Но, во-первых, мы действительно предупредили их обо всех рисках, вплоть до драки с флотом Кредона. А во-вторых, ты, надеюсь, еще не раздумал искать Амулет?

— Конечно нет, — самую малость покривив душой, возмутился Ренки. — Но где его искать? Мне показалось, что после Старой Мооскаа все следы оборвались.

— Есть еще несколько ниточек, которые достались нам от нашего доброго приятеля Коваада Кааса. Конечно, они довольно сомнительные. Но все же, как ты помнишь, первая из них привела нас к Колоколу. Так что есть надежда найти что-то еще. Большинство из этих ниточек привязано к Срединному морю. Причем многие — к Южным Землям. Учитывая царящую на тех берегах обстановку и судя по опыту наших раскопок, научными поисками там лучше заниматься во главе немалой банды отпетых головорезов, нежели консилиума ученых мужей наподобие нашего почтеннейшего Йоорга.

— Ну… — невольно улыбнулся Ренки. — Почтеннейший Йоорг, помнится мне, тоже оказался тем еще пройдохой!

Готор оказался прав. Шила в мешке утаить не удалось, и уже спустя пару дней весь остров гудел, обсуждая предстоящую экспедицию. А на утро третьего дня к дому вождей подошла большая делегация и потребовала подробных разъяснений, включения всех желающих в состав экспедиции и справедливой дележки добычи.

— Едва ли теперь эта экспедиция вообще состоится, — цедя слова сквозь зубы, ответил им Готор. И пояснил, видя удивленные и возмущенные лица: — Думаю, вы и так все прекрасно знаете, что вход в Срединное море блокирует кредонская эскадра. У нас была единственная надежда — как-нибудь изловчиться и прорваться туда незаметно. Но теперь, после того как вы изволили растрезвонить о нашем предприятии на пол-океана, едва ли это получится. Или, может быть, вы желаете обогнуть Южные Земли с юга и войти в Срединное море с восточной стороны? Все ли ваши корабли выдержат такое путешествие? А сколько народу помрет за время этого перехода? И на что будут годиться выжившие? Кредонцам достаточно послать еще одну эскадру для блокировки Восточных проливов, чтобы все мы отправились «искать сокровища» на дне моря. Поэтому расходитесь по домам. Никакой экспедиции не будет.

Недовольные литругцы еще побурчали какое-то время, но, видя солдат на стенах форта и добродушно посматривающие на толпу жерла пушек, все-таки отправились восвояси. Хотя буза на этом не закончилась, тем более что и шевеление в стане Готора не прекратилось. Отобранные им капитаны продолжали подготавливать свои корабли к выходу в море, старательно игнорируя все вопросы и попытки обсудить их дальнейшие планы.

Подобное не осталось незамеченным «широкой общественностью». И чем больше думали пираты о загадочных сокровищах, тем больше в их воображении становились «обещанные» груды золота и драгоценных камней, зарытых где-то совсем недалеко. Всего-то на берегах хорошо знакомого Срединного моря, до которого при ясной погоде можно было доплыть за пару недель.

Эти груды золота жгли им глаза и души, мешали уснуть, делали вино кислым, а еду — пресной. Так что спустя какое-то время к дому вождей опять подошла делегация. На сей раз в составе ее были только капитаны.

— Судари, — повинно склонив голову, начал свою речь капитан Дгай. — Каюсь, я не смог сдержать данного вам обещания. Но сами ведь знаете, каковы обычаи среди тех, кто занимается непростым морским промыслом. Мы вместе воюем и вместе умираем. Так что, по нашим законам, хранить секреты от команды — это преступление. Потому-то я и был вынужден рассказать все своим людям, а те… Остров у нас маленький, стены хижин — тонкие, и утаить секреты невозможно. Я… Мы все осознаем свою вину. Но вот ни в жисть не поверю, что ничего теперь вообще нельзя сделать.

— А что вы предлагаете? — иронично приподняв бровь, спросил Готор. — Или решили подраться с целой кредонской эскадрой? Ну, допустим, сил на это у нас хватит. Если, конечно, навалимся всем пиратским флотом. Но вы ведь понимаете, что уцелеет, дай боги, половина? Что-то я раньше не замечал среди вашей братии особого героизма и страсти к самопожертвованию. Или кто-то из вас готов пустить свой корабль на дно, а сам — отправиться на виселицу ради того, чтобы другой набил трюм золотом?

— Ну… — усмехнулся Дгай. — Тут ведь такое дело… Пират пирату рознь…

— Не понял. На что вы намекаете? — удивленно спросил Ренки.

— Дык… — влез в разговор еще один пиратский капитан, отличающийся особенно длинными и сальными лохмами на голове. — Есть, допустим, природные литругцы, а есть всякая шелупонь пришлая. Можно ведь и… того!

— Допустим, мы даже на это и согласимся, — опять взял нить разговора в свои руки Готор, ибо Ренки изобразил на своей физиономии этакую смесь негодования и презрения, причем абсолютно искренне. — Но как вы представляете себе все это? Ядра, знаете ли, не разбирают, кто «природный», а кто «пришлый», всех без разбора в клочья рвут!

— А что уж тут представлять, — ухмыльнулся лохматый негодяй. — Одних отправим внимание отвлекать, а другие тем временем в Срединное-то и прошмыгнут. Главное — хорошо продумать, что врать будем, и держаться своих слов.

Конечно, предложение пиратов было отвергнуто с негодованием. Однако они продолжали настаивать, убеждать и даже угрожать. И в итоге на следующее утро по острову разнеслась весть, что экспедиция за сокровищами все-таки состоится.

Начались отчаянные сборы. И тут вдруг выяснилось, что продуктов, боеприпасов и даже просто досок и железа, чтобы заделывать возможные пробоины, на такое количество кораблей на Литруге найти невозможно. Цены взлетели, кое-где даже были отмечены жестокие схватки из-за мешков муки или бочонков пороха. Но в результате все равно литругцы были вынуждены послать несколько кораблей на материк за припасами. В общем, прошло больше месяца, прежде чем пиратский флот все же удосужился выйти в море.

— Надеюсь, — с усмешкой сказал Готор, глядя на сотни судов, выходящих из гавани Улитка и устремляющихся вслед за «Счастливым», — что если не кредонские, то хотя бы шпионы Риишлее успели сделать свое дело и наши противники уже прекрасно осведомлены обо всей этой затее.

— А мы не слишком торопимся? — осторожно уточнил Ренки.

— Посмотри, какие корабли у нас в караване, — покачав головой, ответил Готор. — Половина этих корыт не сможет развить и одной пятой скорости твоего фрегата. Я даже не уверен, что все они дойдут до Ворот. Так что мы вполне можем идти так медленно, как нам нужно, и ускориться, если и впрямь будем опаздывать к назначенной дате.

Древний пролив между двумя материками. Были времена, когда он был столь узок и мелок, что люди могли переходить его вместе со своим скотом, мигрируя из одной части света в другую, недаром на старых картах он был обозначен как путь Икаоитииоо.

Сейчас он стал намного глубже, но все равно не потерял своего значения как связующее звено между странами и континентами, между востоком и западом освоенных человечеством земель.

Неоднократно разные государства и народы бились за господство над этой наиважнейшей точкой мира, но пока еще никто надолго не смог завладеть Воротами, какой бы мощный флот он ни собирал и какие бы сильные армии ни ставил под ружье.

Вот и сейчас, кажется, настал один из тех роковых моментов, после которого дно пролива должны были усеять новые обломки десятков кораблей, а тысячи людских тел — стать пищей для рыб и морских гадов.

Сотни парусов растянулись чуть ли не до самого горизонта. Паруса эти украшали мачты и гордых современных кораблей, изготовленных на лучших верфях разных стран, и вполне обычных «рабочих лошадок моря» — тяжеловесных купеческих транспортов да рыболовецких шхун и шлюпов. А подчас нечто и вовсе несуразное, чему даже опытный моряк не смог бы дать точного названия, плелось в хвосте общей колонны, вообще неизвестно на что рассчитывая в предстоящем деле, — какие-то лодчонки с искусственно наращенными бортами и мачтами, склепанными из разного мусора, или безнадежно устаревшие посудины, помнящие едва ли не времена Старой Империи.

Прямые и косые паруса; одна, две, три мачты; узкие длинные корпуса и корпуса широкие и округлые, как у бочки; борта, поднимающиеся над морем на высоту двухэтажного дома или едва-едва выступающие над уровнем воды… Все, кто сумел дойти сюда от Литруги и кого обуревала жажда богатства, были готовы броситься в бой, схватившись хоть с самим морским царем.

Столь же неоднородным являлось и вооружение этого флота. Здесь были и здоровенные пушки, способные забросить тяжеленное ядро за версту или проломить толстый борт линейного корабля с дистанции пистолетного выстрела, и крохотные древние фальконеты, чья основная задача не столько сразить врага, сколько вселить уверенность и мужество в своих владельцев. Словно какая-то разношерстная коллекция безумного собирателя внезапно решила бежать от своего владельца и пуститься в свободное плавание.

Возможно, поджидай эту «коллекцию» у проливов всего лишь одна кредонская эскадра, у пиратского флота и были бы все шансы на победу. Говорят, стая пчел вполне может искусать до смерти даже огромного медведя.

Но, как и предсказывал Готор, к этому времени весть о предстоящем походе уже давно достигла ушей адмиралов республики, и кредонцы не преминули воспользоваться возможностью разом прихлопнуть столь досаждавший им в последнее время пиратский флот. И оттого ныне у Ворот пиратов ждали не десяток фрегатов, а огромная эскадра, включающая в себе даже четыре линейных корабля.

Впрочем, пока основные силы кредонцев все еще скрывались за островом Аидаак (или Большая Затычка), который располагался прямо посреди пролива, либо отошли дальше к северу, маяча где-то на самом горизонте, дабы не спугнуть добычу раньше времени. Однако и обычная патрулирующая пролив эскадра была заметно усилена — количество кораблей в ней увеличилось почти втрое.

Что ж… Пираты постарались подойти к проливу, воспользовавшись темнотой ночи, чтобы с первыми лучами светила попробовать войти в славящийся своими коварными мелями и рифами пролив. Но когда поднявшееся солнце вместе с синевой моря и зеленью островов внезапно озарило и целый лес мачт и парусов, встающих на горизонте… Не стоит скрывать: в этот момент в сердца многих морских разбойников вселился подлинный ужас, и кое-кто из них даже развернул свои посудины, предпочитая спастись бегством.

Но если у пирата и есть какое-то преимущество перед военным моряком, так это его безграничная дерзость и понимание истины, что терять ему нечего. Ветер был самый подходящий, и поэтому большая часть пиратских кораблей (как раз из числа судов с малой осадкой) попробовала оторваться от кредонских фрегатов, пройдя пролив над мелями. Такого, конечно, кредонские моряки никак не могли допустить и потому бросились на перехват.

Подобный маневр пираты предпринимали уже не первый раз, и потому в составе кредонской эскадры теперь также имелись корабли с малой осадкой, способные настичь легкие пиратские посудины в любой точке моря. Но вот только было их нынче гораздо меньше роя пиратских «скорлупок», и потому нескольким фрегатам пришлось отправиться им на помощь.

Зато остальные кредонцы развернулись в сторону больших кораблей пиратского флота, которые, выстроившись во что-то вроде боевой линии, видимо, пытались обойти остров Аидаак с северной стороны, не подозревая об ожидающем их там сюрпризе. Но сюрприз этот еще следовало подготовить, и потому, чтобы выиграть время, примерно треть кораблей эскадры республики, также выстроившись в боевую линию, пошла на сближение с вражеской колонной.

Силы были почти равные. Пираты брали количеством, но не могли сравниться с настоящими военными кораблями и настоящими военными моряками. На стороне литругцев был еще и ветер, зато преимуществом кредонцев являлись выучка и единое командование, в то время как пираты в бою имели привычку подчиняться только своему капитану.

Открытые порты орудийных палуб, напряженные лица со стекающими по щекам, несмотря на утреннюю свежесть, ручейками пота, руки, стискивающие рукояти клинков, пистолетов и пушечных пальников с зажатыми в них тлеющими фитилями… Корабли неспешно сближались, и секунды ожидания перед предстоящим боем тянулись невыносимо долго.

— Я пойду на батарейную палубу, — внезапно сказал Готор, дотронувшись до плеча Ренки, отчего тот вздрогнул. — Проверю, как пушкари справляются с зарядами для новых орудий.

Друг лишь кивнул в ответ, не спуская глаз с приближающегося к ним фрегата кредонского флота «Бесстрашный» — родного брата «Счастливого», построенного на той же самой верфи и некогда вместе с ним несшего службу в эскадре, которая «охраняла» пролив в Срединное море, а сейчас идущего первым в линии кредонских судов с открытыми портами, чтобы растерзать «изменника» в клочья чугуном своих ядер.

Корабли сближались, следуя встречными курсами, почти точно по прямой с севера на юг, явно готовясь к классическому морскому бою в линии. Ветер был с западо-юго-запада и немного подыгрывал пиратам, вынуждая кредонцев часто менять галсы, чтобы не упустить литругскую эскадру.

Колонны сблизились уже почти на дистанцию мушкетного выстрела, когда Ренки отдал приказ, шкипер Лоон резко закрутил штурвал, а матросы дружно отпустили шкоты, разворачивая «Счастливого» по ветру и обрезая нос идущего первым кредонского фрегата на почти идеальной для стрельбы дистанции.

Не зря Ренки столько времени гонял свою команду, отрабатывая резкие точные повороты и маневры, которые, как помнил он из уроков адмирала оу Ниидшаа, есть один из важнейших приемов, помогающих добиться победы в морском бою.

— Огонь! — проревел оу Дарээка, едва его фрегат перегородил своим бортом путь вражескому кораблю. Спустя несколько мгновений «Счастливый» содрогнулся, окутавшись дымом, и мимо лица его капитана пролетело множество щепок. Канониры кредонского флота, стоявшие у погонных пушек, тоже не зевали, успев влепить пару ядер в борт своего противника.

Вполне вероятно, это было последнее, что они успели сделать в своей жизни. Ответный залп был поистине сокрушителен. Пушки сравнительно небольшого калибра, расположенные на палубе, были через одну заряжены книппелями и картечью.

Полусферы, соединенные цепью, вращаясь с жутким ревом, ударили по такелажу и парусам, обрывая ванты, рубя реи и разрывая парусину в клочья, а тяжелая картечь пронеслась вдоль палуб вражеского фрегата, превращая тела людей в фарш.

Но куда больший урон нанесли тяжелые орудия батарейной палубы, особенно те три новейшие пушки левого борта, что были установлены по настоянию Готора почти перед самым выходом из Фааркоона.

Признаться, другие матросы-пушкари, не обслуживавшие эти орудия, да и сам Ренки, посматривали на них с некоторым сомнением. Они казались им излишне тяжелыми, особенно за счет утолщенной казенной части. А уж сам снаряд, которым стреляла эта пушка… Пустотелый чугунный шар из двух половинок, скрепленных болтами. Да еще и особое отверстие, через которое перед боем надо было насыпать внутрь изрядную порцию пороха, а потом еще и плотно вставить сверху особый стаканчик с запалом, тем самым перекрыв отверстие.

Хранить и работать с такими штуками на батарейных палубах во время боя, когда в клубах едкого порохового дыма нервно бегают матросы, заряжая пушки и гася начавшиеся пожары, стонут раненые, свищут ядра и картечь и летят щепки! Одно неловкое движение, случайная искра, просыпанный мимо порох, ошибка при работе с фитилем… Словом, шанс пострадать от собственных придумок куда выше, чем поразить врага. Но даже если и удастся снарядить эту бомбу без всяких ошибок и нормально поместить ее в пушку… При одной только мысли о том, что будет, если вместе со взрывом пороха в каморе взорвется и порох в ядре, опытный корабельный артиллерист может поседеть за несколько минут. Очень опасное баловство — эти затеи Готора. Тем более что сам снаряд, сохраняя большой калибр, становится куда легче обычного ядра, и, что бы там ни рассуждал этот затейник о каких-то там «начальных скоростях», имелись у пушкарей немалые сомнения, что при своей легкости этакая штука сможет проломить толстый борт военного корабля.

Одно из ядер, отрикошетив от борта «Бесстрашного», ушло в море, навечно отправившись пугать рыб. Взорвалось оно или нет, так и осталось тайной, ибо на обоих флотах не нашлось настолько пытливого, а главное — томящегося от безделья ума, дабы проследить его дальнейший путь.

Зато второе, попав чуть ниже гальюна, снесло часть установленной на носу фигуры морского дракона и, прорвавшись в корабельные трюмы, взорвалось прямо возле основания фок-мачты, расшатав крепления и вызвав сильнейший пожар. А вот последнее, направленное лично рукой Готора, вошло в обшивку почти на самой ватерлинии и, взорвавшись, выломало столь изрядный кусок борта, что через образовавшееся отверстие с легкостью смог бы пролезть человек, да не какой-нибудь мозгляк, а вполне богатырских пропорций^[79].

Другие ядра, конечно, тоже нанесли немалый урон и самому кораблю, и его экипажу, но их действие было не столь губительным, как у этих двух бомб, и нормальный фрегат мог бы получить не одну сотню таких, все еще оставаясь на плаву.

А вот сейчас «Бесстрашный» содрогнулся и задрожал, словно наткнувшись на риф. В огромную пробоину стремительным потоком хлынула вода, а спустя несколько мгновений фок-мачта с жутким скрипом, словно вопя от боли, рухнула на правый борт.

Корабль быстро потерял скорость, и шедшему позади него однотипному фрегату «Беспокойный» пришлось резко менять курс, ломая линию и создавая сумятицу в стройной колонне кредонских фрегатов.

Следом за «Счастливым» поворот совершили еще пять шедших сзади кораблей из личной эскадры вождей, также успев отстреляться по несчастному «Бесстрашному». А вот одиннадцать других крупных пиратских кораблей прошли прежним курсом, обмениваясь с кредонскими фрегатами залпами вполне в стиле классического морского боя, однако не предпринимая никаких попыток сблизиться для абордажа, дабы завершить решительной победой начавшийся для них столь удачно бой.

Кредонская эскадра из-за неблагоприятного ветра, а главное — из-за резкой потери скорости флагмана, чей нос уже погрузился в воду почти по самый бушприт, пришла в некоторое смятение и была лишена возможности свободно маневрировать, а значит, навязать пиратам удобный для себя стиль боя. Впрочем, надо отдать должное кредонским канонирам — они не растерялись, и, пожалуй, можно сказать, что при обмене залпами были точнее и нанесли пиратам куда больший урон, нежели получили сами. Один из бригов лишился мачты, а на гордость и красу капитана Дгая — трофейный галеон, возглавивший колонну и нахватавший наибольшее количество вражеских ядер, — было просто больно смотреть. Нет, ничего по-настоящему серьезного — корабль был еще на плаву и мог продолжать битву, но изрешеченные ядрами борта представляли собой довольно печальное зрелище.

А Ренки тем временем продолжил движение, перпендикулярное прежнему курсу, уходя из-под возможного обстрела и позволяя кораблям своего звена завершить маневр и отстреляться по кредонскому флагману. Его артиллеристы, пользуясь возможностью, перезаряжали пушки, что заняло у них куда меньше времени, чем обычно, благодаря как особой конструкции самих пушек, так и ползунковым станкам, заменившим привычные колесные лафеты. Станки были еще одним «изобретением» Готора, также поначалу принятым в штыки из-за кажущейся излишней сложности.

«Счастливый» за отпущенные ему минуты успел совершить новый разворот и, сблизившись с врагом, обрушил мощь своих орудий на арьергард вражеской колонны. Впрочем, на этот раз стрельба велась с несколько большего расстояния, и оттого ее результат был не столь губителен. Но и тут стреляющие бомбами пушки показали себя с наилучшей стороны. Борт фрегата, который шел последним в кредонской колонне, окрасился языками яростного пламени, пробивающимися откуда-то из глубин судна, а мачты заволокло густым дымом. Все остальные кредонские корабли, опасаясь взрыва, поспешили убраться от «раненого» как можно дальше, что еще больше усугубило начавшуюся сумятицу.

А пираты не торопились продолжать бой, ибо добились главного — их противник на некоторое время сбился в кучу, потерял управление и возможность маневрировать. И, пользуясь этим моментом, они, ловя ветер всеми парусами, поспешно увеличивали разрыв между собой и врагом, видимо надеясь успеть проскользнуть в Срединное море, обогнув остров Аидаак с севера, до того как кредонцы смогут организовать за ними погоню.

Увы, но их ликованию и самодовольству быстро пришел конец, едва из-за вершин деревьев острова показались высокие мачты огромных кораблей и из столь желанного им пролива вышли находившиеся в засаде суда.

— Поворот, — скомандовал Ренки, напряженно рассматривая появившиеся корабли. — Курс на запад.

И началась большая гонка. Идти приходилось почти против ветра, так что сейчас все зависело от мореходных качеств кораблей, выучки их экипажей и опыта капитанов. Ренки счел разумным временно передать командование шкиперу Лоону.

Тяжелые линейные корабли кредонцев, конечно, быстро отстали, да им и по рангу не полагалось гоняться за шустрыми пиратскими посудинами. Но вот фрегаты, шлюпы и даже крохотные авизо азартно устремились в погоню в надежде догнать противника и, вцепившись в него, остановить, дожидаясь подхода настоящих охотников.

Увы, но покалеченный бриг без мачты стал их первой добычей. Его быстро взяли на абордаж, зажав с двух бортов куда более крупными фрегатами с многочисленной командой. И об участи экипажа можно было только сожалеть — быстрая смерть в подобных случаях считается подарком судьбы.

Впрочем, остальные пиратские корабли вполне удачно уходили от преследования, учитывая немалую начальную фору. Пиратам было что противопоставить соперникам как по части скорости, так и по выучке экипажей, или, если придется, по меткости канониров и тяжести ядер.

— Поднять сигнал «Держаться вместе», — приказал Ренки своему второму помощнику, заметив, что несколько пиратских кораблей начали выбиваться из общего строя и отваливать в сторону.

— Думаешь, послушают? — спросил Готор, поднявшийся на мостик с батарейной палубы, дабы оценить обстановку. — Обычная тактика пиратов в подобной ситуации — разбегаться в разные стороны, как стая зайцев, в надежде, что охотничья свора побежит за кем-то другим.

— Во всяком случае, — пожал плечами Ренки, — наша совесть будет чиста. Однако тебе не кажется, что пора бы уже и появиться нашему флоту, а то, боюсь, эту гонку смогут выдержать не все даже из наших кораблей.

— Тут нам остается только надеяться, — покачал головой Готор. — Меня куда больше сейчас интересует, успели ли кредонцы оценить мощь наших новых пушек. А то ведь могут и сбежать, не приняв бой с тооредаанским флотом. Кстати, ты сам-то оценил?

— Оценил, — улыбнулся Ренки. — Однако мне по-прежнему страшно представить себе, как вы там, в темноте, балуетесь с порохом.

— Потому и пришлось включить в экипаж опытных артиллеристов, прошедших особую подготовку.

Тяжелая, изнуряющая гонка продолжалась еще примерно два часа. Приходилось много лавировать, идя против ветра, поэтому корабли сравнительно недалеко удалились от места предыдущего столкновения.

Но все же несмотря на хорошие мореходные качества кораблей тооредаанцев и выучку команды, республиканский флот медленно, но верно настигал беглецов. «Счастливый» и, пожалуй, еще парочка пиратов, конечно, могли бы еще немного прибавить в скорости и в конечном итоге оторваться от преследования, но Ренки, весьма близко к сердцу приняв внезапно выпавшую на его долю должность адмирала, предпочитал придерживать своего «скакуна», подозревая, что стоит только ему попытаться вырваться вперед — и весь его флот воспримет это как сигнал «Спасайся кто может» и разбежится в стороны.

И не то чтобы это как-то особенно сильно повлияло бы на дальнейшее развитие боя. В принципе пираты уже сделали свою работу, заманив кредонцев в заранее оговоренное место, хотя, когда на совете в королевском дворце обсуждали предстоящую битву, никто из присутствующих особых надежд на это не возлагал.

Но ведь была же еще и честь военного вождя! Была гордость капитана — покорителя морей. Одно дело — прибежать под прикрытие пушек адмирала оу Ниидшаа на единственном фрегате. И совсем другое — привести целую эскадру.

— Парус! — заорал марсовый едва ли не в ужасе. — Много парусов на западе. Нас окружили!

— Поднять сигнал «Курс на запад»! — проорал Ренки что есть мочи, дабы погасить в зародыше начавшуюся панику. — Вывесить сообщение: «Это свои». Вынести и приготовить королевский стяг Тооредаана. Приготовиться поднять его на грот-мачту!

— Что ж, — иронично заметил ему Готор, — остается надеяться, что это и правда свои. Я пошел на батарейную палубу. Чувствую, нам еще предстоит сегодня немало подраться. Так что пообщаюсь с пушкарями, прочитаю небольшую лекцию о новых пушках. Может, кто и проникнется.

Королевское знамя на «Счастливом» подняли только после того, как флоты сблизились достаточно, чтобы и кредонцы заметили появление на горизонте нового игрока. После чего преследователи предпочли спустить паруса, превратившись в наблюдателей. Но бежать назад, под крыло своих главных сил, кредонцы пока не торопились, лишь послали гонца к своему адмиралу с соответствующим сообщением. Ведь неизвестно еще, что это за корабли появились там вдали. А если это просто большой купеческий караван? Бросившись удирать от него со всех ног, любой капитан навечно опозорит свое имя. Но даже если там действительно враг, задача авангарда — определить его численность и степень опасности и по возможности задержать до прихода подкрепления.

Да и семнадцать фрегатов — это немалая сила! Кредонцы чувствовали себя уверенно, не сомневаясь, что, даже если противник и превосходит их числом, этот орешек так легко и быстро ему расколоть не удастся! А там подойдут и другие корабли самого мощного, умелого и обученного флота, который когда-либо в истории человечества бороздил моря, и быстро накажут зарвавшихся выскочек, осмелившихся оспаривать их господство над океаном!

Для Ренки наступил своеобразный момент истины. Вывесив на мачтах сигнал «Делай, как я», он развернул свой корабль и отправился навстречу противнику.

В том, что пять кораблей, вместе с ним вышедших из Фааркоона, последуют за своими вождями, он не сомневался. То были надежные проверенные люди, отчасти даже состоящие на королевской службе, давно уже признавшие власть и авторитет военных вождей. А вот пиратские корабли с экипажами, набранными преимущественно из жителей Литруги… Предсказать, как поведут себя они, ни Ренки, ни Готор не могли до самого последнего момента.

Что ж, пираты разделились. Из одиннадцати кораблей семь также совершили оверштаг, пристраиваясь в кильватер к колонне фааркоонцев, а четверо оставшихся предпочли продолжить свой путь в открытое море, уходя подальше от битвы и всех связанных с ней опасностей. Как ни странно, но капитан Дгай был в числе оставшихся, видимо тем самым повлияв и на решение многих других пиратов. Впрочем, это скорее означало его нежелание отказываться от еще не найденных мифических сокровищ, нежели доказывало преданность вождям.

— Простите, сударь, — подал голос шкипер Лоон. — Неужто вы и впрямь собираетесь атаковать кредонский флот? Я хоть и сам успел разглядеть, что там, с запада, идут наши моряки из эскадры оу Ниидшаа, однако не кажется ли вам эта атака несколько преждевременной? Пока они дойдут до нас и смогут оказать помощь, кредонцы уже успеют пустить нас на дно. У них и в кораблях-то преимущество едва ли не в полтора раза, а уж по пушкам, думаю, они нас превосходят вдвое, если не втрое.

Задать подобный вопрос капитану осмелился только шкипер. Однако по насторожившимся ушам рулевого Ренки нетрудно было угадать, что заботит это куда больше народу. У оу Ренки Дарээка была весьма грозная репутация неустрашимого героя, готового ввязаться в любую битву. Здравомыслящие люди предпочитают держаться от таких героев подальше, справедливо полагая себя не столь свирепыми, а главное, не настолько неуязвимыми, чтобы совершать глупости. Тем более многие из его экипажа (и тем более из экипажей пиратских судов) королевского жалованья не получали и потому вполне справедливо считали, что разборки между королевством и республикой их не касаются. Поэтому для того чтобы вдохновить их на битву, надо было показать и некую выгодную сторону подобного предприятия.

Капитан оу Дарээка,слегка улыбнувшись, ответил:

— Меняйте курс. Зайдем к ним с севера, обогнув левый фланг. — Ренки старался говорить достаточно громко, чтобы все на палубе его услышали. — Наша цель — постараться вклиниться между основным флотом и этими выскочками. Тем самым мы, во-первых, разделим кредонцев, ибо они будут вынуждены перестроиться и развернуться, а значит, еще дальше оттянуться на юг. А во-вторых, нарушим связь между флотами, ибо сможем перехватывать любых курьеров, которых они вышлют с той или другой стороны. В-третьих, вывесите сигнал: «Атаковать вышедшие из строя суда». Наши пираты это оценят — призовые деньги за кредонский фрегат могут наполнить кошельки куда быстрее, чем любые древние сокровища.

Слова капитана были услышаны и приняты очень тепло. «Счастливый» был достаточно большим кораблем, но даже на очень большом корабле известия о намерениях капитана разносятся очень быстро, так что уже спустя десять минут последняя пороховая мартышка глубоко в трюме и матрос, уже битых два часа не слезавший с марса, знали о том, что корабль пойдет в бой, но риск этот будет вполне оправдан перспективой немалой выгоды. Даже пираты оценили ход своего самоназначенного адмирала.

— Когда военные морячки начнут рубиться, — глубокомысленно заметил капитан Дгай своему помощнику, — поврежденные суда начнут покидать строй, чтобы залатать дыры да подремонтировать такелаж. Тут-то мы на них и навалимся. Драка, конечно, будет немаленькая, но, думаю, оно того стоит. Передайте корабельному плотнику с помощниками, чтобы в битву не лезли, но были готовы заделывать пробоины. Будет обидно, если отбитый кредонец уйдет на дно.

Что моряку нужнее всего? Наверное, терпение. Расстояния на море, как правило, огромные, и время переходов течет довольно медленно. Пока тооредаанский флот подошел к месту предстоящей битвы, пока пиратская эскадра смогла совершить свой маневр, прошло, наверное, не менее трех часов.

Единственным стоящим упоминания событием, произошедшим за все это время, пожалуй, можно назвать только небольшую погоню за кредонским авизо, пытавшимся передать весть от основного флота неподвижно застывшей группе. Неизвестно, что он там вез и что означал сигнал из флажков, поднятый на его мачтах, но к группе вестника не подпустили, впрочем не сумев его захватить. Кораблик был маленький, но шустрый. Богатая республика специально строила на своих верфях подобных «гонцов», а не подбирала их из того, что под руку попадется, как остальные государства.

А потом еще внезапно наступил штиль, и флоты застыли в пределах видимости друг друга, но на дистанции, не позволяющей открыть огонь, и оттого могли лишь прожигать друг друга взглядами сквозь стекла подзорных труб.

Жаркое солнце, неподвижная вода, уныло обвисшие паруса на мачтах и тревожное ожидание… Буквально в версте с небольшим замер опасный, ненавидимый всеми фибрами души враг. При большом желании до него, наверное, можно было бы добросить ядро, если бы на корабле нашлась длинноствольная пушка вроде тех, что стоят на береговых батареях. Но даже из такого орудия едва ли получится пробить толстую оболочку борта с подобной дистанции, так что остается только смотреть и ждать. Скрипя зубами, потея от напряжения и накачивая себя яростью, что выжигает все внутри. Воистину профессия моряка, особенно военного, требует много терпения и крепких нервов. Подобные паузы в бою могут вымотать куда сильнее, чем самая жаркая схватка.

Впрочем, подобные штили в этой части океана были нередки, особенно в это время года. И все капитаны знали, что обычно они длятся не слишком долго, так что проще переждать, чем спускать шлюпки и пытаться буксировать суда в сторону пролива.

— Ветер! — внезапно крикнул шкипер Лоон. — Наши ставят паруса!

В отличие от всех остальных опытный шкипер Лоон смотрел не на противника, а на океан и небо и оттого первым (к небольшой досаде Ренки) заметил изменение обстановки. Хотя надо было быть очень опытным моряком, чтобы различить изменяющийся оттенок водной стихии там, где на нее начала воздействовать стихия воздушная. Небольшая, едва заметная рябь появилась вокруг кораблей тооредаанского флота и стремительно понеслась к флоту Кредона.

— Сдается мне, дует точно с запада, — отрапортовал шкипер и, внезапно расплывшись в непривычной для него улыбке, добавил: — Похоже, сегодня боги на нашей стороне!

Что и говорить, попутный ветер был немалым подспорьем для эскадры адмирала оу Ниидшаа. Главный морской гений тооредаанского флота поделил свои силы на три весьма неравных части. Первая, состоявшая из двенадцати судов — легких фрегатов и кораблей, схожих с ними по мореходным качествам и количеству пушек, начала с правого фланга обходить кредонскую линию, которая вытянулась с северо-востока на юго-запад.

Два линейных корабля и тяжелые фрегаты, общим количеством четырнадцать вымпелов, изящным маневром выстроились в параллельную линию перед кредонцами, навязывая противнику классическую артиллерийскую дуэль.

Третья группа, состоявшая преимущественно из старых военных кораблей и купеческих судов, привлеченных для подвоза флоту продуктов и боеприпасов (увы, но снабжение есть краеугольный камень любого военного формирования), пока оставалась в резерве. Первые вроде как охраняли вторых, предоставив «молодым» ратные подвиги. Впрочем, сражение обещало быть столь грандиозным, что, вполне вероятно, именно ветеранам могла выпасть честь завершить его, когда молодые да лихие обломают зубы о вражеские борта.

И вот раздались первые залпы.

— Сигнал Дгаю, — приказал Ренки. — «Напасть на суда за линией». Мы же потревожим их арьергард. Шкипер Лоон, приглядывайте за восточной стороной. Не хотелось бы оказаться зажатым между кредонскими флотами.

«За линией» находились четыре быстроходные шхуны и три авизо, чьи капитаны, на свою беду, бросились догонять «удирающих» пиратов, думая, что это их шанс заслужить награду, показав всему флоту свою лихость и мастерство.

Сейчас они были вынуждены прятаться за корпусами больших судов, ибо если на них и стояла какая-то артиллерия, то явно недостаточного калибра, чтобы всерьез претендовать на участие в морском бою такого уровня. А вот толщина бортов этих легких корабликов делала их слишком уязвимыми для ядер фрегатов, не говоря уж о ядрах с огромных линейных кораблей. Не могли они всерьез претендовать и на реальное противодействие направившимся в их сторону пиратским судам. Все, что им оставалось, — это пытаться маневрировать, не позволив неприятелю сблизиться для абордажа. Охота на подобные цели была хорошо знакома пиратским капитанам, и они с радостью «включились в игру», оттесняя «нестроевых» от главных сил эскадры и загоняя их под свои пушки, дабы обездвижить, а потом и захватить.

Задача же оу Дарээка была намного сложнее — поучаствовать в морском сражении, да так, чтобы не попасть под пальбу своих союзников. А поучаствовать было необходимо, ибо Ренки не мог представить себе ничего более позорного, чем на вопрос: «А что ты делал во время великого сражения у Ворот?» — ответить: «Стоял в сторонке».

Он подвел свою эскадру поближе к арьергарду кредонцев и включился в артиллерийскую дуэль. Несколько раз он готов был поклясться, что вместе с ядрами, выпущенными с батарейных палуб кредонских фрегатов, до бортов его «Счастливого» долетали и ядра тооредаанских пушек. Но разве не в том и состоит истинное мужество солдата, чтобы, не выказывая ни малейших признаков страха, встречать любую опасность, от кого бы или от чего бы она не исходила?

Впрочем, этот эпизод битвы продлился не так уж и долго. Кредонцы явно переоценили свои силы, вернее, недооценили врага. Мало того что обрушившийся на них огонь тооредаанцев оказался поистине ураганным, так еще внезапно снаряды, пробивающие толстые борта, начали взрываться, уничтожая экипаж осколками и вызывая пожары такой силы, что пиратам, сунувшимся было к парочке подвергнувшихся воздействию таких снарядов кораблей, пришлось поспешно удалиться, опасаясь, что пламя перекинется и на них.

Да, пусть новейших бомбических пушек Готора на тооредаанском флоте было не так уж и много и пусть отнюдь не всякий снаряд попадал в цель, пробивал борт или срабатывал, как должно, но зато те, что срабатывали, наносили поистине катастрофический урон.

— Капитан… — Шкиперу Лоону даже пришлось дотронуться до руки Ренки, напряженно разглядывающего сквозь клубы дыма кредонский фрегат, с которым он в данный момент обменивался залпами. — Посмотрите, их новый флагман поднял какой-то сигнал.

— И что это значит, по вашему мнению? — сдерживая раздражение из-за того, что его отвлекли, поинтересовался Ренки.

— Судя по тому, что они начали поднимать стаксели, полагаю, кредонцы подумывают развернуться и обратиться в бегство, — меланхолично пояснил свою мысль Лоон. — А основная кредонская эскадра уже сравнительно недалеко. Если бы не встречный ветер, они бы давно уже были тут, — добавил он.

— Хм… — задумался Ренки, попытавшись осмотреть поле боя сквозь клубы дыма.

Действительно, авангард и арьергард кредонской эскадры, подвергнувшиеся наиболее интенсивному обстрелу, уже вовсю пылали, так что пятый от головы колонны фрегат, все еще остававшийся относительно целым, был вынужден взять на себя роль флагмана и, кажется, действительно пытался выйти из боя, призывая всех способных двигаться товарищей последовать своему примеру. Это было весьма мудрым решением — кредонская эскадра находилось уже достаточно близко, чтобы не позднее чем минут через двадцать-тридцать вступить в бой. Этого времени тооредаанцам вполне хватило бы, чтобы превратить и остальные корабли избиваемой эскадры в пылающие обломки, так что действиями того, кто взял на себя командование, явно руководил не страх, а здравый смысл. Шанс уйти, спрятавшись под крыло флота, и успеть привести себя в порядок для продолжения боя у кредонцев еще был.

— Мы обязаны попытаться перехватить их! — решительно заявил капитан оу Ренки Дарээка.

Легко сказать, да нелегко сделать. Не так-то просто прямо посреди сражения обратить на себя внимание остальных кораблей своей эскадры, а уж тем более — повести их в новую битву, однако Ренки все же смог вывести подчиняющиеся ему корабли из боя и направить их в сторону разворачивающихся кредонских фрегатов.

— Берем на абордаж! — решительно заявил он. — Сообщите оу Готору, чтобы не бил по ним своими бомбами, а вот зарядить пушки картечью не помешает.

Шкипер Лоон вовремя заметил эволюции противника, а корабли пиратской эскадры были в куда лучшем состоянии, чем выходящие из боя кредонцы. Оттого они имели и определенный запас скорости, и возможность маневра. А уж по части умения перехватывать чужие суда пиратам было мало равных.

— Огонь! — рявкнул Ренки, и залп картечи прошелся по палубе вражеского фрегата, словно огромный веник.

— Только не лезь первым, — предупредил внезапно появившийся рядом Готор и даже слегка придержал приятеля за пояс.

— К абордажу готовься! Боцман, раздать мушкеты и холодное оружие. Солдаты, строиться на палубе. Шкипер Лоон, возьмите штурвал, подводите ближе… Ну, что же вы! Крючья!!! Пли!!! На штурм!!!

Шкипер, несмотря на окрики Ренки, подвел «Счастливого» к вражескому борту очень аккуратно и с большим искусством, вместо привычного удара борт о борт обозначив лишь легкое касание. И оттого мушкетный залп, которым немедленно разразилась выстроенная на палубе рота фааркоонских егерей, был особенно точен и убоен.

А потом, как обычно, на вражеский корабль, изрешеченный ядрами и картечью, хлынул еще и людской поток, полный ярости и злобы.

Абордажные бои… Существуют ли в мире более непримиримые и бескомпромиссные схватки, чем эти? Сама теснота корабельных палуб, где зажатые, словно в клетке, люди вынуждены биться за свою жизнь, не имея возможности отступить, диктует свои особые законы. А враждебная стихия вокруг и осознание того, что пощады не будет? Наконец, нервы, до невозможности расшатанные предварительным артиллерийским огнем, когда от тебя ничего не зависит, и лишь случайность да прихоть судьбы решают, просвистит ли вражеское ядро рядом с тобой или разорвет тебя в клочья. Все это выплескивается на палубы вражеских судов вместе с натиском абордажной команды.

Противники были примерно равны. До начала боя. Сейчас же кредонцам уже изрядно досталось от пушечного огня тооредаанских фрегатов, да и боевой дух тех, кто фактически вынужден был спасаться с поля боя бегством, явно был подорван.

Однако сдаваться кредонские моряки не собирались. Их встречный залп хоть и был значительно более жидким, чем пальба фааркоонцев, тем не менее унес немало жизней. И встречный накат, которым они попытались спихнуть врага с палубы своего корабля, был весьма решительным и опасным.

Но солдаты Готора и Ренки практиковали то, что пока еще не использовал ни один флот в мире. Военные вожди специально обучали своих солдат драться на палубах судов, заваленных разным мусором и залитых кровью. Сражаться, разбившись на малые группы, или мгновенно, по особому сигналу образовывая единый строй.

Обычно морских пехотинцев и реже — матросов просто учили воевать — заряжать мушкеты, стрелять или драться врукопашную, используя мушкет со штыком или тесаки. И этого им вполне хватало. А те, кто смог пережить несколько абордажей, еще и нарабатывали особые приемы, которыми, бывало, даже делились с новичками. Но все это делалось достаточно хаотично и бессистемно. И оттого очередной абордаж быстро превращался в жестокую и бессмысленную свалку, ибо управлять в подобном хаосе войсками было практически невозможно.

Готор же не только обобщил нажитый опыт разных людей, благо среди пиратов было немало опытных абордажников, но и специально, в тишине и покое фааркоонского полигона, где был выстроен макет корабля, разрабатывал особые тактики, неизвестные до сей поры, пытаясь донести эти знания до каждого отдельного солдата. Как взломать вражескую оборону? Какие ключевые точки на корабле надо занимать первыми? Все это и многое другое тщательно обсуждалось, испытывалось и объяснялось фааркоонским егерям и матросским экипажам кораблей вождей, которых тоже несколько раз вывозили на этот полигон.

Оттого не только сержанты и капралы, но даже обычные рядовые, попав на палубу вражеского корабля, гораздо лучше понимали, что надо делать, чем иные офицеры, впервые участвовавшие в абордажном бою. И в данном случае подобная практика себя оправдала. Сопротивление кредонцев было сломлено. Мостик и баковые надстройки заняты первыми, а оказавшийся между двух огней противник безжалостно расстрелян и сметен с верхних палуб.

Драка переместилась на батарейные палубы и в трюмы, но самое главное было сделано — дух противника был сломлен.

Где-то в глубине корабля еще слышался звон клинков и вопли убиваемых людей, а Ренки, вытирая шпагу платочком, уже вернулся на мостик «Счастливого». Его раздирали весьма противоречивые чувства. С одной стороны, упоительного восторга жестокой резни он так и не испытал, ведь ему фактически не дали поучаствовать в битве. Одна-единственная схватка с каким-то доходягой — это даже не смешно. Но с другой стороны, все эти месяцы работы по созданию нового войска явно не прошли даром! Его егеря просто смели вражеский экипаж с палуб почище чем картечный залп!

— Капитан! Шлюп у трапа по левому борту. Офицер просит разрешения подняться на палубу.

Ренки выглянул за борт. Действительно, пока он пытался геройствовать на вражеском судне, к ним подошел небольшой шлюп под тооредаанским флагом, с экипажем в форме тооредаанского военного флота.

— Боцман! — рявкнул Ренки. — Почетный караул к трапу. Приветствовать гостей!

Боцман, вернувшийся с капитаном с захваченного судна и спешно наводивший порядок на своем корабле, выстроил десяток матросов возле трапа и приветствовал поднявшегося офицера.

Ренки хотел встретить гостей, стоя на мостике, как это и подобает капитану. Но, увидев, кто поднялся на борт, поспешил к офицеру.

— Рад вас приветствовать на борту «Счастливого», второй лейтенант оу Нииндига, — обратился он к своему старому знакомому и наставнику в морском деле.

— Благодарю. У меня сообщение от адмирала оу Ниидшаа для капитана оу Дарээка, — отрапортовал ему тот, отдавая честь. — Адмирал благодарит вас за участие в битве и особенно хвалит за произведенный захват пытавшихся выйти из боя фрегатов. Он велел передать, что считает произведенный маневр выполненным весьма своевременно и безупречно. Однако если вы намерены и дальше участвовать в битве, он полагает уместным для вашей эскадры перейти под его командование. В знак вашего согласия вы должны спустить все флаги кроме королевского знамени и присоединиться к отряду легких фрегатов.

— Хм… — задумчиво ответил на это Ренки. — Нииги, тут есть маленькая проблема. Боюсь, что могу с уверенностью отвечать только за шесть кораблей нашего с Готором флота. А вот как поведут себя остальные суда, сказать сложно.

— Ничего страшного, Ренки, — улыбнулся в ответ второй лейтенант, так же переходя на дружеский тон. — Старик, отдавая приказ, пробурчал себе под нос: «Может, удастся призвать к порядку хотя бы парочку этих разбойников». Шесть кораблей, да еще и такого ранга, как у тебя, — это куда больше, чем он рассчитывает.

— Кстати, как тебе мой «Счастливый»? — едва не лопаясь от самодовольства, поинтересовался Ренки.

— Эх… — не без приятных для Ренки ноток зависти в голосе вздохнул Нииги. — Для того, кто лишь несколько лет назад попал в мичманский кубрик, не умея отличить сигнального фала^[80] от якорной цепи, ты сделал небывалую карьеру! Впрочем, я был бы распоследней трюмной крысой, если бы не сказал, что это вполне заслуженный успех.

— Ну, Нииги, — поспешил Ренки вернуть комплимент, — в твои годы быть вторым лейтенантом на флагмане флота — это тоже немало. Я ведь прав, ты офицер «Громовержца»?

— Да! — не без гордости заметил второй лейтенант оу Нииндига. — У меня был выбор — получить под собственное командование шлюп или даже шхуну или продолжить службу под началом адмирала. Не буду скрывать, это был весьма нелегкий выбор, ведь собственный мостик — это то, о чем мечтает любой моряк. Но я все-таки решил продолжать учиться у нашего старика. Тогда, возможно, когда-нибудь я перейду с «Громовержца» на собственный фрегат. Еще больше, чем у тебя! — не смог он удержаться от небольшой подколки.

— Буду только рад! — усмехнулся в ответ Ренки. — А то, если хочешь, переходи под мое начало, и я уже завтра поставлю тебя командовать вот этим фрегатом, — указал он на стоящий рядом захваченный кредонский корабль, на котором уже стихли звуки схватки, зато слышались некие приглушенные возгласы, обычно сопровождающие легкую мародерку.

— Ох, не искушай меня, — словно за стенку, спрятался за выставленные ладони Нииги. — Впрочем, я уже выбрал свой путь, и он связан только с Королевским флотом. Кстати, твои трофеи… Адмирал сказал, что на судах конвоя есть призовые команды. Ты можешь забрать весь свой экипаж обратно, думаю, в предстоящей битве тебе еще понадобятся все твои люди. И конечно же можешь не сомневаться, что ваша добыча не уплывет в чужие руки. Адмирал дал слово! А еще… — Нииги немного замялся. — Он просит благородного оу Готора Готора перейти на его корабль. Я понимаю, что вы с ним друзья и всегда дрались бок о бок. Но адмирал считает, что его присутствие там может быть полезно для всего флота.

— Я передам ему просьбу адмирала, — сказал Ренки, хотя холодок и пробежал по его сердцу. Действительно, он намного уверенней чувствовал себя в бою, зная, что друг находится где-то рядом.

— Хорошо, — кивнул лейтенант оу Нииндига, вновь переходя на официальный тон. — Вон идет эскадра легких фрегатов. Полагаю, капитан, вам стоит занять место в конце колонны. А мне, сударь, пора возвращаться к своим обязанностям. Удачи вам в предстоящем бою!

— И вам, второй лейтенант, удачи. Да здравствует король!

Громада кредонского флота приближалась стремительно и неумолимо. Обе эскадры шли сейчас навстречу друг другу, и тут уже было не до особых маневров и хитрых тактик. Кажется, для этого просто не хватило бы места, настолько много больших кораблей сошлось у Ворот в Срединное море.

Наибольшую опасность для флота Тооредаана конечно же представляли четыре огромных линейных корабля кредонцев. Каждый нес на себе от девяноста до ста сорока пушек, а толщина бортов^[81], сделанных из прочного дуба, была такова, что даже средних размеров ядра отскакивали от них, словно мелкие камушки от железной плиты.

Но и другие корабли флота были не меньшей угрозой, взять хотя бы те шесть галеонов, пусть и несколько устаревших, но еще весьма грозных и способных огрызаться на врага огнем семи-восьми десятков пушек. Да и тяжелые фрегаты, составлявшие наибольшую часть флота, не слишком от них отставали, неся на своих деках от пятидесяти и больше пушек. Словом, это был очень грозный враг, настолько уверенный в себе и в собственной непобедимости, что это вселяло робость в сердца даже самых смелых противников.

Флот Тооредаана заметно уступал противнику по количеству судов. В первую очередь у королевства было гораздо меньше грозных и неприступных «морских крепостей», выигрывавших не просто по количеству пушек, но и по их качеству. Те орудия, что они могли нести на своих самых нижних деках, подчас соперничали в мощи с настоящими крепостными пушками.

Да и по части более легких фрегатов кредонский флот превосходил соперника. Так на что же надеялся адмирал оу Ниидшаа, ведя свои корабли в бой?

Задумывался ли об этом кредонский адмирал и капитаны кораблей его флота или просто наслаждались своим превосходством? Увы, это было неизвестно. Однако тактику кредонцы выбрали вполне стандартную, выстроившись в классическую линию для мощного артиллерийского противостояния. Несмотря на кажущуюся монолитность, кредонский флот поделился на три отряда. Наиболее мощные линейные корабли расположились по краям линии, готовые охватить вражеские фланги, а шесть галеонов заняли середину. Тяжелые фрегаты встали между этими главными центрами противостояния, а более легкие корабли, от которых в серьезном линейном бою все равно не будет никакого толку, ушли за линию, дожидаясь своего времени, когда можно будет перехватывать и брать на абордаж поврежденные корабли противника.

Увы, но «Счастливый» и его капитан оу Дарээка сейчас выступали в роли простых работяг войны, воюющих в строю. Так что замыслы командиров оставались для Ренки тайной, и ему оставалось лишь выполнять приказы. Потому-то и о смысле перестроения, что произвел Королевский флот, он мог только догадываться.

Тооредаанцы так и продолжали двигаться двумя походными колоннами точно на восток, словно бы не замечая перегородившего им дорогу кредонского флота, подобно двум огромным стрелам, направленным в центр вражеской линии. Вот только место флагмана каждой из колонн занял матерый ветеран, отслуживший Тооредану уже не один десяток лет и считавшийся устаревшим еще во время участия в битве при мысе Куаа. Там старички-корабли изрядно отличились — в основном тем, что смогли выжить.

Это были довольно древние посудины, впервые спущенные на воду во времена, когда кораблестроение еще отличалось изрядной архаичностью. Широкобокие, с высокими надстройками на корме и носу, не слишком-то быстрые и, несмотря на большое водоизмещение, несшие не так много пушек. Зато они были крепкие, и утопить такую лоханку являлось весьма непростой задачей. В нынешние времена ветераны могли противостоять кредонским кораблям только в качестве щита, на роль которого адмирал оу Ниидшаа их, видимо, и назначил.

Но вот как объяснить покинувшие свои места далеко в тылу два роя корабликов, выстроившихся теперь по флангам? Брандеры? Но Ренки прекрасно видел, что это обычные, лишь немного переделанные торговые шхуны, ничего общего не имеющие со знаменитыми готоровскими torpeda. Недостаточно быстроходные и слишком большие — идеальные мишени для вражеских пушек.

Казалось, сами боги пожелали поучаствовать в этой потехе, и при ясном небе, на котором в данный момент не наблюдалось ни единого облачка, разразилась жуткая гроза. Но нет — это кредонские галеоны дали первые залпы. Дистанция была еще достаточно большая, но ядра их орудий достигли целей, приведя корпуса и рангоут флагманов двух тооредаанских колонн в изрядное расстройство. Правда, пока никакого существенного урона Королевский флот не понес — колонны даже не сбавили скорости. Однако можно было только догадываться, насколько убийственным будет для этих ветеранов второй продольный залп, произведенный уже почти в упор. Даже Ренки, побывавшему не в одном и сухопутном, и морском сражении, становилось жутковато при одной мысли, что будет твориться на палубах этих обреченных на смерть кораблей, когда по ним пройдет целый рой ядер с многопушечных кредонских галеонов.

Уже впоследствии стало известно, что на ветеранах было минимум команды, почти отсутствовали пушки, трюмы же были как-то по особому подготовлены (очередной рецепт Готора, он называл это germetichnye otseki), а все носовые помещения — плотно забиты грузом обыкновенных дров, принявших на себя большую часть ядер и картечи. И тем не менее после второго залпа кредонцев участие ветеранов в битве закончилось, как, впрочем, и их земное, или лучше сказать — морское существование.

Зато с тех пор в тооредаанском флоте всегда были корабли, носящие те же имена как символ беззаветной преданности королю, мужества и самопожертвования.

Впрочем, все это было намного позже. А сейчас немалый опыт адмирала оу Ниидшаа позволил ему начать разворот за несколько мгновений до вражеского залпа.

Конечно, часть ядер досталась и его «Громовержцу», шедшему сразу за «щитом», но для такого большого корабля это было как мушкетная пуля в спину кита. Зато королевский флагман успел разминуться с погибающим ветераном и, войдя в промежуток между двумя галеонами, разрядить по ним сразу оба своих борта с дистанции картечного залпа. Почти половина пушек на нижнем деке «Громовержца» стреляли бомбами, и оттого последствия залпа были поистине ужасающими. Сразу в нескольких местах вспыхнули пожары, на одном из галеонов упала фок-мачта, а ядра и картечь из обычных пушек выкосили команду. Затем место «Громовержца» занял второй линейный корабль, и его огонь был не менее убийственным.

Примерно той же тактики придерживались и корабли колонны, в которой шел «Счастливый» капитана оу Дарээка. Только вот воевали они со стоящими в линии фрегатами кредонцев. К тому времени, когда подошла очередь стрелять кораблю Ренки, это уже скорее можно было сравнить с ударом милосердия. Пусть на легких фрегатах и не было столько бомбических орудий, как на тяжелых линейных, однако и огонь простых пушек столь жестоко прошелся по врагу, что корабли республики напоминали плавающее решето.

Впрочем, это была лишь завязка боя, сдаваться кредонцы не собирались. Колонны пошли дальше, уходя за линию «нестроевых корабликов» и ставя их как очередной щит между собой и огнем вражеских пушек.

За этой защитой они смогли развернуть боевую линию. А дальше началась классическая «огненная потеха»: соревнование на скорость зарядки пушек, меткость канониров, выносливость артиллеристов и прочность кораблей.

Кредонцы имели в этой игре изрядный опыт и считали себя непревзойденными чемпионами. Однако быстро выяснилось, что и тооредаанцы им ни в чем не уступают, а где-то, может, даже и превосходят. После того как с «мелким флотом» было покончено, большие кредонские корабли куда чаще стали выходить из строя, охваченные пожарами или вынужденные закрывать пушечные порты, которые начала заливать вода, так как из-за многочисленных пробоин они погрузились слишком глубоко.

А что же тем временем творилось на флангах, где у кредонцев стояли самые мощные суда? Там рои маленьких корабликов совершали весьма странные эволюции вблизи вражеской колонны, вроде как и не приближаясь на дистанцию убойного выстрела, но и не отпуская свои жертвы. Кажется, никакой особой опасности эти крохи для линейных гигантов не представляли, но у кредонцев были свежи воспоминания о разрушительных действиях тооредаанских брандеров. И они вполне законно опасались, что разрушения от этих ничтожных корытец могут быть самые ужасные. Так что большие корабли кредонской линии были вынуждены отбиваться от стаи москитов, не имея возможности оказать помощь своему центру.

— Капитан! — окликнул Ренки всевидящий шкипер Лоон. — На востоке появились какие-то паруса.

Ренки глянул в подзорную трубу. Из находившегося в десятке верст пролива в Срединное море выходил какой-то флот.

— Ничего страшного, — успокоил он встревоженного шкипера и остальную команду. — Это не кредонцы, это мооскаавцы.

— Но разве… — начал было шкипер.

— Они с нами, — громко объявил Ренки, стараясь перекричать пушечную канонаду, чтобы быть услышанным хотя бы своим ближайшим окружением. — Их появление было оговорено заранее, хотя я надеялся, что они соизволят прибыть несколько раньше. Впрочем, чего еще ждать от этих хитрозадых недоимперцев? Следите за сигналами флагманов. Возможно, мы получим какие-то новые приказы.

— На «Громовержце» поднят сигнал «Продолжать бой», — отрапортовал шкипер, посмотрев в подзорную трубу на флагманский корабль, чьи высокие мачты едва проглядывались за клубами порохового дыма.

— Тогда продолжаем. Из-за дыма кредонцам не видно, что к нам идет подмога. Это станет для них очень неприятным сюрпризом! Как думаете, шкипер Лоон, как быстро флот сатрапии до нас дойдет?

— Думаю, не раньше чем через час. И то если они не отвлекутся на отлавливание мелких кредонцев, что успели улизнуть от наших ребят.

— Значит, надо продержаться еще час! — оптимистично заявил Ренки, и в этот же момент одно из ядер с кредонского фрегата срубило бизань-мачту «Счастливого», а второе, пронесшись буквально в нескольких пядях от лица капитана, разнесло в щепки штурвал и покалечило рулевого.

— Боцман! — заорал шкипер Лоон. — Отправить плотника чинить руль, а сам собери людей и обруби ванты, не хватало еще, чтобы мачта разворотила нам борта. У нас и так полно дыр.

К тому времени, когда к месту событий подошел флот Мооскаавской сатрапии, обе воюющие эскадры уже пребывали в весьма плачевном состоянии, но боевого духа не потеряли. Классических линий уже не существовало. Многие корабли вышли из боя, чтобы завести пластыри и восстановить плавучесть. Другие просто пошли ко дну или сгорели. А иные, оставшись без управления, просто дрейфовали, отдавшись на милость ветров и течений.

Наверное, если бы кто-то считал по очкам, то победа была бы присуждена тооредаанскому флоту. Их враги пострадали куда больше. Но увы, в подобных «играх» победа по очкам не предусмотрена. Кредонцы изначально были сильнее и, даже понеся немалые потери, все еще оставались грозной силой и имели все шансы выиграть сражение.

Пусть их центр фактически был уничтожен, пусть многопушечные галеоны либо пошли ко дну, либо догорали посреди океана, но и их противникам тоже изрядно досталось. Два линейных тооредаанца представляли собой печальное зрелище, ибо сегодня только ленивый кредонец не выцеливал столь достойную добычу. Треть пушек их правого, обращенного к противнику борта была выбита, а рангоут — так сильно покорежен, что корабли едва-едва сохраняли какое-то управление, а уж про их участие в погонях не могло быть и речи.

А вот у Кредона еще оставались целехонькими два линейных корабля. Еще один из пары, занимавшей левый фланг, неудачно ввязался в дуэль с новейшим тооредаанским фрегатом, подпустив его слишком близко. И пусть его обидчик сейчас качался невдалеке на волнах без мачт, с разбитым рулем и изрешеченными бортами, а остатки его команды, явно проигрывая борьбу за живучесть корабля, уже по приказу третьего помощника, заместившего убитых старших офицеров, разбирали палубу, строя плот, ибо все шлюпки были уничтожены, зато шесть бомб, прорвавшиеся сквозь толстые борта линейного корабля, устроили такой пожар, что уже через десять минут после обмена залпами кредонский многопушечный красавец скрылся в пламени взорвавшейся крюйт-камеры.

А его сосед, также попавший под обстрел бомбических орудий, еще мог огрызаться огнем половины своих пушек, но столь быстро набирал воду, что его капитан больше думал о спасении своего корабля, нежели об уроне, который еще можно нанести противнику.

— Капитан. — Даже в разгар такого сражения шкипер Лоон был уныло меланхоличен, однако не терял бдительности. — На «Громовержце» поднят сигнал «Решительная атака».

— Значит, идем на абордаж! — заметил Ренки. В отличие от своего шкипера он был весел, а его ноздри хищно раздувались в предчувствии очередной кровавой резни. — Продублируйте приказ. Что у нас с рулем и какие паруса мы еще можем поднять?

Руль оказался исправен. Почти. Фок-мачта оставалась целехонькой, да и на обрубленной посередине бизани смогли растянуть какие-то импровизированные паруса.

— Лоон, голубчик, — едва ли не взмолился Ренки, указывая на один из кредонских больших фрегатов, выглядевший еще относительно целым. — Постарайтесь подвести «Счастливого» вон к тому красавцу. А если еще сможете подойти к нему левым бортом, я даже не знаю, что вам за это пообещать. Потом сами придумаете себе награду!

— Ветер не слишком-то подходящий для подобных маневров, — пробурчал в ответ на это Лоон. — Однако попытаться можно.

— Артиллеристов — на левый борт! — начал приказывать Ренки. — Заряжать картечью. Егерям — заряжать мушкеты и готовиться. Это будет славная драка!

«Счастливый» сделал замысловатую петлю, неимоверными усилиями шкипера Лоона и подчинявшихся ему матросов сумел развернуться к противнику левым, наименее поврежденным бортом и дал картечный залп, получив в ответ еще пару ядер в и без того уже изрешеченные борта. Потом было сильное столкновение. Увы, с управлением у «Счастливого» дела были не слишком хороши, не так, как всего пару часов назад во время прошлого абордажа, и оттого мягкого касания борт о борт не получилось. Удар был такой силы, что обшивка обоих судов явственно затрещала, а на палубах многие попадали с ног. И тем не менее это не помешало обоим командам ринуться навстречу друг другу.

Залп. Ответный залп. Попытка перескочить на вражеское судно и пойти в штыковую. Залп фальконетов с борта кредонца, выкосивший десяток солдат и матросов на палубе «Счастливого». Еще один одновременный залп почти в упор, в лицо друг другу…

Ренки все это время находился на мостике, понимая, что ему нельзя сейчас лезть в первые ряды штурмующих. Он пытался было как-то руководить атакой со своего места, но его просто не слышали, да и солдаты с матросами и без ценных указаний капитана знали, что им надо делать сейчас. Вот только упорное сопротивление врага не позволяло в полной мере реализовать эти знания.

В конце концов Ренки не выдержал, бросился в свою каюту и сорвал со стены любимый длинноствольный мушкет. Заряжал почти на бегу, насколько это возможно. Прицелился. Выстрел! Человек на капитанском мостике вражеского фрегата, отдававший какие-то приказы своим матросам, схватился за бок и начал заваливаться на палубу.

Зарядить. Прицелиться. Выстрел. Еще один кредонский офицер падает замертво. А чужая мушкетная пуля с противным свистом проносится возле уха Ренки и втыкается в палубу.

Быстрый взгляд наверх. На марсе сидит стрелок. Но тратить на него заряд Ренки не стал. И вот уже колоритный моряк с цветастым платком на голове, взявший на себя командование абордажниками, валится замертво, а его платок окрашивается в единый цвет — красный.

Только после четвертого выстрела, не найдя больше достойных мишеней, Ренки уделил свое внимание стрелку на марсе, уже дважды пытавшемуся достать капитана «Счастливого». Обе попытки были неудачными. Ренки еще помнил, как неудобно стрелять сверху вниз, а уж тем более — заряжать мушкет, сидя на крохотной качающейся площадке, будто ворона в гнезде. После очередного своего выстрела благородный оу убедился, что стрелять снизу вверх, стоя на качающейся палубе, тоже не очень-то удобно. Это был его первый промах за день.

Впрочем, враг дрогнул. Может, повлияла стрельба Ренки или абордажная команда «Счастливого» смогла усилить напор, но первый ручеек штурмующих смог перетечь на чужую палубу, отвоевав для себя крохотный плацдарм.

Просто так оставить этого Ренки не мог и, растолкав строй собственных солдат, тоже ринулся в бой.

Снова это упоительное чувство полного слияния и даже подчинения собственной воли воле своего оружия! Годы тренировок, бочки пролитого пота — все это концентрируется в нескольких минутах рукопашного боя. Движения точны и стремительны, голова пуста, но соображает мгновенно, а зрение, слух и даже осязание подчинены одной задаче: все видеть, все замечать и успевать реагировать.

Вот противник — видно, опытный вояка, его сабля так и мелькает перед глазами. А вот сбоку появляется жало штыка. Маленький поворот корпуса — и штык проходит впритирку к телу, едва не порвав одежду. Противник на долю секунды раскрывается, освобождая проход для острия шпаги. Укол. Шаг вперед — и снова укол. Отвести эфесом пику и, скользнув вперед, рубануть по руке, ее держащей. Отбить в сторону древко, мешая очередному врагу добраться до себя, и на долю мгновения погрузить свое оружие во вражеское горло. Еще один шаг вперед. Пара десятков подобных шажков — и враг будет разбит.

— Хорошая была драка… Что скажешь, Йоовик? — Ренки сделал еще глоток и передал флягу своему старому сержанту.

— Сдается мне, ваша милость, что я становлюсь староват для таких забав, — устало ответил тот, так же сделав несколько глотков и передавая трофейную флягу с вином дальше. — Что-то жарковато сегодня было…

— Когда, старина, ты получишь свою часть призовых денежек за этого красавца, — усмехнулся в ответ Ренки, — молодость к тебе стразу вернется, — а потом подумал и чуть ревниво добавил: — А помнишь, там, на проклятом Зарданском плоскогорье, когда мы двумя полками надрали задницу всей кредонской армии и удирали к своим войскам… Неужто там было проще?

— Там был сущий ад, — заверил его сержант Йоовик. — Я тогда раз десять за день всерьез успел с жизнью распрощаться. Но и тут… Потери, ваша милость, весьма немаленькие. Но я подозреваю, что вы на этом не остановитесь и нас сегодня ждет еще одна такая же драка, а может быть, и не одна!

Сержант был прав. Сидеть на канатной бухте посреди залитой кровью палубы, болтая со стариной Йоовиком в окружении других фааркоонских егерей, почтительно внимающих беседе двух ветеранов, было демонски приятно. Но бой еще не кончился. Еще вовсю гремели пушки, носились ядра над морем, с грохотом сталкивались корабли, и волны абордажных атак наваливались друг на друга. Долг обязывал встать и снова вести свой корабль в бой.

— Да, былые времена… — продолжил сержант. — Только слыхал я, будто наш Шестой Гренадерский уже не тот. После того как полковник и лейтенант Бид пошли вверх, порядки там сильно изменились, да и былых ветеранов почти не осталось. Прошу покорно простить, ваша милость, но и вашу знаменитую компанию я что-то давненько не видал в одном строю. Как там они поживают, позвольте узнать, не сочтите за дерзость?

— Хм… Надо будет как-нибудь пригласить тебя к себе, — улыбнувшись, ответил на это Ренки, мельком оглядев почтительно вытянувшиеся физиономии новичков, удивленных такой дружеской беседой между простым сержантом и своим командиром. Впрочем, сегодня Ренки лишний раз подтвердил свою репутацию великого героя, так что это нисколько не могло умалить его авторитет. — А что, присвою тебе третьего лейтенанта и… Чего, не хочешь? Ну ладно. Однако все равно как-нибудь позову тебя отобедать в нашей компании, как в былые времена. Еще не забыл? Ну, про Доода, думаю, ты и сам знаешь, вы ведь приятели. Дроут с Таагаем сейчас за Фааркооном приглядывают, чтобы не растащили там все в наше отсутствие. Киншаа остался на Литруге. В форте нам нужен человек, которому можно верить безоговорочно. А Гаарз… Гаарз в нашей столице присматривает кое за чем. Все они рвались в битву, но кому-то надо и обоз охранять. Верно?

— Вам виднее, ваша милость, — согласно кивнул Йоовик.

— Ну раз так, то моя милость считает, что пора поднимать задницы и устроить кредонцам еще одну нахлобучку. Кстати, генерал оу Дезгоот и майор оу Бид сейчас тоже где-то здесь, наверняка дерутся на одном из этих кораблей. Так что не посрамим память Шестого Гренадерского перед ними! Шкипер Лоон, мы еще способы пройти версту-другую? Тогда почему бы нам не двинуться дальше и не найти себе подходящую добычу? Грохот пушек на севере внушает определенные надежды.

Какое-то время они шли, не встречая достойного врага. Кредонские корабли, мимо которых они проходили, либо пребывали в слишком плачевном состоянии, чтобы брать их на абордаж, либо там уже шла драка, лезть в которую постороннему не имело смысла. А на парочке встреченных вражеских судов на мачтах уже реяли тооредаанские флаги, отмечая очередную победу над республикой.

Но по мере приближения к флангам, где противостояние было еще весьма сильным, обстановка менялась. Впоследствии Ренки и сам не смог бы сказать, что подтолкнуло его тогда вмешаться и направить «Счастливый» именно к этому участку сражения. Вероятнее всего, достаточно большое скопление кораблей, повествующее о том, что битва здесь приняла особенно ожесточенный характер.

О подобных моментах даже в рапортах о самых крупных сражениях упоминают особо. Целых пять кораблей образовали своеобразную связку. Три кредонца, мооскаавский корабль и тооредаанский фрегат. Этакое многослойное лакомство какого-то ненасытного бога войны! Ренки даже забрался на оставшуюся целой фок-мачту, чтобы прояснить для себя диспозицию и расположение разных сил. Удалось ему это не очень хорошо.

— Там у них тоже все слоями! — прокомментировал он своим офицерам, спустившись. — Кредонские мундиры вперемешку с нашими. А мооскаавцы, кажется, вообще не по форме, кто во что горазд. По краям этого бутерброда — кредонцы. И кажется, им удалось оттеснить наших и мооскаавцев куда-то к центру. Так что, шкипер, можете подвести нас к любомуподходящему, с вашей точки зрения, борту. Пробивать дорогу картечью на этот раз не будем — большой риск задеть своих. А дальше как обычно — захватываем мостик и бак, чистим деки и трюмы и идем дальше. Уверен, это будет славная битва!

Возможно, кредонцы и сумели вовремя заметить появившегося из клубов дыма нового игрока, но вот отреагировать уже не успевали. Их мушкеты были давно разряжены, а большинство матросов столь плотно увязло в противостоянии, что просто не имели физической возможности повернуться к своим нынешним противникам спиной, чтобы встретить новых.

Так что поначалу команде Ренки сопутствовала удача. Они смогли без всяких потерь высадиться на вражескую палубу, занять капитанский мостик и оттуда мушкетными залпами расчистить палубу от остатков вражеской команды.

Увы, но к их следующему шагу враг уже был готов, и их попытка перейти на второй корабль встретила решительный отпор.

Ренки в это время опять находился на мостике захваченного фрегата. Лезть в первые ряды во время такого противостояния не имело смысла, собственные солдаты его бы туда не пустили, так что пока он воспользовался возможностью оглядеться. Суда стояли, соприкоснувшись левыми бортами, и Ренки заметил, что напротив него, на баке корабля, все еще идет какое-то сопротивление. Судя по всему, горстка мооскаавцев пыталась отбиваться, едва ли не вытесненная на самый бушприт.

А еще он заметил канат. Канат, свисающий с наклонившейся мачты чужого корабля и застывший в полусажени от перил мостика, на котором он стоял. Однажды Ренки уже воспользовался почти таким же канатом.

— Взвод, стоп. Матросы, ко мне! — рявкнул он во всю глотку. — Оружие — сабли, пистолеты. За мной!

Ударом ноги сломав остатки перил на мостике, он разбежался, прыгнул и, ухватившись за канат, перелетел на вражеское судно. Выстрел из пистолета снес ближайшего противника, а дальше — привычные шпага и кинжал.

Драка была жаркой, но и мооскаавцы, видя, что к ним пришла подмога, удвоили усилия и вскоре смогли очистить достаточно большое пространство, на которое немедленно, уже не только по канату, но и по перекинутой доске, начали прибывать тооредаанские моряки, тут же бросаясь в бой.

— Ого! — воскликнул Ренки, когда решил, воспользовавшись передышкой, пообщаться с предводителем союзников и внезапно увидел перед собой знакомое лицо. Усталое, покрытое толстой маской из порохового нагара и пота, но тем не менее легко узнаваемое. — Неудивительно, что эти кредонцы так и не смогли полностью захватить ваше судно. Однако, маэстро Лии, разве в нашу прошлую встречу вы не говорили, будто решили оставить подвиги и приключения молодым?

— Что ж, сударь, ваша ирония вполне уместна, — усмехнулся в ответ старый вояка, пожимая протянутую Ренки руку. — Не усидел старый бодливый козел в теплом хлеву! Когда эти паршивцы, мои студенты, загорелись жаждой подвигов и записались в абордажную команду свободного капера, старый Гуус Лии не смог противостоять соблазну. О чем, впрочем, нисколько не жалею. Ибо посмотрите вокруг! Я бы проклял сам себя, если бы упустил возможность поучаствовать в подобной битве. А уж встреча с вами… Лет сто назад это стало бы темой для хорошей баллады.

— Ну, я знаю кое-кого, кто за пару десятков звонких монет и сейчас напишет балладу на любую тему, — весело улыбаясь, откликнулся Ренки. — Или, может, среди ваших учеников есть кто-то с факультета стихосложения?

— Может, и есть, но я бы не доверил этим шалопаям столь серьезную задачу, как воспевание подвигов. Нынешняя молодежь, кажется, полностью утратила способность преклоняться перед былыми авторитетами. Такого насочиняет… Кстати, парочка этих шалопаев — ваши хорошие знакомые. Будем надеяться, что они еще живы. Однако, сударь, что вы полагаете делать дальше?

— Думаю, будет уместным продемонстрировать вам выучку фааркоонских егерей и матросов. Впрочем, вы уже можете наблюдать за ними. Согласитесь: мои парни умеют драться!

— И весьма неплохо. Однако, думаю, и нам стоит к ним присоединиться!

Две знаменитейшие шпаги вышли вперед, на острие клина, теснящего кредонских моряков. Чтобы остановить их напор, наверное, понадобился бы заряд картечи в упор, но у защищавшихся даже пистолеты были разряжены в результате долгой битвы.

А вдохновленные тооредаанцы и мооскаавцы, с восторгом выкрикивающие имена знаменитых героев (оу Ренки Дарээка также с некоторых пор считался в Старой Мооскаа фигурой легендарной), лишь удвоили свой напор и с видимой легкостью опрокинули вражеские заслоны. Еще несколько минут — и мооскаавкий капер был полностью освобожден от захватчиков. Но и это еще не было концом битвы. Впереди ждали еще три корабля, три залитые кровью палубы, каждый шаг по которым должен был сопровождаться чьей-то смертью. Холодная убийственная сталь и смертоносный свинец — все то, что так любят воспевать поэты, наблюдая за дракой со стороны.

(обратно)

Глава 3

И вот наступил тот самый момент, когда поток боевой ярости уходит и вместо него появляется жуткая усталость и боль.

Болят мелкие раны и синяки, натруженные мышцы, кости и даже, кажется, волосы и ногти… А невыносимая усталость свинцовой рубашкой гнет тебя к земле и скручивает мышцы судорогами, от которых хочется скулить и биться головой о палубу.

Но все это — знаки большой удачи! Ибо вокруг лежат те, чьи раны гораздо серьезней, а боль — в десятки раз мучительней. Или — что еще хуже — те, кто уже ничего не чувствует и больше не почувствует никогда.

И как бы тебе ни было тяжело, как бы ни была мучительна сама мысль о том, что нужно подняться и начать двигаться, твой долг — встать и оказать помощь тому, кто в ней нуждается. И уж тем более громок зов этого долга для того, кто называет себя вождем.

Да, когда угар битвы проходит и восторг от осознания собственной победы и того факта, что ты еще жив, утихает, наступает время определить цену этой победы. Подсчитать убитых, позаботиться о раненых и (это самое страшное) узнать судьбу своих друзей и товарищей. Кто из тех, с кем всего несколько часов назад ты дружески общался, сумел пережить битву, а кто навсегда ушел из твоей жизни, оставшись только в воспоминаниях.

— Я оу Ренки Дарээка! — взобравшись на мостик, громко, насколько хватало сил в обожженных порохом глотке и легких, заявил Ренки. — Военный вождь берега, полковник фааркоонских егерей, капитан фрегата «Счастливый». Временно беру на себя командование всеми солдатами Тооредаана и мооскаавскими каперами. Кто-нибудь желает это оспорить? Нет? Тогда те, кто еще может шевелиться, — встать. Если вы считаете, что ваши раны — лишь ничтожные царапины, найдите своих сержантов и оставайтесь возле них. Если полагаете свою рану достаточно серьезной, пройдите вон туда. На борту «Счастливого» есть довольно хороший лекарь. Если тут есть те, кто владеет лекарским искусством, временно поступаете в его подчинение. И мне плевать, кто в каком университете учился, кто старше, а кто младше. Сейчас вами будет командовать мой человек. Он также будет вправе взять себе в помощь любого, кто не является офицером. Наш долг — позаботиться о раненых, так что слушаемся лекаря. Офицерам — подойти ко мне. Сержанты и мичманы, собрать свои капральства. Доукомплектовать их людьми, оставшимися без командиров. Солдаты отделяют легкораненых от тех, у кого раны тяжелые. Моряки, позаботьтесь о кораблях, чтобы нам не пришлось барахтаться в воде. После того как каждый раненый будет осмотрен, тела героев — ибо все, кто сегодня погиб в этом сражении, без сомнения, герои — мы предадим волнам! Мы славно дрались сегодня. Так сделаем свою победу более полной, сумев спасти как можно больше людей и сохранить трофеи!

Ренки оказался самым старшим по званию среди выживших офицеров. Правда, был еще капитан корабля мооскаавских каперов, но он схлопотал в грудь две картечины из фальконета, так что сейчас ему было не до командования. Лекари, как обычно они любят это делать в подобных случаях, спихнули ответственность за жизнь этого человека на богов.

В общем, весь груз забот о немалом количестве солдат и моряков лег на плечи Ренки.

А еще важный момент — распределение добычи. Тут тоже было необходимо сразу обозначить некие границы во избежание скандалов и новых драк. Ибо кое-кто уже, добивая, к примеру, кредонских раненых, попутно не забывал обшаривать их карманы. Да и «свои» убитые едва ли могли избежать подобной участи — мертвым деньги уже не нужны. Но вот их товарищам…

— Маэстро Лии, — обратился Ренки к своему недавнему напарнику по решительной атаке на врага. — Поскольку кредонцы так и не сумели выбить вас с вашего корабля, он не может считаться нашей добычей. Полагаю, вам стоит отрядить человек пять, которые проследят за сохранностью казны и груза. Да и за корабельным имуществом стоит присмотреть, хорошему боцману только дай волю — он невзначай умыкнет с чужого корабля не только канатные бухты, но и якоря с мачтами. Также, хоть мне и не пристало советовать столь опытному воину, как вы, настоятельно рекомендую осмотреть нижние палубы и трюмы на предмет возгораний. День сегодня был жарким, стреляли много, одна искра — и… Будет обидно искупаться в морской воде из-за собственной небрежности после того, как выигран такой бой. Вам, лейтенант оу Вогшаа, стоит сделать то же самое в отношении королевского фрегата, на котором вы служите, и остальных захваченных кораблей. Можете взять под свою руку человек пятнадцать-двадцать. Лучше моряков, у них больше опыта в подобных делах. А вы, второй лейтенант оу Ригнии, — обратился он к довольно пожилому офицеру в форме морского пехотинца, — берете под свое командование дюжину морских пехотинцев и следите за порядком. Любые драки и споры необходимо пресекать быстро и безжалостно, но на мелкую мародерку стоит прикрыть глаза — ребята заслужили и могут немножко набить свой карман, а покойникам монеты уже не понадобятся.

Надо было распределить людей и поставить ответственных за ремонт кораблей, заботу о раненых, очистку палуб от трупов, а также назначить наряд на кухню, ибо и сам Ренки, и его люди не ели с самого раннего утра, а солнце этого бесконечного дня давно уже стояло в зените, и в сохранивших свою целостность животах изрядно бурчало. В общем, навалилось множество важных дел и появилось огромное количество мелочей, которые надо держать в голове, чтобы успешно подвести итоги победы. И лишь в самом конце Ренки заговорил о добыче.

— У нас — три кредонских фрегата. И три команды, которые могут претендовать на добычу. Да-да, судари, — усмехнувшись, обратился он к тооредаанским офицерам. — Формально я хоть и служу нашему королю, — Ренки как бы невзначай дотронулся до своего погона, на котором красовались знаки доблести, — но являюсь в какой-то мере суверенным правителем, а мои люди — моей дружиной, которую я содержу на свои средства. И, опять же формально, строго соблюдая законы войны, я вправе претендовать не только на три кредонских корабля, но даже и на ваш, ибо вы так и не смогли удержать его, и кредонцы успели спустить королевский флаг и поднять на вашей мачте свою поганую тряпку. Я ни в коей мере не упрекаю вас — битва была действительно жаркой, противник имел существенный перевес сил, и ваши потери говорят о том, что дрались вы достойно. И естественно, я не стану претендовать на сам фрегат. Пусть я и суверенный правитель, однако все-таки служу нашему королю. Но говорю я вам все это только для того, чтобы заранее пресечь все споры из-за добычи. Ее буду распределять я, и несогласные могут подавиться своим недовольством. Впрочем, скажу заранее: я планирую выделить хорошую долю нашим мооскаавским союзникам, ибо они действительно заслужили ее. А остальное… Один фрегат захватила полностью моя команда. Судьбу двух других предоставим решать адмиралу. На этом все. А теперь — за работу!

Только спустя пару часов на шести сбитых в единую связку кораблях был наведен какой-то порядок, и они смогли расцепиться. Впрочем, из-за больших потерь моряков на все суда не хватало, так что только один пленный кредонец двигался под собственными парусами, а два других пришлось брать на буксир.

За время битвы и ремонта корабли заметно снесло на юго-восток, так что путь к основным силам тооредаанского флота занял какое-то время. И, двигаясь по местам, где шли бои, победители смогли воочию оценить, сколь дорогой ценой досталась им победа.

Это было жуткое зрелище. Даже постоянный западный ветер не мог отнести в сторону клубы дыма, стелющиеся над водой, потому что многие корабли, подвергшиеся ударам бомбических орудий, все еще продолжали гореть. От иных остались только верхушки мачт, едва выглядывающие из-под воды. Один корабль, встретившийся им на пути, перевернулся и плавал кверху брюхом подобно какому-то огромному неведомому морскому чудовищу. Некоторые суда напоминали корабли-призраки. Молча и одиноко плыли они по волнам, а их палубы были завалены трупами.

Но на иных еще кипела жизнь. Кое-где даже, кажется, продолжали сражаться, а может, уже начали делить добычу. Далеко на севере еще слышались редкие пушечные залпы, но было абсолютно непонятно, кто и в кого там стреляет.

— Два румба на запад, вижу «Громовержец». — Шкипер Лоон, как всегда, оказался самым внимательным.

Несмотря на меланхолический нрав, в прошлой рукопашной он показал себя весьма умелым бойцом, но сейчас восседал на мостике на специально принесенном для него из каюты стуле, ибо бедро его было проколото пикой и замотано бинтами, а сам он насилу сумел сбежать от лекарей, уверяя их, что, занимаясь своими прямыми обязанностями, сможет поправиться гораздо быстрее.

— Правьте туда, — просто сказал Ренки, не усложняя себе жизнь морской терминологией, коей так любил блистать еще совсем недавно. — Хм… Похоже, ему тоже изрядно досталось! — продолжил он, внимательно вглядевшись в силуэт большого линейного корабля.

— Снесло бизань, — подтвердил Лоон. — Бушприт и бак словно кракен отгрыз. А уж дырок в бортах… Кажется, они подают нам какие-то сигналы. «Капитану „Счастливого“ явиться к адмиралу». Боюсь, сударь, это будет немного затруднительно. Все наши шлюпки разбиты в щепки.

— Тогда постарайтесь подойти как можно ближе, — приказал Ренки, настороженно рассматривая в подзорную трубу приближающийся огромный корабль. — Признаться, я несколько беспокоюсь за оу Готора. Да и адмирал… Надеюсь, с ним все в порядке.

Они максимально приблизились к израненному гиганту, и шкипер Лоон в жестяной рупор объяснил суть их затруднений. Увы, но, как оказалось, на «Громовержце» положение со шлюпками было столь же печальным.

Как ни странно, но помощь пришла с борта мооскаавского капера. Оттуда спустили какой-то крохотный ялик всего с парой гребцов и рулевым. На этой-то скорлупке Ренки и смог добраться до флагмана.

Как выяснилось, обязанности рулевого на ялике взял на себя маэстро Лии, который и взошел вместе с вызванным капитаном на борт «Громовержца». Это было весьма разумно, ибо сейчас именно он фактически командовал мооскаавским кораблем.

К большому облегчению Ренки, первым, кого он увидел, поднявшись по трапу, был Готор. С забинтованной головой и рукой на перевязи, но живой, стоящий на своих ногах и даже с вполне довольной улыбкой на закопченой физиономии. Но строгий морской этикет в данном случае не потворствовал проявлению дружеских чувств, так что Ренки, лишь подмигнув приятелю, немедленно отправился доложить адмиралу о своем прибытии и о том, что успел совершить за сегодня.

— Вижу, мой мальчик, — выслушав доклад и сразу переходя на дружеский тон, заметил оу Ниидшаа, который, как и шкипер Лоон, расположился в вынесенном на мостик кресле, вот только забинтована у него была грудь, — вы сегодня потрудились на славу. Три фрегата ведете за собой, еще один болтается где-то в море, а один захвачен утром. Да еще вы спасли честь тооредаанского флота, не допустив захват врагами нашего корабля, а также корабля союзников. Весьма изрядно. В рапорте об этом сражении я особо выделю ваш вклад в наш успех. В конце концов, в этой битве вы первые сделали залп по врагу и вполне достойно смогли завершить сражение громкой победой! Хм… А кто ваш спутник, что так оживленно болтает с оу Готором? Мне кажется, я где-то видел это лицо, но вот никак не могу вспомнить, где…

— О-о-о, сударь, это маэстро Гуус Лии! Тот самый! Командир абордажной команды мооскаавского каперского корабля «Барракуда» и наш с Готором хороший друг еще по приключениям в Старой Мооскаа. Вы могли видеть его портреты, а может быть, и встречали его в каком-нибудь иностранном порту.

— Нет, не встречал, а портреты, возможно, действительно видел… — немного подумав, ответил адмирал. — Буду рад, если вы представите нас друг другу. Не так часто удается познакомиться с легендой! Заодно и Готора тащите сюда. Я же вижу, что вам не терпится обсудить с ним свои подвиги. Он сегодня тоже проявил себя с лучшей стороны.

Общение с адмиралом надолго не затянулось. Оу Ниидшаа был не в том состоянии, да и дел у него еще хватало. Собственно, решать одно из этих дел он и направил Ренки, лейтенанта оу Вогшаа и оу Нииги Нииндига, которого назначил временно исполнять обязанности капитана фрегата, взятого Ренки на абордаж. Им надлежало плыть в разные стороны, чтобы собрать своих, а заодно и разведать, как там чужие.

Как бы ни хотелось, но разгромить весь флот Кредона конечно же не удалось. Несколько кораблей смогли вырваться из ловушки, и, учитывая, что каждый из них был довольно мощной боевой единицей, можно было ожидать любого подвоха. Например, кредонцы могли перехватить тооредаанские корабли, чьи экипажи понесли значительные потери в предыдущих битвах, и либо захватить, либо пустить на дно.

Может быть, это и была излишняя предосторожность, ибо кредонцам тоже досталось преизрядно, но, как своеобразно выразился Готор: «Лучше перебдить, чем недобдить».

Ну а Ренки с Готором, помимо всего прочего, надо было еще и узнать участь своих пиратов. Потому первым делом они отправились к тому месту, где сегодня и началась битва, — к южному проходу в пролив. Тому самому, через мели которого пытались прорваться мелкосидящие пиратские посудины.

Путь туда, поиски — все это продлилось до самого вечера. А результат… Тут тоже состоялся своеобразный бой, при виде которого у древних скал и мелей могло возникнуть ощущение дежавю, ибо давно уже никто не выводил в море целые флотилии из лодок и небольших шхун без серьезных пушек на борту.

И тем не менее эти крохотные скорлупки тоже смогли устроить настоящую битву. Кто-то палил из фальконетов и пушчонок ядрами размером с крупный орех. Другие стреляли во врага из ружей и пистолетов. Ну а третьи, не тратя порох (которого, возможно, и не было), сразу шли биться в абордажном бою, грудь в грудь.

Кто победил, сказать было сложно. Часть пиратских корабликов, видимо, сумела развернуться и удрать восвояси. Наверное, с десяток пиратских лодок достигли желаемого результата, прорвавшись в Срединное море, вот только их капитаны не очень-то хорошо понимали, что им делать дальше. Остальные же суденышки были по большей части побиты, ибо противостояли им все-таки профессиональные военные моряки одного из лучших флотов в мире. Да и вооружение кредонских «скорлупок» было не в пример лучше пиратского.

К моменту прибытия «Счастливого» около двух дюжин этих «победителей» гордо стояли посреди пролива, изображая из себя этакую непреодолимую пограничную заставу. Они хоть и не могли не слышать гула сражения, однако, видимо, еще не знали, какая катастрофа случилась с их «старшими товарищами». При виде приближающегося фрегата кредонской постройки они было встрепенулись и даже вывесили какие-то флажки на мачтах, но, разглядев тооредаанский флаг, предпочли спастись бегством, ибо даже двадцать мелких посудин едва ли могли противостоять в бою пусть и изрядно побитому, но фрегату. Преследовать их «Счастливый», естественно, не стал. Он был не в том состоянии, чтобы участвовать в гонках, да и иных дел хватало.

Да, увы, но даже спасательные работы, которыми вынуждены были заняться моряки со «Счастливого», были сопряжены с немалыми трудностями. В первую очередь, конечно, из-за отсутствия шлюпок.

А спасать было кого. С разбитых корабликов, островков, а то и просто отмелей люди капитана оу Дарээка сняли примерно полсотни человек. И это являлось весьма ценным приобретением, ибо опытные моряки сейчас были необыкновенно нужны. А те, кто сумел выжить после такого боя и крушения собственных суденышек, как правило, были достаточно опытными моряками.

Ночь пришлось провести там же, спустив оба якоря, чтобы не снесло течением на мель. Спали посменно, стараясь как можно быстрее привести «Счастливый» в порядок. Заделали большинство наиболее опасных пробоин, заменили сбитую бизань и немного нарастили грот-мачту, что позволило существенно добавить парусов, а значит, и скорости.

Но тем не менее диагноз, который вынес консилиум из шкипера, боцмана и судового плотника, был предельно суров: немедленный ремонт, иначе даже достаточно средненький шторм без особого труда доделает работу, которую так и не сумели выполнить кредонские канониры, и отправит побитый фрегат на дно.

Так что утром, похоронив тех, кто умер этой ночью от ран (почти два десятка человек), и дождавшись подхода еще шести мелких пиратских судов, четыре из который вернулись из Срединного моря, а два попытались прорваться туда на рассвете, Ренки направил свой корабль к Северному проливу, где, как он знал, адмирал оу Ниидшаа заранее назначил рандеву своим кораблям в случае победы.

Там их ждали довольно приятные новости. Из пяти фааркоонских кораблей, что пошли с Ренки в этот бой, уцелело четыре. Избитые, с обломанными мачтами и значительно уменьшившейся командой, но все еще держащиеся на плаву. Литругские пираты были представлены всего двумя кораблями, а об участи остальных пока можно было только догадываться. Были ли они пущены на дно, захвачены кредонцами или просто сбежали с поля боя? Может быть, когда каждый капитан, участвовавший в сражении, составит отчет, некоторые подробности и удастся прояснить…

Примерно еще два дня три объединенных флота простояли, занимаясь ремонтом кораблей и поджидая тех, кто отстал или потерялся. Впрочем, за это время два полка регулярной тооредаанской армии под командованием генерала оу Дезгоота, плывшие на не участвовавших в сражении транспортниках, и один полк мооскаавцев как бы невзначай высадились на острове Аидаак и других островах пролива.

Нет, это ни в коем случае не было захватом. Просто надо было выбить небольшие кредонские гарнизоны, без всякого на то разрешения поставленные на островах, и позаботиться о том, чтобы республика не смогла повторить еще одной попытки оккупации нейтральных территорий.

Увы, но при всем своем желании участвовать в этой операции Ренки не мог, ибо ему хватало забот и со своей флотилией. А вот Готор поучаствовал, правда, больше в качестве инженера, дававшего рекомендации по возведению фортов и устройству пушечных батарей. Да-да, все было очень серьезно, ибо опасность ответных действий со стороны Кредона по-прежнему сохранялась. А то, что часть пушек теперь была обращена не к морю, а вглубь острова… Кредонцы — весьма коварный народ, и ждать от них можно любой подлости.

Ренки вместо подвигов все это время бился за добычу. Как оказалось, пираты взяли немало добра, и вызванное этим фактом недовольство среди тооредаанских моряков тоже было весьма немаленьким.

Обвинения в том, что, пока они бились, пираты хватали их добычу, так и сыпались подобно граду, и нельзя сказать, что все они были абсолютно необоснованными. Как, впрочем, и утверждения, что часть пиратских кораблей уже удрала прямо посреди боя в неизвестном направлении, прихватив с собой взятые на абордаж легкие кредонские корабли.

Конечно, шхуны да шлюпы были не бог весть какой добычей. Но в устах иных раздосадованных капитанов они превращались чуть ли не во фрегаты, а то и линейные корабли, по самые верхушки мачт набитые золотом и драгоценными камнями.

Как же сейчас Ренки недоставало искусства Готора торговаться. Он бы даже от помощи Одивии Ваксай, тоже весьма поднаторевшей в этом деле, не отказался, так допекли его претензии флотских капитанов.

Выиграть этот спор в некотором роде было вопросом чести. Флотские не только пытались уменьшить его добычу, но и принизить честь победителя, намекая на то, что вклад пиратского флота в общую победу был не так уж и велик.

А адмиралу оу Ниидшаа, который наверняка встал бы на сторону молодого капитана, увы, был прописан постельный режим. Его раны оказались куда серьезнее, чем он полагал вначале. И Ренки посчитал неуместным тревожить уважаемого адмирала по столь незначительному поводу.

И все же за время общения с Готором, Одивией и иными записными прохиндеями и благородный оу Дарээка кое-чему научился.

Например, сохранять спокойствие, не давая спровоцировать себя на необдуманные поступки вроде того, чтобы гордо отказаться вообще от любой добычи, бросив в лицо оппоненту какие-нибудь очень благородные и пафосные, однако абсолютно неуместные слова. Это конечно же было бы очень красиво и достойно отдельной баллады, но его люди едва ли смогли бы оценить подобный поступок, ибо по большей части предпочитали великой славе золото в кармане и попадать в баллады были не расположены.

А еще он научился обращать аргументы противников против них самих.

Они говорят: «Вы и так нахватали множество кораблей, да еще такого ранга!» А ты им отвечаешь: «Значит, и наш вклад в победу был весьма велик, иначе как мы могли взять такую добычу, а вы говорите, что мы и не дрались почти?»

В общем, битва за трофеи была серьезная, и на каком-то этапе победами в ней Ренки начал гордиться не меньше, чем победами над Кредоном. В результате четыре фрегата были записаны только на счет его «Счастливого». А еще четыре и полторы дюжины корабликов третьего и четвертого ранга — на счет его пиратского флота.

Даже капитан Дгай, который не только не сбежал с поля боя, но и смог отличиться, захватив кредонский фрегат, шхуну и шлюп, считал все это великолепной добычей. Что, впрочем, не мешало ему регулярно напоминать о великих сокровищах, которые только и ждут, когда некие благородные разбойники явятся их выкапывать.

— Сначала надо доставить то, что мы уже имеем, в Фааркоон, — твердо ответил ему Ренки, несколько уставший от всех этих намеков. — Что-то продать, что-то починить. Иначе рискуем больше потерять, нежели приобрести. А пока, полагаю, нам стоит позаботиться о командах. Насколько я знаю, у вас хорошие отношения с моряками, что живут на этих островах. Нам надо нанять не менее сотни человек. Я даже не буду против, если выяснится, что они чаще промышляют контрабандой и мелким грабежом, нежели честным трудом моряка. Но если кто-то из них вздумает меня предать… С вас, капитан Дгай, я спрошу как с человека, который мне их порекомендовал. Так что будьте осмотрительны!

И вот — путь через океан к ставшей уже родной гавани славного города Фааркоон. Да не просто так, а во главе целого флота. Одних только кораблей ранга фрегата было целых тринадцать штук, а еще — восемнадцать судов поменьше. Да и мооскаавский капер увязался за ними, ибо, несмотря на изрядные потери, его экипаж так и не успел в полной мере насытиться приключениями и жаждал присоединиться к флоту, плавающему под ставшим за последний год легендарным стягом с изображением головы красного вепря.

А дальше — встреча победителей и всеобщее ликование. Грандиозные попойки, балы и торжественные приемы. Вся эта ужасная круговерть, подчас не менее опасная, чем сражение, по поводу которого она и устраивается, ибо к окончанию иного светского мероприятия количество павших в битве с армиями кувшинов вина и закусок вполне могло сравниться с боевыми потерями. Но, к счастью, большинство из «павших» все-таки оживало к утру, хотя видом и напоминало тех самых zombi, сказания о которых дошли до нашей эпохи из седой древности.

Кстати, о седой древности! Хотя, впрочем, это уже совсем другая история.

(обратно)

Глава 4

— Такие вот дела! — подвел итоги своего доклада Гаарз.

— Значит, ничего нового? — чисто для формальности уточнил Ренки.

— Ага, — подтвердил Гаарз. — Тока тут эта… Профессор-то наш, Йоорг который. Все Готора искал. Сначала какие-то записки ему присылал, а потом даже пару раз и сам сюда приезжал. Ну да я ему объяснил, что, дескать, трудится наш Готор на благо короля и отвлечься от своих дел пока никак не может.

— Надо будет к нему заглянуть, — задумчиво сказал Ренки. — Пожалуй, завтра. Хотя нет, завтра меня вызывают в Малый дворец. И насколько там все затянется, можно только догадываться. Ты, кстати, ничего об этом не знаешь? Ты ведь вроде как… Ну ладно… А вот послезавтра надо будет обязательно навестить университет. Кстати, и гостей наших стоит туда пригласить. Возможно, им это тоже будет небезынтересно.

В Малый дворец Ренки давно уже входил без всякого душевного трепета, страха или восторга. Пусть сам дворец и был исторической реликвией, а сейчас в этом здании располагалась наводящая ужас на простого обывателя Тайная служба, одно название которой заставляло обычного подданного спотыкаться и начинать говорить едва ли не шепотом, оу Дарээка уже давно был тут своим.

Да и нужно ли чего-то опасаться человеку с красной гвоздикой в петлице? Он ведь неподвластен даже Тайной службе. Хотя…

Впрочем, когда старший цензор — едва ли не твой официальный покровитель, а ты чист душой и всеми своими помыслами верен королю, Малый дворец испугать тебя не сможет. Так что благородный оу Дарээка лишь кивнул лакею при входе, не обращая внимания на других «лакеев» с выправкой матерых вояк, поднялся на третий этаж, приветливо раскланялся с сидящим в приемной секретарем и вежливо кивнул дюжине толпящихся перед дверями кабинета всесильного Риишлее посетителей.

И секретарь, словно бы и не обращая внимания на присутствующих, несмотря на то, что там было несколько весьма важных персон, немедленно встал, доложил о прибытии гостя и отступил в сторону, с поклоном освобождая тому дорогу в кабинет.

— Надеюсь, сударь, мы поняли друг друга? Тогда не смею вас задерживать!

С этими словами Риишлее, окатив холодным предупреждающим взглядом сидевшего перед ним посетителя, жестом выпроводил его из кабинета и радостно улыбнулся входящему Ренки.

— Приятно видеть вас, мой мальчик, целым и невредимым, — начал Риишлее, прежде чем дверь в его кабинет успела закрыться. — Героем и победителем, вновь снискавшим великую славу!

«Мальчик» спиной почувствовал несколько прожигающих взглядов из приемной, и, зная, что великий жрец ничего не делает просто так, немного вопросительно выгнул бровь.

— Хм… Не обращайте внимания, — соизволил усмехнуться и даже подмигнуть Риишлее, когда дверь кабинета плотно закрылась. — Так было надо. Чуть позже вы поймете почему. Впрочем, сударь, я действительно рад видеть вас целым и невредимым, не говоря уж о славе. Скажу честно: ваш рапорт о битве в проливе я прочитал одним из первых, сразу после отчетов адмирала и вашего приятеля, оу Готора. И смело могу сказать, что на этот раз наш дорогой оу Готор смотрится несколько бледновато на вашем фоне. Ой, вот только не надо сразу бросаться на защиту друга. Это нисколько не упрек ему, просто большая похвала вам!

— Благодарю! — Ренки изобразил легкий, но очень уважительный поклон. — Я лишь пытался как можно лучше исполнить свой долг!

— И надо сказать, что вам это вполне удалось. Но… Такова уж наша судьба: едва взобравшись на одну вершину, мы обнаруживаем, что это лишь подошва еще большей горы, на которую нам предстоит вскарабкаться. Итак, опишу-ка я вам текущую политическую обстановку. Кредонцы, вынужденные теперь воевать на два фронта, срочно заговорили о мире. Естественно, мы все понимаем, что им нужна всего лишь передышка, чтобы собраться с силами и снова ударить. Возможно, в спину. Но увы, передышка жизненно необходима и нам. Очень необходима, ибо затраты на создание практически нового флота поставили королевство на грань разорения. И если я последую советам хотя бы тех же небезызвестных вам адмирала с генералом… Герцог Моорееко обещал подать в отставку, ибо, по его словам, исчерпал все возможности доставать деньги для продолжения этой войны. Впрочем, в обмен на мир мы потребовали от кредонцев не просто прекратить потворствовать орегаарцам в их мятеже против истинного короля, но и, так сказать, компенсировать свою вину и помочь нашим войскам навести порядок на этой территории. Еще одним условием были территориальные уступки и торговые преференции для Мооскаавской сатрапии, ибо предавать такого союзника весьма небезопасно. Уступки мооскаавцам республиканцы еще согласились обсудить, а вот про помощь в захвате Орегаара не хотят даже слышать, ибо понимают, что стоит только нам наложить лапы на тамошние рудники… Короче, получив в свои руки такой ресурс, Тооредаан в течение ближайших сорока-пятидесяти лет просто выживет республику с ее территорий на Западных Землях. Так что теперь нам нужен достаточно веский аргумент, чтобы убедить наших противников решиться на этот шаг. И сделать это надо как можно быстрее, потому что, насколько я знаю, кредонцы уже ведут переговоры с сатрапией. И кто знает, смогут ли советники Вааси Седьмого сопротивляться предложениям хитрых купчин. Но армией или флотом, которые, вынужден это признать, на текущий момент едва ли способны гарантировать победу при столкновении с флотом или армией Кредона, мне бы рисковать не хотелось.

— Но разве после одержанной победы… — начал было Ренки.

— Увы, — оборвал его Риишлее. — Несмотря на все реформы последнего времени, а отчасти именно из-за них наша армия пребывает в достаточно плачевном состоянии. Действительно боеспособны лишь несколько полков. И почти все они уже задействованы на разных фронтах. А флот… Мы тут с кредонцами немножко поиграли, сумев их убедить, что корабли, которые привел адмирал к проливу, — это только малая часть имеющегося у нас флота. Сейчас республика находится в положении человека, внезапно получившего сильный удар по голове, и потому пока еще способна поверить в наш блеф. Но стоит им только получше напрячь своих шпионов или хотя бы задуматься, и они разоблачат наш обман. Особенно если мы двинем на них побитые и толком еще не залатанные корабли. Так что нужен иной аргумент.

— Пираты?! — полувопросительно-полуутвердительно произнес Ренки.

— Да, — кивнул Риишлее.

— Но едва ли можно сказать, что…

— Знаю, — опять нетерпеливо оборвал его военный министр. — Ваши силы слишком ничтожны, чтобы нанести республике серьезный урон, но их хватит, чтобы изрядно подпакостить торговле. Особенно учитывая тот факт, что мы сейчас контролируем проход в Срединное море и сможем закрыть Кредону множество рынков. Но «пакостями» вполне могут заняться и другие. Поэтому я и не посылаю вас с флотом грабить кредонских купцов. Вы поедете как дипломат и запугаете кредонских богатеев до полусмерти!

— Я? — удивился Ренки. — Но я как-то… Может, лучше Готор, он ведь…

— Готор тут не совсем подходит, — досадливо поморщился Риишлее, из чего Ренки сделал вывод, что военный министр и сам бы с куда большим удовольствием послал на переговоры Готора. — Во-первых, он сейчас занимается постройкой крепостей на островах пролива. Но самое главное, по слухам, которые, не без нашей помощи, ходят по свету, именно вы, благородный оу Ренки Дарээка, верховодите в вашей компании. А Готор — кто-то вроде волшебника Манаун’дака при великом герое Лга’нхи, если позволите сравнение с вашими любимыми историческими персонажами. Он творит чудеса, дает советы, но вождь тут вы! Знаю, что это не совсем так, но нам ведь всем очень удобно, чтобы наши враги так думали, не правда ли? Не будем лишний раз называть причины, почему не стоит слишком сильно светить способностями пришельца из неведомых миров, пусть он так и остается темной лошадкой. Вы же — потомок прославленного древнего рода и продолжаете преумножать его славу. Вы отличились во множестве сражений и походов. В конце концов, в последней битве вы и без помощи Готора сумели совершить деяния, достойные не только храброго офицера, но и истинного вождя. И коли уж речь зашла об этом, то и внутри нашего королевства вам не мешало бы заявить о себе как можно ярче, на ниве не только слуги короля, но и соратника в его нелегком труде управления королевством! Кое-кто мне прямо на это намекнул. И я, хорошенько все взвесив, не мог не согласиться с приведенными доводами. Кстати, люди, которые ждут сейчас в моей приемной, будут вашими товарищами в этом посольстве. Хотя скажу вам честно: им это назначение пришлось не слишком-то по душе, потому-то я и повел себя так. Пусть увидят, насколько высоко ценю вас я. А чуть позже они еще и убедятся в благоволении к вам со стороны короля. Итак, что вы должны будете сделать…

Проклятое зарданское солнце слепит глаза, а пыль забивается в каждую прореху на мундире, в рот, уши, глаза. Тяжелый ранец натер плечи. До мушкета не дотронуться, ибо солнце и частая стрельба раскалили его так, что, если бы не яркий свет, он, наверное, начал бы светиться. И пороховой дым… Он просто невыносим, он раздирает глотку и жжет глаза, въедается в каждую клеточку тела, вызывает рвоту и головокружение. Пить хочется невыносимо, но каждый глоток теплой и затхлой воды — на вес золота. И как бы тебе ни хотелось опрокинуть в рот сразу всю фляжку, ты вынужден беречь воду, ибо необходимо растянуть этот запас на целый день. На очень долгий и мучительный день…

Но самое поганое — это они. Довольные собой, в чистеньких аккуратных мундирах, верхом на своих демонах-верблюдах. Палят в тебя издалека, расчетливо соблюдая дистанцию, на которой твой укороченный гренадерский мушкет для них совсем не страшен. Они быстрее тебя, кусаются больнее, и их намного больше. И ты готов зубы стереть, скрипя ими от злобы и беспомощности.

Ренки вперил свой взгляд в сидящего напротив него человека. Мысленно натянул на него поверх уже имеющегося адмиральского мундира мундир верблюжьего егеря. Ага, тот самый — новый, чистенький, весь расшитый золотом, с дорогими пуговицами из драгоценных камней, лентами и бахромой. А потом всадил ему штык в брюхо и с наслаждением провернул пару раз. Выдернул — и воткнул еще раз, прямо в горло, чтобы кровь забила фонтаном, а в стекленеющих глазах навечно застыли ужас и боль.

Человек вздрогнул и поежился.

— Чушь! — рявкнул Ренки, все еще мысленно ощущая трепет умирающего тела на своем штыке, а глазами уже выбирая новую жертву.

— Простите… Что именно вы соизволили назвать чушью? — раздраженно спросил секретарь посольства Тооредаана, которого этот возглас прервал во время зачитывания предварительного варианта договора о мире.

— Все чушь! — упрямо ответил ему Ренки. — Вы должны были включить сюда пункт о возвращении всех наших пленных!

— Но… — начал было секретарь, беспомощно оглядевшись по сторонам и ловя на себе сочувственные взгляды свои коллег, причем не только тооредаанских, но и кредонских.

— Только из моего Фааркоона за последние пять лет пропало едва ли не полтысячи человек. Какое-то количество мне — заметьте, именно мне — удалось вернуть. Но больше сотни якобы исчезли бесследно!

— Сударь, мы же вам принесли списки, которые вы соизволили потребовать неделю назад! — устало сказал кредонский адмирал. — Не мне вам объяснять про превратности войны и плена. И про то, как хрупка бывает человеческая жизнь.

— А еще мне не надо объяснять про лживость кредонцев, — рявкнул в ответ Ренки, обжигая противника ненавидящим взглядом. — Если не можете предъявить людей, предъявите тела!

— Это уж в высшей степени невыносимо! — не выдержав, заявил глава кредонского посольства. — У меня создается впечатление, что благородный оу Дарээка просто каждый раз выдумывает новый повод, чтобы сорвать эти переговоры. Причем им движут не столько интересы его короля, сколько собственные. Ибо по окончании войны закончится и его деятельность капера, видимо, приносящая ему немалый доход!

— Вы назвали меня лжецом?! — заорал в ответ Ренки, вскакивая и хватаясь за шпагу. Спустя десять минут он дал себя убедить, что вызов на дуэль представителя противоположной договаривающейся стороны — это в высшей мере неуместный для дипломата поступок. Однако приносить извинения отказался.

— Если бы дело было только в оу Дарээка, — устало сказал секретарь тооредаанского посольства благородный оу Биилеег своему коллеге — герцогу Могшее, помимо всего прочего представляющему одну из крупнейших кредонских компаний, которая вела торговлю со всем миром. — Да кто, собственно говоря, этот оу Дарээка? Удачливый мальчишка, и не более того! Для него важна даже не выгода от его каперских набегов, как вы предположили накануне, а сама война! Без войны он просто пустое место. Едва наступит мир, про его «подвиги» быстро забудут, а в мирной жизни подобные экземпляры, как правило, редко преуспевают.

Два дипломата, хорошо знавшие друг друга уже не один десяток лет, встретились в приватной обстановке за кувшинчиком вина, чтобы обсудить свои дела без назойливого окружения.

— К сожалению, — продолжил оу Биилеег, — у нас еще много куда более значительных людей, мыслящих точно так же, и они настроены весьма решительно. В кои-то веки наши вояки почувствовали свою силу и теперь грезят невесть о чем, планируя как минимум захватить весь континент. Они все еще мыслят представлениями трехсотлетней давности, будто война может себя окупать. Хотя в наше время всем и так ясно, что война — слишком затратное предприятие, которое скорее разорит казну, нежели наполнит ее. Ресурсов королевства еще хватит лет на пять-шесть бесконечных войн, а потом…

— Хм… — усмехнулся герцог Могшее, дружески подмигивая коллеге. — Ну, допустим, не пять-шесть, а два, максимум — три года.

— Не важно, — махнул рукой благородный оу Биилеег. — Важно, что сейчас их голос весьма громок и к нему прислушивается сам король. А голоса тех, кто руководствуется разумом, за этим воинственным воем едва слышны.

— В этом отношении у нас все устроено гораздо разумнее, — не смог удержаться от шпильки герцог Могшее. — У нас заправляют те, кто к войне относится не как к забаве или делу чести, а как ккоммерческому предприятию. Если расходы превысили предполагаемые выгоды, предприятие надо закрывать. Республика попыталась, но не вышло. Надо сохранить то, что еще имеем, не стремясь вернуть уже безнадежно упущенное. А те, кто желает и дальше размахивать шпагой и драться до победного конца, скоро будут мечтать наняться хотя бы на должность охранника богатого Торгового дома.

— Давайте, друг мой, не будем сейчас обсуждать достоинства и недостатки тех политических систем, по которым живут наши государства, — отмахнулся благородный оу Биилеег, разливая по чашам остатки вина. — Этот спор длится уже не один век и не имеет смысла. По крайней мере, для людей практичных и разумных. Давайте лучше подумаем, как прекратить эту войну.

— Ваши предложения? — спокойно спросил герцог Могшее.

— Вам придется удовлетворить кое-какие требования наших вояк. Но в первую очередь дабы выбить оружие из их рук, необходимо устранить саму причину этих войн — независимость герцогства Орегаар.

(обратно) (обратно)

Часть вторая

Глава 1

— Ну, и как твои ощущения, мысли, планы? — поинтересовался Готор, когда приятели наконец встретились почти после полугодовой разлуки и обменялись приветствиями и новостями.

Они сидели на кухне своего дома в столице (Готор почему-то очень любил устраивать посиделки именно там, у горящего очага, а не в роскошной столовой зале), активно опустошая кувшинчики молодого вина и тарелки с закусками.

— Ты о чем? — удивленно спросил Ренки.

— Ну, у нас теперь мир, — чуть задумчиво ответил Готор. — Так что, боюсь, генералом тебе в ближайшее время не стать…

— Ну мир… — беспечно, возможно даже чуть более беспечно, чем следовало бы, ответил Ренки. — Это такая штука, что даже во время мира где-нибудь да идет война. Так что…

— Кстати, как там было, в Орегааре?

— А-а-а, — махнул рукой Ренки. — Главная сложность — это местные дороги, которых практически нет. Сплошные горы и тропинки между ними. Там даже руду со многих рудников вывозят во вьюках на ослах, потому что двухколесные повозки пройти не могут. А воевать нам практически и не пришлось. Едва орегаарский герцог услышал о том, что кредонцы его предали, он сразу послал к нам навстречу своих людей, договариваться о почетной сдаче. Выторговал для себя королевское прощение, право разрабатывать кое-какие рудники и даже печатать золотые монеты.

— Весьма милостиво со стороны короля, — слегка удивленно заметил Готор.

— Ну-у-у, — объяснил Ренки. — Во-первых, когда произошел мятеж, нынешний герцог Орегаарский еще не родился, как, впрочем, и его отец. А во-вторых, видел бы ты крепости, что стоят на тех тропинках через горы! Почти сто лет герцогство готовилось отбиваться от нас, возводили стены, копили оружие.

— Так чего же тогда так просто сдались?

— Как я понял, — пожал плечами Ренки, — эта подготовка всех уже достала, так как отнюдь не способствовала богатству и процветанию. Да и герцогство, «освободившись» от нас, фактически попало в кабалу к кредонцам, которые продавали им товары даже не втридорога, а по десятикратной цене. Буквально все — начиная с зерна, которое в горах не растет, и заканчивая пушками, в буквальном смысле слова обходившимися орегаарцам на вес золота. Если король, присоединив герцогство к своей короне, обязан заботиться о подданных, защищать их и оберегать, то кредонцы имели полное право выжимать из них все соки. Так что даже потомки былых мятежников уже начинали задумываться, насколько разумно поступили их деды, решившись отколоться от Тооредаана. Мне показалось, что герцог Орегаар даже вздохнул с облегчением, когда его принудили покончить с самостоятельностью и вернуться в лоно королевства. Да и народ… Оказалось, что там живут не сплошь мятежники и преступники, как мы думали. Вполне обычные крестьяне да рудокопы, которые вовсе не грезят ночи напролет суверенностью своего края, зато очень хотят, чтобы их миски и миски их детей всегда были наполнены по самый край. В общем, простые люди. Не без своих странностей, конечно, но где ты видел людей без странностей?

— В принципе этого и следовало ожидать, — рассмеялся Готор, разлил по бокалам очередную порцию вина и торжественно произнес тост: — Ну, за победу! — выпил залпом, зажевал особой рыбкой и спросил уже деловым тоном: — Кстати, что теперь будем делать с нашими пиратами? Наш драгоценный Риишлее тебе об этом ничего не говорил?

— Говорил, но весьма туманно, — немного подумав, ответил Ренки. — Я так понял, что, с одной стороны, он вроде как требует, чтобы мы прекратили всякие набеги на кредонских купцов. А с другой — мне кажется, он хочет, чтобы они продолжались, но уже не от имени Тооредаана, а как бы сами по себе.

— А сам что думаешь? — внимательно глядя на Ренки, спросил Готор.

— Это наши люди, — твердо ответил тот. — И мы не можем их предать, просто уйдя с Литруги, разрушив форт и забрав пушки. В конце концов, в битве у пролива многие из них проявили верность и вправе ожидать от нас того же!

— Что ж, согласен с тобой, — довольно кивнул Готор. — Я тут уже забросил удочку насчет создания Торгового дома. Он будет находиться под покровительством фааркоонских вождей, платить налоги королевству Тооредаан, но располагаться на Литруге. Дгай — довольно разумный мужик, думаю, сообразит, что торговать его соплеменникам куда выгоднее, чем отбиваться от кредонского флота, который придет на остров наводить порядок. Опять же, все корабли, что литругцы захватили за тот год своей охоты, остаются у них. Так что у нашего многомудрого Риишлее всегда под рукой будет козырь на случай обострения отношений с республикой или каким-нибудь другим государством. Можно также предложить ему использовать «литругских купцов» для своих тайных операций. Думаю, стоит ему все это озвучить на ближайшей встрече, он не может не оценить выгоды подобного предложения.

— Но ведь там есть не только литругцы, — счел должным заметить Ренки.

— Те, кто соизволил взять каперский патент, смогут войти в долю, коли проявят умеренность и разумность в своих требованиях. А те, кто предпочитает самостоятельность… Возможно, капитан Дгай не откажется навести среди них порядок, как мне кажется, он и сам несколько недолюбливает этих «дикарей».

— Бывший пират станет воевать с другими пиратами? — с сомнением произнес Ренки.

— В моем мире такое бывало сплошь и рядом, — махнул рукой Готор. — Чаще всего пираты преданы только самим себе.

— А как нынче дела в Фааркооне? — осторожно поинтересовался Ренки, которого, надо признаться, этот вопрос несколько беспокоил. — Ты ведь разговаривал с герцогом Моорееко, он не собирается прикрыть наш проект?

— Напротив! — довольно улыбнулся Готор. — Герцог полагает, что сейчас настал самый подходящий момент, чтобы проводить реформы, и клетка с лабораторными крысами ему еще понадобится. Так что, думаю, ближайшие лет десять с этой стороны нам ничего не угрожает. Да и реформы на флоте и в армии едва ли прекратятся с восстановлением мира. Наверняка через наши учебные роты прогонят еще немало офицеров и капралов, а значит, и с этой стороны тоже все в порядке. Недовольно бурчат разве что купцы, которые снимали сливки с пиратской добычи, потому что теперь им былых барышей не видать. Но с другой стороны — мы открыли для них безопасную торговлю со всем миром! И если они не смогут воспользоваться такими возможностями, значит, паршивые они купцы. Наша хитроумная Одивия, например, уже заложила на своих верфях несколько кораблей «мирного времени», сочетающих скорость и вместительные трюмы за счет почти полного снятия вооружения, а также отправила в Срединное море уже пять или шесть караванов. Первый вышел из Фааркоона, кажется, когда еще возле пролива гремели пушки. Зато она первой успела «отжать» у кредонцев некоторые рынки. Знаешь, эта девица через пару-тройку лет, вероятно, станет одной из самых богатых в королевстве. Дроут, который все еще присматривает за ней, сообщил, что ее дом подвергается настоящей осаде армии потенциальных женихов. Так что настоятельно рекомендую, если у тебя есть какие-то…

— Готор! — рявкнул Ренки. — Вот не хватает мне еще и от тебя выслушивать все это! Я, конечно, весьма ценю достойную Одивию Ваксай. Но…

— Ну и дурак, — спокойно оборвал его Готор. — Такая замечательная девушка!

— Вот сам бы и попробовал набиться в женихи к этому дракону в юбке, — ехидно ухмыльнулся Ренки. — Кстати, и правда… Ты так нахваливаешь ее всякий раз, но сам почему-то предпочитаешь держаться общества дам не столько талантливых и предприимчивых, сколько легкодоступных!

— Так ведь я… — тяжело вздохнул Готор. — У меня, сам знаешь, особый случай. Я еще до сих пор не утратил надежду вернуться домой. Так что заводить серьезные отношения, а уж тем более семью — это будет не совсем правильно.

Настроение как-то резко испортилось. Ренки порой удавалось забыть про иномирность Готора, его возможное исчезновение из жизни Тооредаана и связанный с этим разрыв столь крепкой дружбы, но тем не менее все это висело над друзьями тяжким грузом и обрушивалось на их головы подчас в самый неподходящий момент. Они немного помолчали, думая каждый о своем, потом Готор сходил в винный погреб и принес еще один кувшинчик, разлил вино по чашам и молча опустошил свою.

— Кстати, — заметил Ренки, последовав его примеру, — мы ведь, помнится, обещали нашим пиратам поиски клада. И ты говорил, что под это дело можно поискать и Амулет.

— Угу, — прожевав кусок сыра, ответил Готор. — Кое-какие наметки у меня уже есть. Да тут еще и наш почтеннейший профессор нарыл кое-что. Осталось только отпроситься у короля, герцога, твоей дамы Тииры и Риишлее на поиски. Вот только не знаю, под каким соусом все это им преподнести. Боюсь, из-за этой гвоздики в петлице мы взлетели слишком высоко, чтобы иметь возможность действовать, как простые незаметные оу…

Кто бы сказал лет этак десять назад юному оу Ренки Дарээка, вынужденному экономить каждый грошик и тайно латать дырки на одежде, что наступит момент, когда он будет входить во внутренние покои королевского дворца без особого трепета и душевных волнений, как свой человек. Скорее всего, молодой романтичный болван, каким был тогда Ренки, ничуть бы не удивился, ибо, как и всякий мечтатель, «планировал» для себя успешную карьеру и весьма грандиозное будущее.

А скажи кто-нибудь каторжнику Ренки, устало бредущему по Зарданскому плоскогорью, про подобный поворот судьбы? Посмотрел бы он, наверное, на болтуна мутным взором, чтобы запомнить образ очередного врага, ненависть к которому будет подпитывать его силы и решимость жить. Хотя где-то в глубине души тоже поверил бы, ибо как бы ни был он изможден физически и душевно, все равно продолжал надеяться на свою счастливую судьбу и предстоящее возвышение. Иначе, наверное, просто не выжил бы.

— А вот и наш великий герой! — с улыбкой поприветствовал его оу Диигоос — один из фаворитов короля Йоодоосика Третьего, по повадкам напоминающий скорее шута, однако тоже носящий гвоздику в петлице. Оу Диигоос сидел, весьма вольно развалившись на диване, и, казалось, бессмысленно убивал время. — Соблаговолите, сударь, оказать нашей скромной компании великую честь, предоставив возможность наблюдать себя во всей красе и великолепии. Весьма, весьма польщен, трепещу от радости.

— Благодарю вас, сударь, — надменно ответил ему благороднейший оу Дарээка. — Дозволяю вам и впредь не вставать при моем появлении. Однако чем обязан сей диван высокой чести нести на себе вашу задницу?

Не так давно Ренки провел с оу Диигоосом несколько дружеских поединков и все их проиграл, ибо этот «шут» оказался просто гениальным фехтовальщиком. Тот факт, что сейчас он находился как бы на страже покоев короля, а за поясом у него торчали два пусть и богато изукрашенных драгоценными камнями, но все же вполне боевых пистолета, не мог не настораживать.

— Так ведь у нас нынче во дворце весело, — ухмыльнулся тот в ответ. — Столько всяких дорогих гостей пожаловало. Даже ваши хорошие друзья, герцоги Гиидшаа. Да и помимо них… Наш славный Йоодоосик, кажется, решил собрать всех своих наиболее любимых врагов, чтобы объяснить им некоторые особенности текущей политики королевства. Кстати, ваши фааркоонские егеря также почтили прибытием нашу скромную столицу?

— Будут участвовать в параде по случаю окончания войны и победы, — важно кивнул Ренки.

— Ну-ну, — ухмыльнулся оу Диигоос. — Слышал, они весьма сильны в захвате зданий?

— Они вообще сильны, — не стал отрицать Ренки, стараясь сохранить невозмутимый вид. Он и правда, услышав от Готора, что тот привел их полк в столицу, был уверен, что солдаты буду участвовать в параде. А подмигивание приятеля отнес к выражению торжества — дескать, смотри, до каких высот мы добрались.

— Приятно это слышать. — Оу Диигоос тоже соизволил подмигнуть, почти так же, как и Готор. — Кстати, вон через те двери недавно прошла дама Тиира, по дороге потребовав, чтобы вы по прибытии немедленно проследовали в ее покои. Мне кажется, что она пребывала в несколько разгневанных чувствах. Так что, сударь, желаю вам собрать в кулак все свое мужество и героизм и двинуться навстречу безжалостной судьбе.

Благородный оу Диигоос все же несколько ошибался. Дама Тиира действительно нынче пребывала в несколько взбудораженных чувствах или даже можно сказать — в ярости, но это никоим образом не относилось к персоне благородного оу Ренки Дарээка.

Увы, сия матерая тигрица была весьма раздражена пребыванием на ее территории немалого количества других не менее опасных хищников. И пусть разум твердил о том, что все риски взвешены, а ситуация — под контролем, все ее рефлексы кричали, что это неправильно, нехорошо, и оттого губы, растянутые в улыбке доброжелательной хозяйки, все время норовили растянуться чуть шире, в зверином оскале демонстрируя острые клыки, а мощные когти непроизвольно вылезали из нежных холеных ручек-лапок, подчас пребольно царапая окружающих.

— Соизволил появиться все-таки! — фыркнула она при виде вошедшего молодого мужчины, совершенно не заслужившего подобного упрека. — Шлялся где-то, а я тут, видишь ли, должна разгребать за ним его семейные делишки!

Этот упрек был вдвойне несправедлив, ибо, во-первых, у оу Дарээка имелись вполне достойные оправдания своего отсутствия, а во-вторых, даме Тиире доставляло подлинное удовольствие выступать в роли его попечительницы, устраивая брачный союз. Сие предприятие удовлетворяло ее чувства и серьезного политика, и просто женщины, как и все иные женщины, обожающей вмешиваться в чужие судьбы, переворачивая их с ног на голову и делая по собственному разумению «как лучше».

Наверняка оу Ренки Дарээка пришел бы в подлинный ужас, если бы только знал, какие интриги, столкновения и свары происходили в высшем обществе Тооредаана в связи с его женитьбой. Разные там битвы у пролива, переговоры с Кредоном и Орегаарская кампания меркли перед масштабами этих сражений, по крайней мере, в представлении множества светских маменек, имеющих подходящий «товар» на выданье.

Пусть и не самый богатый (по меркам очень богатых), но с весьма перспективной карьерой полководца и царедворца. Молод, хорош собой, овеян славой, входит в ближний круг короля! А еще этот романтический образ некогда гонимого юноши, ставшего героем и бесстрашным капером! Весьма лакомый кусочек как для юных девиц, так и для их мамаш, уверенных, что под их чутким руководством карьера молодого полковника просто-таки обязана взлететь к небесам! За такое стоило побороться. Пусть бороться приходилось аж с самой дамой Тиирой, нагло узурпировавшей власть над «будущим счастьем» благородного юноши. В этой борьбе можно было много проиграть, но чем опаснее дичь, тем ценнее трофей!

К счастью для Ренки, он ничего не знал об этих эпических битвах, но ему хватило ума промолчать в ответ на несправедливые упреки и лишь поклониться, изобразив на лице самую обезоруживающую из своего арсенала улыбку.

— Ладно, — почти смягчила свой гнев дама Тиира, хотя ее астральный хвост продолжал нервно подергиваться из стороны в сторону, как бы предупреждая окружающих, что лучше не нарываться. — Собственно, зачем я тебя позвала? Там у вас сейчас будет большой совет. Потом вы разбежитесь с различными поручениями. Но через три дня ты обязан присутствовать на балу! Подходящий костюм настоятельно рекомендую заказать прямо сейчас, и он должен быть безупречен! И не забудь надеть побольше серебра в знак своих серьезных намерений как потенциального жениха!

— Э-э-э?.. — чуть вопросительно промычал Ренки, настойчиво требуя дополнительных объяснений.

— Что «э-э-э»? Нашла я тебе подходящую девицу, — недовольно ответила дама Тиира, хотя глаза ее при этом сверкнули этаким блеском, словно у тигрицы, заметившей, что молодой глупый олененок сам бредет в сторону ее лежбища. — Тебе вполне подойдет. Провинциалка, не испорченная всякими столичными штучками. Благородного рода и с хорошим приданым. И да — она родственница герцогов Гиидшаа. Не слишком близкая, но достаточно, чтобы, случись что с герцогами… Впрочем, сейчас мы не об этом. На балу ты будешь официально представлен невесте и ее семье. Спустя неделю-две, думаю, можно будет заключить договор о будущем браке. А через полгодика организуем и свадьбу. Все, иди. Тебя, вероятно, уже ждут.

— И что вы думаете обо всем этом? — задумчиво поинтересовался Риишлее, попутно роясь в кипе бумаг на своем столе. — В вашем мире бывает что-то подобное?

— Ну, — пожал плечами Готор, — в нашем мире случались вещи и похлеще.

— А вот вашему другу, как мне показалось, все это не слишком понравилось.

— И слава Небесному Верблюду! — спокойно кивнул в ответ Готор. — На вашем месте тех, кому нравится подобное, я бы советовал отправлять куда-нибудь подальше в джунгли, на съедение диким змеям, мошке и прочей гадости. Кстати, оу Диигоос…

— У него весьма своеобразный характер, — рассмеялся в ответ Риишлее. — Но… Я прекрасно понял ваше предупреждение. Действительно, тех, кому нравятся подобные интриги и радикальные решения, надо держать подальше от двора. Могут увлечься и замахнуться на самого короля! Ну или просто напакостят так, что потом замучаешься прибирать за ними. Но наш оу Диигоос отнюдь не такой. Он, конечно, с детства был весьма склонен к шалостям, подчас весьма, как бы это сказать, излишне смелым, балансирующим на грани достойного. Что вы хотите — единственный наследник очень влиятельного рода, который с младенчества не знал отказа ни в чем, ибо его родители пребывали уже в том возрасте, когда надеяться на рождение ребенка становится излишне дерзким, оттого и избаловали мальчишку до невозможности. По мере взросления шалости становились все более и более опасными, но, на его счастье, наш славный Йоодоосик, который тогда еще был просто принцем, взял этого дерзкого сопляка под свое покровительство и научил отличать правильное от неправильного. Хотя от дерзкого шалопая в оу Диигоосе осталось еще немало. Вы сами могли в этом убедиться.

— Да, его издевки над герцогами были весьма колючи и ядовиты, — ухмыльнулся Готор. — Но в то же время он не переходил грань, после которой его слова считались бы прямым оскорблением. И все же герцоги жутко взбесились, видимо, не привыкли к подобному обращению. Вообще, мне их даже немножечко жалко стало, ведь фактически они сами бросились на нож мясника.

Оба собеседника замолчали, мысленно вспоминая события прошедших дней, а потом Готор уточнил:

— Однако, помнится мне, при нашей первой встрече вы, ваша милость, говорили, что герцоги слишком важны для королевства и их нельзя трогать…

— Ну… Это было давно. А времени мы не теряли. — Старший цензор улыбнулся довольной, но в то же время какой-то хищной улыбкой. — Герцоги важны и сейчас. Просто вместо этой линии Гиидшаа теперь появится новая, которую мы уже успели подкорректировать. Зато участь герцогов станет хорошим примером для других излишне дерзких подданных. Ваши люди, кстати, сработали великолепно. Признаться, я даже начал их немного побаиваться. Подобная подготовка… Я нахожу ее несколько специфичной.

— Абордажи, захват крепостей, — спокойно глядя прямо в глаза военного министра, ответил Готор. — В основном мы готовили их для этого. В обычном же полевом сражении они не опаснее любой другой хорошо вымуштрованной строевой части. Так что вам, ваша милость, достаточно просто присматривать за ними, и коли они без вашей санкции покинут окрестности Фааркоона… Впрочем, не мне вас учить!

— Не знаю, не знаю, — рассмеялся Риишлее и внезапно достал откуда-то из-за груды документов кувшинчик вина и пару бокалов. — В любом случае я пришлю к вам своих людей, чтобы и они научились чему-то подобному. А возможно, направлю людей и к вашему Дроуту на обучение. Судя по донесениям, он смог организовать весьма неплохую альтернативную Тайную службу. Полагаю, тут не обошлось без ваших советов?

— Ну, коли вам доносят о его деятельности, не так уж он и хорош, — вежливо улыбнулся в ответ Готор, однако в глубине его глаз мелькнула искорка беспокойства — с Риишлее станется предпринять предупредительные меры, чтобы снизить «боеготовность» фааркоонских вождей, коли он заподозрит, что они стали опасны. — А ваша операция с герцогами Гиидшаа говорит о высоком профессионализме Тайной службы. Нам тут с вами не сравниться, наш уровень — контрабандисты, разбойники да наемные убийцы. Как, кстати, вам вообще удалось заманить в столицу обоих герцогов одновременно?

— Легче, чем вы думаете, — отмахнулся Риишлее и принялся разливать вино по бокалам. — За последние годы их самомнение возросло до такой степени, что они не смогли правильно оценить те изменения в политике королевства, которые произошли с окончанием войны. Хотя, конечно, пришлось предпринять ряд шагов, чтобы усыпить их бдительность. Вот хотя бы женитьба нашего доброго друга оу Дарээка…

— Я уже слышал об этом, — насторожился Готор до такой степени, что едва не расплескал вино в бокале. — Но, признаться, подробностей не знаю, и потому…

— Не стоит сразу так дергаться, — усмехнулся Риишлее. — Скажу вам по секрету: дама Тиира явно принимает в судьбе нашего Ренки участие, может быть, даже несколько превышающее ее полномочия официального патрона. А его будущая невеста — родственница Гиидшаа. Герцоги восприняли это предложение как очередную попытку примирения со стороны короля. А на самом деле, при нынешнем раскладе сил, если этот брак состоится, наш благородный оу Дарээка станет кем-то вроде надсмотрщика при новых герцогах. Человек короля, вхожий в семью его, скажем так, возможных оппонентов. От вырисовывающихся перспектив у меня просто захватывает дух! Если карты лягут удачно, возможно, кто-то из его детей или внуков займет место герцогов Гиидшаа!

— Или Ренки однажды найдут с кинжалом в спине, — мрачно заметил Готор. — Еще вариант, — кивнул он на свой бокал, — поднесут чашу вина, от которого уже не будет похмелья!

— Не думаю, — покачал головой Риишлее, одновременно с улыбкой отпивая из своего бокала. — Нынешние герцоги еще очень долгое время будут слишком слабы, чтобы не искать опоры в благоволении короля и его людей, так что с этой стороны Ренки опасаться нечего. А что касается их противников… Оу Дарээка не та фигура, на которую стоит нападать в первую очередь. Его смерть не принесет никакой существенной выгоды с точки зрения наследования, зато сильно разозлит короля. Да и достать его в Фааркооне или столице, полагаю, будет не так-то просто. А во время посещения родственников, я уверен, Ренки хватит ума быть острожным.

— И все же… — задумчиво начал Готор.

— И все же! — оборвал его Риишлее. — Жизнь вообще опасная штука. А жизнь человека, взлетевшего столь высоко, опасна втройне. Впрочем, у нас тут недавно освободилась должность кастеляна дворца. Когда-то, лет триста назад, эта должность была весьма почетной. Что-то вроде нынешнего первого министра. Но сейчас дворцовый кастелян заведует тряпками-щетками и… не знаю, чем там еще слуги наводят чистоту. Должность тихая, спокойная, правда вот прежний кастелян был отравлен своим помощником, позарившимся на его место. Но, думаю, славному герою двух Зарданских кампаний, рейда на Тинд и многочисленных битв на суше и на море не стоит бояться какого-то там помощника, заведующего щетками и половыми тряпками. Почетную возможность объявить благородному оу Ренки Дарээка о новом назначении я предоставляю вам, благородный оу Готор Готор, как его лучшему другу. Что же вы не спешите обрадовать товарища? Неужели сами мечтали об этой должности? Извините, ничем не могу помочь. На вас у меня несколько иные планы.

— Ладно, уели, — согласно кивнул Готор, но тем не менее добавил с кислым видом: — Все же наш Ренки не слишком силен в интригах.

— Значит, научится! — отрезал Риишлее. — И давайте оставим этот разговор, а лучше обсудим ваши предложения. В принципе я согласен отпустить вас на поиски Амулета. Полагаю, даже смогу поспособствовать в получении согласия короля. Вот только мне хотелось бы немного расширить рамки вашей деятельности. Нам нужны порты на Южных Землях. Как вы их получите — решать вам. Конечно, иногда проще пустить в ход оружие, благо местные княжества подчас располагают меньшими силами, чем ваша Литруга. Но сами понимаете: захваченное с помощью оружия может быть посредством оружия и забрано. Торговые договоры, военные союзы или любой из фокусов, в которых вы столь искусны, — действуйте так, как сочтете нужным. Только сначала вам придется заехать в Мооскаавскую сатрапию с небольшой дипломатической миссией. У вас ведь там немало друзей, особенно среди, хм… руководителей тайных служб. Да и к Ваасе Седьмому вы вхожи. Так что, полагаю, это послужит хорошим доводом для короля, чтобы он согласился отпустить вас на поиски очередных приключений. А сейчас, думаю, вам надо поспешить, чтобы поддержать своего приятеля при встрече с невестой и его будущим семейством.

(обратно)

Глава 2

— И вы, милостивые государи, думали, что я позволю вам отправиться на очередные поиски сокровищ без меня? — Одивия Ваксай лукаво улыбнулась, иронично приподняв бровь, и чуть склонила голову набок, а Ренки вдруг подумал, что, когда свет из окна падает на эту гордячку под таким углом, она кажется вполне симпатичной особой.

— Но… — тем не менее бросился он в атаку. — Вам, сударыня, определенно не стоит влезать в эту экспедицию. Хотя бы потому, что нас будут сопровождать пусть и бывшие, но пираты, а это совсем даже неподходящая компания для молодой девушки!

— Уж не те ли самые пираты, с которыми я торгую на Литруге, которым построила там верфь и которым ремонтирую корабли в Фааркооне? — фыркнула Одивия, сменив выражение лица с лукавого на снисходительное, и снова перестала казаться Ренки симпатичной.

— Но это же совсем другое дело! — возмущенно заявил он ей. — Тут вы имеете дело с наиболее воспитанными их представителями — капитанами и офицерами, а там нас будет окружать настоящий сброд, сплошная матросня!

— Я с детства общаюсь с этой матросней, — надменно кинула Одивия с таким видом, будто сообщила, что выросла среди королевских особ, после чего окончательно перестала нравиться Ренки.

— Одивия, — влез в разговор Готор. — Мы, конечно, всегда рады видеть вас участвующей в наших предприятиях, но, вероятно, что это путешествие несколько затянется. Можете ли вы позволить себе оставить свои дела на столь продолжительное время?

— В настоящий момент, благородный оу Готор, — Одивия опять мило улыбнулась, но в глазах ее все еще горел воинственный огонь противостояния, — мои дела и интересы простираются на весьма обширные пространства. Так что инспекционная поездка и хозяйский пригляд пойдут на пользу Дому Ваксай. Не беспокойтесь, вас это нисколечко не обременит, ведь я планирую взять с собой «Чайку», так что всегда смогу обогнать вашу эскадру или догнать ее. Мой любимый быстроходный кораблик несколько застоялся у причала, и ему будет весьма полезно снова омыться в океанских волнах. Да и вообще, судари. — Одивия улыбнулась довольной, но несколько кровожадной улыбкой. — Время нынче такое, что всякому блюдущему свои интересы купцу куда полезнее находиться там, где рынки меняют своих хозяев. Как я поняла, пока на островах пролива стоят наши гарнизоны, а флот патрулирует окрестные воды, Кредону придется сильно ужаться. Чему я, кстати, необыкновенно рада не только как купец, но и как человек, не испытывающий к республике теплых чувств, и как в конце концов подданная Тооредаана, родившаяся в этой стране и связывающая свои интересы с интересами королевства. Можно сказать, что вы, солдаты, свое дело сделали, сломив военную мощь Кредона. Теперь наша, купцов, очередь, сломить их экономическую мощь! И мы это сделаем!

Вдохновленный ее речами и решительным выражением лица, Ренки, вопреки своей воле, одобряюще закивал головой. Но тут вмешался Готор:

— Звучит очень… — Он неопределенно щелкнул пальцами и изобразил на лице что-то этакое, однако Одивия его поняла.

— Ну да, — сразу согласилась с ним девушка. — За последние лет десять наше совместное путешествие и охота за сокровищами были моими самыми яркими впечатлениями. В конце концов, я не желаю всю жизнь прозябать в стенах этой конторы, зарастая пылью и находя удовольствие лишь в бессмысленном накоплении груды денег, которые даже не буду знать, на что потратить, кроме как на зарабатывание еще одной груды. Нет, торговля — это, конечно, тоже весьма азартный и занимательный процесс, но то волнение, что я испытывала в прошлый раз, глядя, как вы идете по следу трехтысячелетнего клада, и помогая вам в этих поисках, похоже на свежий ветер, разогнавший туман скучной рутины! А еще все эти тайны, интриги, исследования… Поэтому, судари, я решительно требую, чтобы вы взяли меня с собой!

— Хм… — скривился Ренки. — Некоторые люди в таких случаях используют слово «прошу».

Не то чтобы он всерьез оскорбился, просто возражать Одивии Ваксай стало для него почти привычкой.

— Ну, думаю, у Одивии есть право требовать, — с улыбкой заявил на это Готор, видя, как воинственно зажглись глаза владелицы Дома Ваксай, и сразу гася в зародыше очередной зарождающийся конфликт. — Не будем забывать, сколь многим мы ей обязаны и что еще ни разу не было случая, чтобы она не пошла навстречу нашим просьбам. Подчас, замечу, весьма хлопотным! Так что, думаю, друг Ренки, у нас не найдется серьезных возражений против участия нашей доброй хозяйки в этом предприятии. Ведь, насколько ты и сам помнишь, ее помощь в прошлый раз, особенно при вывозе Колокола, оказалась просто неоценимой.

Ренки, конечно, мог бы возразить своему другу, что, прежде чем взяться за очередное «хлопотное дело», сия девица норовила измотать все нервы ненужными спорами, требованиями объяснений и прочими штучками. Однако врожденное благородство и чувство справедливости удержали его от этого. Что ни говори, а Одивия Ваксай заняла совершенно особое место в жизни всей их компании, так что даже несмотря на прямые запреты дамы Тииры Ренки так и не смог прекратить общение с ней. И дело было даже не в том, что она вела почти все коммерческие дела военных вождей, преумножая их капиталы или следя за тем, чтобы поместье «Колхоз» приносило доход. Ее дом в Фааркооне стал тем местом, где не нужно было все время находиться настороже, ожидая удара в спину, и следить за каждым словом в опасении, что сказанное вывернут наизнанку и разнесут по всему городу, подрывая репутацию правителей. Этакая тихая гавань посреди бурлящего океана. И если ради этих минут расслабленного спокойствия приходилось терпеть вздорный характер хозяйки дома… Что ж, это было приемлемой платой.

— Вот и чудненько! — пропела Одивия, поняв, что возражений не последует, и сразу вновь становясь милой. Но не удержалась, и стоило Готору на мгновение отвернуться, состроила Ренки такую физиономию…

Она бы еще язык показала! Ренки давно уже заметил, что иногда поведение этой девицы становилось в высшей степени неуместным, учитывая, что они уже далеко не дети, и вообще… Но оттого вдвойне обидно было видеть эту физиономию, ибо Ренки не мог ответить ей тем же, не потеряв своего достоинства, и потому чувствовал себя несколько проигравшим.

— Что ж, судари, — тем временем продолжила Одивия. — Своим согласием вы вполне заслужили обед, на который, я надеюсь, рассчитывали, идя в мой гостеприимный дом. Обсуждение деталей предстоящего приключения в компании исходящей паром похлебки, запеченного гуся, жареной рыбы, тушенных со специями овощей, пирогов, пирожных и прочих сладостей… А если все это запить бокалами молодого охлажденного вина… На мой взгляд, подобное угощение куда более способствует достижению согласия, чем любая другая обстановка! Заодно вы расскажете мне столичные новости!

— Но почему вы молчите о самом главном? — слегка ехидно поинтересовалась Одивия Ваксай, когда похлебка, гусь, рыба, овощи и пирожки уже были съедены и настала пора, вальяжно откинувшись на стуле, лениво поедать пирожные и иные изыски лучших фааркоонских кондитеров, попутно прихлебывая из хрустальных чаш славящееся своим коварством фааркоонское вино.

— О чем это вы? — поинтересовался Готор, пытаясь незаметно ослабить пряжку на ремне и кося глазом в сторону каких-то цветочков из крема и глазури.

— Ну как же? — удивленно воскликнула Одивия. — А помолвка благородного оу Ренки Дарээка?

— Откуда вы про нее знаете? — благодушно удивился Ренки, которому в данный момент было лень вступать в какую-либо перепалку по какому-либо поводу.

— Откуда? Да слухи об этом начали ходить еще тогда, когда вы, сударь, вовсю овладевали искусством езды на орегаарском осле, о чем так вдохновенно поведали нам, приступая к жареной рыбе, которой, по вашим словам, вам так не хватало в Орегаарских горах.

— Чушь какая! — фыркнул Ренки. — Я тогда еще и сам не знал про эту помолвку.

— Ох, сударь, ну вы меня и насмешили. А ведь лекари говорят, что после обильного обеда смеяться вредно! Да наши фааркоонские кумушки, жадно, словно голодные галчата, ловящие каждую столичную сплетню, обсуждают вашу помолвку уже который месяц! Да и в газете что-то там такое про нее писали. Причем, кажется, дважды! Так что теперь даже в самом глухом уголке королевства уже всем все известно. И только вы, похоже, пребывали в неведении.

— Хрму… — издал Ренки некий звук, в котором удивление смешивалось с возмущением, недоверием и подозрением, что его дурят.

— Да-да, сударь. — подтвердила Одивия. — И готовьтесь к тому, что где бы вы ни появились, на вас обрушится град вопросов на эту тему. Мне это не то чтобы интересно, но, так уж и быть, можете потренироваться рассказывать эту историю. Возможно, мы даже вместе сможем разработать наиболее приемлемую версию. Итак?

— Ну… Ее зовут Таалия из рода оу Гиидшаа. Двоюродная племянница нынешних герцогов.

— И все? Это все, что вы можете рассказать про свою невесту?

— А что вам еще надо? — все же нашел в себе силы возмутиться Ренки. — Размер приданого? Сколько рудников и замков я получу после свадьбы?

— Тьфу на вас! — весьма вульгарно выразилась Одивия. — Разве об этом вас будут спрашивать дамы и девицы из Благотворительного женского общества Фааркоона, которое предстоит возглавить вашей супруге? Какова ваша невеста? Хороша ли собой? Высокая, низкая, хорошо ли сложена? Одевается богато или с изысканной простотой? Какие предпочитает цвета, украшения и фасоны? Блондинка или брюнетка? Умна ли, наконец, или глупа как пробка? Почувствовали ли вы, как ваше трепещущее сердце пронзают стрелы любви, когда ваши глаза встретились впервые?

— Э-э-э… — промычал Ренки, который хоть и понимал, что Одивия Ваксай, по своей известной привычке, издевается над ним, однако впал в некоторую растерянность. — Она довольно милая…

«Хм… а она довольно милая», — подумал Ренки с некоторым облегчением, будучи впервые представлен той, кто, скорее всего, станет его спутницей на все оставшиеся ему годы жизни.

Нельзя сказать, что, направляясь в бальный зал королевского дворца, бесстрашный герой Тооредаана не ощущал некоторой слабости в коленках. И даже более того, стоя перед зеркалом и цепляя на новый костюм серебряные украшения, долженствующие подчеркнуть серьезность его намерений как жениха, он почувствовал некоторое затруднение и с удивлением понял, что у него подрагивают пальцы. Конечно, он немедленно взял себя в руки, но тем не менее…

«Довольно милая», — мысленно повторил он, окинув невесту более пристальным взглядом.

Дама Тиира и правда прекрасно знала, кого выбрать для своего протеже, и выбирала очень тщательно. Ну, то, что не уродка, — это само собой разумеется. Для дамы Тииры выбрать уродину — это все равно что для учителя грамматики написать текст с ошибками, да еще и наляпать жирных клякс. Сплошной урон репутации. Но и — слава богам — не одна из тех роскошных и капризных красавиц, представительниц высшего света Западной Мооскаа. Ренки уже имел во время своих пребываний в столице несколько сомнительное удовольствие пообщаться с подобными особами. Слов нет, когда такая роскошная женщина идет рядом с тобой, и одеждой, и манерами показывая окружающим, кто именно (в данный момент) является покорителем ее сердца, это льстит. Да и оставшись с такой красоткой наедине, можно испытать немало весьма приятных минут. Но, увы, как правило, за каждую такую минуту приходится расплачиваться. И подчас не только деньгами на разные тряпки, украшения и развлечения. Конечно, Ренки не так умен и проницателен, как Готор, но жизнь на каторге и в армии научила его остро чувствовать, когда его используют. Однажды только своевременное отбытие на войну вызволило нашего славного оу Дарээка из сетей, сплетаемых одной такой феей, итогом весьма опасных интриг которой могло бы оказаться изгнание, а то и плаха!

Что ж, видно, дама Тиира, наученная тем опытом, давно уже поняла, что Ренки, выросший без женского пригляда и вообще весьма далекий от понятия «дамский угодник», едва ли сможет противостоять подобного рода особе и быстро окажется под ее влиянием.

Так что Таалия из рода оу Гидшаа была «милая». Довольно высокая, но не дылда. С хорошей фигурой, но ничего чрезмерно выпирающего, от чего порой мужчине трудно отвести взгляд, — такое может послужить поводом для многочисленных дуэлей. Одета просто, но дорого. Странно, если бы было иначе, учитывая, что сватовство организовывала дама Тиира. Можно было даже не сомневаться, что над «простеньким» платьем Таалии работали лучшие портные столицы. Золотистые волосы (почти такого же цвета, как у самого Ренки) весьма изящно уложены в замысловатую прическу. Но тоже ничего этакого, что подчас любят накручивать на своих головах иные дамы, жаждущие вызвать не столько восхищение в глазах мужчин, едва ли способных оценить старания модных куаферов, сколько жгучую зависть в глазах подружек.

«Хочешь узнать, какова будет жена, — присмотрись к матери», — вспомнил Ренки рекомендацию Готора, данную как бы в шутку, когда его представляли зрелой, но еще весьма приятной даме — его будущей теще.

Ну что сказать… Немного по-провинциальному простовата. Слегка растеряна и смущена вниманием окружающих, но тем не менее держит себя с достоинством. Чувствуется благородное происхождение и сотни поколений предков, череда которых, возможно, уходит еще в доимперские времена.

Ну а тесть… Из тех, про кого невозможно сказать что-то плохое, но и хорошее скажешь лишь из любезности. Даже на фоне собственной жены смотрится серовато. Впрочем, прожив всю жизнь на задворках рода Гиидшаа, который, по слухам, был тем еще зверинцем, он и не имел особого шанса проявить себя. Но сейчас, внезапно взлетев довольно высоко, еще мог показать свои таланты, коли таковые найдутся, так что не стоило заранее пренебрегать новоявленным родственником.

— Дивная погода стоит, сударыня, — вежливо поклонившись еще раз, завел Ренки разговор с предполагаемой невестой. По традиции этот вечер принадлежал только им, и никто со стороны не должен был вмешиваться в их беседы.

— Чудесное время года, — согласно кивнула она в ответ.

— И как вы находите нашу столицу? — задал очередной стандартный вопрос Ренки.

— Чудесный город, — ответила ему Таалия.

— М-да… — задумчиво сказал Ренки, сидя в столовой зале Дома Ваксай и ковыряя ложечкой пирожное. — Она — милая.

(обратно)

Глава 3

Ренки смог сдержаться и не схватиться за голову, но скрежет, который издали его челюсти, позволял ожидать, что вот прямо сейчас благородный оу Ренки Дарээка, царедворец и дипломат, начнет плеваться осколками своих великолепных зубов.

А ведь он что-то такое предчувствовал! Еще когда их славная эскадра вошла в столь знакомый порт Хиим’кии. Было, было что-то такое… Какое-то предчувствие, заставляющее тебя дернуться в последнее мгновение, пропуская мимо нацеленный в спину клинок.

Но Готор ответил: «Да подумаешь, предчувствие! Да и что такого может случиться?!»

Вот теперь только и остается догадываться, какими очередными проблемами умудрится «одарить» тооредаанское посольство эта вздорная девчонка.

Собственно, визит посольства в Старую Мооскаа был, скорее, данью вежливости и не преследовал цель решить какие-нибудь принципиальные вопросы. Иначе, разумеется, послали бы куда более опытных, наделенных полномочиями дипломатов, а не двух вождей берега.

Как объяснил Риишлее, это был знак приязни между столь близкими союзниками, каковыми в последнее время стали королевство Тооредаан и Мооскаавская сатрапия. Два человека из ближнего круга короля нанесут дружеский визит мооскаавскому монарху, передав свиток с добрыми пожеланиями и подарки, а заодно ненавязчиво напомнив, что стоит держаться своих союзнических обещаний и не идти на соглашение с кредонскими воротилами, которые наверняка сейчас вовсю интригуют, суля немыслимые выгоды и желая расстроить союз победителей.

Ну еще надо будет напомнить об этом кое-кому из мооскаавских сановников, кому — посредством передачи увесистых кошельков, кому — посулами поспособствовать их честолюбивым замыслам, а кого-то вновь убедить, что союз с королевством — в интересах самой сатрапии и что у двух монархийнет худшего врага, чем кредонские республиканцы.

По большому счету это было примерно то же самое, чем занимался Ренки для «общества» в Шестом Гренадерском, выполняя обязанности порученца полковника. Поэтому он сделал для себя вывод, что дипломатия не такое уж и сложное занятие. Если, конечно, не умудриться накосячить по-крупному.

В Шестом Гренадерском это означало попасть в лапы Тайной службы или попасться на глаза какому-нибудь чересчур бдительному, а может, и просто желающему придраться офицеру. А вот тут…

Нет, поначалу все было чудесно. Даже великий и ужасный оу Ваань Лоодииг, занимавший при мооскаавском сатрапе примерно то же положение, что и Риишлее при короле, встретил «послов» весьма любезно, сразу дав понять, что нисколько не держит на них зла за их прошлое, скажем так, надувательство.

— Что вы, судари, — слегка усмехаясь, заверил он. — В нашем деле надо уметь снисходительно относиться к удачам соперников и извлекать выгоду даже из собственных неудач. Колокол, конечно, вы у меня умыкнули. Нет слов — ловко. Но Старая Мооскаа жила без него боги знают сколько тысяч лет, проживет и еще столько же. А вот тот кинжал, что мы совместными усилиями воткнули республике в бочину, — ради этого стоит потерять тысячелетнюю безделушку, пусть даже иные ученые мужи и считают ее бесценным сокровищем.

— А о каких выгодах вы говорите? — поинтересовался Готор, когда оу Лоодииг взял небольшую паузу. — Если, конечно, это не большой секрет вашего бюро.

— А-а-а, — махнул рукой оу Лоодииг. — Ничего особенного. Для начала — перетряс свой штат, одних убрал, других продвинул, а третьих заставил стряхнуть с себя пыль лени и успокоения. Ну и, общаясь с вашими… Риишлее пришлось пойти на кое-какие уступки, чтобы сатрапия не поднимала большого скандала. Тогда (да вы, наверное, и сами это знаете) положение вашего короля было весьма шатким — финансовые проблемы, недовольство подданных. И скандал вам был совсем не нужен. Так что не думайте, что оставили старого лиса в дураках! Впрочем, это все — дела прошлые. Давайте же поговорим о настоящем.

А дела настоящие, если не считать тех, что касались лишь тайных служб обоих государств и о которых никому постороннему знать не следовало, в основном были военным вождям хорошо знакомы. Ага, все то же самое. Работать официальными героями.

По версии мооскаавской публики, чуть ли не главным эпизодом битвы у пролива была схватка, в которой участвовал капер сатрапии, тооредаанский фрегат и тооредаанский капер. Что и неудивительно — уж очень много известных личностей сошлось на маленьком пятачке огромного океана: маэстро Лии, оу Ренки Дарээка и оу Готор Готор, пользовавшиеся немалой популярностью в сатрапии благодаря своим приключениям двухгодичной давности, а также знаменитые студенты-ворюги, сумевшие умыкнуть легендарный Котел знаний, — Ундаай Одиир и Миилд Рааг! Старая Мооскаа, подчас ценящая удачливых прохиндеев куда больше, нежели старательных трудяг, еще не забыла «подвига» и имен двух проныр. И то, что они вновь прославились, теперь уже на военном поприще, внушало мооскаавцам чувство особой гордости. Дескать, знай наших.

Ну а то, что с тооредаанскими героями вновь приехали почтенный профессор и красавица-купчиха, заставляло публику замирать в ожидании. В прошлый раз эта компания сумела изрядно набедокурить, удивив и повеселив публику. Немало мооскаавцев, по известной мооскаавской привычке, весьма непатриотично радовались, когда кто-то умудрялся подпортить жизнь всесильному Бюро всеобщего блага. И теперь та же публика была вправе ожидать от своих героев новых проделок.

На представителей тооредаанского посольства буквально посыпались предложения. И герои, выполняя свой священный долг, старались не отказываться ни от одного, какой бы тяжестью это ни отзывалось наутро в переполненном брюхе и трещащей с похмелья голове.

И вот, как и полагалось еще по имперскому этикету, когда публика чином пониже вполне насытилась новинкой сезона, поступило предложение и из дворца: мол, мы тоже смогли вас разглядеть, провинциалы!

Впрочем, обижаться гостям было не на что. Персональное приглашение получили даже Гаарз и Киншаа, сопровождающие своих вождей в этом путешествии. А что уж говорить о профессоре Йоорге и Одивии Ваксай…

Вот тут-то и приключился казус…

— Э-э-э, простите, ваше величество, как вы сказали?

Даже Готор, которого, казалось бы, трудно чем-нибудь удивить, выглядел растерянным и изумленным.

— Я хотел бы отправиться с вами на поиски сокровищ, — спокойно и почти смиренно повторил Ваася Седьмой.

— Но… А как же?

— Вы про обязанности сатрапа? — усмехнулся молодой монарх. — Мои советники месяц-другой вполне смогут обойтись и без меня, поскольку и так фактически управляют государством самостоятельно, лишь из любезности делая вид, что испрашивают моих советов и дозволений. Так что, думаю, если я позволю себе хоть раз в жизни немного развлечься, Старая Империя от этого второй раз не развалится!

— Но-о-о… — Оу Лоодииг попытался сказать что-то своему государю, но тот прервал его.

— Да пустое! — отмахнулся Ваася Седьмой. — Я тоже раньше думал, что стоит мне покинуть дворец, как сразу начнется какой-нибудь жуткий хаос. Но наша прекрасная Одивия убедила меня, что это — лишь пустые страхи. И что жизнь нам дается всего один раз и ее стоит прожить так, чтобы на смертном одре можно было вспомнить не только повседневную рутину, но и что-то яркое, удивительное, волшебное!

«У-у-у, ведьма! Как же она это делает?» — обреченно подумал Ренки, проследив взгляд, который бросил молодой монарх на Одивию Ваксай. Он уже видел подобный взгляд. У своего некогда хорошего друга оу Лоика Заршаа. И его сердце вдруг, совершенно непонятно почему, уколола игла ревности.

— Хм… Мне это тоже не нравится, но что я могу поделать? — развел руками оу Лоодииг, когда они втроем — он, Ренки и Готор — заперлись в его покоях во дворце, чтобы обсудить создавшееся положение. — У мальчика — нрав его отца. А уж наш Ваася Шестой коли что-то решал, то проще было бы придвинуть Южные Земли к Северным, нежели заставить его изменить принятое решение. Пожалуй, это даже хорошо, что у его сына это взыграло именно сейчас. Думаю, ближайшие два-три месяца и для мооскаавского монарха, и для его страны будут действительно безопасными. Едва ли кто-нибудь осмелится сунуться к флоту, идущему под флагами Тооредаана и сатрапии. Так что пусть парень перебесится от всей души и вернется к своим обязанностям правителя уже без этого томления в груди, проистекающего у юношей из-за чувства, будто жизнь проходит мимо.

— Но, — воскликнул Ренки, — любое путешествие небезопасно! А уж тем более морское. Да и поиски сокровищ — это, знаете ли…

— Не хочу вас пугать, судари. — Голос оу Лоодиига стал холодным и таким жестким, что сразу стало понятно, почему столь многие ненавидят и до дрожи боятся руководителя Бюро всеобщего блага. — Но если с сатрапом Ваасей Седьмым приключится беда, вы лично будете отвечать передо мной. И не как перед директором Бюро всеобщего блага, а как перед оу Ваань Лоодиигом, человеком, который заботился об этом мальчишке, когда тот был еще совсем крохой, и который растил и оберегал его долгие годы. И никакие оправдания, никакие ссылки на буйство стихий или иные непреодолимые обстоятельства вам не помогут!

— Сударь, — надменно начал было Ренки, но смог сдержаться и заговорил о другом: — А вас не беспокоят его частые беседы с Одивией Ваксай? У меня такое впечатление, что они в последнее время почти не расстаются.

— Нисколько, — усмехнулся оу Лоодииг. — Как только начались эти беседы, я конечно же распорядился досконально проверить ее прошлое и настоящее. И убедился, что это чрезвычайно умная и весьма необычная особа, сумевшая добиться немало там, где многие мужчины погибли бы или отступили. Так что «беседы» любого свойства с ней едва ли смогут навредить моему монарху. Да и не так часто, на мой взгляд, они с ней «беседуют».

— Мне не нравятся ваши намеки, — тяжело и холодно глянув на собеседника, заметил Ренки. — Заверяю вас, что Одивия Ваксай — весьма серьезная девушка, и она не позволит ни себе, ни кому другому… Э-э-э… — Ренки почувствовал некоторое затруднение в выборе слов. — Ничего такого!

— Ну и прекрасно, — улыбнулся оу Лоодииг так, что Ренки едва не схватился за шпагу. — Тогда мне непонятно ваше волнение по поводу их встреч.

— Одивия Ваксай… — едва ли не сквозь зубы процедил Ренки. — Хотя, несомненно, я очень уважаю ее и ценю, но все же она имеет весьма специфический образ мыслей. Она может внушить вашему подопечному много странного. Вот взять хотя бы это его непонятно откуда взявшееся желание путешествовать. А как вы уже и сами успели сказать, в случае чего, всю вину возложат на нас и нашего короля!

— А не кажется ли вам, благородный оу Дарээка, что ваше беспокойство имеет совершенно иную причину?

— Сударь! — Ренки не выдержал и все-таки схватился за шпагу.

— Стоп! — наконец вмешался Готор, жестом успокаивая Ренки и укоризненно глядя на оу Лоодиига. — Не стоит устраивать тут глупых перепалок. Я прекрасно понимаю, благородный оу Лоодииг, что вам и самому эта затея вашего монарха весьма не по нутру, однако вы не видите никакой возможности воспрепятствовать этой поездке, и это вас злит. Но все же не стоит отыгрываться на моем друге, дразня его, будто пойманного тигра. Поверьте, этого зверя вы не сможет контролировать, коли действительно разбудите в нем ярость!

— Вы совершенно правы, оу Готор, — кивнул оу Лоодииг. — Позвольте, благородный оу Дарээка, принести вам свои извинения. Я действительно лишь пытался сорвать на вас свою злость, не имея в виду ничего такого.

— Принимаю ваши извинения, — благосклонно кивнул Ренки. — И, в свою очередь, прошу простить меня за несдержанность. Однако от того, что мы примирились, проблема не исчезла.

— А в чем вы видите главную проблему? — спокойно поинтересовался оу Лоодииг. — В том, что с вами в поездку отправляется мооскаавский сатрап, или в том, что он так полюбил общаться с вашей знакомой? Мне это действительно важно знать, потому что я не хочу подставлять своего государя еще и под удары вашей ревности.

— Сударь, — надменно произнес Ренки. — Вы наверняка в курсе, что я уже обручен, и заверяю вас: мою невесту бессмысленно даже сравнивать с госпожой Ваксай — они совершенно из разных миров. Как минимум Таалия не только принадлежит к весьма древнему и сильному роду, но и прекрасно и весьма подобающе воспитана! Однако Одивия — наш старый друг и даже, как бы странно ни звучали эти слова в отношении женщины, соратник! И мы почитаем своим долгом защищать ее от опасностей любого рода, кои могут грозить не только ее жизни, но и ее чести или репутации!

— Заверяю вас, — устало заметил оу Лоодииг, — что чести и репутации вашей подруги ничего не грозит. Я уже говорил: я сам воспитывал молодого наследника и прекрасно успел его изучить. Более чем уверен, что мой монарх слишком уважает вашу подругу, чтобы причинить ей вред. Однако едва ли вам удастся уберечь ее от его ухаживаний, пусть и очень почтительных и осторожных. Я-то вижу, что парень действительно влюблен. И эти чувства для него довольно новы. По собственному опыту знаю, что первая любовь горит ярко и сгорает быстро. Так что нам остается только смиренно ждать.

Караван двигался не больше часа, а потом снова замер. Ренки опять скрипнул зубами, невольно подумав, что если так и дальше будет продолжаться, то на свою свадьбу он явится беззубым. Если она вообще состоится: такими темпами закончить путешествие они смогут только лет через пять, а за это время у Таалии Гиидшаа появится новый поклонник, потому что про оу Ренки Дарээка, сгинувшего в степях Южных Земель, все забудут.

— Что там? — спросил он у подъехавшего с дальнего конца каравана Гаарза.

— Опять тележная ось сломалась, — понуро ответил тот. — Обещают через час починить.

— Они издеваются? — не выдержав, вскипел Ренки.

— Дык ведь, — зло усмехнулся Гаарз, — мооскаавская повозка. Они ить там привыкли по гладким имперским дорогам ездить. А тут одни камни да рытвины! И охота им было через моря свои телеги тащить?

Нет, в принципе караван двигался с вполне неплохой скоростью. Для армии. Десять-пятнадцать верст в день. Для обычного каравана это, конечно, было немного, при нормальных повозках или верблюдах, а главное — при наличии опытных погонщиков за день они могли бы проходить верст тридцать — тридцать пять. А если бы просто отправились малым отрядом опытных вояк, которым не нужно для ночлега разбивать огромные шатры-палатки, везти за собой мебель, ковры, посуду и целую армию слуг и телохранителей, то расстояние, которое они едва преодолели за неделю, можно было бы пройти за пару дней. Но увы…

Ренки уже хотел было высказаться, по-простому, по-солдатски охарактеризовав некоторые препятствия, мешающие их нормальному движению, как увидел, что главное из этих препятствий само движется в его сторону.

— Как поохотились, ваше величество? — постаравшись изобразить максимальную вежливость и любезность, поинтересовался он.

— Да тут, знаете ли, — недовольно отмахнулся Ваася Седьмой, — кажется, дичь отсутствует вовсе. То ли дело у нас. Впрочем, Одивия высказала предположение, что в мои охотничьи угодья дичь загоняли специально. Оттого-то там и стояло по оленю за каждым кустом. Вы думаете, это возможно?

— Ну, — еле сдерживая насмешку, заметил Ренки, все еще пытавшийся быть дипломатом, — я вообще-то не могу назвать себя страстным охотником. Но если исходить из моего опыта путешествий, даже в самых диких краях дичь весьма редко встречается в столь больших количествах.

— Ну вот, — расстроился Ваася Седьмой. — И тут меня, оказывается, обманывали! Как они хотят, чтобы я управлял государством, если я не знаю даже таких элементарных вещей? Кстати, а почему мы стоим?

— Сломалась повозка, — меланхолично ответил ему Ренки.

— Однако мне кажется, что эти повозки ломаются уж очень часто. Скажите, по вашему опыту: это нормально?

— Нет! — отрезал Ренки.

— Тогда что же?..

— Ваше величество, повозки, которые вы соизволили привезти с собой из Старой Мооскаа, для местных дорог просто не приспособлены. Оттого они постоянно и ломаются. А еще, — Ренки явно понесло, — их слишком много. Как, впрочем, и вашей свиты, и охраны. Батальон конных егерей и батальон морской пехоты, и это не считая гвардейской роты и батареи из трех малых пушек! Да с такими силами тут можно небольшое королевство завоевать и кусок соседнего невзначай отхватить. А еще все эти лакеи, повара и прочая челядь! Запасы еды, одежды и разного барахла на все случаи жизни. У нас только овсом для лошадей шесть телег загружено. И я уверяю вас: этого запаса нам не хватит. Предполагалось, что мы обернемся недели за три, а такими темпами мы три недели будем только до места добираться!

— Но ведь я же приказывал брать только самое необходимое, — несмотря на весьма недипломатический всплеск раздражения у благородного оу Ренки Дарээка, его величество демонстрировал не столько гнев, сколько искреннее огорчение.

— Простите, ваше величество, — коря себя за несдержанность, ответил Ренки. — А кому вы это приказали?

— Геену, своему дворецкому, — ответил Ваася Седьмой. — Он всегда был очень смышлен и даже, кажется, умеет угадывать мои желания.

— А он имеет опыт передвижения в дикой местности?

— Хм… А вот об этом я как-то не подумал. Так вы полагаете, нам стоит избавиться от всего этого барахла? — ввернул Ваася Седьмой новое слово, которое считал весьма «мужским» и даже отчасти неприличным. — А что оставить?

— То, без чего вы и правда не сможете обойтись, — ответил Ренки. — Погода сейчас теплая. Дождей не предвидится — говорят, в это время года они тут большая редкость. А вы вообще-то когда-нибудь спали под открытым небом? Весьма необычный опыт поначалу, — коварно добавил он, представив, как мооскаавский сатрап всю ночь будет ворочаться на жестком тюфяке и отгонять мошек от своей священной особы. — А впрочем, — Ренки вовремя одумался и не стал делиться с правителем сатрапии своим каторжным опытом, — возможно, вам стоит посоветоваться с Готором. Он вообще мастер по части мудрых советов.

— Кстати, а где он? — встрепенулся Ваася Седьмой.

— Решил выдвинуться вперед, чтобы уточнить путь к месту, указанному на карте, — ответил Ренки, с тоской думая, что и сам бы с куда большим удовольствием сейчас ехал бы вместе с Готором, Киншаа, маэстро Лии и почтеннейшим Йооргом, чем работал нянькой для этой толпы великовозрастных младенцев.

— А откуда взялась эта карта? — не смог сдержать любопытства высокопоставленный спутник.

— Отобрали в свое время у Коваада Кааса.

— А кто это? — В глазах Вааси Седьмого загорелись искры в предвкушении очередной интересной истории.

— Да так. Гад один, — устало сказал Ренки и как мог рассказал историю их знакомства и взаимоотношений со знаменитым кредонским шпионом и прохиндеем.

— Так этот мерзавец смел угрожать нашей Одивии? — Из всей длинной истории влюбленный юнец вычленил для себя главное. — А не слишком ли тогда мы опрометчиво поступили, отпустив ее одну в этот ваш Оээруу?

— Ее «Чайку» сопровождают два наших капера, — устало ответил Ренки, не без некоторой тоски предчувствуя, что Ваася Седьмой опять заведет разговор об известной девице. Непонятно почему, но эти разговоры раздражали Ренки еще больше, чем сама Одивия. — К тому же с ней взвод фааркоонских егерей. А Оээруу вовсе не «наш». Однако там хорошая гавань и, насколько я знаю, Одивия собирается открыть в этом городе филиал своего Торгового дома.

Оу Дарээка скромно умолчал, что и у королевства Тооредаан есть определенная заинтересованность в этом порту, который еще предстоит построить, коли «разведка», которую сейчас производит Одивия, даст положительные результаты.

— Хм… — Ренки решил, что его единственное спасение — сменить тему. — Я вот тут подумал, ваше величество, над проблемой с вашими повозками. Мы в пути уже почти неделю. Полагаю, от тех вещей, которыми вы не пользовались в эти дни, можно смело отказаться. Как, впрочем, и от слуг, которые вам были не нужны. А все остальное попробуйте поделить на два. Например, зачем вам такой огромный шатер? Все равное ведь его ставят только на ночь, а после целого дня верхом, я думаю, от бессонницы вы не страдаете. Возьмите шатер поменьше, а еще лучше — просто офицерскую палатку. Много солдат вам тоже не понадобится — достаточно гвардии и роты егерей. А остальных можно оставить прямо тут — охранять ненужное барахло. Так что если вдруг вам что-то понадобится, гонец на хорошей лошади доставит вам это дня за три.

— А ведь вы абсолютно правы! — расцвел Ваася Седьмой. — Определенный опыт путешественника я уже получил, нужно начинать им пользоваться!

— Опять ищем развалины храма? — улыбнулся Ренки, чрезвычайно довольный, что долгий и нудный переход закончился и наконец можно приступить к самому интересному.

— Ага, — кивнул Готор и пояснил подробнее для навострившего уши монарха: — В древности храмы были самыми капитальными сооружениями на земле. Хижины (да и дворцы) могли построить из дерева, а то и вообще из грязи. А вот храмы старались возводить из камня или кирпича. Потому-то эти строения смогли пережить века!

— Как интересно, — кивнул Ваася Седьмой. — А это — та самая карта? Можно посмотреть? Это вот река? А это — тот вон холм? Но тогда почему не видно храма? И что означает вот этот крест?

— Так ведь прошло уже больше полутора тысяч лет, — пояснил Готор, принимая весьма академический вид. — За это время река и холм вполне могли поменять свое положение. Особенно тут, в степи, где ветры беспрепятственно гоняют по земле пыль и песок. А крестик указывает на место, где закопан наш клад. Но сначала нам придется найти храм.

— Кстати! — заявил сатрап. — Из-за того что мы плыли на разных кораблях, вы мне так толком и не объяснили, что мы, собственно, ищем.

— Клад Ваанююши! — не выдержав, влез в разговор почтеннейший Йоорг, и уже было набрал воздуху, чтобы прочесть лекцию о том, кто такой был этот Ваанююша и зачем он закопал клад. Но Ваася Седьмой успел раньше и, торопясь первым продемонстрировать свои знания, быстро затараторил, едва ли не подпрыгивая на месте:

— Знаю-знаю! Ваанююша — брат императора Паашки Седьмого, поднявший восстание. Он управлял Южными Землями, но ему не хотелось подчиняться брату, и он взбунтовался, желая разделить Старую Империю на Юг и Север. В решающей битве его войска были разбиты имперскими легионами, но говорят, перед сражением он спрятал все золото и драгоценности, что смог собрать на подвластных ему землях. Так эти события, значит, происходили здесь, в этих вот местах?

— Да, ваше величество! — Профессор Йоорг дождался своего звездного часа и с упоением прочел окружающим целую лекцию о былых временах, правителях, их интригах и битвах, выслушанную весьма благосклонно не только потомком императоров, но даже и стерегущими его священную особу охранниками. Почтеннейший Йоорг умел рассказывать!

— Мне кажется, что это здесь, — задумчиво глядя на холм, сказал Готор.

— Почему? — на всякий случай спросил Ренки. Нет, конечно же он доверял мнению друга, но так у него появлялась возможность блеснуть знаниями перед Ваасей Седьмым, который непременно и сам задаст подобный вопрос.

После того как молодой монарх избавился от большей части своего обоза, он стал нравиться Ренки намного больше, да и определенное уважение смог заслужить, ночуя под звездным небом на жестком тюфячке. Чувствовалось, что поначалу столь непривычный способ устройства на ночь доставлял ему сильное беспокойство, но молодой человек быстро втянулся и даже вошел во вкус аскетической жизни. Настолько далеко вошел, что его пришлось уговаривать не отсылать обратно действительно необходимые вещи.

Да и вообще, Ваася Седьмой оказался вполне достойным спутником в путешествии. Нрав он имел покладистый и веселый, однако панибратства не допускал — чувствовалась благородная кровь древних правителей. Умел быть простым с простыми людьми, способным учеником при разговорах с людьми учеными, однако мог «построить» зарвавшегося собеседника одним взглядом и движением брови. Но в обычной жизни был не чванлив и вполне дружелюбен. И, пожалуй, единственное, что мешало Ренки всерьез принять эту дружбу, — противная привычка Вааси Седьмого постоянно переводить разговор на Одивию Ваксай. Ренки это раздражало.

— Видишь, какая у него форма? — пояснил Готор. — Хоть ветра изрядно намели на него пыли да грязи, чувствуется, что первоначально он был округлым, и это едва ли результат естественного образования. Скорее всего, если хорошенько разрыть этот холм, внутри мы обнаружим стены и фундамент старого храма. Да и дорога, что мы нашли, тоже ведет сюда.

— Значит, храм мы нашли? — удовлетворенно уточнил Ренки, невольно вспоминая два дня блуждания по степи широкой цепью из солдат, моряков, слуг и ученых в поисках хоть каких-то следов былой истории этих мест. Наконец они обнаружили то, что Готор с Йооргом, немного поспорив, сочли возможным назвать «дорогой». А дорога, как и в прошлый раз, привела их к этому холму.

— Скорее всего, — кивнул Готор. — Но на всякий случай, думаю, стоит немного покопаться в холме, чтобы убедиться в этом полностью. А уж потом отправляться искать клад.

— Ты думаешь, Амулет может быть здесь? — осторожно спросил Ренки.

— Вряд ли, — покачал головой Готор. — По времени не очень-то подходит, если отталкиваться от версии, что его утащили из прежнего хранилища при развале Старой Империи.

— Тогда зачем? — удивился Ренки.

— Помню, Коваад Каас возлагал на это место большие надежды, — задумчиво ответил Готор. — Он искренне верил, что тут действительно могут быть зарыты огромные богатства. Признаться, я надеюсь, что если мы их найдем, то во-первых, избавимся от наших друзей-пиратов. А во-вторых, может быть, и Ваася вволю наиграется в кладоискателя и отправится домой. Кстати, как ты убедил его избавиться от огромного багажа?

Сделанные наспех раскопки подтвердили правоту Готора, когда на белый свет были извлечены камни, явно носящие следы тщательной обработки.

— Я тут кое-что почитал заранее, — внимательно осмотрев находки, выдал свое ученое мнение почтеннейший Йоорг. — По интересующей нас теме. И, судя по размеру блоков и характеру обработки, эти камни вполне соответствует периоду расцвета Старой Империи. Так что, думаю, это действительно наш храм!

— Значит, осталось только найти сокровища?! — нетерпеливо воскликнул Ваася Седьмой, протягивая забинтованные руки к обычному каменному блоку, подобных которому в его сатрапии можно было бы найти тысячи даже в стенах и оградах крестьянских домов. Но тут этот невзрачный «кирпич» из обычного песчаника казался ему чем-то таинственным и загадочным. К тому же омытым его собственной кровью, сочившейся из «ран», которые сатрап приобрел в великой битве между ним, лопатой и твердым грунтом Южных Земель. Несмотря на вопли и стенания собственной челяди, грозный правитель, вдохновленный рассказами Готора и Ренки о своих мозолях, гордился этими «ранами» не меньше, чем иной герой гордился бы ранами, полученными в крупном и жестоком сражении.

— Ага, — с улыбкой ответил на это Готор. — «Только найти»! Увы, но, если бы это было так просто, сокровища нашли бы уже тысячу лет назад. Так что, боюсь, придется поработать, даже несмотря на наличие карты.

По легенде, Ваанююша спрятал свой клад в неких пещерах. Вот только незадача — откуда бы взяться пещерам посреди ровной степи? Чуть ли не у каждого члена экспедиции кладоискателей были свои догадки по этому поводу, вплоть до того, что под «пещерами» подразумевались норы сурков. А маэстро Лии был уверен, что речь идет о неких подземных поселениях людей древности, легенды о которых он слышал в своих многочисленных путешествиях. Правда, надо отдать ему должное, он не забыл упомянуть, что в тех же легендах говорилось, будто эти люди имеют муравьиные головы и с утра до вечера, пренебрегая выращиванием зерна, разведением скота или охотой, только тем и занимаются, что ищут золото.

— Придем на место и посмотрим, — лишь пожимал плечами Готор, отвечая докучавшему ему расспросами Ваасе Седьмому.

— Что-то мне подсказывает, что наша карта не является такой уж секретной, — задумчиво пробормотал Ренки, оглядывая речную долину, которая на карте была обозначена жирным крестом.

У него был повод так сказать — создавалось впечатление, что какой-то безумный коллекционер ям решил выбрать ее в качестве хранилища для своих экспонатов. Тут были просто небольшие ямки глубиной примерно по пояс, траншеи и даже целые котлованы. Ямы оплывшие и почти засыпавшиеся находились рядом с совсем свежими.

— Да уж, — кивнул Готор. — Хорошо тут покопались… А вон те, мне кажется, сделали буквально на днях.

— Так вы полагаете, сокровища уже нашли до нас? — огорченно спросил Ваася Седьмой.

— Все может быть, — заметил Готор. — Однако я думаю, если бы это действительно было так, слухи о нахождении таких сокровищ непременно просочились бы даже сквозь очень плотно замкнутые рты и уж непременно бы достигли ушей нашего Риишлее или вашего Лоодиига.

— Но как же тогда их искать? — едва ли не плача спросил сатрап, словно ребенок, у которого вдруг отняли любимую игрушку.

— Для начала придется поработать головой, — ответил на это Готор, лукаво усмехаясь. — Ну и ногами, конечно! Помните, я вам говорил о том, что реки и даже холмы подчас, с течением времени, склонны менять свое местоположение?

— Река раньше находилась в другом месте! — радостно воскликнул сатрап, а потом снова сник. — Но как мы теперь найдем прежнее русло?

— Профессор, — с ухмылкой обратился Готор к почтеннейшему Йооргу. — Я не стану воровать вашу славу первооткрывателя и потому предоставляю объяснение вам.

— Ну… — засмущался Йоорг. — С моей стороны было бы невежливо не отметить, что идея, собственно, принадлежала вам. Ведь… Ну да ладно, вижу, ваше величество, вам хочется поскорее узнать подробности. Итак, когда благородный оу Готор рассказал мне о том, что собирается отправляться на поиски этого легендарного клада, он попросил меня изучить старые карты этих земель. Признаюсь, самую древнюю и наиболее точную я нашел уже в Старой Мооскаа, в вашем университете. Однако ранее мне удалось обнаружить, что когда-то на этой речке стояло как минимум шесть поселений! Что и неудивительно — вода в здешних краях всегда была большой ценностью, даже в те времена, когда на этих землях ее еще было достаточно не только для скота, но и для выращивания зерна и овощей. Теперь, как многие ученые справедливо считают, опять началась эпоха Великой Засухи, и мы даже вполне можем предполагать, что уровень воды в океане снова может упасть, обнажив знаменитый Мост Аиотееков, а может быть и вовсе превратив Срединное море в огромное озеро! Хотя другие считают, что Великая Засуха породит большое обледенение и… Впрочем, я отвлекся. Так вот, одно из тех селений сохранилось до сих пор! Это столица данного княжества — город Биимаа. Вот только стоит он не на этой речке, а примерно в десятке верст на юг от нее. Весьма интересно, что город остался на прежнем месте из-за наличия глубоких колодцев, где, говорят, бьют ледяные ключи, когда-то, вероятно, подпитывающие реку. Однако Биимаа располагается почти на полторы сотни верст к западу отсюда. Но я, милостивые государи, уже взял след! Почти полгода я купался в библиотечной пыли, но нашел некий архаичный манускрипт, к сожалению, неполный, написанный еще на языке, которым тут пользовались в доимперские времена, хотя уже и с использованием наших букв. Это было что-то вроде путеводителя для караванщиков. И там говорилось: «Немного отклонившись в сторону от реки, в селении Инбаакии в глубоких колодцах можно найти много сладкой воды. Такие же колодцы есть в шести переходах к западу, в селении Биимаа».

Профессор горделиво задрал нос, весьма самодовольно поглядывая на окружающих и как бы давая им возможность восхититься его находкой. Но потом не выдержал и добавил:

— Шесть переходов — это примерно как раз где-то здесь. А раз на картах времен императора Паашки Инбаакии уже не существует, можно предположить, что к тому времени колодцы иссякли. Однако они и могли быть теми самыми «пещерами»!

— Просто удивительно! — искренне восхитился Ваася Седьмой, чем весьма польстил профессору. — Но тогда, — спросил он, поворачиваясь к Готору, — почему мы пришли сюда?

— Ну нам ведь надо же откуда-то начинать поиски этого исчезнувшего больше полутора тысяч лет назад селения. И если исходить из путеводителя, что нашел почтеннейший Йоорг, линия селений проходила где-то к югу от этой реки, примерно в десяти-тридцати верстах, точнее сказать сложно. Ну и разброс с запада на восток тоже может составлять до сотни верст.

— И как мы тогда будем искать это Инбаакии? — опять огорченно спросил молодой монарх.

— Как я уже и сказал: воспользуемся ногами, глазами и мозгами. А еще можно спросить у местных. Вполне вероятно, что в народе сохранились какие-то воспоминания о древних временах. Или загадка может таиться в местных географических названиях. Так что предлагаю разделиться. Большая часть отряда под предводительством профессора Йоорга, у которого, я это помню по прошлым поискам храма Оилиои, глаз весьма наметан на поиски древностей, начнет прочесывать округу. А мы с Ренки и маэстро Лии порасспрашиваем местных жителей, у нас есть определенный опыт общения с подобными людьми.

— А я? — нетерпеливо и слегка возмущенно воскликнул Ваася Седьмой.

— А вы, ваше величество, — отвесив монарху изящный поклон, ответил Готор, — можете присоединиться к любой группе по собственному желанию.

— Тогда я с вами! — твердо ответил сатрап. — С вами — интересно!

Готору хватило выдержки любезно улыбнуться вместо того, чтобы досадливо поморщиться.

Ваася принял поданную ему чашу и очень аккуратно смочил губы в молоке. Молоко было странное. Кобылье, как пояснил радушный хозяин, радостно щерясь последней парой оставшихся зубов. И пахло оно тоже как-то странно. Но запах — это было еще терпимо, а вот разные мошки, волоски и еще какой-то мусор, плавающий на поверхности… Это была уже не первая чаша кобыльего молока за последние несколько дней, поднесенная в знак большой дружбы, и Ваася знал, что, если хотя бы не пригубить немножко, разговора с хозяином не получится, и сколько потом золота или даже ружей и коней ему ни предлагай, на откровенность он не пойдет. Вот только… Первое посещение степняцкой юрты и «чаша дружбы» обернулись для великого сатрапа великой Мооскаавской сатрапии целой ночью, проведенной, как бы это аккуратнее сказать, на корточках в степи. Правда, всезнающий Готор перед следующим посещением заварил ему каких-то травок, а маэстро Лии поделился своим опытом по части проблем с желудком, то и дело возникающих у путешественников, но все равно Ваасе было как-то неловко перед спутниками.

Но и оу Готор, и оу Дарээка, не говоря уж о маэстро Лии, пили это молоко довольно спокойно и даже с видимым удовольствием. Ваасе не хотелось отставать от этих бывалых путешественников, и он с бесстрашием молодости тоже смело сделал довольно большой глоток, стараясь не задумываться о возможных последствиях.

— Густа ли трава на твоих пастбищах? — тем временем поинтересовался маэстро Лии у хозяина. — Как плодится скот? Много ли овец задрали волки?

Да, вот уж кто воистину был тут словно дома! Будто маэстро Лии родился в точно такой же юрте и всю жизнь сидел на кошме, скрестив ноги и ведя неторопливые разговоры об овцах, быках и верблюдах. Хотя Ваасе было достоверно известно, что родом маэстро Лии с Фесткии. Но чему только не научишься за долгие годы бесконечных странствий. Сейчас Ваася ему жутко завидовал.

Готор тут вообще казался совершенно своим. Он даже обликом довольно сильно походил на одного из сыновей хозяина, разве что тело немного покрупнее и лицо поумнее. А так — сними с него полувоенный сюртук и надень халат, сотканный из верблюжьей шерсти, — и вот, готовый степняк. Он даже в разговоре постоянно вставлял какие-то непонятные словечки, которые хозяин, кажется, не только прекрасно понимал, но даже как будто радовался, их услышав.

А вот Ренки… Пожалуй, он тут выглядел несколько чужим и в то же время… Это трудно было объяснить, и Ваася надолго задумался, несколько потеряв нить разговора, что, впрочем, было невеликой потерей, ибо, как еще раньше объяснили Готор и маэстро Лии, степной этикет требует вначале обстоятельно поговорить о погоде, скоте и прочих хозяйственных делах, давая возможность хозяину и гостям присмотреться друг к другу, а уж потом переходить к серьезным вопросам. Конечно, сатрапа учили подобному типу вежливости, но участвовать в этих разговорах было откровенно скучно. А вот наблюдать за Ренки…

М-да, Ренки нисколечко не походил на степняка, видно даже было, что и сидеть на кошме, скрестив ноги, ему не совсем удобно. И все же… Немного подумав, Ваася решил, что Ренки похож именно на самого себя и потому смотрится вполне естественно среди этих естественных людей. Бывалый солдат и моряк, герой многих сражений, легендарный мастер клинка. Хорошо, что между ним и Одивией Ваксай словно бы какая-то ледышка стоит. Иначе бы Ваасе, будь он хоть трижды Седьмым и великим сатрапом, наверное, ничего бы не светило. Хотя странно, почему между двумя такими выдающимися людьми, да к тому же находящимися в каких-то странных союзнических отношениях, такая взаимная нелюбовь. Вечно какие-то язвительные уколы и почти что насмешки со стороны Одивии и ледяная вежливость со стороны оу Дарээка.

Да, все в юрте смотрятся очень естественно, один только он тут… Ему даже место отвели не самое почетное, несмотря на то что при знакомстве маэстро Лии озвучил полный титул своего нынешнего монарха. И думается, вовсе не потому, что он тут моложе всех, просто полудикая степняцкая натура чует, кто настоящий вождь, а кто только прикидывается им.

А на каком это языке заговорил Готор? А хозяин ему отвечает… Только вот если Готор говорит вполне свободно, то хозяин — с некоторой запинкой, словно бы вспоминая речь, которую слышал в далеком детстве. Готор вообще очень загадочный человек, ибо даже всезнающий оу Лоодииг честно признался, что не имеет ни малейшего представления, откуда он взялся.

— Очень удачно мы на этого Атаайяя попали, — довольно заметил Готор, когда спустя часа три после довольно плотного ужина, щедро одарив хозяина и забрав ответные подарки, они покинули степняцкое становище и вернулись в свой лагерь. — Настоящий шаман и даже знает древнюю речь!

— А где же это вы, сударь, так навострились болтать по-степняцки? — запросто, но в то же время уважительно поинтересовался маэстро Лии, и Ваася опять ему позавидовал — самому сатрапу никогда не удавалось поддерживать разговор в таком вот духе. — Эта их «старая речь»… Говорят, только шаманы да представители древних родов еще ею владеют. Когда я услышал, как вы начали запросто болтать на этом языке с хозяином, у меня едва глаза на лоб не полезли. То-то он так сразу к вам переменился!

— Еще дедушка учил, — задумчиво пояснил Готор, как бы между делом выдавая тайну, за которую оу Лоодииг, кажется, готов был заплатить своим шпионам немалые деньги. — Мой род примерно из этих мест. Разве что чуть дальше на запад, к Серым холмам. Правда, предки покинули эти края еще в незапамятные времена, но, как ни странно, знание языка сохранили. Хотя местные сейчас говорят на какой-то дикой смеси из староимперских и древнестепняцких слов, но в общем мы с хозяином друг друга поняли.

— Так что же он вам поведал с таким таинственным видом? — не выдержав, поинтересовался Ваася Седьмой, забывая все уроки сдержанности, что преподавали ему учителя.

— Много всякой чуши, — задумчиво ответил Готор. — Я постарался навести его на разговор о легендах и былых временах. А у всякого шамана запас таких историй неиссякаем. Но уже ближе к концу он вспомнил про урочище Черных Цапель, где, по слухам, живут демоны, которые воруют людей. Атаайяя клянется, что, когда был молодым, его двоюродный брат решил сократить дорогу через эти земли, и больше его не видели. Собственно, Инбаакии, в переводе с древнестепняцкого и означает «водяные птицы»! Так что…

— И где же это урочище? — на сей раз не выдержал оу Дарээка.

— Верстах в двадцати на восток от того места, где мы ищем сейчас.

Едкий пот катился по лбу и заливал глаза. Тучи мошек противно жужжали вокруг, так и норовя сесть и впиться в нежную кожу. А лопата… Это варварское орудие мало того что с каждой минутой весило все больше и больше, так еще и пыталось выскользнуть из рук и как-то да навредить своему владельцу. Если не прибить, то уж землей засыпать точно.

Но Ваася все-таки был необычайно доволен. Он этого не планировал, но возвратившаяся из своей поездки Одивия Ваксай увидела его именно таким — среди остальных работяг, с инструментом в руках, и он готов был поклясться, что в ее прекрасных глазах, обычно таких насмешливых или даже суровых, мелькнула искорка одобрения. Ей явно понравилось, что он не гнушается подобной работы!

Эх, если бы еще именно ему выпала удача наткнуться на заветный клад… Уж тогда бы, наверное…

Ваася печально вздохнул. Найти клад — это вряд ли. Он не дурак и сам прекрасно видит, что результаты его работы, мягко говоря, не заслуживают одобрительных отзывов. Возможно, он даже больше мешает, чем помогает. Но зато это все так ново, так необычно, так волнующе! Куда интереснее, чем кататься по округе на лошади, охотясь на сурков, или сидеть в шатре, «предаваясь мудрым мыслям».

Холостой выстрел из пушки! Обед!!!

«Удивительно, сколько людей живут, так и не зная, что такое настоящий голод после тяжелой физической работы», — философски размышлял он, спешно омывая руки и торопясь занять место за столом. Его, конечно, без обеда не оставят, но, так сказать, общий настрой поторапливает. Да и место надо постараться занять возле Одивии.

Наверное, ни его учителя, ни даже многоопытный оу Лоодииг никогда в полной мере не могли прочувствовать смысл выражения «волчий голод». Хотя оу Лоодииг в молодости был солдатом, а судя по рассказам бывалых спутников сатрапа, солдатам такие чувства знакомы. Но все-таки добровольно никто из сатрапов подобных экспериментов над собой не производил, так что ему есть чем городиться.

«Эх, — печально вздохнул Ваася. — Хотел бы я быть похожим на того же оу Дарээка. Ведь мы почти ровесники, но он смотрится таким опытным и серьезным рядом со мной. Или, еще лучше, на оу Готора Готора. Удивительный человек».

Вроде бы уж чем-чем, а ученостью Ваасю удивить было сложно. Он сам учился у лучших, и учился очень прилежно. Но Готор знает такие вещи… А главное — столь разнообразные! Может начать объяснять про полости в земле, водоносные слои и то, как все это отражается на рельефе, да так уверенно, будто видит на десяток саженей в глубину. А потом вдруг переключается на глубокую древность и рассказывает о том, как жили люди еще в доимперские времена. Или вдруг прыгнет в будущее и упомянет удивительные механизмы, которые, к примеру, сами могут копать землю. Невольно начинаешь вспоминать легендарного Манаун’дака, который к тому же, кажется, является любимым историческим персонажем оу Готора.

«Кстати, все забываю расспросить его, — продолжал размышлять Ваася. — Он как-то упомянул, что между родовыми именами императорской семьи и его любимым Манаун’даком присутствует некая связь. Но вот в чем это выражается?»

— Отстань, Геену, — отмахнулся Ваася от своего дворецкого, как обычно попытавшегося перехватить его на полпути и накормить изделиями дворцовых поваров. — Я буду есть из общего котла!

— Но ваше величество! — в который раз взмолился верный слуга. — Это же пища для простой солдатни и матросни! А вы…

— А я сейчас… хе-хе… Тоже вроде как простой работяга, — раздуваясь от самодовольства, ответил на это Ваася, подмигивая собравшимся за столом людям, что терпеливо ждали, когда он закончит свои пререкания с челядью. — И буду есть простую, грубую пищу. Хотя стой! — резко окликнул он слугу, старательно изображавшего всем своим лицом и фигурой мировую скорбь. — Что там у вас наготовлено? Возможно вы, Одивия,пожелаете отведать изысканных кушаний моих поваров? А то, право, боюсь, они утонут в собственных слезах, если никто так и не оценит их шедевров.

— Я предпочитаю питаться тем же, что и остальные, — вежливо кивнув, ответила Одивия. — Однако, — добавила она, увидев погрустневшее лицо монарха, — если ваши повара умудрились в этих условиях испечь что-то подобное тем пирожным, которыми вы угощали меня в Старой Мооскаа, я отказываться не стану!

— Значит, и вы придерживаетесь того же сурового кодекса, что и остальные наши герои? — с наигранной печалью вздохнул сатрап, хотя ему самому страшно нравилось то, что подавали солдатам и матросам, занятым на раскопках. Он сам при этом представлялся себе этаким суровым воителем древности, привыкшим пренебрегать роскошью и удобствами. А то, что пища не столь вкусна… Мало ли он ел вкусной пищи? Зато волчий голод — приправа, которую во дворцах не сыщешь. Кажется, действительно, как говорит маэстро Лии, можно даже песок жрать, коли его хорошенько посолить да поперчить.

— Так что у нас нового, судари? — поинтересовался Ваася, садясь за стол «для благородных», пусть это и был всего лишь щит из досок, положенный на чурбачки, что жутко умиляло сатрапа, и подтягивая к себе здоровенную глиняную миску с кашей и мясом. Даже запах специй не мог отбить своеобразный аромат дыма от костра.

— В западной траншее обнаружили остатки домов, — улыбнувшись, начал отчет Готор. — Теперь мы точно можем сказать, что селение тут было. А в остальных пока пусто.

— А как вы думаете, насколько глубоки могли быть эти колодцы? — ведя борьбу между волчьим голодом и хорошими манерами, поинтересовался Ваася.

— Сложно сказать. Те, что сохранились в Биимаа, говорят, в десять человеческих ростов. Но как будет тут?

— Эх, поскорей бы что-нибудь найти, этакое! — вздохнул Ваася, едва сдержавшись, чтобы не сделать это с набитым кашей ртом. — Кстати, сударыня, а как ваши дела? Успешно съездили?

— Гавань там и правда хороша, — ответила Одивия. — Только вот место не очень удачное. Город стоит фактически на границе двух издревле воюющих друг с другом племен. Да еще и местный князек в этих краях все еще считается чужаком, хотя его род и смог утвердиться в Оээруу около сотни лет назад, приплыв с востока и основав город. В общем, все очень ненадежно. Не знаешь, с кем договариваться, чтобы не потерять вложенные деньги.

— Ну, если сотню лет продержались, — пожал плечами Готор, — можно предположить, что и еще сотню продержатся. Особенно если им немного помочь.

— Не уверена. — Одивия поморщилась, будто вспомнив что-то неприятное. — Думаю, раньше там были достаточно мудрые и острожные князья. А вот последний явно дурак. Пытался даже захватить меня и моих людей и потребовать выкуп.

— И что? — даже забыв про кашу, возопил Ваася, мысленно рисуя себе всяческие ужасы.

— На наших кораблях было больше пушек, чем у него солдат, — равнодушно пожала плечами Одивия. — Не дождавшись от меня условного сигнала, они дали холостой залп. И он был столь громок, что тут же вразумил этого болвана. Дурак резко пошел на попятный, однако ему хватило глупости сказать, что это была всего лишь шутка. Как можно вкладывать деньги в подобного тупицу?

— Я немедленно прикажу своему флоту покарать мерзавца! — решительно заявил мооскаавский сатрап.

— А что толку? — улыбнулась Одивия. — Разнести город в щепки было не проблемой даже для моего торгового флота. Но болван умнее от этого не станет, а мирные жители пострадают напрасно. Так что даже если я после этого и открою тут свою контору, придется иметь дело с населением, которое, мягко говоря, будет меня недолюбливать. Боюсь, убытки при этом перекроют все выгоды.

— А как дело обстоят с наследниками? — поинтересовался маэстро Лии с весьма деловым видом.

— Болван еще слишком молод, чтобы иметь взрослых детей, — ответила Одивия. — А всех своих братьев он прикончил, расчищая путь к престолу.

— Привлечь кого-то со стороны? — задумчиво предложил Готор.

— Там и так хватает чужаков, — покачала головой Одивия. — Равновесие нарушится. Начнется большая драка, и наступит хаос. Соседствующие племена непременно попытаются напасть, но только исключительно для того, чтобы разорить город. Они степняки и к жизни рыбаков и моряков непривычны.

— Да, проблема, — протянул Готор. — Надо будет хорошенько подумать.

— Сударь! — чуть удивленно, но больше восхищенно заметил Ваася. — Да вы, никак, переворот задумали? Здорово!

(обратно)

Глава 4

— Ну, как тут ваши успехи? Нашли что-нибудь?

— Погоди, Миилд, — отмахнулась Одивия и на правах «учредителя предприятия» сама потребовала подробного отчета. — Что вы выяснили?

— Ах, сударыня, — начал рассказывать Миилд, необычайно довольный, что оказался в центре всеобщего внимания. — Как вы верно изволили заметить, этот самый Таамаай — действительно редкостный болван. Боюсь, такого мнения придерживаемся не только мы с вами, но и его подданные, которые им весьма недовольны. Помимо всего прочего, за последние три года он почти в четыре раза поднял налоги, потому что, видите ли, вознамерился строить большой флот и заняться пиратством. Он вообразил себя наследником великого рода пиратов, что, как я слышал, несколько преувеличенно. Да еще и успехи и громкая слава кое-кого, — Миилд отвесил шутливый поклон в сторону Ренки и Готора, — не дают ему спокойно спать и зовут на подвиги. Как я понял, попытка захватить вас тоже была частью этого грандиозного замысла. Дескать, зачем искать добычу по всему океану, коли она сама идет в руки? К сожалению, не все из тех, на ком он решил опробовать эту тактику, имели столько же пушек, как ваши корабли. Так что Оээруу сейчас уже почти потерял даже те немногие доходы, что имел раньше за счет прибывающих в город судов, и положение его стало совсем печальным. Но надо отдать болвану должное. Не нападать на людей, сошедших с корабля под флагом Мооскаавской сатрапии, — Миилд отвесил второй, уже куда более серьезный поклон в сторону Вааси Седьмого, — ему все же хватило ума. Так что никаких препятствий нам в Оээруу чинить не осмелились. Мы с другом Ундааем навестили нескольких местных купцов, а потом мужественно, не страшась похмелья и прочих опасностей, отправились шляться по местным кабакам и прочим злачным местам под видом обычных приказчиков. Дабы показать свое усердие и убедить вас, что мы не зря потратили ваши денежки, я даже взялся составлять путеводитель по заведениям подобного рода славного города Оээруу. Однако, пожалуй, воздержусь вам его сейчас зачитывать, дабы не получить по шее. Ибо несмотря на доброе сердце, в чем я уже неоднократно имел счастье убедиться, нрав у вас, сударыня, как я слышал, весьма суровый, а рука тяжелая! Так о чем я? Ах да. Таамаай популярностью в народе не пользуется, ибо глуп, строптив и жаден. Но однако же ему хватило звериной хитрости перебить всех других претендентов на престол, и теперь народ боится согнать его пинками с трона, потому как опасается смуты, которая при наличии недоброжелательных соседей ни к чему хорошему не приведет. А если не считать пяти-шести признанных бастардов, старшему из которых исполнилось тринадцать лет, его единственный прямой наследник еще лежит в колыбельке и едва ли сможет взять на себя бразды правления городом. Потому-то горожане уповают на принцип, что лучше знакомое зло, чем неизвестность и хаос. Как я понял, местный «морской народ» приплыл сюда откуда-то с востока, изгнанный из родных мест как раз в силу подобных обстоятельств, так что смуты небезосновательно опасается. Хотя — и в кабаках об этом даже не стесняются говорить — своему правителю все искренне желают нырнуть в море и забыть вынырнуть.

— Бастарды… — задумчиво сказал Ваася Седьмой. — Собственно, можно сказать, что моя линия императорского рода тоже в некотором роде произошла от бастарда. Вы случайно не догадались присмотреться к тому, что постарше?

— К сожалению, догадались, — вступил в разговор Ундаай Одиир. — Для этого даже не пришлось вылезать из кабака. Мальчишка уже законченный пьяница и едва ли доживет до двадцатилетия. После кружки вина несет всякую чушь, в том числе и о том, как займет трон, но едва ли осмелится даже повторить это на трезвую голову.

— К тому же, — подхватила Одивия, несколько холодно взглянув на сатрапа. — Не в укор вам, но тот предок, о котором вы упомянули, насколько я помню историю, прежде чем взойти на трон, был вынужден избавиться от своих сводных братьев. Конечно, тогда это было весьма обоснованным шагом, ибо Старая Империя нуждалась в обновлении крови правителей. Но лично я не готова ради своих коммерческих целей расправляться с младенцами.

— Хм… Собственно говоря, — влез в разговор Готор, увидев, что сатрап готов уже начать оправдываться и за свои слова, и за поступки далеких предков. — Не углубляясь в исторические дебри, нам просто надо подобрать достойного регента для наследника, ну и подумать над наиболее безболезненным способом устранения нынешнего правителя. Среди советников князька есть хоть кто-нибудь умный?

— Люди хвалят портового старосту, — осторожно и очень серьезно заметил Миилд и слегка поежился. Даже этому бесшабашному прохиндею сделалось слегка не по себе от мысли, что он сейчас решает судьбу целого города и народа.

— Только этот староста из простолюдинов, — добавил Ундаай. — И на большую власть даже не смеет претендовать. Опять же Таамаай собрал возле себя целую шайку наемников, которые бессовестно тянут из казны деньги. Случись что с правителем, и эти авантюристы обязательно попытаются сами захватить власть, а местные едва ли смогут им противостоять, если только не будут доведены до отчаяния.

Все надолго задумались.

— А что там с пиратским флотом, который строит этот болван? — вдруг спросил Готор.

— Болван — он и есть болван, — махнул рукой Ундаай. — По слухам, он уже растратил денег как минимум на два фрегата, но не смог построить даже обычную шхуну. Как всякого, кто считает себя слишком умным, его обманывают все подряд! А что?

— Надо бы помочь человеку, — усмехнулся Готор. И объяснил как.

— И все же вы так и не рассказали нам о своих успехах! — обиженно заметил Миилд спустя некоторое время, когда миски с дежурной кашей были опустошены и по недавно заведенной традиции на стол выставили сладости, которые один из лучших кондитеров Старой Мооскаа умудрялся готовить в примитивной печи, сложенной из кусков песчаника. — Мне жутко интересно, нашли ли вы клад?!

— Еще нет, — соизволил ответить простолюдину лично Ваася Седьмой, который, надо отметить, за полтора месяца пребывания в путешествии и на раскопках умудрился утратить часть своих величественных манер. — Но я уверен: мы уже рядом!

— И почему ваше величество так считает? — вежливо поинтересовался Ундаай.

— Мы уже нашли два колодца, — не чинясь, снизошел до ответа сатрап, рассуждая с видом большого доки в кладоискательстве. — Один был пуст, а второй мы раскапываем, и я не сомневаюсь: там обязательно что-нибудь будет!

— Даже и без клада, — строго заметил почтеннейший Йоорг, — экспедиция обнаружила немало ценнейших артефактов, которые, без всякого сомнения, украсят хранилища наших университетов. Ценнейшая керамика периода ранней Старой Империи! Хозяйственная утварь! Статуэтки-идолы. Одна фигурка Небесного Верблюда из золота вообще умудрилась пролежать в земле столько лет, практически не пострадав. Насколько мне известно, таких экземпляров нет ни в одном хранилище цивилизованного мира! Еще остатки оружия, монеты и украшения! А плитка! Вы потом подойдите и полюбуйтесь на образцы плитки, что мы тут обнаружили. Глазурь все такая же яркая, а узор — по-варварски пышный и величественный! Коллега Торб лопнет от зависти, что не присутствовал при этом в высшей мере историческом событии! Хе-хе, можете ему так и передать при случае!

С некоторых пор гавань города Оээруу большой популярностью не пользовалась. Даже ближайшие соседи, в иные времена частенько заходившие сюда с целью что-то продать или купить, пополнить запасы еды и питья, а то и просто переждать непогоду, теперь предпочитали держаться от Оээруу подальше, словно от чумного места. Поэтому-то когда в течение одного дня в город прибыли целых два корабля, портовый староста Увоон воспринял это как хорошее предзнаменование.

Первым кораблем был мооскаавский фрегат, тот самый, что заходил сюда недели полторы назад и чьи матросы оставили немало монет в кабаках Оээруу. По словам его капитана, они патрулируют местные воды, защищая купцов от пиратов, и, возможно, будут частенько навещать удобную гавань. Видать, потому и защищают «от пиратов», что сами ограбить подумывают! Известное дело — два тигра в одной роще не уживутся!

А вот род деятельности пришедшей уже ближе к вечеру большой шхуны у любого здравомыслящего человека сомнений не вызывал. И явно чрезмерное для мирного судна количество прорезанных в корпусе пушечных портов свидетельствовало об этом не хуже, чем флаг с головой черного вепря на красном фоне, поднятый на мачте. Однако мооскаавский фрегат демонстративно проигнорировал все эти свидетельства, видать, на то были свои причины.

Староста Увоон еще раз глянул на этот флаг и печально, но в то же время немного облегченно вздохнул. Этих дурила Таамаай тоже грабить не осмелится. По всему Срединному морю ходят слухи о кораблях под такими флагами, которые чуть ли не с кредонским военным флотом осмеливаются драться на равных. И что бывает с теми, кто поднимает этот флаг «незаконно» или пытается как-то мешать пиратской деятельности, лучше на ночь и не вспоминать — кошмары замучают.

Времена нынче такие, что даже пиратскому судну в своем порту будешь рад. Публика эти «черные вепри», конечно, сложная, зато золотишко в кабаках привыкли тратить не считая, живя по принципу: «Легко пришло — легко уйдет». Так что если гости ввиду буйного нрава и набедокурят немножко, выгоды от них все равно будет больше.

Одна беда: дурила Таамаай, насмотревшись на чужое золото, может опять устроить какую-то глупость. Или налоги поднимет, или… За что же боги обиделись на Оээруу, что сын, внук и правнук столь достойных правителей вырос таким болваном?!

Увоон печально махнул рукой и направился на пристань встречать гостей. Однако не успел пройти и сотни шагов, как услышал позади конский топот. Началось!

— Хм… Черный вепрь! А-а-а!!! Славный корабль! Желаю почтить их своим визитом!

Догнавший Увоона на пристани правитель Таамаай, демонстрируя свое нетерпение, все еще подскакивал в седле, даже несмотря на то что его лошадь уже стояла на месте.

— Не следовало бы вам, ваше величество, — осторожно заметил на это староста Увоон, в надежде, что подобное титулование польстит дурачку и он прислушается к его словам. — Кто они, а кто вы! Это капитану корабля положено испрашивать аудиенции у вас, а не вам — пользоваться его гостеприимством.

— Пустое, пустое… — чрезвычайно милостиво и демократично заметил на это Таамаай. — Я желаю не чинясь осмотреть корабль! Когда я построю свой флот…

Староста еще раз печально вздохнул и постарался пропустить последовавший поток слов мимо своих ушей, лишь старательно кивая время от времени. Все эти россказни он уже слышал столько раз, что и сам бы мог продолжить речи правителя с любого места. Однако ничего, кроме приступов злобы, они у него давно уже не вызвали. Сколько бы всего хорошего можно было сделать на те деньги, что утекли на строительство этого «флота», словно вода, налитая в решето!

— …сопровождать меня, — услышал он последние слова и согласно закивал.

Действительно, лучше уж проследить, чтобы этот дурила не выкинул чего-нибудь этакого на пиратском судне, а то потом жалеть придется.

Капитан корабля вызывал невольные вздохи зависти не только у правителя, но даже и у старосты. Молод, но по суровому лицу, «украшенному» несколькими шрамами, можно понять, что это — настоящий вождь своих людей. Мало того что просто огромного роста, широк в плечах и светловолос, как истинный имперец-северянин, так еще и одет в та-а-акой камзол… В подобном наряде впору блистать на паркетах королевских дворцов сатрапии или Тооредаана, а уж никак не топтаться на мостике пиратской шхуны. А украшения и побрякушки, щедро навешанные поверх этого великолепного камзола? Да и пряжки на туфлях, усыпанные драгоценными камнями, стоят дороже, чем весь гардероб местного правителя. А если собрать все это золото и камни вместе, пожалуй, действительно флот не флот, а один, пусть не самый большой фрегат построить можно. Или пару десятков рыбацких лодок, новую пристань и небольшую торговую шхуну. Староста опять не смог сдержать тяжелого вздоха. А правитель Таамаай даже немного растерялся и забормотал какие-то приветствия, то и дело сбиваясь на почтительные и почти что просящие интонации.

— Я тоже рад быть гостем… э-э-э… Оээруу, — снисходительно и важно кивнул капитан корабля. — Однако жарковато тут. Пойдемте в мою каюту, выпьем вина. У меня как раз есть отменное вино из запасов мооскаавского сатрапа. Можно сказать, он мне его одолжил специально, чтобы угостить вас.

Таамаай радостно закивал, чувствуя себя немного польщенным. А староста Увоон уныло поплелся вслед за своим правителем, всем сердцем предчувствуя неприятности.

— Нет, дружище Таамаай, — с некоторой снисходительностью заявил капитан пиратов. — Думаю, охоту на оленей мы отложим на другое время. Не делай такое несчастное лицо. Просто меня поджидает охота посерьезнее.

Правитель Таамаай всем своим видом изобразил любопытство и ожидание. В кои-то веки он нашел родственную душу! Этот громила не только понимал его с полуслова, но и явно разделял все чаяния и устремления. И конечно же уважал и как бойца, и как мыслителя! С воодушевлением выслушал его планы построить флот и отправиться пиратствовать. Согласился с его доводами о преимуществах фитильного мушкета над кремневым. И счел гениальной идею, что грабить надо тех, кто побогаче, но не может защищаться, а не тех, у кого много пушек и пустые трюмы. А еще он пообещал присоединиться к его флоту, как только тот будет построен.

— Тут до меня дошли вести, что кое-кто нашел клад Ваанююши, — как-то странно ухмыляясь, заметил пиратский капитан. — Так что сейчас не до охот и не до пьянок. Надо срочно поспешить и помочь этим счастливчикам правильно распорядиться находкой.

— Как это? — туповато спросил Таамаай.

— Правильней будет отдать ее мне и моей команде! — Огромный пират захохотал так громко, что правитель Оээруу невольно поежился, вспомнив недавний пушечный залп, сорвавший, казалось бы, такую выгодную комбинацию — ограбление богатой и очень наглой купчихи с последующим взятием выкупа.

Однако даже это печальное воспоминание не смогло разбудить толику здравого смысла в его голове, и вместо того чтобы подумать, он потребовал подробностей. Еще спустя минут десять он начал просить взять его с собой, напоминая: «Сам же говоришь, что у тебя людей не хватает, а у меня их почти сотня». Соврал, людей у него было, дай боги, шесть десятков, не больше.

Тут староста Увоон, чувствуя неладное, попытался вмешаться, но был изгнан из каюты и с корабля, и весь дальнейший разговор проходил уже без него.

А рано утром, с отливом, пиратское судно ушло в море, унося на борту правителя Таамаая, еще толком не протрезвевшего, и пять десятков наемников его личной гвардии.

— Староста Увоон?

Услышав за спиной голос, староста вздрогнул и резко обернулся. Перед ним стоял один из тех, кто вчера приплыл на мооскаавском фрегате, не то офицер абордажной команды, не то просто знатный пассажир. Вчера староста это так и не понял, однако по явному уважению, которое капитан оказывал этому уже весьма пожилому человеку, было понятно, что персона эта весьма непростая.

— Да, это я, — кивнул староста, пытаясь не показывать обуревающего его в данный момент волнения.

— Позвольте представиться, — усмехнулся незнакомец. — Маэстро Гуус Лии.

— Простите, как вы сказали? — выпучил глаза Увоон. — Неужели тот самый?

— Тот самый, — снисходительно кивнул знаменитый герой, фехтовальщик и авантюрист. — Сейчас состою в свите его величества мооскаавского сатрапа.

— О-о-о! Весьма польщен. Однако какая незадача, наш правитель вот только что убыл в…

— Знаю, — спокойно кивнул маэстро Лии. — И кстати, обратно он не вернется.

— Как?! Но…

— Видите ли, друг мой Увоон. Те, в чьих полномочиях распоряжаться не только судьбами людей, но и судьбами государств, сочли его не слишком достойным своего нынешнего поста. Думаю, вы и сами меня понимаете.

— Но ведь… А как же?..

— У Таамаая есть наследник. — Маэстро Лии не спрашивал, но утверждал, и от этого старосте стало совсем уж не по себе. Будто этот седовласый воин и впрямь диктует волю богов. — Есть решение, что до его совершеннолетия Оээруу будете управлять вы в качестве регента.

— Но это же… Я же…

— И что? Я тоже из простолюдинов, — усмехнулся знаменитый герой. — Поверьте, для тех, кто может распоряжаться судьбами государств, это не имеет такого уж большого значения. Для них важнее то, что представляет собой сам человек, а не длинный список его предков. Вас они сочли достойным. Это большая честь, и лучше бы вам оправдать это доверие.

— Но я же всего лишь… У меня ведь даже нет…

— Зато у меня есть, — успокаивающе кивнул маэстро Лии. — На том фрегате — три сотни солдат и матросов и сорок пушек. Если вы думаете, что этого мало, через неделю я могу привести сюда еще эскадру таких же. Для того чтобы утвердиться в должности, вам этого хватит с избытком. Ну а в будущем мой монарх, например, готов гарантировать вам поддержку сатрапии, а он в этом деле не единственное заинтересованное лицо. Полагаю, вам стоит собрать где-нибудь людей, имеющих вес в этом городе, и я сам объясню им, что происходит и какие выгоды сулят им эти перемены.

— А правитель? Вы его… — не в силах договорить, Увоон провел пальцами по шее.

— Лично я так бы и сделал, — улыбнулся маэстро Лии, и от этой улыбки бедолагу Увоона бросило в дрожь. — Но кое-кто счел это излишне жестоким. Другой кое-кто этого кое-кого поддержал, а некто третий указал, что Таамаая выгоднее оставить в живых. Так что уже сегодня утром он проснется не только с похмельем, но и в цепях. Затем его перевезут на другой берег моря и отпустят на свободу. Помыкается немного в поисках пропитания. Кто знает, может, от постигших его бед да с банальной голодухи чуть поумнеет. Но в любом случае за ним будут присматривать. И если вдруг на этом берегу моря ситуация сложится не слишком правильная, всегда можно будет вернуть законного правителя.

— Я так понимаю, — обреченно, но в то же время и с некоторым облегчением спросил староста Увоон. — Мы становимся чем-то вроде колонии Мооскаавской сатрапии? Восстанавливаете Старую Империю?

— Хе-хе… Боюсь, что нет, — рассмеялся маэстро Лии. — Возможно, когда-нибудь… Но не сейчас. Правду сказать, сатрапия не особо заинтересована в вашем городишке. Но вот, как мы слышали, недавно ваши края посещала некая особа, весьма приятная на вид, но довольно сурового нрава. У нее и ее покровителей есть довольно серьезные мысли, как использовать вашу гавань. И она даже готова вложить в это немалые деньги. Очень настоятельно рекомендую прислушаться к ее предложениям. А сейчас давайте-ка соберем людей и поговорим с ними о будущем Оээруу.

Ваася Седьмой ходил по лагерю кладоискателей словно во сне, и обуревавшие его мысли скорее всего очень сильно не понравились бы его наставнику — благородному оу Лоодиигу. Хотя сей государственный муж был человеком мудрым и, вероятно, понял бы чувства и эмоции, полностью захватившие сейчас его подопечного.

Ведь… Пусть не он сам… Но он был рядом, там, в раскопе, в тот самый момент, когда мотыга рабочего, врубившись в грунт, отозвалась совершенно непривычным звоном.

Это было не глухое шмяканье о чистый грунт и не стук по камню, но звон и скрежет, раздающийся, когда дорогу прорубающемуся сквозь землю металлу заступает другой металл.

Правду сказать: махать лопатой как простому работяге мооскаавскому сатрапу к тому времени уже изрядно надоело. Новизна ощущений прошла, и работа из удивительного приключения превратилась в саму себя — нелегкий труд, от которого под вечер болит спина, подгибаются ноги, а руки становятся такими тяжелыми, что даже подносить ложку ко рту становится сущей мукой. Но…

Во-первых, Ваася никак не мог показывать свою слабость, причем не только перед Одивией, но и перед другими своими спутниками. Он видел, что его упорство вызывает у них уважение, весьма гордился этим и не мог позволить себе упасть в их глазах. А во-вторых, он чувствовал, что когда после целого дня трудов все собираются за столом или у костра, чтобы поговорить о предстоящем строительстве в гавани Оээруу или о новинках кораблестроения и фортификации, достижениях науки, политике нынешнего времени и о делах столь древних, что они уже почти перешли в сферу деяний богов и героев, то его дневной труд в раскопе словно бы дает ему особые права находиться среди этих людей и делает куда более весомыми высказанное им мнение и приведенные аргументы.

Это было сложно объяснить, но Ваася чувствовал, что, если бы вместо тяжелого труда он проводил время в праздности и неге, отношение к нему было бы совсем иным, даже невзирая на титулы и возможности, которыми он обладает в силу своего положения монарха.

И вот — долгожданная награда! Буквально в десятке шагов от него вошедшая в землю мотыга отзывается необычным звоном. Бурное оживление, Ваася берет дальнейшее руководство на себя, и после нескольких десятков взмахов лопатами и мотыгами на свет появляется сундук.

Небольшой и не слишком примечательный. Абсолютно черные доски, возможно, раньше и были покрыты лаком, но он давно уже сошел, однако мореный дуб смог выдержать натиск времени.

И все же Ваася попытался поднять сундучок, чтобы вытащить его на поверхность. Тщетно.

— Наверное слишком врос в землю, — пробормотал он.

— Полагаю, дело в другом, — услышал он голос Готора, незаметно спустившегося в раскоп, оглянулся и, только увидев взгляд этого необычного человека, вдруг понял грандиозность находки.

В этом взгляде было что-то такое, чего молодой монарх, наверное, и объяснить бы не смог, но у него почему-то возник образ человека, который чего-то очень-очень долго и очень сильно хотел и теперь стоит на пороге желаемого, однако почти уверен, что за порогом встретит лишь очередную обманку.

— Да, я так и подумал, — сказал Готор, когда Ваася судорожными движениями своей лопаты скинул крышку сундука.

Ваася конечно же тоже сразу узнал содержимое. Может быть, и прошли тысячи лет, но форма и размеры слитков золота из имперской казны нисколечко не изменились. Знаменитый ofigennyj kirpich — своеобразная мера, с древних времен используемая лишь при работе со слитками драгоценных металлов. Его только очень удивило разочарование, прозвучавшее в голосе Готора, ведь каждый ofigennyj kirpich весил примерно пуд, а в подобном сундучке их должно было быть не менее дюжины. Немалое богатство даже по меркам иных государств, что уж говорить о обычном человеке. Но Готор явно был разочарован, словно бы ждал чего-то другого.

— Это надо поднять, пересчитать и описать в присутствии капитанов кораблей и прочих заинтересованных лиц. — Надежды, разочарования и прочие чувства были изгнаны куда-то вглубь души благородного оу Готора, а на смену им пришли собранность и решительность главнокомандующего, ведущего свои войска в бой. — Потом отнесем в палатку и выставим охрану. Надо будет продолжить раскопки в этом месте, возможно, найдем еще что-нибудь. И, ваше величество, стоит выставить дополнительную охрану вокруг лагеря. Полагаю, будет разумно использовать ваших солдат, и пусть следят не только за тем, чтобы кто-то чужой не пришел сюда, но и чтобы отсюда никто не уходил. Золото иногда буквально сводит людей с ума и заставляет совершать странные поступки, в число коих входит и предательство, — пояснил он, увидев немного озадаченные глаза Вааси.

Монарх нехотя вылез из ямы и ушел отдавать приказания, а раскопки продолжились уже под руководством оу Готора.

Нашли еще три таких же сундучка. Даже для времен расцвета Старой Империи это было огромное богатство, так что едва ли у Ваанююши могло бы быть что-то еще. Однако раскопки не прекращались даже после наступления темноты. Одурманенные блеском желтого металла, люди продолжали остервенело копать при свете фонарей и самодельных факелов из травы и веток. И в результате нашли еще один сундук. Но там было не золото…

Увидев свитки, почтеннейший Йоорг заквохотал, словно курица, снесшая алмазное яйцо величиной с дом, и, дерзко отпихнув в сторону сатрапа, начал осторожно вынимать их, выкладывая на льняную скатерть.

— Не трогать! — растеряв остатки почтительности, рявкнул он на Ваасю, когда тот, обуреваемый любопытством, протянул руки к находке. — Их нельзя разворачивать, могут рассыпаться в прах! — Почтеннейший Йоорг не объяснял, а словно бы рычал, подобно собаке, охраняющей свою кость.

— К счастью, — заявил он, немного остывая, — мы нашли способы, как работать с подобными вещами. Кто знает, какие удивительные сведения могут храниться на этих удивительных кусках кожи. Вот тут вот — видите — краешек загнут, и можно разглядеть пурпурные чернила. Это значит, что свитки уже были древними, даже когда закапывали клад! Может быть, они даже времен становления Старой Империи или… — Тут глазки профессора заблестели. — Или еще древнее! Это настоящее чудо! Хм… а это еще что?

— Полагаю, Волшебный Меч Лга’нхи, — как-то глухо сказал Готор, едва ли не вырывая Реликвию из рук профессора.

— Неужели тот самый? — не веря своим ушам, переспросил Ваася Седьмой.

— Уверен процентов на девяносто девять, — кивнул Готор, передавая ему обсуждаемый предмет. — И на сто процентов, что рукоятка от этой штуки лежит в Западной Мооскаа в королевской сокровищнице. У меня даже где-то были зарисовки надписей на рукояти, но я и без бумажки могу сказать, что это — две части одного целого.

— Меч Лга’нхи… — прошептал сатрап, поглаживая покрытый толстым слоем патины бронзовый стержень с шестиперым набалдашником из железа на конце. Сделан он был весьма грубо, однако не без некоторого изящества, присущего изделиям древних мастеров.

Одна из Священных Реликвий Старой Империи! Завернутая в промасленную ткань и положенная в отдельный футляр, она находилась на самом дне сундучка, заполненного свитками пергамента. Кто-то очень сильно позаботился упаковать ее так, что спустя почти полторы тысячи лет верхняя половина самого знаменитого в истории этого мира оружия сохранилась довольно неплохо. Да и сам сундук, в отличие от своих собратьев, целиком был сделан из бронзовых листов, так что его содержимое не истлело за долгие века.

А на следующий день за обеденным столом случилось не сказать чтобы чудо, но что-то такое, что превратило восторги юного сатрапа в некую сладкую истому и чудесный сон.

— Хотя у нас и был договор, — почтительно и торжественно начал оу Готор, — что ваше величество не вправе претендовать на какие-либо находки, сделанные в этой экспедиции, однако мы, посоветовавшись, решили отдать вам верхнюю часть Меча Лга’нхи, ибо в его нахождении есть и ваша немалая заслуга. К тому же, думаю, из всего найденного только эта вещь достойна, чтобы быть памятным подарком столь высокотитулованной особе, как вы. Ведь не золотой же кирпич вам совать, честное слово, будто медный грош швейцару!

— Хм… Благодарю! — не скрывая своего удовольствия, ответил сатрап. — Я, честно говоря, был уверен, что вы отвезете эту находку своему королю. Как я слышал, вы охотитесь за Реликвиями?

— Охотился, — кивнул Готор. — Но тогда это было частью проблемы, которая уже решена. И я полагаю, что коли уж сама история разделила это древнее оружие на две части, будет весьма символично и разумно хранить их по отдельности. Пусть одна находится в Тооредаане, а вторая — в Старой Мооскаа, в знак вечной и нерушимой дружбы наших государств.

— Но что скажет на это ваш король? — вдруг непонятно даже для самого себя начал упираться Ваася.

— Думаю, он поймет и согласится, — спокойно, но в то же время твердо сказал Готор. — Единственное, что я хочу предложить: снять слепки с обеих частей и обменяться ими. Тогда в каждом из государств как бы будет свой целый Меч Лга’нхи.

Вот уже который день сатрап ходил по лагерю кладоискателей как во сне, сладко мечтая о том, как замечательно было бы бросить этот дурацкий трон, дворец и опостылевший двор и заняться кладоискательством. Рыться в архивах и библиотеках, идя по следам древних сокровищ. А потом, путешествуя по всему миру, снова и снова испытывать этот дикий восторг, когда после многих недель, а то и месяцев трудов твоя лопата вдруг упирается в древний сундук или целое хранилище сундуков.

И пусть там даже не обязательно будет золото или иные драгоценности. Вон как почтеннейший Йоорг трясется над своими свитками. А Готор, кажется, был даже разочарован, что нашел всего лишь золото. Ведь это же такое чудо — отыскать то, что кто-то сотни, а то и тысячи лет назад спрятал ото всех. Разве можно сравнить это со скучными обязанностями правителя, от которого всем что-то надо, все ему лгут, льстят, пытаются задобрить или воткнуть нож в спину?

«А впрочем, — подумал он. — Разве моя Старая Мооскаа не один из древнейших городов в мире? И разве там не зарыты столь же древние и дивные клады?»

(обратно)

Глава 5

— И куда двинемся теперь? — лениво поинтересовался Ренки.

— Не знаю, — так же лениво ответил Готор. — Возможно, стоит вернуться на запад, в мои «родные» края, и порыскать там. Хотя есть еще одно перспективное местечко на том берегу моря, но оно располагается во владениях Кредона. Так что добраться до него будет непросто.

Готор с Ренки после хорошей тренировки развалились в плетеных креслах в саду дворца бывшего правителя Таамаая и неторопливо потягивали легкое винцо из запасов сатрапа Вааси Седьмого.

Солнце поднялось уже достаточно высоко, успев выжечь утреннюю свежесть, и что-то делать и куда-то двигаться сейчас было откровенно лень. Особенно после этих сумасшедших недель, минувших со дня нахождения клада. После всей этой нервотрепки хотелось просто хорошенько отдохнуть, расслабиться и привести в порядок нервы. И дворец правителя Оээруу с его тенистым садом и прохладными покоями подходил для этого как нельзя лучше. Тем более что нынешний владелец не возражал против таких гостей.

Что может быть хлопотнее, чем делить богатства? Только делить поистине огромные богатства! Потому как если золото пробуждает в людях жадность, то очень много золота пробуждает огромную жадность, а то и порождает безумие. Просыпаются зверские аппетиты, и тот, кто еще вчера радовался бы горсточке медных монеток, вдруг начинает воротить нос от слитка золота, потому что цифра «один» становится для него абсолютно ничтожной и появляется странное ощущение, что он достоин намного большего…

Да уж, дележ найденного клада между экипажами пиратских кораблей изрядно измотал нервы Ренки и Готору, а кое-кому из пиратов даже стоил жизни. Безумие — болезнь, зачастую приводящая к смерти.

Но ведь это же надо было быть такими идиотами, чтобы попытаться обокрасть целый пиратский флот! На что эти ребята надеялись? На легкую смерть? Наивные! Впрочем, свои две трети клада военные вожди Фааркоона отстояли, а уж как распределится остаток на пути от Южных Земель до Литруги и сколько кораблей вообще дойдет до цели, а сколько «случайно» канет в бездну с трюмами, предварительно очищенными от ценного груза в пользу другого экипажа, — это уже не их проблема.

Вот только почтеннейший Йоорг несколько расстроился из-за толп «копателей», хлынувших на место древнего поселка Инбаакии, едва весть о нахождении клада просочилась во внешний мир. Готор сильно сомневался, что кладоискатели смогут найти там еще что-то ценное. Экспедиция изрядно перерыла стенки и дно колодцев и больше ничего существенного не обнаружила, а ценность древних черепков и ржавых железяк алчные копатели едва ли смогут оценить.

Профессор так сильно переживал по этому поводу, что Готор даже распорядился врыть несколько столбов, на которые прибил доски с извещением о том, что все найденные предметы, даже самые невзрачные на вид, могут иметь немалую ценность, коли суметь довезти их до ближайшего университета. А предприимчивая хозяйка Дома Ваксай начала подсчитывать возможные выгоды от постоянной фактории, которая будет снабжать «копателей» продуктами и инструментами, попутно скупая у них найденные раритеты. Но, все взвесив, решила отложить на время этот вопрос, ибо впереди ее ждала работа по обустройству гавани Оээруу.

Сатрап, в глазах которого последнее время задумчивая поволока сменилась блеском искр, внимательно выслушал лекцию Готора о том, как надо правильно искать древности, и не удержался от ехидного вопроса, почему сами они в данной экспедиции копали землю лопатами, а не кисточками. Ответ: «Потому что пиратов на раскопках было больше, чем ученых», — его вполне удовлетворил и (хотелось бы в это верить) навел на правильные мысли, особенно после намека на то, что покровительство новой зарождающейся науке может на века прославить его имя.

А потом еще была сцена прощания с сатрапом Мооскаа и добрыми друзьями, состоявшими в его свите. Эти месяцы совместных путешествий, поисков и работы изрядно сблизили их всех, так что расставание и впрямь вызывало всеобщую грусть — причем абсолютно искреннюю. Ренки, например, почувствовал, что ему будет сильно не хватать ставших почти ритуальными утренних тренировок с маэстро Лии, Ундааем и несколькими офицерами гвардии сатрапа. Когда еще доведется «поработать» с таким количеством мастеров, собранных в одном месте? Или застольного трепа Миилда, который, надо отдать ему должное, мог вызвать улыбку даже на лицах покойника и хоронящей его родни, однако при этом обладал довольно гибким и быстрым умом, так что, вероятно, его пребывание в свите Вааси Седьмого не ограничится только этим путешествием, если только его не переманит к себе Дом Ваксай.

Да и сам сатрап вызывал у Ренки уважение и бездну положительных эмоций, когда не бросал томные взгляды на Одивию, которые почему-то дико раздражали благородного оу Дарээка, и в голову его начинали лезть разные мысли и сравнения. Впрочем, все это чушь, а вот то, что молодой монарх проявил столько упорства, решительности и даже самоотверженности в сочетании с умом, знаниями и любопытством, заставляло уважать не только его, но и того же оу Лоодиига как одного из его главных учителей.

И все же, надо это признать, когда корабли под флагами сатрапии ушли на север, увозя мооскаавцев и богатые подарки, вся компания вздохнула свободнее. Что ни говори, а пребывание среди них столь высокопоставленной особы серьезно связывало всем посвященным не только руки, но и рты. Все время приходилось следить за тем, что говоришь, чтобы невзначай не выдать тайну Готора и подлинное значение так и не найденной последней Реликвии. Так что ни нормально обсудить находки, ни поболтать о дальнейших планах не представлялось никакой возможности. Любопытный монарх вечно терся поблизости, жадно ловя каждое слово.

И вот наконец они снова одни и снова свободны. Ни тебе любопытных сатрапов вокруг, ни жадных пиратов, ни наемных работяг, тоже старательно топорщащих свои уши в сторону важных нанимателей. «Счастливый» и «Чайка» дружно направились на запад и, войдя в бухту Оээруу, встали бок о бок возле единственного причала.

И опять началась суета. Переговоры, балы, раздача подарков и откровенных взяток. Готор принялся чертить план перестройки гавани, а Одивия — составлять сметы и организовывать работы. Ренки же привычно пошел «дрессировать» ополчение городка, попутно «приручая» будущую воинскую элиту. Это означало произвести впечатление своей мужественностью, богатством и щедростью. Если Мооскаавской сатрапии Оээруу действительно в качестве колонии был не слишком-то интересен, то для Тооредаана он представлял немалую ценность как база флота. Как изящно выразился Готор: «Будет куда проще, если местное население разделит нашу радость от вхождения Оээруу в зону интересов королевства».

Но и этой работе подошел конец. Планы начерчены, ополчение собрано, люди наняты, и порт начал строиться. Осталось только дождаться эскадры оу Ниидшаа, находящейся сейчас где-то недалеко от Ворот, на розыски которой отправилась «Чайка», и познакомить адмирала с его будущей базой.

— Чего тебе? — Спросил Ренки, заметив подошедшего к ним слугу.

— Вам записка, судари.

— Положи тут.

— Простите, судари, но мне сказали, что это срочно.

— Что там еще? — недовольно буркнул Готор, взял из рук слуги записку, прочитал и мигом вылетел из кресла. — Каас! — почти прошипел он сквозь зубовный скрежет.

— Каас?! — удивился Ренки. — Что опять натворил этот мерзавец?

— Похитил Одивию!

— Что?! — Ренки почти выхватил листок из руки Готора и прочел послание.

Рад снова приветствовать вас, благородные господа. Меня чрезвычайно порадовали известия о вашей находке, особенно учитывая то, что я в некотором роде имею полное право претендовать на часть добычи. Залогом того, что я получу свою законную долю, мне послужит прекрасная, хоть и изрядно злющая девица Ваксай, которая ныне, пусть и не по своей воле, гостит у меня.

Примите мои уверения, что с ее головы не упадет ни единый волос, коли вы, конечно, поведете себя разумно. Мои требования не так уж и высоки. Хотя ходят слухи о баснословных богатствах, что вы смогли найти в Инбаакии (даже не представляю, как вам это удалось, но примите мои поздравления), однако я готов удовлетвориться всего парой дюжин слитков известного всем имперского образца.

В знак вашего согласия будьте столь любезны приспустить свои флаги на фрегате и над резиденцией правителя Оээруу. И я пришлю вам дальнейшие инструкции о месте и времени обмена золота на девицу.

С моим безграничным почтением к вашим особам,

Коваад Каас.

P. S. В случае, если вы решите оставить золото себе, то для

покрытия своих расходов я буду вынужден продать сию девицу царю удихов. Говорят, он весьма заинтересован в этой сделке.

В конце листа стояла приписка, сделанная рукой Одивии Ваксай:

К сожалению, судари, все, что написал этот подлец, правда.

— Ах он сволочь! Да я!.. — начал Ренки, судорожными движениями хватаясь за рукоять шпаги.

— Спокойно, — сказал Готор и сел обратно в кресло. — Прежде всего — не будем суетиться. Ты, — ткнул он пальцем в слугу, принесшего записку. — Кто дал тебе это послание?

— Его принес какой-то мальчишка к воротам дворца, — дрожащим голосом ответил тот, ибо вид обоих героев — что бешено вращающего глазами и выплевывающего сквозь зубы проклятья Ренки, что погруженного в ледяное спокойствие Готора — был воистину страшен. — Передал привратнику, а уж он отдал ее мне.

— Регент Увоон во дворце? Пригласите его к нам.

— Что ты собираешься делать? — взяв себя в руки, спросил Ренки. — Я считаю, мы должны отдать золото, а потом найти этого мерзавца и содрать с него шкуру, очень медленно и аккуратно, чтобы не помер раньше времени.

— Было бы неплохо, — кивнул Готор. — Только вот, боюсь, Коваад Каас отнюдь не глуп и, естественно, предусмотрел подобный вариант. Это значит, что, начни мы играть по его правилам, — и Одивия умрет, и скорее всего, мы сами попадем в ловушку. Город не такой уж и большой, да и степь за его стенами — это не темный лес, где легко спрятаться. Думаю, у Кааса должна быть какая-то база в самом Оээруу, а место, где он держит пленницу, полагаю, за пределами города. Хотя это может быть порт, но не факт. Еще Каас должен был обдумать, как обменять пленницу на золото и уйти безнаказанным, потому что это не так просто… Хм… а вот и наш староста, в смысле — регент! Сударь, насколько я знаю, вы по привычке еще продолжаете присматривать за портом и городом. Не подскажете, не приходили ли в последние дни в Оээруу какие-нибудь корабли, способные перевезти достаточно большую команду?

— С тех пор как вы поменяли правителя, наш порт опять прослыл гостеприимной гаванью, — осторожно улыбнувшись, ибо почуял необычайно напряженную атмосферу, царящую в тихом саду, ответил регент Увоон. — За последнюю неделю к нам зашли восемь рыбачьих шхун и два купца. Это не считая тех двух кораблей, что привезли заказанные уважаемой девицей Ваксай стройматериалы.

— Насколько хорошо вы знаете все эти суда и их экипажи? — резко спросил Ренки.

— Ну… Рыбаки из соседних поселков. В основном приезжали продать улов, поскольку слухи про стройку уже разошлись по побережью, и цены на продовольствие понемногу лезут вверх. А купцы… Этих я не знаю. А что случилось-то?

— Случилось то, уважаемый, — ответил Готор, вновь перехватив инициативу в разговоре, — что похитили Одивию. Не волнуйтесь, — успокаивающе поднял он руки, заметив, как изменилось лицо Увоона. — Мы знаем, кто это сделал, так что вы и ваши люди вне подозрения. Но, думаю, вы и сами понимаете, что найти ее целой и невредимой, да еще и как можно быстрее, — это в наших общих интересах. Понимаете? Отлично! Тогда скажите, не замечали ли вы в городе за последние две-три недели каких-нибудь подозрительных личностей?

— Не так-то просто ответить на ваш вопрос, сударь, — задумался Увоон. — До вашего появления тут я мог бы вам рассказать про каждого нового человека в Оээруу. Но сейчас… Очень много людей приехало на строительство порта. Да и слухи о вашей находке притягивают сюда народ, причем не из числа законопослушных. И не скажу, что в городе стало от этого спокойнее. В кабаках через день поножовщина, а драки приходится разнимать едва ли не каждый час.

— Полагаю, — нетерпеливо прервал его Готор, — те люди, которых ищем мы, наоборот, будут вести себя очень тихо и осторожно. Остановятся, скорее всего, не в гостинице или на постоялом дворе, а снимут у кого-нибудь дом на отшибе. И, вероятно, будут держаться тесной группой.

— Хм, сударь, вы сейчас описали половину бригад артельщиков, приехавших на стройку.

— Хорошо, — еще немного подумав, продолжил Готор. — Отбросим всех высококвалифицированных специалистов. То есть мастеров, — пояснил он, увидев, как староста-регент удивленно поднял брови, услышав незнакомые слова. — Каменщики, плотники… Едва ли разбойники Коваада Кааса будут маскироваться под них. А вот землекопы, носильщики…

— Таких у нас большинство, сударь, — печально развел руками Увоон.

— Что же… — Готор на несколько минут взял паузу и хорошенько подумал. — Зайдем с другой стороны. Поселение за городской стеной. Оно должно находиться достаточно близко, чтобы добраться до него где-нибудь за полдня, не более, но и быть скрытым от лишних глаз. И если я что-то понимаю в жизни, иметь несколько путей отхода.

— В долине речки есть фермы, — начал было староста, но Готор его прервал.

— В вашей долине я был. Там каждый клочок плодородной земли возделан, а от дома до дома не больше сотни шагов Я прям dachu вспомнил, dvenadcat’ sotok. Едва ли там есть место, где можно тайно держать пленницу. Впрочем, не помешает послать туда какого-нибудь толкового парня и хорошенько расспросить местных насчет чужаков. Проклятье! Как же не хватает сейчас Дроута и его ребят! Полагаю, регент Увоон, среди ваших людей найдется кто-нибудь достаточно сметливый, чтобы разобраться с этой ситуацией?

— Да, сударь, — кивнул Увоон. — Пошлю своего племянника, очень толковый малый. Но я вот тут подумал… Недалеко отсюда, на восток, есть рыбацкий хутор, про него уже давно всякие нехорошие слухи ходят, будто бы тамошние жители контрабандой промышляют, да и вообще… Место, как вы сказали: и недалеко от города, и уединенное, я бы даже назвал его — потайное. Что с моря, что со стороны степи его не сразу и заметишь. И уйти оттуда можно что степью, что морем.

— Вот это уже дело! — кивнул Готор. — Надо бы туда наведаться, хотя… Кстати, сколько есть выходов из города, не считая, конечно, моря?

— Трое ворот, еще на юге верх стены осыпался, и до земли не больше сажени-двух, можно просто спрыгнуть.

— С пленницей особо не попрыгаешь. А ведь за воротами наверняка кто-то присматривает?

— Конечно же. Мытари сидят, — важно кивнул Увоон.

— Надо бы их расспросить о тех, кто сегодня покидал город. Утром, на рассвете, мы видели Одивию, уходящую в порт. С тех пор прошло не более четырех-пяти часов, едва ли за это время город покинуло много народу. Пошлите людей, осторожно расспросить своих мытарей. А мы… Надо написать записку на «Счастливый» Гаарзу и шкиперу Лоону, чтобы внимательно присматривали за бухтой. И если кто-то попытается ее покинуть — остановить и досмотреть. Еще чтобы обращали внимание на возможные знаки: дым, какие-нибудь флажки или что-то подобное, которые появятся после того, как «Счастливый» приспустит флаг. Да-да, флаг придется приспустить, как указано в записке. Надо выиграть время, — пояснил он удивленно вскинувшему брови вверх Ренки. — А заодно попробовать отследить людей Кааса, которых он оставил тут наблюдать за нашими действиями. Поэтому-то и нельзя поднимать большую суету, собирать ополчение или перерывать Оээруу вверх дном. Но пусть Гаарз пока тихо подготовит команду матросов, на случай если понадобится вооруженная поддержка, да и тех наших вояк, что сейчас болтаются на берегу, не помешало бы собрать. Особенно это касается Йоовика и других зарданских ветеранов, имеющих опыт разведывательных рейдов. Регент Увоон, — продолжил Готор, обращаясь к старосте официальным тоном. — Я не хочу вас пугать, но выскажу более чем твердое предположение, что, если с Одивией Ваксай в вашем городе что-то случится, на покровительство сатрапии вы точно больше можете не рассчитывать. А еще более вероятно, что с тех берегов сюда прибудет карательная экспедиция, которая не оставит от Оээруу камня на камне. Даже не буду объяснять, почему и кто такая Одивия Ваксай, но это так! Поэтому я рассчитываю на ваше максимальное содействие в ее освобождении. У вас ведь наверняка есть своя команда соглядатаев, шпионов и просто «неравнодушных людей»? Очень прошу ее задействовать по указанным нами направлениям. А если кто-то сможет проследить за посланником, который покинет город после того как мы подадим знак, да и вообще принесет ценные сведения, — без щедрого вознаграждения этот человек не останется! Заранее благодарю вас за помощь.

— А что мы будем делать? — мрачно спросил Ренки, когда регент Увоон удалился весьма поспешным шагом.

— Ждать, — так же мрачно ответил Готор.

Уже через полчаса начали поступать сведения, и друзья лишний раз сумели убедиться в правильности своего выбора кандидатуры регента. Портовый староста Увоон, с виду не слишком-то представительный и подчас даже какой-то мелочно суетливый в делах, касающихся большой политики, тем не менее явно держал свой город в железном кулаке. И став регентом, этого кулака разжимать не стал.

Информация, поначалу полившись тоненьким ручейком, очень быстро превратилась в настоящий поток. Ренки, даже умудренный немалым опытом командования, возможно бы и захлебнулся в подобном потоке, но Готор и Увоон справлялись с ним довольно легко. Одни ручейки сразу отводились в сторону, другие просто брались на заметку, а с третьими приходилось работать, запрашивая дополнительные сведения. И спустя часа три картина более-менее прояснилась. Была вычислена небольшая артель «землекопов», которая часто приходила в порт наниматься, но под разными предлогами от окончательного соглашения отлынивала. Зато ее представители, не работая, немало времени просиживали в кабаках и, судя по всему, в тех медяках, что платят землекопам за день работы, не слишком-то и нуждались.

Как и предположил Готор, для жилья эти люди выбрали дом на окраине, больше напоминавший сарай, и, по словам допрошенного хозяина, вели себя странновато для работяг, но вполне нормально для наемников или разбойников. По крайней мере, хозяин клялся, что самолично видел у этих «землекопов» шпаги и даже пару мушкетов, но не придал этому большого значения, потому как: «Опасное это занятие — совать нос в чужие дела».

Из городских ворот утром действительно выехало несколько подходящих групп, имеющих возможность вывезти пленницу. Три из них Увоон сразу отсеял, объяснив, что они ездили по хозяйственным делам для города. Еще одна — купеческий караван, направившийся на юг. Увоон не стал бы клясться в этом жизнью своих детей, но вожак каравана приходил в город уже не один раз, так что едва ли мог быть замешан в чем-то нехорошем. А вот еще одна группа каких-то малопонятных охотников, которые вывезли из города повозку с грузом как раз из восточных ворот и направились в сторону подозрительного хутора, просто обязана была оказаться «той самой».

— Надо ехать туда и уничтожить всю эту шайку подлецов! — мрачно ухмыляясь, заявил Ренки, едва услышав эту новость.

— Подожди, — остановил его Готор. — Во-первых, мы не уверены на сто процентов. Каас мог просто поставить лагерь где-нибудь в степи. Хотя, конечно, степь возле города не настолько пустынна, как кажется на первый взгляд… А во-вторых, мы еще не получили следующее послание с инструкциями по обмену и не имеем полного представления о замыслах Кааса. Пока же сделаем так. Регент Увоон, нам понадобится пара рыбачьих лодок. Понимаю, время не совсем подходящее и большинство рыбаков давно в море, но уверен: вы что-нибудь придумаете. Посадим туда десятка полтора матросов, пусть отправляются к этому хутору и блокируют его с моря. Не надо торчать слишком близко, но чтобы по сигналу или в случае какой-нибудь заварухи они могли как можно быстрее подоспеть на помощь. Опять же пусть перехватывают все лодки, которые попробуют покинуть этот место. А мы, друг Ренки, — предугадывая вопрос приятеля, с улыбкой заметил Готор, — по-прежнему будем ждать. Кстати, не мешало бы пообедать, а то кто знает, выпадет ли еще сегодня такая возможность?

Рад, судари, что мы поняли друг друга и вы не стали упорствовать. Хочу заверить вас, что девица Ваксай остается в целости и сохранности во всех смыслах этого слова, чего, кстати, нельзя сказать об одном из моих людей, который вознамерился повести себя с ней чересчур вольно. Сия девица воткнула в него его же кинжал, а я, всем напоказ, перерезал дураку глотку, дабы преподать урок остальным моим людям.

Впрочем, пусть эти досадные мелочи вас не беспокоят, давайте лучше поговорим о делах серьезных — о моем золоте!

Итак, я хочу, чтобы на закате караван из трех верблюдов, навьюченных двумя дюжинами слитков, вышел из города и направился по восточному тракту. Вести караван должны только два человека: оу Дарээка и оу Готор. Где-то там, на дороге, мы и встретимся, чтобы обменять пленницу на золото и верблюдов. Возвращаться назад вам, уж извините, придется пешком.

Естественно, за вами будут наблюдать мои люди. Так что, во-первых, если мы заметим, что караван ведет кто-то другой или там больше двух человек, наша встреча не состоится, а пленница умрет. И во-вторых, я хочу, чтобы провожать вас на стены города вышла ваша команда. Пусть стоят там и машут вам вослед ручками. Естественно, мы давно уже наблюдаем за вами, так что подмену или недостаток людей на стенах заметим, и пленница умрет.

Надеюсь, судари, наша маленькая сделка пройдет удачно, и мы расстанемся, преизрядно довольные друг другом.

За сим остаюсь вашим преданным слугой и любящим другом,

Коваад Каас.

И опять приписка в конце листа, рукой Одивии:

Этот мерзавец не соврал, со мной все в порядке.

— Ну вот, — задумчиво сказал Готор. — Теперь все понятно.

— Что именно тебе понятно? — спросил Ренки.

— Где нас будут убивать. Осталось только узнать, как и когда.

— Думаю, когда — это тоже понятно: как только мы появимся перед ними.

— Это вряд ли, — усмехнулся Готор. — Каас — человек осторожный. А если мы его обманываем и верблюды везут не золото? Верблюдов, кстати, я так понимаю, он выбрал потому, что в повозке может спрятаться человек, а вот на верблюде — вряд ли.

— Ну, значит, несколькими минутами позже. Когда убедится, что в тюках все-таки золото, — понимающе кивнул Ренки.

— Да. Это значит, им придется подъехать к нам максимально близко, и, думаю, Одивию они все-таки привезут на встречу, а не оставят в своем логове. Каас понимает, что мы можем что-то придумать на случай нечестной игры с его стороны.

— А что именно? Мне в голову как-то особенно ничего не приходит…

— Повесим на каждого верблюда еще и по бочонку пороха. Если будет подвох — рванет так, что свое золото Каас потом будет по всей степи искать. Лично я на его месте честно поменялся бы с нами, а потом перестрелял бы из засады на обратном пути.

— Ночью? — недоверчиво спросил Ренки. — В темноте?

— Всегда можно что-нибудь придумать… Это умнее, чем лезть с нами врукопашную, — можно потерять немало своих. Хотя, возможно, Каас именно на это и рассчитывает: меньше людей, больше добыча. В любом случае надо быть готовым к любому повороту событий. Итак, план такой… Кстати, хорошая возможность опробовать новый тип гранаты!

Они вынырнули из темноты, перекрывая дорогу. Не сказать чтобы так уж совсем неожиданно: отблески горящих в горшочках фитилей друзья заметили минут пять-шесть назад и потому были готовы к встрече.

— Здравствуйте, судари, — раздался знакомый до отвращения голос. — Приятно пообщаться с вами лично, а не посредством писем.

— Привет, гаденыш, — весело откликнулся Готор. — Отведи-ка своих ребят шагов на двадцать назад. А то мои верблюды нервничают.

— Ничего, у нас тут есть опытные караванщики, они смогут договориться с вашими верблюдами, если, конечно, в их тюках лежит означенный груз.

— Сам прекрасно знаешь, что лежит, — усмехнулся Готор. — Тебе ведь знакома моя репутация минера?

— И к чему вы это, сударь, спросили? — насторожился Коваад Каас, которому явно совсем не понравились насмешливые интонации в голосе противника.

— Скажем так: если я сначала не увижу Одивию Ваксай, то любому, кто попробует заглянуть в тюки, придется почувствовать, как это бывает, когда возле его морды взрывается бочонок пороха. Я только умоляю: не надо меня оскорблять, думая, что вам удастся обойти мои секреты.

— Вы слывете настоящим кудесником… Привести девчонку.

— Здравствуйте, Одивия, — вежливо и очень спокойно поздоровался Готор, когда из-за спин разбойников вывели пленницу, выглядевшую усталой, но вполне живой и невредимой. Надеюсь, с вами все в порядке?

— В порядке, в порядке, — буркнул Коваад Каас, которому спокойствие противника нравилось все меньше и меньше. — Даже накормлена и напоена. Вам моя репутация тоже знакома, и вы прекрасно знаете, что я не стану ощипывать гусыню, несущую золотые яйца. А теперь я должен осмотреть свое золото.

— Хорошо, — кивнул Готор. — Сейчас я отсоединю механизмы взрывателей. Однако видите вот этот шнур? Он будет привязан к моему запястью, и если я его дерну, последует большой взрыв, так что стрелять в меня или пытаться заколоть кинжалом — бесполезно. Когда мы убедимся, что оба играем честно, я отдам этот шнур вам, и мы разойдемся. Это понятно?

— Это понятно… Непонятно только, откуда в вашей, сударь, голове, берутся этакие идеи. Присоединись вы ко мне — и мы бы вместе таких дел наворотили!

— У вас была возможность играть со мной в одной команде, но вы ее отвергли, — равнодушно ответил Готор, ковыряясь в тюках на спинах опустившихся на колени верблюдов, которые что-то меланхолично пережевывали толстыми губами, пока суетливые людишки носились вокруг них, творя свои суетливые делишки. — Теперь позвольте мне ответить вам тем же, сиречь отказом. Кстати, на вас мне наплевать, но вот Одивию попрошу пока отвести в сторону. Механизмы пришлось делать на скорую руку, и они не так чтобы очень надежны, могут и взорваться… Хотя нет — нам всем повезло. Вот, убедитесь сами, что это золото.

Проверял тюки Каас довольно долго и тщательно. И только спустя, наверное, минут двадцать отошел от добычи и утвердительно кивнул.

— Все правильно, сударь. Эй, там, отпустите девчонку, а вы благоволите отдать мне веревку. Ну вот и чудесно, — удовлетворенно заметил Каас, получив вожделенный шнурок, а затем с парой помощников осторожно отвел животных в сторону. — Кстати, судари, вы уж меня извините, но отпускать вас живыми никак не входило в мои намерения! — крикнул он, отойдя достаточно далеко. — Мне как-то совсем не хочется, чтобы за мной охотились до конца моей, надеюсь, очень долгой и счастливой жизни.

— А знаете, Каас, мы это предвидели, — рассмеялся в ответ Готор. — И поэтому сумели вычислить и захватить парочку ваших наблюдателей. Кстати, настоятельно рекомендую держаться подальше от Оээруу, у местного правителя довольно неплохая Тайная служба! Чисто семейное предприятие, но сами знаете, в этих небольших городках родственные связи охватывают чуть ли не половину населения. А вот чем плохи шайки вроде вашей — у их членов нет никаких представлений о верности. Стоило только развести ваших лазутчиков по разным комнатам и пообещать, что тому, кто заговорит вторым, перережут глотку, и оба защебетали, сдавая все ваши и свои секреты. А заодно и еще одного своего товарища и все те знаки, о которых вы договорились. Так что та печка дымилась, напрасно сжигая дрова и подавая вам ложный сигнал: всех моих людей не было на стенах. Небольшой отрядик я прихватил с собой, и в данный момент дула его мушкетов смотрят вам в спины. Так что во избежание ненужного кровопролития предлагаю вам сдаться. Нет? Давай, Ренки!

Последние слова Готор буквально выкрикнул, и в ряды державшихся чуть в стороне разбойников полетели какие-то предметы.

Эти предметы были совсем не похожи на гранаты. Во-первых, не в виде шара, а какого-то продолговатого цилиндра на деревянной рукояти. А во-вторых, в них не было видно искорки горящего фитиля. Словно бы в отчаянии герои Тооредаана решили бросить во врага деревенские колотушки.

Но вот взорвались эти «колотушки» как самые настоящие гранаты, приведя противника в изрядное смятение. А дальше… Готор действительно не обманул (хотя, надо признать, и не был полностью уверен, что Йоовик успел занять позиции), и в спины разбойников разрядилось не менее десятка мушкетов. Потом рукопашная… Потом — поиски разбежавшихся… Потом — сержант Йоовиик подвел итог.

— Этот, ваша милость, который Каас, — пропал. А остальных мы всех положили. И груз в целости.

— Вот ведь хитрая сволочь! — выругался Ренки. — Думаю, он даже и не пытался драться вместе со своими людьми, а сразу бросился бежать. Каков же подлец!

— Ну мы и так догадывались, что честность и благородство в длинный (надо это признать) список достоинств Кааса не входят, — усмехнулся Готор. — Ну да и пусть проваливается к демонам в ад. Самое главное — Одивия свободна, да и золото мы сохранили. Йоовик, что у нас с потерями?

— Четверо ранены. Один серьезно, остальные дотопают до города на своих ногах.

— Незачем топать. Сбрасывайте, ребята, золото с верблюдов. Сажайте на них раненых и Одивию. Йоовик, доведешь их до города и передашь там Гаарзу и шкиперу Лоону наши приказы. Отправлять «Счастливый» наведаться на хутор контрабандистов прямо сейчас, я думаю, не стоит — едва ли удастся отыскать его в темноте. Так что пусть выходят с первыми лучами солнца и заблокируют хутор с моря. К нам же пришли караван под охраной абордажной команды и с хорошим проводником. Мы тут пока с полковником оу Дарээка и парнями постережем богатства, негоже оставлять их без пригляда, а как придет подмога — тоже наведаемся на этот хутор. Даже если Кааса там нет, все же стоит навести в этом злачном месте порядок, так что присутствие доверенного человека регента как представителя местной власти тоже будет не лишним, так ему и передай. Думаю, он обязательно встретит вас у ворот города.

— А не лучше ли начать преследовать Кааса прямо сейчас? — недовольно спросил Ренки. — При всем длинном списке его «достоинств» мне почему-то очень хочется самолично проткнуть мерзавца шпагой!

— Я бы тоже не отказался от подобного удовольствия, — покачал головой Готор. — Но сам подумай: искать беглеца в степи, в темноте — дело безнадежное. Он, скорее всего, побежал на тот самый контрабандистский хутор, где у него база, и если у нас есть шанс его поймать — так только там. А без хорошего проводника мы едва ли сможем отыскать этот проклятый хутор в темноте, да еще и в незнакомой местности. Одивия, ведь вас держали там?

— Не знаю, — пожала девушка плечами, стараясь говорить спокойным голосом. — Там было поселение на берегу моря, а то ли оно, о котором вы говорите, или нет…

— Все понятно. Скорее всего, то, и мы туда обязательно наведаемся. Впрочем, не важно. Отправляйтесь в город, выпейте добрую чашу крепкого вина и постарайтесь уснуть. Может быть, вам стоит пригласить к себе какую-нибудь пожилую мудрую женщину, которая посидит с вами, пока вы не заснете. Иногда бывает полезно рассказать подобному собеседнику о том, что с вами случилось, это приносит облегчение.

— Сударь, я в порядке, и не надо со мной разговаривать, будто с малым ребенком! — по привычке вскинулась Одивия, возможно, даже чересчур резко.

— Одивия, поверьте опыту старого… хм… приключенца, вы сегодня пережили много неприятных мгновений, и не стоит делать вид, будто ничего не произошло, — от этого станет только хуже. Возможно, не сразу, но в будущем это еще даст о себе знать. Даже бывалые солдаты частенько орут и трясутся во сне от кошмаров или теряются и замирают наяву, когда внезапно что-то напомнит им о былых ужасах и страхах. Спросите у любого из стоящих сейчас вокруг вас ветеранов, это не сопливые юнцы, которые будут бахвалиться, демонстрируя пустую браваду.

— Хорошо, сударь. Я послушаюсь вашего совета, хотя и нахожу ваше беспокойство обо мне излишним и даже немного обременительным.

— Вон он, за тем холмом. — Присланный регентом Увооном проводник ткнул пальцем в сторону юга.

Несмотря на тревожный день и почти бессонную ночь, Готор, Ренки и их люди чувствовали себя достаточно бодро и сосредоточенно — сказывался немалый опыт армейской жизни.

Командиры быстро распределили задания, и затаившийся между холмом и дюной рыбацкий хуторок был окружен с трех сторон. А когда на море показались паруса знакомого фрегата, раздалась команда и… Ветераны Шестого Гренадерского, они же — фааркоонские егеря, брали крепости куда неприступнее, чем шесть рыбацких хижин да десяток сараев. Лишь один из «рыбаков» выскочил из дверей своего жилища с мушкетом в руках, но даже не успел пустить оружие в ход, схлопотав прикладом по челюсти и надолго потеряв способность сражаться.

Ренки это стоило немалых сил, но он сдержался и не пошел в первых рядах наступающих. Вместе с Готором и регентом Увооном, который решил самолично участвовать в завершающей стадии операции, он стоял на холме и почти одновременно с ними заметил фигуру человека, бросившегося было к лодке, но затем вернувшегося назад в хижину, видимо, после того как заметил «Счастливый». А потом возле хижины столпились несколько егерей, словно бы растерявшиеся и не знающие, что делать.

— Пойдем посмотрим, — только и сказал Готор, направляясь в сторону этой группы людей. — Ну, и что тут? — поинтересовался он, дойдя до хижины и скользнув внимательным взглядом по рыдающей и заламывающей руки женщине.

— Да тут вот… как бы… это… — развел руками опытный ветеран, прошедший не одну битву.

— Благородный оу Готор и благородный оу Дарээка, — донесся из хижины голос Кааса. — Позвольте мне самому все вам объяснить. Тут, видите ли, со мной бочонок пороха и пистолет. А еще — трое детей хозяйки. Если кто-то попробует войти в хижину, я взорву порох и заберу с собой их всех.

— Фу, Каас, — брезгливо морщась, ответил Готор. — Раньше я вас хоть немножечко уважал, но теперь вы окончательно пали в моих глазах.

— Весьма печально это слышать, сударь. Ведь в некотором роде я позаимствовал идею именно у вас. Но, по мне, так уж лучше пасть в ваших глазах, чем быть разорванным штыками ваших солдат. Для них-то чужие дети — это так, плюнуть и растереть. А вот для вас… За время наших совместных странствий, скрашенное весьма поучительными беседами, я, кажется, разгадал ваш тип характера. Вы, несомненно, очень суровый человек, однако не станете брать на душу грех убийства детей, пусть даже ваша вина в этом будет только косвенной. Поэтому-то я и настоял, чтобы ваши солдаты воздержались от штурма и позвали вас на переговоры.

— О чем мне с вами разговаривать? — с деланым равнодушием ответил Готор. — Хотите, чтобы я вас отпустил? Если вы попробуете бежать, прикрываясь детьми, то это только обременит вас и поможет быстрее выследить и догнать. А если думаете сидеть в осаде… Сами посчитайте, через сколько часов вы начнете клевать носом и заснете. Лучше выходите добровольно, и я обещаю, что ваша смерть будет легкой.

— Зачем же сразу смерть, сударь? Ведь, кажется, в нашу первую встречу мы сошлись на том, что живым я стою гораздо дороже!

— Времена меняются. Война кончилась, и ваша жизнь сильно упала в цене.

— Но я владею информацией не только о тайных делишках республики. У меня есть сведения о кладе, в котором почти наверняка есть последняя, не найденная вами Реликвия. Тот самый Амулет!

— Перестаньте болтать чушь, — криво усмехнувшись, ответил на это Готор. — Самые выдающиеся умы нашего времени давно уже пришли к выводу, что так называемый Амулет есть не более чем выдумка! Не пытайтесь напрасно тянуть время. Выходите и умрите легко. В противном случае я могу гарантировать только очень долгую и мучительную смерть.

— Сударь… — Голос Кааса впервые отказался повиноваться хозяину, и в нем явно послышались панические нотки. — Клянусь вам, я провел немало времени в архивах и хранилищах. Я поднял все свои контакты на обоих берегах Срединного моря и заставил людей искать следы Реликвии. Есть одно место в верховьях Великой реки Аоэрооэо, которое именуют Драконьими горами или Зубами Дракона, так вот, там и спрятан этот клад. Если вы поклянетесь, что не станете убивать меня, я укажу место, где закопал карту и описание пути.

— Клянусь, что не стану убивать тебя, — ответил Готор. — Оставь детей в доме, а сам выходи.

— Хорошо. Только помните, сударь: вы дали слово!

Каас, непривычно растерянный и напуганный, вышел из хижины. Странно было видеть его таким. При всем презрении, которое Ренки испытывал к этому человеку, он отдавал должное его храбрости, хладнокровию и решительности. Но, видимо, неудача что-то сломала в изворотливом пройдохе, и сейчас он был лишь жалким подобием себя былого.

— Вон, судари, на той дюне лежит большой камень, напоминающий черепаху. Под него-то я и сунул свои бумаги, когда понял, что не смогу уйти отсюда морем.

— Принесите, — коротко приказал Готор, и парочка егерей сорвалась с места, а спустя минут десять вернулась с пакетом, прочно зашитым в непромокаемую парусину.

— Хм… Действительно, довольно интересно, — сказал Готор, вскрыв пакет кинжалом и мельком просмотрев его содержимое. — Вы и правда довольно талантливый искатель информации, печально, что выбрали такой путь. Однако, Каас, а вы ведь сильно перепугались?

— Да, сударь, — кивнул мошенник. — С тех пор как я встретил вашу банду, меня преследуют неудачи. Раньше я жил в собственном доме, успешно занимался торговлей и имел немало власти, уважения и влияния. А последние годы вынужден скитаться по миру, якшаясь с пиратами и разбойниками. И я искренне верил, что, убив вас и забрав ваше золото, смогу переломить ход судьбы. Когда вы передали мне верблюдов и я стал обладателем огромной горы золота, это было так удивительно, словно бы у меня выросли крылья и я воспарил над землей. Но в следующую минуту вы опять низвергли меня на землю, и это было самое страшное мое падение за всю жизнь!

— Иначе вы были бы осмотрительнее, заключая со мной договор, — словно бы и не слушая слова Кааса, закончил свою фразу Готор. — Всего лишь «не убивать меня». Тут ведь ни слова не говорится, что я буду препятствовать в этом кому-то из моих людей или что я не оставлю вас связанным на этом берегу, передав в руки родителей тех детей, которым вы угрожали смертью. В конце концов, я могу вас передать правосудию города Оээруу, чтобы вас казнили. Но я не буду делать ничего из вышеперечисленного. Я убью вас сам, нарушив собственную клятву.

— Но, сударь!

— Видите ли, Каас, вы сделали большую ошибку, когда решили шантажировать меня этими детьми. В моих краях тоже встречаются такие мерзавцы, и по нашим законам их и за людей считать нельзя. Им можно обещать что угодно и нарушать клятвы, торговаться, иногда даже выполнять их требования. Но в конечном итоге их ждет смерть.

После этих слов Готор вытащил из-за кушака пистолет и выстрелил обреченно смотрящему на него Каасу точно в сердце. А потом скривился от отвращения и плюнул.

(обратно)

Глава 6

Странно, но на следующий день состояние почти у всех участников вчерашних событий было таким, словно бы они пережили настоящее сражение. Лень, апатия и даже ощущение, будто болят несуществующие раны.

Готор ходил особенно хмурый и, что уж совсем было на него не похоже, придирался к встречным по разным пустякам. После того как он наорал на почтеннейшего Йоорга, вновь начавшего приставать к нему с какими-то своими открытиями, Ренки решительно отозвал друга в сад, чтобы серьезно поговорить без лишних ушей.

— Да не в этом дело! — буркнул Готор, выслушав пламенную речь товарища. — Убил и убил! И даже то, что слово свое нарушил, — плевать! Я ведь уже сказал, как у нас относятся к клятвам тем, кто берет детей в заложники. И дело даже не в Амулете, вернее, как раз в нем. Просто этот Каас напомнил мне… У нас ведь отнюдь не случайно подобное отношение к таким сволочам. В моем мире еще совсем недавно было очень популярно добиваться своего как раз вот такими методами. Да и сейчас рано еще говорить, что мы от этого полностью избавились, даже несмотря на принятые меры. Нет, я в принципе понимаю, что не… Просто… Просто страшно становится от мысли, что эта зараза проникла в ваш мир вместе со мной! — наконец выпалил он, словно бы срывая с раны присохший бинт. — Каас ведь, сволочь такая, сказал, что на эту идею его навели мои манипуляции с заминированными бочонками. Да еще и гранаты эти, мушкеты, пушки — кажется, от меня вашему миру только один вред! Вон мой предшественник, Манаун’дак. Принес в ваш мир математику, письменность, медицину и еще кучу всякого полезного, чем вы спустя тысячи лет продолжаете пользоваться, а я — только новые идеи, как убивать других людей! И что это обо мне говорит как о человеке?

— Но ведь ты еще и… э-э-э… корабли новые строил! — поспешил возразить другу Ренки. — Да и вообще — ты и твои изобретения убивали врагов! А тот колокол, в котором можно ходить по дну! — вспомнил внезапно Ренки еще одно достижение приятеля. — Сколько всего ценного мы смогли поднять со дна бухты Фааркоона! Опять же и фарватер расчистили. Помнишь, как купцы тебя за это благодарили? И налоговая система, введенная по твоим советам… Кажется, герцог Моорееко все-таки признал, что она работает, и работает намного лучше предыдущей!

— Нет такого изобретения, которое будет убивать только врагов, — мрачно уставившись в землю, ответил на это Готор. — Рано или поздно, но оно доберется и до друзей. Да и враги тоже ведь люди, в большинстве не лишенные ума, чести, смелости или даже доброты. Просто воюют они под другими знаменами. Так что этот аргумент не подходит — в результате моего появления тут убийств в вашем мире просто станет больше. Вот чем я «осчастливил» вас! И даже мой подводный колокол вы рано или поздно приспособите, чтобы топить корабли. А налоги… Знаешь, не помню я в истории хоть одного персонажа, которого бы благодарили за «изобретение» налогов. Ваш мир… Лет через сто — двести он бы наверняка и сам смог додуматься до всех моих «изобретений». А может быть, придумал бы что-то получше. А теперь уже не придумает, потому что я предложил готовое решение, возможно, не самое лучшее. Нет, не зря умные люди советовали мне не злоупотреблять прогрессорством! А я вот не послушался.

— Прекрати! — не выдержав, рявкнул Ренки. — Ты же спас королевство! Если бы не твои изобретения, возможно, сейчас армия республики маршировала бы по Тооредаану! Так чего ты разнылся как я не знаю кто! Это плохо, то нехорошо, — передразнил он манеру приятеля. — Вспомни, что ты мне сам говорил после той моей дуэли с оу Гаантом Краасом? Делай, мол, как считаешь нужным, что-нибудь да будет. Как-то так!

— Делай, что должно, и будь что будет, — с улыбкой поправил Готор. — Только вот делал ли я то, что должно, или то, что мне делать было проще и приятнее? Впрочем, ладно. Извини, что вывалил это все на тебя. Забудем. Давай лучше думать, что полезного можно сделать сейчас.

— Полагаю, — язвительно заметил Ренки, — тебе сейчас будет полезно пойти и извиниться перед почтеннейшим Йооргом. Ты наорал на него совершенно напрасно!

Профессор Йоорг был всерьез обижен и потому принял извинения довольно холодно. Но Готор был тем еще змием и умел найти лазейку даже в самую неприступную крепость. Он принялся задавать профессору вопросы о работе, и вскоре ледяная стена почтеннейшего Йоорга начала издавать звуки капели и растекаться мелкими лужицами, а уже минут через десять профессор болтал без умолку, делясь своими открытиями:

— Наверное, это не очень хорошо… Стоило бы, конечно, доверить эту работу специально обученным людям, которые занимаются исследованиями в специальных лабораториях университета Западной Мооскаа. Но, признаюсь: я не выдержал! Примерный состав я знаю, нужные компоненты нашел. И вот, извольте видеть: древние свитки, находившиеся в кладе Ваанююши, уже можно читать! Для этого-то и понадобилось всего-то… Впрочем, вам это, наверное, неинтересно. Но вот сами свитки… Такой специалист по древним языкам, как вы, благородный оу Готор, просто не может не заинтересоваться столь удивительным материалом!

— Действительно, профессор, это настоящий подарок. Я, признаюсь, не надеялся изучить эту находку еще в этом году и потому старательно загонял свое любопытство под камень. Это, я так понимаю, стандартный имперский. — Готор начал аккуратно перебирать свитки, ныне растянутые на специальных рамках. — А вот это уже очень интересно: какой-то переходный вариант между обычным russkim, в смысле языком Манаун’дака, и классическим имперским. М-да… Оказывается, russkij тут знал кто-то еще. И кто же это у нас такой будет? Лин’гасу, имя времен Манаун’дака, значит, умник принадлежал к знати ранней Старой Империи. Кстати, кажется, я это имя где-то уже мельком встречал. Так, а о чем он нам пишет? Что-то такое медицинское. Надо будет поинтересоваться у медиков, может быть, они знают этого персонажа.

— Даже я знаю, — прервал бормотание Готора профессор. — Странно, что не знаете вы. — Это же создатель самого первого медицинского трактата «О болезней лечении и травах полезных». Между прочим, племянник и ученик вашего любимого Манаун’дака, сын его сестры и ученика, тоже великих шаманов и лекарей. Да к тому же еще, по легенде, ученик демона Оилиои. Неудивительно, что он до сих пор считается одним из мудрейших людей за всю историю земли. В голове не укладывается, что вы, с вашими необъятными знаниями, не смогли его вспомнить!

— Признаюсь честно, — виновато развел руками Готор, — я как-то не успел всерьез проштудировать историю вашей медицины, хотя и подумывал. Но вечно всяческие заботы да проблемы…

— Все равно странно, — буркнул профессор Йоорг, с подозрением глядя на оу Готора. — Лин’гасу, конечно, не был столь известен, чтобы стать персонажем площадных театров. Но я предполагал, что всякий образованный человек не мог о нем не слышать! И что значит «вашей»? Будто у «вас» какая-то другая медицина.

— T’fu, elki, spalilsja, — пробормотал Готор нечто странное, а потом широко улыбнулся обезоруживающей улыбкой, развел руками и сказал: — Ну вот, а я не слышал. Уж так получилось. Не ругайте меня за это, профессор, слишком сильно. Давайте лучше посмотрим, что вы еще смогли извлечь из тьмы веков. Ого! Рука самого Манаун’дака!!! Очень интересно… Да, очень…

— Что там? — нетерпеливо воскликнул почтеннейший Йоорг, видя, что Готор впал в глубокую задумчивость. — Свиток мало того что сильно поврежден, так еще и написан на языке, который я практически не понимаю.

— Кое-что о его появлении и первых шагах в этом… в смысле… Э-э-э, знаете, профессор, возможно, даже хорошо, что вы не понимаете этот язык. — Готор надолго задумался, да так глубоко, что почти выпал из реальности. — Однако интересно, — продолжал бормотать он, обращаясь уже не столько к профессору, сколь к самому себе. — Даже упоминаний о свитках, в которых бы описывались события до пришествия братьев в Улот, я не встречал. Однако вот… Получается, что императоры что-то знали. Выходит, он все-таки оставил какие-то записи о переходе?

— Переходе куда? — нетерпеливо рявкнул почтеннейший Йоорг так, что ему бы мог позавидовать матерый сержант. — О чем вы вообще говорите?

— Да, собственно говоря, не важно…

— Как это не важно, если я вижу, что вы прямо-таки в лице переменились, прочитав этот свиток! — Обычно спокойный и рассудительный профессор был просто в ярости. — Когда-то, сударь, вы обещали мне раскрыть свою тайну, если я заслужу ваше доверие! Неужели после всего того, что мы пережили вместе, после наших путешествий и экспедиций, после той помощи, что я вам оказывал, вы все еще имеете основания мне не доверять?

— Ну-у-у… Возможно, вы и правы, профессор, — задумчиво ответил на это Готор. — Только вот… Должен вас предупредить, что после того как вы узнаете эту тайну, изменится не только ваш взгляд на мир, но и ваша жизнь в целом. До сей поры эта тайна была известна не более чем десятку человек во всем мире, и это по большей части весьма могущественные люди. За вами будут приглядывать, возможно, даже охотиться… Не хочу вас пугать, но может случиться так, что вас просто сочтут слишком опасным и прикажут убить, так, на всякий случай. И это уже не говоря о том, что за малейшую попытку раскрыть тайну другим, хотя бы намек на попытку, вас казнят как изменника и государственного преступника! Вы правда готовы заплатить такую цену за удовлетворение своего любопытства? Подумайте сами: ведь вы ученый, ваше предназначение — преумножать и делиться знаниями, а не скрывать их от всего мира. Тайна будет жечь вас изнутри, но, открыв ее, вы подведете не только своего короля и страну, но и своих друзей — меня, оу Дарээка, Одивию. Я надеюсь, что вы считаете нас своими друзьями? По плечам ли вам такая ноша?

Готор говорил столь страстно и убедительно, а взгляд его был столь выразительным, что профессор надолго задумался и молчал, наверное, не меньше десяти минут.

— Знаете, — наконец сказал он тихим срывающимся голосом. — Я отнюдь не молод, а значит, нести этот груз мне придется не так уж и долго. Зато я твердо уверен, что, если сейчас скажу «нет», это не только отравит мне остаток жизни, но и перечеркнет путь за Кромку, в чертоги предков. Предки, как известно, не выносят трусости. А отказ от знания — это трусость для ученого. Я понимаю ваши сомнения, но готов дать любую, самую страшную клятву, что сохраню вашу тайну даже ценой собственной жизни, коли это понадобится. И что не буду делать никаких записей или предпринимать иных попыток сохранить и передать ее другим!

— Ну тогда слушайте…

Вечер был, что называется, меланхоличным и томным. Как это обычно и бывает в жарких странах, темнота рухнула на землю со стремительностью ястреба, бросающегося на добычу. Но вышедшая на смену ускакавшему за горизонт Небесному Верблюду огромная круглая луна была столь яркой, что делала свет небольшой, стоящей на столе лампы почти ненужным.

Пели цикады, порхали ночные мотыльки, а ветерок приносил из сада запах созревших плодов, наполняя комнату дивным ароматом. И нарушать разговором эту идиллию как-то совсем не хотелось. Тем более что профессор Йоорг уже исчерпал длинный список возникших у него в голове вопросов, а Готор — имеющихся у него ответов. Ренки молчал, погрузившись в собственные воспоминания. А Одивия и вовсе была молчалива весь сегодняшний день. Во время ужина она смотрела куда-то в окно, почти не обращая внимания на весьма оживленную застольную беседу, и думалао чем-то о своем.

— Да, дела… — наконец не выдержав, прервал молчание почтеннейший Йоорг. — Вот так вот живешь, считаешь себя постигшим тайны вселенной, а оказывается — ты лишь жалкий жучок, в жизни не видевший ничего, кроме собственной навозной кучи.

— Не переживайте так, профессор, — лениво ответил ему Готор. — Вселенная бесконечна, а значит, и тайн в ней тоже бесконечное множество, и нам не дано постичь даже крохотной доли этого бесконечного множества…

— А ведь знаете, — вдруг встрепенулся профессор, — кажется, в одном из тех свитков, который мы так и не успели просмотреть, есть некое упоминание об Амулете!

— Что там? — встрепенулся Готор, мгновенно выходя из задумчиво-меланхоличного состояния.

— Я не успел вам похвастаться, — продолжил профессор. — Но там есть свиток, написанный узелковым письмом Первого Храма! Я разглядел тот самый знак, который вы при чтении табличек обозначили как «некий религиозный символ». Подождите, где-то он тут был… Вот, посмотрите!

— Хм… Очень странно, — сказал Готор, приблизив поданный ему пергамент к свету лампы. — Вот этот чертеж мне кажется очень знакомым. Ренки?

— Гора с тремя вершинами, река со своеобразным изгибом. А это что — три дерева? План на batarejka?

Как и следовало ожидать, утро для всех участников ночных посиделок началось довольно поздно. Солнце уже успело подняться высоко, и сопровождающий его невыносимый зной стал существенным препятствием для любой работы — как физической, так и умственной.

Однако Готора и профессора это не остановило. Они, обложившись словарями, справочниками, кипами бумаги и банками чернил, уединились в саду с таинственным свитком, дрожа от нетерпения разгадать его тайны. И только Гаарзу с кувшинами прохладительных напитков было дозволено изредка вносить в их штурм древнего текста капельки свежести и прохлады.

Все остальные из этого сада были вежливо, но решительно изгнаны, дабы не мешать ученым занятиям мудрецов своими глупыми вопросами или даже просто тоскливыми вздохами, так что Ренки, недолго подумав, решил, что сегодня будет сопровождать Одивию, которая со свойственным ей упрямством отправилась инспектировать работы в порту, утверждая, что без хозяйского догляда наемные работники начнут бездельничать и все строительство мгновенно встанет. А она, дескать, и так отсутствовала целых два дня.

Нет, в принципе Ренки не ждал нового нападения на Одивию или кого-то еще из их группы, однако считая себя в какой-то мере ответственным за позавчерашнее похищение, счел своим долгом охранять своенравную девицу даже от несуществующих опасностей.

Странно, но почему-то и сама Одивия не сказала ни слова против, когда Ренки «обрадовал» ее этим известием. Лишь самодовольно вздернула подбородок и пожала плечами, однако Ренки показалось, что она даже рада этой навязчивой опеке.

Строительные работы в чем-то походили на армейскую жизнь. Та же дисциплина, пусть с виду и куда менее строгая. Те же совместные усилия множества людей, направленные на одну цель. И то же разделение обязанностей между «отрядами», свои «боевые» и интендантские службы. Даже управление напоминало армейское: старшины — офицеры и десятники — сержанты с капралами.

И все же Ренки находил все это ужасно скучным, отнюдь не разделяя увлечение Готора всякими там постройками и прочими делами. Понимал, насколько это важно, серьезно и необходимо… Но сердце его к рытью канав и нагромождению одного камня на другой как-то не лежало. Потому и хождение вслед за Одивией и выслушивание ее разговоров, а то и ругани с разными там старостами артелей и прочими работягами навевали на него редкостное уныние.

— Вам, сударь, кажется, скучно? — наконец снизошла до него владелица Дома Ваксай, заметив не слишком старательно скрытый зевок.

— Знаете, — ответил ей Ренки, — вы тут возитесь уже больше месяца, а заметных результатов я так и не вижу.

— Ответ типичного оу! — возмутилась она. — Вы любите пользоваться всем готовеньким и даже не задумываетесь о том, каких усилий стоило это «приготовить»!

— Ну так я и есть типичный оу, — миролюбиво ответил Ренки, который находил это время дня слишком жарким, чтобы ругаться. — Так на что вы злитесь?

— Вам, сударь, даже не дано оценить весь объем работ, что я проделала за этот месяц! У иных бы только на то, чтобы приступить к стройке, ушло бы не меньше полугода. А у нас уже составлен четкий план, разбиты участки под постройки, начались работы по укреплению берега и дна! И это, как вы изволили заметить, чуть больше чем за месяц!

— Да я понимаю, — слегка сдался под напором Одивии славный тооредаанский герой. — В каждом занятии есть своя часть, недоступная разуму непосвященного. Вы вот небось тоже не понимаете, почему я так долго возился с ополчением. Ведь казалось бы — достаточно раздать людям мушкеты и научить стрелять… Но это все равно что убить их, ибо неподготовленный человек, получив в руки оружие, вообразит себя…

— Да-да, сударь! — вскипела Одивия. — Вы мне это уже неоднократно говорили. И, как я поняла, чрезвычайно довольны, что практика подтвердила вашу теорию. Меня поймали, как глупую курицу в мешок, и я ничего не смогла сделать. И если бы не ваши действия, скорее всего, моя слабость стоила бы вам потери огромной суммы в золоте, а то и жизней!

— Но, э-э-э… — Ренки опешил от подобного извращения смысла его слов. — При чем тут это?

— При том, что… — Одивия на мгновение замолкла, словно бы набирая воздух перед прыжком в воду, и выпалила: — Всегда, в очередной раз выслушивая рассказы о том, как вам досталась ваша шпага, я в душе презирала эту несчастную курицу, которую куда-то увозят, не спрашивая ее мнения, похищают, защищают, выдают замуж, а она только и может, что сидеть и хлопать глазами. И я была уверена, что со мной такое уж точно никогда не случится. А когда случилось, я повела себя не лучше этой курицы. Так что вы, наверное, действительно напрасно тратили свое время, пытаясь научить меня хоть чему-нибудь.

— Да боги с вами, Одивия, — еще больше удивился Ренки. — Что вы могли предпринять в такой ситуации? Если помните, меня и самого как-то похищали. И это сделала даже не целая банда, а всего два человека.

— Но вы-то сумели спастись сами, в то время как я… — Голос Одивии был просто переполнен горечью. — Вы даже не представляете, что значит чувствовать себя настолько беспомощной.

— Ну почему же, — вопреки собственным словам, Ренки почему-то улыбнулся. — Я вам не рассказывал о том, как познакомился с Гаарзом? Нет? Он пытался меня придушить, и, клянусь богами, это у него почти получилось, и, если бы не Готор, мое тело тогда выкинули бы за борт на корм рыбам, и мы бы сейчас с вами не разговаривали.

— Гаарз? Вас? — Удивление Одивии, кажется, пересилило даже ее грусть. — Почему?

— Не поделили миску похлебки, — опять усмехнулся Ренки. — Он уже тогда был таким здоровым бугаем, а мне едва исполнилось шестнадцать. Шансов у меня не было никаких, и я чувствовал, как, несмотря на все трепыхания, жизнь медленно, но верно уходит из моего тела. И тут вмешался Готор. Вот с тех пор я до смерти боюсь остаться невооруженным. Хоть гвоздь, хоть щепку… Готор над этим посмеивается, наверное, ему это трудно понять, ведь он знает множество способов, как прибить человека голыми руками, и такой проблемы для него не существует. Хотя, может, и у него есть какие-то свои страхи. Да и то мое освобождение из плена… Это скорее чудо, чем результат моих собственных усилий. Не так часто, знаете ли, бывает, что ваши враги убивают друг друга, торопясь добраться до вас. Тем самым они предоставили мне шанс, и я смог им воспользоваться.

— Но вам, наверное, не было так страшно, как было мне!

Несмотря на отчаяние в голосе, Одивия, кажется, пыталась привычно спорить, и Ренки вдруг взглянул на нее совсем по-другому. Не как на зловредную и излишне самоуверенную, дурно воспитанную девицу, а как на девушку, почти ребенка, стремящуюся прятать под самоуверенностью свою слабость.

— Опять, Одивия, вы несете чушь! Страшно бывает всегда! — чувствуя себя необычайно мудрым, ответил Ренки и даже взял в руки ее ладонь. — Главное — это не поддаваться страху. Насколько я знаю, вы и не поддались.

— С чего вы это так решили? — опять полезла в спор Одивия, хотя в голосе ее слышались совсем иные нотки.

— Ну как же… Когда все кончилось, у вас было такое спокойное лицо. И глаза не заплаканы. А еще когда я читал записки Кааса, то обратил внимание, каким твердым почерком вы делали приписки в них, и сразу понял, что врагам не удалось сломить нашу храбрую Одивию Ваксай!

— Но мне было очень страшно…

— Страшно бывает всегда, — повторил Ренки известную банальность, которая тем не менее была истиной с большой буквы. — Но вы же не поддались своим страхам?

— Означает ли это, сударь, что вы больше не будете возражать против того, чтобы я и дальше участвовала в ваших предприятиях и путешествиях?

— Вот ведь же… — искренне возмутился Ренки. — Вот не можете вы без этого! Чтобы как-то так вот вывернуть и поймать человека на слове!

Как ни странно, но, несмотря на возмущение, в его голосе слышались нотки веселья и даже некоторого восхищения несгибаемостью характера вздорной девицы.

— А я вот ни за что не поверю, что какая-то тайная секта могла просуществовать не то что пару тысячелетий, но хотя бы пару веков!

— Это почему же? Если у группы людей есть определенная цель, то…

— Поколение, два, максимум три еще могут быть одержимы некоей идеей, но потом, если регулярно не подкидывать дровишки, это пламя обязательно затухнет. Вы, профессор, куда лучше меня знаете собственный мир, скажите, сколько религий и новых богов появилось хотя бы за последние пятьсот лет? И сколько из них выжили?

— Культы Оилиои и ваших любимых Лга’нхи и Манаун’дака появились раньше Старой Империи и живут до сих пор! Да и наш традиционный культ Героев, полностью сформировавшись где-то к триста пятидесятому году от основания Второго Храма в Старой Мооскаа, насчитывает без малого три тысячелетия. А уж традиция храмовых свитков, по мнению многих ученых, восходит еще к Первому Храму! Хотя если верить вашей информации (а не верить у меня нет причин), эта традиция тоже была введена Манаун’даком, а значит, является ровесницей Второго Храма. Как жаль, что нельзя утереть нос этим фактом некоторым моим ученым коллегам, впрочем, я поклялся и собираюсь клятву сдержать. Однако что вы скажете о культе зверей-прародителей, отголоски которого можно до сих пор встретить… да буквально везде?

— Профессор, не надо путать официальные религии, обычные суеверия и тайные секты. Официальная религия — это не просто здание, это целый город, способный расширяться и перестраиваться. Старые здания регулярно ремонтируются, а на месте пришедших в окончательный упадок строятся новые. Пока в городе живут люди, он будет существовать. А тайная секта — это землянка, вырытая где-то на заброшенной окраине. Оставьте ее без присмотра на два-три года — и перекрытия сгниют, а стенки оплывут, превратив землянку в яму с мусором. А суеверия — это даже не постройка, это та земля, на которой постройку возводят! Вот поэтому-то я и считаю, что Амулет выкрали вскоре после смерти Манаун’дака, а никак не спустя полторы тысячи лет!

— Но посмотрите на эти письмена! Посмотрите, как они изменились по сравнению с теми же таблицами, что вы добыли в храме ваших предков! Уж поверьте мне, человеку, всю жизнь посвятившему изучению узелкового письма Первого Храма, — должны пройти века, чтобы прошли такие изменения!

— Вам просто очень хочется в это верить, профессор. Может быть, тут имеет место не временной, а, скажем, пространственный фактор? Может быть, где-то на другом конце Южных Земель узелковое письмо, переносимое с мотков на пергамент, приобрело именно такую форму?

— Благородный оу Готор, вы несете редкостную чушь, потому что вы редкостный баран!

— Кхм, кхым… — Ренки, до сего момента с улыбкой слушавший ученый спор ученых мужей, едва не поперхнулся.

Их беседа с Одивией, едва ли не впервые в жизни проходившая в столь искреннем ключе, была довольно дерзко прервана приходом старшин двух артелей, не поделивших какие-то участки работ. И Одивия Ваксай, мгновенно забыв о собственных печалях, приняла участие в споре, взяв на себя роль верховного судьи, а Ренки оставалось только стоять рядом и лишь изредка грозно шевелить бровями, когда (по его мнению) спорщики переходили грань дозволенного. Так и продолжалось до конца дня, лишь с небольшим перерывом на сиесту, когда зной стал совсем невыносим. Одивия предпочла погрузиться в какие-то подсчеты, а Ренки — в сладкую дремоту в прохладе ближайшего к стройке более-менее приличного трактира.

А потом снова стройка, ругань со старшинами и приказчиками, какие-то споры, грозное шевеление бровями, а пару раз — даже многозначительно возложенная на рукоять шпаги длань.

И вот после такого длинного дня, столь же хлопотного, сколь и скучного, первое, что услышала эта парочка, возвратившись во дворец, — яростный спор между Готором и профессором.

— Да-да… — укоризненно подтвердила Одивия кхеканье Ренки, смотря, однако, на разбушевавшихся спорщиков с улыбкой, ибо их растрепанный вид и яростное выражение лица и впрямь были довольно уморительными. — Вам, милостивые государи, стоило бы немного остыть. Или вы уже успели соскучиться по сражениям и битвам?

— Э-э-э… М-да… — опомнился первым Готор, и правда глядя на своего оппонента с видимым раскаянием. — Кажется, я несколько погорячился, почтеннейший Йоорг, примите мои извинения.

— И вы меня простите, — ответил профессор, продолжая, впрочем, сохранять несколько воинственный вид.

— В таком случае предлагаю вам, судари, — продолжила Одивия, — обратить свою воинственную свирепость на ужин. Ибо не знаю, как вы, а я проголодалась. Мне кажется, что и вы сегодня не слишком много времени уделяли еде.

— Да нет, нам тут приносили… — ответил Готор, показывая на столик, на котором стояло блюдо с горкой пирожков, судя по виду — абсолютно нетронутой. — Хотя да…

— Вот и чудно, — пропела Одивия. — Предлагаю вам заключить перемирие на время жаркого из косули и тушеных овощей, а потом вы нам расскажете, из-за чего вскипели такие страсти.

— Да, эти письмена слишком отличаются от тех, которыми были написаны таблицы из того храма, — подтвердил Готор слова профессора, активно жестикулируя надкусанным пирожком. — То есть можно понять, что это — та же самая письменность. И даже прочитать кое-что. Но изменения весьма существенны, не только в письме, но и в самом языке.

— Потому что… — начал было профессор.

— В этом-то и есть суть нашего спора, — прервал его Готор, делая, однако, руками умиротворяющие жесты и вроде как предлагая профессору не начинать спор сызнова. — Почтеннейший Йоорг придерживается мнения, что это действовала все та же секта, только спустя многие тысячи лет. А я вот, признаться, в подобное не верю. Уж очень гладко как-то все получается. Не бывает так в жизни!

— Ну конечно, — не удержался от язвительной шпильки профессор. — А то, что таких сект десяток, по одной на каждом конце земли, — это очень логично!

— Амулет был сердцем Первого Храма. Ведь, как известно, когда братцы-герои похитили его, это стало концом Первого Храма, а по сути, и концом целой цивилизации, успевшей изобрести и собственное письмо, и даже собственные науки. И я уверен, что еще спустя лет двести, а может, и триста-четыреста после этой экспроприации в мире хватало охотников за Амулетом. Вспомним хотя бы моего деда, поставившего на карту все ради обладания этой Реликвией. Так что я думаю…

— Э-э-э… — вмешался Ренки, увидев как грозно сдвигаются брови почтеннейшего Йоорга. — А это очень принципиально? Ну, в смысле то, когда эти ваши сектанты похитили Амулет? Что вообще говорится в свитке?

— Как я уже упоминал ранее, — соизволил ответить профессор, переводя грозный взгляд с Готора на Ренки, — язык, на котором написан свиток, очень сильно отличается даже от того древнеаиотеекского, который благородный Готор знает в таком совершенстве. А письмена, коими он написан, претерпели сильные изменения в связи с… Впрочем, ладно! По-хорошему свиток требует тщательнейшего изучения, на которое могут уйти многие годы, а их у нас, увы, сейчас нет. То, что нам удалось разобрать, не более чем вид дома сквозь туман. Понятны общие контуры, однако изучить детали или даже просто пересчитать окна практически невозможно. Но общая суть сводится к тому, что кто-то действительно похитил Амулет из тайного хранилища под Собачьими чертогами и сумел вернуть его на Южные Земли. И есть даже план места, где он зарыт, с которым вы, оказывается, уже знакомы. Причем — и я в этом более чем уверен — там что-то говорится о месте, где Амулет должен был находиться изначально! Что, на мой взгляд, прямо указывает на Аэрооэо и на Первый Храм!

— Однако, — поспешил вставить свое слово Готор, — как вы объясните, почтеннейший Йоорг, постоянно встречающийся значок «скалы». Я был в этом Аэрооэо. Не скрою, проездом. Однако успел заметить, что никаких скал там рядом нет, и, насколько мне позволяют судить мои знания о земле, и в помине быть не может.

— Это надо расследовать на месте, — опять грозно нахохлившись, заявил профессор. — Вы же сами сказали, что данный знак может читаться и как «зубы-клыки». Вдруг там есть какой-то характерный утес или…

— Зубы Дракона, — внезапно сказал Ренки.

— Что? — хором переспросили спорщики.

— Помнишь, там, на берегу, Каас говорил что-то об Амулете и о Зубах Дракона — местности в верховьях реки Аэрооэо, где якобы и находится сейчас Амулет. А еще про это место рассказывал маэстро Лии… Ну, когда поведал нам историю о том, как к нему попала моя шпага. О-о-о!!! Кстати, я, кажется, понял, почему эти ваши закорючки на свитке показались мне немного знакомыми. Вроде бы похожие украшали изнутри гарду моей шпаги Ну, ту, медную.

— Она еще у тебя? — от волнения вскакивая на ноги, рявкнул Готор.

— Ага. Должна быть в оружейном шкафу в каюте «Счастливого». Выбросить рука не поднялась.

(обратно)

Глава 7

— А вот, друзья мои, те самые Аэрооэо — река и город! — Просто испускающий лучи счастья и довольства почтеннейший Йоорг не смог удержаться от прочтения очередной лекции. — Иные считают этот город самым древним в истории человечества. И кто знает, не случись… — Профессор было запнулся, мельком оглядев присутствующих на мостике «Счастливого» офицеров, не посвященных в зловещие тайны иных миров, и поспешно добавил: — Всем нам известного происшествия, как бы тогда развивался наш мир? Именно тут и могла бы появиться столица Старой Империи. Впрочем, империя Южных Земель со столицей в Аэрооэо и так существовала, правда, по меркам истории, не слишком долго — примерно на протяжении жизни трех-четырех поколений. И если бы не… Подумайте, каким бы мог быть наш мир тогда? Считали бы мы, например, не десятками, как сейчас, а дюжинами, использовали бы абсолютно иную систему письменности и, возможно, даже верили в совершенно иных богов, хотя… Второй Храм, как и Первый, тоже был посвящен Икаоитиоо, который, как известно, ездит по небу на Небесном Верблюде. И тем не менее можете поверить мне, человеку, всю жизнь изучающему именно эту культуру, разница была бы огромна, ибо, в отличие от аиотеекской империи, наша — Старая, была основана на совершенно иных ценностях. Оттого, видимо, и смогла просуществовать так долго! И тем не менее… Оглянитесь по сторонам, вдохните этот воздух! Здесь, на берегах этой реки, когда-то творилась история!

— Видок, честно говоря… — Ренки недовольно поморщился. — Да и запашок…

— А что вы хотите, благородный оу Дарээка? Город несколько раз приходил в упадок и возрождался снова. Сейчас, можно сказать, у него очередной период упадка. А что касается запаха — в это время года река переполнена илом. Нам запах и впрямь может казаться неприятным, однако для тех, кто населяет берега Аэрооэо, — это запах жизни, ибо ил делает землю весьма плодородной! Кстати, я уже упоминал, что заливное земледелие родилось именно здесь, на берегах этой реки?

— Кстати, о реке. — Ренки воспользовался паузой в речи профессора, чтобы задать весьма интересующий его вопрос. — Насколько она судоходна? Мы сможем пройти вверх по течению на своих кораблях?

— Хм… — Шкипер Лоон опередил открывшего было рот для прочтения очередной лекции профессора. — Сейчас вроде как половодье, так что примерно на полторы тысячи верст вверх по реке мы пройти сможем. Но вот если вы, судари, не успеете завершить все свои дела примерно этак недели за две, боюсь, на обратном пути могут быть проблемы. А если задержитесь на месяц, придется ждать следующего половодья.

— Две недели… — влез в разговор Готор. — Этого, пожалуй, маловато будет.

— Значит, придется нанимать местные плоскодонные суда, — пожав плечами, ответил Лоон. — Может, оно даже и к лучшему. Они хотя и могут нести паруса, однако больше полагаются на весла, на реке это подчас куда удобнее. О, посмотрите, с «Громовержца» нам сигналят, предлагают вам, капитан, срочно явиться на борт «с компанией». Прикажете спустить шлюпку? Не стоит заставлять адмирала ждать.

— Да. Распорядитесь. Хм… Готор, и вы, профессор, полагаю, вам стоит принарядиться, вы отправляетесь со мной. Да и вы, Одивия, пожалуй, тоже будете не лишней — благородный оу Ниидшаа вам явно благоволит.

У трапа «Громовержца» Ренки с компанией чопорно поприветствовал оу Ниндиига, теперь уже пребывающий в чине второго помощника, после чего, заговорщицки подмигнув, препроводил в каюту адмирала.

Оу Ниидшаа, которому после столь сокрушительной победы над Кредоном было пожаловано звание «великий адмирал», сидел за богато накрытым столом и, кажется, пребывал в несколько раздраженном состоянии, однако черты его лица явно смягчились, когда он увидел старых знакомцев.

— А, Ренки, Готор, профессор Йоорг, сударыня… Как вышестоящее лицо, я… А впрочем, к демонам всю эту любезность, ведь мы старые друзья. Вы решили заявиться всей своей бандой кладоискателей? И это правильно, потому что работа, которую нам предстоит сделать, думаю, куда сильнее нуждается в ваших талантах, нежели в моих, ибо дипломат из меня весьма паршивый! Кстати, проходите, присаживайтесь и не сочтите за труд сами разливать напитки и хватать еду с тарелок, потому что разговор у нас будет не для чужих ушей.

— Полагаю, адмирал, вы несколько наговариваете на себя. — Первым поспешив выполнить приказ великого моряка, Готор плюхнулся на один из стульев и деловито начал исследовать содержимое стоящих на столе графинов. — Вы ведь сами, помнится, говорили, что искусство дипломатии входит в обязательный курс подготовки морского офицера. Никто во всем мире не сможет меня убедить, что вы плохо выучили эти уроки!

— Вот о том-то я и говорю, Готор, — коротко хохотнув, ответил на это адмирал. — Искусством льстить и отпускать незаслуженные комплименты ты владеешь куда лучше меня. Впрочем, к делу. Итак, моя эскадра здесь для того, чтобы ясно показать берегам Срединного моря, кто теперь главный в этих местах. Ну, может быть, один из главных. А после демонстрации количества пушек на наших кораблях мне предписано заняться наведением мостов дружбы со всеми более-менее значимыми монархами и правителями этого региона. Однако из бумаг, полученных мною от Риишлее, мне доподлинно известно, что падишах^[82] Аэрооэо слишком сильно благоволит кредонским торговым компаниям, которые с потрохами купили еще его деда. Также в бумагах говорится, что когда тот попытался сбросить с себя эти путы, то скончался слишком неожиданно для человека, едва ли достигшего сорокалетия и имеющего к тому же отменно крепкое здоровье. Это весьма впечатлило его сына, который занял трон, и он безропотно отдал своего наследника на обучение в университет кредонской столицы, едва тому исполнилось тринадцать. Чуть больше десяти лет мальчишку воспитывали кредонские торгаши, а потом его папашу поразила та же болезнь, от которой скончался дед, и сынок занял его место. Тут бы, как говорится, и конец романа, но кое-кто надавал республике по ушам (не надо аплодисментов), и теперь, насколько я понимаю, падишах Суувасиак находится на распутье. И наша задача — убедить его свернуть на правильный путь. Я уже сделал свое дело, показав ему силу. Ваша задача — убедить его, что это добрая сила, которая опасна только для наших врагов, а значит, дружить с нами куда выгоднее, чем враждовать. Два великих героя — доверенные лица короля Тооредаана, ученый муж, чье имя гремит на весь мир в связи с последними открытиями, и вы сударыня, на мой взгляд, как нельзя лучше справитесь с задачей перетянуть этого парня на нашу сторону.

— Простите, оу Ниидшаа, — прервала адмирала Одивия. — Но, собственно говоря, при чем тут я? Я ведь даже не из благородного сословия.

— Вот только не надо прибедняться, сударыня, — усмехнулся адмирал. — Срединное море — это очень маленькая деревня, и слухи тут разносятся стремительней, чем ядро вылетает из пушки. Поверьте мне на слово: про вас уже ходят такие слухи, что, даже приди вы в совет, на котором будут заседать все местные князья, короли и падишахи, они заткнутся, чтобы выслушать ваш голос! И это если не обращать внимания на то, что вас называют невестой мооскаавского сатрапа (кстати, мои поздравления, сударыня). Одно только участие в поисках кладов уже прославило ваше имя. К тому же по всему берегу говорят, что, когда дурачок из Оээруу попытался на вас напасть, вы просто прогнали его, как проворовавшегося лакея, и фактически взяли город себе, немедленно начав строить там большой порт. Во всех кабаках рассказывают, как вы сказочно богаты, да и имя Ваксай на берегах этого моря еще многие помнят. Женщина, которая строит порты и владеет городами, имеет собственный флот и крутит монархами как хочет… Такая слава не спрячется за «неблагородным званием». Да и, скажу вам по секрету, на одном из советов, где самые могущественные люди Тооредаана обсуждают дела королевства и мира, уже поднимался вопрос о том, что стоило бы исправить этот ваш сословный недостаток. Одна проблема. — Адмирал лукаво улыбнулся. — Были бы вы мужчиной, это можно было бы сделать очень просто. Но для девицы или женщины… Для этого пришлось бы возвести в благородное звание либо вашего отца, либо мужа, либо еще какого-нибудь достаточно близкого родственника. А таковых у вас, насколько мне известно, не имеется.

— Ну да, — недовольно буркнула Одивия. — За мои заслуги конечно же надо сделать благородным какого-то мужчину, только чтобы и на меня пала тень его величия…

— Увы, сударыня, — снова с улыбкой развел руками адмирал. — Оу, как известно, означает «воин-всадник». Я слышал, вы сносно владеете шпагой, но тяжелое кавалерийское копье стянет вас с дамского седла, даже если вы и сможете его поднять.

— Ладно, оставим этот разговор до более подходящего времени, — поспешил сменить тему Готор, заметив, как нахмурилась Одивия, готовясь к очередному сражению за свою самодостаточность. — Что еще пишет Риишлее? Что там с этим правителем, как его там — Суувасиаком? Я так понимаю, он довольно молод? А как насчет остального — умный или дурак, правит сам или за его спиной стоит кучка советников-регентов, честолюбив или тихоня, чем вообще интересуется в жизни помимо власти?

— Увы, Готор, но я могу ответить лишь на часть твоих вопросов. Да, молод, двадцать шесть лет. Он действительно окончил университет, причем профессора его хвалили. Однако насколько эти похвалы были искренними, можно только догадываться. Еще Риишлее пишет, что по традиции двор Аэрооэо довольно закрытый и кто там принимает решения, узнать весьма непросто. За время своего трехлетнего правления Суувасиак дважды отправлял армию воевать с соседями, но двигала ли им его собственная воля или он лишь выполнял приказы тех же кредонцев, тоже можно только догадываться. Причем, судари и сударыня, догадываться придется именно вам! Вы — первое посольство Тооредаана в Аэрооэо за последние пятьдесят с лишним лет. Я, конечно, тоже буду с вами, однако, как я уже говорил, я — страшная сторона силы, вы — добрая. Я пугаю, вы очаровываете.

Но сначала, пришлось выдержать некое противостояние. Эскадра Тооредаана демонстративно стояла в дельте Аэрооэо, делая вид, что не замечает хозяев. А хозяева пялились на нее из-за стен береговых укреплений, тоже старательно «в упор не видя».

— Пусть первые пришлют переговорщиков, — с несколько самодовольной улыбкой пояснил адмирал. — Тот, кто начинает первым, обычно демонстрирует свою слабость.

— А если не пришлют? — чисто для углубления своих навыков дипломата поинтересовался Ренки.

— А куда они денутся? — опять усмехнулся оу Ниидшаа. — Мы-то знаем, зачем мы тут и чего добиваемся. А хозяевам это неизвестно, поэтому они явно нервничают. И пусть вас не обманывает высота стен этих фортов — на них почти нет пушек, способных навредить нашим кораблям. Зато наш залп вполне может разнести эти укрепления по камушкам. Они ведь строились еще во времена, когда вместо пушек использовали катапульты, а дрались мечами и копьями.

— Вообще-то, сударь, — не выдержав, влез в разговор почтеннейший Йоорг. — Последний раз эти форты перестраивали всего-то лет двести назад. А тогда уже, как вы знаете, огнестрельное оружие было в ходу. Хотя, конечно, те примитивные пушки, стреляющие каменными ядрами и картечью, едва ли можно даже сравнивать с современной артиллерией. Очень, знаете ли, печально, — внезапно пригорюнился профессор. — Говорят, для постройки этих стен аэрооэки использовали остатки камней, из которых был сложен Первый Храм и иные постройки древности.

— Да уж, — подхватила Одивия. — Лучше бы оставили все как было и брали бы с любопытных плату, как это делают в Старой Мооскаа. Кстати, почтеннейший Йоорг, а хоть что-то сохранилось от Первого Храма? Я бывала в Аэрооэо дважды, правда, еще совсем ребенком, но тогда как-то даже не задумывалась о его древней истории.

— Увы, сударыня, — печально вздохнул профессор. — Храм был разрушен еще в первом столетии. С тех пор прошло три тысячи лет. Теперь ученые мужи вынуждены спорить даже о точном месте, где он когда-то стоял, не говоря уж о том, как выглядел, сколько жрецов там было, и еще о многом-многом другом. Кстати, — внезапно встрепенулся профессор. — Благородный оу Готор, а вы не могли бы пролить какой-нибудь луч света на тьму этого невежества?

— Ха-ха! — Хохот адмирала оу Ниидшаа привел в чувство размечтавшегося ученого мужа. — Вот что, Готор, бывает с человеком, умудрившимся прослыть всезнайкой. Ты становишься настолько легендарной фигурой, что от тебя уже требуют сведений из баснословных времен. Хотя судя по тому, как ты умудряешься находить древние клады, я и сам склонен начать подозревать у тебя способность видеть не только сквозь землю, о чем болтают по всем берегам Срединного моря, но даже и сквозь время.

— Увы, видеть сквозь время я не способен, так же, как и сквозь землю, — улыбнулся адмиралу Готор, незаметно бросая укоризненный взгляд на профессора. — Однако припоминаю, что у моего народа сохранилась парочка описаний Первого Храма. Довольно смутных, надо сказать, и тем не менее… Но, к сожалению, сами понимаете, даже если я и поделюсь ими с вами, почтеннейший Йоорг, едва ли ваши коллеги примут мое голословное свидетельство за серьезный аргумент. Впрочем, конечно, я изложу все, что помню об этом, на бумаге, и отдам вам. Кстати, эта процессия не к нам ли направляется?

Действительно, из ворот одной из крепостей, что охраняли выход к реке, показалась довольно пестрая компания в богатых одеждах и проследовала к пристани. Послы разместились в лодках и направились в сторону тооредаанской эскадры.

На эскадре моментально были приняты соответствующие меры. Адмирал удалился в свою каюту, а на палубе был выставлен почетный караул из самых высоких и лихих на вид членов абордажной команды.

Гостей у трапа встретил капитан и, немножко помурыжив вопросами, препроводил в адмиральскую каюту, в которой и был разыгран первый акт дипломатического балета (определение Готора) с представлениями, заверениями, намеками и приглашениями. Неизвестно, насколько искренен был оу Ниидшаа, уверяя, что не любит дипломатию, однако все положенные процедуры он знал преотлично и лицом в грязь не ударил.

— Ну вот, друзья мои, — сказал великий адмирал после того как гости удалились. — Свои речи я уже отговорил. И теперь, если что, за меня будут говорить пушки моей эскадры. А ваша задача — сделать все возможное, чтобы это не понадобилось. Аэрооэо, конечно, не столь сильное царство, чтобы всерьез его опасаться, но война с ним все же станет досадной помехой нашим планам утвердиться на Срединном море. Да и вам, судари, коли вы и впрямь намерены продолжать свои поиски кладов на этой реке, очень даже не мешает заручиться поддержкой местного царька. Итак, до завтра!

Ответный визит во дворец падишаха Суувасиака был назначен на следующий день. А значит, будущим послам предстояла весьма хлопотная ночь. Надо было подобрать и привести в порядок свои лучшие костюмы, чтобы, с одной стороны, поразить блеском и великолепием, а с другой — не вызвать излишней зависти. Найти подарки, которые завоюют сердце правителя, было тоже крайне важным вопросом, заслуживающим особого обсуждения. Тут уже не отделаешься стандартным набором, который и так преподнесут Суувасиаку от имени короля. Дарить надо было что-то такое затейливое, многозначительное и учитывающее личные пристрастия и увлечения монарха, о которых по-прежнему ничего не было известно, дабы показать, насколько намечающиеся контакты важны для всех сторон.

Ренки в этом плане было проще всего. Еще при абордаже «Беспощадного», впоследствии переименованного в «Счастливый», ему досталась пара весьма дорогих колесцовых пистолетов, чрезвычайно богато инкрустированных золотом и драгоценными камнями, в столь же богато украшенном деревянном ларце. Зачем контр-адмирал оу Раавиинг приобрел этакую бесполезную роскошь, теперь, увы, можно было только догадываться. Для Ренки, выросшего в гордой нищете и прошедшего весьма жесткую школу армейской жизни, все эти излишества лишь снижали ценность в общем-то очень хорошего оружия. Так что пистолетами он никогда не пользовался, отложив их «для подарка». И вот этот момент настал. Вполне подходящая вещица, чтобы подарить ее монарху средней руки. Тут и драгоценности, и качество работы, и своя история — взятая в бою добыча ценна втройне. И некий намек на то, что оружие кредонцев отныне стало добычей победителей, наверняка заставит падишаха задуматься.

Одивия Ваксай достала из своих запасов какую-то толстенную золотую цепь с камнями весьма тонкой и изящной работы.

— Ничего особенного, — пожала она плечами на вопрос об истории происхождения цепи. — Купила еще в Западной Мооскаа, специально для подарков таким вот царькам. Однако уверяю вас, судари: это не какое-то там барахло, а настоящее золото и камни, и очень дорогие, я вам скажу! Если этот правитель ценит практические выгоды — ему понравятся вес и цена. Если он неравнодушен к изящному — сами видите, как проработано каждое звено цепи. А если ему нужен какой-то там символизм… Эта цепь символизирует новое богатство нашего королевства. Ведь золото, кажется, привезено из Орегаара.

— Я сначала хотел было подарить ему один из древних образцов узелкового письма, — нехотя вступил в беседу почтеннейший Йоорг. — У меня, знаете ли, есть крохотная дощечка с несколькими выжженными знаками — часть какого-то ящичка или сундучка. Но потом подумал, что, может быть, этот мальчишка даже и не способен оценить уникальность подобного подарка, и потому решил преподнести ему три своих труда с дарственной надписью автора, то есть моей. Все мои трактаты так или иначе затрагивают Аэрооэо и ту древнюю культуру, что когда-то процветала на берегах этой реки. Если он и впрямь учился в университете, то, наверное, сможет угадать по этому подарку, что я искренне интересуюсь его страной и людьми, ее населяющими. Всякому приятно знать, что он интересен другим…

— Оружие, драгоценности, книги… — задумчиво пробормотал Готор, заметив скрестившиеся на нем взгляды остальных. — Очень разумно. По тому, чем он заинтересуется больше, мы сможем угадать его пристрастия. Признаться, я тоже хотел всучить ему что-нибудь из наших трофеев. Есть у меня парочка подходящих сабель, но теперь… Подарю-ка я ему особый штурманский набор. Тут в одной коробке и компас, и секстант, и астролябия, и набор инструментов для вычисления и прокладывания маршрута. А также подзорная труба, а в крышку коробки еще и абак вмонтирован, чтобы легче было производить расчеты. Признаюсь, заказывал в Фааркооне для себя, хотел посчитать кое-что. Но наши подлизы-купцы подсуетились, доплатили ремесленникам, и те сделали мне его в таком исполнении, что… — Готор не стал продолжать, а только махнул рукой. — Короче, для подарка, думаю, будет в самый раз.

Увы, но по древней традиции падишах Аэрооэо предстал перед послами Тооредаана в виде этакого бесстрастного, завернутого в золотую парчу и инкрустированного драгоценными каменьями истуканчика, на лице которого нельзя было заметить и следа каких-либо эмоций. Даже глаза не скосил на подарки. А разговаривал с чужаками он исключительно через специального глашатая, отделавшись лишь общими неопределенными фразами о «предпочтении хороших взаимовыгодных отношений войне», столь же пышными и цветистыми, сколь и ничего не значащими. После чего послов вежливо выпроводили из дворца.

— Хм… — выйдя из огромных, украшенных изображениями верблюдов ворот, заметил адмирал Ниидшаа, также сошедший на берег, чтобы официально представиться владетелю. — Прием был какой-то… Вроде бы и разносить из пушек этот милый городишко не за что, но почему-то очень хочется.

— А мне кажется, мы с самого начала начали не с того, — заметила в ответ Одивия. — Мой отец всегда учил меня: «Прежде чем лезть на чужой двор, сперва найди там союзника».

— И где же нам искать этого союзника? — демонстративно оглядываясь по сторонам, поинтересовался Ренки.

— Надо идти к купцам, — ухмыльнувшись, ответила Одивия. — Как я вам уже говорила, у Дома Ваксай в Аэрооэо есть связи. И пусть сейчас они несколько заморожены, думаю, никто не откажется возобновить старую дружбу, коли это обещает принести барыши.

— Ну что же… — пожал плечами Готор. — Вполне разумное предложение. Ведите нас. Пойдем искать полезных союзников.

В одном Готор ошибся. Пришлось не идти, а плыть, поскольку деловая часть Аэрооэо располагалась на другом берегу реки. После того как адмирал отбыл на эскадру, уведя с собой и почетный караул, с компанией дипломатов остались только Гаарз и Йоовик, так что достаточно было нанять лишь одну большую лодку из тех, что в великом множестве были пришвартованы вдоль реки. Кажется, еще больше лодок сновало, перевозя пассажиров и товары, а то и просто болтаясь посреди реки с неведомыми целями. Сначала пришлось спуститься примерно на полверсты, потом войти в какой-то грязноватый и вонючий проток, чуть ли не через каждые десять шагов перекрытый очередным мостиком, и наконец…

— Извольте, эфенди. Базарная площадь, или площадь Глиняных Горшков, — известил «кормчий» их посудины, довольно скалясь и протягиваю руку за платой.

— Когда я тут была последний раз, — сказала Одивия, обращаясь к лодочнику и кладя ему в растопыренную горсть несколько монеток, среди которых мелькнула даже одна серебряная, — то и сама ростом была даже ниже горшка с маслом. Не подскажешь ли, голубчик, где тут посудные ряды?

— Это вам, щедрая госпожа, вон туда, — ткнул лодочник куда-то в центр площади. — А от помоста Глашатаев аккурат налево сверните, там почти сразу посудой-то и торгуют.

— Спасибо, голубчик. И если будут спрашивать, не говори, куда мы пошли. Ладно? — Одивия подмигнула, и в услужливо протянутую руку лодочника легла еще одна серебряная монетка.

— И куда мы идем? — недовольно поинтересовался Ренки. — Этот же сказал: «Налево», — а мы, если вы, Одивия, не поняли, почему-то пошли направо. Если вы забыли, правая рука та, что обычно держит шпагу, а левая…

— Без разницы, в какой руке вы будете держать шпагу, если голова пустая, — не менее язвительно ответила Одивия. — Неужели вы, сударь, и правда думаете, что этот прощелыга будет молчать? Да он уже, уверена, нашел не менее двух-трех покупателей на свою информацию.

— Вы полагаете, местная Тайная служба?.. — начал было Готор.

— Я опасаюсь не столько их, сколько кредонских купцов, — ответила ему Одивия. — Вы же сами слышали, что их позиции все еще очень сильны в Аэрооэо. Едва ли их обрадовало наше появление тут. И я более чем уверена, что кредонцы не отступят ни перед чем, чтобы нам навредить. Вплоть до убийства!

— Вполне возможно, — задумчиво прокомментировал это Готор. — Однако тогда почему вы этого не сказали раньше, когда мы отпускали охрану?

— Взвод солдат скорее навредил бы, чем помог, — отмахнулась Одивия. — Уж точно, разговаривать с нужными людьми стало бы намного сложнее. Кстати, вот мы и пришли!

— Хм… И что это?

— Масленичные ряды. А вот те самые горшки с маслом, которые так запомнились мне, когда я была тут в последний раз. Когда я бродила между ними, мне казалось, что я попала в какой-то лес… А этот запах — чувствуете? Скажу честно, дорогу я тогда не запомнила, так что сейчас шла по запаху. В Аэрооэо, должна я вам сказать, судари, крупнейший рынок масла на всем южном берегу Срединного моря. Теперь нам надо найти… Почтенный, не подскажете ли, где находится лавка купца Зоткааса? — обратилась Одивия к одному из торговцев.

— Да-да, я узнаю черты представителей благородного рода Ваксай в вашем лице, — радостно залопотал Зоткаас, когда, войдя в лавку, Одивия представилась и представила своих спутников. — Последний раз, прекрасная Одивия, когда вы посещали мою лавку, вы были сущей крохой… Наверное, даже и не помните, как это было…

— Напротив, почтеннейший Зоткаас, — с улыбкой ответила Одивия. — Я до сих пор с удовольствием вспоминаю лепешки, которыми вы меня угощали.

— Хе-хе… Увы, но пекарь Ассиаак, который их готовил, уже не с нами… И кстати, примите мои соболезнования по случаю кончины вашего отца. Великий был человек!

— Спасибо, почтеннейший Зоткаас. Едва появиласьтакая возможность, я поспешила продолжить его дело и возобновить старые связи нашего Дома. Однако в Аэрооэо мне, кажется, придется столкнуться с определенными трудностями. Не поведаете ли мне и моим друзьям, что творится в вашем городе?

— Конечно. Но давайте пройдем во внутренние покои, ибо с моей стороны крайне невежливо принимать столь высоких гостей среди всей этой суеты. — Зоткаас обвел рукой пустую лавку и заговорщицки подмигнул, отходя к задней стене и отодвигая толстую занавеску.

Если внешне его лавка мало чем отличалась от всех других подобных заведений средней руки — полутемная, с плохо отштукатуренными кирпичными стенами и заставленная горшками с образцами товара, то внутренние покои были отделаны намного богаче и изящнее. Чувствовалось, что, несмотря на потертый халат и несколько унылое выражение лица Зоткааса, дела купца шли очень даже неплохо и торговля маслом приносила изрядную прибыль.

Откуда ни возьмись появились слуги и быстро накрыли на стол. Судя по выучке и слаженности движений, это было для них делом привычным.

— Моя лавка — лишь дань традиции, — усмехнувшись, пояснил купец, заметив некоторую растерянность на лицах своих гостей. — По нашим законам боги знают какой давности, не имея лавки на этой площади, я не могу торговать маслом. Так что приходится сидеть и делать вид, что я отпускаю свой товар кувшинчиками да плошками, в то время как все знают, что торгую я целыми кораблями масла и веду переговоры с серьезными купцами именно тут. В молодости меня это раздражало, но теперь я даже нахожу особое удовольствие, торгуясь с какой-нибудь женой ремесленника из-за пары грошей за малый кувшинчик масла. Впрочем, господа, мне ли хвалиться перед вами своими жалкими прибылями? Я, знаете ли, благородная Одивия, давно уже слежу за вашими успехами и успехами ваших друзей, так что могу лишь почтительно склонить голову, когда такие люди оказывают честь моему жилищу, переступая его порог. Кажется, вы снова готовы занять подобающее вашему роду место рядом с королями и правителями Старой Империи?

— Не все столь радужно, как говорят, — вежливо отмахнулась Одивия. — Однако не стану скрывать, мое посещение Аэрооэо совмещено с выполнением долга перед королем Тооредаана, чьей смиренной подданной я являюсь. И пока, вынуждена признать, в качестве дипломатов мы тут не слишком-то преуспели. Долгое время ваш прекрасный город был закрыт от Тооредаана, и нам мало что известно о делах, что здесь происходят, и о весомых фигурах, которые бы могли повлиять на решение падишаха.

— Понимаю, о чем вы… — задумчиво сказал Зоткаас. — Что ж… Наш город уже долгое время барахтается в паутине, сплетенной торговыми компаниями республики. Кредонцы заграбастали в свои жадные ручонки все сколько-нибудь стоящие дела, как обычно, не слишком-то стесняясь в выборе средств. И я более чем уверен, что они и дальше мечтают держать Аэрооэо за глотку, разве что сейчас им приходится вести себя чуть менее нагло, не полагаясь на военную силу. Наш молодой падишах — темная личность. На словах он выражает Кредону свою любовь и полную поддержку, но что таится у него в душе — об этом можно только догадываться. Я, как и многие другие, хочу верить, что в нем еще живет былой дух великих правителей этого города, который позволял им не сгибаться перед любым захватчиком. Но увы, денег на это я поставлю не больше десятка медяшек. Потому что даже если это и так, по нашей старой традиции, без своих придворных, которые должны демонстрировать ему внешнее раболепие, он слаб, словно ребенок. Даже говорить напрямую с подданными и гостями без специального глашатая не может. А его советники вокруг трона давно уже куплены разными торговыми компаниями Кредона. Как и все торговые предприятия, эти компании, конечно, конкурируют друг с другом, однако если кто-то пришлый угрожает их интересам, они немедленно объединяются и уничтожают чужака. Причем подчас буквально. Так что я рекомендую и вам, друзья мои, внимательно оглядываться по сторонам и питаться в безопасных, проверенных местах. Лучше всего — на ваших же кораблях. Да и в этом случае они могут попытаться подкупить кого-нибудь, чтобы отравить вашу пищу. Однако, возможно, вы сумеете сыграть на этих противоречиях между компаниями и придворными, которых они подкупили. Я, пожалуй, составлю для вас подробный список, указав, к какой сфере деятельности какая компания проявляет наибольший интерес. Эскадра, что стоит сейчас в нашей гавани, довольно ясно дает понять, что вы представляете собой силу, это немалый плюс. Однако плющ-убийца не пытается побороть дуб. Он опутывает его своими стеблями, пока не убьет. Так же попытаются поступить и с вами. Еще я вам составлю список ближайших царедворцев нашего падишаха с известными мне сведениями об их жизни и характере, а также догадками, кем именно куплены эти люди. Однако, пожалуй, особое внимание вам стоит обратить на первого визиря Рииксаа, этот человек давно уже держит в своих лапах все ниточки паутины дворцовой жизни. Купцы вроде меня будут, скорее всего, за вас. Но… Еще при деде нынешнего падишаха мы попытались было объединиться против Кредона. В результате самых громогласных просто вырезали, а остальных запугали так, что теперь мы сидим по своим норкам и даже пискнуть боимся. Еще есть жрецы. По нашей древней традиции, они тут тоже немалая сила. Но жрецы всегда себе на уме. Кредонцы их особо не трогают. И мне даже в голову не приходит, чем именно вы можете привлечь их на свою сторону. Что еще я вам могу посоветовать? Никому не доверяйте, ибо аэрооэки известны своей продажностью. Я, кстати, не исключение, но я верю, что выступаю на сильной стороне, к тому же надеюсь на хорошие контракты. Когда мы вели дело с вашим отцом, Одивия, это приносило мне немалый доход.

— Итак, подведем итоги, — предложил Готор вечером следующего дня. — Начну, пожалуй, с рассказа о наших с почтеннейшим Йооргом достижениях. Как и было уговорено, мы пошли в главный храм. Естественно, исключительно для того, чтобы поговорить о древних временах Аэрооэо, которыми мы так интересуемся.

— В кои-то веки что-то нормальное, — пробурчал профессор. — Эти ваши интриги и прочая дипломатия… Признаться, я бы предпочел прочитать об этом в каком-нибудь научном трактате, изданном хотя бы спустя пару-тройку веков. Наблюдать все это вживую слишком утомительно!

— Не ворчите, профессор, — улыбнулся Готор. — Ваш сегодняшний вклад в наше дело был в высшей степени весомым. И можете не сомневаться, при разговоре с королем или даже с самим благородным оу Ваариигом Сиином — попечителем всех учебных заведений, я не премину это отметить!

— Не так уж сильно меня и волнуют подобные вещи, — ответил профессор, тем не менее расплываясь в чрезвычайно довольной улыбке. — Просто сегодня я действительно не только узнал много нового, но и своими глазами сумел увидеть то, что раньше изучал лишь по книгам.

— Вот-вот… С парочкой очень важных жрецов мы сошлись на почве знания древних языков и письменности. И скажу честно: едва ли бы я смог добиться хотя бы малой толики того внимания, что смог заполучить почтеннейший Йоорг. Оказывается, его имя тут весьма известно!

— Не так уж много людей нынче изучают культуру и обычаи Первого Храма, — пояснил профессор, невольно надуваясь от гордости. — Потому-то даже мой скромный вклад в изучение древних текстов был оценен местными жрецами весьма высоко. Хотя мы и поспорили о некоторых особенностях написания знаков и толкования смыслов.

— Хм… — влез в разговор Ренки. — А разве они все еще верят в то же, что и тогда? Ну, когда писали узелковым письмом?

— Их религия, конечно, сильно изменилась, — переходя на лекторский тон, начал профессор. — Однако я ведь уже, кажется, имел удовольствие сообщить, что в основе ее лежит почитание божественного Икаоитииоо, что бы там ни говорил оу Готор.

— А что он говорит? — немедленно заинтересовалась Одивия.

— У нашего благородного оу Готора, — язвительно скривив губы, ответил профессор. — Появилась странная привычка записывать всех необычных персонажей нашей истории и даже наши божества в пришельцев из других миров. Будто сами мы ни на что не годны, а наш мир — это какая-то свалка popadancev, которые могут, появившись, вбить в голову дурачкам-туземцам хоть малую толику мозгов.

— Я лишь высказал предположение, — защищаясь, начал было Готор. — Потому что, на мой взгляд, подвиги божественного Икаоитииоо отнюдь не всегда вписываются в рамки деятельности обычного божества. Иногда, как мне кажется, он действует как типичный popadanec.

— Ну это ты, Готор, и впрямь… — с осуждением заметил Ренки. — Все-таки думай, о ком говоришь! Одно дело — твой Манаун’дак, который почти божество. И совсем другое…

— Ладно, — примирительно поднял руки Готор. — Осознал, каюсь, больше так не буду!

— А в остальном, — как ни в чем не бывало продолжил почтеннейший Йоорг, — религии Аэрооэо развивались по принятым в Старой Империи стандартам, хотя и с местной спецификой, что, впрочем, является делом обычным. Оилиои, к примеру, тут почти не почитают. А Манаун’дака окончательно записали в злые божества, хотя и весьма сильные и опасные. Так что и ему тут молятся и приносят жертвы, подчас даже более обильные, чем божествам добрым. Чисто на всякий случай, чтобы не вредил. Ну и конечно, в культе Героев у них тоже свои предпочтения. Императоров тут, кажется, не очень почитают, а вот своих собственных царьков… Хотя это естественно.

— В общем, это долгий разговор, — заключил Готор. — Самое главное, что мы получили приглашение еще раз посетить храм, и, судя по многозначительным физиономиям жрецов, возможно, там нам предстоит встреча с весьма нерядовыми людьми. А как у вас дела?

— Я восстанавливала связи с купцами, — пожала плечами Одивия. — А благородный оу Дарээка следил, чтобы меня не украли. Опять. Впрочем, тоже должна отметить его немалый вклад… Кажется, даже одна только его внешность внушает немалое почтение местным жителям. Светловолосый великан… Страх и уважение к таким людям заложено в аэрооэков еще со времен Старой Империи. А уж его расшитый золотом мундир и то особо свирепое выражение лица, когда он пытается скрыть зевоту… Если имя Ваксай и приоткрывает кое-какие двери, то один вид оу Дарээка выносит их, словно бортовой залп. Не надо делать такое лицо, сударь, я правда вас хвалю!

— Прозвучало как-то не очень убедительно.

— Ну уж извините. Однако я и впрямь вынуждена отдать вам должное, вы прекрасно представляете собой силу. И если бы не ваше присутствие, думаю, многие из купцов, что были сегодня с нами так любезны, меня бы даже на порог не пустили. Слишком уж тут боятся кредонцев. Однако при виде вас у купцов есть законное оправдание — попробуй откажи такому в гостеприимстве!

— И что из всего этого вышло? — поинтересовался Готор, с улыбкой наблюдавший за этой небольшой перепалкой.

— Пока, увы, не так уж и много, — пожала плечами Одивия. — Никто не стал при первой же встрече набиваться к нам в друзья и записываться в соратники по борьбе с Кредоном. Однако мы показали себя и проверили кое-какую информацию из списков Зоткааса. А самое главное — получили несколько приглашений на празднование Первого дня посева, тут это один из главных праздников года. Богатеи, чиновники и царедворцы ходят друг к другу в гости, обмениваются подарками и угощениями. Я ясно дала понять своим собеседникам, что хочу свести знакомства с определенным кругом людей, к нашей взаимной выгоде. Среди купеческого сословия это дело обычное — чиновников надо подмазывать, но «маслица» от незнакомого человека они могут и не принять. Так что милый обычай обмениваться подарками на праздник тут очень помогает.

— Прекрасно! И когда состоится этот праздник?

— Как только закончится паводок. То есть где-то через неделю-две. Вы что-то хотите добавить, сударь?

— Все это, конечно, хорошо, — заметил Ренки. — Но как-то уж очень долго. Мы целый год можем окапывать эту крепость, а нам еще клад искать, да и дома нас явно заждались. Не дело это — так надолго покидать свои земли.

— Пожалуй, тут я с тобой соглашусь, — задумчиво сказал Готор. — Но что ты предлагаешь?

— Проверенная фехтовальная тактика, — ответил Ренки. — Если враг слишком быстро бегает от тебя — убеди его бежать за тобой, и пусть сам натыкается на твою шпагу. Надо всколыхнуть это болото, сделать что-нибудь безумное.

— А что там эти послы Тооредаана? — спросил Суувасиак своего первого советника Рииксаа, после того как тот завершил ежедневный доклад.

— Бегают по купцам да по жрецам, — усмехнулся тот. — Не стоит беспокоиться. Мы сможем держать их на должном расстоянии от дворца.

— А стоит ли это делать? — поинтересовался падишах. — Может, и правда стоит с ними поговорить?

— Мы же это уже обсуждали с вами, ваше величество, — демонстративно скрывая печальный вздох, ответил советник. — Надо смотреть дальше собственного носа. Республике нанесли поражение. Однако я наводил справки («У собственного кошелька», — мысленно добавил Рииксаа) — это лишь временное явление. Скоро Кредон наберется сил и сможет вернуть свои позиции в мире. И вот тогда, боюсь, республике сильно не понравятся наши заигрывания с этими западными выскочками. А так мы всегда можем сказать, что, дескать, не могли не принять тех, кто приплыл такой эскадрой. Однако приняли их холодно и никаких договоров не заключали.

— А что ты скажешь о слухах, которые про них ходят?

— Какие слухи? — всполошился Рииксаа, мысленно проклиная чьи-то болтливые языки, но, заметив многозначительный взгляд Суувасиака, поспешно добавил: — Это о том, что они якобы приплыли искать сокровища? Будто бы целые груды золота закопаны где-то вверх по Аэрооэо и только они знают где? Это не более чем сказки!

— Однако эта странная компания, кажется, доказала, что умеет превращать сказки в быль. Сатрап Мооскаа поверил в эти сказки, и в результате, по слухам, целый флот отправился с юга на север с трюмами, набитыми золотыми слитками. А ты ведь сам все время жалуешься, что моя казна пуста и потому мы не можем себе позволить ничего «сверх меры».

— Это все болтовня черни на базаре…

— Об этом мне сообщили верховный жрец, глава купеческой гильдии и полковник Особой стражи. Ты их называешь чернью? Это правда, что тооредаанцы наняли лодки, чтобы плыть вверх по реке?

— Да, — вынужден был подтвердить Рииксаа. — Я что-то слышал об этом.

— Я хочу увидеться с ними. Пошли им приглашение на малый прием.

От большого приема малый отличался некоторой свободой нравов. То есть тут падишах, сидевший на троне с неподвижным лицом, изображая божество, мог и запросто поговорить с кем-нибудь из приглашенных гостей. Правда, при этом все равно приходилось сидеть на троне и изображать из себя божество. А советники, слуги и гвардейцы вокруг, как бы это мягче сказать, не способствовали созданию дружеской доверительной атмосферы. Но увы, это было все, что мог позволить себе представитель древней монархии в отношении чужаков, не нарушая традиции.

Пожалуй, сейчас для Аэрооэо наступили не лучшие времена. Однако зал блистал золотом, струились шелка, сверкали каменья, словно бы всей этой пышностью аэрооэки пытались возместить недостаток силы и влияния. Тооредаанские послы были одеты весьма богато, однако на фоне великолепия дворца и роскошных нарядов придворных смотрелись почти серенькими мышками. Впрочем, при любом дворе внимание монарха — наилучшее из украшений.

— Почтеннейший профессор Йоорг. — Падишах Аэрооэо начал почему-то именно с него. — Я весьма благодарен вам за подаренные книги. Хотя, должен признаться, они и так есть в моей библиотеке, но ваша дарственная надпись на обложке делает их поистине бесценными. Приятно сознавать, что еще хоть кто-то в мире интересуется древним величием моей страны. Увы, признаюсь вам, что я и сам узнал об этом величии больше из ваших и подобных вашим трудов ученых мужей, чаще всего живущих на другом конце мира.

— Спасибо, ваше величество, — ответил расплывшийся от похвалы профессор. — Мне кажется, что мир еще обратит внимание на древнюю культуру Аэрооэо и Первого Храма. И мне хочется верить, что это произойдет в самое ближайшее время.

— Пусть боги услышат ваши пожелания и сделают так! — торжественно заявил падишах Аэрооэо, однако в глазах его мелькнул этакий ироничный огонек. — Сударыня, мне странно видеть женщину в роли дипломата. — Обозначив губами улыбку, Суувасиак соблаговолил заметить Одивию Ваксай. — Хотя интриги и болтовня, из которых на девять десятых состоит профессия дипломата, являются также и горячей страстью женской натуры, но все же мало кто из правителей официально отважится доверить женщине ведение дел своего государства.

— Я, ваше величество, — вежливо склонив голову, ответила Одивия, — не столько дипломат, сколько купец, сопровождающий посольство. Полномочиями разговаривать от имени короля Тооредаана наделены мои спутники — оу Готор Готор и оу Ренки Дарээка.

— Однако я слышал другое, — возразил ей Суувасиак. — Мои советники мне доложили, что вы имеете немалое влияние даже на сатрапа Ваасю Седьмого. Будто бы он делает все, что вы ему укажете.

— Правитель сатрапии и правда оказал мне честь, позволив называться его другом, — несколько раздраженно ответила Одивия, которой все эти намеки уже успели изрядно надоесть. Видимо, по этой же причине она позволила себе небольшую колкость: — Но едва ли кто-то вообще имеет право указывать настоящему монарху, как тот должен поступать. Тем более — подданная иной страны. Возможно, Ваася Седьмой и выслушал благосклонно пару моих советов, но решения он принимает исключительно сам, исходя из понимания выгод своего государства.

— Возможно, мне тоже стоит назначить кого-то из женщин на схожий пост, — позволив себе куда более широкую улыбку, заявил Суувасиак и даже, кажется, подмигнул Одивии. — Вы сейчас очень изящно намекнули, что решения в моей стране принимают некие иностранцы. Из уст красивой женщины это прозвучало вдвойне обидно. И в то же время я не стану выказывать свой гнев. Итак, оу Готор и оу Дарээка, по городу ходят слухи, что вы намерены отыскать в моих землях груды сокровищ. Так ли это?

— Едва ли можно верить слухам, — расплывшись в самой обаятельной из своего арсенала улыбке, ответил Готор. — У нас, конечно, были определенные планы. Раз уж судьба подарила нам радость посетить древнейший из городов мира (по крайней мере, именно так утверждает наш почтеннейший Йоорг), то мы хотели провести определенные изыскания на этих землях. Но, во-первых, заняться чем-то подобным мы можем только после того, как поставленная перед нами нашим королем цель будет достигнута. А во-вторых, мы не ищем клады в общепринятом смысле этого слова. Мы с оу Дарээка, скорее, ученые-любители, а не какие-то там золотокопатели, и это я еще молчу о таком светоче науки, как почтеннейший Йоорг. Наша цель — посредством поиска древних вещей расширить горизонты знания, а не нажить сказочное состояние. Уж поверьте, трудясь на ниве торговли и строительства, наша уважаемая Одивия Ваксай заработала куда больше богатств, нежели мы все вместе на поиске сокровищ. Этот путь слишком затратен и зыбок, чтобы всерьез надеяться поправить с его помощью свое финансовое состояние.

— Однако для сатрапа вы сокровища отыскали?

— И опять же это лишь досужие сплетни. В кладе, найденном нами в окрестностях Старой Мооскаа, не было ни крупицы золота, лишь изделия из бронзы. А в Инбаакии оказалось гораздо меньше золота, чем свидетельствует молва.

— Однако оно там было?

— С точки зрения arheologii — именно так мы решили назвать науку, изучающую древности, — это скорее неудача. Мы, конечно, смогли подтвердить древнюю легенду о сокровищах Ваанююши, но это как купить книгу с чистыми страницами или даже хуже того. Ибо материалов для изучения жизни древних аиотееков у нас по-прежнему практические нет. Зато соблазненные блеском золота алчные копатели наверняка теперь погубят и то немногое, что осталось от древнего города.

— Да, очень огорчительная находка, — согласно кивнул Суувасиак, одарив при этом Готора весьма ироничным взглядом. — Только вот если вы собираетесь лишь «провести определенные изыскания», а не ищете нечто конкретное на моих землях, почему, нанимая лодки, сразу сказали, что хотите доплыть именно до Зубов Дракона? Почему бы, к примеру, не покопать на месте Первого Храма?

— Наиболее интересующие нас личности в истории — это знаменитый колдун Манаун’дак и его брат — великий вождь Лга’нхи. У нас есть достаточно веские основания считать, что их войско вверх по Аэрооэо доходило именно до Драконьих гор. Если нам как-то удастся это доказать… Вы, ваше величество, человек образованный и сами понимаете, какая это будет удача! А копать на месте Первого Храма… Не так-то это и просто. Даже если нам и удастся испросить на это ваше согласие как хозяина земель, придется еще договариваться и со жрецами, да и окрестные жители, опять же, могут возмутиться. Увы, мы пока не располагаем ни временем, ни средствами, а самое главное — достаточным авторитетом, чтобы пытаться проводить столь грандиозные изыскания.

— Приятно слышать, что вы все-таки собирались испросить у меня разрешение, — позволив себе скорчить этакую недоверчивую гримасу, изрек Суувасиак. — Хотя уже и договорились с лодочниками о поездке и даже начали подготавливать припасы.

— Как гласит древняя степная мудрость, надежда — самый быстрый скакун! — с еще большей почтительностью ответил Готор, мельком бросив взгляд в окно, из которого хорошо была видна гавань Аэрооэо со стоящей на рейде тооредаанской эскадрой. — Она бежит впереди наших возможностей и указывает им путь.

— Остается только пожелать, чтобы этот скакун не сломал ногу, — язвительно бросил падишах Аэрооэо, жестом показывая, что аудиенция закончена.

— Ну как, ваше величество, — склонившись в почтительном поклоне, поинтересовался советник Рииксаа, провожая своего монарха после малого приема. — Вы удовлетворили свое любопытство?

— И не поверил не единому слову этого оу Готора! — возмущенно рявкнул Суувасиак. — Какой скользкий тип! На каждый вопрос у него есть ответ. Да такой гладкий и удобный, что вроде и подкопаться не к чему. Но ты видел выражение лица этой орясины оу Дарээка? Все эти ухмылочки и еле сдерживаемый смех, особенно когда разговор зашел о золоте, которое якобы «скорее неудачная находка»?

— Да, в отличие от остальных, он не умеет сдерживать своих чувств, — кивнул Рииксаа. — Однако я слышал, что он весьма преуспел как солдат и полководец. А также что он весьма заинтересован в продолжении войны, ибо только на поле боя и способен блеснуть своими талантами. Мои знакомые в Торговом совете Кредона описывали этого оу Дарээка как весьма неприятного, ограниченного и жестокого типа. И, как вы сами могли убедиться, оказались полностью правы!

— Вообще — крайне раздражающая компания, — буркнул Суувасиак, глядя в окно, где на рейде по-прежнему маячила грозная эскадра чужих кораблей. — Будто бы специально подобрали, чтобы позлить меня. Ты заметил, этот Готор — типичный степняк-аиотеек, которые трижды захватывали и разоряли Аэрооэо. Оу Дарээка — имперец, словно сошедшей с древней росписи. Ему только гребня на голове не хватает, чтобы сойти за легендарного ирокеза. Да еще и осмелились притащить с собой девицу из рода Ваксай! А ведь когда-то, при смене Второй династии, представители этого рода являлись одними из тех, кто претендовал на мой трон, на том основании, что одна из их женщин была женой падишаха. Правда, это было почти тысячу лет назад, но стоит задуматься! Не удивлюсь также, если и род этого профессора как-то да отметился на берегах нашей реки, недаром у него такой «интерес» к нашей культуре!

— Да, складывается весьма неблагоприятная картина, — задумчиво высказался советник Рииксаа, и его чело пересекла морщина самого что ни на есть искреннего беспокойства. — Я вот даже подумал: а может, это действительно не случайно? Вдруг именно на это они и рассчитывали? Устроят ссору, а эскадра-то уже тут! Наша армия едва ли сможет оказать им серьезное сопротивление. Ну, по крайней мере, тут, в городе! Обстрел дворца, потом захват. Как я слышал, оу Дарээка и оу Готор именно на этом и специализировались в армии Тооредаана — на захвате крепостей. А дальше — законный падишах мертв (уж извините), а у них, какая удача, совершенно случайно при себе есть наследница, да не абы кто, а невеста самого сатрапа Мооскаа!

— Ты думаешь, эти слухи правдивы? Мне эта девица не показалась особо соблазнительной.

— А это уже не важно. Может быть, они только и ждут, что мы ее прихлопнем. Законный повод к войне!

— Не знаю… Как-то все это… Да нет, зачем такие сложности? У них и так достаточно сил, чтобы разделаться с нами. Хотя, конечно, проще, если есть наследник. Но будто бы и без того мало претендентов на мое место? Во всяком случае, нам придется быть очень осторожными с этой компанией. Прикажи Особой страже, чтобы внимательно присматривали за ними, и не дай боги, хоть волосок упадет с их проклятых голов. А мне, пожалуй, придется принять их еще раз, и уже куда более любезно. Можешь написать об этом своим знакомым в Торговом совете Кредона.

А тем временем лодка с послами Тооредаана неспешно плыла по огромной реке, возвращая важных гостей падишаха обратно на корабль. Как это обычно бывает в жарких странах, вечерние сумерки, когда испепеляющая жара сменяется относительной прохладой, были весьма оживленным временем суток. А так как река в Аэрооэо была чем-то вроде главной улицы города, то движение по ней было также весьма оживленным. Огромные баржи, доставляющие товары к морю, и крохотные лодочки, везущие своих хозяев домой после тяжелого трудового дня… Грузовые челны, спешащие пополнить городские лавки товарами, и прогулочные лодки аристократов и богатеев, вышедших в свет, чтобы похвастаться новыми нарядами своих жен и дочерей. Рыбаки, плывущие ставить сети на ночь, и харчевни на воде, где за пару медных монеток тебе мгновенно зажарят и подадут свежевыловленную рыбину на лепешке, залитой пряным соусом, или предложат отведать иные дары моря. Все это сновало и вертелось на воде, создавая безумный хаос. Однако правящий своим суденышком лодочник весьма успешно ориентировался в этом бедламе, ловко избегая столкновений и умудряясь сохранять правильное направление.

И тем непонятнее было, когда, уворачиваясь от очередного челна, сидящего в воде едва ли не по самые борта из-за груды перевозимого барахла, лодочник вместо того чтобы вывести свою посудину на середину реки несколькими сильными ударами весла подогнал ее к вдававшемуся в реку мостку.

— Э-э-э, любезный, — слегка насмешливо заметила Одивия. — Вы, кажется, ошиблись. Нам не сюда.

И в тот же миг чья-то могучая рука пригнула ее голову почти к самому дну лодки, а тяжелая туша навалилась сверху. Это было так возмутительно и неожиданно, что девушка почти не обратила внимания на грохот мушкетного залпа и свист пуль, пронесшихся над ее головой.

В следующую секунду тяжесть, придавившая ее ко дну лодки, исчезла, и Одивия успела проводить взглядом спину Ренки, одним прыжком взлетевшего на мостик и бросившегося по нему к небольшому сарайчику на берегу. А спустя пару мгновений в том же направлении потопал и Готор, предварительно сунув в руки Одивии рукоятку пистолета и что-то повелительно прокричав.

Еще не поняв, что именно приказал ей Готор, Одивия направила пистолет на забившегося куда-то под банку лодочника и только потом догадалась взвести курок. Сидеть пришлось спиной к берегу, не спуская глаз с противника, и потому о происходящих там событиях Одивия могла лишь догадываться по доносящимся звукам. Раздавшиеся из сарайчика истошные вопли и стоны свидетельствовали о том, что мирной беседой там и не пахло.

Ренки свирепствовал! «Причаливание» не туда мгновенно обострило все чувства, а ухо бывалого вояки уловило скрип взводимых курков и заставило тело реагировать. Это он прикрыл Одивию собой, краем глаза заметив, что Готор оказывает такую же «услугу» почтеннейшему Йооргу. Десяток бешеных скачков по мостику — и вот, ворвавшись в полутемное помещение, Ренки бьет эфесом своей шпаги стоявшего слишком близко к двери человека, потом прыжком перелетает куда-то далеко вперед, стремительно втыкает оружие в грудь стрелку, суматошно перезаряжающему мушкет, и рубит по лицу второго стрелка, пытавшегося дрожащими руками примкнуть штык к стволу своего мушкета. Еще один противник попробовал было использовать приклад своего оружия в качестве дубины. Но бравого тооредаанского героя уже не было на прежнем месте. Он опять, неуловимо для глаз противника, ушел в сторону, успев чиркнуть своего врага поперек живота.

Последний противник при виде столь быстрой и жестокой расправы бросился было бежать к дальнему концу сарая, где виднелась еще одна дверь, но Ренки догнал его в несколько прыжков, толчком поменял направление движения и размазал о стену с такой силой, что с крыши посыпалась солома. Быстро развернулся на шум. Это Готор успокоил первого, успевшего подняться на ноги, наемного убийцу, свалив его на землю и выкрутив руку.

— Этого тоже свяжи, — показал Готор на стекающего по стене разбойника. — А я погляжу на того, что визжит как резаная свинья. Эк ты его располосовал! Твоя шпага даже кости режет?

— Не знаю, — ответил Ренки, закончив «пеленать» свою добычу и подходя поближе, чтобы тщательнее изучить работу своего любимого клинка. — Думаешь, я ему и череп прорубил? Вроде только вскользь…

— Не знаю, — задумчиво ответил Готор и добавил почти шепотом: — Возможно, наш славный полковой лекарь оу Мавиинг и смог бы залечить эту рану, но по мне — он уже не жилец, хотя на всякий случай пока лучше не говори об этом. Тащи своего к двери, там света больше.

— Ну-с, граждане негодяи и разбойники, — грозно вопросил Готор, посадив оставшихся в живых противников в ряд вдоль стенки. — Кто желает первым сообщить мне имя человека, вас пославшего?

— Это не в традициях нашего общества, — ответил первый из противников, кажется уже успевший немного прийти в себя. — Но, если ты хочешь, наши братья могут заплатить тебе выкуп за наши жизни…

— Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик убивать, — посчитал Готор, попеременно указывая пальцем на сидящих перед ним разбойников и остановившись на том, у которого было перерублено лицо. После чего ударил раненого кинжалом прямо в сердце. — Повторяю вопрос: кто первым желает сдать нам имена заказчиков? Раз, два, три, четыре, пять, он нашел в лесу косу, хочет замочить лису. Вот такой смешной конец — крадется за лисой песец. Но от косы немного толка, если встретишь в лесу волка.

— Сударь, ваша милость! — заорал тот, на ком на этот раз остановился палец Готора. — Клянусь вам, мы этого все равно не знаем. Главным был у нас Живорез, вон он лежит мертвый. А наше дело было — только пальнуть, в кого он скажет, да денежки получить.

— Два, четыре, восемь, десять, может, лучше вас повесить? Если ты ничего не знаешь, то какой мне толк оставлять тебя в живых?

— Но… Лодочник! Ваша милость, лодочник, что вас привез. Он тоже с нами, Живорез говорил, что это его знакомец. И что он не так прост, как кажется… Спросите у него!

— Непростой, говоришь… Ренки, тащи его сюда, а то не уверен, что наша Одивия справится. И припугни его по дороге хорошенько.

Последние слова он договаривал в распахнутую настежь дверь, когда оу Дарээка уже несся огромными прыжками обратно по мостику. Ренки подлетел к лодке, схватил ее «капитана» за грудки и прошипел прямо в лицо, злобно скрежеща зубами:

— Я убью тебя, лодочник!

— Однако, судари, — слегка дрожащим голосом спросил почтеннейший Йоорг, несколько расстроенный всеми этими происшествиями. — Может, уместнее будет обратиться к здешним властям? А то мне кажется, что мы несколько…

Они как раз успели подняться на палубу «Счастливого» и теперь наблюдали, как матросы втаскивают на корабль пленных.

— В свое время мы к ним обязательно обратимся, — подпустив побольше успокаивающих интонаций в голос, ответил ему Готор. — Просто сейчас это время еще не настало.

— Тогда как вы собираетесь действовать? — спросила Одивия, выразительно посмотрев на дверь баковой надстройки, за которой скрылся оу Дарээка. Она пыталась казаться спокойной, но, судя по тому, что так и не выпустила пистолета из рук, также была сильно потрясена.

— Думаю, здесь, в трюме «Счастливого» для этих ребят найдется уютный уголок, — пояснил Готор профессору, кивая на пленников. — Посидят там, пока мы навестим уважаемого купца Риигда, что оказал нам такие знаки внимания и нанял этих мерзавцев. Полагаю, одного капральства Йоовика будет вполне достаточно, чтобы убедить его поговорить с нами.

— Но, сударь! — не выдержав, почти взвизгнул почтеннейший Йоорг. — Месть, конечно, дело благородное. Однако вспомните, что об этом говорилось в законах Старой Империи: «Еще более благородно доверить ее суду». Нам надо…

— Не беспокойтесь, почтеннейший Йоорг, — усмехнувшись, прервал его Готор. — Наш поступок будет еще более благороден. Фактически мы сейчас спасем жизнь тому, кто подослал к нам убийц, потому как что-то мне подсказывает, что за всем этим едва ли может стоять владелец скобяной лавки. Он лишь посредник, а в таких делах от посредников принято избавляться. А это значит, что нам надо поторопиться.

— Но все же, — достаточно властно остановила его Одивия, — в чем ваша цель? Узнать имя настоящего заказчика? Ну мы и так примерно догадываемся, кто это может быть.

— Если мы не распутаем эту цепочку сразу и своими силами, — понятливо кивнув, пояснил ей Готор, — местные, скорее всего, объявят это обычным разбойным нападением. А если у нас в руках будут и исполнители, и посредник, и заказчик… В таком случае падишаху и его прихвостням не удастся просто закрыть глаза на это происшествие. Покушение на послов иностранной державы — дело весьма серьезное. А значит, Суувасиаку придется прижать своих кредонских дружков. Я до сих пор так и не понял, насколько искренне он их поддерживает. Но, если они ему враги, это хороший повод нанести им удар. А если друзья, то придется друзьями пожертвовать. Потому как Кредон далеко, а наши пушки заглядывают в окна его спальни.

— Это разумно, — довольно кивнула Одивия. — Тогда, возможно, мне стоит известить о происшествии уважаемого Зоткааса?

— А чем нам может помочь этот купец? — удивился Ренки, выходя на палубу в сопровождении пары дюжин вооруженных до зубов фааркоонских егерей.

— Торговля маслом, — усмехнулась Одивия, — не так проста, как кажется. В общем, времени на долгие объяснения нет, поэтому просто скажу, что уважаемый Зоткаас держит в своих руках едва ли не треть всей контрабандой торговли, причем не только Аэрооэо, но и соседних городов. Так что его связи в среде «обществ» весьма широки.

— Что ж… В этом есть смысл, — задумчиво согласился Готор, с улыбкой глядя на выпученные от удивления глаза почтеннейшего Йоорга, несколько шокированного наличием подобных знакомых у достойной владелицы уважаемого Торгового дома. — Но, Одивия, сейчас на записки и посыльных полагаться не стоит. Время, конечно, уже позднее, и все же… Возьмите с собой надежную охрану из наших ребят и езжайте к купцу сами. Расскажите о создавшейся ситуации и спросите, какую помощь он нам сможет оказать и что надеется получить взамен.

Нанятый наугад в далекой от места базирования тооредаанской эскадры части города (дабы не нарваться на шпиона Особой стражи или кредонских компаний) проводник довольно быстро вывел «войско» тооредаанцев на небольшую торговую площадь и указал пальцем на одну из вывесок над входом в огромное трехэтажное здание. Помимо названия на вывеске также было написано, что нужная друзьям лавка находится в подвальном этаже здания.

— Тут может быть сколько угодно входов-выходов, — пробормотал Готор. — Понастроили supermarketov, понимаешь, домишко-то размером чуть меньше Kolizeja. Раз этак в десять, что тоже немало… Опять же… Как я понимаю, — обратился он к проводнику, — все это здание и лавки внутри принадлежат какой-то кредонской компании?

— Они и наших туда пускают торговать, эфенди, — охотно ответил гордый обладатель большущей и увесистой золотой тооредаанской короны, стоимость которой равнялась примерно его месячному заработку, мысленно вспоминая, как выглядела вторая такая монета, обещанная ему за «хорошую и молчаливую службу». — На третий этаж и в подвалы. Себе-то, ясное дело, лучшие места оставили.

— И охрана, наверное, есть?

— А как же без охраны? — подтвердил предположение аэрооэк. — Народишко-то, эфенди, сами знаете каковский. Только отвернешься — все сопрут!

— И не говорите, любезный. А сами-то вы там бывали? Знаете точно, как найти эту самую лавку?

— Дык кто же не бывал в Большом доме? — усмехнулся аэрооэк, глядя на заезжих дремучих провинциалов взором искушенного столичного жителя. — Там же написано: «По центральному проходу, справа». Только, эфенди, время-то позднее, хозяин наверняка давно уже дома сидит.

— У меня почему-то есть ощущение, что он все еще в лавке, — усмехнулся Готор. — Так нам сказал один его приятель… Проводите нас?

— Сдается мне, эфенди, что вы затеяли что-то нехорошее. Охрану на дверях вы, возможно, и перебьете, эвон вас сколько да все при оружии. Да ведь только они городскую стражу вызвать могут, а то и Особую стражу. Две монетки за такой риск, эфенди, маловато будет.

— Получишь еще две, — ответил Готор и обратился уже к Ренки и солдатам: — Значит, так, ребята. Наша сила — в скорости. Быстро заходим, добираемся до лавки. По пути на ключевых местах выставляем четверки охраны. Ренки, это на тебе. Мушкеты у всех заряжены? Если охранники начнут напирать, пускайте их вход без долгих размышлений. Штыки лучше пока отомкнуть, и вообще — в тесных коридорах лучше пользоваться пистолетами. Не расслабляйтесь: это, конечно, не вражеская крепость, но тоже серьезное укрепление со множеством коридорчиков, закутков и углов, из-за которых можно схлопотать пулю. Терять кого-нибудь из вас мне очень не хочется. Так что постарайтесь меня не расстраивать. Ну, пошли!

Столь наглого вторжения здесь явно никто не ожидал. Единственный охранник, расположившийся прямо за дверями, даже не успел отодрать задницу от пола, да так и застыл с лепешкой в одной руке и кувшинчиком вина в другой, глядя выпученными глазами на незваных гостей. Его быстро успокоили, слегка стукнув по голове и тщательно связав. Изрядный запас веревки, уже порезанной на подходящие куски, был взят еще со «Счастливого».

Дальше — мимо лавок первого этажа на лестницу вниз. Пробежка по коридору между двумя рядами вывесок и задернутых плотной рогожей прилавков. И вот — искомая цель. Лавка уважаемого купца Риигда.

Дверь оказалась закрыта изнутри. Но одного удара ногой хватило, чтобы вышибить слабую задвижку.

— Полагаю, уважаемый купец Риигд? — вежливо спросил Готор, входя в помещение вслед за сержантом Йоовиком и с насмешкой глядя на всполошившегося при виде нежданных гостей невысокого пожилого человека. — А я, знаете ли, решил к вам в гости зайти.

— Но-но…

— Понимаю, вы меня не ждали. Поскольку наняли каких-то мерзавцев слегка пострелять в меня и моих друзей из мушкетов. Многие бы сочли это вполне невинной шуткой, я, знаете ли, и сам — тот еще шутник. Но вот мой благородный друг оу Дарээка счел себя оскорбленным. Всего четыре человека и еще один лодочник-посредник. И стоило ли ради этого шпагу из ножен вынимать? В общем, он страшно обижен и жаждет крови.

— Очень много крови! — подтвердил Ренки, хватая тщедушного купца за шкирку и вздергивая его в воздух, как котенка.

— Теперь, уважаемый, только от вас зависит, чья это будет кровь, — укоризненно качая головой, заявил Готор.

— Но я… У меня…

— Понимаю, — кивнул Готор. — Семья, дети, наверное, внуки. Это довольно много крови. Но кровь эта, вы только не обижайтесь, не самого высокого качества. А вот кровь того, кто велел вам связаться с обществом убийц и сделать заказ, нас бы вполне удовлетворила, даже в куда меньших количествах.

— Эфенди, я не…

— Если вы так настаиваете, мы можем вывезти вашу семью из Аэрооэо. Оээруу — чудный городок на запад отсюда с весьма светлыми перспективами в торговле и грандиозными видами на будущее благоденствие. Регент тамошнего монарха — наш близкий знакомый, и мы можем замолвить за вас словечко. Конечно, при условии полного сотрудничества.

— Оу Зиингаат, уполномоченный представитель «Компании Южных морей»^[83], — выпалил уважаемый Риигд. — Он владелец этого здания. Он приказал мне связаться с кем-нибудь из общества убийц, поскольку в курсе, что мой троюродный брат состоит в обществе лодочников, а эти прохиндеи знают всех. Брат должен был подставить вас под пули, а потом прийти сюда и доложить об исполнении. Но, судя, по вашему визиту, он сдал меня, сволочь!

— И где живет этот оу Зиингаат? — вежливо покачав головой, как бы разделяя возмущение Риигда вероломством родственника, спросил Готор.

— На Острове-саде конечно же. Так что вам, эфенди, едва ли удастся до него добраться.

— Посмотрим-посмотрим… — задумчиво ответил на это Готор. Но тут со стороны входа раздался выстрел, и это как-то испортило задушевность беседы, заодно послужив напоминанием, что сейчас не самое подходящее время и место для подробных расспросов. — Йоовик, хватай этого, он пойдет с нами, — быстро распорядился Готор. — Ренки, надо узнать, что там происходит.

А происходило там то, что набравшиеся смелости охранники попытались поинтересоваться, кто же это оказался настолько дерзким, чтобы вести себя столь невежливо в стенах принадлежащего кредонским купцам Большого дома, бывшего в некотором роде визитной карточкой республики и предметом особой гордости кредонцев. Учитывая привилегированное положение кредонцев при падишахе, стражи купеческого добра искренне считали свою службу этакой синекурой и до последнего момента верили, что все это — лишь какое-то недоразумение, которое быстро разрешится, и, возможно, не без пользы для их карманов. Ведь если какая-то компания хороших людей немного перепила и вломилась туда, куда не следовало, зачем одним хорошим людям отдавать других хороших людей на расправу городской страже, коли можно решить все полюбовно?

На их счастье, первуючетверку фааркоонских егерей, которую они встретили, возглавлял солидный пожилой капрал, успевший навоеваться еще на Зарданском плоскогорье, а не молодой, жаждущий подвигов юнец. Поэтому он разрядил свой мушкет поверх голов вооруженных лишь палками охранников и вежливо, но настойчиво предложил им отбросить свои орудия труда куда-нибудь в сторону, а самим лечь на пол.

Вдохновленные грохотом выстрела и свистом пули над головой охранники сочли это предложение весьма разумным и подчинились со всей возможной поспешностью.

А дальше… Пока егеря связывали им руки за спиной, двери на улицу распахнулись и мушкеты тооредаанцев уставились на группу людей, явно тоже вознамерившихся посетить Большой дом в столь неурочный час. Ну да, слава богам, у капрала были крепкие нервы и еще довольно зоркие глаза. Даже в темноте он разглядел знакомое платье Одивии Ваксай, а потом и мундиры четырех охранников, стоявших за ее спиной.

Выскочившему примерно в этот момент из подвала Ренки хватило одного взгляда, чтобы оценить обстановку и отдать команду остальной своей армии.

— Не стоит стоять в дверях, привлекая внимание. Заходите, — приказал он. — Нет, спускаться не придется, мы тут уже закончили. Рад приветствовать вас, уважаемый Зоткаас, приятно, что вы лично соблаговолили почтить нас своим визитом.

— Ту кашу, которую вы заварили, эфенди… — Кажется, Зоткаас был не на шутку раздражен. — Как бы ее не пришлось расхлебывать именно нам! Вы-то уедете, а мы… Это ж надо догадаться — напасть на Большой дом!

— Если это вам настолько не по душе, — удивился Ренки, — то зачем же вы пришли?

— Я уже повязан с вами, эфенди. Или вы думаете, что о ваших визитах в мой дом еще не донесли куда надо? — Зоткаас бросил тоскливый взгляд в сторону лежащих чуть в стороне охранников, возможно, руки у них и были связаны, но уши-то им никто не затыкал. — Так, может, объясните мне, зачем вам понадобилось устраивать это безобразие?

— Хм… А разве Одивия вам это не объяснила? Впрочем, ладно. Говоря по-простому: мы хотим повязать падишаха кровью. Кровью кредонских купцов. Ага, вот и Готор. Кстати, сударь, а что вы знаете об Острове-саде?

— Это не совсем остров, — буркнул Зоткаас, кажется окончательно на что-то решившийся. — Помимо перешейка он связан с левым берегом Аэрооэо еще и тремя мостами. Когда-то там жили представители древних аристократических фамилий, но сейчас его полностью забрали себе кредонские купцы. Остров и правда сплошной сад. Лично я там никогда не бывал, но говорят, что это самое красивое место на свете, особенно во время цветения фруктовых деревьев. Когда цветы осыпаются, их лепестки ветром сносит в воду. У простых людей есть традиция вылавливать эти лепестки и хранить на домашних алтарях. Считается, что это приносит удачу и богатство. Но вы-то что намерены там делать?

— Подумываем взять штурмом, — весело ответил Готор, до этого лишь прислушивавшийся к беседе Ренки и купца.

— Это вам не Большой дом захватить, — покачал головой Зоткаас. — Богатые, а особенно очень богатые люди не очень-то любят, когда вокруг их домов шляется кто попало. Остров, конечно, сад… Но также и весьма прочная крепость.

— Мы брали крепости и посерьезней, — зло усмехнувшись, ответил на это Ренки.

— Возможно, нам это и не понадобится, — успокоил перепуганного купца Готор. — Однако подвести корабли поближе, раскрыть пушечные порты и потребовать выдачи преступника… Возможно, это убедит Суувасиака начать действовать самому.

— Хорошо бы, но… Ладно, судари, не знаю, как нашего падишаха, а меня вы кровью уже точно повязали. Чем я могу вам помочь?

— Небольшое народное волнение, — задумчиво сказал Готор. — Почему бы вам не пустить слух, что по приказу кредонцев были убиты послы Тооредаана, и теперь королевство-победитель, да еще и вместе с Мооскаавской сатрапией, будет мстить всему Аэрооэо? Возможно, гул толпы, выражающей свое негодование кредонцам, сможет подтолкнуть вашего правителя в правильном направлении.

— Ох, сударь, не знаете вы, что такое толпа в нашем городе. Начнут они с кредонцев, поймут, что до них не добраться, и пойдут громить лавки своих же купцов. А впрочем… Думаю, я смогу договориться с кем надо. Конечно, ночью это не так-то просто сделать, но распустить слухи наверняка получится.

Были еще предрассветные сумерки, когда грохот залпа, ворвавшийся сквозь широко распахнутые по случаю жары окна в опочивальню монарха, нарушил его сладкий сон. А стоило Суувасиаку открыть глаза, как в его покои немедленно ворвалась толпа придворных.

— Что там? — недовольно буркнул монарх, автоматически вытягивая руки, дабы придворные могли облачить его в домашний халат. — Откуда этот грохот?

— Ваше величество, — заплетающимся языком поспешил рапортовать советник Рииксаа. — Тооредаанская эскадра начала боевые действия!

— Но… — Суувасиак поспешно подбежал к окну. — Почему тогда молчит наша крепость? Да и вон, посмотрите сами, их корабли стоят на прежнем месте. Хотя… Подзорную трубу! Да, порты у них открыты, и пушки направлены на крепость… Но, кажется, никто не стреляет!

— Четыре корабля подошли к Острову-саду, — прояснил недоумение монарха полковник Осииак — начальник Особой стражи, уже довольно пожилой, но еще весьма крепкий вояка. — И взяли его в осаду. Требуют выдать им представителя «Компании Южных морей» оу Зиингаата. Якобы тот организовал покушение на тооредаанских послов.

— А что, было покушение? Я ведь, кажется, повелел…

— Простите, ваше величество, но покушение и правда состоялось, когда послы возвращались с малого приема. Ваш приказ тогда еще не был доведен до моего сведения. — Полковник Осииак весьма многозначительно посмотрел на советника Рииксаа.

— Кто-то убит, ранен? — поспешно спросил падишах. — Сразу после приема во дворце! Прямая связь со мной! Эти сволочи решили повязать меня кровью!

— Насколько мне известно, убиты двое нападавших и еще трое захвачены в плен. — Сообщение Осииака звучало несколько успокаивающе. — Эти тооредаанские ребята и впрямь весьма лихие вояки. — В голосе полковника послышались нотки искреннего восхищения. — Даже девка схватилась за пистолет и смогла задержать одного из убийц. Мои люди только наблюдали, поскольку ваш приказ охранять послов доведен до них не был, — повторил полковник, еще раз внимательно посмотрев в сторону Рииксаа.

— И конечно же эти пленные уже разговорились, — злобно буркнул советник Рииксаа. — А может, тооредаанцы заставили их говорить то, что нужно им?

— Помолчи, Рииксаа, — внезапно прикрикнул на своего советника Суувасиак. — Продолжай, Осииак. Что было дальше?

— Потом тооредаанцы вернулись на свои корабли, но надолго там не задержались. Сели в лодки в сопровождении большой группы солдат и зачем-то напали на Большой дом. А уж после опять вернулись на свои суда, и спустя час с небольшим четыре фрегата оказались возле Острова-сада, а остальные корабли взяли на мушку крепость и дворец. Не хочу вас пугать, ваше величество, но десяти залпов их флагмана хватит, чтобы разнести нашу крепость на мелкие камушки. А если рассказывают правду про их новые пушки, которые стреляют зарядами невероятной мощи, то, возможно, и одного.

— Однако ни по крепости, ни по дворцу они пока не сделали ни единого выстрела. Что ты думаешь, Осииак, — глядя в окно, спросил Суувасиак. — Это война?

— Они прислали парламентера с письмом, — пожав плечами, ответил полковник. — Полагаю, чем гадать, стоит узнать все из первых рук.

Послание, которое предъявил падишаху и его придворным вездесущий оу Нииндига, было составлено скорее в виде просьбы, но по смыслу больше напоминало ультиматум. В нем кратко сообщалось о покушении на послов Тооредаана, имеющих особый статус гостей падишаха Суувасиака, и о проведенном «пострадавшими» по горячим следам расследовании. Затем коротко напоминалось о священных правилах гостеприимства, а уже в самом конце выдвигалось требование выдать виновных на суд и расправу обиженной стороне. А отказ выполнить это требование назывался «серьезным ударом, нанесенным по дружеским отношениям наших стран и влекущим за собой самые печальные последствия».

— И что все это значит, сударь? — ядовито поинтересовался советник Рииксаа у лейтенанта оу Нииндига. — Вы угрожаете нам войной?

— Я всего лишь посланец, — спокойно пожал плечами тот. — Мне приказано было передать письмо. Однако могу вам сказать, что наш адмирал в ярости. Нападение на послов короля… И не на простых послов, а на людей, включенных в круг его ближайших друзей и помощников. Я не такой уж хороший знаток истории, но такого кощунства не позволяли себе даже дикари из западных джунглей! Как и все офицеры тооредаанского флота, я имею некоторые представления о законах дипломатии и точно знаю, что особа посла священна и неприкасаема.

— Вы считаете виновными в этом происшествии именно нас? — быстро спросил полковник Осииак, перебивая открывшего было рот Рииксаа.

— Насколько мне дозволено знать — нет, — ответил лейтенант. — По крайней мере — пока нет. Но если наши требования о законной мести не будут выполнены, боюсь, мы можем воспринять это как согласие с действиями кредонских преступников.

— Однако почему вы первым делом начали военные действия и лишь потом соблаговолили уведомить нас? — опять влез в разговор советник Рииксаа. — Разве гости, которыми вы себя называете, хотя никто вас сюда и не приглашал, могут вести себя столь вольно в присутствии хозяина?

— Военные действия? — усмехнулся лейтенант. — О чем вы говорите? Всего лишь об одном-единственном холостом залпе? Поверьте мне, человеку, прошедшему Тинд и сражение у Ворот, это не больше похоже на войну, чем я на верблюда, даже несмотря на приставку «оу» перед моим именем. Пока мы лишь предприняли некоторые шаги, чтобы не позволить преступникам скрыться от правосудия. Если бы мы действительно начали, как вы изволили сказать, боевые действия, этот несчастный островок с садами уже давно был бы взят на штык, а половина Аэрооэо пылала бы в огне.

— Ладно, оставим толкование понятия «боевые действия» до более спокойных времен, — сказал полковник не столько лейтенанту, сколько советнику Рииксаа. — Но ваши требования сформулированы несколько туманно. Давайте поговорим о более конкретных вещах. Итак, вы…

— Прошу прощения, — быстро прервал его лейтенант оу Нииндига. — Но повторяю: я всего лишь посланец и полномочий вести переговоры у меня нет.

— Тогда мы хотели бы поговорить с тем, у кого есть подобные полномочия.

— И как вы намерены решать эту проблему? У кого-нибудь есть мысли?

Когда посланец противоположной стороны удалился, падишах Суувасиак наконец смог перестать изображать божество и открыть рот.

— Помолчи, Рииксаа, я спрашиваю не тебя! — рявкнул он на своего первого советника, попытавшегося было что-то сказать. — Твои друзья-кредонцы вылили на наши головы этот ушат дерьма, и твое мнение будет последним из тех, которые я хочу сейчас услышать.

— Полагаю, — влез в разговор еще один из царедворцев, необычайно вдохновленный опалой, павшей на некогда всесильного Рииксаа, — они воспользовались покушением как поводом, чтобы напасть на нас. Мы должны пока сделать вид, что подчиняемся, а тем временем собрать войска и…

— Осииак, что ты думаешь об этом? — прервал разглагольствования придворного падишах.

— Воевать? — пожал тот плечами. — Мы, конечно, можем и повоевать, но при таком подавляющем преимуществе в пушках и обученных людях серьезно рассчитывать на победу едва ли возможно. Если заманить их вглубь страны, где наша кавалерия может дать нам определенные преимущества, и отрезать врагу линии снабжения… Но ведь им этого и не надо. Их лейтенант был полностью прав: если бы они захотели, половина не половина, но значительная часть города уже бы пылала. А разорить Аэрооэо — это значит…

— Осииак! — опять рявкнул падишах. — Хоть ты-то не строй из себя великого стратега! Я спрашиваю тебя не как солдата, коим ты был когда-то, а как начальника Особой стражи.

— Мне не очень понятны действия этих тооредаанцев, — кивнув, ответил Осииак. — К чему было присылать этого лейтенанта с письмом, но без каких-либо полномочий? И то, что он так быстро согласился передать приглашение более значительной особе, словно бы и ждал этого… Вывод тут один: тооредаанцы тянут время, заговаривая нам зубы.

— Но с какой целью?

— Могу только предположить, что они отвлекают наше внимание от чего-то другого. Остров-сад они бы действительно уже смогли захватить, если бы захотели. Пусть даже кредонские купцы и вооружили свою стражу мушкетами, опытные вояки разделали бы их в два счета. Я бы мог предположить, что их цель — дворец. Я так и предположил и позволил себе сделать некоторые перестановки постов по охране дворца и подтянуть сюда из крепости некоторые части. Но сообщений о попытках тооредаанцев хотя бы высадиться на берег пока не было. Ни к нам, ни в город. Хм…

— Что, что там тебе пришло в голову?

— Первым делом эти послы начали налаживать связь с купцами. Я поначалу подумал, что раз Одивия Ваксай и сама из купцов, то это вполне нормально. Да и пошла она к тем, кто когда-то уже торговал с ее Домом. Да вот только…

— Ты намекаешь на то, что наши купцы заодно с этими чужаками? Или вообще на восстание черни? Но с какой стати нашей черни поддерживать Тооредаан?

— Черни — ни с какой. А вот купцам… Кредонцы захватили слишком много лакомых кусочков в Аэрооэо. Естественно, наши торговцы этим не слишком довольны. И им избавление от конкурентов может принести немало барышей. Ради такого можно немного потерпеть и безумствующую на улицах чернь.

— Разве ты не говорил мне, Рииксаа, — скривившись при этом имени, словно откусил кислый плод, сказал Суувасиак, — что торговля с твоими «кредонскими друзьями» выгодна и нашим купцам и потому все необычайно довольны этим сотрудничеством?

— Ваше величество, — подал голос опальный первый визирь. — Кредонская республика сильна и могущественна. С ней лучшей дружить, а не враждовать. Наши купцы просто ошалели от собственной жадности. Иначе, подумав, согласились бы с этим.

— Река Аэрооэо течет в самую глубь Южных Земель, — осмелился подать голос еще один из царедворцев. — А наш город — ворота на этот тракт, по обочинам которого лежат немалые богатства. Кредонцы хотели бы держать эти ворота на замке для всех, кроме своих купцов. И это им удавалось, пока они были сильны. А сейчас они пытаются удержать город силой своего золота, которое оседает кое в чьих карманах.

— Ишь как вы все осмелели, — окрысился Рииксаа. — А чего же раньше-то помалкивали? Интересно, какую песню вы запоете, когда сюда придет кредонская эскадра!

— Путь через пролив в Срединное море для Кредона закрыт. — Внезапно раздавшийся голос заставил всех обернуться. В дверях стоял оу Готор Готор, один из тооредаанских послов. — Извините, ваше величество, — обратился он к Суувасиаку. — Я позволил себе не дожидаться доклада. Так вот, о проливе. Его стерегут флоты моего короля и Мооскаавской сатрапии, а вскоре к ним присоединятся еще несколько флотов, согласившихся образовать Союз Народов, почти такой же, как в былинные доимперские времена. Тот самый, который остановил нашествие аиотееков на Северные Земли. Будете ли и вы состоять в Союзе Народов или станете его врагами — выбирать вам. И боюсь, выбирать придется именно сейчас. Это не я ставлю вам такое условие, а сами кредонцы, решившие, что могут чувствовать себя в вашем городе весьма вольно, и осмелившиеся напасть на послов победившей их страны.

— И каковы условия вхождения в этот Союз Народов? — нарушая вековые традиции, разомкнул уста падишах.

— Порты, открытые для торговли купцам стран-участниц. Флот, несущий охрану пролива и моря от пиратов и кредонских военных эскадр. Ну и конечно предельная нелояльность к купцам Кредонской республики. Было бы просто замечательно, если бы вы их просто изгнали со своей территории. Но, впрочем, обо всех пунктах еще можно будет поспорить, обговорив, например, размеры флота, величину пошлин или предлоги, под которыми вы вышвырнете кредонцев со своей земли.

— Однако вы, похоже, сильно побаиваетесь республику, раз требуете полного ее изгнания с берегов Срединного моря, — ядовито заметил Рииксаа, которому уже нечего было терять.

— Вся прелесть не в том, что я ее побаиваюсь, — усмехнулся на это Готор. — А в том, что своей жадностью и беспринципностью кредонцы успели напугать многих других. Поэтому когда появилась сила, доказавшая свою способность противостоять республике, многие поспешили к ней присоединиться. Вы, друзья мои, рискуете остаться в одиночестве, если продолжите хвататься за эту тонущую посудину.

— Хм… — подал голос полковник Осииак. — Мне тут доносят, что в городе начались волнения. И как раз против кредонских купцов. В совпадения я не верю и потому спрошу: вы можете это остановить?

— Я всего лишь чужеземец, — покачал головой Готор. — У меня нет власти над умами жителей Аэрооэо. Но, думаю, остановить волнения можете вы сами, объявив, что кредонские купцы, совершившие немыслимое преступление, отныне изгоняются из города и страны. Вижу, вам хочется обсудить это без меня. Я подожду в соседнем зале. Но на всякий случай предупреждаю, что ровно в полдень мы начнем обстрел Острова-сада и пойдем на штурм.

— Что ж, — задумчиво глядя вслед ушедшему оу Готору, сказал падишах. — Осииак, ты мне кажешься наиболее разбирающимся в этой ситуации человеком. Что скажешь: пойти нам на соглашение или начать войну?

— Просто сражаться с эскадрой Тооредаана мы бы еще могли попытаться. А может быть, даже и победили бы, правда принеся на алтарь победы немыслимые жертвы. Но при волнениях в городе война не продлится и трех дней. Воевать и с чернью, и с хорошо обученными солдатами у нас не хватит сил.

— Значит, согласиться? Но не покажется ли это слабостью?

— Ваше величество, поднять чернь на бунт не так-то просто. Это требует и денег, и времени. Тооредаанцы здесь не более недели, а город уже готов взорваться. Вспомните своего отца и деда. Они тоже мечтали сбросить иго республики, и это стоило им жизни. Но сейчас другие времена. Республика слаба, и если мы не воспользуемся подобной возможностью, то окажем себе весьма дурную услугу.

— Но… — начал было Суувасиак и замолк.

— Я поставлю в ваши покои охрану из проверенных воинов, — правильно понял сомнения падишаха полковник. — Кушанья, которые будут подаваться к вашему столу, станут проверять специальные люди. К тому же… Я хоть, признаюсь в этом, и сам получал деньги от кредонских купцов, иначе едва ли смог бы удержаться на своем месте, однако тайно вел списки тех, кто сошелся с республиканцами слишком близко. Их можно отправить в ссылку, арестовать или даже казнить. Все эти меры продлятся до тех пор, пока кредонские купцы не будут изгнаны из города. А после, полагаю, бояться уже будет нечего.

— Не считая твоих новых друзей, — подал голос Рииксаа. — Кто дал тебе гарантии, что они поведут себя лучше, чем «мои друзья»?

— Подобные гарантии может дать только собственная сильная армия и флот, — пожал плечами полковник. — Но у нас нет ни того, ни другого, в том числе и потому что республике это было невыгодно. И раз мы так слабы, нам надо примкнуть к лагерю победителей. А что касается «лучше поведут»… Во-первых, там как минимум две сильные державы и множество мелких. А значит, гораздо больше возможностей для маневра. Да и условия, которые назвал этот оу Готор, кажутся мне вполне разумными. Они позволят нам и выгодно торговать, и содержать сильную армию. Опять же вспомните историю: прежний Союз Народов обеспечил процветание вошедшим в него землям на долгие годы, а вот их противников обрек на разорение и гибель!

— Что ж, это вполне разумные доводы, — согласно кивнул падишах Суувасиак, занимая свое место на троне и вновь становясь похожим на статую. — Позовите посла Тооредаана. Я желаю говорить с ним.

(обратно)

Глава 8

Едва поднявшись над линией горизонта, солнце осветило реку и однообразный пейзаж по ее берегам. Всюду взгляд натыкался на сетку крестьянских полей с редкими вкраплениями рощиц и хижин, наспех слепленных из прутьев и глины и оттого простоявших века.

Да что там века — тысячелетия. Тысячелетия эта земля кормила бесконечное множество людей, причем на обоих берегах Срединного моря, ибо зерно (знаменитая аиотеекская каша), бережно и кропотливо выращиваемое на залитых водой наделах, было едва ли не главным товаром Аэрооэо, и его охотно покупали даже в самых далеких пределах Ойкумены. Проходили тысячелетия, а земля по берегам Аэрооэо все не истощалась благодаря реке, ежегодно делящейся с полями своим плодородным илом. И так же, тысячелетиями, многие поколения крестьян продолжали усердно гнуть спины на своих наделах, выращивая это зерно. Проходили годы, эпохи, рождались и гибли страны и империи, но на жизни крестьян все эти события почти никак не отражались. Разве что железа в последние годы стало побольше. Но кому оно нужно, когда мягкую, пропитанную водой землю можно ковырять и обычной заостренной палкой, а старый прадедовский серп вполне успешно срезает поспевший колос. Время словно замерло в этих краях и текло так же медленно и величественно, как и огромная река, разрезающая землю надвое.

— И все-таки мне не очень понятно, — заявил Ренки, макая свежую, еще горячую лепешку в плошку с медом. — Кому принадлежат эти земли?

— Теоретически — Аэрооэо и его падишаху, — пояснил Готор. — Так мне заявили во дворце. Но Зоткаас предупредил, что фактически Суувасиак и его люди ничего тут не контролируют.

Было раннее утро, и на причаленной к берегу барже большинство народа еще спало. И потому двое старых друзей, по солдатской привычке вставшие очень рано, могли побеседовать без лишних ушей.

— То есть вроде герцогства Орегаар до того, как мы его вернули. Так? — Лепешка замерла, так и не добравшись до рта Ренки, и густая тягучая капля меда начала стремительно нарастать, готовясь соскользнуть ему на штаны.

— Не думаю, — покачал головой Готор, наливая себе по-солдатски большую кружку гове и тщательно водя глазами по столу, выискивая подходящую цель, ибо выбор предоставленной еды был довольно богат. — Скорее как «наши» западные джунгли, которые вроде бы тоже считаются собственностью короля, но их обитатели об этом не знают.

— Все они прекрасно знают, — буркнул Ренки, в последний момент все же сумевший подхватить языком готовую пуститься в бегство каплю меда. — Просто прикидываются.

— Ну вот и жители этих Зубов Дракона прикидываются, будто знать не знают никакого Аэрооэо и его падишаха. Помнишь, маэстро Лии говорил, что нанялся тогда в армию какого-то князька воевать с сектой, что обжила эти места? Причем заметь: не в армию Аэрооэо, а к какому-то феодалу, который тоже считает эти земли своими. Кажется, он упоминал про каких-то речных князей. Возможно, это какие-то княжества в верховьях реки, а может, просто самоназвание местных речных пиратов. Все это дело настолько темное, что и падишах, и купец на конкретно поставленный вопрос предпочли ответить общими фразами. Я так понимаю, там, в верховьях, сплошной бардак, а законным монархом считается тот, у кого в подчинении больше людей с мушкетами.

— Тогда в нашей охране и правда есть смысл, — понятливо кивнул Ренки. — Но зачем ты согласился, чтобы и эти аэрооэки послали свой отряд? Зачем нам эти соглядатаи?

— Ну, формально они — наша охрана, — усмехнулся Готор, посмотрев в сторону еще десятка причаленных к берегу барж. — И после того скандала, что мы учинили в городе, неудивительно, что Суувасиак пожелал «побеспокоиться о нашей безопасности». Отказываться было бы грубо и неуместно. Коли уж мы сами взялись устанавливать некие правила и стандарты, то должны их придерживаться, даже несмотря на то, что на одном только «Громовержце» пушек больше, чем во всей армии Аэрооэо.

— Это понятно, — кивнул Ренки, изобразив, впрочем, на своей физиономии некоторое ироничное сомнение в словах Готора. Не о количестве пушек, конечно, а о необходимости следовать своим же стандартам, ибо право сильного никто и никогда не отменял. — Но что прикажешь делать со всеми этим солдатиками, когда мы найдем Амулет?

— Не будем загадывать заранее, — пожал плечами Готор. — Знаешь, раньше я относился к этому несколько скептически, но, пожив тут… Короче, если верить рассказам деда, Амулет сам выбирает, с кем дружить. А большинство людей даже подойти к нему не могут, их начинает трясти от ужаса.

— Брр, — поежился Ренки, дожевав лепешку и потянувшись за новой. — Тогда как ты сам надеешься им воспользоваться?

— Если бы я только знал! — печально ответил ему приятель. — Мой дед вовсе не пытался им «воспользоваться». Но его вышвырнуло черт знает куда. А Манаун’дак всю вторую половину жизни прожил рядом с этой странной штукой, но то ли не смог, то ли не захотел «воспользоваться». Да и вообще — ничто на этом свете не вечно. Может, когда мы найдем Амулет, это будет лишь мертвый ящик потекших batareek и проржавевшей elektroniki.

— Чего?

— Не важно, — махнул рукой Готор. — Объяснять слишком долго да и бессмысленно, потому что я и сам не представляю, по какому принципу работает эта штука, откуда она взялась и как ею управлять. Так что сначала надо найти. А солдатики падишаха, думаю, лишними не будут. Места там, говорят, неспокойные.

После этого разговора прошли примерно две недели неспешного движения вверх по реке. Окрестный пейзаж теперь разительно поменялся, берег стал куда более диким, и увидеть человеческое жилье стало настоящим событием. А когда вдали появились характерные узкие, устремленные ввысь скалы, будто и правда какое-то невероятных размеров гигантское животное уронило тут свою челюсть, стало понятно, что эта часть путешествия подошла к концу.

Лодки причалили, и началась обычная возня с высадкой, устройством лагеря и размещением почти двух рот солдат на не отличающемся особым гостеприимством берегу.

— Может, стоит сходить на разведку? — не утерпел Ренки в первый же вечер по прибытии, тем самым открывая импровизированный совет, по традиции совмещенный с ужином. — Дозорные уже замечали каких-то людей, присматривающихся к нашему лагерю. Пора бы и нам посмотреть на них.

— И обязательно исследовать местность! — вставил профессор Йоорг. — Места тут довольно древние, и вполне может оказаться, что…

— Почтеннейший Йоорг, — перебил его Готор. — Я понимаю ваш энтузиазм. Мне и самому не терпится приступить к изысканиям. Но, как ни прискорбно это говорить, пока придется с этим немного повременить. Мы сейчас фактически на войне! И не надо так усмехаться, Одивия. Моя просьба к профессору не покидать лагерь в ближайшие дни касается и вас. Помните, что рассказывал нам маэстро Лии? Днем их армия господствовала на этих землях, а по ночам им резали часовых и тех, кто неосмотрительно удалился от лагеря.

— Но ведь, — возмутился почтеннейший Йоорг, — это вы говорите про какую-то армию, а у нас тут научная экспедиция!

— Идущая в сопровождении чуть более двух сотен штыков и еще сотни носильщиков-землекопов, — терпеливо пояснил Готор. — По местным меркам, это армия, и довольно приличная. Так что, Ренки, завтра, когда пойдешь на разведку, помни, что мы именно «научная экспедиция» и наша цель не завоевать эти земли, а суметь договориться с местными жителями. Вас это тоже касается, лейтенант Рукаан, — обратился он к командиру отряда аэрооэков. — Не знаю, какие инструкции вам дали ваши командиры, но я получил заверения лично от падишаха, что наша экспедиция не будет использована ни в каких иных целях, кроме благородной цели обогащения всего просвещенного человечества новыми знаниями! И если вам или кому-нибудь из ваших солдат вдруг придет в голову идея немного пострелять по туземцам, я либо прибью этого человека сам, либо отдам на расправу местным. Вы поняли это? Прекрасно! Итак, Ренки, пусть Йоовик отберет десяток человек поопытнее. Гаарз, ты идешь с полковником оу Дарээка. Прикрывай ему спину. Лейтенант Рукаан, зеленая ветка считается в ваших краях знаком мирных намерений? Прекрасно. Значит, пусть у того, кто пойдет первым, в руках будет зеленая ветка. Прихвати с собой подарки, Ренки. Если никого не встретите, просто оставь их на приметном месте. Полдня пути туда, полдня обратно. Рассчитай время так, чтобы до темноты быть в лагере. Оставляй вдоль своего пути наши метки. Если что — завтра утром я с отрядом пойдут тебя выручать. Еще вопросы?

— В ваши военные дела я не лезу. Но вы правильно заметили — у нас тут целая армия. И эту армию надо кормить! — заметила Одивия. — А еще поить и обеспечивать дровами для костров. И это ни в коей мере не должно обернуться каким-то ущербом для местного населения. Вот я и думаю…

Споры о кормлении и обеспечении армии затянулись до глубокой ночи.

Ренки доводилось бывать в горах, но Зубы Дракона не были похожи ни на Гребень, разделяющий Западные Земли с севера на юг, не на Орегаарские горы. Эти острые, уходящие высоко в небо столбы-клыки вообще не были похожи ни на что на свете. И если бы еще не жуткая жара, окружающий пейзаж, наверное, вызывал бы ассоциации с ледяным адом, рисуя который, художники неизменно изображали перевернутые, торчащие из земли сосульки. Впрочем, настоящих сосулек Ренки никогда не видел, ибо даже во время экспедиции на Тинд оказался в северных широтах в довольно теплое время года и потому имел об этом явлении природы весьма смутные представления. Но в Драконьих горах ему все равно не нравилось.

— Как дела, Йоовик? — спросил он своего старого сержанта. — Взбодри своих ребят, чтобы не расслаблялись.

— Да уж, как тут расслабишься, ваша милость, — ворчливо ответил ветеран, — когда за каждой этакой дрянью, — кивнул он в сторону ближайшей «сосульки», — можно целый батальон спрятать. А их только тут с десяток понатыкано. Это же какому богу пришла в голову мысля создать такую напасть?

— Хм… — усмехнулся Ренки. — Наш всезнающий оу Готор говорит, что это сделали ветер и вода и что им на это понадобились миллионы лет.

— Э-э-э… Только не подумайте, ваша милость, что я высказываю сумления в словах полковника, — влез в разговор Гаарз, среди солдатни строго придерживающийся субординации. — Да тока помню, что жрец культа Героев, который жил при храме на нашей улице, говаривал, будто Старая Империя-то зародилась всего три тысячи лет назад. А миллион, слыхал я, — это куда поболее будет, так что когда ж это ветер и вода поработать успели?

— Ну так, — пожал плечами Ренки, — жили люди и до Старой Империи.

— Так разве ж это была жизнь?! — убежденно высказался сержант Йоовик.

— Хе-хе… Непременно спрошу об этом у Готора. — Ренки внезапно развеселился и сам же поторопился приструнить это веселье: — Ладно, ребята, смотрите в оба и не забывайте оглядываться. Не упустите врагов и не подстрелите друзей. Ты ведь помнишь, Йоовик, что пока по нам не начали стрелять, все вокруг наши друзья?

— Да уж. Такое забудешь, — усмехнулся Йоовик. — Тока вот уже, наверное, пятый час скалы эти топчем. Тропа вон есть. Следы даже человечьи встречаются, и помет овечий везде, значит, стада тут гоняют. Да тока будто вымерло все.

— Знаешь что, — задумался Ренки. — Давай сделаем так. Вон видишь, тропинка за скалу сворачивает? Зайдем туда и положим на видном месте часть подарков. Потом отойдем и разобьем стоянку. Пообедаем, подождем, когда солнышко через зенит перевалит. А там уж, перед тем как назад пойти, проверим, не клюнул ли кто на нашу наживку.

Клюнули. Когда спустя пару часов Ренки с отрядом подошел к большому камню, на который чуть раньше они выложили с десяток ножей и топориков, связку бус и браслетов и несколько мешочков с солью и перцем, накрыв все это зеленой ветвью, подношения уже не было. Зато вместо него стояла хитрого плетения корзина, наполненная твердыми шариками сушеного овечьего творога, связка каких-то клубней и «ответные» бусы и иные украшения, сделанные из слюды.

— Может, выйдете, поговорим? — прокричал Ренки, и окрестные скалы многократно вернули ему этот крик в виде эха. — Мы не желаем вам зла и не претендуем на ваши земли или какие-то ваши богатства. Мы ищем лишь знания, если вы понимаете, что это такое. Не отзываются, — пожаловался он Гаарзу, когда спустя минуты три никто так и не откликнулся. — Ладно, — проорал он снова. — Думаю, вы и так знаете, где находится наш лагерь. Приходите поговорить. Гарантируем вашим посланцам полную безопасность и довольно вкусный ужин! Ну, на сегодня хватит. Возвращаемся назад, — скомандовал он своим солдатам. — И не забывайте: хотя вокруг — сплошь наши друзья, бдительность терять не стоит.

Заходящее солнце выдавило из окружающих скал длинные тени, сделав пейзаж еще более причудливым, когда из-за очередного поворота разведчикам Ренки стал виден лагерь. Ничто не может подбодрить уставшего солдата так, как знакомый вид палаток и ароматы булькающей в походных котлах каши, и потому все невольно прибавили шаг. Увы, но вид лагеря даже у старых ветеранов притупляет бдительность. Только этим и можно объяснить, что, когда из тени очередной скалы выступили три человека, почти все вздрогнули, а кое-кто даже скинул с плеча мушкет. Впрочем, зеленые ветки в руках чужаков, а главное — малочисленность группы, быстро внесли успокоение в ряда воинства Ренки.

Чужаков пригласили в лагерь, и они приняли это приглашение.

Туземцы пришли, посмотрели по сторонам и, несколько смущаясь из-за роскоши и великолепия, отужинали за столом вместе с благородными. Послушали их заверения в исключительно мирном характере миссии и ушли, так толком ничего и не сказав, зато не забыв прихватить многочисленные и весьма щедрые подарки, коими их одарили.

— Не стоит печалиться, — махнул им вслед рукой Готор. — Не думаю, что эти ребята что-то всерьез решают. Явно их уровень — максимум деревенский староста. А коли местные края как-то противостоят Аэрооэо и прочим завоевателям уже многие годы, тут есть кто-то посерьезнее. Что будем делать? Просто двинемся дальше.

И двинулись. Шли неспешно, поскольку все припасы приходилось тащить на себе, ведь ни лошадей, ни верблюдов, ни волов на лодках не привезешь. А у местных, похоже, разжиться можно было бы разве что овцами, а грузоподъемность овцы, как известно, крайне невелика.

Три дня экспедиция продвигалась вглубь Зубов Дракона, не встречая ни сопротивления, ни поддержки от местных жителей. Разведка, постоянно высылаемая исследовать каждую обнаруженную тропинку, людей так и не нашла. А те несколько деревенек, что обнаружили отряды разведчиков, оказались заброшенными. Причем похоже было, что крестьяне, когда-то их населявшие, успели не только угнать свой скот, но и утащить весь сколько-нибудь ценный скарб, а это означало, что служба оповещения у местных была налажена весьма неплохо.

Еще более печальным было положение у почтеннейшего Йоорга. Он конечно же был в курсе истинных целей экспедиции, но все же не оставлял надежды наткнуться на что-то действительно древнее и необычное. Возможно, даже никак не связанное с Манаун’даком и прочими загадочными личностями. Ведь, в конце-то концов, эти земли были заселены тысячи лет назад и просто-таки обязаны хранить какие-нибудь древние тайны. Может, какие-то знаки, выбитые на скале, древние капища или нечто подобное, что могло бы потешить душу ученого, посвятившего себя изучению легендарной старины. Но вокруг были только камни да редкие чахлые кустики между ними. А домишки туземцев… Возможно, они и хранили какие-то древние тайны вроде прадедушкиной жаровни или балки над крышей, утащенной с развалин древнего храма, но вредный Готор строго-настрого запретил в них рыться и как-то исследовать, даже входить не разрешил, дабы не обидеть хозяев.

Но вот наконец тропинка, по которой шла экспедиция, не то чтобы превратилась в дорогу, но стала утоптанной настолько, что стало понятно: ею пользуются по многу раз за день. Даже нашлись следы какого-то колесного средства, хотя отсутствие следов копыт кого-то хотя бы размером с орегаарского ослика предполагало, что средство сие работало на человеческой тяге. Потом в «дорогу» начали вливаться и пересекать ее многочисленные тропинки, а значит, места тут были хорошо обжитые. Затем и сама дорога раздвоилась. Ее левое ответвление вело к резко выделяющемуся на фоне «сосулек» плато, а правое уводило за скалы.

— Полагаю, нам стоит встать тут лагерем, — предложил Готор, внимательно осмотрев местность. — Тем более, вон и ручеек виднеется. В этой засушливой местности пренебрегать подобным даром природы не стоит.

Так и сделали, попутно увидев, что Готор был не первым, кому в голову пришла подобная идея. Возле русла ручейка были заметны следы лагеря тех, кто приходил сюда раньше.

Устраивались очень тщательно. Поставили палатки, организовали склады, выложили некое подобие бруствера по периметру и даже расчистили место под плац, по примеру настоящего воинского лагеря. Провозились до самого вечера, а там уж, по традиции, за ужином подвели итоги дня.

— Там не плато, а настоящая крепость, — заметил Ренки, водивший свой отряд на разведку. — Пока мы нашли только одно место, где можно подняться. Но для этого сначала придется забраться на другую скалу, а с ней плато связывает что-то вроде узкого мостика, на котором и два человека с трудом разойдутся. В общем, крохотная пушечка или даже просто десяток человек с мушкетами смогут держать там оборону, пока порох не закончится. Кругом мы это плато обходить пока не стали — судя по всему, оно довольно приличных размеров, и есть ли там еще места, где можно забраться наверх, не знаю. Но скажу честно: мысль идти на штурм такого укрепления меня совсем не радует. Очень не хочется терять три четверти своего воинства ради того, чтобы захватить укрепление, о действительной важности которого пока можно только догадываться.

— Понятно, — кивнул Готор. — Лейтенант Рукаан, а вы что нам расскажете?

— Согласно приказу, — заметно волнуясь, начал лейтенант, который явно опасался сморозить какую-то глупость в присутствии столь опытных военных, да еще и общепризнанных героев, — я прошел по второй тропе. Вскоре она привела нас к какому-то поселку, если это можно так назвать. Судя по всему, тамошние дикари живут в норах!

— В норах? — удивленно переспросила Одивия и почему-то вопросительно посмотрела на Ренки и Готора.

— Да, — кивнул лейтенант, заметивший этот взгляд. — Один из ваших людей сказал, что именно так выглядят рудники в горах на вашей родине. Кажется, местные жители предпочли поселиться в этих норах.

— Да, Йоовик что-то упоминал об этом, — как бы вскользь заметил Готор, незаметно подмигнув окружающим. Хотя формально отрядом руководил лейтенант, доверия старому сержанту, числившемуся его заместителем, было куда больше.

— Мы обследовали несколько помещений, — продолжил тем временем лейтенант Рукаан. — Они похожи на обычное крестьянское жилье, только нет окон, и комнат в таком жилище побольше, чем в обычной крестьянской хижине. И почти в каждой такой «норке» есть выход дальше, в глубину горы. Я приказал туда не соваться, потому что слышал, будто в таких местах легко заблудиться несведущему человеку. — Лейтенант скромно забыл упомянуть, какой ужас охватил его при виде разверзшейся черной пасти шахты и как жутко стало Рукаану от одной только мысли о миллионах пудов камней, находящихся в данный момент над его головой и готовых рухнуть на него в любую секунду.

— Это было абсолютно правильное решение, — кивнул Готор. — Я бы тоже не стал соваться. А подарки вы не забыли положить?

— Да, полковник, оставили на главной площади.

— Что ж, нам остается только ждать. Кстати, а вы не обратили внимания на то, что добывали в этой шахте? Впрочем, едва ли вы разбираетесь в горном деле.

— Тут вы правы. — Впервые за всю поездку лейтенант Рукаан позволил себе усмехнуться и даже посмотрел на Готора с толикой превосходства. — Однако я это и так знаю, без горного дела. Зубы Дракона известны залежами слюды. Говорят, когда-то все окна в Аэрооэо были сделаны из этого материала. Но потом Старая Империя нас захватила и начала поставлять стекло, и спрос на слюду упал. Впрочем, изделия из этого минерала порой встречаются на рынках или в антикварных лавчонках. Я помню, например, что у моей матери была шкатулка из слюды, в которой она хранила свои драгоценности. Да и те бусы, что нам подарили дикари, тоже ведь сделаны из слюды. Ее у нас зовут драконьим зубом, и я в детстве верил, что та шкатулка и правда была сделана из пластинок, нарезанных из зубов настоящего дракона.

— Но ведь это же… — внезапно заволновался почтеннейший Йоорг. — Ведь в одном из манускриптов, что я нашел, когда гостил у коллеги Торба, было описание груза, доставленного «Морском орлом» — знаменитым кораблем, на котором вождь Лга’нхи и его брат Манаун’дак впервые пересекли Срединное море. Так вот, там упоминался большой груз слюды. Правда, это был не подлинный документ, а копия, снятая с копии, что означает многочисленное переписывание и множество ошибок и отклонений от первоисточника. Да и сам текст был на классическом имперском времен Второй династии, что подразумевает перевод с ирокезского, на котором, скорее всего, и должен был быть составлен подлинный документ. И тем не менее… Вполне возможно, что эту слюду они закупили именно здесь!

— Или просто ограбили местных рудокопов, — рассмеялся Готор. — Насколько я понимаю, эти ребята были весьма простого нрава. И платить там, где можно просто отнять, не стали бы.

— Может быть, и так, — кивнул профессор. — Но в любом случае я просто-таки обязан завтра же посетить эту пещерную деревню!

— Пожалуй, я составлю вам компанию, — кивнул Готор.

И вот, встав с первыми лучами солнца, чтобы воспользоваться утренней прохладой, отряд искателей двинулся в путь. Пройти надо было всего версту-полторы, и если бы не профессор, для остальных это было бы легкой прогулкой. Увы, но пожилой ученый муж, даже несмотря на то, что последние годы он провел в путешествиях по всему миру, особой силой и здоровьем не отличался. Так что идти пришлось очень неторопливо, делая частые остановки. И все же цель была достигнута еще до того, как солнце сделало бы жизнь путешественников совсем уж невыносимой.

— Ха, ваша милость, —заметил Йоовик, указывая пальцем куда-то в середину поселка, который по форме напоминал подкову, образованную из нескольких «сросшихся» сосулек. — Они опять решили поменяться. Хотя не скажу, что мне это кажется честной сделкой. В прошлый раз нам в обмен на ножи тоже подсунули эти овощи. На вкус — редкостная гадость. Да еще и понос с них прошибает почище, чем с зарданской водички, и вообще — очень странные ощущения во всем теле появляются.

— Вы что же — сожрали клубни золотой редьки? — возмущенно спросил почтеннейший Йоорг, при виде овощей даже забывший на время тяжело дышать и утирать капли пота со лба. — Это же ценнейшее лекарство! Каждый такой клубень стоит не меньше пяти полновесных золотых корон!

— А мы и не знали, — пожал плечами сержант, впрочем не выказывая особых признаков вины, хотя во взгляде, которым он обменялся со своими солдатами, и промелькнуло что-то странное, скорее даже похожее на смущение, хотя и сложно было бы представить, чем можно смутить подобных ветеранов. — Спросили полковника оу Дарээка, а он только рукой махнул. Мол, делайте что хотите.

— Да уж… — буркнул почтеннейший Йоорг. — Впрочем, благородный оу Дарээка еще слишком молод, чтобы знать о подобных вещах. А вот лет через тридцать тоже небось будет охотиться за такими редкостями. Сам-то я не пробовал, но говорят, золотая редька, может возвращать молодость… э-э-э… некоторым частям организма.

— Это все, конечно, интересно, — ухмыльнувшись, заметил Готор. — Однако все же хотелось бы пообщаться с местным населением. Да и о безопасности позаботиться. Йоовик, выстави дозорных, пусть глядят в оба. Поставь своего лучшего кашевара готовить угощение, и пусть аромат будет такой, чтобы на него не то что люди — черви бы из нор повылезали. А я пошарю по пещерам, попробую найти тут кого-нибудь из местных жителей.

К походу в глубины горы Готор подготовился весьма основательно. Взял несколько длинных веревок, запасся факелами и даже прихватил специальный мелок, чтобы ставить метки на своем пути, но ушел недалеко. Едва он в сопровождении пары добровольцев прошел по подземельям примерно с тысячу-полторы шагов, как ткнулся носом в грубую занавеску, а откинув ее, сразу же обнаружил хозяев пещерного поселка, довольно комфортно устроившихся в огромном подземном «зале», тускло освещенном парой факелов, которые были воткнуты в расщелины между камнями.

Несмотря на подавляющее численное преимущество, при виде чужаков народ повел себя довольно мирно. По крайней мере, никто бросаться на пришельцев с дрекольем не стал, а если кто-то тихонечко и ускользнул в темноте, то заметить, а уж тем более — предотвратить это было делом абсолютно невозможным.

Готор также повел себя максимально дружелюбно и, любезно поздоровавшись, пригласил хозяев на воздух, аргументируя это словами: «А у нас, верно, уже и каша поспела».

Выйти посмотреть на кашу собрались четыре семьи. Это было понятно по тому, как они держались, сгрудившись возле своих лидеров — невысоких, но вполне крепких мужичков, видимо, мужей и отцов довольно многочисленного потомства.

Причем можно было догадаться, что жен у каждого из них — от двух и больше, да и детишек всех возрастов, от трех почти зрелых парней и девицы до грудничка на руках одной из женщин, вполне хватало. Готор даже попытался было сосчитать все это «поголовье», но шустрые детишки, очевидно уставшие от сидения в пещере, столь активно бегали вокруг своих родителей, что ему не удалось это сделать ни в темноте пещеры, ни даже после выхода на белый свет.

Каша в котле действительно уже поспевала, распространяя по округе самые соблазнительные запахи. Взрослые троглодиты^[84] с некоторой опаской поглядывали по сторонам, но тем не менее приняли приглашение подсесть поближе к костру, на котором кипели котлы, и сидели там тесными кучками, не без интереса принюхиваясь к ароматам и прислушиваясь к процессам, происходящим в брюхе этих железных чудовищ. А вдохновленные их смелостью детишки вскоре и вовсе потеряли всякую опаску и переключили свое внимание на диковинных гостей, которые, надо сказать, также вели себя вполне мирно и если и отвешивали подзатыльник за попытку поближе познакомиться с устройством мушкета, то делали это вполне дружелюбно, в рамках отеческого наставления и заботы.

Потом было пиршество, слегка нескромное даже по меркам элитных солдат Тооредаана, с учетом разрешения командиров распечатать бочонок вина, а уж троглодитами, кажется, и вовсе воспринятое как настоящий праздник. Получившие по здоровенной миске каши гости совсем перестали опасаться пришельцев, а опустошив кружки с вином, даже начали охотно отвечать на расспросы о своем житье-бытье, делая это, впрочем, с той крестьянской основательностью, которая иными городскими жителями принимается за тупость.

— У тебя какое-то задумчивое лицо, — сказал Ренки, окликая приятеля, который застыл, глядя на активно чавкающий и едва не проглатывающий свои ложки вместе с порциями каши лагерь. — О чем думаешь?

Как люди благородного звания, они отделились от общей компании, дабы не смущать своих солдат и не подрывать свой авторитет. Среди троглодитов тоже не нашлось никого, кто бы мог или хотя бы пожелал составить им компанию. Так что для общения с местными пришлось откомандировать Гаарза и Йоовика.

— Да вот о них, — кивнул Готор на гостей. — Признаться, они выглядят довольно… как бы это сказать… неплохо живущими.

— А почему тебя это удивляет? — изумленно поднял брови Ренки.

— Да сам подумай. Местность тут засушливая, кругом одни скалы. Живут в какой-то пещере, а выглядят довольно сытыми. Опять же — посмотри, сколько детей!

— Да, наверное, с голоду не пухнут, — подтвердил наблюдение приятеля Ренки. — Да и детишки… Полагаю, это означает, что не так много младенцев тут уносят на башни смерти. Но с чего они живут?

— Вот и мне хотелось бы это знать, — задумчиво кивнул Готор. — А еще — обрати внимание на их язык.

— А что с ним не так?

— Да как раз в том-то и дело, что слишком уж «так». Но если это замкнутая община, почти не поддерживающая контактов с окружающим миром, как мне это представлялось ранее, то и язык у них должен заметно отличаться от того, на котором говорят хотя бы в Аэрооэо. Мне кажется, что они все-таки как-то общаются с внешним миром!

— Дык ежели позволите, ваши милости, — сказал незаметно подошедший Гаарз, сумевший невольно подслушать часть беседы своих командиров и друзей. — Вызнал я. Эта самая золотая редька! Ну, из-за которой еще профессор наш ругался давеча. Я тут поболтал с одним… Он говорит, что они ее выращивают и продают весьма задорого, потому как такая нигде больше не растет. Хоть весь мир объезди! Даже коли семена возьмешь да в другую землю бросишь, чего-то вырастет, да не то, совсем даже не лекарственное! Оттого-то, дескать, у них купцы (кредонцы, я так понимаю) ее всю едва ли не на корню скупали и платили весьма щедро, товарами и харчами. Но еще дороже выходит, ежели помимо кредонцев кому контрабандой продать, тут уж и золотишком разжиться можно. Оттого-то местные мужички в окружных землях самыми выгодными женихами считаются. Видали: у каждого — по две-три бабы! Хе-хе, я-то думал: «Экие блудодеи!» А выходит, что с редькой этой возни много, за каждым растеньицем будто за дитем грудным ходить надо. Так что чем больше бабских рук, тем выгоды больше!

— Не сходится! — даже замотал головой Готор после недолгого раздумья. — Местность эту сильно заселенной не назовешь. Куда все эти детишки потом деваются?

— И впрямь, — почесал в затылке Гаарз. — Пойду еще поболтаю. Может, и разведаю.

— И кстати, — заметил Ренки. — Заодно можешь попробовать узнать, где у них эти самые огороды. Что-то я тут ничего подобного не видел.

Спустя какое-то время с отчетом подошел и сержант Йоовик. Причем вид у него был весьма задумчивый.

— Это, ваши милости, — начал он. — Даже и не знаю, как сказать. Может, они мне все и наврали! Только эти норолазы говорят, будто они тут не просто так в пещерах сидят, а, уж извините, дерьмо добывают. Не, не свое, а которое в пещерах летучие мыши оставляют. Будто его потом в землю на огородах закапывают. Я сначала думал: «Врет, сволочь!» Уже хотел и в морду дать, да вы не велели с ними грубо. Вот такие вот дела, ваши милости! Что за бредни такие?

— Сразу видно, что ты, Йоовик, никогда сельским хозяйством не занимался, — рассмеялся, глядя на непривычно растерянное лицо сержанта, Готор. — Иначе бы знал, что везде навозом землю удобряют, чтобы росло все лучше. Так что смысл в этом есть. А кстати, где именно эти огороды, ты случайно не узнал?

— Да сдается мне, что там вон. — Йоовик кивнул в сторону нависающего над всей долиной плато. — Только местные говорят, что хода чужаку туда нет. Потому как святое место! Храм у них там или еще чего, и только тем, кто в ентих краях вырос, можно туда подняться.

— Все интереснее и интереснее, — задумчиво сказал Готор, отпустив сержанта. — Еще одна загадка: коли выращивание этой редьки — столь выгодное занятие, как это никто еще не наложил на него свои загребущие лапы? Даже кредонцы — и те предпочитают расплачиваться относительно честно!

— Ну если она растет только на плато, — пожал плечами Ренки, которого эти вопросы не очень-то интересовали, — то в этом нет ничего удивительного. Я же говорил тебе: там настоящая крепость! Только вот разве так бывает, чтобы в одном месте — целебная вещь, а в другом — простой клубень?

— Сложно сказать, но теоретически такое случается. Может, особый состав почвы или еще какие-то факторы… Меня сейчас куда больше интересует, куда деваются люди. Как бы нам пробраться в это «священное место»?

А профессор Йоорг тем временем, получив согласие хозяев, взялся обследовать их жилища на предмет древностей.

Кое-что «древнее» он нашел — у простолюдинов не было в обычае выбрасывать любые, казалось бы уже ставшие ненужными или пришедшие в негодность вещи. Даже старый гвоздь прилежно вынимался из деревяшки, выпрямлялся и откладывался в отдельный ящичек. Да что гвоздь — даже обычная глиняная крынка с отбитым краем — и та находила применение в качестве плошки под светильник или горшка для рассады. А старый инструмент хранился вместе с другим барахлом, дабы отдать его потом кузнецу на перековку.

Увы, хотя ветхого барахла в закромах троглодитов и хватало, однако ничего, что бы навело почтеннейшего Йоорга на след действительно древних эпох, пока не находилось. Но помощь пришла с самой неожиданной стороны.

Дети. Везде снующие и все знающие дети. Странная фигура старика, увлеченно роющегося во всяком мусоре, конечно же не могла не привлечь к себе их пристального внимания. И когда со вкусной солдатской кашей было покончено, юные исследователи жизни пришли к старому исследователю древностей, и между ними вскоре был заключен союз. Хотя почтеннейший Йоорг и привык иметь дело с несколько более взрослыми учениками, договориться с этой молодежью для него проблем не составило, учитывая, что за узнанные секреты он был готов расплачиваться сказками о былых временах, а как выяснилось, среди троглодитской молодежи подобная валюта котировалась весьма высоко.

Когда удалось объяснить юным пытливым умам, что именно интересует странного гостя, почтеннейший Йоорг был увлечен в глубины пещер и…

— А где наш профессор? — спросил Готор.

Солнце уже клонилось к закату, намекая на то, что как бы хорошо ни было в гостях, а пора возвращаться в основной лагерь. Все уже были на ногах. Котлы вылизаны до блеска, стоявшие в козлах мушкеты разобраны, а солдаты, в отличие от местных жителей более привычные к вину, вполне готовы двинуться назад сразу после соответствующего приказа. И тут вдруг обнаружилось, что почтеннейший Йоорг пропал.

Неприятный холодок сразу пробежал меж присутствующих, невольно разделяя их на два лагеря. Хозяева тоже всполошились, понимая, что пропажа одного из гостей чревата неприятностями, но, к счастью, довольно быстро нашелся малец, готовый поведать сию «страшную тайну».

И не только поведать, но и проводить.

На сей раз идти пришлось гораздо дольше и тяжелее. Особенно Ренки, которому его высокий рост в путешествиях по старым штольням был скорее помехой, нежели подспорьем. А если еще учитывать, что после второго-третьего поворота он уже потерял все ориентиры и едва ли смог бы самостоятельно выбраться из этого лабиринта, в его голову невольно закралась мысль, что он, ревнуя Готора к подвигам, несколько опрометчиво вызвался возглавить эту спасательную экспедицию в глубины земной тверди. Наконец где-то впереди заблестел огонек, и вскоре при мерцающем свете факела перед «спасателями» предстал почтеннейший Йоорг. Только вот был он, как бы это сказать, несколько не в себе.

— Вы только посмотрите! — бормотал профессор, судорожно чиркая в тетради свинцовым карандашом. — Какой интересный знак… Никогда не встречал его ранее. А это похоже на классическую «птицу», только несколько упрощенный вариант. Как же не хватает света!

— Почтеннейший Йоорг.

Ренки осторожно, но весьма настойчиво ухватил профессора за рукав и потянул к выходу. Однако тот, пребывая, подобно легендарному воину древности, в некоем мистическом трансе, без особых проблем вырвался из могучих лап молодого сильного мужчины и вернулся к своему месту возле стены, исписанной какими-то древними символами.

— Потом, потом… — бормотал он, отмахиваясь от Ренки словно от назойливой мухи. — Эта ваша каша никуда не денется…

— Уже делась, — осторожно, словно бы говоря с душевнобольным, сказал Ренки. — Почтеннейший Йоорг, нам пора возвращаться.

— Какие глупости! Я ведь даже еще и половины не зарисовал… Тут, знаете ли, отвратительное освещение.

— Так и я о том же, — с радостью ухватился Ренки за пришедшую ему в голову идею, ибо альтернативой ей было только связать почтенного профессора взятыми с собой веревками и тащить его наружу волоком. — Когда мы придем сюда в следующий раз, то захватим сильные фонари и множество факелов. А сейчас вы рискуете неверно зарисовать эти ваши знаки. Выйдет ужасная ошибка, и вы сами себе этого не простите!

— Признаться, да! — всполошился почтеннейший Йоорг. — Вы абсолютно правы, хотя…

— Идемте-идемте, — продолжая говорить с ученым мужем словно со слабоумным ребенком, Ренки осторожно увлек его к выходу из небольшой пещеры. — Так надо!

Обратный путь был еще тяжелее, ибо почтеннейший Йоорг, кажется, все так же пребывал в несколько странном состоянии ума, все время спотыкался, оглядывался назад и оттого натыкался на стены штольни. Лишь после выхода на свежий воздух его несколько отпустило, и он начал осознавать реальность.

— Э-э-э, признаться, — чуть смущенно заявил он, — ужасно хочется есть! Вы там, кажется, какую-то кашу затеяли варить. Как думаете, она скоро будет готова?

Как ни странно, но выходка профессора имела весьма далеко идущие последствия.

Когда на следующий день он в сопровождении Готора и группы солдат вновь едва ли не вприпрыжку прибежал к заветным пещерам, их там уже ждали.

— Я рад приветствовать вас на нашей земле, чужаки, — несколько более чванливо, чем позволял его наряд, заявил высокий тощий мужчина лет сорока с лишним, однако выглядевший довольно крепким и энергичным. Держался сей муж более чем уверенно, даже, можно сказать, величественно, хотя наряд его мало чем отличался от одежды окружающих его троглодитов. Впрочем, последние относились к этому человеку с таким почтением, если не сказать больше, что даже сторонний наблюдатель забывал про простецкий наряд и проникался невольным уважением к мужчине.

— И нам необычайно приятно приветствовать вас, — вежливо ответил Готор. — Меня зовут оу Готор Готор, я — военный вождь берега Северного Фааркоона, что в королевстве Тооредаан на Западных Землях, а также один из командиров тех солдат, которые сопровождают нашу экспедицию. А это — почтеннейший Йоорг, профессор, сеющий зерна знания на кафедре древних языков университета Западной Мооскаа…

— Мое имя Маздаак, — правильно поняв вопросительную паузу Готора, объявил этот загадочный господин. — Я жрец третьей ступени храма.

— Э-э-э, простите, — внезапно оживился почтеннейший Йоорг. — Тут есть храм?! А кому посвящен ваш храм?

— Храм есть храм! — высокомерно вскинув голову, ответил Маздаак. — Он один — истинный. Все остальные — лишь крашеные капища ложных идолов!

— Хм… Очень интересный взгляд на религию, — с уважением покачал головой Готор. — Раньше я тут, в смысле… Раньше я с таким не встречался. Почему-то все предпочитают относиться с уважением к чужеземным богам или даже к богам своих врагов, опасаясь мести со стороны столь могущественных особ. А вы, значит, настолько уверены в своем покровителе, что можете отвергать все остальных. Мне очень хотелось бы узнать об этом побольше. Можно ли как-нибудь посетить этот ваш храм и, так сказать, приобщиться к истине?

— Едва ли тебе это по силам, чужак, — посмотрев на Готора с превосходством небожителя, заявил Маздаак. — Но сейчас это и не важно. Я пришел узнать, зачем вы пришли на нашу благословенную землю.

Готор объяснил, стараясь говорить простыми короткими фразами и чуть ли не через слово уверяя собеседника в своем миролюбии.

— Что ж, — выслушав, заметил жрец третьей ступени. — К нам многие приходили, и чаще всего им были нужны наши богатства. А иногда они хотели забрать наши земли. Но с целью поковыряться в земле в поисках старья — пожалуй, впервые. Сначала мы в это не поверили — тому, кто приходит с миром, такое большое войско без надобности. Но сегодня я услышал о человеке, который словно лишился рассудка при виде древних записей. И о том, что сопровождавшие его люди хотя и были хорошо вооружены, вели себя мирно, никого не обидели и ничего не забрали. Поэтому я решил посмотреть на вас сам. Итак, ваши сердца жаждут не богатств, не земли, но старых, ни на что не годных вещей?

— Скорее знаний, которые хранят старые вещи, — поправил его Готор.

— Знаний? Знания, извлеченные из старой сковороды или даже из надписей на стене пещеры, мертвы, истинные знания может дать только храм!

— Ну так пустите нас туда, — улыбнулся Готор, дотрагиваясь до рукава профессора, кажется уже готового броситься в битву за свои идеалы. — И мы не будем искать старые сковороды.

— Не я это решаю, — с усмешкой ответил жрец. — Если тебе судьбою предписано довольствоваться старыми сковородами, кто я такой, чтобы тащить тебя к высотам мудрости? А коли ты рожден быть избранным, даже я не смогу закрыть для тебя дорогу к сияющим вершинам.

— И кто это может решить? — стараясь скрыть раздражение, особо елейным тоном вопросил Готор.

— Храм конечно же! — торжественно ответил жрец. — Только сам храм выбирает, кто достоин войти внутрь, а кто нет!

— И что храм решил относительно нас?

— Не стоит торопить свою судьбу, чужак. Она может оказаться не такой, о которой ты мечтаешь!

Остаток дня прошел, можно сказать, без происшествий. Почтеннейший Йоорг вместе с благородным оу Готором, вооружившись несколькими фонарями, вовсю копировали надписи на стенах. А солдаты под присмотром сержанта Йоовика активно бездельничали. Только так, с точки зрения старого сержанта, и можно было назвать полученное от полковника задание «наводить мосты дружбы с местным населением». Что означало: угощать их солдатской кашей и вином, вести длительные беседы ни о чем, играть с детишками, подмигивать женщинам, но не более того. Любому, кто зайдет дальше подмигивания, оба полковника обещали лично оторвать руки, и не только.

На следующий день Готор с профессором остались в лагере расшифровывать свои записи. А в поселок троглодитов с миссией дружбы на сей раз отправились Ренки и, естественно, навязавшаяся на его голову Одивия Ваксай.

Впрочем, Одивия была единственной, у кого тут было серьезное дело, потому-то без долгих раздумий она потребовала представить себя «кому-то, кто принимает решения». Несложно догадаться, что ее купечески алчную натуру не мог не заинтересовать овощ, ценившийся на вес золота.

Как уже успели выяснить раньше, кого-то вроде старосты в этой деревне не было. Мелкие вопросы решались на сходе взрослых мужиков, а все, что не мог решить сход, входило в компетенцию жрецов таинственного храма, просто говоривших населяющему долину народу, что они должны делать. Впрочем, некто вроде казначея у троглодитов все-таки нашелся. Им оказался еще относительно молодой мужичок с хитрым и довольно умным (по сравнению с остальными) взглядом.

Поначалу он долго не мог поверить, что с Одивией Ваксай и правда можно решать серьезные вопросы, и все пытался отмахнуться от назойливой бабы, болтающей о делах, никак ее бабьего ума не касающихся. И даже уверения благородного оу Ренки Дарээка, к которому он проникся почтением из-за высокого роста и грозного вида, убедить его не смогли. Зато кошелечек, который Одивия Ваксай сняла со своего пояса, а затем вывалила на землю несколько десятков золотых монет, произвел должное впечатление.

Впрочем, как выяснилось, вопросы настолько серьезные, как торговля золотой редькой, в компетенцию сельского казначея не входили. Зато он поклялся, что все сказанное ему рано или поздно (тут он почему-то не называл конкретных сроков) дойдет до правильных ушей. Затем он не без интереса выслушал рассказ о том, как кредонские купцы лишились своего влияния в Аэрооэо и почему они больше не смогут приехать за товаром.

А к вечеру следующего дня в основной лагерь тооредаанцев пожаловал жрец третьей ступени храма Маздаак, имевший, несмотря на попытки казаться бесстрастным, довольно взволнованный вид. По прибытии он даже не стал поддерживать светскую беседу, предложенную ему оу Готором, а сразу потребовал «ту девицу, что бросает на землю золото».

В общем, ничего особенного. Если бы не несколько романтичная обстановка — огонь костра, легкий ветерок, доносящий непривычные запахи камня и редких растений, и впивающиеся в ночное небо черные клыки скал, это был бы обычный торг двух купцов, который бы они могли вести в тиши своих кабинетов или за столом приличного кабака.

— Сначала он долго старался подловить меня на лжи, — рассказывала Одивия, отчитываясь о проведенных переговорах. — Все пытался убедиться, что кредонские купцы и правда не приплывут. Но в конце концов, кажется, все-таки мне поверил. По крайней мере, согласился продать урожай этого года. Я предлагала ему золото, но он сказал, что им нужны товары, и передал довольно подробный список. А еще сказал, что все это ему нужно доставить как можно быстрее. Я так понимаю, у них заканчиваются прошлогодние запасы, потому как урожай редьки уже вот-вот поспеет, а местные привыкли к регулярным поставкам и запасов «на черный день» не имеют. Знаете, теперь я даже немного жалею, что ввязалась в эту авантюру. Потому что мне, видимо, придется вернуться в Аэрооэо и закупить все необходимое. А вы тем временем будете искать сокровища.

— Будем ли? — немного печально ответил ей на это Готор. — Пока я в большом затруднении. Надписи в пещере… Я так понял, это что-то вроде генеалогического древа, точнее, целой «рощи» деревьев. В общем, все «пещерники» за несколько десятков поколений. Есть несколько странных моментов вроде того, что, согласно этим записям, редко у какого мужика бывает больше двух детей, хотя мы сами видели, что это далеко не так. Впрочем, сейчас это не столь важно. Мне кажется, что старые рудники не самое перспективное место для поисков Амулета. Тем более у нас есть план местности, где он был спрятан, но как найти эту реку, горы и деревья и как отнесутся к этим поискам местные жители? Помните рассказы маэстро Лии? Эти туземцы кажутся довольно мирными, но тот факт, что их до сих пор так никто и не завоевал, наводит на определенные мысли.

— Вообще-то, — немного покровительственно и даже чуть свысока заметила Одивия, — я смогла вставить в наш договор пункт о том, чтобы нам разрешили поиски. Их главное условие — не пытаться пробраться на плато и не обижать живущий в этих долинах народ. Со своей же стороны, Маздаак заверил меня, что и местные жители не будут чинить нам никаких препятствий. Так что можете начинать поиски хоть завтра. Довольны?

— Доволен, — ответил Готор не слишком весело. — Хотя мне кажется, что как раз на плато и находится все самое интересное. Но пока ограничимся тем, что есть. Теперь о вашей поездке. Возьмите с собой побольше наших фааркоонцев и немного аэрооэков, так сказать, для лучших контактов с местными властями. Ну и конечно же Гаарза, который будет обеспечивать вашу личную охрану. Не спорьте! Вам сейчас надо быть очень осторожной, причем не только на реке, но и в городе. Что-то мне подсказывает, что не одной вам может прийти в голову идея наложить лапу на столь выгодную торговлю редькой. А мы уже успели узнать, какими чудесными методами решаются в этом милом городе вопросы устранения конкурентов.

Одивия уехала через день, а экспедиция занялась поисками. Каждый день из лагеря выходило несколько отрядов, которые разбредались по долинам в поисках чего-то необычного. Но ничего, что могло бы привлечь внимание, солдаты и офицеры не находили. И так прошел почти месяц.

Было еще раннее утро, когда в лагере искателей сокровищ приключился небольшой переполох. Караулу, охраняющему тропу, даже пришлось выстрелить (к счастью, пуля не попала в цель), когда некто, идущий со стороны реки, не остановился по приказу, а попытался удрать к ближайшей скале. Внезапный грохот за спиной заставил его присесть, кажется, даже не столько от страха, сколько от неожиданности. И караульные смогли настичь беглеца.

Впрочем, как очень скоро выяснилось, это было всего лишь недоразумение, просто крестьянин, живущий на одном из хуторов возле реки, был не знаком с солдатскими порядками и среагировал чисто по-заячьи. Однако поняв, в чьи «лапы» попал, сей заяц явно успокоился и изъявил готовность отвечать на все вопросы, потому что: «Дык в храме же сказали, что вы не враги».

Увы, все это было бы довольно забавно, если бы не известие, которое он принес.

Нес он его, впрочем, вовсе не Готору и Ренки, а в свой ненаглядный храм, однако, как выяснилось, оно касалось непосредственно их.

— Дык… Большая Рыба! — выпучив от усердия глаза, объяснил он причину своего путешествия, предпринятого в столь не подходящее для этого время.

— Что «большая рыба»? — хмурясь спросонья, переспросил Готор.

— Как «что»? — удивился вопросу крестьянин.

— Вот именно! — начиная немного злиться, рявкнул Готор. — Что «большая рыба»? Большая рыба вылезла на берег и откусила тебе голову? Или это ты поймал большую рыбу и откусил голову ей?

— Да ить это, скорее, он меня поймал! — усмехнувшись шутке, пояснил крестьянин.

— Угу. Кажется, начинаю что-то понимать. А кто этот «он», носящий кличку Большая Рыба?

— Его же все знают! — с большим недоумением объяснил крестьянин.

Беседа еще продолжалась некоторое время, и в результате множества четких вопросов и бессвязных ответов выяснилось следующее. Большая Рыба был не то местным разбойником, не то князем — в верховьях Аэрооэо отличить одного от другого было не так-то просто. В общем, этот самый Большая Рыба уже неоднократно пытался наложить свою лапу на доходы Зубов Дракона, но всякий раз его попытки были безуспешны. Однако на этот раз он придумал новый ход. Он решил, что больше не стоит пытаться завоевать эти земли, ограбить местный храм или просто отобрать урожай золотой редьки. Нет, он надумал захватить купеческий караван, который привезет товары, и потом спокойно обменять захваченное на заветные овощи и золотишко.

Купцы, совершавшие регулярные рейсы за урожаем, в этом году задержались. Зато наблюдатели Большой Рыбы приняли стоявшие у берега лодки тооредаанской экспедиции за торговцев и донесли своему вожаку. А тут еще и Готор перехитрил сам себя. Желая ограничить количество глаз, присматривающих за его поисками, на охрану лодок он отрядил капральство аэрооэков. А те, будучи не столь опытными солдатами, прозевали предпринятое на рассвете нападение, и это стоило им жизни.

Поначалу Ренки и Готор сильно всполошились, узнав о нападении, так как решили, что это Одивия Ваксай снова попала в неприятности. Но из ответов крестьянина стало понятно, что захвачены были те лодки, которые остались на реке и в которых хранились запасы продовольствия для экспедиции.

Собственно говоря, этот несчастный и очень невезучий крестьянин был отловлен людьми Большой Рыбы и отправлен в храм с предложением провести переговоры. Но по пути наткнулся на лагерь истинных владельцев лодок и груза на них.

Двух мнений тут быть не могло. Лодки надо было отбить, а Большую Рыбу — прибить. Потому что без лодок и продовольствия положение экспедиции стало бы весьма печальным. А наличие столь неприятного человека, как Большая Рыба, в окрестностях Драконьих гор могло принести немало проблем и представляло серьезную опасность хотя бы для той же Одивии Ваксай, которая должна была прибыть со своим товаром буквально со дня на день.

Собственно, это и определило цель карательно-освободительной операции. Не просто отобрать и отогнать, но отобрать, отогнать и либо уничтожить, либо надолго отбить охоту появляться в этих краях.

Увы, но лодки сейчас были в руках противника. Так что стоило ему немного (да буквально на сотню саженей) отвести их от берега, и его уже было бы не достать.

— Придется заманить их вглубь территории, — усмехнулся Ренки, внезапно вспомнив тот давний эпизод своих приключений, с которого началось их возвышение от бесправных каторжников до влиятельных феодалов. — Жаль, с нами нет Таагая, у него отлично получалось заманивать врагов в засады.

Разбойничье-княжеское войско состояло по большей части из наемников, а они о дисциплине имели собственное представление, далеко не всегда схожее с тем, что в обычае у королевской армии. Нет, в бою они, конечно, следуя кодексу наемника, во всем подчинялись командиру. Но в остальное время… Тут все зависело от личности самого командира и от величины предлагаемой им оплаты.

Большая Рыба был командиром авторитетным, но нынче не при деньгах и потому много предложить не мог. Соответственно и нанятый им контингент вел себя на берегу довольно вольно и лишь посмеивался над намеками, что, дескать, местные не так просты, как кажется на первый взгляд, и умеют больно кусаться. Пока несколько жителей прибрежного поселка, что не успели сбежать при звуках начавшейся пальбы и попали в руки речных пиратов, особо опасными им не показались. Так что в караулы отправили лишь парочку человек, да и те расположились не на берегу, а в захваченных лодках, ибо доблестные воины Большой Рыбы куда больше были озабочены не предотвращением нападения, а тем, чтобы никто не попытался урвать кусок добычи.

Так что когда внезапно у их лагеря появился десяток одетых в рванину крестьян, закидавших компанию, сидящую у одного из костров, камнями и даже пальнувших в сторону противников из парочки допотопных мушкетов, то сначала это вызвало серьезную растерянность, которая уже спустя несколько мгновений переросла в настоящую злость. Как и всякие люди, предпочитающие добывать себе хлеб насущный, отбирая его у тех, кто послабее, наемники Большой Рыбы считали большой несправедливостью и даже оскорблением, если жертва пыталась дать сдачи.

Оскорбленные бросились за обидчиками, которые, воспользовавшись секундным замешательством противника, поспешили дать деру. Впрочем, за поворотом тропы преследователей еще раз обстреляли из мушкетов и опять закидали камнями. Это уже было настоящей наглостью!

Большая Рыба этого очень не хотел, но его люди требовали отмщения за одного убитого, двух раненых и еще шестерых, схлопотавших камнями по самым разным участкам тела. Пришлось уступить их требованиям и дать согласие разорить ближайшую деревушку. Благо он уже не раз бывал в этих краях и был более чем уверен, что население деревни давным-давно сбежало из своих домов и теперь прячется где-то в горах. Спалить несколько хижин… Пожалуй, это не сильно обострит отношения с местными, зато придаст вес его словам на предстоящих переговорах.

Примерно половина всего его войска выстроилась в колонну. Наемники бодро потопали по тропе, извивающейся меж высоких клыков. И вот, за поворотом…

Да. Ужасно неприятно. Вот так идешь себе вершить праведную месть и поразвлечься заодно, а тут тебя прямо в лоб встречает дружный залп полусотни мушкетов. И злые дядьки в форменных мундирах солдат регулярной армии да с большими штыками в руках. Нет, не об этом мечтает всякий благородный разбойник!

Если на берегу и слышали звуки стрельбы, искаженные эхом от скал, то, вероятно, решили, что так развлекаются наемники, потому что кто еще мог так весело и дружно палить в этом забытым богами и людьми захолустье? Даже сам Большая Рыба, хорошо знакомый с местными обычаями, не заподозрил подвоха. Обычная тактика населения Зубов Дракона — уйти вглубь своих гор, а потом тревожить врага постоянными вылазками. Так что если кто-то и мог тут палить столь интенсивно, как в настоящей битве, то только его люди. Потому-то неудивительно, что появление регулярных войск стало для разбойников большим сюрпризом.

Йоовик со своими разведчиками под командованием оу Дарээка смогли подкрасться к лагерю противника почти вплотную — благо обилие камней и неровный рельеф местности для тех, кто учился быть невидимым на Зарданском плоскогорье, делали сие предприятие легкой прогулкой.

Так что когда вечерние сумерки размазали силуэты и обесцветили краски мундиров, из-за скал вышли основные войска и, построившись в правильные шеренги, начали пальбу. Ренки с разведчиками, воспользовавшись переполохом, смогли забраться на лодки, а дальше пошла привычная солдатская работа. Как бы хороши ни были эти грозные речные волки против крестьян и рыбаков, тягаться с регулярной армией они не могли даже мечтать. Те, кто успел, поспешили сдаться. А те, кому не повезло оказаться на краю лагеря, были мгновенно убиты.

В завершение недолгой битвы Ренки лично схватился с огромным и весьма могучим на вид бородачом, едва ли не выше себя ростом, одетым довольно богато, хотя и абсолютно безвкусно. Впрочем, этот бородач столь лихо орудовал абордажной саблей чудовищных размеров, что особо разглядывать, а уж тем более подвергать критике его манеру одеваться посчитал бы неуместным даже самый изысканный столичный щеголь или иной строгий знаток моды. От этой сабли уже серьезно пострадали трое фааркоонцев, причем один, кажется, был сражен насмерть… Но шпага благородного оу Дарээка была точна и безжалостна. Обогнув опасное оружие, как ручеек огибает камень, сей легендарный клинок сначала поразил руку противника, заставив разжаться пальцы, держащие саблю, а спустя мгновение глубоко, едва ли не на половину всей длины ушел в громадное брюхо. Впрочем, врага и это не остановило, подобно былинному герою древности он, не обращая внимания на боль, ринулся на противника, еще глубже насаживая себя на оружие, при этом дико скаля зубы, словно бы желая загрызть врага или хотя бы задушить оставшейся здоровой рукой. В результате он нарвался горлом на кинжал, который Ренки держал в левой руке. На этом, собственно говоря, закончились и сия «великая битва», и жизнь речного князя по прозвищу Большая Рыба. А победителям осталось только позаботиться о своих раненых и пересчитать добычу.

— Хм… Забавный экземпляр! — заметил Ренки, с удовольствием беря в руки короткое грубое подобие мушкета, отличающееся, однако, огромным калибром. — Этой штуке, наверное, лет двести, видишь, тут еще вместо приклада шар, чтобы упирать в грудь. Интересно, неужели это чудовище еще стреляет? Смотри, тут даже замка нет, а чтобы выстрелить, надо сунуть фитиль, зажатый в специальном пальнике, вот в это отверстие! Настоящая ручная пушка!

— Выкинул бы ты эту дрянь от греха подальше, — пробурчал в ответ на эти восторги Готор. — Не дай боги, в руках взорвется. Что может быть глупее, чем погибнуть таким нелепым образом?

— Вот уж нет! — категорически отверг это предложение Ренки. — Это же настоящая редкость, подумай только, как она будет смотреться в моей коллекции!

— Тогда залей ствол свинцом или оловом. А то ведь не удержишься и попробуешь пальнуть!

— Это испортит ценнейший экземпляр! — помотал головой большой знаток и ценитель оружия. — Да не волнуйся ты так, если я и попробую стрелять, то сначала сделаю это со специальной подставки. А в общем-то все остальное тут — хлам!

Действительно, за исключением пяти больших лодок, на которых приплыли пираты, ничего особо ценного у них не было. А из собранного на поле боя оружия Ренки и Готор отобрали лишь десяток относительно новых мушкетов да три колесцовых пистолета, вполне пригодные к использованию. Ренки еще забрал себя абордажную саблю Большой Рыбы, да и то больше из-за огромных размеров, нежели в качестве оружия, которым стоило бы пользоваться.

Кое-что еще по мелочам наверняка прибрали к рукам солдаты, собирающие трофеи, — для удобного кинжала или ножа из хорошей стали всегда найдет местечко на поясе или в ранце бывалого вояки. Наверняка и карманы да сумки убитых и пленных обшарили, но, судя по состоянию одежды речных пиратов, едва ли сильно на этом нажились. Так что командирам стоило закрыть глаза на это нарушение дисциплины.

Впрочем, на лодках нашлись ценности совсем иного рода. Из трюмов были извлечены двое крестьян из прибрежного поселка, сильно избитых, но живых. А в личной каюте Большой Рыбы нашли женщину. Несчастная пребывала в беспамятстве, и, судя по ее истерзанному телу, едва ли хозяин каюты придерживался куртуазных правил в обращении с дамами. Один из освобожденных крестьян, увидев ее, сразу бросился к женщине, но так и замер рядом с гримасой ужаса на лице, не зная, чем помочь.

— Жена это его, — пояснил второй освобожденный пленник. — Не успели мы удрать. Эк же эти твари ее…

— У нас есть лекарь, — сочувственно сказал Готор. — Довольно хороший. Сейчас закончит с тяжелыми ранеными и посмотрит женщину.

— Дык… — покачал головой крестьянин. — Лекарь-то чего… В храм ее надо, тока там и помогут.

— А сможем ли донести? — засомневался Ренки. — Тут ведь у вас ни лошадей, ни повозок. А на руках тащить — так успеем только к утру. Да и по дороге растрясем.

— Вы бы меня отпустили, эфенди, — осторожно предложил крестьянин, не очень понимая, как вести себя с нежданными освободителями. — А уж я кого надо приведу.

— Ты свободен, — пожал плечами Готор. — А если нужна какая-то помощь, можешь не стесняться, спрашивай. Ты ведь знаешь, что с храмом у нас договор?

— Ну тогда я побегу, — кивнул освобожденный пленник и скрылся в темноте.

А приятели, постояв еще несколько мгновений и сочувственно помолчав, пошли разбираться со своими делами, ведь даже после такой несерьезной драки забот хватало.

Следующие три часа ушли на то, чтобы разобраться с ранеными, похоронить убитых и осмотреть добычу. Раненых была примерно дюжина, и насчет четверых лекарь сомневался, доживут ли они до утра. А убитых — всего трое, если, конечно не считать тех аэрооэков, что охраняли караван и прошляпили нападение. Наиболее стоящее оружие было роздано отличившимся солдатам в качестве трофеев (в основном аэрооэкам, фааркоонцы, вооруженные новейшими мушкетами, смотрели на разномастные «орудия пиратского труда» с заметным презрением).

А там уж и каша поспела, и усталые после боя солдаты подсели к кострам, чтобы набить брюхо, опустошить фляги с вином и выговориться после битвы. Хотя, конечно, есть ночью вроде как уже и поздновато, но это всяко лучше, чем ложиться спать на голодный желудок, зато с головой, полной впечатлений, страхов или радости от того, что остался жив.

Но тут опять, как и ранним утром, всполошился караул (такой уж, видно, день сегодня выпал), послышали окрики, быстрая речь переговаривающихся людей, и на берегу появилась целая делегация местных жителей. В основном это были крестьяне окрестных деревень. Но мелькали и несколько иные фигуры. В первую очередь — примерно дюжина высоких крепких мужчин, довольно неплохо вооруженных мушкетами, пистолетами, протазанами и шпагами. Причем даже при свете костра Ренки смог отметить отличное качество оружия. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы опознать в этих людях опытных воинов. Даже не наличие оружия, а особая повадка, манера ходить и смотреть ясно давали понять понимающему человеку, каким ремеслом зарабатывают себе на жизнь эти люди. Эти воины сопровождали жреца. Как и Маздаак, этот жрец одеждой мало чем отличался от крестьян, однако весь его вид говорил, что человек он не простой и привыкший, чтобы ему подчинялись. Не как повелителю, но как лекарю, который держит в руках нити жизни и смерти своих подопечных, так же как монарх распоряжается жизнями своих подданных.

Не тратя время на расспросы и переговоры, жрец был препровожден к пациентке и занялся своим ремеслом.

— Жить будет, — объявил он безутешному мужу. — Этот лекарь сделал все правильно, хотя, конечно, ему недоступны снадобья, которыми располагаю я. Однако ее все равно надо отнести в храм, ибо душевные раны требуют исцеления наравне с телесными. Теперь вы, чужеземцы… Храм благодарен вам за то, что вы сразились с нашими давними врагами. Конечно, в этом был и ваш интерес, ибо они захватили ваши лодки. Но мы люди не мелочные и умеем быть благодарными. Просите! — закончил он с видом истинного монарха, лишь для потехи надевшего домотканые рубаху и штаны — одежду простых крестьян.

— Хм… У нас тоже есть раненые, — заметил Готор. — Если у вас и правда имеются какие-то лекарства, которые смогут быстрее поставить их на ноги, мы будем рады принять такую помощь.

— Хорошо, — пожал плечами лекарь. — Я осмотрю их и подарю твоему лекарю склянку особого бальзама, заживляющего раны. Но я вижу, что попросить об этом тебя заставил твой долг, сердце же твое желает совсем иного. Возможно, мы сможем посодействовать твоим мечтам.

— Я хочу посетить ваш храм, — честно ответил на это Готор.

— Я не вправе принимать такие решения, — покачал головой жрец. — Но я передам твою просьбу тем, кто стоит на пятой ступени. Они будут думать и спрашивать. Они и решат твою судьбу. Жди. На днях к тебе придут.

Следующие два дня прошли в тягостном ожидании. Готор по-прежнему водил поисковые отряды по тропкам и ущельямДраконьих гор, так же, как и раньше, разбирал вместе с профессором Йооргом «пещерные записи» не столько в поисках тайн, сколько изучая прихотливые пути, коими двигается развитие письменности в изолированных общинах. Но все это было, скорее, с целью прогнать одолевающее его волнение.

— Почему ты так хочешь попасть туда? — поинтересовался Ренки, видя, что приятель буквально не находит себе места и частенько застывает, с тоской и ожиданием во взоре смотря на возвышающееся невдалеке загадочное плато.

— Я чувствую, — ответил Готор. — Он там!

— Он? Ты имеешь в виду Амулет? — уточнил Ренки. — Но с какой стати такая уверенность?

— Сам не знаю, — покачал головой Готор. — Есть разные предположения. Да говорю же: просто чувствую я — он там!

— Хм… А если ты его найдешь, — осторожно спросил Ренки. — Что дальше? Отправишься домой?

— Не знаю, — ответил Готор после продолжительной паузы и почему-то недовольно нахмурился. — Если это вообще возможно. Не знаю! У меня есть долг, я давал присягу, в конце концов. Но… Тут я вроде тоже как давал присягу и обзавелся множеством долгов. А главное — друзей! Иногда мне до жути хочется вернуться. Встретить родню, знакомых. Да и начальству отчитаться о своих успехах! И если бы у меня была хоть малейшая надежда, что я смогу потом еще раз попасть сюда… Но я боюсь, что эта дверь открывается только один раз. А если меня даже и отправят еще с одной миссией, то кто знает, не закинет ли меня на тысячу лет назад или вперед? А это уже будет совсем другой мир. Но, скорее всего, меня больше уже забрасывать не будут — станут хранить как «ценный источник информации» и объект для изучения. Да еще и после всех моих приключений тут, боюсь, тот, мой прежний мир покажется мне совсем не таким замечательным, каким он представляется мне в воспоминаниях. Тем более не так уж у меня и много этих светлых воспоминаний. Не потому что мой мир плох, просто так получилось. Почти вся жизнь в казарме да в военных городках дальних гарнизонов, сильно вдалеке от тех мест, которыми стоило бы гордиться и восхищаться. Тут, у вас, я успел увидеть куда больше, чем там. Тут я живу ярче. У меня больше свободы, не говоря уж о положении в обществе и богатстве. Но там — мой мир, и отворачиваться от него только потому, что тут интереснее, — это тоже предательство! Знаешь, почему-то очень страшно делать выбор. Боюсь, что, вернувшись, я до конца жизни буду жалеть, что не остался. А оставшись, не прощу себе, что мог вернуться, но испугался.

— А может, тогда лучше ничего и не находить? — Ренки говорил почти шепотом, словно бы подговаривая друга совершить какое-то преступление. — Пусть судьба сама сделает этот «страшный выбор».

— Может, и так, — невесело рассмеялся Готор. — Но что-то мне подсказывает, что настолько благосклонна судьба ко мне не будет. Вот я и трясусь заранее.

Потом опять случился небольшой переполох. На этот раз вполне приятный. Вернулась Одивия Ваксай с большим караваном глубоко сидящих в воде лодок.

— Да, судари, — весело ответила она. — Без происшествий, конечно, не обошлось, но свою работу я сделала. Груз закуплен и доставлен!

— А что за происшествия? — для приличия поинтересовался Ренки, видя, что Одивию просто распирает от желания рассказать.

— Для начала, — ответила девушка, поудобнее усаживаясь за столом и наливая себе чашку гове, — когда мы только двинулись к Аэрооэо, буквально через четыре дня нам встретился караван, идущий вверх по реке. Естественно, мы не смогли не остановиться и не поговорить. Оказалось, какие-то ушлые ребята сообразили, что раз кредонцев выгнали из города, то им вполне по силам самим скупить урожай золотой редьки. Они для этого даже целое товарищество успели организовать, и, как я узнала позднее, там не обошлось без драк и кровопролития. Вы были правы, Готор, — в этом милом городишке вопросы конкуренции решают весьма прямолинейно и без лишний сантиментов. Мне пришлось прибегнуть к… назовем это маленькой женской хитростью. Я была вынуждена огорчить этих ребят, сказав, что уже скупила весь урожай и везу его в своих трюмах, так что они могут больше не хлопотать понапрасну и вернуться в Аэрооэо. Должна заметить, что эти пройдохи весьма огорчились и даже начали намекать на необходимость разделить барыши, коли уж они изрядно потратились на закупку товаров и предприняли столь дальнее путешествие в верховья реки. Взамен предлагали отдать товары со своих лодок по весьма выгодной, надо сказать, цене. Было большое искушение, но я отвергла это предложение, иначе они могли бы раскусить мой блеф. Так что аэрооэкам пришлось смириться, чему, кстати, сильно поспособствовали мушкеты и свирепые физиономии наших вояк. Не будь там наших ребят — со мной, возможно, и торговаться бы не стали, а просто ограбили. Так что я отправилась вниз по реке, а они, печально вздыхая, сообщили, что пойдут еще выше и попытаются сбыть товар там. В городе у меня тоже были кое-какие проблемы, но ничего такого, что нельзя было бы решить, особенно имея за спиной Гаарза и целый флот! Кстати, адмирал оу Ниидшаа двинулся к Фесткийским островам с очередной миссией мира, а в Аэрооэо оставил только помимо вашего «Счастливого» и моей «Чайки», два своих фрегата, так сказать, для поддержки авторитета падишаха. Кажется, этот милый мальчик затеял в своем дворце небольшую перестановку. И переставляет отнюдь не мебель, а чиновников, и меняет не обои, а некоторые не менявшиеся сотни лет обычаи. Не всем его подданным это нравится, но наших четырех кораблей на рейде хватает, чтобы аэрооэки вели себя почтительно и не высказывали слишком много претензий. Ну а как у вас тут дела?

Готор рассказал, хотя и постарался скрыть свои сомнения и печали.

— Я попробую поговорить об этом, — заявила Одивия несколько даже покровительственным тоном. — Когда буду обменивать товары. Но даже не знаю, послушают ли они меня, ведь был четкий уговор, что на плато мы не суемся…

А уже на следующий день лагерь снова почтил своим визитом Маздаак, явно прознавший про прибытие каравана. Но на сей раз жрец третьей ступени был отнюдь не главным лицом, он сопровождал некоего старца, при виде которого местные крестьяне начали валиться на колени и биться лбами о камни, изображая почтительные поклоны.

— Жрец пятой ступени Наардаак! — величественным и в то же время переполненным почтения тоном, будто бы представляет какого-то бога, произнес Маздаак. — Возрадуйтесь! Он лично соблаговолил говорить с вами!

— Радуюсь! — с очень серьезным лицом заявил Готор. — Рад приветствовать вас у нас в гостях, жрец пятой ступени Наардаак.

— Скорее это вы в гостях у нас, — усмехнувшись, впрочем, вполне по-доброму, откликнулся старец, посмотрев на Готора и его друзей взглядом истинного мудреца. — Ибо земля, на которой вы стоите, всегда принадлежала храму. Да она и есть храм! Итак, зачем ты пришел и что ищешь в этих краях?

Готор рассказал версию, изложенную им чуть ранее падишаху Аэрооэо.

— Эти люди… Два брата, сильно непохожих друг на друга… Один — огромный свирепый воин, а второй — пройдоха и плут. Да, они были тут! Подняться на плато они так и не осмелились, но смогли ограбить рудник, находившийся когда-то на месте того поселка, который вы уже посетили.

Наардаак сказал это так, будто бы самолично встречал легендарных Лга’нхи и Манаун’дака, и встреча эта произошла буквально на днях.

— У вас есть какие-нибудь записи? — не удержавшись, влез в разговор почтеннейший Йоорг. — Могу ли я снять с них копии или хотя бы просто взглянуть?

— Если тебя и правда интересуют подобные истории давно позабытых времен, — равнодушно пожал плечами Наардаак, — я, возможно, смогу что-нибудь сделать для тебя, поскольку вижу, что твоим сердцем и правда движет жажда знаний. Хотя такие знания не более чем шелуха, лишь закрывающая истину! Но даже изучая шелуху, можно приблизиться к подлинному знанию!

— Однако вы, уважаемый жрец Наардаак, — осторожно заметил Готор, — тоже помните о Лга’нхи и Манаун’даке, несмотря на то что это всего лишь шелуха!

— Это не более чем история моего рода, — рассмеялся жрец. — Один из моих предков был убит Манаун’даком, а другой из-за того происшествия надолго возглавил общину и храм. Память об этом передают из уст в уста на протяжении многих тысяч лет. Но, когда поживешь с мое и поймешь то, что понял я, все эти истории начинают казаться не более важными, чем пыль, которую поднимает ветер на своем пути. Взлетело облачко, опало, а ветер продолжает свой путь, и ему нет никакого дела до того, как перемешались пылинки от его дуновения. Но ведь тебя, чужеземец, интересует вовсе не это? — проницательно заметил старик. — Если ты хочешь, чтобы мы с тобой продолжили беседу, тебе лучше начать говорить правду.

— Да, — кивнул Готор, заметно волнуясь. — На самом деле я хотел бы посетить и осмотреть этот ваш храм. Мне кажется, что там я закончу свои поиски, которые веду уже несколько лет.

— И что же ты ищешь? — поинтересовался старик, глядя на Готора с любопытством, которое, наверное, более пристало бы мальчишке, нежели солидному старцу.

— Вещь, которую называют Амулет! — выдохнул Готор с заметным усилием. Он сейчас был похож на игрока в кости, который поставил на кон все свое состояние. — Думаю, вы понимаете, о чем я говорю, иначе бессмысленно объяснять.

— Хм… — Жрец продолжительное время сверлил Готора взглядом. — Давно уже никто не приходил к нам в поисках Амулета. Мы начали думать, что в мире про него все забыли, но, оказывается, еще кое-кто помнит. Расскажи подробно, почему ты решил искать его здесь?

Готор поведал все о своих поисках загадочного Амулета, ничего не скрывая и даже не пытаясь утаить.

— А потом мы прочитали надписи, выгравированные на эфесе шпаги моего друга, — закончил он. — И там упоминалось, что это оружие находится под покровительством Амулета. Я прочел эти значки именно так, поскольку раньше видел схожие символы в записях, точно касающихся Амулета.

— Шпага? — удивился старец. — Если это та самая шпага, о которой я думаю, твоему приятелю лучше не доставать ее перед нашими воинами. Она для них — что-то вроде святыни. Хотя, конечно, все это глупости и суета, но они весьма огорчатся, что оружие не у них, и даже могут попытаться забрать его силой. Однако…

Старик замолк и словно бы ушел в себя и сидел так, наверное, не менее получаса, о чем-то напряженно размышляя.

— Это довольно странно, — наконец сделал он вывод. — Слишком много совпадений, и, возможно, они говорят о том, что Амулет сам призывает тебя к себе. Кто ты, чужеземец? Почему тебе так важно найти Амулет?

— Я думаю, он может открыть мне дорогу домой, — выдохнул Готор. — Открыть дорогу в иной мир.

— А-а-а… — Дедок будто бы даже расслабился. — Так ты один из них? Тех, кто приходит неведомыми путями, повинуясь зову Амулета? Тогда, возможно, он и правда захочет увидеть тебя, но… Во всяком случае, это решать не мне! И никому из людей. Это может решить только сам Амулет. Завтра поутру ты можешь подняться на ту скалу и попытаться пройти через мостик. Если тебе это удастся, то ты войдешь в храм, а если нет, то даже я тут бессилен.

— Я хочу сопровождать Готора, — вдруг произнес молчавший всю беседу Ренки, упрямо набычившись и глядя на старика с вызовом.

— И я, — дрожащим голосом сказала Одивия. — Я тоже должна попробовать…

— Тобою руководит дружба, — заметил старик, пристально посмотрев на Ренки. — И страх потери. А тобою, девица, — скорее упрямство, нежели любовь или какие-нибудь иные чувства. Я не стану запрещать вам попробовать. Но те, кто пытался перейти мостик и не смог, изгоняются из нашей долины! Даже люди, родившиеся тут, не могут остаться, коли храм не принимает их. Если Амулет вас не пустит, вам придется немедленно уйти. Готовы ли вы к этому? Ну, тогда завтра на рассвете вы узнаете свою судьбу!

Как оказалось, до рассвета еще надо было дожить.

Нет, не то чтобы друзьям угрожала какая-то опасность. Но с приходом ночи вместо благословенного забытья сна всеми троими овладело жуткое беспокойство и тревога.

Днем еще было куда ни шло. Заботы по разгрузке каравана и подготовке продуктов к подъему на плато, а затем доставка обратно груза золотой редьки и погрузка на лодки, что также оказалось делом совсем непростым, ибо требовалось соблюсти множество условий, дабы драгоценные корнеплоды не пострадали от сырости и не попортились. Все это занимало довольно много времени и оттягивало на себя внимание до самого вечера, позволяя не думать о предстоящем рано утром испытании. Но вот когда наступила ночь…

Казалось бы, прекрасно умеющий контролировать свои эмоции Готор не смог не то что заснуть, но даже и усидеть на одном месте хотя бы пять минут. Постоянно вскакивал и то отправлялся проверять караулы, то вдруг ему срочно надо было посмотреть свои записи, то написать письма Риишлее, королю, герцогу Моорееко и даже Ваасе Седьмому с подробной инструкцией о том, как правильно регистрировать сделанные на раскопках находки. Потом он прямо посреди ночи заявил, что сегодня слишком душно и ему срочно необходимо пойти искупаться, причем в одиночестве, подхватил свой мушкет и утопал по направлению к реке. Говорил Готор столь решительно, что Ренки не стал навязывать ему свою компанию. Однако когда друг ушел, разбудил Гаарза и велел ему осторожно проследить, чтобы с их приятелем ничего не случилось.

Ему самому тоже сегодня не спалось. Такого с ним не было даже перед самыми серьезными сражениями. А ведь казалось бы: все, что угрожает ему сейчас, — это быть отвергнутым чем-то непонятным и абсолютно, по большому счету, ему ненужным, после чего отправиться назад, вести блестящую жизнь придворного, чиновника-феодала, управляющего собственными землями, или вернуться на суровую, но полную приключений стезю военного. Если припомнить историю и немного посчитать, у него еще вполне есть шанс стать самым молодым генералом в армии Тооредаана.

Опять же в Западной Мооскаа его ждет невеста. Может быть, не самая яркая из известных ему особ женского пола, но вполне милая. До того милая, что Ренки даже немного тревожился при мысли о том, что делать, оставшись с ней наедине, ибо его опыт по большей части ограничивался общением либо с женщинами откровенно продажными, либо с развратными дворцовыми кокетками, а тут… Да, еще ведь есть и Одивия Ваксай!

Ренки как-то задумчиво посмотрел в сторону другого костра и заметил там знакомую фигуру девушки, которая, видимо, тоже не могла заснуть этой ночью. Это заставило его встать и пойти туда, преисполнившись решимости для серьезного разговора.

— Э-э-э… — глубокомысленно начал он, для начала с деловитым видом поковыряв угли костра палкой и подбросив в пламя еще пару полешек. — Одивия, а вам-то зачем понадобилось подниматься на это проклятое плато?

— Не знаю. Наверное, виновато мое плохое воспитание. Вы ведь всегда мне это говорите. — Несмотря на привычно язвительные слова, тон Одивии был скорее задумчив и серьезен. — Как-то так получилось, что, когда я слышу слово «нельзя», мне обязательно хочется сделать это. Вот и сейчас…

— А это не потому, что вы… — Ренки немного замялся, а потом, мысленно махнув рукой, решил высказать все, что было у него и в голове, и на душе. — Мне тут, знаете ли, вовсю намекали, что из нас двоих получилась бы прекрасная пара. Кажется, так считают даже те, кто явно против этого брака, дама Тиира например. Дыма без огня, как известно, не бывает. Вот я и подумал, что…

— Вы решили, что я влюблена в вас и готова бежать за предметом своей страсти в неизвестность, как героиня глупого романа или привязанная к хвосту кошки погремушка? — рассмеялась Одивия. — Успокойтесь, сударь, это не так. Не буду отрицать, что когда-то я питала к вам некие романтичные чувства. Тогда я вас еще слишком плохо знала! — добавила он с привычными язвительными интонациями. Но потом смягчилась и даже положила руку на ладонь Ренки, как бы предлагая ему не обижаться. — Понимаете, когда вы появились в Фааркооне, про вас начали ходить ужасно романтичные слухи. Этакий благородный, но гонимый герой, кознями врагов сброшенный в пропасть бесславия, но сумевший выбраться и восстановить свое доброе имя. — Одивия издевательски произнесла это с пафосом плохого театрального трагика, но затем добавила вполне обычным и даже задушевным голосом: — Да что и говорить, в обществе Фааркоона я сама чувствовала себя этакой белой вороной. Отец с детства внушал мне, что я не такая, как все, что мой род необычайно древний, и потому мое положение куда выше, чем у всех моих сверстниц-подруг и даже ближайших родственников со стороны матери. Он же и убедил меня, что я вправе добиваться всего, что недозволено другим людям купеческого сословия. Мудро ли он поступал или глупо? Сложно сказать. Быть не такой, как все, печально. Печальней этого, наверное, только быть в точности такой же, как все! В общем, когда я узнала про вас, такого же изгоя, мне показалось, что мы созданы друг для друга… А я тогда, — Одивия усмехнулась, — несмотря на все свое воспитание, все же была простой девчонкой с необычайно романтичным и трепещущим по каждому поводу сердечком. Вот и выдумала себе образ благородного оу Ренки Дарээка. Правду сказать, вы ему почти совсем не соответствовали. Не хмурьтесь так, это к счастью. Поверьте, тот «оу Ренки Дарээка» вам бы совсем не понравился, да и мне надоел бы через неделю общения. Тот оу Ренки Дарээка, который сидит сейчас рядом со мной, нравится мне куда больше, но скорее как друг или даже брат. Такой сильный и решительный защитник, за чью спину можно спрятаться, когда собственная независимость и самоуверенность довели тебя до беды. На котором можно отрабатывать свою язвительность и остроты, и он это стерпит, будучи старше и мудрее… Какая девушка не мечтает о подобном брате? Надеюсь, я вас не огорчила? Мне не кажется, что вы испытываете ко мне какие-то сердечные чувства.

— Хм… — в свою очередь позволил себе усмехнуться Ренки. — Вы довольно красивая девушка, но ваши манеры и воспитание всегда несколько шокировали меня. По сути-то я был, да наверное и остался, наивным провинциальным мальчишкой с намертво вбитыми в голову представлениями о дозволенном и приличном. Воевать я предпочитаю на поле боя, но никак не в собственной гостиной. А с вами, я это всегда чувствовал, у нас бы была постоянная война. Возможно, кому-то это нравится, но я представляю свой дом этаким тихим и спокойным убежищем от суеты и забот окружающего мира.

— Что ж, я рада, что мы это выяснили, — сказала Одивия как-то очень весело. И Ренки сам почувствовал, что с его плеч словно бы свалился огромный камень. — Однако почему вы вообще решили заговорить об этом? Я чувствую, что вас еще что-то сильно угнетает.

— Увы, это пример нашего бедного оу Лоика Заршаа, — опять погрустнел Ренки. — Помните, каким веселым и светлым он был? Прекрасный товарищ, смелый воин, остроумный и начитанный собеседник. Когда я встретил его в последний раз, это был озлобленный, почти спившийся человек. И сия перемена произошла с ним из-за неудачной женитьбы. Поэтому когда все твердят, что вы были бы прекрасной парой для меня… Невольно начинаешь присматриваться и сравнивать… Тот же Лоик (и даже Ваася) от вас без ума. Вот я и думаю порой: а не упускаю ли я собственное счастье? Кстати, никогда вас не спрашивал, но все же: насколько правдивы слухи о том, что вы фактически невеста мооскаавского сатрапа?

— Он сделал мне предложение, — спокойно и даже как-то равнодушно ответила Одивия. — Признаться, он весьма мил, да и с политической точки зрения этот брак будет выгоден и ему, и мне. Хотя бы потому, что наш союз даст хороший повод прогнать удихов из Валкалавы, о чем мечтали несколько поколений моей семьи. А поскольку этих пришлых дикарей мало кто любит, против них наверняка объединятся несколько государств, после чего их легко будет выгнать обратно на север, присоединив Валкалаву к сатрапии на вполне законных основаниях — ведь в моих жилах течет кровь ее правителей. В общем, все это Ваася изложил мне, убеждая, что никто при его дворе не будет противиться подобному браку, а значит, он вполне реален. А еще он обещает, что не будет держать меня в золотой клетке, а даст возможность проявлять свои, как он выразился, многочисленные таланты, а может быть, даже предложит официальную должность, что-то вроде канцлера или министра финансов. Но я пока попросила время подумать. Признаться, надо быть полной дурой, чтобы отвергнуть настолько выгодный брак, особенно имея перспективы навечно остаться старой девой, ибо из людей, которых бы я посчитала достойными, никто не торопится предлагать мне руку и сердце. Но мне почему-то до смерти обидно терять то, что я создала фактически своими руками, — мою верфь и Торговый дом. А больше всего мне, наверное, не хочется терять свою самостоятельность и независимость. Так что я в раздумьях.

— Меня так и подмывает дать вам совет, так сказать, на правах старшего брата, — усмехнулся Ренки. — Однако я лучше промолчу, ибо опасаюсь, что вы все сделаете наоборот. Но знаете, я очень рад, что этот наш разговор состоялся. Я чувствую, что в самое ближайшее время нас ждут серьезные перемены в жизни, и мне приятно, что мы смогли выяснить наши отношения.

— Да, — кивнула Одивия. — Это был очень хороший разговор! Мне этой ночью как-то не спалось. Какие-то тревожные ощущения, словно завтра будет самый серьезный день в моей жизни. А сейчас стало значительно легче и спокойнее. Так что я отправляюсь спать, да и вам советую. Так сказать, на правах младшей сестры.

(обратно)

Глава 9

Было еще очень раннее утро, когда испытуемые подошли к заветной скале и начали нелегкий подъем. Солнце только едва успело выглянуть из-за горизонта, и у подножия скалы клочки тумана еще вовсю холодили кожу, а легкий ветерок заставлял ежиться и плотнее кутаться в одежды. Однако подъем по узкому серпантину горной дороги заставил вспотеть даже привычных к путешествиям и длительным переходам мужчин.

— Да… — пробурчал Ренки. — Не хотел бы я когда-нибудь штурмовать эту вершину. Тут хватит груды камней, чтобы отбить любой вражеский приступ.

— Надеюсь, тебе и не придется, — раздался насмешливый голос, и, подняв глаза, Ренки увидел давешнего жреца какой-то там очень высокой ступени. Наардаак, кажется, так его звали, снизошел до того, чтобы самолично встретить гостей, явившись лишь в сопровождении двух телохранителей, впрочем весьма грозных на вид.

— Итак, — поздоровавшись, сразу перешел к делу Готор. — Что мы должны сделать, чтобы пройти испытание?

— Просто перейти по этому мостику, — пожал плечами Наардаак. — Тот, кто сможет, будет допущен к следующему испытанию храма. А те, кто нет… Им придется уйти!

— Просто перейти? — переспросил Готор. — Ну конечно же, да, я ведь слышал… Хотя не важно! Так я пошел?

Не дожидаясь ответа, Готор решительно направился по узкой тропе, соединяющей скалу с загадочным плато. Где-то на середине пути он словно бы запнулся, но быстро выпрямился и продолжил идти вперед с таким видом, будто протискивается сквозь лесную чащу. И вот — он уже на противоположной стороне.

— Я следующий! — быстро сказал Ренки, хотя вежливость вроде бы и требовала уступить даме.

Первые шаги дались ему довольно легко, но потом по телу пробежал какой-то озноб, будто там, на противоположной стороне, кто-то злой и хладнокровный целится в него из мушкета. Захотелось остановиться, присесть пониже к земле и осмотреться, но Ренки сделал над собой усилие и продолжил идти вперед, игнорируя этот холодный взгляд несуществующего стрелка. Потом стало страшно. Может быть оттого, что дорожка стала совсем уж узкой, а по обе стороны от нее разверзлась пропасть. Но было что-то еще… Словно чья-то рука уперлась Ренки в грудь и начала толкать его назад. Потом стало совсем жутко. Несуществующий мушкет в руках призрачного стрелка превратился в настоящую пушку с зарядом картечи и пуль. Такая бьет недалеко, но зато, подобно венику, выметает все, что окажется перед ней. А уж одинокая фигура, бредущая по узкой тропке, обречена настолько, что кажется вполне разумным самому броситься в пропасть, не дожидаясь, пока множество маленьких свинцовых шариков начнут рвать твое тело в клочья. Однако Ренки сделал еще несколько шагов, едва ли не самых трудных в своей жизни, и понял, что преодолел путь. Тяжесть на сердце не пропала, но стала переноситься несколько легче.

Что испытала Одивия, переходя заветный мостик, так и осталось тайной. Какие страхи ее терзали и что пугало — делиться этим с другими она не сочла нужным. Но, судя по бледному лицу и струйкам пота, стекающим по лбу, переход тоже дался ей нелегко.

— Что ж, — сказал жрец пятой ступени Наардаак, как-то незаметно оказавшийся рядом. — Вы все прошли первое испытание. И я бы даже сказал: довольно легко. Сейчас вы немного отдохнете, а потом можно будет попытаться зайти в храм.

Как оказалось, храм находился всего в паре сотен шагов от мостика на плато. Это было сравнительно небольшое строение, кажется частично вырубленное в скале, а частично выстроенное из блоков. Лишь некое подобие массивных ступеней явно декоративного назначения и четырех колонн вдоль фасада да замысловатая черепичная крыша с хитро вывернутыми вверх углами отличали его от обычных хижин местных жителей. По крайней мере, встреть Ренки подобный домишко где-нибудь в Фааркооне, он бы, скорее, посочувствовал его жителям, вынужденным из-за бедности жить в подобном убожестве, нежели проникся бы почтением к святыне.

— Садитесь тут, — указал Наардаак на массивные ступени, тянущиеся вдоль стены, и подал пример, усаживаясь и облокачиваясь спиной на колонну. — Нам сейчас принесут напитки, освежитесь после подъема. А заодно можете спросить то, что вас интересует.

— А вот это изображение местности вам ничего не напоминает? — спросил Готор, рисуя на земле чертеж, который помнил наизусть до самых мельчайших деталей.

— Это… Хм… Признаться… Если бы не вот эта гора с тремя вершинами, то, пожалуй, я бы сказал, что нет, не напоминает. Но у нас есть легенда про второе обретение Амулета. Там фигурирует похожая гора. Про реку и деревья ничего сказать не могу, может, это Аэрооэо, а может, и какой-нибудь из ее притоков, а деревьев тут везде хватает. Если для вас это так важно, можете сами съездить посмотреть. Это совсем недалеко отсюда — дней пять вверх по реке. Говорят, там до сих пор есть некий Храм Амулета. Тамошние дикари поливают большущий камень кровью жертвенных животных, считая, что это принесет им удачу и благосостояние. Глупцы! А почему тебя это так интересует?

— Мы нашли этот чертеж на вещи, которая когда-то принадлежала Манаун’даку. Тому самому, легендарному… Я пытаюсь понять…

— Напрасно пытаешься, — рассмеялся Ноордаак, и это получилось у него столь задорно, что и Готор невольно заулыбался. — Понять Амулет и все, что с ним связано, думаю, не дано никому из живущих на этой земле или даже на небесах. Я с детства служу храму. А храм — это и есть Амулет. Но я так и не понял, что он есть такое. Для чего он? Что ему надо? Иногда мы просим у него, и он исполняет просьбы. А иногда с таким же успехом можно выпросить чашу воды у сухого камня. Иногда он добр. Иногда гневлив. Иногда мертв, а иной раз — живее любого человека. Я чувствую — он становится сильнее, когда в большие праздники люди приходят поклониться ему и высказать свои просьбы и сомнения. Некоторых людей Амулет принимает теплее, чем других, а кого-то отвергает столь решительно, что те и подойти к нему не могут. И никто не знает, почему происходит именно так. Он посылает разные образы тем, кто поклоняется ему, иногда абсолютно непонятные, а иногда пророческие. Но и они столь запутанны, что только после того как свершилось предсказанное, можно осознать это предсказание. Ты говоришь, что этот чертеж был сделан на вещи, которая принадлежала Манаун’даку? И полагаешь, что это сделал он сам? Но, возможно, он видел это в пророчествах, ведь этот твой Манаун’дак обладал Амулетом довольно длительное время и наверняка успел хорошо изучить его. Тем более, я думаю, и сам он был человеком очень необычным, иначе бы Амулет не поддался ему.

— Кстати, об этом. А как он достался вам? Разве не вы были тем народом, представители которого последовали за Амулетом на Северные Земли и смогли его выкрасть?

— Нет, не мы, — усмехнулся Наардаак. — Если тебе действительно интересно, я расскажу то, что знаем про Амулет мы. Но сначала ты расскажешь мне, как очутился здесь. И про другие миры. Много ли из них ты повидал, странник?

Следующие минут сорок Готор достаточно подробно рассказывал о своих связях с этим миром и о приключениях в прошлом и настоящем. Наардаак слушал внимательно, не перебивая, лишь иногда с детской непосредственностью вздергивая брови в наиболее драматичных местах или весьма выразительной мимикой демонстрируя свое отношение к услышанному.

— Да… — с сожалением сказал жрец, когда Готор закончил свой рассказ. — Обычно я думаю о себе, что я — очень счастливый человек. Но в некоторые моменты я задумываюсь: сколько же всего интересного есть в мире, чего мне никогда не дано будет увидеть. Обычно я считаю себя хранителем, а правду сказать — иной раз и владельцем настоящего чуда. А иногда думаю, что я — всего лишь пленник своего чуда и потому лишен множества иных чудес, которые, несомненно, есть в этом мире, не говоря уж про другие миры. Ладно, скажу тебе про Амулет. Вообще-то когда мы говорим про второе обретение, мы немного лжем. Раньше он никогда не был на этих землях. Но зато наши предки некогда были жрецами Первого Храма. Да-да. Того самого, что был в Аэрооэо, там, на берегу моря. Произошел раскол, часть жрецов взбунтовалась против несправедливых порядков, коими были отмечены последние годы существования того храма, и недовольные были изгнаны в эти края. А этот ваш Манаун’дак, который, если верить твоим словам, оказывается, тоже был пришельцем из иных миров, приезжал сюда со своими воинами, чтобы покарать наших предков, чье благочестие мозолило глаза распутным жрецам Первого Храма. Но даже он ничего не смог с ними сделать, ибо это были могучие жрецы и воины, и он убрался восвояси, поджав хвост. А наш народ продолжил жить, храня память о том, что некогда их предки были причастны к чему-то очень великому и загадочному. И вот однажды, примерно этак лет сто, а может, и двести или даже триста спустя, на реке было замечено большое скопление лодок. Это в верховья поднимался некий народ, странный обычаями и видом. Как говорится в легенде, они не были похожи ни на речников, ни на степняков, ни на горцев, ни на жителей побережья. В их облике было словно понемногу от каждого из этих народов, потому как они являлись неприкаянными скитальцами и перенимали привычки тех, среди кого им приходилось жить. Вполне может быть, что это были твои предки, странник, а может, и совсем другой народ, также попавший под чары Амулета. Дальше в легенде говорится, что они были очень измождены и постоянно оглядывались, словно бы боялись преследования. Мой гостеприимный народ принял их на своих берегах, накормил, чем мог, и разрешил поселиться чуть выше по реке, там, где заканчиваются наши горы и начинаются степи и леса. Мы жили дружно и даже выкупили у пришельцев несколько невест. И это пошло на пользу как чужакам, избавившимся от голодных ртов, так и нам, ибо земля у нас и сейчас не очень богатая, а тогда была еще беднее, народу жило мало, и выбор невест был совсем небольшой. А если все время смешивать родственную кровь, боги наказывают за это рождением уродов. Потому-то мы и взяли себе жен из этого народа. А спустя какое-то время эти женщины проболтались своим мужьям о некоем сокровище, которое их люди выкрали в далеких краях за морем. Но, скажу сразу, им это сокровище не принесло пользы, ибо они стали подобны дичи, бродящей по лесу, где много волков. Все гонялись за ними, пытаясь отобрать обретенное, и им приходилось все время убегать, спасая свои жизни. Наши мудрые старейшины быстро поняли, о каком сокровище идет речь, ибо у них хранилось много разных записей о былых временах и они были куда образованнее и умнее всех живущих на реке народов. Например, мы с незапамятных времен считались лучшими врачевателями и предсказателями будущего по звездам, и, чтобы вылечиться или узнать волю богов, люди готовы были приезжать к нам из самых далеких мест и приностить богатые дары за оказанные благодеяния. Поняв, с чем имеют дело, наши мудрецы решили, что все беды чужаков проистекают из-за того, что те не по праву владеют Амулетом. Эти люди были лишь посланниками, которых Амулет выбрал, чтобы доставить себя настоящим владельцам. И тогда они задумали его у чужаков забрать, ибо кому, как не им — истинным потомкам жрецов Первого Храма, — владеть подобной святыней. Они отправились к этим людям, подробно объяснили, в чем суть проблемы, и предложили добровольно вернуть сокровище. Но чужаки были глупы и не захотели отдать Амулет. Произошла большая битва, глупцы в страхе бежали, а мы вернули себе то, что издревле принадлежало нашим предкам.

Старик немного помолчал, а потом продолжил:

— Как было и предсказано нашими мудрецами, поселившись здесь, окруженный заботой и почитанием жрецов, Амулет принес благоденствие народу Зубов Дракона. Когда купцы перестали брать у нас слюду в обмен на еду и ткани, мы сумели вымолить у него для себя чудесную золотую редьку. А ему явно нравится у нас, потому что, если судить по рассказам стариков и по древним записям, за то время, что он пребывает тут, он и сам стал намного сильнее. Раньше его сила чувствовалась только в стенах храма. А теперь, как вы и сами ощущаете, она распространилась почти на все плато. Несколько раз враги пытались взять нас штурмом, но наш «страж» заставлял их бежать в страхе. Теперь все люди в нашей долине проходят испытание Амулетом. Прошедшие остаются здесь, а те, кого Амулет отверг, изгоняются. И что интересно — изгнанные забывают о том, как здесь жили, и обо всех тайнах наших земель. Это тоже делает Амулет. В наших местах больше никогда не бывает слишком много голодных ртов, и все остаются довольны.

— Кроме тех, кого изгнали, — конечно же молчавшая слишком долго Одивия не смогла удержаться от шпильки.

— В былые годы, — пожал плечами в ответ Наардаак, — матерям частенько приходилось относить своих новорожденных младенцев в скалы, чтобы прокормить старших детей. А старики, достигнув возраста, когда человек не может трудиться, как в былые годы, уходили в скалы сами, не желая слушать, как молодые попрекают их куском хлеба. И тогда, и сейчас, говорят, в этих землях жило примерно одинаковое количество людей. Только тогда все были несчастны, ибо боялись старости, боялись голода. Боялись даже рожать детей, ведь их потом придется убить. Боялись своих соседей, готовых драться и убивать из-за каждого малого клочка плодородной земли. Людей было столько же, но все они были несчастны. А сейчас люди у нас сытые и уверенные в своем будущем. Так что в этом плохого?

— Да нет, — пожала плечами Одивия. — Это ваша жизнь. Живите как хотите.

— Славно, что ты так думаешь, девица, — ухмыльнулся в ответ Наардаак, глядя на Одивию как на маленького ребенка. — Но меня сейчас волнует другой вопрос. Собственно, поэтому я и остановился на ступенях вместо того, чтобы сразу вести вас в храм. Скажи, странник, что ты собираешься делать, если Амулет окажет тебе особое расположение? Другие меня не пугают. Но ты… Манаун’дак был чужаком из другого мира, и он смог похитить Амулет из Первого Храма. Кто знает, а вдруг Амулет согласится, чтобы ты забрал его у нас, ведь, по всем признакам, он явно сам вел тебя сюда. Такая потеря грозит гибелью моему народу, но, боюсь, даже наши самые опытные и умелые воины не смогут помешать Амулету, коли на то будет его воля. Так что ты собираешься делать?

— Не знаю, — честно ответил Готор. — Наверное, я обязан как-то попытаться вернуться с его помощью в свой мир. Но как это сделать? Возможно, чтобы разобраться с этим, мне понадобится какое-то время. А значит, было бы неплохо действительно забрать его себе. Но я не знаю!

— Не знаешь… — Наардаак усмехнулся, и это у него получилось и как-то очень грустно, и в то же время легко, как у человека, полностью примирившегося с мыслью о скорой казни и потому решившего встретить ее достойно, не радуя палачей мольбами и стенаниями. — Что ж, честные люди на вопрос об Амулете очень часто вынуждены говорить: «Не знаю». Тогда давайте посмотрим, выдержите ли вы главное испытание, а потом уже будем думать о том, как жить дальше.

Все молча встали и последовали за жрецом пятой ступени. Тут, в стенах своего храма, он выглядел как-то особенно величественно, а иногда даже казался кем-то вроде духа предка, уже побывавшего за Кромкой и вновь вернувшегося в бренный мир, дабы наставлять своих потомков на путь истинный. Такого уже не попытаешься огорошить дерзким вопросом и не будешь хитрить, чтобы получить какое-то преимущество, заключая торговую сделку.

Странно, но внутри храм оказался куда больше, чем снаружи. Видимо, потому, что основная его часть утопала в скале. Центральный зал был отделан довольно просто, но аккуратно — побеленные стены, на которых охрой были намалеваны обычные картины странствия человеческой души в бренном мире, адских пустошах и благословенных небесных равнинах. Ренки даже немного разочаровался. Если забыть о том, что они сейчас находятся на самом краю более-менее изученного мира, можно было бы подумать, что это — обыкновенный деревенский храм где-нибудь в Тооредаане или Мооскаавской сатрапии, настолько все было простенько и обыденно.

Однако Наардаак не стал задерживаться в главном зале, а сразу пошел за алтарный камень и, откинув легкую занавеску, двинулся вглубь скалы по показавшемуся Ренки каким-то зловещим темному коридору.

Если раньше идти было достаточно легко, ибо организм испытуемых уже немного привык к тому давящему чувству, которым был буквально пропитан воздух, то, сделав первый шаг по коридору, Ренки снова ощутил, что кто-то направляет на него оружие. Казалось, даже воздух уплотнился, и каждый шаг приходилось делать, словно преодолевая течение воды в бурной реке. Но Ренки, сжав зубы, продолжал идти вперед, почти ничего не видя перед собой и твердя что-то вроде: «Я должен, я должен». Наконец он смог миновать очередную занавеску и протиснулся сквозь узкие ворота в очередной зал. Прислонился в изнеможении к стене и только тогда смог оглядеться и проверить, как там его товарищи. Готор конечно же тоже был тут. Но, к большому удивлению Ренки, для которого этот путь был невыносимо тяжек, и Одивия Ваксай смогла преодолеть его. Выглядела она при этом достаточно бодрой, а на лице ее в свете фонарей, освещающих зал, можно было разглядеть не столько следы усталости, сколь любопытство.

Увы, сам Ренки этим похвастаться не мог, ноги подогнулись, а спина съехала по стене, утвердив задницу на твердом каменном полу. После этого, кое-как сфокусировав взгляд, он наконец смог рассмотреть место, в которое попал. И тут все его внимание притянуло к себе… Сложно было сказать, что это такое. Поначалу Ренки показалось, что свет тусклых фонарей просто не доходит до центра зала и потому там так темно. Потом он даже скорее не разглядел, а ощутил: темнота эта осязаемая, концентрированная и имеет какие-то формы, но столь непривычные и иррациональные, что взгляд обычного человека не сразу способен их распознать. Эта чернота была настолько темной, что казалось, будто бы она светится. Светится очень ярким, но только черным светом.

А еще она была очень тяжелой. Будто бы на Ренки обрушилась китовая туша и погребла его под собой, сдавив черепную коробку и сковав руки и ноги. Все, что мог Ренки, погребенный под этой гигантской тушей, — это ощущать всем своим телом существование некой инородной жизни вокруг себя. Теплоту тела, биение пульса, ток крови в венах. Кажется, он даже мог улавливать мысли этого чудовищного монстра, но мысли эти были настолько чуждыми, что его мозг просто не мог воспринимать их.

Сквозь все это давление он еще как-то умудрялся наблюдать и отмечать для себя некоторые события, происходившие в зале. Он видел, как Готор, почему-то показавшийся Ренки необычайно огромным и тоже светящимся, подошел к Амулету и начал его разглядывать, иногда спрашивая о чем-то Наардаака. Он видел, как Одивия Ваксай тоже сделала несколько шагов вперед и застыла, не дойдя до Амулета пару саженей, странно напряженная и с вытянутыми вперед руками. То ли не смогла идти дальше, то ли не захотела. Кажется, она тоже о чем-то говорила, но Ренки уже не способен был воспринимать разговоры, настолько это огромное иное заполнило его разум. Оно давило и давило, без какой-то злобы или желания наказать, а скорее с равнодушием и неумолимостью обрушивающейся на голову горняка скальной породы.

Потом Ренки вдруг увидел стоящего перед ним Готора, хотя даже под пытками не смог бы сказать, когда именно тот подошел к нему. Друг протягивал руку, чтобы помочь встать, и Ренки, ухватившись за эту руку, вдруг почувствовал себя немного лучше, как будто через это прикосновение часть огромной силы Готора перетекла и в него. И до самого выхода из храма Ренки продолжал держаться за эту руку, как утопающий за соломинку.

Так что можно было смело сказать, что формально испытание он прошел, сумев дойти до этого зала пыток. Но чувствовал он себя полностью раздавленным и отвергнутым, словно бы Амулет дал понять всем, и ему самому в первую очередь, что Ренки как-то неполноценен по сравнению с остальными участниками эксперимента. А потом он потерял сознание.

— Это обычное дело, — услышал Ренки, приходя в себя. — Многие, первый раз столкнувшись с силой Амулета, лишаются чувств. Ваш друг еще держался достаточно хорошо. Вообще, скорее стоит удивляться, что вы двое так легко прошли испытание. Впрочем, с тобой-то понятно, ты чужак из иного мира. Но вот эта девица… Она показала немалую силу. Родись она в наших землях, я уверен — стала бы жрицей. Но к чему рассуждать о том, чего уже никогда не будет, коли есть куда более серьезная тема для разговора. Итак, чужак, ты принял какое-то решение?

— Стоп. Осадите чуток, дядечка.

Ренки даже сквозь опущенные веки словно бы увидел усталую, но в то же время веселую и нахальную улыбку приятеля. Она частенько появлялась на его лице, когда к нему, по его собственному выражению, «приходил кураж». А Готор продолжил:

— Я понимаю ваше желание взять меня тепленьким и что-то вытребовать, пока я хожу оглушенный этой проклятой штукой. Но… Ответа сейчас я вамне дам. И не потому, что не знаю. А потому… Трудно объяснить. Потому что знаю слишком много ответов. И теперь мне надо разобраться, какой из них мне больше подходит. Пожалуй, если вы не возражаете, на этом мы покинем ваше гостеприимное плато и вернемся в свой лагерь. Потому что тут слишком много мыслей в голове из-за этой жуткой штуковины. Вот только пусть Ренки немного придет в себя, и мы двинемся дальше. Надеюсь, нам позволят посетить храм еще раз?

— Я видел, как Амулет говорит с тобой. Я понял, что вы связаны. — Наардаак с деланым равнодушием пожал плечами. — Даже если бы я захотел тебе препятствовать, едва ли бы у меня хватило сил и власти противостоять ему! Так что — да. Вы можете прийти сюда еще раз. Ты можешь теперь приходить сюда столько раз, сколько захочешь. — В голосе Наардаака проскользнули нотки раздражения. — Но я не советовал бы тебе этим злоупотреблять.

Когда Ренки наконец покинул храм, чувствовал он себя просто омерзительно. Насквозь пропитавшаяся липким потом одежда, подгибающиеся от усталости ноги, странная резь в глазах и звон в ушах. Но самое противное — это сомнение, а прошел ли он в действительности это проклятое испытание.

Нет, вроде бы все формальности были соблюдены. Он выдержал и поход по коридору, и пребывание в том странном зале, но…

Ренки все же смог пересилить себя и вернулся в лагерь на своих ногах, а не опираясь на плечи товарищей, как дряхлый старик. Однако это потребовало от него стольких усилий, что, едва оказавшись в своей палатке, он рухнул на лежак и немедленно провалился в тяжелый, полный странных видений и кошмаров сон.

— Доброго утречка, — услышал он довольный голос приятеля, когда, пробудившись, мысленно кряхтя и стоная, покинул свое убежище. — Как спалось?

— А разве уже утро? — удивился Ренки, по привычке изучая тени скал, вопреки словам приятеля тянущиеся с запада на восток.

— Да нет, — успокоил его Готор. — Только-только поставили котелки ужин стряпать. Ты спал всего часов шесть, да так крепко, что я не смог разбудить тебя на обед. Так что до ужина придется немного подождать, но, если ты голоден, я, по старой армейской привычке, заныкал тебе с обеда пару пирожков и миску похлебки.

— Проклятье, всего-то ужин, а такое ощущение, будто это утро было несколько дней назад. Столько всего произошло… — Ренки невольно посмотрел в сторону возвышающегося над долиной плато, а потом подумал хорошенько и добавил: — Пожалуй, дождусь ужина. У меня за весь день и маковой росинки во рту не было, но есть как-то не очень хочется. Такое ощущение, что меня там просто раздавило и вывернуло наизнанку. И так — несколько раз подряд.

— Да… — сочувственно покивал головой Готор. — Вам сильно досталось. Одивия вон тоже еще отсыпается.

— А ты? — осторожно поинтересовался Ренки. — Ты какой-то уж очень бодрый и веселый. Не то чтобы мне это не нравилось, просто последние дни ты ходил как в воду опущенный. На тебя это вообще никак не подействовало?

— Подействовало, но, видимо, не так сильно, как на вас. Знаешь, я там, с этой штукой… Хоть убей меня — не скажу, что это такое и откуда оно взялось! Но я с ней как будто поговорил. Точнее, разговором это сложно назвать — скорее уж чем-то вроде слияния разумов. Брр… Самому стало страшно от такого определения! В общем, я с этой штукой вроде как поговорил и понял, что в принципе она может вернуть меня обратно в мой мир, если я действительно этого захочу. У меня там даже был момент… Я как будто увидел стартовый зал спецкомплекса и понял, что стоит только шагнуть туда — и я дома! Ты, может, помнишь, я тогда тебя еще позвал? В общем, я тогда был почти полностью уверен, что пожелай я — и этот Амулет выкинет меня прямо в спецкомплекс, в добрые, но суровые дедушкины объятия! Я уже почти сделал этот последний шажок, но оглянулся, чтобы попрощаться с тобой или взять с собой, если ты согласишься, и увидел, что ты там возле стеночки скрючился совсем никакой. Ну, думаю, так поступать не по-людски. Все-таки сколько лет вместе, и уходить не попрощавшись, не говоря уж о том, чтобы оставить тебя в состоянии беспомощного котенка среди чужих людей, — это будет совсем неправильно.

— Значит, ты все-таки решил уйти? — хмуро переспросил Ренки. — Окончательно решил?

— Тогда я был в этом уверен, — быстро теряя дурашливость и становясь серьезным, ответил Готор. — А вот сейчас… Помнишь, я как-то говорил Риишлее про «синдром закрытой двери»? Ну, когда в доме есть закрытая дверь, ты не можешь удержаться, чтобы не попробовать ее отпереть, хотя, возможно, за ней нет ничего интересного? Вот теперь, по сути, моя проклятая дверь открыта. Теперь, когда я знаю, что могу уйти практически в любой момент, вся эта ситуация смотрится уже совсем по-другому.

— Значит, остаешься! — Ренки постарался сказать это как можно более равнодушно, но губы сами, вопреки его воле, расплылись в довольной улыбке.

— И опять же — не знаю! — развел руками Готор. — Есть еще много доводов и за тот, и за другой вариант. Есть еще и множество других вариантов.

— А среди них, — осторожно поинтересовался Ренки, — нет, например, такого, что и я отправляюсь с тобой?

— Может, и есть, — задумчиво ответил Готор. — Хотя, если честно, не советую. Неизвестно, сможешь ли ты вернуться обратно. А у нас тебе, скорее всего, не понравится.

— Летать по небу на железных птицах. Прыгать из-за облаков вниз на специальных куполах из тонкого, но прочного шелка. Мчаться на чудо-повозках с невообразимой скоростью. Оружие, которое может выстрелить несколько десятков раз подряд без перезарядки. Еще ты говорил про это… ну, загнанные в медные веревки молнии. Свет, который включается одним нажатием пальца. Горячая вода, которая сама вытекает из стены. Виды с другого края земли в специальных ящиках. Возможность говорить с человеком, находящимся на другом континенте, так же легко, как если бы он стоял на расстоянии не дальше вытянутой руки. Ты рассказывал, что в твоем мире есть множество чудес. Так почему ты думаешь, что мне там не понравится?

— Тебе будет трудно привыкнуть к взаимоотношениям между людьми, — слегка грустно усмехнулся Готор. — Боюсь, теперь и мне будет непросто к этому привыкнуть, врос я тут, знаете ли, в шкуру феодала!

— Не понимаю, — пожал плечами Ренки. — Если все простолюдины там такие же, как ты, то я, скорее, склонен думать, что все там у вас — люди благородного сословия. А благородные люди всегда смогут найти что-то общее.

— Если бы все было так просто, — рассмеялся Готор, и в смехе его звучала изрядная толика горечи. — Увы. У нас есть и люди благородные, и простолюдины, и быдло. Просто со всеми надо обращаться одинаково. Да-да, понимаю, это глупо. Но таковы правила. Или, к примеру, взять женщин. — Готор почему-то кивнул на палатку Одивии. — Тебе даже наша достойнейшая Одивия Ваксай кажется очень необычной, излишне смелой, а подчас и неприлично дерзкой и грубой. А там у нас встречаются такие экземплярчики, по сравнению с которыми Одивия — самая прилежная и скучная ученица пансиона благородных девиц. Да тебя же там просто сожрут с твоими представлениями о кодексе благородного человека!

— Ну… — усмехнулся Ренки, гордо вздергивая нос. — Моя шпага останется при мне, так что, хотя ты и рассказывал, что дуэли у вас запрещены, но никто не может запретить истинно благородному человеку отстаивать свою честь!

— Вот об этом я и говорю, — покачал головой Готор.

— О чем? — переспросил Ренки.

— О том, что мир там настолько иной, что ваша шпага там может оказаться абсолютно бесполезной и даже смешной.

Увлеченные разговором приятели оглянулись. Одивия вылезла из своей палатки, еще немного помятая и всклоченная после сна. Она наверняка слышала, о чем говорили приятели, и, не выдержав, вместо того чтобы заняться своим внешним видом, немедленно влезла в разговор.

— Я правильно говорю? — спросила она, адресуя вопрос Готору.

— В какой-то мере это действительно так, — кивнул он в ответ.

— Но почему? — возмутился Ренки, искренне не представлявший себя без этого атрибута благородного человека на бедре.

— Моя купеческая хватка подсказывает мне, что в мире, в котором, как вы сами говорите, есть оружие, стреляющее десятки раз подряд без всякой перезарядки, шпагами, скорее всего, уже давно не пользуются, — пояснила Одивия свою мысль. — Уж, по крайней мере, я бы туда точно продавать шпаги не повезла. Как бы ни был быстр и искусен фехтовальщик, но пуля все равно летит быстрее. А обучить человека хорошо стрелять куда проще, чем фехтовать. И все это делает шпагу лишь ненужным, неудобным, а потому и нелепым дополнением костюма. Я права?

— Да, — кивнул Готор. — Прекрасный анализ. Длинное холодное оружие окончательно исчезло из вооружения армий примерно сто лет назад. Теперь его можно увидеть разве что на парадах. У нас даже штыки стали не длиннее обычного кинжала, а в некоторых армиях отказываются и от штыков, ибо считают их бесполезными.

— Но кинжалом тоже можно отстоять свою честь! — видимо, Ренки слышал только то, что хотел, и поспешил уцепиться за слово «кинжал».

— Дуэли запрещены! — покачала головой Одивия. — Даже в нашем мире многие отказываются от этой традиции. В той же сатрапии, как вы помните, дуэли запрещены. Как пояснил это Ваася, сильному государству не хочется терять своих наиболее мужественных и горячих сыновей в бессмысленных ссорах друг с другом. Лучше уж направить их воинственный пыл на нечто иное. Как я понимаю, оу Готор, в вашем мире, намного более справедливом и совершенном, чем наш, этот обычай должен быть уже полностью изжит.

— Да, действительно, — опять кивнул Готор. — У нас есть, конечно, способы помериться мужественностью и храбростью, но смертельный исход при этом считается недопустимым. Вот только с чего вы решили, что мой мир более справедлив и совершенен?

— Ну как же… — На этот раз выпал черед смутиться Одивии Ваксай. — Вы старше, а значит, мудрее. Вы намного сильнее, ибо покорили даже небо и глубины океана, значит, в вас меньше страха. И вы наверняка намного богаче нас, коли у вас нет сословного разграничения и даже бедняки могут считать себя равными благородным. Ваш мир не может не быть более справедливым и совершенным!

— Увы, — с печальной усмешкой ответил ей на это Готор. — В моем мире есть пословица: «Когда закрывается одна дверь, открывается другая». Это можно понимать по-всякому, но в данном случае это означает: когда из мира исчезают одни беды и несправедливости, им на смену быстро приходят другие. Я, особенно в самые первые годы пребывания тут, частенько пытался сравнивать два наших мира, а потом бросил это дело. Думаю, баланс горестей и радостей, несправедливостей и удач всегда соблюдается, независимо от места и времени пребывания. Поэтому не стоит думать, что…

— Но то, что вы говорили про ваших женщин… — перебила Готора Одивия. — Как-то раз вы сказали мне, что в вашем мире мое положение владелицы Торгового дома или желание учиться в университете никому бы не показались чем-то странным. Это скорее посчитали бы нормой. Я также помню, как вы упоминали, что ваша мать была учительницей в школе, причем говорили об этом так просто, мельком, вскользь, как о чем-то совершено обычном и заурядном. Разве это не свидетельствует о том, что ваш мир куда более справедлив, чем наш?

— Хм… — Готор не то чтобы растерялся, скорее — смутился собственной неспособности правильно сформулировать мысль. — Понимаете, Одивия, вместе с правами приходят и обязанности. И это отнюдь не делает жизнь легче. Когда вы получаете некие возможности, вы одновременно должны отказаться от каких-то привилегий. Даже вот не знаю, как вам это объяснить.

— Сударь. — Одивия, кажется, даже обиделась. — Я прекрасно все понимаю, вы говорите не с сопливой девчонкой, а с хозяйкой весьма успешного Торгового дома. И поверьте, мне пришлось отказаться от очень и очень многого, чтобы занять это положение. Я прекрасно представляю, как меняется отношение людей к особам, подобным мне. Даже те, кто искренне уважает меня, одновременно считают какой-то неправильной и, кажется, подозревают некое врожденное уродство, заставляющее меня вести себя как мужик. После чего многие вполне воспитанные мужчины позволяют себе произносить в моем присутствии такие выражения, что едва ли осмелились бы употребить при обычных дамах, которым этикет предписывает лишаться чувств, едва заслышав более-менее соленое словечко. Но…

— Хм… Одивия, вы так горячитесь. — Ренки поспешил унять Одивию, ибо ее громкий, с нотками ярости голос уже начал привлекать излишнее внимание. — Будто тоже хотите отправиться в иной мир.

— А почему бы и нет? — запальчиво спросила девушка. — Почему вы, сударь, думаете, что мне этого не хочется?

— Но… — Вот теперь Готор и правда был по настоящему растерян. — Зачем вам это? У вас тут все так прекрасно налажено. Сами говорили про успешный Торговый дом. А с учетом найденных нами сокровищ, вы теперь, наверное, самая богатая женщина в мире! Да и, уж извините, что лезу не в свое дело, насколько я слышал, вы фактически невеста правителя огромного и сильного государства. К чему вам бросаться на поиски приключений? Да, в моем мире немало вещей, которые наверняка покажутся вам настоящим чудом. Но, поверьте моему опыту, эти чудеса через полгода станут казаться вам скучной обыденностью. Вам придется отвести свой взгляд от чудес и посмотреть на реальную жизнь. И я не уверен, что вам понравится новая жизнь и ваше место в ней. Потому что тут вы как рыба в воде, а там вы будете рыбой, выброшенной на песок: беспомощной, а возможно, и обреченной на гибель. Вам захочется вернуться, но едва ли это получится. Поверьте человеку, который уже проходил через нечто подобное, — это довольно страшно!

— Однако вы сумели приспособиться к нашему миру, — запальчиво возразила Одивия. — Почему думаете, что я не смогу?

— Ну… Меня ведь специально учили этому. — Готор как-то немного помялся, а потом решительно продолжил: — Да и мир, в который попал я, был намного проще того, в который рискуете попасть вы. Помните, я вам рассказывал о нашем образовании? Тут вы считаетесь довольно образованной и начитанной особой. А там, у нас, вы все равно что крестьянка, едва умеющая накарябать собственное имя. У вас хорошая коммерческая хватка, но в моем мире вы будете не акулой, а мелким пескариком, по крайней мере, пока не освоите все хитрости и приемы наших… гм… купцов. Вообще, друзья мои, готовьтесь к тому, что, если вы и впрямь заходите последовать за мной, вам придется долгое время, а может, и всю жизнь довольствоваться ролью мелкой рыбешки. С вами, конечно, буду я, и на спецкомплексе нас, скорее всего, примут с распростертыми объятиями. Но даже не знаю, что хуже — мое положение абсолютного чужака, отовсюду гонимого и вынужденного довольствоваться лишь собственными догадками об опасностях и возможностях чужого мира, или та роль объекта исследования, что отведут вам люди, которые встретят нас у меня дома. Нет, вас, конечно, никто не станет обижать. С вами будут заботливы и предупредительны. Примерно как бывает заботлив наш почтеннейший Йоорг со старым черепком, на котором он заметил древний символ. Беречь, хранить и держать взаперти. Вы правда этого хотите?

— Да.

— Да.

Ренки и Одивия ответили почти одновременно и, кажется, сами удивились собственной уверенности. Еще несколько минут назад Ренки и сам сомневался, что хочет этого. В конце концов, у него ведь есть долг перед Тооредааном, достойное положение в высшем обществе, весьма завидные перспективы, невеста, наконец. Хотя, справедливости ради, он еще несколько лет назад честно признался себе, что считает своим настоящим вождем именно Готора, а не собственного короля, а значит, его долг благородного оу следовать именно за ним, невзирая на опасности, выгоды и неудобства. Он и сейчас испытывал определенные сомнения — уж слишком много всего связывало его с этим миром. Но, сказав «да», он, подобно герою древних сказаний, словно бы прыгнул в пропасть со сделанными из дерева и ткани крыльями за спиной и теперь пути назад уже не было — либо полететь в небо, либо быть размазанным об острые камни на дне. В легенде у того смельчака все получилось, ибо он был смел и решителен. Так почему не должно получиться у Ренки?

Одивия же начала этот спор скорее по привычке возражать. Но в запальчивости произнеся «да», внезапно поняла, что действительно хочет исчезнуть из этого мира и появиться в другом — совершенно новом и незнакомом. Таком, где на нее не будут смотреть как на странного уродца, пытающегося лезть не в свое дело.

— Ваши милости, ужин готов. — Голос сержанта Йоовика внезапно отвлек друзей от размышлений. — Прикажете подавать?

— Да. Это очень вовремя, — кивнул Готор. — Давайте-ка остынем, а потом пусть каждый хорошенько подумает о происходящем. В конце концов, у нас на это есть еще целая ночь. Но не больше. Больше я просто не выдержу!

(обратно)

Глава 10

— Я не знаю, почему так получилось. — Ренки, наверное, впервые за весь разговор взглянул Риишлее в глаза. А до этого он почти все время сидел, уставившись в пол.

— Вероятно, просто не судьба, — попытался тот его успокоить.

— Проклятый Амулет! Мне кажется, я ему с самого начала не понравился!

— Это и правда настолько загадочная вещь, как о ней рассказывается в легендах?

— Это… — Ренки попытался выдавить из себя более-менее внятное объяснение, но только махнул рукой. — Это вообще непонятно что такое. Даже Готор не смог понять, хотя, как мне кажется, только он да жрец Наардаак хоть что-то уразумели по поводу этой штуковины. Я ведь уже говорил вам, что, кажется, она живая? Готор сказал, что Амулет разговаривал с ним, но не словами, а… Даже не знаю, как объяснить. Со мной он, наверное, тоже разговаривал, но это было так оглушительно, что я ничего не слышал.

— А как он хотя бы выглядит? — Риишлее попробовал зайти с другой стороны, но Ренки опять в ответ смог лишь изобразить руками нечто странное.

— Готор говорит, что, по словам его деда, если как-то там собрать эту штуку, то получится куб с ребром примерно чуть меньше сажени. А когда он раскрыт… Там много всяких фигур геометрических перемешано, я некоторых названий даже и не знаю. Но он настолько черный, что на это больно смотреть. И вполне возможно, что его форма все время меняется. Я уже упоминал, что эта штука живая?

— Да. Упоминали, — позволил себе слегка улыбнуться Риишлее.

— Этот Наардаак и все остальные, кто там живет, считают его своим богом.

— Кстати, а что Наардаак сказал о вашем случае и вообще о том, как эта штука работает?

— Якобы Амулет считает, что мое место в этом мире. Или что я так считаю, а он лишь исполняет желания, если его сильно-сильно попросить. Не словами, а… Но Одивию-то он пропустил! А меня почему-то нет! — Обида в голосе Ренки на какое-то мгновение пересилила тоску.

— Кстати, с этим у нас еще будут проблемы. — Риишлее и сам внезапно опечалился. — Ваася Седьмой не придумал ничего лучше, чем прислать письмо нашему королю и попросить у него руки Одивии Ваксай. Дескать, коли она — круглая сирота, то он как монарх и отец народа вправе выступить в качестве ее опекуна. Такой закон действительно существует, хотя раньше обычно применялся только в отношении высокотитулованных особ, а не купеческих дочек. Естественно, наш Йоодоосик возражать не стал. И вот теперь мы должны как-то объяснить монарху сатрапии, куда пропала его невеста. Но при этом желательно не упоминать про Амулет. Слишком уж это лакомая добыча. А у вас действительно не было никакой возможности забрать его? Впрочем, понимаю, вам было не до того.

— Эти люди так просто бы мне его не отдали, — покачал головой Ренки. — Готору — может быть, а мне — нет. Я ведь говорил, что они считают эту штуку своим богом? А после всего случившегося я и сам склонен так думать. Бог не бог, но Амулет — это действительно нечто сверхъестественное, с чем не стоит шутить. Да и Готор считал, что Амулету лучше оставаться на своем нынешнем месте, дескать, ему там нравится. А жрец говорил, что помещенный в храме, Амулет становится сильнее, поскольку там знают, как о нем позаботиться. Можно, конечно, попытаться отобрать его у этих драконозубцев, хотя, признаюсь, это будет непростая и очень кровавая кампания. Взять то плато штурмом и без всякого Амулета почти невозможно. Даже если пользоваться методом Готора, который он называет «постепенная атака», ну тем, что мы применяли при штурме порта Лиригиса. Но даже если нам и удастся захватить эту твердыню, не знаю, сможем ли мы управиться с самим Амулетом, если он не захочет отправиться с нами. Я вам говорил, что эта штука, кажется, живая? Хотя да, извините, говорил уже несколько раз.

— Ничего, — с видом заботливого целителя душ улыбнулся Риишлее. — Расскажите еще раз, что там произошло.

И вновь они стояли на вершине скалы перед узким мостиком, ведущим на плато, и невольно любовались тем, как восходящее солнце окрашивает «сосульки» Драконьих гор в какие-то совершенно фантастические цвета, которые казались особенно яркими на фоне густых теней, отбрасываемых скалами. Внизу еще лежала пелена тумана, приползшего со стороны реки, но тут, на высоте, воздух был свеж, хрустально прозрачен и чист, а горизонт необычайно раздвинулся, и можно было обозревать окрестности на многие-многие версты вокруг. И Ренки вдруг даже пошатнулся, настолько сильно оглушило его пронзительное понимание того, что, возможно, он видит свой мир в последний раз. Последний раз дышит этим воздухом. Делает последние шаги по этой земле. Он буквально впился взглядом в окрестности, словно бы пытаясь навечно запечатлеть окружающий пейзаж, и начал делать глубокие вдохи в тщетной надежде навсегда запомнить «вкус» своего воздуха. Пусть виды этих фантастических скал в самом дальнем уголке цивилизованного мира совсем не похожи на привычные поля и рощи Южного Тооредаана, фааркоонское побережье, джунгли запада или даже Зарданское плоскогорье, но это совсем не важно. Это его мир, и уж лучше запомнить хоть что-то, чем уйти в спешке, не сохранив совсем никаких воспоминаний.

«А ведь он очень красивый, — мысленно произнес Ренки. — Этот мой мир. Почему раньше я этого не замечал? Такого синего неба, белых облаков, удивительных пейзажей… Будет ли там, куда я попаду, что-то хотя бы отдаленно похожее на все это?»

На душе стало как-то пусто. Немного грустно, как бывает, когда уезжаешь надолго и прощаешься с привычным местом. Но вот особой радости и предвкушения новых дорог и приключений почему-то не ощущалось. Как-то уж очень странно и непривычно было то, что ему сейчас предстоит сделать. Он понимал это головой, но сердцем так и не смог полностью осознать, что все происходящее реально и следующие несколько шагов перенесут его за грань привычного мира.

С их последнего посещения плато прошли всего сутки, но казалось, что между двумя этими рассветами пролегли годы, и тем страннее было увидеть Наардаака, стоящего на прежнем месте, в прежней одежде и в окружении все тех же охранников. Жрец пятой ступени не стал размениваться на долгие речи, а просто повернулся и сделал знак следовать за собой.

Неизвестно, как это было у остальных, а Ренки сегодняшний переход дался значительно легче, чем в прошлый раз. Может быть, он уже немного привык к воздействию Амулета. А может, просто знал о предстоящих трудностях и смог на них настроиться.

Все так же молча Наардаак зашел в храм и провел своих гостей по жуткому коридору. Пройти опять это испытание было отнюдь не просто, но Ренки справился и даже смог остаться стоять на ногах, очутившись перед Амулетом, по-прежнему сияющим своим черным светом в полумраке зала.

— Ну вот, — услышал он голос Готора. Голос звучал напряженно и в то же время как-то растерянно. — Наверное, надо идти… Вы точно уверены?

Точно, не точно… После этой ночи Ренки был уже абсолютно равнодушен к подобным мучительным дилеммам. Всю ночь он не спал, терзая свой мозг вопросом, кому он больше должен: королю и Тооредаану или Готору? За спиной оставалось много всего. Долг перед своим монархом и страной. Долг перед своими землями и людьми, союзниками, знакомыми и наконец, долг перед старой бандой: Гаарзом, Дроутом, Таагаем, Киншаа. Вчера они поговорили с Готором об этом. И тот категорически отказался брать их с собой.

— Я еще могу надеяться, что ты или Одивия приспособитесь к жизни там. Но эти ребята… Как бы ни были они мне дороги, но тащить их с собой в мой мир — это обречь на тоскливое и бессмысленное существование. Сейчас они при деньгах и, я в этом более чем уверен, когда мы исчезнем, не пропадут. Гаарз уже получил от меня письма к Риишлее, герцогу Моорееко и даже королю, где я описал наше сегодняшнее положение и накидал планы на ближайшее будущее, которые им стоит постараться претворить в жизнь. Мы оставляем Тооредаан и фааркоонские земли в более чем благополучном состоянии. Во всяком случае, куда более благополучном, чем до нашего там появления. Если и теперь королевство умудрится выпустить из рук все то, что накопило с нашей помощью, значит, оно обречено и мы уже ничем не можем помочь. Впрочем, ты знаешь мое мнение: тебе, наверное, тоже лучше остаться. Мой мир отнюдь не сахар, и ты никогда не сможешь занять в нем то положение, которое уже смог достигнуть тут.

В ответ Ренки лишь решительно помотал головой. Но на всю ночь этой решительности не хватило, и он, проведя несколько часов за написанием писем и улаживанием своих дел, которых, к его удивлению, оказалось довольно много, оставшееся до рассвета время ворочался с боку на бок, мучительно пытаясь понять, зачем ему это надо — отправляться в чужой мир. Ответа так и не нашел, но все равно решил, что обязан это сделать. В конце концов, всеми своими успехами в этой жизни, да и самой жизнью он обязан Готору, а значит, его долг благородного оу и друга требует следовать за вождем.

И вот — он тут, перед Амулетом. И от чужого мира его отделяют лишь несколько шагов. Тех самых, которые уже начал делать Готор. И Ренки поспешно последовал за ним. Но…

Идти было невыносимо тяжело, каждый крохотный шажок давался путем напряжения всех сил — и физических, и духовных. Было ощущение, что нервы проросли сквозь кожу и отдаются болью даже от малейшего дуновения воздуха. Сердце билось в сумасшедшем ритме, и Ренки даже показалось, что он слышит, как трещат мышцы, из которых оно состоит, и лопаются сосуды. А еще это ощущение, словно какой-то паразит выгрызает мозг, заполняя пустое пространство плотной ватой, поглощающей все мысли. Но хуже всего был ужас. Настоящий ужас, который, кажется, овладел каждой клеточкой тела. Абсолютно иррациональный и оттого еще более сводящий с ума. Кажется, только маячащая впереди спина Готора и привычка прятаться за эту спину в случае непреодолимых бед заставляли тело Ренки двигаться вперед. Но как же мучительно давалась каждая пядь пути!

Одивия, которая начала движение позже Ренки, уже обогнала его и сейчас стояла где-то впереди рядом с Готором. Идя словно по раскаленному металлу, Ренки сделал еще один шаг и вдруг заметил, что мир переменился. Перед ним уже был не мрачный зал далекого храма на краю света, а… Кажется, это тоже было залом, но до чего же огромным! Похоже, весь королевский дворец вполне бы мог разместиться внутри этого зала, и еще осталось бы место для газонов и небольшого садика.

Но со следующим шажком случилось вообще нечто очень странное. Теперь Ренки понял, что означали слова Готора про слияние разумов. Только вот он, кажется, слился разумами не с Амулетом, а со своими друзьями. Ренки вдруг проникся их страхами и надеждами. Почувствовал их мысли. Ощутил, как они воспринимают его самого. И, наверное, это заставило его растеряться. Он помедлил с очередным шажком, и его внезапно словно бы потянуло назад и выкинуло обратно в пещеру.

— Да, — подтвердил он догадку Риишлее. — Проблем было немало. Не так-то просто было объяснить солдатам, куда пропали два руководителя нашей экспедиции. Когда я сказал им, что Готор с Одивией решили какое-то время пожить при храме, даже мне поверили с большим трудом. Если бы не Гаарз, сержант Йоовик и другие старые служаки, можно было бы даже ожидать бунта. Но обошлось!

— Увы, — нахмурился Риишлее. — Боюсь, что Ваасе мы эту версию протолкнуть не сможем. С этого мальчишки станется самому попытаться подняться на то плато и поговорить со своей невестой. Которую он там, разумеется, не найдет.

— Я думаю, надо рассказать ему правду, — внезапно даже для самого себя предложил Ренки. — Отправьте меня к нему, я ему все объясню. Это его успокоит.

— Что именно должно его успокоить? — уточнил Риишлее.

— То, что они вернутся! — с необычайной уверенностью в голосе пояснил Ренки. — Это трудно объяснить, но, когда я почти уже был там, я это почувствовал. Как-то так понял, что они обязательно вернутся.

— Но… — растерянно спросила Одивия, все еще пытаясь привыкнуть к огромным размерам зала, в который они попали, и жутким, оглушающим завываниям какого-то существа. — А где оу Дарээка? Я была уверена, что он тоже был тут.

— Ренки отправился назад, — ответил ей Готор, перекрикивая сирену сигнала тревоги. — Он понял, что его место — именно в старом мире и что он уже достаточно взрослый, чтобы перестать судорожно хвататься за мою руку и спрашивать моих советов по каждому поводу.

— Возможно, это и хорошо. — Одивия помотала головой. Когда существо внезапно перестало завывать, тишина показалась ей просто оглушительной. — Но мне почему-то грустно от этого.

— Мне тоже грустно, — кивнул Готор. — Все-таки мы столько лет были друзьями, прикрывая друг другу спины и в боях, и на дворцовых паркетах. Но тут есть еще один положительный момент. Я понял, что теперь мы сумеем вернуться назад. Не знаю, как и когда это будет, но Ренки теперь станет для нас чем-то вроде маяка, двигаясь к которому, мы сможем попасть именно туда, куда хотим. А теперь, Одивия, пожалуйста, не делайте никаких резких движений. Нам предстоит познакомиться с охраной спецкомплекса. Вы помните мои рассказы про дедушку?

— Они обязательно вернутся, — повторил Ренки, и на этот раз его голос звучал уверенно и твердо.

(обратно) (обратно) (обратно)

Егор Чекрыгин Злыднев Мир. Книга1

Он находился там уже тысячи лет…

Он спал, но его сны преображали этот мир.

А потом, его сон был нарушен.

(обратно)

ПОЛТИННИК

Вчера на вечернем совете была обычная канитель. Тысячник вставил пистон сотникам за слабую боевую подготовки и расхлябанный вид личного состава.

Сотники отыгрались на нас, – «полтинниках». А мы только пожимали плечами и жаловались на большие потери, убогость присланного пополнения и нехватку времени для обучения этих молокососов.

Все было так же, как на сотнях подобных советов, в которых мне приходилось участвовать раньше. Все так же, как перед любой большой битвой. Отличием было лишь то, – что эта была объявлена Последней Битвой. Последней Битвой Добра и Зла. В Войне, – которая длилась уже несколько поколений.

Конечно и раньше, стоило собраться на одном поле достаточно большим армиям, как находились предсказатели вещавшие об окончании войны, или о конце света, или …. Ну короче, – много чего говорили и предсказывали эти болтливые идиоты…. Но сейчас про Последнюю Битву заговорило самое высокое начальство. И говорило так, что к этому поневоле приходилось прислушиваться. …Даже такому матерому вояке как я, за двадцать с гаком лет службы научившемуся отделять спущенную сверху лапшу для ушей, от крупиц правды. И за эти «двадцать с гаком», повидавшего такого…, чего даже очень болтливые идиоты придумать бы не смогли. И уже давно отвыкшему чему-либо удивляться или верить на слово. Но тут… когда про последнюю битву говорят на таком высоком уровне как САМ, – поневоле поверишь, что эта битва действительно будет последней.

…. И тут поневоле в голову приходила мысль, – «А что будет потом?».

Ну конечно, – потом, после нашей победы над Злом, – начнется мир и всеобщее счастье. Вот только что это такое и как с этим жить? – это представлялось как-то смутно. Поскольку за «двадцать с гаком», – я уже плотно врос в солдатскую шкуру, и успел забыть что жизнь может быть другой.

Но к счастью, – у полусотника отдельной сотни меченосцев, в самый канун генеральной битвы было о чем подумать помимо того что будет после…, или когда…. Да и зачем парить себе мозги всеми этими «что» да «когда», а главное «после», если шансов дожить до этого «после» у меня куда меньше, чем…. – Так что для начала, было бы неплохо победить, или хотя бы пережить следующий день, (на случай, если битва все-таки окажется не последней), и вот тогда уж…..

А для этого, совсем неплохо бы для начала, как можно лучше подготовить свой отряд к предстоящему нам завтра испытанию. И в первую очередь, – присланное пополнение, глядя на которое и впрямь хотелось рыдать.

…Небольшая заварушка в которую наша сотня попала около двух недель назад, выкосила почти половину личного состава. В эту же половину попал и наш сотник, обязанности которого я с тех пор и выполняю, официально оставаясь «полтинником». Взамен, – мудрое руководство прислало пополнение, собранное по принципу, – «По сусекам поскребу….». Наскребло, в основном только мусор и шелуху.

В основном тут были еле живые доходяги, вытащенных из армейских лазаретов, да молодые пацаны, чей внешний вид не внушал мне никакого доверия.

…Казалось что ребра их, никогда не знавших сытости тел, выпирали даже сквозь кожаные доспехи. Худые руки были не способны удержать меч, а похожие на прутики ноги подгибались под тяжестью собственного тела, обремененного доспехами и оружием. А в глазах у этих горе-вояк, навечно застыли страх, растерянность и безысходность.

Но не это было самым страшным. Самым страшным было полное неумение биться в строю, незнание простейших приемов строевой подготовки и элементарное непонимание того, что им предстоит завтра. И хоть все последние дни, я нещадно гонял свою сотню, вбивая в их тупые головы и хилые тела основы солдатского ремесла, – результат был плачевен. Так что размышляя о завтрашнем сражении, мне оставалось лишь утешаться тем, что калеки обладали хоть каким-то боевым опытом, а мальчишки, казались способными передвигаться без посторонней помощи, а некоторые из них, – даже удержать в руках оружие.

Вот, единственное за что я был спокоен, так это за оружие. Чего-чего, а его-то за эти столетия почти непрекращающейся войны, – накопилось вволю. Даже в обозе нашей сотни хранился арсенал достаточный, чтобы вооружить еще как минимум одну такую же сотню. Так что возможность выбрать лучшее из имеющегося у меня была. И я этой возможностью воспользовался в полной мере, выбрав самое лучшее…

Жаль только, что сейчас это «самое-самое», находилось в руках, которым больше бы подошли костыли или детские игрушки. …Хотя, насколько я себя помню, моими игрушками тоже были мечи, копья, луки да стрелы. (Деревянные конечно). И в своих играх, я как и все мои товарищи, – воевал со Злом.

Звали меня тогда, – Лютиком. Родился я во время большого перемирия. Тогда, как потом мне рассказывал отец, все матери понадеявшись на мир, давали своим сыновьям, ласковые прозвища, ни чем, даже отдаленно не напоминающие о битвах и сражениях.

И видимо потому же, моя мать не позволяла мне играть в Войну. Да и отец ее в этом как-то молчаливо поддерживал. Но разве способны родительские запреты удержать тех, кто с детства вырос на рассказах о битвах и походах, победах и поражениях? Кто с младенческих лет смотрел на шрамы своих отцов, дядек, и старших братьев как на высший Знак Доблести, что только может быть у человека? …Кто нарушая все запреты и рискуя быть выпоротым, пробирался в отцовские кладовые, чтобы прикоснуться к оружию. Настоящему оружию. Оружию, покрытому насечками от ударов вражеских мечей и омытое кровью Врагов. …Во что нам еще было играть? – В куклы, дочки-матери, или…., (не знаю я других игр).

Так что до конца своего детства, – я играл в Войну.

А когда мне исполнилось четырнадцать лет, – перемирие закончилось. Нам объявили, что – «Зло опять подняло свою уродливую голову», и моя мать сама проводила меня, моего отца и моих братьев к дому старосты, где Вербовщик надел мне на шею Знак, состоящий из трех переплетенных между собой треугольников, – означавший мое вступление в армию Добра.

Вместе с нами в армию вступили практически все мужчины, юноши и подростки нашей деревни. Так что на первых порах, я даже как-то не ощутил перехода от мирной жизни к войне. Поначалу моя война скорее напоминала сенокос, когда всей деревней мы выезжали на дальние поля, чтобы в течение нескольких недель запасаться сеном на всю зиму. Ну разве что, – сейчас с нами не было женщин. (Тогда я даже не задумался, – «Как они теперь будут хозяйничать одни?»). Вся эта война казалась мне тогда большой игрой и чудесным приключением. И хотя по мере того как суровая реальность меняла это первое впечатление, – все равно, мой первый отряд был продолжением моей деревни и моей семьи. И наши старшие родственники, заботясь о нас, глупых мальчишках, вдалбливали в наши головы свой боевой опыт и умение. Они нещадно гоняли нас в промежутках между схватками со Злом, и заботливо прикрывали своими телами на поле боя. Так продолжалось до того дня, когда наш отряд, моя деревня и моя семья, не перестали существовать. И после того никто больше не называл меня Лютиком, а стали называть Лютым…… .

Но что-то слишком погрузился я в воспоминания. Старею наверное. Чем думать о том чего уже не вернешь, лучше подумаю о том что предстоит завтра.

Например, – как я поведу в бой отряд, готовность которого к предстоящей битве вызывает у меня большие сомнения? Я оглядел шеренгу солдат своего отряда. Из шестидесяти четырех, стоящих под моим началом бойцов, я мог быть уверенным только в сорока. Остальные больше походили на ряженые в доспехи огородные чучела.

И самым жалким из всей этой своры потенциальных мертвяков, был Куренок. – Тонкая шея, выпирающая неестественно далеко из острых ключиц, заканчивалась такой же тощей головой. (Если про голову, можно говорить «тощая»). Затем следовал плавный переход в едва обозначенный подбородок и минуя почти невидные тонкие губы, – в длинный нос. Соревноваться длинной с этим носом мог только кадык, который был пожалуй самым подвижной частью этой рожи. Все остальное лицо, включая по птичьи широко расставленные глаза, больше напоминало маску. Вроде тех, которыми в день летнего равноденствия, в деревнях отгоняли от жилья Зло. А тело Куренка скорее походило на аллегорию голода, которую я видел на праздничной мистерии, когда наша полусотня стояла в охране замка Командующего.

Но вот глаза. …Я бы не раздумывая выгнал его из строя, и наплевав на все приказы послал куда-нибудь в обоз, или вообще домой. (Уж лучше бы таскал дрова для полковых кухонь, или покойников закапывал, чем сгинул бездарно в первой же схватке). Если б не эти глаза. – Ох, повидал я таких глаз на своем веку. Глаз тех, через чьи дома прошел Враг. Прошел уничтожая все. – Людей и скотину, живое и не живое. Не щадя в своей нечеловеческой злобе ни женщин, ни стариков, ни младенцев, – никого. И только по какой-то странной прихоти, или скорее насмешке судьбы, пропустивший этих. Тех, в чьих глазах теперь навечно отпечатались растерзанные тела родных и пепел сожженных домов.

Да, повидал я таких глаз. Длившаяся несколько сотен лет война, (а кто их считал, – эти сотни?), прошлась частым гребешком по землям и странам, и мало кому посчастливилось проскользнуть меж ее раскаленных зубьев. Иногда глядя на подобные глаза, я иногда задумываюсь, – «А как там моя родная деревенька? Как родня, мать, сестры».

По слухам, лет пять назад Враг как раз наступал в том направлении. И хотя по тем же слухам, армия Старшего Защитника остановила Врага как раз где-то там, и что есть надежда….. Но в этих слухах, как правило всегда больше надежды, чем правды. Так что я просто жить, избегая плохих мыслей.

– На, попробуй удержать его на вытянутой руке. – Приказал я этому мальчишке в первый день его службы, давая в руки меч. – Рука стала распрямляться, но не дойдя и до середины, безнадежно рухнула вниз. – Как воевать-то собираешься? Прутиком Врага стегать будешь?

– Если надо, – буду. – Злобно сверкая на меня глазами, буркнул он. –Я не боюсь. Хоть одного убью, а там и сам могу….

– Может он. Помереть дело не хитрое, это каждый дурак может. Только какая от твоей смерти польза отряду? – Дыра в строю? Оно нам нужно? Нет брат, от твоей смерти нам только вред, сам погибнешь и товарища за собой потянешь.

– Я все равно буду сражаться с Врагом.

– Да. К сожалению будешь. Ладно, пока твое место в строю, будет около меня. – Куренок.

– …Я, – Сокол. Так назвала меня моя мать. – Взьерепенился он.

Может Соколом те еще и станешь. – Осадил я щенка. – А пока ты, – Куренок.

(обратно)

МАЛЫШ

Большой громко жужжащий шмель перелетал с цветка на цветок, собирая свою порцию нектара. Глядя на него, – я проникался к нему все большей симпатией, убеждаясь в нашей с ним похожести. – Он как и я, не рвался заглотить кусок послаще, предпочитая довольствоваться тем, что находиться у него под носом. Перелетал себе с цветка на цветок, брал что есть – не слишком радуясь большой добыче, и не огорчаясь пустоцвету. В его жужжании слышались интонации хорошо потрепанного жизнью оптимиста, не ждавшего от жизни слишком многого, но предпочитавшего довольствоваться тем что пошлет судьба. Он был бодр, свободен, положительно настроен, и одинок. (Одинок?)

…Тут какая-то наглая птаха, спикировала и схарчила моего подопечного. Я даже и глазом моргнуть не успел. – Обидно. Но что тут поделать? – В жизни такое случается. И нечему тут удивляться. Все честно…, не то что у этих…, – у людей.

Я перевернулся на спину, и глядя на синеющее сквозь верхушки сосен небо, задумался о том что заставила меня потерять концентрацию, упустить объект и провалить упражнение. Это была мысль об одиночестве.

Странная мысль. Ведь я никогда не был один. Никогда, с тех пор как Наставник нашел мое едва дышащее тельце. …Он почувствовав под развалинами, разрушенного безумной войной этих сумасшедших людей дома, едва теплящуюся жизнь, откопал меня, прогнал Смерть, и … сделал своей семьей. И хоть я не помню, кем был и что делал пока не встретил Наставника. Но с его появлением я не знал ниодного несчастного дня. Любой бы позавидовал такой жизни. – Мы обитали посреди самого интересного на свете леса, на самой красивой поляне, в самой удобной на свете землянке. От чужого взгляда нашу жизнь прятали дремучий лес, и самое сильное магическое заклинание которое только способен был поставить такой си льный маг как мой Наставник.

Я не знал что такое голод, холод, страх, и тяжкий труд. Он не обременял меня работой или учебой. (Скорее это я не давал ему покоя, досаждая своими играми и вопросами). Я делал практически лишь то к чему лежала моя душа. И всегда, даже на самой дальней кромке леса, – я чувствовал его любовь.

Так откуда же взялась эта мысль, об одиночестве?

(обратно)

ПОЛТИННИК

Когда у вечерних лагерных костров, начинают травить байки и рассказывать разные истории про подвиги всяких там великих героев…. В каждой из этих историй присутствует какой-нибудь великий меч. И чем круче герой, – тем, соответственно круче у него меч.

Ну да я к счастью, не великий герой, и времена когда мечтал им стать уже стерлись из моей памяти. И поэтому всем видам оружия я предпочитаю щит. Он конечно куда менее впечатляет чем меч или копье, (особенно наш, простой солдатский щит). От него не так веет опасностью и крутизной, и в легендах его воспевают не часто. Зато когда длинная тяжелая стрела, с жутким треском вломится в доски щита…. Когда вражеский меч, звякнув отскочит от него, а копье несущегося на тебя всадника, соскользнув уйдет в сторону… . Вот тогда ты забудешь о великих мечах, и начнешь молиться на свой щит. Именно с него и начал мое обучению солдатскому ремеслу отец. В первый же день моей военной жизни, он повесил мне на руку щит, и запретил снимать даже во время еды или сна.

Ох, и намучился я тогда с ним. Ведь повседневных солдатских обязанностей с меня никто не снимал. А у молодого бойца их, как правило, находиться гораздо больше чем у «стариков». – Вместо совершения великих подвигов, получения наград и немедленного присвоения мне звания главнокомандующего, – я, как и все мои сверстники таскал дрова и воду, скреб котлы, чистил оружие, и стирал одежду за половину отряда. И все это со здоровенной штуковиной на левой руке. А еще, – бесконечные марши, строевые упражнения и боевая подготовка. Мои мышцы одеревенели, тело перекосилось, а ноги к концу дня скручивали жуткие судороги. Да прибавить к тому синяки, которые наставил мне на ноги висящий на бедре меч. Этот злыднев меч, похоже перепутал противника и задался целью испортить жизнь мне, путаясь под ногами и задевая окружающих, (которые отвешивали мне «ответные» подзатыльники),

Потом правда я как-то перестал замечать свой щит. Сроднился с ним что ли. И тогда, а может чуть раньше, отец и другие старшие начали лупить нас тяжеленными палками при каждом удобном случае. К боли в мышцах от тяжести щита, прибавилась боль от покрывших все тело синяков. Несколько дней мы новобранцы жили как собаки у дурного хозяина, в постоянном ожидании удара или пинка.

Вот тогда-то, я и перестал думать что война это веселое приключение. В те дни мне пришлось по настоящему тяжело. И хоть я был обычным деревенским мальчишкой, а не ухоженным и обласканным барским сынком, – те дни что-то сломали во мне. Научили стиснув зубы терпеть боль, беспрекословно выполнять любые приказы и не задавать вопросов.

Как? Почему? А зачем? – эти слова надолго ушли из моей речи и даже мыслей. Так я стал солдатом. …А еще я как-то научился подставлять под удары щит вместо своей головы, делая это быстрее, чем успевал подумать об опасности. И в первом же бою, это спасло мне жизнь.

Отец тогда поставил меня позади себя справа. На левой руке у меня был неизменный щит, а в правую он мне дал свой засапожный нож. Велел прикрывать его спину, отражать вражеские удары и ни в коем случае самому в драку не лезть, пообещав выдрать меня как сидорову козу, если я хотя бы посмею прикоснуться к мечу. Отцовского ремня, я тогда еще боялся куда сильнее вражеских мечей, и поэтому послушно выполнил все его наставления, и остался жив.

А моему двоюродному брату тогда не повезло. Он был сильным, здоровым парнем, – всегда становился заводилой во всех наших ребяческих проказах и проделках. Он жаждал подвигов и полез в драку. …Он умер как герой, (по моим детским представлениям), схватившись один с тремя вражескими солдатами. Но «старики» тогда говорили что он умер как дурак, и если бы остался жив был бы предан трибуналу, за то что бросившись вперед оставил строй.

А спустя еще три недели, его отец, брат моего отца, получил стрелу в брюхо нарвавшись на вражескую засаду во время патрулирования. …Он умирал долго и тяжело. То впадая в беспамятство, то приходя в сознание. Бредил, звал отца, деда, своего погибшего сына, свою жену, – толстую, добрую тетку, пекшую лучшие в нашей деревни пироги.

А потом нас, молодых ребят отослали по разным поручениям. А вернувшись я застал дядьку уже мертвым, а отца хмурым и злым. От него пахло мерзкой брагой, которую наши мужики гнали в бочке из-под солонины. Никто не приставал к нему с вопросами и не говорил слов соболезнования. Все, словно сговорившись, делали вид что ничего не произошло. И только иногда я замечал брошенные вскользь сочувствующие взгляды, – на человека, которому пришлось добить родного брата.

Вот тогда-то я и ощутил настоящий страх. Не тот бодрящий страх, который чувствуешь когда на спор прыгаешь в реку с высокого обрыва. И не ту восторженная жуть, когда в ночь полнолуния идешь на поле старой битвы, посмотреть как истлевшие кости давно погибших воинов оживут и отправятся бродить по окрестностям, ища куски своих изрубленных в бою тел. И даже не тот страх, который испытываешь идя единым строем, плечом к плечу, навстречу такой же несокрушимой стене вражеских солдат, и понимая что можешь погибнуть в любую минуту.

Нет, это был какой-то новый, мерзкий и липкий страх. Он не бодрил, одаряя неведомо откуда взявшимися силами, и даже не вгонял в ступор, даря спасительное оцепенение и бесчувствие. Наоборот, он отнимал силы и заставлял острее чувствовать каждую мелочь, вызывая скорбь и уныние. Этот страх поселившись где-то внизу живота, отзывался постыдными спазмами, выворачивал наизнанку, заставлял дрожать и отводить глаза. Он сковывал тело и превращал лицо в жалкую и страшную одновременно гримасу.

Это был страх остаться одному, потерять всех тех, кого по привычке даже и не замечаешь, до тех пор пока их место в строю и в твоей душе не станет пустым.

И самый большой страх, – потерять отца. Такого сильного и умелого, молчаливого, но знающего ответы на все вопросы. Отца, от которого проще было получить подзатыльник, чем скупую ласку. Но это был свой, такой родной подзатыльник. И пока он оставался рядом, рядом была семья, родная деревня и частица моего безмятежного детства.

Отец погиб спустя три года. Когда бронированная конница противника опрокинула нашу тысячу. Смяла ее сотнями закованных в сталь конских тел, пронзила острыми длинными копьями, и втоптала в пропитанную нашей кровью сухую землю. А тех кто сумел избежать гибели в первые минуты, добивала шедшая за ними пехота Врага.

Мой отец дрался до последнего, и упал накрыв изрубленным телом своего последнего оставшегося в живых сына.

Вот тогда и исчезла наша сотня, моя семья и наша деревня. А я перестав быть Лютиком, на долгое время превратился в Лютого. Так стали называть меня бойцы моей новой сотни. А потом, спустя годы, – когда Та боль немного унялась, я превратился просто в Полтинника.

(обратно)

МАЛЫШ

– Как ни крути, а все-таки мысль об одиночестве была странной и глупой. Как можно думать об одиночестве если живешь в лесу? Разве не заполнен он жизнью от нижнего края плодородного слоя почвы, до самых вершин деревьев? Разве не живут здесь самые удивительные существа, от мельчайшего жучка, до огромного лося? И мне ли, знающему каждый кустик и каждого зверя в этом лесу, – думать об одиночестве?

Я перевернулся обратно на живот, и стал наблюдать за ростом травинки.

Когда я, еще в самом далеком детстве начал приставать к Наставнику с просьбами научить меня магии, – он дал мне это упражнение. Сказав, будто оно является основой магии. Сначала я принялся за него с большим энтузиазмом. Затем решил, что это был способ отвязаться от приставучего щенка. Но по мере того как я все больше углублялся в это занятие, – оно и правда взломало границу между обычным человеком и Магом, разбудив во мне совершенно новые способности, главной из которых была способность по-иному чувствовать.

Как только я понял, как прекрасна и удивительна эта, на первый взгляд простенькая и невзрачная травинка, – мне открылся удивительный мир магии. Чем тщательнее и глубже всматривался я в это завораживающее творение природы, тем больше находил для себя нового и занимательного. Сначала я постигал структуру растения. Затем, – все больше погружаясь в наблюдение, стал понимать сущность происходящих внутри него процессов. Превращение солнечных лучей, «неправильного» (выдыхаемого мной), воздуха, воздуха обычного, воды и втянутых вместе с водой частиц земли в такую, на первый взгляд хрупкую, но крепкую и живучую травинку.

Я тоже попробовал так. Получилось плохо. Я ослаб, стал тонким как эта самая травинка и Наставнику пришлось дать мне по мозгам, втолковав что мой организм существенно отличается от организма травы. После чего он предложил переключить свое внимание с наблюдения травы, на изучения себя и окружающего меня мира.

Я так и сделал. Но в наследство от той детской затеи, мне осталось умение заряжаться энергией от всего окружающего меня мира. И способность безболезненно для себя употреблять в пищу все подряд, от травы до камней, и наедаться буквально горсткой сорванных походя ягод, или пучком листьев.

Когда спустя некоторое время эти способности заметил Наставник, – он был изрядно удивлен, и даже как мне показалось, сильно озабочен. Несколько дней он пребывал в задумчивости, а потом всерьез принялся за мое обучение.

Обучаться всерьез, оказалось немного труднее и не так приятно, как делать это по собственной прихоти. Особенно сложным для меня был постоянный контроль за своими мыслями и эмоциями. И если сказать честно, то сколько бы не говорил мне Наставник о необходимости делать это, по-настоящему контролю я так и не научился.

Так же как и не научился разным заклинаниям. Ну то есть я конечно знал их, штук наверное с тысячу, но пользоваться так и не научился. И если честно, до сих пор не понимаю для чего они нужны. (Хотя Наставник неоднократно повторял мне, что это формулы сосредоточения, с помощью которых маги производят изменения в ткани материального мира).

Но что означают эти слова, и зачем нужны эти заклинания я так и не понял. Ведь у меня все получалось и без них. Достаточно было просто представить то действие, которое я хотел произвести, и результат был налицо. Ну не всегда конечно, поначалу я частенько делал разные ляпы, но чем больше я практиковался, тем меньше ошибок совершал. Так что в конце концов, Наставник перестал требовать от меня «бубнежки» заклинаний, а просто указывал действие которое я должен был произвести.

Но несмотря на все эти трудности, – учиться мне нравилось. Хотя бывало приходилось туго. Иногда я раздражал Наставника своей тупостью и ленью. И случалось даже что он меня за это наказывал.

Но как чудесна и удивительна стала моя жизнь. Сколько интересного я узнал, и каким потрясающим вещам научился. Теперь я могу читать мысли и эмоции других существ. Воздействовать на структуру вещества, превращая материю и изменяя форму. Я научился видеть мельчайшие частицы материи, из которых состоит весь мир. Я могу воздействовать и управлять ими.

Но, и это самое интересное, я научился чувствовать и ощущать окружающий меня мир на совсем другом уровне. Я сроднился с лесом, я рос вместе с ростом его деревьев. Я убегал от хищника вместе с оленями, и догонял добычу вместе с волками. Я мог затаиться как рысь в засаде, мог проползти как змея в самые затаенные уголки леса, или подобно бабочке беспечно порхать с цветка на цветок. Чувствовал проплывающие в небе облака, знал свойства почвы лучше дождевого червя, и различал триста оттенков вкуса речной воды, я даже слышал как растут листья на деревьях.

Так, откуда взялась эта мысль об одиночестве?

(обратно)

ПОЛТИННИК

До полных сумерек оставалось еще какое-то время. Я решил потратить его на еще одно занятия с личным составом. Приказ на построение был принят без особого восторга, но выполнен молниеносно. Даже новички, видимо кое-что усвоив за последнее время, обошлись без обычной раскачки и толкотни.

Для начала я оглядел строй, отметив девятерых самых хилых бойцов. Приказал им отдать свои мечи, и заменил их «теми» кинжалами.

…Примерно лет этак восемь назад, у какого-то штабного «умника» возникла в голове «гениальная» идея, – «Что разя врага обеими руками мы перебьем их вдвое больше». Всем работающим на Армию кузнецам, было велено ковать оружие по «предписанному образцу», и вскоре мы остались без щитов. Но первый же настоящий бой, показал что «разить врага обеими руками» достаточно сложно если в твоей груди торчит стрела. Потери были огромные. И чуть ли не сам Верховный, лично распорядился забрать у нас кинжалы и вернуть наши щиты.

…Но уж больно удачными оказались эти кинжалы. Чуть больше и тяжелее обычных, из прочной хорошо держащей заточку стали, отлично сбалансированные и с удобными рукоятями. Так что солдатское сердце не позволило рукам расстаться с таким великолепным оружием. И те кинжалы стали потихоньку заныкивать, благо, благодаря штабному умнику было на кого списать недостачу.

И казалось бы, – нравиться солдатам оружие, – так оставь им его, пусть играются на здоровье. Но ведь был приказ Верховного, – «Сдать кинжалы». И начальство начало свирепствовать. Начались показательные процессы и казни. Немало хороших ребят расстались с головами, только за то что не захотели расстаться с этими проклятыми кинжалами. …А солдаты словно зациклились, на них. Даже угроза смертной казни не заставила снять их с поясов и отдать в руки кладовщиков-оружейников.

Эти кинжалы стали для нас символом нашей свободы и независимости перед сумасбродством и глупостью начальства. И мы выстояли, несмотря на прямые приказы командиров, вразумления полковых «учителей добра» и внушения магов. И с тех пор, у каждого уважающего себя старого вояки, на поясе висел «тот» кинжал. (Их так и стали называть «те кинжалы», или просто, – те).

А когда пополнение стало приходить из полуживых инвалидов и голодных пацанов, мы полусотники начали вооружать их «теми» кинжалами. Запас которых старательно накапливали, собирая после схваток и битв.

И сейчас, перед большой битвой, я раздал свой запас «тех» наиболее хилым бойцам отряда. Как это не удивительно, но количество слабаков точно совпало с количеством кинжалов. Я воспринял это как добрый знак, и начал для разогрева со строевых упражнений.

Повороты напра-налево, кругом. Построение из одной шеренги в две, в три, в каре, «черепаху», и «боевой» клин. – Простые для любого послужившего солдата упражнения. Но для моего нынешнего отряда, – верх циркового искусства. Только благодаря пинкам и подзатыльникам старослужащих, молокососы умудрялись не путать правое плечо с левым, а грудь со спиной. Со стороны это даже казалось почти как «по-настоящему». Но я-то видел сколько слабых мест в этой «показухе».

Заставив изрядно пропотеть свой отряд, принялся за боевую подготовку. – Руби сверху… Щит. Руби справа…. Щит. Укол…, щит. …Чередование ударов, и мгновенный уход в защиту. …На первый– второй…, расчитайсь…, первые номера, – десять шагов вперед. Кругом. Сомкнуть ряды. Встречная атака, давите противника щитом

Почти с одновременным лязганьем, шесть десятков щитов ударилась друг о друга. В этом упражнении надо было действуя как единый кулак, сокрушить и опрокинуть противника. Тут нельзя было ни лезть вперед, ни отстать от отряда хоть на пол шага, хоть на одно мгновение.

Только в сплоченности и согласованности действий сила отряда. Только когда сжав все пальцы в кулак бьешь в железные ряды обороны противника, ты можешь сокрушить ее. Только действуя как один, покрытый чешуей щитов, и ощетинившийся клинками мечей монстр, – ты можешь выходить в соотношение одни к десяти, против толпы, может и храбрых но разрозненных вояк.

И в отряде, как нигде в жизни важна уверенность в том кто стоит рядом с тобой в одном строю. – Когда мгновенно перестроившись в боевой клин, ты идешь на копья противника, взламывая его оборону…. Когда построив «черепаху», закрывшись со всех сторон щитами, стоишь под ливнем вражеских стрел, вцепившись когтями в землю и спрятав голову под «панцирь» своего щита…. Или даже когда загнав душу в пятки, а страх в пасть к Злыдню, стуча зубами и проклиная день своего рождения, – смотришь как лавина тяжелой кавалерии несется сметая все на своем пути…., – то даже будучи абсолютно уверенным в своей неизбежной гибели, ты должен знать что никто из твоих товарищей не броситься бежать, разрывая строй. Только тогда можно надеяться на единственный из тысячи шанс уцелеть или…., умирать спокойно.

И ради этой железной уверенности в товарище, и полной согласованности действий отряда, – полусотники всех времен, до изнеможения гоняют своих «молодых» на «строевых» и «боевых». – А если этих уверенности и согласованности нет, – нет боевого отряда, а есть так…, «группа товарищей», вроде той что состоит сейчас под моим командованием.

– А что представляет из себя отряд меченосцев? – Это мобильное отделение пехоты, способное действовать как совместно с другими подразделениями Армии, так и отдельно от них, выполняя «специальные» задачи, типа патрулирования, разведки или рейдов по тылам противника. – Так говорил нам, старым «полтинникам», – молодой тысячник, дворянский сынок, присланный из Воинской Школы.

Эх, помню любил он собирать нас «стариков», и пересказывать то что прочитал в своих «мудреных» книжках. Частенько в качестве примеров рассказывая про битвы и сражения, в которых нам самим приходилось кровушку проливать.

Некоторые парни тогда бесились, их дико раздражало что сопляк, не побывавший ни в одном толковом сражении осмеливался учить нас, матерых ветеранов. А мне, если честно, даже нравились эти, как он их называл, «лекции». Я например успел ухватить много интересного, по части «тактики и стратегии современной войны». Да и особо высокомерным тот парнишка вовсе не был. Ну да, – благородная спесь присутствовала, но когда он увлекался, то забывал эти свои дворянские заморочки, и запросто отвечал на самый дурацкий вопрос. Который иногда оказывался вовсе и не таким дурацким как нам казалось. Бывало отвечая на вопрос который ему задавали «для прикола», прося объяснить элементарные вещи, понятные даже отслужившему пару недель «салаге», – он вдруг открывал нам такие стороны нашей службы, о которых мы даже и не задумывались.

Да и вообще, – интересно было послушать как «штабные» видят происходящее на поле боя. Например та атака тяжелой кавалерии в которой погиб весь мой первый отряд, мой отец и чудом не погиб я, – в штабных учебниках назывался «ложной атакой». «Неудавшийся» к тому же. Вот так, – «ложная» и «неудавшаяся», – а я-то из-за нее несколько лет орал во сне.

От этого парнишки я нахватался многих заковыристых словечек, которые тот вычитал в своих книжках. И до сих пор многие меня частенько подкалывают за страсть щегольнуть ими в разговоре. Зато есть и такие, что услышав мудреное слово, развешивают уши и начинают смотреть тебе в рот. (Пустячок, а приятно).

Но когда, в первом же настоящем сражении, (как сейчас помню, – на Мертвых Полях это было), Враг прорвал наш строй и смешав ряды устроил бешенную резню, – тот парнишка дрался как зверь, ругаясь при этом совсем не «книжными» словами. А потом ползая по свежевыпавшему снегу, и пытаясь запихать свои кишки обратно в брюхо, он стонал, плакал и просил нас добить его. Мы добили. Он показал себя настоящим воякой и достойным командиром, – поэтому мы его просьбу уважили. Жаль конечно что прокомандовал он недолго, – если б этот парнишка пожил подольше и успел бы набраться не книжной, а настоящей науки, – из него бы вышел хороший командир.

А сколько моих сопляков расстанутся завтра со своими кишками, головами и прочими необходимыми для жизни органами? – Даже если один, это все равно многовато будет.

Поэтому работать, работать и еще раз работать. (Эх, – хорошо сказал. Меня б в армейские пропагандисты). До полной темноты и полного изнеможения. Чтоб завтра каждая желторотая сявка, – четко знала свое место в строю и могла выполнить поставленную задачу. Пусть лучше здохнут на тренировках, чем погибнут в бою.

– Построить черепаху. Плотней щиты. Куда зад выставил? Никто на него здесь не клюнет. В две шеренги, – становись. Наступаем на тот пригорок. …. С левой ноги болван…. Эй Одноухий, – дай ему по шее.

(обратно)

МАЛЫШ

Да, – жизнь моя была прекрасна и удивительна. Я получал от нее все что хотел, а хотел лишь то, что мог получить. У меня не было забот, передо мной не вставало неразрешимых проблем и уж конечно мне не приходилось заставлять себя делать то, что мне не хочется. И вдруг, все это закончилось в один краткий миг. Причем я даже не сразу понял что этот миг настал.

Когда появился «тот» маг, я поначалу даже не обратил на него особого внимания.

Иногда в наш лес заходили посторонние люди, но я предпочитал их не замечать. Они были мне не интересны. Правда этот не пришел, не прилетел и не выполз из-под земли. Любое подобное передвижение я бы заметил сразу. Он просто возник, возник прямо на нашей поляне.

Я тогда был настолько наивен что даже не обратил внимание на сильное возмущение магического поля и выбросы энергии, которые сопровождали перемещения. Тогда я этого не знал, и если самым краем сознания и заметил что-то, то наверное решил что это мой Наставник занимается своими опытами, а это еще не повод отрываться от собственных занятий.

И только почувствовав изменившееся настроение Наставника, я переключил свое внимание с водомерки, которую в тот момент изучал, на нашего незваного гостя. – Это был маг. Я не видел раньше других магов, кроме моего Наставника, но сразу почувствовал в нем ту же силу, что и в моем учителе. Вот только не было в нем его доброты и спокойствия. – Он явно нервничал, с подозрением изучал пространство вокруг себя, (к счастью Наставник успел дать мне приказ затаиться, и я превратился в камень).

А еще, в нем кипела злоба. Злоба, пропитавшая всю его сущность.

Он старался выглядеть спокойным и доброжелательным. Говорил вежливо, и как могло бы показаться, не способному к чтению мыслей человеку, – искренне.

– Признаться брат, – сказал он моему учителю, – Не ожидал найти тебя в этакой глухомани. Чем ты тут занимаешься, – брюкву выращиваешь? Это ж право, для такого как ты – глупо. Чего ты этим хочешь добиться?

– ………………… – Промолчал в ответ Наставник

-А я, без ложной скромности могу сказать, что сделал не плохую карьеру. Я ведь теперь Старший ученик. А годика через два, – глядишь и в Помощники Советника выбьюсь.

– ………..

– А ведь в Школе я тебе признаться завидовал. – (Я просто чувствовал как нарастает его злоба). – Все учителя тебя выделяли особо, а меня едва замечали. Ведь даже сам Верховный благоволил к тебе. Говорят после Школы ты был в его свите?!

– …………

– А теперь посмотри на нас. Я – Старший ученик и без году Советник, а ты….. ты, (уж извини за прямоту), – отброс, отщепенец и ничтожество. Предатель, бросивший своих друзей и соратников и даже тех людишек, повелевать которыми был уполномочен.

ПОЧЕМУ ТЫ ЭТО СДЕЛАЛ????????

– Боюсь, тебе этого не понять. – С грустной улыбкой ответил ему Наставник.

– …Говорят что ты пожалел людишек которые, по твоему мнению, «безвинно» гибли на нашей войне. – (Кажется чужак обрадовался, что наконец-то Наставник, начал ему отвечать). – Знаешь, – у нас даже появился новый термин, «ересь человеколюбия». Так называют больных магов, опустившихся настолько, чтобы считать себя равными с людьми. Но знаешь, что я думаю по твоему поводу?

– ……………

– Я НИКОГДА НЕ ПОВЕРЮ, – что подобный тебе или мне, может ровнять с собой этих жалких, грязных и ничтожных насекомых, которые зовут себя людьми. …Я думаю что ты решил отсидеться вдали от сражений и опасностей войны, в надежде придти потом на все готовенькое и попробовать урвать для себя кусок от общей добычи. Вот что я думаю о твоем, так называемом «человеколюбии».

– Что ж, каждый судит в меру своей испорченности. – Лишь усмехнулся в ответ Наставник, но голос его почему-то был грустным. – Ты всегда был жалкой крысой. И мыслишь ты по крысиному. …И прошу тебя, – не надо ровнять себя со мной. Меня это оскорбляет.

– А меня оскорбляет то, что ты осмеливаешься дерзить представителю Школы, после всего того что натворил. И что я обязан это выслушивать и….. – (Маска доброжелательности, которую чужак пытался удерживать на своем лице, была сброшена окончательно, и он действительно стал похож на озлобленную крысу).

– Короче Крысеныш, – Устало бросил Наставник. – Оставь свою болтовню и изложи то с чем тебя ко мне послали.

– Меня послали покарать отступника и предателя. Но Верховный, в милости своей, дает тебе и прочим дезертирам шанс искупить свои преступления на поле боя.

– Что, тяжеловато приходиться? Выскребаете последнее…

– К твоему сведению, – война вот-вот закончиться нашей победой. Мы уже сокрушили левый фланг противника, отбили его наступление в центре и готовы …….

– И ты пришел пригласить меня разделить с вами плоды вашей победы?! – Насмешка в голосе Наставника была смешанна с горечью. – Ты жаждешь отдать мне кусок своей власти и богатства?! – Знаешь, теперь я тебе НЕ ВЕРЮ!!!!!!!! Прости, но я слишком хорошо знаю тебя и тебе подобных. (Если ты забыл, – я был одним из вас). Ради удовлетворения своей безудержной жажды власти и богатства, – вы уже несколько столетий подряд терзаете этот несчастный мир своей бесконечной войной. …Вы превратили некогда цветущие земли, в груду смердящих мертвечиной и гарью развалин. …Вы, в своем безудержном эгоизме, перестали ценить жизни не только этих, как вы их называете, людишек, но и себе подобных ….Хотя если ты осмелишься припомнить, маги это те же люди. Разница только в некоторых врожденных способностях и обучении

– …Зато эти способности выделяют нас из того быдла, которое ты, с такой любовью называешь людьми. – Выкрикнул Крысеныш. – Они делают нас выше их, и ставят практически на одном уровне с богами.

– Сейчас ты дословно повторяешь ту чушь, которой пичкали нас на уроках в Школе. – Брезгливо морщась ответил на это Наставник. – Но признайся себе, ты ни чем ни отличаешься от какого-нибудь мелкого феодала, или чиновника. В тебе кипят те же страсти, та же жадность, та же похоть и чревоугодие, и абсолютно такая же зависть ко всякому у кого, по твоему представлению, кусок хоть чуточку послаще чем у тебя. Разница между вами лишь в средствах, которыми вы достигаете своих целей.

Хотя нет, – средства те же. Вы лебезите перед сильными, топчите слабых, и клевещите на равных. Вы всегда готовы предать и ударить в спину. Просто делаете это вы чуть-чуть по-разному. Они втыкают в спину нож, а вы – заклинание.

– Похоже что ты не слишком-то в большом восторге от людей. Тогда почему ты их защищаешь? – В голосе Крысеныша слышалось искреннее удивление.

– А с чего ты взял что я их защищаю? Ты видишь здесь хоть одного человека?

– Но если ты одинаково презираешь и нас и людей, – тогда почему ты не с нами?

– Почему я должен быть с вами, если вас я призираю так же как и людей?

– Потому что мы сильнее!!! Если весь мир такая выгребная яма, как говоришь ты, не логичнее ли подгрести под себя как можно больше народу, залезть им на головы и подняться над уровнем дерьма?

– А я сделал проще, – я вылез из вашей выгребной ямы, очистился от вашего дерьма и пришел жить на эту полянку. …Я маг, и я способен обеспечить себя всем необходимым для нормальной простой жизни. Я достаточно разумен чтобы не желать большего чем необходимо. Впрочем, – тебе этого не понять. Поэтому если у тебя все, – убирайся по-хорошему из моего леса и забери с собой свои жалкие предложения и мерзкие амбиции.

– Неужели ты думаешь, что в моей компетенции, лишь передача чужих слов?! Я, если ты не забыл, являюсь Старшим Учеником и уполномочен Высшим Трибуналом Школы, приводить в исполнение Его приговоры.

– А справишься?

– Храбришься? А ведь я чувствую страх и неуверенность, которые ты пытаешься скрыть под своей маской Неуязвимого. Ты ведь давненько уже не участвовал в настоящих поединках? Да ты похоже и забыл что это такое? Небось сидел тут на своей поляне, жрал брюкву и даже не думал тренироваться? Напрасно. Тот факт что ты выполз из дерьма, еще совсем не означает что дерьмо не приползет за тобой. …Ну да я напомню тебе что это такое. В отличие от тебя, – все последние годы мне пришлось провести совершенствуя мое боевое мастерство, (иначе как бы я стал Палачом предателей, – так кстати называется моя нынешняя должность). Похоже мне придется показать тебе чему я научился за то время, что ты отсиживался на своих лужайках.

Оба больше не проронили ни слова. Они не бросились друг на друга, подобно диким зверям. Они продолжали спокойно стоять. Но я почувствовал как пространство между ними начинает искрить от накачанной в него магической энергии.

Внезапно что-то изменилось. Словно ветка не выдержав тяжести последней, упавшей на нее снежинки, прогнулась и сбросила ком снега.

Из руки чужака начали вылетать молнии и бить в поставленный Наставником заслон.

Одновременно, такая же молния полетела и в чужака и сразу же два небольших, но внушительных смерча, возникли у него за спиной и понеслись в его сторону, вбирая в себя камни и упавшие ветки.

Тому пришлось оградить себя защитой со всех сторон, расходуя гораздо больше энергии.

Я уж было подумал что Наставник побеждает, как вдруг чужак внезапно исчез, и материализовался вновь справа от своего противника. А вокруг моего учителя возник круг пламени, который с удивительным упорством лез сквозь поставленную уже им круговую защиту. Под этим напором и возобновившимися ударами молний, – защита Наставника начала стремительно терять свою силу.

Мне стало понятно, что несмотря на данный перед самым боем приказ не высовываться, – я должен принять участие в битве. Вот только как? Наставник никогда не учил меня как можно причинить с помощью магии вред другому существу.

И хотя я, в принципе уже разобрался как пускать молнии, но без должной практики это могло больше навредить чем помочь. Поджечь все вокруг тоже было не проблема, – проблемой было самому не сгореть при этом.

Вообще то, в том что делали оба противника, – вроде бы не было ничего сложного, и в тоже время…., – все это было как-то по-другому. Не могу даже сразу объяснить в чем заключалось это «по-другому». Все это было как-то тоньше, стремительнее, более изысканно и сложно, чем все то, что привык делать я. Их заклинания, (тут я впервые пожалел что так и не научился ими пользоваться), словно бы перетекали одно в другое, маскировались друг под друга, чтобы противник не смог распознать последующую атаку. Внезапно трансформировались под свою прямую противоположность, становясь из атакующих защитными и наоборот, когда это требовала сложившаяся на поле боя обстановка. Если подумать, – то все это было даже очень красиво и познавательно. Интересно было видеть настоящих мастеров в деле. Но мне, чтобы помочь Наставнику, (а помощь ему судя по всему была действительно необходима), придется придумать что-то более простое, но эффективное.

Я начал перебирать имеющиеся в моем арсенале способности. Но подобрать что-либо подходящее для данной ситуации не мог. Наконец я кажется нащупал идею, простенькую, тупую, но она вполне могла сработать.

Я превратил довольно большой кусок земли под ногами чужака в воздух. …Правда получилось не совсем так как я задумал. Он не упал сразу в образовавшуюся яму, а наоборот, подлетел в воздух. Я не учел что объем воздуха будет гораздо больше объема превращенной земли. И когда он рухнул в яму, глубиной примерно в два моих роста, я уже готов был закопать ее, превратив воздух обратно в землю, но почувствовал что чужака там больше нет. Как впрочем его не было и на поляне, да и вообще где-нибудь поблизости. Судя по всему он, столкнувшись с чем-то новым, просто удрал.

Тогда я вылез из своего укрытия и пошел к Наставнику. По дороге я старался просканировать его эмоции чтобы узнать, правильно ли я поступил нарушив его приказ.

Он не был на меня зол, – и это было хорошо. Но он и не был мной доволен, – это было плохо. Но еще хуже были те тоска и тяжесть, что теперь лежали на душе учителя.

– А что это тут было Наставник?. – Спросил я его. – Зачем он приходил? Ты что – знал его раньше? Ты на меня не сердишься? Почему он ….

– Погоди Малыш, ты задаешь слишком много вопросов. И не даешь времени ответить ни на один из них. Сколько раз я говорил тебе, что маг должен уметь сдерживать свои эмоции, и тщательно контролировать свои мысли?

– Очень много раз.

– Тогда сформулируй свой первый вопрос и задай его.

– Что это было?

– Это сотворенное мной зло, преследует меня и не дает спокойствия.

– Ты сотворил этого мага?

– Нет, но я ответил на твой вопрос. Если хочешь узнать кто был этот маг, – сформулируй свой вопрос по-другому.

Похоже Наставник решил поиграть в нашу старую игру в вопросы и ответы. Смысл игры заключался в том чтобы на заданный вопрос дать как можно более точный ответ, при этом не раскрыв суть вопроса. Эта была забавная и очень полезная игра. Но играть в нее мне сейчас не хотелось.

– …….. Лучше я спрошу зачем он приходил, и кто его послал?

– Что ж, – хороший вопрос. Видишь, если немного подумать, прежде чем задавать вопрос, он получается более продуманным. И из ответа на него ты узнаешь именно ту информацию, которая тебя действительно интересует. …. Ждешь ответа? Что-ж, – я отвечу, как бы тяжело мне это не было. Раньше я состоял в группе магов, которые добивались власти, богатства и величия. Не брезгуя при этом никакими средствами.

Но мне посчастливилось взглянуть на то что мы творим другими глазами, и я ушел от них. Этот маг приходил чтобы вернуть меня обратно, или убить. И ему это почти удалось. (Эта его техника мгновенно перемещения на короткие расстояния, – что-то новое для меня), Но благодаря твоему вмешательству мы пока что отбились.

– Значит я поступил правильно?

– И да и нет. Ты спас меня. Но ты выдал себя. И теперь они будут тебя искать.

– Зачем? Да кому я нужен.

– К сожалению Малыш, ты и сам не понимаешь своей силы и уникальности. Поэтому просто поверь мне на слово, – они будут тебя искать, как голодные волки ищут добычу.

Но пока, сделать это они смогут только найдя меня. И поэтому нам придется разделиться.

– Как это разделиться? Наставник ты что? Ты все-таки сердишься на меня? Куда я пойду? Как мы будем жить…..

– Ты опять несешь сумятицу. Сколько раз я …..

– Прости Наставник. Но я не представляю своей жизни без тебя. Я ведь ничего в мире не знаю. Куда мне идти? В соседний лес?

– Нет, Малыш, тебе придется идти к людям, только там ты сможешь затеряться.

– К ЛЮДЯМ?!?!?!?!

– Да, именно к ним. Тебе давно пора узнать кто они и что из себя представляют.

Поверь мне, – они не настолько ужасны как это может показаться на первый взгляд. Среди них есть много очень достойных личностей. Правда эти личности, к сожалению, редко занимают высокое положение.

– К ЛЮДЯМ?!?!?

– ДА К ЛЮДЯМ. И это не обсуждается. Прямо сейчас, ты пойдешь к западной окраине этого леса, там проходит большая дорога. Советую тебе некоторое время присмотреться к людям, к их поведению, прислушаться к разговорам. Когда соберешь достаточно информации, – выходи и присоединяйся к любому понравившемуся тебе обозу.

– А ты? Куда пойдешь ты?

– Меня они смогут выследить, и мне придется некоторое время путать следы, убегая с места на место.

– Я могу бегать вместе с тобой.

– Не сможешь. Для этого необходимы способности, которых у тебя пока нет. Поэтому нам необходимо разделиться. Потом, когда мне удастся сбить их со следа, и все более-менее уляжется, я найду тебя.

– Как?

– Так же, как Они будут находить меня. Запомни, один маг может найти другого мага, по….., как бы это сказать, … по работе его мозга. Поэтому ты, пока скрываешься среди людей, должен прекратить заниматься магией. Или хотя бы постараться прекратить.

– А как это…, – прекратить?

– Да, ты пока не очень понимаешь где проходит граница между магией и обычной жизнью, ты творишь так же легко как и дышишь. И именно потому должен быть особенно осторожен, хотя бы на первых порах. Старайся не делать ничего необычного…, необычного для окружающих тебя людей, а не для тебя. А для них необычны способности читать мысли, летать, (впрочем этого ты пока не умеешь), трансформировать материю…, в общем для них необычно все, что ты привык делать. Не делай этого! Вообще не делай ничего, что требует подключения дополнительных резервов энергии…, впрочем ты пользуешься этими запасами даже не отдавая себе отчета в том что ты делаешь.

Короче, – наблюдай за людьми так же, как ты наблюдал за водомеркой. Старайся понять их и стать таким же как они. И первым делом, – следи за тем что ты ешь. То что ты способен есть все что угодно, покажется окружающим тебя людям подозрительным, а иногда и просто отвратительным. Пока будешь среди людей, – питайся тем же что и они.

А теперь все, – уходи.

Он обнял меня, развернул к себе спиной и подтолкнул. Я сделал первый шаг, затем второй, и пошел не оглядываясь, по указанному мне маршруту.

(обратно)

ПОЛТИННИК

Утро началось как обычно. И выглядело оно как обычно. И начали его все со своих обычных дел.

Но над всей этой обычностью витал призрак Последней Битвы. Сегодня, в отличие от предыдущих дней, никто не произносил этих слов. Никто не спорил и не ругался по поводу того, насколько эта Битва будет Последней, и что будет после нее. Все словно делали вид, что сегодняшний день будет всего лишь очередным днем этой бесконечной войны. Но все мы, и наивные юнцы и матерые ветераны, чувствовали всеми чувствительными точками своих организмов, КАКОЙ сегодня будет день.

Но утро этого дня было вполне обычным. И началось оно с обычной утренней рутины, выполнявшейся столь же усердно, как и в обычные дни. И глядя на этот копошащийся муравейник, трудно было поверить что большая часть этих людей, возможно не увидит сегодняшнего заката.

… Который приближался с каждой минутой, а приказа на построение и на выход, еще не поступало…. Все уже успели и позавтракать и выскрести полковые котлы, и перебрать по десятому разу свои доспехи и оружие, и переделать множество других, старательно придуманных для них командирами дел.

Признаться, почти все битвы в которых мне приходилось раньше участвовать, начинались ранним утром. Или, по крайней мере, уже с раннего утра мы выстраивалось в боевые порядки на поле боя. А сегодня, – солнце уже вовсю освещает наши макушки, а мы все еще торчим в лагере, и неизвестно чего ждем.

Я почувствовал что ребята уже начинают потихоньку «перегорать». И даже в мою светлую голову, больше не приходили идеи чем их еще занять. … Уже было проверенно и разобрано все числящееся на отрядном балансе имущество. …Сопляки, едва ли не языками «вылизали» место стоянки. (Хоть принимай Инспекцию Самого Верховного Защитника). …Даже все отрядные фляги, которые, вопреки уставу, в этом болотном и обильном влагой краю, никто не держал заполненными, были залиты по самое горлышко чистейшей ключевой водой.

А минуты тянулись и тянулись. И ожидание на лицах стало сменяться скукой, а затем и разочарованием.

Ох, как же мне не нравилась подобная ситуация. – А может Командование решило отложить битву, по…., по погодным, или каким ни будь еще соображениям?

Или Зло испугалось и сдалось без боя? Или….. стоп, – оборвал я сам себя. Такие мысли тебя до добра не доведут. Ты, должен служить примером своим солдатам, а дергаешься как суетливая баба.

…. О-о-опаньки, – а кто это там поднял зеленый бунчук? Ну слава Защитникам, дождались.

– Чего расселись ****** дохлые. Бунчук на построение для кого поднят? Ждете когда трубы задудят? Этого только копейщики да лучники ждут. А меченосцы к первым звукам сигнала, уже должны в строю стоять…….

…..Стоять, – я сказал, а не раскоряку из себя корчить, ******* ********* **** вашу мать. Плечи расправить, животы втянуть.

Подбодрив таким образом свой сразу повеселевший отряд, я побежал к тысячнику за приказом. Подбегая к его шатру, с гордостью заметил что мой отряд уже стоит в строю, в то время как многие еще только начали раскачиваться. Я счел это доброй приметой….

….И к полудню мы уже бодро топали куда-то по направлению к западу. Через час вышли к указанной позиции и развернулись.

Позиция мне понравилось, – на возвышенности, левый фланг упирается в труднопроходимое болото, а на правом соседствует с третьей тысячей, нашего тумена.

Этих ребят, – я знаю. Вояки они хорошие и если что, – на них можно положиться.

Пришел приказ, – ждать. Это мы можем, это мы умеем. Будем ждать, не жалея сил.

Ждать на поле боя, это совсем не то, что ждать, сидя в лагере. Это совсем другое настроение

Заодно поглядев отсюда, с высоты, – я кажется понял почему мы так долго ждали сигнала. Наша линия была далеко не первой, и даже не второй, и не третьей. Похоже сюда стянули столько народа, что все они даже не способны уместиться на поле боя. И когда придет наша очередь вступать в битву, – драться мы будем стоя на трупах.

А может, – до нас очередь и не дойдет? Может сегодня обойдется? – Хотелось бы, да надежды на это мало. Тем более что за нашими спинами выстраивалась новая линия войск.

Так мы и стояли еще около двух часов. Иногда западный ветерок доносил до нас шум боя. А в остальном, – все было относительно спокойно.

Вдоль рядов пробежал тысячник, ободряюще обматерил полусотников и поговорил с солдатами, отпустив пару шуток.

Ох уж мне эти шутки начальства, сколько я их уже слышал стоя в строю перед битвой. Хотя по сути, их было всего три. Первая, – естественно про гавно. (Без этого в бою никуда). Вторая, – про токак враг обосреться при виде таких лихих вояк как мы. А третья, – что такие лихие вояки как мы, даже обосравшись легко уделают любого врага.

Наверно в этих шутках заключалась какая-то особая, недоступная пониманию полусотника, командирская мудрость. Потому что все без исключения командиры подбадривали нас именно ими. Я так и представляю, как один истекающий кровью на поле боя тысячник, передает их вместе с остатками своего отряда своему приемнику. Как самое дорогое и ценное, что было в его жизни.

Солнце жарило себе неторопливо, двигаясь по своему ежедневному маршруту. Пели птички и стрекотали кузнечики, явно не понимая грандиозность происходящих событий.

Пронесли какого-то раненного, в сопровождении почти десятка охраны.

Большая шишка наверное, – нашего брата с поля боя выносят только после битвы.

– Слышь братан, – окликнул я пожилого десятника, и протягивая ему свою флягу спросил, – Как там у вас дела то складываются?

– Спасибо – хреново. Прет вражина, – даже страшно становиться. Я уж сколько воюю, – думал все повидал, но такого…. . Впрочем скоро и до вас очередь дойдет, сам увидишь – мало не покажется.

Сказав это, он вернул мне флягу, и побежал догонять свой десяток.

По небу пробежала какая-то шальная тучка. На всякий случай пощупал свой Знак. Но он нисколько не нагрелся. Значит тучка это просто тучка. А не вражеский маг подкрадывающийся к нашим рядам. Хотя это может быть и наш маг, который под защитой тучки летит по своим служебным делам. Но нашего мага можно не опасаться, …хотя если подумать, – мага всегда стоит опасаться. Маги они же ведь того…, – МАГИ. Мы для них все равно что грязь под ногами, хотя НАШИ вроде как и являются Защитниками. Но раз Знак не нагрелся, значит это не Враг. А раз не Враг – хрен с ним, – пусть летит.

При приближении Врага Знак нагреется, а перед самым боем, – запылает огнем. И вольет этот огонь в наши души и тела. Придаст смелости и решительности, прибавит сил и заполнит нас ненавистью к Врагу. И тогда, под каким бы обличием Враг не прятался, – мы опознаем его. Опознаем и безжалостно убьем.

Пока я любовался на тучки, пришел новый приказ. И нам, вместе с несколькими линиями стоящими перед нами, пришлось сниматься с этой позиции и топать, куда-то на северо-запад.

Новая позиция мне сильно не понравилась. Место было позади холма, не закрытое с флангов и какое-то…., – какое-то неприятное. Я задницей чуял что здесь нам ничего хорошего не светит. А своей заднице я всегда верил. Была у меня такая способность, – чувствовать заранее возможные события. Особенно если они должны были оказаться плохими, или грозили мне смертью. Со временем я научился прислушиваться к этому дару, и по мере возможности избегать неприятностей.

Я называл это, – солдатским счастьем. А полковые маги «учителя добра», которые на одной из проверок на Зло, заинтересовались этой моей способностью, – зачаточным даром предвидения.

И сейчас этот «зачаточный дар предвидения», настойчиво рекомендовала убираться отсюда подальше. Но к сожалению я был обязан выполнять приказы командования, а не своей задницы. И поэтому мой отряд остался стоять на том же месте. Несмотря на почти постоянные видения того, как со стоящего перед нами холма, на нас обрушивается град стрел, и накатывается лавина вражеских солдат.

Шум битвы стал не просто отчетливым, он грохотал как надвигающаяся гроза. Это впечатление усиливали то и дело мелькающие сполохи от молний. Видимо маги тоже трудились в поте лица.

Поглядел на своих солдат, стараясь определить их настроение. В общем и целом, – не плохо. Даже молодые, выглядят достаточно спокойными, а старики не кажутся излишнее беспечными. Видимо долгое ожидание не сломало их, но и не заставило расслабиться. Вот, разве что у Куренка, глаза горели «нехорошим огнем». На всякий случай, отвесил ему подзатыльник, и напомнил боевую задачу, – «Держаться в строю». Но тут снова пришел приказ ….

Снова, уже в третий раз за это утро мы стронулись с места и потопали на новые позиции. На этот раз наш маршрут сомнений не вызывал. Мы шли, прямо в сторону поля боя.

Усомниться в этом было сложно, поскольку с каждым шагом, раздававшийся поначалу где-то в отдалении гул сражения, – становился все громче и громче.

Уже из общего грохочущего фона, легко выделялись звон мечей и треск разрубаемых щитов. Бешеные крики ярости, предсмертные вопли и стоны раненных, ржание лошадей, рычание и лай боевых собак. Все это создавало ту, до боли знакомую музыку, услышав которую один раз, уже не спутаешь ни с чем.

Но противней всего было слышать характерный шум, который появляется только тогда, когда на поле боя вовсю «работают» маги. Треск молний, шуршание «огненных стен», свист закрученных смерчей и еще множество мерзости, про которую говорят, – «единственный способ узнать что это было, – быть этим убитым». А впереди, – этого было предостаточно.

Оно конечно, – никто не живет вечно. А солдат живет и того меньше. И хотя вроде бы и нет никакой разницы от чего помереть на поле боя, – от меча, копья, кинжала, или от какого ни то заклинания. Однако мне всегда почему-то казалось, что от первых трех помереть вроде как достойней. Тут ты хоть вроде как человек против человека. Или даже один против десяти человеков, злыдень с ними, – у тебя меч, у них мечи и там пусть побеждает тот, кто с этим своим мечом управляется лучше. А вот против мага…, – для него твой меч, – что для тебя укус комариный, – противно, но не смертельно. И вот пускает он против тебя…, уж и не знаю чего у них там есть в арсенале, а ты стоишь, смотришь, пока есть чем, на эту надвигающуюся на тебя смерть в полном бессилии и тупо ждешь конца…. Б-р-р-р. Нет уж, пусть уж меня бойцовая собака задерет. Тут конечно тоже почти нет шансов…, а все ж приятнее.

Когда мы наконец вышли из-за последнего холма, перед моими глазами предстало зрелище, потрясшее даже меня. На огромной равнине, почти до самого горизонта, шла…, даже не битва, – резня. Дрались жестоко и безумно. Дрались стоя на трупах. Дрались отряды и разрозненные группки, а то и обезумевшие одиночки рубили всех до кого могли дотянуться, пока не дотягивались до них.

– Да, – подумалось мне, – Если эта битва не станет действительно последней, – то кто будет драться в следующей?

Непонятно было вообще, как командиры в таком хаосе умудряются ориентироваться и управлять войсками. И что делать мне? Стоять ждать приказа, или просто бросить свой отряд в гущу боя?

Но как раз тут, – я почувствовал пустоту в голове, это мне через Знак пришел приказ. – «Ложная атака» – вспомнился мне знакомый термин.

Нашей задачей было ударив во фланг наступающего на наши позиции отряда Врага, заставить его остановиться и переключиться на нас.

Я перестроил свой отряд в боевой клин и мы пошли в атаку. Там нас уже ждали. Перед глазами, «расческа» выставленных копий и стена щитов. В последний раз поглядел на своих бойцов, вздохнул и вышел в острие клина.

Эх, хорошо копейщикам, они почти всегда атакуют фронтом, а боевой клин обычно видят только в нашем исполнении. А вот наша, меченосцев, главная задача состоит именно в том, что бы взламывать вражеский строй. А делать это удобнее всего именно боевым клином. Когда наиболее опытные и умелые бойцы отряда выходя в острие атаки, бьют в самое слабое звено вражеской цепи, а потом в это брешь врубается и все основное тело отряда. Вот только быть на этом «острие»…., да что там объяснять. Тот кто этого не испытал все равно не поймет, а тот кто испытал, тому объяснять не нужно. А только девять шевронов, за прорывы строя, что пришиты на моем рукаве, во всей армии найдешь не более сотни. Ох чует мое сердце, – десятого не будет….

Последние шаги до соприкосновения с противником шел своим обычным «разболтанным шагом». Как обычно, перед дракой во всем теле появилась звенящая пустота, благодаря которой я и сам не знал, что буду делать в следующую секунду, но не знал этого и враг. Весь мир словно замедлился и стал чуть смазанным, зато расширился угол зрения. И я начал видеть свой участок битвы словно бы откуда-то сверху.

Вообще хорошо что передо мной копейщики. Если будешь достаточно шустрым и приблизишься к ним на расстояние удара мечом, то драться с ними плевое дело. Конечно в таких случаях они бросают свои длинные палки и хватаются за короткие мечи и кинжалы. Но тут их умение нашему явно уступает. Да и щиты у них слишком здоровые, больше для защиты от стрел, и таранных ударов кавалерии, чем подспорье в ближнем бою. Копейщики хороши при фронтальных боях, или против конницы, а против нас… Надо только приблизиться к ним на расстояние удара мечом… Только приблизиться…

Дернулся вправо, сделал шаг влево. Нырнул под удар копья, отбил другое щитом, и замахнувшись мечом, пнул ногой в низ щита противника. Жесткий край больно ударил врага по ноге, он покачнулся на долю мгновения потеряв равновесие. И тогда я закрывшись щитом всей своей массой врезался в него. Врага отбросило на пол шага назад, а я ворвался в образовавшуюся щель, успев «по дороге», кольнуть кого-то в бок клинком. Толкнулся щитом, о щит противника, смачно плюнул ему в глаз и врезал ногой по колену. Успел зацепить ослабшего от боли Врага мечом, и быстро прыгнул в сторону, уходя от удара кинжалом. Рубанул в ответ, промазал, дернулся в сторону, ударил мечом снизу вверх, – попал. Дернулся вниз, чужой меч успел «шоркнуть», по верхушке моего шлема, рубанул в ответ по ногам…, – прыгучая сволочь. Прикрывшись щитом всем телом врезался в прыгуна, тот отлетел, увлекая за собой своих товарищей. Наступил на чью-то кисть, кого-то кольнул, пробежался по головам не тратя время на лежащих. Ими займутся мои ребята, а мое дело переть вперед, взламывая оборону Врага и смешивая их ряды.

Проскочил сквозь первую линию копейщиков. Подскочил ко второй. Похоже, здесь меня так скоро не ждали. Стоят подняв свои деревяшки остриями вверх. Судя по испуганным рожам, – такие же сопляки как и мое пополнение, – тем лучше. Врубился в их ряды. Старался поменьше махать мечом, и побольше пинать врагов по ногам. Очень хорошая и действенная при драке в тесноте метОда. Пока они любуются, на вращение и сверкание меча у меня над головой, я своими хитро подкованными ботинками ломаю им ноги.

Вообще, по моему мнению, рубиться исключительно мечом можно только в поединках благородных господ. В настоящей драке, мечом только добивают, куда важнее вывести противника в положение, где его можно безбоязненно добить. А вот для этого и используются всякие финты, толчки, пинки и масса прочих грязных приемов.

Тот парнишка «лектор», про которого я уже рассказывал, как-то раз пытался продемонстрировать на мне уроки благородного фехтования. Он тогда похоже всерьез считал что сможет сделать из нас эдаких чудо-солдат, что и фехтуют как боги и разные там маневры да тактики понимают, и при этом позволяют обращаться с собой как со скотиной. Ну что ж, – молодой парень был, наивный, искренне верил что все его лекции и уроки помогут нам победить Врага. Лично у меня осудить подобное рука не поднимется. Ну так вот, показывал он на мне это их благородное искусство. То есть поначалу не на мне, а вроде как сначала показал нам всем, как благородные с мечом управляться умеют. Смотрелось это и впрямь здорово, меч в его руках порхал так что просто загляденье, у меня так никогда не получалось, сколько я ни пробовал, ни тогда ни после.

А потом вроде как предложил продемонстрировать свое мастерство на ком-нибудь из нас. Ну ребята меня и вытолкнули. Знали кого!

Вот значит вышел я против него на поединок, – и учитель мой мгновенно оказался битым.

Почему? Я и сам не знаю! Нет, честно! Просто выходил я, и даже не смотря на его меч, или там на его передвижения, будто бы точно знал где они оба окажутся через мгновение. Ну соответственно, дальше все было только вопросом техники. Я либо уходил в сторону и обозначал удар мечом, либо сшибал своего противника с ног, обозначая добивание. Особо грязные приемы я конечно не применял, они не для потешной схватки, но сразу почувствовал, что захоти я реально подраться со свои тысячником, – прикончил бы его голыми руками несмотря на все его искусство. А ведь оно и впрямь было немалым.

Это ведь у меня, можно сказать что врожденное. Еще мальчишкой я выходил победителем во всех потешных схватках или нешуточных драках. Даже когда рубился или дрался с ребятами намного старше себя. Да что там говорить, – я как то даже победил старшего брата, решившего преподать Мелкому бранную науку. А ведь он мало того что был чуть ли не вдвое больше меня, так и еще и настоящий боевой опыт имел.

…Да со мной вообще никто во всем тумене справиться не мог. А ведь бывало лучшие из лучших силами меряться приходили. Меня даже хотели вроде как повысить и назначить инструктором. Да тут выяснилось что научить других тому что сам умею я не могу, потому что я и сам не знаю как это у меня так выходит.

В общем, это у меня природный дар, – так мне тот парнишка и сказал. Дерусь я, – как воздухом дышу, – не задумываясь, а начну задумываться как, могу и задохнуться. А впрочем опять я отвлекся.

Вторая линия, – удачно пройдена. Рванул на третью. Но вот тут-то меня ждали. Ждали не желторотые сопляки, а матерые вояки. Таких, – дешевыми фокусами не купишь.

Один махнул копьем сбоку, заставив уйти вниз, второй перекрыв мне обзор щитом рубанул с другого боку, а третий, – замахнувшись мечом, пнул ногой по яйцам и когда я невольно открылся, – врезал щитом по зубам. …Ну от копья я ясно дело ушел. Меч отбил мечом, от удара по яйцам, – ушел чуть повернув бедра, а вот удар щитом пропустил. В глазах засверкали искры, рот наполнился соленым вкусом крови и обломками зубов. Я как-то еще умудрился закрыться своим щитом от последовавшего удара, – но он тем не менее, свалил меня с ног. Последнее что я запомнил, прежде чем отключиться, – приближающийся к моей голове огромный подкованный башмак.

Очнувшись спустя несколько мгновений, я некоторое время тупо соображал, – кто я и что здесь делаю? Отрубленная рука еще сжимающая меч упала прямо перед моим носом, послужив тонким намеком, который быстро прояснил мозги.

Попытался встать, но ноги подкосились, а небо внезапно поменялось местами с землей. Я снова упал и снова попытался встать, уже опираясь на меч. Не сразу но мне это удалось. Первым делом огляделся по сторонам, пытаясь понять как изменилась обстановка за то время пока я «отдыхал», и почему я до сих пор жив. …Так, – во главе клина теперь орудует Одноухий и похоже неплохо с этим справляется. (Должно быть это он оттяпал ту руку с мечом, которая, судя по всему, порывалась оттяпать мою голову). А его спину, а заодно и мою бесчувственную тушку, прикрывает Большая Шишка. Что ж, похоже дела у них идут вполне неплохо, и я смело могу полежать еще.

Голова опять закружилась и в теле появилась предательская слабость. Двинув себе ладонью по морде, я задавил эти недостойные солдата Добра ощущения и продолжил оценивать обстановку. И то, что на первый взгляд показалось мне вполне приличным, на второй, – оказалось полной задницей. Наш набранный в начале атаки наступательный порыв был остановлен. И мое, поднаторевшее в таких делах «солдатское счастье», – подсказывало что нас вот-вот обхватят с флангов, зажмут в клещи и безжалостно раздавят.

Быстренько скомандовал, и мои орлы стройными рядами сдали назад. Это казалось чудом, но мои вояки смогли сохранить строй и продолжали действовать как единый организм. Внезапно захотелось погладить себя по голове и сказать теплые слова о том какой же я замечательный командир и как великолепно подготовил своих новобранцев. (Похоже мозги мне повредили сильнее чем я думал). Но на это времени не было. Я, оценив свое нынешнее состояние, встал за спину Одноухого, поменявшись местами с Большой Шишкой и наш отряд снова пошел в атаку.

Некоторое время Одноухий маневрировал перед Вражеским строем, делал попытки прорваться на дистанцию удара и отскакивал назад. Наконец ему удалось проскользнуть сквозь частокол копий, и просунуть свой меч в щель между верхним краем щита и нижним краем шлема Вражеского солдата. Тот упал, но на его место мгновенно заступил другой. И наш прорыв опять был остановлен, разбившись о несокрушимую стену щитов.

Тогда я бросился Одноухому на помощь. И когда он снова пошел на прорыв, проскользнул между соседними копьями и с разбегу, всем телом прыгнул на эту стену вражеских щитов. Рискованный прием и даже отчасти дурацкий. Его единственное достоинство в том, что он иногда срабатывает. Сработал он и сейчас. Кто-то из Врагов упал, кого-то отбросило назад, а я проскользнув в самый центр вражеского строя, начал вертеться как волчок, щедро раздавая удары во все стороны. Моим единственным преимуществом было то, что находясь один в толпе врагов, я мог не бояться задеть своего. Им же приходилось смотреть в кого втыкать свои копья и мечи. Зато их было много. И когда первое смятение от моего идиотского наскока прошло, они начали зажимать меня щитами. Но я к тому времени уже пробивался к своим, а они ко мне. Да еще на противоположном фланге, у Врага образовалась какая-то толкотня, похоже с той стороны их тоже атаковал какой-то наш отряд.

Но только я собрался хорошенько навалиться на Врага, и раздавить его между нашими отрядами, как пришел приказ отойти. Похоже наша ложная атака сделала свое дело и нас бросали на новое дело.

Оглядел свой отряд, велел доложить о потерях. Пятеро убиты, еще семь человек слегка ранены, но драться смогут. Совсем неплохо, и самое главное, – они сохраняли строй! В этом бушующем океане, состоящим из множества разрозненных бойцов, мы двигались подобно льдине, о твердые бока которой разбивались накатывающие на нее волны.

Заодно поглядел что осталось от меня. В смысле, – как повлияла полученная мною несколько минут назад взбучка на мою боеспособность? Да в общем то ничего. Драться могу. Хотя если честно, – в этот раз меня спас только трофейный шлем. Стоящая вещь, – досталась мне при штурме какого-то замка возле Унылых Гор. Самое ценное, – если не присматриваться, то с виду он в точности как наш обычный пехотный шлем, – та же яйцеобразная форма, почти такая же стрелка опускающаяся до кончика носа, застегивающийся возле подбородка ремешок…. Но это только с виду. Потому что наш «котелок», сварен из стальных полос, причем не самого лучшего качества. А этот похоже отлит целиком, причем сталь такая…, в общем я его только большой секирой побоялся рубить, – (жалко, вдруг да разрубит). А так, – шлем этот держал удар любого меча, да и подкладка там была совершенно особенная, не толстая прошитая ватой ткань, а настоящая пробка. Я даже и не знал что это пробка. Я про эту пробку и слышать не слышал, пока тот самый парнишка лектор мне про нее не объяснил. Заодно он мне объяснил и что за чудо попало мне в руки. Сказал будто подобные шлемы делали где-то на каком-то далеком острове в Южном море. И будто бы при их изготовлении даже магия применялась.

Когда смотрел он на мой шлем, в глазах его плескалась такая зависть, что я даже испугался. Ведь в конце-концов, он то был тысячник из благородных, а я всего-то безродный полусотник. Ему стоило только приказать, – «сдать неуставной шлем», и прощай моя находка. Однако он этого не сделал. И даже не стал предлагать ему этот шлем продать. Видно понимал, что подобные вещи цены не имеют, особенно для того, кто свою голову под удар каждый день подставляет. Я его тогда за это так зауважал, что чуть было шлем ему этот не подарил. Да жаба задавила. Иногда думаю, – «А подари я ему его, может он бы тогда и живым бы остался. Было бы в нашей армии одним хорошим командиром больше». А впрочем, – ему же тогда брюхо вспороли. Тут бы и шлем не помог.

Так что таскал я этот чудо-шлем в своем мешке, и надевал только перед дракой. И сколько раз спасал он мою неразумную голову…., вот и в этот раз помог.

Опять пустота в голове. Опять приходит приказ, – атаковать врага на новом направлении.

Уходя с позиции, опять окинул взглядом поле боя. Ощущение хаоса и полной неразберихи только усилилось. Кажется наш отряд оставался одним из немногих, что еще могли услышать приказ Знака. Поэтому нас и вывели из предстоящей мясорубки.

Впрочем новое задание, тоже мало напоминало чаепитие с плюшками, скорее наоборот. Нами усиливали оборону стоящего справа холма. И уже отсюда, я видел как к нему приближается отряд вражеских мечников, раза в три больше нашего.

Опередить их я не имел возможности, и недолго подумав, решил атаковать с фланга. Пользуясь изгибом холма и царящей на поле неразберихой, незаметно подкрались как можно ближе и ударили. …Хорошо так ударили, славно. Наша внезапная атака смела ряды противника, и разрубила их отряд на две половины. Несколько минут, мы словно волки посреди овечьего стада, резали всех до кого могли дотянуться. Резали, кололи, топтали, – пользуясь моментом, когда могли это делать почти безнаказанно.

Уже после первых лет на Войне, я понял как это важно правильно воспользоваться подходящим моментом. Иногда можно свалить несокрушимую стену, легонько ударив в правильное место в нужный момент. А иногда, если момент неподходящий, то и куриного яйца кувалдой не разобьешь.

И сейчас нам удалось почти невозможное, втрое больший отряд Врага был изрядно побит и рассеян, а его остатки мы спихнули в лощину на противоположной стороне холма. Несколько раз они пытались вылезти оттуда, но попробуйте забежать по скользкому крутому склону, да еще и в полном вооружении. А забежав, натолкнуться на плотный ряд щитов и быстрые удары мечей. Что? Не нравиться? Вот то-то же!

Прилетевшая неизвестно откуда молния, прикончила мое хорошее настроение и треть моего отряда. Следующая, хоть и сверкнула над нашими уткнувшимися в грязь головами, – оптимизма не прибавила. Драться с магом дело безнадежное, а драпать некуда. Остается лежать и молиться. Третья молния прошла значительно ниже, опалив нам задницы. А в ответ, из-за наших спин, засверкали «наши» молнии и полетели огненные шары.

И тут началось! В такую катавасию я еще не попадал ни разу в жизни. Видимо этот холм был чем-то очень дорог, как для нас, так и для наших противников. Потому что с десяток или больше магов, с обеих сторон начали лупить своими чертовыми молниями, заклинаниями и прочей гадостью.

Ощущение было, словно кто-то запихал в одну бочку землю, воздух, огонь и лед, швырнул туда до кучи нас, и покатил эту бочку по склону крутого, полного кочек и выбоин холма.

Сам не знаю как, но я и весь мой, сильно поредевший отряд, скатились в ту самую лощину, из которой, несколько минут назад, старались не выпускать Врага. Оба наших отряда перемешались. Но нам было уже не до драки. Мы валялись в грязи, пытаясь вдохнуть своими обожженными легкими хотя бы частицу горящего воздуха. На спины нам падали осколки разбитых вдребезги булыжников, комья раскаленной земли, куски льда, и что-то склизкое и вонючее. Смерчи проносясь над нами, выдергивали тех кто был полегче, или не успел зацепиться за корни деревьев и уносили в неизвестном направлении. Пару раз сплошная огненная стена прокатилась над нами, окончательно обуглив нашу одежду.

Время остановилось. И если вы спросите меня, сколько длилось это безумие, – я отвечу, – «вечность», или сотню ударов бешено колотящегося сердца. Но когда все это окончилось, еще более внезапно чем началось, я скорее готов был поверить что умер, чем жив.

И абсолютная, звенящая как колокол тишина, воцарившаяся над полем, только усиливало это впечатление. Не было слышно ни грохота молний, ни криков, ни лязга мечей. Только стоны раненных доносились до нас, словно протискиваясь сквозь какую-то завесу. Битва прекратилась мгновенно, в одну странную секунду. И те из нас кто еще оставался жив, крутили головами пытаясь понять причину этого.

Но тут мы увидели.., нет, – услышали.., или почувствовали как с противоположных концов этого страшного и кровавого поля, навстречу друг другу стремительно двигались две фигуры. И в наших головах, столь же стремительно промелькнула мысль. – «Это они. Верховный Защитник и Главное воплощение Зла».

(обратно)

МАЛЫШ

Вот уже почти сутки я лежал в кустах около проезжей дороги и наблюдал за этими…, людьми.

Они мне не нравились. Мне не нравился их вид, их запах, их манера громко и бестолково говорить. И особенно, – их мысли и эмоции. Как можно жить с такой кашей в голове? Как можно существовать не зная чего действительно хочешь? Даже не пытаясь контролировать свои чувства и эмоции. Не понимая…, – да что они вообще понимают, эти люди? Они даже не способны настроить свой организм так, что б он не выделял столько мерзких запахов. Или хотя бы мыться почаще.

И среди этих грязных, вонючих и безумных существ, – я должен жить?! – Нет, я просто не смогу этого сделать. Я не выдержу. Да и зачем мне это? В лесу, среди животных, такому как я затеряться намного проще. Там я чувствую себя своим, там я дома, я знаю каждый кустик, я нахожу общий язык с любым населяющим его существом. – Решено, я не пойду к людям, я пойду в соседний лес, или еще дальше, в конце концов лесов много, и если кто-нибудь решит меня в них найти, – ему придется очень сильно постараться.

Я встал, повернулся спиной к дороге и сделал первый шаг. Подумал немного, развернулся и пошел в обратном направлении, к дороге.

В конце – концов Наставник сказал мне идти к людям. И он надеется, что я так и сделаю. И поступить по-другому, – означает обмануть его надежды и предать его веру в меня. Поэтому, как бы мне не было это противно, я пойду к людям.

Стоило мне пройти по дороге всего лишь несколько минут, как меня нагнал свернувший с одного из проселков обоз. Несколько нагруженных телег, в сопровождении десятка вооруженных мужиков, с довольно мрачными лицами. Они поравнялись со мной, и внимательно косясь то на меня, то на окружающие дорогу кусты и деревья, стали обходить по обочине.

Прочитав их мысли, я понял что все эти большие и вооруженные люди, – меня бояться. И даже не столько меня, сколько чего-то, что может быть со мной связано. Почему-то им казалось, что я могу представлять для них какую-то опасность. А еще, – так же они думали про кусты, растущие на обочине, про повороты дороги, и про все, что казалось им хоть чуточку необычным.

Я понял, что это группа душевнобольных, страдающих манией преследования. (Наставник что-то про таких рассказывал). – Мне они показались в общем-то безобидными. Но я решил, что лучше как-нибудь успокоить их подозрительность, тоже прикинувшись безобидным. Главное, не провоцировать их на вспышки насилия и не обострять болезнь. (Ведь даже вполне разумные звери, заболев бешенством способны на ужасные поступки, чего же ждать от этих, изначально безумных людей?).

Так мы и шли. Они подозрительно косясь на меня. Я, – прикидываясь что вовсе их не замечаю. Так и шли какое-то время бок о бок. Наконец один из них не выдержал, и заговорил со мной.

– Да обойдет тебя Зло, парень…, – обратился ко мне, с формальным приветствием их Вожак.

-…Да сохранят твой дом Защитники, – ответил я ему, заканчивая формулу приветствия. (Эти основные формулы, я выучил пока сидел в кустах).

– Сам то, из каких будешь? – спросил он, пытливо глядя на меня.

– Дык я это…, дядя, – …вот! – ответил я ему, подслушанной у одного паренька фразой. Этот паренек, проходил мимо меня, еще сегодня утром. И почти напротив моего поста наблюдения, встретился с группой идущих куда-то людей. Его вид и манера говорить, не вызвали у других, ничего кроме сочувствия и жалости с легким оттенком презрения. Поэтому на первых порах общения с людьми, – я решил следовать той же манере. (А еще, – что-то в этом парнишке, дало мне ощущение нашей похожести).

– А-а, понятно, – дурачок, – сказал проницательный Вожак.

– Да это…, папкин-мамкин я. – Продолжил я играть свою роль.

– Это-то тоже понятно, – улыбнулся Вожак. – А папка – мамка, где?

– Дык ведь, дядя, – вот!! – сказал я, и по моей щеке побежала струйка слез, (как у того парнишки).

– Понятно, – сразу погрустнел Вожак. – Да только…, – ты парень, особо-то не убивайся. Не ты первый, не ты последний… . Сколько еще такого брата как ты, по земле-то ходит, и ходить еще будет. …Да ведь и сам в двенадцать лет, сиротой остался. И горюшка-то похлебал. Полной ложкой, похлебал я горюшка. И побирался, и батрачил за кусок, да и грешно сказать, – воровать приходилось. …Однако мир, – он парень, – мир-то не без добрых людей. И хоть встречал я на своем пути разных сволочей, – да только добрых-то людей встречал поболее. Не дали мне добрые люди-то, совсем пропасть. И подкормили, и работе выучили и в люди вывели. …Был я сиротой и побирушкой, – а щас-то глянь, – человек! И живу как человек, – глаз не прячу. …И в Армии нашей довелось послужить. Повоевал со Злом, десять с гаком лет, воевал… . Да только сам видишь, …, – ранили меня…. . Чуть совсем вражий меч мне ногу не оттяпал. Хорошо, Защитники в лазарете постарались. А то б…. Сижу-то я нормально, а вот ходить, сам видишь……

Он продолжал говорить и говорить, о чем-то мне совершенно непонятном. Я даже решился заглянуть в его мозги, чтобы понять смысл этой речи.

Она лилась словно странная песня, – без музыки, без рифмы и кажется без смысла. И в ней я почувствовал нотки жалости, – ко мне, к себе, и ко всему этому ненормальному миру. Он о чем-то сожалел, почему-то извинялся за то что жив, за то что благополучен, и за то, что находиться сейчас не там где, как он думал, должен находиться. В общем, – обычный человеческий сумбур и бессмыслица. Но среди всей этой бессмыслицы и дребедени, – я ощутил… ощутил, самое главное, – ДОБРОТУ. И это примерило меня с мерзким запахом, бессмысленными речами и вопиющей глупостью данного субъекта.

Ладно, если среди людей есть похожие на этого, – то возможно я научусь с ними уживаться, как бы тяжело это не было.

(обратно)

ПОЛТИННИК

Потом я слышал много рассказов о том, как это было. Рассказывали правда в основном те, кого в тот день и в помине не было рядом с полем Последней Битвы. …Рассказывали как ОНИ оседлав драконов…, летя на грозовых тучах…, или даже заставив бежать две огромные горы, неслись на встречу друг другу, топча и сминая всех оказавшихся на их пути. И чем дальше от поля боя был в тот день рассказчик, тем больше красочных подробностей он добавлял.

Но я в тот день, к своему большому сожалению, на поле боя был. И видно потому, никаких таких подробностей не заметил и не запомнил. А запомнил я лишь странную смесь восторга, ужаса и ликования, которые заполнили мою душу. Запомнил ощущение чего-то грандиозного, чего-то, что мне никогда не дано будет полностью понять и осознать. Понимание, что я стал свидетелем события, которое может произойти раз в миллионы лет, которое навсегда изменит и перечеркнет всю нашу прежнюю жизнь.

А потом…, потом в моей голове словно шаровая молния разорвалась, и в угасающем сознании появилось чувство, что эта молния разорвалась одновременно в тысячах других голов. А после, – наступила звенящая, невыносимая пустота в…., не знаю, может голове, может еще где. Знаю только, что я потерял сознание и рухнул на землю этой своей проклятой и благословенной лощинки.

Очнулся я с ощущением, что все это со мной уже было. Я почему-то все ждал, что перед моим носом вот-вот упадет отрубленная рука. Я ждал, а она все не падала. Тогда я попытался подняться на ноги, но голова закружилась, и я выблевал все содержимое моего пустого желудка.

Когда я кончил корчиться и стонать, – смог оглядеться по сторонам. Дно лощинки было усыпано телами людей. Многие из них лежали неподвижно, другие блевали подобно мне, а иные ошалело вращали глазами по сторонам, или тупо смотрели в одну точку. Но тут как раз ничего странного не было. Такое часто случается с теми, кто попал под «раздачу» магов. Но что-то странное все-таки было. Что? Я сам пока не мог понять.

Пригляделся поподробнее к мужичонке, который как и я отблевав свою норму, ошалело пялился на происходящее. Мужик как мужик, чем-то на меня похож, явно не из моего отряда, хотя вроде тоже мечник. Что же в нем не так?

– Ой, ни фига ж себе, да он же Враг. – Внезапно понял я, разглядев его доспехи и оружие. – Только странный он какой-то Враг. Даже как будто и не Враг, а просто враг, или даже…., – не знаю как сказать.

… Ну то есть я вижу, – что он враг, но не чувствую этого, и желания его убить у меня почему-то нет. Что это со мной, совсем головой повредился?

Пока голова пыталась соображать, руки пробежались по телу, проверяя наличие хоть какого-нибудь оружия. Не найдя ничего, руки заставили мой еле живой организм опуститься на колени и начали шарить в траве, в поисках чего-нибудь подходящего. Наконец нашарив в луже блевотины рукоятку чего-то, явно предназначенного для убийства, руки слегка успокоились и вернули контроль над телом голове.

Голове это очень не понравилось. Ей было легче подчиняться рукам, чем думать самой. И потому я сидел, тупо глядя как супротивный мужик тоже шарит по обугленной траве, и размышлял, – как бы взять да и убить его, пока он не убил меня.

Но руки, отдав управление голове, полностью устранились от решения задач, а голова вместо того чтоб действовать, начала раздумывать да размышлять, – зачем да почему, так необходимо убивать этого вот мужика?

Хотя какие еще нужны причины для убийства, если и так ясно что передо мной Враг? Пусть даже и просто враг, все равно ведь не друг. Так что повод для убийства был, а вот желания убивать не было. Даже странно как-то, – вообще ни малейшего желания кого-нибудь убить, ни этого конкретного врага, ни какого-нибудь другого, благо в нашей лощинке выбор был.

Мне даже как-то неловко стало. Ведь раньше у меня с этим никаких проблем не было. Как только увижу Врага так сразу, – кровь кипит, зубы сводит от ненависти и все в душе кричит, – «убей, убей». А тут…, – кошмар какой-то. Что люди подумают?!

Наконец и этот злыднев мужик, изловил в траве обломок двуручного меча, впрочем, вполне подходящего для убийства кого-то «себе подобного». А поскольку, как я уже говорил раннее, мы с мужиком были чем-то неуловимо похожи, то проблем с поисками себе подобного у того возникнуть было не должно.

– Вот и все, – подумалось мне. Откуковал ты старый дурак Полтинник, свой дурацкий век. Прожил жизнь бездарно, – и помрешь так же. Подойдет сейчас этот Враг(?) к тебе, и отрежет твою глупую голову.

– Да почему это, – бездарно. – Запротестовал мой внутренний голос. – Я ж со Злом воевал, я ж……

– Ты ж, пыж. Говорю что бездарно, значит бездарно. – Безжалостно ответил моему внутреннему голосу, мой же внутренний голос. Я хотел было вмешаться в их спор и возразить что все это не аргумент. Но во-первых, – где двое спорят, там третий не лезь. А во-вторых, – от подобных споров могут окончательно съехать остатки того, что осталось от моей крыши, потому махнул рукой и промолчал.

Сидел я так, молчал, – ждал смерти. А смерть, в лице этого дурацкого мужика, все не шла и не шла. Сидела, вцепившись в рукоятку своего обломанного меча и пялила на меня свои идиотские, бессмысленные и ничего не понимающие глаза.

Тогда я, почему-то не вставая на ноги, на четвереньках пополз к Врагу. В его глазах сразу появились облегчение и покорность судьбе.

Он смотрел на меня так спокойно, без всякой злобы, лишь с легкой грустью и печалью, – что доползя, я опять сел и уставился на него.

Что ж делать то? Убить его, – у меня никак не получается. Меня он тоже что-то не торопится убивать. И что теперь, – будем так сидеть и пялиться друг на дружку? Или может вообще разговоры разговаривать с Врагом прикажете?

Интересно, а Враги, – они вообще-то разговаривают? А если и разговаривают, то как? Неужели так же как и мы? Нет, это вряд ли. У нас лет пять назад ходили слухи, что они только рычат по-всякому и жестами изъясняются. Может это и правда?

Хотя с другой стороны, по виду они такие же люди как и мы, да и устроены вроде бы так же. По крайней мере умирают от таких же ран что и мы. Но почему подобная мысль пришла мне в голову только сейчас? Почему еще несколько минут назад, при виде врагов я испытывал такое сильное чувство инородности, отвращения и ненависти к этим сущест…, людям, что даже мысль о том, что они могут быть подобными мне, – вызывала у меня отвращение? И почему пришла сейчас? А может попробовать, так, ради хохмы, ну не знаю…, – поздороваться? Я открыл было рот, но никаких звуков выдавить из себя не сумел. Похоже само мое тело отказывалось заниматься таким диким и бессмысленным делом, как разговор с Врагом.

– Слышь…, Солдат!! И че нам теперь делать-то? Ну в смысле, драться будем, или как?

Сказавший это голос принадлежал тому самому Врагу(?), мужику, или, (Злыдень его знает как называть). Говорил он вполне по-человечески. Только смотрел при этом куда-то мимо меня. (А впрочем, у врагов наверно так принято). Ну да мне же и лучше, не больно то охота на него глядеть.

– Может и драться, а может и как! – ответил я ему, сам поражаясь тому что делаю. – Погодить надо, посмотреть что да как, а потом и решим. – Говорить вот так вот, на полном серьезе, было странно и как-то нелепо. Словно с лошадью или собакой говоришь. И не просто говоришь, но и ждешь, что она тебе ответит. Я даже засмущался немного, оглянулся по сторонам, поглядеть есть ли свидетели моего сумасшествия? Свидетели были. Свидетелей было полно. Вся лощина была свидетелем нашего разговора.

Но что удивительно, – никто не смеялся, никто не крутил пальцем у виска и ни бежал вязать буйнопомешанных. Скорее наоборот, – все смотрели на нас с чувством безграничного удивления и восторга. Словно мы клад нашли.

Так и сидели мы какое-то время, недоуменно пялясь друг на дружку. Наконец молчание начало нас угнетать, и поскольку желание подраться так и не вернулось, мы продолжили разговор.

– Слышь – снова обратился ко мне мужик. – А может, того, – поглядим, – может помощь кому тут нужна. Ну, в смысле раненные.., и все такое.

– Может кому помощь, или у кого в карманах чего лишнего завалялось, – поможем облегчить? – от сильного волнения, на меня навалилась волна цинизма.

– А что, – ответил мужик, глядя на меня глазами обманутого ребенка. – Мы всегда после боя карманы проверяем, – не пропадать же добру!

Мне даже стало немного стыдно, и я сказал, – Да мы тоже всегда карманы шерстим, если возможность есть. Только чур, – проверять и шерстить только своих, чужих не трогать.

– Заметано, – ответил мне изрядно повеселевший мужик, – Смотреть своих, чужих не трогать.

Мы разбрелись по лощине, переворачивая и осматривая лежащие на обгорелой земле тела. Я тоже начал бродить, уделяя однако больше внимания не мертвым, а живым бойцам своего отряда. …Когда у них появилось дело, они сразу повеселели. Но растерянность и непонимание, продолжали светиться в их глазах. К Врагам(?), они относились без особой злобы, но все-таки предпочитали обходить их стороной, и держались настороженно.

Прислушался к настроению, – общему и отдельных бойцов. (Есть у меня способность, – чувствовать, что твориться на душе у других людей. Иногда, даже мысли начальства умудряюсь читать. Если бы еще умел держать свои мысли за зубами, – мог бы сделать на этом карьеру).

Настроение у всех в целом…, странное какое-то Не то не се. Точнее сказать, – настроение у всех какое-то никакое. Словно у деревенского олуха, попавшего на пир в господский замок. Бродит такой олух по замку, и не знает что делать, да как с кем разговаривать, и к какой стене прислониться можно.

Вот так и мы все сейчас, бродим по лощинке, вроде и делом заняты, а сами…. Но хотя бы желания в драку лезть нету. Ну разве что пара-другая вояк, в основном из молодых, пребывала в ненужной задумчивости. Да у Куренка глаза блестели нехорошим блеском.

– Эй, Рыжий, Куренок а ты, как тебя – Длинный, – ну-ка, залезьте наверх и посматривайте что там и как. Большая Шишка, ты тоже с ними, – проконтролируй!

Спустя пару мгновений и мой давешний собеседник отправил кого-то на противоположный склон. (Похоже он у них тоже навроде командира). Надеюсь тоже не просто первых попавшихся на глаза. Командир должен «чувствовать» своих бойцов, а иначе какой же он командир.

Время от времени, как я заметил, тот или иной боец касался своего Знака, словно бы проверяя его. Коснулся и я. Тот был удивительно холодным, словно мертвым. И это даже несмотря на то, что будучи за пазухой, должен был нагреться от моего тела.

Мысль что мой Знак мертв, – просто ужаснула. Потому что Знак, – не просто отличительная деталь мундира, или передатчик приказов. В первую очередь, – Знак это защита от Зла. Никогда, с тех пор как мне его надели, я не снимал его с шеи. И никто, ни один, самый распоследний дурак, – не делал этого.

У лагерных костров ходили рассказы о безумцах, по глупости или неосторожности снявших Знак. Про то, как в оставшегося без защиты человека немедленно вселялось Зло. Как он начинал бросаться на своих же товарищей и командиров. И бросался, не слушая убеждений и увещеваний до тех пор, пока его не добивали из жалости. Или, что еще хуже, попав под влияние Зла, человек терял рассудок и сидел потерянный и несчастный, задавая окружающим бессмысленные вопросы. К таким приходилось звать полковых магов, они забирали несчастного на «перевоспитание». Но больше этого «перевоспитанного» никто не видел.

А может мы тоже оказались, как эти… Может нас охватило Зло и мы его пленники?

Тут мой взгляд упал на лежащие посреди груды наших трупов тело. Судя по доспехам это был Враг. Враги его не видели, а наши ребята, строго соблюдая договор, обходили стороной. Почему-то оно привлекло мое внимание. Видно потому, что было еще живым. Есть у меня, и такая особенность, – с первого взгляда отличать живого человека, от мертвого. (Чувствую я их по-другому, как иначе сказать, – не знаю). И этот, почти бездыханный полутруп, все-таки был наполовину жив.

– Эй, слышь, – окликнул я, стоявшего в десятке шагов Мужика, – Тут ваш лежит. Кажись еще живой.

Он постоял мгновение, словно бы вслушиваясь в мои слова, поглядел на нас.., на своих.., о чем то подумал. .. И пошел на меня, словно клином раздвинув, шарахнувшихся в стороны, «моих» бойцов. Опустился на колени возле раненного, и ловко содрав с него остатки доспехов, стал перевязывать рану.

Длинный, узкий разрез от левого плеча, через всю грудь до правого бедра, «украшал» хилое мальчишеское тело. Видно было, что самый кончик меча, раскроив не слишком надежный панцирь, успел чиркнуть по телу, почти не причинив боли. И горе-вояка сам не заметил, как истек кровью.

Мужик приподняв тело одной рукой, второй попытался перевязать рану. Но скользкое от крови тело, выскальзывало из его рук, а конец грубой оторванной от чьего-то плаща тряпкиникак не желал оставаться на одном месте. Посмотрев на эти мучения несколько минут, я неожиданно для самого себя подсел и придержав одной рукой плечо парнишки, второй прижал тряпку. Играя в «четыре руки», мы мгновенно забинтовали рану.

– Спасибо, – по-прежнему не глядя на меня, сказал мужик.

– Незашто, – ответил ему я, внимательно изучая прохождение облаков над краем лощины, – Парнишка-то твой похоже, Злыдень ведает, все равно не жилец.

– А меня это, – Кудрявым зовут, – сказал внезапно мужик, и покраснел, будто девка на смотринах.

– Полтинник, – тоже чувствуя какую-то неловкость, сказал я.

– Ты у них командиром?

-Ага. А ты, – типа тоже?

– Да.

Посидели, помолчали. Говорить с Врагом стало попроще, но все еще дико. И чувствовал я себя при этом, страшно глупо.

– Да, не жилец, – вдруг повторил мои слова Кудрявый, – он явно не придумал новых тем для общения и решил пока вернуться к старым. – Но все равно, – спасибо.

– Звали то хоть как, – спросил я, тоже торя уже привычную дорогу выяснения прозвищ.

– Даже и не знаю. Перед самым боем прислали усиление. Усилили, …ити их мать, – говно соплею. Пацан пацаном, и таких пол отряда.

– Кому рассказываешь?! У самого так же. Дожили, – дети воюют.

– Да-а, кабы не это, кабы мне нормальных вояк, – хрен бы вы нас…….

– Может и хрен бы, а может и не хрен. (Вроде и поспорили, можно сказать поругались, а желания подраться никакого).

Мы продолжали сидеть рядом с телом. Расходиться почему-то не хотелось. Словно встав на ноги, мы разорвем какую-то едва заметную, но очень важную для нас обоих нить.

Я оглянулся по сторонам. И с увидел что оба наших отряда собрались вокруг. Присмотрелся, – пытаясь понять, что осталось от моего командирского авторитета. –Удивительно, но на нас продолжали смотреть, с удивлением и даже каким-то восхищением. Может, если подумать, все это не так дико, как мне самому кажется? Может теперь(?), – говорить с врагами, – не так уж и невозможно. А может они теперь и не такие уж и враги? – Все это слишком странно, и с панталыку такие вопросы не решаются.

– Чего столпились, – перевязывать учитесь? – внезапно окрысился я на своих вояк, – Научились, – идите тренируйтесь. Вон, сколько еще тел валяется….

(обратно)

МАЛЫШ

Прошел почти год, как мне пришлось уйти к людям. В общем-то, я среди них прижился, хотя сказать что мне здесь нравилось, не мог.

Меня взял под крыло тот самый жалостливый вожак встретившегося мне обоза, по кличке Хромой. Почти все время мы разъезжали по окрестностям, занимаясь мелкой торговлей. Продавали крестьянам разный необходимый в хозяйстве скарб, от горшков и мисок, до серпов и топоров. Весь наш товар, производился в Городе У Трех Дорог, или как называли его сами горожане – «Трехе». Туда же, в город, мы везли выменянные у крестьян продукты, полотно и воск.

Правда, как частенько говорил Длинный, один из стражников нашего обоза, – «В Городе У Трех Дорог, – есть три дороги, но нет города».

Не знаю, прав он был или нет, но этот город я искренне и от всей души ненавидел. Когда я впервые в него попал, – то чуть не умер. Вонь, теснота построек и толпы людей.

Но самым ужасным было то, что все эти люди думали, и Что они думали. А я ведь тогда еще не умел закрывать разум, от лезущих в него чужих мыслей.

Меня, способного переваривать камни, мухоморы и змеиный яд, – тошнило и выворачивало всю первую неделю моего пребывания в городе. Я возненавидел само слово «город» и все что было с ним связано. Потому самым большим удовольствием в моей новой жизни было покидать город, а самой большой мукой, – в него возвращаться.

Только безумные существа могли придумать собираться огромными толпами, чтобы жить на головах друг у друга. – Почему? Зачем это им было надо? – Очередная загадка, которую поставили передо мной люди. Впрочем я не слишком-то старался разгадывать эти загадки, поскольку счел что бесполезно стараться понять безумцев построивших города. Где они, живя в тесноте и нищете, занимались лишь тем, что ненавидели и завидовали друг другу.

Город у Трех Дорог, – образовался, как и следовало из названия, на пересечении двух больших проезжих трактов и дороги, которую протоптала армия какого-то Врага во время своего вторжения. Населяли его в основном беженцы из окрестных земель, хотя встречались и люди пришедшие откуда-то издалека. Между этими «дальними людьми», и теми кто считал себя «местными», шла непрекращающаяся вражда. Впрочем, – вражда в этом городе была самым обычным явлением. Враждовали соседи, которым было тесно рядом друг с другом. Враждовали кварталы плотников с кварталами кузнецов или ткачей, враждовали разные концы города, враждовали посетители разных кабаков…, враждовали по любому поводу, или вовсе без повода.

Никто, из населяющих Треху жителей, даже те кто жил здесь с самого основания города и успел нарожать тут детей, не собирался задерживаться в нем надолго. Все искренне верили, что когда-нибудь они обязательно вернуться в свои родные места. Соответственным было и отношение к жизни. Зачем строить нормальный дом, – если не собираешься жить в нем долго? Зачем пытаться ужиться с соседом, – если он скоро перестанет им быть? Зачем добиваться уважению людей которых больше никогда не увидишь? Зачем соблюдать законы, – если никто этого не требует? – И поэтому жили они в лачугах и хибарах слепленных из мусора. И зарезать соседа, из-за сгоряча брошенного слова, или слишком тугого кошелька, было самым обычным делом. Пойманный с поличным убийца или вор, – отделывался штрафом в городскую казну, и намятыми боками, (если находились желающие их намять).

Управлял городом Совет Старейшин, в роли которых выступали главари наиболее сильных банд. Им, уже вволю награбившим, было выгодно поддерживать видимость порядка, заботясь о своей безопасности и безопасности своих детей, которым они надеялись передать наворованное. Впрочем, этим надеждам не всегда суждено было сбыться, и время от времени, в руководстве происходили замены, методом вспарывания животов, и разрубания черепов. Такие вот «веселые нравы» царили в месте моего нового пребывания. И неудивительно что я был счастлив покидая его. Что мое сердце сразу начинало петь, когда Хромой приказывал готовить лошадей к новой поездке.

Кстати Хромой приставил меня именно к ним. Не сразу я понял, какого огромного доверия удостоился. Ведь лошади для моего хозяина были основным способом заработка. Погибшая лошадь для него была большей потерей чем разграбленный караван. Ведь почти всех лошадей забирала какая-то там Великая Война со Злом, и эти животные были буквально на вес золота. И владевший четырьмя и арендовавший трех лошадей Хромой, – считался очень и очень зажиточным человеком.

И почему-то именно мне, слабоумному мальчишке, (как все про меня думали), он доверил свое главное богатство. Случилось это конечно не сразу. Поначалу он, заметив на первом же привале, что я держусь подальше от людей и поближе к лошадям, с которыми мгновенно наладил контакт, как и с нашими матерыми сторожевыми псами, всегда готовыми растерзать чужого, но «без разговоров» принявших меня в свою стаю, сказал. – «Дурачок, он к животному ближе, чем допустим я или ты, или он…. Ну, то есть – нормальный. И скотине с ним спокойнее, и ему самому с ней веселее. Так что пусть Умник, (так они меня прозвали), – при лошадях пасется. Пусть заботятся друг о друге».

И я полностью оправдал его доверие. Никогда у Хромого не было более здоровых и ухоженных лошадей и собак. И даже соседские кошки и крысы обитавшие в конюшне, с моим появлением стали чувствовать себя намного бодрее и радостнее. Поскольку только в отношении животных, я осмеливался нарушать запрет Наставника на занятия магией. Но разве можно не подлечить страдающее от болезни, усталости или раны животное? Или не «поколдовать» с кормом, если в нем обнаруживался недостаток необходимых для нормальной жизни веществ.

Так что вскоре я стал кем-то вроде его официального конюха. Заняв должность, которая раньше распределялась между всеми возничими обоза. Как я уже говорил, после этого лошади приобрели настолько ухоженный вид, что Хромой заметив мои успехи на данном поприще, решил поставить меня на полное довольствие и даже платить деньги.

Полное довольствие я принял, но от денег отказался. Сказав, – «что все равно не знаю, что с ними делать». …Я и правда не знал что делать с деньгами и зачем они вообще нужны. Я конечно знал, что в жизни людей деньги играют огромную роль. И тихонько подслушивая их мысли по этому поводу, пытался понять в чем секрет этих денег. Но только сильнее запутался. Почему-то с этими простенькими металлическими кружочками, эти странные люди, ассоциировали и свой жизненный успех, и счастье, и обладание властью и безопасность, и даже, (что совсем мне не понятно), свои сексуальные успехи.

В начале я подумал что эти деньги являются мощными магическими амулетами, про которые Наставник мне как-то рассказывал. Но найдя однажды в дорожной пыли одну такую, довольно большую денежку, и ПОСМОТРЕВ на нее, – я ничего такого особенного не обнаружил. Для эксперимента попробовал создать еще горсть таких. Вначале я ошибся, и создал абсолютно чистый металл. Но потом заметил свою ошибку и добавил все необходимые примеси. Самая простейшая работа. Так чего с ними так носятся?

Отдал все монетки Хромому, сказав что нашел их в кустах. – Думал может он определит разницу. Но он не определил. Хотя и страшно обрадовался моей «находке». Сильно хвалил меня, а заодно и себя, мол – «…всегда знал, что я непременно принесу ему счастье. Поскольку дурачки, они вроде как под особым присмотром у Богов и Защитников». И даже настаивал чтобы я взял часть денег себе. Но я опять отказался, повторив что не знаю для чего они нужны.

Хромой сразу сник и погрустнел. Как в ту нашу первую встречу, когда узнал про «гибель» моих родителей. Опять начал меня утешать и говорить, – «Чтоб я не беспокоился. Что деньги он пустит в дело, и я всегда могу попросить свою долю. А если мне что понадобиться, чтоб я даже и не думал, а сразу обращался к нему». А по приезде в город принес мне зачем-то новую и очень неудобную одежду, сказав, – «Что шмотки, по самой распоследней моде. Такие только у сынков самых богатых купцов есть…. А если тебя Умник, – кто обидеть посмеет, я тому жабьему сыну враз башку-то оторву».

И с тех пор, – моя жизнь, и так в целом меня вполне устраивающая, наладилась полностью. Переехать в дом Хромого я отказался, – продолжая жить в конюшне. Но теперь никто в нашем обозе или на нашей улице даже и думать не смел как-то мне досадить. Поскольку Хромой, хоть и был хромым, но даже самые авторитетные бандюги предпочитали с ним не связываться, так как кулаки он имел быстрые и тяжелые, а ножом, дубинкой и мечом, – орудовал куда лучше большинства здоровых. (Просто так, за красивые глаза, вожаком не станешь). На нашей улице и в городишке, почти все об этом знали, и Хромого боялись. Но не только боялись, но и уважали, – за честность, отзывчивость, и справедливость. А поскольку в глазах общества, я стал чем-то вроде его приемного сына, – ко мне больше никто не осмеливался лезть.

Хотя и раньше попытки"остроумных», поразвлечься за счет полудурка, не достигали цели. Я просто не реагировал на их шуточки и подколы. Тем более, что всегда точно знал, когда кто-то готовит мне какую-нибудь пакость. За что и прослыл безнадежно тупым.

Так я и жил, насколько понятие жизнь, может относиться к существованию среди людей.

К счастью, большую часть времени мы проводили разъезжая по окрестностям Трехи. Эти поездки мне нравились максимальной близостью к моим любимым лесам, и удаленностью от города. А главное, – там на свободе, я мог позволить себе иногда попрактиковаться в магии.

В городе магия была под запретом. Особенно когда сразу после приезда, я почувствовал городе и его окрестностях нескольких магов. Не слишком сильных, но магов. А раз я их смог обнаружить, – значит и они смогут обнаружить меня. Против чего предостерегал меня Наставник.

Но как же этот запрет раздражал и бесил меня. Кажется легче было бы отказаться от еды и питья, чем от магии. До того как попасть к людям, я даже не подозревал насколько глубоко она вошла в мою кровь. Иногда было просто физически больно от невозможности сотворить или преобразовать что-либо.

А ведь по мере того как взрослело и менялось мое тело, – я начал обретать новые удивительные способности, которые не мог даже попробовать и развить. Это было особенно мучительно. И тогда малость подумав, – я изобрел «магический колпак», – заклинание полностью скрывавшее работу моего «магического» мозга. Теперь для любого мага я виделся тем же, что и для обычных людей, – тупицей, почти растением.

Но это решало проблему только с магами жившими далеко от меня. Но были еще и люди, под чьим постоянным присмотром я находился сутки напролет, и потому не мог позовлить себе что-то выходящие за их представление о норме.

Но как же обидно было таить свои зарождающиеся способности к полету и мгновенному перемещению в пространстве, что пробудились во мне. И как мучительно чувствовать как переполняющая тело энергия распирает меня изнутри. Иногда я был готов бросаться на стены, визжать как безумный, или метать молнии и швыряться огненными шарами. Преодолевать эти приступы безумия, с каждым днем становилось все труднее и труднее. Но тут к счастью, я услышал зов Наставника, поведавшвий мне что теперь я могу вернуться обратно.

(обратно)

ПОЛТИННИК

Когда все тела были осмотрены на предмет признаков жизни и лишнего имущества, – оно, это имущество, было свалено в общую кучу и поделено. По старой традиции, все от меня и кончая последним «духом», получали одинаковую долю. Ведь это была не просто добыча, это была память о наших погибших товарищах, а что есть более святого и ценного у солдата, чем память? Оружие, одежда, еда и питье которые мы получали, – принадлежали Армии. Добыча взятая с бою, награбленная или украденная, – отряду. И только немногие мелочи, которые можно легко унести в кармане или заховать в тесный, солдатский мешок, – принадлежали только ему.

После дележки остро встал вопрос, – Что делать дальше? Оставаться на прежнем месте больше не имело смысла, а идти… . А куда нам теперь прикажете идти? Возвращаться в армию Добра, чтобы опять воевать с Врагом? А кто теперь Враг? И как с ним воевать, – если у меня рука не поднимается никого убить, даже Врага? Вопросов было больше чем ответов. А вернее сказать, – ответов не было вообще. И где их искать, я не знал. Конечно, здесь в лощине, ответов тоже не было. Но здесь хоть было как-то все понятней. А что там, в большом мире? Сколько новых проблем свалится на нас? Уходить не хотелось, а причин оставаться не было. – Ответ пришел из самого неожиданного места, – их брюха. Его многозначительное урчание подало мне хорошую идею. – Ну-ка орлы, – развязывайте свои мешки, пожрем на дорожку. – Бодро скомандовал я. – Дорога впереди дальняя, что будет дальше вообще не ясно. А встречать опасность на пустое брюхо, хуже некуда.

Все заулыбались, и начали готовиться к перекусу с таким восторгом, – словно им предстояло жрать не сухари с солониной, а королевские разносолы. Видно не одному мне страшновато вылезать из нашего уютного убежища.

Отряд Кудрявого то ли сам по себе, а то ли глядя на нас, – принял такое же решение. И как-то так получилось, что садиться мы начали каждый в свой круг, а образовали общий.

Граница между нами, столь непреодолимая еще утром, с каждой минутой становилась все более размытой и незаметной. Уже не только я с Кудрявым, нашли в себе силы заговорить с Врагом. Многие бойцы наших отрядов, теперь свободно болтали между собой, а кое-где даже слышался смех. Находились даже смельчаки, с некоторым вызовом предложившие Врагам попробовать свою пищу. И даже те, кто осмелился положить в рот пищу Врага, и даже разжевать ее и съесть. (Я конечно не верил что враги едят человечину, но все-таки…).

Чтоб их подвиг не пропал даром, – попробовавшие начали нахваливать чужую жратву. – Дескать, – «В жизни ни ели более нежных сухарей и столь замечательной сушеной рыбы». (По правде говоря, – рыбкой нас начальство не баловало уже лет десять, с тех пор, как мы потеряли подступы к морю). А вражьи смельчаки, рассыпались в ответных любезностях, превознося наши сухари и солонину, и вскоре все мы, удивляясь собственной смелости, начали лопать чужую еду.

От вопросов нехитрой солдатской кулинарии, беседа плавно свернула на общие армейские правила и порядки. Все почему-то страшно удивлялись, узнавая что у них, все вроде также как и у нас. Разница только в названиях должностей, да знаках различия.

Лично я этому нисколечко не удивился, поскольку за столько лет войны, хорошо успел изучить противную сторону. Задал правда пару вопросов Кудрявому, касающихся некоторых тонкостей командования полусотней. Но это я больше для проформы и общего поддержания беседы.

Но уж самым удивительным открытием было то, что оказывается и они боролись со Злом. Только Злом для них, – были мы! Вот тут то, с многих и спало благодушие и веселье. Закипели ожесточенные споры, в которых обе стороны перечисляли зверства и преступления противоположной стороны, доказывая кто здесь Зло. Но чем больше я это слушал, тем грустнее мне становилось. Слишком много правды было и у тех и у других. Получалась какая-то несуразица. Нет, несуразица, – слишком мягкое определение того, что лично я творил оказавшись на землях Врага. И чем больше я об этом думал, – тем сильнее то, чем я раньше гордился, начинало вызывать у меня тошноту и отвращение.

И не только у меня, многие, как я заметил, приуныли и опустили глаза, ранее горящие праведным гневом. А некоторые наоборот, бросились отстаивать свою правоту, с таким ненатуральным рвением, что от этого становилось только хуже. Так что на всякий случай, я рявкнул на наиболее азартных спорщиков, вносящих разлад в нашу уютную компанию. Ибо драки мне не хотелось. После чего разговор опять свернул на общие, хозяйственно-бытовые темы.

Так и продолжалось до конца нашей незамысловатой трапезы. Я уж было почти расслабился, но когда мы доели и свое и чужое, Кудрявый вдруг как-то напрягшись и скукожившись, рубанул по мне вопросом.

– А ты Полтинник, – что об этом, обо всем думаешь? В смысле Добра и Зла?

Поначалу, хотел отделаться какой-нибудь шуткой, или пошлостью. Как делал всегда когда мне, вот так в лоб, задавали неудобные вопросы. Когда врать не хотелось, – а честный ответ грозил лишними напрягами. Но прежде чем что-то подобное сорвалось с моих уст, – взгляд мой наткнулся на непробиваемую стену внимательных и настороженных глаз. И мои и чужие вояки ждали, нет, – просто требовали ответа на вопрос, – Что же твориться в этом мире? И ждали его почему-то от меня. Да. – Похоже, что здесь шуткой не отделаешься

– А что тут можно думать Кудрявый? – мучительно выжимая из себя слова, начал я. – Все тут выходит у нас, Добро защищают, а Зло значит наказывают. Только сдается мне, – хочешь верь, – хочешь нет, – а так не бывает. …И сдается мне, что когда столько народа, да с таким рвением начинают воевать со Злом, – сильнее всего достается Добру. Так что, – как ни противно мне это говорить, – а сдается мне, что, (уж не знаю как ты Кудрявый), а лично я Добру то кажись…, вроде как…, не служил. А это значит что служил я…..

…Это вот то что я могу про себя сказать. А что ты про себя скажешь, – тут уж пусть тебе твоя совесть советы дает.

Мои недовольно зашумели, услышав это. Да мне и самому не больно-то нравилась что я сказал, но уж коли начал говорить, надо заканчивать. – Вот сидел я тут, слушал, да размышлял, – А чего же такого хорошего я сделал на службе Добру? Был солдатом, убивал, разрушал, жег. Правда думал я тогда, что все это ради Добра. Да вот думают ли так же те, кого я убил?

– А на кой ******, мы тогда воевали? – прервал меня Кудрявый. – Оно конечно, – может Добру мы не служили. Уж то что я творил, когда…. Но ведь ради чего-то я воевал? Я хочу знать ради чего. Ради чего там, – показал он в сторону поля боя, сегодня тысячи людей друг другу глотки резали, да черепа крушили?

– Да, действительно, ради чего. – Поддержал его многочисленный хор голосов.

– Вы вот тут смотрите мне в рот, и ждете когда я вам оттуда, хорошо разжеванный ответ выплюну. А ответа этого у меня и нет. Похоже, кинули нам кость, назвали ее Добром, вот мы и грыземся за нее, как собаки

– Да кому и зачем, могло такое понадобиться? – вопросил чей-то голос. – Кому и зачем могло понадобиться перебить такую уйму людей?

– НАЧАЛЬСТВУ!!!!!!!!! – заорало в ответ общественное мнение. – Это они гады….

– Ну…, – начальству?! – задумчиво произнес Кудрявый, – а на кой хрен, начальству это надо? Ради чего? Что они, – развлекались так?

– Ага, это у них прикол небось такой, – выступил какой-то сопляк из моего отряда. – Может, они там в игры такие играют! Сидят небось себе где-нибудь на пригорочке, смотрят, как мы друг дружку режем, и ржут как ненормальные. – (Слабость аргументации, сопляк решил компенсировать живописностью образов). – Все они начальники сволочи! Мы гибнем, а они веселятся.

Последний аргумент, многим показался достаточно убедительным, и партия антиначальников существенно увеличилась.

– Ах ты ***** такой. Где? На каком таком пригорочке, тут кто веселиться? – свирепо вступил в беседу, мой ближайший помощник Одноухий. – И кто…., Сопля ты Аршинная, ржет тут как ненормальный?

– Ну может и не на пригорочке, а на…., или…, – но веселятся точно! – после свирепого наскока Одноухого, Аршинная Сопля малость стух и начал запинаться, но продолжал отстаивать свое партийное кредо.

– Да посмотри ты вокруг, – внес нотку разумности Кудрявый, и в очередной раз погладив свою абсолютно лысую голову продолжил, – похоже это на игру? Опять же, – я вот тоже, какое никакое а начальство. А весело мне что-то давненько не было. Да и кому нынче весело?

– Ну это…, там, – Благородные всякие там….. – Ну эти, – бароны значит…, там ярлы, князья…., – вот короче, – они и есть начальство. – Промямлил Аршинная Сопля.

Возникла короткая пауза, подходящая для того что бы обдумать все вышесказанное. Но тонкий писклявый голосок ее испортил. – А вот у нас в деревне, ну то есть не в самой деревне, а значит в замке, при котором значит деревня, жил этот, как его, – рекс-ярл. Мне бабка рассказывала.

Вся нелепость и несуразность данного сообщения, не сразу была понята публикой, и оно несколько сбило нас с толку. После чего их автору было отвешено несколько подзатыльников и настоятельно предложено, – «Заткнуть фонтан».

– Значит так, – снова взял я на себя председательские функции. – Если еще хоть одна сявка раскроет свою квакалку, – то сильно огребет по ховальнику. – (В лучших традициях парламентаризма и высокой дипломатии высказался я). – Перебивать старших, – нехорошо, и если кто-нибудь об этом забыл, я напомню. И мало не покажется.

– А я, добавлю, – подтвердил мои председательские полномочия Кудрявый, распространяя тем самым мою юрисдикцию на «своих».

Еще несколько мгновений, члены собрания, усваивали новые установки, припоминали регламент, и свое место в отрядной иерархии. А я тем временем, обдумывал одну, запавшую мне в душу мысль.

– Нет, я все-таки сильно сомневаюсь, насчет начальства, – прервал мои размышления Кудрявый. Оно конечно, дворяне там, ярлы, бароны, – нас за быдло держат, однако сколько их в этой войне полегло…, мало не покажется. У нас вон, лет пять назад, – вообще весь штаб армии вырезали, – и я сильно сомневаюсь, чтобы там кто-нибудь смеялся.

… Как ни странно, я мог точно сказать что тогда там никто не смеялся. Поскольку это я, воспользовавшись дурным, подворачивающимся один раз в тыщу лет шансом, добрался до вражеского штаба.

Но говорить об этом здесь я не стал. Подумав что этот рассказ может показаться неприятным Кудрявому, или его товарищам. Да и у меня связанные с тем делом воспоминания, – тоже были не из приятных. Хотя начиналось все очень здорово. Я провел отряд сквозь брешь в обороне врага, почувствовав что-то, не стал задерживаться громя тылы противника, а пошел вперед, ворвался в лагерь Врага, смел оставшуюся при штабе гвардию, прорвался к самому большому шатру и уничтожил всех кто находился внутри или рядом с ним.

Меня, конечно сразу отметили, выделили, похвалили, обласкали, – пообещали сразу назначить тысячником и даже сообщить мою кличку и номер части самому Верховному! Пару недель я был приближен к самым высоким эшелонам нашей Армии. Катался как сыр в масле. Меня приглашали в высшее общество, к тем самым баронам, ярлам и князьям. Всем, от мелкого штабного ординарца, до командующих туменами, – хотелось засветиться в моем обществе, и хоть как-то примазаться к моей славе.

Ну и я конечно расслабился. Перестал следить за языком, и как-то раз, когда сам Главнокомандующий, в очередной раз провозгласил что, – «Вот отважный воин, не боящийся рискнуть ради нашей Великой Цели. Смело идущий на встречу опасности, пока остальные берегут свои задницы, как будто это невесть какое сокровище!». – Ляпнул в ответ – «А как же солдатам, не беречь эти свои задницы? Станут генералами, – чем думать будут?».

После этого моя карьера героя накрылась тем самым местом, которым обычно накрываются все накрывшиеся карьеры. Меня почему-то сразу все разлюбили, перестали приглашать в светское общество, и вообще, – стали смотреть, будто бы сквозь меня.

Зато мной активно заинтересовались полковые маги, и начали устраивать проверки на Добро и способность слушать Знак. Тонко намекая, – что якобы мне был тогда послан совсем другой приказ. А я, то ли его не услышал, и тогда со мной что-то не так, либо вообще проигнорировал, а тогда со мной точно, много чего не так.

Если честно, – я тогда сильно сдрейфил. Не прошедших проверки на лояльность и способность слышать, маги забирали на переподготовку. Как проводиться эта переподготовку я не знал, а спросить было некого, так как никто, кто на нее отправился, – обратно не вернулся. Но тут, к счастью (для меня), Враг прикончив одну из наших армий, прорвался глубоко в наши земли. И мою тысячу бросили в самое пекло. Спустя пару недель, от нее осталось не больше десятка израненных, полуживых доходяг. Про меня наверно забыли, или сочли мертвым. Но я задницей чуял, что мне лучше бы сидеть тихо и не высовываться, болтая о своих подвигах. Поэтому даже в моей новой сотне мало кто об этом знал. Потому же, и сейчас я не стал прояснять вопрос, «смеялись там, или не смеялись», а только переглянулся с Одноухим, который и получил эту кликуху после того пекла.

Но все это было не то. А ТО, словно бы вертелось у меня в голове, но никак не могло сформироваться в нормальную, законченную идею. – А вот, скажи-ка мне Кудрявый, в вашей армии, – кто был самый главный? – Наконец спросил я.

– Как кто, – командование; – тысячники, генералы, командующие армией, Главнокомандующий…

– А над ними кто?

– Да кто над ними? Никого над ними не было….. Ну то есть, конечно, главнокомандующий подчинялся Старшим Помощникам и самому Высочайшему, но они то тут причем?

– Да наверно не причем. Только поправь меня если я ошибаюсь, – эти Старшие Помощники, и этот…Высочайший, они ведь маги небось? Небось у вас, как и у нас, армия сама по себе, а маги вроде и при ней, но не в ней. То есть захотят прикрыть магией, – прикроют. А могут стоять в отдалении и смотреть как тебя на кусочки режут? Зато стоит проштрафиться, – они тут как тут. Всегда готовы направить на путь истинный?

– Это ты точно сказал. В точности как у нас. Видишь мага, – готовься к неприятностям, – пословица у нас такая. Только не пойму я Полтинник, – к чему это ты клонишь?

– Да просто подумалось, – кому по силам задурить голову такой куче народа и продолжать дурить сотни лет? Ярлы или, как их там…, рекс-ярлы, – это для них слабовато, а вот маги…

– Ты что же хочешь сказать, что сам Высочайший…, мог…. Да ведь он же, – надежда и опора, единственная защита человечества от Зла!!!!

– Какого Зла, – которое Ты, или которое Я? – невесело спросил я. Мысль, которая вертелась в моей голове, и которую я попытался осторожно высказать, не радовала и меня самого. Думать что Верховный…, тот ради кого я шел на вражеские мечи, годами терпел голод, холод и страх…. Убивал сам и терял товарищей…, чье имя я шептал накрытый телом своего погибшего отца, чувствуя как его кровь, просачиваясь сквозь посеченный доспех, пропитывает мою одежду…. Думать что он оказался той самой сволочью, который любовался на наши мучения и ржал, как безумн…, впрочем с хохотом я пожалуй зря, хохот тот явно не причем, тут что-то поважнее чем хохот. Но даже если хохот не причем, все равно это было страшно и мерзко. Это меняло все представления об устройстве мира, о добре и зле, лишало смысла всю мою предыдущую жизнь.

Я поднял глаза и обвел взглядом своих, да и чужих бойцов. Смотрели на меня не слишком ласково. Скажу больше, в глазах многих я прочитал свой приговор. Похоже, что такого святотатства мне уж точно не простят.

Но прежде чем до окружающих дошло что меня пора убивать, тонкий визгливый голос вмешался в события, а последовавшие затем действия окончательно отвлекли внимание от моей персоны.

– Точно, это все они. – Неестественно высоким голосом, прокричал Куренок. – Это они нам мозги заморочили. А управляли нами, через Знак. – И прокричав об этом, он словно охваченный безумием, начал стягивать с себя свой Знак.

Но тот сниматься не хотел, цепляясь тонкой но прочной бечевкой за такую же тонкую шею, длинный нос, оттопыренные уши. И на какую-то долю мгновения, мне вдруг показался, что это не Знак, а маленькая злобная змейка, душит несчастного Куренка.

– Это надо же. – Подумалось мне. – То ли он совсем бесстрашный, то ли совсем дурак. Рассуждать про начальство, магов и даже самого Верховного, это одно. А вот так, – взять и добровольно лишить себя защиты…, это что-то.

Лично я, ни за что не сделаю ничего подобного. Мой Знак давно уже стал частью меня, столь же привычной как рука, или нога, или… И Знак, – он один из них, он отвечает за мою защиту от.., – неважно от чего, главное за защиту.

Рука сама собой полезла за пазуху и наткнулась на неприятно холодный Знак. Я вытащил его и стал внимательно рассматривать, как не рассматривал уже наверно лет двадцать.

Три треугольника из синевато-серого металла. Ни единой царапинки, потертости, или следа ржавчины. Точно такой же, как и двадцать с хвостиком лет назад. Или не такой же? Почему сейчас, он не вызывал во мне такого восторга, гордости и радости от обладания им? Почему сейчас он казался мне простым атрибутом солдатской формы, как лычки полусотника у меня на рукаве, или унтер-офицерский пояс?

Я внимательно вгляделся в сплетенные треугольники, и мне вдруг показалось что откуда-то из центра этого переплетения, на меня глянул холодный и недобрый взгляд. Сам не понимая что делаю, я крепко зажал Знак в кулаке и резко дернув, оборвал бечевку. И ощутив боль от резанувшей по коже веревки, на секунду подумал что это чей-то карающий меч срубил мою бестолковую голову. Я попытался выбросить Знак, но острые углы впились в ладонь, будто бы желая проникнуть под кожу. В панике, резким движением я отбросил эту страшную вещь куда-то за пределы нашего круга.

– «Точно, через него, они нами и управляли».– Сказал вдруг кто-то хриплым, но очень уверенным голосом. – (Мне бы еще обладать такой уверенностью, как у моего голоса), – подумал я, поняв кто произнес последнюю фразу.

Ответом, мне были полное молчание и изумленные глаза окружающих. Все, даже Куренок с болтающимся где-то между носом и ухом Знаком, сидели и пялились на меня.

Пялились как на безумца или…, или может, – героя? Пялились с обожанием и сочувствием, с надеждой и подозрением.

И у всех в глазах был вопрос. – Какой? – я не знаю. Но точно знаю, что ответа на него у меня не было. И чтоб избежать этого вопроса, я, как ни в чем не бывало попробовал продолжить беседу.

– Чтоб понять, кто нас так поимел, надо понять, нахрена ему это надо было? – от пережитого волнения голос мой звучал хрипло.

– Хохот на пригорочке, – тебя не устраивает, полувопросительно, полуутвержадающе сказал Кудрявый. – Продолжая смотреть на меня так, словно ожидая что в любой момент земля подо мной разверзнется и поглотит безумца и святотатца.

– Да, чё-то не больно мне в это верится. А самое главное, – сколько можно хохотать, сидя на пригорочке и сколько уже длиться эта война?

– Да уж, сколько себя помню, – всегда, – подал голос Одноухий. – И отец мой воевал, и дед. Дальше я не помню, но думаю что и прадед, тоже повоевал.

– А у нас, в доме хранился меч, которым моего пра-пра-прадеда наградили за какой-то там подвиг. Никто уже и не помнил за какой, но помнили, что наградили. – Высказался солидный вояка, из отряда Кудрявого.

– А вот у нас в деревне, ну то есть не в самой деревне, а значит поле за деревней было. То есть не было, а наверно и сейчас есть. Так вот, на том поле тоже великая битва была, аж тыщу лет назад. – Опять влез с несуразным заявлением дурной юнец. И добавил, – Мне бабка рассказывала. – (Видимо бабка для него была большим авторитетом).

– Поменьше бабок слушай и побольше старших, – ответил я ему, и кивнул Одноглазому, чтоб он усугубил мою отеческую мудрость солидным подзатыльником.

Одноглазый, усугубил…, усугубил от всей души, так что у дурачины из глаз наверняка полетели искры. Бедняжка замолк и по его щекам обильно потекли слезы.

Но как мне показалось, это были не столько слезы боли, сколько обиды. На какой-то, очень короткий миг, мне даже стало жаль пацана. Ведь дома небось был любимчиком, которому недостаток сладких кусков заменяли вниманием, любовью и лаской. Холили и лелеяли родную кровинушку, – последнее воспоминание о любимом муже или сыне. Берегли, нянчились…, – а тут армия, война. Окрики и тумаки старших, муштра и тяжелые доспехи, а еще смерть, кровь, страдание и ужас. Необходимость убивать и страх быть убитым.

А ведь то, что происходит сейчас. – Подумалось мне. – Нормальный разговор, нормальных людей, – ему не кажется настолько диким и невозможным событием, как мне. И нежелание втыкать меч в брюхо малознакомого человека, – это норма, а не конец света. Может он впервые за все время военной службы, смог расслабиться и почувствовать себя как обычно. Захотелось влезть в разговор, поделиться знаниями, а тут опять тумаки.

Впрочем, расслабляться пока рано. Особенно мне. Особенно сейчас, когда прошлое, – стало загадочным, настоящее неясным, а будущее…, – весьма сомнительным. Рано, ох рано мне расслабляться. Иначе этот пацан может больше никогда не увидеть свою бабку.

– Короче, эта война слишком долго продолжается, и слишком много народа сгубила, – чтоб быть поводом для смеха. – Продолжил я развивать тему, – Вряд ли найдутся люди, достаточно тупые чтоб ржать на протяжении сотен лет, и одновременно настолько могущественные, чтоб держать в повиновении сотни тысяч человек. … Даже если эти люди, – маги, – добавил я после секундного раздумья.

– А нафига магам мы вообще нужны? – спросил Одноухий. – Зачем им втягивать нас, в свои разборки? Они же настолько круты, что нас почти не замечают. Зачем тому, кто может спалить молнией целый лес, наши жалкие мечи?

– А зачем нам лошади и боевые собаки? – немного подумав, спросил в ответ я. – А чтоб возили вместо нас тяжести, и вместо нас дрались. Видно их разборки зашли так далеко, что пришлось магам начать использовать людей.

– Скотиной мы для них были. Тупой рабочей скотиной. – Прошипел из своего угла Куренок, к тому времени почти победивший проклятый шнурок. – Ненавижу, как же я их всех ненавижу! – продолжал он бормотать словно в какой-то горячке. – Как бы я хотел….

Что хотел сделать Куренок с магами я так и не расслышал, – раздавшийся почти над самой головой звон клинков, заставил меня подскочить на ноги. На ногах мгновенно оказались и все «населяющие» ложбинку участники «мирных переговоров». И поскольку все они держали свои руки на рукоятках мечей, – я позволил себе предположить, что наш мирный процесс испытывает некоторые затруднения.

Граница между обоими отрядами, которую еще несколько минут назад уже трудно было заметить, – вновь обрела четкие контуры. Все словно в один миг забыли и совместную трапезу, и общую болтовню, снова превратившись во врагов. Ну, если и не во врагов, то в противников точно. Мне почему-то даже стало грустно и обидно, за налаживающееся примирение. А впрочем, – поскольку мечи еще оставались в ножнах, был шанс решить дело миром.

Первым делом глянул в глаза Кудрявому, и прочитал там, что он в драку без особых причин не полезет, но если что….. Тут я его понимал, поскольку тоже был «отцом-командиром», а значит в первую очередь должен был о своих бойцах думать. И если кто-нибудь угрожает им, – мой долг построить отряд и стройными рядами затоптать гада.

– Эй, кто там на карауле, – почему шум? – окликнул я стоящих на стреме бойцов.

– Да тут… дерутся.

– Кто?

– А кто их поймет, они тут все как шальные. Перемешались в одну кучу, то базарят навроде нас, а то за мечи хватаются. А кто тут кто, толком и не поймешь, Знак то не работает, а доспехи в таком бедламе и не разглядишь.

Все немного расслабились, поняв что драка их напрямую не касается. А вот я наоборот напрягся, почувствовав как на меня ложиться очередной груз проблем.

И в отличие от тех прежних, умственных проблем, эти были вполне даже материальными. Главный вопрос, – что делать дальше? Просто вернуться в армию, – а для чего? Чтобы воевать? А с кем? Просто разбрестись, кто куда? Двинуть по домам, если эти дома еще существуют и если кто-то еще помнит где они? – Лично мне, идея рвануть по домам представлялась наиболее подходящей, и в связи с этим вставал вопрос – как это сделать?

(обратно)

МАЛЫШ

Почувствовав зов Наставника, я встал с охапки сена и подошел к своим лошадям. Угостил их напоследок кусками соленого хлеба, и вышел из конюшни. Оба пса словно что-то почувствовав, подбежали ко мне ластясь и пытливо заглядывая в глаза. Я попрощался и с ними. Они было попытались пойти за мной, но я приказал им оставаться на месте. Когда я выходил из ворот постоялого двора, соседский щенок тоже попытался увязаться за мной, не реагируя на приказы. Пришлось сделать ему строгое внушение, и только тогда он отвязался. Я подошел к стоящему на нашей улице дереву, и проведя рукой по его шершавой коре попрощался и с ним, поблагодарив за то, что оно своим существованием скрашивало мою жизнь в городе. А затем обойдя огромную вонючую лужу, в которой отражалось заходящее солнце, пошел к городским воротам.

Уже возле самых ворот, из дверей кабака в котором обычно собирались все заезжие купцы, показался Хромой. Он выглядел слегка пьяным и видимо страшно довольный заключенной сделкой.

– Эй, Умник, – куда собрался то? – окликнул он меня, стоя в дверях кабака.

– Я ухожу Хромой, – (Я почему-то решил, что должен проститься и с ним).

– Куда уходишь-то?

– Домой.

– Эх, дурачок ты, наказание мое, – дом– то в другой стороне!

– Нет, мой дом в другом месте. Я ухожу.

Похоже до него что-то стало доходить и выражение довольства и благодушия сползло с его лица. Он даже сделал несколько шагов в моем направлении.

– Погоди. Стой тебе говорят. Объясни-ка толком, – в какой такой дом ты идешь. Чего за блажь в твою дурную голову втемяшилась.

Ну почему с этими людьми так сложно? – подумал я и пояснил для Хромого, – Понимаешь Хромой, – ну я, вроде как, ну не такой как ты или другие люди. Мне надо было жить здесь, а теперь меня позвали назад. – После такого подробного объяснения, я было подумал что он успокоиться, но не тут то было.

– Ишь ты, – удивил! Не такой он как все! Да уж такого дурилы и впрямь поискать еще. Кто? Куда тебя позвал?

– …………….

– Ты может весточку из дома получил, или родня какая объявилась. Так ты подойди да скажи по-человечески. А то, – «Ухожу мол, и на фиг вы мне не сдались тут». Чего торопиться-то, поедем с обозом и доставим тебя куда надо в целости и сохранности. Посмотрим, чтоб никто не обманул, никто не обидел. А то, – «Позвали…».

Этот Хромой оказался привязчивей того дурного щенка. Неужели так трудно понять что я ему говорю? Чтоб найти более доступный способ изложения мыслей, я заглянул в его голову, и прочитал там, что он просто волнуется за меня. Подозревает что кто-то хочет меня обидеть, глупо пошутить или еще чего хуже…. «Чего хуже», Хромой и сам не знал, но все равно беспокоился. Мне даже стало немножко стыдно, поскольку кажется только сейчас я понял что Хромой и впрямь испытывал ко мне почти родительские чувства. А может даже и посильнее. Не всякий родитель любит и заботиться о своем ребенке так как заботился обо мне Хромой. (Повидал я тут всяких родителей). Жалость ко мне переплелась в его душе с воспоминаниями о собственном голодном детстве и эта смесь усиленная его врожденной добротой вылилась в совершенно особенное чувство.

Игнорировать подобное отношение было бы жестоко и несправедливо, так что пришлось мне опять останавливаться и объяснить ему все поподробнее.

– Нет, никто ничего мне не передавал и обидеть меня никто не собирается. Просто мне надо уходить. Меня позвали. А ты за меня не беспокойся. Со мной все в порядке. И знаешь что еще, – Ты это, – хороший человек, спасибо тебе за все.

После этого, с чувством выполненного долга я развернулся, и пошел к городским воротам, которые по случаю позднего времени, уже собирались закрывать. Вышел за ворота, провожаемый удивленными взглядами стражников и пошел по большой дороге. По ней я дойду до Мертвых Хуторов, а там, свернув на проселок, запросто добегу до большого леса, а уж там, легко пробежавшись через лес, быстренько окажусь на нашей поляне. Этот путь намного короче и удобней, чем тот которым я пришел к людям. И как же прекрасно, что мне больше никогда не придется с ними встречаться……

Позади меня, послышались быстрые шаги и сильное пыхтение. По характерному звуку шагов я узнал их владельца. Это Хромой, который все никак не мог успокоиться, бежал за мной, смешно подпрыгивая из-за больной ноги.

– Как же от него отвязаться? – подумал я. – Как убедить его оставить меня в покое? Может сотворить ему груду его любимых золотых монет? Или….? А что, – хорошая идея. Тем более, что поскольку я не собираюсь возвращаться обратно к людям, это мне не грозит никаким разоблачением.

– Слышь, Хромой, ты это, – сядь. – Сказал я ему, когда он наконец догнал меня.

– Да уж можешь не сомневаться, – сяду. Размахался тут своиминожищами, чисто мельница лопастями. Я уж думал, у меня глаза лопнут от напряга, пока гнался за тобой придурком.

Он продолжая ругаться, сел на выступающую на обочине кочку и начал утирать пот и массировать больную ногу

Я тоже подошел к нему и склонившись к его ноге ПОСМОТРЕЛ на нее. Как я и думал, – ничего сложного здесь не было. Нарастить немного кости и мускульной массы, подправить неправильно сросшееся сухожилие, и наладить систему кровообращения.

Поначалу он даже и не понял, что я собираюсь делать. Потом, когда почувствовал жар и странные ощущения в ноге, дернулся и попробовал отползти назад. Пришлось даже на время его обездвижить. Когда я закончил с его ногой, заодно подлечив еще пару болячек, (дело заняло не больше десяти минут), – вернул ему способность двигаться. Но он продолжил сидеть без движения, тараща глаза то на меня, то на свою ногу.

– А чегой-то это было то? – наконец спросил он меня. Ты чего сделал-то?! Ты, – вообще-то кто?!?! – Его голос сорвался и перешел почти что на визг.

– Ты это, Хромой, – не волнуйся. Я просто того…, – ну типа подлечил тебя, теперь нормально ходить сможешь.

– Подлечил?! Как это? Ты что – маг? Чтоб людей лечить?

– Ну типа, – маг.

– Да что ты несешь такое, да с какой стати магу у меняя на конюшне то спать? Маги они знаешь какие….?!

– Не знаю и знать не хочу, а я такой какой есть. И вот еще что, – ты это, ни говори никому об том что я маг и все такое. Про ногу соври чего-нибудь, а про меня даже и не упоминай. Сделай так, – по-хорошему прошу. А то в этого превратишься, – ну типа, в жабьего сына, (вспомнил я его любимое ругательство). – Сказал, и пошел дальше.

Когда я дошел до поворота дороги и невольно оглянулся, – он продолжал сидеть на том же месте, все так же выпучив глаза и держась за ногу.

– Интересно, останется у него прежняя кличка Хромой, – или теперь его будут называть как-то по-другому? – внезапно подумалось мне. – А впрочем, с какой стати меня должно это беспокоить, давно пора выбросить из своей головы этих людей и смыть с себя их запах.

Тут как раз подвернулся знакомый перелесок, где как я знал, протекал небольшой ручеек.

Я свернул в него и на ходу сбрасывая с себя одежду, подбежал к небольшой запруде, и окунулся туда с головой.

Ледяная ключевая вода обожгла тело, парализовав его на несколько мгновений и убрав из головы все посторонние мысли. Изменив свой вес, я погрузился на дно и полежал там с десяток минут, набирая время от времени в рот немного воды и превращая там ее в воздух. Человеческая вонь с каждым мгновением вымывалась из пор моего тела и уносился вниз по течению. По мере удаления этого яда из моего организма, – исцелялись мои разум и душа, и когда я вынырнул, то был полностью здоров и почти полностью счастлив.

Брезгливо обойдя стороной свою человеческую одежду, я выбрал подходящее место для ночлега. Подправил несколько кочек, слегка сдвинув их и выровняв по высоте, превратил заодно жесткую колючую осоку на них в мягкую травку, и улегся в эту постельку. Немного подумав, склонил ветки растущих вокруг кустов и деревьев пониже к земле, превратил листья на них в дубовые, (их шелест мне нравиться больше), и придав запах можжевельника, (по той же причине). Затем подумал еще, ничего не придумал, повернулся на правый бок, подложил ладошки под голову, закрыл глаза и сладко заснул.

(обратно)

ПОЛТИННИК

Когда я высказался про то что, – «пора бы когти рвать, с этой войны и из этой армии», – большинство приняло мое предложение с радостью и одобрением. Лишь несколько человек оказались недовольными этими перспективами. Но из серьезных авторитетов в этой группе был лишь Большая Шишка, который по известным обстоятельствам не мыслил себя без армии. Ну еще Куренок пищал что-то про войну до победного конца. Я правда так и не понял, с кем он собирался воевать, да особо и не пытался вникать в курячий писк. Но остальным, – идея понравилась.

Но вот когда я начал размышлять, о сопутствующих этой затеи трудностях, – радости явно поубавилось. Пошли споры да разговоры, о том как и куда «рвать когти». А главное, – что при этом прихватить.

Большинство не воспринимало наш уход без того, что бы не пограбить вволю армейского имущества и вообще…. За этим «вообще», для скрывались заманчивые мечты, – «обеспечить себя до конца жизни». Как и за чей счет, – никого особо не волновало. И мне стоило огромных трудов убедить этих засранцев, что, – «Нетрудно обеспечить себя до конца жизни, если этот конец наступит уже сегодня».

Но наконец, после долгих базаров и парочки оплеух, мы пришли к согласию. Договорившись, что двигаемся отрядом под моим командованием, до тех пор, пока мы не выйдем на безопасную территорию. И что по пути не будем отвлекаться на откровенный грабеж, но то что само в руки лезет, можно и прихватить. Любой желающий может покинуть отряд в любой момент, спросив моего согласия и забрав свою долю имущества.

После этого, оставаться на одном месте больше не было смысла. Мы распростились с бойцами Кудрявого, к которым к этому времени большинство моих ребят начало питать почти дружеские чувства, и двинули в сторону вчерашнего лагеря.

– Доведется ли увидеться вновь, – подумалось мне, когда я пожимал на прощание руку Кудрявого. – Скорее всего нет. Мир слишком большой, а мы идем в противоположные стороны.

…И до этой, противоположной стороны, еще надо дойти, – с некоторым беспокойством подумал я, когда выбравшись из лощины обозрел творящийся на поле боя бардак, – А на мне висит груз ответственности за десяток пацанов и столько же ветеранов, которые ни смотря ни на что, продолжают считать меня своим командиром.

Внезапно, я как никогда почувствовал тяжесть этого груза. Словно человек всю жизнь таскавший на себе скалу, сбросив ее на мгновение, почувствовал непривычную легкость и свободу, а потом вновь взвалив на плечи, согнулся от непомерной тяжести. – А почему я собственно должен его таскать?! С какой собственно стати? Какое мне дело до других людей? Кто они мне, – родственники, друзья? Да большинство из них, я знаю только по обязанности и по обязанности же забочусь о них. Но ведь больше этой обязанности на меня никто не возлагает. Я свободен и волен послать их всех. И обязательно пошлю…, как только выйдем с этой проклятой местности, так сразу и брошу и пойду своей дорогой. Только знать бы, – где она, эта моя дорога?!

Но тут, от размышлений «за жизнь», меня отвлекла компания каких-то засранцев, (язык, не поворачивается назвать их солдатами), преградившая путь нашему отряду. Им почему-то срочно понадобилось узнать, «кто мы и куда следуем?».

Собственно говоря, удивляться этому не стоило. Все, на этом странном и страшном поле, что-то выясняли друг у друга, зачастую стоя на трупах собственных товарищей.

Воздух был пропитан каким-то сумасшедшим возбуждением, и все это походилр на пожар в борделе, во время наводнения. По всему полю разношерстные ораторы собирали вокруг себя небольшие толпы, указывали им на очередных врагов, и призывали к немедленному уничтожению последних. Правда зачастую после этих речей, уничтожали самого оратора, но это не останавливало следующего трибуна.

Наиболее часто доставалось естественно начальству и магам. Начальство уничтожали с большим энтузиазмом и без особой помпы. А вот магов…, магов побаивались и прежде чем уничтожить того, в ком мага заподозрили, – устраивали судилища и старались казнить поизощреннее. Все как правило сводилось к костру, или колу в сердце, но иногда встречалось и нечто более оригинальное.

Пока наш отряд пробивался сквозь этот бедлам, я с удивлением думал, – «Неужели из двух огромных армий, только у наших двух отрядов, хватило ума попытаться решить дело миром? Но приглядевшись, понял, – что буйствует, дай боги треть оставшихся в живых. А остальные либо уже сделали ноги, либо подобно нам, делают их. Эта мысль заставила меня поторопиться с уходом, поэтому группа преградивших нам путь засранцев, была быстро сметена с нашего пути.

Дальше мы шли в плотном строю, обнажив мечи и закрывшись щитами. Видимо поэтому больше никто не интересовался нашими воззрениями на жизнь и путем следования. Лишь еще однажды, кто-то посмел преградить нам дорогу. Какой-то дворянчик с небольшим отрядом, состоящим, как мне показалось в основном из конюхов и домашней прислуги, потребовал от нас, – «Принять его командование».

Не знаю, может это был чересчур ответственный человек с большими и высокими идеалами, а может просто дурак, но он всерьез решил что, – «Должен навести здесь порядок и довести битву до решительного конца». Это притом, что вырезав большинство тысячников, народ начал косо посматривать на сотников и полустотников, а кое-где уже и десятники начали воплощать Зло.

Я посоветовал убогому убраться с нашей дороги и с поля битвы вообще, исключительно ради сохранения его жизни. Но бесноватый не успокоился и приказал моим же солдатам, меня арестовать. Не знаю, что больше его убедило, – лязганье мечей, или дружный хохот, но он наконец-то понял что здесь ему ловить нечего и убрался.

Дальше наша дорога проходила почти беспрепятственно до самого лагеря. А в лагере царил тот же хаос, что и на поле боя. Только здесь, в основном искали не врагов, а чем бы поживиться. Потрошили палатки командиров и знати, активно делили остатки обоза и вообще не брезговали ничем, что хотя бы отдаленно могло показаться ценным.

Процесс этот был весьма бурным и плохо предсказуемым. Жажда наживы толкала людей на не меньшие зверства, чем жажда справедливости. Иные умудрялись нагрузиться так, что еле волочили ноги под грузом добычи. А добычу эту, зачастую составляли котлы и сковородки с господской кухни, или располосованная материя от шатров. И все это «бесценное богатство», мгновенно вываливалось в грязь, как только взгляд «богатея» падал на что-нибудь более ценное. Другие, пренебрегая «мелочовкой», рыскали в поисках «большого куска». Пытаясь подобраться к армейской казне, или шатрам Высшего Командования. Хотя и те и другие имели гораздо больше шансов быть прирезанными менее удачливыми конкурентами, чем сохранить награбленное.

Я приказал поплотнее сдвинуть ряды и прибавить шаг, стараясь миновать этот бедлам как можно скорее. Хотя больше всего я опасался что и мои ребята могут очуметь от жадности, и разбив ряды бросятся грабить.

– Слушай, Большая Шишка, возьми еще пару ребят, и поищи нам пару котлов и несколько палаток. Если увидишь какую-нибудь еду, – тоже прихватывай. Только не отходи далеко от отряда и не зарься на ценное имущество, бери что попроще.

Хоть и боязно было выпускать кого-то из рядов, но котлы и палатки в ближайшие дни нам еще понадобятся. А Большому Шишке в этом вопросе можно было доверять. Поскольку он, несмотря на свое, скажем так, не слишком благородное происхождение, был парнем честным, хотя и хозяйственным. Большой Шишка был сыном полковой шлюхи, а также внуком и правнуком представительниц этой, «достойной» профессии. Все его предки, так или иначе связывали свою жизнь с армией. Мужчины соответственно становились солдатами, а женщины, – шлюхами. Поэтому Большой Шишка не знал другой жизни, кроме той что все мы вели еще день назад. Отряд был его домом и семьей, и если ему удавалось «разжиться» чем-нибудь полезным он тащил это в дом. Для себя он ничего никогда не брал, пребывая в убеждении что все необходимое ему даст армия.

И сейчас, выйдя из рядов, он быстренько нашел именно то, что было нам нужно, – несколько котлов, несколько палаток, одеяла, мешок муки, пару мешков сухарей и бочонок солонины.

Любо дорого было посмотреть на то, как он, пока другие носились как угорелые, без суеты и истерик находил именно те вещи, которые были нам нужны. – «Да подумал я глядя на него, – если уж грабить, то именно так, – спокойно, деловито и четко».

А ведь за более чем двадцать лет войны, – я не могу вспомнить случая, что бы мы грабили занимаемые города или деревни. Возбуждаемая Знаком ярость, заставляла нас уничтожать всех и все, что попадалось на Вражеской территории. Даже те, кто годами не видел женщин и часами мог болтать о них у лагерного костра, – обезумев, резали вражеских баб даже не пытаясь воспользоваться возможностью… Или скупердяи, со слезами расстававшиеся с собственным дерьмом, ворвавшись в чужой город, уничтожали и жгли вещи способные обеспечить им годы безбедного существования.

Это до чего же надо довести взрослых, здоровых мужиков, что б они забыли о своих основных потребностях и страстях…. Или потребность убивать и страсть к разрушению в нас куда сильнее похоти и жадности?

Пока я размышлял об этом, мы дошагали до дальнего края лагеря. Тут нас встретил отряд, примерно равный по численности нашему. И состоял он явно не из дураков, поскольку его солдаты не носились по лагерю, в поисках старых носков Главнокомандующего, а заняв позицию на границах лагеря, спокойненько отбирали у желающих пересечь эту границу награбленное имущество. Я оценил их тактику, хотя конечно это было очень подло, – обирать своих товарищей.

Только в отличие от одиночек или мелких групп мародеров, тут они столкнулись с вполне боеспособным, дисциплинированным и готовым сражаться отрядом. К тому же мы находились в более выгодном положении, поскольку они рассредоточились вдоль границ лагеря, чтобы пошире раскинуть свою грабительскую сеть. А мы-то все были в одном строю. И казалось бы, к чему связываться с большим отрядом, когда вокруг столько добычи? Но видно легкость предыдущих грабежей и жадность перевесили в этих мерзавцах осторожность, и они решили грабануть и нас.

Я, поняв по их глазам, что боя не избежать, – приказал атаковать сходу. И только когда мы прорвав их линии, разметали и обратили в бегство этих горе вояк, я вдруг вспомнил, как еще пару часов назад боялся что не умею убивать без Знака. Оказалось, – умею, и еще как.

Однако удовольствия от всего этого было не много. Даже тогда, когда мы нашли припрятанную засранцами полковую казну и прочие отобранные у других богатства, я продолжал думать об еще одном убитом и трех раненных бойцах моего отряда, погибших после того как Великая Война уже закончилась.

Я надеялся успеть, до наступления ночи, отойти от лагеря как можно дальше. Но к тому времени когда мы вышли из лагеря, разобрались с мародерами и их имуществом, – солнышко уже почти полностью закатилось за горизонт, и надо было думать о ночлеге. Я выбрал неприметную рощицу, и приказал разбить лагерь.

Вначале, я порывался заставить своих, (пока еще своих) бойцов, устроить настоящий, «по-уставу», военный лагерь. Но стоило мне присесть на сваленный ствол дерева, как страшная усталость буквально придавила меня к земле. Сил хвалило только назначить караульные смены и проглотить пару сухарей запив их обычной водой из протекающего рядом ручейка. Потом веки мои сомкнулись, и я словно в омут рухнул в тревожный, полный навязчивых видений сон.

Проснулся я внезапно, на удивление бодрым и полным сил. Судя по звездам, ночь уже перевалила за середину, и рассвет должен был наступить через пару часов.

Яркие отблески пожара, пылавшего где-то на территории нашего бывшего лагеря, проникали даже сквозь стволы деревьев приютившей нас рощи, бросая кровавые блики на нашу жалкую стоянку, горстку тревожно спящих людей и дремлющего у костра часового.

Больше по привычке, чем по необходимости, я нащупал какой-то сучок и хотел запустить его в нарушителя устава караульной службы. Но потом передумал. – Да и Злыдень с ним, – решил я, – Может это последняя ночь службы, пусть поспит.

Старый вояка в глубине моей души, возмутился этим мыслям. Но что-то новое, (а может наоборот, – очень старое), во мне усмехнулось этому возмущению, и я с издевательским удовольствием показал сам себе язык.

Проанализировав ситуацию, и мгновенно поняв причину своего столь раннего пробуждения, – стремительно принял решение, и пошел в ближайшие кусты, – отлить.

То ли случайно, а то ли специально, пошел именно в сторону бывшего лагеря. И неспешно занимаясь своим неотложным делом, я прикидывал разнообразные версии происходящих там, в данный момент событий. – Версий было три. Там продолжали грабить. Там начали искать виновных. И, – там продолжают грабить, под видом поиска виновных.

Все это в очередной раз дало мне повод огорчиться порочности человеческой натуры, и порадоваться собственной предусмотрительности. Но сделал я это больше по привычке, поскольку внезапно осознал что больше не отождествляю себя с теми, кто находиться дальше границ нашей рощи.

Но и с теми, кто пока пребывает в этих границах, моя, казалось бы неразрывная связь однополчанина и отца-командира, становилась все более и более сомнительной. Да и кто из них, – был мне по-настоящему дорог? – Одноухий, с которым нас связывала многолетняя дружба, порожденная войной и нечеловеческими испытаниями? – Выдержит ли она испытание мирной жизнью? – Большая Шишка? – Неизменный член, а скорее атрибут моего отряда? – Но отряда этого уже практически нет. – Жердь? – его убили. А вместе с ним и Сиплого, Болтуна, Толстого и Бычару и еще двадцать восемь бойцов, имена половины которых я даже не вспомню.

Кто остается, – Куренок? – Да он вообще никто, даже странно что я про него вспомнил.

Так что продолжает удерживать меня рядом с этими людьми? Привычка? Чувство долга? – Да с какой стати, я кому-то из них что-то должен?

– Стоп, – сказал я самому себе. – Вспомни что сам говорил про то, что уходить вместе будет проще. Вспомни тех ребят, что пытались несколько часов назад вас ограбить. И подумай, – сколько еще таких засранцев встретиться на твоем пути назад.

Эти люди нужны тебе, а ты нужен им. Вместе, – вы сила. Так оставайся сильным, до тех пор, пока надобность в этом не отпадет и не исчезнет, вместе с отрядом. А пока, вспомни что ты командир и запусти чем-нибудь потяжелее в этого соню!

Я так и сделал. Подобранный камешек громко звякнул о шлем часового, но тот все равно не проснулся. Пришлось подойти лично, и несколькими энергичными словами и действиями, выразить бедняге высокую степень своего командирского неудовольствия.

Это сработало, (больший эффект, произвели действия). А я, подзарядив часового порцией бдительности, и будучи подзаряжен сам, – решил проверить часовых на дальних подступах к лагерю. После недолгого и не особо результативного обхода, – сон мой окончательно пропал. Не помогла даже старая армейская привычка спать всегда, везде и в любой позе которую позволят обстоятельства солдатской службы. Поэтому я отправил, (по привычке сделав внушение), часового у костра спать, а сам занял его место. И до самого утра просидел, подкладывая палочки в костер и размышляя о своем прошлом, будущем, и о жизни вообще. И конечно о том, – «кто же во всем виноват?».

Додумался, что во всем виноваты те кто слишком много думает. Думает, как проще добыть еду, или одежду, как легче перебраться с одного места в другое, как сделать меч крепче и острее, или магию понаворотистей и страшнее. Всякие думальщики, только тем и занимаются, что придумывают как жизнь себе облегчить. Только жизнь, от этого все равно легче не становиться.

Приручили животных, землю заставили растить не то что боги дают, а то что нужно человеку, даже ветер и воду приспособили крутить мельничные колеса и таскать грузы с места на место. Даже звезды, и те теперь работают на нас, предсказывая будущее, или время посевов. И что, – жить стало легче? Исчезли страдания, болезни и боль? НИ ФИ ГА. Их стало только больше, потому как и людей стало больше, а земля, вода, ветер, солнце и звезды уже не могут прокормить, разместить и обиходить такую ораву нахлебников. Вот и грыземся теперь за кусок земли и место под солнцем. И снова думают теперь разные думальщики, как бы народу побольше извести. Книги вон пишут, про то как лучше заломать и уничтожить врага. Разрабатывают тактики там всякие, да стратегии, оружие изобретают…

Вот придумали магию, – говорят все вообще можно из воздуха доставать. Скоро вообще работать не надо будет, все тока с помощью магии добывать станем. Хорошо небось – щелкнул пальцами, – вот те хлеб, да не наш простой, а какой-нибудь там…., ну не знаю, – эдакий, с выкрутасами и наворотами. Еще щелкнул, – бочка вина или пива. Хотя зачем бочка тому, кто все добывает прямо из воздуха? Проще сделать кружку, а захочется еще, – еще кружку. Захотел переместиться в другие края, – хлопнул в ладоши и уже там. Говорят что маги все это умеют, только непонятно тогда, – ради чего все время дерутся? Чего не хватаем в жизни тому, – кому не надо заботиться ни о хлебе насущном, ни об одежде или жилье? Чего ж такого нельзя добыть из воздуха, что даже маги, ради этого устраивают свары? Могут же все, но хотят еще больше. И в этом круговороте, остановки не будет и насыщения не придет никогда. – Вот что, надумал я в эту странную и страшную ночь, под отдаленный шум резни и отблесках пожара.

Наконец стало светать, и раннее утро словно стыдясь мерзостей прошедших дня и ночи, накрыло землю густым туманом.

К этому времени, – сон сморил даже самых отъявленных бузотеров, и на какие-то недолгие минуты на земле воцарились тишина и мир. Спали вчерашние и нынешние враги…, – теперь, – просто люди. Спали лошади, собаки и дикие звери. Уснул бушевавший всю ночь пожар, пожрав все, что могло поддерживать его существование. Успокоился ветер, всю ночь раздувавший пламя и терзавший ветки деревьев нашей рощи. Уснул протекавший рядом ручеек, перестав журчать красной от пролитой в этот день крови, водой. …Людская злоба и ненависть, взяли недолгую паузу, чтоб набраться сил на новый день. …Жадность в обнимку с завистью тихонько посапывали где-то посреди пепелища. ..И даже почти никогда не смыкающая глаза похоть, не решилась терзать свои измученные жертвы в эти волшебные минуты.

Я тоже спал. Глаза мои были открыты, я слышал воцарившуюся тишину и обонял запах свежего тумана с примесью дыма и пепла. Но мои чувства, мысли и воля, – в этот момент все равно спали, не осмеливаясь осквернять своим присутствием, этот юный, девственный и прекрасный в эти минуты мир.

(обратно)

МАЛЫШ

Как только первые лучи восходящего солнца осветили горизонт, – я проснулся. Я проснулся, – поскольку за всю свою сознательную жизнь, ни разу не пропустил восход солнца. Потому что только утренняя заря, заряжает организм самой чудесной, самой сильной, самой животворной и прекрасной энергией

Утро было прекрасным, прекрасны были деревья, трава, звон и свежесть бегущей в ручье воды. Даже комариный писк, что раздавался сейчас у меня над ухом, – тоже был прекрасен.

Нет, н подумайте только, что встретили ценителя комариных песен. Я, как и вы тоже их ненавижу. И что я только не делал, чтоб никогда его не слышать. И магическим пологом накрывался. И выделял вещества отпугивающие «певцов», и даже пробовал с ними договориться. Все без толку. В самом плотном пологе, они найдут дырочку, пролезут в нее и заведут свой бессмысленный писк. Какой бы страшный и отвратительный запах я не выделял, – обязательно находился не слишком брезгливый комар, или комар страдающий, (или наслаждающийся) насморком, – который пролетев через весь лес, немедленно подбирался к моему уху и услаждал его своим концертом. А что касается договориться, – после многих попыток, я убедился что это невозможно. Слишком уж их много, слишком уж они жадные и голодные. Попробуйте, (ради тренировки), уговорить всех людей жить в мире и согласии. Получиться? Смело принимайтесь за комаров.

Ну вот, опять эти люди. Неужели даже в это прекрасное утро они не могут оставить меня наедине с собой? К чему они лезут в мои мысли?

Не меняя лежащей позы, я приподнялся в воздухе на высоту своего роста и начал приводить в прежний вид место своего ночлега. Расставил по местам кочки, вернул осоке ее «колючесть», поменял листья на деревьях как было и выпрямил их ветки.

Затем, ПОГЛЯДЕВ перелесок, – залечил несколько деревьев и уничтожил ствол дерева перегородивший ручей, поскольку увидел, что он в скорости образует плотину, которая превратит этот чудный ручей в гаденькое болото.

После этого я сотворил себе новую одежду, (Наставник с детства настаивал, чтоб я ходил одетый), и отправился в путь. По дороге съел пучок сухих листьев, мухомор, несколько цветков и проглотил камешек. Не потому что я люблю есть камни. А просто потому что могу. Могу есть все что пожелаю, не оглядываясь по сторонам и не пытаясь подлаживаться под других.

Сначала я шел по дороге. Потом чуть приподнялся над ней. Совсем чуть-чуть, чтобы смотрящий издалека человек не подумал что я лечу. Потом срезал по прямой изгиб дороги, перелетев через небольшую рощицу. А потом поднялся под облака и рванул напрямую. – До чего ж это чудесно, – летать. А главное быстро, и от направления дорог не зависишь, и заблудиться невозможно, сверху видно все.

Я хотел поэкспериментировать с новой способностью. Посмотреть как быстро могу лететь, как высоко подняться, и так увлекся, что чуть было не перелетел нашу рощу.

Зов Наставника спустил меня с неба. Но только в прямом смысле этого слова. Радость видеть и чувствовать его рядом с собой, подняла мой дух еще выше.

– Привет Наставник, а ты похудел и устал. Как здорово вернуться назад!! А правда наша поляна стала еще красивее. А вон, смотри, у наших зайцев опять зайчата, пошли посмотрим!! А как малина то разрослась! Небось ягод будет… А я теперь летать могу!! И перемещаться! Только перемещаться я пока не пробовал. Там мне кое-что непонятно. Ты объяснишь мне как….

Мой язык работал как хвостик у впервые выпущенного на травку щенка. Мне хотелось столько всего рассказать ему. Мне хотелось оббежать весь наш лес, поздороваться с каждым зверем, искупаться в нашем ручье и заглянуть под каждый камень. Внезапно я понял, что настоящее счастье, это обрести то, что раньше считал потерянным.

– Что ж Малыш. – Я тоже рад тебя видеть. Ты сильно вырос и изменился. Как тебе понравилось среди людей?

– Да ну их, не хочу о них говорить. Даже думать о них не хочу.

– Тебе там было так плохо? Тебя обижали? Ты не нашел никого, кто тебе бы там понравился?

– Ха-ха, Наставник, – ты задаешь вопросы, не дождавшись ответа. А сам говорил, – что так нельзя.

– Да, наверно я тоже сильно волнуюсь. Но ты не ответил.

– Плохо, – было, особенно в городе. Обижать? – они бы не сумели меня обидеть. Понравиться? – ну были люди, с которыми вроде как можно было ужиться. Но ведь они же люди, – как они могут кому-то нравиться?!?!

– Но ведь ты, – тоже человек, разве ты этого не понял.

– Нет.

Что нет?

– Я, ты, – мы другие!

– Чем же?

– Ну…. Мы чистые, а они…. и в головах у них настоящая помойка. Они одержимы жадностью и завистью. Только и думают чем бы набить брюхо, а потом залезть на бабу. И желательно на чужую. …А еще, еще эти их деньги!!! Ты знаешь, это такие металлические кружочки, которые они….

– Я знаю что такое деньги. – Прервал мою обвинительную речь Наставник.

– Правда? Тогда скажи мне, – зачем они нужны?

– Деньги это универсальный эквивалент материальной стоимости.

– ???????????????????

– Неважно, – потом поймешь. Знаешь, мне немого жаль, что ты не смог понять людей, так же, как смог понять жуков, водомерок или зайцев. Ты не стал изучать их, ты предпочел их избегать…. Ты так и не понял все те трудности, которые им приходится преодолевать ежедневно, чтобы выжить…. Ведь сам ты никогда не знал, и никогда не узнаешь что такое голод, холод и страх…. Но я надеюсь что ты еще дорастешь до этого понимания, и начнешь уважать людей….

Я мог бы много чего ответить Наставнику про этих людей. Но вместо этого просто спросил: – А эти маги, которые преследовали нас. Они отстали?

– Да Малыш. Мне кажется, что я смог уйти от них. Когда-нибудь я расскажу тебе, чего мне это стоило, но кажется у меня получилось. Но тем не менее, – мы все равно должны быть осторожны, потому что Они все равно не бросят попыток добраться до тебя.

– Но почему. Что я им такого сделал?

– Дело не в том, что ты сделал, а в том, что можешь сделать.

– Но я не умею ничего особенного!

– Ты и сам не знаешь, насколько много ты умеешь…. И даже я, наблюдая за тобой последние десять лет, так и не понял……

Именно в этот момент, послышался чуть слышный хлопок, а за ним второй, третий, а потом они на какое-то время слились в сплошной, негромкий, но противный звук. С каждым таким хлопком, на нашей поляне появлялась фигура одетая в черную мантию. И появившись, сразу накидывала на нас магические узы.

Первые несколько, я разорвал играючи, но их становилось все больше и больше, а когда с последним хлопком, возникла фигура крепенького, одетого в белое старикашки, от Наставника пришел приказ прекратить сопротивление и затаиться.

Я подчинился, и набросив на себя свой магический колпак, прикинулся ветошью. Тем более, что так даже проще было разглядывать наших незваных гостей.

Особенно меня заинтересовал этот старикашка. Он просто сверкал от переполняющей и бурлящей в нем энергии. Но куда больше меня поразила окружающая его аура власти. Она приковывала и давила. Наполняла душу страхом и восторгом. Никогда еще я не чувствовал и не ощущал, что-либо подобного.

Он был интересен, и я попытался влезть в его голову. но был выброшен оттуда, словно комок грязи с башмака. А затем мой череп сжался от ответного визита. Пришлось напрячь все свои силы чтобы удержать свой «колпак» на голове, и спрятать за ним мозг.

Тут ленивый интерес на лице старикашки, сменился легким удивлением и озадаченностью. Некоторое время он меня разглядывал, пытаясь понять что же я такое. Наконец его лицо прояснилось и на нем появилось довольное выражение, как у человека разгадавшего хитрую загадку.

– Браво Отступник, – сказал он, обращаясь к Наставнику. – Ты заставил за собой погоняться. Мои ищейки чуть лапы себе не стерли. Все гадали, – откуда в тебе столько энергии. Они уж было совсем отчаялись разыскать тебя. И Мне, пришлось лично явиться в эту чащобу, чтобы поставить сторожевое заклинание. И почти год держать отряд личной гвардии в боевой готовности.

– Какая высокая честь была оказана столь ничтожной и незначительной фигуре как я. С чего бы это?

– Этот дурак…, (Крысеныш кажется его звали), уверял всех, – что с тобой маг удивительной силы. Я поначалу в это не поверил, поскольку всех сильных магов знаю лично. Но потом, вспомнив над чем ты работал в последнее время, насторожился. (Ты ведь знаешь, – уделять внимание даже мелочам, «не стоящим внимания», – способность подлинно великих магов)! Так что мне пришлось самому вмешаться в эту суету, чтобы узнать твой секрет. (Ты обратил внимание насколько тонко было сработанно сторожевое заклинание? Ведь ты его даже не заметил! Причем ставил я его не столько на тебя, а на тебя и действительно сильный магический источник. Оцени!). И как видишь, – я тут, в нужном месте, в нужное время. Я бы даже сказал, в очень нужное мне время. Но отбросим лирику, и поговорим о делах.

Смотрю, ты и правда сумел создать мага с огромной силой. Когда мне донесли об этом, – я поначалу засомневался. – Зачем, – думал я, – кому-либо понадобилось создавать мага сильнее себя. Ведь им будет невозможно управлять. Но ты хитрец, обошел это затруднение, создав не мага, а полного идиота с огромной Силой. Это здорово! Хитро и вызывает мое уважение. И если я хоть что-нибудь понимаю в жизни, он подчиняется только тебе?

– Он даже дышать без моего приказа не сможет. Разведи нас на разные концы поляны, – он сдохнет.

– Логично. Только скажи мне, – ты часом не блефуешь?

– А ты проверь.

– Молодец, помнишь мои уроки. Никому не доверять, Если блефовать, – то до конца. И чем хуже положение, – тем больше наглости. Я тобой почти горжусь. Только и ты не забывай, кто дал тебе эти уроки. И кто способен размазать тебя ровным слоем отсюда и до Последних Гор.

– Я помню все это. Но то, что ты в сопровождении своей гвардии, лично явился на поимку простого беглеца, дает мне основание полагать что ты не размажешь меня без слишком веской причины. А значит, у меня есть шанс поторговаться.

– Быстро соображаешь шельмец. Но прежде чем начать торги, – давай прикинем, каков товар и какова расплата…, – за все. Я буду говорить, а ты можешь потом меня поправить, если я в чем ошибусь.

Итак, ты, работая по моему приказу, над заклинаниями усиливающими Силу бойцов, на что-то наткнулся. Судя по всему, это что-то было очень грандиозным. Настолько грандиозным, что ты решился на предательство.

Прикинувшись сумасшедшим и начав нести всякую ересь, ты усыпил нашу бдительность и сбежал. (Должен сказать, – это был хороший ход, – ты провел даже меня).

Спрятавшись в глуши, ты продолжил свои разработки уже исключительно в личных целях. Я полагаю, – надеялся дождаться, когда мы достаточно сильно измотаемся в этой войне, а потом появиться, размахивая вот этой своей «секретной» дубиной.

Но мы тебя все-таки отыскали, раскрыли твой план и теперь ты в наших руках. Скажи, если я не угадал?

– Все примерно так и было Верховный. Угадал. Однако позволь уж и мне, продемонстрировать свою способность угадывать. – Эта война, достаточно измотала ваши силы. И сейчас вам, как никогда нужно что-нибудь, что сможет перевесить чашу весов на вашу сторону. И такой гирькой может стать моя «секретная» дубина. Вот поэтому ты здесь. И поэтому я до сих пор жив, несмотря на свое, как ты говоришь, – «предательство». Угадал?

– Ну, это-то угадать было не сложно. Поэтому, – когда ты знаешь о том что надо мне, – скажи, что хочешь взамен ты? Только помни, – скромность лучшее украшение благородного человека. И лучшая защита для того, кто не хочет быть размазанным отсюда до…., (короче ты в курсе).

– Мне нужно полное прощение и ранг Первого Советника.

– А рожа не треснет? Могу пообещать тебе лишь формальное наказание и возвращение предыдущего ранга Старшего Ученика.

– На формальное наказание согласен, но ранг Первого Советника мне просто необходим, иначе меня сожрут более «преданные» тебе сторонники. Вряд ли им понравиться общество «предателя».

– Ранг Второго Советника по вопросам Общего Планирования, – это большее, на что ты можешь рассчитывать.

– Ранг Второго Советника по вопросам Общего Планирования, – дается тем, на ком окончательно и бесповоротно поставили жирный крест. С таким же успехом можешь послать меня в ясли, подтирать задницы Отобранным в Ученики. Такая должность куда сильнее потешит мою гордость и принесет куда больше творческого удовлетворения.

– А что тебе принесет превращение в тонкий слой грязи, начинающийся отсюда и до….

Кажется ты забываешь, кто здесь у нас предатель, а кто Верховный Учитель. Кто победитель, а кто проигравший. Кто ставит условия, а кто молит о пощаде. Скромнее надо быть. Или может, ты вообще желаешь занять мое место?

– Конечно желаю. Иначе зачем бы я пустился в эту авантюру?! Но короткий путь мне не удался. Придется идти более длинным, карабкаясь по карьерной лестнице. И должность Второго Советника, – это тупик, в котором я застыну, сгнию и превращусь в пыль. А это хуже смерти.

– Что ж, – это я могу понять. Всегда уважал чужое честолюбие. Но только тогда, когда оно не шло наперекор моим планам.

– А мое и не идет. Подумай сам, – это, (небрежный кивок в мою сторону), мое изобретение, не должно оставаться в единственном экземпляре. Ведь это же прорыв. Прорыв, которого не было уже лет пятьсот. Я, в смысле Мы, наша Школа, – может выращивать их, как тупой крестьянин, – редьку. А кто знает, как это делать? – Только я! Значит только я, могу возглавить класс магов Повышенной Силы, Но как я могу делать это на должности Второго… .

– Но сколько ты, – проживешь на должности Первого? Чтоб стать Первым, нужно отрастить такие зубы и когти, которых у тебя нет, и возможно никогда и не будет. Тебя схарчат в первые же полгода.

– Вот поэтому, я и хочу чтоб ты принес мне Твердую Клятву, что этого не произойдет.

– Ты хочешь…!!! Ты осмеливаешься требовать у меня, – Твердой Клятвы?!?!

– Это смелость отчаяния Верховный. Или Твердая Клятва или какой мне смысл о чем-то договариваться? Оцени насколько тебе нужен он, (кивок в мою сторону) и прими решение.

– Хорошо, – сказал Верховный после долгого раздумья, – ты получишь то что просишь. Будем считать, что сегодня твой счастливый день.

Сказав это, он кивнул своей страже и исчез. Вслед за ним, с легкими хлопками стали исчезать его охранники. Внезапно весь окружающий пейзаж, завертелся у меня перед глазами, и какая-то сеть обхватив меня, дернула в пустоту. Я даже не сразу понял, что это гвардейцы Верховного прихватили с собой и нас с Наставником.

(обратно)

ПОЛТИННИК

Наступившее утро сильно попахивало дымом, запахом мертвечины и разгильдяйскими настроениями. Люди, ложившиеся спать еще солдатами, просыпались уже «штатскими лаптями», которым приходилось заново объяснять их обязанности и долго «уговаривать» эти обязанности выполнить.

Поэтому-то, обычная процедура подъема и сбора на марш-бросок, заняла чуть больше двух часов, вместо обычного получаса. Но и после этого, мои вояки не пожелали идти дальше, а вдруг начали митинговать и выяснять отношения. – Кто-то хотел вернуться на пепелище и поискать добычи. Кому-то «не хватало» виноватых, и они предлагали вернуться и поискать недобитых Врагов. Другие спорили о том в какую сторону идти, почему-то предполагая, что наикратчайший путь к их дому, – это и есть самый лучший маршрут для всех.

И мне опять пришлось уговаривать и убеждать этих засранцев, что, – «Уходить надо всем вместе, что не стоит тратить время на поиск ненужной добычи и виноватых. Что рано расслабляться, и что глупо умирать когда война уже кончилась, из-за собственной жадности».

Продолжался этот бардак больше часа. Наконец мне все это надоело, и я просто приказал всем встать в строй, или проваливать хоть к Злыдню в задницу. Что характерно, – в строй встали все! И мы, наконец смогли сдвинуться с места.

Уходили по той же дороге, по которой, всего несколько дней назад пришли сюда. Только прямо в противоположную сторону. И столь же, прямо противоположное впечатление, вызывали идущие рядом люди. Если несколько дней назад, это были вымуштрованные жестокой дисциплиной солдаты, идущие стройными колонами, печатая шаг под барабанный бой и лязг доспехов…, то сейчас это был сброд. Сброд бредущий расхлябанной походкой, сгибаясь под тяжестью наворованной добычи. Кто то шел один, кто-то малыми группами, иногда встречались и отряды подобные нашему. Многие уже побросали предписанные уставом вещмешки и фляги, заменив их притыренным барахлом, но вот с оружием и доспехами, – пока вроде, расставаться никто не собирался.

Но несмотря на доспехи и оружие, они больше не выглядели солдатами. Что-то неуловимое исчезло из их глаз. Они потухли и потускнели, пропали решимость и кураж, исчезла стойкость и готовность к самопожертвованию. Надвигающиеся мир и свобода, пугали их куда больше чем вчерашняя резня. – Еще вчера, они были баранами, бредущими на бойню. Нет, скорее бойцовыми псами, чья судьба, – издохнуть за хозяина. Но эта судьба у них была! И у них был смысл жизни!

Но Хозяин сдох раньше, и теперь они, внезапно для самих себя, стали свободными. И только дорвавшись до этой свободы, – уже не знали, что с ней делать, и чувствовали себя обманутыми. До них вдруг стало доходить, что с утратой хозяйского ошейника, они потеряли и доступ к миске, в которую рачительный хозяин сбрасывал свои объедки.

Кто-то пытался маскировать свой страх натуженным весельем, и беспричинной бравадой. Кто-то лез в драки. Но неуверенность и страх, уже накрыли нас темной тучей.

Так мы и шли, тупо, без приключений и происшествий еще один день.

Однажды нам встретился отряд, идущий навстречу всем, – к полю Последней Битвы, чтобы исполнить свой долг в Войне со Злом. И сколько мы им не рассказывали о происшедших событиях, они, не видевшие этого собственными глазами, – отказывались нам верить.

Впрочем, лично я особенно и не пытался достучаться до чужих мозгов. Мной, как и большинством людей на этой местности овладели странная тупость и безразличие ко всему. Может это был отходняк после Большой Битвы, или непривычное состояние снявшего Знак человека, или еще какая-нибудь дрянь. Но всем было наплевать на все. Даже драки и ссоры из-за добычи, или поиски виновных практически закончились. Все тупо и упрямо шли.

Куда шли? – этого никто из нас толком не знал. Зато все знали откуда они идут. Они шли с войны. И это уже очень много значило.

(обратно)

МАЛЫШ

Следующие пару недель – мы с Наставником, провели в горах, в лагере Магов. Раньше я в горах никогда не бывал, и мне страшно хотелось походить по окрестностям, изучая местную живность и растительность. Но к сожалению это было невозможно, – нас держали в палатке, под постоянным наблюдением. Даже поговорить или обменяться мыслями мы свободно не могли, – настолько плотной была наша охрана. Они следили за нашими телами, слушали разговоры и мысли. И в любую минуту были готовы нас уничтожить.

А пока, мы с Наставником, Верховным и неизменной охраной, ежедневно вылетали в окрестные горы чтобы придумать как лучше всего использовать меня. Впрочем, вся моя работы была в том, чтобы передать часть своей энергии Наставнику, а уж он перебрасывал ее Верховному. Все это было жутко скучно, и я, под покровом моего «колпака», тихонько приглядывался к окружающим и размышлял.

Я впервые получил возможность изучать столько магов, да еще так сказать, – в естественной среде обитания. И если честно, – был сильно разочарован. – Раньше я думал, что все маги, или хотя бы большинство, – похожи на Наставника. Но почти все кого я тут видел, сильно ему уступали. И даже не в доброте, открытости и благожелательности. (Тут, как я с разочарованием убедился, маги ни чуть не лучше людей). Но и по магическим способностям, среди них не нашлось бы и десятка равных ему, – и это меня удивило. Большинство этих магов, лишь относительно неплохо владели двумя– тремя фокусами, а были и вообще, стоящие на уровне человеческих знахарей.

А главное я понял, в чем это мое отличие, про которое толковал Наставник. – Оказалось, – что все они, включая даже Наставника и Верховного – практически не умели брать энергию из окружающей среды. Ну, то есть, они ее оттуда брали, (откуда же ее еще можно брать?), – но делали это как-то невероятно глупо. Им приходилось часами, сидя в неудобных позах, буквально втягивать энергию в себя по капле. А потом прилагать неимоверные усилия для сохранения ее в своихорганизмах.

Даже Наставник или Верховный, не были способны как я, запустить в любую минуту руку в окружающий мир, и взять столько, сколько было надо. (И что самое смешное, – они даже не подозревали, что это можно сделать!!!). Конечно, Наставник, Верховный и еще пара десятков гвардейцев могли хранить в себе колоссальное количество энергии, чтобы творить действительно сложные заклинания, не беспокоясь при этом о немедленном пополнении запасов. Но и им приходилось посвящать накоплению энергии немалое количества собственного времени, (чем кстати оказывается и занимался Наставник каждое утро). И прорва этой энергии уходило лишь на то, чтобы сохранить этот запас в теле хозяина. По мне, та это было так же дико, как если бы живущий на берегу огромной реки человек, старательно собирал бы в ямках дождевую воду, и бегал бы целый день от одной ямки к другой, проверяя свои запасы, вместо того что бы просто черпать ее из реки когда ему надо и сколько ему надо. И все дело было в том, что они, вместо того что бы полностью открыться окружающему себя миру, – закрывались от него плотным коконом, под которым пытались хранить запасы своей энергии

Как же мне хотелось рассказать Наставнику об этом… Но из за жесткого контроля, под которым мы находились, мне приходилось молчать и слушать дурацкие разглагольствования Верховного.

– Конечно, – с довольным видом говорил он, после того как с нашей помощью испепелил небольшую гору, – этот твой живой амулет, очень мощная штука. Даже слишком мощная. Но эта мощь, плохо управляема….

– Что поделать, это же пробный образец. Я и сам обратил внимание что чужой энергией пользоваться тяжело и неудобно. Она не для «тонких» заклинаний. Зато ее много. А со временем, можно научиться пользоваться ею более умело. К тому же я надеюсь, что следующие образцы будут более совершенными.

– Жаль что у нас нет времени дождаться этих следующих образцов. Пока что этот твой…., не оружие и не инструмент, а просто здоровая дубина. Стыдно сказать, но работая с ним я чувствую себя каким-то младшим учеником…, только очень большого размера. Его энергию годиться только для очень простых заклинаний, для серьезной работы он бесполезен.

– Ну не так уж он и плох, – сказал Наставник весьма достоверно изображая обиду. – Просто ты пока не привык им пользоваться. К тому же его энергия идет к тебе через меня, что тоже дает свой отрицательный эффект. Но согласись, что даже просто «здоровой дубиной» можно наворотить больших дел, если правильно ей воспользоваться.

– Ну да, я могу перебить целую кучу людишек, или разнести какую-нибудь крепость, но…. Но против настоящих врагов она практически бесполезна. Правильно воспользоваться дубиной, можно только против того, кто и сам ничего совершеннее дубины в руках не держал. А против хорошего фехтовальщика она будет бесполезна. Скорее наоборот, чем больше и тяжелее будет дубина, тем проще ему будет против него выстоять.

– Если только не подкрасться к нему со спины, и не вдарить по затылку. Или можно показать противнику меч, а дубину спрятать …, ну на пример себе за спину, и огреть ею врага, когда он будет пытаться парировать удар меча.

– Ну это слишком грубые аналогии. Судя по которым, ты Отступник, никогда не держал в руках ни меча, ни дубины. Хотя идея ясна и может сработать. Но только один раз…. Ведь как только наши враги поймут чем мы обладаем, – они придумают как с этим бороться.

– Что можно придумать, – против такой мощи? – льстиво, и с почти не скрываемой завистью, спросил один из свитских магов.

– Для начала, – просто разбежаться в стороны и не попадать под удар. – Брезгливо глядя на льстеца, ответил Верховный. – Они откажутся от использования людских армий, (тем более что идея давно себя исчерпала), прекратят бессмысленное умножение недомагов, от которых больше проблем, чем пользы, (особенно если прекратиться возня с людишками), и вернуться к прежней тактике. Только теперь они будут действовать более отчаянно, а значит менее предсказуемо. И это уже создаст опасность для нас. Тогда уже и нам придется отбросить все лишнее, чему мы позволили прирасти к «днищу» нашей Школы, и все сведется к тому, с чего мы начинали пятьсот лет назад. А может быть даже и хуже.

– Но почему похуже? Ведь у нас будет оружие которое сможет……..

– Вот как раз которое сможет…. Вот только что именно оно сможет? Этого мы пока и сами не знаем, потому что пользоваться им толком не умеем. Зато наши враги будут знать про это оружие. Они не будут знать про его слабости, но зато увидят мощь. И эта мощь их напугает А слишком напуганный враг, – подобен зажатой в угол крысе. Если у тебя нет средства ее уничтожить, то связываться с ней…

– Оружие надо спрятать до тех пор….

– Эти «поры» наступят лет эдак…., (он оценивающе посмотрел на меня), через пять, а то и десять. За это время что-нибудь обязательно да просочиться даже через самую надежную охрану. И чем меньше просочиться, – тем больше они напугаются, и тем резче будет их ответ. А мы сейчас не в том положении, чтобы….. Вот такой вот, краткий разбор нашей ситуации. И тот, кто сам не способен до этого додуматься, – напрасно называется моим Советником.

– Но Верховный, – опять вступил в беседу мой Наставник. – Враг не знает, что ты…, мы не умеем толком пользоваться моим,… нашим оружием. Почему бы не нанести удар такой мощи, что бы это заставило их напугаться настолько…. Знаешь, ведь от страха иногда и умирают… . Ну эти то допустим не умрут. Но сильно задумаются, начнут волноваться, суетиться, делать глупости. В подобной мутной воде можно наловить немало вполне приличной рыбки. Тем более что прятать мо…, наше оружие все равно бессмысленно.

– Ну нанесем мы подобный удар. Прикончим какого-нибудь ИХ большого, вместе с шушерой что возле него крутиться и людишками, которыми он повелевает. Но Их еще останется несколько десятков, почти сотня, все равно больше чем осталось нас…. Конечно, – сначала они испугаются, но их первый рефлекс будет спасать собственные шкуры. Они разбегутся как муравьи в траве. И что нам останется? Глушить дубиной муравьев, – будет только дурак.

– Но дубиной можно разрушить муравейник, – возразил ему Наставник.

– После чего муравьи разбегутся в разные стороны и набросятся на человека с дубиной.

– Тогда надо сделать так чтоб муравьи собрались в одну кучу, желательно поплотнее и прибить разом как можно больше. А остальных дотоптать ногами.

– А что может собрать муравьев в одну кучу? – с насмешкой спросил Верховный.

(Мне хотелось сказать, что для этого надо использовать специальные запахи, – но моего мнения тут никто не спрашивал).

– Ну в нашем случае, – либо большая добыча, либо большая опасность.

– Вот и я об этом думаю, – с довольным видом глядя на Наставника, сказал Верховный. – Только нечего тут сидеть и болтать, давай-ка лучше уничтожим вон ту скалу.

Мы опять подлетели к довольно приличных размеров скале, и Верховный, за несколько минут превратил ее в пылающую головешку. А потом, глядя на оплавившийся камень сказал, будто бы самому себе.

– Чтобы заставить врага собрать все свои силы в одном месте, надо либо создать для них серьезную опасность, либо убедить что серьезной опасности подвергаемся мы.

На севере мы довольно глубоко вторглись в их земли. Если имитировать наступление на том участке, это их серьезно обеспокоит, поскольку создаст угрозу захвата их Старой Школы. А это место для них святыня, они бросятся ее защищать…. Но можно сдать им наш центр, – проиграв намечающуюся битву, а когда они бросят в прорыв максимальное количество сил…..

– Прости Верховный что вмешиваюсь, – но прорыв на севере состоялся уже много лет назад. И к этому времени они создали там такую линию обороны, взломать которую потребуется слишком много усилий. К тому же, если они после нашего удара дубиной, отойдут за эту линию, – топтать ногами нам будет некого. Скорее это нам наставят синяков.

– Тогда второй….

– Это тоже не выход. Подумай сам, бросишь ли ты все свои силы в одно место? Делал ли кто-нибудь подобное?

– В этом то и проблема, у меня есть мощное оружие, но я не могу его с толком применить. Конечно я легко мог бы выиграть следующее сражение, но что мне это даст? Гибель нескольких тысяч людишек? Но просто убивать людишек, это уже не актуально. Я бы вообще уже давно отказался бы от подобной тактики, но не хочется давать моим врагам никакого, даже самого малейшего преимущества. Да и распустить такое множество обученных владеть оружием человек не совсем благоразумно. Пусть уж лучше перебьют друг дружку. Так что, чтобы действительно победить в этой войне, – я должен добраться до моих основных соперников. И под этими «основными», я подразумеваю не несколько сотен обычных магов, а тех, кто действительно чего-то стоит и что-то решает. Таких всего несколько десятков, но собрать их всех, или хотя бы большинство из них в одном месте, – задача практически невозможная. А если я прибью лишь пару-тройку из них, это ничего не решит.

– Но ты наведешь на них ужас. Заставишь бежать, бросив все свои богатства, забиться дрожа от страха в самые уделенные уголки земли…..

– Опять ты за свое. А еще хотел занять мое место. Ну подумай сам, – что мне это даст? Подобный враг; – прячущийся, испуганный и озлобленный в десятки раз опаснее врага открыто принимающего бой. Вот уж когда твоя дубина будет действительно бесполезна. Чтобы расправиться с подобным врагом, нам нужен будет хирургический скальпель, а не твоя ужасная дубина.

– Но зато мы выиграем время. Да и богатства….

– Время. Да, его мы выиграем. Но недостаточно много. Сколько им понадобиться этого самого времени, что бы придти в себя? Полгода? Год? А может и того меньше. Ведь мы тоже не очень-то хорошо знаем, что именно они разрабатывают в своих мастерских. Может быть у них уже есть оружие способное поспорить с твоим….. А что касается богатства… Неужели ты еще настолько глуп Отступник, что считаешь будто эти богатства действительно чего-то значат для настоящего мага? Ну сам подумай, – зачем тебе земли, замки, золото и прочие драгоценные безделушки? Разве ты и так не способен созвать для себя все что тебе угодно?

– Ну я пока не способен. Хотя… Но если богатства бесполезны, тогда зачем мы….

– Людям и начинающим магам, – важен блеск побрякушек. Если бы не эти побрякушки, как бы мы убедили их умирать ради нашего дела?

– Но ради чего тогда…..

– Ради власти! Власть, вот единственное, ради чего стоит бороться. Все то дерьмо, которое ты называешь богатством, – лишь атрибуты власти. И чем опытнее и могущественнее маг, тем меньше он нуждается в подобных атрибутах.

– Но я тогда не очень понимаю…..

– Ради чего ведется эта война? Ради устранения тех, кто претендует на мою власть. Ради уничтожения тех, кто достаточно могущественен, чтобы встать между мной и тем, ЧТО ДОЛЖНО ПРИНАДЛЕЖАТЬ МНЕ! Те кто не желает подчиниться моей власти, – должны быть уничтожены!

– Но почему ты мне это говоришь. Ведь я тоже…..

– Ну ты мне пока не конкурент, и не скоро им станешь. Это во-первых. А во-вторых,– ты мне нужен, чтобы избавиться от моих настоящих соперников. В третьих, – твое положение настолько шатко, и ты так зависишь от меня, что я почти могу тебе доверять. Ну и в конце концов, – ты просто мне симпатичен, поскольку похож на того, каким я был много-много столетий назад. Так что может быть, еще через много-много столетий, когда я устану от своей власти, я передам ее тебе…. Может быть.

– Спасибо, это немного успокаивает и отчасти вдохновляет. А когда….

– Не торопись. Сначала нужно разобраться с настоящими врагами. А реального способа сделать это, я пока не знаю… Мне очень не хочется выглядеть глупцом, гоняющимся с дубиной за муравьями. И жалко упускать время, испепеляя скалы, когда с каждой минутой риск, что враг узнает мой секрет, становится все больше. Но я пока не вижу возможности достаточно сильно их напугать, или достаточно лакомого кусочка, чтобы заманить.

– А если попробовать удивить их?

– Как?

– Надо предложить им очередное перемирие.

– Сейчас! Так они тебе и поверят.

– Естественно. Они заподозрят подвох и попробуют переиграть.

– Но что мы им скажем? И в чем наша игра?

– Можно попробовать вариант моей старой «отмазки», – человеколюбие! Или скажем так, – «разумное миролюбие». Ресурсы для продолжения войны практически исчерпаны. Дальнейшее её продолжение, – приведет к уничтожению обоих Школ, а немногие выжившие, в качестве добычи получат гору головешек. Есть смысл остановиться, пока не стало поздно, и оговорить условия мирного сосуществования, поделить земли, ресурсы, договориться о торговле.

– Ну с торговлей это ты загнул, в это никто не поверит, хотя в остальном, – все вполне логично… Но я пока не вижу места для твоего изобретения.

– Мы предложим собраться в одном месте, для обсуждения всей этой лабуды, только Высшим Иерархам обеих Школ…

– На это они не купятся, а даже если и купятся, то будут держаться так настороженно, что вряд ли нам удастся не то что бы вдарить моей дубиной, но и даже замахнуться.

– …Тогда, мы предложим собраться только Высшим Иерархам обеих Школ… и двинем туда все свои войска. И когда я говорю все, – это означает все! Мы максимально оголим наши фронты, выскребем все уездные гарнизоны и вытащим из нор тыловых крыс! Пусть пытаются понять, зачем нам это нужно, и какие цели мы преследуем.

– Да уж, это их озадачит. Но что помешает им ударить нас в незащищенном месте?

– Придется рискнуть. Но даже если и ударят, – ты же сам сказал что земли, замки и золото, – это дерьмо, ненужное настоящему магу. Так что потерять некоторое количество дерьма, – потеря небольшая. Это во-первых. Во-вторых, – как бы ты сам поступил, если бы узнал что твой противник, по неизвестной для тебя причине стягивает все свои силы в одно место?

– Да уж, игнорировать это я бы не стал.

– И последнее, – местом переговоров, мы назначим Древние Могилы.

– Древние Могилы?! Почему там? Ты что-то узнал про Древние Могилы?!?! Этот твой…, он как-то связан с Древними Могилами?!

– Успокойся, он никаким боком с ними не связан. И ничего нового про Древние Могилы я не узнал. Насколько я знаю, – вообще никто ничего не знает про Древние Могилы. (Ну кроме баек и легенд, разумеется). И ни один из тысяч любопытствующих исследователей, – ничего необычного там не нашел. Но каждый маг знает это название. Сотни лет Старшие Ученики пугают младших, рассказами про Древние Могилы. И хотя никто не нашел там ничего магического, – легенда живет. А чем беспочвенней легенда, – тем более она живуча.

Мой план, – заключается в том, что услышав это название, они насторожатся, так же как ты сейчас. И подобно тебе, они вспомнят все старые легенды, рассказы и страшилки, связанные с этим местом. И не рискнут проигнорировать твое предложение. Так же как никто из «настоящих», не решится оказаться вдалеке от места, где может произойти что-то действительно важное.

– Да уж Отступник, – ты продолжаешь меня удивлять. Давненько я не слышал столь изысканно коварного плана. Сыграть на их, (да что там, – «на наших»), собственных страхах и предрассудках. Заставить построить замок на песке и бросить на его штурм все свои войска. Если ты протянешь еще пару сотен лет, – возможно из тебя и правда вырастет достойный меня приемник!

– И даже мое «предательство», не помешает моей карьере?

– Отступник, не прикидывайся наивным, – все носящие сейчас ранг Советника, когда-либо пытались предать меня.

– И почему ты не покарал их со всей строгостью, а поднял так высоко?

– Потому, что я Верховный Учитель нашей Школы. И можешь мне не верить, – но я думаю не только о себе, но и о дальнейшем будущем Школы. (Поскольку, по сути своей, – Школа это и есть Я). А если во главе Школы не будут стоять прожженные, циничные и жестокие интриганы, – то в нашем жестоком и страшном мире, этого будущего просто не будет.

– «В нашем мире»? – это «твой» мир, ты один из его создателей. Неужели твое творение перестало тебе нравиться?

– Почему же? – я от него в полном восторге. Мне в нем комфортно и радостно. Я так долго жил и творил в нем, что он принял мою форму и стал слепком моей натуры.

– Прости, – но твой слепок весьма уродлив.

– Знаю, – зато он мой.

– Тебе здесь никогда не бывает страшно? Одному, окруженному врагами и предателями?

– Я не жалею ни об одном дне своей жизни. Меня предавали, – я предавал еще больше и успешней. Я окружен врагами, – но они бояться меня. Я одинок? – это жалкая цена за ту власть и могущество, которыми я обладаю.

– Ты говоришь так, – потому что у тебя нет альтернативы. Ты пленник собственной власти и могущества. Да и знал ли ты иную жизнь? Жизнь, в которой есть любящая тебя семья и друзья. Люди которые будут преданы тебе, даже когда ты слаб и в беде? И не из корысти, а по любви?

– Нет, не знал, но я точно знаю, что всегда хотел именно власти и могущества. И шел к ним по головам, топча слабых, или полз на брюхе, когда на моем пути вставал сильный. Я ползал на брюхе до тех пор, пока у меня не накапливалось достаточно яда, и тогда я кусал пятку, которую до этого приходилось лизать. Все ради власти и могущества. И я их добился!!! И прежде чем я умру, а будет это еще не скоро, – добьюсь еще больше!!

– Зачем? Зачем драться за кусок, который все равно не сможешь проглотить? Не напоминает ли тебе это обыкновенную манию? Верховный, может ты просто болен?

– Прощаю тебе твою наглость. В конце концов, подобные мысли когда-то и мне приходили в голову. Я тоже сомневался, стоит ли то, чего я добиваюсь, того, чего лишаюсь.

Я ответил себе, – ДА. Каков будет твой ответ, – решать тебе. Но самое главное, – приняв решение, – принять и всю ту мерзость, которую, в нагрузку подкинет тебе судьба. И никогда не жалеть о принятом решении.

А что касается, – «Зачем мне больше власти и могущества?», – могу сказать одно. – Власть над десятком людишек, – не сравнить с властью над тысячами. Власть над тысячами, – с властью над десятком магов. А власть над десятком магов, не сравнить с властью над половиной магов всего мира, но и это не сравнить с властью над самим миром.

Ты верно заметил, – «это мой мир», мое творение, мой слепок. Даже когда я уйду, – Он останется. И как бы потом не старались пришедшие мне на смену изменить его, в нем навечно останется частичка моей сущности….. что ты смотришь, будто впервые меня увидел?

– Ну мне и правда кажется, что я вижу тебя впервые. Раньше я думал, что ты безумец, схвативший слишком большой для себя кусок, и не знающий что с ним делать. Но теперь вижу перед собой цельную натуру, сознательно творящую хаос и разрушение. Не знаю что лучше. Но второй вариант мне симпатичней.

– В таком случае у тебя еще есть шанс чего-то в своей жизни добиться. Подумай об этом.

– Хорошо. Но прежде чем ты назначишь меня своим приемником, – может стоит подумать, как сохранить мое наследство? Что ты предпримешь, когда мы разыграем нашу партию, и соберем врагов в одном месте?

– Ну это-то просто. Вначале столкнем обе людские армии. Пусть уничтожат друг друга.

– Зачем?

– Я ведь уже говорил, что эти вооруженные людишки раздражают меня уже сейчас, так на что они мне будут нужны после моей победы? – Они будут только помехой и источником беспокойства. Чем меньше останется после войны тех, кто умеет держать оружие в руках, тем крепче будет последующий мир.

– Логично.

– Потом я брошу в пекло младших учеников. Их задача, – героически погибнуть, прихватив с собой как можно большее количество младших учеников противника. Заодно это позволит выманить на поле боя Старших Учеников Врага. Ну против них мы бросим наших Старших…. Если грамотно все разыграть, то вскоре в зоне военных действий появятся и достаточно Большие Фигуры….

А когда они выползут из своих нор, – появлюсь я, и нанесу им максимальный урон. Думаю, – лишившись своей главной ударной мощи, – мой старый приятель, будет вынужден принять мои условия капитуляции.

– А почему ты не хочешь уничтожить его самого?

– Хотеть-то я хочу. Но на такую удачу не рассчитываю. Надеяться на то, что мой старый Враг подставиться под удар было бы слишком наивно. Надо быть реалистом.

– Но тогда какой смысл….

– Для начала мы уничтожим Школу. А потом уже можно будет заняться и отдельными ее представителями.

– Я вот тут подумал….А почему бы…. А может… не стоит торопиться с главным ударом? Может лучше бросить против Больших Фигур, кого-то равного им по мощи. Ну чтобы сократить общее число Больших Фигур? Лишние рты хороши когда есть кого грызть, а за общим столом, лишние рты помеха. Может даже стоит, согласно твоим принципам, – ударить в спину? Не думал об этом?

– Естественно думал. Но к сожалению добраться до моих Старших Советников, будет намного сложнее, чем до вражеских. Поскольку удара в спину, они опасаются куда больше, чем встречи с сотней врагов лицом к лицу. Нам и так достанется приличный кусок, – так зачем жадничать? Тем более, поверь моему опыту, при дележке добычи самый большой кусок получает не самый быстрый и жадный, а тот, кто сумеет выждать правильный момент и не побоится воспользоваться им.

– …….

– Отступник, почему у тебя такая рожа? Словно хочешь ежа выблевать, но сомневаешься, стоит ли. Если тебе есть что сказать, то говори, а не корчи мне рожи.

– Да вот понимаешь Верховный, пришла мне тут в голову одна заманчивая, но слегка безумная идея. А что если тебе вызвать на поединок своего…, старого друга, и прикончить его в битве, так сказать один на один…., а мы с этим вот, естественно поможем.

– Сомнительно, чтобы мой противник согласился на подобный шаг. Поединки один на один, это что-то из области древних преданий.

– А мы убедим его, что твой вызов это шаг отчаяния, предсмертная истерика. Надо только сделать так, чтоб он поверил, что битва нами безнадежно проиграна…, и тогда бросить свой вызов.

– Заманчиво, но только зачем мне идти на такой опасный шаг, и с какой стати мой главный оппонент пойдет на такой риск? Мы уже слишком старенькие для подобного мальчишества, если только его не оправдывает колоссальная выгода.

– Ну выгода будет немалая, во-первых, – ты устранишь своего главного конкурента. А поскольку никого, хоть сколько-нибудь равного по силам, больше не существует, ты становишься Единственным. И больше не будешь зависеть от всех этих Старших, Младших Учеников и Советников. И что они смогут вякнуть, если лавры победителя достанутся одному тебе?

– Ну, что вякнуть когда начнется дележка добычи они найдут, не зависимо от того насколько велик будет мой вклад в победу.

– Но осмелятся ли…. Если у тебя буду я, и он…

– И до конца своей бесконечной жизни, – я буду зависеть от тебя и твоего болванчика.

– Но это будет взаимная зависимость, ведь мне без твоей защиты не протянуть и месяца. Скажу честно, – я боюсь. Боюсь того что будет когда мы победим. Ведь все наши «соратники» начнут грызню из-за добычи. И меня загрызут одним из первых.

– Но ты же получил, мою Твердую Клятву…..

– Но где гарантия, что давая ее, ты не знал способа ее обойти? Или, – что не потратишь остаток жизни, чтоб найти этот способ? Но даже если все это лишь моя паранойя, – мое будущее все равно зависит от того, насколько я буду тебе полезен.

– Что ж, во всем что ты говоришь есть смысл. Но мне кажется, что в последнее время я слишком часто иду на поводу у твоих идей. И мне это не нравиться. Поэтому я никогда не пойду на схватку с таким сильным противником, имея за спиной тебя. Ибо, как я уже неоднократно говорил, – «Удара в спину, надо опасаться куда больше…».

– Что ж, я говорил что идея безумная. Ты сам заставил меня ее озвучить. А жалко, это было бы красиво…, и выгодно.

(обратно)

ПОЛТИННИК

Когда солнце залезло в самый зенит и стало припекать с изрядным ожесточением, – я, приметив уютный перелесок, – объявил привал. Все ввалились в спасительную тень и усевшись на задницы, почему-то стали ждать когда их накормят и обиходят. И мне опять пришлось пинками и уговорами заставлять их вспомнить про караулы, и обязанности дневальных.

Когда Их Величества ЭксСолдаты, соблаговолили отобедать и освежиться в тени деревьев, я с большим неудовольствием начал думать, как бы снова поднять их на ноги. Но тут ко мне подошел Аршинная Сопля с двумя другими молокососами, и объявил что их деревня находиться буквально, – «Вот за тем леском», и попросили дозволения распрощаться с отрядом. – Дозволение было дадено. Заодно была выдана равная доля общей добычи, которая включала часть отбитой вчера полковой казны.

По-правде говоря, – эти ребята неплохо разжились за несколько недель солдатской службы. Того что они уносили в своих мешках, вполне хватит на покупку приличного надела земли, лошадей и скотины. И еще останется на черный день. Может кто-то и скажет, – что за несколько недель, это пожалуй жирновато. Только уверен что этот кто-то, ни разу не прорывал вражеского строя, не слышал свист стрел, не чувствовал удара меча о свой шлем, и не лежал мордой в грязи, спасаясь от молний и огненных шаров. Так что Злыдень с ними, сопляки заслужили право на новое хозяйство и зажиточную жизнь, с избытком отработав каждую, позвякивающую в их кошельках монетку.

А в нагрузку к деньжатам, они еще и получили мое отеческое наставление, – «Держаться вместе по дороге домой, и по жизни вообще. Помнить про службу, войну и не растрачивать денюжки, и жизнь вообще, по-пустому». Отеческое наставление было напоследок по привычке усугублено не менее отеческими подзатыльниками, дабы моя командирская мысля глубже вошла в их юные головы.

Все это, и дозволение и добыча и наставление, и даже подзатыльники, были приняты с искренней благодарностью. (Похоже наивные ребята посчитали что это последние подзатыльники в их жизни).

Глядя вслед этой уходящей троице, я испытывал непривычные для себя чувства растроганности и почти умиления. Ведь это были первые за много-много лет люди, которые покинули мой отряд живыми и даже не покалеченными.

Как мне хотелось в тот момент, что бы все в их жизни сложилось хорошо и счастливо. Что бы ни знали они больше бед и лишений, а эти недели Войны остались бы для них страшным, но давно прошедшим кошмаром. Зато осталась бы дружба и чувство локтя и плеча того, с кем в одном строю шел на прорыв вражеского строя…..

МАЛЫШ

Толком поговорить с Наставником мы смогли только почти перед самым вылетом на поле боя. Когда из-за всеобщей нервозности, наша охрана на несколько мгновений ослабила свой контроль.

– Послушай меня Малыш, – начал он впихивать в меня информацию обильным и торопливым потоком. – И пожалуйста, выполни все точно так как я тебе говорю. Это очень важно и для нас, и для всего мира.

– А что вообще происходит Наставник?

– Ты уже конечно понял, что в этом мире идет жесточайшая война? Сейчас я тебе немного расскажу о том, почему она идет…., и еще о некоторых деталях. – Все началось очень и очень давно. Когда люди начали обнаруживать в себе способность к Магии, и начали развивать ее. Сначала каждый человек действовал сам по себе, по мере своих способностей и прилежания. Конечно, их результаты были весьма посредственны и многого достичь им было не дано. Но так, по крупице, за долгое, очень долгое время, заложились основы магии.

Потом старшие более опытные маги, начали брать себе учеников. И дело пошло быстрее. Ведь новичкам уже не приходилось наступать на те же грабли, что и их предшественникам. И знания собранные по крупицам за сотни лет, они могли получить почти сразу. В те времена и появились первые сильные маги.

Но настоящий скачок произошел, когда учителя начали объединяться для совместного обучения студентов. То, чего не мог дать один, давал другой, и их ученики за короткое время набирались куда больших опыта и знаний. Так и появились первые Школы.

Поначалу этих Школ было очень много. И все они были очень разными, как по методам преподавания, так и по видам используемой магии, и по целям ее применения. Кто-то предпочитал работать с животными и растениями, кто-то занимался медициной, кто-то преобразованием материи, погодой или изучал звезды, а кто-то выбрал войну и власть…

Первые Школы как правило, находились в городах, которым покровительствовали сильные и богатые властители. Может из-за этого, а может по причине человеческой натуры, но вскоре война и власть, – стали основными направлениями магии.

– Почему?

– Потому что возиться с растениями, пытаясь улучшить их сильные стороны, или защитить от болезней, – занятие долгое и трудоемкое, и мало чем отличается от обычного крестьянского труда.

Управление погодой, – требует больших энергозатрат и плохо окупается, поскольку всегда, кто-нибудь остается недоволен твоей работой. Один хочет дождя для своей капусты, а другому он мешает пойти на охоту. А шишки, – достаются магу.

А предсказывать погоду, в десятки раз сложнее чем управлять ею, – ты знаешь это на личном опыте. Возможно пройдут тысячи лет, прежде чем человечество научиться предсказывать погоду хотя бы на неделю вперед. Но боюсь и тогда, подобных магов никто любить не будет, а ругать станут за каждую ошибку.

Звезды, – слишком далеко. Превращение материи? – Хорошая штука. Но золото, намного легче отнять, чем создать. А отнимать, – это по части боевой магии.

Да и маг, способный испепелить молнией дерево, или стереть заклинанием гору, вызывает куда больше уважения, чем копающийся в земле червь, безумец ночи напролет таращащийся в небо, или шут доказывающий что это он сотворил дождь.

Вскоре и люди и маги поняли это. А те, в ком поиск истины и познание мира преобладали над жаждой власти, постепенно начали вымирать, в виду своей бесполезности.

Когда и из-за чего начались первые войны магов, – уже никто и не помнит. Может ради помощи покровителю в войне с соседом, или может сами Школы чего-то не поделили. А может просто, когда ты культивируешь в себе силу, у тебя появляется соблазн пустить ее в дело…. Но факт остается фактом, – они начались. И естественно, что побеждали в них самые жестокие и беспринципные Школы. Тот кто пытался проявлять благородство, честность и доброту, быстро становился жертвой предательства и вымирали. Но теперь, как ни странно, эти войны начали вестись за учеников. Ибо ради достижения победы каждая Школа пыталась добиться численного преимущества, поскольку о качестве, в условиях постоянной гибели учеников, не приходилось и думать. А так как в этих войнах пленных не брали, победа была единственным условием выживания.

И спустя примерно триста лет, в мире осталось лишь две Школы. Самых сильных, жестоких и безжалостных. Пока еще было кого захватывать, – они избегали прямых столкновений. Но как только мир оказался поделен примерно поровну, драка между ними стала неизбежной.

Дважды они схватывались не на жизнь а на смерть. И всякий раз обе стороны не добившись существенных преимуществ, были вынуждены заключать перемирие для восстановления сил. Но потом какому-то умнику пришло в голову использовать в этих войнах простых людей, подчинив их с помощью нехитрого заклинания и простенького амулета. Эти люди были нужны для единственной цели, – уничтожать население территорий, контролируемых противоположной стороной, чтобы той неоткуда было набирать новых учеников.

Вот тогда-то мир и превратился в ту клоаку, в которой мы существуем. Пока разборки велись лишь между магами, – они слабо затрагивали простых людей. Но теперь…, теперь весь мир стал костром, разожженным ради чьего-то тщеславия и жадности.

Но я сегодня, – попробую прекратить эту войну. Для этого я и стравлю в решающей битве оба враждующих лагеря, в надежде на то, что одна сторона будет уничтожена, а вторая обескровлена настолько, что не сможет продолжать боевые действия.

А если мне повезет, возможно, будут уничтожены оба лагеря. Хотя шансов на это ничтожно мало. Ты должен следовать за мной, продолжая вести нашу игру, а когда я скажу тебе, – немедленно переместиться на нашу поляну. Ты меня понял?

Только я собирался ответить «да», как почувствовал возобновление контроля. Я даже не успел кивнуть головой. Все общение, заняло ни много времени. Но оставило много тем для раздумий, и вопросов, на которые я так и не получил ответов. И все то время, пока мы перемещались куда-то на холмистую равнину и сидели, глядя как тысячи людей уничтожают друг друга, я пытался переварить эту информацию и разложить ее в своем мозгу по надлежащим полочкам. Но как только у меня начало что-то получатся, Верховный приказал Наставнику лететь за ним.

Мы полетели, я передал Наставнику колоссальное, даже для меня, количество энергии. (Кажется, Наставник часть ее использовал для разрушения защиты обоих магов, а все остальное, – просто бросил в ту кучу-малу, что получилась в результате их столкновения).

Мне хотелось посмотреть каков будет эффект от столкновения мощи Верховного, его противника и моих запасов, но выполняя приказ Наставника, – я переместился на нашу поляну.

И в тот же миг, мою голову взорвала вспышка боли.

(обратно)

ПОЛТИННИК

Спустя еще неделю, от моего отряда, включая меня, осталось лишь четыре человека. Все как-то внезапно расползлись кто куда. Одни уходили долго пожимая руки и перехлопав по плечам каждого остающегося в отряде товарища. Клялись в вечной дружбе и собирали обещания, – «Обязательно зайти в гости».

Другие, быстренько доложившись стремительно исчезали, словно стараясь как можно быстрее избавиться от этого кошмара, который мы так долго именовали Войной со Злом. А некоторые, вообще исчезали посреди ночи, не сказав никому ни слова, благо все что можно было поделить, уже было поделено в первый же день.

И теперь нас оставалось лишь четверо. Троим из нас, было некуда идти. Одноухий уже забыл откуда он родом, или постарался забыть. У Большого Шишки, просто не было места, которое он мог бы назвать домом. А про Куренка и так все понятно.

Для этих троих, отряд оставался последним прибежищем и единственной, оставшейся семьей. И теперь они делали все возможное, чтобы и эта семья не исчезла окончательно.

Я,в общем-то, был не против этих планов. Мне просто не нравилось, что они включили в эту семью и меня. И даже более того, – избрали главой и возложили на мои плечи очередной груз обязанностей и ответственности. А это было как раз то, чего я решил впредь, избегать любой ценой.

Уже некоторое время, путь наш пролегал по знакомой мне с детства лесистой местности. Иногда даже начинало казаться что я узнаю места, по которым мы идем. Хотя по моим расчетам, до моего родного дома было еще несколько дней пути.

Но в родных краях, я не был с тех пор как попал в Армию Добра, и если честно, не слишком точно представлял, где именно находиться моя родная деревня. А название «Приречная», как я узнал за долгие годы странствий, было одно из самых распространенных в мире. Расспрашивать немногих встречающихся по пути людей, я боялся, опасаясь быть отправленным в противоположную сторону. Так я и шел, повинуясь скорее чутью, чем знанию. Иногда, то ли сдуру, то ли по наитию сходя с основной дороги и двигаясь напрямую через лес. А вместе со мной шли эти трое, которых я в последнее время, начал воспринимать как обузу.

В тот вечер мы набрели на чудесную полянку. До того хорошую, что хоть время и позволяло прошагать еще часок-другой, мы решили устроиться на привал пораньше.

Искупались в ледяном от бьющих со дна ключей ручейке, с такой чистой и прозрачной водой, что плавающая в ней довольно крупная рыбешка, казалась парящей в воздухе. (Большая Шишка, немедленно наловил нам сытный ужин). А Куренок, бросившись ястребом, голыми руками изловил огромного, жирного зайца. Настолько непуганого, что даже оказавшись в его руках, он лишь недовольно сучил лапами и обиженно косил и без того косыми глазами. Так что ужин у нас сегодня получился роскошный.

Пожрав, лениво развалились на удивительно мягкой травке. Я хотел было задремать под нежный музыкальный шелест листьев. Но совсем другая мелодия, в который раз вторглась в мое сознание.

– Можно допустим, наняться куда-нибудь в городскую стражу, – заунывно затянул Одноухий. – А что? Харч, жалование, амуниция, – все на халяву. А работенки совсем немного; – постоял у ворот, разогнал там бузотеров кабачных, штрафы собрал, мзду в карман положил, и все дела. Живи не хочу! А можно к купцам пойти караваны охранять. Это конечно похлопотней будет, зато не так скучно, да и денег урвать можно поболее.

– Зато если пойти на службу к Благородному, это и почетней и шансов выдвинуться куда больше…, – в тон ему заголосил Куренок. Можно запросто дослужиться до начальника стражи, а то и до Управляющего Замком.

– Так ведь твой благородный, по ихней благородской манере, затеет свару с соседями, и тогда полетят наши головы, причем наши, – в самую первую очередь. – Подпел им Большая Шишка. – Нет, по мне лучше держаться от этих благородных подальше. Да и наняться к нему…, это еще суметь надо. Так он тебя запросто и возьмет в начальники стражи! Радоваться надо, если конюхами пристроиться удастся.

– Чё за хрень ты несешь? Да таких опытных вояк как мы, любой дурак с руками оторвет. – Немедленно вспылил Одноухий.

– Дурак, он может и оторвет. А умный, он на рожу твою разбойничью посмотрит, и башку тебе оторвет. А опытных вояк нынче…, через одного, толпами бродят.

– Так они толпами, а мы отрядом. Для настоящего отряда, да с настоящим командиром, дело всегда найдется.

– Это да, – наконец-то согласился Большой Шишка, – Если отрядом, да с командиром. Тогда да.

Эту песню, я уже слышал который вечер подряд. Поначалу мне даже было интересно следить за ее новыми куплетами и вариациями старых. В начале, – следовал запев, в котором они напоминали мне что вместе мы сила. А затем шли основные куплеты, ярко описывающие, что именно мы добудем с помощью этой силы, и как прекрасно заживем с добытым.

Забавно было как в этих мечтах проявляется натура каждого из певцов. Одноухий, как правило давил на богатство и удовольствия. Большая Шишка особенно отстаивал идеалы дружбы и сотрудничества, основное счастье видя в совместном безмятежном существовании, а Куренок упирал на честолюбие и власть. Но все они представляли наше будущее только в качестве солдат. Все мои слова о том, что я собираюсь забросить меч и доспехи далеко на чердак, (или подпол), моего будущего дома и заняться простым крестьянским трудом, – всерьез не воспринимались, и считались странной блажью, от которой, судя по всему, – мои вояки взялись меня излечить.

В начале лечение было сумбурным и бестолковым. Но потом Куренок смело взяв на себя роль заводилы, и четко прописал каждому, кому чего петь.

Вообще этот Куренок, в последнее время начал меня серьезно удивлять. Как-то довольно быстро он, из беспросветной сявки не имеющей права голоса, превратился в полноценного члена отряда, и даже стал потихоньку командовать ветеранами. И должен сказать, делал это весьма не плохо, проявляя ум, решительность и смекалку. Я даже начал подумывать о том, чтобы сменить ему кличку, на что-то более солидное типа Гусака, или Индюка. (Зваться Соколом, как он мечтал, у ему было пока рановато).

-…..Да что за радость, торчать в этих вонючих городах и замках. Свобода и воля, это куда лучше подневольной службы. – Горячился Одноухий. – Наемник, он ни от кого не зависит. Сегодня нанялся к одному, завтра к другому. Сегодня на север пошел, завтра на юг….

– Сегодня есть работа, а завтра лапу сосешь. Сегодня здоров, – всем нужен, чуть приболел и дохнешь как собака. – Подхватил Большая Шишка. – Оно конечно, кусок можно отхватить большой, но и риска что тебе чего-нибудь отхватят, еще больше.

– Зато кусок! Знаешь какой кусок случалось отхватывать наемникам? – Да многие из них уходили на покой сказочно богатыми, а иные даже захватывали для себя Королевства!

– Да, только на одного такого короля, приходятся тысячи безвестно сгинувших в мелких разборках. И никто теперь не знает, где их кости валяются, и имен не помнит. А стражник, если с умом дело организует, свой медный грошик будет иметь с каждой лавочки в городе, и на покой уйдет побогаче любого наемника. А главное, – живым!!!

Как это бывало уже не раз, эти двое увлеклись собственной песней, и пели ее уже не для меня, а для собственного удовольствия. Тугие кошельки, у них начали превращаться в груды золота, зажиточные хутора, в королевства, а сдобные сисястые купчихи, в сказочных принцесс.

– А я, все-таки считаю, что наниматься надо к Благородным. – Попытался вернуть их на землю Куренок. – Потому что якшаясь с быдлом, быдлом и останешься. А служа благородному сословию, получаешь шанс подняться до их уровня.

– Счас! Вот припрешься ты такой красивый в замок и сразу тебя блаародным назначуть. – ехидно ухмыльнулся Одноглазый. – Здрасте мол, уважаемый господин Куренок. Что же вы так долго к нам не шли. А у нас уж все душеньки истосковалися по вашей персоне!

– Нет, – рассудительно ответил на это Большая Шишка. – Благородным его никто не назначит. Его прям сразу в Ярлы позовут, скажут, – «Мол, у нас тут все Ярлы, какие-то задрипанные, да захудалые. Ну просто шваль какая-то, а не Ярлы. Уж окажите нам такую высокую разлюбезность, – примите должность. А то житья никакого без вас нету».

И высказавшись, оба заржали заливистым безудержным гоготом, аж с деревьев листья посыпались. А Куренок в ответ, залившись краской, втянул свою птичью голову в почти отсутствующие плечи, и откуда-то оттуда злобно прочирикал.

– Дурачье безмозглое, дальше своего носа не видите, и видеть не хотите. Сейчас, когда власть магов пропала, каждый Владетель снова станет сам себе господином, и начнет отрывать куски у соседей, что послабее. Так что войны будут вестись на каждом углу. Тут то Благородным и понадобятся верные, надежные люди. – Наемников они тоже конечно будут нанимать. Только чего жалеть этих наемников, ну их на фиг, в самое пекло. Чем меньше выживет, тем меньше платить. А своих, – своих надо беречь, холить и лелеять. Беречь и продвигать самых верных, надежных да толковых. А про торговлишку, пока все эти разборки не устаканяться, – лучше забудьте. Купчишки ваши, и носа из городов своих высунуть не посмеют.

– А вот, я о чем подумал. – Вдруг сказал Большая Шишка, причем на этот раз его голос звучал вполне серьезно. – Пока все эти безобразия будут твориться, – охранником быть дело и впрямь хлопотное и опасное. Может пока вся муть не осядет податься в разбойники и самим рыбку в мутной водичке половить? А потом можно и вохранники.

Они начали яростно обсуждать новую идею. Куренок был естественно против, а Одноухий колебался, взвешивая все за и против этого предложения. А мне вдруг стало безумно скучно все это слушать, и я встал, чтобы подтащить к костру новую порцию дров.

Последнее что я увидел, – смутный силуэт, то ли лешего, то ли еще какой лесной живности, а может просто обычного подростка, с нестрижеными, всклоченными волосами. Хотя нет. Обычным этот подросток точно не был, поскольку через мгновение с его руки сорвалась молния и попала мне точнехонько между глаз.

(обратно)

МАЛЫШ

Когда я очнулся, на нашей поляне никого не было. Поначалу это меня почти не обеспокоило. Но день закончился, прошла ночь, а Наставник так и не появился. Тогда я не выдержал и переместился обратно, на поле боя.

Тут творилось что-то странное, даже для мира этих безумных людей. На всем обозреваемом с высоты пространстве, тут и там виделись следы пожарищ, иногда еще не совсем погасших. Между ними носились толпы людей, они что-то оживленно обсуждали, ругались и дрались. Кто-то за кем-то гнался, кто-то убегал, потом возвращался с толпой и гнался за своими обидчиками. И конечно, – на всем обозреваемом с высоты пространстве, все убивали всех. Убивали просто, – долбя и тыкая друг друга своими железками. Убивали жестоко, – забивая жертву ногами или камнями. Убивали, – соблюдая какие-то странные ритуалы, которые назывались у них казнью.

Но мне, все эти дурацкие ритуалы были не интересны. Поэтому я подлетел к группке относительно спокойных человеческих особей, собираясь расспросить их о Наставнике. Они сильно оживились, и сразу схватили меня и связали. Я не сопротивлялся, чувствуя их страх. Решил что связав меня, они успокоятся и с ними можно будет поговорить. Но связав меня, они все равно не пожелали меня слушать, а вместо этого начали спорить о том, как именно меня надо убить. Вскоре вокруг нас собралась толпа советчиков. Одни сочувствовали тем, кто предлагал меня сжечь, другие отстаивали необходимость пробить мне сердце колом. А наиболее рассудительные всех успокаивали, и вполне разумно убеждали использовать оба способа сразу. Правда и эти чуть не подрались, решая что надо сделать в первую очередь, – пробить грудь колом, а потом сжечь, или сначала сжечь, а потом уже пробить грудь колом.

Самая малая группа спорщиков, робко высказывала мысль, что мне надо сначала отрубить голову, а потом уже пробить грудь колом и сжечь. Но их высмеяли, сказав, что если мне сразу отрубить голову, то потом будет не интересно пробивать грудь колом, не говоря уж о тот чтобы сжечь.

Пришлось залезать в их мозги, и там среди всякого мусора, дряни и грязи, добывать информацию о том, что Наставника они не видели, и даже не знают кто это такой. А еще они собирались убить всех магов.

Я только не понял, как именно они смогут это сделать. Но выяснять это мне было некогда, я уничтожил связывающие меня веревки и улетел.

Еще какое-то время я летал над этой кутерьмой, выискивая Наставника, или его следы, или хотя бы того, с кем можно было поговорить о Наставнике.

Но ничего из вышеперечисленного не обнаружил. Зато с некоторой грустью убедился что в этом бедламе магов не любит никто. В меня постоянно запускали разными предметами, вроде стрел или копий, бросали камни и палки. А однажды даже подтащили катапульту и попытались подманить меня на дистанцию выстрела. Идиоты!!!!!!!

Один раз, заметив знакомый плащ я подлетел к месту очередной казни. Меня правда удивило, что один из личных гвардейцев Верховного безропотно позволяет толпе людишек, примотать себя к оглоблям поставленной на попа телеге и обложить хворостом. – «Может это у него такой план? – подумал я. – Может, он подобно мне, разыскивает здесь кого-то, и тоже позволил связать себя чтобы не пугать толпу? Тогда есть реальный шанс расспросить его о том, что тут произошло после того, как Наставник пульнул энергией в обоих магов».

Но подлетев поближе, я вошел в контакт с этим субъектом, и меня постигло очередное разочарование. Это был обычный мародер, содравший плащ с трупа. Как и почему, такой сильный маг как гвардеец Верховного оказался трупом, мне выяснить не удалось. Еще пару мгновений, я постоял возле дурачка, укравшего для себя смертный приговор, пытаясь понять что делать дальше. Затем, (не столько из жалости, сколько разозлившись на почти сплошной поток стрел, которым меня, с почтительного расстояния осыпали казнящие), освободил дурака и перекинул на другой конец поля.

Больше, за целый день полетов над полем битвы и окрестностям, я ничего сколько-нибудь примечательного не заметил. Разве только что однажды, когда группка людей завидев мой полет, не стала бросаться в меня камнями и стрелами, а попыталась привлечь мое внимание призывными криками и размахиванием рук. – Заинтересовавшись, я спустился к ним. Но они вместо того чтобы нормально поговорить, начали зачем-то продавать мне свои души. Я так и не понял, зачем кому-то мог понадобиться такой дерьмовый товар, как души этих мерзавцев. (А о том, что они мерзавцы, можно было догадаться хотя бы потому, что обещая мне преданную службу, они в своих головах держали какой-то наивный план обмана). Впрочем, за свои души они просили не слишком много. И чтобы отвязаться от них, я сотворил столь желанную для них груду золота. Думал, – после этого они успокоятся и можно будет потолковать с ними о Наставнике, и о том, что тут произошло. Но при виде золота, людишки так обезумели, что даже прямое чтение мыслей стало невозможным. Так что, в конце концов я плюнул и улетел. А за моей спиной разгоралась очередная драка.

Когда солнце полностью скрылось за горизонтом, я вынужден был признаться самому себе что ни Наставника, ни любого другого мага, тут нету. Либо они отсюда удрали, либо были мертвы.

Но даже допустить мысль что Наставник мертв, я отказывался. Поэтому решил с завтрашнего утра начать прочесывать местность по более широкому кругу. А если и эти поиски не увенчаются успехом, прочесать всю местность отсюда и до нашей поляны. О том, что делать, если и тут меня постигнет неудача, я решил пока не задумываться.

Ночевать я отправился на нашу поляну, в тайне лелея надежду найти там Наставника. Хотя почему-то уже точно знал, что он пропал и найти его будет совсем не просто.

Ночь прошла тяжело и тревожно. Меня замучила бессонница. Такое со мной раньше не было. Даже когда я жил среди людей, или был в плену у Верховного.

Да и чего тогда мне было волноваться? – Ведь у меня был Наставник. Даже когда его не было рядом, я все равно знал, что он где-то есть, и обязательно придет за мной. Придет и решит все проблемы, объяснит непонятное, скажет что делать и как жить дальше. А в эту ночь, я чувствовал…, нет, я знал, что Наставник не придет на помощь, что теперь уже ему необходима моя помощь. А что я мог без него? Такой слабый и жалкий,..

Промаявшись всю ночь с подобными мыслями, к утру я был не в лучшей форме. Даже утренняя энергия не ободрила меня. Я чувствовал себя таким маленьким и ничтожным, а мир, с которым я остался один на один, был так огромен, загадочен и так пугал меня, что сильнее всего мне хотелось забиться, подобно зайчонку, в какую-нибудь незаметную щелку, сидеть там и дрожать.

Но я заставил себя пойти к ручью, умыться и переместиться на поле боя, которое я избрал отправной точкой своих поисков. Оттуда я начал курсировать широкими зигзагами в направление нашей поляны.

Ширина, охватываемого пространства, равнялась примерно нескольким дням пешего пути. И по моим расчетам, примерно недели мне хватит на выполнение этой задачи.

Только на третий день поисков, я нащупал хоть что-то обнадеживающее. Правда это был всего лишь прячущийся в чаще леса, совершенно незнакомый мне маг. Маг, с которым можно было обсудить происшедшее и может быть посоветоваться. Или хотя бы просто поговорить. Поговорить с кем-то, кто не станет меня убивать, продавать душу, или попытается от меня удрать. Поговорить с равным.

Но когда я спустился к его убежищу, он для начала изобразил какую-то искру, которая видимо должна была быть молнией. Затем, поняв что его молния не произвела на меня особого впечатления, этот маг попытался удрать. Он «переместился», на другой край поляны. На более дальнее расстояние видимо не хватило энергии.

Этот «подвиг» стоил ему таких усилий, что мне пришлось подпитать его свой энергией, чтобы он не умер раньше, чем я поговорю с ним. …И тогда, – он начал продавать мне свою душу. Просил тоже совсем немного, – свою жизнь. (Странно, если эта душа такая дешевая штука, почему все норовят ее мне продать)?

Поняв по старому опыту, что если предлагают надо брать, – я душу купил. Тем более что все равно не знал, что мне делать с его жизнью. Затем на правах душевладельца, принялся за расспросы.

-… Нет, никакого Наставника он не знал. …Да Верховного он конечно знал. Это главный Враг. Он возглавлял Школу, с которой его Школа воевала много лет. …Что произошло тогда на поле боя он видел. Но ничего не понял. Он, достигший лишь первой ступени, имел задание в составе своего звена, прикрывать левый фланг. Он конечно почувствовал, как два Великих вылетели на поединок. А потом произошла дикая вспышка боли, и он отключился. …В себя пришел только много часов спустя, когда оборзевшие людишки прикончив остатки его звена, принялись за него. …Его спасло лишь желание людишек «казнить его по всем правилам», вместо того чтобы просто убить, пока он находился без сознания, как они сделали с его товарищами. Но видно от шока, он забыл все чему успел научиться. И даже очнувшись, ничего не смог слелать для своего спасения. Лишь когда огонь начал обжигать кожу, дикая боль что-то в нем пробудила, и он переместился «куда-то сюда». (Бедняга даже не имел представления о том, где он находиться).

– Что он делает здесь? Да просто прячется. От кого? От всех. – От людишек, от своих Врагов, да и от бывших однокашников и учителей тоже…. Он только хочет что бы все оставили его в покое. … Что собирается делать дальше? – А что он может теперь собираться делать? Теперь у него есть Господин, и он должен делать то, что ему прикажут.

Я не сразу понял, что Господином, он называет меня. Потом хотел отказаться от такой великой чести. Сама идея показалась мне смешной и дикой. Но потом я вдруг вспомнил, слова Верховного о Власти. И решил попробовать, что же это такое, – Власть. Пусть даже и над одним магом.

Правда этот мой раб, – был, прямо скажем, жалкой добычей. Совсем мальчишка, почти без способностей, с мизерными запасами энергии. ….Он смотрел на меня несчастно-обречёнными глазами, в которых среди океана страха, лишь изредка проскальзывали искорки надежды. На что? – Как ни странно, – на меня. …На то что теперь я, такой сильный и страшный, взяв его в рабы, возьму на себя и заботу о нем.

Все правильно, – хозяин должен заботиться о своей собственности. Я конечно могу нагрузить его работой, наказать, если решу что он с ней не справляется, или наказать просто так, от скуки. Могу даже убить. Но пока не убил, обязан кормить, пусть даже и плохо, и одевать, – хотя бы и в лохмотья. И дать цель в жизни, пусть даже этой целью будет выполнение моих прихотей. … А что я мог дать ему?

– Чему тебя учили? – спросил я. – Что ты умеешь?

– Ну, у меня были способности к медицине, – запинаясь начал он. Потом словно бы что-то вспомнив, залопотал бойчее. – Я еще до Школы хорошо лечить умел. А в Школе, за два года прошел полный курс обучения у Старшего Наставника, и меня отправили в армейский лазарет, практиковаться. Я там стольких людишек на ноги поставил… .

Но потом меня отправили на курсы боевой магии… А тут я…. – опять начал он мямлить.

– Да уж, видел я твою молнию. Не впечатляет. Так же как и перемещение. А летать-то, хоть умеешь?

– Умею, – еще больше стушевался он. – Только высоты боюсь. Голова у меня сразу начинает кружиться и тошнит при этом жутко.

– Про трансформацию материи, даже и не спрашиваю. – Его виновато склоненная голова, подтвердила, что правильно не спрашиваю.

– Слушай, а что ты тут ел? – внезапно поразила меня догадка.

– Да листья…, корешки вот…., а тут в лесу ручей есть, а в нем рыба и… лягушки. Только рыба мелкая какая-то, и увертливая. А лягушек я есть побрезговал.

– Ну, ты и….., – поглядев в испуганные глаза, я не стал договаривать. – Это же лес, конец лета, да тут еды…..

– Простите Господин, – я в городе рос. Мне тут ничего не знакомо….

Да уж, – подумалось мне. – Купил душу по дешевке. Это же какое бестолковое существо мне на шею свалилось? Хуже человека. И что мне с ним теперь делать? – Бросить? – пусть сам выживает, как может? Уже как-то неудобно. Да и Наставник ведь меня не бросил, а я тогда был куда беспомощней этого!

Но если таскать его с собой такую обузу…. И дело даже не в энергии, ее у меня хватит на таскание целой армии таких неумех. Дело в том, что он будет отвлекать на себя внимание, которое мне необходимо для поисков Наставника. Вместо того, что бы все силы бросить на поиски, мне придется, часть их уделять этому…. Но бросить его здесь? Он здесь не выживет. Зашвырнуть его куда-нибудь в безопасное место? Интересно, а где такое есть?!

Я решил не оригинальничать, и поступить так, как поступил в свое время Наставник, – спрятать неумеху среди таких же как и он бездарных людишек.

– Ты пойдешь к людям, – сказал я ему голосом, не допускающим возражений. – Там ты прикинешься одним из них. И будешь ждать когда я приду за тобой. Все понял?

– Ага. – Радостно закивал он головой. – А в какую сторону идти?

– Я переброшу тебя к ближайше…., – внезапно одна мысль пришла мне в голову. – Я закину тебя в один город. Называется он, – «Город У Трех Дорог». Местечко на редкость паршивое, но если ты в городах жил, тебе может даже и понравиться. Там ты найдешь…, человека, которого недавно звали Хромым, а как зовут сейчас не знаю. – (Я показал ему образ Хромого). …Хромой, в общем то неплохой человек. – Продолжил я, – Скажешь ему, что тебя прислал Умник, и просит тебя приютить. Возможно Хромой, для начала надает тебе по шее, но скорее всего не выгонит.

Магией не пользоваться. И даже не упоминать ни о чем, что с ней связанно. Просто забудь что она существует на свете. Забудь о своей Школе и о том чему тебя в ней учили. Да и маг из тебя…. Короче, – сиди там, делай все что прикажут, забудь слово «людишки», и жди меня. – Все понял?

– Ага, – опять кивнул он головой. – Господин, а когда ты придешь?

Я и сам бы хотел знать на это ответ! Когда я приду? И приду ли вообще? – Жди меня … год, если через год, я не появлюсь, – можешь считать себя свободным и убираться куда угодно.

Поскольку я уже и так потратил на этого растяпу безумно много времени, – дальше я действовал без долгой болтовни и совещаний. Просто зашвырнул дурачка в лес за Мертвыми Хуторами. Вдолбив заодно в его голову путь к Трехе. Подумав немного, сотворил вместо его форменной одежды, обычные порты да рубаху, и швырнул в ту же точку пространства, в надежде что у этого несчастного, хватит мозгов переодеться в свалившуюся ему на голову одежду, а не убежать от нее в ужасе.

Следующие дни я бесцельно нарезал зигзаги над полями, холмами и лесами, все ближе и ближе приближаясь к своей поляне. Никаких следов Наставника, или просто чего-нибудь заслуживающего внимания я так и не обнаружил.

Изредка, я замечал небольшие деревеньки и видел фигуры бредущих куда-то людей. И пару раз, когда отчаяние побеждало мой оптимизм, я спускался с неба и опускался до разговора с этими….. Ответной реакцией как правило, были страх и злоба. Меня боялись. Меня ненавидели. А в мыслях этих…, людей, я читал, что если бы они и знали ответ на мои вопросы, – мне бы не сказали.

Один раз, достаточно большая толпа возвращавшихся домой солдат, попыталась на меня напасть. Только огромным усилием воли я сдержался и не прикончить их всех одной хорошей молнией, не превратить их в камень или…

– Стоп, – сказал я сам себе, – Так можно докатиться…. Ты же достаточно взрослый, что бы не обращать внимание на эту…. Забудь о них. Они не стоят твоего внимания. Они слишком тупы, чтобы понять такого как ты. Наставник бы не одобрил их убийства….

Был уже поздний вечер, почти ночь, когда я долетел до своей поляны. Еще издалека я почувствовал на ней чье-то присутствие. Но боль и горечь от осознания, что это было чужое присутствие, только усилились на фоне появившейся надежды. Когда же я понял, насколько чужое это было присутствие….

Наша с Наставником поляна была осквернена и испоганена человеческой мразью. Под моим любимым дубом горел их отвратительный костер. Ручей пропитался вонью их грязных тел, мягкая шелковистая травка, которую я растил и лелеял многие годы, истоптана вонючими ногами. А вокруг… Вокруг костра валялись кости и обрывки шкуры Моего Зайца. Того самого зайца, которого я знал еще зайчонком, с кем играл и о ком заботился. …Ласкового и глупого дурачка, хитрого обжору и неженку схватили, убили, ободрали шкуру, зажарили и сожрали эти….

Этого мои несчастные, измотанные нервы выдержать уже не могли. И когда одна из мерзких тварей поднялась от костра и уставилась на меня…, из моих рук, непроизвольно вылетела молния, и чуть не испепелила этого…. Если бы я в последний момент, не сместил прицел чуть выше, – его бы точно прикончило. А так, – сверкнуло над самой головой, хорошенько опалив морду. (Пусть скажет спасибо, что не попал на вертел, как мой заяц). Однако он все равно упал как подкошенный.

Потом мне стало стыдно. – «Наставник, этого бы не одобрил», – подумал я. Подошел к лежащему телу, воспользовавшись тем, что его сообщники затеяли в кустах какую-то возню, и насколько это было возможным, вернул его к жизни.

Но долго возиться со всяким…, мне было некогда. И когда я понял, что сволочь будет жить, – я убрался с оскверненной поляны. Убрался навсегда!

(обратно)

КУРЕНОК

Мы сидели у костра, обсуждая наше будущее. Основной целью беседы было ненавязчиво и незаметно убедить внезапно захандрившего Полтинника, бросить свою крестьянскую блажь и продолжать делать то, что он действительно умеет, – служить и воевать. А главное, – быть нашим командиром.

Но он почему-то вбил себе в голову, что должен жить мирной жизнью какого-то там паршивого крестьянина. Хотя любой, кто общался с Полтинником хотя бы день, сразу сказал бы, что из Полтинника крестьянин, как…, как из боевого пса, – дворовая шавка. Да и многое ли он помнит о крестьянском труде? Работал мальчишкой? Но сейчас он уже давно не мальчик, и крутить коровам хвосты в его возрасте уже не столь увлекательное занятие. А хотел бы я посмотреть как наш Полтинник, на равных говоривший с сотниками и даже тысячниками, станет гнуть спину перед каким-нибудь ярлом или бароном.

В общем, нам троим было абсолютно ясно, что эта его затея обречена на провал. Оставалось только убедить в этом его самого!

Но он уперся. Он не желал слушать никаких разумных доводов. Он смотрел на нас и словно не видел. Слушал и не слышал.

Как же это меня бесило! Как же хотелось подойти, тряхнуть за плечи, (а может и врезать, по внезапно отупевшей морде), чтобы хоть таким способом выбить из него эту блажь.

Ведь стоит ему уйти, и наш ставшей таким маленьким отряд, окончательно и бесповоротно прекратит свое существование. Стоит нам разойтись, и это будет конец. Конец нашей жизни. Жизни в отряде. Кем мы будем без отряда? – Два старых бездаря, и мальчишка-сирота. И все трое, – ничего в жизни не умеют, кроме как ходить строем, махать мечом, да закрываться щитом. Поодиночке мы быстро пропадем в бурном и страшном потоке новой, неведомой жизни.

Да! – нам было страшно. Очень страшно. Даже страшней, чем в любом самом страшном бою. Потому что там, конечно тоже страшно, но зато понятно. Все давно испытанно и хорошо известно. Самое страшное что могло там с нами случиться, это смерть.

А тут, нам угрожала жизнь! И как справляться с этой бедой мы не знали.

Весь наш страшный, жестокий и ужасный, но знакомый и понятный мир, больше не существовал. А что вместо него? – Я не знал. И никто не знал.

А поначалу-то нам казалось, что вот оно, ВСЕ, – полная и окончательная победа добра уже наступила, и дальше остается только почивать на лаврах победителей и наслаждаться счастливой жизнью. …Вот только с чего мы взяли, что это мы победили? И почему на смену ужасам рабства у магов обязательно должно придти всеобщее счастье?

Все оказалось совсем не так. Полтинник понял это еще в первые минуты Нового Мира. Но тогда мы его не слушали. Не желая верить, что этот удивительный новый мир, тоже может оказаться злым и жестоким. Но он таким и был. Особенно для нас. Тех, чьи дома, города и деревни уничтожила эта война. Кто уже давно позабыл откуда он родом или вообще, этого рода никогда не имел. Да. Таким людям было абсолютно некуда пойти. И таких было слишком много. Может быть даже большинство.

…Кто-то принимал приглашения своих товарищей и шел вместе с ними. Кто-то оседал на приглянувшемся, или просто подвернувшимся под задницу клочке земли. А кто-то продолжал брести куда глаза глядят в поисках того, чем бы заняться в этом новом для нас мире.

Но мало кто из бывших солдат владел каким-нибудь ремеслом. Оторванные от мирной жизни в ранней юности, почти детстве, они так и не успели научиться ничему полезному. А многие, подобные Большому Шишке, – никогда этому и не учились.

Но даже те кто умел зарабатывать на жизнь не только мечом, почему-то не слишком рвались бросить свое оружие и начать вкалывать с утра до вечера.

Долгие годы войны отучили людей добывать кусок хлеба нудным и тяжелым трудом. Свой кусок они получали либо на армейской кухне, либо брали сами.

Вот этим привычным способом, – «брали сами», они и воспользовались, когда армейские кухни исчезли, прихваченные из армии запасы закончились, а брюхо все так же продолжало требовать свою каждодневную пайку.

Но как оказалось, что если даже забыть, что немногие оставшиеся работать на земле крестьяне тоже люди, и грабить их хуже чем Врагов, – все равно на всех не хватит.

Не хватит ни хлеба, ни вина, ни одежды, ни корма для коней…., вот только что баб еще было вдоволь. Поскольку бабы и составляли большинство работающего населения.

Но хоть эти бабы и истосковались без мужиков, – прокормить всех желающих они не могли. Да и не собирались. Потому их никто и не просил, – все брали сами. И еду, и одежду и баб.

Те местности, которым не повезло оказаться на пути возвращающихся победителей, почти мгновенно превратились в пустыню. Еще более страшную и унылую чем те, что оставались после нашествия Врага.

Мы, наш отряд, шел в первых рядах этой возвращающейся домой волны. Но и нам довелось насмотреться такого…. Нет ничего хуже зверства безнадежно разочарованных в жизни людей. Так что наши радужные надежды скоро сменились страхом и неуверенностью. И мир, который еще недавно был нашей заветной мечтой, начал нас пугать.

Но во всем этом неведомом и пугающем мире, пока еще был один незыблемый и надежный авторитет, – Полтинник. Полтинник, который все знал, и всегда поступал правильно. Но теперь и у него съехала крыша, и он решил нас бросить.

Внезапно мои горькие думы, прервал сам предмет раздумий. Он встал, пробормотал что-то про дрова…, и в этот момент, из ближайших кустов вылетела огромная молния и вонзилась ему в лоб.

…. Поначалу мы все впали в какую-то прострацию. Поверить в это было невозможно. Как? Почему? Здесь, посреди леса, вдали от всякой войны и даже нормального человеческого жилья?

Потом у Одноухого, как самого опытного из нас, сработал рефлекс и он, мгновенно выпрыгнув из освещенной костром зоны, укатился куда-то в траву. Мгновение спустя и мы последовали за ним.

Несмотря на трагизм и дикость ситуации, Одноухий действовал хладнокровно и без излишней спешки. Прикрывшись щитом, он быстро, но осторожно двинулся сторону вражеской позиции. Мы, отрабатывая привычную «противомагическую» такику, столь же привычно заняли позицию «уступом», прикрывая его спину При таком построении нас было почти невозможно накрыть одним залпом, неважно чего, стрел, молний или еще какой магической, или человеческой гадости. Так у нас оставался шанс, что хоть один из нас, сможет добраться до врага и отомстит ему за Полтинника и за тех, кто погиб, расчищая путь к врагу.

Да, мы были полны решимости умереть ради него. Даже ради мести за него. Но добравшись до вражеской засады, никого не нашли.

Искать врага в темном лесу было бессмысленно, даже если бы это был человек, а искать в ночном лесу мага…. Даже наши отуманенные ненавистью и болью потери мозги, понимали насколько это бессмысленно.

Вернулись глянуть как там Полтинник? – Он больше напоминал обгорелую головешку, чем живое существо. Кожа на лице была спекшейся и абсолютно черной, а остатки волос на голове и подбородке еще дымились, распространяя тошнотворный запах.

Сдерживая тошноту, я приложил ухо к его груди и с удивлением услышал, как сердце Полтинника стучит слабым, но ровным звуком.

– Он жив!!!! – радостно воскликнул я, – Сердце еще бьется.

– Да уж, и впрямь еще жив. – Без особой радости, подтвердил Одноухий.

– Так бывает когда молнией харахнет. – Прибавил Большая Шишка, – Это навроде как если курице башку отвернуть, а она еще бегает….

– Курица, – это да. – Согласился Одноухий. – Я в детстве такое сколько раз видел. А что с Полтинником делать будем?

– А че, мы сделать то можем, – только могилу выкопать. Я думаю, как раз вон под теми березками самое подходящее местечко для могилки будет.

– Да, там местечко, вполне подходящее. Ручеек опять же рядом. Журчит. И землица мяконькая. – Слышь Куренок. Давай бери Полтинников щит. Мы будем мечами землю рыхлить, а ты выгребай.

– Не буду!

– Чего не будешь?

– Не буду я ему могилу копать! – голос мой сорвался на пронзительный визг.

– Чего ж ты такой гад Куренок. – С грустной усмешкой сказал Большая Шишка. – Полтинник, – он же о тебе заботился, уму-разуму наставлял, человеком сделал, а ты…., могилу ему брезгаешь выкопать.

– Да как вы можете……?!?! Ему … могилу… Вы же его друзья. – Стоявший в горле комок, не пускал слова наружу и они протискиваясь мимо него, становились какими-то скомканными и жалкими.

– А кто же еще могилу копать будет? Друзья друзьям могилы и копают, – навроде последнего подарка. Не враги же могилы копать будут, да и сама она не выкопается. Так что хватит дурить, – бери щит.

– Нет, – сумел я выдавить из себя очередную серию скомканных слов. – Полтинник еще жив. Хоронить его живым, я не позволю. Его лечить надо!

– Эх, – с какой-то непривычной для него мягкостью в голосе, тихо произнес Одноухий. – Этого-то я и боялся. – Только зря ты это…. Убиваешься так. Живьем Полтинника никто закапывать не будет. Дождемся пока помрет, тогда и похороним, как положено.

– Его надо лечит! – безнадежно и тупо повторил я.

– А ты…, лечить-то умеешь Куренок? Может ты Куренок, Великий маг? Так чего же ты раньше об этом молчал? Неужто стеснялся? – несмотря на произносимые насмешки, голос Большого Шишки, был так же полон горечи и тоски, как и мой. Ему было так же плохо, как и мне. Я чувствовал, что с гибелью Полтинника и в его душе образовалась страшная дыра.

Я не знал, что им ответить. Я не умел лечить и не понимал что делать. Я знал только что второй потери всех, кто был мне близок и дорог, – я не переживу.

…После той ночи, когда Враг пришел в наш замок…..

…Да, – я выжил. Или вернее выжило мое тело. А мой дух, – он умер. Он оживал только иногда, для того чтобы проклинать это мое тело за то что оно жило. Впрочем, жизнью это тоже можно было назвать весьма условно. Я не чувствовал голода, холода и боли. Мне было настолько все равно, что если бы меня не подобрали какие-то люди, я не протянул бы и недели.

Потом меня загребли в армию. И Знак, в какой-то мере дал мне необходимые для жизни устремления и желания. А когда Вербовщик походя бросил фразу о том, что в армии я смогу отомстить… Месть, – стала целью моей жизни.

И я жил, – ради мести. Пока Полтинник не дал мне новую цель, – жить ради отряда. Стать частью этого сильного и сплоченного организма. Быть частью чего-то большого, сильного и грозного. …Как мне нравились строевые занятия. Когда двигаясь в тесном строю, чувствуешь локти и плечи своих товарищей. И в какой-то миг, – перестаешь быть собой, забываешь про свои страхи, боль и тоску, и становишься…, чем-то большим, чем ты сам. Чем-то, с чем любой Враг должен будет считаться. …Отряд стал моей новой семьей. А Полтинник, – главой этой семьи. И этим было сказано все.

Спазм в моем горле распространился на грудь, живот и начал спускаться дальше к ногам. Сквозь эту странную боль, я услышал очередные обращенные ко мне слова Одноухого.

– ….Так что ты Куренок, брось дурить и бери-ка щит. Будем копать могилу, хорошую могилу, глубокую на пригожем местечке. Такую, чтоб ежели кто мимо пройдет и увидит, – позавидовал бы что не сам тут лежит. Наш Полтинник именно такую и заслуживает. А пока выкопаем, он глядишь и помереть успеет. А блажь свою насчет лечения брось. От таких ударов никто еще не выживал. Шансов на это еще меньше, чем на самокопающююся могилу.

Спазм, охватил мое тело полностью, и внезапно пропал, словно бы задавив сам себя. На смену ему, внезапно пришла поразительная легкость и странное ощущение силы и власти…, надо всем.

– Нет, – внезапно произнес чей-то незнакомый голос. – Вы не будете его хоронить. Полтинник жив, и до тех пор, пока в его груди бьется сердце, я запрещаю даже упоминать о смерти и могилах. – Этот незнакомый мне голос, выходил из моего рта. Но я слышал его впервые. Потому что никогда раньше, мне не доводилось говорить с такими властными интонациями. – Ты Одноухий сруби пару шестов, и сделай носилки. Большая Шишка, – принеси мне воды, а потом, быстренько собери имущество.

…Посмей я ляпнуть что-либо подобное еще пару часов назад, – мне бы быстренько, посредством хорошенькой оплеухи объяснили, что я не прав. И сейчас, кто-то сидящий где-то в самой глубине моей души, с удивлением смотрел как получив команду, эти двое ветеранов забегали, словно необбитые салабоны. Но я этому уже не удивился, – поскольку голосу, выходившему из моего горла, не подчиниться было невозможно.

И не только голосу. Во мне внезапно прорвалось что-то давно и настолько хорошо забытое, что я с трудом вспомнил то время, когда отдавать подобные команды, было для меня обычным делом. Моя спина распрямилась, подбородок задрался. И Большому Шишке, пришлось приседать и изгибаться, чтобы заглянуть мне в глаза снизу вверх. Впрочем, в тот момент у меня были более важные заботы, чем утверждение своего превосходства. Я опустился около Полтинника, и чистой тряпицей, смоченной в принесенной Большим Шишкой воде, осторожно стер с лица Полтинника сажу и копоть. Под ними оказалась потемневшая, но все-таки кожа, а когда я оттянул наверх лишенное ресниц веко, на меня уставился бессмысленный, но целый глаз. Я счел это добрым знаком, и наложив на поврежденную голову слой мха, обмотал все это тряпкой.

– Берись за ноги, на счет три, кладем его на носилки. – Приказал я подоспевшему Одноухому. Он подчинился, и мы переложили нашего раненого командира на средство транспортировки. – Большая Шишка, – что ты там возишься? Быстро собери барахло и догоняй нас. И не профукай в спешке отрядное имущество, – Полтиннику, это не понравиться.

Мне подчинились, молча и безоговорочно. Подчинились так, словно бы я всю жизнь ими командовал. Подчинялись с какой-то странной и болезненной радостью. Как потерявшая и вновь нашедшая хозяина собака, что изо всех сил пытается доказать новому хозяину, что достойна быть его собственностью. Мы побежали назад, к краю леса. Туда, где проходя несколько часов назад, видели небольшую деревеньку.

Но через несколько минут бега, – я приказал перейти на шаг, боясь растрясти раненного. Да и не хватило бы нас на несколько часов бега. Тем более ночью, по едва намеченной тропинке, да еще с таким грузом.

Тем не менее, продвигались мы достаточно быстро, постоянно меняя друг друга у носилок. И к утру, когда рассвет только едва наметился, мы подошли к жалкой деревеньке, стоящей в тени большого леса. Из всех перекошенных и наполовину вросших в землю домишек, я выбрал самый приличный и приказал занести туда Полтинника.

Вышвырнули из кровати, (слишком большой для нее), какую-то мелкую ледащую бабенку, и положили туда своего командира.

– Одноухий, – приказал я. – Пройдись по деревне, посмотри что да как, – сам понимаешь.

Он многозначительно кивнул, – «Мол, – сам понимаю!», и быстро вышел из избы. Я же приступил к допросу хозяйки дома. Бабенка оказалось безнадежно тупой, и что хуже, – болтливой. …Сообразив, что грабить и убивать ее не будут, и что даже ее девичья честь не пострадает, – дура начала во всех подробностях рассказывать истории своей жизни, деревни, окрестностей, а также попыталась изложить свои этико-философские воззрения на идеи Добра и Зла. Мне пришлось рявкать на нее, стукнуть кулаком по столу и даже разок приказать Большому Шишке, – «Пристукнуть гадину!», чтобы выяснить что, – «Да, в деревне есть знахарка. Она и скотину лечит и значит того, – роды принимает. А два года назад у ей, (у хозяйки значит, а не знахарки), на ноге…., на правой…, хотя нет, – на левой. Да что я такое говорю, точно на правой, выскочил….. Ой, сохрани Защитник, …– что же вы батюшки мои такие сердитые? Да вот как раз на той стороне, третий дом будет….. Там она и живет. А во втором дому, только напротив, когда она значит, еще совсем девкой была……».

Как только выяснилась дислокация знахарки, Большой Шишка повинуясь моему взгляду, (или собственному желанию, а вернее нежеланию слушать болтовню полоумной бабы), вылетел на улицу. Я же принялся обследовать Полтинника, не обращая внимания на разглагольствования хозяйки. Ее это впрочем не смутило, и она еще долго, со всеми мельчайшими подробностями рассказывала что-то.

Под слоем мха, кожа на лице, (или том, что совсем недавно было лицом Полтинника), за эту ночь нисколечко не изменилась. Она не смотрелась горелой головешкой, чего я опасался, была лишь слегка подкопченной.

Куда больше меня смущала не кожа Полтинника, (чай не девка, и рябым походит), а тот неприятный факт, что хотя дыхание и сердцебиение его были ровными, сознание в этом ровно дышащем теле отсутствовало. И если с открытой раной, или обоженной кожей, я бы еще мог придумать что сделать, то перед этим почти «здоровым» беспамятством, был бессилен. Мои грустные размышления прервал приход Большого Шишки. Он ввалился в избу, непривычно шумно, и с непривычно красной рожей.

Непривычно шумные звуки, неслись у него откуда-то из-под мышки, и при более тщательном разборе, оказались отборной матерщиной. – …Мелкая и довольно противная старушонка, вися под мышкой Большого Шишки, старательно излагала свое мнение о нем самом, его родителях, родителях его родителей, о троюродной бабушке внучатой тети двоюродной сестры его кузины, мамы его собачки, а также о родословной и специфических заболеваниях, характерных для клопов, кусавших его родственников. При этом старушка не забывала лупить Большого Шишку сухонькими, и от того особенно остренько-мосластыми кулачками, и пинать столь же неприглядными, но болезненными при ударе коленками и пятками.

Когда же он, повинуясь моему взгляду, опустил свою добычу на пол, она, нисколько не растерявшись, быстренько разобралась в табели о рангах и, не сделав даже секундной паузы, обратила свои речи ко мне.

Общей смысл речей сводился к тому, что, – «С какой это стати, этот ***************, осмеливается выхватывать пожилую, достойную и всеми уважаемую особу прямо посреди ночи, прямо из постели, и не сказав ни слова тащить куда попало, как какую-то кабацкую девку, которой, несомненно была его матушка. А еще ******************* *******************************************************************************************……. .

– ….. Стоп, – был вынужден прервать я этот поток, полный образных сравнений, непереводимых ни на один язык идиом, и простеньких, (на этом фоне) непристойностей. – Ты что мерзкая ведьма, не видишь что здесь раненный, которому потребна твоя помощь? И тебе, хотя бы ради уважения к своей профессии, стоит прекратить болтать языком и заняться делом, ради которого добрые люди терпят твое присутствие на земле.

Гнусная бабка заткнулась, с видимой неохотой. Она явно не исчерпала весь свой арсенал оскорблений и ругательств, и они распирали ее изнутри, желая вырваться на волю и обрушиться на голову Большого Шишки. Однако долг призывал ее заняться делом и она на время проглотив свою брань, подошла к постели Полтинника. Несколько секунд, просто стояла и смотрела на него. И за эти несколько секунд, в лице ее произошла разительная перемена. В нем появились серьезность, сосредоточенность и даже величие. Потом она приступила к своему делу, начав водить по телу Полтинника руками, и что-то бормоча себе под нос. Продолжалось это довольно много времени. И все это время, я и мои бойцы, не произнесли ни слова, не пошевелились, и даже казалось дышали через раз, боясь помешать работе. И даже идиотка-хозяйка, проникшись важностью момента, прекратила свою болтовню и вообще любое шевеление.

Наконец побледневшая, и словно бы выжатая старушенция, отодвинулась от Полтинника и полуохрипшим голосом сообщила; – Все что я могла, – сделала. Жить он будет…, наверное. Может даже и уродом не станет, – если повезет. Кожу заклинаниями да травами, восстановить можно будет. А вот как его в сознание привести, этого я уж извините не знаю.

А еще. – Тут до меня над этим вашим раненым поработал кто-то, меня покруче. Потому то, дружок ваш и жив до сих пор. Уж не знаю ребятишки, в какую вы историю влезли, но с такими как этот «кто-то», надо бы поосторожнее.

Она еще что-то говорила. Но ее уже никто не слушал. Мы подбежав к постели, осматривали и ощупывали своего командира. – Выглядел он намного лучше. Выглядел он прямо сказать, почти здоровым. Почти как обычный человек, только спящий. И казалось, что он вот…, вот прямо сейчас, – откроет глаза и пошлет нас как обычно, по делам и к Злыдневой теще.

На радостях, мы подскочили к бабке, и рассыпавшись в благодарностях и комплиментах, весьма высоко оценили ее талант врачевателя. Особенно старался Большая Шишка, пытаясь наверное загладить свою вину и наладить теплые дружеские отношения.

Бабка впрочем попалась не злопамятная, и растаяв под градом наших комплементов, передумала досказывать Большому Шишки подробности его рождения и особые обстоятельства способствовавшие его зачатию. И только бормотала что-то вроде, – «Вот так…, можно же и по-хорошему…. А то, – хватать, тащить…… Хамство это…. а я ведь….».

– Да ладно тебе бабушка. Да ты не злись на меня. Торопился я очень, волновался. Вот и того…. Хочешь, я обратно тебя на закорках донесу?

– А что? – и донеси Внучек! (знай она кем была бабка Большого Шишки, гордилась бы поменьше). В кои-то веки дуболом хорошее дело сделаешь. Да смотри не растряси. Аккуратно неси, с почтением. Чай не вязанку дров тащишь…

Лишней скромностью и застенчивостью бабуся явно не отличалась. Она лихо вскарабкалась на широкую спину Большого Шишки и изображая лихую наездницу начала покалывать его воображаемыми шпорами, подстегивать невидимой плетью и осаживать несуществующими удилами. Большая Шишка тоже мгновенно включившись в игру, начал бить копытом по деревянному полу, ржать и прядать ушами.

– Дети, – подумал я, – что старая, что малый, дожили до таких лет, а все лишь бы играться.

Мне же было не до игр. Мне, кажется вообще уже не до чего не было дела. Бессонная ночь и пережитые волнения, выжили из меня все силы оставив только одно желание, – спать. Этим я и занялся, как только добрался до широкой лавки.

Проснулся я в пустой избе, взмокший под теплым меховым тулупом, которым меня накрыл кто-то из моих соратников. (Хорошее слово, – подумал я, надо будет его почаще использовать. А то называть Одноухого и Большую Шишку, – слугами или солдатами, было слишком….., а называть их друзьями, – явное нарушение субординации. А слово соратник, это как раз то что нужно. С одной стороны, – подчеркиваем нашу близость и общность целей, а с другой, – держит на определенном расстоянии, не допуская панибратства).

Проснулся я в удивительно хорошем расположении духа. Словно все осколки, на которые была разбита моя душа, в эту ночь наконец-то соединились, образовав целостность. (А целое, всегда больше чем сумма составляющих его частей, – как говорил нам старый зануда препод в университете Большой Столицы).

Да и с какой это стати, мне продолжать психовать и переживать о чем-либо? Полтинник, должен вот-вот поправиться. Солнышко светит в окошко, поют птички. А я, – я кажется нашел свое место в жизни. … Так что все хорошо, а будет еще лучше.

Наполненный такими светлыми мыслями, я вышел на крыльцо и с него, потягиваясь и –позевывая, – оглядел окрестности. – Обычный двор, обычного деревенского дома, когда-то зажиточного, но пришедшего в запустение в связи с потерей хозяина. Пованивало свежевспаханной землей и навозцем, (значит скотинка кой-какая водиться). Легкий ветерок колыхал верхушки деревьев, сквозь кроны которх просвечивало восходящее солнце. (А может оно и не восходящее, а совсем даже наоборот, – заходящее, – подумалось мне). … А собственно, что об этом гадать? – Надо только сообразить где тут восток, а где запад, – и все само встанет на свои места. Так, значит шли мы с запада, потом повернули на север, когда обходили то озеро. В лесу свернули…., Полтинник сказал что свернув, мы пройдем напрямик и срежем путь…, а вот куда мы свернули я не запомнил. Но кажется в деревню мы вошли с того конца, а значит восток….

Устав думать, я поступил чисто по-командирски, спросив у подбежавшего с кувшином воды Большого Шишку. – Слушай, а сейчас что, – утро, вечер?

– Вечер, – ответил он мне, услужливо поливая на руки. – Хорошо поспал…. Нам даже будить …. тебя не хотелось.

А ведь он, тоже явно не знает, как меня теперь называть, и как вообще отнестись к моему внезапно поменявшемуся статусу. …Конечно, после моего участия в Большой Битве, последовавших за ней разборках и суете, – мой статус поднялся, если не до равного старикам, то явно куда выше обычного сявки. А во время нашего похода назад, когда я стал равным участником команды и имел равный со всеми голос. И пользовался им весьма достойно, давая иногда советы к которым прислушивался даже Полтинник, – так что мой авторитет существенно поднялся.

А вчера, после этого дикого и непонятного нападения на Полтинника… Когда все мы были в полной растерянности… И только я взял на себя ответственность за принятие решений, – онипризнали меня своим командиром. Признали вчера… – Но что будет сегодня? Был ли мой вчерашний статус шагом вперед по карьерной лестнице, или только временным состоянием, связанным с полной деморализованностью нашей команды?

Я-то чувствовал себя командиром. Командиром по праву. И уступать это право никому не собирался. (По крайней мере до той поры, когда не найдется более достойный кандидат на эту должность, например Полтинник). Но захотят ли признать за мной это право Одноухий и Большая Шишка? …А ведь эти ребята куда круче меня, почти во всем. Против такого как я, этим двоим даже оружие не понадобиться. Большой Шишка легко пришибет меня одним пальцем. А вздумай Одноухий поглядеть на меня своим «бешенным» взглядом, какой появлялся у него на поле боя, – я наверное просто умру со страху. Так что, наверное мне придется убавить своей командирской прыти и согласиться на статус равного. Не того последнего из равных, каким я был еще вчера утром, а…..

… НЕТ. После вчерашней ночи, – я уже никогда не соглашусь на статус «равного» с этими двумя! Ведь в конце концов, когда нас припекло по-настоящему, именно я вытащил этих двоих из дерьма, взяв на себя ответственность и право решать. И решения мои оказались правильными, свидетельством чему был лежащий в избе выздоравливающий Полтинник.

Да и до вчерашней ночи я не раз доказывал этим двум свое превосходство в уме и сообразительности. Что и не удивительно, ведь в конце концов у меня за плечами полтора года обучения в университете Большой Столицы, и если уж на то пошло, – я Благородный! А это означает, что роль вождя принадлежит мне по праву рождения!

И хоть в нашей компании, все это не давало мне права приказывать. …И пусть, – если им вдруг придет в голову усомниться в моем авторитете, вопрос решиться одним подзатыльником, после чего последует хороший пинок, который вышибет меня из отряда. – НО. Пока я сам не усомнюсь в своем Праве Командовать, – никто на свете не посмеет в этом усомниться! Поэтому никаких сомнений и уступок. (Даже Полтиннику? – спросил меня внутренний голос, но я предпочел его не услышать, чтобы не дать себе повода сомневаться).

А вообще-то Вождь, этот тот, кто куда-то ведет. И что б за ним шли, он должен обозначить эту цель. И цель эта должны быть достаточно привлекательной, чтобы за ним пошли…, даже на смерть! Надо будет это обдумать.

– Что в деревне, – спокойно? – спросил я отрывисто, как и подобало спрашивать командиру.

– Тишина, – никаких шевелений, все будто вымерло…., Одноухий, патрулирует окрестности, на предмет поиска…., – он сбился с официального тона. (Большая Шишка всегда был слабоват по части рапортов). Впрочем, я и сам догадывался на предмет чего он там патрулирует.

– Давно ушел?

– Часа два назад, обещал к обеду быть.

– А обед когда намечается?

– Да как Одноухий придет, так и….

– Это у нас теперь Одноухий решает?

– Так ведь… – окончательно стушевался Большая Шишка. – Да если надо, могу сказать, все ж давно в печи, только вынуть….

– Ладно уж, пока оставим этот вопрос. Прогуляюсь-ка я тоже по деревеньке, гляну на окрестности. Но сначала посмотрю на Полтинника.

К собственному стыду я вспомнил, что до сих пор так и не удосужился проверить как там командир? Проскочил мимо него, как мимо кучи тряпья. Нехорошо! Вернулся в дом. Окинул Полтинника своим новым командирским взглядом, и вспомнил, что разбираюсь в медицине как свинья в апельсинах. (У нас в Университете была кафедра агрономии и медицины, но шли на нее только самые бездарные дети купчишек и зажиточных ремесленников. Даже заходить в подвал, где она располагалось, было оскорбительно для моего статуса).

Хотя вроде как ничего нового…. Все так же как было ночью. Ровное спокойное дыхание, чистая, лишь немного прикопченая кожа на голове и лице, и начисто сгоревшие волосы.

– Надо будет потрясти старую ведьму, – подумал я, – пусть лучше лечит. А потом пошел прогуляться по деревне. Все равно тут от меня никакого толку. Но только вышел за ворота, – навстречу мне, из-за угла выскочил Одноухий. Сразу возникла дилемма, – то ли идти вместе со всеми обедать. То ли продолжать исследование деревню, дабы поддержать командирскую марку. Решил продолжать прогулку. – Пусть посидят на голодный желудок возле накрытого стола. – С мелочным злорадством подумал я. – Узнают тогда, кто здесь командир и кто определяет время обеда.

Прошелся по деревне. Ничего интересного. Обычная нищета, а местные предпочитают прятаться при виде вооруженного человека. Вернулся назад, поскольку дальше гулять было глупо. Да и жрать хотелось так, что вороны на верхушках тополей подпрыгивали и оглядывались, на бурчание моего пуза. Так что я решил быть не выкобениваться и идти за сто. Оба «соратника» уже сидели перед чугунком и мисками, но к еде еще не приступали.

Я с гордым видом прошествовал во главу стола, молча сел, и снял пробу из чугунка. – Ишь ты, с мясом похлебка-то. – Одобрил я. – И где только добыли?

– Еще утром тут добыл, Ваша Милость, – сказал Одноухий.

Интересно так сказал. Вроде как в шутку, а может и всерьез. Словно бы прощупывал меня, на вшивость. И взгляд при этом имел весьма нехороший. Неправильный взгляд имел он при этом. Не так должен смотреть подчиненный на начальство. Он явно хочет прояснить обстановку, учинив небольшой конфликт.

– До ночного лагеря, добежать не догадался? Посмотреть при белом свете, что там творилось? – нейтрально спросил я его, всячески изображая будто меня интересует только его ответ. (Хрен тебе, а не конфликт. Конфликт будет тогда, когда я решу его устроить).

– Не добежал. – Буркнул он. –Туда же полдня бежать. А я всю ночь не спавши.

– ……………… – Промолчал я.

– Да и что там сейчас найдешь? – Начал горячиться он. –Маги следов не оставляют.

В ответ я продолжал молчать, сочувственно кивая и всячески изображая понимание. Это сбивало его с толку и заставляло оправдываться. А тот кто оправдывается, – не способен нападать.

Наконец у него иссякли аргументы и он замолчал, отдав инициативу мне. А я спокойно погрузил свою ложку в миску с похлебкой и начал с удовольствием лопать.

Последнее время, я удивлялся уже не тому, что мне подчиняются, а тому как ловко я подчиняю себе, как читаю мысли окружающих, манипулирую их поступками и побуждениями. Откуда это во мне? – … Конечно раньше, в доме отца, я приказывал слугам. И естественно, что они выполняли мои приказы. Но тогда мне и в голову не приходил вопрос, – «Почему они это делают? Имею ли я на это право? Что чувствуют слуги при этом?». Я просто приказывал, считая само собой разумеющимся, что мои приказы будут выполнены. Но тут было совсем другое. Тут было …., – не знаю…., наверное, это было чувство настоящей власти. Той, которую получаешь не как сын своего отца, а зарабатываешь своей силой, волей и способностями. И МНЕ ЭТО НРАВИЛОСЬ!

Когда ложки начали стукаться по дну миски, – я отложил свой рабочий инструмент, не забыв однако, небрежным жестом разрешить продолжать трапезу.

Вид мой стал сосредоточен и задумчив, как и подобает лидеру. Я МЫСЛИЛ!

Осознав насколько серьезный и явно великий процесс происходит в моей голове, мои соратники тоже прекратили жрать. Сделали они это правда только после того, как миски были начисто выскоблены.

Но я этого вроде как не заметил, поскольку пребывал в глубоком раздумье. …Чтобы соратники не заподозрили, что я просто закемарил, обожравшись, – я чертил на столешнице какие-то схемы и складывал из крошек и мелких костей непонятные, (даже для самого меня), построения.

Добившись нужного накала внимания, я небрежно смахнув все свои творения на пол, поднял голову и сказал. – Не знаю как вас, а меня сейчас в первую очередь волнуют три вопроса. Первый, – как можно помочь Полтиннику? …Случайно ли он попал под эту вчерашнюю молнию…?

– А что ж. Разве ж могло быть… что бы? – перебив меня начал мямлить Большая Шишка.

– Я не знаю. – Веско ответил я ему. – Меня только смущает, что Полтинник был первым человеком распознавшим козни врагов, первым, кто сбросил с шеи их ярмо, и именно его, посреди дремучего леса, настигает молния мага. Случайность или месть?

Вот ты, Одноухий, – внезапно повернулся я к нему всем корпусом. – Ты солдат опытный, немало повидавший и знавший Полтинника много лет. Что ты думаешь обо всем этом?

– Да я и сам всю ночь и весь день над этим голову ломаю. Война в этих краях уже давно не велась. (Я специально у местных спрашивал). И нарваться на случайную засаду, или вражеский отряд вроде шансов маловато. Да и магам, по-хорошему вроде здесь делать то нечего….

– Почему?…. Почему ты считаешь, что магам здесь делать нечего?

– А чего им тут делать? Край бедный, одни леса, да деревеньки вроде этой. Все сколько-нибудь стоящие города, – они дальше к югу. Там и богатства, и власть и…. Там короче все, что маги любят. Я так думаю.

Вот-вот. – «Я так думаю». Все мы про магов, только что-нибудь думаем. А что знаем? – Вот это-то и есть мой третий вопрос. – Кто они вообще, – эти маги? Как творят свое мерзкое колдовство? И по какому праву считают, что могут помыкать нами как скотиной? – мой, вначале спокойный голос, постепенно усилился, и к концу фразы уже…, нет, не гремел, но был насыщен такой энергией, что даже наша хозяйка вылезла из-за печки и уставилась на меня с открытым ртом.

– Да разве узнаешь. – Миролюбиво заметил Большая Шишка. – С нами они не больно-то болтать любят. Так что спросить не у кого.

– Спросить всегда есть у кого, – вступил в беседу Одноухий, – Надо только поискать хорошенько.

– Ага, нашел один такой. Искатель. – Станет он с тобой разговаривать.

– Со мной, – станет! – ухмылка на лице Одноухого, и взгляд его глаз, почему-то заставляли верить, что с ним разговаривать станут.

(Ох, и боялись же мы салаги, этого взгляда. Было в нем иногда, что-то абсолютно бесчеловечное, и в эти минуты, казалось, что на тебя, из каких-то адских глубин, – смотрит сама жестокость).

– Ну так найди, и спроси.

– И найду!

– Найди. Только где?

– ……. За тридевять земель пройду, а найду!!!!

Энтузиазм Одноухого мне нравился. И этот его взгляд, – сейчас тоже мне нравился. Потому что сейчас его глазами смотрел не старый, матерый волчара, размышляющий, – «А не схарчить ли мне этого наглого, возомнившего о себе волчонка. Нет, это был взгляд хорошего боевого пса унюхавшего врага. А у такого пса есть только одни враги, – враги его хозяина. И только одна цель в жизни, – рвать в клочья врагов своего хозяина. А кто нынче его хозяин….?

– Ну, за тридевять земель конечно можно сходить. Только для начала лучше хорошенько по сторонам посмотреть. Нет ли кого поближе.

– Да кого мы тут то найдем? – удивленно спросил Одноухий, с надеждой глядя на меня.

– А вот тут у нашего Большого Шишки, недавно завелась очень интересная родственница. До того интересная, – что он ее все время на руках носит. – Я в упор посмотрел на Большую Шишку, заставив его вздрогнуть. – Если догадался, о ком я. – Будь любезен, принеси!

Тот мгновенно сорвался с мести и вылетел в открытую дверь. А я остался один на один с Одноухим, явно пребывавшем в некоторой растерянности. С одной стороны он еще толком не остыв, оставался моим боевым псом. Но с другой стороны, в глубине его души опять начал пробуждаться старый матерый волчара.

– Жаль, очень жаль, что ты так и не удосужился осмотреть ту поляну. …Предпочел мясцом разжиться, а долгом пренебрег. – Я не обвинял. Я констатировал факты.

– Так ведь…., – начал было он свою старую песню. Но я его прервал. – Без жратвы, мы вполне могли бы обойтись. А вот сведения, – они для нас были бы бесценны!

– Но ведь…

– Прости конечно, – возможно набитое брюхо, для тебя важнее чем жизнь Полтинника, – мой голос набирал силу, – ведь в конце концов он всего лишь твой старый, преданный друг и командир, десятки раз вытаскивавший тебя из лап смерти. – (Хотел конфликта, – получи). – Но впредь, если ты конечно намерен оставаться в отряде, будь любезен ставить долг на первое место, а брюхо на второе.

Мои несправедливые обвинения, усиленные чувством вины, разбудили наконец в нем неконтролируемую ярость. (Я читал в его душе, словно в книжке!!!!!!). – Он вскочил, и впившись в меня своим страшным взглядом, зарычал что-то вроде; – Да как ты смеешь? Да кто ты такой?

Еще вчера, увидев этот обращенный на меня инфернальный взгляд, я наверное просто рухнул бы без чувств. Но это было вчера. А сегодня этот взгляд мог бы принадлежать, да хоть самому Злыдню хозяину Ада, – я его не боялся.

Проклятье! Да сегодня я чувствовал в себе такой подъем и такие силы, что мог бы затушить адское пламя одним плевком. Так что Одноухому, с его трижды ужасным взглядом нечего было и думать тягаться со мной.

Я в свою очередь воткнул в него свой, полный силы и презрения взгляд и почувствовав нужный момент, влепил пощечину. Смачную и звонкую.

Этого он не ожидал. Попробуй я ему врезать кулаком или, (еще хуже), рубануть мечом, – он бы среагировал мгновенно, не оставив от меня даже мокрого места. Но пощечина…, вот чего он абсолютно не ждал. Да и знал ли он вообще, – что это такое? Получал их раньше?

Удар кулаком, – может вырубить тебя. Ты даже не почувствуешь боли, замертво рухнув на пол. И только потом очнувшись, выплюнув выбитые зубы и стирая кровь с разбитых губ, задумаешься…., о жизни, о мести, о том как подстеречь, устроить хорошую засаду…. В общем, – реагируешь по-мужски, на обычную мужскую ситуацию….

А вот пощечина. Есть в ней что-то для обычного мужика ненормальное. Это скорее демонстративный акт презрения и превосходства воли над грубой силой. Легкая боль, и отдавшийся в ушах звон пощечины, останавливают получше любого удара кулаком, заставляют задуматься…, о том, кто же ты такой, что тебя даже не удостаивают нормальной зуботычины. я впервые на себе почувствовал что такое хорошая пощечина, когда….. . Впрочем не будем обо мне.

Вот и мой дорогой Одноухий задумался. Сначала в его замечательных глазах бешеной собаки появилось непонимание, затем растерянность. Спустя некоторое время, все произошедшие события и изменения как то утряслись в его голове, разобрались по старшинству, и заняли подобающие места. Он осознал и принял произошедшие перемены, и обрел четкое понимание своего места в нашей, пусть небольшой, но весьма перспективной стае. И в этот момент я понял, – теперь мне неважно кем будет Одноухий, – волком, или волкодавом. Потому что теперь, отныне и до тех пор, пока я сам не дам слабину, – Я буду его вожаком.

И он это тоже понял. И легко смирился с этой участью. Потому что всегда, всю свою жизнь кому-то подчинялся. Привык подчиняться и в глубине души никогда не хотел быть вожаком. Я понял это. Понял по его глазам, или как-то еще. Но понял.

Но тут, наше краткое, хотя и весьма занимательное выяснение отношений, прервал приход Большого Шишки, со своей неизменной бабкой под мышкой.

…Кажется бабусе не нравилось ездить под мышкой Большого Шишки. …И вполне возможно, что она очень хотела поведать об этом всему миру. …И может быть поведала бы. Если бы Большой Шишка, помня предыдущие перлы ораторского мастерства, изрыгаемые бабкой, не заткнул ей рот своей здоровенной ручищей. Поэтому старой ведьме пришлось ограничиться арсеналом мимики и жеста. Весьма впрочем ограниченному, поскольку жесты сводились к тумакам по разным частям большого Шишкинского тела, а мимика кажется символизировала бабкино желание прогрызть ладонь, закрывающую дорогу ее свободолюбивому гласу.

Некоторое время я любовался на эту сцену. Затем жестом приказал опустить бабку на пол. Взъерошенная и слегка помятая бабуся вздыбила шерсть, выгнула спину и видимо собралась прошипеть что-то очень нехорошее и обидное для всех нас. Но я оборвал ее.

– Молчать! – приказал я ей ТЕМ голосом, которым некоторое время назад, привык повелевать. – Кажется ты чем-то недовольна? ….Да? Странно! Потому что я тоже недоволен тобой.

– ………– попыталась было что-то сказать старуха. Но я ей опять этого не позволил.

– Молчать!!! Некоторое время назад, твоим заботам был поручен лежащий здесь больной. И в чем проявилась твоя забота? В том, что ты бросила его одного? А сама убежала дрыхнуть в свое ведьминское логово? Ну что ж, если ты так относишься к своим обязанностям, – мне придется сменить лекаря. …Убей ее! – приказал я Большому Шишке, искренне надеясь, что у него хватит ума не приводить мой приговор в исполнение. (Впрочем, как я убедился, дураком он не был, а даже напротив, частенько умудрялся удивлять даже хорошо знающих его людей).

И тут он тоже не оплошал. – Медленно и неторопливо его знаменитый меч начал покидать ножны…. Не знаю где и когда он его достал. И почему никогда не говорил об этом. Но этот меч был чем-то вроде легенды не только в нашей полусотне, но и во всем тумене, вызывая удивление и восторг своими размерами, даже у опытных вояк. (Сколько баек порассказали нам в отряде про этот меч!).

И сейчас, все внимание присутствующих, приковало к себе это неотвратимо ползущее лезвие. С хищным металлическим шипением, выползало оно из ножен, отбрасывая солнечные зайчики на стены избы. Наконец эти долгие и мучительные, (кое для кого), мгновения закончились. Меч был вынут, и со страшным лязгом опущен острием клинка на деревянный пол избы. Его гарда оказалась где-то примерно над бабкиной головой. А в широком, хорошо отполированном лезвии появилось искаженное страхом и кривизной поверхности отражение старушки, в полный рост.

…Тут главное, что бы бабка со страху язык не проглотила, или того хуже, – совсем бы не окочурилась. – Подумалось мне. – Пора пожалуй, бросить ей соломинку. – Что ж…, – сказал я зловещим голосом. – Если кто-то предпочитает валяться, пренебрегая своим долгом, – она получит шанс вдоволь поваляться в могиле…..

Ключевым словом здесь было, – «если». И мои бойцы это смекнули. И бросились умолять меня, – «Простить деревенскую дуру», «Пожалеть полоумную знахарку», особо упирая на то что, – «Тащиться по такой жаре за новым лекарем…., а тут уже…, вроде как. И не извольте беспокоиться, – она исправится!».

Что ж, – сердце мое не камень, – я простил. Простил, но не совсем. Ясно дав понять, что это пока только отсрочка приговора.

– Прежде чем я приму окончательное решение. Я должен убедиться в твоей компетенции. Какую Школу магов ты закончила?

– Да оборони меня Защитники, батюшка. Да какая такая еще прости ты там Школа? Да у меня и мамка и бабка, и до нее еще ее бабка и…., без всяких Школ лечить умели. И меня с малолетства к семейному делу прижучивали. А вот значит, моей двоюродной тетки племянница, так та вообще….

– Короче! Для того чтобы понять, что ты потомственная ведьма, и все твои предки были не лучше, – достаточно просто взглянуть на тебя! Не говоря уж о том, что бы послушать. Но ведьмовская родословная меня мало интересует. Я спросил тебя о том, где ты училась колдовать? И какова природа твоего колдовства?

– Так ведь я о чем и говорю, мамка бабка и…..

– Понятно, – семейное обучение. Негусто. Да ты хоть одного настоящего мага в жизни видела?

– А как же, видела! Правда давно это было. Я тогда еще совсем девкой была. Мы как раз из родных-то краев от Врага драпали. Ох и тяжко-то было как, жрать нечего, зима на носу, а у нас с братишкой-то и одежи почитай никакой, а …..

– Меня не интересует история твоей жизни, поближе к магии…

– Так я о чем и говорю. Мы тогда как раз под Дурным Городишком лагерем стояли. Нас таких с тыщу было, а может и с десяток тысяч. Бабы в основном, да детишки. И вот гляжу я, идет…, сам то махонький и плюгавенький, в смысле фигуры, а силищи в нем…, –страшное дело. Я это сразу-то почуяла, у меня ведь и бабка и мамка….

– Чей-то ты бабка завираешь, – прервал ее Большая Шишка, гордо вытягиваясь во весь свой немалый рост и расправив могучие плечи, – Это как же так, – сам махонький, да плюгавенький, а силищи, – страшное дело… . Откуда силища-то взялась?

– Дурак ты милочек. Та сила, которой ты почтенных старушек, как кули с мукой тягаешь, это и не сила вовсе, а так…, – дурь пустая. Много тебе от нее пользы? Еще с десяток другой лет покичишься, а что потом? Станешь развалиной, и будут тебя до ветру на руках носить. – Не могла удержаться от подкола старуха. – А у того мага, – сила была истинная. На той силе весь мир держится, все живое ей дышит…

– А откуда она берется?

– Откуда откуда, – отовсюда! Я же сказала, – сила эта везде, на ней мир держится. Только не всякий может той силой попользоваться.

– Стоп. – Прервал ее я, уловив некое несоответствие. – Ты же говорила, что эта сила есть во всем, тогда почему нормальные люди ей не могут воспользоваться?

– Эх сынок. – Грустно вздохнула бабка. – Почему не могут? Могут? И пользуются. Живешь, дышишь, – значит пользуешься…. Только один меньше, – так чтоб только самому не помереть. Другой побольше, как я например, – и сама живу, и с другими поделиться могу. А есть такие, – кому этой силы столько обламывается…. Куда больше чем нам с тобой.

– Насколько больше?

– Ну вот ты эту краюху видишь? – указала бабка на лежащий на столе хлеб. – Вот ты только лизнешь ее, да понюхаешь, я крошки соберу, а настоящий маг слопает ее и добавки попросит.

– Почему это так? – встрял в разговор Одноухий. – Почему одним больше, другим меньше. Несправедливо это!

– Тю-ю. – ехидно протянула бабка. Справедливости он захотел. А то что этот вот, который тут дурной башкой потолки подпирает, тебя на голову выше, – думаешь справедливо?

– Не знаю. – Удивленно сказал Одноухий, – я об этом не думал.

– А я вот думаю, – справедливо. – Невинно глядя в пол, сказала бабка. – В чем-то одном больше, в другом меньше. Ты вот на голову ниже, а в голове не только пустота, как у этого вот… А мальчонка ваш, – он хоть и самый субтильный из вас, а вишь ты, – командует. Потому что в голове у него побольше, чем у вас двоих вместе взятых. Да и не только в голове. – Как-то многозначительно, но непонятно добавила она в конце. Я хотел расспросить об этом поподробнее. Но решил не отвлекаться, да и при подчиненных не хотелось вдаваться в подробности собственной личности. И я продолжил допрос. – Тот человек, – почему ты так уверенна, что он был именно магом? Он сам об этом говорил?

– Да ему и говорить не надо было. И так все было ясно. Он же детишек отбирал…

– А на фига ему детишки. – Удивленно спросил Одноухий. – Он что, – того…

– Сам ты милый, – «того», и выше «того», мысли у тебя не поднимаются. Он детишек в Школу отбирал.

– И что отдавали?

– Ясно дело отдавали, – он же маг. Да и как не отдать, когда мы тогда с голоду дохли, а в Школе…., там такая жизнь……

– Какая?

– Не знаю, – меня не взял. Сказал, – «Способности большие, да возраст не подходит, старовата»…. А какая там жизнь? – Сытная! – это уже не мало.

– Гы-гы-гы, – заржал вдруг Большая Шишка, – силы у нее большие. Были бы сиськи большие, взял бы. Поела бы вдоволь.

– Гы-гы-гы, – передразнила его бабка. – Было бы у тебя мозгов побольше, я б тебя взамен пенька на котором дрова колю, взяла бы.

– Значит готова была за краюху хлеба продать человечество? Извергам служить?

– Ты это о чем милый? О каком таком человечестве, и про каких извергов говоришь?

– Про тех самых, который сотни лет измывались над людьми…. Угнетали и мучили, превратив нас скотину!!! …Заставляли мужей служить в своих Армиях. И отбирали младенцев у рыдающих матерей, для своих мерзких, грязных…., надобностей. – В конце я немного сбился и не смог подобрать нужного слова.

– Чудные ты дела говоришь малый. Не пойму я, на что ты сердешный так серчаешь. На магов что ли? Так ведь Маги, – они ж всегда были, есть и будут. Закон такой и порядок. И никаких младенцев никто не отбирал. На кой им младенцы? Чему их научишь? Тут нужны детишки постар…..

– Так было, но больше так не будет. – Жестко отрезал я. – Отныне на земле воцариться новый порядок, при котором Человек займет подобающее ему место. А отродье, называемое магами, – будет уничтожено!

– Да ты видать милок, на солнышке перегрелся. – Вконец распоясалась и обнаглела бабка. – Да уж не ты ли их уничтожишь?

– Я

– Вот насмешил. Просто умора! А как ты это делать-то будешь? Железякой своей в них тыкать? А что? – это мысль. Они наверное сразу со смеху все перемрут. Если только раньше тебя как муравья не затопчут.

Тут бабка попала в самое уязвимое место моего плана. Я уже точно знал чему теперь посвящу свою жизнь, – вот только не знал, как это сделать, и можно ли это сделать вообще.

Эти не слишком приятные мысли, на некоторое время заставили меня погрузиться так глубоко в свои думы, что я даже не прервал наглых бабкиных разглагольствований про то что, – «Лучше бы мне оставить эту дурь. Вернуться домой. Найти хорошую девушку. Детей нарожать…». Наконец поняв, что старая ведьма уже придумывает имена моим детям, я опомнился и прервал ее болтовню. – Кажется, ты забываешься ведьма. С чего это ты решила, что можешь говорить со мной в таком тоне? Или ты вообразила себя магом, способным раздавить меня как муравья? А может стоит прежде чем начать уничтожать магов, потренироваться на ведьмах?

– Ой, прости батюшка. – Сразу сбавила тон старуха. – Я ж старуха простая, темная, ваших там этикетов и прочих дел не ведаю. Говорю по-простому. Только по-простому, тоже не всегда одни глупости говорятся. А затея с магами воевать…– это как не скажи, – а глупость несусветная. Сгинешь зазря. И могилки твоей никто не найдет.

Поняв, что разговаривать с глупой бабой не имеет никакого смысла, – я жестом велел ей заткнуться и заняться Полтинником. А затем кивком головы предложил соратникам следовать за мной на двор, где и произнес перед ними пламенную речь. В которой объявил им о своем намерении уничтожить магов. И спросил, – «Идут ли они со мной?»

Судя по их рожам, – идея глобальной войны против магов и магии, не вызывала у них чересчур большого энтузиазма. Но я воодушевил их, взывая к гордости, чувству вины перед Полтинником и толсто намекая на грабежи сокровищниц магов. В общем, потренировался в ораторском мастерстве. Благо, в свое время я был одним из лучших на курсе…. Тем более что в ближайшее время, мне это мастерство очень должно пригодиться.

– Ладно. Это все конечно хорошо. – Сказал наконец Одноухий. – Только я сомневаюсь насчет того как мы с этими магами справимся. Бабка она хоть и дура, а говорила разумные вещи, – стопчут нас маги, стопчут почище муравьев и мокрого места не останется…

– Успокойся Одноухий. Бабка сказала еще одну разумную вещь, – «В моей голове, мозгов побольше, чем в ваших обоих вместе взятых». И пусть я пока и сам способа убить мага не знаю. Но я его узнаю. Это лишь дело времени, и кропотливой работы. А сейчас, мы будем решать проблемы по мере их поступления. Наша первая задача, – выжить! Вторая, – найти сторонников и средства для ведения нашей борьбы.

– Это что же, – Армию будем собирать? – спросил смекалистый Большой Шишка. Ему эта идея про новую Армию явно понравилась.

– Может и Армию, а может и что-нибудь другое. Это зависит от решения нашей третьей задачи, – поиск и сбор информации. Подумайте сами, уже сейчас, только вступив в борьбу с врагами мы уже знаем о них намного больше, чем час назад. А что будет через несколько дней, или месяцев, или даже лет? …Да-да, именно лет! Я ведь говорил, – это вопрос времени и кропотливой работы.

– А где ж мы эту информацию искать будем? – спросил Одноухий, – продолжим бабку трясти?

– Боюсь что из бабки много не вытрясешь. Надо двигаться туда где больше людей. В крупные города, где есть ученые люди и библиотеки.

– А как же Полтинник? – спросил Большая Шишка. – С собой его возьмем?

– Не знаю. Если он не очнется в ближайшие дни, то возможно его придется оставить здесь. На некоторое время естественно. А потом за ним вернемся.

– Бросить Полтинника? – с сомнением протянул Большая Шишка.

– Не бросить, а спрятать в безопасном месте. Или ты думаешь что впереди нас ждут развлечения и отдых? – Нет! – впереди у нас борьба, лишения и смертельная опасность, которые будут подстерегать нас на каждом шагу. Оставив Полтинника здесь, мы только убережем его от них. И вообще, – что ты раньше времени слезы льешь, – сначала нужно спросить бабку, о его состоянии.

Мы так и сделали. Ответ был не слишком утешителен. – Да он вроде как здоров, – сказала она нам, – Только мозги у него, вроде как спят. И когда проснутся, – одни Боги ведают. Я все что могла, уже сделала.

Мы проторчали в той деревушке еще пару дней. Толи ожидая пробуждения своего командира, то ли набираясь сил перед дальней дорогой. Потом дав хозяйке дома и старой ведьме приличное количество денег, и приказ заботиться о Полтиннике как о короле, покинули деревню.

Нас никто не провожал. Поскольку никто из местных не осознавал что наши шаги из этой деревни, – это первые шаги на пути спасения человечества от его страшного и заклятого Врага. Только хозяйка прокричала вслед, что-то вроде, – «Что о батюшке вашем заботиться буду как о собственном муже».

– Да уж, – проворчал на это Одноглазый. – То-то Полтиннику счастья подвалило. Страшилу такую в жены заиметь.

– Точно, – подтвердил Большая Шишка. Не баба, а мешок с костями. Полтинник то наш помясистей предпочитал.

– Ага, помясистей, да посисястей и чтоб…..

Боюсь, что дальше приводить диалог этих спасителей человечества не стоит, по причинам нравственно-воспитательным, и исторически-достоверным.

Незачем нашим, спасенным от тирании магов потомкам, знать все те пошлости и сальности которыми развлекали себя их легендарные герои, вступая на Великий Путь освобождения человечества.

КНИГА 2

СЕДОЙ

Спустя лед этак пять, в той же местности, где окончилась наша первая книга, – на небольшом, но и не маленьком поле затерянном среди густых лесов, можно было наблюдать следующую картину. – Где-то примерно посреди поля, стояла мелкая крестьянская лошаденка запряженная в телегу, и рослый крепкого вида мужик, раскидывал по полю нагруженный на телегу навоз.

Весна уже вовсю мазала поля и леса, пусть еще и редкими, но от того особенно задорными зелеными красками. Хотя ночные заморозки, еще случалось сковывали хрупким, недолговечным ледком каждую лужу. Но несмотря на раннее утро, когда эти бандитские наскоки заморозков особенно сильны, наш мужик скинув верхнюю одежду работал в одной рубахе. И работал он так, что рубаха эта взмокла, и небольшие клубы пара витали над седой головой нашего работяги.

Работал мужик быстро, ловко и красиво. Не глядя, точными движениями, подхватывал он с телеги, ароматные пласты дерьма, и так же точно отправляя их в полет. В результате чего поле быстро покрывалось ровным слоем этого важного и необходимого для будущего урожая продукта. Если бы не эта седая голова, то по силе и ловкости его движений, вряд ли ему можно было бы дать больше сорока лет. И вот тут-то и откроется первая страшная тайна нашей второй главы, – именно столько, или примерно столько ему и было. А седая шевелюра выросла взамен самой обычной чернявой шевелюры, сгоревшей после удара молнии.

И тут уже, (для тех кто еще не догадался), самое время сообщить, что в первой главе нашей бессмертной поэмы, этого мужика звали Полтинником.

А для совсем уж недогадливых, добавим что он не умер. И даже совсем наоборот, – взял, да и выжил. Правда провалялся в беспамятстве почти год, а очнувшись ничего не помнил о прежней жизни. Но для настоящего мужика, потеря памяти дело привычное. Кто из нас не теряет ее время от времени, в теплой компании, да под хорошую закусь?

Очнувшись, он узрел перед собой нечто назвавшееся его женой и потребовавшей исполнить свой супружеский долг. А поскольку наш герой, был героем настоящим, героем во всех отношениях, то он этот долг исполнил и исполнил с блеском. (Даже несмотря на некоторое сомнение в женской привлекательности своей новоявленной супруги).

Так и продолжалось некоторое время, наш герой ел, пил и трахался. Но потом окреп, стал выходить на улицу, увидел новые лица, (и другие части тел), и бросив старую «жену», быстренько перебрался к другой подруге жизни, затем сменил ее на вторую, третью и так далее.

И не удивительно, – Великая Война выкосила столько мужиков, что даже едва живые калеки или подростки были нарасхват. Что уж говорить о нашем герое, не покалеченном, вполне здоровом и всегда готовым выполнить свой…., ну короче, – всегда готовым. В своем мелком и убогом селеньице, он вполне мог претендовать на титул «мистер Вселенная», и потому был нарасхват.

Но ни в одном доме он так и не прижился, и имея «официальной резиденцией», небольшую хибарку на краю деревеньки, жил по большей части то у одной подруги, то у другой. Ну а заодно уж, ночью «отпахав» свой урок в постели, днем трудился на полях и огородах, очередной «жены». Вот и этим утром наш герой поднялся чуть свет, оторвавшись от теплого тела очередной «жены», дабы унавозить поле следующей. Но несмотря на раннее утро и бодрящую прохладу, – на душе у него было муторно. Все дело в том, что некоторое время назад он начал вспоминать.

Увы, но с тех пор как во снах нашего героя стали появляться странные и волнующие сюжеты, прежнее безмятежное существование перестало его устраивать. А уж когда и среди белого дня, перед глазами Седого, начали всплывать странные видения и картины, – он окончательно потерял покой. И стал задумываться о том прошлом, которое он потерял вместе с памятью. И с каждым днем, желание обрести это прошлое становилось все сильнее.

Попытки опроса его «подруг», результатов не дали. Они могли лишь поведать о времени, когда он появился в деревушке, и смутно, о людях которые его привезли. А допрос первой «жены», дал еще меньше и только больше запутал дело. Первая женушка и так умом не блистала, а после ухода от нее Седого окончательно рассталась со здравым смыслом. В ее бедной головушке, вымысел и реальность переплелись так тесно, что она и сама уже не знала где правда, а где ложь. И на все вопросы твердила только; – «Что значит, – привез тебя сынок твой, – королевич, строгий, – страшное дело. И велел ей, значит, о тебе заботиться. И сказал, что когда значит батюшка мой в себя придет, то станет тебе, то есть мне значит, – супругом, а ты значит, станешь королевной. А сам, значит, – уехал на войну».

Седой в эти бредни не поверил, но добиться большего от «супружницы» так и не смог.

Возможно вся наша история пошла бы совершенно по иному пути, будь к тому времени жива старая ведьма-знахарка. Уж она бы растолковала как было дело. Но так уж получилось, что сгинула старая ведьма, и даже Автор не знаем где, как, и по какому случаю.

Вот и пришлось бы бедолаге Седому, довольствоваться лишь смутными образами и воспоминаниями, извлеченными из снов и видений. Но случилось тут ему, чиня как-то сарай своей первой «супруги», наткнулся на странный мешок. И хотя на первый взгляд ничего странного в нем не было, – мурашки побежали по спине нашего героя, едва он завидел этот выбеленный солнцем и порыжевший от впитавшееся грязи мешок.

Несколько минут он зачарованно разглядывал его, словно дивного заморского зверя. Боясь прикоснутся и лишенный воли уйти. Мешок притягивал и манил. Обещал и обнадеживал. И наконец Седой решился развязать стягивающий горловину мешка сыромятный ремешок.

Негнущиеся от волнения пальцы только преступили к работе, а перед глазами уже стали появляться видения того, что скрывал в себе этот чудо-мешок. – Сверху лежал потертый ношеный, но еще вполне добротный походный плащ, пахнущий чем-то удивительно знакомым и привычным. Под этим плащом находился смазанный салом, и завернутый в кусок дерюги кожаный панцирь, обшитый стальными пластинами.

Даже не разворачивая дерюгу, Седой мог бы точно сказать, что во втором ряду справа, не хватает одной пластины. А перед глазами, вдруг предстало видение того откуда появилась та длинная царапина, скорее похожая на рубец, которая пересекала панцирь от правого плеча и почти до середины живота…. А вот эта дырочка? – Седой даже задрал рубаху, что бы уточнить, – соответствует ли дырочка шраму от стрелы, на его теле.

Но все это было не столько проверка, сколько попытка оттянуть время и собраться с мыслями. А то что дырочка вполне соответствует шраму, – он уже знал и без этого.

…Так, а что дальше? – меч в кожаных ножнах, примерно в полтора локтя длинной, – одна штука. Чуть вогнутый прямоугольный деревянный щит, – также одна штука. Широкий унтер-офицерский пояс, увешанный ножами и кинжалами, в специальных, самостоятельно сконструированных и пошитых на себя ножнах. Вроде бы обычный шлем «яичко» (Седому вспомнилось жаргонное названия шлема), однако почему-то вызвавший у Седого какое-то особо почтительно-теплое чувство.

В глубине шлема, притаились два небольших но увесистых кошеля-кисета. В том что побольше лежали монеты из различных металлов, столь же различного веса и достоинства. А вот в том что поменьше, схоронились драгоценные камушки и жемчужное ожерелье. Остальное пространство этого удивительного мешка заполняли самые разные и плохо сочетающиеся между собой предметы. От провяленного до каменного состояния куска мяса, до изящной золотой чаши и украшенного богатой резьбой дамского костяного гребня.

И пока наш герой перебирал все это имущество, (которое сразу признал своим), в его облике, происходили разительные перемены. Спина выпрямилась, а плечи распрямились «по-молодецки», как того требовал устав. А взгляд, потеряв дурашливость бабьего любимца, стал строгим и сосредоточенным.

Сколько же всего вспомнил о себе наш герой…, и при этом не вспомнил ничего.

Его тело вспомнило тяжесть доспехов и оружия, приемы строевой подготовки, и навыки владения оружием. Перед глазами пронеслись видения сотен битв и сражений, блеск лагерных костров и многие бесконечные версты маршей и переходов. Но вот кто он такой, с кем и где воевал, – все это продолжало оставаться тайной.

И вот с того дня и загрустил наш Седой, и затосковал. Не радовали его больше ни простая крестьянская жизнь, ни сытная еда, не бабьи прелести.

Так что даже его подруги, в своих бабьих пересудах стали поговаривать, – «Что дескать, Седой-то стал уже не тот.., не того…, что-то у Седого стало.., ну с этим, не то что бы совсем…, а не того».

Пересуды эти тоже особой радости ему не прибавили. Конечно он, – будучи истинным героем, бабью болтовню презирал, – однако слышать про себя такое ни одному мужику не понравиться. Да и без того проблем хватало.

Вот потому-то и не в радость были ему сегодняшнее утреннее солнышко, свежая зелень, пенье птичек и удалая работа. А тут еще новый указ барона, – о сборе камней на полях и укрепления оными баронских дорог. …Нет, Седой понимал что это хороший и правильный указ, убивавший одним выстрелом двух зайцев, – с одной стороны поля очищаются, с другой, – дороги укрепляются. Но хорошо только то, что ты захотел и придумал сам. А то что придумывают за нас другие, да еще и заставляют нас делать, – это плохо, гадко мерзостно. И придумать такое мог только ***** *** сын, *********** матери, а ***********, и ******************, а еще ****************, потому что, ***************, и дедушек его и бабушек.

В таком вот духе и излагал наш герой свое недовольство жизнью и сопутствующим ей жизненным обстоятельствам, обращаясь по большей части к своей лошаденке, и грузя на телегу собранные камни. И так увлекся он этим делом, что не заметил как из-за поворота дороги выехали два новых персонажа, недолгое появление которых в нашем повествовании, круто изменит жизни и Седого, и всех его «подружек» и даже повлияет на судьбы целых стран и континентов. И лишь когда над его головой послышался громкий оклик, – «Что за смерд, смеет касаться своим поганым языком, благородного имени моего отца?», – герой наш соизволил поднять голову и заметить подъехавших.

– Что за смерд, смеет касаться своим поганым языком, благородного имени моего отца? – провозгласил сидящий на хорошем откормленном коне юнец. – Да я прикажу повесить тебя на ближайшем дереве, причем повесить за язык. Хотя нет, – лучше подвесить тебя совсем за другое место. Но сначала пожалуй, придется отведать тебе моей плетки.., или…

Особо не вслушиваясь в болтовню, Седой оглядел говорившего и его спутника.

Обоим было лет шестнадцать – семнадцать. Оба сидели на хороших конях, а третьего, тоже оседланного, вели в поводу. Были прилично одеты и хорошо вооружены.

Но оружие, да и сами юнцы, не произвели на Седого особо сильного впечатления, и опасений не вызвали. Поскольку не верил он, что двое мальчишек осмелятся связаться со взрослым мужиком….

…Стоит пожалуй пояснить, что встреч с представителями благородного сословия, у него, за всю его короткую сознательную, (то есть ту, что он помнил), жизнь так и не случилось. Деревенька в которой он проживал, находилась в таком захудалом, удаленном от всех проезжих дорог углу, что ни один уважающий себя представитель благородного сословия, туда без крайней необходимости не совался. Так что кланяться и шапку ломать было не перед кем, в связи с чем Седой так и не усвоил правила поведения с высшим сословием.

Власть как таковую, в их деревне олицетворял староста, – однорукий мужик, главной заботой которого было раз в полгода грузить телегу полагающимся оброком и отвозить ее в центр вселенной, – баронский замок. Обратно он привозил позавчерашней свежести новости и ценные указания руководства.

А в остальном, роль старосты сводилась к разрешению мелких споров между бабами, да председательствованием на деревенских сходках. У Седого с ним были вполне приятельские отношения, не переходившие однако в особую дружбу. Так что слова «власть», «барон», или «господин», – были для него пустым звуком.

Да и не было у него, строго говоря господ, поскольку вассальной клятвы он никому не давал, а значит и ничьим холопом не был. Просто жил себе помаленьку. Земли не у кого не просил, защиты тоже, а значит был в своем представлении вольной птицей. Так что все свои господские претензии, кое-кто мог засунуть себе кое-куда и валить по известному адресу. – Так думал Седой.

А вот мальчишки думали совсем иначе. И молчание Седого только подливало масло в огонь их праведного гнева. В результате чего на спину и голову нашего героя, обрушились две карающие плети.

Обрушиться то они обрушились, да только не попали. А вместо этого, рука одного из карателей, попала в захват руки Седого, а ее обладатель был выдернут из седла, шмякнулся на землю, где ему наш доблестный герой, одним движением свернул тонкую мальчишечью шею.

А спустя мгновение, небольшой засапожный нож, как будто сам прыгнул в ладонь Седого. И словно бы оттолкнувшись от нее, переместился в горло второго пацана.

Все это продолжалосьсчитанные мгновения. Только-только несчастные дети были живы…, и хоп, – два трупа.

Наш герой, даже и подумать ни о чем не успел, – его руки подумали за него, и только потом, остыв немного, он сообразил, что же сотворил.

И что же сделал наш Седой осознав что убил двух мальчишек? Пал ли он на колени пред их хладными трупами, обливаясь слезами? Возопил ли он в ужасе от содеянного, и проклял ли тот день, когда впервые в жизни начал постигать науку человекоубийства? ( ……………………………………………………………………… это я так изображал зловещую паузу).

Успокойся, мой дорогой и возможно единственный читатель. В моей книге, подобной достоевщине места нет. У нас все типа по взрослому, по-пацански. У нас ежели кого замочили, значит так и надо, и нечего об этом переживать.

…Ну куда, зачем, а главное НА КОГО, поперли эти сопляки? Ведь это же НАШ ГЕРОЙ. Самый главный в этой книге. Он велик и прекрасен! Практически не убиваем, мудр, силен, красив и ловок, почти как сам Аффтырь.

И чтоб такой красавец, валялся в грязи перед парой дохлых тушек? Чтоб растрачивал свои драгоценные слезы и прочие высокие порывы геройской души, на возомнивших о себе барчуках? – Нет. Никогда такого не будет. (По крайней мере в нашем повествовании). Поэтому оставим лирику и розовые сопли писательницам женских романов, и продолжим наше чисто мужское, крутое и жесткое чтиво).

Так о чем же все-таки думал Седой, разглядывая лежащие в грязи трупы? Да практически не о чем. Просто прокручивал в голове произошедшие события. Удивлялся как ловко и быстро расправился с врагами, и чувствовал от этого, если не радость, то…

Вот те раз! Не так-то просто объяснить, что же чувствовал Седой в данной ситуации.

Злобной радости от произошедших убийств, он не испытывал. Горя и раскаяния, – тоже. Скорее всего то что он чувствовал в данный, можно описать словом «комфорт».

Откуда «комфорт»? – Седой будто бы влез в привычную для себя шкуру. В ту одёжку в которой ходил многие годы. Обрел себя. Вернулся в родную стихию.

То как он жил раньше, это не его. Не достояно его! Он должен уйти…, куда-нибудь, и делать…, что-нибудь. Но главное делать, а не прозябать разбрасывая навоз в какой-то заброшенной деревне. Вот только куда?

Знания о мире у нашего героя были весьма ограничены. Он даже не знал что делается за ближайшем лесом. Но он сейчас, об этом и не задумывался. Тем более что появившийся все из-за того же поворота очередной временный персонаж, избавил его от необходимости решать эти вопросы прямо сейчас.

Выглядел этот персонаж как крепкого вида мужик, лет сорока – пятидесяти. Чем-то напоминал он старый могучий дуб, который простоял на земле уже тысячу лет и готовый простоять еще два раза по столько же. Выдубленная солнцем дождем и вольным воздухом кожа, казалась прочной и шершавой как кора, а узловатые от проступающих даже сквозь одежду мышц, руки и ноги, напоминали ветви и корни. Только в отличии от дерева, – плотный и грузный с виду мужик, двигался тем не менее легко и пружинисто.

И вот этой легкой и пружинистой походкой, он быстро преодолел расстояние, от рокового поворота, до места преступления. И выражение беспокойства, которое появилось на его лице, после того как он разглядел пустые седла на лошадях, усиливалось с каждым шагом.

Наконец он добежал до Седого, и бросив один единственный взгляд на лежащие тела, сразу понял все. И это понимание, отнюдь не разгладило морщин на его лице, а напротив, перекосило последнее в болезненной гримасе.

– За что ты их? – спросил он, с тоской глядя на Седого.

– Борзели много. – Спокойно и равнодушно ответил тот, с интересом разглядывая подошедшего.

– Ты хоть понимаешь кого ты убил?

– Да мне плевать, борзеть не надо было.

– Нет дурак, – ты не понимаешь, кого ты убил! Думаешь, только этих мальчишек? Нет! Ты и меня убил, и мою семью, и жителей этой деревеньки…, не говоря уж о самом себе!

– Не слишком ли круто берешь?

– Круто? Да ты нашего барона не знаешь. Он за своего единственного сына, полмира кровью зальет.

– Баронский сынок значит. Гм, – понятно откуда столько наглости. А второй кто?

– Сын начальника стражи, – тоже живодер тот еще.

– А ты при них значит, навроде няньки?

– Навроде. Жить-то надо как-то. Вот и нанялся, – приглядывать.

– Что ж не углядел?

– Так они с папиной охоты удрали, чтоб значит в окрестных деревеньках на девок поохотиться. Я за ними. Нашел, думал назад отвезти. А они удрали и коня моего увели…, козлы малолетние.

– Это плохо! Что делать дальше будешь?

– А что же тут делать-то остается. Вернусь к барону на расправу. Может, если твою голову принесу, он хоть детей и жену пощадит.

– Может и пощадит, – с сомнением сказал Седой, – только я ведь просто так с ней, в смысле с головой, не расстанусь…..

– Да уж понятно, что не расстанешься. Рубить придется. – Ответил мужик, кладя руку на меч, и делая первый шаг к Седому.

Простой такой шаг. Но опытному глазу Седого, этот шаг сразу дал понять с каким противником придется иметь дело на этот раз. Этот старый вояка, стоил сотни сопляков, вроде тех, за которыми подрядился присматривать. Свой меч он носил не для выпендрежа, а как орудие труда, которым зарабатывал себе на жизнь. И естественно, – умел им пользоваться. И не только им, в руках подобного опытного вояки, все превращалось в оружие, да и сами руки были оружием. Седой это прекрасно понимал, потому что чувствовал себя таким же.

Было правда одно маленькое отличие, – в руках у противника был меч, а Седой оказался безоружен, поскольку даже его нож все еще оставался в горле мальчишки.

И хотя по правилам войны он, как победитель имел право претендовать на мечи побежденных, но что-то ему подсказывало, что противник вряд ли позволит ему это право реализовать. Скорее уж, постарается не дать даже прикоснуться к лежащему, буквально в нескольких шагах от Седого, оружию.

Но бежать или сдаваться без боя наш герой и не думал. Он спокойно стоял, и разглядывал приближающегося врага, стремительно прокручивая а голове варианты предстоящей схватки. Как только расстояние между противниками сократилось буквально до нескольких шагов, Седой глянув на лежащий в паре шагов от него меч, и как бы случайно погрузил свою, обутую в лапоть ступню, поглубже в дорожную пыль. И когда до дистанции удара мечом, его противнику оставалось сделать один шаг…, он швырнув эту пыль в лицо противнику, сделал кувырок….

Вот только все эти манипуляции с пылью и взгляды на меч, не остались для его противника тайной. Эти уловки, хитрости и подлянки, – он и сам знал в совершенстве. …На что и сделал ставку наш герой. И когда прикрывший от пыли глаза противник, подшагнул в сторону меча и рубанул вслепую по тому месту, где должен был находиться бросившийся туда Седой …., наш герой, кувыркнувшись в противоположную сторону, схватил лежащую на земле плеть, и стеганул ей врага по глазам.

По глазам он не попал, его противник,в последний момент почуяв опасность пригнулся, и удар лишь вскользь задел его по макушке. Зато следующий удар, пришедшийся по руке, обезоружил врага. И как не пытался тот уворачиваться, – было поздно, Седой свою добычу уже не упустил. И вскоре мужик, у которого сегодня явно был не лучший день, был повержен на землю, изрядно избит, и даже ранен в бедро своим собственным мечом.

Сопротивляться с такой раной было бесполезно, и ему оставалось только дожидаться смерти. Но Седой с этим не торопился. Напротив, встав в нескольких шагах от поверженного врага, и опираясь на его же окровавленный меч, он предложил; – Может забинтуешь рану, и поговорим?

– О чем нам с тобой говорить? Узнать чего хочешь? ….. От меня ты этого не получишь. Не то что бы мне было жалко, а просто назло тебе.

– Да брось братан. Мы же с тобой не враги. Ты вояка, я вояка, просто сегодня наши дорожки пересеклись…. Но зла на тебя у меня нету.

– А у меня есть.

– Из-за семьи?

– Да уж не из-за баронского сынка.

– А если я сделаю кое-что, что ее спасет?

– Как?

Седой, изложил внезапно появившуюся у него идею.

– Зачем это тебе? – спросил удивленный и обескураженный услышанным мужик.

– Сам не знаю. Обрыдло все. В земле этой ковыряться и вообще…

– Что ж, в это я могу поверить. Самому…. Вот если б ты мне про доброту свою, или жалостливость начал говорить…, а так верю.

– Ну вот и славненько, – сказал повеселевший Седой. – Давай-ка рану твою замотаем и поговорим. Много чего обсудить надо.

Вот уже почти сутки, наш герой шел по лесным тропинкам, пробиваясь напрямую через лесную чащу. Он шел почти без остановок, не прерываясь на еду и отдых. Шел, не чувствуя усталости и боли в натруженных ногах. Шел, доверив выбор направления своему звериному чутью, что вело его к цели получше любого компаса. Он шел, волоча на спине приличных размеров мешок и размышлял о том что, еще сутки назад у него было жилье, спокойная и сытная жизнь. И как все это круто переменилось в один момент. И что сейчас он изгой и беглец, за чью голову, наверняка скоро будет объявлена награда, а за жизнь никто не даст и медной монеты. И что даже если ему удастся выбраться из этой заварухи живым, то сытой и спокойной жизни у него не будет еще очень и очень долго. И самое главное, – ему это нравиться!!!!!

Да, на самом деле можно сказать, что в эти минуты Седой был счастлив. Он стряхнул с себя рыхлость и мягкость деревенского жителя и стал тем, кем по собственным ощущениям должен был быть, – опасным и свирепым хищником, идущим по следу своей добычи.

А что это была за цель и что за добыча? Не будем интриговать слишком долго, – наш герой шел убивать барона.

А что? – думал он. – Если этот барон такой гад и живодер….Если за смерть своего сына, он будет мстить всем, мало-мальски причастным к этому людям, – не лучше ли нанести упреждающий удар и убить самого барона до того, как он узнав про смерть сына, начнет мстить?

Известное дело – если уж «повезло» попасть в такой переплет, то надо нападать самому, а не ждать безропотно посланных палачей, или трусливо бегать по всей земле от баронских стражников. Нет, – бегать и прятаться, все это абсолютно не соответствовало сегодняшнему настроению Седого. Сегодня он готов был вступить в драку со всем миром…, – ради драки со всем миром.

И если этот барон осмелился встать на его пути, – ему же хуже. Он умрет. Именно он, а не посланные им стражники, с которыми пришлось бы иметь дело Седому, если бы он остался дожидаться баронской мести. – В кои-то веки, – размышлял он. – Свое получит не какой-нибудь стражник или солдат, а непосредственный виновник. А то вечно, они где-то там, ржут на пригорочке, а мы значит за них грызем друг дружку. Нет господа хорошие, Если уж вы впрямь такие благородные, – решайте свои споры между собой в честном поединке, не подставляя под удар чужие головы. Или уж, если боитесь сами, то нанимайте…, ну вот типа меня….

….Лишь когда и без того темная чаща, полностью погрузилась в ночную тьму, Седой позволил себе устроиться на ночлег. Он быстро уснул, и сон его был безмятежен как у младенца. Никаких раскаяний и мук совести, никаких кровавых мальчиков в глазах и прочих, тому подобных кошмаров он не видел. А с первыми лучами солнца уже был на ногах, и на ходу откусывая куски вчерашней горбушки, сразу двинулся вперед.

Скоро лес начал редеть. Появились нахоженные тропинки переходящие в наезженные дорожки. И пойдя по одной из них, Седой вскоре вышел на равнину, покрытую вспаханными полями. А уже к полудню, увидел цель своего похода, – баронский замок.

В общем-то, ничего необычного в этом замке не было. Башни, стены, бойницы, ров, насыпь, – те кто видел хоть один баронский замок, может считать что видел их все.

Наш герой повидал этих замков достаточно, может даже больше, чем хотелось бы. Видел изнутри, сидя в осаде, видел и снаружи, готовясь к штурму.

Но не замок был ему интесен. Куда больше его занимала та самая рощица, про которую они говорили с подраненным воякой. Эта рощица «глянулась» Седому, когда подранок описывал местоположение замка, и особенности окружающего ландшафта.

Особенно привлекательной стороной рощи, – был ее восточный край, подходивший почти вплотную к дороге, по которой барон будет возвращаться в замок с охоты. Здесь то и надо было устроить засаду…

Конечно времена были суровые, и даже возвращаясь с такого истинно мужского развлечения как охота, барон не будет пренебрегать осторожностью. Но во-первых, рядом с замком, бдительность охраны ослабеет. А во-вторых, вряд ли он будет ждать убийцу-одиночку.

Зачем убивать барона, если не для того что бы захватить его замок и земли? Но у всякого барона есть наследники. И подобное убийство откроет дорогу им, а не кому-то со стороны. Ну а самим наследникам, куда проще добиться того же результата, с помощью яда, или наброшенной на голову подушки.

Засада имела смысл, если можно напасть отрядом, который сможет побить охрану барона, и захватит его в плен. В таком случае можно потребовать выкуп с родных.

Или заставить открыть ворота замка. А убийца-одиночка, это было изобретение куда более поздних времен.*

* (Маленькая историческая сноска; – у нас да и в Европе, властители до середины двадцатого века, тоже не слишком то заботились подобными проблемами безопасности. Данным фактом объясняются успехи по искоренению царской семьи всякими там террористами-бомбистами в конце девятнадцатого-начале двадцатого века, убийство эрцгерцога Фердинанда, да и смерть Кеннеди).

Времени у Седого, было как минимум полдня. По утверждению няньки-телохранителя, (которого, кстати звали «Быком»), раньше вечера барон никогда с охоты не возвращается. Потому наш герой успел досконально обследовать место будущей засады и наметить возможные пути отхода.

Место для засады он нашел легко, очень удобное местечко, прикрытое со стороны дороги мелким колючим кустарником, который не только спрячет стрелка, но и помешает возможной погоне. Находилось оно как раз на расстоянии, прицельного выстрела из хорошего арбалета. А у Седого был не просто хороший арбалет, у него был просто превосходный арбалет, принадлежавший ранее баронскому сынку. И наш герой, (который как истинный мечник, относился ко всяким там лучникам-пращникам, и прочим арбалетчикам, с некоторым презрением), все-таки стрелять умел, и умел неплохо.

Куда больше чем сам выстрел, Седого беспокоило то что будет после него.

И в первую очередь, – отход, и возможная погоня…. Удирать после выстрела, придется по той самой открытой и светлой рощице. Скрыться в которой от конной погони и стрел, будет почти невозможно. Так что надо было или придумывать какой-то хитрый ход, или переходить к запасному варианту.

Второй вариант подразумевал необходимость лезть в замок. А лезть туда Седому не хотелось. Поэтому наш герой, который почему-то не стремился к героической смерти, еще до отправки «на дело», предпочёл хорошенько подумать.

Хотя и думать то особо и не пришлось. В памяти всплыло кое-что из старого армейского опыта. Так что способ напугать охрану, и заставить ее задержаться с погоней, у него был. Вот подготовкой к этому «напугиванию» он и занимался все оставшееся до вечера время, используя как и подручные средства, так и прихваченные из деревеньки материалы..

Когда день перевалил на вторую половину, герой наш залег в свою захоронку, и принялся терпеливо ждать. Но в этот вечер барон так и не появился.

Напрасно Седой мучительно вглядывался и вслушивался к окружающему пространству. Не послышался стук копыт, звон стремян, разговоры и смех приближающейся кавалькады, не блеснули доспехи, и не появилась на линии прицела долгожданная мишень. И осталось нашему герою только мучительное ожидание, волнения и раздумья, – как поступить, если…..

На случай, если барон приедет в полной темноте, когда о прицельном выстреле и думать будет нечего, – у него имелся запасной план. Но как мы уже говорили, – воспользоваться им, большого желания у него не имелось. Куда хуже, если барон загулял и не появиться еще несколько дней. Ведь с каждым часом силы Седого уменьшаются, а шансы быть обнаруженным, совсем наоборот, – резко лезут вверх.

Совсем погано, – если злыднев барон, каким-то невероятным образом уже узнал о гибели сына и отправился мстить, не заезжая в замок. В этом случае все усилия и хитроумно составленные планы летят насмарку…

А потом была долгая и тревожная ночь, проведенная в полудреме-полусне, почти под самыми воротами замка. Оказалось что хлеб убийцы, – не такая уж и сладкая доля.

Наконец забрезжил рассвет, и Седому пришлось убираться вглубь леса, где он и смог залечь в какую-то норку и отоспаться хоть несколько часов.

А потом опять ожидание, полное тревожных мыслей.

И вот, – в то дивное и безумно прекрасное время, когда солнце только слегка прикасается к краю горизонта, а воздух замирает, становясь хрустально чистым и прозрачным…. Когда вся вселенная любуется переливами красок этого удивительного вечернего неба, уже чернеющего на востоке и золотисто-красного на западе… . В тот миг, – когда весь мир замирает на несколько мгновений в благоговейном восторге, наслаждаясь этим уникальным, единственным и неповторимым, хоть и повторяющимся каждый вечер зрелищем… Когда птицы перестают щебетать и бессмысленно разгонять хрупкий вечерний воздух взмахами крыльев. Когда дневные звери потихоньку, чтобы ни обеспокоить солнце, начинают готовиться к ночи, а их ночные собратья только раскрывают свои заспанные глазенки, и осторожненько потягиваясь, пробуют острыми когтями окружающее пространство. И когда даже безмозглые, но тонко чувствующие кузнечики, прекращают свою трескотню и возню в траве, когда мухи на некоторое время исчезают из воздушного пространства…, и даже комары, хоть и продолжают свою кровавую жатву, но делают это тихо и почти что застенчиво…

Вот в это-то дивное, великолепное и прекрасное время суток, услышал-то наконец наш герой долгожданные звуки возвращающейся охоты и узрел столь долгожданную добычу.

Когда кавалькада приблизилась на расстояния двух перелетов стрелы, он смог наконец рассмотреть ее во всех подробностях. И уведенное ему понравилось. Во-первых, – не было никаких признаков волнения и тревоги на лицах барона и его охраны. А это означало, что известие о гибели баронского сына до них пока еще не дошло.

И во-вторых, – цель Седого была ясно видна, и легко опознаваема. – Только полный дурак и слепец, не смог бы опознать в едущем сразу позади передового разъезда, грузном с властной осанкой человеке, – местного господина, повелителя и вершителя судеб. Ореол властности и самодовольства сиял над его головой, почти затмевая заходящее солнце. А почтение, пополам со страхом в глазах окружающих, только оттеняли этот блеск.

Седой взвел свой арбалет, и наложил болт. – Я камень, простой серый валун, каких тут много, – говорил себе Седой, глядя вдоль этой лежащего в ложе арбалета болта. – Простой серый валун, лежу себе под кустом, грею каменный бок под последними лучами заходящего солнца и даже в мыслях не держу никого убивать. – Повторял он, стараясь дышать ровно и спокойно, соединяя в одну линию оперение, наконечник и точку посреди баронского лба. – И нечего на меня смотреть и тем более опасаться меня, – твердил он, чуть приподнимая точку прицела, и нажимая на спусковую скобу своего великолепного оружия.

…Еще его отец, когда-то давным-давно уверял своего сына Лютика, что если убедить самого себя в том что ты камень или дерево, – в этом можно убедить и любого, не слишком пристально присматривающегося человека, а то и зверя.

Седой, конечно этого не помнил, но сидя в засаде продолжал упорно твердить заклинание, помогая себе успокоиться и сосредоточиться.

Последнее что увидел барон уходя из жизни и нашего повествования, это как лежащий в придорожных кустах валун внезапно открыл глаза и из них вылетела тонкая, едва заметная молния……..

Сразу после выстрела, наш герой дождался пока свита и охрана осознают случившееся и достаточно переполошатся. А затем практически не скрываясь, стал удирать в глубь рощи, на бегу поджигая заранее приготовленным факелом небольшие, сплетенные из прутьев, обмотанные тряпками и политые маслом шары. Они разгорались, и пережигали бечевки держащие притянутые к земле верхушки молодых деревьев. Деревья резко распрямлялись и шары отправлялись в полет, в направлении дороги.

К сожалению Седому, удиравшему во все лопатки, некогда было оглядываться и он не смог оценить, насколько произведенный эффект, соответствует его замыслу. Но судя по тому что погони за ним не последовало, все получилось правильно, и охрана покойного барона поверила, что огненные шары выпустил какой-то маг.

(обратно)

ВОЖДЬ

Утро молодого Вождя, как обычно началось с первыми лучами солнца.

В начале, – умывание ледяной водой, которую подал ему заспанный соратник-помощник.

Ежедневное бритье было скорее авансом будущей зрелости, чем необходимостью, поскольку молодой Вождь и впрямь был молод и густой щетиной похвастаться не мог.

Затем, деньщик…, соратник-помощник, подал свежую холщовую рубаху, – единственную роскошь, которую позволял себе молодой Вождь. …Он вообще был очень скромен и неприхотлив. Носил простые доспехи офицера Армии, без позолоты и прочих украшений. Ел из солдатских котлов. Квартировался в небольшом домике, как и остальные офицеры Его Армии. …Вот разве только прекрасной работы меч и кинжал, поднесенные около года назад, благодарными представителями освобожденного человечества, отличали его от обычного солдата.

…Потом обход постов, заниматься которым ему вроде бы и не было никакой необходимости, но зато люди уже с утра, видели своего Вождя за работой. И для того же, когда сигнал к побудке поднимал солдат-соратников и выгонял их на плац для строевых занятий, первым кого они видели, – был их Вождь.

Затем занятия строевой и боевой подготовкой, – Вождь, как всегда занимал место в строю одного из отрядов, подавая пример молодым и старым соратникам.

Это вообще было его основным правилом, – старший обязан суметь выполнить любую свою команду лучше, (в крайнем случае не хуже), того, кому он эту команду отдает. Поэтому все его офицеры, время от времени занимали в строю места простых ратников, шлифуя свое мастерство и показывая пример. Все это сплачивало Армию и подчеркивало основной ее принцип, – «Здесь нет высших и низших, – есть лишь старшие и младшие».

Возможно в дальних гарнизонах вышестоящие и позволяли себе немножечко отступать от этого принципа, – но там где находился Вождь, о таком никто и помыслить не мог.

Завтрак вместе со Старшими Соратниками, – тоже из общего солдатского котла, хоть и в отдельной столовой. Отдельная столовая была необходима, поскольку до, во время, и после завтрака, Вождь принимал доклады Соратников, обсуждал текущие дела и принимал решения.

– Что с набором новых соратников? – спросил он, обращаясь к Старшему Соратнику – Мастеру Войны.

– Проблем с набором нет, – проблема что лезут к нам всякие… Прознали про то что у нас тут житье сытое. А кто их обучать будет? Нормального десятника не найдешь, а про тысячника, – только помечтать можно. Да и вооружить их….. Да и на хрена нам такое войско? Кого воевать-то собрались?

– Ну для начала, – по вопросу оружия, обмундирования и обеспечения войск, – выскажется Мастер Обоза. А потом поговорим с Безопасностью.

– Тут я с Одноухим, вполне даже согласный, – народу у нас до фига. Ну, прокормить их допустим, я смогу, жильем обеспечить, – тоже. А вот оружие, – хоть его вокруг и немеренно, – однако один хрен оно денег стоит. Покупать дешевку, – себе дороже выйдет, (если конечно воевать начнем). Да и бойцу, с дерьмовеньким мечом даже при патрулировании улиц и то неуютно. А в бой, кто понимает, с таким и не пойдет, а кто не понимает, – нам нахрен не нужен.

Молодой Вождь перевел взгляд на Безопасность, передавая слово ему.

– Ну что я могу сказать. – Пока деятельность Врага вошла в скрытую фазу, – он затаился. Но я чувствую, что это лишь затишье перед бурей. Тучи сгущаются и гром может грянуть каждую минуту.

– Конкретней расскажи за что Большая Шишка, твоим ребятам отпускает харчи со складов и денег из казны?

– Что ж, могу сказать что соратниками моего братства, за последний месяц были расследованы восемнадцать случаев проявления козней Врага. Только семь из них представляют реальный интерес. Три выявленных объекта взяты под наблюдение. Нами изъяты из обращения четырнадцать книг, связанных с магией и колдовством. После изучения их Ученым советом, – некоторые из них мы уничтожили, а некоторые, способные помочь искоренению заразы, – сохранили….

– Это ты братан, на общих собраниях будешь рассказывать… Там это может кого и впечатлит. А нам лучше про дело говори, а эту заумь оставь более легковерным ушам.

– Мастер Войны сказал грубо, но верно. Безопасность, – здесь собрались соратники, отмеченные высоким уровнем доверия, – им можно знать правду.

– А сказать по правде, – все еще поганей. Мы сейчас для многих стали костью в горле. И Враги этим обязательно воспользуются. И даже если не воспользуются, – все равно, драки нам не избежать и случиться это скорее чем вы думаете.

Молодой Вождь с некоторым удивлением расслышал в голосе всегда спокойного Безопасности растерянность, близкую к панике. «Неужели все так плохо?», – подумал он. – «Странно, а мне казалось что наконец-то наступили какая-то стабильность и относительное затишье. После этих сумасшедших и безумных лет, – мы это заслужили».

– Безопасность, будь любезен, поясни свои слова. – Потребовал он.

– Все очень просто Вождь. – Сначала нас терпели, поскольку считали достаточно безобидными, а иногда даже полезными. Но после ряда одержанных тобой, (нами, – поправил его Вождь), – … нами побед, – мы стали силой. Силой, может и заметной, но достаточно нейтральной, потому нас продолжали терпеть. Продолжали терпеть, потому что продолжали считать безопасными и временами полезными, тем более что наши идеи были многим близки. Да и неразберихи еще хватало, и было достаточно кусков за которые стоило побороться. Но с тех пор, как произошло Объединение и появился Союз Неподвластных, – мои лазутчики стали доносить, что нами стали интересоваться и высказывать свое недовольство, весьма могущественные силы.

– Ну, в одиночку с нами никто не справится, а объединить их сможет только самая большая опасность. Та самая, – бороться с которой, наша основная цель.

– Да, сейчас мы являемся частью механизма равновесия, который поддерживает относительный мир и порядок в окрестных землях. Но представляешь ли ты Вождь, – насколько хрупок этот механизм? Любое, сколько-нибудь значимое изменение сил, быстро превратит его в труху.

– Если оно произойдет! – беспечно сказал Мастер Войны.

– Возможно оно уже произошло. Не далее как позапрошлым вечером.

– …?????

– Был убит барон Живодер.

– Он предпочитал, чтобы его звали Бесстрашным Вепрем. – Поправил Молодой Вождь. – Как это произошло?

– Очень странно и при весьма загадочных обстоятельствах. Именно поэтому, я узнал об этом так быстро. Его убили стрелой.

– Во время штурма замка?

– Нет, когда он возвращался с охоты. Возле самых стен замка, вдруг, откуда не возьмись, прилетела стрела и пробила грудь барона. А следом за ней, в охрану и свиту полетели огненные шары.

– Просто убили и все? Что говорит его наследник?

– Наследник тоже пропал. Пропал бесследно. Его ищут люди барона и мои люди, но пока никаких следов

– Все это действительно очень странно. Такие люди как барон и его наследник, просто так не пропадают. Мы обязаны бросить на это своих лучших людей.

– Уже послал.

– Пошли больше. Пусть одни сосредоточатся на расследовании, другие на поисках, а третьи….

– С некоторых пор, наших людей там не особенно привечают. А после смерти барона, все его люди и без того на нервах и для нас будет лучше не мозолить им глаза без особой необходимости.

– Но ведь барон в свое время подписал Соглашение, следовательно, у нас есть право проводить расследование.

– Но люди барона…

– Плевать на людей барона. Они обнаглели лишившись хозяина, а идти на поводу наглецов, мы не должны. Переходите в нападение, – у каждого, кто будет мешать, интересуйтесь о его причастности к убийству барона, причинах противодействия расследованию и отказа выполнять волю барона, закрепленную его личной подписью на пергаменте Соглашения. Мастер Войны, – пододвинь пару отрядов к границам баронства. И пусть будут готовы в любой момент поддержать людей Безопасности.

– Стоит ли Вождь? Как бы не усугубить ситуацию. Смерть барона нарушила шаткое равновесие, а тут еще пропажа прямого наследника. Если в ближайшие несколько дней никто не займет это место, – начнутся большие разборки за наследство. Если мы там засветимся, – это может показаться нарушением нашего нейтралитета и многим не понравится.

– Из-за какого-то баронства? Оно не кажется мне таким уж большим.

– Зато расположено удачно. Сейчас, когда благодаря твоим, (нашим, – поправил Вождь), – нашим усилиям торговля, настоящая торговля, начинает налаживаться, – баронство, стоящее на перепутье нескольких больших дорог станет очень лакомым кусочком. И ради контроля над этим кусочком, многие большие люди захотят побороться.

– Большой войны сейчас никто начинать не захочет.

– Большой да. Но папуля нашего барона, за свою жизнь был женат кажется раз восемь-девять. И только от этих браков у него что-то около двух десятков детей. У этих детей, тоже соответственно народилось, если брать общим скопом, – примерно чуть меньше сотни голов. А если взять всех незаконных детишек обоих баронов, разных родственников с материнских сторон и просто авантюристов желающих приобщиться к тому что плохо лежит…. Какому-нибудь большому дяде, вроде Красного короля, Князя, или Ярла с Большой дороги, достаточно найти среди этой братии подходящую марионетку, посадить ее в баронский замок, и тем самым взять баронство под свой контроль.

– Ну и пусть берут на здоровье, нам-то какое дело до всех этих разборок?

– Нам то в принципе, Большая Шишка, – никакого. Но ни один из больших дядей, другому большому дяде такой лакомый кусок, так запросто не отдаст. Он из кожи вывернется, лишь бы посадить туда своего кандидата. Все начнется с интриг и мелких разборок. Но если они ожесточатся…. Иногда большие войны начинались и из-за куда менее лакомых кусков.

– Что ж, – как бы то ни было, но наши намерения благи. Мы не собираемся вмешиваться в политику и дележ власти. Мы противостоим настоящему Врагу. И мы должны выполнять свой долг, без оглядки на мелочную суету власть предержащих. Будущее покажет честность и благородство наших намерений. …Что у нас там дальше?

Теперь, чтоб не томить душу читателя и не заставлять его плутать в темном лесу догадок и подозрений, – объясню подробнее, что это за персонажи откуда ни возьмись, вылезли на страницы нашей книги. И какие события этому предшествовали.

Внимательный и вдумчивый читатель, по мелькнувшим то тут то там именам, уже догадался, что перед нами та самая компания, которая заканчивала первую главу этой книги.

Но встает вопрос как, каким образом, троица беспутных бродяг, вдруг предстает перед нами в таком блеске и великолепии? – Да очень просто, – они много трудились, а еще им сильно подфартило.

Сразу, как только остатки отряда под предводительством Куренк.., простите, теперь Сокола, покинула ту самую деревушку, которая все время крутиться под ногами нашего повествования, – началась борьба за освобождение человечества. Должно отметить, что само понятие «человечество», было тогда мало известно, и употреблялось разве что лишь наиболее просвещенными представителями этого самого человечества, кои обитали по большей части в больших городах при Великих Университетах.

Потому-то, на первых порах, при вербовке сторонников, Соколу пришлось больше упирать на аргументацию типа, – «Эти сволочи, хотели нас поработить. Дави этих сволочей! Грабь их богатства, награбленные у нас! Дай своим детям шанс на свободную и достойную жизнь».

И эти аргументы нашли отклик в сердцах слушателей. Тем более что падали они на весьма благодатную почву. Мир, сотни лет находившийся под властью Магов, и внезапно, в один миг лишившийся своих хозяев, – мучительно искал для себя новые ориентиры по крупицам строя новую жизнь.

Естественно, первым делом возродилась старая добрая феодальная система, существовавшая и ранее, но как бы только формально. Теперь феодалы, раньше бывшие чем-то вроде приказчиков и управляющих при Школах Магов, – вновь почувствовали себя господами. Правда остаться господином, в том хаосе, который начался после падения Магов оказалось не так-то просто. Выжили самые сильные, самые жестокие и беспринципные.

Те же, кто подобными качествами не обладал, быстро канули в лету, став жертвами возвращавшихся с войны солдат, жадных соседей, или сгинув под топорами собственных крестьян.

Не прошло и полугода после Большой Битвы, как началось Большое Безумие, плавно перешедшее в Большую Дележку Сладких Кусков, которые многим показалась почище Ига Магов.

Огромное количество хорошо вооруженных и прекрасно обученных воевать людей, не слишком торопилось перековывать свои мечи на орала. А учитывая что большинство из них никакого другого ремесла и не знало, то не так уж сложно предположить что обстановка быстро накалилась до предела. Толпы вооруженных людей шлялись по землям, добывая себе пропитание грабежом и разбоем. Даже города и феодальные замки не служили более защитой от этого сброда, так что там говорить про села да деревни?

Эти толпы никому не подчинялись, никто их не контролировал, они брали все что хотели. Они убивали всех кто пытался им сопротивляться, или просто убивали потому что ничего другого не умели, и чувствовали себя обманутыми…, дважды обманутыми,– сначала магами, а потом собственными мечтами о счастливой жизни без магов.

И вторая обида была куда горше первой. Потому что после стольких лет лишений и горя, так хотелось…., ну да хотя бы покоя и безопасности, а вместо этого снова кровь и насилие.

…А ведь так мечталось о мирной, спокойной и счастливой жизни. Не надо даже особых богатств, лишь бы был кусок хлеба да крынка молока на столе. Так хотелось выходить утром в поле и не брать с собой оружие. Не вздрагивать при виде незнакомцев входящих в твою деревню. Не бояться за оставленную дома семью, отправляясь на заработки, или на ярмарку.

Так хотелось спокойствия и мира. Но…, не получилось…

Не получилось. Потому что привыкшее за несколько поколений воевать человечество, видевшее мирную жизнь только в мечтах, никак не могло научиться жить в этом самом мире и спокойствии.

А когда все мечты обращаются в прах, им на смену приходят злоба и ожесточение. И в эту злобу и ожесточение, мир погружался стремительно, как остров погружается в речные воды во время половодья.

Отчаяние и злоба, пробудили в людях все самое плохое. Все самое худшее в них, что раньше было задавленно моралью или просто страхом перед наказанием, выплыло наружу. Больше не было ни закона, ни морали, Да и о какой морали может идти речь, если вчерашние боги оказались лжецами и мошенниками? Если ДОБРО, ДОБРО с большой буквы, оказалось всего лишь морковкой перед ослиной мордой? – Ничего больше не удерживало людей от вымещения своей обиды на всем что подворачивалось под руку.

Начался террор всех против всех. Страшный, длившийся примерно год, безумный приступ сумасшествия охвативший мир. Накал ненависти был таков, что в конце концов сжег сам себя, когда наиболее озлобленные представители человечества наконец-то уничтожили друг дружку. Но перед тем успели так напугать остальных своим безумием, что народ затосковал о «твердой руке».

И эта твердая рука не замедлила появиться. Выжившее в бойне люди, готовы были признать своим хозяином любого разбойничьего атамана, способного защитить их от творящегося повсеместно произвола и насилия. Так и появилась новая элита, из тех «старых», кто сумел за все годы подчинения магам, сохранить когти и клыки, и из «новых», голодных, безжалостных и беспощадных, готовых вырвать свой кусок и отстаивать его любой ценой.

Но они хотя бы знали чего хотели, и как это получить. Гораздо опаснее были толпы безумцев, ставивших перед собой великие и благие цели, реализация которых, как правило сводилась к принципу, – «Убей!».

Кого конкретно было необходимо убить ради всеобщего счастья, – каждый выбирал сам. Но обычно выбор ограничивался стандартным набором, состоящим из магов, господ, чужаков, или рыжих.

Не отставали от них и те, кто претендовал на одну из ниш, ранее занимаемую магами, – Религию. Одни возрождали культы существовавшие до магов. Другие, изобретали религии отталкиваясь так сказать от противного. То есть оттого, что проповедовали маги.

Но старые культы были почти забыты. Старые боги переродились во что-то вроде домовых или чертей. И поверить в них снова, и поклоняться им как раньше, было уже несерьезно.

А религии «от противного» грешили…, да сильно грешили. Потому что в большинстве вариантов предлагали преклонение Великому Злу и его личностному воплощению Злыдню.

Однако религиозные споры, к какому бы направлению они не примыкали, как правило проходили в однообразной манере, и велись не столько словами, сколько оружием, и заканчивались не достижением Истины, а смертью более слабого.

Как не обидно это признавать, но то, что постепенно сформировалось вокруг нашего Сокола, – было одной из таких толп безумцев. С единственным отличием, – ее возглавили по настоящему талантливые люди. И в первую очередь, – естественно сам Сокол.

В этом, вчера полубезумном и казалось бы навечно запуганном подростке, внезапно открылся недюжинный талант оратора, трибуна и стратега. Он обнаружил в себе дар тонко чувствовать настроение толпы, зажигать своими идеями людей, подчинять их своей воле, ставить задачи, и находить средства к их выполнению.

Беспредельная, сметающая все сомнения убежденность в своей правоте, и тот, горящий в его сердце безжалостный к себе и другим огонь, притягивали людей.

Да, тот огонь отнюдь не угас. Не угас, но из разрушительного, самоуничтожающего пламени лесного пожара, превратился в созидающее пламя кузнечного горна. Он притягивал к себе самых различных по типу, социальному положению и умственному развитию людей. Вокруг Сокола объединялись мудрецы и недоумки, злодеи и праведники, нищие и владетельные феодалы. Сотни, (по тем временам, даже сотня человек объединенных общей целью была силой), разочарованных и разуверившихся во всем людей, послушав Сокола обретали Веру и Цель в жизни. После чего готовы были идти за ним хоть к Злыдню в пасть.

И он их вел. Вел по той дороге, которую считал правильной.

Но вел он их не просто так. За ним шла не толпа и не стадо. ЕГО люди, шли за ним стройными рядами, скованного жестокой дисциплиной и верой в своего Вождя войска. И это уже было заслугой Одноухого. Это он, шокированный на первых порах видом бестолковой толпы, приложил все свои силы и знания, чтобы превратить ее в настоящую, готовую к любым трудностям и боям армию.

А снабжением и обеспечением этой армии, занялся Большая Шишка. И он, с детства ассоциировавший себя с армией и привыкший заботиться о своем отряде, весьма успешно справился с этим делом. Скажем даже больше, – это был единственный за время существования всех армий всех реальностей снабженец, который не воровал. Ну то есть, конечно воровал. Но только у других, и только для своей армии.

Так что вскоре благодаря стараниям и талантам этой троицы, у них появилась, пусть небольшая, но вполне боеспособная армия.

И у этой армии была идеология, несколько отличавшаяся от большинства других учений. Суть этого отличия заключалась в том, что борьба велась не просто ПРОТИВ магов, но и ЗА человечество. И хоть маги были врагом номер один, но и все остальные притеснители человечества тоже были причислены к Врагам. Всех, кто окончательно потеряв малейшие стыд и совесть, вел себя как бешенная собака, грабя, насилуя и убивая всех без разбора, – Вождь записал во Враги Человечества. Таких Армия уничтожала беспощадно. Но тех, кто одумавшись возвращался на путь истинный, – прощала и даже охотно принимала в свои ряды.

Еще одной особенностью этого, так сказать учения, было то, что у него не было официального бога, но уже имелся официальный святой. Им стал естественно Полтинник, о подвигах и славных деяниях которого, старшие рассказывали новичкам легенды. Конечно врали при этом нещадно. Так что вскоре в актив славных дел Полтинника попали деяния, ранее приписываемые полубогам и былинным героям. Впрочем вера Армии в своего Вождя была такова, что никто не удивлялся тому, что столь восхваляемый им Полтинник, умудрился совершить те подвиги, про которые им еще в детстве рассказывали сказки их бабки. Да и так ли важно было ЧТО именно совершил Полтинник? Ведь главное, – он указал путь! Путь, следование которому неизбежно приведет к всеобщему счастью.

И в это можно было поверить! Потому что порядки заведенные в Армии были справедливы, а иногда даже гуманны. Командиры держались на равных с простыми солдатами. Интенданты и повара не воровали, а жители контролируемых Армией земель обретали тот долгожданный покой и порядок о котором мечтали.

Это была особенная Армия. Армия небольшая, но скованная одной идеей, фанатично верящая в своих вождей, имеющая сильный боевой дух и потому почти что непобедимая.

…И тут вдруг выяснилось, что такой замечательной Армии, нескем воевать!

Не то чтобы у наших героев не было цели. Просто эта цель была как-то расплывчата и непонятна. …Ну допустим на первых порах, главной целью Армии Освобожденного Человечества, (а именно так стал называть эксКуренок свое войско), – было банальное выживание. И в том зловещем горне первых трех лет после Падения Магов, когда каждый сильный, или считавший себя таковым человек, пытался оторвать свой кусок сладкой жизни…. В этом страшном, но поистине Великом Горне, был выкован тот уникальный, и почти совершенный клинок, каким стала Армия, (как стали называть ее и сами Соратники и жители окружающих ее территории земель).

Почему «Уникальный», – спросит меня читатель? Да потому, – отвечу я, – что тысячи таких клинков, попавших в эту страшную обработку ломались и крошились под ударами тяжелого молота судьбы, сгорали в огне всеобщей ненависти и холоде людского равнодушия. НоАрмия выжила. Выжила и стала тем инструментом в руках своего Вождя, которым он собирался добиться реализации своих целей.

Если кто из читателей забыл, то я напомню, что главной целью Куренка и его верных друзей, была Война с Магами. И никто в его Армии, ни на минуту не забывал про это. Вот только при ближайшем рассмотрении эта цель оказалась…, не то чтобы неправильной, а скорее какой-то не существующей. Поскольку маги внезапно куда-то пропали, оставив о себе лишь воспоминания.

И с их стороны это было редкостной подлостью, поскольку своим исчезновением они сделали самое страшное, – оставили Армию без врагов. А что такое Армия без врагов? – кучка унылых, слоняющихся без толку бездельников. И как это ни обидно, но после проделанной гигантской работы по сбору, организации и обучению войска, – после того, как положение на фронтах более менее стабилизировалось и настало относительное спокойствие, – это войско оказалось практически на грани самораспада. Максимум, что они делали, – это отбивали нападения разрозненных банд местных атаманов и феодалов, видевших в Армии, опасных конкурентов. Взяли под контроль несколько деревень и один захудалый городишко, ставший их базой.

Все это было конечно хорошо, Большая Шишка был доволен расширившимся хозяйством, Одноухий с удовольствием обкатывал свои войска в мелких стычках с соседними феодальчиками. Но сам Вождь, – был создавшимся положением недоволен. Перспектива стать очередным бароном, ярлом, или даже королем, его абсолютно не устраивала.

Но тут к счастью, произошли события изменившие эту нехорошую ситуацию, и вдохнувшие новые силы в дело наших героев.

Первое, – Сокол, сумел отыскать первого врага. Им оказался мелкий и с виду безобидный дворянин, про чьи сношения с врагами рода человеческого, и богомерзкие занятия магией, стало достоверно известно.

Его замок был взят и разорен, сам колдун убит, а доказательства колдовской деятельности выставлены для обозрения всех желающих, а потом уничтожены.

Там же, во дворе разоренного замка, произошла важная встреча, сыгравшая немалую роль в последующих событиях. К стоящему возле сваленных в кучу побитых колб, реторт и прочих склянок Соколу, подошел невысокий и вообще какой-то невзрачный человек, неопределенного возраста, сложения и занятия. Отозвав его для «важного» разговора, он внезапно выхватил из складок одежды кинжал и ударил Вождя в грудь.

Правда в последний миг умудрился развернуть свой кинжал рукояткой вперед, так что вместо смертельной раны в сердце, наш незадачливый герой получил лишь едва заметный синяк.

Все это вызвало серьезное недоумение у большинства наблюдателей, и невзрачному дяденьке было предложено дать объяснение своих действий.

– А что тут объяснять, – ответил он. – Я уже давно присматриваюсь к вам и к тому что вы делаете. Ваши идеи мне близки, и скажу больше, – я лично пострадал от этих магов и ненавижу их всем сердцем.

– Подумаешь, пострадал, – ухмыляясь, ответил Одноухий, не торопясь убирать свой меч от горла незнакомца. – А кто спрашивается не пострадал? Все мы тут магами обиженные. Однако с кинжалами друг на друга не бросаемся.

– Я не просто пострадал. Я обеспечивал безопасность одного весьма достойного ярла, моего дальнего родственника. Я оберегал его, и его владения от всех грозящих сейчас и в будущем напастей. Под моей защитой, – он был как за каменной стеной. Враги только успевали задумать какую-нибудь пакость, – а я уже докладывал о ней своему государю. Ничто не могло укрыться от моего взгляда. Я накрыл его земли и все прилегающие территории плотной сеткой наблюдения. И безошибочно торил своему господину путь к успеху.

Но на беду, его усиление вызвало недовольство магов, и в один отвратительный миг моего господина, его семью, свиту и прислугу накрыло облако. А когда оно поднялось, на этом месте остались только обугленные кости.

Я оберегал своего господина от всего, но не смог оберечь его от магов.

Я ушел. Ушел не глядя. Ушел, не разбирая дороги. – Стыд и тоска обуревали мою душу. Я потерял все что имел. Нет, не богатство, власть и положение в обществе. Эти маги забрали у меня куда больше, – они забрали у меня честь, самоуважение и гордость.

Я жил без цели и смысла, – пока не узнал про вас и ваши цели. Тогда я решил присоединиться к вам и отдать вашему делу все свои способности и умение.

– И поэтому решил зарезать нашего Вождя своим кинжалом?! А, Безопасность?!

– Нет, если бы хотел зарезать, – зарезал бы. Этими своими действиями, я лишь собирался показать, насколько слабо налажена у вас дело безопасность и охрана. Любой человек может подойти к первому человеку вашего войска и прикончить его. Поэтому Вождь, – позволь мне заняться твоей безопасностью.

Тут мнения наших героев разделились. Большая Шишка был однозначно против, говоря, – «Что уж больно скользкий этот тип. И говорит как-то уж больно гладко. Нельзя такому доверять!». Одноухий же считал, – что взять в войско конечно можно. Но доверять ему безопасность Вождя, – слишком жирно будет. Пусть сначала послужит как простой ратник, да в бою докажет свою верность, вот тогда-то, может быть……

– Да гнать, гнать надо таких… – продолжал твердить Большая Шишка. – Знаю я таких, придут, прикинуться белыми да пушистыми, а потом на шею сядут, а то и вообще, – нож в спину…. Тоже мне, – Безопасность.

– А насчет того, что мог да не убил, – так сколько бы он после этого прожил? – вмиг бы прикололи засранца. Так что извини, а доверить тебе охрану Сокола, это уж хрен. Нет пока у меня к тебе доверия. Хоть малый, я смотрю ты лихой.

– Мою безопасность…, – задумчиво проговорил Сокол, все еще ощущая, как подрагивают его коленки. Моя безопасность, – это ничто. Наша цель, – безопасность человечества. Если мне суждено погибнуть, – пусть так и будет, но на мое место придет другой, и он все равно продолжит мое дело. Как я продолжил дело Полтинника. А если хочешь заняться безопасностью, – займись безопасностью нашей Армии. …Большая Шишка, – выдай ему денег из казны, кошельков так…, с десяток. Ты…, Безопасность, организуй отдельную службу, будешь искать спрятавшихся от людского правосудия магов и их пособников. Понял?

– Да. Рад буду служить делу людей Вождь. – Патетично приложив руку к сердцу, воскликнул Безопасность. И следуя знаку Вождя, поспешно удалился, давая возможность Соратникам поговорить с глазу на глаз.

– Зря ты ему доверился, – пробурчал Одноухий, глядя вслед уходящему Безопасности. Даже если он и впрямь тот кем назвался. Так ведь один хрен, одного господина он уже профукал, и наше дело профукать может.

– Ну не то что бы я ему прям так и доверился. Просто человек он, по всему видно не простой. А такого в друзьях держать куда лучше, чем во врагах. Да и присматривать за ним вблизи полегче будет. Вы кстати с Большим Шишкой и присматривайте. Если покажет себя дельным человеком, – примем к нам, а если что…, сам понимаешь, чикаться не будем.

– Чикаться то ясно дело не будем, только зачем сразу столько денег, да и такую власть ему отдавать? Не лучше ли сначала проверить, прощупать толком. Присмотреться можно и за куда меньшие деньги.

– Да потому, что служба такая нам все равно нужна. А то сам посмотри, войско у нас есть, а с кем воевать?

– Да у меня, и недели без боя не проходит.

– Это все не то, не с теми, и ни за то мы деремся. Мы сейчас просто кусок свой отгрызаем, и сторожим его как собака кость. А нам надо настоящее дело делать. С настоящим врагом драться. А то и сами забудем, зачем Армию собирали. Да и люди перестанут нам верить.

– Ну не знаю, ты Вождь, – тебе виднее. Мне-то казалось, у нас все на мази.

– Только мазь у нас не та. Нам нужна от головы, а у нас для задницы. Так не пойдет, так мы вскоре очутимся в тупике, и растеряем все что успели собрать. А Спасение наше, – в изменении политики. Но делать это надо не резко, чтоб ни отпугнуть людей, а постепенно, не ломая старого, но возводя новое. Например, – такую вот службу.

Так что я буду продолжать объяснять народу наши идеи и вербовать сторонников. Ты, – делать из них солдат, Большая Шишка, – обеспечивать войско. А этот.., – Безопасность, – пусть ищет для нашего войска врагов.

– Но почему он? С чего это вдруг ты так ему доверяешь? – спросил Большая Шишка.

– А я пока и не доверяю. Однако он действительно мог меня убить, но не убил. Это впечатляет. Но еще больше впечатляет, что и вы его после этого не убили. Почему?

– Да просто…., как-то…, ну…, – сам понимаешь.

– Да просто почему-то не смогли. Да и любопытно стало.

– Да просто просчитал он и вас, и меня, и дурь нашу, и любопытство. И то расстояние, которое вам придется пробежать…, и успеть начать думать, а не действовать. Если он и рисковал, – то самый минимум. Много вы таких людей в своей жизни знали?

– Ну….

– Нукай не нукай, а вряд ли и с пяток припомнишь. Ставить такого простым ратником, – верное средство его потерять. И пойдет он от нас, – к нашим врагам. Так что лучше пусть он будет у нас под присмотром. А если и уйдет он от нас, то только в землю.

– Хитро, все-то ты предусмотрел, все просчитал. А я-то грешным делом думал, тебе после этакого штаны менять придется. – Восхитился Большая Шишка.

– Однако, – ярла-то он все равно профукал. – Упрямо повторил Одноухий.

– Ну профукал и профукал, – ничего, злее будет. Все мы чуть этим магам жизни свои не профукали. Так что и нам особо гордиться нечем, если бы не Полтинник, – так бы и сидели они у нас на шее.

А то что он так на магов обижен, это к лучшему. У него теперь опыт есть. Сам знаешь, пока новобранец хорошенько по голове не получил, – щита держать не научиться.

– Смотри Сокол, – ты Вождь, тебе виднее.

– А мне он все равно не нравиться. – Угрюмо пробормотал Большая Шишка. – И глаз я с этого мерзавца не в жизнь не спущу.

На том они и порешили. Доверили Безопасности организовывать службу разведки, а сами приглядывали за его успехами.

Безопасность, (а именно так его и стали звать, напрочь позабыв про имя, которым он сам назывался, – нечто вроде «Верного»), – развел бурную деятельность. По всему было видно, что человек он опытный, и дело знает. И месяца не прошло, как донесения обо всех событиях и происшествиях окрестных земель, ежеутренне стали ложиться на стол Вождя. Там же, оказывались и списки заподозренных в колдовстве, подозреваемых в сочувствии к магам, и подозреваемых в том, что они могут знать о подозрительных лицах.

Человеком он оказался весьма дельным и полезным. Одноухий вскоре вообще стал с ним не разлей вода. Особенно после того, как Безопасность расследовав случай якобы вопиющего мародерства одного из отрядов Одноухого, доказал, что это была попытка враждебных людям сил очернить спасителей человечества. И не просто доказал, но и раскопал серьезные улики, убедившие даже весьма скептически настроенных по отношению к Армии соседних феодалов.

Большая Шишка все еще продолжал относиться к Безопасности настороженно. Но никаких доказательств против него, как ни старался, найти не смог. И вскоре сам вынужден был смириться с присутствием его самого и его службы, в составе Армии.

А самому Вождю, Безопасность существенно помог и информацией и дельным советом, когда Сокол, чуть изменив направление своих усилий, переключился с вербовки простых людей, на налаживание контактов с феодалами и власть имущими.

Его знания обстановки, этикета, людей и какой-то особый светский лоск человека, немало пожившего в обществе Благородных, оказались не заменимы при непосредственных контактах и переговорах.

А переговоры эти, ставшие новой ступенькой развития для Дела Освобождения Человечества, дали не меньше, а может и побольше простого применения грубой силы.

При личных контактах Вождь, встречаясь лицом к лицу с вероятным союзником (или противником), убедительно и доходчиво, (как он это умел), объяснял ему свои цели, доказывал полезность своей организации,

А заодно убеждая своих собеседников, что он не просто невменяемый фанатик-маньяк, и не очередной добытчик «сладкого куска», а лидер организации с которой можно и выгодно сотрудничать. И тут Безопасность был куда полезней, чем Одноухий со своим взглядом отмороженного убийцы, или детская непосредственность Большого Шишки.

Главной их целью было договориться о взаимопомощи в случае столкновения с магами. Поэтому основной принцип союза был таков, – «Мы не лезем в ваши имущественные и политические разборки, а вы позволяете нам выявлять и уничтожать магов на вашей территории».

Магов тогда еще крепко побаивались, поэтому на подобный союз шли довольно охотно. Тем более что в небольшом, (хоть и весьма эффективном), воинстве Вождя, большинство «серьезных игроков», – угрозы пока не видели. Считая их кучкой, конечно слегка помешанных, но в целом полезных фанатиков.

Это изменилось после того как один из «вольных» городов, которого пытался прижать соседний барон, предложил Армии партнерство. Предложив, в обмен на защиту от разных притеснителей, обеспечивать Армию всем необходимым. Это был небольшой отход от принципа невмешательства. Но сулил слишком большие выгоды. Так что Сокол позволил Безопасности и Большому Шишке себя уговорить.

В город был введен гарнизон Армии, что послужило кое-кому тонким намеком держаться подальше от его стен. Барон намек понял, но понял неправильно. И попытался взять город внезапным штурмом.

Но внезапности не получилось благодаря Безопасности, заранее узнавшем о замыслах барона, точном количестве его войска, пути и времени следования. Армия барона попала в засаду, и была вынуждена сдаться на милость победителей. Это сильно укрепило авторитет Армии и ее Вождя. Они заявили о себе как о «серьезных игроках», с которыми следуем считаться. После чего еще три больших вольных города, а также с десяток больших сел, заключили с ними подобные же партнерства. Это-то и обеспечило тот материальный ресурс, благодаря которому из банды фанатиков, Армия превратилась в мощную организацию, способную влиять на политику всех соседних Владений. (Благо, по настоящему больших Владений, по соседству тогда еще не было).

Конечно многим это не понравилось. И в первую очередь тем, кто претендовал на те самые города и земли, которые попали под контроль наших друзей. Но после того как Армия вышла победительницей в нескольких последовавших за заключением договоров стычках, этим господам пришлось поубавить свой пыл.

Правда и с новыми союзниками дела шли не всегда гладко. Каждый город продолжал числить себя вольным и независимым. И договор они заключали с Армией, а не с ее союзниками. И цели, которые они при этом преследовали, тоже были не так однозначны.

Если с мелкими городками и селами все было более-менее понятно, – им была нужна зашита. То с большими городами, у которых были свои амбиции, дело обстояло не так просто

Поначалу многие вообще, не разобравшись в сути того с КЕМ заключают договор, решили что Армия, это просто какая то банда наемников, достаточно крупная чтобы называться армией. И соответственно попытались использовать ее в целях, так сказать приобретения земельных территорий или уничтожения конкурентов. Таким пришлось объяснять их ошибки. С одним городом даже пришлось расторгнуть соглашение и отдать на растерзание его же врагам. Это несколько остудило пыл других любителей позагребать жар чужими руками и Армии дали спокойно делать ее дело.

А дел было много. Численный состав пришлось сильно увеличить. Ведь в каждом городе, городишке, или большом селе, разместился один из ее гарнизонов.

Увы, но с ростом количества солдат, упало качество Армии. Если раньше Армию в основном составляли фанатики, безусловно преданные идеям Сокола, то теперь сюда чаще стали приходить приспособленцы и авантюристы, преследующие отнюдь не высокие цели Освобождения Человечества.

Но это была проблема более дальнего времени. А пока, – вымуштрованные Одноухим и вдохновленные Вождем солдаты, быстро навели порядок на улицах городов и на дорогах между ними. И вскоре купцы и простой люд получили возможность беспрепятственно, без всякого страха передвигаться и работать на землях, входящей в Великий Союз Свободного Человечества.

Каждый город сохранял самоуправление и собственные законы. Однако обязался кормить и обеспечивать всем необходимым стоящий в его городе гарнизон. А в случае войны, или опасной ситуации, – создать ополчение, и снабдив его необходимыми припасами, – отдать под руководство Армии.

Ну и конечно, в свете главенствующей идеологии, – каждый город, городишко или село вступившее в партнерство с Армией, – именуемое попросту «Великим Союзом», – брало на себя обязательства не пользоваться услугами магов, не давать им приюта, и издать закон согласно которому любое занятие, или обучение магии, – каралось смертной казнью.

Так же при Армии был создан особый Совет, занимавшаяся изучением магии, и способов борьбы с нею. В Совет входили шестеро официально признанных ученых четырех городов, да плюс к этому еще десятка полтора просто умных и бывалых людей. Им было выделено отдельное здание, на окраине одного из городов, куда свозилась вся захваченная у магов, (а чаще всего просто у знахарей, да деревенских колдунов), а также из частных и общественных библиотек, добыча. В основном это были книги, пучки разных трав, и какая-то замысловатого вида посуда. А также там, (в подвале, переоборудованным в небольшую темницу), содержались несколько «раскаявшихся», чьи показания тоже должны были пролить свет на феномен магии, (как называли его сами ученые люди).

Курировать этот Совет, Вождь поставил Большого Шишку. И этот, парадоксальный на первый взгляд выбор, оказался весьма удачным. Большая Шишка не пытался быть умнее ученых умников, не лез в их работы и не указывал кому и чем надо заниматься. Он просто распределял средства, обеспечивал, (в разумных пределах), всем необходимым, и разрешал имущественные, а иногда и научные споры использую для этого свою дремучию мужичью смекалку, честность и чувство справедливости. За что ученый люд, был вполне ему благодарен, и даже, в знак признательности, на досуге научил его читать.

И не только его одного научили читать на мирных и благословенных землях Великого Союза. Поддавшись новомодным идеям, он дал уговорить себя на финансирование нескольких начальных школ. Справедливо рассудив, что внушать людям ненависть к магам и магии, надо с младенчества. Он мечтал чтобы каждый сын свободного человека, а может быть даже и холопа, (если хозяин позволит), – будет посещать Школу, в которой его научат читать, писать, считать и ненавидеть магов.

И с чего же, в его мечтах, должны были начинаться уроки, в каждой из этих, курируемой Вождем школ? Правильно! В его мечтах, все школьные уроки начинались с благодарности величайшему человеку всех времен и народов, – Скромному, но Великому Полтиннику! Который первым раскусил коварные замыслы Врагов Человечества, Первым Сбросил Вражеские Оковы, и Показал Верный Путь к Свободе и Достойной Жизни Всему Человечеству! И Пал, Сраженных Вражеским Ударом в Спину, Закрыв Человечество Своей Грудью!

Да. Наш дорогой Вождь, не забыл своего Командира. И даже больше того, – сделал все возможное, что бы весь мир узнал и запомнил того, кому он обязан своим спасением из коварных лап злобных магов.

Как уже упоминалось, с первых же шагов на пути спасения человечества, – Светлый образ Полтинника, начал привлекать сторонников в ряды Борцов. Рассказы о нем и о его подвигах, становясь от раза все краше и занимательнее, заставляли людей плакать и смеяться, вызывали гордость у забитых и запуганных, внушали смелость робким и вели в бой нерешительных. Полтинник стал образцом Человека и Бойца.

А спустя какое-то время, Образец этот оброс такими фантастическими подробностями, что уже перестал восприниматься как реальный человек и перешел в разряд богов и героев. Даже Одноухий и Большая Шишка, как-то перестали отождествлять его с тем самым Полтинником, с которым они отслужили бесконечное количество лет в одном отряде, и съели не один пуд соли. А если им что-то подобное и приходило в голову они только удивлялись, – «Как же так, столько лет жили бок о бок, а так и не поняли, с каким великим человеком довелось познакомиться».

В течение первого года начала своей стремительной карьеры, Сокол неоднократно вспоминал что надо бы съездить в ту деревушку, проведать Полтинника. Но дела, опасности и заботы, дьявольская нехватка времени и тревожное положение на фронтах его Великой Войны, помешали ему сделать это. Потом, все как-то более-менее устаканилось, но забот почему-то появилось еще больше.

Но как только у Армии появилась служба Безопасности, – он поручил узнать, разыскать и доложить.

Доклад был…., – нерадостным, (с одной стороны), но вот с другой, – даже принес Вождю, некоторое успокоение.

Да, – к сожалению Великий Спаситель Всего Человечества, – безвременно погиб. (Какая досада!). По крайней мере, посланные в ту деревушку агенты Безопасности не смогли там обнаружить ни одного былинного героя, не говоря уж о Богах. Старая бабка-знахарка, (один из названных Вождем источников информации), бесследно канула в лету. А жители, (по преимуществу, – жительницы), деревни то ли просто не поняли, о ком идет речь, а то ли решили не выдавать неизвестным людям такого справного и полезного в хозяйстве мужика. Так что результат поиска оказался весьма не утешительным, хотя и позволил Соколу вздохнуть с облегчением.

Сокол то наш хорошенько запомнил, кем и каким был настоящий Полтинник. И даже собственные враки про Великого Героя не стерли из его памяти реального образа этого, конечно достойного, весьма уважаемого, несомненно любимого, но все-таки человека. А человек, каким бы замечательным он не был, все же остается человеком, и сделать из него Символ и Знамя Великой Победы, куда проще уже после смерти. А живой…, – ну это…, ну, – как-то…, – ну, в общем не то.

Сами подумайте, что будет, если геральдические лев или орел вдруг оживут, да начнут орать, требуя жратвы, гадить, вонять, терять шерсть и перья.

Нет определенно, Символ и Великое Знамя предпочтительнее иметь в мертвом, (по крайней мере, – в неживом), виде. Так они намного удобней, – не капают на мозги, не достают дурацкими советами и не путаются под ногами своих последователей, пробивающих их именами очередную дорогу к очередному светлому будущему.

Вот потому-то, Вождь вздохнул с облегчением узнав про смерть Полтинника.

Нет, он отнюдь не радовался этой смерти. И где-то в глубине души великого Вождя, там, где еще оставалась частица Куренка оборвалась какая-то очень тонкая, но страшно важная ниточка, привязывавшая его к своему прошлому. Но этого Куренка в душе нашего Сокола с каждым днем оставалось все меньше и меньше, по мере того как победы и успех укрепляли его в статусе Вождя.

И хотя толика тоски и печали вызванная этим известием, заняла свое законное место в душе нашего героя, это была не та тоска которая убивает в вас жизнь, и залепляет глаза и уши липкой беспросветной пеленой горя и страдания.

Нет, это скорее была такая тихая, но стойкая печаль, тихой мышкой сидящая в своей норке и лишь иногда выскакивающая оттуда что бы напомнить о себе. С годами к ней привыкаешь, она перестает вызывать боль, и становиться почти приятным воспоминанием.

Да и мог ли Вождь позволить себе большее? Мог ли он предаваться грусти и печали, как какая-нибудь кисейная барышня, когда на его молодых, (и признаться пока еще по мальчишески узких плечах), висел груз заботы обо всем человечестве? Конечно нет! Ибо по настоящему великого человека отличает от нас простых и вполне заурядных, именно эта способность, отринув личные переживания, отдать все силы главному.

Вот такой и была жизнь наших друзей, на тот момент, когда после долгого пятилетнего перерыва, они вновь вернулись на страницы нашего повествования. Можно сказать, – жизнь удалась. У них были; – интересная работа, достойное положение в обществе, вполне приличный заработок. В общем, – живи не хочу. Но к сожалению такая жизнь бывает только в сказках. А в жизни, или даже в самой, что ни на есть паршивой и слюнявой мыльной опере, как раз в тот момент когда все довольны и счастливы, обязательно должна случиться какая-нибудь грандиозная подлянка.

И у наших друзей она приключилась, а какая? – скоро узнаете.

(обратно)

СЕДОЙ

Как мы и говорили, пристрелив барона, наш герой дернул в глубину рощицы. Но как только по его расчетам, он уже скрылся от взглядов охраны, то не заметив за собой погони, резко свернул в сторону.

Достигнув конца рощицы, и перебежав что есть духу небольшое поле, он добрался до приличных размеров леска. Плутая, по лесным тропинкам, он добежал до ручейка, и войдя в воду, двинулся по его руслу.

Конечно это была старая как мир уловка, преследующая цель сбить идущих по его следу собак. Но его расчет, был не на то, что бы окончательно скрыться от подобной погони, а лишь запутать преследователей и выиграть время.

По ручью он двинулся не в сторону большого леса, куда должен бы был удирать если бы закончил все свои дела в этих краях. Нет, наш хитроумный и по своему честный герой двинулся как раз в сторону замка, дабы выполнить обещание данное Быку.

Ночь уже перевалила на свою вторую половину когда он наконец добрался до противоположной стороны замка и нашел указанный Быком подземный ход.

Пройдя по нему он проник в замок, разыскал семью своего невольного сообщника, передал написанную им записку молодой миловидной женщине и пользуясь царящей в замке суматохой и неразберихой, вывел ее и двух ее детишек на волю.

Обратный путь в деревню не вызвал особых проблем, разве что занял почти втрое больше времени, чем понадобилось бы одному Седому. Но теперь-то особо торопиться ему было некуда. Скорее наоборот, он выполнил все намеченные дела и взятые на себя обязательства, и перед ним опять замаячил страшный призрак скуки и неприкаянности.

Куда двинуться дальше? Этот казалось бы простой вопрос ставил его в тупик, и вызывал в душе нехорошее ощущение.

За все годы «сознательной» жизни, – он практически не разу не покидал своей деревушки и ее окрестностей, и потому совершенно не знал мира в котором живут все остальные люди. Даже те байки и рассказы которые все-таки доходили до него через третьи-четвертые руки, (или скорее рты), – рисовали весьма смутную картину происходящего в большом мире. Ни разу, за всю свою сознательную, (четыре года) жизнь, он не отходил от деревни дальше чем верст на пять-шесть, и даже примерно не знал ни географии окружающего мира, ни обычаев, ни, так сказать, – «мировоззрения», живущих в нем людей.

Ну конечно он знал что магов надо ненавидеть и ругать, и даже смутно догадывался за что. Знал он так же, что дворянам и прочим «благородным» надо кланяться, угождать, и вообще, – всячески лебезить перед ними. Но как мы знаем, с этим «лебезением» у Седого были серьезные проблемы.

А в общем-то. – Мозг его был девственно чист и свободен от разных сословных комплексов и «идеологических» пристрастий. А основная его философия взаимоотношений с другими людьми, сводилась к принципу – «Как ты со мной, так и я с тобой».

Сразу после убийства баронского сынка со товарищем, вдохновленный возникшей у него идеей, наш герой смело выпрыгнул в большой мир. Но сделав свое дело и вернувшись обратно в своей тесный но уютный мирок, он стал испытывать перед большим миром некоторую робость. И чувство это только усилилось когда на смену, возбуждению и азарту охоты на барона пришли усталость и апатия, которые частенько появляются после большого нервного и физического напряжения.

Так что вернулся в деревушку он полностью разбитым и потерянным. Сдал, изведшемуся в ожидании и тревоге за судьбу родных Быку, своих подопечных и завалился спать, проспав почти сутки.

И только на третий день после возвращения, в избе его первой жены собрался совет состоящий из Быка, старосты и естественно Седого. Честно и подробно рассказал он им о том что натворил, принял все упреки и слова восхищения, и спросил в завершении.

– Ну, это все теперь дело прошлого. А дальше то что делать будем? Ты Бык куда ноги собираешься делать?

– Ноги говоришь… – усмехнулся тот в ответ, – Благодаря твоим заботам, ноги я смогу отсюда сделать еще не скоро….. Да ладно тебе, – я не в обиде. Ты башку на собственных плечах сохранял. И получилось это у тебя лучше чем у меня. Так что,– что сделано, то сделано.

– Не ******, себе, – сделано, что сделано. – Пробурчал староста. – Да будь у меня две руки, я б за такие дела…. Это надо же что удумать, – весь Баронский род под корень вывести.

– Дак ведь я….

– Дак, да с печки бряк. А если кто прознает? Тебе то что, тебя теперь ищи за тридевять земель, а нам как?

– Да кто прознает? Про то куда сыночек с дружком двинулись, только вот он знал. А ему болтать тоже выгоды нет. Трупы то в болото кинули?

– Ясен пень кинули!

– А коней куда? Надеюсь прикарманить не догадались?

– Тебе вот легко говорить, а нам пахать то на чем? Да это же такие кони………!!!!

Они если хочешь знать, целого табуна таких как моя Пеструха стоят….. Эх…. И таких коней пришлось в лесу бросить. Знаешь Седой, плевал я на баронского сынка, и на папашку его я тоже плевал, но вот коней этих я тебе не в жизнь не прощу.

– Ладно, не прощай, главное что от следа избавился. Так что если из местных никто не проболтается, – все шито-крыто будет. Тебя про то сколько народу в деревне, когда-нибудь в замке спрашивали?

– А как же, по-твоему они барщину, да оброк назначали? Ясен пень, – спрашивали.

– И сколько ты указывал?

– Одиннадцать хозяев, да ты приблудный, – так и говорил. – …А баб? – Да кто же их считать то будет?

– Вот и отлично, – я уйду, у тебя так и окажется одиннадцать мужиков, и один приблудный, – указал Седой пальцем на Быка. Так и продолжай говорить ближайшее время. Если вообще будут спрашивать.

– А сам то куда двинешь. – Спросил Бык.

– Да не знаю, – куда глаза глядят. Можешь чего присоветуете?

– Да такому бедовому человеку как ты, – все дороги открыты. Не сидел бы ты все эти годы в такой то глуши, – может сейчас сам бы Бароном звался. Тогда такие…, из грязи поднимались, диву даешься.

– Только нос особо не высовывай. И кличку смени, – посоветовал хмурый староста. А лучше прибейся к какому-нибудь купеческому каравану, и топай подальше от этих мест. И тебе это безопасней, и нам поспокойнее будет.

– Да, совет разумный, чем дальше от этих мест ты удерешь, тем безопаснее тебе будет. Человек ты одинокий, ничего тебя на одном месте не держит. Так что погуляй, посмотри на мир….. Я ведь, в свое-то время и сам мечтал весь мир обойти. Мир то он Седой, – мир то он огромный, а мы за всю жизнь только маленький кусочек его посмотреть и успеваем. А в нем столько всего…..

– Столько, да еще пол столько. А голова одна. А от вас совета ждать…, – что от червяка шерсти. Расскажите хотя бы где что располагается…., ну там, – города, реки, горы?

И опять наш герой пёр через лес, полагаясь на свое чутье и звериные тропы.

Куда вел его новый маршрут? – Этого он и сам не знал. По крайней мере точно. Повинуясь какому-то внутреннему чутью, он при выборе путей бегства подальше от баронских земель, предпочел направление в сторону родной деревни. Причем, он почему-то точно знал, – что там находиться именно его родная деревня. Правда он не знал ее точного места расположения, но надеялся, почему-то, что придя на местность, сможет ее узнать.

О чем думал наш герой, пробираясь через лес? Надеялся ли найти родных и прижиться на новом месте? – Если честно, – то нет. Снова становиться крестьянином он даже и не думал. А прошедшие пять лет, уже вспоминал как страшный сон. Тупое растительное существование его больше не интересовало. Его душа просила приключений, а организм требовал действия. Правда каких приключений, и какого действия, он пока и сам не знал и даже не догадывался какие они нынче бывают.

Единственная мысль о дальнейшем существовании, что хоть как-то его грела, – была мыслью заняться ремеслом наемного убийцы. Поскольку он искренне продолжал верить в перспективность данной профессии. Вот только кого именно мочить, и кто за это заплатит?

Наняться в купеческий караван, или в войско какого-нибудь феодала, – тоже было перспективным вариантом, хотя и менее интересным.

Собственно, первым делом он должен был решить три основные проблемы.

Во-первых, – найти способ зарабатывать средства к существованию, во-вторых, – найти такой способ зарабатывать средства к существованию, чтобы не было скучно. И в третьих, – скрыться от возможных преследователей за смерть барона.

Что касается первого пункта, тут в общем-то большой проблемы и не было. Поскольку денег найденных в «его» мешке, – при разумной трате должно было хватить еще надолго.

Скучно, ему пока тоже не было. Беглецу вообще не до скуки.

А вот что касается – «скрыться от преследователей», – тут у нашего героя возникало множество сомнений.

Для начала, вообще было не ясно, – а будет ли преследование? Удалось ли ему замести следы, и совершить безупречное преступление?

Хотя в общем-то законов, запрещающих убивать баронов вроде бы и не было. Да и после бардака последовавшего за падением Магов, с законами было вообще негусто. Каждый Владетель или Городская Управа были сами себе законом. Однако там где не работают законы написанные на пергаменте, – начинают работать другие законы.

В том числе и закон мести. Захочет ли новый Барон, пришедший на смену Живодеру, искать убийцу своего предшественника? Или будет ему настолько благодарен, что предпочтет забыть об этом?

Если не станет, – то какой смысл скрываться от того, кто тебя не преследует? В этом случае перспектива, всю оставшуюся жизнь прятаться и бояться несуществующей мести, – куда страшнее самой мести.

Но если все же личная месть, или закон Чести, заставят нового барона искать убийцу, – то погибать из-за своей беспечности, невероятная глупость.

Поэтому-то, наш герой и решил, хотя бы на первых порах, вести себя так словно преследование ведется, и быть готовым к тому что враги идут по его следу. А значит, – ему предстояло долгие месяцы, а то и годы, скрывать свою личность, прячась неизвестно от кого. Этого он попросту не умел.

Только спустя два дня, после долгих и продолжительных раздумий на эту тему, ему пришло в голову придумать себе какую-нибудь «легенду». Здравый смысл подсказал, что злоупотреблять фантазией и излишними подробностями не стоит. А лучше, рассказывая о себе, побольше напускать туману, намекая на «некие жизненные обстоятельства». Самое главное, не употреблять своего старого имени, и не упоминать местности откуда пришел. А лучше вообще вести себя так чтобы у окружающих не возникало желания лишний раз завести беседу.

А чем заняться помимо решения всех этих проблем? – Ответ Седому был ясен, – выяснением собственной личности.

И первым шагом на этом пути, должно было стать возвращение на «историческую родину». Может там, в родных крах, среди знакомых (если таковые найдутся) лиц, – он наконец-то обретет свою память?

Да и так ли надо человеку искать причины для возвращения в родные края? Ведь в каждом из нас, где-то в глубине души всегда есть этот зов, – возвратиться в те благословенные места, где ты был молод и счастлив, как может быть счастлив только ребенок, чья бьющая ключом энергия, любопытство и жажда жизни, легко перевешивают любые невзгоды и страдания. Только в обычной жизни зов этот заглушают стоны и вопли наших повседневных забот и амбиций, и лишь когда нас вдруг припечет…, жизнь пойдет крахом, и мы окажемся в глубокой депрессии и растерянности, – вот только тогда и позволяем мы себе услышать этот зов. И спешим, подобно блудным сыновьям, припасть к груди нашей малой, часто захолустной, и при других обстоятельствах, скучной родины.

Вот и у нашего героя возник такой порыв. И следую зову сердца, пошел он напролом через лес, повинуясь лишь великому и страшному инстинкту, что заставляет каких-нибудь там селедок, пересекать океан в поисках той самой захолустной речонки в верховьях которой они соблаговолили вылупиться из икры.

Одно плохо. Как и большинство подобных благих порывов, – окончился он в ближайшем кабаке, залитый многими кружками разбавленного пива и подкисшего вина.

Дернул же Злыдень нашего героя зайти в этот дурацкий кабак. Любопытство, или какие-то забытые воспоминания подтолкнули его свернуть с большой дороги в это шумное, крайне неопрятное и как бы это сказать, – не слишком внушающее доверие, придорожное заведение? А может после долгого перехода через лес, ночевок под открытым небом, еды собственного приготовления, и общения лишь со зверями да деревьями, захотелось ему пойти туда где люди, свет, нормальная, (по меркам неприхотливого солдата), еда, стены и крыша над головой?

Ну в общем, он пошел…..

Спустя трое суток, ранним погожим утром его разбудили, привели к какой-то присяге, поставили в строй и заставили маршировать в неизвестном направлении.

Кого другого, подобный поворот событий мог бы сломать или расстроить. Но наш герой, в данный момент чувствовал себя практически в своей, очень знакомой тарелке, – то есть пребывал в коме. Ну разве что тогда у него не болела голова, не выкручивало желудок и не было ощущения, что кто-то перепутал его рот с отхожим местом. Двигался он на автомате, в полном бесчувствии и только это как-то извиняет тот факт, что в руках у него оказалось копье.

И лишь когда солнышко уже изволило приподняться над линией горизонта, хорошенько присушив ночную росу, – полное бесчувствие сменилось не менее знакомым ощущением, когда в голове начинают мелькать смутные образы и полустертые воспоминания.

Хотя начало он помнил довольно неплохо. Два первых кувшина вина и все что происходило пока он их выпивал, помнилось довольно отчетливо. Потом были какие-то другие кувшины, собеседники, собутыльники, соратники и побратимы. Потом он кого-то бил, и с кем-то обнимался… А эта толстуха на сеновале была вполне ничего… Что-то он ей такого подарил… она еще так страшно радовалась… А что потом? Кажется он встретил своих однополчан и угостил их по-королевски…. Потом кажется его били…. Потом….. А что же было потом?… кто-то рылся в его карманах, за что и получил перо в бок…. А потом? Опять какая-то драка… он один против целой толпы, и тут кто-то пришел к нему на помощь… А потом они опять пили. Обнимались и …

…. А кто эти люди..? и почему он идет в строю, и что это за палка у него в руках? – Ой, не фига себе, да это же копье! – Седой даже оглянулся в испуге, не видит ли его кто из бывших сослуживцев. – Это надо же, он – полусотник меченосцев (?), (вот кем оказывается он был в прошлой жизни), разгуливает с копьем в руках как какой-то…., копейщик. – Стыдобище! – Он чисто инстинктивно отбросил это, позорящее его высокий род войск оружие. И оно отлетев, вдарило по спине идущего впереди, отлетело куда-то назад, звонко задев чей-то шлем, и благополучно свалилось под ноги идущим солдатам, радостно увлекая их за собой.

– Что там за….., ………..дети……, у кого из….. растут не ноги, а…….

– Да это…… его задери, – новенький, с похмела копье не удержал, а вчера ….., что старый солдат.

– Ты, как там тебя? – Белый, ты……, или ……, а то…я собственноручно……., и …… Понял?

– Да……, всякий, мне указывать будет….., да я……, еще когда твой папка……………., а бабушка его……., и вообще, – где я? И кто вы такие?

В ответ раздался дружный смех. Кто-то хлопнул Седого по плечу, и басистым голосом сказал над самым его ухом.

– Ну ты брат Белый и нажрался вчера. Даже забыл как в нашу Армию записался?

– Я?! В Армию?!?! Да за каким хреном, мне ваша Армия сдалась?

– Да ты же сам просился. Говорил у тебя к нашим врагам должок имеется. А сотник наш, после того что ты в том сарае натворил, такого вояку с распростертыми объятьями…..

– В каком таком сарае? Не помню я никакого сарая. Конюшню помню… эту как ее…., ну рыжая такая, жопастая…., – ее тоже помню. А вот сарай…. .А что сильно я там….?

– Да уж, не хило. Видал я рубак, но что б такое, да в никаком виде… это я тебе скажу, то еще дельце. Ребятам в лагере расскажу, – не в жизнь не поверят. Особенно если копье ронять будешь.

– Слышь Белый, а может ты только в бухом виде вояка? А на трезвую голову пентюх– пентюхом? – раздался писклявый голос около второго уха, – Так давай мы с Жердью упросим Старшего Соратника, чтобы он тебя на особое довольствие поставил. А ты нам за это по стаканчику другому от каждой пайки подносить будешь.

Некоторое время эти двое шутников местного разлива продолжали беззлобно прохаживаться насчет Седого, которого они упорно называли Белым. Впрочем самого Седого-Белого это нисколечко не трогало, поскольку к подобного рода «разговорчикам в строю», да особенно на марше, он привык давным-давно. Куда больше его беспокоило эта странная ситуация, когда он неизвестно как и неизвестно почему вдруг стал солдатом, какой-то непонятной Армии, и что самое ужасное, – копейщиком.

Ну не то что он и правда настолько презирал и брезговал этим видом войск. В конце концов они тоже были нормальными солдатами, чья поддержка в бою никогда не была лишней. Но уж так исторически сложилось, что вне боя, копейщики и мечники считали себя злейшими врагами. Да и въевшаяся в кровь цеховая солидарность меченосца, предписывала ему относиться с некоторым превосходством и брезгливой жалостью ко всем иным родам войск. Включая даже дворянскую тяжелую кавалерию. Ну разве что магов можно было побаиваться, но все равно, с некоторым чувством превосходства.

… Первым делом, – надо будет перевестись в войска поприличнее. – Подумалось ему. Если они вообще есть в этой Армии. И что это вообще за Армия такая и с кем воюет? Впрочем, как говорит этот верзила, вчера я вроде бы говорил, что у меня к их врагам какой-то должок. Может они с Бароном воевали? Да нет, если бы с Бароном воевала какая-то Армия, я бы об этом услышал. А может с теми ребятами, с которыми я вчера то ли пил, то ли дрался? А что это были за ребята? Кажется разбойнички местные, или торговцы чем-то не тем. Что-то там вчера такое говорили, про что-то запрещенное. А вот про что?

Да нет. Наверно простые разбойники. А эти ребята, навроде дружины у местного феодала. Хотя нет. Что-то этот коротышка говорил про города и самоуправление. – А точно, – эту армию содержит Союз местных городов. И они отлавливают по лесам разбойников и прочую подозрительную шваль, (навроде меня). В таком случае, пожалуй даже не плохо что я теперь с ними. Всегда лучше быть на сторонетех кто ловит, чем тем, кого ловят. Главное постараться избежать дальнейших расспросов. Особенно учитывая что я не помню что успел наговорить в пьяном виде.

А еще лучше, будет слинять из этой Армии, как можно раньше. Это же надо так вляпаться. Что бы я еще хоть раз прикоснулся к вину……

Так и топал наш герой, мучаясь похмельем и дурными предчувствиями. Впрочем с каждым шагом хмельные пары полегонечку начали покидать его страдающий организм, подниматься куда-то вверх, где легкий утренний ветерок уносил их в сторону от его больной головы. А освободившееся после них место, занимали куда более характерные для нашего героя оптимизм, и уверенность в себе.

Оказалось вдруг, что маршировать по утреннему холодку, в строю таких же бравых вояк как и он сам, слушая мерный топот подкованных башмаков, привычный лязг доспехов и веселое подтрунивание товарищей, – совсем не так уж плохо. Скорее даже наоборот, – очень привычно, и от того даже приятно.

– А ведь если я и в правда был солдатом, то может именно армии, смогу вспомнить о себе куда больше, чем гуляя по каким-то, давным-давно покинутым мной местам. – Размышлял он про себя. – Сбежать отсюда я всегда успею. Так что пока может быть, есть смысл здесь задержатся? Хотя бы до тех пор, пока не подвернется что-нибудь получше.

Настроение Седого после принятия решения, заметно улучшилось и он даже начал напевать какую-то строевую песенку, которую с удовольствием подхватили его новые однополчане. (Видимо знали слова).

После полудня объявили привал и обед. Привычный запах донесшийся из походных котлов, доставили Седому истинное наслаждение, и он с нетерпением сглатывая слюну, не мог дождаться своей пайки.

– Ну ты видать совсем оголодал в своей деревеньке. – Прогудел привычный бас у него над ухом.

– Точно Бочка, над котлами вьется как муха над дерьмом. – Пропищал ответный дискант.

Он небось, Суслик, – думает что в честь него, туда сегодня заместо обычного дерьма, еду положили. – И не мечтай братан Белый, будет тоже что и вчера.

– А может он там у себя на полях, как раз к навозу то и привык. Что им мужикам сиволапым еще жрать то? – пропищал Суслик с удовольствием погружая ложку в здоровенную, полную до краев миску.

– Будто это вы, два обалдуя хлеб растите. Его мужик и растит…. – пробурчал в ответ Седой, обжигаясь горячей кашей.

– Только жрет все равно одно дерьмо. Сам же вчера рассказывал, почему от своего ярла ноги сделал. – Пробасил Бочка с удивлением замечая что ложка уже царапает дно миски.

– А …. Ну это да… конечно. Только не надо уж совсем-то…Ну сами понимаете. – На всякий случай прикидываясь смущенным ответил Седой, – А добавку тут выпросить реально?

– Да ты Белый не тушуйся. То что ты в холопах ходил, это ничего. У нас в Армии половина таких, причем большая. Зато теперь мы сами любого хоть ярла, хоть барона…. У нас теперь один хозяин, – Вождь, (насчет добавки…, Суслик, – подсуетись). – А он знаешь какой мужик…., сам не брезгует в строй вставать, и из одного котла с нами ест….., так что мы за него, хоть на баронов, хоть на ярлов, хоть на самого Злыдня лысого… Так что с нами не пропадешь. Мы теперь этих…, в бараний рог… Мы теперь сила. Нас все боятся.

– Ну если все, – тогда может и в правду не пропаду. А с кем вы воюете-то?

– Хватит жрать, оправиться и построиться. – Прорычал начальнический голос, и наши друзья бросились исполнять. – Что, – набили брюхо? – Продолжил орать голос. – Пора отрабатывать армейские харчи. Строевые.

И начались строевые занятия. Которые, наш герой проделывал с легкостью и видимым удовольствием, за что даже был отдельно похвален наблюдавшим за занятиями сотником.

Для Седого все это было чистым удовольствием, почти игрой. Он с радостью замечал, как его тело безупречно выполняет команды раньше, чем голова осознавал их значение. И он с видимым превосходством начал поглядывать на своих сослуживцев, многие из которых отнюдь не могли похвастаться подобной сноровкой. Особенно тяжело это давалось зубоскалу Суслику, который частенько забывал через какое плечо надо поворачиваться, с какой ноги начинать движение, или терял свое место в строю при сложных перестроениях. Так что спустя несколько минут Седой уже по старой армейской привычке начал помогать ему пинками и локтями.

– А ты новенький, похоже в строю ходил. Может и десятником был? – спросил, заметивший его энтузиазм сотник.

– Может и был, – нехотя ответил Седой, – что было то давно сплыло.

– Ну, тут этого стесняться нечего. Все мы под магами лямку тянули…, – как-то по-своему понял его ответ сотник. – Однако, в нашей Армии твои умения послужат доброму делу. А хорошие десятники нам нужны. Так что если хорошо покажешь себя на «боевых», – по приходу в гарнизон сразу порекомендую тебя в младшие командиры.

Сразу и приступили к боевым упражнениям, которые к стыду Седого пришлось выполнять со здоровенной палкой в руках, которую «местные» называли копьем.

Под конец он не выдержал и в ответ на тираду сотника что дескать, – «Если вы в совершенстве освоите все приемы обращения с копьем, не одна сволочь не сможет разбить ваш строй», не выдержал и весьма громко и выразительно хмыкнул.

Этот хмык, не остался незамеченным руководством, и нашему герою было предложено объяснить, что это за звуки вылетают у него изо рта. (Вообще-то, все это было сказано, несколько иначе, но если автор будет дословно повторять все речи армейского руководства, у него скоро закончатся многоточия).

В ответ наш герой, используя сходную лексику, выразил сомнение в обоснованности столь категоричных заявлений, и высказал предположение, что любой, мало-мальски обученный боец, представляющий какой-нибудь более достойный вид войск, ну… предположим меченосцев, с легкостью их опровергнет.

В ответ, руководство позволило себе высказать осторожное предположение о причастности Белого к той самой категории мало-мальски обученных бойцов.

Наш герой скромно, но с достоинством подтвердил обоснованность данного предположения. В ответ на что ему было любезно предложено подтвердить свои слова делом. Седой не стал прятаться в кусты, и данное продолжение принял. После чего отрубив на глазах у потерявшего дар речи сотника, часть древка своего копья, вышел из строя и взмахнув пару раз своим инструментом пошел в атаку.

Ну естественно он прорвал строй своих новых товарищей, сделав это легко и изящно. А затем по просьбе не верящего своим глазам высокого руководства, еще дважды повторил этот номер на бис.

Взбешенный сотник, (бывший кстати местным чемпионом), предложил помериться силами один на один. Вышел с мечом против палки, и спустя несколько минут, выплевывая изо рта кровь и осколки разбитого зуба, провозгласил что, – «Белый, – самый великий боец, из всех кого он видел». В ответ, разухарившийся Седой, с ложной скромностью заявил что, – «Да в наших отдельных сотнях, были бойцы и покруче». Всем своим видом давая понять превосходство своего рода войск.*

*Должно отметить, – что подобный подвиг, разбить в одиночку строй целой полусотни да еще будучи вооруженным лишь палкой, – было делом действительно удивительным и уникальным. И если бы Седой что-то помнил о своем прошлом, – он бы и сам ужаснулся и удивился этой своей внезапно открывшейся крутизне.

Откуда она взялась? – Отчасти, это стало побочным эффектом лечения Умника. Который, дабы спасти почти убитому Полтиннику жизнь, до совершенства отрегулировал все функции его организма, результатом чего стали просто отменное здоровье, мгновенная реакция, совершенная моторика, и быстрое восстановление после нагрузок. (Что особенно ценили его деревенские «подруги»). Еще свой вклад вносило и то, что забыв умом про боль и страх, его тело сохранило навыки бойца, и приобрело способность отключать когда нужно мозги, отдавая управление рефлексам и инстинктам. А они у Седого были развиты чрезвычайно хорошо, (смотри, главу 1). Ну и пожалуй еще более значимый вклад в боеспособность Седого, внес сам автор. Которому западло описывать какого-нибудь дохляка и неумеху, а подавай супермена и мега-супер-гипер бетмана. Все эти обстоятельства, и делали нашего героя крутым парнем, что он и доказал своим новым сослуживцам.

Если честно, то впоследствии, он и сам не смог бы объяснить, зачем ему понадобился этот выпендреж и показуха. Куда разумнее в его ситуации было бы скромненько и незаметно сидеть с краешку и не высовываться. Но толи это было не в характере нашего героя, (иначе он бы и не был героем), то ли на него так подействовало его внезапное возвращение в образ солдата, а может просто сказывалось действие похмелья и нервного возбуждения, но он выпендрился.

И можно сказать, что это было тем самым редким случаем, когда подобный выпендреж оправдал себя. Ибо после подвигов на той полянке, его авторитет поднялся настолько высоко, что новые однополчане, даже не смогли придумать ему достойного его армейского статуса.

К тому времени когда отряд прибыл в свой гарнизон, Седой уже стал легендой местного масштаба. Ему даже почти не пришлось врать про свои подвиги, – восторженные почитатели сделали это за него. А поскольку в сравнительно небольшом гарнизоне, слухи разлетались мгновенно, – то вскоре о Седом узнали все.

Подобная слава поставила его в несколько странное положение. Его непосредственное начальство, смущенное славой великого бойца, просто не знало куда его деть, и как с ним обращаться. Ну разве можно послать человека-легенду мыть сортиры? Или приказать ему стоять в карауле, патрулировать улицы и чистить оружие?

А как можно поставить в обычный строй человека, стоящего целой сотни, (а многие уже поговаривали, что и тысячи). Уж не говоря о том, что бы пытаться грузить подобного человека бесконечными тренировками и упражнениями.

Но с другой стороны, – а что с ним еще делать? Поставить командовать сотней? А с какой стати? Командовать сотней, и махать мечом, (пусть и в совершенстве махать), – две разные вещи.

А можно ли доверять этому непонятному человеку, появившемуся неизвестно откуда, и в невменяемом (якобы), состоянии записавшимся в Армию?

Да и эти его способности…, – они конечно удивительные, просто фантастические, настолько, что напрашивается вопрос, – а все ли тут чисто? А не торчат ли из этих фантастических способностей, вражеские уши?

Конечно, сотрудники безопасности в данном гарнизоне, попыталось выяснить подноготную Белого. Они тщательно допросили всех бойцов полусотни, которая первой наткнулась на него. Как это было, что он делал в том вечер, а главное, – что говорил о себе и своем прошлом? Попытались отделить правду, от уже густо намешанного вранья. Результат оказался минимальный.

Доармейский путь Седого, прослеживался лишь до того самого кабака, во дворе которого он из писался в Армию. А сам он говорил о нем настолько туманно, что это только усиливало подозрения.

Его рассказам про потерю памяти…., конечно доверяли, (подобные прецеденты уже бывали), но естественно брали под сомнение. (Уж больно удачная отмазка, эта потеря памяти для того, кому есть что скрывать). А то что Белому есть что скрывать, никто не сомневался. Вот только что?

Одно дело если он просто удрал из холопов, (как он сам говорил), погулял по лесам, да пошалил на большой дороге, (что он отрицал), – это одно. Таких «шалунов» в Армии хватало, и на их прошлые шалости смотрели сквозь пальцы. Но если……. Под этим «Если», могло скрываться, очень и очень многое, и даже чрезвычайно опасное.

Но с другой стороны, – разве можно просто выгнать из своих рядов бойца, который стоит сотни, а может и тысячи, только из-за смутных, ничем не подверженных подозрений?

Да, загадал он своим появлением загадку службе безопасности и своим начальникам. Так что они предпочли оставить его на какое-то время, так сказать, вольной птицей, и присматривать за тем куда эта птица будет летать, и какие песни петь.

А нашего героя, на первых порах, куда больше интересовало что он будет клевать, где угнездиться, и чем будет заниматься в свободное от отдыха время.

И поскольку, право решать эти вопросы отдали ему самому, – то он, встав на довольствие, (как полагается), – занял койку в казарме, и стол в офицерской столовой.

А после нескольких дней безделья, когда ему уже порядком надоели восхищенные взоры сослуживцев и праздная болтовня про себя любимого, – взялся гонять по плацу новичков, приняв на себя обязанности инструктора по боевой подготовке.

Подобное положение дел устроило всех, и эта идиллия продолжалась почти все лето, а затем, нашего героя, пригласили на обед в компании начальника гарнизона, начальника службы безопасности, и некоего таинственного человека, который предложил называть себя просто Старший Соратник….

(обратно)

ВОЖДЬ

Подобно тому, как тихая и спокойная речка, после обильных дождей вдруг вскипает, и выходя из берегов, начинает, выдирая с корнем деревья, и сметая мосты, нестись по своему руслу, – так события, неторопливо текущие как-то сами по себе, за последний месяц внезапно забурлили и понеслись вскачь.

Таинственное убийство барона, поначалу предвещавшее лишь некоторые волнения, всколыхнуло неторопливый омут устоявшегося равновесия и поставило на грань уничтожения весь сложившийся миропорядок.

На баронство лишенное прямого наследника, вдруг откуда ни возьмись появилось множество претендентов. Но страшны были не эти жадные до чужого шакалы, а те волки и медведи что стояли за ними.

У каждого, сколько-нибудь заметного претендента на этот сладкий кусок, был свой весьма могущественный покровитель, который не желая впрямую вступать в конфликт, предпочитал загрести желаемое чужими руками. И после нескольких месяцев свар и побоищ, – наконец-то выявились главные претенденты на престол.

И уже казалось что после одной-двух хороших разборок, многострадальное баронство найдет-таки своего хозяина, как вдруг в игру вступил новый, весьма опасный игрок сумевший спутать карты всем заинтересованным участникам

И именно этому обстоятельству и было посвящено проходящее в стенах харчевни «Сытная жратва», совещание.

– Что мы знаем об этом Ярле? – спросил Вождь, устало потирая красные от недосыпания глаза. – И кстати, – почему просто Ярл? А не Великий, Кровавый, или Ужасный Ярл?

– Как ни странно, но он действительно ярл, законный наследник старинного рода. Правда лет десять назад его владения находились в таком состоянии, что из окон замка можно было доплюнуть до владений соседа. Все это изменилось после падения магов. Старый ярл, – дядя нынешнего, внезапно умер в расцвете лет, а отодвинувший его сыновей и вступивший на трон племянник, начал править железной рукой. Буквально через несколько лет он превратил полученное наследство, в самое могущественное в тех краях Владение.

По слухам, причина такого внезапного возвышения, скрывается в бурной молодости Ярла. Который будучи изгнанным своей семьей за буйное и непотребное поведение долгое время скитался среди самых низших слоев общества, не брезгуя ни грабежом, ни убийством, ни насилием. Там то он и получил это прозвище.

Ходили упорные слухи что Ярл, еще до того как занять дядин трон, уже являлся королем всех разбойничьих шаек и воровских цехов в окрестных землях и получал долю с каждого разбитого обоза и срезанного кошелька. А заняв трон Ярла, он естественно не оставил этого своего «королевского» занятия, а наоборот присоединил свое Владение к «королевству».

Вот почему для него не составило труда в короткий срок, опираясь на свою, не признающую никаких границ и условностей воровскую армию, подчинить себе окрестные земли.

Ярл всегда в курсе всего что происходит в соседских землях, имеет точные планы вражеских замков с указанием складов, арсеналов и подземных ходов. Может перекрыть доступ продовольствия еще до начала осады, внедрить своих людей в прислугу и охрану замка соседа. Так что его противники проигрывали войну еще до того как она начиналась. В голосе говорившего все это Безопасности, слышались искренние нотки восхищения.

– А что слышно о его связях с магами? – недовольно поморщившись спросил Вождь.

– Ну достоверно, – ничего не известно, а по некоторым, не слишком достоверным слухам, на Ярла работают самые могущественные маги….

– Что бы маги работали на какого-то там Ярла, – с недоверием хмыкнул Одноухий. – Что-то звучит сомнительно.

– Ну по ряду слухов, – он и сам является сильным магом.

– Доказательства этого есть?

– Нет Вождь. Скорее Ярл сам распускает подобные слухи, что бы запугать своих противников.

– Насколько эти слухи распространенны? Мы можем воспользоваться ими что бы обвинить Ярла?

– Ну в общем-то, – да. Если мы начнем громко кричать об этом, – нам поверят. Только что нам это даст? У Ярла нет союзников, которые могли бы от него отвернуться. А тех кто и так вынужден идти за ним не по своей воле, это только заставит сильнее его бояться. Так что я думаю…

– Но это может привлечь на нашу сторону тех кто ненавидит магов, а таких, как вы знаете, немало. К тому же, – если Ярл будет официально объявлен магом, – это даст нам законное право объявить ему войну.

– Что хрен в лоб, что лбом по хрену, – с армейской прямотой заявил Большая Шишка. – Одних привлечет к нам ненависть к магам, а столько же отторгнет страх перед ними. Однако магом его все равно придется объявить, – мы же с магами воюем, а не с Ярлами.

– Я бы вообще предпочел избежать войны, – ответил на это Безопасность, и обратившись к Вождю сказал, – Может нам лучше с ним как-то договориться, – а то у меня плохие предчувствия.

– Он уже приблизил границы своих Владений к нашим землям. Получив контроль над баронством, – Ярл не остановиться, и следующими будут «наши» города. А к тому времени, он станет еще сильнее. Так что войны все равно не избежать. Скажи лучше Безопасность, – что говорят твои агенты о том когда Ярл начнет войну? Сколько у него войска, и какой тактики он предпочитает придерживаться?

– Ну… , видишь ли…, – замялся Безопасность. Потом набрав полные легкие воздуха, выпалил, словно бросившись в ледяную воду. – Сколько я не засылал шпионов к Ярлу, – не один не вернулся, и не дал о себе знать….

– Хороша же у нас служба, – не упустил возможности подколоть Большая Шишка.

– Служба у нас нормальная. – Сразу пресек возможную свару Вождь, – но похоже у Ярла лучше. В связи с этим хотелось бы знать сколько шпионов крутится вокруг нас в данный момент?

– Ну…, мои люди над этим работают, я поставил самых надежных. Они проверяют всех подозрительных. И….

– Знаешь Безопасность, – все это звучит как детский лепет. Когда-то ты обещал что будешь докладывать о кознях наших врагов еще до того, как они их придумают. А сейчас, ты смотришь на нас как обосравшийся теленок, и мычишь что-то жалобное – Вспылил на сей раз Одноухий.

– Если ты такой умный, то может сам займешься безопасностью, а то мечом махать, много ума не надо.

– Стоп. – Опять прервал начинающуюся ссору Вождь. – Склоками делу не поможешь. Нам сейчас только передраться не хватает. В создавшемся положении виноваты все, и я в первую очередь. Но сейчас нам надо думать не о прошлом, а о том что делать, чтобы у нас было будущее. Начнем с тебя Большая Шишка, – насколько мы готовы к войне?

– Ну, наши десять тысяч, я могу кормить три месяца, лошадей для обоза хватит, да и с кормами проблем не будет, слава богам, – летом запаслись. А вот с оружием, – как всегда беда. Наших-то, регулярных я вооружу. Но ведь придется набирать пополнение, да и из городов если что ополчение придет с рогатками да топорами…. Одно хорошо, – казна полная. Если будет время, – постараюсь вывернуться.

– Временем займусь я, – сказал на это Вождь. – Одноухий, – говори ты.

– Пехоты у нас, ежели по всем городкам да селам поскрести, – три тыщи копейщиков, и две мечеников наберется. Да лучников еще полных тыщи полторы. Это те, на кого можно полностью положиться.

Еще недавно набранных тысячи четыре. Но там полный бардак, – солдаты не обучены, командования толкового нет, вооружением и амуницией не обеспечены.

Ах да, – еще эта наша кавалерия…., ну я вам про нее говорил. – Не наше это дело. Хорошую конницу надо из благородных набирать. Да не из нищебродов, что у нас вертятся, а из тех что побогаче, кто со своими конями и доспехами воевать приходит. А так, если издалека смотреть, – на войско похоже.

– Ладно, Безопасность мы уже слышали. Теперь о том что надо будет сделать; – Большая Шишка, – готовь припасы, оружие и амуницию, – чтобы на полгода войны хватило. Как будешь делать меня не касается, но чтобы было.

Одноухий, – набирай пополнение, греби всех кого можешь. Даже если это будет толпа, – я найду ей применение. Но если ты успеешь сделать из них солдат, честь тебе и хвала.

– Да разве за пару дней солдата из крестьянина сделаешь? – уныло пробормотал Одноухий.

– Не ной, – в наше время почти все мужики с солдатским ремеслом знакомы. Опять же, – я в Большой Битве после трех недель обучения участвовал. Забыл, как вы меня с Полтинником муштровали? Вот так и этих муштруй, – без жалости и отдыха. Они потом тебе спасибо скажут.

– От тебя я этого «спасибо», до сих пор не услышал.

– Спасибо. …. И если с сантиментальными воспоминания юности все, тогда перейдем к делу. Безопасность, – твоя задача ловить шпионов Ярла. Думаю будет разумно прочесать хорошенько все злачные места. Возьми у Одноухого пару тысяч, и выскреби со дна всех подонков. Двойная польза будет. Каждого подозрительного на допрос с пристрастием. Я хочу, что бы через неделю, посреди городской площади можно было оставить кошелек набитый золотом, вернуться за ним через месяц и найти его нетронутым. – Это во-первых.

Во-вторых, – к Ярлу пока не суйся, побереги людей. Но что бы в окрестных землях, особенно в землях его союзников, ни одни комар не смог пролететь без того что бы твои люди об этом не узнали.

В-третьих, – я должен точно знать на кого из наших союзников можно положиться. Так что следи за ними, так же как и за нашими врагами.

– Где я возьму столько людей?

– Мне наплевать….. А в прочем, пожалуй дам тебе и Одноухому один совет. – Прошерстите всех наших соратников. Пусть из каждого гарнизона вам пришлют самых лучших людей. Тех кто посообразительней, – пусть привлекут к работе у Безопасности. Из тех кто просто хорошо обращается с оружием, – составь особый Полк Лучших.

Большая Шишка вооружит и экипирует их всем самым лучшим. Чтобы прибить Ярла, мне понадобится не просто дубина, а самая лучшая из дубин.

Я же займусь дипломатией, надо вербовать сторонников и укрепить духом союзников. А еще, – я начну переговоры с Ярлом, постараюсь убедить его в нашей слабости и готовности сдавать позиции без сопротивления. Когда он расслабиться – мы ударим первыми. Задачи всем ясны? – Тогда за работу!

…А тебе чего красавица? А, – новый кувшин. Ставь на стол.

(И вот в этот момент, любой, даже не слишком вдумчивый и пытливый читатель, вправе спросить автора, – «А что же это за красавица такая, вдруг не с того, не с сего приперла кувшин. И что в этом кувшине налито? А закуску она не забыла?»).

Ну что ж, – я готов дать все необходимые комментарии по этим животрепещущим вопросам. Начну с главного, – Да, естественно в кувшине было вино. А закуска нашим друзьям была без особой надобности.

(Что это я все про пьянку…? Лучше сразу про баб…?)

Да кого вы тут назвали бабой? Это к вашем сведению совсем даже не баба, и не девка какая-то была, а по мнению кое-кого из участников особо секретного совещания, – чистый ангел.

Что делает ангел в штабе Армии? Глупый вопрос. Заданный тем, кто не внимательно читает нашу книгу. А ведь еще в самом начале этой части, я ясно написал что это особо секретное совещание проходило в харчевне «Сытная жратва». А почему? Да потому, что с недавнего времени все совещания, и особо секретные, и не особо, и просто рабочие пятиминутки, проходили именно там.

…Что значит почему? – Во-первых это удобно, поскольку находящаяся рядом с городской площадью харчевня располагалась очень удобно. Тут тебе и штабом рядом, и городская Управа…., и до казарм не далеко. Опять же, народ может видеть своего Вождя…. А самое главное, тут была она. Нет – Она. А еще вернее – ОНА!!!!!!!!!!

Кто? – Та самая девица, она же чистый ангел, – что притащила новый кувшин вина.

Ладно, так уж и быть, не будем больше интриговать наших дорогих читателей и поясним, что наш Великий Мудрый и Всезнающий Вождь влюбился как последний пацан. Влюбился, первый раз в жизни.

А чему тут собственно удивляться? По нашим расчетам на данный момент повествования, ему едва перевалило за двадцать лет. Самое время влюбляться в девушек, дарить им цветы, читать стихи и вести себя при этом максимально глупо.

Плохо только то, что Великому Вождю как-то не пристало заниматься чем-то подобным.

И наш несчастный, хотя несомненно и Великий Вождь, был вынужден тратить самые лучшие годы своей молодости на дело спасения какого-то там человечества, вместо того чтобы как нормальный парень ухлестывать за девушками.

Еще на самой заре карьеры Великого Вождя, его на каком-то постоялом дворе, какая-то ушлая служанка, по каким-то своим соображениям лишила невинности.

То ли ей и впрямь приглянулся молодой господинчик, то ли надеялась денег срубить, а может просто была слаба на передок. Но факт свершился.

После этого данный факт свершался с завидной регулярностью, частота которой возрастала по мере усиления Армии, торжества Дела Спасения Человечества и личного авторитета Вождя.

Но если все это вполне удовлетворяло потребности его тела, то душа его голодала и жаждала истинной любви. И засыпая в объятьях очередной зарабатывающей то ли деньги, то ли власть подружки, – он грезил о НЕЙ.

Иногда ОНА ему снилась, и даже не столько ОНА, сколько ее взгляд. Откуда взялся этот взгляд? Видел ли он его когда-нибудь наяву, или это была его ночная греза? – Кто знает. – Даже я, автор, и то не знаю. Но знаю, что взгляд этот не был нежен и полон любви. Нет, скорее он обжигал яростью, и был полон непонятной угрозы. Но в нем было столько искренней силы, чувства собственной правоты и справедливости…., – что наш честный, и тоже полный жажды справедливости герой, не мог в него не влюбиться.

Одно время он верил, что это ему сниться взгляд страждущего под пятой Врага человечества. Но…., но не мог этот взгляд принадлежать какому-то там человечеству. Слишком уж этот взгляд был…. Таким вот…. Ну как бы…. Так сказать…..

….В общем не был этот взгляд, взглядом страждущего человечества.

Это был взгляд конкретного человека. И даже более того, – женщины!

Иногда Вождю казалось что он замечает этот обращенный на него взгляд на улицах города. Он мелькал подобно вспышке молнии, обжигал, и мгновенно пропадал, не позволяя обнаружить свой источник. И лишь однажды, когда жажда и усталость загнали его в харчевню «Сытая жратва», он засек этот взгляд и его обладательницу. И хотя лишь раз в карих глазах простой служанки вспыхнула эта молния, – наш герой безнадежно влюбился.

Влюбился, – но не потерял голову. Он даже себе не признался в своих чувствах и удачно скрывал их и от своих соратников, и даже от предмета своей страсти.

Просто внезапно он зачастил в это, столь удобно распложенное заведение, и стал проводить там намного больше времени чем…., ну чем где– либо еще.

А служанку эту он даже и не замечал вовсе. Тем более что и она всячески делала вид будто и знать не знает, какой важный гость оказывает высокую честь их низкопробному заведению. Впрочем, эта гордячка вела так себя со всеми, за что и получила кличку Княгиня. Хотя глядя на ее гордо выпрямленную спину, задранный подбородок и презрительный взгляд, в ней и так было несложно заподозрить голубую кровь. Тем более, что после всех потрясений последних лет, сокрушивших немало древних родов, – вполне могло оказаться что дочь благородных родителей вынуждена работать служанкой в харчевне, (хорошо еще не в борделе). А может просто хитрая дочь мастерового или мелкого лавочника, заметив что подобные манеры существенно прибавляют количество ее чаевых и уменьшают количество «дружеских» шлепков по заднице, – начала играть подобную роль.

Для нашего же героя было неважно, Княгиня ли она по крови, или обычная нищенка, – он точно знал что она была его ангелом. Ангелом-мучителем.

(обратно)

СЕДОЙ

– А нескучно ли, такому выдающемуся человеку как ты Белый, торчать в этом захолустном гарнизоне, обучая разную деревенщину отличать палку от копья?

– А для меня Старший Соратник, – особого отличия между ними и нет, – я по жизни всегда мечником был. Ты скажи-ка мне лучше, – Старший Соратник, это у тебя кличка, звание или должность?

– Можно сказать, – и то и другое и третье. А почему тебя это интересует?

– Да просто…, возникли у меня тут в связи с тобой, кое– какие воспоминания.

– Это какие же?

– Да как меня полковые маги допрашивали. Взгляд у вас похожий. Ты часом сам-то не маг?

– Смешно. Я уже наслышался о твоем чувстве юмора. Так что хочу тебя успокоить, к магии я никакого отношения не имею. Я как раз по другой части, и хочу предложить тебе работу достойную твоего уровня.

– А что это за работа, и что у меня за уровень такой?

– Ну про твой уровень мы сейчас говорить не будем. А что касается работы, – то это главная работа во всей нашей Армии. Та, ради которой все и создавалась. Я предлагаю тебе уничтожать наших Врагов.

– Уничтожать Врагов…, это Магов что ли? Вы я тут смотрю, и взаправду на них сильно взъелись!

– А разве ты испытываешь к ним иные чувства? – впервые на непроницаемом лице Старшего Соратника, появились какие-то искренние чувства, взамен стандартной «доброй» улыбки. – Почему же ты вступил в Армию?

– Спьяну. После жуткого похмелья. Мне тогда все равно было куда вступать. Да и магов я тоже в общем-то не люблю. Вроде как….

– ….Это очень странно. – А почему в таком случае остался?

– Сам не знаю. Поначалу, как только я понял, что куда-то вступил, – хотел удрать от вас, от буйнопомешанных. А потом понравилось. Тем более что тут я вроде как при деле, да и в авторитете.

А вообще я даже и не знаю куда мне идти. Память у меня пропала почти начисто. Иногда вспомниться что-нибудь, вот вроде как про допрос полковых магов. Только чувствую, – что человек я служивый, и другого из меня уже не сделаешь. А тут у вас вроде как армия. Так что выходит я на своем месте оказался. А поскольку друзей у меня нет, то ваши враги, – вполне могут быть и моими…. – ты последний кусок доедать будешь?

– Нет, – ешь на здоровье. Вина еще налить?

– А чё, смотреть что ли на него, конечно налей.

….А можно задать нескромный вопрос, – как именно вы с магами-то этими воевать собираетесь? А то я признаться, этих магов всегда сильно побаивался.

– Ну…, у нас есть свои методики. Если вступишь в наши ряды, – тоже их узнаешь.

– Так я вроде как уже вступил.

– Ты пока только в Армию вступил. А мы, как бы это тебе объяснить, – чуток покруче будем.

– А мы, – это кто?

– Безопасность.

– Слышал я про вас. И даже видел как вы вокруг меня ползаете, да вынюхиваете. Много нанюхали?

– Мало. Однако решили что тебе можно верить. И даже доверить дело куда более важное и интересное, чем маханием железяками и муштра.

– Ну ежели интересная, то стоит подумать. Только говорю сразу, – крысятничать за однополчанами я не буду.

– Не волнуйся, для этого у нас есть другие. Тебе же предстоит еще многому научиться.

– Когда приступим?

– Сегодня.

– А вот чем же хороша, эта отрыжка водяного? – ..Хорек?

– Тем Старшой, – что растет практически у каждой реки.

– И какие ее части надо собирать что бы к примеру, просто обездвижить врага?

– Стебли, – что бы обездвижить, корни, – что бы убить, а молодые побеги, что бы развязать язык.

– Да, вот такое чудесное растение, эта отрыжка водяного. Растет практически везде, так что даже если запас зелья закончился или потерялся, – всегда можно приготовить новый. Вот ты Незабудка, – будь любезен, расскажи нам как именно его готовить? А мы послушаем…..

Вот уже больше месяца, изучал Седой нелегкую шпионскую науку. Многие новые предметы давались ему легко и просто. Искусство подкрадываться и следить, пробираться во вражеские крепости, применения тайного оружия и методах «пристрастного» допроса. Тут он весьма преуспел, и был более чем на хорошем счету у своих учителей.

Яды, и травки развязывающие язык, усыпляющие или наоборот, – позволяющие долго не спать, – особого восторга не вызывали, но худо-бедно давались.

Но вот все что касалось тайнописи и счета, – для малограмотного Седого было мукой. И эта мука неоднократно заставляла его жалеть что он пошел в шпионы, а не в Полк Лучших, куда, как он слышал, собирали самых лихих рубак.

Ну конечно, – буквы различать он умел. И даже был способен прочитать приказ верховного командования, или похабное слово на заборе, (последнее кстати, ему приходилось читать куда чаше). Он даже умел ставить свою подпись в ведомости на получение харчей.

Но написать донесение, замаскировать его под невинное послание зашифровав тайный смысл в обычных фразах и словах, – это было для него неприступной твердыней. И сколько не бился наш герой об эту твердыню, она ему так и не покорилась.

Зато была иная дисциплина, в которую Седой просто влюбился. Это было искусство врать, притворяться, втираться в доверие, – короче носить личину.

Учил его этому старый скоморох. Который для начала проиграл перед своим учеником сценку, из довольно похабной пьески, где умудрился сыграть сразу несколько ролей, да так, что Седой и вправду почти поверил что перед ним ни один, а сразу пятеро человек.

А потом объяснил Седому как надо прикидываться и лицедейничать. Седой попробовал, и у него это получилось, и что важнее всего, – ему это понравилось. Благо, что одну маску он уже и так носил, и потому понимал, что лишние маски, человеку в его положении никогда не повредят.

И вот, после примерно пары месяцев обучения, нашего героя отправили «прощупать», одного из союзников Армии, чья верность, союзническим обязательствам, стала вызвать сомнения.

Еще месячишко Седой шлялся по землям союзника, меняя обличья, прощупывая настроения людей, заводя полезные знакомства и ища возможности подобраться поближе к замку. Прощупал, завел, подобрался, разнюхал все что надо и вернулся. Было забавно и поучительно, но…., но как-то…., мелковато что ли. Как-то не по геройски. Душа просила большего, и по возвращению с задания он проявив инициативу подбросил начальнику свою давнишнюю идею.

Тот вроде не сильно удивился, но велел, – «не заикаться про это даже свой подушке, и под самой страшной пыткой», и убыл в неизвестном направлении.

Куда? – туда же, куда ведет нас следующая часть нашего повествования.

(обратно)

ВОЖДЬ

И вот, снова мы оказываемся в харчевни «Сытая жратва», где славные предводители освобожденного человечества, собрались на очередной совет, совмещенный с обедом.

Давненько не собирались они вот так, все вместе за одним столом. То один отсутствовал, то другой, все время в каких-то разъездах, каких-то заботах, вечно не выспавшиеся и голодные. Все четверо похудели, посмурнели лицом, были выжатые, уставшие, но в целом довольные собой. Каждому было чем похвастаться перед другими. Первым слово получил Большая Шишка

– Ну что вам сказать друзья-соратники. К войне мы готовы. Уж не буду говорить чего мне это стоило, на какие преступления против своей совести я пошел, но…!

– Может хватит набивать себе цену, и начнешь говорить по делу?

– Да разве Безопасность это набивание цены? Эх, не имел ты дело с купцами. Вот тогда бы узнал что такое набивать цену. А просто похвалить себя, – да ежели есть за что…. Ну ладно, ладно. Докладываю по существу. Все склады забиты харчами под самую крышу. Половину казны угрохал, из союзничков наших вытряс все что смог, даже кое-кого пограбить пришлось, но склады набил. В основном зерном, картушкой, (благо год был урожайный), солониной и сушеным мясом. Харчик конечно однообразный, но сытный, – сгодиться, чай на войну идем, а не на пир.

С оружием и доспехами, я тоже подсуетился. Правда набрал всего в долг, и в срок нам никак не расплатиться…. Ну да это по нынешним временам дело десятое. (Слышь, хозяюшка, вот этой похлебки плесни-ка мне еще, и винца кувшинчик принеси).

– А-а, и мне тоже давай, не одному Шишке в три горла жрать.

– Я Одноухий не жру, я пробы сымаю. Это чисто профессиональное, – тебе не понять. …Война на носу. Если победим, – найдем чем заплатить, да и к победителю больших претензий не предъявят. А если…..

– Не о каком «если» и думать не сметь. Что с тобой Большая Шишка? Перетрудился? Нас устраивает только победа. И мы добьемся ее любой ценой.

– Ну да, ну да. Вождь. Любой так любой. Я ж разве против, это я так к слову сказал. А на год войны, я нас обеспечил и оружием и харчами. А вот как дальше…., так что уж постарайтесь ребята с победой не затягивать.

– Хорошо, постараемся, – улыбнулся на это Вождь. Докладывай Безопасность, что ты свершил, дабы не обременять нашего Обозника лишними тратами?

– Ну мои доклады, ты получал ежедневно. Для остальных скажу, – что численность подчиненного Ярлу войска, немногим превосходит наше. Правда в кавалерии у него серьезный перевес, зато пехота нашей не чета. Подробный, (насколько возможно) доклад прилагается, – с этими словами Безопасность бросил на стол несколько листов пергамента. Которые Вождь с Одноухим проигнорировали, поскольку первый и так знал их наизусть, а второй все равно не умел читать. Зато Большая Шишка с жадностью схватил списки, и с видимым удовольствием начал разбирать не так давно выученные буквы, складывая их в слова и предложения. Помогая себе при этом, старательными движениями высунувшегося кончика языка, и разнообразной мимикой.

Глядя на это Вождь усмехнулся, а Безопасность посмотрел со снисходительной улыбкой и продолжил, – Плохо только то, что две трети наших войск составляет городское ополчение и союзные войска. А насколько можно на них полагаться? Почти наверное можно сказать, что Большой Коготь, граф Железная рука, Сучка с Речки и Лысый Князь, – предадут при первой возможности. Все они в прошлом «дружили» с Ярлом, и продолжают поддерживать с ним тесный контакт.

Еще около десятка союзников, (в основном из «старых» дворян), колеблются и предадут, только если всерьез запахнет жаренным, (с точными данными, можете ознакомиться в списке

2, сообщение о своем прибытии и о месте, где его можно будет найти.

Затем вернулся в ставший привычным трактир, залпом выпил изрядных размеров кувшин крепкого вина, и завалился спать. (По какой-то необъяснимой случайности, у его двери остались сидеть парочка ребятишек номера 2).

Новое пробуждение удивительно совпадало со старым, даже несмотря на то, что разбудивший его номер 2 на этот раз был куда более весел и благодушен, (что нельзя было сказать о самом Седом).

– Давай, давай просыпайся, – ласково говорил он ему, тряся без особой нежности за плечо. – Тебя Ярл желает видеть.

– Меня или книгу?

– А у тебя и книга есть? – прикидываясь удивленным спросил номер 2, – Ну тогда и книгу с собой бери. Хорошая книжка-то? Не заглядывал?

– Мне эти книжки….., я в них не разбираюсь. Я вообще, по жизни только одну хорошую книжку видел, – там картинки про голых баб были. А буковки эти, – мне по фигу. – Седой с некоторой досадой подумал, что и впрямь не мешало бы полюбопытствовать, что же это за книга такая, ради которой Ярл обрек на лютую смерть одного из своих вернейших слуг. Однако, несмотря на обучение в шпионской школе, книги продолжали оставаться для него предметом чужеродным, и ему это даже в голову не пришло. – Меня мой батя, еще в далекой молодости зарек к книжкам прикасаться, поскольку все зло, – от них.

– Твой папаша был человеком мудрым, и говорил дело. Жив еще?

– Помер. Погиб на поле боя, когда мне лет семнадцать было. – И помолчав добавил, – Атака тяжелой кавалерии. – Тут Седой с некоторым изумлением почувствовал что сказал правду, хотя до этого ему и в голову не приходило поинтересоваться своей родословной.

– Откуда знаешь, что тяжелой, а не допустим легкой, или вообще…..

– Я тогда рядом с ним был, – прервал он разглагольствования номера 2, – если бы не он, я бы не выжил, своей грудью меня батька закрыл.

– Да….. – протянул номер 2, – а я своего батьку даже и не знал. Я и мамку то толком не знал. Рос как трава, однако вырос, не стоптали.

– Ну и ладно, – подытожил Седой, – Куда поедем, обратно в лагерь?

– Нет, в другое место.

– А че не в лагерь.

– А у тебя забыли спросить.

– Тогда понятно. А далеко ехать?

– Какое тебе дело.

Была уже глубокая ночь, когда Седой в сопровождении номера 2 и его ватаги, приехал на какую-то полянку. Посреди поляны горел костер, а вокруг костра, в живописных позах? располагалась примерно дюжина человек.

Ярл самолично восседал возле костра, и как простой воин лопал свежезажаренное на огне мясо. (Кажется оленину, судя по валяющимся около костра рогам). Еще возле костра, сидело трое охранников, а остальные явно дрыхли чуть дальше.

– А умный прибыл. С добычей, или мне велеть кол тесать?

– Да с добычей, с добычей. – Пробормотал Седой, которого напоминание о коле, сразу выбили из колеи. – Вот тебе твой мешок, а вот в нем и книга.

– Та самая?

– А я откуда знаю, я не книгочей. Однако маловероятно, что в той деревеньки эти самые книгочеи в большом количестве водятся, и чтоб там книг было много.

– Логично, но нагло. – Тебе что, нравиться испытывать мое терпение?

– Ну уж прости, нрав у меня такой. Теперь уж не переделать.

– Нрав переделать трудно, – согласился с ним Ярл, – а вот самого человека, – легко. Например убрать голову, или добавить кол. – Похоже Ярл чувствовал, насколько неприятно это слово Седому, и старался вовсю его использовать.

Седой предпочел промолчать, поскольку Ярл уже уткнулся носом в книгу, и пытался там что-то разобрать в тусклом и мигающем свете костра

– Ну что ты стоишь, как статуя. – Наконец недовольно произнес он. – Возьми из костра ветку и посвети мне.

Седой повиновался, но для этого ему пришлось встать практически на расстояниивытянутой руки от Ярла. Все бодрствующие в это время охранники находились на противоположной стороне костра. Один короткий удар кинжалом, и его задание будет завершено. А потом в лес, мимо спящих бойцов Ярла, и…– пара шансов из сотни, что он останется в живых, у него есть.

Но пары шансов, – это пожалуй маловато, – решил наш герой, (он был не только смелым, но и умным), и переборол искушение.

Но искушения, это такие штуки, которые преследуют нас на каждом шагу.

– В глотке пересохло. – Заявил Ярл. – Бросай свою палку, от нее ни Злыдня не видно. Пусть лучше ****, подбросит побольше хворосту. А ты сходи туда, (он показал пальцем направление), там стреножены кони, а рядом лежат седла, найди мое, (оно отделано серебром и гранатами), и принеси притороченную к нему флягу.

Седой пошел, на ходу придумывая каким из имеющихся у него ядов лучше воспользоваться. Лягушачий пот, – он конечно бьет наповал, но это то же самое, что и ударить кинжалом, а если воспользова…..

– Злыднева Теща!!!, да ведь он же меня проверяет! – эта мысль подобно молнии проскочила через измученную от размышлений голову Седого, разом озарив все шероховатости и не состыковки, нынешней ситуации. – Ну конечно, сначала подпустил меня к себе практически в упор, (наверняка, стоило мне только опустить руку на рукоять кинжала, те, якобы спящие охранники в момент бы меня скрутили). Потом эта фляга. Почему-то номер 2, должен как простой слуга, таскать хворост в костер, а меня он отправил за своей личной флягой. Это он то, не доверяющий никому. Небось мне бы и пришлось эту флягу первому выпить, или налил бы он ее в рог единорога, (Который, как известно каждому любителю фентази, при соприкосновении с ядом, меняет цвет).

Тут и к гадалке не ходи, точно проверяет. Вот только непонятно зачем? Если он и так знает кто и что я, – можно просто приказать меня прикончить, не подвергая свою жизнь даже малейшей опасности.

Даже если он в этом не совсем уверен, – можно отдать палачам, и уж они-то сумеют вытрясти из меня всю правду.

А возможен и тот вариант, – что он не догадывается, про существование своего убийцы, и это просто проверка на вшивость, которую он проводит любому, кого например собирается приподнять в должности. А что, – я показал себя с самой лучшей стороны, а «о-го-го какой» мертв, – я вполне могу стать его приемником. Пусть не сразу, но хороший сотник, ищет замену полустотнику, уже среди новобранцев.

А может он знает не все, а допустим только то, что кто-то послан его убить. Палачи, – если постараются, заставят любого признаться в чем угодно. А ему надо знать наверняка, и поэтому он подставляет свою шкуру…. а может это даже и не Ярл, а просто его двойник и….., – Короче, про яд по любому придется забыть. А если у Ярла появилось желание со мной поиграть, – что ж, можно будет и поиграть. Похоже он человек азартный, а значит склонен к риску, а раз так, – значит рано или поздно фортуна от него отвернется и найдется игрок, который его обыграет. Так почему бы мне не стать этим игроком. Тем более что первый кон я уже выиграл, разгадав что на уме у противника.

Он вернулся к костру, и протянул Ярлу флягу, напустив на себя самый что ни на есть невинный вид, который только был способен изобразить. Увидев такое, его наставник по лицедейству, бросил бы в него ком грязи, и прокричал бы свое любимое, – «Не верю».

Но во-первых, – наставника здесь не было. А во-вторых, Седой и добивался подобного эффекта. Он хотел убедиться в правдивости своих догадок.

Ярл, как Седой и предполагал, сначала налил содержимое фляги в очень подозрительной формы кубок. Это настолько не совпадало с его привычкой оттягивать зубами кусок обугленного на костре мяса, обрезать его ножом перед самыми губами, и заглатывать все это таким манером, который был способен оконфузить любого, более-менее воспитанного крокодила. А тут вдруг такие изыски.

– На-ка, умник, угостить винцом, – сказал Ярл, поболтав вино в кубке и поднося его к свету, – Гордись, сам Ярл тебе прислуживает.

– Такие слуги мне не по карману, – ответил на это Седой. Однако кубок взял, и выпил с большим удовольствием.

– Ну как находишь винцо?

– По мне, так малость сладковато и крепость не та. Я больше люблю, когда оно более терпкое и даже слегка горчит, (такое у нас в трактире подают). Для этого надо набрать цветков одуванчика, замочить их в…..

– Ладно умник, ты похоже только трактирное вино и способен оценить. Такое тебе не по силам.

Ярл отвернулся, как показалось Седому, с некоторой досадой. И стал снова разглядывать пресловутую книжку.

– Ладно, похоже это и впрямь то, за чем тебя посылали. Так что считай что тебе крупно повезло. – Я не только прощаю тебе твою наглость, и неповиновение приказам, но и назначаю тебя командовать целой шайкой. Номер 2, завтра покажет тебе твоих бойцов, и даст новое задание. Понятно?

– Понятно.

– Вопросы, пожелания есть?

– Нету.

– Ну тогда проваливай отсюда, Умник. – в словах Ярла явственно читалась досада, словно бы Седой не оправдал каких-то его ожиданий..

– «А вот расслабляться не стоит» – подумал наш Герой, и внезапно повернувшись обратно к Ярлу, выстрелил в него словами. – Кстати, о заданиях, у меня давно зреет одна мыслишка, может…

– Ну что там еще? Давай, говори. – Ярл, сказал это не так как должен был бы сказать Игрок. Кажется он еще не понял, что игра продолжается.

– Да желательно бы с глазу на глаз, а то дело такое, что лишние уши только помешают. (Любишь играть? – попробуй сыграть в мою игру, на моем поле и по моим правилам). Может нам отойти к краю леса? Если ты боишься меня, то можешь взять с собой пару телохранителей.

В глазах у Ярла мелькнула какая-то смесь удивления, еще не окончательного понимания,…и интерес.

А Седого откровенно несло. Он чувствовал в себе кураж, словно снова в одиночку прорывал целый строй. Ему казалось что он, что называется, – поймал волну, что сейчас он непобедим, силен как никогда, слышит пролетающих за облаками птиц, и видит в полной темноте. Он может читать мысли своих противников, и в его воле управлять грядущим и настоящим. Сейчас, стоит ему только загадать что-либо, и это обязательно сбудется.

Толи это ощущение было верным, то ли он просто правильно просчитал своего Врага, (а именно так, он стал ощущать Ярла, не как объект для охоты, и не как досадное препятствие, которое необходимо устранить. Нет, с того мгновения, как он разгадал его игру, между ними протянулась тонкая ниточка, которая связывает нас с теми к кому мы испытываем сильные чувства; – дружбу, любовь, вражду, или ненависть), – но Ярл не приказал своим телохранителям прибить наглеца и даже не отмахнулся от подобного засранца как от надоедливой мухи, как сделал бы это любой мелкопоместный дворянчик, не говоря уж о такой фигуре как Ярл, но почему-то согласился с его несусветными требованиями.

Согласился не потому, что поверил словам Седого, а потому что по правилам игры, должен был сделать свой ход, или отказаться от игры, тем самым признав свое поражение. А признать поражение в Такой Игре, где оба участника ставили на кон свои жизни, – для настоящего игрока было хуже смерти.

Он встал, повернулся спиной к Седому и спокойно пошел в указанном направлении, сделав, как и предвидел Седой, знак своей охране оставаться на месте. Они подошли к опушке леса, и встали друг напротив друга. На расстоянии, достаточное для молниеносного удара кинжалом.

Вот теперь они были на равных, без телохранителей, хитрых уловок и возможности пойти на попятный. По той, связующей их ниточке вражды, они ясно читали в душе друг у друга, поэтому точно знали, что через несколько секунд один из них станет победителем в их странной игре, а второй…., судьба второго будет печальна.

И на какой-то миг Седому даже стало жалко прекращать эту игру. Внезапно он понял, что за все то время, что он помнил себя, с того самого мгновения как очнулся в «той» деревушке, только последние сутки он жил настоящей жизнью, а не плыл по течению. Ну разве еще несколько дней, когда он охотился за бароном. Но тогда все-таки было как-то размыто и суетно, не было того кайфа. Наверное потому, что барон, так и не стал для него персональным Врагом, оставшись лишь досадной помехой, устранение которой облегчит жизнь и Седому, и людям его окружавшим.

– И сейчас, все это закончиться. – С легкой грустью подумал он. – Сейчас я опущу руку на рукоять кинжала. Ярл…, нет, он не станет звать охрану, и не попытается убежать, он будет драться, но проиграет. Потом….., потом будет погоня, попытки отомстить…, но это уже будет не так интересно. Потому что того, кого я считал своим личным Врагом, кто сумел напугать меня до полусмерти, больше не будет на этом свете.

Мягким, кошачьим движением, он взялся за свой кинжал, вытянул его из ножен, и посмотрел в глаза своему Врагу, что бы закрепить и навсегда запомнить это ощущение Игры и Победы…..

(обратно)

ВОЖДЬ

Наступление Полка Лучших, усиленного несколькими лучшими во всей Армии тысячами, – было стремительно и беспощадно. Пока основные части Армии, отвлекали на себя внимание маршируя по фронту, он пройдя через Красное королевство, ударил по землям Ярла, словно клинок входящий под ребра и поражающий сердце.

Выйдя с направления, откуда его никто не ждал, Полк Лучших ворвался в самый центр владений Ярла разгромив оставшиеся в тылу части, состоящие из новобранцев и ополчения. Занял несколько городков, где хранились запасы для вражеского войска. Разъединил его основные силы, не позволяя собраться им в единый кулак. Тут то и подоспели основные силы Армии и ее союзников, легко разбившие оставшиеся возле границы силы Ярла. После чего, соединившись с Полком Лучших, нанесли еще несколько поражений Врагу.

Это было подобно стреле, которая вонзаясь по самое оперение в тушу буйвола, наносит ему смертельную рану.

Да он еще двигается. Он даже может поддеть на рога неосторожного охотника, но силы стремительно покидают его, глаза перестают видеть, ноги подкашиваются, и он превращается из грозного зверя в беспомощную корову.

После чего охотнику остается только подойти, и перерезать глотку своей беспомощной жертве. Потом можно разделывать тушу.

Именно этим сейчас и занималась Армия. Находила разбежавшиеся отряды войска Ярла и добивала их. А попутно забирала под себя деревни, города и замки.

Конечно, про окончание войны говорить было преждевременно. Несколько больших городов и замков все еще держали осаду. И это могло продолжаться еще долгое время. Еще по необъятным просторам владений Ярла, болтались разрозненные остатки его войск, и их было немало. Но…

Но это были растопыренные пальцы, которым никогда больше не суждено будет сжаться в кулак. Потому что у них не было того, кто смог бы их объединить, – самого Ярла.

Перед самым наступлением Армии он куда-то пропал. Самые опытные шпионы Безопасности не смогли найти никаких сведений о его местопребывании, передвижениях, или изданных им приказах.

Он не возглавил своих солдат. Не проехал перед строем на белом коне. Не сказал им речь вселяющую уверенность в робких, и воспламеняющую сердца храбрых….

Он просто пропал.

И никто не знал куда.

Его союзники откололись от него, либо перейдя на сторону Армии, либо заняв нейтральную позицию.

Среди его военачальников начались шатания и разброд, нанесшие армии Ярла куда больший урон, чем несколько проигранных сражений. Все мало-мальски серьезные фигуры начали делить наследство и власть, оставшиеся после Ярла. Никто не захотел подчиняться другому. Кое-кто вообще предпочел дернуть с подчиняющимися ему войсками в тыл, захватить там кусок послаще и объявить себя суверенным государем.

Стоило только исчезнуть самому Ярлу и его, сшитые из захваченных силой земель и «добровольных» союзников, некогда огромные владения, стремительно расползлась по швам, как старое лоскутное одеяло.

И сейчас штаб Вождя осаждали толпы наследников, претендовавших на возврат «земель их предков». Они перемешивались с парламентерами, присланными фактическими владельцами этих земель, пытавшимися «договориться» с Вождем.

Все это было конечно нудно, хлопотно, противно, (хотя отчасти и приятно), но зато безопасно. Той страшной угрозы, которую представлял собой Ярл, больше не существовало. Оставалась рутинная работа, с которой можно было справиться.

Поэтому предоставив Безопасности сортировать наследников и владельцев земель, определяя выгодность того или иного кандидата, для пользы Союза…. Дав команду Одноухому подавлять остатки сопротивления и вылавливать «бесхозные» отряды противника…. И не мешая Большой Шишке прибирать к рукам добро Ярла, – сам Вождь, возглавив Полк Лучших, пошел занимать Большой Порт, – город, который Ярл сделал своей столицей.

Захват этого, одного из самых больших и древних городов этой земли, был бы не только стратегическим, но и символическим завершением компании. Ведь издавна

Большой Порт считался местом мистическим и почти священным. Тот кто правил Большим Портом, имел право претендовать на господство на всем побережье.

Все великие Царства, которые знала история этой земли, рано или поздно делали Большой Порт своей столицей.

Это касалось и магов, которые целые столетия царили в нем, а до этого долгое время в нем процветали.

Большой Порт хранил множество тайн и загадок. Его, известные во всем мире библиотеки хранили такие сокровища знаний, что большинство ученых людей не пожалели ли бы какого-нибудь, (не слишком нужного в деле науки), органа, – что бы до конца своей жизни не вылезать из них.

Склады и лабазы живущих, или «делающих дела» в Большом Порту купцов, – были всегда, (даже в самое тяжелое и голодное для всего остального мира время), забиты разнообразными товарами. А знающие люди говорили, что в подземельях города, прячутся тайные сокровищницы многих купеческих «товариществ», предпочитавших, именно здесь хранить нажитое за сотни лет богатства.

Все торговые пути, существовавшие на этом краю света, – так или иначе проходили через Большой Порт. Ни одна армия, не могла пройти по побережью, если не контролировала этот город. Быть его господином, означало иметь реальную власть, богатство и знания.

Поэтому Великий Вождь и стремился поскорее добраться до Большого Порта, веря что там он найдет ключ к тайнам магов, с помощью которого выжжет это дурное семя.

Чтобы выиграть время, и не спотыкаться о вражеские гарнизоны и замки, Полк Лучших, предпринял сложный обходной маневр, широкой дугой обогнув заселенные земли, и двинулся к Порту вдоль побережья. Это удлиняло путь почти в четыре раза. Но Вождь посчитал что так все равно будет быстрее, чем прорываться с боями напрямую. К тому же, это позволяло подойти к Порту незаметно, с направления, откуда никто не ожидал атаки.

Он вел свое войско вдоль побережья, удивляясь какими огромными, оказывается, были владения Ярла. И как оказывается мало было то пространство, которое он видел до этих пор, за всю свою жизнь.

Поместье его родителей. Город, где он посещал университет, тот путь что он прошагал когда был в армии Добра. Путь до родины Полтинника, (Ох, Полтинник, видел бы ты меня сейчас), и те владения, которые он смог посетить, став Вождем.

По-хорошему, путь от места Большой Битвы, и до самой крайней точки его владений, на хорошем коне можно было проскакать за три с небольшим недели.

А по владениям Ярла, они уже отшагали почти столько же, и судя по картам, еще оставалось не меньше. Особенно в восточной части, там где начинался Великий Горный Хребет. Огромный и неприступный. Разделяющий весь мир на две части. И созданный, (Согласно легендам), кем то из великих магов древности. Его территории были не исследованы «цивилизованными народами», и лишь байки да охотничьи рассказы, могли поведать желающему, о том что происходит на вершинах этих гор.

Но и обжитые земли составляли немалый кусок. По ним текли две полноводные реки, одна из которых впадала на юге, в огромное как море озеро, а вторая, в океан на северо-западе. Между этими реками росли густые леса, полные дичи, лежали плодородные земли с которых можно было снимать богатые урожаи. А на юго-востоке, там где начинались необъятные степи, паслись несчетные стада.

– Неужели теперь это все мое. – Подумал наш Герой. – Хотя нет, придется делиться с Красным Королем. А впрочем, – победа досталась мне легкой ценой. Потери были минимальны. И поэтому их красномордому величеству, придется поубавить свой аппетит.

А ведь всему этому, по большому счету я обязан тому странному человеку, решившемуся на тот безумный поступок….. Как же его звали, – Черный(?), Серый (?), а нет – кажется Белый.

Похоже он сумел все-таки выполнить свою работу. Хотя тогда это казалось настолько невозможным, что мы с Безопасностью, не веря в успех подобной авантюры, решили использовать этого Белого втемную, снабдив ложной информацией о наших планах, надеясь, что попавшись охране Ярла, он выболтает все это на первом же допросе. А ему Это все-таки удалось и Это решило исход компании, подарив мне…, нам легкую победу.

Интересно, как это произошло? И сумел ли он остаться в живых? Скорее всего нет.

Хорошо это или плохо? – Сейчас сложно сказать. Но если не врать самому себе, – мне не очень бы хотелось, чтобы все узнали как я добился победы, и кому этим обязан.

Так что пусть лучше остается безымянным героем, отдавшим свою жизнь во имя человечества.

К нему подскакал вестовой и с поклоном подал донесение. Вождь быстренько развернул свиток, в очередной раз посетовав на заведенную Безопасностью привычку все скрывать.

Прочитав донесение, он лишний раз убедился в бесполезности этой процедуры.

– Только пергамент переводят, скоро всех коров на ненужную писанину изведут. – Подумалось ему. – Всего-то и делов, – замечены неопознанные отряды вооруженных людей, да на горизонте появляются какие-то паруса. Как будто по-нынешним временам во всем мире можно найти хоть одного невооруженного мужчину старше двенадцати лет. А паруса в океане, – тоже мне открытие. Людям же надо как-то кормиться, – пахать землю, ловить рыбу, торговать. Но до наших вояк, уже забывших откуда берется вся та жратва которую они с таким аппетитом лопают, это похоже не доходит. И в каждом пашущем, не расставаясь с мечом мужике, подозревают чуть ли не самого Ярла.

– Хорошо, – сказал он вестовому, – пусть приглядывают за подозрительными отрядами. Удвойте караулы и вышлите вперед дозоры. Пусть легкая кавалерия скачет вдоль берега и следят за парусами.

И пошлите вестового в обоз, – сказал он повернувшись к офицерам своего штаба. Что-то там в последнее время сильно расслабились. Вчера изволили догнать Армию, чуть ли не ночью. Да и то не все. Ребятам пришлось сухари жрать, и спать на голой земле.

Главного интенданта ко мне. Придется ему напомнить что у нас тут вроде как война. Внушите ему заранее что я сильно недоволен, пусть подтянет своих охламонов, обоз должен идти компактной группой, и под хорошей охраной. Намекните по дружески, что я вроде как собираюсь лично явиться сегодня с инспекцией, и если что…., головы полетят.

Не то что бы Вождь, всерьез верил в возможность внезапного нападения, но бдительность и дисциплина еще не одной армии мира не помешали. Да и шли они не на прогулку, а в боевой поход, захватывать, а возможно и осаждать большой и великий город, про нынешнее состояние которого пока ничего не известно.

Что там нынче происходит? Кто у власти? Хранят ли они верность Ярлу, или там уже новые хозяева? И будут ли они защищать свой город, или предпочтут договориться?

– А скажи-ка мне Молчун, – обратился он к заместителю Безопасности в этом походе, – что там твои шпионы говорят про Большой Порт? И что вообще в мире то происходит? А то ты в последнее время слишком сильно стал оправдывать свое прозвище.

– Да нечего мне сказать. В смысле нового. Могу только повторить, что в городе живет около сорока тысяч жителей. Зато приезжих в нем, – чуть ли не в два раза больше.

Живет и кормиться в основном за счет моря и порта. Поскольку тут одно из немногих мест на побережье, где корабли могут безопасно подходить к берегу. Опять же устье реки рядом. И большая дорога к городу подходит.

– А я вот все думаю, – вдруг прервал его Вождь, – почему город на самом берегу реки не построили, там ведь тоже вроде как место удобное. А то грузы приходиться с морских кораблей перегружать сначала на подводы, везти их к реке, а там уж, грузить на речные суда. Не разумнее ли было сразу…., да и в смысле обороны, город с одной стороны прикрытый океаном, а с другой рекой, – куда выгодней? Ты ведь Молчун, вроде и сам как родом оттуда, – раскрой секрет.

– Это одна из тайн Большого Порта, так издавна повелось, и пусть так и остается.

– Почему, – «Пусть, так и останется»?

– Да поговорка такая у нас в городе. Мы там не очень в перемены-то верим. И место, где город стоит, нас вполне устраивает.

– И что, никто не пытался его изменить?

– Почему не пытались? Много раз пытались. При втором и четвертом Царстве. При тиране Великолепном, при республике, чуть ли не каждые полсотни лет пытались что-то с этим делать.

– И что?

-И ничего, – то одно помешает, то другое, то война начнется, то еще чего. А то просто люди с работ разбегутся.

– Отчего?

– Никто не знает.

– А маги…, – они что-либо предпринимали?

– Нет, маги ничего не делали. Да им то это и не особо-то и надо было. Их торговля и прочие дела людей, не интересовали….

– Но в городе они были?

– Маги были всегда! Там целые кварталы в их владении. Другие туда и не суются.

– И горожан это устраивает?

– Я же сказал, – они у нас всегда были. По одной из легенд, они и создали Порт. Поэтому для нас маги, то же самое что для других дождь, ветер или снег. Хочешь или не хочешь, нравятся они тебе или нет, – но дождь идет, ветер дует, а снег падает. Иногда они полезны, иногда раздражают и мешают жить, а иногда убивают. И единственное, что можно тут сделать, – это изучить их повадки и избегать ненужной с ними встречи.

– И тебя они устраивают? – с раздраженными интонациями в голосе спросил Вождь.

– Если бы устраивали, – меня бы с вами не было. – Спокойно ответил Молчун. Но…., – хочешь Вождь, скажу честно?

– Уж сделай такую любезность!

– Я не верю в то, что мы сможем, как ты говоришь, – «полностью искоренить это Зло». Но малость поприжать их, да сбить чуток спеси и заставить считаться с Людьми, – это в наших силах.

– Но почему же не сможем?

– Как мне говорили умные и знающие люди, – «Магия, – в природе человека». Она есть в каждом из нас, только у одних больше, у других меньше.

– Но почему тогда маги, – пытались поработить человечество?

– А почему всякие там благородные, – делают из крестьян рабов? Почему купцы, так и норовят закабалить работника, опутать долгами, и купить со всеми потрохами? Почему любой сильный, норовит отнять кусок у слабого и заставить того на себя работать?

– Но…., ведь так вроде, – всегда было….

– Вот и я думаю, – жадность, зависть, злоба и желание одного человека поработить другого, как и магия тоже в природе человеческой. Что лишний раз подчеркивает, что маги тоже люди.

– Мне странно слышать подобные речи от одного из наделенных высоким доверием Соратников нашего Дела. Только знаешь, – не подумай что я высказываю тебе недоверие, (если Безопасность за тебя поручился, – тебе можно доверять). Но мне хотелось бы лучше понять эту твою позицию.

– Да что там понимать. Ты ведь Вождь, – я так понимаю из благородных будешь? – (Вождь утвердительно кивнул) – А я родился простым ремесленником. А когда мне исполнилось восемь лет, – отец заболел, наделал долгов, а потом помер. А купец, его кредитор, забрал нас всех его детей за долги. Человеком он был в общем-то неплохим. Но судьба холопа, один черт не сладкая, так что хлебнули мы горюшка полной ложкой. А потом когда я малость подрос, – меня определили юнгой на один из кораблей этого купца. Жизнь моряка вообще не сладкая, а у юнги раз в пять горшее. Ты и работаешь, не за плату, а «за ученье». И пашешь с утра до вечера, поскольку ты на корабле ниже всех, и любой распоследний матросик может тебе приказывать. Да и задницу свою беречь приходится от разных там…, – любителей.

Так что однажды я не выдержал, и с корабля того сбежал. Помыкался по белу светушку. Много всего повидал и хорошего и плохого. Бывали времена, когда я как сыр в масле катался, а бывало горько сожалел о прежней своей доле юнги. И в холопах снова побывал, и в крепостных, и разбойничать приводилось. Чего греха таить, – озлобился я тогда на весь мир. Был хуже дикого зверя. Мне тогда человек растерзать одно удовольствие было. Я тогда Верного-то, в первый раз и встретил….

– Кого? – переспросил Вождь.

– Вы его Безопасностью зовете. Ну вот, он меня при первой-то встрече, поначалу повесить собирался. А потом, значит к делу приставил….

– К какому, если не секрет?

– Да к тому же, что и сейчас. Ну а потом, когда наших прежних господ, маги значит…., уконтропупили, – я опять пошел по свету мыкаться. И так получилось, что загребли меня в армию Добра.

– Это тех что с треугольниками, или с кругами?

– С треугольниками.

– В одной значит служили? – (как ни странно, но Великий Вождь, в душе испытывал некоторую гордость своей армейской службой. И всегда норовил блеснуть в разговоре своим «ветеранством»). – А ты в каких частях был?

– Шестая тысяча двенадцатого тумена копейщиков.

– Копейщик значит, ну это ничего, – тоже солдаты. – (Вбитое Полтинником и Одноухим, чувство корпоративности, давало о себе знать). А что дальше?

– А дальше, – маги накрылись, армии разбежались, я опять начал по свету мыкаться, пока не встретил Вер…, Безопасность, и он не предложил мне работу на тебя.

– Ну и….

– Да просто это я все к тому. Что много чего в жизни я повидал. И многих хозяев и господ поменял. Так вот у магов, – мне было не хуже, а пожалуй и получше, чем где-либо.

– И чем же тебе там было «получше»?

– А тем, что там я был равным. Потому что там, даже благородные, – в какой-то мере стояли со мной на одном уровне, поскольку хозяева у нас были одни.

И это были не просто хозяева. Согласись Вождь, но маги, они все-таки существа особые. Их большинство людей, чуть ли не за богов держит. А подчиняться богу, – куда легче, чем такому же человеку как ты.

– Значит, лучше всего тебе было у магов?

– Нет. Лучше всего мне у тебя. Тут я и в авторитете и при должности. Да и порядки в твоей Армии правильные. И сам ты Вождь – тоже человек правильный. И людям ты помочь хочешь искренне….

– Но….., – с усмешкой прервал его Вождь, – после таких хороших и добрых слов, обязательно должно торчать какое-нибудь отвратительное «но».

– Но в твоих владениях, «благородные» продолжают владеть крестьянами, купцы батраками и закупами. Есть богатые и бедные, сильные и слабые, счастливые и несчастные…., – но это не твоя вина. Так есть, так было и так будет.

Оба замолчали, поскольку Вождь не знал что сказать, а Молчун и так похоже сказал слишком много.

Некоторое время они продолжали ехать бок о бок. Потом Молчун как-то начал отставать и через какое-то время отстал окончательно.

Для Великого Вождя подобная постановка вопроса была настоящим открытием. Впервые он задумался о причинах своей ненависти к магам. Раньше-то он просто пылал праведным гневом на это, самое что ни на есть натуральное и неоспоримое Зло.

Но теперь поневоле пришлось задуматься, – было ли причиной его ненависти к магам зло, причиненное ими человечеству, или обида и страх, которые вызывали маги в нем самом?

Но с другой стороны, – начал рассуждать он, – разве Зло причиненное магами, не есть неоспоримый факт? Разве они не поработили человечество и не использовали его как бессловесный скот в своей бесконечной войне? Разве не превратили они мир в груду дымящихся развалин? Не усеяли поля и долины трупами людей?

Все это было, и даже самый безумный и беспринципный адвокат не посмеет сказать обратного.

Маги ничем не отличаются от других людей в своей эгоизме, жадности и властолюбии?

Но зато они отличаются в возможностях для реализации своих пороков. Там где простой смертный, путем нечеловеческих усилий и благодаря невероятной удаче сможет захватить страну, – маг, благодаря своим способностям с легкостью захватит пол земли. Так бы и было, если бы половинок земли было бы столько же сколько и магов. И они начали войну за оставшиеся две. Не выбирая средств и не считаясь с жертвами.

Но может быть это даже и к лучшему. Страшно подумать что было бы, если бы маги, вместо этого объединились для полного господства над людьми. Может быть, – только их внутренняя вражда избавила человечество от полного уничтожения, или как минимум, от тяжкой доли рабов.

А что касается людей, которые превращают в рабов себе подобных, – то это наше внутренне, практически семейное дело. В свое время разберемся и с этим вопросом. А пока необходимо победить большее Зло, даже если ради этого придется закрывать глаза на меньшее.

Ведь от того факта, что зло причиненное магами, – не единственно зло на свете, – оно не перестает быть злом. А значит его нужно победить.

Порассуждав так, наш великий герой малость успокоился, повеселел и решил таки нагрянуть с проверкой в обоз. Что бы малость развеяться, и заодно подтянуть дисциплину.

Целая неделя, прошла в утомительном марше, и наконец, высланная вперед разведка, известила Вождя, что впереди видны башни и стены Большого Порта. Случилось это под вечер, когда небольшое, но грозное войско нашего героя, уже готовилось встать лагерем.

Его первым желанием было бросить вперед своих людей, чтобы пройдя за ночь остаток пути, с первыми лучами солнца оказаться у заветной цели.

Но хладнокровие командующего одержало верх над юношеской порывистостью, и ночь, Армия провела в половине дневного перехода, от Большого Порта.

Естественно, состоялся военный совет, на котором подводились итоги прошедшего пути, и намечались планы на будущее.

С первым было все просто, – поход был труден, но Полк Лучших его выдержал. И завтра, к стенам вражеского, (хотя вполне возможно что и дружеского), города подойдет не толпа обессиленных и измученных людей, а вполне готовая к бою армия.

Так же полный порядок был и с провиантом, фуражом и амуницией. На случай осады, был некоторый запас лестниц и осадных орудий.

А вот с планами на будущее, приходилось повременить, поскольку настоящее Большого Порта продолжало оставаться загадкой. Быстрый марш по пустынным землям, не способствовал добыче информации.

Обычно к Большому Порту вели две дороги, – по океану, и по реке. Вождь специально выбрал путь вдоль побережья состоящего из заросшим низкой травой пустошей и скал поднимающихся высоко над кромкой моря и не позволявших причаливать к берегу судам и рыбацким лодкам.

– Ну что, разведка, – спросил он уже который раз, за последние пол месяца, – хоть чем-то ты сможешь нас обрадовать?

– Опрошенные дозорные, которые видели город, утверждают, что там вроде как все спокойно. Ворота открыты, солдат на стенах не видно, а народ занимается своими обычными делами. Это немного, – но это все что я могу сказать.

– Спасибо и на этом Молчун. – Вождь немного подумал, и обратившись к соратникам, сказал, – Большой Порт для нас важен. Поэтому, завтра будем исходить из того, что он полностью нам враждебен, а в его Управе сидит лично Ярл, (ведь должен же он где-то сидеть), а за стенами города укрыто все его войско.

Однако, в наших интересах, – мирный захват города. Так что придержите своих головорезов. Мы не должны первыми пролить кровь.

Нас не так много, поэтому наша сила в быстроте и внезапности.

Топор и Муха, – обратился он к командующим Полком Лучших и отрядом кавалерии. – Вы поднимете своих вояк задолго до рассвета. Меченосцы садятся за спины всадников, и все, как можно быстрее скачут к Городу. У стен города разделяетесь. Меченосцы закрывают город с севера, а кавалерия скачет дальше и перекрывает дорогу к реке.

Так мы перебрасываем первые пять тысяч. Задачей передовых отрядов будет захват городских ворот….

– В такое время ворота будут еще закрыты. – Прервал Вождя Молчун, (что было вполне обычной практикой на советах Армии). – Может стоит дождаться утра и попытаться ворваться когда их уже откроют?

– Не имеет смысла ждать. Ты сам говорил, что вокруг города сплошные пустоши, там даже сотне не удастся подойти незаметно. Так что лучше уж атаковать закрытые ворота, с не ожидающей штурма охраной, чем ломиться в те же ворота, когда за ними стоит поднятый по тревоге гарнизон.

– Если вам удается войти в город, то по паре сотен остается охранять ворота, а остальные сотни закрепляется на заранее отведенной точке. Молчун, ты нарисовал план города?

– Да нарисовал, правда тут только основные объекты, как я их с детства помню.

– Со времен твоего детства, многое могло поменяться, – с усмешкой произнес, здоровенный мужик, с огромным шрамом на левой щеке. – Мы с Мухой часом не заблудимся?

– В Большом Порту редко что меняется. Так что все основные улицы найдете там где я нарисовал. Главное перекрыть дороги, центральную площадь, и внутренние ворота Порта.

– И помните, – Опять вмешался Вождь, – Мне не нужны потоки крови. В бой вступать, только если вам окажут серьезное сопротивление.

– Там, насколько я помню, купцы держат охрану на своих складах. – Опять влез в разговор Молчун. – Эти придурки могут заартачиться. Плюньте на них, и обойдите стороной. Они, Злыдень ведает, кроме своих складов, больше ни за что драться не полезут. Горожан, по раннему утру, на улицах тоже много быть не должно. А тех что вылезут, – шуганите для острастки. А вот в Порту могут быть проблемы с матросней. Эти как ужрутся, ко всем цепляются. Ребята они бедовые и их может быть много. Серьезных проблем конечно не создадут. Но…, но напакостить могут.

Еще один момент, Город и Порт, они вроде как считаются разными территориями. У них даже начальство разное и суды. И по старой традиции, эти две части между собой не дружат. Так что городские могут вас принять за портовых и наоборот, что тоже способно спровоцировать драку….

– Как у вас у городских все сложно, – пробормотал плосколицый и кривоногий Муха, – а все потому что живете не по человечески.

– По-твоему, по человечески, это когда в кибитках, да под открытым небом? – с вечно кривой от шрама улыбкой произнес Топор. – Город тебя не устраивает?

– Города – говно. – Убежденно произнес Муха. – Простору нет, воли нет, воняет сильно. Оттого и люди там дурные.

– Ах ты, тупая лошадиная башка, – ласково ответил на это Топор, – ничего-то ты, кроме своих коней, коров, коз, да баранов в жизни не видел, а тоже лезешь рассуждать…..

– После совета поругаетесь, – прервал Вождь, тянущийся весь поход спор двух командиров, – у нас тут есть дела поважнее. Если ворота захватить не удастся, вам надлежит заблокировать город, не пуская никого ни туда не обратно. По этому пункту вопросы есть?

– А что, если там и впрямь Ярл? Да еще и со всей своей армией.– Спросил высокий, худой человек по кличке Копье, по удивительному совпадению командовавший приданным к ударному корпусу тумену копейщиков.

– Экие вы копейщики…, – пужливые, везде вам Ярл мерещиться. – Расхохотался Топор, – который в силу своих немалых пропорций, бесшабашности и принадлежности к благородной корпорации меченосцев, – был склонен легкомысленно относиться к любой опасности. Иногда настолько легкомысленно, что Вождь даже подумывал что Одноухий допустил ошибку, назначив именно его командовать Полком Лучших. Впрочем командовать армией крутых и отчаянных рубак, мог только еще более крутой и отчаянный. Другого командира они бы просто растерзали.

– Но, – ведь куда-то он делся. Так почему же не в свою столицу. Может здесь он собрал новую армию, взамен разбитой нами. Сколько ты Молчун говорил там народа живет? Сорок тысяч, да вдвое больше приезжих. Это какая же тьма народу, больше нашей Армии раза в три. Даже если отбросить баб да ребятишек, – можно много народу собрать, да еще из-за моря наемников пригласить…. И вот сейчас, вся эта прорва народа ждет не дождется когда мы заявимся прямо к ним в пасть.

– Поиском и расследованием пропажи Ярла занималась безопасность. Молчун, тебе как представителю этой службы, – есть что сказать?

– Ничего. Только слухи. По одним из них Ярл перед самой войной, внезапно заболел и умер. По другим, – уничтожен собственными командирами, которые испугавшись наших побед предпочли такой выход…… Еще говорят будто он связался с магами, (или что он сам маг), – и его укокошили в их внутренних разборках. Также возможно что он жив и где-то прячется. Возможно в Большом Порту.

– Каким количеством войск, он может располагать в последнем случае?

– Ну если учитывать сколько у него было до войны, какое количество мы угрохали, сколько разбежалось, сколько стоит под началом отколовшихся он него военачальников. И сколько он мог бы набрать, среди населения на неконтролируемых нами территориях, – где-то примерно тысяч шесть-десять.

– Что примерно равно нашему количеству, – закончил за него Вождь, – правда, они будут защищены стенами Большого Порта. Но если сравнить уровень Полка Лучших, и наспех набранного пополнения….., – он не стал продолжать, давая возможность своим соратникам самим мысленно сделать это. – Так что стены ему большого преимущества не дадут, а возможно только помешают. – Довольно беспечно закончил он. (Впрочем мы то знаем причину его беспечности). – И тем не менее, нужно предпринять ряд мер на случай если Ярл, все-таки смог навербовать себе сил больше, чем нам по зубам. И ты Копье, абсолютно прав что поднял эту тему. Весь наш поход это риск, – пусть рассчитанный, но риск. И чем больше будет у нас расчетов, тем меньше риска.

Но пока, давайте все-таки исходить из того, что Ярл или мертв, или находиться в бегах. Поэтому утверждаем план, для остальных частей нашей Армии. Основная часть Полка Лучших вместе со вторым туменом копейщиков, и тысячей лучников, выдвигается следом за авангардом. Все лишние барахло оставляете в этом лагере. Его потом вам обозные привезут. Идете скорым маршем, так чтобы отстать от конницы, не более чем на три часа. Если к вашему приходу город будет контролироваться нашими войсками, (знаком чего будет знамя Союза над воротами), – посылаете людей для усиления частей авангарда, и разбиваете лагерь у ворот города. Если же передовым частям, не удастся овладеть городом с ходу, – опять же разбиваете у его ворот лагерь, а лучники и копейщики, разбившись на полусотни, – стараются охватить окружающую его территорию, по возможности более плотным кольцом.

Теперь, – обоз. Вы, под охраной первого тумена копейщиков, должны с максимальной быстротой добраться до основных сил. В первую очередь, к стенам города должны быть отправлены лестницы, катапульты, таран и запасы стрел. Затем все остальное. Если обоз не окажется там к полудню, с тобой, Рыжий, будет то же самое что и с твоим прежним начальником. Так что делай выводы.

В общем то план таков, – быстро подходим, ориентируемся по обстановке, и решаем задачу. Главное помните, – четкой информации, о том кто, что, и в каком количестве нас ждет, у нас нет. Поэтому, действовать надо решительно, но максимально осторожно. Как это можно совместить? Первое, – разведка. Всегда и везде, впереди основных сил, должны идти дозоры.

Второе, – не рискуйте понапрасну, – если есть возможность избежать стычки, – воспользуйтесь ею.

Третье, – если уж стычки не избежать, – действуйте решительно.

Четвертое, – держите связь, в случае обнаружения больших сил противника, – сразу извещайте меня, и ближайшие к вам отряды Армии. Это для того, чтобы нас не перебили по одиночке.

В этих же целях, при обнаружении больших сил противника, или встретив сопротивление которое не удается сокрушить одной атакой, – лучше отойти, и связаться со штабом, – это шестое.

Здесь, в штабе, – находится голова Армии, а вы будете ее глазами и руками. Если я не буду знать что у вас происходит, – то голова превращается в бесполезный качан капусты. Поэтому всю сколько-нибудь значительную информацию, вы должны доставлять мне как можно быстрее. Так что можете пока забыть про игры с пергаментом, сразу отберите наиболее толковых и шустрых ребят в качестве вестовых. И Муха, – передай пару десятков своих самых быстрых наездников в распоряжение Топора.

И наконец последнее, – все мы немного расслабились за время удачной компании. Забудьте про это. Если армия Ярла разбежалась пару месяцев назад, это не значит, что она разбежится и сейчас. Будьте готовы к жестокой битве. Настройтесь на жестокую битву, и донесите этот настрой, до каждого своего бойца.

Да, и наконец, совсем уж последнее, – для тебя Молчун. Твои люди завтра должны быть везде, – впереди, позади и с флангов. Особенно позади и с флангов.

Не забывай так же следить за морем. Помни, что Большой Порт, – это корабли, и вражескому войску, ничего не стоит посадить на них солдат и высадить их у нас в тылу.

И вообще, насколько я успел изучить Ярла, – если он затеет устроить нам ловушку, то это будет глухая ловушка. Он постарается окружить нас со всех сторон, пока мы будем переть вперед. Так что у тебя гораздо больше шансов раньше обнаружить врага у нас за спиной, чем у Топора и Мухи у себя перед носом.

Если это случиться, – то по первому же звуку трубы, или красному дыму, все, я повторяю все, как бы далеко они не зашли на вражескую территорию и каких бы успехов не добились, – должны вернуться к основным силам. Вот, пожалуй и все, вопросы есть?

Вопросов не было. Молчун раздал копий своего плана Большого Порта Топору, Мухе и Копью, и все присутствовавшие на совете, пошли отдавать приказы и распоряжения, своим подчиненным.

Вождь остался один, в своей большой палатке, (в последнее время, он, как-то невольно начал привыкать к положенной ему по статусу роскоши). Он вновь и вновь, прокатывал в своей голове план завтрашнего дня, мысленно пытаясь найти в нем огрехи и белые пятна. Таких вроде не было, но ему все равно было как-то неспокойно. Уж больно легко и спокойно проходила война, которая ранее грозила стать самым большим испытанием в его жизни.

А Великий Вождь, – пусть он даже и не был настолько Великим, как об этом говорили льстецы, – но и дураком, он тоже не был. Жизнь достаточно побила его, чтобы он после каждой стоящей удачи, – ожидал какой-нибудь, грандиозной подставы.

Но все-таки он был Вождем, не зря носившем прозвище Великий. Он смог обуздать свои страхи исомнения, и заставить себя лечь и заснуть спокойным сном.

(Тому, кто не считаем это признаком величия, предлагаю самому попробовать заснуть, во время какого-нибудь грандиозного события, – например при прямой трансляции высадки человека на Марс, или во время показа последней серии Санта-Барбары).

… – А ведь все начиналось так хорошо. Шло просто как по маслу.

А тут, этот проклятый Молчун приперся с дурной вестью. (Все-таки не зря Великий Вождь, с некоторых пор чувствовал в отношение его какую-то неприязнь).

Ведь как по маслу все шло. – Передовые отряды, смогли под покровом утреннего тумана незаметно подойти к городу.

Бойцы ударной сотни, за какой-то час взломали огромные ворота Большого Порта, сломили сопротивление поднятого по тревоге гарнизона, и ворвались в город.

…А тут подоспели и первые тысячи основного войска Армии, во главе с самим Вождем.

…Муха, конники которого вскрыть ворота не смогли, все-таки сумел перекрыть один из основных трактов ведущих в город, и полностью взял под свой контроль окрестности.

Теперь казалось, – стоит чуть-чуть поднажать и все, – Великий и Легендарный Большой Порт сам ляжет к ногам Вождя. И тут этот Молчун…

– Вождь, у нас проблемы. С левого фланга обнаружены неопознанные отряды противника, а в море появились какие то подозрительные корабли.

Ох, как же хотелось нашему герою, достать свой меч, и отрубить башку из которой вывалились все эти поганые новости. Но он сдержался, и только произнес звенящим, от показного спокойствия голосом, – Как далеко от нас?

– Пол дня пути.

– Тогда вряд ли это люди из города. И сомнительно чтобы это были какие-то просто проходящие мимо войска. Насколько я помню, слева от нас сплошные пустоши и камни. Если враг появился оттуда, значит он заранее разбил там свой лагерь, а раз он появился сейчас, – значит он ждал именно нас.

– Я тоже пришел к такому выводу.

– А что ты думаешь насчет того, – «кто это?», – Ярл или может кто-то другой?

– Пока трудно сказать. Но стоит предположить худшее и считать что это Ярл.

– Что в тылу?

– Пока ничего. Я послал людей, для более дальней разведки.

– Где сейчас обоз?

– По большей части уже здесь. Остатки и первый тумен копейщиков подтянуться сюда не более чем через час.

– Топор, как далеко твои люди зашли в город?

– Уже до центральной площади, скоро займут внутренние ворота в Порт.

– Сопротивление?

– Почти никакого.

– Что слышно от Мухи?

– Последний вестовой сообщил, что Муха стрелами поджег ворота и через пол часа планирует ворваться в город.

Вождь задумался. С одной стороны, – город почти в его руках, с другой стороны, – та самая неприятность, которую он ждал, предстала перед ним в виде вражеского войска.

– «А может это и не войско вовсе, а так разрозненные отряды. И не вражеский флот, пытается высадить десант нам в тыл, а просто рыбаки вышли на утренний лов?» – подумалось ему – «Неужели придется прервать такой удачный штурм, из-за пустых опасений, может стоит…..».

– Неужто дернем назад, Вождь? – с интонацией обиженного ребенка спросил за его спиной Топор. – Даже если это злыднев Ярл, со всем своим злыдневым войском, – то мы захватим город еще до того как подойдут его основные силы. А дальше, за этими стенами…., – пусть только попробует нас выкурить….пошлем гонцов к Одноухому, он подойдет со своими и мы….

– «А может стоит послушать его» – с внезапной тоской подумал наш Герой. – «Плюнуть на все, и отдаться случаю, а если что не так, – умереть легко и весело». Но имею ли я право погибать так легко, и так весело губить доверившихся мне людей? А как же Союз, как же дело, которому я поклялся отдать всю свою жизнь, стоя над постелью умирающего Полтинника.

Да, это была еще та подлость. Такой облом всех надежд и мечтаний. А ведь как все хорошо начиналось. Как все удачно шло, и какие возможности сулило. Теперь, если выясниться что Ярл и вправду жив, – начнется затяжная и кровопролитная война на выживание. Война, которая будет стоить таких жертв, что даже победитель после победы будет чувствовать себя побежденным. А про участь побежденного и говорить не стоило.

Внезапно Великий Вождь ощутил какой же неподъемный груз взвалил он себе на плечи. И насколько эти плечи еще по-юношески хрупки. Это осознание словно выдавило из него все силы и энергию, он смог только вяло махнуть рукой и сказать.

– Трубите сигнал отхода, и зажгите сигнальный дым.

– Но Вождь, мы сможем…..

– Нет Топор. Мы сможем войти в город, но не сможем из него выйти. Нас зажмут со всех сторон, и по отдельности перережут на тесных улицах. Уверен, твои ребята уже почувствовали серьезное сопротивление, при попытке захватить порт…

– Почему ты так думаешь?

– Потому что таков был их план. (В этот момент Вождь и впрямь словно бы увидел перед собой свиток с подробными планами врага, да так отчетливо как с ним еще ни разу не бывало). Заманить нас сюда, где с одной стороны океан, с другой река, с третьей, бесконечная пустыня, а за спиной Враг. Мы войдем в город. Нет, в часть города, где завязнем в уличных боях.

В порт, где есть корабли и возможность выбраться из ловушки, нас не пустят. Начав уличные бои мы восстановим против себя горожан, и окажемся одни в окружении врагов. Да еще в такой ситуации, когда сжать наши пальцы в кулак не будет не малейшей возможности.

Ты хочешь, чтобы твоих ребят закалывали в спину вилами и мясницкими ножами?

– Нет

– Тогда выводи их из города туда где мы сможем биться по настоящему.

Тут тоска немного отпустила нашему героя, ему явно полегчало. И он снова начал действовать и отдавать приказы..

– Так, – уверенным голосом произнес он. – Первое что нам надо сделать, это собрать вместе все наши силы.

Топор, – твоя задача вывеси людей из города. Сейчас они послушаются только тебя. Выводи и строй свой Полк Лучших на пустоши, перед воротами города. Пошлите гонца к Мухе, пусть возвращается и занимает позиции с левого фланга. Тяжелая кавалерия, будет прикрывать наш отход, а легкая и конные стрелки должны двинуться на встречу с противником. Надо разведать сколько у него войска и где оно расположено. В серьезные бои не ввязываться. Пусть отвлекают его наскоками и ложными атаками. Нам надо выиграть время.

Копье пусть берет свои тумены, и срочным маршем двигается назад, в наш вчерашний лагерь. По дороге перехватит обоз, и возьмет его под свою охрану. Стоп, – прервал он себя. – Молчун ты знаешь этот берег? Где ближайшее место у нас в тылу, где можно подойти к берегу и высадить десант?

– Ну если по-хорошему, то в трех переходах отсюда. Но есть одно местечко, где достаточно отчаянные люди смогут это сделать при большом приливе и тихой погоде. Правда придется карабкаться по скалам, но….

– Где это место?

– День пути, как раз недалеко от вчерашнего лагеря.

– Тогда пусть Муха отправит своих конных стрелков к тому месту. Пусть скачут туда не жалея коней и помешают высадке. Туда же, бегом отправить и пеших стрелков, и хоть пару сотен копейщиков. Выкиньте из обоза весь хлам, бросьте осадные орудия. И садитесь на освободившихся коней.

– А нам то что делать, или мы только драпать будем?

– Твоих ребят Топор, нам надо сохранить любой ценой. Уж поверь мне на слово, в ближайшее время им работенка найдется

Уже третью неделю войско Вождя упорно топало в обратном направлении. Но топало, а не драпало. И авторитет Вождя среди его соратников, не только не упал но и, как это не парадоксально, только возрос.

Даже Топор, первое время ходивший с видом не доигравшего в любимую игру ребенка, переменил свое мнение, когда последующие события пошли точно так как и предсказал Вождь.

Вошедшие в город отряды встретили упорное сопротивление подойдя к стене отделяющую город от порта. И это был не просто забор, которым один купчина, отделяет свои владения от владений другого. Нет, это была высокая, добротная стена. Не всякий город мог похвастаться такой стеной. И взять ее с налету не представлялось никакой возможности. Если бы не вовремя поданный сигнал отхода, – то много бы пролилось под этой стеной солдатской кровушки.

Легкая кавалерия, посланная навстречу обнаруженному врагу, наткнулась на весьма значительные силы противника. Вступив в бой с его передовыми частями, они сумели задержать подход врага, почти на целые сутки.

И наконец, высланные в тыл стрелки, подоспели вовремя и опрокинули первые отряды десанта обратно в океан. Враг понес значительные потери, которые только возросли, при последовавших попытках забраться на скалы. Два корабля, с которых производился десант, подошли слишком близко к берегу и их расколотило о скалы. На тех же скалах раздолбило и немало шлюпок, под завязку набитых вооруженными людьми. Все это дало Полку Лучших, и приданным ему частям возможность без потерь выскользнуть из расставленного Ярлом капкана.

А то, что это был Ярл, больше можно было не сомневаться. Отряды противника, которых, вступившие с ними в схватку соратники, определили как самые умелые, – носили гербы личной гвардии Ярла. Личный штандарт Ярла был замечен одним из разведчиков Безопасности, оставшимся в тылу уходящей Армии для наблюдения. И наконец корабли, с которых производился десант, шли под его флагами.

Все это окончательно и бесповоротно доказывало, что Ярл жив. И этот факт, больше всего раздражал и печалил нашего Великого Вождя.

– Как же так, – думал он, – Что произошло? – Обман, предательство, или просто неудача? Нанес ли Белый свой удар? И что произошло дальше? Может Ярл был просто ранен, и не смог организовать отпор нашему наступлению. Или кто-то предупредил Ярла, о задаче Белого. И тот изловил его, и под пытками проведал о наших планах. Но Белый ничего толком о наших планах и не знал. Даже наоборот, мы снабдили его ложной информацией. Да и как можно было об этом узнать, если про Белого знали только я, Безопасность, Одноухий и Большая Шишка. Неужели кто-то из них нас предал?! А может никакого удара и не было. Может этот Белый с самого начала работал на него. И мнимая смерть моего врага, была лишь обманным маневром. Но не слишком ли это сложно? Какой смысл отдавать все свои земли в руки противника? Что он этим выиграл?

Было много вопросов, – но не было на них ответов.

(обратно)

СЕДОЙ

Мягким, кошачьим движением Седой взялся за свой кинжал, потянул его из ножен и посмотрел в глаза своему Врагу, чтобы закрепить и навсегда запомнить это ощущение Игры и Победы….

…И то что он прочел в глазах противника, ему не понравилось. Потому что в ответ, на него смотрели глаза не жертвы, но Победителя.

А все потому, что герой наш, упиваясь своим минутным триумфом, своей удачей и мнимой победой, – забыл, что в любой стоящей игре, есть как минимум двое равных по силе игроков. Что собственно и делает игру стоящей. И Ярл, который играет в эти игры уже не первый десяток лет, тоже кое-что понимает в управлении игрой и другими игроками.

Мгновенное осознание собственного просчета, смутило нашего героя в самый неподходящий момент. Он растерялся и сбился с настроя…..

Удар его, вместо быстрого и стремительного, когда в одно движение вкладываются и разум и тело и душа, – был слаб и жалок. Ярл легко ушел в сторону, затем умело махнул припрятанным заранее кистенем на длинной цепочке, который до этого момента прятал в рукаве. Это оружие, более подходящее разбойнику, чем аристократу, каковым Седой все-таки продолжал считать Ярла, застало нашего героя врасплох. Он попытался было уклониться от летящего в голову снаряда, но было слишком поздно, и вся окружающая его действительность внезапно погрузилась во тьму.

Пробуждение было особенно мерзостно. Словно похмелье после долгого и отвратительного запоя, когда и организм и остатки памяти злорадно сигнализируют в мозг, о ничтожнейшей степени твоего падения.

Голова раскалывалась на тысячи кусочков, и эта боль, не ограничиваясь головой растекалась по всему телу нашего героя. (Похоже его хорошенько попинали, пока он был в невменяемом состоянии).

Но горше физической боли, – было давящее на душу ощущение проигрыша.

Что боль? – нашего героя, за его долгую и полную приключений жизнь, бывало лупили и похлеще. Случалось ему и терпеть поражения. Но раньше, его битвы никогда не были, чем-то личным.

Их затевали одни, вели другие, и он был лишь винтиком в этом механизме. А винтик за проигрыш не отвечает, ему всегда есть на кого свалить вину за поражение. Всегда можно позлиться, поворчать, обругать хорошенько за все свои беды другого, а за одно уж, и пожалеть себя, за то что приходиться подчиняться приказам таких глупых начальников. Ну в самом крайнем случае, – вину за поражение можно было свалить на непредвиденные препятствия, плохое стечение обстоятельств, или судьбу.

Но сейчас наш герой проиграл. И проиграл в войне, которую вел сам, и по своим правилам. И даже судьба, или стечение обстоятельств было тут не причем, поскольку он еще не забыл что это такое – быть Господином Собственной Судьбы.

… Он оказался плохим господином. Плохим игроком. Плохим охотником, ибо предполагаемая добыча сама заманила охотника в ловушку и успешно поддела на рога.

Ярл, даже не удостоил его чести умереть в схватке, а оглушил как тупую скотину на бойне. И теперь ему предстоит позорная и мучительная смерть от рук палачей.

А то что палачи будут, – он даже не сомневался. Уж такой известный живодер как Ярл, не упустит возможности хорошенько помучить перед смертью того кто заставил его бояться. Да и разные секреты постарается заодно выведать.

– А может стоит обхитрить Ярла, – и самому оборвать столь ненужную и бессмысленную теперь жизнь? – Подумал он. – Ведь впереди у меня только боль, позор и стыд. Сначала я буду упираться и строить из себя гордеца и храбреца. Потом меня сломают и я расскажу все. Знаю я немного, и может быть половина того что знаю, – сплошная липа. Но то что я заговорил, станет очередной победой Ярла. А потом я превращусь в жалкое, хнычущее существо, готовое целовать пятки своих палачей, умоляя о смерти, которая оборвет мои мучения. Да, – определенно не стоит доставлять своему победителю такую радость, – надо самоубиваться самому.

Смелое, достойное истинно мужественного человека решение. Наш герой не стал хвататься за призрачные надежды на чудесное спасение. Но увы!!! Даже этого выхода ему не оставили. Седой обнаружил что он связан по рукам и ногам, и не способен причинить вред самому себе. Ни тебе; – разбить с разбегу голову о стену, ни задушиться собственными путами. Невозможно даже разбить голову о пол, из-за подстеленного под него тюфяка. Палачи Ярла, оказались настоящими профессионалами.

А вскоре пожаловали и сами, эти с позволения сказать, – профессионалы. И спустя несколько минут, Герой наш оказался перед лицом Ярла, с руками, заведенными за спину, и примотанными к дыбе.

– Ну что Умник, или как ты сам себя называешь, – Блондинчик? – Настроен продолжить общение? – весело сказал Ярл, задирая голову Седого и глядя в его глаза.

… «Блондинчик», – произнес он, словно бы пробую на вкус это сочетание звуков, – Должен заметить, это прозвище, твоя первая ошибка. Ну никак не тянешь ты на Блондинчика. Не та…., как бы это сказать, – фактура. Блондинчик, – он кто? Существо несолидное, легковесное и бестолковое. А в тебе чувствуется масть, характер, сила. Подобного тебе, – народ никогда бы Блондинчиком не назвал. Вот Умников, Громилой, или Волчарой, – мог бы. Ну на худой конец, – Белым бы назвал, по масти, а вот Блондинчиком, – никогда. Так что это прозвище, – ты себе явно сам придумал. Скажешь нет?

Седой промолчал. Один из палачей потянул веревку, и руки Седого взметнулись вверх, выворачивая его суставы. Но Ярл одним взмахом ресниц удержал его.

– Что Белый, – ты со страху язык проглотил, или сдуру решил в героя поиграть? – еще более весело спросил он его, – Ну что же, – молчи. Молчи подольше. Чем дольше ты молчишь, тем больше у моих ребят будет веселья. А мне твое молчание без разницы, я и так знаю твое настоящее имя, кто ты есть, кем был раньше, а также, – кто, и зачем тебя сюда послал.

Я даже знаю больше чем ты сам. Знаю например, что все сведения и планы, которые ты, (как истинный фанатик), попытаешься сохранить в своей голове, – сплошная липа. И знаю что твои начальники, – которых ты похоже так боготворишь, ни на грош не поверили в успех твоей затеи. Пока ты дурачок строил планы как избавить мир от очередного «Зла», – они как люди прагматичные, – набили твою голову разным дерьмом, благословили тебя на «смерть и подвиг», а потом стукнули нам, естественно «по секрету», – про твое, так называемое задание. А потом, кое-кто из ближайшего окружения твоего разлюбезного Великого Вождя, – за небольшие в общем-то деньги, – рассказал мне об истинном смысле твоего задания. Так что ты, – Ярл не смог удержаться от ехидного смешка. – Оказался дураком дважды. Первый раз, – когда связался с такими идиотами и продажными мерзавцами как твой Великий Вождь и его свита, а второй, – когда вздумал тягаться со Мной.

В этот момент, взгляд Седого наконец сфокусировался, и он смог по настоящему посмотреть в глаза своему Врагу, и прочитать в них то, что дало ему мизерный шанс на хоть какую-то, но победу.

– А ведь он не уверен в том кто я. – Промелькнуло в голове Седого. – Не знает, и страшно боится ошибиться. А вдруг я не тот Белый, что послан врагами убить его? Что если тот, настоящий Белый, до сих пор на свободе и продолжает охоту? Конечно, там, у края леса, – он многое прочитал в моих глазах. Но похоже он не так склонен доверять своим чувствам, как привык это делать я. Да и наверное не так уж мало людей имеют повод ненавидеть Ярла. И возможно, они уже пытались его прикончить, (Уж больно сильная у него охрана). А если у него и впрямь есть сведения обо мне из самого окружения Вождя, – то там я должен быть описан как человек непростой, и очень опасный. И тот факт, что я пытался заколоть его, но не сумел – оставляет немало места для сомнений. Вот он и сомневается, вот потому-то он и здесь. Не для того чтобы насладиться моими, – а для того чтобы узнать правду.

Эта мысль, окрылила нашего героя и подарило ему надежду.

…. Нет, не на жизнь, но на победу в новой игре с Ярлом.

– Пусть мучаемся и страдает как можно дольше – Злорадно подумал он. – Я буду молчать, сколько хватит сил. А когда уже не смогу больше держаться, – во всем сознаюсь. Только Ярл не дурак и понимает, что под настоящими пытками, любой признается в чем угодно. Так что повод для сомнений у него останется. И он будет продолжать бояться. Прятаться за кольцом охраны, вздрагивать от каждого шороха.

А я. Я превращусь в странствующего по этому миру духа, и буду смотреть на его страдания и ржать как ненормальный. (да откуда взялось, это ненормальное ржание?).

– Что-то не пойму я, о чем это ты Ярл, – открыто посмотрев в глаза своему мучителю произнес он. – Что это ты там понапридумывал про какого-то Белого, я в жизни про такого не слышал. Я конечно никакой не Блондинчик, но и не Белый. И кем я был раньше, теперь неважно. Но благодаря тебя, – я стал Седым. И за это, я тебя все равно убью. Мертвым приду, – но убью. Так что ходи, ешь и спи с оглядкой. Потому что став духом, я буду невидим. Я всегда буду рядом с тобой, и в любую минуту буду готов прервать твою жизнь. А теперь, можешь пытать меня. Все равно, боль, сильнее чем ты мне уже причинил, – ты мне уже причинить не сможешь. Потому что настоящая боль в душе, а не в теле.

– Да Господин. – Сегодня он признался что он Белый … – Сказал главный палач Ярла, на утреннем докладе, – и продолжил в ответ на немой вопрос своего хозяина, – Да, целую неделю говорил что он Седой, и ни в какую не признавал себя Белым. Потом, даже когда начал бредить, то называл себя Седым, Полтинником и разными другими старыми кличками, но только не Белым.

– …. Полтинником???? Почему?

– Почему Полтинником? – да Боги его знают, – Видно совсем у него в голове все перемешалось. И собственные воспоминания и бредни его вождей. – А сегодня малость очухался и говорит, – мол, – «Да, я Белый и есть. Только убейте поскорее».

– И ты веришь ему?

– Ну что сказать? Чтобы человек продержался столько сколько он, – я лично, подобного не припомню. Все обычно на второй-третий день ломались. А он, аж целых семь продержался. Уж мы старались, и так и эдак. Да ты сам на него посмотрите, это уже не человек, а кусок мяса. И что интересно, – на редкость живучим оказался поганцем. Да на его месте любой другой, уже бы раз десять подох. А он жив, и держится почти молодцом. Иногда даже продолжаем хамить.

– Так он Белый или нет?

– Я так не думаю. Уж если и впрямь Белым оказался, – сломался бы давно. Его бы собственная гордость заставила бы признаться. А он не в какую, твердит, – «Мол Седой я, и точка», – Вот этому я верю. Потому что, такие сильные люди, когда у них ничего больше не остается, только за гордость и держатся. И уж что-что, а свое прозвище они скрывать не станут. А он столько продержался.

– Значит, все таки не Белый?

– Скорее всего нет.

– Проклятье, опять не на того нарвались. Сколько этих «Белых» уже через твои руки прошло?

– Этот четырнадцатый будет.

– Четырнадцатый. А настоящий Белый, все еще где-то на свободе. Затаился где-то, наблюдает за мной и злобно похихикивает. Свернулся как змея, и в любой момент может выскочить из-под придорожного камня и смертельно ужалить.

– Так ведь его тогда твоя охрана в один миг растерзает. Он же не дурак, понимает это и вряд ли сунется.

– Это же фанатик. Я таких видел. Собственная жизнь для него ничто, по сравнению с моей смертью. Он небось только рад будет умереть вонзив в меня свой кинжал. И меня признаться, это нервирует. …Ладно, Злыдень с ним. А мне надо другими делами заниматься…. Ты что стоишь?

– А с этим то что делать. Как с прежними?

– Естественно.

Изуродованный, кровоточащий и стонущий от боли кусок мяса, который некогда был нашим героем, вытащили из пыточной, и протащив по холодному сырому коридору, бросили в одну из камер.

– Вот тебе новый дружок, – весело сказали тюремщики обращаясь к царящему в камере мраку, и не дожидаясь ответа закрыли тяжелую массивную дверь.

Ответа и не последовало. Но через какое-то время, к тому, что когда-то было Седым, кто-то подполз, и омыв его раны свежей холодной водой чем-то их замазал.

Но Седой, этого не увидел и даже не почувствовал. Поскольку уже давно пребывал в том состоянии, когда душа уже почти покинула еще упорно продолжающее жить тело.

… Но до чего же упрямо было это тело. Никак ни хотело оно спокойно помереть, отпустив на свободу запертую в нем душу, прекратив собственные страдания.

И как не рвалась прочь от боли и мук эта душа, – тело все-таки победило. Уже на третий день, душе пришлось капитулировать и окончательно вернуться в свою временную, бренную и такую строптивую обитель. А довольное тело зашевелилось и с жадностью вылакало заботливо поднесенную кем-то воду, после чего опять провалилось в затяжную спячку.

На следующий день оно опять ожило и уже прибывало в этом мире чуточку побольше времени, достаточное, чтобы вылакать еще одну чашку воды, и даже что-то прошептать потрескавшимися губами.

И так оно разохотилось жить, что спустя уже пять дней, Седой, почти перестав быть просто телом, – предстал перед взглядами изумленной публики, способным кое-как шевелиться и даже говорить слабым голосом, но человеком.

Правда публики-то и не было, да даже если бы и была, – ничего бы она не увидела, поскольку в мрачном узилище, в кое повергли нашего героя его враги, – не было даже намека на свет.

Но наконец наш герой достаточно окреп, чтобы заинтересоваться местом своего пребывания, и той приятной компанией, с коей ему предстоит, неопределенное время делить свой досуг.

– Слышь, – ты кто? – задал он вопрос темноте, еще слабым, но уже вполне настойчивым голосом.

– Меня тут все зовут Стариком. – Ответил ему ровный, и даже не лишенный приятности голос.

– А где это мы?

– В подвалах, одного из замков Ярла, которые он приказал переоборудовать под тюрьму.

– И давно ты тут?

– Смотря с чем сравнивать. Если со всем сроком моей жизни, – то сущие мгновения. А если с собственными ощущениями, – то целую вечность.

– А я тут, – давно?

– В этой камере, – примерно пять дней.

– Надо же, ничего не помню.

– Не удивительно, – когда тебя сюда бросили, я думал ты тоже умрешь.

– «Тоже», – означает что я здесь уже не первый…, – такой?

– Нет, не первый, – шестой. Но ты первый кто выжил. Как мне кажется, Ярл отправляет сюда тех, кого не очень хочет видеть в живых, но приберегает на всякий случай, – вдруг понадобимся. Но если мы умрем, – он особо печалится не будет…

– Тебя значит тоже…., и за что, если не секрет?

– Не секрет, он не смог получить от меня интересующие его сведения. Страшно обиделся и…..

– А ты Старик силен, если не сломался даже под пытками.

– Я просто не знал того, что он от меня хотел. А тебя, так, – за что?

– Хотел Ярла убить.

– Что ж, я знаю Ярла совсем недавно, но твое желание меня нисколечко не удивляет. На мой взгляд, Ярл, – редкостная скотина.

В этот момент дверь камеры отворилась, в нее вошли пара здоровяков при оружии. Причем один из них, держал в руке факел, свет которого мгновенно ослепил несчастных узников. А второй, – тащил в руках две бадьи. Увидев наших героев столь мило беседующими, они страшно удивились и один из них сказал другому;

– Смотри-ка, а этот жмурик все-таки ожил. Вот уж не думал. Надо Старшому будет сказать, – то-то он удивиться.

– А думаешь это тот же? Может в прошлую смену сюда кого нового закинули, а тот, совсем скопытился и лежит себе где-нибудь в углу.

– Да и Злыдень с ним, пусть себе лежит до следующей смены, а то еще нам с тушкой возиться прикажут, – выносить, закапывать. А я признаться, нынче хотел отоспаться.

– Что ж ты ночью то делал?

– Известно что!!!!!

– С той толстухой из кухни?

– Ага, вот я тебе скажу, – баба так баба. У нее….., (последовавший рассказ мы не будем приводить по причине нашей врожденной застенчивости, порожденной хорошим воспитанием и чтением классической литературы. – (Боже, как давно это было). Впрочем всем кого этот рассказ может заинтересовать, мы рекомендуем зайти в ближайшую к вашему дому пивную, –… прислушаться. И вскоре, вы услышите примерно те же слова, что и говорили эти второстепенные персонажи).

Не обращая внимание на пленников, они обсудили свои дела, поставили бадью на место и собрались уходить. Перед отходом один из них подошел к Седому, и сказав напарнику, что все-таки хочет убедиться тот это или не тот доходяга, поднес факел почти к самому лицу Седого. Поглядел, а потом со словами, – «А Злыдень его знает», – вышел из камеры.

– Я так понимаю, что это наша кормежка? – заинтересованно спросил Седой, у которого волнения и тревоги прошлых дней, вызвали немалый аппетит, – Так, что тут у нас? В одной лоханке вода, в другой бурда. Ты чего будешь?

– Давай сначала бурду. Вот тут у меня пара мисок.

Седой, на ощупь наполнил пару грубо сработанных глиняных мисок. И уползя в свой угол начал есть из свой миски, стараясь не думать о судьбе прежних хозяев этой посуды.

Несколько первых глотков дошли до желудка вполне приемлемо, но потом, и вышеозначенный желудок, да и весь организм в целом, справедливо возмутились попыткой накормить их эдакой дрянью. Седой дисциплинированно предпринял еще несколько попыток откушать данного угощения, но все они оказались неудачными.

– Интересно, – подумал он, – А как Старик, на таких харчах существует, ведь это же сущее дерьмо.

– Слышь Старик, – ты как это жрешь? – решил он возместить себе отсутствие деликатесов, приятной застольной беседой. – Это же просто гавно какое-то!

– Ну не то что бы гавно. – благодушно ответил Старик. – Хотя конечно кое-что тут от говна имеется.

– В каком смысле?

– В том, что в те самые бадьи, в которых нам это угощение принесли, – нам потом придется гадить.

– ????????????????????????

– Извини, других удобств тут не предусмотрено. А по углам срать, – еще хуже выйдет, так что приходится…. . Но ты лучше не бери в голову, – есть то все равно необходимо. Иначе сдохнешь.

– Да уж я лучше сдохну.

– Все так говорят. А как поголодают денек другой, – на третий, хошь – не – хошь, а за ложку хватаются.

– Вот ведь Ярл, – сука. Такие порядки завел. Небось специально, чтобы поиздеваться.

– Вполне возможно. Хотя скорее всего, все намного проще. Это же не специально построенная тюрьма. Тут, при прежнем хозяине, – винные подвалы были, а чуть дальше, кладовые. А в них, как ты понимаешь, никаких специальных удобств не предусматривалось. Когда Ярлу понадобилось устроить где-то узилище для особых пленников, он приспособил для этого ближайший к его ставке замок.

– Ну могли же, для Этого принести отдельную посуду?

– Зачем лишний раз возиться? Ты пойми главное, – мы для них уже не люди. А так, – слизь подвальная. Так что лишняя посуда для нас, это роскошь. Нас и кормят-то тем, от чего свиньи отказались.

Все эти, не внушающие оптимизма сведения, несколько опечалили нашего героя, и окончательно отбили и так отсутствующий аппетит. Некоторое время он молча сидел, понуро опустив буйну-голову, и погрузившись в свои геройские думы. Затем, когда шевеление извилин в его голове сделало полный оборот, он поднял голову и спросил; –

– И что, никто отсюда живым не ушел?

– На моей памяти, – нет!

– А удрать….?

– Это каменный мешок. Дверь одна. Ты ее слышал! Толстенная и прочная. Взломать ее нечем. Больше никаких отверстий, ходов или лазов нет. Простой, добротный каменный мешок. Ты удивишься, – но здесь даже крыс нет!

– А может того, подкараулить охранников, когда они очередной харч принесут и…..

– Охрана тут может и не самая бдительная, но тоже не из дураков набрана. Заметил? – пока один тут в камере находился, – другой, все время с факелом около двери стоял, и за меч держался. Только попробуй дернуться, – прикончит живехонько.

– Так что ж нам тут, – помирать что ли?!?!

– А ты вечно жить хотел?

– Может и ни вечно. Но и подыхать собственное дерьмо треская, я не согласен! Лучше уж пусть меня в драке прикончат.

– Да, из тебя сейчас тот еще боец. С кем драться то собрался? С муравьем, или на таракана замахнешься?

Тут Старик конечно нашего героя уел. Силенок у него едва хватало на то, что бы удержать в руках чашку с теплой, и отвратительно пахнущей водой….

Кстати!!! Седой, ведь точно помнил, что в недолгие моменты, когда он приходил в сознание, – то пил чистую, холодную и очень вкусную воду. Или это измученное болью сознание играло с ним такую шутку? Да и то, что еще вчера поднес ему Старик в качестве еды, хоть и не было разносолом, но вкус имело вполне приличный.

– Старик, – а чем ты меня раньше поил-кормил? – задал он вопрос, подозрительно смотря в тот кусок темноты, в котором, судя по звукам располагался его сокамерник.

– Тем же, что и сейчас. – Ответил тот. Но по его голосу, и благодаря старой командирской привычке чуять ложь, Седой понял что тот что-то не договаривает.

– Темнишь, ох темнишь ты Старик, я может и был никакой, да и с памятью у меня непорядки, но уж ежели что я в жизни и запоминаю, так это, – что ел, и что пил. Так что, если не хочешь проблем, – лучше выкладывай-ка правду! – грозно сказал Седой, но потом, решив смягчить тон, добавил – Я ведь может последний человек, с которым ты в жизни по-дружески поговорить сможешь.

– Правда.., друг мой….., (прости, не знаю как тебя зовут), правда она часто бывает очень – …разная. И не всегда понятная и приятная. – Так стоит ли пытаться ее узнать?

– Слушай Старик, – я сейчас не в том состоянии, когда хочется играть в эти игры со словами. – Устало произнес Седой. – Поэтому будь любезен, просто скажи рядом с кем мне придется провести последние дни моей жизни? Даже если ты шпион Ярла, подосланный что бы выведать у меня, что-там-хочет-Ярл-знать, – имей сострадание, – признайся. Не хочу я умирать рядом с совсем уж распоследней сволочью.

А то я до самой смерти, больше ни одного звука не произнесу. И ты от меня ничего не узнаешь. Проторчишь понапрасну несколько дней в этой темноте и вони. А Ярл тебя все равно за это по головке не погладит. А наказать, за то что с заданием не справился, – может вполне, уж я-то его нрав знаю. Так что не надо со мной хитрить, а просто скажи правду! Тебе самому легче станет. А я помру рядом с человеком, которого хоть чуть-чуть, но уважаю.

– Вот, об этом-то я тебе и говорю, – ты уже сам придумал для себя правду. А понравиться ли тебе моя? – задумчиво сказал Старик. А потом, словно бы на что-то решившись сказал, – Я не Ярлский шпион, как ты себе вообразил. Но так получилось, что я и сам не знаю, кто я?

– Это как же?

– Просто в один прекрасный миг, примерно четыре года назад, – я вдруг очутился посреди леса, ни помня ни кто я, ни как сюда попал.

– И что…..?

Да ничего. Просто когда я вышел к людям, оказалось что у меня есть определенные способности.

– Какие?

– Я могу делать вещи такими, какими хочу их видеть. Например, – грязную воду сделать чистой, а совсем поганую еду…., менее поганой едой.

Или например, я слушаю твою речь, и понимаю, что помирать ты не собираешься, а просто давишь на жалость, пытаясь выведать у меня как можно больше сведений.

И кстати, – я чувствую, что если бы у тебя было чуть побольше силенок, – ты бы их из меня не жалостью бы выдавливал, а силой выбивал.

– Так ты значит маг?!

– Мне это часто говорили. Но я не знаю, что это такое.

– Ну конечно, – не знаешь. Неохота небось на костер попадать, вот под дурика и косишь! И как это тебя сволочь раньше не убили? Эх, попался бы ты мне пару недель назад, когда у меня еще силы были….

– За что ты и все остальные, так ненавидите магов?

– А то ты сам сволочь не знаешь!!!!!

– Хочешь верь, хочешь нет, – но я действительно этого не знаю. Я ведь даже толком не знаю, чем они отличаются от обычных людей. И что натворили. Все кого я пытался об этом спросить, обычно или просто ругались, или пытались меня убить.

– А про то как вы пытались поработить человечество, как войну развязали, а сколько народу угрохали, и вообще….

– Знаешь…. друг, – я сейчас почувствовал, что это говорил не ты, а…., как будто бы кто-то другой. Кто-то, очень испуганный и жалкий вложил в тебя эти слова. Лучше скажи за что ты, именно Ты, так ненавидишь магов.

– Да за что?… ну, – сволочи вы все. Вот за что, а так что бы конкретно…. – (Ни одной подходящей причины в голову не лезло, поскольку за всю свою сознательную жизнь, (то есть ту, – которую он помнил), он ни одного мага не встречал). Просто в последнее время, – ненавидеть магов стало хорошим тоном, и доброй традицией. Их объявили главным Злом, и сваливали ответственность за все свои несчастья и прегрешения. Но лично Седому, предъявить им было нечего….– Да как это нечего?!?! – оборвал он сам себя. – А как же молния, что угодила мне по темечку, и лишила памяти. Это вам что, – хрен собачий?

– Да вы сволочи, мне в башку свою молнию запустили. Я с тех пор, про прошлую свою жизнь, ни рожна вспомнить не могу, – с гордостью, что может уесть оппонента, сказал Седой.

– Но на твоем теле много шрамов от старых ран, – возразил Старик, – это тоже маги поработали? Или все-таки люди?

– Ну, в основном-то люди, – сказал Седой, про себя подумав, – «Как и когда он в эдакой темноте умудрился мои шрамы разглядеть». – И что с того?

– Но если ты ненавидишь магов, за одну единственную свою рану, то как же ты должен ненавидеть все человечество, за все остальные….

– Ты мне Старик опять пытаешься мозги вкручивать. За те раны, которые мне люди нанесли, тоже на вас магах вина лежит, поскольку делали они это только по вашей указке. – Тут конечно герой наш малость приврал, забыв, что Старик, как и он умеет чувствовать ложь.

– Врешь, – устало и с каким-то снисхождением произнес Старик. – Врешь, потому что та правда которую тебе вложили в голову, куда удобнее и проще, чем правда до которой приходится додумываться самому. Ты так старательно помнишь зло, что забываешь добро, – или это не маги, как минимум трижды спасали твою жизнь?

– Да с чего ты это решил?

– Просто знаю. – Как? – Мне и самому не понятно. Но когда я лечил твои раны, (это был третий раз, когда маги тебя спасли), то разглядел в твоем теле, следы еще как минимум двух подобных вмешательств. Значит маги тебя и раньше лечили.

– Да откуда тебе это знать, если я и сам этого не помню? – произнес обалдевший от такого поворота беседы Седой. Не зная, чему приписать подобное заявление, – бесконечной наглости говорившего, либо его великой крутизне. – А что ты еще про меня вызнал?

– Да не беспокойся. – Ничего такого особенного я про тебя не узнал. Только то что ты солдат со стажем, и много раз был ранен. Но кого этим нынче удивишь? Так что не пугайся.

Да не про испуг дело. Просто, я ведь тоже, вроде как проснулся однажды, и ничего про себя не помню. Так одни обрывки какие-то. Я вот и подумал, может ты надо мной какое-нибудь чудо сотворишь, и я все вспомню.

(Тут Автор, вынужден принести своему читателю, что-то вроде извинения за повторное использования одного и того же, весьма пошлого трюка. Естественно имеется в виду эта самая, воспетая во множестве сериалов, амнезия.

И хоть, один раз я уже доказал, что сей поворот сюжета, вполне уместен не только в тупых любовных сериалах, но и в нашей реально-пацанской, жестокой, кровавой и оттого особенно жизненной саге, но…, присущие мне с детства честность и порядочность тычут мне в глаза своими заскорузлыми пальцами, пытаясь вызвать слезы раскаяния за подобный поворот событий.

Впрочем, – причины этой второй амнезии, – имеют вполне законное, я бы сказал, – клиническое основание, поскольку вызваны…, событиями про которые мы до срока помолчим, дабы сгустить интригу и навести тень на плетень. Для этих же целей, укажу, что это отнюдь не последняя амнезия в нашей повести, их планируется как минимум пятнадцать-двадцать. (У автора, с прошлого раза, когда он вручную переписывал Войну и Мир, остался изрядный запас этих самых амнезий, так как Толстой не догадался наградить ими кого-нибудь из своих героев)).

– Нет, извини друг, – с горькой усмешкой сказал ему Старик. – Но если бы я мог сотворить такое чудо, я бы первым делом сотворил его с собой. Я могу прочитать когда ты врешь, или говоришь правду, я могу исцелить твои телесные раны, и даже превратить то дерьмо, что нам подают в качестве еды, в более менее приемлемую пищу. Но лезть в твой разум, и что-то там делать, это не в моих силах. Извини! – повторил он.

– Вот вечно вы маги так, – прикидываетесь добренькими, а как до дела доходит….., – высказав это, наш герой обиженно замолчал.

И молчал так почти целый час. За этот час он успел многое передумать и прийти к неким решениям. Одно из них, – было, – «Простить Старику его античеловеческую сущность», поскольку просто молчать и пялиться в темноту было невыносимо скучно.

И уже спустя часа два, оба узника немного поспорив и поругавшись, – весело и оживленно болтали. И даже более оживленно, чем допускали грустные и унылые обстоятельства их нынешнего положения.

А может, эти самые обстоятельства, наоборот способствовали оживленности их беседы, ибо, как говорит народная мудрость, – «Перед смертью не надышишься», и не наговоришься, – добавляем мы.

Оба, забыв про осторожность и недоверчивость, (впрочем это больше касалось Седого, поскольку Старик ими особо не отличался), – рассказали друг другу практически всю правду о себе.

Старик в том числе, поведал Седому, как бродил последние годы по земле. Как поначалу порывался помогать людям, леча их, кормя и давая то что они просили. И как те в ответ гнали его и пытались убить разными способами. Но Старик не держал на них за это зла, а скорее жалел. Он просто, со временем, стал стараться скрыть свои способности, помогая только в самом крайнем случае.

А еще, он рассказал, как люди Ярла выкрали его из какого-то села, – «Тут, неподалеку». А Ярл, прослышав про то что он Маг, – пытался под пытками выведать у него какие-то там магические тайны. Но Старик ничего не смог ему рассказать, поскольку просто не знал, как он совершает то что другие, называют чудесами, – «Понимаешь Седой, – виновато сказал он, – стоит только об этом задумываться, как перестают получаться даже самые простые вещи».

А Седой в ответ признался, что он и был одним из тех, кто его из этого села выкрал.

Оба посмеялись над этим совпадением. А Старик сказал, – «Что на Седого, он не держит никакого зла».

Так и провели они следующие два дня, рассуждая о жизни, спя и потребляя то, что побывав в руках Старика превращалось во вполне приличную жратву.

Как ни странно. Но жизнь их, можно сказать, устоялась, пришла в определенную колею. Они успели привыкнуть к своему тюремному режиму. И поэтому были несколько удивленны и заинтригованы, когда он, внезапно нарушился.

(обратно)

ВОЖДЬ

За последующие четыре месяца, Армии пришлось доказать что она достойна своего названия. Если Ярл, своим хитроумным, хоть и не совсем понятным маневром, пытался как-то ее ослабить, – то это ему явно не удалось.

В двух серьезных сражениях, и в бесчисленном количестве мелких стычек и схваток, бойцы и командиры Вождя доказали что они не только не слабее, но иногда и значительно превосходят войско Ярла, как в военной выучке, так и в боевом духе.

Конечно, пришлось нелегко, и огромные потери понесли обе стороны, но почти в каждом столкновении, Армия и ее Вождь, хоть немного, но выигрывали.

Самое главное, – Ярл, не смог разделить Армию и ее Вождя. Предпринятое Соколом отступление от Большого Порта, могло бы войти в учебники по военной тактике и стратегии, если бы таковые тогда писались. Он не только спутал планы противника, не позволив себя окружить, но и смог отступая, нанести существенный урон его войскам.

У основной части Армии, дела поначалу шли похуже. Войска Ярла смогли застать ее врасплох. Особенно пострадали союзники Армии, не отличавшиеся столь высокой боевой подготовкой, и моральным духом, присущих людям Вождя.

Да и Одноухий, с Большим Шишкой и Безопасностью, первое время пребывали в некоторой растерянности. Но потом к ним вернулся Вождь, и дело пошло на лад.

Соединившись с основными силами Армии он, в стремительном марше, рванул навстречу войску одного из союзников Ярла. Вождь, Одноухий и Большая Шишка, почти загнали своих солдат преодолевая за день, по два поприща, и неожиданно появившись перед не ожидавшими их так рано врагами,полностью разгромили практически равное по численности войско. При этом Армия Вождя понесла настолько минимальные потери, что многим это показалось просто чудом. После этой победы количество союзников Армии резко увеличилось, а значит у Ярла их стало меньше.

Затем, почти два месяца оба противника маневрировали в пространстве как физическом, так и в политическом, пытаясь максимально усилить свое положение и столь же максимально ослабить противника.

Потом снова была битва, кончившаяся по большому счету в ничью, хотя и при минимальном преимуществе Вождя. Даже не столько фактическом, сколь же опять, – политическом, поскольку Ярл после боя предпочел отступить. Это опять добавило Вождю несколько новых союзников, и убавило прыть союзников Ярла.

Затем опять потянулась напряженная пауза, напоминающая затишье перед бурей.

Обе стороны постарались максимально использовать ее; – набирали пополнение и готовились к новой, решающей битве.

И вот время этой битвы настало. Обе армии встретились в той части владений Ярла, где сходились вместе степи, леса и болота. Рельеф местности был изрезан выступающими клиньями леса, вторгающимися в степь болотами образованными мелкими речушками.

Весь этот пейзаж был не слишком удобен для большого сражения. Но Вождь этому был только рад, надеясь что превосходная выучка и моральный дух его Армии, даст ему преимущество там, где придется действовать не единой массой, а отдельными отрядами.

В отличие от Ярла, войско которого было собранно с бору по сосенке и требовало, во избежание дезертирства, постоянного присмотра со стороны начальства, – большинство людей Вождя были фанатиками, одержимые тем, что в последующие года назвали бы «идеей». И у него была уверенность, что даже мелкие командиры в ранге сотника, оставшись одни, не поведут свои отряды грабить ближайшее село, а будут искать встречи с врагом, чтобы дать ему бескомпромиссный бой.

Конечно, руководить в таких условиях битвой было почти невозможно. Поэтому Вождь решил заранее довести до каждого командира предстоящую ему задачу, а дальше просто надеяться на свою удачу и на выучку бойцов.

Были еще одни обстоятельства, способствовавшие использованию именно такой тактики. В последнее время Вождь стал подозревать, что в его окружении находится предатель.

Причем не в каком-то там, «окружении», – он подозревал в предательстве кого-то из самых близких своих соратников. А конкретно; – Одноухого, Безопасность, или Большую Шишку.

А к этому выводу он пришел, когда долгими бессонными ночами анализировал стратегию Ярла в самом начале их противостояния. Единственное объяснение странному исчезновению самого Ярла, внезапному разбеганию и столь же внезапному сбору его союзников, – было то, что тот знал о том, что Красный Король согласился пропустить Армию через свои владения. Правда узнал достаточно поздно, когда у него уже не оставалось времени развернуть свои отряды навстречу Полку Лучших. И тогда он предпринял другой, по-своему очень хитрый, но в тоже время и смертельно опасный маневр.

Избегая прямого удара Армии в незащищенный фланг, – Ярл рассыпал свои силы под предлогом своей смерти, не позволив уничтожить их одним ударом. Разбитое на части войско, он передал под командование своих доверенных командиров. Благо у Ярла наверняка были возможности обеспечить лояльность этих командиров «своими методами».

Союзники, в начале наступления Армии должны были изображать панику и раскол, а затем хаотично разбежаться. Только весь этот хаос был удачно срежиссирован самим Ярлом, пожертвовавшим территорией, ради сохранения армии. Затем он, просчитав действия не встретившегося с сопротивлением противника, – организовал несколько ловушек, в которые едва не попался Вождь и его Армия. И только чудо, высокая дисциплина и организованность самой Армии, спасли организацию Вождя от неизбежного поражения, когда вдруг, словно бы из пустоты начали появляться войска Ярла. А союзники, еще вчера клявшиеся в верности и покорности, начали бить в спину.

Но к счастью, – разрозненные отряды Армии, добивавшие мелкие очаги сопротивления, – при виде опасности не растерялись, не бросились бежать, а организованно отступили в место дислокации основных частей. Несколько отрядов, проявив самоотверженность и силу духа, пожертвовали собой, давая возможность своим товарищам спастись.

Ярл не ожидал подобного. И вместо полного разгрома разрозненной на части Армии, он лишь нанес незначительное поражение, и разогнал часть союзников, правда потеряв при этом и собственные территории.

Но оставался открытым вопрос, – Как он мог узнать о планах Вождя и его Армии? – Это было возможно, только если на него работал кто-то, кто знал обо всех этих планах. А таких людей, за исключением Вождя, было только трое. А значит один из них, – был предателем.

Правда поначалу Вождь заподозрил в предательстве Красного Короля. Этот…., с позволения сказать, «Король», был королем подстать Ярлу. Разве что Ярл с высот сначала опустился в грязь, а Красный Король из грязи появился.

Даже для читателя, обремененного тяжким советским прошлым, будет не так уж сложно догадаться откуда произошло прозвище «Красный». Если некоторые бредут к успеху по колено, пояс, или локти в крови…., то этот третьестепенный персонаж нашей повести в крови просто купался. Говорят он был настоящим маньяком и только непомерный, парализующий волю страх, который внушал своим подданным «его величество», да его же маниакальная подозрительности и привычка уничтожать всех, кто хоть на волос перешел черту, очерчивающую границу его власти, – до сих пор не позволили его ближайшим соратникам уничтожить своего сюзерена.

Но судя по всему, – предателем все-таки был не Красный Король. Слишком уж много подробностей знал Ярл. В том числе и о Белом. Несколько, совершенно случайно пойманных после последней битвы ближайших соратников Ярла ясно дали понять, что Ярл боялся некоего убийцы, причем одной из примет этого убийцы, были седые волосы на голове.

Да и тот факт, что Красный король не ударил в спину Армии, после «воскрешений» Ярла, а медлил, явно сам пребывая в растерянности от этого события, – прямо указывал на то, что на этот раз Красный Король, как это ни странно оказался честен со своими союзниками.

И это означало одно, – как не мучительно было подозревать одного из ближайших соратников Вождя, но упрямые факты говорили об одном, – предателем был один из них. Только они были полностью в курсе всех планов Армии, а значит кто-то из них продался.

Но кто? – Одноухий, – был жесток, склонен к лидерству и достаточно свободен в трактовке понятий верности и преданности.

Вождь все еще помнил, чью волю ему пришлось ломать чтобы утвердить свое верховенство в их маленькой компании. Мог ли он захотеть вернуть себе роль лидера? Вождь был склонен думать что мог.

Но что-то говорило ему, что в этом случае Одноухий стал бы действовать по-другому, более прямолинейно и открыто. Он скорее собрал бы группу слепо преданных лично ему людей, (тот же Полк Лучших), и открыто бы выступил против прежнего лидера. А выдавать планы Армии, чтобы ослабить своего Вождя и впоследствии занять его место, – это было, для несклонного к затейливым интригам Одноухого, слишком многоходовой комбинацией. Скорее уж такой сценарий подходил Безопасности.

А Безопасность вообще был темной личностью. За его внешней скромностью и показной преданностью, – наш герой, давно сумел распознать недюжинные гордость и честолюбие. Плюс к этому, – Безопасность был самым молодым, (по времени) и самым старым, (по возрасту), из всей ближайшей компании Вождя. И его прошлый, до Армейский путь, – резко отличался от того пути, на котором встретились Вождь, Одноухий и Большая Шишка. Потому как бы он ни старался, но той связи, что возникает у людей вместе переживших самые страшные минуты своей жизни, между ним и остальными Соратниками, так и не возникло.

Он мог быть товарищем, иногда даже другом, но никак не побратимом.

Из-за этого, даже несмотря на свое высокое положение в Армии, Безопасность, частенько чувствовал себя чужим среди своих. Все это делало его кандидатом в предатели номер один…, – если бы не его действия в кризисные моменты последнего времени. Вождь четко сознавал, что только информация, вовремя доставленная Безопасностью, спасла его Армию от полного разгрома в первые недели «воскресения» Ярла. Если бы не Безопасность и его служба, – положение Армии, было бы в десятки раз хуже.

Оставался Большая Шишка. Мог ли он продаться? Конечно мог. Да и что с него взять? Ведь в последнее время он был не столько солдатом, сколько купцом, а купцам свойственно продавать и продаваться. Да и до этого, еще в «той» армии Добра, – его хозяйственные таланты выделялись куда заметнее чем военные.

А если учитывать еще его скажем так…, – не слишком почетное происхождение. (А Вождь, будучи по происхождению благородным, не мог не верить что многие качества передаются по наследству). Да еще и некоторая, скажем так, – «моральная нечистоплотность», сплошь и рядом проскальзывавшая в рассказах Большого Шишки, (например о том, каким образом он обеспечил Армия продовольствием), и те идеи, которые случалось озвучивать Большому Шишке, (уход в разбойники, например)….. То получалось, что роль предателя, ему подходила больше других.

И именно его образ, – здорового, туповатого, но по-крестьянски хитрого и жадного жлоба, Вождь чаще всего представлял себе, когда размышлял о предателе.

Но и Большому Шишке, Вождь не мог предъявить ни малейших профессиональных претензий. Армия была всегда сыта, превосходно экипирована и вооружена. То что лопал из своего котелка простой солдат в этой Армии, – в старой армии Добра нечасто видел и офицер. И даже на самых быстрых и беспощадных маршах, обоз всегда поспевал за войском, успевая обеспечить Армию всем необходимым. Вождю хватало ума и опыта, чтобы понять каких нечеловеческих усилий и талантов это стоило, и обвинить Большого Шишку ему было не в чем. Он так же чувствовал, что не смог бы обвинить Большого Шишку в утаивании хотя бы одного золотого из собранного Армией добычи. А стараниями того же Большого Шишки, – добыча эта была совсем не малой. Более того, умелые и предусмотрительные действия Большого Шишки, который еще до кризиса успел расплатиться из этой добычи со всеми долгами Армии и заготовить материальные ресурсы для долгой, продолжительной войны, составляли немалый вклад в последние победы Вождя.

Так что, по большому счету, никого из этих троих, Вождь не мог назвать предателем, а это значит, что таковым, мог оказаться каждый из них.

Сражение началось как-то странно. Во-первых, – вечером, когда до захода солнца, оставалось всего несколько часов.

Вторая странность, заключалась в том, что последние, кто узнал о начавшемся сражении, были командиры обеих армий.

А началось все, – как простая схватка, между высланными в разведкупередовыми отрядами. Обычная стычка десятка копейщиков с десятком меченосцев. Звон мечей, услышал другой отряд и пришел на помощь. Потом пришла подмога позванная отправленным в штаб гонцом, успевшим оповестить о бое встреченную по дороге сотню. Другая сотня, услышав шум боя пришла сама. Потом, подкрепление подтянулось и к той и к другой стороне, и вскоре на небольшой пустоши, с одной стороны обрезанной клином болотистого леса, а с другой довольно приличных, (для этой местности), размеров речкой, завязалась нешуточная драка.

Ни для Вождя, ни для Ярла было невыгодно начинать драку именно сейчас. Обе армии оказались в этой малозаселенной местности почти случайно, когда Армия, почти зажала войско Ярла и тому пришлось удирать в эти неизведанные земли.

Еще лет двести назад они стали очередной ареной больших разборок между магами. Здесь у них состоялось, что-то вроде, «их» Большой Битвы. В результате чего, – окрестные земли оказались выжжены, полностью очищены от населения, а местами и от всего живого, включая растительность. А то что вырастало на выжженной земле, – и растительностью в обычном понимании этого слова нельзя было назвать. В общем, – народ предпочитал обходить эти края стороной и только отчаянное положение заставило Ярла отступить сюда, в надежде затеряться на просторах земли, в которую лет двести не заходил ни один человек.

Конечно Вождь немедленно бросился преследовать ускользнувшую добычу. Но в этой малознакомой местности, ее надо было не только догнать, но еще и разыскать. Осуществлявшая это преследование Армия оказалась сильно растянута и распылена на несколько отдельных частей.

Основная часть Армии и войска союзников, разбитые на несколько отрядов двигались в направлении северо-запада, куда предположительно отступал Ярл. Двигаться большой массой, в этой дикой местности было невозможно и практически вся Армия шла отрядами примерно в тысячу бойцов. Связь между этими подразделениями поддерживалась плохо, в результате чего некоторые отряды сильно отстали, а то и вообще потерялись в местных лесах.

Несколько союзников, кстати отказались следовать за Вождем в эти «гиблые», по их мнению, края. Что как выяснилось в последствии, – оказалось не так уж плохо, поскольку снабжение Армии продовольствием и фуражом в данной местности было не самой простой задачей, и лишние рты были бы только помехой.

Естественно, что хлеба в этих давно покинутых местах нельзя было найти ни за какие деньги. Дороги как таковые тоже отсутствовали. И если передвигающиеся на своих или конских ногах солдаты еще худо-бедно двигались вперед, – то обоз безнадежно отстал. Только благодаря усилиям Большого Шишки, догадавшегося создать несколько «чартерных караванов» из вьючных животных, которые догоняли основное войско и снабжали его продуктами из сильно отставшего обоза, – бойцы Вождя не голодали.

Куда хуже было с кормом для животных. Хотя за прошедшие двести лет, на этих землях выросли довольно солидные леса, а опушки и пустоши покрылись густой травой, – есть эту траву кони, верблюды и мулы отказывались. Так что даже сено и овес для коней пришлось завозить с Большой земли. Почти вся армия спешилась и перегрузила полковой скарб с повозок на собственные спины. Высвободившиеся животные были переданы Большому Шишке, благодаря чему он все-таки сумел организовать движение вверенной ему команды и спустя несколько недель основной обоз все-таки почти догнал Армию.

Кавалерия же, тем временем была вынуждена умчалась куда-то далеко к востоку, где в степях ей было легче добыть пропитание для своих коней.

А Полк Лучших, загрузив на свои спины все необходимое для «автономного плавания» имущество, – бросился в изнурительный марш, пытаясь обогнать и обхватить противника с фланга. Так что ко времени внезапно начавшийся битвы, связь с ним была потеряна, известно было только что он находится где-то сильно западнее.

У Ярла тоже дела обстояли не лучшим образом. Последние неудачи и отступление в гиблые земли, подорвали дисциплину в его войсках. Часть солдат уже дезертировала, а остальные представляли скорее людскую массу, чем готовое к битве войско. Лишь те ветераны, с которыми он прошел свой путь из грязи, обратно в князи, еще полностью подчинялись ему. Конечно, для такого человека как Ярл, взять под контроль остатки своего войска, было лишь делом времени, но этого времени у него как раз и не было.

Так что, – оба военачальника предпочли бы собрать свои армии в единый кулак, подыскать позиции получше, провести разведку…., – но. Но, – таково было напряжение последних недель, так сильна усталость от бесконечных переходов, так вымотаны нервы ожиданием грядущей битвы, – что люди бросились убивать, едва завидев друг друга.

И тут не было места и времени для хитрых маневров. Никто не разрабатывал диспозиций и не составлял плана сражения. Сразу началось стихийное побоище. Какое-то безумие охватило и дисциплинированных солдат Вождя, и наемников Ярла, раньше не слишком-то рвавшихся умирать за идею. Усталость от долгих переходов под бесконечными дождями, постоянного напряжения и ожидания битвы, – спустили какую-то пружину в людских душах. После чего их, подобно выпущенной из арбалета стреле, уже невозможно было остановить.

Все время подходили новые отряды, влекомые к полю битвы звуками сражения. Они подходили и с ходу ввязывались в бой. Пустошь уже не вмещала всех желающих подраться. Дрались и в лесу, прорубаясь к врагу сквозь буреломы и кустарник…. Дрались, стоя на высоком берегу, петляющей по долине речки. Те, кто не удержались на скользком от глины берегу, дрались стоя по пояс, а то и по горло в воде.

И только когда наступившая темнота, сделала бессмысленными любые попытки продолжать бой, обе враждующие орды сделали вынужденную передышку.

Вот только тогда, Вождь наконец смог взять ситуацию под контроль.

Он, лишь незадолго до этой паузы узнал о начавшемся сражении, и чертыхаясь на чем свет стоит бросился на левый фланг Армии, где оно собственно и началось.

По пути, его мрачному воображению мерещились подлые и коварные уловки Ярла, который смог обмануть и ударить во фланг, а может уже и обхватить тыл, или успев уже…. Царящая вокруг неразбериха, превращалась в его воображении в панику, а передвижение разрозненных отрядов, в разных направлениях, – в беспорядочное бегство.

Правда сам он сохранил хладнокровие, и пробираясь на звуки битвы, уже отдавал приказы всем встречным командирам. Подчиняясь этим приказам, разрозненные отряды Армии, собирались в определенном месте, строились и занимали оборону. А сквозь лесные дебри и сгущающийся мрак, в разные стороны летели гонцы с приказами подтягиваться к новой позиции.

Когда Вождь все же добрался до той злополучной пустоши и смог оценить обстановку, – его главной задачей стало удержать вновь подходящие отряды от участия в мясорубке, и посылке многочисленных лазутчиков для выяснения сил и расположения врага.

Ночь, обе армии провели в судорожных перестановках и в подготовке к битве.

Битве, которую никто не объявлял, но все ожидали. По всем окрестностям разнесся запах крови, и опьянев от этого запаха, оба войска уже не могли думать о чем-то другом.

И Вождь чувствовал это. И не пытался этому мешать. Он лишь постарался взять эту стихийную жажду крови под свой контроль и направить в нужное ему русло.

Он пока не очень хорошо представлял себе расположение войск Ярла, и поэтому, предполагая худшее предпочитал думать, что его противник успел сжать свои отряды в единый кулак.

Про свое войско, он подобное сказать не мог. Его Армия растянулась по флангам, и собраться к утру в одном месте вряд ли бы смогла. Значит надо было собрать ее в несколько крепко сжатых кулаков и нанести удары с разных направлений.

Немедленно несколько гонцов поскакали сквозь ночь чтобы успеть передать приказы отдаленным частям Армии. Пришлось и Одноглазому с Безопасностью прервать свой сон, (впрочем о каком сне речь?), и отправиться в путь с важными заданиями. Так что к утру, план предстоящего сражения уже находился в голове Вождя и в головах тех, кому это надлежало знать.

И когда ранним утром, с первыми лучами солнца, так толком и не отдохнувшие бойцы сами, не ожидая приказов начальства, возобновили бой – он шел уже по плану, разработанному Вождем.

Вся Армия по этому плану, разделилась на пять кулаков. В первый из них, сжались наиболее близкие, уже успевшие отведать крови во вчерашнем бою, части. Их задачей было начать драку, выигрывая время для основный сил Армии.

Когда враг размажет эти части, на встречу ему должна была выступить вторая линия обороны.

Эти, не успевшие отведать крови, но почуявшие ее запах бойцы, – собственно и составляли основной костяк Армии, поэтому командовать ими взялся сам Вождь. Занимая крепкие позиции на холмах, с одного фланга закрытые болотом, а с другой, – все той же речкой, они представляли реальную угрозу для любой, попытавшейся атаковать их армии. Тем более что пока передовые отряды будут погибать в жестокой сече, – эта вторая часть войска Вождя будет старательно укреплять свои позиции частоколом и рогатками, пройти через которые под обстрелом сотен лучников, будет весьма затруднительно. А обойти стороной эти позиции мешали речка и болото. Но на тот случай, если у Ярла появилось бы искушение предпринять такой маневр, пробравшийся через болото противник, обнаружил бы у себя в тылу, новую, хорошо укрепленную позицию. Чуть в отдалении от основных войск, – находился третий кулак Вождя. Правда состоял он в основном из обоза, и обозной нестроевой прислуги. Но под умелым командованием Большого Шишки, три сотни этих «нестроевых"могли показаться крепким орешком для любого, кто попытался бы на них напасть.

А помимо обоза, там же находились; – две сотни лучников, мастера по обслуживанию баллист, катапульт, и прочей инженерии, полторы сотни регулярных копейщиков, еще «той», довоенной выучки, и примерно сотня бойцов Безопасности, которые, хоть и не были строевыми, но как уверял Безопасность, тоже «кое-что умели».

Задачей этой группы, было охранять обоз, а в случае попытки обхвата, или прорыва со стороны противника, ударом в тыл прекратить это безобразие.

Полк Лучших, естественно под командованием самого Одноухого должен был обойти предполагаемые позиции противника, и ударить с тыла или фланга.

А кавалерия, которая в данный момент болталась неизвестно где и на поиски которой Безопасность отправился лично, должна была прибыть к месту битвы и действовать по обстоятельствам.

Так что план был максимально прост; – максимально обескровить противника обороной, а затем, окружив его измотанные в бою войска, добить свежими силами

Сильной стороной этого плана было то, что действуя из-за укреплений можно было свести потери как минимум один к трем, а то и к пяти-семи. А слабой, – что инициатива полностью переходила к противнику. А Ярл был не из тех, кто упускал инициативу, или не мог воспользоваться подвернувшимся шансом.

Но что еще оставалось делать Вождю, в подобных обстоятельствах? Только надеяться что военное счастье, высокий уровень его бойцов, и правота его дела, – принесут ему долгожданную победу.

И именно эту мысль, он и постарался донести до своих соратников, когда под звуки начавшегося невдалеке боя, выехал на своем белом коне, перед готовыми к битве шеренгами.

Он говорил, и тысячи опытных воинов и безусых юнцов, внимали его звенящему от напряжения и чувства собственной правоты голосу. И замерев от восторга, словно в божественное откровение вслушивались в десятки тысяч раз слышанные раньше слова и фразы.

Но сейчас, эти слова звучали совсем по иному. Они были оправданием для той крови, которую предстояло пролить слушающим, и утешением для тех, кто за эти слова, прольет свою кровь.

И Вождь чувствовал как его голос, проникая в отдельные головы, – объединяет их в единое целое. Единое, подвластное его воли целое. Готовое убивать и умирать ради него, и этих слов. И это был высший экстаз который может испытать полководец. Полководец, не поставленный на свое место чужой волей, не получивший его по наследству, а добившийся собственными заслугами и собственной несгибаемой волей. Что по сравнению с этим, – даже радость победы?

Солнце поднялось уже достаточно высоко и с грустью освещало царящее внизу безумие.

Впрочем бой шел почти по плану составленному Вождем за ночь. Первая часть его Армии, уже выполнила свой долг, задержав войско Ярла даже на пару часов дольше, чем Вождь мог надеяться. Затем, уничтожившие первый заслон войска Ярла, атаковали позиции Армии…

А потом атаковали снова, и снова были вынуждены отойти назад, сползая со злополучных для них холмов, по трупам своих товарищей.

Да и как иначе? За те часы, что завоевал им ценой своей жизни передовой отряд, – холмы, были превращены в настоящую крепость. Пока противник, разваливая строй, прорывался сквозь многочисленные рвы и рогатки, – его поливал беспощадный дождь из стрел и камней. А те кому повезло, (или просто удалось?), прорваться сквозь все эти препоны, утыкались в частую расческу разящих, из-за плотной линии щитов, копий.

А кому хватило разума и удачи бежать назад, еще предстояло преодолеть эти преграды в обратном направлении, под тем же дождем стрел.

После первых двух штурмов, потери Вождя были минимальными, особенно если сравнивать их с потерями Ярла. Но Ярл, не был бы Ярлом, если бы позволил себе трижды наступить на одни и те же грабли.

Внезапно в военных действиях наступила пауза. Длинная и тягучая, выматывающая больше чем сам бой. Правда она была на руку Вождю, давая время подтянуться его отдаленным частям. Но это ожидание, посреди битвы было просто невыносимо.

Вынужденную паузу, Вождь использовал для уточнения обстановки и корректировки планов.

Вестей ни от Одноухого, ни от Безопасности, пока не было. Зато с помощью лазутчиков и пленных были уточнены количество и расположение войск Ярла.

Как Вождь и ожидал, – тому за ночь удалось собрать почти все свои войска и сейчас, даже несмотря на понесенные потери, он все еще имел численное преимущество. Но не такое уж большое, и оно стремительно таяло с каждой минутой сражения. И с каждой минутой сражения, у Вождя возрастало количество шансов на приход своих резервов.

Пауза затягивалась и становилась почти неприличной. Наконец, на противоположной стороне началось какое-то движение, и Вождь увидел что к его позициям двигаются укрепленные на возах огромные щиты. За каждым таким щитом, могло уместиться до полусотни меченосцев или лучников.

Что ж, тактика Ярла была понятна и вполне разумна. Встретив укрепления подстать небольших размеров крепости, он решил предпринять штурм по всем правилам осадного искусства. Сейчас, эти громоздкие и с виду такие неуклюжие сооружения, подойдут вплотную к линии заграждений, сидящие за ними лучники, вступят в перестрелку с лучниками Вождя, а тем временем, остальные солдаты будут разрушать созданные укрепления. Конечно, почти все они погибнут. Но расчистят дорогу для следующей волны.

Ну искусство осады, изучал не только Ярл. Вождю тоже пришлось взять на своем веку несколько крепостей. И на тактику правильной осады, он ответит правильной обороной. А именно; – зажигательными стрелами, и встречными вылазками….

Третья атака, снова была отбита. Отбита с бОльшими потерями, чем обе предыдущие. Но и враг, потерял немало.

А солнышко тем временем, не переставая поднималось все выше и выше и уже почти достигло зенита. Воздух заметно раскалился, и смрад от пролитой крови и распотрошенных тел, смешался с дымом от горящих повозок и щитов. Вонь была невыносимая, но ее никто не замечал, как и стонов и воплей раненных.

Все ждали, какой новый сюрприз преподнесет им Ярл.

А Ярл не торопился. Подобно опытному фехтовальщику, он кружил и отвлекал противника ложными атаками, прощупывая слабые места, и готовя решительную аткау. Несколько вялых атак…. Лучники, затеявшие перестрелку, под прикрытием горящих возов…. И передвижение войск, где-то глубоко в тылу врага, за холмами. Но что это были за части, и куда они двигались, – из-за дыма, и дальности расстояния видно не было.

Кажется, – Ярл не мог придумать ничего лучшего, кроме как взять Армию измором.

Или может надеялся, – заставить своего противника сделать первый шаг, приоткрыться и подставиться под удар?

Но это было не похоже на Ярла. Скорее всего он готовил какую-то большую гадость…. Вопрос – какую?

– Вождь, глянь! – внезапно воскликнул один из соратников-вестовых, показывая грязноватым пальцем в направлении тыла. Как раз там, где находился лагерь с обозом, над лесом поднимался густой сигнальный дым.

Это могло означать только одно, – Ярл каким-то образом обнаружил, предполагавшийся быть тайным лагерь. И вместо того что бы попытаться обойти основную позицию, подставившись тем самым под удар, напал непосредственно на саму засаду.

Вот нехорошие предчувствия и сбылись. Вождь не мог придти на помощь своему обозу. Ведь это было как раз то, на что надеялся Ярл. Если основные силы Армии, покинут свои укрепленные позиции, – они потеряют все преимущество, которого добились за день. Тем более, что до сих пор было неизвестно, где находятся основные силы Ярла.

Ведь он мог предпринять ложную атаку на лагерь, чтобы выманить основные силы Вождя с укрепленных позиций…. Мог сосредоточить большое количество войск в лесу, между двумя основными частями Армии, чтобы уничтожить попытавшийся придти на подмогу отряд… А мог, навалившись всеми силами на обозный лагерь, сначала уничтожить его, а потом уже беспрепятственно заняться основной позицией.

Но каковы бы не были планы Ярла, Вождю оставалось только одно, – продолжать следовать выбранной тактике.

– Если сейчас начать дергаться и суетиться, – сказал он своим встревоженным подчиненным, – это сыграет на руку нашему противнику. Обе части нашей Армии, находятся на крепких позициях, – Ярл рискует сильно обломать себе зубы, пытаясь разгрызть любой из этих крепких орешков. И тогда, вторая, оставшаяся целой часть, легко прикончит беззубого зверя.

… За нами правда, а значит и победа будет за нами. А если кому-то из нас, суждено погибнуть в этой битве, знайте, – вы умрете в сражении, в котором вы дрались на стороне Добра, и которое закончилось нашей победой!

Если бы и сам Вождь, испытывал подобную уверенность. Нет, не в той части, которая касалась Добра и Зла. Тут то он как раз был уверен больше, чем вся его Армия вместе взятая. А вот что вызывало его законные сомнения, так это то; – откуда Ярл узнал про спрятанный в глубине леса засадный лагерь? Случайная удача его разведки, или…? Или прямое предательство того, кто был поставлен начальником этого лагеря, то есть Большого Шишки. А если так, то каковы шансы, что хорошо укрепленная позиция продержится хотя бы час?

А что касается подмоги. Куда в данный момент шагает Полк Лучших, возглавляемый предателем Одноухим? На помощь своим товарищам, или совсем в обратную сторону?

То же касается и кавалерии, на поиски которой был послан Безопасность.

А если все это бредни, впавшего в паранойю Вождя, – то где оба этих отряда, на которые возложены все надежды на победу?

Все эти вопросы, как ржавчина грызли уверенность Вождя. И хотя внешне он продолжал оставаться спокойным как гранитная скала, внутри него бился в истерике какой-то маленький испуганный зверек. Он царапал стенки его желудка своими острыми коготками. Проталкиваясь по пищеводу в глотку, вызывал приступы тошноты, затем с грохотом падая обратно, тревожил кишки.

Возможно это был просто понос, вследствие сырой воды, несвежей пищи, и нерегулярного питания. Но Великий Вождь, не может позволить себе понос, особенно стоя под своим личным бунчуком на поле решающей битвы…. Простая попытка отлучиться, как говорится «до ветру», может вызвать если не панику, то уж изрядный конфуз.

Прошло еще пара часов, за время которых ситуация мало изменилась. Враг продолжал имитациями атак держать под напряжением основные части Армии. И как стало известно из донесений лазутчиков, яростно атаковать позиции Большого Шишки. Судя по всему, там было очень жарко, но лагерь держался.

Как ни хотелось Вождю броситься на помощь своим товарищам, но он не сделал ни шага в сторону жаркой битвы, что разыгралась у него за спиной. Все что он мог, это тревожить войска Ярла внезапными атаками. Пару из них он возглавил лично, и в яростной схватке, на несколько мгновений забывал и про разных зверьков, терзающих его желудок и про подозрения терзающие его сердце.

Неизвестно что помогло больше, эти атаки или сопротивление солдат Большого Шишки, но оба лагеря продолжали держаться, нанося существенный урон войскам противника.

Но вот, эти мучительные часы ожидания и неизвестности, показавшиеся Вождю несколькими годами, наконец то закончились.

На востоке его наблюдатели засекли большие клубы пыли, которые могла поднять только приближающая конница. И почти одновременно подскакал вестовой, сообщивший, что Полк Лучших, во главе с Одноухим, приближается с запада.

Наконец-то Вождь мог отойти от, может и выгодной, но такой тягостной роли обороняющегося, и взять инициативу в свои руки.

Расположение войск Ярла, к тому времени было хорошо известно из донесений лазутчиков, и общая картина предстоящего боя уже сложилась в голове у Вождя.

Сам Вождь, не дожидаясь подхода Полка Лучших, немедленно ударит на основные силы Ярла, в данный момент осаждавшие обозный лагерь. Завяжет бой, оттянет врага на себя и дождавшись подмоги окружит и уничтожит проклятого врага.

А конница тем временем, зайдет с тыла войскам Ярла, которые противостоят основные силы Армии. Этих войск было не так много, и внезапный удар кавалерии, даже если не разобьет их, то заставит забыть об ударе в спину вышедшим на помощь обозному лагерю солдатам Вождя.

На встречу коннице и Полку Лучших, немедленно были посланы сразу несколько гонцов, (для верности), с необходимыми приказами.

А томящиеся в ожидании войска, словно сбросив с себя состояние понурого ожидания, радостно готовились к драке. Всем не терпелось наконец-то по настоящему схватиться с врагом. И искупить перед товарищами, которые сражались почти весь день, буквально в нескольких шагах от них, грех долгого бездействия.

Бой начался быстро и яростно. Почти мгновенно солдаты Вождя смели блокирующие их позицию части противника. А затем, гоня перед собой толпу, в которую превратились некогда регулярные части Ярла, набросились на основные силы, торопясь придти на помощь своим соратникам.

Помощь пришла вовремя. Практически вовремя. То есть именно тогда, когда Ярл, измотав почти все свои силы, и положив огромное количество бойцов, практически взял обозный лагерь.

Любой командир мог бы гордится такими солдатами, что служили под началом Вождя. Никто из этих, по большей части «нестроевых», не дрогнул перед лицом врага и достойно принял смерть, захватив с собой столько противников, сколько смог прикончить.

И командовал ими не вороватый снабженец, а настоящий боец. Он сумел превратить вверенную ему позицию в крепость. Даже сейчас, будучи почти разгромленным, этот наспех поставленный лагерь выглядел крепким орешком. Со стороны леса и болот, откуда враг и так не мог пододвинуть существенные силы, лагерь был укреплен засеками и частоколом. А те направления, где штурм был возможен, были превращены в настоящие крепости, со стенами, из нагроможденных в несколько этажей возов и телег, и даже наспех выкопанными рвами.

Чтобы преодолеть все это, враг заплатил высокую цену. Все подходы к лагерю и сами укрепления были завалены телами штурмующих и защитников. В местах наиболее яростных атак возвышались целые груды тел, по которым штурмующие пытались перебраться через импровизированные стены, или разобрать завалы.

Но стены, даже самые высокие, – ничто, если их не защищают настоящие воины. Эти «нестроевые» части, своим упорством и мужеством, сорвали планы Ярла. Бойцы Армии честно выполнили свой долг, своей гибелью принеся победу своему Вождю.

В одном месте, где судя по всему сражение проходило особенно яростно, Вождь увидел Большого Шишку. Тот лежал в простых армейских доспехах, со своим легендарным мечом, и обычным солдатским щитом. Разве что доспехи эти и щит, были изрублены до неузнаваемости, а меч зазубрен и изломан о доспехи и мечи тех, кто валялся вокруг него.

Валялись, словно доказательство его преданности Вождю и верности ИХ делу.

А в глазах….. В глазах…. В глазах мертвого Большого Шишки навечно застыл укор Вождю. Укор за все его подозрения и плохие мысли о себе, его верности и постыдном происхождении. Взгляд этих мертвых глаз сверлил спину Вождя, даже тогда, когда он отъехал на расстояние нескольких полетов стрелы, – добивать отброшенного в сторону врага.

Вот тут уж Вождь не торопился, в этом просто не было необходимости. С одной стороны, Ярл был прижат к непроходимому болоту, с другой, его прижимал Вождь, с третьей, вот-вот должен был подойти Безопасность с кавалерией, а со спины, – Одноухий с Полком Лучших.

Это была победа. Ярл попал в ловушку, из которой ему уже не дано было выбраться. И как бы не повернулись события, – Вождь не собирался оставлять его в живых. Ярл был обречен с того момента, когда Вождь увидел мертвые глаза Большого Шишки.

Когда послышались звуки продирающегося сквозь лес войска, (кавалерия), – Вождь отдал приказ двинуться на врага. Его славные соратники двинулись тремя колоннами, давя на центр и сковывая фланги.

Затем им в бок ударили появившиеся вместо кавалерии копейщики Ярла, сминая левофланговую колонну и охватывая тыл. Вражеские лучники осыпали градом стрел продолжающую атаковать центральную колонну.

Спустя полчаса яростного боя, все три колонны были смяты и окружены. Правый фланг был разбит внезапной встречной атакой конницы Ярла. Центр, обращен в испуганную толпу, а левого фланга просто не существовало.

Ни о кавалерии, ни о Полке Лучших, не было даже слышно. Они просто пропали. И никто даже больше не спрашивал, – куда?

Это могло означать только одно, – предательство. Причем предательство сразу двоих ближайших соратников Вождя.

Но главное, – это означало конец дела Вождя. Конец всему, ради чего он трудился и сражался. Всего чему он посвятил свои лучшие и самые плодотворные годы жизни. И единственное, что он мог еще сделать, – это принять достойную смерть.

Его Армия, уже превратилась в разрозненную толпу. Большинство пыталось удрать в еще оставшиеся в кольце окружения прорехи. А те, кто или не хотел удирать, или уже не мог, – продолжали обречено драться, или сдавались в плен. Единственный отряд, на который еще мог рассчитывать Вождь, – были трое его вестовых, мальчишка знаменосец, да десяток охраны.

Вождь оглянулся на свою Армию, мысленно отметил, что двое вестовых и половина охранников уже втихаря смылись, достал меч из ножен и бросился в атаку.

Возможно кто-то за ним и последовал, но он этого уже не заметил. На смену бессильной ярости и гневу на предателей…, на смену горечи от потери всего, – пришло холодное равнодушие воина.

Он просто рубил всех, кто вставал на его пути. Рубил, не ставя перед собой возвышенных целей и задач. Он не пытался добраться до Ярла, и решить их личный спор. Не надеялся увлечь примером свое растерявшееся войско и вырвать победу из рук врага. Нет, он просто убивал всех, кто вставал на его пути. Просто реализуя все умения, которые начали вдалбливать в него еще отец со старшим братом, вбивали Полтинник, Одноухий и Большая Шишка, преподавали лучшие бойцы его Армии и специально приглашенные учителя.

Он дрался спокойно, расчетливо и яростно одновременно. Его движения были экономны и грамотны, чувства обостренны, ум холоден, а сердце безжалостно. Он дрался не ради жизни, не ради мести, а ради самой драки. И он успел достать многих, прежде чем чей-то удар, не погрузил его в вечную тьму.

КНИГА 3

СЕДОЙ

Итак, покой наших узников был потревожен в неурочное время. Не то что это их особенно расстроило, или напугало, – скорее удивило и, может быть, слегка встревожило.

Да и как тут не встревожится, когда поздно ночью, за дверью слышатся тихие, крадущиеся шаги и она открывается не от молодецкого толчка, как обычно, а с помощью осторожного надавливания.

А затем, из-за темной-темной двери, появляется темный-темный человек и говорит темным-темным голосом…..

…Впрочем, сказать по правде, ничего столь уж ужасного-то и не было. Просто, во время, когда по утверждению Старика, наступила ночь, дверь их камеры действительно приоткрылась непривычно тихо. Был ли проскользнувший в образовавшуюся щель человек таким уж «темным-темным», как позволил себе приврать автор, – определить было невозможно, а говорил он вполне обычным шепотом.

– Слышь, Полтинник, – сказал вошедший вполне обычным шепотом, – это я Кудрявый. Ты меня помнишь? Как мы там, после Большой Битвы, думали чё это было, и как дальше жить.

Ну конечно помню. – Ответил ни чего не помнивший Седой, разумно рассудив, что вошедший вполне может оказаться его старым корешем, коего вполне нелишне заиметь в его аховом положении. – Разве забудешь Большую Битву?!

– Это точно, – такого по гроб жизни не забудешь. Как мы тогда друг дружку-то чуть не перерезали-то? А как мы тогда….

– Прости…., Кудрявый, – с некоторым запозданием вспомнил имя своего старого кореша наш герой. И пытаясь уйти от скользкой для него темы совместных воспоминаний, спросил. – Ты собственно Здесь с какой целью, просто поболтать о былом, или….

– Да уж само собой, – «или», – немного обиженно произнес Кудрявый. Мы ведь с тобой, может и не самые записные друганы, однако-ж, после того что пришлось Там пережить, поневоле…., как-то…, – ну сам понимаешь!

– А-то!!! Мне ли не понять. – Сказал Седой, тем честным и искренним голосом, обладать которым могут только самые прожженные лгуны, и очень надеясь при этом, что его «старый кореш» не обладает такой же способностью чувствовать вранье, как и остальные обитатели этой камеры. – Потому-то я и удивился, увидев тебя здесь.

– Не, ну прости, – а что я мог?!?! Я ж тут простой стражник, а не…. Да я, если хочешь знать, только пару дней назад про тебя узнал, когда к нам в караулку, зашел один из палачей Самого, и рассказал про узника, который называл себя Полтинником. Ты не думай, – я тебя не пытал, это совсем другие люди, а я простой…..

– Да не беспокойся ты Кудрявый, – тех кто меня пытал, – я на всю жизнь запомнил. И уж тебя-то там точно не было. – Продолжал активно врать Седой. – Лучше расскажи, как жил, и как жить собираешься?

– Да как жил? Как все жили, так и я. Поначалу-то конечно обрадовался, думал; – свобода, туда-сюда, тыры-пыры. Потом, вернулся туда где раньше мой городишко стоял, – так еле то место нашел. Спасибо добрые люди подсказали, – «Иди, – говорят, – вдоль берега Реки-Змеюки, и как уткнешься в большущие пепелище, – это значит и будет то место где раньше Гнилой Базар был». Ну я и пошел, нашел, повернулся да и пошел обратно. А как дальше-то жить? На войну-то я еще совсем мальчишкой ушел, – работы, кроме как мечом махать, никакой не разумею. Поначалу думал – мечом прокормлюсь. – Ан тоже, не тут-то было. Едоков таких как я много, а работы для нас мало. Так что год с лишним впроголодь мыкался. Ну а потом, когда между господами свои разборки пошли, – оно конечно полегче стало. Можно было хоть за харчи наняться. Только опять же, нанимали нас за грош десяток, а разменивали за сотню грош.

– Это как же? – из чисто профессионального интереса спросил Седой.

– Это когда настены, вместо лестниц, по трупам карабкаешься. У господ ведь как, – своих они берегли, а нами наемными, едва что дороги не мостили.

Но ты же крутым воякой был, – решил подольститься Седой. И по какому-то странному наитию добавил, – не простой солдафон, а командир. Тебе то небось…..

– Про это самое «небось», – забудь. Я простым воякой служил. А командиров они из своих ставили. Ох, Полтинник, – видел бы ты этих командиров! Вчера он курями в господском птичнике командовал, а сейчас ему десяток давали. Хорошего лакея, – в полтинники, ключника, – в сотники, а тысячник, – это само собой, либо господский сынок, либо племяш. Вся эта сволота, в военном деле ни бум-бум, только жопу хозяину лизать умела, а ты под ними ходи, помирай ни за грош, да кланяйся, кланяйся, кланяйся…… Я когда к Ярлу прибился, – так просто душой оттаял, – «Ну наконец-то, – подумал – в настоящую армию попал»

– Ну, как я вижу, – ты не в армию, а в тюремщики угодил. – Бросил реплику Седой.

– Так ведь в тюремщиках, я последние полгода тока. После того, как мне левую руку стрелой пробили. Щит мне в ней не удержать, так что регулярные части для меня закрыты. Но Ярл, – он о нас, простых солдатах заботится, не то что другие. Если на его службе ранен, – он тебя не бросит, хоть какую должностишку по твоим силам, но найдет.

– Неужто такой добренький?

– Добренький не добренький, но я лично видел, как у него в конюшне, два безногих, за одной лошадью ухаживали, и каждый имел угол где приткнутся, и жрал от пуза. После того как насмотришься на иных, которые и здоровых ни в грош не ставят, – такого хозяина ценить начнешь. Так что не знаю, какие у тебя с ним разборки, – но по мне, так Ярл – хозяин что надо!

– Так значит…..

– Да ничего не значит….. Я ведь понимаю, о чем ты Полтинник думаешь…. Только не знаю поймешь ли ты меня, но после того, что с нами тогда, после Большой Битвы-то приключилось, – ты мне Полтинник, – считай, как побратим стал. Когда мы с тобой того пацана-то перевязывали, – в одной крови извозились, – так для меня это как будто свою смешали. Я ведь о тебе частенько потом вспоминал, и как ты тогда все рассудил верно, и как дело до драки не довел, и вообще, – я тебе тогда, едва что не в рот смотрел, и каждое твое слово ловил….

– Ну ты это, – того уж, – смущенно сказал Полтинник, мучительно желая вспомнить, кто же это такой, – Кудрявый, и при каких обстоятельствах свела их насмешница судьба.

– Ну, – «того, не того», – а каким бы Ярл хорошим хозяином не был…, а побратима на хозяина не меняют! Так что, любая помощь, какую надо будет…, – только скажи!

– Ну что сказать тебе на это Кудрявый, я ведь…., ну ты сам понимаешь, – почти искренне сказал Седой. – А помощь мне только одна и нужна, – отсюда удрать. Так что это ты мне скажи, – как это сделать?

– Ну тут сам понимаешь-то не кабак, и не постоялый двор, – «Хочу, приду. Хочу, уйду» Тут тюрьма. И держат здесь не карманников и прочую шантрапу, – а особых гостей Ярла…. Так что насчет, – вытащить…. – Ты хоть ходить-то можешь?

– Ну во-первых, – не меня, а нас. Старика я тут не оставлю. А во-вторых, ходить я через пару дней смогу так что на лошади не догонишь!

– Ты поспокойней Полтинник, не храбрись. Я ж тебя видел, – ты ходить только через полгода сможешь, да и то в раскоряку. Да и Старик твой тебе не большая подмога. На него опереться, он и хрустнет. Так что лучше, я пока тебе, то есть вам, нормальной еды притащу, может лекарств каких, подлечитесь малость, тогда….

– Тогда – до фига а сбоку крендель с повидлом…. Если я тебе Кудрявый говорю, что через пару дней, – значит через пару дней. И Старик этот, тоже, – тот еще крендель, каких поискать. – Ты хоть знаешь, – за что он здесь?

– Нам этого знать не положено.

– Вот и правильно, – я и сам тебе это только потом скажу. А пока просто поверь нам, и расскажи, что там за стенами камеры, и как отсюда ноги сделать.

– За дверями, – коридор длиннющий, почитай под всем замком проходит. Все камеры в этот вот коридор и выходят. Выход наружу сейчас только по лестнице, она как раз примерно в одной трети коридора отсюда. На той стороне, кстати большинство узников и находится, и пыточная там же. А в этом закутке только доходяг держат. Так что из этой камеры, в одну сторону пойдешь, – вглухую стену упрешься. В другую пойдешь, – уткнешься в пост охраны, – три человека. Правда один из них, – я, но вот двое других….. За этим постом, – дверь, за дверью еще один такой же пост. И опять коридор до самой лестницы наверх. Внизу лестницы еще пост, – тоже три человека. На самом верху, – дверь, заперта снаружи. За дверью, – еще десяток дежурит.

– Да, сурово тут у вас. А кстати, – помимо нас со Стариком, – много еще горемык сидит?

– Когда как, но обычно, надолго тут не задерживаются, – камера, пыточная, если в пыточной не сдох, – виселица. Сейчас, помимо вас, – еще четыре узника. Но они сидят в другом конце коридора, по другую сторону лестницы. У них там условия поприличней, но и охраняют их, не в пример строже. Вы то у нас, почитай за людей уже и не считаетесь, так, – полутрупы. А эти еще ….. .

– А выход наверх, – только по лестнице? Ни окошек, ни лазеек…?

– Окошек нет. А вот лазейка, – одна имеется. В замке, кухня и людская, тоже в подвале располагаются, примерно на таком же уровне, разве что чуток повыше. И раньше, еще при прежнем хозяине, в эти подвалы, которые тогда кладовыми были, был прямой проход. Ярл, когда тюрьму тут затеял, – велел проход тот заделать. Да только строители, малость схалтурили…. Ну короче, новая стенка вроде как треснула, ну а мы, охранники то есть, что бы лишний раз через весь замок не переться, ту трещину малость расширили, так что пролезть можно.

– И где эта лазейка находится?

– А как раз, между вторым постом охраны, и лестницей. Там такая ниша укромная. Ну и поскольку начальство в наш угол редко наведывается…

– Понятно, от начальства подальше, к кухне поближе. Значит, чтобы выбраться нам надо пройти только два поста?

– Ты их сначала пройди. Да и через людскую с кухней пробраться тоже не просто будет. Там почитай никогда и не спят, то одна смена жрать приходит, то другая. То к ужину готовят, то к обеду, а то к завтраку, то просто запасы коптят…, в общем, жизть кипит. Потом, по коридорам замка еще пройти надо будет, а там тоже и народа много и посты стоят. А потом, через двор, до ворот добраться…. И сами ворота не сахар. Они между двух башен, в каждой по пол десятка стражников, и десяток, прямо у ворот. Напротив, – казарма, там сейчас пять сотен квартируются, если что, – прибегут, не успеешь моргнуть.

– А если без шума?

– А как без шума-то? – Поднять ворота, опустить мост, за мостом бастион, в нем еще полсотни дежурит, и еще одни ворота….

– А расскажи-ка мне про замок поподробнее. Какова численность гарнизона, кто, помимо солдат, еще в замке обитает? Сколько выходов вообще, есть ли подземные ходы?

Еще не один час, пытал наш герой своего старого друга, (которого он так и не вспомнил), заставляя его выкладывать всю информацию про место своего нынешнего обитания и его окрестности. Бедняга настолько запарился с непривычки, что к концу разговора даже охрип. За эти несколько часов, он успел рассказать все что знал, о чем догадывался, и даже о том, что, как он думал, и знать не знает.

Наконец Седой отпустил его, обняв напоследок. И весь остаток ночи и следующий день, герой наш придумывал план побега. Наконец в его изворотливой голове, родился некий план, который, как ему казалось, должен был сработать. Старик, тоже этот план одобрил, и даже подал несколько дельных советов. А в конце подвел итог, сказав, – «Что лучше уж так попробовать, чем гнить тут до скончания веков».

Когда спустя два дня, Кудрявый просунул свою лысую башку в дверь камеры, на нее немедленно был вывален составленный план, и куча ценных указаний.

Кудрявый почесал лысину, подумал, поприкидывал, сказал, – «Эх, была не была», взял в руки кружку с водой, и отправился выполнять.

Через несколько минут он вернулся. Сказал что, – «Вроде все в порядке», и побег начался.

Первый этап побега, (самый легкий), – прошел без сучка и задоринки. Когда начинающие беглецы подошли к первому посту охраны, там уже все спали, отведав измененную Стариком воду. Эти изменения превратили ее в сонное зелье, к тому же придав воде вкус вина, так что уговаривать своих товарищей отведать сей водички, Кудрявому долго не пришлось. (Куда труднее было убедить его не задавать лишних вопросов, по поводу «водички»).

Нашим героям осталось только оттащить дрыхнущие тела в свою камеру, предварительно содрав с них одежду и доспехи.

Затем Кудрявый, хитрым образом поскребясь в дверь, уговорил дежурящих за ней вояк открыть ее, – «Для разговора». Последовал разговор, сопровождавшийся разного рода намеками и скабрезностями. Кудрявый говорил что-то, про какую-то «доброжелательную» толстуху, с которой у него якобы назначено свидание, а его собеседники подтверждали наличие этой «доброжелательности», и делились собственным опытом, как ее усилить и использовать. Разговор сопровождался распитием фляжки доброго вина, которое странным образом подействовало на пивших.

Правда не на всех, Кудрявый даже не зевнул. Так что не прошло и получаса, от начала побега, а наши герои уже пробирались по узкой щели ведущей от их мрачного узилища, в один из пыльных чуланов, на задворках господских кухонь.

– Ни фига себе, как все просто, – подумал наш герой, – Как оказывается легко убежать из хорошо охраняемой тюрьмы, если дружишь с охранником и магом. Однако, расслабляться рано, – пора мне сыграть свою роль.

А ведь и впрямь было пора, поскольку трое беглецов миновав кухню и людскую, где никто толком не обратил внимания на трех подвыпивших стражников, – пошли гулять по просторам замка.

Причем гулять по господской половине, в которой подобным типам, без особого приглашения делать было нечего.

Потому-то Старику пришлось снять с себя одежду и доспехи стражника, снова превратившись в заключенного.

– Побольше наглости, друзья мои, побольше наглости, – так увещевал Седой своих друзей перед побегом, объясняя эту часть плана. – Главное, – сделать морду кирпичом и переть как таран на ворота. Если кто будет задавать вопросы, – не отвечайте. Начнет настаивать, – пошлите максимально грубо и как можно дальше. В самом крайнем случае, говорите что вы конвоируете заключенного, выполняя особый приказ Ярла, или лучше говорите…, – Кучерявый, вы как Ярла между собой завете? – Сам?! – Вот всем и говорите, – «Особый приказ Самого». Вы поймите главное, – это тут тюрьма, и это отсюда ждут побега. А там замок, где люди живут, едят, спят, дела свои делают, опять же вот, – по бабам бегают. И беглых узников там никто не ждет и даже особо о них не задумывается. Тем более что нас, узников, тут не так уж и много, да и охрана надежная. Из этого следует, что когда мы уже покинем тюрьму, – шансов, что в нас опознают беглецов, будет не много. А вот чужаков узнают достаточно быстро. И начнут задавать ненужные вопросы. Этого нужно избежать.

– Как их избежать? Если любой дурак может просто подойти и….

– А к кому, «просто» не подойдут? И кому вопросов просто так задавать не станут? Правильно – начальству! Ну за начальство мы конечно не проканаем, но прикинуться людьми к начальству приближенными, выполняющими особое задание, сможем. Тем более, что это не надолго.

– Да как же мы за начальство проканаем., или там, (как ты сказал? Ну про особое задание?), – неважно. Если у нас на рожах написано….

– Что на роже написано, то и переписать можно. Не дрейфь Кудрявый. Я тебя научу. Убеди самого себя, что ты страшно важная персона, или что выполняешь приказ самого наиглавнейшего в округе разначальника. И тебе даже прикидываться особо не придется, все само получится. Да и велика ли тут сложность, – говори со всеми встречными свысока, смотри на них как на мерзость какую…. . Знаешь как они после этого тебя зауважают?

– Да как же я себя убедю…., если я знаю кто я такой есть? Тут сколько себе не говори про то что ты поглавнее Ярла будешь….., а себе то не соврешь!

– Соврать можно даже самому себе, была бы охота. А когда мы по замку пойдем…., – такая охота у тебя появится. Можешь не сомневаться. Но ты, на всякий случай, разговоры оставь мне, а сам только рожу делай…, – покирпечёвей.

– Ну это ладно, простых стражников да лакеев мы запугает. А если само начальство спросит?

– Очень правильный вопрос! Тут главное не наткнуться на того, кто эти вопросы сам вправе задавать. Но ты-ж Кудрявый сам сказал, – «По ночам во внутренних покоях замка, все спят. А те кто по долгу службы должны бодрствовать, находятся либо в казарме, либо в сторожевых башнях и у ворот. Вот поэтому, к воротам, мы сразу и не попремся, там нас охрана вмиг засечет и на допрос с пристрастием потянет. Мы будем передвигаться по внутренним покоям, где чужих быть не может. Чем ближе к начальству, тем безлюдней, так что там на нас никто особого внимания не обратит. Да и если и обратит, – подумает что к начальству, никто без дела не суется, так что если мы туда премся, значит так надо. Так что, – морду кирпичом, и не дрейфить.

Вот так, хамством и наглостью прокладывая себе путь, они подобрались к личным покоям коменданта крепости. Тут пришлось малость повозится, чтобы уломать стоящего на страже охранника. Хотя, о какой возне речь? – Один удар кованной перчаткой в челюсть, и связать бедолагу, вот и вся возня. Так что когда вся троица ввалилась в спальню коменданта, он еще сладко посапывал в объятьях своей супруги.

Да, пожалуй это было самое поганое пробуждение в жизни несчастного коменданта. Быть разбуженным грубым толчком, и сразу ощутить на своем лице чью-то сильную, но грязную ладонь… Да еще и понять, что ладонь эта принадлежит здоровенному детине в окровавленных лохмотьях, (Седой к тому времени тоже переоделся в свой тюремный костюмчик, (для большего эффекта, как он выразился). А рядом углядеть такую же каторжную морду, да еще и опознать в ней колдуна, доверенного на его попечение… («Он больше не опасен!», – как же! злыднев Ярл, подсунул подарочек).

Но страшней всего было почувствовать, что несмотря на всю эту суету и суматоху, его, обычно довольно нервная, (особенно спросони), супруга, продолжает мирно почивать.

Но даже это, было не сравнить со стоящим, чуть в стороне стражником. Который стоял, уставясь безумными глазами в какую-то точку, на стене, покачивался из стороны в сторону и тихо скулил.

При виде этого стражника, зубы несчастного коменданта застучали, даже несмотря на ладонь зажимающую его рот. А когда ладонь отнялась, он попытался что-то сказать, но не смог, и от этого только сильнее перепугался.

– Ты хоть понимаешь, – кто это? – спросила каторжная морда номер один, кивнув на каторжную морду номер два. – Это же Великий Маг, – Зибулахардомонопыр Ужасный…

– Ка-а-а-а-ак? – проблеял испуганный комендант.

– Марадулозаддывыдхыр Кошмарный – повторил номер один.

– А-а-а-а, м-м-м-н-н-н-н-еее п-п-п-к-к-к-ка-з-з-з-л-л-ло-сь, ч-ч-ч-то…..

– Кому много кажется, тому Злыдень приснится! – Поделился народной мудростью с комендантом, первый каторжник. – Неужели, ты мерзавец думал, что сможешь долго держать такого Великого Мага взаперти? Думаешь твой волшебный порошок из яиц дракона будет действовать вечно?

– Я-я-я н-н-не-з-з-н-н-наю п-п-п-ро н-н-ни-к-к-ка-к-к-кой п-п-по-р-р-ро-ш-шок…..

– Еще смеешь отрицать очевидное? Болван, разве ты никогда не слышал, что порошок из яиц дракона, действует только пять недель? Что мерзавец, – осознал как ты ошибся?

– Бе-е-е-е….– только это и смог произнести комендант, действительно осознав, как же он ошибся, когда двадцать лет назад женился на…………………………., а потом она уговорила пойти его на службу к Ярлу.

– Вот тебе и «Бе-е-е-е», – глумливо передразнил его каторжник – Сила вернулась к Великому Запуданосырапыну, и он околдовав стражников в темнице, заставив их убить друг дружку. В гневе своем, он хотел уничтожить всех жителей этого замка и окрестностей. Но я на коленях вымолил у него для вас прощение, за что ты мерзавец будешь мне по гроб жизни обязан! Понял?

– Бе-е-е-е, – согласно заблеял перепуганный комендант, даже не задумавшись, с чего бы это каторжной морде проявлять такое человеколюбие. А Великому Магу этой каторжной морды слушаться.

– И в благодарность, – ты сейчас выйдешь с нами к воротам, прикажешь оседлать лучших коней, а затем сопроводишь нас с Великим Спиногрызомахом, якобы к Ярлу. А на случай, если у тебя взыграет служебное рвение, и ты попробуешь нас сдать…. – О Великий, – покажите ваше могущество…..

Великий как-там-его, обратил свой страшный взгляд на продолжавшего раскачиваться и скулить стражника, сделал жуткую гримасу и начал что-то бормотать.

Под действием этих страшных заклинаний, амплитуда шатания стала меньше, и несчастный околдованный стражник, каким-то неловким, ненатуральным движением, словно бы против своей воли достал из ножен меч, повернул острием к себе и…

– Не надо-о-о-о-о. – провизжал кто-то из находившихся в комнате. Визг был настолько ненатурален и жуток, что даже Седой вздрогнул, не сразу поняв кто это визжит. Да и не удивительно, – никто из тех, кто знал коменданта раньше, не смог бы признать в этом визге его голос, обычно такой солидный и значительный. Поняв же кто визжит, наш хитроумный, хоть и слегка подловатый герой, порадовался удачной реплике, которую экспромтом выдал комендант в придуманном им представлении, и продолжил;

– Действительно не надо, о Великий, – этот жалкий смерд еще может тебе понадобиться – разливался соловьем Седой, которому настолько нравилось его представление, что он чуть не забыл о цели своего предприятия. – Лучше заколдуйте его жену, чтобы она прирезала себя и своих детей, в случае если этот мерзавец вздумает нас предать. А ты мерзавец, давай-ка надевай свое шмотье. Да не забудь, тебе к самому Ярлу ехать. Ты кстати, казну где хранишь?

И пока несчастный комендант, трясущимися руками надевал на себя какое-то тряпье, с ужасом глядя как Великий Колдун, делает пассы над его женой, – наш предусмотрительный герой, прихватизировав несколько весьма увесистых кошельков из указанного комендантом сундука, пошел рыться в его личном арсенале и гардеробе.

А порыться было в чем, комендант, судя по всему был человек совсем не бедный и за свою жизнь успел накопить немало. Седого даже обида проняла, из-за того, что нельзя забрать даже половину всего того что здесь было собранно. Все что он смог, это собрать все наиболее ценные вещи, которое четыре человека могли бы незаметно унести под одеждой. Засунуть в свои простенькие ножны, великолепный меч из запасов коменданта, припрятать за поясом несколько кинжалов, и поддеть под простой кожанный доспех, лучшую кольчугу которую только смог тут найти. А заодно, таким же образом он вырядил и остальных своих спутников, включая Кудрявого, который продолжал изображать из себя зомби.

Когда все сборы были закончены, Седой заставил коменданта написать охранный пергамент, снабдив его увесистой порцией больших и суровых печатей.

А затем, размахивая этим пергаментом и предъявляя всем сомневающимся, личность подтверждавшего его полномочия коменданта, Седой изъял с конюшни четырех лучших коней и заставил, с большим сомнением смотрящим на все стражников, открыть ворота.

И только когда беглецы, и примкнувший, (не по своей воле), к ним комендант, миновав все препоны выехали на свободу…. Вот тут то с них и спал дурной кураж, и они припустили что было сил, (у их коней), подальше от нависшей над их незащищенными спинами огромной крепости.

И лишь спустя пары часов сумасшедшей скачки, когда какая-то река преградила дорогу их измученным коням, они остановились, передохнули и смогли собраться с мыслями.

– Ну кажись оторвались, – сказал Седой своим соратникам. – надо передохнуть, а то кони больше не выдержат.

– Ну спасибо, пожалел коней, а мы что, – железные? – Пробормотал Кудрявый.

– Мы друг Кудрявый, как раз не железные и потому стрелы да мечи от нас не отскакивают. Так что жалеть нам себя не стоит. А вот коней жалеть необходимо, поскольку ног у них, куда больше чем у нас, и бегут они быстрее.

– Да знаю я. Что ты мне как салабону какому-то втираешь. Просто я ж не кавалерист, я простой честный мечник и мне как-то на своих двоих привычней. А об этого коня, я себе задницу стер, аж до самых костей.

– Задницу ты стер не о коня, а об седло, – большая разница. А до костей, или нет, – ты вон лучше Старику покажи.

– А кстати о Старике, – может все-таки объяснишь мне, что он за личность. Уж больно много странностей за ним числится. И вино это сонное, – откуда взялось? И с чего этот вот, – кивок в сторону коменданта, – так легко на фишку с колдуном купился? А то я знаешь ли не привык, задницу свою, кому попало показывать.

– Ой, какие мы стеснительные…., ладно-ладно, не злись…. А Старик наш, – он и вправду, навроде как колдун, или маг…. Вот такая вот штука….

– …..– Маг??????. Если бы я раньше…!!!!!!!

– Вот поэтому, раньше я этого тебе и не говорил.

– Ты че Полтинник, совсем с ума рехнулся? Это же надо, – с магом связался!!!!

– Ну во-первых, – Старик, он как бы не совсем маг…., а, – пусть он тебе это потом сам объяснит. Во-вторых, – Старик мне жизнь спас, так что ж я его там в камере бросить должен был? В третьих, – без Старика наш побег все равно, ни в жизнь бы не удался, за это мы его только благодарить должны. В четвертых, – конкретно к Старику, у тебя претензии есть? Если нет, то не отталкивай его заранее, – мужик он что надо. Я с ним любой строй пойду прорывать. Потому что он не кинет. А в пятых, – меня теперь зовут Седой.

– ………..??????????!!!!!!!!!!!!!!

– Ну а что бы совсем тебя огорошить, – скажу полную правду. Я Кудрявый, тебя НЕ ПОМНЮ!!!!

– …………..???????????!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

– Ты челюсть то с земли подбери, а то зубы запачкаешь. – Не знаю, может быть я тот Полтинник, которого ты знаешь, может и нет. Только несколько лет назад мне в башку молнией заехало. И с тех пор я почти ничего не помню. Так, иногда смутные образы, да картинки мелькают. Тебя пока среди них не было.

Огорошенный Кудрявый, последовал совету своего лжетоварища, и подобрал отвисшую челюсть, если не с земли, то откуда-то рядом. Он сделал несколько шагов, подойдя к Седому почти в плотную, и стал внимательно его разглядывать. В глазах его при этом надежда и уверенность, несколько раз сменялись транспарантом, – «О боже, какой же я лох!!!!». Наконец он, придя к какому-то решению, отошел на несколько шагов и сказал:

– Да нет, ты точно Полтинник. Вон и шрам над бровью, и родинка на щеке и нос у тебя так же переломан. Только что волосы седые… А ты что, и в правду ничего не помнишь?

– Да говорю же, – мнится тока что-то…. Вот руки, – они все помнят. Да я в Армии, – самым крутым бойцом считался, особенно когда пьяный… Только не помню, каким до этой Армии был.

– Ну ты и до этой вашей Армии, ну в смысле тогда, во время Большой Битвы…. как вы нам тогда врезали, думал копец мне пришел….

– А ты меня хорошо знал?

Да как сказать? По времени, – так несколько часов. Зато каких! Ты же помнишь, что во время и после Последней Битвы творилось? Там час за год считался……. Неужели не помнишь!!!!! Ну в общем, мы тогда с тобой поначалу чуть друг друга не зарезали, а потом….., – я тебя другом стал считать…..

– Ну ты погоди Кудрявый, на мне крест ставить. Если тогда друзьями стали…. То может и теперь получится. Побег-то мы здорово провернули! Ты конечно прости, что я тебя так, в темную использовал. Но ты и сам пойми, в моем тогдашнем положении за любую соломинку схватишься……

– Да я понимаю….., конечно. Хотя, и ты меня пойми, – обидно все-таки. Думал, помогаю другу, а…….

– Но ведь ты точно уверен, что я тот Полтинник, с которым ты дружил? …. – Значит другу, ты и помогал. А то что у меня памяти нет… А если бы у меня руки не было? Я бы что, – перестал бы быть тем Полтинником? Да и вообще, – двум хорошим людям, подружится никогда не поздно.

– Ладно, выяснения отложим на потом. – Махнул рукой Кудрявый, и поскольку был, судя по всему, человеком не злопамятным и отходчивым сказал, – Давай лучше решать, что дальше делать будем?

– Дальше? Ну для начала, надо выяснить где мы находимся и что вокруг нас творится. Ты знаешь? …. – Тогда давай у этого спросим. – Кивнул он на внимательно слушающего их разговор коменданта. – Ну как дружбан, – скажи-ка нам, – куда это нас нелегкая вывела?

– Гады, твари, ************************ дети ********************* родителей. Вы меня ****************** как ********* ********* ********* *** **** на ************* и думаете, что я вам ****** *********** ******!!!!!!!!!!!!!

– Ой, как это мы заговорили-то красиво. И как расхрабрились то. А где же наше, –«Бе-е-е-е». А вот за меч, хвататься не надо…..

Седой, даже не доставая своего оружия, легко выбил меч из руки коменданта. (Тот самый, который он самолично нацепил на него, чтобы охрана не заподозрила чего, увидев безоружного коменданта, и чтобы притырить еще одно классное оружие).

– Вот что братец, – ты эти свои недружелюбные замашки брось. А лучше расскажи, где мы находимся, что за местность вокруг нас, и как будут действовать твои люди, обнаружив побег. И лучше будь честен, а то……

– А что, «то»??? Ты *********, чем ты меня можешь напугать? Смертью?! Я все равно уже труп. Ярл не простит….

– Ну пока-то ты жив. А убивать тебя нам никакого резона…. Отпустим и беги на все стороны.

– Я то может и побегу. Только в замке у меня семья, считай у Ярла в заложниках осталась, так что кроме как туда обратно, мне бежать некуда. Хотя ты скотина, наверное этого даже и не понимаешь, – у тебя когда-нибудь была семья?

– Нет не было. Вот примерно такие как ты, мне всю жизнь семью завести не давали. То на одну войну тащили, то на другую… – (Из опыта обучения в шпионской школе, Седой помнил, что надо заставить допрашиваемого, чувствовать себя виноватым).

– Да ладно врать-то, – несчастненький какой выискался. А сам с магом дружбу водит! Вот ему претензии и предъявляй!

– Чудные вы все какие-то ребята, – «Я с магом связался!», – а ты связался с Ярлом. – «Ох я бедненький, несчастненький, – верой-правдой Ярлу служил, людей по его приказу пытал да казнил, и знать не знал что он такая бяка. А ты плохой Седой, пришел и себя в камере живьем сгноить не дал, и тем самым меня и семью мою под Ярлов топор подвел. Как же ты МОГ???????». – Ты семьянин долбанный, что думаешь я перед тобой за свой побег извиняться буду? Не дождешься! А все нужные для меня сведения, я из твоей головы один хрен выковыряю. Спорим? Или ты думаешь, что один ты людей пытать умеешь? Так я в твоих подвалах, тоже кое-чему научился, вот щас на тебе и опробую. Хоть на ком-то из вашей своры отыграюсь. Ну-ка, Кудрявый подсоби….

– Не надо Седой его пытать. – Вдруг вмешался дотоле молча сидевший в отдалении Старик. – Его вина перед тобой не так уж и велика. Ты ведь тоже к Ярлу не фиалки нюхать приходил. А этот бедняга просто дело свое делал, как и он, – кивнул Старик на Кудрявого. – А все сведения, я из его головы и так добуду.

– Не-е-е-ет, – опять завизжал комендант, и стал каким-то странным манером, на одной попе отползать от приблизившегося к нему Старика.

– «..– Смотри-ка, ну до чего он магов-то боится», – удивился про себя Седой, – «Главное, нас, – не боится, а его боится. Как будто мы его мучить и убивать по-другому будем. – Ну то есть, – мы конечно будем это делать по-другому, но результат-то будет тот же. Так какая разница?». – И продолжил уже в слух – Ну в общем, – сам выбирай, – или говоришь со мной, или он твои мозги сквозь мелкое ситечко процеживает. Что больше нравиться?

– Я скажу, я все скажу, только пусть он отойдет…..

– Великий, – не тратьте свои силы на это ничтожество, – он сам все скажет. – Седой решил продолжить игру в страшного колдуна, и обратившись к коменданту рявкнул. – Что это за местность?

– Лес Мертвых, река Кровавая.

– Да, не силен народ на выдумку…, – если лес, то либо черный, либо мертвый, а речки, все через одну либо Кровавые, либо, опять же Мертвые. Ладно, проехали. А что творится вокруг, каково расположение войск Ярла? И что предпримут твои орлы, когда обнаружат наше бегство?

– Основной лагерь Ярла лежит на восток отсюда, примерно в полудне хорошей скачки. На севере и западе, – лежат густонаселенные земли. Там почитай от одной деревни до другой, пару часов пешего хода, и по пол дня пути от города до города. В городах стоят гарнизоны, в деревнях старосты за всеми приезжими присматривают, а на дорогах разъезды.

– Да, думаю, туда мы не поедем. А что у нас на юге?

– А на юге у вас, – сказал комендант с особым удовольствием, – Запретный Край. Можешь съездить туда, – подновить воспоминания!

– О чем это он? – Спросил Седой, у как-то внезапно погрустневшего Кудрявого.

– Запретный Край, – это там, где Большая Битва была. С тех пор там что-то неладное творится. Говорят что никто, кто туда ходил, – обратно не вернулся. А ходили-то поначалу многие…..

– Ну что ж, и мы туда не пойдем. Лучше ломанем-ка на запад, в сторону Армии, у меня там как никак кореша имеются. Хоть я задание свое и не выполнил, – ну да у нас, за это вроде бошки не рубят. Вождь, – он вроде мужик справедливый, не вашему Ярлу чета.

– Да-да, на запад вам самая и дорога, – голос коменданта, просто источал злорадство. – Только, ваше бегство уже обнаружено, еще пару часов назад, как минимум. Если конечно у начальника ночной смены есть мозги. Ну да во всяком случае, трупы стражников в темнице, должна была обнаружить утренняя смена. А значит, еще как минимум час назад были посланы гонцы в лагерь к Ярлу, и в соседние гарнизоны. Что это означает, – можешь сам представить, – вас теперь тысячи людей ищут! Только не они вас первые найдут. Вас найдут мои собачки.

– Что за собачки? – Спросил Седой у Кудрявого.

– Да есть у него свора, ищейки и бойцовые. Он с ними на охоту постоянно ездил. На людей охотится. Вытащит какого-нибудь доходягу из камеры, или просто холопа с кухни, и отправляет с вечера в бега. А утречком значит, собирает охоту…., и к полудню как правило труп привозит….

– Милейший человек, семьянин….

– Да, та еще сука. Но нам то что делать?

– Что делать, что делать? На восток, запад и север, нам почитай ходу нет. Если бы мы сразу туда ломанулись, то может быть и успели бы вперед гонцов проскакать. Но теперь об этом уже поздно. Так что двигать нам надо прямо на юг.

– В Запретный Край?

– В него в родимый. А что нам терять? Если к Ярлу в лапы попадем, то поверь мне, о них, о Запретном, только мечтать будем.

– Но там говорят, какая-то магия страшная….

– А у нас на эту магию, свой колдун имеется. Старик, ты как, – спасешь нас от магии?

– Не знаю, надо сначала на нее посмотреть. А что с комендантом делать будем? Возьмем с собой?

– Да на кой, он нам сдался. Здесь, к дереву привяжем, и пускай его, его любимые собачки найдут. Если признают хозяина, – в живых останется, а если не признают….. то и хрен с ним.

Вот уже несколько дней, наши герои скакали по дороге, которая вела их прямо на юг. Вначале это был привычный лес, перемежающийся небольшими пустошами, да редкими деревеньками.

Потом дорога пропала, превратившись в тропу, а про существование людей теперь напоминали только покинутые жителями деревеньки, в чьих полуразвалившихся избах они и находили себе ночлег.

Зато лес, без присутствия человека стал несравненно богаче, стройней и более…., настоящий что ли. Могучие деревья поднимали свои кроны до самых небес, цепляя верхушками проплывающие в высоте облака. Мелкое, непуганое зверье так и шныряло из-под конских копыт. Величественные олени, лоси и кабаны, преспокойно пересекали дорогу прямо перед лошадиными мордами, с недовольством поглядывая на незваных гостей. А заросли черники, земляники и малины, увешанные гроздьями нетронутых ягод, ясно давали понять, что человеком здесь не пахло уже много лет.

Наши беглецы уже не горячили своих коней, заставляя нестись их что было сил.

Во-первых, – отсутствие дорог, все равно не позволило бы сделать это. А во-вторых, – если за ними и была погоня, – то она либо безнадежно отстала, либо давно уже повернула назад. По крайней мере, так уверял их Старик.

Лишь однажды, они наткнулись на стоящий посреди большой поляны, небольшой, но уютный дом. Увидев его, – наши друзья не сговариваясь повернули в его сторону своих коней. Так изголодались они по нормальному человеческому жилью.

Но стоило им только выехать из тени окружающих поляну, высоких деревьев, – на встречу им, откуда-то из-под дома, вылетели две огромные тени, и стремительно бросились наперерез.

Через мгновение кони испуганно прянули, заржали, и намертво вбили свои копыта в землю, всячески показывая, – что этих огромных псов, они ни сколечко не боятся, а остановились просто, – полюбоваться окрестностями.

Их ездоки то же с удовольствием полюбовались бы окрестностями, если бы не были так заняты судорожными приготовлениями к бою. И бой, судя по всему, должен был быть не из самых легких. Что бы убедится в этом, достаточно было одного взгляда на подлетевших к ним животных.

По всем признакам они напоминали обычных боевых собак. Такое же сильное, покрытое жесткой короткой шерстью тело. Такие же мощные челюсти, длинные, крепкие когти на могучих лапах и огромные клыки. И такие же стремительные, почти неуловимые взглядом движения… (Седой, как-то мгновенно вспомнил этих собак. То есть не этих, а «тех», из прошлой жизни. Вспомнил, что немногие вояки, даже будучи обряжены в полный комплект тяжелых доспехов, отваживались выйти против этих собачек один на один. Вспомнил жуткие раны, которые наносили эти когти и клыки….).

И сразу почувствовал отличие этих и «тех» собак. Потому что по сравнению с «этими», «те» выглядели просто как комнатные болонки. Эти собачки были просто огромными, и нашим, малость перепуганным героям показалось, что встав на задние лапы, они наверно смогли бы лизнуть сидящего на коне всадника. Или отгрызть ему голову, одним движением мощных челюстей. (Ну может и не настолько огромными, что бы лизнуть в нос всадника, (это так нашим героям со страху показалось), но саму лошадь, – лизнули бы легко). И так же легко отгрызли бы голову. И весили они наверно, как небольшая лошадь. Вот только их движения, в отличие от лошадиных, скорее напоминали каплю ртути, стремительно перетекающую по стеклянной поверхности.

– «Да уж не те ли это собачки, которыми пугал нас комендант», – подумал Седой. – «Это же надо было вырастить таких страхомордин. Да один такой бобик, десяток тяжелой кавалерии в клочья порвет и даже не замается. Впрочем, откуда здесь взяться собакам коменданта, скорее всего они местные, домик этот охраняют. А это кто?».

И действительно, пока наши герои, судорожно сжимая в руках мечи, пытались взглядом догнать стремительно перемещающихся вокруг них собак, из травы вынырнула какая-то мелкая, белобрысая головенка, и совершенно детским голосом задала вопрос.

– Дяденьки, а вы кто?

– Да мы мальчик так, проезжие. А собачки, – твои?

Нет…. Они мамкины. А папкины, с ними в лес ушли. А мой сейчас еще маленький, с меня ростом, и глупый, вечно в лес убегает, и всякую дрянь оттуда тащит, то оленя, то кабана… а вчера….

– А эти, которые мамкины, – они тебя слушаются?

– Ну это когда как. Они больше мамку слушаются. А она им велела за мной присматривать. Они и стараются. Вот я вчера пошел в лес своего Плюшку искать, они меня обратно за шкирку притащили. А еще…..

– А эти собачки, нас часом не сожрут?

– Нет, им зарок даден, людей не есть. Папка говорит что это неправильно. Убить если что, – можно, но есть…. А то пристрастятся и станут людоедами. Всю округу сожрут.

– А много у вас тут в округе людей-то? Собачкам на прокорм хватает?

– Да не едят они людей, говорю же. А народа у нас много. В прошлом месяце дядя Упырь приезжал с бандой, а полгода назад с того края леса дядька колдун в гости приходил. Я ему свой огород показывал, а он меня учил камешки в золото превращать. Только камешки в золото превращать, – это скучно. Я больше свой огород люблю, да и папка говорит, – что от золота никакой пользы, а только вред. А мамка сказала, что и золото у него не настоящее получается, а только видимость. А еще у нас был……

– А если мы осторожненько по своим делам поедем, – они нас не тронут? – спросил Седой, подразумевая естественно собак.

– Ну не знаю. Дядька Колдун-то точно не тронет, если только вы в его банки-склянки, нос совать не будете. А дядька Упырь, он говорит, – «Что с приезжих кормится. Но тех кто добровольно добро отдает, он не обижает…». А вы что, так сразу и поедете, даже в дом не зайдете? – мальчонку так и распирало от приступа гостеприимства, видно гости сюда захаживали не так часто.

– Да мы бы зашли. Только без хозяев как-то неудобно…. . – пробормотал Седой, косясь взглядом на усевшихся на землю псов, которые даже сидя, напоминали взведенный арбалет, готовый в одно мгновение распрямиться, пришпилив незваного гостя к ближайшему дереву. – А когда папка-мамка вернутся?

– Да они за утренними травами пошли, так что с вечеру вернутся. Они вам обрадуются. Они любят когда к нам гости приходят…. Может все-таки останетесь…??? Я вам свой огород покажу.

Псы, словно читая мысли ребенка, как-то незаметно встали, и так же незаметно переместились за крупы коней. Отчего у тех внезапно пропало желание и дальше упираясь копытами в землю наслаждаться видом окрестностей. И они нервными перешагиваниями начали смещаться в сторону домика, давая знать своим хозяевам, что местными видами уже вполне насладились, и совсем не против продолжить путешествие, желательно вскачь, можно, – закусив удила.

Парнишка, по виду которого нельзя было дать больше десяти-двенадцати лет, подошел к коням, провел рукой перед их мордами, отчего чего те сразу успокоились. Затем со спины, непонятно откуда появившегося пса, залез в седло к Седому и довольно вертя головой продолжил.

– Я новый сорт малины сотворил, нынче первый урожай. Ягоды с папкин кулак выросли. А у папки знаешь какие кулаки? Вот, почти как у тебя. Хотя нет, у тебя побольше. Только папка, умеет из рук молнии пускать, а ты нет. И он не может. А вот он тоже может пускать, только не хочет. Дяденька, а почему ты молнии пускать не хочешь?

– А зачем? какая от молний польза?

– Ну ты прям как мамка говоришь, Но ведь они же красивые, и пахнет после них хорошо. От этого запаха и растения лучше растут. Я когда вырасту, тоже научусь молнии делать, и буду их над своим огородом пускать. Я хочу…..

Пока пацаненок, оживленно излагал свои планы на будущее, направляя наших путешественников к своему жилью, – Седой старательно соображал;

– «Интересно, и куда же мы это вляпались. Да тут же маг, на маге сидит и магом погоняет. Даже этот сопляк, и то маг. И как возьмут нас эти маги в оборот….. этот самый папаша, который собачкам людей есть не разрешает, посадит нас на большой вертел, и будет себе молниями из нас шашлык поджаривать. Да и Старик наш, оказывается тот еще….., молнии он видишь ли пускать умеет, но не видит в этом смысла. А может он не только молнии, может он еще и лапшу на уши вешать умеет так, что и не подкопаешься и не учуешь. Однако удрать Злыдень ведает, теперь не получится. Псы эти, стоит один неверный шаг сделать в момент в клочья разорвут. Так что ничего не остается, как наслаждаться маговским гостеприимством. Хоть погляжу, как эти нелюди живут».

А поглядеть и вправду было на что. Стремительно носящийся пацаненок, толком не дав слезть с коней, сразу потащил осматривать свой огород. И таких чудес как здесь, ни Седой, ни его товарищи, включая Старика в жизни не видели. Малина, размером с кулак взрослого мужчины, была вкуснее всего что когда-либо пробовал Седой. Хотя нет, та штука, которую он попробовал потом, – была еще лучше, но не лучше той…., а та, которая за ней….

Если бы восторги, которые изъявили благодарные дегустаторы, можно было обратить в золото, – его бы хватило купить целый мир. Но этот золотой запас был бы значительно меньше того, на который можно было обменять восторг мальчишки, при виде того как взрослые дяди радуются его угощению. Когда же сил пробовать у них уже не осталось, он потащил их любоваться на растения, которые заживляют раны, снимают боль и усталость, лечат от всяческих болезней. И еще на огромное количество разных других чудес и диковинок.

И уже потом, лежа в тени словно бы специально для этого выращенного дуба, заложив за ухо травинку отгоняющую мух и поглаживая непривычно полный живот, Седой спросил, – А собаки, – их ты тоже на огороде вырастил?

– Ты дяденька наверное шутишь! – сказал пацаненок, тоже явно обалдевший от такого внимания к своей особе со стороны чужих, взрослых дяденек. – Собаки на огороде не растут. Их мой папка вывел, чтобы дом охраняли и чтобы дружили.

– С кем дружили? – спросил Кудрявый.

– Со мной, с папкой, с мамкой, – да они вообще, с кем хочешь дружить будут. Если конечно это хороший человек.

– А откуда они знают, кто хороший, а кто нет?

– Да ведь это и так ясно!

– Откуда?

– Ну как откуда????? – парнишка всерьез задумался. – Вот вы например, мне зла не хотите сделать?

– Ну не хотим.

– И никому другому, вы тоже зла не хотите сделать. – Парнишка не спрашивал, а утверждал это.

– Ну почему же не хотим, – сказал Седой, который будучи более опытным в общении с магами, уже догадался, что парнишка умеет если не читать мысли, то угадывать настроение собеседников. – Я вот например, знаю кое-кого, кому бы очень хотел зло сделать.

Парнишка надолго задумался, стал внимательно вглядываться в Седого, так что того даже озноб пробил, и уверенно сказал. – Нет, ни хочешь ты никому зла сделать. Ну… по настоящему. Просто ты обижен.

– Обиженные люди бывают очень злыми.

– Ну и что, – я тоже бывает обижаюсь и сильно злюсь. Вот вчера например, когда Ушастик, (указал он на здоровенного пса лежащего чуть в сторонке), меня за шкирку из лесу притащил – я на него тоже страшно обиделся и разозлился. И даже хотел поколотить его. (Седой представил эту картину, как малолетний пацаненок, лупит огромного бойцового пса). Но потом понял что это он мамкин приказ выполняет, и вообще – обо мне заботится….. Так что, – злиться это одно, а желать зло совсем другое… Дедушка, – я прав? – обратился он Старику.

– Ты прав малыш. Даже в большей степени, чем сам это понимаешь. Просто мой друг, в отличие от тебя, не знает что такое подлинное Зло. Хотя частенько с ним и встречался. Он думает что душа его черна, поскольку многое повидала, но он просто никогда не чувствовал по настоящему черных душ.

– Ну ты меня Старик, просто каким-то дурачком перед пацаненком представляешь. Да я…….

– Да знаю я, – «Что ты….». но даже когда ты совершал худшие изсвоих поступков, ты верил, что делаешь это во имя Добра. А по настоящему черные души, творят зло, потому что это ЗЛО.

– Да вам-то откуда это знать, что у кого на душе творилось и творится. – Вклинился в разговор Кудрявый, до того момента сидевший молча, и слушавший открыв рот, все эти премудрости.

– А это у них у магов, друг Кудрявый, умение такое, других людей, вроде как насквозь видеть. Так что имей ввиду, задумаешь чего супротив нашего Старика, – харчи там его слопать, или подружку увести, – он тебя враз срисует. ., и как начнет молниями пулять, или в фикус какой превратит….

– Да больно нужны мне его харчи, да и подружки мне его…., – по возрасту не подходят. Да и вообще я…. – Судя по всему, в этот момент Кудрявый сильно засомневался в приятности нахождения в компании с магами. И похоже всерьез задумался о том что бы сделать отсюда ноги.

– Хи-хи, дяденька, – весело засмеялся пацаненок, – да они же над тобой шутят. Они тебя любят и никогда не обидят. Меня папка тоже часто так пугает, но я то понимаю…

– А кстати о папках-мамках, – как ты думаешь малыш, – они когда будут?

– Скоро – в один голос ответили ему малыш со стариком. – Они уже к опушке с поваленной сосной подошли. – Продолжил малыш – Им осталось только через этот лес пройти и…

Пока малыш объяснял, как и куда в данный момент идут его родители, наш Седой решал важный вопрос, – что лучше: – сделать отсюда ноги до их появления, или все-таки дождаться.

С одной стороны, все его инстинкты рекомендовали ему держаться от магов как можно дальше. Да и жутковато было встречаться с настоящими, (не то что позабывший все Старик), великими и ужасными магами. Но с другой стороны…., – ему было интересно. Интересно посмотреть и пообщаться с этими самыми, – настоящими, великими и ужасными. Теми что смогли наколдовать этих страшных собак, удивительные растения, не говоря уж о способности пускать молнии, или…. – интересно, а что они еще могут делать?

– Да ничего такого особенного-то, мы с женой в сущности-то делать и не умеем. – Ответил ему, спустя примерно полчаса, невысокий крепыш с простецкой и до неприличия румяной мордой. Из-за этой румяной морды, мозолистых от работы рук и простой, испачканной в земле одежды, – великий и ужасный маг, каким его воображал Седой, куда больше походил на обычного крестьянского парня. – У нас-то и способностей-то особенных-то никогда и не было. Особенно что касается всяких страшностей, навроде боевой магии. Ну да, молнии…, а что, что молнии-то. Мне от этих молний одни беды были. Если бы не они, – я бы так при лазарете-то и остался. А тут пришлось в бой идти. А какой из меня-то боевой маг. Ну могу я молнию пустить. Да только-то, мне ради нее одной, надо полчаса энергию копить…

Да и не лежала-то у меня душа ко всем этим ужасам. Я ведь простой крестьянский парень. Я в земле ковыряться люблю, (ты видел мой огород? – спросил он в десятый, как минимум раз, – а то б я показал…). Вот на огороде, – я маг настоящий. Я каждое растеньице чую…., как родную душу, я с каждой травинкой говорить могу…. Я ….., – тут жена пихнула его в бок, видимо по опыту зная, куда может завести эта внезапно возникшая тема. – Ну да…., – словно бы очухавшись, проговорил он. – ….– Но вы мой огород видели?

– Мы видели – дружно возопила вся компания. Так видели, что чуть пузо не лопается. Нам парнишка твой показал.

– Так то он вам небось свой огород-то показал. А мой…. . А впрочем, у Сына и вправду огород интересней-то будет. Вот он, – настоящий маг. Хотя тут места такие, удивительно легко все получается…. Я тут такие вещи могу делать, о которых раньше даже и не мечтал….

Но вот сынишка…. В нем подлинная сила-то имеется. Если бы еще найти ему учителя настоящего…. – при этих словах, маг-крестянин внимательно посмотрел на Старика. – Может вы господин возьметесь…

– Прости уважаемый хозяин. Но я не смогу быть его учителем. Поскольку сам толком ничего не помню. Даже своего прошлого. Иногда я творю…, что-то. Но как это делаю, – не знаю и сам.

– То-то я смотрю, что-то у вас….., как-то не так. – Вмешалась, молчавшая дотоле хозяйка. – Я ведь раньше тоже при лазаретах состояла. (Там мы с ним, – кивнула она на мужа и познакомились), – и болезнь всякую очень хорошо чувствую. Меня за это там очень ценили. И когда пришли Старшие, для Последней Битвы рекрутов отбирать, меня наш Старший им не отдал. Сказал, что здесь, куда больше пользы принесу.

Только в вашем случае все как-то непонятно. Словно бы это не просто амнезия из-за травмы, вот как у вашего друга, а….., заклятье какое-то…. Боюсь моих способностей здесь явно недостаточно.

– Вот так-то, благодаря вот этим своим способностям, женушка моя от Большой Битвы-то и откосила. А мне там пришлось хлебнуть горюшка…

– Так ты тоже был на Большой, – оживленно воскликнул Кудрявый. До этого момента он больше либо сидел разинув рот, либо просто помалкивал, явно чувствую себя не в своей тарелке. Но услышав знакомые слова «Большая Битва» сразу оживился. – Ну тогда мы тут все, можно сказать собратья по несчастью. Этот вот, – кивнул он на Седого, – там меня чуть не прирезал, только он этого не помнит. Говорит, что ему где-то маги в башку молнией засветили. Хотя я лично, со времени Большой Битвы, впервые магов только сегодня увидел. (Ну если не считать Старика конечно). А кстати, скажи-ка мне, как собрат собрату, – что же там все-таки такого приключилось, что весь мир перевернулся?

– Да я толком-то и сам не знаю. Я ведь по вашим меркам, тогда-то вроде как простым салагой был. Мне ведь тогда едва семнадцать годочков стукнуло. И я, кроме Школы и лазарета, в жизни почти ничего и не видел. А тут битва, да еще жуткая-то какая. Я про нее в основном и помню только как у меня поджилки тряслись, да в глазах от страха все двоилось. Если бы не великое столкновение, меня бы небось, потом бы……..

– А что это за великое столкновение? Я про него много слышал, но что это такое, так и не понял.

– Да вроде как ваш Верховный Учитель, вызвал нашего на поединок. И вроде как друг дружку-то, они разом и ухайдокали. И что при этом был такой выброс энергии, что все кто был в окрестностях, и маги и люди, чуть ли не замертво попадали. (Я– то точно грохнулся). Причем магам то вроде, даже посильней досталось, поскольку у них натура почувствительней была…. …Только я что-то сомневаюсь в байку про поединок. Верховный скорее бы всех других под удар подставил, чем сам бы шкурой своей рисковать стал. Ну по крайней мере, – мне так рассказали.

– Да, похоже у вас магов, такая же гниль вверх лезла, что и у нас…

– Да у нас она брат Кудрявый. Пожалуй что еще и похлеще вашей была. Небось ваша гниль с нашей пример брала.

– Да нет, – вдруг вмешался молчавший до того момента Старик. Гниль она всегда гниль. Просто у той гнили, которую ты считаешь своей, было больше времени совершенствоваться в своих пороках. И больше сил и возможностей для воплощения желаний, этими пороками продиктованных.

– Но почему гниль всегда оказывается сверху? – спросил Старика Седой. – Это что, закон природы такой, что бы гады, хорошими людьми командовали?

– Ну во-первых, – отнюдь не всегда. Были в истории случаи, когда правителями становились очень достойные люди. Но чаще всего, это действительно была та самая гниль и гады, про которых мы тут говорим. Особенно в последнее время.

– Но почему? – повторил вопрос Седого дружный хор из голосов всех присутствующих.

– Потому что, даже при нормальных условиях, чтобы добиться власти и удержать ее, – человек к ней стремящийся должен идти по головам, втаптывая врагов и предавая друзей. Соглашаться на подлость ради необходимости, лгать, юлить и подавлять несогласных со своей политикой с максимальной жестокостью. (Иначе все может стать еще хуже). Хороший человек, на это не пойдет. Он либо остановится сразу, как только столкнется с первой необходимостью совершить Зло. Или сломается, если попытается подчиниться этому Злу. А вот гниль, – гниль приятна Злу, а Зло приятно гнили…, так что….. , сами понимаете.

А если учитывать, все эти войны при которых жили несколько поколений наших предков, то все то, что я говорил о «нормальных условиях», можно смело умножать в десятки раз.

– А ты, Старик, – похоже много чего про эти дела знаешь. – Полувопросительно, полуутвердительно сказал Кудрявый.

– Боюсь, что действительно так. – Вздохнул Старик. – Почему-то сейчас, когда мы начали говорить об этом, у меня в голове всплыло…., много чего у меня там всплыло. Похоже в прошлой жизни, я тоже много Зла успел сотворить. И наверное для меня даже лучше, что я ничего не помню из прошлой жизни. И что меня, никто не помнит.

Образовалась затяжная пауза, во время которой каждый из собравшихся внезапно задумался о своем прошлом. И тем страннее, были слова Жены, которые прервали наступившую тишину.

– Я вас помню, – сказал она глядя прямо в глаза Старику. – Вы приходили вместе с Верховным Учителем в наш лазарет.

– Ну ************ себе, – пробормотал ее муж, – С сами Верховным вместе?! Ой *******************.

– Так значит, выходит ты у нас Старик большая шишка! С самого пригорочка. –

– Гы – гы, точно, с пригорочка – совсем уж неуместно в данных обстоятельствах заржал Кудрявый, хлопнув себя по ляжкам, и складываясь пополам.

– Да нет, все совсем не так, – раздражение в голосе, излучавшей дотоле абсолютное спокойствие и добродушие Жены, было настолько странным, что даже заставило насторожиться ее мужа и сына. – Все было совсем не так, и пригорочки тут вовсе не при чем.

Вы приходили вместе. – Обратилась она непосредственно к Старику. – Но ВМЕСТЕ, с Ним, вы не были. Скорее вы были его пленником. Но….., пленником особым. Я чувствовала. Чувствовала, даже сквозь защиту которая окружала Его, – что Вас, он уважает поболее всех тех, кто был в его свите. Я ведь тогда очень сильно растерялась, когда вас увидела. Вы были совсем другим, чем все кого я раньше знала. Вы были сильным, как все Старшие, но вы были добрым, как….., например он. – Показала она на своего мужа. Я ведь раньше думала, что с силой приходит и Зло. Но в вас, – Зла не было…. Это потом мне сильно помогло когда….., ну ты понимаешь, – последние фразы были обращены непосредственно к мужу.

– …. Это когда?!?!?

– Да. – (Тут видимо дело касалось исключительно супругов, и любые попытки третьих лиц влезть в семейные отношения, абсолютно исключались. И даже сам Автор, не знает о чем это они обмолвились). – Жалко что вы не помните своего прошлого. И жалко что я не смогу вам как-то в этом помочь. Но поверьте мне, – ВЫ ВСЕГДА БЫЛИ НА СТОРОНЕ ДОБРА. Вам не в чем себя упрекнуть. И как бы не сложились обстоятельства, здесь вы всегда найдете настоящих друзей.

– Ну вот Старик, а ты переживал. – Я ведь тебе говорил что что-то про тебя должно вспомниться. Если не из твоей головы, – то хотя бы из чужой. Так что не дрейфь, рано или поздно, мы все про себя узнаем.

– Да кстати, – вам обоим думаю я смогу помочь, – обратилась колдунья непосредственно к Седому и Кудрявому. – Причина твоего беспамятства гораздо проще и вернуть твои воспоминания вполне возможно. А руку твою, мы за пару дней излечим. Малыш, – обратилась она к сыну. – Мне понадобятся ************, с твоего огорода и ****************. Принесёшь?

Малыш стелой умчался, как показалось наблюдавшим, сразу в нескольких направлениях, и вернулся прежде, чем обалдевший от такого поворота событий Седой, успел что-либо спросить. Его мать взяла у него пучки трав, и какие-то корни.

Потом, внезапно став очень загадочной и серьезной, стала разливать и раскладывать, принесенное по разным горшочкам, смешивать это с чем-то, что она доставала из затейливо воняющих сосудов стоящих на полках комнаты и шептать, над образовавшимися смесями какие-то заклинания. Смеси от этих шептаний, то внезапно начинали бурлить, то покрывались льдом, то меняли цвет и почти вдвое уменьшались в объеме… после чего, она помесила полученное зелье и мазь в небольшую флягу и берестяную коробочку, и сказал нашим друзьям;

– Ты Седой, будешь пить это по глотку во время заката. Старайся не пропускать ни дня и ложиться сразу с заходом солнца. Только по глотку, не более. Иначе….. Лучше тебе не знать что будет иначе. Но когда фляга закончится, – ты вспомнишь большую часть из того о чем забыл, а остальное вернется потом. А тебе Кудрявый, достаточно просто смазывать руку этой мазью, примерно раза три в сутки.

– Ме-ме. Бе-бе……..а

– Не стоит, – прервала она поток благодарности, в котором чуть не захлебнулись Седой с Кудрявым, – Помогать другим, – для лекаря, это долг и истинная отрада. А в этой глуши, мне и лечить то некого. Разве что разбойник какой забредет, или случайный прохожий. К тому же, друзья Старика, – наши друзья. И вы, всегда можете рассчитывать на нашу дружбу и гостеприимство.

У ЧуднЫых Магов, (как назвал их Седой), друзья прожили примерно пару недель. И когда в одно прекрасное утро, пришло время их покинуть, им уже казалось что это самое родное для них место на свете. И тем не менее они продолжили свой путь, несмотря на все уговоры хозяев, – «погостить еще с недельку или годик».

Почему? – Это они бы и сами не смогли сказать. Но чувствовали, что так надо. Потому что хоть дом Чудных магов и стал для них почти родным, – он все равно был чужим домом.

Он был чужой, потому что у населявших его людей, было то, что не было у наших героев.

И после долгих раздумий, спустя уже несколько дней, Седой понял что это было за ТО, – Смысл Жизни и дело ради которого стоило жить.

Замаливали они этим грехи своей прошлой жизни, как считал Кудрявый. Или реализовали свою истинную сущность и творческое начало, – как говорил об этом Старик? Этого Седой не знал, но он чувствовал в них цельность, и ему внезапно, тоже страстно захотелось обрести хоть какой-нибудь Смысл жизни. Уж почитай пятый год, болтался он по земле, как гавно в проруби, и все без смысла. Даже когда крестьянствовал, и то, ни собственного двора не завел, ни своего поля ни запахал. В Армии этой…. Вроде и вступил, а больше полугода без дела мыкался. А потом эта охота на Ярла…. Он ведь за нее наверное и взялся только потому, что это была его личная идея, – убивать конкретных виновников, а не солдат да крестьян…. Да один хрен, – никакого Смысла из этого не вышло

А ведь когда-то, он начал это вспоминать, что когда-то в его жизни этот Смысл уже был.

Да, может он был извращенным и неправильным, – но он был!

То чувство служения высшему идеалу, которое пропитывало все его существование во время службы в армии Добра, нельзя было сравнить ни с чем, что он испытывал до и после этого.

Все тяготы и мерзости войны, с легкостью перекрывались сознанием того, Ради Чего, ведется эта война.

И даже смерь казалась желанной, если была надежда, что она, хоть на малую толику приблизит столь желанную победу над силами Зла.

Да, все это оказалось мерзостью и обманом. Но каким сладким был этот обман. Как приятно было обманываться.

А ради чего он жил Сейчас? – Ради того что бы набить брюхо, напиться, потрахаться, да подраться? Ради богатства и положения?

Ради приключений, и чтобы не было скучно? (от одной этой мысли веяло жуткой тоской)

Ради Освобождения Человечества от Власти Магов? – про это теперь, после встречи со Стариком и Чудными Магами, даже думать было смешно.

Так в чем же Смысл Жизни? Ради чего стоит жить и бороться, или даже трудиться, (хотя последнее, было менее привычно)?

Все эти вопросы крутились в голове у нашего героя, мешая ему расслабиться и наслаждаться жизнью.

И эти же вопросы гнали его все дальше на юг, в Запретный Край.

С какой стати? – Да кто его знает. Просто место это было каким-то…, наиболее подходящим, чтобы начать жизнь заново, обрести некий новый смысл. Ведь в конце-концов, один раз эти гиблые земли стали тем местом, где жизнь наших героев круто изменилась. Так почему бы не произойти этому и во второй раз?

Вот потому и Седой и все его друзья продолжили свой путь на юг.

Прошло несколько дней, довольно обыденных и монотонных. Без особых приключений, наши друзья отмахали пару сотен верст.

Стояла тихая ясная погода, характерная для первых дней осени. Испепеляющий жар летних дней сменился легкой прохладой, однако прокаленная земля, стремительно втягивала в себя даже малейший намек на влагу. Впрочем, до начала затяжных осенних дождей еще оставалось несколько недель и в удивительно голубом небе не наблюдалось ни одной тучки.

Путь наших героев пролегал напрямую через степь украшенную частыми перелесками, рощами, озерцами и небольшими речушками. Наши друзья ехали напрямик, по степному бездорожью, изредка огибая встречающиеся на пути холмы, перелески, или сворачивая в сторону в поисках брода, через лежащие на пути речки.

Почти все это время они, вопреки своему обыкновению, ехали молча, не балагуря и не подкалывая друг дружку. Говоря только по делу, когда выбрая место для ночлега, или прикидывая предстоящий путь.

Каждому было о чем подумать и разговаривать не хотелось. Может из-за этого молчания, или из-за монотонности пути, но атмосфера в компании наших друзей как-то сгустилась и стала напряженной. Теперь они уже молчали, чтобы избежать раздражения, которое стали вызывать у них попытки общения. Седой и Кудрявым, приобрели подобную привычку еще на армейской службе, когда постоянное, вынужденное нахождение среди одних и тех же людей, приучает быть более осторожным с чувствами других, и с проявлениями собственных эмоций. А Старик, будучи магом, – прекрасно умел контролировать свои мысли и эмоции.

Но спустя несколько дней, атмосфера накалилась так, что им уже было трудно сдерживать стремительно прорывающееся раздражение.

Еще неделю назад, – это были друзья и единомышленники, понимавшие друг друга без слов и искренне заботящихся о своих товарищах. Но сейчас, ссоры, (пока еще достаточно сдержанные), стали возникать из самых, казалось бы ничтожных мелочей. Они вдруг стали замечать многочисленные недостатки во внешности и поведении друг друга. Каждый вдруг осознал, что только он один знает правильное направление движения, и что всё, что говорят и предлагают другие участники похода, – жалкие бреди слабоумных идиотов. Каждому вдруг начало казаться, что это он один, тащит на себе весь их маленький отряд, пока остальные бездельничают. Что только благодаря его заботам вечером горит костер, в котелке булькает еда, а кони обихожены, напоены и накормлены. И они уже не могли сдержаться и не высказать этого наблюдения двум…, этим…., нахлебникам.

Когда накал страстей достиг своего предела, они как раз приступили к очередной вечерней трапезе. Место для ночлега было выбрано в самом неудобном из всех возможных мест, на обдуваемым ветрами пригорке, рядом с воняющим гнильем и сыростью болотцем, исторгающим из себя миллиарды комаров и прочего кровососущего гнуса. Единственно достоинство этого места заключалось в том, что оно не нравилось ни одному из трех компаньонов. А это значит, что когда были отвергнуты все предложенные ранее места, (на том основании, что их предложили другие), – оно осталось единственным. И каждый согласился с его кандидатурой, мысленно наслаждаясь тем, что эти два идиота, отвергнувшие предложенное им место, будут мучиться и страдать всю ночь.

Костер горел слабо, зато давал много дыма, – результат того, что при сборке дров, каждый из участников внимательно следил за тем, чтобы не собрать их больше чем другие, да и собирать их приходилось в ужасно сыром месте.

– М-да, – произнес Кудрявый, попробовав приготовленную Седым кашу. – Едал я всякое гавно, но чтоб такое….

– Не нравиться не жри. … – Вон гляди, – конь насрал, – пойди, попробуй, может то гавно тебе больше понравиться. Ты же у нас в этом знаток.

– Да нет, – знаток как раз ты. Это каким же надо быть….., – знатоком, чтобы из нормальных харчей сотворить такое…. Впрочем, тебе говнюку белобрысому, такое наверное даже нравиться. Тебя небось от нормальной еды тошнит, да в дрожь кидает.

– Щас тебя ****** лысое и затошнит и в дрожь кинет. – С ненавистью сказал Седой, хватаясь за болтающийся на поясе нож. – Щас я тебе брюхо твое сраное вскрою, и тебя твоим же гавном накормлю.

– Стоять, вы…. Люди…. – Процедил, как бы сквозь зубы Старик, двум бросившимся друг на дружку компаньонам. – Вы что, без свары теперь даже поесть не можете. Обязательно устраивать склоку?

В общем-то разумные слова. Но сказаны они были таким тоном, и с такими презрительно– пренебрежительными интонациями, что оба противника сразу переключились на миротворца.

– Нет, ты подумай Кудрявый как это магическое отродье произнесла слово «люди». Ну еще бы, он то у нас почти что небожитель, ИХ СРАНОЕ ВЕЛИЧЕСТВО МАГ!!!!

– *********** он, и маги все его тоже ***********.

– Упыри **********ные. Сосали тыщу лет из нас кровушку и все им мало.

– Ненавидят они нас, ох как же они нас ненавидят. Ну вот скажи-ка Старик, ну хоть один раз в жизни скажи правду, – ненавидишь людей?

– Ненавидеть можно только того, кого хоть немножко уважаешь. А вас уважать не за что. Вы не провели рядом друг с другом и пары месяцев, а уже готовы зарезать друг дружку из-за такой мелочи как еда. Стоит ли удивляться, что весь ваш мир погряз в насилии!

– Ишь блин, миротворец сраный, на себя бы лучше посмотрел. Сам-то небось убивал тысячами?

– Да что ты Седой с ним вообще разговариваешь, – пустить ему кровь и все дела.

– Ну что ж ты Кудрявый, – это же великий маг, он молнии пускать умеет. Ты ему нож в бок, а ему это как с гуся вода. Убежит, и из за кустов тебе в башку молнией засветит. Они маги это страсть как любят, – молнией из-за кустов.

– Что-то я у нашего Старика молний не разу не видел. Только гром из задницы иногда случается. А что касается – не помрет, – это мы сейчас проверим!!!!

– Ну чё, маг недоделанный, – Сказал Седой, делая шаг в сторону, чтобы спина направляющегося к Старику Кудрявого, не загораживала ему вид на объект их общей ненависти, – копец тебе пришел. Может все-таки напоследок, так сказать, – «По просьбе многоуважаемой публики», – покажешь нам какую-нито захудаленькую молниишку?

Старик лишь брезгливо усмехнулся на эти слова…., и показал. Все свое раздражение и злобу вложил он в этот показ. И если бы вылетевшая из его рук молния была бы направлена не высоко в небо, а …., чуть пониже…., наверное не выжил бы ни один из этой троицы. Потому что сотворенное Стариком, даже молнией то было назвать затруднительно. Словно бы огромный огненный куст вырос из его рук и заполнил собой весь небосвод. Свет был настолько ярок, что бывшие друзья ослепли на несколько, весьма продолжительных мгновений. А затем, как это всегда бывает после разряда молнии, – пришел ГРОМ. От этого грома наши герои оглохли и попадали с ног. А когда спустя минут так сорок все-таки очухались и пришли в себя…., – то оказались куда более смирными, покладистыми и миролюбивыми, чем были до этого. Причем касалось это не только Седого с Кудрявым, ужаснувшихся мощи Старика, – но и самого Старика, так же ужаснувшегося собственным возможностям.

Вместе со смирением, – на всех троих внезапно сошло и некоторое просветление. Внезапно с их глаз словно спала какая-то пелена окутывавшая их последние дни, и они сами удивились своему поведению.

– М-да, – пробормотал Седой. – Да что же это такое было?

– Это наш Старик…., – того…, молнию показал…

– Ни ******** себе, – молния…. А впрочем я не про это. Что с нами то случилось? Чего мы так вдруг все взбесились-то?

– Ага, точно. Словно сглазил кто, или заклятье наложил. А может и правда…..

– Да кому тут на нас проклятье накладывать? Тут только Старик…, да чудные маги. Слушайте, а может это их травки на нас так действуют… .

– Ты чё Седой, думаешь они нас того…, отравить хотели? Старик, ты как, никакого яда в тех травках не почувствовал?

– Нет, там ни ядов ни заклятий…. Да и не стали бы они нас травить. Ты же сам все время говорил что они хорошие люди.

– Ну может и хорошие, да только ошиблись в чем…. Это самое, как его…, – побочный эффект!!!!

– Это что еще за дрянь?

– Да это штука такая, нам про нее в шпионской школе рассказывали. Это когда помимо общего назначения, проявляются еще и другие свойства препарата, способные …..

– Ты хоть сам понял, – что сказал?

Да пошел ты на хрен……, я тебе что идиоту должен……. Прости Кудрявый, опять меня понесло. Вот прям как-то сходу накатило…

– Да и меня в последние несколько секунд, от ваших рож вдруг тошнить начало. Что же это твориться?!?!?!?

– Это место.

– Что?

– Это, ЭТО место так действует на нас. Вы не забыли, – земли по которым мы сейчас едем называются Запретными. Вспомните что вам рассказывали про них чудные маги; – «Несколько ватаг мародеров пытались поживиться на месте Большой Битвы. Никто из них не вернулся. Люди, которые раньше здесь жили, – либо покинули эти места, либо не подают признаков жизни. Никто, несмотря на то что раньше здесь проходил большой торговый тракт, больше не появляется с той стороны, а те кто идет туда, либо возвращаются, либо бесследно исчезают».

– Ну-у, – это и впрямь похоже на правду. Иначе с чего бы нам так себя вести? Я себе такого даже…., не помню когда, но не позволял.

– Тогда что мы сидим? – надо отседова когти рвать, пока друг дружку не перерезали!

– Золотые слова Кудрявый, давай-ка собирать манатки.

Несмотря на то что солнце уже почти скрылось за горизонтом, два друга начали быстро собирать лагерь, явно готовые удирать из этих гиблых мест ни теряя ни одной минуты.

Старик сначала просто сидел в какой-то задумчивости, а потом присоединился к сборам. Однако когда друзья уже готовы были тронуться в путь, произошла заминка.

– Друзья мои, – начал свою речь Старик, – Я пока не знаю почему, но чувствую что обязан продолжить путь в том же направлении что и раньше. Не спрашивайте меня «почему», – я и сам этого не знаю. Но меня словно бы что-то зовет туда….

Поскольку предстоящий мне путь может быть опасен, – вас я с собой не зову. И даже напротив, только не сочтите это за обиду, настойчиво советую вам оставить меня. Чем меньше людей в отряде, – тем меньше возможности переругаться. А если я буду один….

– Э-э-э, не знаю что за блажь пришла тебе в голову, но думаю что тебе стоит ехать с нами. Даже если ты пройдешь туда один, то не факт, что там, тебя не ждет нечто еще более страшное.

-Нет, не беспокойся, – я чувствую, что если смогу пройти еще…., некоторое расстояние, это пройдет. Это, – словно бы барьер, отгораживающий…, от случайных людей. Пройду барьер, и все будет в порядке.

– Не дури Старик, а если это такая ловушка? Она зовет тебя что бы убить!

– Может и так, но сопротивляться этому зову я не могу…., или вернее не хочу. Там меня ждет что-то очень важное!

С этими словами он повернул коня и поехал в прежнем направлении.

Седой с Кудрявым некоторое мгновение смотрели ему в след. Затем Кудрявый тронул своего коня в ту же сторону.

– Прости Седой. Но не могу я бросить Старика одного. Уж если помирать, – так всем отрядом.

– Вот два дурака, – сквозь зубы процедил Седой, направляя своего коня в вдогонку товарищам. – И сами пропадут и меня за собой утащат.

– Зачем вы…– Начал Старик, когда друзья догнали его. – Я же вам….

– Да все затем, – ответил ему Седой, – Что это чудо…. Кудрявое, – за тобой увязалось…, а без меня вы оба пропадете, так что придется и мне с вами.

….– И не возражай ты мне. Нам сейчас спорить, – верная гибель. Вообще давайте лучше молчать, а уши вон, – (Седой сковырнул кусок смолы с сосны, мимо которой они проезжали), – смолой заткнем, чтобы чужих разговоров не слышать. Оружие уберем на заводную лошадь, всё, даже ножики и плетки. И как бы плохо не было, – говорите себя, – «Это мои друзья!».

Так и сделали…

Ночь эта была одним из самых тяжких испытаний для всех троих. Никогда они нее были так близко к безумию и гибели, как в эти страшные часы. Все худшее, что было в них выползло наружу и попыталось взять под контроль души и тела наших друзей. Особенно доставалось Седому с Кудрявым. Они в отличии от Старика, (которому, то ли тренированная психика помогала справляться с собой, а может еще по какой причине, – но было не так хреново), – переносили происходящее особенно тяжело.

В какой-то момент, потерявший от ненависти ко всему миру рассудок Седой, убил собственного коня. Причем сделал это голыми руками, с нечеловеческой силой разорвав тому глотку, а потом еще долго молотил и пинал труп, превращая своего, некогда любимца, в бесформенную груду мяса.

Обезумевший же Кудрявый, внезапно соскочив на землю, с диким воем побежал в лес, молотя кулаками встречные деревья.

Так бы он наверное и сгинул в этом кошмаре, если бы, спустя примерно час этого безумного бега, внезапно не выскочил перед мордой коня Старика и не получил в лоб копытом испуганного животного. Сохранивший остатки рассудка Старик, положил его на спину своего коня и так и вез весь остаток ночи.

К утру всем троим стало полегче.. Может быть потому что все они находились почти в бесчувственном состоянии, а может быть, – потому что прошли тот защитный барьер, про который говорил Старик.

Кудрявый, продолжал находиться в беспамятстве, Седой был вымотан настолько, что в один прекрасный момент, просто рухнул на землю. Да и сам Старик чувствовал себя не намного лучше. Его еще хватило на то что бы обустроить некое подобие лагеря и рухнуть возле слабо теплившегося костерка.

Очнулся он спустя несколько часов тревожного, полного кошмаров сна. Тело было подобно маслу размазанному по куску хлеба. Мысль о том чтобы заставить себя подняться и как-то двигаться, – вызывало приступы дикой злобы ко всему миру. Но сильнее этого был Зов, который звал его продолжать свое движение. А еще, где-то на самом краю сознания был Долг перед своими друзьями. Все это заставило его подняться, забросить тела своих товарищей на спину своего коня и продолжить двигаться вперед.

Старик двигался почти весь день. Он шел бы и дальше, но измученные лошади просто отказались идти вперед. Пришлось снова останавливаться и разбивать лагерь.

Как ни странно, но несмотря на последний изнурительный переход, – чувствовал себя Старик намного лучше. Пелена злобы, которая окутывала его сознание последние дни, спала и ему наконец пришло в голову посмотреть на состояние своих друзей.

А оно было весьма плачевном. Ветки и кусты, сквозь которые продирался ночью Кудрявый посекли все его лицо и тело. Сильнейшее сотрясение мозга, от удара копытом, продолжало держать его в бесчувственном состоянии. Седой был несколько менее в плачевном состоянии, но тоже очень плох. Приступы безумия, заставлявшие их обоих проявлять просто нечеловеческие силы, – выжгли в них все запасы энергии. Если бы не способность Старика делиться таковой с другими, – обоим нашим друзьям пришел бы конец. Так что пришлось Старику, сопротивляясь странному Зову, остановиться и позаботиться о своих друзьях.

Спустя примерно неделю интенсивного лечения, – все трое более-менее пришли в норму, благодаря способностям Старика, и травкам, которыми их снабдили чудные маги. Да и если бы не листики, одного из которых хватало насытить взрослого человека, или веточки, способные гореть всю ночь, и не мази, заживляющие самые страшные раны…., думаю наша книга закончилась бы…, вот где-нибудь на этой странице.

А так, – друзья оклемались, окрепли, осмотрели оставшееся у них имущество. Погоревали о пропавшем, порадовались нашедшемуся и опять тронулись в путь.

К счастью, заводной конь и конь Кудрявого, как-то уцелели в бедламе прошедших дней.

Так что Седому было чем возместить убитого коня. Конечно он горевал о своем любимце, – благо ему удалось присвоить себе лучшего коня из конюшен коменданта, но…. Лучше уж конь, чем кто-нибудь из друзей, – мудро рассудил он.

– Так все-таки Старик, – в который раз начал пытать Старика Кудрявый, – почему раньше про эти ваши Древние Могилы, из нормальных людей никто и не знал, если они такое страшно важное место, как ты говоришь?

-Ну, наверное потому, что раньше они себя никак не проявляли. Древние Могилы были легендами, которые сочиняли маги для магов. Мы и сами не знали в чем их секрет и как проявляется их сила. Даже мы не чувствовали здесь ничего необычного. А люди не чувствовали этого и подавно. Селились здесь, прокладывали дороги….

– Но теперь то, – откуда такая жуть?

– Я не знаю….

– А я вот думаю, – вступил в беседу Седой.– А может все уцелевшие после Последней Битвы маги собрались ТАМ. Я ведь к чему веду? Помниться в Армейской Безопасности, – нас натаскивали искать магов? Но судя по тому что я понял, – ни хрена они их не находили. Так, хватали разных шарлатанов да дураков. А что бы настоящего….

А казалось бы, – ведь раньше, куда ни плюнь, везде маг торчал, а теперь, хоть по всей земле рыскай, – раз, два и обчелся.

Так может они в этих то краях скучковались, этот свой барьер поставили и живут себе припеваючи, копя новые силы супротив человечества.

– И вот припремся мы туда такие красивые и…..

– Этот вариант возможен…., но сомнителен. – Вступил в беседу Старик, прервав драматическую паузу Седого. – Очень уж это все…. – Старик неопределенно повел пальцами вокруг себя, – Слишком сильное и сложное…

… Мне кажется, что есть куда более простые, но куда более эффективные средства.

– А чем тебе плоха была ТА жуть? – спросил Кудрявый.

– ЭТО требует огромного количества энергии. Оно очень сложно. И при всей этой сложности и энергоемкости, – это охранное заклинание оказалось несовершенно, ибо мы смогли его преодолеть.

Мне вообще кажется, что создать подобное заклинание, мог только какой-то гениальный безумец, или вообще, существо не от мира сего. Поэтому я склонен думать что оно скорее как-то связано с Древними Могилами, чем является плодом творчества мага, относящегося к какой-то классической школе.

Это первый довод против твоей версии Седой. Второй, – Если то что я помню о магах правда, то не смогли бы настоящие Маги, ужиться на таком клочке земли. Да и было их, я думаю совсем немного. Все таки сильный маг, это вещь редкая, и требует сочетания врожденных способностей и особого обучения в раннем возрасте…. И большой удачи, что бы дожить до настоящей Силы. Большинство из тех, кого вы считаете Магами, не более чем обычные люди, со слабыми задатками к Магии.

– Ничего себе, – «обычные люди». – Возмутился Седой. – По мне, так если хоть чего умеешь делать эдакого, – магического, – так ты уже не обычный человек. Взять того же Чудного, – разве ж он обычный человек?

– Довольно обычный, по магическим меркам конечно. Вообще-то в тебе Седой, изначально было заложено способностей еще больше. И если бы….

– Так ты че Старик, – хочешь сказать что наш Седой то же навроде как маг?

– Конечно нет. Заложенных от природы способностей недостаточно, чтобы стать магом. Так же как большой рост и сила, – не делают человека бойцом. Для этого его надо долго учить.

Но вот если бы его лет в пять взяли в Школу, да хорошенько обучили…., из него мог бы получиться вполне прилично подготовленный маг-боец.

– Вот блин Кудрявый, – цени в какую компанию попал. Будешь теперь мне сапоги чистить……

– Ну маг-боец, – по нашим меркам, – это что-то вроде вашей пехоты. Выйти на поле и славно умереть. Но чтобы…….

– Нет погоди, давай-ка про этого, мага, блин, недоделанного. Это какие такие у него есть способности, что он так, блин разборзелся?

– Ну во первых, – он очень тонко чувствует людей. Даже удивительно, не всякий, даже обученный маг способен на такое. Он всегда знает когда ему врут, а когда говорят правду, когда боятся, смущены или обеспокоены. Вероятно эти способности помогали ему быть хорошим командиром.

– Подумаешь, – я это тоже умел…

– Я этого и не отрицаю, в тебе тоже заложены подобные способности. Как и во многих других людях. Но все-таки в меньшей степени чем в Седом… .

К тому же у него есть еще одна замечательная способность, – он предчувствует будущее. Это вообще большая редкость. Многие истинные маги, многое бы отдали за подобную способность.

Но к сожалению, – все эти способности остались у него в неразвитом состоянии. Он использует их только для того чтобы побеждать в драках, и то не осознанно. А если бы…. А впрочем, – может быть оно и к лучшему, что Седой в детстве не попался на глаза магам. Хоть приличным человеком вырос, а мог бы стать….

– Да уж, вас и так по земле больше чем нужно болтается. А Седому в маги вообще нельзя. Он и так то нос задирает выше сосен. А станет магом, – он им в небе дырку процарапает.

– А вот тут то ты и ошибаешься, – бросился на собственную защиту Седой. – Я, будучи человеком очень скромным, всегда веду себя прилично. А нос я вынужден задирать, что бы солнышко, отражающееся от твоей макушки мне глаза не слепило.

– Ага, а врешь ты и так, почище любого мага. ….– А кстати, умник ты наш, если и правду есть у тебя дар, (как ты там Старик сказал?), – предвидеть будущее, – предвидь-ка нам, что нас дальше то ждет?

– Я стану королем, ага… – Седой на мгновение осекся, и несколько секунд пребывал в раздумье, а потом вновь продолжил так же весело. – Старика возьму придворным магом, а тебя я определю в шуты…. Эй, – шишками то зачем кидаться? Чуть в глаз не попал!

– Я тебя дурак серьезно спрашиваю, а ты….

– А я вот так по заказу не могу, оно само срабатывает…., иногда. Если бы…., – в тюрьму к Ярлу бы не попал. Но обычно оно начинает работать, когда впереди неприятности, а раз оно молчит…. Слушай Старик, а научи меня как магом быть…. Может тогда….

– Уже поздно, да и ненужно тебе это. Ты хорош и так.

– Сам знаю что хорош. Но ты мне покажи чего-нибудь эдакое. Молнию там, или как камни в золото превращать….

– Поздно и бессмысленно. Твой мозг слишком привык к другому восприятию мира и уже не способен….. Ну ладно. На вот, – смотри на листок.

– Смотрю и чего? Он в денежку превратиться?

– Просто смотри. Если ты еще способен научиться чему-то, – то сам со временем все поймешь….

– И что, – это все?

– …. Пожалуй нет. Еще избавься от привычки чесать нос когда думаешь.

– Это еще зачем?

– Затем, – заржал Кудрявый, – Что маги думают часто. Это сейчас ты пару раз в неделю задумываешься, а если будешь думать все время, – сотрешь свою носяру напрочь.

– Затем, – вежливо выслушав версию Кудрявого, объяснил Старик, – Что быть магом, означает уметь контролировать свои мысли и эмоции. Избавление от этой застарелой привычки, – будет хорошим упражнением для обретения подобного контроля.

– Ну тогда я это запросто. А тебе Кудрявый, я когда магом стану, – шевелюру наращу. Только вместо волос иголки сделаю, а то ты что-то больно колючим стал.

– Стоп. – Внезапно переменив тон, сказал Кудрявый. – Посмотрите-ка туда, кажись там дымок от костра?

(обратно)

ВОЖДЬ

И снова сквозь решетку своей клетки он видел глумливые морды людей, пришедших поглазеть и поиздеваться над тем, кому еще совсем недавно клялись в верности и на кого готовы были молиться.

Но Вождя это уже давно не трогало, – тупое бессмысленное равнодушие окончательно овладело им. Его мир, теперь ограничился решетчатыми стенками узилища, и все что происходило за этими пределами перестал его волновать. Благо, молчаливые стражники, отвечающие за его сохранность, до момента передачи новому хозяину, не позволяли кидать в него камни и тыкать палками.

Да, мало к кому судьба была настолько несправедлива, как к нашему третьему, (по порядку появления в книге), герою. Даже такой малости, как благородная смерть на поле боя, не захотела подарить она этому, вполне даже приятному и исполненному самых благих намерений, молодому человеку. И даже простой, пусть мучительной, но зато относительно быстрой казни, от рук палачей Ярла, судьба пожалела для него.

Как сейчас помнил Вождь, (хотя, какой он теперь вождь?), тот момент, когда его едва пришедшего в себя, не способного даже стоять на ногах, притащили на поляну, где Ярл праздновал победу. Его притащили, и бросили к ногам победителя, как тушу добытого на охоте оленя. Так он и лежал, среди выброшенных пирующими костей и объедков, в окружении веселящих публику шутов и скоморохов, мгновенно переключившихся на этот новый объект для своих грубых шуток.

Наконец, Ярл соблаговолил оторваться от пьянки и объятий фавориток и заметить своего пленника.

– Так-так. И кто же у нас тут? Великий и ужасный Вождь, который навел столько страха на окружающих феодалов, что они толпами сбегались под мои знамена. Что ж, за это я могу тебя только поблагодарить. Вот только видок у тебя нынче…., непрезентабельный какой-то. Будто я целый год не с Вождем и полководцем воевал, а с тряпкой половой.

Эй вы там, шантрапа поганая, оставьте-ка его в покое, а вы говнюки *****ные, поднимите его из этой грязи, да посадите за стол, и относитесь к нему с должным уважением. В конце концов, это был самый достойный из моих противников, за последние лет двадцать! И пошли все прочь отсюда. Нам есть о чем поговорить с ним с глазу на глаз.

Подскочившие царедворцы подняли Сокола из грязи, усадили за стол напротив самого Ярла, а молчаливые телохранители, быстро очистили пространство вокруг них.

– Хочешь выпить? Не хочешь? И правильно. Тебе по маковке булавой приложились…., так что пить тебе еще пару месяцев не стоит. Это я по себе знаю. Меня, когда я еще твоих годков был, тоже как-то во время абордажа, по башке реей садануло. Думал сдохну, однако ничего обошлось, только к старости голова при перемене погоды болеть начинает…., ну да впрочем, старость тебе похоже не грозит. А жаль, парнишка ты талантливый, далеко бы пошел.

А может и к лучшему. Потому что чем дальше идешь…., тем дальше уходишь…., а это, иногда бывает грустно.

А впрочем, это меня на лирику потянуло. Спьяну, да с перепугу. Ты ведь меня и правда, хорошенько напугать сумел. Когда я про твои планы узнал, так просто озноб по коже пробежал, – «Ну думаю, старина Ярл, пришла твоя пора уступать дорогу молодым, и уходить на вечный покой». – Ели выкрутился тогда…., да молодец ты…, был.

Если бы Вождь, сейчас мог посмотреть в глаза своему врагу, он бы с немалым удовольствием убедился бы, как много искренности было в его словах.

Столько правды, сколько не один правитель на свете не осмелиться бы сказать другому…, даже не правителю, а просто человеку, если конечно у него не было бы полной уверенности в том, что жить его слушателю, осталось считанные дни. Но тупость и безразличие ко всему овладели душой Вождя, и он без интереса и без страха, просто слушал то, что говорит ему в полупьяном бреду Ярл.

… – А ведь знаешь? – ты один из немногих людей на свете, с кем я сейчас по душам поговорить могу. Ихочешь верь, хочешь не верь, – а я тебя уважаю. А ты меня уважаешь? Молчишь? Ну и хрен с тобой. Можешь даже не уважать. Даже хорошо, что не уважаешь. Потому что, вот из-за этого твоего неуважения, я наверное у тебя и выиграл. Да, именно поэтому…., и потому, что слишком много у тебя живых врагов нашлось. А живых врагов оставлять нельзя. Их надо под корень…, чтобы ни родни ни друзей, а то нарвешься…., вот как ты. … – Смотри-ка, глазки заблестели, интересно стало? Только извини, большего я тебе сказать не могу. А впрочем, скоро сам все узнаешь. Когда привезу тебя к твоему новому хозяину. Он то твою судьбу и будет решать.

Я бы тебя себе оставил. Мы ведь с тобой нормальные мужики, ты не без дури конечно…, но это у тебя от молодости, с годами бы прошло. Я бы тебя подучил, подсказал бы кое-что, ты бы у меня такими делами бы ворочал. Мы бы на пару весь мир бы подгребли. Ты бы мне как сын бы был, а то все мои……., козлы короче. – В мутных глазах Ярла появилась пьяная слеза, и его как многих других душегубов, потянуло на лирику и откровенность. Они сидели одни, напротив друг друга, и если бы в голову Вождя пришла идея прирезать Ярла столовым ножом, никто бы не смог ему помешать. Но он этого не сделал. Ему было все равно.

– А знаешь в чем была твоя последняя ошибка? Ты перестал удивлять, стал предсказуем. Эта твоя выдумка с Белым была гениальна. Я тогда чуть в штаны не наложил, ни о чем думать не мог, каждого куста, каждого угла боялся. И круче всего было то, что ты не просто ко мне убийцу подослал, (это то штука обычная), а то что ты умудрился мне эту весть подкинуть. Слушай, а может его и не было вовсе?!

– Да нет был такой.

– О смотри, заговорил. Надо по этому поводу выпить. Тебе чего налить? А, – ты ж не пьешь. Ну да хрен с ним. ….Значит, говоришь был такой. Что, впрямь крутой убийца?

– Мне говорили, что он в одиночку строй прорывает. Знаешь что это такое? – почему-то говорить про Белого, Вождю было легко и даже приятно. – Пробовал когда-нибудь?

– Строй?!? Не, ни разу не пробовал. Да и вообще, не барское это дело, в строю топать. Но крутость оценить могу. Только куда он Злыдень побери, делся? Не знаешь?

– У тебя спросить надо.

– А я вот, Злыднев корень, не знаю! Я ж вокруг себя всех седых и блондинов вырезал, сколько у меня под пытками себя Белыми признали, а вот уверенности что нужного замочил, до сих пор нет. Был один, самый вредный, вот тот, точно мог бы быть твоим Белым, но сколько мы его не пытали, Белым он себя до самого конца не признавал, кем только не назывался, даже Полтинником вашим… Так он. Зараза такая, потом еще и из тюрьмы моей сбежал. Тут правда не столько он, сколько колдун один постарался…. А впрочем, – хрен с ними обоими. – Подвел стандартное резюме Ярл.

– Так вот, я отвлекся от твоей главной ошибки. – Ты друг мой Вождь, (или как тебя мамка то кликала?), стал думать и действовать слишком примитивно. А я, пока ты окучивал всю эту шушеру, которую ты считал своими или моими союзниками, – сосредоточил все свои усилия на твоем ближайшем окружении. И это дало свои результаты. Твои дружки тебя предали.

Правда ты и сам отчасти был в этом виноват. Нельзя взваливать на коня ношу большую, чем он может унести. На хрена тебе была нужна вся эта бредятина про войну с магами? Ну то есть в начале, когда ты еще был никем, это был хороший способ привлечь к себе людей. Людишки страсть как любят поумирать за высокую идею. Но потом-то, надо было быть умнее, а то даже все твои друзья тебя не поняли, и в результате, – продали. Правда могу утешить, – продали очень за дорого. Но……

– Не все продали! Не клевещи на мертвых.

– Ну прости, этот твой Большой Шишка тоже оказался дураком и идеалистом. Однако, эта его преданность идеалам, тебе опять же боком вышла. Он ведь знал, или по крайней мере догадывался, что я и с этими твоими «Соратниками», переговоры веду, – однако, тебе не сказал. Так ведь? – Так. А почему? – не хотел закладывать друзей! И вот результат, – ты у меня в гостях.

Дам тебе дружище Сокол, (видно Ярл знал, как звала Вождя мамка), – запоздалый совет, – хочешь быть наверху, – не верь некому, даже лучшим друзьям. Да и не может быть у таких как мы с тобой друзей. Место на самом верху есть только для одного.

Ярл залпом выпил здоровенный кубок вина, немного подумал, и упал мордой в салат.

Из которого и был извлечен, мгновенно подбежавшей охранной, которая попутно вмиг захомутала Вождя, и препроводила его в палатку, видимо служащую, за неимением лучшего, арестантской камерой.

Утром от доброжелательности и радушия Ярла мало что осталось. Мучимый похмельем и воспоминаниями о вчерашней разговорчивости, он был подчеркнуто груб, и насмешлив.

Сокола поместили в большую клетку, установленную на телеге, и повезли, как сказал Ярл, – «К новому хозяину».

– Прокатишься в знакомые края, повидаешься со старыми друзьями. Заодно пусть люди полюбуются на своего «Вождя».

Извини конечно, – я бы тебя и сам казнил с большим удовольствием, но…. Обещал тебя кое-кому другому. Да и некогда мне тут с тобой возиться, я нынче решил Красного короля слегка за жабры подержать, лишний жирок с него срезать.

Надо пользоваться моментом, пока он еще не в курсе событий и не ждет нападения. Так что Мой Полк Лучших, и Моя кавалерия, уже штурмуют его города, правда не зная пока, что они, теперь мои.

Хи-хи-хи, большинство из этих дурачков, до сих пор считают, что служат тебе, и с радостью погибнут за Твое Дело, так что я смогу поберечь своих солдатиков, для чего-нибудь менее опасного чем драка с Красным королем.

Он кстати тоже думает, что это Ты его пытаешься взять за жабры, и уже прислал мне парламентеров с предложениями, как нам совместно тебя одолеть. Так что пойдука я к старикану в качестве союзника…., и воткну ему нож в спину. А ты тут не скучай.

Сказав все это, Ярл тронул своего коня и поскакал догонять, еще с утра тронувшиеся в путь войско.

Этот новый удар нанесенный Ярлом, еще неделю назад перевернувший бы все у него внутри, сейчас лишь слегка царапнул Сокола. За последнее время Вождь получил столько ударов судьбы, что уже почти разучился что-нибудь чувствовать.

Его теперь вообще мало что интересовало. И может быть, эта тупость и равнодушие спасли его от того бесконечного ряда унижений, которым он подвергался в каждом встречном городе или замке.

Все, кто раньше числился его врагами или друзьями, не упустили случая поглумиться над неудачником. Первые, отыгрывались за свой страх, вторые за разочарование, а простой люд, просто радовался возможности поиздеваться над тем кто еще недавно был на высоте и слетел с этой высоты в самое что ни на есть дерьмо.

Впрочем, иногда Сокол ловил на себе сочувствующие взгляды. Правда жалость в подобных случаях, бывает горше комков грязи, которыми щедро закидывали его уличные мальчишки.

Спустя примерно месяц, вдоволь попетляв по просторам бывшего Великого Союза за Освобождение Человечества, его привезли в тот самый город, который он когда ты выбрал столицей своего Союза. Клетка остановилась на центральной площади, как раз между его бывшим штабом, и той самой харчевней «Сытая жратва», в которой он раньше так любил проводить свои совещания.

И как это было всегда, вокруг клетки быстро собралась толпа зрителей и зевак, которые с улюлюканьем и смехом начали прорываться поближе к узилищу нашего героя. Вот только охрана почему-то на этот раз, не подпустила толпу вплотную к клетке, а держала ее на приличном расстоянии. Может опасаясь что в бывшей столице у Вождя найдется много сочувствующих, а может готовясь к какому-то показательному представлению.

И тут из харчевни вышла ОНА. Он даже не увидел этого, но сразу почувствовал ЕЕ появление. И естественно Она, была последним человеком, которого наш герой хотел бы сейчас видеть.

Вернее, увидеть ее перед смертью, это было пожалуй единственное о чем он еще мечтал.

Он просто не хотел что бы она видела его в таком виде; – побитого, жалкого и ничтожного.

Но она вышла из харчевни, и пошла к его клетке с таким видом, словно ждала этого уже не один день.

У нашего героя теплилась маленькая надежда, что охрана не подпустит ее ближе. Но вместо этого начальник охраны, поговорил о чем-то с сопровождавшим ее громилой, посмотрел предъявленный ею свиток, усмехнулся и подведя их обоих к Соколу, сказал. – «Знакомься «Вождь», это твой новый хозяин, вернее, – хозяйка».

Если бы не привычка находиться в полуобморочном состоянии, которую наш герой приобрел за последнее время, – наверное с ним бы случилось….., да все что угодно могло случиться с человеком, которого предают даже Ангелы. Но этот последний удар судьбы окончательно разорвал связь Вождя со всем бренным и земным. Ему стало легко и спокойно, так что он не стал падать в обморок и закатывать истерик, а просто усмехнулся и сказал почти весело, – «Ну, добро пожаловать «хозяйка», тебе то я чем досадил?».

– Всего-навсего убил моего отца, сжег наш замок, и превратил меня в шлюху. А в остальном, – ты был очень мил.

– Ну, хотя бы в остальном я был тебе мил. Меня и это радует.

– Ты еще об этом пожалеешь.

– Вряд ли я вообще способен о чем-нибудь еще пожалеть. Я и так потерял все что было мне дорого, так что смерть, какой бы жестокой и мучительной она ни была, – принесет мне только облегчение.

– Ну так знай, что потерей всего что имеешь, ты обязан мне. Это я, пока ты пускал при виде меня слюни, связалась с Ярлом, и сообщала ему обо всех твоих планах. А в обмен на это, Ярл, пообещал мне твою голову.

Ну, если ты хотела поразить меня своим предательством, – надо было сообщить мне об этом раньше, когда я еще был способен хоть что-либо чувствовать.

– И тебе даже не интересно узнать, – почему?

– Ты же все равно это скажешь, не зависимо от того хочу я этого или нет. Так что можешь представить, что я страшно интересуюсь этим вопросом – Почему?

– Потому, что мои отцом был ********. – сказала ОНА, с таким видом, словно бы это имя должно было все объяснить.

– Да, и кто это был?

– Ты даже не помнишь имя человека, которого убил и чей дом сжег?

– Эх, дурочка ты моя. Знала бы ты сколько людей я убил, и сколько домов сжег. Если бы все их помнить….

– Ты…., ты…– видно что равнодушие и плохая память Сокола сбила Княгиню с толку, в своих мечтах, она видимо представляла этот разговор как-то по-другому.

– Слышь, хозяйка, может вломить ему? – вмешался сопровождавший Княгиню громила, и добавил – Для памяти бывает полезно.

– Да не нервничай ты так, – умиротворяющее заметил на это Сокол, – Просто напомни когда и при каких обстоятельствах это произошло.

– Четыре года назад, когда ты со своей бандой напал на замок моего отца и…

– Да-да…, – сжег, разорил и так далее. Но четыре года назад, было такое время, когда каждый день кто-то, кого-то жег и разорял. Я тогда помниться, месяцами не вылезал из доспехов…. Впрочем, замки я тогда еще не штурмовал, силенок было маловато… А первым замком, который я взял, был замок того колдуна, хотя его и замком то называть было сложно….

– Это был мой родной замок. И мой отец не был колдуном.

-………………………..

– Он был ученым, он постигал тайны мироздания, пытаясь сделать этот мир лучше.

– Ну, если ты так говоришь, – тогда извини. Только все остальные люди считали его колдуном, и то, что мы нашли в подвалах вашего замка, – вполне это подтвердило. Может ты просто была не в курсе, чем занимается твой отец? Это же вполне естественно, кто будет говорить своей дочери о таком? Куда проще сказать про тайны мироздания.

– Ты, ты не смеешь так говорить о моем отце…., – несчастная Княгиня просто задыхалась от охватившей ее обиды и ярости.

– Слышь, хозяйка, а может ему все-таки врезать пару раз? – снова вмешался громила.

– Заткнись Бычара, когда надо будет вдарить, я тебе об этом скажу. – Досадливо отмахнулась она от не в меру услужливого слуги. И повернувшись опять к Соколу добавила, – Он был в тысячи раз лучше чем ты. Можешь говорить гадости обо мне, но не смей касаться имени моего отца.

– Да зачем мне говорить гадости о тебе, ты просто мстила мне за смерть своих родных. Мне это понятно. Я большую часть жизни занимался тем же. Точно так же, мстил всем, кого считал виновниками гибели своих родных. Одним из них был твой отец.

– Просто мстил? Да ты залил кровью всю округу…, ты….

– А что сделала ты? Думаешь на твоих руках нет крови моих солдат, крестьян и горожан, по которым прошлась армия Ярла? Ты хотя бы представляешь, сколько людей уже унесла эта война, и скольких унесет еще, пока Ярл наконец не насытиться, или не подавиться?

А ну-ка скажи мне «хозяйка», так ли было плохо мое правление? Разве я не навел порядок в городах и на дорогах? Разве я давил людей непомерными налогами? Разве не я открыл школы и приюты? Думаешь теперь, при Ярле, хоть что-нибудь от этого останется?

…– Ну, может ты и сделал все это…., но ты это делал, только для того что бы обманывать людей, чтобы они, покорно шли за тобой, и во всем тебе подчинялись. Ты просто хотел казаться хорошим.

– Ты и сама не веришь в то, что говоришь. Но даже если это так, – такая ли большая разница, ради каких целей творится добро, если оно так необходимо этому миру? По указке магов, мы сотни лет творили неописуемое зло, ради добра. Так, так ли ужасно добро, сделанное якобы ради моей гордости и тщеславия?

Да и в чем выражались эти гордость и тщеславие? разве я жил во дворце? Одевался в шелк и бархат? Окружал ли я себя роскошью, покупал ли дорогих коней, оружие, драгоценности, или женщин? Ну а то что я ел почти каждый день, – ты сама подавала на мой стол, и прекрасно знаешь какие это были деликатесы.

Самая большая роскошь, которую я позволял себе за эти годы, – было выспаться досыта. Моей радостью было проезжать через мирные села, и знать, что этим миром они обязаны отчасти и мне. А самыми большими драгоценностями что были у меня, – это минуты, проведенные рядом с тобой. Эх, знал бы я что ты шлюха, – просто заплатил бы денег.

В ответ на эти слова Княгиня сделала самое подлое и гнусное, что могла сделать в такой ситуации женщина, – она разрыдалась. И это сразу убило все праведное негодование, коим был одержим наш герой последние минуты. Он естественно, автоматически почувствовал себя виноватым. И глядя на распухшие глаза и блестящие от слез щеки, этой в общем-то еще девчонки, забормотал.

– Ну ладно, извини, извини. Я это, таво, погорячился типа. Просто…., ну как бы тебе сказать…. Да что там говорить, – все мы в общем-то уроды. Больные, озлобленные на весь мир уроды. Все хотим кому-то отомстить, кого-то наказать. Думаем что делаем это во благо, а оказывается… Просто ты малость перестаралась. Если ты просто хотела мне отомстить, надо было подложить мне яду в похлебку, я бы тихо сдох, и не было бы всего этого.

– Просто сдох?! И это ты называешь местью? Да сколько раз я сама мечтала просто сдохнуть, после того, как в пятнадцать лет оказалась добычей твоих «добрых, несчастных» солдатиков. А сколько раз потом…, когда пошла по рукам, и каждый кто….

…Мечтаешь просто сдохнуть? И не надейся. Ты будешь жить и мучиться, как живу и мучаюсь я.

Эй ты, – обратилась она к своему слуге, – выпусти эту мразь из его клетки, и пусть убирается куда хочет. – После чего развернулась и не глядя пошла сквозь толпу.

Громила будучи по всему видно, человеком недалеким, почесал в затылке и пошел выполнять указание хозяйки, размышляя по дороге, можно ли вломить этому, который в клетке, перед тем как отпустить, или это будет превышением выданных ему полномочий.

Его сомнения разрешились у самых дверей клетки, правда сразу заменившись другими.

– Постой-ка дружочек, что это ты делаешь? – сказал ему вдруг появившийся, словно бы неоткуда начальник стражи. (Впрочем, этот гад все время находился в пределах видимости и слышимости от говоривших).

– Так мне хозяйка велела…

– Твоя хозяйка немного погорячилась, и наверное вскоре пожалеет о том, что выпустила пленника.

– Может пожалеет, может не пожалеет, это уж ее дело. Но если я не выполню ее приказа, то я об этом точно пожалею. Так что извини, сам понимаешь служба…

– И ты меня извини дружок, но у меня тоже в некотором роде приказ. И если я его не выполню, то пожалею об этом в сто раз сильнее, чем ты.

Так что, – этот тип, Ярлу живым, а уж тем более на свободе, абсолютно не нужен. Потому у меня на этот счет, имеются строгие указания.

– Но моя хозяйка….

– Твоя хозяйка, является вассалом Ярла. И если она пойдет против его воли, он заставит ее пожалеть об этом в любом случае. Так что завтра, этого гавнюка, торжественно казнят на этой самой площади, от имени твоей госпожи, – как убийцу, насильника и притеснителя вдов и сирот. Можешь ей так это и передать. И скажи заодно, – «Что дескать, Ярл передал вам изрядные владения и предоставил свою защиту. И не стоит идти против его воли». Усвоил? – Тогда беги, выполняй.

На городскую площадь наконец опустилась ночь. Толпа зевак, весь день осаждавшая клетку Сокола постепенно рассосалась и он наконец обрел то, что было единственной роскошью его убогого существования, – одиночество.

Да. Не простой сегодня выдался день у нашего героя. Не так много было в жизни у молодого Вождя подобных дней. И дело даже не в том, что он был фактически последним в его жизни, (завтрашняя казнь не в счет). Нет, дело было в другом.

Этот день, чем-то напомнил ему день Последней Битвы, когда пелена спала с людских глаз, воздушные замки растаяли, а вместе с ними исчезли все иллюзии по поводу Добра и Зла. И тот день, когда он, подобно бабочке выполз из кокона своих страхов и детских переживаний и осознав свою силу, понял что может приказывать Одноухому и Большому Шишке. Короче, – переломным был этот день. Вот только, – что он переломал нашему герою на этот раз?

Да пожалуй, немного-немало, – хребет, или стержень, на котором держалось все его существование.

Когда он так ловко и умело обличал неправедность действий Княжны, – он даже и не подозревал, что после ее ухода, таким же сомнениям подвергнется и вся праведность его поступков.

Конечно он и раньше прекрасно сознавал, что творит добро насильственными методами. Но всегда считал это меньшим злом, по сравнению со Злом, которому противостоял.

Он и раньше видел, что не все, кто попадают под удар его Армии, – являются Злом, – но считал это допустимыми потерями во имя Цели.

Он и раньше знал, а иногда и был свидетелем того, как его «добрые» солдатики, поступают с подвернувшимися им под руку, (вернее, не совсем под руку), бабцами и девицами, но чем-то существенным это не считал. (В конце-концов, подобное происходило во всех армиях, всех времен). И тем горше было ему представлять, что творили его «добрые» солдатики с НЕЙ. И только это, заставляло его еще чувствовать хоть что-то. И это «что-то», разрушало ту преграду между Соколом и окружающим миром, которую он так успешно воздвиг, и так старательно отстаивал.

И все это доставляло БОЛЬ.

– Слышь Куренок, это ты что ли? – этот голос, внезапно раздавшийся откуда-то из-под днища телеги, не сразу дошел до воспаленного сознания нашего героя. – Ты меня небось и не узнал, – а это я, – Полтинник.

Голос мертвого Полтинника, раздававшийся словно бы из ниоткуда, мог означать только одно, – крыша съехала окончательно и бесповоротно и надежды на просветление уже нет.

– А я тебя придурка, – сразу узнал. Каким ты был в день Последней Битвы, таким и остался,– тощий, дерганный и по уши в дерьме.

– Неужели даже ты Полтинник, явился с того света, что бы издеваться надо мной?

– Насчет того света, это ты загнул. Я туда не спешу. А насчет поиздеваться… Я вообще-то просто шел мимо, а тут смотрю знакомая физиономия, дай думаю подсоблю старому армейскому корешу. Ну а поиздеваться по-дружески, это уж извини, – мое законное право.

– Что ты хочешь от меня, неуспокоенная душа? Что я сделал тебе в той жизни, что и после смерти ты преследуешь меня?

– Э, да ты по всему видать крышей тронулся, надеюсь от радости. Ну да ничего, у меня тут есть специалист, он твою крышу подлечит. А пока, давай-ка откроем твою клеточку, а то ты тут торчишь как гребанная канарейка, – позоришь нашу славную, отдельную полусотню.

Ну-ка Старик, поколдуй над замком. – Возникшая из темноты фигура, что-то сделала с замком клетки и дверь отворилась.

– Ну Куренок, ты чё там застрял, – задница к полу прилипла? Давай, вылезай на свет божий!

Сокол, которому уже было все равно, молча подчинился команде своего мертвого командира, вылез из клетки и встал в полный рост посреди площади. Голова с непривычки кружилась, а ноги были ватными от слабости. Но все это его не слишком беспокоило.

– Ты это Куренок, не торчи как каланча-то, пригнись маленько, а то об охране Старик позаботился, они до утра проспят, но мало ли чего. И давай, если ножки слушаются, держись в тени и тихонечко топай за мной.

– Куда мы пойдем?

– Ну для начала, до ближайшей, относительно чистой канавы, тебя отмыть надо, а то ты смердишь как Злыднева задница. А потом на западную сторону, там спустимся на веревке со стены, пока они пропажу не заметили, и до ближайшего леса. Ну а уж там посмотрим, если захочешь, – пойдешь куда глаза глядят, а захочешь с нами.

Троица беглецов-рецидивистов, – пробралась на западную сторону города. Залезла на почти не охраняемую стену, спустилась по каким-то, уже приготовленным веревкам вниз, переплыли через ров с водой, (от пребывания в этой воде, общий уровень чистоты Сокола, вряд ли изменился). На том берегу их встретил сумрачный мужик с оседланными конями. На этих конях они и доскакали до ближайшего леса, и только когда большая половина ночи уже подошла к концу, остановились на ночлег.

– Ну вроде шухер миновал. Хотя и не первый раз от Ярла ноги делаем, а Злыдень ведает, – все равно стремно. – Сказал слезая с седла Полтинник. – Слышь, Кудрявый, ты давай займись костром, я позабочусь о конях и приготовлю ночлег, а Старик пусть посмотрит нашего горемыку, а то он и из седла сам вылезти не может. Давай-ка подсобим.

Заботливые, но не слишком нежные руки сдернули Сокола с коня, и прислонили к дереву. И пока загадочный Старик «смотрел» его, на полянке весело засверкал костерок, и вкусно запахло еловым лапником.

«Смотрение», как быстро понял Сокол, заключалось в том, что Старик буквально, внимательно посмотрел на своего пациента, а потом поводил вокруг него руками.

Как ни странно, но от этого «смотрения» и вождения руками, тот действительно почувствовал некоторое облегчение и значительный прилив сил.

Он даже сам смог подняться и подойти к огню, где ему была немедленно вручена плошка с какой-то горячей и очень вкусной жидкостью, отдававшей какими-то травами и ягодами. А пилась так, словно бы каждый глоток растворяется в теле Сокола еще до того, как успевает дойти до желудка. Он буквально влил в себя изрядных размеров чашку, и почувствовав удивительную легкость во всем теле, молча протянул ее обратно, за добавкой.

Старик одобрительно кивнул, и налил в ту же чашку, из того же котелка. Но на этот раз напиток пах чем-то мясным и хлебным, и вдохнув этот запах, больной ощутил жуткий голод. Который и утолил содержимым чаши.

Все его спутники тем временем, «причастились» из того же котелка, и сразу приобрели сытый и довольный вид.

– Ну вот, листочек схрумкали, можно и на боковую. – Подвел итоги дня Полтинник. – Знакомиться и делиться воспоминаниями будем завтра.

Впервые за много месяцев, сон Сокола был спокойным и счастливым. Никакие кошмары и видения не мучили его в эту ночь. А если и снилось ему что-то, то это «что-то» было очень хорошим и приятным, потому что спал Сокол с улыбкой на лице, и с ней же проснулся.

Он чувствовал себя удивительно отдохнувшим и радостным. Боль от залеченных на скорую руку ран, которая терзала его после Его Последней Битвы прошла. А душевная боль от разочарований и поражения, словно бы притупилась и была едва заметна.

Он не знал точно, – жив ли он и чудом спасен друзьями, или уже мертв, и его мертвые друзья пришли за ним чтобы препроводить в загробный мир. Но сейчас его это и не волновало. Но не по той же причине что и вчера. Вчера ему было все равно, потому что у него уже не осталось ни надежд, ни устремлений.

А сейчас ему было на все наплевать, потому что он был счастлив. И если это была жизнь, – он готов был жить, а если смерть, – то эта смерть была прекрасна, и стоила всех прижизненных мучений.

Утро только начиналось, и свет еще едва проникал сквозь густые кроны деревьев. Но все уже были на ногах, бодрые и полные сил, словно и не удирали от возможной погони большую часть ночи.

– Ну как, – спросил сумрачный спутник Полтинника, который при свете дня совсем не казался таким уж сумрачным. – Опять чайку из листика, или пожрем как положено?

– Сам же знаешь, что сидеть все время на листиках нельзя. – Ответил ему Полтинник. – А ты как дите малое … Так не только жрать, но и срать совсем разучишься.

– Да уж велика наука! Это может тебя Седой, – срать в академиях обучали, а у меня к этому делу, еще с младенческих лет талант проявился, только пеленки успевали менять. Только, Злыдень его побери, – талант этот мне большого успеха в жизни не принес, так что невелика беда его и лишится.

Сказали же тебе Чудные – нельзя все время на листиках сидеть, вредно для здоровья. Да и запас их у нас не бесконечен, а когда мы еще в Гиблые Земли попадем, да и попадем ли вообще? Так что давай-ка, – вари кашу.

– Ладно, если ты такой скупердяй, что для друга маленького листочка пожалел, – Злыдень с тобой, сварю я тебе кашу. Только чур, – котелок ты мыть будешь!

– Тебе бы Кудрявый по купеческой линии бы двинуть, а то ты не поторговавшись и не пёрнешь. Так и будешь сидеть да раздуваться, пока покупатель не найдется.

Пока шла эта дружеская, такая знакомая по солдатским временам перебранка, в котелке забурлила вода, и Кудрявый, словно священнодействуя, стал засыпать туда зерно, соль, какие-то приправы из многочисленных мешочков, добавлял сушеные куски мяса и еще что-то, что Сокол даже и не смог разглядеть.

– Ты Куренок не смотри, что Кудрявый у нас болван-болваном, с мечом он конечно слабоват, но по части жратвы ему равного нет. – Весело сказал Полтинник, и сам любуясь на эти священнодействия. – Чуешь запах. Не удивительно что эти кружочники, нам иногда по шее давали, если у них в поварах такие мастера ходили.

– Ты кстати, это лысое чудо не помнишь?

-………….?????????

– Ну как же. На Последней Битве…., помнишь как мы этим….., накостыляли. Кудрявый тогда еще у меня в ногах валялся и пардону просил?

– А тем, кто будет много врать, – сегодня каши не дадут. – Весело прокричал из-за костра Кудрявый. – Ты помнится сам, сидел там как тараном пристукнутый, дурной и с лица сбледнувший, в собственной блевотине ручкой шарил, видно мозги свои искал. Давно хочу спросить, – Нашел, али как? Ты бы Старик посмотрел, что у него там в голове, мозги пополам с блевотиной, или только одна блевотина?

А тебя парнишка, я помню. Ты еще тогда со шнурком от Знака воевал, он у тебя за шнобель цеплялся.

Ты кстати чего такой вечно тощий? Ну-ка, пожри моей кашки, сразу в весе прибавишь. Вот, Старик не даст соврать, моя каша, она почти волшебная. Вот Он ее, съест с удовольствием. И тебе от нее большая польза будет….. И хотя, кое-кто тут моей каши явно не заслуживает, но так уж и быть, – и ты, утроба бездонная, можешь подползать.

Дважды приглашение повторять не пришлось, и до тех пор, пока в котелке оставалась хоть крупица, этой действительно удивительно вкусной каши, никто больше не проронил ни слова.

Когда же каша закончилась, начался военный совет.

– Ну что друзья-подельники будем решать? – открыл совет Полтинник, – Двинем дальше напрямки, или малость попетляем? Ты что скажешь Старик, есть за нами погоня или как?

– Ну переполох сейчас в городе большой. Но конкретно на нашем следе, я никого не чувствую.

– Прежде чем решалки-решать, лучше узнаем, что за птица в нашу стаю прибилась? – резонно заметил Кудрявый.

– А что за птица, известно что, – Куренок. Мой дурной кореш из отдельной сотни. Он у меня на Последней Битве за правым плечом стоял.

– Ты бы еще вспомнил, кто у тебя за каким плечом стоял, когда ты первый раз на горшок сходил. Последняя Битва, она когда была? Так что может твой Куренок нынче в коршуны или стервятники вырос. В клетку просто так не сажают, и охрану такую к кому попало не приставляют.

Так что ты уж мил человек, – не обессудь, расскажи нам, за какие такие грехи тебя клеткой пожаловали?

– Ну …., я проиграл.

– Много? в кости, или в карты? Ну это еще ничего, я и сам бывало….– начал Кудрявый, но Сокол его прервал.

– Да нет, – я войну проиграл.

– Это какую же?

– Ну, как какую? – Между Ярлом и Армией.

– А ты с какого бока ее проиграл?

– Я был Вождем.

– Погоди-ка, погоди-ка, это каким же ты таким вождем был? Помниться там у нас были всякие соратники да Старшие Соратники …. А Вождь там был только один.

– Вот я и был этим вождем.

– Ты!!!!!!! Куренок!!!!!! Вот умора. Значит выходит, я под твоим началом служил? Не вы только послушайте друганы. Этот вот, который у меня в полусотне сявкой был, оказывается теперь Армиями командует. Как же так случилось?

Сокол начал рассказывать свои прошлые приключения, что заняло изрядное количество времени. Седой прервал его лишь дважды, в самом начале, когда радостно воскликнул, – «Так значит Одноухий и Большая Шишка тоже живы». И второй раз словами, – «Большого Шишку жалко, настоящий был боец». А когда же узнал про предательство Одноухого, только скрипнул зубами и горько вздохнул.

– М, да, вот такие поворотики судьбы встречаются. И впрямь в большую птицу вымахал наш Куренок, кто бы мог подумать?

– Нам бы лучше о другом подумать, – сказал на это Кудрявый, – эту большую птицу искать будут….., не то что нас. Вечно мы вляпаемся в ….. высшие сферы. То вон Старик, а теперь еще и Куренок твой.

– Не, он теперь точно не Куренок. – Как ты там говорил тебя мамка кликала?

– Соколом.

– Ну вот, – Соколом и будешь. А я кстати теперь – Седой, правда ты мог слышать обо мне под кличкой Белого….. Ну да этот разговор мы отложим на потом. А сейчас нам надо побыстрее из этих краев ноги делать. Пока нам их не оторвали.

Старик, он хорошую скачку выдержит?

– С трудом, но выдержит. Однако сильно торопиться нет никакой необходимости, это только привлечет к нам внимание. Думаю я смогу сделать так, чтобы преследователи не смогли опознать нашего Сокола. Отведу им, так сказать, глаза.

– Ну это конечно хорошо. Однако чем быстрее я слиняю из этих краев, тем мне спокойнее будет. Тем более у нас дело серьезное имеется, если вы помните. Так что поспешать надо в любом случае.

Поэтому, – дальнейшие разговоры отложим на потом, вы давайте-ка собирайте скарб, седлайте коней, а я котелок помою.

Так они и сделали, не прошло и пятнадцати минут, как наши герои уже были в дороге.

Та сноровка и слаженность с которой действовала троица, к которой Куренок собирался присоединиться, говорили о том что эта команда давно уже путешествует вместе и действует без лишних проволочек.

Они ехали весь день. То по лесным тропам, то по торным дорогам. Частенько они встречали патрули и разъезды войск Ярла, но те почему-то не обращали на них никакого внимания, скользя по ним взглядами, словно по окружающему ландшафту.

И это не ускользнуло от внимания Сокола, которой с каждой минутой чувствовал себя все лучше, и уже не просто наблюдал, но и пытался анализировать ситуацию.

Наконец когда солнце уже почти скрылось за горизонтом, наши путники, успевшие к тому времени отмахать уже приличное расстояние, остановились на ночлег.

Когда костер был разложен, мясо подстреленного Кудрявым и им же зажаренного оленя, утолило первый голод, – наступило время для беседы.

– Ну что же, друзья-подельники. – Начал говорить Седой, – Пожалуй пришла и наша очередь рассказать нашему новому товарищу Кур…., прости, Соколу, о том, что мы за народ, и какие у нас планы на будущее.

Начнем пожалуй со знакомства. Ну меня ты вроде как более-менее – знаешь. Я бывший полусотник армии Добра, и твой командир, бывший крестьянин и бывший убийца, бывший боец твоей Армии, сначала в ранге черт знает кого, потом шпиона, и по совместительству, опять же убийцы. Затем я…., а впрочем, об этом можно и позже.

– Этот вот наш кореш, – Кудрявый, он тоже бывший полусотник, тоже армии Добра, только, противоположной нашей, потом….., кем он только потом не был, – потом, как-нибудь сам расскажет. Его ты наверное еще вспомнишь. Если не вспомнишь сам…, то мы тут большие мастера по воспоминаниям, так что вспомнить поможем. (Обычно, в прошлой практике Сокола, эта фраза звучала как неприкрытая угроза, но тут это скорее было каким-то странным обещанием помощи).

– Ну а сей почтенный старец, ходит у нас под кличкой Старика. И он у нас, (Ты только сразу не пугайся), некогда великий, но теперь просто величайший, (за неимением лучших), – маг.

Тихо– тихо. Он не из тех кто сидел на пригорочке, поверь мне. Он скорее тот, кто всех этих гадов, с того пригорочка и сковырнул. Так что ему можно полностью доверять. Да и поверь мне, не все маги такие сволочи как мы когда-то думали, среди них есть вполне нормальные ребята. Вот если мне не веришь, – спроси у Кудрявого, уж на что он закостеневшая в своем невежестве дубовая голова, а и то скажет тебе, что пара тройка магов, с которыми он знаком, – даже очень душевные ребята.

А познакомились мы значитца так. Когда, (ты это должен помнить), я, под кличкой Белого, отправился……………

Дальше последовала самая удивительная, и самая безумная история из всех, что когда-либо доводилось слышать или читать нашему герою.

И из всей этой рассказанной Седым лабуды, Сокол понял только одно, – его некогда великий и правильный командир, попал под власть магов.

Если бы эта новость была преподнесена ему еще вчера, он возможно счел бы ее продолжением кошмара. Но сейчас, когда сознание его вполне прояснилось, – эта новость повергла его в настоящий шок.

К чести Сокола, он почти что не пал духом, и даже сохранил некоторое спокойствие и способность здраво рассуждать. Он даже не подал вида что понял всю глубину катастрофы, постигшую его несчастного друга. И почти не слушая рассказ, тем не менее в правильных местах охал, делал удивленное лицо и задавал нужные вопросы. А его мозг, тем временем, был занят лихорадочными поисками решения проблемы.

И только глубоко ночью, когда он почти достоял положенную ему караульную смену, он отбросив все пришедшие ему в голову варианты, остановился на самом первом.

Он подполз к спящему Старику и молча воткнул в его сердце выданный ему Полтинником кинжал, а потом быстрее ломанул сквозь лес…….

Возможно его преступление не было бы обнаружено до самого утра, если бы через примерно так час, после этого убийства, на полянку, где стоял лагерь наших друзей, прямо из пустоты не свалился бы странного вида подросток. Этот подросток мгновенно оказавшись радом с телом Старика, осмотрел его, переменился в лице, и задрав свое лицо к небу возопил, – Кто, кто это сделал?!?!?!?

– Здорово, Малыш, – ты чего орешь то? Ой не хрена себе, да кто же это сделал?!?!?!?

(обратно)

МАЛЫШ

А теперь многоуважаемый читатель, давай-ка вернемся на много-много годочков назад.

А именно в то, ставшее уже почти легендарным время после Последней Битвы. И естественно, вернемся мы туда не одни, а в компании с одним из наших героев, про которого мы, в последнее время как-то подзабыли.

Так что же делал все это время наш великий, но бестолковый маг по кличке Малыш? Естественно искал своего Наставника. И естественно не нашел. Ну то есть, – почти не нашел. Вернее нашел но не сразу, можно сказать, что к тому моменту когда кончилась наша последняя глава он уже…, но поскольку мы еще не…, то……..

Короче, – я, что называется зарапортовался. Так что начну с самого начала. Вернее с конца той главы, когда мы в последний раз встречались с Малышом. Это было как раз тогда, когда этот несколько раздраженный, отчасти испуганный, и очень недовольный бесплодными поисками своего Наставника субъект, – засветил молнией нашему другу Полтиннику куда-то в область темечка, практически убил его, а потом сам же и оживил.

После этого наш почти всесильный, но до безобразия несчастный герой, дал деру с некогда любимой поляны, в направлении «куда глаза глядят «.

Вот только не учел он, – что глаза мага, глядят как-то очень по особенному, а возможности его настолько безграничны, что герой наш, оказался в такой местности, о которой даже и не подозревал. Это было высокогорное плато, покрытое стоящими на некотором отдалении друг от друга деревьями. Посреди этого плато находилось озеро, в которое впадали все бегущие в этой местности ручейки. Озеро было обильно рыбой и водоплавающей птицей. А больше, в этой местности, практически никакой живности не водилось.

Почти сразу, как только наш герой попал туда он понял, что земля эта необитаема настолько….., насколько может быть необитаема земля, никогда не знавшая человека.

Пару дней он блаженствовал, отдыхая душой и телом в этом замечательном месте. Но потом, решив что долг превыше всего, захотел вновь переместиться к месту Последней Битвы, чтобы заново начать свои поиски.

Но не тут то было!

Сколько не пытался он провести простейшее (к тому времени) действие перемещения, – что-то не срабатывало.

На какое-то мгновение, он почти что впал в панику, решив, что потерял свои магические способности. С перепугу он взлетел прямо в небо, и там спрятавшись за облаками начал мучительно соображать, – «Как он сможет жить, если не будет способен….»

– Хотя стоп, – сказал он себе, спустя некоторое время, когда паниковать ему уже прискучило, – Как же я мог потерять свои магические способности, если в данный момент, я собственно говоря левитирую над облаками? Значит я потерял не все способности, а только способность к перемещению. Или не только?

Некоторое время он занимался тем, что проверял что он умеет делать, а чего уже лишился. И спустя примерно час, убедился что все способности, которые он раньше использовал, остались при нем. Все, кроме способности мгновенного перемещения.

Пока проходили эти пробы, обычный ветерок, да несколько вызванных Малышом ураганов, отнесли его на довольно приличное расстояние, от его гостеприимного плато.

Абсолютно не думая, он переместился обратно…., и подумал, – «Так я же переместился! Значит способности вернулись!».

Он снова попробовал вернуться на поле Последней Битвы. – И опять облом.

Тогда он решил переместиться на родную поляну. Затем в окрестности Трехи, затем еще в несколько известных ему мест. – С тем же результатом.

Но ведь однажды, ему уже удалось переместиться обратно на плато. Значит, он на это способен, только почему-то не способен, усилием воли оказаться в тех местах, где уже был раньше.

Взлетев опять, и после нескольких минут интенсивного полета, отмахав несколько дневных переходов обычного всадника, очутился совершенно в другой, поросшей густым лесом местности. Откуда и совершил благополучное перемещение обратно на плато. После чего переместился назад в лес. И обратно на плато, стартовав откуда несколько часов летел на пределе сил, в противоположную лесу сторону. Залетел в самую середину какой-то пустыни, и переместился обратно на плато, в лес, и в пустыню.

До конца вечера Малыш экспериментировал с этой своей способностью. В результате чего пришел к выводу, – он может перемещаться только в те места, в которых побывал после плато.

С чего бы это? Малыш, вспомнил все что знал про перемещение. В первую очередь, для перемещения надо было представить место, в котором собираешься оказаться. Потом, подкопить немного энергии, и просто захотеть там очутиться. Правда обычные маги, и даже Верховный с Наставником, вместо того что бы просто захотеть, мысленно читали заклинание…., но Малышу, это было без надобности. Впрочем, он попробовал, воспроизведя это заклинание по памяти, и тут его словно громом поразило. – В заклинании упоминалось как и место прибытия, так и то место, откуда должно было начать перемещение…. А он, в данный момент, даже не подозревал где находится.

То есть банальным образом, (хотя сложно употреблять термин «банально», говоря об ошибках Великого Мага), – он заблудился.

Малыш стал тщательно вспоминать, как он здесь очутился. По крупицам восстановил все то, что предшествовало перемещению сюда, благо тренированная память, позволяла вспомнить все до мельчайших подробностей.

Оказалось, что перемещаясь со злополучной поляны, где он стал свидетелем жестокого убийства, и беспощадного пожирания одного из друзей своего детства, – он пожелал оказаться в мире, – «в котором, никогда не было людей». Для любого другого мага, это скорее всего просто бы не сработало. Но Малыш был так силен, – что пожелав оказаться в подобном месте, (или мире), – он в нем и оказался.

Был ли это один из тех Миров– измирений, про которые как-то говорил ему Наставник, или просто очень отдаленная от привычных мест земля, – Малыш не знал.

И тогда он запаниковал, и совершил жуткую ошибку, пожелав вернуться в «прежний мир».

…А ведь сколько раз говорил ему Наставник, – «Что маг должен быть строг в мыслях, и особенно в формулировках своих желаний». (Ведь каждому, мало-мальски просвещенному человеку ясно, что магия это материализация желания мага).

«Прежний мир» оказался……, ну тем миром, который существовал изначально.

Короче, – не понравилось нашему Малышу в том мире. И он что было сил рванул назад. Вот так прямо и пожелал, «Хочу мол в тот мир, что был раньше», – Эх, дурачина он простофиля. Что же было раньше, до самого первого мира? Вы не знаете? И автор не знает! Малыш теперь знает, но не скажет.

….Но вырвался из того мира Малыш с большим трудом, и со странными привычками: – махать от радости хвостом, пускать пламя из пасти, а в раздражении, – растопыривать жабры и поднимать спинной плавник.

(Впрочем, все это почти не изменило его основной сущности, так что больше в нашей книге, мы про эти привычки, даже и упоминать не будем).

И тут наконец с перепугу, в голове у него прояснилось, и он просто пожелал вернуться

назад, на свое, ставшее привычным плато…. Где и оказался через мгновение.

И тут он, может быть впервые в жизни, почувствовал, что несколько подустал. Оказалось, что путешествие между мирами, сжигает так много энергии, что это стало накладно даже для нашего Малыша.

Так что он лег под знакомое дерево-куст, и лег отдохнуть, чтобы набраться сил для новых подвигов и исследований.

Несколько следующих месяцев,Малыш хаотично прыгал, пытаясь найти и почувствовать что-то знакомое, что приведет его обратно. И в результате, в один прекрасный миг, он вдруг, словно бы почувствовал некий Зов..

Он отправился на зов, и оказался в довольно знакомых ему местах, а именно, – на поле Последней Битвы, и нашел там своего старого знакомого, – Верховного Учителя.

Некоторое время они оба, с некоторым удивлением и без видимого восторга смотрели друг на друга. Наконец Верховный первым нарушил молчание: – «Что ж, похоже этот Злыднев сын Отступник, смог обмануть меня и в этом. Как же я мог поверить ему, что ты всего лишь безмозглая батарейка?».

– А он этого и не говорил. – Довольно спокойно возразил ему Малыш, – Ты сам пришел к такому выводу, когда не смог снять мой колпак.

– Какой еще колпак?

– Ну…. – Малыш мысленно спроецировал в голову Верховного, что такое «магический колпак».

– Хм, забавное заклинание, однако оно требует бесконечного количества энергии, даже для меня оно слишком накладно. Откуда же ты берешь её? в чем твой секрет?

– Да не никакого секрета….. просто ты не поймешь…., это все равно как объяснять червю, как летает птица.

– Вот кем значит теперь я стал, – червем? Что ж, после того что ты со своим подельником сделали со мной, – это вполне соответствует истине.

Хотя прости, что назвал Отступника, твоим подельником, наверняка он был просто твоим слугой, марионеткой, руками которого ты сумел сокрушить обе Школы. Что ж, я преклоняюсь перед тобой Великий….., как ты хочешь, что бы я называл тебя?

– Мне плевать как ты будешь меня называть. Мне вообще не очень хочется с тобой общаться. Просто ответь мне на вопрос, – Известно ли тебе что-либо о моем Наставнике…. Человеке, которого ты называешь Отступником, – пояснил Малыш, видя что Верховный не очень понимает кто такой Наставник.

– Но зачем тебе этот Отступник, он уже прошлое. Скорее всего он так же как и я был накрыт твоим Ударом и погиб….., если тебе нужен помощник, – возьми меня. В конце-концов, я всегда был на несколько порядков выше его. С моей помощью ты сможешь поработить этот мир, и все другие миры, которые захочешь….

– Даже если бы я захотел поработить этот мир, – тебя бы я в помощники не взял…. А что ты знаешь о других мирах?

– Погоди отказываться, конечно, после того что ты сотворил со мной, – я не в лучшей форме. Но зато я выжил…., а многие ли могут похвастаться тем же? Я выжил, и восстанавливаю силы, видел бы ты меня еще пару месяцев назад, когда……

-«…. Я всегда хотел только власти и могущества. Я шел к ним по трупам и по головам. Топтал слабых, и ползал на брюхе перед сильными. Ползал до тех пор, пока не накапливал достаточно яда, и тогда кусал пятку, которую прежде лизал….»– Процитировал по памяти Малыш. – Кажется так ты говорил Наставнику?

А что касается твоей формы, – я вижу в тебе огромную дыру, в которую уходит вся твоя энергия. Ты сейчас не способен даже на самое простенькое заклинание. Ты сидишь в этой пещере, потому что здесь сильный энергетический фон, но если ты выйдешь отсюда, тебе не хватит сил даже что бы просто жить. Ты сдохнешь….

Но мне не нужен слуга, или кто-то там еще, – мне нужен Наставник. И если ты поможешь мне его найти….., я помогу тебе восстановить силы.

– Ну что же, если ты и впрямь заинтересован в этом обычном, и прямо скажем весьма средненьком маге, я могу…..

– Неужели ты и впрямь считаешь, что можешь меня обмануть? – устало произнес Малыш, – Тебе это не удавалось даже тогда, когда ты был в силе, на что же ты надеешься сейчас? Ты ничего не знаешь о моем Наставнике…..

– Но я все равно могу тебе пригодится…– в отчаянии закричал Верховный. – Пусть у меня не осталось энергии. Но я изучал магия сотни лет подряд, я знаю столько…, я могу придумать такие хитрости и подлости….

– Боюсь, ты уже и на это не способен. Не мы с Наставником обманули тебя, тебя обмануло собственные самомнение, тщеславие и коварство. За столько лет власти, ты расслабился и отупел. Ты так поверил в собственную непогрешимость, что потерял способность видеть очевидное.

Нам не надо было тебя обманывать, – ты задавал вопросы и сам придумывал ответы на них, не удосуживаясь выслушать ответ. Ты так привык врать и предавать, что обманул сам себя, столкнувшись с правдой.

Наставнику достаточно было только кивать головой, когда ты рассказывал ему историю «его» предательства. А потом ты как глупая рыбешка за червя, ухватился за возможность присвоить себе все выгоды от Победы твоей Школы. И проиграл….

– Но сейчас я научился на собственном опыте, и больше не повторю подобных ошибок.

– Ты уже повторил. Ты выдумал историю про меня, и про «мои» планы, и про «мои» взаимоотношения с Наставником. И ты опять ошибся во всем.

– Но…..

– Что но? Что ты можешь мне реально предложить?

– Мои знания и опыт. Я начал постигать законы магии раньше, чем родилось большинство ныне живущих магов. Я знаю больше, чем все ныне живущие….

Может я не могу сотворить того же что и ты…. Но и ты…..

…Ты называешь Отступника, своим Наставником, и судя по тому, как ты ищешь его, – это вполне может быть правдой. А это значит, – что ты нуждаешься в наставнике. А кто как не я, был наставником твоего Наставника? Кто научил его всему что он знает?

…. Подожди, подожди. Я понимаю, что тебе не нужен наставник, тебе нужен человек, которого ты зовешь Наставником. Наверное это потому, что ты его любишь. Не надо думать, что я настолько бесчувственное бревно, и не способен понять что такое любовь. Когда-то я и сам испытывал подобные чувства.

Но ты не можешь его найти. И тебе нужна помощь. Это так?

– Да. Но….

– Но может быть ты знаешь кого-то, кто может эту помощь тебе оказать? Даже если ты, со своим могуществом до сих пор не нашел Отступника, то значит магия здесь бессильна. Тебе нужен опыт и знания, которых у тебя нет. Но они есть у меня. За свою долгую, очень долгую жизнь, я нашел немало разных людей. Даже несмотря на то, что в большинстве случаев, они очень не хотели быть найденными. Эти знания и способности, я готов положить к твоим ногам…., – в обмен на возможность жить. Жить и не более того. Что дальше, – решать тебе.

Малыш задумался. Еще какой-нибудь год назад, он бы без раздумий согласился помочь Верховному, в обмен на его помощь. Но перипетии последнего времени сильно изменили его…., не сказать что к лучшему, поскольку неизвестно насколько лучше делает нас подобный опыт. Но по крайней мере, наивности и доверчивости у него поубавилось, а вот хитрости и коварства стало чуть побольше.

Конечно он ясно читал в голове Верховного жгучее желание надуть, предать и уничтожить….. Но там же, он ясно видел и то, что до тех пор, пока Верховный будет нуждаться в нем, – он приложит все усилия к тому что бы честно выполнять условия сделки.

И это, пожалуй его устраивало. Состояние Верховного было таково, что он нуждался в помощи Малыша. Без Малыша, он бы даже не смог вылезти из этой пещеры. В которой, он в общем-то, тоже не жил, а только оттягивал свою смерть.

Малыш мог вылечить Верховного, «залатав» его энергетическую рану, а мог просто подпитывать его своей энергией…., до тех пор, пока тот не справится с возложенной на него задачей.

А то, что Верховный действительно может оказаться полезным, – наш герой почти не сомневался. Так же, как и не сомневался в том, что связавшись с ним, он пригреет на груди такого гада…, по сравнения с которым, любая, самая ядовитая змея покажется безобидным червячком. Но был ли у него выбор?

– Хорошо Верховный, я приму твое предложение. Но я не буду лечить тебя до тех пор, пока мы не найдем Наставника. До этого, ты будешь жить подпитываясь моей энергией.

И помни, я читаю в твоей голове так же легко…., как ты читал в головах простых людишек. И если я хотя бы заподозрю…., ты умрешь. Такой договор тебя устраивает?

– А разве у меня есть выбор?

– Хорошо, тогда с чего мы начнем?

– С того, что уберемся подальше от этой поганой пещеры. Тот год, что я провел прячась в ней…….. Так что давай-ка выберемся в какое-нибудь тихое и безопасное местечко, где до нас не доберутся ни наши враги ни наши друзья, и там как следует поговорим. Мы можем податься……

– Ладно. Я знаю несколько безопасных местечек. Там, твои «друзья», до тебя не доберутся.

Не успел Верховный и глазом моргнуть, как оказался на том самом плато, с которого наш Малыш начал свои путешествия между мирами.

Первым делом Верховный влез в озеро, прямо в одежде…, и Малыш, нисколько этому не противился, поскольку для человека, проведшего больше года в пещере, данная процедура была более чем уместной.

Что думали по этому поводу разные обитатели озера, так и осталось неизвестным, поскольку те несколько рыбешек, которые не смогли ускользнуть из цепких лап Верховного хранили упорное молчание и только возмущенно разевали рты. Но по какому поводу они возмущаются, водворением ли в их озеро до невозможности грязного Верховного, или выдворения их самих из привычной среды обитания, – тайна, до сих пор покрытая мраком. Возможно когда-нибудь, много позже, этот вопрос будет всесторонне изучен многочисленными историками. На эту тему будут писаться диссертации и будут вестись многочисленные споры между разными научными Школами.

Но сейчас, этот вопрос был абсолютно безразличен для всех участников нашей истории. А рыбы были съедены Верховным в абсолютно сыром виде. Что символизировало не столько знакомство последнего с японской кухней, сколько радость человека питавшегося последний год в основном тараканами да личинками, возможности несколько разнообразить свой рацион.

Насытившись, Верховный начал вертеть головой, пытаясь понять, куда же он попал. Но судя по всему, его знания географии не были столь уж обширны, так что эта местность так и осталась неопознанной.

– В интересное местечко ты меня затащил. Я то думал, что на этой земля знаю все, даже самые потаенные уголки. Но подобного, я что-то не помню. Если не секрет, – где мы?

– Сам не знаю. Возможно это вообще другой мир.

– Ага, – я должен был догадаться, что ты не из этого мира. Я знал что не мог проглядеть рождение и развитие мага подобной силы.

А скажи, – в вашем мире все маги такие сильные? Почему ты решил завоевать наш мир? Тебе стало тесно? Или тебя вытеснили более сильные враги? Ты собираешься…..

– Если я скажу что родился и развился в «твоем» мире, – ты мне поверишь? – Прервал серию вопросов, встречным вопросом Малыш. – Впрочем, это не важно. Ты можешь фантазировать и придумывать теории, сколько тебе будет угодно. Если мне покажется, что ты близок к истине, я тебе скажу. Но сейчас – тебе пора начать отрабатывать свое спасение.

– Я готов, чего ты хочешь?

– Как и двадцать минут назад, когда мы еще находились в твоей пещере, – хочу найти Наставника. С чего мы начнем поиски?

– Ну, первым делом, – надо собрать максимальное количество информации об объекте поиска. Давай-ка разожжем огонь, приготовим что-нибудь повкуснее, сядем спокойненько, и ты расскажешь мне все что знаешь о своем Наставнике, особенно о последних днях его жизн…, то есть, я хотел сказать о последних днях, которые вы провели вместе, а я, со своей стороны, – тоже расскажу все что знаю и помню. Так возможно мы найдем зацепки и нити которые приведут нас к Отступ.., то есть, я хотел сказать к твоему Наставнику.

Хотя Малыш ясно читал, что в первую очередь Верховным двигает желание сыто и вкусно пожрать и погреться у костерка, – он счел данное предложение вполне уместным. Так что не долго думая, он зажег приличного размера валун, (естественно, предварительно поколдовав со структурой его вещества), сотворил несколько блюд, которые как он прочел в мозгу Верховного, тому особенно хотелось отведать, и присел напротив своего пленника-слуги-помощника.

– ….Самый идиотский и бессмысленный план, из всех про которые мне когда-либо приходилось слышать – уже наверное в сотый, за последние несколько часов, раз повторил Верховный. – И чего вы хотели этим добиться? Просто разломать все, что с таким трудом создавали многие поколения магов? Зачем? Ради спасения каких-то там жалких людишек? Это же просто бред. С таким же успехом можно бороться за спасение змей, червяков или елок в лесу. Да какой же идиот будет этим заниматься? Нет Отступник, все-таки действительно был безумен. Разрушить…., разрушить все, только для того, что бы эта мерзость, эта плесень это недоразумение по имени людишки, могли стать хозяевами мира. Нет, вот ты о Великий…. Малыш, скажи, – ты тоже обожаешь людишек?

– Скорее нет. Но таков был выбор Наставника. Он хотел прекратить вечную войну…

– Ха-ха-ха, – хоть я и потерял почти все свои способности, и провел последний год в полном уединении…, скажи-ка мне если я не прав, – войны продолжаются?

– Да, почти с той же силой что и при вас.

– Боже ты мой, да неужели…. Да кто бы мог подумать, что людишки, вырвавшись из под нашей власти, не построят в тот же час мир благоденствия и всеобщего счастья, а начнут делить награбленное у нас? Как они могли так подвести твоего Наставника?! Бяки какие!

– Они делают тоже, что и делали вы!

– Да, но мы были почти что рядом с полной победой. А после нее все, даже людишки, смогли бы жить сытой, спокойной и богатой жизнью. Они бы не знали бед, под властью такого мудрого и разумного хозяина как я. А сейчас, ими управляют тысячи идиотов, не проживших на этой земле и сотни лет, зачастую не прочитавшие ни одной книги, а право властвовать получившие благодаря умению махать заточенной полоской металла. Ну скажи мне Великий…. , –какой во всем этом был смысл?

– Так хотел Наставник. А если он так хотел, – значит в этом был смысл.

– (Тут бы мне попытаться воспроизвести скрежет, который издали зубы Верховного в этот момент, но боюсь для этого у меня не хватит ни таланта, ни соответствующих клавиш).

– И ради этого он погубил десятки величайших магов, чье утонченное восприятие, не смогло пережить тот чудовищный Удар?

Все самые лучшие, самые сильные собрались в тот день Там. Все знания, что были накоплены за сотни и тысячи лет изучения Магии, были сосредоточенны в их головах, лопнувших подобно гнилому ореху! Видел бы ты что случилось с моим Оппонентом…. Да его просто размазало по воздуху!!! Разнесло…, даже не в клочья, а в капли!!!

Я уцелел только потому, что контролировал свою спину лучше, чем пространство перед собой, и вовремя сумел почуять предательство…. Я сумел поднырнуть под созданный творим проклятым Наставником Щит, и то меня шебануло так, что я почти что здох…. И ты правда думаешь, что в этом был какой-то смысл?

– Так хотел Наставник.

– Не удивительно, что я повелся на этот план. Кто может предугадать то, что творится в голове Безумца.– Продолжил он, когда судорога омерзения, скрутившая его челюсти малость отпустила. – Никто бы не смог предусмотреть подобного………

– Может хватит обсуждать поступок моего Наставника, и займемся его поисками?

– Ну не прям же сейчас. Ночь на дворе, надо как следует выспаться. А уже утром, на свежую голову решать, что делать дальше.

Утром, на свежую голову, Верховному пришла в голову только одна идея, – Начать поиски с того места, где они оба видели Наставника последний раз, – с поля Последней Битвы.

… И очутились там раньше, чем Верховный смог схватить кусок, за которым протянул руку, в тот момент, когда озвучивал это предложение.

– Тьфу на тебя, балбес малолет…, то есть прости, – О, Великий. Но разве можно быть таким торопливым? Если ты обходился без своего Наставника целый год, неужели не мог подождать еще хотя бы пол часа?

– Ты что вчера не наелся?

– Вчера я наелся. Но это было вчера, а за ночь я уже успел проголодаться. Да и вообще, в моем возрасте нужно соблюдать режим. Питаться размеренно и по часам, да и к ……

– Хорошо, буду кормить тебя только овсяной кашей, сваренной на воде и без соли. Кое где, как я слышал, это считается очень полезной пищей.

– Ладно, ладно, я все понял, мне дважды повторять не надо. Поем в следующий раз, когда вашей милости заблагорассудится покормить своего бедного, несчастного, старого слугу. А сейчас, я готов выполнять ваши приказания.

– Ищи Наставника.

– Как, – по запаху? так я не ищейка. Да и след наверное уже давно остыл.

– Тогда зачем мы сюда явились?

– Чтобы Ты искал своего Наставника, а я, – давал тебе полезные советы.

– Давай.

– Щас дам. И это будет самый полезный совет, который ты когда-либо слышал в своей жизни, – не торопись!! Никогда, и ни при каких обстоятельствах, – не торопись. Спокойствием и ожиданием, – ты добьешься куда большего, чем бесполезной суетой.

…И не надо делать такое лицо. Поверь, я отнюдь не испытываю твое терпение, а действительно хочу помочь. Если бы мне в твоем возрасте дали такой полезный совет, я бы сейчас……

– На, жри на здоровье, – сказал Малыш, сотворив целую гору различной еды, и стремительно удаляясь в малопонятном направлении, (поскольку в раздражении, летать по прямой ему мешали растопыренные жабры и поднятый спинной плавник, (впрочем я помнится, обещался больше не упоминать об этом факте)).

Спустя примерно час он вернулся, малость успокоившись, и нагуляв аппетит. ….И застал Верховного преспокойно пожирающего остатки, сотворенной горы харчей.

Конечно, Малыш не был злым и как-то особенно вредным человеком. Но общение с людьми, и магами наподобие Верховного, наложило на него свой отпечаток. Поэтому вместо того чтобы снова расстроиться и разозлиться, он просто перекрыл Верховному поток энергии, от чего переваривание всего того, что тот уже успел сожрать, стало весьма проблематичным, – все съеденное встало колом у него в желудке.

И пока Верховный корчился от боли в животе, Малыш, преспокойно доел все что осталось, от более чем сытной трапезы Верховного.

– Да, ты наверное был прав Верховный, – начинать утро с плотного завтрака, – верный способ не зря прожить день. – Сказал Малыш Верховному, после того как закончил с едой, и тщательно облизал свои пальцы. – Но и тут, надо соблюдать умеренность и не обожраться. А то знаешь, человек, сожравший больше чем способен переварить, представляет из себя отвратительное зрелище….. Сотворить тебе зеркало, что бы ты мог убедиться в этом сам?

-…………….

– Что-то я плохо расслышал что ты хотел мне сказать. Наверное съеденное, мешает тебе шевелить языком. Но это ничего, я могу подождать пока в твоем брюшке все поуляжется. Я готов потерпеть. Может мне вообще оставить тебя в покое…., дней так на десять. А уже потом……

– Не надо, я действительно все понял. Прости меня……

Малыш простил, и повернул вентиль обратно…., то есть восстановил поток энергии.

Когда лицо Верховного приобрело более-менее нормальный оттенок, и он смог самостоятельно стоять, Малыш продолжил, – Надеюсь, этот маленький урок, даст тебе пищу, (ой, прости за каламбур), для размышлений. И больше ты не станешь испытывать моего терпения.

– Да прости меня, О Великий. Просто я слишком долго не был в роли подчиненного, и забыл как при этом должно себя вести. Пойми, когда несколько сотен лет, ты являешься властелином половины мира…..

– Мне не нужны твои объяснения. Мне нужны твои советы по поиску моего Наставника. С чего начать?

– Ты, я повторяю, – ТЫ, должен тщательно обследовать эту местность, и особенно ту ее часть, над которой произошла ТА вспышка энергии. Ищи все необычное, обо всем, что покажется тебе странным и нехарактерным сообщай мне. Потом, когда исследование закончится, – мы подведем итог.

Малыш, счел это вполне разумным, тем более, что прочитал в голове Верховного, что сейчас он вполне серьезно настроен на работу.

День прошел в плодотворной и упорной работе, за это время Малыщ, вылизал все, не такое уж маленькое Поле Последней Битвы. И в результате, пришел к выводу, что здесь присутствует что-то странное.

Связанно ли это странное с исчезновением Наставника или нет, сказать было трудно. Но то, что это странное действительно присутствует, и то, что это странное заслуживает внимательного исследования, – было абсолютно ясно.

ЭТО странное, было….., нет ОНО вызывало ощущение…, хотя скорее ЭТО было….., или…

Невозможно было даже описать что ЭТО было такое. Можно сказать, что это проявлялось как некая…., даже не сила, а скорее Воля. Но Воля эта была настолько отлична от всего привычного и понятного для обычного человека и даже мага, что никто кроме Малыша с его безграничными способностями, не был способен ее заметить.

Обладала ли эта Воля разумом? Если и да, то этот Разум тоже был настолько отличен, что оставался практически непроницаем, даже для разума Малыша.

Лишь несколько видений, мелькнули у него в голове, когда он чудовищным напряжением всех своих сил, смог лишь слегка, лишь на глубину комариного укуса, пробиться к этому Разуму.

… И сразу же понял, что делать это бессмысленно, потому что приоткрывшееся ему в этих видениях, было абсолютно чуждым и непонятным даже для него. А еще, он ощутил древность этой удивительной Воли. Причем древность эта была настолько древней, что по сравнения с ней тот мир в котором Малыш приобрел жабры и спинной плавник, был просто новорожденным младенцем.

Когда Малыш рассказал об этом Верховному, того страшно взволновала эта новость. Он забросал его вопросами, не давая возможности толком ответить на них. Но Малыш не только не осадил Верховного, напротив, старательно, как прилежный ученик попытался ответить на каждый вопрос максимально точно, и не упускать мельчайших деталей. Он чувствовал волнение Верховного, и отнесся к вопросам с максимальной серьезностью.

Наконец Верховый иссяк. Он задумался на долгое время, после чего задал последний вопрос, – «Скажи-ка, … О Великий, – как ты думаешь, ЭТО, было здесь всегда, или появилось недавно?).

– Мне кажется, что Это было здесь всегда… , – но проявилось недавно. Ведь когда я оказался тут в первый раз, перед Последней Битвой, – я ничего подобного не почувствовал и не заметил. Конечно, – тогда я был еще не так опытен, да и не искал что-то подобное.

Но ведь и потом, когда я в поисках Наставника, дни напролет кружил по этим холмам вслушиваясь в каждый камень, – ничего подобного я не почувствовал.

А сейчас, – стоило мне только здесь появиться….., как словно бы холодок пробежал у меня по спине.

– Значит появилось недавно… Но почему тогда ты сказал, что это было здесь всегда?

– Потому что я чувствую это. ОНО словно бы спало, спало бесконечное количество тысячелетий, но потом, внезапно пробудилось. Но ты что-то знаешь про эти места?!?!

– Что-то, про эти места знает любой маг, получивший нормальное образование. Помнишь почему мы с Отступ…, прости с Наставником, назначили здесь Последнюю Битву?

– Припоминается что-то про Древние Могилы, и про какие-то легенды…..

– Вот именно! Легенды! Легенды, и не более того. Все маги знают что эти места очень необычные, будто бы именно здесь в наш мир пришла Магия. Будто бы…. Впрочем, бессмысленно перечислять тебе все, что успели насочинять про эти места. Если ты хочешь быть в курсе, я буду рассказывать тебе по одной легенде в качестве сказочки на ночь. За пару лет, – расскажу все, что сумею вспомнить. Но теперь у нас есть дело поважнее…

– Искать Наставника!!!!!

-….. Ну да…., Наставника…., в смысле искать. Но для этого нам сначала нужно…..

В этот момент, Малыш снова перекрыл вентиль, оставив Украин…., то есть Верховного без энергии. И тот сразу это почувствовал. И сразу понял, – за что это его так. Но Верховный, не был бы Верховным, если бы и в этой безнадежной ситуации, не попробовал бы поюлить и повыкручиваться.

– За что, О Великий?

– Ты снова хочешь обмануть меня. И вместо поиска Наставника, собираешься моими руками обуздать и подчинить себе эти огромные и страшные силы. Попробуй сказать что это ни так!

– Ну да, это так. Но это и не совсем так. Ведь так как …….., а когда мы…… потому-что……

– Ты опять врешь. А я устал от вранья. Сейчас твои мысли мечутся как белки во время пожара, так что даже я не могу уследить за ними…., а тебе даже и пытаться не стоит. Но стоит им только не секунду остановиться, чтобы сложиться в очередной ответ, – я твердо буду знать, что ты мне врешь!

– Хорошо! Я буду говорить тебе чистую правду. Как бы тяжело и непривычно мне это не было. – Я не знаю как искать твоего Наставника. Если даже ты ни нашел никакого следа, то и мне это сейчас не под силу. И даже если ты закачаешь в меня безграничное количество своей энергии….. вряд ли мне удастся обнаружить больше, чем смог обнаружить ты. А это означает только одно, – либо твой Наставник мертв, либо изменился настолько, что все попытки отыскать его обычным способом, становятся бессмысленными.

– Так что ты предлагаешь? Или ты думаешь, что Наставник мертв?

– Не знаю. Хотя в том, что он мертв, у меня есть определенные сомнения. И главный повод для этих сомнений, – тот факт, что ты занимаешься его поисками.

Судя по твоим рассказам, у вас была очень близкая эмоциональная связь. Как у отца с сыном. Маг твоего уровня почувствовал бы смерть такого близкого для себя человека. А раз ты уверен в том, что он жив….., то как минимум, можно предположить, что он не мертв.

– Тогда почему я не могу его найти?

– Потому, что тот дурацкий Удар, что вы устроили…. Что стало с твоим Наставником, после него? Конечно, он то к Удару был готов, и наверняка предпринял какие-то меры защиты. Но мог ли он предвидеть подобную Мощь?

А бил он по самому уязвимому месту каждого мага, – способности чувствовать Мир. А ведь чем сильнее маг, тем более восприимчив он к подобному Удару. Уцелели лишь самые посредственные, да и то, лишь те из них, кто находился достаточно далеко от места. Твой Наставник, – посредственностью не был. Так что, сам понимаешь…. Он мог потерять свои способности, мог сойти с ума, потерять память…. И если он и бродит где-нибудь по свету в таком виде, – найти его будет сложнее, чем иголку в стоге сена.

– Значит ты думаешь, у нас нет шансов его найти?

– Я думаю у нас не достаточно сил и знаний, чтобы найти его сейчас. Но у нас есть уникальная возможность приобрести эти силы и знания…. И было бы глупостью ими не воспользоваться!

– Ты опять за своё?!?!

– Не нравиться, – предложи что-нибудь другое. Можешь летать зигзагами над всей землей, морями, лесами и океанами. Можешь обнюхать каждую травнику в степях, и каждую песчинку в пустынях, загляни под каждый камень в горах и упавший листок в лесах.

В конце-концов, – время на это у тебя есть. Ты вполне спокойно можешь потратить на поиски пару тысячелетий. Если я что-нибудь понимаю в магии, – ты столько проживешь. Вот только, – проживет ли столько же твой Наставник?

Но вместо этого, ты можешь поступить по-умному…., сделать так, как я говорю!

– Хорошо. Я поступлю так как хочешь ты. Но сначала, я пройдусь по всем местам, где мог оказаться Наставник. И буду делать это снова и снова.

– Это вполне разумная мысль. В свободное от изучения этой древней магии время, – ты вполне можешь заниматься поисками своего Наставника.

– Вот спасибо за разрешение. Только изучением этой древней магии, я буду заниматься в свободное от поисков Наставника время…. Если ты конечно не возражаешь?!?

Верховный, возражать не стал. И у нашего Малыша начался новый этап жизни.

Поскольку этап этот был посвящен изучению дисциплин, даже для самого Автора, малопонятных, – мы не будем заострять на нем внимание нашего глубокоуважаемого читателя. (Чтоб не сбежал). Скажем только, что все свободное от поисков Наставника время, наш герой посвящал изучению того Нечто, что существовало на Древних Могилах. И что преуспел он в этом, не намного больше, чем в поисках Наставника.

И тем не менее, этого «не намного», хватило для того что бы после нескольких лет поисков и попыток, в один прекрасный, или ужасный миг, этот странный Разум, или…., (да нам то какая разница?), – пошел на контакт с Малышом.

Правда понятие, – «контакт», тут стоит употреблять не просто в кавычках, а в очень больших и жирных кавычках. Поскольку данный «контакт», скорее напоминал контакт человека с пойманным им забавным жуком, которого он держит за хитиновый панцирь, раздумывая, то ли оторвать этому чуду лапки и крылышки, то ли отпустить на свободу.

Если кто еще не понял, – то в роли жука выступал наш «О, Великий и Всемогущий».

И если бы не его удивительная сила, и закалка приобретенная в странствиях по странным мирам, то скорее всего закончилось бы это весьма плачевно. И даже не потому, что Это было настроено враждебно, или питало какие то злые намерения, нет, просто Это было настолько огромным, и настолько чуждым всему что знал и понимал Малыш, что его слабый и неокрепший мозг, превратился бы в какую-нибудь переваренную кашу.

Но все же, постепенно, шаг за шагом, Малыш постигал сущность Этого. Правда чаще всего, приобретенные знания просто не возможно было применять, настолько чужды они были этому Миру. А когда он попытался передать их напрямую в мозг Верховного, тот для начала потерял сознание, после чего приобрел привычку заикаться и весьма двусмысленно подмигивать левым глазом.

Все это было прекрасно и замечательно, (особенно душевные и физические травмы Верховного), но ни на йоту не помогло в поисках Наставника. А поскольку последние время, Малыш как-то начал больше уделять времени на решение задачи ЭТОГО, чем на поиски, – то нахождение Наставника удалялось на все более и более неопределенное время.

И вовсе не потому что он забыл про своего Наставника. Просто общение с ЭТИМ, забирало у него столько сил, что ни на что другое их уже не оставалось. Ему даже пришлось частично подлатать дыру в ауре Верховного, чтобы не тратить свои силы на подпитку этого, что там греха таить, – паразита. Ибо как еще назвать прилипшего к нашему герою и жившего за счет его энергии субъекта?

Хотя если говорить начистоту, Малыш даже отчасти привязался к этому вечно недовольному, сварливому субъекту, то лебезящему перед ним, то вдруг начинающему отдавать приказы. И хотя в последнее время реальной пользы от него было не много, тем не менее он был полезным и занятным. Говоря проще, – Верховный стал чем-то вроде гибрида школы и шоу-бизнеса. И Малыш слушая не лишенные занимательности рассказы своего нового друга, поневоле набирался полезных знаний.

Верховный мог часами рассказывать про устройство вселенной, или о фундаментальных принципах магической науки, знал много полезной информации о разных землях и народах на них обитавших. А заодно поделиться практическим опытом, по части предательств, изворотливости, подлых уловок, и коварства.

В чем-то он был полным антиподом Наставника. Ему нельзя было доверять. Он всегда был готов ударить в спину. Но именно этим он был интересен Малышу, ибо давал ему совершенно противоположное представление о мире, чем то, которое тот получил от Наставника. Не то что бы Малыш проникся идеями Верховного. Но……

И наконец, Малышу просто было бы одиноко и тоскливо, без собеседника. Особенно после сеансов общения с ЭТИМ, таким огромным, чуждым и недоступным пониманию. После этих сеансов, как никогда тянуло пообщаться с тем, чьи мысли и побуждения были понятны и в чьей душе читалось как в открытой книге.

Да и сам Верховный несколько переменился. Вместе со своим всемогуществом, он потерял и изрядное количество злобы и алчности. На место которых, пришло….., (ну если бы это не был Верховный, то автор употребил бы понятие «ворчливое добродушие»).

Он хоть и не отбросил идеи когда-нибудь воткнуть нож в спину Малышу, (о чем тот естественно знал), но это как бы отодвинулось на второй, а то и третий план.

Да и вообще, когда отпала необходимость поддерживать репутацию Великого и Ужасного, когда больше не требовалось цепляться за власть, подозревать всех и вся, интриговать, уничтожать возможных или мнимых соперников……, он, через какое-то время, был вынужден признаться себе самому, что теперь дышит свободнее.

Хотя тоска по прежнему могуществу не покидала его, но в глубине души он начал робко признаваться себе, что может быть та жизнь, которую он вел последние полтысячелетия, была не настолько уж счастливая, как это ему казалось. Что можно жить и по-другому, и это тоже будет жизнь……

Да такие мысли захаживали в голову Верховному. Хоть он их и гнал. Но они нет-нет, но пролезали в его мозг.

А пока наш, некогда Великий и Ужасный, больше всего интересовался жратвой и комфортом. Он даже приставал к Малышу, что бы тот применил свое могущество, для благоустройства их жилища. Но тот отказывался. Во-первых, чтобы не баловать старого засранца, а во-вторых….., в данном случае хватало и «во-первых».

Так он и жил, деля время между поисками Наставника, и экспериментами с ЭТОЙ силой. А ЭТА, кажется начала понемногу приспосабливаться к общению с Малышом, и даже, все чаще, стала опускаться, до своеобразных сеансов связи с ним.

Малыш тоже понемногу приспосабливался к общению с подобным непомерно огромным ЭТИМ. Это уже не отнимало у него столько сил, не вызывало приступов тошноты, головной боли и панического страха. И даже когда ОНО обратилось к нему…… с просьбой, прозвучавшей скорее как приказ, или как команда дрессированной блохе, он не только не упал в обморок, (что несомненно бы произошло еще пару недель назад), но даже смог собраться и выставить встречные условия.

К его большому удивлению, эти условия были приняты без особых проблем, вероятно, (как он понял после долгих раздумий), из-за их ничтожности. И договор между жалким и ничтожным Величайшим Магом Человечества и ЭТИМ, был заключен. Так что Малышу осталось только подождать некоторое время, пока ОНО не выполнит свою часть договора.

Наконец то он получил возможность отдохнуть от своих мучительных трудов и просто дожидаться Наставника.

Быстро сказка сказывается, да не быстро дело шьется….

По Договору с ЭТИМ, (если это можно называть договором, и если с ЭТИМ, вообще можно заключать договоры), – одна из высоких договаривающихся сторон в лице Великого и Ужасного мага по кличке Малыш, (в дальнейшем просто Малыш), должна начать исполнение принятых на себя обязательств, только после того как вторая высокая, (а также безгранично Огромная и несусветно Великая), сторона, (в дальнейшем, просто ЭТО) обеспечит встречу первой высокой договаривающийся стороны с неким индивидуумом, (далее – Наставник), соответствующим определенным параметрам и характеристикам личности, кои вторая договаривающаяся сторона считала из мозга первой договаривающийся стороны. При этом в договор было внесен пункт, (боже какой бред, – они ведь даже не словами общались!), что за то время, пока первая высокая договаривающаяся сторона не имела контактов с данным индивидуумом, в личностные характеристики последнего, могли быть внесены коррективы и изменения. (О чем впрочем, вторая высокая договаривающаяся сторона высказалась в духе, «да пофигу мне ваши мелкие трудности!», (примерный перевод с …. ЭТОГО на русский принадлежит автору)).

К сожалению, Малыш, будучи не столь искушенным в переговорах с великим, необъятным и всемогущим, (в отличии от Автора, который частенько разговаривает сам с собой), – не обговорил характер и методы обеспечения вышеозначенной встречи, полностью отдав инициативу в данном деле на разумение ЭТОГО. А ЭТО, вместо того, чтобы указать место пребывания Наставника на данный момент, почему-то, (да кто их поймет, этих ЭТИХ), почему-то решило доставить искомого субъекта непосредственно к Малышу. Что и делало с неторопливостью существа, (Если ЭТО, было существом), неподвластному понятию время.

Так что проторчал наш Малыш на поле Последней Битвы, примерно так…… Ну где-то от разборок Седого с бароном, и до того момента, когда троица наших героев все-таки приехала на поле Последней Битвы,

Так что можно сказать, что долгожданная встреча почти всех Героев нашей книги, – практически состоялось.

Правда состоялась отнюдь не так, как могла бы состояться подобная встреча в финале затяжного сериала.

Никто не бросался друг другу на шею, не лил слез радости, и не демонстрировал счастливому папаше их пухлого младенца. И даже родинки на заднице, в форме схемы бомбейского метро, никто из разлученных еще в утробе матери братьев, так не сверил, поскольку в родстве наши герои вроде и не состояли, да и родинок таких у них не было.

Да они вообще поначалу и не узнали друг друга. Особенно Малыш, который вообще чувствовал людей совсем на другом уровне. Ну он конечно почувствовал приближение каких-то людей, нагло пробивающихся через поставленный им (по совету Верховного), защитный барьер. Но принял их за каких-то праздношатающихся бездельников и охотников за сокровищами, которым пришла в голову идея пошарить на месте Последней Битвы. Ему тогда даже в голову не пришло, что одним из них может быть его Наставник. Он почему-то ждал что тот, для своего появления изберет какой-нибудь более привычный, (для мага) способ перемещения, а не будет плестись, меся земную пыль и грязь, да еще и в компании с какими-то там людишками. Да и сам Наставник, вернее его аура, настолько изменилась, что Малышу было трудно опознать в этом, почти смертном человеке, своего учителя.

Зато он узнал Седого, и был несколько раздражен его появлением, поскольку не слишком то жаловал убийц и пожирателей друзей своего детства.

А вот зато Верховный, почти сразу опознал своего старого ученика, но особого радушия при этом не проявил.

– А з-з-здорово Отступник, т-т-ты все т-т-таки з-з-заявился… –. – Преспокойно заявил он человеку, который в компании друзей, внезапно заявился к их костерку. И как то странно подмигнув левым глазом, веско добавил – Оп-п-пять хоч-ч-чешь занять мое м-м-место?

– Да ладно, не боись старикан, – сиди где сидишь, и не дергайся. Ты лучше скажи,– сам то ты тут давно ошиваешься и с какой целью, если не секрет? – на правах командира отряда спросил Седой.

– Вот еще, ст-т-тану я отвечать к-ка-ка-какому-то смертному. – (Странное подмигивание), – Я, – самый великий и м-м-м-могущественный маг этого мира!

– Оно и видно, что самый…., местами даже могущественный, – с усмешкой протянул Седой поглядывая на сморщенное лицо и жалкое тело, проглядывающее сквозь обрывки лохмотьев. А скажи-ка……

– Д-д-да ты, – жалкий червяк, хоть п-п-п-понимаешь с кем осмелился заговорить? Может я сейчас и не……., а впрочем что тебе объяснять, м-м-м-мразь недостойная лизать мои ботинки. К-к-к-ак ты вообще смеешь стоять в моем присутствии и смотреть мне в глаза? Немедленно пади на колени и уткни свою рожу в грязь!

– Ага, прямо сейчас побегу, найду грязь погрязнее и незамедлительно уткну туда свою рожу. А по морде тебе не….. А ладно. По всему видно что у дедушки крыша съехала. – Продолжил он обращаясь к своим товарищам, – Добить бы его из жалости. Да руки марать не охота.

– И правильно, тут судя по всему еще кто-то живет, вон лежанки то две, вот с ним наверное и стоит поговорить. – Рассудительно заметил Кудрявый. – Давай-ка, поставим лагерь чуть в сторонке, а потом пообщаемся.

– Значит вот к-к-к-к-как ты Отступник п-п-п-позволяешь разговаривать своим слугам со своим г-г-господином? Ты наверное……

– Старик, а чё этот, все с тобой заговаривает, знакомый что ли?

– Нет, я его не помню….., кажется.

– Ну да, я с тех пор как сам все вспомнил, начал забывать про твою…., – беду. Извини.

Но может все-таки припоминаешь чего, или чуешь. Ты это, загляни ему в башку-то. Только осторожно, у него там наверное такой бардак, что сам злыдень ногу сломит.

Но исследованию содержимого мозгов Верховного в тот момент не дано было состояться. Так как, около нашей компании внезапно материализовалось новое лицо, причем судя по выражению такового, весьма раздраженное и недовольное. Но это было пол беды. Главная беда была в том, что что-то в этом…., человеке(?), заставило всю нашу компанию насторожиться, да и что там греха таить, – малость испугаться. Это было что-то неуловимое, что проглядывая сквозь облик обычного, тощего парня с едва пробивающейся растительностью на лице, – заставляло усомниться не только в подлинности этого облика, но и в принадлежности его обладателя к человечеству вообще.

– Как вы тут посмели очутиться, – люди, (последнее слово было произнесено так, словно бы являлось жутким оскорблением). Особенно ты? – сказал этот….., неизвестно кто, упорно глядя на Седого.

– А что сразу я? – ответил Седой, борясь со страшным желанием побежать куда-нибудь, желательно очень далеко, найти грязь погрязнее и закопаться туда поглубже, лишь бы не быть испепеленным тем страшным взглядом, которым его собеседник смотрел на него. – Я, то есть мы, просто мимо проезжали, никого не трогали. Если что не так, так мы дальше поедем……

Малыш обвел своим страшным взглядом остальных участников группы. Потом посмотрел опять на Седого…., потом вернулся на других, осмотрел еще раз. Потом внимательно присмотрелся к Старику…..

– Ты…, ты Наставник?! Да, ты, – это он. Но как ты изменился!

– Прости юноша, возможно мы были знакомы с тобой в прошлом, но к сожалению я этого прошлого почти не помню. Так мелкие обрывки……Так что если я не узнал тебя, то…..

– Наставник, это же я, – Малыш!

– Нет, ты не Малыш. – Убежденно сказал Старик. Малыш был……, а впрочем я не помню никого с таким именем, но почему-то чувствую, что ты, это не он.

– Видно я изменился еще сильнее. Но может быть мне удастся вернуть тебе память, и тогда ты, внимательно приглядевшись…..

– Не такое это простое дело, – вернуть Старику память, – вмешался малость осмелевший Седой, кое-кто пытался, да не………

– Наставник, почему с тобой этот?

– Потому что он мой друг.

– Ты дружишь с убийцами?

– А кто в наше время не убийца? Во время своих странствий, я встречал малолетних детей, успевших обагрить свои руки кровью Мне и самому приходилось убивать….., я это чувствую. Так почему мне не дружить с Седым?

– Но он убил ЗАЙЦА!?!?

– Какого Зайца? Зайца я что-то не припомню, Барона помню, сынульку его гада, тоже помню….., еще пару десятков по именам припоминаю. Но Зайца среди них не было. Может только если в битве, или в заварухе какой, когда собственно особенно не представляются, ну так, на то она и битва, что бы убивать. Нет, извини, но человека под такой кличкой, я не помню, но заранее извиняюсь…, – на всякий случай.

– Заяц не был человеком, он был зайцем.

– Это серенький такой, с длинными ушами?

– Да, серенький, с длинными ушами. Ты его убил и съел!!!!

– ………………… Зайца???????????

– Да, зайца!!!!!!!!!!!!!!

– ………………….. Убил и съел???????????????????

– Убил и съел!!!!!!!!!!

– ………………..Ну прости меня. Не знал я что зайцев есть нельзя. Я думал их все едят.

– Так это, – вмешался до сей поры помалкивавший в тряпочку Кудрявый. – Так и я зайцев ел, и вот Старик тоже, да и у вас тут вон заячьи кости валяются.

-……… –Промолчал Малыш, внезапно осознавший что не далее как вчера он кормил зайчатиной Верховного, да и сам малость пожевал…. – Но это был МОЙ заяц.

– Ну да откуда же мне было это знать? – проорал Седой, которого уже настолько достали эти нелепые обвинения, что гнев пересилил чувство страха. Что на нем, – написано было что он твой? Или ошейник на нем болтался? Да я по жизни тысячи зайцев съел. Я их еще когда вот такого росточка был, ловил и ел, ловил и ел, ловил и…….

– Замолчи, я не убил тебя тогда, не стану убивать и сейчас. Но……

– Да пошел ты к злыдневой теще. – Заорал, хватаясь за рукоятку меча вконец опухший от всей этой несуразицы Седой. – Я вообще не понимаю о чем ты мне толкуешь. Заяц какой-то, «не убил тогда». Когда тогда? Меня знаешь сколько раз убивали? Побольше чем я сам убивал. Только видно убивать я умею чуток получше чем умирать. Потому сейчас с тобой и разговариваю.

– Постой….. Малыш. – Вмешался в разговор Старик, почувствовав что этот…. Малыш, сейчас просто испепелит Седого. – Для меня и для моих друзей смысл твоих речей темен и неясен. Возможно ты раньше знал кого-то из нас, или путаешь нас с кем-то, кого знал. И скорее всего мы, или те на кого мы похожи, – причинили тебе какое-то зло. Но давайте не будем делать поспешных шагов, о которых впоследствии пожалеем. Лучше сядем, успокоимся и расскажем друг другу наши истории.

– Хорошо Наставник, из любви к тебе, я пока потерплю этого типа. проходите к моему костру. Есть хотите?

– Ладно уж Старик, обойдемся сегодня без резни. Хотя по-моему, они тут все разумом обиженные. Этот вот себя величайшим магом считаем, а этот вообще……. Зайца съел!

Да, действительно, бестолковая какая-то получилась встреча. Я бы даже сказал, – дурацкая. Но дурацкая, исходя из жизненного опыта автора, означает – жизненная. Потому что в жизни чаще всего так и происходит, – предвкушения события, оказываются куда более запоминающимися и значительными чем само событие.

Так и в нашем случае, долгожданная для одних, и слегка непредвиденная для других участников нашей книги встреча, вместо радости, родственных объятий и всеобщего счастья, – вызвала непонимание и раздражение.

Так что когда высокие встречающиеся стороны, все-таки уселись у общего костра, – все они чувствовали себя неловко.

– А у вас тут эта, – камень горит.– Слегка удивленно произнес Кудрявый, когда все участники этой высокой встречи, наконец-то уселись у костра.

– Да горит…, – довольно враждебно высказался Малыш. – И что?

– Да нет, нет, – ничего. Я просто так….., – поделиться хотел.

Последовала долгая и напряженная пауза

– Слышь Кудрявый, – обратился к своему другу Седой. – Давай-ка, свари свою знаменитую кашу, а то тут похоже, окромя жареных камней лопать нечего.

– Да это я запросто, можно сказать с большим удоволст…– начал было Кудрявый обрадованный возможностью хоть как-то разрядить грозовую атмосферу. Но в тот же момент, словно бы из воздуха перед ними образовалась огромная гора самой разнообразной еды. –…. Ну можно и так. – Окончил он свою речь с некоторым унынием.

Пауза продолжилась. В ставшей внезапно невыносимой тишине раздавалось лишь хруст, чавканье и причмокивание Верховного, который ничуть не тяготясь создавшейся обстановкой, приступил к трапезе.

Наконец и Старик, словно бы сделав над собой какое-то усилие взял из груды наваленных перед Седым заячьих туш, – одну, не то зажаренную, не то запеченную, оторвал от нее ногу и начал есть.

Несколько минут два мага ели в полном молчании, затем к ним присоединился Кудрявый, тоже, с некоторой опаской, взяв зайчатины. А потом уже и Седой, с явной демонстративностью подгреб к себе сразу несколько тушек, и начал грызть их преувеличенно смакуя, с вызовом глядя в глаза Малышу.

И столько непомерного нахальства было в этом взгляде, что Малыш не выдержал. Он схватил огромный, размером примерно в три свои головы валун, служивший источником огня и проглотил его одним странным, непонятным, но весьма пугающим движением. После чего с не меньшим вызовом уставился на Седого.

Тот несколько секунд осмысливал увиденное, потом героическим усилием воли подтянул отвисшую челюсть на место и произнес, – Что за манеры жрать в одно горло? В приличном обществе вообще-то принято делиться. Я может тоже хотел кусочек!

После этих слов, всех остальных участников застолья, не участвовавших в явном противостоянии этих двоих, – скрутил гомерических хохот.

Седой демонстративно не смеялся, ибо помнил еще со времени занятий с Многоликим, что хороший шутник не смеется над собственными шутками.

Малыш тоже не смеялся. Он понял шутку Седого, но не оценил. Он вообще не умел ценить юмора, особенно человеческого. Зато он оценил смелость, сообразительность… и вообще, – силу личности шутника. И в общем-то пришел к выводу, что данных представитель людишек, ему можно сказать что нравиться. Ну то есть, – вызывает меньшее отвращение чем остальные представители того же вида.

Он бухнул на место старого съеденного валуна новый камень, зажег его и сказал с некоторой добродушной издевкой, – Угощайся.

– Да уж нет, спасибо. Этот еще не прожарился, а сырыми я брезгую. Я уж лучше съем-ка этих вот, (а нет, это ж перепелки), лучше вот этих птичек. А вы всегда так питаетесь, или это по случаю нашего приезда?

– Всегда.

– Ага. А сами то давно в этих краях обитаетесь?

– Четыре года.

– А с какой, если не секрет, целью?

– Ищем Наставника, вот его.

– А чего это вы его ищете здесь, если он…., ну в общем-то, так сказать обретается в других местах? (Реплика Кудрявого).

– Потому что здесь мы расстались. А поиски в других местах не дали результатов.

– А вы, извиняюсь, Старику кем приходитесь?

– Кажется он мой бывший ученик…, друг… и почти что сын. Я кажется вспоминаю его.

Но как же ты изменился Малыш. Ты стал…., таким…., отличающимся от… даже магов.

– Это долгая история Наставник. Я расскажу тебе ее…, позже. Но как ты сам…., тоже изменился.

– Я мало что помню о своем прошлом… Со мной что-то произошло и я потерял память. Иногда мне это даже кажется благом. Но очень часто вызывает боль. Вот как сейчас, когда я чувствую что должен помнить тебя, …… но не помню.

– Т-т-так т-т-тебе и н-т-тадо, за т-то что т-т-ты сделал со м-м-мной и моими п-п-планами. – Внезапно подал голос Верховный. – Это же надо, – Я п-п-почти п-п-победил в той войне, вот-вот ст-т-толечко отделяло меня от п-п-полного триумфа и т-т-тут ты со своей дурью…..

– Не знаю чем я обидел тебя, но наверное, – прости. Хотя почему-то мне кажется….

– Незачем извиняться перед этим. Как бы ты плохо не поступил с ним, – он это заслужил. Хотя, что я тебе рассказываю, ведь ты Наставник, знаешь его куда лучше чем я.

– Но я его не помню. Прости уважаемый, но может быть ты напомнишь мне кто ты, и при каких обстоятельствах мы познакомились?

– Д-д-да ты с-с-совсем оборзел Отст-т-т-тупник. Это же Я Высший Иерарх Школы Трех Колец, – Верховный Учитель! – Последнее предложение он произнес с гордо поднятой головой и даже без единой запинки.

– Но ты не…. А впрочем…. Ты стал таким…….

– Ничтожным, – ты это хотел сказать?

-……– Прости, но да! Как это случилось?

– Т-т-ты что, и вп-п-прямь этого не п-п-помнишь?

– Нет.

– Ну так и мучайся неиз-з-з-вестностью, я тебя п-п-п-росвещать не соб-б-бираюсь.

– Я расскажу тебе обо всем Наставник. По крайней мере о том, что я знаю. А потом мы поработаем с твоей памятью…..

– Так ты хочешь сказать, – что ЭТА штука до сих пор здесь? – Удивленно сказал Седой, после того как Малыш закончил свой рассказ.

– Она была здесь всегда, – по крайней мере, – по понятию человечества.

– А что ей от тебя надо?

– Я должен найти несколько Артефактов, сложить их в определенной последовательности, и сотворить заклинание.

– А что будет?

– Это мне не интересно. Да и тебе тоже это без разницы….

– Вот тут, ты Малыш не прав. – Подключился к беседе Старик. – Если ЭТО, действительно столь огромно как ты говоришь, то последствия этого заклинания могут быть катастрофическими. Что это за заклинание?

– Я в общем-то так и не понял, кажется что-то связанное с разрыванием, взламыванием, или уничтожением чего-то что сдерживает что-то или нечто.

– Вот жопой чую, что эта штука хочет отсюда удрать. – Внезапно даже для самого себя сказал Седой.

– С чего ты это решил? – удивленно спросили остальные участники беседы.

– А вот чую и все.

– Просто ты в последнее время привык удирать, вот тебе и кажется…. А ЭТОМУ с чего и куда удирать? – осторожно высказался Старик.

– Ну да хотя бы туда, где этот вот, – Малыш болтался, – в другие миры. А с чего….? Ну может дела у него там, мне то откуда знать, я с НИМ не разговаривал.

Все, почти одновременно, вопросительно посмотрели на того, кто с НИМ разговаривал.

…..– Я не знаю, я об этом даже не задумывался. Мне предложили сделку, я согласился и намерен выполнить свои обязательства.

Но возможно в словах Седого есть свой резон. ЭТО существо не принадлежит к нашему миру, ему здесь слишком тесно и возможно ОНО хочет отсюда вырваться. И я ЕМУ в этом помогу.

– А как оно вообще здесь очутилось? – спросил Кудрявый. А потом словно бы чего-то засмущавшись торопливо добавил. – Я вот о чем думаю, –Кого попало ОНИ на цепь не сажают….

– Да и Злыдень с ними. Нам то какое дело до ИХ разборок. – Бесшабашно высказался Седой, который вообще мало задумывался об этической стороне своих и чужих поступков.

– Ну во первых, – если ЭТО, какой-нибудь ИХНИЙ душегуб, то как бы освободившись, он у нас тут дел не натворил. Во-вторых, те кто ЭТО на цепь посадил, могут быть не очень довольны тем, что мы его выпустим…., и как бы тут по шее не получить. А в третьих, – вспомни, кого из ИХ, (указал он на небо), компании в последнее время на цепь сажали.

-….. – Ты о чем? ….. – Ты думаешь что ……. Да Злыдень тебя побери, это же все сказки, неужто ты им веришь?

– Вот именно, что Злыдень. А веришь или не веришь, – дыма без огня не бывает….

– О чем это они, – спросил у Старика Малыш, который был абсолютным профаном в человеческих легендах и предрассудках.

– Ну у людей есть легенда о битве добрых и злых богов. Добрые в результате победили, и заключили самого злого бога, так называемого Злыдня, кажется в какую-то пещеру, приковали там цепью и завалили вход… . В общем, что-то в этом духе.

Остальные злые боги были недостаточно сильны, чтобы вызволить своего главаря и обратились за помощью к людям. Когда Зла на земле станет больше чем Добра, оковы спадут, Злыдень освободиться и установит свое царство Зла.

– Вряд ли ЭТО, ваш Злыдень, вы для него слишком мелки, чтобы он вас вообще заметил. И вообще, – я бы не слишком доверял человеческим легендам. У этих бестолковых людишек и легенды столь же бестолковые.

– Да, но и у магов есть схожие легенды. Правда они несколько отличаются от людских, не столь примитивные, да и версий и трактовок произошедшего гораздо больше, – но все они сходятся в одном, – в незапамятные времена произошло некое событие, серьезно повлиявшее на дальнейшее развитие мира. И событие это чаще всего связывают с выдворением некоего высшего существа из его сферы обитания в высших мирах, (что это за существо и в каких мирах он жил раньше, – предмет спора многочисленный школ, религий и течений), в более низший мир, (наш ли это мир, или еще более низший, (хотя куда уж ниже), – так же является предметом многочисленных споров).

Некоторое время все участники дискуссии, яростно обсуждали что это было за существо, что за миры и куда уж ниже. Спустя какое-то время наиболее разумные участники диспута пришли к выводу что за неимением должной информации все их ученые споры уподобляются толчее воды в ступе и прекратили болтовню.

Наименее искушенные в ученых спорах участники, которые поддерживали беседу увесистыми зевками, хлопаньем сонных глазок и выражением лиц, типа – («опупели они что ли», и «да когда же это кончится»), так же не стали настаивать на продолжении дискуссии, после чего разговор перешел в более практичное русло.

Тут за дело взялся известный практик Седой, выступивший с короткой но зажигательной речью, в которой кратко описал примерно пять наиболее безопасных, (по его мнению), способов кинуть ЭТО. Затем, он поделился собственным опытом как «затеряться», чтобы ни то, ни ЭТО, ни даже сам Ярл не добрались до участников ученой беседы. Он было начал излагать свое мнение о наиболее благоприятных для «такой» компании способах зажить безбедной жизнью, как был грубо прерван Малышом, причем на самом интересном месте…

Малыш, в выражениях не столь поэтичных и витиеватых как речь предыдущего оратора, – донес до собравшихся мысль о том, что он дескать обещание дал и потому собирается его сдержать, даже если после этого весь мир полетит к Злыдню в пасть. А в заключение, сообщил высокому собранию, что не видит смысла в построении совместных планов на будущее ни с кем, (за исключением Наставника), из собравшихся, поскольку искренне надеется что в этом самом будущем их пути не пересекутся.

Седой, использую несколько более жесткие формулировки, пожурил Малыша за эгоизм и редкостную, как он сказал «непрактичность». (Словом «непрактичность» он заменил куда более веское выражение, вовремя вспомнив как его собеседник умеет глотать горящие камни). Из дополнительных объяснений стало ясно, что под «непрактичностью», Седой подразумевает «идиотскую привычку заключать договора с силами о целях и возможностях которых он, (в смысле Малыш), не имеет ни малейшего представления».

В ответ, Малыш заявил, что в данный момент его оппонент сам рассуждает о силах про существование которых узнал только с его (Малыша) слов и следовательно представление о них, имеет еще меньшее. Это во-первых. А во-вторых, судит он о них исходя из собственных убогих, извращенных и недостойных представлений, наделяя ЭТО собственными пороками и устремлениями. А в третьих, – кто он вообще такой, чтобы указывать ЕМУ, (Малышу), что он должен делать?

И вот тут, Малыш впервые в жизни узнал что такое переть супротив коллектива, плевать в колодец и ссать против ветра. На него ополчились все! под яростным градом упреков, увещеваний и не слишком доброжелательных пожеланий он, встречавший с поднятым спинным плавником и растопыренными жабрами такие бури и опасности какие и не снились его хулителям, растерялся и поплыл. Больше всего его убило даже не то что сторону его противников занял Наставник, а то, что там же оказался и Верховный. Кто бы мог подумать что даже этот заматеревший эгоист и маньяк-убийца, близко к сердцу принимает судьбы мира и населяющего его человечества.

Оказаться еще большей скотиной чем Верховным, как оказалось, было более чем неприятно. Малыш вдруг почувствовал некоторые угрызения совести. А учитывая, что до этого момента он вообще не подозревал что у него есть совесть, – с непривычки угрызения показались особенно кусачими. В результате чего дружный наскок наших приятелей принес свои плоды, – у Малыша было вытребовано обещание не предпринимать никаких действий без обсуждения с другими участниками совета. Только дав это обещание он понял в какую передрягу попал и сделал оговорку что свое обещание данной ЭТОМУ, он все равно выполнит, согласуя однако свои шаги с остальными. После чего все пошли спать, благо ночь уже наступила давным-давно.

Следующим утром, высокие переговаривающиеся стороны снова было затеяли ругаться …, но толи они вчера с этим перебрали, толи за ночь страсти и страхи поутихли, но спорить было как-то лень. Да и Малыш успев вспомнить кто он такой и кто такие…, все остальные, – уже был не настроен отступать. Так что, после коротких переговоров было принято решение что Малыш выполняет свое обязательство перед ЭТИМ, и будь что будет. На случай если будет не очень хорошо, вся остальная компания убирается как можно дальше от данной местности. Принять последний пункт Малыша заставил Старик, заявивший что отныне не сделает ни шагу без своих новых друзей.

Вдохновленный столь гладко идущими переговорами Седой даже было предложил свою помощь в добывании нужных для заклинания артефактов, но встретив взгляд Малыша в котором отразилось….., ну в общем отразилось все что мог думать маг такого уровня как Малыш о помощи какого-то там человека.

Осталась еще одна пара нерешенных вопросов; – первый, – возвращение памяти Старику. Второй, – что делать с Верховным.

Что касается памяти Старика, – то Малыш внимательно изучив проблему лишь прикрыл глаза и посидел так несколько минут. После чего встал, и сказал что теперь все будет в порядке.

А вот с Верховным…, – с одной стороны стоило бы его вообще прибить нафиг. Что Седой с Кудрявым весьма приветствовали, а Малыш и Наставник сразу отвергли. Аргументируя тем, что коли ЭТО выполнило свое обещание, то значит своему соединению, они обязаны ценному совету Верховного. Так что «лечение» свое он заслужил.

С другой стороны, вылечить Верховного и оставить его за спиной, было не слишком разумно. Но гуманизм все же возобладал над здравым смыслом и Верховному была дарована жизнь и здоровье. Правда не в полном объеме, а так сказать, не более чем нужно для жизни. Но было ясно, что маг такого уровня как Верховный, со временем, сумеем это исправить и вернуть себе былую форму. Седого утешило лишь то, что этот прежний уровень будет достигнут не раньше чем через пару-тройку сотен лет. Впрочем, вопрос этот для него был не так чтобы очень принципиальным, – просто хотелось ответить на вредность и высокомерие Верховного, соответствующей подлостью.

Солнце едва-едва подкатило к зениту, как все переговоры и последовавшие за ними сборы были окончены.

– Так значит говоришь, – спросил у Малыша, наверное уже в десятый раз за утро, Седой, – раньше чем через пару недель ты эти, как их, – артефакты не соберешь?

– ……………. – раз восьмой за это же утро пренебрег ответом Малыш.

– Ты главное того, – не торопись, ….. и перед тем как начнешь эту свою….., – затею, хотя бы предупреди. Что бы небо на маковку без предупреждения не посыпалось.

– ………. – даже не стал отвечать на это Малыш и с тихим хлопком исчез с места ночлега, переместившись в какие-то, одному ему известные дали.

– Ну и тебе всего счастливого, чтоб у тебя чирей на жопе выскочил. – Подвел итог прощанию Седой и повернувшись к своим спутникам сказал, – Ну что, тронулись?

Все молча кивнули и тронулись, оставив на месте ночлега только Верховного.

Чтобы более не соваться на территорию Ярла, – в земли Союза, наши друзья предпочли протолкаться через многочисленные мелкие баронства и княжества.

– Вряд ли меня там кто опознает, – говорил, больше самому себе, чем своим товарищам Седой. – Не так уж долго я там и служил, а земли эти обширные, да и большая часть войска, сейчас с Ярлом воюет. Ну а если уж и узнают, и может даже к ответу призовут, – повинюсь что не справился с заданием, повинную голову меч не сечет.

Главное ты Старик не дай там в себе мага опознать. Магов там шибко не любят и голову тебе, да и нам за компанию в миг скрутят.

– А там чем займемся? – спросил Кудрявый.

– Да найдем что-нибудь, можно будет вообще в еще более дальние края забраться, благо земля то говорят большая. Да и загадывать нам пока рановато. Сперва надо до тех земель добраться, а потом, еще эту Малышеву блажь пережить. Эх, мало ты Старик своего воспитанника в детстве порол, – дурачком вырос.

– Он вырос таким, каким должен был вырасти. В нем не так много подлости и хитроумия, зато есть честность и преданность друзьям.

– У него что, – и друзья есть?

– Теперь вы его друзья, и что бы там не произошло дальше, вы всегда сможете рассчитывать на его помощь.

– Что-то я в этом сильно сомневаюсь. Он нас только из-за тебя и терпит.

– Ничего, – потерпит. Он вообще у меня очень терпеливый. И не такой глупый как ты считаешь. Кинуть ЭТО, как ты предлагал, возможно было бы куда большей глупостью.

К тому же наше представление о НЕМ, действительно основано только на наших страхах и заблуждениях, и совсем необязательно верное.

– Видишь мага, – жди беды, – это у нас так говорили, – подключился к беседе Кудрявый. А встретишь ТАКОГО мага, как это ваше ЭТО, – жди очень-очень и еще раз очень огромной беды.

– Вот-вот, Кудрявый говорит редко, да метко. Ох чует мое сердечко, – наплачемся мы еще с этим ЭТИМ. Лучше было бы его на цепи оставить.

– Понимаешь Седой, для мага дать обещание…., настоящее обещание, – значит куда больше чем для обычного человека подписать самый страшный кабальный договор.

Для мага вообще понятие «слово», – куда значительнее чем для обычного человека.

– Это еще почему? Типа, – вы все такие из себя честные? Вот уж не поверю. Ведь ты сам рассказывал…..

– Да нет, совсем не потому что мы какие-то там «честные», – просто слово, это наша сила, наше оружие, суть нашей жизни….

…Ты хорошо владеешь оружием, ты никогда не расстаешься со своим мечом. На каждом привале, ты достаешь его из ножен, стираешь с него влагу, проверяешь остроту лезвия, не разболталась ли рукоятка, не появилась ли ржавчина. Сколько раз я наблюдал, как даже идя по нужде в кусты, ты брал его с собой….

– Ну ясно дело, ведь…..

– Ведь это словно бы продолжение твоей руки, часть твоего тела. Без оружия ты чувствуешь себя голым, тебе неуютно и даже немножечко страшно….

Тоже происходит и с магом, если он теряет уверенность в силе своего слова. А сила может ослабеть, если сам маг будет нарушать свое слово.

– Это у вас что, – заморочка типа дворянской чести? Видал я таких, которые из-за всякой блажи чуть ли не в петлю лезли. Я их конечно по-своему уважал, но все-таки считал дураками….

– Нет, тут не то. Ведь я тебе уже говорил, когда рассказывал про магию, что всякое проявления магии совершается посредством слова. Вспомни что я говорил тебе о трех ступенях магии?

– Первая ступень, – аккумуляция запасов энергии. Вторая, – познание законов мира на чувственном уровне, третья – вмешательство в естественный ход событий с помощью заклинания. – Как пописанному отбарабанил Седой, и посмотрел на Старика бессмысленными глазами закоренелого двоечника.

– Да, ты выучил слова, но не понял их смысла. Поэтому ты не маг. Ты смотришь на травинку, смотришь старательно и упорно…, а потом засыпаешь. Засыпаешь потому что ничего кроме травинки не видишь….

– Но я стараюсь….

– Конечно стараешься. Это не твоя вина. Просто ты уже слишком стар что бы учиться думать и видеть по-другому. Ты неплохо научился накапливать энергию. Тут сказывается твоя хорошая воинская подготовка. Эта энергия дает тебе силу и здоровье, но управлять ею, так как делает это маг, – ты неспособен, поскольку не понимаешь сущность слова.

– Да в чем же эта Злыднева сила, объясни ты мне это…., как-нибудь по-простому. Так, что бы я понял.

– Объясни мне «по-простому», как ты прорываешь строй?

Ну это просто, – иду и прорываю. Тут главное завалить первого, самого слабого в строю. Потом ворваться в образовавшуюся брешь и крушить всех вокруг.

– Так просто! тогда почему Кудрявый внимал твоим рассказам сначала с таким недоверием, а потом, когда вы помахались на палках, с таким благоговением.

– Ну это мало кто может. Вот он рот и разинул. Но ведь магов то куда больше. Откуда-то они берутся?

– Их учат, учат с самого детства, пока еще разум достаточно гибок и восприимчив для всего нового. А ты опоздал со своим обучением лет так примерно на двадцать-двадцать пять.

– А Малыш, – опять влез в разговор Кудрявый. – Как так получилось что он превзошел тебя, своего учителя?

– Малыш, – вообще уникальный случай. Когда я нашел его, он был скорее мертв чем жив. До сих пор не понимаю, что заставило меня с ним возиться, вместо того что бы достойно похоронить. Первые два года жизни он существовал исключительно за счет моей энергии. Если бы я прервал подпитывающей его канал, – он не прожил бы и часа. Потом он оклемался, ожил и превратился в довольно шустрого, хотя еще и весьма болезненного ребенка.

Когда он начал приставать ко мне что бы я научил его магии, – я поначалу отказался, поскольку считал что в этом мире итак перебор с магами. Но он был настойчив, да и существует негласный Закон, согласно которому нельзя отказывать тому кто жаждет знания. Я дал ему тоже упражнение с травинкой. За несколько недель, он добился результатов, ради которых обычному ученику приходится работать годами. Это было так неожиданно, что застало меня врасплох. А когда я удосужился проверить, чего он добился, – то ужаснулся. В теле пятилетнего ребенка, – концентрировалось больше энергии, чем у мага высокого уровня. Он конечно еще не был способен управлять ее, но это было только делом времени. Больше всего меня тогда напугало то, что я даже не мог понять ни механизм появления этой энергии, ни способ ее хранения. Она просто была. Пока я раздумывал над этой загадкой, – Малыш успел продвинуться еще дальше. Он самостоятельно овладел такими вещами, которые и мне были не под силу.

Я понял что создал монстра, способного перевернуть весь наш мир с ног на голову. После долгих и мучительных раздумий, я пришел к выводу что должен уничтожить его. Но не смог.

– Почему? Он уже был слишком крут для тебя?

– Потому что к тому времени, Малыш стал для меня большим чем сын для иного отца. У магов вообще редко бывают дети. В смысле у настоящих магов, а не полуобученных знахарей, типа семейки Чудных Магов. Мы вроде как слишком мудры, для того чтобы заниматься подобной ерундой. (Седой осуждающе покачал головой).

У многих есть ученики к которым они испытывают почти отеческие чувства. Отчасти таким учеником я был для Верховного. Но я его предал.

Предал. Поскольку в один прекрасный, (действительно прекрасный), момент пришел к выводу что тот не прав. Мой рассудок принял решение, а чувств, которые удержали бы меня от предательства я не испытывал.

– Да уж и вправду, – такого «папашу» любить не больно то тянет… – начал было Кудрявый, но Старик прервал его.

– Нет, совсем не поэтому. Просто маг должен очень тщательно контролировать свой разум, подчиняя ему все свои чувства и эмоции. Это просто необходимо, как наверное тебе Седой, необходимо отбрасывать все лишние мысли во время битвы.

Так и магу необходимо полностью сосредоточиться на том что он делает, и любое лишнее чувство или эмоция могут все испортить, а то и привести к катастрофе.

Поэтому нас с самого детства учат загонять все свои чувства и эмоции глубоко внутрь, настолько глубоко, что мы иногда вообще забывает что они у нас есть.

– А как же та жажда власти, про которую ты нам столько рассказывал? – спросил Старика Кудрявый.

– Чувство власти, – это один из главных инструментов мага. Что бы совершить даже самое простейшее волшебство, – он должен очень сильно и страстно пожелать этого. Если он сможет сделать это, и если ему хватит запасов энергии, – волшебство произойдет. Но что бы произошло именно то, что он пожелал, ему необходимо очень точно пожелать.

Наверное из-за того, что чувство власти единственно которое маг может себе позволить, – мы и превращаемся в таких……., нелюдей.

– А как же ты и Малыш?

– Я? Ну наверное в семье не без урода. Я смог подняться до достаточно высокого уровня, сумев сохранить в себе толику человечности…. . А Малыш, – это вообще уникальный случай. Я долго пытался понять как он стал таким…., необычным. Наиболее правдоподобное объяснение, это то, что первые годы жизни он существовал за счет моей энергии. Это стало настолько привычным и естественным для него, что когда я прекратил его подкармливать, – он быстро переключился на другой, еще больший источник. Его источником стал весь мир.

Малыш не общался ни с кем кроме меня, поэтому ему даже не пришлось учиться мыслить как маг, он просто перенял это у меня, как ребенок перенимает язык своих родителей. Магия настолько естественна для него, а силы которыми он располагает настолько огромны, что по нашим меркам, – он практически бог. Правда пока он и сам этого не знает.

– А что будет, когда узнает? – обеспокоено спросил Седой

– Хотел бы я это знать, – как-то, очень по-стариковски вздохнул Старик. – Когда я понял с кем, или с чем имею дело, и что я неспособен это уничтожить, – я постарался вложить в него максимальное количество добра, сочувствия и порядочности.

– Получилось?

– Хотел бы я это знать. Он настолько всемогущий, что большинство проблем, решение которых составляет суть нашей жизни для него просто не существует. С одной стороны, – это означает, что он лишен и большинства наших страхов и слабостей, которыми устлана дорога к Злу. Но вот с другой, – это лишает его сочувствия и делает высокомерным.

Раньше, до того как мы с ним потеряли друг друга на Большой Битве, – я еще понимал его и мог контролировать. Тогда еще я точно мог сказать, что сердце его более предрасположено к Добру. Но сейчас он сильно изменился. Я уже не узнаю его. И не понимаю что твориться у него в душе. Все эти странствия по иным мирам, про которые он рассказывал, и годы проведенные в обществе Верховного, – могли повлиять на него не лучшим образом.

– А типа, влезть к нему в голову? – предложил Кудрявый, – ты же это вроде как умеешь?

– Влезть в его голову? – усмехнулся Старик, – я пытался, но не смог. Нет, он не противился этому, просто это было подобно попытке влезть в камень.

– Так что же теперь? Ну в смысле….. Кто он? И что от него ждать?

– Если бы я знал это. Мне остается только надеяться что все то хорошее, что я вложил в него, сохранилось и этого хватит, что бы перебороть тот негативный опыт, что он получил…, в мое отсутствие.

– Ладно, – подвел итог беседе Седой, – будем надеяться.

Дальнейший путь наших друзей был, не сказать чтобы гладок, но по их меркам вполне приемлемым. Никаких серьезных препятствий не возникло на их пути, а мелкие они преодолевали без особых проблем.

Когда они вышли из Гиблых Земель, – их встретил привычный хаос. Вовсю бушевала война между Ярлом и Армией. Причем слухи о ходе этой войны, были настолько противоречивы, что обсуждение их в каком-нибудь кабаке, вполне могло привести к сражению всекабацкого масштаба. Одни утверждали что Армия полностью разгромила войско Ярла, а сам Ярл схвачен и повешен Вождем. Другие утверждали прямо противоположное, – что победил Ярл, а вот Вождь схвачен и его возят в клетке на потеху публике.

Находились даже те, кто утверждал что Ярл с Вождем помирились и теперь объединенными усилиями приканчивают Красного Короля. Этих начинали бить почти сразу, не обращая внимание на их клятвы что они лично видели бунчуки Ярла и Полка Лучших под стенами замка Красного Короля.

Наши друзья поначалу еще пытались по этим слухам выяснить реальную картину происходящего, но потом просто махнули рукой на это дело, когда поняли что даже умение чувствовать ложь, не помогает выяснить правду. Они просто двигались по намеченному маршруту, стараясь по возможности избегать неприятностей, что было не так уж сложно, учитывая способности Старика и самого Седого. Так и очутились они в том самом городе, в то самое время, когда Ярл привез пленного Вождя на встречу со своей судьбой.

– Здорово Малыш, ты чего орешь-то? … Ой, ни фига себе, да кто ж это сделал?

– Тот кто недавно был с вами, я чувствую здесь его ауру злобы и ненависти.

– Да кто ж с нами был? У нас вроде все…., а где Куренок? Да нет, не может этого быть. С какой стати ему убивать Старика, он же его из клетки вытащил….

– Седой, ведь этот твой Куренок, он же Вождь. – Прервал Кудрявый бессмысленное бормотание Седого. – А ненависть Вождя к магам общеизвестна. Видно мы расслабились и забыли про это.

Скажи Малыш, а ты не можешь вылечить его? Ты же говорил что вытащил Седого, после того как почти что убил его. Может и Старика….

– Он мертв уже больше часа. Даже я не могу оживить человека, который мертв так давно. Я могу заставить двигаться его тело, но…. Как вы могли допустить такое?

– Так ведь, кто ж думал. Я ж ведь думал, что Куренок…. А он вот оказывается как…..

На Седого было жалко смотреть. Он по настоящему успел привязаться к Старику и его смерть сильно потрясла его. За последние годы он как-то отвык терять друзей и теперь сильно переживал потерю. И это переживание только усиливалось из-за чувства вины, которое он испытывал из-за того что привел Куренка в их компанию.

Даже Малыш почувствовал это. И проявив несвойственную ему деликатность не стал настаивать на немедленных разъяснениях.

– Ладно. Я появился здесь, только для того, что бы предупредить вас, что начинаю обряд.

Сейчас я вернусь обратно, сделаю то что должен, а потом разберусь со всеми вами.

После этих слов он исчез. Седой с Кудрявым еще несколько минут потерянно бродили по стоянке, все еще не в силах поверить в такую нелепую смерть своего товарища. Потом, Седой бросился по следам убийцы, а Кудрявый остался копать могилу, на случай, если магов хоронят так же как и обычных людей.

Седой вернулся спустя примерно час. – «Удрал сука», – только и смог ответить он на вопрос Кудрявого. – Ушел по ручью. Ну да ничего. Малыш вернется, он его из-под земли достанет.

Примерно через пол часа вернулся Малыш. Он подробно и дотошно выяснил все что знали Седой с Кудрявым о личности убийцы. Потом он на несколько минут словно бы ушел в себя, потом встал…, и упал в обморок.

КНИГА 4

КУДРЯВЫЙ

Стояло то дивное время года, когда природа, словно нерадивая мать, внезапно охваченная родительской любовью, за несколько стремительно пролетающих дней, дарит своими отпрыскам весь свой нерастраченный запас материнской любви.

Тепло прошедшего лета еще согревает землю, а надвигающаяся зима дает прохладу, измученным августовской жарой телам. Во всем мире царит изобилие.

Все что могло вырасти за лето; – от съедобных корешков, до падающих под собственным весом плодов уже выросло, и уже отложилось в кладовых людей и в телах животных. В свою очередь, эти тучные, нагулявшиеся за лето тела, представляют богатую пищу хищникам и не упускающим своего и здесь людям.

Время напряженной летней работы прошло, а зимние испытания еще далеко…

В общем, самое время наслаждаться жизнью, о чем природа ненавязчиво напоминает нам, расцвечивая мир своими самыми яркими красками.

В эту пору, даже в самых черствых сердцах и замшелых душах, вдруг, нет-нет да появлялось щемящее чувство нежной грусти по…., да какая разница по чему? Может по еще одному ушедшему лету? Может по еще одному ушедшему году жизни? Может по листьям, агония смерти которых, окрашивает мир в такие дивные краски? Или может по нашей неспособности видеть и ценить эту красоту во все другие времена? Или по мимолетной скоротечности этой красоты?

Дивное, прекрасное время. Время, когда так и тянет, остановиться хоть на минуту и вглядеться, вслушаться и впитать окружающий тебя мир, и на мгновение растворившись в нем, стать его частью.

И наверное в то ясное утро, многие, из только-только проснувшихся людей так и поступили. Но только единицы из многих-многих тысяч почувствовали произошедшую перемену. Не просто перемену, – глобальное изменение.

Все осталось по-прежнему…. Или почти все.

Небо не упало на землю, горы не рассыпались, океаны не высохли и реки не пошли вспять. Но что-то неуловимое ушло из этого мира. Что?

– Слышь Седой, – чей-то он? – окочурился?

– А я откуда знаю?

– Во блин незадача, – два мертвых мага на нашу голову. Главное непонятно чего Малыш то…

– Сам ты дурак мертвый, – вон видишь, он дышит…., вроде.

– Думаешь? А может это он того, – издыхает так? Ты бы сделал чё-нибудь…

– В каком смысле, «чё-нибудь». Типа, – «добей, чтоб ни мучился», или в смысле, – «окажи первую помощь»?

– Да сделай хоть чё-нибудь. А то я чегой-то нервничаю. Водичкой на него полей….

– Вот сам и полей…

– Не-е, я того, – боюсь. Вдруг он того…, ну в смысле неправильно поймет, обидеться или… Уж лучше ты….

– Ну ты и жопа, друг Кудрявый. Сам ты значит «того», а меня значит можно магу в пасть….

– Да не-е. Я не в том смысле. Просто ты вроде с этими магами…, ну как бы того! Ну типа как бы это сказать, – «по-свойски» с ними значит. А я того. Я их и живых-то боюсь. А мертвых….

– А мертвых-то чего бояться? Мертвый он и есть мертвый, лежит себе спокойненько….

– Это наш брат лежит себе спокойненько. А маги…., злыдень их знает чё с ними после смерти то случается…. Вон Малыш, – откинулся, а вроде как еще дышит.

– Да не откинулся он ни фига. Просто отключился. Типа обморок. Тебя что по голове ни разу не били? В смысле до полной отключки?

– Меня то били. А его то вроде как никто не бил. А он того… . А чего он спрашивается «того», если его никто по голове не бил?

– А вот сейчас он очухается и сам расскажет.

После этих слов, устыженный моими словами Седой, все-таки заставил себя подойти к Малышу и слегка, осторожненько потормошить его.

(Автор должен извиниться, а вернее пояснить причину, столь…, скажет так необычно осторожного поведения наших героев. А впрочем, чего там объяснять? В общем-то, робость наших, далеко не робких друзей, – должна быть и так понятна. До сей поры, Малыш представлялся им чем-то…, всемогущим и неуязвимым. Чем-то, явно не способным, вот так, просто, ни с того, ни с сего упасть в обморок. Это было…, как если бы гора, потревоженная легким ветерком, вдруг вспорхнула со своего места и полетела бы вдаль, кружась и трепыхаясь, подобно упавшему с дерева листу).

От легкого тормошения Малыш не очнулся. Но и молнией не вдарил. Тогда ободренный этим Седой, не особо раздумывая, влепил ему несколько крепких пощечин.

Данная метода произвела свой бодрящий эффект. Веки Малыша затрепетали и открылись с некоторым усилием, открыв взору Седого полные изумления и непонимания глаза.

– Что со мной? – спросил он, причем голос его был таким робким и недоуменным, что даже у Седого не хватило вредности, воспользовавшись ситуацией, вволю поиздеваться над парнем.

– А я откуда знаю? – ответил он. – Ты у нас маг, сам должен знать.

– Что?

– Да вот то самое, – «Что с тобой»! По мне, – так ты просто в обморок упал. Это ничего, бывает. Особенно у баб беременных, (не смог удержаться).

– Почему бывает? У меня никогда ничего подобного не было. Что произошло?!?!

– Э друг Малыш. Ты давай-ка без паники. Без паники, я сказал!!!! – с этими словами, Седой уже видимо без всяких раздумий о возможных последствиях, отвесил страдальцу еще пару хороших оплеух. Процедура опять подтвердила свое право называться «целительной», взор Малыша прояснился и стал малость поосмысленней.

– Спасибо, – сказал он после некоторых раздумий Седому, чем ввел в ступор уже его. (Видно, за долгие годы практики лечебной процедурой типа «оплеуха», это был первый раз, когда пациент высказал благодарность… так явно). – Это было полезно. Это прояснило мой разум. Теперь я могу проанализировать ситуацию. Отчего люди падают в обморок?

– Ну, если отбросить случай с беременностью…, то обычно от хорошего удара по голове.

– Ну, еще бывает от испуга…, или там если того, – понервничаешь слишком. – Как всегда редко, но метко добавил я.

– А ведь и точно. Это у тебя от переживаний, – обрадовался Седой. – Старик то помер, а он тебе по типу отца был. Вот ты и того. – Закончил он уже грустным тоном.

– Нет. – резонно возразил на это я, – Я так не думаю. Если бы он из-за Старика, он бы в обморок сразу бы хлопнулся, как тело увидел. А сейчас-то, сколько уж времени прошло, чего ему сейчас-то в обморок?

– А вот и ни фига. Тогда он на злости держался. Да плюс еще и дело у него там с этим ЭТИМ было не законченно. Это вроде как в битве, – лучших друзей у тебя на глазах убивают, а тебе хоть бы хны. А после битвы….. Вот и он, все дела сделал, расслабился, и на него накатило. Так Малыш?

– Нет. Перед тем как это со мной случилось, я был полон мыслей найти убийцу и наказать его. Подобное состояние не подходит под тот образ, что ты описал. Это больше похоже на тот удар по голове, о котором ты говорил в самом начале. Я чувствовал людей, ударенных по голове. У меня очень похожие симптомы; – тошнота, головокружение, и весь окружающий мир я воспринимаю словно бы сквозь пелену. Но кто меня ударил?

– Это не мы. – Быстро сказал я. – Вот те честное слово не мы. Мы ж вообще перед тобой, шагах в пяти стояли. А долбануть тебя могли только сзади. Правда, мы никого не видели.

– А может это маг какой-нибудь? Типа прикинулся невидимкой…. Это тот паршивец Верховный тебе вдарил. Вот зуб даю, что это он подгадил…., надо было его сразу грохнуть. – Весьма довольный разрешившейся загадкой и удачно переведенными стрелками, Седой присел на ближайший пенек, только сейчас ощутив какими ватными были его ноги последние минут десять.

– Я сказал что мои ощущения похожи на те, что испытывает ударенный по голове человек. Но я не сказал, что меня действительно кто-то ударил. Даже маг бы не смог подкрасться ко мне так, что бы я это не почувствовал за сотни, а то и тысячи шагов.

– Ну, тебе не угодишь. Если наши с Кудрявым догадки тебя не устраивают, – сам разбирайся со своими проблемами. На то ты и маг.

Как ни странно, но Малыш с полной серьезностью отнесся к предложению Седого, и молча просидел углубившись в себя, примерно полчаса. За это время он несколько раз сумел побледнеть, позеленеть, посинеть, и даже приобрести такой немыслимый оттенок, что у нас с Седым, со стороны наблюдавших за этой феерией красок, не нашлось ни одного подходящего слова для описания подобного цвета.

Наконец он подвел итог своим изысканиям, – «Кажется, я потерял способность к магии», – сказал он очень спокойным, и каким-то абсолютно безжизненным голосом.

За этими словами последовало долгое молчание, ибо никому из присутствующих сказать было просто нечего.

К моему собственному удивлению, меня это вроде как даже и расстроило, – «Что, совсем?». – Спросил я сочувственно.

– Ну что-то осталось… Но это на уровне…., простого, слабенького мага.

– Ты что, – влез в разговор Седой, – теперь навроде Верховного?

– Нет. У него просто не хватало энергии, а я больше не способен материализовывать свои желания. И чувствовать я стал намного хуже. Раньше я чувствовал червей и кротов, ползающих под землей, а теперь едва улавливаю вон ту порхающую бабочку. Да и вы теперь для меня стали абсолютно непроницаемые.

– А харчи сотворить сможешь?

Малыш удрученно покачал головой.

– А ты попробуй!

Малышнапрягся, сосредоточился, даже пробормотал заклинание, воздух перед ним словно бы немного сгустился, окрасился как-то по иному…., но ничего не произошло.

– Нет, – сказал он, – Ничего не получается. Я по-прежнему могу взять в себя бесконечное множество энергии, но ничего не могу с ней сделать.

– А может у тебя это временно, – снова влез в разговор я, – ну типа как обычному человеку по башке дать, у него потом ноги трясутся, и он стоять не может. А у тебя вот…………

– А ведь и точно. – Радостно сказал Седой, – нечего свои способности раньше времени хоронить. Давай ка лучше друг Кудрявый, мы ему травок заварим, тех, что нам чудные маги дали. С их ему сразу полегчает. Заодно и пожрем.

А что, предложение дельное. Я сразу раздул угли костра, подкинул дровишек и подвесил котелок. Потом пошел отбирать нужные травки. Травки эти, как мне объяснили чудные маги, действуют избирательно. То есть в смысле в один котел можно забУхать травки и от запора и от поноса. И кто чем страдает, тот от того и вылечится.

Я конечно поначалу сомневался что такое вообще возможно. Но попробовал и оно и впрямь получалось так как надо. Вот бывало после целого дня езды, – заваришь травки от усталости и для сытости и для сна…. У первой кружки один вкус, у второй значит другой, а уж у третьей…, вообще третий. А четвертую тебе уже и пить не хочется, а хочется спать.

Так что выбирая травки для Малыша, я особо не раздумывал, а сыпал в котел все что было. В смысле и лечебного и питательного. Нужная травка сама типа проявится и значитца…..

– На вот выпей, сказал я Малышу подавая ему кружку с заваренным зельем.

– Что это?

– Да травки Чудных магов, что же еще. Мы же тебе рассказывали…..

– Но это не они. Я не чувствую в них магии.

– Так ты же башкой трехнутый. Ясно дело что не чувствуешь.

– Но другую очень слабую магию я чувствую. Даже в самом себе. А это…..

– Ты это, не капризничай, а лучше выпей. Поможет, – значит, поможет, а ежели нет, – так небось не сдохнешь.

Чтобы подбодрить его, я налил себе из того же котелка, и начал смачно прихлебывая пить полученное зелье.

Странно. Обычно чтобы я туда не намешивал, вкус был что надо. А сейчас…. Привкус какой то противный. И вот что-то не то. Обычно уже после первого же глотка появлялся прилив сил и чувство сытости. А щас, вылакал целую кружку, а еффекта никакого.

Хотя нет! Кажется есть!

Быстро вскочив, я бросился в ближайшие кусты, на ходу расстегивая пояс и развязывая завязки портков. Краем глаза заметив, что столь же стремительный маневр предпринимают и Седой с Малышом.

– Ты сволочь лысая чего там намешал? Я по твоей милости ******** корявый, чуть в тех кустах кишки свои не оставил. – Орал примерно так спустя полчаса, бледный, но очень злой Седой. – Ты чего гад творишь? Мало нам неприятностей, так еще и ты тут, со своими шуточками.

– Да какие блин шуточки. Я чё по-твоему совсем дурак? Все я правильно заваривал, как меня Чудные Маги учили. Это травки какие-то не такие. Их небось этот твой кореш сволочной, что Старика замочил, подменил. Наши украл, а это сено к нам понапихал.

Вон Малыш, с самого начала говорил что травки неправильные. Да я его не послушал. Думал блажит с перепугу. Скажи ему Малыш!!!

– Нет. Дело тут не в травках. Травки это те же самые. Но из них ушла магия.

Кажется магия вообще ушла из нашего мира.

– Вот те раз! Да с какой это стати?

– А разве ты не понял Седой? ЭТО! Оно и было источником магии в мире. Но я освободил его. Оно исчезло, и вместе с ним исчезла магия.

– Да не Малыш. Это твое Это, оно конечно…, ну в смысле…, – штука сильная. Но чтобы забрать магию из всего мира….. Может тут просто место такое. Мне Старик рассказывал, что есть места с сильной энергетикой и со слабой. И значит в первом случае…..

– Ты будешь учить магии МЕНЯ? Энергетика здесь не причем. Энергии хватает и тут. Я ее чувствую. Но я не могу управлять этой энергией.

– Так может это оттого, что у тебя в башке от удара чегой-то повредилось. – Попытался я примирить этих завзятых спорщиков. Ну вроде как мышцу там, какую потянул, или связку порвал. У меня так с рукой сколько раз бывало. Да и с ногами тоже случалось, хотя и реже. А как то было дело, шею себе застудил, так вы смеяться будете, – неделю ходил «равнение на лево». А еще случаи бывали……

– Хотите убедиться в моих словах? Сломайте по палке и устройте учебный бой! Вроде того что устраивали на старом месте.

– Зачем это? Магия то тут при чем?

– Попробуйте, узнаете.

Больше для того чтобы потрафить Малышу, я вытащил из груды припасенного хвороста, две подходящие дубинки. Одну взвесив на ладони оставил себе, а ту что похуже и покороче протянул Седому. Тот взял и лениво отошел на подходящее для поединка место.

Весь его вид говорил, что он считает это глупостью. Но уж раз мы настаиваем…..

…Мы и раньше частенько устраивали поединки на палках. Седой пытался сделать из меня такого же крутого бойца, как и он. Но если честно, учитель из него был жутко хреновый. Я бы даже сказал, – жутчайше хреновейший. Основным его объяснением было. – «Это же и так понятно». А все те приемы и «хитрости», о которых он мне вещал с видом деревенского жреца обучающего грамоте крестьянских детей, – были из того же набора стандартных приемов, что я освоил на занятиях по «боевым», будучи еще простым сявкой.

Но вот в одном ему было трудно отказать. Драться со мной, он мог даже с завязанными глазами. Даже с завязанными глазами, и держа в левой руке палку втрое короче моей. И всегда неизменно побеждал.

Вот и сейчас, я встал на позицию, и сделав обманный выпад, ударил Седого будучи твердо уверенным что он, как обычно уйдет в сторону, и даже не оскверняя свое оружие соприкосновением с моим, болезненно ткнет меня ….

…Ну вот, – никогда не удавалось мне понять, куда именно ткнет он меня сейчас. Его движения были настолько неуловимыми и настолько отточенными, что даже мой немалый боевой опыт, пасовал перед ними. (А двадцать с гаком лет войны, за которые я не просто выжил, но и ни разу серьезно не был ранен, свидетельствовали о том, что обращаться с мечом я умею).

Но каково же было наше общее изумление, когда вместо всего вышеперечисленного, моя палка с жутким стуком вдарила Седого по лбу. (Я-то в поединках с Седым никогда себя не сдерживал, будучи полностью уверенным, что как бы сильно и быстро я не бил, мои удары или пролетят мимо, либо будут отбиты).

Ноги Седого внезапно задрожали, и он, не меняя изумленного выражения на лице, рухнул на землю.

– Чей-то с ним – удивленно спросил я.

– Такое бывает если по башке вдарить, или у баб при беременности. – Сухо сказал Малыш, (вот ведь тоже язва на мою голову).

– Да нее. Я не про то. Чего это он мой удар-то прозевал?

– А вот погоди, – очнется, я вам обоим это сразу и расскажу.

– А он не того, – копыта не откинул? Я ж его типа как сильно вдарил.

– Ну ты блин совсем обурел Кудрявый. – Раздался негромкий голос Седого, – Сначала травануть меня пытаешься. Через задницу кишки мне выдавливаешь, а теперь и до башки добрался. Ты че творишь?!?!

– Да че все время Я?!?! – чуть ли не плача проорал я в ответ. – Это вот все Малыш придумал, с ним и разбирайся. А то чуть што, завсегда Кудрявый виноватый!!!

– Седой, тебе же не раз объясняли, что твое невероятное умение драться, – всего лишь разновидность примитивной магии. Говорили?

– Ну типа говорили. И что?

– А то, что коль магия ушла из мира, то и твои умения ушли вслед за ней. Понял?

– А вот и ничего я не понял. Это просто Кудрявому повезло. Это у меня слабость после продриста, что он мне устроил. Ща я только на ноги встану и ему капец.

Он встал и сделав какое-то нелепое движение попытался ударить меня по ногам. Я легко отбил его удар и едва сдержался, чтобы не вдарить в ответ.

– Ты это Седой. Ты охолонись маленько. Тебе после удара оклематься надо. А потом уж мы….

Он не стал меня слушать, а выставив перед собой свое оружие, бросился на меня. Давненько я не видел этаких ухваток. Наверное уж лет…, не припомню скоко. Тогда помнится, прислали мне новобранцев из такой глуши, где и про Великую Войну со Злом никогда слыхать не слыхивали. Вот тамошние новобранцы, примерно так на врага и перли, словно с вилами на стог сена.

… Легко уйдя в сторону, я не удержался и хлобыстнул пролетающему мимо меня Седому по заднице. (Ну не мог я удержаться).

Едва не впечатавшись в дерево он развернулся, и опять бросился на меня в манере деревенского дурачка. Я с легкостью ушел от его удара, но не стал бить в ответ, а просто подставил подножку. Седой растянулся на земле.

… Еще раз десять он пытался атаковать меня. Потом все-таки понял полную бесполезность дальнейших попыток, и остановился со словами, – «Это еще не конец». Видок у него при этом был…, ну навроде того, что был у Малыша когда тот понял что разучился колдовать. Хорошо хоть в обморок не стал падать. Снова.

Мы все трое уселись возле уже почти прогоревшего костра, над которым все еще висел котелок с тем самым варевом, что столь нехорошо подействовало на наши желудки.

Его вид навел меня на мысль, а вернее отогнал бешено мечущиеся в голове мысли и позволил…, ну в смысле….

– А жрать то все равно охота – сказал я, заслышав бурчание в своем желудке. – Травкой то теперь вроде как не наешься. Так что придется кашу варить.

– Ну и вари свою дурацкую кашу, – злобно пробурчал Седой.

– Да действительно, – поддержал его, (и меня), Малыш, – пожалуй, нам теперь придется питаться как обычным людям. Хотя…..

– Ну так я чё, – варю?

– Да хоть жарь, мне то что. – Огрызнулся Седой.

– Да, пожалуй, это стоит сделать…. – вновь одобрил начинание Малыш.

Ну я и сварил. Постарался как можно лучше. А то уж больно понурый вид был у этих двоих. Седой сидел совсем поникший. Малыш вроде как держался. Но я то понимал как много он потерял по сравнению с Седым. Ведь Старик помнится говорил, что Малыш по своим силам и способностям почти что равен богам.

Был равен богам. Упасть с неба на землю, это похуже будет, чем от великого бойца, скатиться до простого салабона.

– А разве вы…, обычные люди всегда едите …, такое? – Вежливо спросил меня Малыш, после того как столь же вежливо, но с явным усилием проглотил первую ложку каши.

-… Ты блин Кудрявый, снова нас отравить хочешь? – заорал на меня Седой, выплевывая в костер то что успело попасть ему в рот.

-…. М*да, – пробормотал я, присоединяясь к Седому, (в смысле плевания в костер), – Чёй-то я не того. В смысле погорячился.

– Ты сволочь лысая издеваешься или чё?

– Да я…………

– Не надо Седой. – Умиротворяющее пробормотал Малыш, – Просто видимо Способности Кудрявого, о которых вы все так много говорили, тоже были основаны на магии и теперь….

– Да нет, тут дело в другом. Я ж просто подумал что теперь и соль будет не такая соленая, и перец не такой жгучий и прочие травки…… Вот и бухнул всего побольше. Ну ее на фиг. Я сейчас новой наварю.

– Да пошел ты…., с твоей кашей. И так тошно….

– Но есть то надо!

Теперь и я почему-то пал духом. Ведь хоть и нашел я объяснение тому как я облажался с этой кашей, а в глубине души у меня все же таилось сомнение, – «А что если и впрямь дело тут в магии? И я теперь с поварешкой, вроде как Седой с мечом».

Оно ведь конечно, умение кашеварить не бог весть какой талант. И сравнивать его с тем что потеряли Малыш и Седой, просто смешно….. А все равно я этим талантом гордился. И даже будучи полтинником, не слишком долго ломался, когда бойцы моей полусотни уговаривали меня взяться за котлы и половник. И никогда не брезговал порыться в каких-нибудь развалинах, на предмет поиска специй или травок. Иной раз найдешь чегой-то, чему и названия не знаешь. Нюхнешь, полижешь, и вроде как сразу понятно становится куда да к чему это дело пихать…………

…… Вот Злыднева Жопа!!!!! Видно и впрямь энтот мой талант значит, магическим был. И тоже значит теперича – тю-тю.

Тут-то волна уныния и тоски, захлестнула с головой и меня.

Наверное с час мы сидели, тупо разглядывая котел с уже остывшей и явно несъедобной кашей.

-…. Вот такие значит какие у нас теперь расклады. – Вдруг хмуро пробормотал Седой, – Старик мертв. Малыш теперь навроде как простой человек. Я…., вообще бесполезный, в плане драки и вообще…. А Кудрявый…, ну кашеваром его теперь даже в самую захудалую харчевню не возьмут. И что дальше делать вообще не понятно.

Тут вдруг на меня накатила такая злость и раздражение, что сдержаться я уже не мог.

Это что же получается? Я тут понимаешь, пляшу как паяц на канате, весь из себя такой понимающий и сочувствующий. И этого пожалею и тому посочувствую. И любую просьбу, чуть ли не бегом…, а они…?

…..Целебный взвар делать, – завсегда пожалуйста. Велели палкой махать, – махаю. Кашу им такую хотел сварить, чтоб они все свои горести забыли, пока ее есть будут….

… Ну да, с этим облажался…. Один единственный раз облажался, и кашу им пересолил. Так они что теперь, до конца жизни меня с дерьмом смешивать собираются? Я им кто вообще, – член отряда, или чучело для отработки ударов?

– А пошел-ка ты друг Седой в жопу. – заорал я на него. – В большую и толстую Жопу, в ЖОПИЩУ, пошел ты друг Седой.

– Сам пошел. – Вяло буркнул Седой.

– Нет, это ты пошел…. Я даже если и впрямь свои способности кашеварные утерял, один хрен, рядом с тобой сидеть и сопли твои сопливые утирать не собираюсь. Ежели я чего раньше умел, то я этому и заново обучиться могу. Могу и обучусь! И любые Ярлы-императоры, еще за честь будут почитать с моего котла пожрякать. А ты сиди тут и ной как прынцесса, взамен трона на ежа севшая.

– Ага, – тоже рявкнул в ответ Седой. – Давай, иди на старости лет в кухаренки, может в черпальщиках раньше гроба окажешься.

– А вот в энтом, не извольте сумлеваться. Мне до гроба еще, как тебе до сявки обозной, – расти и расти.

– Ну и вали отсюда, хрен лысый. – Заорал на меня красный от злости Седой. – Беги давай, до ближайшего трактира, там мальчонка-посудомой намедни околел. Ты его сменишь.

– А вот и побегу. С тобой сидеть, да сопли твои, над своей судьбинушкой унылой, жевать не собираюсь.

И вообще, – достал ты меня. Уж ты даже и не представляешь, как достал. Ходишь тут вечно, корчишь из себя. А как припекло так и……… Видеть тебя больше не хочу, не могу, и не желаю.

С этими словами я вскочил на ноги, молча оседлал своего коня, и не слушая бормотание этих двоих, уехал по дороге.

Оно конечно. Спустя пару часиков, этот мой недавний взрыв мне и самому показался…, ну как бы чересчур резким. Я даже начал было подумывать о том, что бы вернуться к ребятам, и типа как бы помириться.

Но как только представил рожу Седого. Как начнет он важничать да выкобениваться, дескать, – «Ты Кудрявый без меня, самостоятельно и двух часов просуществовать не способен…». Да начнет в этой своей дурацкой манере корчить из себя не пойми кого….

… Нет, в принципе Седой, – товарищ что надо. С ним и в дороге, и в бою можно быть, так сказать, – плечом к плечу. И вообще он мужик правильный. Не продаст и в беде не бросит.

Он вон даже Старика в камере бросить не захотел. Хотя и знал что Старик этот – типа как маг.

Я бы к примеру, наверное предпочел бы лучшее в камере сдохнуть, чем типа как с магом связываться. Какие бы мне это выгоды не сулило.

Ну в смысле предпочел бы тогда, когда я как бы, еще со Стариком знаком не был.

Потому как после знакомства со Стариком, Чудными магами и Малышом, я типа как к магам навроде как…, ну в смысле, – ТОГО. Но ведь это сейчас, в смысле ПОСЛЕ, а тогда….

А вот Седой, он как типа сразу. Пару недель в камере вместе с ним просидел, и типа как уже, – «Без кореша из камеры никуда».

Да, – Правильный Седой мужик!

…Но вот поважничать любит….

…Ну да и хрен бы с ним, ежели б только поважничать. Но ведь он же на каждом шагу тебя носом в твое же гавно норовит ткнуть…..

… Ну да, я к примеру, не в пример хуже его дерусь! (Ну в смысле дрался, теперь то он того….).

И до евоной хитрожопости, мне как пешком до Последних Гор…. Да, до такой подляны, какую он с побегом от Ярла придумал, мне б и за тыщу лет не докумекать. Да и после того, он иной раз такую фигню измыслит, что я только рот разинуть в ответ могу.

И смелости у него поболее моего будет. Вот с тем же Малышом. Как он тогда на него попер то. Когда Малыш его энтим зайцем попрекать начал. Я бы на Малыша и нынешнего бы, ну типа как магии лишенного, так бы рявкать побоялся, (Известное дело, маг – штука темная и опасная). А Седой на него как на салагу распоследнего…..

То есть в смысле как, – важничать передо мною, у Седого право типа как бы было.

Но ведь и я, Злыднев корень, не сопляк какой-то. Я десятком начал командовать, когда мне еще и самому двух десятков не исполнилось. Я в таких передрягах бывал, и в таких боях выживал, что мало кто со мной в энтом меряться может. А с двадцати трех годов я уже в полусотниках ходил. И вся полусотня мне в рот заглядывала, и ежели что не так, – смотрела на меня жалостными глазами, дескать, – «Спаси и не дай помереть, отец-командир».

Да и даже когда я после Магов, во всяких заварухах дрался…. Даже когда простым мечником в отряд приходил. Недели не проходило, а бойцы меня уже выделяли, и уважение оказывали.

Сколько раз бывало какой-нибудь графский прихвостень, полусотником назначенный, пока враг далеко весь из себя поди ж ты ….. А как малость припечет, так весь обосрется, и давай у меня советы выспрашивать, дескать – «Подскажи друг Кудрявый, как бы мне задницу свою уберечь, и от врага и от начальства….».

Так что на старости лет, распоследним сявкой, промеж Старика и Седого оказаться, – мне было малость обидственно. Ну Старик то он того. Он и навроде как Маг, а значит вроде как покруче простого смертного будет. Да и обхождение он понимал, и никогда я от него не то что бы грубости, – даже приказа не слышал. Всегда только просьбы, да с извинениями, да со всякими «пожалуйста, ежели тебя не затруднит…».

А вот Седой, он со мной, – будто я в его десятке простым рубилой служу. Он правда иной раз и со Стариком так же, и даже с Малышом иной раз как с салагой, – однако ж все равно обидно.

Ну да я терпел. Терпел покуда он, и впрямь весь из себя крутой был. Но вот когда он разнюнился и начал меня кашей попрекать…..

… А я ведь кашей-то своей гордился! Я может, им всем в чем и уступал. Но вот так кашу варить как я….

…………. И что же получается, – я из-за каши своих друзей предал, когда их жизнь приперла?! Когда они крутизны своей лишились, и стали вроде как малые дети?

Ох! Ну и гавно же выходит я!!!!

Эта последняя мысля, меня как громом промеж глаз вдарила. Я ж ведь и правда, раньше как-то и не сообразил, что ведь они там оба как малые дети, беззащитные остались. Я ж привык что они то, вроде как крутые, и в чужом попечении не нуждаются. А теперь то выходит я у них одна защита то и остался. А я их……Это же ведь, какая подлость то! Это ж ведь…..

– Эй боец, – куда путь держишь? – вдруг окликнул, видимо меня, чей то голос……..

(обратно)

ВОЖДЬ

….Странно, но воткнув кинжал в сердце Мага, я не почувствовал желанного облегчения и радости.

Он тогда как-то весь вздрогнул, выгнулся, и широко открыв глаза посмотрел на меня.

Странно, ведь было довольно темно. Слабый отблеск почти прогоревшего костра, не столько давал свет, сколько усиливал темноту. И все же ТОТ взгляд, я буду помнить до конца жизни.

В нем не было укора, или злобы. В нем не было даже страха или боли.

В его глазах были ЖАЛОСТЬ и СОЧУВСТИЕ.

Жалость и сочувствие ко мне, – его убийце. И было странное понимание и ПРОЩЕНИЕ.

Он прощал меня. Меня, – своего убийцу!

Потом его глаза затуманились, тело расслабилось и словно бы вернулось в прежнее положение. Он как будто опять заснул.

На пару секунд мне даже показалось что это убийство, было моим очередным бредовым видением. Сном, мороком, ночным кошмаром. Но рукоятка кинжала, все еще погруженного в грудь Мага, убеждала меня, что ВСЕ ЭТО было правдой.

И еще я вдруг понял, что Полтинник, проснувшись не поблагодарит меня со слезами на глазах, за спасение от очередного Магического рабства. Не магические чары держали моего командира в этой компании. И они не развеются вместе со смертью мага.

И когда Полтинник увидит, что я НАТВОРИЛ, Он порвет меня на куски. Порвет голыми руками. И возможно будет прав.

…Но я хотел ЖИТЬ. Хотел жить, как наверное ни хотел никогда ранее.

Ведь ОНА, не пожелала меня убивать. ОНА даже приказала меня отпустить. И ЧТО-ТО, что мелькнула между нами ТОГДА…….

В общем, я надеялся найти ее, и вымолить ее прощение.

А для этого я должен жить.

На какое-то мгновение, у меня даже промелькнула мысль, прикончить так же во сне и Полтинника с этим…, Волосатым.

Но это была слишком подлая мысль, даже для меня. (Что значит, – «даже для меня»?).

Это была настолько недостойная мысль, вызванная страхом и отчаяньем, что я постарался забыть что она вообще посещала мою больную голову.

Осторожненько подхватив свой мешок, и прихватив лежащий чуть в стороне нож Мага, которым он кажется только пищу разделывал, (свой кинжал я трогать почему-то побоялся), – я осторожненько шмыгнул между окружавших поляну кустов, и побежал по едва заметной тропинке. Пробежав так примерно с полчаса, свернул с тропы в лес, и побежал, стараясь придерживаться одного направления, ориентируясь на журчание ручья. Потом побежал по ручью, в противоположную от лагеря Полтинника строну. Спустя несколько минут я вышел на берег, прошел несколько десятков шагов до какой-то груды валунов, а потом вернулся назад, стараясь шагать по собственным следам.

Было еще темно. Но то ли мои глаза привыкли к темноте, то ли все силы организма обострились в борьбе за жизнь, – но в ночной мгле, я видел все окружающее почти так же хорошо, как и в вечерних сумерках. Дойдя до ручья, я побежал в противоположную сторону.

Мой расчет был прост. Убийство обнаружат не раньше, чем часа через три после моего ухода, когда начнется предутренняя смена Полтинника. Конечно, можно надеяться что если я не разбужу его вовремя он проспит до самого утра…. Но зная Полтинника, надеяться на это было наивно. Старый опытный солдат, обычно просыпается сам, тогда когда это нужно.

Но если повезет, то он и проснувшись вовремя, не сразу обнаружит убийство, приняв мертвого за спящего. Но даже если это обнаружится сразу, – раньше утра искать меня в темном лесу будет бессмысленно. А к утру, роса уже чуть сгладит мои следы.

Он возможно, выследит меня до ручья. Возможно даже сумеет определить место, где я вышел на берег. Но догадаться, что мне хватило наглости вернуться…. Он ведь наверняка считает меня прежним салагой Куренком, и даже зная что я был Вождем, – вряд ли сразу сможет сделать правильные выводы.

… А что делать мне, когда я удеру от Полтинника? Ведь Полтинник не единственный кто жаждет моей крови!

Не стоит забывать про Ярла. Да и все его многочисленные прихлебатели будут только счастливы преподнести ему мою голову. Желательно на красивом блюде, с каким-нибудь яблочком в зубах…..

..Я одинокий беглец. Сознательно оттолкнувший от себя единственных людей осмелившихся протянуть мне руку помощи, и вырвавших меня из рук смерти…. Я остался один на один, со всем миром.

И даже ОНА, почти простившая меня, жалкого, грязного, вонючего пленника….

Что Она почувствует, узнав, что я на свободе?

Что Она подумает, увидев меня, гонимого и затравленного, жалко вымаливающего у нее прощение?

Возможно Она, не станет сдавать меня Ярлу…, но будет презирать всю оставшуюся жизнь.

… Пусть даже не презирать….Но прочесть в ее глазах даже жалость, по отношению ко мне. Особенно в условиях, когда я ничего кроме жалости и не буду заслуживать……

НИКОГДА!!!!!!!!!!!

Нет, я должен явиться перед нею в блеске славы и величия. Я буду просить у нее прощения, но не как жалкий беглец, а как……….

Впрочем, все это мечты. Теперь не те времена, когда для того что бы подняться из грязи в князи, нужно было лишь много дерзости и немного удачи.

Теперь, на человека без земель, богатств или хотя бы хорошего войска, – сильные мира сего и глядеть побрезгуют…..

…НО ВЕДЬ У МЕНЯ ЕСТЬ ЭТО ВОЙСКО!!!!!!!!!!

Мой Полк Лучших и Моя Кавалерия! Они не уничтожены и не разбиты! По словам Ярла, они штурмуют земли Красного Короля, от Моего же имени!!!!

Я найду их. Я склоню их на свою сторону. И я………

…И я кажется заблудился! Ведь если этот ручей течет на север, то почему солнце встает прямо передо мной? Как давно я бегу в этом направлении? Когда ручей успел повернуть на восток?

Откровенно говоря, ориентирование на местности никогда не было моей сильной стороной. И это на равнине. А в лесу я вообще старался не отходить от лагеря дальше чем шагов на сто….

….Впрочем, – главное не терять головы. Точно я не помню, но кажется первый день моего бегства из ТОГО города, мы все время двигались примерно на юг. Я правда помню ТОТ день довольно смутно…. Но кажется что все-таки на юг. Потому что солнце первую часть дня светило мне в левый глаз, а вторую, – в правый. Или наоборот?

А потом мы въехали в лес…. А вот в каком направлении мы ехали по лесу?

А собственно куда мне вообще желательно выбраться из этого леса? И надо ли выбираться вообще? Ведь скорее всего, в землях контролируемых Ярлом, по всем дорогам скачут разъезды, с единственной задачей, – поймать некоего беглеца. И в каждом селе, в каждом городке и городе, глашатаи объявили награду за мою голову, снабдив слушающих, подробным описанием внешности. И стоит мне только выйти из лесу……

Так, но если я что-то помню, то это тот самый лес что в народе именуется Проклятым.

А значит северо-западный его край, должен почти вплотную примыкать к владениям Красного Короля. Правда сейчас я, судя по всему, нахожусь как раз на юго-восточном крае леса. А лес это считается малопроходимым. По крайней мере, ни одной приличной дороги через него не существует….

Но уж лучше долго-долго идти пешком по лесу, чем очень быстро оказаться в руках палачей Ярла.

Так что решено, иду через лес. Солнце у нас сейчас на востоке, значит идти надо вон туда и немного левее. Главное помнить, что солнце не стоит на месте, и вовремя засечь момент когда оно перевалит через зенит. Идти по лесу, да еще и без дороги, будет куда сложнее чем по равнине, так что раньше чем через неделю, а то и две, мне к краю леса не выйти.

Спустя пару часов, я вдруг понял что в лесу не всегда видно солнце, к тому же выдерживать прямое направление практически невозможно. Даже если забыть про овраги и завалы, упавшие стволы и непроходимые заросли кустарника, то помехой прямому движению могут оказывать даже обычные стволы деревьев.

А еще я понял, что на одних ягодах, далеко не уйдешь. Правда, пару раз между стволов деревьев мелькнул олень или косуля, а один раз, мою дорогу пересекла целая стая кабанов….

Но вот арбалета, или даже простенького лука у меня не было. Не было даже копья или пики. Вообще, из оружия у меня был только нож.

А есть то уже хотелось….

Впрочем сделать лук не такая уж большая проблема. Ведь что такое лук? Согнутая палка, к которой привязана тетива. Найти в лесу палку не проблема, а тетиву я сделаю из….

Я сбросил свой мешок на землю, и стал рыться в нем в поисках какого-нибудь шнура или веревки. (Кстати, заодно неплохо бы посмотреть, что там у меня вообще имеется).

Д*да….. А собственно чего я ожидал? Ведь строго говоря, это не мой мешок. Это мешок, который был навьючен на мою лошадь.

….Нет, кое-что полезное там было. Вот например одеяла. Целых два одеяла. С такими одеялами проблем с ночевками у меня не будет даже когда выпадет снег.

Или эти вот штаны…. На бал конечно в них не пойдешь, в них даже милостыню просить зазорно…. (Я кажется помню эти штаны. В них был этот, как его, – Волосатый(?), в день Последней Битвы). Но идти по лесу в них вполне реально. Уж по крайней мере, – хуже они уже не станут. Потому что хуже не бывает.

Так, что еще тут полезного, – обломок ножа. Привязать его к палке, и получится, очень убогое копье. Но очень убогое копье, это лучше чем вообще без копья.

Краюха хлеба…. Очень старая, и очень твердая. Зато без плесени, (кажется, ею даже плесень побрезговала). А что, – ее я тоже пущу в дело…. На приманку там какую-нибудь. (Есть то я ее точно не стану, поскольку краюха была в кармане древних штанов Волосатого).

Ржавая иголка, с намотанной на нее полуистлевшей ниткой. Найдена воткнутой в боковой шов штанов. – (У каждого солдата обязана быть иголка с ниткой, это я еще по армии Добра помню).

Деревянная ложка, правда треснутая. Наверняка была дорога Волосатому как память. Поскольку ни для чего иного приспособить ее уже не представлялось возможным.

И собственно говоря, на этом все!

Мешок, который был навьючен на мою лошадь и который я клал под голову во время ночевок, – был мешком с одеялами. Все остальное попало туда случайно.

Хуже всего то, что не было огнива. Как разводить костер без огнива? Как готовить пищу без костра? Пищу, которой у меня все равно нет?

(Эх Большая Шишка, – не ценил я тебя по достоинству, уж если бы ты был тут, проблем с инвентарем у меня бы не было. А ведь я тебя еще и……..).

Не будем о грустном. Не время сожалеть о прошлых ошибках…. Время их исправлять.

Нужен лук. Как всякий дворянин, еще с детства я учился охотиться. Правда, МЫ охотились на лошадях. Егеря загоняли нам дичь, а мы ее……

Но и читать следы меня обучали…. Кажется….. Уж по крайней мере, следы оленя, от следов медведя я отличу. Я правда медведей никогда не видел, поскольку в наших лесочках и рощах они не водились, но медведь…. А кстати, а ТУТ медведи есть?

Да, – нужен лук. И еще копье. Выходить против медведя с ножом….

…А сначала, лучше сделать копье. Это проще. Как там говорил мой отец? – «Главное в копье, это «прямое, хорошо просушенное древко».

Так что первым делом, мне надо найти прямое, хорошо просушенное древко…, к нему я привяжу обломок ножа…, нет, – я привяжу к нему нормальный нож, а обломком буду разделывать добычу.

Я огляделся по сторонам.

Очень странно. Я огляделся по сторонам, и даже прошелся по лесу. Но в лесу не валялось ни одного прямого, хорошо просушенного древка. Какие-то ветки валялись, но им было далеко до понятия «прямого, хорошо просушенного». Большинство вообще было просто каким-то кривым гнильем.

А ведь если припомнить, и раньше, путешествуя по лесу, я ни разу ни натыкался на прямые, хорошо просушенные древки. Следовательно, – в лесу они не водятся, и их как-то изготавливают.

Смогу ли я изготовить это самое «прямое, хорошо просушенное»? – Я даже не представляю, как сушат эти чертовы ветки. И как их делают прямыми.

Вот ведь Злыднево наказание, вокруг полно прямых деревьев, но нет ни одной прямой ветки…..

…Так, а это что? Это дерево. Совсем молодое. И как раз подходящего размера для копья. Вот его то я и срежу. И Злыдень с ним, если оно не будет «хорошо просушенным», достаточно того что оно прямое. В конце-концов, мне с ним не в конную атаку идти, и не вепря добывать. Для оленя или косули сойдет и такое.

…..Оказалось что срезать дерево, даже такое тонкое, что его можно обхватить ладонью, – это тяжкий труд. Я бил по нему ножом, но дерево лишь пружинило, и лезвие не проникало дальше коры.

Тогда я попробовал его пилить. Результат тот же.

Я начал его ковырять и стругать, отщепляя щепку за щепкой. Дело пошло. Но очень медленно. Спустя примерно час я его все-таки расстругал. А заодно и натер на руках кровавые мозоли. А ведь мне еще отрезать верхушку……

И тут мне словно видение ниспослали Боги Добра. – Полтинник. Он подходит к деревцу, примерно такому же, как и это, достает свой нож, (не больше моего), и наносит всего три удара, и оно падает.

Злыдень и его Тёща!!!!! Я ведь мечник, рубить меня учили лучшие инструктора Той и МОЕЙ Армии. Почему же я не могу срубить это проклятое дерево?

Как там делал Полтинник? Он подошел и ударил наискосок. Справа налево, сверху вниз. Стандартный удар. Первый, которому учили в Армии. Второй, – удар под щит, тоже наискосок, но снизу вверх. И третий удар, повторение первого. Все. Дерево падает!

Я подошел к соседнему деревцу. Ударил. Пронзительная боль, от лопнувших мозолей пронзила руку. Но это было неважно, – нож вошел достаточно глубоко, я чуть подвернул его, как нас учили на «боевых», и выдернул из ствола. Нанес удар снизу, – откололась приличных размеров щепка….. В общем, за пять ударов, я сумел перерубить дерево.

(Полтиннику хватало трех). Но самое главное, я понял, КАК это сделать. Дерево надо рубить не поперек ствола, а вдоль, вернее наискосок.

… Мда, а ведь и Полтинник, и Большая Шишка, и даже эта сволочь Одноухий, делали это даже не задумываясь.

…. А мне-то казалось что я уже довольно опытный человек, и в одиночку не пропаду. Возраст то ведь уже на третий десяток лет перевалил. Правда ОДИН, за все это время, я наверное был лишь те страшные несколько месяцев, после гибели моей семьи. Хотя нет, – кажется и тогда обо мне кто-то заботился. Просто я никого не замечал вокруг себя.

…. Ну, – в Армии Добра меня научили, (помимо боевой и строевой выучки), – мыть котлы, стирать барахло за собой и старшими товарищами, таскать воду и …, еще хворост случалось собирал. А в своей Армии я научился управлять людьми, командовать войсками, вести переговоры с другими Вождями. Я брал крепости, я вел войны, но вот изготовлять копья, или самостоятельно отыскивать дорогу в лесу, – этому я так и не научился.

Злыдень меня побери, да ведь я впервые в жизни оказался один! По настоящему ОДИН. Никто не придет мне на помощь, никто не прибежит на мой зов, и не выполнит работу, на которую у меня нет времени. (И которую я считаю ниже своего достоинства). Никто не разожжет костер, не приготовит пищу. Никто не станет караулить всю ночь, охраняя мой сон. И никто даже не вспомнит обо мне, если в этом поганом лесу меня задерет поганый медведь.

…Что медведь? Достаточно подвернуть ногу.., и все! Ни воды ни пищи, – только смерть. Долгая и мучительная смерть, от холода, голода и жажды. А после смерти, никто даже не выкопает мне могилу. Мой труп обглодают звери. И НИКТО, абсолютно НИКТО во всем мире, даже не позаботится о том чтобы разузнать о моей судьбе.

Ну разве что за исключением моих врагов. – Ярла и Полтинника. Они наверное долго будут идти по моему следу. Но спустя какое-то время успокоятся, справедливо сочтя меня мертвым.

А ОНА? Что ОНА? Тот факт что ОНА не пожелала меня казнить, – еще совсем не означает что ОНА меня любит, как я уже успел вообразить себе в своих мечтаниях.

Может быть уже на следующее утро, она пожалела о своем решении, и присоединилась к охотникам за моей шкурой?

А может быть она уже успела выкинуть меня из своей прекрасной головы, как выкидывают воспоминание о чем-то мерзком, и недостойном внимания.

И исправить это мне уже не удастся НИКОГДА.

….Если конечно я и впрямь погибну….

…. А я обязательно погибну, если поддамся унынию. Какое главное средство против уныния и дурных мыслей? – Правильно! – Работа.

Чем больше солдат работает, тем меньше он думает. А чем меньше он думает, тем лучше выполняет приказы, а значит, тем более хорошим солдатом становится.

Так что я, оказавшись единственным командиром и солдатом СВОЕЙ Армии, отдал себе приказ работать.

– Делать копье и не задумываться о всякой *******!!! Это приказ!!! А приказы ВЫПОЛНЯЮТСЯ, а не ОБСУЖДАЮТСЯ.

(обратно)

КУДРЯВЫЙ

-… Эй, боец, куда путь держишь, – окликнул меня чей-то голос.

Я вздрогнул и огляделся. Похоже лесная тропа, по которой я ехал, как-то незаметно, (для меня, растяпы), слилась с довольно солидным трактом. По которому в данный момент проезжал обоз, охраняемый несколькими хорошо вооруженными охранниками.

Один из них, – дюжий мужик, с окладистой бородой, и начальственным взглядом, ехавший на вороном жеребце, меня и окликнул. И судя по этому начальственному взгляду, ждал от меня четкого и вразумительного ответа.

Разворачивать коня, и возвращаться обратно к друзьям, это сейчас самый верный способ получить стрелу в спину.

– Иду куда глаза глядят, – ответил я первое, что пришло мне в голову. И только сказав, вдруг понял, что сказал истинную правду. Правда, не во всем….

– Ну во-первых, – не идешь, а едешь, – сразу указал мужик на мою промашку. – А во-вторых, не нравятся мне такие ездильщики, да глядельщики. Не те нынче времена, чтобы ездить да глядеть. Нынче за такое глядение и глаз можно лишиться, вместе с башкой.

– Слышь мужик. – Начал я вежливо, но твердо. – Я ведь к тебе с расспросами не лезу, что там у тебя в телегах, и куда ты ЭТО везешь. Так чё ты ко мне привязался?

– А то, что не те нынче времена……

– Да когда они ТЕМИ были? – невежливо перебил его я. – Вот скажи ты мне, раз такой умный, – Были ли когда-нибудь эти твои ТЕ времена? Нет, ты скажи, – начал я заводясь и почти переходя на крик, – были они, или не были?

-….Ну, – как-то сразу успокаиваясь, и подъезжая ко мне поближе начал мужик, (видно тема была ему близка), – Так чтобы вот совсем что бы Те, оно конечно не было. Хотя к примеру, еще с год так сказать, или к примеру два назад, – оно конечно, времена то были поспокойнее.

У нас тут тогда Армия такой порядок навела, что даже самому иной раз, с непривычки, тошно становилось. Да только этот Ярл жабий сын, все понимаешь, так сказать тут обгадил, если не сказать – подосрал. И снова пришлось бронь на себя надевать, и руку в дороге, от меча не убирать. Поскольку тут у нас уже типа как власти то и нету, а есть сплошная политика. И ездют тут понимаешь, по дорогам разные жабьи дети, – политики, и все время норовят если не башку проломить, то хоть возы обобрать.

– Это кто такие –то – политики?

– Да мразь всякая. Земли делят. Ну типа как после ТОЙ войны было. Раньше то Вождь, типа как всех в ежовых рукавицах держал. А сейчас……..

– Гавнюк этот ваш Вождь. – Сука редкостная. – Не подумав, сказал я.

– А ты значитца за Ярла стоишь?

– Да и Ярл, – тот еще упырь…. Хотя…..

– Что «Хотя»?

– Служил я эдак с годика два назад у Ярла. Рану получил. Так он меня не выгнал, а на хорошую службу пристроил…. А Вождь твой…..

– А Вождь МОЙ, он тут знаешь ли….. Да откуда тебе знать? Ты ведь Вождя то и не знаешь…..

– Я твоего Вождя, еще вот таким вот сосунком знал. Я с ним на Последней Битве еще спознался. Он и тогда чмошником был, да и потом…….

– Ха, – ну ты и завирать горазд. С Вождем, на Последней Битве, плечом к плечу стоял. Ты может еще и с самим Полтинником, – кореш был, не разлей вода?

– А может и был! А с «Вождем» твоим сраным, я не плечом к плечу стоял, а как раз совсем напротив, мордой к морде. Мы тогда совсем в разных армиях были, и чуть глотки друг-другу не перерезали.

Да только не я, с этим вашим «Вождем», а Я с Полтинником. А этот ваш «Вождь» тогда сявкой был худосочной, и кличка у него была – «Куренок». Я бы о такого и меч бы марать побрезговал. Щелбаном бы прибил.

– Ну ты дядя, видать брехло, каких поискать. – Раздался добродушный голос откуда-то сзади. Я оглянулся и увидел, что вокруг нас ехали уже все конные охранники обоза, да и те что сопровождали возы пешком, явно скучковались поближе.

Это же заметил и их предводитель…

– Чё собрались в одном месте жабьи дети? – заорал он на них, – Хотите что бы вас всех одним залпом накрыли? Я вам деньгу плачу за охрану, или за то чтобы вы байки приблудных бродяг слушали?

– Ну-у-у Нехромой, – Протянул рыжий детинушка, ехавший позади нас на коне такой же рыжей масти, – интересно ведь послушать. Вишь как он круто завертывает, – дескать, «На Последней Битве…, да супротив друг-друга…, да и Вождь у него, – «сявка худосочная», а с Полтинником они кореша закадычные»…. А то ведь все то обычно врут что мол, – «вместе с великим Вождем, плечом к плечу, да магов резали. Он шестьдесят семь штук, одним махом, и я стодвадцатьчетыре двумя…». Скушно слушать. В любом кабаке таких героев по паре будет.

А этот вот, он вона как затейливо завирает. Очень хотца послушать, как же это он с Полтинником корешом стал, ежели к примеру известно всем, что Полтинник с Вождем в одном отряде состояли?

– А вот так и стал, что…………………..

– Так, А ну тихо всем, – заорал Нехромой. И по его голосу сразу стало ясно, что он не шуткует. – Вы жабьи дети пошли по местам. И глядите в оба по сторонам, если хотите до Трехи живыми доехать и товар довезти.

А ты жабий сын, (это он уже ко мне), – байки свои оставь до более подходящего времени.

А сейчас отвечай по-хорошему, кто ты такой есть, и куда едешь. А не то я тебя велю скрутить, да в ближайшем городе властям сдам, как личность подозрительную. А там с тобой долго разбираться не будут. Не те ноне времена!

– Ох напугал-то как….. А впрочем, мне скрывать то нечего, – Кликуха у меня Кудрявый. Был солдатом, а теперь…., а теперь кашевар я. Могу такую кашу наварить, что вы вместе с ней и ложки проглотите, когда их облизывать станете. А еду я…., еду я от войны подальше. Тут у вас говорят более-менее спокойно. Вот я сюда и двинул.

– Ага, сейчас! Дам я тебе для нас кашу варить…. Ты уж лучше жабий сын расскажи, мы сразу от нее подохнем, или ты нам потом, сонным глотки перережешь?

– А я к тебе в кашевары и не набиваюсь. Больно мне надо с твоей артелью по миру шляться. Опять же, – зима на носу. Я уж лучше в какой-нито кабак пристроюсь. Чтобы значитца в тепле да уюте……

И не стал я им ничего варить!!! Много чести, для всякой там деревенщины, что бы я им готовил. Я вообще на привале, вроде как и не с ними держался. Разжег себе отдельный костерок, и в своем котелке себе каши то и наварил.

…. Хотя честно сказать, боязно было кашу то варить. Вот честное слово, иной раз в бой не так страшно идти было, как в этот раз котелок над огнем вешать.

…. Я ведь и кашеваром то, больше для куражу назвался, чтобы значитца, типа как вопреки словам Седого то…. Да и сам я тогда на поляне то что кричал??? Что дескать, – «лучшим в мире стану»….

Ну да я уж зато и расстарался. Благо все травки, корешки да приправы я в своем мешке возил. (Эх Злыдень меня побери, а ведь у ребят даже соли не осталось). Да и крупы, кой какой там тоже припрятано было. Просить у соседей не пришлось. Вот только бы мясца конечно….У них то мясцо было, а мы ведь в последнее время, заместо мяса особую травку добавляли, она и вкус и……Но да что уж там…..

А вообще каша ничего так себе, – удалась. Не сказать чтобы там очень, бывало я даже не шибко стараясь лучше делал. Но и эта ничего, вполне даже съедобная получилась. Уж по крайней мере запах у нее был….. А уж ежели сравнить с тем что от ихнего котла то неслось…. У них то похоже она вообще снизу подгорела, а сверху недоварилась. А воняла так…..

В общемкогда я слопав почти половину котелка, заметил подошедшего к моему костру того рыжего детинушку, я ни чуточки не удивился…..

– А вот, не желаешь ли дядечка, от нашего котла угоститься? – ПРОГОВОРИЛ он, протягивая мне свою плошку, с видом прынца, угощающего соседского короля.

– Благодарствую, мне своего хватает. – Вежливо ответил я, с сомнением вглядываясь в содержимое плошки, – Не хочу вас обездоливать. Кушайте на здоровьечко сами.

Мой ответ парня явно обескуражил. Было ему судя по всему годочков дай Боги семнадцать-девятнадцать. Но по всему было видно, что он уже считал себя человеком много чего в жизни повидавшим, и шибко искушенным. А судя по ширине плеч, здоровым кулакам, шраму на щеке, и дурным искоркам в глазах, был он парнем лихим и бедовым. К тому же, видно мнил себя большим хитрецом, а свой маневр, – верхом военной хитрости.

…Он же не просто подошел мою кашу клянчить. Он же типа как пришел меня угощать. А я же не такое гавно, чтобы в ответ не угостить его….. А отказаться от предложенной пищи…

Однако я в его годы уже десятком командовал. И таких бедовых парней обламывал за один заход. А уж как жратву клянчить и как таких попрошаек отваживать, мне эту науку в таких университетах преподавали….

… Помнится когда я в Темной крепости то, в осаде сидел. Мы там за полгода не то что всех кошек и собак сожрали. Мы там наверное всю свою кожаную амуницию обглодали, и уже друг на дружку посматривать начали…. Так что хитрость парня не прошла.

И не то чтобы мне каши было жалко. Каши то я как раз наварил даже с избытком, поскольку в последнее время, привык варить на трех-четырех человек.

Но тут понимаешь, – эта, как ее там, – Стратегия! Как ты себя с самого начала поставишь, так потом к тебе относиться и будут. И если я сейчас позволю хоть ложку своей чудной каши, обменять на котел этого месива……

…. Хотя я ж вроде и не собираюсь с этими……

– А вот меня к примеру, – Рыжим кличут! – сделал следующий выпад детинушка.

– Ясное дело что Рыжим, – легко отбил я и эту атаку.

– Это в каком таком смысле что «ясно»? …. А, ну да…. А может ты дядечка что-то супротив рыжих имеешь? – парня по кабацкой привычке понесло на разборки.

– Ну почему же, я может и сам рыжий, – спокойно глядя ему в глаза, соврал я, поглаживая свою лысую макушку, тем самым уходя и от этого выпада. (Бороду то и усы, я по армейской привычке брил).

Тут парень явно застопорился. А от соседнего костра начали раздаваться смешки, видно там прислушивались к нашей беседе….

– А может ты дядечка про свои подвиги с Полтинником доскажешь? Оченно интересно послушать, чем там у вас дело кончилось.

– Может и доскажу. Как-нибудь после. А то меня после жратвы на сон тянет. – Я демонстративно зевнул.

– А ты что же дядечка, доедать не собираешься?

– Да нет, чей-то налопался уже.

– Так может дашь попробовать свою кашу то. Ежели она и впрямь такая расчудесная, как ты давеча заливал, может я тогда и про остальные подвиги твои поверю….

– Да ладно, доедай, не выбрасывать же. Только котелок потом помой……

Он быстренько подсел к моему костерку и начал орудовать ложкой. А я было и впрямь улегся подремать, но не тут то было. Остальные охранники и возницы, явно не доверяя способности Рыжего оценить уровень моих кашеварских способностей, подошли типа, как проверить, чё я там наварил.

Обсуждение вскоре перешло в легкую потасовку. Причем спорили не из-за того, вкусна или нет моя каша, а из-за права выскребать остатки.

Дело дошло до такого остервенения, что я стал опасаться за сохранность котелка. Пришлось сделать вид что я просунулся, и навести порядок. Я отобрал котелок у спорящих, вывалил остатки каши в костер и, сунув котелок в руки Рыжего велел ему его вымыть. Тот поколебался пару мгновений, (засранец), а потом уныло побрел к ручью.

Я было опять прилег вздремнуть, но опять, – не тут то было.

– Так ты значитца и впрямь кашевар выходит знатный? Ребятки мои твою стряпню дюже нахваливают……

Я поднял глаза, на возвышающуюся надо мной фигуру Нехромого. (Что за кличка дурацкая, никогда подобных не слышал).

– Ну допустим знатный. И чё? Я ж сказал, что к тебе в обоз не пойду. Больно надо мне….

– Да я про обоз тебя и не того…. У меня в Трехе кабак есть, вот тама вот, я тебя бы и пристроил….

– А чё за Треха такая? Деревенька небось задрипанная, или скажешь, – целое село?

– Экий ты жабий сын, право слово дурень. Ты чё же, – Трехи не знаешь? Самый понимаешь сурьезный город в округе. У нас и торговля, и ремесло тоже…, и знатные господа дома имеют, а при Вожде еще и Университет забацать хотели, да видно уж….

– А так это ты про Город у Трех Дорог говоришь что ли?

– Да это только вы приезжие, его так зовете, да еще Управа в официальных бумажках так прописывает, а мы местные его Трехой кличем. Потому как….

– Да город то знатный. Я про него слыхивал. И у тебя там выходит кабак есть?

– А то! Я тут с годик-другой назад подумал, что всю жизнь по дорогам не наездишься. Ну и прикупил значит одно заведеньице, недалече от Западных ворот. Место ходкое. Там и купцы, и вояки, и приблуды навроде тебя останавливаются заночевать…. Вот только нынче других кабаков в округе расплодилось, – хренова туча. Так что приходится клиента-то выходит и заманивать, кто чем может.

А тут понимаешь сволочь одна, совсем напротив меня другой кабак построила. И так в ентом кабаке готовят знатно, что мои постояльцы туда жрать ходют. Мне, то в убыток. А что поделаешь? – я и сам бы туда ходил, да гордость не позволяет…. И вот ежели ты…… Ну так чё?

Тут я задумался. С одной стороны, влипать в это дело мне вроде как было не с руки. Я ведь вроде как уж решил к ребятам значит возвращаться и мириться с ними. Но с другой стороны, ежели я сейчас от такого выгодного предложения откажусь, этот самый Нехромой меня сразу же в чем-нибудь нехорошем заподозрит. Потому как и взаправду, – назвался кашеваром, сказал что хочу в кабак пристроится, а как до дела дошло, то на попятный пошел. Да ежели еще к примеру я вдруг назад поверну, да в лес уеду, – сразу решат что я соглядай, и поехал за подельниками…. Тут то меня с ходу и скрутят, и ежели сразу не прибьют, то властям отдадут. А попадать в руки властям…, это даже в ТЕ времена было затеей нехорошей. А уж нынче…, – времена не ТЕ.

Так что придется проехаться до этой самой Трехи, и уж там, постараться отмазаться от предложения Нехромого. Вот только как я потом ребят отыщу?

– Ну предложение твое, навроде как сурьезное. – начал я. – Однако соглашаться сразу я не буду. Надо еще посмотреть чё у тебя там за заведение. Да и может другие какие заведения посмотреть…. А далече эта твоя Треха отседова?

– Да не, как раз за энтим лесом, к вечеру там будем….

– Ну да ладно, посмотрю че да как. Да и ты на меня посмотришь, может дело и выгорит.

А Треха и впрямь оказалась городком вполне приличным. Хотя вроде как и из новых. Да и кабак, в котором я якобы должен был работать, тоже смотрелся вполне даже прилично. Большое двухэтажное здание. На первом этаже естественно располагался кабак, а на втором, комнаты для жилья. Еще имелись конюшня, сарай и навес, под который можно было ставить телеги с товаром. Но все это хозяйство меня не шибко касалось. Моей территорией была кухня.

Эх, кабы не ребята!!!! Я бы с этой кухни век бы не ушел!!! Все что надо для кашевара, и очаг с открытым огнем, и печь и…….. Да все равно, – не мое это!!! Мне надо ребят искать. Потому как получается, что я их вроде как предал. Да еще в такой момент, когда они ровно малые дети, без всякой защиты остались….

– Ну так че скажешь Кудрявый, как тебе мое заведение? – Спросил меня Нехромой поутру. (ночевали мы уже в кабаке).

– Ну что сказать, – место приятственное. Солидное значитца…. И сколько посетителей в день предвидится?

– А вот мы сейчас у Грамотея спросим. – Нехромой окликнул молодого, высокого и тонкого парня болезного вида, которого он накануне представил мне Управляющим. Тот подошел, и с несвойственной его возрасту медлительностью, и с важным видом пояснил.

– Ну, на втором этаже у нас дюжина комнат. В каждую селится в среднем по два-три человека, на чердаке еще пять комнат. Но там народ попроще останавливается, так что в каждую по пять-шесть человек пихаем. Также в конюшне и сарае размещаются слуги, так же я надеюсь, что в результате твоих трудов к нам и с улицы заходить начнут, – так что, считай, на сотню человек готовить придется…. Справишься?

– Ну а чего не справится? И на побольше готовил…. А каковский народ кормить то придется?

– А тебе не без разницы на кого готовить? Предпочитаешь графьев да прынцев?

– Мне то без разницы Нехромой. Вот только людЯм разница имеется, чего они жрать будут, и за какие деньги. Одним, чем попало брюхо набить, – уже отрада. А другим понимаешь, – перепелок в меду подавай…..

– Ну у нас тут, – в основном купцы средней руки, и мелкопоместные дворяне останавливаются. – Опять встрял в беседу Грамотей, – И естественно, что и те и другие, приезжают вместе с работниками и слугами, которых тоже надо кормить. За каждую комнату, мы берем по большому серебреннику в день. Так что думаю за обед или ужин, каждый из наших посетителей готов потратить примерно по паре-тройке медяков…. Следовательно, стоимость одной порции, не должна превышать одного медяка.

Я быстро прикинул в уме и сказал, – Не, – медяка маловато будет. Медяк, это на простецкую кашу только достанет. А что б чего этакого накашеварить, тут и перчика нужно, и «ведьминых слез», и злыднев корешок и…..

– Да ты разорить меня жабий сын хочешь – заорал Нехромой. – У меня не графья останавливаются, а простой народ, ему перец подавать одно разорение…..

– А вот тут ты друг Нехромой совсем даже и не прав. Перец в кабацком деле, – первый помощник. У тебя ведь выпивка от жратвы отдельно считается? – Нехромой утвердительно качнул головой, – Так вот с перца, народ на выпивку потянет, тут то ты свои деньги и отобьешь, – закончил я. (Грамотей одобрительно кивнул).

– Да в этом твой протеже, (Чё за слово такое?), думаю прав. Видно он и впрямь понимает в своем деле, побольше нашего. Думаю Нехромой, мы должны попробовать доверится его опыту…, хотя бы на пару недель, а там уж…..

– Вы это ребята, – не торопитесь. – Обломал я их, (масть надо держать), – Я еще своего согласия не давал, а вы моего харча не пробовали, вот попробуете, тогда я первым делом о своих деньгах поговорю, и коли мы в цене сойдемся…..

…Эх, ну до чего же мне с этой кухни уходить не хотелось. Я ведь давно о чем-то подобном мечтал. Только сам себе признаться боялся. Думал что раз до полтинника дослужился, так век воякой и пробуду, и ни о чем другом даже и мечтать не думал. А тут понимаешь…. Ребята!!! Кабы не они, я б за энтого Нехромого ухватился, как дите за мамкин подол хватается. Но бросать ребят…..

…Хотя, – почему обязательно бросать? Можно ведь…..

И появился у меня в голове один план. Но действовать надо было осторожно….

Ну вот, спустя три дня мы энтот разговор и продолжили….

За эти три дня я себя показал.

… И вовсе не за счет магии я раньше то кашеварил! Все энто талант МОЙ был, оказывается. А талант, – его не пропьешь, и никакой катаклизьмой не изведешь. Это может у Седого с Малышом все на одной только магии работало, а у меня…………………

…В общем, когда я на кухне то как следует развернулся…. Как забыл свои страхи да как пошел кашеварить…. В общем, на запах моей еды пол города сбежалось!

… Ну может насчет полгорода я и загнул. Но уже к третьему дню, готовить мне пришлось не на сотню человек, как говорилось ранее то. Ан нет брат, – к третьему дню ко мне, уже сотни полторы человек, пожрать припожаловало. Вот так-то вот!!!!

Так что когда я вечером третьего дня зашел в комнатенку Управляющего, где меня поджидали Нехромой с Грамотеем, – все козыри были у меня на руках….

– Ну вот господа хорошие. Вы меня в деле узнали, я к вам пригляделся. Теперича можно и условия обговаривать….

– Да че, я не против, – сказал Нехромой, довольно потирая руки. – Ты и впрямь мастер знатный. К такому у меня завсегда почет и уважение. Говори свои требования?

– Ну а че говорить то, – я долю хочу с выручки за кухню…. Две трети мне, одну вам….

– Ой, а рожа у тебя у жабьего сына не лопнет? Точно, вот пряма сейчас и лопнет. Ага, вон уже трещины то пошли…. Эй! – Кто тама есть? – Тащите нитки, рожу шить будем…..

– ….Бесплатное жилье и кормежку на троих. Еще нужно нанять пару поварят, а то народу нынче много обслуживается. И закупку харчей в мои руки отдать. А то намедни свинину привезли, – только собак кормить…..

– Закупка продуктов, или как ты изящно выразился, – харчей, это уж извини, – прерогатива управляющего……

– Две трети, – это точно рожа лопнет. Треть еще может дам, а ……

– Ну как хочете господа хорошие, я к вам не навязываюсь. Меня уже тут …….

-…. Я конечно понимаю что ты надеешься наваривать свой процент….

…Две пятых может быть….

-… Токмо вы сами прикиньте сколько вы до меня имели, а сколько…..

– …Ну ладно, – злыдень тебя жабьего сына побери, – половину забирай душегубец.

– ….Однако я буду требовать строгого отчета по каждому медяку, и…..

Ну в общем, – договорились. Ударили по рукам и даже выпили за удачное начинание. И по второй, и по третьей и …………

Правда пили в основном мы с Нехромым. Мужик то, – что надо попался. Мы с ним разговорились, он то оказывается тоже из наших то был. В НАШЕЙ армии Добра служил, получил рану, был отчислен и тут уже занялся торговлей.

Грамотей, он по всему видно не нашего полета птица. Он из молодняка. Да и квелый какой-то, все время кашляет, да рожу кривит, будто у него нутро отбитое. Я его даже после четвертой кружки то спросил, мол – «Хто тебе нутро то отбил, не «благодарные ли постояльцы» часом?». Да он весь из себя обиделся, и сказал что дескать, приболел пятого дня.

Он вообще, какой-то обидчивый весь из себя оказался. Слова ему не скажи, что бы не обиделся.

Я его спрашиваю, мол ты Нехромому не родственник будешь, что он тебя такого молодого управляющим поставил? А он весь из себя скособенился и давай фыркать, что дескать не мое это дело, с какой такой стати…..

… Ну да и Злыдень с ним. Мне с ним в одном строю не стоять. А вот Нехромой, он мужик правильный. С ним ежели что и на прорыв идти можно….

– ….Ну, кувшин уговорили, – пора и честь знать, – сказал я, вставая из-за стола. – А то мне завтра с самого утра выезжать надо….

– Куда это тебе выезжать то? – удивился Нехромой.

– Так я ж тебе говорил, – брата с племяшом встретить надо. Забыл что ли?

– Не погоди, про никакого такого брата ты не говорил, я может и выпимши, но память не потерял.

– Разве не говорил? – уже удивился я.

– Не говорил.

– Я ж говорил, что мне жилье и харчей на троих надо. Говорил?

– Говорил, – признал Нехромой после некоторого раздумья.

– Или ты думал, что я в три горла жрать собрался и на трех лежанках одновременно дрыхнуть?

– Ну я не знаю, – думал, – может бабу заведешь….

– А может и заведу…. Но это то уже другой разговор. Да только брат у меня с племяшом. Мы вместе ехали, да в дороге растерялись. Вот как найду, так и….

– И долго ты их искать будешь?

– Ну…., может неделю.

– А кашеварить-то кто эту неделю будет?

– А что я могу поделать? Это ведь брат!

– Ну и Злыдень с тобой жабий сын, – ищи своего брата. Но только чтобы через неделю тута был. А то ведь я долго ждать то не буду, найду кого ни то…..

(обратно)

ВОЖДЬ

Прошла неделя, затем вторая.

Кажется, это действительно была вторая неделя.

Но это неважно. Неважно, потому что в данном случае неделя, это не календарный отрезок времени, а некая эпоха моей жизни…..

….Черствая краюха хлеба в кармане старых штанов Кудрявого….?

…. Кажется ТОГДА, – (Боги, как же это было давно), – я решил что ни за что не стану ее есть?

…. Я слопал ее спустя два дня!!!! И пусть меня поцелует Злыднева Теща, если это не был самый вкусный кусок хлеба, который я когда-либо сумел разгрызть!!!

… Говорите ОХОТА?!?!

В конце первой недели я «охотился» на червей, жуков и лягушек, и жрал их с таким наслаждением, с каким не «вкушал» перепелов и прочие изысканные блюда, в самые успешные годы моей жизни.

…Что еще входило в мой рацион?

…ВСЕ. Все, что не смогло преодолеть мое чувство брезгливости, («чувство брезгливости», – а что это?), или было слишком крепким, чтобы его разжевать, или слишком большим, что бы проглотить не жуя.

ОХОТА говорите????? – оказалось что звери слишком умные, что бы подпустить меня на дистанция удара копья. И оказывается, – я совершенно не умею бросать копье, и совершенно не умею делать луки и, (что оказывается гораздо сложнее), – стрелы к ним!

ВТОРАЯ неделя, была самая тяжелая.

Вторая неделя началась после того, как я чем-то отравился. Возможно, это был один из грибов, который я нашел? или те странные ягоды? А может необычного цвета лягушка? Или….

Но какая разница ЧЕМ я отравился. Важно, что к голоду и холоду, прибавились жуткие рези в животе, слабость и галлюцинации.

… Зато ТОГДА я был не один. Вместе со мной по лесу брели призраки. Призраки всех кого я потерял, кого убил…, предал, кого….

…Большая Шишка…. Он вообще не отходил от меня…. Он все время был рядом…. Во весь свой огромный рост…. В иссеченных доспехах…. С расколотым щитом и зазубренным мечом….С глазами…., такими пустыми и мертвыми, но смотрящими на меня с таким укором и презрением….

…. Старик. Его глаза. Полные жалости и сочувствия. Жалости и сочувствия, что ранят сильнее, чем ненависть и презрение.

… Полтинник? Полтинник…. Полтинник с глазами Одноухого в последней стадии бешенства! Глазами, перед которыми даже Злыдень не устоит и затрясется от страха…..

Полтинник, на которого я не смел поднять взгляда.

Не смел поднять взгляда не из-за страха, перед этими бешенными глазами, а от стыда.

….ОНА. Я не видел ее. НИ РАЗУ.

Я не видел ЕЕ. Но я чувствовал ЕЕ взгляд.

Тот самый взгляд, что преследовал меня на улицах МОЕГО города. Даже тогда, когда я еще не знал ЕЕ……

…………………Вторая неделя прошла, когда я научился добывать огонь…………………

Забавно, но научил меня этому Одноухий. Я вдруг вспомнил, как он однажды разжег костер, ударяя камнем по обуху топора. А ведь собственно говоря, что такое огниво? То же железо, о которое бьют камнем…, кажется он называется кремень. Как он выглядит? – это неважно. Я буду бить всеми камнями, которые встречу на своем пути, об обломок ножа.

Удача повернулась ко мне лицом уже на второй попытке. Из-под удара вылетела яркая искра.

Дальше я уже знал. Сухой мох, мелкие сухие веточки, веточки потолще, толстые ветки, положенное поперек костра бревно, которое будет гореть всю ночь, согревая меня своим теплом.

Это был костер. Это было чудо. Это была жизнь.

Впервые за долгое время, я смог просушить свою одежду и впервые не дрожал всю ночь от холода и страха.

Вместе с огнем пришла и удача. Буквально на следующее утро, я совершенно случайно разглядел в кустах силуэт небольшого оленя. Даже не думая, я бросил свое копье и попал. Попал, кажется куда-то в заднюю ногу. Еще почти полдня я тащился по его кровавому следу, пока не догнал и не добил.

А потом был пир!!!

А еще через два дня я наткнулся на труп. Старый, почти полностью истлевший.

… Кем был этот парень, и что он делал в этой глуши? Дезертир, или разбойник? Или жертва разбойников? Просто заблудившийся ветеран, решивший срезать путь через лес и нашедший здесь свою смерть? Или может…..

…А впрочем, – неважно. Важно, что он был одет в стальной доспех, имел при себе меч, щит, «тот» кинжал, и пару метательных ножей, а рядом с ним лежал заплечный мешок с настоящими драгоценностями, – котелком, огнивом, топором, и закаменевшей солью.

Там еще была разная другая мелочевка, типа пары рубашек, туго набитого кошелька с деньгами, и другой дребедени, которую обычно таскают с собой подобные типы. Но сейчас для меня главным был котелок.

Что может быть вкуснее и замечательней чем кипяченая вода? – Только вода прокипяченная с мясом!!! С мясом и солью!!! С мясом, солью и…..

Вода была, котелок был, соль тоже имелась, – мяса не было….

Третья неделя началась тогда, когда я научился охотиться. Выслеживать зверя по следам, подкрадываться к нему и убивать точным броском копья.

Третья неделя началась, когда я забыл про постоянное чувство голода. Когда кровь и плоть убитых мною оленей, косуль и молодых кабанчиков влилась в меня новыми силами и переродила меня.

Я больше не был тем жалким и слабым существом, что вползо в этот лес, жалобно скуля о своем одиночестве и шарахаясь от каждого куста. Я стал сильным. Я стал подобен зверю, что не ждет помощи ни от кого и встречает смерть с достоинством философа-стоика. Я это знаю, я это видел, потому что для них я и был смертью.

…Третья неделя кончилась, когда кончился лес.

Сначала лес начали пересекать тропки натоптанные явно не животными. Потом тропки переросли в дорогу со следами тележных колес, и дорога эта вывела меня из леса. К небольшой деревушке, к людям.

Нельзя сказать, что эти люди слишком обрадовались увидев меня. И не будь я вооружен, может быть в эту деревню вообще не пустили. Но мой меч, убедил их в том, что со мной стоит считаться. Так что эту ночь я спал под крышей, в теплой, мягкой постели. Ну разве это не чудо?!?!

Еще большим чудом показалось мне то, что я вышел именно туда куда и хотел, – на окраины владений Красного Короля.

А самое странное, что с момента моего поражения, и до сегодняшнего дня, прошло не больше трех месяцев.

Все эти долгие мучительные дни в клетке. Бегство вместе с Полтинником, и бегство от Полтинника, долгое путешествие через лес.

За это время я прожил множество жизней. Я успел несколько раз сбросить и отрастить новую шкуру. Я падал в бездны отчаяния, и поднимался до вершин самодовольства. Я пару-тройку раз успел переменить свои убеждения. И все это за три месяца!!!!

А что же произошло за эти три месяца в остальном мире?

Узнать это оказалось куда сложнее, чем я думал. Местный староста, в чьем доме я соизволил остановиться, почти ничего не знал о жизни в большом мире. Он слышал, что где-то там идет война. Но его куда больше волновало, что через пару недель должен был приехать сборщик налогов, а у него…….

В общем, я закупил в его деревеньке припасов, разузнал дорогу до ближайшего города и отбыл. Хотел купить лошадь, но мне не продали. Даже тот убогий одр, на котором тут пахали, казался этим забитым крестьянам такой немыслимой роскошью, что расстаться с ним они не захотели не за какие деньги.

К городку под названием Пепелище, я подошел когда стражники уже начали закрывать ворота.

Позвенев монетами в кошельке, мне удалось убедить их не торопиться с этим делом. Но вот убедить их пропустить меня в такое позднее время, оказалось куда сложнее. Обычным сбором дело не обошлось. С меня сразу потребовали подробный отчет о том кто я такой и что тут делаю. Хорошо что еще на дороге, я вспомнил рассказ Седого о том, как он выдумывал для себя легенду, и заранее подготовился.

– Я солдат. Что по мне и так видно. Раньше служил в Армии, десятником. А когда нам надрали задницу, рванул куда глаза глядят.

…. А что я еще могу делать? Ремеслам я не обучен, умею только клинком махать. Так что дойду до ближайшей армии, все равно какой, да попробую наняться. Вы то сами ребята под кем ходите? – Под Красным Королем?!? И как служится? А новобранцы нужны? А с кем нынче воюете? Как это с Армией? Армия то того…. Слушайте ребята, а может я того, закуплюсь в ближайшем кабаке, ну там выпить, пожрать, приду к вам и поговорим по-человечески?

….Да брось ты. Служба службой, а выпить….. Чё, неужто настолько строго? Двести плетей?!?! Сурово….

Так может после смены? Да больно мне нужно знать, когда у вас пересменок. Тоже мне военная тайна. А то я не знаю, когда вечерняя смена заканчивается и начинается ночная. Вы мне кабак поприличней покажите, и сами туда подваливайте, когда смену сдадите….

Прям сейчас сдаете? Ну так я вас подожду….

В кабак со мной пошло двое. Что вообще-то удивительно, я думал весь десяток поить придется. Но видно десятник с помощником мудро решили, что двоим больше достанется, и шуганули пытавшихся увязаться за нами бойцов, в казармы.

– За кувшином вина и блюдом с мясом, выяснилось; – что в мире творится бардак. Что служба гавно, платят мало а пахать….

– … С кем воюем? Да хрен его знает с кем!!! Еще в начале лета, вроде как собирались идти помогать Вождю, Ярла добивать. А потом вдруг выяснилось что Ярл наш друг, и нам надо мочить Вождя, который вроде как совсем оборзел и напал на нас – союзников. А потом этот сраный друг Ярл, захватил чуть ли не половину нашенского королевства. И осаждает столицу…. А еще поговаривают, что вроде как между Армией и Ярлом тоже вроде как драка недавно была…. Вот и сам думай-понимай как знаешь, Злыдень их забери, что нынче да как…..

– Слышь Дятел, – спросил я у десятника. – А че, – Армия и впрямь еще жива?

– Да уж не сомневайся, вон у Храпуна спроси, он не далее как в прошлом месяце, еле от ваших конников ноги унес.

– Вот это я называю жопа!!! Нам же таких звездюлей на западе навешали. Говорят, вся Армия полегла. Да что там говорить то, я сам видел мужика, который видел Вождя, сидящего в клетке под охраной людей Ярла. А кто ж тогда нынче командует?

….Не знаете….. Один хрен, ведь по всему получается, что я вроде как дезертир? И ежели к этим Армейским в лапы попадусь…. А далеко они располагаются?

– Да вроде поговаривают, что совсем рядом. Ты че думаешь, у нас такие строгости ввели? Со дня на день осады ждем. За ворота ни мешка крупы, ни куска мяса вывезти не позволяем. Ежели кто харчи из города вывозит, – реквизируем сходу, и в кладовые замка….

… А тебя почему пропустили? – потому что есть приказ, – наемников приваживать. Ежели я тебя до командира доведу, и ты к нам наймешься, – мне пара медяков к жалованию прибавка. Так что ты паря давай уж, не подводи. Платят нынче неплохо. Вполне может быть, что тебя сразу десятником поставят, ежели ты докажешь что и впрямь к этому способный.

– Я бы с удовольствием. Да боязно. Судя по твоим словам, вроде как королю то вашему капец пришел? Как-то неохота снова проигравшей стороной оказаться….

– А куда тебе парень деваться? В Армию, сам говоришь, – нельзя. К Ярлу? – Он тебя Армейца даже если и примет, то выше простого мечника не поставит. Да и то, он вашего брата-перебежчика не больно жалует. Он таких в самое пекло сует. Оно тебе надо? Да и из города мы тебя просто так теперь не выпустим. Поскольку ежели ты не с нами, – значит ты шпион. А шпионы у нас дольше одной ночи в застенках не задерживаются. Висельников на площади видел?

…А у нас, осада то ли будет, а то ли еще и нет. Ежели Армия с Ярлом и впрямь передрались, то вполне очень может быть……..

Ну, в общем, он меня почти уговорил. Собственно напрямую соваться в Армию, мне и впрямь смысла не было. Потому как неизвестно что нынче творится в головах бывших Моих солдат. Может Вождь для них сейчас это самое проклятое на свете слово. Ну а уж про то чтобы соваться к Ярлу….

В общем, Дятел получил свою пару медяков.

Меня и впрямь, сходу поставили десятником. Правда сначала я был тщательно расспрошен местным комендантом на тему, – «А не шпион ли я?». Я честно сказал что «нет», и мне поверили. Оказалось что проблемы с младшими командирами, испытывает и эта армия. Так что по дороге в лагерь Красного Короля, я маршировал уже в звании десятника, сопровождая две дюжины, собранных по пивным и тюрьмам ублюдков.

Скучно не было. «Получал» я этих свиней под роспись, и если приведенных голов окажется меньше чем в списке, – мне обещали большие неприятности. Пара придурков попыталась смыться, едва крыши Пепелища скрылись за ближайшим леском. Я их догнал, и отходил мечом плашмя по ребрам и спинам. Одного самого тупого, пришлось обработать так, что всю остальную дорогу, будущие товарищи нести его на руках. Думаю, это убедило моих подчиненных более чутко прислушиваться к моим командам. Правда ночью они попытались меня зарезать, так что с утра на руках тащили уже троих. Но все это мелочи, главное что прибыв в лагерь, я сдал нужное количество солдат.

… Чем немало изумил сотника, у меня их принимающего. Оказалось, что обычно половина разбегается по дороге. За свой подвиг, я сходу был произведен в полусотники.

Немного поговорив со своим начальником, я понял что: – … солдат набирают откуда придется, в том числе из бродяг, осужденных и беглых крестьян…, дисциплина не к Злыдню. …Оружия не хватает. …С харчами перебои. …Про жалованье вообще можно забыть до окончания войны. (Естественно при условии что победим мы, а шансов на это….). …Что Красный Король, вроде и правда в лагере, но лично он сотник Лось, его уже с месяц не видел. Поскольку Их Величество знать забухал с того дня, как на Длинных полях Армия надрала ему задницу.

…И что я редкостный дурак, раз впутался в это дерьмо….

Спустя неделю мой командир сбежал, и меня поставили на его место, поскольку к тому времени я прослыл лучшим полусотником армии, и самым тупым ублюдком на всей земле.

…Ну ради какого Злыдня я из штанов лез, пытаясь превратить свою сотню в нормальное боевое подразделение? Хотел стать героем?

Нет господа, просто у меня был план подобраться к Начальству. Чтобы меня заметили. И ради этого я не жалел ни себя, ни подчиненных мне солдат.

И меня заметили, и спросили какого Злыдня я так выкаблучиваюсь. Ответил, что дескать, – «Идти в бой, предпочитаю во главе нормально подготовленной сотни, а не сброда уродов».

– Хорошо, – ответили мне, – Хорошо, что на всю эту гребанную армию, нашелся хоть один солдат, готовый идти в бой. Нам тут как раз надо провести разведку противника. Вот ты и пойдешь…., урод, – (прочитал я в глазах говоривших).

Оказалось что весь сыр-бор затевался только ради того, что бы найти внезапно пропавшие Армию и войско Ярла. Красный Король так сильно драпал от своих врагов, что умудрился их потерять. Все ждали когда начнутся осады последних оставшихся под его контролем крепостей и городов, а никто не пришел. Так что Красный Король выйдя из запоя по случаю поражения, первым делом соизволил осведомиться куда пропали его враги. И привилегия ответить на этот важный королевский вопрос, предоставлялась мне.

Я не стал отказываться, оговорив однако условие, что сделаю это по-своему. Штаб, который целую неделю готовил абсолютно бессмысленный план разведки, нехотя, со скрипом, со мной согласился.

Естественно я не поперся туда с целой сотней, как мне это предписывалось согласно генеральному плану. Я взял два десятка, отобрав наиболее надежных солдат.

…. Да что собственно говоря рассказывать? – Это был абсолютно банальный разведывательный рейд. В Моей Армии, подобное мероприятие считалось абсолютно рутинным и не вызывало того ажиотажа, который поднялся в Этой армии.

Мы прошагали несколько дней, натолкнулись на небольшой отряд Армии, и храбро отступили, причем нас даже никто и не преследовал. Потом я и еще трое опытных вояк, тихонько вернулись и взяли языка. Язык рассказал нам много чего интересного, (особенно для меня).

Оказалось что он служит в одном из отрядов сформированных из тех, кто умудрился уцелеть на Моей последней битве, и самостоятельно отыскал Полк Лучших. Собственно говоря, после этого он замолчал, и на дальнейшие вопросы отвечать отказался. И продолжал молчать, (в смысле ответов на вопросы), даже когда мои новые подчиненные малость прижгли его раскаленным железом.

Продолжать пытки я не стал, и сделав особо страшное лицо, велел оставить нас вдвоем.

– Посмотри повнимательнее на меня солдат. Кого ты видишь перед собой?

– Сраного ублюдка.

– Ладно. А как давно ты служишь в Армии?

– Два года.

– В каком отряде был до войны? Скажи, ведь теперь этого отряда, уже все равно не существует.

– Второй десяток, первой сотни, пятой тысячи меченосцев…..

– Прозванной «Неубиваемые», после битвы в Гиблом лесу?

– Да.

– Командовал этой тысячей сначала Толстый Свин, после переведенный в Полк Лучших, а потом Красавчик, прозванный так из-за шрама пересекающий всю его рожу наискосок….

… Первой сотней командовал Четыре Пальца, убитый при отступлении от Города…. Стрела попала в ногу, началось заражение….

… А десятком…, кажется перед последней битвой, вашим десятком командовал Речник…. Хотя нет. Речника убили накануне и вам дали нового командира. Не могу вспомнить кого….

– Меня. Меня поставили после Речника. А ты похоже из наших? И что ты думаешь, я стану отвечать на вопросы предателя?

– Но ведь твоя тысяча располагалась в N-ске, так что ты, если внимательно ко мне присмотришься, сможешь меня узнать.

Он присмотрелся. Узнал. Не поверил своим глазам. Присмотрелся еще разок. Все равно не поверил. Потом присмотрелся. Потом долго ругался очень плохими словами. Потом спросил – «Как же так».

– А вот так Солдат. Меня…. Нас предали. Предали те, кому я доверял больше всего на свете, – Одноухий и Безопасность. Они должны были привести кавалерию и Полк Лучших, чтобы окончательно добить Ярла. Вместо этого они увели их драться с Красным Королем. Нас разбили, а я попал в плен….

– Ну мы что-то типа того и подозревали. Когда уцелевшие при разгроме части догнали Полк Лучших…. Мы там пошушукались с ребятами, и поняли что что-то не так…. Ну там выяснили чё за дела творятся…. Была большая буча….В общем, – Безопасность мы прибили, а Одноухий сумел удрать….

– А кто нынче командует? – спросил я, жадно качнувшись к пленнику.

– Да в общем, – Объединенный совет. Топор, Муха, Молчун, Блоха от копейщиков, и Ёж, от мечников. Но как ты Вож….

– Не произноси пока это имя. Я сумел удрать от Ярла. Больше месяца пробирался через Проклятый лес. Вышел на эти земли, ну и решил записаться к Красному Королю, чтобы разведать, что да как. Так что может, ты мне ответишь на кое-какие вопросы?

– Отвечу. Чего не ответить. А то ведь мы тебя уже считай похоронили. Большинство думало что ты Там погиб. Хотя Молчун, – тот вроде наоборот говорил, что ты в плену у Ярла, и что он тебя вызволит….

– Значит ребята еще в меня верят?

– Конечно верят, ты же Вождь!!!

– А с кем сейчас Армия воюет?

– Ну, поначалу то, вроде как Красного Короля лупили. Но потом, когда с Одноухим и Безопасностью разобрались то…, в общем ни с кем особенно не воюем. Месяц назад на нас Красный Король наехал, ну мы ему шею то и намылили. А до этого Ярл нас прижать хотел, ему мы тоже напинали….

– А какие планы?

– Вождь я ж ведь простой десятник. Совет со мной планами не делится. По слухам то вроде мы, то ли тебя выручать должны, то ли Ярла мочить, то ли захватить себе пару городов, да и осесть там спокойненько….

– В Совете раздор и ругань?

Говорят что да. Но теперь то это не имеет значения, ведь ты вернулся.

Этот солдат. Он был старше меня лет на десять-пятнадцать. И он смотрел на меня с таким щенячьим восторгом и такой преданностью в глазах, что мне стало страшно. Мне вдруг вспомнились совсем другие глаза. Мертвые глаза Большого Шишки. Глаза мертвого человека, которого я предал в своем сердце и в мыслях.

Я понял, что новое предательство окончательно убьет во мне того человека, которого я когда-то уважал. Я принял решение.

– Слушайте меня бойцы. – Сказал я, построив все свое войско. – Я иду к Армии, чтобы к ней присоединиться! Это не будет изменой Красному Королю, поскольку Армия в данный момент с ним не воюет. Вы можете идти со мной, либо вернуться обратно. Удерживать насильно, никого не буду.

Те кто со мной, – шаг вперед!

(обратно)

КУДРЯВЫЙ

Долго искать ребят мне не пришлось, – они так и торчали на той самой поляне.

Приехав туда, я увидал что Седой как полоумный лупит палкой по кусту, а Малыш сидит в дурацкой позе, ровно истуканчик какой-то.

– Здорово мужики! – С фальшивой бодростью воскликнул я. – А я вам тут эвон, – харчей привез!

Седой аж подпрыгнул, выронив палку и хватаясь за меч. – Ты че подкрадываешься скотина, – злобно заорал он на меня.

– Это я штоли подкрадываюсь? – радостно удивился я, поскольку, зная этого оболтуса понимал, что злится он не на меня, а на себя самого, прошляпившего мой приезд. – Это ты раззява деревенская, как дурачок кусты палочкой рубишь, и вокруг себя ничегошеньки и не слышишь…. А я еду себе вполне обычно….

– И какого хрена приперся? – продолжил рычать Седой, – Ты же вроде как в кашевары устроиться хотел. Что, – не взяли?

– И очень даже взяли, – нарочито спокойным голосом ответил я. – На очень даже хорошее место пристроился. Причем в тот же день, что с вами значит расстался.

– И чего тебе на этом твоем хорошем месте не сиделось?

– Да скушна мне одному то. Привык я к вам оболтусам. Пришел звать с собой.

– Да на хрена ты нам теперь сдался? Нам и без тебя хорошо.

– Ага, – хорошо! То-то ребра у тебя торчат. Чиста скелетина какой.

… А ежели серьезно, – то я того, – повиниться пришел. Оно ведь как не хорошо получилось то. Из-за обиды дурацкой, я вроде того, как предал вас-то. Да еще в такой момент, когда вы навроде как пришибленные, и всех значитца, своих умений лишенные.

– Сам ты чурка пришибленная. – Гордо ответил мне Седой, но я то видел, что он рад и моим словам и моему появлению, – Я все свои умения давно уже восстановил. Не веришь? А ну бери палку….

– Да ты постой Седой. Я ж с дороги, усталый, не жрамши еще. Вот давай-ка посидим, пополудничаем, а опосля можно и подраться…

– Нет морда ленивая. Сначала я тебя пару раз промеж глаз засвечу, а потом уж кашу варить заставлю. А ну слезай с коня да бери палку….

Судя по всему, он был настроен решительно. Драться мне совершенно не хотелось, но я понял, что без этого не обойтись.

… Седой конечно за последнее время сильно прибавил. Его удары уже не были такими беспомощными и корявыми, но вот защита была покуда слабовата. (Да и откуда защите-то хорошей взяться, ежели кусты да деревья сдачи не дают?). Так что я его снова побил. Но уже совсем не так легко как в Тот день.

Так что кашу варить мне пришлось не как проигравшему, а в наказание за «несанкционированный уход с поля боя». (Экое слово то заковыристое придумал).

А я и не возражал. Поскольку ежели Седому поручить готовку, то ведь это потом и жрать придется. А из него кашевар………….

Ребята и впрямь видно оголодали. Котелки свои выскребли так, что их даже и мыть то не пришлось. Слышен был только треск за ушами, да звон ложек, а все мои попытки вовлечь их в застольную беседу, словно об стенку горох отскакивали. Лишь убедившись, что из котелков больше ничего выскрести не удастся, они соблаговолили услышать мои слова.

– А вы видно тут ребята шибко оголодали. – Не столько спросил, сколько высказал свое мнение я. – У нас же тут вроде как жратвы то еще оставалось достаточно, чёж вы ее не жрали то?

– Некогда было. – Ответил мне Седой. – Я почти все время с мечом упражнялся, а этот вон, сиднем сидел, – наверное, магию свою пробовал.

– И как у него успехи? (твои то я видел).

– Да хрен его знает. Он же завсегда дурным был, а щас вообще будто сдвинутый какой. Я когда в первый день, как ты от нас слинял, затеял было кашу варить, так он мне и выдал, что мол, – в нашей человеческой еде не нуждается. Пошел в лес и нажрался какой-то гадости. Ну и угадай, кому пришлось всю ночь вокруг него бегать? А из лекарств у меня, – только доброе слово да матерная речь. А лекарь из меня, – ну ты сам знаешь!

– И чё?

– Чё-чё, – Злыднев рог тебе в плечо! Не видишь сам что ли, – помер наш Малыш! Вон сидит покойник, котелок облизывает.

– А как он в смысле магии

– А чё ты это у меня спрашиваешь? – вдруг, как всегда, ни с того не с сего, разорался Седой, – Вон он сидит, – у него и спроси!

– А и правда, чёй-то я дуркую. – Спохватился я. – Эта, Малыш – как там у тебя в смысле с магией то?

Малыш поднял на меня свои, все еще абсолютно нечеловеческие глаза, и каким-то отстраненным голосом подробно доложил о своих успехах.

– Значитца, хорошо! – наугад высказался я, поскольку из его разъяснения понял, дай Боги только каждое десятое слово.

-……. ……………. – Промолчал Малыш, весьма выразительно глядя на меня.

– Это я к тому, что раз все живы, то все не так уж и плохо. – Ловко вывернулся я. – Самое главное, что значитца, ты не того, не унываешь, продолжаешь работать так сказать, на предмет укрепления значитца, так сказать, – боевой и в общем-то, как бы это так сказать…… Да!!!

…. Ну так чё? Поедете со мной-то? – Опять ловко свернул я на более знакомую тропу.

– Куда? – с недоумением спросил Седой.

– Так ить я ж говорил, – в кабак я тут один пристроился. Кашеварю там значитца. Почет и уважение имею. Угол на троих у хозяина выбил, и кормежка значитца.

– И что ж это выходит, мы к тебе приживалами идти должны? Или ты нас котлы у себя на кухне мыть заставишь?

– Так я тебя криворукого к своим котлам то и подпустил. Ага, – держи карман!

А что касается приживал, – то кабак то не посреди поля голого стоит, а посреди города большого, – неужто ты себе работы какой не найдешь?

– А чего я умею-то по жизни. Только мечом махать? – Так и в этом я теперь не силен. Какую работу мне работать?

– Да хоть дрова руби, а хоть в кузню молотобойцем. Ты ведь главное то пойми Седой. – Зима на носу. Ты зиму в лесу зимовать собираешься? Шишки да кору грызть будешь?

А я тебя зову в тепло, под крышу. Харч дармовой….

… С мечом там натренируешься за зиму, лучше прежнего станешь. Я вот хошь, – каждый день с тобой махаться буду? Да и вообче, – люди там! С людьми выживать завсегда попроще.

Ты ведь не только за себя то думай. Ты вот и за него поприкинь, – кивнул я на Малыша. – Он то почитай вообще нынче как дите малое. За ним глаз да глаз нужон. Всему учить, все показывать. Помрет он в лесу…..

– Да ладно, – отступил под моим напором Седой. – Я ж в общем-то не против. В город, значит в город. Только надо придумать, чего людям то твоим врать про нас. А то ведь мы тут, друг Кудрявый, со всех сторон преступники. И против Армии, у меня грешок есть, а уж против Ярла, мы с тобой оба……

– Да я уже все придумал. Я солдат, бывший. Бегу от войны подальше. Ты мой брат, Малыш, – твой сын. Ищем место где бы обосноваться…. Чего еще кому знать-то надо?

– Эх, друг мой Кудрявый. Да что ты про эти то дела знаешь? А коли спросят нас, – братьев родных, – как наших папку-мамку звали? А жили то мы где? А как нашей любимой собаки Жучку прозвизе было? А чегой-то вы родственнички, друг на дружку, такие не похожие?

– …. А мы соврем чего-нибудь!

– Вот-вот. Тысоврешь одно, а я другое. Ну и повесят нас, – на всякий случай, на городской площади, на высоком дереве…, рядышком.

– Ну так, а мы, – соврем одинаково! – Хитро придумал я.

– Вот и надо заранее придумать, чего врать.

Ну в общем мы и начали придумывать. А заодно учить Малыша, чего говорить. Он вообще какой-то чудной был. Мы ведь его даже и не спрашивали, – хочет он в город, или нет. Вроде за него все решили. А он и не возражал, и не соглашался. Хотя вроде как взрослый парень то уже. В конце только спросил, – «В какой город ехать?». Услышал что в Треху, и ажно весь перекосился. Но возражать не стал.

– А Кудрявый жабий сын, ты вернулся! – радостно закричал Нехромой, едва я переступил порог его кабака. – Ну как, – нашел своих-то?

– И ты бывай здоров Нехромой. – вежливо ответил ему я, – Ясно дело что нашел, а то бы наверное сейчас бы того…. Да!

…Они сейчас того, – коней расседлывают, – многозначительно добавил я в конце.

А ты сам-то чего тут делаешь? – немного удивился я, увидев, что судя по всему, Нехромой заправляет делами кабака, вместо того, чтобы как обычно, торговлю вести. – Грамотей-то куда делся, или ты его того, – выгнал? Али как?

– Али так! Заболел чегой-то Грамотей. Он еще и тогда, ну когда я из поездки вернулся и тебя сюда притащил. Вот тогда он и начал на здоровье жаловался. Ну да ты наверное помнишь? А дня три назад, – вообще с кровати подняться не смог. Я уж ему и лекарей приглашал. Да только….. Чудные дела творятся – сказал он в конце, (я, правда, не понял к чему).

– Да он и взаправду квелый какой то был. – Не стал возражать я. И не удержавшись, все-таки спросил, – А что за дела то такие чудные творятся?

– Да ты понимаешь Кудрявый, – такая фигня приключилась, что все лучшие лекари в городе вдруг взяли, да и тоже заболели. Осталась только всякая шваль, которой и подзаборную кошку лечить не доверишь.

– А-а-а. – С умным видом протянул я. – Это дело знакомое, называется – Емпидемпия! Вот помнится, когда нашу вторую армию на Пустом полуострове прижали, так у нас народ тоже повально болеть начал. Пол армии от поноса кровавого передохла. Да и все бы наверное передохли, кабы мы с того то Пустого полуострова не вырвались. Ну а как вырвались, да как к своим прибились, значит, то тут то армейские маги нас живо на ноги поставили….

– Так ты жабий сын выходит тоже на Пустом полуострове сидел?

– А то!!!! – сказал я, приятно удивившись, что оказывается Нехромой тоже значит….

…. А вот кстати и брательник мой, – Седой кликуха евоная. – Сказал я, увидев, что в двери кабака входит вышеуказанная персона. А это вот, сын его по прозванию Малыш. Он значитца парень то малость чудной, но да ты не удивляйся, он у нас малость того, пришибленный, а так парнишка хоть куда, нормальный такой парнишка, пришибленный малость, но такой хороший парнишка, что вполне даже и безвредный, и даже бывает, что и полезное чего сделает. Там ну это, – воды там, того, – принесет, или опять же того…, или допустим, ну там, чего-нибудь там э-э-э, – сделает к примеру. Или к примеру там, – чего-нибудь э-э-э, – сделает. Да ты не смотри на него так пристально, а то он того, – пугается….– Говоря это, я постарался встать между Малышом и Нехромым, который смотрел на Малыша как-то очень уж внимательно.

– Умник!!!! – не столько сказал, сколько выдохнул Нехромой. – Это же Умник!!!

– Да нее, это не какой такой не Умник, а мой значитца племянник. И кличка у него испокон веку была Малыш. Вот мне не веришь, вон у папки евоного спроси…. Уж он то лучшей знает, как значитца кого зовут….

Но Нехромой меня уже не слушал. Он подскочил к нашему Малышу, и развернув его к свету, стал пристально рассматривать. – Умник, ведь это же ты! Я ж тебя сразу признал. А ты меня то помнишь?

– Да Хромой. Я помню тебя, – совершенно спокойным голосом сказал на это Малыш. А потом, словно бы вдруг что-то вспомнив, столь же спокойно добавил. – Ну и как у тебя дела?

– Дела?!?!? – заорал в ответ Нехромой. – Ты жабий сын, как у меня дела спрашиваешь?!?! Да ты жабий сын, понимаешь, приперся, и спрашиваешь, как у меня дела? Да ……

Тут он оглянулся на удивленно пялящихся на него посетителей, замолкнул и схватив Малыша за руку сделал попытку утащить его обратно на улицу. Тут уж конечно мы с Седым в это дело вмешались. Причем Седой вмешался приставив кинжал к брюху Нехромого, аккурат напротив печенки, а я тем временем повернулся лицом к залу, и руку на меч положил, что бы никто значит, – ни того….

Наши действия видать малость привели Нехромого в чувства.

– Да нет ребята, вы не поняли, – пробормотал он. – Я ж ничего такого. Я ж просто, этого вашего парня то, вроде как знаю….

– А ты его Малыш, знаешь? – спросил своего «сыночка» Седой.

– Да, конечно знаю, – я жил у него на конюшне, шесть лет назад.

– На конюшне…. – с обидой произнес Нехромой. – Да я ж тебя почитай, как сына родного привечал. Я ли тебя в дом не звал что ли? Ты же сам тогда отказывался дома то….

– Так ребята, – сказал Седой убирая кинжал в ножны, – похоже, нам надо хорошенько поговорить.

-…Ну и утопал он, жабий сын, на своих ножищах то дурацких. А я до самой ночи как дурак сидел на том бревне, да глазами хлопал. Уж больно чудной выкрутас то жисть выкинула. Узнать что у тебя на конюшне, целый год всамделишный маг жил!!! Это ж того, мозгой сдвинуться можно.

– Да братан, это оно конечно! – Глубокомысленно подтвердил Седой. – Да ты не переживай, – промочи горло! ….. И че дальше то было?

– А чё дальше, – вернулся в город. Всем остальным сказал, что дескать убежал дурак, куда глаза глядят. И где дескать мне за ним-то угнаться….

– Никому про магию-то, ни того? – строго спросил Седой.

– Да ни-ни. – Испуганно отшатнулся Нехромой. – он же мне сказал, что ежели кому сболтну, то он меня в жабьего сына превратит…. Так что я еще месяца два хромого изображал. А потом соврал что на ярмарке средство лечебное купил, и дескать вылечился.

– И чё, – поверили? – спросил я, убедившись, что в бочонке не осталось пива.

-А чё им не поверить, ежели я взаправду хромать перестал? Удивились конечно, как это мне повезло на такого лекаря нарваться. Вот только кликуху мне с Хромого, на Нехромого поменяли.

…Так значит Умни…, то есть Малыш, – сыночек твой будет?

– Да не-е. Это Кудрявый наврал, что бы того, подозрений не вызвать. А Малыш…, он мне…, нам…, он наш…, – ну в общем, – он наш кореш и друг!!!! Теперь!!!!

– А раньше? – как-то подозрительно спросил Нехромой.

– А раньше…, – а раньше нашим корешом был евоный Наставник, который ему почитай как родный папка был. – Опять влез в беседу я, закончив откупоривать новый бочонок, и разлив пиво по кружкам. – А когда эта сука Куренок, Старика зарезал, он нам навроде как в наследство остался.

Что за Наставник и Старик? А Куренок, – это кто?

– Да тут друг Нехромой, история длинная. – Опять взял дело в свои руки Седой. – Ее за один вечер так сразу и не расскажешь. Ты лучше скажи, – ты нас оставляешь, или нам дальше идти угол себе искать?

– Ясен пень оставляю. – Возмутился Нехромой. – Мне же Умн…, Малыш и взаправду как сын родной был. Да и Кудрявый мне дюже нужон. А то ведь с тех пор как Грамотей захворал…..

… Слушай, Малыш. – Так ведь ты же этого Грамотея знаешь. Ты же его ко мне и послал.

Да помнится, говорил мне кто-то, что, – «дескать мир наш, энто дюже тесное местечко-то». Я тогда еще не верил, а оказалось что и правда.

Вот ведь и с Седым-то как вышло? Мы же когда с поля Последней Битвы уходили, ну думали что уж и не свидимся никогда. А вон оно как вышло то….

Вот и с Малышом такая же фигня!!!

Ведь энтот Грамотей, когда Малыша-то нашего увидал, так хоша и бледный был как смерть какая, а с постели живенько так сполз, и давай у него в ногах валяться, да господином называть….

А оказалось, что энтот Грамотей, тоже оказывается из магов был!!!! И типа как у Малыша в подчинении, или даже и вообще в рабстве, или типа того. И Малыш наш, его Нехромому, навроде как на сохранение послал. А тот у Нехромого прижился, и даже в рост пошел. Поскольку и взаправду дюже грамотный был. А грамотного человека завсегда везде ценют.

…И оказалось, что никакая это не емпидемпия была! Оказалось, что всех кто магией промышлял, с тех пор как Малыш то ЭТОГО то отпустил, – вот их всех то и поскрючивало.

Ну да Малыш его на ноги поставил.

Не сразу правда. Правду сказать-то, с постели то наш Грамотей, только спустя пару месяцев встал. Да и апосля того, почитай до самого конца весны, будто таракан раздавленный ходил.

А вот лекари то, почти все померли. Из полутора десятков лекарей, что в городе пользовали, – только двое выжили. Да говорят, что лечить разучились. Вот такие вот дела.

А зима то, ежели кто помнит, – она тяжкая была. Много народа передохло. А все из-за того выходит, что магия на свете извелась.

Я правда не очень понимаю как. Но Малыш разъяснял, что в нашенском мире очень многое было на магии завязано. Даже некоторые харчи, благодаря магии росли. Та же самая картушка оказывается, полностью магической штукой была. И как только магия из мира ушла, все кусты картушки померли и плоды сгнили. А ведь картушка то, она ж вроде как вторым хлебом считалась. А в неурожайный год, так на ней одной и жили.

…Или вот взять допустим кладовки. Я ж ведь даже и не задумывался, а оказалось, что все людские кладовки, благодаря магии существовали.

(Оно конечно я про камень-кладовник знал, да только забыл, что и он магии работал). И когда кладовники работать перестали, то харчей извелось, – тьма тьмущая. Вот так то вот.

А и одежду к примеру взять. – Красная ниточка. – Она ведь не просто так в каждый воротник то вшивалась. Она оказывается, и впрямь от вшей да блох берегла.

Да и вышивка на рубахах. Я то ведь еще по малолетству от бабки слышал, что вот такой узор от жары бережёт, а вот такой вот, – от холода, а энтакий вот от болезней и сглазу. А как магия пропала?

А уж чего про болезни говорить . – Раньше то ведь как? чуть прихворнул, из пучка соломы куклу крутишь, да заговор читаешь. Через чего, болезню свою в куклу соломенную изгоняешь. Потом куклу в огонь, и ходишь здоровехонький. Ну а ежели чего посерьезней, – к знахарю, али ведьме идешь, и они твою-то болячку вмиг уводят. Денег правда берут…., ну да за ради здоровья…..

Так что от болезней, с голоду, да холоду, в ту зиму тоже много народа померло.

Ну да нас эта беда не шибко затронула. Мы и в тепле и при харчах были. И Малыш наш, ежели чего, вроде как полечить-то мог.

Я при кухне был, а заодно и по закупке, и по…, ну в общем весь нижний этаж на мне был. А Седой навроде вышибалы у меня внизу был. Да к этому еще и по верхнему этажу, где значит, комнаты для постояльцев были, начальствовал.

Малыш…? – Ну он вроде как ни чем особенным не занимался…. Только в Нашей кладовой, камень-кладовник вовсю работал. Да и все остальное, что на магии замешано было, у Нас

Работало отменно. Да и Грамотей, ни сам по себе поправился. Так что и Малыш наш не зря хлеб свой ел.

А Нехромой, он мужик неглупый был, и даже совсем наоборот…. Так что он из всего того что от нас узнал, большую выгоду для себя извлек.

… Ведь смешно сказать, – я вроде бы с магами то, куда больше его терся, а про камни-кладовники, только от него разъяснение и получил. А Нехромой об этом сразу видать догадался, и все харчи, что по деревням покупал, попридержал до конца зимы, и там уж ясное дело за них тройную цену заломил. Или чего-то типа того. Он там еще про какие-то кредиты говорил, про….. Я не особенно-то и понял. Ну разве что денег он за ту зиму нажил предостаточно….

..Я то в его дела не больно то и лез, поскольку не мое это дело, – торговля. Я почти всю зиму от котлов не отходил. Ну разве что с Седым на мечах деревянных помахаться.

…Он в этом деле сильно прибавил. Уже к началу зимы, он уже со мной на равных бился. А к концу, – мне его уже опять было не одолеть.

Да и то сказать, – не больно то я и пытался! Мне мечом махать особого удовольствия не было. Да и не до того было. Как с харчами проблемы пошли, да цены взлетели, – пришлось изгаляться да выдумывать, как бы чего такое пожрать сготовить, что бы и вкусно и дешево было. Все надо было понять да попробовать. А это не на пару минут. Это дело тонкое да долгое. Не то, что друг-против дружки прыгать, да железякой махать. Тут все сготовь в малых порциях, да распробуй, да посмотри как оно на брюхо ложится, что б конфуза не было.

Травку в суп добавить, или какой подслушанный рецепт испробовать, – вот тут я, конечно своего не упускал. А железкой махать? – пол жизни ею махал! Намахался дальше некуда.

А вот Седой видно себя без меча и не мыслил. Вставал до рассвета, и на голодное брюхо уже так успевал с мечом своим напрыгаться, что несмотря на мороз он него пар шел. А махал то он им на заднем дворе, в одной рубахе, а то и без нее вообще.

А потом еще и днем, когда с утренними делами по постоялому двору разбираться заканчивал, – опять шел железом махать, и потом еще под самую ночь…..

… Нехромой, – он поначалу на это дело, как на придурь какую глядел. Поскольку поначалу то, Седой знатным бойцом не казался. А то что взрослый то мужик, навроде пацана с железками скачет…. Ежели в молодости, когда все нормальные люди учатся, не научился, то чего же теперь то…..

Но потом он в энтом деле, видно чего-то такое увидал. А Нехромой, он мужик с понятием был, и дельное дело сразу примечал. Вот видно и в скакании Седого, он чегой-то углядел, и стал к нему вояк своих обозных подсылать, чтобы значит, подучились чему…..

Вот на них то, друган мой Седой и тренировался. Особенно на дурне Рыжем. Тот был еще почище Седого. В том плане, чтобы подраться, или железом помахать. А поскольку зимой обозы не ходили. (Скупать да торговать было уже нечем), то торчал Рыжий почти все время в кабаке, да рядом с Седым…. И каждый раз когда Седой за меч свой брался, то и Рыжий значитца, тут как тут….

.. Они ведь даже Малыша в это дело втянули. Уж не знаю, чего они там ему наговорили, но и наш Малыш к этому делу тоже вроде как пристрастился. Правда делал он это как-то чудно и непонятно. Но и он тоже, немало времени на заднем дворе проторчал.

…Малыш, он вообще сильно изменился. Стал каким-то…, – более на человека похожим что ли?

Оно правда заметить это мог только тот кто прежнего Малыша знавал. Того самого что горящие камни глотал, да с какими-то немыслимыми Этими разговаривал. А для постороннего кого, Малыш наш конечно был редкостным чудиком.

Большинство наших посетителей да работников, его вовсе дурачком считали. Поскольку работу он никакую не работал, а вроде как на нашей с Седым шее сидел. В беседы не вступал, вина-пива не пьянствовал, жрал что дадут, и по девкам не шлялся.

Да что там говорить, – иной раз он мог полдня на лавке просидеть, носом в стену уткнувшись, или на задней дворе с моим старым мечом пропрыгать.

Молчать мог по нескольку дней, а потом завернет что-нибудь эдакое…. Что потому сидишь и думаешь, – то ли он и впрямь дурак, то ли это ты сам не больно умный.

Ну да чего богов гневить, – зиму мы пережили получше многих. И живы остались, и в достатке немалом. Хозяйство наше разрослось хоть куда. Под моим началом уже с десяток поварят бегало. В зале нашем, уже с утра от народу было не протолкнутся. Да не голытьбы какой, а людей уважаемых, с деньгами, поскольку цены мы на мою стряпню задрали выше некуда. Да и комнаты на втором этаже не пустовали. А значит и денюжки в сундуке под кроватью Седого, скапливались куда быстрее, чем мы их успевали потратить.

В общем, живи не хочу, – но говорила мне бабка, – «Хорошей жизни долго не бывает, а плохая, завсегда рядышком».

(обратно)

ВОЖДЬ

Что там говорить, – странно это все было.

Я стоял перед своими людьми. Тем самыми людьми, которые стали Армией, лишь благодаря моей силе воли и жажде мести….

.. Почти всех их я помнил не только в лицо, но и по именам. Стоял с ними плечом к плечу в одном строю, ел из одного котла, спал у одного костра.

Нас объединяли бесконечные изнурительные походы, и кровавые битвы….. Я вел их к победам и на смерть….

И сейчас, среди них, я был чужим.

Я был словно отсеченная голова…. Нет…, не голова…, тело без головы мертво. – Я был подобен отсеченной руке, лежащей перед искалеченным, но еще живым телом. Ее еще можно приставить обратно, и она точно совпадет с обрубком. Но она уже никогда не станет частью ЭТОГО тела. Ее участь сгнить и превратиться в ничто, а участь тела, – научиться жить без руки.

Похоже, МОИ люди научились жить без меня.

По крайней мере в глазах членов Объединенного Совета, особой радости по случаю моего возвращения, я не заметил. Похоже, оно не только застало их врасплох, но и кажется, помешало каким-то личным планам.

…. Я не стал афишировать свое возвращение. Когда я со своими десятками прибыл в расположение передового отряда, – мы выдали себя за перебежчиков. Нельзя сказать, что нас приняли с распростертыми объятьями. Но хотя бы не прогнали. Это уже было удачей. Как я понял, солдат Красного Короля тут не жаловали, совершенно справедливо считая их никчемным сбродом.

Думаю, нас спасло словечко, замолвлено за нас десятником Косым, которого мы благополучно вернули в лоно его отряда. Так что к нам отнеслись почти что по-дружески.

Естественно меня, как командира перебежчиков тщательно допросили. (И как я понимаю, не только меня).

Ни представителя Безопасности, ни полусотника, который присутствовал при допросе, я лично никогда не встречал. А следовательно и они меня не узнали. А я не стал кричать о том кто я такой.

Почему? – Сам не знаю. – Хотелость сначал присмотреться. Понять что творится в головах Совета, и простых вояк.

Так что Косому я приказал молчать. Но уже к вечеру, к моему костру стали подходить солдаты, и задумчиво так меня разглядывать. Но я молчал. Промолчали и они, видно решив что обознались.

Полусотня, так же отправленная на разведку, свою задачу выполнила, и мы возвратились в Главный лагерь. И по прибытию, меня отконвоировали в палатку, где заседал Объединенный Совет, опять же, – для допроса.

Вот там и состоялась та встреча, вызвавшая у меня ассоциации с отрубленной рукой.

…. Они стояли передо мной. Все пятеро, – Топор, Муха, Молчун, Блоха и Еж. В палатке было еще с десяток человек, но я сразу понял что они не имеют значения. А вот эти пятеро…..

… Они узнали меня сразу. Приведший меня полусотник, даже не успел доложить о том кто я такой, как они уже повскакивали со своих мест, и уставились на меня, выпучив глаза.

А потом последовала пауза. Очень долгая, и очень выразительная. Наконец, кто-то из толпы громко прошептал, – «Вождь». И тогда все загомонили и затарахтели, – «Вождь, Вождь, он вернулся».

Но толпа сейчас меня не интересовала. Я смотрел в глаза этой пятерке, и читал в них словно в открытой книге.

Топор, кажется, был недоволен моим появлением. Муха был сильно удивлен и обескуражен. Молчун насторожен, Блоха и Еж, – скорее рады, но в этой радости присутствовало какое-то сомнение.

– Здорово Топор, – сказал я, подходя к нему и глядя прямо в глаза. Роста мы были примерно одинакового, но он был шире меня раза в три, а то и в четыре. При этом его тело не было грузным и неповоротливым. Уж я то знал, что в драке Топор был быстрым и гибким как змея. И столь же смертельно опасным.

И именно его я и должен был сломать. Он тут был моим главным соперником.

-Здорово…, Вождь…. – мне показалось, что последнее слово далось ему с огромным трудом. – Ты откуда?

– От Ярла, откуда же еще. – Ответил я, по-прежнему глядя ему в глаза. – Привет и вам ребята, – сказал я, не отводя взгляда от Топора, – Ну и как вы тут без меня?

– Да вот… – взял слово Муха, – воюем.

– А с кем?

– Да пока не знаем…. С Красным Королем тут вот, потом с Ярлом, потом …..

– Странно воюете!

– У нас Вождь тут проблемы были. – Начал Молчун, – Сложно было понять кто друг, кто враг….. Ну да ты, наверное, уже знаешь….

– Знаю. А кто вами командует?

-Да вот, – Совет у нас значит, – реплика Ежа. – Как бы, так сказать совместно….

– И как, – получается?

– Нормально, – ( Муха).

– Ну как бы… – (Еж).

– Да вроде….– (Блоха).

– ПЛОХО !!!!!!

– Говоришь «плохо», Молчун? А почему?

– Нам нужен Вождь!!! Нам нужен ТЫ!!!!!

– Все с этим согласны? Топор, ТЫ с этим согласен?

Все это время я не отводил от него взгляда. Сначала он пытался смотреть в ответ дерзко и независимо. Но постепенно взгляд его становился менее самоуверенным и к концу моей беседы с членами совета, он смог только пробормотать – «Согласен».

– Ну раз даже ТЫ согласен, – начнем Военный совет. – Я прошел на председательское место, которое до меня занимал Топор, и жестом пригласил всех ко мне присоединиться.

Для начала, просьба ко всем присутствующим, молчать о моем появлении. Противник не должен узнать об этом…, до некоторых пор.

Молчун, как я понял, теперь ты возглавляешь Безопасность? Так что это в твоей прямой компетенции.

– Мы теперь называемся «Разведкой». Слово «Безопасность», у нас не в чести…..

– Что ж, не буду возражать против этого. Мне это слово, в последнее время тоже не очень нравится. Но очень бы хотелось, что бы разведка под твоим командованием работала не хуже, чем «Безопасность», под руководством твоего предшественника….

Но не будем о словах, поговорим о деле. Молчун, раз уж начали с тебя, – расскажи, в каком состоянии находится твоя служба, и чем занималась в последнее время….

Заседали мы примерно часов шесть. Заодно по старой традиции, успели и пообедать…, что больно резануло по моим чувствам. (Но чувства чувствами, а традиции это святое).

В общем обстановка была совсем не так уж и плоха. Полк Лучших и кавалерия сохранились почти полностью. Плюс к этому сумевшая спастись часть моей Армии,

В общей сложности набиралось около шести тысяч. Не так много конечно, но зато это были настоящие испытанные бойцы, каждый из которых стоил трех солдат Ярла и десятка, – Красного короля. В чем оба этих правителя уже успели убедиться.

… После того как в Полк Лучших прискакал Одноухий и повел его на Красного Короля, это почти сразу вызвало подозрения. Мои люди не верили, что ИХ Вождь, может внезапно предать свои обязательства и напасть на союзника.

Да и вел себя Одноухий, то будто император вселенной, то словно нашкодивший кот, (что ни говори, а политиком этот солдафон никогда не был), и очень скоро сумел восстановить против себя всех.

Безопасность «укравший» мою кавалерию, – тот действовал умнее. Но Безопасность никогда «своим», в войсках не был. Да и Служба его, у большинства солдат ассоциировалась с прежними Учителями Добра, и особой любовью не пользовалась. Тем более что эти лошадники, среди всех солдат, были самыми большими снобами, и тех, кто не мог похвастаться особой кривизной ног, начальниками над собой не терпели. Потому завладеть сердцами кавалеристов он не смог.

Так что доверия этим двоим, не было никакого. А когда стали появляться бойцы из уцелевших отрядов и обвинять своих соратников в предательстве…..

В общем, в один прекрасный момент, Одноухого и Безопасность позвали для серьезного разговора. Пережить этот разговор смог только Одноухий.

…Как мне потом рассказывал Молчун, – по настоящему веских улик против них, у «говоривших», в общем то и не было. И кто знает, – как бы повернулось дело, если бы Одноухий, почуяв, что запахло жаренным, не схватился за меч, и не пустился бы в бегство. Он сумел зарубить нескольких бойцов, и даже ранить Топора, пробился к коню, и ускакал в расположение войск Ярла.

А вот Безопасность, видено всерьез надеявшийся «уболтать» собравшихся, – он замешкался. И был буквально растерзан соратниками, которым сильно не понравилось поведение Одноухого.

Тем не менее оба предателя, так и не успели ответить ни на один из вопросов, которые так волновали Моих солдат. И те пребывали в недоумении, пожалуй до тех пор, пока не объявился я.

…К тому времени, когда предатели были разоблачены, Армия, вместе с войсками Ярла, уже сильно потрепала Красного Короля. Это был пожалуй единственный случай за всю карьеру этого подонка, когда его смогли застать врасплох. А застали его врасплох, как раз потому, что сам он в это время готовил удар мне в спину. Так что большинство его войск сосредоточилось напротив наиболее богатых областей Ярла и его союзников. А Ярл и Армия пришли из пустошей и опасных земель. Оттуда, откуда никто не ждал нападения, ибо только безумец мог пойти ТУДА. Так что Красный Король почти с ходу потерял треть своей территории. Конечно, он собрался и повернул навстречу врагу.

И наверное был бы разбит в первой же битве…. Но тут произошло то самое разоблачение предателей, и остатки Армии, вместо того, чтобы быть уничтоженными, сражаясь против Красного Короля, внезапно ушли в Пустые земли, на поиски своего Вождя и уцелевших соратников.

…Для Ярла, сделавшего в предстоящей битве ставку на то, что Армия до своей гибели успеет перемолоть лучшие силы Красного Короля, это было очень неприятным сюрпризом. В общем, – ту битву он проиграл. К его чести стоит сказать, что взвесив свои шансы, он сумел спасти свое войско, вовремя выведя свои лучшие силы с поля боя. Следующие несколько недель Красный Король гонялся за Ярлом…, и на свою беду догнал. Ярл сумел разбить своего врага. Но и сам понес огромны потери. А восполнить эти потери, в отличии от своего противника, он так быстро не мог.

Красный Король, находившийся на своей территории, быстро нахватал по деревням молодых парней, почистил городские тюрьмы, похватал всех, кто не успел спрятаться, и вновь встал во главе почти тридцатитысячного войска.

А тут как раз подоспела Армия, вернувшаяся из Пустых Земель, чтобы спросить у Ярла, о судьбе своего Вождя. Но Красный Король не знал об этом намерении. Он уже был уверен, что весь мир против него, и напал на Армию, не дожидаясь пока Армия нападет на него.

Но шесть тысяч профессиональных бойцов, даже при отсутствии единого начальника, сумели так всыпать пятнадцати тысячам, напавших на них недосолдатиков, что Красному Королю осталось только уйти в глухую оборону.

Так что к моменту моего появления, Красный Король, находился в ожидании пришедших добивать его врагов. Ярл зализывал раны и собирался с силами. А Армия ничего не предпринимала, ожидая того, кто сможет повести ее за собой.

– Так что мы теперь будем делать Вождь? – спросил меня Молчун, закончив свой доклад о раскладе сил в окружающих нас землях.

– Наш враг по-прежнему Ярл. – Ответил ему я. – Даже если забыть тот факт, что он занимается колдовством, (а если вы помните, – колдуны наши главные враги), – то стоит помнить, что на его руках кровь тысяч наших товарищей.

Ярл, настоящее Зло. Он сумел совратить даже таких верных людей как Одноухий и Безопасность. Как вы думаете, смог бы он это сделать без колдовства?

– Так что выходит, – они были не виноватые?

– Нет, – были!!! Зло не может придти туда где уже есть Добро. Зло может занять только то место, где есть пустота. Пустота и Гниль.

Ярл, хвастаясь мне об этой своей победе, – проговорился, что он и на Большого Шишку пытался воздействовать таким же образом. Но Большая Шишка устоял. Большая Шишка предпочел смерть предательству.

Я видел его тело. ТАМ. Это была достойная смерть. Мало кто из воинов прошлого и настоящего, мог бы похвастаться столь же достойной смертью.

Только за гибель Большого Шишки, – Ярл достоин самой злой и мучительной смерти. А за кровь всех наших соратников, – он не расплатиться и сотнею своих жизней.

Все помолчали несколько мгновений, отдавая дань памяти нашим погибшим соратникам. А потом Муха спросил.

– А Красный Король. Чего с ним то будем делать?

– С ним, – ответил ему я, – С ним у нас тоже ничего не изменилось. Мы и раньше были союзниками, будем союзниками и теперь.

– Так мы же с ним воевали.

– Как воевали, так и помиримся. Он сейчас не в том положении, чтобы помнить обиды. Он сейчас думает о том, чтобы выжить. Про обиды он вспомнит потом, когда вновь окажется на коне, или если мы подставим спину для удара. Но сейчас мы должны думать о Ярле.

Молчун, что ты знаешь о нынешнем положении его дел?

– Ярл откатился на север, в свои бывшие владения, граничащие с Гиблыми Землями. Как я слышал, он спешно набирает новую армию. В основном за счет собственных земель, почти не затронутых войной, а так же отрядов своих бывших союзников.

– Что, кто-то еще соглашается быть под его началом?

– Ну, Вождь, – Ярла не стоит недооценивать. Он умеет убеждать. Кто-то приходит к нему, поскольку верит в его победу, а кто-то просто потому, что до смерти его боится. Насколько я знаю, он уже собрал почти двенадцатитысячную армию, и может располагать еще примерно стольким же количество солдат своих союзников. Плюс к тому, на захваченных им землях Союза, располагается около двух-трех тысяч его солдат. И по слухам, там же он вербует новое пополнение для своей армии. Так что вскоре, он сможет располагать резервом еще в тысяч пятнадцать, а то и двадцать.

Признаться, для меня это было большой неожиданностью. Я то надеялся что после всех этих боев, армия Ярла находится в столь же плачевном состоянии, что и мы.

– Говоришь, он отошел на границу с Гиблыми Землями?

– Да, ты наверное помнишь Вождь, – Заречные Земли? Мы проходили через них, когда гнались за Ярлом.

– Да, с запада он прикрыт Гиблыми Землями. С его спину прикрывает большая река…? (Листвянка, – подсказали мне). Да Листвянка, – странное название.

– Это потому, – поспешил высказаться Еж, кажется местный уроженец, что по большей части течет она через леса, и по осени вся покрывается упавшими листьями.

– Спасибо Еж, за ценное пояснение. Но вернемся к Ярлу…. Если мне не изменяет память, то это Заречье имеет две основные дороги, ведущие во владения Красного Короля. И две дороги необходимы потому, что тут владения Красного Короля разделяет лес с непроходимыми болотами?

– Да Вождь. Клин леса примерно в десяток поприщ длинной. И примерно в поприще шириной. Но говорят болота там такие, что лучше не соваться. Мы сейчас находимся в самом конце этого клина. Стоим как бы по одну сторону этого леса, а Красный Король по другую….

– А значит, – Ярл может ударить по одному из нас, не опасаясь, что второй ударит его во фланг. И он может не опасаться, что мы зажмем его в клещи, на его же территории, поскольку для этого армии должны идти раздельно. И предводители этих армий должны доверять друг-другу. А лично я, абсолютно не готов верить Красному Королю. Да и он вряд ли поверит мне, после того как части моей Армии напали на него……

А чтобы вернуться в земли Союза, нам придется пройти через армию Красного Короля. А он слишком напуган, что бы пропустить нас без боя. Так что нам придется его уничтожить. С одной стороны, это будет не так уж сложно. Но с другой стороны, – Красный Король наш союзник, (пусть сам он в это и не верит), и если мы уничтожим его, то тем самым сыграем на руку нашему общему врагу. Да и терять наших соратников в столь бессмысленном противостоянии, – непростительная глупость. Так что нам придется драться с Ярлом здесь. Здесь и сейчас, – поскольку с каждым днем Ярл становится только сильнее.

– Так что же делать? – спросил меня Топор. (Видно поняв, что не может стать первым, решил закрепиться на позициях второго).

– В первую очередь надо договариваться с Красным Королем. Думаю это будет не так уж и сложно. Он сейчас слаб. Слаб и до смерти напуган.

Его слабость, – нам на руку. Его страх…. Его страх, может оказаться очень опасным. Поскольку Страх вытесняет рассудок. Он может ударить нам в спину, только из-за собственного страха.

Если я еще могу просчитать его поведение, исходя из понимания Выгоды, то просчитать его действия под воздействием Страха…..

… Муха…. Выдели пару сотен своих ребят, дай им хорошего сотника…. Молчун, у тебя должны быть надежные ребята умеющие ходить по болотам?

– Есть несколько лесовиков с Севера, – ответил Молчун, после нескольких секунд раздумья. – В тех местах много болот. Но там где пройдут несколько человек, – армия не пройдет…..

– Ты верно понял мою мысль Молчун. Нам надо найти дорогу на ТУ сторону. Мы должны оказаться рядом с Красным Королем, тогда, когда он этого не ожидает.

– Но…..

– Вот посмотрите сюда, – сказал я всем, склоняясь к карте. Вот это что?

– Ну это небольшая гряда холмов, ты наверное помнишь Вождь, мы проходили…..

– Я помню! Посмотри, судя по карте, она пересекает этот лес и это болото.

Я посмотрел на печать в верхнем левом углу карты. Судя по этой печати, карта была копией одной из тех подробных карт, что делали маги. Таким картам можно было доверять. Ведь маги могли летать, и видеть землю с высоты.

– Нет. Это болото пересекает…..

– Неважно. Но если я что-то понимаю, то гряда холмов, проходящая через болото, не может прерваться просто так. Скорее всего, болото нашло какую-то лазейку между несколькими холмами. Но во всяком случае, – очень велика вероятность, что именно в этом месте болото будет либо достаточно мелким, либо узким. Думаю, если хорошенько потрясти местных, они покажут проход. К тому же не забывай, начинается зима, а значит мороз должен был сковать болота.

– Ну, в моих краях, небось бы и сковал. – Влез в разговор Блоха. Но тут у них, зимой одна слякоть. Так Еж?

– Ну, это пока слякоть, а ближе к солнцестоянию, обязательно должны морозы грянуть. Они у нас так каждый год, аккурат с солнцестоянию приходят. Постоят недельку-другую, а потом опять слякоть…….

– Вот и отлично. У нас есть пара недель, чтобы найти путь, и еще как минимум неделя, на то что бы пройти. Кстати, а кто у нас теперь обозом занимается?

(обратно)

КУДРЯВЫЙ

Нехромой, выехал из Трехи рано утром, а вернулся еще до полудня. Хотя собирался последний раз объехать всю округу, до начала весенней распутицы, и обменять у крестьян остатки запасов. Так что отсутствовать он должен был почти неделю.

– Войско!!!!! – проорал он, едва войдя в ворота. – Чужое войско сюда идет!!!

Я как раз с поварятами своими, на площади перед воротами ошивался, поскольку договорился с местными мазуриками, насчет парочки барашков. Где они этих барашков взяли, меня не шибко волновало, но свежатинка нонче……….

– Что за войско?!?! Много их???? А может это наши??? Или……. – загомонил народ на площади.

– Много. – Коротко отвечал запыхавшийся Нехромой. – На наших не похожи…. Я в Управу, а вы, (прикрикнул он на стражников), – … Смотрите у меня в оба, жабьи дети…..

Ну да войско войском, а жратва сама не приготовится. Так что я дождался энтих мазуриков, купил у них барашков, ну и пошел значится обеды-ужины готовить.

Ну а потом мне уже вовсе не до разговоров было, почитай две сотни человек накормить надо. Да не нашего быдла солдатского, а людей почтенных, которых одной кашей не ублажишь, а подавай им…….

…Ну а уже когда все утробы то набили, ну вроде как перед закрытием. Нехромой с Седым, мне значитца все и поведали.

Значит ехал наш Нехромой по той самой дороге, на которой мы с ним встретились, и за очередным поворотом, наткнулся на конный разъезд. И те, долго не раздумывая, его в копья взять захотели. Четверых обозников побили. Но у Нехромого и своя охрана кое-чего умела, так что кое-как отбились, и даже одно пленного взяли. Хотели было допросить, а тут возвращается Рыжий, который вроде как недобитых догонять поскакал, и говорит, что дескать впереди войско немереное, и лучше бы делать по добру поздорову ноги, а то……

– Ну а пленного то, потом допросили? – спросил я.

– Ясно дело допросили. Говорит, что человек какого то Правильного Парня. А что это за Парень такой, мы и слыхивать не слыхивали. Вроде как они откуда-то с севера. Там у них за зиму народ так оголодал, что уже и коры не деревьях не осталось. Вот вроде как они и решили харчами у нас разжиться…. Только пленный этот, шибко голодным не выглядит.

– А много ли у них народу?

– Да вроде как тыщи четыре или пять…. Если пленному верить. Да еще они вроде как и с бабами да детьми приперлись, так что хрен их там сосчитаешь вообще….

– Ну, от пяти то мы отобьемся. – На сердце у меня, признаться отлегло. – Тут нас в Трехе, здоровых мужиков тоже под три-четыре тысячи будет. Да бабы, тож кое-чего смогут, старичье, пацаны…… Опять же стены….

– Да скока говорить то можно, – нельзя нам за стенами отсиживаться. – Заорал Нехромой. – Они же всю округу разорят. Разграбят у пахарей последнее, так что им и сажать будет нечего. А подохнет мужичье, – Трехе верная смерть придет! До конца лета не доживем.

– Ну, не одними мужиками Треха живет. Купцы будут караваны водить, ремесла опять же.

– Ага, будут они их сюда водить, если под стенами армию вражеская будет стоять!

– Ну, долго не простоит, запасы кончатся и…..

– Я же тебе дурень говорю, – запасы у них кончатся, только тогда, когда и в округе жрать станет нечего. А станет нечего жрать, – и крестьяне передохнут, и купцы к нам не приедут, потому как купцы тоже жрать привыкшие….

– И чего делать будем?

– Армию собирать! Вот он уже сотником записан. – Указал Нехромой на Седого. А ты как?

– Я конечно могу к нему полтинником пойти. Только кто кашеварить то останется?

Вот такие вот дела, – пришлось мне опять за меч браться. Так что рано утром, вместо того, что бы как нормальный человек завтрак готовить, я свою полусотню принимал.

Зараза Седой, (вот уж кому война – мать родна), мне самый молодняк спихнул. А молодые, они как известно народ дурной да непроверенный. Иной до драки весь на кураже да понтах, а как до дела доходит, так навроде пенька гнилого делается, – пошевелиться не может, а чуть заденешь…..

Я главно Седому говорю, – «Что ты мне этих сопляков то дал?». А Седой мне, – «Дескать, – ты мужик опытный, ты их обломаешь, а старики мне для серьезного дела нужны будут».

А когда мне спрашивается их обламывать, ежели враг уже за воротами расположился, и может сегодня уже и штурм начнет.

Ну да делать нечего. Выстроил я своих…. Ну поглядел что да как…. Одно слово, – дети. Строя не знают, вооружены как попало. В глазах дурь сплошная, пополам со страхом….

… Нет, мне бы хоть пара месяцев, – я бы из них солдат сделал, а так….. Ну сделал я им пару вразумлений, рассказал кое-чего, подбодрил значитца, попугал малость. Хотел было поглядеть, кто чего с оружием умеет. Да тут прибежал дурень какой-то, да давай орать что враг на приступ пошел. Ну мы на стены. А оказалось ложная тревога. Просто подъехали парламентеры разговоры разговаривать. Ну как обычно. Они нам. – «Сдавайтесь без боя, а то всех убьем», а мы им «А пошли в жопу, мы вас сами всех убьем». Поговорили и разошлись. А Седой мне велел моих сопляков на стены поставить, в караул, так сказать, а сам пошел что-то с начальством перетирать.

Вернулся довольный, будто чужую жену обрюхатил. – «Я говорит, друг Кудрявый, стремительно карьеру делаю. Я теперь навроде тысячника, – командир особого отряда. А ты давай мою сотню принимай». Это значит, что захапал засранец Седой, под свое начало лучших бойцов города, и будет с ними вылазки делать, да врага, в его же лагере лупить.

– Как же тебе чужаку, – Спрашиваю я его, – такое войско то доверили?

Да уболтал я их. – Отвечает он мне. – Да и Нехромой за меня перед всеми поручился….

Опять же, – они там все сидят, и чего делать толком-то и не знают. У них все лучшие бойцы давно либо в Армии, либо под Ярлом. А тут одни купчишки да разбойники бывшие…. Так что может быть, мы тут друг Кудрявый, на весь город самые опытные бойцы сейчас. И грех этим не воспользоваться!!!

Ну да делать нечего, – сотню я принял, (без самых лучших бойцов), и сразу на совещанию к господину Седому припожаловал. Ну а Седой, вылазку уже на эту ночь назначил. А меня пригласил, поскольку собирался выйти через южные ворота, набедокурить во вражьем лагере, а обратно в город, через мои слинять. Ну а моя сотня, должна была ворота эти им открыть, да ежели чего, – вражью погоню отсечь.

Я признаться, поначалу на Седого то сильно обиделся. За то, что он, значит, себе всех лучших собрал, а меня значит….. Навроде я, все равно как салабон какой-то. Но поговорив, понял, что Седому и правда нужен правильный человек, который его безобразия супротив врага, прикрывать будет. Так что обижаться я передумал.

Только из-за одного я с Седым все-таки поругался. – Ну куда он спрашивается Малыша нашего, в бой тащит? Пусть он даже, (по его словам), мечом орудовать навострился. Ну да ведь это же Малыш, никогда неизвестно что он в бою учудить может. Так Седому и сказал, – «Я конечно Малыша, люблю и уважаю, однако боец из него…. Оченнна ненадежный». – А он мне в ответ, – «Я дескать Малыша в бой посылать и не собираюсь, а думаю использовать кое-какие другие его умения!» – И еще подмигнул мне так, – со значением.

А какие такие спрашивается умения он использовать собрался??? – Даже, ежели бы Малыш, по своей магической части, обратно в силу вошел, – неужто можно, в нашенские то времена, энтакие вещи прилюдно показывать?

А Седой меня даже слушать не стал. Только рукой махнул, да опять подмигнул, будто я ему девка красная…..

Ну да делать нечего, проводил я Седого с отрядом через Южные, а сам быстренько к себе в трактир почапал, поскольку у нас там, навроде штаба было. Я как в трактир то зашел, как только вздох единый сделал, – так хоть в петлю лезь. С кухни не просто горелым тянуло, – там сплошенная вонь была, ажно глаза слезились. Потому как придурок этот Солома, который, по моему отбытию в ополчение, сразу с поварят в кухари поднялся, явно жгучий репей в тушеное мясо пересыпал, да и сжег весь харч. А оно известное дело, – жгучий репей, штука деликатная, с открытым огнем, или сильным жаром касательства не выносит. Ежели жгучий репей сжечь, вонь от него такая что энтот харч, не то что жрать, а и………….

Ну и рванул я было на кухню, что бы придурку этому башку открутить, да Нехромой, (он кстати, навроде как за мной со стороны Управы присматривать приставлен), меня окликнул.

– Ну что там, все решили?

– Ясное дело все.

– А как думаешь, Седой справиться? Я ведь за него поручился!

– Седой мужик толковый. И на выдумку дюже хитрожопый. Он обязательно там вражине че-нибудь такого учинит, что тот долго плеваться будет, да Треху нашу нехорошим словом поминать.

Ну дай Боги!!! Ты то тут чего?

– Да зашел обогреться, да поспать с часок-другой. А то всю ночь ведь на страже простоять придется.

– Тебя разбудить?

– Да нет, я сам всегда просыпаюсь, когда срок подходит.

Судя по роже, Нехромому мое поведению дюже не понравилось. Но я то знаю, что сейчас от меня толку никакого не будет. Ополчение мое дрыхнет без задних ног, и знать не знает что мы тутзатевает. И хорошо, что не знает, а то будут волноваться, психовать, да и перегорят до срока. А ежели я сейчас к ним туда заявлюсь, – сон у них сразу пропадет.

Да и Седой, все равно еще часа три как не объявится. Поскольку, по его словам, – собирается обойти вражий лагерь кругом. А по ночному делу это…..

..А-а, вот он небось зачем Малыша то взял. Он ведь Малыш, в темноте как днем видит, да еще и направление чует. С ним отряд Седого точно не заблудиться.

Ну и завалился я у себя в комнате и поспал с часок. А когда вышел в общий зал, – Там все еще сидел Нехромой. Рожа бледная, с недосыпу злая, весь какой-то в напряге, дергается весь….. Ну я ему и говорю.

– Ты ж Нехромой, вроде старый вояка, а суетишься чисто салобон какой. Ты чего это?

– Сам ты….– ответствует он мне. – Тебе хорошо, – приказ выполнил, и иди досыпай. А на мне знаешь какая ответственность? Весь город на мне. Я ж там всех уломал, что бы они план Седого приняли. А ежели он лучших людей уведет, да и загубит их там не за грош медный? Я же ведь сам на себя руки наложу!

– Да не боись, не загубит. – Успокоил я его. – Седой свое дело знает, получше любого Генерала из бывших. А не веришь мне, – пошли со мной на забрала, сам посмотришь. А то ты тут весь испсихуешься, да на стенку полезешь.

Ну и пошли мы с ним посты проверять. Я сначала по стене прошелся, да часовых своих поглядел. Все вроде ничего, только одна сволочь вроде как кемарила на посту. Но то ли нас услышал, то ли спал в полглаза, однако к тому времени когда мы с Нехромым к нему подошли, он по стене маршировал как гвардеец перед дворцом. Но рожа у него была заспанная. Да и в глаза мне глядеть он боялся. Я хотел было по роже-то ему зазвездить. Чтоб он тварь такая в разуменье вошел. Но потом как глянул на Нехромого, да подумал что он при нынешнем своем напряге, еще чего доброго прирежет дурака, да и не стал ничего говорить…..

Ну а потом значит, спустились мы со стены к воротам, и я велел Десятине, полусотнику своему, поднимать всю сотню, и строить ее перед воротами. Он было начал расспрашивать чего да зачем. Но тут Нехромой так на него рявкнул, что бедолага едва не обосрался, и побежал выполнить приказ без расспросов да проволочек.

Ну а мы с Нехромым в надвартную башня поднялись, да стали прикидывать чего да как. Ночь стояла темная. Мало того что новолуние, так еще и небо тучами заволокло, так что невидно было не зги. Ну да я еще посветлу, себе ориентиры кой-какие выбрал, и куда глядеть знал. Хотя глядеть то как раз было бестолку. А вот слушать……

Ну и аккурат, к тому времени что я и ждал, послышались вопли да крики, а потом к ним еще и звон мечей добавился. Потом вспыхнуло и не на шутку разгорелось пламя. И на фоне начавшегося пожара, стали видны мельтешащие где-то посреди вражьего лагеря человеческие фигуры.

– Ну вот! – Заорал Нехромой. – Пора сотню выводить.

– Да нет. – охолонил я его. – Это ж они поди еще вона где дерутся. Пока еще сюда подойдут. Чего без толку дверями открытыми светить…..

– Да ведь,……..

– Не, погоди Нехромой. Тута торопиться не надо. Вот погодим, да посмотрим с какой стороны они к нам пробиться смогут, ну вот туда-то и пошлем сотню. А пока ждать надо.

Нехромой пробормотал про себя, что-то, видно не больно для меня приятственное, однако вмешиваться не стал.

А я признаться, и сам своему спокойствию да разумению только подивиться мог. Такое ощущение было, словно я все, что там в лагере происходит, своими глазами вижу……

……. – Ах ведь хрень!!!!! – Так это же Малыш мне в мозги залез!!!! Это он мне навроде Знака, команды подает…… Это ведь точно сука Седой придумал, а мне падла такая ничего не сказал, потому как………………

– Пора. – громко сказал я, нетерпеливо переминающемуся возле меня Нехромому. – Они вишь, вон с той ложбинки появиться думают……

– Откуда ты знаешь?

-……. Так видно же!!!! – уверенно соврал я. – Сам приглядись…, или прислушайся…..

И пока Нехромой вглядывался в непроглядную тьму, я быстренько сбежал с башни, и приказал открывать ворота.

– А вот чего… – вдруг вспомнил я. И повернувшись к своим бойцам, объяснил им чё происходит. – Тута наши ребята небольшой шабаш у врага устроили. Ну а наша задача, прикрыть их отход. Сейчас выходим из ворот, сворачиваем налево, и идем вдоль стены, пока не упремся в ручей. Проходим по ручью пару сотен шагов. Разворачиваем строй и ждем. Наши выскочат из ложбинки, (ну вы ее все знаете?!), и побегут к воротам. Ежели за ними будет погоня, то мы дожидаемся, пока она к самым воротам не подойдет, а потом лупим их по флангу.

Главное не суетитесь. Стойте спокойно и тихо. В такой тьме, вражина нас не увидит, и когда мы ему врежем, он растеряется и побежит. А мы тихонько идем к воротам, заходим в город и закрываем ворота.

Ежели кто отстанет, – ждать никого не будем. Такие пусчай бегут к Южным воротам, там им со стены веревки скинут. Так что не бойтесь, все будет в ажуре.

Оно бы все в ажуре и вышло, кабы не тот конный отряд.

И главное, ну откуда у этих лапотников взяться хорошей коннице?

Да и не было у них ее. Я же вчера полдня на стене просидел, и все их войско обглядел оченно тщательно. Были у них конечно люди верхом на конях…. Но это, именно что и были, люди на конях. Но не как не кавалерия. А те, что выскочили на нас из ночного мрака, явно были в своем деле не новички….

А ведь главное самое, – ну ведь почти уже все получилось. Отряд Седого подошел к воротам преследуемый небольшим отрядом врага. Мы ясно дело, вдарили им с фланга, и почти что обратили в бегство. И тут появилась эта кавалерия. Да и было то их не так уж и много, – не больше полусотни. Только полусотня эта была наряжена в кованные доспехи, и со своими копьями в два человеческих роста длинной, обращалась как моя бабушка с вязальными спицами. Ну то есть, – очень умело. Седому то что, – у него в отряде самые лучшие бойцы! Они щитами прикрылись, копья-мечи перед собой выставили, и медленно но твердо, не ломая строй, начали отходить вдоль стены.

А мои оболтусы? – Они же как только этих латников увидали, так строй к Злыдневым детям, забыт был напрочь. Все бросились в рассыпную, как куры при виде сокола.

Ну да и я, побежал к ручью, и давай орать, что б все, у кого еще хоть капля мозгов сохранилась, бежали, что бы значит, на мой голос.

А про ворота в тот момент, я признаться и забыл. Ну да к счастью, Десятина, который остался на воротах охранять, – дело свое знал, и закрыл их при первом признаке опасности. Что может быть, по большому счету, город и спасло. Поскольку ежели бы те латники, ворота значит заняли. А за ними и другие засранцы подошли….. То капец бы пришел нашей Трехе!!!!

Ну и отбежал я значит к ручью, и начал звать войско свое хреново. И ясно дело, при моей то везучести, первый кто на меня выскочил, был вражий конный латник. Ну и ясно дело, выскочил он не для того, что бы поговорить, а чтобы значитца прикончить меня такого, не в меру говорливого.

Ну да видно, расслабился засранец, моих салажат на копье свое накалывая. Выставил он тыкалку свою на меня, да и полетел галопом….. Ну да я ж не салага какой. Я это его копье щитом отодвинул, отпрыгнул в сторону, и рубанул коня по морде. Судя по тому, как заныли руки, – попал! Да и стук копыт, вдруг сменился жалобным лошадиным криком, и громким лязгом рухнувшего с высоты доспеха.

… Это ведь допустим, ежели бы они строем шли, или бы мы тут строем стояли…. Вот тогда да!!! Никуда не отпрыгнешь, и копье, только товарищу в грудь отведешь…. А один на один, ежели не спужаться конного вояку, то завсегда отбиться можно.

Ну и когда вояка этот значитца с коня слетел, я к нему быстренько подскочил, и хотел было прирезать, пока он вроде как пришибленный…. Однако потом пришла мне в голову мысля, что надо бы у этого засранца, порасспросить, откуда он такой красивый взялся….

Так что добивать я энтого субчика не стал. А завместо того, связал хорошенько, да кляп в пасть сунул, чтобы он подмогу себе вызвать на задумал. Ну а потом, ясное дело, пошел конягу добил. А то че, скотина горемычная зазря мучиться будет.

Ну а тут уж, и мои, кто посмышленей подбежать успели. Поскольку всего делов-то это, не более как минуты четыре-три заняло.

Я этих смышленых, за ручей послал, да велел там в колонну строиться. Ручей то ведь энтот, вроде и небольшой, и еще ледком покрыт. Но ледок-то это, по весне уже тонок, и конного латника не выдержит. Да и земля вокруг него вся кочковатая, да кустарником поросшая. Конному на такой, не в жисть не разогнаться, а пехоты тута не было. Так что все, кто успел на голос мой добежать, осторожненько ушли с поля боя к Южным воротам. Там мы малость поругались с теми козлами, что ворота сторожили, но потом заставили их все-таки ворота нам энти открыть, и нас, значит в город пустить.

… А Седой с войском, так и не появился.

Все бы конечно ничего. Да только за ворота я уходил с семью десятками, а обратно вернулось, дай Боги четыре.. Оно конечно, может кто из ребят, просто растерялся, и бродит сейчас по окрестностям, и ежели не все мозги от страха потерял, еще к Южным воротам выберется. Ну как условленно было. Но…….

А за Южными, меня прям делегация целая встречала. Включая Городского Голову. Он на пузень свой жирный, доспех напялить видно так и не смог, и ходил непонятно в чем, то ли в железе боевом, то ли в висюльках бабьих. Но рожу строил воинственную, хотя от страха уши у него так и тряслись.

– Как же так? – говорит он мне. – Мы тебе Кудрявый, (он у меня чуть ли не каждый день жрал, потому кликуху мою знал). – Такое важное дело доверили, хоть ты человек и пришлый, а ты понимаешь вот…….

Ну и ясное дело, все значит начали ему поддакивать, и вину всю на меня спихивать. Будто это я планы разрабатывал.

А я ведь и оправдаться толком не могу. Потому как это значит, на Седого вину спихнуть выходило.

Тут бы меня конечно и того…… В лучшем случае в простые ратники спустили, а в худшем, – висеть бы мне на площади нашей…. Ну да тут, несколько старых солдат, что под моим началом стояли, и авторитетом в городе пользовались, за меня значит вступились, мол дескать – «Кабы не Кудрявый, нам бы вообще копец полный. И за такого командира, дескать, держаться надо».

Ну и господа начальники, ясно дело поорали, и ушли, не солоно хлебавши.

Ушли, да не все. Нехромой со мной остался, и судя по его роже, имел мне сказать много чего «приятственного».

И ясное дело, Нехромой на меня вызверился так, будто это я вражьим войском командовал. Седого то нет, на него не поорешь. Да и на себя…..

Хотя зная Нехромого, думаю, что и себя он всеми словами, которые знал, проклясть успел.

А я понимаешь, стою перед ним, дурак дураком, и сказать ему ничего не могу.

Не могу, потому как вокруг нас народа немеренно собралось, а при них, ВСЕ не расскажешь.

Я было начал Нехромому подмигивать, да глазки строить, дескать – «А вот послушай чё скажу….». А он от такого весь покраснел, потом побледнел до зелености, потом видно убить меня захотел, потому как рука за меч ухватилась. А потом вроде как перегорел, да рукой на меня махнув, побрел к своему дому.

Ну а я значитца, пленника нашего, велел в харчевню тащить, да приглядывать за ним, пока я с высоким начальством, разговор разговаривать буду.

…..Ну да в общем, по роже Нехромому, все таки пришлось съездить!!!

Нет, не со зла. А что б он в разумение вошел, и орать на меня перестал. А то ведь как он меня у дверей дома своего увидал, так……………………

….Нет, правильно я ему по роже дал, а то бы он меня бы точно прирезал.

– Ты это. – Говорю я ему, выливая ковш воды на башку. – Ты Нехромой, погоди на меня кидаться. Дай сначала я тебе все как есть обскажу.

– Чего? – спрашивает он у меня, пальцами зуб пробуя, шатается или нет.

– С Седым и войском евоным все в порядке!!! – выпалил я, пока он снова не завелся. – Сидят в Заречном лесу, ежели завтра вражина на город приступом пойдет, они по евоному лагерю, опять вдарят, что б у тех паника началась. Ну а ежели не пойдет, они ночью вылазку сделают…..

– Это вы чё, – заранее с ним договорились?

– Да нет. – Отвечаю. – Просто когда конница ударила, его отряд грамотно отойти сумел. Тем более, что она на моих дураков переключилась…. Ну а там, он уже план свой новый и придумал…..

– А ты тогда откуда знаешь?

– Да у нас с Седым…., ну это…., ну навроде Знака…. Вроде как я его мысли знать могу!!!!

– Это как это?????

– Нехромой, то ли я тебе и впрямь мозгу вышиб, то ли слабо врезал, и ты все еще в себя никак не придешь……

– Малыш?!?!?!

– Он самый.

– А что же ты раньше….. Хотя да. Конечно………. И что дальше?

– А дальше, надо придумать, как твоим начальникам это объяснить, не впутывая Малыша.

– Да-а-а-а. А давай так и скажем, что это у вас такой план был секретный. Что ежели сопротивление будет слишком сильным, они в Заречный лес уходят…, ну и дальше, как ты сказал.

– А поверят?

– Они сейчас, любой хорошей новости поверить готовы.

– А ежели спросят, – «Чего раньше молчал?».

– Так на то он и «секретный» что б языком не трепать…..

Ну на том и сговорились. Нехромой значит к себе домой пошел, а я значит до кабака нашего двинул, потому как пленника моего, аккурат в кабак доставить должны были. А мне надобно узнать было, откуда он такой интересный появился.

И признаться вовремя пришел, потому как вояки наши, этого пленника моего, уже метелить начали. Ну не так что бы уж совсем по серьезному. Так, – губу разбили, да нос расквасили. Ну да ведь известное дело, стоит только начать, а там уж дело то пойдет…….

Ну я это дело прекратил мигом, потому как ведь прибьют уроды добычу мою, а я ее и разглядеть толком не успею.

Успел. Разглядел, – пленный то мой, – сопляк сопляком оказался. Годочков семнадцати, не более. Но доспех на нем был богатый. И не в том смысле что богатый по части завитушек да золочения. А в том смысле богатый, что дюже качественный, – хрен прорубишь.

И смотрел пацан на меня дюже нагло и вызывающе. И без всякой, прямо скажем любви.

Так что я, первым делом ему по роже съездил, да пока он в отключке валялся, доспех то с него и содрал. Потому как, по всем законам, мой это доспех теперь был. (Меч то я его сразу прибрал). Только вот шлема, чего то не видно было. А до того, – шлем был. Я это точно знаю, потому как при въезде в Треху, я на нем шлем самолично видел. И ежели кто шлем тот спер………………..

Так этот шлем меня расстроил, что когда пацан малость очухался, я ему еще разок по морде съездил. Но уже так, умерено, что бы только в башке зазвенело.

– Ты кто таков будешь? – говорю я ему.

Он, хоть и сидел скрючившись, да к стеночке привалившись, однако после вопроса моего, спинку эдак выпрямил, нос задрал, и плюнул в меня слюной кровавой.

Ну или попытался плюнуть. Только больше подбородок свой измазал, чем до меня долетело.

Так мне смешно от этого стало, что я даже бить его заново не стал, а только ткнул ладонью в лоб, и затылком об стеночку малость приложил…, шутейно…….

Тут его и прорвало. Начал он на меня ругаться всячески. Да не по нашему, по простому, а все на господский манер, дескать – «Быдло я. Мразь. Холоп. Как смею…..»……

Ну тут я и смекнул, как с таким дело вести следует.

– Я тя, щас. – говорю ему, – На базарную площадь выведу, сниму портки, да ремнем всю жопу прилюдно исхлестаю. А потом, с голой жопой со стены спущу, и к своим в таком вот виде отправлю……

Ну ясно дело, такого дворянчик наш, спужался дальше некуда. Он ведь, по малолетству смерти то не Злыдня не боялся, потому как не видел смерть то эту по настоящему. А вот позорища, насмешки, – спесь дворянская точно вынести не могла. Так что не прошло и десяти минут, а запел мой соловей, да так, что даже я заслушался.

А был он оказывается, – Благородным Воином Отряда Достойных. И собрался оказывается этот Отряд, чтобы быть Защитой и Опорой простым людям, Спасать и Защищать!

Тут признаться мне и впрямь дюженно интересно стало. – «Как мол это так вот, говорю, получается, что вы все такие, футы-нуты, да на город мирный напали?»

Ну тут он мне и давай басни рассказывать, дескать у них там на севере жуткий неурожай, голод, все такое. И мол молодые дворяне, видя страдания холопов своих, решили оказать им помощь и помочь добыть жратву, «силой оружия своего».

– Что ж это делается, – говорю я ему. – Вы же жратву то, у других простых людей отбираете. Это как же так, одни жрут, а другие все равно с голоду дохнуть должны.

– Это мол, мои вассалы, – отвечает он мне, – Которых я, по обязанностям и праву сеньора, должен опекать и оберегать. А у вас мол, должен быть свой сеньор, который о вас и позаботиться. А ежели вы своего сеньора прогнали, и живете своим умом, то дескать за то вами наказание и Злыднева погибель.

– Так может ты и есть Правильный Парень, который войском-то командует?!?!?! – вдруг озарило меня.

Тут Благородный Воин замялся, и начал нести какую-то чушь.

Я бы из этого всего, наверное бы и слова не понял, да общение со Стариком да Седым, меня кой-чему научило…..

– Так выходит, это крестьяне ваши сами в поход пошли!!!! А вы дворяне так, вроде как примазались?

Он опять начал всякую чушь нести, дескать – «Не примазались, а возглавили». Но судя по роже его смущенной, моя догадка правдивой оказалась.

Ну дальше, порасспросил я его про количество войск у Правильного Парня, и сколько народу в Отряде Достойных состоит. И где был это Отряд, до нынешней ночи. И…….

Но в общем и целом, ничего нового не узнал. После чего, хотел было сопляка этого нашим отдать, пусть мол сами допросят, да прирежут на потеху народу. Но потом глянул лишний раз на доспехи его, который небось подороже всего кабака Нехромого стоили, и смекнул его себе оставить. Может потом выкуп получить удастся?

Ну да в общем, на следующее утро Нехромой в Управе, наврал с три короба, и малость начальство наше городское успокоил. А то ведь у них там конкретная истерика началась, уже кое-кто и город сдать предложил. Ну и тут Нехромой значит и говорит, – «Дескать не сцыте, господа хорошие, все дескать по плану специальному делается. Так что теперь победа чисто в наших руках будет».

А еще до этого, жопа хитрая, лично с Городской Головой с глазу на глаз перемолвился, так что на общем собрании получилось, будто и Городской Голова про все дела знал и заранее одобрил.

Ну народ там духом воспрянул, Нехромого начальником над всем городским войском поставил, а меня вроде как его заместителем.

Так что следующую совещанию на высшем уровне, мы уже в моей кухне втроем проводили. Я значит, Нехромой, да Грамотей.

Нехромой, как психовать перестал, сразу мозгой работать начал. И первым делом, велел мне связаться с Малышом, и сказать, что б значит, ночью они вылазок не делали, а ждали когда вражина на приступ пойдет.

Я конечно связаться то был не против, вот только как энто делать не знал, поскольку я и до Этого, в магах не числился, а уж опосля Этого, так и вообще!

Грамотей вроде как начал что-то трындеть про то, что думать надо «сильно», мысленно вызывая образ Малыша. Но да я его со всеми этими фокусами послал подальше, и завместо этого предложил просто человека с весточкой послать, как раньше делали, когда с магами еще знакомства не водили…..

Нехромой меня поддержал, и тут же высвистал Рыжего. Рыжий, который дюже пережевал, что Седой его в свою Лучшую Тысячу не взял, выслушав нас, сразу же в Заречный лес бежать намылился.

Но Нехромой его притормозил, и велел сперва еще пару таких же обормотов, навроде Рыжего отыскать. Желательно из местных. Что бы и окрестности знали, и шустрить умели, и где чего украсть не дураки были, и подраться….. А главное, – что бы семьи в Трехе у них были, что бы значит к врагу не вздумали перекинуться.

Рыжий побежал друганов своих звать, а Нехромой тем временем, планы начал рассказывать, как значит, город от долгой осады уберечь.

Я его выслушал, одобрил обчее направление мысли, хотя и разругал планы его вдрызг. А все потому, что для планов его нам войску раза в два поболее иметь надо было.

Нехромой начал на меня орать, и чуть в драку не полез. Но тут Грамотей, (недаром кличку такую получил), предложил дела наши, обсудить с наиболее толковыми вояками города. Дескать, одна голова хорошо, а две…..

Ну, две не две, а с десяток голов мы собрали. Тут и Рыжий прибежал, и два десятка пацанов с собой приволок лет от десяти до семнадцати-восемнадцати. Мы ему конечно за такое по шеям надавали. Самых малых прогнали к мамкам, однако тех кто постарше, все же к делу решили приставить.

Но первым делом Рыжего, и еще пару пацанов отправили с поручением к Седому, чтобы ночью с вылазкой не трепыхался. Нехромой им еще попутно сказал чего врать надо, ежели к врагам в лапы попадут. А я поделился кое-какими воспоминаниями, про то, что обычно враг творит, когда города штурмом берет, с намеком на родню их значит.

Ребята побёгли. Ну а мы значит, заседать начали.

Заседали ах до самой ночи. Я даже стерпел, что Солома в моей кухне, при мне кошеварит, и даже не убил его ни разу, и даже словом его ни за что не попрекнул, потому как от совещания отвлекаться не хотел.

Но к ночи мы план все-таки высидели. И признаться, пара моих мыслей по энтой части, были даже очень не лишними.

Ну не скажу, что б на следующий день, а вот через два дня, все у нас как по писанному получилось. Будто вражина тоже наш план знал, и по тому плану действовал.

И первым роль свою отыграл, как это ни странно Грамотей.

А дело так было, – нам надо было врага на приступ выманить, да ни куда-нибудь, а конкретно к Южным воротам.

Долго мы мозговали как сделать это можно было, а потом Грамотей возьми да и ляпни…. «Мол наслушался я, как ты Нехромой ребятам чего врать советуешь, и подумал, а не послать ли кого к врагу, под видом перебежчика, и пусть тот соврет, что в городе у нас разлад и шатание. Что мол лучший отряд бойцов из города уже сбежал, и мол этой ночью, самые богатые купчины в городе застрявшие, через Южные ворота побегут, да не пустые, а с самым скарбом своим богатым. Мол тот бы скарб перехватить…….».

Ну да ясно дело было, что вражина, узнав что у нас ворота открыты будут, постарается не дать нам их закрыть, и ударит как раз в то самое место, куда мы его заманить хотели.

И что самое удивительное, Грамотей сам и вызвался тем перебежчиком быть!

Я возражать начал, – «Что дескать Грамотей, на слово тебе никто не поверит, и на всяк случай коленным железом по телу пройдутся. А ты конечно парень хороший, но сразу видно что не боец, и боли терпеть не сможешь……».

Ну а Грамотей мне в запале сказал, что боль он терпеть может получше многих, и посмотрел на меня так…., выразительно!

Тут я и смекнул, что он же вроде как тоже из магов будет, и что Старик рассказывал, как у них там в Школах, контролировать свои чувства учили….. Вот как раз болью то и учили.

А Корень, – сотник с Западного конца, сказал, что дескать это хорошо что не боец. Потому как бойца точно пытать будут долго и тщательно. А на Грамотея только цыкнут разок, да пару раз по морде зазвездят. Тут мол ему и самое время сломаться и рассказать все, что он тут напридумывал. Все, включая меня, это дело одобрили, поскольку в словах Кореня, много резону было.

Так что вражина пошел на приступ, как раз тогда и туда, где мы его ждали. А ждали мы его у Южный ворот, как раз потому, что лагерь его располагался напротив северных. Потому, чтобы «незаметно», к южным воротам подобраться, вражьему войску большой крюк делать пришлось. Да еще и ночью непроглядной, поскольку мы «побег», на самое утро наметили. Уставшие были, не выспавшиеся, в отличии от нас.

Мы ясно дело за ними еще с вечера в оба глаза глядели, потому и знали, что к Южным воротам их меньше половины пошло. Зато небось самые умелые. А остальные в лагере остались, и начали вид делать, будто к штурму готовятся.

Ну мы до самого раннего утречка выждали, что бы вражина всю ночь нас выжидаючи неспамший был. А как только небо на востоке засветлелось, Южные значит открыли, и вроде как штук сорок телег из них выпустили. Да не простых, а вроде как до верху добром набитых. Ну и ясно дело, при них возницы, охрана, сами хозяева…. Этакого безобразия, войско их не перенесло, и пока большая часть штурмующих в ворота прорывалась, меньшая начала телеги заворачивать……

Ну а в телегах, заместо тюков с добром, наши бойцы с заряженными самострелами сидели, да охрана, возницы, купцы…. В общем, почти три сотни бойцов за спиной штурмующих оказалось. Прибили они по-быстрому своих обидчиков. (С арбалетов, да в упор, ни одна бронь не выдержит). И с тылу по штурмующим вдарили.

А штурмующие, в ворота очень даже легко прорвались. Да недалеко от ворот пробежать успели. Мы там завал из разрушенных домов выстроили. И с того завала в них стрелами, да камнями. А со стены кипятком да смолой. Они назад, а там опять наши…….

А те что в лагере оставались, они перед воротами нашими собрались, да штурм изображать начали. Больше ясно дело орали, да оружием звенели, – ждали сволочи, когда им ворота откроют.

Так что когда мы пару сараев с сеном запалили, и ворота приоткрыли, – они в эти ворота и ломанулись. А там опять баррикада. Да еще и Седой, дым увидимши, своих в атаку на лагерь повел…..

Так что уже к полудню, мы вражье войско побили. Не всех ясное дело. Тыщи полторы по лесам разбежаться успели. Да еще обоз с бабами да детьми, на нашу шею свалился. Но это уже дело десятое было. Самое главное, что мы ихний костяк переломили. А Седой еще и этного Правильного Парня, самолично на меч насадил.

И дворянчиков тех мы побили, когда они сквозь северные ворота прорывались. Оно во-первых, и завал им простору не дал. Конному то ведь простор нужен, а мы, мало того что площадку тесную оставили, так еще и рогаток да бревен всяких понакидали.

А во-вторых, еще я свои кашеварные таланты проявил, – составил смесь из жгучего репья, ведьминых волос и слез дракона. Ежели такой смесью в морду лошади запульнуть, то она такие коленцы начинает откидывать, что не то что бы усидеть на ней, а и рядом с ней находиться невозможно. Ну а когда дворянчик, в доспех закованный, с лошади сверзиться, его не то что вояки, а и воробьи запросто заклевать могут.

Ну а потом как обычно. Сперва чуть из-за добычи не передрались. Энти засранцы хитрожопые, из отряда Седого, решили на все лагерное имущество лапы наложить. Дескать, раз они лагерь захватили, то вроде как энто все их добыча законная. До того дошло, что мы перед ними ворота захлопнули, и сказали, что раз лагерь они захватили, то пусть в нем и живут, а мы дескать, пока в их домах чего интересного пошерстим.

Ну да потом приперлись Городской Голова, Нехромой, и еще целая толпа важного народа, и давай нас мирить, да про добычу договариваться.

А я, пока значит вся эта хрень творилась, подмигнул проверенным людям, да с дворянчиков доспехи поснимал, и коней ихних приныкал, тех ясно дело, что от прыжков по камням нашим, ноги себе не поломали. Опять же, и кошельки у них, отнюдь не пустые были. Мы это все в харчевню к нам оттащили, и по конюшням да подвалам позаныкали, дескать ищите свищите, господа хорошие……..

(обратно)

МОЛЧУН

То что Вождь вернулся, это было хорошо.

Простые солдаты радовались ему, ибо привыкли связывать свои победы с его именем. А командиры, хоть и не подавали виду, но явно были рады переложить ответственность за Армию на чужие плечи. Потому что – другого вождя, среди нас не было, о чем говорил тот факт, что управлял армией Совет, а не один военачальник.

Когда Армия его потеряла, я впервые понял поговорку – «Остаться без головы».

Мы вроде как и оставались Армией, продолжали воевать, и даже побеждали….. Но это все было не то. Это был бег курицы с отсеченной головой, без смысла и цели.

Конечно, смысл и цели у нас были. Но были они у каждого свои. И я с каждым днем, все сильнее начинал чувствовать, что Армия доживает последние дни. Пока цели наших вождей продолжали совпадать, – мы еще держались. Но стоило этому измениться, – и все бы быстро закончилось. Топор бы повел остатки ударного корпуса на запад, «отвоевывать», свои родные земли. Муха увел бы всадников в степи. Еж и Блоха, кажется, собирались осесть на землях Красного Короля, принеся ему клятву верности.

Но стоило появиться Вождю, и все эти мелкие планы были забыты. Вождь принес нам Цель, и уверенность в том что она достижима. Все, и простые солдаты и начальники, и даже Топор, сразу воспрянули духом, ибо верили, что с Вождем мы сможем добиться куда большего, чем поодиночке.

Но Вождь был уже не тот…..

Он изменился, и изменился сильно. Предательство и плен, оставили на нем свой след.

Раньше он зажигал людей огнем праведника, своей верой в Правду того что он делает. И люди шли за ним на смерть с радостью и верой.

Теперь же….., нет, тот праведный огонь и вера, они не угасли. Но в нем появилась странная жесткость и подозрительность. Он теперь не столько вдохновлял, сколько подавлял окружающих своей, ставшей поистине стальной, волей.

Раньше люди с радостью смотрели ему в глаза, искали его взгляда, черпая в нем уверенность и силу. Теперь же, – все мы опускали глаза, когда он смотрел на нас, словно были перед ним в чем-то виноваты и боялись наказания.

Стал ли он хуже или лучше. – Сложно сказать.

Раньше это был мальчишка умеющий убеждать других в своей правоте. В чем-то наивный, но чистый и искренний. С ним было хорошо и радостно общаться. Но каждая его победа, воспринималась как некое чудо. Словно белый и пушистый зайчик, вдруг загрыз волка.

А теперь, перед нами стоял сам волк. Его сила пугала. Но и внушала уверенность в то, что с таким Вождем, уже ничего не страшно.

Едва вернувшись в Армию, он начал действовать с необычайной энергией и стремительностью. Уже к вечеру первого же дня Армия забегала как угорелая. Был послан парламентер к Красному Королю с предложением о встрече. Солдатам объявили о возвращении Вождя, и о том что завтра он проверит свою Армию.

Простые солдаты начали срочно готовиться к смотру, а склады и обозы к ревизиям.

Внезапно все обнаружили что не соответствуют стандартам Той, прежней Армии. Что их оружие пребывают отнюдь не в идеальном состоянии, доспехи и одежда требуют починки, а в заплечных мешках накопилось много лишнего барахла, и не хватает чего-то нужного.

Началась суетливая подготовка, подгонка, и розыски. Но это была приятная суета. Словно больной, пролежавший много дней в кровати, наконец получил возможность ходить, и начал искать свою одежду, обувь и оружие, закинутые куда-то за ненадобностью.

Смотр прошел на ура. Все были подтянутые, и приветствовали Вождя таким радостным ревом, какой ни всегда услышишь и после выигранной битвы.

Он прошелся вдоль строя, здороваясь с ветеранами, и подшучивая над молодыми. Кажется он успел взглянуть в глаза каждому солдату, и каждому дал понять что ОН ВОЖДЬ, ОН ВЕРНУЛСЯ. А с ним, вернулась и Победа.

Потом был устроен пир!

Но уже через два дня, я, как начальник разведки, сопровождал Вождя на переговоры с Красным Королем.

Встреча состоялась в одной деревеньке, лежащий как раз на границе контролируемых нашими армиями территорий. Конечно, мои ребята предварительно обшарили все окружающие леса и села, в поисках вражеских засад. Но их не было.

Любо-дорого было посмотреть как Вождь давит и ломает Красного Короля.

Конечно сейчас это уже был не тот хитрый и самодовольный гад, каким он был еще год назад, когда мы договаривались с ним о проходе через его владения.

За этот год, его столько раз пинали били и обманывали, что он сильно растерял свою самоуверенность и наглость. Но тем не менее, это был все тот же кровожадный поддонок, который еще при магах, с помощью свой хитрости, жестокости и коварства, смог подняться от предводителя небольшой шайки разбойников, до властелина целого королевства. Одного из самых больших и сильный в наших землях. И то как Наш Вождь мял и давил его, словно гончар мягкую глину, придавая ту форму, что была необходима Нам, – наполняло мое сердце гордостью и радостью.

Вождь не просил помощи, не извинялся за вынужденное предательство, не оправдывался.

Он объяснил ситуацию, и поставив короля перед фактами. Затем приказным тоном призвал его принять участие в своих действиях против Ярла, да еще и потребовал компенсаций, за возврат тех земель, которые сейчас контролировала Армия. Обещая в противном случае, объединиться с Ярлом, и забрать все так.

Красный Король сломался, и пообещал отдать в наше распоряжение две тысячи своих копейщиков, (особенно его потрясло то, что Вождь, потребовал конкретные части, указав их названия, и прозвища командиров). И полностью снабдить продовольствием и вооружением всю нашу Армию. (Вернее мы получили право самим забрать все что нам не обходимо с земель короля), К тому же был пересмотрен предыдущий договор, согласно которому Красный Король получал львиную долю того что захватит Армия, разбив Ярла. Теперь, он не получал почти ничего, радуюсь тому, что удалось сохранить свои владения.

– Ты думаешь Вождь, он будет соблюдать договор? – спросил я его когда мы ехали обратно.

– Пока ему будет это выгодно, и пока не появится возможность ударить в спину. – Он невесело усмехнулся. – Но я вынужден был поставить такие условия, чтобы убедить его в том что мы сильнее. Если бы я начал просить, – он бы постарался предать нас. – Вождь задумался на некоторое время, а потом добавил. – Так что ты Молчун, присматривай за нашим союзником. Сегодняшнего унижения, он мне не простит никогда.

– Думаешь, может подослать убийц?

– Может….. – На лице Вождя появилось такое выражения, что я счел за лучшие не продолжать расспросы. Вождь явно обдумывал какую-то идею.

А что ты знаешь о его наследниках? – наконец спросил он меня спустя минут десять-пятнадцать.

– Двое старших сыновей погибли, еще когда Красный Король рвался к власти. Третьего сына, он прикончил когда тот попытался сместить папашу с трона. Была еще дочка, ее он выдал за какого-то барона, но она умерла при родах. Через полгода и барон скончался от странных резей в животе, а его владения перешли к Красному Королю. Сейчас официальным наследником считается его двоюродный брат. Но братец этот явно страдает слабоумием….

Так что в случае смерти Красного Короля, скорее всего начнется свара между его ближайшим окружением. Что может оказаться нам на руку. Ты хочешь, что бы я…..

– А что с ребенком дочери и барона?

– Пропал. По крайней мере, при дворе Красного Короля о нем никто ничего не слышал.

– Постарайся узнать.

Те две недели были поистине жутким времечком. Вождь заставлял всех трудиться на износ и был беспощаден и к нам и к себе. Мне тогда пришлось взвалить на себя не только разведку, но и дипломатические обязанности, и даже интендантскую службу.

Зимой воевали редко. А нам предстоял долгий переход по зимним дорогам, причем в самое холодное время года. Нужно было срочно запасаться провизией, теплой одеждой, и транспортом способным двигаться по снегу.

Едой и одеждой нас обеспечила кавалерия Мухи, ограбив подчистую всех местных крестьян. Мне же выпала более сложная задача, обеспечить Армию транспортом.

Сам я из довольно теплых краев, снег у нас бывает редко, и когда он мешал движению, проще было просто подождать пару дней, пока он не растает, чем сооружать сани. Да и в этой местности, сани особым спросом не пользовались, ибо холодное время длилось не больше пары-тройки месяцев. На время этих месяцев, народ вроде как впадал в спячку, отлеживаясь и набираясь сил перед предстоящими весенне-летними работами.

Мне бы вообще не пришло бы в голову задуматься о таком. Но Блоха, который был с Севера, сразу заострил на этом внимание совета.

Так что мне пришлось собрать тех своих ребят, что были родом с Севера, и выяснить у них, как зимой по снегу ездят.

К сожалению, все они были исключительно вояки. Так что описать что такое сани они еще могли. Но вот построить что-то подобное, это было уже не в их силах.

Десяток местных плотников, поощряемые кнутами и дурными деньгами, конечно, кое-что сделал, но этого было мало. Так что в поход Армия отправилась укомплектованная повозками на полозьях, лишь на треть.

Согласно разработанному плану, оба наших войска должны были двигаться к владениям Ярла по обе стороны леса.

Подразумевалось что Ярл не упустит случая разбить нас по отдельности. Причем Вождь был уверен, что нападет Ярл именно на войско Красного Короля.

Откуда была эта уверенность, я так и не понял. Мне кажется, что этого не понимал и сам Вождь. Но наша стратегия складывалась именно из этого его убеждения.

О проходе через болота, Красный Король извещен не был. Необходимость напасть на Ярла именно в это время, ему объяснили тем, что зимой почти никогда не воюют, а значит напав сейчас, мы застаем нашего врага врасплох. И тем, что якобы по нашим сведениям, Ярл ждет очень большое подкрепление, которое подойдет к нему весной. И если мы не разобьем его сейчас………

Не знаю, купился ли на это Красный Король, но обещание выступить в поход дал. И по сведениям, которые приносили мне мои лазутчики, – его войска явно к войне готовились.

По замыслу Вождя, собираться и двигаться наш союзник будет неторопливо и очень медленно, поскольку его армия, в ее нынешнем состоянии, ни на что другое не способна. У Ярла будет достаточно времени, чтобы собрать свои войска, и перехватить его на полпути к своим землям. Ну а мы естественно, пройдем через лес, и ударим либо с тыла, либо во фланг войску Ярла.

Я отдал приказ своим ребятам, не слишком то усердствовать вылавливая вражеских шпионов. Правда думаю, у нас их и так было не много. Все-таки моя служба работала хорошо. А вот в войске Красного Короля уверен, шпионов Ярла было предостаточно.

Первые неприятности случились на четвертый день похода. Ударили такие холода, что от них не спасала ни теплая одежда, ни стенки палаток, в которых мы пытались скрыться от пронизывающих ветров. Хорошо хоть лес был рядом, и с дровами для костров проблем не было. Так мы и стояли два дня, не двигаясь с места, сгрудившись возле огромных костров, согреваясь кружками отвара трав, а то и просто кипятком.

На третий день холод вроде бы ослаб, но повалил сильный снег. Тем не менее Вождь приказал двигаться вперед. Мы двинулись, но за день прошли расстояние, которое в другое время преодолели бы за пару часов. При этом и люди и кони так выбились из сил, что наша доблестная Армия не смогла бы оказать сопротивление даже кучке крестьян.

Опять пришлось встать и ждать пока не закончится снегопад. За это время обнаружилось что наверное не меньше половины Армии заболело. Причем болезнью, от которой не помогали ни обычные средства лечения, ни даже заговоры знахарей. Внешне болезнь выглядела не очень опасной, – что-то вроде обычной простуды, но у некоторых она вызвала сильный жар, и слабость. К тому же многие из нас отморозили пальцы на руках или ногах, носы и уши. У меня у самого кожа слезла с кончика носа и с ушей. Это конечно было не смертельно, но очень неприятно.

Наконец, как раз на праздник Солнцестояния, снегопад закончился. Было холодно, но двигаться было можно. Можно, но трудно, из-за огромного количества выпавшего снега. Его было столько, что под ним просто исчезла дорога, по которой мы шли. Единственным ориентиром оставалась кромка леса.

Вождь приказал торить новую дорогу по снегу. Ребята с севера, сплели себе такие штуки на ноги, с которыми ходить по снегу было намного легче. Вот они то и пошли первыми, утаптывая дорогу, за ними шла пехота и обоз. Замыкали колонну всадники, прикрывавшие тыл.

Пусть медленно, но наша Армия все же двинулась к цели. Из ранее намеченных планов, мы конечно давно выбились. Но поскольку и армия Красного Короля и Ярла, оказались в схожих условиях, – опоздать на битву мы не боялись. Боялись только, что битва вообще не состоится.

Наконец, на четырнадцатый день похода, мы дошли до тех холмов, откуда надо было сворачивать на дорогу через болота.

К тому времени люди были так измотаны этим походом, что в первый день даже нормального лагеря не смогли поставить.

Начались шепотки, о том что весь этот поход, – очень напрасная затея, и лучше бы вернуться пока мы все тут не передохли от холода и болезней.

Да и припасы начали подходить к концу, ведь мы то рассчитывали к этому времени уже разбить Ярла и потому взяли с собой только самое необходимое. Следовавший за войском колесный обоз застрял в снегах где-то далеко позади. Довольствоваться пришлось только тем, что было в заплечных мешках, да в немногих санях, что смогли следовать за Армией.

Но куда хуже было дело с кормом для коней. Сена и зерна было мало. Конники Мухи рубили тонкие ветки кустарника и драли кору с деревьев, что бы хоть как-то утолить голод своих коней. Многие отдавали им часть своих пайков, довольствуясь лишь половиной, лишь бы поддержать силы своих любимцев. Но тем не менее, – множество коней пало, не выдержав тяжести перехода. Причем первыми умирали самые дорогие кони с Южной Степи. Высокие, длинноногие, быстрые и злые, – они были непревзойденные бойцы и выносливые скакуны. Но холод, кора и ветки кустарников, – плохое сочетание для зверей, привыкших к теплу, свежей траве и отборному зерну.

Кривоногие бойцы Мухи, влюбленные в своих коней, со смертью каждого такого скакуна становились все мрачнее и мрачнее. И словно бы в отместку за свои потери, – все чаще начали задирать ребят из Полка Лучших и копейщиков. Начались постоянные ссоры и ругань по пустякам.

Тогда Вождь приказал устроить очередной смотр. Он не утешал и не обещал золотых гор, и не звал бороться за Счастье Человечества. Он просто приказал перестать ругаться, ныть и дрожать от холода. И его послушались.

А сразу после этого смотра, я получил изрядный втык от Вождя, за отсутствие сведений о местонахождении войск нашего противника и нашего союзника. Все мои оправдания со ссылками на погоду не прокатили, и мне пришлось выслушать много неприятных слов.

Только через три дня, мы все-таки выяснили, что войско Красного Короля встало в первый же день морозов, и с тех пор не двигалось с места. Еще спустя два дня, пришло известие, что войско Ярла медленно движется по ту сторону леса, на перехват Красного Короля.

Нам оставалось только ждать. Вождь приказал протоптать хорошенько дорогу через лес, оставив нетронутым лишь небольшой отрезок на той стороне, чтобы враг не догадался о нашей хитрости. Людям было велено плести себе снегоступы по примеру тех что сделали себе ребята с севера, и отдыхать.

Отдыхать пришлось четыре дня. А потом, вместе с известием о прибытии войска Ярла, ударила оттепель. Обещанная пара недель стужи, давно прошли, и по всем прикидкам должно было начать теплеть.

Снег внезапно начал быстро таять. Мы испугались, что лед наболоте тоже растает, и срочно двинулись на ту сторону леса. Еще сутки мы простояли на болоте, слушая как похрустывает лед под повозками и копытами лошадей.

Расстановка сил, о которой мне пришлось докладывать на Совете, была такова. Войско Ярла, стоит почти напротив того места, где мы можем выйти из леса. А вот войско Красного Короля, будет здесь еще только, дай Боги, дней через семь-восемь, если будет вообще.

Так что надо было выбирать, – либо мы идем по следам Ярла, и дождавшись его столкновения с Красным Королем, бьем ему в спину. Либо нападаем прямо сейчас.

Конечно дать возможность противнику и союзнику хорошенько погрызть друг дружку, а уж потом ударить в спину, была предпочтительней. Но у нас заканчивались припасы, люди и кони болели и теряли силы, а вероятность быть обнаруженным противником раньше времени, с каждым днем становилась все больше. Первый же ясный день, и люди Ярла заметят дымы наших костров, или на нас наткнутся отправленные за дровами отряды, или кто-нибудь из обозников услышит ржание коней и звон оружия….

Так что никто не сомневался, что нападать надо сейчас. Думаю большинство из нас тогда вообще, предпочло бы смерть в битве, еще одному-двум дням стояния на холоде, или путешествия по снегу.

Было решено ударить как только враг, совершив очередной переход, начнет разбивать лагерь. Люди будут вымотаны дневным переходом, отвлекутся на хозяйственные заботы, разбредутся в поисках дров…, тут то мы и нападем.

План атаки был максимально прост. Пройти по проторенному армией Ярла пути, и в лобовой атаке захватить лагерь. Маневры и обходы решено было не применять, поскольку все еще лежащий на полях снег, делал их почти невозможными. Так что вся наша надежда была на внезапность, скорость, усталость противника и наступающие сумерки.

Первым в атаку шла конница, которая должна была ошеломить и внести панику в ряды противника. Пройдя сквозь лагерь, ей надлежало развернуться и не позволять противнику организовывать оборону, тревожа их с тыла. Следом за ней, мы бросали копейщиков Красного Короля, без лишних недомолвок дав им понять, что если они будут недостаточно упорно атаковать врага, мы ударим им в спины. Ну а уж третьей волной шли Полк Лучших и наши копейщики.

Впервые на моей памяти, план предстоящей битвы был принят без всяких возражений всеми участниками Совета. Даже командиры королевских копейщиков, так же присутствовавшие на Совете, ни возразили ни словом, хотя и понимали, что их посылают на убой. Всем хотелось чтобы этот мучительный поход наконец-то закончился.

Сразу после Совета, у меня с Вождем состоялся интересный разговор. Его начал я сам, пытаясь оправдаться, после устроенного мне пару недель назад разноса.

– Тут такое дело Вождь, – начал я осторожно. – Может конечно сейчас это и не к месту…, но ты приказал разузнать о внуке Красного Короля…..

– Ты быстро сработал. – Ответил он мне, причем, судя по его голосу, эти известия не слишком-то обрадовали его.

– Просто повезло. Человек, которому я это поручил, сумел отыскать бывшую служанку дочери Красного Короля на тех землях, что мы контролировали.

– И что она сказала?

– Ребенок остался жив. Это был мальчик. После смерти родителей, его забрала сестра барона, и увезла за пределы земель Ярла. Эта сестра замужем за другим бароном. Причем этот барон входил в наш Союз. Ты может помнишь его – барон Ворон.

– Да я помню, он действительно похож на ворона. – Вождь улыбнулся своим воспоминаниям, и надолго задумался. – Мне кажется Ворон не тот человек, что может претендовать на наследство Красного Короля…, как ты думаешь, зачем ему ребенок?

– Да вроде как своих детей у него нет. Вот он и решил усыновить племянника.

Вождь опять надолго задумался. Потом, словно бы на что-то решившись сказал.

– Как можно быстрее узнай все об этом ребенке…. И найди возможность прикончить Красного Короля. Но только тогда когда мы точно будем знать о мальчике все.

А на следующий день была битва. Она прошла именно так как мы и задумывали. Конница пронеслась сквозь лагерь, сея панику в измотанных тяжелым переходом солдатах противника. Копейщики Красного Короля, рыча от злобы, страха и безысходности бросались на немногочисленные укрепления врага. А следовавшие за ними отряды Армии, сминали оставшиеся очаги сопротивления и резали всех подряд. Давненько я не видел подобного кровожадного исступления. Наверное все мы были слишком измученны физически и морально, и понимали что нас хватит только на один удар, и потому не жалели сил, для того что бы удар этот был смертельным.

В общем все получилось. Вот только самого Ярла в этом войске не было. Оказалось что он заболел, и послал вместо себя одного из своих вассалов.

(обратно)

МАЛЫШ

Почему я решил взяться за меч? – сложно сказать.

Когда я почувствовал, что из мира ушла магия………, это было страшно.

Настолько страшно, что я не смог стразу осознать этого страха.

Я не мог понять и поверить, что теперь ВСЕ ИСЧЕЗЛО. Полеты, Перемещения, Власть над материей…. Даже моя способность чувствовать окружающий мир, и та практически исчезла.

Я словно внезапно оказался парализован, слеп, и глух.

Это было так странно, так непривычно, что первое время я с интересом изучал это свое новое состояние, почти не обращая внимания на окружающий мир. Я не осознавал, что это Навсегда, и забавлялся собственным состоянием «обычного человека». Наверное таким образом, мой мозг спасался от произошедшей катастрофы, и ему это удалось.

Я почти не замечал ничего, что происходит во внешнем мире, – как исчез Кудрявый, и как он появился вновь, и как мы очутились в Трехе…, все это было как в тумане, словно бы не со мной.

Но потом пришло раздражение. Жуткая беспомощность, которую я теперь постоянно чувствовал, начала вызывать во мне ярость и злобу.

Причем больше всего раздражало даже не потеря способности летать или перемещаться в пространстве. Больше всего раздражали мелочи быта, которых раньше я даже не замечал.

Раздражала необходимость вставать и идти за какой-то вещью, вместо того, чтобы приказать ей передвинуться ко мне.

Раздражали возникшие сложности в общении с людьми. Раньше я ведь мог просто заглянуть им в мозги, и понять все что они от меня хотят. Теперь же приходилось вслушиваться в их слова, да еще и вглядываться в лица, поскольку слова не всегда соответствовали истинным желаниям.

Раздражали сложности с едой, одеждой, жильем…… Которых раньше, для меня просто не существовало. В общем, – раздражало практические все.

Может именно потому я и взялся за меч, насмотревшись на Седого. У которого после каждого занятия с мечом, на лице проступало такое умиротворение и спокойствие….

Оказалось что не зря. После изматывающих физических упражнений, на раздражение просто не оставалось сил. Опять же, я внезапно понял, что поддерживать правильное состояние своего организма без магии, можно лишь благодаря постоянным упражнениям с оружием.

А потом я почувствовал Магию…. Не ту старую. А новую.

Во время учебных боев, я вдруг уловил То Самое Состояние, которое использовал в Магии.

Невероятная сосредоточенность. Собранность мыслей и тела. Полная концентрация на чем-то одном, и одновременно с этим, – растворение в мире, свобода, и полноценное творчество.

Когда меч, внезапно становился продолжением твоей руки, и начинал управлять твоим телом…..

…Зрение, слух и осязание, сливались в единое целое. И движение бьющего тебе в спину меча, «виделось», так же ясно как и движение собственной ладони перед носом….

…Когда тело реагировало на угрозу раньше, чем мозг успевал ее осознать……

…Когда исчезали мысли и планы, и оставались лишь чистая ярость, радость, и упоение боем……

Все это было Тем Самым, что раньше позволяло мне управлять материей, временем и пространством. Это было Чудом!

После этого открытия, я заинтересовался и другими видами человеческой деятельности.

Начал с Кудрявого. На своей кухне, он тоже Творил. Это было удивительно и прекрасно. Я видел что приготовленная им еда не просто вкусна, но и куда более благотворно действует на организмы тех кто ее ест, чем еда, из тех же самый ингредиентов, приготовленная кем-то другим. Поскольку и мне, в последнее время приходилось быть необычайно внимательным к тому чем я питаюсь, – эти способности Кудрявого заставили посмотреть на него совершенно особым образом.

Да и не только на него, в Трехе было еще несколько мастеров, которые умели Творить. Например кузнец, у которого обычно Нехромой подковывал своих коней, или работавшая одно время в Трактире артель плотников…. Были конечно еще, но они мне не позволяли наблюдать за собой….

Как ни странно, но и Нехромой по своему был творцом. Его творчеством была торговля. И он отдавался ей с упоением и неистовством творца.

Необходимость постоянно сосуществовать с людьми, изменила мое отношение к ним. Не то что бы я полюбил их…, но если до Того, я их просто терпел, повинуясь странной прихоти Наставника. То теперь я почти согласен был считать их равными себе. Ну или по крайней мере считать таковыми Седого, Нехромого, Кудрявого, и отчасти Грамотея. Хотя последний, после своей болезни, явно стал сдавать. Видно для него исчезновение магии, было куда большим шоком чем для меня, и переживал он это куда более мучительно.

Хотя при его уровне магии, и магом то всерьез называться было смешно. Я даже сейчас, потеряв почти все, и то был куда сильнее, чем он тогда.

Конечно преобразовывать материю, перемещаться или летать, я больше не мог. Даже запустить огненный шар, или создать молнию, было для меня почти не посильной задачей.

Но вот то, что раньше считалось «низкой» магией, и касалось в основном воздействия на живые организмы, в том числе собственное тело, или тела и разум окружающих, у меня начало получаться довольно неплохо. Скорее всего потому, что в самих людях, магия еще оставалась и ей можно было научиться управлять. Именно благодаря этому, я и смог вылечить Грамотея. Еще я неплохо работал с деревом и камнями. Благодаря чему мне и удалось оживить кладовики в харчевне и на складах Нехромого.

Но как же это все, было жалко и ничтожно, по сравнению с тем что я мог совсем недавно.

Наверное потому-то, когда Седой, предложил сходить с ним на войну, я быстро согласился. Мне хотелось попробовать свои умения в реальном сражении. Да и получить новые ощущения и поглядеть мир, тоже было не лишним. Но Седой быстро окоротил меня, сказав что посылать меня в бой, не собирается. Ибо мои задачи совсем другие. А потом начал расспрашивать какие именно способности у меня остались. И очень обрадовался, выяснив, что я могу держать мысленную связь с кем-нибудь в городе.

Так что почти всю войну, я проторчал около Седого, выводя его отряд по лесным тропам в тыл противника, и держа связь с Кудрявым. Своим бойцам Седой объяснил, что я мол с детства имею способности выходить именно туда, куда хочу. Способность эта хоть была и достаточно редкой, но тем не менее чем-то магическим не считалась. Так что солдаты меня оценили, и когда мы напали на лагерь противника, два бойца постоянно находились рядом со мной в качестве охраны.

Но взяться за меч, мне все же пришлось, когда у ворот города, на нас вдруг напали какие-то всадники. Так уж получилось, что напали они как раз с той стороны колонны, куда меня определил Седой, решив что там самое безопасное место.

…. Это было совсем не похоже на учебный бой. Всадник выскочил внезапно, так что я даже не успел выхватить меч. Я даже и подумать не успел о том что его надо выхватить. И тело мое, так хорошо обученное, вместо того что бы отпрыгнуть в сторону или закрыться щитом, просто тупо застыло, и я стоял разинув рот, наблюдая как наконечник копья стремительно приближается к моей голове. Но тут чей-то удар сбил меня с ног, и я отлетел в сторону. Удар о землю, столь знакомый мне по тренировкам, заставил меня начать соображать и действовать. Я вскочил на ноги, выхвати меч…, и сразу рухнул обратно, пропуская над собой наконечник другого копья. Рухнул, откатился в сторону, и вскочил снова, уже полностью готовый к любым неприятностям.

Неприятности опять приехали верхом на коне, и на этот раз я смог достойно встретить их, приняв удар копья на щит, и изготовившись нанести ответный удар. И опять оказался на земле, поскольку, как оказалось, выдержать прямой удар, разогнавшегося всадника, невозможно. Щит раскололся, но все же отвел удар копья, которое скользнуло около моего левого уха, слегка задев шлем.

Тут чьи-то руки, за шкирку вытащили меня из-под ног несущегося коня, и буквально зашвырнули за спины строящихся в ряд бойцов. (Честно говоря, я так и не понял, кто именно все это время был моим телохранителем. Потом Седой назвал мне его прозвище, которое впрочем, мне ничего не сказало, и объяснил, что Секач был убит спустя пару дней, во время штурма вражеского лагеря).

Собственно говоря, дальнейшее я уже наблюдал из третьего ряда пятящегося каре. И поскольку практически все стоящие передо мной, были как минимум на голову меня выше, – увидел немногое.

Потом всадники куда-то пропали, а мы ушли из освещенной огнем пожаров зоны, под тень леса. Тут раздался крик Седого, требовавшего меня. А когда я отозвался, он велел мне выводить отряд к Волчьему броду, а потом вести в Заречный лес.

Собственно потом ничего интересного уже не было. Первое время, я еще передавал сообщения Седого. Но потом, к нам пробрались Рыжий, с товарищами, и сообщение началось поддерживаться исключительно через гонцов.

Ну а к бою у города, меня даже не подпустили, оставив с раненными. Там я и проторчал почти сутки, пока победители, вволю наругавшись из-за добычи, не вспомнили про нас.

После победы над армией Правильного Парня, обстановка в нашей харчевне, сильно изменилась. В первую очередь, из-за Седого. Седой, вдруг почувствовал себя большим военачальником и великим воителем. На почве чего умудрился переругаться и с Нехромым, и даже с Кудрявым.

…Как-то так получилось, что он остался командовать своей Тысячей Лучших. От тысячи впрочем, после всех боев, осталось человек семьсот. Потом к мирной жизни вернулось еще человек пятьсот, но те что остались……

… Поначалу, они добивали остатки армии Правильного Парня, очищая округу от мародеров и разбойников.

Потом, когда ни тех ни других больше не осталось, – Управа отказалась содержать Отряд, предложив бойцам расходиться по домам. Разошлось еще около сотни. И теперь, в отряде Седого остались только те, кто возвращаться к мирной жизни не хотел, ни под каким предлогом.

Они начали бузить, задирать стражников, намекая на то, что куда лучше могут справиться с их обязанностями. А поскольку командовал стражей племянник Городского Головы, (верхушка Трехи, вообще состояла сплошь из родственников), Управа однозначно встала на сторону стражи. Что, как объяснял Нехромой, было абсолютно правильно, поскольку стражник и раздолбай-вояка, это абсолютно разные люди. И что хороший стражник всегда стремиться уладить дело миром, в то время как вояка всегда норовит обострить конфликт, и решить дело силой.

Проблема была лишь в том, что и Отряд и Стража, были примерно равны по численности. А среди населения Трехи было слишком много недовольных семейством Городского Головы, чтобы он мог быть уверенным на чью сторону встанут горожане, в случае прямого конфликта.

Хотя и к отряду Седого горожане не испытывали особых симпатий, ведь содержался он на их средства, а кормить лишние рты никому не хотелось.

И так уж получилось, что именно мне выпало стать той искрой, от которой вспыхнула эта взрывоопасная смесь.

Я как обычно сидел на базарной площади Трехи, наблюдая за коловращением людских потоков. Я вообще в последнее время, очень интересовался тем, как люди взаимодействуют друг с другом. Для меня это было не только источником новых знаний, но и..

…Поскольку магию, я мог применять, в основном только в отношении людей и животных, – люди стали тем материалом, с помощью которого я мог Творить. А прежде чем Творить, надо было Понять!

– А это не тупой ли сынок ублюдка Седого тут сидит?

– Точно, его паскудская морда.

– Похоже эта тварь посадила сюда своего сыночка изображать стражника на базаре. Смотри-ка, даже меч своему полудурку повесил. А интересно, пользоваться то он им умеет?

…. Я конечно слышал этот разговор, но он проходил где-то на грани моего восприятия, ведь в этот момент я начал улавливать некую закономерность в том, как люди двигаются по базару. И лишь пинок ноги, сбивший меня с камня, на котором я сидел, заставил меня обратить внимание на то что происходит вокруг.

… Под дружный хохот пятерки стражников, я слетел с камня, и растянулся на грязной мостовой. Очередной пинок по заднице, помешал мне подняться. На этот раз хохотало куда больше голосов.

..Потирая задницу я поднялся на ноги. Огляделся по сторонам. Меня окружало плотное кольцо зевак, собравшихся на бесплатное представление. Передо мной стояла пятерка стражников. Мысленно я успел отметить, что они были без нарукавных повязок, означающих, что в данный момент они находятся при исполнении. И от них изрядно воняло дешевым вином.

– Что ублюдок, попке бобо? – глумливо улыбаясь гнилыми зубами, спросил меня один из них.

– А правда, что твой папашка обрюхатил козу? – спросил другой.

– Не правда, – возразил третий. – Это была свинья!

– Эй ублюдок, – опять подал голос первый. – Ты не помнишь? – Твоя мама блеяла или хрюкала?

Стражники залились дружным хохотом, и зеваки их поддержали.

– Чего вы пристали к слабоумному? – вдруг раздался голос из толпы. – Если такие крутые, так может скажете эти слова в глаза его отцу? Или не осмелитесь?

Я посмотрел на говорившего. Я не помнил его прозвища, но он был из тех, кто ушел из отряда Седого сразу после победы над Правильным Парнем.

– А ты значит решил защитить этого ублюдка. Пожалел значит выродка, – набросились стражники на говорившего.

А один из стражников, до того не участвовавший в беседе подскочил к нему, и приставил свой меч к его горлу.

Это было ошибкой. Народу это не понравилось. Народ ответил на это негодующим ропотом. Говорившего в Трехе уважали, поскольку он был серьезным мастером-гончаром. Да к тому же, он был безоружен, а угроза мечом безоружному, и к тому же от тех, кто по должности был обязан пресекать подобные инциденты, совсем не привлекла симпатии толпы.

Однако, угроза не заставила мастера замолчать, или отступит. Он был явно куда более опытным воином, (в тысяче Седого были только лучшие), чем стражник, поэтому быстро поднырнул под меч, он одним ударом кулака свалил того с ног. Народ ответил на это восторженным ревом.

Оставшиеся стражники, мгновенно обнажили мечи и начали окружать гончара.

– Стойте, – крикнул я, вынул меч, и спросил. – Как я понимаю, ваши нелепые слова о моей матери, преследовали цель оскорбить меня? Вероятно вы хотите подраться?

– Нет, тупой ублюдок. Мы хотим отрубить тебе башку, выпотрошить брюхо, и нассать туда.

– Тогда зачем вы нападете на этого человека?

-…. А ведь и правда. Давайте сперва прикончим ублюдка!

– Хотите убить слабоумного подростка? – насмешливо спросил гончар? – Достойный поступок для защитников города!

Эта фраза сразу перетянула симпатии зрителей на нашу сторону. Но пьяные стражники этого уже не понимали.

– У тебя забыли спросить козел. ….И не вздумай убегать, ты следующий…..

Странно, но я не испытывал никакого волнения. Наверное это потому, что несмотря на свой не самый удачный дебют в качестве солдата, я все еще не осознавал человека, как опасное для себя существо. Где-то в душе, я еще оставался тем Малышом, который бы мог не напрягаясь, уничтожить разом всю Треху со всеми ее жителями.

Да и хотелось проверить свои умения на настоящих врагах……

Поэтому вид приближающихся стражников, не заставил меня потерять голову или запаниковать. Вместо этого я, вспоминая уроки Седого и Кудрявого, просто смотрел как они двигаются, держат оружие, пытаясь оценить их бойцовские качества, и мысленно наметить рисунок предстоящего боя.

…От первого удара я отскочил сторону, стараясь зайти во фланг и выстроить их в одну цепочку, как меня учили на тренировках. Как мне объясняли и Седой и Кудрявый, – «Главное в драке с несколькими противниками, это постоянное движение, и умение просчитывать противника». А благодаря опыту по полетам и перемещению, – подобное движение в пространстве, мне давалось очень легко. Я всегда не только четко знал где находятся противники сейчас, но и чувствовал то, где они могут оказаться через пару секунд.

…..Поскольку на моем пути к цели, стоял один из стражников, я сделал финт, и обозначив рубящий удар справа сверху вниз, «уронил» меч круговым движением плеча и кисти, и кольнул противника в область живота. За счет прокрутки, и за счет движения моего тела, удар имел немалую силу. Так что несмотря на то, что в последний момент стражник отшатнулся назад, кончик меча все же пробил его кожаный доспех, и окрасился кровью примерно на ширину трех пальцев. Это не было смертельно, но стражник охнул и согнулся в поясе.

Добивать его я не стал, помня о трех его товарищах у себя за спиной. А вместо этого опять сделал длинный прыжок в сторону, одновременно разворачиваясь лицом к своим противникам. Судя по всему, такой прыти они от меня не ждали, явно считая легкой добычей, и на мгновение как бы выпали из схватки, пытаясь заново оценить мои способности.

Этим я и воспользовался, подскочив к уже поднявшемуся стражнику, которого за пару минут до этого сбил с ног гончар. Тот, хоть уже и стоял на ногах, и даже успел подобрать меч, но все еще находился под «впечатлением» от удара и был заторможен. Этим я и воспользовался, хладнокровно рубанув его сначала по ноге, а потом и по голове, под край шлема.

Звук разрубаемой мечом кости, был малоприятен, но мне сейчас было не до того. Мои противники пришли в себя. Они начали меня окружать, явно решив убить любой ценой. Это я прочел по их лицам, причем без всякой магии.

Нас разделяло шагов десять. И я воспользовался этим, быстро перебежав на другую строну площадки, разрушая Их рисунок боя. А главное, – отвлекая внимание от гончара, который подобрав меч убитого мною стражника, видимо готовился вступить в схватку.

Они быстро настигли меня, причем ударив почти одновременно. Один из ударов я принял на меч, от двух других увернулся. Наверное, мне пришлось бы плохо одному в схватке с тремя, но в этот самый момент, подскочивший гончар ударом в спину прикончил ближайшего к нему стражника. Нас стало двое, против двоих. И дело пошло на лад. Гончар, в четыре удара сумел ранить своего противника, и напал на моего. С такой двойной опасностью тот явно не привык иметь дела. Да к тому же, в считанные минуты потеряв всех своих друзей, он запаниковал, засуетился, начал делать ошибки, и я быстро сумел достать его, глубоко поранив ногу. Он бросил меч, неловко попытался отскочить, упал на землю, и в ужасе закрывшись от наших мечей голыми руками, начал молить о пощаде.

Я сразу опустил меч, но гончар, видимо будучи еще в запале схватки, замахнулся и чуть было не добил стражника, лишь в самое последнее мгновение сумев остановить удар.

Вся схватка, на удивление, заняла меньше двух минут. И судя по изумленным лицам публики, никто такого не ожидал.

– А ты силен драться парень. – Сказал мне гончар. – Вот уж не подумал бы. Ведь ты же…….х*м…., м*да……

– Ну, для этого не мозги нужны, а мышцы ….. – ответил я так, как обычно орал мне Седой во время тренировок, когда я вместо того чтобы тупо махать железкой, пытаться осмысливать процесс драки.

– Ага… Ясное дело…. – Гончар все же явно пребывал в изумлении и смотрел на меня с какой-то опаской. – Тебя отец научил?

– Да, конечно……

– Ну да, ну да….. Он у тебя того…, – боец изрядный….. Ты небось все детство дрался?

– Нет, это первый раз.

– Первый? А держишься молодцом.

Собственно я не понял, что он имел в виду, и только утвердительно кивнул ему. Итогом боя, можно было быть вполне довольным, У нас ни царапинки, у стражников двое убитых, и трое раненных. Причем раненный мною первым стражник, и раненный гончаром лежали, не подавая признаков жизни. Вспоминая бой, я перевел взгляд на второго стражника. Мой меч врубился в его голову, где-то чуть повыше уровня губ, и пройдя наискосок вверх, почти разрубил голову на двое. Стражник лежал в луже крови и мозгов, в которой, перемешавшись с рыночным мусором белели обломки челюстей и зубов. Вездесущие городские мухи уже обильно роились над этой лужей и над телами других стражников……

Меня вдруг затошнило. Это было так странно, что я не успел проконтролировать свой организм, и меня вырвало.

– Вот, вот паря. Так-то оно вот……. – Утешил меня, как-то внезапно успокоившийся гончар. – Это оно ничего. Это так почти у всех. Человека убить это…….., да……..

– Да. Вишь ты, совсем малец еще….. – послышались голоса в толпе, и вдруг я явственно ощутил исходящую от толпы волну симпатии по отношению ко мне. Хотя раньше они испытывали ко мне скорее удивленно-отстраненные чувства, как к некому чужому, непонятному существу. Причем, как я с удивлением понял, именно странная реакция моего организма, вызвала эту перемену.

Но поразмышлять над этим я не успел. Сквозь толпу к нам протолкался отряд стражников человек в двадцать. Причем все они были при исполнении. И на их лицах была написана готовность «исполнить» на нас с гончаром свои обязанности.

– Взять этих. – Коротко приказал старший, кивком головы показывая на нас.

– Это с какой стати? – спокойно спросил гончар, придерживая мою, потянувшуюся к мечу руку.

– Вы напали на стражников!

– Это они на нас напали. – спокойно парировал гончар. Крики из толпы подтвердили его слова. Сразу стало ясно, что народ на нашей стороне, и ринувшиеся было выполнять приказ стражники, в нерешительности замерли.

Старший стражник, не обратил на это внимание. Видно было, что он слишком взбешен что бы реально оценивать обстановку, и прислушиваться к мнению толпы. И это было большой ошибкой, поскольку в Трехе мнение толпы, было важнее любых Законов.

Народ начал теснить стражников, и им пришлось выстроиться в небольшое каре, и направить свои короткие копья на толпу, окончательно утратив ее симпатии.

Старший стражник начал свистеть в особый свисток, подзывая подмогу. Толпа ответила яростными криками, и в стражников полетели первые камни. Щитов у стражников не было, а легкие доспехи служили плохой защитой от камней. Старший принял единственно правильное решение, и стражники начали пробиваться к небольшой улочке, вливающейся в базарную площадь. Идти им до нее, было не более двух десятков шагов. Но не менее семи из этих шагов, проходили по территории занятой толпой. Вооруженная лишь кинжалами да палками толпа, не могла оказать серьезного сопротивления. Но и отступить люди не смогли, поскольку на передние ряды напирали те кто стоял сзади и не видел опасности. Так что, эти последние шаги стражников, оказались омыты кровью. Четверо убитых, и с десяток раненных, в принципе для Трехи это не было чем-то особенным, но на сей раз толпа взбесилась и ринулась на стражников. Очень скоро около той самой улочки, началась жуткая давка и толчея. Стражников просто смяли массой. Толпа лезла вперед, невзирая на жертвы и потери. Причем куда больше жертв было растоптано и задавленно, чем заколото копьями и мечами стражи. Но и от отряда осталось не более пяти-шести человек, успевших добежать до спасительной улицы, и перегородив ее строем медленно отходили назад, отбиваясь от толпы.

К этому времени гончар оттащил меня в сторону, иначе меня бы раздавили вместе со стражниками. Мы стояли прижавшись к фасаду одного из богатых двухэтажных домов, и оттуда наблюдали за происходящим.

Наблюдать за толпой, было страшно, и в тоже время удивительно интересно. Я впервые видел что-то подобное. Все эти люди, такие разные и особенные, оказавшись в толпе вдруг резко изменились. С одной стороны, они словно бы поглупели, потеряв способность думать самостоятельно, но с другой, – толпа образовала некий собственный разум, состоящий из разумов множества образующих ее людей, и………

– Что? – переспросил я гончара, отвлекшись от размышлений, и внезапно осознав что он что-то говорит мне.

– Я говорю, – «не засыпай». Что ты как ********* – Он запнулся, видно вспомнив что я и правда *********. – Надо выбираться из толпы говорю, а то тут нам ******.

В этот момент, на противоположной стороне толпы которая до того момента скорее состояла из наблюдателей и зевак, а не участников, послышались крики. Некая волна прошлась по толпе, еще теснее прижав нас к фасаду.

– Ну вот, и стража пожаловала. – Сказал гончар, с грустью в голосе. – Вот теперь польется кровь. Стой тут. – Бросил он мне, и начал ввинчиваться в толпу.

В этот момент, мне вдруг пришла в голову мысль, что обо всем происходящем не плохо бы предупредить Седого. Я настроился на него, и передал информацию. Мы это уже делали несколько раз, во время охоты за мародерами, и даже специально тренировались общаться на расстоянии, так что я не сомневался что сигнал до него дойдет.

И буквально через пару секунд, я получил от него ответ. Он уже знал о произошедших волнениях, но не знал что это как-то связанно со мной. Тем не менее отряд Лучших, уже начал собираться, готовясь принять участие в городских разборках. Седой просил меня, по возможности забраться куда-нибудь повыше, и оттуда сообщать ему все что происходит на площади.

Тому кто все детство лазил по деревьям, забраться на крышу дома было парой пустяков. Оттуда я и начал наблюдать за происходящими событиями, время от времени, посылая Седому коротенькие послания.

… Отряд стражи, примерно человек в семьдесят, одетых в тяжелые доспехи, с щитами, длинными копьями и тяжелыми мечами, быстро разогнал зевак и наблюдателей. Так что вскоре на площади остались только те, кто действительно хотел драться со стражниками. Их было наверное не меньше пары сотен, но вооружены они были как попало, в основном длинными ножами и кольями. Мечи были лишь у пары десятков, мелькали так же вилы, косы, багры, несколько кузнечных молотов, и прочий хозяйственный инвентарь.

Развалив несколько лавок, и перевернув с десяток телег, они построили невысокую баррикаду, на которой и заняли оборону. Стража подступила к этому укреплению, но штурмовать пока не решалась, понимая, что ее сила в сплоченном строе, который при штурме неизменно разрушиться когда они начнут карабкаться по баррикаде. Обороняющиеся закидывали их градом камней, не слишком впрочем эффективных, против закованных в тяжелые доспехи и прикрывшихся щитами стражников.

В этот момент пришло сообщение от Седого. Я слез с крыши, и подбежав к гончару, который был одним из главарей командовавших обороной, сказал ему, что отряд Седого уже на походе, и минут через двадцать подойдет с западной стороны площади, как раз в тыл противника.

– Откуда ты это знаешь? – удивленно спросил меня он.

– Э-э-э…. Он прислал мне мальчишку с весточкой. – Соврал я ему, вспомнив что должен скрывать свои способности.

Гончар посмотрел на меня с большим сомнением, видно сразу поняв что я ему лгу. Но потому буркнув – «Ладно, посмотрим», опять полез на баррикаду. Вероятно решив что это очередная бредовая фантазия слабоумного.

Тем не менее он был предупрежден, и когда позади отряда стражников, показались вооруженные люди, он вовремя среагировал, и бросил своих людей в атаку. Такого двойного напора стражники не выдержали, и были рассеяны и разбиты. Восставшие начали безжалостно резать разрозненных противников, и вскоре на площади не осталось ни одного врага. Спаслась лишь небольшая горста, наиболее опытных солдат, которые не разрушили строя, и сумели организованно отойти на одну из улиц ведущей к Магистрату.

Седой с гончаром, бросили своих людей вслед за ними. Но преследование быстро прекратилось, дойдя до конца улицы. Там уже стояли остатки стражи, и вставшая на их строну часть горожан. После небольшой драки, обе стороны сдали назад и началось вооруженное противостояние.

Не знаю что происходило на той стороне, но на нашей начался совет, в котором я выступал в роли наблюдателя. Меня бы скорее всего вообще на него бы не допустили, если бы на этом не настоял гончар. Зачем это ему понадобилось, я понял очень не скоро.

В совет входили Седой и три его сотника, а также гончар, (которого кстати звали Горшком), и еще шестеро представителей горожан. Для начала обсуждался вопросы, так сказать тактические, а именно какие улицы занять, и как привлечь на свою сторону побольше народа. Из сказанного Горшком, я понял, что нас в основном поддержат купцы средней руки и ремесленники Трехи. То есть те, кого в первую очередь коснулось недавнее повышение налогов. И кто больше всех страдал от произвола Управы.

А вот те кто побогаче или входит в администрацию города, а также городская беднота, которую Городской Голова со товарищи активно подкупали в последнее время, выступит на стороне наших противников. Так что именно к цеховым старостам и было посланы гонцы, с предложением придти нам на помощь.

Впрочем, Седой высказывался в том плане, что нам незачем вообще кого-либо ждать, а надо ударить сразу. Ведь все равно, подмога будет приходить как к нам, так и к нашим противникам. Так что надеяться, что расклад сил сильно улучшиться в нашу пользу, все равно не стоит.

В ответ, – Горшок спросил Седого, чего именно он хочет добиться от этой драки. И Седой не смог на это ответить. Поскольку, как я и подозревал, он и сам не знал. Ему хотелось лишь сохранить свой отряд и остаться командиром. Но говорить этого на совете явно не стоило. (Тем более что это и так все понимали).

А вот у Горшка со товарищи, в отличии от Седого, был четкий список требований к Управе. В него входило более справедливое распределение налоговой нагрузки, и ряд требований, в которых ни Седой, ни я, ничего не поняли.

Зато мы поняли, что и Горшок и другие представители горожан, вообще не хотят войны, и надеются добиться мира с Управой на основе компромисса. А для этого им надо было заручиться поддержкой как можно большего числа уважаемых горожан.

В общем, Седому вежливо указали на его место, дав понять что он нужен лишь как пугало для Городского Головы и его приспешников. И что в благодарность за эту роль, он может потребовать некоторых благ для себя, и для своего отряда.

Седой попытался возражать, что пролитая кровь во-первых, – требует отмщения, а во-вторых, служит препятствием для заключения компромисса. Поскольку де, Городской Голова никогда не простит убитых стражников, а народ не простит Нам, если мы не отомстим Городскому Голове за пролитую ими кровь.

А в ответ, Горшок сказал что предложит честный суд над зачинщиками бойни. То есть над собой, надо мной и оставшимися в живых стражниками. (Если таковые остались).

Седой начал возражать, что дескать с собой Горшок пусть делает что хочет, а меня он судить не позволит. Но после того, как все участвовавшие горожане, заверили его что суд будет исключительно справедливым. А поскольку мы с гончаром несомненно правы, то нам ничего не угрожает.

После того как Седому дали понять, что если он будет возражать, то настроит против себя и своего отряда, вообще весь город, – и ему пришлось согласиться на суд.

Пока шел совет, к нам начали присоединяться старшины ремесленнических цехов. Так что очень скоро, Седой из равноправного члена совета, стал скатываться на роль второстепенного персонажа. Он вроде бы как и представлял мощную боевую единицу. Но кормилась и содержалась эта единица за счет горожан. А кто платит, тот и заказывает музыку.

К нашим противникам была послана делегация переговорщиков, в которую не попали ни я, ни даже Седой. Спустя пару часов они возвратились с известием, что наши требования приняты. И что Суд, назначен на следующее утро.

(обратно)

ВОЖДЬ

После того как мы разбили армию Ярла, вдруг опять ударили морозы. Еж и другие местные, клялись что такого вообще никогда не случалось. Однако холода начались такие, что от них уже не спасали ни теплая одежда, ни пламя костров.

За какие-то четыре дня, у нас околело почти две трети лошадей. А количество больных стало превышать количество здоровых.

В мире творилось что-то странное. Еще в начале похода, почти все лекари, что были в Армии, начали болеть сами. И к этому дню большая части из них умерла. Привычные средства защиты больше не действовали. У всего войска, даже у меня, внезапно появились вши, которым лютые холода помехой не были. Начала портиться пища, несмотря на очень тщательное хранение. Морозы задержали этот процесс, но когда вновь началась оттепель, зерно опять начало покрываться плесенью, а мясо гнить.

Вывод из этого можно было сделать только один – Магия! Против Армии действовала Магия. Кто-то навел порчу на наших лекарей, губил продукты, и насылал болезни. И этот кто-то был достаточно могущественен, что бы влиять на погоду.

Поначалу конечно я подумал на Ярла. Но допрос пленных, и ревизия его продуктовых запасов показали, что в его войске творилось то же самое.

Один из шпионов Молчуна, догнав Армию, рассказал, что то же самое, происходит и у Красного Короля. А также в окрестных деревнях и городах.

А это означало, что магия направлена не только на нас. Что Маги пытаются вернуть себе былое могущество и вновь поработить землю. И кажется им это удавалось.

Следующий месяц, – был наверное самым тяжелым в моей жизни. Такого бессилия и отчаяния, я не чувствовал даже сидя в клетке у Ярла. Смотреть как гибнет твоя Армия, и не иметь возможности хоть как-то ударить в ответ…. Это было по настоящему страшно.

Сначала умерло большинство раненных…. Потом начали умирать заболевшие. Они метались в жару, бредили, то сбрасывая с себя одеяла, то дрожа от озноба.

Мы давились подгнившим зерном и заплесневелым мясом, отдавая больным всю лучшую пищу, но мало кто из заболевших пережил этот месяц.

К тому времени когда пришло долгожданное тепло, – Армия потеряла не меньше половины своего состава. Топор, Блоха и Еж, – не смогли выдержать этого убийственного похода, в который я втянул свою Армию. Как и большинство погибших, они умерли не в битве, как это и надлежит воину, а от болезни и холода.

Мы возвращались в земли Красного Короля и не узнавали их. Словно какая-то армия прошла здесь в наше отсутствие. Множество деревень вымерло если не полностью, то как минимум наполовину. Большая часть оттаявших полей пустовало, несмотря на начавшееся время пахоты. Возле одного из городов мы увидели как сотня людей копала огромную яму. Позже нам объяснили, что в этой яме похоронят всех, кто умер в городе за время зимы. Поскольку копать могилы во время морозов у выживших горожан не было сил, и в городе скопились сотни непогребенных трупов.

Шпионы Молчуна приносили нам страшные вести. Оказалось что почти все земли Красного Короля опустошены голодом и болезнями.

Многие поговаривают что настали последние времена. И мир не переживет этот год. Появилось множество проповедников, по-разному толкующих эту доктрину. Кто-то призывал лучше молиться старым богам, кто-то придумывал новых. А кое-кто даже утверждал что горести и беды были вызваны тем, что люди «предали магов».

В моей Армии тоже начали гулять разные «настроения». Измученные походом солдаты, либо впали в отупение и прострацию, либо наоборот, были через чур возбудимы, и взрывались по каждому поводу.

Когда я говорил с ними, они старались не смотреть мне в глаза. И больше не ловили каждое мое слово, спеша выполнить любой мой приказ. Пару раз кое-кто из рядовых соратников, даже посмел ответить мне буквально на грани хамства. Пришлось поставить его на место, но вряд ли это добавило мне авторитета.

Поэтому я старался как можно меньше отдавать приказов, ибо больше не был уверен что их исполнят. Сейчас у меня не хватило бы власти, не то что послать солдат в бой, но даже за дровами.

К счастью, как мне доложил Молчун на Совете, – врагов сейчас у нас не было. Красный Король так же не пережил эту зиму. Что было не удивительно, учитывая его возраст и состояние здоровья.

Его армия, потеряв от болезней множество солдат, – почти разбежалась. Его земли были бесконтрольны, и на них пока никто не претендовал.

– Может ты возьмешь их себе? – Спросил меня Молчун, после своего доклада об происходящем в мире.

– И стать очередным королем? – устало спросил я. – Я бы давно мог им стать, если бы хотел именно этого. Но я хочу…..

– Мало ли чего мы хотим. – Перебил меня Муха. – Я например хочу сесть на своего Быстроногого, и скакать по степи сутки на пролет, чтобы только ветер свистел в ушах, а вокруг не единой живой души….

Но Быстроногий мертв. А Степь хоть и рядом, но я туда не поеду…. Я остаюсь с тобой, потому что верю в тебя! И мне обидно, что ты сам не веришь в себя.

– Я верю в себя. – Сказал я, сам не слишком веря своим словам. – И верю в свое дело. И что бы делать мое дело, мне не нужны титулы, подданные и земли.

– Но тебе нужна Власть. – как обычно негромко сказал Молчун. – А Власть можно получить, только если у тебя есть Земли, Титулы и подданные.

В принципе они были правы. Я и сам не знал почему так упорно избегал всего вышеперечисленного. Возможно потому что считал свою Цель, более высокой, и не хотел опошлять ее приобретением личной выгоды. А возможно потому что понимал, что взяв на себя заботу о каких то Землях, я увязну в куче хозяйственных мелочей, которые в конечном итоге заслонят от меня Главное Дело. А может просто боялся что подобное поведение отвратит от меня всех, кто следовал за мной?

…. Но пока именно Высокие Цели, и отвратили от меня двух моих самых ближайших сторонников. Одноухому и Безопасности надоела погоня за несбыточной мечтой, и они предали меня, когда Ярл предложил им что-то менее высокое, зато вполне материальное.

Да и многие из тех, кого я вербовал на войну против Ярла, не пошли за мной именно потому, что не понимали моих целей. Им куда проще было бы понять войну ради собственной выгоды, чем какое-то там «счастье человечества».

А и те кто пошел за мной? Даже простые соратники. Как много из них пошли просто за успешным вождем, а не за пророком Идеи Защиты Человечества? – думаю не меньше половины.

– Но если я займу место Красного Короля, не означает ли это отказ от того, ради чего мы создали Армию? – Спросил я своих соратников.

– ….Знаешь что Вождь. – ответил мне на это Муха. – Я в твоей Армии ужебольше двух лет, и за это время ни одного Мага так и не убил. Может мы с ними какую-то войну и вели, но я то воевал только против людей. Я конечно эти твои идеи очень уважаю. Но мне они не понятны. Я парень простой. Мне нужен враг, которого можно сразить оружием, и выгода, которую я могу пощупать…..

…Ты уж извини, если что-то не то сказал…. – добавил он в конце. И посмотрел так, словно бы извинялся перед ребенком, за сломанную игрушку.

– Понимаешь Вождь – Опять встрял Молчун. – То что ты станешь королем, это ведь не обязательно означает что ты должен забывать свои главные цели. Просто тогда ты будешь более понятен простым людям.

– Например сейчас. – добавил Муха. – Наши солдаты не пойдут за Идеей. Но если ты пообещаешь им по хорошему куску земли, и кошельку набитому золотыми монетами, – они снова пойдут за тобой.

– Хорошо, я подумаю над вашими словами. Но пока давайте решим текущие вопросы, – что там у нас с харчами?

– Плохо……

Фактически перед нами лежала пустыня. В том смысле, что власти как таковой во владениях Красного Короля больше не было.

В селах заправляли старосты. Городами, – городские советы, или городские головы.

Всех сколько-нибудь способных к самостоятельным действиям феодалов, – Красный Король извел еще на заре своего правления.

Приходи и бери голыми руками. Только вот рук этих, у нас было слишком мало.

Армия моя пребывала в столь скорбном состоянии, что вести какие-либо завоевания не представлялось никакой возможности.

Потому пришлось ограничится малым. Мы заняли ближайший город под названием Пустые Холмы, и я объявил себя его Владетелем и Владетелем окрестных земель.

Местные восприняли это с откровенным равнодушием. Единственное что сейчас могло вызвать взрыв возмущения, это попытки реквизировать запасы пищи.

Но грабить горожан я строго запретил, продолжая кормить солдат из скудных армейских запасов. Так же я запретил грабить окрестных крестьян. Причем постарался сделать так, что бы этот запрет стал широко известен во всех ближайших землях. Вскоре это дало свой результат, и крестьяне из окрестных земель, где царило безвластие, со всеми вытекающими из него беззакониями, потянулся селиться на моих землях, благо их у меня теперь было много. Людям нужна была защита, и Армия могла им ее дать.

С некоторым сомнением я отправил и своих солдат работать на поля. Но как ни странно, зимний голод сильно поубавил спеси у моих вояк, и они узнав истинную цену хлебу насущному, отправились на пол,я без разговоров и жалоб.

Еще, как только сошедший снег открыл дороги, я собрав все более-менее ценное имущество Армии, и отправил караван на побережье, в надежде разжиться рыбой, у тамошних рыбаков. Миссии этой было придано столь высокое значение, что во главе каравана я поставил Молчуна, ставшего моей правой рукой.

Караван вернулся как раз к тому времени, когда на полях появились первые всходы.

Рыбы было гораздо меньше чем я рассчитывал, (сволочные рыбаки задрали цену), однако она поспела удивительно вовремя. Наши прошлогодние запасы уже почти полностью закончились, а свежая трава появившаяся на лугах, была плохим кормом для солдат.

Так что жизнь мало-помалу налаживалась. На привезенной рыбе мы смогли продержаться почти полтора месяца, а к этому времени огороды дали первые урожаи.

Один из шпионов Молчуна принес известие, что у одного из баронов есть огромное богатство в виде стада коров. Поскольку барон этот никогда не был моим союзником, а всегда держался Красного Короля, я без зазрения совести послал отряд ограбить его.

Так у нас появилось молоко и первые враги.

На нас попытались напасть и отбить стадо. Но это пошло лишь на благо моей Армии, начавший забывать что она Армия. (А то я уже получил порядка трехсот просьб об увольнении, от тех, кто поработав на полях, нашел это занятие более привлекательным для себя). Солдаты воспрянули духом, почистили оружие и доспехи, и снова начали смотреть на меня как на полководца, а не как на управляющего Складом.

Я воспользовался этим чтобы начать наводить порядки на моей территории, а заодно и обозначить пределы своего Владения.

С севера мы ограничивались Приречными землями. Которые теоретически были под Ярлом, но поскольку Ярла мы разбили, я мог считать их своими. Но считать это одно, а взять под контроль совсем другое.

Фактически я контролировал земли на поприще-два в каждую сторону от Пустых Холмов. Хотя и претендовал на территорию раз в двадцать больше. Занять ее у меня не хватало сил, и потому, на ближайшем Совете, обсуждался вопрос куда нам двигаться дальше.

– На запад ясное дело, – заявил новый командир копейщиков Рыло. – Там на западе море. А море это и торговля и харчи дармовые. Не пахать не сеять, забросил сеть в море, и жри в три горла.

– Много ты знаешь о море, – усмехнулся в ответ на это Молчун. – Я сам и моряком был, и рыбаком. Это я скажу тебе такая пахота, что ни одному крестьянину и не снилось. Однако направления на запад мне нравится….

– А на востоке – Степь. – Мечтательно сказал Муха, разливая по кружкам медовую настойку. – Степь это скот, кони, дороги к Горам…..

– Сам знаешь что восток для нас пока закрыт. – охладил я его пыл. Так у нас и Ярл, и все ярловы союзники обитают.

– Знаю, – грустно ответил Муха. – Но я нормальной степи уже почти два года не видел, с тех пор как к вам прибился. Все эти ваши леса, поля да речки. Тесно тут. Только пришпоришь коня, как сразу либо город либо деревня перед носом…..

– А города и деревни, у нас по большей части на юге. – подхватил дюжий детина по прозвищу Птенчик, который сменил Топора на посту командира Полка Лучших.

– А это значит люди. А люди это и харчи, и богатства и хрен знает еще чего…..

– Меч в брюхо например. – Веско сказал Молчун. – Люди это любят.

Тут вестовой принес блюдо, распространяющее аромат пареной репы и еще каких-то корешков со слабым запахом мяса. Это напрочь отбило все желания строить планы на будущее, и все начали с аппетитом трескать то, что еще год назад посчитали бы кормом для скотины.

Я тоже лопал, вслушиваясь лишь в хруст разгрызаемых корнеплодов, и охотясь за волокнами куриного мяса, иногда встречающиеся в этом «изобилии». (Одна курица на десяток, на два дня. Общеармейская норма).

Лишь иногда поглядывая на соратников, я вспоминал те времена, когда Еда на Советах, была лишь ритуалом, и поводом собраться, а не «гвоздем программы».

– Молчун. А как у нас дела с соседями? – спросил я, сдерживая отрыжку. (репа она знаете ли……).

– К западу у нас Перекрестье. Город большой, торговый. Там у них вроде как народ на самостоятельность нацелился. С нами они не дружить, не воевать не хотят. Они кстати сами видно на побережье посматривают не без аппетита. Им под себя прибрежную торговлю подмять, – второй Порт получится.

Чуть к югу от Перекрестья, завелся один барон из новых. Вроде как тоже собрал земель немало и людишки вооруженные у него имеются.

Дальше по югу, – там сплошной бардак. Каждая деревня сама себе господин. Все друг дружку режут почем зря. (Итак народу не осталось, а они….).

Дальше к востоку вроде как парочка наследников Красного Короля, из его военачальников, власть делят. У них остатки армии Красного Короля между собой поделена. Каждый объявил себя наследником, ну вот они между собой и дерутся.

– А за этими двумя Проклятый лес. – заметил я, невольно содрогнувшись от воспоминания. – А за Проклятым лесом, земли Союза!

– Только Союз теперь, вроде как под Ярлом. – продолжил Молчун. – И дальше весь восток тоже под Ярлом, и на север, вплоть до Гиблых земель, все под Ярлом и его союзниками.

– Думаешь Ярл реально контролируем такую огромную территорию?

– Да кто ж его знает?

– Ты должен знать!

– Должен. – Покорно согласился Молчун. – Но пока не знаю. Половина моих шпионов просто исчезла. Толи померли, толи не могут связаться со мной. А вторая половина бегает как ошпаренная, но вокруг столько проблем, что…….

– И тем не менее ты должен как можно быстрее разобраться с этим….

– А кстати, что там у нас с внуком…, ну ты сам знаешь кого?

(обратно)

КУДРЯВЫЙ

Ну и вот нахрена этому ублюдку Седому понадобилось из себя великого командира корчить? Чего ему на жопе его поганой не сиделось, как всем нормальным людям?

Я ведь когда еще харю его самодовольную в воротах Трехи увидал, аккурат после той разборки с Правильным Парнем, вот так сразу и почуял жопой что неприятности то уже на носу. А ведь только жить то начали. Я себе уж и домик недалеко от кабака присмотрел, и вдовушку тут одну окучивать начал. Глядишь, еще немного и совсем человеком бы стал. Так хрен!!!

…Ведь главное добычи взяли прилично. Авторитет в городе заработали, – живи не хочу. Могли бы кабак в складчину с Нехромым расширить. (Чай ведь не чужой человек-то).

Дело могли завести свое. Я как раз перед нашествием этим, с одним приблудным мужиком разговорился, и тот сказал что он дескать плотник хороший и дома строить умеет. Дали бы ему денег, собрал бы он артель, да начал бы дома в Трехе лепить. Дело прибыльное, а главное, – самим работать не надо, только денежки считай.

Опять же, коней тех дворянских можно с выгодой использовать. Да хоть в аренду Нехромому сдавать, или к примеру на племя. Коняги то ведь ого-го!

Но ведь у этого козла бодливого, вечно рога чешутся. Только по человечески жить начали, так обязательно ему надо было все изгадить…, что б у него жопа ежами поросла колючками внутрь. – Сам влез в дерьмо по самые уши, и нас с Малышом туды втянул.

Главное до этой драки на базарной площади, еще вроде как все худо-бедно нормально было. А вот после драки, да еще и суда, – совсем никакой мочи не стало.

Местные они же как подрались, так и помирились. А мы им после этого совсем бельмом на глазу стали.

Нет. Оно конечно никто нам ничего такого. Мы же вроде как ни глянь, а со всех сторон победители. Ага. – Хренопердители. Потому как после того как все разборки уладились, Седово войско это хреново, вообще никому на хрен не нужно стало. Раньше то его хоть те кто супротив Управы кричал, держались. Ну а после того как Управа эта хренова, вроде как все их требования выполнила, – банда уродов, с оружием в руках бегающих по городу, стала и им как бельмо на глазу.

В общем, – вытурили нас из Трехи. Ненавязчиво так, но твердо. Гончар этот, так прямо Седому и сказал, что мол, – пока ты в городе ошиваешься, миру тут не будет. Так что мы тебе и ребятам что за тобой увяжутся, доспех, оружие, харчей на дорожку подберем, и валите-ка вы, куда глаза глядят. Время нынче дурное, найметесь всем отрядом к такому же любителю мечами помахать, и намашитесь вдоволь.

Ага – Отряд. Отрядище едрена вошь!!! После того как Седой гордо этак объявил войску своему, что линяет из города, – от войска того, вмиг, дай боги, шесть десятков с хвостиком осталось! Самых тупых. Те что поумнее, они либо в стражу подались, благо после всех драк там народу-то поуменьшилось. Либо как это приличным людям и надлежит, – ремеслом занялись.

Да еще мы с Малышом, дурни, за Седым пошли. Да Рыжий с Умником за нами увязались.

Нехромому это ясно дело ущерб и обида. Он мне так и сказал, дескать – «Седой дурак!, пусчай сам себе на жопу приключения ищет, а ты мол с Малышом оставайтесь, да живите как люди».

Я бы и рад «как люди», да только мразь эта белесая, Малыша за собой сманил. Закрутил парню голову своими мечами-драками, тот и повелся с ним из Трехи уйти. А я к этим двум сволочам, вроде как уже и привык. Привык что куда двое, – туда и третий. Ну и ясно дело, пришлось мне черпаки да передник поварской, менять на меч да броню. Хотя перед этим я Седому много чего приятственного наговорил, так что мы потом недель пять, ни об чем, кроме как о делах, вообще не разговаривали.

Да тут еще за Малышом увязался Грамотей. Дескать, – обещался быть евоным рабом, и хозяина значит не покинет. Правда Нехромому признался, что боится опять захворать, а никто кроме Малыша вылечить его не сможет.

Ну а Рыжий-то, – придурок известный. Ему лишь бы в гавно какое по уши влезть, чтобы хлебать полным хлебалом, не перехлебать. Он с тех пор как мечами с Седым звенеть начал, да баек про его геройские подвиги наслушался, так вообще за ним как собачонка бегать начал. Когда его Седой в войско свое не взял, так я думал руки на себя наложит, такой хмурый ходил. Ну а уж после того как мы его в лес к Седому с донесением послали, так он с тех пор от него и не отлипал.

Нехромой давно уж на этого дурака рукой махнул, и об уходе евоном ни сколечки не переживал. Хотя Рыжий этот ему и родственником дальним приходился. А вот меня да Малыша с Грамотеем, ему терять жалко было.

А у меня тут вот тоже докука образовалась. Тот самый мой пленный дворянчик, что я с вылазки за ворота Трехи притащил. Он ведь все это время так у меня и сидел.

Я то ведь чего думал? – Думал папашка его выкуп за него заплатит хороший!

Ну и заставил сосунка письмо значит, домой написать, что бы выкуп за него прислали. И с одним из пленных мужиков значит и послал. Тот обещал за пару месяцев обернуться. Благо я ему долю в прибыли пообещал.

Ну с тех пор и прошло уже месяца два с половиной. А вестей от гонца-то все не было.

Я думал дворянчика Нехромому продать. Чтобы он мне значит, три сотни золотых монет отсыпал, А когда выкуп за щенка придет, так пусть все пять сотен, что я требовал, себе забирает.

А Нехромой на меня только руками замахал. – Три сотни золотых, говорит, это хренова туча денег. Мне что бы такую сумму собрать, все свои дела приостановить придется, а то и кабак продать. Ежели говорит хочешь, я тебе сотню монет сразу отсыплю. И то по большой дружбе. Я когда выкуп придет, остальные две тебе сохраню.

– Да пойми ты дружбан Нехромой. – я ему ответствовал. – Я энту Треху вашу, еще может лет сто кривой дорогой обходить буду. А может вообще, через месяц копыта откину. Мне денюжки то сразу нужны. Давай сойдемся напополам. Двести пятьдесят тебе, и стока же мне! А денежки ты займи. Ты нынче в авторитете, тебе любой даст.

– А ежели, – говорит Нехромой, – Выкуп за жабьего сына этого вообще не придет? А я мало того что своих денег лишился, так еще и должен всему городу останусь?

– Да ты оружие-то его видел? – возмутился тута я. – Ты доспехи его золоченые видел? Да за такого хлыща, надо было не пять сотен требовать, а и всю тыщу. Как же это выкуп за него не придет?

– А вот возьмет и не придет. Может папашка его только радуется что от дурака такого избавился. А может посыл твой копыта в пути откинул. И пока нового дурака найдешь, который с энтим делом к папке его пойдет, – еще год пройдет. А мне весь этот год, засранца этого кормить?

– А ты к работе его приставь какой, – возражаю я ему. – Пусчай харч свой отрабатывает.

Ну да это уж я так, от безысходности ляпнул. Я этого дворянчика то и сам к работам пытался приставить. Не способный он ни к чему. Я уж его и бил. И выпороть прилюдно грозился, а что толку? – Главное ведь и сам вижу, что старается, да не приспособлены видать дворянские ручки к работе человеческой. Даже двор подмести, или нужники почистить, – и то не способный, а уж про нормальную работу и говорить нечего.

Ну и ясно дело, Нехромой мне на это даже отвечать ничего не стал, а просто посмотрел как на распоследнего дурака.

Ну а тут и дворянчик этот голос, значит, подал. (Мы при нем торговались, чтобы Нехромой товар лицом видел).

– Кудрявый, – тихонечко так говорит он мне. – Ты лучше возьми меня с собой. Меня воевать учили с детства, это я умею.

Я ж ведь за эти два месяца, спесь то из него давно уж выбил. Так что борзеть он у меня больше не смел и говорил со мной исключительно вежливо и уважительно.

Однако я тогда в таком расстройстве был, что с ходу ему плюху влепил, да заорал, что – «Держи карман шире рожа дворянская. Чичас я тебе туды и оружия и доспехов и коней насыплю, что бы ты мне в спину моим же мечом тыкал».

Ну а он в ответ, пообещал дать самую что ни на есть страшнейшую клятву, что никогда против меня и моих друзей оружия не поднимет. И начал ныть, что дескать, больше такой жизни холопской он не вынесет, и руки на себя наложит.

Ну и плюнул я, да и согласился. Больно уж на рожу его слезливую, тошно смотреть было.

Вот и подобралось у Седого значит войско. Шестьдесят слабоумных с шилом в заднице, да мы пятеро, да сам Седой.

Мы с Седым ясно дело начальники…, которые и говорить с друг дружкой не желают. При Седом значит Рыжий ординарцем, при мне дворянчик. Малыш в отряде вроде как не пришей кобыле хвост, однако тоже с ординарцем – Грамотеем.

Ну и вышли мы из Трехи, под радостное улюлюканье, плевки, да пожелания доброго пути, проваливать, да скатертью дороги, и поперлись куда глаза глядят.

Ну то есть не совсем так конечно. Была у нас договоренность с купцами одними, караван ихний сопровождать. Купцы эти, караван большой сбили и ехали торговать оружием в те края, где сейчас война в самом разгаре была. Ну мы и согласились, фактически за гроши, (Седой же торговался), его до тех краев довести. А там уж смотреть к кому в войско наняться.

Первые дни у нас такое порядок был. Седой во главе каравана идет, а я с тылу прикрываю. Караван большущий, возов тридцать. Так что общались мы только через ординарцев наших, да Малыша с Грамотеем. Даже костры отдельные на стоянках разжигали. Причем у своего-то готовил я, а у евоного дурак какой-то безрукий. Ну да это так, к делу не относится. А относится к делу то, что где-то через пару недель пути, какой-то местный барон, попытался караван наш перехватить. С наскоку у него взять нас не получилось, но он сволочь такая, дорогу перекрыл, и пообещал пропустить только за половину товара с возов.

Ну и пришлось нам с Седым сойтись, и начать думу думать как дело это решить.

Первым делом договорились не ругаться, пока барона не побьем. Потом разругались вдрызг, чуть морды друг другу не набили.

Тут один из купцов что нас нанимал, начал орать, что дескать мы уроды, сволочи, и гады, весь караван к Злыдню в жопу погубим. Ну и естественно огреб от меня по роже. Брательник евоный хотел вступиться, и даже за меч схватился. Ну и Седой его недолго думая кулачком по маковке приложил.

Потом разогнали мы всю честную компанию, чтоб не мешали, и опять сели думы думать.

– Хрень-то в том, – опять начал Седой. – Что у барона людей хоть и меньше, да все они на конях, а местность тут открытая. Так что он может на выбор в любом месте ударить. А когда подмога наша подойдет, – удрать к едрене фене. Наши то ребята в основном пешие, да и те что при конях, далеко от обоза отойти не могут.

Оно конечно, – пока мы возы в круг поставимши, за ними прячемся, – он нас достать не может. Но стоять все время, не можем мы. Подойдет к барону помощь, – и возьмут нас за милую душу.

– А может, – говорю, – всех конных наших, в отдельный отряд собрать? И что бы они завсегда между обозом и войском барона торчали. Куда он, туда и мы.

– Хрень ты порешь Кудрявый. – окрысился на меня Седой. – Во-первых коннице для удара разгон нужен. У барона разгон будет, а у наших фиг. Да и кто у нас конник то настоящий? – Только Щегол этот твой, ну и Рыжий к седлу привычный. Мы с тобой, сам знаешь. – из седла не падаем, но все-таки мечники. Одновременно и мечом махать и конем управлять, – это нам не привычно. Остальные на конях только ездить умеют.

А у барона, если ты не заметил, все именно всадники. Они и копьем с разгону могут вдарить, да и конями своими управляют как собственными ногами. А ты еще не видел как они арканом Щербатого, из-за возов вытянули…. Чувствуется опытная рука. Так что снесут они наших конных, и даже не почешутся. А потом и за основной обоз возьмутся.

– А что делать, – отвечаю. – Ежели сиднем сидеть будем а к барону этому глядишь и помощь какая от соседей придет. Такой караван взять, – выгода не малая.

– Грохнуть надо барона. – задумчиво так говорит Седой.

– Так ведь…….. А-а, ты опять про свои заморочки?

– Ну да. Грохнем барона, – люди его сами разбегутся.

– Или нет…..

– Ну в любом случае, без командира побить их проще будет.

– Ну допустим хуже от этого не станет. А как ты это сделать думаешь?

– А чего думать? – Вон шатер его стоит. Ночью обойдем лагерь. – Малыш нас проведет. С той стороны охраны у них никакой. Ты отсюда шумнешь, для отвлечения внимания, а мы с Рыжим барона прирежем.

– Или вас прирежут.

– Да не прирежут нас. Ты его вояк видел? Они только в седле страшные. А на земле я их…..

– Вояки как вояки. У нас не лучше. Скопом навалятся и прирежут даже тебя.

– Ну тогда давай сдадимся, и пойдем к барону этому сраному холопами. Жизть будет поганая, зато длинная. – Опять начал рычать Седой.

– Слушай…. – В голову мне вдруг пришла идея. – Раз барон сильнее нас только тем, что люди его конные. Так давай коней у него этих украдем!

– Как это?

– Да так же как ты барона резать хотел. Обойдешь лагерь с той стороны. Сторожей возле табуна прирежешь, спустишь лошадок на свободу и пугнешь, чтоб бежали куда подальше.

– А что. Мысль дельная. Как это я сам до нее не додумался. ….. Кстати надо Малыша спросить. Может он их по своему пугнуть может, что бы они вообще без оглядки бежали.

Мы значит уводим коней. А ты тут с другой стороны на него набрасываешься. Они пешие ничего сделать не могут, и мы их режем!

– А они нас! Треть отряда по любому положим. У нас и так бойцов, будто котенок посрал. Хочешь чтоб еще меньше стало?

– Так как…….?????

– Договоримся. Без коней ему резону с нами бодаться нет. Так что отпустит за милую душу.

– Ну-ну…. Отпустит… – недовольно пробормотал Седой. – Размяк ты Кудрявый возле своих котлов. Все бы тебе договариваться. … И кстати, – где это видано, что бы помощник Командира Отряда, – кашеваром подрабатывал? – Смех один. Над тобой не только бойцы, – обозники смеются! – Завязывай ты с этой дурью!

– Пошел в жопу! Чё хочу то и делаю. Тоже мне великий воитель нашелся! Указывать он мне будет…..

– А и буду!!! Ежели ты козлина, совсем мозги потерял, я тебе …….

Ну в общем опять поругались.

Ну уж я не знаю что Малыш лошадкам этим нашептал. Но бежали они так что и копыт не разглядеть было. Я правда сам этого не видел. Мне потом Рыжий рассказал.

Но вот рожу барона на следующее утро я разглядел во всех подробностях. От такой рожи, молоко небось скисло бы прямо в корове.

Седой ведь, хрен этакий, опять все малость по-своему сделал. Не просто коней пугнул, но и сам с ними ускакал. А мне, опять же через Малыша, послание прислал чтоб я пока сам командовал, а он дескать в засаде сидеть будет, на всякий случай.

Ну я утречком значит перед лагерем то выехал, и рушником к копью привязанным помахал. Черед пол часика сам барон пожаловал. Ну мы с ним и поговорили так, вполне душевно. Очень даже нормальный мужик оказался. Тоже из наших, – из полусотников в бароны выбился.

Я ему все расклады изложил. Он конечно поторговался малость, но потом согласился к нам больше не лезть, ежели мы ему малость денег отсыпем, чтобы ему перед людьми своими стыдно не было.

Ну да такие траты у купчин дело обычное. Ежели бы барон этот не борзел, – мы бы ему сразу монет бы отвалили. А так и он людей, да и коней потерял. И мы, – людей, да время.

Я ему так и сказал, – «Что кабы не жадность твоя, разошлись бы к общему удовольствию.

– Да кто ж знал, что у каравана охрана такая будет? – Отвечает он мне. – А добыча то лакомая. У меня и покупатель на примете хороший есть.

– А далеко ли покупатель? – спрашиваю я. – А то может купцам нашим сказать, чтобы они Злыдень знает куда ни тащились. А они тебе чегой-то отстегнут, за то.

– А что, – попробовать можно. Тут у меня один сосед, втихаря войско собирает, и оружие ему сейчас очень нужно. Может и правда у вас купит, если цены задирать не будете.

– А чегой-то ты соседу оружие продаешь? – удивился я. – А не боишься что он с тобой воевать то хочет?

– Да не. Мы с ним нормально живем, иначе бы он мне, про армию свою бы не сказал. Да и земельки у меня, раз два и обчелся, резону драку из-за нее устраивать никакого. Я думаю он армию то не для себя собирает. Видно кто-то из Больших, ему такой заказ устроил, по-родственному. И денег на то отвалил.

– Так он армию значит собирает? Так может и нам к нему податься?

– А может и податься…….

Рассказал мне значит барон, где работодатель наш возможный живет, и мы разошлись.

Купцы договоренности нашей с бароном очень даже обрадовались, и деньги барону отсчитали без проблем.

Так что уже к полудню, барон получил денежки, да побежал коней своих по округе ловить. А мы в путь тронулись.

Ну а под вечер, опять тревога. – Конница скачет….

Оказалось, что этот гад Седой, не просто коней пугнул, а и впрямь весь табун у барона спер. Малыш ими оказывается управлять мог так, что они в нужное ему место сами скакали.

Так что мы на энтом деле, еще и обогатились, почти четырьмя десятками коней.

Ну а на ближайшем привале, я Седому рассказал, про того барона что армию набирал.

Седой энтим заинтересовался. И тогда мы значит купцам про это рассказали.

Купцы наши такому делу не больно-то обрадовались. Страшновато им было с неизвестно кем дела делать.

Но мы с Седым на пару их уговорили. Я упирал на возможную выгоду, а Седой на то, что ежели они не согласятся, – уйдем мы от них на фиг, и пусть они себе другую охрану ищут.

Ну купцы вроде как согласились. Однако всем караваном крюк делать, резону им не было. И потому решили отправить к барону тому пару купцов, да меня в придачу, что бы значит разузнать у него что да как.

Ну и на следующее же утро, сели мы на лошадок и поскакали вперед каравана. Двое купцов, да я с Щеглом, как я своего дворянчика обозвал.

Ехали быстро, и хоть пришлось изрядного крюка делать, – приехали к нужному нам замку, уже через три дня. Замок у барона был хоть и небольшой, но крепенький, и явно к войне подготовленный. Насыпь возле рва чернела свежей землей, видно было что недавно подновляли. За насыпью свежие рогатки выставлены. Верх одной из башен недавно явно надстраивали, ворота тоже хранили свежие следы ремонта.

Поначалу барон Лисий Хвост, (такая кликуха у него была), к нам с подозрением отнесся, и стал выспрашивать – «С чего это мы решили, что ему оружие надо и что он армию собирает».

Ну мы ему про соседа его и сказали. Заодно, я ввернул рассказ про то как мы с ним сражались Приврав конечно для порядка.

Барон заинтересовался. Стал расспрашивать что за отряд, сколько нас, да что умеем. Ну я ясно дело и рассказал. Барон хмыкнул эдак многозначительно. И начал с купцами про оружие разговаривать.

Разговор плавно перешел в торг. И не прошло и пары часов, как барон велел купцам караван наш к нему в замок вести, обещая «посмотреть», что там за оружие такое.

Ну а ближе к ужину, мы из замка того уже обратно поскакали.

Так что все выгорело, – лучше не бывает. Купцы значит, оружие свое все распродали, не успев толком от Трехи отъехать. Ну а мы значит, – работенку нашли.

И работенка та была пока вполне не пыльная. Для начала погоняли нас на строевых да боевых, видно приглядываясь чего мы умеем. Ну мы себя показали даже очень вполне. Чай люди у нас были проверенные, почти все еще на ТОЙ войне начинавшие.

Потом наш отряд, вроде как начали до сотни пополнять. Однако как-то быстро это дело закончилось. Хотя людей к Лисьему Хвосту приходило наниматься предостаточно, но к нам дай боги, десяток попал.

А потом вдруг, перевели нас из замка в какое-то село занюханное. А за селом развалины другого замка стояли. Вот на этих развалинах, нас и начали учить замки брать. По лестницам лазить, через рогатки проходить, мостки через ров накидывать, да по тем мосткам бегать, на стенах, да в теснине коридоров драться….

Я на это дело Седому сразу сказал. – «Ты мол Седой не дурак, сам понимаешь к чему нас готовят. На первом же приступе, – две трети ребят положим, и не станет у нас отряда. Ты с бароном вроде как в друганах ходишь, – так что мол того…..».

А надо сказать, что Седой с Лисьем Хвостом и правда вроде как приятельствовали.

Я поначалу то думал, что Седому с бароном трудновато будет дело иметь. Поскольку Седой-то и раньше дурной был, но с тех пор как магия-то здохла, – еще дурнее дурного стал. Видно уж больно сильно он перепугался, когда умений своих воинских лишился. И теперь все порывался доказать какой он крутой.

А крутым то он уже и не был. Ну то есть, по сравнению со средним фехтовальщиком, – он конечно боец был изрядный. Но по сравнения с собой прежним…..

….Но с бароном этим они язык быстро нашли. Барон то по всему видно было, прозвище свое лисье не запросто так получил. Ну а Седой по части подлян, тоже мастер был изрядный. Так что поначалу, когда они для совместных пьянок уединяться начали, я этому только радовался. Хорошие отношения с начальством, – это дело великое.

Однако потом начал я чего-то нехорошее подозревать. Уж больно глаза у Седого, после этих встреч блестели по-дурному. Я его конечно спрашивал чего они там такое удумали, да он ни в какую, – только отшучивался. Ну а уж когда в деревеньку нас ту услали, – тут уж я реально на него разозлился. И на разговор, в конце-концов вызвал.

– Не сцы, – отвечал он мне так самодовольно. – Напрямую штурмовать мы ничего не будет. У нас вообще другая задача будет.

– А что за задача то? – говорю. – Опять подляны твои сраные творить?

– Они самые. Отряд наш будет особые поручения исполнять. Ну вроде как у Ярла было. Помнишь, я тебе рассказывал?

– И что за поручения?

– Ну пока барон темнит, и ничего конкретного не рассказывает. Однако я думаю, для начала он нам хочет поручить, какого-то человека выкрасть………

(обратно)

ВОЖДЬ

Все получилось еще хуже, чем я опасался.

Быть бароном, оказалось куда более хлопотным занятием, чем мне казалось раньше.

Думать про войну с Магами, у меня практически не оставалось времени, поскольку все дни были заполнены заботами о моих землях и разборками с соседями.

Только теперь я по-настоящему смог оценить тот вклад, который вносили в дело Армии, Большая Шишка, и эти ублюдки Одноухий и Безопасность. Ведь их усилиями с меня было практически полностью снято бремя хозяйственных забот, и армейской муштры. Образно говоря, – мне только оставалось указывать основные направления движения, а уж те заботились о деталях, вроде маршрутов, питания и обоза.

Сейчас у меня подобных помощников не было. Честно говоря, у меня вообще не было настоящей команды, ну разве что за исключением Молчуна, которого я и так постоянно отвлекал от его непосредственных обязанностей, и бросал на все текущие дела, требующие умения принятия самостоятельных решений.

Кое в чем мне так же помогал и Городской Голова Пустых Холмов, – невысокий, тощий и подвижный мужичонка, с вечно бегающими глазками и манерами заправского прохиндея.

Но доверять ему я конечно не мог. Хотя если дело было ему выгодно, он прекрасно справлялся с порученными делами. Но как только я попытался расширить круг его обязанностей….. В общем Молчун, угрожая смертью ему и его родным, смог вернуть все «пропавшие» деньги……

Не лучше дело обстояло и в Армии. После того «победного» зимнего похода, ставшего настоящей катастрофой. И после смерти Топора, Блохи и Ежа, – Армия фактически осталась без командиров. Конечно, оставался еще Муха, – но тот мог командовать только конницей, а всех остальных он не то что за солдат, – вообще за людей не считал.

А все кто сейчас командовал отрядами Армии, имели максимум уровень сотника, и вряд ли могли когда-нибудь подняться выше. Правда пока я с этим как-то справлялся, поскольку сейчас Армия в основном и была разбита на сотни, которые я посадил в ключевые точки своих владений, или отправил патрулировать территории, освобождая их от разбойников и ворья.

Собственно и Армии-то, осталось меньше трех тысяч человек.

Большинство сгинуло в Зимнем Походе, который я отныне всегда буду вспоминать с содроганием. Еще какая-то часть, – предпочла забросить меч, и взяться за плуг.

Из этих трех тысяч, по-настоящему боевыми можно было считать только тысячи две. Еще одна тысяча состояла из обозников, и тех, кто пришел в Армию весной, спасаясь от голода. Их еще предстояло обучить, и обкатать в битве. А до того настоящими солдатами они не считались.

Этого было слишком мало, для новых завоеваний, и слишком много для мирной жизни. Мои земли, в их нынешнем состоянии, могли прокормить не больше тысячи солдат.

Но и сокращать Армию, имея столько врагов, было опасно. Потому же я и не бросал ее в бой, в надежде что она начнет кормить себя сама. Мне было страшно потерять ее в пустяковых разборках, пока тень Ярла продолжала стоять у меня за спиной.

Поэтому, пока все силы Армии были брошены на то что бы защитить мои владения от нападок соседей и очистить их от разбойников.

После гибельной зимы, унесшей чуть ли не половину жизней в окружающих землях, – главной ценностью для каждого феодала стали люди.

Их-то я и собирался привлекать к себе гарантиями безопасной жизни, и низкими налогами. В основном эта тактика срабатывала, тем более что у Армии была хорошая репутация. В нас еще по старой памяти видели Защитников Человечества, и смело шли под нашу защиту.

Но все было уже не так просто. Я расположил гарнизоны на каждой из больших дорог, близ своих границ, с приказом не выпускать крестьян с барахлом из моих владений. Так что приехать сюда мог каждый, а вот выехать, – только тот, кто мог доказать что уезжает лишь на время.

Плюс к этому, – напав на парочку соседних баронов, из тех что послабее, – я разбил их жалкие отрядишки, и вывез с их земель всех трудоспособных крестьян, и заселив ими границу с Гиблыми Землями. Туда же я поместил и пленных стражников баронов, и челядь из замков.

Все это потребовало немалых затрат, которые в иной ситуации себя бы абсолютно не окупили. Но сейчас люди были самым ценным ресурсом. И я щедро тратил оставшееся у меня золото и серебро на то, что бы заманить людей в свои владения, и удержать их там.

Хотя все это стало возможным лишь потому, что еще ранней весной, ко мне обратились жители Заполья, одного городка, что находился к востоку от моих владений. Раньше они находились под контролем Клеста, – одного из наследников Красного Короля. Но поскольку тот вел себя не столько как владелец, сколько как завоеватель, – они предложили мне изрядную плату золотом за то, что бы я избавил их от этой докуки. Я плату взял, не спрашивая откуда у жителей такого небольшого городка, взялось столько золота. Но поскольку ни желания, ни возможности воевать не имел, то просто послал письмо Клесту, в котором объяснил что войду в союз с его противником, если он не отстанет от Заполья и его жителей, понадеявшись на то что моя репутация заставит того задуматься.

Так и произошло. Клест отказался от Заполья, предложив мне стать его союзником, пообещав «честно поделиться» владениями Красного Короля. Я не сказал ни да ни нет, однако заверил его «В моей дружбе и расположении».

Жители Заполья кажется были не слишком довольны подобной развязкой. Они видно надеялись что я устрою с Клестом драку, и прикончу его, а заодно сам ослабну настолько, что не смогу навязать им свое «покровительство». И даже несколько раз осмелились намекнуть на возвращении части золота. В ответ на это я посадил в их городе свой гарнизон, обязав жителей кормить солдат, в противном случае обещая отдать их прежнему владельцу. Так мои земли приросли как территориями, так и населением. А полученное золото, позволило мне быть довольно щедрым Господином, и не обременять моих подданных слишком высокими налогами.

Все бы было ничего. Но виды на урожай оказались куда скромнее ожидаемых. Картушка вообще не выросла, даже не зацвела. Обильные сады, засеянные этим кустарником, даже поздней весной стояли словно мертвые. Лишь изредка, на нескольких кустиках можно было найти пару листиков, еще реже цветочек. Многие другие культуры, так же выросли какими-то убогими. Даже обычная пшеница, в этот год выросла едва по пояс, тогда как обычно вымахивала выше головы самого высокого человека. Примерно тоже самое происходило и с другими растениями. Словно бы кто-то навел порчу на целый мир.

И тут ко мне заявилась делегация из Перекрестья.

Они тоже сообразили, что в мире творится что-то не то. И что без магии тут наверное не обошлось. А поскольку я считался Защитником Человечества от Магов, – мне было предложено разобраться с этими проблемами. Я им прозрачно намекнул, что все мои знатоки магии остались на территории Союза, ныне захваченной Ярлом, и пока я не верну их, (я не стал уточнять кого подразумеваю под «их», – знатоков или территории), никакие исследования невозможны. И дал понять, то только всяческая помощь в достижении моих целей, – приблизит тот момент, когда я смогу оказать им помощь. И с ходу выбил право для моих купцов, на беспошлинную торговлю в самом Перекрестье, и в окружающих его землях.

Делегация убралась не слишком-то мной довольная, туманно пообещав, – «Всячески способствовать….».

Однако все это заставило меня задуматься над тем что происходит в мире. После чего Молчун получил от меня очередное «нестандартное» задание. А именно, – разыскать, и собрать всех знатоков сельского хозяйства, до которых он сможет дотянуться. Причем не пренебрегать ни сухими теоретиками из Университетов, ни простыми крестьянами.

Примерно через три недели, в парадном зале Управы Пустых Холмов состоялось весьма разношерстное собрание, куда входили зажиточные крестьяне из соседних деревень, Голова Пустых Холмов, двое профессоров со своими студентами из Университета Перекрестья, бродячий учитель философии, и парочка оборванных скоморохов.

Молчун представил всех собравшихся друг другу, после чего, к моему удивлению, предоставил слово скоморохам.

Те рассказали про то что творится в мире. Про суровую зиму, и предстоящие неурожаи. Рассказали что на севере, этой зимой люди вымирали целыми королевствами, а оставшиеся в живых, собирали вещи и уходили на юг. Рассказали про войны за еду и случаи людоедства.

Трудно в это поверить, но судя по всему, – наши земли еще сравнительно легко перенесли эту зиму. Однако насколько нам удастся пережить следующую, – это уже был мой вопрос к собравшимся.

Потом начался долгий разговор, в котором я понимал едва ли половину произнесенных слов. Понял только, что перспективы далеко не блестящие, и нас ожидает сильный голод.

Собравшиеся иногда соглашались, чаще ругались, а временами просто не понимали друг друга. Бродячий учитель философии по прозвищу Репей, как ни странно оказался очень полезным человеком, владеющим как языком высокой учености, так и простонародным говором. В результате чего и начал выполнять своеобразную функцию переводчика.

Через пару часов я был вынужден покинуть сие собрание, оставив председательствовать вместо себя учителя Репья, который показался мне на удивление спокойным и рассудительным человеком.

На следующее утро Репей представил мне список рекомендаций, написанных прекрасным каллиграфическим почерком. Рекомендации в основном сводились к тому, что бы отбирать и отдельно выращивать наиболее крупные и здоровые на вид экземпляры растений.

Прочитав сию бумагу, я во-первых, – утвердил все вышенаписанное, предписав донести эти рекомендации до всех своих крестьян. А во-вторых, – приказал выкопать, и собрать все проросшие кусты картушки, какие найдутся в округе, и высадить их в отдельном, специально подготовленном саду, как это и порекомендовали мне ученые люди.

Выполнение этой работы я возложил на отряды Армии, которые либо стояли гарнизонами на границах, либо прочесывали мои земли в поисках разбойников. Им надлежало оповестить о данных решениях окрестных крестьян. Конечно выкапывать кусты должны были сами крестьяне, однако перевозка их в окрестности Пустых Холмов, опять же возлагалась на Армию.

Ну а в третьих, – предложил Репью работать на себя. Тонко намекнув на то, что бродячий образ жизни, конечно способствует философскому отношению к жизни. Но в свете предстоящего голода, куда лучше прикрепиться к какому-нибудь сытному местечку. Где возможно и придется взвалить на себя немалый круг обязанностей, но зато уж с голоду точно не помрешь.

Учитель Репей со мной согласился, и так я обзавелся довольно дельным секретарем.

А спустя пару дней ко мне заявился Молчун, и с необычным для него блеском в глазах, предложил поговорить без свидетелей. Я конечно не мог отказать ему в этой просьбе.

– Тут такое дело. – Начал он и задумался, словно бы подбирал слова. – Насчет золота, что нам заплатили запольские…..

– С ним что-то не так?

– Все так. Очень хорошее золото….. Слишком хорошее…. – Он опять взял задумчивую паузу. – И ты Вождь помнишь форму слитков?

– Да. Форма весьма необычная. Я даже не возьмусь назвать ее…..

– Я тут поспрошал…. Навел справки…. Да и раньше еще слышал…. В общем, – лет триста назад, в этих краях существовала Школа Магии…. И будто бы они делали какую-то свою магическую штуку, навроде мельницы или… – Молчун поводил руками и пожевал губами, придумывая возможное назначение магического прибора. Так ничего не придумав, он продолжил. – И в общем ходит легенда, что штука эта была из чистого золота!

Я промолчал, глядя на Молчуна. Вроде бы раньше он никогда не приходил ко мне с бредовыми идеями. И коли уж ему сейчас приспичило поведать мне одну из сотни тысяч баек, что рассказывают про сокровища магов, – наверное в этом был смысл.

…Оно конечно, все это…., на вранье смахивает. – Продолжил Молчун. Однако тут один шпион мой подслушал в кабаке, как один из тамошних стражников хвастался, будто-бы там откуда они это золото взяли, – его еще целые груды лежат. И что золото это магическое. Да и сам подумай, – откуда в этом городишке ему взяться, ежели не из клада? Если только они кого не ограбили.

– И что ты предлагаешь?

– Надо бы разведать хорошенько, что это за золото и откуда оно там появилось. И вообще, получше присмотреться к Заполью.

– Ладно. Смотри. Но только так, что бы на твоих людей жалоб не было. Пусть не наглеют.

– Ладно. – Ответил мне изрядно повеселевший Молчун. – Я осторожненько поищу…, никто ничего и не поймет. У меня уже и легенда есть, будто бы от нас пленник важный сбежал, и мы его разыскиваем. Под это дело мы тут все вверх ногами перевернем.

И уже подходя к дверям добавил. – Ах да Вождь. Есть еще сведения. Говорят Гиблые Земли зацвели.

– В какой смысле? – переспросил я, раздумывая в тот момент, что сильнее двигало Молчуном, – жадность, азарт охотника за сокровищами, илижелание приобщиться к тайнам магов.

– Ну…, они же обычно мертвые стояли. Даже трава какая-то уродская росла, – серая, и словно проволока жесткая, да деревья полумертвые в лесу торчали. Ну ты помнишь сам…. А тут мой человек проходил через Гиблые Земли, и говорит что просто не узнавал местности. Все зеленеет, трава растет мягкая да высокая, деревья все в листьях…..

– Это интересно. А что он узнал о Ярле? Ведь я понимаю он именно за этими сведениями ходил…

– Ярл вроде по-прежнему где-то в землях Союза обитает. У него, как я тебе уже докладывал, тоже народа много вымерло. Так что на серьезную драку он не настроен.

– В общем ничего нового?

– Да все по-прежнему…. Так я пойду?

– Иди…. И пришли мне учителя Репья.

(обратно)

СЕДОЙ

С бароном то у нас поначалу напряг вышел. Не то что бы на словах…. А просто темнил он много. Да и я признаться, раскрываться перед ним особо не стремился.

Однако чувствовалось в этом бароне…., ну что-то знакомое.

Ну а там уж, – словечко за словечком, намек за намеком, кто у кого ухватку подглядит, кто слово особое проронит….

Ну и зазвал меня барон этот к себе винца попить. Поначалу пару знаков сделал. Я их не узнал, но смысл этого дела понял. И потому ему сразу честно сказал, – «Мы с тобой видно одной выучки ребята, да только с противоположных сторон…».

Ну и разговорились…, ну так сказать…, ну по большей части опять же намеками да недомолвками. Но стало мне понятно, что раньше барон этот тоже навроде как в шпионах хаживал. И работал на Ярла. Ну а я ему примерно так же на Армию, да Безопасность намекнул.

Ну на этом и разошлись. Потом опять вокруг друг дружки ходили, да почву прощупывали. Я даже духом вроде как воспрянул. Потому как давненько мне такими недомолвками говорить не приходилось. А тут чувствуется культурный человек. Никогда ничего прямо не спросит, не скажет. А все намеками, намеками…..

Ну и донамекивались мы до того, что можем друг с дружкой дело ладить. Потому как я не шпион подосланный, и доверять мне можно. (Это он небось ребят моих разговорил).

Да и я в общем понял, что человек я для него полезный, и за пользу эту он готов хорошо платить.

– Дело в том, уважаемый коллега (это он меня так в шутку звал). – Что поступил мне заказ от проверенного человека, на то что бы помочь одному достойному представителю благородной фамилии, занять подобающее его происхождению место в жизни.

– Хорошее дело, – говорю, – подобающее место. Только ведь занять его, небось хлопотно будет?

– Да да, это ты верно подметил. Некоторые препятствия, стоят на пути этого достойного юноши…. И нам очень неплохо заплатят, если мы поможем их устранить.

– Ну так, – помогать другим, дело благородное. Особенно если за это платят хорошо….

– И вот потому Седой. Для начала нам бы неплохо было выкрасть одного молодого человека. Но сделать надо это обязательно так, что бы он при этом не пострадал. А потому прямой штурм замка, где он обитает, крайне нежелателен. А за пределы этого замка, он почему-то не выезжает. А если и выезжает, то только с очень солидной охраной.

– Ну так в чем проблема? Подстеречь. Охрану побить. Щенка в мешок.

– Так ведь он тоже драться полезет. У него сейчас возраст такой…, неразумный. А если мы его серьезно ранними, не говорю уж о том что бы убить. – Это сильно испортит все дело нашему заказчику. И вместо денег мы получим много неприятностей.

Ну а к примеру на охоте? Погонится он за дичью, а мы тут как тут…..

– А вот не ездит он на охоту. Как и его…., папаша.

– А сколько лет парнишке? – Спросил я, малость покумекав.

– Полагаю около шестнадцати.

– А баба…, ну в смысле – девка, у него есть?

– Хм…, я понял к чему ты….– Барон задумался. – Знаешь. У меня, как ты понял, есть в около мальчишки свой человек. И пока он мне не о какой особой девчонке не сообщал.

Впрочем, – если у него нет одной девчонки, это не значит что он всю замковую прислугу не обихаживает. И мои люди просто не сочли нужным заострять на этом внимание.

– А надо обращать. Людские слабости, это наш хлеб. Надо вызнать про этого щенка как можно больше. Что любит, чего боится. С кем дружит, а с кем нет, и почему…..

– Ладно. Дам такое поручение. А ты пока езжай со своим отрядам в одну деревеньку. Там с ней рядом развалины замка, (кстати моего двоюродного дядюшки). Вот ты там своих ребят и потренируй…., ну ты сам понимаешь чему…..

Понимать то я понимал. Да ведь и у меня в отряде отнюдь не дураки были. И как только я им по стенам полазить предложил, да в тесных помещениях кинжалами помахать, – сразу скумекали к чему их готовят.

Вернее скумекали, да не правильно. На штурм их посылать никто не собирался. Однако объяснять им это сейчас было нельзя, а поднявшийся ропот надо было как-то придавить.

Ну да мне на их ропот положить было. А вот Кудрявому, я намеки постарался сделать к чему нас готовят.

Я ведь признаться, – перед Кудрявым большую вину чувствовал. Потому как свернул я другана своего с проторенной дорожки, да из теплого угла выманил.

А самое главное, – кашеварное дело, – это по всем признакам его было. В смысле, – он аж весь горел да светился, когда к котлам своим подступал. А я его с кухни то выходит сманил, да опять на солдатских хлеб пересадил.

Кудрявый признаться меня сильно удивил, когда со мной отправился решил. Я то был уверен что он от хорошей жизни больше никуда. Но он видно привык за год с лишним совместных скитаний, со мной болтаться, и оставлять меня да Малыша не захотел.

… И Малыша я тоже никуда не сманивал. Потому как он сам за мной в поход увязался. А почему? – это для меня загадкой было. Ну да ведь на то он и Малыш, что бы простому человеку не понятным быть.

Однако вину я перед ними обоими чувствовал. Оттого видно мы с Кудрявым постоянно и цапались, что повиниться перед ним, это мне вроде как дурь свою признать. А дурь свою признать, это……., ну не мог я это признать. Потому как только с мечом, да во главе отряда, я себя человеком чувствовал. В харчевне, уборкой комнат, да доставкой товаров заниматься, – это мне совсем не по сердцу было. Потому и слинял я оттуда при первой возможности. Ну а они выходит за мной.

Так что Кудрявому я попытался объяснить, чего барон от нас хочет, и что с такой радости получить можно. Он вроде как мне поверил, однако видно было что не шибко то ему по душе все это пришлось. Он бы небось предпочел в строю, да с мечом на врага. Лоб в лоб……..

А сколько таких лбов, при этом раскалывается? – Ага!!! – Никто и не считает. А шпион, он товар штучный. Шпиона конечно могут и просто так прибить, на всякий случай, что б чего лишнего не сболтнул. Но зато уж пока он нужен, – платят ему соответственно.

Ну да все это так, – мысли не об том. А «от том», надо было кумекать, как щенка этого из замка его украсть. Хоть барон и темнил, ну да я и сам смекнул, что щенок этот видно и есть тот «представитель благородной фамилии», которого нам на чье-то место посадить надо. И видно сам он, да и родня его, не больно то к этому стремятся, потому как понимают, что схарчат их на том месте, как просо в курятнике, и следов не останется. Ну а потом, на тепленькое местечко, щенком расчищенное придет кто-то похитрее, да позубастее.

Могли быть конечно и другие варианты, но мне этот показался самым подходящим. Потому как замок в котором обитал щенок, я знал, (проезжал через те земли, когда еще на Армию работал), и ничего ценного, из-за чего такие хлопоты затевать нужно было, он из себе не представлял.

Ну да мое дело маленькое. Сказали выкрасть, – выкраду.

И потому, первым делом поехал своими глазами на замок, да на щенка того посмотреть.

Ну а с собой взял Малыша с Умником, да Рыжего.

Выехали мы ранним майским утречком, а через неделю, уже возле замка того были.

Постучались в ворота, да предложили свои услуги.

А какие-такие услуги спросите? – Так ить ясное дело, – лекарские.

Лекарей то ведь этой зимой поумирало, – страшное дело. И потому нынче каждый коновал в цене был и немалой. Ну а у нас целый всамделишный маг! – Как этим не воспользоваться было?

Да только Малыш, при всем своем умении, – на лекаря не тянул…. В смысле рожей, да возрастом. Он ведь мальчишка-мальчишкой выглядел. Да еще и вроде как слабоумным. Ну какой из него лекарь?

Так что лекарем был я. Он с Умником моими учениками, а Рыжий нашим охранником.

По пути, чтобы потренироваться, мы несколько раз в кабаках лечение устраивали.

Я над больными едва ли что не плясал, да криком не кричал. Умник мне подвывал. А Малыш тем временем, втихаря лечил. И что характерно, – народ у нас выздоравливал. Благо я велел Малышу выбирать тех, кого вылечить легко. Так что мы на этом деле, еще и подзаработали немало.

Я только на продаже веточек, да сухой травы, что Рыжий с Умником по обочинам насобирали, да в мешочки разложили – почти целый кошелек меди выручил. Да еще полкошеля серебра, за тех что Малыш вылечил.

Ну да нас не затем посылали. Постучались значит мы в замок тот, и предложили услуги свои. Нас ясное дело, под белые рученьки да на кухню. Накормили-напоили, со всем почтением, и давай нам больных таскать.

Больные были все больше из слуг, да стражников. По всему видать, – проверяли нас так.

Ну да я дело свое знал. На мое лечение посмотреть все незанятые в замке слуги собирались. Да и Малыш не плоховал, – уже к следующему вечеру, у одного из слуг зажила язва, у другого прошел кашель, а у стражника давнишняя рана, чуть ли не на глазах затянулась.

Тут уж нас и к самому барону и семейству его подпустили. И мало того что подпустили, так еще и за стол к себе позвали. Позвали естественно одного меня, без охраны и учеников.

Сам барон Ворон, как мне и говорили, и взаправду на ворона очень похож был. И даже не черной мастью и носом-клювом, а какой-то птичьей повадкой в движениях. Однако желание посмеяться над ним пропадало мгновенно, стоило только взглянуть в его черные, широко расставленные глаза. Тут уж стразу становилось понятно, что этот ворон на своем веку не одного ястреба-сокола склевал, и не одну волчью тушу распотрошил.

Еще за столом сидела жена барона, сын, (тот самый), штук пять родственников, пара соседей, управляющий замком и начальник Замковой Стражи.

Этот последний, по всему видно, был матерым волчарой, попадаться на зуб которому было очень нежелательно.

Для начала меня про то где был-что видел, пораспрашивали, новости да сплетни узнали.

Причем вопросы задавали в основном барон, да начальник охраны, (Бугор его кличка была). Я сразу смекнул, что в вопросах тех отнюдь не праздное любопытство первую роль играет. А это они проверку мне устроили.

Серьезная должен сказать проверочка была. Я даже чего жрал в тот раз не помню, потому как все мысли у меня в голове были о том что бы не проколоться, и вида не подать что волнуюсь. Потому и говорил в основном правду. В смысле – откуда шел, да что видел. Разве что про своего нанимателя утаил, что вообще знаком с ним.

Ну да вроде отбрехался успешно. Барон с Бугром этим о чем-то своем начали говорить вполголоса, а меня начали родственнички баронов вопросами про болячки всякие одолевать.

Я им на это отвечал, стараясь говорить по возможности путано и загадочно. А сам все на сынка незаметно посматривал.

То что не баронов это сынок, ясно было с первого взгляда. Потому как и барон и женушка его черной масти были, а сынуля рыжий, похлеще моего Рыжего.

Хотя мне и говорили что щенку шестнадцать годков исполнилось, но по виду больше тринадцати ему никак дать не получалось. Сложением он был невысок, узок и хрупок, а рожа у него была еще по детски гладкая да смазливая. Сразу видно было что о бритье, да девках, сынок этот еще и не задумывается даже. Так что ловить его надо скорее на игрушки, или сласти.

Впрочем обед довольно быстро закончился. Господа остались за столом вкушать сласти, а прочую публику, включая меня и половину родственников выперли из-за стола.

Они то меня сходу и взяли в оборот, и завалили работой. Несколько дней я пахал безвылазно леча болезных, аж охрип от усердия. Лишь изредка удавалось мне выйти во двор замка, да присмотреться к окружающей обстановке и с людьми поболтать.

Узнал я например, что особо строгие порядки, в замке ввели лишь недавно, а именно с конца зимы. Тогда же наняли и Бугра, который получал очень даже приличные деньги за свою работу. И что большая часть его работы, состоит именно в том, что бы охранять щенка.

О щенке кстати, даже слуги предпочитали не говорить. Даже самая болтливая служанка, стоило упомянуть сына барона, сразу замыкалась и пыталась сменить тему.

Однако, как мне не хотелось проникнуть в так тщательно скрываемую тайну, но лезть с расспросами я не стал, поскольку взгляды которые начал время от времени кидать в мою сторону Бугор, очень мне не нравились. Да и по правде сказать, – лекарь из меня был неубедительный. Ну в смысле обличьем. Воинские ухватки их ведь под лекарским нарядом не спрячешь, да и рожа у меня больше на разбойничью смахивает, чем на лекарскую.

Думаю спасало меня пока только то, что больные которых мы пользовали, действительно выздоравливали. Однако привлекать к себе внимание, оставаясь в замке, мне больше не хотелось. Потому, как только поток больных начал иссякать, я отправился к барону Ворону, и попросил разрешения убраться. Разрешение мне дали вместе с вместительным кошельком. А на последок, как подарок судьбы, я подслушал, что семья барона собирается через неделю ехать на Большую Ярмарку.

– ….Вот такие дела…..– закончил я свой рассказ. И вылил остатки вина, в пересохшую от долгого разговора глотку.

– Так пацанчик этот на ярмарку с семьей собирается, или его в замке оставят? – спросил меня Кудрявый, сохраняя недоверчивое выражение на своей морде. Его только что полностью посвятили в наши с бароном Лисьем Хвостом планы, и он еще был под впечатлением задуманной нами авантюрой.

– Я там в замке сумку с травками и порошками оставил. Через пару дней, отправлю Грамотея за ней. Аккурат поспеет к тому времени, когда Вороны на Ярмарку поедут. Или в пути сам подсмотрит, либо в самом замке концерту устроит, дескать, – «Хозяин меня прибьет, если я сумку не верну», а заодно вызнает уехал щенок, или нет.

– А если его в замок и на порог не пустят?

– Покрутится по соседним кабакам, опять же может кого из замка разговорит, – я бросил многозначительный взгляд на барона, который на долю мгновения соглашающее опустил веки.

– И что ты планируешь предпринять в обоих случаях? – Спросил меня барон, внимательно слушавший мой рассказ.

– Ну если он в замке, придется штурмовать. Я там пару мест подсмотрел, где незаметно к стене подобраться можно. Как минимум половину охраны Ворон с собой возьмет, так что должны справится.

Ну а если щенка на ярмарку взяли, – по дороге разбойничье нападение устроим….. Я на этого щенка посмотрел, – не полезет он в драку, жидок он для этого слишком.

– А может лучше постараться его как-нибудь на самой ярмарке выкрасть? – предложил Лисий Хвост.

– Ярмарка здоровая. – с сомнением ответил я. – Хоть нынче народу то и померло во множестве, однако все равно с округи не одна тыща соберется, да приезжих стока же…. Найти их там, заманить, захватить, удрать…, и все это считай на глазах у сотен людей….

– Да и отряд на ярмарке очень приметен будет. А парни у меня, при всей их лихости, однако же больше рубаки чем шпионы, – обязательно себя выдадут.

– Ну вооруженного народа на ярмарке много будет. – задумчиво сказал барон.

– Вот именно. А у Ворона этого, я слышал друзей много. И если что, к нему многие на помощь придут….

– Однако толпа…, она и есть толпа. В ней легко затеряться….

В общем проспорили мы с ним еще об этом не один час. И доспорились до того, что сначала попытаемся сныкать щенка с ярмарки. А ежели не удастся, то уж на обратном пути, ближе к замку барона, когда он со всем попутчиками расстанется, – устроить разбойничье нападение.

– А вот налетай-торопись, – жри да не подавись! – орал я спустя несколько дней, зазывая народ в палаточный кабак, что мы устроили на Большой Ярмарке.

Организовать все это буквально за три дня, стоило немалых сил. И я даже случалось жалел что вообще взялся за такое хлопотное дело, как похищение.

Одной только мзды организаторам Ярмарки пришлось раздать больше чем моя доля со всего предприятия. (Благо барон оплачивал). А уж быстро достать повозки, столы, лавки, палатки, навесы, харчи, котлы, посуду, походный очаг, (что бы он еще и Кудрявому понравился), прислугу……. В общем я так на Последней Битве не устал, как за эти три дня. Однако кое-как, но мы все же управились.

А теперь, – новая напасть. Жратва Кудрявого пользовалась таким успехом, что мне было буквально не отойти от этого заведения, где я был вроде как зазывалой-распорядителем.

Пришлось вспомнить старые времена, (барон в основном постарался), и поработать со внешностью. Волосы на башке мне сбрили, а на морду приклеили здоровенную рыжую бороду. Через всю щеку тянулся длинный накладной шрам. А на нос, барон из своих запасов выдал особо отвратительную на вид здоровенную бородавку.

Самое трудное было приучить моих раздолбаев не ржать при виде меня, как лошади. Поскольку вид был таков, что даже Малыш, напрочь лишенный чувства юмора, увидев меня первый раз, едва под лавку не упал. Но для ярмарочного зазывалы, подобная внешность была самое то. А главное узнать меня под ней, было почти невозможно.

Примерно так же мы загримировали и Грамотея с Рыжим. А Малыш, как то сам умудрился сделать со своим лицом что-то такое, что его стало не узнать.

Малыша с Грамотеем и Щеглом, я послал рыскать по Ярмарке, в поисках Ворона с семейством. Сам тоже собирался этим заняться. Но с первых же часов, изголодавшийся по готовке Кудрявый, что-то такое в своих котлах наварил, что на запах пол ярмарки сбежалось, и дел у меня стало невпроворот.

Надо было и за порядком следить, и плату вовремя брать, и за служанками приглядывать, и продукты нужные вовремя подкупать, да еще и народ зазывать-веселить, (а иначе какая это ярмарка).

Наконец к концу первого дня пришел Щегол, и доложил что Ворон с семейством расположились на восточной стороне ярмарки, среди прочих баронов да знати.

Малыш остался присматривать за ними, а Щегла отправил с докладом.

– Значит говоришь, что вокруг сыночка, не меньше двух стражников ошивается? – спросил я его.

– Да. А вообще барон взял с собой пятнадцать человек, и начальника стражи Бугра. Судя по всему, расположились они в кругу своих соседей и друзей, так что подобраться к его палатке будет очень сложно.

– Они пока еще никуда не уходили за товаром?

– Пока нет. Они ведь только приехали пару часов назад. Так что думаю пойдут только завтра утром.

– Ну и ладно. Скажи-ка давай Малышу, чтобы глаза там не мозолил, а возвращался назад. Завтра утром, с утречка начнем их стеречь. …. А че у тебя рожа такая недовольная?

– Да нет… Все нормально.

– А по-роже?

– Ну понимаешь…. Как то это все…. Этот ведь Вороненок, – он же в сущности еще ребенок. А мы его собираемся…….

– Ды ты чё, совсем дурак? – спросил я удивленно. – Это же барское отродье. (Хотя ты ведь тоже….) . Но одни Злыдень, – мы для них не люди, а они для нас тоже никто. Это ж вроде охоты, – зверя подстрелил, мясо-шкуру продал и в кабак.

…. Опять же, – какой он нахрен ребенок? – Я в его годы уже в двух больших битвах успел поучаствовать, а уж мелких стычек, и не перечесть сколько было. Если он в шестнадцать лет все еще ребенок, это не меня, это евоных папку с мамкой обвинять надо.

– Ну да…., ну да…. – задумчиво пробормотал Щегол, вроде как соглашаясь со мной. Однако меня это не убедило, и потому я сгреб его за грудки, и притянув поближе к себе, прошипел прямо в морду. – «Ты Щегол про барство свое бывшее забудь, а то мы тебя мигом вернем нужники чистить….Ты если вздумаешь поперек отряда пойти, лучше сразу пойди повесься. Ты нам клятву давал. Если не по нраву тебе наши дела, – пойди и повесься, потеря невеликая, мешать не стану. Но уж ежели жить остаешься, так будь с нами заодно. Понял?!?!».

– Понял. – опять пробормотал он.

Я его только за шкирку опять встряхнул, и зашипел еще страшнее – «Нихрена ты Щегол не понял. Отряд, это как живое существо. Все друг за друга держатся, да к единой цели двигаются. Мне не веришь, – поспрошай у других, что по обычаю с теми кто отряд предает делают…. Так что считай я о тебе забочусь».

Тут до него видно доперло, что он не против меня, а против обычая идет. Сразу в лице переменился, и закивал так старательно, что чуть башка не оторвалась.

В этот момент я поднял глаза, и увидел стоящего у входа Малыша. Видно он держал с Щеглом связь, и надобности бежать передавать ему приказ не было.

– А ты че смотришь? – окрысился я на него. – Или тебе тоже в делах наших что-то не по нраву?

– Да нет. – ответил он мне, а на роже при этом, хоть бы искра какая пробежала. – То что мы делаем, мне нравится. Переодевание, изменение внешности, все эти уловки…, это очень интересно…

– Ну так и нехрен там стоять. Беги за Кудрявым, будем совет держать что дальше делать.

– Так может все-таки лучше на обратном пути? – опять переспросил Кудрявый, которому тоже не нравилось пытаться воровать Вороненка на ярмарке. Правда я подозревал что исключительно потому, что он предпочитал оставаться у своих котлов.

– Дык все готово уже. – возразил ему я. – Осталось только подстеречь момент, отвлечь охрану, мальчишку в мешок и к отряду. А там на коней, и только ищи нас….

Кудрявый согласно покивал головой и прибавил. – Я вот тут по рядам прошелся. Травки подобрал. Из них зелье сонное можно наварить хорошее. Ежели щенку его в глотку влить, – день проспит не трепыхнется.

– Вот. Это ты дело говоришь. – обрадовался я. – А то мне все самому придумывать надоело уже.

– А можно я тоже предложу? – внезапно встрял в разговор Малыш, до этого сидевший с непроницаемым лицом.

– А вот на тебе козлина вместо товара. – заорал я отвешивая звонкую оплеуху Рыжему.

– Падаль. Тварь. Жопа. – так же заорал он, пребольно лягаясь в ответ. – Ты думал я куплюсь на подобное дерьмо?

– От дерьма слышу. – Ответил я отскакивая на недосягаемое для длинных ног Рыжего расстояние, и схватив с ближайшего прилавка какой-то горшок, швырнул его в своего обидчика. – А деньги ты мне все равно вернешь.

– Я их в твой труп запихаю гавнюк. – прошипел он в бешенстве, и вытерев разбитый горшком нос, выхватывая кинжал.

– Я тебе сам твой кинжал сейчас знаешь куда запихаю. – прокричал я в ответ хватая проходившего мимо мужичонку, и толкая его на Рыжего.

Тут чья-то рука ухватила меня за шкирку. Я быстро пригнулся, и провернулся вокруг себя перехватывая руку хозяина горшка и врезал ему локтем в челюсть. Тот отлетел, по дороге сбив еще несколько человек. Воспользовавшись тем что прилавок остался без присмотра, я подскочил к нему, и стал обстреливать Рыжего стоящей на нем глиняной посудой. С меткостью у меня было не очень, так что снаряды куда чаще попадали в стоящих вокруг людей, чем в Рыжего. При этом кто-то пустился в бегство подальше от источника неприятностей, кто-то поспешил на шум и крики, поглазеть на происшествие, а кто-то решил принять деятельное участие в драке. Причем очень часто, атаке подвергался ближайший человек, с той стороны, откуда прилетел снаряд.

В общем завязалась отличная драка, и оказавшемуся в самом ее центре благородному семейству пришлось не сладко.

Охранники попытались прикрыть женщину и подростка от летящих снарядов, а двое мужчин начали проталкиваться к соседнему ряду.

Меня это не устраивало, и я достав из кармана небольшое, но увесистое ядро из железа, – запустил им в голову одного из охранников. Тот упал, и толпа смяла плотный круг защитников. Через несколько минут, он было восстановлено, но было уже поздно.

– Жопа пятидырчатая. – проорал я сигнал к отходу, и бросился на утек.

Рыжий в пылу боя не сразу понявший что это означает, еще некоторое время помахал кинжалом ругаясь и выкрикивая проклятья. Но видимо сообразив что я уже исчез, предпочел последовать моему примеру.

Спустя полчаса я вбежал в поварскую палатку, и спросил у шурующего у котлов Кудрявого. – Ну что, получилось?

– Ага. – ответил он мне, задумчиво насыпая какой-то порошок в один из котлов. – Уже упаковали.

– Без проблем?

– Да, все как Малыш и говорил. Пришел этот щенок куда нам надо было, и даже не пискнул когда мы его в тюк запаковывали.

… Знаешь Седой. Мне даже жутко стало. Я ведь вроде привык что Малыш…., ну вроде безвредным стал. А тут он такие штуки вытворяет…. – Он же этого щенка, как тех лошадок, самого заставил в нужное нам место бечь…. А если он и с нами так захочет?

– Хм… – произнес я в ответ, поскольку мне такие вещи почему-то в голову не приходили. Я просто пользовался способностями Малыша, не особо задумываясь над этим. – Ну…, он же вроде как на нашей стороне….. Старик вон, тоже Злыдень знает чего творить умел, однако сволочью не был.

– Оно конечно, но вот только что-то мне боязно.

– Ну вообще мне Малыш говорил, что то что он сейчас может, это только жалкое подобие его былой мощи. Мол он даже молнию сотворить сейчас не сможет. А с людьми да с животными у него получается, потому что и в них магия сохранилась, а из всего мира ушла. Вот как-то так…..

– Ну дай боги. Однако мне все равно как-то не по себе.

– А никто не заподозрил насчет…..

– Нет. Я всем сказал что это зелье особое. Только Рыжий кой о чем догадывается.

– Ну Рыжий это ничего. Рыжий свой человек. Главное что бы другие не прознали. А то начнут орать…….

Наша палатка проработала еще два дня. А потом на кухне у Кудрявого случился пожар. Сгорело несколько палаток, и нам пришлось закрыть лавочку.

По дороге назад, мы заехали в небольшую деревеньку, где стоял наш отряд. Там нас уже поджидал барон Лис. И довольным назвать его было нельзя.

– Ты кого притащил мне? – спросил меня Лисий Хвост. – даже не соблаговолив поздороваться.

– Кого договаривались, того и притащил. – спокойно ответил я, ибо не чувствовал за собой никакой вины. – Чем ты недоволен.

– Это ж девка!!!

– Какая к ***** еще девка?

– Самая настоящая. Не знаешь какие девки бывают? Только эта стриженная.

-……**************** подменили.

– А то. Провел тебя барон, как маленького мальчика. Сейчас небось ржот над тобой как лошадь.

– Ах он ****** ********** **** ******* ******* – высказался я.

– Вообще-то это всегда была девка. – вдруг встрял в разговор Малыш, спокойно стоявший у меня за спиной.

– Ты то откуда знае….. Хотя да…….

– О чем это он? – подозрительно спросил барон Лис. – И кто это вообще, что осмеливается лезть в наш разговор.

– Это сын мой….. Приемный. – Я не слишком радовался что Малыш встрял в разговор и привлек к себе внимание барона. – Он малость не от мира сего. Но некоторые вещи очень даже хорошо понимает. И девку от парня отличить под любой личиной сможет.

– Ну. Мне в его годы девки тоже под любой личиной мерещились….

– Ну…, тут как бы не совсем то….. Способности у него особые.

– Это какие еще?

– Ну… дорогу в темноте определять. – Я мучительно соображал что мог узнать барон о личности Малыша, из расспросов моих ребят. – Кобылу там жеребую, или овцу распознать. Ну и еще…., по мелочам…., всякое.

-…. Всякое, говоришь? – недоверчиво ухмыльнулся барон. – Интересный у тебя сын…., приемный. – Последнее слово он как-то особо подчеркнул, что мне очень не понравилось.

Такой человек как барон, не мог не заинтересоваться столь необычной фигурой как Малыш. А заинтересоваться и отнять, для него значило примерно одно и тоже.

– Ну так что? – берешь ты девку, или обратно папе-маме ее вернуть? – спросил я желая сменить тему разговора.

– Надо бы с ней поговорить, но она все еще в дурмане. Чем вы ее таким опоили?

– Корни мокролапки, росяное семя да крылья падальщицы…, (это бабочка такая). – влез в разговор Кудрявый. – Верное средство что бы уснуть.

– Верное средство что бы не проснуться. – встревожился барон. – Вы что, – совсем охренели? За спящую тушку вам никто денег не заплатит.

Я вовремя успел пнуть Малыша по ноге, который уже открывал рот, что бы дать пояснения барону. – Не боись. Мы это делать умеем, у нас проснется…, к вечеру, – Добавил я мельком вопросительно глянув на Малыша, скрытого от барона спиной Кудрявого.

Тот лишь кивнул в ответ и у меня отлегло от сердца.

– Ну что б к вечеру….. Иначе я тебя знать не знаю.

До вечера мы успели умыться с дороги, пожрать, узнать новости от сидевших в себе ребят, и даже малость покемарить.

– Ну что неплохо? – самодовольно спросил я, поглядывая на лежащий передо мной увесистый мешочек с золотом.

В небольшой крестьянской избе было довольно тесновато, поскольку тут собрались все «вожаки» нашего отряда, причем с ординарцами.

– Ага. – подтвердил Кудрявый, кидая на стол другой мешочек, по размеру не многим уступающим первому.

– А это у тебя откуда? – удивился я.

– Так ведь кабак то работал на за просто так. – в свою очередь удивился Кудрявый. – Ярмарка. Народу море. Все жрать хотят. А у нас сам видел, от посетителей отбою не было. Все крутились как белки в колесе. Ты же сам плату принимал…..

– А еще вот… – бросил на стол Грамотей, третий мешочек, размером тоже почти не уступающий двум первым.

– А у тебя то откуда? – еще больше изумился я.

– Так это же за лекарства…. – ответил Громотей. – Ты мне сам велел плату за лечение, и за «лекарства» принимать.

Я задумчиво взвесил все три мешочка. И моего самодовольства сильно поубавилось. Если ради первого пахал почти весь отряд. То второй был получен силами Кудрявого и десятка служанок. На а последний, так это вообще, – результат операции прикрытия…..

Видно эти мысли отразились на моем лице, и Кудрявый поспешил меня утешить.

– Деньги на котлы, столы, палатки и харчи, – барон дал, мы своего ничего не вкладывали. – Так что по хорошему половина этих денег его.

– Хрен ему а не деньги. – злобно пробормотал я.

– …. А лекарства вообще были не настоящие. – услужливо добавил Грамотей.

– Да что вы меня как девку утешаете?!?! – окрысился я на них. – Я тут и без ваших утешений рыдать не собираюсь…..

– Да мы тебя и не утешаем. – успокаивающим голосом сказал Кудрявый, после чего наступила длительная пауза.

-….А вот я все-таки хочу сказать.– вдруг нарушил это тягостное молчание Щегол. И опять занудил: – Я конечно поклялся быть преданным отряду и никогда не обращать оружия против вас….. Однако мне очень не нравится то что мы сделали. Я мог бы еще понять похищение юноши, хотя и это было делом не слишком благородным. Но похищение благородной девицы, с целью ее продажи…….

– Пасть затки!!! – рявкнули мы одновременно с Кудрявым. После чего я озвучил версию что преподнес нам барон Лис. – Девицу эту похитили не мы. Она была похищена еще при рождении. Девчонка сама не знала кто ее настоящие родители, поскольку Ворон этот, внушил ей будто он ее законный отец. Поэтому и пришлось ее выкрадывать таким макаром. Иначе почему ты думаешь он ее мальчишкой переодевал? – Что бы настоящие родители не догадались.

Опять наступила пауза. Поскольку после того как мы облаяли Щегла, нарываться никому не хотелось.

– Ну а дальше нам куда? – спросил наконец Рыжий.

– Барон велел перебраться под городишко под названием Бурьяны. И там ждать его указаний.

Так что завтра с утра, постоим отряд, поделим добычу, и пока они ее пропивать не начали, сразу в путь и тронемся.

Рыжий, Щегол и Грамотей. – проследите что бы все отрядное имущество было собранно.

(обратно)

МОЛЧУН

– Внука Красного Короля украли. – Выпалил я, сдерживая разгоряченного коня, на котором прискакал.

Вождя удалось перехватить уже на обратной дороге из Гиблых Земель, куда он отправился с целой толпой знатоков из своего Аграрного совета, как обозвал учитель Репей, это сборище профессоров и крестьян.

Судя по довольному лицу Вождя, и кое-каким приказам, которые четыре дня назад привез посланный им гонец, – поездка удалась.

Мои слова быстро стерли улыбку с его лица. Он нахмурился, подав коня в сторону от общей группы солдат и профессоров, и коротко спросил – Где, кто, когда?

– Украли с Большой Ярмарки. Помнишь, ее в середине каждого лета проводили в землях Союза у Трехречья? Произошло это примерно месяц назад. К сожалению, гонец которого сразу послали с этим известием, сгинул где-то в дороге. И мой человек……

– И какие изменения уже произошли? – прервал он мой рассказ. – Можно догадаться кто это сделал?

– Клест за этот месяц начал шевелиться слишком активно. Мой человек в его окружении, говорит что он послал своего доверенного человека ко двору Ярла. Плюс он вербует себе сторонников. Да и его последняя делегация к тебе, на этом фоне, выглядит подозрительно.

– А что у Толстобрюха? – быстро спросил Вождь о сопернике Клеста.

– Тот тоже начал шевелиться, но только всего пару недель назад. В основном собирает войска, и обкладывает свои земли дополнительным налогом.

– А что делает Ярл?

– Ну…, ты знаешь Ярла. Про его планы узнать трудно…. Но его войска пока остаются в гарнизонах. И мне кажется, что он сейчас не в том состоянии, что бы начинать большую войну.

– А большая война и не понадобиться. – Чуть ли не рявкнул на меня Вождь, нервно теребя повод своего коня. – Если это он захватил наследника Красного Короля, и сумеет выгодно сыграть, – то он получит Красное Королевство, почти без боя.

Сначала объединившись с Клестом они громят Толстобрюха. Потом подчиняют себе мелких баронов и города под знаменем Истинного Наследника. Истинному Наследнику присягнут даже те, кто с удовольствием прирезал бы его батюшку. Такова традиция.

А там уже, всем Красным Королевством они набрасываются на нас, и Перекрестье. Затем наследник погибает от «несчастного случая» или «болезни». Клест принимает власть, оставаясь под контролем Ярла.

Войска Ярла, практически не участвуют в битвах, разве только в разгроме Толстобрюха. И пока Клест и другие войска Красного Королевства теряют силы, – он продолжает их набирать. Результат, – он владеет почти всем миром.

– И что мы будет делать? – спросил я. После обрисовки таких перспектив, чувствуя себя очень не уютно.

– Первым делом, – соберем наши войска на восточных границах.

Вторым, – заключим союз с Толстобрюхом. Сделать это надо быстро. Что бы успеть уничтожить Клеста, до того как он выступит вместе с Ярлом.

Ты сам лично, поедешь договариваться. Сложностей я не предвижу. Толстобрюх вроде умный человек, и прекрасно понимает кто станет первой жертвой предстоящей войны. Но мы пообещаем ему поделить владения Красного Короля поровну.

Затем…. – что там с золотом Заполья? – Нам понадобятся средства на войну….

От этого вопроса у меня сразу потеплело в душе. Тем более что было чем похвастаться.

– Ну мы тут под видом разбойников перехватили караван одного купца из Заполья. – …. Не волнуйся, это было сделано не на наших землях. – Добавил я быстро, увидев гримасу, перекосившую лицо Вождя. – Купец этот в Заполье едва ли не первый человек. Весь городской совет в руках держит. Он был как раз одним из тех, кто тогда прибыл тогда договариваться о том чтобы выгнать Клеста. – (Эх. Чего мне только стоило сдержаться, и не пуститься в подробный рассказ, о том, как я вычислил этого хитрого гада, вовсю прикрывавшегося выбранными на официальные должности марионетками, и крутившим свои дела, под видом скромного купчишки).

… В общем – караван вел один из доверенных лиц этого купчины. Караван был небольшой, но очень хорошо охранялся. И в тюках с сукном, мы нашли такое же золото, каким расплатились с нами. Не так что бы много. Но довольно прилично.

В общем, – доверенное лицо это мы хорошенько пораспрашивали…. Всего он конечно не знает. Но то что его хозяин имеет доступ к огромным богатствам, даже не сомневается. Примерно раз в три месяца, купчина этот, (Хомяк его кликуха), уезжает неизвестно куда, в сопровождении десятка самых доверенных стражников. А после возвращения, у купчины того появляются новые оборотные средства….

Новый поход будет примерно через месяц-полтора. Нам только осталось…….

– У нас нет времени играть в эти игры. Возьми столько народа сколько понадобится, и просто привези этого Хомяка сюда. Я сам с ним поговорю…. Деньги он даст, страх сильнее жадности.

А ты кстати, возьми из остатков казны пару-тройку слитков, и преподнеси их в качестве дара Толстобрюху. Ему для драки с Клестом понадобятся средства.

… Только найди людей, которые смогут переплавить это золото во что-то менее приметное…. Понял?

– Да Вождь. Вот только…. – Я попытался поделикатней сформулировать свое возражение, – Толстобрюх сейчас не в том состоянии, что бы особо торговаться. Думаю, он и сам бы давно прибежал к тебе за помощью, если бы не слухи, которые распускал Клест, про вашу с ним дружбу. …. Это я к тому, что может не стоит отдавать ему так много?

– Я же сказал, что золото ему понадобиться для того что бы вести войну….

– Ну золото это понятно. А земель то ему зачем столько отдавать. – Пообещаем, что он сохранит то что имеет, – он у нас еще в ногах будет валяться и благодарить.

– А-а-а. Да ты же ничего не знаешь про Гиблые Земли! – Воскликнул Вождь, и довольная улыбка вновь озарила его лицо. – Земли там действительно претерпели удивительнейшие изменения.

Ты помнишь, – раньше кони отказывались есть растущую там траву, а теперь они уплетали ее, не оторвешь. Вместо леса, – мрачные чащобы, наводившие жуть и тоску.

А сейчас, они превратились в чудесные зеленые леса. И уже начали наполняться жизнью. По крайней мере, я лично видел там небольшое стадо оленей, не говоря уж о птицах.

– И от чего же это так получилось? – искренне удивился я. – Вроде все во всех землях только ухудшилось, а там…..

– Этот же вопрос я задал и профессору Шершню, – он кивнул на невысокого пухлого профессора, который вместе с парой удивительно похожих на него студентов, остался вместе с основной группой на дороге. – Он долго копался в земле, и изучал образцы растений, которые таскали ему его студенты. А потом, впал в такую эйфорию, что мне пришлось рявкнуть на него, чтобы получить некое подобие ответа на свой вопрос.

В ответ было – «не знаю», обряженное пышной мишурой научных терминов и философских разглагольствований. Однако в конце, профессор снизошел до того что бы высказать предположение, что засаженные там культурные растения, будут произрастать намного лучше, чем в других землях, и дадут больший урожай.

– Так ты хочешь занять эти земли…. А не страшно, что там все по-прежнему станет…. В смысле жутким?

– Ну может и станет, а может и нет. Однако сейчас, для нас всех это шанс выжить. Если урожай там будут такие же, как были раньше, – мы прокормимся сами, и прокормим наших крестьян.

Так что я уже велел учителю Репью, подготовить несколько партий крестьян для заселения в Гиблые Земли. Их снабдят всем необходимым, включай запасы пищи на год и семенами растений, которые еще могут вырасти за остаток лета и осень.

Ты пойми Молчун. – продолжил он страстно, будто бы уговаривая не столько меня, сколько себя. – Гиблые земли, – это место, куда другие сунуться в последнюю очередь. И если мы все сделаю правильно, и удача будет на нашей стороне, – мы отхватим их под себя практически без боя. А если они и впрямь смогут давать тот обильный урожай о котором вещал профессор, хотя бы еще пару-тройку лет, – это настолько усилит наше баронство, что пожалуй его можно будет переименовывать в королевство.

Ну а потом началась обычная суета и нервотрепка как перед началом любой войны.

Я как раз успел еще застать смотр войск, который устроил Вождь на поле перед Пустыми Холмами.

Даже если вспомнить, что собраться успела дай Боги только половина нашего воинства, – все равно это было жалким зрелищем, по сравнению с той Армией, что водил Вождь в походы еще год назад. Тогда глаз просто терялся в лесе поднятых копий, начищенных шлемов и выставленных щитов. Теперь же это была лишь горстка людей. Неполных три тысячи, – это все чем мы теперь располагали. И даже нельзя было сказать что это лучшие тысячи былой Армии. Потому что слишком многие умерли от болезней, а не от вражеского оружия. А болезнь не спрашивает насколько хороший ты воин, а косит всех подряд.

Впрочем, эти жалкие три тысячи, были наверное одной из самых мощный армий в округе. Превосходило нас только войско Ярла, в котором, по донесениям моих шпионов, он смог собрать больше десяти тысяч человек.

У нашего противника Клеста, их тоже было около трех тысяч. Да тысячи две у Толстобрюха. Однако даже сравнивать подготовку Армии с тем сбродом что остался от Красного Короля, было просто оскорбительно.

….Мои переговоры с Толстобрюхом не заняли много времени. Я, как и советовал мне Вождь, не стал ходить вокруг да около, и сразу предложил ему союз против Клеста и Ярла, и последующий раздел владения Красного Короля.

Толстобрюх был и правда очень разумным человеком, и не пытаясь выторговать больше чем ему предложили, с радостью ухватился за наше предложение.

Чувствовалось, что мой визит, был для него как веревку брошенную утопающему. Так что мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы передать ему посланное Вождем золото. Правда я проявил инициативу, и оформил это не как дар, а как заем, который придется вернуть после войны с процентами. Но Толстобрюх был рад и этому.

Мы договорились о том, что он в течении ближайшей недели, двинет свои войска на земли Клеста, оттягивая на себя часть его войска. А спустя пару дней, мы и сами перейдем в наступление и разобьем нашего общего противника.

И я уж было собрался откланяться, как Толстобрюх ошарашил меня следующей новостью.

– Насколько я знаю, – внука Красного Короля снова выкрали!

– Кто? – только и мог выдохнуть я.

– Неизвестно. Кажется появился какой-то новый игрок…. – Он сделал паузу, и продолжил. – Не так уж много я об этом знаю…. Знаю, что внука выкрал барон Лисий Хвост, по заказу Ярла. Но потом кто-то напал на тайный замок Лисьего Хвоста и выкрал внука. И судя по тому как партия барона Ворона активно разыскивает этого мальчишку, – это сделали не они.

– И кто бы это тогда мог быть…, если конечно не ты сам? – подозрительно спросил я, поскольку других кандидатов, которым бы это было выгодно, и способных провернут такое дело, в данной расстановке сил не видел.

Толстобрюх лишь рассмеялся в ответ, и продолжил. – Это и правда был не я.

…. Я собственносам узнал об этом, поймав шпиона, которого Лисий Хвост, подослал ко мне. И после хорошего допроса, он рассказал мне все это.

– Лисий Хвост. – Я начал вспоминать все что знал об этом человеке. – Кажется это один из доверенных людей Ярла, которому он пожаловал титул вместе с землей?

– Да. – Подтвердил Толстобрюх. – Весьма темная лошадка. Такой малоприметный, и скрытный тип, от которого всегда можно ждать какой-нибудь подлости. Ходят слухи, что он собирает немалое войскою. А на чьи деньги, – сам можешь догадаться.

– Что ж. я доложу Вождю. Но как бы дальше не развивались события, – от Клеста по-любому надо избавится. Ты согласен?

(обратно)

ЩЕГОЛ

– Ну и хрен ли будем делать?– Спросил Кудрявый.

– ***** ******** ****** ******* – ответил Седой.

– А может пробьемся к лесу?

– Из шести десятков, может пара до лесу и добегут…, там и полягут все. Там лес-то, – одно название..

– Ну…. Хоть побольше с собой прихватим. А тот тут стрелами закидают и привет……

– Надо сделать что-то неожиданное, что бы сбить их с толку.

– А чево?

– Не знаю.

В положение мы вляпались, весьма затруднительное. С одной стороны у нас обрывистый берег реки, а с трех других, – чистое поле, и не меньше трех сотен войска на нем.

И войско это, признаков дружелюбия не проявляло.

До Бурьянов оставалось еще полдня пути. В то утро мы встали пораньше и наспех перекусив остатками ужина, сразу отправились в путь, чтобы достичь города вечером.

Дорога проходила вдоль речки, была хорошо утоптанна, и идти по ней было сущее удовольствие. Так мы и протопали до самого полудня. Вдруг на пригорке куда мы поднимались, появились всадники. Не так уж много, – десятка три, но за их спинами угадывались копья ратников. А потом из-за стоящих невдалеке холмов и из леска позади нас стали еще выходить ратники и становиться в две шеренги, с фланга, и с тыла.

Случайными эти действия назвать было никак нельзя, и нам пришлось остановиться и занять оборону. Противники тоже, не тратя время на переговоры, готовились напасть.

– Щегол. – резко бросил Седой. – Ты там на базаре тряпок прикупил…. Быстро скидывайте у кого какие побрякушки поблестлявее имеются…..

Я действительно, пользуясь возможностью и появившимся деньгам, постарался приобрести на Ярмарке достойный себя гардероб. Увы, мои нынешние финансовые возможности были весьма далеки от желаемых, потому, ничего по настоящему достойного приобрести мне не удалось, однако я сумел сменить те обноски, что выдал мне Кудрявый, взамен моего прежнего костюма, изрядно надо сказать поизносившегося.

– Кудрявый, его старые доспехи еще у тебя?

– Ну пока да…. Стоящий покупатель пока не подвернулся….

– Тогда наряжай своего Щегла как жениха на свадьбу, вешай на него побрякушки…. И отправь герольда с Зеленой Ветвью, для проведения переговоров.

– Кого послать????

– Герольда….. Грамотея блин пошли. Что ты, сам сообразить не можешь?

А ты Щегол слушай сюда. – Ты у нас большая Птица с Севера. Едешь навестить своих родственников на Юге, узнать пережили ли они эту зиму. Попытка помешать тебе следовать по своему пути, это…., ну короче обругай их там по-вашенски по-благородному. Понял?

– И как нам это поможет? – скептически глядя на Седого, и надевая доспех на меня, спросил Кудрявый.

– Судя по всему, они тут поджидали именно нас. А мы попробуем прикинуться будто мы это не мы. Мы просто охрана благородного сопляка, сопровождающая его в дальней поездке.

– Думаешь прокатит?

– Лучше чем пробиваться к лесу….. Тем более что главную улику против нас, мы уже сбагрили.

Ты главно Щегол, вспомни что ты и прямь из благородных, и что доспехи на тебе твои собственные. Так что понтов и дворянской спеси побольше. И чем глупее ты будешь выглядеть, тем лучше. Я навроде твой нянька-телохранитель, и вообще…., ну ты понял…. Потому время от времени буду тебя прерывать и говорить по делу. Ты меня вроде как одергивай, но ушами при этом не хлопай. Понял?

Спустя пятнадцать минут, я, в сопровождении Седого, Малыша и Рыжего, отправился на переговоры.

После некоторой проволочки, навстречу нам выехал высокий, крепкий всадник, с таким же небольшим отрядом сопровождения.

Я представился и изложил предложенную Седым версию и спросил кто, и по какому праву пытается мне помешать. Еще полгода назад, я бы предпочел смерть необходимости столь нагло врать в глаза. Но плен у Кудрявого, и общение с Седым и его товарищами сильно поубавили во мне дворянской спеси.

– Я, сотник Бычара – начал отвечать мне мой оппонент, – Начальник стражи баронессы Волчицы. – И я прекрасно знаю, какого хрена, вы претесь на ее земли.

– И с какими же это целями? – холодно осведомился я, подпустив максимальную дозу сарказма в свои слова. Узнав что это всего лишь начальник стражи, привыкший подчиняться благородному сословию, я немного осмелел и решил действовать более напористо.

– Вы посланы бароном Лисьем Хвостом, что бы напасть на город Бурьяны, с недавних пор находящийся под защитой моей госпожи.

– Здорово Бычара, что за хрень ты тут несешь? – встрял в разор Седой. – Это мы по-твоему, с шестью десятками город захватывать будем?

– Вот те хрен??? – удивлено пробормотал Бычара, с изумлением выпятив глаза на Седого. – Седой, это ты что-ли?

– Я, я. – Как жизнь? Как семья? Как вообще?

– Как видишь…, должность поменял. Семья в порядке, только младший самый, этой зимой помер…, ну да ты его не помнишь, ему всего годик был…. А вообще????? – Хромаю до сих пор, по твоей милости.

– Ну и хрен я пред тобой за это извиняться буду. – Весело заржал Седой. – А я как видишь.., э-э-э, ну вроде как на Той твоей должности сейчас…. – Он сначала скосил глаза на меня, и как-то особо хамски подмигнул сотнику, и ухмыльнулся мерзкой улыбочкой. – Так что можно сказать……..

– Помолчи! – Бросил я Седому, почти искренне возмущенный его непочтительным поведением. – Поговоришь со своим дружком потом. – И продолжил обращаясь к Бычаре – Однако, мой оруженосец и правда высказал очень правильную мысль, с таким количеством солдат, вряд ли я смогу захватить целый город.

– Ну город-то и не такой большой… – как то вяло возразил на это Бычара. – Вы могли войти в него под видом наемников, и подождать подхода основных сил Лисьего Хвоста.

– У вас видно очень мирные места, если в небольшой город спокойно запускают полсотни вояк. – Опять влез в разговор Седой. – Да и про основные силы…, ты ведь нас небось с утра уже пасешь?!?! Видел ты кого-нибудь кроме нас?

– Ну вы могли попытаться……… – явно было что возразить Бычаре нечего. – Опять же, зная тебя…….

– Знаешь что Бычара, – Насмешливо продолжил Седой. – А покажи-ка нам дорогу, как эти ваши Лопухи мимо обойти. Мы, чтобы ты не волновался, именно по ней и пойдем.

…. А если ты думаешь что у нас есть что пограбить, – так тут ты уже опоздал. У нас как видишь обоза, – всего пара телег осталась. Все остальное в дороге растащили.

– Не собираюсь я вас грабить. – Смущенно возразил, совсем уже растерявшийся Бычара. – Моя госпожа защищает своих подданных и строго-настрого……

– Ну тогда значит, мы дальше можем ехать?

– Э-э-э. М-н-н….. – замялся Бычара. – Ну если вы не имеете злых намерений.

Странно, что подобный мямля вообще стал Начальником Стражи. – Почему-то подумалось мне в этот момент. – Даже если он встретил своего старого друга, то все равно должен помнить свой долг и быть более напористым. Впрочем, он ведь кажется охраняет какую-то баронессу. А когда командует женщина, то и подчиненных она выбирает себе под стать. – Я не мог удержаться, и не посмотреть в сторону Бычары, с изрядной доли презрения. После чего сказал. – Естественно у нас нет никаких злых намерений, по отношению к твоей госпоже, или людям ее земли населяющим. Я могу поклясться в этом своей дворянской честью и собственной жизнью….

– Ну тогда идите, однако в город вам входить запрещено, и мы проводим вас до границ владений баронессы.

– Вот и отлично, – сказал я сам не веря своим ушам. – Прикажите вашим людям уступить нам дорогу.

– А вот с какого хрена ты Бычара решил, будто мы пытаемся на эти ваши Лопухи напасть? – вдруг опять влез в разговор Седой.

– Баронесса получила письмо, от некоего доброжелателя. – сказал Бычара абсолютно ровным, и даже каким-то равнодушным тоном.

– Какая разница. – Раздраженно воскликнул я, испугавшись что Седой испортит так хорошо сложившуюся ситуацию. – Кто там чего ……….

– А такая, что этот «доброжелатель», вполне может оказаться Твоим бароныч недоброжелателем. Раз он про нас такие поклепные письма рассылает, так надо разузнать что за доброжелатели такие завелись. Твой батюшка наказывал мне о тебе заботиться, вот я и забочусь.

– И что ты предлагаешь?

– Надо бы встретиться с этой баронессой….. Эй Бычара, – окликнул он сотника. – А что ты скажешь на то, что мой господин, в сопровождении…, ну скажем десятка людей, навестит твою госпожу?

Тот лишь вяло кивнул головой, и повернувшись поехал к своим войскам.

Мы последовали его примеру, и сразу рассказали нашим друзьям о прошедших переговорах. Все начали нас поздравлять, причем почему-то самые горячие поздравления достались Малышу, который в переговорах участия вообще не принимал, а просто молча торчал за спиной у Седого. А вот потом последовала очередная ссора Кудрявого с Седым.

Первый настаивал на то что бы смыться по-быстрому, пока пропускают. А Седой упирал на необходимость разобраться в том, что происходит. Потому как появление войска тут не случайно. Что Бурьяны, в которые послал нас барон Лисий Хвост, оказывается находятся под контролем некой Волчицы. И что все это попахивает крайне дурно.

Как всегда Седой настоял на своем. И спустя час мы отправились в сопровождении всадников Бычары, а наше войско потопало дальше по дороге.

Замок Волчицы, которого мы достигли на следующий день, был хоть и не велик, но в своем роде, являлся шедевром оборонительной архитектуры.

Подступы к замку были оборудованы аж целыми двумя рвами, между которыми были вбиты рогатки. Стены были достаточно высоки, для такого не большого замка, а ворота оборудованы подъемным мостом, что вообще было большой редкостью.

Странно подумал я, если этот Бычара, сумел организовать такую великолепную оборонительную позицию, то он явно не дурак. Почему же он так легко поверил нашим байкам?

В сам замок нас не пустили. Вернее не пустили туда «моих» людей. Вернее хотели не пустить, но Седой настоял на том, чтобы он меня сопровождал. Иначе дескать, – урон моей чести. Он еще и Малыша своего хотел зачем-то взять. Но пустили только нас двоих.

Так что на встречу с Волчицей пошли мы двое. Приняли нас незамедлительно. К моему удивлению, – Волчица оказалась довольно молодой и весьма красивой женщиной, а не злобной старухой, как рисовало мне мое воображение. Однако эта красивая женщина, меня почему-то нервировала и пугала. Было в ней что-то….. Ну как бы это сказать….. Волчье…..

Принимала нас баронесса в некоем подобии тронного зала, сидя на великолепном резном кресле. Убранство зала было выполненно весьма изящно и со вкусом. Вот только слуга принесший нам кубки с вином, (довольно неплохим кстати), – остался стоять у меня за спиной. Что в общем-то свидетельствовало о не слишком хорошей выучке слуги. Впрочем, – здоровенный кинжал, висящий у него на поясе, сразу давал понять, что если в подаче напитков данный слуга и не преуспел, то оружием он наверное владеет превосходно. Меня этот слуга несколько нервировал. Но к счастью сбоку от него встал Седой, почтительно смотрящий в пол.

Я завел с баронессой светскую беседу о погоде, моде, и геральдике. Попытался установить общих знакомых и родственников, поскольку ее герб содержал некоторые знакомые элементы. А заодно, попытался убедить ее в том, что ни в мыслях, ни в делах, никогда не пытался нанести ей никакого урона.

– …Могу даже поклясться, что до вчерашнего дня, я не подозревал о твоем существовании…, – Заверил я ее в конце своей речи. И подумав что это прозвучало несколько пренебрежительно, решил подпустить лести, – О чем несомненно очень жалею, ибо твоя красота баронесса Вол…..

– Похоже твое красноречие юноша, споткнулось о мое прозвище? – Усмехнулась она, когда я в очередной раз запнулся о ее имя. – Что ж, тут ты не первый.

– Э-э-э, ну просто столь жесткое прозвище на мой взгляд, не слишком подходит такой прекрасной женщине как ты. – Выкрутился я.

– Ну почему же не подходит? – деланно удивилась она. – Очень даже подходит. Меня так прозвали мои подданные и мои враги. И хотя раньше у меня было другое прозвище, я с радостью приняла его, ибо оно мной честно заслуженно.

Меня очень многое роднит с волчицей….. Ну вот например, – хорошее чутье….. – Она вдруг улыбнулась какой-то мягкой и почти игривой улыбкой. И потому заданный ей следом резкий вопрос, был подобен удару разящего меча. – Кто ты? – спросила она обращаясь к Седому.

– Ну я вроде как присматриваю за этим юношей, по приказу его отца. – Почтительно ответил Седой.

– Ложь. – Коротко бросила она, легонько щелкнув пальчиками. После чего в комнату вбежало около десятка вооруженных охранников. – Я сама слишком долго носила различные маски, чтобы не распознать игру которую вы ведете. Этот мальчишка постоянно поглядывает на тебя в поисках одобрения. И смотрит он не как ученик на наставника, а как подчиненный на командира. Да и сам ты, – так старательно горбишь плечи и смотришь в пол, что это заставляет почувствовать фальшь.

Она жестом приказала охранникам выстроиться вдоль стен и продолжила.

К тому же Бычара кое-что рассказал о тебе. – И если хотя бы половина его рассказа правда, то ты не тот человек, который будет стоять опустив глазки в пол.

Но еще больше мне интересно как ты сумел так задурить ему голову, что он беспрепятственно отпустил тебя с отрядом, или позволил приехать вам сюда.

Поэтому я спрашиваю тебя еще раз, – кто вы такие, и что вам понадобилось на моей земле? Отвечайте правду, или я прикажу медленно отрезать от вас кусок за кусочком, пока правда сама не выплывет наружу вместе с потоками вашей крови.

Все это она говорила таким спокойным и уверенным тоном, что я растерялся, и в испуге посмотрел на Седого. Тот лишь ухмылялся своей дурацкой улыбочкой, которая появлялась у него, когда он собирался сделать что-то безумное.

– Ну, я надеюсь Волчица. – Начал он, как мне показалось намеренно пропустив титул баронессы. – Что ты не думаешь, будто мы хотим захватить эти твои Лопухи-Бурьяны?

– Нет, не думаю. Я скорее уверенна, что это именно Лисий Хвост, послал мне то письмо, в надежде, что я помогу ему от вас избавиться. Причем он насколько старательно пытался меня убедить сделать это, что переиграл. (Мужчинам вообще свойственно переигрывать). Он например написал, что вы тот самый отряд наемников, что разорил в начале весны одну из моих деревень, вырезав под корень всех жителей. Он прекрасно знал, что я поклялась отомстить всем этим подонкам. Однако он не знал, что я веду собственное расследование, и знаю, где именно сейчас находится тот отряд.

И поэтому я спрашиваю, кто вы такие?

– Ну допустим, мы кое-что делали для барона. И возможно он и впрямь захотел от нас избавиться….. Что дальше?

– А это «что-то», не связанно случайно с пропажей сына барона Ворона?

– Нет. Уверяю тебя, никаких сыновей мы не похищали…..

– Ты собираешься хранить тайны барона, который предал тебя?

– Нет.

– Хочешь их подороже продать?

– Возможно.

Волчица взмахом руки приказала убраться стражникам, оставив однако слугу с кинжалом, переместившегося за спину Седого.

-…. Ладно. Меня не интересуют тайны Лисьего Хвоста, если они конечно не касаются меня лично…Я отпущу вас…., если ты поклянешься мне, что эти тайны не касаются меня и моей земли.

– Клянусь…, что насколько я знаю, это ни как не касается, ни тебя ни твоей земли.

– Что ж. Ты говоришь правду. Однако в чем-то соврал. Твой мальчик дернулся при упоминании барона Ворона…. Задавая вопрос, лучше смотреть не на того кто отвечает, а того кто может знать правду…. Так меня учили.

– Вот хитрая стерва… – с досадой бросил Седой. И улыбнувшись, сказал баронессе – Прими это за похвалу.

– Принимаю. – Рассмеялась она. – Так что там с сыном барона?

– Ты клянешься что отпустишь нас? – спросил Седой, внимательно глядя ей в глаза, и дождавшись утвердительного ответа произнес. – Сын оказался дочерью.

– И где она теперь?

– А я с утра не жрамши. – ответил на это Седой. – Да и глотку промочить бы не помешало.

Баронесса опять рассмеялась и приказала слугам накрывать на стол.

Меня на обед не позвали. Меня отправили к ждущим у ворот ребятам, чтобы я предупредил их что все нормально. Было довольно обидно, но проглатывать свои обиды я уже научился благодаря кулакам Кудрявого.

Седой заявился только утром, и судя по его довольному виду и запаху духов баронессы, можно было не сомневаться в чьей постели он провел эту ночь. Седой кстати и не пытался это скрывать, а даже бурно поделился некоторыми подробностями.

Он велел мне взяв с собой Рыжего и еще парочку людей баронессы, – догонять Кудрявого с отрядом, и передать ему что бы заворачивали обратно. Дескать, тут работенка другая нашлась. И быстренько слинял обратно… (А кто бы не слинял?).

Почти не слезая с седла, – Кудрявого я догнал только на следующий вечер. И долго слушал его ругань на «придурка Седого, чтобы у него шило в заднице обломилось-то наконец» на «Паскуду Лисьего Хвоста, что б парша ему на хвост села», и на «Дурацкую жизнь свою, что б мне пусто было». Потом мы потопали обратно, но на пол дороге нас перехватили люди баронессы с Малышом, и приказом топать на ту самую дорогу, по которой мы сюда и пришли.

Спустя сутки заявился и сам Седой, довольный как обожравшийся сметаной кот.

– Это я вам скажу такая баба. – Заявил он, мечтательно закатывая свои масленые глазки. – И любого хитреца за нос обведет и любого командира перекомандует, и из самого стального мужика, веревок навьет.

– Оно и чувствуется, что из тебя уже навила. – Завистливо пробормотал Кудрявый. – Ну и как тебе благородная мадама?

– Хе-хе. – Только и прохрюкал Седой. – Не в том дело дружище Кудрявый, что у нее под юбкой, а дело в том, что у нее в башке!

В общем, слушайте, какой нам шанс выпадает. – Оказывается эта девка, что мы украли, – внучка самого Красного Короля!!!

Кто-то присвистнул, кто-то выругался, а лично я так просто рот разинул как какой-то деревенский олух. Про Красного Короля я слышал еще с детства, как про одного из самых опасных и могущественных монархов Центральных Земель.

– И ты конечно не удержался, что бы в это дерьмо не влезть? – С тоской в голосе спросил Кудрявый. – Лисий Хвост нас уже поимел, как трактирных потаскушек. А ты опять зад подставляешь?

– А теперь мы его поимеем, в ответку…. А то где это видано, что бы подлость такая без ответу оставалась? Правильно мужики?!?!?

Мужики ясно дело зашумели что мол «Правильно», да «Негоже позволять….», да «Надо за такое…..»……

– Так что девку эту, мы у него обратно отобьем. И на сей раз, уже не продешевим.

– И где мы ее искать будем?

– А вот послушайте, что мне Волчица рассказала…….

(обратно)

ВОЖДЬ

Замок Клеста был крепким орешком. Стоял он на высоком обрыве, в месте слияния двух речек. Так что штурмовать его можно было только с третьей стороны этого треугольника. А там стены были особенно высоки, стояло шесть башен, а перед стеной был выкопан ров, заполненный водой, и насыпан высокий вал.

С водой естественно проблем у осажденных быть не могло. А с харчами было трудно и у нас, что делало длительную осаду невозможной.

А вот народа для штурма было явно маловато. В прошедшем сражении, – убитыми мы потеряли не так уж и много, – всего около трех сотен человек, но больше пяти сотен было ранено и принимать участие в штурме не могло. Так что мои неполные три тысячи, превратились в неполные две. А у Толстобрюха потери были еще больше, и располагал он меньше чем тысячью человек.

У Клеста в замке могло быть ни как не меньше пяти сотен солдат, да плюс замковые слуги, да сбежавшиеся в замок крестьяне. Так что не удивлюсь, если Клест смог бы противопоставить нам тысячу, а то и полторы защитников. Что учитывая высокие стены и мощные укрепления, давало ему существенное преимущество.

– Ну и что теперь будем делать? – спросил я у Совета, куда входили мои тысячники, Молчун, и Толстобрюх с парочкой своих людей.

Собрались мы в заброшенной крестьянской избе, что стояла недалеко от замка, на небольшом хуторе. Судя по разбросанным вещам, – хозяева в спешке покинули свой дом, чтобы укрыться от приближающейся армии завоевателей либо в замке, либо в лесу.

Войско Толстобрюха только-только подошло к нам, и я собрал Совет, чтобы ознакомить союзников со сложившимся положением дел.

– Штурмовать не можем. Осаждать тоже. – Ответил мне Молчун. – Значит надо разорить земли Клеста, так что бы о новой войне он даже и не думал. Уведем у него всех крестьян, пусть с голоду дохнет.

– Сейчас только середина лета. – Возразил на это Толстобрюх. Урожай крестьяне начнут собирать только через месяца полтора. Если уведем их сейчас, они просто сдохнут от голода. Или нам придется их кормить…. Лично я этого позволить себе не могу.

– Мы тоже не сможем прокормить столько народа до следующего лета. – Поддержал я его. – Но и оставаться тут надолго нам нельзя, – войска Ярла могут придти сюда в течении нескольких недель.

– Тогда чего ждать и раздумывать? – высказался Лопата, – один из моих тысячников. – Главное что бы эти крестьяне Клеста не кормили. Сожжем урожаи на поле, – и им придется разбежаться в более сытые места.

– Ну во-первых, побегут они на земли Ярла, что только усилит нашего врага. – Я честно говоря, еле сдерживался чтобы не заорать на своего тысячника за подобное предложение. – А во-вторых, я не стану обрекать на гибель множество ни в чем не повинных крестьян.

– Может тогда попытаться потянуть время? – высказал предложение Толстобрюх. – Затеем с Ярлом переговоры, протянем время до созревания урожая, и тогда уже и уведем крестьян.

– Сильно сомневаюсь что он на это купится. – ответил я. – Ярл хитрая сволочь, и так просто вокруг пальца его не обведешь. Но попробовать стоит. – Наверное будет лучше, если переговоры будут вестись от твоего лица. Мы с Ярлом слишком не любим друг друга. Можешь даже пообещать ему предать меня при удобном случае…..

… Молчун, выделит тебе человека, который будет наблюдать за переговорами. Это на случай, если ты и правда захочешь нас предать….. Без обид.

Толстобрюх лишь добродушно развел руками, давая понять что с пониманием относится к подобной предусмотрительности.

– Плюс к этому, – Молчун, попытайся найти подземный ход в замок, а еще лучше предателя в самом замке, который откроет нам ворота.

– Барон Толстобрюх, – полагаю ты не будешь возражать, если я возьму общее командование нашими войсками на себя?

– Не буду, – ответил Толстобрюх. – Твоя репутация говорит сама за себя. Да и войск у тебя больше, что отдает тебе права Старшего.

– Спасибо. – Тогда я отдаю тебе под командование своих три сотни копейщиков. Пусть они вместе с твоими людьми, начнут демонстративную подготовку к штурму. Мы должны убедить Клеста в серьезности наших намерений, чтобы он боялся даже нос высунуть из своего убежища.

– Лопата, – твои пять сотен продолжают блокировать западный и северный берега. В замок никто не должен проникнуть снаружи, или покинуть его.

Муха, возьми с собой своих людей и оставшихся людей Лопаты, – прошерсти окрестные земли, вот от этой линии и на запад, – Я ногтем прочертил на карте линию, отделяющую примерно две трети владений Клеста, которые по договору отходили нам. – Разыщи крестьян. Объясни им, что резать и убивать никого не будет, и даже урожай их не тронем. Однако объяви, что каждая семья, пожелавшая переселиться на наши земли после сбора урожая, – получит четверть золотого. Бесплатный лес, или камень для строительства и столько пашни, сколько сможет поднять. И проследи чтобы твои люди были очень вежливы и доброжелательны. – Добавил я в конце. – Лучше пусть они уйдут добровольно, чем придется тащить их под конвоем.

Скажи, что переезжать надо будет после сбора урожая, но уже сейчас от каждой семьи можно будет послать человека-двух, посмотреть места для поселения, и начать строиться.

Но на всякий случай, запоминай где расположены деревни, хутора, а главное поля и абмары. После того как соберутся все пожелавшие уехать добровольно, – мы заберем оставшихся силой.

– Четверть золотого, – задумчиво пробормотал Толстобрюх. – Хорошие деньги, я столько предложить не смогу…. Вождь, ты будешь не против, если я отправлю.., ну хоть сотню своих людей с аналогичным заданием?

Хоть мне и не нравилось подобное ослабление наших сил, но я был вынужден согласиться. А затем продолжил. – Гриб, ты возьмешь сотню, – пойдешь на восток, к границам Ярла. Твоя задача, – вовремя предупредить нас о появлении его войск.

Оставшиеся полтысячи остаются в резерве. Вопросы или предложения есть?

Я осмотрел свой совет, все только согласно кивали, не пытаясь высказаться.

– Тогда все могут быть свободны, завтра с утра начинаем действовать по плану.

Все дружно встали и вышли. Я тоже поднялся и отправился было к кровати, как внезапно дверь отворилась и появился Толстобрюх.

– Я хотел бы переговорить с тобой с глазу на глаз. – Сказал он мне, и при этом выглядел немного неуверенным.

Я молча кивнул, и подхватив кувшин кислого вина вернулся к столу, Толстобрюх еще немного помялся, потом налив себе кубок, выпил его залпом и выпалил в меня толи утверждением, толи вопросом. – У тебя много золота….

– Почему тебя это интересует? – Холодно ответил я, посчитав данный вопрос неуместным.

– Золото можно использовать не только для покупки оружия. – Терпеливо объяснил он мне. – Золото – само по себе оружие.

– Я слушаю тебя. – Коротко ответил я, понимая, что мне сейчас предложат какую-то подлость.

– Сейчас по миру бродит много людей, готовых проливать свою и чужую кровь за ежедневную миску каши. Золото конечно кашу не заменит, но тоже имеет свою привлекательность в глазах подобных людей….

Я тут, еще до того как заключил союз с тобой, обдумывал одну идею, но был вынужден от нее отказаться из-за отсутствия средств. У тебя они есть….

Он подошел к все еще расстеленной на столе карте, и показал мне пальцем на одну из дорог, в землях моего бывшего Союза.

– По этой дороге, идут почти все караваны с хлебом и рыбой с южных земель. Только благодаря этому, на землях Союза люди пока не дохнут с голода. Перед владениями Ярла, эта дорога проходит по моим землям. Мы можем скупать большую часть припасов, или, что выйдет намного дешевле, – наймем с десяток банд, которые перекроют эту дорогу.

Земли Союза начнут голодать, и наверняка устроят какую-нибудь бучу. Это отвлечет внимание Ярла от нас……

– Ты предлагаешь мне морить голодом людей, которых я когда-то поклялся защищать? – Устало спросил я, даже не пытаясь изображать гнев.

– Это конечно нехорошо. – Он опять смутился. То ли его смущала моя репутация Защитника Человечества, (как мне хотелось бы думать). То ли он считал неуместным предлагать мне заморить голодом земли, которые раньше были чем-то вроде моей собственности.

Однако трусом Толстобрюх не был. Он спокойно посмотрел мне в глаза, и решительно сказал. – Но это надежней чем вести с Ярлом переговоры.

Некоторое время я раздумывал, или скорее делал вид что раздумываю….

… Хотя нет, – все таки раздумывал, понимая однако, что все равно соглашусь на предложение Толстобрюха. Но все же прикидывая, во что это может вылиться.

Молчун говорил что на землях Союза, меня еще частенько вспоминают добрым словом. То недолгое время пока я там заправлял, – было одно из самых мирных и сытых, из всех, что еще хранила память живших там людей.

Если станет известно, что я обрек их на голод, – меня там возненавидят. И если я когда-нибудь смогу вернуться туда, – то теперь только в качестве завоевателя, а не освободителя, как это грезилось в моих мечтах.

Но ладно бы только это. Завоевателей ненавидят, но им подчиняются почти точно так же, как и законным наследникам. Да и возродившиеся Гиблые Земли, давали мне такие шансы на построение личного королевства, которых в землях Союза у меня не было никогда.

Однако, когда-то я давал клятву защищать тех людей, которых сейчас готов был обречь на гибель.

Ладно, я могу придумать версию, что они сами не помогли мне когда я сидел в клетке Ярла, но зато приходили смотреть и издеваться надо мной. Что подобное предательство снимает все клятвы, и дает мне полное право поступать с ними так, как мне заблагорассудиться.

Однако самого себя не обманешь. Я прекрасно понимал, что предаю этих людей. И пусть даже о моем предательстве никто никогда не узнает. Я сам буду это знать, и вряд ли смогу после этого уважать себя.

Но с другой стороны. – Все что я смог сохранить, – Все это висит на волоске. Если опять победит Ярл, он подгребет под себя и Союз, и Красное Королевство, и Гиблые Земли. А если еще вспомнить, сколько у него есть собственной земли, – то можно смело ожидать что лет через двадцать, – он станет полным властелином мира.. А что это за мир такой будет, – если в нем правит Ярл?!?!! Так что выбирая из двух зол, поневоле приходится выбирать меньшее.

Успокоив подобным образом свою совесть, я поднял глаза на Толстобрюха, и ответил ему. – Хлеб и другие продукту мне нужны и самому. Я дам тебе денег, чтобы ты приобретал их для меня. Также я дам тебе денег на наем разбойников. И будь мы после этого, оба прокляты!

Собственно золото у меня было. И было его много. Когда люди Молчуна притащили мне Хомяка, того самого купчину, который нашел клад. – Он не стал корчить из себя героя. Быстро сообразив что лучше быть бедным чем живым, чем мертвым, и все равно бедным, и быстро признался, что нашел ту магическую штуку, о котором говорил Молчун.

Я нагло заявил, что раз золото находится на моей земле, то и принадлежит оно тоже мне. В ответ Хомяк сказал, что золото как раз находится на землях барона Рябого, одного из моих соседей, а значит принадлежит ему. Я предложил ему забыть о существовании барона Рябого, и подумать о том, что я готов проявить удивительную щедрость, оставить ему все что он успел у меня украсть. А заодно подсластил Хомяку горечь потери, обещанием сделать его своим доверенным лицом и главным поставщиком своей Армии.

Уж не знаю, поверил он мне или нет, но призрак спасения, все же лучше чем мучительная смерть под пытками, так что Хомяк не только рассказал, но и показал где находится этот самый клад.

Я собрал команду из десятка ветеранов, в чьей беззаветной преданности был уверен полностью, и навестил владения Рябого.

В берегу небольшой, ничем ни примечательной речушки, мирно текущей в отдалении от нахоженных путей, находился вход в пещеру. Как и все что делали маги, это было совершенно необычным местом. Ползком преодолев несколько саженей, мы вдруг очутились в большом зале, сплошь вымощенным камнем. Да не просто камнем, а зеленым мрамором, чьи месторождения, насколько я знал, находились в окрестностях Порта.

В тусклом, мерцающем свете, принесенных с собой факелов, пред нами предстала ОНА. Описать ее человеческими словами просто невозможно. Это было что-то запредельное. Вся из чистого золота, она раскинула около сотни причудливо изогнутых спиц, во все стороны света. В этих изгибах не было никакого смысла или порядка, но тем не менее все это смотрелось достаточно естественно и гармонично. А на каждой спице, было закреплено около сотни, тех самых необычной формы слитков, что я получил от Хомяка. Полторы спицы уже были очищены от слитков, и судя по следам, – Хомяк пытался отломать, или отпилить и саму спицу.

Но внимание на это я обратил уже в самом конце, когда мы уходили из пещеры. А тогда…, в первый момент…. К стыду своему, должен признаться, что на какое-то мгновение мой разум, и разум моих соратников помутился. Нас извиняет лишь то, что мы никогда раньше не видели столько золота… Я даже не видел столько железа, разом собранного в одном месте.

Вот уж никогда не подозревал в себе такого, но увидев золото, я затрясся, и пошел к нему, чуть ли не против собственной воли. Впрочем я был не одинок., – все мы тогда бросились к ближайшей спице и сбивая пальцы в кровь, безуспешно пытались выломать из нее, манящие своим блеском и видимой тяжестью, слитки золота.

И лишь потом, когда наши глаза немного привыкли к этому зрелищу, а боль в окровавленных пальцах, охладила наши мозги, – мы наконец прислушались к словам Хомяка, показавшего куда надо нажать, чтобы слиток сам вышел из креплений спицы.

– Я никогда не показывал это место никому из своих людей. – Уныло сказал мне Хомяк, когда спустя пару часов, набрав столько золота, сколько могли унести наши лошади, мы выбрались из пещеры. – Всегда оставлял их у дороги, и сутки добирался сюда один. Поэтому и успел забрать так мало….

Однажды меня попытались выследить, Я полдня плутал по лесу заметая следы, а потом вернулся, и попотчевал свою охрану отравленной кашей.

А потом мне пришлось копать яму для полтора десятка трупов……..

– Мои люди меня не предадут. – Высокомерно заявил я Хомяку. – Однако сильно призадумался. – Такая груда золота могла сбить с праведного пути даже стойкого фанатика. Потому с тех пор я старался не выпускать из своего поля зрения никого из этой десятки, и Молчуну приказал делать то же самое.

Четверо из них уже погибли в битве с войсками Клеста. Я этого не планировал. Честно.

…Да и невозможно было бы спланировать тот отчаянный прорыв конницы Клеста, которая ценой своей гибели, очистила ему дорогу к бегству.

…Я сам был на острие того прорыва, и сам бы мог пасть вместе с теми, кого после рейда за золотом, сделал своей личной охраной.

Но я этого хотел. Да признаюсь вам честно. Я мечтал, чтобы вся десятка, знающая такой опасный секрет полегла в ближайшей битве, – подарив мне спокойствие.

И потому моя совесть была неспокойна. Я почему-то был уверен, что кровь тех четырех, несмываемым пятном лежит на моих руках. И потому, предложение Толстобрюха, еще сильнее увеличить груз моих грехов, – было для меня особенно тяжело.

Но правитель должен поступать не так как хочется его совести, а так как подсказывает ему его разум. А с совестью, в конечном итоге можно и договориться.

Я знал это. Ибо уже договорился с ней об очень многом.

(обратно)

КУДРЯВЫЙ

Малыш как всегда указал правильно. Человек прошел именно там, куда он ткнул пальцем. Ну да ушел он недалеко, из-за елочек показались мои ребята. Он было шмыгнул назад, и тут-то я его палкой и огрел.

В общем, пока план Седого срабатывал так как надо.

….Оно конечно, Седой свинья редкостная. Но одного у него не отнять, – с ним не скучно. Мне даже просто наблюдать за его проделками занимательно, а уж участвовать в них….

…. Иной раз клянешь себя за то что с Трехи ушел, а тут прискакивает этот раздолбай, и новую каверзу предлагает, похлеще прежних…. И в какое гавно его поганца не засунь, – он оттуда чистеньким выскочит, пахнущий розами и с чужим кошельком в руке.

.. Я ведь когда нас на той дороге окружили, я уж с жизнью напрочь распростился. Потому как с войском таким нам никак не сдюжить было, а намерения у них, по всему видать, серьезные были.

А этот хрен, не только из беды придумал как выпутаться, да еще и попутно к баронессе какой-то в постель залез и работенкой хитрой разжился.

Вот и новая его авантюра, у прежнего хозяина добычу спереть….

С одной стороны конечно боязно в господские разборки, да еще на таком высоком уровне лезть, а с другой, – интересно, что из этого выйдет.

Так вот я и размышлял, наблюдая из леса за одной хитрой деревенькой.

Волчица сказала что у Лисьего Хвоста есть тайное место, куда он всю свою наиболее ценную добычу свозит. И что девчонку он спрячет именно там.

Уж откуда эта Волчица, про тайное место узнала, я у Седого не спрашивал. Но мысль отнять нашу законною добычу у сволочи Лисьего Хвоста, мне нравилась.

Вот только деревенька эта, была совсем не простая. С виду и правда как обычный лесной хуторок выглядит, разве что дома тут повыше да покрепче обычных, и окошки у них больше бойницы напоминают. (Ну да в наше время это дело обычное). Даже пашня была запахана и огороды зеленели. Однако ежели присмотреться, сразу видно, что тамошние «крестьяне» с оружием не расстаются, а на крыше одного из домов, наблюдатель сидит. Да и сами дома, с сараями стоят так хитро, что штурмовать хутор можно только в двух-трех узких местах.

Седой с Рыжим прошлой ночью уже поближе к деревне ползали, и говорят что все подходы к ней, канавами изрыты, да всяких кольев в траве понатыкано, чтобы нельзя было деревню внезапным наскоком взять.

В общем, орешек крепкий. Особенно ежели не знать про то что это орешек, и сунуться просто по дури.

Потому Седой опять нарядил Щегла в его прежние доспехи, взял с собой всех наших что на лошадях были. И все из себя расфуфыренные, подъехали они к хуторку этому, и Щегол давай орать, что мол знает что тут удерживается сын барона Ворона. Чтоб значит, ему его выдали, а не то он начнет хутор штурмовать. Что мол сроку им до следующего дня, а иначе он всех зарежет.

Ну и потом опять в лес удалился. Седой велел карусель сделать. В том месте где тропинка к краю леса подходила и была хорошо видна из замка, наши ребята стали вроде как по кругу бегать, чтобы было видно как они идут к замку, но не видно как возвращаются. Так что думаю, – сейчас наши враги уверенны, что нас тут никак не меньше сотен пяти собралось.

А ближе к ночи, Седой с частью отряда разожгли в лесу и на поляне множество костров, А я, и еще пара десятков вояк наших, обошли хутор стороной, и в лесу в засаду сели.

Волчица нас предупредила, что тут недалеко брод через речку есть. И что дескать с тайным сообщением для Лисьего Хвоста, пойдут именно здесь.

Первый гонец попался почти сразу как солнце село.

Как тока он в себя пришел, я его сразу спросил, – мол, будет ли он честно отвечать, или его сначала железом прижечь надо. Парень оказался ушлый, про пытки все правильно понимал, и потому сходу рассказал и про девчонку, и про количество солдат на хуторе, и про подземный ход, что из леса на хутор ведет.

Я его спросил тогда, как им велено действовать в случае ежели на хутор нападут.

А он мне ответил, что надо послать на помощь, и держаться сколько смогут, а ежели совсем невмоготу станет, либо бежать через подземный ход, либо девчонку прирезать. Да так, что бы труп и опознать нельзя было.

Я глянул на Малыша и тот согласно кивнул головой, дескать, – «Не врет».

А потом он внезапно повернул голову куда-то вправо, и сказал что по лесу пробирается еще один человек.

Мы поспешили перехватить его, и удалось нам это только почти у самой переправы через речку, уж больно большой крюк от пути первого он сделал. Это оказался второй гонец, которого послали на тот случай, ежели первого перехватят. Мы его конечно тоже отвели в сторонку, и хорошенько допросили,– он сказал то же самое.

И до конца ночи больше приключений у нас не было.

На следующее утро Щегол опять отправился к хутору ругаться и требовать выдать пленника, а потом наши ребята изобразили попытку штурма, завязшего в кольях и канавах. Нас конечно легко отбили, но то на что мы надеялись так и не сделали. Пленницу тайным ходом вывести не пытались.

И сколько мы до самого вечера активность на поле боя не изображали, – бароновы люди нам не поддались.

– А может попробуем через ход? – опять спросил я у Седого. Ему по всему видно было неохота расставаться с идеей заставить противника отослать пленницу к барону, чтобы она нам сама в руки пришла. Однако подумав, он скрепя сердцем согласился.

– Делаем так. – Начал он. – К вечеру, поджигаем стрелами те сараи что с востока стоят. Тот десяток что с луками да самострелами хорошо дружит, – будут кидать стрелы, мешая тушить пожар, старшим там будет десятник Иголка. Рыжий возьмет десятки Плешивого и Гвоздя, и в легких доспехах попробует забраться на дом с противоположной стороны, с помощью лестниц. Благо Лисий Хвост нас сам такому обучал.

А я беру еще пару десятков, и иду через ход. Ты с Малышом и последним десятком, оставайтесь в лесу, на случай если этот ход у них не единственный.

– Слышь Седой. – Я решил внести свою лепту. – Там на хуторе четыре десятка сидит, это только ратников. А может и прислуга еще за топоры с перепугу хватится. Так что давай-ка я с десятком, лучше с тобой пойду.

А ходов тут по любому больше нету. Не у всякого замка подземный ход есть. А уж два и подавно. А тут хутор, хоть и не совсем обычный…..

– Нет Кудрявый. – Ответил он мне. – На всякий случай прикрытие иметь нужно…. Ну хорошо. Заберу у тебя восьмерых. Но ты с Малышом, и еще двумя бойцами все равно дорогу прикрывать должны. Я это дело только тебе доверить могу. Потому как ежели опять уведут у нас девчонку из под носа, – это стыдобища будет невообразимая.

Все в общем-то пошло по плану Седого. Сначала когда до рассвета оставалась пара часов, два десятка Рыжего тихонечко подползли к стене, потом наши лучники подожгли сараи, и начали отстреливать защитников пытавшихся их тушить. Рыжий, воспользовавшись суматохой приставил к сараю пару, сделанных накануне, лестниц, и полез на крышу дома. Мне это из моего леска очень даже хорошо было видно.

Потом послышались крики и звуки боя внутри хутора. Видно туда пробрался либо Седой, либо Рыжий. А потом случилось то чего никто не ожидал. Стена одного из сараев вдруг опрокинулась, и оттуда выскочило с десяток всадников. Они быстро поскакали в нашу сторону, хорошо видные на фоне горящего хутора. И тут то я и приготовился расплатиться сполна за то, что уговорил Седого забрать почти весь мой десяток.

– Малыш, – сказал я ему тихонечко. – Ты как-нибудь коней пугануть можешь?

– Они и так сильно испуганны пожаром. – Ответил он мне, оставаясь по прежнему спокойным и каким-то равнодушным. Ими сейчас почти невозможно управлять.

– Ладно. – Громко сказал я, обращаясь ко всем трем (включая Малыша), своим подчиненным. – Всадники проскакать могут только по этой тропинке. Отойдем чуток в лес, чтобы им простора не было. Горбушка. – Ты у нас копейщик знатный, – так что постарайся завалить первого всадника.Бей в коня, чтобы он упал и перегородил дорогу остальным. Малыш и Рубец, – вы заходите с правого фланга. Ваша задача задержать всадников. Не пустить их в лес с тропы. Коней конечно жалко. Но лучше рубить их. Ну а я слева, попробую сделать все то же самое.

Когда первый всадник подскакал на дистанцию удара, Горбушка не сплоховал, и выскочив из-за дерева, точно всадил свое копье в шею коня. Тот захрипел, встал на дыбы, а потом опрокинулся навзничь придавив всадника.

Кавалькада невольно остановилась и подалась в стороны. Я не стал мешкать, и быстро подскочив, всадил меч в бок ближайшему всаднику, и тут же был вынужден закрыться щитом от удара копья.

Противники наши оказались ребятами опытными, и панике не поддались. Следующие несколько минут, я только и делал что прикрывался да уворачивался от ударов копий и мечей. Хорошо еще что место было достаточно тесное, и противники не могли взять меня в круг. Вдруг что-то произошло, и всадники поскакали дальше. Я еще успел махануть мечом, царапнув ногу и бок коня последнего всадника. И на тропинке стало пусто.

Это не считая трупов четырех всадников, трех бьющихся в агонии лошадей, и мертвого Горбушки.

– Вы как там ребята? – спросил я, подходя к ближайшему коню, и примериваясь как его сподручнее добить.

– В порядке. – Как всегда спокойно сказал Малыш. – Я убил одного, и двоих ранил.

– А мне досталось. – Прохрипел Рубец. – Кажись ключице кранты.

– Малыш посмотри его. – Приказал я, сбрасывая с руки щит, и расстегивая ремни доспеха. – Тропа тут петляет сильно. И крюк большой, в круг оврага делает. – Я снял доспех, и задумался не сбросить ли еще и шлем. Но драться без шлема было как-то боязно. И я на всякий случай решил его оставить. – Я попробую пробежаться через лес напрямик, и может успею перехватить их у переправы. Там я вон смотрю погоню организовали. Так что когда Седой сюда прибежит, – ты их постарайся тоже короткой дорогой до переправы провести.

Сказал и шмыгнул в лес. Луна сегодня была полная, а лес был достаточно светлый. Так что бежать было можно, хотя я постоянно опасался запнуться о корень, или наткнуться на сук.

Но видно сегодня боги были ко мне милостивы, и я сумел пробежать через лес не покалечившись. Однако шел мне уже отнюдь на двадцатый годок, да и зима у теплого очага видно меня расслабила. Так что к тому времени когда я увидел переправу, – дышать мне удавалось с большим трудом. Зато я обогнал всадников. Правда, судя по нарастающему топоту копыт, – совсем не на много.

Уж не знаю что на меня нашло, – азарт или жадность. Или дурь Седого оказалась заразной, – но позволить Лисьему Хвосту, в очередной раз украсть у нас добычу, я себе позволить не мог. Да и Седой меня в этом случае точно со свету сживет своими насмешками да попреками. Уж лучше схватиться в одиночку с несколькими всадниками и или погибнуть, или забрать свое.

Первый выскочивший на меня конь сразу получил мечом по морде. Потом прыгнув влево, я нанес удар объезжающем меня всаднику. Судя по тому как он сидел в седле, и по тому что даже не попытался отбить мой удар, – он уже был ранен.

Тут что-то мелькнуло, я успел отшатнуться в сторону, а плечо обожгло резкой болью. Почувствовав новый замах у себя над головой, я свалился набок, и откатился в сторону. И потому следующий удар копья лишь вскользь задел мое бедро.

Потом наступила пауза, и я сообразил что подоспела погоня. Последнее что я увидел, как высокий всадник с роскошной черной бородой, замахивается мечом на невысокую фигурку, и как Седой вклинивается между бородачом и его жертвой…..

КНИГА 5

СЕДОЙ

После битвы у Тайного Хутора, немногочисленное войско Седого, расположилось на отдых. Потери были вроде бы не большие…, для нормального войска. Но для отряда чья численность в лучшие дни не превышала семидесяти человек, – четырнадцать убитых, и почти два десятка раненых, было существенной убылью.

К счастью, у них был лекарь, лучше которого вряд ли можно было сыскать на многие-многие версты кругом.

И для раненных было большой удачей, что в последнее время Малышу, понравилось лечить других. Раньше то, это для него было таким нестоящим внимания пустяком, что ничего кроме скуки и раздражения не вызывало. Теперь же, лечение ран, – стало еще одной возможностью отточить свои, немногие, оставшиеся способности к Магии. благо, человеческие тела еще сохранили немалый ее запас, и поддавались лечению.

Так что к четырнадцати убитым, в процессе лечения прибавилась лишь еще двое, чьи раны были слишком тяжелы. А все остальные, – шли на поправку, да еще такими темпами, что осторожный, (в некоторых вещах), Седой, даже велел Малышу притормозить, чтобы – «Это не выглядело слишком подозрительным.

А пока, способные двигаться самостоятельно воины Седого, занимались самым лучшим, на их взгляд, делом на свете, – собирали добычу. И сборы эти были весьма удачны, ибо Лисий Хвост, хранил тут немало добра. И судя по тому, что держалось оно в укромном месте, – добыто добро было отнюдь не самым достойным путем.

В основном это были оружие и разные предметы из золота или серебра, начиная от посуды, и заканчивая конструкциями, о предназначении которых можно было только догадываться.

Когда все лежащее на поверхности было собрано, Седой догадался подключить к делу Малыша, оторвав его от раненых, и от присмотра за Добычей, как все продолжали называть невысокую рыжую девчонку, или Рыжинку, как она называла себя сама.

Малыш взялся за дело, и добавил к находкам здоровенный сундук с монетами, ларец с драгоценными камнями и Камень.

Впрочем, Камень, представлявший из себя заключенный в деревянную раму овал, из отполированный яшмы, шириной примерно в две ладони, – не приглянулся никому кроме Малыша. Благодаря чему, тот и смог выпросить его у других, без особых возражений.

Этот Камень стал ответом на одну из мучивших его загадок, и Загадкой сам по себе.

Еще во время осады, Малыш обратил внимание на необычный магический фон, витавший над Тайным Хутором. Однако тогда он списал это на Место Силы, на котором, возможно мог располагаться Хутор. И лишь взяв этот Камень в руки, он понял что обрел Амулет необыкновенной силы, подобный тому, что он использовал для освобождения Этого.

Для чего Камень был предназначен, и как им воспользоваться? – это и стало главной загадкой, на решение которой Малыш и собирался потратить все ближайшее время. Ведь Камень был остатком Подлинной Магии, которая притягивала нашего героя, как вода притягивает рыбу, а небо птицу.

Однако, – большую часть времени приходилось тратить на лечение раненных, и на ответы Рыжинке, которая почему-то выглядела страшно довольной, и упорно расспрашивала Малыша о Седом.

Философски настроенный Малыш, который в сущности и увязался за Седым, ради познания мира, дабы найти в этом мире свое место, и свою новую Магию, – счел что эти вопросы послужат ему неплохим экзаменом на знание жизни окружающих его людей, и постарался максимально подробно удовлетворить интерес собеседницы. Но вскоре понял, что несмотря на почти год, совместной жизни, знает своего «приемного отца» недостаточно хорошо. Ибо даже вопросы шестнадцатилетней девчонки, сплошь и рядом ставили его в тупик. И он до сих пор так и не узнал, какое у Седого любимое блюдо, женат ли он, нравятся ли ему блондинки или брюнетки, или (томный вздох) рыжие?

Наконец вся добыча была собрана, а большинство раненных поставлено на ноги.

– Тех четырех, включая Кудрявого, что идти пока сами не смогут, можно везти на телегах, – сказал на Совете, отвечающий за раненных Малыш. – Им это не повредит.

После чего Седой, изложил план ухода, и переспросил как обычно. – Ну в общем все поняли?

– А что там не понять? – ответил ему Кудрявый, которого тоже принесли на Совет. – Я прикидываюсь купцом, наподобие Нехромого, Грамотей мой приказчик, Рыжий, и остатки десятка Гвоздя, наша охрана. А Малыш с добычей, – мои дети. Едем мы с Ярмарки, да в дороге на нас напали разбойники, меня и еще трех охранников поранили.

– А я как обычно, богатый сынок с тремя десятками охраны, – подхватил Щегол.

– Главное, постарайтесь сделать так, чтобы никто не заподозрил что мы вместе идем. – В который раз завел свою песню Седой. – Мои три десятка будут топать впереди вас на версту. Если впереди какая подляна встретится, – примем удар на себя. Ели что, – шлем гонца. Благо коней у нас теперь почти на весь отряд наберется Надо бы кстати отобрать тех кто в седле получше других держится, да пусть Щегол их конному делу обучит хорошенько…. Ну да это не сейчас, а когда до Волчицы дойдем.

Малыш, ты сможешь девчонку в узде держать, чтобы она ежели что рыпаться не начала?

– Могу, – ответил тот. – Только она и так не собирается рыпаться. Ей у нас почему-то нравится.

– Хм???? А впрочем ладно. Не знаю что там у нее в голове творится, но коли она рыпаться не будет, нам одной заботой меньше.

Выехали с утра и доехали почти без приключений. Правда пару раз их останавливали какие-то отряды, и расспрашивали насчет сына барона Ворона, объявившего немалую награду тому кто отыщет его «сына». Однако наши герои легко проходили проверку, поскольку никого напоминающего «сына» у них не было.

Наконец отряд, добрался до замка Волчицы. В замок опять пустили только Седого с Добычей, Кудрявого и Малыша, остальных же поселили он в ближайшей деревушке.

Девчонку сразу куда-то увели, а для наших друзей накрыли стол в небольшом, но уютном помещении, где они и отобедали вчетвером, включая саму Волчицу, которая даже на Малыша, произвела неизгладимое впечатление.

Седой, немилосердно привирая и приукрашая собственные подвиги, обстоятельно рассказал про штурм хутора и захват Добычи. А в конце высказал несколько смелых предположений о том что надо сделать с добычей.

Но тут, к удивлению половины сидящих за столом, Волчица вдруг куда больше заинтересовалась персоной Малыша, чем какой-то там наследницей Королевства.

И вскоре, из задаваемых ею вопросов, стало понятно что Седой проболтался о том кто такой Малыш. Чем, мягко говоря, изрядно удивил как и самого Малыша, так и сидящего рядом Кудрявого, ибо раньше он предпочитал скрывать это даже от самого близкого окружения.

– Да как тебе сказать… – замялся Седой, когда Малыш прямо спросил его об этом. – Она вроде как сама догадалась, что мы с мозгами Бычары еёного покрутили…. Ну и там…, слово за слово…, все и выпытала….

В ответ на это Кудрявый лишь очень многозначительно хмыкнул, а сама Волчица залилась громким смехом.

– Знаешь Малыш, – сказал она сквозь смех. – Когда-нибудь ты поймешь, что у нас женщин, тоже есть своя магия…. И если тебе повезет, – даже попадешь под чьи-нибудь чары….

Естественно, новый вид магии не мог не заинтересовать нашего Мага, и он попросил поподробнее объяснить природу и возможности этой Магии, что опять вызвало взрыв хохота среди сидящих. После чего Волчица со смехом объявила, что найдет кого-нибудь, кто сегодняшней же ночью, продемонстрирует ему примеры практического применения Женской Магии. Что опять вызвало смешки у всех, включая Кудрявого.

Наконец все успокоились, и настроились на серьезный лад.

– … Я конечно могу выплатить вам немалую сумму денег, – заявила Волчица. – В разумных пределах конечно, но этого вам хватит на очень долгие годы. Плюс дать землю, титулы и власть…, опять же в пределах моих сил и щедрости Ярла. Однако это будет гораздо больше того, о чем многие мечтают…..

– Э нет. – Сразу возразил Седой. – Золотцем мы уже и так у Лисьего Хвоста разжились. Получить по деревеньке и доживать жизнь в скуке, – это тоже не по мне. Да и стоит девчонка подороже, чем ты или даже Ярл может предложить…..

– Ты ведь понимаешь, что ее ценность значительно снижается в виду того что она не мальчишка?

– А какая разница? – Ты вон тоже не мужик, а мужиками командуешь, и баронство свое в руках держишь…. Разве есть такой закон, что бы она не могла королевой стать?

– Вообще-то есть, и очень древний…..

– Ну и ничего. В наше время старые законы можно и не соблюдать. Была бы сила….

– Так ты хочешь сам возвести девчонку на трон? – удивилась Волчица. – Это слишком даже для тебя. Боюсь твоих четырех десятков, будет для этого маловато.

– Значит найдем еще. – Самоуверенно заявил Седой. – В наших руках шанс, и было бы глупо его упускать. А ты что собиралась за нее получить?

– Я за нее хотела получить поддержку Ярла против кое-кого из моих соседей, в том числе и Лисьего Хвоста. И кучу золота для вас….

И поверь мне, это будет очень разумным решением.

Кудрявый, при словах Седого чуть не подавившийся каким-то сладким пирожком, – услышав предложении Волчицы, вдохновенно закивал головой, видимо соглашаясь с каждым ее словом. Заметила это и Волчица….

– Может тебе обсудить мое предложение со своими людьми? – невинно улыбнувшись предложила она Седому. – Что ты думаешь об этом Кудрявый?

Кудрявый в очередной раз поперхнулся пирожком, прокашлялся, смахнул набежавшие на глаза слезы, и сказал. – Я полностью поддерживаю Седого. – Но сказал это так неубедительно, что лишь вызвал новый приступ смеха у Волчицы.

– Браво Седой. Ты хороший командир, если твои люди встают на твою сторону, даже когда с тобой не согласны.

Но объясни мне, что ты собираешься предпринять для того чтобы посадить девчонку на трон? Что ты вообще знаешь о обстановке в Красном Королевстве?

– Ну так сначала надо обстановку выяснить, а потом уже и планы составлять….

– Я тебе ее и так расскажу. – Нет больше Красного Королевства. Есть примерно десяток его осколков, которые воюют друг с другом. И что бы объединить их вместе, нужна сила как минимум Ярла, или официально признанный Наследник. Наследник, но никак не наследница.

– А что там за осколки, – расскажи подробнее?

Волчица вздохнула и начала подробный рассказ…..

– …..Так он падла жив? – вдруг завопил Седой.

Та ненависть с которой он это сказал, поразила Волчицу.

– Кто он? – Переспросила она, как-то нервно затеребив край скатерти..

– Да Куренок, – та самая сволочь что Старика зарезал!

– Но…. – Воскликнул уже Малыш, – Я почему-то думал, что он мертв….

– И я так думал. – Почти одновременно воскликнули Седой с Кудрявым….

– Так вы знакомы с Вождем? – спокойно, слишком даже спокойно спросила Волчица. Если бы все остальные, сидящие за столом, не прибывали бы в таком волнении, они бы наверное обратили внимание на это, почти безжизненное спокойствие. Но увы, их головы были полностью заполнены лишь мыслью об убийце своего друга.

– Я этого крысячьего выкидыша еще до Большой Битвы знал. – Заявил Седой, грохнув кулаком по столу так, что подпрыгнула стоящая на нем посуда. – Я его ублюдка, можно сказать сам учил в строю стоять. И чем он мне за это отплатил? – Спросил он, чуть ли не с ненавистью глядя на Волчицу. – Друга моего во сне зарезал, после того как мы его из клетки освободили…. Тварь….

– Так это вы его из клетки освободили? Как? Я слышала, что там вся площадь была охраной забита?

– Да понимаешь…… – Седой вдруг замялся, а потом видимо вспомнив что Волчица так спокойно отнеслась к Малышу, продолжил. – Старик наш…, он магом был… Только хорошим. В жизни никого не обидел. Его вот, – Он кивнул на Малыша, – Еще мальчонкой от смерти спас и всему обучил. Нас с Кудрявым сколько раз от смерти спасал, а сколько народу вылечил…..

В общем, когда я Куренка…, это мы его так в Отряде называли, в клетке сидящего увидел. Ну думаю, надо выручать засранца, все-таки в одном строю стояли. Старик тогда охрану на площади как-то усыпил, и замок на клетке открыл. А сволочь эта Куренок, его в благодарность за это прирезал.

– А разве ты не знал что Вождь ненавидит магов? – удивленно спросила Волчица.

– Так откуда я знал что он и есть Вождь? – воскликнул Седой, и по его голосу стало понятно, как сильно он жалеет об этом незнании. – Я думал он Куренок, которого я в своей полусотне человеком пытался сделать. Про то, что он и есть Вождь, я только накануне смерти Старика узнал.

– И что теперь ты собираешься предпринять? Будешь мстить?

– Ясно дело я этой гниде такое не спущу. Правда если он опять с Армией, да еще и в бароны записался, – достать его будет не просто. Ну да за мной не заржавеет. Рано или поздно смерть Старика ему отрыгнется.

– Ну тогда тебе прямая дорога в союзники к Ярлу…. Думаю он сумеет по достоинству оценить такого человека как ты, и ты сможешь….

– …. Ну…. – Вдруг как-то замялся Седой. – Он уже разок имел возможность меня оценить. И у меня не лучшие воспоминания об этом. И честно говоря, – Если вдруг у меня появится возможность прирезать Ярла, уж я постараюсь ее не упустить. А он думаю, с удовольствием прикончит меня. Есть между нами кое-что.

– Хм… – Хмыкнула Волчица, с каким-то особенным интересом взглянув на Седого. – Похоже ты умеешь обзаводиться врагами. Жаль что таких же влиятельных друзей у тебя нету.

Тут Кудрявый опять так выразительно закивал головой, что все невольно оглянулись на него. После чего Волчица, увидев столь явное подтверждение своим словам, снова расхохоталась, и продолжила:

– Седой, у тебя нет ни армии, ни союзников. А одного большого желания захапать большущий кусок, явно недостаточно. Так что хватит дурить и соглашайся с моим предложением, не пытаясь прыгнуть выше головы…..

– Слушай. – Внезапно перебил Волчицу Седой. – А как вообще можно определить, что эта девчонка, и правда внучка Красного Короля? Так ведь можно любого пацаненка на дороге изловить, и объявить наследником

– Да как обычно, – Со вздохом ответила Волчица, и посмотрела на Седого, как заботливая няня, на любознательного карапуза интересующегося почему трава зеленая, а небо синее, – С помощью Магии….

– Так они что, где-то держат Мага, который может это определить?

– Да нет, – там Магия Крови. Когда Красный Король захватил свой Трон, Маги создали какое-то заклинание, которое убьет любого самозванца посмевшего сесть на него.

Так всегда делают, когда основывают новую королевскую династию. Это позволяло Магам контролировать Троны и Властителей…. Простыми баронствами они конечно брезговали. Но вот основные королевские линии держали под присмотром. А каждый король, должен был задабривать Магов, и доказывать им личную преданность, ибо те легко могли его с престола сбросить, просто изменив заклинание Крови.

– Так как это работает то? – Опять начал выспрашивать Седой. – В смысле, – кто сядет на Трон, тот и наследник?

– Да. – подтвердила Волчица. – Именно так. Любой, кто сядет на Трон, и останется живым, – будет официально считаться Наследником и по традиции получит поддержку всех дворян королевства. Правда есть два момента. Во-первых, – по слухам это передается только по мужской линии, и женщина доказать свое Право подобным образом не сможет. По крайней мере, случаев чтобы наследовала женщина, я что-то не припомню. А во-вторых, – на трон мало сесть, на нем еще надо усидеть. А поддержка дворянства, действует лишь на время до официальной коронации. А дальше уже все зависит от самого Наследника. Если им будут недовольны, – он вполне может выпить отравленного вина, получить кинжал в спину, или поднимется бунт, который и положит конец и ему самому, и его династии.

-…. Х*м…. – пробормотал Седой, и бросил взгляд на Малыша…… Тут надо подумать.

… А ежели бабам на трон нельзя, то как Ярл собирался девчонкой то распорядиться? – получается она ему бесполезна?

– Ну, кто знает замыслы Ярла, – Пожала плечами Волчица. – Он может просто объявить ее Наследницей, и не заставлять проходить проверку Кровью, на том основании, что женщина не может ее пройти. И мало кто, кроме пожалуй что Вождя, сможет это оспорить. Если Ярл заполучит девчонку себе в руки, и официально объявит Наследницей, то на ее сторону будут вынуждены встать все дворяне Красного Королевства. Потом он выдаст замуж за своего человека, и будет управлять от ее имени…. Ну а дальше, – несчастный случай, и Красное Королевство, официально становится его собственностью.

– Так– так… Вот значит как делишки-то обстоят.– Пробормотал Седой, обращаясь больше к себе чем к окружающим. И лицо его приобрело такое выражение, глядя на которое, взгляд Кудрявого вдруг наполнился тоской и сожалением, что он все-таки не остался в Трехе, возле своих любимых котлов.

(обратно)

ВОЖДЬ

Когда Полк Лучших уже почти вошел в ворота, – защитники все-таки заподозрили подвох….

Что их выдало? – может слишком хорошие доспехи, а может лица уже настолько примелькались за время осады, что защитники смогли опознать их… Но кованная решетка с пронзительным визгом полетела вниз, отрезав несколько бойцов Полка Лучших от основного отряда, а еще парочку превратив в фарш.

Они еще попытались что-то сделать, поднять решетку, выломать ее из петель, но было уже поздно. Специальный механизм препятствовал подъему, а каменные желоба, в которых она двигалась были слишком толстые и крепкие.

В довершение всего, сверху полился кипяток, и это я вам скажу, было не самое приятное ощущение на свете.

Основная масса воинов сразу отхлынула от ворот, и лишь несколько бойцов начали кататься по земле, П этот дождик, попал даже Вождь, обварив себе левую руку и часть щеки. Однако он не потерял голову, и быстро оценив положение, –дал команду к отступлению.

А как здорово все начиналось…..

Дни осады тянулись неспешно и тоскливо. Но в этой неспешности чувствовалось напряжение, которое не позволяло расслабиться.

У Вождя не было сил захватить замок, а у его противников не было возможности помешать Армии, творить на этих землях все что им заблагорассудиться. Но малейшая ошибка с той или иной стороны, могла нарушить это равновесие, и противники бдительно следили друг за другом, надеясь что враг допустит какую-нибудь ошибку.

Чтобы держать Клеста в напряжении, люди Вождя демонстративно вели подготовку к штурму, а иногда даже имитировали начало атаки, выстраиваясь перед замком с лестницами на плечах и связками хвороста в руках. По ночам бойцы осторожно прокрадывались ко рву, и засыпали его землей в нескольких местах. Противник в ответ метал в них стрелы, и кидал зажженные бревна.

В остальном же, действия Клеста сводились к посылке гонцов с просьбами о помощи к Ярлу, и к кое-кому из окрестных баронов.

Семеро из них, попали в руки людей Молчуна. И те, буквально клещами вытянули из бедолаг столько правды, сколько могло уместиться в голове простого солдата.

Правда ничего нового они не сказали, но в конечном итоге, подвигли Вождя на идею, которую он, после переговоров с Молчуном и Толстобрюхом, все таки решил воплотить в жизнь.

Одним из адресатов Клеста, был некий, средней руки барон, бывший братом его уже покойной жены. Тот факт что Клест обратился к нему за помощью, показывал степень отчаяния и безысходности, которые овладели этим человеком. Ибо сей барон Сундук, никогда в особой любви к своему родственничку замечен не был (о чем поведал Толстобрюх), да еще и не отличался высокими моральными принципами.

Сундуку сделали предложение, от которого он не мог, да и не стал отказываться. Ибо выбор у него был между приобретение могущественных врагов и смертью, и возможностью пограбить Клеста. И пусть обещанная ему доля в добыче, была ничтожно мала. (Ибо Вождь мудро рассудил, что будет лучше не показывать насколько он в нем заинтересован). Но это было куда больше чем ничего, и намного лучше чем смерть.

Собственно, все что надо было от Сундука, это право на его бунчуки и герб. Ну и еще кое-какая помощь…..

И в одну прекрасную ночь, некий лазутчик пробрался сквозь линии осаждающих, и закинул за стену несколько стрел с одинаковыми записками.

В записках, рукой барона Сундука, было написано предложение придти на помощь осажденным, не бесплатно естественно. Знаком согласия, должен был послужить дымовой сигнал, разожженный на одной из башен.

Но Клест оказался слишком осторожным поддонком, и вместо оговоренного сигнала, послал лазутчика, чтобы тот, своими глазами оценил правдивость изложенного в письмах.

К счастью, Служба Молчуна опять отличилась, поймав лазутчика. Хотя позже, пришлось ломать его несколько часов, чтобы тот наконец начал говорить.

А заодно из лазутчика вытянули и предложение барона Клеста своему шурину, напасть на наши обозы и пробиваться к воротам крепости. Мол, – оставшись без припасов, и поняв насколько усилился гарнизон замка, подлые захватчики уберутся восвояси.

Вождя подобный план не слишком-то устраивал. Он опять, посредством стрелы, послал предложение Клесту выйти из замка, и ударив с двух сторон, уничтожить подлого захватчика, (то есть себя), одним ударом.

Его бы куда больше устроил вариант, при котором основное войско Клеста выйдет за стены замка, и подставится под удар.

Еще год назад, Вождь с гневом бы отмел подобный план, как несовместимый с поня

о чести. Но пережитые предательство, плен, и безысходное отчаяние, помогли ему избавился от множества предрассудков и нарастил весьма толстую шкуру.

Идеализм приносит куда больше вреда, чем откровенная подлость. – Теперь он был твердо в этом убежден. Главное, это те цели, что ты преследуешь. Если они благие, то какими бы подлыми методами ты не действовал, они пойдут во благо. А те кто брезгует «подлыми» методами…., те просто корм. Корм, добыча для более подлых сильных и уверенных в себе.

Идеализм бесполезен, идеалисты – жалки. – Частенько теперь приговаривал он. – И нечего говорить больше об этом.

Однако, Клест так и не повелся на это предложение, о чем и поспешил сообщить через очередного посланца. Причем его доводы были весьма аргументированы, и продолжать настаивать на прежнем плане, означало поставить свой замысел под удар. Пришлось с ним согласиться.

Итак, в уговоренную ночь, в тылу лагеря Вождя, послышался шум, переросший в грохот битвы, а потом взметнулись языки пламени. Это горело несколько пустых телег, и специально положенные кучи хвороста.

Затем Полк Лучших, идущих под бунчуками Сундука, начал пробиваться к открытым воротам сея панику. А одновременно с этим, три сотни легко вооруженных лучников и копейщиков, зайдя со стороны реки, забрались на стену по лестницам. По замыслу, они должны были лишь отвлекать на себя внимание, закидывая замок горящими стрелами, и наводя панику, когда Полк Лучших ворвется в ворота.

Однако увы, – сей хитроумный замысел не удался. Полк Лучших распознали, и успели закрыть ворота перед самым носом наиболее ретивых штурмующих.

Так что тем пришлось по-быстрому убираться из под стены, с которой летели стрелы и лился кипяток, и трубя отбой, возвращаться в лагерь.

И надо ли говорить, что настроение у всех, а особенно у Вождя, после этого было весьма подавленным.

Да еще и ошпаренные рука со щекой дико болели, вызывая желание спустить на кого-нибудь всех собак, а еще лучше найти виновника своих бед, и зарезать его собственноручно. Именно поэтому, он не пошел сразу в свою палатку, где к тому времени уже должны были собраться командиры всех отрядов участвовавших в вылазке. А вместо того обошел лагерь по периметру, якобы проверяя посты.

Тут то его внимание и привлекло зрелище, до сей поры оставшееся незамеченным. Замок Клеста пылал. Куда уж там попали заброшенные лучниками стрелы, но языки пламени поднимались над стенами замка, а черные клубы дыма были заметны даже на фоне ночного неба.

– Ну что ж. – Куда более довольным голосом сказал Вождь, входя в палатку. – Похоже наш замысел не удался, но подгадить Клесту мы смогли основательно. Доложите о потерях.

Потерь было немного. Даже меньше чем можно было ожидать. Всего десятка полтора из Полка Лучших, и еще три десятка лучников и копейщиков. Причем потери последних были в основном во время их отступления со стен Замка. А до этого, они смогли подобраться к стенам незаметно, благо ориентироваться в темноте, им помогала текущая вдоль стены река.

Кто знает, если бы я сделал ту часть своего войска основной, – Подумал Вождь, – Может это бы и привело к победе, но….. Но что говорить о том, чего так и не состоялось?

А спустя пару дней, Клест прислал переговорщиков. Просил он немногого, – право уйти из замка всем его защитником, с тем скарбом, что они сумеют унести в руках.

Из допроса нескольких сбежавших накануне челядинцев, было известно что в пожаре сгорели склады продовольствия, так что замку грозил скорый голод, и понимая это люди Клеста готовы были начать бунт.

Но времени практически не оставалось. Сборка урожая окрестными крестьянами уже началась, и надо было успеть подготовить их переброску в Гиблые Земли.

Но главное, сердце Вождя было неспокойно в ожидании каких-то больших неприятностей. И поскольку принести их мог только Ярл, это означало что он уже где-то рядом, и уже занес свой кинжал для удара в спину. Да и шпионы Молчуна, начали доносить известия о большом шевелении на границах с Красным Королевством со стороны бывшего Союза…

Поэтому наш герой согласился на предложение Клеста, отпустив его восвояси, однако не смог удержаться от маленькой каверзы своему врагу. Когда его войско вышло из замка, он предложил всем желающим, вступить в Армию. После чего она стала больше почти на четыре сотни человек, а Клест спешно скрылся с парой десятков слуг и стражников.

Но времени оставалось в обрез. Потому взяв Полк Лучших, Вождь поспешил занять Красный Замок, – столицу Красного Королевства. Не то что бы он был ему сильно нужен. Скорее наоборот, ценности этот городишка не представлял никакой. Даже сам Красный Король, последние лет десять в нем не жил. Однако там находился его наследный Трон.

И если Ярл надеялся использовать Наследника, ему надо было добраться до этого Трона.

Все было просто. – если Ярл контролировал Наследника, то Вождь должен контролировать Трон. Что называется, – ничья. И Вождя она вполне устраивала, ибо не позволяла сплотить против него дворян Красного Королевства. А планы Ярла на захват Красного Королевства, при этом летели к Злыдню в задницу. Главное продержаться до зимы. Вряд ли кому-нибудь еще захочется испытывать судьбу в очередном Зимнем Походе. Так что Ярл, узнав о захвате Красного Замка, скорее всего просто не осмелится на долгую осаду, и откажется от своих планов. На а Армия, протянув время, успеет подготовиться к предстоящей в следующем году войне.

Неспешным маршем Полк Лучших пошел к Красному Замку, стараясь не выжимать из своих солдат последние силы. Однако за пару переходов до цели, Вождь узнал удивительную новость. – Объявился наследник Красного Короля. Он успел занять Трон, и уже послал весть о сборе Дворянского Ополчения.

(обратно)

СЕДОЙ

Да, что и говорить, а уела Седого эта сука. Ну в смысле – Волчица. Сумела гадина сунуть мордой в дерьмо, и показать чего он стоит на самом деле.

И он, пребывая в некотором расстройстве чувств, уже был готов согласился с ее предложением, но какой-то внутренний дух противоречья, заставил его потянуть время, и подробнее расспросить про все эти дворянские обычаи.

И как только он услышал про то, что наследник определяется не без помощи Магии…, тут то до него и дошло. – Нету ведь больше Магии-то! Накрылася она медным тазом.

Правда Малыш еще кое-чего мог…. Ну да ведь Малыш то, как раз был на его стороне!!!

Получается, – Магии нету, а даже если бы и была, то самый крутой маг в Мире, находится на его стороне, а значит и любой трон мира, почитай у него, в смысле Седого, в кармане.

Так что сразу выйдя из-за стола, к Волчице в спальню он не пошел, на что она ему активно намекала. А сделав обиженную морду, пошел дрыхнуть в комнату к Кудрявому. А оттуда, когда все более-менее угомонилось, проскользнул в комнатку к Малышу, и пораспрашивал его про Магию Крови, и про все такие дела.

Правда один хрен, толку от этого было немного. Малыш про эти магии Крови-фигови, мало чего знал. Ему раньше такие мелочи были не интересны.

– Однако. – ответил он Седому, – Если Магия там работает на основе простого заклинания, то скорее всего она должна была разрушиться вместе с уходом Этого. А вот если была на каком-то Артефакте замешана, тут мол дескать, еще поглядеть надо.

– Ну а вот ты допустим, на такой Трон усесться и копыты не отбросить сможешь? – Спросил его тогда Седой, прямо в лоб.

– Не знаю, – опять начал он свои объяснения.. – Надо посмотреть на природу той Магии. На сам объект, что там да как, да…

И тут вдруг, кто-то тихонечко поскребся в дверку комнаты. Ясное дело, что все расспросы немедленно прекратились. И Седой, настороженный и полный подозрений, держа руку на кинжале, распахнул дверь.

А за дверкой, стояла разбитная такая девица. В самом, можно сказать, соку. И тут до Седого сразу дошло, в чем скрытый смысл этого позднего визита.

И естественно, – его разобрал чисто академический интерес, как значит Малыш то с этой девахой разбираться то будет. Потому как мужик, (а тем более молодой парень), в представлении Седого, как бы далеко не забрел от «мира сего», а один хрен останется мужиком, если даже не сказать, – кобелем.

Потому девицу он гнать не стал, а быстренько закончил свои расспросы, и торопливо слинял по-быстрому, чтоб не мешать важному процессу.

И придя в комнату к Кудрявому, глумливо усмехаясь и подмигивая, немедленно рассказал тому про деваху. После чего оба поржали от души, делясь друг с другом догадками и предположениями, коим, прямо скажем, не место в данной книге.

Когда веселье достигло своего апогея, Седой поделился с Кудрявым собственными планами, и хотя и Малыш и некая девица в них так же присутствовали, однако улыбка быстро сбежала с лица его приятеля.

Однако, то ли Кудрявый был не в настроении ругаться, то ли уже смирился со своей участью, однако все что он сделал, – пробормотал, что дескать, – «Мертвого могила исправит», да и завалился дрыхнуть.

В замке у Волчицы они проторчали еще пару дней. Чтобы не вызвать у нее никаких подозрений.

Седой старательно делал вид, что смирился и вполне даже согласен продать девчонку Ярлу, и получить за нее хороший куш.

Поторговался с Волчицей за земельку. Она правда и так предложила ее выше крыши. Но он, чуя какой-то подвох, продолжал спорить и торговаться.

Правда понять в чем суть подвоха так и не смог. – Поскольку не соблаговолил поднять задницу, и лично посмотреть предлагаемые земли. Ну вот не прельщала его стезя землевладельца вообще, да и эта самая земля в частности. Перед глазами у него стоял куда более крупный, сладкий, и заманчивый кусок.

И лишь спустя пару дней, лежа в постели с Волчицей, в промежутке между очередными любовными раундами, он тонко так намекнул, что мол пока она с Ярлом переговоры вести будет, ему бы лучше, ни Ярлу ни его посланникам на глаза не попадаться. И потому, на ближайшее время, он с отрядом слиняют в какую-нибудь дыру, чтобы не мозолить глаза.

– А слушай кстати. Я бы на твоем месте, девчонку особо не светил Если не Ярл, то тот же Ворон, или Лисий Хвост, могут попробовать ее выкрасть.

– И что ты предлагаешь? – Спросила она, глядя на Седого иронично и довольно подозрительно.

– Спрячь ее где-нибудь. – Не обращая внимания на тон Волчицы, посоветовал Седой. – Где-нибудь в отдаленном селеньице, под надежной охраной. А Ярлу намекни, что – «Имею мол сведения о Наследнике. И мол могу поспособствовать поимке. И скока ты мне за него отвалишь, в случае удачи?». Но что она уже у тебя, даже и не заикайся. А еще лучше – ложный след пусти. Пошли какой-нибудь отряд, с таинственным пленником, по местным дорогам да кабакам. Пусть ведут себя подозрительно, и погоню за собой уведут….

Сказал, и обхвативши горячее тело задорно взвизгнувшей подруги, подгреб его под себя.

А на утро, отряд покинул замок, и быстрым маршем двинулся в направлении Красного Королевства. Поскольку земли там были запущенные, а то и вовсе дикие, так что где спрятаться было. Это Седой с Волчицей тоже заранее обговорил.

Шли не задерживаясь, тем же порядком, что и от тайного убежища Лисьего Хвоста.

Не сказать что совсем без приключений. Но только через полторы седьмицы, прибыли они к Красному Замку, где собственно и стоял Трон Красного Королевства.

Для входа в город, разбились на три отряда.

«Отряд Щегла», чтобы не вызывать подозрений, был разделен надвое. Щегол с десятком людей, а «при нем» Седой за дядьку, а также Малыш с Грамотеем в качестве лекаря и секретаря. И отдельно, – отряд наемников с Рыжим в вожаках, якобы блуждающий в поисках работы. Ну а Кудрявый с телегами набитыми разным барахлом, и охраной – изображал из себя купца.

Сначала, примерно так после полудня, в город прибыл Седой, на следующее утро, – Кудрявый, а к третьему дню уже и Рыжий почтил город своим присутствием.

Рыжему правда пришлось рассказать правду про Малыша, для того чтобы все три отряда, могли держать связь. Рыжий конечно и раньше за ним немало странностей замечал. Ну да после безумия последних лет, странного народа по миру бродило немало, и удивить кого-либо эксцентричностью было непросто. И все же, – то что Малыш оказался всамделишным магом, было Рыжему будто обухом по голове.

Но башка у этого детинушки оказалась крепенькой. Да и парень он был бедовый и отчаянный. Так что перенес известие без истерик и обмороков. Только глаза еще дурнее стали.

А Седой, сразу по прибытию, пошел болтаться по городу, посетив в первую очередь базар, располагавшийся на площади перед воротами того самого Красного Замка, давшего название всему городу. А заодно прошелся по главным городским улицам и исследовал городскую стену.

Затем сопроводил Щегла, который, как благородный человек, счел своим долгом представиться хозяину замка.

Да только дальше покоев коменданта их не пустили. – «Извините, дескать, господин хороший. Хозяина нынче нету, и принять вас с должным почтением не имеем возможности». Тем не менее, три пары глаз, из которых две пары принадлежали обученным магам, а одна опытному воину, успели углядеть куда больше, чем хотелось бы коменданту.

Вечер и почти весь следующий день Седой посвятил общению с хозяевами кабаков, рыночными торговцами, и просто уличными болтунами. Они правда знали не так уж много, но последние новости, и с десяток легенд про замок и Трон выболтали.

Новостью было то, что с тех пор как Красный Король соизволил сдохнуть, – замок и Трон, начали строже охранять. (Не то что раньше, когда Трон защищал авторитет Красного Короля). И сейчас, в замке обитало с полсотни охранников, службу тянувших очень тщательно.

Легенды про Трон тоже в основном были какие-то бестолковые и неинтересные. Впрочем, Седого интересовали не столько легенды сколько местонахождение Трона в Замке.

На третий день, после прибытия Рыжего, заговорщики собрались в шумном и грязном кабаке, стоящем прямо на базарной площади. Где усевшись за столик возле окошка, и поглядывая на торчащий на противоположной стороне площади замок, очень душевно так поговорили, накачиваясь кисловатым вином и налегая на пшенную кашу, пытаясь обнаружить в ней, обещанные куски мяса.

А уже следующий день, как раз после обеда, когда весь город обуяла сонная сытость, – задуманная акция началась…..

Для начала, Кудрявый с телегами и охраной, подъехал к задним воротам замка, и начал в них стучаться, предлагая на продажу свои товары.

А «наемники» с Рыжим, подошли к главным воротам, и вызвав коменданта начали наниматься в охрану.

Седой с Щеглом, Малышом и Грамотеем прогуливались в отдалении, делая вид, что никакого интереса до Замка не имеют . А потом Щегол, завидев коменданта, вроде как подошел поздороваться.

Тут послышались крики и звуки драки со стороны задних ворот, это поднял бучу Кудрявый. Комендант с охранниками у ворот, невольно оглянулись в ту сторону, тут то «наемники» на них и напали. Щегол, в этот момент был рядом с комендантом, а Седой почтительно стоял чуть в стороне и сзади. Поэтому удар рукоятью кинжала по затылку, бедолага-комендант даже не почувствовал, а пятерка бывших с комендантом солдат, не успела отреагировать на нападение, и была мгновенно смята. Затем, не задерживаясь, весь отряд рванул через ворота, прежде чем оставшиеся внутри охранникам успели их закрыть.

Ну а дальше уже путь был свободен. Серьезным препятствием оказался какой-то лучник, сумевший подстрелить парочку штурмующих, из окон башни, да здоровенный детинушка, преградивший им путь в дверях дворца.

Мечом своим он, чего и говорить, махать был ловок, а доспехи на нем явно стоили дороже, чем экипировка целой сотни простой солдатни. Пожалуй Седому и в прежнии времена, было бы не просто с ним совладать. А уж нынешнему, лишенному «магических» умений, он был точно не по зубам….

Да еще и встала эта сволочь так хитро, что вооруженные преимущественно мечами штурмующие, никак не могли подобраться к нему с фланга.

Седой, призвав на помощь все свои умения, едва сдерживал напор детинушки, оставаясь в живых, только каким-то чудом. И быть бы наверное большое беде, да тут подоспели Малыш с Грамотеем, и Грамотей разрядил в детину, выданный ему «на всякий случай» арбалет. Убить не убил, но бедро прошиб насквозь. Детина невольно дернулся, тут-то Седой и вломил ему со всей дури мечом по шее. Но этот гад еще успел присесть, и меч, врубившись в гребень шлема, с противным звоном раскололся надвое. (Хороши были у детинушки доспехи, что и говорить). Но это лишь подстегнуло Седого, и он прыгнув вперед, сшиб оглушенного детину щитом с ног, и хорошенько приложился подкованным башмаком по голове. Потом приказал Рыжему, детинушку этого хорошенько связать, и тащить за собой.

Ну а дальше уже, все было просто, подхватив меч детины, взамен своего сломанного, Седой, во главе банды захватчиков добежал до Тронного зала. Они быстро взломали двери, и посадили Наследника на Трон.

Потом Рыжий притащил еще не очухавшегося коменданта, и связанного детинушку. Им то и был предъявлен сидящий на Троне Наследник, а вбежавшим в зал солдатам, было приказано прекратить всякое сопротивление Законной Власти.

К немалому удивлению Седого, до конца, в глубине души, так и не поверившего в то что он называл «Благородной Дурью», – они подчинились!!!!

(обратно)

ВОЖДЬ

С вестью о появлении наследника, Армия и ее Вождь, можно сказать, встретились прямо по дороге в Красный Замок.

Поначалу, правда они решили, что выехавший с боковой дороги барон в сопровождении двух десятков воинов, это всего лишь местный хозяин, достаточно неразумный, чтобы попробовать предъявлять претензии за «топтание его земли», тысяче с лишнимсолдат Армии. Дурака конечно следовало бы поучить уму-разуму, но Вождь торопился, так что решил просто проигнорировать скандалиста, если тот конечно не начнет создавать проблем. Однако барон вел себя вполне разумно, и просто тихо стоял и ждал, пока Армия пройдет и освободит ему дорогу.

Но уже ближе к вечеру, Армия нагнала новый отряд, состоящий еще из одного барона, и еще трех десятков солдат. И двигались они в том же направлении что и Армия.

Тут-то до Вождя дошло, что происходит нечто странное, и он, проявив необычайную любезность, пригласил барона отужинать.

Приглашение было принято, и как только оба отряда встали на бивак, к его палатке пожаловал невысокий крепенький вояка, в небогатых, но выглядящих весьма прочными доспехах. Его сопровождали двое спутников, одного взгляда на которых хватало, чтобы понять, кем они приходятся этому воину.

– Барон Редька. Владетель Кривого Ручья и Трех Холмов – Отрекомендовался вояка. После чего состроив ехидную рожу, представил своих спутников. – А это сынки мои, – Бесстрашный Лев и Могучий Тур…. Я правда зову их Старший и Младший. А народ, за спинами кличет Редькиными Обалдуями….

При этих словах, двое юношей лет шестнадцати-семнадцати, до той поры стоящих в горделивых позах с надменно-строгими лицами, сразу увяли и пожухли.

– Сокол… – Отрекомендовался Вождь. – Хотя куда чаще меня называют Вождем…. – И подумав немного, добавил. – Пожалуй с некоторых пор, меня будет справедливо называть бароном Пустых Холмов и э-э-э…., окрестностей.

– Хе-хе. – Ухмыльнулся барон Редька. – Слышал что под эти «окрестности» ты заграбастал половину Королевства!

– Слухи сильно преувеличивают. – Скромно заметил Вождь, и явно желая сменить тему, обратился к юношам. – Не стоит так переживать юноши. Достойное прозвище себе вы еще заслужите.

– Ага… – пробурчал тот, что был постарше. – Заслужишь тут чего, если отец нас дальше границ баронства не выпускает.

– И правильно делает. – Продолжая ухмыляться, заметил барон Редька. – Сначала мозгами обзаведитесь, а потом уже ищите приключения на задницы. А то в голове только байки про великие подвиги да громкие Прозвища…. По пять раз на дню себе новые выдумывают.

…. Я вон, уже почитай всю жизнь Редькой хожу, поскольку башка у меня такой формы. И ничего, жив и не помер ни разу. Коли народ кличку повесил, – уже не снимешь. Верно?

– Верно. – Согласился Вождь. – Впрочем, что это мы перед палаткой торчим. – Продолжил он делая пригласительный жест. – Не лучше ли продолжить разговор за трапезой. Хотя и прошу заранее извинить мне ее скромность.

Вождь с Молчуном и парой своих сотников и гости прошли в шатер, и уселись за стол, основным блюдом на котором была обычная солдатская каша. И лишь пару кувшинов вина, да немного свежих овощей и фруктов, вносили «торжественное» разнообразие.

– Прошу прощения. – Еще раз извинился Вождь, и пояснил. – К сожалению, мы не ждали гостей. А я обычно в походе питаюсь тем же, что и мои солдаты.

– Достойный обычай, Вождь. – Ответил на это барон Редька. – Достойный обычай настоящего командира.

А солдатской кашей, ты меня не напугаешь. Я сам из простых, при прежнем бароне еще мальчишкой конюхом начинал. На а там уж, как вырос, так и до полноценного конного латника дорос…. Почитай с десяти лет и до двадцати семи, только солдатской кашей и питался. А потом, в битве у Черного Леса, я уже будучи полусотником, – барону жизнь спас. Ну он меня и начал выделять…. Ну и кончилось это тем, что я с дочкой его, матерью их вон, пусть земля ей будет пухом, (зимой этой померла), сбежал и втихаря поженился.

Лет десять мы по разным углам прятались. Ну а уж после Большой Битвы…..

…Времена тогда, сам знаешь, чудные были. Солдатня навроде меня баронами становилась, а иные ярлы да князья, за счастье почитали, если им позволяли в конюшнях жить, а не резали напрочь…. Вот тогда я женушку свою в наследстве-то и восстановил, и сам бароном сел….

А впрочем, – тебе это наверное неинтересно. Ты сам, я слышал, из простых солдат вон аж куда залетел!!!

– Да. Но сначала с довольно высокого места упал в солдаты…. Впрочем. – Падением я это не считаю. Я не был бы тем кто я есть, если бы не постоял в строю, не отведал бы солдатской каши, и не тянул бы лямку простого солдата, – так я и постиг настоящую науку войны. Которую в Школах, да Академиях, не преподают.

– Верно говоришь Вождь… – Того что жизнь на солдатской шкуре, шрамами да мозолями от доспехов напишет, – ни в одной книжке не прочитаешь!

– Эх. – Мечтательно сказал Младший. – Вот вы. У вас настоящая жизнь была. Вы небось к моим шестнадцати годам столько приключений испытали, и столько подвигов совершили…. А я с девяти лет, дальше Ярмарки никогда и не ездил.

– Ду-у-у-рак!!! – очень выразительно протянул Редька. – Те приключения, из голодного брюха, грязищи и дерьма состояли. – А главный подвиг, это после боя, обгаженные штаны отстирать.

Не за то я со всем миром дрался, что бы и вы такие подвиги да приключения познали. Не ищите говна чтобы в него вляпаться, оно вас и без того на жизненной дорожке подстережет. Лучше бы учились как хозяйством управлять, а не мечами бы целый день на заднем дворе размахивали.

… Кстати о хозяйстве. – Вождь, как там у тебя картушка растет? У меня так даже не зацвела. А раньше то, почитай по осени, кусты под плодами аж до земли клонились. Да и пшеница нынче убогая какая-то, а на горохе жуки и плесень…..

– У меня тоже самое. – Коротко ответил на это Вождь.

– Хм. – Недоверчиво хмыкнул барон Редька. – А ходили слухи, что у тебя там тишь да благодать. Народ жиреет так, что двери в избах расширять приходится, а то жопы не пролазят…. У меня под эти слухи, по весне две семьи крестьянских к тебе сбежали.

– Молва как обычно все преувеличивает. – Ответил на это Вождь, даже не взглянув в сторону Молчуна, чьи люди и распускали подобные слухи.

– Ну да.., на да… Народ приврать то любит. В чужой печи завсегда каша жирнее.

….А вот что ты про Наследника-то этого скажешь? Откуда он только и взялся?

– Наследник???? – удивленно переспросил Вождь, бросив на Молчуна такой взгляд, что тому сразу стало как-то очень тоскливо.

– Ну да. А вы разве не на коронацию идете, присягу Наследнику давать?

– Э-э-э…, мы идем по своим делам….. – А что там про Наследника?

– Так позавчера прискакал гонец, с оповещением, что Наследник сел на Трон. И что дескать все дворяне обязаны явиться и присягнуть….

… У меня понимаешь, уборка урожая вовсю идет. За всем глаз да глаз нужен. А пришлось с места срываться, да еще и людей от дела отвлекать…. Однако как тут не пойти, – сразу изгоем среди всех соседей станешь. Одно слово. – Обычай!!!

– Ну, признаюсь тебе, – осторожно начал Вождь. – Мы в последнее время, все больше пребывали в отдалении от дома, и видимо разминулись с гонцом. Так что я был бы весьма благодарен, если бы ты поподробнее рассказал мне о появлении Наследника.

– Так и нечего больше рассказывать. Прискакал, зачитал указ. Вина выпил, сел на коня и дальше двинул. Я признаться, поначалу-то вообще к Злыдню в задницу послать все это дело думал, – урожай собирать надо, дрова заготавливать. Амбары подновить еще подумывал…. Но потом с соседом бароном Шрамом посоветовался, и он мне про дела эти с Наследником то и рассказал….

… А вот послушай, насчет дров…….

– Клянусь тебе Вождь. Ни один солдат Ярла, не пересек границы. Все его вассалы сидят по своим замкам, а сам Ярл в данный момент движется из Порта в земли Союза с армией в три тысячи человек.

Этот разговор состоялся спустя минут двадцать, как только барон Редька с сыновьями покинули палатку Вождя. Все эти двадцать минут, показавшиеся Молчуну двадцатью годами, и прошли в тягостном молчании. Вождь сидел, нервно вертя в руке золотой кубок, и наблюдая, сквозь распахнутый полог палатки, за удалением своих гостей за пределы слышимости. Остальные сотники так же молчали, понимая, что мешать в данный момент Вождю мыслить, – означает нарваться на большие неприятности.

– Тогда откуда взялся этот проклятый Наследник? – ответил он на нервную тираду Молчуна. – Что говорят твои шпионы в Красном Замке?

– Ну… У меня там нет шпионов. Ты же сам говорил что этот городишка не играет никакой роли…. Поэтому почти всех своих людей я бросил приглядывать за Ярлом и Клестом. У меня их, напомню тебе, сейчас не так уж и много….

– Ладно. У Красного Замка, мы будем через два…. Четыре дня. (Торопливость сейчас не уместна). К этому времени, ты должен знать о нем все!

Пошлите известие остальным частям нашей Армии и Толстобрюху, о произошедших изменениях. Приглядывай за Толстобрюхом, – Немного подумав добавил Вождь. – Не ясно, как он поведет себя в данный момент.

Пошли гонца, что бы подтянулся обоз с осадным снаряжением. Может еще не поздно захватить этот городишко, и там уж разобраться с этим Наследником и теми кто за ним стоит.

(обратно)

СЕДОЙ

– Барон Ясень. Владетель Долгих Пустошей, Черного озера и Малых Мертвяков. – представился детинушка, и пошатываясь, не столько опустился, сколько упал на одно колено.

– Сотник Рыло. – Присоседился к нему комендант. Правда на колено не опустился, поскольку ноги его пока еще не держали, по причине чего, он просто сидел на полу.

– Десятник Дятел. – Сей солдат в битве поучаствовать не успел, и потому маневр, «на колено» выполнил вполне благопристойно. За ним последовали и остальные солдаты.

– Ну а я значит… э-э-э…, Тысячник… Ага. Тысячник Седой. – Представился Седой. – А это значит Наследник…. Ну в общем, – зовите пока просто, – Наследник.

… Верно я говорю? Твое величество?

– Вообще-то до коронации он «Высочество». – Поправил барон.

– Да пофигу. Хоть «Злыднячество» – парировал Седой. – Главное, – евоная жопа сидит на Троне, и хоть бы хны. А ежели кому своей не жалко, Наследник может подвинуться чуток, освобождая местечко. Желающие есть?

Желающих не нашлось. И в зале зависла нервная пауза, ибо никто не знал что делать дальше. Ситуации, когда некто неизвестный, занимал Трон подобным образом, проходя испытание Магией Крови, относились больше к области легенд, чем реальной практики. А в Красном Королевстве, Трон вообще никогда не переходил из…., скажем так, из-под одной задницы к другой. Поскольку Красный Король, был первым представителем собственной династии королей.

– Ну ладно. С комендантом все понятно. – Подумав, прервал паузу Седой. – А вот ты барон…, э-э-э???? (Ясень, – подсказал барон). – Ну да. Ясень. Так вот, барон Ясень, – ты вот тут что делаешь-то?

– Со смерти Красного Короля, по решению Собрания Благородных, один из баронов, посменно охраняет Трон.

– От кого охраняешь-то?

– ….. Традиция. – Недолго подумав, барон дал объяснение, подходящее для оправдания любой глупости. – Так положено. Охранять Трон, в ожидании Наследника.

– Угу. Ну вот ты и дождался!!! – Торжественно подытожил Седой. – А чё дальше?

– Полагаю следует послать гонцов и известить об этом Благородных людей королевства. – Подал реплику комендант, и, опершись на плечо солдата, попытался подняться на ноги. – Разреши пойти распорядиться Наследник? – обратился он к сидящему на троне Малышу.

Малыш, до сей поры пребывавший в странно-задумчивом состоянии, среагировал не сразу, в результате чего и получил изрядный тычок кулаком в плечо от Седого. После чего поднял глаза, и некоторое время пристально смотрел на окружающих, мысленно пытаясь понять от Седого, чего им всем от него надо. Потом, мгновенно преобразившись, и приняв гордую осанку, милостиво кивнул, и соблаговолил высказать свое согласие с предложением коменданта, коротким – «Да».

– Рыжий, возьми парочку ребят и помоги сотнику Рыло. А то вишь, как его шатает-то. Только на двор пока резко не суйтесь. Там еще лучник на башне сидит и по двору постреливает. Так что сначала пусть Рыло своим, оставшимся снаружи войскам, мозги прочистит. А там уж и начинайте суетиться, поставь на стены ребят Иголки, а у ворот тех что остались от десятка Плешивого. Тут во дворце, пусть будут твои ребята и бойцы Гвоздя. Посмотри как дела у Кудрявого. Его люди пусть подтягиваются к дворцу. Если все в порядке, зови его сюда. Выполнять. …Хотя стой. Сотник вроде как не оклемался еще. Как только он вояк своих угомонит, ты его куда-нибудь в соседнюю комнатку положи. Там при входе, пока по коридору бежали, я парочку видел. Вот туда и определи. Чтобы, на всякий случай под рукой был.

Рыжий быстренько махнул рукой своим ребятам. Они подхватили коменданта, и быстро покинули помещение. После чего Седой оглядел оставшихся и выделив взглядом барона, обратился к нему: – Ты кстати барон, своей раной бы занялся, а то рожа у тебя белее снега стала, сходил бы к лекарю, а то загнешься еще. (При этих словах Наследник странно дернулся, но Седой его успокоил, положив руку на плечо). Щегол, помоги благородному барону, а ты Грамотей, в ранах вроде кой-чего понимаешь? – вот и займись болезными. Только далеко опять же не уносите. Вы их пока с комендантом обоих в одну комнатку тут рядом и положите. А Рыжий вам парочку солдат даст что бы присматривали….Заодно, наших раненных попользуй. Пусть тех, которые на ногах не стоит, тоже сюда подтащат…., только в другую комнату пусть положат. Скажи Рыжему, что я велел тебе в помощь людей дать, скока надо будет.

Десятник, – Комендант-то пока не боец, перестарался я малость. А пока за главного над солдатами гарнизона, я назначаю тебя. Что бы через пятнадцать минут, все солдаты гарнизона, включая часовых, при оружии выстроились во дворе перед дворцом. Остальную прислугу, и вообще всех кто в замке обитает, – тоже на площадь. Приказ ясен? – Тогда выполняй.

Вскоре зал полностью очистился. В нем остались только Седой с Малышом, все еще сидящем на Троне.

– Эй, Малыш. – Окликнул его Седой. – Ты чего там того…, – в спячку впал? Я у тебя такой рожи не видел с тех пор как мы по осени в лесу сидели. Сомлел что-ли с перепугу?

– Знаешь Седой. – Ответил ему Малыш, вставая с Трона и обходя его с обратной стороны. – Я очень правильно сделал, что пошел с тобой. С тобой интересно. И с тобой я нашел уже второй Артефакт. Он спрятан где-то в этом кресле, мне хочется взглянуть на него.

– Э.. э. – поспешно окликнул его Седой. – Ты погоди раньше времени Трон-то курочить. Тебе на нем еще сидеть и сидеть.

И кстати, насчет сидеть…. Ты эту штуку…, ну в смысле заклинание того, – развеял? Или магия в нем сама издохла?

– Там и не было никакого заклинания…. Хотя с другой стороны Артефакт…. – Малыш надолго задумался о чем-то совершенно своем. И продолжил лишь после того, как Седой издал некий звук, напоминающий фырканье недовольного кота. – Тут видишь, – он надавил ладонью на сиденье Трона, есть особые иголки. Когда кто-то садится на трон, – сиденье немного опускается и иголки втыкаются в задницу. (Помнишь я дернулся когда сел?), Думаю раньше они смазывались ядом, но поскольку Троном давно не пользовались, яд разложился, или возможно….

– А как же тогда Красный Король то на нем сидел? – Нетерпеливо прервал его Седой.

– Ну надо нажать вот здесь на ручку. Тогда иголки опустятся. Признаюсь тебе, пока я не нашел этот рычажок, сидеть было довольно болезненно….

– Слышь, а ты сделать яд, которым иголки заново смазать, сможешь? Что бы никто в ближайшее время на него сесть не мог?

– Да я ядами как-то не занимался. Мне проще заклинание поставить. Думаю Артефакт его удержит. Надо только изучить…..

– Потом изучишь, и поставишь. Сейчас ты речь должен толкануть. Помнишь я тебя учил как прикидываться и убедительно врать? – Вот сейчас и посмотрим как ты урок запомнил.

Говори им то, что намедни придумали. Отсебятины не пори. Будут вопросы задавать, – отвечай как договорились…. Ну Злыдень нас побери, – пошли…..

Они вышли из зала и направились к двери. Там Седой попридержал Малыша и сначала выглянул сам, а потом уже, со словами – «Ну вроде все собрались», торжественно открыл перед ним дверь, и пропустил на крыльцо.

Малыш вышел…. Но сейчас он уже мало походил на привычного нам замкнутого, не от мира сего Малыша. Его спина гордо выпрямилась, левая рука легла на рукоятку меча, подбородок вздернулся вверх, а на лице появилось какое-то важное и многозначительное выражение, словно он знал что-то недоступное простому человеку. Если бы кто-нибудь сейчас сказал, что он всего лишь копирует Городского Голову Трехи, этого вороватого продажного политикана, – никто бы в жизни не поверил в подобную чушь.

– Жители Красного Королевства. – Начал он негромко, но его почему-то услышали даже в самых отдаленных уголках площади. – К сожалению, в силу понятных причин, я пока не могу полностью открыть тайну моего происхождения. – Его голос, полный достоинства и искренности проникал в души, и заставлял верить даже самых недоверчивых слушателей. Причем для этого ему даже не понадобилось подключать Магию, он лишь копировал опытного вруна. – Я откроюсь тогда, когда это перестанет быть угрозой интересам Королевства, и не станет поводом для моих врагов нарушить ваш мир и благополучие.

Затем подняв руку, в благословляющем толпу жесте, он добавил. – Пока расходитесь. Пусть каждый подданный выполняет свой долг, и делает свое дело. Я же, со своей стороны обещаю, что сев на Трон, так же усердно буду выполнять свой Долг, как ежедневно исполняете свой Вы.

Любой житель Трехи, легко узнал бы последний оборот, особенно если бы слово «трон» заменили бы на «должность», а слова «подданные» на «жители свободного города». Это было любимым завершением речей их любимого Городского Головы. Но поскольку у Малыша не было ни одного достойного предмета для подражания, Седой посоветовал ему копировать именно этого человека. Благо тот умудрялся держаться на своей должности много лет, в то время как его многочисленные предшественники, (по рассказам Нехромого), зачастую менялись не пробыв на данном посту и месяца.

Народ судя по всему впечатлился, хотя и был несколько обескуражен краткостью речи. И начал было какое-то шевеление, видимо пытаясь выполнить приказ Наследника – «Разойтись». Но не тут то было. На сцену вышел Седой, до сей поры почтительно стоявший за плечом Малыша, и рявкнул – «Стоять». После чего начал распоряжаться.

– Гарнизон. Вашим командиром пока назначаю десятника Дятла. А он в свою очередь подчиняется приказам сотника Рыжего. Вон он стоит. – Седой показал пальцем на своего ординарца. – А Рыжий,– моему помощнику тысячнику Кудрявому и мне, – тысячнику Седому. (Пусть гадают сколько за нами тысяч стоит. – Сказал вчера на совете Седой, щедро наделяя своих подельников высокими воинскими званиями).

– Так, кто тут по хозяйству то самый главный будет?

Толпа зашевелилась, и выпихнула из себя невысокого плешивого толстячка.

– Рогозом меня звать, тысячник. Ключник я тутошний. – Представился толстяк, и бодро затрещал хорошо поставленным голосом. – Заведую всеми кухнями, кладовыми, прачечными, а также…..

– Тысячника Кудрявого видел? – оборвал его разглагольствования Седой. – Вот он теперь над тобой царь, бог и хозяин. – А пока сооруди-ка нам пожрать, а то мы сегодня еще не обедамши. А-а-а …. – Внезапно вспомнив, протянул он. – Ключи от казны и сундуков в замке у тебя? – Давай их мне.

– Никак нет ваша милость. – Я занимаюсь только хозяйством. А казна, – это, так сказать, в компетенции Управляющего

– И который из вас тут управляющий? – Осведомился Седой, очень раздосадованный тем, что ключи от казны, все еще находятся не в его руках.

– Так он ваша милость, зимой этой помер.

– Ключи у кого? – Проорал Седой, еле сдерживаясь, чтобы не ухватить толстяка за грудки и хорошенечко не встряхнуть.

– Полагаю у коменданта… – Испуганно проблеял ключник.

– Ага…. Ну ладно. Давай-ка нам пожрать чего-нибудь сооруди, а то нам сегодня как-то не до обедов было. Где тут у вас харчатся высокие персоны?

– В большом пиршественном зале полагаю….

– Вот давай-ка там нам и накрой. И пошли какого-нибудь мальчонку пошустрее. Пусть как нам сюда Городского Голову к обеду пригласит…. Гы-гы… не в смысл сожрать, а в смысле в гости…..

Примерно так через полчаса заказанный обед был готов. К этому времени войско Седого уже полностью подчинило себе замок. Впрочем особого сопротивления им никто и не оказывал. Солдатам было наплевать кто ими будет командовать, а челяди, – кому готовить еду, и чью грязь убирать.

Единственным бузутером оказался тот самый «башенный» лучник, оказавшийся сыном коменданта. И то ерепенился он лишь потому, что при выходе из башни, схлопотал по роже, от «восхищенных ценителей его меткости», и теперь всячески показывал свой гонор.

Собственно получил то он за дело. Потому как единственный убитый и трое раненых бойцов Седого, были на его совести. Среди стражников замка убитых было четверо, и еще с десяток поранено. Убитые были из тех солдат, что стояли с комендантом возле ворот. Собственно захват произошел настолько молниеносно, что никто даже толком не успел схватиться за оружие. Потому обошлось без большой крови.

Побуянить внутри замка, никто из людей Седого тоже не толком успел. Поскольку тот заранее объяснил всем, что во-первых, – «Замок и так будет наш…, какое-то время, так что оторваться успеем». А во-вторых, – «Нас и так мало, так что если разбежимся по кладовкам шарить, – порежут по одному, а пограбить еще успеем».

Так что все это мероприятие по захвату Власти, многим показалось лишь приятным разнообразием, в скучных буднях оставленного господином замка. И потому, Седой с Кудрявым и Малышом, в ожидании обеда засевшие в пыльном, пахнущем сыростью и плесенью пиршественном зале, могли спокойно предаться мирной беседе без опасений и тревог.

Хотя, чего там врать то? – Опасений и тревог, у них было предостаточно. И сама беседа, была отнюдь ни мирной.

– Ну значит так. – Подытожил Седой. – В казну я глянул. Пусто там. Так сундук медяков, да барахлишко кой-какое.

– Так как же мы теперь…, – разочарованно спросил Кудрявый. – Ты же говорил, что мол хапнем казну, пошаримся насчет ценностей по дворцу и сбежим….

– Я так сказал, на случай ежели Малыша усадить на Трон не получится. – Окоротил Кудрявого Седой. – Ну и чтоб ребят наших, раньше времени ни пугать. Однако с Малышом все срослось, и теперя мы таких дел наворотить можем!!!

– Или бошки себе окоротить, что скорее всего. – Кудрявый опять попытался подрубить крылья мечтам Седого. – Ты еще давай ребятам нашим объясни про эти дела с Наследником. А то они уже вопросы задают нехорошие.

– Да в чем проблема-то? – Соврем им тоже, что и остальным. – Наследник он и есть наследник. Трон подтвердил! Кто с Наследником с самого начала был, – большой кусок отхватят, баронами да ярлами при нем станут.

Будто они про Малыша правду знают. Про него только мы с тобой, да теперь вон еще и Рыжий, правду знаем. Так что ври что хочешь, – за язык не поймают. Тем более что у него вроде как вообще прошлого-то и нет…, среди людей в смысле, его и среди…, сам понимаешь кого, толком то никто не знал, если Старику верить. Так что проблем не будет.

– Ты Седой совсем с ума рехнулся. – Не выдержав заорал Кудрявый. А потом резко понизив голос зашептал. – Ты хоть понимаешь в какое гавнище мы тут влезли? Ты правда думаешь его королем сделать?

Ну нашим ты еще допустим наврешь с три короба. А вот как начнут всякие благородные съезжаться, – что ты им-то врать будешь?

– Не боись – Совру! – Веско отрезал Седой. – Если надо будет, я и Злыдню, прямо в глаза совру. Твое дело только мне под руку не орать и с настрою меня не сбивать….

Он помолчал некоторое время, а потом заговорил страстно и немного сбивчиво.

… Кудрявый, – мы же с тобой через стока всего прошли, что иным даже и рассказывать бестолку, – все равно не поверят. … Помнишь как мы в Запретном Краю, через ту Препону-то к Малышу пробивались? – Вот там вот ужасы и погибель была. А тут то, – всего и делов, – в короли пробиться.

Ну вот сам ты подумай. С тех пор как мы с тобой в тюрьме у Ярла встретились, чем мы занимались? – Удирали только, да выживали как могли, за копеечку выслуживаясь. Разве это жизнь?

А тут нам выпал не просто шанс – Шансище. Заполучить в руки что-то свое, настоящее. Свою жизнь в руки взять и самим ею управлять.

Не желаю я больше ни перед кем прогибаться, да изворачиваться. Ни перед магами, ни перед ярлами-баронами, не перед купчишками. Осточертело меня это все. Хочу быть себе хозяином. Хочу свою жизнь строить, а не чужой прислуживать….

Седой стукнул кулаками по столу сбрасывая напряжение. Орать в зале он не осмеливался, опасаясь лишних ушей, а ругаться шепотом было слишком непривычно.

Чего ты так боишься? – Вопросил он трагическим шепотом, приблизив свою голову почти впритык к голове Кудрявого. – Вот скажи мне пожалуйста. – Что прикончат нас? – Так нас и так могут прикончить где и когда угодно. Работа у нас такая, наемники мы. Мы в Трехе жили, – нас там сначала и ребята Правильного Парня замочить хотели, потом и местные на нас взъелись. А как из Трехи ушли, – вспомни сам, сколько раз мечом от смерти то отмахиваться пришлось…. А все ради чего? – Ради чужого города, чужого товара, чужих интересов? – Тебе за это помирать приятней, чем подраться за свое добро?

– Ежели б ты рыпаться, да выеживаться не стал, мы до сих пор бы в Трехе замечательно жили….– Начал ворчать Курявый. – Это тебе все неймется, да приключений на жопу не хватает.

– Я тебя с собой не тянул. – Как-то очень спокойно и устало сказал Седой. И в словах его была та правда, против которой Кудрявый не смог бы возразить. – Ты сам со мной пошел. Так что обижаться теперь только на самого себя можешь.

Ты вспомни Чудных Магов. – Добавил он после продолжительной паузы, и теперь его голос стал звучать куда увереннее и весомей. – Вспомни, о чем мы после них говорили и думали. – О том что у них жизнь есть. И дело в жизни, ради которого и жить стоит, и помереть не жаль.

А что у нас с тобой? – Котлы твои, да моя службишка по найму? – Неужели это все, на что мы с тобой способны? Это мы-то с тобой!?!?! Огонь и воду прошедшие, Злыдню в морду плевавшие, с Магами как с салагами говорившие? – И мы, такие крутые, до конца жизни будем для других каштаны из огня таскать, да кровь свою за чужие интересы проливать? А в старости издохнем ни чего за душой не имея….. Это твоя мечта?

– Да я знаешь ли, в отличии от тебя, не больно то и мечтатель большой. – Возразил Кудрявый. – Ежели я о чем всю жизнь и мечтал, так это о покойном и тихом уголке. О куске хлеба да мяса каждый день, да о кружке пива-вина. Мне замки да дворцы во снах не грезились, и в короли никогда не хотелось.

– Тогда зачем ты с нами пошел?

– А хрен тебя знает…. Вы пошли, и я пошел. У меня акромя вас на всей земле и нету никого. Вот и пошел.

– Так хорошо. А вот ты Малыш, зачем со мной пошел?

Малыш, досей поры в разговоре не участвовавший и даже более того, умудрявшийся быть почти незаметным, ответил сразу же, словно бы ответ этот, давно уже был у него готов. – Ты и заставляешь меня жить. Раньше это делал Наставник, потом я жил ради поисков Наставника…. А с тех пор как он был убит, – жизнь моя, потеряла смысл. Я бы наверное погиб в том лесу от…., от безразличия к самой жизни, если бы ты постоянно не толкал меня, и не заставлял пробовать что-то новое. Но с тобой интересно. Ты заставляешь меня учиться новой магии. И ставишь цели, которых можно добиваться. И пусть это пока твои цели, ради них стоит жить. Может, когда у меня появятся свои, я буду добиваться уже их. А пока меня устраивают твои.

– Ну вот, с этим разобрались. – Подытожил Седой. – Двое из нас троих, за то, чтобы воплотить мои мечты в жизнь. Теперь слово за тобой Кудрявый….

– Ну… Получается и я туда же…. Раз уж выходит, что своих мечтаний у меня нет. – Придется жить твоими. Раз уж я котлы свои забросил, то выходит привычка быть с вами, у меня сильнее чем моя мечта. А раз привычка сильней мечты, значит и не мечта это вовсе, а так, пустяк какой-то.

Только какой от меня тебе прок-то будет? Я во дворцах не живал. Врать, как ты не умею..

– Научиться врать не проблема. – Бодро ответил на это Седой, словно бы отметая все дальнейшие возражения. – Ты главное помни, как я тебя учил, когда мы из тюрьмы Ярловой удирали, – «Рожу кирпичом, и при напролом, – никто и вопроса задать не посмеет». – Так и тут, – Малыш на троне, мы при нем, и срать на все остальное. Кто вздумает вякать, – попрет против Обычая. А таких нигде не любят. Понял?

– Да понял я, понял. – Покорно согласился Кудрявый – Дальше-то что делать будем?

– Давай-ка, поговорим с комендантом этим, да бароном. Да я еще и Городского Голову позвал. С них то и начнем народ дурить.

…. Малыщ сбегай-ка…. Хотя стоп. Ты ж теперь Наследник. Тебя гонять не положено. Давай-ка я сам схожу.

Седой встал, дошел до дверей, (не такое уж и маленькое расстояние), и окликнув стоящего у дверей часового распорядился позвать в зал Рыжего, Грамотея, Щегла, Иголку, Гвоздя и Плешивого. Когда они явились, он им преподнес байку про то, что всегда знал о «крутом происхождении Малыша» и, дескать, был при нем дядькой, поклявшимся «евоному папаше, о пацане заботиться». Затем велел сесть за стол, – «Ртов не разевать, акромя как, чтоб кусок туда забросить, и ему во всем поддакивать». Затем сгонял Щегла за бароном, комендантом и Городским Головой.

– Ну и что вы дальше то собираетесь делать? – Спросил барон Ясень, выслушав некую туманную историю в исполнении Седого, больше похожую на сказку чем на правду, ибо в ней фигурировали Таинственный Лесной Старец, взявший на себя труд скрыть новорожденного наследника от глаз многочисленных врагов «евоного папашки», и злобные Маги, неоднократно пытавшиеся похитить наследника, причем не страдавший излишками скромности Седой, имел наглость утверждать что одни из Высших Иерархов одной из Школ, самолично бегал за каким-то там пусть и королевской крови, но вполне себе обычным мальчишкой, и что самое смешное, – так и не смог догнать. И некий «горящий камень» – указавший ему Седому, подлинную природу Наследника, и таинственный бог, выглядящий «пряма в точности как человек, тока с жабрами и плавником на спине, которых вроде как и видно то не было, однако….». И жуткая история как многочисленные враги настигли таки наследника, и даже смогли предательски убить Таинственного Лесного Старца, но тот, помирая взял с Седого слово посадить мальчонку на престол…. И еще много-много вранья, в которое не один здравомыслящий человек не в жизнь бы не поверил.

Но всякий раз, когда кто-либо пытался окоротить полет фантазии Седого и выказать признаки недоверия, – тот разбивал это единственным неоспоримым аргументом-предложением – «Не веришь? – Сядь сам на Трон, тогда и посмотрим!».

Тут возразить было нечего. На такое никто не отважился даже в мыслях. Так что приходилось верить вракам Седого.

Поэтому, оставив разговоры о прошлом, сидящие за столом озаботились вопросами будущего.

-… А что тут собственна делать-то? – Удивленно ответил Седой. – Я свой зарок выполнил, мальчишку до Трона довел, и на место посадил. Теперь вы благородные бароны и горожане должны о нем заботиться.

Я конечно к мальчонке привязался, за долгие годы наших странствий, однако ни на что особенное не претендую. Поскольку я хоть тысячи в бой и водил, а все равно остаюсь простым солдатом. Оно конечно, в былые-то годы, после Большой Битвы, я может быть и сам бы того, – в бароны бы мог выбиться. Ну да я посвятил себя заботе о мальчике, так что время-то и упустил…. да мне многого и не надо. Коли соблаговолит Наследник, свому старому дядьке-пестуну, – (Тут Седой потер глаза, и даже прослезился, почти натурально, чему поспособствовал зажатый между пальцев кусочек луковицы), выделить домик какой при Дворце, – мне и то в радость. Будет где на старости лет голову преклонить…..

Ну да что это я о себе то…. Ты вот барон, и ты Городской Голова, чего посоветуете, насчет дальнейшего?

Сразу после того, как Седой отодвинул себя на второй план, – Барон сразу приосанился, и начал гордо вещать, объясняя обстановку в королевстве.

По его словам, дело Наследника было абсолютно аховым, поскольку и от Красного Королевства, по сути остались рожки да ножки. и претендентов на престол, способных подтвердить свое Право, не собственными задницами восседающими на Троне, а реальными силами, было предостаточно.

И что поддержка баронов королевства, будет реальна только до того момента, как Наследник не коронуется, а дальше, – каждый сам за себя.

НО. Есть большое и даже великое «но», которое все это перевешивает. И это «но», ничто иное как он сам, – барон Ясень. Который свято верует в святость Монархии, и готов жизнь положить за престолонаследника. И потому он, барон Ясень, готов взять в руки бразды правления королевством, возглавить собравшееся на коронацию ополчение благородных, и дать отпор всея стервятникам, рассчитывающим поживиться на трупе Красного королевства.

Седой еще с полчаса слушал разглагольствования барона, вежливо поддакивая, благоговейно кивая, и гневно сдвигая брови в правильных местах, не забывая при этом подливать тому в кубок, крепкого вина. При этом он украдкой посматривал за реакцией Городского Головы и коменданта на слова барона, что-то сравнивая и прикидывая. А потом закончил с обедом, под предлогом того, что дескать – «Дел то еще невпроворот, а вам еще о ранах своих позаботься надо».

Однако «делать дела» он почему-то не стал, а вместо этого, перехватил Голову, почтительно пропустившего перед собой барона с комендантом.

– А что ты, почтенный Голова, думаешь о бароне? – спросил он у него, прихватив за рукав, и вежливо, но настойчиво ведя обратно к столу и сажая на стул.

– Черноголовым меня люди кличут, – для начала представился Голова, едва освободившись от захвата. – А барон…, он вроде человек то хороший…, и воин изрядный…, но дурак!!!

…Их таких шестеро. Как старый Красный Король помер, так они стали приезжать сюда, и по месяцу этот самый Трон и сторожить в ожидании Наследника.

Оно конечно, – у благородных собственная дурь. Однако на все королевство, таких дурных осталось только шестеро.

И уж не знаю, что там насчет Наследника. – Но бежали бы вы лучше ребята отсюда пока не поздно. Вытаскивали бы все самое ценное, что во дворце имеется, и бежали бы без оглядки. А я вам ребята, – даже готов золотишка от города, на это благородное дело отвалить! Немного конечно, но на первое время хватит.

– А чего это ты такой добренький?

– Так ведь тут резня из-за вас начнется. В моем городе.

И Вождь этот, и Ярл, и даже Клест с Толстобрюхом, вам тут усидеть на дадут. Они все сюда с войсками припрутся и такую свару учинят, что только успевай клочки подбирать. А в центре этой свары мой город стоять будет, и в результате нам, жителям его, больше всех и достанется.

А даже если они и не припрутся, – ну на кой хрен вы местным баронам сдались? Они сейчас сами себе хозяева и новый король им нужен как гвоздь в заднице. Они только после Красного Короля, свободно вздохнули. Им его наследничка прирезать, – только счастье.

Против обычая конечно никто не попрет. Потому как это означает против себя всех соседей настроить. Ну да долго им с вами мучиться не придется, как только корону парнишке твоему на голову наденут, – вот тут то ему и хана. Обычай больше вас не спасет. Прирежут сразу же. А какие-нибудь дурни, вроде Ясеня и прочих, еще и защищать полезут, драка будет жуткая. И все это опять же, – в моем городе. Не хочу я, что бы вы сами тонули, и мой город за собой прихватили.

– Ты выходит не веришь в истинного Наследника?

– Да мне все эти истинные-не-истинные один хрен, – одна морока. Я эту зиму мечтаю пережить. У меня в прошлую, почитай полгорода повымерло, я пол семьи своей похоронил. А запасов у нас тогда и то побольше было.

А в этот год, – цены на хлебушек, почитай в двадцать-сорок раз подскочили. А понаедут сейчас бароны, да начнут жрать в три глотки. И если добровольно чего не получат, – возьмут силой.

Я все лето бился, чтобы запас сделать, на котором город сможет до лета дотянуть. Едва-едва получилось. А еще не известно сколько сохраниться, потому как в прошлом годе, две трети запасов, просто сгнила……

…. Я сейчас…, вот хошь убей меня сразу, – но готов любому Магу душу продать, лишь бы у нас в хранилищах камни-кладовники снова заработали…… А вы тут со своими наследствами еще лезете….. Мир помирает, а у вас только власть на уме.

– Готов значит магам продаться за харчи? – задумчиво переспросил Седой. – Ну а ежели я допустим, одного такого знаю, который твои кладовники работать заставит? Что я с этого иметь буду?

– Откуда тебе такого мага знать? – Недоверчиво спросил Черноголовый. Однако в его тоне, наш герой уловил едва различимую нотку надежды, и понял что наживку он выбрал правильную.

– Ты ведь небось думал что все что я тут говорил, – сплошное вранье? – Нагло ухмыляясь ответил на это Седой. – Ну, правду сказать, кое-чего я там и впрямь приврал. Однако и правды там предостаточно. Я братан Черноголовый, таких чудес повидал, что иной раз и сам своим воспоминаниям не верю.

Однако тебя, себе на слово верить, я не заставляю. Ежели есть у тебя доверенные люди, пошли их в Треху, город такой есть. Пусть они тихонечко про Нехромого поспрашивают. Мы у этого купца ту зиму зимовали, и он за это время, сильно на продаже харчей поднялся, потому как в его амбарах харчи не гнили. А все потому, что есть у меня знакомый человечек…, ну ни сказать что бы всамделишный маг, но кое-что умеет. Вот он то, это все и устроил….Только что бы я тебе этого человечка позвал, – ты мне очень и очень хорошую цену назвать должен. И, если ты не понял, – я не про деньги.

Черноголовый надолго задумался. Наконец, подняв глаза, он начал говорить.

– Ну расклады то такие. Два законных претендента это Толстобрюх с Клестом. Они я слышал, между собой схлестнулись, и вроде как Толстобрюх, объединившись с Вождем, Клесту задницу надрал основательно. Но это еще ничего не значит, поскольку за Клестом стоит Ярл, а у него, как я слышал, войска тыщ двадцать, а то и тридцать набраться может. Если он сюда придет, то тебя и воинство твое, раздавит как червяков, и никакие троны-наследники, ему помехой не станут.

А еще есть Вождь. Народу у него поменьше. Но полководец он говорят крутой, и даже этой зимой, умудрился Ярлу в очередной раз задницу надрать, да так что тот еле ноги унес.

Слухи про него разные ходят, что будто бы там где он, – земли родят как прежде, в общем сытость и благополучие. Народ к нему бежит. Он уже под это дело, почитай четверть королевства под себя подмял. Собирается ли он новым королем становиться, я не знаю. Но если бы вы тут ребята не объявились, я бы к нему и сам побежал на Трон звать. Потому как рассказывают про него, в основном только хорошее. И человек он справедливый, и сила у него есть, чтобы королевство в руках удержать.

И думаю я не один такой. Так что если выбирать будут между вами и им, думаю большинство выберет его.

Теперь про вас. Сколько ты с собой привел, я не знаю. Но не думаю что много у тебя людишек, иначе ты бы втихаря, наскоком замок не брал. А просто бы пришел с войском и страху навел.

В замке этом полсотни человек было охраны, уж не знаю сколько после вашего штурма осталось, но это теперь тоже твои люди. Город может сотни полторы бойцов дать. Не слишком-то обученных, но по нонешним временам и это немало.

Те шесть баронов про которых я тебе говорил, они тебе еще полтысячи привести смогут, если ты их убедишь, что это стоит сделать. Но настоящих воинов среди них, думаю, меньше половины будет, остальные просто челядь.

Есть еще с десятка два мелких баронов. Они городу немалые деньги должны. Так что я их смогу уговорить в счет оплаты долга, на твою строну встать. Это еще с две-три сотни бойцов будет.

Но остается еще около сотни баронов. Ярлов, которые вроде как над баронами стоять должны были, Красный Король давно уже под нож пустил. Да и баронам он воли старался не давать, так что по настоящему сильных, среди нет. Каждый приведет с собой от десятка, до полусотни человек. И вот их ты должен суметь уговорить. Если получится, то почитай пара-тройка тысяч у тебя под рукой будет.

Да вот только как ты их на свою сторону перетянуть сможешь? – Черноголовый опять надолго задумался, словно бы не решаясь озвучить мысли бродившие в его голове. Наконец он решился, и глядя в глаза Седому выпалил. – А чудеса этот твой человек творить может?

– Смотря что ты считаешь чудом… – Осторожно ответил на это Седой. – Сейчас, сам знаешь, за чудеса можно и по шее получить.

– Ну, по легендам, Наследник во время коронации вроде как должен сотворить какое-нибудь чудо. Людей там, прикосновениями лечить. Еще чего-нибудь этакое сделать. – Что бы ключ допустим начал из камня бить, или там…, ну еще что-то этакое…. – Черноголовый явно был не слишком то знаком с чудесами и потому сбился с уверенного тона, на какое-то бормотание.

-…. Хм…. – Задумался теперь уже Седой. При этом у сидящего рядом, и молча слушавшего всю эту беседу Кудрявого, при взгляде на лицо Седого, невольно вырвался трагический вздох. Ибо на наглой, помятой временем и боями роже его друга, появилось то самое наглое и самоуверенное выражение, которое неизменно приносило в жизнь его друзей новые авантюры и приключения. – Ну чего-нибудь такое подлечить, я думаю мы сможем. Главное ты человечка подбери не слишком хворого. – Сказал он Черноголовому. – Только как нам это поможет?

– Ну, я понимаю так. – До коронации, все бароны будут всячески почтение Наследнику выказывать. А как только он корону на голову оденет, – вот тут то у них руки вроде как развяжутся, и они сразу его прибьют. Потому как Красный Король о себе такую славу оставил, что второго такого, ему на смену, мало кто захочет. У них сейчас жизнь вольная, – сами себе хозяева. А сядет на трон твой парнишка, – и хана их воле придет. Так что аккурат между коронацией и принесением присяги, – ему кишки и выпустят.

Но вот ежели он и впрямь какое чудо сотворит, – то может бароны, видя такой явный знак богов, и побояться его резать. Ну а после чего, – надо вам идти на поклон к Вождю и с ним договариваться, чтобы он вас под свое покровительство взял. Ежели за вас будет сам Вождь стоять, – никто на Наследника руку не поднимет. Да и от Ярла, вам вдвоем с ним легче оборониться будет.

– Ты осмеливаешься предлагать мне вступить в союз с уб…– Начал было говорить Наследник, до этого момента сидевший столь тихо, что Черноголовый и забыл про его присутствие. Но Седой быстро пнув Малыша ногой под столом, прервал эту гневную речь. – Очень дельное предложение твое высочество. – Быстро проговорилон, подмигивая Малышу. – Надо будет это дело попозже обговорить хорошенько и все решить.

А пока, давай как скажем спасибо нашему гостю. Думаю, что свои камни-кладовники он заработал честно…..

(обратно)

ВСЕ ВМЕСТЕ

– Ах ты тварь!!! ….Я-то думал что ты сдох!!!

– Пошел в жопу….. Ты?!?! Ты жив????

– Я то жив…. Как впрочем и ты. ….. А вот тебе падла не жить….

– Ну и кто этот таинственней незнакомец? Хотя…. Где-то я тебя видел….. Ах ты…. Чтоб я сдох!!!!

Сей несколько сумбурный обмен фразами, произошел примерно недели через две, после описного разговора. И возможен он стал по следующим причинам.

Недели эти выдались весьма хлопотными у всех без исключения героев нашей драмы.

Но больше всех пожалуй, досталось Седому. … Впрочем, так и бывает с теми, кто пытается прыгнуть выше головы, или откусить непомерно большой для себя кусок.

Началось все с того, что Седому пришлось объяснять своим бойцам, кто такой Малыш, какое он имеет отношение к Красному королевству, и какая выгода им, бойцам, его поддерживать.

Объяснение вышло бурным, и непростым. По ходу него, Седой услышал немало нелицеприятных слов в свой адрес, и даже пару раз рисковал быть поднятым на мечи. Ибо в бурных событиях прошедших лет, – дураки вымирали в необычайных для мирного времени пропорциях. В результате чего, среди выживших, даже люди не слишком обремененные интеллектом обладали просто таки звериным чувством опасности. И сейчас это чувство, и собственные мозги бойцов Седого, вовсю вопили о том, что не хрен ввязываться в проблемы с престолонаследием, а надо делать ноги из этих краев, и как можно быстрее.

К счастью Седой знал то, что сильнее разума и чувства самосохранения. И потому, не размениваясь на мелочи, – апеллировал к жадности. И жадность победила с разгромным счетом. Ведь не так часто, простым наемникам выпадает шанс, заполучить в свои руки целое королевство. Да еще сидящий на Троне Малыш, давил им на психику, ибо это было настоящее чудо. Даже чудо вдвойне. Так как само установления Наследника проверкой Троном, уже тянуло на легенду. А во-вторых, – удивительно было и то, что они, простые наемники, оказались к этой легенде причастными.

-«Эх, Злыдень нас разбери» – Крутилась в их головах назойливая мысль, внедренная туда словами их вожака. – «Если такое и впрямь возможно. Если одно чудо уже произошло, – то почему бы не случиться и второму? И тогда нам и правда удастся заполучить тот самый сказочный кусок, о котором грезит каждый наемник, и о котором потому будут рассказывать легенды у лагерных костров. Все равно, – ежели терять голову, то уж лучше не за чужое добро, а за свое».

Куда проще было с солдатами гарнизона. Для них, альтернативой службе Наследнику, – были поиски новой работы, и вероятная голодная смерть. Так что долго уламывать их не пришлось.

С городскими разобрался Черноголовый. Седой не знал, чего он им там наговорил, но пришедшая делегация самых важных людей города, подтвердила обещания Городского Головы встать на сторону Седого и Малыша.

Так же просто, поначалу, было с благородными. Пребывающие на коронацию бароны, глядя на сидящего на Троне Наследника, без лишних слов преклоняли колено и говорили вежливые слова. Барон Ясень, с пятью своими единомышленниками, гордо стоящие у Трона, радостно кивали, и произносили ответные слова. Стоящий за Троном, и почти не видимый за спинами баронов Седой, – приглядывался и мотал себе на ус, запоминая все эти слова и жесты.

Затем благородные немедленно разбивались на старые и новые группировки, и устраивали свары, вспоминая друг другу старые обиды, и придумывая новые. При этом стремительно росло их недовольство Наследником, не изъявившим желание поучаствовать в интригах и разборках. К тому же, всех бесила эта тайна его происхождения, мешавшая привязать Наследника к той, или иной группировке, узами крови.

Недовольство назревало и уже начинало прорываться сквозь завесу вежливых слов, но к счастью для Седого, баронам пришлось отвлечься на нечто другое.

И этим «нечто» , стал приход Армии Вождя под стены Красного Замка. Тут уж Седой не растерялся, и под предлогом опасности для Наследника, выгнал всех благородных из города в лагерь перед воротами, где собственно и обитали их отряды. Там они, организовав некое подобие армии, всячески пыжились и пытались произвести впечатление друг на друга и на противника бесконечными маневрами и упражнениями. Барон Ясень, вставший во главе этой армии, – был счастлив.

А тем временем те бароны, что были постарше и поумнее, затеяли долгие переговоры с Вождем, пытаясь выяснить его позицию по отношению к Наследнику. Но поскольку обе стороны не зная ни кто такой Наследник, ни кто за ним стоит, были крайне осторожны в словах и обещаниях, – переговоры существенных результатов не дали. И свелись лишь к попыткам выведать информацию, которой не обладала ни та ни другая сторона.

Время тянулось. Бароны начали выражать еще большее недовольство, так как у них заканчивались взятые из дома припасы, а город не спешил делиться своими. Они настойчиво требовали провести коронацию, чтобы потом спокойно разойтись по домам. (Оставив труп наследника гнить в какой-нибудь канаве. – Как подозревал Седой).

И именно по этой причине, сам Седой с коронацией не спешил, в ожидании ответа на некое послание, которое он отправил Волчице, в первый же день захвата Трона.

И вот. Этот ответ пришел. Пришел но не один, а с войском Ярла. численностью в тысяч пять человек. И это стало последним ингредиентом в заваренной Седым каше. Можно было начинать пиршество.

Для начала, науськанный Седым Ясень, произнес громкую речь на собрании баронов. Объявив всякого, кто покинет Наследника «в трудный час», – трусом и предателем.

И тем не менее, войско Наследника сократилось на пару сотен наиболее здравомыслящих людей, выбравших быть живыми трусами, а не мертвыми дураками.

Всякие неформальные сношения между лагерями Вождя и Наследника прекратились по приказу Седого, который недавно, к большому неудовольствия баронов, вдруг оказался назначен Главнокомандующим.

Ропот недовольных, Седой загасил обрисовав собственное видение ситуации и дальнейших жизненных перспектив всех присутствующих. Суть сводилась к тому, что, – «Сожрут нас, сожрут и вас, на севере голод, народ побежит сюда, победитель получит право раздавать баронства. Не думайте, что получится кинуть нас и остаться в стороне. Ярл пришел сюда не просто так». И в завершение, намекнул, что все может закончится переговорами, и кровь лить не придется. так что сейчас, самое время продемонстрировать единство, чтобы завтра не пришлось лить кровь.

Вышло довольно убедительно, и бароны подчинились, после чего Седой, выбрав несколько опытных вояк, организовал с их помощью более-менее нормальную армию, забрав «на время» у баронов приведенных вассалов, оставив каждому лишь от двух до пяти человек, для «поддержания достоинства», как несколько двусмысленно выразился наш герой. Из забранных солдат, Седой сколотил, привычное ему войско, разбитое на сотни копейщиков и тысячников. Из баронов была создана кавалерия, численность которой, превосходила кавалерию как Армии, в основном представленной лишь пехотными частями, и войска Ярла. При поддержки пехотный частей и стоящим за спиной городом, можно было начинать вести переговоры с оппонентами, почти на равных. Что Седой и сделал, заслав парламентеров а Вождю и Ярлу с приглашением «Поговорить»

Для переговоров, по традиции, был поставлен большой шатер, на равном расстоянии от лагерей Вождя и Ярла и ворот города. Так же по традиции, в шатре было три входа, дабы соблюсти достоинство каждой стороны. И с этой же целью, все три переговаривающиеся стороны, вошли в шатер одновременно…. А дальше началось то, что традицией не предусматривалось, и с понятием «достоинство», было связанно слишком слабо.

….Должно отметить, что каждая делегация, состояла из пяти человек. И в каждой из этих пятерок, находилось хотя бы одно лицо, вызывающее у представителя другой партии, жгучую ненависть.

Началось вся с Вождя, он вошел в шатер последним, и был очень бледен, толи из-за весящей на перевязи руки, видимо доставлявшей ему сильную боль, толи из-за ожидания встречи со своим старым врагом. Однако первым, на кого наткнулся его взгляд, был Одноухий, почем-то тоже включенный в делегацию Ярла. И вид предателя взбесил Вождя.

– Ах ты тварь!!! – Заорал он, потеряв всякое достоинство, – ….Я-то думал что ты сдох!!!

– Пошел в жопу….. – Затравленно бегая глазами по шатру ответил Одноухий. И вдруг, его словно обухом по голове ударили, когда его взгляд упал на Седого. – Ты?!?! – Ошарашено произнес он. – Ты жив????

– Я то жив…. – Усмехаясь ответвил Седой. – Как впрочем и ты. – И повернувшись к Вождю, с ненавистью произнес. – ….. А вот тебе падла не жить…. – Он сделал движение в сторону Вождя. Но стоящий рядом с ним Малыш, останавливающим жестом положил ему на плечо свою руку. (Что, впрочем, было заранее оговоренным трюком).

Тем временем Ярл, с удовольствием наблюдал сцену того, как ссорятся его враги. Его цепкий взгляд перебегал с Малыша на Седого.

– Ну и кто этот таинственней незнакомец? – Спросил он, видя странную реакцию Одноухого. Но вдруг довольная улыбка на лице, сменилась задумчивостью, плавно перешедшей в смесь изумления и ярости. – Хотя…. Где-то я тебя видел….. Ах ты…. Чтоб я сдох!!!!

– Чего и я тебе от всей души желаю… – Добродушно поддержал последнее пожелание Ярла Седой. – Но у нас тут вроде как мирные переговоры, так что давайте-ка лучше о делах поговорим…… Вы нафига сюда приперлись? Вы оба?

– А кто ты такой, чтобы меня об этом спрашивать Блондинчик? Или тебя стоит называть Белым, или даже…, чего ты там плел? – Полтинником?

– Ну… – Нагло ухмыляясь в лицо Ярлу, заявил Седой. – Вообще-то это все мои законные клички. В том числе и Полтинник…. Ага… Тот самый!!! – Добавил он услышав потрясенный шепот состоящих при свитах людей. Ибо «тот самый Полтинник», уже давно стал, благодаря стараниям Вождя, личностью легендарной. И встреча с очередной легендой, мягко говоря обескураживала. А Седой еще и поспешил развить успех, добавив. – Коли не веришь мне, спроси у Одноухого. да и Куренок.., который теперь «Вождь», это подтвердит. Уж он-то точно не ошибется.

Оба указанных лица, на которых мгновенно сосредоточилось все внимание публики, утвердительно кивнули. Оба не смели поднять глаза на своего бывшего командира, и чувствовали себя, в его присутствии крайне неудобно.

– Но сейчас, я вообще-то являюсь главнокомандующим войсками Красного Королевства, – Продолжил Седой, весьма довольный произведенным на публику эффектом. – Назначенный на эту должность законным Наследником Красного Короля!!! – Седой, со всем возможным почтением ткнул пальцем в сторону Малыша.

И на этом основании, поскольку вы оба находитесь на землях Красного Королевства, спрашиваю вас во второй раз. – Нахрена вы сюда приперлись?

– Вообще-то… – Ярл довольно быстро отошел от шока. – Я пришел сюда для того, чтобы посадить на Трон, законного внука Красного Короля. Рожденного в браке между его законной дочерью и бароном Стальным Когтем…. Законном браке хочу отметить…. А не прижитым в результате случайного залета какой-нибудь трактирной шалавы, или оприходованной по случаю крестьянки.

– А подтвердить свою законность проверкой Троном, он у тебя на забоится? – Насмешливо спросил Седой, явно не впечатленный данной новостью, (и более чем уверенный, что новое заклинание Малыша, устранит любого претендента, будь он хоть тысячу раз законным внуком, сыном, или троюродным племянником Красного Короля).

– Не забоится. – Коротко и уверенно ответил Ярл. И лишь едва промелькнувшая в его глазах искра неуверенности, подтвердила догадку Седого о личности этого самого внука, а вернее внучки.

– Ну и где-же этот твой внучок?

– Появится, когда придет время.

– Ага. Ну с тобой-то все ясно. Ну а тебе Куренок, чего тут понадобилось? Ничего, что я тебя так зову? – Насмешливо бросил он Вождю. – Чай не чужие люди-то….

Куренок-Вождь, попал в крайне затруднительное положение. Явная враждебность Полтинника, которого он сам прославил на всю землю, как величайшего, честнейшего и благороднейшего человека, ставила его в неловкое положение. Причем, в первую очередь, перед собственными людьми.

Конкурса на популярность, ему теперь точно было не выиграть. Однако и сдаваться без боя, тому, за кем стояла целая Армия, и чья слава полководца гремела по всем землям, было не с руки.

– Кажется сюда звали всех Владетелей Королевства. – Собравшись с духом ответил он, и в голосе его не было слышно никакого волнения. – К тому же я был союзником старого Короля, и потому, счел своим долгом, навестить нового, чтобы закрепить заключенные ранее договоры.

– Ага…. Всех говоришь звали…. Только вот тебя я что-то в списке званных не припомню… Да и для «закрепления договоров» целыми армиями не приходят!!!

Седой явно шел на конфликт. Но тут вмешался сам, до сей поры сидящий молчком Наследник. – Погоди Седой. – Придержал он пыл своего Главнокомандующего. – Я не знаю какие между тобой и Вождем разногласия и вражда. Но личные свои дела, ты будешь решать в личном порядке, не ставя из-за них под угрозу безопасность всего королевства. Если у Вождя были договоры с моим отцом. Нам надлежит со всем уважением изучить их, и либо подтвердить, либо отвергнуть.

Однако ходят слухи. – Обратился он уже непосредственно к Вождю. – Что ты самовольно взял под себя земли Королевства. И отнюдь немалые. Означает ли это захват, в нарушение всех мирных договоров, или то, что ты готов стать моим подданным?

– Я пришел на пустые земли. – Ответил на это Вождь. И судя по уверенному тону, ответ на этот вопрос он уже успел придумать. – Пользуясь древним правом, я взял их под себя, и обеспечиваю их защиту и благоденствие. А вот признаю ли я себя твоим вассалом, будет зависеть в первую очередь от личности того, кто будет сидеть на троне.

Если я решу, что ты достоин быть моим королем, – то возможно я и принесу тебе присягу. А если ты лишь марионетка, пляшущая под чужую дудку…. – Вождь демонстративно, посмотрел в сторону Седого и Ярла, а потом пожал плечами. – Извини, в таком случае, тебе придется выгонять меня с Моих, – (он подчеркнул это слово) земель, силой.

– Попридержи-ка коняшек. – Вставил свое слово Ярл. – У нас тут еще не решен спор о том кто именно займет Трон. Так что незваным гостям, лучше бы пока постоять в сторонке….

– Во-во. И я об этом. – Подхватил Седой. – Давай-ка сначала, урегулируем вопрос с Наследниками. Если твой парнишка, (это слово Седой, произнес с какой-то двусмысленной ухмылкой), готов пройти Испытание. – То его стоит провести как можно быстрее. Что скажешь насчет завтра?

– Мне вполне подходит. – Утвердительно кивнул Ярл.

Обговорив все детали предстоящей церемонии, высокие договаривающиеся стороны разошлись по своим лагерям Но не прошло и пары часов, как две высокие стороны, низко сговорились за спиной у третьей, обсудив кое-что, лишь в весьма малой степени, касающееся церемонии определения наследника.

– Так что. – Спросил Ярл. – Это действительно твой, тот самый Полтинник?

– Да. – Коротко ответил Вождь. – Это действительно он.

– И я кажется догадываюсь, что вы с ним не поделили… Когда он сбежал из моей тюрьмы, вместе с ним был один очень интересный старикашка, в котором, я весьма основательно подозревал Мага….

– Я убил этого Мага. – Коротко ответил Вождь.

– Тогда не удивительно, что он рвется оторвать тебе голову.

Вождь некоторое время помолчал, а потом, решительно давая понять, что не собирается далее обсуждать эту тему, спросил – Так зачем ты меня позвал?

– Договориться. – Коротко ответил Ярл. – Скажи-ка, ты еще долго со мной воевать собираешься?

– Пока ты не сдохнешь!!!

– Или ты…. Только ведь, наша с тобой личная разборка, очень многим простым солдатам обходится слишком дорого. Не находишь?

Земля достаточно большая. На ней есть место для нас обоих. Так к чему эта вражда?

То, что я разок засадил тебя в клетку…, ну так это дело обычное. Я и сам в каких только клетках не сидел. Но это, в конечном итоге, делало меня лишь сильнее. Ты вон тоже, я смотрю, сильно переменился.

– Ты ответишь мне за смерть Большого Шишки. – Яростно выкрикнул Вождь, взбешенный спокойным и даже добродушным, тоном Ярла.

– Ну так и ты прикончил немало моих людей. На том поле я потерял последнего из своих сыновей…. Незаконного правда. Но на парнишку у меня были большие виды….

А зимой войско вел мой племянник, которого я подумывал сделать своим официальным наследником. Он тоже мертв. И тоже благодаря тебе. Однако, как видишь, я протягиваю тебе руку дружбы. Так почему ты ее отвергаешь?

– Ты победил тогда лишь благодаря яду измены, которым отравил сердца моих людей, как змея!!!

– А ты подослал ко мне убийцу…. Этого своего Полтинника-Блондинчика. Так что я думаю, и тут мы квиты. Тем более, что формально это ты нанес первый удар и первым пролил кровь.

– Но ты…. – существенные обвинения у Вождя кончились, а те что рвались с его языка, как он уже убедился, Ярл вполне мог бросить ему обратно.

– Хочешь сказать, что я редкостная сволочь, гад и прочая-прочая… – Оборвал его мучительные попытки Ярл. – Проживешь с мое, и тоже станешь таким. Это участь каждого, кто стоит на вершине. Отсюда мы видим дальше и знаем больше. Потому частенько вынуждены принимать решения, суть которых простой человечек, увидит только через многие годы, и возможно не поймет никогда. И частенько, простым людям, приходится платить за наши решения своими жизнями, и жизнями и судьбами своих близких.

Но разве тебя это хоть раз останавливало? – Голос Ярла окреп и наполнился силой. Из его интонаций исчезла обычная насмешливость и появилась искренняя убежденность. – Разве не посылал ты людей на верную гибель, ради конечной победы? – По глазам вижу, что посылал. А предупреждал ли ты о том, что их ждет? Говорил ли, что их жизни лягут мертвыми кирпичиками в фундамент твоей победы? Или вещал обреченным на смерть, красивые слова, обещая Славу и Добычу после победы!

А приходилось ли тебе срезать углы и идти на хитрости и подлости, ради того чтобы этих обреченных на смерть стало меньше, ради победы малой кровью?

А привыкнув резать углы, не занимался ли ты этим при каждом удобном случае исключительно ради своей выгоды? Не лгал, не юлил, не предавал? Может напомнить тебе о порядках въезда-выезда из твоих владения, и почему до жителей бывшего Союза не доходит продовольствие?

Впрочем, можешь не отвечать. Мы оба знаем правду. Мы с тобой слишком похожи.

– Я не такой как ты. – Выкрикнул Вождь, которого подобный разбор его действий Ярлом, привел в сильное смущение, быстро сменившееся яростью. – Ты действуешь исключительно ради собственной выгоды, а я стараюсь для всех людей!!!

– Я тоже когда-то был молод и глуп, и ставил перед собой высокие цели, пытаясь «осчастливить всех людей». Ради этого, я когда-то покинул отчий дом и отказался от высокого положения…

…Я еще помню как это прекрасно – Служить Высокой Цели. Как легко и сладостно, простить себе ради нее любою кровь, любою подлость и любое предательство.

Я и сейчас служу высокой цели. Не такой высокой и расплывчатой, как во времена моей наивной юности. Она попроще, и более реальна, но с моей точки зрения, не менее благородна. Я хочу построить Империю. Такую, как это обычно описывают в книгах. Где все люди живут в мире и довольстве, где подчиняются единому владыке и единым законам. Где сосед не идет войной на соседа, и не убивает его крестьян из собственной прихоти или жадности, ибо боится Закона и гнева Императора.

– А Императором, естественно, ты назначишь себя? – Ядовито осведомился Вождь.

– Естественно. Ради кого другого, я бы стараться не стал. И это хорошо. Потому что когда пропадает возможность оправдывать свои преступления Высокой Целью, – случайных жертв становится на порядок меньше, и кровь льется не столь обильно. … Если конечно у Игрока, за годы игры, сохраняются остатки совести.

Кстати, – о случайных жертвах!!! – Ярл сделал очень веское и многозначительное лицо, и Вождь понял, что время лирических отступлений и философских рассуждений закончилось, и началась Игра.

Боюсь, – Продолжил Ярл. – Моей мечте за срок отпущенной мне жизни, сбыться уже не удастся. Так что все плоды моих трудов достанутся моему наследнику. Как впрочем, это обычно и бывает…, к сожалению. А может к счастью.

Вот только одна проблема, – ты вырезал последних претендентов на роль моего наследника…, для которого мой труп, и мои труды станут мертвым камнем в фундаменте его Жизни и Успеха.

Но ты можешь меня поздравить. Буквально три дня назад, я снова стал отцом. Правда приемным. Удочерил знаешь ли одну девчушку. Очень толковая особа, и сильная личность.

В самой что ни на есть, можно сказать, нежной юности, – замок ее отца захватила твоя Армия. И с девушкой, мягко говоря, поступили нехорошо…. Очень грустная история, знаешь ли. Быть жертвой чужих Высоких Целей, это не тоже самое, что стоя на вершине, размышлять «о счастье всех людей».

Но девочка не сломалась, и смогла отомстить своим обидчикам. Попутно оказав мне немалую услугу. Я вознаградил ее за это, вернув ей земли ее отца, да и пару-тройку соседских Владений в придачу. Там она довольно лихо развернулась, навела порядок, устроила хозяйство. Всех местных в бараний рог скрутила, заставив ходить по струнке. В общем, прекрасная кандидатура в наследницы, гордость любого папы.

Поначалу она об удочерении даже слышать не хотела, предпочитая оставаться хозяйкой своего личного Владения. …Но, когда выбор стоит между, – лишиться всего и сразу, либо получить шанс урвать огромный кусок, – …то это как бы и не выбор вовсе.

Ты кстати с ней знаком. Если еще не догадался сам, то это та самая девица, по которой ты пускал слюни еще до войны, и которая сдала мне все твои планы, в обмен на твою голову. Слышал, что у вас там был очень драматический диалог, в день твоего загадочного исчезновения….

– Ты…. Да я…. Да….. – Задыхающийся от ярости Вождь хрипел и рычал, не способный произнести оскорбление или угрозу.

– Да. – Вежливо и спокойно согласился с ним Ярл. – Я такой, – сволочь и подонок. И мне нравится твоя реакция. Видно, что девчушка тебе все еще не безразлична. И потому рад буду сообщить, что в каждом сражении между нашими армиями, – девушка, (ее кстати теперь кличут Волчицей), будет находиться в первых рядах.

Впрочем, есть и другой вариант. И называется он, – мир. Ты не лезешь ко мне, не мешаешь мне реализовывать мои планы, а я с уважением отношусь к твоим. Этому миру, знаешь ли, давно уже пора дать передышку. Иначе люди в нем кончатся раньше, чем я успею построить мало-мальски приличную Империю. Ты не находишь что я прав?

Вождь лишь злобно молчал, думая о чем-то своем. И Ярл, не дожидаясь ответа, продолжил. – Подумай сам. Еще пару лет назад, мы водили Армии в десятки тысяч человек. А что у нас сейчас? – жалкие горстки полуголодных новобранцев. До такого убожества даже маги не смогли дойти. А мы с тобой, – запросто.

Но если мы перестанем лить кровь, мир вздохнет с облегчением. А если выступим единым фронтом, – никто даже не посмеет нам сопротивляться, и я добьюсь своей цели еще при своей жизни.

– И с какой стати, ты осмелился предположить, что я стану тебе помогать?

– Ну во-первых, – ты же готов воевать ради счастья «всего человечества»? – Так почему бы тебе не попробовать, ради того же самого человечества, – немножечко смирить свою гордыню, и не пожить мирно? Это конечно не так пафосно и красиво, зато несет куда меньше бед «всему человечеству».

– А во-вторых…. Ты ведь хочешь эту девицу? …Вот только не надо делать такого страшного лица. Я не имею в виду ничего такого, из-за чего стоило бы хвататься за меч.

…Когда эта девица, вдруг недавно снова напомнила мне о себе, вновь принеся добрые вести. Я вдруг вспомнил, как ты к ней относишься…, а возможно и она к тебе. И как ее лучше всего использовать в данных обстоятельствах.

И вместе с идеей удочерения, мне вдруг пришла не менее гениальная идея династического брака. (Или это идея брака была сначала?) – Ярл насмешливо улыбнулся. А затем продолжил. – А кто достоин руки моей приемной доченьки? – только тот, кто равен мне хоть в чем-то.

На поле битвы, ты доказал что даже превосходишь меня. Ты единственная угроза моим планам. Так что именно ты ее и достоин.

Оцени, какой удачный ход. – Я отвожу от себя угрозу с твоей стороны, вместо этого приобретая союзника. Пристраиваю доченьку в хорошие руки. Ну а заодно, могу быть уверенным, что после моей смерти, моя Империя, окажется в руках способных ее защитить. И все это, – всего лишь одним удачным удочерением и замужеством.

Ну а ты, – получаешь ту, которую хочешь. Плюс перспективу, когда-нибудь стать мужем Императрицы. И Власть, которая позволит тебе попытаться реализовать свои мечты о счастье человечества.

Ну а земля и люди, получают шанс выжить, а не погибнуть в наших с тобой разборках. Должен сказать, что это решение далось мне нелегко. Я бы куда с большим удовольствием убил бы тебя, каким-нибудь долгим и очень мучительны способом. Но тому, кто находится на вершине, приходится отказываться от личных желаний и пристрастий, ради достижения Великой Цели.

Я готов отказаться от своей вражды ради исполнения своей мечты, А готов ли ты, ради спасения людей, и ради своей любви? – Последнее слово Ярл произнес с насмешкой старого, но очень романтичного циника.

– А она…. – только и смог выдохнуть Вождь. Но Ярл понял его правильно.

– Она…. От ненависти до любви, как говорится, один шаг. Но сама она его никогда не сделает. А если и сделает, то не признается, – гордость не позволит. Так что, толкнув ее в правильном направлении, мы поступим ей же во благо.

Поначалу то конечно, начнет кобенится да артачиться, она у меня девчушка боевая и сломить ее волю будет непросто, да и не нужно. В каждую крепость можно проникнуть через потайной ход, и к каждому человеку можно подобрать свой ключик. Например – подвиг и самопожертвование.

Каждой женщине хочется хоть раз в жизни стать героиней. Если убедить ее, что это будет жертвой ради спасения мира…, куда ж она денется-то когда ее поставят перед выбором брака с тобой, и тысячами убитых людей? – Улыбка Ярла вопреки ожиданию, получилась какой-то жалкой и грустной. – Сам знаешь, как противно чувствовать себя сволочью и поддонком. Мы то с тобой уже привычны, а вот она…. А дальше уж ты сам не будь дураком и растяпой, подбери ключик к ее сердцу…. Я тебе, если что подскажу.

Но имей в виду, иначе чем по этому пути, тебе к ней, ближе подобраться не удастся.

– И что ты предлагаешь…? – Коротко спросил Вождь, однако Ярл снова понял его правильно.

– Объединяем силы. А после того как мой человек сядет на Трон, делаем его королем, на основании более понятного происхождения. Никто из баронов не рыпнется.

Если этот твой Полтинник вздумает сопротивляться, это нам только на руку, – размажем его в два счета. Только думается мне, что сопротивляться он не станет, а предпочтет дорого продаться. Выделим ему достаточно большой кусок, чтобы до конца жизни хватило. А еще лучше, – перетянем на свою сторону, жаль разбрасываться такими толковыми людьми. Правда тебя он ненавидит, да и у меня с ним в прошлом были терки, но думаю, ключик и к его сердцу подобрать будет несложно.

Что скажешь?

– А ты так уверен в том что твой человек пройдет проверку Троном?

– Пройдет! – уверенно ответил Ярл. А потом снизив тон, доверительно склонив голову поближе к Вождю, сказал. – Тайна в том, что никакой Проверки Троном нет. (Знал бы ты, чего мне стоило узнать это. Тебе, как будущему родственнику сообщаю бесплатно. Цени!). Красный Король, на поклон к магам не ходил. Он просто присвоил себе это звание. А магам, видно было не до него, они тогда с друг другом насмерть резались. Так что вся проверка, – это отравленные иголки в седалище трона, и правильно нажатая резная финтифлюшка на подлокотнике.

– Тогда как туда сел нынешний Наследник?

– Да там наверное все уже сгнило и развалилось. Сам-то Красный, последний раз на этом троне лет десять назад сидел. На это парадное седалище, любой бы мог сесть, да только страх, это штука посильнее любой магии. Так что этому, непонятно откуда взявшемуся наследничку, просто повезло…

… И кстати, ты не знаешь, откуда этот твой старый дружок, откопал этого клоуна? Хороший кадр. Смотрится солидно и в то же время как-то располагающе к себе, и почти незаметно, что он всего лишь марионетка. Видно из бывших актеров-скоморохов. Только они так убедительно могут сыграть благородство.

– А ты не допускаешь мысли, что он и правда….?

– А какая разница? Или ты тоже из тех, кто благоговеет перед Традицией, и молится на законность престолонаследия? – Так оставь эти глупости, до того времени, когда обзаведешься собственным троном и озаботишься вопросом как бы он не ускользнул из-под задницы твоего сынишки.

Однако, – ради дураков, традицию соблюдать надо. И потому, стоит проделать все это шутовство с установление Наследника, коронацией и прочей чушью, а не просто дать пенделя нынешнему кандидату и поставить своего. А когда мой человек сядет на Трон, – законный повод у нас будет. Бароны охотно встанут на нашу сторону, я тут поговорил кое с кем, – подыхать за Наследника они не очень-то готовы. Ты можешь выступить как один из самых сильных баронов Королевства. Можешь даже назваться ярлом. – Ярл откровенно заржал, глядя на вытянувшееся лицо Вождя. Ты у них человек популярный, тебя, в отличии от меня, не столько боятся, сколько уважают и доверяют.

Ты конечно молодец, – создал себе отличную репутацию честного и благородного человека. И если ты встанешь на сторону моего парня, – то даже самые упорные, будут вынуждены перейти на нашу сторону. Раз уж и негодяй и праведник сошлись в общем мнении, то это ничто иное как знак богов. Думаю даже твой Полтинник, или Седой, как он сам себя называет, поймет что проиграл, и не станет возражать. Так что крови удастся избежать. Мне, по правде говоря, не очень-то охота гробить своих людей, они мне еще пригодятся, тебе твои думаю тоже.

Ну так что скажешь, – ты со мной?

– Я с тобой… – Решительно ответил Вождь, отбросив все раздумья и сомнения. – По крайней мере, до тех пор, пока не поймаю тебя на откровенной подлости и предательстве.

Однако у меня есть несколько условий. – Полтинник, не должен пострадать. И этот его парнишка тоже, иначе он никогда меня не простит. Второе – ты не лезешь на мои земли, включая земли Союза. Они навсегда остаются моей собственностью и собственностью моих детей, даже если будут входить в Империю. Получить их под свой контроль, ты сможешь только в результате моей женитьбы на Герцогине…, которая сейчас Волчица.

Третье. – Война с магами продолжается. И четвертое, – мне нужна голова Одноухого.

– Ну а ты думаешь зачем я его с собой притащил. – Насмешливо спросил Ярл. – Исключительно в качестве разменной монеты.

А вот что касается магов…. Тут знаешь ли, – вопрос особый. Я тут наводил справки, так вот оказывается………

Церемония была назначена на утро. Но особые условия, о которых договорились Ярл с Седым, требовали проведения дополнительных работ, с которыми за ночь, нанятые в городе плотники так и не справились. Да и мелкий, затяжной осенний дождик, отнюдь не способствовал бодрости и работоспособности людей.

Стоя на стене, и наблюдая за возводимым на месте вчерашнего шатра помостом, Седой чувствовал какую-то неуверенность, словно бы упустил что-то важное. Помост для проведения церемонии, почему-то начал казаться ему эшафотом, а себя он чувствовал приговоренным к казни.

Все вроде бы сходилось, все шло как надо. Сегодняшняя церемония, которая будет проводиться на глазах, как у всех баронов, так и войска Ярла, должна была стать ключевым моментом его интриги. Еще вчера он послал каждому из своих противников по письму, в котором предложил союз, против другого. И от каждого получил положительный ответ. Причем Ярлу он обещал предать «собственного» Наследника, в обмен на треть королевства. А Вождю, – устранить общую угрозу, прежде чем заняться их личными разборками.

Так что завтра, после того как попытавшийся усесться на трон претендент, будет разоблачен как девка, или падет замертво усевшись на Трон, – Ярл наверняка вступит в открытую борьбу, и тогда ему в спину ударит не приглашенная на церемонию Армия Вождя. Два смертельных врага вцепятся друг дружке в глотки, а уж Седой постарается не упустить шанса, добить победителя. И для этого у него был припрятан особый козырь в рукаве, в виде того самого войска из слуг баронов, что он создал буквально за неделю, плюс городское ополчение, стража дворца и его собственные ребята. Конечно, – не так много, но для того что бы добить израненного противника хватит.

И все бы ничего. Только вот все те несколько часов, что ему сегодня выпало поспать, Седому снилась пыточная камера Ярла. Словно напоминание, куда его однажды уже привела излишняя самоуверенность.

– Ничего. – Пробормотал он себе под нос. – Вот сегодня-то за все и сочтемся…. Со всеми.

– Ну чего вы там? – заорал он, глядя на телегу везущую Трон, застрявшую посреди улицы.

– Колесо расшаталось. – Крикнул снизу Черноголовый. – Как бы не сверзился. Вот уж не думал я, что этот Трон и впрямь такой тяжелый….

– Вы бы хоть ковер какой на телегу постелили, или ткани кусок. – Недовольно ответил на это Седой. – Все-таки Трон везете, а не мешок муки.

– Можно до Ратуши сбегать у нас там есть… – Поспешно предложил Черноголовый, более чем почтительно глядя на Седого. Слухи о том что он и есть «Тот Самый», уже разнеслись по лагерю баронов и по городу, и Седой, с неожиданным для самого себя неудовольствием, пожинал плоды внезапно свалившейся славы.

– Да ладно. Обойдемся и так. – Седой устало махнул рукой. – Пошли кого-нибудь за тысячником Кудрявым и бароном Ясенем, у меня разговор к ним…. А сам давай совет свой городской зови, уже час как церемония эта злыднева начаться должна была, а мы еще трон за ворота вывезти не можем….

– …Ну, ты все понял? – уже который раз за утро, спросил Седой у Кудрявого.

– Да понял я, чего не понять. – Как ни странно, но вот Кудрявый сейчас никаких сомнений не испытывал, был спокоен как камень и тверд как сталь в свой решимости довести дело до конца. – Сидим за стенами, пока там у них резня не началась. А как начнется, – вывожу войска через западные ворота, дожидаюсь когда они друг друга хорошенько порежут, ну и добиваю оставшихся….

– Вояки то тут те еще. Так что ты принимай это в расчет. До последнего не тяни, а то они строится по часу будут, а из ворот выходить за два. А когда в атаку бросишься, – наших и стражников сзади поставь, чтобы они городских на подвиги вдохновляли…, пинками.

– А что с баронами?

А вон как раз Ясень идет…. – Седой дождался, когда барон Ясень, поднимется на стену, и повторил ему вопрос Кудрявого.

– Все как мы и обговорили накануне. – Ответил Ясень. – На церемонии будет только треть пользующихся наибольшим доверием баронов. Остальные останутся в лагере. Кони будут оседланы, люди в доспехах. Если наши противники задумают какую-нибудь подлость или измену, мы ударим по ним…. Место тут пологое, разбег для коней хороший. У врагов в основном пехота, так что удар будет силен.

– Только имей в виду барон Ясень. – Что бить то скорее всего придется не по тем кто будет на церемонии, а по войскам Ярла, которые выйдут из лагеря. Сигнал вам подаст Наследник. Если он поднимет правую руку, значит бьете по лагерю Ярла. Левую – по лагерю Вождя…, хотя думаю, что Вождь придет нам на помощь, он не слишком-то любит Ярла. Так что не торопитесь с атакой, если увидите что его войска выходят из лагеря и строятся. Жаль, что ты не будешь присутствовать на церемонии. Но никого более, кому бы Наследник так доверял как тебе, я не знаю. На тебя вся наша надежда, и я верю, что ты не подведешь!!!

– Не подведу. – С горячностью воскликнул Ясень. А потом как-то по детски, застенчиво спросил – А ты правда Тот Самый???

Седой в ответ лишь скрипнул зубами. Но тут в телегу с Троном, уперлась голова пышно разодетой кавалькады всадников. Это на церемонию пожаловал Малыш, в сопровождении своих баронов. Телега закрывала им проезд, а хвост кавалькады продолжал напирать, не видя препятствия, в результате чего образовалась отвратительная куча мала, из ругающихся и лупящих направо и налево плетями баронов, и вяло оправдывающихся и резво прячущимися по углам работяг и городских чиновников. И Седой, не выдержав, матерясь на чем свет стоит, сбежал со стены. Десяток затрещин и много ругани, поспособствовали установлению деловой и благожелательной атмосферы. Телегу дружно приподняли и закрепили колесо, после чего она смогла благополучно выехать из ворот.

Спустя полчаса, выждав должное время, выехала и кавалькада, к которой присоединился и Седой.

Несмотря на попытки, – торжественности никак не получилось. Телега застряла посреди раскисшего от дождя поля недалеко от помоста. И после долгих попыток вытащить ее из размокшей грязи, – Трон было решено перетащить до места на руках. Да еще какому-то придурку из баронов, взбрело в голову, что будет очень символично, если потащат Трон именно благородные, а не простые работяги, привычные к перетаскиванию тяжестей. И все это на глазах у насмешливо наблюдающих за церемонией делегациями Ярла и Вождя.

Наконец Трон дотащили до места и водрузили на помост. Следом залез всклокоченный и помятый Седой, охрипший в это утро от матюгов, и в сапогах с налипшими на них огромными комьями грязи.

Успокаивало одно. – На его фоне, и на фоне остальных баронов, выглядевших не лучше, Малыш казался особенно чистым, и был как-то удивительно царственно спокоен и величественен.

Тут из среды баронов, вытолкнули какого-то старикашку, который затянул длинную и маловразумительную речь. Поскольку занятый накануне построением планов предстоящей резни Седой, перепоручил разработку самой церемонии представителям баронов, – он был абсолютно не в курсе, что это за дедок, и какого хрена он тут болтает, под все усиливающимся дождем. А когда на заданный вполголоса вопрос, ему объяснили, что это жрец из чудом сохранившегося Храма Старых Богов, – быстро заткнул дедку рот, и чуть ли ни за шкирку выкинув обратно за строй баронов. Чем явно завоевал искреннюю благодарность окружающих его представителей всех сословий и армий, и, судя по взгляду дедка, – жгучую ненависть Старых Богов.

Но на смену одному дедку, – сразу пришел второй. На сей раз это был самый старый из баронов по прозвищу Гранитный Зуб. Поговаривали что этот Гранитный Зуб, помнил еще те времена, когда никакого Красного Королевства и в помине не было. Ни в одну из известных баронских группировок он не входил, и потому, единогласно был выбран их общим лидером.

К счастью, этот Гранитный Зуб, хоть и был не менее стар, чем предыдущих оратор, однако пристрастия к длинным ораторским упражнениям не имел. Так что не разглагольствуя на абстрактные темы, он, кратко пояснил, зачем они тут собрались, и в чем состоит суть испытания. После чего пригласил подняться на помост и представителя конкурирующей организации и наблюдателей из среды баронов, войска Ярла и зачем-то Вождя.

Ярл вывел из рядов, невысокого худенького мальчонку и поставил его с другой стороны от Трона.

Первым пригласили Малыша, как это было и оговорено заранее. Он сел на Трон, малость посидел, и только благодаря спокойствию и умиротворению на его лице, это не выглядело глупо. Затем, попытаться сесть на Трон, пригласили и второго претендента.

Но прежде чем он сделал это – Седой вмешался в церемонию и задал ему пару вопросов.

– Ты в курсе, – спросил он, насмешливо глядя на претендента. – Что если на это Трон сядет самозванец, то он умрет?

– Он знает. – Коротко ответил за претендента Ярл. – Он все знает.

– А в курсе, что только мужик может пройти это испытание? Девчонка, даже если она королевских кровей, тоже помрет?

– Вообще-то это спорный вопрос. – Нагло ухмыляясь прямо в лицо Седому, опять ответил Ярл. – И непонятно, к чему вообще ты задаешь его?

– Просто не хочу, что бы твоя девчушка скопытилась….

– А с чего ты взял…..

– А вот пусть она сама и ответит. – Перебил его Седой, и прямо спросил у претендента. – Ты парень или девка?

– Конечно я девушка. – Вызывающе ответил на это претендент. – И ты Седой это прекрасно знаешь!!! – После чего Рыжинка подошла к Малышу, обняла его и сказала, – Здравствуй брат, я очень рада снова тебя видеть.

– Так ты их знаешь? – В это время на лицо Ярла было любо дорого посмотреть. Давненько он уже не получал таких сюрпризов. Казалось бы навечно прилипшая к его губам, самоуверенная и чуть насмешливая усмешка исчезла, а вместо нее появилось выражение искренних растерянности и удивления.

Но Седому недолго пришлось наслаждаться этим видом. Поскольку Рыжинка обернулась к Ярлу и ответила. – Конечно я их знаю. Ведь Малыш мой брат, а Седой – мой жених.

Общая гримаса изумления и растерянности, сделала из Ярла и Седого, некое подобие близнецов.

– Ну да… Типа эта… Ага… – Наконец-то выдавил из себя нечто осмысленное Седой. – Как бы вот…. Потому-чта….. В смысле…. Ну типа…. – Еще какие вопросы есть? – И не дожидаясь вопросов от других, задал его сам – Ты типа………. Невестушка – Выкрутился он, вовремя сообразив, что называть свою невесту прозвищем «Добыча», будет не совсем уместно. – Ты типа на Трон претендуешь, али как?

– Враждовать с братом из-за Трона, я не намерена.. – Гордо и спокойно ответила она. – И вообще, думаю разделение власти и наследства, стоит обсудить в семейном кругу, а не на людях.

– Во-во. – Подхватил Седой, и уже обращаясь к Ярлу, с куда большей уверенностью заявил – Извеняй Ярл. Но ты тут, типа сбоку. Как поется в песне – «…Отряд пошел дальше по дороге Героев, а он остался лежать на обочине…». Спасибо конечно, что сестру Наследника сюда доставил…. И от себя лично большое спасибо. Но дальше мы уж как-нибудь сами, без тебя разберемся….

– Э-э-э… – Оправился от шока Ярл. – Погоди-ка…. Да ты же ведь, даже не знаешь как ее зовут…. Что-то очень как-то все у вас мутно…. Ты на себя посмотри и на нее…, вы же как…, боевой пес и белка…. Какие еще жених-невеста к Злыдню в задницу? И кстати, твой наследник, как ты говоришь, сын Красного Короля. А она его внучка. Почему же тогда она завет его братом?

– Это у нас мутно? – Ужеполностью справившись с растерянностью, нагло заявил Седой. – Это у тебя все мутно. – Привез значит девчонку, недавно похищенную какими-то разбойниками, и не пойми как у тебя оказавшуюся, да еще и выдавал ее за парня. А звать ее…., Белкой ее и звать…, по-настоящему, не веришь мне, вона, у брательника ее спроси. А я еще и зайчиком зову…. Ага…, – солнышком, зайчиком и пусечкой. И в наши дела, ты типа того…, – не лезь!!! Кто-как-кого и зачем зовет, это как бы наше семейное дело, и нечего посторонним в него лезть.

– Хм…. – Ярл огляделся по сторонам, словно бы ища поддержки окружающих. Он понимал что его переиграли, и пытался придумать хоть что-то, что спасет ситуацию.

Но в голову ничего не приходило. А посмотрев в глаза своему тайному союзнику, он понял, что если попытается сейчас захватить трон силой, то поддержки не получит. Опыт подсказывал ему что сейчас самое время отступить и разобраться в произошедшем. Найти слабые стороны противника и ударить по ним.

Но между ним и Седым, была какая-то ниточка, что-то, до сих пор не решенное, и это мешало Ярлу, мыслить здраво. Этот наглый, не пойми откуда взявшийся мужик, в который раз рушил его планы. И каждый раз, когда Ярл уже готов был праздновать победу, умудрялся выпутаться из расставленной для него ловушки, да еще и не с пустыми руками. В первый раз он утащил с собой самого настоящего Мага, в чем Ярл окончательно убедился буквально вчера, поговорив с Вождем. А теперь – ключ к Красному Королевству.

Солдаты Ярла были наготове. В случае конфликта они могли почти сходу атаковать лагерь баронов, перекрыть выходы из города, и взять под контроль помост. Был даже подготовлен специальный отряд, готовый блокировать Армию Вождя.

Один удар, и в Красном Королевстве не остается вообще никаких наследников, а Вождю приходится выбирать между рукой Волчицы, и бесконечной войной, способной окончательно добить мир…. Кстати о Волчице…. Это ведь она подсунула Ярлу эту девчонку. Знала ли она о ее связи с Седым? А может и сама была с ним заодно? Этот командир наемников с которым она делила свою постель…, уж не Седой ли…. А что, – по описанию очень похож. И дерзость с наглостью, схожа с рассказами про подвиги этого наемника…. А если и Вождь, лишь прикидывается, а сам….

… Злыднева Теща!!! Кому теперь вообще можно верить. Неужели он Ярл, уже настолько выжил из ума и ослаб, что….

Но тут взгляд Ярла чуть приподнялся и все размышления сходу вылетели у него из головы. С высоты помоста, было видно неторопливо выстраивающееся возле стены города войско. Это означало одно, – Враг готов к нападения, а скорее всего, – намеренно его провоцирует. Значит сейчас победа заключается в том, что бы достойно отступить.

– Рад был поспособствовать вашему семейному счастью. – С кислой улыбкой на лице, заявил Ярл. – Надеюсь, быть приглашенным на свадьбу…, после коронации конечно….

Вероятно Ярла бы сильно утешило, если кто-нибудь ему рассказал, о том что творилось в данный момент на душе у Седого. Тот прибывал еще в не меньшей растерянности и панике чем его противник. Обдуманные и подготовленные планы летели в тартарары. Противники, вместо того чтобы вцепится в глотку друг другу, стояли вполне мирно и спокойно. …И останутся стоять тут, когда он уйдет. И начнут говорить с друг другом, и даже возможно договорятся. … Особенно, если узнают о письмах, что послал Седой им обоим.

Да еще и бароны….. Идея то была в том, чтобы противники уже сегодня поубивали друг дружку, а оставшихся добили бароны и отряды Седого. А тут…, в отличии от войск Ярла и Вождя, бароны тут торчать долго не станут. Сразу после коронации, соберут манатки, и разъедутся по своим землям. И людей с собой заберут. И останется у Седого сотня своих, включая дворцовых стражников, да пара сотен городского ополчения. И с коронацией больше тянуть не удастся, силой заставят или вообще за шкирку из дворца выкинут. И чтоб такое придумать, что их удержит?

…Да еще эта невестушка, внезапно свалившаяся ему на голову. Чего ей надо и на фига она объявила его своим женихом?

До этого момента, он ее не то что за женщину, – и за человека то не больно держал. Добыча она и есть добыча. Выгодно продать. Обменять. Сделать ключиком к своему успеху. И вдруг…, – монетка, которой расплачиваешься в харчевне за выпивку, вдруг начала высказывать собственную волю и пожелания. Или кусок мяса, начал выбирать, быть ли ему зажаренным, сваренным, иди запеченным с луком, Злыдневым корнем и….. (Вот ведь блин, понабрался от Кудрявого разной гадости).

Седой вообще планировал усадить ее на Трон, чтобы она у всех на глазах скопытилась и больше бы никто уже в правомочности Наследника даже усомниться не посмел.

Он даже это специально с Малышом накануне обговорил, сгорит ли она этак изящно разбрасывая искры и дымя, прихлопнет ли ее молнией, или она просто падет замертво и язык вбок. Но Малыш, вдруг почему-то начал выкобениваться, и сказал что Рыжинку…, (во как ее звали то оказывается), убивать не будет. Сказал, что дескать, – «Ты начни ее отговаривать, а я сделаю так, чтобы она от Трона отказалась». Слюнтяй хренов…

….Хотя…, может он и прав. Девка хоть и из благородных, а все-таки тоже человек. А Малыш с ней довольно долго нянчился, пока мы Тайный Хутор грабили, да к замку Волчицы путешествовали…. Успел привыкнуть.

… А еще теперь и Волчица. Вот это баба настоящая! И фигура, и лицо и норов…. Такую просто за добычу никто не посчитает. Как раз Седому самое то, когда он в Красном Королевстве заправлять будет. Тем более что и в душу она ему запала конкретно.

А тут какая-то девчонка в невесты запросилась. Мелкая, рыжая, да…, хотя нет, норов у этой тоже будь здоров. Да и рожица…, – будь Седому годков на двадцать-тридцать поменьше, она бы ему тоже глянулась, особенно если….. (Тут Седой мысленно вызвав образ Рыжинки, внес в него определенные коррективы. Причем все они были в сторону существенного увеличения большинства частей тела). А так…, – и впрямь, как верно подметил Ярл – «бойцовый пес и белка».

Только теперь эта белка, стала размером с медведя. Потому как считаться с ней приходится, наравне с другими тяжеловесами. Перебежит эта белка к Ярлу или Вождю, и все, – пиши пропало, заветной независимости от всех, уже не получить.

… Независимости…, если ей подыграть…. – это что же получается? – Какая-то девчонка будет решать, на ком, ему, Седому, который Ярла в дураках оставлял, который с магами и Злыдень знает каким Этим, (если это не сам Злыдень), запросто общался, – жениться?!?!?! – Да пропади оно все пропадом. Не того он вовсе желал добиваясь независимости!!!

…. Хотя с другой стороны…. Из Малыша то король как из ежа рубаха, – какой стороной не выверни, все равно уколешься. А ежели энту девку и впрямь себе взять, – то получается у него у самого, у простого солдата и мужика Седого, получается законное право всем распоряжаться да командовать!!! И не из-за спины Малыша, а прямо….

… Только ведь несерьезно это…. Она же…, ну белка и есть белка. Ее и ухватить то не за что…, да и страшно, – придавишь еще ненароком. Опять же Волчица….. Волчица да боевой пес, это как-то получше сочетается….

– Так кого мы будет короновать? – прервал размышления Седого, Гранитный Зуб, которому длинная пауза, под переставшим быть мелким, дождем, уже изрядно надоела.

– Обоих. – Коротко ответил Седой, принявший это решение мгновенно и без всяких раздумий. – Что бы без обид было. Они ребята дружные, между собой не подерутся.

– Обоих??? – переспросил Гранитный Зуб. И подмигнул нашему герою понимающе и весьма цинично, если не сказать глумливо. – …. Впрочем да. Такие случаи бывали. В той же легенде о Звездных братьях…, или даже в сказке про дочерей короля Барсука…. Почему бы и не обоих…. Только вот Трон то один, и корона одна.

– Ничего. – Решительно сказал Седой. – Трон здоровущий, они на нем пока и вдвоем уместятся. А корон этих, я в закромах Замка, еще штук пять-шесть видел. Подберем подходящую.

– Так ты хочешь перенести церемонию на завтра? – При этом слово «завтра», в устах Гранитного Зуба, прозвучало как «окончательный срок».

– ….Нет. – Подумав, ответил Седой. – Щас пошлю человека, он притащит корону какую поменьше, и прямо сейчас, как договаривались, их обоих и коронуем.

– А-а-а??? – Гранитный Зуб, двусмысленно потыкал пальцем куда-то в сторону неба, с которого не переставая лились потоки дождя.

– Дождь, не град из камней, башку не проломит. – Отрубил Седой. – Вы же сами хотели что бы как можно быстрее, – Вот и будет быстрее. – И не тратя времени, Седой свистом подозвал к себе Рыжего, и отдал несколько распоряжений. Потом вернувшись к Гранитному Зубу, отдал распоряжение уже ему. – Зови сюда всех баронов…. Только пусть приезжают на конях и с оружием. На случай если…, ну ты сам понимаешь. – Седой кивнул в сторону Ярла. Вон тот вот пригорочек видишь? – указал он на стоящей чуть дальше невысокий пологий холм. Вон пусть оттуда и смотрят. Там почва каменистая, в случае чего, если войско Ярла из лагеря начнет выходить, – самое оно будет вдарить, и под уклон, и почва не размякнет.

– Ага… – Понимающе, и как показалось Седому одобрительно кивнул Гранитный Зуб. – А сюда им через раскисшее поле скакать. А возле помоста твои ратники стоять будут….

Да и вообще, я так понимаю, что под таким дождем драку никто затевать не станет…, а потом уже поздно будет. Хороший выбор времени!!!

Гранитный Зуб, отошел к краю помоста, и так же отдал несколько распоряжений. А потом вернулся, и как бы невзначай ухватив Седого за рукав, отвел его в сторону, от начавших суетиться вокруг помоста людей. – … А теперь, друг Седой, – Гранитный Зуб оглянулся еще раз проверяя, что никого нет рядом, и резко понизил голос, – Полтинник, или как там тебя еще называют. – Скажи-ка мне честно, кто королевством править то будет, – твой мальчишка или ты сам?

– А у тебя есть какие-то сомнения в ……

– Не кипятись. Я до своих лет дожил, исключительно потому, что всегда вставал на правильную сторону. Твой мальчишка никто и звать его никак, и силы за ним нету…. Ты же, даже если все то, что про тебя рассказывают на две трети вранье, – личность легендарная.

… Большинство баронов о собственном независимом куске мечтают. Ибо глупы. А я вот, – совсем не против под сильной рукой быть. Тем более, что вон тот же Ярл, всех кто сам по себе норовит быть, рано или поздно либо под себя подогнет, либо в землю зароет.

Ты я вижу и хитрюга и боец изрядный. Такую интригу завернул, что даже Яла заставил, тебе твой собственный ключик к Власти, на блюдечке преподнести. Не удивлюсь, если и Вождь, с которым ты так картинно ругаешься…. А впрочем…, не будем об этом.

В общем, я решил, что на тебя ставку сделать можно.

-…. Зря ты недооцениваешь Малыша…, в смысле Наследника. – Усмехнувшись ответил на это Седой. – Он полон таких сюрпризов, что тебе и не снилось. – А затем, резко меняя тон, быстро спросил – Что ты хочешь в обмен на свою поддержку?

– Твою дружбу. – Так же коротко и быстро ответил Гранитный Зуб. – Дружбу того, у кого будет реальная Власть. Ну и парочка моих соседей, в последнее время ведут себя слишком дерзко…. Впрочем, это такие мелочи, о которых сейчас незачем говорить.

– Что ты можешь?

– … Уговорить баронов не выступать против вас. … И дать хороший совет. – Объяви войну Ярлу, и призови баронов на срок в сорок дней, согласно обычаю, сразу после коронации.

– Ну да. Это заставит их остаться в строю. Вот только драться с Ярлом, сейчас, когда у него тут самое большое войско, и он уже под стенами города….. Хотя ты прав, сейчас самое подходящее время, потом будет только хуже. Только вот с Вождем….. А впрочем…. – Он отвернулся от Гранитного Зуба, и начал что-то прикидывать, бормоча себе под нос. – …. Ага!!! Вот ведь я дурак-то…. Заигрался в не пойми кого…. Забыл про то кто я на самом деле. У нас же с Ярлом, старый спор имеется… И Вождь к нему причастный! …У Ярла с собой два десятка охраны…. Рыжий. – Вдруг гаркнул он, и склонившись с помоста, начал шептать на ухо подбежавшему ординарцу, ценные указания. – В толпе будут мои люди. – Продолжал он бормотать, провожая глазами убежавшего Рыжего. – После церемонии Малыш объявляет войну Ярлу, тот начинает вякать и я его приканчиваю…. Надо что бы Малыш так сделал, чтобы обязательно вякать начал…Нет. Сначала пусть Малыш пригласит Вождя отпраздновать с нами церемонию. Пусть этот свин пока побудет на нашей стороне.

… Ага. Точно. – Сначала Вождя на нашу сторону. Потом я режу Ярла, и невзначай объявляю, что сделал это с согласия и даже по просьбе Вождя.

У меня есть его вчерашнее письмо… А если он что-то начнет вякать, – предложу ему поклясться перед богами, что это не так, он ведь когда-то посылал меня убить Ярла…. А если он такой дурак что и впрямь на это решится…, – Тем лучше, у Малыша будет повод его красиво грохнуть, и свалить все на богов. Так мы и за Старика отомстим, и народу Чудо покажем.

А если нет, – тоже хорошо! Пусть все думают, что мы с Вождем заодно. Тогда солдаты Ярла не посмеют за него мстить. Хорошо, что мы придумали делать вид, что Малыш к нему претензий не имеет. Прикормим этого гавнюка, убаюкаем разговорами про дружбу…, а вот потом, он у нас за все и ответит…..

Надо поговорить с Малышом!!!

Сильный дождь не способствовал церемонии. И тем не менее, посмотреть на коронацию, собралась изрядная толпа. Впрочем, в большинстве своем это были простые горожане, окрестные крестьяне, и обозники и маркитанты крутившиеся вокруг Армий и лагерей.

В остальном же, это больше походило на начало битвы. Каждое из войск стояло на своей позиции. С высокого помоста было видно и баронское ополчение, занявшее стратегическую позицию на холме, и блеск доспехов и оружия, в лагерях Ярла и Вождя.

И стоящее перед городом войско под предводительством Кудрявого.

Впрочем, пока все военачальники находились в одном месте возле помоста, можно было надеяться, что драки удастся избежать.

Малыш и Рыжинка, с трудом, но втиснулись на Трон. Трясущийся от холода, с мокрой спутанной бородой и блестящей от воды лысиной, жрец, скороговоркой пробормотал молитву, и торопливо возложил короны на головы Наследникам.

Погрузившиеся почти по колено в размокшую грязь горожане и бароны, отметили это событие радостными криками. Причем видно было, что больше радуются окончанию коронации, чем самому факту появления законных короля и королевы.

И тут, Малыш, поддерживая за локоть «сестру», встал с Трона, и сделал несколько шагов к краю помоста. Немного постоял. …И внезапно дождь прекратился, и в разрыв туч, выглянуло солнце, осветив две стоявшие на помосте фигуры…. Это было настоящим чудом, и по толпе благоговейно замершей от удивления, сначала пробежал шепоток, а потом она разразилась приветственными криками.

– Много бед и горя, обрушилось в последнее время на эти земли… – Как-то негромко и задумчиво произнес Малыш. – Но толпа услышала каждое слово. – Кажется, что сам мир, повернулся против людей и желает их гибели….

– …А Малыш-то реально хорош…, и красивый парень к тому же. – Вдруг подумал Седой, глядя на исполненную спокойствия и величия фигуру Малыша. – Эвон, как толпу приворожил, они с него глаз не сводят, и ловят каждое слово.

– Зло. – Этим словом, Малыш словно щелчком кнута, хлестанул толпу. – Зло, которое мы творим, губит этот мир!!! Пусть каждый слышащий меня, закроет глаза, и вспомнит все то Зло, что он сотворил за последнее время.

– … Эк их как пробрало. – С усмешкой подумал Седой, глядя на замершую толпу. – Даже вон Ярл с Вождем, стоят зажмурившись…, ну да этим небось до вечера вспоминать, да всех грехов своих не припомнить. Хотя и моих то грешков, тоже небось…. – Седой закрыл глаза и перед его внутренним взором пробежали образы, про которые он бы предпочел не вспоминать.

– Люди прогнали Магов…. Но стали ли они сами от этого лучше? …Прекратили ли убивать, грабить, насиловать? – Голос Малыша начал обретать силу, и уже гремел над толпой, вводя ее в транс, и казалось что каждое слово его, долетает даже до стоящих в отдалении войск. – Перестали ли множить Зло, приближая конец Мира?

– Чё-то его уже заносит. – Вдруг всполошился Седой. – Говорить такое я ему не велел.

-… Вспомните Старую Веру. – Продолжил вещать новоявленный Красный Король. – Вспомните легенды о запертом в пещерах Злыдне, который освободиться и поглотит Мир, когда творимое людьми Зло, переполнит Землю….

– … Ага. Вот сейчас самое время ткнуть пальцем в Ярла, объявив его приспешником Злыдня и Магов…..

– …Раньше все свои грехи, люди могли свалить на Магов. Но магов больше нет, а грехов не стало меньше.

– Он что блин, хочет за магов вступиться или как? – Седой почувствовал, как озноб пробежал у него по спине.

-…Вспомните, сколько крови было пролито после Большой Битвы. Сколько невинных людей было зарезано в борьбе со Злом, уже после того как маги исчезли….

– Ну все. Конец…. Щас нас порвут…. Хватаю этого придурка и на коней. Благо кое-что, награбленное у Лисьего Хвоста, зарыто в надежном месте. На первое время хватит….

-… Не пора ли повзрослеть, прекратив валить все на магов, тяжелую жизнь и злых соседей, и начать бороться со Злом не в других, а в самих себе?

Седой был подобен взведенному арбалету. Но что-то удерживало его на месте.

-… Может хватит добивать этот, и без того находящийся при смерти мир, и помочь ему выздороветь, начав творить Добро?

– Все поле внимало речам Малыша, находясь в каком-то трансе. Казалось что каждое его слово, впитывалось в людские души, подобно капле дождя, падающей на раскаленную долгим зноем почву.

-…И может тогда, земля снова начнет приносить урожаи, солнце вновь станет согревать землю, и воцарится тот долгожданный мир, которого мы все так долго ждали?

– Ага. Вот он как вывернул. – С облегчением вздохнул Седой. – Примерно так как я ему и велел говорить. А сейчас, надо сказать, что виной всем нашим бедам Ярл. И отправить сволочь в гости к Злыдневой Теще….

-… Сейчас на этом поле стоит три армии. Две из них пришли сюда незваными….

-…Во-во… как по маслу чешет…..

– Но только от нас сейчас зависит, станет ли это поле местом битвы… Пропитает ли эту землю кровь, увеличивая количество Зла в мире. Или это поле станет тем самым местом, где люди, может впервые за долгие столетия, опустили оружие, и протянули друг другу руку дружбы, сотворив тем самым Добро?

-… Твою мать!!! … а ведь что-то в его словах есть…..

– И я первый протягиваю руки тем, кто пришел свергнуть меня с этого Трона, и предлагаю им вместо войны, свою дружбу!!!

– Ну ни хрена себе!!!! – Только и осталось выругаться Седому, ибо ни малейшего сомнения, в том что последует дальше у него не было.

Малыш спустился с помоста, к нему подошли Ярл с Вождем и картинно пожали протянутые руки. Неизвестно что было на уме у этих двоих, но даже последнему дураку было ясно, что любой, кто сейчас отдаст команду к атаке, будет проклят собственными людьми.

Книга 6

СЕДОЙ

Первые заморозки ударили необычайно рано и быстро перешли в затяжные морозы. Землю, все еще пропитанную влагой осенних дождей, внезапно сковал лед, а деревья толком даже не успевшие сбросить листву, накрыло снегом. Мир по привычке нахохлился, и приготовился пережить пору холодов. Но день пробегал за днем, неделя за неделей складывались в месяцы, а морозы и не думали себе прекращаться.

Подходил к концу уже четвертый месяц убийственных холодов, и во дворце Красного Короля, как оказалось совершенно не приспособленного для проживания людей, царили промозглая сырость, холод и сквозняки. Огромные камины, сжиравшие бесконечное количество дров, не справлялись с холодом в сделанных столь же огромными комнатах, с непомерно большими окнами. Ясно было, что при строительстве дворца, помпезность и величие, превалировали над здравым смыслом и уютом, и становилось понятно, почему Красный Король, этот дворец построивший, предпочитал жить где-нибудь в других местах.

И по этой причине, (а возможно и не только по этой), – Седой, занимавший одни из самых лучших покоев Дворца, – вечера предпочитал проводить у Кудрявого, поселившегося в скромном жилье покойного Управляющего, где оббитые деревом стены отлично держали тепло, а пара непрезентабельных печек прекрасно это тепло создавала.

– Ну и как там Малыш? – Спросил Кудрявый, с грохотом поставив на стол чугунок с,

пышущим жаром и распространяющим дивный аромат, содержимым.

– А хрен его знает. – Если бы я его не знал, – решил бы что он окончательно спятил, а так…. Если хорошенько растормошить, – начинает говорить здраво и по делу. Совет может хороший дать. А так, – опять, как тогда в лесу, – сидит и часами на стенку смотрит. Или с камешками этими возится.

– Ты бы его почаще тормошил. – Задумчиво предложил Кудрявый, разливая половником содержимое чугунка, и пластая здоровенным боевым ножом, краюху хлеба. – А то ведь он и так не от мира сего, как бы окончательно не того…, не ушел за кромку….

– Вот ты бы и тормошил! – Злобно окрысился Седой, чуть ли не с ненавистью погружая ложку в миску, и вгрызаясь в кусок хлеба. – Будто у меня время на это есть. Я как последняя сявка в отряде, кручусь целыми днями; – этому прикажи, того выслушай, тому разъясни, тех рассуди….

…. «Эпоху Мира» они провозгласили. – С отвращением произнес Седой. – А продолжают грызться по-прежнему. Только ежели они раньше дрязги свои мечом решали, то теперь ходят и кляузничают друг на друга. Бароны на баронов, горожане на горожан, купцы на купцов, и бароны на купцов-горожан, горожане на баронов-купцов и так далее.

Разрешил по всему королевству деревья на дрова всем желающим рубить…, так такой вой поднялся…, миролюбы долбанные….

Хлеба у них видите ли мало. Земли поделены не честно. Торговля не идет… А тут вон вообще дошли до чего, – заявились ко мне, – улицы у них, видите ли, от снега не убраны…. Типа это я должен заботиться, чтобы каждая тварь из дома вышла и снег от своего крыльца отгребла!!!

– И чё ты? – заинтересованно спросил Кудрявый.

– К Черноголовому всех послал… – устало ответил Седой.

– И даже рыло никому не начистил? – разочарованно уточнил Кудрявый. – У нас помню в отряде, салабонов, которые плохо за чистотой следили, заставляли территорию одним прутиком подметать, да сапоги, привязанной к носу тряпкой чистить….Апосля такого, сразу к чистоте интерес проявляется.

– Да не до выдумок тут уже. – Махнув рукой ответил Седой. – Хотел я им тоже, что-то вроде этого устроить…, а потом рукой махнул. – Жаль время тратить.

… А вот скажи, какого хрена ты Кудрявый, во дворец ни ногой? С тем же Малышом, поболтать по старой памяти… Он тут намедни про тебя вспоминал.

– Не Седой, мне во дворцах этих неуютно как-то…. А Малыш… его ведь так, только ты, да я теперь называем. Для всех остальных он Красный Король.

Ты меня над замком хозяйствовать поставил, – я и кручусь. Все сыты-одеты-согреты. Гарнизон бдит, слуги работают, казна в сохранности, кладовые битком… А в покои господские я не суюсь.

– Ну и дурак. Вон на Рыжего посмотри, – Такой цацой ходит, будто родился ярлом. Все бароны местные перед ним стелятся…. А ты же, по сути то, во всем королевстве третий человек…. Мог бы…….

– Они не перед Рыжим, а перед тобой стелятся. А Рыжий, дурак, этого не понимает. И это ему еще выйдет боком ….

…Слушай, раз уж ты о первых лицах вспомнил, – как там у тебя дела с невестой то?

– Тьфу на тебя!!! – Гаркнул Седой, сразу помрачнев еще больше. – Нахрена же за едой про такое? Аж жрать расхотелось.

– Чё, совсем плохо?

– А чего ты думаешь я у тебя тут прячусь? … Дожил блин. От шестнадцатилетней девчонки бегаю….

… Вроде и не глупая ведь девка, вона как людьми крутит. Но ведь угораздило её в меня влюбиться… – И добавил с издевательской интонацией, – «Ты мой спаситель! Ты такой смелый… Я сразу в тебя влюбилась!!!». А ревнивая жуть… Тут намедни одну служанку по жопе хлопнул, так она мне такую истерику закатила.

– Чует она, что ты к ней как к пустому месту, оттого и злиться. Поговорил бы, приласкал, сам знаешь, бабы это любят.

– Да не баба она еще, и не девка даже, – девчонка!

Ее Ворон взаперти держал, от всех прятал. Она про мужиков только в книжках читала, да трубадуровы песенки слушала. А что там про мужиков книжках-то понаписано? – Хрень одна. Я тут Грамотею велел почитать да мне рассказать…. – Седой махнул рукой. – Половины слов не понял….

Я тут как-то выпил для храбрости, и решил малость ее того…. Ну сам понимаешь…. Прихватил чуток…. Погладил. Помял… Она вся обмерла, да такую рожу скорчила, что все настроение пропало.

Оба помолчали. Кудрявый встал, и сняв с печки кувшин горячего вина, разлил его по кружкам. – Да, попал ты братан. – Сказал он сочувственно глядя на Седого. – И стоило оно того?

– Стоило! – Уверенно ответил Седой. – Оно конечно, проблем у меня выше крыши. Но зато хоть это мои проблемы.

– А будто когда мы от Ярла удирали, да по Запретным Землям шарились, – то проблемы не наши были?

– Так в том то и дело, – что удирали, да шарились.

Нормальное ли это дело для мужика, – перекати полем быть? Ни угла своего, ни дела.

… Тебе вон в кабаке у Нехромого почему хорошо было? – потому как ты при своем деле был. А вот скажи-ка, сейчас тебе хреново или как?

– Да нет. Мне тут тоже нормально, – Хозяйство большое, скучать некогда.

Да и хозяин сам себе… Это ты правильно заметил. Передо мной, может бароны и не стелятся, как перед Рыжим…, но уважение оказывают. А уж простой люд….

…И поговорить есть с кем, – Рогоз, Рыло, Дятел, Три Пальца, – кухарь местный. Черноголовый заходит постоянно. Хоть раз в недельку, а посидим в теплой компании.

Бабу себе завел …. Нормально живу.

– Вот и я хочу нормально.

– Для тебя Седой нормально, когда задница дымится, да над башкой молнии сверкают. Непоседливый ты человек.

Насчет дыма и молний, – Что там от дружков то наших драгоценных слышно?

– Ну Ярл на свои земли убрался…. Только не далеко. Бурьяны помнишь? – Вот в них он и торчит. Так что ежели что, он тут через пару недель окажется.

А Куренок этот долбанный, – он еще ближе. В замке Клеста поселился. Ну и Армия его рядушком. Эти до нас дней за пять добегут. С Толстобрюхом и баронами о чем-то хороводится. Да и с Ярлом я слышал, постоянно письмами обменивается…. Нашел себе закадычного дружка!

– Ну и чего ты с этим делать думаешь?

– А ничего не думаю. Ты ведь и сам главенство над отрядами брал. Сам помнишь, что первым делом утвердиться вожаком надо. Потом, – чтобы к этому все привыкли. К тебе, к роже твоей, голосу. Чтобы они даже спросонья вскакивая, твоим голосом команды отданные, без раздумий выполняли. Когда тебе каждую минуту, свое Право командовать, подтверждать не придется, вот тогда ты и есть настоящий командир. А на это нужно время.

Вот я сейчас народ к этому и приучаю. Благо у нас впереди целая зима….

… Ох Кудрявый. Нам сейчас самое главное, – зиму пережить надо. Малыш говорит, эта зима, еще похлеще той будет. Так что сам понимаешь….

У нас то хоть кладовики работают. Их уже в замок под тыщу свезли-увезли. Малыш с Грамотеем над ними колдуют…. В смысле колдует Малыш, а сваливаем мы все на Грамотея…. В смысле доверенным людям втихаря говорим, что это Грамотей у нас вроде как колдует. А простому народу врем про чудеса, что Король с Королевой творят.

– Вот те раз? – Удивился Кудрявый. – А я и не знал… В смысле про Грамотея… А зачем доверенным людям врете?

– А затем, что мало ли как оно еще обернется. Случится фигня какая, впадет Малыш в немилость к народу, тут то ему эти кладовики и припомнят. Скажут мол, такое только маг мог сделать…. А дальше, сам понимаешь…

– Значит Грамотея подставляете?

– Ну чё ты сразу рожу кривишь? Да. Подставляем. Потому как погибни Грамотей, это одна смерть. А погибни Малыш…, – и тебя, и меня, и ребят наших, и еще кучу всякого народа под нож пустят…. Погибни Малыш, тут такое начнется…..

… А с Грамотеем я все честно обговорил…. Я Обычай Отрядный помню. Не настолько я скурвился, как это у тебя на роже написано. Грамотей не против. Он ведь Малыша-то, вроде как за господина своего почитает. Какую-то ему страшную клятву давал, что только маги друг дружке давать могут. Потому и не возражает…. Да и не станем мы его толпе отдавать…. Долго ли Малышу, ему личину то поменять… Отобьем в крайнем случае.

– А Малыш что об этом думает?

– Ты про Грамотея или вообще? – Насчет Грамотея, я ему пока не говорил…. А насчет вообще….. Да кто ж его знает, что он вообще думает! – Вдруг взорвался Седой. – Все ж ведь у нас обговорено было. Стравили бы Ярла с Вождем, и добили бы оставшихся. Сейчас бы голова не болела…. А он… Ну ты сам знаешь…. Он об этом кажний седьмой день недели, на площади вещает.

– Так ведь правильно все говорит…. Я вот вроде уже раз десять слушал…, а каждый раз будто впервые.

– Ох ты ж…, Кудрявый. – Буквально простонал Седой. – Ну я понимаю другие. Но ты-то, должен понимать Как Малыш это делает!

– Делает не делает…. Но ведь правду же говорит! Будто нас без магии не убедить, что в гавнище по уши сидим. Совсем лик человеческий потеряли… хуже зверей! Убиваем. Грабим. Врем….

– Во-во. – Врете… Все врут… А я кажний раз боюсь, что Малыш правду скажет.

– Ну… – Кудрявый вроде как смутился. – Ты его враньем-то не попрекай.

– Я его не враньем. Я его правдой попрекаю…. Хотя он и говорил, что про себя, да Старика, пока всей правды никому не скажет. Дескать, – не созрел еще народ правду знать.

… А мне все равно страшно. Каждый раз, когда он с толпой говорить выходит, я будто к битве готовлюсь. Ляпнет он чего не того…. И прости-прощай, все за что боролись.

– Нет. Малыш все правильно говорит. Народ вон аж откуда его послушать приходит. Я тут даже из Трехи знакомых мужиков видел. Специально за ради Малыша послушать притопали. – Надо учиться прощать! Надо и себе и другим все гадство, свинство и подлость простить, и начинать жить заново. Переступить через старые грехи. Ибо все мы грешны. И жить с чистого листа… Что б каждый новый комок грязи на нем виден был… А то сейчас, листки то наши настолько засранные, что дерьмище на них хоть лопатой кидай, – один хрен не заметно. А на чистый то листик, уже не нагадишь так запросто. Тока так мир и спасется!!!

– Слушай Кудрявый…. Налей мне еще вина…. Пока я тебе по роже не съездил!!!

Будто ты не знаешь, от чего Мир гибнет. Не от того что Злыдень на цепи сидит, и смыться хочет. А от того, что его уже, кое-кто с цепи спустил…. А Злыдень, не будь дурак, из сраного мира нашего и удрал!!! И теперь мир этот, без Злыдня-то, как раз и загибается.

Я понимаю лохи эти площадные, что проповеди Малыша слушают… Но ты то ведь всю правду знаешь… Как ты в эту чушь верить можешь?

– Знаешь Седой. Я ведь и вправду об этом думал… И знаешь до чего додумался? – Злыдень, он не в пещере, на цепь прикованный сидит. Он в душе у каждого из нас, себе гнездышко свил. Сидит там себе, и на злые поступки подзуживает…. Вона как сколько народа, после Магов, за Добро вступится решились…. И с чего начали, – с убийств да грабежей. А все почему? – Да потому что другого пути и не знали. Привыкли за столько лет, за Добро убивать…. А за Добро, не убивать надо. За Добро надо жить…. Это Малыш правильно говорит. А вот Зло надо убивать…. Но не в других, а в самом себе…. А для этого, надо первым делом, все свои грехи вспомнить, повиниться в них перед собой же, и простить их самому себе… А вот тогда уже…

– Кудрявый… Я на эти проповеди тоже хожу. Ни одной еще пока не пропустил. Так что обо всем, что ты мне с таким умным видом вещаешь, я и без тебя знаю.

Вот в седьмицу послушаю эту проповедь, до среды хожу как блаженный. А к пятнице, отхожу от них, и понимаю, что мы-то Зло в себе может и убьем… А потом придет Ярл с Вождем, и убьют нас…. Потому как мир без Злыдня загибается, так и человек, без частицы Зла в душе, – словно беспомощная овца, – режь кто хочет.

– Да ты посмотри скока народа приходит. – Продолжал возражать Кудрявый. – И бароны знатные есть. И от Армии люди приходят. И от Ярла. – Этож так ведь просто, – вложить только меч в ножны, и прекратить убивать направо да налево. Будто без этого жить нельзя! Места много, живи сам, да не мешай жить другим! Я чую, что скоро все это поймут, и прекратятся войны! Просто же!

– А мясо? – спросил ехидно Седой, и глядя на недоуменно вытянувшееся лицо Кудрявого, пояснил. – Мясо то как без убийств есть будешь? Овцы да коровы, они знаешь ли, тоже живые, и как же ты их кровь-то проливать станешь? Или они тебе помешали чем?

– Ну ты это… Не того. – Не сбивай меня с толку то. Одно дело овцы, другое люди. Овцы они для того и рождаются, чтобы их ели.

– Ага. Это ты овцам скажи. – То-то они удивятся. Рождается такой вот ягненочек. Мамку сосет, по травке прыгает-резвиться, потом подрастает, девок своих овечьих любит, детишек пестует. Никому не мешает. А тут Кудрявый с ножом. ….А всей вины у овцы, что Кудрявому жрать охота. Хуже Злыдня, честное слово.

– А ну тебя! – Кудрявый махнул рукой. – Я ж знаю что заболтать ты можешь любого. Но ты вот мне скажи, чего неправильного Малыш-то говорит?

– Говорит то он правильно. Да все ли его правильно понимают? Вспомни отряд. Любой, в котором ты был. Сколько солдат, – столько и дури разной. Пока всех пинками в единый строй не загонишь, да не скомандуешь куда идти, – будут стоять да ругаться, и мнения свои высказывать! Пока все в строю, да еще ежели и петля палаческая, где-то над головой, незримо так свешивается, – все тебя прекрасно понимают. А как только вожжи отпустишь, и начинается. Этому этого хочется, тому другого. Третий себя самым умным считает, и думает что для всех лучше будет направо идти. А четвертый, – тот по звездам, да по куриным потрохам прочитал, что идти налево надо. А пятый, помня заветы дедушек, завсегда прямо идет, не сворачивая. Шестой дедушек тоже почитает, и идти желает назад, к дедушкиным истокам. А еще седьмой, десятый, стопятнадцатый…. И все хотят правильно сделать, и что такое Добро, лучше всех понимают.

Ты вот говоришь, что Зло в себе убивать надо. А другой себя разок по носу щелкнет, решит что дело сделано, он теперь безгрешен, и можно ему идти, зло в других убивать. Третий сперва будет таких как я убивать, чтобы в Истине не сомневались, и других сомнением не отравляли. Четвертый и рад бы в себе Зло убить. Но ему некогда, – вокруг рыжие кружат, и надо этих рыжих отловить, да башки их рыжие им отрезать, что б не повадно было рыжим сволочам, добрым людям в глаза рыжиной своей сверкать.

Это я все к тому, что Малыш то конечно правильные вещи говорит. Но только как я сам подглядел, ты эти правильные вещи, с мечом на поясе ходишь слушать. Вот так и ходи. На тот случай, если кто в лысых, злыдневых слуг опознает, – ты бы сам к нему чистым Злыднем бы обернулся, да за лысых заступился.

– Так что ж теперь делать по твоему, – продолжать убивать, лишь бы тебя кто не убил?

– Зиму пережить надо. – Повторил устало Седой. – Если такие холода еще месяц-два-три постоят…, – забудет народ все эти проповеди что им Малыш читает, да начнет друг дружку жрать. Потому как больше жрать будет нечего…..

Кудрявый хотел что-то на это сказать. И даже набрал полные легкие воздуха. Но тут в дверь забухали чьи-то вежливые, но не в меру могучие кулаки.

– Входи. – Выпустил воздух из легких Кудрявый. – И повернувшись к седому пояснил. – Рыло это. Евоная повадка в дверь стучать. – И повернувшись к вошедшему сотнику, спросил, – тебе винца горяченького налить, али ты на службе?

– Не до вина сейчас. – Резко бросил сотник Рыло, и обернувшись к Седому, быстро сказал. – Ярл с Вождем идут!

– Ну вот. Дождались.

(обратно)

ВСЕ. ВСЕ. ВСЕ.

– Я должен с тобой поговорить.

– Да помню я, ты говорил. А отложить пока не как? А то тут такая суматоха…..

– Ладно. Но мы обязательно должны поговорить.

– Я должна поговорить с тобой.

– Ну так говори.

– Нет, не здесь. Может отужинаешь сегодня в моих покоях?

– Да вы сговорились что-ли? Три месяца молчали, а тут на тебе, – всем вдруг поговорить захотелось. В самый подходящий момент! Это настолько важно, что нельзя отложить на недельку, пока Эти отсюда не уберутся?

– Ну…, Я думаю можно отложить.

– Ну, я думаю, настала пора всем нам поговорить серьезно! – Провозгласил Ярл, смело беря на себя председательские функции.

Собрание высоких сторон, проходило в покоях Красной Королевы.

Собственно говоря. Начиналось то оно как и положено, в Тронном Зале Красного Дворца. Именно там, по всем правилам Этикета, и проходил торжественный прием, по случаю прибытия Высоких Договаривающихся Сторон в Красный Замок,. Именно туда торжественно ввел сотник Рыло, сияя свежеподбитым глазом, обе делегации.

Надо ли говорить, что глаз Рылу подбил Седой, когда узнал что к Красному Замку, приближаются не две враждебные армии, а всего-лишь пара делегаций, общей численностью в сотню человек. И надо ли объяснять почему торжественный прием продлился очень недолго, учитывая что даже несмотря на раскаленные камины, холод в зале стоял такой, что по углам потолков виднелась изморось.

Особенно этот холод раздражал Красную Королеву, и видно потому, она смело взяла инициативу в свои руки, наспех оборвав торжество, и пригласив доверенных людей отобедать в свои покои.

Сам выбор доверенных лиц, весьма много говорил о уме и наблюдательности королевы. Ибо туда не вошли ни один из «пасшихся» во дворце баронов, зато было послано особое приглашение, скромному коменданту замка Кудрявому. Вождь изволил взять с собой своего секретаря Репья, а Ярл вообще явился один.

Междусобойчик и правда получился странноватый. Надо сказать, что для начала, Кудрявый выгнал повара, жарившего мясо на каминной решетке, (последний писк моды), и взялся за это дело сам, при этом нагло выговаривая королеве за отсутствие у нее пряностей и приправ. Красный Король, усевшись в стороне, с отсутствующим видом играл в какие-то камешки, абсолютно не обращая внимание на остальных, а обладающим непонятно каким статусом Седой, время от времени гавкал на всех участников переговоров, включая Вождя, и даже Ярла.

– Ну, я думаю, настала пора всем нам поговорить серьезно! – Провозгласил Ярл, смело беря на себя председательские функции, после того как мясо было зажарено, и разложено по грубым глиняным тарелкам, как того и требовала последняя кулинарная мода.

– Ну и говори! – Мрачно подбодрил его Седой, вгрызаясь в свой кусок, с таким видом, будто это глотка кое-кого из присутствующих.

– Полагаю, все успели заметить, что в мире творится, что-то очень ненормальное?

– Ну да, холодно. – Столь же мрачно подтвердил это Седой. – Так и что? Год на год не приходится.

– Слишком холодно. – Влез в разговор Вождь. – Я велел учителю Репью, – Он кивнул на своего секретаря, – Порыться в архивах и сравнить нынешнюю зиму с теми что были в прошлом, – выводы парадоксальны!

– Хренососальны. – Рявкнул Седой, заслышав незнакомое слово. – Если ты приперся сюда, чтобы удивить нас известием о том, что обычно в это время уже травка начинала зеленеть, – так зря жопу морозил. Мы это и без тебя знаем.

– Но знаешь ли ты причины этого?

– Ага. Знаю. Их вон, Малыш, Красный Король в смысле, кажнюю неделю на площади провозглашает. – Засрались выше крыши. Из-за гор говнища, уже и солнышко-то не просвечивает. Вот и мерзнем.

– Ну, это спорный вопрос. – Встрял в разговор Ярл. – Тысячи лет так жили, а то и хуже, и ничего страшного не происходило, а за последние два года….

… Впрочем, я понимаю твою тактику. И должен сказать, – она великолепна. Половина моей армии взбунтуется, а половина разбежится, осмелься я повести их на войну, с Королем-Праведником. Где ты нашел это чудо?

– Где нашел там больше нету! Тебе то что?

– Завидую. Мне бы такую марионетку догадаться себе завести…. А то я все войной, да войной, по старинке…. Самых толковых да деятельных под нож приходится пускать. Остальных запугивать до усрачки. Да потом еще приглядывать, чтобы страх помнили.

А этот, лишь несколько слов скажет, и народ весь его с потрохами. Хоть в петлю за него лезть готов. … Может мне его у тебя перекупить? Тебе он ведь по большому счету, без надобности. А у меня такие планы!!!

– Так в чем проблемы то, – Вон он сидит. С ним и договаривайся.

-… Не-е-ет. При тебе он не договорится. … Да и без тебя похоже тоже. Иначе ты бы так спокойно на это не реагировал…. Кстати. – Ярл бросил короткий взгляд на Красную Королеву. – Тебе привет от моей доченьки!

– И ей не кашлять…

– Вы ведь знакомы… – Ярл сделал вид что не обратил внимание на саркастический тон Седого. – баронесса Волчица. Под таким прозвищем ты ее знаешь.

-… Волчица?!?! – Седой не мог скрыть удивления, и некоторого волнения, замеченного впрочем, лишь наиболее проницательными участниками беседы. А именно, – Ярлом и королевой. – И с каких это пор она твоей дочкой то стала?

– Да еще по осени. Я ее удочерил.

– Ну слава Богам, не родная. А то с такой родословной, хоть в колодец головой бросайся.

– Однако мы отвлеклись от темы. – Резко бросил Вождь. – Которому подобный оборот разговора не понравился. – Мир гибнет. И не пора ли нам что-нибудь предпринять, для его спасения?

– А что, и предприми…. – Согласно кивнул Седой. – Явон, Кудрявый говорит что Злыдня в себе убить надо. – Хошь я тебе кинжал одолжу, а ты зарежешься? Может в Злыдня попадешь. А и не попадешь, так хоть сам издохнешь. На вот. Узнаешь? Тот самый, которым ты Старика прикончил.

– Ну… – Добродушно разводя руками, заметил Ярл. – Что сделано то сделано. Надо простить себе и другим. Кажется так ты учишь?

– Не я, а он. – Седой мотнул головой в сторону безучастного Малыша. – Я много чего могу простить. Я тебе например, камеру твою пыточную простил. Потому как ты в своем праве был. Я тебя убивать пришел, Ты отыгрался.

….А этот…. Этот Законы Отряда нарушил. И Законы Гостеприимства. Мы его спасли. Он у нашего костра, из одного с нами котелка, одну жратву трескал. А потом в одного из нас, ночью, во сне, кинжал воткнул. Такое не прощают.

– Ладно. Твое дело. Однако, сдается мне, что твой этот Старик, оставил тебе кое-какое наследство…. Я имею ввиду мага по имени Грамотей. – Ярл проницательно и иронично посмотрел на Седого, как бы говоря, что все его тайны, Ярлу давным-давно известны. И в качестве добивающего удара, добавил – Кажется так его зовут?

– Ну может и оставил. Тебе то что? – Пробормотал Седой, с некоторой радостью, сообразивший, что Волчица открыла своему папеньке отнюдь не все известные ей секреты Седого. А значит…… Что это значит додумать он не успел.

– Так может пригласишь его сюда? Я хочу узнать, как ему удалосьсохранить магические способности. Насколько я знаю, все известные мне маги, утверждают что Магия ушла из мира!!!

– Обойдетесь. Некогда ему разговоры с вами разговаривать. – Седой нагло осклабился. – Он изволит быть делом занят. Если чего сказать хочешь. Скажи мне. Я передам.

– Я кажется знаю как спасти мир. – Внезапно сказал Малыш, вылезая из своего угла и своего кокона. – Именно об этом я и собирался поговорить с тобой. – И увидев вытянувшееся от досады лицо Седого, добавил. – Не надо опасаться их. Они не затевают против нас никаких козней. … Ну разве что по мелочи. – Добавил он посмотрев на Ярла. – В основном, они действительно напуганы. И искренне хотят спасти мир. А мне нужна помощь… В том числе и одного из них. А может и обоих. И конечно, – мне нужна ваша с Кудрявым помощь. Вы мне поможете?

Священная Церемония сработала на славу. Буквально на следующий день, холода начали отступать, а уже через пару недель, снег сошел. Это было истинным чудом, и весть о нем, разнеслась по всем, даже самым отдаленным закоулкам мира.

Стоило лишь таким ярым врагам, как Седой, Вождь, и Ярл, пожать друг другу руки, произнести искренние слова прощения и примирения, и заключить Тройственный Союз, и мир воспрял духом.

Да. Оставалось еще много несделанного. Мир отнюдь не спасся окончательно. И Красный Король, или же Король-Праведник, как все чаще начали называть его, – прямо об этом сказал.

Холода отступили, лишь как знак. Как обещание что Надежда есть. И как указатель на то, куда следует двигаться.

Отринь Злыдня из свой души, и пшеница заколосится. Прости своих врагов, – и картушка даст плоды. Прости себя, и начни жизнь заново, без прошлых грехов и новых злодейств, и мир примет тебя в свои объятья, и сложит к твоим ногам свои плоды, и обогреет своим теплом.

Путь указан, и от каждого зависит, насколько быстро, мир сможет преодолеть этот путь.

Пусти в свое сердце надежду. Очистись от грехов. И начинай жить заново….

Это стало лозунгом этой весны. Наступившей почти на полтора месяца позже обычного….

(обратно)

СЕДОЙ. МАЛЫШ. ЯРЛ.

Длинный и пестрый караван, наконец-то остановился невдалеке от ворот города. Как всегда, главной проблемой стало найти подходящее место. С одной стороны, оно должно было быть доступно горожанам, с другой. – достаточно просторным, чтобы и разместиться всей пестрой компашке, в которой можно было встретить и солдат, и скоморохов, и слуг, поваров, конюхов, жрецов, шлюх, ученых и просто бродяг, и даже парочку монарших особ и одного легендарного героя. Там же был и отряд, странноватых молодых людей в белых жреческих одеждах, однако с мечами на поясах, и ведущих себя скорее как солдаты-новобранцы, чем жрецы.

И все это называлось Миссией Мира. И все это путешествовало, вот уже третий месяц, по землям Ярла, Вождя, и Красного Королевства, – поучая, вдохновляя, и развлекая, все еще напуганных продолжительной зимой людей.

Двигались они по весьма извилистому и непростому маршруту. Однако, сторонний наблюдатель, отмечая он пройденный путь по карте, вполне мог бы понять, что во всем этом есть некая логика, и конкретная точка, окончания маршрута.

– Так неужели это и правда, тот самый Верховный? – Раз в двадцатый уже спросил у Седого Ярл, имея ввиду конечную цель их путешествия.

.– Тот. – коротко ответил Седой.

– Ты будешь смеяться. Но я трепещу от мысли, что встречусь с ним… Ведь когда-то я был его вассалом.

– Расслабься. – Мерзкий, грязный старикашка, к тому же почти полностью лишенный сил. – Так по крайней мере Малыш говорит. И не факт что он еще жив. Может подох за зиму.

– И все же, – Верховный. Сам Верховный. Властелин половины мира!!! Знаешь, я однажды видел его, когда еще был совсем мальчишкой…. Краем глаза…. Он был такой величественный, такой властный, такой….

– Когда я его встретил, он и над задницей своей не властвовал. Кабы не Малыш, издох бы как собака.

-… Малыш…. – Ярл досадливо поморщился. – Как же я лопухнулся с твоим Малышом. Я то был уверен что он жалкий актеришка. А он оказался самым могущественным магом на земле!!!

– Это ты его еще раньше не видел. – Самодовольно заметил на это Седой. – Когда он в силе был. Вот уж точно я тебе скажу ужасть была. При виде такого, сам бы Злыдень обосрался.

– Но ты же говоришь что….

– Ну я имею в виду не настоящего Злыдня. А того, которым мы друг дружку пугает.

– А это Это? Какое оно?

– Откуда я знаю. Что бы его увидеть, надо быть Малышом.

– Да… Надо быть Малышом…. И все же… Трудно поверить, что он был самым могущественным магом на земле. Нет в нем…, не знаю как и сказать, – Властности. Апломба, Самоуверенности…. Хотя сила чувствуется. Теперь я это понял.

– Да и нахрена ему все эти Властности да Апломбы? – Седой явно сел на тему, про которую и сам уже думал немало. – Это нам с тобой впечатление создавать надо, чтобы народишко разинув рты любой чуши что мы скажем, внимал. А ему…., когда я его встретил, знаешь он какой был? – Захотел – Груда жратвы с неба падает. Пальцем щелкнул, – на другом краю земли оказался. А про то что бы от опасности обороняться…, – для такого как он, опасностей не было. И страха он никакого не знал. – Седой помолчал, явно вспоминая что-то прошлое. А потом добавил, негромко, но очень убедительно. – Старик говорил, что по нашим меркам Малыш был почти богом. Какой Апломб, нужен богу, если он и так может все? Чего хотеть тому, кому все подвластно?

Зачем ему на кого-то впечатление производить красивыми тряпками, да дорогими побрякушками, ежели он просто в мозг тебе мог влезть и приказать?

…. Я вот знаешь…. Может раньше бы еще и побоялся заниматься тем что мы тут устраиваем. Все-таки богов гневить, это штука опасная. А вот вспоминаю Малыша, и думаю, что им то до наших мелочных забот да волнений, никакого дела нет. Все эти подношения, жертвы, молитвы да поклоны, которые жрецы изображают, – богам то на фиг не нужны. Это все людское….

– Но чего-то твой Малыш, все-таки хотел? – Предпочел не съезжать на общую тему богов Ярл, и продолжая давить старую тему. – Ведь что-то ему было надо? Так что ищет тот, у кого и так все есть?

– А хрен его знает…. И чего ты это у меня спрашиваешь. Его и спроси. Али заробел?

– Эй, Малыш. – Заорал он, придерживая лошадь, чтобы подъезжающий сзади Малыш мог его догнать. Тут вон, Ярл интересуется, чего тебе не хватало, когда у тебя и так все было?

Малыш поравнялся с этой парочкой, и серьезно задумавшись сказал. – Я тогда искал Наставника. Наверное мне не хватало его любви, и дружбы. А после его смерти…., наверное цели в жизни.

Жить надо ради чего-то, иначе она лишается смысла. Когда ты ругался по этому поводу с Кудрявым, я тоже начал искать свою цель. И решил, что должен исправить то что совершил. Ну и принести в мир, толику Добра. Этого очень хотел бы Наставник.

-Во, – понял? – Отвернувшись от Малыша, обратился Седой к Ярлу, – Дружба, Любовь и Цель. Все что нужно человеку для Щ-щастья. А ты вон, жопу рвешь, земли завоевывая.

– Ну так ведь это и есть моя Цель. – Я хочу построить Империю. Объединить все земли. Покончить с войнами и распрями. И стать самым-самым-самым Главным. А вот Дружба да Любовь…., – что ж, чем то приходится жертвовать ради Цели.

…Тебе это тоже, кстати вскоре предстоит. Если ты и правда решил стать Правителем. Очень скоро ты столкнешься с тем, что интересы твоих друзей расходятся с твоими интересами, и интересами твоих подданных. Потом ты столкнешься с выбором, между тем что ты сам желаешь, и тем что нужно твоим землям…. И тогда тебе придется жертвовать либо Дружбой, либо Любовью, либо Целью.

… Что у тебя с этой Рыжинкой-Белкой-Красной Королевой? – Вдруг резко выстрелил он вопросом в Седого. И надо сказать застал его врасплох.

– Твое-то какое собачье дело. – Окрысился в ответ Седой. Который очень не любил, когда его застают врасплох.

– Зря бесишься. – Насмешливо бросил Ярл. – Правитель этого не может себе позволить. Изобразить гнев, – это да. Время от времени очень полезно изображать гнев. А вот испытывать его…, это для правителя может обойтись слишком дорого. Так что учись жрать дерьмо и улыбаться. Покажешь другим свою слабость, (а гнев это слабость), – схарчат в одночасье. Привыкай жить, понимая, что каждую секунду за тобой наблюдают тысячи недоброжелательных глаз, выискивающих твои слабые места. И стоит им только такое найти, – сразу воткнут туда кинжал. – Ярл усмехнулся, явно припомнив как Седой на него охотился. – … А какое мне дело до твоих жениховских раскладов? – Если ты хочешь стать законным правителем, тебе придется жениться на этой девчонке. И чем быстрее тем лучше. Потому как девичье сердце переменчиво, и скоро некий сияющий прорехами в зубах, шрамами на морде и перебитым носом легендарный герой, ей надоест. Она быстренько найдет себе симпатичненького пажа, галантного барона, или еще кого-нибудь легендарного и знаменитого, только помоложе и поприятней на рожу. А старому герою, вскоре дадут пинка под задницу, и отправят восвояси. Потому как новый фаворит, не потерпит старого рядом с Троном. А в нынешнем политическом раскладе, – тебе по сути нет места. Если мы и правда сможем обойтись без войн, – то нужда в таких вояках как ты отпадает. Нужны будут не воины, а купцы да управляющие. Так что тебя еще некоторое время потерпят из вежливости, но когда ты налажаешь слишком сильно, турнут не задумываясь. И твой Малыш, тебя не защитит. Потому как интриги закрутятся такие, что ты сам сбежишь. Из-за гордости, обиды или стыда. Но сбежишь.

И кстати, если это случиться достаточно скоро, – я готов принять тебя у себя. Могу даже предложить тебе руку Волчицы.

Правда я обещал ее Вождю. Но ради тебя я его кину. Да и Волчица к тебе, сейчас расположена куда больше чем к этому….

– Ради меня, или ради него? – Седой ткнул пальцем в Малыша.

– Ради обоих. Согласить, это будет блестящая комбинация. Через этот брак, я привяжу к своим землям и Красное Королевство, и Великого Воина, и Великого Мага. К тому же, с твоим авторитетом, будет несложно скинуть и Вождя. Благо, он сам из тебя легенду сделал. Ты ведь хочешь ему отомстить? – А это будет самая шикарная месть на свете. – Ты отберешь у него и Любовь, и Дружбу, и Цель. – Что скажешь?

– Скажу, – Пошел в жопу. … И это не потому что я такой честный, а потому что ты такой кидала. Вождю небось, те же самые слова говорил? – Как тебе верить то можно? А со своими делами, я и сам разберусь. Без подсказок.

– Ну как хочешь. – Ярл равнодушно пожал плечами. – Мое дело предложить. Только имей в виду, – время то тикает. Тикает и уходит. А если будешь его тянуть, – останешься на бобах. … Если к тому времени, как тебя выперднут из женихов, Волчица уже будет за Вождем, – Ко мне лучше не беги. Я тебя прирежу. Не со зла. Ты мне нравишься. А просто, проблем от тебя будет больше чем пользы. А правитель, – должен делать так, чтобы проблемы возникали не у него, а у его врагов. И собственные симпатии, тут неуместны.

Однако, я гляжу мы уже подъехали. Пора готовить представление. Вот уж не думал, что мне придется захватывать земли, во главе отряда скоморохов.

… Думаю это самое подходящее место. – Внезапно сменил от тему. Узковато конечно. Но топтать поля, нам нынче никто не позволит. Встаем прямо на дороге. Наши шатры ближе к городку, а всякое быдло, на противоположную сторону….

Пока слуги и солдаты начали разбивать шатры, и строить сцену, Седой отъехал в сторону, и задумался. Ярл ни сказал ничего нового. Все это Седой знал и так, и уже неоднократно обдумывал. И все эти доводы за женитьбу, он уже сам себе приводил много раз. Так что же его останавливало? – Как ни странно это осознавать, но рожа Кудрявого….

… Не то что бы даже рожа Кудрявого нравилась ему больше, чем рожица Белки. И уж ясно дело, что Седой не воспылал к нему, какими-то особыми чувствами.

Просто…. Просто и так последнее время, на роже у Кудрявого, было написано такое неодобрение почти всего что делает Седой, и то что делает с ним жизнь во Дворце… А женитьба на этой девчонке, которая сама еще толком не понимает во что суется, окончательно бы приклеило это сомнительное выражение к роже приятеля.

Или дело не в Кудрявом, а в нем самом? – Ведь вроде он Седой, взрослый уже мужик. И сам подлостей в свое время понаделал немало, и от других, гавнища хлебнул столько, что и за тыщу лет большой бадьей не перечерпаешь, а так нагло воспользоваться наивностью глупой соплячки, не получается. Ведь не понимает дура еще ничего в жизни….

… Тут, вот. Как раз перед отъездом. Зазвала она его к себе. На ужин типа, и на разговор.

Пришел…. Ага…. Хорошо хоть заранее пожрал…. Потому как ужина то и не предвиделось…А после уже и кусок в горло не лез… Встала девчонка, пробормотала что-то несуразное, про то что мол знает, чего Седому от нее нужно…., да как выскочит из своих одежонок в един миг…. Как и умудрилась-то? Там одних завязочек, крючочков, да пуговиц небось с полсотни, а тут хрясь, – тока-тока разодета была будто кукла, и раз, – уже голышом стоит…

Стоит… Тельце то уже ничего так. Оформилось… Глазам есть за что зацепится. Ага. Глазам. Вот в этих то глазах и дело. Потому как глаза у девчонки горят таким огнем….

А Седому, глядя в эти глаза, сразу штурм Черной Цитадели вспомнился…. Там ему как раз в десяток…, он тогда еще десятником был, одних пацанов прислали. Те вот тоже, в первой волне на приступ шли с такими глазами… Вот так же вот горели, – верой в Добро, и отчаянной решимостью обреченных на смерть. Сопляки, а понимали что на убой идут. И правильно понимали… Никто из десятка, кроме Седого, дальше первого рва не прошел…, да и сам он, из второго, со стрелой в боку, потом из под груды трупов, еле выполз. Но ведь то война была. Сопляки на смерть шли, во имя Добра…. А эта? – Она то куда с такими глазами рвется? – В постель к Седому, как на смерть? – Да кем же надо быть, чтобы такое принять?

В общем наорал на нее Седой, обмотал поднятым с пола платьем, и велел подрасти для начала… И уехал на утро. А вот к чему теперь приедет???

Оно конечно, – всегда есть Малыш.

Уж Малыш то точно, не сдаст, и не кинет. Потому как не в его это натуре. И не потому что маговское слово крепкое такое, как Старик рассказывал, – не умеет просто Малыш предавать….

Да ведь только у Малыша новая блажь на уме, – «Религию, – говорит, – Хочу создать новую. Чтобы люди начали добро творить». Вот теперь и двигаемся, неспешно к Запретным Землям. И по дороге представления даем. Будто и впрямь скоморохи…. Ладно. Пойти пожрать надо, пока народ не собрался.

И пока Седой в своем шатре, предавался нехитрой походной трапезе, – на пространство перед воротами городка, начал подтягиваться народ. Да и как не подтянуться, – не каждый день, в такую занюханную медвежью дыру, заявляются аж целых два монарха. Сам Ярл, и новоявленный Красный Король, который говорят возник во Дворце чудесным образом, и воссел на трон, к которому больше никто и приблизится за сотню шагов не мог. Творил разные чудеса, и вроде как даже знает Путь К Спасению Мира…. А с ними еще, и легендарный герой, Тот Самый Полтинник. И все три Великие Личности, пришли сюда не для того чтобы пограбить, взять дополнительных налогов, или набрать рекрутов… Нет. Они нынче будут говорить как жить надо, чтобы тепло вернулось, чтобы хлеб да картушка расли, и что бы скот не болел….

Опять же, – пышная свита, ярмарка, даже зверинец есть…. Ну как можно пропустить такое?

Собственно ярмарка, балаган и зверинец, присоединились к отрядам Ярла и Красного Короля, уже в дороге.

Просто остановились как-то в одном месте, на одной поляне перед городом. Сначала-то Ярл с Седым, конкурентов турнуть хотели. Да Малыш уговорил оставить…. И оказалось, что и для новоявлянных проповедников, – Ярмарка, намалое подспорье, и для Ярмарки, – наличие таких персон как Ярл, Красный Король и Полтинник, – немалое преимущество…. Так и путешествовали они вот уже третью неделю. Медленно, зато весело.

Поначалу то Седой на это ругался. И на скорость передвижения, и на балаган этот, что Малыш развел. Дескать, – сначала дело, а развлечение потом. Мол, давай-ка лучше по-быстрому сбегаем куда надо, поговорим с Верховным, спасем мир, а там уж хоть религию создавай, хошь голым на площади пляши…. Но Малыш почему-то уперся, и ни в какую не желал на это соглашаться. Заявляя, что мол, – религию надо создавать сейчас, пока людям страшно. Пока они каждую хорошую весточку ловят, и верят ей. Верят, потому что надеются. Да и если мир спасти, после того как они в это Поверят, то они будут думать, будто это их вера, мир спасла. И тогда уж они про нее точно не забудут. А коли правильные мысли начать им вбивать потом, когда люди боятся перестанут…, когда на них навалится груз повседневных забот и волнений…. Тогда людям, как всегда не до веры будет. Лишь бы брюхо набить себе, да морду соседу.

… Оно конечно, – он прав. Народ по большей части только страх и понимает. Без страха лишний раз палец о палец не ударит, даже если и себе на пользу удары эти будут….

Да ведь боязно новую такую зиму пережить. Уж Седой-то точно знает, чего это стоило Красному Королевству и самому Седому. Сколько людей передохло с голоду да холоду… Это ведь все через него Седого прошло. И каждой известие, про вымершую деревню, или полувымерший город, он воспринимал как личное поражение, будто все они были бойцами его отряда, которых он не смог уберечь.

Это Малыш, целыми днями у себя сидел, да с Магией своей возился. Он то Малыш, – король то только по названию. А Седому пришлось все это на своих плечах тащить. В каждую беду своей башкой вникать, да решение из ничего выковаривать. Так что настоящий король, получается он…. Ага. Вот пнут тебя друг Седой, под жопу… – Невесело подумал Седой в ответ на эти мысли. – И будешь ты королем над собственной задницей, и пустыми карманами. … А впрочем ладно. Представление началось, пора идти хлебушек отрабатывать. Может на старости лет, когда из королей выгонят, – податься в скоморохи придется, так что надо привыкать.

(обратно)

КУДРЯВЫЙ. ВОЖДЬ.

– И далеко еще? – Раз в двадцатый за последнюю неделю спросил Вождь Кудрявого.

-Да вроде нет… Я речушку-то эту кажись помню. Или это была другая речушка? Они тут, правду сказать, все на одно лицо.

– А может мы уже заблудились? – Раздраженно спросил Вождь, которому не нравилась эта поездка, эти новые идеи, и события.

– А может и заблудились. – Спокойно ответил Кудрявый, вполне довольный тем, что вырвался из душной атмосферы ДворцаЗлыдень ведает. Мы то здесь почитай два года назад проезжали, да в начале осени. А нынче у весны начало, еще снег не везде сошел. Все другим кажется.

Да и ехали мы тогда, путей то особо не запоминая, паскоку возвращаться, вроде как, не собирались.

– И как мы тогда найдет этих твоих магов?

– Да уж как-нибудь да найдем. Ежели они вообще живы еще.

– Вот-вот. И это еще один аргумент, в пользу того, что все что говорил ваш Малыш про меня, это полная чушь. – Вождь остановил коня, и обличительно поднял палец вверх. – Если я, как он утверждает, тоже маг, то почему я ничего такого не почувствовал?

– Так ведь он не говорит что ты маг. Он просто сказал, про врожденный магический потырьциал, которым ты пользуешься безназвательно.

– Бессознательно. – Поправил Вождь Кудрявого. – Только непонятно, как это понимать?

– А чё тут непонятного? – Это вроде как у Седого с крутизной его воинской было…

Он ведь в Те дни, тоже ничего такого не почувствовал. А с мечом стал, – ну чистое дите. Будто раньше его и в глаза не видел. Так что коли у тебя какие магические умения были, то ты их тоже лишился. Только раз ты ими пользовался бес…, вот это самое слово. – То и понять что ты чего-то лишился, ты не мог. Вот так вот!!!

– Все равно это бред!!! Будто бы я без способностей этих, ничего не мог сам сделать.

– Опять же, он не говорит что ты ничего не мог. Он говорил, что Дар у тебя такой был, что события, если ты очень захочешь, вроде как в твою пользу поворачивались. Оно и сам посуди, – на Последней Битве, – ты заморышем, да чисто полудурком выглядел. Я ж тебя только потому и запомнил, что ты себя будто урод какой блаженный вел. Орал, дергался, со шнурком тем все воевал, и с носа содрать своего не мог…. А спустя несколько годиков, – ан ты уже и полководец крутой, и изрядный кусок земель за собой держишь, и люди тебя слушаются. А самое невероятное то, что ты даже старых бойцов, себя слушать заставил…. Я тебе одно скажу, прежде чем салабон уважение заслужит, – он через столько крови и грязи пройти должен…. А чтобы старших заставить себя слушаться.., – это я даже не знаю что и сделать то надо было. А Одноухий, с Большим Шишкой, – Седой говорил, у него в ближних подручных ходили. И чтобы такие люди, сявку салабонистого слушаться начали…, – истинное чудо!!!

– Просто тебя там не было, и ты даже представить не можешь, почему….

– Не могу. – Охотно согласился Кудрявый. – Потому как много я чудес повидал. Но что бы такого!!!

– Все равно бред. – Устало сказал Вождь, явно не желая дальше продолжать бессмысленный спор.

– Да ты не парься так. Я ж все понимаю. В смысле, – каково тебе. Та ж поднялся на том что с магами воевал. А теперь оказывается, что ты и сам из ихней братии. А во вторых, – небось думал, что сам весь из себя такой, – смышленый да воинственный, – а оказалось, это просто для тебя магия, крапленые кости кидала. Ясно дело, – обидно. Мне вон тоже обидно было, когда я думал, что кухарских своих умений вместе с магией лишился. Я ж тогда с досады, чуть друзей не предал.

Вот и тебе, вериться в такое неохота…. А только мой тебе совет, – поверь. Потому как тебе и дальше людей водить. А на одну удачу, полагаться тут нельзя.

-… Тогда почему я проиграл в битве на Гиблых Землях?

– Да хрен ли ты у меня это спрашиваешь? Может сам победить не хотел… А может… А вот небось, возомнил ты о себе невесть что, и очень сильно…, (а Малыш насчет «очень сильно» говорил), победы и не желал. Думал так сойдет. А может еще чего сильнее желал.

– Чего же я мог еще сильнее… – Вождь вдруг осекся, и выражение отчаянного спорщика, сменило на его лице маска глубокой задумчивости. Пожалуй даже, слишком глубокой. Наверное именно этим и объясняется, что он сказал в слух следующие слова. – Возможно тогда, я куда сильнее хотел узнать кто меня предал…. Вот и узнал. Причем всех….

– Во. А я о чем говорю…. Стоп. Я вот эту каменюку точно помню. – Кудрявый указал на здоровенный булыжник, скорее даже небольшую скалу, торчащую из земли. – Там у него с противоположной стороны, все вроде как оплавлено быть должно.

Они заехали за камень, и убедились что противоположная сторона камня, действительно была оплавлена. – Вот, – удовлетворенно сказал Кудрявый. – Теперича отседова, вон через тот вон лесок, что на горизонте виднеется. А за леском то аккурат и обитают Чудные Маги…..

(обратно)

СЕДОЙ.

На следующее утро после представления, Седой не стал задерживаться, а взял коня порезвее, Рыжего, и поскакал вперед.

И вовсе не только потому, что осточертело ему тащится еле-еле, в окружении полусотни фургонов, почетной Баронской Стражи, Гвардии Ярла и толпы Учеников. Просто впереди у нас была Треха. И ему надо было там кой-какие дела сделать, до того, как туда вся скоморошья ярмарка заявится. Потому как после, рожей своей светить на этих улицах, где его и так каждая собака знала, – было не резон.

Скакали целый день, лишь изредка давая передохнуть лошадям, и к воротам Трехи, прибыли уже на закате.

Чудно. Но ощущение у Седого было такое, будто он возвращается домой. хотя и прожил Седой в этой Трехе, всего полгода…. Однако до того, ему так долго жить, ни где не приходилось. Ну если только не считать того хутора, где он беспамятный торчал, будто тупая колода.

Только возле самых ворот, он опомнился, и пропустил вперед Рыжего, а сам скромно поехал позади, прикидываясь слугой. Благо, что расфуфыренный, нацепивший на себя кучу шелковых тряпок, да золотых цепочек-перстней Рыжий, тянул если не на ярла, то уж на барона-то точно. Узнать в нем прежнего дурашлепа-раздолбая, с первого взгляда было невозможно. А прикидывающимся тихим да незаметным Седого, Треха вообще не видела.

До кабака Нехромого, удалось пробраться незамеченными. Благо Рыжий, тут все улочки-закуточки знал. Да и темновато уже было, так что особо лицами светить не пришлось.

Ну а там уж, – послали мальчишку, что при конюшнях пасся, Нехромому весточку передать, а тот открыл им заднюю калитку, и впустил их через кухню, да сразу наверх в покои под самым коньком крыши, которые обычно использовались только когда гостиница была полностью переполнена. Но сейчас, они были заняты.

– Ну здорово. Как жизнь-то? – Спросил Седой входя.

– Живу помаленьку… Не жалуюсь. Сам понимаешь, в моих раскладах, не до жалоб. А сам как?

– А-а-а… – Седой неопределенно махнул рукой, что могло означать как и «Лучше не бывает», так и «Лучше бы повеситься». – Живу. – Коротко отрезал он. И спросил переводя разговор обратно на собеседника, – Нехромой то как? – Не достает?

– Нормальный мужик. – Так же коротко ответил Одноухий. – Принял, как будто мы в одном отряде служили…. Спасибо тебе.

– Да не за что. Мы то с тобой, как раз в одном отряде-то и служили. А своего кидать….

– Э-э-э … Выпить с дорожки хочешь? – Быстро спросил Одноухий, перескакивая со скользкой темы предательства.

-… И пожрать тоже. – Ответил Седой. – Так же не желавший обсуждать поступок Одноухого. – Последний раз, по человечески вчера вечером жрали…, в дороге то не до пиршеств….

– Ну ты теперь то к пиршествам привычный…. – Метнул пристрелочную стрелу Кудрявый….

– … Пока никак. – Коротко отрезал Седой. – У нас тут блин, мир, любовь и всепрощение… Но если я тебя у себя укрою, жди беды…. Гавно это куриное, тебя как-нибудь, да достанет. А заодно и мне либо бунт, среди баронов учинит, либо еще какую подляну организует. А Ярл, тебя сдал давно уж…. Ярл мужик вообще-то нормальный, но лишних проблем наживать не станет.

Мы и так дружим, – глаз с друг дружки не сводя, доспехов не снимая, и с мечом в обнимку спать ложась…. А ты им всем как заноза в заднице. Да и слава у тебя…, не один Куренок, твоей головы ищет.

– Да уж….. – Пробормотал Одноухий, поглаживая накладной шрам, через всю щеку, который Седой, заиграл у Лисьего Хвоста, а потом подарил Одноухому, что вкупе с длинной, окладистой бородой, и побритой башкой, помогало ему скрывать свою персону. – Когда ты меня сюда послал. Я было решил что и ты меня кинул. Меня ведь тут еще со времен Армии ненавидят люто….

Тут раздался скрип двери, и в комнату ввалились пара мальчишек, таща подносы, на которых стояло что-то аппетитно дымящееся паром, и коричневеющее поджаристой корочкой.

Однополчане принялись за дело, и некоторое время слышался лишь хруст костей, чавканье, да хлюпанье, с которым друзья поедали принесенное варево, жарево, печево.

– … А ты все таки спроси!!! – Вдруг, почти что выкрикнул Одноухий, резко отставляя от себя опустевшую миску. – Я же ведь вижу что ты хочешь спросить. …. Ты мне помог не спрашивая…, как и принято, между однополчанами…. Но ты все-таки спроси!!!!

– Ну… Считай, – спросил?

– ……. Сам не знаю! – Одноухий вдруг, даже как-то съежился, будто проколотый бычий пузырь. – Вот сам себя спрашиваю, и не могу понять. Тогда казалось, что все правильно делаю. Что Вождь, нас не к добру ведет, что ……

…. Он то ведь как, – все время в беленьком. Сласти детишкам раздавал, благодарности принимал…. А за что благодарили-то??? – За то что Одноухий пошел, грязь размесил, в кровище искупался, да печеную картушку, голыми руками из огня накопал….

… Как ты думаешь я тут разбойников изводил? – Шел по хуторам да деревенькам, дома да амбары верх дном переворачивал, и где у кого чего лишнего примечал, – тех на угли то и ставил. А как к тем смердам штука сукна, да цепочка золотая попала, даже и не спрашивал. Однако каждый третий, мне на разбойников наводку давал…. Вот каково-то это, как ты думаешь…? у мужика жена, детишек мал мала меньше, все досыта ни разу не жравшие.., а я ему пятки на костре жгу…. Меня все проклинают. А благодарят потом Вождя. …. Солдатню кто лупил, порол и строил нещадно, уча как в бою выжить? – Одноухий. А кому они потом истошно «Ура» вопили? – Вождю…. А сколько народа, Одноухий на костер поставил, с магами воюя? – На второй сотне со счета сбился! А кому «Ура»? – Вождю…. Кто втихаря непослушных баронов резал? Кто Плешивые Холмы за своеволье, до основанья сжег? Кто….??? – Все Одноухий…. А «спасибо» кому, – Вождю!

…И даже не «спасибе» дело. – Перестал я верить что на правильной стороне воюю. А когда на земли Ярла влезли…. Гляжу, а порядки там не хуже, а глядишь и получше нашенских. Народ, по большей части, сытый да зажиточный. Законы для всех единые. А не то что у нас, – каждый город свои выдумывает, а уж каждый барон, вообще сам себе закон.

Ну и когда заслал Ярл людей то ко мне своих…. Вот я и повелся…. Так ведь я думал, что….

– Все это хорошо. – Прервал Седой сотоварища. – Однако есть маленькое но… И ты его знаешь.

– Большая Шишка? – Я его с собой звал. Я ему говорил, что нехрен с этим малахольным возиться, пойдем к Ярлу. А Большой Шишка уперся, – «Мол нельзя предавать, и все тут»…

-… И кто прав оказался? – Усмехнувшись спросил Седой. – Ты Одноухий, не против Куренка пошел. Ты против Обычая Отрядов пошел…. А Обычай этот, не умники выдумывали, по пергаменту перышками скребя, да измысливая «как лучше». Его наши деды да прадеды, своей кровью и потом по дорогам, да полям сражений писали, уже зная «как надо». Как надо жить, чтобы даже посреди любого говнища и уродства, человеком оставаться. – Нельзя своих побратимов предавать…. Правы они, не правы…. Добро делают или Зло, а предавать нельзя. Что не нравится, – скажи прямо. Не послушались, – уйди. Но не втихаря уползи, а скажи громко, и уйди открыто, чтобы больше на тебя не надеялись.

А ты Обычай предал, и вот теперь, Большая Шишка, – погиб как человек, как воин, а ты теперь, как крыса по закуточкам прячешься. И каково оно, – крысой себя чувствовать?

-….. Погано…. – Только и смог выдохнуть Одноухий. – …. И чего тогда ты мне помог?

– Потому что Обычай помню. – Просто ответил Седой. – Обычай велит за своих биться, и помощь им давать, не важно, правы ли они, или нет. А наказанием тебе, за предательство твое, не смерть, а жизнь пусть будет.

– Значит и ты меня осудил, и казни предаешь?

– Да нет… Ты, коли человеком остался, – сам себя осудишь, и сам казнить будешь…. Мне ты обиды не чинил, мне тебе мстить не за что. А годы наши, плечом к плечу, я хорошо помню.

– Ну тогда скажи чего мне делать дальше?

– А хрен его знает…. Уйти бы тебе далеко-далеко, да забыть все…. Вон как Малыш учит, – простить себе, да с чистого листа жить начать. Только вот предательство на тебе висит. А оно сам знаешь, – никому не в радость. Тот же вон Ярл. Хоть выгоды с твоей измены и получил, – а ведь при первом же удобном случае, – будто букашку с портов, одним щелчком сбил….Как бы ты тот разговор не подслушал и ко мне не сбег, – давно бы не здесь, а в могиле отсиживался. А ведь Ярл этот, даже свою простую пехтуру покалеченную, старается не бросать. К какой-нито миске, да пристраивает. Эх… Одноухий…. Чего ж ты так налажал?

Вопрос явно не требовал ответа. А разговор продолжения. И потому, Седой, посидев еще какой-то время, встал и спустился на пару этажей ниже, в бывшую раньше их, с Кудрявым и Малышом комнатенку, где в одном углу, на лавке уже дрых Рыжий, а за столом сидел Нехромой.

Этот разговор, поначалу тоже не отличался особой задушевностью и легкостью. Потому как расстались они, мягко говоря, не друзьями. А теперь Седой вернулся, да не простым бродягой, а одним из трех, самых могущественных людей окружающих земель. Почти что Красным королем…. – «Или кто он теперь по должности то?» – Подумал Нехромой. …Однако и связывало их немало…. И в первую очередь, – дружба и доверие, какие возникают между солидными мужиками, совместно творивших непростые дела, дравшихся плечом к плечу, или совместно несших общее бремя непростой тайны. И потому, когда пару недель назад, Ярл, как бы между делом, предложил убрать очередную «проблему», – Седой лишь повертел ему в ответ пальцем у виска. Да тонко намекнул, что мол ежели случится чего с Нехромым, – он, Седой, уж расстарается, чтобы проблем у Ярла, стало столько, что хватит с головой утонуть, и не выплыть. – «Твое дело» – Лишь пожал плечами Ярл. – «Если думаешь, что этот твой купчина, языком болтать не станет, – пусть живет. Однако он о Малыше, куда больше положенного знает, и это, в первую очередь, твоя проблема».

Тогда он отказался. Но сейчас, даже то, что он этот разговор вел, уже мешало смотреть ему в глаза Нехромому с прежней открытостью. Так что первый кувшин пива, прошел под по-деревенски деликатные разговоры об здоровье, об общих знакомых, и об погоде.

Но к середине второго кувшина, пиво вдарив по мозгам, смазало неловкости и шероховатость, и разговор пошел бойчее.

-…. Да ведь и впрямь, творит Малыш что-то несуразное. – Отрицательно покачал головой Седой. – Но ведь на то он и Малыш! Он еще помнит как в землю на аршин глубины глядеть, как мир из под самых облаков смотрится, да что в самых закоулках людских душ творится. Если кто наш дурацкий мир этот Злыднев, с рогов на ноги поставить может, так только он.

Маги нас под свой намет перелицовывали, – одни ошметки от мира летели. Ярл вон, скока лет уже свою Империю строит…, а сам признается, что все у него из рук сыпется… Где что новое прихватит, – так на другом конце, старое упустит… Куренок этот…, которого ты Вождем кличешь…, – он тоже взялся мир исправлять, – обгадился сам, да и мир обгадил.

Малыш вон правда тоже, поначалу-то хрень какую сотворил…. Ну так он хоть мир, к лучшему переделать не пытался, а просто дела свои делал…. Однако, ежели, он между делом мир погубил, то только он его спасти и сможет. Я так думаю. Да и он говорит, что средство знает, как все в порядок привести.

– Так он же вроде уже привел? – Удивился Нехромой. – Эвон, весна то началась!!! Сразу как у вас там церемонию какую-то провели.

– Ох же Злыдень. – Простонал Седой. – Да с какого хрена бы ей не начаться, коли уж все сроки начала прошли? Малыш просто рассчитал, когда тепло вернуться должно. Ну и устроил спектаклю. А примирились, да договорились как мир делить, мы еще недели на полторы раньше. А мир, как у Злыдня в заднице сидел, так там и торчит по прежнему, хрен выцарапаешь. Но Малыш говорит, что средство есть. Тока сначала ему нужно Верховного Учителя…, это самый крутой Маг был…, ваших же кстати, колечников начальник, а впрочем, я тебе раньше про него уже рассказывал…. В общем, надо этого старого хрена отыскать, и кое-какие моменты уточнить. Ну и еще несколько типа магов отыскать…..

– Да гдешь ты магов то нынче отыщешь?

– Да не магов…, А типа магов. – Людей, которые могли бы магами стать, коли их бы с детства этому поучили. Маги конечно, получше бы были. Да вроде передохли все. Которые посильнее были, – еще на Большой Битве. А те что послабже, – когда Малыш Злыдня с поводка спустил.

Ну да, «типа маги», тоже сойдут. Я вот например, один из таких…. И ты, кстати тоже.

На этих словах Нехромой поперхнулся, и облился пивом. А прокашлявшись, только и мог просипеть несколько слов, которые в книге приводить не стоит. Но общий смысл их сводился к – «С какого **** *** **** ****** *** **** ты решил что я Маг?».

– А я и не решал…. Энти дела у нас Малыш решает. Потому как ему виднее.

Да ты не сцы. Ничего такого делать не придется. Кровушкой только чуток поделиться. Опять же, не ведро, не кувшин, а несколько капель. ….Зачем? – Малыш говорит, что в людской крови, Магия дольше всего задержится. Он мне конечно подробнее объяснял, да я один хрен, ни Злыдня не понял, и не запомнил. Потому как ни мое это дело.

… А вот насчет своих дел, я с тобой поговорить хочу…. Пойдешь ко мне на службу?

– Чего? – Удивился Нехромой. – На кой я те хрен сдался? Или от тебя вся твоя солдатня разбежалась?

– Солдатни навалом. – Обидчивым голосом успокоил его Седой. – Да и стал бы я тебя дурня старого, к себе в солдаты звать? – Мне человек нужен, в ваших купеческих делах понимающий. Потому как, коли все у нас по задуманному срастется, – много воевать более не придется. А вот торговать, да барыши подсчитывать…. Мне, да и всему королевству, как раз такой человек нужен, которому такое дело доверить можно. Чтобы и соображал, и воровал в меру, а главное, – чтобы к нему спиной поворачиваться без опаски можно было.

– Да ты сдурел видать? – Нехромой хлопнул кружкой по столу, опять забрызгав себе штаны. – У меня хозяйства, – пара кабаков, обоз, лавка, да пяток мастерских малых…, а ты хочешь, чтобы я во всем Красном Королевстве заправлял? – Да я ж не потяну.

– А Малыш считает что потянешь. Он то мне тебя и присоветовал. Потому как говорит, – через торговлю, эта твоя магия наружу и лезет.

-….Вот же жабьи вы дети. Что ты, что Малыш твой…. Только жить спокойно начнешь, – заявятся, и давай всякую хрень устраивать…. У меня уже пятый десяток на исходе. Так что ж мне, на старости лет сниматься, и в другое королевство переезжать прикажешь?

-… Ну, – По лицу Седого пробежала насмешливая улыбка, хотя по выражению глаз, трудно было понять, к кому относится эта насмешка, к Нехромому, или самому Седому. – В другое королевство, переезжать без надобности…. Может даже и город менять не придется!!! …. В общем, – теперь Треха на землях Красного Королевства стоять будет.

– С какого хрена? – Опешил Нехромой. – Это ведь сначала свободные земли были, потом Союза, потом нас Ярл подмял, а Красное, тут ни разу, ни с какого боку. Или ты решил город целиком из земли выковырять, да к себе утащить?

– Я ж тебе говорил. – Поделили мы уже весь Мир. От побережья, до последних Гор. – Ты только об этом молчок. Рановато миру про такое знать. Так что от линии между Мысом Черепа, и Кривым лесом (честно скажу тебе, даже не был, ни там ни там, только на карте видел), и на юг, все теперь Красным Королевством будет. А поскольку Треха, ближе к середке стоит, то может в нее мы и столицу перенесем. На Север, по-за Гиблому лесу, и до Черной Цитадели, – все Вождю отходит. На а что осталось, – под себя Ярл захапал.

– Да вы совсем что-ли там у себя мозгой прокисли? – Да на этих землях столько свободных городов стоит…, столько Владений, баронств, ярлств, королевства даже есть…Так вам и дадут все этом под себя загрести!!!

– Вот потому и говорю, – пока молчок! …Вот так вот друг Нехромой, – на пригорочке то сидеть!!! – Людям то еще невдомек…, и еще может быть, не один десяток лет, невдомек будет…, а мы уже за них их судьбы решили. – В голосе Седого не чувствовалось ни особой радости, не бахвальства, а только глубокая усталость. И она почему-то убедила Нехромого, сильнее всяких доказательств и пылких слов.

… Тока ведь сам подумай, – коли мы, трое самых сильных, между собой грызться перестанем, да начнем каждый, заранее разделенные земли подминать, – долго они против нас продержатся? Да еще и совместно договорились, самых неуступчивых да борзых давить… Так что не за год, не за два, – а мир-то мы все равно подомнем. Нам даже воевать особо не придется, против такой мощи, никто и не рыпнется.

– Ну и нахрена же вам все это надо?

– Я-то об этом и не думал. Честно скажу. У меня всю зиму, одна мечта была, – Красное за собой удержать…. Да только у Ярла, в башке старая блажь сидит. Хочет весь мир в одну Империю объединить. Говорит, что мол тогда и войны прекратятся, и торговля расцветет, и все такое прочее…. Так что если я ему с его блажью помогу, – он нам в Красном Королевстве гадить не станет, а наоборот, поддержку окажет.

– Все равно чушь это. – Вот захватите вы мир, и тоже перегрызетесь, как маги перегрызлись!

– Да на этот счет у Ярла, тоже свой ход имеется. – Мы всех наследников переженим, так что рано или поздно, все три части объединятся.

… Я честно говоря как прикинул, так и сам чуть не охренел. Ты представляешь, какая куча земель, – и все в одних руках?!?! Такой вон, как ты купчина, может от побережья до Гор доехать, или от севера до юга проскочить, никому ни разу пошлины не плотя!!! Каково тебе это?

А армии какие собирать можно, если что? – Да под тыщи тыщ! – Хотя нахрена такому чудищу армия? – Он одним своим видом всех запугает…. И что будут в книжках-то писать? С кого все начиналось-то? – Да вот с Ярла, Седого, Малыша, да Вождя!!!! – Тыщи лет пройдут, а нас помнить будут! – Каково тебе это???

– Обосраться.

– Во-во. …Лично меня, Ярл этим и купил. Такую штуку закрутить, это жжжж… У магов такое не вышло. А у нас получится! А-а-а????

Лицо Седого сияло восторгом, словно у четырнадцатилетнего пацана, впервые взявшего в руки меч, и примерившего доспехи. Было видно что грандиозность задачи, и перспективы вечной Славы, захватили его мысли целиком и полностью. Да и Нехромой, от развернувшихся перспектив, прибалдел и впал в ступор. И потому на вопрос, – «А хочешь, чтобы в книжках умных, про тебя тоже написали?», – лишь молча кивнул головой.

КУДРЯВЫЙ. ВОЖДЬ.

И хижина вроде была такой же. И даже огород вокруг нее, вроде бы как не изменился. Но даже Кудрявый почувствовал, – что-то волшебное ушло из этого местечка. А уж когда появились собаки…. Да, собаки были по прежнему огромны, все так же стремительны и пугающи, но магии в них больше не чувствовалось. Обычные звери, и не более.

Они не встретили, как это было раньше, парочку всадников возле дальней кромки леса. А лишь молча уставились на них из-за ограды.

Однако, как выяснилось позднее, произошедшие в мире перемены, не смогли сильно повлиять на характер семейства Чудных Магов.

Отец был все так же прост и прям, Мать, – заботлива и мудра, А Сын, – непосредственен, весел, и бодр.

– Да, – они сильно болели позапрошлой зимой…. Спасибо Матери да травам, – помогли встать на ноги…. Мир и правда изменился. Они и сами об этом догадались. Вот только не знали почему…. Старика очень жалко. Это был тако-о-ой Человек…. Значит, – Малыш говорите? …Ученик Старика? – Что, – умудрился магию из мира выгнать? – Зачем? – Говоришь «сдуру»? – Сильный же он наверное маг, коли может такие вещи сдуру творить… Это что ж выходит, теперь друг дружку и по именам называть можно? Да ладно, это сейчас не важно. Да, конечно. – Если надо, то конечно поможем….

…Нет. Огород не умер. Что ему станется. Конечно, без магии многие прежние растения уже не растут. Многие измельчали и потеряли волшебные свойства…. Но суть то от этого не изменилась. Просто стало чуть тяжелее работать…. Но где тяжелее, там и интереснее…

Хотите, я вам свой огород покажу??????

Когда один и тот же вопрос, задают разсто, на протяжении часа, – трудно, в конце концов, не ответить «Да». Правда Кудрявый вскоре разочаровался, в своем согласии. – Прошлый набег на этот огород, запомнился ему, как поход ребенка в лавку сластей. А этот, – в виду ранней весны, и отсутствия в мире Магии, – как странное разглядывание земли, с торчащими из нее прутиками побегов, и едва пробивающимися ростками. А вот Вождь…. Вождь сразу сообразил, на какой клад он нарвался. И заводил длинный и подробный разговор, чуть ли не возле каждой новой грядки. Где-то на окончании второго часа экскурсии, наконец прозвучало предложение переехать жить и работать в его Земли, щедро сдобренное обещаниями и посулами. Но в ответ, получил лишь твердое «Нет» от Матери.

– Гы…. – Оживился Кудрявый. – Ну ты парень и даешь. – Решил магов на свои земли заманить…. С твоей-то славой!

– Хочу уверить тебя Уважаемая, – Сразу сообразил Вождь. – что все те заблуждения, которые толкали меня в прошлом на преследование людей …подобных тебе, – они в прошлом и остались. Тем более, как выяснилось, – я тоже, в чем-то схож с теми, кого пытался преследовать….

– И ты прости…. – Усмехнулась в ответ Мать. – Но мы живем в такой глуши, что даже твоя Слава, до нас не дошла. Я не знаю кто такие, «подобные мне», которых ты раньше преследовал, и решил не преследовать сейчас. Просто у меня еще остались кое-какие способности. И я чувствую, что тебе нельзя верить.

– Жаль, что моя слава не дошла до тебя…. – Обидчиво ответил Вождь. Уверяю тебя, что моя репутация честного и благородного человека, весьма известна во всех землях. Обо мне много можно сказать плохого, – кроме того, что я предавал тех, с кем обменялся клятвами верности.

– Твоя слава действительно не туманит мой разум. Я просто вижу то, что позволяют мне увидеть мои способности, и мои глаза. И они видят огромное пятно Темноты, которое разъедает твою душу. Возможно ты и хочешь Добра, но эта тьма, оборачивает все твои поступки ко Злу.

– Не слишком ли смелое утверждение, Уважаемая? – Вождь уже разозлился по настоящему, и его рука невольно легла на рукоятку меча. После чего Отец, как бы невзначай поудобнее перехватил заступ, а Сын, подозрительно зашевелил губами, словно читая заклинание. – Ты знаешь меня всего пару часов, и уже берешься делать такие смелые выводы обо всем, что я делаю!

– Чтобы составить верное впечатление о человеке, – достаточно первого взгляда. – Мать, не обращая внимания на все эти маневры, осталась абсолютно спокойной и равнодушной. – И не только мне, а каждому, кто умеет прислушиваться к себе.

К тому же, – я ведь не осуждаю тебя, не пытаюсь как-то уязвить, или обидеть. Просто объясняю, почему именно, мы не примем твоего предложения.

– ….. – Попытался ответить ей Вождь. Но Кудрявый толкнул его локтем, и очень многозначительно посмотрел в глаза, беззвучно прошептав губами слово «Старик». Вождь сразу смолк, и продолжал хранить молчание до конца визита. Его молчание не способствовало общему веселью, и перестало давить на остальных, лишь когда Кудрявый, под недоверчивым присмотром хозяйки, взялся продемонстрировать свои кашеварные таланты, да еще и втянул в это все остальное семейство. Пока они все, довольно весело возились возле очага, никто не обращал внимание на Вождя, молча сидящего в углу и о чем-то размышляющего.

Продолжал Вождь размышлять и на следующий день, когда гости попрощавшись с хозяевами, тронулись дальше. И лишь к вечеру, его молчание прорвалось вопросом к Кудрявому? – Так ты думаешь, что это из-за убийства Старика?

Кудрявый, который в этот момент, отогнав от костра своих спутников занимался стряпней, не сразу сообразил о чем ему говорит Вождь. А сообразив, в ответ смог пробурчать только что-то вроде – «А хрен его знает….».

– Даже если они поняли, что это сделал я. – Продолжил Вождь, словно бы не замечая недовольства Кудрявого, которого он отвлекал от любимого занятия. – То почему она сказала, что все что я делаю, оборачивается ко Злу? Ты тоже думаешь что все что я делал, привело лишь к умножению Зла в мире?

– Тебе лучше знать. – Опять постарался не влезать в разговор Кудрявый, в это время занятый тщательным обжариванием мелко нарезанных кусочков мяса, которые должны были оставаясь сырыми внутри, запечься снаружи, и пропитаться ароматами трав и специй. Дело было ответственное, и отвлекаться в этот момент на разговоры, было верным способом пере– или недо– жарить продукт. – Сам прикинь, сколько от тебя людям добра было, а сколько зла.

– Полная чушь! – Фыркнул Вождь. – А сколько бы на свете было зла, если бы не было меня? – Ты когда-нибудь задумывался об этом?

– А вот мне только и есть делов, что о тебе думать, – ответил Кудрявый, осторожно переваливая поджарившееся мясо в котел с кашей, и тщательно перемешивая. – Ты себе сам второй день покоя не находишь. – Ты и думай, с чего тебе слова чужого человека, вдруг так душу разбередили. А моя душа и так спокойна.

– Будто ты никого не убивал!

– Убивал. Тех кто меня убить собирался. А вот безоружного…, ты не поверишь, – ни разу за всю жизнь. И на казнь никого не посылал…. Было правда пару раз. Еще при Магах, в отряде. Но то за дело было, по обычаю.

– Я тоже за дело.

– Ага. – магов жег.

– Ну может они и не были магами. Но ведь все могут ошибаться. Будто маги такие невинные ребята, что они…….

– Меня то ты чего уговариваешь! – Рявкнул Кудрявый, сообразивший вдруг, что чуть два раза не посолил одну и туже кашу. – Себя вон давай уговаривай. Мне ты по барабану. Я вообще, когда вся эта фигня закончится, – уйду к Злыдневой Теще, из всех этих ваших королевств, баронств да владений. Открою кабак, да и начну себе жить спокойно, подальше от ваших дрязг да склок.

– Ну да. – Это легче всего. Просто уйти. А кто-то останется за весь мир, дерьмо разгребать.

– А мир у тебя пряма таки в ногах валялся, да умалял, говнище его, с места на место ворочать? Сами как мухи на дерьмо, к Власти этой своей лезут, да все про несчастный мир, и глупых людей, которые без их советов и указаний, уже к вечеру загнуться, болтают. – Али ты не сам, из задницы своей норовишь выпрыгнуть, лишь бы повыше усесться, да начать другими повелевать?

…Вот в этом у всех вас, одна беда. – Сами себе врете. Лезете на пригорок, чтобы оттель людскими судьбами ворочать, – а себе говорите, что все это не для себя, все для людей. А людям, думаешь больно охота, чтобы ими, именно вот вы трое командовали?

Люди и знать не знают, что трое засранцев хитрожопых, уже давно их всех, будто стадо баранов, поделили. Им и невдомек, что нашлись такие заботливые пастухи, которые теперь над ними властвовать будут, да решать, – кого обстричь, а кого на мясо зарезать. …Ай спасибо милостливцы, – за заботу, да попечение. – Кудрявый отвесил Вождю шутовской поклон, и продолжил. – Тока, когда сам себе врешь. не печалуйся, что из-за нечистой совести спится плохо. И что иные, честные люди, с тобой на одном поле срать не садятся.

– Можешь думать что хочешь. Но я сплю вполне себе нормально. И угрызениями совести не мучаюсь. Ибо она у меня чиста.

– Ой ли? – Насмешливо пропел Кудрявый. – Ты вот, вместе с Малышом, представлению устраивал. Да Злыдневой мамой клялся, что всем простил, да все забыл…. А сам, за этим, за Одноухим, до сих пор охотишься! А магов, как ненавидел, так и продолжаешь ненавидеть.

– Одноухий меня, и моих бойцов предал. У него на руках кровь тысяч хороших парней. Это не месть. Это как бешенную собаку прикончить.

А магов я ненавижу не этих вот, с которыми мы вчера разговаривали, не Малыша, и не Старика, которого я убил в помутнении рассудка, а тех, которые раньше были. Тех что всю семью мою извели, что тебя заставляли на других людей, будто дикое животное бросаться…. Или это тебе самому нравилось?

– Вот оно и есть то пятно, что все дела твои к Злу обращает. – Сказал, словно выплюнул Кудрявый. – Не можешь ты ни себе, ни другим ничего простить.

…. Говоришь Тех магов ненавидел. – А сам то ты от них чем отличаешься? Они над миром властвовать хотели, – и ты туда же.

– Мне не власть нужна. Мне нужно…..

– Да один хрен, – «Тебе нужно». – Резко перебил Вождя, Кудрявый, – А то что другим нужно, тебя не волнует. Таких как вы с Ярлом, да Седым, – такие мелочи не беспокоят. Вот и губите вы мир, добро ему желая….

– Ну. Уж кто мир погубил, мы-то с тобой, получше других знаем. – Так же в запале, уже почти не сдерживая крика, ответил Вождь. – Не людские дрязги, его к гибели привели, а очередные забавы Магов.

– А ты еще громче про это гаркни. А то в соседнем лесу, не все дятлы с перепугу с елок попадали. – Прошипел Кудрявый, оглядываясь на сопровождавших их солдат Армии и Красного Королевства, которым такие вещи, знать было не положено. И уже переходя на более спокойный тон, добавил. – Ну в том суть, кто мир погубил. Суть в том, кто его спасет, и кто сам спасется!

Малыш хороший путь указал, – Научиться прощать. Потому как, груды говнища за душой ноне, разве что у младенца новорожденного нету. Потому как за годы свои, все мы столько-чего натворили, что ежели начать каждого по вине его судить, – весь мир под корень резать придется.

А ты вот, – прощать не хочешь. Потому как обида, тебе смысл жизни…, да что там, – саму душу, заменила. Отнять у тебя эту злобу твою на магов, да на Ярла, да на Одноухого, Седого и всех остальных, – и что за душой то останется? – Пшик из комариной задницы!

– Много ты о моей душе знаешь!

– Гы-ы. Тоже мне цаца. Я таких как ты в бытность свою, стока перевидал…. Через мои руки столько молокососов пуганных прошло, скока ты и не видел. Все вы будто щенки с одного помета. За папку у вас Страх, за мамку Обида. И всяк мнит себя особенным. Будто только его одного, жизнь не глядя стоптала. А оглянуться по сторонам, да понять что таких как вы тыщи, сотни тыщ, а то и ….., скока там дальше то идет…? Ну в общем, что таких как вы человеков, – вся земля! И что чем свои обиды лелеять, – лучше бы чужую боль облегчить, – тады и самому легче станет. Но где уж вам о других думать, вы все о себе.

– Да? И Полтинник выходит, который теперь Седым прозывается, – тоже все только о себе думает? Что ж ты тогда с ним друг, не разлей вода?

– Да Седой, хотя бы себе не врет что ему только до других дело есть. Он честно говорит, – «Хочу жить так, чтобы не жизнь меня, а я жизнь, под себя подгибал». И думает, что чем выше на насест заберется, тем больше власти в свои руки возьмет. А то и не понимает, что жизнь-то по любому на нем отыграется. Что Власть, над другими, не тоже самое, что и власть над собственной судьбой.

Вона как, он за эту зиму с морды спал. Все крутится да вертится, чужие беды решая. А попробуй не порешать, – вмиг с насеста скинут, из курятника выгонят, а то и в суп пустят. Он потому на своем энтом Троне, пока усидеть смог, что закваска у него правильная, – отрядная. Привык он об людях своих заботится больше чем о себе самом. В отрядах, только такие командиры и выживали. Ты отрядом никогда не командовал, тебе это не понять. Ты сразу Армией крутить вздумал. А там об отдельных людях думать не надо. Там отельный солдатик, – пшик, зернь игральная, монетка разменная. Потерять обидно, но сердце кровью не обливается. А хороший командир, – он любого сопляка теряя, – будто с кусочком души расстается. Потому я Седого и держусь…, пока. Пока он с королевскими этими делами, вконец не опаскудился, и не начал, поверх людских голов смотреть, людей в упор не замечая.

…Тока, как не пыжься, – а один хрен начнет. Потому как, чем больше отряд, тем больше проблем и бед. А уж в королевстве-то…, их так и вообще, море целое. Как тут не начать людей за муравьишек считать, которых скока не задавишь, – еще народятся.

…Думает он над жизнью своей властвовать. Да еще дурень того не видит, – что то, что вы там задумали с миром сделать, – это либо его в пыль перемолотит, либо убьет, к Злыдневой теще. Но прежним Седым, он уже никогда не станет. Прогнет его жизнь королевская так, как и Маги прогнуть не смогли. Вот потому-то, когда это наше дело закончится, я и уйду на фиг, в кабак кашеварить.

-…. И сколько еще…?

– Да уже не долго. – Ответил Кудрявый. – Отсюда еще дней семь-восемь будет…..

(обратно)

МАЛЫШ. СЕДОЙ. ЯРЛ.

-… И на земле воцарится Мир!!!! – Закончил свою часть выступления Малыш.

Находящаяся в состоянии транса толпа, разразилась восторженными воплями. Даже постоянные участники представления, каковыми давно уже стали все, начиная от престарелого жреца, и заканчивая солдатом охранения или поваренком из обоза Ярла, слышавшие эту речь, уже наверное третий десяток раз, не смогли удержаться от криков радости и восторга. Замечательное известие что мир спасется, продолжало наполнять всех слушающих эту чушь, неизменным Щастьем и Восторгом.

Затем на первый план вышли Седой с Ярлом. Эти двое не были заражены столь же пламенным энтузиазмом, что и остальная толпа, ибо знали слишком много правды, о том что творится с миром. Однако на сцене явно развлекались, забывая на какое-то время о тяжести взваленной на свои плечи Задачи, и ловя кайф, от чувства управления толпой.

Малыш, наблюдавший за этим выступлениями со стороны, давно уже приметил, что обоим нравится находиться на сцене. Правда каждому по своей причине. – Седой развлекался, а заодно учился. Ему не просто нравилось изображать что-то на глазах у толпы. Нравились использовать особые интонации и специальные жесты, которым его научили Ярл, Малыш, и парочка скоморохов. Попутно, он учился быть королем. Изображать величие и всезнание. Повелевать толпой, слушать ее, подчиняться ее желаниям, и через это, ей же и управлять.

Ярл же просто развлекался. Посмеиваясь и над верящей любой произнесенной глупости толпой, и над самим собой, эту глупость произносящим. Ибо ему, с его огромным опытом, учиться уже было нечему.

Для начала оба рассказали, как люто ненавидели друг друга долгие годы. Причины этой ненависти не указывались. Седой, а вернее «тот самый Полтинник», четко ассоциировался у народа с Армией, в то время как Ярл, был ее исконным противником. Тот факт, что оба этих засранца, толком даже не знали друг дружку раньше, не мешало им грозно хмурить брови, и театрально хвататься за мечи, показывая публике, как же они раньше не любили друг дружку. Затем они рассказывали о Прозрении и Прощении, столь же театрально обнимались, и клялись в вечной дружбе. У них это выходило особенно искренне и душевно, учитывая фактическое отсутствие взаимных претензий друг к другу. Оба старых пройдохи, давно уже простили и попытку покушения, и пытки, и все прочие, мелкие неприятности доставленные другому. У Вождя, который на первых порах, тоже был привлечен к представлению, столь же искренне изображать прощение и дружбу не получалось. Перед Седым он робел, а с Ярлом общался, словно с ядовитой змеей. Потому-то он, после первых трех представлений, был выведен из сценария, и отправлен вместе с Кудрявым, на поиски Чудных Магов. Что должно было существенно сократить время поисков. Ибо Малыш с Ярлом и Седым, планировали подобраться к месту Последней Битвы, с противоположной стороны.

После выступления Королей, (как называлось это в сценарии), – выходил тот самый жрец, что проводил коронацию Малыша. За несколько месяцев, нахождения «при светлой Персоне Пророка», как он сам именовал нынешнего Красного Короля, он уже поднаторел в правильных ответах, на обычные вопросы, задаваемой публикой, которые она не посмела бы задать самому Пророку, или Королям.

Старикан был умным человеком. Он не просто проникся духом нового учения…. Он, наученный долгой жизнью, прекрасно понимал, что есть обычная публика, и есть круг посвященных. И то что известно одним, должно быть тайной для других. Потому на своей новой работе, весьма удачно умудрялся совмещать искренний священный трепет перед Учением, и цинизм в отношении его Подачи публике. Благодаря чему, он и Ярл, и стали главными идеологами нового учения. Суть которого сводилась к словам «Ты должен простить». …"Или мы тебя заставим», – добавлял обычно Ярл. Уже знавший под каким лозунгом поведет свои войска на захват новых земель.

Жрец, при этом умудрялся одновременно и состраивать недовольные гримасы, и благожелательно кивать головой. Он был не против «заставить», он просто считал неуместным говорить об этом вслух.

Сам Жрец, больше внимания уделял ритуалам. Это он обрядил новообращенных Учеников, в белые хламиды. Он написал тексты молитв и гимнов, беззастенчиво обворовывая прежних богов и учения. Он разработал правильные ритуалы молений и жертвоприношений.

И это он придумал невынимающийся меч. Который, собственно представлял из себя обычный короткий меч копейщика, только накрепко привязанный за крестовину к столь же белоснежным ножнам, прочным ярко-красным шнурком.

Существенное изменение в данную конструкцию внес Седой, как-то поинтересовавшийся обучением Учеников, в которые как правило набирали молодых, и крепких молодцов. Необходимость именно в таком виде учеников, объяснялась тем, что им предстояло нести учение в самые дальние земли, преодолевая все трудности пути. Но воинская дисциплина, совмещенная с жизнью аскета, делала их больше похожими на армию, чем на жреческое сословие.

Седой в шутку предложил делать ножны мечей для этих ребят не из кожи, а из твердого дерева, или металла, благодаря чему меч превращался в увесистую дубинку. Ярл хохотнул, хлопнул Седого по плечу, и повелел сделать пробные образцы. Которые постепенно начали заменять старую версию ножен.

Эти мечи назывались миротворцами. И у них было несколько символических значений. Само их наличие, показывало готовность защищать мир. А невозможность обнажить оружие, – как бы символизировало готовность делать это мирными методами. Ну а тот факт, что завязочки можно было и развязать, – ясно давал понять закореневшим в своих заблуждениях людям, что даже терпение жрецов не бесконечно, и даже сторонники учения Прощения, прощают далеко не все, и не всем. И в этом случае, красным станет не только шнурок.

… Вот и сейчас, отвечая на вопросы толпы, – Жрец приглядывался к определенному контингенту зрителей, подбирая новые кандидатуры в Ученики. Рядом с ним, стоял и благожелательно улыбался Малыш, одним своим присутствием подтверждая правильность слов Жреца, и легитимность его полномочий. Самому Малышу отвечать на вопросы толпы запретили….. Ну не то что бы запретили. Просто посоветовали это не делать. Мол не царское это дело, отвечать на вопросы быдла. – Ты у нас, вроде как уже почти Божество. Тебе с быдлом общаться не солидно. Чем больше будет посредников между тобой и толпой, тем проще толпе будет поверить в Тебя.

Малыш не возражал. Как и не возражал против всего организованного Ярлом балагана, Учеников и прочего. Он понимал, что старые циники вроде Ярла, Жреца и Седого, организуют распространение его идей, куда лучше, чем получилось бы у него.

Да. Они циники, и постараются извлечь из этого максимальную пользу для себя. Да, – им плевать на Прощение, и учение. И именно потому, они смогут разнести его по земле, куда лучше, чем мог бы это сделать он сам…, пусть и через Учеников, которые уже сейчас все больше становились похожи на шпионов. Неважно кто дает хлеб голодающему, или кров замерзающему, – главное, что страждущий получает то, что спасет его.

А на самого Малыша, и была возложена задача спасти. И если он с ней не справится, все эти усилия окажутся напрасными и пустыми.

(обратно)

ВСЕ.

– Так чего ты все-таки задумал? – Спросил у Малыша Седой. – Только попроще объясни, чтобы все поняли, а не тока я.

– Ага. Только один ты у нас и понятливый. – Расхохотался Ярл. – А все вокруг сплошные бездари. – Молодец, со временем, станешь великим королем.

– …. План конечно интересный. – Не давая раскрыть рот Малышу, встрял в разговор Верховный. – Настолько дурацкий, что может сработать. … А может убить нас всех нахрен. Чтобы придумать его, надо быть поистине безумцем.

Долгий переход закончился, и на том самом поле Последней Битвы, в тех краях где некогда зародилась Магия, и откуда она исчезла из мира, собрались почти все сообщники, в деле спасения Мира. Кудрявый с Вождем, оставив охрану на подступах, к знакомому месту прибыли только вдвоем. И еще почти неделю, вынуждены были провести, общаясь с Верховным, в ожидании, когда их коронованные сообщники, изволят закончить кружить по своим владениям, распространяя новую религию. А также, прибывшие лишь втроем Ярл, Седой и Малыш, прибыв поздно вечером, уже к полудню отоспались, и готовы были приступить к работе.

– …. Все довольно просто. – Ответил Малыш. – Используя силу Артефактов и Магии Крови, я перенесусь в другой мир. А там, обретя былую мощь, попытаюсь слить оба этих мира, в единое целое. Думаю, что магии одного мира, хватит на то, чтобы поддерживать жизнедеятельность, обоих миров. Хотя конечно, сама магия в них обоих ослабнет.

– Так ч ё это за фигня получится? В смысле с мирами? – Спросил изрядно обалдевший от подобного известия Седой.

– Ну…… – Следующие полчаса, Малыш подробно объяснял что это будет, сыпя разными заумными словами, и рисуя какие-то схемы, пентаграммы и магические уравнения на земле. Несколько раз, Верховный встревал, в эти объяснения. Собеседники начинали спорить, ругаться, мириться и снова спорить.

– Так ч ё это за фигня получится? – Наконец прервал спор двух великих магов Седой, который, как и все присутствующие, не понял из объяснения ни слова, зато успел позевать, поклевать носом, и даже вздремнуть несколько минуточек.

Малыш беспомощно посмотрел на Седого, на остальных участников высокого собрания, и на Верховного.

– А ты как думал? – Насмешливо ответил на этот взгляд Верховный. – Это участь всякого, кто соглашается общаться с этими людишками. Дальше вопросов корма, совокупления, и разборок, кто в стаде главный, – их разум не поднимается. Поэтому объяснять им надо максимально просто и доступно…, как животным. А еще лучше вообще не отвечать, а просто приказывать.

– А еще разок по морде? – Осведомился Седой, которому подобное высказывание, почему-то показалось обидным.

В ответ, Верховный лишь хмыкнул и отвернулся. Вчера он уже схлопотал по морде, от Седого, и повторять этот опыт ему не хотелось.

Что поделать, – расслабился Верховный. Когда прибывшие Ярл, с Нехромым, некогда служившие на стороне Верховного Учителя, как-то оробев, начали оказывать ему знаки почтения, тот невольно возгордился, и стал еще более наглым и самоуверенным, чем обычно. Ну и наехал на Седого. А тот, недолго думая, залепил ему плюху по морде, чем поверг в трепет и восхищение всех присутствующих. Ибо магов можно было ненавидеть, можно было презирать, их можно даже было убивать, – но Страх перед ними, так глубоко въелся в сущность людей, что подобное хамское обращение, не могло вызывать ничего кроме изумления и шока. Если на то, чтобы убить мага, смелости у людей еще хватало, то вот оскорбить его…. Вот на это бы точно не решились ни Ярл, ни Кудрявый, ни Нехромой, ни даже самый ярый ненавистник магов Вождь. Ибо слишком долго, маги были Богами. Слишком долго, одно только это сложение звуков, вызывало в людях почтительный трепет, страх и восторг.

Но Седой преспокойно съездил по морде некогда Великому и Ужасному Верховному Учителю, некогда повелевавшему половиной мира. Почему? – вероятно это было загадкой даже для него самого. Просто устал он бояться чего-либо. Да и вообще устал…. И потому, просто влепил плюху наглецу, не раздумывая над тем, бог ли он, маг, или просто человек. И как ни странно, но и Верховный, после этого, стал относиться к Седому, явно с куда большим уважением, чем к остальным людям. Этот старый пройдоха и негодяй, умел ценить силу, а главное, готовность ее применить.

– Так ты все-таки объясни, что там с миром то произойдет? – продолжал настаивать Седой. – Ежели этот новый мир, к нам сюда плюхнется, он тут нам все на фиг не передавит?

– Э-э-э, – Начал Малыш. – Теоретически нет. Скорее поначалу, это будет выглядеть…, ну представь себе песочные часы…. Я сделаю прокол между мирами, и они будут соединяться узким каналом. Потом канал станет расширяться, и со временем Миры должны как бы постепенно раствориться друг в друге. Возможно даже, что вы тут ничего и не почувствуете….. Но так же возможно, что вы все умрете. Потому что теории теориями, но практика всегда вносит свои коррективы в реальность.

– Стоп. – Резко остановил его Седой. – Еще раз скажешь непонятное слово, я и тебе по морде влеплю. Чисто по дружески. Я готов твои заумные речи, мимо ушей пропускать, но лишь до тех пор, пока это судьбы мира не коснется. А тут уж, я хочу точно знать, чего ожидать. А то сам помнишь, как со Злыднем-то Этим получилось. Хотел ты одного, а теперь….

– Да что тут непонятного тупица? – Опять влез в разговор Верховный. – Ты сам знаешь, – сколько планов перед битвой не строй, а драться то, все равно придется по другому. Потому как противник твой, твоего плана не знает. У него свой план имеется, такой же глупый и несовершенный как и твой….

– Теперь понятно. – Благодарно кивнул Седой, даже не соблаговолив обидеться на тупицу. – Тогда, может нам не торопиться, а подождать малость, получше разведать чего да как, поприкидывать?

– Мир умирает, Седой. – Тихо ответил на это Малыш. – Эта зима будет еще дольше, холоднее и злее, чем прежняя. – Сколько народа не сможет пережить ее? И все они, будут на моей совести. А она уже и так полна грехов.

– Ну кто-то да останется. Все же лучше, чем всех губить напрочь.

– Безтолку дурилка. – Опять подал голос Верховный. – Представь себе пирожок. Ты можешь смотреть на него, нюхать, даже облизывать. Но пока ты его не надкусишь, ты не поймешь насколько он вкусен, или отвратителен. И чем дольше ты ждешь, тем больше он черствеет и ссыхается. Ты думаешь я, стал бы подвергать Свою жизнь, хоть малейшему риску, если бы не понимал, что это для нас единственный шанс? Да и сила Магии, с каждой минутой ослабевает. Пока еще Малыш, теоретически, может перенестись в другой мир благодаря всей собранной мощи. Но сможет ли он сделать это через год?

-… К тому же, я перенесу точку соприкосновения далеко в Горы. Там будет место слияния миров….

– И какой будет этот новый мир? – На сей раз, голос подал Ярл. – Там есть люди? Горы, леса, реки?

– Нет….– Ответил Малыш. – В смысле людей там нет. Я нашел его именно тогда, когда пожелал оказаться там, где никогда не было людей. Тот мир чист, и пуст. Там есть леса, горы и реки, есть моря, озера, океаны…. Но людей там нет.

– А что изменится у нас?

– Надеюсь, что ничего. Может только горы станут выше и как будто, немного сожмутся…. Может будут землетрясения, гроза или еще что-то…. Но это вас не убьет….. Поначалу. Миры будут словно бы слегка соприкасаться друг с другом, а потом спустя годы, сольются в один, и никто уже, даже опытный маг, не сможет понять, что когда-то они были разными мирами.

– Значит, – Маги снова станут сильными? – Спросил Вождь, и почему-то не со злобой, а задумчиво посмотрев на Верховного.

– Не такими как были. – Ответил и ему Малыш. – Во-первых, сила иного мира, будет вливаться к нам постепенно. Во-вторых, она будет немного иная, и ныне существующим магам, придется долго к ней привыкать. А в третьих, – сила одного мира, разделенная на два, не даст им прежней мощи и силы. Так что ты можешь больше их не бояться. Тем более, что сейчас на земле нет ни одного, по настоящему сильного Мага. Даже Верховный, сможет восстановиться только несколько сотен лет, если сможет конечно, столько прожить.

– Я их и не боюсь…, но мне хотелось бы…. Впрочем, это уже не важно….

– А что насчет имен? – Вдруг влез в разговор Кудрявый.

– Имен? – Удивленно переспросил Малыш.

– Ну да, – имен. Тут вон Чудной Маг, как раз упомянул, что мол, – «Раз магии нету, значит теперь всех по именам можно называть….», это правда?

– Я не знаю…. – С некоторой растерянностью сказал Малыш. – Об этом я даже и не задумывался….

– Удивительно. – Подхватил Верховный. – Но я тоже об этом не задумывался, уже лет семьсот-восемьсот…. Когда то, знаешь ли, была очень популярна Магия Имен. Стоило только узнать истинное Имя, и твой Враг оказывался полностью в твоей власти. Хотя правду сказать, для людишек, это было модой и не более. Маги, как правило использовали подобную магию только друг против друга. Запоминать имена каких-то там людишек, для столь сложной магии, было слишком обременительно. Людишек можно было раздавить и более простым способом. Узнавать имя таракана, перед тем как его раздавить…., это как-то по-идиотски.

А вот Магам, пришлось научиться прятать свои имена, и пользоваться прозвищами. Потом эту манеру переняли людишки…, поначалу высшая знать, пытавшаяся во всем подражать магам, а потом и прочее быдло, подражавшее знати.

Так и получилось, что все начали называться не именами, а прозвищами, которые еще и надо было менять раз по двадцать за жизнь, чтобы прозвище намертво не прилипло и не стало именем. В результате чего магия имен, вышла из моды…. А ведь и впрямь. Сейчас, можно спокойно называться своими именами, коли Магия не работает…. Да и после Соединения, она скорее всего, не будет работать еще сотни, а то и тысячи лет….. Мн*да…. Стоит только задуматься, сколько пропадет наработок и открытий…. Впрочем, я буду их помнить…. Ну так, кого как зовут?

– Так мы это тебе и выложили. – держи карман шире. – Рассмеялся Седой, умиленный наглостью Верховного. – Может сам свое имя скажешь?

– Кирик. – коротко ответил Верховный. – Мое истинное имя, – Кирик. И я не боюсь тебе этого сказать…..

-… Потому что, единственный среди нас человек, который мог бы воспользоваться этим знанием во вред тебе, это Малыш. – Продолжил за него Ярл. – А он и так может уничтожить тебя в любой момент как таракана. …Однако я рискну, и тоже назовусь – Ком. – Вот мое истинное имя.

– Виллий. – коротко бухнул Кудрявый.

– Хваргей – представился Нехромой, и почему-то расцвел улыбкой.

– Сергиос – Гордо, словно бы бросая вызов врагу, подхватил Вождь.

– Комнус – Ухмыльнулся Седой.

– Как-то это….. – Задумчиво сказал Ярл. – Не то, не звучит. Раньше прозвище словно бы говорило само за себя. А эти имена…. Злыдень побери. Нам надо что-то делать с именами, чтобы они звучали более величественно….

– Раньше, у знатных людей было несколько имен. – Просветил собравшихся, в новой для них сфере знаний, Верховный. Было еще родовое имя. Прозвище…. У королей еще и номер, если имена отца, сына, или деда совпадали.

… А каково твое имя, уважаемый? – обратился он к Малышу.

– Малыш. – спокойно ответил он. – Другого имени я не знаю. Наставник всегда звал меня только так.

– Угу…. – задумчиво протянул Верховный.

– Что бы ты там не задумал. – Внезапно звонко, абсолютно по мальчишески расхохотался Малыш, – У тебя все равно это не получится.

– Да я собственно говоря, ничего такого и не задумываю, – быстро ответил на это Верховный. – Просто, давно уже не приходилось никого по именам звать…..

…. Так когда ты планируешь начать? – Спросил он, резко меняя тему разговора.

– Да собственно говоря, прямо сейчас. – Удивленно ответил Малыш– Какой смысл тянуть?

– В смысле, – вот прям сейчас? – Растерялся Седой…. – А-а-а-а…, – пообедать?

– Обедайте. – Опять рассмеялся Малыш. – Мне это совсем даже не помешает.

– А сам?

– На голодный желудок, как-то проще… – Неопределенно ответил Малыш. – А впрочем, пожалуй и правда, – давай поедим все вместе. Помнишь, как мы ели тогда при первой…, а вернее, второй нашей встрече? – Наставник, ты, Кудрявый, Верховный и я…. Только сейчас, Наставника нет с нами. – Он замолк, и молчал несколько мгновений. – Ну, зато сегодня с нами будут наши друзья, – Нехромой, – первый человек, с которым я заговорил в этом мире. И первый из людей, кого я начал уважать. Ярл, – который мудр и жаден до жизни. И…, Вождь…., которого я простил, за смерть Наставника. Надеюсь что и он простит себя…. Так что, Кудрявый, вешай свой котелок над огнем, да доставай приправы. А я сейчас за водой сбегаю…..

Кудрявый принялся за дело, а остальные, по мере сил ему помогали. Даже Верховный, соблаговолил влезть под руку с парочкой советов, которые, как ни странно, были выслушаны Кудрявым с интересом, и видимо даже приняты во внимание. После чего, два специалиста, каждый в своем деле, принялись яро обсуждать разные методы приготовления жратвы, рецепты и специи. Верховный оказался кладезем знаний и в этой сфере. Что не удивительно, учитывая его долгий жизненный опыт, и хороший аппетит обусловленный идеальным здоровьем и полным отсутствием совести.

Толи мастерство Кудрявого достигло немыслимых высот, толи сработали советы Верховного, но каша, и запеченные в углях куски оленины, получились как никогда прежде. Присутствующие лопали так, словно бы это было их первой пищей, за многие-многие недели голодания. И потому не удивительно, что вдумчивая застольная беседа, началась только после того, как котелок был выскоблен до дна, а от подстреленного утром Ярлом оленя, остались только косточки.

– …Так эти новые земли…. – Начал Ярл, разваливаясь на шкуре, и благодушно поглаживая себя по изрядно округлившемуся пузу. – Которые будут пустые. – Я думаю, есть резон поделить их сразу. Чтобы потом не пришлось из-за них ругаться.

– Не очень то надейтесь на их доступность. – Обломил его Малыш. – Эти земли окажутся за горами, которые и сейчас для вас не очень то проходимы, а после, возможно станут еще более высокими и крутыми.

– А нельзя ли…..???

– Нет. Нельзя. Если делать прокол, посреди обжитых земель, это может стать слишком опасным. Лучше уж в горах, они занимают настолько много места, что там соединение миров может быть наиболее безболезненным.

– А насколько велики горы? – Влез в беседу Вождь. – Я помню в Университете, одно время это была модная темя для споров.

– Кретины. Изображающие из себя ученых. – Прокомментировал это Верховный. – Любой Маг, достигший степени посвящения Советника, знает что горы занимают большую часть суши всего земного шара.

– Какого еще шара? – Хором спросили все немаги.

– Дурни. – Ответил им Верховный. – Земля имеет форму шара. Это ясно любому, кто поднимался над ней достаточно высоко.

– Я слышал подобные теории, но не верил в них – Задумчиво сказал Ярл, вертя в руках поднятый с земли булыжник. – Значит, получается, что если все время идти на восток, то придешь в туже точку пространства с которой начал свой путь, только с запада?

– Ага. Если умеешь ходить по воде. – Захихикал Верховный. – Вся известная вам земля, это большой остров посреди бесконечного океана. Причем большая часть острова занята горами и лишь треть, это лес, степь и побережье, – все те земли, которые вы лопаясь от самодовольства, уже поделили между собой. Если бы вы были способны подняться чуть выше своих убогих макушек, и собственными глазами увидеть насколько ничтожна территория над которой вы собираетесь властвовать, – вы бы поняли, насколько вы жалки и ничтожны.

– То-то ты сам тыщи лет жопу рвал, пытаясь миром завладеть, – Уел Верховного Седой.

– Во первых не тыщи, а всего-то пятьсот с небольшим. Именно столько длились магические войны. Именно тогда мы стали всевластны и подчинили себе людишек. А во-вторых, мне никогда не нужна была власть над землями. Я хотел властвовать над Миром, и теми, кто этим миром управляет…. Впрочем, вам этого не понять…., черви.

В ответ, Седой поднял валяющуюся рядом шишку, и запустил ее в голову Верховного. А когда она с глухим стуком отскочил от нее, он удовлетворенно кивнул, и лениво сказал. – Твое счастье, что у меня брюхо полное, и лень вставать. А то бы я показал тебе, кто тут из нас нынче червяк…..

– Вы не о том спорите. – Прервал начавшуюся ссору Малыш. – Есть куда более важный вопрос, – Кто будет хранить камень?

– Какой камень?

– Один из Артефактов. Их у меня два. Один я заберу с собой в тот мир, а другой останется здесь. Они и будут связывать два этих мира, до тех пор, пока те не сольются воедино.

– Ну так ты и храни у себя. Или тебе целого Королевства мало чтобы один камень запрятать?

– Возможно я не смогу этого сделать.

– Стоп, стоп. – Вдруг резко оборвал Малыша Седой, которому резко не понравился тон ответа на его вопрос. – А почему именно ты это не сможешь? Что происходит?

-….. Ну…., Скорее всего, я уже не вернусь. – Замявшись ответил Малыш. – Это ведь не шутка, соединить два мира…. Мне придется полностью выжечь все свои силы…. Мы считали с Верховным…, скорее всего это меня…, ну что-то вроде того, как убьет.

– Или сделает богом… – Влез Верховный. – Перевоплощение, а не смерть! – Вот как я это называю. – Не бойся Малыш, я верю в тебя…..

– Что за хрень? – Как-то испуганно спросил Седой. – Малыш. Мы так не договаривались.

– Другого способа нет. – Спокойно ответил Малыш. – Не знаю, что там случится. Но это единственная возможность спасти наш мир от смерти. Сам подумай, неужели ты бы сам промедлил, в подобной ситуации?

– Да…я… Я то это того…. А вот ты….. А как же мы с Кудрявым? А как же Красное Королевство?

– Думаю, вы с Кудрявым и Нехромым, вполне справитесь с Красным Королевством. У вас это получится.

– Да не о том речь! – Возмутился Кудрявый. – Не о том Седой говорит, срать нам на это королевство. Но мы Отряд. А в Отряде не принято своих на заклание посылать. Если уж помирать то всем вместе. Таков Обычай!

– ..Во-во, подхватил Седой. – Давай мы с тобой на тот свет отправимся! В смысле, – в тот мир. Сам говорил, что кое-какие силы у меня есть. Так может…, всем отрядом как-то и выкрутимся?

– Нет Седой. Нет смысла рисковать всем. Эту кашу заварил я, мне ее и расхлебывать.

– Кабы ты тогда тоже меня послушал, сейчас бы не пришлось бы расхлебывать. Так что погоди дергаться. Можно ведь что-то придумать. Я тебя одного точно не отпущу.

– Во-первых Седой. – Как ты сможешь заставить меня взять тебя в другой мир? А во-вторых, мне и себя самого, перенести туда будет совсем не просто. А если еще и пытаться тащить с собой вас с Кудрявым, – мы можем просто погибнуть, так и не выполнив дело. А значит, вместе с нами, погибнет и мир…. Так рисковать я не стану.

И давай больше не будем говорить об этом. Мне в общем-то и самому не очень хочется ни помирать, ни становиться богом…. Так что не надо порождать во мне надежду и провоцировать слабость. Я уже решил. И ты не заставишь меня изменить это решение.

Единственное, о чем я тебя прошу, – позаботиться, чтобы начатое мной не исчезло.

Распространяйте Учение. Или, постройте с Ярлом эту его Империю, и объедините земли, заставив людей жить в мире…, настолько, насколько они способны это сделать.

Конечно, глупо нести мир силой. Но иногда приходится. Когда люди, столько лет жили войной, иногда нужен кто-то, кто выбьет оружие из их рук, и заставит жить в мире.

Не уверен что у вас это получится, но обещай мне попытаться.

– Да иди ты…. Впрочем ладно. Я сделаю как ты просишь, но почему ты раньше то молчал… А впрочем понятно почему…. Но это реально подстава…. Так друзья не поступают.

– Вот и ладно, – улыбнулся Малыш, достал из своего мешка два камня, один бросил Седому, второй оставив себе, и с негромким хлопком исчез.

– Ну собственно говоря, и что дальше? – Спросил Ярл, примерно спустя полчаса, которые все герои молча просидели у догорающего костра. – Я так понимаю, Малыша ждать уже не стоит?

– Да уж… – Пробурчал Седой. – Вечно так с этими магами. Все у них не по-людски. Мог бы ведь и раньше сказать, глядишь, чего-нибудь и придумали бы.

– Эх Седой. Научить еще одной королевской мудрости, – смирению. Даже ты или я, подчас вынуждены подчиняться обстоятельствам. И нам, скажу тебе по секрету, приходится делать это куда чаще чем остальным людям.

И еще одна мудрость, – учись лепить из дерьма конфеты. – Ты хоть подумал как преподнести всем новообращенным исчезновение Малыша? – А я подумал! Уж не знаю, станет ли он и правда богом Там, но Здесь, я его богом точно сделаю….

… Так какие у тебя планы?

– Да все те же.

– А как там у тебя дела с этой девчонкой, не рассорились окончательно?

– Не сцы. Договоримся.

– Это правильно! Ох какие же мы дела теперь закрутим …..

(обратно) (обратно)

Егор Чекрыгин Злыднев Мир. Империя. Книга 2. Империя

Глава 1

Он медленно подбирался к своей добыче, когда она ничего не подозревая предавалась неспешной трапезе. В самый последний момент добыча все-таки почувствовала странный запах, и скосила глаза в его сторону…, но было уже поздно. Стремительный рывок, мгновенный захват, быстрый отскок назад. Какая-то тень загородила проход, и ему пришлось совершив немыслимый маневр, проскользнуть под чьим-то столиком. Над головой раздался истошный визг, а через секунду, – грохот посуды падающей из рук служанки. И вот прямо перед ним вожделенный выход из харчевни. Выскользнув из рук пытавшегося задержать его привратного громилы, он выскочил на полупустую улицу и полетел по ней что было сил.

«Эх, а не плохой денек сегодня выдался», – подумал он на бегу, обгладывая свежеуворованную кость с сохранившимися еще кое-где волокнами мяса. Вот ведь дурак этот купец, оставил столько жратвы. Ему наверное и невдомек что все это великолепие вполне можно ободрать с кости, да и саму кость можно еще грызть очень и очень долго.

Быстро оторвавшись от погони, которая впрочем преследовала его, не прилагая особого усердия, он свернул в ближайшую подворотню и, зарывшись в груду мусора, предался своему пиршеству. С несказанным наслаждением мусоля объедок с чужого стола, он однако не забывал оглядываться по сторонам и был готов в любой миг броситься в бегство.

Дорогой читатель, из вежливости и из уважения к Уличному Этикету, не станем пристально пялиться на это зрелище, а лучше отвернемся и несколько поподробнее познакомимся с субъектом, столь энергично открывшим наше повествование.

Это было существо, относящееся, (скорее всего), к человеческому роду. Правда повадки его скорее подошли бы крысе, или мелкой собачонке. Не той собачонке, что в полном благополучии и довольстве живет у рачительных хозяев. И даже не той, что познав человеческую ласку и тепло, в силу нелегких жизненных обстоятельств оказалась на улице. Нет, этот субъект был из породы абсолютно диких помойных псов, которые поколениями живут вблизи человека, но уже давно забыли что этот человек может быть хозяином и другом, и видящих в нем лишь врага или добычу.

Был он мелок и жалок. Годочков ему…, ну можно было бы дать…, эдак восемь. Хотя росточка и весу в немедва хватило бы на нормального четырехлетку, однако глаза…., глаза…, да глаза его могли бы принадлежать довольно зрелой, и немало повидавшей в жизни крысе. В них светился ум, хитрость, и осторожность настоящего зверя. Правда обычно все это перекрывалось Голодом. Но сейчас почти никогда не прекращающийся голод на время уступил место удовлетворению.

СТОП! Шаги. Много шагов. Много людей. Опасных людей. Банда. Банда шакалов. Прыжок вверх на забор, с него на крышу, увернуться от брошенного камня, прыжок на другую крышу, спрыгнуть во двор, Проклятье. Целая толпа народа. В сторону, туда где на веревках натянуто белье. Кажется ушел. Нет. Тупик, назад. ДВОРНИК. Удар метлой по ногам. Прыжок. Падение. Перекат. Ободранные ладони. Еще замах метлы. Откатиться в сторону, удар пришелся вскользь, ободрав до крови плечо. Вскочить на ноги, раны будем зализывать потом, а сейчас единственный выход, – прямо через толпу брезгливо шарахнувшейся от окровавленного комка грязи. Калитка, через калитку на улицу. По улице, свернуть в переулок. Здесь налево, потом прямо в кусты около забора, где уже давно примечен скрытый лаз на заброшенные склады. Ну все, кажется ушел. Можно догладывать кость.

Опять отвернемся от нашего сомнительного героя и немного объясним, – кто и что он все-таки такое.

В какие-то времена, в каких-то землях, – стоял Город. И в те времена, в тех землях, Город этот считался великим, ибо был сосредоточением всего лучшего, что в тех землях было.

Власть, богатство, знания, – все это было в том Городе. И каждый, кто в меру собственного честолюбия хотел отхватить кусок этих «власти, богатства и знаний», – ехали в Город. И кое-кто из приехавших, даже получал желаемое.

Но на каждого получившего приходилось как минимум трое безжалостно перемолотых Городом, и бесследно сгинувших на узких, кривых улочках его окраин.

Наверное мать субъекта, рассказ о чьей нелегкой судьбе ляжет в основу нашего повествования, и была одной из этих «перемолотых».

Но сгинуть бесследно ей так и не удалось, ибо остался он.

Кто он такой? – ему самому подобный вопрос никогда в голову не приходил. Благо, при его образе жизни хватало других забот, и отвлекаться на ненужные философствования не было никакой необходимости. Даже собственное имя, или более-менее постоянная кличка были для него слишком большой роскошью. Быть никем, пустым местом, тем по кому глаз проходящего мимо обывателя скользит не вызывая никаких чувств и эмоций, – вот что было залогом выживания в его мире.

А если уж кому-нибудь, вдруг понадобиться подозвать жалкий комок грязи, достаточно было одного взгляда, чтобы объект нашего повествования понял это. И возможно даже подошел бы к заинтересовавшемуся, (на безопасную впрочем дистанцию), откликнувшись на какой-нибудь оклик типа «Эй», если бы почувствовал что это не грозит ему существенными неприятностями.

Впрочем Эй, (так и мы будем пока называть нашего героя), был существом любопытным и смышленым, каким и положено быть нормальному пацаненку примерно восьми лет отроду. И даже возможные неприятности частенько не могли удержать его от искушения сунуть куда-нибудь свой любопытный нос, или решиться на очередную авантюру.

Таких например, как его сегодняшняя кража кости прямо со стола богатого господина. Раньше он никогда на подобные подвиги не решался, и не знал никого кто творил бы подобное. Но вкусные запахи и вид обилия еды, которую не надо выкапывать из помойных куч, а можно взять прямо со стола, просто отравили его разум. Несколько дней он внимательно наблюдал за приглянувшийся ему харчевней, изучая входы-выходы, распорядки и правила, прежде чем решился на свой дерзкий налет. Сколько он себя помнил, это всегда приносило ему удачу. А сколько и что он о себе помнил?

Самые отдаленные и смутные впечатления, которые хранила его память, относились ко времени когда он лежал на коленях какой-то нищенки. Она не была его матерью. ….Откуда он это знал? Просто чувствовал, а своим чувствам он доверял всегда. Да и я склонен с ним согласиться, ибо ни одна мать, не станет расцарапывать язвы на теле своего ребенка и мазать его всякой грязью, привлекая полчища мух. Большую часть своей жизни прожил Эй с этой нищенкой, навсегда разучившись плакать за это время. Но последовала очередная чистка городского дна, и его хозяйка выбросила компрометирующий ее предмет в городскую канаву, поскольку нищенство с ребенком на руках считалось по закону Города более тяжким преступлением.

Эй до сих пор помнил стремительное приближение грязной маслянистой поверхности, удар и погружение. Что-то сильно сдавило его грудь, в голове бешено застучал пульс и внезапно появившееся страстное желание жить заставило его бешено работая руками и ногами, выплыть на поверхность и выбраться на сушу.

Именно с этого момента, с этого внезапно пробудившегося желания, и начинал он отсчет своей настоящей жизни.

Было ему тогда наверное примерно годочков так четыре-пять. А может быть и больше, или наоборот меньше, – определить это было сложно, поскольку и тогда, да и в последующие годы жизни ростом он был ниже среднего, да и телосложения отнюдь не богатырского.

Может ли человеческое существо подобного возраста самостоятельно выжить? – Как правило нет. Но у каждого правила должно быть исключение, и Эй стал подобным исключением.

Город был богатым и его помойки изобиловали, пусть не свежей и вкусной, но вполне съедобной пищей. Конечно несколько раз Эй травился и был на гране смерти, но молодой и сильный организм каждый раз умудрялся справиться с болезнью. Куда опаснее болезней были враги. А врагами были все окружающие его существа. Врагами были крысы, подобиравшиеся к нему пока он спал. Бродячие собаки не терпели конкурентов возле помойных куч, а люди…, да что люди, – они как всегда были хуже всех.

Эю быстро пришлось научиться прятаться, убегать и увертываться. Очень скоро даже стремительные собачьи зубы, стали щелкать по пустому месту, где еще долю мгновения назад была его, тянущаяся к куску мусора рука. Так что же говорить о медлительных и неловких людях, наивно пытавшихся ухватить или пнуть маленький комок грязи?

Мой многоуважаемый читатель возможно ужаснется описанной мной картине. Может быть даже сердобольная слезинка скатиться из его добрых глаз, когда он представит маленькое хрупкое дитя, попавшее в столь кошмарные условия.

Но я скажу честно, – Эй был счастливым ребенком. Почему? А много ли надо ребенку для счастья? – Только любовь и ласка окружающих, которых Эй правда был лишен. Но он никогда и не знал, что эта Любовь и ласка существуют, и абсолютно не страдал из-за их отсутствия.

Зато он научился быть сытым. (Постоянное чувство легкого голода не в счет). Приобретенные навыки позволили ему чувствовать себя защищенным, создав иллюзию безопасности. А весь окружающий мир стал его игрушкой.

У какого ребенка еще была подобная игрушка? Разве может сравниться сшитая из тряпок кукла, или выструганный из дерева меч с огромным Городом?

Когда Эй не искал пропитание, он наблюдал за жизнью этого города. Сначала он изучил жизнь помоек и их окрестностей. Потом начал пробираться дальше в районы ремесленников и торговцев. Потом изучал Порт и городские заставы, а в конце, набравшись храбрости, даже начал пробираться в районы богачей и знати.

Думаю большинство жителей Города, даже не подозревавшие о его существовании, немало бы удивились, узнав как много он знает о них самих. И не только бы удивились, но и ужаснулись, если бы знали что их мелкие грешки и большие прегрешения хорошо известны этому не то человечку, не то обезьянке.

Правда разум Эя, еще не был достаточно испорчен, и например тот факт, что как только мясник уходит торговать на Базар, к его жене пробирается живущий напротив студент…, воспринимался им точно так же, как и то, что как только часы городской ратуши пробивали двенадцать ударов, живущий в одном доме со студентом старик алхимик, спускался со своего второго этажа и шел обедать в харчевню.

Да и не слишком то это его заботило. Ум его, последнее время занимали куда более важные заботы.

Шакалы.

Шакалами называли банды живущей в бедных кварталах молодежи.

Шакалы были настоящие короли окраин.

Шакалов боялись и уважали. Даже взрослые сильные мужчины предпочитали обходить их стороной, уткнув глаза в землю.

Шакалы не ели на помойках. Шакалы не воровали в харчевнях. Шакалы приходили и брали то, что хотели.

Быть Шакалом было здорово.

Эй хотел быть шакалом. Но не знал как.

Эй терпеливо наблюдал за Шакалами, стараясь понять как можно стать одним из них.

Продолжалось это уже почти полгода. За это время он уже многое успел узнать.

Он знал, что существует около двенадцати, постоянно воюющих между собой банд. Он знал что в Шакалы принимаются ребята от десяти и до пятнадцати-шестнадцати лет, хотя встречались и куда более пожилые шакалы. И он знал, что шакалом просто так не стать. Обычно кандидата в шакалы приводил его старший брат, а то и отец проведший молодость в той же банде. Человеку со стороны вход в банду был запрещен.

Но Эй все равно хотел быть шакалом. Хотел страстно. Но не знал как.

– Э подруга, ты че меня сюда гулять привела? Или мы делом будем заниматься?

Услышавший эти слова Эй, сжался в комок, поглубже забился в тень и прикрывшись старой рогожей стал привычно наблюдать.

А понаблюдать было за чем. Кастет, один из лидеров шакалов, пришел на этот склад вслед за размалеванной девицей. За чем они сюда пришли, – догадаться было несложно.

Эй уже видел что-то подобное, не совсем понимал что это такое, но зрелище двух дергающихся и трущихся друг о друга человеческих тела его почему-то страшно волновало. Похоже сейчас выпал случай еще лучше изучить это непонятное явление.

Пока пришедшие пыхтели, дергались и стонали, Эй наблюдал и раздумывал.

Причем, если одна часть его натуры была страшно увлечена происходящим, то другая часть, довольно холодно анализировала некоторые, сразу замеченные им нестыковки.

Во-первых, склады, на которых происходило данное действие, находились на территории неподконтрольной банде Восточных ворот, лидером которой являлся Кастет. Скорее это была сфера влияния Портовых ребят. Да и девица эта проживала в квартале рядом с Портом, и даже погуливала с одним боевиком из Портовых, так что для нее подобное общение с Кастетом грозило серьезными неприятностями. Для самого Кастета это конечно не имело бы сколько-нибудь серьезных последствий, так как в данные момент Портовые ребята и Восточные ворота, находились в состоянии перемирия. Но в последнее время Эй стал частенько замечать Ребят, украдкой пробирающихся на территорию Восточников. Кажется Ребята всерьез вознамерились оттяпать от нее приличный кусочек.

Ага. Вот знакомый шум обутых в морские ботинки ног. Двое заходят к черному входу. Еще пятеро расходятся вокруг здания, контролируя окна, а четверо идут прямо сюда.

– Так-так. Я чей-то не понял. Ты чью девку пялишь козел вонючий?

Почти дошедший до финала, пыхтящий как кузнечный мех Кастет не сразу обратил внимание на произошедшие перемены. А когда осознал что твориться что-то ни то, – действовать было уже поздно. Его поймали одного, на чужой территории, да еще и со спущенными, в буквальном смысле этого слова, штанами. И не то чтобы Кастет как-то вдруг застеснялся своей наготы, – просто драться или убегать, когда болтающиеся возле пяток штаны сковывают движение, было крайне затруднительно.

– Кого хочу, того и пялю. – Сказал он с независимым видом, и быстро присев на корточки ухватился за портки, – твое-то какое собачье дело?

– А такое, что девка эта моя! – сказал заводила этой компании, и выставил свой матросский тесак таким образом, что попытавшись подняться Кастет обязательно бы на него наткнулся. Тот же маневр предприняли и другие Портовые, заключив противника в своеобразную клетку из остро отточенной стали. По всему было видно, что они не собирались убивать Кастета сразу, а хотели сначала хорошенько над ним поглумиться.

– Так ежели она твоя, так и трахай ее нормально. А то она уже на первых встречных вешается. – Понимая что деваться некуда, Кастет решил сохранить хотя бы гордость, и тоже всласть поиздеваться напоследок над своими противниками. – Видно это она про тебя говорила, – «Дескать, у моего парня прибор, словно воробьиный клювик»?

– Не говорила я такого. – Так торопливо сказала девчонка, что все присутствующие сразу заподозрили правдивость высказанного Кастетом предположения. – И вообще, – он меня силой сюда затащил и того, – изнасиловал. – Быстро проговорила она словно бы наизусть заученную фразу. При этом наглая рожа ее продолжала сиять такой истомой и удовольствием, что даже у Портовых не сразу хватило духа сделать вид, что они ей поверили.

– Ну, в общем, того. – Вновь вернулся к прежнему руслу заводила Портовых, – Ты значитца девку мою значит того, а я тебя значит за это тоже того. …Да не. Не в том смысле, – быстро прибавил он, увидев вытянувшиеся лица подельников, – в смысле на нож посажу. Вот.

В этот момент, почувствовав что Портовые, уверившись в своем превосходстве ослабили внимание, Кастет распрямившись как пружина, выпрыгнул из столь неласкового окружения, и проскользнув между ножами, сбив по пути одного из Ребят. В полете он кое-как умудрился натянуть штаны, и придерживая их руками, (поскольку поднять пояс у него не было времени), бросился в глубину склада.

Эй отметил, что будучи отнюдь не дураком, Кастет не стал пытаться убежать через черный ход, или выпрыгивать из окон. Вместо этого он затаился среди старых ящиков, видимо решив поиграть со своими противниками в прятки.

И тут Эй понял, что ему выпадает отличный шанс войти в контакт с шакалами. Проблема была только с кем из них? С одной стороны он мог помочь Портовым отыскать их врага, благо склад он этот знал лучше чем крыса свое гнездо, и даже не напрягаясь, только по характерному скрипу досок, определил где запрятался Кастет. Но с другой стороны, он мог помочь Кастету выбраться со склада, утерев тем самым нос его врагам.

Так что было лучше выбрать? Недолго подумав Эй выбрал второе, несмотря на то, что все приобретенные на улице рефлексы призывали его встать на более сильную сторону.

Почему он так решил? Ну, наверное, просто потому, что ему понравился Кастет, который, даже в безнадежной ситуации, продемонстрировал храбрость и наглость, и почти смог удрать от врагов. А это, как ни крути, делало его более сильной стороной. Да и услуга которую Эй мог бы оказать Портовым, ценилась куда менее, чем спасение жизни лидера Восточных.

Тихонько выскользнув из своего укрытия, Эй подобрал валяющийся пояс Кастета, к которому были приторочены нож и тот самый пресловутый кастет. Затем прячась в одному ему известных укрытиях, Эй подобрался к убежищу Кастета.

– Я могу вывести тебя отсюда, – проговорил он, стремительно уходя от удара какой-то железяки, которую его будущий подопечный подобрал в качестве оружия. – Я тебе не враг.

– А кто ты такой, – ********** *****ный, или местный домовой?

– Я помоешник.

– И что ты хочешь за помощь, помоешник?

– Я больше ни хочу быть помоешником.

Пару секунд Кастет раздумывал над внезапно открывшимися обстоятельствами. А потом, видимо осознав всю безвыходность собственной ситуации, решил ухватиться за подвернувшуюся соломинку.

– Ладно, Злыдень с тобой, выводи если знаешь как. Только учти, черный ход и окна наверняка перекрыты толпой народа.

– Знаю…. Ползи за мной…. Тихо….. Рану завяжи….. А то кровь…. Найдут…..

Кастет быстренько перемотал полученную во время своего прыжка небольшую рану и они поползли в самый дальний угол склада. Этот угол был единственным, где не было ни окон ни выходов, и на первый взгляд представлял собой прекрасную ловушку, в которую и загоняли Кастета, его неплохо знающие местность враги. Однако Эй, приведя своего спутника в этот угол, прекрасно знал что делает. Там он, приподняв один из ящиков, указал своему новому другу на лаз в полу.

Он давно уже нашел этот лаз, сделанный использовавшими этот склад контрабандистами. Именно благодаря лазу, этот склад стал его любимым убежищем. Сделавшие его люди, видно кое-что понимали в человеческой психологии, когда устраивали аварийный выход там, где и Городская стража, и даже Ловцы, станут искать в последний момент. Вот и сейчас, все четверо Портовых, находящиеся на складе, поспешили отрезать возможные выходы, планомерно загоняя свою добычу именно в этот, казавшийся им глухим, угол.

Так что двум беглецам удалось заполучить фору, благодаря которой они не только смогли ускользнуть, но и сохранить в секрете способ своего ухода.

Проползя по длинному извилистому лазу, Эй с Кастетом, пробрались за складскую территорию, к одной из помоек, почти на самой границе города.

Выбравшись на поверхность Кастет, глубоко вдохнул воздух свободы и сразу сморщился от невыносимой вони. Для Эя же, подобный запах был привычен, поэтому он просто присел в некотором отдалении от спасенного им шакала, готовый, как и к его благодарности, так и к брошенному камню.

Первое время Кастет пытался отдышаться, после стремительного ползанья по затхлому, плохо вентилируемому туннелю, и одновременно не дышать. Получалось это у него плохо, так что пауза изрядно затянулась.

– Ну и что ты блин такое? …… Ты хоть человек?

– Наверное….

– А похож на обезьянку. Такую маленькую, уродливую и грязную обезьянку. Я видел такую в прошлом году на ярмарке.

– …………. – не счел нужным отвечать на это Эй.

– А звать то тебя как?

– Как хочешь, – равнодушно пожал плечами Эй.

– Ту обезьяну, – хозяин звал Бумбой. Хочешь быть Бумбой?

– Мне все равно….

– Гы, вот прикол, у меня теперь своя обезьянка. Ребята оборжутся.

Ладно, Бумба, к ноге Бумба, пошли домой. А кстати где мы? И куда идти?

– К Восточным воротам…. Это туда.

– А откуда ты знаешь, что мне надо к Восточным воротам?

– Ты там живешь…. Я видел.

– А почему я, в таком случае, тебя никогда не видел?

– Ты бросил в меня камень… Два дня назад…

– Что-то я такого не помню.

– Утром, на Кожевенной улице.

– А да, что-то такое было. Только по-моему это была кошка.

– Это был я.

– Но если я два дня назад бросил в тебя камень, почему сегодня ты помог мне, а не портовым?

– Они тоже бросали в меня камни…. Люди часто бросают в меня камни…. Или пытаются ударить…. – Бумба пожал плечами, словно бы говоря, – «Дождь падает сверху вниз, деревья растут снизу вверх, а люди кидают камни». – Но ты был сильнее…, чем они.., вставать надо на сторону сильного.

– Эй парень, врешь ты конечно приятно, но все-таки врешь. Их там было четверо, а я один, так какая сторона была сильной?

– Ты сильнее…, они послали против тебя одного много людей…. Их ведь еще и на улице было …, – Бумба замялся, а потом поднял полностью растопыренную ладонь правой руки и левую с поднятыми двумя пальцами.

– Тут ты конечно прав. Хотя и как-то своеобразно. Вот только непонятно, с какой это стати они такой шоблой гуляли, и почему на склад пришло только четверо? – вопрос этот Кастет задал скорее самому себе, но ответ услышал от своего нового то ли друга, то ли зверька.

– Остальные тебя у окон и черного входа ждали…. Они тебя ловили, на эту….

– И чем это я им не угодил?

– Этого я не знаю… Этого я не видел…. Но я видел, как они в последнее время ходят на вашу территорию….

– Так-так. Значит ублюдки затеяли новую войну…. Надо срочно известить ребят и Старших Братьев…. Если ты конечно не врешь…. Хотя, – не похоже что врешь, иначе зачем им так меня подставлять. Наверное, хотели состряпать повод для войны!

Только почему никто кроме тебя, Портовых на нашей территории не замечал, а ты заметил?

– Я вижу, что другие не видят…. Вот ты меня не видел…, а я тебя знаю….

– А ведь и правда…. Таких как ты никто не замечает, а если и замечает, – не придает этому значения…. Это можно использовать….Да. Сдается мне, что ты совсем не такой дурак каким выглядишь. И кстати о «выглядишь», – шел бы ты с другой стороны и чуть подальше, а то вонь от тебя такая, что рука сама тянется за камнем.

Ты хоть раз подумал, что если бы ты одевался поприличней и не так вонял, в тебя бы не кидали что попало?

– Нет, – честно признался Бумба, – не думал…. Я помоешник…, я всегда так выгляжу и пахну.

– А вот мы сейчас и посмотрим. – С этими словами Кастет пинком ноги спихнул Бумбу, в вытекающую из-под городской стены небольшую речонку. Чуть дальше по течению, эта речонка превращалась в настоящую клоаку, мгновенно впитывая в себя всю грязь Восточной стороны. Но здесь, почти у самой стены она была еще относительно чистой. – Не, – сиди там и не вылезай, – сказал он ошарашенному подобным поворотом событий Бомбе. А еще лучше, – скинь-ка свою одежду, натрись глиной, а потом смой ее. И сделай это разика так три подряд. А я пока тебе одежонку раздобуду.

Кастет развернулся и пошел в сторону ближайших домов. Бумба же, которого высказанная его новым другом-хозяином мысль, ошарашила настолько, что он пропустил пинок, решил выполнить данный приказ-пожелание.

Его и вправду, словно громом поразила простейшая мысль, о том, что люди могут судить о нем по тому, как он выглядит. Он сотни раз наблюдал за другими детьми бедняков, зажиточных ремесленников и даже богачей. Ни к кому из них не относились так, как к нему самому. Даже дети бедняков спокойно играли на своих улицах, без боязни схлопотать камнем между лопаток. Он видел это сотни раз. Но ему даже в голову не приходила мысль сравнивать их с собой. Они были другими существами, с ним ничего общего не имеющими, слишком уж разный образ жизни они вели. И тут, вдруг, появилась мысль о том, что он может быть таким же, как и они. И для этого ему всего-то и надо было вымыться и одеть чистую одежду. Это казалось настолько невероятным и захватывающим, что он чуть кожу не стер, пытаясь смыть с себя помоечную грязь.

– Ну-ка, хватит речку поганить. Вылезай. Так. Запашок остался, но терпеть его можно.

Ну что ты опять это дерьмо на себя надеваешь? – Выкинь его. На вот тебе на первое время. Что? не нравиться? В приличных домах, между прочим украл.

Да нет, конечно, Бумбе нравилась принесенная Кастетом одежда, просто он не мог поверить, что это действительно для него.

Одежда была почти новая, без единой дырки, а главное, – такая нарядная! Зеленые штаны, желтая рубаха, красный колпак и даже сандалии с белыми как снег ремешками!! И все такое яркое, блестящее!!! А как приятно было одеть чистую одежду на чистое тело!!!! В этот момент Бумба понял, что с прошлым покончено окончательно и бесповоротно. Никогда больше он не вернется на помойку, к своей старой рванине. Он будет делать все возможное и невозможное, но возврата к прежнему, не будет!

Оказавшись на своей территории Кастет почувствовал себя уверенней. Его походка стала какой-то расхлябанно-танцующей, а лицо приобрело особенный оттенок легкой скуки и брезгливости. Этой самой походкой он и направился в харчевню «Восточные Ворота», которая уже на протяжении нескольких поколений была штабом, клубом и формальной резиденцией одноименной банды.

– Хорошей драки, всей честной компании. – Провозгласил он, входя в харчевню. – Что, – сидите тут, да морды наедаете, а что в мире твориться, небось, и не ведаете?

– И тебе хорошей драки Кастет, – ответствовало ему честное собрание. – Ты че орешь, как больной верблюд?

– Моя хорошая драка, уже состоялась. И похоже, теперь ваша очередь в ней поучаствовать.

– А че за дела? Расскажи!

– Расскажу, да не вам сявкам беспонтовым, а реальным пацанам. Короче, – ты, ты, ты и ты, – бегом за старшими, – скажите, – «Кастет большой сбор трубит». Остальным, – известить свой десяток, кто в котором состоит, чтобы к большой войне готовились. Десятников сюда. Все понятно? Тогда бегом.

Сидящих за столами словно ветром сдуло. Кастет гордо посмотрел на Бумбу, словно бы проверяя какое это на него произвело впечатление. Увиденным почему-то остался недоволен и поднимаясь вверх по лестнице на второй этаж, буркнул, – «А ты, – ждешь меня здесь»

Бумба, по привычке забился в самый темный угол и стал наблюдать. Довольно быстро зал снова наполнился народом. Кто-то быстро проходил вслед за Кастетом на второй этаж. А остальные входящие рассаживались за столики. Народ был в основном молодой, не старше шестнадцати-семнадцати лет. Лица их в данный момент приобрели оттенок серьезности и какой-то особой важности. Они неторопливо потягивали пиво, вполголоса обсуждая новости.

Явившийся одним из последних, здоровенный рыжий детина, ввалился в харчевню, и недовольно оглядел уже занятые столики в центре зала. На лице его было написано жгучее желание устроить драку и согнать кого-нибудь из сидящих там. Но поскольку кодекс банды запрещал устаивать драки между собой в военное время, он, тихонько вздохнув, направился к столику, стоящему в самом темном углу зала.

– Что тут за хрень? это что еще за мразь? Кто сюда это дерьмо пустил? – заорал он, внезапно наткнувшись взглядом на Бумбу, который прятался как раз под этим столиком.

Бумба тихонько выполз, освобождая территорию, но верзила этим не удовлетворился и бросившись вслед за ним, попытался дать ему пинка.

Бумба привычно увернулся. Верзила не удержался и с грохотом опрокинулся на спину.

Все присутствующие, отметили это падение громким взрывом смеха, благо все они, привлеченные громкими воплями верзилы, смотрели в его сторону. Это взбесило верзилу окончательно, и взревев, он, одним рывком вскочив на ноги, бросился на Бумбу.

Бумба опять привычно увернулся, и верзила пролетев мимо него, снес чей-то столик.

Следующие пять минут верзила безуспешно пытался достать Бумбу. В ход пошли и ноги и руки и подвернувшаяся под руку ножка разломанного стола. Все напрасно, – мелкий, верткий зверенок непонятной породы, с такой легкостью и изяществом ускользал от всех этих попыток, что невольно перетянул к себе симпатии зрителей. Они начали хлопать в ладоши и радостно приветствовать каждые его маневр, не забывая впрочем, давать ехидные советы верзиле, которого называли Бычарой.

– Э, тут че в натуре происходит? У нас тут че, – балаган или военный сбор?

– Да тут блин это вот, непонятно что. Наверно украсть чего хотел. А я его типа поймал. Прибить его надо.

– Ага, я вижу, как ты его поймал. Твое счастье что не прибил. Это моя новая обезьянка!

– А, то-то я смотрю, – увертливая какая гадина. Я ж не знал что это твоя. Я вообще думал что это человеческой породы тварюга. Детеныш карлика, думал. Она же у тебя мелкая. А карлики тоже мелкие, а детеныши у них значитца еще мельче….. Ну а раз она твоя, – пусчай живет. Я бессловесную скотину не обижу. Ну-ка, как там тебя, – хочешь яблочка?

– Хочу, – сказал Бумба, – стремительным движением выхватывая из рук оторопевшего Бычары сей плод.

– Слышь, Кастет, – а оно у тебя разговаривает. А я думал что…..

– А ты Бычара много не думай, а то рога не вырастут.

(обратно)

Глава 2

Одним незаметным движением, Бумба перебрался через забор. До нужного ему окошка было всего несколько шагов, но Бумба предпочел обойти двор по периметру, прячась в тени ограды.

В принципе, здесь, на своей территории, во дворе дома Кастета ему ничего не грозило. Но Кастет приказал сделать дело так, что бы даже свои ничего не узнали. Конечно понятие «свои», относилось к ребятам из банды, а не к домашним Кастета, но Бумба решил подстраховаться.

Он тихонько поскребся в показанную ему ранее ставню и быстро присев на корточки слился с тенью, которая падала на самый низ стены дома.

– Кто тут *********? Что блин за шутки? Показалось что ли….. Тьфу черт помоешный…, чего прячешься?

– Ты сам мне приказал….

– Ну да приказал. Но от меня то чего…? Ну и дурак же ты все-таки!!! Обезьяна она и есть обезьяна. Ну, – чего узнал?

Бумба хотел было объяснить, что прятался он не от Кастета, а от случайных взглядов окружающих Кастета людей, но потом передумал и начал излагать требуемые у него сведения.

– Портовые собирают большой сбор.

– Ну, это и так понятно, ты чего-нибудь конкретное узнал?

– Портовые договорились с Пареньками с Рыбных Рядов…. Когда вы придете драться на Большой Пустырь, Пареньки выйдут из Вонючих переулков и зажмут вас с двух сторон….

– Рыбные Ряды…, кажется эти вонючки недовольны что мы оттяпали у них в прошлом году изрядный кусок территории…. Да, эти ублюдки могли столковаться с Портовыми. Старшие Братья у них общие…, а если учесть что Старшие Братья приморской стороны, по слухам нацелились…, впрочем, тебе этого знать не положено….

Лучше скажи, как ты про все это узнал?

– Я переоделся в помоешника…. Я пошел ходить по портовой стороне…. Ходил, бродил, потом сел напротив «Жирной Русалки»….. Там собираются Портовые…. Сидел смотрел…. Потом из «Русалки» вышло пятеро Стариков из Портовых…. Они пошли, я пошел за ними… Они дошли до Рыбного тракта…. Там их ждали Старики из Рыбных Рядов…. Они говорили, – я слушал…. Потом вернулся, чтобы рассказать тебе….

– Это ты молодец, – сообразил. Может и впрямь не дурак. Только говоришь как этот….

– Кто?

– Ну этот…., – Кастет состроил тупую рожу, и запинаясь и делая долгие паузы, проговорил лишенным интонаций голосом, – « Я пошел…. Я вернулся…. Я сел…., Я встал…. Я бу-бу-бу…. Я ме-ме-ме». Короче говоришь ты как полный дебил. Впрочем, что с тебя взять…, – обезьяна. Нормальный человек должен говорить….

…. Значит так. – Резко оборвал он свои нравоучения. – Про то, что ты куда-то там ходил и что-то видел, – никому ни слова! Понял?! Ни нашим, ни вашим, ни даже во сне подушке!

Даже если кто-нибудь спросит, – «Мол откуда Кастет про такие дела ведает?», – ты ни слова. Понял?

– Да.

– Что «да»? мне с твоего «да», не тепло не холодно. Ты должен понять, что это для твоей же собственной безопасности. Если кто-нибудь, когда-нибудь узнает, на что ты способен…. Если наши враги узнают про то, что у нас есть такой замечательный шпион как ты, – тебя обязательно прикончат. Так что ты это хорошенько себе на носу заруби, а не «да»-кай. Понял?

-Да…

Конечно Кастет, беспокоился отнюдь не о безопасности своего нового приобретения.

Хотя конечно и о Бумбе он тоже заботился…. Во вторую очередь. В первую, – он заботился о себе самом.

Когда это странное существо, которое он до конца так и не решился считать человеком, предложило ему свою помощь в обмен на покровительство, – он поначалу решил помощь принять, а существо потом кинуть. Но по мере общения с ним в его довольно разумной голове зародилось несколько планов, как можно использовать Бумбу для собственной выгоды. Существо, которое может видеть все, оставаясь незамеченным….

Большинство соратников Кастета по банде, уважали силу и умение драться. Быть крутым Бойцом, у них считалось куда важнее, чем даже стать Стариком.

Да, – Старики управляли бандой, но первую кружку после хорошей драки, они же сами, своими руками, подносили наиболее отличившемуся бойцу.

Опять же, Стариков назначили Старшие Братья, выбирая их из членов банды по одному им известному принципу…, а Крутого Бойца, – таковым, провозглашало всеобщее собрание, и почет ему оказываемый был куда зримей, чем то уважение, каким пользовались Старики.

Так что Шакалы верили в силу, ловкость и жестокость, проявляемые в драке.

Но Кастет был не таков. Он уже давно сумел оценить силу информации. И сумел оценить то, как оценивают Старшие Братья людей, информацией владеющих. Благодаря чему и стал Стариком, в столь юном возрасте.

Теперь, заполучив для себя такой роскошный источник информации, – он не собирался его упускать. Все его мысли в данный момент были направлены на поиски путей для использования своего друга-слуги-раба, как можно более эффективней.

Для начала, он решил сохранить его способности и умение в тайне ото всех, даже от равных ему Стариков. В первую очередь от Стариков. Потому что с помощью Бумбы можно было собирать информацию не только о других Бандах, но и о своих же конкурентах внутри их сообщества.

Но первым, пробным шаром, должно было стать испытание способностей этого недомерка, против банды Портовых ребят.

Война, начавшаяся столь внезапно и столь подло, ярко вспыхнув, постепенно вошла в привычное русло.

После того, как Портовые поняли, что не смогут одним наскоком отхватить интересующую их, (а вернее, – их хозяев), территорию, они повели планомерную осаду вражеской крепости.

Выражалось это в набегах на территорию противника, на лавки им контролируемые, и в нападение на отдельных представителей конкурирующей банды.

Все это было делом привычным. Подобной войной, многие банды, не переставая, занимались многие годы. Но в данном случае, подобное затяжное противостояние не было выгодно ни тем, ни другим. Как и раньше бывало в подобной ситуации, это привело к тому, что Старики обеих банд, (не без подсказки Старших Братьев), собравшись, договорились о Большой Разборке.

Большая Разборка, – была событием знаменательным, достойным того, что бы ее писали большими буквами. Иногда в бандах сменялись целые поколения, так и не поучаствовав в этом великом событии….

Большая Разборка, – была подобна Генеральному сражению в какой-нибудь Великой войне, про которое потом еще долго будут вспоминать как победители, так и побежденные. И целые поколения потомков тех, кто участвовал в той битве, – будут помнить и гордится тем, что их деды были в Тот День в Том Самом Месте….

От Большой Разборки зависело очень много…. Например, – кто будет ходить с гордо поднятой головой ближайшие лет десять…. Кого будут провожать восхищенными взглядами…. О ком станут рассказывать легенды….

Как ни странно, но для Шакалов это значило куда больше, чем контроль над территорией или прибыли с нее взимаемые.

Шакалы, по существу своему были все-таки дети. Пусть весьма искушенные, и много повидавшие в жизни…, но все-таки дети. Большинство из них, даже дожив до восемнадцати-девятнадцати лет, возраста, когда находиться в банде уже становилось не солидным, – все еще оставались детьми.

Детьми, со своими детскими представлениями о жизни, чести и крутизне…. Так, было выгодно Страшим Братьям, и так было проще самим Шакалам….

Но Кастет, сумел вырасти из этого Шакальего детства. Он был одним из самых молодых Шакалов, удостоившихся звания Старика. Старикам было открыто куда больше чем простым Шакалам. В том числе им был открыт секрет искусственно поддерживаемого детства рядовых Шакалов.

«Если хочешь повести людей на смерть, – скажи что ведешь их к славе», – не знаю, кто и когда сказал эти слова, но данный принцип охотно использовался Старшими Братьями для манипуляции бойцами их личных боевых отрядов, которыми были Шакалы.

Зачем платить деньги за то, что сделают для вас бесплатно, только ради красивой обертки, называемой «Слава»? Наемник будет просчитывать риски, и требовать соответствующую им плату. Воодушевленный видением славы мальчишка, не задумываясь, пойдет на смерть, купившись на банальное «слабо».

Большинство из тех, кому возможно предстояло умереть или стать калекой на предстоящий Большой Разборке, – охотно бы сами заплатили любые деньги, только ради того, что бы их допустили к участию в ней.

Но только не Кастет. Он уже давно завоевал славу Крутого Бойца, и уже успел в ней разочароваться. Ему нужна была победа. И не просто победа Банды Восточных Ворот. Нет. Ему была нужна Победа, которая приведет лично его Кастета, на самые верхние эшелоны власти…, доступные Шакалу.

И для этого, он обратился к оружию, в силу которого верил, к информации. Следовательно, к Бумбе….

Бумба жил у него уже две недели. Ну то есть не у него. В смысле не в доме Кастета. Вернее в доме родителей Кастета. То есть как раз не в доме родителей Кастета, где жил и сам Кастет, а…..

Короче жил Бумба, в Харчевне «Красные ворота». Под лавкой в самом темном углу.

Там к нему быстро привыкли, и он уже почти стал частью интерьера сего почтенного заведения. Хозяин было попытался приставить его к мытью полов и уборки грязной посуды, но Бумбе это не понравилось, и хозяин, с оглядкой на авторитет Кастета, не решился настаивать.

Да и остальные посетители той же харчевни, относились к Бумбе доброжелательно, но настороженно. Ведь с одной стороны он вроде как был собственностью Кастета, а Кастет, – был человеком уважаемым. Так что в качестве личного имущества такого уважаемого человека, Бумба был огражден от каких либо проблем со стороны большинства посетителей данного почтенного заведения.

Что же касается Стариков, то есть людей стоящих на одном уровне с Кастетом, – у них были занятия поинтересней и поважнее, чем какая то там животина, пусть даже забавная и чудная.

Но в то же время, этот Бумба был существом странным и непонятным, и чего ждать от подобной твари никто толком не знал. Поэтому все предпочитали, на всякий случай, держаться от него подальше. Тем более, что многие еще помнили как глупо выглядел Бычара, один из лучших бойцов банды, когда попытался наехать на это существо.

Благодаря всем этим причинам, вокруг нашего героя образовался странный вакуум. И может быть, для кого другого это превратилось бы в пытку. Но Бумба наоборот, блаженствовал. Никогда у него еще не было столько еды, тепла и никогда он еще не чувствовал себя в такой безопасности. Поистине, – быть шакалом было здорово!

К тому же, оказалось, что когда больше не надо заботиться о еде и ночлеге, остается много времени и сил на то, чтобы размышлять над загадками, которые подбрасывает жизнь.

Одежда! Оказывается, люди судят о тебе по тому, как ты одет! Это было что-то новое, что хотелось исследовать и опробовать.

Несколько раз он выходил на улицу в своей новой одежде. (Зеленые штаны, желтая рубаха, красный колпак, белые сандалии, – если кто не помнит). Он не прятался и шел прямо посреди улицы, как будто так и положено. Никто ни разу не кинул в него камнем!

Но смотрели странновато.

Правда никто не осмелился ему что-либо сказать, но…., но постепенно наш герой понял, что все равно выглядит как-то не так.

Тогда он пошел на Городской рынок, где как он знал, авторитет Кастета котируется не столь высоко.

По мере удаления от Восточных окраин, отношение к нему людей стало меняться. Камнями правда все равно не кидались, но внимание к его персоне стало каким-то назойливо пристальным, а взгляды насмешливыми.

– Это чё такое идет? – дорогу ему перекрыла стайка мальчишек примерно того же возраста что и Бумба. – это чё, – попугай или пугало огородное. Не пацаны, вы гляньте, как оно разоделось.

– А это наверное цирк приехал. Они завсегда так по-дурацки одеваются! Слышь, ты это чё, – клоун? А карусели у вас там будут? А львы? А девки полуголые плясать будут?

Ну ты че молчишь, – глухой что ли?

-Нет, – Бумба чувствовал, что от этих мальчишек исходит некоторая опасность. Но опасность эта была незначительной, ею можно было пренебречь. Куда удивительнее было то, что они с ним разговаривали!

Никогда прежде, никто из сверстников не пытался заговорить с Бумбой. и это было настолько ново для него, что ради того, чтобы продлить это странное чувство, он готов был подвергнуться и куда большей опасности.

– Так чё нет, – не будет девок?

– Я не из цирка.

– А кто ты тогда такой и какого черта ходишь по нашей улице!

– Я всегда здесь хожу….

– Врешь пугало огородное, ты по этой улице никогда не ходил!!!!!!!!!!! Давайте-ка ребята намылим ему шею, чтобы знал как врать!!!!!!!

Ряды его противников сомкнулись и надвинулись на Бумбу, прижимая его к стене.

Заводила, тот самый который и предложил намылить Бумбе шею, широко замахнулся и ударил….

В тот же миг Бумба поднырнул под его руку и одним скользящим движением оказался за спиной своих противников. Это было проделано столь молниеносно, что мальчишки еще некоторое время пялились на то место, где только что стоял их враг.

Выскользнув из окружения, герой наш, поддаваясь привычным инстинктам бросился было бежать. Но сделав буквально пару шагов, он остановился и обернувшись к своим противникам, стал ждать продолжения этого приключения.

Те наконец догадались оглянуться, и узрев свою жертву, толпой бросились на него.

Однако то что Бумаба не пытался убежать, как-то охладило их порыв, и они снова предпочли прибегнуть к тактике переговоров.

– Эй ты. – Произнес заводила, – а ты точно не из цирка?

– Нет.

– А че тогда такой шустрый? Ты вообще кто?

– Сначала я был помоешником, а теперь…., – я с Шакалами….. – еще несколько дней назад, Бумба бы сказал что он и сам Шакал. Но теперь, пожив немного среди них и получше узнав их обычаи, понял, что называться Шакалом ему еще рано. Только те, кто прошел определенный обряд приема в банду, имели право носить это звание. А с теми, кто незаконно присваивал себе этот высокий статус, – расправа была быстрой и максимально жестокой.

– Как это с Шакалами…? Кто такие помоешники? – видно было, что его последние слова вызвали у ребят интерес и настороженность. Быть Шакалом было круто, а вот связываться с ними…. Кто знает, чего можно ждать от этого странного существа? Один раз они уже ошиблись, когда решили что это легкая добыча, над которой можно было безнаказанно поиздеваться. Однако ловкость, с которой Бумба избежал удара, и та абсолютная безмятежность, которую он проявил стоя против нескольких агрессивно настроенных незнакомцев, – заставляли задуматься….

– Ну….. помоешники…., – это те, кто живут на помойках….. А с Шакалами….., – я дружу….

– Как это, – «дружу»? С каких это пор, Шакалы с кем-то дружат?

– Ну, я дружу не со всеми Шакалами, а только с Кастетом…, это….

-Ну ты мне байки будешь рассказывать…. Да я Кастета лично сколько раз видел. Он одно время, с моей старшей сеструхой мутил. Только не тот Кастет парень…., чтобы дружить с кем попало…., со мной он, даже словом не обмолвился…..

– Я не ты….

– И чем ты лучше меня?

– Спроси у Кастета…..

Разговор явно зашел в тупик. С одной стороны, весь жизненный опыт подсказывал мальчишкам, что этот пестро одетый недомерок, нагло врет. Ну не может быть, чтобы такой человек как Кастет, дружил с каким-то, столь странно выглядящим и одетым как клоун, засранцем…. Но с другой стороны, – только безумец будет врать про свои отношения с Шакалами. Это была истина, которую мальчишки с окраин усваивали с первых своих шагов по уличной грязи. Да и необычность…, этого…, и его ловкость…, – а может он не врет? Может, он и правда удостоился…, за какие-то своинеобычайные заслуги…. Да еще, – Помоешник…. Это звучало как-то таинственно и с каким-то нарочитым вызовом. Ведь никто же добровольно не признается в том, что он одно из тех грязных, вонючих существ, что ютятся на городских помойках, и на улицы выбираются только по ночам, чтобы порыться в свежих отбросах. А раз этот так говорит…, значит, под этим словом он подразумевает что-то другое…. Что-то неподвластное пониманию простых детей подмастерьев. И значит…, – они попали, напав на столь таинственную и опасную персону….

– Ну, раз ты того…, помоешник и с Кастетом дружишь, тогда у нас к тебе претензий нет, – ходи где хочешь….– примирительно произнес заводила, явно пытаясь закончить дело миром. – Типа…, – извини что напали…, мог бы сразу сказать, что ты помоешник…. – С одной стороны заводиле было страшновато за свой проступок, ведь это именно он науськал своих друзей напасть на этого незнакомца…, но с другой, – надо было постараться сохранить лицо перед приятелями. – Ну чо…, – типа, – без обид?!?! В смысле, – расходимся без претензий…? как бы это, – мы же не со зла…, мы же типа…, – просто так…, это вот…., ну ты понял….?

– Ладно…. (лицо заводилы резко повеселело). – Хотя постой…, (лицо стало мрачным).

Почему вы ко мне пристали, что во мне не так?

– Да нет, нет, – все так…. – Заводила понял что попал, и попал конкретно…, сейчас его не просто отлупят. Нет, – сначала ему прочитают мораль, будут терзать разными вопросами и только потом отлупят. Тут уже было не до «сохранения лица», поэтому он замямлил. – Мы ведь типа…. Просто мы раньше не встречались с-с-с …., с такими как ты…, вот и решили что…. Ну как бы это…. Ну короче, – мы извиняемся…., сильно извиняемся…. Больше никогда-никогда не….

– Ты назвал меня пугалом огородным, – что это?

– Ну, я ж это…, ну как бы не со зла…, просто я …. Ну типа того что вот…, и ведь как бы, можно сказать что….

– Что такое огородное пугало?

– Да нет-нет. Я ж понимаю…, просто…., ну типо…, это шутка такая…, типо…, – пугало…. Хи-хи-хи…. Я, конечно, очень извиняюсь…, могу на колени встать….– Заводила и правда рухнул на колени, и мгновение спустя, вся его шобла последовала его примеру….

Бумба внимательно посмотрел в их полные страха глаза, и почувствовал странную гадливость и удовлетворение одновременно. С одной стороны, – вид этих мальчишек, еще несколько минут назад таких гордых и смелых, а теперь лебезящих перед ним стоя на коленях, – вызвал у него чувства какой-то неправильности и отторжения. А с другой…..

А с другой стороны, он чувствовал странное удовольствие, что вот эти вот, еще недавно говорившие с ним столь дерзко, теперь валяются перед ним в грязи….

В этот миг, – он впервые почувствовал, что такое власть. Власть вызванная страхом. И страхом не перед ним, а перед теми, кто за ним стоит. Одно только упоминание Шакалов заставило этих, воображавших себя хозяевами улицы, мальчишек стушеваться и в буквальном смысле, – пасть перед ним на колени.

Их было шестеро, а он один…. Но за его спиной стояла невидимая армия.

Он ощущал себя так, словно бы в одно мгновение вырос на целую голову. Да что там голову, – он чувствовал себя великаном, способным походя, от делать нечего, разметать Городские стены.

Внезапно на него навалилась странная усталость. Это была не усталость тела, а усталость души. Этот день был переполнен новыми впечатлениями и ощущениями, настолько новыми и необычными, что их стоило обдумать где-нибудь в тихом и уютном уголке.

Идти на Рынок больше не хотелось. Он решил вернуться обратно в «Восточные ворота» и там, привычно забившись под лавку, хорошенько обдумать…., все!

– Ты где болтаешься целый день, несносное животное? – Эти слова были первые, что он услышал, когда тихонько проскользнул в двери харчевни. – Я тебя тут что, – целый день должен дожидаться? – Судя по тону Кастет не шутил, а был действительно в гневе. – Ты что думаешь, что можешь….

Бумба поднял на него глаза, в которых Кастет прочитал искреннее раскаяние. Это помогло ему обуздать свой гнев, и он, напомнив себе, сколь многое может зависеть от этого странного существа, сбавил тон и произнес примирительным тоном;

– Ладно. На сегодня я тебя прощаю, но чтобы в следующий раз…., чтоб, когда ты мне будешь нужен, я тебя не искал. Понял!?!?

А теперь пошли за мной, дело есть.

Кастет вышел из харчевни и пошел в сторону своего дома. Бумба последовал за ним. Некоторое время они шли молча. Потом, внезапно свернув в глухой, едва заметный переулок, Катет остановился и знаком приказал Бумбе придвинуться ближе.

– Короче. – Начал он говорить таинственным полушепотом. – Слушай внимательно. У меня для тебя есть дело. Только про него никому…. Ни-ни, могила, кранты тебе, если проболтаешься…., даже дереву! Понял?!?

Бумба сделал странное движение, сочетающее в себе как и утвердительный кивок, – «Дескать, да, – понял», и удивленное пожатие плечами, – «А кому мне пробалтываться?».

– В общем так. Ты сейчас оденешь свое старое шмотье, и пойдешь в Порт. Поболтаешься там, среди портовых и вызнаешь чё у них да как. Да не про цену на рыбу, (гы-гы-гы), узнавай, а про БОЛЬШУЮ РАЗБОРКУ слушай.

Ну там, – сколько их, чё за оружие возьмут, типа, – какие гадости придумывают…. В общем, – сам понимаешь. Понял?

– Да. Только….

– Чё «только»? Как хвастать что, дескать, – «Меня никто не видит, а я вижу всех…», так это мы первые, а как подтвердить делом, так сразу и забздел? Не-еэ, так не пойдет, хочешь быть с нами – обоснуй, что ты реальный пацан!!! Понял?!?!

– …. Только мое старое шмотье осталось на берегу речки…, где я тогда мылся…. Мне сходить за ним, или….

– Нет. Во дурак, на мою голову свалился…. Да то твое шмотье уже давным-давно вороны расклевали. Найди себе другое и катись делом заниматься. И чтобы никому ни слова. Ни вашим не нашим. Только я и ты…. Понял?

Да. Когда сделаешь дело, вернешься на этот же переулок. Вот здесь, за забором мой дом. Через забор перелезть сможешь? …..Вот и отлично. – Кастет, с некоторым трудом забрался вслед за, кошкой взлетевшим на забор Бумбой. – вон. Видишь те три окна? Самое крайнее справа, – мое…. Придешь ночью, и тихонько постучишься. Только окна не перепутай и чтобы, – тихо. Если не дай боги разбудишь отца…, а еще того хуже мать…. Мне тебя даже убивать не придется, ты от их криков сдохнешь…. Все! вопросы есть?

– Кастет, – а что такое огородное пугало?

– Это навроде тебя…., только покрасивши. Другие дурацкие вопросы имеются? а то у меня кулаки, чей-то зачесались внезапно…. Тогда вали делом заниматься.

Бумба повалил. На ближайшую помойку. Там покопавшись в мусорных кучах он подобрал для себя подходящий гардеробчик…. Но одеть на себя эту грязную вонючую гадость не смог. Вся его натура, теперь восставала против подобной одежды.

А впрочем….? А зачем….? А собственно, почему он должен это надевать? Чтобы быть невидимкой, – ему совсем не обязательно вновь становиться помоешником. Достаточно, просто выглядеть как все! А что там носят все….?

Понаблюдав примерно час, за проходящими по улице людьми, Бумба понял, как одеваются все. Он конечно и раньше это прекрасно знал…, просто не присматривался к тому, что на ком одето. Теперь присмотрелся…, и почувствовал разницу между тем, что носят все, и тем, что надето на нем сейчас….

– Почему Кастет дал ему именно эту одежду? – Именно об этом размышлял наш герой, пока воровал себе обычные, покрашенные луковой шелухой в коричневато-желтый цвет штаны и рубаху. – Конечно, – она очень яркая и красивая и такая…., такая…, такая что просто притягивает взгляды. – Думал наш герой по дороге в Порт. – Но почему он сам тогда так ярко не одевается? У него конечно тоже наряд очень красивый…., но не такой пестрый, как у меня…. Может он просто не смог украсть ничего другого? Но украсть обычную одежду куда проще, чем то, что он добыл для меня…. – Так размышлял он, бродя по территории Порта, с видом мальчика на побегушках, отправленного хозяином по каким-то делам. Одновременно он приглядывался и прислушивался к тому, что говорят и делают местные Шакалы. – Но может он просто…. Так. Стоп. А что это тут делается? – подумал он, увидев как из «Жирной Русалки» вышли несколько Стариков. – Надо бы посмотреть. А про одежду подумаю потом.

Что было дальше, – внимательный читатель знает и так. Герой наш с блеском выполнил данное ему поручение, вернулся из вражеского тыла на большую землю, и доложил командованию о выполненном задании.

– А с этого Бумбы, пожалуй, будет толк. Надо его типо, – пригреть и обиходить. – раздумывал Кастет, когда на следующее утро направлялся на сходку Стариков. – Конечно, дома держать мне его на фиг не нужно. Но…. Но местечко в «Восточных Воротах», я ему, пожалуй, подберу.

Да и самому мне с ним надо того, – помягче. А то я его шпыняю почем зря, а он ведь в конце-концов и обидеться может. Да. Польза от него может быть очень и очень. Только надо постараться, чтобы о его способностях никто из наших не прознал, и у меня не увел. Вообще надо его к себе покрепче привязать….

А вот кстати, – куплю-ка я ему пожалуй какой-нито подарочек…. Он кстати, в прошлый раз шмоткам радовался, как дурачок. Вот их-то я ему и подарю….

Кастет зашел в ближайшую лавку ношеной одежды, и недолго подумав, указал хозяину на синюю, расшитую яркими блестками куртку. Куртка была явно ворованная, поскольку выглядела слишком новой, да и шили подобный фасон в основном для детей купцов, а отнюдь не подмастерьев.

– А вот, господин, к этой же куртке прилагался пояс…, – услужливо согнулся в поклоне хозяин лавки, доставая из груды вещей небольшой, расшитый теми же блестками пояс.

– Ну так клади до кучи, – покровительственно сказал Кастет, разглядывая вещицу…., – только к этому поясу, еще и нож должен прилагаться, он у тебя…?

– Да господин, там был и нож, вот он…., – вот только….

– Что?

– Стоит ли господину приобретать настоящий нож, или, может быть будет лучше заменить его искусной имитацией, так сказать, – игрушкой?

– На хрена мне игрушка? Нож, должен быть настоящим, иначе какой смысл его таскать….

– Но разве господин не опасается, что его ребенок может пораниться настоящим оружием?

– Какой еще нахрен ребенок?

– Но разве….

– Ты чё, придурок, – решил, что я это своему ребенку покупаю?

– Ну может не своему, но….

– Не, ну ты совсем в своей лавке мозги просрал! Какой к черту ребенок, – это для моей обезьяны!!!!

Ладно, старая вешалка. – Сказал Кастет, с удовольствием глядя на вытянувшееся лицо хозяина, – Заверни мне это все. Деньги я тебе, того, – в пятницу занесу…, Гы-гы, – если в понедельник золотой дождь пойдет. Понял?

– Не извольте беспокоиться, – пойдет золотой дождь, я уж плату и сам как-нибудь, ведрами наберу….

После чего они расстались весьма довольные собой. Хозяин, несмотря на то, что абсолютно бесплатно отдал Кастету очень хорошие вещи, – в накладе себя не чувствовал. Любой купец, не говоря уж о том, кто промышляет сбытом краденного, – должен дружить с Шакалами. А услужить такому подающему надежды молодому человеку как Кастет, – неплохие инвестиции в будущее. Ведь вся Восточная Сторона пророчила ему весьма высокий взлет.

Подарок произвел на Бумбу двоякое впечатление. С одной стороны, он был просто на седьмом небе от счастья, при виде таких красивых вещей. Но с другой, – его опять смущала их излишняя яркость. Никто из окружающих, ничего подобного не носил. А Бумба не хотел выделяться, он мечтал быть как все. А вместо этого….

Но вот от чего он действительно пришел в полный восторг, это от ножа! Стоило ему только взять его в руку, почувствовать весомую тяжесть холодной стали клинка, удобство проработанной до мелочей, и от того, внешне очень простой рукояти…, – он понял, что влюбился.

Тот восторг, который он выразил при виде ножа, был настолько явным, что глядя на это, в голову Кастета ненароком забрела мысль, – «А оказывается это приятно, – делать подарки другим!».

С этими мыслями, и самодовольной улыбкой на лице, он удалился на второй этаж, где должна была состояться сходка Стариков. А Бумба остался сидеть на полу под лавкой, с удовольствием разглядывая свои новые вещи….

– Прикольная куртеха…., – раздавшийся над самой головой голос, заставил нашего героя вздрогнуть. Уже многие годы, никто не мог застать его врасплох. Но то было на улице, а здесь в харчевне, он уже привык находиться среди людей, обычно его не замечавших, или делающих вид, что не замечают. – Да ты не боись, я тебя не трону. Это я в прошлый раз тебя гонял, потому что думал, что ты так, – приблуда какая. А теперь я знаю что ты…. Давай, вылезай оттуда, я тебя пивом угощу.

Бумба, вылез, осторожно косясь на Бычару, вблизи показавшегося ему особенно огромным.

– Да ты не дрейфь, я парень не злой, вспыльчивый правда, да зато отходчивый. И на тебя совсем не в обиде. Хоть ты тогда меня конечно лихо…. Но я тебя за это даже уважаю. Хороший боец, – он завсегда другого хорошего бойца…, хотя какой из тебя боец?

Ну да ничего, – подрастешь еще, – станешь!

А пиво ты лучше не пей. А то не вырастешь. Я лучше эту кружку за тебя допью, а тебе мы сейчас молока скажем принести, с крендельками и булками. Я вот в детстве, когда таким же мелким был…, меня мамка постоянно молоком с крендельками поила. Вон видишь, какой вымахал! И ты таким сможешь….

Э, как там тебя…., Лунция, – громогласно проорал Бычара девице, что разносила по столикам пиво, – Тащи моему другу самую большую кружку молока, какая только есть в этой забегаловке, и сладких крендельков и булки с маком, яблоками, земляникой….

– Да ты видно совсем ополоумел Бычара, – со смехом ответила ему Лунция. – Да когда же это в «Восточный Воротах», было молоко? У нас даже кошка пиво лакает!

– Сама ты кошка подзаборная, – ответствовал ей Бычара, переждав взрыв хохота. – Только мышей не ловишь, и погладить не даешься. А молоко ты для моего друга добудь. И чтобы всегда оно теперь тут для него было! Поняла? А ну-ка живо….

– Да ладно, чё орешь как горный див, сейчас пошлю кого-нибудь. Раскомандавался тут, будто Старик…, а сам то дубина-дубиной….

Эта беззлобная перебранка продолжалась еще некоторое время. За это время Бумба привык находиться в обществе Бычары, сидящего прямо напротив него. Настолько близко, что достаточно было просто протянуть руку, чтобы дотронуться до своего соседа…. Или схватить, или ударить….

Бумбе было неуютно, хотя ни малейшей опасности от Бычары не исходило. Скорее наоборот, этот большоц и очень шумный человек источал какое-то странное тепло и добродушие.

Наконец принесли обещанное молоко. Бумбе молоко понравилось. В его вкусе было что-то такое…, очень давно забытое, но до боли знакомое. И крендельки ему понравились, и булки. И вообще, ему понравилось сидеть на лавке, а не под ней, в обществе такого чудного человека как Бычара.

– Бычара, – внезапно спросил он, допивая большущую кружку. – А что такое, – «огородное пугало».

– Да это…., ну штука такая. – Равнодушно ответил Бычара, даже не заметив, что это первые слова, которые он слышит от своего нового друга. – Ее вроде как на огороды ставят, что бы птиц отпугивать…., А что?

– Я на него похож?

– Ты…, а черт его знает. Я пугал этих не разу не видел. Я чё, – огородник, что ли какой-то?

– Меня назвали огородным пугалом…..

– А-а, не бери в голову. Меня, как только не называли. Хочешь, – найдем тех козлов и настучим им в репу?

– Нет. Просто я хочу понять, почему?

– Чё, – почему?

– Я выгляжу как-то ни так? Моя одежда…, – слишком яркая?

– Ну ясен хрен не так! Ты бы себя видел! Ты же…, – чудной. Я чудней тебя никого не видел!

– Одежда….

– Да нет. Причем тут одежда? Ты…., – маленький. Но при этом…. Ты вот двигаешься…, словно зверь какой. Обычные люди так не двигаются. А как ты тогда от меня уворачивался!? Да от меня мало кто из настоящих бойцов, так может. Ты не смотри что я здоровый. Я еще и шустрый, обычно. А ты вот…. В общем дело не в одежде…. Ну ни только в одежде…. Дело в тебе…., – чудной ты!

– А моя одежда. Она слишком яркая? – Бычара утвердительно кивнул головой. – Тогда почему Кастет дал мне такую? Почему не обычную…, вот как у тебя например?

– Этого я не знаю. Кастет он пацан…, очень правильный. Он вот мне ровесник, а уже Старик. А мне Стариком никогда уж не стать. Хотя вроде и боец я из лучших, и мозгами боги не обделили…., а не стать.

Если Кастет тебе такую сряду добыл, – значит так оно и надо. Да. Именно такую. Ты же маленький, если будешь незаметным, на тебя еще наступит кто. А так…. Ты вон какой, аж глаза режет….

– На меня еще ни разу в жизни никто не наступал. Я хочу быть как все….

– А этого тебе нельзя…. Вот точно. Совсем нельзя…. По крайней мере здесь….

…Ты ведь кто? В смысле по-жизни? Никто. Ни Шакал, ни работяга, ни терпила, ни клиент….

Попробуешь быть как все, – тебя сразу затопчут. Потому что здесь, никому кроме шакалов и вон тех девок, что нам пиво подают, да еще пожалуй, хозяина харчевни, – быть не положено. Оденешься обычно, как все, – с тебя и спросят, как обычно со всех спрашивают.

А так, в этой вот одежде, – ты, – это НЕЧТО. Вроде и ни Шакал…., а видеть тебя у нас совсем необидно. В этой одежде, – ты особенный и спрос к тебе другой…

Это Кастет правильно сообразил тебя так одеть…. Мне бы такое и в голову не пришло. Не зря он Старик…. Еще молока хочешь?

Бумба задумчиво потрогал свой раздувшийся как шар живот и кивнул утвердительно. Для такой вкусной штуки как молоко, он, пожалуй, еще найдет местечко.

– Но почему я не могу быть как все? – спросил он у Бычары, – почему не могу стать Шакалом?

– Ну, что бы стать шакалом, – как минимум, твой дедушка тоже должен был состоять в банде. Да и то, – не все кому это позволено, – Шакалами становятся. Надо пройти испытания. Доказать что ты достоин этой чести.

….Вместе со мной, в банду пришло еще четверо, – а испытания прошел только я один. Вот так то! А ты говоришь, – «Шакалом»!!!!

…..Впрочем, есть еще один способ…. Но он тебе тоже не подходит. Надо вызвать на бой, самого крутого бойца банды. На смертельный бой. И если победишь, – станешь Шакалом!

Только про такое, – только байки да легенды рассказывают. Я лично даже и не слышал, чтобы в наше время, кто-нибудь такой вызов бросил, ни в нашей, ни в других бандах.

…Ну и чё ты голову повесил. Быть НЕЧТО, это тоже круто. Ты ведь все равно не такой как все. И если будешь корчить из себя кого-то другого, – будет только хуже!

Намучаешься вдвойне, и когда прикидываться будешь, и когда поймешь, что это у тебя не получается. Люди они ведь не дураки, они скоро поймут кто ты есть на самом деле, а кем только прикидываешься.

Я вот когда-то давно, лет пять назад, когда только в банду пришел, – тоже пытался строить из себя крутого…. Я и рожи корчил страшные, и за нож каждую минуту хватался, и по фене ботал, когда надо и когда не надо было.

Как вспомню, – и смех и грех. И что? – чем больше я из себя крутого строил, тем больше меня на смех поднимали. А потом я плюнул на это, и решил быть самим собой. И вот теперь посмотри на меня, – я второй боец в банде. И меня все уважают.

И ты не парься, – будь самим собой. Если будет за что, – тебя примут и таким. А если ты по жизни чмо…, таким и останешься. Еще молока хочешь?

Последняя фраза что-то пробудила в Бумбе, он схватился за живот и стремительно понесся в отхожее место. Молоко оказалось коварной штукой.

Кстати о коварстве. В этой дисциплине сегодня особенно блистал наш друг Кастет. Это была первая, действительно большая сходка Стариков в его жизни. Действительно большой ее делало наличие наблюдателя от Старших Братьев.

Это был невысокий, внешне неприметный тип, со смазанными чертами лица. Одет он был довольно серенько и сидел в самом темном углу комнаты. Но тем не менее, его присутствие довлело над всеми, кто собрался сегодня для принятия судьбоносных решений.

Даже самые опытные Старики, те, для кого подобные сходки уже успели стать рутиной, – спиной ощущали его присутствие. Пожалуй, именно для них, чьи дни в банде уже были сочтены, наличие этого наблюдателя имело особенное значение. Потому что от впечатления, которое они произведут на этого куратора, зависела их дальнейшая жизнь. Если они ему глянуться, – он сможет рекомендовать их Старшим Братьям, для дальнейшего сотрудничества. Разочаруется, – и они до конца жизни обречены либо прозябать в гильдиях Воров и Убийц, или того хуже, пахать от зари до зари в качестве вечных подмастерьев. И если для простого Шакала, в подобной участи не было ничего особенного, для них, тех, кто уже успел попробовать власти и прикоснуться к «большим делам», это было невыносимо.

Поэтому сейчас многие из них старались блеснуть, пытаясь не столько сказать что-то действительно полезное, сколько произвести впечатление на наблюдателя.

Кастет же пока сидел молча, слушая разглагольствования других. Пока они излагали свои планы на предстоящую битву, он скромно отмалчивался. Лишь когда большинство ораторов выдохлось, он тихонько встал и негромко кашлянув, поведал собравшимся о коварный планах их врагов.

Его слова произвели эффект. Для большинства говоривших ранее, – это было как удар ножа в спину, ибо перечеркивало все, что они излагали с такой помпой.

Для тех же, кто подобно Кастету предпочитал помалкивать, (а это были наиболее авторитетные вожди), информация Кастета давал повод крепко задуматься….

– Откуда ты это знаешь? – негромко спросил один из этих авторитетов.

– Да я девку одну прикормил. Она гуляет со Стариком из Портовых….

– Он что же, с ней советуется?!?!

– Ясен хрен что нет…. Только когда мы между собой о делах базарим, разве на окружающих девок внимание обращаем? Ну здесь то их конечно нет, но вот когда мы из комнаты этой выйдем…, да пойдем промеж себя болтать…, а девку на колени посадим и давай у нее за пазухой мацать…, а уши у нее есть…..

– Так ведь они дуры, чё они в наших базарах понимают? – высказался один из говоривших ранее, явно недовольный поведением Кастета.

– Это ты их за дур держишь, а они дуры то не все, да и все, – отнюдь не дуры, по крайней мере не всегда и не во всем.

…Вот эта вот, что мне докладывает…, – она конечно дура, раз верит что я на ней женюсь. Но чтобы подслушать, что ее хахаль говорит, запомнить и мне пересказать, – у нее мозгов хватает.

– Это все конечно хорошо да весело. – Высказался еще один из авторитетов, после того как стихли смешки над словами Кастета. – Но ты головой за свой базар, – ручаешься?!?!

– За свой, – всегда и везде. А за девкин…, – ну эдак процентов на восемьдесят. Но если это окажется туфта и лажа, – спрашивайте с меня на все сто!

– Серьезный базар, серьезно человека. Я думаю Старики, что нам надо серьезно принять слова Кастета, и быть готовыми к появлению вонючек из Рыбных Рядов. Кто что имеет сказать?

– Тех вонючек, после того как мы их в прошлом году от нашей территории отвадили, – дай бог полсотни стоящих бойцов наберется. – Высказался один из присутствующих. полусотней больше, полусотней меньше…., – он пренебрежительно пожал плечами, – какая разница.

– Полусотня хороших бойцов, – это не хрен собачий, – возразил ему другой Старик, с большим шрамом на правой щеке. – Наши силы, и силы Портовых примерно равны. Лишние полсотни, да еще ударившие в спину…., это может стать проблемой.

– Так что ж теперь, прикажешь задрать лапки к верху и подставить задницу?

– А может собрать на РАЗБОРКУ всех наших. Включая мелюзгу и кандидатов, так и у нас тоже лишние полсотни наберется…. – внес предложение другой Старик.

– А смысл, – возразило ему сразу несколько голосов, – их передавят как клопов.

Наступила задумчивая пауза.

– А если…, – встрепенулся вдруг Кастет, ему вдруг в голову пришла идея. Но настолько смутная, что он и сам еще не понял какая. – Сопляки конечно бойцы некакие…. Но если нет ножа, хватаешься и за гвоздь…. – Тут он вспомнил Бумбу, и то, как он уворачивался от Бычары. – пусть они отвлекают на себя внимание и силы портовых, пока мы будем разделываться с Рыбными вонючками.

– И как они это сделают?

– А пусть бегают от них по всему Большому Пустырю и по примыкающим к нему улицам.

– Ну, далеко они не убегут, их либо прижмут к забору Коптилен, либо разгонят по улицам…, и…. – Наиболее авторитетный Старик задумался, – Но…..

– Что?

– А в том что говорит Кастет, – есть смысл. Только пусть мелюзга не просто по полю бегает. Они их должны заманить на Главный Тракт. А наши основные силы, – спрячутся в тех же Вонючих переулках, и когда Портовые подставят нам свой бок…..

– Мы им такое перо в этот бок засадим…..

Прошло еще два дня. Долгих, томительных дня, до Большой Разборки У Шакалов по всему Городу чесались руки. У тех, кому предстояло принять в ней участие, – от нетерпения, а у остальных, – от зависти. Из-за этой зависти участились случаи драк и побоев случайно подвернувшихся людей. Так что, можно было смело сказать, что из-за ожидания Большой Разборки, трясло весь Город.

Бумбе за эти пару дней пришлось дважды сходить в тыл врага. Один раз в Порт, второй в Рыбные ряды. Ничего существенного он там не узнал, но добытые ранее сведения подтвердил.

Еще один раз ему пришлось служить проводником для Кастета и одного из главных Стариков, когда те пошли на разведку на Большой Пустырь и прилегающие к нему окрестности.

Вообще-то поначалу Кастет вызвался сделать это в одиночку, (подразумевая естественно себя и Бумбу), но когда Щелбан, (тот самый, что верховодил на Сходке и разработал из вскользь брошенной идеи Кастета, план предстоящей битвы), навязался ему в спутники, – отказать не посмел.

Бумба провел их, одними ему известными тропками на Большой Пустырь, поводил по Вонючим переулкам, причем для обоих шакалов это стало настоящим откровением. Они, всю жизнь прожив в этой местности, даже не подозревали о большинстве указанный Бумбой проулков, лазов и тропок.

К концу их экскурсии, Щелбан, ранее смотревший на участие в их вылазке ручной обезьянки Кастета, как на странную блажь, – изменил свое мнение, и стал относиться к этому странному существу с изрядным уважением.

Кастет боялся как раз этого, – что Щелбан, умнейший, по общему признанию, из шакалов, – распознает истинное значение Бумбы, и его роль в добыче всей ценной информации, что предоставил Кастет своим товарищам. И что узнав, – разоблачит его вранье.

Но как ни странно, его, Кастета авторитет, в глазах Щелбана, от этого только возрос. То, что он смог приручить столь полезное существо, и то, что не стал хвастаться его способностями, а решил использовать их в «темную» ото всех, в его представлении, говорило лишь о зрелости и рассудительности его «юного друга». О чем он и поведал Кастету. Так что Кастет опять оказался в выигрыше и опять благодаря Бумбе.

И вот ОНО началось. Рано утром, (да разве хватит терпения дождаться позднего?), на том самом Большом Пустыре, на котором уже несколько сотен лет проливалась кровь Шакалов Восточной и Северо-Восточной стороны Города, – началась Большая Разборка.

По обе стороны Пустыря, – выстроилось по две линии бойцов. Вооружены бойцы, по такому случаю, были не только обычными ножами, кастетами да дубинками, – но и куда более серьезным оружием. Простые ножи, – были заменены тесаками в локоть длинной, да топорами, пересаженными на более длинные топорища. Кастеты, – тяжелыми кистенями, на длинных цепочках, а обыкновенные короткие дубинки, – на длинные, в человеческий рост, окованные железом дубины. Кое-где, даже мелькали настоящие копья и алебарды, извлеченные из самых тайных хранилищ Банд.

Вообще-то подобное оружие было запретным для всех, кто не служил в Армии, Страже, или не был Ловцом, но сегодня, ради такого случая, можно было рискнуть воспользоваться им при белом свете. Более того, примерно на тысячу бойцов, что участвовала с обеих сторон, – приходилось около полутора десятка настоящих мечей! И те кто держал их в руках, по праву носили звание Великих Бойцов.

И вот, повинуясь сигналу своих вождей, обе банды бросились на встречу друг другу.

Завязалась жестокая схватка. Одна линия бойцов, вдруг дрогнула, прогнулась, отступила на шаг, другой, на десяток шагов, после чего обратилась в беспорядочное бегство.

Автор, конечно, мог бы сказать, что это был заранее отрепетированный маневр.

Но все было гораздо проще, – в первую линию, Восточные ворота, поставили самых неумелых, слабых и потому ненужных бойцов. Более того, почти четверть из тех, кто бросился вперед, толком даже не были шакалами. Это были всего лишь претенденты на это гордое звание, наскоро прошедшие посвящение перед самой Большой Разборкой Да к тому же, мудрые Старики, бросили по Восточной стороне клич, что каждый пацан, принявший участие в Большой Разборке, автоматически станет Шакалом. Желающих заплатить своей кровью за подобное возвышение, оказалось на редкость много.

Естественно, портовые смели всю эту шелупонь одним яростным напором. А вот во втором ряду, стояли пусть и молодые, но уже повидавшие виды ребятишки. Да плюс над каждым десятком, на которые их разбили Старики, – стоял один из опытных бойцов.

Вот они то и стали воплощать в жизнь план Щелбана и Кастета.

Конечно, не все прошло столь гладко как намечалось на совете. Отнюдь не все, кто устремился в фальшивое бегство, смогли сделать это согласно плану. Некоторых просто догнали и прикончили в спину. Иные, не сумев сориентироваться на местности, оказались прижаты к стенам Коптилен, и тоже убиты. Очень многие, забыв в пылу боя о поставленной задаче, вместо того, что бы заманить врага в засаду, ввязались с ним в бессмысленную драку.

Но тем не менее…., план сработал! Банда Восточных Ворот, сумела заманить Портовых на Главный Тракт.

Главный Тракт был одной из старейших дорожных артерий Города. По легендам, он был даже старше Города. Якобы именно на пересечении идущего вдоль побережья Главного Тракта и перпендикулярной ему Дороги в Горы, и образовался Город. На основании этого, портовые даже утверждали что Порт, стоял здесь раньше Города, и якобы…..

Впрочем, сейчас, это было мало кому интересно, а потому не важно.

Важно было другое, – Тракт, был достаточно широк, что бы на нем одновременно могли разъехаться по три телеги в каждую сторону, но слишком узок, для ведения боевых действий.

Отряд элитных Бойцов Восточных Ворот, укрепленный успевшими добежать молодыми, легко перекрыл его перед самым пересечением с Большим Пустырем, отбросив азартно преследовавших врага Портовых назад.

В их рядах началась толкотня и смятение, а в этот момент, из Вонючих переулков на них набросились основные силы Банды Восточных.

Враг был смят и опрокинут, началась резня таких масштабов, что о ней говорили еще не один десяток лет спустя…..

За всем этим Бумба наблюдал с крыши одного из заброшенных домов, что затерялись между Коптильней и первым Вонючим переулком.

Поначалу зрелище увлекло его. Но потом он заинтересовался звуками, раздававшимися под его ногами. В заброшенном доме явно были люди.

Некоторое время ушло у него на то, чтобы перебраться с крыши на чердак, и найти подходящую дыру в потолке третьего этажа.

Внизу он увидел компанию из примерно трех десятков человек. Причем, один десяток вольготно расположился перед выходящими на Большой Пустырь окнами, в явно заранее принесенных креслах. А два остальных, судя по всему, выполняли функции охраны и прислуги.

От этих людей веяло такой опасностью, что Бумба инстинктивно почувствовал желание побыстрее оказаться как можно дальше от них. Последнее что он услышал, когда тихонько крался обратно на крышу, был коротких диалог….

– Да брат Эрд Потус. Должен признать твои Шакалы прилично наваляли моим. Кто бы мог подумать, что среди этого отребья окажется сколько-нибудь достойный стратег….

– И не говори дружище Маск Терсий. Они провели даже меня. Вместо того что бы сократить численность своей банды, (как это у нас и намечалось), они сократили поголовье кварталов Подмастерьев….

– ….. Что откровенно говоря, является не совсем честным ходом! Признай это брат Эрд Потус.

– Признаю! Еще как признаю, дружище Маск Терсий…. Но признай и ты, что идея этой…., «чистки», была как раз в том, чтобы лишнее отребье перебило друг-дружку, оставив нам только самых достойных и толковых работников. А мои Восточники доказали что у них и с мозгами, да и с кулаками все в порядке….

Должен признать, – я горжусь этими ребятами. Пожалуй что, – я даже пошлю своего сына к ним в банду на стажировку!

– Ну еще бы, – они же теперь будут королями улиц, – ПОБЕДИТЕЛИ В БОЛЬШОЙ РАЗБОРКЕ!!!!!!!!!!!!!

(обратно)

Глава 3

С тех пор прошло почти три года. Бумба жил вместе с шакалами, но шакалом так и не стал. Он так и остался любимой зверушкой Кастета, и талисманом всей банды Восточных ворот. Он ел только самые лакомые кусочки, одевался в лучшие и самые пестрые одежды, которые только могли добыть ему его преданные поклонники и почитатели.

Но был ли он доволен жизнью? – пожалуй, – уже нет.

Во-первых, его перестало устраивать его двойственное положение. Надоело быть игрушкой и шутом. С недавних пор он осознал, что его любили, но не уважали.

А во-вторых, с недавних пор он сам перестал уважать людей, которые его окружали.

Еще недавно, – шакалы представлялись ему эдакими королями жизни, грозой улиц, силой с которой вынуждены были считаться все.

Но, прожив рядом с ними некоторое время, он понял, что это всего лишь сопляки, во всем подчиняющиеся Старшим Братьям.

Старшие Братья полностью контролировали жизнь города. Ни один кошелек не срезался без их позволения, ни одна незаконная сделка не проходила без того, чтобы десятая часть дохода не попала в их карман, ни один нож не вспарывал чье-то брюхо, без выданной ими лицензии.

Шакалы так же подчинялись им, как и гильдии воров, убийц, фальшивомонетчиков, нищих, скоморохов и прочего сброда.

Шакалы обходили лавки и мастерские, собирая дань с их хозяев, но девяносто процентов этой дани они отдавали Братьям. Шакалы устраивали поджоги, дебоши, драки, только по указанию Братьев. Даже собственную войну они не могли начать, не заручившись разрешением Братьев.

Все шакалы жили одной мечтой и надеждой, – что может быть, когда-нибудь, кто-нибудь из Братьев обратит на него внимание, и может быть предложит работать непосредственно на них. В этом случае открывалась перспектива, со временем, тоже стать одним из Братьев. Шансов на это было крайне мало. Из десяти шакалов годам к восемнадцати, – двое погибали в войнах, трое-четверо становились калеками, пригодными только к работе вечными подмастерьями, еще трое уходили в воровские гильдии, один становился ремесленником или купцом, а последний получал Шанс. Для этого ему приходилось показать свой ум, жестокость, изворотливость и полезность…..

– Эй Бумба, пошли играть в Охоту.

Бумба лениво поднял глаза на нетерпеливо топчущегося на месте Бычару. Отрываться от кружки пива и каленых орешков страшно не хотелось, но публика ждала.

Он вышел в круг, который кто-то пару лет назад догадался изобразить посреди харчевни.

Бычара уже стоял в этом круге, вертя в руках приличных размеров палку. Как только Бумба пересек линию, он стремительно набросился на него, пытаясь ударить. Бумба, почти лениво начал уходить от ударов.

Игра эта у Восточных появилась вместе с Бумбой. Звали ее Охотой на Обезьянку. Суть игры заключалось в том, что один из игроков пытался либо ударить Обезьянку палкой, либо заставить выйти из круга. Обезьянкой почти всегда был Бумба. Несколько раз на его место пытались ставить кого-нибудь из молодых, – но безуспешно. Никто из них не умел уворачиваться от ударов так как он. А после того как Бычара, (один из наиболее завзятых игроков), расколотил череп какому-то десятилетнему сопляку, – желающих поиграть Обезьянкой, находилось немного.

Для Бумбы эта игра сначала была продолжением привычного образа жизни. Затем, – возможностью завоевать популярность среди шакалов. Потом она ему надоела, поскольку он вдруг осознал, насколько она для него унизительна. Но с некоторых пор, – он стал относиться к ней, как к неприятному, но полезному обучению.

Чему учился Бумба? – Бумба учился Убивать!!!

Бумба больше не мечтал быть шакалом. Но он должен был им стать, чтобы получить шанс продвинуться дальше! Туда, где как он чувствовал своей звериной натурой, было больше еды, тепла и безопасности. А стать шакалом, в его положении, можно было только доказав свои бойцовские качества.

По старой традиции, шакалом становились, только если в родне был действительный член Банды, после чего еще предстояло пройти целый ряд жестких испытаний. Но Бумба помнил, что был еще один способ, – бросить вызов одному из авторитетных бойцов. Причем бой в этом случае, должен был окончиться смертью одного из поединщиков.

Во время игры в Охоту на Обезьянку, Бумба изучал привычки и повадки лучших бойцов Банды и отрабатывал приемы противодействия их излюбленным трюкам. Вот и сейчас, он, привычно проскользнув под локтем Бычары, легонько коснулся его бока. Бычара даже не почувствовал этого касания. Но когда в руке Бумбы будет нож……

Впрочем, – убивать Бычару Бумба не собирался. Бычара был его лучшим другом после Кастета. Только эти двое воспринимали его всерьез и, каждый по-своему, его уважали.

Кастет был умнее, хитрее и расчетливее Бычары. Довольно быстро он оценил по достоинству своего «зверушку». И заключил с ним определенный договор.

Согласно этому договору, Бумба продолжает разыгрывать перед всеми роль обезьянки. Но в действительности, – был глазами и ушами Кастета.

Поскольку никто всерьез Бумбу не принимал, – члены Банды Восточных ворот позволяли себе при нем любые высказывания. Так что Кастет был в курсе всех настроений и интриг внутри своей организации, что позволяло ему вовремя пресекать выпады конкурентов.

Иногда Бумба надевал подобие своих старых лохмотьев, – и отправлялся на территорию соседних банд. Добытые и переданные им Кастету сведения, позволили Восточным выиграть не одну войну.

Все это, вскоре привело к тому, что его патрон занял одно из самых высоких мест в иерархии банды. Более того, – им заинтересовались Старшие Братья, и Кастет со дня на день ожидал от них приглашения к сотрудничеству.

Бычара был другой. Он искренне восхищался Бумбой, относясь к нему почти как к младшему брату. Тот факт, что он сам, будучи наверное вдвое выше, и раз в пять тяжелее этого карапуза, – не может даже прикоснуться к нему, вызывал у него искреннее восхищение. Ибо крутость в драке, было как раз то, что Бычара ценил больше всего в жизни. К тому же его восхищал ум и сообразительность этого, то ли зверька, то ли детеныша карлика. Будучи сам, отнюдь не семи пядей во лбу, Бычара относился почти с мистическим восторгом к любому проявления ума и сообразительности у других.

К тому же он любил баловать Бумбу, постоянно принося ему сладости и новые тряпки. Причем в отношении последних их вкусы так поразительно совпадали, – что иногда Бумба выглядел уменьшенной копией своего товарища.

– Все. Время. – Сказал Чирей, указывая на стоящие перед ним песочные часы. – Моя очередь.

А вот это уже было серьезно. Чирей был, пожалуй лучшим бойцом в банде. Если Бычара в драке полагался на свою огромную силу, то этот, – предпочитал скорость и подлые уловки. Он действительно был хорош. Природа одарила его и силой и гибкостью и скоростью, и неистощимой фантазией на всякие подлости. Но хуже всего, – она одарила его настоящей Подлостью и Злобой. Играя в Охоту на Обезьянку, – Чирей никогда не играл! Входя в круг и беря в руки палку, он ставил перед собой реальную задачу уничтожить этого недомерка, который осмеливался его дурачить.

Уничтожить, – пока не удавалось. Но больше всего синяков, Бумба наполучал именно от него. Плохо было то, – что Чирей даже разъярившись, умудрялся сохранять свой ум холодным. Чем больше он злился на собственные промахи, – тем стремительней и утонченней становились его движения, и тем подлее и коварнее уловки.

Вот и сейчас, – описав палкой какой-то – немыслимо-замысловатый пируэт, он сделал стремительный выпад. Направление удара было столь неожиданным, что Бумба только в последний момент, разгадав его движение смог уйти от удара, свалившись на пол и перекатившись в сторону. В ту же секунду нога, обутая в тяжелый подкованный ботинок врезалась в то место, где за мгновение до этого была его голова. Затем опять стремительный круговой мах палкой, идущий почти параллельно полу. Оттолкнувшись спиной от деревянных досок, каким-то немыслимым движением Бумба умудрился перепрыгнуть через оружие врага. Но в этот момент палка изменила направление движения, и если бы Бумба не отдернул в сторону голову, – непременно раздробила бы ему лицо. А так, – только разорвала новый кафтанчик и содрала кожу с плеча.

Следующие пять минут, Бумбе пришлось по настоящему тяжело. Сегодня Чирей превзошел самого себя, настолько затейливыми и стремительными были его удары.

Пожалуй даже телохранители Старших Братьев, Гвардейцы Мера или Ловчие, нашли бы чему поучиться у Чирья. Это был настоящий природный талант, развитый многочисленными тренировками и отшлифованный в жестких драках.

Когда бесконечные пять минут Игры подошли к концу, Бумба был почти повержен. Почти все тело его покрывали многочисленные синяки, ссадины и глубокие царапины, которые оставила на нем палка Чирья. Его глаза заливал пот, ноги тряслись и еще минуты, он, пожалуй бы не выдержал. Эту Игру он проиграл, – формально. Но сам он знал, что сегодня Чирей выжал из себя все, на что был способен, – но цели своей так и не достиг. Бумба продолжал стоять на ногах. Бумба готов был вступить в новую Игру. Для Чирья это было поражением.

Но и для Бумбы это уже не было победой.

Еще год назад он бы только радовался, что не позволил такому великому бойцу как Чирей вырубить себя. Но сегодня он понимал, что сам ни разу так и не смог прикоснуться к противнику обозначив удар. А еще он понял, что Чирей разгадал его маневры. В отличии от Бычары, который даже не замечал касания ладошки Бумбы к своему телу, Чирей прекрасно понимал, что может означать подобное касание, если в руке у противника будет нож. И потому, ни разу не позволил Бумбе приблизиться к себе на дистанцию, подобного «касания», жестоко пресекая всякие попытки поднырнуть под руку, пройти в ноги, или обойти себя с фланга.

Чирей был великий боец. Он прекрасно умел разгадывать намерения противника по его стойке, походке, расслабленному, или напряженному телу. Чирей прекрасно понимал, ЧЕГО добивается Бумба.Чирей тоже готовился к смертельному поединку. Более того, он уже начал его, не дожидаясь того времени, когда повзрослевший Бумба станет по настоящему опасным противником.

Чирей был великий и очень опасный боец. И именно через труп этого бойца, предстояло переступить Бумбе, на пути к своей мечте.

Почему?

Потому что в этой Банде, было только три бойца, победа над которыми позволит завоевать ему достаточный авторитет. Такой, чтобы все окружающие забыли про забавную обезьянку, и начали воспринимать его как равного.

Первым был Бычара. Но убивать его, Бумба ни хотел.

Вторым, – Чирей.

А вот третьим…… Связываться с третьим не стали бы не Бычара, ни Чирей. И совсем не потому, что этот Уличный Барс, был действительно крутой боец. Боец он был так себе, достаточно посредственный. Но он был сыном одного из Старших Братьев, отправленный в Банду, так сказать для прохождения производственной практики.

Подобное происхождение, автоматически делало его одним из лидеров Банды. Но Уличный Барс, (это прозвище он придумал для себя сам, а остальные, за глаза называли его Сынком), не удовольствовался политической властью. Ему еще хотелось славы Великого Бойца, каковым он себя и назначил. Оспорить это назначение можно было только в поединке, но сумасшедшего, готового рискнуть прирезать сынка Старшего Брата ни нашлось, ни в этой, ни в соседних бандах. Каждый раз, когда Уличный Барс бросал вызов сопернику, тот либо отказывался под благовидным предлогом, либо заранее сдавался. Правда парочку дураков, которые решили, что смогут отбегаться во время драки, не причинив вреда противнику, он все-таки смог зарезать. О чем регулярно напоминал всем окружающим.

Бумба, хотя и не понимал всех этих тонкостей, но его инстинкт помоечной крысы, подсказывал ему не связываться с Уличным Барсом.

Так что, оставался только Чирей. Самый опасный из всех. Его-то Бумба и выбрал своей добычей, и повинуясь голосу давнего опыта, терпеливо собирал информацию, перед предстоящим броском.

И «бростаться», надо было уже в течение этого года. Потому что за этот срок, из банды должны были уйти и Кастет и Бычара. Так как оба подошли к тому критическому возрасту, когда оставаться в банде уже становилось невозможно.

Кастета, ждала карьера помощника Старших Братьев. А это означало, что ближайшие лет десять, Кастет не будет принадлежать сам себе, и времени для заботы о своей «обезьянке», у него не будет.

А чем будет заниматься Бычара уйдя из банды, он и сам не знал.

Но в любом случае, – надеяться на поддержку этих двоих, было не очень то разумно. Тем более, что и возраст самого Бумбы, в определенной мере тоже становился критическим. Он изрядно подрос, окреп, и с каждым днем все меньше походил на ту обезьянку, которую раньше можно было не воспринимать всерьез. Все чаще и чаще, ловил он на себе косые взгляды окружающих. Иногда в этих взглядах были вопрос и недоумение, отражающие странную исключительность его нынешнего статуса. Иногда эти взгляды были оценивающими. А иногда в них читались злоба и неприкрытая ненависть.

Когда Бумба лишиться поддержки своего патрона и своего друга, – его положение станет очень шатким. А значит изменить свой статус, он должен до того, как положение станет действительно критическим….

Пока его голова была занята подобными мыслями, – тело привычно уворачивалось от ударов Уличного Барса.

Как тот не старался, сколько бы сил не прикладывал, – но вымотанный предыдущей схваткой Бумба, оставался для него не досягаем. Причем это было настолько явно видно, что публика, заворожено смотревшая прошлую игру, – начала скучать, и даже не просто скучать. Тот тут, то там, послышались откровенные смешки и легкие перешептывания в стиле, – «Ай да великий боец…!!!».

Уличный Барс слыша это, начал впадать в бешенство. Но если злость Чирья, делала его только сильнее, точнее и быстрее, – то Уличный Барс, переполняясь яростью, становился медленным и неуклюжим. Он начал так сильно вкладываться в удары, что в конце концов, после очередного промаха, сам вылетел за пределы круга, снеся по пути несколько зрителей.

По правилам, это означало проигрыш, но Барс влетел обратно в круг, всем своим видом показывая, что ничего подобного не было.

Грохот падения Барса, отвлек Бумбу от его мыслей. Он наконец вернулся к реальности, и понял, что пора поддаться сынку Старшего Брата.

Когда тот, бледный от ярости, в очередной раз подскочил к нему, и, взмахнув палкой наотмашь, с плеча, врезал ею по своему врагу, – Бумба не стал подныривать, или перепрыгивать этот неторопливо, (по меркам Бумбы), приближающийся к нему снаряд. Вместо этого, он подшагнул чуть вперед, чтобы получить удар не концом, а серединой палки. Слегка развернулся, принял его на ладони и, переведя удар с грудной клетки, которую подобный удар мог бы сокрушить, на пресс своего живота, в последний момент, оттолкнулся ногами от пола.

Обычно со стороны это смотрелось очень эффектно. Словно бы от удара, он взлетал куда-то высоко, и летел, чуть ли не в самый дальний угол харчевни.

Но сегодня, измученное схваткой с Чирьем тело, подвело своего хозяина. Касание ладоней, вместо того чтобы показаться беспомощной попыткой загородиться от стремительно летящего снаряда, показалось окружающим именно тем, чем и было, – грамотным блоком. А некоторая торопливость с прыжком окончательно развеяла все возможные сомнения публики. Подстава была настолько явной, что это понял даже Уличный Барс.

Неизвестно, насколько раньше он был уверен в своих исключительных бойцовских качествах? Считал ли само собой разумеющимся, что все его соперники откровенно сливают ему бои? Может он считал что его происхождение, каким-то мистическим образом, само по себе, дает ему преимущества над противниками? И принимал, как само собой разумеющиеся, что опытные сильные бойцы, выходя против него, вдруг становились неуклюжими и неловкими.

Но сейчас что-то не сработало. Было видно, что снисхождение, проявленное к нему каким-то уродцем, его взбесило.

Принимая торопливые похвалы и поздравления, которыми другие члены банды, начали осыпать его, он не сводил взгляда с Бумбы, который, якобы получив столь жуткий удар, вместо того чтобы умереть, или хотя бы валяться искалеченным и без признаков жизни, – как ни в чем не бывало встал, и пошел за свой столик, на ходу прихлебывая из поднесенной кем-то из болельщиков кружки пива.

Все это Уличный Барс воспринял как издевательство над своей персоной. Примерно такими же издевательствами звучали для него похвалы и слова поздравлений, произносимые окружающими.

Особенно изощрялся в данном искусстве Бычара. Стараясь отвести гнев Сыночка, от своего друга, он, сам восхищаясь своей хитростью, вылил на Барса такой поток неискренней лести, что почти смог перетянуть весь его гнев на себя. Правда сам Бычара, этого еще не понял, он изливая свой поток, – искренне надеялся потушить им гнев Сынка, а не наводить его на себя…

А вот Чирей видел все. Он, по одному движению глаз, умел предсказывать следующие действия соперника. И для него, таящаяся в душе Уличного Барса буря, не была великой тайной. Этого Уличного Барса, – он искренне и от всей души презирал, как может презирать настоящий боец, добывший свою славу в множестве беспощадных схваток, того, кто присвоил ее себе, пользуясь папочкиным положением. И тайно ненавидел, за то, чувство страха и беспомощности, с которыми он, – непобедимый и внушающий врагам страх Чирей, был вынужден юлить и отказываться от боя, который одно время этот Сынок, как за глаза, звали Уличного Барса, пытался ему навязать.

При всем при этом, Чирей все это время был обязан изображать искреннего друга этого мерзкого недоделка, тем самым, отводя от себя опасность очередного вызова.

Сейчас, он единственный в окружении Уличного Барса не осыпал того сладкой лестью, а молча наблюдал за происходящим. В его голове начал складываться хитрый и рискованный план, при удачной реализации которого можно было отловить сразу нескольких зайцев…. Некоторое время он взвешивал все за и против, потом решившись, тихонько склонился к уху Уличного Барса и прошептал, – «Да они же все, – просто издеваются над тобой».

Эти слова переполнили чашу терпения наследника Старшего брата. Он выхватил свой, украшенный драгоценностями кинжал, и в молчаливой ярости воткнул его в сердце Бычары, предпринималвшего очередной хитрый, (с его точки зрения), маневр, пытаясь загородить Уличному Барсу обзор на устало пьющего свое пиво Бумбу. Получив удар, он несколько мгновений, словно бы и не замечал этого, потом лицо его как-то разом побелело, ноги подкосились, и он рухнул на заплеванный пол харчевни.

Окружающие не сразу поняли что произошло. Большая часть банды, стараясь держаться подальше от Сынка, вообще предпочла как можно скорее заняться пивом и жратвой. Но даже те, кто находился рядом с Сынком, не сразу осознали происшедшее.

Кабак был еще полон движений, разговорами, чавканьем, хлюпаньем и причмокиванием, когда всеобщий любимец Бычара, как-то молча и незаметно, испустил последний вздох.

Его действительно любили. Любили за силу, которую он почти никогда не обращал против заведомо слабого противника. За доброту, за взрывной, но легкий и отходчивый нрав. Любили за готовность придти на помощь и в жестокой драке и в мелких делах.

И вот сейчас, их всеобщий любимец, валялся на грязном, покрытом плевками, объедками и пролитым пивом полу харчевни. А над его, некогда сильным и живым телом, с самодовольным видом стоял его убийца.

Любого другого, нанесшего такой предательский удар, – члены Банды Восточных Ворот, растерзали бы на месте. Но сейчас, им пришлось молчать, опустив глаза. И только скрежет яростно стиснутых челюстей выдавал их немую ярость.

– Вот так вот, – был Бычарой, стал Бифштексом. – Провозгласил Уличный Барс.

Обычно после любой его, даже самый плоской шутки, окружающие взрывались оглушительным смехом. Но сейчас, и без того оглушающая тишина, стало словно бы еще тише.

– Зачем ты так? – спросил кто-то из Стариков, молча наблюдавший за этой картиной.

– А вот так вот!!! – гордо провозгласил Уличный Барс, но опытное ухо, без труда расслышало бы в этом гордом тоне, истеричные нотки растерянности и страха. – Захотел и сделал…..

Мы, Великие Бойцы, – действуем импульсивно, по наитию, как нам сердце подскажет. Этот вот – Бычара, – издевался надо мной. Думал я не пойму. А я понял и наказал. Так у нас Великих Бойцов принято. – Торопливо добавил он.

– А ну да, – Великих Бойцов, – уныло пробормотал Старик.

– Может быть, – ты сомневаешься в том, что я – Великий Боец? – душа Уличного Барса явно жаждала схватки.

– Да нет, – не сомневаюсь, – поспешно сказал Старик.

– А может, тут кое-кто еще в этом сомневается, – вот например ты урод?

Слова эти, естественно были обращены к Бумбе. А Бумба, в этот момент пребывал в весьма расстроенных чувствах. Только сейчас он понял, что такое потерять друга. И только сейчас осознал, что Бычара был его другом.

Раньше его отношение к этому огромному и шумному существу было подобно отношению породистой кошки к слуге своего хозяина, – опасливо-снисходительно-потребительским. Он принимал его подарки, любовь и уважение, как расплату за свою необычность, участие в Игре и услуги, которые он оказывал Банде.

Выросший без какого-то подобия ласки и любви, герой наш был весьма ограничен в эмоциональной сфере. Он знал, что такое любовь к еде, одежде, теплу, безопасности… , – но ни понимал, как можно любить другого человека.

Весь опыт прошлой жизни, научил его, что все окружающие его существа от крысы и больше, это враги, или как минимум конкуренты. Так же как и он, тянули они свои грязные пальцы, лапы и морды к тем же кускам, что и он. Иногда с ними приходилось драться, иногда удавалось разойтись мирно…. С некоторыми из них, можно было даже заключить что-то вроде союзнического договора, какой был у него с собачьей стаей на помойке и бандой Восточных Ворот. Но дружба? В словаре Бумбы даже и слова такого не было.

И вдруг, смерть одного из этих союзников, вызывает у него такую боль!

Он и раньше видел смерть. Он часто видел смерть. Ему уже приходилось убивать. В возрасте пяти лет он прикончил крысу, которая подошла к нему слишком близко. А сейчас, в возрасте лет одиннадцати, – он не видел большого отличия между убийством человека и убийством крысы. Он видел смерти собак из помойной стаи, видел смерть Восточников, во время их постоянных войн с конкурентами, и они всегда оставляли его равнодушным.

Но смерть Бычары, почему-то потрясла его. Настолько потрясла, что он даже не сразу понял, что стал объектом всеобщего внимания.

В тот момент, когда Уличный Барс произносил свои слова, – Бумба стоял над телом Бычары, пытаясь понять, что же происходит в его душе. Внешне он оставался спокойным, и холодно-заинтересованным взглядом рассматривал лежащее перед ним тело. Ему, выросшему в одиночестве, было незачем учиться показывать свои эмоции и чувства. И хотя в душе у него все кипело, внешне это никак не проявлялось..

И поскольку никто этого «кипения» не видел, у большинства окружающих возникло ощущение, что Бумбе совершенно наплевать на смерть человека, которого все считали его другом. И в этот момент, не в одной голове появилась мысль, – «Да что же это за мразь такая? Ведь даже собака скулит у трупа хозяина, а он…?».

– Это ты правильно заметил Уличный Барс, – урод он!!! – раздался спокойный, вкрадчивый голос Чирья. – Животное и не более того. Вопрос, – что он тут делает?

Почти у всех нас, дома есть собаки или кошки, – но разве мы сажем их за свой стол? Разве позволяем им вести себя, подобно равным нам?

Равным нам. Вслушайтесь в эти слова, – «Равным нам».

Если сейчас, в эти двери войдет ваш сосед, который родился с вами в один год, вырос на той же улице, ел ту же пищу, но не состоящий в банде, – зайдет и потребует налить себе пива…. Что будет?

– Кранты ему будут. В лучшем случае, – приползет домой без зубов и с переломанными ребрами. – Высказался кто-то из наиболее сообразительных.

– А этот, – что он такое? Почему стоит рядом с нами, как будто имеет на это право?

– Ну да он вроде как это, – Кастету принадлежит.

– А где тогда сам Кастет?

– Ну да вроде по делам своим пошел.

– По своим делам, – особо выделив среднее слово, повторил Чирей. – Вот именно, что у него давным-давно появились свои дела. Говорят, он становится большим человеком, начинает работать…., сами знаете на кого. А свои детские игрушки, – он, похоже, решил оставить нам здесь. А вот нужны ли они нам?

– А че, – он вроде как удачу приносит, – сказал кто-то, доброжелательно относящийся к Бумбе.

– Ага, – Бычаре, он уже свою удачу принес. Вот только что сам Бычара об этой удаче думает, у него уже не спросишь….

Тут все задумались. Причем каждый о своем. Большинство Стариков сразу смекнули, к чему ведет свою речь Чирей. И мысленно похвалили его. Перенести вину за смерть популярного бойца Бычары, с полезного во всех отношениях Сынка, на этого, малопонятного, хотя и весьма забавного уродца…. Представить все так, будто бы это его несчастливый глаз, а вовсе не нож Сынка, стал подлинной причинной смерти…., – Пожалуй хватит держать такого умника в Бойцах, пора делать Стариком…….

Уличный Барс, – понял, что до Чирья дошло то, о чем он Уличный Барс догадался давным-давно. И что, пожалуй, этот парень не дурак, и есть смысл порекомендовать его папе в качестве перспективного кадра. Тем более что сам Чирей будет благодарен, а следовательно предан ему за это, до конца своей жизни. А преданность такого бойца как Чирий…..

Большинство простых бойцов подумало, – «А ведь и правда».

Меньшинство, – «Против слов Чирья и Сынка не попрешь, тем более что Кастет…..».

Сам Чирей наконец-то признался сам себе, что тот, кто со временем мог вырасти в бойца, на порядок превосходящий его…, и кого в глубине души он по настоящему боялся, – фактически уничтожен…. Причем средством к его уничтожению стали не нож, не кастет и не дубина, а вовремя сказанное слово…. Так может быть сила………………

А сам Бумба подумал, – «Что ж, это должно было случиться. Я, правда думал, что у меня еще будет полгода на подготовку, но видно….Что ж, пора, – значит пора».

– Да, я тут никто. – Сказал он, спокойно глядя в глаза Чирью. – Я веселю вас, лазаю по окрестностям, добывая сведения о ваших врагах, но я тут никто. Мне недоело это. Я хочу быть равным. Ты знаешь способ, как человек, которого никто не приглашал, может стать шакалом.

– Ты хочешь боя с нашим лучшим бойцом? – Удивленно спросил один из Стариков.

– А что мне еще остается? – Спокойно ответил Бумба, обводя вглядом, глаза всех собравшимся в кабаке шакалов.

Зал удивленно загудел. Все знали легенды, про то, что кто-то, когда-то пришел со стороны и бросил вызов лучшему бойцу…, но большинство легенд заканчивались смертью пришедшего. Блатная романтика воспевала этих смельчаков и героев…, посмертно. Но Бумба? Этот жалкий, ничтожный шут и урод, – великий герой, воспетый в легендах? Да достоин ли он претендовать на это право?!?!

-Ты что же недомерок, вправду считаешь, что можешь биться с лучшим из наших бойцов? А может, подрастешь сначала? А хвост у тебя уже отвалился? А может просто тебя прибить как муху? – понеслись со всех сторон возгласы, в которых негодование совмещалось с насмешкой и удивлением.

Еще пару лет назад, этого было бы достаточно, чтобы ввести Бумбу в ступор и отнять у него все силы для сопротивления.

Вообще, первое время в банде, необходимость находиться среди большого количества людей, его пугала. Тогда он все время норовил забиться в темный угол, спрятаться под лавкой и вообще, старался быть как можно менее заметным. Ему тогда все время казалось, что вслед за обращенным на него взглядом, последует обычный пинок, или полетит очередной камень

Потом он научился жить среди людей и не пугаться их внимания. Более того, в некоторых случаях, всеобщее внимание даже стало льстить ему. Он понял, что иногда, всеобщее внимание не выливается в град камней, а даже совсем наоборот, – дает ему в руки определенную власть.

Его тогда вообще захватила идея власти. Он, привычно наблюдая за поведением окружающих начал задаваться вопросами, – «Почему говорящего негромким и спокойным голосом Кастета, слушают все, а к словам громкоголосого Бычары, прислушиваются только тогда, когда они подкрепляются ударами или угрозами?».

Почему одни люди приказывают, а другие исполняют?

Сначала он думал, что дело в силе. Но Бычара был гораздо сильнее Кастета, и гораздо опаснее его в драке…. Да что там Бычара, даже Чирей, самый опасный боец, которого когда-либо видел Бумба, – безропотно подчинялся Кастету.

Может Кастет и другие Старики, были гораздо умнее всех остальных? Спорный вопрос. Иногда, даже Кастет, один из умнейших людей, которых видел в своей жизни Бумба, – совершал такие глупости…., (особенно в отношении с девками), что Бумба только диву давался. И тем не менее, Кастету подчинялись. И не только молодняк, но и опытные бойцы и даже Старики замолкали, когда начинал говорить он.

Да и сам Бумба чувствовал, что подчиняется приказам Кастета безоговорочно и даже с какой-то радостью. Что-то было такое в том, что он говорил. И даже не в том, «что», а в том «КАК», он говорил. В его словах и поведении всегда было столько уверенности в себе и в своих словах, что эта уверенность покоряла слушателей с первого слова.

Один раз правда, довелось услышать Бумбе, и в речи Кастета неуверенные и заискивающие интонации, – когда с ним говорил один из Старших Братьев. Это дало понять, что на всякий авторитет, находиться авторитет еще больший.

И тем не менее, Бумба пытался подражать и учиться у своего кумира искусству подчинять себе людей.

Правда поначалу, когда он пытался говорить, так как это делает Кастет, это вызывало только взрывы хохота. Все искренне считали, что обезьянка пытается передразнивать своего хозяина, и находили, что это у нее получается весьма забавно. Но постепенно, по мере того как росла его уверенность в себе, это сходство становилось все менее забавным.

Большинство этого не осознавало, – но частенько случалось так, – что произносимая Бумбой просьба, – заставляла его собеседника срываться с места и выполнять ее, чуть ли не бегом. Конечно, просьба должна была быть разумной и приемлемой, но….

И вот сейчас, стоя в центре кабака, окруженный отнюдь не дружественными взглядами, – он не чувствовал страха и неуверенности. Скорее наоборот, все его тело и душа наполнились таким бесшабашным куражом, что сейчас он и сам поверил в свою способность снести любую преграду со своего пути.

-… Вы все так много говорите о своих обычаях и традициях. О смелости, силе и стойкости. Но если у кого-то возникает смелость бросить вам вызов, – куда пропадает ваша смелость его принять? – Голос обезьянки звучал насмешливо и веско, словно бы это он, каждый день забавлялся видом шакалов, а не шакалы – трюками обезьянки. – Конечно вы все можете навалиться на меня толпой. Можете избить и выкинуть отсюда, как уличную кошку. – Продолжал он говорить, и несмотря на ничтожный рост, пеструю одежду, и чужеродность, – его слушали. – Но только пожалуйста, не рассказывайте потом сказок про свою крутизну. Те, кто толпой наваливается на одного, (как вы там сказали? – недомерка), – крутым считаться не может.

Он говорил и его услышали. Крики смолкли и на лицах большинства появилось выражение задумчивости.

Действительно, раз у этого малыша хватает наглости бросить вызов лучшему, это достойно уважения. И может быть, он сам не понимает, о чем говорит, не зная что ждет проигравшего? Но с другой стороны, – все видели его в деле. Почти все вспомнили проходившую недавно Игру. Вспомнили что ни Бычара, ни Уличный Барс, вооруженные длинной палкой, не смогли к нему даже притронуться. И многие задумались, – а, сколько бы каждый из них смог продержаться против Чирья?

Примерно так же думали и Старики. Ведь в конце концов, – что такого страшного в этом вызове? Ну обнаглела обезьянка, захотела чего-то большего, – ее прикончат и дело с концом. Ну а если уж и вправду случиться чудо, и это существо окажется победителем, – в банде будет новый Великий Боец, несколько необычный конечно…, но если этот сопляк, в этом возрасте сможет прикончить Чирья, то каким же он будет, когда вырастет…. Да о нем легенды будут рассказывать. …. Да только кто он против Чирья, – пустые мечты.

– Ну, если обезьянка хочет драться, – пусть дерется, – подвел итог общим размышлениям один из Стариков. В конце концов, – обычаи надо соблюдать….

Круг быстро очистился от людей, кто-то спешно уволок из него труп Бычары и затер пятна крови. Буквально через несколько минут, в центре харчевни стояли только Бумба и ….

Вот те раз! Почему-то вместо Чирья в кругу, один на один с Бумбой стоял Сынок?!

Ну конечно, в принципе, он, вроде как считался тут Самым Великим Бойцом. Но…

В любой, действительно серьезной драке ему хватало ума держаться за спинами менее великих бойцов. Плюс несколько специально назначенных ребят, всегда опекали Сынка, ограждая от какой-либо серьезной опасности.

Конечно Бумба особой опасности не представлял, но все помнили их последнюю Игру. А если учитывать что бой будет вестись до смерти…. Конечно Бумба не станет… Ведь любой разумный человек, поймет что…. Но ведь то разумный человек, а тут у нас не поймешь что… Короче, лучше бы Бумбу прикончил Чирий!

– А может быть, лучше пусть Чирий прикончит эту обезьянку? – осторожно спросил один из Стариков.

– Разве не я тут Самый Великий Боец?

– Вот и я о том же, – зачем тебе, Самому Великому Бойцу, марать руки о какую-то там обезьянку. Пусть это сделает Чирий, или вообще, отдадим его кому-нибудь из молодняка, пусть ребята руку набивают?

Но Уличный Барс уперся. Он уже успел убедить себя, что та прошлая Игра ничего не значит. Просто обезьянке повезло. Тем более, что там была Игра, а тут будет настоящая схватка. И когда он, при всех, прикончит эту мразь, – его прошлый позор навсегда сотрется из людской памяти.

– Обычай есть обычай. А по обычаю, с претендентом должен драться Лучший Боец.

– Да нет, не обязательно лучший. Достаточно и просто хорошего. Были случаи что с….

– Я буду драться с этим уродом. Окажу ему, так сказать, – великую честь.

– Ну как хочешь….. Начинайте!

Они начали. Сынок бросился вперед, яростно размахивая ножом. Бумба привычно ушел в сторону. Он откровенно не знал, что ему делать.

Для самого Бумбы, выход Уличного Барса оказался изрядным сюрпризом. Он то готовился к тяжелой схватке с Чирьем. Схватке, шансов победить в которой, у него было не больше десяти из ста. А тут….

Данный противник не представлял для него никакой опасности. Но победить его, – означало проиграть!

Бумба еще многого не понимал в этой жизни. Например, он не очень хорошо понимал, почему ему нельзя убивать Уличного Барса, – но прекрасно понимал что нельзя.

За то время, что Сынок был в банде, (а пришел он туда, вскоре после БОЛЬШОЙ РАЗБОРКИ), все только и делали что сдували с него пылинки и уступали во всем. Так что неприкосновенность Сынка, Бумба принял как факт, и никогда не пытался оспаривать.

Но ему и в мысли не приходило, что Сынка выпустят против него в поединке. Он спокойно стоял и слушал, как Старики уговаривают Уличного Барса отказаться от своего права на бой, в полной уверенности что им это удастся. В это время его голова была занята разработкой плана предстоящей схватки с Чирьем. Было еще в запасе у Бумбы несколько финтов, которые он пока не демонстрировал в игре и он собирался….

Когда же услышав слово «Начинайте!», Бумба поднял глаза и к своему удивлению понял что в круге по прежнему стоит Сынок, – он так растерялся, что даже не вынул свой нож.

Он удивленно огляделся и поймал насмешливый и торжествующий взгляд Чирья.

Тот уже праздновал победу. Это явно был его вечер. Как бы не закончилась предстоящая схватка, в ней победит именно он.

Потому что сумеет избавиться от потенциального соперника, не пошевельнув пальцем.

Потому что, Сынку будет ох как не просто справиться с этим шустрым недомерком…. Чирей просто предвкушал зрелище его позора.

Он вообще сомневался, что тому удастся самостоятельно справиться с Бумбой. Скорее всего, когда позор Сынка станет невыносимым для окружающих, ему просто «немножко помогут», вовремя подставив недомерку подножку, или подтолкнув на нож противника…. Но в любом случае, позор будет столь явным, что это сильно собьет спесь с Сыночка. А может вообще, он предпочтет сбежать от позора под папино крыло, избавив банду от своего присутствия.

А вот если у недомерка не выдержат нервы и ОН прикончит Сынка….

Да нет, на такой удачный исход дела, даже не стоит надеяться. Но если уж такое случиться…, Чирей избавиться сразу и от Сынка и от Бумбы и от Кастета.

Да-да, и от Кастета. Потому что Бумба, – обезьянка Кастета. И все его проступки бросают тень на его хозяина. Захотят ли Старшие Братья иметь дело с тем, кто, пусть и косвенно, окажется запачкан в крови сына одного из них?

Конечно, Старшие Братья не были однородной бандой. Они тоже разделялись на три семьи, контролирующие разные районы и разные сферы деятельности. Но конкурировать между собой, они предпочитали руками Шакалов, Воров, Убийц и прочей, подотчетной им швали.

Себя они ставили выше всего этого сброда, предпочитая оставаться для них этакими небожителями. И в случае, если кто-нибудь из сброда, посмеет тронуть небожителя хотя бы пальцем…. Неважно к какой организации будет принадлежать пострадавший, виновного ждет месть всех Старших Братьев.

Так что, если обезьянка Кастета, хотя бы серьезно ранит Уличного Барса, карьера самого Кастета на этом закончится. Конечно и самой банде Восточных достанется, особенно Старикам, многим из которых придется искать замену…. А с одной стороны, – Бумба не член банды, он собственность Кастета, который сейчас фактически уже ушел из банды. К тому же, Сынок сам вызвался на поединок. Старики уговаривали его отказаться от этого, но он их не послушал, так что вся ответственность ложиться только на него самого. Таков обычай.

Старшие Братья обязаны поддерживать имидж справедливых руководителей. Они никогда не действуют сгоряча. Они разбираются в деле и наказывают только действительно виновных…. В любом случае, он Чирей тут не причем. Он показал себя в данной ситуации наиболее разумной стороной. Он поддержал Сынка, после убийства им Бычары, переведя общий гнев на Бумбу.

Он возражал против того, чтобы этого недомерка вообще допустили к поединку. Конечно, он даже не пытался выйти вперед Уличного Барса на схватку. Но в конце-концов, Барс – объявил себя лучшим бойцом, а значит выходить первым, – его законное право. А вот удержать его от опрометчивого шага, – дело Стариков.

Пока Чирей предавался столь сладким мечтам, – Бумба принял решение.

На удивление, – очень разумное. Сложно было ждать столь разумного решения от мальчишки, лет так одиннадцати-двенадцати, пусть даже весьма искушенного жизнью. Тем более в ситуации, когда перед глазами стремительно сверкает нож, нацеленный в твое сердце…, но Бумба в очередной раз показал что воспитание полученное на помойке, чего-то стоит.

Он решил не убивать Сынка. Но и не позволить ему убить себя. Он решил, что если сумеет ранить Уличного Барса так, что бы тот не смог больше продолжать драться, – никто не станет настаивать на том, продолжении драки до победного конца. Дело скорее всего замнут. Бумбу объявят победителем, а сынка тихонько оттащат к лекарю.

Бумба конечно подозревал, что Сынок возможно будет ему после этого мстить. Но это будет уже потом. А Старшие Братья, о справедливости которых он столько слышал, – не станут наказывать его, победителя в честном поединке, тем более что Сынок серьезно не пострадает….

Да, несмотря на свою смышленость и искушенность, – Бумба все еще был настолько наивен, чтобы верить в справедливость. Он не понимал, что каким бы не был исход начавшегося поединка, его карьере среди Шакалов пришел конец. Да и жизни его, тоже скорее всего пришел аналогичный конец, поскольку месть бывает не только явной. Рука наемного убийцы, подсыпанный яд, «случайное» падение в канал, все это, в отличие от ножа поединщика, – практически не оставляет жертве шанса. Но в возрасте Бумбы, то, что будет через месяц, еще представляется весьма отдаленным будущим.

Все остальное было делом техники, достать свой небольшой, но остро отточенный нож, поднырнуть под размашистый мах Сынка, легонько ткнуть того в ногу. Все дело сделано!

Бумба встал на противоположной стороне круга, спокойно наблюдая за тем, как старшие суетятся над упавшим Сынком.

Сейчас они разберутся, что дело не стоит выеденного яйца, объявят Бумбу победителем, а Сынку позовут лекаря.

– Лекаря, срочно зовите лекаря. Ты вот ты, зажми ему рану, срочно ставьте жгут, ведь помрет же.

– Ага, сейчас. Помрет он от такой ничтожной раны! Так суетиться даже над Сынком просто смешно. – Подумал Бумба, наблюдая над возникшей суетой. Ему, искушенному в уходах и увертках, было невдомек про некоторые, известные впрочем только опытным бойцам, тонкости работы с ножом. Да и человеческую анатомию он знал плоховато. В том числе и про существование бедренной артерии, повреждение которой столь опасно, что почти всегда приходит к летальному исходу.

Вообще, специально попасть в нее довольно сложно. И мало кто из «работников ножа», всерьез пытаются ее задеть, но уж если задевают, – не удивляются, почему их противник умирает от такой легкой раны. К тому же…..

– Злыднева Теща!!! Поздно. Помер.

– Как совсем?

– Нет, понарошку.

– А что же делать?

– ************** по самые *********** и ************ что бы ************, потому что нам теперь************, и т. д и т. п.

– И что это они там так разволновались? – подумалось Бумбе, пока он разглядывал спины суетящихся вокруг Сынка шакалов. – Неужто этот сынок, от одного маленького укольчика так сомлел, что его приходится в чувство приводить?

Однако, – смотрят тут на меня очень не по-доброму. Плохо очень смотрят. Так не смотрели даже перед тем как бросить камень. Тут что-то совсем плохое. А впрочем, вот Кривой идет ко мне, наверное сейчас объявит победителем.

Кривой, один из самых авторитетных Стариков подошел к Бумбе и протянул к нему руку.

Думая, что это будет ритуалом объявления победителя, – тот недоверчиво, но все же протянул ему свою. От первого удара он увернулся, но руку вырвать не удалось. Затем последовали следующие удары, кто-то подскочил со спины……

(обратно)

Глава 4

– И ты думаешь, я поверю, что эта мелкая мразь убила моего сына?

– Да. Ты, многоуважаемый господин Эрд Потус, не смотри на его размеры. Скорпион, тоже невелик ростом, – но жалит насмерть….

– И чем же он ужалил моего сына?

– Вот этим ножом.

– Ты называешь это ножом? – Спросил неизвестный голос, – Когда моему Локу было три годика, – он уже играл с более опасным оружием, а это…..

Как это произошло?

– Ну, типа, этот недомерок, вызвал на поединок лучшего бойца банды. Согласно обычаю, ты знаешь?!….

– Знаю.

– Ну, и твой сын, который считалс…., был лучшим Бойцом, этот вызов принял…. Ну а этот…., случайно задел ножную жилу…., пошла кровь. Мы конечно пытались….. но ты сам понимаешь…..

– Когда я отдал своего сына в вашу Банду…, разве я не предупреждал вас, чтобы вы оберегали его от малейшей опасности…?

– Мы….

– Заткнись! Я предупреждал тебя об этом? …Заткнись! Так какого Злыдня, ты позволил ему выйти на поединок против этого скорпиона? ……. Говори!!!!

– Мы уговаривали его это не делать. Но он уперся как…… Он сказал, что коли уж он счита…., является лучшим Бойцом Банды, – то драться с бросившим вызов, – его законная привилегия. Да и кто думал, что этот недомерок сможет….

– Однако он смог….

– Да ведь это была случайность. Этот недомерок…, да он у нас навроде шута был. Его всерьез никто не принимал. Он даже не член банды…, он так, – ручная обезьянка Кастета…., да сам посмотри, многоуважаемый господин Эрд Потус, на его нож… Это же детская игрушка…., если бы он не попал в ножную жилу……

– Но он попал…..

– Да многоуважаемый господин Эрд Потус, – он попал…..

Разговор этот доносился до Бумбы, пробиваясь сквозь набат гудевший в его голове. Очнулся он, примерно минуту назад и поначалу решил, что находится в полной темноте. Но потом, сквозь веко пробились световые пятна, и Бумба понял, что просто не может открыть глаза. Он попытался помочь себя руками…, но сразу понял что просто не чувствует их… потом пришла жуткая боль, от которой он, на доли секунды снова потерял сознание, но эта же боль, его и воскресила.

Болело все. Кажется на всем его теле, не было и малюсенького местечка, которое бы не ныло от страшной боли. Каждый вздох, – вонзался в легкие тысячей зазубренных кинжалов. Малейшее движение, – вызывало желание умереть. В глубине его тела зародились жуткие спазмы, жгучая смесь полупереваренной еды, желудочного сока и крови поползло вверх, обжигая гортань, и сквозь полураздробленные челюсти вырвалась наружу….

– Эта мразь мне ковер испортит, сбрось его оттуда.

Последовал быстрый пинок, принесший Бумбе сладостное забытье, и помешавший ему дослушать остальной разговор.

– Зачем вы его так отходили?

– Ну ребята типа, – так расстроились. Они, эта, уж очень любили твоего сына.

– Когда ты врешь, – ты начинаешь часто моргать и постоянно говоришь слова «типа» и «эта». Так зачем вы его так сильно избили? Может, не хотели, что бы он рассказал свою версию?

– Да нет…, нет, клянусь тебе…, я бы не посмел тебе врать…. Ну, может я легонько приукрасил правду, – ребята скорее испугались твоего гнева, чем….

Но во всем остальном, – я сказал чистую правду.

– Вот сейчас, – ты вроде не врешь. И тем не менее, прежде чем я приму какое-нибудь решение в отношении тебя и твоей банды, – будет проведено тщательное расследование… и молись своим богам, чтобы я не поймал тебя, хоть на малейшей лжи!

– А с этим что?

– А это уже не твоя забота. П*шел отсюда.

После того как Кривой поспешно удалился, многоуважаемый господин Эрд Потус, – обратился к человеку, до той поры почти незаметно стоящему в углу комнаты.

– Я хочу, чтобы ты тщательно расследовал это дело. Я хочу знать все. Все что делалось, говорилось и думалось за последние несколько дней.

Этому, – позови врача, и предупреди его, – что если Это, помрет раньше, чем я узнаю правду, я прикончу всех его родных…. Я хочу, чтобы его лечили, как сына Мэра. Я хочу, – чтобы к тому времени, когда мои палачи примутся за него, – он был бы полностью здоров. Если он умрет до того, как его проведут через все ступени боли, – я буду очень разгневан. … Ты понял меня?

И пусть мне доставят…., как там сказал этот шакал? Ну, кто хозяин этого скорпиона?

– Кастет.

– Да Кастет, что ты о нем знаешь?

– Хороший парень. Один из самых перспективных… неделю назад мы предложили ему работать на нас. Помнишь…..?

– А этот. Да толковый парнишка. Жаль что…..

– А может это была интрига против него? Ну, сам понимаешь….

-Моего сына убили ради какой-то внутришакальей интриги?

– Ну, смерть действительно могла быть случайностью… Может….

– Может ты прекратишь болтать и займешься делом?

– Да. Прости меня многоуважаемый господин Эрд Потус. Позволь мне удалиться.

Когда Бумба очнулся в очередной раз, – чьи-то заботливые руки осторожно смазывали его тело, чем-то влажным, склизким и прохладным. После этой процедуры, – боль ослабевала, и приходило некоторое успокоение.

Сквозь многочисленные повязки, почти полностью скрывающие его голову, – Бумба расслышал негромкое бурчание, – Это же надо. Почти полный кувшин Ицинского Бальзама, истратил на этого Скорпиона. Он же стоит целую сотню золотых. Да за такие деньги…. А главное, зачем я его лечу? – Чтобы потом его могли запытать до смерти!!! Какая бессмысленная профанация моего благородного ремесла. Об этом ли я мечтал, когда постигал тайны медицины у самого Великого Авицептуса? Да этого кувшина, вполне бы хватило вылечить два десятка благородных воинов, получивших раны при защите границ Государства.

Ишь ты, – да никак он в себя пришел. Быстро. Я думал, что как минимум еще неделю….

На-ко, – выпей-ка это…

К сухим и потрескавшимся губам Бумбы поднесли кружку с каким-то чуть горьковатым, но, тем не менее, – прекрасно освежающим напитком. Он выпил все, после чего сразу впал в забытье.

– Как только больной будет приходить в себя, – давайте ему этого питья, – строго приказал лекарь служке, беспробудно находящимся рядом с Бумбой. – ему сейчас лучше находиться в беспамятстве. Пусть боли и тяжкие раздумья не грызут его душу… Запомни, как это важно, – душевное спокойствие пациента.

И как угораздило такого пацаненка, убить сына самого Понтуса? Он же так мал, что может уместиться в моей сумке! Эх, Боги, – что твориться в этом мире?

Оставим пока нашего героя в его беспамятном состоянии. Тем более, что процесс сращивания переломанный костей, лечение многочисленных синяков, и разрывов внутренних органов, – не есть тема данной книги, и автор искренне считает что читателю он будет не интересен.

Обратим лучше наш взор, на совсем другую часть Города, где в это время происходили события, пусть косвенно, – но все же повлиявшие на ход нашего повествования.

Где-то там, на северной стороне, где город больше походил на райский сад…. Там, где в окружении многочисленных фруктовых деревьев, уютных рощ и полянок с мягкой шелковой травой, стояли городские дворцы Тех Кто Правил… В одном из таких дворцов, в небольшом, (по меркам дворца), но уютном зале, убранство которого говорило как и о изысканном вкусе так и о безграничном богатстве хозяина, – за богато накрытым столом сидели двое.

Попивая вино из покрытых тонкой гравировкой и украшенных драгоценными камнями золотых чаш, они лениво пощипывали стоящие перед ними лакомства и спорили.

Возможно читатель, до этого момента познававший из нашей книги лишь нравы обитателей помоек и уличных банд, – представляет себе это спор, как нечто громкое, напряженное, сопровождающееся битьем посуды, размахиванием кулаками и холодным оружием? – Он сильно ошибается.

Только внимательно вслушавшись в эту неторопливую беседу, пересыпанную взаимными похвалами и комплиментами, – можно было догадаться, что это спор.

– Я отнюдь не умаляю твой опыт и политическое чутье, – достойнейший сенатор Рент Актит Сентус, однако продолжаю утверждать, что в стане наших противников наметилась некая активность, которая не может не настораживать…

– Ах, достойнейший сенатор Цирт Винус Кавдис, – каждые полгода, в их стане обнаруживается подобная активность. Но, как правило, это оборачивается очередным пшиком, выраженным в паре-тройке законодательных предложений относительно общественных уборных. Не заморачивай свою благороднейшую голову такой ерундой. Отведай-ка лучше этих гребешков. Еще сегодня утром, они плавали в море около внешних островов, а к вечеру, приправленные травами Черных лесов, окунутые в Соус Срединных гор, и посыпанные специями далекого Дундустана, – уже лежат перед тобой, трепеща от желание быть съеденными одним из достойнейших граждан нашего Города, и запитыми прекрасным вином с моих личных виноградников. Оцените это, – умоляю тебя!

– Позвольте-ка, – действительно великолепно! Только человек твоих изысканных вкусов, способен подобрать подобное сочетание, – мягкость и острота, легкая горчинка на фоне ненавязчивой сладости…. Великолепно…

– Ну, это не столько моя заслуга, сколько искусство моего повара.

– Но суметь вырастить повара, равного вашему Гумсу, – это подобно искусству опытного садовника, вырастившего дивный цветок… Нам всем надо у тебя учиться ….

– Да, принимаю твою похвалу, как вполне мной заслуженную. Я воспитывал его практически с младенчества. Я кормил его только изысканейшей пищей, дабы привить ему ВКУС. Я приглашал лучших поваров Города, чтобы они учили его.

В своей жизни он не знал ничего, кроме умения распознавать вкусы и искусства приготовления пищи. Я даже к женщинам его не подпускаю, – чтобы не отвлекался от главного, и вот результат!

– Да, истинно Благородного человека, – видно по мелочам. Эти несчастные выскочки, что осмелились вылезти после последних Потрясений, – они еще смеют равнять себя с подлинной аристократией. Недавно я был вынужден быть на, так называемом приеме, который давал этот жалкий Зипис…., – язнаю кабачников, способных устроить куда более достойный прием. Ты бы попробовали подававшееся там вино…. Я сбежал с этого приема, как только закончилась официальная часть, – мне было необходимо срочно промыть желудок от той мерзости, которой он пытался нас пичкать под видом еды и питья. Да свиньи в моих имениях питаются лучше…., по крайней мере, я в этом уверен.

– О –хо – хо, ну и насмешил же ты меня благороднейший сенатор Цирт Винус Кавдис.

Я представляю, что мог подать на стол этот….. мужлан и недотепа. Помните, как он отпил из чаши для мытья рук? Да еще и нахваливал вкус…. Думаю, мне понадобилось бы промывание, только после одного посещения того хлева, в которое он превратил пожалованный ему дворец. Кажется, раньше это благородное здание принадлежало твоему роду?

– Да. Мои комплименты твоей памяти достойнейший сенатор Рент Актит Сентус. Ты так прекрасно ориентируешься в истории Города и населявших его фамилий.

Это здание, должен заметить – одно из древнейших в нашем Городе, принадлежало нашему роду в течении четырехсот лет. Потом, около двухсот лет назад, было отдано в приданное госпоже Аллеи Ресте Кавдис, когда она вышла замуж в род Кордиусов…, и кажется, ее сын женился на племяннице двоюродного брата твоего прадедушки….

– Да, тогда это видимо показалось неплохим вариантом. Жаль, что род Кордиусов столь плохо кончил. Но Смута…..

– Тяжелые времена, порождают нелегкие решения…, но обогащают нас бесценным опытом.

Что возвращает нас к прежнему разговору…. Эти выскочки, которым Мэр благоволит в последнее время, – переходят определенные границы.

– Что ты имеешь в виду благородный сенатор Цирт Винус Кавдис?

– От моего шпиона в стане врага, я узнал, что эти ничтожества, не имея возможности набрать большинство в Сенате, – хотят обратиться к народу.

– В каком смысле?

– Они хотят организовать какие-то волнения, беспорядки, и воспользовавшись ситуацией, ограничить власть Сената в пользу исполнительной власти…

– Неплохо. Сомневаюсь что эти ничтожества, смогли дойти до этого сами, наверное, кто-то из старых родов им это подсказал. Но как они собираются организовать эти волнения? Благородный сенатор Цирт Винус Кавдис, твой шпион не сказал об этом?

– Конечно, благородный сенатор Рент Актит Сентус, я приказал ему это выяснить. Кажется, они заплатили изрядную сумму неким Старшим Братьям. Как я понял, эти люди способны контролировать преступность в Порту и на окраинах….

– Эти люди способны контролировать преступность в масштабах всей Империи, и не только преступность. Иногда мне кажется, что Старшие Браться контролируют всю жизнь Города, от воровства на рынках, до поставок продовольствия.

Однако, еще давным-давно, было заключено что-то вроде соглашения, о том, что они не лезут в политику.

– Наверное, они подзабыли об этом.

– Скорее, им показалось что сила теперь на стороне новых людей. Ну, во всяком случае, – нам отнюдь не помешает показать им кто хозяин в Городе.

– Но городская стража, войско и даже Ловцы, под контролем наших противников.

– Вот и заставим их выполнять свою работу. Возмутительно, как распоясалась преступность на улицах нашего Города, изнывающего под диктатурой бездарной администрации. Надо положить этому конец.

-….. Возмутительно, как распоясалась преступность на улицах нашего Города. И вину за это я возлагаю на нашу новую администрацию, компетентность которой вызывает у меня определенные сомнения. – Продолжил свою речь лидер аристократической партии, благородный сенатор Рент Актит Сентус. – Мои уши полны жалоб и стенаний простого люда, изнывающего под гнетом преступности.

Бедные люди, – им страшно выйти ночью из собственных жилищ! Невозможно в одиночку отправить жену или дочь на рынок без страха, что по дороге туда их не оскорбят или не ограбят! Страшно отпустить играть на улицу малых детей, – ребенка могут украсть извращенцы.

Преступники даже добрались до таких важных для жизни всего Города институтов, как торговля и снабжение Города продовольствием. Если бы…, многоуважаемый Зипис Аптибал, снизошел до того, что бы спустившись со своего заоблачного трона, посетить городской рынок или Порт, – он бы с удивлением узнал, что цены на хлеб, вино, рыбу и другие продукты, за последние несколько дней подскочили в цене более чем в три раза!

Это притом, что ни войны, ни каких либо серьезных бунтов или волнений в провинциях не наблюдается. Да и урожай в этом году, по сообщениям управляющих моих имений, – ожидается не просто богатый, а пожалуй,один из самых богатых, на памяти нашего поколения. Но цены при этом растут. Как это может объяснить многопочтенный Соправитель Зипис Аптибал?

– Ну растут и растут. Сегодня растут, завтра падают, послезавтра опять растут. – Генерал Зипис Аптибал не слишком интересовался подобными вопросами. Его куда больше волновали состояние армии и подготовка нового карательного похода против горских варваров. – Если уважаемому Сенатору Ренту Актиту Сентусу, стало нечего кушать, – я готов открыть для него кладовые собственного дома….

Веселый смех левого крыла заседающих, и кислые физиономии центра и правого крыла.

– Полагаю, наш многопочтенный Зипис Аптибал, в своем последнем предложении продемонстрировал нам свое знаменитое чувство юмора, слава о котором, разнеслась по всем казармам страны. Надеюсь, он не преследовал цели оскорбить меня, или продемонстрировать свое пренебрежение к бедствиям народа?

Однако это весьма показательное выступление. Оно показывает нам всем, как наша новая администрация печется о тех, кто отправляет своих сыновей служить под знамена наших армий.

Кто снабжает эти армии оружием, амуницией и пропитанием.

Тех, кто возделывает сады и нивы.

Кто возводит дома и храмы.

Кто рискуя жизнью, отправляется в дальние плавания и путешествия, ради изысканных тканей и специй, которые мы все так любим.

Всех тех простых, но достойный людей, трудам и заботам которых, – мы обязаны нашим сегодняшним положением и достатком.

Имеем ли мы право пренебрегать этими людьми? Можем ли мы отмахнуться от их забот, открыв друг другу свои кладовые, – пока они будут умирать с голоду?

Нет. Нет. И еще раз «нет», – скажу я вам. Вспомните предания седой старины! Вспомните то чистое и благородное время, когда наш Город и наш Мир, только зарождались. Разве не силой единства всех слоев общества построен наш Великий Город и окружающее его Империя? Разве забыли сидящие сегодня здесь, – что их предки были лишь первыми среди равных? Разве не должны мы, их потомки, в довольстве пожинающие плоды ИХ трудов, – помнить заветы пращуров?

Последовала многозначительная пауза, в конце которой зал разродился бурными аплодисментами и криками одобрения оратору.

– Ну и что ты предлагаешь? – недовольно спросил генерал Зипис Аптибал, чей ранг военного соправителя, в мирное время обязывал следить за порядком в Городе и окрестностях.

– Я предлагаю, очистить наконец наш Город от грязи.

– Ладно. Завтра вышлю команду мусорщиков…. План будет такой, – Войска окружают город по внутренней стороне стены, их задача, – блокировка возможных выходов из города и силовая поддержка в случае возникновения случаев сопротивления. – Тут военный соправитель, явно оказался в своей стихии, и уже забыв прежние разногласия, с удовольствием планировал предстоящую операцию. – Команды городской стражи, направляются в основные очаги преступности; – городские свалки, Порт, рынки, Восточные и Южные кварталы. Их задача, – выгнать наружу весь сброд, захватить подозреваемых и передать последних в руки Ловцов. Ловцы……

– И чего многоуважаемый Военный Соправитель Зипис Аптибал, собирается добиться?

Опять нахватать разной мелочи, так и не затронув корней? Ну поймают ваши Ловцы несколько сотен мелких воров и жуликов, – а что дальше? На смену этим мерзавцам, быстро придут другие. Но корни, корни этой беды….

– И что за корни такие?

– «Старшие братья». Вы когда-нибудь, многоуважаемый Зипис Аптибал, слышали это название? Если нет, – я могу пояснить вам, кто это такие.

Примерно шестьсот лет назад, – нашими предками была организованна новая структура, – под название «Старшие братья».

Данная структура, была частью дарованного черни самоуправления. И обязанностью ее членов, было следить за порядком в низших слоях общества.

Но как потом выяснилось, при организации данной структуры была допущена серьезная ошибка. А именно, – руководство ею, было полностью передано низшим слоям. Никакого контроля со стороны людей благородных предусмотрено не было. И вот, – печальный результат, – со временем, эта организация стала тем самым, с чем была создана бороться.

Да, как не печально это говорить, – но вместо того, что бы победить преступность, – Старшие Братья ее возглавили.

Мы, люди благородные, слишком долго закрывали глаза на деяния этой организации. Конечно, мы выполняли данное нашими предками обязательство, – не вмешиваться в дела черни. НО…. Но не пора ли посмотреть правде в глаза и признать свои ошибки?

Даже сама чернь признает, что неспособна самостоятельно управлять собственной жизнью. Не далее как вчера, мой портшез был остановлен какой-то бедной женщиной, которая умаляла меня принять ее скорбное послание для всех нас, – людей благородных.

Вот это послание, – Сенатор Рент Актит Сентус, поднял над головой некий свиток.

Не буду зачитывать вам его полностью. Да и слог, (снисходительная усмешка, призывающая слушателей извинить простоту и безграмотность послания), коим это послание написано, – не слишком то подходит для этих благородных стен.

Но не будет отвергать народные мольбы, пусть даже они и изложены языком вульгарным. Я перескажу вас смысл написанного…

А Смысл очень прост, – «Защитите нас от тирании Старших Братьев». Все остальное, – мелочи недостойные вашего внимания. … А впрочем нет! Тут, в самом конце, приведены имена и фамилии и даже адреса тех лидеров Старших Братьев, которые стали притчей во языках на улицах нашего Города.

Забавно. Начав получать подобные сигналы, – я приказал своим секретарям изучить этот вопрос, – подняв все архивные материалы, касающиеся появления и дальнейшего функционирования этой организации. Так вот, родовые имена тех, кто стоял у ее истоков, – практически полностью совпадают с именами в этом списке. Похоже, – чернь подготовила себе новую аристократию. Может, ха-ха, нам на смену?

Впрочем, это так, пустая болтовня.

А теперь я, сенатор Рент Актит Сентус, пользуясь данным мне богами и Законом города правом, – Выношу на голосование Сената, предложение, о запрете муниципального образования именуемого Старшие братья.

Взятие под арест лидеров и участников данного муниципального образования.

Поручение Ловцам, тщательного расследования их преступлений по уголовному, торговому и духовному Кодексам Законов Города.

Так же, необходимо наложить арест, как на собственность этой организации, так и на личную собственность ее участников.

В случае доказательства вины задержанных, – это имущество будет передано в Городскую казну, за исключением десяти процентов, – законной доли Ловцов.

Предлагаю голосовать.

– У кого-нибудь из присутствующих есть, что сказать против предложения Сенатора Рента Актита Сентуса? – Вопросил Мэр, по традиции, председательствующий, но не имеющий права голоса.

Нет?

Счетный комитет огласите результаты голосования….

– Двести шестьдесят голосов за. Сто сорок один против. Двенадцать воздержавшихся.

– Итак, большинством голосов, предложение Сенатора Рента Актита Сентуса, – проходит.

Я, Мэр Города, обязую исполнительную власть в лице военного соправителя Зипиуса Аптибала, в течении ближайших суток произвести необходимые аресты и передать задержанных в руки Ловцов.

Следующий вопрос……

Вот так, было принято решение, перевернувшее устои жизни Города и серьезно повлиявшее на развитие дальнейшего сюжета нашего повествования.

Наш читатель, – человек смышленый и политически грамотный, – лишь по вскользь брошенным автором намекам, без труда догадается о примерном политическом устройстве Города, и о той политической борьбе, свидетелем которой мы стали.

Но если вдруг, в ряды наших читателей, вдруг, откуда не возьмись, затешется человек с чистой, светлой душой, не опоганенной знанием Политики…. То специально для этого уникума, мы чуть подробнее осветим данный вопрос.

В Городе была демократия, монархия, олигархия, военная и отчасти теологическая диктатуры.

Теоретически, – все законодательные вопросы решал Сенат, членом которого мог стать любой человек, родившийся в Империи и способный это доказать. Но за последние лет семьсот, доказать это удавалось лишь представителям примерно двух сотен родов, составлявших ее аристократию.

Принятые Сенатом законы, поступали к Мэру и двум Соправителям, которые представляли исполнительную власть.

Правда, за долгую, почти что, полуторотысячелетнюю историю Города, произошли некоторые изменения, – должность Мэра, ранее выборная, уже почти тысячу лет как стала наследственной. Поддерживалось эта наследственность, благодаря расположению Армии и Дворцовой Гвардии.

В понятие Армия, – входили регулярные войска, пограничные гарнизоны, миротворцы, городская стража, муниципальные дружины, городское ополчение, отряды личной охраны Благородных домов и вообще, – любая вооруженная группа, присягнувшая Городу. Любая, не присягнувшая Городу вооруженная группа, – либо разоружалась, либо уничтожалась. Исключение составляли два образования, – Дворцовая гвардия и Ловцы.

Если Армией командовал Военный Соправитель, то Дворцовая Гвардия, подчинялась непосредственно Мэру. Гвардейцев было значительно меньше, – но гвардейцами они становились в шестилетнем возрасте и всю свою жизнь совершенствовались в военном искусстве. Гвардейцы были отдельной кастой со своими традициями и религией, одним из аспектов которой было обожествление Мэра. Про боевые умения Гвардейцев, слагались легенды, а их личная преданность Мэру не имела границ.

Гражданскими делами и судопроизводством занимался Мирный Соправитель. В его ведомстве так же находился Университет и Ловчая Служба. (Так как по ходу нашего повествования, нам все равно придется ближе познакомиться с Ловцами, – рассказ о том, кто это такие мы оставим на потом).

Можно сказать, что политическая жизнь Города имела несколько основных центров тяжести; Мэр, Сенат. Назначаемый Мэром Военный Соправитель и предлагаемый им же, но утверждаемый Сенатом Мирный Соправитель. Еще был Понтифик, единый представитель разных культов, избираемый из среды жрецов. Как таковой политической власти он не имел. Но зато имел сильное влияние на умы людей. Одно неблагоприятное предсказание на предстоящий поход, – могло с легкостью угробить данное мероприятие, даже если Военный Соправитель, Мэр и Сенат будут рьяно его поддерживать. Так что с Понтификом тоже приходилось считаться.

Были еще многочисленные коллеги ремесленников. Муниципальные общины, Купеческие гильдии, Управление Портом, (который теоретически не считался частью Города), и прочая мишура. Теоретически, – все они тоже обладали определенными политическими правами, но поскольку были слишком разобщены, то предпочитали делегировать свои полномочия различным Сенаторам. Причем традиция, – этот бич и спасение любой древней цивилизации, закрепляла права представлять те или иные организации представителям одних и тех же родов.

Но главной ареной для битвы, – были взаимоотношения Мэра и Сената, выражавшиеся в назначении Соправителей. Когда Мэр был слаб, – ему навязывали Соправителей из Благородных семей. Тогда, он фактически становился заложником своих законодателей. Бывали времена, – когда только факт существования Гвардии, позволял сохраниться традиции преемственности поколений Мэров.

Иногда и это не удавалось. Конкретно, – пару раз за ту тысячу лет, наследования главной должности Города, – династии прерывались.

Потому наученные горьким опытом своих предшественников Мэры, тщательно следили за тем, чтобы в Сенате и в Администрации было достаточное количество людей низкого происхождения, обязанных своим возвышением лично Меру и Его людям. И чтобы на должностях Соправителей, находились преданные лично им люди. Так что Военным соправителем, как правило становился опытный генерал, желательно родом из провинции, а Мирным соправителем, – либо потомственный стряпчий, либо кто-то из Университета.

Конечно, это только весьма приблизительная справка о политическом устройстве Города. Конечно, существовали тысячи мелких, но очень важных аспектов, о которых автор просто либо забыл, либо не счел нужным упомянуть. Но ………

Так уж получилось, но к тому времени, когда Городская Стража ворвалась в дом Старшего Брата Эрда Потуса, – наш Бумба, уже успел подлечиться до такой степени, что можно было смело применять к нему самые изощренные пытки, не боясь, что он сдохнет раньше времени. Каковые пытки и последовали…

У него ничего не спрашивали, ничего не хотели узнать. За те три недели, что наш герой валялся в беспамятстве, – ищейки хозяина вынюхали каждую мелочь произошедшей драмы. И если бы дело не касалось его сына…, кто знает, может быть, Старший Брат и пощадил бы…, но дело касалось его сына. И даже больше чем просто его сына, – дело касалось принципа. Освященного годами принципа превосходства Старших Братьев над тем сбродом, которым они руководили.

Бодливую корову, – пускают на мясо первой. Непослушную собаку уничтожают. Строптивого раба, убивают так, чтобы у других рабов, при мысли о строптивости, – выступал холодный пот. Только так можно добиться порядка, и Бумба, несмотря на то, что он все делал по правилам и теоретически был не виновен, – должен был лечь жертвой на алтарь этого порядка.

Что же творилось в душе нашего героя? – Смятение и непонимание!

Конечно Бумба знал…., а вернее не знал, – что справедливость вообще существует. Он много раз слышал это слово, но всегда считал его чем-то вроде боевого клича.

– Эти ********, залезли на нашу территорию, – убьем этих ******** во имя справедливости!!!!!

– Эти ********, хотят выгнать нас с территории, которую мы заняли по праву, – убьем этих******** во имя справедливости.

– Ура, ура, убьем и тех и этих. Никого не пожалеем за ради справедливости!

Так что, то, что происходило сейчас с ним, – он не считал чем-то не справедливым. Он вообще не думал об этой справедливости.

Но он не понимал за что? Где и в чем он ошибся? И зачем тогда его лечили? Что бы убить потом? А какой в этом смысл?

Вообще, по своей натуре, Бумба был страшным рационалистом. Его первая жизнь, прожитая на помойке, быстро приучила его отбрасывать чувства в угоду выгоде.

Если надо убить, – убей. Надо украсть – укради. Хочешь есть, но единственный доступный тебе кусок хлеба валяется в грязи? – либо подними его, оботри грязь и съешь, либо не прикидывайся голодным.

Если в тебя бросают камнем, – уворачивайся, а не размышляй, – «Почему в меня бросают камнями». Тому Старому Эю, даже и в голову бы не пришло размышлять о том, почему его сначала лечат, а потом пытают.

Но жизнь с Шакалами это изменила. Он понял, что существуют определенные правила, следую которым можно быть сытым, жить в тепле и не опасаться камней.

Он внимательно изучил эти правила, и тщательно их соблюдал. Всегда, в каком бы состоянии он не был, – он тщательно соотносил свои действия, с этими правилами и нормами. Он не отступил от этих правил ни на шаг. Ну разве что за исключением правила, что нельзя убивать Сынка. Но тут он, в общем-то, тоже не виновен, поскольку не вызывал Сынка на поединок, да и …..

Но что ему оставалось делать? поединок был смертельным, и оба соперника это знали.

Не мог же Сынок рассчитывать, что он Бумба позволит себя убить, только для того, чтобы не расстраивать Сыночка? А раз он это знал, но вышел на поединок, – следовательно, всю ответственность за возможный исход боя он брал на себя. Тогда в чем вина Бумбы?

Несколько раз он пытался донести эту мысль до хозяина дома, где его держали в заточении. Но каждый раз натыкался на глухую стену непонимания и ненависти.

Эти непонимание и ненависть, – тоже были ему непонятны.

Почему такой умный человек как Старший Брат, (а разве Старший Брат, может не быть умным?), не понимает того, что ясно даже ему, – Бумбе?

А что такое ненависть, – наш Бумба еще не знал. Ненависть была слишком большой роскошью как для Эя, так и для Бумбы. Эя, – подобная ненависть просто свела бы с ума, заставив ненавидеть весь мир.

А Бумба…, а кого было ненавидеть Бумбе? Тех, кто насмехался и издевался над ним?

Но эти же люди кормили его, они же дали теплое жилье, красивую одежду…. С какой стати ему их ненавидеть?

Они не считали его равным себе? Но ведь это так и есть. Это он пришел к ним с помойки, а не они к нему. Это он добивался их внимания и покровительства, это он принимает от них еду, тепло и одежду. За это надо расплачиваться. Он и платил, работая шутом и шпионом.

Он попытался стать равным им, но не смог.

Не смог, хотя все делал по их правилам.

Так в чем же он ошибся?

К тому времени, когда городская стража добралась до пыточного подвала Эрда Потуса, плетка уже хорошенько прошлась по его спине и ребрам.

Это конечно еще толком не считалось настоящей пыткой, так легкая разминка, – но вид маленького, худенького тельца, висящего на дыбе, залитого кровью и покрытого страшными рубцами, – ужаснули даже привычных ко всему стражников.

Они конечно много чего видели, да и сами, будучи отнюдь не ангелами, – много чего делали, – но так откровенно издеваться над безвинным дитем?

А какая вина могла быть за этим мальчонкой, – едва ли семи-восьми лет от роду?

-…. Какой еще «Скорпион»? Кого он убил? И сколько лет было сыну хозяина, – семнадцать?

Ах вы сволочи, палачи проклятые! А ну-ка ребята, – давайте-ка их самих на эту дыбу…

Не имеем права? Ах ты мразь, про права вспомнил…..

В общем, – палачей привязали на его место, и хорошенько отходили теми же плетьми. Бумбу сняли с дыбы, аккуратно положили на мягкий и относительно чистый тюфяк и отнесли к лекарю.

Несли через всю базарную площадь, демонстрируя городскому люду, что творят Старшие Братья….

В принципе, Старшие Братья и Городская стража, всегда имели хорошие отношения. Тем более, что очень часто их интересы прямо совпадали. Благодаря тому, что Старшие Братья контролировали преступность, – Страже не приходило слишком сильно упираться на работе. Мелкие бузотеры, пьяницы, семейные склоки, – вот чем ограничивались обязанности Городской стражи. Если возникала действительно серьезная проблема, как-то; – сумасшедшие убийцы, воры обнаглевшие до того, чтобы работать на виллах богачей, крупные грабежи в ночном городе…., все вопросы, которые могли привлечь ненужное внимания начальства, решались при помощи Старших Братьев.

Если подмастерья какой-нибудь гильдии, объединившись, начинали волноваться и требовать лишнего со своих хозяев, – Старшие Братья, посылали к их вожакам представителей гильдии Убийц, и наводняли их кварталы Шакалами. Как правило, этого хватало, чтобы успокоить недовольных на несколько лет вперед.

К тому же, – благодаря Старшим Братьям, все преступные элементы города четко знали

свое место. Любого вора, попытавшегося залезть в дома Благородных, или просто Очень Богатых, ждала показательная казнь. Поскольку привлекать внимание Тех, Кто Имеет Власть, было невыгодно ни Старшим Братьям, ни тем более Городской Страже.

В свою очередь, – Городская Стража, четко знала где, когда и куда нужно смотреть, а когда нужно отвернуться и старательно ничего не увидеть. Если Старшие Братья приносили им труп и говорили, «Что, дескать, – это результат несчастного случая», – Стражники даже не пытались спрашивать что это за несчастный случай, после которого остается десяток ножевых ранений.

В общем, между двумя этими институтами давно было налажено плодотворное и взаимовыгодное сотрудничество. Так что, когда пришел приказ, – «Уничтожить Старших Братьев», – многими Стражниками он был воспринят, мягко говоря, без всякого удовольствия.

Но генерал Зипис Аптибал, – свое дело знал. Политиком он был весьма посредственным. Поднятый на столь высокий пост, исключительно благодаря своим воинским заслугам, – всю эту «змеиную возню», как он называл политическую борьбу, – он искренне и от всей души презирал.

Сделав себе громкое имя благодаря многочисленным победам на поле брани, он привлек внимание Мэра. Тот, учел прямой и бесхитростный характер генерала, его фантастическую популярность в войсках и народе, и назначил его на пост, фактически стоящий на третьем месте в иерархии всего Города. Но генерал Зипис Аптибал, – предпочел бы остаться на прежнем месте, командующего Северной Армией. В Городе, во дворце, ему было откровенно душно и противно.

Он не умел и не любил проворачивать хитрые интриги, не умел льстить, глядя в глаза своему врагу, не желал постоянно лгать и скрывать свои чувства и эмоции.

Будучи номинальным лидером, а скорее знаменем, одной из партий Сената, в интригах он практически не участвовал. Поскольку куда больше верил в силу оружия, чем в силу слов. И никакие уговоры и убеждения его новых друзей, переменить это мнение не могли.

Так что про интригу, с народными бунтами, – он может и слышал, но не одобрял ее и в детали не вникал. Будучи рожденным в провинции, и выросши в одном из легионов Города, несущих службу по охране границ Империи, – про Старших Братьев он знал лишь понаслышке. И потому с таким рвением и обстоятельностью занялся искоренением своих предполагаемых «союзников», что его «сторонники», даже не успели «объяснить» ему, в чем тут соль. И с какой это стати, Благородный Сенатор Рент Актит Сентус, до той поры даже ни разу не посетивший городской Рынок, (что делать Благородному, утонченному эстету, в этой клоаке, полной резких запахов, шума толпы и людей, чей вид весьма непригляден для такого ценителя красоты как он), вдруг так озаботился народными бедами.

Правда, когда Благородный Сенатор передал ему Письмо Несчастной Женщины, со списком Старших Братьев, – генерал весьма удивился, что бедная женщина пишет на бумаге, каждый листок которой, стоит как месячное жалование десятника легиона, о чем и не преминул с ироничной улыбкой сообщить Благородному Сенатору и сидевшему рядом Мэру. Все трое понимающе усмехнулись, но сути дела это не поменяло.

Вся подготовка к операции была проведена стремительно и в состоянии особой секретности. Городская Стража, о лояльности которой Старшим Братья, Генерал был осведомлен своими советниками, узнала о том что ей предстоит, только после начала операции. До той поры они считали, что намечается обычная чистка городских низов, проводившаяся примерно каждые пять-шесть лет. Перед началом операции, к каждому десятку Городской Стражи, был приставлен армейский офицер и два десятника, – «для связи», как объяснили это Стражникам. Но ясно было, что посмей хоть кто-либо из стражников, хоть на йоту отступить от данного ему приказа, – «связисты» быстро станут палачами.

Так что привыкшие к своей безнаказанности Старшие Братья, были захвачены врасплох и обезврежены раньше, чем смогли употребить свою немалую власть и популярность, для своей защиты.

Перед тем как начать планировать операцию, Генерал Зипис Аптибал, как обычно собрал все разведданные о своем противнике. В том числе он узнал и о том, что большинство простого люда, видит в Старших Братьях своих героев, эдаких защитников простого люда, справедливых судей и своих благодетелей.

Генерал прекрасно знал, что такое народная любовь и популярность. Будучи полководцем, он пониал как важно, чтобы солдат, которого ты посылаешь в бой, – безоговорочно верил в тебя и в дело, за которое воюет. Свою популярность и любовь, Генерал завоевал своими победами, но поддерживал ее он примерно теми же методами, что и Старшие Братья; – подкармливал солдат из своего жалования, устраивал на теплые места ветеранов. Судил строго, но максимально справедливо, всегда награждал за заслуги. А наказывая за проступки, – доносил до товарищей осужденного мысль, – что данный проступок, был направлен в первую очередь против них самих.

Если например, кто-либо засыпал на посту, то прежде чем провинившийся получал свои сто плетей, – Генерал лично объяснял остальным солдатам, чем подобный поступок мог обернуться во время боевых действий. Если кто-то, не дай бог, крал из полковой казны, или тырил продукты с полковых кухонь, – перед казнью, остальным объяснялось, что крал он не из полковой казны, а из карманов своих товарищей, и не из полковой кухни был украден кусок мяса, а из их же мисок и котелков.

Так что генерал Зипис Аптибал, – не пренебрегал общественным мнением. Не сделал он этого и сейчас. Старшим Городской Стражи и приставленным офицерам было приказано, захватив дома Старших Братьев, выставлять напоказ их богатства, и следы преступлений, если таковые найдутся.

На Бумбу, откровенно говоря Генерал не рассчитывал. Даже на что-то отдаленно похожее на тело полузамученного ребенка, найденное в камере пыток одного из лидеров Старших братьев, он даже не надеялся.

Как мы уже говорили, даже сами стражники найдя Бумбу, были в таком гневе, что «попотчевали», его палачей их же плетьми. А когда его крохотное тельце пронесли через всю площадь, перед глазами всего города….., – эффект был потрясающий. Людская молва быстро разнесла известие об этом по всему Городу, естественно, по дороге преувеличив и переврав факты.

Кое-кто уже поговаривал о целых складах, заполненных трупами детей…, о необычайном качестве мыла, что варится из нежного, детского жира…, о поклонении некой тайной религии, и ритуальных жертвоприношениях младенцев. Сюда же прибавлялись достоверные, и полуправдивые рассказы о богатствах, которые нашли в домах Старших Братьев.

В общем, пропагандистская компания начала набирать обороты. Не прошло и суток с того раннего утра, когда глашатаи одновременно, на всех площадях Города, объявили о запрете Старших Братьев, а их уже ненавидели почти все. И почти все благословляли имя генерала Зиписа Аптибала, раскрывшего страшный заговор против Мэра, который подготавливали Старшие Братья.

Снова Бумба очнулся спустя несколько дней, после того, как его сняли с дыбы. Все бы ничего, но из-за лечения, которому применил к нему шарлатан, живший на рыночной площади, у него не только воспалились новые, но и открылись старые раны. Несколько дней он провалялся со страшным жаром, и в бреду. Но как говорят опытные врачи, – «если пациент действительно хочет жить, – все наши усилия бессильны», так что молодой, сильный организм в очередной раз победил болезнь и Бумба наконец очнулся.

Еще примерно неделя, понадобилась для того, чтобы он смог хоть немножко окрепнуть. Окрепнуть достаточно, чтобы подвергнуться очередному допросу.

Он уже почти ничего не понимал. Сначала его лечили, затем пытали, потом снова лечили, а теперь….

– Ну что малыш, как ты себя чувствуешь? – ласково спросил его невысокий, и даже будто бы хлипкий с виду человек.

– Нормально – настороженно ответил Бумба. – что-то в этом человеке сильно его настораживало. Что-то неуловимое…. Может взгляд. Этот взгляд был холоден, пронзителен и совершенно не соответствовал ласковым интонациям голоса.

– Что же, ничего не болит? – участливо спросил он, поудобнее усаживаясь в своем кресле и расправляя складки своего серого плаща.

– Ничего. – Снова буркнул Бумба. Плащ, – серый плащ с капюшоном. Бумба слышал о людях, носящих подобные плащи….

– Да. Как плохо обошлись эти злые дяди, с таким замечательным мальчуганом как ты. – Голос просто источал любовь и ласку, но глаза оставались по-прежнему холодными. – И за что же они так с тобой? А – Скорпион? – последние слова были словно удар хлыстом.

Несмотря на свою готовность к неприятностям, Бумба вздрогнул и дернулся, словно бы порываясь убежать. Но мгновенно подскочивший к нему Ловец, легким толчком опрокинул его назад на стул и произнес прежним ласковым голосом, – Ну что же ты малыш, – испугался? Да конечно, тебе пришлось столько пережить……, но сейчас, бояться тебе нечего. Я твой друг. Ты мне веришь?

Бумба не верил, но кивнул головой, всем своим видом давая понять, как сильно он верит этому человеку.

Раньше он никогда не видел Ловцов живьем. Но был о них наслышан. Разговоры про Ловцов, их хитрость, жестокость, всеведение и беспощадность к врагам Империи были очень популярны в среде Шакалов. Их откровенно боялись, и в тоже время восхищались. Говорят их умению незаметно прикончить человека, – завидовали лучшие в Гильдии Убийц, а в Гильдии Воров, только мечтали научиться так вскрывать замки и обшаривать карманы, как это умеют делать Ловчие.

И так, – кем же были эти Ловчие, о которых мы уже несколько раз упоминали на наших страницах? – Об этом в Городе мало кто знал. Ну то есть, конечно все знали кто такие Ловчие, все рассказывали про них страшные или восторженные байки. Но если спросить что-нибудь конкретное; где их найти, как с ними связаться, кто они вообще такие? – все только развели бы руками и пожали бы удивленно плечами.

Но не прошло бы и суток после этого разговора, как к спрашивавшему подошел бы человек в неприметном сером плаще с капюшоном, отвел бы в тихое местечко и сам бы расспросил о том, что тому понадобилось сообщить Ловчим, и с какой стати он ими интересуется? И если бы ответы не удовлетворили Ловчего, – черезчур любопытный гражданин бесследно бы исчез, и даже его близкие родственники не осмелились бы искать его тело, для достойного захоронения.

Думаю, наш читатель уже примерно представил себе Кто такие Ловчие. Добавим лишь только что формально, подчинялись они Мирному соправителю, но задания как правило, получали непосредственно от Мэра и были второй, после Гвардии, главной его опорой.

Спустя пару часов, Ловец знал о Бумбе все. От его самых первых, смутных воспоминаний, и до самой последней минуты его жизни.

Мнение Ловца о Бумбе, было весьма двояким. С одной стороны, – ему понравился столь, не по годам, смышленый и развитый ребенок. Но с другой стороны, – он не знал, что с ним делать. Он знал о нем больше, чем Бумба знал о себе сам, но опытный Ловец чувствовал, что не знает, чего от него можно ждать в дальнейшем.

Конечно, был приказ, поддержать пропагандистскую компанию Генерала. И Бумба, этот нежданный подарок судьбы, как никто подходил для того, что бы стать знаменем борьбы сил Света, против Старших Братьев. Но предъявлять его широкой публике было нельзя.

Все уже знали о несчастном младенце, вырванным чуть ли не самолично Генералом Зиписом Аптибалом, из страшных рук палачей. Этот младенец уже крепко вошел в Городскую мифологию. Так крепко, что его даже узнавали на улицах.

Он был бел и кругл личиком, имел светлые кудрявые волосы и огромные голубые глаза. Если погладить его по голове и дать леденец, он посмотрит на дарителя этими своими огромными голубыми глазами и, улыбнувшись обворожительной улыбкой, растапливающей самый ледяные сердца, застенчиво скажет «Пасиба», по-детски смешно картавя и чуть сюсюкая.

Этот образ настолько сильно был запечатлен в людском сознании, что продавцы леденцов удвоили свои прибыли, а многие детишки, от года и до лет эдак шестнадцати, хоть чуть-чуть подходящие под это описание, – обожрались и возненавидели леденцы.

И вот тут то, и вылезает Бумба. Скорее звереныш чем ребенок, с повадками помоешного пса, глазами опытной побитой жизнью крысы, и руками обагренными кровью… тот еще младенец!

Нет, показывать ТАКОЕ, публике было нельзя. А значит круглощекий, светловолосый младенец с огромными голубыми глазами и улыбкой способной растопить самое холодное сердце, – должен был умереть, не выдержав зверских пыток Старших Братьев. Его похороны станут событием всегородского масштаба. Толпы людей пойдут вслед за его маленьким гробиком, проклиная его убийц. Представители всех слоев общества, начиная с Мэра и заканчивая главой гильдии мусорщиков, – скажут речи, осуждающие Старших Братьев и призывающие к взаимной любви и согласию. Понтифик лично будет вести погребальную службу, лично принесет в дар богам молодого ягненка…, нет, пусть это лучше будет голубь, простой белый голубь, …и под прекрасную траурную музыку и рыдание многотысячной толпы его тело опустят в землю…..

Эта бесподобная картина чуть не вызвала слезы умиления у Ловца, курировавшего линию расследования Бумбы. Эти похороны, по его мнению, должны были предварять открытый процесс по делу Старших Братьев…. Или нет, лучше сначала процесс, затем казнь, а как кульминация, – похороны. Слезы скорби и умиления, прощение друг-другу взаимных обид, всеобщее единение народа…, – то, что надо, чтобы поставить жирный крест на Старших Братьях.

Правда была одна незначительная мелочь, – Бумба был еще жив. Впрочем, вопрос этот решался очень легко…., но…., но Ловцу не хотелось терять такой материал как это Скорпион.

Мальчишка, столь искушенный и столь много умеющий….. Уже сейчас его можно использовать и как шпиона и даже как убийцу, а если его подучить? Что может вырасти из подобного семени? – Прекрасный, всесторонне обученный агент, до мозга костей преданный Ловчей службе и лично Мэру, – тем, кто спас его жизнь. Да, чудо что может получиться из такого материала.

Но и похороны…

А впрочем, – зачем ломать над этим голову? С какой стати, похоронен должен быть именно Бумба, если еженедельно из каналов города вылавливают по два-три младенца?

Так что, одним махом убьём трех мухов, – заполучим в службу ценного кадра, устроим общественную акцию, да и хоть одного брошенного младенца похороним достойно….

– В общем так, Скорпион, – отныне, ты будешь именно Скорпионом и забудешь про Бумбу. Понял? Ты так же забудешь про Шакалов, Старших Братьев и все что с тобой было раньше. Если ты когда-нибудь, кому-нибудь проговоришься об этом, – ты умрешь! Тебе это понятно? – Заворожено глядящий в глаза Ловцу Бумба, молча кивнул.

…Я отправлю тебя в нашу школу. Там тебя будут учить…, всему. Но если ты будешь учиться плохо, – ты умрешь, – ты это понял?

Бумба кивнул в третий раз. Последние слова Ловчий произнес с улыбкой, которая должна была обозначить шутку. Но Скорпион отнесся к предупреждению вполне серьезно.

(обратно)

Глава 5

– Ну что ты скажете о твоем ученике, Наставник Гект, – спросил один из сидящих в небольшой, неуютной и темной комнатке Ловцов, – Оправдывает ли он мои ожидания?

– Ох, генерал Викт, должен признаться тебе, подложил ты мне редкостную свинью, отправив сюда этого Скорпиона.

– Неужели он не справляется с ….

– Если бы! Если бы он просто не справлялся с учебой, – это не было бы проблемой, это было бы очередной ошибкой, а как избавляться от подобных ошибок мы знает давно.

Но вот этот….! Знаешь, – это ведь пожалуй, самый лучший ученик из всех кто проходил через мои руки. Его ум гибок и быстр, он впитывает в себя знания словно губка. Большинство дисциплин он усваивает чуть ли не быстрее, чем мы успеваем ему их преподавать. Есть некоторые трудности с математикой и алхимией…, но это такие мелочи по сравнению с остальными предметами… Он настоящий самородок!

– Так чем же ты недоволен?

– Я по-прежнему не знаю, что от него можно ждать!

– Да полно тебе Наставник Гект, ты с твоими способностями и с твоим опытом….

– И тем не менее, – это правда.

Я конечно понимаю почти все, что твориться в его душе. Я осознаю, что двигателем его академических успехов является ненависть к своим преподавателям и Службе, но….

– Так он что, – все еще ненавидит нас?

– Да, всем сердцем. Но это обычное дело. Почти все, кто проходил через эту Школу, – испытывали сходные чувства…. Вспомни себя!

– Да уж, я как вспомню своего Наставника Мемеля…., так рука просто тянется к кинжалу, но почему тебя это беспокоит в данном случае?

-…. Как я сказал тебе, это очень непростой, очень талантливый и очень неординарный ученик…. Наверное мы допустили ошибку, когда толком не разобравшись с чем имеем дело, применили к нему обычные методы усмирения…. А может быть даже и более чрезмерные, чем обычно…

– Ну, как я слышал, – он сам вас к этому вынудил….?! Говорят, он был не подарок?

– Да. С ним было труднее всего. И именно это должно было насторожить меня и заставить отнестись к этому случаю с особой серьезностью…., – увы, я допустил ошибку!!!

– Но в чем проблема? Не слишком ли ты строг к себе?

– Проблема в том, что обычно мы имеем дело с сырым материалом. Наши ученики, попадают сюда в достаточно юном возрасте. Они словно глина, которой мы придаем нужную нам форму.

Скорпион же попал к нам, уже будучи вполне сформировавшийся личностью. И очень непростой личностью. Он настолько далек от привычной нам морали и образа мысли, что это иногда просто ставит в тупик. Он уже видел жизнь с таких неприглядных сторон, какие большинство жителей Города вряд ли увидят, доживи они хоть до седых волос. Он столько испытал…. В принципе, – он вообще не должен был дожить до своих лет.

Он, – словно призрак того младенца, которого, (как ты рассказывал), вытащили из канала, и захоронили на городском кладбище под именем Бумбы…. Он не должен бы существовать, он мертвец вставший из могилы. Он исключение из железного правила. Он….

– Ты слишком волнуешься…..

– Да. Ты прав генерал Викт, – я волнуюсь. Может быть даже слишком.

Но проблема в том, что та ненависть к Службе, которую испытывают большинство наших учеников, проходит, когда они осознают себя частью Службы. А Скорпиона эта ненависть сделала Врагом. И изменить это будет невероятно сложно.

– А может тогда не стоит и пытаться? Решить проблему…., так сказать, – «просто»?

– Стоит! Еще как стоит! Это сильная и неординарная личность. Разбрасываться такими мы не имеем права! Не мне повторять тебе девиз Ловцов, – «сила Службы, в сильных людях». Он может стать, одним из ….! – а может и не стать. И если он «не станет» это будет большой потерей для Службы Ловцов, и моим личным поражением.

– А может быть ты слишком волнуешься? Прошло ведь всего три года, и впереди у тебя еще достаточно времени, чтобы все изменить. В конце-концов, – пока он полностью соответствует….

– Соответствует?! … Он подобно воде, принял форму кувшина, в который был налит, но когда кувшина не станет, будет ли вода сохранять прежнююформу?

– Добейся этого. В конце концов, – даже из самого лютого врага можно сделать друга, если очень постараться. И самый легкий путь для этого, – найти общего врага!

– Но других врагов у него пока нет.

– Ну так будут. Мы позаботимся об этом!

Минуло еще почти три года. За эти годы наш герой, которого мы сначала знали под именем Эя, затем Бумбы, а ныне Скорпиона, – повзрослел и возмужал.

Росточка, правда в нем особенно не прибавилось, да и мяса на костях наросло немного…, так что если не приглядываться этому пятнадцатилетнему подростку, его легко можно было принять за двенадцатилетнего. Но если посмотреть в его глаза….

Злыдень знает, что можно было теперь увидеть, – если посмотреть в его глаза.

Почему? Да потому, что его глаза научились ничего не выражать. И это было настолько странно и так не соответствовало представлению о двенадцатилетнем ребенке, или пятнадцатилетнем подростке, что заставляло задуматься самых искушенных знатоков человеческой натуры.

Но это были только внешние изменения. Самые существенные изменения произошли в его душе, – за эти годы он научился ненавидеть.

Кого? – Всех. Всех кто его окружал! А поскольку окружали его только Ловцы и кандидаты на это звание, то возненавидел он Ловчую Службу Города.

Чем же не устраивала нашего героя Ловчая Служба Города? – В первую очередь, отсутствием свободы. С первых же дней нахождения под опекой этой организации, наш, выросший на свободе герой, чувствовал себя словно в клетке.

У Шакалов он был зависим от Кастета и обязан был выполнять его поручения. Но эта зависимость была добровольной, и у него всегда оставалась возможность расторгнуть их соглашение уйдя из банды, пусть даже и обратно в помоешники. Здесь у него подобного выбора не было.

Это была даже большая несвобода, чем когда он сидел в подвалах Старшего Брата. Там он хоть мог кататься по полу и выть, тем самым выражая свою тоску и разочарование в жизни. Здесь же он был лишен даже этой маленькой привилегии.

За ним наблюдали. Наблюдали почти все время. Даже ночью, его чуткий слух не раз ловил едва слышные шаги и скрип приоткрываемой двери, а потом следовал мгновенный, словно бы прожигающий взгляд. От этого взгляда ничего не могло укрыться. Да и вся обстановка комнаты, где жил он и еще десяток подобных ему учеников, была организованна так, что спрятаться от опытного взгляда Наставников было негде.

Никогда раньше герой наш не чувствовал на себе такого давления. Ему и в голову не могло придти, что кто-то будет указывать ему когда и что есть, когда и где спать, и даже что и какими словами думать. Да-да, даже какими словами думать! В школе Ловцов к этому относились очень серьезно.

А еще это отношение к нему….. Даже хуже, чем когда он был обезьянкой Кастета или помоешником. Тогда его тоже презирали и не в грош не ставили…, но тогда его хотя бы и не замечали. Здесь же ему сразу дали понять, что он никто и что иметь собственные желания и суждения, для него недоступная роскошь…. И в тоже время, Наставники регламентировали каждый его шаг и отравляли каждый его вздох своей мелочной опекой. Он должен был научиться быть винтиком в сложном механизме Службы. Только тогда, (как ему дали понять с самого начала), у него был шанс выжить и даже продвинуться. Правда не объяснили куда…

Первое время он пытался бунтовать. Но ему быстро объяснили как это неразумно. Его укрощали, как укрощают дикое животное, – голодом, побоями и лаской. Скорее даже, –голодом, побоями и отсутствием таковых, что по мнению его Наставников вполне заменяло ласку.

Он сделал попытку убежать…, его поймали через несколько часов, хотя он был уверен, что стоит ему вырваться на простор, – никто и никогда его не найдет. Но его нашли, и наказание за побег было таким впечатляющим, что даже до нашего неукротимого Скорпиона дошло, какой будет расплата за повторный побег.

Когда боль от постоянной порки и чувство голода, стали сильнее его желания делать все по-своему, – он смирился с необходимостью подчиняться, поняв что беспомощен перед той силой, какую представляют собой Ловцы. Но с осознанием своего бессилья, – пришла ненависть. И тем сильнее становилась эта ненависть, чем глубже ему приходилось ее прятать.

А прятать приходилось очень глубоко, поскольку те, кого он считал своими врагами, – разбирались в человеческой натуре. Он это понял, когда начал регулярно посещать уроки.

На этих уроках, его и еще около сотни абитуриентов учили писать, считать, говорить, причем все это на разных языках. Знакомили с манерами и привычками разных слоев общества. Политическими, торговыми и уголовными законами Города. Делопроизводству, и еще десятку дисциплин, перечислять которые не имеет смысла.

Конечно, еще его заставляли много бегать, поднимать тяжести, плавать, драться с оружием и без…, но последнее он воспринимал скорее как отдушину в постоянных серых буднях.

Но помимо этого, с ним проводили и индивидуальные занятия, на которых Наставники развивали его наблюдательность, способность думать и делать выводы, учили его притворяться, изображая других людей, становиться невидимым, пользоваться человеческими ошибками.

Особенно этот последний курс. Когда Наставник начал объяснять Скорпиону, как пользоваться чужой рассеянностью, привычной «зашоренностью» взгляда и невнимательностью…. Как использовать пороки и добродетели других людей в своих целях…. Как играть со словами, делая белое черным и наоборот…, – он понял, как же трудно будет ему обмануть своих врагов.

Когда они заостряли его внимание на вещах, которые он сам воспринимал как нечто само собой разумеющееся, и открывали бездну интересного и необычного….

Когда с легкостью объясняли ему его собственные побуждения и мотивы… когда угадывали его мысли по тому, как он стоит, смотрит или чешет голову…

Первое время, он был раздавлен этой способностью своих Наставников. Она казалось ему чем-то мистическим и сверхъестественным.

То, что кто-то способен с легкостью заглянуть в его голову, пугало его больше чем постоянные побои и голод.

Но по мере того, как ему открывались механизмы этого искусства, – он начал придумывать способы противодействия…

Вообще, вся его жизнь стала поиском противодействия Ловцам. А для этого, он, по своей старой привычке постарался хорошенько оглядеться и собрать как можно больше информации о своих врагах. Вскоре он понял, что противостоять им он сможет только если научиться всему тому, что знают они. Это сделало его весьма прилежным учеником. Наставники начали хвалить его, но по-прежнему не доверяли.

Он тоже не доверял своим Наставникам, стараясь однако извлечь как можно больше пользы от общения с ними.

– Сколько дней пути от Утаншшкого перевала, до страны Горных долин? – Спросил на странном, полном шипящих звуков языке Наставник. – Отвечать будет…, – Скорпион.

– Три, если верхом, десять пешком, и четырнадцать, – если идти с караваном. – Ответил ему на том же языке наш герой.

– Опиши дорогу.

– Перейдя Утаншшкий перевал, надлежит двигаться на восток, ориентируясь по вершинам Матери Гор. Вершины эти должны быть чуть справа от направления движения. Впрочем, тропа там достаточно натоптана, и используется достаточно часто.

Если двигаешься пешком или караваном, то в первый день пути надлежит заночевать, сразу же, как только переберешься через реку Шшкат. На следующий день, надо начать двигаться как можно раньше, взяв трехдневный запас воды. Путь будет пролегать по Сшксшкайскому плоскогорью, печально известному отсутствием источников воды….

Скорпион продолжал произносить зазубренные на память слова. Он ни разу в жизни не был в горах, плоскогорьях или равнинах, окружающих Город. Когда он пытался представить себе, как выглядит тот или иной географический объект, о котором он рассказывал, – перед его глазами всплывали лишь достаточно схематичные рисунки, что он видел в книжках.

Вообще, – география, была одной из тех дисциплин, в полезности которой наш герой сильно сомневался. Весь его мир ограничивался стенами Города.

Впрочем, то что он не видел смысла в данном предмете, отнюдь не означало, что он не должен его знать. Благо, от рождения хорошая память, усиленная к тому же определенными упражнениями, позволяла ему запоминать текст после первого же прочтения. Да что там прочтения…, он мог запомнить услышанный единожды текст, причем произнесенный, на незнакомом ему языке, и воспроизвести его несколько месяцев спустя без единой ошибки!

Эту способность, его наставники обнаружили еще в самом начале обучения и постарались развить ее как можно лучше.

Так что сейчас, наш герой отбарабанивал текст не вникая в его содержание, и думал абсолютно о своем.

Возможно наш многоуважаемый читатель захочет узнать, о чем таком важном думал наш Скорпион? Может быть в данный момент, он разрабатывал какой-нибудь архихитрейший план, по….

…С некоторой скорбью и разочарованием, автор должен констатировать, что ничего подобного не происходило. Никаких великих планов, коварных замыслов, или методов революционной борьбы, герой наш в данный момент не обдумывал. Скажу больше, – его мысли, были заняты обычной жратвой. Да-да, обычной, банальной жратвой. А именно, – какое из блюд горской кухни, им придется готовить сегодня. Он бы конечно предпочел жареного барашка, обильно сдобренного пряными травками и запеченного на камнях…

Но горький опыт, подсказывал, что будет обычная просяная каша, сваренная на овечьем молоке с овечьим же сыром, чью вонь, Скорпион просто ненавидел.

И как только эти пресловутые горцы, каждый день питаются подобной едой? Ему приходилось, есть ее лишь раз в две недели, и то…. Вообще эти горцы довольно странный народец! Взять хотя бы их одежду…, (герой наш, не прерывая плавное течение речи, осмотрел свой сегодняшний костюм). Вот эти плотно обхватывающие ноги шерстяные штаны, – им что, жалко немного материи, чтобы их же конечности чувствовали себя немного посвободней? К тому же жарко в них невероятно! И кожа зудит от колючей шерсти. А рубаха! Ну кому понадобилась такая огромная рубаха? Да в нее же влезет еще один такой Скорпион, и им там вдвоем, будет отнюдь не тесно! А к чему этот широченный пояс, с множеством кармашков и крючков, раскинувшийся на необъятных просторах аж от бедер, и почти до солнечного сплетения? И зачем нашивать на него все эти медные и бронзовые бляшки и висюльки? А обувь? Впрочем к обуви, претензий почти нет, за исключением того, что надевать столь узкие сапоги сплошное мучение.

В общем, отсюда делается вывод, что горцы, – жалкий и никчемный народец. Плохо одно, – в Школе, каждый день заставляли одеваться, питаться и говорить на том же языке, что и один из многочисленных, окружающих Империю народов. Или так, как это делает, какой-нибудь из населяющих Город слой общества. Он аристократов до Шакалов, (с некоторой гордостью, герой наш отметил для себя, что нравы помоешников в школе не преподают). А значит примерно пару раз в неделю, приходилось одеваться в чудную и неудобную одежду и есть пищу, от которой воротило даже его, прошедшего кулинарную школу городских помоек.

Конечно, все это было страшно необходимо для того, чтобы в последствии, став полноправными Ловцами, ученики могли выдавать себя за представителей разных народов или слоев общества. И вполне возможно, что эта наука понадобится ему потом, когда он все-таки вырвется из когтей Ловчей Службы. Но как же иногда доставало есть болтанку из крови с молоком, или носить по пять шуб зараз, как это делают где-то далеко-далеко на севере.

– Молодец Скорпион. – Сказал Наставник, когда Скорпион отбарабанил забитый в память текст. – Ты дал полный и вполне исчерпывающий ответ. А твое произношение выше всяких похвал. Пожалуй, даже истинные горцы не уловили бы в твоей речи постороннего акцента. После урока верховой езды, – зайди к Старшему Наставнику.

Скорпиону, даже в голову не пришло спросить, зачем он понадобился Старшему Наставнику. Помимо всего прочего, – подобный вопрос в Школе Ловцов, мог быть почти приравнен к бунту. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Да и показывать свою заинтересованность или удивление, – было несвойственно той игре, которую он вел против Наставников. В последнее время, как бы они не пытались его озадачить, – он воспринимал это со спокойной невозмутимостью, не давая своим Врагам ни малейшего повода подумать, что они смогли переиграть его.

Но тем не мене, – приказ этот его сильно озадачил. Старшего Наставника он знал в двух лицах. Первое, принадлежало его учителю Науки Лицемерия. Это был строгий, но добрый и терпеливый человек. Свою дисциплину он преподавал так, что иногда на его уроках Скорпион даже забывал, что должен его ненавидеть. Он никогда не злился, если его ученики чего-то не понимали или совершали ошибки. Он всегда находил слова и примеры, благодаря которым самая запутанная теория, представлялась простой и доступной пониманию даже куда менее способных учеников, чем Скорпион. Пожалуй, это был лучший Наставник в Школе.

Но было у него и другое лицо, – лицо непосредственно Старшего Наставника, – Прокурора, Судьи, а иногда и Палача. Это он выносил приговоры, по которым Скорпиона били, морили голодом и сажали в тесные колодки. И вот его-то, наш герой боялся до одури. Особенно после того, как в первые же дни пребывания в Школе, – попытался взбунтоваться по какому-то, уже давно забытому им поводу.

Он тогда, понадеявшись на свою ловкость, думал, что сумеет избежать рук Наставников, которые пытались его схватить. Как бы не так! От двух Наставников он почти убежал, но наткнулся на Старшего Наставника. Тот, мгновенно выбросив руку, поймал его за шкирку, а когда Скорпион попытался вырваться, использовав один из грязных приемов усвоенных им на улице, – так врезал ему, что следующие минут десять, Скорпион был ниже воды, тише травы.

И сейчас нашему герою предстояла встреча именно со Старшим Наставником, в его кабинете. А это, за все время что Скорпион пробыл в Школе, ни разу ни оканчивалось для него ничем хорошим.

После урока, он не торопясь завел коня в стойло, расседлал, и собрался было почистить, но Наставник преподававший выездку, настойчиво напомнил ему о предстоящем свидании. Делать было нечего, пришлось идти.

– А вот и наш Скорпион. Смотрите-ка, – как вымахал, заматерел…, а я помню его совсем крохой….

В кабинете Старшего Наставника сидели двое. Непосредственно Старший Наставник, и тот самый Ловец, который и сосватал Скорпиона в Школу Ловцов.

– Проходи Скорпион. Садись. – Почти по дружески произнес Старший Наставник. – Это, – генерал Викт, человек, который вырвал тебя из рук Старших братьев. Помнишь его?

Вот и прекрасно! Генерал Викт, прибыл сюда специально ради тебя. Он оказывает тебе честь, которой ты, по моему мнению, еще не вполне достоин.

– Да полно тебе Наставник Гект. – Ты же сам говорил мне что Скорпион ваш лучший ученик. Кто как не он, более достоин выполнить мое задание, тем самым, заслужив звание Ловца?

– Что ж Генерал Викт, – ты Старший и у тебя есть право первого голоса. Но я только позволю себе напомнить тебе, – что Ловчий, это не просто знания и умения. Быть Ловчим, значит, в первую очередь иметь в душе Преданность Городу и Империи! Чего в этом ученике я пока не замечал….

– И тем не менее, я забираю его! – провозгласил Генерал Викт, заговорщицки подмигивая Скорпиону. И сказал уже не столь громогласно, обращаясь к нашему герою. – Иди переоденься. И если у тебя есть вещи, которые бы ты хотел забрать с собой – даю пять минут на сборы. Встречаемся у Главных ворот. Понятно?

– У меня нет подобных вещей. Можно ехать прямо сейчас.

– И пропустить обед?!?! Когда я был здесь учеником, – я был готов убить из-за пропущенного обеда. Похоже сегодня горская кухня? – полуутвердительно, полувопросительно сказал он, оглядев костюм Скорпиона. – Барашек запеченный с травами на камнях?

– Скорее уж просяная каша с овечьим сыром!

– М*да, – пожалуй, это можно пропустить.

Спустя десять минут они покинули Школу Ловцов. А еще спустя полчаса, проехав через Восточные Ворота, – покинули Город.

Скорпиону даже вдруг стало страшно. Как автор уже упоминал, до этого момента, он никогда не покидал Город. И даже сознавая, что мир не ограничивается городскими стенами, – никогда не представлял, что окажется в этом, потустороннем мире. Это было жутко, но в тоже время и интересно.

Дорога, по которой они ехали, пролегала на широкой равнине, усыпанной невысокими холмами и ярко зелеными рощицами. Изредка, где-то вдалеке виделись небольшие домики, но в целом для Скорпиона, эта местность показалась настоящей пустыней.

Не сразу он сообразил сопоставить то, что видели его глаза, с тем, что хранилось в его памяти. Ликейская пустошь, – вот как называлось это место. И дорога, по которой они шли, могла привести их только к Горам. Тем самым горам, о которых он сегодня говорил на уроке географии.

Конечно, его так и подмывало спросить у своего спутника о том, куда они едут, но инстинкты, приобретенные в Школе, настойчиво требовали от него хранить молчание.

Генерал Викт тоже не торопился поделиться с ним своими планами. Потому и пауза, начавшаяся, сразу после того, как за ними закрылись ворота Школы, затянулась на несколько часов. И только когда солнце уже почти коснулось своим нижним краем горизонта, Генерал Викт прервал молчание.

– Что ж, за сегодня мы отмахали немалый участок нашего пути. Имеем полное право позволить себе отдых. Вон та рощица, как раз подойдет для ночлега.

Ты позаботишься о лошадях и соберешь хворост, а я готовлю ужин. Согласен?

Скорпион пожал плечами, как бы говоря, – «А разве может быть иначе?». И пошел выполнять задание.

Оказалось что это не так просто, как он себе представлял. Ну с лошадями то конечно проблем не возникло. Но вот этот самый хворост, который раньше он видел только в качестве готовых связок на рынке, или в подсобных сараях горожан, – здесь был разбросан как попало. И мало того что разбросан, – его отдельные ветки, еще и приходилось искать, а найдя, – выдирать из кустов, травы, и еще каких-то малопонятных насаждений.

Кончилось это тем, что Генерал Викт, самолично присоединился к поискам, и за несколько минут, собрал охапку, раз в пять превосходящую ту, что Скорпион насобирал минут за сорок.

– Ладно, – тогда ты будешь разжигать костер. – Подвел итог Генерал.

Скорпион взялся за эту работу. Разжигать огонь он конечно умел. Этому их в школе учили. Правда на закрытом школьном дворе не было того ветра, который гулял здесь, и задувал едва теплящийся огонек. Так что приходилось снова и снова браться за кресало.

Наконец, Генералу Викту это надоело, и он, отобрав у взмокшего Скорпиона орудие его труда, быстро переложил ветки по-другому, и с одного удара зажег маленький огонёк и прикрывая его от ветра своей спиной, поднял из крохотного огонька, вполне приличное пламя.

– Теперь попробуй ты, – сказал он после того, как разбросав разгоревшиеся ветки, загасил пламя.

Скорпион, неуверенно попытался повторить увиденное, и, – о чудо! У него получилось!

– Ну вот, – не так-то это сложно. Когда ты разожжешь тысячу подобных костров, это перестанет быть для тебя проблемой. А сейчас садись и смотри на работу мастера!

Скорпион сел, и стал смотреть за тем, как Генерал Викт священнодействует над двумя небольшими котелками, которые он достал из своего дорожного мешка.

Смотрел, как ни странно с удовольствием. Генерал не просто готовил ужин, он делал это умело и даже артистично. Никакой спешки, ни секунды простоя! Казалось, что это вода закипела тогда, когда он подготовил крупу и пряности, предназначенные для варки. Что каша специально ждал момента, когда искусный повар нажарит шкварок, нарежет овечьего сыра и подрумянит на костре подсохшие лепешки….

Зачарованный этим священнодействием Скорпион, даже не сразу сообразил, что ужинать он будет той самой просяной кашей с овечьим сыром, от которой убежал в обед.

Но когда Генерал Викт подозвал его к снятому с огня котелку, и начал орудовать врученной им же ложкой, – он с удивлением понял что просяная каша с овечьим сыром, которую он сам научился готовить в Школе, и то, чем угощал его сейчас его старший спутник, – это две абсолютно разные просяные каши с овечьим сыром. Да и сам вонючий овечий сыр, на свежем воздухе, сдобренный пахучими травками и пропитанный дымком костра, – это еда достойная Мэра.

– Ну как, – понравилось? – спросил Генерал Викт, с удовольствием глядя на то как Скорпион расправляется с содержимым котелка.

– Умг-уу-мм-гум, – выдавил сквозь набитый рот его спутник, и проглотив добавил, – никогда не думал, что это может быть таким вкусным! Большое спасибо Генерал Викт!

– Ни и славненько, а теперь выпей-ка отвар из ягод сшшашца, и поговорим….

Для начала, – я твой дядюшка Аттий Бикм, а ты, соответственно мой племянник Аттий Бузма. Ты сын моей сестры Аттии Эмилы. Но поскольку оба твоих родителя скончались от медянской чумы, – я взял тебя в свой дом, и дал тебе свое родовое имя.

Твой отец был мелиоланским купцом и занимался шерстью. Его родовой имя, – Гапид, Гапид Фузий. (Где находится Мелиолан, – знаешь?). Впрочем это неважно. Ты еще младенцем был вывезен в Город, и про родину своего отца знаешь лишь понаслышке.

Я, твой дядя, – купец второй торговой Гильдии. У меня лавка на площади Силы Оружия, и место на Рыночной площади. Торгую оружием и разными диковинками, которые мне привозят из-за пределов Империи. Я конечно не богач из Первой Гильдии, но и отнюдь не бедствую. Так что даже смог оплатить твое обучение в закрытой Торговой Школе.

Кстати, – вся, касающаяся меня информация подлинная. Ты смело можешь на нее ссылаться. Все, вплоть до племянника. Единственное слабое место, – ты не учился в закрытой Торговой Школе. Впрочем, почти все знания, что преподают там, ты освоил у нас. Языки, счет, торговые законы, искусство убеждения, – все это ты знаешь. Так что если ты начнешь подражать манерам купеческого сословия, тебя не разоблачат. Шанс, что ты встретишь выпускника той же школы, – ничтожно мал. Но уж если такое случится…, – выкручивайся как знаешь!

Ты закончил первый цикл обучения. И теперь, я посылаю тебя с караваном моего торгового партнера, для того, чтобы ты набраться жизненного опыта.

Твое же подлинное задание будет заключаться в том, чтобы, проходя через горы, разведать умонастроение горцев. Есть мнение, что они готовят большое восстание…. Да и вообще, – народ они сволочной, и всегда готовы сделать гадость.

Какими методами ты это сделаешь, – решать тебе. Но я бы, на твоем месте, постарался не афишировать свое знание горского языка. Эти дикари тупы, самодовольны и абсолютно беспричинно горды. Они так восхищаются своим умом, храбростью и силой, что частенько забывают, что и остальные народы могут обладать теми же достоинствами. Так что, если ты сделаешь тупое лицо и притворишься что не понимаешь, о чем они говорят, – то уподобишься зрячему среди слепых! Воспользуйся этим.

Кстати, эти наивные хитрецы, совершенно не умеют хранить тайны от своих сородичей. Так что если ты услышишь, как два грязных нищих носильщика, обсуждают между собой план восстания, – не пренебрегая этой информацией.

Ну в общем, с этим все…. вопросы есть?

Вопросов не было.

– Тогда последнее, – примерно через месяц странствий, вы придете Сшистшиз, – единственный нормальный город, который сумели построить эти дикари. Хотя конечно, по сравнению с самым захолустным Имперским городом, – это жалкая деревня!

Там на Базарной площади, (кстати, тоже единственной на весь Сшистшиз), тебе надо будет разыскать местного торговца овечьим сыром. (Заранее сочувствую твоему носу).

Это будет высокий, тощий старик, в традиционной одежде горца. Его плащ будет заколот вот такой вот фибулой. (Генерал Викт, продемонстрировал Скорпиону затейливо сделанную фибулу в виде переплетенных в драке орла и барса).

В первый же день что ты проведешь в Сшистшизе, ты должен разыскать его. Найдя, подойти и сказать на имперском, – «Этот сыр воняет хуже, чем пасть стервятника». На что он ответит тебе, тоже на ломанном имперском, – «Всякий, кто оскорбляет чужую пищу, – недостоин вкушать свою». «Простите уважаемый», – ответишь ты, – «Я не знал, что вы говорите на имперском. Но этот сыр и вправду воняет хуже, чем дерьмо моего пса Загокисатиса». (Обязательно запомни это имя, если ты ошибешься хоть в одной букве, наш агент тебя не признает).

– Не очень правдоподобное имя для собаки, – не смог удержаться от реплики Скорпион.

– Потому мы его и выбрали. Назови мы собаку обычной кличкой, – кто знает, вдруг, по какому-то удивительному совпадению, кто-нибудь из несведущих, сможет воспроизвести этот монолог. А так, это будет последним ключом, который докажет Агенту, что ты Курьер. И кстати, Загокисатис, – это второстепенный герой одной из легенд Мелиолана. Комический персонаж, постоянно попадающий в неприятности. Так что если кто-нибудь из твоих имперских спутников услышит твой монолог, ты сможешь объяснить ему смысл этого имени. А заодно можешь послать его в мой дом на площади Оружия, где и проживает это милейшее создание.

Но я продолжу, с твоего позволения. Если в ответ на твои слова, старик скажет, – «Мерзкая, имперская тварь, может вволю жрать собачье дерьмо!», это будет означать что ты должен уйти, и никогда больше там не появляться.

Но если он скажет, – «Пусть молодой господин явиться сюда завтра. Я продам ему сыр, который придется по вкусу даже его изысканному вкусу…», – ты явишься на следующий день и купишь у него кусок сыра. Он конечно заломит за него огромную цену. Поскольку это будет не просто овечий сыр. А овечий сыр Высокой долины. Поистине, – блюдо для подлинных гурманов. Одним из которых, что известно многим, – являюсь я. Поэтому ты отдашь ему этот кошелек.

Он запросит серебро. Но если ты заглянешь в кошелек, то увидишь там золото и драгоценные камни. Надеюсь, ты понимаешь почему?

– Я Курьер. Я заберу информацию, которая будет спрятана в куске этого сыра. И одновременно передам Агенту финансовый ресурс. Правильно?

– Что ж, тебя неплохо учили. Только это будут не сведения, а……, – некий предмет….

Даже не спрашивай какой. Я это и сам толком не знаю. Даже не знаю, как он выглядит. Но ты должен доставить его в Город, любой ценой. Ценой своей жизни, не говоря уж о жизни окружающих. Ты это понял?!?!

– Да, но……….

– Но с какой стати я доверил столь важное дело тебе, – человеку с сомнительной репутацией?

…. Ну, если честно, – из всех агентов, которым мы могли поручить это задание, у тебя наибольшие шансы его выполнить. Ты слишком необычен, а значит, меньше всех похож на Ловца. Любой другой наш агент, выполняя это задание, подвергнется риску сам, и, что в тысячу раз хуже, подвергнет риску выполнение задачи. И все потому, что там, против нас будут играть не дикие горцы…, а некая организация, способная соперничать даже с нами….

…. Не спрашивай какая. Тебе этого знать нельзя! Пока нельзя.

Но я должен предупредить тебя, – опасайся всех!!!!!!!!! любой твой спутник…, даже тот, кто тысячу раз спасет тебя от смерти, – может оказаться врагом. Страшным врагом. Настолько страшным…..

… Скажи, – ты любишь Город? – речь Генерала Викта, вдруг стала сбивчивой, и голос взволнованным, – Наш Город. Город, в котором ты родился и прожил всю свою жизнь…., хоть, может быть и не в самых достойных условиях, но все-таки……

Хочешь ли ты, чтобы этот Город был уничтожен. Чтобы его жители….. Все жители, начиная от помоешников, вроде тебя, и кончая Мэром, были уничтожены?

Чтобы его дома и дворцы были разрушены, чтобы на его улицах и площадях паслись дикие животные?

А ведь такая опасность есть. Она существует уже многие и многие годы. И только Ловцы, стоят на ее пути!

Да, мы бывает злыми и жестокими. Мы уничтожаем людей…, иногда только по одному подозрению в их опасности для Города. Мы ломаем жизни и судьбы многих, подобных тебе. И с тобой мы обходились сурово, порой неоправданно жестоко, но….

Мы вынуждены так делать. Ибо у Нас Есть Цель, – защитить Город и Империю!

Ты можешь ненавидеть нашу Службу. Но Город, наш Город. – Должен ли он расплачиваться за то, что мы выпороли тебя пару раз? Подумай об этом, и сделай то, что считаешь нужным. Но я верю в тебя…….

– А почему я должен верить тебе? Генерал Викт, – я сейчас совсем не тот дурачок, каким был при первой нашей встрече. В той самой Школе, куда ты меня запихнул, – нам преподавали такой предмет, – «Искусство Достоверной Лжи». Все то, что ты мне сейчас говорил, – живая иллюстрация к тому, чему нас учили. Многозначительные намеки, попытки играть на страхах, взывание к лучшим чувствам, и никакой реальной информации, которую можно было бы проверить…. Скажи-ка Генерал Викт, – ты считаешь дураком меня, или глуп сам?

– А ты еще и дерзок Скорпион. Это-то мне в тебе и нравиться. Наставники смогли обуздать твое упрямство, заключив его в тесную клетку ограничений и наказаний. Но они не смогли сломать его. Ты сильный человек. Очень сильный. Необычайно сильный для своего возраста. А это значит, – что у тебя, в жизни есть только две возможности, – быть с нами, или умереть.

– А теперь ты пытаешься льстить мне, и запугивать одновременно….

– Э нет. Вот сейчас я говорю абсолютную правду. И ты сам можешь ее проверить, если дотронешься…, ну например до своего носа!

Скорпион, машинально потрогал свой нос.

– Видишь, – он еще там. А вот у Бумбы, (кстати, ты слышал легенды про Бумбу?), того самого Бумбы, на могилке которого вот уже три года каждый день появляется ворох свежих цветов…, – его маленький, красивый носик, уже, наверное черви отгрызли….

– Ты опять мне угрожаешь? Или пытаешься воззвать к моему чувству благодарности?

– Ни то, ни другое. А лишь хочу сказать, что мне, было бы гораздо проще, положить в тот гроб тебя. Но я не стал этого делать. Мне пришлось провернуть довольно хлопотную операцию, и даже собственноручно прикончить трех человек, чьи длинные языки впоследствии могли бы поведать миру лишнее, – только для того, чтобы вместо тебя в этой могиле похоронили труп безвестного младенца! Как ты думаешь, – зачем?

Скорпион равнодушно пожал плечами, – «Вам нужен был очередной Ловец».

– Правильно. Но только не очередной. Уж поверь мне, – «очередных», готовых душу продать за то, чтобы стать Ловцами, пруд пруди. Но в тебе я разглядел потенциал Великого Ловца. И решил, что ты еще сможешь быть полезен Городу и Ловцами.

Вопрос только, – Захочешь ли?

– Да. Действительно, с какой стати мне этого хотеть?

– А с какой стати, тебе этого не хотеть? Что в твоей жизни есть такого, что может воспрепятствовать этому? Может у тебя есть какое-то особое дарование, которое ты можешь погубить, служа Ловцом. Ты поешь? Играешь на музыкальных инструментах? Рисуешь, лепишь, сочиняешь стихи? Может быть, ты всю свою жизнь мечтал быть врачевателем или алхимиком, считать звезды, бороздить океаны? или может тебя влекут лавры полководца? Скажи мне, о какой судьбе ты мечтаешь?

И тут Скорпион изрядно задумался о том, о чем наверное еще ни думал никогда в жизни. – Действительно о чем он мечтает? Чего хочет добиться? – Свободы?!?! Но что это такое? Он был свободен, когда жил на помойке. Но он обменял эту свободу, на относительно безбедную жизнь ручной обезьянки шакала. Хочет ли он вернуться на помойку….

– Я хочу сам решать свою судьбу, – сказав это, Скорпион и сам удивился насколько неуверенно и по-детски, прозвучали эти слова.

– Все хотят сами решать свою судьбу. Но ни у кого это не получается. Мы люди, и живем среди людей, и потому, – зависим от них. Мы можем ненавидеть их, но все равно нуждаться в их обществе…. Тебе ли это не знать, ведь ты был помоешником, – парией, отщепенцем. Ты вырос таким, и, казалось бы, – должен был привыкнуть быть существом вне общества. Но ты пришел к людям. Пусть даже это и были шакалы.

– Но этот выбор я сделал сам. А быть Ловцом, меня заставил ты.

– Твой выбор привел тебя в пыточную камеру Старших Братьев. Если бы не Ловцы, ты бы уже три года как был бы мертв, и смерть твоя была бы поистине ужасна.

Вырвав тебя из рук Старших Братьев, мы, Ловцы, взяли на себя ответственность за твою судьбу. И распорядились ею лучшим, с нашей точки зрения, образом.

Например, – полученное тобой образование, – недоступно даже большинству детей купцов Второй Гильдии. В той же закрытой Школе Торговли, в которой якобы учится мой племянник Аттий Бузма, не преподают и половины тех предметов, которые ты изучил у нас. А эти знания, – хороший фундамент для любого будущего.

Я не просто так спрашивал тебя о твоих мечтах. Скажи о чем ты мечтаешь, и мы поможет тебе этого достичь, конечно в разумных пределах, и не без выгоды для себя.

Мы можем многое. Нам доступна такая власть, которой не могут похвастаться даже большинство аристократов. И ты, приобщившись к этой власти, сможешь достичь очень многого.

Но мы может дать тебе и нечто большее…. То, что заменит тебе богатство и славу, – Цель в Жизни. …Защита Города и Империи!!!! Поистине, – это Великая и Достойная Цель, – ради которой и умереть не жалко. Раз за разом спасая наш Великий Город от врагов, – ты будешь чувствовать такое удовлетворение, о котором не может мечтать даже самый богатый Аристократ, всю свою жизнь проводящий в праздности и развлечениях.

Но хватит болтать. Ночь уже давно настала, и как учит нас наш Великий Купеческий Бог Мермед, – «Ночь для сна. Чтобы день был для работы». У тебя будет время подумать над моими словами во время завтрашнего перехода. А когда мы встанем на привал, чтобы пообедать и переждать полуденный зной, – ты задашь мне свои вопросы, и ответишь на мои.

(обратно)

Глава 6

– Здравствуй, здравствуй достойнейший Аттий Бикм. Мермед, видно добр ко мне, если в первый же день моего похода, послал мне встречу с таким достойным человеком как ты!

– Ах! Даже сознавая, что твои слова лишь вежливая лесть, мне очень приятно слышать их, достойнейший Вист Тадий. Неудивительно что богатства твои растут с такой скоростью, ибо благодаря своему красноречию, ты можешь продавать песок на вес золота, даже сидя посреди пустыни.

– И это меня ты называешь льстецом? Мне удивительно слышать, что такой важный купец как сам Аттий Бикм, вообще способен разглядеть ту жалкую горстку мелких монеток, которую он из вежливости, называет моим богатством.

Но долг гостеприимства распространяется даже на такую голь перекатную как твой покорный слуга. Так что не сочти за дерзость, мою нижайшую просьбу, снизойти с высот своего изысканного вкуса, до жалкой трапезы, которую может предложить тебе бедный купец Третьей Гильдии, проводящий жизнь свою в тяжких скитаниях, дабы заработать себе на черствую лепешку.

– Ну а почему бы мне и не снизойти…. Тем более, что зная тебя не первый год, я могу предположить что эта твой лепешка будет…, не совсем черствая.

После этих слов, Генерал Викт вошел в шатер, вслед за полненьким, но удивительно шустрым человеком средних лет, которого он и называл Вистом Тадием.

Помня этикет которого придерживалось купеческое сословие, Скорпион, (которого впредь мы будем называть Аттий Бузма), – остался смиренно стоять у порога.

Так он и простоял примерно с полчаса, слушая как хозяин и гость, соревнуются в похвалах и комплиментах друг другу. Это была добрая купеческая традиция, своеобразная игра, и полезная практика в искусстве обольщения клиентов.

Но наконец слуги, ковыряющиеся у костра, внесли в шатер огромное блюдо, пахнущее чем-то мясным и очень вкусным. И вскоре за этим последовали слова, которые наш герой, в общем-то ждал; – «Но позволь мне, достойнейший Вист Тадий, представить тебе моего племянника, сына моей безвременно ушедший сестры, скромного, но подающего надежды молодого человека, который стоит у порога твоего роскошного шатра, в надежде на твою милость».

Через секунду, из-за занавески прикрывающий вход в шатер, выкатился сам хозяин. Он много говорил, сильно жестикулировал, смиренно просил прощения за свою невежливость, и отзывался о Аттии Бузме в таком высокопарном стиле, что не знай наш герой обычаев принятых у купеческого сословия, – он мог бы подумать, что его случайно спутали с самим Мэром.

Затем последовал обед, отнюдь не ограничившийся черствыми лепешками. Помимо того «мясного и вкусного», низкий столик, за которым сидели хозяин, гость, его племянник, и еще трое, представленных ближайшими помощниками, – украшали с десяток видов разных закусок, соусов, копчений, сыров, выпечек, свежих и маринованных овощей, фруктов, начищенных орехов, около трех сортов вина, соки, морсы, шербеты, и еще многое, чему Аттий Бузма, даже не знал названия. Когда все это великолепие было уничтожено, сытые гости откинулись на мягкие подушки, и, ковыряя в зубах специальными, пропитанными душистыми растворами палочками, предались неспешной беседе.

Для начала, все отдали должное хозяину, и его изысканному вкусу, затем обсудили погоду, политику, религию, торговлю, женщин, лошадей, собак, бойцовых хомячков, и только в самом конце разговора, когда уже подошло время для долгих и пышных прощаний, Аттий Бикм, словно бы внезапно вспомнив, произнес, – Ах да, многоуважаемый Вист Тадий, у меня есть к тебе небольшая просьба, касающаяся моего племянника….

– Все что в моих силах. Все что в моих ничтожных силах. Я готов исполнить твой любой приказ достойнейший Аттий Бикм, но силы мои так ничтожны….

– О, я не стал бы обременять такого достойного человека как ты, достойнейший Вист Тадий, просьбой, которая могла бы затруднить тебя, или нанести урон твоей коммерции. Но мой племянник, сын моей безвременно усопшей сестры, не далее как месяц назад закончил первый цикл обучения в закрытой Школе Торговли. …. Да, да. Я знаю, что ты скажешь, – это было неоправданной тратой денег, но…, в конце-концов, это единственная память о моей сестре, и мой наиболее вероятный наследник! – Аттий Бикм, взял продолжительную паузу, давая время своему собеседнику осознать важность сказанного. И судя по тому с каким внезапным интересом взглянул Вист Тадий на Аттия Бузму, которому до сего момента не уделал особого внимания, это сработало. – Но должен отметить, – парнишка сделал все, что бы оправдать каждую потраченную на него монетку. Цикл он окончил одним из лучших. Но теперь, перед тем как потратить весьма немалую сумму на второй цикл, – я хочу чтобы он прошел курс обучения у такого мастера коммерции как ты, достойнейший Вист Тадий! Ибо настоящая жизнь, учит нас куда большему, чем тысячи слов высокомудрых профессоров! Понимая, как обременит тебя моя просьба, и сколь дороги знания, полученные из твоих рук, я со своей стороны готов оплатить каждый день пребывания моего племянника на твоей службе.

– Но полно, полно, достойнейший Аттий Бикм, – ты удивляешь меня! Как такой достойный и проницательный человек как ты, мог ошибиться два раза, приняв одно единственное решение?!?!

Разве достоин такой жалкий купчишка как я, даже не смогший удержать уровень своего отца и сползший из Второй Гильдии в Третью, едва владеющий грамотой и счетом, лишенный талантов, и только упорным трудом зарабатывающий себе на кусок хлеба, – обучать того, кто закончил первый цикл обучения в закрытой Торговой Школе одним из лучших? Разве ты сам не сможешь обучить его в один день тому, что я буду втолковывать ему месяц?

И как ты мог подумать, что я осмелюсь брать с тебя деньги за то, что ты позволишь столь многознающему, и подающему столь большие надежды, полному достоинств и добродетелей юноше, поучаствовать в моем жалком коммерческом предприятии? Нет, это ты должен требовать с меня плату!

– Ах, друг мой Вист Тадий. Полно тебе прибедняться. Не ты сполз из Второй Гильдии в Третью, – наоборот, ты принял разорившееся Дело своего отца и превратил его в достойное предприятие. Кому как не тебе, добившемуся всего своим упорным трудом, умом и талантами, учить того, кто видел жизнь лишь из окна закрытой Школы, и познавал ее со слов учителей? Эти учителя, – кто они? чего добились в жизни? Сколько денег заработали не болтая о торговле, а занимаясь ею?

Конечно, они много знают, и знания эти не бесполезны. Но и ты, и я, как-то обходимся и без этих знаний. И если ты сможешь научить этому моего племянника, – уверен, это даст ему в тысячу раз больше, чем десяток циклов. И подобное знание, должно быть оплачено, и оплачено щедро…..

Далее последовал долгий торг, в котором одна сторона упорно отказывалась от денег, делая упор на некоем, «личном расположении», а другая сторона настойчиво эти деньги предлагала, тем самым, видимо отказывая в «личном расположении». Первая сторона, впрочем, на этот отказ не обижалась, видимо понимая, что личное расположение Аттия Бикма, стоит куда дороже, чем та сотня империалов, которые тот настойчиво предлагал. Наконец они сошлись на тридцати империалах, видимо подразумевая что «личное расположение» будет оказано, пусть и не в полном объеме.

Потом, последовало долгое прощание, полное заверений в «уважении и почтении», которые обе стороны испытывают друг к другу. Потом дядя обнял племянника, вручил ему несколько кошельков, «на дорожные расходы». Велел во всем слушаться достойнейшего Виста Тадия, и «не ронять чести фамилии Аттиев». После чего удалился, вежливо отклонив просьбы переночевать вместе с караваном.

И с этого момента, – в жизни нашего героя наступила новая фаза, по традиции, разительно отличавшаяся от всех прежних.

Быстро выяснилось, что подражать раз в две недели выходцу из купеческого сословия, и быть одним из них каждый день, – две разительно отличающиеся друг от друга стороны совершенно разных медалей. А горожанину, пытаться изображать караванщика, чуть-чуть сложнее, чем рыбе изображать птицу.

Как и представители многих других профессий в Империи, караванщики были чем-то вроде отдельной касты. Всю свою жизнь они проводили в дороге, перевозя с места на место почти половину всех товаров Империи. У них были свои боги, обычаи, суеверия, традиции, свое муниципальное управление и даже суды.

Караванщики были довольно закрытой кастой, процентов девяносто из них уже рождались караванщиками, а оставшиеся десять процентов набирались из купцов, ходивших вместе с караванами, и людей, волей судьбы к ним прибившихся. Стать своим среди караванщиков было невообразимо трудно. И наш герой, в полной мере эти трудности познал.

Вдруг выяснилось, что он не умеет правильно сидеть, одеваться, есть, и даже не знает как «правильно» справлять нужду в условиях открытой местности. А уж чтокасается ухода за лошадьми и верблюдами, ориентирования на местности, способностей разжечь костер, найти воду, добыть свежего мяса….

В первую же неделю Скорпион умудрился заблудиться, отойдя буквально на сотню шагов от стоянки, попасть в зыбучие пески и чуть не утонул при переправе через небольшую речушку. И каждый раз, его спутникам приходилось спасать его.

Но все это, в общем-то, было простительно для горожанина, каковым его все справедливо считали. Но вот куда хуже было то, что он несколько раз серьезно нарушил правила и табу караванщиков, чем вызвал их сильное раздражение. Но откуда ему было знать, что нельзя отходить мочиться на правую сторону от направления движения каравана? Что подстреленный им белый суслик, – признак чей-то скорой смерти? Что человек вышедший ночью с не завязанным поясом, – приманивает к себе злых духов. А забыть какую-либо вещь на месте стоянки, – к задержке в пути. Караванщики, будучи людьми суеверными, очень серьезно относились к подобным вещам. Их жизнь была переполнена таким количеством примет, суеверий и запретов, – что человеку, выросшему в другой культуре, наверное, не хватило бы жизни, чтобы узнать их все. И наш герой, по-незнанию постоянно умудрялся совершать какой-нибудь ужасный, нетактичный, или просто глупый проступок.

Чуть ли не каждый шаг его вызывал ропот, скрытые усмешки, а то и откровенные взрывы хохота окружающих. Никогда он еще не чувствовал себя таким неловким и ущербным.

Но это были только, так сказать, симптомы болезни. Истинная же проблема заключалась в неопределенном Статусе Аттия Бузмы.

Искренне желая научить нашего героя всем премудростям караванной торговли, – Вист Тадий определил его в младшие погонщики. Как правило, эту обязанность выполняли дети лет десяти-двенадцати, постигающие науку перегонки караванов под наблюдением отцов и старших братьев, или, разные прибившиеся к каравану люди без профессии. Когда-то, сам ныне почтенный купец, приняв полностью разорившееся дело своего отца, начинал свою карьеру в этом качестве и был твердо уверен, что не постигнув все азы Перегона, и особенности жизни и мышления погонщиков, – нельзя стать настоящим купцом-караванщиком.

И если бы наш герой действительно был простым погонщиком, – несколько хороших взбучек, сопровождающиеся пояснениями, в чем он ошибся, быстро научили бы его вести себя правильно.

Но он простым погонщиком не был. Утром он вставал, ел из общего котла, обихаживал лошадей, к которым был прикреплен, и навьючивал их. Но стоило каравану тронуться в путь, он занимал место около Старшего караванщика, и вел с ним какие-то беседы.

А Старший Караванщик, – подобно капитану корабля, был первым после богов, на все время движения каравана. Он имел право наказать, выгнать и даже убить любого, кто к каравану присоединился. Так с какой стати, какой-то молокосос…???

Конечно, будь Аттий Бузма Купцом, или Господином, существом стоящим куда выше обычного погонщика, – никто бы даже и фыркнуть в его сторону не посмел. Но он не вел себя как господин…., хотя и на человека, искренне старающегося стать погонщиком, он тоже не походил.

Но и сам Аттий Бузма не слишком-то пытался наладить контакт со своими спутниками, привычно не обращая внимания на их недовольство или насмешки.

Если бы он посмеялся над своими промахами вместе с другими, – он смог бы завоевать расположение, покровительство и помощь окружающих. Если бы откровенно злился, – опасение разозлить того, к кому покровительствует Старший Караванщик Вист Тадий, – заставило бы его недоброжелателей прикусить языки, и подслащивать его же промахи лестью и добрыми советами.

Но он, по своей старой привычке, либо абсолютно не реагировал на насмешки, либо делал вид, что не реагирует. Из-за чего и прослыл надменным снобом, считающим себя настолько выше каких-то там караванщиков, что даже не снисходит до просьб о помощи. У окружающих быстро сложилось мнение о нем, как о неумехе, неженке, бестолковом маменькином сыночке, в жизни своей палец о палец не ударившим. А люди, добывающие хлеб свой насущный тяжким трудом, – таких не любили. И отнюдь не стремились таким помогать, а вот напакостить, по мелочи……..

Правда вскоре он втянулся. Перестал делать банальные ошибки. Подсматривая за другими, – выучился всему тому, что должен знать простой погонщик. Так что даже самые пристрастные критики, как не старались, не могли зацепиться своими ядовитыми языками за его промахи, и потому просто перемывали его «высокомерные косточки».

А что касается самого Виста Тадия, – он был в полном восторге от своего ученика. Несмотря на некоторые опасения что племянник Аттия Бикма, негласного лидера Второй Гильдии, окажется высокомерным бездельником, – Аттий Бузма, оказался и впрямь достойнейшим юношей, исполненным всяческих добродетелей. Он был неприхотлив, прилежен, старателен, почтителен, умен, честен…, перечислять все его достоинства было бы слишком долго. Некоторые достоинства, с точки зрения Виста Тадия, даже были лишние. Например, в разговорах о своем дяде, его доме, и собственных перспективах унаследовать все его имущество, – он был до безобразия скромен. Конечно это делало честь молодому человеку, даже в столь юном возрасте умеющего хранить семейные тайны от чужих ушей. Но ведь так хотелось узнать побольше, о таком таинственном, и неоправданно влиятельном человеке, как его дядя! Но увы, он молчал, и стоило только попытаться прощупать почву в этом направлении, – вежливо, но твердо переводил разговор на другую тему.

Наконец, спустя две недели пути, они подошли к пограничной крепости, стоящей практически в «тени» Гор. Это был последний реальный оплот Империи на их пути. На земли, лежащие дальше в горах, власть Империи распространялась только юридически. А фактически принадлежала многочисленным кланам горцев.

За последние триста лет, благодаря карательным операциям, происходящим с регулярностью примерно раз в десятилетие, – горцев «убедили» признать над собой власть Империи и прекратить многочисленные разбойничьи набеги на Ее земли. До того, эти набеги, совершались с пугающей регулярностью и были существенной составляющей экономической и культурной жизни Горцев.

Любили, ох как любили они, спустившись со своих горных вершин, пограбить вволю мирных земледельцев, а затем, удрав до подхода регулярных войск, проматывать награбленное, воспевая в песнях свою беспримерную храбрость. Дошло до того, что немалое, даже по меркам Империи, количество плодородных земель, – практически обезлюдело и перестали приносить доход. Терпеть подобное было нельзя! И Империя была вынуждена потратить немало крови и сил на то, чтобы прекратить эти безобразия. Пришлось даже создать совершенно особый род войск, отчасти перенявший тактику самих горцев. Туда набирали самых отчаянных головорезов, выносливых и физически крепких. Бойцов этих отрядов вооружали лучшим оружием, владеть которым они учились у лучших мастеров Имперских Войск. На прокорм и экипировку бойцов, – выделялось втрое больше денег, чем на обычного латного пехотинца, (отнюдь не страдавшего от голода).

Поначалу Войско Миротворцев, (так назывался этот род войск), составляли, по большей части из крестьянских детей, (преимущественно из Северных земель Империи), чьи родители были бедны настолько, что отдавали своих отпрысков Армию, только бы не умереть с голоду самим. Это были крепкие ребята, (слабые просто не доживали), привыкшие к суровым условиям жизни, и знакомые с Горами, которые на их родине хоть и были пониже да поглаже, но все-таки были. Туда же сваливали и помилованных каторжников, захваченных живьем разбойников и сильно проштрафившихся солдат. Очень для многих, служба в этих войсках заменила смертную казнь.

Но со временем, когда миротворцы завоевали славу, уважение и популярность, – службой в них стали гордиться даже потомки самых влиятельных родов Города и Империи. Тем более, что усиленное финансирование и некоторое пренебрежение общеармейскими правилами, делало Миротворцев своеобразной «элитой». Не говоря уж о том, что по традиции, каждый третий наследник Мэра, становился почетным командиром Миротворцев, едва только приобретал способность самостоятельно стоять на ногах. А близость к столь высокой персоне…………………………………………………..

Но, несмотря на все это, Миротворцы по-прежнему оставались крутыми ребятами, десяток которых был способен уничтожить полсотни горских варваров. А сотня обращала в бегство тысячу.

Отряды эти, действуя относительно небольшими, (по меркам действующих на равнинах армий), группами, проходились карательными рейдами по Горским селам, потчуя местных жителей тем же кушаньем, которым они любили угощать имперских земледельцев. Не сразу, но до горцев все-таки дошло, что трогать Империю чревато большими неприятностями, и в первую очередь для их же жен и детей. Так что, с убийств и грабежа, подданных империи, они переключились на убийства и грабеж своих соседей. Но Империи до этого дела не было. Хоть формально на большую часть гор и распространялся Закон Империи, запрещающий убийство одних подданных Империи другими, – власть в лице Наместников, закрывала глаза на межклановые разборки, справедливо считая, что чем больше одни горцы перебьют других, тем меньше их останется.

Раз в двадцать-тридцать лет, их становилось слишком много, или память о последнем карательном походе начинала тускнеть, – и в Горах начинала витать идея об очередном восстании. Несколько крупных кланов устав воевать друг с другом, объединялись и с примкнувшими к ним более мелкими группками повстанцев, спускались в долины.

Чаще всего они сразу натыкались на поджидавшие их регулярные войска Империи, и поджав хвосты удирали обратно. Они торопились быстрее спрятать семьи и скотину в тайных ущельях, до подхода Миротворцев. При этом они горько сетовали на судьбу, которая непонятно откуда, именно в это время, привела, проклятые имперские легионы им навстречу. Но как догадается даже не самый проницательный читатель, – судьба была здесь не причем. Функцию судьбы в данном случае успешно выполняла Ловчая Служба.

Правда иногда, даже она давала промах, и счастливые до потери памяти горцы успевали ограбить несколько десятков ферм и усадеб. Затем, быстро подходящие из крепостей войска, вытесняли их обратно в горы. Ущерб от этих набегов был минимален, но….

Но Империя не могла позволить каким-то там горцам нарушать ее священные законы. И потому отправляющиеся вслед за повстанцами Миротворцы, заставляли заплатить их за удачный набег десятикратную цену. Но память о такой удаче, потом еще долгие годы тешила гордость недалеких горцев.

С последнего восстания прошло уже больше тридцати лет, и горцам уже давно было пора вновь проявить свой темперамент. Их затянувшееся миролюбие, начало всерьез беспокоить Ловчую Службу и Армию, ибо навевало мысли о том, что горцы поумнели. А хуже злобного, бешеного горца, – был только умный, затаившийся горец.

Вот поэтому-то, Скорпион и отправился в свой путь, в числе многих других Ловцов, занимавшихся примерно тем же самым. Но только ли за этим?

– Так значит вы утверждаете, многоуважаемый Вист Тадий, что золотой империал, не котируется в Горах, в качестве единой валюты? Тогда что там считается единым мерилом стоимости?

– Овечья шкура мой мальчик. Обычная овечья шкура! Наш полновесный золотой империал стоит тут, примерно двести пятьдесят овечьих шкур. Но вот два полуимпериала, стоят уже около трехсот сорока, – трехсот шестидесяти шкур. А все потому, что Горцы так и не поняли смысл указа восемнадцатого Мэра из рода Романов, «о Сплавах Ценных Металлов». И потому, всерьез считают, что четыреста двадцать драммов* (*драмм, – мера веса, по странному, почти мистическому совпадению равная одному грамму), веса полновесного империала, стоят меньше чем пятьсот двадцать драммов, общего веса двух полуимпереалов. Деции*, (* одна десятая часть полуимпериала), добавки серебра в которых составляют больше половины веса, ценятся ими еще дороже. Двадцать дециев, это цена почти пятисот овечьих шкур. Но вот медная монета у них ценится очень дешево. Так что двести кентов* (Кент* – одна сотая полуимпериала), – стоят чуть меньше ста восьмидесяти шкур.

– Сколько же они дают за кент?

– Хороший вопрос мой мальчик! В зависимости от состояния монеты, – если очень старая и потертая, – одну шкуру, новая и блестящая, – две.

– Но неужели эти горцы и впрямь так глупы, что не понимают, что все эти монеты являются частью единой системы, и их разный вес объясняется разной долей золота в сплавах, из которых они состоят?

– А кто ж им скажет…..?!?! Впрочем это шутка. Горцы живут очень бедно. Даже Старшины их самых сильных кланов, едва ли богаче среднего купца Второй Гильдии. А для большинства обычных людей, – хранить сбережения в деньгах, бессмысленная роскошь. Уж лучше купить овечьи шкуры, замотавшись в которые, можно пережить зимние холода. Или обменять эти шкуры на нож, топор, наконечник копья, иголку, медный котелок, – все эти вещи имеют реальную ценность в глазах Горца. А монеты…? Из мелких монет можно сделать красивые бусы для дочери или жены Старейшины, или пришить золотой империал к шапке, чтобы соседи обзавидовались…. Деньги это предмет роскоши, доступный немногим, потому большинство населения в них особо и не разбирается.

– Но что тут сложного? Любой мальчишка из Нищих районов, с детства знает, сто минимов это кент, что десять кентов, это деций, десять дециев, – полуимпериал, два полу……

– Они знают об этом с детства, потому что с детства пользуются подобной системой. К тому же, не ставя под сомнение твое знание мальчишек из Нищих Кварталов, – Вист Тадий усмехнулся насмешливо, и немного покровительственно, словно бы говоря, – «Да видел ли ты богатый мальчик, хоть одного представителя Нищих Кварталов?», – я все же позволю себе усомнится в том, что они смогут отличить полуимпериал от империала. Лично я, впервые увидел империал уже в весьма почтенном возрасте….. Но мы сильно ушли в сторону от основной мысли нашей беседы.

Подытоживая все выше сказанное, позволю дать тебе совет; – Когда имеешь дело с горцем, помни, что его представление о стоимости той или иной вещи, очень сильно отличается от твоего. Медный котел, реальная стоимость которого с учетом расходов по доставке не превышает деция, что равняется, как ты помнишь примерно пятидесяти овечьим шкурам, – в глазах горца является большой ценностью. Молодой парень не сможет жениться, если не обзаведется как минимум двумя котлами. Один из них он должен вложить в выкуп за невесту, другой, – продемонстрировать гостям на свадьбе, подтверждая свою состоятельность в качестве кормильца семьи. По этой причине, стоимость котелка здесь равняется примерно трем – четырем сотням шкур. Которые мы сможем продать в том же Городе, почти за полуимпериал.

Но упаси тебя Мермед, купиться на предложение приобрести их Слезы Гор. Это обычный горный хрусталь, который на Севере добывают в огромном количестве. Здесь он редок и Горцы считают его волшебным, священным, и прочая, прочая, прочая. Но его реальная стоимость на рынках Империи, немногим больше стоимости булыжников на дорогах.

Теперь, что касается оружия, – темы, которая должна быть тебе особенно близка. Думаю не мне учить наследника Аттиев, разбираться в оружии. Ты, только по шелесту покидающего ножны клинка, должен сразу определять его цену, и не мне тут тебе советовать. Но…, но позволю тебе сказать только, что покупать оружие у горцев в основном не следует. То, что они производят сами, – отвратительнейшего качества, а то, что привозят из вне, – дешевле приобретать в местах его производства.

Но все это относится к чисто прикладному пониманию понятия «оружие». Есть еще и точка зрения коллекционера и любителя диковинок. А по этой части, – горы, это золотое дно.

Оружие тут очень дорого, его мало, и обращаются с ним крайне бережно, передавая из поколения в поколение.

Но горцы люди бедные, а потому практичные, и юноши которые носят на поясах мечи времен Первой или Второй Династии, с радостью обменяют их на нечто более новое.

Так что если ты, своим наметанным глазом увидишь какую-нибудь диковинку, оценивай ее с этой «практической» точки зрения. И старайся не показывать свой интерес. Местные считают себя страшными хитрецами, и увидев твою заинтересованность, заломят десятикратную цену.

В этом городе мы пробудем три дня. Первые два, ты проведешь рядом со мной, осваивая технику торговли с дикарями, а на третий, я отпущу тебя в «свободное плавание». Если ты увидишь что-то, что покажется тебе действительно ценным, но на приобретение чего тебе не хватит предоставленных дядей средств, – ты можешь рассчитывать на мой кредит…, в разумных конечно пределах….

Как и было сказано, следующие дни Аттий Бузма, словно хвост за собакой, следовал за своим патроном Вистом Тадием. Тот неспешно прогуливался по базарной площади, заходил в трактиры, посещал лавки и дома местных купцов. Судя по тому, с каким почтением его здесь встречали, Вист Тадий был человеком известным и уважаемым. То, что поначалу Аттий Бузма счел неспешными прогулками, обернулось рядом сделок, заключенных, по местным меркам, с совершенно невообразимой скоростью. За первый день он определился с ценами и собрал информацию об основных партиях товаров, (это были в основном все те же овечьи шкуры и товары в той или иной мере с овцами связанные). А к концу второго дня закупил товаров общей стоимостью почти на три Империала, заключив целых пять сделок.

Оценить, насколько это было молниеносно проделано, Аттий Бузма смог на следующий день, когда почти полдня торговался из-за показавшейся ему забавной статуэтки из камня, изображающей то ли ребенка, то ли кошку. По причинам, о которых читатель может догадаться и сам, – статуэтка эта показалась ему чем-то очень близкой и знакомой. Поэтому, он не пожалел бы и того самого деция, что просил за нее подросток с глазами пытающегося хитрить пса. Но вовремя вспомнил, что купцы так не поступают, и потому, покопавшись в кошельке, предложил торговцу старенький, полуистертый кент. Подросток отверг его с таким негодованием, словно ему предположили продать за этот кент родную сестру. А потом, быстро и громко тараторя в основном по горски, лишь изредка, к месту и не к месту употребляя общеимперские слова, с таким азартом начал доказывать своему покупателю ценность этой статуэтки, что наш герой чуть было не забыл, что должен скрывать свое знание Горского языка, и не ответил ему на том же наречии. По словам продавца, статуэтке этой было не меньше тысячи лет, что сделана она была из очень редкого, и потому очень ценного камня, и только в силу этих обстоятельств, уже просто обязана обладать волшебной силой. А если еще учесть что это изображение великого и ужасного демона Страшшшстсхекшшша, то талисман этот является настолько сильным и ужасным, что ………………………………………., и потому стоит не меньше девяти новеньких, и очень блестящих кентов.

Посмотрев на грязные, растопыренные прямо у него перед носом ладони, с поджатым большим пальцем на одной из них, герой наш пренебрежительно фыркнул, швырнул статуэтку обратно и, указав пальцем на кучку лошадиного дерьма, изобразил, будто лепит из него что-то подобное, затем, снова порывшись в кошельке достал уже новенький, блестящий кент.

То что изобразил в ответ мальчишка, стоило отдельной платы. В его словах, жестах и гримасах, так тесно переплелись мольбы, уверения, проклятья, клятвы и апелляции к различным богам, что наш герой пообещал себе не сойти с этого места, до тех пор, пока не собьет цену хотя бы до пяти кентов.

Закипела жаркая битва. Очень скоро, вокруг них образовалось кольцо зрителей, наслаждающихся этим, в высшей мере достойным зрелищем. Они подбадривали участников, сопереживали им, и даже, кажется, делали ставки.

Но в конце концов, использую язык мимики и жестов, участники торговой войны договорились на два новеньких, и один старый кент, после чего ударили по рукам и разошлись страшно довольные собой. Аттий Бузма радовался первой в своей жизни торговой сделке, а горский мальчишка тому, как ловко он облапошил этого имперского лоха. Впарив ему ни на что негодный кусок камня, который его старших брат, притащил из грабительско-воровского набега на соседний клан, за целых два новеньких, и один потускневший кент. А ведь брат собирался его просто выкинуть…. Особенно его веселило то, что он выдал этот никчемный камень, за изображение какого-то несуществующего демона. А этот дурак и поверил……

Ни горец, ни, что удивительно, Аттий Бузма, не заметили внимательных глаз, пристально наблюдавших за этой сделкой…….

На следующий день, с раннего утра Старший Караванщик Вист Тадий, поднял свой караван и повел его в горы. И для нашего героя настала очередная пора учиться всему заново.

До этого он слышал про горы, рассматривал изображения на картинках, видел их силуэты по дороге через равнину, но он и представить себе не мог…..

Горы были величественны и грандиозны, и непохожи не на что, с чем он раньше сталкивался. Рассматривая картинки, и слушая рассказы, он представлял себе что Горы, чем-то похожи на Город. Вершины, – дворцы, проходы между ними, – улицы, а горные хребты, – городские стены.

Но если это и было похоже на город, – то на город великанов. Даже дворец Мэра или Дом Сената, – казались маленькими и ничтожными по сравнению с самой маленькой и ничтожной горой, что встретилась на их пути. Да и вообще, Горы не были Городом, и даже не были на него похожи. Горы были…. Горы напоминали…. Словно….

Нет, Горы, это Горы, и сравнивать их с чем-либо, что Горами не является, было глупо и бессмысленно. И к Горам надо было привыкать.

Оказалось что все те знания и навыки, что он приобрел, путешествуя по равнине, недостаточны для Гор. Даже обычная ходьба здесь имела свои особенности. Иногда приходилось идти все время вверх, так что к концу дня ноги дрожали от непривычной нагрузки. А потом идти вниз, ловя ногами, так и норовящую выскользнуть из-под них тропу. А иногда тропа, шла вдоль склона, так что один ее край был выше другого, и идти по такой тропе было сущее наказание. Непривычными были места ночлега, сильные перепады температур, звуки, запахи…. А когда они поднялись так высоко, что могли смотреть на облака сверху вниз, – стало трудно дышать, и под ногами захрустел снег.

Аттий Бузма и раньше несколько раз за свою жизнь видел снег. Когда зимы были особенно холодными, с неба вместо привычного дождя падали эти странные белые штуки. Они падали на землю и крыши домов, покрывая их тонким грязновато-белым слоем, который потом растекался холодными лужицами.

Но здесь снег не только падал, но и лежал, лежал толстым слоем, и не желал таять. И он не был грязным, а наоборот, – его белизна ослепляла. А холод обжигал. А ноги проваливались в него, вязли в нем, или скользили…. А одежда была непривычно тяжелой, ее было много, и она сковывала движения. Но плохо защищала от холода, который все равно проникал в каждую незакрытую щель или прореху. А изо рта шел пар…. А лицо покрывал тонкий слой льда, из носа текли сопли….

Для нашего, пусть и заклеенного Аттия Бузмы это было слишком. Он заболел, заболел, может быть впервые в жизни, и оттого не сразу понял, что с ним происходит. Почему ему становится то жарко, то холодно, почему тошнит при виде еды, откуда такая жуткая слабость?

К счастью Вист Тадий вовремя заметил симптомы, и на ближайшем привале, замотав его в несколько одеял, отпаивал отваром ягод сшшашца и гитиновой коры. К утру ему полегчало, настолько, что он мог сесть на лошадь Виста Тадия, и продолжить путь верхом. Остальным караванщиком конечно сильно не понравилось, что «этот маменькин сынок едет верхом, пока мы рвем жилы на самом трудном месте перевала». Что дало им повод вновь припомнить Аттию Бузме все его прошлые прегрешения, про которые они уже стали забывать.

Орсшошмшсшкий перевал, который им предстояло преодолеть, и вправду был одним из самых тяжелых на Большой Горском Тракте. Переход через него всегда стоил большого напряжения и огромных усилий, а зима в этом году была особенно холодной и затяжной. Караванщики выбивались из сил, и эта постоянная усталость выливалась в раздражение и злобу. И главной мишенью для этой злобы оказался Аттий Бузма.

Это произошло, когда самый тяжелый участок Орсшошмшсшского перевала был уже пройден. Тропа почти постоянно шла вниз, воздух стал теплее, и дышать стало легче.

Все случилось внезапно. Наверное, ни один из участников произошедшей драмы, даже не подозревал о том что произойдет через мгновение, но усталость и злоба сделали свое дело.

Аттий Бузма, еще толком не отошедший после своей болезни, отдыхал пользуясь недолгим полуденным привалом, подставив лицо едва заметному теплу солнца. Жара как такового у него уже не было, но сильнейшая слабость еще одолевала его. Несмотря на уговоры Виста Тадия, сегодня он, в подобающих купцу выражениях, вежливо отказался продолжать свой путь на лошади такого уважаемого человека как Вист Тадий, ибо………., и проделал весь путь от восхода до полудня пешком. Ему это удалось, несмотря на то что было несколько моментов, когда он уже почти готов был взять свои слова обратно…, но так и не сделал этого.

И сейчас, разморенный этим недолгим отдыхом, едва заметной теплотой солнца, и сладкой негой в натруженный мышцах, он впал в блаженное состояние полудремы. Состояние это было настолько блаженным и таким расслабляющим, что, вопреки усвоенным с детства рефлексам, он не заметил как стал объектом, чьего-то пристального и недоброжелательного внимания.

– Ишь, сосунок паршивый, развалился прямо посреди дороги, – провозгласил чей-то недовольный голос, прямо у него над ухом, – А ну пошел прочь отсюда!

Если бы здоровенный караванщик, пожелавший пройти от своего верблюда к костру, прямо через Аттия Бузму ограничился только этой недружественной речью, – трагедии, скорее всего так бы и не произошло. Но! Но он почему-то решил подкрепить свою речь пинком ноги.

Читатель, который, (Автор на это сильно надеется), еще помнит первые страницы книги, может догадаться, что произошло дальше….. И возможно ошибется!

Ошибется, если подумает что наш герой просто увернулся от предназначенного ему пинка.

Возможно, будь он прежним Бумбой, или будь у Аттия Бузмы, хоть на долю секунды больше времени на раздумье, – он так бы и сделал. Но тело, прошедшее жесткую тренировку Школы Ловцов, – повело себя иначе.

Совершив немыслимый, с точки зрения обычного человека, кульбит, герой наш ушел от удара ноги караванщика, и тем же движением подсек его вторую ногу.

Тот упал, взревев вскочил на ноги, вытащил нож, и бросился на Аттия Бузму.

Рефлексы опять сделали свое дело. Рука с ножом была перехвачена, одновременно с этим тело Аттия Бузмы ушло с линии атаки, а острия ножа при этом повернулось в сторону своего хозяина и пропоров тяжелую овчину полушубка, – воткнулось в его живот.

Первые несколько мгновения, наблюдатели, с удовольствием предвкушавшие зрелище избиения маменькиного сынка, (вдвойне приятней было наблюдать за этим, понимая, что ни тебя за это накажут), слегка оторопели. Потом до них дошло что же произошло….

Потом трое братьев пострадавшего бросились мстить.

Спустя десяток секунд, на поле боя лежало уже два трупа, один человек с переломанными костями, и еще один, катился по крутому склону к ближайшей пропасти.

А над всем этим безобразием, стоял парнишка, лет эдак двенадцати, с изможденным после болезни лицом, и несколько удивленной гримасой на вышеуказанном лице.

– ***************** твою ******** мать. ***************** боги, ***************в ***************к ********************– здец! – глубокомысленно высказался один из неформальных лидеров караванщиков. – это как же так? Это что же такое происходит? Да как эта тварь…..

– А ну-ка заткнись Дисий. – голос Главного Караванщика, заставил смолкнуть поднявшийся было ропот. – Или теперь ты претендуешь на право Старшего?

– Нет, почтеннейший Старший Караванщик Вист Тадий, но…..

– Но вот тогда и заткни свою пасть, до тех пор пока я не разрешу тебе ее открыть.

Аттий Бузма – Я Вист Тадий, купец Третьей Гильдии, имеющий лицензию Старшего Караванщика дарованную мне Сенатом Империи, во исполнение делегированной мне власти муниципального Судьи, – обвиняю тебя в убийстве и нанесении тяжких увечий!

Согласен ли ты подчиниться Суду Империи? – Аттий Бузма утвердительно кивнул головой, – Тогда отстегни свой нож с пояса, и отдай его мне. – Аттий отдал свой нож, который он так и не удосужился вынуть из ножен во время скоропалительной схватки.

– Караванщик Дисий, – властью Имперского муниципального Суда, – ты назначаешься Правой рукой Суда. Клянешься ли ты, именами бога правосудия Юриза, бога торговли Мермеда, и любого иного бога по твоему пожеланию, что будешь честен и справедлив?

– Клянусь именем Юриза, Мермеда, и Проходимуса, бога дорог, что буду честен, справедлив, и покорен воле суда.

– Тогда отбери из присутствующих здесь Левую Руку Суда.

Дисий выбрал второго неформального лидера погонщиков, которого Вист Тадий, также привел к присяге.

Потом к присяге были приведены все свидетели и обвиняемый. И Суд начался.

Для начала были опрошены свидетели и изучены вещественные доказательства. Последних оказалось немного. Это были ножи потерпевших, один из которых был вынут из самого потерпевшего. Тяжелый посох другого потерпевшего, которым обвиняемый перебил тому ноги. И нож самого обвиняемого, который, по показаниям всех свидетелей, не покидал своих ножен во время драки.

Если в начале Суда у Аттия Бузмы еще и были какие-то опасения в отношении своей участи, то по мере его развития, его невиновность, становилась ясна даже самым злобным ненавистникам нашего героя. И немалая заслуга в этом принадлежала Судье.

Нет, он отнюдь не подсуживал Аттию Бузме, не отметал невыгодных ему свидетелей, не переиначивал их слова….

Но ответы свидетелей, на задаваемые им вопросы, рисовали совершенно определенную картину. Даже сам Аттий Бузма, изучавшей в Школе Ловцов и юризпруденцию, и искусство обмана и софистику, – не смог бы подловить его на протекционизме собственной персоне. Что уж говорить о безграмотных погонщиках? Они чесали в затылках и только удивлялись, как это получается, что проклятый маменькин сынок вновь оказывается белым да пушистым, в то время как они…..

– Опрос свидетелей закончен, улики рассмотрены. Пусть Руки Суда, выскажут свое мнение о виновности обвиняемого.

– Да по всему выходит, что он только защищался, – проговорил Дисий, – с некоторым удивлением глядя на Аттия Бузму. – Ватий вполне мог пройти мимо обвиняемого, не трогая его. Он сам первый оскорбил обвиняемого и сам нанес первый удар. Он первый выхватил нож и напал на обвиняемого. И обвиняемый убил Ватия его собственным ножом, в то время как нож обвиняемого не покидал ножен. (Хоть я ума не приложу как такое возможно). Братья убитого попытались отомстить и напали на обвиняемого. Он вырвал посох из рук Гасия и переломал им тому ноги, затем, тем же посохом выбил нож из руки Занса и столкнул его в пропасть. А Кунсу, который обхватил обвиняемого сзади, он как то умудрился сломать шею, хоть она у него была потолще, чем у иного быка. Колдовство не иначе!

– Правая Рука, – ты обвиняешь подсудимого в колдовстве?

– Сохрани Боги! Конечно нет!

– Во всяком случае, Данный Суд, не вправе решать дела о колдовстве, но по возвращению в Город, ты имеешь полное право обратиться со своим обвинением к суду Понтифика…

– Боги упаси связываться с ……

– В таком случае, я, – Вист Тадий, облеченный Сенатом Империи правами Судьи выношу приговор Суда.

Аттий Бузма, ты обвиняешься в убийстве Ватия, убийстве Занса, убийстве Кунса, и нанесении тяжких увечий Гасию.

В убийствах Ватия и Кунса, а также в нанесении тяжких увечий Гасию, ты признаешься невиновным, ибо Судом было доказано, что ты осуществлял свое право на защиту.

Что же касается убийства Занса, – ты признаешься частично виновным. Ибо вышеуказанный Занс, хоть и бежал к тебе с обнаженным ножом в руке, все же не успел совершить прямого нападения на тебя, а значит, его действия можно трактовать двояко.

В то же время, Суд принимает во внимание, что подобными своими действиями, вышеуказанный Занс, мог спровоцировать твое на него нападение, что частично снимает с тебя вину в его смерти. Суд так же принимает во внимание тот факт, что результатом твоего нападения на Занса, стало выбивание из его руки ножа. Последовавшее за тем падение со склона, могло быть вызвано неловкостью самого Занса, что также снимает с тебя часть вины.

Учитывая все вышеуказанные обстоятельства, Суд приговаривает тебя к штрафу в пользу Империи в размере пяти дециев и уплате родственникам убитого Занса суммы в один деций, если таковые предъявят тебе свои претензии.

Суд, не счел возможным даровать родственникам убитых Ватия, Занса, Кунса и покалеченного Гасия, право кровной мести, и любые попытки таковой мести со стороны вышеуказанных лиц, будут считаться преступлением против Империи.

Правая и Левая руки Суда, – согласны ли вы с вынесенным приговором?

– Да.

– Согласен.

– Приговор объявляется утвержденным.

Дисий, хватит корчить из себя Правую руку суда, лучше займись Гасием. Положи ему на места переломов пережеванной Гитиновой коры, и наложи лубки. Вы трое, – указал он на сидящих чуть в стороне погонщиков, – упакуйте тела. Копать могилы здесь, – проще повесится. Спустимся ниже, и удостоим их должного погребения. Остальные – начинайте навьючивать верблюдов. А ты Аттий Бузма, зайди-ка ко мне в шатер, для серьезного разговора.

Аттий Бузма вошел вслед за своим наставником в легкий, но плотный шатер, в котором Вист Тадий предпочитал укрываться от ветра.

Старший Караванщик, переступив порог, сразу как-то сгорбился и погрустнел. Лицо его, еще несколько минут олицетворявшее собой строгость и неподкупность суда Империи, вдруг как-то осунулось и словно бы постарело на несколько лет. Он, по-стариковски прошаркал, в глубину своего шатра, достал из сундука флягу, и надолго присосался к ней.

– Фу-фх, – фыркнул он, оторвавшись от горлышка фляги. – Я уже почти двадцать лет вожу караваны, но впервые выступая в роли Судьи по делу об убийстве одного караванщика другим. Чего только не было за эти годы. И на варваров-разбойников нарывался раз двадцать. И в самую середку войны за наследство в Колопском царстве случайно забрел. А лет десять назад, меня вот как раз на этом перевале сошедшая лавина отрезала от всего остального мира, и мы почти сорок дней тут помирали от голода и холода. Но даже тогда….

Ты хоть понимаешь, насколько это плохая примета, – убийство одного караванщика другим? Не успею я пройти до Гермиса и вернуться обратно, как слух об этом происшествии обойдет все стоянки погонщиков. И кто после этого наймется ко мне?

– Но я…..

– Да ты. Конечно…. Я понимаю, ты только защищался…. Но вот скажи-ка мне, Злыдень тебя побери, – как это ты умудрился уложить четырех человек быстрее, чем я успел пару раз моргнуть? Даже боевой пес, возился бы дольше. Да что пес, небось, даже гвардеец Мэра, или Ловец не смогли бы …….

– Да нет, они бы думаю, смогли бы и побыстрее. Это…., одна из тайн нашей семьи. Те кто долго торгует оружием……….

– Что, сам превращается в колопский меч?

– Нет, но овладевает искусством обращаться с ним.

– Ох уж эта ваша семейка! Я конечно очень уважаю твоего дядю. И конечно, очень польщен оказанной мне честью….. Но признаться, – стоило мне увидеть тебя, – я сразу, вот просто как-то мгновенно почувствовал что-то не то. Да позарился на…. Жадность, жадность подвела меня.

Вот ведь, все вроде в тебе хорошо да правильно, а только – какой-то ты не такой. Неправильный. И взгляд у тебя, и повадки…. Ты часом не демон?

– Нет.

– А кто ты?

– Я, – Аттий Бузма, из фамилии Аттиев, сын Гапида Фузия и Аттии Эмилы, племянник и воспитанник Аттия Бикма, купца Второй Гильдии.

Вист Тадий долго смотрел на своего воспитанника, потом махнул рукой, еще раз надолго приложился к фляге и сказал; – …. И Злыдень с тобой, уж прости, что поминаю Проклятого, но…. Слушай меня внимательно Аттий Бузма. Ради твоего дяди, я сделал все возможное, чтобы защитить тебя от моих караванщиков, (или, – их от тебя). Я наложил на тебя штраф в казну и виру родственникам, чтобы воспрепятствовать попыткам мести со стороны последних.

Я пообещал твоему дяде, что возьму тебя в свой караван, и обучу всему что знаю, и я выполнял свое обещание, но…. Но теперь держись от меня подальше!

Ты проклят, ты нечист, твоя душа смутна. И ты будешь таковым до тех пор, пока тебя не отмолят в храме Прощающего. До тех пор, ты будешь спать вне пределов лагеря, готовить себе пищу у отдельного костра и идти на сто шагов позади каравана.

Я верну твоему дяде деньги, которые взял за твое обучение.

Вист Тадий немного помолчал, а потом сказал уже совсем другим тоном. – Пойми Аттий Бузма, – ты нравился мне, ты странный, но весьма достойный юноша. Но теперь, – я тебя боюсь. Еще сильнее я боюсь гнева твоего дяди. Но гнева Богов, я боюсь еще больше.

Аттий Бузма пожал плечами и молча вышел из шатра. Ему было грустно. Почти так же грустно, как было тогда, когда Сынок убил Бычару. За время похода, он успел по-своему привязаться к Висту Тадию. Этот человек был интересен ему, и от него исходила странная доброта. Доброта сильного человека, такого же как Бычара. Теперь этот человек был для него потерян, потому что боялся его.

Увязывая свои немногочисленные вещи в отдельный тюк, Аттий Бузма пытался понять причины произошедшего. Ну злоба погонщиков его не удивляла. Он привык к злобе. Злоба присутствовала в его жизни всегда. И тогда, когда будучи помоешником он дрался за кусок плесневелого хлеба, и когда увертывался от пинков прохожих. И во время жизни у Шакалов, – он привык ловить на себе взгляды полные ненависти. А что уж говорить о Школе Ловцов? В это время Злоба переполняла и его самого, и учителей ломавших волю непокорного ученика, и его соучеников, яро завидующих его успехам.

И почувствовав злобу со стороны погонщиков, – он отнесся к ней так же спокойно, как и к дождю, ветру или снегу….. Хотя нет, – снег беспокоил его куда сильнее.

А ведь он легко мог бы завоевать их доверие! – словно вспышка, эта мысль полыхнула в голове нашего героя. Ведь в Школе Ловцов его учили, как с помощью нехитрых приемов завоевывать любовь и расположение людей. И он вовсю пользовался этими приемами, что бы завоевать доверие и любовь Виста Тадия. Но ему и в голову не пришло, сделать тоже самое в отношении остальных караванщиков.

Так почему же он этого не сделал? Не посчитал нужным тратить время на второстепенных людишек? Но ведь в Школе Ловцов, ему неоднократно говорили, что второстепенных людишек не бывает. Каждый человек может оказаться полезным! И на каждого человек стоит потратить свое время и обаяние.

А может, он этого не сделал как раз потому, что в Школе его учили поступать именно так? Но ненависть к Школе в данном случае сыграла с ним весьма злую шутку!

Конечно Школа Ловцов была достойна ненависти. За то, что в ней он как нигде узнал, что такое несвобода, за то, что в ней ломали и уродовали его душу. Но ведь и научила она его очень многому. Большая часть того, что он знает и умеет, была получена именно там.

И какого Злыдня, он вообще согласился на это задание? Почему не сбежал на первой же ночной стоянке? Его удержал страх быть пойманным Ловцами? – Да, наверное. Сейчас, немного узнав, что представляет собой Ловчая Служба, он понимал насколько длинные у нее руки. И что спрятаться от этих рук, будет трудно даже за пределами Империи.

Но нет. Если быть честным с самим собой, надо признать, что захоти он действительно убежать от Службы, – страх перед ее длинными руками его бы не остановил. Он был готов пойти на такой риск, как в свое время был готов выйти на поединок против Чирья.

Страх перед неведомым миром? Может он удержал его от подобной попытки? Наверное, тоже нет. Заглядывая себе в душу он не находил там никакого страха. Тогда что же?

А может, он просто не знал куда бежать? Побег, означает возврат к чему-то, что было тебе дорого, или устремление к некой мечте. Но Скорпиону было некуда возвращаться.

Снова стать помоешником, пытаться добиться авторитета у Шакалов? – об этом и говорить то было смешно. Старшие братья? – Старших Братьев уничтожили по приказу Мэра. Да и не хотел он к Старшим Братьям…..

В Школе он мечтал только о том, что бы вырваться за ее пределы, – даже не задумываясь, что ждет его там. А ждало его, в лучшем случае прежнее одиночество и всеобщая злоба. Почему? – да потому, что наш герой так и не научился быть как все. И даже не умел таковым прикидываться.

Ведь даже Вист Тадий, добрый, справедливый и изначально расположенный к нему человек, и то почувствовал в нем какую-то чужеродность.

А Генерал Викт, почувствовав это его слабое место, предложил ему самую большую ценность, о которой грезит любой изгой, – стать частью общества, быть нужным и полезным для других. Влиться в семью. Хотя бы в качестве агента Ловчей Службы. Вот ради этого и пошел наш герой на это тяжелое и опасное задание.

И судя по всему, – бездарно провалил его. Провалил, только потому, что не смог вписаться в коллектив, не пожелал тратить свое время на этих людей, и потому что….

… А ведь что-то тут не так!!!! Ну не мог он, просто так, ни с того ни с сего, прикончить этих людей. Это было ни в характере прежнего Бумбы, и не согласовывалось с тем, чему обучали Скорпиона в Школе Ловцов.

Прежний Бумба, мог бы просто увернуться от удара, и спокойно продолжить свой отдых. А Скорпиона учили, что физическое воздействие на объект, возможно только в самом крайнем случае. Их даже специально обучали принимать на себя удары так, чтобы избежать существенных повреждений. «Иногда лучше позволить избить себя, чем проявив свое умение, выдать принадлежность к Ловчей Службе». – Так им постоянно говорили почти на всех занятиях по боевой подготовке.

Так почему же он…..? он ясно помнил, как началась, и как проходила драка, закончившаяся столь трагично. Он действовал спокойно и четко. Даже более спокойно, чем на обычных тренировках. Он не хотел никого убивать, но убил. Убил, несмотря на то, что в этом не было никакой необходимости. Времени на то, чтобы оценить ситуацию, у него было предостаточно. И противники его были так медлительны, что он без труда смог бы просто покидать их в снег, или надолго обездвижить, нанеся удары по болевым точкам. Но он этого не сделал. Он их простоубил. Даже Гатия, которому он просто переломал ноги, по логике построенной им схемы боя, он должен был добить после того как покончил с остальными. Так почему же он повел себя именно так?

Это было странно. Действительно странно. Откуда взялась в нем та холодная ярость, что толкнула его не убийство? – этому не было ни одного достойного объяснения. Аттий Бузма решил обдумать это, и впредь, тщательно следить за всем, что хоть как-то не вписывается в привычную картину мира.

Он вдруг вспомнил слова Генерала Викта, – «… А все потому что там, против нас будут работать не дикие горцы, а некая организация, способная соперничать даже с нами….».

– А что если это и есть работа тех самых Врагов, о которых его предупреждал Генерал Викт? Он правда, сначала не поверил сказанному, посчитав, что это обычная уловка Службы, с целью сыграть на его чувствах, убедив в существовании некоего страшного и опасного Врага, но…. Но если кто-то из «Тех», находится среди караванщиков, и он подсыпал что-то в отвар сшшашца, который все караванщики пили во время стоянки. Что-то, что вызвало ярость и в нем и в погонщиках…. Кстати, Вист Тадий, который проявил больше всех спокойствия и благоразумия в данной ситуации, отвар сшшашца не любит, и пьет горячее вино с пряностями.

Он тревожно огляделся по сторонам, словно бы ожидая, что вот прямо сейчас, из-под ближайшего камня выскочит что-то эдакое, со страшными зубами и огромными когтями…, и действительно заметил что-то странное.

Все его спутники, включая Виста Тадий, собрались на краю тропы, возле того самого склона, по которому укатился бедолага Занс, и что-то внимательно там разглядывали, о чем-то споря. Хоть и сомневаясь в уместности подобных действий, наш герой, тем не менее, присоединился к группе разглядывающих. Через некоторое время он понял в чем была загвоздка, – Занс, оказывается еще был жив.

Или вернее сказать, – пока еще жив. Он висел где-то за краем обрыва, зацепившись одеждой за выступ скалы, и отчаянно молил своих друзей о помощи. Те были бы рады оказать ее, но не знали как. Веревки, достаточно длинной, чтобы по ней можно было спуститься по крутому склону до края пропасти, а затем спуститься и в саму пропасть у них не было. Да и вообще, люди они были, хоть и много повидавшие, но все же равнинные, к горам не приученные и испытывающие перед ними определенных страх. Даже с веревкой, не многие бы рискнули спускаться вниз по склону, а о том, что бы лезть в пропасть…..

Кое-кто предлагал связать все имеющиеся в наличии веревки, пояса, запасную упряжь и бросать эту снасть на голос Занса, в надежде что рано или поздно она упадет туда, где он сможет до нее дотянуться. Но более здравомыслящие, отметали эти предложения, говоря, что во-первых, пока подобная снасть будет сделана, – Занс уже успеет окочурится. А во-вторых, – попасть веревкой, кидая ее вниз по склону, ориентируясь лишь на голос, – бессмысленное занятие и потому, проще просто сделать вид что Занс уже мертв. Так будет легче и ему, и другим.

Аттий Бузма, выслушал и те и другие доводы, стоя за спинами спорщиков. Потом, решившись, он молча подошел к склону и стал быстро спускаться вниз. Высоты он никогда не боялся. Еще в детстве лазая по заборам и крышам домов Города, он не только научился спокойно смотреть на лежащий внизу крохотный мир, но и приобрел цепкость и прыгучесть бездомной кошки.

Склон был довольно крутой, иногда почти отвесный, но тем не менее, герой наш без труда спускался по нему, то скользя по гладким камням, то быстро перебирая ногами, а то и перепрыгивая через слишком крутые места.

Привлеченные шуршанием гравия у него под ногами, караванщики заворожено смотрели на этот спуск. Ближе к концу, их оторопь прошла настолько, что они начали делать предположения о цели данного предприятия. Немногие идеалисты, слишком хорошо думающие о человеческой природе, – предполагали, что у мерзкой твари проснулась совесть, и он решил покончить жизнь самоубийством. Самые добрые и человеколюбивые, отстаивали версию, что кровожадный монстр, будучи недоволен, что одна из жертв ушла из его кровавых когтей, – решил спуститься вниз, и лично прикончить недобитого врага. И потому просто необходимо, пока он находится в таком уязвимом положении, – закидать его камнями.

Пара-тройка…., не слишком реально смотрящих на жизнь людей, к которым по видимому примкнул и Вист Тадий, робко высказала мысль, что возможно стоит рассмотреть версию, будто бы не исключена вероятность, что может быть, по каким-то, одному ему известным соображениям, – Аттий Бузма решил помочь тому, кого сам же и сбросил в пропасть. И именно поэтому, – закидывать его камнями не стоит…, а возможно даже…… Конечно этих людей заклеймили позором, как ничего не понимающих в жизни безнадежных оптимистов. Ведь каждому здравомыслящему человеку понятно, что……..

– Сбросьте мне какую-нибудь веревку, – раздался голос с края пропасти, – можно не очень длинную, – локтей тридцать вполне хватит.

Наиболее здравомыслящие люди, конечно заявили, что помогать «этому уроду», в его, пусть даже и самых благих начинаниях, – «только хуже будет». Они готовы были силой отстаивать свое мнение, но Старших Караванщик, просто бросил вниз, одну из тех веревок, с помощью которых собирались спасать бедолагу Занса.

Аттий Бузма закрепил одни из ее концов на каком-то скальном выступе, и скрылся за краем пропасти. Минут через десять он появился снова, и начал выбирать сброшенную веревку. Судя по натяжению этой веревки, было нетрудно предположить, что к другому концу ее привязан какой-то изрядный груз.

Данное наблюдение, вызвало ряд пересудов в рядах зрителей. Одни предлагали спуститься вниз и помочь Аттию Бузме. При этом впрочем, они с опаской глядели в пропасть и не трогались с места. Другие злорадно бормотали что, дескать, – «Не вытянет, силенок маловато. Вот ни почем не вытянет!». Третьи просто молча наблюдали.

Аттий Бузма выбрал весь свободно болтающийся конец веревки. Поднялся немного вверх по склону, перекинул веревку вокруг торчащего из склона обломка скалы, сел с противоположной стороны спиной к пропасти и упираясь ногами в камень, стал медленно вытягивать веревку.

Сам бы он наверное и вправду никогда бы не вытянул здоровенного Занса из пропасти. Но видно на другом конце веревки, тоже время не теряли, и вскоре голова этого горемыки показалась над краем пропасти, а за ней последовало и все тело.

Путь вверх по склону был куда проще, хоть и занял куда больше времени. Аттий Бузма поднимался вверх по склону, закреплял веревку и помогал Зансу, который мог действовать только левой рукой, подняться к нему. И вскоре операция по спасению была завершена.

И спасатель, и спасенный были одинаково измучены нелегким подъемом. Но встретили их по-разному. К Зансу отнеслись подчеркнуто доброжелательно. Ему быстро перевязали раненную руку, его хлопали по плечам, предлагали угоститься из фляжек, поздравляли со спасением с таким видом, будто это он сам себя спас. А вот Аттия Бузму так же подчеркнуто старались не замечать. Впрочем, – иного он и не ожидал. И потому слова Старшего Караванщика и для него прозвучали словно гром среди ясного неба.

– Отойдите от Занса! Он тоже не чист! Мы объявили его мертвым. Он и был мертвым. Он был мертвым почти час, пока мы проводили Суд и пока собирали караван. А потом он вдруг ожил….

Наступила ужасная тишина. Многие отшатнулись от Занса, а одна из фляжек, к которой он успел приложиться полетела в пропасть.

-А ведь и вправду, – пронеслось ни в одной голове. – Занс был мертв, он не подавал голоса. Возможно, он был ТАМ, за гранью, и вернулся…., если конечно это он вернулся….

– Да нет почтеннейший Старший Караванщик…, – Занс еще толком не понявший что произошло, продолжал улыбаться, держа в одной руке флягу с вином. – Я там просто сначала башкой о камень стукнулся и типа как отрубился, а потом когда значит обратно врубился, то….

– Ты свалился в пропасть, не подавал голоса почти час, и ничего не можешь вспомнить о том, что за этот час произошло…. Можешь ли ты поклясться Богами, что душа твоя за это время не переступала Грань? И что там, за гранью, к ней не приклеились частицы Зла?

…. Даже не пытайся. Не гневи богов. Сказать это могут только жрецы Кондратия*, (*бог смерти). А до тех пор, пока они не подтвердят твою чистоту, – ты вместе с ним, – кивок в сторону Аттия Бузмы, – будешь следовать позади каравана, и готовить пищу на отдельном костре.

Так у нашего героя появился спутник.

Да. Странноватая получилась ситуация. Как относиться к человеку, убившего двух твоих братьев, искалечившего четвертого и едва не убившего тебя самого?

….А потом спасшего из пропасти, куда побоялись лезть твои лучшие друзья? А как вам относится к человеку, в отношении которого вы совершили все вышеуказанные действия?

И при этом, вы оба изгои, лишенные права общаться с себе подобными? И только этот ваш…, – спутник(?), единственная живая душа, с которой вы можете перемолвиться словом и на чью помощь можете надеяться.

Да. Трудный вопрос.

Конечно, проще всего было не замечать друг-друга. Так Аттий Бузма и Занс и делали, аж до самого вечера. Но вечером, когда шагов за сто от границ поставленного Караванщиками лагеря они нашли один мешочек с крупой, один ломоть копченого мяса и одну горсть сушеного сшшашца, одну вязанку дров и два котелка – им пришлось призадуматься.

Нет, пусть читатель не подумает чего, – продуктов этих вполне хватало на двоих, но как их готовить?

Конечно, можно было разделить продукты на две равные части, хотя это и не просто, для двух, не разговаривающих друг с другом людей. Ведь для того, что бы что-то поделить, – надо сначала договориться о разделе.

Но как быть с котелками, не говоря уж про дрова? Дров то было только-только на один общий костер. Если зажечь два костра, дров еще хватит на приготовление пищи, но вот на то чтобы протянуть целую ночь….

Да и опять же, – если в каждый из них будет варить себе кашу отдельно, то в чем он будет заваривать сшшашц? А как читателю наверно известно, (автору то это точно известно), ягоды сшшашца надо заваривать еще перед тем, как начинать готовить кашу. Только тогда их взвар приобретет должный вкус, полезность и то легкое одурманивающее действие, за которое его особенно любят.

Первым не выдержал Занс, – Может того, в одном котелке жрачку сварганим, а в другом сшшашца запарим? – спросил он, с некоторым испугом глядя на своего возможного собеседника. (Должно отметить, что собеседника этого Занс до одури боялся. После той свирепой и смертоносной трепки, что этот задохлик задал Зансу и его братьям, он стал в его глазах, подобен горному коту, или вообще, – демону. А небольшие размеры и юный возраст, лишь подтверждали это мнение). Если бы, (чего Занс сильно опасался), Аттий Бузма просто забрал бы себе всю еду и котелки, – он бы даже и словом не посмел бы ему возразить на это.

Но Аттий Бузма просто пожал плечами и сказал «Ладно». После чего пошел раскладывать костер. Про то, чей это будет костер, – хитрющий Занс решил заранее не спрашивать, (на всякий случай), решив притулиться к нему потихоньку, когда страшный Аттий Бузма заснет. И если он спросит бедного несчастного Занса, какого Злыдня тот делает у его костра, – всегда можно будет сказать, – «Что дескать…….». Так он и сделал, когда сразу после ужина, измученный болезнью и волнениями прошедшего дня, Зверь в Человеческом Образе, почти мгновенно провалился в глубокий сон.

И ведь надо знать этого хитрющего и ловкого парня Занса! Ведь и проснуться он умудрился на несколько минут раньше Аттия Бузмы! Проснуться и отползти на несколько локтей в сторону! Как будто бы он, так и провел всю ночь, вдалеке от костра!

А что снег у костра примятый?!? А он не знает!!! Сам примялся!!!!

Занс почти жалел, что Аттий Бузма так и не догадался спросить его про примятый снег. Наверное не заметил. А если и заметил, то ничего не понял!

В общем, не так страшен Злыдень, как описывают его в легендах! Ну то есть конечно страшен, но хитрый да ловкий парень, (а других среди караванщиков и не бывает), Занс, – обдурит даже Злыдня!

В обед, (завтракали они остатками ужина), Занс даже не стал спрашивать, надо ли делить продукты, а храбро разжег остатки дров и разогрел остатки ужина, (так уж повелось у караванщиков, что пищу они, готовили один раз в сутки). Свирепый Аттий Бузма не стал возражать, видимо растерявшись от Зансовой наглости, и молча съел поднесенную ему половину, (правда большую).

В общем, жизнь изгнанника оказалось ни такой уж и страшной. Вот все остальные ребята, сейчас например, проходят Гибельный Спуск. Тропа, почти на протяжении куламитра*, (* единица длины, по странному совпадению равная километру), проходящая под весьма крутым углом. Спустить по ней караван, – это тяжелая и мучительная работа. Каждое тягловое животное надо развьючить, затем осторожно, страхуя и спереди и сзади, провести по тропе вниз. Затем вручную перетащить туда же вьюки, затем снова навьючить…. В общем морока страшная.

А он Занс, стоит сейчас в стороночке и любуется, как его друзья вовсю пашут, обмениваясь ругательствами, (беззлобными правда), да злющими шуточками. Как соревнуются в искусстве покруче обругать Гиблую тропу. …И как предвкушают пир, что караванщики всегда устраивают после спуска по этому месту.

А он Занс, этого удовольствия лишится. А ведь это один из самых лучших моментов в жизни караванщика. Ведь у караванщиков, праздники бывают только либо по окончанию караванной тропы, либо после прохождения особенно трудного этапа пути. А спуск по Гиблой тропе, именно и означает прохождение Орсшошмсшсшского перевала.

– А друзья, они завсегда друзья, – подумал Занс, когда вечером, вместо обычного мешочка с просом, горсти сшшашца и куска солонины, – обнаружил рис, сухофрукты, копченый окорок, кусочек сыра, да не овечьего, а настоящего козьего, и…. И что бы вы думали? – на дне корзины, где лежало все это великолепие, обнаружился и небольшой кувшинчик с вином! Даже будучи изгоем Занс сегодня отпразднует спуск по Гиблой тропе! Правда один, ведь не будешь праздновать вместе с этим…. Ну да ничего, лучше праздновать одному, чем не праздновать совсем.

Но вечером, после сытного ужина и хорошей порции вина, – Занс не выдержал. – А вот ведь, – праздник! – кивнув в сторону веселящегося в ста шагах от них лагеря, глубокомысленно сказал он, ковыряя в зубах длинным желтым ногтем.

– По какому поводу? – спросил Аттий Бузма, который и сам приметил странное оживление, но не знал чем его объяснить.

– Так ведь эта…, прошли значитца через Злыдневу Щель, – теперича дорожка то все время вниз. До самых Горных долин как по скатерти пойдем.

– А дальше, Утаншшкий перевал?

– Он самый. Только мы его зовем Большая Жопа.

– Почему.

– А вот пойдем по нему, – сам узнаешь. – Сдерживая смех, произнес Занс старую как караванный мир шутку. Но потом, видимо понимая, что до Утаншшкого перевала идти еще долго, и шутка к тому времени может забыться, пояснил. – Там две горы с обоих сторон такие вот, – Занс руками изобразил два полукруга, – а дорога как раз в ложбиночке между ними проходит. Ну то есть типа, как бы идешь по самой, значитца середки. Между………. – говорить дальше он не мог, из-за приступа гомерического хохота.

Аттий Бузма вежливо улыбнулся, как бы давая понять что оценил шутку, а затем, дождавшись когда его спутник отсмеется спросил, – А ты тут часто ходил?

– Ходят бараны в стае, – мы погонщики, – гоним. А я тут в четвертый раз уже караван гоню…. Мы тут с братьями….. – сказал он и осекся, посмотрев на Аттия Бузму с таким виноватым видом, словно бы это он, Занс, прикончил его братьев, а не наоборот. – … Ну в общем, – мы тут с братьями раньше уже гоняли…..

– Ты сильно печалишься о них? – неожиданно даже для самого себя спросил Аттий Бузма.

– Дак ведь…, как же бы это не…. Они же братья…. Сам понимаешь. Вот если бы твоих братьев убили?

– У меня нету братьев.

– Ну сестер, или там, не дай боги, – папку с мамкой.

– Сестер у меня нет, а отец с матерью давно мертвы. Правда у меня однажды был друг, его тоже убили. Я горевал по нему…, наверное.

– Как же это так, ты что же не знаешь горевал ты по нему или нет? Может ты и о родителях, не очень-то и печалился?

– Родители умерли когда мне было несколько месяцев от роду. Медянская чума. Я их совсем не помню, и потому наверное, никогда о них не горевал. Ну разве что иногда, когда представлял что они у меня есть.

А друг…, я тогда сильно заболел. Сразу после его смерти. Очень долго был без памяти, а потом так слаб, что и думать ни о чем не мог. Поэтому не очень понимаю, горевал я о нем или нет.

– Да…, экий ты…., – несчастливый. Видно прогневил чем-то богов, если они у тебя и родителей забрали и друга….

…. Значит выходит, ты круглый сирота, и никого у тебя нет?

…. Только, чёй-то, ты на бедненького не тянешь. И сапоги у тебя добротные, и одёжа, и кошельки не пустые, да и имя двойное у тебя есть. Не то что у нас, у простонародья……

– У меня есть дядя. Старший брат моей матери. Он взял опеку надо мной и дал свое имя.

– Ну вот, значит холили тебя, да лелеяли….

– Дядя был слишком занят, что бы заниматься мной. Он отдал меня в семью одного из своих должников, где я рос…, словно приблуда. Конечно, ничего плохого о тех людях я сказать не могу…, но чужой ребенок, он и есть чужой.

А потом…., случилось так, что дяде пришлось думать о новом наследнике своего дела. Он забрал меня из той семьи, и отправил в Закрытую Школу Торговли.

Я учился там очень старательно. Думал, дядя узнав о моих успехах, хотя бы навестит меня…. Но он появился только через три года, когда я закончил первый цикл. Одним из лучших, между прочим, закончил. Мог бы и дальше…..

Но дядя забрал меня из Школы, и спустя пару дней, я уже был младшим погонщиком у Виста Тадия…. Видно нашелся наследник получше…..

Аттий Бузма намеренно разыгрывал сценарий, который в Школе Ловцов именовался «Бить на жалость». И он своего достиг, к концу его рассказа простодушных Занс, уже не видел в нем чудовища, и слушая рассказ, о его мнимых бедах, – едва не рыдал.

– Экий ты однако, – бедолага! – сочувствующим голосом произнес он. Ведь надо же, на одного мальчонку, и столько бед сразу. То-то я смотрю ты грустный какой-то все время. Все время молчишь, ни с кем не заговариваешь, все время «Спасибо», да «Пожалуйста». А по-простому и не говоришь и над шуткой не посмеешься…. А мы то с ребятами думали будто ты зазнайка какой. Думали, мол, – «Думает, что если у него имени два, так он уже с нами быдлом и общаться не желает. Все к Старшему Караванщику подлизывается».

– Да нет. Многоуважаемый Вист Тадий сам, узнав что я грамотный и обучен счету, хотел предложить мне место помощника приказчика. Но дядя видно не захотел платить за лицензию, и настоял, чтобы я отправился простым погонщиком. Но Старший Караванщик Вист Тадий, видно пожалев меня сироту……

– Да. Наш Старший Караванщик, – он такой. Он хоть и суров, но человек правильный, никогда никого не обжулит и не обманет…..

– Но я подвел своего благодетеля. Убив твоих братьев, я нанес урон его репутации. Кажется теперь ему туго придется, из-за моего поступка?

– Это уж точно. Такого что бы караванщики в пути друг дружку пришили…. На моей-то памяти такого и не было. Я только легенды про это слышал, что когда-то, давным-давно, чуть ли не при первых Мэрах….

– Странно. Вот вроде вы караванщики парни то крутые. Любому городскому шакалу фору дадите, и горцев не боитесь, и против разбойников…, и нож у каждого на поясе…, и какой нож, в локоть, а то и полтора длинной. У нас то, у городских, ножички-то во какие, – С этими словами Аттий Бузма показал свой нож длинной не более трети локтя.

– Так как раз и потому. Ежели такие крутые парни как мы, начнем друг-друга на наши большие ножи насаживать, – изведется караванный род. А без нас, сам понимаешь, вся Империя считай, без товаров окажется. Потому у нас с детства зарок, на своих, особенно во время прогона, оружия не обнажать. Даже драться, и то нельзя…. Ежели какие обиды, – то после того как тропа закончится, и караван распустят, – вот тогда можно и подраться, а уж ежели совсем кто поперек горла встанет, – того и на поединок вызвать.

– Тогда почему твой брат на меня напал? И вы…….

– А вот это, – никак Злыдень попутал. По-другому и не скажешь…. Правда не любили мы тебя сильно. Потому как думали что ты вроде как сволочь, маменькин сынок, да подлиза. Да и своим-то, в общем-то, не считали…, а вот почему Ватий тебя пнуть-то решил, – все равно не понятно. Он ведь Ватий, он же у нас самым спокойным был, и к тебе, в общем-то нормально относился, еще и нас уговаривал, – «Что мол, плюньте вы на этого урода ребята. Ну гавно, оно и есть гавно, чё об него мараться-то?». А тут вдруг сам захотел тебе пендель отвесить. А потом еще и с ножом…. Чего на него нашло?

– А ты сам, почему на меня напал?

– Так ведь у меня словно пелена какая на глаза упала. Как увидел я, что ты Ватию-то кишки вспорол, так вот прям и значит, навроде как…. Ну я и схватился-то за нож. – «Ну думаю, – прирежу ублюдка. Боялся только, что Гасий с Кунсом вперед меня с тобой расправятся. Только где уж нам. Я ведь и не понял как ты меня…. И где ж ты такой малец, – так драться выучился?

– Ну понимаешь, когда Шакал убил моего друга…, (ну я тебе о нем рассказывал). Убил прямо у меня на глазах. Убил не за что. Просто вдруг решил, ни с того ни с сего, что Бычок, (такое у моего друга прозвище было), над ним смеется. – (Зансу показалось, что Аттий Бузма едва сдерживает рыдания), – Решил он так, и вот прям вот, ни с того ни с сего, ни слова ни сказав, воткнул ему нож в грудь…, прямо в сердце….

Ну и я тогда решил…..

– Отомстить! Это ты правильно. Это ты как настоящий погонщик решил. У нас ведь тоже….

И как, – отомстил?

– Нет. Так и не удалось. Сначала я сильно заболел. От переживаний наверное, мне ведь тогда лет десять было…. А когда я выздоровел, узнал, что за то время пока я болел, – Мэр, распознав про злодейства Старших Братьев, – велел искоренить это зло, вместе с их приспешниками. Я не знаю, казнили ли того гада, что Бычка прикончил, или уцелел он, и скрывается где-то…. Но как я его не искал, – найти так и не смог….

Зато научился драться…. У нас на улице, – бывший стражник жил. Вот он то, меня и учил…. Да и потом, в Торговой Школе, нам искусство боя преподавали. Я там тоже лучшим был!

– Да уж я понял, что лучшим. Мы-то ведь с братьями, – тоже не дураки подраться были. Но ты мальчишка, нас взрослых парней, – словно мясник ягнят порезал. А Кунсу, говорят даже шею свернул. Откуда же в тебе столько силищи?

– Да моя сила тут не причем. Кунс…, он как бы это сказать, – сам себе шею свернул, я только помог немножко…. Ну это как с тобой, я ведь тебя в пропасть не скидывал, просто подтолкнул немножко в правильном направлении, ты сам и улетел….

– Один хрен не пойму. «Сам себе шею сломал», – гавно верблюжье. Как так может быть?

– Ну хочешь я тебе покажу? Ну-ка встань, попытайся схватить меня со спины………….. ……………………………………………………………………………………………………..Вот видишь как просто. Если бы я довернул немного посильнее…..

– Все равно не понятно. Но второй раз я пробовать не стану, и так думал, что без башки останусь….

Давай-ка лучше спать ложиться.

Они так и сделали. И Занс даже не стал дожидаться, когда Аттий Бузма заснет, чтобы улечься у костра. Он больше не считал его злобным чудовищем. Он его даже жалел, считая «бедным, несчастным мальчуганом», и относился почти покровительственно.

Прошло две недели. Отрезок пути до Горных долин, – считался одним из самых легких на этом маршруте. Дорога была ровной, (насколько это возможно для горной дороги), гладкой, а местность вполне обжитой. Практически каждую ночь, караван останавливался в одном из горских сел, ночуя под крышей и питаясь пищей, приготовленной не на костре.

Правда для наших друзей, вход в села был закрыт. Горцы, будучи еще более суеверными, чем караванщики, проклятых в свои села не пускали.

А слух о двух проклятых, уже бежал впереди каравана, и попадающиеся навстречу горцы, предпочитали проезжать мимо них, покрыв голову своими плащами из овечьей шерсти. Они искренне верили, что овечья шерсть защищает от Зла, Злых духов, демонов, (что не одно и то же), сглаза, нашептывания, проклятья, дурного поветрия, Черного карачуна, Бледной бабы, оборотней, оборотника, (что опять же не тоже самое), кровососов, мясогрызов, Жсскасшшкирзы-змеи и ее дочерей, и даже от Злыдневой Тещи.

Но подобное поведение аборигенов, отнюдь не огорчало наших друзей, скорее наоборот, делало их путешествие куда более комфортным и даже не лишенным приятности. Ибо, как успел заметить наш герой, – «Самое неприятное в Горах, это Горцы».

– Точно, точно, – подтвердил на это Занс. – Те еще козлы, глаз с них спускать нельзя, или нож в спину воткнут, или украдут чего, или просто плюнут вслед. Но главное, – украдут. Вот в прошлом походе, – оставил посреди лагеря новую флягу. И отлучился то буквально на пару минут. Вернулся, – нету фляги. Точно тебе говорю Аттий Бузма, – горцы сперли….

Отношения Аттия Бузма и Занса, теперь были вполне приятельскими. Поскольку Аттий Бузма, старался не напоминать своему товарищу о своих бойцовских способностях, – тот быстро забыл о том, на что способен этот малец. К тому же, наш герой, использую науку, полученную в Школе Ловцов, сумел убедить своего незадачливого друга, что это он Занс, вместе со своими братьями виновен в том, что невинный Аттий Бузма вынужден тащиться позади каравана с клеймом проклятого. Клеймом, – навсегда закрывшим для него карьеру младшего погонщика.

Тем не менее, – погода была хорошая, настроение вполне сносное, идти было легко и печалиться было не о чем. Занс в последние дни вообще сиял как новенький деций.

– Бум-бум-бум, трям-трям-трям. – напевал он. – По тропе то мы идет. Скоро то в Сшистшиз придем. И пойдем там прямо в храм. А из храма-то в кабак. А потом-то мордой в грязь. То-то будет хорошо. Трям-трям-трям. Бум-бум-бум.

Аттий Бузма тоже сперва улыбался, слушая это его незамысловатое пение. Но потом кое-что его насторожило.

– Так что, – мы скоро придем в Сшистшиз? – спросил он у своего спутника.

– Точно, – ответил он. – Через пару дней. А там есть храм Кондратия и храм Прощающего, тоже естественно есть.

– Откуда в этой глуши наши Имперские храмы?

– Экий ты дурачок Аттий Бузма. Думаешь Империя она только в Городе вашем? Нет брат. Тут тоже Империя. А в Сшистшизе, – еще и Наместник Срединных Гор живет, и свита его. И пять сотен Миротворцев. Как же они без наших храмов обойдутся?

– Значит, с меня, через пару дней могут снять проклятье, а с тебя подозрение в приверженности к ЗЛУ?

– Точно. Так что, через пару дней, – начнем жить как нормальные люди….

Нормальные, это конечно хорошо. Но только Сшистшиз, – это ведь тот самый город, про который ему говорил Генерал Викт. город, где у него была назначена встреча с Агентом. А значит, беззаботная прогулка по горам закончилась, – пора работать.

Вот только……

Аттий Бузма, уже почти не сомневался, что среди погонщиков есть агент Врага и в связи с этим, перед ним вставало два вопроса: – Первый, – кто именно? Второй, – надо ли выполнять задание Генерала Викта?

Ведь если, неизвестный агент Врага, будет следить за Аттием Бузмой, тот, придя на встречу с Агентом Службы, – рискует его выдать.

В Школе Ловцов учили, что в таком случае есть два выхода, – постараться вычислить агента Врага до контакта со своим Агентом и нейтрализовать его. Или, оценив серьезность передаваемой информации, – либо пойти на риск и засветить своего Агента, либо вообще отказаться от встречи.

Генерал Викт говорил что предмет, который должен передать ему Агент, – вещь архиважная. И ради того, чтобы доставить этот предмет, – можно пожертвовать и собственной жизнью и жизнями окружающих. Следовательно, этот предмет действительно важен, и ради того, чтобы доставить его в Город, можно пожертвовать Агентом, но….

Но если Враг следит за ним, и если он сумеет засечь передачу, (а он сумеет), – опасности подвергнется сам Аттий Бузма. А если опасности подвергнется Аттий Бузма, – опасности подвергнется и выполнение задания. Стоит ли рисковать? Особенно собой?

Аттий Бузма, для начала постарался вычислить агента Врага. Из осторожных расспросов Занса выяснилось, что только пятеро человек из каравана, не являются потомственными погонщиками. Всех остальных Занс знает, чуть ли не с детства, а половина из них являются его дальними родственниками. Конечно, это не означало, что никто из них не мог быть агентом Врага. Но все же, Аттий Бузма рассудил, что наибольшую опасность представляют именно эти пятеро.

Особенно подозрительными были двое, напросившиеся в караван, уже после появления там самого Аттия Бузмы. Это были мелкий купчишка, пытавшийся, по его словам, обменять партию драгоценных камней на колопские клинки и его слуга. В принципе, – это было вполне правдоподобно. Колопское царство, лежащее сразу за Горами, славилось продукцией своих оружейников. За цену одного колопского меча, – можно было экипировать целую полусотню тяжелой пехоты оружием и полным набором доспехов.

А чтобы оплатить пару-тройку подобных клинков, – удобней всего было воспользоваться драгоценными камнями. Так что легенда купца, (если это была легенда), была почти безупречной. И придраться было не к чему….

И тем не менее, Аттий Бузма, решил, (на всякий случай), – помеху эту устранить.

В то утро, Занс выпил свою обычную кружку сшшашца, даже не заметив, что его друг подбросил туда щепотку грязновато-серого порошка.

Спустя час, – жуткие спазмы в желудке, настойчиво потянули его в ближайшие придорожные кусты. Аттий Бузма естественно не стал его ждать, а пошел вперед, видимо предполагая, что Занс его догонит. Он бы возможно и догнал, если бы эти проклятые спазмы не повторились бы еще раз десять.

Видимо скучая, Аттий Бузма свернул с дороги, и некоторое время походил по окрестным лугам. И наверное, он нечего делать поймал пару ярко красных змеек. Змеек этих, в окрестных горах было превеликое множество, ибо как раз сейчас у пурпурных гадюк начинался брачный период. (А как известно, именно в этот период, их яд особенно силен).

Только вечером, бледный Занс догнал своего товарища, и с отвращением отказавшись от своей порцией каши, довольствовался только обычной кружкой сшшашца, который, как известно многим, является средством почти от всех болезней.

Бедолага Занс, даже и не заметил как сердобольный товарищ подбросил в его кружку еще пару щепоток, на сей раз абсолютно черного порошка.

Видимо это было какое-то лекарство, потому что ночь Занс спал так крепко, как не спал с самого детства. (Известно, что жизнь погонщика, приучает его спать в пол глаза).

Утром он встал позже обычного, еще немного слабый, но уже вполне бодрый и с прекрасным аппетитом.

Уписывая за обе щеки вчерашнюю и утреннюю порцию неизменной каши, он с удивлением заметил, что, несмотря на довольно позднее время, – караван все еще не сдвинулся с места. – А че Караван-то стоит? – спросил он своего друга.

– Не знаю, – ответил тот, – Наверное случилось чего. У них ночью какой-то переполох был.

Спустя пару часов, караван все-таки вышел из деревни, в которой провел ночь. Опытным глазом погонщика, Занс сразу углядел, что в нем не хватает одного верблюда, и двух человек. – Вишь ты, сказал он, – кажись верблюда, да двух человек не хватает. Да. Точно, этого, как его там, – Октия Депста, и слуги евоного.

– А что с ними могло случиться?

– А я знаю? Ничего, скоро придем в Сшистшиз, Сходим в храм. Отмолимся. А потом нам все расскажут….

Итак, два наиболее подозрительных спутника, – были устранены. Только пусть читатель не думает, что это было хладнокровное убийство. Яд пурпурной гадюки, – штука противная, но не смертельная. Обычно укушенный ею человек, лежит несколько дней со страшным жаром, потом жар проходит, и на память от укуса остаются только жуткая слабость да судороги в мышцах ног. Но как всем известно, если в течении месяца, просто лежать, стараясь двигаться как можно меньше, – эти симптомы вскоре пройдут без всяких последствий.

Два, это хорошо. Но оставалось еще трое. Вообще то, оставалось еще почти пол сотни человек, но…..

Но что делать с этими тремя? Номер с гадюкой оказался весьма успешным, но больше пользоваться им не стоило. Особенно учитывая суеверия караванщиков. Попытаться отравить? Но как сделать это не вызвав подозрения, или не перетравив весь караван?

Ведь эти трое не были купцами, они были не связанные между собой бродяги, по разным причинам, вынужденные наняться в караван младшими погонщиками.

Двое из них и раньше гоняли караваны, а один был совсем зеленый парнишка, на пару лет старше Аттия Бузмы, работавший за еду и науку. Был он тихим, немного неловким, и кажется довольно глуповатым.

А значит, – особенно подозрительным! Ведь именно такую маску надел бы на себя и сам Аттий Бузма, если бы был агентом Врага.

Двое других, – были типичным городским отребьем, в силу обстоятельств выброшенных с городских улиц. Один из них, нахлебавшись сшшашца, тройной взварки, – болтал, будто бы был Шакалом, но бежал из города после гонения на Старших Братьев. Другой, ничего про себя не говорил, но по виду был типичным проворовавшимся подмастерьем, сбежавшим от Имперского суда. Аттий Бузма, прошедший обучение в Школе Ловцов, – подобному не верил.

Через день, после досадного происшествия с купцом Октием Депстом и «евоным» слугой, – желудок Занса опять прихватило. Опять он полдня проторчал в придорожных кустах, и только вечером, догнав своего спутника узнал от него, что в караване приключилась новая беда. Лошадь, которую вел тот самый мальчишка, – «Ну этот, как его…, ну такой еще.., глуповатый малость…? – Точно Бектий!». В общем, эта дурная лошадь вдруг чего-то разволновалась, стала брыкаться, рваться из рук погонщика и сбросила его с дороги. А там, (такая жалость), как раз был довольно крутой скат с горы и бедняга Бектий, кажется сломал себе руку и возможно ногу. По крайней мере, – сам подняться он не смог, и его поднимали на носилках.

Примерно так рассказал Аттий Бузма своему другу о происшедшим. Забыв правда упомянуть, что видел он это не с крутого поворота дороги, что извивался позади каравана, а лежа чуть в стороне от каравана, полузарывшись в песок и каменную крошку, с духовой трубкой в руках. (Удивительные вещи может сотворить простой шип обычной горной акации, если попадет куда надо….).

– А что одежда и лицо запорошены песком? – Так это я того, – упал! Сам знаешь какой я бываю неловкий. Не то что ты, – настоящий погонщик!

А на следующий день, они вошли в Сшистшиз.

– Ну, давай первым делом в храм. – Сказал Занс, едва они пересекли городские ворота. – Это вот туда, к резиденции Наместника, на центральную площадь. …Вон видишь, то большое здание, это и есть резиденция. А вон те сараи видишь? Знаешь что это? А это дворец местного правителя. Нет, Ты прикинь. ЭТО, – дворец местного правителя!!!!

А вон наши храмы. Тебе налево, мне направо. …Хочешь пойти со мной, а потом я…(?), – а чё, это дело. Чтоб значит, потом ты был свидетелем у меня, а я …., а потом, в кабак! Ох уж я напьюсь-то с ребятами, ох уж я устрою-то гулянку…. Чай не каждый день с того света-то возвращаемся-то…..

Но все оказалось не так просто. Жрецы обоих храмов свое дело знали. Знали, любили…, но исполняли не так уж и часто. А тем более, такие процедуры как установление Чистоты и Прощение греха убийства.

И наши друзья были подвергнуты самой тщательной, с соблюдением всех мельчайших формальностей процедуре. Особенно Занс, представлявший собой особенно интересный, (для специалистов) случай. Жрецы не просто занялись им. Они просто таки набросились на него. Будь он хоть немного побогаче, – процедура освидетельствования заняла бы не меньше недели. Но принимая во внимание бедноту пациента, и необходимость (для жрецов), вовремя обедать, – процедура установления его чистоты, заняла всего сутки.

А вот у нашего героя, возникла другая проблема. Стоило настоятелю Храма Прощающего, только взглянуть на него, – тот сразу сказал, что Аттий Бузма может спокойно идти куда хочет, поскольку вины за убийство на нем быть не может.

Поначалу Аттий Бузма этому только порадовался. Ибо насмотревшись на то, какая суета началась среди жрецов Кондратия при виде Занса, он испугался что и с ним будет тоже самое. (Он кстати, слинял из храма Кондратия, когда понял что установление Чистоты его друга, затянется надолго). Но потом некий интерес взял верх над его нетерпеливостью и он обратился к настоятелю в вопросом; – «А почему, собственно, вины за убийство, на мне быть не может?».

– Эх-хе-хе, – молодой человек, – с укоризной ответил ему старенький седой Настоятель. – Ну чему вас учили в вашей Школе Ловцов? Разве ты не знаешь, что всякий, прошедший воинское посвящение, не нуждается в Прощении за грех убийства?

– Ну вообще-то говорили, но я думал…. – (Автор должен извиниться за такую немыслимую оплошность своего героя. Она может быть объяснима лишь тем удивлением какое вызвали у него слова Настоятеля. Скажем больше, у него было такое ощущение, будто ему внезапно в лицо ледяной водой плеснули). – А с чего это ты решил что я учился в какой-то там Школе Ловцов? Я закончил первый цикл обучения в Закрытой Школе……

– Да ладно тебе в игры со мной играть, молодой человек. Мы тут одни. И я признаюсь, что и сам лет эдак сорок назад, учился в той же самой Школе. В Медиолане правда, а ты? У тебя натуральный акцент Горожанина. Где такой ставят?

– А я в Горо…., а я вырос в Городе, и не про какую такую Школу Ловцов в жизни не слышал!

– Вот и правильно! Всегда так всем и говорит! Это я старый дурак, что-то расчувствовался. Но мне то можно, я уже старик. А ты….. Так что можешь идти себе спокойно, куда душа просит…..

Аттий Бузма было пошел, но в последний момент, опять остановился. Он посмотрел на старого, но еще вполне бодренького старичка, стоящего перед ним. Немного подумал. И выхватив нож, замахнулся им, …но ударил ногой. Не попал, ударил рукой…. Выскользнул из захвата, зацепил ногу противника, сам чуть не упал от проведенного контрприема…. Чудом ушел от страшного удара в голову, подловил противника на движении, выкрутил руку на болевой и приставил свой нож к его горлу.

…Убрал нож, отступил на шаг и поклонился.

– Так почему, почтенный настоятель, ты решил, что я учился в какой-то там Школе? Что позволило тебе так думать?

– Ты охламон, видно совсем в богов не веруешь!!! Это же надо, чего учудить, – напасть на настоятеля храма Прощающего. А если бы увидел кто?

-………………………………………………………………………………………………….

-… А ты ловок. Не ожидал. Поначалу то, тебя увидел, подумал, – «Совсем в Службе нашей дела плохи, ежели они таких мальцов в бой кидают». А ты вон чего, надо мной стариком учудил. А я ведь…. Да ладно уж, чего былое вспоминать? – …. Дело не в том, что в тебе что-то выдает Ловца. Просто…, я ведь Настоятель храма Прощающего. И когда ко мне приходит человек, и просит отмолить грех за два убийства, а вины на нем нет…. Но есть печать посвященного…. А возрастом он столь юн, что…. В общем, посвятить такого молодого в воины, – могли только в Службе Ловцов, либо в Гвардии. Но на Гвардейца ты совсем не похож. Да и нечего тут делать Гвардейцу….

– Но откуда, ты почтеннейший, знаешь про печать посвящения?

– То есть, как это «откуда?». Я же настоятель Храма. Мне даровано видеть подобные вещи.

– Но в чем это проявляется?

– Ну это…. Вот ты сейчас напал на меня. (Я думаю затем, что бы посмотрев на то, как я двигаюсь, убедиться в правдивости моих слов о Службе). Так? ( Аттий Бузма утвердительно кивнул).

– По тому, как двигается человек, ты воин, можешь понять, прошел ли он боевую подготовку. И даже где именно он проходил эту подготовку. Ловцы выполняют иные задачи, чем допустим миротворцы или Гвардейцы Мэра, соответственно и навыки у них…. Да. Ты прав. Я отвлекся, – сказал настоятель, заметив нетерпеливый взгляд Аттия Бузмы. – Вот так и я, следя за тем, что происходит в душе у человека, – вижу, прошел ли он печать посвящения в воины, или нет. – Воин спокоен. Его не пугает совершенное им убийство, и он не боится мести душ убитых им врагов. А обычный человек…. Как бы он не храбрился, – страх стоит в его глазах!

– Но я не проходил, никакого воинского посвящения!

– А как же ты окончил Школу Ловцов, не пройдя обряда?

– А я еще ее и не закончил.

– Да? Странно. Странно и то, что ты ученик Школы находишься здесь в Горных долинах. (Не буду спрашивать тебя «почему?», это не мое дело). И вдвойне странно, что ты, не прошедший посвящения, так спокоен. Вот это уже мое дело. Каким богам, ты предпочитаешь поклоняться?

– Никаким.

– Как это «никаким»? Кто же обеспечивает тебе защиту от Зла?

– Наверное я сам.

– Дурень. Не смей говорить подобную ересь! Особенно здесь в Храме! Даже у диких горцев и даже у обитателей дальних лесов, есть представления о Зле, и о необходимости противодействовать ему. Чему учили тебя твои родители?

– У меня их не было.

В течении нескольких минут, наш герой, неожиданно даже для самого себя, поведал настоятелю всю правду о своей предыдущей жизни.

Он чувствовал непонятное доверие к этому человеку. Даже несмотря на то, что глаза у того лучились добротой и пониманием, голос был ласковым и убедительным, а манеры вежливые и так располагающие к доверию…..

В глазах человека прошедшего обучение в Школе Ловцов, – все это было явным признаком воздействия на психику, с целью завоевать твое доверие. Именно подобных людей, учителя Аттия Бузмы настойчиво советовали избегать.

Но настоятелю он почему-то поверил. И выложил ему о себе почти всю правду. Ну замолчав конечно некоторые, наиболее ключевые моменты своей биографии, которые позволили бы Врагу, вычислить его.

– М*да. – Глубокомысленно сказал настоятель, выслушав рассказ Аттия Бузмы. – Твои учителя совершили большую ошибку, взяв тебя на Службу. Тебя надо было убить сразу, как только ты попал в их поле зрения. Как ты только избежал контроля со стороны представителей Понтифика? Впрочем, это неважно.

Слушай меня внимательно юный дикарь. Слушай и верь всему, что я говорю тебе.

Зло, не абстрактное понятие. Зло существует. Существует, не как существует тень, или как существует тьма. Зло, это не отсутствие света. Света, что даруют миру Великие Боги. Нет, Зло, это подобие света, только обратного, черного. Черного света, льющегося из пасти Злыдня, будь проклято его имя!

Силы Добра и Зла, постоянно борются друг с другом. И когда одолевает Злыдень, – горе, болезни, ивойны приходят в наш мир. Тысячи лет назад. Когда люди позабыли Богов, – Зло пришло на землю. Началась Страшная война, которая уничтожила почти всех людей на земле, и если бы не Четыре Героя….

Это было давным-давно, когда еще и Империи то не существовало. И землей тогда правили могучие колдуны, поклонявшиеся Злу. Да, я знаю, что ты все это слышал в сказках и легендах. И О Великом Прощающем, и о Седом Герое Равным Пятидесяти, и об их Волосатом Спутнике, и конечно, о Великом ярле Соколе, которого воспитал Седой Герой, равный Пятидесяти…. Ярле Соколе, который предал своего наставника, воевал с ним, но потом помирился и стал Первым Мэром Города и создал Империю…..

Так вот, запомни и поверь. ЭТО ВСЕ БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ!!!!!

Возможно и не совсем так, как об этом рассказывают легенды. Тем более, что в разных частях Империи есть разные толкования…. Но суть одна, – Когда люди позабыли о Богах, на землю пришло Зло. И только силами этих четырех великих героев, – Зло было повержено. Повержено, но не уничтожено. Зло затаилось. Зло готово противоборствовать Добру, везде и во всем… И если хоть кто-то из людей, дает хоть малейшую слабину, – Зло не теряется! Зло приходит и поглощает его душу. Зло……………. – голос старика сорвался на крик….

Ты мне не веришь! – устало сказал он, посмотрев на своего собеседника. – Да, в это трудно поверить, пока не столкнешься со Злом лицом к лицу. Но я столкнулся с ним…. Это было так ужасно. Что я бросил карьеру Ловчего, бросил жену, детей, друзей и стал жрецом Прощающего….

В тебе пока нет Зла. Но нет и Добра. Нет Любви, Преданности, Чистоты. И что из тебя выйдет мне не ясно. Заклинаю тебя, заклинаю ради тебя же самого, – обратись к Богам! Прими их защиту! И тогда у тебя будет шанс…..

– Ладно, я не против. Но какой Бог самый лучший?

– Они все одинаково хороши. Все зависит от человека. Тебе, как сильному воину, подошли бы Кондратий Бог Смерти и Мочила Бог Войны. Но и Прощающего забывать не следует. Прощающий он…. Он даст тебе…. Он будет…. Не забывай о Прощающем!!!! А теперь иди, и хорошенько подумай о моих словах!!! Ты свободен. Я прикажу подготовить документ, что ты чист….

– Но обряд, я ведь не прошел посвящения….

– Обряд посвящения в воины, заключается в символической смерти проходящего обряд. Только познав свою смерть, воин приобретает право забирать чужую.

Воина символически убивают, потом символически хоронят. У каждого истинного воина, есть своя тайная могила. Время от времени он приходит к ней, чтобы лишний раз вспомнить о том, что еще жив. И через нее приобщиться к миру мертвых.

Хочешь я проведу над тобой воинский обряд? Конечно, твоя могила будет находиться при моем Храме, что не очень то удобно, в плане доступности…..

– Нет, спасибо Наставник. Но кажется, у меня уже есть своя могила…..

– Не буду задавать вопросов Ловец.

– А можно я задам еще вопрос? Сколько бы длился обряд Прощения, если бы я не прошел бы воинского посвящения?

– Всю ночь.

– Тогда можно, я заночую сегодня в Храме?

– Мой Храм в твоем распоряжении Ловец. Бумагу получишь утром…. Другим я скажу, что оставил тебя на ночь в Храме, для особого обряда, и что тревожить тебя не полагается. Советую отоспаться. Когда я был Ловцом, мне этого никогда не хватало.

Но отсыпаться, наш герой совсем не собирался. У него было дело поважнее.

Когда Сшистшиз погрузился в глубокую тьму, он кошкой забрался под самый потолок храма, туда, где он еще днем заметил небольшое окошечко. Вылез на крышу и спустился по сложенной из крупных каменных блоков стене…..

Утром Занс объяснил ему, что караван, как всегда, остановится на западной стороне Сшистшиза, в постоялом трактире «Легкая тропа». Туда-то он и направился.

Найти «Легкую тропу» было несложно. (Сложно было понять, что вот этот огромный комплекс сараев и именуется «постоялым трактиром»). Но вот найти в этом «постоялом трактире», необходимых ему людей, оказалось делом не простым.

Постоялый трактир «Легкая Тропа», – был сплошным лабиринтом сараев, застроек, пристроек, достроек и надстроек к ним и над ними. Между зданиями живописно располагались невысокие заборы, разбросанные по территории этого хаотичного комплекса без всякой системы.

Когда-то, видимо все началось с одного здания. Какого именно? Возможно местные краеведы и смогли бы ответить на этот вопрос. Но ни Аттий Бузма, ни даже сам Автор, этого ответа не знают. К этому зданию пристроили несколько подсобных помещений. Потом еще парочку зданий, для содержания скота. Потом …..

И все это строилось, как и принято у бестолковых горцев, без всякого плана, как попало и когда попало. По имеющемся у Автора сведениям, постоялый трактир «Легкая тропа», существовал уже три столетия, и был самым прибыльным предприятием Горского гостиничного бизнеса. Принадлежал он Совету Старейшин клана, заправлявшего в Сшистшизе. Было не так сложно догадаться, что «Легкая тропа» пользовалась покровительством и абсолютной поддержкой городских властей. Любого конкурента, вздумавшего открыть какое-либо другое заведение питейно-питательно-ночлежного типа, эта самая власть уничтожала. (Причем слово «уничтожала», надо понимать в самом буквальном смысле этого слова). Так что все жители и гости столицы проводили свое свободное время именно здесь.

Тут находилось около шести трактиров, разного уровня цен и качества обслуживания. С пару десятков конюшен, загонов для скота, спальных сараев для дорогих гостей, и спальных навесов для «не дорогих» гостей. Складов провианта, как для вышеуказанного скота, так и для, еще ранее вышеуказанных «жителей и гостей столицы», кухни, пекарни, бойня, кузня, скорняжная мастерская, коновальная лечебница и еще множество более мелких, но столь же необходимых путнику производств.

В тот день, (вернее ночь), в «Легкой тропе», остановилось, как минимум пять больших караванов. Вернувшаяся с регулярного объезда сотня миротворцев, с парой сотен своих друзей отмечала возвращение. Многочисленные горцы проводили свой досуг в этом центре культуры, старательно пуская друг другу пыль в глаза, хвастаясь своими богатствами и присматриваясь чего бы украсть у окружающих…. Между этими, проводящими свой досуг гостями заведения, сновали слуги и разносчики, шлюхи, кухарки, танцовщицы и певички, мастеровые, местные купцы, посыльные местных купцов, местные стражники, внимательно следящие, чтобы никто не смел воровать у почтенных гостей данного заведения, (это право они оставляли за собой), и еще множество народа непонятного назначения.

И во всем этом бардаке, нашему герою надо было найти всего лишь двух человек и при этом не попасться на глаза другим своим знакомым.

… И он их нашел. Уже под самое утро, когда шум в кабаках начал затихать. Один из этих двух, (бывший Шакал), выполз из самой дешевой забегаловки «Легкой тропы» и, пошатываясь начал пересекать двор, в сторону ближайшей сточной канавы. На берегу этого, возможно живописного, но изрядно вонючего потока, он остановился и стал спускать штаны, видимо преследуя какую-то, известную только ему цель. Автор бы и сам не отказался узнать, что это была за цель, и в чем был её сакральный смысл, но…. Но какая-то стремительная тень, прошмыгнула позади бывшего Шакала, и, наверное, совершенно случайно, столкнула его в канаву. Шакал конечно легко бы выбрался из этой вонючей субстанции, но что-то ему помешало. Может быть, он был слишком пьян, а может быть несколько стремительных ударов по болевым центрам организма, парализовали его на несколько роковых минут. Этого мы наверное тоже никогда не узнаем. Но нам точно известно, что бывший Шакал захлебнулся отвратительными сточными водами, что, (по мнению Аттия Бузмы, в данную минуту находящегося в Храме Прощающего), для Шакала было вполне достойной смертью.

Спустя еще пару часов, когда небо на востоке уже стало понемногу светлеть. В ту же самую дешевую забегаловку, из которой выбрался безвременно усопший Шакал, – проскользнула быстрая, едва уловимая тень. Долгая пьяная ночь, угомонила даже самых неугомонных, и сейчас в темном, обшарпанном зале было тихо. Разве только храп и сонное бормотание, лежащих вповалку «гостей» нарушали эту тишину.

В тусклом свете, почти догоревшего очага, скользнувшая тень, заметила приметную шапку…. Хозяин этой шапки лежал, уткнувшись лицом в подмышку своего соседа, и вполне мирно посапывал. Тень, не стала нарушать эту идиллию. Более того, она милосердно поставила рядом с хозяином шапки кружку воды, и ушла…..

– Эх, и силен же ты спать, Ловец, – услышал, едва только забывшийся глубоким сном, Аттий Бузма. – Солнышко то уже почти в зените. Утреннее жертвоприношение уже закончилось, а ты все дрыхнешь. Давай-ка поднимайся, а то люди чего ни того подумают…

– И что же они подумают? – спросил Аттий Бузма, мгновенно переключаясь из состояния сонного в состояние бодрствующее.

– Да ничего они не подумают. – Ответил ему настоятель. – Только нечего тебе делать в моих покоях, если ты конечно не хочешь этим привлечь к себе лишнее внимание.

Вот, официальное Прощение За Грехи, подтвержденное самим Понтификом.

– Это когда же сам Понтифик…..

– А это я, ради твоей драгоценной персоны, сбегал ночью в Город, поднял среди ночи Понтифика, и сунул ему на подпись Ваше Драгоценное Прощение. …. У меня таких бумажек, – сотни две, а через полгода еще пятьдесят привезут. Только кому в этом нищенском захолустье их даровать? У горцев свои боги, да и денег нет, а служащие Наместника, да Миротворцы, за собой вины никогда не признают. А если и признают, то справедливо считают, что служба в этой дыре, – искупает любой грех….

А начальство, между прочим, требует с меня отчетов, О Даровании Высочайших Прощений. Так что, вот тебе одно…..

– Спасибо!

– Это тебе спасибо! поскольку каждое из них, стоит пять дециев, да плюс стоимость искупительной жертвы, да плюс пожертвование на храм, да дар Прощающему, да на подарок жрецам, да добровольное…..

– Сколько с меня?!?!

– А сколько у тебя всего? А ладно! По старой дружбе, – двадцать дециев. Я думаю, они у тебя есть?

– Добрый дядюшка одарил чуток…. Могу пожертвовать…. Деньги-то все равное его…

– Вот и чудненько. Большое тебе спасибо от меня лично и от лица Прощающего….. Этот вот деций, больно старый, – замени. Местное дурачье, тусклые монетки, считает более дешевыми….

Да, если встретишь дядюшку, передавай от меня привет. Скажи этому молокососу Викту, – «Папаша мол ваш, кланяться вам велел!».

– ……??????????????!!!!!!!!!!!!!!! – Широко открыл рот Аттий Бузма.

– А чего рот-то разинул. – Уж я-то семейство Аттиев знаю. Сам был Аттием…..

– И сколько с тебя за эту бумажку содрали? – спросил Вист Тадий, рассматривая поданный Аттием Бузмой свиток.

– Двадцать дециев.

– Вот сволочи. Развели по полной. Пяти дециев, за твой грех, хватило бы с избытком. А впрочем ладно. Твой дядюшка не обеднеет….

– Мне казалось, что это слишком малая цена за то, что я сделал…. Особенно за тот урон, что я причинил Тебе…….

– Да уж….. Кстати, – тут ты пожалуй прав. Бумажка, подписанная самим Понтификом, – произведет должный эффект. Обязательно покажи ее всем в караване. При виде подписи Понтифика, они должны впасть в религиозный экстаз. Это может сработать. Спасибо, что не пожалел денег, ради помощи простому Купцу-Караванщику.

– Ах, многоуважаемый учитель Вист Тадий. Да разве какие-то двадцать дециев, – смогут искупить ущерб, что я причинил тебе? – Я должен извиниться перед тобой, – я был глуп, слеп, самонадеян, и вообще, – ничтожеству моему нет оправданий!!!!!!!!

Я отнесся к твоему мудрому решения назначить меня на должность младшего погонщика, без должного внимания. Я счел это бессмысленной формальностью. Я не понял. – насколько правильным был этот шаг!

Я пренебрегал общением с остальными погонщиками, пребывая в наивном заблуждении, что мне, выпускнику первого цикла Закрытой Школы Торговли, – нечему учиться у этих простолюдинов. Как же я ошибался!!!!!!!!!!!! Ох, недаром говорится в пословице, – «Напиток мудрецов, – подается в глиняных чашах». Ты подал мне этот напиток, но я пренебрег им, побрезговав дешевой посудой……

– Ну полно, полно. – Сказал растроганный Вист Тадий. – «На то и дается молодость, что бы совершать ошибки, на которых учишься в старости.., когда уже поздно чему-то учиться». – Есть и такая пословица. Ты понял свою ошибку, и ты можешь извлечь из нее урок.

Я тоже совершил грех, непростительный для того звания учителя, которым ты меня одарил. – Я не смог вовремя уберечь тебя от твоей ошибки. И те беды, что последуют за этим, будут мне достойным наказанием, за мой проступок.

– Но как мне быть дальше? Смогу ли я вновь стать частицей твоего Каравана? Или эта дорога, теперь навсегда закрыта для меня?

– Эх, как тебе сказать? – Формально, – греха на тебе нет. Суд Империи, – тебя тоже оправдал. И никто из моего Каравана, не посмеет возразить против этого…. Но, – сам понимаешь, – Караван, это единый организм, и любая чужеродная частица в нем, – лишняя! Будь она даже из золота!!!!

Мои ребята, тебя не примут. Не примут ни под каким предлогом. Тем более что беды, которые пали на нас после…..

– А что произошло?

– Что-что!!!!!!?!? – Купца Октия Депста, – укусила змея. Нам пришлось его оставить в каком-то горском селении. Правда с ним остался его слуга…. Но сам знаешь этих горцев, – если не прирежут по-тихому, то уж обворуют по полной….

Потом лошадь, внезапно взбесилась и покалечила младшего погонщика. Того парнишку…, как его там…, ну ты, наверное его помнишь!

– А этого, который….

– Точно, его…. А этой ночью, еще один погонщик, по пьяни умудрился свалиться в отхожую канаву и захлебнуться в дерьме…. А второй упился так, что до сих пор не может очнуться…. Правда, оба они были дерьмовыми погонщиками, из приблудных. Тот который утоп, – так вообще полная мразь…. Но нам караванщикам все равно не нравиться терять своих. Поскольку это означает немилость богов. А богам мы видно и впрямь не нравимся. Поскольку замену этим троим, – мне найти не удалось. Хотя я предлагал немалые деньги, кое-кому из…. А впрочем, – тебя это не касается….

– Но может быть я смогу чем-нибудь помочь?

– Лучшая помощь, которую ты можешь оказать, это договориться с караванщиками, идущими обратно в Город, и присоединиться к их каравану…

– А меня возьмут? Ведь я вроде как проклятый?

– Ну, твое проклятье, – отменено Прощающим. К тому же, – тебе не обязательно вновь становиться младшим погонщиком, – ты вполне способен просто купить место в караване. А учитывая, что Старший Караванщик идущего в Город обоза, – мой хороший приятель, и если я его попрошу…. – Вист Тадий сочувственно посмотрел на задумавшегося Аттия Бузму. – «И за что, на голову этого мальчугана столько бед», – подумал он, глядя на поникшую голову мальчишки.

-А ведь это, – совсем неплохой вариант, – прикинул Аттий Бузма. – Во-первых, – мне не понадобиться налаживать отношения с другими погонщиками. Во-вторых, – если я ошибся в своих предположениях, и Агент Врага все еще в караване, – сменив караваны, я оставлю его в дураках. Опять же, получив груз, – мне не надо будет таскать его до Колоппа и обратно, – я сразу направлюсь обратно в Город. Заодно лишний раз присмотрюсь к туземцам. Ведь на пути сюда, – я так ничего и не узнал о возможном восстании….

– Что ж, многоуважаемый Вист Тадий. Хотя такое возвращение и подобно бесславному поражению, – я должен подчиниться. Ты и так сделал для меня много добра и злоупотреблять твоей доброжелательностью, – не совместно с родовой честью Аттиев!

Когда отходит ближайший караван в Город?

– Ближайший, – сегодня. Но я тебе не советовал бы туда торопиться. Да и место там, ты уже наверняка не купишь. Тебе будет куда проще, влиться в караван Дексия-Лиса, моего доброго друга. Правда он, как и мы прибыл только вчера, а уйдет только через неделю, – но мне легче будет знать, – что я отправил тебя с надежным человеком….

– Хорошо, пусть будет так, как ты скажешь…..

Выйдя из покоев Виста Тадия, наш герой столкнулся со своим старым приятелем. Занс торчал напротив дверей самого роскошного сарая «Легкого пути», явно поджидая Аттия Бузму. А какая бы еще причина, могла толкнуть простого погонщика на столь дерзкое нарушение сословных правил?

– Здорово Занс, – ты тоже к Старшему Караванщику?

– Да Боги с тобой Аттий Бузма, – что мне делать у Старшего Караванщика? – если ему понадобиться поговорить со мной, он сделает это возле конюшен или складов…. Я тебя тут поджидаю….

– Зачем?

– Да хочу отметить со своими друзьями, свое полное очищение от скверны! … А ты ведь тоже теперь, навроде как мой друг! Ведь так??? – В последних словах Занса послышалось опасливое сомнение, дескать, – «Пока мы были изгоями, – ты, богатенький сынок со мной дружил, а вот теперь, когда….».

– Ну конечно я твой друг! – Благородно отмел всякие сомнения Аттий Бузма, – Но вот твои друзья…, и твой брат…. Как кстати его здоровье?

– Кости уже почти срослись, через пару недель сможет ходить! А мои друзья…, – ну я объяснил им, что дескать ты, – хороший парень, и типа как в полном порядке. А что ты нас того…., так это же мы первые на тебя напали….. Так что ребята претензий к тебе не имеют.

Занс скромно умолчал, что сначала, за одно только предложение пригласить Аттия Бузму на дружескую пирушку по поводу своего Очищения, – его добрые товарищи, едва не отлупили его самого. Но он уперся как баран, и за какие-то пару часов, апеллируя к чувству справедливости своих товарищей, (и родственников, по большей части), настоял, что бы Аттия Бузму приняли в их круг. Или хотя бы не поливали грязью прямо в глаза….

– Ну раз так, я обязательно приду. Большое тебе спасибо за приглашение. Когда состоится пьянка?

– Дык она уже идет!!!! Чего время-то терять. Мы вот тут стоим, а там уже вино пьют,– произнес он предостерегающе.

– Значитца, – Простил тебя Прощающий?

– Да Старший погонщик Дисий, – его милость велика!

– Иногда даже слишком, – недовольно пробурчал Дисий, – А бумага соответственная есть?

– Вот она.

Дисий, из почтения к Прощающему обтерев жирные пальцы, небрежно взял поданную Аттием Бузмой бумагу. Начал вчитываться недовольно хмуря брови. По его лицу было видно, что что-то ему в ней, явно не нравится.

– Что-то чудная больно бумага-то, гладкая такая, да белая, аж в глазах блики сияют, – еще более недовольно пробурчал он. – И написано больно кудряво, и чернила какие-то…, навроде как золотые, что ли? А подпись та эта чья? Чтой-то, я не разберу….

И вдруг, по вытянувшемуся лицу Дисия, Аттий Бузма понял что тот, наконец разобрал, КЕМ, подписано данное прощение.

Дисий суетливо вскочил, сорвал с себя шапку…, уронив при этом бумагу в жирный соус. Взвыл от ужаса, выхватил бумагу из миски, и застыл с выпученными глазами, не зная что делать дальше.

Все это заинтересовало его товарищей, – Дисий был человек уважаемый и даже со Старшим Караванщиком, держался почтительно, но без подобострастия. А тут вдруг, какая-то бумажка….

– Да что там такое? – поинтересовалось общее собрание.

– Понтифик…..

– Что «Понтифик»

– Сам Понтифик ему бумагу подписал!!!!!!

– Да быть такого не может…. Да что бы сам Понтифик…. Да как же так, ведь…. Да может, – бумага не настоящая….

– Да ты посмотри на бумагу-то. Вишь какая гладкая да белая. А чернила то, чернила то какие! Ажно светятся аки солнышко…. Не, точно подлинная Бумага то.

С Бумаги мгновенно была стерта жирная отметина. И О Чудо. Соус не оставил на Чудесной Бумаге не единого следа!!!! После такого чудесного Воскрешения, – сомневаться в подлинности Бумаги, никто уже не осмелился.

Занс, с его занудным, по-десятому разу пересказываемым рассказом о том, как жрецы Кондратия испытывали «его непорочность», (формулировка самого Занса, автор тут не причем), – был мгновенно забыт. Да он и сам забыл про свой рассказ, и, на правах старого друга, стал жадно требовать от Аттия Бузмы пояснения по поводу Чудесной Бумаги.

Другие караванщики, до той поры настороженно относившиеся к нашему герою, памятуя про его «зазнайство», и «свирепую кровожадность», после явления Такой Бумаги, – вообще боялись тревожить его своими расспросами. Так что требования Занса были встречены негромким гулом одобрения…

И Аттий Бузма рассказал. Ох уж он и рассказал. Ох и наврал же с три короба! Да что там какие-то короба? – трех верблюдов не хватило бы, чтобы увезти столько вранья!

Тут было и чудесное явление самого Прощающего Настоятелю одноименного Храма, накануне приезда их каравана в Сшистшиз. И встреча настоятелем Аттия Бузмы на пороге Храма. И их совместное жертвоприношение ста дециев Прощающему, (не уж-то ста?!?!?!). И второе появление самого Прощающего, да не одного, а вместе с Проходимусом, богом дорог и погонщиков. И о том, как Проходимус перенес его Аттия Бузму вместе с настоятелем в Город, в резиденцию самого Понтифика, и о……

Впоследствии и сам Аттий Бузма не мог объяснить сам себе, чего это он так разоврался в тот вечер. Может быть, тут сыграло роль желание утереть нос высокомерному Дисию. Может, – хотелось помочь Висту Тадию, может, это было простое хулиганство, может, так подействовало вино, может, – льстило внезапное внимание, а может…..

А может быть все вышеперечисленное вместе взятое, сыграло свою роль. Но нам, теперь доподлинно известно, благодаря чему с тех пор Храм Прощающего в Сшистшизе пользуется такой популярностью, и почему толпы паломников ежегодно стирают ноги, ради посещения этого святого места.

А спустя три дня, караван Виста Тадия ушел из Сшистшиза. Эти три дня, были одними из самых удивительных в жизни нашего героя. Тот почет и уважение, которое ему оказывали его новые друзья, – произвели на него совершенно особое впечатление….

А ведь, самое смешное было в том, что он их никак не заслужил! Просто много и гладко врал! И предъявил бумажку, которую ему почти насильно всучил настоятель Храма Прощающего.

И после этого, его едва ли не на руках стали носить! И делали это те самые люди, которые беспричинно ненавидели его предыдущие два месяца.

Сейчас, он с удивлением вспоминал, как раньше, мечтал быть таким как все! мечтал слиться с толпой обыкновенных людишек. Ничем от них не отличаться. Быть….

Но сейчас он понял, – он хочет быть выше толпы. Он хочет…, чтобы все было как раньше, когда он был…, но…..

В общем, он хочет быть исключительным, особенным, уникальным, – но чтобы обычный обыватель не швырял в него камни, как это происходило когда он был помоешником. И чтобы на него не косились с удивлением, как тогда, когда он был ручной обезьянкой Кастета. И не смотрели с брезгливым омерзением, как смотрели на него когда-то Караванщики….

Он хотел другого. Он хотел, что бы окружающие люди его уважали, любили ни за что, поклонялись ему…. Примерно так, как делают это сейчас его бывшие враги, а ныне друзья.

Он хотел славы!

Людская слава, – странная штука!

А как расстроились все эти караванщики, узнав, что он не идет с ними дальше? Ему даже пришлось придумать историю о том, что он возвращается в Город, дабы совершить благодарственные жертвоприношения в Главном Храме Империи, чтобы как-то оправдаться перед своими почитателями.

Они, эту версию приняли. Для караванщиков, чья жизнь во многом зависела от банальной удачи, и потому крайне религиозных, – это было убедительной причиной для возвращения обратно в Город.

Но вот для тех, кто работал против Аттия Бузмы……

Вряд ли, в такой серьезной организации, (а Аттий Бузма уже не сомневался, что это серьезная организация), состоят сплошь дураки, не знающие цену золоченым чернилам на глянцевой бумаге Понтифика.

Это для темных и простоватых погонщиков, подобная бумажка была предметом религиозного поклонения, материальным доказательством существования Высших Сфер. Но для любого, более-менее понимающего человека, Прощение подписанное Понтификом, – было обыкновенной бумажкой, которую алчный до денег Понтификат, продает за неоправданно высокую цену. И надеяться, что ОНИ купятся на историю о Чудесных Явлениях, – было более чем наивно.

Когда упоение славой немного прошло, Аттий Бузма сильно пожалел о своем вранье, но было уже поздно. Ему оставалось только одно, – продолжать выполнять задания своего «дядюшки» так, словно бы вражеский «хвост», все еще продолжал волочиться вслед за ним.

Именно поэтому, на рынок в Сырный ряд, он пошел только за два дня до того, как его новый караван, должен был тронуться в путь.

Агента Ловцов, он нашел без труда. Так же гладко прошел процесс взаимного опознания. И так же просто прошел обмен «объекта передачи», на «материальный ресурс».

Никакого наблюдения за собой, или за Агентом, Аттий Бузма не обнаружил. Не было ни слежки, ни заинтересованных взглядов «случайных прохожих», ни подозрительных вопросов, – в общем, операция обмена, прошла абсолютно гладко.

А вот потом……

(обратно)

Глава 7

Ретроспектива

2

– Ну, и куда он делся?

– Не знаю, он словно бы растворился в воздухе. Кажется я видел его во время пожара, но потом он исчез.

– А он не мог погибнуть во время пожара? Там ведь кажется были жертвы?

– Да, там загорелось еще четыре сарая. С десяток человек погибло. Но никого похожего на Него среди трупов не было.

-А ты хорошо искал?

– И не только я. Эти караванщики, тоже его искали. Я говорил с ними, они его тоже не нашли.

-И что они говорят о пропаже?

– Ничего, что могло бы быть убедительным объяснением.

– Ты хоть понимаешь, что будет, если этот мальчишка сумеет добраться до Города?

– Понимаю…..

– Тогда ищи!!! Тем более, что мы знаем куда он сейчас направится!

Стажер, на собственном содержании. Это было не самым распространенным явлением в войсках Империи. Но вот у Миротворцев, Всадников Степи, и во Флоте, – стажеры на собственном содержании встречались по одному на сотню. Как правило, это были дети Тех Кто Правил, которых разумные родители посылали послужить Империи с оружием в руках.

Подобное служение позволяло их отпрыскам закалиться, узнать армейские порядки, научиться обращаться с оружием, а самое главное приобрести политический багаж, который позволит им занимать должности воинских начальников, или как минимум, с умным видом рассуждать на армейские темы, и пенять в глаза своим политическим противникам, такого опыта не имеющим.

Почему содержание было собственным? Потому что давным-давно, еще на заре существования Империи, было принято решение не тратить Имперские деньги на тех, кто не сможет их отработать. Особенно, если эти ТЕ, могли позволить себе содержать не только одного стажера, а и целых воинский отряд.

И надо отметить, что Всадники или Миротворцы, отнюдь не были парадными войсками. Они действительно были воинской элитой, и по праву гордились своим умением втоптать в грязь любого врага. Поэтому, должность стажера на личном довольствии, отнюдь не была синекурой для подрастающих сынков сенаторов. Стажеры на личном довольствии пахали побольше любого новобранца в любых других войсках Империи. Помимо основных обязанностей солдата Империи, они еще постоянно совершенствовались в фехтовании всем, чем можно фехтовать, выездке, и стрельбе, из самых разных видов оружия, от духовых трубок, до тяжелого стреломета.

А еще, стажеры на личном довольствии, – были самыми бесправными существами в войсках Империи. Даже у лошадей и боевых собак, было куда больше прав, чем у стажеров. Любой солдат, не говоря уж об офицерах, мог окрикнуть такого стажера, и приказать ему почистить свое оружие, постирать одежду, или вычистить коня. Или, если было желание повеселиться, мог положить ему в заплечный мешок тяжеленный камень, и заставить бежать вслед за конным отрядом.

Вообще, издевательство над Стажерами, было своеобразной солдатской традицией. В каждом отряде были свои любимые приколы, и воспоминания о наиболее удачном их применении ходили потом годами.

И двумя, наиболее приятными сторонами этих издевательствах было то, что во-первых, это был чуть ли не единственной возможностью для простого солдата поиздеваться над Теми Кто Правит, и во-вторых, – мстить за подобные издевательства, считалось низким тоном. Даже если впоследствии стажер занимал очень высокую должность, то встречаясь со своими прежними мучителями, он только весело посмеивался, вспоминая о прошлых бедах.

Именно поэтому, любой Сенаторский сынок, выслужившийся из стажеров в простые солдаты, мог по праву пенять своим политическим соперникам отсутствием подобного опыта. И потому же, для такого человека получить государственную должность было куда проще, чем для любого другого сынка Сенатора, а это стоило того, что бы самому оплачивать свои мучения.

Но, заключая рассказ о том, кто такие стажеры на собственном содержании, скажем, что выслужиться удавалось одному из десятка.

Меч разрезал воздух вблизи головы Аттия Бузмы. Еще бы на волос в сторону, и наш герой мог бы оказаться без уха. Последовавший за ним удар ногой в живот, зацепил бок нашего героя, заставив резко крутануться вокруг своей оси, а удар щитом снес его назад, но он устоял на ногах, и даже сумел подставить щит под разящий удар мечом. Рука держащая щит, мгновенно потяжелела и потеряла чувствительность. Понимая, что с такой рукой он не сможет долго обороняться от противника, Аттий Бузма попытался перейти в атаку. Но все его попытки добраться до десятника Торуса, были пресечены быстро и максимально жестоко. Меч Аттия Бузмы вылетел из его руки, а вражеский меч, опустившийся на его голову, высек сноп искр из глаз. Внезапно ставшие ватными ноги подогнулись, и максимум что смог сделать наш герой, это относительно плавно опуститься на колени. Если бы этот удар не был бы нанесен плашмя, он легко бы раскроил голову нашего героя, и даже стальной шлем не смог бы помешать этому. Но удар был нанесен плашмя, и шлем, а главное двойной подшлемник смогли выполнить свое предназначение защитного снаряжения.

– А мальчишка и впрямь хорош, – удовлетворенно отметил десятник, тщательно вытирая с лезвия своего меча, несуществующие пылинки. – Продержался куда дольше, чем многие из вас!!!

– А мы тебе о чем говорили?!?! Чувствуется кровь!

– Какая к Злыдню кровь? Чувствуется Школа! В тебе Оптимус Астус Эстий, – этой самой крови, ведром не вычерпаешь, а против меня ты тридцати секунд не простоишь! …Эй. – Он добродушно пнул ногой, все еще не поднявшегося с коленок Аттия Бузму. – ты, где с мечом работать учился?

– Дедушка учил. – Еле вспомнив легенду, по-горски пробормотал Аттий Бузма.

– Ну не знаю, что там у тебя был за дедушка, но Школа у него хорошая! Ты чё тут расселся? Беги, постирай-ка мне рубаху, а то я почти что вспотел, возясь тут с тобой.

Когда Аттий Бузма поднимался на ноги, они еще дрожали, а в голове шумело. Тем не менее, он не забыл первым делом подобрать выбитый из руки меч, вложить его в ножны и только потом, подобрав брошенную ему рубаху, поплелся к журчащему невдалеке ручейку.

Жизнь среди миротворцев ему нравилась. И нравилась куда больше чем все остальное, что он делал раньше.

Конечно, его заставляли работать так, как он не работал никогда в жизни, а столько пинков и ударов он не получал со времен игры в Охоту на Обезьянку.

Но это было не главным. Главным была та атмосфера, что царила в среде Миротворцев! Да где еще в Империи сын шлюхи Торус, мог бы так пренебрежительно говорить с Оптимусом Астусом Эстием, сыном Сенатора в Злыдень знает каком поколении? И самое удивительное, что сам Оптимус Астус Эстий, не только мирился с этим, – но и считал само собой разумеющимся, что лучший фехтовальщик Миротворцев Торус, разговаривает с ним подобным образом.

А можно ли обижаться на то, что после длительного дневного перехода, кто-нибудь из миротворцев, вместо того, чтобы отдыхать у костра, – подходил к стажеру, и начинал натаскивать его в фехтовании, стрельбе или выездке?

А стирка мундиров, починка упряжи и уход за оружием старших товарищей, особой тяжестью для человека прошедшего обучение в Школе Ловцов, не казалась. Там их заставляли вычищать свою одежду каждый день, и малейшее пятнышко на одежде, могло лишить ученика еды на весь день.

Да. Работать здесь приходилось иногда даже больше чем в Школе Ловцов. Но тут не было ее душной атмосферы! Взамен постоянной подозрительности и слежки Ловчей Школы, тут была атмосфера боевого братства.

Миротворцы, чем-то напоминали Аттию Бузме Шакалов. У них тоже был своеобразный культ Бойца. И та же детская наивность, что пронизывала жизнь Шакалов.

Прошедшему курс ЛЖИ, Аттию Бузме, поначалу казались смешными разговоры своих новых товарищей, в которых они декларировали свою верность Империи и войскам Миротворцев. Их воспевание воинского братства и клятвенные обещания умереть друг за друга, поначалу не вызывали у него ни малейшего доверия.

Но потом, присмотревшись к окружавшим его людям, он вопреки всему своему жизненному опыту, поневоле начал им верить. Та искренность и простота, что излучали почти все миротворцы, удивляла его, и заставляла задуматься о правильности, казавшихся столь незыблемыми истин.

А Миротворцам в свою очередь понравился Ассиш Буссмешш, сопровождать которого они взялись. Вопреки ожиданиям, он оказался отнюдь не глуп, не ленив, не высокомерен, и даже ни разу не попытался ничего украсть. А его владение многими воинскими дисциплинами, могло только вызвать восхищение у старых, прошедших многие испытания воинов.

Причем, что удивительно, – он не только превосходно владел мечом или кинжалом, (что для горца было в общем-то не удивительно). Но и вполне сносно ездил верхом, а также настолько быстро овладел стрельбой из стандартного армейского арбалета, что это вызвало законное подозрение, что он владел им и раньше. А ведь горцы пользовались примитивными луками. Делать арбалеты они не умели, а о том, чтобы эти бедняки могли купить себе подобное оружие, не могло быть и речи.

А выездка?!?! – Настоящий боевой конь, был для горцев, слишком дорогим удовольствием. Даже простых рабочих лошадок здесь было не так уж и много, (особенно если сравнивать с Империей). Так где же, спрашивается, этот Ассиш Буссмешш, научился так ездить?

Он правда говорил, что в его клане был боевой конь. Но что это вообще за клан такой, – Буссмешш? Никто, даже самые старые и опытные воины, проведшие в горах большую часть жизни, никогда про него не слышали. А Горский клан, могущий позволить себе содержать боевого коня, должен быть очень большим, очень богатым и влиятельным.

Да и байкам про дедушку, научившего внука так владеть мечом, – миротворцы не очень-то доверяли.

Эти люди, были победителями в многочисленных схватках с туземцами, и они, как никто знали манеру фехтования горцев.

Да, она был неплоха. И горцам случалось побеждать даже опытных миротворцев. Но ставку они делали на напор, ярость, личные силу и ловкость. К тому же горцы, много бегавшие по горам, имели необыкновенно сильные ноги, что вносило в их стиль фехтования, многочисленные прыжки и увертки. Ассиш Буссмешш действовал совершенно по другому. Его манера фехтовать была очень экономной, рациональной, и предельно отточенной. Даже в самые яростные моменты схватки он сохранял холодную голову, в отличии от горцев, которые предпочитали драться в своеобразном боевом трансе.

И он почти не прыгал, а наоборот, словно бы скользил по льду. А такая манера передвигаться была более характерной для жителя равнины, не привыкшего бегать, прыгая с камня на камень.

Так что очень скоро, все пришли к выводу, что этого мальчишку работать с мечом учил кто угодно, но только не дедушка-горец.

Были и еще загадки. Например многие заметили что этот дикий горец, кажется понимает Имперскую речь. А иногда, даже говоря на-горском, для обозначения некоторых деревьев, или животных, употребляет их Имперские названия.

Он конечно умеет лазить по горам. Но любой горский мальчишка мог дать ему в этом фору. А ведь лазить по горам, – одна из важнейших воинских дисциплин, и любимейшая из мальчишеских забав у этих дикарей.

Были и еще несоответствия образу горца. И если бы сам Мегус Кир, не поручился бы за этого парнишку, – миротворцы быстро бы взяли его в оборот, и вытрясли из него правду. Но уж коли легендарный тысячник Мегус Кир, назвав этого паренька необычным, и поручил доставить его на равнину…, – его подчиненным оставалось только подчинится, стараясь не обращать внимания на эти странности.

А в целом парнишка был хорош. Особенно для стажера на собственном обеспечении. Его даже не пришлось «вразумлять», объясняя смысл его обязанностей, а также понятий субординации и дисциплины. Он словно бы вырос в среде, где эти понятия являются базовыми.

Да, мальчишка был хорош, и если бы не эти его странности….

Спустя неделю после выезда из Сшистшиза, они перебрались через Орсшошшсшкий перевал, который миротворцы, путающиеся в многочисленных шипящих и свистящих звуках, коими столь изобилует речь горцев, – называли просто Злыднева Щель.

Видимо трагические события, происшедшие с нашим героем на этом перевале сыграли свою роль, но после перехода через Злыдневу Щель, он внезапно почувствовал какую-то тревогу.

Это было подобно взгляду, устремленному в его спину. Взгляду сквозь прицел арбалета. Или даже хуже, – взгляду гадюки, нацелившейся на свою жертву! Потому что Аттий Бузма, – почувствовал в этом несуществующим взгляде, что-то нечеловеческое.

Поначалу он гнал от себя эти мысли, объясняя их нервозностью и дурными воспоминаниями. Но потом он вспомнил те размышления о Враге, которым он предавался, после того как расправился с братьями Занса. Вспомнил необычный способ, которым его пытались уничтожить. Вспомнил ту необъяснимую ярость, которая заставила его пойти на убийство….

Это заставило его насторожиться и внимательно следить и за собой, и за поведением окружающих его людей. Но пока все было как обычно.

Прошло еще две недели похода. Гористая местность не позволяла пускать лошадей вскачь и отряд миротворцев, с их превосходными скакунами, плелся не многим быстрее обычного каравана. А если еще учитывать что это был разведывательный рейд, и каждый день, десять отрядов по пять человек выдвигались в стороны от основного маршрута, с целью проверить окрестности Большого Тракта…, можно было понять, почему за три недели похода, они так и не достигли Имперских земель. Но эти земли уже были рядом. Горы с каждым днем становились все меньше и меньше, тропа уже почти постоянно спускалась вниз, и даже кажется, сам воздух стал каким-то другим. Западный ветерок, нет-нет, да приносил едва уловимые ароматы сухой степи, отбивая опостылевший запах камня. Да и встречные горцы уже вели себя совсем по-иному. Они еще хорохорились и корчили из себя великих воителей, но сотни лет, проведенные под Рукой Империи, уже успели сделать из них вполне лояльных подданных, приветливо глядящих на элитных солдат Империи. Приветливо, – потому что видели в них не страшных карателей и убийц сыновей, мужей и братьев, а защитников.

Может быть поэтому, Миротворцы и расслабились на последних шагах по земле Гор. Они конечно знали, что расслабляться нельзя нигде и никогда, но…..

Был примерно полдень, когда гонец от одной из пятерок прискакал к отряду, и не позволив вынуть стрелу из своего плеча, сообщил, что его пятерка была атакована.

– Нет, убитых нету, но еще двое ранены. Они преследуют врага, а он поскакал за помощью.

Мгновенно была забыта первостепенная задача охраны Аттия Бузмы. Даже самим Аттием Бузмой. Спасение товарищей, и уничтожение посмевшего напасть на миротворцев врага вышло на первое место, начиналась охота.

Совещание руководства продлилось недолго. Сотник, пятидесятники и десятники, собравшись в кружок, пошушукались между собой минут десять…. После чего до нижних чинов был доведен следующий план: – Оставшиеся десять пятерок, образуют три отряда. В первом будут гонцы, чья задача, – оповестить остальные разведгруппы о начале охоты.

Второй, самый многочисленный отряд, поскачет на помощь атакованной пятерке.

А третий останется на месте, ожидая, ушедшие в противоположную от места атаки сторону Тропы, отряды.

План был прост; первая уже имевшая контакт пятерка преследует противника, не стараясь однако атаковать его, до подхода основных сил. Четыре, находящихся невдалеке группы, должны постараться охватить противника с флангов, а по возможности и зайти в тыл. Основной отряд, уничтожает зажатого в клещи врага. Резерв, – прикрывает тыл.

Естественно, Аттий Бузма остался в резерве. Ему даже показалось, что ни будь необходимости присматривать за ним, резерва бы и не понадобилось. Во взглядах нетерпеливо гарцующих вокруг него миротворцев, он словно бы читал упрек за то, что они вынуждены оставаться с ним, вместо того, что бы….

Спустя пару часов, к резерву, состоящему из пятнадцати миротворцев и Аттия Бузмы, подтянулись все, ушедшие на южную строну Тракта пятерки. И эти сорок человек, вместо того чтобы гнаться за врагом, разбили лагерь около тракта, и принялись ждать.

– Можно обратиться к тебе десятник Торус? – спросил стажер Ассиш Буссмешш у командира своего десятка.

– Давай, обращайся

– Почему мы стоим здесь, вместо того, чтобы догнать наших товарищей?

– Таков был приказ сотника Кастума Эгра.

– Это из-за меня?

– И из-за тебя тоже.

– Но может тогда будет лучше догнать основные силы, ведь тогда нас будет больше, а следовательно и безопасней!

– А может быть ты стажер, натаскаешь воды для котлов, вместо того что бы обсуждать приказ сотника? – с этими словами Торус указал на десяток здоровенных котлов, лежащих в обозе, который тоже оставили на попечение резерва.

– Но ведь….

– Воды!!!!!

Аттию Бузме пришлось подчиниться. Самое забавное было то, что пока он в одиночку наполнял котлы водой, всю дорогу от ручья до лагеря, его сопровождало пять, вооруженных арбалетами миротворцев. Причем арбалеты были взведены и заряжены.

Потом он таскал дрова для костров, разжигал огонь, вешал над ними котлы. Заставлять варить кашу стразу в десяти котлах его не стали, но заставили наломать молодых веток, и этим веником подметать всю территорию лагеря.

Казалось, миротворцы развлекаются. Все оставшиеся в лагере бойцы, не занятые караульной службой, и приготовлением пищи, – собрались поглядеть, как стажер пытается очистить лагерь от пыли, грязи и камешков. Они радостно подсказывали ему местонахождение мусора, а если такового не находилось, создавали его сами.

Это могло быбыть унизительно, и в иных обстоятельствах сильно разозлило бы нашего героя…, если бы не то чувство опасности, которое он испытывал последнее время, и не понимание того, что тридцать пар глаз не спускают с него взгляда, а еще пятнадцать следят за окружающей обстановкой.

Когда каша сварилась, был подан сигнал приступить к трапезе. Было еще светло, но длинные тени гор, уже покрыли почти всю равнину, и зябкий холодок заставил запахнуть куртки и сесть поближе к костру.

Внезапно раздался сигнал одного из караулов. Все было вскочили, схватив оружие. Но тревога оказалась ложной. Прибыл гонец, доложивший пятидесятнику Итию Варрану, (а заодно и всем присутствующим), – «Что враг обнаружен не был, но следы ведут в одну горскую деревеньку». Сотник Кастум Эгр, принял решение наведаться в нее, и провести расследование….

После этих слов, с миротворцев словно бы спало какое-то напряжение, они расслабились и повеселели. Но вот тревога Аттия Бузмы, вопреки всему после этих слов, только усилилась. И самым противным тут была невозможность поделиться с кем-нибудь этой тревогой.

…Ну как это вы себе представляете? – Подходит он значит к Итию Варрану или Торусу, и начинает говорить что – «Вот мол, тревожно ему как-то, что на душе неспокойно, и вообще….». – Что ему ответят эти элитные солдаты Империи? – «Не дрейфь малыш. Ничего страшного тут нет, враг далеко, опасность ушла, постирай штаны, утри сопли….».

В лучшем случае, они подумают, что у него обычный мандраж, в худшем, – приступ паники. Они конечно постараются его утешить и успокоить, но не поверят ему, и что хуже, – начнут презирать….

– Можно ли обратиться к тебе десятник Торус?

– А-а-а, стажер. Ну валяй обращайся….

– Что сейчас будут делать наши основные силы?

– Основные силы? – Торус мечтательно прикрыл глаза.– Основные силы сейчас окружат недружественную деревню, понаблюдают за ней часок. Выявят возможные очаги сопротивления. Потом перекроют все выходы из нее, и начнут зачистку….

– Зачистку?

– Твою деревню мы еще не чистили? Тогда объясню что это такое. Всех жителей выгонят из домов, куда-нибудь на открытое пространство. Дома обыщут, если найдут окровавленные тряпки, мечи со свежими зарубками, или какие то другие подозрительные вещи, – дома в которых это будет найдено, разрушат. Если найдут людей с оружием в руках, или со свежими ранами, – их обезглавят на глазах у жителей. На всякий случай выпорют старейшин деревни, чтобы лучше следили за своими людьми…. Потом….

– А тебе не кажется странным, что следы атаковавшего отряда ведут прямо в деревню? Ведь те кто напал, не могут не понимать что так они приводят волков в свою овчарню?

– Нападали скорее всего такие же молокососы как ты. Юные наглецы, что осмеливаются перебивать старших! Нахватались у дедов приемчиков владения мечом, а попутно наслушались рассказов про славные походы, да великих воинов. Ну и решили попробовать себя…, увидав пятерку Имперцев. А попробовав, обломали зубы и решили со страху заховаться под маменькино крылышко, дескать, в родном доме никакие миротворцы уже не страшны……

– А если это засада?

– Ну многоуважаемый великий воин Ассиш Буссмешш, мы миротворцы, хоть и не такие великие воины как ты…, однако тоже кое-что в своем деле понимаем. Я ведь тебе говорил, что ребята не ломануться прямо в деревню, а сначала пару часиков за ней понаблюдают. Угадай зачем?

– А если главная цель не тот отряд, а наш. Если это сделано целью разделить нас?

– Ну, во-первых, мы это предусмотрели…. Иначе бы нас здесь было не сорок человек, а всего десять…. А во-вторых, – кто станет подставлять свою деревню, ради нападения на нас?

– Ну…, Те, кто охотятся за мной. Для них это чужая деревня.

-…. Хм. Правильно мыслишь…. Молодец! Но такую вероятность мы тоже предусмотрели. Так что не беспокойся.

– Я беспокоюсь. И не столько за себя, сколько за вас. Мои…, Враги…., это не простые горцы. Они куда опасней. И способны на любую подлость….

– Что ж, спасибо за предупреждение малыш. – Улыбнулся Торус. – Но сотня миротворцев, это серьезная сила, и сейчас ты находишься под ее защитой.

Иди-ка лучше спать, и лучше расположись где-нибудь поближе к середине лагеря….

Говорить больше было не о чем. Оставалось только подчиниться. Если уж миротворцы взялись его охранять, так пусть и охраняют.

Приняв такое решение, наш герой пошел в самый центр лагеря и улегся там возле ярко горевшего костра. Его переполняли самые нехорошие предчувствия. Враждебный взгляд не просто смотрел в его спину, он уже буквально царапал ее ледяными осколками, и конечно, не о каком сне не могло быть и речи.

Аттий Бузма проворочался всю ночь, ежеминутно ожидая нападения, но оно так и не состоялось. Это была пожалуй одна из худших ночей в его жизни. Даже более страшная, чем в подвале у Старших братьев. Сон сморил его только под самое утро, и сон этот был тревожен и полон кошмаров.

Неудивительно, что проснулся он с таким ощущением, что все-таки побывал в руках палачей. Да и остальные миротворцы, были этим утром, не в лучшей форме.

Еще ночью Аттий Бузма понял, что большинство лежащих рядом с ним фигур тоже не спят. И в отличии от него, не из-за кошмаров, а совершенно по другой причине. Это была засада. Засада на неизвестного врага, который должен был этой ночью попытаться убить его.

Но несмотря на бессонную ночь, товарищи нашего героя, встали как обычно, и как обычно занялись своими повседневными делами. И как обычно начали гонять его.

Помимо воды и дров, Аттий Бузма вычистил около десятка сапог и постирал гору пропотевших рубашек. А сразу после завтрака, получил урок фехтования от Торуса.

Потом, лежа в ручье, чтобы остудить многочисленные синяки, полученные от ударов меча своего наставника, (палок он не признавал, благо, хоть бил плашмя), – герой наш размышлял о том, почему сегодня ночью так ничего и не произошло.

А ведь Враг был где-то рядом! Он чувствовал его, чувствовал каждым нервом, каждой частицей своей кожи. Это было настолько осязаемо, что мысль о том, что это могло почудиться под влиянием страха или волнения, даже не рассматривалась.

И тем не менее, – ОН не напал. Испугался миротворцев? Решил взять измором? Готовит какую-то особую пакость? И куда делся основной отряд? Им ведь уже давно было пора вернуться?

– Десятник Торус, – спросил он у своего командира, подавая ему его свежепостиранную рубаху. – А тебе не кажется, что основной отряд, уже должен был возвратиться? Ведь для зачистки одной деревеньки, им вряд ли понадобился бы целый день?

– Ну, у них могли появиться другие дела. Война имеет привычку ломать заранее намеченные планы….

– А если на них напали? Они там сейчас наверное бьются, а мы тут сидим и….

– Знаешь малыш, – ты уже надоел мне со своими советами! Если бы ты был обычным стажером на личном обеспечении, – я бы тебя за это сгнобил бы на хозработах…. Но поскольку ты у нас лицо…., хм, – не простое, – я тебе отвечу. Но это будет в последний раз. – Еще утром мы послали разведчиков узнать как там дела у ребят. Вернуться они должны в полдень, то есть с минуты на минуту. Ты понял?

– Да.

– А теперь возьми-ка веник, да подмети лагерь еще пару раз. Если разведка не вернется до той поры, когда ты закончишь с этой работой, ….. Будешь мыть камни! Все! Что есть в этих горах….

Но разведка не вернулась ни в полдень, ни через час, ни через два, или даже три, На лицах миротворцев все сильнее стали проявляться тревога и недоумение. Такого, чтобы целых шесть десятков их товарищей исчезли почти бесследно, припомнить они не могли.

Наконец полусотник Итий Варран отдал приказ выдвигаться всем отрядом в том направлении, куда ушли их товарищи.

Лишь пара десятков шла по основной тропе, петляющей между невысоких гор. Остальные миротворцы, разбившись по пятеркам, ехали впереди отряда, с флангов и в арьергарде, стараясь обнаружить возможную засаду.

Несмотря на спешку, ехали Миротворцы очень неторопливо, внимательно изучая каждый поворот тропы, и раскинутые вдоль тропы заросли невысоких кустарников, или рощицы деревьев. И особенно бдительными они становились, если тропа пролегала под крутыми склонами гор, с которых отряд можно было бы закидать камнями и стрелами.

Тем не менее, ближе к вечеру они почувствовали запах гари. Еще спустя полчаса, подъехали к тому, что когда-то было деревней. Теперь, вместо домов тут были обгоревшие развалины, а вместо жителей, – трупы.

– Это и называется зачисткой? – спросил Аттий Бузма у всё того же Торуса, негласно приставленного к нему в качестве телохранителя.

– Заткни пасть стажер! – рявкнул тот в ответ, внимательно вглядываясь в мешанину тел.

Часть его товарищей уже заняла круговую оборону вокруг села, а часть бродила по развалинам внимательно во что-то всматриваясь.

Наконец к Торусу, десяток которого продолжал охранять Аттия Бузму, подъехали Итий Варран, и еще двое десятников.

– Четверо наших, – заявил Итий Варран, косо глядя на Аттия Бузму. – Думаю еще трое – четверо раненны.

– Да. – Подтвердил его слова один из десятников. – Они въехали в село, и на них напали….

– Я нашел стрелу от арбалета. – Добавил другой десятник. – Она не из наших…, но качество стрелы превосходное. – Он показал короткий, целиком стальной стержень, с одной стороны которого находилось три стабилизатора, а с другой узкий граненый наконечник.

– Да, – подтвердил Торус. – Это явно не наша. И явно не горская. И вообще, на имперскую работу не похоже….. Я видел такую у одного парня из Коллопа….

– Думаешь тут Коллоп….

– Коллоп, продает оружие всем, кто может позволить себе заплатить их цену. Но для меня такая стрела, – непозволительная роскошь.

– А что в ней особенного? – спросил первый десятник. – На мой взгляд, наши не хуже….

– Эта стрела прошибет твой доспех насквозь, не говоря уж о том, на кого он будет надет. Она выкована из цельного куска стали, а наконечник потом был закален особым способом. А форму наконечника видел? Трехгранный! Прошибает стандартный армейский панцирь как деревяшку, а раны от него глубокие и плохо заживают.

– Это все замечательно Торус, но не приближает нас к разгадке….

– Ты прав Итий Варран, я увлекся. Но по-моему картина ясная. Авангард вошел в деревню. Его атаковали. Основные силы подошли с флангов и стерли это змеиное гнездо с лица земли. А потом бросились преследовать уцелевших….

– И не отправили к нам вестового? И не подобрали оружие погибших? Видишь этот меч? Это оружие Кастура Титуса Копта. Коллопская работа. Стоит жалования десятника лет эдак за пятьдесят!

– Тут, судя по всему был страшный пожар. Удивительно, что они тела успели вынести….

– Тут дело в следующем, – бросил второй десятник. – Я вот посмотрел на тела жителей, на том краю деревни, – показал он пальцем на самый дальний угол пожарища…. – В общем, убили их примерно двое суток назад. Мы к тому времени еще топали сюда по Тракту….. Тел было около полусотни…., в одном сарае…, свалены в кучу….

– Так что, картина Торус далеко не ясная. Кто-то успел вырезать почти половину деревни еще до нашего подхода. Потом сюда заманили наши основные силы…. Думаю, они держали жителей где-то взаперти…, а когда наши ударили с флангов, выпустили их на улицы. И пока наши ребята уничтожали все что шевелиться, – сами дали деру. Наши поняли, что происходит и погнались за ними…, но почему-то не послали никого известить о происшедшем нас….

– Прости что вмешиваюсь Итий Варран, – подал голос Аттий Бузма. – Но я думаю, что Кастум Эгр, послал к нам гонцов. Но их перехватили по дороге. Так же как и наших разведчиков….

– Думаю сотник, – мальчишка прав. Он не так глуп, как выглядит. И все что он говорил мне раньше, имело нехорошую привычку сбываться….

…. Так может быть ты, – Торус указал на Аттия Бузму своим, похожим на железный костыль пальцем, – объяснишь нам, что тут происходит?

– …Если честно…, я знаю не многим больше вашего…. Враги…., нашего клана…, видимо наняли кого-то…, достаточно сильного и умелого…. Способного противостоять даже вам. Их цель, – я.

Это была засада. Ваших…, наших ребят заманивают куда-то, подальше отсюда….

…. Я думаю, что врагов не так уж и много…. Может десяток, может два…. Основная часть их уводит наши основные силы, а оставшиеся будут охотиться за нами…..

– Ну если их всего десяток, то как бы хороши они не были им не совладать с четырьмя десятками миротворцев.

– Нас уже тридцать восемь, считая меня….. И еще…. Эти Враги…. Они не просто воины…. Возможно они еще и колдуны!!!

– Брось эту горскую чушь Ассиш Буссмешш, – всех колдунов повывели тысячу лет назад!

– У вас в Империи может и вывели. А у нас в Горах, и дальше за Горами, они еще есть.

Несколько месяцев назад трое…, батраков моего деда, напали на меня…. Один из них остался жив…. Когда его спрашивали, почему он это сделал? Он только разводил руками и не мог ничего объяснить…..

– Такое же волшебство звенит у меня в кошельке! Как не прискорбно мне тебя расстраивать малыш, но я думаю, тебя продали за пару дециев.

– Нет. Если бы этих батраков подкупили, – они бы не стали нападать на меня на глазах у всего ка…клана! Это же верная смерть. Они нашли бы способ сделать это по-тихому….. И еще…. Я тогда тоже…, был очень странным…. Я убил двоих, и сбросил третьего со склона…, но я совсем не собирался этого делать. У меня словно пелена на глазах была…. Я словно бы был не я….

– Ну парень, – когда тебя пытаются прикончить, ясное дело тебя одолевает ярость. В таком состоянии мы все, словно бы и не мы.

– Это было не так. Вы вправе мне не верить. Но я вас предупредил.

– Ладно. Мы учтем твои слова. Хоть все что ты сказал, мало прояснило ситуацию. Мы не знаем что у нас за враг. Мы не знаем его сил и планов. Мы даже в глаза ни одного из них не видели…..

Наш долг оберегать тебя. Но у нас еще есть и долг перед нашими товарищами…. Если цель не ты, а они, – мы обязаны им помочь. Но если при этом погибнешь ты, – мы покроем себя позором!

– Они будут пытаться убить меня независимо от того, последуем ли мы за нашими товарищами, или побежим к границе. И то и другое одинаково опасно. Но так, мы может быть сможем им помочь. Да и после соединения отрядов, нас будет больше, а значит и безопасней…..

– Что ж, я мог бы придумать доводы против…. Но мне не хочется. Мы последуем за друзьями…..

И снова началась неторопливая езда. Как понял Аттий Бузма, в горах по-другому, в условиях военных действий и не ездили. Враг мог таиться за каждым камнем, каждой скалой, горой, кустом…. Торопливость тут могла стоить слишком дорого….. И если горцы чего и умеют, так это устраивать засады и прятаться.

Спустя пару часов движения, разведчики принесли известие, что след отряда разделился. После недолгого совещания было принято решение идти за той половиной отряда, что судя по следу была большей. Этот след петлял между горами, уводя все дальше и дальше от Проезжего Тракта. Тропа, как таковая пропала, двигаться приходилось по тем участкам, которые казались наиболее проходимыми. А таковых по мере удаления от Тракта, становилось все меньше и меньше. Через какое-то время, они наткнулись на горную речку. Конечно, где-нибудь на равнине ее бы и речкой не назвали. Любая, привыкшая действовать на равнине кавалерия перемахнула бы этот ручей, толком не заметив преграды. Но в горах, пенящийся между опасно торчащими камнями бурный поток был серьезной преградой. Миротворцы знали, насколько опасными могут быть подобные, стремительные ледяные потоки. И труп лошади, которую обнаружила разведка ниже по течению, был тому доказательством.

Миротворцы спешились и начали переводить коней под уздцы. Когда половина отряда уже благополучно переправилась, наступила очередь Аттия Бузмы. Он в сопровождении Торуса и еще двоих миротворцев начал переправляться через реку, дошел до самого глубокого места, и в этот момент, полетели стрелы.

Торус и два его товарища среагировали мгновенно, закрыв Аттия Бузму своими телами. Но тел этих было только три, а стрел как минимум пять и каждая нашла свою цель….

…. В первое мгновение, Аттию Бузме показалось, что в него стреляют миротворцы. Во второе мгновение, падая в поток с простреленной ногой он понял, что стрелы летят чуть сбоку от того места, где стоял переправившийся отряд. В третье мгновение он уже ни о чем не думал, кроме ледяной воды, которая быстро несла его вниз, ударяя время от времени о выступающие из-под воды камни.

– Ну что еще не очнулся? – спросил незнакомый голос. Говорил он по горски, но с таким явным Имперским акцентом, что сомнения в происхождении говорившего не могло возникнуть.

(…. Очень знакомые ощущения…. Кажется, это с ним уже было. Эта боль, беспамятство, и это отвратительное чувство беспомощности и незащищенности).

– Нет, уже второй день в отключке…. Тащим его, ублюдка поганого…. Зачем? Лучше б сразу прирезали. – А вот это уже был чистый горский выговор.

(И это тоже было знакомо. Точно также, только много-много лет назад, такие же равнодушные голоса обсуждали вопрос, стоит ли его лечить, или сразу добить из жалости).

– Давай тащи! Я тебе не зато плачу, что бы ты тут рассуждал….

– Ха!!! И это ты называешь платой. Жалкие десять дециев!

– Ах ты жалкий горский оборванец. Помнится когда ты первый раз в своей ничтожной жизни, увидел целых десять дециев на одной ладони, – ты клялся что ради них на коленях переползешь через все горы с севера на юг!

( Судя по голосам, – говорившие были смертельно уставшими, и от того раздражительными…).

– Но я тогда не знал, что придется связываться с миротворцами! Ты сказал, – «…Прогуляться по горам, и кое-кого похитить….». О том, что придется удирать от миротворцев, ты ни слова не сказал!

– А ты думал, что за десять дециев тебе предложат украсть овцу? Ну и глуп же ты парень.

– Я глуп!?!? Ах ты тварь…..

( Стремительный, но краткий полет, примерно с высоты плеча человека. Удар о камни погрузивший его в темноту….).

…. – Вот ведь жалкий горский ублюдок, с кинжалом на меня полез! Вот и запихивай теперь свои кишки обратно в брюхо…. Жалкая тварь, теперь придется одному тащить этого гавнюка….

(На сей раз, это не было диалогом. Голос не говорил, а скорее бормотал про себя, и бормотал, явно не ожидая ответа. Если не считать ответом громкие стоны…).

…. – И где этот ублюдок Прокад? Ему уже давно пора появиться…. Если только эти злыдневы миротворцы, не прирезали его вместе со всеми его людьми.

(Повторная отключка, видимо не была слишком долгой. И это последнее падение словно бы что-то прояснило в его голове. Он уже не просто слышал и видел, он начал осознавать услышанное и увиденное).

– О Боги, сколько людей пришлось положить из-за одного единственного пацана! Да этот гаденыш должен уметь срать чистым золотом, чтобы окупить всю эту кровь…. Ладно еще горцы, этого дерьма никто не считает, но Визил и Гекат, ради чего они погибли? Да и миротворцы, они же имперские солдаты, нам их точно не простят!

(Сильные руки подхватили тело Аттия Бузмы и одним рывком забросили его на спину. Судя по тому, как это было сделано, наш герой пришел к выводу, что его…, враг(?), был человеком ловким и сильным. Да и поступь этого человека была достаточно твердой, даже несмотря на груз и смертельную усталость.)

Так он и шел примерно час. Во время ходьбы, человек похитивший Аттия Бузму не разговаривал, а только дышал, размеренно, но с хрипотцой. К концу часа дыхание его участилось и стало более хриплым. Он все чаще начал спотыкаться.

Наконец он остановился и аккуратно сбросил свой груз на мягкую землю.

И очень вовремя. Еще немного плавного покачивания на спине этого похитителя, и наш славный герой, банальнейшим образом сблевал бы ему на спину. Чем бы и выдал факт своего выхода из забытья. А это пока не входило в его планы….

А что же в его планы входило? – А в его планы входило ехать на спине своего врага как можно дольше. Ибо с каждой минутой, каждым шагом этой езды его силы прибавлялись, а вот сила врага стремительно уменьшалась.

Конечно, он еще был слишком болен и слаб, чтобы выйти один на один, даже против уставшего, но здорового противника. Но ведь тот когда-нибудь уснет…. И тогда Аттий Бузма постарается сделать все от него зависящее, чтобы враг никогда больше не проснулся.

Так и случилось. Ближе к вечеру, измученный похититель сбросил свою добычу на землю, и присев рядом, вяло съел сухую лепешку и немного твердого овечьего сыра. Запив этот скудный ужин вином из фляжки, он устало привалился к плоскому камню и мгновенно заснул. Аттий Бузма выждал еще около часа, а потом медленно подполз к своему врагу, и вынул его собственный кинжал из ножен на поясе. В последнюю секунду, тот, почуяв неладное проснулся, и даже попытался перехватить руку с ножом, приближающуюся к его шее, но было уже поздно. Одно простое движение ножом по горлу и враг забился в судорогах, хрипя и булькая кровью. Аттий Бузма напился этой крови….

Напился, не потому что это была кровь врага, а потому что это была пища. Пища, которая придаст сил его измученному телу.

Не то, что бы он очень хотел есть. Скорее наоборот, – при мысли о еде, его начинало поташнивать. Видимо когда река тащила его тело по камням, он, перед тем как нахлебаться воды, – хорошенько приложился головой о средних размеров скалу. И судя по тому как он себя чувствовал, – скала от этого столкновения раскололась.

Но в Школе Ловцов, их учили подкреплять свои силы при любом удобном случае. И отсутствие аппетита не оправдывало отказа от еды, во время выполнения задания. Кровь подходила для подкрепления сил. А чья это кровь, звериная или человеческая, для Аттия Бузмы было безразлично. Он выросший вне общества, был лишен большинства его предрассудков.

Потом он осмотрел свою рану. Либо ему очень повезло, либо стрелял профессионал, способный с двухсот шагов, прострелить дырку в игле. Стрела прошла сквозь мягкие ткани ноги, ни задев, ни костей, ни каких-либо важных кровеносных артерий. К тому же, видно было что стрелу аккуратно вынули, а рану перевязали, предварительно присыпав толченой гитиновой корой. С такой раной можно было ходить, опираясь на какую-нибудь палку, почти не чувствуя боли.

Аттий Бузма наложил на рану свежую повязку и решил больше не обращать на нее внимания, поскольку заниматься лечением не было времени…..

…До того как небо на востоке начало светлеть, Аттий Бузма уже приготовился к возвращению на Тракт. За долгую ночь, он успел сориентироваться по звездам, и прикинуть в какую сторону ему двигаться. Правда его рассуждения были основаны на предположении, что за время его беспамятства похитители не пересекали Тракт. А значит, если двигаться точно на юг, рано или поздно он выйдет к этому, пересекающему горы насквозь ориентиру, не заметить который было трудно.

Он обыскал труп и вещи своего врага. Но ни нашел там ничего примечательного. Ничего, что могло бы указать ему на то КТО его враг. Типичная воняющая овчиной одежда горца. Неплохой, но ничем не выдающийся нож, какой можно купить в любой лавке Империи, или на любом базаре в Горах. Одеяло горской работы, заплечная сумка, без которой ни один горец не выйдет из деревни. В сумке немного лепешек, немного твердого овечьего сыра, горсть сшшашца, фляга с дешевым вином. …Так, – это интересно. Если вывернуть сумку наизнанку, можно найти двойное дно, а там…., целая горсть новеньких имперский дециев. По горским меркам, это целое состояние….

И когда этот человек говорил сам с собой, говорил он на имперском. Да и в лице его, было что-то неуловимо имперское. Даже сейчас, когда оно было обезображено страшной судорогой смерти….

Аттий Бузма поймал себя на мысли, что он видел тысячи подобных лиц на улицах Города. Даже скорее не так, – увидев это лицо на улице Города, – он бы не обратил на него ни малейшего внимания. Оно было таким…., типично Имперским.

Но тогда кто на него охотиться? Заговорщики против Мэра? Бунтовщики желающие подточить основы Империи? Или представители одной из запрещенных Понтификатом секты? Последнее похоже на правду, учитывая методы, которые они применили против него в тот, первый раз, на горном перевале.

Но в этот раз, их методы были совершенно другими. На этот раз, они видно решили положиться не на колдовские, а на военные методы. Или даже….

А ведь то, как действовали на этот раз его враги, было удивительно знакомым Аттию Бузме. Он бы пожалуй, в сходной ситуации действовал бы так же. А из этого следовало, что обучались они по одним учебникам….

От этих мыслей, – озноб пробежал по телу нашего героя. Он машинально поднял плащ убитого, и закутался в него. Потом аккуратно сложил в сумку все вынутые оттуда вещи. Закинул ее за спину, и приторочив к поясу нож мертвеца, двинулся в дорогу.

…– Так во что же я ввязался? Кто на меня охотиться? – думал Аттий Бузма, неторопливо шагая по скользким от утренней росы камням. – Ах попадись мне сейчас дорогой мой дядюшка…. Уж я бы смог вырвать из тебя эти сведения. Благо в Школе, в которую ты меня определил, нас этому тоже учили.

…Важное поручение! Защита Империи от страшного Врага! – Нашел дурачка, заморочил ему голову и отправил на смерть.

А что, неужели стоит жалеть какого-то там помоешника? Он ведь даже не добыча, он – живец, на которую эту добычу ловят. Маленькая полудохлая рыбка, с продетой сквозь жабры леской…..

Ну какой у Империи может быть Страшный враг? Коллоп? Это государство размерами чуть больше самой маленькой провинции Империи, славное только тем, что его ремесленники делают лучшее в мире оружие?

Горцы? Они конечно способны украсть то что плохо лежит, или даже могут ударить исподтишка, но угрозой Империи их назвать трудно.

Учан, – разбитый еще пятьсот лет назад, и с тех пор живущий только мечтами?

Линское царство? Империя Южных Островов? Вагрские княжества…? Или что там еще рассказывали на уроках географии?

Достаточно взглянуть на карту, чтобы понять что Империи, занимающей почти половину известного мира, всерьез никто угрожать не может. Ну разве поверить рассказам разных астрологов, о неизведанных землях где-то за Океаном.

Но как известно, никаких земель, кроме Южных островов, да нескольких архипелагов в Западном океане, за тысячи лет существования Империи и Имперского флота, обнаружено не было. Так что никаких «Страшных Врагов», у Империи быть не может. Это всего лишь байка, на которую купился доверчивый юнец.

…. Однако солнышко-то сегодня припекает. Пора делать привал, а то так и отключиться недолго, в глазах уже темно от этой жары….

Наш герой нашел небольшую пещерку, скорее даже просто нишу в скале и улегся в ней, пожевывая ягоды сшшашца.

Конечно, хорошо бы было сделать полноценный отвар… Да вот только котелка у него не было. А враги напротив, – были. И привлекать их внимание дымом костра, Аттию Бузме совершенно не хотелось. Ну да ничего, – сшшашц полезен и так. А напился он больше часа назад, из небольшого, бьющего из-под скалы ключа.

Постепенно его разморило, и он заснул. Сон его был крепок и спокоен, но вот пробуждение….

Проснулся он словно от толчка. Сердце сразу замерло, пропустив несколько ударов, а в руке, словно по волшебству очутился нож. Не было слышно ни звука, но внутренний голос опять бил тревогу.

… Звуки, – их отсутствие тоже сигнал. Почему стих звон цикад и кузнечиков?

Перед тем как лечь спать, Аттий Бузма замаскировал вход в свое укрытие, накидав веток и травы. Но в той же мере, какой она скрывали его самого от чужого взгляда, эта маскировка не позволяла и нашему герою осмотреть окрестности пещеры.

Чтобы глянуть поверх веток, ему надо было приподняться и сесть, либо встать на четвереньки. Но шевелиться было страшно. Каким-то потаенным чувством, он ощутил, что малейшее движение может его выдать.

Он притаился и мысленно обратился в камень. Его сердце замедлилось, дыхание стало едва ощутимым, а мозг охватило странное оцепенение.

Внезапно послышались едва уловимые шаги. Он даже не услышал их, а скорее почувствовал колебание почвы. Шаги осторожно приблизились к его убежищу, и чей-то пристальный взгляд внимательно обшарил кучу лежащих веток и травы.

…. Его конечно учили маскироваться совсем по-другому. Куда более тщательно. Так, чтобы маскирующие тебя предметы выглядели бы более естественно. Но сил на это у него не было.

…Внимательный взгляд прекратил обшаривать кучу веток, и послышавшиеся вновь шаги, дали понять нашему герою, что наблюдатель удалился.

– Ну что там. – Едва уловил он тихий, почти шепчущий голос.

– Ничего, просто ветки навалены, – такой же тихий ответ. – Наверно кто-то лозу заготавливал….

– Тогда нечего тут стоять, нам еще Докста с товаром догнать надо….

Аттий Бузма пролежал еще больше получаса, в том же самом оцепенении. Когда-то, один из наставников Школы, говорил ему, что если суметь мысленно обратиться в камень, то таким способом можно обмануть врага. И что это не просто байка из легенд о подвигах Героя, равного пятидесяти героям, а реальный маскировочный прием. Правда доступен он только очень опытному Ловцу, прошедшему специальную подготовку и не ленящегося проводить свой досуг в особых медитациях. И то, даже у такого опытного ловца, этот приём не всегда срабатывает. Если противник тоже обладает некоторым опытом, его подобным приемом не купишь….

Аттий Бузма, отнюдь не был опытным Ловцом. Однако ему удалось. Тут наверное сыграло роль детство, проведенное на помойках в постоянной борьбе за выживание….

… Но хватит себя нахваливать. Пора двигаться дальше к Тракту. А заодно, по возможности, – постараться выяснить кто такие эти таинственные незнакомцы, и куда они направляются.

Последнее он выяснил, сделав буквально несколько десятков шагов от своего убежища.

Никуда они не направлялись.

Они сидели в засаде.

И засада, эта была замаскирована куда лучше убежища Аттия Бузмы.

И прежде чем он это понял, веревка захлестнула ему ноги, а чье-то тяжелое, но быстрое тело придавило его к земле. Еще мгновение спустя, руки нашего героя были вывернуты за спину и весьма туго связаны…. После этого его перевернули на спину.

Солнце било ему прямо в глаза. И из-за этого, склонившиеся над ним лица, казались просто черными пятнами.

– Ну что гаденыш, – похоже курс маскировки ты так и не сдал? – спросил его торжествующий голос. – Это тебе не глотки резать.

– Может лучше отнесем его куда подальше Прокад. Миротворцы еще могут идти по нашим следам….

– К Злыдню миротворцев. К Злыдню эти горы, и к Злыдню тебя Октатис Лус. Я слишком устал гоняться за этим мальчишкой. И я слишком многих потерял в этой, (как он сказал?), – «легкой прогулке».

– Но……

– Я сказал «К Злыдню!!!». – Голос говорившего сорвался на визг. – Нет. Ты только подумай Октатис Лус, нас было двенадцать!!!! Двенадцать опытных Ловцов!!! Ты вспомни, сколько заданий мы провернули? Кто как не я Прокад-проходимец, организовал смену предпоследнего правителя в Коллопе? Кто…..

…А сколько нас осталось теперь? – Пятеро!!!! Пятеро из двенадцати!!! Одна из лучших групп дядюшки Аттия Бикма была уничтожена гоняясь за каким-то недоучкой!!!!

-…. О чем ты говоришь Прокад? Ты же раскр….

– О чем ты говоришь тупица? Где теперь та группа, которая спасет этого ублюдка и благополучно доставит его в теплые объятья Ловчей Службу? Ее изрубили миротворцы, взявшие под защиту этого сопляка.

…. Что ты им такого наплел, что они тебя собственной грудью закрывали?

(И вот тут, по мнению автора, самое место для: – Ретроспективы Љ3

– Что ты задумал генерал Викт?

– Один старый как мир трюк, Наставник Гект. Ничто так не укрепляет дружбу, как хороший враг.

– И какого, из многочисленных врагов Империи ты выбрал для нашего протеже?

– Никакого. Настоящие враги либо слишком скучны, либо слишком непредсказуемы. На них нельзя полагаться. Так что я организую для него персонального врага.

– И кто это будет?

– Некто очень страшный, таинственный, и очень-очень опасный!

– Не слишком ли, для одного мальчишки?

– Это не только для мальчишки. Империи давно нужен хороший враг, а не те шуты, с которыми нам приходится иметь дело.

– Тебя тоже заразило недовольство, что Ловцы все больше и больше уподобляются Городской Страже?

– И это тоже. Но дело не только в низложении нашей Службы, до уровня охотников за разбойниками и ворами. Дело в самой Империи.

Разве ты не заметил, как наша с тобой Империя погрязла в самодовольстве и лене?

Наши властьимущие уже давно ничего не боятся. Сама Империя их уже давно не волнует. Все что им интересно, это соперничество в Сенате, и обретение личной власти. И ради этого, они готовы разорвать Империю по кускам.

А самое смешное, что и соперничество и личная власть, – по большому счету их тоже не интересуют. Для них это только игра. Большая, и очень азартная Игра. Участие в которой, куда важнее, чем результат.

А все оттого, что они настолько богаты, что могут даже не задумываться о хлебе насущном. Они живут в мире, где трагедией считается не доставленные вовремя, с берегов северного моря, устрицы. Или отсутствия на столе сыра Горных Долин, из-за чего свежее лигейское вино, приходится пить под обычный сыр, имперского производства, у которого совсем ни такой изысканный привкус….

Они отделились от мира Высокими стенами Северной ограды, заборами своих загородных вилл, границами курортов, куда они изволят уезжать на отдых…, – (мне всегда было интересно, от чего они отдыхают…).

– Генерал Викт, ты встал на скользкую дорожку, критикуя тех, из чьих рук мы все кормимся…. Покушения на основной Миропорядок, еще никому не приносили пользы….

– Я не покушаюсь на «основной Миропорядок». Пусть богачи и властители вечно купаются в роскоши, пусть бедные остаются бедными, а труженики работают, не покладая рук.

Но мне страшно, когда я вижу, как эти самые власть имущие, пилят сук на котором сидят!

Когда войны затеваются только ради того, чтобы ослабить, или наоборот усилить власть Мэра, Сената, или военного Соправителя. Или ради того, чтобы протолкнуть в Сенате новый бессмысленный закон.

Когда средства, отпущенные на строительство пограничных крепостей, тратят на очередное увеселение городского быдла, ради дешевой популярности, необходимой очередному сынку, чтобы переизбраться на должность Муниципального трибуна. И это притом, что сынок этот, ни разу не был в том самом муниципалитете, интересы которого будет представлять в Сенате.

– И что ты хочешь…?

– Я хочу напугать их. Я хочу, чтобы они по настоящему испугались потерять свои богатства, свои дворцы, свои виллы и курорты.

Я хочу придумать для них такого врага, при мысли о котором у них затрясутся поджилки, и захочется вспомнить о предках, чьими усилиями была построена наша Империя! И начать наконец думать, не только о своих Играх, но и об интересах Империи.

– Хорошая мечта. Но как ты воплотишь ее в жизнь? У Империи нет ни одного действительно серьезного врага.

– А кто это знает? Кто следит за врагами Империи? Кто ее глаза и уши? – Мы, Ловчая Служба.

И если мы скажет, что такой Враг есть, – кто сможет нас опровергнуть?

– Ловчая Служба и опровергнет. Даже если помимо твоей Сети, ты задействуешь еще пару-тройку Сетей, с руководителями которых ты смог договориться, – всегда найдутся другие Сети, которые возьмутся исследовать полученную тобой информацию.

Для того при создании Ловчей Службы, ее и разделили на столько независимых друг от друга групп, чтобы исключить захват монополии на правду, у одной группы лиц.

– Самое смешное, что Враг, о котором я говорю, действительно существует! Он конечно не так страшен, как я его нарисую, но он есть! И он действительно сможет напугать Империю, потому что страх перед Ним, передается нам с молоком матери….

И когда мой мальчик, сначала попадет к нему в руки, а потом, спасенный Ловчей Службой вернется в Империю и расскажет правду…. Ему поверят! Поверят, потому что верили в Него всегда. Потому что страшились Его возвращения. Потому что……

– Да кто же Это?)

….. – Вот так то вот, миленький мой. А ты небось и вправду думал что выполняешь важное задание? Нет, ты всего лишь мышка, с которой должна была тренироваться кошка. Половина моей группы должна была похитить тебя, а вторая спасти. Но из-за твоего….

– Ума? Мастерства? Хитрости? – какое слово ты ищешь, Прокад-проходимец?

-… Дурацкого везения. Везение и не больше. Не воображай о себе слишком многого мальчишка.

С самого начала этой идиотской тренировки Аттия Бикма, мне катастрофически не везло!

Сначала Зипта, что путешествовал с тобой в одном караване укусила змея. Потом недотепы из пятерки Колтуса Варга, упустили тебя на рынке и в «Легком пути», потом…, какого Злыдня ты вообще поперся в резиденцию Наместника?

– Ну после того как я понял, что за мной идет охота, – я начал устранять возможный агентов Врага. Подкинул змею тому купчишке, (забыл, как там его называли?). Устранил мальчишку-погонщика, еще пару погонщиков, прикончил уже в Сшистшизе? Затем….

– Как ты мог устранить тех двоих, если мы точно знаем что в ту ночь ты был в Храме Прощающего?

– Ну, у храма тоже есть окна, через которые можно вылезти….

– И ты прервал обряд Прощения за убийство, ради совершения еще двух? – В голосе говорившего эти слова Прокада, послышался настоящий ужас.

– Мне не нужен это обряд. Я уже прошел воинское посвящение.

– И когда же ты успел? Ведь ты даже Школу Ловцов толком не закончил.

– Видно наш с тобой дядюшка, тебе не все обо мне рассказал. А раз так, то и я не буду….

– Не знаю, что он там о тебе не рассказал, но я повторю вопрос, – Что ты делал в резиденции Наместника? И что там наболтал?

– В резиденции Наместника, – я прятался от вас. Там же я вышел на Ловца, представляющего Службу в Резиденции…, и попросил его о помощи….

– Кто давал тебе такие полномочия? Тебя разве не учили что…..

– Такие полномочия, мне предоставил мой непосредственный начальник Аттий Бикм, сказав, что я должен доставить посылку «Любой ценой». Ты знаком с кодом «Любой ценой»?

– Он не мог так сказать!!!!!!!!!!!!!!!

– Он так сказал. И показал знаки, которые подтвердили мои полномочия…. Иначе стал бы куратор просить Наместника, предоставить мне для охраны сотню Миротворцев?

– Тогда я ничего не понимаю. Кто тут кошка, а кто мышка? Даже у меня не было полномочий, пользоваться грифом «Любой ценой». Почему же они были у тебя?

– Это ты спросишь у дядюшки, если увидишься с ним….

– Уж я то увижусь!!!! Я …..

– Но теперь, когда мы все выяснили, может быть ты развяжешь меня и мы вместе постараемся добраться до нашего дорогого дядюшки?

– Э нет парень. Извини, но дядюшки ты не увидишь. Ты и рассвета-то не увидишь. Потому что бегая за тобой, я не просто потерял группу, но и совершил ряд преступлений против подданных Империи. Так что если Дядюшка Аттий Бикм и узнает об этом, – то только от меня. И естественно, – только мою версию….

– А зачем ты вообще напал на миротворцев? Ведь если ты считал, что это просто тренировка, какой смысл был так рисковать?

– А потому, что никакому сраному щенку, не позволено дурачить Прокада-проходимца.

Ты что думал, – я вернусь в Город, оплеванным и униженным? А ты на каждом углу будешь похваляться, что обдурил меня?

– Но я ведь даже не знал о твоем существовании, до тех пор, пока ты не схватил меня.

– Да мне наплевать, знал ты или нет, обо мне и о моей группе! Я решил, что возьму тебя любой ценой, не считаясь с жертвами и потерями. И мои ребята меня поддержали….

Что-то знакомое послышалось Аттию Бузме в словах Прокада, он подумал немного и спросил.

– Послушай, а ведь это не вы сотворили со мной ту пакость на Орсшошмшском перевале?

– На каком еще Орсшшошаш…. (проклятый язык, одно шипение).

– Злыднева Щель, – более знакомое название?

– Да знаю я что такое Злыднева Щель. Ты там кажется, прикончил кого-то. Но только причем тут мы?

– А разве не вы, подкинули в еду какое-то снадобье, от которого все словно бы взбесились?

– Не мы. Да и нет такого. По крайней мере, я о таком не слышал….

– И тем не менее, это было подстроено…. Если не вами, так кем-то другим….

– Кем другим? что подстроено?

– Ну эта драка….

– Драка? Как мы могли подстроить драку, если были в это время за сотню кулломитров от тебя? И с чего ты вообще решил, что эту драку кто-то мог подстроить?

– С того, что у Караванщиков, есть строгое табу на драки во время движения каравана. И тем не менее, потомственные караванщики, у которых это правило в крови, – напали на меня. А я их убил, несмотря на то, что в Школе меня учили этого не делать…. Ты сам это знаешь….

– А может это у тебя просто нервишки с перепугу сыграли. А теперь ты пытаешься свалить все на каких-то неведомых врагов?

Аттий Бузма хотел было ответить, но в этот момент, вновь почувствовал тот ледяной взгляд, что преследовал его всю дорогу обратно. И в этот момент, он понял две вещи. Первая, – этот взгляд не принадлежал никому из группы Прокада-проходимца. И вторую, – они здесь не одни….

Это было время сумерек, которые в горах наступают очень быстро. Аттий Бузма и двое его преследователей, расположились в узком ущелье, словно бы прорезающем на две части одну из гор. Стены этой «прорези», были столь отвесны, что можно было не опасаться, что кто-нибудь сможет спуститься с них, не привлекая к себе внимания излишним шумом.

Ущелье имело два выхода. И на каждом из них, в данную минуту дежурил один из Ловцов. Еще один, забрался на поднимающуюся над горами скалу, и обозревал окрестности оттуда.

Ловцы еще всерьез опасались миротворцев. Они конечно оторвались от них…. Но что стоит этим опытным солдатам, обозленным гибелью товарищей и потерей охраняемого лица, перевернуть все окрестные горы в поисках обидчиков? Так что приходилось быть бдительными и отправлять на охрану большую часть отряда.

Но Миротворцы, так и не появились.

Появился кое-кто другой.

Этот Кое-кто, буквально вышел из скалы. Но не вышел из ее тени. И от этой, одетой во все черное фигуры, исходила какая-то зловещая сила.

Один из Ловцов стремительно вскинул небольшой арбалет и выпустил в фигуру стрелу. Стрела прошла сквозь фигуру, и звонко ударилась о скалу.

После этого, всем стало действительно страшно. А потом, все почувствовали такую злобу, что набросились друг на друга.

Стрелявший Ловец вскинул свой арбалет, прицелился в Прокада и нажал на спусковую скобу. Вот только взвести арбалет и положить в ложу стрелу он забыл.

Исправить свою ошибку, ему было уже не суждено. Второй Ловец, видимосреагировав на движение, вскинул свой арбалет, и почти пришпилил своего товарища к скале. Перезарядить оружие он тоже не успел, но успел прикрыться им от удара меча Прокада. Следующий удар почти перерубил ему ногу, но он, падая, все же успел полоснуть своего противника кинжалом по правой руке.

Прокад, как и второй Ловец, видимо не чувствовал боли. Он даже не попытался перевязать рану, когда добив своего врага-товарища, направился к Аттию Бузме. Просто переложил меч в другую руку….

…Аттию Бузме, потом еще долго, в кошмарах снилось это лицо. Искаженное злобой и яростью…, и в то же время, – совершенно бесстрастное. Это было сложно объяснить. Но посмотрев в глаза приближающегося к нему Прокада, наш герой почувствовал, что тот абсолютно не понимает что делает. Словно бы это был не он…., а что-то внутри него.

Прокад не дошел до Аттия Бузмы, буквально в нескольких шагах от него он вдруг упал, и забился в судорогах.

Зато из тени вышла фигура в черном….

За секунду до этого, злоба и ярость раздиравшие Аттия Бузму, вдруг прекратились. Внезапно. Словно кто-то дунул на свечку.

В первый миг, он как-то отстраненно порадовался, что был связан, и не смог принять участие в общем побоище.

Второй своей мыслью, он отметил, что фигура вышла несколько не оттуда, где они ее видели раньше. Словно бы пересекая границу света и тени, она сместилась на несколько локтей в сторону….

Он хотел было подумать, что наверное именно этим объясняется факт пролета стрелы сквозь фигуру…. Но не успел. Дикий, ни чем не объяснимый приступ страха овладел им.

Несколько секунд, он буквально умирал от страха. Но потом, его немного отпустило…. Словно кто-то, прикрыл пламя свечи, листом бумаги….

– Вот что смертный, – сказала Фигура, причем впоследствии, как не пытался наш герой, он так и не понял, на каком языке говорила эта Фигура. – У тебя есть что-то, что принадлежит мне…. Отдай.

…. Это было в седельной сумке моего коня…. – Аттий Бузма даже не пытался лгать….

– Но мой конь….

Он попытался было объяснить, что вот уже несколько дней не видел своего коня, и понятие не имеет, где он находится. Но Фигуре это было видимо не интересно. Фигура просто удалилась, не говоря ни слова. А взамен ее, опять вернулся страх.

. Это был жуткий, иррациональный, ничем не объяснимый страх. Страх накрыл его с головой, словно волна гадкой, липкой и вонючей жижи. Он сводил с ума…, заставляя сердце биться со скоростью несовместимой с жизнью …, он убивал…. И от этой смерти не было спасения.

И вдруг, когда его мозг уже готов был сдать последние позиции, – Аттию Бузме показалось, что ЭТО с ним уже было. И желание жить вновь пробудилось в нем. Он забился и задергался, словно пытаясь плыть. Эти рывки были настолько сильны, что связывающие Аттия Бузму веревки не выдержали и лопнули, оставив после себя страшные, сочащиеся кровью борозды. А вслед за освободившимся телом, и мозг сумел вырваться из страшных глубин Ужаса.

…. Прошло много времени, прежде чем Аттий Бузма сумел придти в себя настолько, что бы сесть и осмотреться. Была уже глубокая ночь. Где-то в высоте, между двух стенок ущелья, виднелось черное небо. Луны не было видно, а свет звезд был слишком тусклым, для того, что бы осветить дно ущелья, где пребывал наш герой. Но запах. Запах трех свежих трупов, говорил сам за себя….

А еще запах…. Этот запах исходил от самого Аттия Бузмы. И это был запах липкого пота, мочи и опорожнившегося кишечника.

Внезапно ему стало так мерзко и противно, что он стал сдирать с себя одежду. Сдирать, не для того, что бы поменять ее. А для того, что бы от нее избавиться.

Потом он долго отмывался в небольшом, протекавшем по дну ущелья ручье. Его ледяные струи помогли не только отмыть тело Аттия Бузмы, но и немного почистили его душу.

В ней еще было полно мерзости и презрения к себе…, бессильной злобы и отчаянного желания отомстить…. Отомстить так, что бы впредь…, никогда…, никакой сволочи…, не повадно было….

…Он чувствовал себя так, словно бы над ним надругались. …И уж когда этот гад попадется ему в руки, уж он-то сумеет…. Он проведет его по таким кругам ада…, что в Школе Ловцов откроют новый курс «Страшные Казни» и назовут этот курс его именем.

Потом, он голый сел на камень и заплакал. Заплакал, несмотря на то что разучился плакать еще младенцем. И слезы лились так обильно, словно копились все эти долгие годы и наконец прорвали, сдерживающую их плотину.

Никто из тех, кто мельком замечал грязный комок по кличке Эй…, Или шакалы из банды Восточный Ворот, или наставники Школы Ловцов, ни за что бы не узнали в этом, так по детски всхлипывающим мальчугане, того холодного и жестокого типа, которого они видели раньше.

И эти горючие слезы, – доделали работу, начатую водами ручья. Они очистили душу Аттия Бузмы. Конечно, остался горький осадок, и конечно было понятно, что переживший эту ночь Аттий Бузма, уже никогда не станет прежним…, но он уже смог взять себя в руки и готов был действовать.

Первым делом он отыскал в походных мешкам Ловцов новую одежду. Потом подобрал себе оружие. Затем разжег костер, и приготовил горячую пищу.

Через час, с завтраком было покончено. Аттий быстро разобрал имущество Ловцов, отобрал необходимые для похода вещи, и выступил в дорогу.

Куда он шел? – Он шел по следам той самой Фигуры, так жестоко оскорбившей его этой ночью.

Зачем ему это было надо? – Ну…, – он бы мог привести аргументы о необходимости выследить и изучить Врага Империи…. Но дело было в другом, – он шел мстить.

И эта Месть была превыше любых интересов Империи….

Еще роясь в вещах Ловцов в поисках одежды, он заметил ЭТИ следы. Он не был особенно опытным следопытом, но сразу понял, что ЭТИ следы не принадлежат ни одному из Ловцов. Очень уж странная была обувь, эти следы оставившая.

На нем самом, и на мертвых Ловцах, были обычные горские сапоги, которые скорее можно было называть чулками. Их шили из овечьих шкур, на голенище кожа была тонкой и богато украшена тиснением, и только подметка делалась из особо обработанной и от того очень плотной и толстой кожи, каблук отсутствовал.

А у этих следов каблук не просто присутствовал, но и судя по всему был довольно высоким и круглым на конце. Похожие сапоги встречались у имперских кавалеристов, но ходить по горам в такой обуви было очень неудобно.

Аттий Бузма просто возликовал, когда увидел эти следы. Эти следы означали, что во-первых, – его враг материален, а значит его можно убить. А во-вторых, – оставляет следы, а значит, его можно выследить.

Этим он и решил заняться.

Идти по следу в горах, – занятие не очень благодарное. Поначалу, тропа, на которой они отметились, проходила по мягкой земле, где следы были замечательно видны. Но вскоре пошел сплошной камень, и Аттию Бузме иногда приходилось тратить по нескольку часов, в поисках верного направления.

Спустя сутки, он вышел к месту, где человеческие следы, сменились следами копыт. Враг Аттия Бузмы, тут явно пересел на лошадь. Это было и хорошо и плохо. Плохо, ибо означало, что Враг сможет двигаться быстрее. А хорошо, потому что лошадь оставляет более глубокие следы. Да и демоны, на лошадях не ездят.

Вот только откуда взялась эта лошадь? Аттий осмотрел место смены человеческих следов, копытами и ни нашел там ничего, что говорило бы о том, что там, в течении какого-то времени паслась лошадь. Ни следов навоза, ни обглоданной травы и листьев. Да и воды поблизости нигде не водилось….

Наш герой, уже шестые сутки гнался за своим Врагом. А Враг этот, вел себя более чем нагло и беспечно. Кажется он не подозревал о погоне. И даже не допускал мысли, что такая возможно.

Дневные переходы его были очень короткими. Судя по следам, лошадь ни разу не пошла даже рысью, не говоря уж о галопе. Что явно говорило о том, что его Враг никуда не торопится.

Ночевки он устаивал в самых удобных и комфортных местах, и судя по оставленному кострищу, – разжигал огонь, достаточный для обогрева целого десятка погонщиков.

Последнее кострище, которое нашел Аттий Бузма, – было еще горячим. Ради интереса, он даже раздул из тлеющих угольков небольшое пламя. После чего залил его водой, ибо оставлять за собой не загашенное кострище, по обычаям караванщиков, было смертным грехом.

Спустя еще несколько минут, он уже хромал опираясь на палку по этому следу, надеясь за ближайшим поворотом тропы увидеть своего врага. Но тут, как назло, тропа пошла по почти сплошному камню и след потерялся. Аттий Бузма, как обычно в таких случаях начал нарезать круги, надеясь рано или поздно найти нужный ему след. И он нашел его спустя несколько часов. След вывел его на приличных размеров долину, и след этот был настолько свежим, что иногда Аттию Бузме казалось, что он видит еще не успевшую осесть пыль, поднятую копытом лошади.

Преследователь забрался на высокую скалу, на краю долины. Вся она лежала перед ним как на ладони, узкая, прямая и очень ровная. Спрятаться на ней было практически негде. И все же Врага своего, Аттий Бузма не увидел.

Но тогда где его враг? Почему его не видно? Может, он заметил преследование и сел в засаду?

Аттий Бузма залег на скале, и стал внимательно наблюдать за расстилающимся перед ним пейзажем. По урокам в Школе Ловцов, и по рассказам Миротворцев, он помнил, что засаду выдают нехарактерное поведение птиц, насекомых, животных, или какие-либо «неправильности» в пейзаже.

Он внимательно осматривал местность, надеясь увидеть кружащихся над засадой птиц, сухие ветки, скрывающие убежище, или какое-нибудь подозрительное шевеление кустов или травы.

Примерено через час наблюдения, его терпение было вознаграждено. Почти посреди долины протекал небольшой ручей. Берега его богато заросли травой и кустарником, в котором гнездилась стая каких-то птиц. Внезапно эти птицы мгновенно вспорхнули вверх, громко и возмущенно крича. Аттий Бузма стал пристально всматриваться в этот кустарник, в надежде вычислить где притаился враг. И чуть было не пропустил одно важное явление. Сначала трава на одном из берегов речушки начала пригибаться так, словно по ней ехал кто-то невидимый. Потом речку пересек быстро исчезающий пенный след. А потом, тот же невидимый стал проламываться через кустарник, на другой стороне речки.

В любое другое время, наш довольно прагматичный герой, предположил бы обман зрения. Но теперь, познакомившись со своим Врагом, он не очень удивился его «невидимости». Наоборот, – она многое объясняла.

Аттий Бузма слез со скалы, и осторожно пошел по следу. Благо жирная и влажная почва, высокогорного луга, прекрасно хранила отпечатки копыт.

Идти приходилось очень осторожно, поскольку в отличие от своего врага, наш герой невидимостью не обладал. А наткнуться на него и снова попасть под действие его… чар(?), ему очень не хотелось. Поэтому приходилось красться, скрываясь за немногочисленными кустами, или высокой травой, а то и вообще обсыпавшись ветками и травой, осторожно переползать с места на место.

Так продолжалось почти до самых сумерек. За это время он пересек долину, и вновь двигался по петляющей между скалами тропе.

В сумерках когда различать следы уже стало затруднительно, он уже было снова собрался отложить поиск до утра, и даже начал искать потаенное место для ночлега, как вдруг увидел…. Нет. Не увидел, а услышал негромкое ржание. Ржание раздавалось из-за ближайшего поворота скалы. Значит там был Враг.

Аттий Бузма не пошел по тропе. Он обогнул скалу с другой стороны, для чего ему понадобилась вся его ловкость. Выйдя на цель он внимательно огляделся. Перед ним никого не было.

Он стал вглядываться внимательней. Вот тропа. Вот удобная полянка рядом с ней. Чуть вдали звенит ручей. Но он бежит дальше, среди больших, скатившихся с ближайшей горы камней. Его Враг, там лагерь разбивать не станет. Он слишком любит удобства. Значит он на поляне, но его не видно!

Аттий Бузма начал всматриваться до боли в глазах. Он уже знал, что надо искать не самого Врага, а следы, которые он оставляет.

Постепенно, это дало свой результат. Это было похоже на то, будто идешь сквозь очень густой туман и постепенно начинаешь видеть предметы к которым приближаешься, Сначала он увидел лошадь. Вернее очертания лошади. Его лошади. Той самой, которую ему выделили миротворцы.

Когда он это понял, – лошадь уже была видна ему во всех подробностях, несмотря на уже наступившую ночь. А все потому, что ее освещал свет костра. Да, вот прямо посреди поляны горит костер. Вокруг костра разбросаны вещи…. И сидит темная фигура….

И в этот момент, фигура кажется поняла, что за ней наблюдают. Она стала поворачивать голову в сторону Аттия Бузмы и через секунду, его головы коснулась….

Это было так похоже на то страшное мерзкое…, нападение, которое он пережил несколько дней назад. Почти теряя от страха разум, Аттий Бузма прицелился из арбалета и выстрелил.

Волна торжествующей злобы уже начала накатывать на его мозг, а глаза следили, как почти неразличимая в сумерках стрела, медленно-медленно летела к своей цели. Дистанция для выстрела была предельной. Если бы Аттий Бузма хотел бы выстрелить наверняка, он бы сократил ее на треть, а то и на половину. Но в тот миг, он почти не сомневался что попадет. Он обязан был попасть. Потому что точный выстрел, не просто спасал его жизнь. Он спасал его от страха и унижения, которое приходит вместе со страхом.

И естественно, как это и бывает в романах, подобных нашему, стрела попала в свою цель.

(обратно)

Глава 8

– Что ж молодой человек. На этом перекрестке, наши с тобой пути расходятся.

Поверь мне, я был счастлив, что такой, преисполненный достоинств юноша, представитель столь уважаемого рода, разделил со мной тягости моего пути….

– О право, ты смущаешь меня многопочтенный Бикст Эцций. Это я должен благодарить всех богов, что мой путь, пересекся с твоим. Иначе боюсь, этот путь уже закончился бы каким-нибудь тупиком, имя которому, – холод, голод, или злобные горцы….

– Но разве это не долг каждого подданного, – оказать помощь своему соотечественнику? А тем более такому достойному, разносторонне образованному, и принадлежащего к такой уважаемой семье, как ты?

– Но когда ты спасал меня, многопочтенный Дикст Эцций, – ты спасал не знатного юношу, а голодранца в лохмотьях. Ты ведь не знал ни о моих достоинствах, которые ты сильно преувеличиваешь, ни о моем образовании, которое тоже, отнюдь не столь разносторонне, ни о моей семье…, достоинств которой я не стану умалять. Но рождение в хорошей семье, – это не моя заслуга. Заслуга, – вести жизнь, достойную моих предков.

– Вот подобные слова и выдают твое достоинство, куда больше, чем дорогие одежды, достойнейший Аттий Бузма. Твой род всегда был одним из самых уважаемых, со времени появления Купеческих Гильдий. А Слово его представителей, всегда было весомым и значительным, на любом Совете Гильдии…. И познакомившись с тобой, я понял почему.

– Что ж, я благодарю тебя за добрые слова многопочтенный Дикст Эцций. Я не стану благодарить тебя за мое спасение…, словами. Но можешь не сомневаться, – Аттии знают что такое благодарность делами…. Прощай, да будет твой путь гладок, животные здоровы, а доходы обильными. Пусть Боги благоволят тебе во всех твоих начинаниях.

– И ты будь счастлив благороднейший Аттий Бузма.

На этом они и расстались Старший Караванщик Бикст Эцций, и юноша, на вид лет тринадцати, в скромной, но добротной одежде, с небольшой котомкой за плечами.

Караванщик со своим караваном двинулся дальше вдоль побережья, а юноша свернул на дорогу, ведущую к Городу. Идти ему туда было, не больше десяти дней, и дорога эта теперь не казалась ему длинной, или опасной. После всего того, что довелось испытать ему в Горах, эти десять дней перехода, по мирной и ровной Имперской дороге, были для него пустой забавой.

Он шел размеренной походкой бывалого путешественника. Шел по той же самой дороге, по которой месяца три назад отправлялся постигать науку Торговли, под руководством Виста Тадия. Иногда он замечал какие-то памятные ему места, и улыбался, вспоминая себя прежнего. Да за эти три месяца он постиг немало наук, и даже, как ни странно, – торговую.

После того как он, раненный, оборванный и голодный выполз на Большой Горский Тракт и был там подобран караваном Дикста Эцция, – он постарался приложить все усилия на то, чтобы в кратчайшие сроки завоевать любовь и расположение всех своих спутников, начиная от Старшего Караванщика, и заканчивая последним помощником погонщика. И сам поразился, насколько легко ему это удалось.

Для этого даже не пришлось придумывать невероятную историю, как он сделал это в караване Виста Тадия. Да он вообще практически не врал. Ну разве что утаил, пару-тройку деталей, касающихся дел Ловчей Службы. А так, он был честен почти во всем.

Да и зачем было врать? Ведь для того, что бы завоевать всеобщую любовь, совсем не обязательно что-то придумывать. Для этого достаточно, во-первых, – быть максимально вежливым и внимательным ко всем участникам каравана. Но держать себя при этом с достоинством, не допуская панибратства как со стороны низших, так и со стороны высших. Во-вторых, – поменьше говорить самому, побольше слушать, что говорят другие, и вовремя поддакивать. Но делать это так, чтобы твое «поддакивание», не выглядело именно «поддакиванием», а как бы отражало твое собственное мнение, по какому-то странному стечению обстоятельств, практически полностью совпадающее с мнением собеседника. Иногда можно было поспорить о каких-то мелочах, и выслушав доводы собеседника, с ним согласиться. После этого, о тебе начинали говорить как о человеке разумном, но принципиальном.

И наконец последнее, пожалуй самое важное правило, – надо почаще спрашивать советов, и просить о помощи. Но спрашивать совет, – желательно только у того, кто в состоянии, в настроении его дать. И давая его, – получить от этого удовольствие. А помощь надо просить ненавязчиво, и в делах мелких, чтобы тот, кто оказывает тебе эту услугу, чувствовал себя покровителем слабого, а не рабочей скотинкой хитрого.

Ну, были и еще кое-какие мелочи, в науке завоевание популярности, но были они не так важны, как первые три вышеизложенных принципа.

Аттий Бузма шел по дороге в Город, раздумывал об изменениях, которые произошли с ним, и улыбался. Улыбался беззаботной, хотя и немного грустной улыбкой. За последние три месяца, он научился ладить с другими людьми. Но вот научился ли он ладить с самим собой?

Около месяца назад, он может быть впервые в жизни, сделал то, чего страстно хотелось ему самому,, а не то, что приказали ему другие, или к чему вынуждали обстоятельства.– Он отомстил.

Когда он гнался за своим обидчиком, когда вынюхивал его следы между камнями, когда находил еще теплые угли его костра…, – он был самим собой. Впервые за многие годы его натура была цельной, а не разрывалась между желанием вписаться в окружение Шакалов, или стать лучшим, чтобы утереть нос своим Наставникам, и быть худшим…, с той же самой целью.

Но когда его стрела, поразила грудь его обидчика, – на смену этой цельности, опять пришли пустота и сомнения. Он опять начал сомневаться. – Чего он хочет от жизни? Правильно ли делает, что возвращается в Город, а следовательно к Ловцам? Особенно учитывая, что его названный дядюшка Аттий Бикм, подстроил ему такое количество неприятностей?

Но если не к НИМ, то куда?

Некуда.

И это «Некуда», угнетало его куда больше чем «предательство» дядюшки. Потому что «Некуда», это действительно «Некуда». Потому что возвращение в Ловчую Службу, было единственным разумным шагом. Потому что нигде, кроме Ловчей Службы, он безродный помоешник и бродяга, не сможет достигнуть ничего. То есть абсолютно НИЧЕГО.

Весь мир Империи, давно уже поделен на касты и гильдии. Даже должности дворников и золотарей переходят от отца к сыну. И даже Вором, Нищим или Убийцей, можно стать, лишь имея соответствующее происхождение.

Даже если он всю оставшуюся жизнь будет гонять караваны, – ничего выше должности погонщика ему не светит. Ну, может быть, к старости, он и выбьется в старшие погонщики, но это только при большой удаче.

Тот же Вист Тадий стал Старшим Караванщиком, только потому, что добровольно понизил свой статус наследника купца Второй Гильдии, до купца Третьей Гильдии, занимающегося самым низшим в купеческом понятии делом, – перевозкой грузов.

Конечно, – зарабатывал он сейчас куда больше, чем мог бы, если бы продолжил вести Торговое Дело, почти разорившее его отца. Но шансов у Его детей, подняться до Второй Гильдии, уже практически не было.

Но ему, Эю-помоешнику, без должного происхождения, не удалось даже стать Шакалом. И куда бы он не сунулся, – в подмастерья, в погонщики, в мусорщики или к рыбакам, – ничего, кроме пожизненной тяжелой и грязной работы ему не светит.

Конечно, – можно было бы пойти и в Армию, – благо, как он теперь узнал, туда берут всех Граждан Империи, не зависимо от происхождения, но и там он вряд ли поднимется выше десятника, и то после долгих-долгих лет службы…. Если конечно не попасть в Миротворцы, или Морские отряды, но попасть туда безродному….

Ведь даже отпрыски Древних родов, попадают туда отнюдь не все. А чтобы оборванец вроде него стал солдатом Имперской Элиты, – для этого надо быть таким же крутым бойцом, каким например был Торус. А стал он таким, только после десятка лет службы простым солдатом и совершив немало подвигов.

Конечно, и он сможет добиться этого…. А может просто попросить дядюшку Бикма…, и через месяц, он наверняка опять станет стажером на собственном довольствии.

Если дядюшка Бикм, сочтет это выгодным для себя и Ловчей Службы. Но какой смысл становиться кем-то, оставаясь при этом Ловцом? Не проше ли просто БЫТЬ Ловцом. Тем более, что это занятие, ему в общем-то нравиться?

Тут для Аттия Бузмы, в отличии от Эя– помоешника, или Бумбы-шакала, – открыта широкая и длинная дорога.

Но вот это отсутствие альтернативы, эта необходимость идти только по одному пути…, – она не могла не угнетать нашего героя.

Для него, выросшего вне кастового сознания, которым было пропитана Империя, была невыносима мысль, о предопределенности своего жизненного пути. Ему было непонятно, почему сын купца, обязан становиться купцом, сын вора – вором, а сын Мэра – Мэром.

Для большинства Граждан Империи, это было само собой разумеющимся. И хотя в возрасте Аттия Бузмы, многие тоже задумывались над теми же вопросами, это быстро проходило. Ибо общественное мнение, считало подобный ход вещей чем-то правильным и достойным. А в точном повторении жизненного пути своего отца, деда, прадеда, и прочих предков до времен Первого Мэра, – видело особую добродетель, и благоволение Богов.

Но на нашего героя, от подобного положения вещей, накатывала беспросветная тоска. Он не знал, чего он хочет, но знал, чего не хочет. – Он не хочет, чтобы кто-то другой, указывал ему его жизненный путь. А единственный способ добиться этого, – подчиниться Судьбе и дядюшке Аттию Бикму…..

Его мысли крутились по этому бесконечному кругу. Хотя в душе он понимал, что уже давно принял Решение, (иначе зачем бы он возвращался в Город?), но сомнения…..

А впрочем, – сейчас ему было действительно хорошо. И даже грустные мысли не могли испортить его настроения.

Именно сейчас, он был свободен. Сейчас, ему не надо было прятать свое истинное лицо, не надо было прикидываться кем-то другим, не надо было строить зловещих замыслов и планов.

Он шел по самой мирной дороге Империи. В десяти днях пешего пути от Великого Города. В трех неделях караванного перехода от Гор, которые он уже успел возненавидеть. В трех неделях караванного перехода от старых проблем, и в десяти днях перехода пешего от новых.

И он был один.

Что еще может желать от жизни, молодой, полный сил и оптимизма человек?

С точки зрения нашего героя, – ничего.

Проходя под Восточными Воротами Города, – он, неожиданно для самого себя, внезапно почувствовал странный трепет и волнение. Даже что-то наподобие слез навернулось ему на глаза, когда он увидел привычные, обитые камнем мостовые, характерные домишки бедных окраин, лотошников, впаривающих приезжим несъедобные пироги да лепешки, а также всякий ненужный мелкий хлам.

А лица? Эти самодовольные, наглые, и хитрые рожи, по которым можно узнать Горожанина, даже на самых отдаленных задворках Империи. – Горожанина, который даже раболепствуя и пресмыкаясь, будет сохранять на своем лице высокомерное выражение, – «Я – Горожанин!!!». И которое не смыть с него, ни ушатами унижений, ни потоками обид. И даже утопая в море нищеты, Горожанин все равно будет держаться за свое «Я – Горожанин», как за последнюю соломинку.

Бредя по Большому Тракту до площади Оружия, наш герой просто таки любовался лицами своих сограждан. И не потому что они ему нравились, – просто они были действительно родными для него.

– Так-так, а вот и площадь Оружия. И где же тут мои родные пенаты? – подумал наш герой, оглядывая раскинувшийся перед ним торг. – Наверное вон там, в северном углу, где притаились скромные на вид, но зато самые старые оружейные лавки Города.

Он оказался прав. Именно там где он и ожидал, над одним из подъездов огромного, трехэтажного здания, притулилась скромная, но полная достоинства вывеска – «Торговый Дом Аттиев. Оружие и сопутствующие товары». Недолго думая, он откинул занавески, отгораживающие лавку от уличного шума и зноя, и вошел в «свои» наследные владения.

Как ни странно, но сразу за занавесками оказался довольно длинный и темный коридор, по которому нашему герою пришлось протопать еще чуть ли не сотню шагов. Только когда он, решительно откинув очередные занавески, вошел в помещение лавки, и посмотрел в единственное окно, – то понял, что коридор этот проходит под всем зданием. И нужен он только для того, чтобы вход в лавку находился на престижной площади Оружия. (В последствии он узнал, что не только для этого).

– И что тебе угодно молодой человек – спросил его пожилой Горожанин, исполняющий видимо роль приказчика, (знаю, – какие вы тут все торговцы, – весело подумал наш герой), несколько пренебрежительно осматривая его бедную и запыленную одежду.

Полагаю колопский меч, тебе предлагать не стоит, но у нас есть довольно неплохие ножи северной работы, которые, такой несомненный знаток как ты, оценит…..

– Я бы хотел повидаться с почтеннейшим Аттием Бикмом, – довольно невежливо перебил наш герой трели этого торгового соловья. – Он здесь?

– А дозволенно ли мне будет узнать, – кто ты юноша, и с какой целью желаешь увидеться с почтеннейшим Аттием Бикмом? – почти грубо, (с точки зрения общения с потенциальным клиентом), осведомился приказчик.

– Я Аттий Бузма, племянник Аттия Бикма, разве ты не узнал меня? – ответил наш герой, характерным образом складывая пальцы рук.

– Ах да, конечно-конечно, как же я старый дурак мог не узнать тебя молодой хозяин Аттий Бузма. – Воскликнул приказчик, рисуя пальцами витиеватый узор. – Виной тому года, что замутнили мой взор и поменяли твой облик. Ты так возмужал. А я ведь помню тебя еще вот таким вот мальчуганом. Ты ведь наверняка помнишь, как дядюшка Кастий угощал тебя леденцами?

Аттий Бузма внимательно вгляделся в приказчика, и из его цепкой памяти всплыло лицо человека, который по приказу Генерала Викта, конвоировал его в Школу Ловцов.

– Ага, как же, я тебе твои леденцы дядюшка Кастий вовек не забуду, – насмешливо сказал он, – Ну так и где же мой драгоценный дядюшка Бикм, я так жажду обнять его…, покрепче, – сказал наш герой, задумчиво поглаживая рукоять ножа.

– Почтеннейший хозяин этой лавки Аттий Бикм, в данный момент находится на чрезвычайном заседании Совета Второй Гильдии Торговцев. Но я немедленно отправлю гонца, обрадовать его сообщением о твоем возвращении. Он тоже будет счастлив, прижать тебя к своей груди.

– Да уж, он пару раз в жизни меня уже прижал…. Как тележное колесо лягушку. До сих пор кости болят, – недовольно пробурчал наш герой.

А знаешь, в местах где я странствовал, есть забавный обычай. Там принято кормить гостей, особенно вернувшихся после долгого путешествия. Наш Город, таким обычаем еще не обзавелся?

– Ах боги, прости молодой хозяин мою неучтивость. Причина ей, – моя старческая глупость, и волнение от такой нечаянной радости как твой приезд. Я буду счастлив угостить тебя всем, что наскребу в этой лавке. Но может быть, ты предпочтешь пойти в родимый дом, дабы верные слуги могли позаботиться о тебе?

– Погожу-ка я ходить в «родимый дом», к «верным слугам», до возвращения дядюшки. А то, как бы у них карачун от нечаянной радости не случился. И как бы они от этой самой нечаянной радости, собак на меня не спустили…, не признав.

– Ну что ты такое говоришь молодой хозяин? – ухмыляясь, ответил дядюшка Кастий, выставляя на отдельный столик кувшинчик вина, сладости, фрукты, лепешки, сыр, копченое мясо и зелень, – Как же они могут тебя не признать? Или, (о ужас), спустить на тебя собак? Ведь там все свои, можно сказать родные люди. Они будут только счастливы твоему возвращению в родовое гнездо!

– Все свои говоришь? – переспросил наш герой, отгрызая преизрядный ломоть мяса, и захлебывая его прямо из кувшина, – М*да, чувствуется, что у вас там еще то гнездо, можно сказать, – рассадник!

А что новенького в Городе, и почему заседание Совета, – чрезвычайное? – спросил наш герой, прикончив мясо и набрасываясь на сыр.

– Ну в Городе, все как обычно. Ничего, что может показаться тебе интересным. А вот в Горах, откуда ты прибыл, идет большая война. Горцы наконец-то восстали. Да не пара-тройка кланов как обычно, а почти две сотни кланов одновременно взялись за оружие. Все Срединные Горы бурлят как жерло вулкана…, – что ставит Торговцев в очень неудобное положение. Вот они и решают, как доставлять из-за Гор, различные предметы роскоши и деликатесы, без которых наша аристократия не мыслит своей жизни…..

– Восстание значит…, – от удивления наш герой даже перестал жевать. – Я покинул эти Злыдневы горы, не далее как три недели назад, и там все было довольно спокойно.

– Ну по донесениям…, свидетелей, – восстания началось в окрестностях Сшистшиза, примерно пять недель назад. Тебе видимо удалось выскочить оттуда на пару недель раньше…. Что в общем-то странно. Ведь караван Виста Тадия, кажется должен был следовать на ТУ сторону Гор? – в добродушной болтовне дядюшки Кастия вдруг послышались металлические нотки.

– Ну, там возникли кое-какие осложнения…. Да еще этот придурок Прокад, нагадил так, что дальше некуда…. Кстати, – из его группы, хоть кто-нибудь живым вернулся? Последние слова, Аттий Бузма сказал намеренно спокойным голосом, надеясь подловить дядюшку Кастия, но тот даже глазом не моргнул.

– Кто такой Прокад?

– Один, теперь уже мертвый человек. Я бы мог много плохого сказать о нем…. Но его смерть была так ужасна, что мне его даже немножечко жаль….

– И как это случилось?

– Зачем тебе знать подробности смерти человека, которого ты никогда не знал? А впрочем, я все равно расскажу об этом дядюшке. Если захочешь, можешь потом спросить у него.

Атмосфера, вначале трапезы добродушно-лукавая, внезапно сгустилась и стала тяжелой и мрачной. Дядюшка Кастий молчал, то ли задумчиво, то ли обиженно. А Аттий Бузма упорно доедал все выставленные на стол яства, хотя после воспоминания о смерти Прокада и обстоятельств ей сопутствующих, ему кусок в горло не лез.

Так они и молчали еще примерно с полчаса, пока к облегчению обоих, в коридоре не послышались шаги, и не появился лично дядюшка Бикм.

…– А после этого я вышел на Большой Горский Тракт, и встретил там караван Бикста Эстия.

…Я кстати, обещал ему благодарность семейства Аттиев, за свое спасение, так что ты уж дядюшка Бикм, при случае, не урони честь нашей фамилии.

– Об этом можешь не волноваться, не обидим твоего спасителя…. Так значит, он сказал, что ты взял то, что принадлежит ему?

– Нет, он сказал, – «У тебя есть что-то, что принадлежит мне».

– Да, разница есть. И возможно существенная….

….И это было той шкатулкой, что тебе передал наш Агент?

– Сначала я тоже так подумал. Но когда я обыскивал труп этого…. Врага. Твою фальшивую шкатулку я нашел в вещах, которые он так и не удосужился достать из седельной сумки. А на груди, у него висела вот эта штука.

– И что это за дрянь?

– Якобы изображение какого-то немыслимого демона, которое мне впарил один горский пройдоха на последнем Посте, перед Горами.

– И сколько ты заплатил за эту мерзость?

– Два новых, и один старый кент.

– М*да, и это потенциальный наследник моего Торгового дома!!! Ты переплатил как минимум втрое. Подобную цепочку с камешком, можно купить за один кент, максимум!

– Когда я покупал ЭТО, цепочки еще не было. Цепочку приделал Враг. И носил ЭТО у себя на шее. Вряд ли он это сделал исключительно потому, что оценил эстетическую ценность данной фигурки, которая лично мне кажется сомнительной.

– А зачем же тогда ты ее купил?

– Сам не знаю. Тогда она показалась мне забавной, и возникло желание ее купить. К тому же тот горский пройдоха, так отчаянно торговался, что купить эту безделушку стало для меня делом чести.

– Ладно, этот вопрос пока отложим. А что ты еще можешь вспомнить об этом человеке?

– Лишь то, что я не уверен, что он вообще человек. Я же говорил тебе о том….

– Да-да. Это я уже слышал, но что….

– С меня хватило и этого. То, что он творил с моим разумом, до сих пор вызывает у меня ужас. Почти каждую ночь мне теперь сняться кошмары, а ведь раньше я почти и не знал что это такое. При одной мысли о НЕМ, я начинаю дрожать….

– Однако ты бросился вдогонку за ним, и прикончил его одним выстрелом. – (Последние слова звучали скорее как обвинение, чем как похвала).

– Тогда я еще был слишком зол. Злоба победила страх. Но то что я смог убить его, это чудо, которому нет объяснения. Нажми я на спуск секундой позже…., и не видать бы мне больше ни Города, ни тебя драгоценный дядюшка…. Который был столь добр, что послал убийц вслед своему племяннику. ….Ты уже три часа выпытываешь из меня малейшие подробности моего путешествия. Так может, теперь пришло время и мне, задать тебе пару вопросов? Зачем ты послал Прокада?

– Вообще-то, у тебя нет права задавать мне никаких вопросов. …Но поскольку я хочу быть честным с тобой, я тебе отвечу; – Это была проверка!!!

Одна часть группы Прокада, должна была похитить тебя, и посмотреть, как ты поведешь себя в подобной ситуации. Не скрою, у них было разрешение даже слегка попытать тебя, чтобы узнать насколько ты стоек. Потом вторая группа Ловцов, разыграла бы фарс с твоим спасением. По идее, – после этого ты должен был проникнуться теплыми чувствами к Ловчей Службе. Или, по крайней мере, оценить нас как хороших союзников против твоих врагов. Но ты сумел спутать нам все планы.

– Дурацкие планы!!! Если все что вы придумываете, настолько убого…, то вы немногим умнее шакалов.

– Ну, план был не настолько уж и дурацким. Позже ты поймешь, что подобные простенькие планы срабатывают куда надежнее, чем сложные многоходовые комбинации. Люди в основной своей массе очень просты, и управлять ими можно с помощью очень несложных приемов. После того, как тебя основательно помучив, приставили бы нож к горлу….. И в последнюю секунду, когда вся твоя жизнь уже успела бы пронестись у тебя перед глазами, (или что там проносится…), – тебя бы спасла Ловчая Служба…. Ты бы полюбил нас. Даже вопреки собственному желанию.

– Вы всех студентов подвергаете подобной процедуре?

– Ну…, все выпускники Ловчей Школы, перед тем как стать Ловцами, подвергаются определенному испытанию.

…Но конечно, не такому как ты. На тебя у нас особые планы. И я должен знать чего ты действительно стоишь.

– И поэтому ты мне дал приоритет «любой ценой» и показал соответствующие знаки?

– Отчасти поэтому…. Хотя если честно, я не думал что тебе удастся ими воспользоваться, ведь в Горах не так много наших людей. А «любой ценой» сразу дает понять важность твоего задания

– А те враги, которыми ты пугал меня перед отправкой в караван к Висту Тадию….

– Тогда их еще и в помине не было….Вернее они были…. Они были. Но только в моих мечтах…, или скорее кошмарах.

Я мечтал о подобных врагах…, и я боялся, что они появятся…..

И похоже, мои мечты стали реальностью.

– Может хватит этого…. Может хватит говорить загадками. Генерал Викт, хватит испытывать на мне свои приемчики по управлению людьми. Просто расскажи мне все так, как нас учили в Школе, – кратко и по существу. Иначе я покину Ловчую Службу, даже если за это мне придется заплатить собственной жизнью.

– Это трудно. Трудно, потому что говорить придется слишком много и слишком долго, даже если говорить кратко.

Что ты знаешь о существующем положении дел в Империи?

– Да вроде у Империи все в порядке…. Никаких серьезных волнений, или проблем. По крайней мере, так нам говорили в Школе Ловцов.

– Да. В Империи все в порядке. Тишь и благодать. Уже много-много веков подряд. У нас уже многие годы ничего не происходит. Ни серьезных войн, бунтов, голода, или эпидемий. У нас даже больших стихийных бедствий последние годы не случалось….

– Ты говоришь таким тоном, будто бы это плохо….

– Это плохо. Плохо, потому что мы разжирели, обленились и разучились бороться. Наши власти больше не заботятся о судьбе Империи, они заботятся только о ……….

– О своем богатстве?

– Нет. Даже не о нем. Все они богаты настолько, что даже не понимают что это такое. Деньги перестали быть для них ценностью. Они уже давно не используют свою безграничную власть для приобретения богатства…, они просто играют в игру, под названием Политика, теша свое самолюбие. Они могли бы уничтожить Империю, пытаясь досадить своему политическому противнику, если бы вообще были на что-нибудь способны.

А наш народ закостенел. Потерял гибкость, сметку, предприимчивость. Дети повторяют жизнь своих отцов, дедов, прадедов. Никто не стремиться к большему. Все довольны своей жизнью….

– Но это не так. Те же шакалы…. Они рвались к богатству и власти. И купцы? – разве не ходят они за в дальние земли, ради богатства? Разве не…..

– Нет. Все это обычное следование по стопам отцов. Шакалы вступают в ту же банду, где раньше состояли их отцы. Так же пытаются вылезти в Старики, прибиться к Большим Братьям. (Правда Больших Братьев больше нет).

Купцы, ходят по тем же дорогам, по которым ходили их отцы. Покупают и продают те же товары, сотрудничают с теми же Торговыми Домами, с которыми торговали и их деды.

За последние пятьсот лет, не было проложено ни одного нового маршрута…. Не найдено ни одного нового рынка сбыта, ни одного нового острова, земли или народа. Все, как и пятьсот лет назад.

То же самое происходит и у ремесленников, за последние пятьсот-шестьсот лет, не было придумано ничего нового. Современные ткацкие станки, такие же, как и пятьсот лет назад. Дома строятся так же, как и пять веков назад. Посуда, корабли, инструменты, оружие, – все такое же, как и тогда…. У нас даже одежда, шьется по тем же лекалам, что и лет сто назад.

– А почему все это должно быть другим? Чаша, – Аттий Бузма, взял в руку стоящую перед ним чашу с вином. – Она и есть чаша. Почему она должна меняться. И одежда…, она и есть одежда, чего тут изобретать нового, третью штанину к порткам разве что пришить?

Видишь вот это оружие? – Аттий Бикм, осторожно снял со стены один из висящих на нем мечей. – Он был сделан семьсот лет назад. А теперь сравни его с оружием, – Он взял со стойки, проходившей вдоль периметра комнаты другой меч, – сделанным в этом году. Видишь разницу?

– Ну, современный клинок уже и длиннее, рукоятка более удобная, и гарда сделана в виде дракона…, и….

– Если не считать нескольких завитушек, – он почти такой же, как и сделанный семьсот лет назад. А вот посмотри на меч, каким наши далеки предки, пользовались еще до создания Империи. – С этими словами, Аттий Бикм, достав из-за пазухи ключ, открыл стальной ящик в углу комнаты, и осторожно достал из него деревянный лакированный футляр. Открыв его, он извлек старый, густо покрытый маслом клинок и протянул его своему собеседнику.

Аттий Бузма с большим интересом исследовал этот древний меч. Видеть подобную редкость ему еще не приходилось. Но оружие его разочаровало.

– Сталь дерьмовая, – резюмировал он. – Клинок плохо сбалансирован, а рукоять…, словно ручка лопаты…. Жуткая дешевка.

– Это не дешевка. Видишь эти гнезда, – раньше здесь находились драгоценные камни. (Их украли давным-давно). И тысячу лет назад, подобное оружие считалось превосходным, оно стоило целое состояние….

За триста лет, становления Империи, которую наши предки провели в постоянных войнах, оружие усовершенствовалось до современного уровня. А потом замерло в своем развитии.

– Но Империя и сейчас воюет!

– Наши предки посмеялись бы над подобными «войнами». Когда мы отправляем легион, против государства, численность жителей которого, включая стариков и младенцев, равно численности Имперского легиона, это не война, а карательная акция. Да и «карательной», ее называть не совсем корректно. Ибо «обиды» причиненные Империи, чаще всего выдумываются нашим Сенатом, исходя из политической выгоды для той или иной партии. Так что «карать», не за что.

– Но что плохого в том, что Империя так сильна?

– Вспомни уроки рукопашного боя, что тебе преподавали в Школе Ловцов. – «Сила побеждает слабость, а слабость побеждает силу, с помощью самой силы».

– Ну вряд ли кому-нибудь удастся бросить Империю «через бедро»….

– Да уж, скорее Империя раздавит себя собственным весом….

Воцарилась долгая пауза. Воспользовавшись моментом, Аттий Бузма встал из-за стола и потянулся до хруста в костях, затем присел несколько раз, разгоняя кровь в уставших от долгого сидения ногах. Сделал несколько ударов по воздуху, поиграл взятым со стойки кинжалом…. Затем его взгляд упал на окно, и наш герой заметил что ночь, которую они провели за долгим разговором, уже почти закончилась.

Если бы сейчас он находился где-нибудь в степи, то на восточной кромке горизонта уже можно было бы заметить лучи прячущегося за горизонотом солнца. Но здесь в Городе, с его городской стеной, высокими, тесно стоящими домами, – линии горизонта видно не было и о предстоящем восходе, можно было догадаться только по ставшим бледными звездам.

– Какой-то он стал маленький, этот Город. – Внезапно подумалось ему. – Особенно если сравнивать его с Горами. Да и степи с пустынями, дают совершенно другое ощущение.

Игрязный, к тому же. И тесный. А ведь раньше я этого не замечал…..

Хорошо генерал Викт. – сказал он, повернувшись к своему собеседнику, – Империя плоха тем, что настолько хороша. И ты, как патриот, хочешь это изменить. Каким образом?

– Дядюшка Бикм. Называй меня так. Не забывай, что ты мой племянник и наследник моего Дела. И обращайся соответственно….

– Разве это не было легендой на время моего похода в Горы?

– Конечно нет. Иначе что я скажу своему торговому партнеру Висту Тадию, когда он спросит меня о тебе? Да и этому Биксту Эстию, когда он придет за обещанной благодарностью?

– Ну, уж думаю, – ты найдешь, что им соврать…. Но ты не ответил на мой вопрос.

– Знаешь, раньше я собирался напугать Империю, придумав для нее Страшного Врага.

Поскольку ни одно государство на свете не способно стать таковым, я решился поискать его в нашем прошлом….

Забавно, но на эту мысль меня натолкнуло внезапное сумасшествие моего дядюшки…. Впрочем, мне он был таким же дядюшкой, как и ты мне племянником….

…Так вот, во время очередного задания, по очередной смене правящей династии Коллопа, он внезапно пропал. А когда появился, – его было не узнать. Он поседел, постарел, и начал болтать о Добре и Зле, словно какой-то полоумный жрец. В том числе он болтал и о колдунах.

Тогда я не придал этому значения…. Тем более, что время от времени, разные агенты начинали болтать что-то подобное, но на них не обращали особого внимания. Как я теперь понимаю, ими занималась отдельная Сеть. И эта Сеть засекречена даже от людей моего уровня.

…У меня же было много дел по принятию руководства над Домом Аттиев, и по завершению операции в Коллопе, и ….

Но вот спустя лет десять, когда я начал задумываться над более глобальными проблемами, этот бред, натолкнул меня на мысль….

– Ты что, правда хотел напугать Мэра, Соправителей и Сенат, – колдунами тысячелетней давности?

– Ну, ты судя по всему, повстречался только с одним из них, и у тебя начались кошмары.

А ты представь, что тебе противостоит целая армия подобных тварей?

– Но я то с ним встречался, – потому и боюсь. Но как ты можешь напугать ими тех, кто ни разу их не видел?

– Неизвестность, пугает куда сильнее, чем привычная опасность.

– При условии, что ты веришь в существование этой неизвестной опасности….

– Вот поэтому, я собирался провести целый комплекс мероприятий, чтобы подобная опасность стала реальной…., для наших правителей. Одним из них, должно было стать твое возвращение с известием о Загадочном Враге, который напал на тебя в Горах. Этобы легло кирпичиком в несокрушимую стену доказательств.

Но мои придуманные кошмары, стали реальностью.

– А почему я должен тебе верить? Может быть твоя затея с отрядом Прокада и сорвалась. Но почему я должен верить, что в запасе у тебя не было еще какой-нибудь пакости, вроде того страшного колдуна, что ты натравил на меня?

– Ну, если ты сможешь объяснить, как он смог проделать с тобой все те вещи, про которые ты мне рассказывал, – я с удовольствием признаюсь в своей «подлости». Но увы…..

– Люди Прокада, могли подмешать мне что-то в еду, или питье. Что-то, что вызывает галлюцинации.

– Слишком сложно. Тем более, что под контролем отряда Прокада, ты был лишь несколько часов. А погоня за Врагом продолжалась несколько дней, за это время любой дурман уже выветрился бы из твоей головы. Но тем не мене, настигнув Врага, ты собственными глазами видел его «невидимость»…. Разве нет?

– Но все время погони, я ел пищу, которую забрал у Прокада, в ней мог находится дурман….

– Будь ты под «дурманом», тебе бы никогда не удалось выследить своего Врага….

…. Но я понимаю твое недоверие. Когда ты начал рассказывать мне об этом Враге, я и сам было подумал, что ты как-то разгадал мои замыслы, и теперь издеваешься надо мной….

…Но куда хуже другое. В моем «заговоре», участвовало еще несколько, весьма авторитетных руководителей Ловчей Службы. И как мне теперь убедить ИХ, что «враг», которого мы вместе выдумали, оказался реальным?

– Я вообще не понимаю, как вы надеялись убедить кого-то в подобной чуши?

– Для тебя это чушь…. А у большинства Имперских подданных, – страх перед колдунами в крови. Он передается с молоком матери, со сказками нянек, со «страшными» историями, что рассказывают дети друг-дружке…. Да и вся наша религия, замешана на этом страхе.

…Скажу больше, – вся наша Империя, была построена на страхе перед Колдунами и колдовством. Или ты уже забыл уроки истории, которые тебе преподавали в Школе?

– Да, да. Великая Война Колдунов, Порабощение Человечества, Четыре Великих Героя, Великий Сокол, – победивший Колдунов и создавший Империю….. Я прекрасно помню все эти занимательные истории. Но я в них не очень-то верю….

– Ну может это отчасти и правильно. По моему приказу, были исследованы самые древние архивы Империи. Там даже были документы, доимперского периода. (Правда ничего особенного в них нет, кроме пожалуй одного…, это была калькуляция налогов, которые наш Город, платил некоему Верховному Учителю…. По одной из легенд, так звали предводителя, одной из армий Колдунов….).

Но суть не в этом. Суть в том, что наши легенды врут почти во всем…. Кроме того что когда-то колдуны действительно правили миром, и что благодаря этим четверым героям, люди смогли победить их…. Это правда.

И я был убежден, что стоит только пронестись слуху, о «возвращении» колдунов, – всю Империю прошибет холодный пот.

– Хм…. – На лице Аттия Бузмы варазилось такое откровенное сомнение как и в словах, так и, кажется в адекватности самого генерала Викта.

– Не равная всех по себе. – Недовольно заявил он, увидев эту ухмылку. – Это ты звереныш вырос в условиях, где смерть и страх были нормой. А для большинства жителей Империи, даже встреча с рыночным воришкой, уже повод для кошмаров. А наша Знать…. Она кажется вообще забыла что человек с тремя именами, может быть подвержен какой либо опасности. Их пугает отсутствие правильного сорта оливок на званом обеде. Их кошмар, – скисшее вино поданное гостям. Малейшая опасность, чуть более реальная, чем эти убогие страхи, способно всколыхнуть всю Империю. Особенно если Мы, Ловцы, глаза и уши Империи, заверим их в реальности этой опастности.

– Ну допустим, ты напугаешь их, а что дальше?

– Дальше….?!?! Дальше драгоценный мой племянничек, в Империи должны были начаться большие перемены!!!!

Мы бы заставили этих зажравшихся Аристократов, стрясти с себя лишний жирок…, в пользу народа, Армии и Ловчей Службы.

Мы бы привели во Власть настоящих людей. Людей, – способных Думать и Делать. А не просто развлекать себя дурацкой болтовней. (Наша Власть, уже давно нуждается в приливе свежей крови).

Мы бы взбаламутили это стоячее Имперское болото. Те подданные, что еще на что-то способны, – обязательно бы всплыли наверх, а всякие ничтожества – пошли бы ко дну. Как при малейшем шторме, идет ко дну прогнившее судно ….

Мы начали бы новую войну. Мы пошли бы далеко на восток, к самому краю земли. Туда, где по нашим замыслам, должно было, находится гнездо недобитых колдунов….

….Да, – пролилась бы кровь. Возможно даже реки крови…, но, омытая, этой свежей кровью, Империя бы возродилась.

Обновления без крови не бывает. Ребенок не рождается без крови. Нельзя вырезать гнойный нарыв, не пролив ни капли крови…. Кровавые жертвы, – угоды Богам….

Дядюшка Бикм, явно забылся. Он уже разговаривал не с Аттием Бузмой. Он спорил с кем-то, находящимся далеко за пределами этой комнаты. Возможно даже, этим «кем-то», был он сам.

– Ну так что мешает тебе сделать это сейчас? – Слова Аттия Бузмы, вернули дядюшку Бикма к реальности.

– …. Дорогой мой племянничек, – воевать против несуществующего врага куда легче, чем против того, кто может дать сдачи.

Теперь, когда я ЗНАЮ, что эти колдуны существуют, я боюсь «трясти» Империю, чтобы не дать ИМ возможности воспользоваться ее слабостями. А если в Империи возникнет заваруха, связанная со сменой Власти, – она будет очень уязвима, и Враг может воспользоваться моментом…..

– Ну пока мы знаем про существование только одного Врага, да и то, уже мертвого. Может быть твой, детский страх перед колдунами, пересилил голос твоего разума?

– Может быть, но мой опыт подсказывает мне, что где один, там будут и еще….

– Тогда тем более, – Империи надо готовиться к войне с ними….

– Да. Надо…. Но давай-ка, отложим этот разговор до завтра.

…Ты то еще молод, и можешь позволить себе не поспать ночку другую. А вот твой дядюшка Бикм, уже слишком стар для подобных подвигов.

Пошли, там уже должны были приготовить для тебя «твою» комнату. Она конечно не такая роскошная, как та что была у тебя в Школе Ловцов…, но ты уж потерпи, как-нибудь.

Рассмотреть свои новые апартаменты, нашему герою, удалось только на следующее утро.

Или вернее сказать, – день. Поскольку пробудиться он изволил лишь в то время суток, к которому всякий приличный купец, уже давным-давно трудится, не покладая рук.

Извинить подобный проступок могло, наверное лишь возвращение из долгого путешествия. Но лично Аттий Бузма, винил в этом перины и шелка, на которые он вчера свалился, едва завидев некую горизонтальную поверхность, могущую послужить лежаком.

Сегодня он в этом раскаялся. Не потому, что свалился. А потому что не посмотрел на что падает.

Не то что лежать, – даже видеть подобной роскоши, ему еще не приходилось. Кровать была огромной. На ней могло бы уместиться не меньше десятка Аттиев Бузм, и им бы там не было тесно. Ножки, спинки и столбики, поддерживающие высокий балдахин, были сделаны из дорогих пород дерева, и украшены искусной резьбой.

Под стать кровати, была и вся остальная комната. Она удивительным образом, умудрялась создавать впечатление уюта и роскоши, одновременно.

Что бы разобраться в предназначении тех или иных, находящихся в комнате предметов, Аттию Бузме пришлось вспомнить уроки в Школе Ловцов, на которых ему рассказывали про жизнь различных слоев общества.

Комната была просторной, но как раз настолько, чтобы это не показалось чрезмерным. Мебели в ней было совсем не много, помимо кровати там находился столик для фруктов и напитков, стол для бумаг, и стол для принятия пищи. Около каждого стола, стояло несколько кресел, разных по конструкции, но единых по стилю.

Рядом со столом для бумаг, – находился шкаф для хранения рукописей и свитков, а напротив него, выполненный в той же манере шкаф для оружия и драгоценностей.

Шкафчик, стоящий ближе всего к кровати, поначалу вызвал его недоумение, но открыв его, Аттий Бузма увидел что тот заполнен кувшинами с вином и закусками. Там же стояли и разнообразные чаши и кубки, в которые искушенный знаток, должен был наливать то, или иное вино.

В общем, все было так, как должно было быть в комнате молодого богача, живущего в родительском доме, но, как говорилось, – «имеющего право на личную жизнь». В данной комнате, можно было и с друзьями попировать, и с любовницей развлечься, и провести деловые переговоры.

Даже не слишком искушенный взгляд Аттия Бузмы, заметил, что вся мебель, была единым гарнитуром, и судя по качеству древесины, прихотливой резьбе и необыкновенной изящности, – крайне дорогим гарнитуром. Причем, даже в расстановке его по комнате, чувствовалась рука, весьма искусного мастера, настолько все было гармоничным и целесообразным.

И только заметив эту целесообразность, Аттий Бузма наконец соизволил заметить, стоящий, напротив кровати домашний алтарь, бывший так сказать, – краеугольным камнем всей обстановки.

Конечно он и раньше видел домашние алтари. В его комнате в Школе Ловцов, тоже был алтарь. Но там он был чем-то вроде скамейки, с непропорционально высокими ножками, на которой стояли дешевые и тусклые статуэтки богов. (Кстати, на тот алтарь он вообще почти не обращал внимания).

Но ЭТОТ алтарь, был отдельным произведением искусства. Сделанный из дорогой древесины, украшенный золотом и каменьями стол, уже заслуживал отдельного упоминания. А что уж говорить о статуях Богов, что стояли на нем? Разве можно было даже сравнивать ИХ, с теми безвкусными поделками, что стояли в Школе?

Разве можно было пройти мимо подобного алтаря, не воздав должной жертвы, ПОДОБНЫМ богам?

Основным объектом поклонения, естественно был бог торговли Мермед, но и прочим богам было отдано должное. Особенно, как заметил наш герой, Проходимусу, – богу дорог, богу смерти Кондратию, и воинскому богу Мочиле. Что впрочем, было естественно, ибо торговля невозможна без дальних путешествий, а где путешествия, там и смерть. Да и торговля оружием, без покровительства Мочилы, просто невозможна.

– Интересно, – подумал наш герой, – а у Ловцов есть своей персональный бог? Или они…, то есть мы, – обходимся подобной вот комбинацией из «общих» богов? Надо будет спросить у дядюшки.

Кстати о дядюшке. Аттию Бузме надо было расспросить его и о куда более насущных делах. Например, – о собственном статусе. Конечно, он вчера говорил, что Аттий Бузма продолжает оставаться его наследником, и судя по комнате в которой он проснулся, это так и было. Но…. Но что такое, – быть наследником Аттия Бикма? Этого наш герой не знал, и потому чувствовал некоторую неуверенность.

Так где же искать дядюшку?

Из комнаты вели три двери.

Одна, как обнаружил Аттий Бузма, – через узкий, но длинный коридор, вела напрямую на улицу. Вернее не совсем на улицу, а в небольшой тупичок, между домами Аттиев и соседним домом. Причем вела так хитро, что выйти и войти через нее, можно было минуя любопытные взгляды, как и домашних, так и находящихся на улице прохожих.

– Ловчие штучки, – поначалу подумал наш герой. Но потом вспомнил, что подобные выходы характерны для жилищ молодых, неженатых аристократов, и подражающих им богачей. – Ишь ты, – подумал он тогда, – вот куда докатился ты друг Бумба со своей помойки…..

Вторая дверь, – судя по всему, вела непосредственно в дом.

Что бы расставить все крючки под буквой «зямбда», наш герой заглянул и в третью дверь. За ней находилась другая комната, завешанная разнообразной одеждой.

– «Гардеробная» – вспомнил Аттий Бузма название, которое слышал на уроках про быт богачей. – Так может мне приодеться соответственно новому статусу? А то что я все в этих обносках хожу?

Первым его порывом, было нарядиться в стиле старого доброго Бумбы, – ярко, пестро и вычурно. Но потом, вспомнив те же самые уроки Быта, – он оделся так, как и подобает отпрыску богатого торгового рода. То есть в синюю шелковую рубаху, и такие же синие, слегка украшенные золотой вышивкой порты. На ноги он надел красные сандалии, подвязался таким же красным поясом, а голову украсил, синей феской с красной кисточкой.

– А что, – получилось скромно, но с достоинством. – Подумал он, разглядывая свое изображение в огромном зеркале, из прекрасно отполированной стали. – Надо только нормальный кинжал подобрать. А то этот горский, для Города пожалуй, будет слишком…..

Да, горский кинжал в локоть длинной, для Города был действительно слишком. Конечно Аттий Бузма привык к нему за последние пару месяцев, но в Городе он смотрелся черезчур воинственно.

Это был прекрасный повод, порыться в оружейном шкафу. Что наш герой и сделал с большим удовольствием. Потратив на исследование содержимого своего арсенала, куда больше времени, чем на содержимое гардероба.

И чего тут только не было! Начиная от простого кинжала северной работы, с которыми ходило половина мастеровых Империи, до короткого меча колопской работы и великолепного арбалета, вроде того, из какого его подстрелили в Горах. Больше половины оружия хранившегося в этом шкафу, вряд ли бы прошла проверку Стражи, если бы только можно было предположить, что Стража, осмелиться делать обыск в доме генерала Викта.

Он долго выбирал между прямым колопским кинжалом, и кривым ножом, которыми пользовались моряки Южного побережья.

Конечно, колопский клинок, это колопский клинок. Но в Школе Ловцов, при работе с разными видами оружия, именно подобный кривой нож, больше всего пришелся по душе нашему герою.

С другой стороны, кривой нож был не слишком характерен для молодого, прилично одетого человека, торгового сословия. А значит, должен был привлекать излишнее внимание к персоне своего владельца. В то время как колопский кинжал, будучи внешне довольно простым, выглядел весьма скромно и вполне достойно. А его истинная ценность была видна только настоящему знатоку и ценителю.

Но недолго подумав, наш герой, все же остановился на ноже. Просто банально плюнув на незаметность, к которой должен стремиться всякий Ловец.

– Неплохой выбор, молодой хозяин….

Аттий Бузма стремительно обернулся на голос, и заметил стоящего в дверях дядюшку Кастия. – «Как же это он сумел подкрасться ко мне?». – Недовольно подумал наш герой.

– А не слишком ли бросается в глаза?

– Ну, оружие молодого щеголя и должно бросаться в глаза. – Ведь кажется ты выбрал подобный образ?

– Ну, по-моему это вполне соответствует тому положения, в котором мне предстоит пребывать…, некоторое время….

– Да, образ подходящий, но сможешь ли ты ему соответствовать? Ты уже далеко ушел от того звереныша, которого я когда-то конвоировал в Школу Ловцов. Но тебе еще надо вжиться в новый образ, привыкнуть к подобной жизни, подобной роскоши, изысканной пище и дорогим напиткам….

И этим мы с тобой и займемся прямо сейчас. Пошли-ка в столовую, посмотрим как ты умеешь вести себя за столом.

– А где дядюшка Бикм?

– Многоуважаемый хозяин Аттий Бикм изволил, не дожидаясь твоего пробуждения, отбыть на очередное заседание Совета Второй Гильдии. Поручив мне ничтожному, позаботиться о наследнике дома Аттиев. Так что поторопись молодой хозяин за стол, тебя там ждет большая работа.

– Похоже, дядюшка Кастий, – ты решил испортить мне удовольствие от еды?

– Забудь про «еду». Отныне, (пока ты в образе молодого щеголя), ты не будешь есть. Ты будешь «вкушать»!

– Запомни, – продолжил дядюшка Кастий, после того как они пришли в столовую, и наш герой уселся за огромным, заставленным всяческими мисочками, тарелочками и плошками столом. – Молодые щеголи, никогда не бывают голодны. Даже если ты весь день разгружал баржи с булыжниками, «вкушать пищу» ты должен будто бы через силу, с некоторой ленью и неохотой. Жевать медленно, смакую каждый кусочек, ибо «молодые щеголи», не едят ради утоления голода, они лишь лакомятся деликатесами, ради получения наслаждения….

И разумеется, – вкушение пищи, должно сопровождаться подобающими подобному занятию беседами. Посмотри на этот стол….

Наш герой посмотрел. Одного взгляда на это обилие пищи, хватило Аттию Бузме чтобы понять, что надеяться на нормальный завтрак, ему не придется. Вместо этого будет урок.

Так и получилось. В течение нескольких часов, ему пришлось перепробовать около сотни различных закусок, выучить наизусть их названия и запомнить с какими соусами их полагается вкушать, и какими винами запивать.

– Вот наконец-то у тебя появилось правильно выражение лица, при виде еды, – с усмешкой сказал дядюшка Кастий, после этих часов. – Но ты не расслабляйся, тебя еще ждет обед и ужин…. Что поделать, и у богачей бывают проблемы с едой. Но как говорится – положение обязывает…. Так что держись – Наследник!

– А кто ты, дядюшка Кастий? – спросил наш герой своего мучителя.

– Я старший приказчик в Доме Аттиев. Управляю лавкой Аттиев, в отсутствии хозяина. Имею право вести переговоры с торговыми партнерами…. В общем, – я правая рука Аттия Бикма.

– А какую должность ты занимаешь в…?

– Да практически, ту же что и не «в….», – заместитель генерала Викта. Отвечаю за базовую подготовку операций, силовое прикрытие и зачистку «грязи».

– А кем являюсь я?

– Ну, формально ты полноправный Свободный Ловец, прикомандированный к Ловчему Отряду генерал Викта.

Нашему герою пришлось напрячь память, чтобы вспомнить, что означает термин Свободный Ловец.

Обычно все Ловцы, разбивались на отряды от пяти, до пятнадцати человек. Иногда, разрозненные отряды, сводились в объединенные бригады, для выполнения особых задач. Судя по званию, генерал Викт как раз и руководил одной из подобных бригад.

Но были еще и Свободные Ловцы, – одиночки, выполняющие особо важные задания. Причем в иерархии Ловчей Службы, подобные одиночки занимали равную ступень с командирами Отрядов. Так что, получалось, что только начав службу, Аттий Бузма уже поднялся в звании как минимум до десятника. И это было странно.

– То есть как это Свободный? Разве я не вхожу в ваш Отряд?

– Генерал решил что будет лучше, если у тебя будет большая свобода маневра. У него на тебя большие планы. И после того что ты сотворил с отрядом Прокада, я понимаю почему….

– Ты хорошо знал Прокада? – это было скорее утверждением, чем вопросом.

– Он был моим братом.

– Прости…, за плохие слова, что ты услышал от меня о своем мертвом брате.

– Ты не виноват в его смерти…, а слова…, они не столь важны, как дела. Генерал сказал, что ты сумел отомстить за него?

– Скорее я мстил за себя. Но человека, убившего твоего брата, действительно прикончил я.

– Что ж, прими в таком случае мою благодарность…..

…. И кстати, если ты сам надеешься пережить обед, тебе бы не помешало немножко растрясти жирок. Тут у нас на заднем дворе, есть прекрасная площадка для игр…. Не желаешь поиграть?

– Что-то подсказывает мне, что играть мы будем не в мячик….

Они вышли во дворик, находящийся на противоположной от улицы стороне дома. Надо сказать, что дом Аттиев, как впрочем, и большинство домов в этой части Города, имел форму буквы «П». Причем, горизонтальная ее перекладина располагалась параллельно улице, ножки уходили вглубь квартала, а между ними располагался внутренний дворик. С противоположной от дома стороны, этот дворик закрывался высокой стеной, отделяющий хозяйство Аттиев, от дома, выходящего на параллельную улицу.

Как и положено во всяком богатом доме, во внутреннем дворике находился бассейн, окружавший небольшой фонтанчик, стоял стол и кресла для отдыха, а чуть дальше, – площадка для игр.

И в данную минуту, на этой площадке «играли» шестеро человек, в которых Аттий Бузма узнал домашних слуг, которым вчера вечером, он был торжественно представлен в качестве Наследника.

Как верно угадал наш герой, играли они отнюдь не в мячик. Двое из них рубились на мечах, двое на кинжалах, а последняя пара, дубасила друг дружку руками и ногами. И судя по тому, как они это делали, – слугами, они были в последнюю очередь. А в первую, бойцами той самой группы силовой поддержки, которой руководил дядюшка Кастий.

Аттию Бузме пришлось «поиграть» с каждым из них. В двух схватках он явно одержал победу, три свел в ничью, а одну проиграл. Дядюшка Кастий, дал ему передохнуть минут десять, и лично вышел «поиграть». Вот тут-то наш герой и понял, что рассказы про необычайные боевые возможности Ловцов, отнюдь не были легендами.

Этот, довольно таки пожилой, (с точки зрения Аттия Бузмы) человек, настолько легко швырял и лупил нашего героя, что на всю жизнь завоевал его уважение.

– Да, ты великий боец, дядюшка Кастий, – пробормотал он, после того как раз в десятый, подняться после пропущенного удара.

– Да и ты малыш хорош. Если у нас с тобой будет время, я поднатаскаю тебя в этом деле. Только просыпаться ты должен не как сегодня, а чуток пораньше, желательно до рассвета. А сейчас, пошли готовиться к обеду….. Не хмурься, сам виноват что завтрак у тебя был таким поздним.

К счастью, непосредственно обеду, предшествовала длительная лекция о манерах, этикете, правильных темах для застольной беседы, одежде и украшениях, уместных на званном ужине, дружеской пирушке, или деловом обеде, и очередности «пробования» разных блюд. О столовых приборах, о приемах их использования, и о том, «что хоть двузубую вилку в форме буквы «v», всегда подают на стол, – пользоваться ей считается дурным тоном»….

В принципе, почти все это Аттий Бузма знал и раньше. Другое дело, что знать это одно, а вот видеть все это в живую…. Например, ту же двузубую вилку в форме буквы «v», он впервые взял в руки только сегодня.

А тому как «элегантно» пользоваться ножом для резки сыра, в теории научиться было невозможно, это надо было увидеть, и отработать на практике, изрезав тысячи сырных головок, на тончайшие ломтики.

-… Да, – это тебе надо. В обществе, в котором тебе теперь придется вращаться, умение элегантно пользоваться ножом для резки сыра, куда важнее полного цикла образования в Торговой Школе. Но ты не беспокойся, этому научиться куда проще, чем кажется, надо просто………………………………………………………………………….

……..Да, это глупо, и страшно неудобно, но именно это считается элегантным.

– Да я вообще, терпеть не могу этот сыр.

– Ну так и не жри его. Но пользоваться ножом для резки сыра ты обязан уметь. И ты должен делать это «элегантно». Считай это приказом старшего.

…. Пойми, настоящим пропуском в общество богачей для тебя будет не комната в доме Аттиев, и не карманы полные золота, а именно знание тех самых ничтожных мелочей в поведении. А также, – умение правильно одеться, сказать правильную фразу в нужный момент, вовремя зевнуть, элегантно высморкаться, и объявить о своем желании посрать так, что бы другие сочли это «элегантным». Все это что-то вроде наших тайных знаков. Так ОНИ распознают друг друга. И ты должен все это знать, чтобы сойти там за своего…. Так что учись.

– А я должен становиться там своим?

– Видимо должен. Стать наследником дома Аттиев, немногим проще, чем стать Прямым наследником Аристократической фамилии, или занять место в Сенате.

А может быть даже и сложнее. Потому что Аристократами, или Сенаторами, становятся по рождению. А Аттиями, – исключительно благодаря способностям.

В роли Наследника, тебя утверждало высшее руководство Ловчей Службы, это огромное доверие, и ты обязан его оправдать. Мало кому даются такие возможности, в таком раннем возрасте….

– Что-то не похоже, что бы ты мне завидовал….

– А я тебе и не завидую. Мне страшно подумать, о подобной судьбе и о том грузе, который тебе предстоит нести всю твою жизнь. ….Но видимо, тебя сочли достойным этого груза, вот поэтому ты, – Наследник, а я старый, добрый дядюшка Кастий.

– И почему они так решили?

– Старый дядюшка Кастий, не располагает полномочиями знать это. Но я полностью согласен с этим решением. Ты уже показал себя незаурядным Ловцом, а ведь тебе нет еще и шестнадцати. А по виду ты вообще тринадцатилетний мальчишка. А каким ты станешь к тридцати? Если доживешь конечно…..

– Ладно, поговорю об этом с тем, кто знает…. И куда мне засунуть эту Злыдневу двузубую вилку?

Следующие два месяца, наш герой, под руководством дядюшки Кастия, усердно постигал науку жизни богача. (Поскольку дядюшка Бикм, внезапно уехал в «деловую» поездку, Аттий Бузма был передан в заботливые, но очень жесткие руки дядюшки Кастия).

Поначалу, эта жизнь, ему не понравилась. Это была какая-то явно ненормальная жизнь. Постоянно приходилось следить за всем, что ты делаешь, как ты это делаешь, и делаешь ли ты это достаточно «элегантно». (Самое ненавистное слово на свете). Но постепенно, многое из изученного вошло в привычку, и «элегантность» перестала отравлять жизнь, став частью натуры.

Постепенно у него появился вкус к хорошей пище, хорошей одежде, и дорогим безделушкам. Ухоженность рук, ногтей, и волос, стало для него нормой, а не бременем.

Он так же постиг науку командовать и понукать слугами. (А это было не так просто, как кажется на первый взгляд). Необходимость обременять кого-то выполнением своих прихотей, поначалу вызвала у него чувство неловкости. Но он научился преодолевать его. И постепенно, эта «необходимость» перестала быть таковой, а стала очень «удобной» частью его жизни.

Так же как и нахождение среди богатых, красиво одетых людей, не вызывало у него больше желания сбежать и спрятаться. Он стал частенько проводить время в дорогих трактирах, посещал цирк, театр и арену для Игр. Даже обзавелся некоторыми поверхностными знакомствами, среди подобной себе молодежи. По крайней мере, примелькался и перестал быть предметом пристального интереса, в качестве новой фигуры.

Но помимо этих «снобских» привычек, – появилась у него и одна полезная. Теперь он частенько стал засиживаться в богатой библиотеке своего мнимого дядюшки, жадно заглатывая хранящиеся там книги.

Интересовало его в основном колдуны и Горы.

И о том и о другом, за тысячу лет существования Империи, было написано много. Много слов. Но в этих словах, было мало смысла.

Аттий Бузма заметил что большинство текстов, это лишь переписки с более ранних трактатов. Причем, после каждой переписки, добавлялись новые живописные подробности взамен старых, куда более достоверных. Но копаться в трактатах, выслеживая истину в нагромождении фантазий, оказалось не менее интересным, чем идти по следу врага. Он так этим увлекся, что даже приобрел, (как сказал дядюшка Кастий), – «Умное выражение на морде».

В общем, когда дядюшка Бикм вернувшийся из своей «деловой» поездки, и увидел предполагаемого Наследника, – он не сразу узнал его.

Странно было даже представить, что этот изнеженный, рыхлый и манерный барчук, со скукой в глазах вяло ковыряющий обратноизогнутой четырехзубой полувилкой в блюде с рыбными закусками, когда-то был тем самым диким зверенышем, которого он впервые увидел в допросном подвале Ловчей Службы.

На первых порах он даже решил, что командир Кастий перестарался в выполнении поставленной ему задачи, безнадежно испортив великолепный материал, отданный ему в «обработку».

Даже лицо Аттия Бузмы, показалось ему каким-то обрюзгшим и заплывшим жиром. А что стало с его походкой? Теперь этот звереныш Бумба, что в лазанье по заборам, мог соревноваться с кошками, а в беге с лошадями, – ходил так, словно лишние десять шагов, способны убить его.

– Не беспокойся генерал Викт. Морда лоснится от кремов и притираний, а походку мы репетируем по нескольку часов ежедневно. Завтра утром посмотришь его на тренировке, он остался прежним…. Хотя нет! Я лично позаботился о том, что бы он стал лучше прежнего.

…Какая жалость, что у тебя на него большие планы. Ведь это лучший ученик, что у меня был. Он впитывает знания как губка, его тело запоминает движение после одного-двух повторов. Я бы смог сделать из него самого великого бойца, со времен Героя равного Пятидесяти.

– Поумерь свой пыл Кастий. Мне не нужен великий Боец. Мне нужен великий Ловец.

И если кто-нибудь из твоих головорезов, случайно отшибет ему мозги…, то даже заступничество всех Богов, не спасет тебя от моего гнева.

В первый день приезда Аттия Бикма, ему толком не удалось поговорить со своим «племянником». Надо было отчитаться перед Охотничьим Комитетом, (так назывался высший орган власти в Ловчей Службе), о результатах своей поездки в Южную часть Гор, на предмет, «возможного присоединения тамошних кланов к волнениям, происходящим в Срединных Горах». Затем последовало выступление с докладом примерно на ту же тему, в Совете Второй Торговой Гильдии.

Как всегда заседание Совета затянулось до самого вечера, поскольку заседающие не столько пытались решить проблему поставок, сколько найти крайних, и обвинить своих оппонентов во всех смертных грехах.

В этом ничего нового не было. Совет уже давно не решал проблем сложнее выдачи Торговых лицензий, регулировки цен, и Третейского судопроизводства. Решать более глобальные вопросы, вроде нынешнего закрытия торгового маршрута по Большому Горскому тракту, они были не способны. И эта неспособность выливалась в мелкие склоки и взаимные придирки.

Но и следующий день, Аттию Бикму пришлось посвятить делам торговым и шпионским, так что толком поговорить со своим протеже, ему удалось только во время ужина.

– Ну и как тебе жизнь богача парень? – спросил он его после третьей перемены блюд, когда этикет уже позволял переходить на темы, впрямую не касающиеся обсуждения употребляемых деликатесов.

– Жить можно. Но боюсь, что как только дядюшка Кастий перестанет истязать меня своими уроками, – мне станет скучно. Как долго мне еще придется изображать из себя Наследника?

– Думаю до тех пор, пока не станешь Хозяином. Это случится сразу после моей смерти. Надеюсь ты не очень торопишься?

– Пока не очень. Но если ты не дашь мне какого-нибудь нормального задания, – боюсь у меня появится желание поторопить Смерть.

– Не волнуйся, занятие для тебя у меня найдется.

В первую очередь, – тебе надо закрепится в качестве моего наследника в глазах общества. Завтра утром, я собираюсь нанести визиты нескольким моим торговым партнерам, и ты будешь сопровождать меня. Потом зайдем в Совет Второй Торговой Гильдии, где официально закрепим за тобой статус Наследника Торгового Дома Аттиев. А вечером, тебе придется посетить какое-нибудь светское мероприятие, на которое тебя обязательно пригласят утром. Постарайся завести побольше друзей…..

– Какая у меня будет легенда?

– Та же самая, – ты мой племянник, учился в закрытой Торговой Школе, последние полгода, ходил с караваном до Сшистшиза и обратно.

– Но в этом вашем «светском обществе», наверняка найдутся выпускники Торговой Школы…..

– Знаешь, Закрытая Торговая Школа, – потому и называется закрытой, что поучится там удается единицам. Для этого даже недостаточно быть очень богатым. Надо чтобы соискатель места Ученика, был представителем Древнего Торгового Дома, имел влиятельных покровителей, способных выхлопотать ему Место, и был бы очень-очень богатым. Ну и еще, – достаточно умным, чтобы убедить своих будущих Наставников, в том, что он достоин Обучения.

Даже не всякий отпрыск фамилии состоящей в Первой Гильдии, соответствует этим параметрам. А в нашей Второй, за последние лет десять, такой чести удостоился только ты.

– Но если так, меня обязательно будут спрашивать об этой Школе. Что мне им отвечать, если я даже не знаю, где она находится? Меня разоблачат в два счета.

– Не беспокойся, не разоблачат. Во-первых, про закрытую Школу мало кто, что знает. Распространяться о ней, среди ее учеников не принято. Во-вторых, в ближайшие дни, мы посетим ее, и ты сможешь рассмотреть все подробности.

И наконец последнее. С тех пор как я определил тебя в Школу Ловцов, и у меня появились на тебя Большие Планы, – я начал операцию «Наследник».

Все это время, ты числился в Торговой Школе, более того, все это время там учился парнишка, по имени Аттий Бузма. Он был нелюдимым и болезненным ребенком, поэтому большую часть времени, проводил у себя в комнате. Однако, несмотря на это, – смог достойно сдать все экзамены Первой Ступени обучения.

– Был? Ты его…….

– Нет. Не настолько я кровожаден. Этим Аттием Бузмой, был один талантливый сын нищего подмастерья, что попал в поле моего зрения. К сожалению, он действительно крайне слаб здоровьем, и в Ловчей Службе ему делать было нечего. Но тем не менее, на него у меня тоже имеются большие планы.

– Бедный парень……

-… Парнишка настолько умен, что у меня появилось сильное искушение, именно его сделать Наследником Дома Аттиев. Но потом, я все-таки решил назначить им тебя. Поскольку ты, вроде как показал себя достойным этого звания. Хотя…. А ему, я определил другое, не менее достойное применение.

– Ты умеешь заглядывать далеко вперед……

– Иначе, я бы не был генералом…..

– А может ли простой смертный, спросить тебя Генерал, – каковы твои планы в отношении тех Колдунов, что так не вовремя помешали твоим планам перестройки Империи?

-….. Иногда я жалею, что мы научили тебя Искусству Беседы. Ты постоянно пытаешься взять нить разговора в свои руки…..

– Это означает, – что ничего существенного, ты так и не придумал?

– Делать умозаключения, можно только на основе достоверной информации. У меня ее нет….

– А значит, первым делом придется эту информацию добывать?

– Ты прав, хотя это и не дает тебе право перебивать старших.

– Прости генерал, не удержался. Но я так понимаю, что мне предстоит возвращение в Горы?

– В Горах сейчас война, если ты еще не забыл. Так что соваться туда тебе будет опасно…. Этим займутся другие Ловцы, те, на кого у меня нет таких больших планов.

– Странно, я тут почитал Историю Горских Войн Актия Луция Пункта, – кажется то, что происходит в Горах сейчас, абсолютно не похоже на прежние восстания Горцев.

– Ну…, а как же Большое Горское Восстание, что случилось полторы сотни лет назад?

– Да, Большое Горское Восстание. Актий Лиций Пункт очень подробно его описал. Собственно, это описание и занимает половину книги.

Так вот, судя по этому описанию, горцы взбунтовались, перерезали большинство местных гарнизонов Империи, и в течении трех лет, пытались прорваться на равнину….

Поправь меня если я не прав, но в нашем случае, они еще не предприняли ни одной попытки сделать что-либо подобное?

– Ну, восстание идет всего три месяца…..

– Последнее восстание, судя по архивам, было подавленно за две недели. А все потому, что горцы вылезли на равнину, и были уничтожены Вторым Восточным Легионом. После чего миротворцы зачистили взбунтовавшиеся районы….

Сейчас же, Второй Восточный, уже три месяца скучает в предгорьях. А горцы тем временем добивают остатки гарнизонов миротворцев, перекрыли дороги в глубь Гор, и проявляют странное благоразумие, даже не предпринимая попыток вылезти на равнину.

– И что из этого следует?

– Из этого следует, что возможно нехарактерное поведение Горцев, связанно с неожиданным появлениям в Горах очень странный людей…..

– А значит…..?

– Искать колдунов, и информацию о них, надо среди вождей Горского Восстания.

– Ну что ж, – молодец, я лишний раз убедился в правильности своего выбора.

Приказ, вычислить связи Горских вождей, я уже отдал. Но надеяться на скорый результат не приходится. Большинство наших Агентов, или выведено из Гор, или с ними нет связи, или они мертвы. В лучшем случае, мы узнаем что-то когда восстание будет подавленно, и начнутся допросы пленных. А случится это, боюсь еще не скоро.

– Почему же, если двинуть Второй Западный в Горы, вместо того чтобы……

– Аттий Бузма, – ты же был там. Ты видел ту местность. Представь себе Второй Западный Легион на узких горных дорогах, где из-за каждого третьего камня, будет лететь, пусть примитивная, но стрела. Где на головы нашим легионерам будут сыпаться камни с вершин, а то и сходить искусственные лавины. Немногочисленные колодцы и родники будут отравлены или завалены. Всю еду Горцы запрячут, так что Легионерам придется тащить за собой огромный обоз, который растянется на сотню кулломитров, а значит, – станет отличной мишенью для бунтовщиков.

– Но пусть тогда Миротворцы….

– Ну во-первых, их для подавления такого восстания слишком мало. Последние стопятьдесят, практически мирных лет, привели к существенному снижению численности этих войск. Да и не приспособлены они для подобных крупномасштабных операций. Их задача прискакать на место, навести страху, прикончить десяток, максимум сотню, в общем-то, мирных жителей возомнивших себя великими воинами. Они хороши в мирное время, для поддержания страха перед Империей, или в качестве подсобных отрядов, сопровождающих Легион. Но действовать самостоятельно против толп, или Армий, они не в состоянии.

– Но как в таком случае, Империя покорила Горы? Ведь как-то, мы их завоевали.

– Да ни хрена мы их не завоевали. Потому что по большому счету, Империи ничего от Гор не нужно. Ну сам посуди, что можно взять с этих голодранцев?

Вся эта горская авантюра, была затеяна с единственной целью, – обезопасить окраины Империи от разбойничьих вылазок, и обеспечить безопасность торговых путей ЗА Горы.

Даже в самые мирные времена, миротворцы, (заметь, – миротворцы, а не обычные легионеры), не забираются дальше чем на сотню-другую кулломитров, в сторону от Большого Горского Тракта. А все что происходит в глубине этих Гор, продолжает оставаться для нас загадкой…, которую никто не пытается разгадать.

– Но ведь мы как-то подавили Большое Горское Восстание?

– Никак мы его не подавили…. Знаю, у Актия Луция Пункта на этот счет другое мнение. Но насколько я знаю, данный автор никогда не был в Горах, и писал свои записки, лишь со слов очевидцев…., которыми были легионеры и миротворцы. Причем в звании не ниже тысячника. Да и сам Актий Луций Пункт, был еще тем сочинителем…..

А Большое Горское Восстание, просто заглохло само собой, когда у бунтовщиков кончились запасы продовольствия. Тут-то они и смекнули, что пока они воюют, их поля зарастают сорняками, а овцы хиреют без присмотра.

Спустя год, армия бунтовщиков начала разбегаться. А еще год спустя, Империя смогла снова войти в Горы. Естественно это было подано как наша большая победа. Многие получили незаслуженные награды. И не у кого не хватило ума задуматься над произошедшем, и сделать выводы…, мол, – «дождь прошел, и крыша снова не течет».

– Но ведь тогда, они активно пытались вылезти на равнину, для чего вынуждены были содержать большую армию. Но если сейчас, они просто останутся в своих Горах, – большая армия им не понадобится…..

– Вот-вот. Это то самое, что я уже устал объяснять нашим правителям. Империя может потерять Горы. А значит, – потерять доступ ко всему миру ЗА Горами.

Конечно, с голоду она от этого не погибнет, но мы потеряем возможность контролировать ТЕ земли….

– Что будет выгодно ТЕМ, кто возможно, ТАМ пытается…..

Они вдруг замолчали. Угроза, до того момента все еще рассматривающаяся умозрительно, и не перешедшая в плоскость реальности, вдруг сверкнула перед ними, как нож убийцы. Им вдруг стало по-настоящему страшно. Страшно не за свой мир, не за Империю, или привычный уклад жизни. Им стало страшно за себя, за свои жизни.

Но продолжалось это не долго. Внезапно в голову Аттия Бузмы пришла мысль….– А не пытаешься ли ты, генерал Викт, – запудрить Мне мозги? Может это твои очередные Игры, в Страшных Врагов?

– Ну что я должен сделать, чтобы завоевать твое доверие? Почему, когда я лгу мне всегда верят, а когда говорю правду, – начинают сомневаться в каждом слове?

– Потому что врать тебе привычней, чем говорить правду. Когда ты врешь, ты убедительней…..

– Ну ладно, Злыдень с тобой. Я все это подстроил. Только объясни КАК? И зачем мне продолжать врать ТЕБЕ, после того, как я раскрыл перед тобой все мои планы?

……– Ну ладно. Пока я продолжу верить тебе дядюшка Бикм…. Так что намделать с Горцами и Колдунами?

– А что мы может сделать? Только ждать и готовиться к неприятностям.

Именно этим я сейчас и занимаюсь. Пытаюсь убедить как можно большее число Имеющих Власть, в серьезности сложившегося положения.

Но удается мне это с большим трудом. Даже во Второй Гильдии, члены которой несут самые большие потери от этого восстания, и то никто не хочет верить в Большую Опасность. Эти придурки просто сидят и болтают о необходимости наладить торговые пути через Горы, так словно бы речь идет о разборке завала, а не о кровопролитном восстании. Наверно они ждут, что я выкопаю им туннель под Горами, на ту сторону…..

И что самое смешное, тот парнишка, который до недавнего времени был Аттием Бузмой, кажется нашел что-то похожее. Хотя информации почти тысяча лет…. За это время многое могло измениться.

На вот, возьми эти бумаги, и изучи их хорошенько. Кстати книги которые в них упоминаются, хоть и являются редкостью, но в библиотеке Дома Аттиев они есть. Загляни, а лучше прочитай их. Твои наставники в Школе Ловцов, говорили что читаешь ты быстро, и запоминаешь все прочитанное с первого раза.

Время с обеда и до завтрака, наш герой провел в библиотеке Дома Аттиев, изучая полученные от дядюшки материалы, и знакомясь с первоисточниками, по которым они были написаны.

….– Вот собственно, что я там вычитал. – Сообщил он за завтраком, своему названному родственнику.

– Но что ж, ниточка зыбкая, но по ней можно следовать. По крайней мере, это может заставить купцов на время отстать от меня.

– Предложишь это сегодня на очередном совете Гильдии?

– Нет дорогой племянничек. Это сделаешь ты!

– Я?????

– Именно ты! Причем сделаешь это, как бы между делом, когда я буду знакомить тебя с членами Совета. Когда они начнут ныть про свои проблемы, ты, как бы между делом расскажешь об этом. Пусть оценят, чего стоит обучение в Закрытой Торговой Школе!

– Собираешься хвастаться???

– Делаю тебе карьеру. Но что у тебя с лицом? Выглядишь так, будто бы всю ночь не спал.

– Так я и не спал. Ковырялся в свитках….

– Только не вздумай об этом проболтаться. Пусть лучше Они думают, что эту ночь ты провел в борделе. Умных у нас не жалуют….

– О боги! Чем я обязан счастью, видеть тебя многопочтеннейший Аттий Бикм, в своем доме? Попробуй этих дивных гребешков под соусом девяти трав, моему повару сегодня, они удались на славу.

– Прости мою дерзость, многопочтеннейший Лупий Экст. Я осмелился потревожить тебя в столь ранний час, по весьма неотложному делу…. А гребешки и впрямь дивные, впрочем, твоя кухня славится своей утонченностью.

– Все что в моих силах, все, что в моих ничтожных силах. Можешь забрать все, что понравится тебе в моем доме…. Еще вина?

– Мне понадобиться куда больше, – твоя помощь Лупий Экст! Благодарю, но только капельку, не стоит с раннего утра злоупотреблять вином. Но отказаться от ТАКОГО вина еще больший грех……

– Ну, чем я, ничтожный, могу помочь ТЕБЕ!!!! Отведай этих фруктов, они из моего поместья в Лекадии.

– Кто как ни ты?!?! Ведь это ты у нас Генеральный Секретарь Совета Второй Гильдии! И только ты, можешь оказать мне невосполнимую услугу, зарегистрировав моего племянника в качестве Наследника Торгового Дома Аттиев!

– О-о-о-о!!!!!!!!!!!!!!! Полагаю, ты говоришь вот об этом юноше, чья полная достоинства внешность, представляет его лучше всяких слов?

О, как же я несказанно рад, приветствовать тебя достойный юноша в своем доме. Последние полгода в Городе только и говорят что о Наследнике Дома Аттиев! Позволь предложить тебе этого вина? Оно конечно, не обладает особыми достоинствами, но это лучшее что есть у меня в доме!

– Вы льстите мне многопочтеннейший Лупий Экст, кто может знать в Великом Городе, о моей ничтожной персоне?

– Да кто из уважаемых людей этого Города, может не знать о единственном выпускнике Закрытой Торговой Школы, за последние десять лет?

– Но я далеко не единственный выпускник, да и закончил всего лишь первую ступень….

– Из нашей Второй Гильдии, – единственный. А это твое «всего лишь»…!!!!

– Позволь я представлю тебе мою семью….. А лучше, – приходи сегодня вечером ко мне домой. Я устрою небольшой ужин, для нескольких хороших знакомых. Может быть, столь образованному молодому человеку, их общество покажется немного простоватым и пресным, но заверяю тебя, все это самые достойные люди……

В то утро, они посетили еще четыре дома, и везде были встречены примерно так же.

Везде Аттия Бузму встречали с распростертыми объятьями, и приглашали на «небольшой семейный ужин с близкими друзьями», «скромное празднование дня рождения супруги», «посетить, вполне заурядное выступление актерской труппы, у меня в доме», «почтить своим присутствием спортивный праздник, куда приглашено несколько молодых людей из уважаемых семейств»….

Больше всего Аттия Бузму удивило то, что эти люди были весьма о нем наслышаны. Сначала он решил, что это обычная дань вежливости, но, услышав подробности о своей учебе, и некоторые детали своего путешествия в Горы, – он пришел к выводу, что эти люди, действительно владели определенной информацией о его персоне. Причем иногда даже знали больше, чем он сам…..

– ….А ты как думал? Дом Аттиев занимает не последнее место в жизни Города. По крайней мере, в жизни торговой его части. И ты, став его наследником, тоже становишься весьма значимой персоной. К тому же не забывай про операцию «Наследник». Твое появление было подготовлено. Да и сам ты постарался, – рассказы о твоих приключениях в Горах, уже давно ходят по Городу.

– Но как я смогу выполнять работу Ловца, если меня будет знать каждая собака?

– Есть два типа маскировки, один, – быть невидимым, второй, – быть настолько ярким, что это будет слепить глаза твоим противникам…..

…. Ну вот, – пришли. Тут то и заседает наша Вторая Торговая Гильдия!

Конечно Аттий Бузма и так знал, где заседает Вторая Торговая Гильдия. Да и кто из горожан не знал этого здания? Ведь оно, по праву считалось одним из самых древних и красивых дворцов Города. Но быть внутри ему еще ни разу не приходилось. И он даже почувствовал странный трепет, входя в эти огромные, украшенные прихотливой резьбой двери. И было от чего, – изнутри, дворец выглядел еще более роскошным, чем снаружи….

Но вскоре восторженное отношение к этому Дворцу, сменилось беспробудной скукой, которую внушали ему, заполнявшие его люди.

На то, чтобы зарегистрировать Аттия Бузму, в качестве Наследника, ушло почти полдня.

Хотя сама процедура заняла не больше получаса. Всего то и дел, – занести имя Аттия Бузмы в Книгу Регистрации, выписать соответствующую лицензию, и принять сумму полагающегося в данном случае налога. Все остальное время было убито на общение с самыми скучными людьми, из всех, с кем когда-либо приходилось общаться нашему герою.

Возможно, каждый по отдельности из них и представлял какой-то интерес. Но, собравшись вместе, они настолько точно повторяли друг-друга, что мгновенно сливались в серую скучную массу. Одинаковые разговоры, одинаковые шутки, одинаковые улыбки, одинаковые интонации, одинаковое важно-озабоченное выражение лиц, и даже почти одинаковая одежда и украшения…..

Даже всегда выделяющийся некоей внутренней силой Аттий Бикм, в этой компании тоже превратился в какой-то стандартный кирпичик здания торговой мощи Империи, мало отличимый от окружающих его стандартных кирпичиков. К концу дня, главной заботой нашего героя было сдерживание зевоты, при общении с очередным Большим Человеком.

– И как ты дядюшка Бикм, можешь ходить сюда каждый день? – первое что спросил наш герой, едва они покинули здание Второй Торговой Гильдии. – Это же самое занудное место на свете.

– Привычка мой мальчик, привычка. – Со вздохом ответил ему его наставник. – Постепенно и ты к ним привыкнешь, и даже научишься получать своеобразное удовольствие от своей способности быть самым нудным, среди всех этих нудных людей.

А еще, тебе предстоит убедиться что большинство из тех, с кем я тебя сегодня познакомил, в обычной жизни довольно яркие и интересные люди. Просто здесь, каждый из них носит маску Благонадежного подданного Империи. Отсюда и одинаковость, которая навела на тебя такую скуку. Учись смотреть сквозь маски и тогда общение с этими людьми станет интересным.

– Лучше уж я смотаюсь до Сшистшиза и обратно, чем еще раз заведу разговор о «этих проклятых бунтовщиках, так не вовремя прервавших поставки пряностей»…..

– Тебе придется завести этот разговор уже сегодня вечером. Мы ведь приглашены на «небольшой ужин» к Лупию Эксту.

– А нельзя ли пропустить? Скажем что заболели….

– Две трети купцов Города, приползли бы на ужин к Лупию Эксту, даже если бы точно знали, что там их отравят. Ведь это же высочайшая честь. К тому же его ужины славятся своей роскошью. Даже многие из аристократов, а то и Сенаторов, не пренебрегают приглашением на «небольшой ужин» Генерального Секретаря Второй Торговой Гильдии Лупия Экста. Так что собери все свое мужество, и готовься развлекаться.

Ужин проходил во внутреннем дворике дома Лупия Экста. Столы были расставлены вокруг бассейна, в котором плавали обнаженные девушки, изображающие русалок. Посреди бассейна, над фонтаном располагалась небольшая эстрада, на которой играли музыканты, переодетые прислужниками Морского Царя. Слуги, разносящие блюда были одеты в костюмы морских чертей, фонари освещавшие каждый отдельный столик, были выполнены в виде корабликов, посуда, – в виде раковин. Соответственно и меню, придерживалось исключительно морской тематики. Например, – маринованная свинина, выложенная в виде кита, и обложенная маринованными сливами, каждая из которых украшенная хвостом и плавниками из пряных трав, изображала маленькую рыбку. Паштет из рябчиков, спрятанный в карамельные панцири раков. Запеченная оленина, изображающая спрута, в окружении водорослей из овечьего сыра. Хлебцы в форме камбалы, говяжьи котлеты в форме скатов, зайчатина в форме огромной акулы…. Тут были все представители морского царства реальные и вымышленные, не было только непосредственно рыбы, моллюсков и водорослей.

Это то и считалось изысканностью, тонким вкусом и особенным чувством юмора, присущим тонкому ценителю жизненных удовольствий, каковым по праву считался Лупий Экст.

А еще это должно было поддержать, лоббируемый хозяином дома проект о замене сухопутного пути через горы, морскими перевозками.

Естественно и публика, должна была надеть подходящие костюмы, ибо за самый оригинальный костюм, был обещан ценный приз.

Узнав об этом, наш герой решил не оригинальничать и одеться простым моряком, каковых, он еще в детстве видел тысячами, когда болтался в Порту. Да и костюм он, не мудрствуя лукаво, приобрел в портовой лавке когда возвращался из Дворца Второй Торговой Гильдии.

И естественно, приз за самый оригинальный костюм, получил он, поскольку все остальные гости, нарядились морскими царями. Призом был золотой кубок, в виде морской ракушки, и стоил он примерно столько же, сколько зарабатывал средний подмастерье за пять-шесть лет жизни. Правда пить из него было ужасно неудобно, да и держать в руке было тяжеловато, но приз считался почетным. (Как в последствии узнал наш герой, его оригинальный костюм, еще целую неделю обсуждался в самых разных слоях Городского общества и даже вызвал некий, сдавленный писк моды).

Аттий Бузма вообще, по итогам этого вечера, был признан большим оригиналом, яркой личностью, и необычайно элегантным молодым человеком, в совершенстве владеющим ножом для резки сыра. Не один, из почтеннейших людей Города, возвратясь домой поставил своему наследнику в пример Наследника Дома Аттиев, порекомендовав ему потеснее сойтись с ним. Или поглядел на свою подрастающую дочку с мыслью, – «неплохая была бы партия».

Ну, как мы знаем, своей «элегантностью» наш герой был обязан дядюшке Кастию. А вот «яркостью» и «оригинальностью», он был обязан исключительно незнанию дядюшкой Кастием, самых последних мод и тенденций в светских беседах. Его неспособность правильными словами ответить на распространенную шутку, выливалась в необходимость изобретать свой собственный вариант ответа…. Нежелание повторять одни и те же слова в одних и тех же разговорах, привело к тому, что он своими ответами несколько раз заставил присутствующих взглянуть на затасканную тему, под весьма оригинальным углом зрения…. И наконец, то, как он орудовал ложечкой для специй, держа ее в пальцах ПРАВОЙ руки!!!!!

Кого другого, – это могло бы навечно покрыть позором с пожизненным клеймом «деревенщина». Но наш герой не был деревенщиной. Он был Наследником Дома Аттиев, – вторым по богатству среди Домов Второй Торговой Гильдии. А по приближенности к Аристократии и Власть Имущим, – может быть даже первым из всех Торговых Домов Города.

Да и делал он эти явные ошибки, с таким достоинством. И так пренебрежительно посматривал время от времени на остальных гостей, что для многих из них в этот вечер стало ясно, – времена меняются!!! И теперь, чтобы считаться модным, пора начинать ориентироваться на новые образцы для подражания.

Но конечно пик триумфа, наступил когда собравшиеся у Лупия Экста руководители Второй Торговой Гильдии, в стотысячный раз завели разговоры о «прерванном торговом пути». Тут он, как бы невзначай бросил фразу о том, – «Что дескать, помнится, лет восемьсот назад существовал Южный проход через Горы. Да. Да, кажется Юстинус-путешественник, – довольно подробно описывал его в одном из своих трактатов. Почему бы вам господа, не воспользоваться им?».

– Южный проход?!?! Я даже не слышал о нем. – воскликнул хозяин дома. – Я даже не читал этого твоего…, как ты сказал? – Юстинус-путешественник?

– И напрасно, очень даже напрасно, не слышал ты многопочтенный Лупий Экст, об этом Авторе. Большинством знаний о географии мира, мы обязаны именно ему. Зантий Бык, Гепмид– варвар, Остиос Даний Пакст, – по сути своей были его учениками. А Окистотель-многознатец, – вообще, большинство своих трактатов, просто нагло списал из его знаменитого, в свое время, труда, – «Исследование мира и расположения частей света, записанных со слов очевидцев».

– Но почему же мы ничего о нем не слышали? – жеманным голоском пропищала дочь кого-то из Важных Людей. Причем по ее глупой и рыхлой физиономии, было понятно, что сказала она это исключительно с целью привлечь внимание к Себе.

– О это довольно трагическая история, связанная с политической жизнью первых веков существования Империи.

Юстиус-путешественник, – был не только кабинетным ученым. Он начал свое служение Империи в возрасте четырнадцати лет, в роли простого солдата. Не мало крови пролил он ради Империи. И через пятнадцать лет, – был с почетом уволен из Армии, в звании тысячника и без правой руки. Но увечье не могло сломить этого сильного человека, и даже имея вполне достойный пенсион от Мэра и Сената, он не стал проводить свои дни в недостойной праздности. А посвятил свою жизнь путешествиям, и описанию земель в которых побывал. Кстати, многие путеводители, которыми до сих пор пользуются караванные купцы, – написаны его рукой. Хотя имя его и забыто….

– Но почему это произошло? – воскликнул сын сенатора Цинта Винуса Кавдиса, который ради развлечения «снизошел» до празднества простых купцов. Что в общем-то, было весьма распространенной практикой, среди «бриллиантовой» молодежи. – Как могло случиться, что столь достойный, как ты говоришь человек, канул в безвестность?

– Странно это слышать от тебя Цинт Винус Оттон, потомок Цинта Винуса Астклепия!

– Он что, тоже стал жертвой Заговора Отщепенцев?

– И более того, – Юстиус-путешественник сложил свою голову на той же плахе, что и твой благородный предок!

– Но как могло выйти…..

– Ты хочешь спросить, – как могло выйти, что простой солдат погиб той же смертью, что и Великий Полководец?

После сорокалетних трудов, Юстинус-путешествнник стал очень известной личностью. Почти все граждане Империи, от простого купца-караванщика, до Сенаторов и Полководцев, пользовались его книгами. Дети изучали Мир по его трудам. И даже Последний Мэр Первой Династии, признался как-то, что труды Юстиуса-путешественника стали его настольными книгами. Позже, он призвал Юстиуса-путешественника, на должностью Второго Советника Высокого Кабинета.

Когда Отщепенцы свергли Первую Династию, почти на стопятьдесят лет узурпировав Власть, – они постарались уничтожить всех верных слуг истинного Мэра.

Правда, в начале они попытались переманить Юстиуса-путешественника на свою сторону. Но верный солдат Империи, каким он был в молодости, остался таким и в глубокой старости, предпочтя плаху предательству.

…. А ведь он был очень популярен. Народ любил его…. И тогда, Отщепенцы постарались стереть его имя из людской памяти. Как пытались сделать это и с именами других, преданных законной Династии, великих людей. Например, – твоего предка достойный Цинт Винус Оттон.

Причем, в отношении Юстиуса-путешественника, им это почти удалось. Написанные им книги были уничтожены, и переписаны под чужими именами, а некоторые так и просто опустились в разряд простых путеводителей, которым автор якобы не нужен.

Казалось бы, что такое сто пятьдесят лет, для полутора тысячелетий истории Империи? Но если это сто пятьдесят лет правления тьмы….. В эту тьму, могут кануть многие великие имена.

– Наверное потому же был и забыт Южный путь через Горы? – спросил хозяин дома, куда больше озабоченный торговыми сделками, чем Забытыми Именами.

-Да, причиной этому тоже стал заговор Отщепенцев. Империя был поделена на две неравные части. Сравнительно небольшой Юг, оставшийся верным Первой Династии, не имел серьезных ресурсов для Торговли со странами располагающимися за Горами. А бунтарский север, был отрезан от Южного Пути. Почему и начал пробивать Большой Горский Тракт. К тому времени когда Вторая Династия восстановила законность Власти и вновь объединила Империю, про Южный Путь уже начали забывать, тем более, что возродившееся Империя смогла сделать Большой Горский Тракт более коротким и безопасным. Он перетянул на себя все перевозки, что стало гибельным для Южного Пути…..

– Но сейчас то он существует? – кажется этот вопрос задало сразу несколько голосов.

– Прошло почти восемьсот лет, – пожал плечами наш герой. – За это время могло многое измениться. Даже Горы не вечны, и меняются со временем ….. Но почему бы не попробовать отыскать его?

– А карты. Карты или описания пути, – они сохранились?

– Ну, хоть Отщепенцы и пытались уничтожить труды Юстиуса-путешественника, думаю где-то в частных библиотеках, они обязательно должны были сохраниться. Например, в библиотеке дома Аттиев, есть одна их этих книг, с картой, и довольно подробным описанием путешествия по Южному пути.

– Мне бы хотелось взглянуть на нее…, это можно устроить?

– Конечно достойный Цинт Винус Оттон, – для моей семьи будет честью, оказать тебе подобную услугу. Я лично прикажу сделать для тебя копию. Найму лучших писцов и копировальщиков. Не пройдет и месяца, как она будет в твоем распоряжении.

– Зачем ждать так долго? Если позволишь, я лично загляну в Дом Аттиев, и ты покажешь мне эту книгу. Тем более, что комментарии такого высокообразованного человека как ты, Аттий Бузма, будут далеко не лишними.

– О, ты преувеличиваешь мои скромные знания достойный Цинт Винус Оттон. Но благодарю тебя за твое расположение к моей скромной персоне. И благодарю вдвойне, за высокую честь, которую ты окажешь Дому Аттиев, посетив наши скромные чертоги…..

– М*да, племянничек, – задумчиво сказал Аттий Бикм, когда они, покинув гостеприимный дом Лупия Эста, возвращались домой. – Даже не знаю, – хвалить ли мне себя за ум и проницательность, или готовиться к уходу в отставку. Ты сегодня показал высший класс Нашей работы. К концу вечера, все эти хозяева жизни смотрели тебе в рот, и ловили каждое слово. …А добиться дружбы и расположения самого Цинта Винуса Оттона! Ему ведь прочат высокое будущее…..

– Ну, пока особой дружбы то и нет. Просто он заинтересовался моим рассказом.

– Ну, это «пока» нет. Но ведь ты постараешься….?

– А ты думаешь, дружба с каким-то сыном сенатора, нам пригодится? Ведь пока он мало что решает. А его папаша, судя по тому, что ты говорил мне перед этим вечером, – на покой отправиться еще не скоро.

– Ну что такое десяток-другой лет, в масштабах полутора тысячелетней Империи? Они промелькнут куда быстрее, чем тебе хотелось бы. А на этого сынка Сенатора, у очень больших людей, имеются очень большие надежды. Он один из немногих Сынков, кто чего-то стоит. Он один из тех, в чьи руки мы подумываем передать бразды обновленной Империи….

– Дядюшка Бикм, – уж не собираешься ли ты поменять династию?

-Династию? Зачем? Я только поменяю людей, стоящих у Власти…..

– Донести бы на тебя. Но я знаю только одного Генерала, и это ты!

– Вот и слушайся старших…..

Следующие полгода промелькнули словно ворох осенних листьев, поднятых внезапным порывом ветра. Они покружились в воздухе, подобно стайке бабочек, обволакивая вихрем своего последнего танца случайного прохожего, и упали обратно на еще теплую землю.

Примерно так же чувствовал себя и наш герой, сидя в седле боевого коня, и рассматривая приближающиеся, с каждым шагом этого благородного животного, проклятые Горы. (Кои, как известно каждому просвещенному солдату, есть ни что иное, как гнойные прыщи на Злыдневой заднице).

(Но-но, – скажет строгий читатель распоясавшемуся Автору, – Причем тут солдаты-то. С какого боку тут солдаты-то взялись? У нас же тут вроде бы не про солдат, а про….).

Да. Промелькнули эти полгода так быстро, что наш герой даже толком не успел привыкнуть к своей роли богатенького наследника. Хотя, как показали дальнейшие события, – успел отвыкнуть от прежнего полунищенско-полувоенного образа жизни.

Чем он занимался все это время? – ОН БЛИСТАЛ!!!!

В течении месяца, с того памятного вечера в доме Лупия Эста, когда наш герой впервые вышел в свет, – он стал одной из самых популярных персон, в светской жизни Города.

Конечно тут следует уточнить, – в светской жизни купеческой части Города. Хотя и в обществе молодых аристократов, – он тоже успел засветиться, поблистать, и даже добиться того, что при упоминании его имени никто не спрашивал, – «А кто это?».

Но про аристократов потом. Сейчас про блеск.

Да. Он блистал! Его приглашали в самые лучшие дома. Ни одно светское мероприятие не считалось удавшимся, если на нем не появился Наследник Дома Аттиев.

Старшее поколение восхищалось им, и ставило в пример своим отпрыскам.

Молодое поколение восхищалось, завидовало, боготворило и ненавидело. Причем, восхищалось и завидовало в основном мужская часть молодого поколения, а боготворило и ненавидело, – женская. Или девичья? Или формально девичья, а по настоящему…………

Но не будем пока касаться этой скользкой темы. Расскажем только, что однажды дядюшка Кастий на утренней тренировке увидел своего ученика абсолютно не выспавшимся, помятым, но с такой довольной мордой….

Дядюшка Кастий подошел, принюхался к воняющей женскими духами одежде ученика, поглядел в его блудливые глаза, и сказал, – «Оно конечно понятно. Дело молодое. И без этого тоже никак. Иди ка ты лучше поспи. Только смотри у меня, – отсыпаться отправляю тебя в первый и последний раз, а в следующие, – отлуплю так, что мало не покажется….».

И отлупил. И не один раз.

Но все это было лирикой…, к которой мы еще вернемся. Нас же куда больше, сейчас должна волновать политика….

В Городе начала складываться крайне нездоровая ситуация, которая не устраивала буквально всех. Продолжающееся уже почти полгода Горское восстание, на которое поначалу вообще мало кто обратил внимание, внезапно превратилось в проблему, серьезно затрагивающее всех игроков на поле политической Игры.

Партия Военного Соправителя, (а значит, в данном случае и Мэр), подвергалась заслуженной критике, за не способность подавить восстание.

Но и партии Благородных Семейств, нечем было ответить на упреки своих оппонентов, в том, что это именно ОНИ постоянно, на протяжении многих лет, урезали военный бюджет. Что собственно и привело к тому, что Империя оказалась неспособной адекватно прореагировать на возникшие угрозы.

Зипис Аптибал приводил абсолютно обоснованные доводы и цифры, доказывающие что только за последние сто лет, военный бюджет сократился почти в двадцать раз! Так чего можно требовать от Армии, на которую тратят деньги в пять раз меньшие, чем на празднества в честь двенадцати основных Богов?

В ответ на град критики в свой адрес, он требовал денег и полномочий. Которые ему не хотели давать, дабы не усиливать противоположную партию.

Ситуация зашла в тупик. А масло в огонь подливал еще и Мирный Соправитель, замученный многочисленными требованиями и просьбами купеческий гильдий, ремесленнических коллегий, сельских общин, и городских муниципалитетов, несущих финансовые потери из-за блокады Большого Горского Тракта. Он совершенно справедливо требовал и от Военного Соправителя и от Сената, решить данную проблему, причем в кратчайшие сроки.

Хуже всего было то, что немногие, действительно умные люди, состоящие в руководстве всех трех партий, прекрасно понимали, что решить данную проблему в «кратчайшие сроки», практически невозможно.

Даже если выделить Армии баснословные средства на подавление восстания, это ничего не даст. Ибо средства эти еще надо освоить. Создать как минимум еще два, а то и три легиона полного состава. А если учитывать что один легион, это примерно двадцать тысяч легионеров…. Плюс обозная и инженерная команды, плюс медицинская часть, плюс жреческий отряд, плюс оркестр, плюс отряды поддержки в виде легкой кавалерии, пластунов-лазутчиков, проводников, Службы бойцовых собак и Голубиной почты….. Это набиралось еще по пять-шесть тысяч на каждый легион.

Всех этих будущих солдат надо нанять, экипировать и обучить. Мало того, надо обучить десятников, полусотников, сотников, старших сотников, тысячников. А на это уйдет куда больше времени, чем на обучение простого легионера.

А высший состав командования легиона? Это же вообще штучный товар. Командовать легионом назначают только после десяти-пятнадцати лет службы Старшим офицером.

На формирование одного легиона, уйдет не меньше полугода. На обучение, притирку и шлифовку до уровня боеспособного подразделения, – еще не меньше полутора лет. И это притом, что десятников и полусотников, придется назначать из простых солдат, уже существующих легионов Империи, а сотников и тысячников, – соответственно из десятников и полусотников, и так далее, вплоть до командующих легионов. Взамен этих, ушедших на повышение солдат, опять же придется нанимать новобранцев, которых тоже еще надо обучить. А если еще учитывать что Армия и так несет определенные потери, пытаясь сдерживать разрастающееся восстание…..

В результате всех этих мер, начнется неразбериха, которая даже в давно сформированных легионах затянется как минимум на полгода. Все это снизит общий уровень боеспособности Армии, примерно на тридцать-сорок процентов. Но даже если пойти на все эти меры, раньше чем через два года, эти легионы бросить в бой будет невозможно. А готового решения требуют уже сейчас.

Несмотря на то, что Империя была способна обеспечить себя всем необходимым для выживания, богатела она за счет Торговли с внешним миром. Туда она продавала излишки продовольствия, и производимые на ее территории товары, такие как ткани, оружие и другие изделия из металлов, а также стекло, керамику и бумагу. В свою очередь, сырье для многих производств, она закупала во внешнем мире.

Та же овечья шерсть и шкуры например, на территории самой Империи практически не производились, а полностью закупалась в Горах, (которые, строго говоря тоже считались частью Империи, но…). И в тоже время, существовала целая отрасль производства тканей и изделий из кожи, основанная на этих закупках. Причем восемьдесят процентов этих тканей и кож, продавалось за пределами Империи. И разрыв с внешним миром, означал разорение почти всех занятых в этой отрасли людей, а это десятки тысяч человек.

Месторождения металлов, находящиеся на территории Империи, были практически полностью выработаны еще полтысячелетия назад…. Многочисленные леса, которыми была покрыта территория Империи еще тысячу лет назад, сейчас были практически полностью вырублены под пашню, ради строительства и отопления. После чего были приняты строгие законы, охраняющие каждый лесок, каждую рощу и каждое дерево. Так что древесину тоже приходилось привозить из-за Гор….

Если прекратятся поставки руд, угля, шерсти, и древесины многие тысячи подданных Империи, начиная от подмастерьев и кончая купцами Первой Гильдии, – встанут на грань разорения.

Высшим классам будет чуть легче. Они владеют большей частью пахотных земель Империи, на которых выращивают основные продукты, которые кормят Империю. Но кто, и на какие деньги будет их покупать?

И наконец, – драгоценные камни, меха, специи, изысканные деликатесы, – к которым так привыкла знать, все это тоже привозилось из-за Гор. И лишится их, означало лишится привычного образа жизни.

И запасы всего этого, уже подходили к концу.

А цены выросли так сильно. Что даже Благородные семейства, давно забывшие, как считают деньги, стали задумываться об экономии.

Так что кризис был на лицо. И с этим надо было что-то делать.

Немного отвлечемся, и расскажем о географии того мира, в котором проходит наше повествование.

Континент, на котором происходили эти события, по форме немного напоминал человеческий череп в профиль. Ну разве что немного более вытянутый с запада, куда было обращено его «лицо», на восток.

Примерно ото лба этого воображаемого черепа, до дальнего, (от подбородка) края нижней челюсти, с северо-запада, на юго-восток, тянулся огромный горный хребет, разделяющий весь материк на две неровные части.

В самой западной, «лицевой» части, занимающей, чуть меньше трети всего континента и располагалась Империя. С запада и юга, ее омывал Океан. А с востока и севера, ограничивал горный хребет.

Это был не простой, очень не простой хребет. Говорят, сотворил его, еще в очень-очень глубокой древности, какой-то могущественный маг, чтобы отгородиться им от своих врагов. Так ли это было, или это лишь красивая легенда, – точно уже никто не знал. Но все знали одно, – что Горы, (как уважительно называли их жители Империи), были непроходимой стеной, отделяющей Империю от внешнего мира.

И даже не просто стеной, а целой «пачкой», тянущихся параллельно друг-дружке стен. Весь Горный хребет, был «расслоен» на множество более мелких «хребетиков», тоже тянущихся с севера на юг. Поэтому путешествие через Горы во внешний мир, чаще всего напоминало блуждание по огромному лабиринту. Иногда каравану приходилось неделями идти на север, чтобы за день перевалить через очередную стенку, а затем еще несколько недель двигаться на юг, чтобы добраться до прохода через следующую. Так что переход через Горы, мог занять до полугода. И то при условии, что погода будет подходящей, а горцы, как-то умудряющиеся выживать в этой местности, – не слишком воинственны.

Правда на севере, существовала возможность двигаться вдоль стекающей с горных вершин реки. Но тут все зависело от «настроения» этой артерии, славящейся своей капризностью. В любой момент ее уровень мог подняться на несколько локтей, и бурный ледяной поток вымывал из долины реки всех, кому не повезло там оказаться. Это был так называемый «Северный проход». И по нему, в Империю доставлялся лес, и некоторые руды. Но его «пропускная» способность была крайне невелика. Да и своим восточным концом, он упирался в Большой Лес, населенный племенами диких варваров, уничтожавших все, посланные покорить их легионы, с пугающей быстротой и легкостью.

Договориться с ними о проходе, – тоже было невозможно. Поскольку, никакого единого, государства у варваров не было. Племена жили в состоянии вечной войны с соседями, и постоянная рокировка племен, армий и вождей лишала смысл любую договоренность. Империя поддерживала с ними, что-то вроде менной торговли, поставляя дикарям дешевое оружие, иголки, медную посуду и ткани, взамен леса, мехов и кое-каких пряностей. И даже содержала для этих целей город-крепость, на границе Гор и Леса. Но соваться в сам Лес, уже давно не пыталась.

Ближе к югу, протекала еще одна река. Она была куда полноводнее и спокойней своей сестры, поскольку вытекала из горного озера. А на противоположной стороне, буквально в двух сотнях кулломитров от этого озера, начиналась другая, великая река, стекающая на восточную сторону в Большой Лес и тянущаяся почти до другого края континента. Вот только эти несчастные две сотни кулломитров, были абсолютно неприступные, и «неприступность» эта, тянулась на тысячи кулломитров. Да и горные реки, это совсем не то же самое, что реки равнинные. Сплавляться по ним невозможно. Уж не говоря о том, чтобы подниматься вверх по течению. Можно лишь только двигаться вдоль берега, и то, лишь в те сезоны, когда вода достаточно низкая.

Вот поэтому то, Большой Горский Тракт, был так важен для Империи, поскольку пересекал Горы почти по прямой линии. И он был не просто найден. Он был проложен.

Десятки тысяч солдат, пленных, каторжников и вольнонаемных работяг, работали на протяжении почти трех сотен лет, пробивая эту дорогу. Они заваливали пропасти, наводили мосты, «проламывали» бреши в Горных стенах, расчищая перевалы. Это была титаническая работа, которую даже такой колосс как Империя мог позволить себе раз в тысячу лет.

Последние два свободных от Империи царства, которые тогда еще существовали в северной части континента, были покорены ради рабочих рук их подданных. (Конечно, в хрониках это называлось «освобождением от уз монархии»).

И теперь, по Большому Горскому Тракту, ежегодно, стоило только перевалам очиститься от снега, перевозилось товаров на сотни тысяч империалов.

Конечно, еще эти товары можно было перевозить по морю…. Теоретически.

Но к сожалению, северную часть континента, занимал Великий Лес. Рос этот лес, на берегах Великой Реки, о которой мы уже упоминали. Многочисленные притоки, и притоки притоков, образовывали разветвленную речную систему, которая щедро поила бурно растущую вдоль ее берегов растительность. И эта растительность давала пищу и приют, как многочисленным стадам животных, так и множеству диких и агрессивных племен, о которых мы уже упоминали.

Так что товары мало было доставить на север. Их потом надо было еще как-то переправить через Лес. Что уже было затруднительно из-за отсутствия нормальных дорог и пересекающих путь водных артерий. Не говоря уж про дикарей.

Совсем другое дело было на юге. Юг населяли народы, которые Империя, худо-бедно признавала цивилизованными. Как раз там, на южном крае континента и в центральной его части и находился тот Внешний мир, к которому так стремилась Империя. Туда она продавала свои товары, и оттуда же получала сырье, золото, драгоценности, специи и предметы роскоши без которых не мыслила свое существование.

Беда была в другом. Горный Хребет, не обрывался сразу на краю континента. Он продолжался и дальше по морскому дну, образуя широкий и протяженный архипелаг, из многочисленных островков, отмелей, и рифов. И тянулся он на многие, многие тысячи кулломитров в глубину Океана.

Пересечь этот барьер, тоже было не самой простой задачей. И не только из-за частых штормов, рифом, мелей, и быстрых течений. Эти островки, населял своеобразный народ, отнюдь не брезгующий ремеслом пиратства.

Опытные мореходы, большую часть жизни, проводящие на палубах своих, то ли больших лодок, то ли мелких корабликов, они не имели себе равных в этом мире воды и земли. Они знали каждый островок, каждую гавань, каждый пролив, каждую отмель, и каждый риф. Они налетали стремительно и внезапно, моментально захватывая Имперские суда. И так же стремительно исчезали, растворяясь среди своих островков, при виде очередной, посланной по их души Имперской флотилии.

Так что, как минимум восемь из десяти судов, осмелившихся углубиться в Злыднев архипелаг, (как звали его Имперские моряки), или хотя бы проплыть в опасной близости от него, становились добычей этих разбойников. Если еще раньше, не разбивались о рифы.

И как ни пыталась Империя обезопасить свои морские пути на юг, все они оканчивались полным провалом. Большие флотилии и большие Имперские корабли, были слишком неповоротливы, чтобы успешно действовать внутри архипелага. А малые экспедиции, посланные на разведку, с легкостью уничтожались куда более опытными в морском деле пиратами.

Так что торговлю с Югом, можно было вести лишь полностью обогнув, весь этот Злыднев Архипелаг. Но на это уходило много времени. Что поднимало цену ввозимым, и вывозимым по этому пути товарам.

Да и для Мира, где плавать, кроме как вдоль побережья, или между островами, было некуда, – Океан был слишком пугающ и опасен. Кораблей способных преодолеть этот путь, тут не строили. Так что, наиболее удобным путем во внешний мир, для Империи, по-прежнему оставался Большой Горский Тракт.

Вот краткий обзор политической географии описываемого Автором Мира. Надеюсь, читатель теперь сам сможет сделать выводы, о том положении, в котором оказалась Империя. И думаю, его не удивит, тот энтузиазм, с которым была услышана весть нашего героя, о существовании старого Южного пути.

Правда его может удивить тот факт, что услышав это известие, Империя немедленно не послала экспедицию с целью этот Южный путь разыскать.

Но это только потому, что он, возможно, не очень хорошо понимает как действовала бюрократическая машина Империи.

Как только Аттий Бузма, зачитал свой доклад на Совете Второй Торговой Гильдии, (а случилось это буквально через неделю после того памятного вечера в доме Лупия Экста), – немедленно была принята резолюция, о «Необходимости отправки экспедиции на поиски Южного пути».

На основании этой резолюции, было организованно «Сообщество Торговых Домов Второй Купеческой Гильдии Для Торговли с внешним миром, по Южному пути», берущее на себя финансирование данной экспедиции, и дальнейшую эксплуатацию Южного Пути.

Примерно месяц ушел на согласование суммы вступительного пая каждого Торгового Дома, пожелавшего вступить в Сообщество. Что было отнюдь не самым простым вопросом. Ибо эта сумма открывала, или закрывала путь в Сообщество для Торговых Домов с разным уровнем дохода. Большие Торговые Дома, настаивали на недоступной для средних Торговых Домов сумме. А те в свою очередь, пытались ее снизить. Но не настолько, что бы в Сообщество могли пролезть мелкие Торговые Дома. А те, в свою очередь, вообще настаивали на том, чтобы каждый желающий вносил столько, сколько может, а ожидаемая прибыль пусть делится в зависимости от суммы вклада. Так что тот факт, что на согласование этого вопроса ушел всего лишь месяц, прямо указывает на срочность решаемого вопроса и не может не удивить быстротой принятого решения, понимающего в этом деле человека.

Затем еще месяца полтора, ушло на собственно сбор этих сумм, регистрацию Торговых Домов и Выбор Директората Сообщества. Затем, – Выбор Президиума Сообщества. Выбор Председателя, Секретаря, Управляющего, Бухгалтера, Финансового Аудитора, Стража Нравственности, и раздача более мелких должностей. Но главное, – была определена кандидатура Независимого Наблюдателя, которым стал Сенатор Рент Актит Сентус.

Потом, все эти достойные люди, составили прошение в Сенат, о разрешении на проведение данной экспедиции, и на разрешение обратиться к Военному Соправителю, с просьбой о выделении соответствующих Армейских частей поддержки. Потому как соваться безоружными в Горы, мог только самоубийца, а все вооруженные части, как мы уже говорили, относились к ведомству Армии.

В Сенате, благодаря Сенатору Ренту Актиту Сентусу, который понимая важность данной экспедиции, запросил минимальное вознаграждение, этот вопрос очень быстро был поставлен на рассмотрение.

Возможно не прошло бы и пары месяцев, как он бы уже был утвержден. Но тут подсуетилась внезапно проснувшаяся Первая Торговая Гильдия, членам которой вдруг стало ясно, какую выгоду они упускают.

Первая Торговая Гильдия, в срочном порядке начала организовывать свое Сообщество, а пока постаралась сделать все возможное, чтобы прошение Второй Торговой Гильдии, затянулось как можно дольше.

Началась мощная подковерная борьба, которая могла затянуться на годы. Но тут вмешалась Ловчая Служба в лице генерала Викта. Он сумел пробить решение Высшего Совета Ловчей Службы, о необходимости данной экспедиции. После чего все силы этой организации, были брошены на «проталкивание» прошения Второй Торговой Гильдии.

Кого-то попросили, кому-то пригрозили, одному слишком жадному купцу Первой Торговой Гильдии переломали ноги…. И вот, не прошли и трех месяцев, а решение Сената уже было принято. Второй Торговой Гильдии, было разрешено профинансировать экспедицию, однако, в связи с военным положением, провести ее поручили Армии, отстранив тем самым купчишек от монополии на Южный путь.

Теперь осталась мелочь, собственно собрать и провести эту экспедицию.

Но вот проблема, – за пару месяцев до этого, тем же Сенатом было принято решение о выделении Армии средств на формирование двух новых легионов. После чего Армии, особенно ее высшему командному составу стало не до экспедиций каких-то там подданных Империи. Даже восстание Горцев, как-то отодвинулось на второй план. Армия делила новые должности!!!!!! И осваивала средства. Активно осваивала…..

Это могло бы затянуться еще очень на долгое время. К счастью, идея поиска Южного пути, захватила головы нескольких молодых аристократов, (не без помощи Аттия Бузмы, и его нового друга Цинта Винуса Оттона).

Эти молодые, но пользующиеся большим влиянием аристократы, сумели надавить На Кого Надо, и в Военном Ведомстве поняли, что экспедицию все равно проводить придется. Так что, чем раньше они избавятся от этой обузы, тем проще будет жить в дальнейшем. Одному из отрядов Миротворцев, что дислоцировался в Южных Горах, был послан приказ – «Найти Южный Путь».

– «И где его прикажете искать?», – последовал быстрый ответ.

– «А действительно, – где его искать?», – почесали в затылке Армейские генералы. – «И кто вообще сказал, что он существует?».

– «Даесть тут один…. умник» – ответили генералам знающие люди. – «Он то всю эту кашу и заварил….».

– «А забреем-ка, мы его к нам в Армию» – радостно оживились генералы. – «Тут-то у него умишка резко поубавиться, пока он нам свой Южный путь искать будет».

– «Да ведь он вроде как из крутых купчишек будет…..» – засомневались знающие люди, – «Такого просто так не забреешь, не те нонче времена, чтоб как раньше, хватать людей на улице и напяливать на них доспех».

– «А у нас на руках приказ Сената, о приоритетности поставленной задачи. С таким запросто можно выбить специальное распоряжение Военного Соправителя, о привлечении подданного Империи такого-то, к военной службе. На основании Воинского Кодекса Империи, Гражданского Кодекса Обязанностей подданного Империи, и постановлении о Военном положении. А там, дадим приказ Ловчей Службе, и она нам вмиг его доставит, тепленького, прямо из постельки….».

– Вот такая вот получается штука племянничек, – с усмешкой сказал дядюшка Бикм, своему драгоценному племянничку и наследнику. – Еще хорошо, что приказ пошел через наш департамент Службы, где фамилию Аттиев знают и уважают. А то могли бы заявиться по твою душу абсолютно чужие люди, и тогда без скандала бы не обошлось.

– Но к чему скандалить? Наоборот, все складывается очень удачно. Нам ведь все равно нужен будет наблюдатель в этой экспедиции, так что я…….

– Племянничек, не уподобляйся своим благородным друзьям. Это они могут себе позволить увлечься какой-либо идеей. Тем более, что ИХ благородство, позволит им соскочить с этой тележки, как только ухабистая дорожка растрясет их благородные косточки, или их благороднейшим глазкам наскучит окружающий пейзаж. А если ты согласишься на Армейскую службу, – для тебя она будет продолжаться долгих двадцать лет. Сократить этот срок может только смерть, или сильное увечье. Я даже не спрашиваю, – «оно тебе надо?», я спрашиваю себя, – «нужно ли это Ловчей Службе?».

– И что ты сам себе отвечаешь на свой же вопрос?

– Что отдавать тебя солдафонам на такой долгий срок, нам не выгодно. В твою раскрутку в качестве Наследника, уже вложены слишком большие средства….

– Но без меня, они никогда не найдут Южный Путь…..

– Не перебивай старших. Я сказал, что отдавать тебя на такой долгий срок, нам не выгодно. Но можно сдать им тебя в аренду. Главное, хорошенько поторговаться и не продешевить.

– И сколько ты за меня хочешь?

– Для начала я вытрясу для тебя чин стажера на собственном содержании в войсках Миротворцев. Конечно, для простого купчины, это слишком большая честь. Но я знаю как это сделать, почти не прибегая к помощи Службы.

– Но что это изменит?

– Вспоминай Военный Кодекс. Ты ведь должен был учить его в Школе Ловцов?

Стажер на собственном содержании, не призывается на службу приказом Военного Соправителя. Это доброволец, благородно исполняющий свой долг перед Империей.

В мирное время, он может покинуть Армию, через три месяца после поданного на имя командира части извещения об отставке. В военное время, уволиться можно либо через год, после подобного извещения, либо после окончания военных действий.

Ты свое заявление подашь сразу после вступления в Армию, и через год вернешься в Город героем, открывшим Южный путь. Уж поверь мне, мы об этом позаботимся….

– О том что «вернусь», о том что «найду», или о том что бы «героем»?

– О том, что бы «героем». Обо всем остальном, позаботься сам.

Вот, собственно говоря, эти события и привели к тому, что наш герой, вновь оказался на военной службе, в качестве стажера на собственном содержании.

Уже спустя неделю после разговора с дядюшкой, он отбыл из Города и двинулся на юго-восток, в направлении одного невзрачного городишки, где находился учебный лагерь Миротворцев.

Сказать, что встретили его там совсем не ласково, – было бы сильным преуменьшением.

Как только начальник лагеря, легендарный Миротворец, Командующий Укар, прочитал поданные Аттием Бузмой документы, лицо его перекривила брезгливая усмешка.

– Так, так, – сказал он своим громовым голосом, привлекая внимание не только находящихся в Штабе людей, но и проходивших под его стенами, – Значит, к нам пожаловал купчик, которому требуется «особое» отношение.

Он поднял свои тигриные глаза от сопроводительных бумаг и внимательно оглядел нашего героя. Думаю, что и тебе читатель будет не лишним узнать, кого же он перед собой увидел, ибо с того времени, как Автор в последний раз описывал внешность нашего героя, прошло уже довольно много времени.

Перед ним стоял невысокий парнишка, лет пятнадцати. (Никак не меньше, – пятнадцать лет, минимальный возраст с которого можно вступить в Армию). Довольно худой, с узкими плечами, но гладким и сытым лицом, а также чрезвычайно ухоженными волосами и ногтями.

Одет он был в простые, без изысков коричневые штаны и куртку, а также рубаху, тоже коричневую, только более светлого оттенка, на ногах сандалии в цвет рубахи. На поясе широкий «дорожный» ремень со множеством карманчиков, и колечек для подвески кинжала, кошелька и прочей мелочи. Серебряная пряжка в виде дракона, была единственным украшением этого простого наряда. Однако Укар, имевший дело со знатными стажерами, сразу определил стоимость этого «простого» наряда, так же сумев оценить подобранную гамму. Еще раньше он оценил простую рукоятку кинжала, подвешенного на пояс, и разглядел на ней клеймо, пожалуй самого известного колопского мастера. Стоил подобный кинжал больше, чем жалование Укара за полгода. Но не это раздражало Укара. Иметь дело с отпрысками богатых и благородных семейств он уже привык. Но было в этом парнишке что-то…., какое-то несоответствие, из-за которого в голове Командующего Укара, словно бы десяток полковых сигнальщиков трубил сигнал «К оружию!!!!».

….Его лицо пожалуй нельзя было бы назвать красивым, скорее оно было, что называется «располагающим», и даже «искренним». И девяносто девять из ста человек, наверное в эту «искренность» бы поверили. Но Укар сам был старым лисом, и ему хватило одного взгляда в глубину этих пронзительно синих глаз, чтобы разглядеть там какую-то закрытость. Нет, не фальшь, а именно закрытость. Эти глаза не лгали. Они просто не говорили правды. И скрывали они куда больше, чем допустимо для честного человека.

А еще в этом лице, читалась какая-то абсолютно несоответствующая возрасту опытность, которую Укар, поначалу счел признаком порочного образа жизни. (А где еще этот сопляк, мог понабраться такого «опыта»?).

Да и тело…. Да. Именно тело. Вот что сразу насторожило Укара. Это тело лгало так неприкрыто, что это не могло не насторожить старого вояку.

Двигался мальчишка с какой-то ленцой и расхлябанностью, в общем-то обычной для молодых людей его круга. Но опытный боец Укар, сразу увидел что эти лень и расхлябанность фальшивые. – А с какой стати новобранцу, представшему «пред очи» своего начальника, вести себя подобным образом? Все новобранцы, которых раньше доводилось видеть Укару в своем учебном лагере, наоборот, изо всех сил пытались демонстрировать свою удаль, силу и ловкость. Которых, чаще всего не имели. А этот зачем-то пытается прикинуться рохлей и слабаком…. Словно волк, пытающийся изображать овцу…. Да. – подозрительный персонаж.

– Интересное дело. – Продолжил свою речь командующий учебным лагерем Укар, – У меня тут в прошлом месяце на стажировку поступило четверо детей Сенаторов, и не к одному «особого» отношения не требовалось. А ты сопляк, чем такой особенный?

– Думаю лишь тем, что для меня уже поставлена задача, которую я должен выполнить. Так что пребывание в вашем лагере, это лишь формальность, которую……

– Молчать!!!!!!!!!!! Ты – «думаешь»? Ты безмозглый сопляк, осмеливаешься «думать», в присутствии своего командира?!??!?!

В той сраной бумажке, которую для тебя намалевали в Генеральном Штабе написано, что твое обучение должно продолжаться не больше двух недель, и что во время этого обучения, ты не должен умереть, или хотя бы получить серьезную травму….

С первым я соглашусь. Если ты хочешь пройти трехмесячное обучение за две недели, – ты эту радость получишь.

Но вот останешься ли ты при этом жив? Гарантию давать не буду. Потому что лучше пусть меня отправят в отставку, или разжалуют рядовым в обозную команду, чем из ворот моего лагеря выйдет неподготовленный курсант. Так что иди щенок, получай форму, и готовься сдохнуть…..

– Ну что ж щенок, – сказал Командующий Укар, спустя две недели, глядя в изможденное лицо Аттия Бузмы. – Ты оказался чуть крепче, чем я о тебе думал. Ты прошел все испытания, которые полагается проходить соискателю на звание Стажера. Уж не знаю, кто учил тебя раньше, но учил он тебя хорошо.

Но солдатом, ты все равно еще не стал, и никогда не станешь, слишком уж от тебя воняет Ловчей Службой.

… И не делай такое удивленное лицо. Я впервые взял в руки меч, когда еще и твоих родителей в проекте не было, так что любую замашку отличаю сходу. Тебя владеть мечом, учила Ловчая Служба. Да и продвинуть купчишку к нам, в стажеры, способна только Она. Так что как только я увидел тебя на плацу, все твои странности сразу перестали быть таковыми.

– Значит Командующий Укар, ты больше не склонен видеть во мне врага?

– Не льсти себе сопляк. Не дорос ты еще до того, чтобы быть моим врагом.

Да и другом ты мне никогда не станешь. Потому как меня тошнит от крыс, которые вынюхивают крамолу среди своих же товарищей, делящих с ними свой паек, и прикрывающих их спины во время боя!

– Могу заверить тебя, что моей целью является не……….

– Заткнись. Кто поверит писку, попавшей в мышеловку крысы?

– Ладно. Можешь мне не верить. Единственное, я надеюсь, что слух о некоем Ловце, едущим инспектировать гарнизоны, не полетит впереди меня?

– Ты осмеливаешься учить меня соблюдать присягу ублюдок? Вон отсюда!!!!!!!!!

– Так, значит явился к месту службы? – Спросил нашего героя дюжий тысячник, которому тот доложился по прибытию в стоящую на границе с Горами крепость.

– Так точно, тысячник Оптим Кир, явился.

– Давай бумажки…..

Так-так, – вновь сказал тысячник, мельком прочитавший направление Штаба, и очень внимательно, – рекомендацию из Учебного лагеря. – Значит ты тот самый Аттий Бузма, которого мы ждет тут уже второй месяц. Не слишком-то ты торопился!

– Я-то торопился, тысячник Оптим Кир, да…..

– А вот скажи-ка мне Стажер Аттий Бузма, – словно бы и не обратив внимание на его попытки оправдаться, продолжил тысячник, – Что имел в виду командующий Укар, когда написал, что ты превосходный, полностью готовый к несению службы боец, но никудышный солдат? Это знаешь ли, самая странная характеристика, которую мне приходилось видеть.

…..– Думаю дело в том тысячник Оптим Кир, – после некоторого молчания сказал стажер Аттий Бузма. – Что я в общем-то не собираюсь становиться солдатом. Прошение об отставке, я подал одновременно с прошением о вступление в Армию, и потому……

– И чем тебя не устраивает служба в Армии?

– Ну…, я купец. Из старинного Торгового Дома, наследником которого я являюсь. Мой отец, деды, и прадеды были купцами. Быть купцом меня готовили с самого детства. Как я могу быть кем-то другим? – в голосе Аттия Бузмы, словно бы промелькнули нотки искреннего удивления при мысли о том, что можно не повторить жизненный путь прадедов.

– Это-то мне понятно, – сказал тысячник, бывший семнадцатым в поколении Миротворцев. – Тогда, какого Злыдня, ты вообще к нам записался?

– Но разве ты не знаешь этого тысячник Оптим Кир? – искренне удивился наш герой. – Ведь в направлении Штаба, это наверняка должно быть написано.

– Тут написано, что стажер Аттий Бузма направляется для службы в моем отряде, и все. А еще у меня есть предписание трехмесячной давности, об организации экспедиции для поиска Южного пути через Горы. А в ответ на мой запрос в Штаб Миротворцев, «об уточнении и конкретизации поставленной задачи», – мне написали, что для этих целей ко мне направят тебя. Так кто ты такой, Аттий Бузма умеющий находить пути в Горах? И как ты это делаешь?

В течении следующего получаса, наш герой добросовестно рассказывал и про Южный путь, и про свою роль в его «обнаружении», и про «обстоятельства», благодаря которым ему пришлось записаться в Миротворцы. Конечно это была адаптированная для «общего применения» версия, в которой правды было чуть меньше половины. Но и она произвела впечатление на его собеседника.

– Ну что ж, если ты сумел убедить Сенат, что этот Южный путь существует, – может и правда есть смысл его поискать. Но не надейся на то, что будешь в этом путешествии пассажиром. Мне насрать на то, кем ты там собираешься становиться. В моем Отряде служат только солдаты, и тебе тоже придется им стать.

Ты поступаешь под командование десятника Гроса. Советую постараться выполнять свои обязанности стажера как можно лучше, – десятник Грос сосунков не любит. Если у меня возникнут вопросы по организации экспедиции, – тебя вызовут. Вопросы есть? Нет! Бегом!

Если бы Миротворцам понадобился бы кто-то, кто должен отпугивать новобранцев от службы в Армии, – лучшей кандидатуры чем десятник Грос, было бы трудно найти.

При первом же взгляде на него, у Аттия Бузмы появилось ощущение, что кто-то разрубил на куски огромную обезьяну и средних размеров крокодила, а потом сшил из этих кусков некое чудовище, которое и назвал, – «десятником Гросом».

Он был огромен, длиннорук, а у него в пасти поместились все крокодильи и обезьяньи зубы одновременно. На его лице, и абсолютно лысом черепе, располагалась целая коллекция шрамов пересекающихся и плавно переходивших один в другой. К тому же, это лицо видно успело побывать в огне, так что ни единого волоска на нем не было. Так же отсутствовали на нем и какие-либо эмоции. Судя по всему, десятник Грос вообще был не способен двигать большинством лицевых мышц, и «выражение лица» ему заменяла страшная маска нарисованная шрамами.

Поскольку данный персонаж, еще долго будет украшать наше повествование, немного подробнее остановимся на его биографии.

Отцом Гроса был член Гильдии Убийц, а матерью, – портовая шлюха. Не известно по каким причинам, – но папа сынка признал, и с детства стал готовить к повторению своего жизненного пути.

Может оно бы так и получилось, но когда Гросу было семь годочков, его папаша купившись на посулы жертвы, взял деньги за не выполнение заказа.

Естественно это была поистине огромная сумма, но счастья она папаше Гроса не принесла. Гильдия Убийц, не стерпевшая подобного надругательства над своими основополагающими ценностями, – предателя уничтожила, потратив на его поиски целых три года.

И естественно, для сына предателя, путь в Гильдию был заказан. Грос стал помоешником, и был им лет до тринадцати. Потом его необыкновенный рост и сила, привлекли внимание Наставника Школы Гладиаторов. Тот подобрал Гроса с улицы, и постарался обучить своему ремеслу. Но Грос не пожелал драться на публике. Особенно после того, как поучаствовав в паре «представлений», понял почему он никогда не видел гладиаторов старше тридцати лет. (Мозги у парня были).

Он сбежал из Школы, был пойман, и осужден на каторжные работы. Сбежал с этапа, был пойман Ловцами, и осужден на смертную казнь. Которую ему заменили службой на Благо Империи.

В каждом легионе, была тысяча, составленная в основном из осужденных и проштрафившихся легионеров. Естественно, этой тысяче доставалась самая грязная и тяжелая работа, а также задания, из которых не возвращались.

Но Грос возвращался. Иногда не на своих ногах, однажды почти без лица, но он возвращался. И годочков через пять службы в «позорной» тысяче, был переведен в обычные войска.

Спустя пятнадцать лет службы, – десятника тяжелой пехоты Гроса, порекомендовали в Миротворцы. Там он опять стал рядовым, но через шесть лет службы вновь дослужился до десятника. И служил в этом качестве уже лет восемь. Теоретически, после двадцати пяти лет службы, он мог уволиться с неплохим пенсионом…. Но Грос уже давно не мыслил себя вне Армии.

Тут его ценили. Тут он был на своем месте. В меру жестокий, но справедливый, готовый без оговорок выполнить самый безумный приказ…, но сделать это не слепо, а хорошенько продумав каждый шаг. Умеющий поддерживать строгую дисциплину, одновременно не превращая жизнь своих подчиненных в каторгу, – он был идеальным младшим командиром. Он мог бы дослужиться и до полусотника, но слабая грамотность ставила крест на его карьере. Прочитать приказ, он еще худо-бедно был способен, но самостоятельно написать список погибших…….

Впервые увидев своего нового командира, Аттий Бузма почувствовал давно забытые чувства робости и неуверенности в себе. Однако он лихо отрапортовал о своем прибытии и стал ждать дальнейших указаний.

И они последовали незамедлительно. Для начала, строгой инспекции было подвергнуто все имеющееся у нового Стажера имущество. К счастью, оружие и доспехи наш герой держал в идеальном состоянии. То же самое относилось и к выданном ему в Учебном лагере обмундировании и походном скарбе. Единственное что вызвало неудовольствие десятника Гроса, – это приличных размеров сундучок с книгами и записями. Но на вопрос командира, – «Зачем ты приволок это дерьмо, Стажер», наш герой набрался храбрости и лихо отрапортовал, что все это необходимо ему для выполнения задания, о характере которого можно узнать у тысячника Оптима Кира.

Понять, как прореагировал десятник Грос, на подобную наглость, к сожалению было невозможно, ибо у него было только одно выражение лица.

Но зато, осмотр вверенного Стажеру боевого коня, был далеко не так безоблачен. Аттий Бузма получил выговор, за то что приехав в расположение части, привязал коня у общественной коновязи и отправился в штаб. Вместо того, чтобы расседлать его в конюшне миротворцев, вычистить, накрыть попоной, и задать корму, а вот только потом…. За этот проступок, Аттий Бузма должен будет чистить коней всего десятка в течении недели….. В свободное от службы время.

Свободное от службы время!?!? У стажеров, как уже знал Аттий Бузма, свободного от службы времени не бывает, в принципе. Особенно если ты единственный стажер, в десятке.

Несколько раньше, автор уже писал о некоторых традициях, связанных со статусом стажера. Если читатель про них забыл, я напомню. Во-первых, – стажеров загружали самой грязной и противной работой, а во-вторых, – делали объектом разных «веселых» шуток и розыгрышей. И наш герой нахлебался этой радости вдоволь.

И в отличии от его первого опыта стажерства, когда отряд в котором он числился, был на выполнении задания, – тут он столкнулся с ситуацией, когда его боевые товарищи изволили отдыхать. А значит, у них было куда больше свободного времени, которое они с радостью тратили на своего нового товарища.

Правда когда выяснилось, что почти ни в одной воинской дисциплине наш герой не уступает даже самым опытным бойцам десятка, а кое в чем их даже превосходит, – отношение к нему изменилось в лучшую сторону.

Но до тех пор, пока стажер не покажет себя в бою, равным его все равно не признают. Так что как бы ни был хорош Аттий Бузма в рубке на мечах, – портки и рубахи, после учебного боя, он по-прежнему стирал за всем десятком.

Примерно через неделю, Аттия Бузму вызвал к себе тысячник Оптим Кир.

– Ну, показывай, что там у тебя есть по твоему Южному Пути? – сходу, даже не ответив на обычное приветствие, спросил он у нашего героя.

….. Что это? – спросил он, удивленно глядя на поданные ему лист бумаги.

– Это все наиболее существенное, что я знаю о данном вопросе, тысячник Оптим Кир. Еще будучи в Городе, я выписал это на отдельный лист.

– Вот эта бумажка, и все….?

– Тут, как я уже сказал, «все наиболее существенное», тысячник Оптим Кир. Вряд ли тебе понадобится еще и история о том, почему этот путь был забыт…, или рассказы о товарах, которые по нему перевозили….

– Так….., – Оптим Кир внимательно изучил написанное. – Тут говорится, что Южный путь, начинается где-то на Пилнейской равнине, но севернее Хоровского выступа….

….Очень подробная информация, это же почти четыреста кулломитров.

….Так, дальше проход между двумя хребтами, причем тот, что будет южнее гораздо выше северного…. После прохода, двигаться на север, около пятидесяти кулломитров, проход, еще на юг примерно двадцать, опять проход между хребтами, потом двадцать на север, до следующего прохода, потом……, так это понятно…. Какое-то большое горское поселение в высокогорной равнине….. Это никак про Шссишшташ говорится. Хотя сейчас мы до него добираемся по-другому…..

… А вот дальше, что-то у тебя стажер непонятно написано….. Откуда в Горах дорога?

– Да, я тоже обратил внимание на это тысячник Оптим Кир. Но видимо в те времена, эта дорога была настолько известна, что никакого особого пояснения о ней не дается. Просто написано, – «По Горной Дороге, – двести пятьдесят кулломитров».

– А что там за город Магов?

– То же непонятно. Может раньше там и правда был какой-то город. А может, это просто какое-то скопление необычных скал. Ну знаешь, как Нумиланский город Богов. Многие думают что это и вправду развалины древнего города. В то время как большинство ученых людей, полагают что это лишь следствие эрозии песчаников, из которых состоят местные скалы……

– Хм, правда что ли? А я тоже думал что это Боги постарались…..

– Ну, в некотором роде, тысячник Оптим Кир. – Именно боги ответственны за действия стихий, – дипломатично высказался Аттия Бузма. – Так что можно сказать, что ты не ошибался, когда говорил что это «постарались Боги», но…..

– Хороший купчина снимет с тебя последние штаны так, что ты долго будешь думать, что это тебя поцеловали в задницу…. Только тут ты не на торгу. Тут Армия, так что забудь про эти свои замашки. Лучше попробуй напрячься, и скажи честно, – насколько можно верить представленным тобой данным? И не пытайся при этом продать мне тухлую селедку, (или чем ты там торгуешь), за свежих омаров.

– Мой род издревле торгует оружием. Покупать его у нас не брезгуют даже бойцы Гвардии, Наследники Мэра и Сенаторы. Даже сам Мэр……….

– Помолчи. Я конечно очень горжусь тем, что под моим началом служит купчишка, чей прадедушка продал самому Мэру, колопский кинжальчик…. Да что там говорить, – теперь, это пожалуй будет мой единственный повод погордится. Но, к сожалению, время от времени мне придется делать паузы, в этом достойнейшем занятии, чтобы хоть немножко поисполнять мой долг перед Империей, как это делали семнадцать поколений моих предков. Так что давай вернемся к твоему листочку…..

– Этим сведениям тысячник Оптим Кир, уже почти тысяча лет. Раньше этот путь существовал, это абсолютно точный факт. Автор составивший это описание, сам неоднократно проходил по нему, и наверное знал что пишет…. А дальше, сам понимаешь, все зависит от того, насколько сами Горы изменились за это время….

– Ладно, ответ принимается, хотя он и попахивает тухлой селедкой.

Итак, наша первоочередная задача, – отыскать этот самый первый проход из равнины в Горы…. Думаю, придется выслать несколько десятков патрулей, чтобы отыскать подходящий. Описание весьма туманное, «один хребет, гораздо выше другого». На протяжении четырехсот кулломитров, таких может быть пара десятков. И по каждому придется пройти вглубь, хотя бы на несколько проходов, чтобы исключить ошибочные пути……

– Я уже подумал над этим тысячник Оптим Кир. – Немного невежливо перебил своего командира стажер Аттий Бузма. – Когда я понял, что начало Южного Пути указанно столь расплывчато, я подумал, что наверное раньше оно было настолько известно, что Автор ни счел должном отдельно упомянуть про него. Тогда я пошел в Архив Второй Гильдии, и поднял документы, связанные с торговлей на юге Империи, как можно в более древние времена….(Аттий Бузма необычайно гордился тем, что придумал это действительно он сам, а не тот парнишка что выдавал себя за него в Закрытой Торговой Школе).

– И что? нашел там карту?

– К сожалению нет. Но я проанализировал характер передвижение товаров в ту эпоху. Особенно мне помогли документы, относящиеся к судебному процессу двух Торговых Домов, занимавшихся поставками кормов для животных, и налоговые отчеты постоялых дворов и трактиров. Так же были интересны отчеты по продажам скота и……….

– Короче стажер, избавь меня от этой вашей купеческой болтовни, – что ты выяснил?

– Ну в общем, прослеживается определенная цепочка городов и поселков, начинающаяся от Лимпанта-на-юге, и заканчивающаяся Крашшкешем, это такой поселок в предгорьях.

– Я знаю, что это за поселок, – десять полусгнивших домов, и развалившаяся городская стена, сплошные развалины…..

– Вот именно, а где-то примерно восемьсот пятьдесят лет назад, туда ежегодно завозилось кормов для скота, в количестве достаточным, чтобы прокормить примерно пять тысяч коней в течении года. Два больших Торговых Дома, устроили тяжбу, растянувшуюся почти на десять лет, из-за права поставлять туда свой товар.

И судя по отчетам, тогда в этом Крашшкеше, работало восемь постоялых дворов. Причем оборот каждого из них, можно сравнить с доходом крупного постоялого двора, что сейчас стоят вдоль Большого Горского Тракта. – Аттий Бузма с гордостью посмотрел на своего собеседника, пытаясь понять какое впечатление произвела на него найденная им информация. (Находкой этой, он кстати, очень гордился). И реакция собеседника его не разочаровала. Тысячник посмотрел на него с явным уважением и сказал.

– И все это ты извлек из старых пергаментов восемьсотлетней давности? Мне бы подобное и в голову не пришло. И откуда ты такой умный выискался?

– Ну, я ведь выпускник Закрытой Торговой Школы. Там нас учили работать с документами.

– Закрытой Торговой Школы? Это ведь у вас купцов, что-то вроде Школы при Главном Штабе?

– Да наверное, что-то похожее…..

Собеседник посмотрел на Аттия Бузму с еще большим уважением, которое постепенно сменилось легким сомнением с оттенком подозрения.

– И как же тебя такого умного, умудрились к нам в Армия загрести? Чтобы Торговый Дом отдал такого кадра….. Это все равно как если бы мы, командующего легионом отдали каким-нибудь там морякам в юнги?

– Ну ты тысячник Оптим Кир, сильно преувеличиваешь мое значение. До командующего легионом, даже по нашим купеческим меркам, мне еще очень далеко. Я не более чем…., ну допустим тысячник. Прости за сравнение.

– Даже тысячник…. Я про эту вашу Школу слышал. Был у меня один дружок-сотник, тоже из купцов. Так он на эту вашу Школу чуть ли не молиться был готов.

Так почему тебя, выпускника этой Закрытой Школы, добровольно отдали в Армию?

– Но ведь задача, которую мне надо решить! Ты ведь сам понимаешь, как важен Южный Путь для Империи, в условиях недоступности Большого Горского Тракта?

– И чем он так важен?

Некоторое время, наш герой в полном изумлении смотрел на своего командира, не желая поверить, что этот, в общем-то довольно умный человек, не понимает важности сообщения Империи с внешним миром.

Некоторое время он еще считал, что стал жертвой неуместного розыгрыша, и потому его объяснения, – «Чем так важен Южный Путь для Империи», – поначалу были робкими и неуверенными. Но постепенно он осмелел, видя искреннюю заинтересованность в глазах собеседника, сам увлекся своим рассказом и в результате, – прочел своему командиру лекцию о международном положении Империи в плане торговооборота и доступа к ресурсам.

– Надо же, – хмыкнул в ответ его собеседник, – Я и не думал, что эта торговля нам так нужна. Считал, что Империя самодостаточна и в привозных товарах не нуждается. Так мы что же, и впрямь серьезным делом будем заниматься?

– Конечно, – Аттия Бузма опять несколько растерялся, – Я ведь уже сказал…..

– Да ладно-ладно, понял уже….. Ты кстати парень не стой там столбом, присаживайся, вина себе наливай. Оно конечно местного производства, не чета вашему Городскому, но жажду утоляет неплохо.

Почувствовав изменение в отношении к себе со стороны тысячника, Аттий Бузма смело уселся за стол, и налил себе вина из стоящего на нем кувшина. Вино было конечно не высшего сорта, но вполне приемлемым.

– Очень неплохое у тебя вино тысячник Оптим Кир. – Вежливо сказал он.

– Да брось ты свою купеческую вежливость. Тут она тебе будет только мешать. У нас в Армии принято изъясняться проще и понятнее. В бою надо уметь обходиться одним словом вместо двух, двумя вместо четырех, и так далее.

Так что тебе, с детства привыкшему пить лучшие вина, жрать разные деликатесы и нежиться на перинах, можно честно сказать своему командиру, – что дескать «хреновое у тебя командир вино, но за неимением лучшего, хлебну и его»….. И чего ты смеешься?

– Услышали бы тебя Наставники моей Школы! Они бы, во-первых, за подобные дерзкие слова меня бы на месяц на хлеб и воду посадили, (Кстати это было правдой. Если бы Скорпион, в роли купца, сказал бы что-то подобное, наказание последовало бы незамедлительно). А во-вторых, страшно бы удивились, узнав что я пью дорогие вина, ем лакомства и лежу на перинах.

– Что ж вас там впроголодь держали?

– Нет, не впроголодь. Но порядки были такие…., что по сравнению с ними, тут в казармах чистый курорт, а по сравнению с некоторыми моими Наставниками, – десятник Грос, – родная мама!

– Сурово там с вами! – уважительно произнес тысячник, и тут в его голове промелькнула мысль, которую он и не преминул озвучить – А вот скажи ка мне, стажер Аттий Бузма, где это ты навострился так мечом махать, из арбалета стрелять, да с боевым конем управляться? Что, – тоже в Закрытой Школе Торговли?

– Ну, я же говорил тебе тысячник Оптим Кир, что мой род уже много веков торгует оружием. А дело это не всегда безопасное. Так что, волей неволей, а защищаться научишься. Да и как можно оценить стоимость, допустим меча, если ты сам не умеешь им пользоваться? И покупатель, если знает, что продавец Мастер, охотнее купит оружие у него. Так что в нашем роду, пользоваться оружием обучают чуть ли не с колыбельки.

– Занятный вы народ, – купцы! Даже позанятнее иных благородных. С виду серенькие мышки, а копнешь чуть глубже……

Ну да ладно. В общем так, – завтра, я отправлю к Крашшкешу, на разведку десяток миротворцев. Пусть посмотрят, есть ли там проход, и соответствует ли он описанию.

А пока подготовлю еще пять десятков к дальнему походу. Если доклад разведки, будет положительным, – отправлю их туда. Вопросы? Предложения?

– А не маловато ли, – пять десятков?

– Маловато. Но где взять больше? У меня и так из тысячи, – четыре сотни забрали на Срединные Горы. Так что приходится с оставшимися шестью сотнями, держать под наблюдением участок протяженностью почти пятьсот кулломитров. Если я отправлю в поиск еще сотню-другую, – с чем останусь сам? (Ты кстати, на вино то особо не налегай. Если Грос, учует что ты пил…. Даже я тебя защитить не смогу).

– Тогда второй вопрос. Ты сказал «их», это означает, что я не пойду?

– А оно тебе надо? Ты же умный парень…, как выяснилось. Твои мозги полезнее твоего меча. У меня тут, знаешь ли столько дел с бумагами, счетами, и отчетами накопилось. С поставщиками не плохо бы перетереть, по-вашему по купчински…..

– ….Но ведь я только ради этого и пошел в Армию! А если там возникнут затруднения? Если описание не совсем точное и надо будет…..

– И ты что же, – возглавишь полусотню?

– Нет конечно, но я мог бы…..

– Парень. Это Армия. И здесь не ты решаешь, куда тебе идти. Это за тебя решают командиры…., например я.

– Но ведь в Штабе решили что….

– В Штабе решили привлечь тебя к этому делу в качестве советника, а не проводника…..

А впрочем…., – что, очень хочется поехать?

– Конечно!!! Ведь так интересно…..

– Ну и дурак. Умный парень, но дурак. Молокосос. Щенок. Тебе же добра желаю. Интересно ему….. Да ты хоть раз в Горах был?

….Был?!?! и снова туда хочешь? Ну и катись. Только бойцам своего десятка не ляпни, что это ты их в эту авантюру втравил.

-Грос, тебя с твоим стажером, к сотнику.

Аттий Бузма, не ожидая особого приглашения, пришпорил своего коня, и пристроился вслед за своим десятником. Сейчас, их десяток двигался в арьергарде общей колонны, приглядывая за плетущимся обозом. Тот факт, что двоих охранников вызывают к командиру, ослабляя тем самым охрану обоза, говорил о том что случилось нечто важное.

За тот месяц, что они ползли по Горному лабиринту, местные горцы уже несколько раз пытались подобраться к обозу. Конечно, это не были вооруженные нападения. Скорее попытки воровства. Но сам факт, что местные дикари не разбегаются при виде отряда Миротворцев, а даже позволяют себе подобную наглость, говорил о том что «мирная обстановка» в Южных Горах, не такая уж мирная. И могла вспыхнуть в любой момент.

Они проскакали вдоль всей колонны к передовому отряду охранения, туда, где сейчас находился сотник Визаний Полус Актин.

…– Много людей на это дело я выделить не смогу, – сказал Аттию Бузме, тысячник Оптим Кир. – Но зато поставлю командиром самого толкового сотника, что служил под моим началом. Он тоже из умников навроде тебя, так что общий язык вы найдете……

– Смотри Аттий Бузма, – обратился сотник Византий Полус Актин, к нашему герою, сначала вежливо кивнув десятнику Гросу…. (По большому счету, – Грос, тут был абсолютно не нужен. Но не мог же сотник советоваться со стажером, игнорируя его десятника). – Судя по описанию Юстиуса-путешественника, это ущелье должно раздваиваться на два рукава. Причем, нам нужен левый. Но разведка, проехала по нему пару кулломитров и обнаружила, что он заканчивается тупиком. Так что, думаю твой Юстиус-путешественник, в данном случае ошибся…..

– До этих пор, он еще не разу не ошибался…. Позволь мне самому осмотреть оба рукава и я докажу что описание правильное….

– Ладно, – защити честное имя своего кумира. Впереди вроде все спокойно. Но Грос, присматривай за своим стажером…….

Девяносто процентов времени, десятник Грос был командиром Аттия Бузмы. И очень строгим командиром. Но в очень редких случаях, подобных этому, он становился его телохранителем, без вопросов подчиняющийся командам своего стажера.

Впрочем, в данном случае, услуги телохранителя не понадобились. Аттий Бузма лишь один раз обратился к десятнику Гросу с просьбой, «приподнять» его, когда ему понадобилось осмотреть небольшую выемку в стене, расположенную примерно на высоте трех человеческих ростов.

Десятник, не слезая с коня, подставил плечи, на которые Аттий Бузма и вскарабкался с обезьяньей ловкостью. Осмотр не занял и минуты, после чего наш герой спустился чрезвычайно довольный собой, перелез на своего коня и продолжил дорогу вдоль ущелья.

Когда путь им перегородила стена, Аттий Бузма также осмотрел ее. Но как показалось внимательно наблюдавшему за ним Гросу, уже без особого интереса.

– Ну что, – убедился? – спросил его сотник Византий Полус Актин, когда эти двое вернулись из своей поездки. – Там нет дороги. Даже твой Юстиус-путешественник может ошибаться.

– Да, ты прав сотник Византий Полус Актин, – там нет дороги. Но ты ошибаешься, когда сомневаешься в написанном Юстиусом-путешественником. Там нет дороги сейчас. Но она была там раньше!

– Из чего ты сделал подобный вывод?

– Ну во-первых, – дно ущелья, слишком ровное. Конечно, время успело набросать туда камней, но если внимательно присмотреться….

Но самое главное доказательство, – я нашел там нишу, с жертвенником Проходимусу!!! Там даже статуя стоит, а еще я нашел там несколько монеток…. Скорее всего, – они относятся к Первой Династии…. Я знаю кое-кого в Городе, кто отдал бы за одну подобную монетку целое состояние.

– Надеюсь, ты их не тронул?

– Сотник Византий Полус Актин, – я тоже чту Проходимуса. И может быть, даже побольше чем ты. Для нас купцов, – это очень нужный бог. Так что я ничего не трогал из пожертвований. Наоборот, сам добавил горсть кентов.

– Это ты молодец, будем проходить мимо, покажешь мне этот алтарь, я тоже внесу свою лепту……

– Только проблема в том, что сейчас, там действительно нет пути. Видимо был обвал. Здоровенная скала сверзилась с вершины и завалила проход…..

– Ничего страшного. Подойдем поближе, и посмотрим как можно через него перелезть….

Десятник Грос, – возвращайся в свой десяток, и стажера своего забери. Подтяни обоз, сегодня мы заночуем около того завала, что ты обнаружил….

Десятник Лурций Варрак, – выговор твоим орлам. Они сами должны были заметить то, что увидел десятник Грос со стажером…. Скачи вперед, подготовь место для лагеря.

Утром, едва рассвело, началось обследование завала. Привычные к лазанью по Горам Миротворцы без всякого труда забрались на нагромождение камней, показавшееся вначале Аттию Бузме неприступным. Для этого им даже не понадобились клинья и веревки, обошлись цепкими руками и ногами.

Плохо было то, что боевые кони, и верблюды, на которых был навьючен обоз, такой прыткостью не обладали.

Аттий Бузма был в состоянии близком к отчаянию. Он даже сам не ожидал, что крах этого предприятия будет для него столь болезненным. Это отчаяние столь явно было написано на его лице, что сотник Византий Полус Актин, даже счел необходимым его утешить.

– Не переживай Стажер. Поверь моему опыту, если Миротворец смог забраться на скалу. Он сможет перетащить туда и свое имущество. Мне случалось решать и куда более сложные задачи. …Помнишь Грос, те времена, когда я был у тебя Стажером, и нам пришлось на веревках поднимать коней на отвесную стену?

– Помню Командир. И помню что из сотни коней, штук двадцать погибло…..

– Но сотник Византий Полус Актин, – уныло сказал наш герой, – даже если мы сможем перебраться на ту сторону, то как туда смогут пройти караваны? Ведь чтобы этот путь имел смысл, по нему в год должно проходить как минимум несколько тысяч вьючных животных. А если поднимать каждое из них на руках…..

– Не будь дураком Стажер Аттий Бузма, караваны никто на руках таскать не будет. Здесь проложат дорогу.

– Дорогу? Как?

– Так же как прокладывают дороги по всей Империи.

Тут надо отметить, что до сей поры наш герой абсолютно не был знаком с так сказать, – созидательным трудом. А тем более, – трудом столь масштабным. В Городе большого строительства не вели уже многие сотни лет. Даже бедняки жили в домах, которым насчитывалось по сотне и больше лет. А что говорить о дворцах и храмах, большинство которых было построено в конце Первой, и начале Второй Династий?

Так что все строительные работы, которые мог видеть Аттий Бузма в Городе, относились либо к ремонту, либо к легкой перестройке обветшавших строений. А сам лично, в своей жизни он даже доску к забору не прибил, так что мысль о построении дороги, казалась ему чем-то фантастическим и нереальным.

Видимо, его лицо отразило подобное сомнение. Да так явно, что сотник с десятником, не смогли сдержать ухмылок на своих лицах.

– Что стажер, в твоей Закрытой Школе тебя не учили строить дороги? Что ж, я тоже поучившись в Университете, подобных навыков не приобрел. Так что, если бы не служба в Миротворческих войсках…., – не узнал бы я подобного счастья.

Лурций Варрак, – твой десяток несет охранение. Поставь людей в начале ущелья. И парочку загони сюда. Пусть наблюдают.

Грос, Ватий Малик, и Дисий Октис Варрон, начинайте собирать камни, и отсыпайте насыпь вдоль правой стены.

Ловис. Пусть твой десяток, (раз вы уже все равно здесь), скидывает камни с вершины…, вон к той лощинке. Неплохо так же попытаться раскачать эту вот скалу, и скатить ее на ту сторону……

За следующие восемь дней, Аттий Бузма узнал, почему Ловцом быть лучше, чем работягой. Раньше то он себе казался крепким парнем, готовым к самым тяжелым физическим нагрузкам. Но таскание камней, причем преимущественно вверх по склону, заставило его в этом усомниться.

Зато он не без удивления убедился, что пятьдесят человек, работая по пятнадцать часов в сутки, способны построить вполне приличную насыпь. И его уже почти не удивляло, что все Миротворцы, работали абсолютно на равных, независимо от количества имен и званий. Даже сотник Византий Полус Актин, таскал камни так же, а может и куда больше, простого стажера. (Кстати, Аттий Бузма, был тут единственным стажером). Так что путь наверх был проложен дружными усилиями всего отряда.

Конечно это нельзя было назвать полноценной дорогой. Это даже тропой было трудно назвать. Но Миротворцы смогли перетащить своих коней и верблюдов по «этому», на противоположную сторону завала.

Когда весь отряд уже перебрался, сотник Византий Полус Актин, взяв с собой Гроса и хвостиком следующего за ним Аттия Бузму, забрался на одну из стен ущелья, ту самую, с которой видимо и упала скала, перегородившая проход.

– Ну-ка посмотри сюда Стажер. Тебе тут ничего странным не кажется?

Аттий Бузма внимательно огляделся, но ничего подозрительного не увидел. Место, откуда упала скала, было еще заметно. Падение видимо произошло не так уж давно, и скальная порода тут, по оттенку, еще отличалась от окружающих скал.

– Да нет Сотник Византий Полус Актин, – я ничего такого не замечаю. Вижу лишь, что скала раньше была тут, а потом сползла в ущелье….

– В том то и дело, что как-то странно она сползла. Посмотри на эти борозды и вот те раздавленные камни. Такое ощущение, будто бы эту скалу сначала толкали, или катили к краю….

Я еще снизу заметил некоторую странность. Тебе-то, человеку к горам не привычному, простительно ошибиться, но я повидал в жизни много завалов. Обычно скалы расслаиваются по вертикали, и падают под собственным весом. Но здесь, стена явно не тронутая, а верхушка словно бы срезана и сброшена вниз……

– Но кто способен сдвинуть с места такую огромную скалу?

– Вот и я об этом думаю….. А ведь падение произошло не так давно……

– Наверно это случайность.

– Может быть…., но ты уверен, что ничего ни хочешь мне сказать?

– Ты подозреваешь, – что я лгу тебе?

– Ты странный, Стажер Аттий Бузма. Очень странный молодой человек. Я даже иногда начинаю сомневаться, – такой ли ты молодой как кажешься? Твои странности бросаются в глаза, хоть ты и пытаешься их скрывать.

Я не желаю лезть в твои секреты…. Но если из-за них, мой отряд подвергается опасности, я должен это знать.

– Неужели ты думаешь, что это я столкнул эту скалу?

– Нет, но я думаю ты можешь знать, или догадываться кто на это способен.

– Почему ты так решил?

– Когда я рассказал тебе о своих подозрениях, у тебя в глазах промелькнула какая-то искорка. Словно бы мои слова подтвердилитвои подозрения…. Итак, я жду ответа…..

– Пока мне нечего тебе сказать сотник Византий Полус Актит. Но если я замечу, что-то, что может навредить отряду, я скажу тебе это…..

– Ладно. – Как скажешь. – Грос, присматривай повнимательней за своим Стажером. Он не должен оставаться без присмотра. Отбери пару надежных ребят, пусть всегда держат его под наблюдением. Но пусть так же держат свои языки за зубами. Мне не нужны косые взгляды, а тем более, – случайно выстрелившие арбалеты…..

– Ты и правда думаешь, что это необходимо?

– Это Горы стажер. Тут часто происходят странные вещи. Так что я считаю, что лучше перестраховаться…..

– Грос, тебя с твоим стажером к сотнику…..

Аттий Бузма пришпорил своего коня, пристраиваясь вслед за командиром. До самого последнего момента его спину сверлил взгляд Сига, одного из самых старых и опытных бойцов отряда. Одного из тех, кому было поручено присматривать за его особой.

Прошло около двух недель с того момента, как Византий Полус Актит, отдал свой приказ присматривать за не в меру загадочным стажером.

С тех пор Аттий Бузма, все время чувствовал на себе подобный взгляд. Он засыпал чувствуя его, и просыпаясь, сразу обнаруживал что он не один. Даже отлучаясь в кусты, он чувствовал этот сверлящий спину взгляд.

Если бы не привычка, выработавшаяся у него еще в Школе Ловцов, это могло бы свести его с ума. Но там он несколько лет прожил, прожигаемый куда менее доброжелательными взглядами, так что присмотр товарищей, оставлял его почти равнодушным.

А надо отметить, что это был именно присмотр. Именно необходимостью позаботиться о безопасности «умника», аргументировал Грос свой приказ присматривать за Аттием Бузмой. И Миротворцы встретили этот приказ с пониманием, поскольку относились к нашему герою весьма доброжелательно. Правда в этой доброжелательности была некая частица насмешливого превосходства, какое испытывает опытный боец, к молодому, полному задора и надежд мальчишке…., но собственно говоря, Аттий Бузма и пытался соответствовать этому образу.

Он добродушно реагировал на насмешки и подколы. Без споров и напоминания брался за любую работу, всегда готов был придти на помощь другому….

К тому же, его рассказы о том, что они ищут, и какое значение этот поиск имеет для Империи, пользовались большой популярностью.

Тут надо кое-что пояснить…..

Миротворцы, вообще были совершенно особыми войсками. Как автор уже упоминал, – тут стирались все кастовые, сословные и имущественные грани. Поэтому под командой выходца из низших слоев общества, тут могли состоять наследники Благородный семейств. И никто из них не смел кичиться своим «Благородством».

Они были равны, и потому считалось само собой разумеющимся, что каждый боец отряда, так же хорошо понимал поставленную перед отрядом задачу, как и командир этого отряда. Причем не важно кто командовал, – десятник, сотник, или тысячник. Секретов от своих не было. (Потому видно так трудно было соврать Торусу своим бойцам, когда появилась необходимость переправить Аттия Бузму из Гор в Город).

Миротворцы не были винтиками в могучей военной машине Империи. Это было боевое братство. Братство людей, – объединенных общими задачами, и общим образом жизни.

В принципе, в Империи было много подобных объединений. Начиная от Дворцовой Гвардии, про которую мы упоминали, и заканчивая Шакалами. Сюда же можно было отнести и отряды Охраны, оберегающие жизнь и богатство богачей, и матросские Экипажи, и команды Погонщиков, и артели строителей, и……

Но почти все они состояли из представителей одной касты, или сословия. Как уже говорилось, в мире погонщиков, – чужак, оставался чужаком, даже после десятков лет совместной жизни и работы.

Но Миротворцы, были сплавом почти всех сословий и каст Империи. Они были подобны коллопскому булату, который сплавляли из множества разносортный кусков стали. И каждый сорт, вносил свой вклад в уникальную твердость, гибкость и упругость этого клинка.

Так и тут, когда Империи понадобился уникальный инструмент для решения своей проблемы, – были созданы войска, в которых грубость и жестокость каторжников, вместе с утонченностью и образованностью Благородных, взаимодействовала с выносливостью крестьян и боевым искусством потомственных военных.

Конечно, это получилось не вдруг и не сразу. Миротворцы несколько десятков лет шли путем проб и ошибок, до тех пор, пока не выработали ТРАДИЦИЮ.

Традицию, которая уравняла в правах всех бойцов отряда, и отработала Механизмы, обеспечивающие это равенство.

Одним из которых, например был институт Стажерства, когда высокомерного отпрыска Благородного семейства подвергали такому жесткому прессингу, что он либо ломался и уходил, либо в корне менял свой взгляд на жизнь. Были и другие механизмы, которые помогали выходцу из простого сословия, почувствовать себя равным со своими Благородными сослуживцами. Что правда, иногда оборачивалось для него не самым лучшим образом, когда он выходил в отставку…. Потому, – выходцы из низов, как правило, предпочитали оставаться в этих войсках до последнего.

В отличии от своих Благородных товарищей, – которые отслужив от пяти до десяти лет, обычно возвращались к своим Обязанностям в Сенате и при Дворе Мэра.

Потому-то, – большинство Благородных, дослуживалось лишь до должности сотника, редко тысячника. Тут их, как правило, было две трети, поскольку благодаря своему образованию, и привычке командовать, они куда быстрее своих сослуживцев продвигались по карьерной лестнице. Зато на более высоких должностях, в основном сидели выходцы из низов. Те, кто благодаря своим талантам и упорству, смог подняться на невообразимые для простого смертного высоты.

Наиболее яркий пример тому, – Зипис Аптибал, – выходец из разорившегося Торгового Дома, вынужденный в пятнадцать лет продаться в Армию, и добившийся должности Военного Соправителя.

Миротворцев из разных слоев общества, «цементировала» общая Идея служения Империи. Вот потому-то, рассказы о важности задачи, которую выполняла экспедиция, – были так важны для всех бойцов отряда. И Аттий Бузма, который умел рассказывать об этом интересно и с искренней убежденностью, стал довольно популярной личностью…..

– Ну что Стажер, посмотри-ка на ЭТО, и скажи, что ты об ЭТОМ думаешь….

-….. ЭТО, – Дорога?!?! ….. Но как такое возможно?

– Вот и мне хотелось бы это знать! Твой Юстиус-путешественник, ничего про НЕЕ не писал?

– Только то, что я уже говорил, – «По Горной Дороге, – двести пятьдесят кулломитров».

– Неужели это все? Ни описания, ни рассказа о том кто ЭТО сделал?

– Да кто вообще мог сделать подобное? Наверное, только Боги!!!!

– Я признаться тоже об этом подумал…..

…. И было чему удивляться. С горы, на которую они только что поднялись, открывался вид на довольно-таки обычную горную долину.

Обычную, – если бы не гладкая, и прямая как стрела полоса, что пересекала ее по диагонали.

Ее западный край, (насколько могли видеть наши герои), упирался в какую-то гору, кулломитрах в двадцати от них. А восточный, словно бы рассекал горную гряду, на противоположном краю долины.

Даже отсюда, с удаления в кулломитров пять, было видно что это необычайно широкая и гладкая дорога, Но куда больше, поражала ее прямота. Словно прочерченная по линейке. Словно прожженная солнечным лучом.

Было видно, что в одном месте она рассекал на две половинки, лежащий посреди долины холм. В другом, – по насыпи пересекала впадину, которую легко можно было обойти стороной, сделав крюк в пару кулломитров длинной. Но строителей дороги видно подобные проблемы не заботили. Ради прямоты своей дороги, они потратили абсолютно ненужные усилия, чтобы построить через впадину каменный мост.

Передовой дозор, в котором были и сотник Византий Полус Актит и Аттий Бузма, спустились в долину и не без робости ступили на эту Дорогу Богов.

Да как еще можно назвать дорогу, достаточно широкую, чтобы на ней могли ехать в один ряд не меньше десятка наездников? Сложенную из огромных каменных плит, да так плотно, что зазоры между ними казались нарисованным узором? Наверное если проехать по этой дороге на ипподромной колеснице, будет слышно лишь гладкое шуршание, а не стуки колес на стыках плит….

Дорог подобной этой, не было даже в Городе. Да и не нужны они были там. Даже там. Ведь по такой дороге, все население Города, может одновременно пойти….., куда-нибудь. И вывезти весь свой скарб….. Но зачем подобная дорога тут, в Горах. Откуда тут достаточное количество людей, что бы ходить по ней….. Даже сотня всадников, будет чувствовать себя одиноко на подобной дороге, – так кто и когда…..

– Так кто и когда, по-твоему Стажер, мог сотворить подобное чудо?

– Я в растерянности Командир, – (то, что стажер ограничился простым «Командир», что пока еще не дозволялось ему по статусу, как раз и свидетельствовало о растерянности). – Я нигде и никогда не встречал Упоминания о чем-то подобном.

-Неужели и впрямь Боги?

– Может быть…. Или колдуны, которые говорят по своей силе были равны Богам….

– Ты веришь в колдунов Стажер?

– А ты разве нет, сотник Византий Полус Актит?

– Может быть ты их даже встречал?

– Почему ты спрашиваешь меня об этом, сотник Византий Полус Актит?

– Потому что я, – встречал! Но прежде чем ты снова ответишь мне вопросом на вопрос, скажи честно. – ТЫ ВСТРЕЧАЛСЯ С КОЛДУНАМИ?

– Поче…..– Аттий Бузма осекся под тяжелым взглядом сотника. Он немного подумал, внимательно поглядел на своего командира и сказал. – В прошлом году, путешествуя с караваном купца Виста Тадия, я видел много странного. И это странное сильно напугало меня…. Жрец Храма Прощающего в Сшистшизе, говорил мне что колдуны реальны. Что они были раньше, и что есть сейчас…. Я ответил на твой вопрос?

– Не слишком подробно. Но ты мне об этом еще расскажешь…..

– Сотник Византий Полус Актит, а не стоит ли нам, сначала проехать по этой дороге на запад?

– Зачем?

– Если я что-то понимаю, то у каждой дороги есть начало, и есть конец. Или два конца, если быть более точным. И оба эти конца имеют какое-то значение…..

– Это как в детской задачке, – «караван вышел из пункта А в пункт Б»?

– Точно. Если мы поймем, что представляет из себя пункт А, то может быть догадаемся что такое пункт Б? И может быть, вычислим кому понадобилось связать между собой эти два пункта…..

– Хорошо…. Думаю, до заката мы сможем туда добраться.

Грос, я забираю твоего стажера. Мы с десятком Ватия Малика, поскачем до той Горы…. Ты в мое отсутствие назначаешься старшим. У тебя есть полдня отдыха. Позаботьтесь о лошадях и верблюдах. Проверьте снаряжение…. Вон в том овражке, кажется течет ручей, пополни запасы воды…. В общем, не мне тебя учить. Действуй.

Стажер, по дороге ты мне расскажешь про свои встречи с колдунами…..

Сотник Византий Полус Актит, пришпорил своего коня, и легкой рысью поскакал на запад. Повинуясь быстрому распоряжения десятника Ватия Малика, двое миротворцев обогнали его, и поскакали впереди отряда. Хоть последние две недели, они не встречали даже следов человека, – осторожность была не лишней.

Аттий Бузма пристроился рядом с сотником, и без напоминания начал свой рассказ.

Это была довольно подробная, но весьма адаптированная версия его приключений в Срединных Горах.

Упор он сделал на своем ощущении слежки. Рассказал о внезапном приступе ярости и вражды, которая привела к убийству двух погонщиков. Объяснил, насколько подобное поведение не характерно для них…. Так же рассказал о разговоре с настоятелем Храма Прощающего, (естественно, ни словом не упомянув Службу).

Затем последовал довольно лживый рассказ, о пожаре в Постоялом Трактире, в результате которого он потерял свой караван. О тщетной попытке его догнать. О том как встретившийся отряд миротворцев спас его от верной гибели. О странном нападении на этот отряд. О том, как не желая подвергать гражданское лицо опасности, его Аттия Бузму, оставили на дороге, поручив заботам проходивших мимо погонщиков. И о том, что это оказались совсем даже не погонщики, а бывшие шакалы, спасающиеся в Горах от закона. И как эти шакалы ограбили его, связали, и видимо хотели убить. Но тут появился страшный человек, который заставил погонщиков убить друг-друга, а на него связанного не обратил ни малейшего внимания. И о том, что человек этот рылся в вещах мертвых шакалов, что-то нашел и забрал……

– А как ты спасся? – спросил его внимательно слушавший всю эту историю сотник.

– Просто перетер веревки. А потом вышел на Большой Горский Тракт, и бежал по нему на запад несколько дней подряд. Толком очнуться от страха, мне удалось только когда Горы оказались у меня за спиной. Но мне потом еще долго снились кошмары, которые прошли только после того, как жрецы Асклепия получили от моего дяди богатый дар.

– И как же ты после этого снова отважился пойти в Горы?

– Я сильно боялся этого. Но от страха нельзя убежать. Его можно только победить. А победить страх, можно только встретившись с ним лицом к лицу……

– Достойный ответ мальчик. Твой рассказ объясняет мне, почему ты кажешься куда старше своих годов. Такой опыт старит…..

– Ты веришь моему рассказу? Знаешь, многие в Городе, и вообще на равнине, смеялись над ним. Называли меня трусом, испугавшимся собственной тени…. Потому я и не люблю говорить об этом.

– Я бы наверное тоже не поверил. Но года четыре назад, со мной тоже произошла странная история, чем-то похожая на твою…..

– Ты мне ее расскажешь?

– Когда-нибудь, может быть. Я не слишком горжусь тем, как повел себя…. А сейчас, нам лучше пришпорить коней. До конца Дороги, осталось не более пяти кулломитров. Так что их можно и не жалеть. Надо до темноты разбить лагерь и постараться осмотреть хоть что-то….

И они осмотрели.

Хоть что-то.

А именно, – край дороги, обрывающийся в десятке саженей от горы. Словно бы обрезанный ножом.

– И что ЭТО, стажер?

– Не знаю!

– Но ведь это бессмысленно. Дорога начинающаяся от пустого места.

– Может дело в этой горе. Надо будет завтра забраться на нее, и внимательно осмотреть.

– Ты надеешься, найти там что-нибудь?

– Нет. Но было бы глупо, проехать двадцать кулломитров, и даже не попытаться…..

Он оказался прав. Ничего они не нашли.

Что такое двести пятьдесят кулломитров, для всадников едущих на прекрасных лошадях, по идеальной дороге? – четыре-пять дней пути.

Ну ладно, с караваном верблюдов – неделя с небольшим.

Даже если ехать очень осторожно, соблюдая все меры безопасности. Как положено, ездить по вражеской территории, – пять-шесть дней.

Если только не встретит непреодолимого препятствия.

Неладное Аттий Бузма почувствовал уже к концу первого же дня, который они провели двигаясь на восток.

Сначала он не придал этому значения.

Он не придал этому значения, поскольку, как мы уже говорили, последнее время и так постоянно чувствовал наблюдение за своей персоной, со стороны Миротворцев.

И то, что это, в целом насыщенное положительными эмоциями наблюдение, вдруг стало каким-то холодно-отстраненным, – он отнес к необычности обстановки, и общей нервозности отряда.

На следующее утро, – взгляд буравящий его спину, стал еще более холодным и колючим, а нервозность отряда возросла, и стала проявляться в мелких ссорах и перебранках. А потом, – вдруг все животные отказались идти вперед.

Ни ласки, ни побои, не смогли заставить коней и верблюдов, сделать хоть шаг в направлении востока.

А попытки заставить их двигаться, – кончилось отвратительной ссорой между самими миротворцами, чуть не перешедшей в побоище…. И только авторитет сотника Византия Полуса Актита, и десятников Гроса и Дисия Октиса Варона, смогли предотвратить его.

После этой ссоры, – Аттий Бузма и сотник Византий Полус Актит, почти одновременно пришли к выводу, что им опять надо хорошенько поговорить.

– Сотник, у меня тоже чувство, что и тогда в Горах. Помнишь, – я рассказывал тебе…..

– Я тоже знаю это чувство. Я уже испытывал его. И знаю, что дальше будет только хуже.

– Где и когда?

– Четыре года назад, когда я вел разведывательный отряд от озера Шассшискас по долине вытекающей из него реки…. Если подумать, – тогда мы тоже двигались к некой точке, к которой движемся и сейчас. Только шли мы к ней с юга….

– И что там случилось?

-….. Назад я привел только пол отряда.

– Перебили друг-дружку?

– Да.

– И что ты собираешься делать дальше? Как мы продвинемся вперед?

– Никак. Мы пойдем назад.

– Но Южный путь!!! Мы же должны…..

– Разве ты не понял стажер Аттий Бузма? – пути дальше нет! Он закрыт ЭТИМ.

Животные не пойдут дальше. А если я опять заставлю идти вперед людей, это опять кончится дракой и смертью.

– Я думал, – миротворцы не боятся смерти!

– Смерти в бою, – не боятся. Но смерти от руки своего же товарища…….

– Хорошо. Тогда я пойду один.

– Ты забываешься Стажер. Во-первых, я не отпущу тебя. Если будет надо, – прикажу связать. А во-вторых, я же тебе сказал, – пути вперед больше нет. Если даже миротворцы не могут тут пройти, – чего ждать от купцов? Пойми, – идти туда тебе нет смысла.

– Смысл есть! Ты говорил, что у меня есть секреты…. Ты был прав. И главный из них, – я служу в Ловчей Службе. Причем, если сравнить положение которое я занимаю там, – то я куда выше тебя по званию. И потому, могу игнорировать любой твой приказ.

Одновременно с этими словами, наш герой сделал что-то с пряжкой своего ремня, (той самой в виде дракона), в результате чего от нее отделилась какая-то пластинка, при ближайшем рассмотрении оказавшийся серебряным Знаком Доверия. Знак означал, что лицо предъявившее этот предмет, является лицом облаченным самыми высокими полномочиями именем либо одного из Соправителей, либо самого Мэра.

Различались пять степеней Знака Доверия, – Стальной, Бронзовый, Серебряный, Золотой и Алмазный. Причем последние два мог выдать только сам Мэр, либо начальник Дворцовой Гвардии.

Сотник Византий Полус Актит, внимательно осмотрел поданную ему пластину с выгравированным на ней гербом Мирного Соправителя и оттиском Имперской печати. Убедился в его подлинности, после чего ему осталось только подчиниться лицу данный Знак предъявившему.

– Надеюсь, твой разум еще способен сопротивляться ЭТОМУ настолько, чтобы понять, что то, что я тебе сказал, – абсолютно секретно и разглашению не подлежит ни под каким видом? – Спросил Аттий Бузма у вернувшего ему жетон сотника.

– Способен. Я конечно ждал от тебя чего-то эдакого. Но Ловчая Служба…, даже предположить не мог.

– Да? А командующий Укар, разгадал меня сразу, как только увидел как я обращаюсь с мечом! Я честно говоря боялся, что и среди других миротворцев найдутся подобные знатоки…. Но это к делу не относится.

…Мое задание, не просто найти Южный путь. В последнее время, наша Служба стала все чаще замечать явления, которые можно приписать действию колдунов. Есть подозрение, что и последнее горское восстание не обошлось без них….

Так что, – мое участие в этой Экспедиции, – повод снова забраться как можно глубже в Горы и попробовать найти какие-нибудь следы их деятельности. Я их нашел. И я не сойду со следа.

– Но ты погибнешь!!! Ты хоть представляешь…..

– Представляю! Ты даже не знаешь, насколько я ЭТО себе представляю. Та история которую я рассказал тебе, это только половина правды. Причем, – наименее страшная ее половина. …Да у меня поджилки трясутся от одной мысли, что мне придется сделать хоть шаг в ЭТОМ направлении. Но я его сделаю! …Сделаю, – потому что я Ловчий!!! И страх не может остановить меня.

– Красивые слова! Но хотел бы я посмотреть, как ты встретишься с колдуном лицом к лицу!

– Уже встречался. И убил его!

– Ты убил колдуна?!?! – в голосе сотника слышалось явное недоверие…..

– Я ведь кажется говорил тебе, что мое положение в Ловчей Службе, куда выше твоего звания сотника. И это не потому, что мне посчастливилось родиться в Благородной Семье, или потому, что мой папаша был генералом Ловчей Службы. А потому, что я чего-то стою!

Тут надо заметить, что Аттий Бузма вел себя необыкновенно дерзко и нахально. А так хвастаться своим положением и подвигами, – вообще-то было не присуще его натуре, и тем более, – правилам Ловчей Службы.

Причина подобного поведения была только одна, – он жутко боялся идти на встречу с колдуном в одиночку. И потому, бросал вызов сотнику Византию Полусу Актиту, надеясь, что уязвленная гордость заставит Миротворца преодолеть страх и осторожность. Конечно, он мог теперь просто приказать. Но…. Но когда Страх, окончательно одолеет его спутников, никакие Знаки Доверия, не удержат их в повиновении. Тем более Горы, это глухой неизведанный край…, многочисленные опасности…, он один, а их сорок девять……

Так что лучше будет, если они пойдут с ним добровольно. Или подчиняясь приказу своего командира.

Ему это почти удалось….

– Ну что ж, стажер Аттий Бузма. – сказал он после долгого раздумья. – Я отпущу тебя туда….

Но отряд останется здесь, а вернее, отойдет к тому краю дороги….

…Но сам я пойду с тобой! Очень уж мне хочется посмотреть, как ты управляешься с колдунами…..

– Я тоже пойду с вами…. – Раздался голос десятника Гроса, который привычно стоял в стороне и слушал их разговор. (И сотник и стажер, настолько привыкли видеть рядом с собой эту фигуру, что уже перестали обращать на него внимание). – Мне тоже интересно посмотреть что там дальше.

– Вообще-то Грос, я собирался оставить тебя за главного…. Но, пожалуй, с этим справиться и Дисий Аксис Варон. Так что твоя помощь будет не лишней.

– Вот и замечательно, – пойдем пешком. Надо будет взять побольше еды и воду. Палатки брать не стоит, – погода пока теплая. Из оружия, надо будет взять только арбалеты и кинжалы…. Мечи нам не понадобятся, – лишний вес, а против колдуна они……

– Стажер Аттий Бузма, может у себя на Ловчей Службе ты уже давно генерал, но тут пока еще командую я! И ты будешь подчиняться моим приказам, – это понятно?

– Да, сотник Византий Полус Актит!

К концу третьего дня, они дошли до трехглавой вершины, за которой, судя по описанию Юстиуса-путешественника, надо было сворачивать с этой удивительной дороги и снова топать по горам.

К этому времени они вымотались настолько, что с трудом разговаривали. Но это была не физическая усталость.

Постоянная необходимость сдерживать свое раздражение и обуревающую их злобу выматывало куда сильнее, чем многие кулломитры пути и тяжелый груз за плечами.

Каждый из них понимал, что эти чувства навеваются на них извне, и что подчиниться им, это верная погибель для всех. И каждый справлялся с ними как мог.

Легче всего это, как ни странно выходило у Гроса. За долгие годы в Армии, а особенно в «позорных» сотнях, он настолько привык контролировать свои чувства и эмоции, что справлялся с навеянной злобой, почти без труда. Что такое злоба, взявшаяся неизвестно откуда, по сравнению со злобой на начальство, намеренно пославшего тебя на гибель?

Аттию Бузме, для победы над злобой, пригодились уроки контроля, которым их обучали в Школе Ловцов.

Сотник Византий Полус Актит, – держался только на родовой гордости…..

– Вот похоже та гора, после которой мы должны свернуть с дороги…….

– Да Стажер, – похоже на это……

– Но мы туда не пойдем….

– Это ТЫ решил?

– Так подсказывает простая логика…. Мы ищем нечто странное, и куда логичнее найти ЭТО на этой Странной Дороге, чем где-то в Горах.

– …. Этого «странного» мне и так с избытком хватает…. Как ты думаешь, это «странно», что я хочу перерезать тебе глотку?

– Нет. Это нормально….. Для обстоятельств, в которых мы оказались…. Я тоже хочу примерно того же. Но у меня еще есть силы бороться с этим….

– Тогда забери мой арбалет. А то мне с каждой минутой все труднее справиться с искушением.

– Я не буду таскать за тебя твое…… Извини! Давай, я понесу.

– Ага! Сейчас! Так я и отдал тебе свое оружие…. Грос понесет….

Еще пару дней они ползли по этой Дороге. Разговаривать с друг-другом, они уже перестали. Они даже избегали смотреть друг на друга.

К постоянному психологическому напряжению, добавилось и физическая усталость. По ночам их мучили кошмары, так что они не высыпались. Ноги, привыкшие к стременам, гудели от ходьбы, спины ломило от тяжелого груза. От недостатка кислорода, на высокогорье кружилась голова и подташнивало.

Как ни странно, но первым сорвался Грос. Он сидел на камне, мучительно вспоминая очередной ночной кошмар, и вяло ковыряя вчерашнюю кашу.

Сотник Византий Полус Актит, просто отдал обычную команду собираться…..

Точно такую же, и точно теми же словами, которыми он отдавал ее каждое утро.

Но эта команда обрушила последние барьеры, за которыми Грос сдерживал свою ярость.

Сначала его вырвало. Прямо в миску с холодной кашей. Потом он отбросил ее в сторону. Выхватил кинжал и одним прыжком преодолел расстояние до сотника.

Он бы убил его одним ударом. Но нога попала на скатившийся во время камнепада на Дорогу камень, и ему понадобились доли секунды, чтобы восстановить равновесие. Сотнику хватило этих долей, чтобы толчком отбросить его от себя…. Грос отлетел прямо под ноги Аттию Бузме. Тот неторопливо поднял лежащий возле дороги камень, и спокойно опустил ему на голову. Потом быстро вскочил, на встречу бегущему на него с обнаженным кинжалом, сотнику.

Впоследствии, так и осталось невыясненным, кого собирался убить сотник Аттия Бузму, или Гроса, миротворцы больше никогда об этом не говорили.

Но расправа была короткой и жестокой. Поднырнув под нацеленные в его горло кинжал, Аттий Бузма со всей силы ударил своего командира ногой в пах, затем продолжая движение врезался локтем в его печень, и придавливая голову, и без того согнувшегося сотника к земле, добавил снизу коленом.

Сотник еще даже не успел упасть, а рука Аттия Бузмы, уже выхватила из ножен кинжал, и узкое гибкое лезвие устремилось к горлу противника.

К счастью, в последнюю секунду, он сумел обуздать свою ярость, и отвести удар в сторону, попав в плечо……

– Вам лучше возвращаться назад. – Сказал он своим товарищам, спустя примерно два часа. К этому времени, все уже успели очнуться от полученных ударов, и немного успокоиться. Тем не менее, Аттий Бузма не стал развязывать руки своим товарищам. – Идти дальше вместе, – верный способ погибнуть. У меня одного куда больше шансов…..

– На что? Самонадеянный мальчишка! Ты ведь даже не знаешь, ЧТО ты хочешь там найти. Ты просто упрямо идешь вперед!

– Может и так. Но я должен туда идти. Я чувствую это.

– Ты найдешь там только смерть….

– Может быть. Даже – «скорее всего». Но я зашел слишком далеко, чтобы останавливаться на пол пути…. Я больше не прошу вас сопровождать меня. Вы и так сделали больше, чем можно было ожидать от…. Более того, я не стану развязывать вас, чтобы вы не помешали моему уходу, или не увязались за мной из-за ложно понятого чувства долга.

Я прошу вас вернуться назад, хотя бы к тому месту, где мы вышли на эту проклятую Дорогу. Ждите меня там примерно два месяца. Если я не вернусь, – возвращайтесь в гарнизон…..

Через какое-то время, к вам подойдет человек. Он назовется вам моим родственником и предъявит такой же как и у меня Знак Доверия. Левый верхний угол этого Знака, должна пересекать неглубокая царапина. Такая же как и на моем Знаке. – Аттий Бузма достал свой Знак Доверия, и показал своим друзьям-пленникам царапину. – Убедившись что это тот самый человек, вы расскажете ему все что здесь произошло. А потом забудете всю эту историю как кошмарный сон.

Это очень важно, обо всем тут происшедшем и о Дороге и о колдунах, – вы должны молчать до конца своей жизни. Не хочу вас пугать, но если кто-нибудь из вас проболтается, – конец его жизни наступит очень быстро.

Впрочем, я уверен, что подобного не произойдет, ведь вы оба достоянные подданные Империи, доказавшие это своей безупречной службой. И потому умеете хранить государственные секреты и понимаете важность хранения подобный тайн.

– Но что мы скажем нашим товарищам?

– Скажите что на меня напало безумие и я убежал в Горы. Два месяца вы будете ждать меня в надежде на то что я выберусь. Потом у вас кончатся продукты, и вам придется вернуться назад.

– А твой Южный Путь?

– Этим будут заниматься другие люди…..

Ладно, сейчас я развяжу вам ноги, и вы пойдете назад. Думаю развязать руки для вас не будет большой проблемой. Особенно когда ваша злоба друг на друга пройдет, и вы сможете сотрудничать…..

После этих слов Аттий Бузма повернулся и побрел по Дороге. Первые шаги дались ему невыносимо тяжело. Ноги будто врастали в землю, заплечный мешок потяжелел в десятки раз, а воздух сгустился до состояния киселя. Но потом стало легче, словно он набрав некую скорость, стал двигаться по инерции.

Чем дальше он отдалялся от своих товарищей, тем легче ему было идти. Через несколько тысяч шагов он почувствовал, что все гнетущие ощущения прошлых дней, весь тот груз что давил на его плечи и душу, постепенно исчезает и на смену ему приходит непривычная легкость.

А потом он почувствовал Зов. Этот Зов был так силен, что Аттий Бузма продолжал двигаться даже после наступления ночи. Он шел в полной темноте, иногда спотыкаясь о скатившиеся на Дорогу камни. Пару раз он упал, до крови ободрав ладони, локти и колени. Но это его не остановило, поскольку боли он не чувствовал. Не чувствовал он и усталости, голода, или жажды. Он вообще ничего не чувствовал и ни одной мысли не заполняло его голову. Потому что там был Зов…..

(обратно)

Глава 9

– ….. Ну и я его убил!!!

– Неужели так просто?

– Я же говорю тебе, это был полубезумный старик. Он утверждал, что ему многие тысячи лет. Что он самый великий маг на свете. Что это он возвел Горы. Называл наших Великих героев жалкими щенками и молокососами, испортившими его прекрасный Мир.

…..Он нес еще много другой чуши, которую я не понял, да и честно говоря, не очень пытался понять…..

– Почему? Ведь это могло оказаться полезным в плане информации?

– Знаешь что дядюшка?!?! Возможно, рассматривать клеймо мастера на клинке, почти вспоровшем тебе брюхо тоже полезно в плане информации. Но я предпочитаю делать это после того, как убью того кто этот клинок держит……

-Но ты же сказал, что это был полубезумный старик?

– Но я не сказал, что он был безвредный! Он был силен и очень опасен. Страх который он насылал остановил полсотни миротворцем, почти за сто кулломитров от его пещеры.

А его безумие, делало его опасным вдвойне. Никто не может сказать, что придет в голову безумца. А что может придти в голову безумного колдуна?

Так что я прикончил его, и почувствовал огромное облегчение….. И миротворцы, за сотню кулломитров от того места тоже почувствовали облегчение, и смогли двинуться вслед за мной. А я двинулся им на встречу……..

– Так что же произошло Стажер Аттий Бузма? – спросил его сотник Византий Полус Актит.

– А почему ты здесь, а не на пути к отряду?

– Вчера я почувствовал странное облегчение. Злоба и усталость внезапно спали с меня. Я понял, что ЭТО закончилось. Тогда я послал Гроса, за нашими ребятами, а сам пошел за тобой. Так что же случилось?

– А что могло случиться, – устало переспросил Аттий Бузма, – я убил эту сволочь!!!!

– Ты смог?!?! Как?!?!

– Тебе этого лучше не знать, сотник Византий Полус Актит. Уж поверь мне, есть вещи слишком тяжелые для плеч неподготовленного к подобному грузу человека! Не обижайся, пожалуйста! Мне сейчас будет слишком тяжело разбираться еще и с этим…..

Византий Полус Актит, снова внимательно посмотрел в усталое, и словно постаревшее на десяток лет лицо своего стажера. Тяжело вздохнул, подумав про себя, что и за все богатства мира не захочет приобщиться к ПОДОБНЫМ тайнам и спросил.

– И что теперь?

– Пойдем дальше искать Южный Путь.

-А что скажем остальным?

– Скажем, что встретили Зло и победили его. Без подробностей.

– А …. Как теперь с тобой?

– В каком смысле?

– Ну….. в смысле субординации? Ты ведь…..

– Я все еще стажер на собственном обеспечении. Которого призвали в Армию для нахождения Южного Пути. Это все!

– Ты неплохо поработал Малыш. Сделанное тобой высоко оценили и в Охотничьем Совете, и даже в самом Дворце. И конечно, особенно благодарны тебе МЫ, те, кто заботится о будущем Империи.

Прежде чем пойти дальше, следую указаниям Юстиуса-путешественника, наш герой «пригласил», сотника Византия Полуса Актита, и десятников Гроса, Дисия Оксиса Варрона и Ватия Малика, проехаться с ним до пещеры колдуна.

Конечно данная просьба-приказ формально исходила от сотника, но инициатива исходила от Аттия Бузмы.

В качестве охраны, (опять же по настоянию Аттия Бузмы), был взят десяток Ватия Малика, в котором, по странному совпадению, (действительно странному), все бойцы носили по три имени. И какому Имени!!! Двое, даже приходились дальними родственниками самому Мэру!!!

И вот, всем этим достойным людям для начала было рассказано о победе стажера Аттия Бузмы над страшным колдуном, после чего была предъявлена и сама пещера страшного колдуна.

И чего только в ней не было! Вернее, – «А что же в ней было, и что означают все эти вещи?».

Большинство найденных там предметов действительно было невозможно опознать. Иногда даже не ясно было, является ли та или иная вещь Предметом, обломком Предмета, или просто мусором. Впрочем книги, зеркала, какие-то посохи, банки с непонятными зельями и травками, загадочный котел со странными символами внутри и снаружи, а также амулеты(?), талисманы (?), и…, статуэтки непонятного происхождения говорили сами за себя.

Правда о степени «магичности» той или иной найденной вещи, наши друзья могли только догадываться.

Тем не менее, большинство из найденных вещей было упаковано, навьючено на лошадей и верблюдов и отправлено в Город под охраной все того же десятка Ватия Малика.

Наш герой допустил ошибку, не взяв с каждого бойца строгой клятвы о Неразглашении. Так что те, прибыв в Город, поделились узнанным со своими семьями. Конечно втайне, ибо не гоже для столь ответственных граждан сеять панику…, но….

Но примерно через пару недель, после прибытия этого десятка, каждый Горожанин знал, что страшное древнее ЗЛО вернулось……

-И что будет дальше?

-А дальше племянничек начинается самая работа. Ловчая Служба уже получила Особые Полномочия для расследования появления колдунов. Таких полномочий у нас не было лет уже так шестьсот!!!!! Ты осознаешь грандиозность нашей победы?!?!

– Это еще не победа, это только инструмент для достижения победы.

-Да, но как приятно, после всех этих лет лизания Высокорожденных задниц, перестать разыгрывать из себя лакея на их светских увеселениях, и начать Служить Империи!

…..Ты бы только видел этих Благородных снобов. Они дрожали, они так испуганно заглядывали мне в глаза снизу вверх, и ловили каждое мое слово, словно бы это было Откровение Понтифика. Они……….

….Что с тобой Аттий Бузма, ты не слушаешь меня?

– Они ловили каждое твое слово, словно бы это было Откровение Понифика…. А впрочем, ты прав дядюшка. Я что-то действительно стал каким-то рассеянным. Этот злыднев колдун забрал у меня слишком много сил. С тех пор как я вышел из его пещеры, я постоянно чувствую усталость….. И мне как-то стало скучно думать о разных мелочах, вроде Империи. Наверное, я просто устал. Это должно пройти, когда я как следует отдохну…..

Аттий Бикм, внимательно посмотрел на своего протеже. Вид у него действительно был неважный. Лицо осунулось, плечи, как будто стали еще уже, а спина кажется, сгорбилась.

И вообще, он весь, словно состарился. Не повзрослел, что было бы нормально для шестнадцатилетнего пацана, а именно состарился. Стал рассеянным, невнимательным, постоянно упускал нить разговора, что для Ловца было верхом служебной некомпетентности. И почти постоянно был погружен в какие-то свои думы. И Аттий Бикм, готов был отдать половину дохода своего Торгового Дома, чтобы узнать, что это были за думы.

Конечно, наверное это сказывалась усталость после почти пятимесячного похода и битвы с Колдуном….. Но Аттий Бикм, своим прожженным нутром бывалого Ловца, чувствовал за этим что-то другое. И не мог понять что. И это бесило и пугало его.

-…..Но сначала, ты покажешься лучшим врачам Города, племянничек. А отдыхать будешь на моей вилле под Медиоланом, там замечательно побережье, чудесный воздух, дивные пляжи……

Взбодрись, ведь ты же сегодня Герой номер один! Весь Город говорит только о тебе. – «Тот самый Аттий Бузма, чьи необыкновенные знания и рвения к наукам, открыли для Империи давно забытый Южный Путь…. И чья самоотверженность, смелость и патриотизм, позволили вновь отыскать его»…. – Это то, что говорят в открытую.

«Тот самый Аттий Бузма, который пошел в Горы, и один уничтожил, то ли Колдуна, то ли Дракона, который то ли закрывал проход на ту сторону Гор, то ли сторожил клад с несметными сокровищами, и перед кем уступила целая сотня Миротворцев, а этот простой купец….». – Это то, о чем шушукаются между собой.

– Твоя работа?!?!

– Естественно.

– А не слишком ли…..

– Нет. В самый раз. Сейчас как никогда Империи нужны герои. Именно Герои. – Чистые, смелые, бескорыстно преданные Империи. И умные!

Умные и образованные! Те, кто не просто слепо топчет старую дорожку своих родителей, а идет дальше, к неведомым горизонтам и дальним странам!

Аттий Бузма внимательно посмотрел на своего названного дядюшку и спросил; –

– А почему бы тебе самому не стать подобным Героем? Из всех известных мне людей, – ты самый преданный патриот Империи.

…. А действительно, – объясни мне дядюшка, что толкает тебя на эти авантюры? Ведь власть, большую чем есть у тебя сейчас, ты не получишь….. А рискуешь ты не просто головой. Если твои аферы станут известными Сенату и Меру…, твоя смерть будет настолько мучительной, что мне даже страшно об этом подумать. Так что же тебя толкает тебя на все ЭТО?

Дядюшка Бикм, посмотрел в глаза своего племянника, и прочел там такую неприкрытую мольбу, словно бы от его ответа зависела жизнь вопрошающего.

Это неприятно удивило и даже напугало его. Конечно, каждый Ловец время от времени задавался вопросом, – «Для чего?». И раздумья над этим вопросом, частенько были очень мучительными. И это было нормально, потому что Ловцы не были просто слепыми исполнителями. В Ловчую Службу набирали только талантливых и способных мыслить людей. И с помощью долгого обучения, развивали и оттачивали эту способность. А каждый думающий человек, обязательно должен был время от времени сомневаться в том, что он делает, и чему служит.

Но то, что было написано в глазах всегда сдержанного и закрытого Аттия Бузмы, далеко зашкаливало за понятие «норма». И оттого в своем ответе Генерал Викт, был особенно осторожен, и максимально честен.

– Понимаешь Малыш, – Я люблю Империю. Просто люблю. Уже давно не задумываясь, – «почему».

Я ведь тоже, когда-то был никем. Сыном подмастерья. …. В те годы, кузнечное ремесло в Медиолане было на подъеме. (Я ведь родом из Медиолана). Началась программа обновления флота, создавался Имперский Морской Легион. Плотники, кузнецы, парусных дел мастера, оружейники – все кто был связан с кораблестроением и изготовлением оружия, просто купались в Имперском золоте.

И даже подмастерье, наподобие моего отца, мог тогда позволить себе послать своего сына в школу. А там на меня обратила внимание Ловчая Служба. Меня забрали из семьи, и отправили в Ловчую Школу…..

Поначалу, я, (как и ты) возненавидел и Школу и Ловчую Службу, и все что связанно с понятием Империя. Но от ненависти до любви, – один шаг. Постепенно, поумнев, я понял, что Ловчая Служба дала мне то, чего лишено большинство людей, – Цель в жизни,

Цель, – большую, чем просто выжить, наплодить детей, и сдохнуть….

С тех пор я живу не для себя. Я живу ради Империи, и надеюсь умереть ради нее. И если эта смерть будет такой, что даже тебе страшно о ней думать, – я готов ее принять.

– То есть, ты просто выбрал для себя некий Смысл Жизни, и подчинил ему все свои помыслы и устремления?

– По большому счету да!

– А если ты ошибся? Если твой Смысл Жизни, это пустые слова? Морковка, подвешенная перед глупой мордой тупого осла?

– Может быть это и так. Может быть мой Смысл жизни, не имеет смысла…, в твоих глазах. Но я предпочту жизнь с фальшивым Смыслом, чем просто бессмысленное существование, которое ведут девять человек из десяти.

– Что ж, – тебе хорошо, ты нашел свой смысл жизни, а вот я……

– Эй Аттий Бузма, мой дорогой племянник, что гнетет тебя? Мне казалось, что ты уже нашел свое место в жизни и………

– Нет дядюшка, это ты, нашел мне место в жизни. И оно полностью устраивало меня, пока мне на нем приходилось лишь дегустировать вкусную еду, носить чистую одежду, и блистать на светских раутах….. Но столкнувшись лицом к лицу с…. А ведь это даже не смерть…. Знаешь дядюшка, то что приходится испытать столкнувшись лицом к лицу с этим…, оно куда страшнее чем смерть. Ведь тот колдун мог не убивать меня, а просто вынуть душу, сделав своим рабом. Он мог заставить меня умереть от страха, мог приказать перерезать себе глотку….Находясь рядом с подобным существом, ты чувствуешь себя таким маленьким, таким ничтожным, и таким беспомощным.

Это было куда страшнее чем дыба Старших Братьев, или нож Прокада-проходимца, приставленный к моему горлу. Тогда я был связан, но и то чувствовал в себе гораздо больше сил для борьбы, чем когда стоял с заряженным армейским арбалетом, перед этим старикашкой.

…Это заставляет задуматься о том, – стоит ли то, что ты делаешь…., нет, не так, – стоит ли то, ради чего ты это делаешь, подобному риску.

В тот раз мне повезло, колдун был безумен, он почти не сознавал что делает, и меня скорее всего воспринимал как часть своих безумных бредней. Он кажется видел во мне не то своего сыны, не то внука, не то потомка чуть ли не в сотом поколении, и потому отнесся относительно благожелательно. Только потому я и смог пристрелить его в спину…. Но если я встречу не безумного мага, а вполне даже здорового, – он раздавит меня с большей легкостью, чем я раздавлю муравья….

…Другой конец Дороги, обрывался перед входом в пещеру. Вместе с окончанием Дороги, закончился и безумный ночной марш нашего героя. Та одержимость, что заставляла его двигаться вперед, внезапно исчезла. Ноги сразу отяжелели, тело налилось усталостью, а спинузаломило от тяжести вещмешка. Он устало опустился прямо на Дорогу и стал разглядывать выход из пещеры. Потом встал…..

…Некоторое время он колебался, прежде чем войти в эту пещеру. Нет, она выглядела совсем не страшно, скорее наоборот, – она словно бы звала его. Но Аттий Бузма чувствовал, что войдя туда, он бесповоротно изменит свою жизнь.

Наконец он взял себя в руки и сжимая, (больше для храбрости) в руках взведенный арбалет, вошел в пещеру.

В первый момент он ничего не увидел. Но когда его глаза привыкли к полумраку пещеры, он заметил сидящего у противоположной стены ветхого старичка. И сам старичок, и пещера, в которой он обитал, выглядели весьма непрезентабельно.

Пещера, или скорее большой грот, имела шагов десять в глубину, и двадцать в ширину. Середина ее еще была расчищена от камней, и имела относительно ровную поверхность, но по краям, – так густо была завалена всяким мусором и хламом, что производила удручающее впечатление помойки.

Столь же удручающее впечатление производил и сам обитатель пещеры. Своими лохмотьями, всклоченными волосами и бородой, он напомнил нашему герою одного знакомого помоешника. Разница была только в том, что старичок производил впечатление вполне упитанного человека. Да и в пещере, несмотря на внешнюю схожесть с помойкой отсутствовал ее характерный аромат.

Старичок сидел у противоположной стены, и казалось, спал. Однако стоило только Аттию Бузме заметить его, он сразу открыл глаза и приветливо улыбнулся.

– Так вот ты какой малыш! Очень приятно видеть тебя тут…. Хочешь есть?

– Кто ты? И что…….

– Я вот признаться всегда любил поесть. Уж казалось бы, за столько лет подобная привычка могла бы уже и (хи-хи-хи), – приесться, но ничего не могу с собой сделать. Люблю!!!

После этого, прямо перед глазами изумленного Аттия Бузмы, прямо из воздуха начали материализоваться десятки тарелок, мисок, плошек, кувшинов, котелков, чанов, горшков, и прочей посуды, набитой самой разнообразной снедью.

– Как ты это делаешь? Ты колдун?

– Колдун? Так называют нас эти непотребные людишки. А мы – Маги!!!

… А еда…, это так мелочи, стыдно сказать, но мне теперь приходится воровать ее с чужих кухонь, хотя когда-то я мог………. А все это тот ничтожный придурковатый Отступник со своим дурным выкормышем…. Это они испоганили магию. Они украли у нас наше всевластие. Когда-то я был равен богам. Я был выше богов. Я имел власть над материей, я повелевал пространством, а кто я теперь?

…. Нет, вот ты скажи мне мальчуган, – кто я теперь? Молчишь!!! И правильно, – молчи. Если я услышу хоть слово о том, что некогда великий Верховный Учитель, стал обычным ремесленником, наподобие деревенского колдуна, – я испепелю тебя молнией…, я обрушу на твою тупую голову потолок этой пещеры, я превращу тебя… НЕТ! Я теперь не смогу превратить тебя ни во что, потому что…. ПОГАНЫЙ ОТСТУПНИК!!!! Это все он, и его выкормыш…. А ведь когда-то я повелевал тысячами магов. Они лебезили передо мной, пресмыкались, ползали на брюхе. Они мечтали, чтобы я отметил их, пнув ногой….. А кто я теперь???????

Лицо этого старичка исказила гримаса такой ненависти и злобы…. Он был так жалок…, и так страшен одновременно, что наш герой не выдержал, и быстро вскинув свой арбалет, выстрелил ему в грудь……

Ох, не нравился в последнее время Аттию Бикму его племянник.

Нет. Он был молодец. Он все делал правильно. Он говорил нужные слова нужным людям. Он ходил на многочисленные приемы и производил там правильное впечатление…. Но!!!!

Аттий Бикм, чувствовал, что этот поход изменил его. Сильно изменил. Куда сильнее, чем хотелось бы Генералу Викту.

Он не просто обогатил его жизненным опытом и новыми впечатлениями. Нет. Он что-то поменял в его мировоззрении. И Аттий Бикм не знал ЧТО.

И Аттий Бузма, явно не хотел чтобы дядюшка узнал, что такое это «ЧТО». Он стал скрытым. То есть он и раньше был скрытым. Но тогда, раньше, Генерал Викт легко смотрел сквозь эту «скрытость» и читал в душе своего воспитанника примерно с такой же легкостью, с какой читал бы книгу в начале вечернего сумрака.

Но теперь в душе Аттия Бузмы была тьма. И как бы Генерал Викт не вглядывался в эту тьму, он ничего не видел. И это пугало его.

Время шло, а обещанный отдых все откладывался. Многочисленные обязанности официально признанного Героя, оказались на редкость утомительной штукой.

Еще более утомительной, чем само «официальное признание».

А оно было очень даже официальным.

Сначала, в статусе Героя его утвердила Чрезвычайная Сессия Второй Торговой Гильдии.

После официального доклада о нахождении Южного Торгового Пути, нашему герою была устроена торжественная овация и восхваление. На шею ему повесили золотую цепь Почетного Торговца. И Вторая Торговая Гильдия, пообещала оплачивать пятую часть его налогов, в первые три года после вступления Аттия Бузмы в полные права Хозяина Торгового Дома Аттиев.

Затем последовал доклад на Охотничьем Совете Ловчей Службы. Про Южный Путь там говорили мало, но вот подробный рассказ о схватках с обоими колдунами выслушали очень внимательно. Конечно не обошлось без критики. (Если бы Аттий Бузма не торопился бы так с этими убийствами, он смог бы собрать куда больше информации).

Но в целом его действия были признаны правильными. Более того, было отмечена мужественность и находчивость нашего героя, его преданность Империи и Ловчей Службе, а также верное понимание первостепенных задач охраны Империи.

Аттий Бикм предупредил его, что среди членов Охотничьего Совета есть только два человека, (помимо его самого), участвующих в Заговоре Обновления (так это называлось).

И потому Аттия Бузма должен быть особенно осторожен.

– «Дураков в Охотничьем Совете не держат. Более того, – там заседают сплошь отменные врали и ловкачи, чующие малейшую ложь и замечающие каждую неувязочку в показаниях. И обмануть их будет делом почти невозможным».

Они долго прорабатывали и репетировали версию, которую наш герой должен был изложить совету. Вранья там не было и на десять процентов. Но и эти десять процентов могли насторожить членов Совета. А если они почуют неправду, они вцепятся в нее всеми своими зубами, щупальцами и когтями, и будут копать до тех пор, пока истина не выплывает наружу.

Но они не почуяли. Или по крайней мере, не почуяли ее в главном. А вранье в мелких деталях, это специфика работы Службы. В конце-концов, разные подразделения Службы были почти полностью автономны, и делиться подробностями своей работы с другими подразделениями были не обязаны.

Так что, в общем и целом, – Охотничий Совет, высоко оценил проделанную Аттием Бузмой работу. Он утвердил его статус Свободного Ловца, добавив ему к тому же право привлекать себе в помощь другие подразделения Службы, численностью до десяти. Но не вывел из-под руководства Генерала Викта, вплоть до окончания операции «Наследник».

«Наследник», был продолжением старого проекта «Дом Аттиев», по созданию Агента влияния, в купеческой среде.

Обычно практика использования подобных агентов, применялась в отношении соседних государств. (Особенно многострадального Коллопа). Но после последней насильственной смены династий Мэров, Охотничий Совет Ловчей Службы, пришел к выводу о необходимости создания подобных агентов и внутри самой Империи. Они внедрялись в разные слои общества. Преимущественно в Армию, купечество и чиновничий аппарат. Совмещая вполне обычную жизнь, с обязанностями Ловца, эти агенты внедряли в жизнь той части общества, с которой работали, нужные для Службы (и Империи) идеи и настроения.

Но дядюшка Бикм, предназначил для Аттия Бузмы несколько иную роль. Он должен был стать ГЕРОЕМ. Этот смелый проект, пришел в голову Генералу Викту, после первого возвращения его воспитанника с Гор.

Именно Герой, мог взломать тот, ранее неприступный для Службы барьер, который отделял мир Благородных, от остальной Империи. И несмотря на кажущуюся парадоксальность выбора личности Героя, он был верен.

Все иные сотрудники Ловчей Службы, как бы хорошо их не обучали, все равно оставались неспособны сломать рамки кастовых ограничений, наложенных далеко в детстве. Они были способны играть разные роли, но роль Хозяев Жизни, каковыми были Благородные, оставалась для них недоступной.

А Аттий Бузма был существом вне рамок и ограничений. Он искренне считал, что имеет право на все, что сможет урвать от жизни. И ни право рождения, ни тысячи поколений предков не смогут помочь, или помешать ему взять свое.

Когда генерал Викт, это понял, его словно озарило, – «Вот человек, которого Империя ждала последние пятьсот лет!». – Подумалось ему. – «Он сможет сломать все сословные и кастовые барьеры…. С моей, естественно, помощью».

Конечно, – ни другим руководителям Ловчей Службы, ни даже самому Аттию Бузме, знать этого не полагалось. Для первых, – он лишь создавал Лидера, который сможет контролировать Вторую Торговую Гильдию. Для чего ему и понадобиться вся та Слава, которую ему активно «нарабатывают», разные подразделения Службы.

А что касалось самого Аттия Бузмы…. Пусть уж он лучше думает, что добивается всего сам. Генерал Викт, уже раскусил характер своего воспитанника, и понял что тот шарахается от намеченных ему другими путей, предпочитая искать свои. Вот пусть и ищет, а добрый дядюшка будет лишь подталкивать в правильном направлении.

Вот например, покажет ему Здание Сената изнутри…..

\

– Вот Аттий Бузма. Вот то самое место, где тысячи лет принимаются решения, влияющие на судьбы всего мира!!!! Одно-два слова, сказанные здесь, и начинается новая война. Удачная шутка может снизить или поднять налоги, обрекая тысячи людей на нищету или богатство. А брошенная вскользь фраза, – начинает строительство огромного здания, плотины или моста…..

… Ты чувствуешь благоговение, находясь в этих стенах?

Аттий Бузма прислушался к своим чувствам и сказал – Нет, не чувствую. Здание конечно красивое и богатое, но меня это не трогает…

– Эх племянничек, какой же ты все-таки дикарь. Просто удивительно, – исконный Горожанин, и при этом такой дикарь! Тебе бы в Северные Леса к тамошним дикарям. Впрочем, я тебя за это и ценю. …Ладно, ты все помнишь?

– Дядюшка, разве я хоть когда-нибудь, что-нибудь забывал?

– Ну в обычной жизни нет. Но ведь…. А впрочем – ты же дикарь. И выступление перед самыми могущественными людьми Империи и даже перед самим Мэром тебя волнуют не больше чем…..

– Но ведь за этот ты меня и ценишь?

– Да. Именно за это.

– Мой сын говорил мне много хорошего о тебе Аттий Бузма – сказал спустя три часа нашему герою, человек с черно-оранжевой перевязью Сенатора через плечо. – Я признаться тогда не очень одобрял это его увлечение…., человеком твоего статуса. Но сегодня ты и на меня произвел самое достойное впечатление.

– Благодарю тебя Сенатор Цинт Винус Кавдис, за твои добрые слова…..

…Два из этих трех часа, наш герой и его дядюшка просидели в приемной палате Сената.

Наконец его, (без дядюшки), пригласили в Главный Зал.

….Это было огромное помещение круглой, или даже скорее сферической формы. Сверху, Главный Зал накрывал купол, с изображенными на нем подвигами Четырех Героев. А расположенные в несколько рядов, уступом скамьи, проходящие вдоль стен, создавали иллюзию нижней полусферы шара.

На одной стороне, (восточной, как писалось в книгах), эти скамьи прерывались, выгораживая особый сектор. В этом секторе стоял трон Мэра, (ныне пустующий), а значительно ниже его, располагалась длинная скамья, на одном конце которого сидел некий благообразный старичок, а на другом дюжий детина с внешностью профессионального рубаки. И без наставлений дядюшки, Аттий Бузма знал что это Мирный и Военный Соправители Мэра.

Расфуфыренный и надменный Пристав, ввел нашего героя в этот зал, через особенный вход, располагающийся в полу.

Это впечатляло, – узкий, тесный лестничный проход, внезапно приводил в огромный зал с высоким куполообразным потолком. Резкий переход из темноты к свету слепил глаза, высокие скамьи с сидящими на них богато одетыми людьми сдавливали небольшую арену, на которой стоял вошедший, и он, поневоле начинал ощущать себя ничтожной букашкой, которую рассматривают в увеличительное стекло.

Пристав объявил о том кто такой Аттий Бузма, и с какой целью был сюда вызван. Потом его привели к присяге, на которой он поклялся всеми Богами Империи говорить только правду. После чего нашему герою устроили форменный допрос.

Несмотря на некоторую грубость, или скорее пренебрежительность тона задаваемых вопросов, этот допрос нельзя было даже отдаленно сравнивать с тем, который устроили ему на Охотничьем Совете Ловчей Службы. Так что наш герой быстро справился с первым приступом смущения и отвечал довольно бойко, под конец даже позволив себе несколько колкостей при ответе на особо бессмысленные и тупые, с его точки зрения, вопросы. Что впрочем не вызвало негативной реакции у большинства присутствующих.

По окончанию допроса, Пристав вывел Аттия Бузму из Зала, передав ему «просьбу» Сенатора Цинта Винуса Кавдиса, дождаться его для приватной беседы.

Сенатор не заставил себя долго ждать (не больше получаса), и вскоре почтил присутствием своей персоны Приемный покой Сената, где его и дожидались наш герой и его дядюшка.

Сенатор не стал тратить свое драгоценное время на приветствия и формальные представления всех присутствующих и сразу приступил к делу.

– Мой сын много говорил о тебе Аттий Бузма, – сказал Сенатор, разглядывая нашего героя словно экзотическую зверушку. – Я признаться, тогда не очень одобрял это его увлечение человеком…, твоего статуса. Но сегодня ты и на меня произвел самое благоприятное впечатление.

– Благодарю тебя Сенатор Цинт Винус Кавдис, за твои добрые слова. И благодарю твою память, запомнившую простые имена, простого торговца.

– Не так-то ты прост…, Аттий Бузма. И не такой уж ты торговец…, Аттий Бузма. – Сенатор явственно выделял родовое имя Аттий.

– Не знаю что ты имеешь в виду Сенатор Цинт Винус Кавдис, но полностью доверяю твоему мнению.

Сенатор как-то очень по-молодому расхохотался и сказал, – Вы Аттии старые прохиндеи. Мой род поддерживал с вами связь, еще при моем прадедушке. Мы оказали друг-другу немало услуг, и появление такого достойного наследника как ты Аттий Бузма, говорит мне о том, что эта связь не прервется еще очень долго.

Сегодня в моем дворце будет маленький ужин для нескольких близких людей. Я буду рад, если и ты придешь…, вместе со своим дядюшкой. Оттон тоже рад будет тебя повидать.

– Благодарю тебя Сенатор Цинт Винус Кавдис. Твое приглашение, – большая честь для Дома Аттиев. И если тебя не затруднит, – передай мой привет своему сыну, – Благородному Цинту Винусу Оттону.

Сенатор не стал отвечать. Вообще-то он и дослушивать не стал. Озвучив предложение, и не допуская даже мысли, что оно будет отвергнуто, он повернулся спиной к своим собеседникам, сделав во время поворота жест не то прощания, не то благодарности, не то отказа от вышеупомянутой благодарности. Так что последние слова Наследник Аттиев договаривал уже в удаляющуюся спину.

– Ну, и что ты об этом думаешь дядюшка, – спросил наш герой, когда спина Сенатора удалилась на достаточное расстояние.

– Слишком рано…. Слишком быстро….

– Что именно?

– Это вот…, – «Буду рад если ты придешь….».

-А когда это должно было произойти по твоим расчетам?

– Где-то через месяц. После аудиенции у Мэра.

-А Мэр собирается дать мне ее?

– Ты уже стоишь в списке….

– Ну значит Сенатор Цинт Винус Кавдис, заглянул в этот список, и решил сыграть на опережение.

– Заглянуть в этот список не так-то просто, даже для Сенатора. А вернее, как раз для Сенатора, это почти невозможно. Но другого объяснения я не вижу, а ты?

– Ну разве что это приглашение исходит не столько от Сенатора, сколько от его сына. Хотя с другой стороны, эти двое, кажется вполне успешно умудряются жить абсолютно параллельными жизнями. Тот факт что они разговаривают, а тем более обо мне, – стал для меня открытием.

… А что он там говорил о давнишней связи наших семейств дядюшка? Он вообще-то в курсе, кто такие Аттии, или просто делает многозначительную мину?

– Скорее догадывается, чем знает. Мы действительно выполняли кое-что, по поручению его прадедушки, и кое-что делали для его отца. Ну и соответственно, – получили ответные услуги. Но такие же услуги могли оказать ему и Старшие Братья, и…. другие… организации. Так что о нашей принадлежности к Службе, он может только догадываться.

– Ты пойдешь сегодня со мной на этот ужин?

– Мое приглашение, было скорее данью вежливости. Им нужен ты. Так что проявим смекалку и вовремя заболеем.

– И что будет болеть у моего дражайшего дядюшки?

– С тех пор, как я познакомился с тобой Аттий Бузма, у меня все время голова болит… обо всем.

В нужный момент, Аттий Бузма подъехал в шикарном паланкине, к дому, где уже бывал несколько раз. Правда тогда, он подъезжал не к парадному подъезду, а к «холостяцкому лазу», расположенному за углом дома.

Одни только статуи морских чертей, что поддерживали крышу портика этого Парадного, стоили больше чем весь дом Аттиев. А весь дворец, стоил в несколько раз больше, чем все имущество Торгового Дома Аттиев.

Может быть придавленный этой демонстрацией богатства, а может по какой другой причине, но наш герой несколько заробел, когда начал подниматься по шикарной мраморной лестнице, что вела в покои семейства Цинтов.

Впрочем, уже на середине этой лестницы он был перехвачен стайкой расторопных слуг и стремительно брошен в круговорот светской жизни.

-…..А вот друзья мои, позвольте представить вам моего хорошего друга, Аттия Бузму. Поверьте мне, это молодой человек с очень достойным будущим……

Аттия Бузму представили дюжине полулежащих за небольшими столиками мужчин, весьма преклонного возраста. Замечательная память нашего героя сразу подсказала ему, что все эти лица он сегодня уже видел в Сенате. Он даже помнил, где именно они сидели. И тут выявилась первая странность, – судя по всему, тут собрались представители разных политических партий.

Имен присутствующих, ему тоже почему-то не назвали. Толи это было не принято в высшем обществе, то ли их пытались скрыть…. То ли подразумевалось что ТАКИХ людей, он обязан знать в лицо…..

Впрочем, восьмерых из этой дюжины он знал. Вычислить остальных при желании тоже не было бы большой проблемой, так что вряд ли стоило искать тут некий заговор…..

…. Однако, почему они все уже тут? Неужели он приехал последним?

– Благодарю тебя Сенатор Цинт Винус Кавдис, за столь лестные слова обо мне. Ты слишком добр к столь незначительной персоне как твой покорный слуга…. Но неужели я пришел последним?

– О, нет-нет, мой мальчик. Ты пришел как раз вовремя, в отличие от всех остальных приглашенных…. Боюсь, они позволят себе опоздать где-нибудь на час, а то и два.

А то что ты сейчас видишь, это лишь неформальное заседание подкомитета курирующего торговлю кожами…..

…. Мы тут обсуждаем разные, не слишком интересные молодому человеку дела…., тебе это будет не интересно.

…Но мой сын будет счастлив увидеть тебя, пусть слуги проводят тебя в его покои.

– О…! Приветствую тебя друг Аттий Бузма! Как я рад тебя видеть, в Городе говорят только о тебе….

Цинт Винус Оттон, встретил своего приятеля, полулежа в широком кресле-диване, одетый в простой домашний костюм. Несмотря на довольно ранний час, он уже был слегка пьян. Но его лицо выражало искреннюю радость при виде друга.

– И тебе привет Цинт Винус Оттон. Я тоже рад видеть тебя. – После этих слов, наш герой подошел к стоящему напротив, такому же просторному креслу, и не церемонясь развалился в нем. – Слушай друг, ты случайно не знаешь, какого Злыдня, твой отец пригласил меня на ужин, и почему никто из гостей не появился. Ваша семья в чем-то провинилась?

– Ха. Аттий Бузма, ну ты и шутник. Ужин о котором ты говоришь, состоится лишь через пару часов…. А пока можешь смело наливать себе вон из того кувшина.

– Но твой отец ясно сказал – «К часу верблюда…». (Чудесное вино).

– Это лишь светская условность. Запомни друг, если и впредь собираешься вращаться в Высшем Свете, – у нас принято опаздывать на светское мероприятие, как минимум на час.

Соответственно, хозяин объявляет всем гостям, что мероприятие начнется на час раньше, в надежде что все придут вовремя. Но все зная это, опаздывают на пару часов. И хозяин, зная что так и будет, велит готовить ужин с двухчасовым опозданием.

– М*да мне это странно. У нас у купцов, точность – высшая добродетель! Опоздать на час, означает оскорбить хозяина дома….

– Я это знаю, и если собираюсь посетить дом купца, стараюсь придти вовремя. Но у нас свои «добродетели». Одна из них, это явиться на бал последним…

– В чем же тут добродетель?

– А в том, что на того кто явится последним, будут обращены взоры всех присутствующих….

– И….???? – удивленно протянул Аттий Бузма.

Цинт Винус Оттон рассмеялся и пояснил – Последним, приходит самый главный, и самый значительный гость. Тот, кто своим приходом делает одолжение хозяину дома.

– Для моего простого купеческого ума, это слишком сложно.

– Приучайся к нашим правилам друг Аттий Бузма, если и впредь собираешься вращаться в нашем обществе.

– С какой стати друг Цинт Винус Оттон, мне простому купчишке позволят сунуть мой испачканный деньгами нос в ваш Высший Свет? Мне вообще странно, что я сегодня здесь….

– Ну…. Ты ведь здесь уже не первый раз! – слегка обиженно произнес Сын Сенатора.

– Здесь, в этой комнате, не первый. Но я был в этом доме, как твой гость. А ты, (уж извини за прямоту), всего лишь светский бездельник, который может приглашать в свой дом хоть золотаря, если ему взбредет в голову такая блажь.

Но сегодня меня пригласил твой отец, Сенатор Цинт Винус Кавдис. А это уже совсем другой уровень.

– Ну спасибо что указал мне на мое место, друг Аттий Бузма. – С наигранной обидой и веселыми искорками в глазах сказал Цинт Винус Оттон. – Впрочем, – ты как всегда прям, и как всегда прав. Мой отец, похоже и правда имеет на тебя какие-то виды. Позавчера он лично соизволил посетить эти покои, (чего не делал уже почти два года), и удостоил своего непутевого отпрыска, продолжительной беседой о ТЕБЕ, о Достойнейший из Героев.

– А он часом не намекнул, в чем состоят эти планы?

– Мой папаша, настолько привык скрывать свои намерения, что наверное даже себе не рассказывает всей правды! Так с какой стати он будет говорить это светскому бездельнику якшающемуся с золотарями?

Но что ты переживаешь? Если мой папаша решил вытянуть тебя в Высший Свет, тебе стоит воспользоваться ситуацией и получить максимум удовольствия от папашиных идей.

– Ну, мы купцы народ осторожный, и не любим соваться туда, где до нас никто не ходил.

……И какие же удовольствия мне грозят?

– Ну например блюда, о существовании которых у Вас даже не подозревают…. А еще, НАШИ девушки, куда раскованней ваших. Они совершенно не пекутся о своей репутации и потому позволяют себе ТАКОЕ….

– О Боги!!! Откуда такая распущенность в нравах? Куда смотрит Понтифик?

– Понтифик смотрит в рот Их папашам. А распущенность…? В нашей среде, браки это всего лишь разновидность торговой сделки. Муж и Жена, в лучшем случае могут быть друзьями, а в худшем…. Я тебе как-нибудь покажу мою невесту, с которой меня обручили в возрасте трех лет. Тогда ты поймешь, о чем я говорю!

…Так что будущие супруги, заранее стараются отомстить друг другу, за все последующие измены.

…. Но все это чушь! Лучше расскажи мне о своем Подвиге. В Городе болтают об этом так много, что понять где правда, а где ложь почти невозможно. Ты правда убил Дракона?

– Цинт Винус Оттон, – еще во времена Второй Династии было доказано что драконов не существует. Постыдись, ты ведь закончил Университет!

– Да, да, я там научился пьянствовать вместе с золотарями, как едко ты соизволил заметить. Но правда, расскажи мне Правду!

Аттий Бузма рассказал. Правда правды в его рассказе было дай бог одна треть, но и без нее, рассказ получился весьма захватывающим.

– Ну и дела!!! – с завистью в голосе протянул Цинт Винус Оттон. – Неужели блюда сыпались прямо из воздуха?

….. А зачем ты его убил?

…. Он был так жалок, и так страшен одновременно, что наш герой, не выдержав выстрелил ему в грудь.

Стальная стрела, выпущенная почти в упор, из мощного армейского арбалета прошила тело старика насквозь, и с противным звоном срикошетила о камни в углу пещеры. Старик пошатнулся и поднял на Аттия Бузму глаза, полные недоумения и детской обиды?

– Зачем ты это сделал?

– Ну…, не знаю. Так положено.

– Глупость какая…. Ты всерьез думаешь что меня можно этим убить?

– А разве нет? С прошлым колдуном вроде получилось….

– С тем сопляком? Вот он действительно был колдун. Простой деревенский безграмотный колдун. НО Я ЖЕ МАГ!!!! Самый великий из всех, кого рождала эта вселенная…. Хотя был еще этот выскочка…….Убивать меня простой стрелой…, – редкостная глупость.

– А откуда ты знаешь про ТОГО?

– Я знаю про тебя все Малыш. Я ведь, хи-хи, можно сказать и создал тебя…, и внимательно следил за всем, что происходит с тобой.

– СОЗДАЛ? ТЫ ЧТО МОЙ ОТЕЦ?

– Что? отец? Чушь какая…. Я уже забыл про подобные глупости несколько тысячелетий назад. Хотя частичка моей крови в тебе все же есть…. Но она попала туда почти случайно, Хотя у тебя есть повод гордиться, – ты мой потомок в триста двадцать седьмом колене…. Нет мальчик мой, дело не в банальном передачи семени.

Я ВЫВЕЛ ТЕБЯ!!!! Я работал с несколькими поколениями твоих предков, чтобы получился Ты.

– Зачем? Что тебе от меня нужно?

– Твоя кровь!

– А что я по-твоему должен был сделать с этим колдуном? Посадить его в клетку и привезти в Город?

– А что, это было бы забавно…. Я бы с удовольствием пришел посмотреть на живого колдуна. И думаю не я один.

– На удовольствие не рассчитывай. Общение с колдунами очень неприятная и опасная процедура. Это может обернуться потерей разума…. В твоем случае, – остатков разума.

– Ну Аттий Бузма, ты становишься занудным. Раньше ты был повеселее. Только подумай, какой бы поднялся переполох, появись в Городе настоящий колдун. Как бы засуетились все эти Понтифики, Ловчие и Стражники, если бы узнали, что те, против кого они призваны были бороться, действительно существуют? Все! конец мирной и спокойной жизни. Конец тысячелетнему безделью и накоплению жира. В кои-то веки придется начать работать.

-…. И как бы затряслись Благородные бездельники, узнав что в любой момент могут потерять Все. Хотел бы я посмотреть как Цинт Винус Оттон, начнет зарабатывать на хлеб честным трудом…..

– Ну вот, ты опять начинаешь изливать желчь! Взбодрись Аттий Бузма! Откуда такая печаль в твоих ясных очах?

– С того, что с тех пор как я вернулся с Гор, я перестал чувствовать себя хозяином своей жизни. Мной играют, словно детишки камешком с дырочкой. Это забавная штучка, из-за обладания которой можно даже подраться. Но никакой практичной ценности камешек не имеет и когда он наскучит, его место окажется где-нибудь на дне сточной канавы.

Вот что, например твоему отцу нужно от меня?

– О, папочка хочет использовать тебя! Каким образом? – я не знаю. Но папочка всегда старается использовать всех, кто оказался в поле его зрения. А уж тех, кто оказался в поле зрения тысяч людей, – он хочет использовать в тысячу раз сильнее….

…Что поделать друг Аттий Бузма, – ты добился Славы!!! Теперь Слава, постарается добить тебя!

– Неужели это действительно так серьезно. Я имею в виду мою известность?

– Друг мой, чтобы ты понял масштаб своей популярности, я скажу тебе, что последние три месяца, Я греюсь в тени Твоей Славы.

….Цинт Винус Оттон. Кто это? – Это друг самого Аттия Бузмы!!!! – ОГО?!?!?!

– И тебя это бесит?

– Скорее веселит. До недавнего времени, я был лишь обычным Благородным бездельником, проживающим свои лучшие годы в ожидании, когда его достойнейший родитель, освободит ему место в Сенате. Но с тех пор, как в все Городе, начиная от Мэра и заканчивая простым…., (кто там у вас в самом низу?), услышали имя Аттия Бузмы, – я стал личностью более чем популярной. Ну конечно там у вас… – Цинт Винус Оттон сделал некий изящный, но весьма двусмысленный жест, – Тебя знали многие. А вот тут, у Нас, – я практически единственный источник информации о Тебе….

– И какую пользу ты из этого извлек?

– Эх, друг мой Аттий Бузма, – ну какую пользу может извлечь человек, у которого есть все? – Я бездарно раздарил сведения о Твоей Чудесной Персоне всем кто согласен был меня слушать. И даже не брал денег за свои рассказы. – Ты можешь представить себе это, Купец?

– Да друг мой, ты безнадежно глуп. Мог бы написать книгу о; – «Великом Аттии Бузме», и продавать по паре кентов за экземпляр. Или отправился бы в турне по городам Империи с рассказами о моей Великолепной Персоне.

– Вот! Наконец-то я узнаю старого доброго Аттия Бузму! Благодарность Богам! – ОН вернулся!

– А теперь, пусть вернется мой старый добрый друг Цинт Винус Оттон, скинет с себя маску богатого бездельника, и расскажет ЧТО происходит за Северной Оградой?

– За Северной Оградой, друг мой Аттий Бузма, – происходит паника. Пока она еще тихая, и практически незаметная, но она уже разъедает умы и души людей.

Мы и правда страшно напуганы этим известием о колдунах! И раньше ходили слухи о их возвращении. Но ты привез реальные доказательства, и теперь нам очень страшно.

– И что ВЫ намерены предпринять?

– Эх Аттий Бузма, если ты дашь ответ на вопрос, – «Что надо предпринять в этом случае», вполне возможно, что Мы изберем новым Мэром тебя ….

…Однако, слышишь этот шум? – Кажется гости уже собрались. Пошли. Будем купаться в лучах Твоей Славы!

-…. Ну и что там было? – Дядюшка Аттий Бикм, несмотря на позднее время, (а была уже глубочайшая ночь), спать так и не лег, и набросился на своего племянника, едва он пересек порог отчего дома.

– Там драгоценный дядюшка, было много вкусной, очень вкусной еды, потрясающие вина, обалденно красивые женщины, и очень, Очень, ОЧЕНЬ Важные Люди.

– И-и-и ?????????????

-И все. Меня посадили за стол для не очень важных гостей…. А сказать по правде, – для самых неважных гостей, и благополучно обо мне забыли…..

– Но-о-о-о……….

– Всё-ё-ё!!!!!!!!!!!

– Но ведь что-то ты узнал?

– Ну…, Цинт Винус Оттон, сообщил мне, что Благородные страшно напуганы появлением колдунов. И что его папаша, видимо планирует использовать меня в каких-то своих целях. Но лично он, не знает в каких.

– А твои личные ощущения?

– Кажется ко мне приглядывались…. Цинт Винус Оттон, перед ужином, расписал мне что моя Слава, якобы уже давно гремит в ушах высшего света. Я даже чуточку боялся идти ТУДА, опасаясь слишком пристального внимания окружающих.

….Но меня старательно не замечали. Хотя я и ловил на себе, время от времени, через чур пристальные взгляды.

Следующая неделя, прошла в полной тишине. Весь мир словно позабыл о существовании Аттия Бузмы. Его никуда не приглашали, никто не пытался даже заговорить с ним.

И вроде бы это должно было нравиться ему. И наверное бы нравилось. Если бы не то напряжение, которое накрыло весь Дом Аттиев в эти дни.

Почему-то нервничали даже слуги. Даже повар семейства Аттиев, повар в сотом поколении, человек всю свою жизнь посвятивший приготовлению еды, единственный НЕ сотрудник Ловчей Службы в Доме Аттиев, – как-то утром умудрился пересолить обыкновенную кашу.

К счастью, Аттий Бикм вовремя это заметил, и бросив завтракать побежал на кухню…. Повар уже болтался в петле…. Его успели спасти только чудом. Тем не менее, несмотря на все уговоры, повар так и не вернулся на Кухню, а постригся в послушники при Храме Прощающего, (перед этим отдав Храму все свои немалые сбережения).

Это происшествие было единственным, что хоть как-то «развлекло» обитателей Дома, дав им тему для разговоров.

А потом началось…..

Первой ласточкой, оказался внезапный визит Цинта Винуса Оттона. Обставлен он был максимально просто. Якобы Цинт Винус Оттон, прогуливаясь по Городу, решил заглянуть к своему другу, чтобы спастись от полуденного зноя, и пропустить чашу другую вина. (В конце-концов, Благородный Бездельник, имеет право посещать хоть дом золотаря).

Он даже в Дом Аттиев вошел не через парадный вход, а через холостяцкий лаз. И примерно полчаса пил легкое вино с засахаренными фруктами и обсуждая с «другом Аттием Бузмой» достоинства коллопских клинков. Потом уже прощаясь, «внезапно вспомнил», и пригласил нашего героя на некую «холостяцкую посиделку». При этом он сделал такое многозначительное лицо, что Аттий Бузма едва удержался, чтобы не заржать во весь голос над этим горе-конспиратором.

Спустя пару часов, с рынка пришел дядюшка Кастий, и вместе с запасом продуктов, (он временно исполнял обязанности повара), принес слух, что дескать гильдии пекарей, медников и торговцев кожами, собираются подать в Сенат прошение «о Контроле за поставками».

Это была обычная практика, когда некие вопросы привносились на обсуждении Сената от имени народа. Как правило, с таких «просьб» начинались войны и увеличивались налоги.

Надо отметить, что все три гильдии, подавшие прошение контролировались нашим хорошим знакомым Сенатором Цинтом Винусом Кавдисом.

На следующий день, вернувшийся с очередного заседания Совета Второй Торговой Гильдии, Аттий Бикм рассказал о «добровольном налоге на укрепление границ», который «решила» заплатить Гильдия. (По слухам, подобное же решение приняли и все остальные гильдии Империи).

Потом, оставшись с глазу на глаз со своим названным племянником, дядюшка Бикм сообщил, что завтра вечером состоится особое заседание Охотничьего совета, на котором и он Аттий Бузма должен присутствовать.

Но присутствовать там, ему было не суждено. В полдень следующего дня, в Дом Аттиев явился десятник Дворцовой Гвардии с приказом «Доставить подданного Аттия Бузму, во Дворец Мэра».

Тот факт, что за незначительным купцов Второй Гильдии, послали аж целого десятника, говорил о многом. Вот только что подразумевало это «многое», оставалось загадкой.

После подобных визитов в Дворец Мэра, подданный мог либо стать Очень Важной Персоной, либо, (что случалось куда чаще), просто исчезнуть.

Гвардеец позволил Аттию Бузме переодеться в более «достойные» одежды, однако настоял на собственном присутствии во время переодевания. Вообще, с той минуты как он вошел в Дом Аттиев, и до момента «сдачи» своего подопечного какому-то вельможе во Дворце, он ни на мгновение не выпустил его из поля зрения. Под этим взглядом Аттий Бузма чувствовал себя куда менее свободным, чем если бы был в оковах.

Гвардеец вообще произвел на нашего героя сильное впечатление. Настолько сильное, что даже стоя в огромном богато украшенном зале, он не переставал думать о том, сколько бы шансов было у него, Аттия Бузмы, в схватке с таким вот Гвардейцем.

– … Ты тот, кто носит имя Аттий Бузма?

Аттий Бузма вздрогнул и оглянулся. Невысокий крепенький старичок, смог подкрасться к нему совершенно незаметно.

– Да, достойнейший …..???? это я.

– Следуй за мной.

Сказав это, старичок быстро развернулся и выскользнул в какой-то проход, скрытый за богато вытканной портьерой. Аттий Бузма последовал за ним.

Старичок шел очень быстро, почти бежал, но при этом умудрялся не производить никакого шума. Они пересекли несколько залов, пробежали по каким-то галереям и темным коридорам, поднимались и опускались по лестницам. Спустя какое-то время, Аттий Бузма понял что его гоняют кругами. Впрочем, если бы не врожденное чутье помоешной крысы, и навыки ориентирования полученные в Школе Ловцов, он бы никогда об этом не догадался.

– Склони голову, – сказал шустрый старикан, останавливаясь перед очередной дверью. Впрочем, вряд ли эта дверь была очередная, поскольку старик не открыл ее одним толчком руки, как это он делал с остальными дверями, (Аттий Бузма еще удивлялся, как это он умудряется справляться с огромными дверями), а сначала тихонечко поскребся. Дождавшись ответного сигнала, он несколько раз стукнул в полотно двери особым стуком, после чего дверь отворилась.

Вернее было бы сказать, что полотно двери внезапно исчезло и вместо него перед Аттием Бузмой появилось несколько Гвардейцев с обнаженными мечами в руках. В следующую секунду, нашему герою понадобилось все его самообладание, поскольку Гвардейцы предприняли маневр, который иначе как атакой назвать было сложно. Конечно отразить подобную атаку, он бы не смог. Но даже попытка могла быть понята неверно, и стоить ему жизни.

Выскочившие из двери Гвардейцы мгновенно окружили обоих пришедших, заломили руки и обыскали. После чего столь же стремительно исчезли. Все действие заняло не больше нескольких секунд, и чуть позже, поправляя свою одежду и глядя на безмятежное лицо своего спутника, наш герой даже чуть усомнился в реальности произошедшего.

Впрочем, долго думать ему не дали, стоило только костюму Аттия Бузмы приобрести хоть сколько-нибудь достойный вид, как старичок уже начал настойчивыми тычками промеж лопаток, проталкивать его в дверь.

Кажется это была что-то среднее между уютным кабинетом, и огромной пиршественной залой. По крайней мере, по размеру, комната в которой очутился Аттий Бузма, соответствовала второму, а по степени уютности первому. Как можно было добиться подобного эффекта, для Аттия Бузмы так и осталось загадкой.

-… Значит это ты, тот, кого называют Аттий Бузма? Кажется мои Гвардейцы тебя немного помяли Ловец? Прости им их усердие. Наверное им тоже захотелось «прикоснуться» к великому Герою, о котором говорит весь Город. Проходи, садись, наливай себе вина.

Аттий Бузма сразу узнал этого человека. Хотя раньше видел его изображение только на монетах. Но характерный длинный и узкий нос династии Романов, трудно было не узнать. И этот высокий лоб, резко выступающие скулы…..

А еще эта аура Власти. Даже сейчас. Когда Он в простой, (действительно простой) одежде, сидел за небольшим, уставлены яствами столиком, – все равно видно было что это сидит Мэр, – Его взгляд, осанка, приподнятый вверх подбородок, – излучали Власть.

Аттий Бузма даже немножко заробел. Заробел, хотя знал на встречу с Кем он идет. Но он не ожидал что Мер, будет настолько соответствовать каноническому образу Мэра.

Может потому-то, наш герой и застыл в некоторой растерянности, и только после нетерпеливого жеста Мэра, и очередного тычка в спину, отреагировал на любезное приглашение.

– Благодарю тебя Мэр Роман Комнус Виллий Сергиос Ком. Прости мою растерянность, но я впервые стою перед таким Человеком как Ты….

– Ладно, прощаю! Но впредь, в разговоре со мной не трать время на перечисление всех моих имен. Зови меня просто Мэр. Поскольку на всей земле, в один период времени может существовать только один Мэр, – путаницы не будет. …Не стой столбом. Садись.

Аттий Бузма сел и стал почтительно ждать продолжение беседы. Молчание затянулось. Наконец Мэр заговорил, и его слова сильно удивили Аттия Бузму.

– Ты знаешь, почему у тебя два имени, а у меня пять?

– Потому что Ты, – Мэр, а я купец…., так положено. Чем выше положение, тем….

– Нет, не то, – резко прервал его Мер. Почему чем выше род, тем больше имен у его представителя?

– Ну наверное…. – Аттий Бузма попытался что-то придумать, но потом просто признался, – Я честно говоря никогда об этом не задумывался.

– Из-за колдунов!

– Но какая связь?

– Считается, или, по крайней мере считалось раньше, что знание имени человека, дает над ним власть тому, кто способен этим знанием воспользоваться. В те времена, когда миром правили колдуны, истинное имя человека знал лишь он сам, его родители и кровные братья, если таковые у него имелись. Все остальные обращались к нему по прозвищу. Причем прозвища эти старались менять достаточно часто, чтобы они не приросли к личности человека.

После того как колдуны были уничтожены, люди вернули себе свои имена. Более того, – они начали ими гордиться. И кое-кому, одного имени уже стало мало. Они начали прилеплять к обычному имени, еще и родовое имя, а некоторые еще и имя отдельной ветви рода. Так сложилась, ныне действующая система, при которой упустить в перечислении хоть одно из его имен, означает оскорбить человека. – Мер многозначительно замолчал, а когда Аттий Бузма уже готов был обратиться к нему с вопросом, добавил. –… К тому же, чем больше у человека имен, тем сложнее узнать какое из них Истинное.

Почти полторы тысячи лет, мы жили, не опасаясь открыто называть своим имена. Мы научились ими гордиться…. Так скажи мне Ловец Аттий Бузма, – эти времена закончились?

– Я не знаю Мэр. Но то, с чем я встретился…, – это страшно. Это подавляет. Никогда в жизни, я не чувствовал себя настолько беззащитным как тогда.

– Расскажи мне подробно о происшедшем…. Я читал доклад Ловчей Службы, но хочу услышать это от тебя.

Аттий Бузма рассказал. Мэр слушал внимательно, ни разу не перебил. Но Аттию Бузме, показалось, что Он не столько пытается вникнуть в то, Что он произносит, сколько в то, – Как он это произносит. Кажется Мэр пытался понять, насколько Аттий Бузма правдив.

– Но тем не менее, ты смог убить их обоих?

– Наверное, мне просто повезло. Да и эти колдуны…, их могущество делает их уязвимыми. Первый видимо даже не ожидал, что я осмелюсь пойти за ним…, а второй, – он просто был безумен. Он был стар, очень стар. Уже вернувшись в Город, я почитал книги. Так вот, в некоторых из них утверждается, что колдуны могли жить по нескольку сотен лет, а самые могущественные и больше тысячи. Этот, судя по его словам, жил еще до появления Империи. Так что времени свихнуться у него было предостаточно….

– Он заговорил с тобой, что он тебе сказал?

– Он заговорил. Но вот со мной ли? Кажется он принимал меня за кого-то другого. Кого-то, кого он знал давным-давно.

– И в связи с этим, у меня появляется один вопрос, – Кто ты такой Аттий Бузма?

– Э-э-э….????

– Путь любого поданного, можно проследить от момента рождения. А ты попался на глаза Империи лишь в возрасте примерно десяти-двенадцати лет, и при весьма драматичных обстоятельствах.

…(Кстати, ты знаешь, что недавно мне на глаза попало прошение группы подданных о разрешении на возведение Храма Бумбы? Существует поверье, что невинно убиенный младенец Бумба стал Добрым Духом и посредничает между людьми и Богами).

– Нет, я незнал этого. Хотя, посещая свою могилу перед отъездом в Горы, я удивился тому сколько на ней цветов…..

-… Будучи посланным в Школу Ловцов, ты проявил себя не просто хорошо. Все твои Наставники поют тебе хвалы, называют лучшим учеником. За год обучения, ты осваивал трехлетнюю программу.Ты свободно говоришь и читаешь на шести языках. Знаешь наизусть все законы Империи. Превосходно постиг Практическую Философию, (а я знаю, что у вас Там подразумевается под этим понятием). А уж в искусстве Лицемерия говорят, тебе нет равных…. Все это сделало возможным то, что окончив Школу досрочно, ты, после прохождения полевой практики, сразу получил звание Свободного Ловца.

… Про твои воинские навыки, уже начали рассказывать небылицы. Командующий Укар, в своем ответе на мой запрос, написал что ты один из лучших бойцов каких он видел в своей жизни. А учитывая твой возраст, можно ожидать что со временем ты станешь лучшим. (Правда это единственные добрые слова, которые он сказал о тебе….).

… Тебе потрясающе везет. Ты не сдох на помойке. Ты выжил среди, этих как их там, – шакалов. Когда Старшие Братья захотели уничтожить тебя, – кое-кому в Сенате, приспичило уничтожить Их. Хотя в течении нескольких сотен лет, Старшие братья всех устраивали.

…. В Горах тебя пытались убить и твои спутники по каравану, и группа опытных Ловцов, и даже колдун. (Я уж не говорю про этих дикарей-горцев). Но ты выжил. А все они погибли.

Вернувшись в Город, ты легко вписался не только в общество Торговцев, где мгновенно стал законодателем мод. Ты даже смог завязать контакты с Благородными людьми, и стал вхож в их общество. Что, согласись, для рожденного на помойке, – немыслимая высота.

Даже я Мэр, в первый раз услышал твое имя, еще до твоей второй поездки в Горы.

… Но мало этого. Даже колдуны, этот ужас Империи, пасуют перед тобой. Ты смог выжить, после того как один колдун пытался сварить тебе мозги. А потом выследил, и убил его.

Потом, ты смог дойти до пещеры другого колдуна, хотя сотня Миротворцев едва не перерезала друг-дружку, почти за сотню кулломитров, от той пещеры.

Так Кто же ты такой Аттий Бузма? В чем твой секрет?

…..– Зачем, что тебе нужно от меня?

– Твоя кровь!

При этих словах Аттий Бузма отбросив разряженный арбалет, ухватился за рукоять колопского кинжала, готовясь продать свою жизнь как можно дороже. Старик заметил это и залился мелким, гаденьким смехом.

– Успокойся дурачок. Я не собираюсь пить твою кровь, или что ты там себе вообразил. Она нужна мне совсем для другого.

– Для чего?

– Твоя кровь, это ключ. Когда-то, давно, несколько человек запечатали кое-что, заклятьем скрепленным их кровью…. Я долго рассчитывал и прикидывал, как это можно распечатать. И пришел к выводу, что для этого нужно лишь десяток капель крови, прямых потомков этих людей.

Но чтобы добраться до Этого, этим потомкам надо было быть очень незаурядными людьми. Они должны были, – во-первых, быть магами, а во-вторых, – занимать высокое положение в этой вашей Империи.

Надеяться, что подобные люди появятся примерно в одно время в одном месте, да еще и проникнуться желанием снять Заклинание, было бы весьма наивно. И я решил создать одного потомка всех этих людей, наделенного магическим потенциалом…. Правда, Родить тебя в семье обладающей Влиянием мне не удалось, но я решил, что будет нетрудно вознести тебя к высотам Власти.

– Но я не обладаю никаким магическим потенциалом!

– Обладаешь. Ты просто не знаешь этого. Например, твое умение драться основано на магии. Оно кстати досталось тебе от твоего предка Полтинника…, ах да, кажется у вас он называется – Герой равный Пятидесяти! Смешно …. Он получил свое прозвище от звания полусотника, до которого смог дослужиться в своей Армии. Но жалкие людишки возвели его в ранг героя. А эта дубина, это ничтожество, мерзкий, тупой ублюдок…, – он был никто. Он лишь болтался под ногами у настоящих магов…. Хотя…. Магов в той компании было лишь двое! Тот, кого вы называете ярлом Соколом,, (хотя он никогда не был яролом), или первым Мэром. Он конечно был слабаком. Но умел подчинять себе людей. К тому же, – обладал редким даром управлять событиями. Если он чего-то страстно желал, это сбывалось. (Ты кстати тоже унаследовал этот дар). Но настоящим магом он конечно не был.

А вот Малыш…, – это было страшное существо. Он был не просто магом. Он был Стихией. Он имел такую Силу, что даже смог победить меня….

…. Хотел бы я знать, где он сейчас? С его способностями управлять временем и пространством….

Вот он был единственным достойным Магом среди всего того сброда, что смогли испоганить Мой Мир….

…. Я кстати сомневался, что он оставил потомство. Он слишком быстро стал Великим. Да что там, он фактически родился Великим. А Великие Маги, не склонны заниматься подобными глупостями. Но видно и он….

…Ты кстати, очень на него похож. В смысле, – внешне. Но к счастью, – не обладаешь его способностями. Иначе я бы не смог тобой управлять. Должен признаться, как маг ты слабоват. Средненький уровень в лучшем случае…, но этого мне хватит….

– Я Аттий Бузма, рожденный на помойке. С первых дней своей жизни, я учился выживать, и видимо научился, раз дожил до этого дня. И это все Мэр, что я могу сказать тебе. Это все, что мне известно. Хотя подозреваю, что Ты проинформирован лучше. Служба наверняка рассказала тебе о моей персоне даже больше, чем знаю я сам.

– Не слишком много. Имена твоих родителей, или хотя бы матери, – установить так и не удалось. Есть очень интересный донос из храма Прощающего в Сшистшизе. Тамошний Настоятель, считает что твоя душа не Защищена Добром, а следовательно подвержена Злу. Он рекомендует убить тебя, так сказать в профилактических целях.

Впрочем, в Понтификате его считают безумцем, и не слишком торопятся с рассмотрением его рекомендаций.

Хотя, учитывая последние известия, которые, (это забавно), ты же сам и принес, – к подобным вещам, теперь будут относиться куда строже…. Так что тебе стоит почаще оглядываться по сторонам, гуляя по темным переулкам. Впрочем ты же Ловец, так что с Храмовой стражей думаю справишься.

Мэр замолчал, пристально глядя на своего собеседника. Аттий Бузма прекрасно знал этот прием. Сейчас ему полагалось занервничать и задать вопрос, который показал бы Мэру, что именно, волнует его больше всего. Он было хотел воспользоваться своим знанием, для обмана, но потом подумал, – «Какого Злыдня», и спросил именно то, что действительно беспокоило его больше всего.

– Кажется Мэр, ты хочешь сказать, что с некоторых пор моей жизни угрожает серьезная опасность? Или может угрожать, если я…., – что????

– В том то и проблема Аттий Бузма, что я не знаю что это за «что».

Я вызвал тебя сюда, чтобы понять, что такое это твое известие о Колдунах, – интрига, которую затеял какой-то безумец, или правда, способная поставить Империю с ног на голову.

Но даже если твои слова откровенная ложь, весть о возвращении Колдунов, уже создала большие проблемы, которые Мне придется решать.

Но решения должны приниматься на основе фактов, а у Меня, их не много. Отсутствие информации приводит к ошибкам. А ошибки приводят либо к поспешным действиям, которые порождают новые ошибки. Либо к промедлению, что в данной ситуации, также является большой ошибкой.

Впрочем, тебе отличнику по Практической Философии, глупо объяснять прописные истины. Так что делай выводы сам….

– Ты пока не можешь понять, нужен ли я тебе живой, или буду полезней в качестве трупа. И потому, на всякий случай хочешь изолировать меня.

– Я рад, что ты сам это понимаешь. В последнее время вокруг тебя закручиваются разные интриги. Многие влиятельные люди пытаются прибрать тебя к рукам, использовать твое имя и твою известность. Думаю, – Мне будет полезнее, просто изъять тебе из жизни Города, (не волнуйся, лишь на некоторое время), пока страсти не поутихнут.

– Но почему не использовать меня, для того чтобы проникнуть в помыслы твоих Врагов?

– Аттий Бузма, ты не плохо освоил науку выживания…, в Горах. Но тут за Северной оградой и в пределах Дворца, ты лишь жалкий ягненок, посреди стада волков. Никто и никогда не станет открывать тебе свои помыслы. Ты будешь лишь кинжалом, который воткнут в чью-то спину, или ступенькой, на которую наступят, взбегая вверх по карьерной лестнице. Но Игроком тебе не быть. Никто из Серьезных людей не может считать тебя достаточно весомой фигурой для Игры. Смирись с этим.

-…. Хорошо, ты спустил меня с небес на землю, показав мне мое истинное место. Будет ли дозволенно, жалкой пешке, узнать, – где будет проходить его «изоляция»? И кстати, в последние несколько дней, мне поступили приглашения от довольно влиятельных (по моим меркам) людей, (например на Охотничий Совет), что делать с этим? Им ведь надо что-то сказать. Хоть я и никто, но все же не могу, просто бесследно исчезнуть. Особенно после того, как прошел в сопровождении твоего Гвардейца, через весь Город. Или ты хочешь объявить меня Врагом Империи и ….

– Успокойся Ловец, я не собираюсь бросать тебя в подвалы Дворца. (Пока не собираюсь).

Да и правду сказать, – ты мне симпатичен. Ты так не похож на всех, кто меня окружает. Ты умеешь смотреть в глаза, не трясясь от страха. И будешь говорить правду, если посчитаешь это нужным для дела.

У тебя есть мозги. И мозги эти заполнены знаниями. Как раз теми знаниями, нужду в которых я буду испытывать в ближайшее время.

К тому же, судя по характеристике Охотничьего Совета, ты относишься к разряду Настоящих подданных Империи. Ты из тех, кто ставит Империю, выше собственного благополучия. А подобное редкость. Даже я, – Мэр, наверное, не принадлежу к этой категории подданных. Хотя и говорят что Империя, – это Мэр!!!

Учитывая все это, – убивать тебя было бы непросительной ошибкой.

Потому, – я решил тебя возвеличить!!! Ты станешь моим Личным советником, и будешь находиться вблизи моей персоны двадцать шесть часов в сутки. Тебя будут охранять сразу два Гвардейца, так что никакая Храмовая Стража до тебя не доберется.

Ты рад этому?

Глава 8

– А что мой Личный Советник Аттий Бузма, думает о предстоящей кампании? – Спросил Мэр, отрезая специальным ножом маленький ломтик сыра…..

– По-хорошему, ее бы стоило отложить лет на пятнадцать. Но этих лет у нас нету.

Потому, я согласен почти со всем, что предложил Военный Соправитель Зипис Аптибал.

Единственное дополнение, – было бы неплохо заранее создать в одной-двух крепостях расположенных в предгорьях мощную базу для последующего снабжения Армии. Ведь именно снабжение Армии, будет одной из наиболее уязвимых сторон этой войны. – Ответил наш герой, и отдавая дань вежливости пригубил вино из стоящего перед ним кубка.

Происходило это все довольно поздним утром, во время второго завтрака, куда Мэр пригласил своих ближайших советников и Соправителей. По традиции, установившейся еще при отце нынешнего Мэра, именно на таких завтраках между обсуждением достоинств тех или иных блюд, и похвал искусству повара, и принимались все важнейшие в Империи решения.

В данный момент, Малый Совет, (как неформально называлось это собрание), обсуждался план предстоящей военной кампании, который в последствии еще предстояло утвердить в Сенате.

– Ты предлагаешь пустить обоз впереди фронта? – Спросил Военный Соправитель, с насмешкой глядя на сидящего чуть сбоку от него мальчишку, по странной прихоти Мэра, вознесенного на самую вершину Власти.

– Не совсем так. – Ответил на это Аттий Бузма. – Я лишь хочу сказать, что сейчас, четырнадцатый, одиннадцатый, и седьмой Легионы, самостоятельно заботятся о своем снабжении. При этом продовольствие перевозиться из центральных и южных районов Империи, на север и юго-восток, чтобы потом, после начала кампании, поехать обратно к Большому Горскому Тракту, а уже оттуда в Горы. – Он сделал паузу, чтобы еще глотнуть из стоящего перед ним кубка. А потом улыбнулся словно бы извиняясь за свои слова и свою молодость продолжил – Как ты и сам знаешь Зипис Аптибал, я, хоть и имею скромный опыт Службы, но все-таки не солдат, а купец. Потому давать советы Тебе в том что касается военного дела, с моей стороны было бы самонадеянной глупостью.

Но вот в вопросах закупок перевозок и снабжения, я кое-что смыслю. – Еще раз прервавшись, наш герой чуть суетливо начал копатся в принесенной им корзине для бумаг. Потом видимо найдя нужный свиток, он привстал и с легким поклоном протянул ее Военному Соправителю – Вот выкладки и расчеты, которые я подготовил. Согласно им, если принять мое предложение, то только на транспортных расходах Армия сэкономит почти двадцать процентов отпущенных на снабжение средств. К тому же время подготовки кампании, сократиться почти на месяц. А если еще прикинуть, сколько денег…, так сказать, – не прилипнет к рукам Армейских закупщиков….

Зипис Аптибал взяв в руки протянутый свиток задумчиво повертел его в руках, а потом даже не развертывая положил рядом с собой.

– Тут ты Советник прав, – Сказал он со своей обычной усмешкой, хотя в голосе его и промелькнули нотки некоторого уважения к собеседнику – Руки у снабженцев перед большой кампанией бывают очень липкие. Так что твое предложение, мне можно сказать нравиться. Но! Но ты не учел одной мелочи, – каждый легион сам знает что и сколькое ему необходимо закупить в первую очередь. Легион, это ведь не просто толпа вооруженных бездельников. Легион, это отдельное хозяйство, включающее в себя и склады и кухни и мастерские, и конюшни, свинарники, овчарни…. По собственному опыту командования Легионом, я знаю, что иной раз случается что, допустим, образуются излишки запасов солонины или пшена, а вот фуража, или к примеру солдатских одеял, почему-то недостаток. Так что, если мы начнем делать закупки по предложенной тобой схеме, – как бы не случился излишек одного, и недостача другого. А в походе, даже малейшая нехватка одеял, может существенно снизить боеспособность легиона. А по мне, уж лучше потерять половину бюджета, чем четверть легиона.

– Да действительно. – Опять вступил Мэр, до того с улыбкой наблюдавший за спором, завязавшимся между двумя настолько непохожими людьми. – Что ты ответишь на это Аттий Бузма?

– Но каждый легион, прислал на утверждение в Сенат, свой бюджет на предстоящую кампанию, с подробной калькуляцией. – Ответил Аттий Бузма глядя на Мэра, а потом переведя взгляд на Военного Соправителя, добавил. – …. Да, я знаю что ты хочешь сказать, – не всегда то что написано в подобных бумагах, соответствует действительности.

Но. Но я почему-то уверен, что погрешности в расчетах, тут скорее тяготеют к увеличению, чем к преуменьшению необходимых расходов. Так что если мы сделаем снабжение централизованным, нам скорее грозит переизбыток закупленного, чем недостаток такового. А если еще учитывать экономию средств, о которой я уже упоминал, этот переизбыток будет весьма существенным. Но ведь его не придется тащить в Горы на собственном горбу. Весь лишний груз будет спокойно лежать на складах, ожидая момента, когда в нем возникнет нужда. – Вспомнив о вежливости, он подцепил обратновыпуклой вилкой из лежащего перед ним блюда небольшую рыбешку, и окунув ее в соус отправил в рот. Затем прожевал, всем своим видом показывая какое наслаждение доставила ему эта рыбка, отпустил комплимент искусству повара и тонкому вкусу хозяина, и продолжил. – Если кампания уляжется в указанные тобой сроки, – мы сможем перераспределить его для нужд Армии, или вообще продать с большой выгодой для себя. (Поскольку будет ранняя весна, и цены на продовольствие взлетят).

Но если кампания, не дай боги, затянется, – у нас будет уверенность что необходимый ресурс лежит на складах, а не превратился в ожерелья, браслеты и шелковые платья любовниц снабженцев.

Генерал Зипис Аптибал не нашелся что ответить на это, и придвинув к себе блюдо с икрой, под тщательно скрываемыми улыбками присутствующих, навернул с десяток ложек этого лакомства, с таким видом, будто трескал кашу из походного котелка. (Ох уж эти манеры, подумали все сидящие за столом). Впрочем Военному Соправителю явно было плевать на то как присутствующие оценивают его способности совмещать тонкие застольные беседы с важным разговором. Он обдумал слова Личного Советника Мэра, и выдвинул новый контраргумент.

– Тут я опять же согласен с тобой Советник Аттий Бузма. Лишний раз убеждаюсь в способности нашего Мэра, подбирать достойных людей.

Но существует Традиция. Согласно этой Традиции, – Легионы сами занимаются своим снабжением. Ты ведь говоришь что сам был солдатом. И я более чем уверен, – перед походом, ты вряд ли бы доверил кому-нибудь собирать свой ранец…. То же самое и с Легионом. Когда они сами проводят подготовку к компании, это заряжает их уверенностью….

-… Но Генерал Зипис Аптибал, – довольно дерзко прервал его речь Аттий Бузма, воспользовавшись тем, что Генерал начал запивать съеденную икру, (совсем не тем вином, надо отметить, каким положено было это делать), – Ты забываешь, что это не просто кампания. Мы, впервые за полторы тысячи лет, будем не просто, – «защищать Интересы Империи на территории сопредельных государств». Мы будем противостоять ЗЛУ!!! Тому самому ЗЛУ, ради борьбы с которым, в свое время и создавалась Империя!

И борьба эта, потребует от нас напряжения всех наших сил!!! И может так случиться, что в этой Борьбе, – кампания, которую мы начинаем, будет всего лишь разведкой боем.

За которой последует долгая, и изматывающая Война.

Война, которая может продлиться не до зимы, как ты указал в своем плане, а многие годы. А может так случиться, – что Войну, которая начнется с этой кампании, придется заканчивать нашим внукам.

Так что с Традициями, которые внушают уверенность легионерам, улучшают благосостояние командиров Легиона, и крадут половину отпущенного бюджета, – нам придется распрощаться. Отныне, наша Армия, должна уподобиться вот этому кинжалу, – (Аттий Бузма указал на висевший у него на поясе колопский кинжал). – На нем нет украшений, позолоты и драгоценных камней, но зато он отлично сидит в руке, способен как рассечь подброшенный в воздух шелковый шарф, так и пробить самый прочный стальной доспех.

– У тебя есть что возразить на это Военный Соправитель Зипис Аптибал? – опять выступил в роли арбитра Мэр.

– Нет Мэр. – Ответил Зипис Аптибал, явно понимая что сам Мэр на стороне Аттия Бузмы, и не найдя аргументов в поддержку своей позиции. – С последним аргументом не поспоришь. Но мне придется лично вкрутить кое-кому мозги, чтобы подобное предложение не обернулось бунтом.

– Тогда предложение Советника Аттия Бузмы принято. Так же, думаю, что будет совсем неплохо, именно ему поручить выполнение данной миссии. Хотя бы потому, что он единственный купец среди всех присутствующих…..

– Заодно посмотрим, как это у него получится. – Пробормотал Генерал, с сомнением глядя на невысокого узкоплечего мальчишку, изящно режущего головку сыра на тонкие ломтики.

Аттий Бузма в ответ смело посмотрел в глаза Генералу. И во взгляде этом было столько стали и непоколебимой уверенности в себе, что Зипису Аптибалу вдруг стало жалко закупщиков и интендантов, которым придется иметь с ним дело. Он улыбнулся, и внезапно для самого себя дружески подмигнул нашему герою.

Вот уже почти два месяца, Аттий Бузма занимал свою почетную должность. А как он убедился, – эта должность действительно была почетной, но очень хлопотной.

Жил он теперь во Дворце. Причем в том же крыле Дворца, что и сам Мэр. И апартаменты, которые он занимал, настолько же превосходили роскошью его комнату в Доме Аттиев, насколько эта самая комната, превосходила его конуру в Школе Ловцов. За ним было закреплено десять слуг, один из которых был поваром. Правда его услугами Аттий Бузма практически не пользовался, поскольку во Дворце круглосуточно работала кухня и целый штат прислуги, всегда готовый доставить персоне Его уровня, любое блюдо, кое эта Персона соизволит пожелать.

Трое слуг занимались его гардеробом, полностью избавив его от необходимости думать об одежде, трое отвечали за чистоту помещений, и бегали с поручениями, двое, –выполняли функции телохранителей. (Правда, сам Аттий Бузма, воспринимал их скорее как тюремщиков).

А руководил всей этой командой, – Управляющий Фуксис. И был он личностью столь величественной и важной, что даже спустя месяц, Аттий Бузма внутренне робел в его присутствии. Но надо отдать ему должное, – он сумел обеспечить своему хозяину высочайший уровень комфорта.

А это было необходимо, поскольку Мэр, быстро свалил на своего нового Советника, немалый воз работы. (А Аттий Бузма, грешным делом, наделялся немножко отдохнуть в почетном заключении).

… – Ну Аттий Бузма, такого поворота событий не ждал даже я, – сказал ему Аттия Бикм, когда наш герой вернулся домой, что бы забрать оттуда самые необходимые вещи. – Звание Личного Советника Мэра…, это очень странная должность. Некоторые личные советники получали власть большую чем у обоих Соправителей…. А многие, – выполняли работу шутов. Она может дать тебе очень многое, а может оказаться пустышкой. Ты можешь стать дворцовой собачонкой, и до конца жизни бегать по дворцу, выполняя мелкие поручении Мэра. Возможно, весьма грязные.

Ты можешь быстро надоесть, и тебе устроят несчастный случай и пышные похороны.

Но если все пойдет хорошо, то у Ловчей Службы, в момент крайней опасности, будет свой человек на самой Вершине Власти.

Теперь, все зависит от тебя и от твоей удачи. Постарайся стать полезным, а лучше незаменимым человеком, и ТОГДА!!!!!

Быть дворцовой собачонкой, нашему герою очень не хотелось. Пышные похороны, привлекали его еще меньше. Потому-то он столь рьяно взялся за порученную ему работу, что буквально выбивался из сил, пытаясь доказать свою полезность.

Правда, в его распоряжение был выделен штат служащих, в количестве двадцати человек, но быстро выяснилось, что эти люди были скорее помехой, чем помощью.

Почти все они были отпрысками Благородных семейств, и рассматривали свою Службу, не иначе, как некую формальную условность, которая не в коем случае не должна быть помехой для светских удовольствий.

Лишь пара из этих «работников», происходила из неких, – «людей Дворца». Как понял Аттий Бузма, эти «дворцовые» были отдельно кастой слуг, из поколения в поколение обслуживающих Дворцы и Усадьбы Мэра. То, что эти двое смогли получить образование и выбиться на ступеньку выше чем их родители, было случаем уникальным. И еще более уникальным было то, что оба они попали в команду Аттия Бузмы.

Впрочем, вскоре наш герой понял, что ничего случайного во Дворце не происходит. И то что эти выскочки, оказались в команде другого выскочки, – было Знаком. Вот только пока непонятно каким. Вполне может быть, что кто-то пытался создать команду из людей неординарных. И вполне может быть, – их собрали в одну кучку только для того, чтобы прикончить всех одним ударом.

Поневоле, Аттию Бузме пришлось задуматься над вопросом, – «Кто управляет Империей»? И после осторожных расспросов, выяснил, что для этих целей существует целая каста чиновников. Настолько закрытая, – что рядовой подданный Империи может прожить жизнь, даже не узнав о ее существовании. Ведь большинство налогов и сборов, простой крестьянин, ремесленник, или купец платили непосредственно своей Гильдии. А уже Гильдия передавала эти средства в Департамент Денег, входивший в ведомство Мирного Соправителя.

Гильдия же несла ответственность за каждого своего члена, и за членов его семьи. Если подданный, всерьез вызывал недовольство Власти, – ответственность за это несла вся Гильдия к которой он принадлежал. И расплата за подобный недосмотр, отнюдь не была символической. Причем, наибольшему наказанию подвергались те, кто стоял во главе Гильдии.

Чтобы заранее предотвращать подобные инциденты, у Гильдии имелись право Суда, (что мы видели на примере событий, на перевале Злыднева Щель), право наказывать своих членов, (в рамках своей юрисдикции), и обязанность поддерживать порядок в районах поселения своих членов.

С одной стороны, это сводило к минимуму количество чиновничьего аппарата, и делало систему управления более гибкой, поскольку Власть лишь высказывала свои пожелания Гильдиям, не задумывалось над механизмами с помощью которых эти пожелания будут воплощаться.

Но с другой стороны, эта система и была одной из основ той кастовой косности, от которой, по мнению Аттия Бикма, так страдала Империя.

…Так же Аттий Бузма выяснил, почему в его команде не было ни одного профессионального чиновника. Оказалось что Традиция, – запрещала им работу непосредственно на Мэра. Делами Мэра занимались представители Благородных семейств, или отдельные выскочки-отщепенцы, вроде Аттия Бузмы, из торгового сословия, или Университета. Для которых, переход на службу Мэра, обычно означал разрыв со своей Кастой.

Так в чем же заключалась работа самого Аттия Бузмы? – Он собирал информацию. На самого Мэра очень сильное впечатление произвел рассказ Аттия Бузмы, о том как он вычислил точку, начала Южного Пути. То что один человек, посидев месяц в архивах, смог сделать работу, на которую в ином случае пришлось бы бросить насколько сотен человек, навело Мера на определенные мысли.

К большому сожалению Аттия Бузмы, не совсем верные. Мэру показалось, что добывание информации дело необычайно легкое. И он озадачил своего протеже таким количеством заданий, что Аттий Бузма начал подозревать, что Мэр лишь ищет повод выкинуть его из Дворца, после того как необходимость в его изоляции перестанет быть актуальной. Но делать было нечего, пришлось засучить рукава и работать.

Почти все свое время он и его люди, проводили в Дворцовой Библиотеке, библиотеке Понтифика, и в архивах Гильдий.

За эти два месяца он подготовил справку о динамике строительства частных морских судов; – для торговли и рыболовства в Империи, (динамика была со знаком «минус»), о рентабельности металлургических производств, (рентабельность падала, в связи с удорожанием ввозимого сырья и износа оборудования). О количестве производимого Империей масла, зерна и мяса, (тоже со знаком «минус»), о производстве полотна, о…..

…. Его спасло лишь то, что Мэр потребовал данные лишь за последние двести лет, и то, что архивы Гильдий, содержались в идеальном порядке.

Потом последовал довольно тяжелый разговор с Мэром….

– Так значит, – все в Империи приходит в упадок?

– По-видимому, Да!

– И-и-и??????

– Что ты хочешь услышать от меня Мэр? Ответ на вопрос «Почему», или, – «Что делать»?

– Ответ на оба этих вопроса.

– О Боги! Мэр! Я всего лишь Ловец, и по совместительству купец Второй Гильдии, и мне еще нет даже и двадцати лет от роду. И ты хочешь услышать от меня ответ, почему Великая Империя пришла в упадок?

– Я хочу услышать мнение моего личного Советника, по этому вопросу….

– Мое мнение….? Что ж. Я тебе скажу мнение…, не ловца, не купца, и даже не советника. Я скажу тебе мнение помоешника. У нас на помойке, чтобы выжить надо было спать вполглаза, хвататься за любую подвернувшуюся возможность, и не зевать при виде куска черствого хлеба, иначе он доставался другому.

А в Империи, предпочитают спать, не обращать внимания на «возможности», поскольку дескать «отцы и деды наши без этого обходились, и мы обойдемся», и выбрасывать на помойку весь «хлеб», который чуть отличается от того что едали деды и прадеды.

… Вот взять ту же металлургию. Гильдии Рудокопов, Металлоплавильщиков, и Кузнецов, пользуются тем же оборудованием, и теми же способами, что и их деды лет пятьсот назад. А в том же Коллопе, уже давным-давно научились из того же количества руды выплавлять метала больше, качественнее и дешевле. А о качестве и дешевизне изделий, из этого металла, нашим кузнецам можно только мечтать.

Например, – гвозди для Имперского флота, выгоднее завозить их из Коллопа, поскольку те что делают у нас, сгнивают за пару лет.

– И какой выход из создавшегося положения ты видишь?

– Скажу тебе честно Мэр, – я не знаю. Понимаю что надо что-то делать, что-то менять, а вот что? Кажется, в данном случае, проще всего поменять подданных. Поскольку твой народ настолько закостенел в своем благополучии…..

– Что ж, Советник Аттий Бузма. Ты в общем-то, не сказал мне ничего нового. Но твой труд был не напрасен. Ты дает мне весомые аргументы в споре с …, моими оппонентами.

Отчасти, я для того и призвал тебя во Дворец, в надежде, что такой незаурядный человек как ты, сможет внести свежее дуновение в наше затхлое болото.

Продолжай думать над тем, о чем мы сейчас говорили. Но воздержись от широкого обсуждения этой темы с малознакомыми людьми. Это может вызвать ненужные в наше время осложнения. Время резких перемен еще не пришло. Тем более, что нам предстоит серьезная Война….

Кстати, возьми вон на том столике план предстоящей компании. Изучи, и выскажи свое мнение. В конце концов, ты у нас главный эксперт по колдунам….

– Уж не сам ли это Великий Аттий Бузма, Личный Советник Мэра, Знаток Истории и Дорог Мира сего. Первооткрыватель давно позабытого, Гроза колдунов, Армейских закупщиков и девичьих сердец? Или это его бледная тень? – Окликнул нашего героя, его старый приятель Цинт Винус Оттон, когда тот с ворохом свитков и чертежей выходил из дверей Библиотеки Университета.

– О! я тоже рад видеть тебя Цинт Винус Оттон. – И если усталый голос нашего героя, удачно эту радость скрывал, то его искренняя улыбка не давала даже малейшего повода сомневаться в правдивости этих слов. – Действительно, необычайно рад. В последнее время мне приходится общаться с такими….. Так что твое лицо человека, который не стремиться надуть или поиметь дворцового выскочку, это бальзам на мое истерзанное сердце.

Аттий Бузма оглянулся, и сбросив все свои свитки на стоящую около входа мраморную лавочку, протянул другу руки для рукопожатия. Но тот не обратив внимания на этот жест вежливости, обнял его как абсолютно равного себе. Потом отстранил и продолжил. –

– Да уж, выглядишь ты…, прямо скажем………..– Цинт Винус Оттон, весьма скептически оглядел измученное лицо, и скрюченную от постоянного сидения за свитками фигуру Аттия Бузмы.

– Я и чувствую себя так же. – Пожаловался Аттий Бузма. – Одна надежда, что когда начнется Компания….

– И не надейся! – Безапелляционным тоном оборвал его Цинт Винус Оттон. – Уж коли, тебя запрягли в возок Государственной Машины, то выпрягут только после того, как ты окончательно выбьешься из сил и будешь уже ни на что ни годен. В качестве особой благодарности, если ты конечно заслужишь такую честь, – тебе перережут глотку, чтобы прекратить твои мучения…. Но спасение есть!!!

– Какое? О мой драгоценный Друг, Покровитель и Избавитель, укажи мне этот путь!

– Заставь тянуть этот возок своих подчиненных! А сам займись куда более важными делами…. Например, – холостяцким ужином в Доме твоего друга-благородного-бездельника Цинта Винуса Оттона. Который состоится через пару дней в десятом часу…. Надеюсь ты помнишь, что явиться надо будет к двенадцатому часу?

…. Ну что ты сразу приуныл?

– Эх…. Друг мой Цинт Винус Оттон, – во-первых, большинство моих подчиненных, это такие же благородные бездельники как и ты. И заставить их работать….

А во-вторых, я думаю для тебя не секрет, что на эту должность, меня пригласили посредством десятника Гвардии. И вон те два моих телохранителя, в числе прочих своих обязанностей, – охраняют мое тело и от неосторожных движений моего мозга….

Мое пребывание в Дворце, служит гарантией что я не стану общаться с определенным кругом людей, в который, к большому моему сожалению, входишь и ты, мой дорогой друг.

– Друг мой Аттий Бузма. – Рассмеялся в ответ Цинт Винус Оттон. – Ты как всегда безнадежно отстал от жизни. Еще пару месяцев назад, твоя изоляция пожалуй, и впрямь была актуальной. Поскольку тогда ты был малопонятным лицом, с неясным статусом. Ты был сырой глиной…. Нет! Куском стали, из которого умелый мастер смог бы изготовить для себя превосходное оружие.

И Мэр, сумел сделать это первым. Он вырвал тебя из рук конкурентов. Придал тебе форму и вес, дал статус, и оформил на тебя право собственности. Теперь использовать тебя в своих интригах, означает бросить вызов Мэру. А на это сейчас никто не решиться. Поскольку сейчас Мэр, как никогда силен.

Если ты не веришь мне, своему лучшему другу, – спроси у самого Мэра. Уверен, он не станет ограничивать твою светскую жизнь…..

– И откуда Благородные бездельники знают подобные вещи?

– Ну во-первых, это у нас в крови. А во-вторых, – придешь на ужин, расскажу подробнее…

Аттий Бузма долго раздумывал, взвешивая все «За» и «Против», а потом махнув рукой сделал то, чего хотели тело и душа, – решил развлечься.

Правда опять попал впросак, причем дважды. Во-первых, он оказался страшно недоволен докладами, которые представили ему два его лучших служащих. Эти ребята действительно сильно подвели его, да так что он сорвался и, наверное не менее получаса просто орал на них, называя всяческими неблагозвучными прозвищами большую часть из которых почерпнул общаясь с Шакалами.

А потом немного успокоившись, еще не меньше часа объяснял чем именно он недоволен, и как это исправить. В результате, к ужину он опоздал не на положенные пару часов, а как минимум часа на три.

А во-вторых, «холостяцкий ужин» оказался совсем не тем, на что он надеялся. Вместо шумной компании из десятка «благородных бездельников», совмещающих беззаботное пьянство и веселье с возвышенными разговорами о Судьбе Империи, он попал на званный прием, проходивший в формате «холостяцкого ужина». То есть примерно полторы сотни человек рассевшись за небольшими столиками, вкушали яства, сплетничая и перемалывая косточки друг дружке.

Первым побуждением Аттия Бузмы, после того как он увидел куда попал, было сбежать. Но на встрече ему уже шел хозяин ужина с радостной ухмылкой на лице

– Ха! Ты все-таки пришел?!?!

И даже судя по всему, запомнив мои уроки, догадался явиться последним!!!!

– Прости друг. Виной этому не моя гордыня, а моя неспособность вовремя заканчивать свою работу. Но ведь я послал слугу предпредить….– Лицо Аттия Бузмы выражало столь искреннее сожаление, что вызвало очередную ухмылку у Цинта Винуса Оттона, после чего он дружески хлопнул его по плечу, и продолжил.

– Ладно. Великодушно прощаю. Хотя это твое посылание слуг, отдает еще большим высокомерием, чем опоздание без объяснения причин. Впрочем, спишем это на твое неблагородное происхождение. …А впрочем…. С какой это стати, я должен быть таким великодушным? Нет, нет и еще раз нет, – я не буду великодушным, я буду меркантильным, как ты сам учил меня, и как требуют нынешние суровые времена. – Я прощаю тебя! Но! За это, я меркантильно потребую от тебя одну услугу.

– Какую? – сразу насторожился наш герой, по привычке опасаясь попасть в круговорот очередных интриг.

– Скажу позже, а пока, позволь мне познакомить тебя с самыми достойными представителями круга Благородных бездельников…..

Он повел Аттия Бузму по роскошному залу, уставленному небольшими столиками, за каждым из которых пировала компания в три-четыре человека. Иногда столики образовывали группы, дабы пирующие могли объединяться по интересам. Постоянно, но как-то незаметно снующие по залу слуги, регулярно обновляли стоящие на столах блюда и кувшины с вином и перетаскивали сами столы, согласно высказываемым гостями пожеланиям.

Примерно треть присутствующих Аттий Бузма знал, по старым «посещениям» Дома Цинтов, «вращения» в светском обществе или видел во Дворце.

Остальных, его друг представлял ему, (а им, – его), снабжая представление кратким, ироничным комментарием. Но ни в одной компании они не задерживались надолго, до тех пор пока не подошли к одному из стоящих на самом почетном месте столику. Аттий Бузма еще удивился, что стол этот стоял в полном одиночестве, и восседала за ним лишь одна молодая женщина, которая, судя по виду, от этого своего одиночества ни мало не страдала. Еще Аттий Бузма заметил, что его друг с большой неохотой подвел его к этому столику, и во время разговора держался так, словно по его телу ползает смертельно ядовитая змея.

– … А это, – благороднейшая и прекраснейшая Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина. Чей взор мгновенно рассекает надвое мужские сердца, заставляя их обладателей гроздьями падать к ее ногам.

– Правильнее было бы сказать «прекрасным ногам». – Бросая равнодушный взгляд на говорившего, поправила его сидящая за столом девушка. – Но ты как всегда недостаточно изящен в выражениях, дружок Цинт Винус Оттон. Хотя и пытаешься подражать речи благородного сословия….

… Так вот значит ты каков, знаменитый Аттий Бузма? Я честно говоря, представляла тебя несколько более…, крупным. Твоя слава, явно опережает твой рост….

Сказав это, девушка, занимавшая одно из самых почетных мест в зале, с высокомерным любопытством посмотрела на нашего героя, словно бы пыталась оценить новую лошадь или собаку.

Он бы тоже мог сказать ей в ответ что-нибудь колкое, как это было принято в кругу Благородных бездельников, если бы не онемел, заглянув в эти глаза.

…. Вообще-то, родная племянница Мэра, была прекрасна сама по себе. Даже характерный для Романов чуть длинноватый нос, не портил ее, идеальных пропорций лицо, а скорее, придавал ему некоторую пикантность. А густые, слегка вьющиеся рыжие волосы, подчеркивали белизну и идеальную чистоту ее кожи. (Аттий Бузма уже знал, что подобной идеальности можно добиться, только если с младенческих лет, твое лицо, опекают не менее двух, специально обученных искусству ухода за кожей служанки).

Но ее глаза…. Эти огромные, чуть зеленоватые, колдовские глаза, смотревшие на окружающих с таким высокомерием и насмешкой. В них и правда можно было бы утонуть, как это было принято говорить, отпуская ничего не значащий светский комплемент. Вот только….. Эти глаза не притягивали, не звали и не заманивали, заглянуть в их глубины. Скорее наоборот, – они пугали. Пугали необыкновенной силой и каким-то скрытым безумием, которое можно было бы принять за веселость, если бы оно так не пугало смотрящего. Ее взгляд, был подобен сверкающему коллопскому клинку в руках опытного мастера. Он был смертельно опасен, и столь же смертельно прекрасен.

Даже наш бесстрашный Аттий Бузма, поневоле опустил глаза…, уставившись на прекрасную грудь, слишком открытую, даже по меркам бесстыдного Благородного сословия.

Он уже готов был окончательно утонуть в этом дразнящем декольте. Но вдруг понял, что тем самым проиграет в…., схватке, которая велась по пока не известным ему правилам. Он оторвал взгляд от прекрасной, зовущей груди, и посмотрел в эти пугающие, насмешливые глаза.

– Зато слава о твоей красоте прекраснейшая Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина, явно занижена, хоть и гремит по всей Империи…. Вероятно виной тому, не менее громкая слава о твоем дурном характере….

– Ха!!!! – азартно воскликнула красавица, поняв, что появился кто-то, посмевший принять ее вызов. – А малыш показывает зубки! Ну-ка садись сюда, и расскажи про Славу Моего Дурного Характера. А потом я заставлю тебя убедиться, что это именно она недостаточно громкая.

– Ну что тебе сказать о Твоей Славе, прекраснейшая Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина…, даже простой народ, наслышан о твоем непослушании Воли Родителей, Пренебрежении Традициями и нормам Морали, непочтении к Богам, и упрямстве, которого хватило бы на целое стадо ослов!!!! Почему вся Империя и называет тебя «Безумной Племянницей»….

Лицо Цинта Виннуса Оттона перекосило как от зубной боли, после чего наш герой понял, что переступил некие рамки. Но ему уже было на это наплевать. Тем более, что Цинт Винус Оттон не оборвал его, а даже нашел в себе силы шутливо подбодрить:

– Так ее, драгоценный друг мой Аттий Бузма. Только Ты, бесстрашный воитель и мудрый царедворец, можешь вправить мозги этой Злыдневой Теще, что прячется под обликом прекрасной Девы…..

– Не смей называть меня Девой, мальчишка Цинт Винус Оттон, лет с четырнадцати, я воспринимаю это как оскорбление. И не смей перебивать нашего худосочного приятеля. Ты сам знаешь, как глуповаты представители низшего сословия. Посмотри на его растерянные глазенки, он уже явно позабыл, о чем говорил минуту назад.

– Да-да, прекрасная Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина, смутно припоминаю, что говорил что-то об ослах, или вернее ослицах…. Должен тебе сказать, что это весьма прожорливые и тупые твари, хотя надо отдать им должное, – весьма выносливые. Я слышал про одну, которая заперлась в своих … яслях, и отказывалась есть …. сено, до тех пор, пока ее родители не позволили ей принять участие в Больших Гонках. Ей, видишь ли, приспичило посоревноваться в скорости с настоящим, скаковыми лошадями. Эта глупышка все-таки настояла на своем, и пришла четвертной…. Вот только не помню, кто был ее жокеем.

-… А я кажется помню, кто тогда объезжал, эту………

– Попридержи язык Цинт Винус Оттон, эту осл…, кобылку, объездить не дано никому…..

А ты продолжай, мой маленький дружок. Но сначала скушай-ка этот сладенький кусочек торта, а то ты выглядишь каким-то изможденным. Я специально выбрала самый маленький, чтобы он смог пролезть в твой крохотный ротик. Наверное тебя в детстве плохо кормили. Это купеческое сословие вечно недоедает…. Что там еще болтает обо мне низшее сословие?

– Ну например про то, что в возрасте тринадцати лет, тебе взбрело в голову, убежать с труппой ярмарочных акробатов. И все Службы Империи сбились с ног, разыскивая тебя.

– Эх, мой славный карапузик, это были лучшие четыре дня моей жизни…. Спасибо, что напомнил мне о них. Видишь эту монетку? – красавица показала Аттию Бузме свое тонкое запястье, на котором красовалась золотая цепочка с закрепленным на ней медным, полустершимся кентом? Это самая уникальная монетка в истории. Единственная на свете монетка, которую представитель династии Романов, за последнюю тысячу лет, заработал честным трудом!!!

-…. Еще говорят, что тебе взбрело в голову, совершенствоваться в воинских искусствах. И ты несколько лет, бессмысленно потела, пытаясь сровняться с мужчинами. Как глупо!!! А ведь могла бы научится вышивать крестиком!

– А это, мой славный крохотулька, уже напоминает вызов. – Вот теперь, в глазах красавицы горело абсолютное безумие. – Цинт Винус Оттон, где твоя коллекция мечей? Мы устроим поединок прямо сейчас!

И если ты, Аттий Бузма, сможешь продержаться против меня хотя бы пять минут, – я попрошу своего дядю, чтобы он позволил тебеучаствовать в схватках бойцовых хомячков. Эй там, слуги, расчистите середину зала!!!!

Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина стремительно вскочила со своего полукресла, и начала энергично командовать слугами, словно бы не замечая попыток хозяина дома, свести ее вызов к шутке.

Другие гости, даже не пытались предотвратить поединок, а скорее наоборот, поддразнивали и раззадоривали ее. Причем нашему герою показалось, что никто не сомневается в исходе поединка, и в том, что этот исход будет не в его пользу.

Он не успел опомнится, как уже стоял с мечом в руке напротив одной из ближайших родственниц самого могущественного человека Империи, а значит и мира. И он твердо знал, что скорее умрет чем отступит. Кажется, безумие этой красавицы оказалось заразным.

Поневоле ему вспомнился поединок с Уличным Барсом. Но тогда поединок ему навязало внешнее окружение, а победы в ЭТОМ поединке настойчиво требовало что-то в его душе.

Но это была не злоба, не страх и даже не обиженное самолюбие. Но он почему-то чувствовал, что одержать верх над этой женщиной, сейчас для него важнее всего на свете, даже важнее собственной жизни. Хотя, в тоже время, он прекрасно понимал, что не хочет убить, ранить, или хотя бы поцарапать ее. Да это и не принесло бы ему победы в предстоящей схватке.

Победить тут можно было только…..? Аттий Бузма понял, что не знает правил предстоящего поединка. Но одержать верх над своей противницей он был обязан…, причем сам не понимая почему.

… Но долго думать ему не пришлось. Едва войдя в круг, Безумная Племянница обрушила на него такой стремительный град ударов, что ему понадобились все его бойцовские навыки, чтобы не превратиться в груду, хорошо нашинкованного мяса.

…. Возможно, если бы не этот стремительный напор, – Аттий Бузма проиграл бы схватку. Но ощущение опасности, быстро превратило его из пускающего слюни влюбленного подростка, в Бойца, лишенного чувства Жалости.

Он отбил первоначальную атаку. И сам перешел в наступление…. Которое тоже, было отбито с обескураживающей легкостью. Тогда он, на несколько мгновений, позволил Мозгу взять верх над инстинктами. Взвесив свои слабые и сильные стороны, он понял, что может быть впервые в жизни, дерется с противником физически более слабым чем он сам. Даже меч, который взялаРомана Комнус Виллия Кордиус Виллина, был раза в полтора легче, того меча, который выбрал он. И даже несмотря на все насмешки над его ростом, сама она была выше его, не более чем на пядь. А уж весу, в ее изящном теле, было куда меньше чем у него. Да и те нагрузки, которое испытывало его тело на протяжении всей жизни, даже отдаленно нельзя было сравнивать с тренировками, пусть даже и упорными, которыми изволила развлекать себя Благородная Дева.

Аттий Бузма вспомнил Торуса и Гроса. Миротворцев, которые сумели преподать ему немало полезных уроков. Эти двое, в отличии от дядюшки Кастия, предпочитали задавливать противника своей звериной силой, а не отточенным мастерством. И сейчас, Аттий Бузма, переняв их тактику, начал вкладывать в удары, все силы своего молодого, тренированного тела……

… Со стороны, это смотрелось страшно…, и красиво одновременно. Большинство из присутствующих, даже не смогло оценить мастерство поединщиков. Настолько стремительными и молниеносными были их движения. Примерно минуту они наслаждались равным поединком, но потом, наиболее разумные вдруг почувствовали неуверенность и опасение, поняв что Ужасная Безумная Племянница, встретила противника, не менее безумного и ужасного. Ему явно было наплевать на ее пять имен, родство с Мэром, и Школу Дворцовой Гвардии. Этот выскочка Аттий Бузма, явно всерьез собирался прикончить Родственницу Мэра.

… И она сама это почувствовала. И то, что раньше было лишь забавной игрой, вдруг обернулось тем, что раньше она никогда не испытывала, – страхом.

Впервые в жизни она почувствовала Страх. Впервые в жизни Та, одно только Имя которой заставляло трепетать самых умелых бойцов…, Та, за безопасность Которой отвечали самые сильные воины Самой Великой Империи…, встретила…, даже не противника….

Против нее сражался не человек, с человеческими предрассудками и страхами. Против нее сражалась Стихия, равнодушная к званиям, Именам, и длинному перечню Благородных Предков. И Стихия эта была куда сильнее ее….

Раньше она сражалась с бойцами и куда более высокого уровня, чем Аттий Бузма. Благо, таких в Дворцовой Гвардии было предостаточно. Но все они лишь жаждали оказать услугу представительнице династии Романов. Династии, которую они обожествляли. Любой из них, предпочел бы собственноручно убить всех своих детей, чем хотя бы поцарапать БОГИНЮ. А все иные, кто выходил на поединок с Романой Комнус Виллией Кордиус Вилиной, и в подметки не годились Той, что проходила обучение у лучших мастеров Дворцовой Гвардии.

Но сейчас с ней сражался не очередной Великий боец. С ней сражался Герой!

Тот самый Герой, слухи о котором достигли даже ее заоблачных высот.

Тот самый Герой, ради знакомства с которым, она, обманув свою охрану, и заявилась незваная в Дом Цинтов….

И этот Герой, не разочаровал ее, ибо впервые в жизни заставил узнать, что такое настоящий Страх.

Но этот Страх, это осознание истинной опасности ее не сломил. Наверное Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина, и впрямь была безумна.

Страх не пугал ее. Она наслаждалась этим новым ощущением. Она купалась в нем.

Страх, – прибавили ей азарта, и заставил почувствовать себя такой живой и такой настоящей….

Но тренированность тренированностью, азарт азартом, а долго выдерживать напор Аттия Бузмы у нее не хватило сил. На третьей минуте боя, она почувствовала, как отяжелела ее рука, уставшая парировать удары более тяжелого меча Аттия Бузмы.

На четвертой, – начала задыхаться и терять равновесие.

Она было попробовала взвинтить темп, пытаясь противопоставить силе противника свою скорость, но быстро поняла, что и он способен сражаться на высоких скоростях. К тому же, в отличии он нее, учившийся в одной Школе Дворцовой Гвардии, ее противник превосходно владел несколькими Школами и потому, постоянно менял стиль своего фехтования, из-за чего, она никак не могла подстроиться под его манеру, и находилась в постоянном напряжении.

На пятой минуте Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина, поняла что проиграла схватку. Рука почти онемевшая от парирования тяжелых ударов, почти отказывалась вращать ставшим неподъемным клинок, скорость упала вдвое, легкие задыхались от нехватки воздуха. И она видела, что ее противник тоже это знает. Он уже перестал сам наносить удары, и перестал отбивать ее клинок. Если бы она чуть больше знала о своем противнике, она бы поняла, что сейчас он с ней играет в «Охоту на обезьянку».

Возможно со стороны, кому-то могло показаться, что Аттий Бузма просто боится поранить свою высокородную противницу, или (а такие дураки находились в зале), что он уже обессилил и не способен даже взмахнуть собственным мечом, и только уворачивается от ударов противницы. Но сама она понимала, что он лишь играет в рамках тех правил, что она ему навязала, когда отказываясь наносить удары, демонстрирует ее полную беспомощность.

А она действительно, наверное впервые в жизни чувствовала себя полностью беспомощной и беззащитной перед этим человеком, который сначала показал готовность уничтожить ее, а теперь показывает что способен сделать это в любой момент.

– Стоп. Стоп. Пять минут поединка прошли! – внезапно прокричал Цинт Винус Оттон, бесстрашно бросаясь между поединщиками. – Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина, ты должна признать, что Аттий Бузма продержался весь отпущенный тобой срок, а следовательно, по правилам поединка, победа присуждается ему!!!!!!!!!!!!

– Уйди Цинт Винус Оттон, я не назначала никаких сроков, я лишь сказала………..

– Э нет, мы все слышали, что ты сказала про пять минут. Все это слышали? – Пиршественный зал разразился одобрительно-утвердительными криками, – Так что оставь свои кровожадные попытки убить моего друга Аттия Бузму. И признай, что он устоял против тебя!!!

– Мы будем продолжать до……….

– Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина. Мы МОЖЕМ продолжить поединок. Но какой в этом смысл? Лично я пришел сюда пировать, а не драться. Конечно, было неплохо поразмять косточки, (а то в последнее время мне редко удается поупражняться с мечом), но зачем превращать развлечение в тяжелую обязанность…..

….. (Мы и так знаем, Кто проиграл в этом поединке – говорили глаза Аттия Бузмы, – так зачем оповещать об этом остальных?)

– Ну что ж, в таком случае я готова признать за тобой победу Аттий Бузма. Сегодня. Но мы с тобой еще продолжим нашу схватку. (А выбор оружия, я оставляю за собой, – ответили ее глаза).

– Но Боги, Аттий Бузма, я пригласил тебя на пир, а ты еще даже не успел отведать ни единого блюда, и не выпил ни одной чаши вина!!!! Пойдем, я лично буду угощать тебя. – Со вздохом облегчения, проговорил Цинт Винус Оттон, поняв что сумасшествие внезапно обуявшее его друга прошло. И начал подталкивать его в сторону противоположного конца зал, старательно уводя его от столика Безумной Племянницы

– О Боги, и Злыдень в придачу!!!! – Устало пробормотал он, залпом осушив изрядный кубок вина. – Аттий Бузма, ты жаждешь моей смерти? Сначала ты ввязываешься в склоку с этой фурией, обзываешь ее ослицей и Безумной Племянницей, и жалеешь что она не училась вышивать крестиком. Разве ты не знаешь, что она безумна?

….Молчи!!! Потом ты соглашаешься на поединок с ней. С НЕЙ!!! Той, что прошла Школу Дворцовой Гвардии и уже убила семерых противников, на поединках подобных этому….

Я уже мысленно начал подыскивать себе нового друга, но тут ты выдаешь ТАКОЕ. Господи Аттий Бузма, где ты научился так махать этой железкой? Ведь твоя карьера Миротворца, кажется, продолжалась меньше года? Боги, – я думал ты ее прикончишь. Но тут ты просто начал издеваться над ней. Она тебе этого никогда не простит!!!

– Она действительно хороший боец. – Задумчиво проговорил Аттий Бузма, все еще находясь по впечатлением от окончившейся схватки, – Настоящий боец. А настоящий боец, – умеет смиряться с поражением, и делать из него полезные выводы….

– Боги! БОГИ!! БОГИ!!!! Да у тебя глаза горят, когда ты так о ней говоришь. Аттий Бузма, если ты увлекся этим демоном в юбке…, – ты еще более безумен, чем она.

… Никогда не знал тебя с этой стороны. Я то думал, что ты прилежный ученик Закрытой Торговой Школы, Хитрый но осторожный Купец. Человек, готовый на Поступок, но просчитывающий все возможные Риски…. А ты оказывается, – Сумасшедший Авантюрист!!!!

И этого человека, я хотел назначить своим начальником….

– Ну не такой уж я и осторожный…. – с какой-то детской обидой произнес наш герой, а потом добавил явно противореча сам себе. – Да и не Авантюрист совсем…. А что ты там говоришь насчет начальника?

– А то, что я – Цинт Винус Оттон, в трудный для Отечества час, пожелав отринуть праздный образ жизни и пороки присущие юности, соизволил захотеть вступить на Многотрудный Путь Служения Империи. А тебя, мой дорогой друг Аттий Бузма, я решил назначить своим Начальником!!!! Ты гордишься моим выбором?

– О да! Какое счастье!! Еще один Благородный Бездельник будет удивленно поднимать брови в ответ на мою нижайшую просьбу поработать на благо Отечества…. Что может быть прекраснее?!?!?!

– А вот и не угадал! Я действительно хочу РАБОТАТЬ на благо Отечества…. И кто как не Ты, достойнейший из Аттиев, сможешь научить меня этому?

Наш герой внимательно и с толикой сомнения посмотрел на своего друга, и потом сказал с пугающей серьезностью. – Цинт Винус Оттон, а ведь работать это довольно тяжело. Действительно тяжело. И очень нудно. И быстро надоедает…. А если ТЫ придешь ко мне. ТЕБЯ я заставлю работать, даже если мне придется взять для этого плеть!

– А почему…..

– Потому, что еще до того как мы познакомились, мне говорили, что ты один из немногих представителей Благородного Сословия, из кого может выйти толк. Ты способен думать не только о своих удовольствиях, но и о Благе Империи, и даже возможно, ВОЗМОЖНО, готов ради этого трудиться…. И я готов заставить тебя этому научиться!

– Но почему обязательно – «заставить»?

– Когда ты попробуешь трудиться, то поймешь, – «почему».

И вот, спустя неделю:

– Цинт Винус Оттон, – я поручил тебе подготовить доклад о заготовке кормов в Южных районах Империи….

– Да мой дражайший Патрон и Повелитель, я сделал его…. – ответил почтительный служащий небрежно разваливаясь в стоящем перед столом с закусками столиком.

– Ты сделал его небрежно. Ты пренебрег огромным количеством информации…. Твои выводы поспешны и не глубоки…. – Укоризненно заметил ему на это Аттий Бузма, выходя из своего рабочего стола и присоединяясь к товарищу.

Цинт Винус Оттон налил вина в свободный кубок, и подчеркнуто почтительно протянув его Аттию Бузме, сказал весьма вызывающим тоном.

– А не кажется ли тебе, мой строжайший Патрон и Повелитель, что ты ко мне придираешься? …Я конечно верю, что ты это делаешь из самых лучших побуждений, но….

– Цинт Винус Оттон, неужели ты думаешь, что я поручу сбор столь важной информации новичку? – насмешливо ответил на этот вызов наш герой, и жестом площадного факира достав из-за полы камзола небольшой свиток, с не менее демонстративным почтением протянул его своему собеседнику. – Вот доклад Фризия Пуса на ту же тему, который он сделал три недели назад. Почитай и сравни со своей работой….

– Да, да, о величайший из Царедворцев, ты был абсолютно прав. – Уныло протянул спустя полчаса Цинт Винус Оттон. – Этот твой Фризий Пус, сделал действительно великолепную работу, в отличии от меня, бездарного и ленивого Благородного Бездельника….

– Фризий Пус, получил от меня нагоняй за эту работу, К тому же я оштрафовал его в размере недельного жалования….

– О Боги, надеюсь, ты не сторонник телесных наказаний? – Цинт Винус Оттон в притворном ужасе закрыл голову руками. – К тому же помни, что я сын Сенатора, и тоже, когда-нибудь стану Сенатором, и тогда жестоко отомщу….

– Ну тебя рано наказывать…. – Довольно ответил наш герой, бросая в своего оппонента скатанный в шарик лист бумаги. – Ты пока еще никто. Никто с большой буквы. Но я очень хотел бы, что бы ты мой друг, все-таки чему-нибудь научился. Потому что ты со временем действительно станешь Сенатором, и мне очень бы не хотелось…..

– А что не так в докладе Фризия Пуса? – Спросил Цинт Винус Оттон, подбирая отскочивший от его лба шарик и кидая его в Аттия Бузму. – Уж от отсутствия усердия этот парень явно не страдает. Мне показалось, что он подсчитал каждую заготовленную травинку…..

Аттий Бузма, как ни в чем не бывало выхватил летящий в него шарик из воздуха, и снова бросая его в приятеля, продолжил

– Вот именно, он завалили свой доклад таким количеством ненужной информации, что под грудой подробностей, теряется суть. Он не сделал самого важного, – анализа ситуации. А ведь наша группа, занимается не простым перечислением того, что было произведено или потрачено. Мы должны понять Суть Проблемы.

В этот момент Цинт Винус Оттон увернулся от летящего в него шарика, и Аттий Бузма сразу поразил его вторым, который до того прятал за бумагами. После чего довольно продолжил – В твоем докладе, эта Суть Проблемы отражена. И отражена почти правильно. Но! Во-первых, – твои выводы не подкреплены надежной аргументацией, а следовательно – сомнительны. А во-вторых, – ты не удосужился собрать максимальное количество информации. А правильность выводов, зависит от точности и полноты данных, на основе которых этот вывод делается….

И ты это, друг мой Цинт Винус Оттон прекрасно знаешь, поскольку все-таки сумел закончить первую ступень Философской Школы Университета.

– Так не честно. – Заявил Цинт Винус Оттон, получив шариком прямо по носу. И полез под стул, куда закатился первый шарик. И уже оттуда, из под стула ответил. – Ну, мы Благородные Бездельники, оканчиваем любую Школу Университета, которую соизволили выбрать, и для этого, нам даже не обязательно ходить на занятия. Мы, знаешь ли усердный друг мой Аттий Бузма, предпочитаем нудному корпению над книгами, – пирушки, гулянки, и общество прекрасных, хоть и не обремененных моралью девиц….

Аттий Бузма вновь поймал оба брошенные в него шарика, положил их перед собой и сказал с внезапной серьезностью.

– Но ты, не менее усердный друг мой Цинт Винус Оттон, на занятия ходил. И учителя твои, очень хорошо отзываются о тебе. Настолько хорошо, что расскажи я об этом кому-либо из твоих Благородных приятелей, – твоей репутации был бы нанесен весьма чувствительный удар.

– …Вот ты и поймал меня Хитроумный друг мой Аттий Бузма. – со вздохом ответил на это Цинт Винус Оттон, так же перестав дурачиться, и усевшись поплотнее в кресло сказал. – И чтобы плавно увести разговор в другую сторону…, ну например на девиц, не обремененных нормами морали, спрошу ка я тебя, – как поживает Блистательнейшая Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина? И не пыталась ли она как-нибудь извести тебя? Ну там, – ядом, злобным наветом, или насыланием Злыдневых чар?

– Ну, мы пару раз встречались…. – В голосе нашего героя проскользнули нотки смущения. – Последние две недели она живет во Дворце…. При встречах, она была весьма вежлива и корректна….

– Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина, была с тобой вежлива и корректна? Та самая Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина, – которая неоднократно игнорировала прямые требования самого Мэра…. Та самая Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина, которая постоянно плюет на нормы морали и этикет…. Та самая Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина, которая как-то прилюдно послала Понтифика к Злыдню в задницу…, была с Тобой вежлива и корректна? Либо ты драгоценный мой Патрон, – врешь как сивый мерин, либо мир сошел с ума, солнце встает на западе, а садится на востоке, реки текут вспять, а в Сенате заседают сапожники….

– И тем не менее, этот так….

– Когда в следующий раз, соблаговолишь прогуливаться вблизи ее покоев, будь любезен, возьми меня с собой. Я должен самолично увидеть вежливую и корректную Роману Комнус Виллия Кордиус Виллину!

– Я тебя возьму…. Прогуляемся…. – зловещим голосом балаганного злодея прорычал Аттий Бузма. – В действующую армию.

– Когда?

– Через неделю я отъезжаю в Предгорья…. С поставками не все в порядке. Склады до сих пор заполнены лишь на половину Ты поедешь со мной, в качестве мальчика на побегушках. Будешь вести протоколы, подливать вино мне в чашу, бегать на рынок за свежими лепешками, стоять чуть позади меня с умным и значительным выражением лица, и вообще, – изображать свиту.

На провинциальных чиновников и купцов, это производит неизгладимое впечатление….

Я кстати забираю туда весь свой отряд…. А так как большая часть из них, подобно тебе, вообще ни на что не пригодна, – вы будете изображать мою свиту….

И снова кстати, было бы неплохо, если бы ты Цинт Винус Оттон, намекнул бы своим друзьям, что во время военных действий, может так случиться, что кто-то из моих сотрудников, может бесследно исчезнуть. Ну их там горцы похитят, или колдуны…, съедят.

И пусть пострадают ТОЛЬКО наименее ценные участники коллектива, мне, как их руководителю, все равно будет бесконечно жаль, что…..

– …. Пропали не все Благородные Бездельники!?!?!

– Ну да, что-то вроде того. А еще скажи, что во время Компании мы будем иметь статус Мобилизованных для Нужд Армии, а значит и подчиняться будем Армейскому Суду, который весьма строк с дезертирами и бездельниками…. И пусть к смертной казни их, конечно не приговорят, но факт Армейского приговора, будет пятном на всей их будущей жизни и карьере….

– А зачем тебе вообще нужно присутствие этих бесполезных людей? Я конечно не имею в виду себя, поскольку я-то незаменим. Но вот все эти…, зачем они тебе ТАМ?

– Просто они меня достали своим бездельем. Хочу их помучить…..

(обратно)

Глава 10

И вот спустя пару недель, наш герой вновь увидел Горы. Вместе со своим «отрядом», он прибыл в Шиш, один из приграничных гарнизонов, что должен был стать главным опорным пунктов в наступлении на Горы. (Вообще-то, – Шиш, было переиначенное на имперский лад горское самоназвание Шшисшссшсахсс).

Сам по себе, тот факт что он затратил на переход из Города в предгорья всего неделю, – уже был подвигом. А вот то, что он сумел заставить и всех своих Благородных бездельников прибыть в тот же срок, – выглядело почти фантастично. Но таким образом Аттий Бузма реализовал свое желание «помучить» своих подчиненных.

Все началось с того, что сразу за воротами Города, он прогнал их многочисленных слуг, с огромным обозом «жизненно необходимых» благородным бездельникам вещей.

Каждый участник его отряда получил право лишь на одного слугу, и на груз, который может увезти одна вьючная лошадь.

Конечно, решение это вызвало немедленный бунт. Который был подавлен жестоко и эффективно. Аттий Бузма быстро понял, что его подчиненные – слабаки. Особенно по сравнению с ним. И в отсутствие привычного окружения, становятся робкими и податливыми. А перед авторитетом сильной личности, к тому же подкрепленным Высокими Полномочиями и угрозой физического насилия, (а Аттий Бузма угрожал, и еще как угрожал), просто пасуют и теряют всю свою спесь. Чем он и не преминул воспользоваться.

Всю дорогу, их кони шли быстрой рысью. И ночевали они не в гостиницах, а под открытым небом. Причем ставить лагерь и готовить пищу, благородные бездельники, должны были наравне со своими слугами. Необходимость этого он объяснил тем, что в дальнейшем, находясь в походе, они все равно обязаны будут этому научиться. Так что лучше заранее приобрести подобный опыт, дабы далее не позориться перед Армейскими офицерами, (а позориться Благородные бездельники не любили).

Пожалуй он был даже чересчур жесток со своими подчиненными. Ведь все они, включая и «дворцовых», и слуг и Цинта Винуса Оттона, не имели ни малейшего опыта подобных путешествий по дорогам Империи. Но как ни странно, – они выдержали…, почти все. Троих благородных бездельников пришлось оставить в придорожных постоялых дворах из-за проблем со здоровьем. (Основная проблема, – стершаяся чуть ли не до костей задница).

Но что более важно, его подчиненные наконец-то научились подчиняться. Аттий Бузма сломал их волю, задавив силой своей личности, физической силой и опытом. В условиях, когда он оказался единственным кто знает, как разжечь костер, приготовить еду и как позаботиться о лошадях, все поневоле начали смотреть ему в рот и слушаться его указаний. Здесь за пределами Дворца, он перестал быть «странной прихотью Мэра», а стал Царем и Богом Дорог.

В результате всех этих «зверств и насилия», (как написали его подчиненные в одном из перехваченный Аттием Бзумой доносов), – в Предгорья он привел настоящий Отряд. Пусть и не воинский, а чиновничий. Но зато теперь его слушались беспрекословно и бежали бегом, исполнять его приказы.

Чтобы господа чиновники не расслаблялись, он не стал останавливаться в Шише, а разбил лагерь за его пределами. (На это были достаточно веские причины, – Шиш и так уже был переполнен сверх всякой меры. А чтобы найти жилье «достойное» Команды Личного Советника Мэра, – пришлось бы выгнать из своих апартаментов, кого-нибудь из высоких армейских чинов….. А зачем ссориться с Армией?).

Так что его подчиненным пришлось смириться с продолжением лагерной жизни, где они, продолжая находиться под строгим контролем своего начальника, совершенствовались в смирении, усердии и трудолюбие.

И вскоре, это пригодилось, поскольку проинспектировав склады, и проверив, как идет подготовка, он столкнулся с явным саботажем. Армейские снабженцы, явно восприняли его идею централизованного снабжения армии, как оскорбление и покушение на их исконные права. И естественно, постарались сделать все возможное, чтобы она провалилась. И Аттию Бузме пришлось приложить огромные усилия, чтобы этого не произошло.

Причем действовал он в двух направлениях, во-первых, самостоятельно налаживал поставки, во-вторых, – «воздействовал» на Армейских снабженцев. После двух показательных казней, многие из них «одумались» и согласились подчиниться Дворцовому Чиновнику. (Как понял наш герой, – армейские снабженцы, тоже были слабаками).

Кое-кто даже проникся идеями Аттия Бузмы, (особенно когда понял, что воровать в Армейских масштабах, куда выгоднее, чем в масштабе Легиона). А остальные, теперь хотя бы старались не вредить…, столь явно.

Приятным сюрпризом для нашего героя, оказалось открытие, что оказывается среди его подчиенных, есть аж целых шестеро толковых людей. Это не считая двоих Дворцовых и Цинта Винуса Оттона. Десять остальных оказались безнадежными и их использовали в качестве мальчиков на побегушках, или «мальчиками для надувания щек». Последнее, означало, что они должны обеспечивать «свиту» самому Аттию Бузме, или тем, кого он уполномочивал говорить от своего лица.

Так что не прошло и двух месяцев, до официального начала Компании, а Армия, стараниями Аттия Бузмы и его команды, была обеспечена всем необходимым…, процентов на восемьдесят. Впрочем, последние двадцать процентов скорее составляли резерв, на случай непредвиденных проблем, и дело их пополнения было вопросом двух-трех недель.

Даже сам Зипис Аптибал, тоже прибывший для негласного контроля за подготовкой к Компании, высоко оценил проделанную Аттием Бузмой работу. Особенно когда узнал, сколько средств было сэкономлено. Но последнее пожалуй, оценил только он, ибо Армия уже давно разучилась считать деньги.

Но для каждой бочки меда, где-то заготовлена своя ложка дегтя. И в нашем случае, этой ложкой стал Командующий Укар внезапно назначенный командовать объединенной армией трех легионов.

И как быстро выяснилось, этот самый командующий нашего героя помнил, и свое, не самое лестное мнение о нем сохранил. И даже тот факт, что теперь он общается не со Стажером на собственном обеспечении, а с Личным Советником Мэра, не сильно изменили его манеру общения.

А после того, как Зипис Аптибал, самолично объяснил Командующему, новый статус нашего героя, и то как следует к этому статусу относиться, это только усилило неприязнь Укара, к «этому ……..», хотя и заставило его соблюдать видимую вежливость.

Но Аттий Бузма, предпочел бы откровенную грубость и искреннее доверие, чем показную вежливость и полный отказ от сотрудничества.

А сотрудничество было необходимым, ведь Аттий Бузма в этом походе должен был не столько выполнять функции Главного Интенданта Армии, сколько эксперта по колдунам.

…Сразу после приезда нашего героя в Шиш, на связь с ним вышел местный резидент Ловчей Службы.

– Да, а Империя то у нас и правда маленькая, – радостно воскликнул Аттий Бузма, когда узнал в этом резиденте Каптима Окста, того самого Ловчего, что так выручил его в Сшистшизе. – Я рад тебя видеть Каптим Окст, проходи в мою палатку, сейчас я велю принести вино и закуски, заодно и перекусим…….

Тот лишь в ответ вежливо улыбнулся, не высказав ни малейшего удивления, при виде личности того, кто занимающей столь высокое положение. И сразу, не дожидаясь закусок и вина начал докладывать обстановку….

… Основная идея доклада, заключалась в словах, «Мы этого не знаем» и « Мы не контролируем обстановку ТАМ». Были перечислены многочисленные потери, которые понесли и Ловчая Служба, и Армия, и Гражданская Администрация в результате восстания. С некоторой грустью наш герой узнал, что и Наместник и Мегус Кир, и все приписанные к Резиденции Наместника служащие, миротворцы и даже слуги, – скорее всего погибли, когда начался внезапный штурм резиденции.

Сам Каптим Окст спасся буквально чудом, выехав за день до восстания на встречу со своим осведомителем. На обратном пути, с одной из окружающих Долину гор, он увидел огромный столб дыма, на том самом месте, где находилась резиденция. Он сразу понял, что начались большие неприятности, и поспешил добраться до ближайшего гарнизона Империи, дабы сообщить там эту новость. Но когда до этого ближайшего гарнизона добрался, – тот был уже вырезан.

На встречу с осведомителем, он ездил в одежде горца. В этой же одежде, он и пробрался в предгорья, до ближайшей Имперской крепости…..

– Каптим Окст, я задам тебе три вопроса, и ты должен очень хорошо подумать, прежде чем ответишь…. – Сказал наш герой, выслушав рассказ Ловца.

Первый, – почему восстание началось так внезапно. Почему не было никакой информации о его подготовке?

– Клянусь Богами, – я не знаю этого. Можешь отправить меня под Трибунал Охотничьего Совета, но этого не знаю. Обычно горцы настолько болтливы, что любая, мало-мальски важная тайна, становится известной ВСЕМ буквально за пару недель. Но тут они молчали. Готовились и молчали. Выкапывали дедовские мечи, запасали стрелы, собирались в отряды, выдвигались к нашим гарнизонам, и все это молча. Ни разу ни похваставшись, ни подравшись, без болтовни о былых подвигах……

– Отсюда, второй вопрос, – Ими могла двигать чья-то чужая воля?

Каптим Окст задумался, и задумался надолго. Аттий Бузма не прерывал его раздумий, терпеливо глядя, как он упорно грызет вяленый кусок мяса, лишь изредка прихлебывая из стоящей перед ним чаши.

Наконец Ловец словно бы приняв какое-то решение, отложил так и не догрызенный кусок, и задал несколько неожиданный вопрос – Колдуны, о которых все говорят? Наверное, они и вправду есть, раз….. Но я не видел ни одного. И не слышал ни о чем необычном….. За исключением странного молчания горцев…

Наш герой кивнул, давая понять что ответ принимается.

– Ну а если это не они, а скажем, ну допустим Коллоп решил немного подгадить Империи?

– А зачем?– спросил Каптим Окст с искренним изумлением в голосе.

– Ну хотя бы для того, чтобы перекрыть экспорт металлов в Империю. Если другие страны, добывающие руды, лишатся доступа к этому рынку, – цены резко упадут. Коллоп закупит их на несколько лет вперед, а потом, когда Империя восстановит порядок, – продаст произведенную продукцию втридорога.

– Ну, барыш от этого наверное и правда будет немалый. – Сказал на это Каптим Окст, однако в голосе его звучали сильные нотки сомнения. – Только, думается мне, даже ради такого барыша, ссорится с Империей…. Да и как они могли заставить Горцев, действовать столь разумно?

Аттий Бузма опять кивнул, и неторопливо подцепив маринованную устрицу из стоящей перед ним плошки, вдруг спросил, так и не донеся ее до рта.

– Ну а если среди самих горцев, появился некий лидер, этакий гений от политики, который сумел организовать их?

– Чтобы стать лидером у горцев, нужно уговорить множество людей, кричать о себе на каждом углу. – Сразу ответил Ловец, всем своим видом давая понять, что повторяет прописные истинны. – Как таковой, централизованной, а уж тем более наследственной власти, у них нет. Даже Старейшины кланов, это не наследственные, а выборные должности. А для того, чтобы тебя выбрали, о тебе должны знать все.

Чтобы появился кто-то тайный, но обладающий незаурядной властью…., – я не верю в это. – Словно бы подтверждая слова действием, он долил вина в свою чашу, и сделал мощный глоток, (видно сказалось вяленное мясцо), потом поставил чашу на столик, и добавил. – К тому же, авторитет Старейшины, распространяется только на представителей своего клана. Для чужих же, он, в лучшем случае уважаемый человек, слушаться которого необязательно, а может быть даже и НЕЛЬЗЯ, дабы не уронить ЧЕСТЬ своего клана…. А впрочем, – что я тебе это объясняю. Ведь ты, наверное, знаешь это не хуже меня. Ты так удачно разыгрывал горца, ТОГДА…. – Каптим Окст иронично изогнул бровь, давая понять что не видит смысла в этом спектакле, который, по каким то причинам, разыгрывает перед ним его собеседник.

В ответ на это Аттий Бузма лишь весело усмехнулся, налив вина в обе чаши, поднял свою словно бы провозглашая тост и ответил. – Ну, признаюсь тебе, – ты переоцениваешь мое знание горцев. Подражать им в одежде и умении держаться, это одно. А вот проникнуть в их образ мыслей, это уже совсем другое.

Ты прожил среди них гораздо больше чем я и, следовательно, знаешь гораздо лучше….

Каптим Окст в ответ на это кивнул, и тоже поднял свою чашу, давая понять что принимает такое объяснение. И отпив глоток, продолжил. – Но и моих знаний не хватает для того, чтобы объяснить странное поведение горцев….. А скажи-ка Личный Советник Аттий Бузма…, эти колдуны, о которых так много говорят в последнее время….

– Да, они и правда существуют. Я лично встречался с двумя. И сумел их убить. Потому-то я и залетел так высоко.

Брови Каптима Окста на мгновение дернулись в непритворном удивлении, и для того что бы взять себя в руки, ему пришлось схватиться за нож для резки сыра, и отрезав кусок от стоящей перед ним головки Медиоланского Рочквора, отправить его в рот. Впрочем жевал он его без всякого удовольствия, что можно было посчитать оскорблением хозяину стола и всех Медиоланской провинции………

-…………..А кроме тебя………………??????? – Наконец выдохнул он вопрос, который уже можно было считать оскорблением высшего должностного лица Империи.

В ответ на это Аттий Бузма издал короткий смешок, как бы давая понять что извиняет высказанное собеседником недоверие, и относит его лишь к нестандартности полученной тем информации.

– Так явно как я, насколько мне известно, никто! Но что известно об этом Охотничьему Совету? По крайней мере, когда я рассказал о своих встречах, меня выслушали внимательно, а не отправили сразу на Остров Безумных. – Улыбаясь, ответил он. А потом добавил, как бы невзначай напоминая о субординации. – А спустя пару месяцев я стал Личным Советником Мэра…. – Затем он вежливо подлил своему гостю вина, подчеркивая свое к нему дружеское отношение, и как бы приглашая не обращать внимание на звания и должности, и добавил –…. Знаешь, иногда, мне и самому кажется, что ВСЕ ЭТО было лишь моим сном, фантазией, ночным кошмаром. Но когда такие серьезные люди как Члены Охотничьего Совета, и САМ Мэр………………………

Пауза была столь же многозначительной, как и письменный приказ Охотничьего Совета. И Каптиму Оксту, сразу стало понятно что неважно существуют колдуны или нет, но зато очень Важные Люди, считают что они Должны Быть. И отныне, ему придется принять колдунов как некий факт окружающей его жизни. И всегда действовать с оглядкой на их присутствие.

– Я понимаю тебя!!!!!!!!!! – Поспешно воскликнул он, давая понять, что понял все смыслы этой долгой паузы.

Аттий Бузма также весьма многозначительно кивнул в ответ, принимая понимание Ловца, и продолжил задавать вопросы.

– И в связи со всем этим, у меня есть к тебе третий вопрос, – Как ты думаешь, что стало с Наставником Храма Прощающего в Сшистшизе?

– …. А причем тут…. –Вопрос этот настолько удивил Каптма Окста, что он опять сбился с правильного тона. Впрочем быстро спохватившись, он продолжил холодным деловым тоном. – Ну, насколько я знаю, – горцы очень суеверны. И боятся обижать как своих, так и чужих Богов. А также Их Храмы, и Их Служителей. А Прощающего они вообще почитают очень высоко. Да и Храм Прощающего, стал в последнее время пользоваться в Сшистшизе необычайной популярностью…. Если только Наставник не сотворил какую-нибудь невероятную глупость, – я думаю, он жив.

– Видишь ли, Каптим Окст. Наставник Храма Прощающего…. – Аттий Бузма опять сделал короткую паузу, подчеркивая важность того что он скажет дальше. – Он когда-то тоже принадлежал к семейству Аттиев….. Думаю ты понимаешь, ЧТО я хочу этим сказать…..

-….. А я и не зна….

– А во-вторых, – прервал собеседника Аттий Бузма. – Аттием он перестал быть после встречи с чем-то необыкновенным, пугающим. Чем-то, что заставило его вспомнить о Битве Добра и Зла. После этого он предпочел забыть о битвах, которые ведут Ловчие, и стал солдатом ТОЙ ВОЙНЫ. …. Возможно, если нам удастся с ним поговорить……

Каптим Окст опять надолго задумался, на этот раз даже не пытаясь изображать интерес к еде. В конце этого раздумья он спросил полным сомнения голосом. – Ты предлагаешь, послать за ним, так сказать, – спасательную экспедицию?

– А ты думаешь, это осуществимо?

– Ну, я бы сказал, пятьдесят на пятьдесят. Очень многое будет зависеть от удачи. По Большому Горскому Тракту конечно не пройти. Но я знаю людей, которые смогут провести отряд окольными путями. Самое «узкое» место тут, – перевалы. Их наверняка охраняют, а обойти их окольными путями не получиться. Можно конечно попытаться взять их штурмом…..

Опять последовала пауза, но теперь уже раздумьям предавался наш герой.

– А скажи-ка мне, Каптим Окст, чем вообще в данный момент занимается твое отделение Службы?

– Ну если говорить так как есть, – пытаемся собрать и склеить кусочки разбитых горшков.

– А что насчет разведки?

– Та агентурная сеть, что была у нас раньше, практически уничтожена. Те из горцев, что работали на нас за деньги, – переметнулись к нашим врагам, поскольку думают, что они теперь сильнее. Те, что были на нашей стороне из-за своих убеждений, – скорее всего, убиты. Ведь сам понимаешь, держать язык за зубами, горцы не способны. И те, кто связывал свое будущее с Империей, кричали об этом на каждом углу….

…Купцы, через которых мы тоже добывали немало информации и использовали как связных, по Тракту больше не ходят. – Каптим Окст остановился, а потом, словно бы вспомнив что-то, добавил. – Наших людей, способных выдать себя за горца и не быть разоблаченными…., да таких просто нет. Сейчас нет. Я знал одного такого, да еще про пару слышал. Но это было давно….

А с тех пор, как началась подготовка к Компании, нам запретили проводить разведывательные рейды. Этим теперь занимается Армия. Но насколько я слышал…..

– Ну конечно, – армейская спесь, не позволяет привлекать себе не помощь, каких-то там Ловцов, крыс-ищеек. А сами могут ходить на разведку только с барабанным боем и развевающимися стягами. – Рассмеялся наш герой, а потом, устало потерев лоб рукой, выдал приказным тоном свое ценное указание. –

… Вот что друг, – разработай мне несколько планов разведывательных рейдов. Пару-тройку ближних, для разведки того что встретит Армия, сразу после того как поднимется в Горы. Один дальний…, ну например, до Злыдневой Щели. И один до Сшистшиза и обратно.

Рейды должны проводится силами Армии, но при поддержке Ловчей Службы. Обеспечь знающих, а главное надежных проводников. Разработай сценарий работы под обличием горцев…..

-…. Ну и чего этот молокос…. Личный Советник Мэра, хочет от нас? – С ходу спросил Командующий Укар, и Военного Соправителя Зиписа Аптибала, стоило только этим троим уединиться в отдельном кабинете Штаба.

Сей Штаб, располагался в одном из лучших зданий Шиша, которое, по мнению всех присутствующих, представляло собой убогую халупу. Но было однако выбрано для места проведения особо секретного совещания, как некая нейтральная территория.

Вообще-то, все трое жили в палатках вне стен Шиша, явно предпочитая простор и свежий воздух, сомнительному комфорту приграничного городишки. Но гордость и этикет не позволяли им устроить заседание ни в роскошном шатре Военного Соправителя, ни в чуть более скромном шатре Командующего Укара, ни уж более чем скромной обычной армейской палатке, в которой жил сам Аттий Бузма.

Главной причиной чего, – было нежелание вышеозначенного Командующего Укара, переходить на дружескую ногу с Личным Советником Мэра, о чем бы свидетельствовал дружеский ужин, или обед в личных апартаментах одного из участников. А потому строго придерживаться с ним официального тона.

И потому, разговор на котором этот самый Личный Советник настаивал несколько дней подряд, состоялся в тесной и душной спальне Военного коменданта Шиша, чей дом, собственно говоря и был превращен в Штаб.

– Думаю, командующий Укар, мои желания совпадают с твоими. – Спокойно начал свои объяснения Аттий Бузма. – Я хочу, чтобы эта Компания прошла как можно успешнее, и восстание, наконец было подавленно.

– И ???????????????????????– Всем своим видом Командующий Укар, давал понять насколько ему неинтересно все что говорит этот жалкий выскочка.

– И я хочу…., – Начал было говорить Аттий Бузма, но потом вдруг на что-то решившись, сказал. – Но сперва я хочу расставить некоторые крючки над зямбда. Думаю, не для кого не секрет, мои полномочия и мои обязанности…..

Укар со скучающим видом смотрел на трещины в потолке….

– … Ну, начнем с того, что я Личный Советник Мэра, в данной Компании, выполняю обязанности Генерального Интенданта Армии. И кажется, я с этой работой справляюсь. – Наш герой сделал паузу, как бы давая возможность своим собеседникам опровергнуть его слова. Зипис Аптибал в ответ на это благожелательно кивнул, а Командующий Укар, лишь скрипнул зубами.

– Во-вторых, (а вернее, «в главных»), – я уполномочен Мэром, быть своего рода экспертом по колдунам. Хотя признаться, в этом я не слишком-то силен. Хоть и имею некоторый практический опыт общения с ними….– Аттий Бузма развел руками, как бы извиняясь за свою некомпетентность, и в тоже время давая понять, что не будет возражать, если кто-то более компетентный заменит его на этом посту. – Впрочем, вскоре к нам присоединится специально подготовленный отряд…, (или что там у них), специалистов Понтификата. У которых опыт, (правда лишь теоретический), куда богаче.

Опять пауза для возражений и замечаний, каковых впрочем, опять не последовало.

– Ну и наконец, я полноправный представитель Ловчей Службы, командующий одной из групп, и обязанный координировать работу Службы в соответствии с нуждами Армии…. – Это признание для него далось несколько тяжеловато, ибо в Ловчей Службе, было не принято так раскрываться перед НЕ ловцами.

– Когда это ты успел стать Ловцом Аттий Бузма? – Удивленно спросил Зипис Аптибал у нашего героя. – Хотя это многое объясняет. – Добавил он как бы про себя.

Аттий Бузма, в который раз пожалел о том, что совещание в Штабе, сильно отличается от привычных ему совещаний, которые по обычаю Города и Империи, чаще всего проводились за накрытым столом. И потому любую необходимую паузу, или время на раздумье, можно замаскировать смакованием блюда.

– …Задолго до того, как стал Личным Советником Мэра, генерал Зипис Аптибал. – Наконец наш герой решил открыться полностью. – Откровенно говоря, не думал, что для тебя это будет новостью. Командующий Укар распознал во мне Ловца, еще когда я был в обличье стажера.

– А зачем тебе понадобилось обличье стажера?

– Неужели, ты Военный Соправитель Зипис Аптибал, тоже, как и Командующий Укар, решил что я вынюхивал измену в Твоей Армии? – Аттий Бузма широко улыбнулся, призывая своих собеседников посмеяться над нелепостью данного предположения. –

… Тогда, вынужден тебя разочаровать. Я, во-первых, – действительно искал Южный проход через Горы, который как воздух необходим для Имперской Торговли. А во-вторых, – пытался пробраться как можно дальше на восток, в надежде понять кто мутит воду среди Горцев. Мы еще тогда подозревали колдунов, но после…. Впрочем, все это отвлекает нас от сути вопроса….

А суть в том, что с некоторых пор, Ловчая Служба была полностью отстранена от разведывательной деятельности. Что мне, представляется неразумным. – Он опять сделал паузу для возражений, однако когда Командующий Укар, открыл рот для одного из таких возражений, поспешно продолжил. – Возможно я не прав. Но тогда было бы неплохо ознакомить меня с информацией, которую собрала Армейская разведка. Может быть я найду там что-то важное, по своему профилю…. Как далеко в Горы, смогли пробраться разведывательные патрули?

Вопрос как бы адресовался непосредственно Укару, однако явно предназначался для ушей Военного Соправителя. И поскольку лицо его сразу изобразило большую заинтересованность, Командующий Укар был вынужден ответить.

– Достаточно далеко…. Личный Советник. Я знаю все что мне надо, для успешного начала компании…. А после начала, карты все равно смешаются…. Изменится расстановка сил. Начнется обычная круговерть, намеченные планы придется менять по ходу дела. И от информация о том, что творится сейчас в Сшистшизе, уже не будет никакого толка….

– Ну, тут ты старина Укар не прав. – Подчеркнуто дружеским обращением, Военный Соправитель явно пытался смягчить свой выговор, который он вынужден был дать своему старинному другу, перед лицом мальчишки. – Пренебрегать всей доступной информацией…, – Военный Соправитель укоризненно покачал головой.

– Зипис ты… – Прорычал Командующий Укар, но потом взяв себя в руки, продолжил с подчеркнутой вежливостью. – Военный Соправитель Зипис Аптибал, – Ловчая Служба, уже проморгала целое восстание. А теперь ты хочешь, что бы я продолжал доверять им?

Тут уж Зипис Аптибал перестал играть в политика, и стал тем самым командующим, что посылал легионеров на смерть, не слишком заботясь об их чувствах. И считающий своей обязанностью вправить мозги, закусившему удила подчиненному.

– Послушай меня хорошенько Командующий Укар, тот факт, что Ловчая Служба едва не отправила тебя на каторгу в ранней юности, отнюдь не означает что ей нельзя доверять. – Рявкнул он. А потом усмехнувшись добавил дружеским тоном – Да и в конце-концов, если бы не она, ты бы никогда не узнал радостей армейской жизни. Те самые радости, что заменили тебе каторгу. Ты так до сих пор и оставался бы вором, (или кем ты там был). Но благодаря ей, – стал Командующим Укаром, человеком, который ведет в бой целые легионы….

Ты можешь ненавидеть Ловчую службу сколько тебе угодно, но пользоваться ее услугами, ты ОБЯЗАН! А мешать ее деятельности, это ПРЕСТУПЛЕНИЕ. Ты меня понял?

– Я тебя прекрасно понял Зипис Аптибал. – Прорычал в ответ Командующий Укар, но это уже было не рычание нападающего тигра, а тигра отступившего перед более крупным собратом, пытающегося однако и в этом отступлении сохранить свое достоинство. – И выполню твой приказ. Хотя в такие моменты я жалею, что не прикончил тебя тогда, когда ты был салагой в моем десятке…..

– Вот-вот, никогда не стоит упускать удобный момент….– Зипис Аптибал насмешливо улыбнулся, – И никогда не стоит пренебрегать информацией, которую может предоставить тебе Ловчая Служба.

Два матерых тигра выяснили отношения между собой, и опять соизволили обратить внимание на жалкого котенка.

-…Так что ты хотел предложить Аттий Бузма?

– Сейчас, уже слишком поздно налаживать серьезную агентурную сеть. – С несколько наигранной грустью произнес Аттий Бузма. – Время упущено Зипис Аптибал. Все что мы можем, это лишь оказывать посильную помощь разведывательным отрядам Армии.

Мы можем предоставить проводников, хорошо знающих местность. Часть из них Ловцы, часть, – местные жители, которым Ловчая Служба доверяет. Это поможет твоим людям пробираться намного дальше и узнавать намного больше.

Также мы можем сформировать отряд Ловцов, которые, переодевшись горцами, пробируться несколько дальше, – например до Орсшосшшсшкого перевала. Это почти середина того пути, который должна будет пройти Армия.

Аттий Бузма сделал паузу, давая возможность своим собеседникам прокомментировать его предложения. Но комментариев не последовало, и он продолжил. – Этот отряд пойдет прямо сейчас. На перевале они будут как раз к началу компании. Потом, достигнув перевала, отряд разделиться. Одна его часть пойдет дальше до Сшистшиза, а другая повернет назад. Так что сведения, которые они смогут предоставить Армии, будет еще относительно свежими. Примерно тоже самое, проделает и вторая часть отряда. Дойдет до Сшистшиза, разведает как там дела, и двинется навстречу армии…..

– Я не думаю, что эта последняя авантюра может принести какую-то реальную пользу. – Командующий Укар брезгливо улыбнулся. – Но если Ловчей Службе это надо…..

– Ловчей Службе это действительно надо. Настолько надо, что я сам хотел бы принять участие в этой экспедиции…. Но к сожалению, это невозможно.

– Что тебе понадобиться для формирования этих групп? – спросил Зипис Аптибал.

– Ну в основном, – только ваше одобрение. Я тут набросал список необходимого снаряжения, на имя Главного Интенданта. Если Командующий Укар поставит свою подпись, то я, в качестве Главного Интенданта быстро предоставлю все необходимое.

Вот также карты, с предполагаемыми маршрутами разведывательных отрядов.

Если вы их одобрите, проводников я могу предоставить уже завтра утром…..

Затея оказалась на редкость удачной и своевременной. Даже сам Командующий Укар вынужден был согласиться, что за месяц действия совместных групп Службы и Армии, они получили куда больше информации, чем за полгода до этого. В частности выяснилось, что Горцы продолжают вести себя «неправильно». Настолько неправильно, что пришлось даже корректировать планы Компании.

Выяснилось, что отныне войска горцев формируются не на основе отдельных кланов, как это было обычно, а совсем даже наоборот, отныне армия горцев имеет четкую структуру, подобную Армии Империи. Отряды делятся на тысячи, сотни, полусотни и десятки. Причем даже в одном десятке, служат представители разных кланов.

Казалось бы мелочь, но….. До этого каждый клан выдвигал свою «армию». И эта «армия» людей, спаянных родственными узами дралась бесстрашно и свирепо. Но….

У больших кланов и «армии» были большие. У богатых, – хорошо вооруженные, у бедных куда хуже, (кстати «большой» не всегда означал «богатый» и наоборот). А мелкие кланы могли прислать десяток человек, которые тоже гордо именовали себя «армией», и ни за что не желали идти в подчинение к кому-либо. Эти мелкие «армии» обычно составляли до четверти всей горской военной силы. И очень удачно, (с точки зрения Империи), путались под ногами у больших «армий». И смущали умы соседей предположениями о том, что пока те будут проливать свою кровь, эти «мелкие», начнут грабить и воровать то, что по праву принадлежит «большим». К тому же они были абсолютно неорганизованны и небоеспособны, при малейшем признаке опасности обращались в бегство, увлекая за собой и воинов «больших армий».

Так же, зачастую «армии» разных кланов друг-другу не доверяли, а то и просто враждовали. Бывали случаи, что пока Армия добивала какой-нибудь горский отряд, на соседних вершинах спокойно стояли представители других «армий», не желая помогать клану, с которым у них вражда или соперничество. А случалось, что посреди битвы кланы «забывали» о противнике, и начинали выяснять отношения между собой.

Но теперь, это изменилось, и прогнозировать, как поведут себя дикари сейчас, стало затруднительным. Кто-то считал, что дикари просто не смогут драться плечом к плечу с представителями других кланов, и разбегутся при сколько-нибудь заметном нажиме. А кто-то говорил, что теперь это действительно Армия. И надо готовиться не к умиротворению дикарей, а к войне с опасным противником.

Но это было еще полбеды. Куда хуже было то, что дикари успели настроить крепостей, вдоль всего Большого Горского Тракта. Пусть это были не очень большие крепости. Но располагались они на вершинах гор, в местах, где эти горы нависали над Трактом, и их было достаточно много. Конечно Армию не затруднит взять каждую из них. Но это займет время, да и прогнозируемые потери увеличатся в разы.

А еще хуже было то, что среди горских вояк, были замечены люди, которых разведчики описали как «странных». Их одежда была абсолютно непохожа на горскую, оружие было куда лучшего качества, и держались они несколько отстраненно. Таких «странных» было зафиксировано, как минимум трое. Если это колдуны, и если они могут хотя бы половину того, что могли делать колдуны, убитые Аттием Бузмой………………………………….

Но делать уже было нечего. Срок начала Компании подошел, и Армия двинулась в Горы.

А Аттий Бузма, с Армией не двинулся.

Он двинулся на неделю раньше.

К ближайшей горской крепости, где был замечен «странный».

Сначала, он ехал с достаточно большим отрядом миротворцев, якобы патрулирующим Горы. Перед «точкой возврата», он с двумя товарищами отделился от основного отряда и двинулся на запад в сторону крепости.

Одним из этих товарищей был Каптим Окст. А другим, сам десятник Грос. Аттий Бузма был необычайно рад встретить сотню Византия Полуса Актита в действующей Армии. Хотя не слишком этому удивился, – в предстоящей поход, стягивали почти все миротворческие силы и с севера и с юга. Тем не менее, когда однажды, выезжая из Шиша, он заметил знакомую фигуру Гроса, (как мы уже говорили, его трудно было перепутать с кем-нибудь другим), а рядом с ним знакомое лицо Византия Полуса Актита, – у него резко потеплело на сердце. Он немедленно подъехал к своим бывшим однополчанам, и тепло поздоровался. Их ответная реакция поначалу была несколько скованной, ведь Аттий Бузма, меньше чем за год превратился из стажера на собственном обеспечении, в Личного Советника Мэра, что по армейским меркам ровнялось командующему легионом, а то и выше. Но это быстро прошло, и они тепло пообщались, вспомнив прошлое и поговорив о будущем.

Воспользовавшись служебным положением, Аттий Бузма прикомандировал сотню Византия Полуса Актита к своему ведомству, (имеется в виду Ловчая Служба, а не Интендантская). Именно десятки этой сотни участвовали в большинстве совместных рейдов. И именно лучшие бойцы этой сотни во главе со своим сотником отправились в дальний поход до Сшистшиза. Оставшиеся шесть десятков были отданы под командование полусотника Ватия Малика, заместителем которого был назначен Грос.

И именно его взял с собой на «охоту за «странным"» Аттий Бузма. И для этого было несколько причин. Во-первых, – колоссальная физическая сила и боевые навыки Миротворца. Во-вторых, – его выдержка и умение контролировать себя, что может оказаться весьма нелишним при встрече со «странным». И наконец последнее, – Грос знал о принадлежности Аттия Бузмы к Ловчей Службе, а значит при нем можно было не таиться.

Ну а кандидатура Каптима Окста, даже не обсуждалась. В последнее время он стал незаменимым помощником нашего героя по делам Ловчей Службы. Именно он планировал большинство операций, благо у него опыта в подобных делах, было куда больше чем у скороспелого Личного Советника Мэра. В числе прочих, Каптим Окст, спланировал и эту и эту, – особо секретную опереацию. Настолько секретную, что настоящую цель ее знали только двое, (угадайте кто?). А Гроса, об истинной задаче оповестили только после того, как троица отделилась от основного отряда.

Итак, – охота.

Неизвестно на кого. Неизвестно в каких условиях. И даже не очень понятно где.

Крепость, где был замечен «странный», находилась в стороне от Горского Тракта, и была обнаружена совершенно случайно. Отряд миротворцев нарвался на горский патруль, и в скоротечном бою уничтожил его. Но при этом потерял проводника…. При возвращении, отряд немного заблудился, чуток попетлял по Горам и наткнулся на эту крепость. Денек Миротворцы пролежали на вершинах соседних гор, наблюдая за противником. Сумели засечь «странного», и определили, что гарнизон крепости составляет, куда большее количество мятежников, чем обычно. Затем они последовали за отрядом противника, и вышли на Горский Тракт….

К сожалению, вернувшись они доложили об увиденном только Армейскому командованию. Доклад Ловчей Службе, обычно делал проводник, которого убили. Так что, о «потайной» крепости и о «странном», Аттий Бузма узнал только через десять дней, когда на совете, на котором он оказался почти случайно, обсуждали вопрос – «что может означать эта потайная крепость». К этому времени десяток обнаруживший крепость, уже ушел к Сшистшизу, и теперь искать крепость приходилось по примерному описанию обратного пути десятка Миротворцев.

У них, этот путь занял четыре дня. Аттий Бузма с товарищами добрались за шесть.

… Если бы не хорошо протоптанные тропы, они бы могли пройти чуть ли не под самыми стенами крепости, и не заметить ее. Крепость находилась на вершине одной из самых высоких гор в этой местности и была сложена из таких же, как и окружающие горы камней. Только один из склонов этой горы, имел достаточно пологий спуск, трое же других, обрывались почти отвесными стенами. Да и тот единственный пологий спуск, можно было назвать «пологим», только если сравнивать с окружающими отвесными скалами. Вдоль этого склона была проложена дорога, по которой можно было подъехать к воротам крепости на коне, или даже небольшой горской повозке.

Едва глянув на крепость, вся троица горько вздохнула. Грос вздохнул, представив что ему придется брать эту крепость штурмом. Представив, как он забегает по лежащему чуть ли не под углом в сорок пять градусов склону, уворачиваясь от града вражеских стрел и камней. Забегает и упирается в стену, равную как минимум трем человеческим ростам. Лестницы у него нет, (люди с лестницами не могут так шустро уворачиваться), заброшенные наверх кошки, мгновенно обрублены защитниками…., и что ему остается? Либо погибать, под продолжающим изливаться со стен потоком камней, либо давать деру…, продолжая уворачиваться……

Каптим Окст горько вздохнул, осознав, что на всех планах проникновения в крепость, теперь можно ставить жирный крест. Путь к единственным воротам просматривался с крепостной стены лучше, чем линии судьбы на его собственной ладони. А думать о том, чтобы забраться на вершину по отвесным стенам…….

А Аттий Бузма вздохнул оттого, что почувствовал Того, встречи с кем так сильно опасался. Объяснить это чувство, он не мог. Но был полностью уверен, что оно его не подводит.

– Ну вот, какие будут предложения? – спросил наш герой у своих товарищей, спустя сутки. (Эти сутки они провели наблюдая за крепостью, причем каждый в одиночку обошел крепость, разглядывая ее со всех сторон).

– Лезть к воротам нельзя. – Сказал как отрубил Грос. Несколько секунд помолчал, затем пояснил, видимо делая «скидку на гражданских». – Тут нужен как минимум десятикратный перевес среди нападающих. И то, половина из них ляжет, только пока будет добираться до стен. Еще четверть, – ляжет при штурме стен, а что там за стенами……

– Да, эти дикари…. – Задумчиво пробормотал Каптим Окст. – Впрочем не известно, дикари ли они теперь? Или дикари ли те, кто ими теперь командует….

… Я подумал было подобраться к воротам в одежде горцев… Но эти ворота закрыты даже днем. Открывают их видимо только по какому-то особому паролю. Конечно, можно выследить какую-нибудь группу, покидающую или идущую в крепость. Но максимум на что мы можем рассчитывать, это прорваться за ворота. А дальше, боюсь нас все равно прикончат.

…. Кстати, мне показалось, что с тех пор как мы появились, охрана на стенах усилилась…. Хотя возможно, это у меня от нервов.

– Нет, это не нервы. Я чувствую ТАМ колдуна. Не спрашивайте КАК. Этого я и сам не смогу объяснить. И кажется ОН чувствует нас. Или только меня?

– Если противник знает о нашем присутствии, надо уходить. Выполнить задание не удастся. Но мы обязаны доложить о колдуне. – В устах кого другого, это могло бы показаться признаком страха или неуверенности. Но когда такие слова говорит Грос, это просто констатация факта, и смертельный приговор всем планам проникнуть в крепость.

– Не торопись Миротворец, может попробовать выманить колдуна за ворота крепости? Поймать его на живца? – Тем не менее предложил Каптим Окст.

– Ты продолжаешь рассматривать колдунов, с точки зрения обычного человека Каптим Окст. – Ответил ему наш герой. – А это опасно. Если колдуны умеют отгонять людей от своей пещеры…, если они способны делаться невидимыми, если умеют убивать СТРАХОМ. То кто знает, на что они еще способны? Может быть, стоит ЕМУ пошевелить пальчиком, и мы тут перебьем друг-друга, или побежим к нему, держа в каждой руке по пучку хвороста, на котором он нас и зажарит. – Аттий Бузма, ненадолго задумался. – Можно конечно попытаться перехватить кого-либо выходящего из крепости, и хорошенько допросить. И мы наверное так и сделаем. Хотя это как раз и может оказаться живцом, на которую колдуны будут ловить таких глупых рыбок как мы. Возможно стоит уйти для вида, а потом вернуться, и попытаться подстеречь кого-либо чуть подальше от крепости.

– Значит, все-таки уходим?

– Да, но не сегодня. Сегодня ночью я попытаюсь залезть в крепость по северной стене. Я там приметил один маршрут…, может получиться.

– Аттий Бузма, я тоже видел северную стену. Там нет никакого маршрута! Эта стена, абсолютно неприступна.

– Для тебя Каптим Окст, – может и неприступна. Но я с самого детства лазал по…, таким поверхностям…. К тому же я легкий, зато очень цепкий. Уверен, у меня получиться.

– А что нам делать, если ты …..

– Сразу уходите, даже не пытайтесь придти мне на помощь. Ваша задача, вернуться и рассказать нашим!

– Но…..

– Это – ПРИКАЗ!!!!

Маршрут он и правда наметил. Но и сам не верил, что сможет подняться по этому маршруту. Вернее не верил, что сможет подняться, если будет подниматься как обычно…….

/…..Ты кстати, очень на него похож. В смысле, – внешне. Но к счастью, – не обладаешь его способностями. Иначе, я бы не смог тобой управлять. Должен признаться, как маг, ты слабоват. Средненький уровень в лучшем случае…, но этого мне хватит….

– Так я что, – тоже колдун?

– Да, пожалуй, тебя так можно назвать. Но магом тебе не быть уже никогда.

– Почему?

-Для этого, надо было начать твое обучение еще лет десять-двенадцать назад.

– Тогда получается, я бесполезен для тебя. Ведь ты сказал, что тебе нужен маг?

– Я сказал, – «человек, обладающий магическим потенциалом».

– Но разве это не то же самое, что и маг?

– Вот ты…, ну допустим воин. Ты умеешь махать этими своими железяками и пускать…, (как их там?). Да. Стрелы. Из вот этой вот…. Неважно.

Чтобы быть воином, нужно две ноги, две руки и немного храбрости. Но все это есть у каждого человека. А воином становится только тот, кто прошел специальное обучение…. Тебе ясна моя мысль?

– Да. Ясна…. Но вот это твое колдовство, или магиство? – (Магия, дурак малолетний). – Я могу ей научиться?

Я конечно понимаю, – для того, чтобы стать настоящим воином, надо обучаться этому с самого детства. Но и взрослый, и даже старик, если очень захочет….

– Похоже, ты уже возжелал стать магом? – Не получиться.

Ты ведь гулял по берегу моря? И случалось, находил там камешек размером…, ну допустим с кулак? Все ваши воинские искусства равны этому камешку. А МАГИЯ выше Гор. Потому, даже старик может научиться махать железяками, но чтобы постичь Магию….

– Значит МНЕ, от твоей магии нет никакого проку? Тогда почему Я должен захотеть сотрудничать с Тобой?

-Дерзкий мальчишка, Я МОГУ УНИЧТОЖИТЬ ТЕБЯ В ЛЮБОЙ МОМЕНТ, НА ЛЮБОМ РАССТОЯНИИ!!!!!

– Но не можешь заставить меня делать то, что я не хочу? – (Это была чистая догадка, но она сработала).

-…Заставить? Заставить смогу. Но это будет слишком грубое вмешательство. А грубость в ЭТОМ деле не уместна. Так что Заставлять, я тебя не стану.

Но я могу превратить твою жизнь в сплошной кошмар. Самый кошмарный кошмар, который ты видел во сне, покажется тебе маминой колыбельной, по сравнению с тем что ты испытаешь наяву.

– Ну если это будет НАСТОЛЬКО страшно. То пожалуй я этого не выдержу и покончу с такой ужасной жизнью. Слава Богам, кинжал всегда при мне….

– Да. ТЫ пожалуй это можешь. Ты силен. И хорошо торгуешься. А я уважаю хороших торговцев. Я ведь и сам родился в семье купцов. Только было это….

Так что ты хочешь получить от меня?

– Научи меня этой твоей магии?

– Дурак. Я же сказал тебе, – это невозможно. И не потому, что я этого не хочу. А просто потому, что ТЫ этого не сможешь. С таким же успехом, можно поймать орла, и требовать чтобы он научил тебя летать! … Хотя…. Впрочем…. Я могу научить тебя кое-чему….Это конечно не сделает тебя магом. Даже обычным колдуном ты не станешь. Но это усилит ТЕ способности, которыми ты Уже обладаешь.

…И секрет этот максимально прост. ТЫ МОЖЕШЬ СДЕЛАТЬ ВСЕ ЧЕГО ЗАХОЧЕШЬ!!! Только хотеть надо действительно сильно.

– И как этого добиться?

– Я же сказал, просто очень сильно захотеть. Ну конечно, еще я могу показать тебе кое-какие упражнения с дыханием и на концентрацию воли. Но главное, – ЗАХОТЕТЬ.

– Послушай-ка старик. Возможно ушам какого-нибудь деревенского простофили, твоя лапша придется по вкусу. Но я-то Горожанин, и меня такой чушью не проймешь.

Просто захотеть, прыгнуть с крыши Дворца Понтифика и остаться в живых.

Просто захотеть и наковырять в носу горсть империалов….

– Ну насчет империалов, это вряд ли. Ведь раньше ты не выковыривал оттуда ничего кроме соплей? Так что даже если очень захочешь, ничего иного оттуда и не добудешь…. Зато теперь ты сможешь добывать столько соплей, сколько твоя душа пожелает.

… Преобразование материи, слишком сложная штука. Даже когда магия была сильна, мало кто из нас был способен на это. А теперь…. Боюсь ТЕПЕРЬ, даже я этого не смогу.

А вот спрыгнуть с крыши…. Это возможно. Главное очень сильно захотеть. Но конечно, сначала лучше начать с крыш пониже, а потом дойдешь и до этого…, как ты сказал? – дворца Понтифика?

– Но как же это возможно?

– Возможно. Магия, – это энергия и способность этой энергией управлять. (Ты кстати знаешь, что означает слово «энергия»? Знаешь! Вот и чудесно). Способность накапливать большую, чем у обычного человека энергию, мы и называли магическим потенциалом. Это врожденная способность. Хотя конечно, ее тоже надо развивать долгими упражнениями. А вот чтобы управлять энергией, – тут нужна Воля. Воля, и особый склад ума…, который можно развить у человека, только пока его ум еще мягок и гибок, то есть в раннем детстве.

Тебе уже поздно пытаться стать магом. Но ты можешь использовать свой потенциал и свою Волю. Да ты и так ими вовсю пользуешься. Только благодаря им, ты выжил несмотря ни на что.

Твоя воля может управлять и людьми, и даже событиями. Если ты этого очень захочешь. Всякий раз, когда тебе грозила опасность, ты очень хотел жить, и ты выживал.

– А откуда ты про меня столько знаешь?/

…Аттий Бузма прыгнул с крыши. На следующий день, после ТОГО разговора. Вернее не с крыши, а со скалы. И не такой высокой как Дворец Понтифика, а раз в десять поменьше. Но ноги он бы точно сломал, и это в лучшем случае, если бы….

… Сначала ему было очень страшно. Стоять там, на скале, смотреть на острые камни внизу и понимать…. Да, дело было в понимании. Аттий Бузма знал, что такое высота. Он не боялся ее, но он ее уважал. Уважал, как уважают сильного и безжалостного противника.

У него был большой опыт. И этот опыт говорил ему, что прыгать нельзя.

Но он прыгнул.

Прыгнул, несмотря на все инстинкты, пренебрегая опытом и чувством самосохранения.

Наверное если бы не сумасшедшие недели предшествующие этому дню, он бы никогда не осмелился на этот прыжок. Но путешествие по Дороге Магов, встреча с самим Магом, и то что он ему сказал, что-то изменили в сознании Аттия Бузмы. Несмотря на весь свой врожденный прагматизм, он вдруг начал верить в то, что чудо возможно. А может быть, как раз благодаря этому прагматизму, он, навидавшись разных чудес, просто убедился что чудеса случаются. А раз их могут творить другие, то почему он Аттий Бузма, лишен этой возможности? (В этот был весь Аттий Бузма).

И потому он прыгнул. Прыгнул потому, что его разум допускал возможность сделать это, а его Воля, сделать Это ему приказала.

Сначала было недоумение и ожидание.

Потом, по мере того как острые камни стремительно приближались, появился страх и неуверенность.

Потом неуверенность сменилась желанием ЖИТЬ.

Он даже почувствовал, как полет его словно бы замедлился, стал более плавным.

Он опустился на камни, даже не почувствовав привычного удара пяток о землю.

Он был цел и невредим.

Следующий опыт он провел, как только перестала кружиться голова и прошла слабость в ногах, после этого безумного прыжка. Увидев огромный камень, он решил попытаться сдвинуть его с места.

У него ничего не получилось.

Сколько бы он не твердил и не приказывал самому себе или камню, тот даже не пошевелился. Он был такой огромный…, и такой Нестрашный….

Аттий Бузма повторил эксперимент с прыжком. И чуть не разбился вдребезги. Страх не приходил до самых последних мгновений. И лишь когда до земли осталось не более двух его ростов, Страх включился и затормозил полет. Несмотря на это, – удар о землю, был очень силен.

Но Аттий Бузма, успел уловить главное. То ощущение, когда его Воля, берет на себя контроль за…, за полетом? За реальностью? За …..?

Он вновь подошел к камню, и попытался воздействовать на него, вызывая в себе То ощущение.

Камень чуть покачнулся….

Аттий Бузма и дальше продолжал эксперименты. Попутно выполняя все те упражнения, которые показал ему Колдун. Что впрочем было не особенно сложно, – как минимум половина из них, входила в стандартный комплекс боевых медитаций Школы Ловцов.

Другое дело эксперименты….

Оказалось что проще всего воздействовать на людей. Стоило немножко подключить Волю, и они становились подобно мягкой глине в руках опытного гончара. Правда не все. Те, кто и сам обладал НЕМАЛОЙ ВОЛЕЙ, очень плохо поддавались его влиянию. Командующий Укар например, продолжал испытывать неприязнь к нашему герою, несмотря на все осторожные попытки, изменить это.

Зато остальные…. Они проникались к нему ТАКОЙ любовью и доброжелательностью…, что становилось противно. Так что эксперименты с людьми быстро надоели нашему герою. Он конечно пользовался Этой своей способностью. Но только в тех случаях, когда это было действительно необходимо. Например, когда пришла необходимость сломать своих подчиненных. Или заставить армейских снабженцев проникнуться идеей централизованного обеспечения армии.

Животные тоже достаточно чутко реагировали на приказы Аттия Бузмы. Он и сам не заметил, как при верховой езде, перестал пользоваться уздечкой или шпорами. Его конь сам шел туда, куда хотелось попасть его хозяину и именно тем аллюром каким ему хотелось.

Однажды он даже осмелился на рискованный эксперимент, когда увидел что загон для бойцовских собак во Дворце Мэра, остался без охраны. Он вошел в загон, и мгновенно был окружен десятком огромных, свирепого вида псов. Аттий Бузма никогда раньше не имел дела с ТАКИМИ собаками. Те помойные псы, с которыми он общался во время своего детства, по сравнению с этими собаками, казались просто представителями совершенно другого вида.

Он сразу вспомнил рассказы про то, что подобные собаки могут сбить с ног буйвола, а потом порвать ему глотку одним движением мощных челюстей. И про то, что будучи закованными в стальные доспехи, они прорывали ряды вражеской пехоты. И что даже очень опытный воин, очень редко выигрывает поединок с подобным псом.

И тут Аттий Бузма изрядно струхнул. Струхнул, надеясь на то, что страх поможет ему подчинить себе этих животных. Но все получилось наоборот, едва почуяв страх, псы угрожающе вздыбили холки и злобно зарычали. Аттий Бузма срочно «включил» волю, и дал мысленный приказ собакам отойти. Они неохотно подчинились, всем своим видом показывая, что с куда большим удовольствием порвали бы его на куски.

В этот момент прибежали собачьи проводники и приказали собакам отойти. После чего в мягких и почтительных выражениях, сообщили Личному Советнику Мэра, что он дурак каких поискать. И что если ему собственная жизнь не дорога, то пусть он, хоть подумает о судьбе собак и проводников, которых постигнет кара за его глупость.

Аттий Бузма извинился, пробормотав что-то вроде того, что он только хотел посмотреть, и даже не думал что……………….

Куда хуже дела обстояли с прыжками, перемещением тяжестей и прочими воздействиями на материю и пространство. Даже прыжки, наиболее освоенная Аттием Бузмой дисциплина, срабатывала не всегда. Иногда ему удавалось совершить какой-нибудь, совершенно немыслимый прыжок, а иногда он отбивал себе все ноги, прыгая с в общем-то совершенно обычной высоты. Предметы, которые он пытался двигать, поддавались ему еще хуже прыжков. Так что он частенько сомневался, что послужило успехом того, или иного его достижения, – физическая сила, или колдовские способности.

Но зато он научился совершенно фантастически метать кинжалы. С любой руки, из любого положения, в любом направлении брошенный им нож, всегда точно попадал в цель. Даже если он кидал за спину, не видя цели, – кинжал словно бы сам находил тот предмет, который представлял себе Аттий Бузма, и вонзался точно в него.

Поскольку до этого, герой наш метал ножи весьма посредственно, то это внезапно обретенное умение, он мог отнести только за счет колдовства.

Так что надеяться залезть в крепость, он мог полагаясь лишь на эти свои необычные возможности. Может и правда, страх или воля, «научат» его прилепляться к стене и ползать по ней как муха?

Он был почти уверен, что это у него получится. Единственное в чем он не был уверен, – стоит ли лезть в крепость вообще. Даже если он долезет до верха стены, – что он там будет делать? Захватит крепость в одиночку? – Не настолько уж он великий воин.

Подслушает планы врагов или разузнает какие-нибудь немыслимые секреты? – Надеяться на это было весьма наивно. Тем более что в крепости находился колдун, который явно чувствовал его присутствие даже на отдаленной дистанции, а что будет, когда Аттий Бузма окажется в крепости?

Убить колдуна? – Не настолько уж он великий охотник на колдунов. За всю жизнь смог убить лишь одного, да и то, скорее благодаря удаче…, которая, как говорил Верховный Учитель, была частью его колдовских способностей. Так что кто знает, может быть, в и поединке один на один, он сможет одолеть какого-нибудь слабенького колдуна. Тем более что…..

/…. Все эти вновь появившиеся недоучки, – они никто!!! Они пустое место, даже в подметки не годящиеся магам прошлого.

Они используют самую простейшую магию…. Мы… Раньше, воздействие на психику, толком и магией-то не считали. При некоторой тренировке, этой «наукой» может овладеть даже простой смертный, с самым ничтожным магическим потенциалом!

– Ну мне ТОТ колдун, слабаком совсем не показался!

– Да брось ты. Он ведь даже тебя не смог убить. Даже ты, смог противостоять его атаке!

– Я?!?! А разве это не ты, пришел мне на помощь?

– Конечно нет! Скажу больше, – это я подстроил так, чтобы они начали охоту за тобой! Я внушил тебе купить тот жалкий талисман, который они столь долго искали.

– Но зачем?

– Затем парень, что тебе пора было учиться использовать свои возможности, развивать потенциал. А самый лучший способ сделать это, – подвергнуть тебя смертельной опасности.

– А если бы он меня убил?

– Ничего страшного, у меня в запасе есть еще парочка родовых линий, с такой же кровью что и у тебя. Я бы использовал их!

Аттий Бузма внимательно посмотрел на своего собеседника. Судя по его лицу, последние слова не были шуткой. Этот мерзкий старикашка, действительно ни в грош не ставил его жизнь, заботясь лишь о собственном интересе. И также он понял, что этот факт, придется принять как данность, ибо того, кто прожил тысячи лет, – изменить уже невозможно.

– Эти колдуны…. – Они работают на тебя?

– Нет. Я же говорил тебе, что они из новых. Сопляки, кое-чему научившиеся за прошедшие полторы тысячи лет. Все это время они прятались по дальним закоулкам, а теперь видно почувствовали силу и решили показать зубы. Мальчишки…….

– Но почему они лезут в Империю? Ведь там их ненавидят сильнее, чем где-нибудь в мире. Или это они сводят старые счеты?

– Старые счеты? – лицо старика выразило искренне недоумение. – Какие счеты могут быть у Магов с людишками?

– Ну…. Ведь это Империя победила Колдунов….

– Что????? Какая немыслимая глупость! Вы людишки, конечно, любите приписывать себе успехи других…. Но не до такой же степени!

– Тогда почему, стоило только объявиться этим, как ты говоришь, «новым» колдунам, они сразу начали вредить Империи?

– Да не нужна им ваша жалкая империя. Просто им надо прорваться в Город. Ведь там есть то, что они ищут.

– Что они ищут?????

– То же что и ты! Но не бойся, эти новые маги, – они правда слабаки. Против истинной магии, частица которой есть и в тебе, они ничего сделать не смогут…..

…Правда, должен сказать тебе малыш, – эти новые кое в чем преуспели. Они приспособились к новому миру. Их магия другая, не такая как была у нас, она проще, примитивнее. Она черпает силу из других источников…, но тем не менее, она работает. Хотя и ……………………………………………………………….

– …. Постой…. А что ТАМ ищу Я?../

Так что по уверению Верховного Учителя, он Аттий Бузма вполне способен противостоять этим «новым» колдунам. Правда проверять эти уверения, на собственной шкуре, ему почему-то не хотелось.

И тем не менее, он чувствовал, что должен попробовать залезть в крепость. Головой он понимал, что возможно эти мысли навеяны колдовством Врага, но все равно не стал сопротивляться этому зову.

И потому, когда наступившая ночь прикрыла его темнотой, – он полез по склону горы. Поначалу было трудно. Он часто срывался, поскальзывался и ударялся о выступы скалы. Но постепенно, он обнаружил три вещи. Во-первых, – он видел в темноте. Правда как-то странно. Второе, – он действительно мог прилипать к скале, подобно мухе. И третье, – узкие штаны горцев, которые так раздражали его еще в Школе Ловцов, – были удивительно приспособлены к подобным лазаньям. Если бы на нем были обычные Городские порты, он бы уже десяток раз зацепился ими за какой-нибудь выступ, и в лучше случае порвал бы, а в худшем, свалился бы в пропасть, пытаясь отцепиться.

За этими размышлениями, он даже не заметил, как поднялся на скалу, и начал лезть по стене. Весь подъем занял не больше часа. И что удивительно, – забравшись на высокую, отвесную скалу, он даже не чувствовал усталости! Колдовство сработало!

Поднявшись на стену, Аттий Бузма осторожно осмотрелся. Его новое зрение играло с ним странную шутку, во-первых, боковое зрение отсутствовало. А во-вторых, – он видел только тот участок пространства, на который смотрел достаточно пристально. Так он заметил стражника, стоящего от него примерно в сотне шагов. Заметил башню, на вершине которой, стоял другой стражник. Вернее он не стоял. Он спал, привалившись к парапету. И заметить его с того место где стоял Аттий Бузма, было невозможно. Однако наш герой, совершенно точно знал, что он там есть.

– Кто ты? – раздался голос у него за спиной.

Аттий Бузма резко обернулся, но никого не увидел.

– Ты не туда смотришь…. – в голосе явно звучала насмешка.

Аттий Бузма захотел увидеть говорящего, и почти в тот же миг, заметил висящую в воздухе фигуру. Она висела на уровне стены, но чуть в стороне.

– Так кто ты? – повторил свой вопрос колдун, (а это мог быть только колдун). При этом у Аттия Бузмы появилось ощущение, что его мозг кто-то осторожно щекочет.

– А ну не лезь! – грозно прорычал наш герой. И щекотание прекратилось. Но при последних словах, стоящий чуть в стороне стражник зашевелился и начал вглядываться в тот участок стены, где происходила эта сцена.

Колдун лишь на пару секунд отвел взгляд с Аттий Бузмы на стражника, и тот внезапно свалился на пол и захрапел.

В эти пару секунд, наш герой рассмотрел своего собеседника. А вернее сказать он увидел его. Увидел не глазами, а словно бы…. Словно бы вспомнил о нем…. Или вернее сказать, – знания о колдуне, вдруг появились в его голове.

Например он понял, что уже встречался с ним раньше. Вернее не встречался, а…, ну тогда…, когда он покупал ту злополучную фигурку, и потом…. Это его тяжелый взгляд сверлил его спину на Орсшошшсшском перевале. И это он заставил его совершить там двойное убийство….

… А еще Аттий Бузма вдруг понял, что если вот сейчас, в это мгновение метнет в колдуна кинжал, то сможет убить его. И что колдун этот не так уж и силен. И что в воздухе он держится из последних сил. И что если он не встанет в ближайшие пару минут, на твердую поверхность, то просто грохнется и разобьется о землю……………

Аттий Бузма мог убить его двумя способами…. Но он не стал делать это. Аттий Бузма жаждал знаний.

– Эй ты. – Окликнул он колдуна. – Давай ползи сюда, а то сейчас свалишься!

– Кто ты? – в третий раз спросил колдун. Но в этот раз, в его голосе явственно слышалась растерянность.

– Вопросы, тут буду задавать я! – гордо ответил наш герой. – И учти молокосос, против меня твои фокусы бесполезны. Ты смог застать меня врасплох два года назад. Но с тех пор я многому научился.

В этот момент, колдун подлетел к стене. То ли сил уже не хватало, а может он просто промахнулся, но сейчас вровень со стеной, находилась только его голова. Колдун судорожно уцепился за стену руками, и начал затаскивать на нее свое тело.

Аттий Бузма видел, что сил у него уже практически нет. Ни магических, ни физических. Но помогать ему не стал. Так что когда колдун все-таки забрался на стену, он оказался лежащим у ног нашего героя, – жалкий, еле дышащий, и бессильный.

– Ну, и стоило ли тратить столько сил, только для того, чтобы произвести на меня впечатление? – насмешливо спросил Аттий Бузма, глядя сверху вниз на своего противника.

– Я мог бы убить тебя, пока ты полз по стене. – Огрызнулся колдун.

– Это ты так думаешь сопляк. Убить меня, тебе не удастся никогда!!!

– Кто ты? Откуда твоя сила? Ты не похож на……

– На тех сопляков, что подобно тебе решили поиграть в магов?

Неудивительно, что я на них не похож. Я из тех, кто был ДО вас!!!!

– Ты ВРЕШЬ!!!!, я знаю, что ты не можешь быть Древним. Я видел твой возраст……

– Тут ты прав, мне всего лишь семнадцать. Но дело не в возрасте. Дело в Магии. Корни моей Магии уходят в древность. А ваши балаганные фокусы, это ремесло последнего времени…..

….. Зачем вы лезете в Империю? – резко спросил он у колдуна, отчасти для того, чтобы сойти со скользкой темы Древней и Новой Магии, о которых он не знал почти ничего. А отчасти, – что бы сбить собеседника с толку. То есть осуществил классический прием ведения допроса, как учили в Школе Ловцов.

– Нам нужен Камень!!!!

…/– Постой, а что ТАМ ищу Я?!?! – удивленно спросил Аттий Бузма.

– Узнаешь, когда найдешь! – ответил старикашка, мерзко хихикая. – Пока тебе это рано знать. Но когда придет время………/

– Дурак. Да что ты знаешь о Камне?

– Люди украли его у нас, Магов. Они прячут его в Городе…. Они думали, что все про него забыли. Но мы сохранили легенду. Мы сможем его достать и обретем могущество Древних!!!

– И что это за легенда?

– Легенда о Великом Ушедшем!!! – Колдун был измучен, и кажется уже плохо понимал что происходит. Говорил он словно в бреду, и при слове «легенда», начал «вещать», словно ярмарочный сказитель. – Он ушел, но оставил нам Великий Талисман. Который может призвать его обратно. И тогда в мире вновь воцарится Магия. И мы станем повелевать…..

– И где по-твоему, хранится этот камень?

– Мы пока не знаем. Но наверное во Дворце Мэра, или может Понтифика…..

– И как вы надеетесь его взять?

– Мы пробьемся в Город. И все их Храмы, Армии и Ловцы, не станут помехой на нашем пути…. Это восстание только начало. Мы развалим Империю. Мы посеем хаос. Реки крови будут литься……

– Дурак, я спрашиваю, – КАК вы собираетесь ВЗЯТЬ Камень. А не как вы будете воевать с Империей. Неужели ты дурень, считаешь, что его можно ВЗЯТЬ просто так? Без Магии?

– Но мы же…..

– Дурак. Ты лишь балаганный фокусник. То, что ты называешь магией, – это лишь дурная шутка, лишь уродливое отклонение от нормы. Как ты, с этим уродством СМЕЕШЬ ПРЕТЕНДОВАТЬ НА МОЕ НАСЛЕДСТВО????

– На твое наследство??????????????

– Да. Этот Камень мой!!! Он принадлежит мне по праву. И если вы попробуете украсть его у меня, – я ужасно разозлюсь!!! Я превращу вас в червей, в навозных мух, я заставлю вас умирать по тысяче раз на дню. И каждая смерть будет страшнее и мучительнее предыдущей. Ты понял меня?

– Но…. Но…. Мы все равно не остановимся!

– И сколько вас всего? Скольких мне придется убить, прежде чем до остальных дойдет смысл сказанного мною?

– Нас много. Несколько десятков…. Но зачем нам воевать друг с другом? Мы ведь можем быть союзниками!!!

– Мне?!?! … Быть вашим союзником??? Да я скорее с людьми начну дружить, чем с горсткой жалких шарлатанов.

… Заткнись. – Приказал он колдуну, увидев что тот открыл рот для возражений. – Сообщи всем своим, чтобы не смели вставать на моем пути! Пусть возвращаются туда, откуда выползли. И пусть держаться подальше от Империи. Это моя территория, и я не потерплю на ней шакалов! Ты понял меня?

Не дожидаясь ответа, Аттий Бузма спрыгнул со стены, даже не подумав о риске, переломать ноги. А ведь под ним была не просто стена крепости, но и огромный обрыв, усеянный острыми скалами и камнями. Да и высота тут, была в десяток раз больше, высоты Дворца Понтифика. Но как ни странно, приземлился он на ровную поверхность, в десятке саженей, от стены крепости, и отвесного склона.

И только после приземления, его голову посетил вопрос, – А что же я такое там нес? Откуда взялись все эти слова, про древнюю магию, про камень, пронаследство?

Тогда, на стене, ему казалось, что он лишь удачно использует информацию, полученную от мерзкого старикашки, именующего себя Верховным Учителем. Но сейчас он вдруг понял, что действительно знал о Камне и Древней Магии куда больше, чем просто названия. Это было странно, и это стоило обдумать.

На обратный путь ушло меньше трех дней. Ибо Армия наконец-то стронулась с места и пошла в Горы. На обратном пути, спутники нашего героя заметили, что он был еще более задумчив и молчалив чем бывал обычно.

На расспросы об успехе своей вылазки, он отвечал в том духе, что подняться на верх ему так и не удалось, но тем не менее, он узнал кое что…. Что именно он узнал, так и осталось для его спутников тайной. И даже не удалось получить объяснения почему.

Аттий Бузма и впрямь пребывал в тягостных раздумьях. То внезапное открытие о самом себе, что он сделал во время вылазки, сильно озадачило, и даже напугало его. Кто он сам, и что творится внутри его головы? Является ли он орудием в чужих руках, или сам распоряжается своей волей?

/-…– Узнаешь, когда найдешь! – ответил старикашка, мерзко хихикая. – Пока тебе это рано знать. Но когда придет время………

– И как я это узнаю?

-Ты просто вспомнишь.

– Как я могу вспомнит то чего не знаю?

– Я только что вложил тебе в голову все, что мне надо было чтобы ты знал.

– Как?? Когда????

-Сопляк!!! – с усмешкой сказал старикашка, давая понять, что для него это ничего не значащая мелочь.

…. –И что дальше? – Спросил наш герой, справившись с желанием снова разрядить в старикашку свой арбалет.

– Дальше? Ты мне тут больше не нужен. Уходи назад.

– Нет, я должен идти вперед…. Мне нужно найти путь через Горы…..

– Ну так иди и ищи…..

– Но ты отпугиваешь народ от этого места!!! Сюда никто не может пройти.

– Разве??? Ах да. Помнится и впрямь ставил Завесу лет триста назад когда нашел это Место.

– Ты можешь ее убрать?

– Конечно могу! Ведь я Верховный Учитель. Величайший Маг….!!!!!!

– А ты снимешь?

-….. А зачем? Чтобы людишки начали шастать перед моими глазами?

– Империя ищет проход через Горы. Моя карьера зависит от того смогу ли я сделать это. Ведь ты кажется, добиваешься того, что бы я занял высокое положение?

– Хм…….. Впрочем ладно. Я могу перебраться и в другое место. Тут недалеко есть водопад, там тоже мощная энергетика.

– А еще моей карьере поможет, если люди будут думать что я убил тебя….

– А ты дерзкий мальчишка!!!! Впрочем я люблю дерзость. Говори что там еще поможет твоей карьере.

-Мне нужны какие-нибудь доказательства того что я это сделал. Например твой труп, и какие-нибудь магические вещи, чтобы доказать что ты и правда был колдуном.

Я покажу это людям, которых смогу провести сюда после того как ты снимешь свою завесу……

– Ладно. Будет тебе и труп и магические вещи. Хотя все это и попахивает балаганом. Впрочем, когда то я любил балаганы. Иди за своими людьми. К тому времени когда ты придешь тут все будет готово……

… Кстати, не удивляйся когда увидишь тут и меня. Ты будешь единственный кто меня увидит. Заодно я внушу твоим людям Такое, что им и в голову не придется сомневаться в твоих словах……….

(обратно)

Глава 11

– Ты должен пройти обряд очищения! – сходу заявил преподобный Витасий, Личному Советнику Мэра, едва только тот вошел в жалкую горскую лачугу, где должен был состояться очередной Совет.

– И тебе привет, преподобный Витасий. – спокойным и доброжелательным голосом, поприветствовал его наш герой. Хотя слова этого худого старика с вечно недовольным лицом, заставили его содрогнуться. Ему показалось что Старший Хранитель, и правда почуял в нем присутствие Зла. – Я много слышал о тебе. И очень рад, что ты и твои люди, наконец-то присоединились к нашей Армии!

– Мы спешили как могли. – Сразу сбавил тон преподобный Витасий. – просто не все мои люди, умеют путешествовать……

Командующий Укар, откровенно хмыкнул, а многие из присутствующих позволили себе улыбнуться. Отряд жрецов Понтификата, уже успел стать притчей во языцех. Особенно преподобные Апсий Тулик и Венедис, под чьим весом подгибались спины даже у могучих тягловых коней.

– Да. – Сочувственно ответил ему наш герой. – Я слышал, что многие достойнейшие борцы со Злом, чье благочестие перед Богами превышает их физические силы, выказали желание добровольно присоединиться к твоему отряду Хранителей!!!

В ответ, преподобный Витасий, так заскрипел зубами, что всем окружающим стало ясно, что именно, он думает об этих добровольцах и их благочестии.

– …Но почему ты считаешь, что я должен пройти обряд очищения?

– Ты общался со Злом! А значит, частицы Зла могли проникнуть в твою душу…. Тебе надо очиститься. – Сказал Старший Хранитель уверенным тоном, однако в словах этих, нашему герой послышалась не столько убежденность в своей правоте, сколько желание настоять на своем и попытку наехать на конкурента, каковым он несомненно виделся преподобном Витасию.

Поскольку у Аттия Бузмы, были не только полномочий Личного Советника Мэра, и эксперта по колдунам, но и Слава человека с этими колдунами сражавшегося, то несомненно, что для предводителя жреческого отряда, он был как кость в горле. И видимо преподобный Витасий решил расставить все крючки над зямбда, с самого начала, огорошив своего противника, и заставив его пройти обряд очищения. А поскольку обряд этот кроме него и жрецов его отряда проводить было некому, то свое очищение Аттий Бузма получит как бы из рук преподобного Витасия. Что сразу покажет и ему самому, и окружающим, кто тут главный.

Быть главным в этом деле Аттию Бузме совсем не хотелось. Но и подчиниться какому-то жрецу, было бы ударом по его положению, и потому Аттий Бузма принял вызов.

– Ну, хоть с моей точки зрения, ЭТО трудно было назвать общением, – скорее схваткой, но тем не менее, я согласен с твоим мнением…. Хотя жрецы Понтификата принимавшие мою присягу Мэру, и признали меня чистым…. Но если ты считаешь их недостаточно компетентными……

– Да, да. То есть нет. – Поспешно ответил преподобный Витасий, который хоть и был Старшим Хранителем…., а вернее сказать он был одним из Старших Хранителей. Но только в Городе, таких Старших Хранителей было не меньше двух десятков. А в остальной Империи, их бы набралось больше сотни. И если здесь Витасий представлял верховную жреческую Власть, то в Городе он был одним из многих. И по положению стоял куда ниже Старших Хранителей из окружения Понтифика, которые должны были бы освидетельствовать непричастность к Злу Аттия Бузмы перед принесением им присяги Мэру. Потому проподобный Витасий сразу сбавил обороты и поспешно произнес. – Я совсем упустил из виду, что при поступлении на должность Личного Советника, тебя должны были обследовать жрецы….

Судя по всему, преподобному Витасию, страшно хотелось сказать, что подобное обследование не могло быть ничем иным, как пустой формальностью. Но это уже означало высказать недоверие Понтификату. Ведь именно Верховные Жрецы всех основных Богов, должны были принимать присягу Аттия Бузмы при вступлении в должность, и они же должны были проверить его на непричастность к Злу….

– …Но может быть Что-то во мне, заставило тебя усомнится? – продолжал гнуть собеседника Аттий Бузма. – В таком случае я готов пройти все обряды, которые ты посчитаешь нужным. Поверь мне, я говорю это искренне. Ибо малейшее сомнение в любом из НАС, тут присутствующих, особенно если им проникнуться простые солдаты, способно погубить всю нашу Компанию! – При этом всем своим видом, Аттий Бузма давал понять, кто именно будет нести ответственность за возникшее сомнение и срыв Компании.

– Нет, нет, – поспешно заверил его преподобный Витасий. – Ничего такого я не заметил. Просто насколько я знаю, ты, в последнее время, соприкасался со Злом, а значит мог…, я повторяю, всего лишь МОГ, заразиться…. Но если …..

– Ну что ж, я не стану оспаривать Твое мнение. И очень рад буду поработать рука об руку, с таким прославленным воителем за Дело Добра, как ты! А теперь надеюсь, мы можем начать Совет……

– Ну что Ловец. Похоже, этот Витасий нашел твое слабое место?

– Почему ты так думаешь, командующий Укар?

– Я видел как ты напрягся, когда он предложил проверить тебя на причастность к Злу!!!

– И ты бы напрягся, если бы Старший Хранитель взялся тебя проверять! Разве нет?

– Ну, я-то чист…….

– Значит ты счастливее меня! Раз можешь сказать так о себе. А вот меня частенько одолевают сомнения. Я ведь даже в Богов не верю! В смысле, – по-настоящему!

– И ты не боишься говорить это мне? – изумленно спросил Укар.

Они сидели в той же самой комнате, где всего час назад проходил Совет. После Совета Исполняющий обязанности Главного Интенданта Армии, по совместительству представляющий Охотничий Совет Ловчей Службы, и Командующий Армией, остались обсудить кое-какие секретные дела.

Естественно, секреты эти касались лишь дел Армии, но не как не их личных секретов. Тем не менее, подобный разговор подразумевал куда менее формальный стиль общения. Так что разговор сопровождался дегустацией коллекции молодых вин, присланных Укару кем-то из «патриотов Империи», и с подобающими закусками. Конечно подобная дегустация должна была производиться в соответствующем зале, с подобающими беседами, и правильной посудой. Но поскольку всего этого не было, и тот и другой «дегустатор», вместо того что бы смаковать каждый глоток, глушили вино чашу за чашей. Видно под действием уже «распробованного», Командующий немного расслабился, и перешел с обычного официально-холодного тона, которого он придерживался в последнее время, на свой обычный, грубовато-покровительственный.

– Конечно нет, Командующий Укар, – ответил наш герой, улыбнувшись на редкость, (для него действительно «редкость»), открытой и дружелюбной улыбкой. – Хоть ты и считаешь меня своим врагом, но я просто не могу себе представить, что ты, побежишь доносить на меня преподобному Витасию. Но даже если вдруг тебе и придет в голову эта странная блажь, – думаю, ты будешь как минимум, вторым. Насколько мне известно, в бумагах у Витасия, уже лежит полноценный донос на меня, отправленный лицом, заслуживающим полного доверия.

– Откуда тебе это известно? Даже Ты, не можешь знать о подобных доносах! Если только сам Понтифик, не делится с тобой подобными сведеньями….

– Нет, не Понтифик. – Мэр. – Это он рассказал мне про тот донос, перед тем как предложить должность………

– А кто еще тебя так не любит, что состряпал подобный донос? Может ты и это знаешь?

– Конечно знаю…. Это…, ну в некотором роде, – мой как-бы дедушка…. Хотя конечно все гораздо сложнее….

– Твой собственный дедушка донес на тебя Хранителям?!?!?!? – в голосе Укара послышалось искренне изумление.

– Ну, он как-бы дедушка. И сделал он это только потому, что действительно искренне верил в то, что меня необходимо уничтожить. И поверь мне, – это очень достойный человек, которого я искренне уважаю….

…. Но не пытайся понять наших отношений, Командующий Укар. – рассмеялся Аттий Бузма, к тому времени тоже хлебнувший немалое количество вина. – Ты слишком прямой и честный человек, чтобы понять все это……….. Но если честно, именно за это я тебя и уважаю…. И поверь, – в моих словах, нет ни грана лести. Ты действительно, один из немногих людей, к которым я испытываю безграничное уважение!!!!

– Ага. Так я тебе и поверил!!! Я слишком хорошо изучил тебя Аттий Бузма. Ты, как никто умеешь втираться в доверие и манипулировать людьми. Вот и сегодня, ты всего лишь парой фраз, сломал самого Старшего Хранителя!!! Но меня ты не проведешь!

– Вот именно, Командующий Укар. На всей земле, есть только четы…., три человека, к которым я не смог применить свое умение. Два из них, – это Мэр, и мой непосредственный начальник. Их я просто побоялся обвораживать…. А вот тебя я всячески пытался обворожить, и у меня ничего не получилось. К тому же, ты единственный человек, который смог разоблачить меня. И один из немногих, от кого я не смог скрыть своих настоящих эмоций. Ты сильный и умный человек. За это я тебя и уважаю.

– Опять врешь! С чего я должен тебе верить?

– Что поделать. В той судьбе которую я выбрал, приходится принимать как данность, что те люди, с которыми ты можешь позволить себе быть искреннем, – тебе не верят! Но скажи-ка Командующий Укар, – разве с того момента, когда ты разоблачил во мне Ловца, – я соврал тебе хоть раз?

– Ну скажем так, – Я не разу не поймал тебя на лжи!

– А разве я совершил хоть один поступок, который был бы направлен против Империи?

– Я пока о таких не слышал…. И все равно, – я не верю тебе!

– Да. Ты не веришь Ловчему Аттию Бузме. Но веришь ли ты информации, которую тебе предоставляет Ловчий Аттий Бузма?

– Верю….

– Что ж, пусть так и будет!

Они замолчали делая вид, будто и впрямь смакуют вино. Два этих персонажа составляли удивительный контраст. Одни, – огромного роста старик, с седой головой и покрытым шрамами лицом, второй мальчишка с едва начавшей пробиваться щетиной, на пусть и обветренном, но по-юношески нежном лице. (Щетину эту он постоянно забывал брить, ибо не приобрел еще подобной привычки).

На лице одного можно было легко читать все одолевающее его страсти и мысли, а лицо второго было намертво запечатано маской предупредительной вежливости.

Один был груб и прям, второй изысканно изворотлив и коварен. Даже у очень неискушенного наблюдателя, смотрящего со стороны на эту картину неторопливо беседующих за трапезой старика и мальчишки, не могло бы возникнуть в голове мысли типа «Дед и внук» хотя оба вполне подходили для этого по возрасту, настолько они были разные. Но тем не менее, он бы почувствовал искру взаимного уважения, мелькающую между этими двумя, скорее соперниками, чем товарищами.

Наконец наш герой отставил свой кубок в сторону, в глядя прямо в глаза Командующему Укару сказал. – Могу я спросить тебя о чем-то, что не касается непосредственно моей персоны? – И дождавшись утвердительного кивка, спросил. – Что тебя ТАК беспокоит?

– Все идет слишком хорошо. Когда все так хорошо, – жди большой подлости, которую заготовила для тебя Судьба. – Сразу ответил Командующий Укар, и тоже решительно отставил свой кубок в сторону.

– Но разве все так хорошо? Кажется мы сильно отстаем от первоначального плана Компании. – Удивился Атиий Бузма.

– Естественно. Ни одна Компания, не проходит по тому плану, который составляется до ее начала. Горцы построили крепости, и это задержало наше продвижение. Но это нормально. Так оно и должно было быть. Это мы предсказали еще тогда, когда твоя разведка, сообщила нам о крепостях. Но должно случиться что-то, чего мы не ждем, чего не можем предсказать.

– Это твое предчувствие?

– Нет. – Это мой опыт!

Прошло уже три недели, с тех пор как Аттий Бузма вернулся из своего секретного рейда и присоединился к Армии. – Компания действительно продвигалась подобно стаду буйволов, – неторопливо но неодолимо. Даже понастроенные горцами крепости, не стали серьезным препятствием для трех хорошо обученных и прекрасно экипированных легионов. Тем более, что вовремя предупрежденный разведкой, – Укар приказал взять с собой усиленный парк осадный машин.

Да и горцы, хоть и организованные по образу настоящей армии, все же продолжали оставаться дикарями. Храбрыми, выносливыми, физически сильными и ловкими, – но дикарями! Может если бы у них была пара лет, на то что бы хорошенько обучить свою армию, они и правда смогли бы стать проблемой для войск Империи, но этих лет у них не было. И потому, – они сплошь и рядом делали такие непозволительные ошибки, что сводили на нет, все свои первоначальные преимущества. Вместо того чтобы сидеть за стенами крепостей, – бросались в самоубийственные атаки. Вместо того чтобы держать плотный строй, – разрывали его, пытаясь драться поодиночке…. Даже вылазок, с целью разгромить обоз, которых так опасались Имперцы, они так и не совершили….

Да и крепости свои они толком оборонять не умели. Дело это для них было явно новое, и они возлагали на высоту и крепость их стен, слишком большие надежды. Так крестьянин, впервые взявший в руки меч, начинает думать что он стал настоящим воином. И только после встречи с настоящим воином, который отберет у него этот меч голыми руками, – крестьянин, поймет, что мечом еще нужно уметь пользоваться…. Так и горцы, считали что достаточно засесть за высокой стеной, и враг уже никогда до них не доберется. Потому они опрометчиво подпускали легионеров Империи вплотную к своим стенам, не препятствовали установке таранов и камнеметных машин, не умели тушить пожары, и даже не позаботились сделать запасы продовольствия и воды….

Так что Имперская Армия, пусть и несколько медленнее чем планировалось, но все же продвигалась в глубь Гор…. Гораздо большие потери, чем от оружия горцев, Армия несла в результате несчастных случаев и болезней. Ведь большинство легионеров, никогда раньше в Горах не бывали, и не умели ходить по камням, не чувствовали опасных мест, не знали местной природы…. От одних только укусов змей и пауков, – народу погибло больше, чем при штурме любой из крепостей. А поломанные ноги, вывихи и растяжения, выкосили не меньше одной седьмой части легионов. И это только за первые три недели!

Конечно вывихи, растяжки, и даже переломы, – это не смертельно. И большинство получивших травму солдат возвращалось в строй, в среднем дней через пять, – но эти пять дней они должны были, либо провести во временном лагере, либо, в повозках обоза. А повозки эти, приспособленные к гладким Имперским дорогам, не выдерживая соприкосновения с Горским Трактом, часто ломались и их приходилось чинить….

К счастью Командующий Укар свое дело знал. Он, во-первых, приказал не разрушать захваченные крепости, а наоборот, – укреплять их. В каждую крепость он сажал гарнизон, на две трети составленный из травмированных легионеров. Крепость становилась базой, в которой оставлялась часть обозного имущества. Таким образом он не только страховал Армию от удара в тыл и окружения, но еще и разгружал ее от лишнего балласта.

После недолгих споров, Укар согласился отдать большую часть Миротворцев под негласное подчинение Аттия Бузмы. Из них были созданы отряды, обеспечивающие охрану армии с флангов и разведку. С помощью проводников предоставленных Ловчей Службой, они патрулировали достаточно большие пространства. Но горы есть горы, перекрыть все тропки и проходы было просто невозможно, и опасность нападения все равно сохранялась.

Но спустя три недели, – обстановка просто обязана была измениться. Если до этого Армия продвигалась по районам, уже давно и плотно освоенных Империей, то теперь ей предстояло вступить в район, так называемых «Высоких Гор». А там и природа была куда суровой, и местность менее исследованная, да и горцы куда более дикие.

Но все это было заботой Командующего Укара и его Штаба. Нашего героя заботили совершенно другие проблемы. Одной из них были колдуны. Как они прореагируют на его послание? Каковы их реальные силы? И что они предпримут теперь, узнав, что преступили дорогу Древним? (И поверили ли они Аттию Бузме, что он представляет Древних). И не обидятся ли Древние, на то что Аттий Бузма, прикрылся их именем…..

Но еще больше, Аттия Бузму волновал вопрос, – кто же он сам такой? И чего ему от себя ждать? Насколько он отныне может доверять самому себе?

Там на стене крепости, он вдруг начал говорить о вещах, в которых абсолютно не разбирался. Тогда ему казалось, что он блефует. Что из маленьких, узнанных у Старика фрагментов правды, ему удалость состряпать большую ложь, и впарить ее своим противникам. Но потом, анализируя каждое произнесенное слово, он начал в этом сомневаться. Уж больно ладная получилась у него эта ложь. И уж слишком плавно сошла с его языка. Он говорил ее, – даже не задумываясь, даже не пытаясь анализировать и запоминать произнесенное…. Он будто бы не выдумывал свою ложь с ходу, а говорил ее словно всем известные, давно проверенные истины….

А еще, – эти его способности…. Их явно нельзя отнести к обычным человеческим умениям. Если раньше их еще можно было считать некой игрой, проверкой слов сказанных старым сумасшедшим. Благодарить за них собственные способности, и считать результатам долгих тренировок…. Но чем дальше он продвигался в их изучение, то тем больше становилось ясно, что они ни как не могут быть обычными человеческими способностями, пусть и доведенными до совершенства. Как бы много ты не тренировался, но видеть в темноте не сможешь. А прыгнуть с огромной высоты, и остаться в живых…, на это не способен никто. Никто кроме колдунов и Аттия Бузмы!

Так значит он колдун?!?! Но всем известно что колдуны это ЗЛО!!! Значит и Аттий Бузма, тоже ЗЛО!?!?

… Но он не чувствовал в себе ЗЛА. И не хотел становится на сторону ЗЛА. Он не хотел разрушать Империю. Не хотел сеять хаос и разрушение. Он даже не хотел абсолютного Богатства, Власти и Силы…. Его не радовали слезы других, он не упивался чужим страхом, болью, и ненавистью…. Командующий Укар, относившийся к нему с недоверием и неприкрытой враждебностью, был ему куда симпатичнее, чем десятки лебезивших и пресмыкавшихся перед ним чиновников и купцов….

Так может быть, – не все колдуны – ЗЛО? Тогда почему он с ними борется?

… Хотя, ведь тот колдун, – говорил что хочет разрушить Империю….

….Но все ли колдуны хотят разрушить Империю…..

…. И так ли это ужасно, – разрушение Империи…..?

…. А чего такого замечательного есть в этой Империи, ради чего стоит жертвовать ей собственную жизнь? – Подчинила себе треть известно Мира? Разрушила существовавшие там царства и покорила жившие там народы…?

А что она дала им взамен? – Свободу, Порядок, Безопастность? – Как утверждает официальная пропаганда.

Да, раньше там правили цари, короли, герцоги и прочие…, правили не подчиняясь законам и праву…. Но разве Мэр, – не такой же король, царь, герцог и пр., как и все эти…. Разве его должность, вот уже почти тысячу лет не является пожизненной и не переходит по наследству?

Разве все жители Империи, – формально равные в Правах, – равны? Разве слово его друга, благородного бездельника Цинта Виннуса Оттона, в любом Суде Империи не перевесит слова десятка уважаемых и почтенных представителей Гильдии Плотников, или Кузнецов?

…. Империя принесла мир? – Но раз в десятилетие, та или иная провинция решается на бунт…. Именно на подавление этих бунтов, Солдаты Империи оттачивают свое воинское мастерство. Правда, как слышал от своего «дядюшки» Аттий Бузма, – бунт этот чаще всего поднимает местная знать и правители, грезящие былой «абсолютной властью» своих предков, и «Величием родов». Но Имперские легионы, при подавлении подобных бунтов, не особенно разбираются кто прав, кто виноват. А уничтожают всех, кого застают с оружием в руках, или кого подозревают в том, что он это оружие брал или может взять. А вот потом уже, – арестовывают верхушку бунтовщиков, и этапируют их в Город. Где они и доживают свой век, в праздности и неге…. Поскольку убить их, – означает сотворить знамя и символ будущих восстаний. А так, выжившие бунтовщики, – узнав о прекрасном житье своих Вождей, – чувствуют себя преданными, и начинают ненавидеть Их, а не Империю. Вожди, – доживают свой век в такой роскоши, о которой раньше и мечтать не могли. Что отбивает у бывших бунтовщиков, всякое желание совершить побег, и устроить новое восстание. А Империя, – вновь восстанавливает мир в своих пределах, заодно преподав урок возможным смутьянам и, перебив наиболее буйных и ненадежных подданных……

-Даже фанатичный сторонник Империи дядюшка Бикм, и тот признает что Она несовершенна, и хочет ее изменить…. И при этом он тоже готов проливать реки крови.

…. Так на чью сторону должен встать Аттий Бузма? – На сторону сильного, – как он считал в детстве? – Но кто тут Сила? Империя боится колдунов, а колдуны боятся Империю…. Империя огромна, а колдунов кажется всего лишь горстка. И кажется они совсем не так сильны, как Те колдуны, которые когда то властвовали над миром.

Но ведь есть еще и Верховный Учитель? И он не стоит ни на стороне колдунов, ни на стороне Империи. У него своя игра, и Аттий Бузма даже не знает какая.

Он утверждает что сотворил его, Аттия Бузму. И даже если это так, то с какой стати Аттий Бузма должен следовать его приказам, и выполнять его волю? Уж не из благодарности, это точно!!!!!

И в связи со всем вышеперечисленным, встает вопрос, – а чего же хочет от жизни он сам?

Победы Добра над Злом? – Ну наверное ДА, – хочет!

А кто спрашивается, не хочет? И что такое это Добро и что есть Зло? – колдуны? Но чем таким эти колдуны отличаются от папаши Цинта Виннуса Оттона, великого Сенатора, который обожает использовать людей в собственных целях, даже не задумываясь над их дальнейшими судьбами? Или того же преподобного Витасия, – у которого в глазах горит неугасимый костер, на котором он мечтает спалить всех «приверженцев Зла»?

Или даже его драгоценного дядюшки Аттия Бикма, который как-то признался, что убил троих ни в чем неповинных человек, только для того, что бы прикрыть операцию «Бумба»?

Так что Добро и Зло, слишком абстрактные понятия, для того чтобы умирать за них.

Так чего же хочет он сам Аттий Бузма?

– Зачем ты звал меня, и о чем задумался, мой господин и повелитель? – голос Цинта Виннуса Оттона, прервал его размышления.

– О смысле жизни.

– Эк тебя пробрало! Уж не после свирепой ли схватки с наипреподобнейшим Витасием, тебя стали посещать подобные мысли?

– Он-то тут причем?

– Ну как же, – весь лагерь гудит, обсуждая вашу схватку. Говорят, он попытался наехать на тебя. А ты в ответ, обрушился на него с небес, как шмат бычьего дерьма, на зазевавшуюся букашку?

Сравнение позабавило нашего героя и отвлекло от серьезных размышлений. Он улыбнулся и ответил своему другу в его же тоне. – Откуда столько непочтительности в отношении служителя Богов, и своего непосредственного начальника?

– Это все мое плохое воспитание…. Я не виноват…. Вернемся в город, можешь приказать выпороть всех моих учителей и нянек…. А в душе то я – просто чудо до чего хороший!!!!

– В душе ты хам и циник…, за что я тебя и ценю…, иногда. То твое непочтение должно быть сурово наказано. Так что слушай мой беспощадный приговор. – Ты лишаешься, счастья лицезреть мою персону, и отправляешься в ссылку! Не далее, как завтра утром, – тебе должно отправиться в захолустное местечко, под названием Город, и пребывать там до тех пор, пока не будут выполнены все мои поручения! Думаю, это послужит тебе суровым уроком и научит почтительности…..

– О нет…, Великолепнейший и Лучезарный, Величайший из Начальников одаряющий своих ничтожных подчиненный Благодатным Светом Своего Величия, – притворно захныкал Цинт Винус Оттон. – Вдали от твоего Сияния, я зачахну и покроюсь плесенью, перестану радоваться жизни и сойду с ума…. Что свет Солнца, рядом со Светом Твоих Добродетелей? Что глубина Океана, рядом с Глубиной Твоего Ума? Что высота Звезд, рядом с Высотой твоих Помыслов? Что….

… А собственно почему я?

– Поручение очень важное. Доверить я могу либо тебе, либо Фризию Пусу и Гекадию Фолу…. Но там есть письма для весьма важных персон, а пока эти ребята до этих персон доберутся, – Горы успеют превратиться в пустыни…. Ну а ты, вооруженный своей Наглостью и Благородством происхождения, – сможешь оббежать их всех за пару дней….

– Вот! Правильно говорит мой папочка, – Что без людей Благородного происхождения, ничто в Империи не может работать так как надо! Это мы, на своих натруженных плечах, держим неподъемный груз благополучия Империи!

– …. С тобой, под видом слуги отправится некто Ликарис…. Он, – Ловец, и у него там какие-то свои дела Ловчей Службы. Так что не слишком распускай язык…. Он у тебя хоть и благородный, но зато без меры болтливый, а эти Ловчие, они как бойцовые псы, рвут врагов невзирая на звание и происхождение. Не поймет он твоих шуток, и я лишусь подававшего большие надежды мальчика на побегушках.

– Нет, он не посмеет! Он побоится Тебя, о Грознейший и Свирепейший. Тебя боятся даже Ловцы, я видел как они лебезят перед тобой, словно бы ты их Генерал.

….Кстати о языке? – вдруг, с почти серьезным выражение лица, спросил Цинт Виннус Оттон. – Так что все-таки произошло у вас с Витасием?

– Да ничего страшного. – Отмахнулся наш герой. – Просто старичку захотелось меня на вшивость проверить. Судя по всему, он считает меня конкурентом…. И ему это очень не нравиться

И его можно понять, – он всю свою жизнь готовился к битве со Злом, а единственного, за последнюю тысячу лет колдуна, – прикончил я. Ну и ясное дело, – ему обидно и немножко страшно. – А вдруг его теперь заставят подчиняться мне? Его, – грозного Старшего Хранителя, – заставят подчиняться какому-то мальчишке, да еще и из простых купцов! Ну вот он и попробовал меня своими зубками на крепость….

…Но я то, грызться с ним не намерен. Я вообще предпочитаю быть не крепким, а скользким. Так что мне пока удалость выскользнуть из его зубов…..

– Да я и не сомневаюсь в тебе о Скользейший из Скользких. Но мне все-таки непонятно, кто может пренебречь посланиями Личного Советника Мэра? И почему ехать должен именно я?

– Будет пара поручений, так сказать, приватного плана…. Ничего такого, что могло бы обосновать эту твою глумливую улыбочку….

…Во-первых, я хочу чтобы ты поговорил со своими приятелями…. Было бы неплохо, если бы ты, о Благороднейший Цинт Винус Оттон, позвал бы их на небольшую гулянку по случаю твоего приезда в Город, и наврал бы там с три короба про то, какую интересную т занимательную жизнь ты ведешь в действующей Армии. Особенно упирай на то, что и после окончания этой компании, в Горах останется много дел, достойных того, чтобы подлинные патриоты Империи, отложили ради них свои забавы.

– …Я разгадал твой коварный замысел о Хитрейший, – ты посылаешь меня вербовать тебе новых рабов? Одного меня, и еще десятка невинных жертв твоего властолюбия, тебе стало не хватать?

– Да! Я прикую их к этим Горам цепями. И тогда надеюсь, их папочки позаботятся о том, чтобы никакие бунтовщики, впредь не мешали их отпрыскам делать карьеры.

– И как тебе это удастся, о мой Великолепнейший, но Наивный Начальник? Прогуляться по Горам, в компании со столь выдающейся персоной как ты, – от этого пожалуй мало кто откажется. (Поскольку они не слышали, как ты умеешь командовать своим ледяным голосом, и не видели твоего бешеного взгляда, от которого начинают дрожать коленки даже у матерых Ловцов). Но загнать нас в Горы надолго…..

– Вот поэтому, мне нужен ты и твои приятели…. Кстати, у вас еще не прошла та мода на патриотизм, которой вы баловались года два назад?

– Да как тебе сказать…? Мой папочка, как-то сообщил мне, что это не столько мода, сколько определенный период взросления…. Даже он, в свои молодые годы был не чужд патриотизма…. Ты ведь был Миротворцем, и кажется должен был там встречать немало отпрысков Благородных Семейств, тянущих солдатскую лямку наравне с простыми крестьянами? Ты думаешь откуда они там взялись? – Почти все молодые люди, так или иначе желают трудиться на благо Империи. Правда служит в Миротворцах или Армии, лишь один из десятка, поскольку это все-таки очень тяжело. Еще у шестерых из этого десятка, – тяга к роскоши и развлечениям, пересиливает увлечение патриотизмом…. И в результате остаемся мы, – те кто служить солдатом не может или не хочет, а как применить свои силы и знания, пока его папочка не освободит ему место Сенатора, – не знает.

– Вот вы-то мне и нужны! В сумке с донесениями будет один проект, с которым должен ознакомиться Мэр. Суть его проста, – мы разбиваем Горы на небольшие области, и ставим там Наместников.

….И если раньше, на все Горы было лишь четыре Наместника, – теперь их будут сотни. А поскольку Наместником, может стать лишь человек Благородного Сословия…..

-…. То куча молодых сопляков, урвет себе лакомые кусочки!!!!

– Ну, особо лакомыми они вряд ли будут. В том смысле, что с этих должностей, прибылей ждать не стоит. Скорее наоборот, я надеюсь что новые Наместники станут вкладывать личные средства в развитие своих Наместничеств.

– С какой это стати?

– Ну, во-первых, – Горы нужны Империи…. И те молодые патриоты, что возьмутся за нелегкий труд сделать ИХ настоящей частью Империи, смогут на деле доказать свой патриотизм. Во-вторых, – Горы не так уж и безнадежны в экономическом плане…. Если хорошенько взяться за них, со временем, я уверен, они смогут стать весьма прибыльными как для Империи, так и для Наместников…. да и сами горцы от этого только выиграют, а следовательно будут ассоциировать свое новое богатство с Империей, и желание бунтовать у них пройдет. И тот из Наместников, кто добьется в этом деле наибольших успехов, – получит почет и уважение…, а тот, кто не сможет, – будет объявлен дураком, сопляком и ослиной задницей! …Тонко намекни об этом своим друзьям….

– Знаешь, друг Аттий Бузма, – сказал на это Цинт Винус Оттон, с весьма несвойственным ему серьезным выражением лица. – А ты и впрямь хитроумная задница…. Твои намеки на возможные прибыли, – для нас это пустой звук…. А вот возможность утереть нос всем остальным, – ради этого мы и впрямь не пожалеем личных средств….

– Вот, вот. Признаюсь тебе честно, – мой план пока весьма сырой. Это скорее лищь наметки и соображения. Но к счастью, я в Империи не единственная светлая голова, мой план, если даже будет принят, пройдет столько отшлифовок и доработок, что почти полностью потеряет первоначальный вид.

Поэтому я посылаю к Мэру именно тебя. Там в конце есть просьба, чтобы Мэр, поговорил с тобой об этом плане. Прошу тебя смело высказать все мысли, что уже появились в твоей голове, и что появятся там за время путешествия. Даже если ты придешь к мысли что план мой необычайно глуп и вреден для Империи, – скажи об этом Мэру.

– С какой это стати?

– Хочу, что бы Мэр, оценил тебя как серьезного человека…. Поскольку должность мальчика на побегушках при моей персоне, для тебя, видимо слишком сложна, – пора подыскивать тебе менее важное занятие. – Что-то вроде, – Идейного Лидера Юных Патриотов Империи!!!

-…………???????????????………… За что ты так со мной?

– Сам напросился, когда пожелал назначить меня своим начальником!

– Слушай, друг Аттий Бузма. Я тебя конечно, очень люблю и уважаю, но то что ты предлагаешь мне…, это не то чего бы я хотел! Послужить Империи, – это пожалуйста. Но лезть в Высокую Политику, – от этого уволь!!!!! Я на примере своего папаши, прекрасно вижу, какая это мерзость.

– Цинт Винус Оттон, – ты когда-нибудь убивал человека? Ну хотя бы на поединке?

– Э-э-э…, вообще-то нет. А что?

– Со стороны это наверное, тоже смотрится красиво. Сверкают мечи, мужественные лица сражающихся…. А потом ХРЯСЬ!!!!!!! Кровь, кишки, вонь, раненный может и обделаться…. Вот еще секунду назад, это был смелый и достойный противник, а сейчас он орет от боли, в глазах его слезы, непонимание, и страх…. Все это мерзко и отвратительно….

Так и настоящая жизнь во имя Империи! Ее нельзя прожить, оставаясь вечно чистеньким и довольным собой…. Решай для себя сам, – либо ты политик, который вернет Империи ее былое величие, либо ты юноша-поэт, удалившийся в свое имение, и пишущий стишки о Цветках, Стрекозках, и милых селянках.

– Брр – последнее еще хуже!

– Ну вот тогда заткнись, и делай то что должен делать! По дороге в Город, можешь обдумать мои слова. И если ты решишь что дальше нам не по пути, – я готов принять твою отставку в письменном виде!

– Да ладно-ладно. Что ты так злишься?

– Знаешь в чем главное отличие Благородных Родов, от всей остальной Империи? – Они могут позволить себе Играть. Играть в политику, играть в войну, играть судьбами людей…. Если тот же Фризий Пус, будет уволен или решиться подать в отставку, – это будет означать конец всей его карьеры и жизни. После этой отставки, для него будут закрыты все пути. Он больше не сможет стать чиновником, в купцы его тоже не возьмут, поскольку это дело семейное. Университет не для него, по той же самой причине. Он даже ремесленником стать не сможет, – ни одна Гильдия не примет его. Так что, единственная работа, на которую он может рассчитывать, – работа подмастерья или грузчика.

Но ТЫ, о мой Благороднейший отпрыск семьи Винусов, из рода Цинтов, – можешь позволить себе бросить свою службу прямо посреди Войны, и это нисколечко не помешает тебе в дальнейшем занять место своего Отца! И весь ужас в том, что Империей управляют люди, не несущие никакой персональной ответственности за свои действия. Вот поэтому я и злюсь, когда ТЫ, тот кого я считаю приятным исключением из этого правила, – проявляешь ту же склонность к Игре, как и остальные представители Благородных Родов.

– Хм…. А знаешь, я никогда не думал об этом…, с такой точки зрения…

– Ну так подумай!

Следующие три недели похода не обогатили жизнь нашего героя никакими выдающимися событиями. Армия продвигалась вглубь Гор, причем скорость ее продвижения существенно ускорилась. Чему способствовало и то, что крепостей в глубине Гор стало значительно меньше, и то что легионеры постепенно научились жить, передвигаться, и воевать в Горах.

Наконец произошло событие, которое не только изменило это лениво-размеренное продвижение, но и добавило несколько очков в копилку нашего героя. – Вернулся отряд разведки, посланный на Орсшошшсшкий перевал. Сотник Византий Полус Актит с одиннадцатью бойцами, двумя Ловцами и проводником, принес известие, которого с нетерпением и страхом ждала вся Армия. Так что очередное заседание Совета, было посвящено исключительно ему.

… А собственно известие заключалось в одном, – Горцы собрали огромную армию, которая перекрывает дорогу к Злыдневой Щели, да еще и в самом неудобном, (для Армии Империи), месте.

– …Там есть такая долина…. – пояснил Византий Полус Актит. –…. Скорее даже большое ущелье. Очень длинная, но узкая. Причем северный ее край, практически обрывается в пропасть, а южный прикрыт непроходимыми горами. Горцы ждут нас на восточной стороне. Местность там узкая, и мы сможем выставить во фронт, не более пяти сотен. А горцы смогут заранее залезть на скалы и обстреливать наш правый фланг, ограничивая наши маневры…. И кстати, есть непроверенная информация, что горцы наняли в Коллопе несколько мастеров по изготовлению осадных орудий. Так что можно ожидать что с этих гор на нас полетят не только простенькие стрелы.

Но и это еще не самое противное…. От взятых языков, мы узнали что есть тайный проход через горы, в западный край долины. Я послал людей, и они подтвердили, что в соседней долине имеющей выходы на Тракт, уже сосредоточилось около двенадцати-пятнадцати тысяч горцев. И подойти к этой долине, они смогут за пять-шесть часов быстрого марша….

А наш проводник хорошо знающий эти места, сказал, что где-то на севере, есть разветвленная система пещер, в которой можно спрятать хоть стотысячное войско. И от этих пещер, есть путь на Проезжий Тракт, причем выходит он к Шашисгошоскому ущелью…. Это почти пятьдесят кулломитров на запад, от того места, где мы стоим сейчас и почти сто, от Злыдневой Щели.

– Что ж. – радостно потирая руки, ответил на это Командующий Укар. – Наконец-то враг решился дать нам бой.

… Как мне не противно это говорить Личный Советник Аттий Бузма, но твоя затея с дальней разведкой, принесла пользу.

– Я служу Империи, Командующий Укар. Но мне представляется, что тот бой, который решил дать нам наш враг, будет вестись не на наших условиях?

– Это мелочи…. Главное, что он решил дать бой! То, что до этого мы теряли больше солдат от укусов змей, чем в схватках, – просто позор!!! А теперь настало время встретиться лицом к лицу. В настоящей битве, никто не сможет устоять против легионов Империи.

… Ну да хватит болтовни…. Ваксий Дукст, – ты отвечаешь за тыл. Сейчас твой «одиннадцатый» разбросан по крепостям вдоль всего тракта. Ты должен собрать его снова и заткнуть те щели, из которых могут вылезти эти «пещерные горцы». Пошли гонцов немедленно!

Каптим Окст. – Пошли своих Ловцов, узнать, где находятся эти пещеры и есть ли в них Горцы.

Аттий Бузма, – ты отвечаешь за обоз. Делай что хочешь, но он не должен достаться врагу!

– …Может есть смысл перевести его в середину войска? – спросил наш герой.

– Не перебивай меня!!! – Рявкнул в ответ Командующий Укар. – Хотя в твоих словах и есть некоторый смысл. Я подумаю над ними.

… Дальше…. Византий Полус Актит, – ты устал после долгой разведки, но времени на отдых нет. Пусть Родий Заптит, даст тебе три…, лучше четыре сотни своих миротворцев. С ними ты должен обеспечить мне надежную разведку.

…. Теперь о главном. Впереди будет идти сотня Миротворцев. Как только они заметят врагов, – сообщают об этом основному войску и уходят на левый фланг…. Эта южная стена, меня беспокоит. Даже с настоящей стены можно спуститься. А в горной цепи всегда найдется множество щелей, через которые просочится хоть целое войско. Так что Родий Заптит, задача твоих ребят, следить за этой стеной, и затыкать щели. Даже если ты увидишь, что горцы побежали, унося ноги, или наоборот, разделывают нас в пух и прах, – не отвлекайся от южной стены. Выполни все в точности мальчик, и победа не уйдет из наших рук.

Зартис Месх, – ты поведешь свой легион первым! Тебе предстоит штурмовать укрепления, которые наворотят на нашем пути горцы. Соответственно, будь к этому готов. У твоих людей должны быть лестницы, кошки и веревки. Первая тысяча должна идти налегке, и быть готовой с ходу вломиться в ряды противника. Не забывай о стрелках, они тут пожалуй даже поважнее тяжелых пехотинцев. Дополнительно я придам тебе все инженерные части, пусть поддержат тебя осадными орудиями, а заодно разрушают все, что ты успеешь отвоевать. …. Кстати Аттий Бузма, – ты должен обеспечить, быструю доставку орудий в авангард.

… Картий Зонг, – твой легион в арьергарде, но на этой войне, он в любую минуту может оказаться авангардом. Ты должен быть внимательным и готовым в любой момент отразить нападение врага….

Спустя неделю, армия Империи вошла в ту самую долину, которой отныне суждено было называться Долиной Большой Крови.

Началось все примерно так, как и предвидел Командующий Укар. Когда армия полностью втянулась в долину, ехавшие первыми Миротворцы, заметили что выход из нее, перегорожен довольно высокой стеной, сложенной из валяющихся вокруг камней. Подошедшая вслед за ними первая тысяча четырнадцатого легиона,попыталась сходу овладеть этой стеной, но потерпела неудачу. Затем последовали еще две попытки штурма, но ни лестницы, ни веревки, ни бешенный напор разозленных легионеров, не помогли добиться победы. К этому времени инженерная команда уже успела собрать и установить несколько дюжин баллист и катапульт, и на стену полетел плотный поток камней и тяжелых стрел. Но тем не менее, несмотря на то, что за пару десятков минут, было убито несколько сотен оборонявшихся, – горцы смогли отбить и четвертый приступ. А затем случилось то, чего Укар не предусмотрел. Горцы ударили с фланга! Но не с левого, чего он опасался, а с правого. Правый фланг, как я надеюсь, помнит читатель, обрывался в пропасть. И для жителей равнин, это было непреодолимой преградой. Но для горцев, почти отвесный склон, был местом, по которому пусть сложно, но тем не менее, можно пройти. И они прошли, и стремительным рывком смогли добраться до стрелявших по их позициям машин и почти все их сжечь, попутно перебив весьма ценную, хорошо обученную прислугу. Конечно, всех этих смельчаков мгновенно либо прикончили на месте, либо сбросили в пропасть. Но потеря почти всего осадного парка, была невосполнима. И так, при штурме хорошо укрепленной позиции, нападающие несли куда большие потери чем осажденные, а уничтожение машин, увеличивало количество этих потерь в разы. Тем не менее, Зархис Месх, командовавший четырнадцатым легионом, подтянул резервы и наметив несколько ложных целей, атаковал стену в самом неожиданном для врага месте. И эта попытка почти удалась. По крайней мере, это был первый раз, когда легионеры смогли забраться и какое-то время удерживать часть стены. Но судя по тому, с какой яростью горцы бросились отбивать захваченный участок, всех их перед боем укусила бешеная росомаха. Они бросались на легионеров и, не обращая внимания на смерть товарищей и собственные раны, сталкивали врагов со стены собственными телами. Так что вид падающих в пропасть, сплетенных в смертельные объятья тел, отнюдь не усилил боевой дух тех легионеров, что смотрели на это снизу.

Не прошло и трех часов боя, а четырнадцатый легион сократился, как минимум на четверть. И тут горцы попытались атаковать армию Империи с тыла. Не будь армия извещена об этом заранее, подобный удар мог бы привести к тяжелым последствиям. К счастью седьмой легион был готов. Как правильно заметил Укар, в стене было полно щелей. Но любую щель, можно перекрыть, что и сделал седьмой легион. Достаточно было поставить по паре сотен у каждой такой щели, и горцы уже не могли в нее пролезть. На сей раз горские стратеги переиграли сами себя, фактически отрезав огромные силы, от сражающейся армии. Но и силы седьмого легиона, оказались связанными, и на помощь четырнадцатому, он смог отрядить лишь пару тысяч бойцов.

…Аттий Бузма еще раньше приказал расположить свой обоз вдоль правого фланга, подальше от горной гряды и середины Проезжего Тракта, чтобы не мешать перемещению резервов и раненных, которых относили в развернутый рядом с обозом полевой лазарет.

Так уж получилось, что в пылу боя ему никто не удосужился сообщить, о том, откуда взялись горцы уничтожившие парк осадных орудий. И когда у него за спиной раздались крики и звон клинков, он не сразу сообразил что происходит. И горцам, видимо решившим что стоящие в стороне телеги, могут оказаться очередными осадными орудиями, удалось поджечь или сбросить в пропасть с десяток телег. Но тут подоспела охрана обоза и совместно с гражданскими возчиками, (которые, в общем-то, не обязаны были браться за оружие), отбила нападение врагов. Аттий Бузма лично возглавил отряд, выбивший горцев из расположения полевого лазарета, однако к тому времени, горцы сумели добить несколько десятков раненых и убить двух жрецов-лекарей.

– Что тут у тебя?

Аттий Бузма обернулся и увидел подъехавшего к обозу Командующего Укара. Командующий Укар, которого и обычно, со спины можно было принять за тридцатилетнего, сейчас выглядел словно мальчишка, получивший свой первый меч. Глаза его сияли, на губах застыла довольная улыбка, а выправке мог позавидовать ведущий актер Императорского Театра, играющий Великого Героя Равного Пятидесяти.

– У меня тут горцы вылезли прямо из пропасти, и перебили кучу народа!

– Хм… Они так же и все наши осадные машины пожгли! – ответил на это Укар, с таким довольным видом, словно бы это лично он, сотворил все эти безобразия. – Интересно, как они умудряются там передвигаться.

– Я могу слазить и проверить! – встрепенулся наш герой, которому надоело торчать в обозе, пока другие дерутся.

– Нет! – самодовольно ответил ему Укар. – Ты не можешь! …Ты ведь у нас кто? – Личный Советник Мэра, прикомандированный к Армии в качестве Исполняющего обязанности главного Интенданта. Не твое это дело, лазать по горам и драться с врагами. Твое дело сидеть в сторонке, да пересчитывать кули с мукой.

…Но слазать и посмотреть, – это пожалуй идея стоящая. Так что пошлю-ка я туда Миротворцев!

После чего бросив распоряжение одному из своих вестовых, стегнул коня, и унесся в сторону Стены.

Следующую пару часов, наш герой провел выполняя приказ Командующего. Он подсчитывал потери и наводил порядок в своем хозяйстве. А легионеры четырнадцатого, тем временем предприняли еще одну неудачную попытку штурма. Но положив под злополучной стеной еще почти тысячу легионеров, были вынуждены отойти.

В арьергарде, седьмой легион, благополучно блокировал попытки горцев прорваться в тыл Армии, неся при этом минимальные потери. Но выделить в помощь четырнадцатому легиону, еще хотя бы тысячу, уже был не в состоянии. Сражение зашло в тупик.

….И конечно, стоило только нашему герою, после праведных трудов усесться за походным столиком, дабы доесть холодную баранью ногу, оставшуюся с утра, – последовал приказ явиться к Командующему.

– …. Так что, взять стену мы пока не в состоянии. Эти горцы дерутся как настоящие солдаты. Если бы я знал что они на такое способны, давно бы предложил напасть на них самим. А то полжизни провел, разгоняя крестьян с серпами и вилами, а тут под боком оказывается, есть такой отличный враг…..

… Так что для начала, я решил заняться теми засранцами, что пытаются укусить нас за задницу. Картий Зонг, как ты оцениваешь силы противника?

– Трудно сказать с уверенностью, тут за каждой горой можно спрятать целое войско, – но думаю от пятнадцати, до двадцати тысяч. Дерутся хорошо, но из-за их оружия, доспехов и понятия о дисциплине, – каждый мой легионер, стоит пяти горских вояк.

Нам приходится перекрывать четыре довольно больших прохода, и пару десятков щелей. Да есть еще с десяток мест, которые вызывают у меня сомнение, так что и там приходится держать небольшие отряды….

Вот и отлично, мы перекроем щели, и два прохода, а освободившихся легионеров бросим в атаку, и отгоним эту назойливую мразь.

…Аттий Бузма, – скинь со своих телег все самое ценное. Потом подгонишь их к щелям которые укажет тебе Картий Зонг, и перекроишь их баррикадами. Для этого я выделяю тебе инженерную команду. Для защиты баррикад, используй охрану обоза и миротворцев.

Картий Зонг, выдели тысячу резерва. Пусть она затыкает те дыры, которые не сможет удержать почтеннейший Личный Советник….

Зархис Месх, твоя задача следить что бы эти засранцы не полезли со стены. Тревожь их небольшими вылазками, имитируй подготовку к очередной атаке…..

….. А ведь никто!!! Никто кроме самого Аттия Бузмы да пары его ближайших служащих, не смог бы оценить ту скорость и точность, с которой была выполнена работа по «скидыванию» лишнего груза. Он словно заранее подготовился к подобной операции и потому те телеги, груз которых был не столь важен, или который было трудно испортить, были запряжены и поехали к своим целям, уже минут через десять, после возвращения Аттия Бузмы в обоз. Да и задача по разгрузке остальных телег, складирования груза и отправке, была проделана в кратчайшие сроки.

Последнее что сделал Личный Советник Мэра, это выделил бойцов для охраны груза, а сам поскакал вместе с телегами, лелея детскую мечту поучаствовать в настоящем сражении. И поучаствовал…. На свою голову!

Последние телеги, должны были послужить для перекрытия последнего, самого близкого к Долине прохода. Так что ни командующий Укар, ни Карий Зонг расположившиеся на направлении главного удара, его не увидели, а значит и прогнать не смогли.

Некоторое время, наш герой смотрел как с его телег снимают колеса и строят защитные валы. перекрывая выход из сравнительно небольшого, не более полусотни шагов в ширину, ущелья.

– Эй, кто-нибудь… – Повелительно крикнул наш герой. – Фризий Пус? Ты-то что тут делаешь? А впрочем, сейчас это не важно…. Пошли людей, ко всем остальным отрядам нашего обоза, и предупреди, что за каждое утерянное или сломанное колесо, я буду снимать по голове. Начиная со старшего обозника.

….. А спустя полчаса началось…….

Горцы появились не со стороны ущелья, как это ожидалось, а откуда-то сбоку. Впоследствии, было выяснено, что они спустились по веревкам со скал. По крайней мере, те три сотни, что нанесли первый удар. А потом конечно последовала атака и со стороны ущелья.

Под началом Аттий Бузмы, стояло около ста человек обозной охраны, полсотни Миротворцев, и примерно шесть десятков легионеров, да еще сам Аттий Бузма с четырьмя своими служащими. Обозники справедливо рассудив, что их для драки не нанимали, предпочли сразу отойти в сторону, предоставив сражаться тем, кто получает деньги именно за это….

… А атаковали их, наверное, не меньше тысячи горцев. Опять же, впоследствии было выяснено, что отряд Аттия Бузмы, был единственным обозным отрядом, который атаковали горцы. Именно на этом участке, они надеялись сломить оборону Имперской армии, и прорваться в тыл.

И им это, почти удалось. Почти…. Вовремя подошли резервные сотни седьмого легиона….

Но к этому времени, почти каждый боец обозного отряда был или убит или ранен….

Погибли почти все Миротворцы, непроходимой стеной перегородившие ущелье….

Погибла почти вся обозная охрана, первой принявшая удар спустившихся со скал горцев.

Погибли две трети легионеров, до последнего держащих вражеский напор.

И погибли почти все в личном отряде Аттия Бузмы. И Фризий Пус, невысокий полноватый человечек, по привычке гражданского человека, схватившийся за кинжал, а не за меч. И Актавиат Геронт Лоес, – Сын Сенатора, лентяй и раздолбай, сумевший, однако дорого продать свою жизнь. И Цинт Секадик Велет, – серенький, ни чем не выделяющийся шестнадцатилетний парнишка, с которым Аттий Бузма за все время своего «начальствования», не перемолвился и десятком слов, не относящихся к Делам Империи. И Гект Орналиус Ниимах, – наверное лучший, (из благородных конечно), после Цинта Виннуса Оттона, служащий нашего героя, не пережил эти сорок минут боя….

…. А наш герой?

Ну конечно, читатель прекрасно понимает, (судя по количеству непрочитанных листов книги), что наш герой был лишь ранен. Правда ранен не один раз, и некоторые из ран, были довольно серьезными. Но каждая капля его крови, была оплачена вражеской жизнью. Так что когда Укар со своим Штабом, подъехал к месту прорыва. То увидев гору трупов, на вершине которой лежал Аттий Бузма, его иссеченные в схватке доспехи и зазубренный меч…. Даже он, при всей своей нелюбви к нашему герою, не смог не произнести что-то вроде – «Погиб как Солдат». А когда чуть позднее, пришло известие, что Личный Советник Мэра, жив, – одобрительно пробормотал, – «Живучая сволочь».

Когда глаза его раскрылись, он увидел что-то белое. Абсолютно белое, без каких-то граней, оттенков и прочих особенностей. Он долго лежал, стараясь понять, что это такое. И когда в голову уже начали наползать мысли, о странной разновидности слепоты, некое пятно, наползло на «это белое».

– Он открыл глаза!!!

После этого заявления, пятен стало гораздо больше. Аттий Бузма сосредоточился и пятна, постепенно обрели очертания лиц. Он уже почти начал узнавать эти лица, но тут его губ коснулось что-то прохладное и мокрое. Он с удовольствием втянул в себя влагу, и заснул снова.

Когда он очнулся в следующий раз, он опять увидел это «белое». Но на сей раз, он уже без особого труда опознал в «белом» потолок госпитальной палатки. А чуть повернув голову, увидел сидящих возле его кровати человека в одежде помощника жреца, и своего подчиненного Гекадия Фола.

Затем опять началась суматоха. Вокруг него бегали жрецы, подчиненные и чьи-то посыльные…. Его исследовали, расспрашивали о здоровье, приносили поздравления и подношения…. Все кончилось тем, что пришел Старший жрец-лекарь и прогнал всех от постели больного. Последнее что удалось сделать нашему герой, это прошептать в спину Гекадию Фолу, приказ, прислать к нему Каптима Окста.

Он даже было попытался отказаться от поднесенного ему питья, справедливо подозревая, что после него уснет еще на неопределенное время. Но Старший жрец, не стал с ним церемониться, а просто посмотрел в глаза и щелкнул пальцами. Аттий Бузма заснул.

А когда проснулся, была уже глубокая ночь. И лишь маленький огонек свечи, коптящий рядом с кроватью нашего героя, немного разгонял темноту.

– Ты проснулся?

– Да Каптим Окст.

– Можешь говорить?

– Могу, только дай воды, а то в горле пересохло…. Давно я лежу?

– Воды нет, есть взвар сшшашца…. Почти четыре дня….

– И-и-и????

– Битву мы вроде как выиграли…. Правда потеряли, чуть ли не целый легион…. От четырнадцатого осталось лишь три тысячи, и те, почти все израненные. Ну и седьмой, потерял почти треть….

…. Сначала мы хорошенько прижали горцев при входе в долину. Резали и гоняли их до самой ночи. А на следующее утро, – Укар приказал штурмовать стену. Резня была жуткая, Укар объявил, что если стена не будет взята с первой же попытки, – он лишит каждого десятого выжившего легионера, его месячного жалования, а всех командиров спустит на ступеньку ниже по званию. Так что наши парни карабкались на эту проклятую стену по трупам своих товарищей. Шли практически в лоб, без каких либо отвлекающих или обходных маневров…..

Правда Миротворцы, попытались зайти к этим Злыдневым детям в тыл, по тем же тропкам вдоль пропасти, по которым они лезли к нам. Но горцы просто забросали их камнями…. В общем, от того отряда не осталось даже раненых…..

У Миротворцев вообще огромные потери…. Да и легионеров полегло множество. От инженерной команды осталось меньше половины…, почти вся прислуга осадного парка…, твоих обозников не меньше трети…, даже жрецы-целители пострадали…. Думаю это самые большие потери за последние лет триста.

…Но и горцев положили огромное количество. Особенно когда забрались на стену, и пошли драться с ними грудь в грудь. Тут они, конечно нашим легионерам не чета и те покромсали их в огромном количестве. Пленных не брали. А если и брали, то только для того чтобы довести до пропасти, и скинуть вниз. Заодно, чуть не покидали туда моих Ловцов, что я послал добывать ценных языков…. Но обошлось….

– Что говорят пленные?

– Ну-у, по большому счету, мало ценного…. Нет, конечно, – кое-что интересное есть. Но это скорее для Укара. А по твоим делам, – пусто.

– А их ярость…. С которой они дрались…. Это не…..

– Они защищают свои дома, детей, жен, скот и свою честь. Империя сотни лет вытирала о них ноги. А горцы – люди гордые. Так сразу это не скажешь, – но гордость для них имеет большое значение. У них ведь, кроме этой гордости, по большому счету-то и нет ничего.

А мы их держим за животных, за скот, за полуобезьян. И если эта скотина, осмеливается бунтовать, – выжигаем бунтовщиков каленым железом, вместе с семьями и соседями. Так что горцы научились загонять свою гордость глубоко внутрь, и терпеть все унижения. А это знаешь ли…, чревато большим взрывом…. Так что не думаю, что истоки их ярости, стоит искать в происках колдунов. Просто они понимают, что будет с ними, если мы пройдем за Злыдневу Щель.

– Значит ты думаешь, что колдуны тут не причем? Впрочем, я их тоже не почувствовал. Хотя я, если честно, – не слишком доверяю своей способности их чувствовать. Но может, были замечены странные люди?

– Пока никто из пленных, об этом ничего не сказал. Да и нам, пока не удалось схватить кого-нибудь, действительно высокого уровня. Так, в основном шантрапа, на уровне сотника, максимум тысячника…. Поймали несколько наемников из Коллопа, и других мелких царств с Той стороны. Они-то собственно и создавали из горцев Армию. Но кто их нанял? – Этого они толком и сами не знают. Или делают вид что не знают. Но мы их разговорим.

…. Да, кстати, – пленных затребовал себе преподобный Витасий…. Отдать?

– Отдай те, от кого никакой полезной информации больше не добиться….

….Только вот что, – намекни преподобному, что массовые, демонстративные сожжения и казни, нам тут не нужны.

Нам еще с этими горцами жить. И чем меньше ненависти в них сохраниться, тем проще нам будет сделать их послушными овечками.

Да и не поверят горцы, что их вожди, были охвачены Злом. Скорее решат, что это мы в сговоре со Злыднем. Так что если он захочет, преподать урок черни, – пусть вывезет «поклонников Зла» в Империю, и преподает уроки нашей черни. Если Витасий будет противиться, – сошлись на руководство Ловчей Службы, (Уровень моих полномочий ты знаешь), и меня, как на Личного Советника Мэра!

К окончанию разговора, Аттий Бузма почувствовал, что короткий разговор лишил его остатков сил. Он взмахом руки попрощался с Каптимом Окстом, рухнул на подушки и снова заснул.

Аттию Бузме, почему-то казалось, что его выздоровление будет делом нескольких дней. Но впервые подняться на ноги, он смог лишь три недели спустя. И это учитывая, что лечили его не как простого легионера, а как Личного Советника Мэра. То есть внимания жрецов, лучших лекарств и прекрасной пищи, у него было в переизбытке. Иногда ему даже казалось, что причина столь долгого выздоровления крылась именно в этом. Если бы условия лечения были менее комфортными, то возможно, его необычайные способности, поставили бы его на ноги за пару суток.

Впрочем, за свои дела он взялся сразу же, как только его состояние, позволило ему вести долгие разговоры. Он читал сотни писем, рапортов и отчетов, и в свою очередь, составлял многочисленные отчеты Мэру, Ловчей Службе, Главнокомандующему Укару, и даже Сенату, который вдруг решил удостоить нашего героя своим вниманием.

Отчеты эти, в связи со своей немощью, он надиктовывал кому-нибудь из своих подчиненных, постоянно дежуривших возле его палатки. Сложность была лишь в том, что не всегда одним его подчиненным, стоило знать информацию, предназначенную для ушей других. Так например, он однажды он привел в изумление Гекадия Фола, когда начал диктовать ему письмо Ловчему Совету. К счастью, наш герой вовремя понял свою ошибку, и по ходу дела превратил письмо-доклад, в письмо-обращение с просьбой о помощи по каким-то там недопоставкам и возможным хищениям. Он долго представлял себе изумленные лица членов Совета, читающих это письмо. Но потом велел Каптиму Оксту, письмо из почты изъять.

Лишь четыре письма он написал собственноручно, – письма родственникам своих чиновников, погибших на поле боя…..

…. А потом вдруг, война для него кончилась……..

(обратно)

Глава 12

-…. А не кажется ли вам почтенные Члены Совета, что вы несколько переборщили? – Спросил наш герой, членов Ловчего Совета, куда его пригласили для негласных консультаций. – То, что толпа мне прохода не дает, – это я еще стерпеть могу…, но…. Но ведь скоро в Город придут настоящие солдаты. Каждый из которых, сделал куда больше чем я. На их фоне я буду смотреться очень бледно.

– Ну, не так скоро они и придут. Это во-первых…. – Ответил ему один из Ловцов, который, как знал Аттий Бузма, вполне разделял идеи его дядюшки. – А во-вторых, – компания считается проигранной…. То, что Укар так и не смог взять Злыдневу Щель….. Конечно, мы объявили, что достигли потрясающих успехов. Но последний нищий с окраин Империи, говорит теперь что в Горах Империя бездарно обосралась. Мы ведь по традиции, заранее объявили план компании, но не смогли достичь и половины намеченного!

Зато у толпы теперь есть другой любимый герой, – подхватил второй Член Совета, – Великий, бесстрашный, и удачливый Аттий Бузма, чей героизм спас войско бездарного дурачка Укара от полного разгрома.

– Полная чушь. Это именно Укар и спас всю компанию.

– Нет, дорогой Аттий Бузма. Эта компания, должна была закончиться как минимум в Сшистшизе. Это знали все. В том числе и Укар. Это было объявлено от имени самого Мэра. Но армия, так и не смогла переступить Злыдневу Щель, а значит задача оказалась не выполненной.

– Но были объективные обстоятельства…..

– Это никого не интересует. – Сказал председатель Совета, до тех пор молчавший, – Армия Империи, всегда выполняет поставленные перед ней задачи…, во всяком случае, – последние лет четыреста. А сейчас, огромная армия пошла замирять каких-то там дикарей, и не смогла выполнить поставленных задач. К тому же потери в Долине Большой Крови, были чрезмерными. Мы потеряли почти целый легион, а ради чего?

– Мы сломали хребет обороне горцев. Мы уничтожили их наиболее подготовленные части… Мы….

– Не горячись племянничек. – Аттий Бикм попытался успокоить своего «племянника», –ТЕБЯ лично, никто не обвиняет. И наших славных легионеров, тоже никто не считает трусами или предателями. Виноват во всем Укар…..

– Но он ни в чем не виноват.

– Может и не виноват. Но зато он идеальный козел отпущения. Особенно для нашей партии….

Ты ведь наверное помнишь, что на его назначении настоял Сенат? Эти……., достойнейшие граждане, наверно рассчитывали сделать его противовесом Военному Соправителю. Укар ведь, после Зиписа Аптибала считается самым уважаемым военачальником в Армии. Если бы поход достиг успеха, – Укар бы стал куда авторитетней и популярней Зиписа Аптибала. А поскольку назначил его на эту должность Сенат, – то он бы и разделил с ним этот успех. А заодно, приобрел бы пламенного сторонника в лице Укара.

Вот только эти……., достойнейшие граждане, не учли, что война имеет привычку вмешиваться и радикально менять намеченные планы. Так что теперь, они даже не пытаются спрашивать, – «почему Империя не достигла намеченных результатов? И куда были потрачены выделенные на это колоссальные средства? « – потому что знают, что в ответ им справедливо ответят, что это именно они, дали эти средства в руки пусть и заслуженному, (в прошлом), но потерявшему прежнюю хватку старику.

Так что Сенат в этой ситуации, вынужден вести себя тише, чем кошка на чемпионате боевых хомячков……

…. Мэр необычайно доволен таким положением дел. Да и Ловчей Службе от этого сплошная выгода…..

– Вспомни-ка, уважаемый Генерал Викт, что ты говорил мне про игры в политику? Тебе не кажется, что ты тоже немного заигрался? Ты ведь сейчас, фактически радуешься поражению Империи, лишь на том основании, что это принесет урон твоим политическим соперникам.

– Нет, Свободный Ловчий Аттий Бузма. – голос «дядюшки» прозвучал необыкновенно жестко. – Я всегда помню о главном! То, что мы не взяли эту злыдневу Злыдневу Щель, – это мелочи. Не взяли в этом году, возьмем в следующем. Ты сам это говорил. Назначим нового, молодого, энергичного Нашего Командующего…. Он выполнит задачу, вылив тем самым немалое количество воды на нашу мельницу. И все будут счастливы!

Тем более, что ты и сам понимаешь, что этот захват далеко не Главное. Главное, это то, что Империя наконец-то встряхнулась, и начала жить полной жизнью. Главное, – что сторонники старых порядков, оккупировавшие Сенат, – понесли урон, и теперь будут иметь куда меньше возможностей совать палки в колеса Действующей Власти.

Главное, что усилилась партия Мэра, который всегда благоволил Ловчей Службе….

Главное, что наши планы начали осуществляться, – добавили глаза Аттия Бикма.

– А как же Укар?

– А что Укар? Что ты так беспокоишься об этом Укаре? – Ведь он кажется, тебя ненавидит. А ты вдруг так над ним трясешься……

….Думаешь, c ним поступили несправедливо? – Но ведь он действительно не достиг намеченных результатов! А Укар, старый волк. Он правила Игры знает! Так что обижаться ему кроме себя не на кого.

– Да и наказывать его никто не будет. – Добавил председатель Совета. – Просто вернут на тоже место откуда и взяли. Или отправят на почетную пенсию…., это уж как он сам захочет.

– А его гордость? Вы хотите растоптать гордость одного из достойнейших военачальников Империи! Это….

…. А ведь в войсках его любят! Как вы думаете, они отнесутся к подобной несправедливости?

– Ну, после битвы в ТОЙ долине, он стал куда менее популярен. Наши агенты доносят, что легионеры тоже склонны винить в больших потерях Укара….

И не спорь с нами Свободный Ловец Аттий Бузма, это решение принято на самом высшем уровне, и согласованно и с Мэром, и с командирами Легионов, и с Понтификатом, и даже Сенат, не посмел возражать, против того что бы Укар был назначен ответственным за поражение….

– Я, буду возражать против этого! Я на каждом углу буду говорить, что Укар настоящий военачальник, и что это именно он привел Империю к Победе!!!!!

Раздался некоторый ропот. Члены Совета как-то не привыкли, что бы им возражали. Да еще и в столь категорической форме.

Но председатель Совета, остановил ропот одним движением кисти и произнес. – Да. Пожалуй ты прав. Тебе надо все это говорить. – Ваша вражда с Укаром, уже стала притчей во языцех. Про нее знает вся Империя. И когда ты будешь единственным кто встал на его защиту…. Это только прибавит тебе популярности!

… Но кстати о популярности…. – продолжил председатель после некоторой паузы. – Мы вызвали тебя как раз для того, что бы поговорить с тобой о твоем статусе.

… Мы ведь готовили тебя для лидерства среди купеческого сословия…. Но жизнь так повернулась, что стань ты теперь хоть Высшим Патриархом всех Купеческих Гильдий вместе взятых, – для тебя это станет шагом назад. Ты взлетел слишком высоко! И мы теперь даже затрудняемся определить твой новый статус, и задачи, которые ты должен выполнять.

…Что ты сам думаешь об этом?

– В последнее время, я как-то даже не задумывался о таких вещах…. Времени не было…. А что, есть какие-то проблемы?

– Аттий Бузма, – председатель усмехнулся. – Ты видно не понимаешь что та высота, на которую ты взлетел, – это не для Ловца. Для нас это слишком высоко. Ты ведь теперь входишь в близкий круг Мэра. И тот факт что ты Ловец…, – кое-кто может счесть это оскорбительным!!!

-……..Ну. Думаю, я понимаю твое затруднение председатель…. Быть агентов влияния ТАМ, это кощунство! Но…, ведь Мэр, кажется не возражает против того что я Ловец.

…. А почему бы нам просто не спросить об этом самого Мэра?

Председатель чуть не поперхнулся от такого предложения. Даже для него, занимающего одну из самых высоких и могущественных должностей в Империи, слова «просто спросить», сказанные в отношении Мэра, прозвучали как возмутительная наглость.

Это было все равно, что сказать, – «Просто спросим у Богов», или «Просто перепрыгнем через Горы».

– И как ты собираешься «Просто спросить», – сказал он, с насмешкой глядя на Аттий Бузму.

– Ну не знаю…. – задумался наш герой. – Наверное, это будет удобнее сделать во время конфиденциальной беседы. Он как раз пригласил меня на ужин сегодня вечером. Как правило, во время таких ужинов, он как раз и проводит беседы с глаза на глаз.

– Ну да. – Откликнулся председатель Ловчего Совета. – Ты же и правда имеешь возможность поговорить с Мэром с глазу на глаз….. – И при этом задумался о том, что существование подобного слишком высоко поднявшегося Ловца, может изменить всю систему принятия решений в Ловчей Службе. Зачем нужен Ловчий Совет, зачем нужен председатель этого Совета, если есть Ловчий, который может просто шепнуть на ухо Мэру пару слов. А Мэр просто отдаст приказ Ловчей Службе. Так что по существу получается, что этот, состоящий всего пару лет в Ловчей Службе сопляк, вполне сможет отдавать приказы ЕМУ. И в этом есть что-то очень неправильное. – Что ж, я думаю, это будет разумным. Спроси его о своем статусе….

…. Так значит никаких следов Колдунов ты не обнаружил?

– Так что Аттий Бузма. – колдунов там не было?

– Нет Мэр. Пока мы не обнаружили их следов. Но это не значит, что их там не было. Что-то там было. Об этом говорит и необычайное поведение горцев, и их тактика, и крепости…. Кто-то ведь их этому научил? Вот когда мы захватим Сшистшиз……

– Да кстати. – Перебил его Мэр. – Мне доносят, что ты недоволен моими решениями?!?! И даже собираешься их публично оспаривать!

– Полагаю, это в отношении Укара? – наш герой подивился оперативности доноса. – Но я действительно считаю Укара подлинным героем этой компании. И думаю, что будет несправедливо возлагать на него какую-либо вину. Никто не смог бы действовать лучше!

– И тем не менее, его объявят виновным в поражении! – в голосе Мэра зазвенела ледяная сталь. – Этого требуют интересы Империи! И я запрещаю тебе публично оспаривать это мнение. Ты меня понял?

– Я тебя понял…. – столь категоричный приказ от Мэра, он получал впервые, но прекрасно понимал, что ослушаться его будет самоубийством. – Но все равно считаю это ошибкой!

– Не горячись Аттий Бузма. – обычным своим голосом ответил ему Мэр. – Укару еще перед назначением был дан намек на то, что я не желаю видеть его на этой должности. Но он этот намек проигнорировал. Наверное думал, что после победы ему все сойдет с рук. Но где та победа? – Так что теперь пусть пожинает плоды своей самонадеянности.

– Ладно. Пусть. – Устало сказал Аттий Бузма, понимаю что такого оскорбления Мэр Укару никогда не простит. – Но думаю, дело тут было не в неуважении к Тебе. Просто для него это был шанс, последний раз в жизни возглавить Армию. Повести ее в настоящий бой…. Последний раз в жизни по настоящему послужить Империи….

– …. Аттий Бузма. – в голосе Мэра послышалась какая-то горькая нотка. – иногда я забываю, какой же ты все таки еще мальчишка. Романтичный, полный благородства и веры в Справедливость мальчишка….

… Но сегодня, Укар ослушался меня ради «возможности последний раз послужить Империи». А завтра, какой-нибудь другой военачальник, поднимет свой легион на бунт, поскольку будет думать, что он гораздо лучше меня сможет «послужить Империи в должности Мэра». И тогда прольется много-много крови….

Так что то, как мы обойдемся с Укаром сейчас, в будущем спасет немало жизней!

…Так что ты думаешь о колдунах?

– Они там есть. Одного я даже чувствовал. Они затаились где-то в Горах, или за Горами. И нам придется иметь с ними дело…. Думаю нам надо сменить вектор поисков….

Кто-то учил горцев воевать как Армия, и руководил строительством крепостей. Кто-то нанял наемников из Колопа или Учана. И кто-то дал на это деньги. А за то, чтобы выступить против Империи, нужно предложить очень немалые деньги.

Нам надо хорошенько допросить этих наемников и пойти по следу денег.

Ловчая Служба уже работает в этом направлении. И хоть после Той битвы, пленных было взято не так уж много. Но тем не менее они есть. Да и после битвы, как мне доложили, их тоже взяли немало.

– Есть колдуны? – В голосе Мэра послышалась нотка…, нет, не сомнения, а скорее нежелания поверить в это. – Знаешь что Аттий Бузма, – Жители Империи, и так весьма расстроены этими неудачами в Горах. Пожалуй не стоит пугать их еще и колдунами. Поэтому, я приказываю тебе, никогда больше не упоминать про этих колдунов. …Нет, не отрицай их существование, а просто не упоминай. Будут спрашивать прямо, – уводи тему в сторону. Ты теперь и так Герой, Ловчая Служба постаралась. Так что незачем добавлять к своему списку трофеев, еще и головы колдунов.

– Но ведь это не значит, что мы совсем про них позабудем? – Полувопросительно, полуутвердительно произнес Личный Советник.

– Нет. – С усмешкой сказал Мэр. – Ловите их сколько угодно. – Я просто не хочу, чтобы подданые про это слышали.

– Хорошо. Но Мэр, неужели люди смогут такое забыть?

– Смогут! – Внезапно развеселившись ответил ему Мэр. – Ты даже не представляешь, как легко люди забывают то, о чем еще вчера были все их думы. Ты же сам Ловец, и должен знать что такое агенты влияния. Тебя ведь и самого готовили стать одним из них? Сейчас, по всей Империи, эти агенты начнут рассказывать одно и тоже. Страны за Горами, возглавляемые Колопом и Учаном, организовали это восстание горцев, чтобы навредить Империи. За что Империя, их покарает в надлежащее время. Доказательством чему служат захваченные в плен наемники. Они же и распространяли, через своих шпионов, рассказы про страшных колдунов, якобы готовых напасть на Империю. А ты Аттий Бузма, смог помочь их разоблачить, убив парочку этих якобы колдунов. За что тебя и возвысили. А так же за ум, дарования, и прочее прочее прочее….

Мэр задумчиво отрезал от головки сыра кусочек, и медленно, смакуя съел его. Он даже не пытался изображать, что прячет за этими действиями какие-то свои раздумья, и потому Аттий Бузма не осмелился прервать затянувшуюся паузу. Наконец Мэр на что-то решился, и сказал. – Смотря на прошлые события более трезвым взглядом, я склонен думать что погорячился. Эти вести о колдунах, все-таки сильно выбили меня из колеи. Возможно не стоило возносить тебя столь высоко. Возможно было бы проще, если бы ты погиб в битве. Согласись, это было бы красиво, и решило многие проблемы. По крайней мере, у тебя бы были пышные похороны и громка посмертная слава.

Но ты выжил, и продолжаешь оставаться на своем посту. Ты пока еще не проблема, но можешь легко ей стать. Я позволил раздувать твою нынешнюю славу, для того, чтобы позабылись старые подвиги. Если это не сработает, если вокруг тебя начнутся ненужные разговоры и шевеления, – ты станешь помехой. Тебе все понятно?

– Да Мэр. – Помехи устраняют. – Спокойно ответил Аттий Бузма, несмотря на дрожь, пробежавшую по всему его телу, после слов Мэра…, а вернее тона, которыми они были сказаны. – Может, тогда есть смысл убрать меня подальше? Чувствую, что в Горах от меня сейчас будет больше пользы. Да и чувствовать я себя там буду в большей безопасности.

– Нет. Сейчас ты ширма, за которой Империя будет прятать от сограждан, свои неудачи. Ты у нас пока единственный подходящий Герой. Так что готовься к большому шуму вокруг себя. И изволь сам постараться, чтобы блеск твоих подвигов, ослепил жителей Империи, и заставил забыть о том, как горстка варваров, дала Империи пинка.

– Хорошо Мэр. Как прикажешь…. – Согласился Атиий Бузма, однако в его голосе не чувствовалось энтузиазма. – Однако в той Битве, было немало настоящих героев, а не раздутых, как я.

– Они получат свои награды. Но Армия сейчас у народа не в чести. Народ не любит проигравшую Армию. А ты не армейский, ты МОЙ человек. Так что твои подвиги, тоже принадлежат мне, как и сам ты. Понимаешь о чем я говорю?

– О том, что я целиком и полностью завишу только от тебя. И в случае опалы, – меня не спасет ни Ловчая Служба, ни купцы, ни Армия, ни даже моя сомнительная Слава, о которой с легкостью забудут на следующий день после моего исчезновения.

– Ну…, я бы пожалуй выразился более изящно. Но у тебя получилось короче и точнее. Думаю на этом, наш разговор окончен.

После этих слов, нашему герою оставалось только удалиться, ибо они означали что Мэр закончил разговаривать. И Аттий Бузма, уже поклонился, и сделал было шаг назад. Как вдруг, что-то вспомнив, позволил себе немыслимую дерзость.

– Э-э…. Прости Мэр. Я понимаю что нарушаю все возможные приличия. – Аттий Бузма, окликнул уже отвернувшегося от него Мэра. – Но у меня есть еще один вопрос. И он, прости еще раз, опять касается моей персоны.

– Что еще? – Спросил Мэр, в чьем голосе было пополам недовольства и любопытства.

– В Охотничьем Комитете, хотят знать, не оскорбляет ли тебя то, что я продолжаю оставаться Ловцом?

– Оставайся. – Великодушно ответил Мэр. – Главное помни, что ты МОЙ Ловец.

(обратно)

Глава 13.

Вот уже третьи сутки Аттий Бузма жил с непрекращающимся чувством тошноты. И поводов для этого у него было предостаточно. Причем сырой, воняющий рыбой и гнилой древесиной трюм, и непрекращающаяся качка, отнюдь не возглавляли список поводов сблевать.

Собственно тошнить его начало почти полгода назад. Сначала он и сам не осознавал этого, но все чаще дорогие яства и изысканные вина, преподнесенные ему на очередном пиру, начали вызвать у него отвращение. Почти такое же сильное, как и вид слащавых, льстивых физиономий вокруг себя или собственное изображение в зеркале.

….Неизвестно, что там думал народ о «подвигах Личного Советника Мэра Аттия Бузмы». Но общество, в котором вынужден был вращаться Аттий Бузма, восприняло сигнал однозначно. ….Конечно обмануть рассказами про подвиги никого не удалось…. Возможно не все высшее сословие разбиралось в сражениях или схватках на мечах. Но зато на раздувании шумихи вокруг любого, самого ничтожного повода, все они собаку съели. Так что зашкаливающее несоответствие между самим героическим деянием, и Славой нового фаворита, они оценили сразу.

….Вскоре вывод был сделан. И он объяснял все странности и несоответствия вокруг персоны нашего героя.

…Да и с какой стати было бы Мэру приближать к себе этого ничтожного выскочку, чье происхождение будучи изученным, кое-кем из очень и очень влиятельных людей, вызвало больше вопросов, нежели дало ответов. (Дом Аттиев, – я вас умоляю, это же известное гнездо темных личностей, к тому же тесно связанных с Ловчей Службой. А раз этот малец, слишком мал что бы быть Ловцом, значит….). И к чему было раздувать эту немыслимую, выходящую за все грани разумного Славу, если бы не….

… Если бы Аттий Бузма, не был незаконнорожденным сыном Мэра!!! Мэра, так и не обзаведшегося законным наследником.

… Да. Все это попахивало дешевой комедийной пьеской из жизни «Южных Царств», которыми развлекали невзыскательную чернь площадные театральные труппы. Но это объясняло все необъяснимое. И в первую очередь, – поведение самого Аттия Бузмы, умудряющегося даже со знатью, чьи роды были старше самой Империи, держаться почти на равных. Без приниженности, подобострастия и вбитого поколениями почтения, с каким говорил бы с подобным Благородным даже самый богатый купец, самый прославленный солдат, или мастистый Университетский профессор, не говоря уж о ремесленниках или крестьянах. Да этот выскочка, даже с самими Мэром держался более вольно и развязано, чем даже выросшие вместе с ним приятели из Благородных Семейств. Нет. Он никогда не переступал черту почтения и субординации. Он всегда помнил о дистанции, никогда не позволял себе панибратства и фамильярности ни с Мэром, ни с кем-либо другим. Но и того рефлексивного порыва изогнуться в пояснице, что сгибал в поклонах даже самых могущественных Сенаторов, за ним не замечалось. И для людей, свято верящих в то что происхождение означает больше чем ум, храбрость или таланты, это объясняло многое.

Возможно это бы и не было столь важно, если бы у Мэра был законный наследник. Но наследника не было, ни с официальными женами, коих уже успело смениться аж четверо, ни с многочисленными любовницами, содержанками, гетерами, актрисками, служанками и прочая прочая. Так уж получилось, что ни одна из множества, перебывавших в постели Мэра женщин, так и не смогла представить убедительных доказательств своей беременности именно от Мэра. Достаточных хотя бы для того, чтобы просто сделать вид будто ей поверили.

Увы, но проблемы с рождаемостью для высших классов Империи было делом обычным. Слишком долгое благополучие, имело и еще одну негативную сторону, – отсутствие притока свежей крови в Элиту. Так или иначе, все Благородные роды и семьи, многократно скрещивались и перекрещивались друг с другом, что не могло не сказаться на их здоровье.

Если бы не повсеместное, довольно снисходительное отношение к супружеской верности, и традиция время от времени жениться на простолюдинках из низших сословий, – роды давно бы деградировали.

Но что позволено Благородному, для Мэра является запретным. Сенатор может женить своего сына на дочери купца, жреца или солдата. (Обычно это был второй брак). Но для Мэра, подобный мезальянс был бы слишком чудовищным. Благородный мог усыновить ребенка из семьи низшего сословия, (как правило, им же самим и сделанного). Но каждый Наследник утверждался Сенатом, Жрецами и Учеными, для чего проходил тщательную проверку, в том числе и своей родословной. И никакого сомнительного подкидыша к Трону никогда бы не подпустили.

Конечно Роман Комнус Виллий Сергиос Ком, был еще относительно молодым человеком. Пятый десяток лет, – для мужчины это еще не срок, когда надо хвататься за голову и молить богов о наследнике. Все еще было возможно. …НО.

Но. Разговоры вокруг наследника велись уже не один год. Пока, наиболее возможным и наименее желаемым кандидатом была Безумная Племянница. И это ни с одной стороны не было решением проблемы, а скорее Одной Огромной Проблемищей.

С одной стороны, женщина на Троне…, такое бывало. Очень редко, но бывало. Законы Империи, при прочтении их под определенным углом, вполне допускали подобную вещь.

Но женщина на Троне, это одно. А Безумная Племянница на Троне, это уже совсем другое. Девица дикого норова, не способная держать в узде собственные мысли и желания, зато способная взорваться в любую секунду, и к своему совершеннолетию уже имеющая десяток трупов на счету, – это не та кандидатура о которой мечтали наиболее ответственные Люди Империи. Несколько раз в истории, во главе Империи уже вставали буйные, помешенные на крови Мэры, и ни к чему хорошему это не приводило. Особенно для ближнего окружения.

Конечно такую проблему можно было решить, будь Безумная Племянница безумна абсолютно. Несколько раз Империей правили болванчики на Троне, а однажды был и Мэр, которого близкие были вынуждены держать в клетке, ради его же безопасности.

Беда лишь в том, что Безумная Племянница не была тупой деревяшкой, которую удастся обвести вокруг пальца, или бешеным животным, которого нужно изолировать.

Благодаря своим выходкам, она была «безумно» популярна в народе, а самое главное у Дворцовой Гвардии. А сталкиваться с Гвардией…., на это можно было решиться, только очень сильно отчаявшись.

В связи со всем вышеперечисленном, то вариант ее правления, как и вариант ее смещения, попахивали обильными потоками крови.

И тут появился Аттий Бузма.

Сначалаон был странной блажью Мэра. Личный Советник, как Автор уже упоминал выше, мог быть и шутом, и мальчиком на побегушках, и важной персоной. Вступая в свою должность, Личный Советник Мэра навсегда выбывал из своей касты, сословия, рода и семьи, и становился частью совершенно особой касты людей, работающих исключительно на Мэра. Сюда входили и дворцовые слуги, и Гвардейцы, и Личные Советники. Вход в нее был открыт всем, кого пожелает приблизить Мэр. А выход был только в могилу.

…И да… Исторически, эта особая каста считалась частью Семьи Мэра. И формально, слуга выносящий ночной горшок из покоев Мэра, был по Роду выше любого Сенатора. Мэру зачем-то понадобилось сделать не пойми откуда взявшегося купчика, частью своей семьи, и вознести его куда ближе к вершине управления Империей, чем позволяли его происхождения, и даже возраст. И это было поводом задуматься для тех, кто пристально следил за всеми изменениями во Власти, и Престолонаследии. В конце концов, Мэр, – должность выборная…, теоретически…

Естественно, последний кто узнал о «раскрытии тайны происхождения Личного Советника Мэра», был сам Аттий Бузма. Очень долго он относил непривычное для него подобострастие, почтительность и потоки лести, на счет своих «подвигов», и близости к Мэру.

А сказать что его тяготила вся эта дутая слава, и внимание окружающих, – все равно что промолчать. – Она вызывала у него приступы отвращения переходящего в ярость.

Увы, но в нашем диком, лишенном морали, и самой жизнью выброшенным за пределы общества Эйе, проснулась совесть. А поскольку раньше она его абсолютно не беспокоило, но с непривычки, ее терзания были особенно мучительны.

Возможно Аттию Бузме было бы не так противно переносить дутость его Славы, если бы не Укар, и память о погибших членах его Отряда. То насколько несправедливо обошлись с Укаром, было словно противовесом незаслуженности его Славы. И каждая насмешка, каждое пренебрежительное высказывание, каждое оскорбление брошенные в сторону Укара, били по Аттию Бузме еще сильнее, чем возможно ударили бы по самому Укару. Ирония была еще и в том, что окружающие, наслышанные о вражде Аттия Бузмы и Укара, (информация о которой активно распространяла Служба), особенно старались ущипнуть, оплевать и замазать грязью опального Командующего, именно в присутствии обласканного Мэром и Сенатом, Личного Советника.

А тут еще и память о юнцах, которых именно он потащил в бой. Юнцах, которые никоим образом не собирались становиться солдатами, не готовились к такому поприщу, и по сути, пали жертвой его прихоти. Как ни странно, но их он тоже жалел.

Никто и никогда не объяснял Эйю, Бумбе, Скорпиону, или Аттию Бузме что такое хорошо, и что такое плохо. Для Эйя, все сводилось к «Выжить любой ценой». У Шакалов, Бумба почерпнул главное правило – «Держись за своих». В Школе Ловчей Службы, все моральные поучения сводились к понятию «Выгода Империи». И любой, самый отвратительный поступок идущий на Благо Империи, обязан был считаться хорошим. А любой благой поступок, идущий в разрез с Благом Империи, заранее считался аморальным. А уж Аттию Бузме, по самые уши искупавшемуся в «жизни высшего общества», про мораль было известно только, – «…Она нужна для быдла».

Так что обычно, в своих поступках Аттий Бузма руководствовался моралью Эйя, и Шакалов.

Как ни странно, но именно мораль Шакалов, в этом отношении была наиболее приближенна к тому, исходящему из глубин его души голосу, подсказывавшему Аттию Бузме, что хорошо и что плохо.

Жаль только, то голос этот был слишком глух и невнятнен, чтобы правильно и точно расслышать его послания. Все сводилось к ощущениям. Хорошо, – радость, приятно, легко. Плохо, – тошнит, противно, грустно. И пока не попробуешь, не поймешь, как тебе от этого будет.

Да. Увы, но Аттий Бузма, несмотря на свое, не самое плохое образование, все равно оставался выросшим на помойках Города дикарем, крысой, помойным псом.

И сейчас ему очень не нравилось то что с ним творилось. Подобная назаслуженная слава пугала его, заставляя ожидать худшего. Она преследовала и терзала его словно зловонный смрад, или незаживающая рана. Он попробовал было скрыться от нее в работе, сутками пропадая в Библиотеках и Архивах. Но был безжалостно извлечен оттуда Мэром, который приказал Аттию Бузме появляться на всех пирах, праздниках, и прочих увеселительных мероприятиях, коим в Городе не было числа. В этом, отныне и состояла его работа.

Аттий Бузма перестал быть Советником дающим советы, и все стремительнее скатывался к поприщу Шута. А все его попытки избежать этой участи, не приводили ни к чему. Он обязан был исполнять приказ. От бессилия и тоски, он вся чаще стал налегать на вино, или искать забвения в объятьях Благородных шлюшек, или просто Дворцовых служанок. Он обрюзг, погрузнел, и уже начал забывать что такое держать в руках меч, или вдевать ногу в стремя. Тут то его и подстерегал настоящая беда.

Было раннее утро. Слишком раннее, чтобы называться утром по эту сторону Северной ограды. Солнце еще едва выкинуло первые лучики над горизонтом, слегка подсвечивая себе выход над объятой ночной Тьмой землю. В этих серых сумерках, уже можно было разглядеть фигуру, стоящего в десятке шагов от тебя человека, но невозможно было прочитать лежащий перед носом текст книги. И хоть для большинства жителей Города, это уже было время просыпаться и начинать заниматься своими делами, для Благородных и Дворцовых, это было подходящим временем, заканчивать ночные забавы и позволить слугам уложить себя спать. Но несмотря на это, Безумная Племянница была свежа, бодра, и явно расположена к занятию чем-нибудь энергичным. Ее роскошные рыжие волосы были сплетены в косу скрученную в клубок и закрепленную булавками. Одета она была в нечто, напоминающее простые матросские штаны и рубаху, правда сшитые из столь тонкой и мягкой ткани, и покрытые таким изящно вышитым узором, что для большинства жителей Империи, сошли бы за праздничный наряд. На ногах были своеобразно стилизованные горские сапожки, а за спиной, на перевязи коллопский меч. Узкий, длинный, и острый как бритва. Способный пройти сквозь тело человека, словно раскаленная спица сквозь кусок масла, или пластать человеческую плоть, нанося длинные глубокие раны, одним движением направляющей его кисти.

В отличие от нее, наш герой, особой свежестью и энергичностью похвастаться не мог. Скажем больше, хвастаться у него вообще не было ни малейшего повода, а вот сгореть со стыда….

– Полагаю этот великий герой Аттий Бузма, проводит время в размышлениях о судьбах Империи. – Раздался насмешливый голос у него за спиной, в тот момент, когда очередной спазм вывернул наизнанку его желудок, и еще одна порция блевотины украсила клумбу Дворцового Сада.

Аттий Бузма обернулся, но не стал отвечать, а лишь отхаркавшись, сплюнул на ту же клумбу. По закону Империи, подобное поведение подпадало под разряд «Оскорбление Семьи Мэра» и каралось смертью, но ему уже было все равно. Шедшие уже вторую неделю празднества в честь Четырех Героев, убили в нем всякий стыд и чувство самосохранения. Осталось только усталость, головная боль, дрожь, озноб и отвращение к самому себе.

– Что ж Великий Герой, а не продолжить ли нам тот поединок, так неудачно прерванный твоим дружком Цинтом Виннусом Оттоном?

Безумная племянница явно издевалась. Сейчас, для дрожащих рук Аттия Бузмы, даже обратновыпуклая десертная полувилка, была бы неподъемным грузом, что уж говорить о мече. А ватные ноги с трудом удерживали даже собственный вес, и вместе с желудком, головой и легкими, яро протестовали против мысли о прыжках, шагах и выпадах, неизбежно сопровождающих подобные поединки. Две недели беспробудного пьянства и обжорства, не прошли даром даже для него.

– Зачем? – спросил он, тупо глядя на племянницу Мэра, и поджидая очередной спазм.

– Разве тебе не хочется показать свое знаменитое умение сокрушать врагов, о котором так много говорит вся Империя? – Деланно удивилась Безумная Племянница.

– Нет. – Лаконично ответил он, чувствуя как деревенеют мышцы пресса и очередной комок идет на штурм гортани.

– Или может оно совсем не так велико, как это раздувает Ловчая Служба? – Нанесла разящий удар Безумная Племянница.

– Только глупец, способен верить слухам, которые разносит Ловчая Служба. – Вяло бросил Аттий Бузма, и стремительно склонившись к клумбе, поделился с ней очередной порцией изысканных лакомств и дорогих вин, коими потчевали его на вчерашнем официальном ужине, плавно перешедшем в оргию.

– Да, – сморщив носик, и отходя на несколько шагов в сторону, сказал Племянница, – Кажется ты способен сражаться только с клумбами…. Поливая их потоками блевотины, словно репутации своих соперников, грязью.

На сей раз укол достиг своей цели. Аттий Бузма прекрасно понимал, что лучшей тактикой было бы сделать вид что он даже не заметил несправедливого обвинения. Но укол достиг своей цели.

– Все ради Империи, – бросил он, тупо глядя на заблеванную клумбу. – Все только ради интересов Великой Империи и Рода Романов. … Чего тебе от меня надо Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина? По-настоящему?

А вот это уже был сокрушительный удар. Не укол в словесном фехтовании, ни ловкий финт, ни стремительный выпад…. Это был тупой но сокрушительный удар крестьянской дубины, направленный руками того, кто всю жизнь тяжело трудится для прокормления себя и своей семьи, а не проводит по паре часов в неделю в гимнастическом зале. Искусство словесной пикировки, племянница Мэра освоила кажется раньше чем научилась говорить. По условиям этой игры, задавать подобные вопросы было нельзя, это сразу уничтожало всю игру. Аттий Бузма в очередной раз нарушил правила, нанеся запрещенный удар. Отбить его было нельзя, можно было только уклониться. Однако племянница не стала уводить разговор в сторону, и после пары секунд обдумывания, применила столь же бесчестную тактику, честно ответив на честно заданный вопрос. (ну или почти честно, поскольку честный ответ она не знала и сама). – Хочу сбить с тебя спесь, а может быть и зарезать…. Как настроение будет.

Непонятно на что надеялась племянница, говоря это. Возможно рассчитывала, что находящийся в состоянии глубочайшего похмелья Аттий Бузма, понимая свою нынешнюю несостоятельность как бойца, и устрашенный перспективой смерти, начнет юлить и выкручиваться, как делали это большинство из тех, кому она бросала вызов? Но видно не учла она ту степень омерзения и отвращения к самому себе и своей нынешней жизни, которое в данный момент обуяло нашего героя. Он не стал выкручиваться. Он даже не попытался назначить другое время для поединка. Он просто выпрямился, утер рот рукавом рубашки и просто сказал. – Хорошо. Пойдем.

Тут уже Безумная Племянница почувствовала что опять пропустила удар. Драться с Аттием Бузмой, когда он находится в столь плачевном состоянии, это было недостойно ее.

Нет, никто бы никогда не посмел сказать, что она воспользовалась беспомощностью соперника, однажды уже победившего ее на честном поединке. А даже и посмей кто-либо сказать это ей в глаза, или шептать за спиной, – Безумная Племянница Мэра рассмеялась бы ему в лицо. Она даже в младенчестве сидя на горшке, чувствовала себя выше и важнее чем все-те людишки, что окружали ее. И неважно, были ли людишки няньками, слугами, или Сенаторами, – их мнение для нее было неважно.

Но вот мнение совсем другого человека …. Того, кто долгим и упорным трудом, прорываясь сквозь океаны пота, боли и усталости, достиг немалого мастерства в искусстве фехтования. Мнение этого человека было для нее важным. А учитывая, что этим человеком была она сама….. То заколоть, или просто победить сильного, сумевшего внушить ей настоящее уважение своим мастерством и бесстрашием противника, воспользовавшись его беспомощным положением, – для мастера, каковым небезосновательно считала себя Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина, было недопустимо и непростительно. – Отложим поединок до вечера, когда ты станешь больше похож на человека, а не блюющую свинью. – Пренебрежительно глядя на Аттия Бузму бросила Безумная Племянница, и повернулась чтобы уйти.

– Сегодня вечером, по приказу Мэра, я обязан присутствовать на банкете в честь приезда посольства…., э-э-э…, какого-то захудалого южного царька…, не помню его имени. – В нарушение всяческих этикетов, голос Аттия Бузмы остановил Племянницу. – И если ты хочешь чтобы наш поединок состоялся, он состоится сейчас, или никогда.

– И почему же это «никогда»? – Опять с усмешкой спросила Безумная Племянница.

– Потому что я не приму вызова. – С такой же усмешкой ответил Аттий Бузма. – Поводов придумаю сколько угодно. Вплоть до не желания поцарапать Члена Высочайшей Семьи.

– И что тогда станет с твоей Великой Славой?

– Да ничего ей не будет. – Рассмеялся в лицо наиболее вероятной Наследнице наш герой. – Моя слава и без того так раздута, что большинство жителей Империи верят, что я руками драконов, как курей душил. То что я не стал связываться с тобой, нисколько не умалит ее. Умный и так все поймет, а мнение глупцов никому не важно.

– А сам ты? – На сей раз без всякий усмешек спросила Племянница. – Что после этого ты сам будешь чувствовать?

– О Боги…, – Сквозь всхлипывания сдерживаемого смеха, сумел простонать наш герой. – Что я буду думать о себе, если откажусь драться с тобой? …. Ты хоть раз дралась в настоящем бою? Тебе хоть раз приходилось брать в руки меч или нож, для того чтобы спасти свою жизнь, а не прибавить весу своей репутации, или самомнению? – Нет. Никогда. А я веду эту битву с того момента, как научился ходить. Я начал убивать когда ты еще не перестала играть в куклы…. И в каждом из боев, моей единственной защитой, было мое желание и способность выжить…. Я дрался на поединках где нет правил и в уличных разборках, где рвут глотки зубами. Я схватывался грудь в грудь, и стрелял в спины, резал глотки спящим, и травил своих врагов ядом…. Так что вряд ли я стану что-то чувствовать, отказавшись от потешного боя с взбалмошной девчонкой, необычайно гордящейся тем, что научилась держать в руках меч.

– Тогда почему ты хочешь драться со мной сейчас? – Задала вопрос Безумная Племянница, и это было подобно точному удару в сердце. Ибо ответа на ее вопрос, Аттий Бузма не знал.

… Каково было его отношение к Безумной Племяннице, в свое время произведшей на него столь яркое, и почти в буквальном смысле слова, – сногсшибательное впечатление? – Аттий Бузма предпочитал об этом даже не думать…. Проще было заставить себя не думать о ней вовсе, чем думать о ее недоступности.

… Нет, зная нравы Высшего Света, он не сомневался, что при определенной настойчивости и удаче, он вполне может в один прекрасный миг оказаться в ее постели.

Но…. Но дикарь Эй, все еще сидевший в глубине натуры нашего героя, хотел большего. Он, своей звериной натурой сразу почувствовал, что эта самка должна быть его, и только его. Но цивилизованный, обученный, натренированный и вышколенный в Школе Ловцов Аттий Бузма понимал всю бессмысленность подобных мечтаний. И лучший способ держать в узде Эйя, был держаться подальше от Безумной Племянницы. Один раз ее безумие уже оказалось заразным для него. А безумие, это не то что мог позволить себе человек, идущий над пропастью по весьма тонкому канату, и одновременно уворачивающийся от летящих в него стрел.

«Жить как во Дворце» – эта поговорка, возникая во времена Второй Династии, и широко используемая в Городе до сих пор, означала отнюдь не благополучие и счастье. «Жить как во Дворце», – так ироничные горожане, называли состояние неопределенности и смертельной опасности. Ибо живущий во Дворце, все время играет в Опасную Игру, ставкой в которой может быть благосостояние, свобода, а то и сама жизнь. За свое недолгое пребывание во Дворце, Аттий Бузма уже успел увидеть, как внезапно исчезали вчерашние фавориты и любимчики. Чьи имена мгновенно забывались буквально на следующий день, превращаясь во что-то неприличное, о чем в достойном Обществе не принято говорить.

Аттий Бузма такой участи себе не желал. И потому старательно избегал встреч с объектом своих мечтаний, и даже мыслей о ней. Благо и она, была подчеркнуто вежливо-холодна, встречаясь с ним в коридорах Дворца или на аллеях парка, не позволяя себе даже обычных своих насмешек и оскорблений, которыми потчевала всю остальную публику.

Эйя это ранило. А Аттию Бузме приносило спокойствие.

И вдруг, в момент когда он был особенно слаб и уязвим, она вдруг решила проломить ледяную стену вежливости между ними, и вновь стать колкой, беспощадной…, и такой живой и желанной.

Итак, – почему же Аттий Бузма принял это вызов, и принял его именно сейчас? – Может потому, что именно сейчас задавленный алкогольными парами и отвращением к самому себе, цивилизованный, обученный, натренированный и вышколенный в Школе Ловцов Аттий Бузма был слишком слаб, чтобы противится воле дикого, не знающего иных правил и морали, кроме собственных желаний, сдерживаемых лишь инстинктом самосохранения, помоешного пса Эйя.

– Гимнастический зал там? – спросил он у своей противницы, показав пальцем на виднеющееся в конце аллеи здание. – Думаю, мы там найдем оружие мне по руке.

– Итак, в чем причина столь раннего переполоха? – Спросил Мэр, входя в Зал Справедливости.

…Ранним, переполох был исключительно по меркам Дворца и Северной Стороны. Для всей остальной Империи и солнца, уже изрядно перевалившего через зенит, – день был в самом разгаре. Но что такое, какое-то там солнце, по сравнению с самим Мэром? Однако Аттий Бузма, хоть и пребывавший в весьма помятом состоянии, как физическом так и моральном, тоже сильно удивился столь раннему переполоху. Учитывая что Мэр и сам пробыл на пиру почти до самого утра, – столь ранний подъем был явно не слишком уместен. Тем более, что его случай отнюдь не требовал такой поспешности, и вполне мог быть отложен на любое удобное для Мэра время, хоть до вечера, хоть на века. Именно этого больше всего и боялся Аттий Бузма, – быть брошенным в застенки, и забытым навечно.

Однако случилось действительно невероятное, – Мэр соблаговолил провести суд, совмещая его с первым завтраком.

– Итак, в чем причина столь раннего переполоха? – Спросил Мэр, входя в Зал Справедливости.

…Зал Справедливости, – тоже был странным выбором места для суда. Конечно, когда-то в прошлом он строился именно для этого. Но прошлое хорошо тем, что остается в прошлом. Теперь этот, сравнительно небольшой павильончик, давно уже в подобном качестве не использовался. Он просто физически не мог вместить всех тех, кто по долгу службы, или по собственному желанию обязан был присутствовать на Судах, которые подпадали под юрисдикцию самого Мэра. Вот и сейчас, несмотря на раннее утро, он уже был плотно забит зрителями в дорогих одеждах и оранжевых тогах Сенаторов.

– Итак, в чем причина столь раннего переполоха? – Спросил Мэр, входя в Зал Справедливости, и садясь за изящный столик, заставленным десятками тарелочек и вазочек с яствами, подходящими для перовой трапезы дня.

– Святотатство! Заговор против Империи! Оскорбление Высокой Семьи Мэра!!! – Глухо проговорил сотник Гвардейцев, сквозь опущенное забрало, – знак того, что Гвардия находится на военном положении.

– Вот как? – Мэр изумленно приподнял бровь, и даже на мгновение застыл, занеся ложечку над сваренным яйцом карликового страуса. – Забавно. Но видя своего Личного Советника в кандалах, предполагаю, что это именно его ты обвиняешь во всех этих ужасных преступлениях?

– Позволишь ли вы мне поведать Правду? – задал ритуальный вопрос сотник. И получив утвердительный кивок, начал излагать. – Личный Советник Мэра Аттий Бузма, в схватке на мечах с ближайшей родственницей богоравному Мэра, богоподобной Романой Комнус Виллия Кордиус Виллиной, применив колдовство в священных чертогах Дворца, нанес ей рану.

– Виллина ранена???…. Насколько это серьезно? – Хмуро спросил Мэр, откладывая и ложечку и яйцо в сторону.

– Ничего опасного для жизни. – Поспешил успокоить всполошившегося Мэра, сотник Гвардейцев, который по своим религиозным убеждениям действительно считал его равным богам. – Меч проткнул мышцы плеча, примерно на два пальца в глубину. Кость не задета.

– Надо бы сходить проведать девочку. – Пробормотал Мэр, и даже сделал некое движение приподняться над стулом.

– Спасибо дядюшка, но я в порядке. – Прозвучал голос богоподобной Романы Комнус Виллия Кордиус Виллины, и виновница переполоха прошествовала к столу дядюшки, неся забинтованную руку на перевязи. Слуги, словно бы из воздуха извлекли откуда-то еще одно кресло, прежде чем она успела подойти к столу. Безумная Племянница уселась в кресло, даже не посмотрев на месте ли оно.

– Итак, что там за ужасы рассказывает мне сотник Авгар? – спросил у нее дядюшка, заботливо наливая ей в кружку утреннего шшаца с травами и пряностями.

– Откуда я знаю? – равнодушно бросила племянница, тщательно осматривая блюдо с пирожными, словно бы от выбора самого вкусного из них, зависела ее жизнь. – Я пришла только что, и не слышала его слов. Пусть продолжает говорить. Может это будет забавно.

Повинуясь новому кивку, сотник опять начал говорить про утренний поединок, особенно упирая на колдовство и нанесенную рану.

– Так это все таки был тренировочный поединок. На который обе стороны пришли добровольно? – уточнил Мэр, и даже не ожидая подтверждения своих слов, добавил – Тогда вряд ли можно считать это оскорблением и заговором против Империи. В конце концов, девочка, – обратился он к впившейся в пирожное племяннице, – я всегда говорил тебе, что рано или поздно ты доиграешься с этими железками до Злыдень знает чего…. Теперь можешь забыть о платьях с открытыми плечами… А если бы удар пришелся поперек лица? – Ты как-нибудь сходи, и полюбуйся на старых легионеров. Поймешь, во что может тебе вылиться увлечение этими железками.

Племянница равнодушно пожала здоровым плечом, ибо слышала пожелание начет легионеров, уже наверное в тысячный раз. А зал настороженно замер. Творилось что-то абсолютно невероятное. – Человек посмевший пролить кровь самой Первой Семьи Империи, кажется ускользал из лап палачей, причем при помощи самого Мэра.

– Но колдовство!!!! – просто таки возопил сотник Авгар. – Он посмел применить колдовство в священных чертогах твоего жилища, Богоподобный!!!

– Тогда это наверное не ко мне, а к Понтифику…. – Начал Мэр, и откинувшись на спинку кресла, спросил, у стоящего в первых рядах невзрачного человечка. – Что скажешь Роман Кар, – спросил он своего личного стряпчего, входящего в его ближнюю свиту на правах очень дальнего родственника и совершенного знатока законов Империи.

– Аттий Бузма вступив в должность Личного Советника Мэра, тем самым был принят в род Романов…., кстати его правильно теперь было бы называть, – Роман Бузма из семьи Аттиев…, Хотя можно и Роман Аттий Бузма. Правда три имени это…. Однако просто Роман Бузма, тоже было бы неправильно, поскольку…. Впрочем, я отвлекся…. Вступив в Род Мэра, он вышел из под юрисдикции всех судов Империи, и стал подвластен лишь суду Главы Рода.

– Мда… Значит с делом о колдовстве тоже мне разбираться? Но мы можем хотя бы пригласить кого-нибудь из Старших Хранителей, так сказать, для консультации?

– Можем…. Но это создаст прецедент…

– Да. – Задумчиво глядя на Аттий Бузма, проворчал Мэр. – Им только открой лазейку, они полезут в нее как тараканы…. Кстати, никогда в жизни не видел таракана… Ну да ладно.

Итак. – Колдовство!!! В чем оно заключалось?

– Твой советник был не в том состоянии, чтобы победить богоподобную Роману Комнус Виллия Кордиус Виллину. Он еле до зала дошел, и с трудом удерживал в руках меч…, однако когда он понял что проигрывает, – в него словно Злыдень вселился. Даже я не видел такого быстрого бойца. А потом….. – Тут сотник замялся, ему явно было мучительно стыдно рассказывать о том произошло «потом». Однако он собрался с силами и продолжил. – Когда мы увидели кровь, мы бросились на помощь богоподобной Романе Комнус Виллия Кордиус Виллине, и этот…, убил одного из моих людей и еще двоих ранил.

Вот тут уж по залу пронесся ураган шепота. Конечно, слухи про великие умения Аттия Бузмы ходили по всей Империи. Но одному сразить Гвердейца и еще двоих ранить…. Это было что-то совсем уж из области фантастики.

Вероятно так же думал и сам Мэр. По крайней мере, на его холодном и равнодушном лице, наверное впервые за многие годы появилось выражение искреннего изумления. Он даже приоткрыл рот в весьма простонародной манере, словно бы был купчиком или стряпчим.

– Ты??? – Бросил он нашему герою… – Знаешь, а я ведь и сам могу теперь поверить что ты связан с колдовством! Что ты ответишь на это?

– Ты знаешь все о моей подготовке Мэр. – Коротко ответил на это Аттий Бузма.

В этих словах звучало и смирение перед волей Мэра, и тонкий намек на то, что не всё что знают эти двое, должно знать и толпе придворных.

– Все ли? – задумчиво пробормотал Мэр. – Возможно что я недооцениваю уровень…. Впрочем, – сотник Авгар, разве ты не слышал о несравненных умениях моего Личного Советника? Ведь о них с благоговением говорит вся Империя! Даже командующий Укар, отнюдь не симпатизирующий ему, и тот признался мне что не видел лучшего бойца. Так почему ты обвиняешь его в колдовстве?

– Я видел немало великий бойцов в своей жизни… – Упрямо ответил на это сотник Авгар. – Каким бы хорошим бойцом он не был, но пришел в зал он в состоянии ужаснейшего похмелья. И он не притворялся. Ему действительно было очень плохо. В первую минуту боя, богоподобная авная Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина, дважды выбивала меч из его руки…. А потом….

– Да. Потом в него будто Злыдень вселился. Ты уже говорил это. …Каково будет твое оправдания Аттий Бузма?

– Я действительно был в жуткой форме. Но потом смог собраться. Однако видно не до конца, и только потому не смог сдержать своего меча, и нанес эту рану, о чем искренне сожалею. Потому же, я и обернул его против твоих Гвардейцев…. О чем тоже невероятно сожалею. Но они были действительно очень быстры, и я не успел ничего сообразить, действовали только мои руки.

– Хм… А что и ожидать. Не помню чтобы у тебя Аттий Бузма, хоть раз на нашлось гладкого ответа на любой вопрос. … А что скажешь ты племянница?

– Он действительно дрался как настоящий Злыдень. – Не глядя на Аттия Бузму, ответила Безумная Племянница. – Но и в прошлый раз, когда я дралась с ним, он был почти таким же….

– Так значит ты не заметила признаков колдовства?

– О боги, дядюшка! – Раздраженно поморщившись ответила племянница. – Откуда я знаю про эти признаки? И вообще к чему так долго мусолить эту тему, и искать повод? Просто прикажи казнить его, и все дела. В конце концов, он пролил нашу кровь!

– Ты слишком щедро разбрасываешься людьми дорогая. Он конечно пролил нашу кровь. Но еще больше он пролил своей крови ЗА нас. И народ это знает. И народ ему симпатизирует. Подобное убийство, да еще не в лучшие для Империи времена…..

– С каких это пор ты боишься народа дядюшка? – С раздражением в голосе спросила племянница.

– Я не боюсь народа. Я беспокоюсь о нем. Это мой долг правителя. И если ты когда-то хочешь занять мое место, тебе стоит зарубить это на своем хорошеньком носу…. Пока его тебе не отрубили в очередной драке железками.

– Дядюшка, оставь пожалуйста мой нос в покое. И если тебя и впрямь так беспокоит его сохранность, то лучше подумай что будет, если ты оставишь проступок этого своего любимчика безнаказанным…. Как бы тогда вместе с моим носом, не пострадала и твоя шея!

– Знаешь что племянница. – Несмотря на спокойный голос, все поняли что Мэр достиг крайней степени бешенства. – Я не собираюсь оплачивать твои сумасбродства жизнями полезных мне людей! Если ты взялась играть в мужские игры, приучайся расплачиваться за свои ошибки шрамами и синяками. … А пока я полагаю, тебе стоит удалиться в одно из своих поместий, чтобы там, как можно лучше залечить свою рану!

Сотник Авгар, отпусти этого человека. – Приказал он своему Гвардейцу. – И подними наконец забрало…. Твои люди показали себя не с лучшей стороны. Я очень разочарован.

Спустя час, весь Дворец бурлил слухами о произошедшем. – Мэр встал на сторону выскочки Аттия Бузмы, демонстративно выступив против своей племянницы, да еще и выслал ее из Города!

Это было настоящей революцией. Это было фактическим признанием отцовства, и началом истинного возвышения.

Сенаторы обсуждали как произошедшие изменения повлияют на политическую обстановку. Стряпчие, пропадали в архивах, в поисках наиболее подходящих законов и прецедентов, в надежде подняться на немыслимые высоты, если именно их вариант возвышения будет признан официально. Золотая молодежь заказывала портным наряды под Аттия Бузму, и стоя перед зеркалами копировала манеры и характерные жесты Новой Звезды, дабы блеснуть ими в обществе.

Северная Сторона кипела, а вместе с ней и закипал весь Город. Происходило что-то фантастическое. И остаться в стороне, означало потерять всяческое уважение окружающих. Гильдии судорожно готовили подарки и подношения. Поэты сочиняли хвалебные оды. Университетские копались в родословных, ища способ возвести род Аттиев к временам как минимум Первой Династии.

Не кипел лишь один Аттий Бузма. Он спал. Спал тяжелым похмельным сном, даже не подозревая о том какой оборот принимает его жизнь.

Лишь вечером, на пиру в честь посольства какого-то южного царства, затерявшегося в предгорьях на Той стороне, Аттий Бузма начал приходить в себя и попытался понять что происходит.

А происходило что-то действительно очень странное. Начиная от самого поединка, суда, и заканчивая поведением окружающих его людей. То что на поединке он смог победить, – это не было удивительным. Он и так знал что победит, потому что в тот момент захотел именно этого. А все чего он страстно желал, – сбывалось. Да. Поначалу ей удалось несколько раз поставить его в весьма унизительное положение, дважды выбив клинок из руки, и даже хлестанув его мечом по заднице. Однако потом он разозлившись, разбудил в себе эти свои колдовские силы, и вновь показал этой девице, кто настоящий хозяин Арены. И даже столь же глумливо отвесив ей ответный шлепок, по той же самой части тела. А потом случилось нечто странное. …Такой ошибки, мастер уровня Безумной Племянницы ни сделал бы никогда. Она фактически сама пошла навстречу удару, и сама наткнулась на меч. Аттий Бузма в этот момент делал ложно-предупреждающий выпад. Ему и в голову не могло придти, что его противница в этот момент рванет вперед, пренебрегая элементарной защитой.

… А в следующие несколько мгновений, ему уже было не до этого. Чувство опасности словно ледяная искра проскочила через все его тело. Засверкали мечи, и с десяток секунд он дрался как никогда в жизни. Однако все равно был сбит с ног, и скручен Гвардейцами.

Затем был суд. Суд объяснил зачем племянница так глупо подставилась, – это был ее способ погубить Аттия Бузму. Однако зачем ей было прибегать к столь сложному способу? – Уж у нее-то были сотни способов загубить жизнь любого человека в Империи. Начиная от простой просьбы к дядюшке, и заканчивая щепоткой яда в кубке вина поданного кем-нибудь из множества безликий слуг Дворца. Ей даже достаточно было просто внятно высказать пожелание смерти Аттия Бузмы. И кто-нибудь, желающий услужить августейшей семье, сам бы исполнил все, не обременяя Роману Комнус Виллия Кордиус Виллину, скучными подробностями. И все что могло помешать ей воплотить в жизнь свое желание, – это воля единственного, стоящего выше ее человека, самого Мэра.

Однако к чему бы Мэру оказывать столь высокое благоволение его скромной персоне?

И к чему разыгрывать этот дурацкий спектакль с судом?

Аттий Бузма, ни сколечко не сомневался, что в зал суда Мэр уже пришел хорошо извещенный о произошедшем, и с уже готовым решением. Все последовавшее далее, было ничем иным как спектаклем для публики. Неким сигналом, который поймут те кто надо.

Так же не заблуждался он и о степени симпатии к нему со стороны Мэра. Мэр ценил его…, как ценят породистую лошадь, удобное кресло, или смышленого работника. Но не настолько, чтобы идти против своей семьи.

Следовательно, – спектакль, нужен был чтобы наказать Племянницу?

Племянницу, которая ненавидит Аттия Бузму настолько, что предпочла получить рану, лишь бы он попал в опалу? – Бред…. Скорее это были какие-то разборки, между дядей и племянницей, и он Аттий Бузма стал разменной пешкой в этих играх…..

– Да-да, посол…. Несомненно соколиная охота, – достойнейшее занятие для Благородного человека. – Сквозь его мысли до него донесся вопрос человека, беседу с которым он обязан был поддерживать, и он ее поддержал. И следующие пять-шесть минут, излагал все что успел прочитать про соколиную охоту.

– Да ведь ты же нихрена не знаешь про соколиную охоту. – Со смехом оборвал его посол.

Тут Аттий Бузма, наверное впервые за вечер соблаговолил посмотреть на человека с которым беседовал. Нет. Он конечно и раньше смотрел на него, но ни на чего кроме общих черт лица не обратил внимание. А тут он впервые Посмотрел на него, как смотрел бы на возможного противника или союзника.

Перед ним сидел низенький и плотный человечек. Ростом он был даже пожалуй пониже Аттий Бузмы, однако куда шире его в плечах. Да и во всей его фигуре чувствовалась недюжинная сила, ловкость и выносливость. Это было тела воина и путешественника. А лицо…, лицо пожалуй сейчас, могло бы принадлежать подростку. Ибо несмотря на тронутою сединой бороду, выражало столько искреннего веселья и открытости, что во Дворце, а может и во всем остальном Городе, казалось абсолютно инородным.

– Ага. – Ответил ему Аттий Бузма, внезапно тоже заражаясь этим весельем и открытостью. – Я нихрена не знаю про соколиную охоту. Я вообще охоту не люблю. Но для меня это вполне простительно, ибо я не из Благородных.

– Хм… Я слышал другое… А кем были твои почтенные родители?

– Купцами.

– Бедными?

– Да нет, вполне даже богатыми.

– Достаточно богатыми чтобы купить тебе коня и доспехи?

– Ну да. Думаю на это их богатства вполне бы хватило.

– Тогда почему ты говоришь что они не благородные? В моих краях, всякая семья способная снарядить конного воина для защиты страны, считается благородной.

– Эх почтенный…. Арзак Куркишш Хавдас… – Наш герой не секунду запнулся, и отпил из чаши, вспоминая имя собеседника. – В Империи, благородными считаются лишь те, кто мог снарядить такого воина полторы тысячи лет назад, и продолжает снаряжать и доныне.

… Ты легко отличишь Благородного, по трем и более именам, вот как и у тебя.

– Хе. – Арзак Куркишш Хавдас скорчил хитрую физиономия и пригнувшись поближе к ухе Аттия Бузмы, тихонечко прошептал. – Признаюсь тебе и я, что меня зовут просто Арзак. А два остальных имени я позаимствовал у отца с дедушкой, чтобы выглядеть посолиднее в глазах ваших зазнаек.

– Правильное решение. – Так же склонившись к ухе собеседника, одобрил наш герой. – Большая половина из тех, с кем тебе придется говорить тут, предпочитает кичиться своими родословными, чем делать что-то самостоятельно.

– Да. Вы имперцы, высокомернее самого Злыдня. Вам не угодишь даже если вывернешься наизнанку.

– Ты, Арзак Куркишш Хавдас не похож на тех кто станет выворачиваться наизнанку, даже ради дружбы с Империей.

– Признаюсь тебе еще раз Аттий Бузма. – Я тоже из рода купцов. Правда при этом я и родственник нашего Царя, ибо его и моя мать, были сестрами. Потому меня и послали к вам, узнать что можно выторговать для Киркаса, в обмен на проход через наше царство.

… И снова признаюсь тебе. – До сей поры я считал себя ловким купцом. Но таких скользких и изворотливых тварей, как тут в Империи, я не видел нигде….

…. Потому я и решил обратиться к тебе, ибо ты непохож на всех этих…. – Посол обвел презрительным взглядом пиршественный зал. – Ты Воин и Мудрец. Об этом кричат на каждом перекрестке вашего Города. Ты не станешь юлить и выкручиваться там где можно сказать прямо. Я не прошу тебя идти против своих. Я лишь прошу дать мне совет.

– А чего вам надо от Империи? – Немного подумав, спросил Аттий Бузма у своего собеседника.

Тот тоже подумал несколько мгновений, а потом честно ответил. – «Ничего».

– Тогда зачем ты тут?

– Понимаешь друг, у нас и так есть все для безбедной жизни. Наши поля родят достаточно хлеба и овощей, а лоза дает вино. Высокогорные выпасы снабжают нас молоком, и всем что делают из молока, а также кожами и шерстью. Рощи в предгорьях полны яблок, гранатов, орехов и зверья на которое можно охотиться, и пчел, дающих нам мед. У нас есть железо, медь и свинец. В предгорьях пасутся лучшие на свете кони, – быстрые и выносливые. Моя земля уже забыла что такое голод. Даже бедняки в наших селах и городах, всегда ложатся спать с полными желудками, ибо накормить голодного это великая заслуга перед Небесным Отцом, и никто никогда не откажется заполучить ее.

У нас есть враги, перед которыми мы отстаиваем свою землю. Но это… Это не очень опасные враги…. Мы то деремся, то миримся…. А то и закрепляем мир браками…. Моя бабка была из горского рода. Это она дала моему отцу такое имя.

– Тогда чего же ты хочешь от Империи? – повторил свой вопрос Аттий Бузма.

– Твоя Империя, – это сказка. Вы богаты и сильны. Ваши земли необъятны. Могущество – не знает границ. Ваша обыденность, это наша роскошь. Жалкая разменная монетка в карманах ваших богачей, – для нас богатство. У нас говорят, что ваши бедняки каждый день едят то, что наш Царь может позволить себя раз в год. Живут в лучших домах, чем наши богатейшие купцы. А ваши женщины столь прекрасны, что самые красивые девушки Киркаса, – лишь жалкие дурнушки перед ними…. Когда вы пришли к нам, и предложили союз, – все сразу захотели стать частью этой сказки. И меня послали к вам, в надежде что я смогу перетащить через горы ваши Дворцы, Богатства и Женщин.

-… Но ты понял, что даже твои плечи, недостаточно широки для этого? – С усмешкой спросил Аттий Бузма.

– Для того чтобы ухватить воду, нужны не широкие плечи, а глубокие ведра. Я много говорил с вашими Сенаторами. Все они встречают меня улыбками, говорят как с лучшим другом, угощают вкуснейшими лакомствами и потрясающими винами…, и выпроваживают не сказав ни слова. Я не первый день живу не земле. Я сделал хорошие подарки тем, кто, как мне сказали, занимается делами торговли за пределами Империи. Они сказали мне «Спасибо» и снова выпроводили не сказав ни слова про Дело.

Ваш Мэр, дает этот Пир в мою честь. Но я чувствую себя невидимкой на нем. Подскажи мне Аттий Бузма – Воин и Мудрец. Что я делаю не так?

– Говоришь не с теми людьми. О товарах надо говорить с купцами, а не с политиками.

– Но мне сказали что только Сенаторы могут дать разрешение на торговлю.

– Да, только они. Но они не занимаются торговлей. Им неинтересны цены, товары, и перемещение товаров по свету. Они в этом ничего не понимают.

Зато в этом разбираются купцы, которые и приходят к Сенаторам, представляющим интересы их Гильдий, с просьбами дать разрешение, или ввести новый закон.

– Но не разумно ли тогда отдать эти решения самим купцам?

– Так работает Империя. И делает это уже на протяжении тысячи лет. И это у нее неплохо получается. Обратись к купцам. Заинтересуй их своими товарами и ценами. И они сами убедят Сенат дать разрешение. …Вот что… Зайди в дом Аттиев, и спроси моего дядюшку Бикма. Думаю он сведет тебя с нужными людьми.

– Спасибо Личный Советник Мэра. Я убедился что люди говорят правду о твоей мудрости. Ты истинный сын своего отца…. – И наклонившись совсем близко к уху нашего героя, прошептал. – Я имею в виду истинного отца.

Только самообладание и выучка Школы Ловцов, не позволили Аттий Бузме вздрогнуть, или каким бы то ни было иным способом показать свое удивление или испуг.

Да испуг. Ибо первым делом, при словах об истинном отце, он подумал о том древнем Колдуне, что он встретил при поисках Южного Пути, восточный край которого, как раз упирался в Киркас. Само упоминание и та таинственность, с которой человек из-за Гор, произнес эти слова, могли говорить о том что он владеет информацией о тайне происхождения Аттия Бузмы.

А кто знает еще? Ведь этот посол прибыл в Город примерно в тоже время, когда Аттий Бузма возвратился с войны. Возвратился с войны, и почувствовал перемену в отношении к нему Мэра и окружающих…. Возможно он им все рассказал? Или кто-то из Ловчей Службы, купцов, или солдат, что-то пронюхал и донес на него?

Тогда почему его не скрутили и не отдали в руки Хранителям? К чему весь этот почет и раздутая слава? С ним играют в какую-то игру? Пытаются притупить его бдительность? Отслеживают его связи?…. Кстати, за те пару месяцев что он пирует во Дворце, – Ловчая Служба ни разу не вышла с ним на связь. Конечно этому есть вполне разумное объяснение. Но также, возможно что Ловчая Служба отгородилась от него….

… Единственный способ понять что-то, это поговорить с дядей. В конце концов, у них немало общих секретов одинаково убийственных для обоих. Так что дядюшке придется ответить на его вопросы, либо промолчать достаточно красноречиво. Тем более, что и навестить дядюшку у него есть повод. Да еще и не один.

– Знаешь уважаемый Арзак Куркишш Хавдас, ради нашей дружбы, я пожалуй навещу дом дядюшки вместе с тобой. Тем более, что в последний день празднеств в честь Четырех Героев, принято навещать отчий дом и выражать почтение предкам у домашнего алтаря.

-…. Сын Мэра???? ….. Дядя, я конечно понимаю что неделя празднеств не проходит даром даже для таких стойких людей как ты….. Но что за бред ты несешь?

– Этот бред несет весь Город. А через пару недель и вся Империя заразится этой лихорадкой.

– Но ты-то понимаешь какая это чушь?

– Племянничек. Если задуматься, то вся твоя жизнь, – сценарий площадной комедии с нереальным сюжетом.

– Да. Но мы то знаем….

– Ничего мы не знаем. Поскольку твои родители так и остались неизвестными, ты вполне можешь оказаться сыном Мэра. …По крайней мере, еще перед тем как ты последний раз отбыл в горы, пошли определенные сигналы. Тобой интересовались слишком с большой высоты и слишком пристально…. Конечно, шансов у Мэра быть твоим отцом меньше чем у помоешного кобеля…(без обид). Но ходят упорные слухи, что он подумывает таковым тебя назначить.

– Дядя, это бред втройне. С какой стати ему назначать меня своим Наследником?

– Мэр умный человек. Он понимает что после стольких попыток,шансов стать отцом у него практически нету. А значит он должен подумать о Следующем Наследнике. Если его Род прервется, то первые претенденты, это род Кордиусов. А ты знаешь как он их ненавидит. Их вражда, даже несмотря на великое примирение и браки, продолжается уже больше пятиста лет. А ты молод, но умен, удачлив, и превосходно образован. Умеешь подчинить своей воле закаленного легионера, и обворожить Сенатора сладкими речами и обхождением. Ты кумир молодежи. Ты надежда и утешение для стариков. Ты герой, и не только на словах но и на деле. Почему бы, выбирая нового Наследника, не обратить внимание на тебя? Тем более что темное происхождение исключает твое участие в разборках Благородных Родов.

– Но есть еще…

– Ага. Есть еще Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина, она же Безумная Племянница, дочь Кордиуса Комнуса Вилия Гара, прозванного «Отравитель». Думаю, если она взойдет на Трон, то род Романов на ней и закончится. А возможно, и вся Империя.

– Она совсем не так безумна как о ней говорят.

– Да. Она не глупа. Но она не знает что такое сдерживать свои порывы. Она не умеет подчинять свои желания своей воле. По мнению…, известных тебе людей, заботящихся о Величии Империи, она ее погубит.

– Но что мне делать?

-Живи как жил. Исполняй волю Мэра. Принимай подарки и поклонение, но не поддавайся лести. Будь скромен, веди себя с достоинством. Запомни, сейчас на тебя смотрят…, нет не тысячи, а несколько десятков глаз. Зато этот десяток, принадлежит самым могущественным людям Империи. Они тебя оценивают на роль Первого Человека Империи. То как ты покажешь себя сейчас, решит не только твою судьбу, но и Судьбу всей Империи.

И вот, последовавшие за этим разговором четыре месяца, Аттий Бузма жил старательно делая вид что не происходит ничего необычного. Он даже как-то сам незаметно втянулся и начал привыкать к такой «обычной» жизни. Привык к тому что при его приближении разговоры почтительно смолкают, и встречные отвешивают ему поклоны, явно куда более низкие чем положено по статусу. Привык к приглашениям на пиры в самые богатые и знатные Дома Города. Привык получать многочисленные подарки и подношения «по дружбе, от чистой души». Ему даже пришлось начать отсылать большую часть этих подарков в Дом Аттиев, ибо выделенные ему апартаменты во Дворце были не приспособлены для хранения всех этих «миленьких безделушек», которыми одаривали его встречные. Так же он привык вести серьезные беседы о политике и управлении Империей с Мэром и Сенаторами. А вести ему их приходилось практически каждый день. Ибо практически каждый день, он либо удостаивался чести разделить второй завтрак с Мэром, либо обедал или ужинал у Сенаторов и предводителей Торговых Гильдий. И везде у него интересовались «как бы он сделал то-то и то-то, если бы имел всю полноту власти». Вопросы конечно были чисто теоретические, ибо Власть в Империи принадлежала только Мэру. А Аттий Бузма пока оставался лишь скромным Личным Советником Мэра, и не более. Никаких намеков на официальное изменение его статуса пока не было. Однако сам факт чуть ли не ежедневных приглашений на второй завтрак к Мэру, уже говорил понимающим людям о многом.

А самому Аттию Бузме, очень о многом говорила «плотная слежка», установленная за ним Ловчей Службой. Причем слежка имела три уровня. Внешний, заметный почти всем, осуществлявший функцию охраны, более скрытый, который даже сам Аттий Бузма не всегда мог засечь. И наконец третий, осуществлявший слежку не столько за ним, сколько за его окружением и людьми с которыми он входил в контакт. Об этом третьем уровне Аттий Бузма скорее догадывался, чем замечал. Однако, он почти не сомневался что и этот уровень обязан был быть, по правилам «плотной слежки». Так пасли либо очень опасных врагов Империи, либо самых важных персон. Нашему герою очень хотелось верить, что он важная персона, но постоянное ощущение вставшей дыбом шерсти на загривке и постоянное чувство опасности, не позволяли поверить в это окончательно.

Он уговаривал себя, что вся эта шерсть и холодок на спине, не более чем реакция на постоянную слежку, внимание окружающих, и общую нервозность обстановки. Но легче от этого не становилось. Пословицу «Жить как во Дворце» никто не отменял. И Аттию Бузме пришлось в этом убедиться, когда однажды после очередной пирушки его скрутило так, что слуги еле успели дотащить его до жреца-лекаря. Тот вызвал рвоту, дал какие-то отвары и сообщил Ловчей Службе что кто-то пытался отравить Личного Советника Мэра, и что он жрец, гарантировать выздоровления не может.

Однако жрец зря осторожничал. Возможно питаясь в детстве на помойках Аттий Бузма настолько закалил свой желудок что тот научился переваривать любую отраву, а может опять помогло Колдовство. Но уже буквально на следующий день наш герой встал на ноги…, хотя и продолжал валяться в кровати еще почти неделю. И сделал он это не для того, чтобы как-то поспособствовать поимке отравителя…. Нет. Никаких хитрых планов не было. Он просто отдыхал от постоянного пристального внимания и слежки.

Обидно было то, что никто из тех кого сам Аттий Бузма числил своими друзьями, так и не явился его навестить. Для дядюшки Бикма посещение Дворца было неуместно. А Цинт Виннус Оттон, в данный момент пребывал в Горах, активно воплощая в жизнь придуманный Личным Советником Мэра план, по «Прививке горцам имперской Культуры». Так теперь он назывался, после обработки в канцеляриях Мэра и Сенатских слушаний, где был принят весьма благожелательно. Увы. Но сам Аттий Бузма этот план придумавший, так и не смог принять участие в его воплощении. Хотя это и была самая грандиозная его работа на Благо Империи, но его от нее отстранили, передав все бразды правления Цинту Винусу Оттону. Как-то так даже получилось, что и сам план этот негласно начали называть его именем. Впрочем, на друга Аттий Бузма не обижался. Он понимал что для юношей из Благородных семейств, громкое тройное имя в названии плана, куда более симпатично чем его вульгарное двойное. Да и как Лидер Молодежи, сын сенатора Цинт Винус Оттон был куда привлекательнее выскочки Аттия Бузмы. Однако было тоскливо, что в один из самых важных и решительных моментов его жизни, он лишен поддержки того с кем можно поговорить искренне, не утопая в потоках лести и лжи. Особенно хотелось поговорить о правдивости слухов, что его отравление, – дело рук Безумной Племянницы….

– Господин! Господин! Просыпайтесь скорее….

Давненько Аттия Бузму не будили среди ночи. Пусть и деликатно, но весьма настойчиво.

– Что там? – Бросил он, поднимаясь с постели и хватаясь за шумящую после вчерашнего пира голову.

– Бунт господин! – Дрожащим голосом ответил управляющий Фуксис.

Наш герой резко вскочил. Должно было случиться что-то по-настоящему необычное, чтобы эта ледяная глыба высокомерной подобострастности начала говорить таким испуганным голосом,.

– Кто? Где? – Коротко, словно военачальник у подчиненного спросил он Фуксиса.

Тот однако понял все правильно и ответил…. Ответил что-то невероятное. – Безумная Племянница…. Она уже во Дворце!

– Доспехи, оружие. – Коротко приказал Аттий Бузма, и знаком дав сигнал слуге держащему кувшин, подставил голову под поток ледяной воды. – Сколько с ней человек? Кто пропустил ее во Дворец? Что Гвардия?

– Я…, я не знаю. Говорят Гвардия встала не ее сторону. – Проблеял Фуксис.

– Соберись! – Приказал ему Аттий Бузма, отвесив хлесткую пощечину. – Истерить будешь потом, когда снова подашь мне таракана в супе.

– Но я никогда не……– Возмутился Фуксис, мгновенно приходя в себя.

– Вот я и хорошо. – А теперь скажи мне, сколько у нас тут человек?

– Девять, включая меня. А Вита я вчера послал за…..

– Отлично, собери их всех здесь. Раздай оружие. Благо мне его надарили…, хватит вооружить целую сотню. Я напишу письмо. Пошлешь человек, отнести его в дом моего дяди. Затем пошли людей… Нет. Лучше сбегай сам, и собери всех слуг, поваров, чистильщиков и прочих, кого сможешь. Место сбора, – дворик под моими окнами. Времени тебе даю пятнадцать минут. Да. И поменьше паники на морде. Твое обычное холодное высокомерие, сейчас будет как нельзя кстати. Пришли мне Тарка. Он был со мной в Горах, и знает как управляться с доспехами…. Все. Бегом.

Фуксис убежал, а наш герой начал облачаться в доспехи…. Тут-то его и подстерегала первая неприятность. Мелкая, но почему-то вызвавшая сильную досаду. – Он не смог влезть в свой любимый панцирь. Даже когда полностью расшнуровал завязки на боках и спине, тот оказался слишком мал для него. Увы, наш герой понимал что это не от того что он вырос, а от того что растолстел. На поиски нового панциря, коих среди подарков было аж четыре, ушло не меньше двадцати минут. Облачиться, проверить себя и оружие, – еще десять. Так что к тому времени когда он вышел во дворик, перед ним уже стояла толпа слуг примерно человек в семьдесят. Правда не меньше трети из них были женщины.

– Фуксис. – Женщин спрятать в помещение. Всем остальным, кто помоложе раздать оружие из моих запасов. Не жадничай, отдавай все что есть. Всех разделить на пятерки, назначить командира каждой. Я пока пойду, постараюсь найти комендантов гарнизонов. Тарк со мной.

Вообще-то Дворец охраняла Гвардия. Однако там же размещался и небольшие Армейские и Флотские гарнизоны, выполнявшие символическую функцию Охраны Мэра. В то время как Гвардия контролировала наиболее ключевые точки обороны Дворца, солдаты и матросы стояли в почетных караулах, «сторожили стены», участвовали в парадах и военных играх. Короче, – Армия и Флот, должны были демонстрировать Городу и Империи, полное подчинение воле Мэра и несокрушимость Армии и Флота. Однако в данный момент, когда возможно Гвардия обратилась против Мэра. (Чудовищное предположение, но ведь возможно все), Аттий Бузма решил прибегнуть к этим силам. Благо казармы находились буквально напротив того крыла Дворца, где проживал сам Аттий Бузма, достаточно было пройти через небольшой парк.

У казармы его встретили закрытые ворота и выставленные копья десятка охраны. Судя по тому что легионеры уже были одеты в тяжелые доспехи, про бунт здесь все знали. Вызванный охраной дежурный офицер узнал Аттий Бузму, и препроводил его к начальнику гарнизона. Там же он застал и флотского капитана, командовавшего флотским отрядом.

– … К сожалению мы ничего не знаем… И никаких приказов к нам не поступало. – В один голос ответили они на вопрос нашего героя о происходящем.

… Известно было только, что подошедшие среди ночи Гвардейцы, заставили легионеров и флотских покинуть свои посты и вернуться в казармы. Затем слуги принесли известие что во внутренние покои Дворца заявилась Безумная Племянница в окружении Гвардейцев и каких-то вооруженных людей. Кто-то утверждал что слышал шум боя, но посланные проверить это разведчики были завернуты охранявшей внутренние покои Гвардией.

Вот уже примерно полчаса, никто не был допущен в покои Семьи Мэра, и никто оттуда не выходил. Так что никакой информации о том что там происходит у них нету…

….Нет. У них не было никаких приказов. Поэтому они остаются в казармах….

– Тогда будете выполнять мои приказы. – Сказал наш герой, и посмотрел на них таким взглядом, что укротил бы даже бойцовых собак. И когда оба офицера покорно опустили глаза, продолжил. – Сколько у вас человек? – По тысяче? – Вот уж не думал, где вы их тут прячете…? Впрочем, неважно. Капитан Валин Раст, – половина твоих бойцов, должна перекрыть внешнюю стену, и все ворота. Никого не впускать…. Разве что Сенаторов, останавливать их вы не имеете права. Но никакой вооруженной охраны, и тем более отрядов с ними быть не должно. Всех вооруженных людей оставлять за оградой Дворца.

Если там до сих пор находятся Гварднйцы, в конфликт первыми не вступать. Но быть к этому готовыми. Их не так уж и много, так что занять все ключевые точки они не могут. И на каждом посту вряд ли будет стоять больше одного-двух человек. … Раздайте людям арбалеты. От арбалетного залпа не увернется даже Гвардеец.

Остальные полтысячи, перекрывают Главное здание с востока и юга. Полтысячи своих тысячник Растиг, ты поставишь с юга и запада. К покоям Мэра, можно подойти с пяти сторон. Пошли людей к дверям, пусть перекроют их, но во Дворец пока не заходят…. Я приказал собрать и вооружить слуг…. Толку от них никакого. Однако используйте и их. Пусть противник думает что нас больше чем есть на самом деле.

А твои лучшие сотни, пусть будут готовы штурмовать здание Дворца. Вот примерный план. – Аттий Бузма быстро набросал на карте примерный план Главного Здания Дворца. Вот тут, – указал он на точку почти в центре здания, – покои Мэра. Окна на этой вот стене ложные. Соваться в них бестолку. А вот тут, мои покои. – Он ткнул пальцем в конец одного из лучей. Тут идет прямой коридор, потом лестница наверх, два поворота, и еще одна винтовая лестница. А дальше Покои Мэра. Прорваться по коридору будет непросто. Но штурмовать сами покои будет еще сложнее, там всех подвохов и оборонительных сооружений не знаю даже я. Так что тебе надо отобрать самых умелых солдат, и надеть на них самые крепкие доспехи. Найди несколько молотов чтобы разбивать двери. С таранами в коридорах не развернешься.

Если… Повторяю, если дело дойдет до заварухи, действовать будем так, – Пока остальные изображают нападение по другим направлениям, мы пойдем по этому коридору. Впереди тяжелая пехота с мечами и ростовыми щитами. За их спинами арбалетчики. При встрече сопротивления, пехота опускается на колено, и из-за их спин бьют арбалеты, потом идет атака…. Старайтесь давить щитами. Ввязываться в поединки бессмысленно. Поэтому идти будем несколькими волнами. Как только первую разбивают, в действие сразу включается следующая.

Ну а теперь самое главное. – Все мы преданные граждане Империи и подданные Мэра. Идти на штурм Дворца не будучи уверенным на все сто процентов в том что делаем, это государственное преступление и святотатство. Поэтому сначала я пойду вперед и начну переговоры. Выясним обстановку и если Боги благоволят к Империи, все закончится миром.

Но Гвардии может не понравиться что вы берете Дворец под свой контроль. В вас могут стрелять…. В вас так же могут стрелять враги Империи, засевшие во Дворце, чтобы спровоцировать на необдуманные действия. Поэтому, ради сохранности ваших же голов, – без приказа, по Дворцу не должен быть сделан ни один выстрел. Даже обнажать оружие в пределах видимости из Дворца, я запрещаю. – Последние слова Аттий Бузмы вызвали явные вздохи облегчения у обоих командиров. И чтобы успокоить их окончательно, он добавил. – Всю ответственность за происходящее я беру на себя.

– Я слышал ты ходил на переговоры? – Услышал наш герой, едва вышел из ворот Дворца.

Перед ним стоял сам Цинт Винус Кавдис в окружении десятка самых влиятельных Сенаторов. Чуть в отдалении виделись и другие оранжевые тоги, многие из которых были надеты поверх доспехов.

– Да Сенатор Цинт Винус Кавдис. К сожалению, – безрезультатно.

– Зная тебя, я могу усомнится в этом. Отсутствие результатов, тоже говорит о многом.

– Я с радостью поделюсь с тобой своими наблюдениями Сенатор. А также со всеми, кто захочет меня выслушать….

– Тогда полагаю стоит пройти в Мраморный Грот. Пусть слуги принесут туда вина и закуски….

Мраморным гротом, назвалось одно из ближайших строений, возле главного Дворца. Обычно используемое как павильон для неофициальных пирушек, оно было способно вместить чуть более пары сотен человек. Возможно Аттий Бузма предпочел бы провести совещание прямо тут на ступенях Лестницы Величия, ведущей к парадному входу Дворца. Но Сенаторы привыкли заседать с комфортом, и изменять своим привычкам были не намеренны. Нашему герою пришлось подчиниться и проследовать в Мраморный Грот. И уже там начать свой рассказ.

…Собственно, информации было немного. Он вошел во Дворец, и на подходе к внутренним покоям был остановлено обычным караулом из трех Гвардейцев.

Три Гвардейца, в относительно узком коридоре могли сдерживать нападение целого легиона…, не вечно конечно. Но достаточное время, чтобы из внутренних помещений подошла подмога. Естественно Аттий Бузма не стал прорваться дальше. Да и вряд ли бы это ему удалось, учитывая что пришел он сюда без оружия, и даже без доспехов. Лишь все еще сидящий на нем плотный поддоспешник выглядывающий из-под скромной темно-синей тоги служащего, намекал на некую необычность ситуации.

– Я пришел, чтобы увидеться с Романом Растиком. – Привычно доложил он и помахав кипой свитков в руке продолжил. – Он приказал мне принести эти документы для утреннего доклада Мэру.

Естественно личный секретарь Мэра, никаких документов не просил. Однако мог бы, и это было достоверным оправданием раннему визиту.

– У меня приказ не впускать никого. – Ответил ему Гвардеец, сквозь опущенное забрало.

– Отлично. – Ответил на это наш герой, старательно делая вид что не замечает ни опущенного забрала, ни ледяного тона. – Тогда пусть позовут Романа Растика. Я отдам ему эти бумаги прямо тут.

– Он не может подойти…

– Ну ладно. – Миролюбиво разводя руками, расплылся в улыбке Аттий Бузма. – Тогда пусть позовут кого-то из доверенных слуг Мэра. Я передам бумаги ему, а уж он передаст их Роману Ростику.

– Он тоже не может подойти.

– Как так??? – Всем своими видом изобразил изумление Аттий Бузма. – Разве один из слуг не обязан дежурить круглосуточно, как раз для таких вот дел?

– Обязан. Но сегодня никто из Дворца не выйдет.

– Кто отдал тебе этот приказ Гвардеец? – Внезапно добродушный голос нашего героя наполнился холодом и сталью. И эта резкая перемена, почти сбила с толку Гвардейца.

– Рома… – Начал было говорить он, но резко оборвал себя.

Однако это уже было немало. Никто кроме Мэра не мог приказывать Гвардейцу. И в иной ситуации, тот не стал бы даже отвечать на подобный вопрос, сочтя его оскорблением. И это подтверждало предположение, что в данный момент а Гвардии происходит разброд, и приказы им спускают из двух центров Власти.

В этот момент, за спиной Гвардейца послышались торопливые шаги, и из-за угла выглянул человек. Выглянул, увидел Аттий Бузму, и резко шагнул назад. Однако тот успел разглядеть его.

– Кто стоит у тебя за спиной Гвардеец? – Опять резким, обвиняющим тоном спросил он. – Почему во внутренних покоях Дворца ходит вооруженный человек, не принадлежащий к Гвардии?

– Я не обязан тебе отвечать. – Гвардеец даже не оглянулся, но Аттий Бузма почувствовал что тело Гвардейца расслабилось, словно готовясь к молниеносной схватке. Значит удар достиг цели и Аттий Бузма правда увидел что-то недозволенное. Впрочем, это было не удивительно. Вооруженный в характерные доспехи и с характерной алебардой, а также с ясно узнаваемыми закрученными колечками вверх усами, типичный коллопский наемник во внутренних покоях Дворца Мэра, было зрелищем менее реальным, чем разгуливавший там же бегемот в кружавчатой юбочке и чепце.

Повинуясь рефлексу Аттий Бузма мгновенно отскочил на недосягаемую для Гвардейцев дистанцию и сказал. – Во Дворце происходит что-то странное. И во имя Благополучия Мэра и Империи, я требую сказать что именно?

Ответом ему было молчание. Однако Гвардейцы так и не попытались напасть на него.

– Я вернусь через час. – Продолжил наш герой с безопасного расстояния. – Я приду не один, и я узнаю правду любой ценой…. Во имя Благополучия Мэра и Империи. – Повторил он ритуальную фразу. После чего пулей вылетел из дверей Дворца.

Внеочередное заседание Сената, выслушало показания Личного Советника Мэра, и приняло решение занести их в протокол. Формальность была соблюдена. После чего, для проформы в дворец отправилась облеченная доверием Делегация Сената…, которую во Дворец просто не впустили. Требования вызвать Мэра, или кого-либо из доверенных лиц, также остались безрезультатны. Зато подоспел доклад Ловчей Службы о том, что действительно, вчера вечером Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина, покинула свое поместье не побережье, где изволила «поправлять здоровье», и в сопровождении группы Гвардейцев и неизвестных вооруженных лиц срочно прибыла во Дворец. Так же стало известно, что накануне напротив поместья остановился какой-то корабль, с которого сошли подозрительные люди в странных одеждах.

Сомнений почти не оставалось, это был бунт.

– Что ты думаешь о происходящем Аттий Бузма? – Спросил Цинт Винус Кавдис у нашего героя, когда Внеочередное Заседание Сенаты было прервано на первый завтрак.

Они и еще шестеро Сенаторов сидели за легким плетеным столиком, вынесенным слугами из душноватого зала в Парк, и перекусывали «по-походному», что означало не более десятка блюд на столе и серебряную посуду. Эти шестеро Сенаторов и сам Цинт Винус Кавдис собственно и возглавляли Сенат, представляя самые древние семьи, и четыре главные Партии.

– Я думаю, нам придется брать Дворец штурмом. Однако….

– Да. Однако это может стоить нам голов…. – Подхватил Гарт Виллий Меск, – самый старый из всех присутствующих Сенаторов.

– Но разве Власти Сената недостаточно для….

– Власть Сената заканчивается у ограды Дворца…. – Оборвал его Цинт Винус Кавдис. – Есть даже такой закон….

– …Ну… Есть и еще один Закон…. – Задумчиво сказал Гарт Виллий Меск. – Сенат может потребовать у Мэра незамедлительно явиться на заседание и дать отчет о происходящих событиях. Надо только собрать полный кворум и принять единогласное решение…. И я уверен, мы это сможем обеспечить. Ибо в данный момент, все присутствующие явно заодно.

– Но что дальше? – Слегка истерично выкрикнул Сенатор Иппий Цинт Валин. – Если Роман Комнус Виллий Сергиос Ком еще жив, – мы будем его спасителями. Но если уже мертв, – мы подняли бунт против Наследницы!

– Не пори чушь Иппий Цинт Валин. – Оборвал его Гарт Виллий Меск. – Безумная Племянница еще не была объявлена законной Наследницей. А то, что она до сих пор не «обрадовала» нас известием о «внезапной кончине» законного Мэра, говорит о том, что он еще жив. И будет жить, пока не подпишет официального отречения в ее пользу. Возможно сейчас его пытают. И чем дольше мы тянем, тем больше у нас шансов увидеть Тиару Мэра на голове этой Бешеной Суки.

… Аттий Бузма. Скажем честно, – ты среди нас единственный настоящий солдат. Скажи, сколько у нас шансов взять Дворец штурмом?

– Ну… Думаю внутри не больше полутысячи Гвардейцев…. У нас две тысячи легионеров и матросов, и еще примерно тысяча слуг, пользы от которых почти никакой. Если сосредоточить удар в одном направлении, шанс прорваться во внутренние покои у нас есть. Однако у наших противников, при этом остается шанс из Дворца вырваться и скрыться, захватив с собой пленника.

– Можно вызвать городской гарнизон. – Предложил кто-то из Сенаторов. – Это больше пяти тысяч… А если еще позвать и Стражников, Ловцов и прочих…., наберутся все тысяч пятнадцать….

– Стоит ли выносить конфликт за пределы Дворца? – Чуть ли не в один голос, спросили сразу несколько Сенаторов.

– Ну…. – Скромно заметил Аттий Бузма. – В Городе уже наверняка и так знают о нем… Это ведь Город!

– Знать одно. – Охладил его Гарт Виллий Меск. – А иметь на руках официальные документы, это совсем другое…. А без подписанного всеми Сенаторами разом приказа, ни одни солдат, стражник или Ловчий, не посмеет вступить на территория Дворца.

– Да…. Лучше ограничить конфликт пределами Северной Ограды. – Подхватил Цинт Виннус Кавдис. – У каждого из нас есть отряды охраны. И в них состоят опытные бойцы, не раз показывавшие себя на Арене, или в боях…. Мы должны задействовать их….

– Тогда это точно объявят бунтом. – Возразил Иппий Цинт Валин. – Ты знаешь как Мэры, относятся к появлению наших людей в пределах Дворца.

– Если мы проиграем, нам все равно не сносить головы. – С усмешкой ответил на это Цинт Виннус Кавдис. – Даже если мы поджав хвосты спрячемся по норкам. – Безумная Племянница рано или поздно затопит их кровью. Я предпочту умереть быстро, сражаясь за свои интересы, чем дрожать остаток жизни, в ожидании когда очередная шлея, попавшая под хвост этой дряни, убедит ее меня зарезать. Зато подумай, что мы получим, если именно наши отряды спасут Мэра и Империю?

… Впрочем. – Цинт Виннус Кавдис бросил быстрый взгляд на Аттия Бузму. – Это дело будущего. Сейчас же нам важно принять иное решение. – Так что вы скажете Сенаторы?

…И все-таки Аттий Бузма, предпочел бы идти на штурм Дворца, с обычными легионерами.

… Нет. Конечно, среди охранников Сенаторов было много очень опытных и умелых бойцов. А их доспехи и оружие были на порядок лучше тех, что были у обычной Армейской солдатни, пусть и служащей при Дворце. Но легионерам, а в первую очередь их умению действовать слаженно и выполнить любой приказ, – Аттий Бузма доверял больше.

Среди охраны Сенаторов, как правило были отработавшие свой контракт гладиаторы. И то что после этой отработки, они, сохранив конечности, еще могли куда-то наняться, – говорил об их немалом умении биться и везучести. Были там и переманенные из Гильдии, бывшие убийцы. Этих отличала преданность хозяину до гроба, ибо возврата к прошлому для них не было, и совершенное знание всех уловок и приемов своих бывших товарищей. Были там и бывшие легионеры, отслужившие свой срок…. Однако этим, Аттий Бузма доверял меньше всех. Обычно, солдат либо служил то тех пор пока мог держать в руках оружие, ибо того статуса, который давала Служба, обычный человек не мог получить нигде более. Либо, выйдя в почетную отставку, – старался держаться подальше от оружия и драк, благо пенсия позволяла доживать свой век в благополучии и покое. Пока ветеран оставался ветераном, он продолжал числиться в Армии, а значит имел все привилегии и почет, полагающиеся легионеру. Но как только он вступал в один из подобных отрядов, – его статус падал на уровень актера, гладиатора или подмастерья, со всеми вытекающими из этого последствиями. Так что в наемники шли лишь те, кто вылетал из Армии без пенсии, либо проштрафившиеся уже после нее настолько, что Суд ветеранов, (а ветераны подчинялись только своему Суду), лишал их этих привилегий. Чего можно было ждать от подобных солдат в бою, – Аттий Бузма мог только догадываться.

Однако у Сенаторов были свои соображения. Допустить Армию и Флот к спасению Мэра, означало разделить с ними и все плоды победы. А вот сделать это собственными силами, означало обрести возможность в последствии тыкать в глаза своим оппонентам на бесполезность Армии. (А как я уже упоминал, один из главных противовесов Сенату во Власти, был Военный Соправитель). Поэтому Сенаторы сделали все возможное, чтобы держать Армию и Флот, как можно дальше от происходящих событий. Благо Зипис Аптибал, в это время находился в Северных Провинциях, инспектирую Военные Лагеря и ведя подготовку к новой Кампании.

Пока Сенаторы составляли Протоколы и официально оформляли поводы для Штурма Дворца, наш герой постарался разобраться с теми кого ему придется вести в бой.

Поиграв в гляделки, и заставив опустить глаза нескольких наиболее явных лидеров, он добился подчинения. Правда чего это подчинение будет стоить в бою, пока оставалось только догадываться.

Как и обычные войска, – самое маленькое подразделение тут составлял десяток. Плохо было только то, что большинство Сенаторов и привели всего по десятку. Хотя каждый из них и имел право содержать до трех сотен Охранников, – как правило, большинство из них охраняло многочисленные усадьбы и дворцы Сенаторов за Городом. А держать в самом Городе больше десятка Охранников, особого смысла не было. Даже в пределах Городских стен, не говоря уж о Северной Ограде, – человек в оранжевой тоге чувствовал себя в полной безопасности. На любого безумца, посмевшего задеть подобного человека или члена его семьи, обрушилась бы вся Мощь Империи. Десяток охраны был больше вопросом престижа и поводом похвастаться. Именно поэтому большинство в нем составляли наиболее известные гладиаторы, снискавшие Великую Славу на Аренах.

С одной стороны это было хорошо. Ибо идти на штурм Дворца охраняемой Гвардией, – могли только безумцы и полные отморозки. А после десятка лет, проведенных на Арене, каждый гладиатор становился таковым. А с другой стороны, – слаженность и отработанное взаимодействие легионеров, которые оттачивали их на протяжении всех лет Службы, были бы куда нужнее в данном случае, чем безумная храбрость и лихость гладиаторов.

Однако убедить Сенаторов, уже мысленно подсчитывающих политические дивиденды, не удалось. И пришлось работать с тем что было.

Подробно объяснив задачу десятникам, и даже проведя парочку маневров в коридорах Дворца, он выстроил их в ряды, и стал дожидаться окончательного приказа.

Наконец появившиеся Цинт Винус Кавдис и Гарт Виллий Меск, вручили ему два Свитка. Один, наделяющий его временными полномочиями Военного Диктатора, – первого за последние четыре сотни лет. И второй, с приказом штурмовать Дворец, – «Во имя благополучия Мэра и Империи». Рубикон был перейден. Аттий Бузма постарался выбросить из головы все сомнения и мечтания о Безумной Племяннице, и дождавшись рева сигнальной трубы, извещающей о том что штурм начался по всем пяти направлениям, отдал приказ своему войску. И войско, десяток за десятком, неторопливо двинулось по коридору….

…. Спустя три часа, уставший, измученный, залитый своей и чужой кровью Аттий Бузма, с полусотней Охранников, подошел к Дверям во Внутренние покои.

…Эти две сотни митров коридора, две лестницы и два поворота, обошлись ему примерно в три сотни бойцов.

Первых он потерял буквально на первой полусотне шагов. Казалось бы в абсолютно монолитных стенах коридора, вдруг открылась дверь, и выскочившие оттуда в просвет между десятками, двое Гвардейцев, буквально за пару-тройку секунд вырезали шестой десяток, стоявший к ним спиной. Поскольку порядок построения был такой, – каждый нечетный десяток, был вооружен мечами и щитами. Каждый четный арбалетами. Между каждым отрядом было расстояние в десяток шагов. То шестой десяток как раз были арбалетчики, не успевшие даже развернуться и вскинуть вверх свои мощные арбалеты. Лишь парочка последних успела выстрелить, но Гвардейцы увернулись от стрел, и одна из них воткнулась в грудь стоящему сзади Охраннику, а вторая прочертила глубокую борозду на стене. Гвардейцы ринулись на седьмой десяток и начали расправляться с ним почти столь же успешно, как и с третьим. Идущий вместе с седьмым десятком Аттий Бузма отметил звон оружия и крики раздававшиеся в самом авангарде его армии, и понял, что их пытаются разделить и вырезать по частям. Однако арбалетчики восьмого десятка не могли стрелять, не опасаясь засадить болты в спины идущим впереди, и замерли в растерянности. Аттий Бузма не раздумывая долго, бросился на ближайшего Гвардейца и связал его боем. Краем глаза он успел заметить, что парочка выживших в седьмом десятке бойцов, пока довольно успешно противостоит второму Гвардейцу. Почти возле самого его уха раздался свист рассекаемого воздуха, и коллопский болт, пробив стальной коллопский же доспех Гвардейца, воткнулся ему в плечо. Говорят что Гвардейцы не чувствуют боли. Однако удар болта был так силен, что развернул его вокруг оси. Наш герой воспользовался этим и рубанул его мечом по шее. Ударил фонтан крови, и Гвардеец упад с почти отрубленной головой. Любоваться на проделанную работу Аттий Бузма не стал, тем более что положение второго Гвардейца давало ему неплохие шансы. Буквально распластавшись в выпаде, он достал стоящего к нему спиной противника, отрубив ему стопу. Гвардеец упал, однако на то чтобы добить его понадобилось какое-то время и еще одни болт.

– Тебя как звать? – Спросил Аттий Бузма у длинного тощего молодца, заканчивающего перезаряжать свое оружие.

– Лотий. – Ответил тот, улыбаясь какой-то мерзкой улыбочкой.

– Хорошо стреляешь Лотий…. Но имей в виду, мои уши мне довольно дороги.

– Не бойся …э-э-э… Диктатор. – Лотий слишком долго зарабатывал себе на жизнь пуская стрелы в куда более сложные цели, чтобы промазать с десяти шагов.

– А я Корпуциат Великолепный. – Ревниво влез в разговор один из тех двоих, что дрались с Гвардейцем, поднимая забрало своего шлема. Это был довольно пожилой, с уже начавшей лысеть почти седой шевелюрой, но тем не менее еще очень крепкий, и воистину огромного роста воин, с татуировками Гладиатора на лице. Аттий Бузма никогда особо не интересовался гладиаторскими боями. Но это имя конечно слышал.

– Драться рядом с четырехкратным чемпионом Большого Круга, для меня почет! – Польстил он его самолюбию. – Однако впереди нас ждет еще множество схваток, и такая Слава, которую не добыть на Арене, даже став чемпионом десять раз подряд! И награда, о которой простой смертный может только мечтать! – Добавил он, бросив взгляд на окружающие его остатки почти вырезанных двух десятков. И бросился вперед, туда где продолжало звенеть сталь и слышались крики и стоны. Бежать пришлось недалеко. Усилиями пяти первых десятков, из трех напавших на них Гвардейцев, – один был убит, второй, истыканный стрелами, еще продолжал отмахиваться от наседающих на него Охранников, но сил у него уже не оставалось. Лишь третий все еще держался, прижатый к стене, и довольно неплохо орудующий двумя мечами, наносившими серьезные раны нападающим.

– Лотий…. – Окликнул Аттий Бузма стрелка. И показав взглядом направление, громко скомандовал. – Вниз. – Стесняться и таиться он не стал. Его голос был насыщен той первобытной Магией, которая позволяла ему управлять даже животными. Как бы не были увлечены охранники добивающие Гвардейца, – они резко пригнулись, и Лотий всадил стрелу почти в упор, пришпилив Гвардейца к стене.

– Корпуциант. Собери остатки мечников. Ты становишься их командиром. Пока перекрой коридор и не двигайся вперед. Лотий, под твоим началом будут стрелки…. А я посмотрю откуда вылезли те двое….

Те двое вылезли из узенького коридорчика, шедшего параллельно основному. Но пройти по нему удалось не более десятка шагов. Дальше он был перекрыт крепкой дверью, выбить которую не представлялось возможным. Тут было тесно для размахивания молотом, или раскачивания тарана. Приказав принести меч одного из погибших Охранников, наш герой забил его под дверь, плотно ее заклинив. Затем выйдя в коридор и закрыв дверь, которая почти мгновенно слилась с основной стеной, и лишь разрывы побелки по ее периметру показывали что она когда-то тут была. Аттий Бузма постучал по ней, и по окружающим стенам. Звук различался. Возле двери была выставлена охрана, и войско тронулось дальше, тщательно простукивая стены. Аттий Бузма на секунду задержался возле убитого Гвардейца, приподняв забрало его шлема…. На него смотрело лицо мальчишки. Второму убитому было так же не больше семнадцати лет. Пока Гвардейцы выставляли против них свой молодняк. Либо они совсем не уважали штурмующее их войско, дибо берегли силы для чего-то более важного…. Или может, у них там и правда разброд, Гвардейцы дерутся между собой, и отбивать штурмующих, отправлены не задействованные в основных разборках мальчишки?

Но раздумывать над этим долго возможности не было. Впереди опять послышались звуки драки. Аттий Бузма опустив забрало мальчишке, чтобы не смущать видом его молодости идущих следом бойцов, поспешил вперед. Уткнувшись в плотную стену спин, он ткнул кулаком одного из Охранников ростом повыше и приказав пригнуться уселся ему на плечи, и начал обозревать развернувшуюся впереди драку сверху. Там мечники под предводительством Корпуцианта Великолепного, штурмовали перегородившую коридор баррикаду. Аттий Бузма досадливо поморщился, – рвущиеся вперед мечники, закрыли своими спинами обзор стрелкам, исключив их из боя. Даже не раздумывая он дернулся, поймав болт на маленький, закрепленный на левой руке щит, перед самым своим лицом. – Арбалет. – Коротко приказал он опуская руку, и почувствовав в руке тяжесть вложенного оружия, вскинул его вверх и выстрелил. Один их Гвардейцев упал с торчащим из прорези забрала болтом. В ту же секунду, Аттий Бузма резко опрокинулся назад, увлекая за собой Охранника, на чьих плечах сидел, уворачиваясь от пары, пущенных в него с баррикады болтов. Однако от глаз Лотия не ускользнул этот эпизод. И к тому времени, когда Аттий Бузма выбрался из образовавшейся кучи малы, он увидел что время от времени, арбалетчики Лотия вскакивают друг другу на плечи, обстреливая баррикаду. Несколько человек поймали болты в ответ, но тем не менее смогли сковать защитников баррикады, загоняя их в укрытия, и позволяя мечникам расшвырять несколько кресел, диван, и пиршественный столик, из которых в основном баррикада и состояла. Корпуциант Великолепный ворвался в образовавшуюся брешь и схватился с остатками защитников. Аттий Бузма опять взгромоздившийся на плечи своего «коня», с удивлением увидел какие же умело и быстро этот старик орудовал своим огромным мечом. Возможно, выстави Гвардейцы против него более опытных бойцов, – подобная лихость давно бы стоила ему жизни. Но с молодняком, этот старый гладиатор пока еще держался на равных. А идущие за ним следом Охранники, среди которых тоже неумех не было, и летящие сверху болты, смогли подавить сопротивление Гвардейцев. Плохо было только то, что защитников было всего пятеро, а штурм баррикады, стоил жизни почти пяти десяткам Охранников. Размен одни к десяти, вроде бы совсем неплохо, если учитывать что драться приходится с теми самыми легендарными Гвардейцами. Однако не стоило забывать, что опытные и хорошо обученные Охранники Сенаторов, дрались пока только с молодняком.

– Теперь делаем так…. – Скомандовал наш герой, пробившись в голову колонны. Делимся на пятерки. Трое мечников, двое с арбалетами. При встрече с Гвардейцами, каждая пятерка берет на себе по одному противнику. Мечники связывают их боем, арбалетчики расстреливают. Понятно? … Корпуциант, ты великий боец. Однако задача мечников, не убить противника самим, а подставить их под выстрелы арбалетов…. Ты меня понял?

– Мне и так достаточно славы! – Чуть высокомерно ответил старый гладиатор. – А что такое затягивать бой на потеху публике, можешь мне не объяснять…. Только, – Он огляделся по сторонам, – тут не так много места для маневров и уверток.

– Подбери щит побольше. – Аттий Бузма показал на заваленный трупами и наверное самым дорогим оружием мира, коридор. – И зажимайте врагов щитами. Но если их выскочит несколько, – надеюсь у вас хватит ума встать строем?

– Можешь не сомнева…..

В этот момент, словно какая-то сила подхватила Аттий Бузму, и швырнула его вперед по коридору. Как ни странно, но приземлился он на ноги, уже готовый к бою. А позади него был ад. В потолке коридора, открылся люк, и из него на стоящее войско обрушился поток кипящего масла. Все кто прошел эту половину коридора и уже имел опыт драки с Гвардейцами, – валялись ошпаренные, издавая дикие вопли и стоны. Среди них был и Корпуциант Великолепный, – некогда простой беглый подмастерье Корп. И бывший наемный убийца Лотий. О том, что спасло его самого, Аттий Бузма предпочел не задумываться. Колдовство или умение? – Какая разница? – Главное, пока он жив.

Пока…. Из очередного, открывшегося в стене лаза, на него бросились два Гвардейца…. И тут ему очень захотелось жить…. Прыжок со скалы был мелочью. Аттий Бузма убил Гвардейцев в два удара. Благо, увидеть молнию, в которую он превратился на долю секунды, никто не мог, из-за царящего в коридоре хаоса. Лишь два трупа Гвардейцев, усталость и дикая боль в связках, свидетельствовали о произошедшем.

….Первая половина коридора обошлась в сотню человек. Вторая, – всего в три десятка. Зато повороты и особенно лестницы взяли немалую плату, с проходящего через них войска. Аттий Бузма менял тактики и построения своего, быстро тающего войска. Для штурма лестниц, он велел выволочь из пиршественного зала обеденные столы, и использовал их как щиты. Он, то заливал коридор потоком арбалетных стрел, то бросал в атаку самых умелых и отмороженный бойцов. Простукивал стены, и нашел способ выявлять опасные места на потолке, по узору лепнины. Да и сам он, неоднократно влезал в драку, вдохновляя бойцов личным примером. Однако особо старался не геройствовать, – схватка один на один с двумя Гвардейцами показала, что надолго его для таких подвигов не хватит. И без того у него уходило немало энергии на то, чтобы заставлять людей идти вперед, переступая через тела товарищей.

Но несмотря на тающее на глазах войско, медленно но верно, он пробивался к своей цели. И вот, – заветные двери в Личные Покои Мэра. Ничем не примечательные с виду, но Аттий Бузма знал, что после насильственной смены четырех Династий, это будет крепкий орешек. От почти пяти сотен человек, с которыми он начал свой путь, осталось меньше пяти десятков. И те, почти все были поголовно ранены и смертельно измученны. Штурмовать с этой жалкой горсткой людей Личные Покои было бессмысленно. Аттий Бузма послал человека с донесением и просьбой о подкреплении. А сам и все его войско, уселось отдыхать, в некотором отдалении от этих, покрытых великолепной резьбой, и дышащих страшной опасностью дверей….

Однако, несмотря на усталость, когда двери медленно и величественно распахнулись, – все вскочили на ноги и приготовились биться…. Однако из этих дверей хлынул не поток Гвардейцев, или коллопских наемников, как они того опасались, а неторопливо вышел невысокий кругленький человечек, хорошо знакомый нашему герою.

– Личный Советник Мэра Аттий Бузма. – Хорошо поставленным голосом провозгласил Роман Растик, – личный секретарь Мэра, встречи с которым так добивался наш герой всего несколько часов назад. – Тебе и твоим друзьям, дозволенно войти в Покои.

– Что происходит? – Спросил один из Охранников, последние полчаса прикрывавший спину Аттию Бузме.

– Голос Мэра, приглашает нас войти. – Так же недоумевая о том «что происходит», пояснил Аттий Бузма.

– Осталось только понять, кто у нас теперь Мэр? – Буркнул Охранник.

– Кто бы ни был, – невыполнение «просьбы», приравнено к государственному преступлению. – «Утешил» его Аттий Бузма. – Так что пошли, радуясь что не придется брать Покои штурмом.

– Войско встало и пошло. В дверях Аттий Бузма на секунду задержался. Пронести сквозь эти двери хотя бы кинжал, было преступлением. Но пройдя такой путь по трупам и залив кровью один из коридоров Дворца, – сдавать оружие при входе, было какой-то не укладывающейся в голове глупостью. Поэтому он и сам не сложил оружия, и не отдал такой приказ своим людям. Впрочем и Роман Растик не стал наэтом настаивать.

Их привели в хорошо знакомый Аттию Бузме Лиловый Зал, где Мэр обычно любил съедать свой второй завтрак, ведя беседы с осчастливленными такой высокой Честью подданными. За последние полгода, и сам Аттий Бузма завтракал тут, наверное поболее любого иного Служащего. Вот и на сей раз, его тут встретила знакомая картина, – Мэр сидящий на своем любимом месте, неторопливо беседующий с племянницей. На их лицах была полная безмятежность и спокойствие. И Аттию Бузме, это сильно не понравилось.

– Так-так…. Мой драгоценный Личный Советник…. – Довольно улыбаясь, поприветствовал его Мэр. – На сей раз, твои подвиги обошлись мне в сотню империалов. Не говоря уже об испоганенном коридоре, переломанной мебели и нескольких сотнях мертвых подданных.

– Я же говорила дядюшка что он хорош. Не спорил бы со мной, сохранил бы свою сотню монет….

– Да. И впрямь хорош мерзавец. Даже жалко будет с ним расставаться.

– Я тебе предлагала….

– Увы Виллина. Он слишком глубоко увяз.

– Что ж… – Весьма невежливо влез в разговор Аттий Бузма. – Может мне хотя бы объяснят в чем именно я так глубоко увяз? – И не дожидаясь приглашения, сделал шаг к столу. В тоже мгновение, из-за портьер, ниш и дверей выскочили Гвардейцы.

Аттий Бузма обвел их глазами, – Наверное, не меньше сотни против его горстки. Это при том, что при штурме было убито не больше четырех десятков…. Хвататься за меч было бессмысленно. Поэтому он демонстративно отстегнул ножны от пояса и вместе с кинжалом бросил свое оружие на пол. А потом, столь же демонстративно подошел к столу, и сел на свободное кресло.

– Наглец!!! – Прокомментировал это Мэр, скорее с одобрением чем с осуждением, делая знак Гвардейцам оставаться на местах. – Ладно, помоешный нахалюга, налей себе вина. Возможно это будет последняя чаша в твоей жизни.

– Спасибо. В глотке, честно сказать, пересохло….– Аттий Бузма удержался от того чтобы демонстративно схватить графин, и опрокинуть его в глотку, и «изящно», как его учили налил себе ровно треть чаши по правилам «смакования молодых вин, подаваемых ко второму завтраку». И столь же «изящно» отрезав себе кусочек от лежащей на столе головки сыра, пригубил вина, заедая его маленькими ломтиками сыра.

– Итак. – Продолжил Мэр. – Полагаю ты можешь сэкономить мне время, и избежать излишних пыток, рассказав про заговоры которые плел против меня, а я в ответ, расскажу про заговоры которые плел против тебя. Тебе будет интересно, а мне приятно….

– Я не плел против тебя заговоры… – Спокойно ответил на это Аттий Бузма.

– А как же та маленькая интрижка, что затеял твой дорогой Дядюшка Бикм, и еще несколько ребят из Ловчей Службы? – С укоризной погрозив ему пальцем, спросил Мэр.

– Она не была направлена против тебя. – Не стал отнекиваться наш герой, понимая что это бессмысленно. – Скорее уж в помощь тебе и Империи.

– Да-да…. Примерно каждые два-три десятка лет, в недрах Ловчей Службы появляется очередной умник, который думает, что знает как управлять Империей лучше Мэра. Именно поэтому, каждого Наследника учат как присматривать за Ловчей Службой, и кому поручить прополку сорняков. Иногда, как это будет в твоем случае, на живом примере.

-….Мне немного обидно за дядюшку… – Грустно вздохнув, ответил на это Аттий Бузма. – Я никогда в жизни не видел человека более преданного Империи чем он.

– … Ага. И именно поэтому он решил поставить всю Империю с ног на голову, выдумав эту байку про Колдунов?

– А если они не выдумка?

– Аттий Бузма… Я узнал об этом заговоре, намного раньше чем ты…. Благо Ловчая Служба устроена так, что всегда найдется тот, кто предаст предателей. Я знал каждый поворот их интриг, каждую задумку и идею с какой они носились…. Так что как, и у кого возникла мысль «пугать Империю колдунами», я знаю прекрасно.

…Я не трогал заговорщиков до тех пор, пока это шло мне на пользу. Империя и впрямь последнее время стала слишком ленивой и неповоротливой, и небольшая встряска ей бы не помешала. Усиление Армии за счет полномочий Сената, – это то к чему стремиться каждый Мэр…. Но они совершили ошибку, когда создали тебя…. Запомни мальчик, – Ловец должен быть серенькой неприметной мышкой, тихонько грызущей зерно не попадаясь на глаза хозяину амбара. А из тебя сделали Героя. А Герой…, Герой стоит вне рамок, вне каст и вне традиций. Это слишком опасная фигура чтобы оставлять ее на доске.

Впрочем, я переиграл твоего дядюшку, присвоив эту фигуру себе. И я неплохо разыграл ее…. Согласись?

– Пока я не очень уверен что понимаю как именно ты разыграл эту фигуру….

– А как тебе идея с Наследником??? – С деланным возмущением спросил Мэр. – Кстати это она придумала. – Мэр указал на племянницу ф-образной ложечкой для холодных супов. – Знаешь как непросто было лавировать, убеждая всех что ты вот-вот будешь объявлен Наследником, и при этом ни разу ни сказать ничего конкретного? Я признаться не верил в успех этой затеи, до тех пор, пока к тебе, словно к червячку на крючке не потянулись всякие недовольные, думающие что это у них есть право выбирать Наследника. А уж когда Виллина пришла с этой идеей Бунта…, я признаться хотел вообще отправить ее в морское путешествие, дабы свежий ветер, прочистил ее мозги…. Но она была убедительна…. В нашей Империи слишком давно не происходило ничего серьезного, чтобы малейший переполох не вызвал бы такой бури.

– Что же…. Как воспитанник Школы Ловцов, я должен гордиться что так хорошо послужил Тебе и Империи. Полагаю, большая часть Сенаторов, чьи люди лежат в том коридоре, уже арестована. Так же как и несколько подразделений Ловчей Службы. Наш заговор пришел к успеху, ибо мы сокрушили устои Империи. Теперь ты становишься ее единовластным Властителем и Господином.

…А как помоешник и несостоявшийся Шакал и Погонщик, я хочу сказать тебе, – «Иди к Злыдню». Ибо ты обхитрил самого себя. Ты убил, или еще убьешь сотни талантливых, истинно преданных тебе и Империи людей, ради того, чтобы взвалить на свои плечи груз, который тебе совершенно не нужен. Сенат, худо бедно но управлял Империей. Решал вопросы до которых тебе не было никакого дела. Теперь всем этим придется заниматься тебе.

…. И да. Напоследок. Эти Колдуны, действительно существуют!!!

– А вот об этом, ты будешь рассказывать в другом месте…..

Странно, но и в тюрьме к Аттию Бузме отнеслись на порядок лучше, чем к остальной публике. Может оттого, что его конвоировали и сторожили Гвардейцы, не позволявшие себе проявления чувств в ущерб профессионализму, или было какое-то особое распоряжение….

… Да. Скорее всего, особому обращению Аттий Бузма был обязан именно особому приказу Мэра. Иначе как объяснить что в отличии от всех остальных, его посадили в отдельную камеру? Вполне себе комфортную и сухую. Это при том, что идя под конвоем по подземельям Дворца, он видел как Благородных Сенаторов, заталкивали в общую камеру, словно какой-то скот.

Конечно вряд ли это был результат особого расположения Мэра к своему опальному Личному Советнику. – Скорее уж слишком много нитей разных заговоров и интриг оказались в его поле зрения. И вся эта информация должна была уйти вместе с ним в могилу.

Видимо потому же, чтобы окончательно раскрутить все эти нити, и не упустить ни единого факта, его пока и оставили в живых. Когда его выводили из Дворца по тому самому коридору, он среди многочисленных трупов своих «солдат», увидал и свежее добавление в виде тел Сенаторов. Опытный взгляд ловца насчитал около шести десятков, «прибавления» в своем мертвом войске, а это составляло примерно четверть всего Сената. По каким критериям прошел отбор именно этих Сенаторов, и что будет с остальными, ему было не интересно.

Видно трупы были нужны тут во-первых для достоверности, а во-вторых…, – этот коридор сейчас мог похоронить в себе любое количество тайн. Никто и никогда не станет задавать вопросов о том что тут произошло. И даже слухи не просочатся наружу. Ни легионеров, ни слуг, ни служащих в нем во время штурма не было. Только Гвардейцы и люди Аттия Бузмы. И Гвардейцы прямо здесь, возле самых Покоев Мэра, деловито прикончили последние пять десятков дошедших до Покоев, оставив за Мэром единоличное право рассказывать «правду» о Бунте.

Странно, но смерть товарищей, резанула по сердцу Аттия Бузмы сильнее, чем крушение собственных планов и надежд. Шакалья мораль – «Держись за своих», опять дала себя знать. Хотя он их толком и не знал, но за те долгие три часа Штурма, они стали его стаей. И перспективы собственной гибели, казались мелочью по сравнению с гибелью стаи.

Однако несмотря на все разочарование, тоску и предчувствие неизбежной смерти, – стоило ему прилечь на покрытый вполне сносным тюфяком топчан, и положить голову на набитой соломой мешок, служивший тут подушкой, – он мгновенно погрузился в сон. Что было не удивительно, – в эту ночь он спал от силы пару часов. А подготовка к Штурму, уж не говоря о самом Штурме, стоила ему огромных сил. Нельзя сказать, чтобы сон его был благостным и спокойным. – Аттий Бузму мучили кошмары, он несколько раз вскрикивал, дергался и даже чуть не упал с топчана, пытаясь убежать от кого-то во сне. Но тем не менее, – сон принес ему какое-то облегчение. Когда его разбудили, в теле чувствовалась заметная бодрость, а прошедшие события воспринимались не так остро и трагично. А когда ему еще и дали поесть, – жизнь заиграла куда более яркими красками. Жаль только что каша была несколько пересоленной, как впрочем и вода, сильно отдающая вкусом океана…. Видимо в источник воды используемый тюремной кухней, просачивалась вода из Океана…. – А значит. – Промелькнуло в голове нашего героя, – Есть надежда как-то выбраться из…. Впрочем. Это вряд ли – Оборвал он сам себя. – Из этих подземелий никто никогда не выбирался. Так что не стоит расхолаживать себя наивными мечтами….

Потом прошло еще несколько часов. Довольно тоскливых. Спать больше не хотелось, а делать было нечего. Конечно Аттий Бузма первым делом подробно обследовал свою камеру и каждый, находившийся в ней предмет. В конце концов, этого требовала его честь Ловца…. Может и бывшего…, но бывших Ловцов не бывает. Увы. Шансов сломать стену, выбить дверь, или приспособить какой-либо предмет под оружие не было никаких. Стены и дверь были непробиваемые, а из всех предметов в камере был только топчан, тюфяк и подушка…. Даже миску, ложку и кружку у него забрали сразу после того как он поел. Оставалось только ждать, перечисляя по памяти, как бывало в Школьном карцере, все города вдоль побережья или караванные стоянки по пути в Коллоп, чтобы не свихнуться от безделья.

Наконец дверь вновь распахнулась, и вошедшие Гвардейцы, (а его по прежнему конвоировали и охраняли Гвардейцы), надели на него кандалы, и выведя из камеры, доставили по длинному извилистому коридору, в какую-то другую камеру.

Даже выучка Школы Ловцов, не удержали легкую дрожь, проскочившую по всему телу Аттия Бузмы, едва он увидел типичную камеру пыток, подобную той, в которой ему уже довелось побывать у Старших Братьев. Маленький дикий Эй в глубине его души дернулся и заорал что было сил, и паника испуганным зверьком начала рваться наружу. Аттий Бузма и сам не ожидал от себя такой реакции, и не сразу смог с ней справиться.

Не осталась она и незамеченной другими обитателями камеры. Прежде других, Аттий Бузма заметил трех типичных представителей палаческой профессии. Огромные, с непроницаемыми лицами людей, привыкших наблюдать нечеловеческие мучения и доставлять страшную боль. Затем, – двоих секретарей, что-то деловито пишущих в своих свитках. Был тут и Роман Растик, присланный наблюдать за допросом. И наконец последним, он заметил маленького лопоухого человечка, едва видимого из-за большого тяжелого стола, за которым он сидел.

– Я Верховный Хранитель Благочестия Кастикс…. – Представился человечек, смешно шевеля огромными ушами. Однако нашему герою сразу стало не до смеха. – Вижу что камера пыток, для тебя не внове? – Вопрос прозвучал как обвинение. Словно бы вздрогнув при виде камеры пыток, он сам признался в страшных злодействах и преступлениях. – Однако, продолжим для протокола…. При допросе присутствует Роман Растик. – Личный Секретарь Мэра. Роман Актус, – Писарь канцелярии Мэра. И Дваст, – писарь ордена Хранителей Благочестия Понтификата. – Палачей перечислять по именам Верховный Хранитель почему-то не стал, и снова задал тот же вопрос. – Видимо камера пыток для тебя не внове? Уже приходилось бывать???

Наш герой пожал плечами, пытаясь сдержать дрожь и выдумать остроумный ответ. Однако Роман Растик его опередил, негромко кашлянув.

– Что? – Недовольно спросил Кастикс – Об этом мне тоже нельзя спрашивать? – Роман Растик лишь прикрыл глаза, и Верховный Хранитель поморщившись, продолжил. – Итак, Аттий Бузма обвиняемый в колдовстве и связи со Злом. Что ты можешь поведать нам о своих сношениях с колдунами?

В ответ, скучным голосом прилежного ученика, Аттий Бузма изложил общепринятую версию своих побед над колдунами.

– Это ложь! – Безапелляционно заявил Верховный Хранитель. – Скажи правду!

– Могу ли я? – Насмешливо глядя на Романа Растика, спросил Аттий Бузма.

– Можешь. – Коротко и серьезно ответил на это Личный Секретарь Мэра.

Тогда Аттий Бузма изложил более правдивую версию. Ту что он излагал на Охотничьем Совете, после приезда с Гор.

– И опять ты лжешь! – Столь же безапелляционно заявил Верховный Хранитель. – Скажи прав….

– А какой смысл? – Перебил его Аттий Бузма. – Ты ведь будешь объявлять каждое мое слово ложью, до тех пор, пока их правдивость не подтвердиться пыткой…. А под пыткой я и так скажу все те слова что ты захочешь услышать. Так что давай-ка, лучше ты изложишь мне свою версию, а ее подтвержу…. Ты сэкономишь время, а я избегну боли.

– Мне нужно знать правду!

– Но как ты узнаешь ее?

– Я Верховный Хранитель Благочестия. Мне дано видеть Правду!

– Ну так «видь» ее, сколько тебе будет угодно. Зачем тебе я, «видок»?

– Ты слишком дерзок. Палачи сумеют усмирить твою дерзость.

– Ну вот. Опять все свелось к палачам…. Но знаешь, я ведь Ловец. Меня ведь учили терпеть боль. И даже научили как прервать свою жизнь…. Надо только разогнать свое сердце так, чтобы оно не выдержало и взорвалось…. На вот, пощупай пульс. – Отдашь меня в руки палачам, получишь труп, а правды так и не узнаешь. – Что ты скажешь на это?

Роман Растик склонился к уху Кастикса, и что-то прошептал. – …. Полная чушь! – Возмущенно воскликнул Верховный Хранитель отвечая ему. – Никто не может остановить свое сердце усилием воли. Этот мерзавец блефует. – Последовала очередная порция шепота. – Да. Я в этом уверен…. Почти…. – Еще шепот. – ….Но мы никогда не узнаем правды, если не прибегнем к пыткам!!! ….. Хорошо, я пока спрошу про другое… Обвиняемый Аттий Бузма. – Что ты можешь сказать по поводу доноса, пришедшего два года назад из Сшистссшиза?

– Я его не читал!

– Что ты можешь сказать о своих непотребных комментариях и манипуляциях с грамотой Понтифика?

– Это было довольно забавно!

– Что-о-о-о????? Да как ты смеешь?

– Ну ты же Верховный Хранитель Кастикс, и сам понимаешь насколько смешны эти грамоты…. Нет. Я понимаю, что на простой народ они оказывают неизгладимое впечатление, но для таких как мы с тобой……

– Не смей говорить про «нас с тобой»… В доносе было правильно написано – «Ты ЗЛО, Ты не веришь в Богов!!!».

– А даже если и не верю??? – С насмешкой спросил обвиняемый Аттий Бузма. – Что ты мне сделаешь? Казнишь два раза?

– Ты сгоришь на костре!!!

– Мою судьбу определяешь не ты. Ты здесь только потому, что люди думают, будто ты разбираешься в колдунах…. А это не так!

– Я знаю достаточно, чтобы увидеть в тебе порождение Зла!

– Да ты не разглядишь истинного Мага, до тех пор, пока он не наколдует тебе рога и пятачок…..

– … Вот!!!! – Аж дрожа от возбуждения Верховный Хранитель воздел палец вверх. – Ты сказал «Маги». Так называли себя они. В Империи это слово давно забыто, ибо долгие годы находилось под запретом. Ты проговорился бывший Личный Советник Мэра!!!

– О чем? О том что я говорил с Магами? – Это я сказал тебе сразу. Об этом знает каждый мальчишка в Городе….

– Послушай Аттий Бузма. – Одним взглядом уняв собравшегося разразиться очередными воплями Верховного Хранителя, сказал Роман Растик. – Мы ведь немало беседовали с тобой за чашей вина, когда ты был…, в более удобном для себя положении….. Я знаю что ты любишь Империю, и не желаешь ей Зла…. Так уж получилась, что Судьба обратилась против тебя…. Но эта опасность подстерегает всех, кто поднимается на Высоты Власти, и играет там в политику…. – Роман Растик вздохнул весьма искренне. – Однако это не повод губить всю Империю. Если ты знаешь что-то, что может быть губительным для нее, облегчи душу, и расскажи мне…. Взамен, обещаю что твоя смерть будет очень легкой. … Мы даже можем сделать так, чтобы в глазах людей ты остался Героем!

– … Очередные пышные похороны??? – Рассмеялся Аттий Бузма. – Мне говорили что первые у меня были действительно шикарные. Жаль не удалось посмотреть. Вторые будут лучше?

– Это можно будет устроить….

– Боюсь что в ближайшее время в Городе состоится слишком много пышных похорон. И мои затеряются среди них. – Грустно пошутил Аттий Бузма. – Впрочем, я не тщеславен. ….Итак. Колдуны…, или Маги, как они сами себя называют. Они действительно существуют. И скорее всего, они действительно стоят за Горским Восстанием. Они рвутся в Империю, потому что…. Потому что бояться ее. –( Почему-то даже сейчас, он не смог признаться в истинной причине попыток колдунов пробраться в Империю). – Они сильны…. Сильны своей способностью воздействовать на чувства людей. Могут убить страхом, могут убедить повернуть оружие против союзника и даже брата.

– Но в древних книгах написано про молнии, смерчи, ураганы, огненные стены, обрушивающиеся с неба скалы…. – Опять встрял в разговор Верховный Хранитель.

– Ничего такого я не видел. – Честно ответил Аттий Бузма. – Я видел только то что перечислил. А еще полеты над землей. Невидимость. И как из пустоты сыпалась еда….

– Еда? Зачем сыпалась еда? – Ошарашено спросил Костикус.

– Чтобы ее есть. – Спокойно ответил наш герой. – Колдуны тоже едят. Только не готовят сами, а…, наколдовывают ее, или что-то вроде этого.

– Настоящая еда? – Деловито уточнил Роман Растик. – Ты сам ее ел?

– Ел. Вполне обычная еда. Довольно вкусная.

– Ты разделил трапезу с Врагом? – Опять взвился Верховный Хранитель.

– Я ел ее, после того как убил Врага.

– Значит их правда можно убивать?

– Можно. Но это тяжело.

– Почему остался жив ты? – Спросил о чем-то действительно важном Роман Ростик.

– Наверное потому что я урод…. В том смысле, что не такой как все. Полагаю ты понимаешь о чем я? Страх слишком долго был для меня нормой жизни…. Это как яд. Если принимать его маленькими порциями…… ну ты понимаешь?!

– Я не понимаю что…..

– Тебе и не надо. – Оборвал Верховного Хранителя, Личный Секретарь Мэра. – Но как Империя сможет с ними бороться? – Продолжил он спрашивать у нашего героя.

– Не знаю. – Честно ответил Аттий Бузма. – Но такие как он. – Аттий Бузма кивнул на Верховного Хранителя. – Вам в этом не помогут. …. Я предложил свой проект по Замирению Горцев, как раз как средство борьбы с Колдунами. Они не всесильны. Им тоже нужна почва на которой они будут выращивать Врагов Империи, которых потом пошлют в бой. Впрочем. Пока Империя и сама неплохо с этим справлялась. Я надеялся что когда Империя приучит горцев видеть в Империи друга, колдунам придется самим убраться подальше от ее границ…. Но теперь. После того как Мэр перерезал Отцов, вряд ли сыновья продолжат служить Империи.

– Станут. – Беспечно махнул рукой Роман Растик. – Они еще и рады будут занять места своих отцов. Пусть даже и с куда меньшими полномочиями и правами. Мэр Роман Комнус Виллий Сергиос Ком не намерен кардинально менять Основы Империи. Он лишь слегка подкорректирует их в сторону большей управляемости.

– Мне, честно говоря, на это наплевать. Я этого уже не увижу.

– Да. И поверь мне, я сожалею об этом.

– Поверь мне, я тоже.

Оба грустно улыбнулись, понимая что смерть одного из них уже предопределена, а жизнь другого всегда подвешена на волоске, и оборвется в тот момент, когда Мэр сочтет это необходимым.

– Я могу что-нибудь сделать для тебя? – Спросил напоследок, поднимаясь из-за стола Роман Растик.

– Я бы не отказался от кувшинчика приличного вина. – Подумав ответил Аттий Бузма. – Местная вода просто ужасна. После нее еще только сильнее пить хочется.

– Хм…. – Роман Растик переглянулся с Верховным Хранителем, и как-то сразу изменил выражение лица на вежливо-отстраненное. – Я посмотрю что можно сделать….

К чему были все эти перегляды и сомнительные обещания, Аттий Бузма понял, когда его привели совсем в другую камеру. В отличии от прежней, находившейся где-то глубоко под землей, и не имевшей окон, – эта была почти на самом уровне земли, и имела одно окно. Огромное. Размером во весь потолок. Собственно это окно и было потолком над каменным, заглубленным в землю полусферической формы мешком. Едва увидев это окно, Аттий Бузма понял что вина ему не принесут, и приготовился к тяжелому испытанию. – Соленая еда, соленая вода, и яростное солнце, от которого нельзя будет укрыться. – Такую пытку выбрал для него Мэр.

Допрос проходил ночью. Сейчас было раннее, но уже душное утро. Обычно в это время года, Мэр и вся Знать выезжали на побережье, отдыхать в тени раскидистых садов и уютных беседок. А в Городе, светская жизнь полностью переносилась на ночное время.

Вспоминая уроки Школы, Аттий Бузма постарался укрыть голову воняющей застарелым потом и кровью рубахой, которая оставалась на нем еще с прошлой ночи, попытался найти хоть немного тени, от отсутствующих стен, и погрузиться в забытье…. Однако попытки эти не увенчались успехом. – Жуткая жажда, и солнечный жар, от которого тут негде было укрыться, отнюдь не располагали к отрешенному восприятию жизни. А к этому прибавилась еще и вонь отходов с тюремной кухни, гул голосов и топот ног прислуги и стражников. К морю Дворец выходил на высоко поднятый берег, обрывающийся вниз острыми зубами скал. Когда-то это было необходимо для обороны. В скалах были вырублены форты и галереи, для защиты от штурма. Теперь тут располагались хозяйственные дворы и тюрьма. Вся та грязь и нечистоты, что была немыслима там, наверху, в сосредоточении блеска и роскоши, спускалась сюда…. Странно, но за все время, что Аттий Бузма пребывал во Дворце, он так и не удосужился познакомиться с этой стороной его жизни…. Нет. Даже не с тюрьмой, а с теми людьми что вытаскивали отбросы с кухонь, опустошали выгребные ямы, таскали дрова, стирали белье…. Как быстро придворный победил в нем Ловца, который просто обязан был бы сунуть нос в самые удаленные и закрытые уголки своего пребывания…. И обзавестись там знакомыми, которые может быть и кинули бы ему сейчас фляжку воды, или хотя бы смоченную тряпку…. Так. Не думать о воде. Это только сильнее разбередит жажду…. Начинаем перечислять всех Мэров, начиная с легендарного Сокола и заканчивая Романом Комнус Виллий Сергиос Комом…, чтоб его задница поросла иголками остриями вовнутрь…

…Что ж. Наверное учителя Школы Ловцов, были бы довольны своим учеником. За следующие несколько часов он перечислил всех Мэров, все войны, что вела Империя со дня основания, и все значительные изменения в ее территории, или политической жизни …. Затем мысленно проехался по всем, указанным в Путеводителях, караванным тропам, морским путям, и даже вспомнил глубину всех шахт Империи. Перевел Кодекс Ловца, на горский язык, коллопский, туранский и приступил к каньскому, как вдруг наступило забвение и он погрузился то ли в обморок, то ли в сон, то ли в странное забытье….

… Он опять шел по Дороге Богов. Опять слепило солнце, опять каждый шаг вызывал приступ страха и ненависти ко всему окружающему…. Было противно, гадко, и тяжело. Но он все равно упрямо шел вперед влекомый каким-то зовом….

– Я разочарован. – Сказал ему Колдун, вместо приветствия. – Ты не справился с тем, для чего я тебя создал, и теперь подохнешь в страшных муках.

– Помоги мне, и я доставлю тебе твой камень! – Взмолился Аттий Бузма, выталкивая слова сквозь высохшее горло и небо.

– Нет. Ты слабак. Ты не справился. И теперь ты подохнешь в страшных муках.

– Это…. Это нечестно…. Я один, против целой Империи. Против Мэра, Сенаторов. Ее….

– Ты нытик. Ты подохнешь в страшных муках….

– У меня не было шансов, против них всех!!!!

– У тебя была твоя Сила. Твой Дар…. А ты не справился и теперь подохнешь в страшных муках.

– И как умение прыгать с высоких скал, поможет мне выбраться из этой ямы?

– Ты мог бы добиться всего чего захотел. А теперь подохнешь в страшных муках….

– Если я мог добиться, то почему теперь сижу здесь?

– Потому что не захотел….

– Иди в жопу!!! Вонючий старикашка. Ты никто, у тебя нет возможности помочь мне. Иначе ты не стал бы создавать меня. А может ты и не создавал. А просто врал мне, как врали мне Мэр и Она. Все твои сказки, это одна сплошная ложь. Прыгнуть со скалы и остаться в живых, это совсем не то, что запрыгнуть на вершину Власти, и остаться в живых там. Ты просто не знаешь о чем говоришь. Ты здохнешь, так и не получив свой камень….. а теперь дай мне воды, или я снова убью тебя…..

В этот момент, струйка свежей воды достигла губ Аттия Бузмы, и он очнувшись начал судорожно сглатывать спасительную влагу. Обожженные солнцем глаза почти ничего не видели, лишь черноту и какие-то огоньки…. Спустя мгновение, он понял что это ночь, а огоньки, отражения света фонаря, на доспехах Гвардейцев.

Его вытащили из ямы, и корректно пусть и без лишней нежности потащили по длинным коридорам тюрьмы в камеру пыток. А там снова были палачи и Верховный Хранитель Кастикс, и вопросы, вопросы, вопросы…. По большей части абсолютно тупые и бессмысленные. Аттий Бузма пытался отвечать разумно. Дерзил, хамил, ругался, отказывался говорить, потом начал святотатствовать и оскорблять законы и обычаи Империи и членов Высочайшей Семьи. …За эту ночь, он пожалуй заработал себе еще десяток смертных приговоров. Но какая разница? – Он получил свой смертный приговор в тот момент, когда на него обратили внимание Высокие Люди, сочтя неплохой разменной фигурой для политических игр.

Забавно. Но палачи, все время стоявшие за спиной нашего героя, – даже пальцем его не тронули. Разве что когда он, измотанный страшной дневной пыткой и ночными вопросами грохнулся в обморок. Тут конечно, палачи соблаговолили сунуть ему под нос нечто вонючее, и вежливо постучать по щекам. Аттий Бузма очнулся от этой вони. Обвел присутствующих мутным взглядом, и послав всех в лучших традициях помоешно-шакальего воспитания, вернулся в забытье. Еще немного повозившись с телом, палачи вынесли резюме, о временной нетрудоспособности клиента, и рекомендовали отдых.

Очнулся Аттий Бузма в прежней камере…. Той самой, с настоящим потолком и очень удобным топчаном. Сегодня был день блаженства. Ему дали выспаться. Накормили и напоили…. Аттий Бузма знал, что завтра снова будут пытки. Что это всего лишь способ сломать его дух, – чередуя дни мук с днями комфорта…. Однако все равно блаженствовал….

Но вот, дверь камеры снова отворились, и снова вошли Гвардейцы и…, Она…, – Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина. Безумная племянница. Желанная и ненавистная….

Гвардейцы внесли в камеру плетеное кресло для Племянницы Мэра, и такой же плетеный столик, на котором расставили блюда с закусками и кувшины с вином.

– Присоединяйся… – Безразлично-нейтральным тоном сказала ему Безумная Племянница, словно бы они были на одном из светских пикников. – Слышала именно о капле хорошего винца напоследок, ты и умалял Романа Растика? …Странно. Но сквозь это безразличие наш герой услышал нотки какой то неуверенности и волнения. Или может она боялась что он набросится на нее, несмотря на кандалы? Он даже на секунду задумался, прикидывая сколько у него шансов успеть убить Племянницу Мэра, до того как стоящий за дверью Гвардейцы не прикончат его…. Шансов было ничтожно мало.

– Твои Гвардейцы конечно великие воины. – Постарался ответить ей тем же светским тоном Аттий Бузма. – Но как прислуга, – никуда не годятся. – Тут всего одно кресло…. Или это специально, чтобы поставить меня в неловкое положение, заставив тянуться к столу, или приплясывать стоя возле него? – После чего привстав, потянулся, и притянул столик поближе к своему топчану. И теперь уже Безумная Племянница оказалась сидящей в паре шагов от закусок, в довольно неловком положении.

– Ты все не можешь наиграться в политику и придворные интриги? – почему-то без всякой насмешки, а скорее даже грустно, прокомментировала эту выходку Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина. После чего спокойно встав, и сохраняя достоинство, просто переставила кресло поближе к столу, и вновь уселась в него.

– Что поделать. – Привычка. – Так же спокойно ответил ей он. После чего налил из одного из кувшинчиков вина в обе чаши, и выбрав самое спелое яблоко, с удовольствием захрустел им. Спрашивать зачем Безумная Племянница его навестила, он не стал. – Зачем облегчать ей разговор, подыгрыванием?

– Итак…. – Начала она. – Ты уже смирился со скорой смертью?

– Давно уже….

– Ну да… Как я могла забыть. Ты великий Герой Аттий Бузма, сокрушающий колдунов и драконов…. Страх смерти тебе не известен…. Впрочем. Именно об этом я и пришла с тобой поговорить….

Аттий Бузма отхлебнул вина из чаши, и изобразил искреннее любопытство.

– Мэр сделал мне предложение стать его женой. – Коротко сказал она…..

– Э-э-э??? – Уже без всякой фальши, лицо Аттий Бузмы превратилось в гримасу изумления.

– Полагаешь это странно? – С вызовов спросила у него Безумная Племянница. – Но ты забыл, что моя мать была всего лишь его двоюродной сестрой. По законам Империи, подобные браки допустимы…. Другое дело, что я сама всегда видела в нем скорее отца чем мужа…. Особенно после того, как мой отец был убит по его приказу, за то что пытаясь отравить Мэра, отравил его первую жену…. Вот такие вот непростые взаимоотношения в нашей семейке….

– …Ну знаешь…, это ваши дела…. Меня они уже не касаются. Так что к чему ты мне это все рассказываешь?

– Ну видишь ли…, есть одна мелочь. – Она словно бы засмущалась. Хотя сложно было поверить что подобное чувство вообще ей знакомо. А потом продолжила, с каким-то вызовом. – Империи требуется наследник. А Мэр уже не надеется стать отцом….

– Хотите усыновить меня? – Рассмеялся Аттий Бузма.

– Нет. Но выбор отца для нашего будущего ребенка, дядя оставил за мной. И я решила что ты самая подходящая кандидатура.

– Вы точно там все спятившие…. – Слегка прибалдел от подобного заявления Аттий Бузма. – А что скажет Мэр, когда узнает кто….

– Он уже знает. – Оборвала его Безумная племянница. – И полностью одобряет твою кандидатуру. Ведь ты действительно непростой человек, – великий боец, умный и талантливый царедворец. Мэр ценит тебя. Только к сожалению ты оказался на другой стороне. А во-вторых…..

– А во-вторых, – Подхватил Аттий Бузма. – Скоро мне перережут глотку. И это решит множество возможных проблем.

– Вот видишь. Я же говорила что ты умный. Итак…. Ложе тут конечно…. Впрочем я занималась этим и в куда менее комфортных условиях…. На вот возьми. – Безумная Племянница бросила ему ключ от кандалов, и встав с кресла начала что-то делать с застежками своего платья….

– Постой, постой. – Поспешно остановил ее Аттий Бузма быстренько расстегивая замки кандалов. – Ты кажется еще не получила мое согласие…. Или надеешься взять меня силой?

– Какого Злыдня Герой? – Удивленно спросила Безумная Племянница. – Еще ни один мужчина не отказывался от такого.

– Ага, Вероятно опасались разгневать Племянницу Мэра…. Но мне то чего опасаться? Я и так почти что мертв.

– Аттий Бузма. Не корчь из себя купеческую дочку, пытающуюся подороже продать свою невинность. – Демонстративно ухмыляясь сказал Она, подходя к нему почти вплотную. –Тебе незачем набивать себе цену. Я наводила справки, ты погеройствовал уже во многих спальнях. Так воспользуйся последней возможностью…. Будет о чем вспоминать остаток очень короткой жизни.

Она была прямо рядом с ним. Такая высокомерная насмешливая, и такая, до зубовного скрежета, желанная. Единственной преградой между ними была его рваная рубаха, и ее, сотканное из тончайшей ткани платье…. Эта тонкая как паутина ткань струилась по телу, словно бы дразня и играя. Обтягивая каждую округлость, лишь давая намек, но ничего не показывая. В том числе и левое плечо, на котором должна была быть отметина сделанная его мечом…. Ему вдруг так захотелось посмотреть на эту метку, и на это белоснежное плечо, сейчас прикрытое лишь тонюсенькой словно слой краски, тканью. Аттий Бузма знал, сколько стоить эта ткань. И сколько времени семья мастеровых могла бы прожить, на стоимость этого платья…. За один флакон духов, что распространяли по его камере этот дивный аромат, можно было вооружить полсотни легионеров…. Каждая заколка, из десятка понатыканных в ее волосы для создания упорядоченного хаоса, стоило больше чем жилье иного зажиточного купца…. Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина воплощала собой все Великолепие, Богатство и Роскошь Империи. И все это она сейчас согласна была отдать ему….

– Боишься что твой маленький Герой, так напуган предстоящей казнью, что не сможет выйти на битву? Не бойся, я девушка опытная, что-нибудь придумаю…. От меня еще ни один герой спрятаться не смог…. А не стесняйся размеров…. Я всякие повидала….

Она издевалась над ним, стоя тут, рядом, почти касаясь своей высокой грудью его тела…. Ему так захотелось схватить ее, сжать сдавить, впиться губами в этот насмешливый рот, сорвать платье, намотать на кулак гриву рыжих волос и швырнув на тюремную шконку показать наконец-то этой сучке, какой он Герой. И он не стал сдерживаться…. Вся та страсть что таилась в нем уже почти год, с того момента как он впервые увидел ее, наконец-то выплеснулась наружу…. Их знакомство началось с драки? – Дракой оно и закончится. Он рожденный на помойке дикарь, сейчас покажет этой высокомерной дряни, что такое настоящий мужик. К Злыдню все!!! Это будет его последняя победа, он получит свою самку…. Он…….

……. Аттий Бузма и сам не понял что произошло…. Он уже прижимал тихо постанывавшую Племянницу к топчану, его руки уже рвали застежки платья…. Как вдруг он увидел ее глаза и….., и понял что опять проигрывает ей…..

Он никогда не знал правил, по которым велась эта их вечная битва. Их всегда определяла Она. И сейчас не она лежала распластанная под ним…. Это он валялся у ее ног, с выбитым из рук оружием и приставленным к горлу клинком. Он понял это по Ее взгляду….

– Хрен тебе, а не ребенка. – Хрипло сказал он, вставая и поправляя остатки своей одежды. – Ваша уродская семейка, вполне обойдется и без притока моей крови.

– Да какого ж….. – Только и смогла выдохнуть она. – Чего ты ерепенишься тупой ублюдок? Да все мужики Империи отдали бы жизнь за возможность трахнуть племянницу Мэра. А ты тут устраиваешь представления как площадной трагик.

– Ну вот и иди к этим мужикам….. Продавай себя на улице в обмен на жизни. Только смотри не слишком расстраиваяся, выяснив, что сильно переоцениваешь себя, и недооцениваешь желание имперских мужиков жить.

– Да пошел ты…. – Он села на топчан, и начала натягивать на себя остатки платья. – Кому ты нужен сокровище дутое? Я давала тебе шанс хоть что-то оставить после своей никчемной жизни. Твой сын мог бы править Империей. Но ты оказался слишком тупым самодовольным ублюдком. Я лучше найду себе подходящего конюха, да рожу от него, чем от такого козла.

– Вот и славненько. Найди себе хорошего парня. Потом Мэр прикажет тихонечко прирезать бедолагу, и вы с ним будете очень счастливы…. А не понравится ребенок, или выйдет девочка, – придушите ребеночка, и затрахаете нового конюха. Ваша долбанутая семейка так и живет, по колено в крови. Даже залететь не можете кого-нибудь не прирезав.

– Может тебе в Хранители Благочестия податься, тварь помойная? – Язвительно спросила Безумная племянница, пытаясь как-то закрепить разорванное на плече платье. – Говорят ты прирезал своего первого, когда тебе одиннадцать лет было? И ты теперь мне берешься мораль читать?

– У меня на помойке, крысы больше смыслили в морали чем вы Романы. Читать тебе мораль, как разговаривать с камнем. …. Возьми ты булавку да закрепи куски…. – Раздраженно добавил он, видя какой беззащитной и вновь желанной становится Она, в своих безуспешных попытках привести в порядок одежду.

– О-о-о… Я и забыла. Ты ведь у нас еще и законодатель мод!!!! Какая бездна дарований таиться в теле возомнившего о себе коротышки с отсохшим стручком.

– А ты как всегда ни на что неспособна. – Огрызнулся он, и подойдя выдернул заколку из рыжих, сводящих с ума волос, и закрепил ей ткань на плече….

– И все-таки почему? – Спросила вдруг она спокойным и тихим голосом, внезапно накрыв своей ладонью его руку.

-….. Не знаю…. Это было бы не правильно….. – Серьезно глядя ей прямо в глаза ответил Аттий Бузма. – Иногда надо сдерживать свои желания….. Кстати, вся Империя мечтает, чтобы ты этому тоже научилась.

– Хватит болтать об Империи…. Почему???

-… Боишься за свою привлекательность? – Грустно сказал он. – Не бойся. Ты очень привлекательна…. Ты сказочно красива и до жути желанна. С тех пор как я увидел тебя, все остальные женщины перестали для меня существовать…. Я пытался забыться трахая всех Дворцовых шлюх, от служанок до дочерей Сенаторов…. Но в каждой из них я пытался найти частичку тебя…. И мне мало того, что ты мне предлагаешь. Либо все, либо ничего. И уж лучше ничего…..

– Тварь помоешная. – Почти с нежностью произнесла Безумная Племянница. – Ты еще более безумен чем я…. Не рвался бы ты в герои и царедворцы, до сих пор жил бы спокойно и счастливо.

– Я особо и не рвался.

– Не лги… Мы слишком похожи, чтобы врать друг другу. Я тоже отметила тебя с первого взгляда. Твою дерзость и твою жадность. …. Да не спорь. Ты жаден. Ты хочешь получить все, за что цепляется твой взгляд…. Я сразу поняла это. И поняла, что ты способен это получить. Не знаю как, но способен.

…Я всегда презирала всех кто меня окружает. Даже Мэра, пред которым все падали ниц. Он заменил мне отца. Он всегда был ласков и нежен со мной. Раньше я думала что это потому, что у него нет детей, а я единственный ребенок в его окружении. А теперь….. Он всегда давал мне все что я хотела, и потому я презирала его.

Ты первый человек которому мне захотелось подчиниться. Ты первый кто не опустил взгляд, глядя мне в глаза. Ты дрался со мной так, как не дрался ни один человек…. В тебе была ярость дикаря, и холодный расчет политика…. Потому-то я и придумала этот план, чтобы погубить тебя!

– Ты испугалась человека, которому захотела подчиниться?

– Да. Видишь как ты хорошо меня понимаешь. – Я Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина, во мне течет кровь трех династий Мэров, и я не подчинюсь никому!!!

– Полагаю ты очень несчастлива. – С грустью глядя на нее, заметил Аттий Бузма. – По собственному опыту знаю, что когда хоть чуточку ослабляешь оборону, и впускаешь в свой мир других людей, это делает тебя только сильнее.

– Мне не нужно становиться еще сильнее. Я Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина. Я скоро буду править Империей! И мне не нужны подпорки в виде друзей или родни, чтобы быть сильной.

Она встала и вышла из камеры…. Аттий Бузма взял кувшин с все еще стоящего в камере стола, и отхлебнув прямо из горлышка, прилег на то место, где еще совсем недавно была она…. Топчан еще хранил запах ее духов, волос, теплоту тела…. Может и правда зря он Аттий Бузма, пошел на поводу у своей гордыни отказавшись от нее? Это ведь был его единственный шанс и теперь он упущен безвозвратно….

Вдруг за дверью послышался вскрик и звон стали…. Не зная еще сам почему, он вскочил, и мгновенно оказавшись у двери открыл ее…. Там Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина добивала последнего Гвардейца. Три трупа уже лежали возле дверей камеры. У непобедимых Гвардейцев не было шансов против Нее, – Она была богиня, и ее желания были законом. Потому они и умирали молча и покорно.

– А-а вылез все-таки. – Пробормотала она вытаскивая лезвие кинжала из тела Гвардейца. – Я решила оставить тебя в живых. Одень их доспехи, будешь сопровождать меня до выхода и тюрьмы, а там уж сам разберешься как сбежать. Никто не посмеет остановить Гвардейца. Так что можешь добраться до Порта, сесть на корабль и удрать на нем за пределы Империи. …Вот – Она сняла с себя дорогие браслеты, кольца, серьги, и те самые булавки из волос. – Думаю этого хватит тебе на первое время. Исчезни. И не возвращайся обратно. Если я увижу тебя снова, – прикажу убить.

– Могу спросить, – «Почему?».

– Потому что я безумна, и не способна сдерживать свои желания!

(обратно)

Глава 14

И вот, уже вторые сутки Аттий Бузма жил с ощущением тошноты. Второй день, посудину в трюме которой он нашел укрытие швыряло и болтало словно погремушку в руках чересчур энергичного дитя.

….Поначалу все складывалось очень удачно. Едва они вышли за пределы тюрьмы Аттий Бузма в доспехах Гвардейца, ни говоря ни слова, шмыгнул в сторону, и пройдя через подсобные помещения пробрался к воротам, через которые во Дворец завозили разные припасы. Опасениям его, что их будут охранять Гвардейцы, не суждено было сбыться. На воротах стояли обычные легионеры, не посмевшие не то чтобы остановить лжеГвардейца, но даже лишний раз взглянуть на него. Точно так же отнесся к нему и ночной Город, показавшийся Аттию Бузме каким-то притихшим и замершим. Не было слышно ни звуков ночных гулянок, столь обычных во время летней жары, ни музыки, ни звона посуды и веселых песен из кабаков. Город словно бы притаился за прикрытыми ставнями окон, в ожидании того что принесут ему перемены происходящие за Северной Оградой. А немногочисленные горожане, осмелившиеся в этот поздний час выйти на улицы, при виде Гвардейца, либо шарахались в стороны, либо опустив глаза норовили прошмыгнуть мимо него как можно скорее…

Все это было на руку нашему герою. Однако помня что Город может видеть даже опущенными глазами, и никогда ничего не забывает, он не пошел сразу в Порт, а двинулся к ближайшей гостинице, где просто, даже не думая предлагать деньги, взял прокатнуюлошадь в конюшне, и выехал через южные ворота. За ближайшей купеческой «летней виллой», которыми была усеяна южная сторона, он свернул в сторону и поскакал галопом придерживаясь примерного направления. И уже к утру вернулся к побережью. Тут он расстался с доспехами Гвардейца, канувшими в небольшой илистый прудик, и переоделся в одежду украденную на одной из пустовавших вилл. Теперь он был обычным купеческим приказчиком богатого Торгового Дома и не более. Единственное отличие, – дорогой коллопский кинжал в ножнах и парный к нему меч, который он нес под мышкой упакованный в тряпки и бумагу и красиво перемотанный ленточкой. В Порт его пропустили без проблем, для Порта, не слишком различавшего времена суток, подобный приказчик спешащий с поручением на отплывающий утром корабль, был делом обычным.

Теперь оставалось только найти подходящий корабль и пробраться на него. Но сначала решить парочку, вытекающих одна из другой проблем. – На корабле надо было что-то есть и пить. А значит еду надо было купить заранее. А денег не было. Были дорогие украшения Безумной Племянница, продав которые можно было купить себе небольшой флот. Но обменять их на пару краюх хлеба и флягу воды, было невозможно.

Пришлось вспоминать старые навыки, благодаря которым парочка кошельков, навсегда расстались со своими владельцами, решив что у Аттия Бузмы им будет гораздо лучше. В ближайшем трактире, были куплены небольшой бочонок легкого вина, и пара краюх хлеба, а заодно, под благовидным предлогом получена информация о судах отплывающих в это утро. Пробраться на одно из таких судов, стоящих прямо у пристани, тоже оказалось не проблемой. В поисках некоего Вания Ситора, (одно из самых распространенных имен в Империи), он зашел на судно «Жирный Дельфин», и отведя ловчим приемом глаза матросам, шмыгнул в спасательную шлюпку, где и затаился. А уже ночью перебрался в трюм…. Проверки судна, чего он так опасался, не было. То ли новость о бегстве опасного преступника еще не дошла до Порта, то ли ее вообще решили не разглашать. Шедший на север «Жирный Дельфин» судя по всему, был из тех судов, что курсировали вдоль побережья, развозя товары по прибрежным городам. Главным достоинством его строители видно почитали отнюдь не скорость, а способность вместить в себя как можно больше товаров, что и было отражено в названии. И Аттию Бузме было несложно затеряться в обширном трюме, среди каких-то бочек, тюков, ящиков и кувшинов. Теперь оставалось только молится об удаче, и бороться со скукой. Все возможное, чтобы скрыть следы он сделал, прочертив жирный след по суше на юг в одежде Гвардейца, и рванув на север по морю. Ловчую Службу, конечно этими нехитрыми приемами надолго не обманешь. Но фору в пару дней он выиграл. А что будет дальше???

А дальше был шторм, начавшийся через пару дней спокойного пути. Вот тут уж Аттию Бузме пришлось тяжко…., и откровенно страшно. Как парнишка выросший в городе у моря, он конечно был знаком с ним…., очень шапочным знакомством. Помойки на которых он обитал, располагались в другой части Города. Иногда он выбирался на побережье, и даже играл в полосе прибоя, убегая и догоняя волны…. А в Школе Ловцов, его научили плавать…. Но что такое оказаться в маленькой скорлупке, посреди бушующего океана, слышать завывание ветра, и вздрагивать от ударов волн, словно листочки бумаги гнущие толстые доски обшивки….. Вот этому Аттия Бузму никто не учил. Сколько раз он готов был в панике долбить и стучать в закрытые люки трюма, пытаясь вырваться на волю, при виде воды просачивающейся сквозь щели в обшивке…. Сколько раз, когда судно, замирая на гребне волны вдруг падало вниз, Аттий Бузма готов был поверить что он сейчас утонет, словно крыса закрытая в брошенном в воду кувшине…. Сколько раз он думал что сдохнет от непереносимой качки и тряски……

Но каждый раз приступ паники проходил, а судно все еще оставалось наплаву…. И постепенно Аттий Бузма привык, и когда внезапный удар вдруг сотряс «Жирного Дельфина» он отнесся к этому с некоторым даже безразличием….. И лишь спустя пару мгновений, когда качка сменилась какой-то дрожью, а скрип снастей, треском ломающейся обшивки, когда вода прибывающая в трюм, вдруг сделала его пребывание там совсем уж дискомфортным, он догадался что что-то пошло не так.

Он пополз по доскам обшивки, внезапно ставшими полом, к ближайшему люку. Устоять на содрогающимся под ударами волн судне уже не было никой возможности. По дороге его чуть не пришиб какой-то ящик, но он все-таки добрался и попробовал открыть люк. Не тут-то было. Тогда он просунул лезвие меча в щель возле задвижки, и налегая всем телом попытался сломать ее. Полоса коллопской стали изогнулась дугой, послышался звон, и давление на меч резко ослабло. К счастью, это сломалась задвижка а не меч. Так же ползком он выбрался на палубу. Аттий Бузма мало что понимал в мореходстве, но даже ему стало понятно что «Жирному Дельфину» конец. Судя по всему, судно наткнулось на подводную мель или камни, и теперь ему приходилось принимать на себя всю ярость ударов волн, быстро превращающих его в груду щепок. Команды видно не было. Как впрочем и шлюпок. Аттий Бузма огляделся в поисках спасения…. И тут мощная волна, ударила судно, и вышвырнула с него последнего пассажира, словно ядро катапульты….. Он еще помнил как побарахтавшись в соленой воде, схватился за что-то мокрое и склизкое, но главное, – плавающее. Все остальное осталось смутным и неясным. Океан швырял его по своим волнам, норовя утопить. Но он почему-то не утонул.

….И вот опять солнце, и опять жара. Лежать посреди океана воды на каком-то бревне, оказалось еще мучительнее, чем в каменной яме. Там он хотя бы знал, что во-первых, – рано или поздно ему дадут напиться, а во-вторых, что спасения все равно не будет и надеяться не на что. Сейчас же надежда на спасение была. Вряд ли буря унесла судно далеко в океан, а вдоль побережья курсирует много торговых кораблей. Спасительный парус мог показаться на горизонте каждую минуту…, или никогда. Оставалось только цепляться за обломок мачты, и надеяться, надеяться, надеяться….

– …На что ты надеешься придурок? – Опять пещера и опять Колдун. – Ты не смог достать то, ради чего был создан.

– Пошел в задницу старый урод. – Огрызнулся Аттий Бузма. – Я надеюсь удрать из Империи как можно дальше, и зажить своей жизнью, навсегда забыв про ваши уродские интриги, заговоры, камни и прочую чушь.

– Глупец, ты правда думаешь что у тебя получится?

– У меня получится. Даже если Ловцы и выследят меня до «Жирного Дельфина», то решат что я погиб.

– Кретин. Я спрашиваю не про «удрать из Империи», а про «зажить своей жизнью». Что вообще ты считаешь «своей жизнью»? – Голос Колдуна стал язвительным и издевательским. – Ну-ка расскажи мне тупица, какой должна быть эта «Твоя жизнь»?

– Такой, в которой я не завишу ни от кого, и ни перед кем ни должен плясать на задних лапках.

– Пустоголовая погремушка. У тебя был шанс стать Мэром и владеть всей Империей. Но ты его профукал. А теперь говоришь про «не завишу ни от кого…, ни пляшу на задних лапках…».

– Какой к Злыдню шанс? – Меня использовали как приманку, как червяка на крючке…. Что ты урод несешь?

– Дурень. Я же говорил, – твой главный Дар, подчинять события своей воле. Стоило тебе захотеть, и из помойной твари ты стал Шакалом…. Потом Ловцом, которого бояться Шакалы. Потом Героем. Потом царедворцем. Тебе оставалось чуть-чуть, чтобы стать Наследником, а потом уж и Мэром. Ты уже почти влез на вершину Власти. Но ты дрогнул и пустил все под откос.

– Что за бред??? Вот уж чего я хотел меньше всего на свете, так это оказаться посреди океана на каком-то бревне и без капли пресной воды!

– Вот в этом и есть твоя беда. – Ты перестал хотеть. Хотеть сильно, страстно и до умопомрачения. Раньше твои глаза горели от желания получить все что они видели. А теперь они тусклы. Что с тобой случилось?

– Мне все это стало противным…. Ты говоришь Власть? Но власть это постоянные предательства. Страх, интриги, одиночество….

– А сдохнуть в одиночестве посреди океана, и быть обглоданным рыбами тебе приятней?

-…..И что мне делать?

– Тупица. Вернись в Империю и верни себе Все! А потом добудь для меня мой камень….

– Легко сказать, «вернись в Империю». Я даже на берег не могу вернуться.

– Придурок. Я же сказал, тебе достаточно только захотеть и ты вернешься хоть в Империю, хоть снова во Дворец.

– Я не верю тебе.

– Сколько раз ты прыгал со скалы и оставался в живых? Тебя это не убедило?

– Оставался в живых? Значит то что я остался в живых и сейчас… Значит мой побег, это не потому что Она захотела меня спасти. А потому что я сам не пожелал умирать?

– А ты как думаешь тупица? – Каждый раз когда ты спасаешься от смерти, это только потому что ты хочешь жить. И неважно что тебя спасает, – цепляющиеся за пучки травы пальцы висящего над пропастью, или Магия, открывающая двери темницы. Главное захотеть жить, и сделать для этого все возможное. Перед лицом смерти, даже обычные людишки становятся Магами. Но ты способен на большее. Ты подчиняешь мир своими желаниями. И можешь получить все что хочешь. Воспользуйся этим.

И как мне вернуться в Империю или во Дворец?

– Вспомни о том что ты там оставил. Власть, Комфорт, Уважение…. Или например Месть….Месть это прекрасно. Разве ты не хочешь наказать всех кто тебя предал, использовал, или посмеялся над тобой? …А еще ты сказал Она…. Значит есть какая-то Она. «Она» это хорошая мотивация для такого сопляка как ты. Хочешь ее? – Вернись во Дворец. Стань Мэром и добудь мне камень…….

Бревно стало раскачивать сильнее, и Аттий Бузма соскользнул в воду. Это разрушило странный морок-бред, и колдун перестал чудится нашему герою. Он вцепился в бревно, вскарабкался на него и сел…. В отдалении, почти на самой линии горизонта виделась полоска суши…. Кажется Аттий Бузма даже разглядел какие-то домики и строения. Ветер, или может течение несли его прямо к этому берегу….

Биним, был очень милым, но абсолютно захолустным городком. В такой городок любят приезжать доживать свой век ушедшие в отставку чиновники, профессора Университета или легионеры успевшие до выхода в отставку дослужившиеся до полусотника. Их пенсиона как раз хватает снять небольшой домик окруженный тихой рощей, и обедать по полдня за вынесенными на набережную из ближайшей харчевни столиками, в компании таких же доживающих век бездельников.

Как хорошо сидеть на прохладной набережной, слушая крики чаек кружащихся над возвращающимися в порт рыбацкими лодками, и обсуждать с соседями внешнюю и внутреннюю политику Империи, и общее падение нравов современной молодежи. Легкое дешевое винцо неторопливо перетекает из кувшинов в чаши, а оттуда в глотки. Супчик из свежевыловленной мелюзги, крепко сдобренный перцем и стоящий сущие гроши, приятно горячит желудок, а огромные ломти жаренной на углях свежей рыбы сдобренной травками и специями, своим ароматом способны затмить изысканные блюда городской Знати. (Так по крайней мере уверяют друг дружку сидящие за столами отставники). Неспешная провинциальная жизнь раскручивает на набережной свое ежедневное представление. Лодки возвращаются в гавань с уловами или без. Перекупщики уже ждут их с корзинами и бочками, чтобы прямо тут на берегу скупить улов, и либо отправить его в коптильни и засольные мастерские, либо, если попадется что-то действительно редкое и ценное, – отправить с курьерами в Медиолан, на кухни тамошних дорогих кабаков и харчевен. Молодые крепкие рыбачки встречают своих мужей, чтобы сразу забрать выручку, не дав спустить их в кабаках, и взглядами отгоняют шляющихся тут же на набережной шлюх. Шлюхи кружат в отдалении, высматривая отбившуюся от жен добычу и от скуки подмигивают старичкам, что дает тем повод лихо подкрутить ус, (у кого есть), и гордо выпрямив согнутую спину светски подмигнув, в сотый раз рассказать как в **** году при посещении их легиона Самим…., или как на банкете в честь закрытия учебного цикла они…, а потом удирали от Стражников…., а там была такая…..

Если чем и хороша провинциальная жизнь, так это своей неспешность и повторяемостью. Изо дня в день, из года в год, те же лица, те же события, и даже те же скандалы. И потому естественно, прибытие в город нового лица, не могло остаться незамеченным.

Одна из лодок подошедшая к причалам, помимо обычного улова, привезла и некоего молодого человека. Невысокого, с приятным, хотя и не слишком красивым лицом, одетого в обычные матросские штаны и рубаху, весьма потертые, но чистые…. Впрочем, одежда эта мало что говорила о данном молодом человеке, ибо в таких штанах и рубахах, ходило наверное не меньше половины всех жителей побережья, так или иначе связанных с морем. Куда больше, внимательным зрителям сказали его взгляд, манеры и умение держать себя. Не было в молодом человеке того врожденного подобострастия и приниженности, столь свойственных тем, кто носит простую матросскую одежду. Те кто привыкли гнуть спины даже перед приказчиками мелкого купеческого Дома, никогда не стали бы так открыто смотреть в глаза, и не держали бы спину столь прямо и самоуверенно. Твердой походкой человека, привыкшего к тому что окружающие уступают ему дорогу, молодой человек подошел к ближайшим столикам, и безошибочно определив хозяина харчевни, осведомился у него о наличии свободных комнат.

– А как же… Есть… – Ответил тот, внимательно осматривая костюм потенциального клиента.

– Тогда пусть приготовят мне одну получше. – Небрежно, и властно бросил молодой человек. – И вели подготовить баню…. Мне хочется наконец-то смыть с себя морскую соль.

– Баня будет стоить кент и пять минимов. – С намеком сказал трактирщик, так и не сумевший понять что за птица залетела к нему в заведениие.

-… Ах да. Хорошо что напомнил. – Заметил на это молодой человек. – Есть ли в вашем городе ювелирная лавка, в которой я мог бы продать пару золотых украшений?

– О-о-о…. Прости что вмешиваюсь. – Из-за одного из столиков, замерших в предвкушении свежих новостей, поднялся почтенного возраста человек. – Позволь представиться. Мое имя Ортис Гас. И я как раз имею честь быть владельцем единственной ювелирной лавки в нашем городе…. Чем я могу быть для тебя полезен уважаемейший….?????

– …Эйттий Бикм… – Представился молодой человек. – Видишь ли почтеннейший Ортий Гас, но судно на котором я плыл не пережило шторма бушевавшего пару дней назад. Боюсь что все мое имущество и товары пошли ко дну, так что мне придется продать несколько безделушек, чтобы вернуться домой…..

– О-о-о. – Опять сочувственно протянул Ортий Гас, распираемый радостью, что именно ему, на зависть остальной обедающей поблике, удалось оказаться в эпицентре таких новостей. – Не откажешь ли ты мне, многоуважаемейший Эйттий Бикм, отобедать за моим столиком…. Ибо не следует тебе заниматься делами, едва пережив такую страшную трагедию…. Отведай-ка нашего рыбного супа, лучшего на побережье, и выпей вина, дабы поддержать свои силы…. И не думай о плате, считай это моим угощением важному клиенту.

Молодой человек не стал ломаться, отнекиваться, или рассыпаться в благодарностях, и сев за столик, не чинясь налил себе чашу вина, с небрежным изяществом аристократа отрезал ломтик сыра, и поведал заинтересованным слушателям свою историю.

…Был он Наследником очень богатого Торгового Дома Первой Гильдии из Лекада, города на самом юге Империи. Дом изрядно разбогател, торгуя со странами за Горами, возя товары как по суше так и по морю. Торговали в основном пряностями, тканями, оружием и драгоценностями. Раньше они так далеко на север не забирались. Но война с горскими варварами сбила все обычные планы, и дядя – Хозяин Дома, послал его сопроводить некий груз, а заодно присмотреться к местной торговле. Увы, но видно Мермед, не пожелал благословить сию затею, и в пути на судно налетел жуткий шторм. А после двух дней мучительной борьбы, – судно напоролось на скалы и затонуло. Он Эйттий Бикм спасся только чудом, уцепившись за обломок мачты, а все его товары ушли в дар Морскому Царю…. Впрочем, обижаться на Морского Царя ему не следует. Ибо забрав товары, он оставил ему жизнь. И более того, вынес морским течением прямо к рыбацкому поселку, где его напоили, накормили, и дали эту вот одежду…. К сожалению из всех наличных средств, у него есть лишь пара золотых безделушек, которые он теперь вынужден продать, чтобы оплатить обратную дорогу…. И в связи с этим, не соблаговолит ли почтеннейший Ортий Гас, оценить эту вот заколку?

Ортий Гас оценил…., оценил и жутко пожалел что пригласил этого человека за столик, а не затащил сразу в свою лавку. Ибо то, что столь небрежно бросил перед ним этот Эйттий Бикм, было настоящим сокровищем…. И теперь ему придется прилюдно признаваться, что он не сможет оплатить его истинную цену.

– Э-э-э…. – Опять протянул он, уже очень задумчиво. – Полагаю ты и сам знаешь цену этой вещицы? Вторая династия????

– Скорее даже первая. Жаль не сохранился камень. – Алмаз размером с горошину, Аттий Бузма выломал из заколки Безумной Племянница прошлой ночью, понимая что никогда не сможет продать эту, и без того дорогую вещь, не привлекая особого внимания. Однако даже сама по себе, необычайно тонкая и искусно сработанная булавка в виде дракона, с клеймом древнего мастера, стоила сумасшедших денег. В этом захолустном городишке, он надеялся продать ее по цене золота. Но надо ж такому случиться, – нарвался на знатока.

– Да-да… Я вижу клеймо мастера Пилгаса…., но если честно, не мог поверить своим глазам. Мне еще не приходилось держать в руках подобную древность.

– Нет, это просто невозможно. – Влез в разговор один из сидящих за соседними столиками стариканов. – Я преподавал Философию и Древность в Университете Медиолана. Неужели это и правда работа самого Пилгаса? Позволишь ли ты мне взглянуть на нее…??? …Да… Это потрясающе…. Я тоже не могу поверить своим глазам…. Прошу покорнейше простить меня, но откуда она у тебя почтенный Эйттий Бикм?

– Ее купил еще мой дед, на той стороне Гор…. – Неопределенно ответил хозяин удивительной булавки. – В нашем роду, она была чем-то вроде талисмана…. И если бы не крайняя нужда, я бы конечно никогда не продал бы ее. Но увы, если я этого не сделаю, то не смогу оплатить даже свой ночлег.

– Э-э-э… – протянул задумчиво вышеупомянутый Ортий Гас, мысленно принюхиваясь к исходящему от Эйттия Бикма запаху огромных денег, и прикидывая выгоды, которые можно получить от подобного знакомства. – …. Совесть не позволяет мне забрать столь ценную вещь у твоего рода…. Я готов предоставить тебе некую ссуду, для возвращения домой…. Поверь, для меня будет честью оказать эту мелкую услугу Наследнику столь достойного Дома. И я надеюсь, что зародившаяся между нами приязнь и расположение, не окончатся вместе с твоим отъездом.

Что ж. Ортий Гас нашел наиболее выгодный способ реализации своего положения единственного ювелира. Он не стал покупать булавку, но попытался купить расположение человека этой булавкой владеющего. Подобные контракты были в Империи обычным делом. Напрямую заплатить деньги за поддержку и покровительство, считалось делом обычным и весьма выгодным. Если большой Торговый Дом, брал опеку над мелкой лавочкой, это было залогом ее процветания на долгие годы.

Аттия Бузму вполне устраивал этот выход. По крайней мере, не придется оформлять покупку официально, а значит одной ниточкой, за которую может ухватиться Ловчая Служба, будет меньше.

– Что ж. почтеннейший Ортий Гас, я благодарен тебе за твое предложение. Как будет благодарен за него и мой Дом. …. Кстати, а что там слышно о Городе???

….Бац!!! – Легкий уклон. – И кулак здоровенного детины просвистел возле уха Аттия Бузмы, а тот подшагнув навстречу остановил противника ударом ноги по колену, и пробил руками по печени и солнечному сплетению, после чего скользящим движением обогнул скрючившуюся от боли фигуру, ставя ее между собой и подбежавшими сзади приятелями. Кисть другого верзилы, пытавшегося ухватить Аттия Бузму поверх головы приказчика, была захвачена на болевой, нажим, новый враг упал поверх старого, и получил ногой по голове. Длинный прыжок в сторону, противники вытягиваются в цепочку. Атака первого замахнувшегося на него палкой. Левая блокирует бьющую руку, правая наносит удар по печени, и сразу добавляет локтем в подбородок. Благо этот противник всего лишь на пол головы выше Аттия Бузмы….

….Уже на следующей утро, Аттий Бузма взяв на прокат коня, выехал в сторону Медиолана, где якобы собирался сесть на идущее на юг судно. Однако вместо этого свернул на восток, и поскакал в сторону Гор. Какой бы бред ему не чудился во время обмороков, но здравый рассудок подсказывал, что в Империи он найдет только смерть…. Кстати, как выяснилось он нашел ее там уже дважды, и похороны Аттия Бузмы, погибшего защищая Мэра, были столь же торжественны и пышны как и малыша Бумбы. Что ж, примерно так это и должно было произойти. – Герой не мог пойти против Мэра. Герой должен был умереть За Него.

В остальном же, слухи о происходящих в Городе и Дворце событиях были неясны и расплывчаты. Тем более, что в эти смутные времена, откровенничать с незнакомцем никто особенно не рвался. – ….Вроде как Сенаторы подняли бунт против Мэра, пытаясь возвести на Трон род Кордиусов. Бунт был подавлен Гвардией. И теперь Сенату требуется новый состав…. – Все, кто в кабаках или на площадях, осмеливался обсуждать эти события, через каждые два слова оглядывались в поисках Ловцов, и старательно заверяли окружающих их людей, деревья и камни, в своей полной лояльности к Мэру, и ненависти к Бунтовщикам.

Аттий Бузма тоже постоянно оглядывался по сторонам в поисках Ловцов, но пока слежки, или особо пристального внимания за собой не заметил. Впрочем, – его единственным шансом удрать из Империи оставался Северный путь. Тот самый, по которому в нее привозили древесину и руду. Через Горы было только три пути. И Ловчей Службе незачем было гоняться за Аттием Бузмой по всей Империи, достаточно было просто заткнуть эти три бутылочных горлышка. Но и отсидеться в какой-нибудь норе, шансов и беглеца не было. В разделенной на касты и гильдии Империи, каждое новое лицо было на виду. А значит он рано или поздно попадался на глаза Ловцам.

Как он будет прорываться через заслоны Ловчей Службы возле Гор, Аттий Бузма пока не думал, надеясь что решение подвернется ему по дороге. И примерно через неделю быстрой скачки, его и правда осенила некая мысль…..

…Он неторопливо доедал свой ужин в общем зале харчевни, в которой остановился на ночь, когда вдруг до его слуха донесся негромкий разговор….

Собственно говоря, зал был забит народом, и разговоров в нем, одновременно велось несколько десятков. Но чуткое ухо Ловца, вычленило в этом гомоне пару характерных жаргонных словечек, и начало прислушиваться.

-…. И можно неплохо заработать….

-…. Два десятка…. ….. . не серьезно….. ……больше людей….

– ….пять дней…… ….где……… успеть набрать?

-…. Городские дрязги выгонят …..много народа…. …..не быть слишком разборчивыми…..

Грохот посуды и посторонние разговоры мешали подслушивать. Да и хотя жаргон наемников Аттий Бузма довольно хорошо изучал в Школе, и потом неоднократно приходилось с ним сталкиваться, тем не менее он все равно понимал лишь часть разговора.

Аттий Бузма встал, и стараясь не привлекать к себе внимание подошел поближе, заодно получше разглядев говоривших. За столом, предназначенным для больших компаний, сидело одиннадцать человек, в одежде, и типичной внешностью наемной Охраны. Вроде тех, вместе с которыми Аттий Бузма дрался во Дворце, только явно рангом пониже. Присев, якобы для того чтобы поправить шнурок сандалии, он постарался услышать побольше.

Кажется у данного отряда, появился какой-то заказ. Причем в Горах, и кажется не очень законный. Только вот людей для его выполнения у них не было. И кажется этим ребятам очень не хотелось терять заказ. – Шнурок уже был перемотан, и пришлось встать и пойти в свою комнату…. По дороге начал складываться план.

Бац!!! – Легкий уклон. – И кулак здоровенного детины просвистел возле уха Аттия Бузмы, а тот подшагнув на встречу остановил противника ударом ноги по колену, и пробил руками по печени и солнечному сплетению, после чего скользящим движением обогнул скрючившуюся от боли фигуру, ставя ее между собой и подбежавшими сзади приятелями. Кисть другого верзилы, пытавшегося ухватить Аттия Бузму поверх головы приказчика, была захвачена на болевой, нажим, новый враг упал поверх старого, и получил ногой по голове. Длинный прыжок в сторону, противники вытягиваются в цепочку. Атака первого замахнувшегося на него палкой. Левая блокирует бьющую руку, правая наносит удар по печени, и сразу добавляет локтем в подбородок. Благо этот противник всего лишь на пол головы выше Аттия Бузмы. Направить падающее тело в сторону следующего противника. Тот замешкался перед образовавшейся преградой, и перепрыгивая тело Аттий Бузма достает его ногой куда-то в живот, не глядя добавляет руками и вновь отскакивает в сторону, вновь выстраивая своих соперников цепочкой.

Их остается не так уж и много. Всего трое, а Аттий Бузма еще не уверен что смог привлечь внимание…..

….Собственно говоря, самое сложное было затеять ссору. Затеять ссору и не попасть под юрисдикцию какого-нибудь суда…. Ах, да. Еще надо было победить, но чтобы даже опытные наблюдатели не поняли, насколько легко далась ему эта победа.

Мало было выбрать подходящую компания. Мало было спровоцировать ее на драку, так еще эту драку, надо было так точно подгадать по времени, чтобы ее заметили те глаза, для которых она и затевалась.

Можно конечно было сделать и попроще. Просто подойти и попроситься. «Но не те ноне времена», как говаривал один из героев легенд. – И в менее смутное время, человек сам напрашивающийся к кому-то в компанию, не мог не вызвать подозрения. Особенно если эта компания собирается заниматься чем-то, что Закон не одобряет. С другой стороны, кто лучше всех сможет вывести его из Империи, как не отряд контрабандистов, или что-то похожее?

И потому, уже с раннего утра Аттий Бузма занял наблюдательный пост на галерее, ведущей к комнатам на втором этаже харчевни. С одной стороны, с нее можно было видеть всех кто выходит в общий зал, а с другой, в небольшое окошко, внутренний двор.

Дождавшись когда компания наемников по-быстрому позавтракав начнет собираться, – он спешно сбежал с галереи и выскочил во двор…. Из подходящих кандидатур, он остановил свой выбор на здоровенном конюхе. Судя по роже и по сломанному носу, тот был не дурак подраться, а в его движениях и манере общаться с окружающими, бывший Ловец заметил признаки раздражительного и легко воспламеняющегося характера…. К тому же, вокруг было полно работников харчевни, которые наверняка поспешат на помощь своему товарищу….. Да еще пара вышибал приглядывала за порядком во дворе, и чтобы никто из отъезжающих не позарился на чужую лошадь или имущество…. Аттий Бузма подошел к своему коню. Заглянул в ясли и устроил скандал…. Якобы он заплатил за овес, а в яслях только остатки сена…. Обвинения были довольно нелепы и бессмысленны…. И детина-конюх постарался объяснить это не в меру разбушевавшемуся клиенту. Однако тот не внял объяснениям, и перешел на личность самого конюха высказав много чего и о нем самом, и о его родителях, и обо всем его роде….. Детина не выдержал и попытался заехать обнаглевшему коротышке в ухо…..

…. Последних троих Аттий Бузма не стал вырубать немедленно, а сначала основательно повалял по земле, и подолбил об стены конюшен. Краем глаза, он успел заметить, что вышедшие во двор наемники, как и остальные отъезжающие, не без удовольствия глазеют на драку…. Тут наконец раздался грохот колотушек, и на двор вбежала парочка стражников…. Теоретически Аттию Бузме ничего не грозило, ибо первый удар нанес конюх…. Максимум что ему могли присудить, это штраф за оскорбления…. Но скорее всего, хозяин постоялого двора даже не стал бы подавать в суд, не желая лишний раз связываться с Законом, и портить себе репутацию…. Однако при виде стражников, Аттий Бузма быстро вскочил на своего коня, и проскакав, буквально сквозь, едва успевших отскочить в стороны служителей порядка, – вылетел из ворот Постоялого двора.

Дорога к Горам была одна, Постоялые дворы стояли на расстоянии половины дневного перехода, друг от друга. Потому Аттий Бузма и нисколечко не удивился, когда перед его столиком, где он ужинал, старательно растягивая трапезу уже часа на три, появилась парочка знакомых физиономий.

– И как тебе местное винцо? – Спросил здоровенный рыжий громила, бесцеремонно подсаживаясь за стол, и протягивая руки к кувшину.

– Закажи сам и попробуй. – Спокойно глядя ему в глаза и придвигая кувшин к себе, ответил Аттий Бузма.

– Парнишка хамит. – Заметил на это второй наемник, чью внешность можно было бы назвать ничем не примечательной, если бы не здоровенный шрам, от лба до подбородка на левой стороне лица.

– Ага. – Подтвердил рыжий, однако не предпринимая больше попыток завладеть кувшином. – Думает если набил рожи парочке трактирных посудомоек, то уже немерянно крут.

– Но с нами-то он в драку точно не полезет. – Как бы уточнил, мужик со шрамом. – Небось позовет стражников….

– Не-а… – Возразил рыжий. – Судя по тому как он рванул от них на том дворе, Стражу он звать не станет…..

– Чего вам надо? – Затравленно сверкнув глазами, но тем не менее сохраняя внешнее спокойствие, спросил наш герой.

-…Да…. Действительно…. Чего нам надо Ласт, от этого достойного юноши? – Издевательски глядя на Аттия Бузму, спросил рыжий своего подельника.

– …Ну Гестос…. Мы ведь просто путешествуем по Империи, ради общения с интересными людьми и приобретения полезного опыта….. Мы ужасно любознательные люди…. Мы любим разговаривать с путниками, узнавая про истории их жизней. … Как зовут тебя дружище? – Обратился он уже к Аттию Бузме.

– Не ваше дело. – Отрезал тот. – Если охота почесать языки, – чешите их в другом месте.

– Ого!!! – удивился Ласт. – А парнишка то и впрямь считает себя крутым…. Может стоит вывести его во двор, и объяснить ему всю глубину его заблуждений? А то с таким норовом, он рискует встретить каких-нибудь злых людей, которые его обидят.

– Эх Ласт. – С укоризной произнес рыжий Гестос. – Все бы тебе учить да вразумлять…. Это в тебе университетская дурь говорит…. По мне так просто подправить наглецу рожу, чтоб даже шлюхи от него шарахались, и цену втрое задирали…, и всего делов. ….. Да ладно. Не хватайся за кинжальчик…. – Добродушно сказал он, заметив что рука Аттия Бузмы сползла куда-то под стол. – Во-первых, – мы просто шутим. А во-вторых, – свернем тебе башку раньше, прежде чем ты его успеешь доста…..

Договорить он не успел, ибо сидящий перед ним парнишка, вдруг стремительно, словно атакующая змея, выкинул руку и приставил кинжал к его горлу. Движение было столь быстро и столь неуловимо, что опытный наемник даже не успел отшатнуться.

– Ну – Прорычал Аттий Бузма, с бешенной злобой глядя на противника, – Может это я распишу тебе рожу, увеличив заработки шлюхам…?

-Эй. Спокойно….. – Всполошился Ласт. – Парень, ты нарываешься на большие проблемы. Даже если тебя прикончим не мы, за тобой погонится Стража, а может и Ловцы…. Тебе это надо?

– Мне все равно……. – Ответил на это Аттий Бузма. Однако голос его дрогнул, и нажим на клинок возле шеи Гестоса, ослаб.

– Не психуй….. Мы лишь проверяли тебя…. – Заметил на это Гестос, убирая шею от клинка, и отводя руку с кинжалом в сторону. – Спрячь свою железку, пока кто-нибудь не кликнул Стражу….

Аттий Бузма положил руку держащую кинжал на стол, однако весь его вид говорил что он готов пустить его в дело в любой миг..

– Так как тебя звать? – Спросил Ласт, взмахом руки подзывая служанку.

– Ну допустим…. – Ваний Петр…. И что?

– А то… Ну допустим…. (Я буду звать тебя так, ибо «Ваний Петр» оскорбляет мой слух своей банальностью). – Что ж, раз ты не хочешь рассказать мне свою историю, я расскажу тебе ее сам…. Принеси-ка красотка, нам кувшинчик вина, да побольше… – Обратился он к подошедшей служанке, и продолжил. – Итак, Ну Допустим…. Жил ты поживал под тенью папинькиного дома…. Богатого Торгового Дома…. Не меньше чем Второй Гильдии. А возможно и Первой, судя по коллопскому кинжалу в твоей руке. И как многие молодые дурни, тяготясь предначертанного пути, грезил о подвигах, и учился владеть оружием…. А тут еще пример Великого Героя Аттия Бузмы, небось вообще выбил остатки разума из твоей головы…. Еще бы, такой же купчик как и ты, а как высоко взлетел! И ты, в обществе таких же молодых восторженных дурней, игрался в Великого Героя Аттия Бузму, корча из себя не пойми чего и махая оружием…. Ага… Судя по твоим глазам, пока я еще не ошибся ни разу….

Чего ты не поделил с кем-то из своих сопляков-друзей…., или может Стражником, или еще кем-то, – я не знаю…. Но нрав у тебя дурной и горячий…. И заигравшись в Великого Героя, ты пырнул кого-то своим крутым кинжальчиком, который выпросил у папеньки на день рождения, или купил на сэкономленные денежки, что папаша выдавал тебе на шлюх, сладости и винцо. … Что не так?

– Это был честный поединок….. Просто мы не успели оформить его по Закону……

– Да какая разница? – Важно то, что пырнув кого-то из приятелей, ты наконец-то понял, что не фига не герой, и теперь тебя ждут Суд, и расплата за содеянное. … И ты дал деру.

….Ты дал деру, надеясь добраться до Военных Лагерей, и там записаться в Армию… Я прав?

– Да… Откуда ты….

– Эх парень…. Вынужден тебя разочаровать, – но ты не самая уникальная личность, и твоя история не очень оригинальна. Пол Имперской армии состоит из таких же дурней прячущихся от Закона. Я сбежал по схожей причине посредине третьего цикла Университета, а Гестос, спустив хозяйские деньги в кости. Но это мелочи, лучше поговорим о том что тебя ждет. – Ты небось думаешь, что в Армии кому-то важны твои умения махать мечом и кинжалом? – Хочу тебя разочаровать еще раз. – В Армии, от легионера требуется абсолютное подчинение воле начальников, умение пройти за день тридцать кулломитров таща на себе груз отрядного барахла и лагерного оборудования, и способность жрать день за днем лагерную баланду, и при этом не подохнуть от отвращения. …А теперь рассуди здраво, – способен ли ты, со своим вспыльчивым норовом, день за днем, месяц за месяцем, год за годом подчиняться приказам какого-нибудь бывшего грузчика или подмастерья? А в десятники, в первую очередь пробиваются именно они, поскольку уже умеют подчиняться, таскать тяжести, и жрать баланду.

Ты небось думаешь, что главный враг легионера, это Враги Империи? – Вынужден разочаровать тебя в третий раз. – Главный враг легионера, это скука. Бесконечная, затянувшаяся на долгие годы скука. Первые год-два, ты будешь страшно занят. У тебя не будет ни секунды свободного времени, ибо тебя будут гонять и шпынять все кому не лень. Но постепенно, из желторотой сявки ты станешь легионером. Ты научишься отлынивать от своих обязанностей, и перекладывать грязную работу на желторотых сявок. И потянется бесконечная рутина. Подъем. Завтрак. Караул. Обед. Занятия. Ужин. Сон. Те же самые дела, та же самая еда, и те же самые развлечения. Бесконечно нудная жизнь каком-нибудь военном лагере или далеком гарнизоне. Где единственное развлечение это сходить в бордель, чтобы в сотый раз оттрахать ту же шлюху, которую до тебя уже по сто раз оттрахала тысяча твоих товарищей.

Но даже если ты выдержишь все издевательства, скуку, и бессмысленную муштру, – что ждет тебя дальше? – В твоей молодой и глупой голове, уже наверняка сложился план, как стать командиром легиона, а то и Военным Соправителем? Ну еще бы. – ты ведь не только научился махать клинком, ты еще небось и парочку трактатов по военному делу прочитал. Что ж, разочарую тебе в четвертый раз. – У сотников и офицеров повыше, тоже есть дети. И офицеры хотят чтобы их дети, тоже стали офицерами. И даже если мы представим, что обычай проталкивать своих отпрысков на тепленькие местечки, столь распространенный в Империи, в Армии абсолютно неизвестен. – То могу тебя уверить, детишки офицеров с детства учились не только мечом махать, и читать трактаты. Они, выросши в лагерях и гарнизонах, к совершеннолетию знают об Армии больше, чем ты сможешь узнать за всю жизнь. Так что место командиров, словно вырублено по форме их задниц. И они это место займут.

А кто лучший друг легионера? – Война. Потому что на войне можно забыть про вечную скуку, и есть шанс выдвинуться….. Только выпадает подобный шанс одному из тысячи, а вот быть убитым или стать калекой, – каждому десятому…. И не факт что тебя красиво подстрелят, или благородно рубанут мечом. В походах куда больше народу дохнет от поноса, или укусов змей, чем от вражеского оружия. В последней войне Укар положил почти два легиона…. И это злыднева гора гниющего мяса и несостоявшихся надежд на продвижение по службе.

Отсюда вывод. – Лучшее что с тобой может случиться в Армии, это увольнение с позором. Ты либо дашь по морде десятнику, либо уйдешь в загул, либо попытаешься сбежать….. Тебя поймают, выпорют так что мясо будет слезать с костей, заставят пару лет чистить гарнизонные нужники, а потом выкинут пинком под зад, без перспектив на пенсию…. И помыкавшись по Империи, ты станешь Наемным Охранником…., горько сожалея о потерянных годах…. Так зачем тебе эти горькие сожаления? – Ты можешь стать одним из нас, уже сегодня!

– Охра-а-анником….. – Брезгливо протянул Аттий Бузма.

-…Эй парень. – Вмешался Гестос. – О нас идет дурная слава только потому, что все эти легионеры нам завидуют! Мы подчиняемся только себе и своему нанимателю. Мы жрем то что сможем добыть, а не то чем соизволит нас накормить начальство. Иногда это обычная просяная каша. А иногда это такие деликатесы, что не всякий Благородный пробовал. Денег у нас всегда больше. Просто мы живем при богатых домах в городах и поместьях, и нам есть куда их потратить…. Или, вот как сейчас, у нас наклевывается интересной дельце…. Настоящее приключение, какое твоему Аттию Бузме даже ни не снилось. Из которого мы вернемся с набитыми золотом карманами. Мы не сидим на одном месте как эти жалкие легионеришки, мы всегда в движении, – новые места, новые люди, новые приключения.

– К тому же не забывай. – Подхватил Ласт. – Мы тоже служим Империи, и тоже состоим в ее военных силах. Это я тебе как несостоявшийся юризт говорю…. Просто мы более гибкий инструмент…. Армия, она как топор, отрубает врагам головы, но часто ли тебе приходилось махать топором? А мы, это кинжал. Мы всегда на поясе, и нас всегда готовы пустить в ход. Мы сопровождаем караваны на Той стороне. Мы охраняем дома и поместья тут…. А иногда…, это я скажу тебе по очень большому секрету, мы выполняем задания…, сам догадайся кого! Короче, идем туда, куда Армия и даже Ловцы, побоятся сунуть свои холеные носы…. И если ты не побоишься рискнуть своим напомаженным носиком, я гарантирую что мы найдем достойное применение такому лихому парню как ты! Согласен?

– Ну-у-у…… – Потянул Аттий Бузма в задумчивости, восхищаясь количеством лапши, навешанной ему на уши. И ведь при этом практически ни разу не соврали. – Я как-то не думал……

– Парень. Мы не Армия. Мы не подписываем договоры на двадцать пять лет. Если тебе что-то не понравится, – просто уйдешь.

Последний довод окончательно сломил сопротивление «юного балбеса», и он согласился стать Охранником. Бикма Эйта, (так он представился новым товарищам), отвели к общему столу, и познакомили с начальством и новыми товарищами. Командовал отрядом невысокий, но широкоплечий мужик, с уже пробивающейся сединой в шевелюре. Если Ласт и Гестос были обычными прохиндеями, то командир Дастис Ренк, был откровенной сволочью и поддонком. Чтобы понять это Бикму Эйту хватило одного взгляда в его глаза. Судя по этим глазам, о долговременном договоре можно было даже не мечтать. Новый член отряда, вряд ли должен был пережить этот поход… Разве только все Боги разом, забросив свои дела начнут покровительствовать только ему. Остальные «товарищи» были чем-то средним между Дастисом Ренком, и прохиндеями Ластом и Гестосом…. На попытку узнать в чем состоит предстоящее задание, Дастис Ренк окатил новичка таким взглядом…. Что Бикм Эйт, невольно опустил взгляд и заткнулся…. Аттию Бузме конечно такие взгляды были непочем…, но он уже вошел в роль, и среагировал правильно.

Следующие три дня, наш герой познал все радости жизни наемника…. Для начала, на него как на новичка навешали всю грязную работу, сославшись на традицию. А заодно, сопроводили «вход в отряд», кучей издевок и жестоких розыгрышей. Причем если у Миротворцев, подобные издевки проходили на фоне атмосферы радушия и заботы, то тут они были откровенно жестокими и унизительными. К счастью, Бикм Эйтий получив в руки меч, (выданный ему в долг), сумел на тренировках показать себя…, нет не с лучшей стороны. Он показал себя тем, кто может постоять за себя, и отомстить за обиду. Так что издевки резко пошли на убыль. Благо Ласт и Гестос, при каждом новом посещении очередного постоялого двора, активно ловили других доверчивых простаков и ротозеев, на сказки про чудесную жизнь Наемных Охранников. Не сказать что каждый раз возвращались с богатым уловом, но к концу следующей недели, находясь уже в одном из предгорных поселков, Бикм Эйт, удостоился чести стать командиром пятерки молокососов…. Что означало, – он не только продолжает выполнять грязную работу, но еще и следит, чтобы ее выполняли его подчиненные.

В поселке они задержались на несколько дней, пока Дастис Ренк ездил на переговоры с нанимателем, как объяснил Бикму Эйту словоохотливый Ласт, насмешливо присматривающий как новичок рвет задницу, пытаясь научить подчиненных ему сопляков работать с мечом.

Аттий Бузма и сам прекрасно понимал, что вложить какие-то умения в двух братьев-увальней, сманенных парочкой прохиндеев с родительской фермы, одного бывшего приказчика и беглого подмастерья, не удастся даже за несколько месяцев подготовки. Однако Бикм Эйт, должен был поступать именно так, и Аттий Бузма упорно пытался научить своих подчиненных махать мечом, под насмешливыми взглядами «товарищей».

Наконец командир вернулся, ведя за собой несколько заводных коней с припасами, и отряд двинулся в горы. И вместо ответа о цели похода, Аттий Бузма опять получил раздраженный взгляд и предложение заткнуться…. Настораживало также и то, что на пограничном посте, Дастис Ренк, лишь показал какую-то бумагу, и их пропустили без досмотра и каких бы то ни было проверок. Дело становилось всеинтереснее и интереснее. Никакого каравана они не сопровождали, что было бы логичным. Аттий Бузма было подумал, что встреча с караваном будет где-нибудь в Горах, но даже спустя неделю пути, они так и оставались в гордом одиночестве. Он даже тайно проверил что находится в тюках на заводных конях. Там были обычные припасы, а не контрабанда, как он вначале предположил. Достаточно невинные подозрения о контрабанде, сменились куда более худшими подозрениями…. И очень скоро им суждено было сбыться. Они остановились лагерем, и почти целые сутки стояли в небольшой долине, расположенной в стороне от основной дороги. Ласт и Гестос, на время куда-то исчезли. Судя по всему, поехали в разведку, судя по тому что по возвращению они что-то обсуждали в кружке ветеранов…

Потом был объявлен общий сбор.

– Ну вот ребята. – Бодро сказал Дастис Ренк. – Мы достигли нашей цели, и теперь пора помахать мечами отрабатывая свою жратву и выпивку…. Бикм Эйт, ты и твои молокососы должны завтра сделать следующее…..

…Аттия Бузму ведь неоднократно учили не доверять собственным привычкам. Но видно наука не пошла впрок. Привыкнув за последние годы иметь дело исключительно с оружием высшего качества, он выкручиваясь из под ударов двух своих противников, привычно рубанул третьего, пытавшегося подкрасться сзади, прямо по шлему, надеясь оглушить. И будь в его руке коллопский меч, это удалось бы без особых проблем. Но выданная ему в долг железяка, с печальным звоном ударившись о гребень дорогого, с глухим забралом шлема, переломилась и оставила его безоружным против трех противников…. Оставалось утешаться тем, что возврат долга за сломанный меч, теперь будет для него наименьшей проблемой. …Однако долго размышлять об этом было некогда. Удар все-таки оглушил противника. Резкий шаг вперед, и зажатый в левой руке кинжал втыкается в сочленение доспехов на плече. Противников становится двое, но подхватить меч на замену он уже не успевает, приходится отскочить еще дальше. С одной стороны плотная стена кустов, позади топкая пойма ручья. Две другие стороны закрыли противники, пытающиеся загнать его в ловушку. И как назло они оказались очень неплохими бойцами…. Пришлось включать все свои возможности на полную силу, чего до этого он привычно пытался избегать, сохраняя образ вообразившего себя воином купчика. …Резко прыгнув вперед к одному из противников, он сделал вид что споткнулся, и буквально полетел на встречу устремившемуся к его животу клинку. Тут самое время было вспоминать «Игру в обезьянку». – Уходя от удара каким-то невозможным для нормального человека финтом, на одном движении Аттий Бузма упал на колено, одновременно подныривая под кончик меча и скользя по еще влажной от утренней росы траве. Обдирая пальцы в кровь он умудрился зацепить горсть земли и какого-то мусора и кинуть ее в лицо противника. Тот зажмурился буквально на доли секунды, но их хватило, чтобы двигающийся на пределе своей скорости Аттий Бузма, ткнул его кинжалом в бедро. Дальше было проще. Выкрутить из, все еще плотно сжимающей руки противника меч, и напасть на последнего противника. Каскад ударов загнал того в глухую защиту, а удар ногой по колену, заставил замереть от боли. Резкий удар рукоятью меча в лицо поверх щита, и добивающий удар отшатнувшемуся противнику мечом по шее. Дело сделано…. Хотя все и пошло не так как он планировал….

– …Бикм Эйт. Завтра твои молокососы должны сделать следующее. Смотри сюда. – Дастис Ренк достал кинжал и начал чертить им по земле. – Это вот долина, тут недалеко. Посреди долины поселок обнесенный стеной. Это не обычный горский поселок, потому стена там каменная, и охрана будет на высоте. Подкрасться незаметно не выйдет, поэтому ты и твои сопляки прямо сейчас пойдут, и обойдут долину по кругу…. Сделайте что угодно, но чтобы завтра, не позднее чем за пару часов до захода солнца, вы успели оказаться на противоположной стороне долины. Вы подойдете по тропе к поселку, особо не скрываясь…. Мы дадим вам хорошие доспехи вместо вашего барахла, так что ничего не бойтесь. Когда охрана у ворот вас остановит, потребуйте чтобы вас впустили. Поднимите как можно больше шума…. Это все что от вас требуется. Справитесь?

– Справимся. – Кивнул Бикм Эйт. – А что будете делать вы?

– Это уже не твое дело щенок…. Твое дело….

– Ты сам говорил, что по Обычаю Отрядов, – Каждый из нас вправе знать в чем состоит Задание…. – Воззвал к традиции Бикм Эйтий. – Так не честно, ты посылаешь нас в бой, под стрелы врага, и мы вправе знать где в это время будешь ты, и в чем состоит задание.

То ли воззвание к Обычаю сработало, то ли взгляд Аттия Бузмы лишил его воли, то ли намек на стрелы, дал понять что не такой уж Бикм Эйт и лопух, – но Дастис Ренк ответил, что кажется стало сюрпризом даже для него.

– В том поселке. – Начал он. – Свили себе гнездо враги Империи. Кто-то из детишек тех сенаторов, что подняли бунт против Мэра. Нас наняли чтобы выжечь это гнездо…. Мы пойдем туда утром под видом купцов. Нас пропустят в поселок, ибо он для того и создан, чтобы охранять купеческие караваны. Когда вы отвлечете внимание охраны на себя, мы нападем на них. Тебе понятно?

– Как они поверят что вы купцы, если не увидят ваших товаров и соответствующих бумаг?

– Не бойся парень. Все бумаги у нас в порядке. Те кто платит нам за подобные дела, позаботились о таких мелочах. И указанный в бумагах товар, вполне может разместиться в таких тюках, и стоит того чтобы его охранял кто-то подобный нам.

– Драгоценные камни? – Понятливо кивнул Бикм Эйт. – Обычно их не возят по Северному пути, однако то что Большой Горский Тракт все еще закрыт…. – Бикм Эйт не стал вдаваться в подробности что это может означать, и Дастис Ренк сохраняя лицо, на него вызверился. – Тогда какого хрена ты все еще тут сидишь? Давай бегом. Тебе еще предстоит пройти по Горам полсотни кулломитров за полутора суток….

Собрались быстро и вышли уже через час. С собой у них были только небольшой запас воды и еды, оружие и новые доспехи…. Больше всего Аттия Бузму разозлили именно эти доспехи. От выпущенной со ста шагов стрелы, эти доспехи не спасли бы. Однако сразу давали понять тем кто охраняет поселок, кто именно пришел по их душу. Еще бы, пришедшие со стороны заходящего солнца вооруженные до зубов люди, без единого тюка товаров, и даже запасов провизии…. Они могли придти только для того чтобы убивать. А достаточно дорогие доспехи у простых Охранников-наемных убийц, создавали впечатление что их обладатели опытные воины, сумевшие заработать на подобные доспехи, отнюдь не плетением кружев или пошивом одежды. Шесть таких воинов, может и не представляли опасности для десятка или двух защитников поселка…, но где шесть, там может оказаться и шестьдесят. Все обитатели вылезут на стены высматривая врагов, и получат удар в спину.

И что это за поселок, Аттий Бузма тоже сразу понял. Это был один из тех перевалочных пунктов-факторий, что начали создавать по его же инициативе в Горах, и отдавать под управление представителей Золотой Молодежи, пожелавших служить Империи. Цель каждого такого поселка, была в поддержке торговли с горцами, и установления с ними дружеских отношений. Однако помня про нрав и привычки горцев, каждый из подобных поселков, строился как небольшая крепость, а его защитники имели оружие и право пускать его в ход. И сейчас Аттий Бузма шел убивать одного из тех юношей, кто оказался в Горах, по его же, Аттия Бузмы инициативе. Возможно одного из тех, кого он хорошо знал по совместным пирам, посещением бань, борделей, и заумно-пылким разговорам о Судьбах Империи. Возможно даже, там будет его хороший друг Цинт Винус Оттон….

…А своя судьба и судьба своих подчиненных тоже была для него ясна. – На них обрушится град стрел, пока Дастис Ренк будет резать защитников изнутри…. И не факт, что потом не добьет оставшихся в живых сопляков. Ибо делиться с ними добычей, и давать возможность разболтать чем они тут занимались, ему было не с руки. Связываться с убийством Благородного, даже пусть и находящегося в опале, было делом опасным. У этих Благородных, родственные связи объединяют всю Знать Империи. И не факт, что после убийства молодого щенка, какой-нибудь из дядюшек или двоюродных братьев, не сделает на тебя заказ в Гильдию Убийц. Потому из боя должны были выйти только те, в чьем молчании можно было быть полностью уверенным. А сопляки были расходным материалом…..

И как Аттий Бузма должен был поступить в этом случае? – Плюнуть на все и увести сопляков обратно в Империю? – Даже если он и решит это сделать, то не факт что они пойдут с ним. Да и нечего ему делать в Империи. …Самостоятельно удрать на ту сторону Гору, без запасов провизии? …Пойти в факторию, и рассказать там всю правду? – Возможно это был наилучший вариант. Однако их отправили по более дальнему пути, и люди Дастиса Ренка будут там намного раньше его…. И к тому же…, – сейчас он официально мертв, и если по его следам и идут Ловцы, то эти следы им еще предстоит найти. Стань известна подлинная личность Бикма Эйта…, – и кто знает, не захочет ли опальный Благородный юнец, заработать себе прощение, ценой сдачи такой богатой добычи Мэру? Или даже не юнец, а кто-то из его людей? – Даже если он благополучно покинет спасенный поселок, то не факт что по такому четком следу не отправятся Ловцы. Открывать свою личность, было верхом неблагоразумия. А скрыть ее, встретившись с тем кто наверняка его видел раньше, вряд ли получится.

Аттий Бузма начал раздумывать как выкрутиться из этой ситуации и остаться в живых…. Но чем больше он думал, тем сложнее становилась задача…. Не из-за каких-то дополнительных факторов и опасностей, а из-за того, что в его раздумья начала вторгаться та самая Совесть, что уже столько раз отравляла ему жизнь.

…Казалось бы, проще всего подставить под стрелы своих сопляков, а самому остаться за их спинами? Это было логично и разумно…. Но вся его натура вдруг воспротивилась такой простоте. Дастис Ренк был его первым командиром – откровенной сволочью, способным поступить подобным образом. Все остальные командиры, начиная от дядюшки Бикма и заканчивая Укаром, так не поступили бы никогда. Быть похожим на Дастиса Ренка почему-то не хотелось. Затем разбушевавшаяся совесть начала возмущаться против убийства невинных граждан Империи, по зову сердца или приказам командиров оказавшихся в этих Горах. Потом, обнаглевшая Совесть дошла даже до того, что начала возражать против мысли предать наемников, мотивируя это тем, что все-таки при вступлении в Отряд, он дал клятву быть верным Отряду. Тут уже Аттию Бузме пришлось проявить волю и заткнуть Совести рот, вспомнив что Отряд предал его первым, да и нет из подобной ситуации такого выхода, чтобы никто не пострадал.

Но справиться с собственной совестью было проще, чем найти решение проблемы. И лишь когда луч заходящего солнца отразившись от шлема одного из сопляков, ударил его по глазам, он пришел к определенному решению.

-…Да как тут идти-то, не зги не видно……

– Пасть заткни. – Пресек начинающееся нытье Аттий Бузма. – Еще пара часиков и придем на место….

– Да куда мы придем, если ж не видно ничего? – Спросил Ларик бывший подмастерье. В его голосе не слышалось нытья, а лишь искренняя заинтересованность, потому Аттий Бузма ему ответил.

– Туда куда надо придем…. Я по звездам направление засек, так что не беспокойтесь.

– Дык звезды…. Их эвон скока…. – Пробормотал младший из братьев Фасм. – Как тут поймешь какая та, на какую идти….

– Э-э-э…. Почтенный Бикм Эйт… – Вступил бывший приказчик Раст Кавт. – Не подумай что я сомневаюсь в твоих знаниях и умениях, однако так ли ты уверен в том что можешь найти дорогу в темноте…..

Аттий Бузма усмехнулся. – Раст Кавт был свято уверен что двойное имя и зачатки образования дают ему преимущество над товарищами, и был жестоко разочарован встречей с Бикмом Эйтом, имевшим и происхождение куда более высокое, и образование на порядок лучше, да еще и как оказалось, прекрасно владеющим оружием, а главное навыками походной жизни. Любые попытки выказать своеволие и непослушание, были задавлены Бикмом Эйтом с беспощадностью бывалого сотника-ветерана. Несколько раз повалявшись в пыли с отбитыми боками Раст Кавт поумерил свои амбиции, однако не перестал делать подобные партизанские налеты на авторитет своего командира.

– Раст Кавт, я уже много раз говорил тебе, что мне немало пришлось побродить с караванами своего отца…, в том числе и по горам. Можешь не сомневаться, я приведу вас именно туда куда надо.

– Но почему нельзя отложить это на утро?

– Потому что сейчас мы идем напрямик через долину. А при свете дня, нам придется обходить ее по горам. Это лишние кулломитров тридцать то вверх то вниз, когда каждый кулломитр растягивается на два, или три…. Ты предпочитаешь идти пару часов ночью, или целый день по жаре, рискуя опоздать, а потом объясняться с Дастисом Ренком?

Упоминание имени командира и намека на его гнев хватило, чтобы одни подчиненные перестали ныть, а другие задавать вопросы. И остаток пути прошел в молчании, нарушаемом разве что глухими проклятьями, когда кто либо спотыкался, или оступался.

… В результате, свет над горизонтом, извещающий мир о скором восходе солнца, застал их прячущимися в небольших зарослях кустов, растущих вдоль ручья, тянущемуся к поселку через всю долину.

– Это не то место где нам велено быть! – Категорически заявил Раст Кавт.

– Я знаю. – Спокойно заметил на это Аттий Бузма, придавливая своего оппонента взглядом к земле.

– Но нам сказано…..

– Нам сказано подойти за два часа до заката к поселку со стороны запада…. Мы можем идти пять кулломитров через всю долину, или один отсюда. – По взглядам большинства, Аттий Бузма понял что удар попал точно в цель, большинство его подчиненных предпочитало не обременять себя лишней работой. – Так что все что нам остается теперь, это забраться подальше в заросли, и залечь спать до вечера…. Ночка была непростая, и вы ребята заслужили хороший отдых. Так что ложитесь. Я посторожу первым.

Данное предложение было встречено с большим энтузиазмом, и упрашивать два раза никого не пришлось, – слопав по сухарю и напившись воды, все подчиненные завалились спать, и уже минут через двадцать Аттий Бузма приступил к исполнению затеянного. Он достал выданный ему панцирь, обычно принадлежавший понтярщику Гестосу. Начищенный до блеска, да еще и покрытый специальным лаком, он буквально сверкал под лучами солнца. Это было полезно в бою, ибо давало шанс ослепить своего противника, хотя куда чаще Гестос «ослеплял» им наивных девиц. Однако обычно панцирь прикрывался особым чехлом, для защиты от царапин, грязи, а самое главное, – привлечения лишнего внимания. Сейчас Аттий Бузма снял этот чехол и выбрав место, поставил панцирь так, чтобы его блеск в лучах восходящего солнца привлек внимание защитников крепости…. Теперь оставалось только ждать.

Видно обитатели крепости хорошо несли свою службу, потому что уже через час после того как солнышко начало играть на поверхностях панциря, из ворот выехал отряд из пяти человек, и направился в сторону кустов. Поглядев на мирно спящих сопляков, Аттий Бузма выдвинулся вперед и начал поджидать высланный дозор. Чем ближе они подъезжали, тем более радовалось сердце Аттия Бузмы. Как минимум двое всадников, носили доспехи, слишком дорогие для легионеров, или охранников. Значит это были те, с кем можно было поговорить. План был прост. Встретить и обменять информацию о затее Дастиса Ренка, на информацию о том, что происходит в Империи и Горах. Он почти не сомневался, что применив свои способности сможет убедить приехавших доверять ему. Однако все пошло не так как он планировал. Всадники подъехали к зарослям кустарника, он, спрятав меч в кустах, и набросив на голову скрывающий лицо плащ, вышел к ним…., и тут из кустов вылетела стрела…. Один из всадников пошатнулся и начал медленно падать с лошади. Зато другие быстро выхватили мечи и бросились на Аттия Бузму. Тело среагировало само, подхватив камень и бросив его в голову единственному противнику схватившемуся не за меч, а за арбалет, и быстро рвануло в кусты. И уже там, подхватив меч, он сумел дать достойный отпор своим противникам…. Схватка длилась недолго. Большинство его подчиненных даже не успело толком проснуться и вылезти поглазеть на бой. Лишь только Ларик спешно натягивал тетиву арбалета….

– Ларик, ко мне. – Приказал Аттий Бузма, понимая что сейчас не время высказывать свое недовольство несанкционированной стрельбой. – Держи этих троих на прицеле, только не убей никого с перепугу…. Фасм, Дасм, окликнул он двоих из братьев, увидев что они уже вскочили на ноги. – Притащите тела тех двоих…. – Указал он на поляну. – Потом поможете Расту Кавту и Гасму поймать коней…. Быстро шевелите задницами, – прикрикнул он на застывших в растерянности сопляков. И те бросились выполнять приказ. А сам Аттий Бузма, начал спешно вытряхивать подраненных им противников из доспехов, вязать руки, и перевязывать раны….

Хуже всех был раненный стрелой…. Собственно говоря, проще было сказать убитый. Потому что он еще дышал, но одного взгляда на пузырящуюся кровь, обильно льющуюся из пробитого легкого, было достаточно чтобы предсказать скорый конец. Еще сильно досталось арбалетчику, – мало того что точно брошенный увесистый камень попал ему между глаз, да еще и здоровенный Фасм добавил с перепугу, когда транспортируемое им тело начало подавать признаки жизни. В случаях с тремя остальными, Аттий Бузма мог гордиться собой, – все трое получили не опасные для жизни, но не позволяющие продолжать бой ранения.

– Ну что ж…. – Сказал Аттий Бузма закончив с перевязками, и выставив охрану. – Теперь пожалуй можно и поговорить…. – Он подошел к пленнику, еще несколько минут назад, носившему самый дорогой доспех.

(обратно)

Глава 15

-….Ну хотя бы то что ты жив, это уже чудо. …А мой отец…, знаешь, я почему-то думаю что он из всего этого как-нибудь да вывернется. Сдаст кого-то из своих соратников, вовремя продемонстрирует благонадежность и свою полезность….

– Тогда какого Злыдня ты тут делаешь?

– Сам не знаю…. Вернее знаю, но не могу объяснить. Просто понимаешь…. Ну как бы это сказать….

– Просто тебе надоело все время стоять в стороне, ловя ртом падающие тебе в рот вкусные кусочки, и ты решил схватиться с судьбой в личное единоборстве?

– Да. Пожалуй это самое лучшее объяснение. И не такое обидное, как признание, что я просто не смог остаться в стороне и предать своих товарищей.

– Ну. Для большинства жителей Империи, именно последнее объяснение было бы наименее позорным.

…Как Аттий Бузма и подозревал, в Горах заваривалась очередная каша. Детишки убитых и арестованных Мэром Сенаторов вздумали поднять бунт против Власти. Но желание это одно, а вот воплощение его в жизнь, совсем другое. Большинство просто не знало что делать, и лишь глухо возмущалось и грозило кулачками в сторону Города. Мнения что делать дальше расходились радикально, как в политическом плане, так и в географическом. Иные требовали немедленно идти походом на Город, уверенные что народ несомненно их поддержит. Ведь сколько они себя помнили,народ всегда выказывал им…, лично им, исключительно поддержку, благоговение и свой восторг от того что они есть. – «…Народ не потерпит уничтожения Благородных» – Кричали они. – «Никто не захочет крушить основы существования Империи!». Их противники наоборот, говорили что надо уходить на Ту сторону Гор, наказав Империю лишением ее Благородного Сословия. – «…Стоит нам уйти в Коллоп», – рассуждали они, – «И через десяток лет он возвысится, а Империя начнет гнить и умирать». Наиболее разумные предлагали организовать тут в Горах свое государство, в противовес Империи. И даже высказывали некоторые разумные мысли о том, как убедить ремесленников, крестьян и легионеров, покинуть Империю, став жителями этой страны. Самые разумные, тихонечко помалкивали, надеясь что крики и визги раздающиеся с Гор, а также возможные неприятности, которые могут из этих визгов вырасти, заставят Мэра пойти на компромисс с ними и с их отцами. Поэтому они тихонечко стояли в стороне, ожидая предложений Мэра, и втихаря подталкивая своих приятелей на более громкие вопли и безумные действия.

Цинт Виннус Оттон, был душою на стороне третьей группы, однако признавал что больше всего шансов у четвертой. А Аттий Бузма, лишь жалел что не смотрит эту комедию из зрительного зала, а торчит на сцене, в какой-то бессмысленно дурацкой роли.

…Собственно говоря, пленником Аттий Бузмы оказался один из его приятелей по развлечениям Золотой Молодежи. Другое дело, что таких приятелей было под сотню, и имя Валик Виннус Горт не сразу всплыло у него в памяти. Хотя вышеозначенный Валик Виннус Горт и был двоюродным братом его лучшего друга Цинта Виннуса Оттона со стороны рода матери.

Совсем другое дело, как преобразовалась рожа Валика Виннуса Горта, когда он, понял кто перед ним. Аттию Бузме даже показалось что тут проблема скорее медицинская, ибо простое изумление не могло так исказить надменно-испуганное выражении лица пленника.

– Ты-ы-ы-ы!!! Э-э-э-э…. Но Как????? Откуда????

– Привет Валик Виннус Горт, – спокойно сказал Аттий Бузма, мысленно злыднехаясь, поняв что теперь уж точно не удастся сохранить инкогнито. – Думаю оттуда же, откуда и ты, – из Города. А как…, это отдельный, и очень долгий разговор. Я пожалуй развяжу твои веревки, если ты пообещаешь мне не делать глупостей. Твоих соратников это тоже касается. Вы готовы спокойно поговорить не хватаясь за мечи, тем более что, как вы уже убедились, против меня вам с ними нечего делать?

– Да кто ж ты такой? – Прохрипел последний его соперник, держащий руку на шее, которая после удара мечом плашмя начала опухать, а и губы оказались разбиты в кровь, рукоятью меча.

– Аттий Бузма. – Представил его окружающим Валик Виннус Горт. После чего поляну накрыла волна изумленной тишины.

– Что, тот самый? – От удивления даже убравший руку от шеи, спросил последний. – Великий Герой побивающий Драконов и разгоняющий целые армии?

– Сын Мэра? – Еще более удивленно проблеял Раст Кавт.

Аттий Бузма почувствовал, что опять начинаются проблемы. Большие проблемы.

Он вдруг снова почувствовал себя маленьким, грязным помоешником Эйем, стоящим посреди трактира «Восточные Ворота», под взглядами толпы шакалов. …И наверное впервые в жизни, пожалел что удрал с помойки.

…Несколько недель он чувствовал себя свободным. Затравленным, бегущим от могущественных врагов, но свободным. Несколько недель он делал что хотел, поступал исключительно согласно собственным желаниям и решениям, и не от кого не зависел…, и никто не зависел от него.

Сейчас он почти физически ощутил как на его плечи сваливается огромная гора былых обязательств, связей, договоров, интриг и прочего барахла, именуемого Большая Политика. И снова в глазах окружающих людей он увидел…, увидел оценку того что можно получить с этого негаданного знакомства…, восторг и преклонение…, тупую готовность идти на смерть под его началом…. Он снова понял, что отныне ему придется юлить, предавать, идти на компромиссы, принимать решения стоящие сотен, или даже тысяч жизней…. И ему вдруг стало жутко противно, и очень жаль себя. – Его попытка убежать от Империи, окончилась провалом.

От расстройства он даже забыл об первоочередных делах. – Я думаю Валик Виннус Горт, что твое плечо не помешает тебе ехать верхом. – Сказал он своему бывшему пленнику. – И надеюсь что у тебя в поселке есть хоть какое-то подобие приличной бани…. Потому что я собираюсь хорошенько помыться, прежде чем выслушать твой рассказ, и удивить тебя своим.

– А нам чего делать? – Вернул его на землю Ласт.

– А кто эти люди? – Еще глубже вбил его в землю Валик Виннус Горт.

– Это те кто пришли убить тебя, – Коротко и зло бросил наш герой. – Но не о них тебе стоит беспокоиться. Они лишь мишени, в которые вы должны были втыкать свои стрелы, пока в ваши спины будут втыкать ножи совсем другие люди…. И если ты поторопишься, я расскажу тебе об этом по дороге…..

-… Значит трое Благородных, и пять десятков Охранников? – Уточнил Аттий Бузма, откидываясь на ложе, и с привычным изяществом пластая головку сыра. – Это разумно, что вы собрались вместе.

– Нас гораздо больше. Все те кто ушли в Горы служить Империи, твердо решили сопротивляться произволу Мэра. Нас почти две сотни, и с нами почти полторы тысячи Охранников.

– Угу…. А один легион, это двадцать тысяч опытных бойцов, да еще пять-шесть тысяч подсобных отрядов.

– Пусть только посмеют появиться тут…. Мы им покажем что значит Благородное сословие…

«Ну да» – Вспомнил Аттий Бузма. – «На стезю гражданских администраторов, вступил юноши, по ряду причин не способных к службе в Армии, зато готовых трудиться во Благо Империи».

– А кто у вас главный? – Спросил он у своих собеседников, жестом давая знак виночерпию, разлить вино в чаши.

– У нас нет главного! – Гордо ответили ему. – Наш союз основан на тех столпах, на коих была основана Империя! Мы все равны перед друг другом.

– Как это прекрасно звучит!!! – Столь же пафосно провозгласил Аттий Бузма, поднимая чашу в знак Согласия, и мысленно желая, чтобы вино в чашах соседей обратилось в прожигающий желудки насквозь уксус. …Детишки-дебилы, собрались воевать с Империей не имея ни общего командования, ни каких-то внятных целей. – Однако вам стоило бы избрать Лидера, который воплощал бы в жизнь решения Большинства….Ну так, как это происходит в Сенате.

– Ну да…. – Заметно смутились возлежащие перед ним юнцы. – Просто пока мы находимся в стадии обсуждения и разработки…, э-э-э…, как бы это сказать…, – э-э-э…

– …Структуры вашего нового государства. – Избавил его от мучений Аттий Бузма.

– Да-да…, – подхватили один из возлежащих напротив, с перебинтованным бедром, юнцов, чье имя снова удалось вспомнить, не без труда. – Именно так как ты и сказал…. Однако ответь нам, насколько правдивы слухи о тебе?

– …Обо мне распространяли слишком много слухов, – усмехнулся Аттий Бузма. – Какие именно тебя Валегий Раст Иттий интересуют больше?

– Конечно о твоем происхождении!

– Ох…. Я бы предпочел не говорить об этом. – Ответил Аттий Бузма, задумчиво вертя в руках золотую булавку, очень тонкой работы, но с вывалившимся камнем. – А впрочем, – официального признания так и не последовало, так что можете считать меня кем угодно! Хоть рожденной на помойке шавкой.

– О нет…. – Делая руками некие отвергающие жесты заметил еще один участник беседы, – Клавлий Мизик Норк. – О твоем происхождении явственно свидетельствую твои дела. – Только Благородный человек, мог совершить все эти подвиги!

Аттий Бузма лишь горько вздохнул в ответ. Возможно его сотрапезники и восприняли этот вздох как знак скорби о несправедливости судьбы, обрекшую истинно Благородного Человека, на столь низкую долю Личного Советника Мэра. Однако истинны ради, стоит сказать что он скорбел о тупости своих товарищей.

Однако вошедший в этот момент десятник, избавил его от выдумывания очередной сладкой лжи. – Те люди про которые ты говорил…, – обратился он к Валику Виннусу Горту, который был тут хозяином. – Они подошли к воротам, что прикажешь делать?

– Убей! – Коротко приказал Валик Виннус Горт.

– Вели их пока подождать перед воротами. – Взял на себя командование Аттий Бузма. – Наплети что-нибудь про то, что хозяин пока спит, а без его позволения никого в крепость пускать не велено. Тайно подними на стену десяток стрелков, еще пару десятков расположи во дворе…. Я видел там какие-то повозки, расставь их так, чтобы они образовали мешок с горловиной к воротам. Когда впустишь этих «купцов», твои солдаты должны спрятаться за повозками. А потом по твоей команде встать с взведенными арбалетами. Если «купцы» будут сопротивляться, – старайся стрелять по ногам. …Да. Полагаю их оружие будет в тюках на заводных лошадях, позаботься чтобы они к нему не подошли. Позаботься о веревках, которыми будешь связывать пленников. Выдели для этого десяток наиболее опытных людей…, лучше из гладиаторов, они умеют драться поодиночке. Полагаю в крепости есть что-то вроде тюрьмы???? – ….Говоришь есть прочный амбар? – Хорошо, посади их в этот амбар, только сначала проверь нет ли там чего-то что можно превратить в оружие, или дырок через которые можно убежать. Когда все будет готово, позовешь нас. Иди.

Десятник ушел, весьма довольный полученными распоряжениями. А Аттий Бузма обернувшись к Благородным юношам, пояснил. – Мало приказать «Убей», надо еще объяснить как.

– Верно. – Подхватил Клавлий Мизик Норк. – Простым людом надо руководить. Для этого боги и создали Благородное Сословие.

– Однако ты велел запереть их в амбаре, а не убить… – Слегка недовольно заметил Валик Виннус Горт.

– А разве тебе не интересно кто именно заплатил деньги за твою смерть?

– Ясное дело, – Мэр!!!

– Думаешь лично? Или поручил кому-то?

– А какая разница?

– Ну, если это дело рук Ловчей Службы, то раз она нанимает для банального убийства наемников, – у нее недостаточно своих людей…. Есть вероятность, что там произошел раскол. Я слышал что несколько ветвей Службы, тоже подверглись репрессиям….

Это могла бы быть и Армия…. А раз Армия не хочет марать в вашей крови собственные руки, значит там тоже отнюдь не все поддерживают Мэра. Но скорее всего, я подозреваю что деньги пришли от Чиновничьей гильдии…. Это более в их стиле, – найти субподрядчика и поручить работу ему. А значит сейчас Мэр не уверен ни в Армии, ни в Ловчей Службе.

– Хм… Действительно. Я как-то об этом не подумал.

– А ты и впрямь столь же мудр, как это о тебе говорят. – Глядя на Аттий Бузму глазами восторженного поклонника, заметил – Валегий Раст Иттий. – Нам сейчас очень понадобиться твоя мудрость.

….Вот этого-то, Аттий Бузма и боялся больше всего.

На следующее утро, он уже выезжал из ворот крепости, в сопровождении выделенного хозяевами проводника, своей пятерки сопляков, и еще четырех наемников Дастиса Ренка, чье подвешенное на дереве перед воротами тело, с недавних пор, стало весьма сомнительным украшением данной местности. Четырех наемников которым он еще как-то мог доверять, среди которых были Лост и Гестос, он перевербовал в свой отряд. А остальных оставил на милость хозяев, впрочем порекомендовав использовать их не в качестве украшений, а с большей выгодой. Его путь лежал в сторону большого села Шссшиг, в котором, по словам его гостеприимных хозяев, собиралось большинство недовольных Мэром Благородных юношей. И там же должен был находиться Цинт Виннус Оттон, от которого Аттий Бузма надеялся узнать реальную информацию о происходящем в Горах и в Империи, после чего решать, что ему делать дальше.

Поездка заняла где-то около недели, н не была отмечена чем-то особенным. Если не считать шепотков и перемигиваний у него за спиной, да опасливых взглядов, которые бросали на него его новые подчиненные. Еще бы, не каждый день выпадает возможность попасть в отряд самого Аттия Бузмы, о котором рассказывают столько невероятных легенд и баек. Как вести себя с человеком, совершенно официально объявленным Великим Героем, а по неофициальным слухам, – сыном самого Мэра? И почему этот сын Мэра, чьи торжественные похороны надавно прошли в Городе при большом стечении народа, вдруг оказался в Горах вместе с бунтовщиками? И что он теперь собирается делать? С одной стороны, только за нахождение рядом с ним можно было поплатиться головой. А с другой…. Говорят даже мокрица, как-то раз прилипнув к сандалии бога, попала на небо. А куда попадет соратник Героя, в случае небольшой толики удачи?

Аттию Бузме не надо было обладать навыками мага, или проходить особое обучение в Ловчей Школе, чтобы прочитать эти мысли в глазах подчиненных. Главное было, не заставить их улететь в своих мечтах слишком высоко, и побольше загружать работой и служебными обязанностями. Так что эту неделю наш герой школил и гонял своих вояк, добиваясь безусловного подчинения и полной сплоченности. И в Шссшиг, он привел уже неплохую команду бойцов, понимая что встреча с остальными Благородными юношами, может быть очень непростой.

Она и оказалась непростой. Встретили его мягко говоря настороженно. Хотя для многих он запомнился товарищем по совместным пирушкам и прожектерским беседам, но еще больше народа знало его как правую руку Мэра…. Причем руку, умеющею обращаться не только с пером и свитками, но и с оружием. К тому же тут, в Горах, слухи о связях Аттия Бузмы с Ловчей Службой были уже не слухами, а достоверными фактами. Очень многие видели Ловцов, бегающих с докладами в палатку Личного Советника Мэра. Да и вообще, – слишком таинственной и загадочной личностью был этот Аттий Бузма, чтобы бунтовщики приняли его с распростертыми объятьями.

Но нашелся один человек, который был ему искренне и безоговорочно рад. И конечно это был Цинт Виннус Оттон. Вот уж кто не поскупился на радостные крики, распростертые объятья, и приглашения «быть Гостем».

-…Знаешь, никогда не подумал что скажу подобное, – заметил Аттий Бузма входя в новые апартаменты сына Сенатора, – Но не стесню ли я тебя в Твоем Доме?

– Да уж. Это не папенькин Дворец за Северной Оградой. И даже не наша скромная загородная вилла…. Это даже меньше конюшни на нашей скромной загородной вилле. Но еше год назад, если ты помнишь, я жил в палатке в сотни раз меньше этих хором, так что думаю, мы как-нибудь да уместимся под одной крышей…. Только не обижайся, спать я уложу тебя в кладовке.

– Ну на место в твоей кровати я как-то и не рассчитывал…. Я не настолько проникся некоторыми особенными привычками благородно сословия.

– И не мечтай…. Оно уже занято.

– А когда оно пустовало?

– Э нет друг Аттий Бузма. Это совсем другое…. Можешь меня поздравить. Я практически женат!

– Что ж, поздравляю…. Однако это «практически» прозвучало как-то двусмысленно….

– Ха. Видишь ли в чем штука. – Я женат на местной девушке, по местным обычаями и законам, а не по Имперским.

– Очень удобно. Можно меньше тратиться на любовниц и служанок в Горах, и быть холостяком в Империи….

– Боги!!!! Какой же ты неисправимый циник, и беспросветный купец. Все высокие порывы моей Благородной Души, ты свел к банальному пересчету денег. Но хочешь верь, хочешь нет, а мои чувства и намерения вполне серьезны!

– Ладно. Сделаю вид что поверил. А каковы твои намерения и планы насчет ближайшего будущего? И я не про семейную жизнь. А про жизнь вообще…. В смысле, надеешься ли ты дожить до следующего лета?

– Хотел бы я и сам это знать…. Впрочем, – говорить о серьезных вещах надо за чашей вина, и закуской…. Увы, вино будет весьма посредственное, а закуска скудной. Но я верю что мой закаленный друг и командир, не устрашиться подобных лишений. Проходи-ка вот в эту дверь….

– …Ну примерно так как я и думал, – задумчиво сказал Аттий Бузма, выслушав рассказ друга. – Бардак, разброд, и шатание.

– Ну, не так все плохо! – Чуть обиженно заметил Цинт Виннус Оттон. – Ребята полны искренним энтузиазмом, и готовы стоять до конца.

– И конец этот настанет через три-четыре месяца, когда снег завалит перевалы, и начнется бесконечная скука, разбавленная застольями из просяной каши с овечьим сыром, брагой из пшена, или ашшрсаком из козьего молока…. Я это как-то раз нюхал…. Думаю одного глотка этого пойла вам хватит чтобы забыв свою гордость, на карачках поползти в Империю вымаливать себе прощение. Так что Мэру не придется даже посылать сюда свои легионы. Вас победит собственная изнеженность и скука.

– Ты слишком пессимистичен друг Аттий Бузма. Хотя не могу не согласиться, твой пессимизм имеет веское основание…. Однако ты еще не рассказал мне о том чуде, благодаря которому мои глаза, через две недели после того как слухи о твоих похоронах достигли моих ушей, вновь лицезреют божественный свет исходящий от твоей плебейской физиономии.

Аттий Бузма рассказал. Всю правду… Ну или почти всю. Лишь утаив парочку моментов, касающихся его собственных особых способностей, а в остальном это была правда без прикрас и утаиваний.

– М*да. Злыдень тебя побери. Ты все-таки счастливчик….– В голосе Цинта Виннуса Оттона, послышались нотки зависти. – Меньше чем за месяц ты штурмуешь Дворец Мэра, сидишь в тюрьме, бежишь из нее, влюбив в себя прекрасную деву, попадаешь в кораблекрушение, встречаешь разбойников, и побеждаешь их, спасая своих друзей…. Иному таких приключений хватило бы на всю жизнь А для тебя это похоже, – лишь серые скучные будни…. Но хорошо что теперь мы хоть точно знаем, что произошло во Дворце. А то мы тут были в большой растерянности, если честно. А ты не знаешь, кто из Сенаторов уже убит, а кто пока еще жив?

– Могу назвать два десятка имен тех, кого видел убитыми на момент моего заключения. И еще с десяток тех кого я видел за решеткой…. Твоего отца кстати, не было ни там ни там….

-….Ну хотя бы то что ты жив, это уже чудо. …А мой отец…, знаешь, я почему-то думаю что он из всего этого как-нибудь да вывернется. Сдаст кого-то из своих соратников, вовремя продемонстрирует благонадежность и свою полезность….

– Тогда какого Злыдня ты тут делаешь?

– Сам не знаю…. Вернее знаю, но не могу объяснить. Просто понимаешь…. Ну как бы это сказать….

– Просто тебе надоело все время стоять в стороне, ловя ртом падающие тебе в рот вкусные кусочки, и ты решил схватиться с судьбой в личное единоборстве?

– Да. Пожалуй это самое лучшее объяснение. И не такое обидное, как признание, что я просто не смог остаться в стороне и предать своих товарищей.

– Ну. Для большинства жителей Империи, именно последнее объяснение было бы наименее позорным.

– Ага. А мы этого стесняемся. Видно Империя и впрямь прогнила сильнее, чем можно было представить. – Цинт Виннус Оттон сделал длинный глоток из стоящей перед ним чаши, налитой еще в самом начале беседы, но так и оставшейся почти нетронутой. – И каковы твои планы? – Осведомился он у своего гостя.

– Удрать из Империи, и найти свое место где-нибудь Там, за Горами.

– О каком «месте Там, за Горами» ты говоришь? – С деланным возмущением спросил Цинт Виннус Оттон. – Разве там вообще есть какая-то жизнь, для таких как мы? Брось эту чушь, – твое место в Империи!

– Моим местом всегда было то, на котором в данный момент сидела моя задница.

– Я тебе не верю Аттий Бузма. Хоть ты и купеческого, как говорят, рода, однако это не значит что ты не можешь разделить помыслов и забот Благородного Сословия. Мы для того и существуем, чтобы когда в Империи все идет наперекосяк, вмешаться и выправить положение. Ты уже один раз поднялся выше своей купеческой стези. Так продолжай оставаться на высоте! …Чего ты ржешь как стадо обожравшихся конопли ослов?

– Эх, Цинт Виннус Оттон…. Хочешь я расскажу тебе самую страшную тайну происхождения Аттия Бузмы, про которую в Империи наверное знает не больше десятка человек?

– Это про то что ты сын Мера? …. Хватит ржать!

– Это про то что я рожден на помойке, и там же прожил первые годы своей жизни, а потом….. – И тут Аттий Бузма рассказал свою историю с того момента как помнил себя, и до их первой встречи в Доме Главы Второй Купеческой Гильдии. Правда опять утаив все то, что было связанно с колдунами.

– Только я смирился с тем, какие необычные приключения выпали на твою долю, как ты ошарашиваешь меня еще больше. – С изрядно обалдевшим видом, подытожил рассказ Аттия Бузмы, его благородный слушатель. –…Но тем более, – ты добился в Империи немыслимых высот, так неужели ты все это оставишь, сменив на долгое прозябание в каких-нибудь Коллопе или Идии? Вряд ли тебе удастся повторить такое восхождение второй раз в жизни. Ты должен драться за свой кусок, в десятки раз злее чем все мы вместе взятые…. Мы-то воюем за папочкины наследства, а ты за то, что смог выгрызть у жизни, благодаря своим талантам, трудам и везению. Так почему ты не хочешь быть с нами?

– Цинт Виннус Оттон, а каковы ваши реальные шансы против Империи? Только честно, без благородного пафоса и прожектерских мечтаний? Как я уже сказал, – Мэру даже не понадобиться давить вас легионами, – вы сами сбежите от скуки и отсутствия приличной роскоши.

– Но мы все-таки сила, которая может заставить Мэра с собой считаться!

– Вы не сила, вы камешек в его сандалии. Он может причинить неудобства. Но избавиться от него легче легкого. Стоит только вовремя не полениться перешнуровать завязки.

-….Вот поэтому-то, нам и нужен Ты. Ты сможешь превратить нас в Силу. У тебя есть для этого и способности и умения!

– Даже если бы это и было правдой…. Скажи, – мне-то это зачем? Зачем мне снова лезть на вершину, с которой я уже однажды скатился изрядно оконфуженным. Вы то получите наследные места в Сенате и папочкины богатства. А я…, я просто не хочу туда возвращаться. Мне противна эта политическая возня, меня тошнит на бесконечных пирах от скуки и безделья. Я не хочу возвращать к той жизни, что была у меня последний год.

– А выполнить свой долг гражданина?

– Спасать Империю, ценой гражданской войны? …А вернее, возвращать вас обратно в папочкины Дворцы, ценой гибели тысяч имперских граждан, которые живут своей жизнь, и которым абсолютно наплевать на то кто будет занимать эти Дворцы и места в Сенате.

Чтобы вы там себе не возомнили, но для большинства подданных Мэра, ваши с ним проблемы абсолютно не важны. И они палец о палец не ударят ради вас и ваших Дворцов.

…Друг мой Цинт Виннус Оттон. Я действительно считаю тебя своим настоящим другом. И потому искренне советую, – не лезь ты в эту драку, ибо это безнадежно. Договаривайся с Мэром по-хорошему. Поверь, он не какой-то там тиран, желающий извести все Благородное Сословие, под корень. Он просто устроил вам показательную порку, чтобы вы не забывали кто в Империи Хозяин. Прогнись немножко, лизни разок ему пятку, и через полгода ты уже будешь учить свою жену, как пользоваться обратновыпуклой вилкой, и правильно сочетать вино с закусками. …Думаю я даже смогу посодействовать этому…. Продай ему меня!

– Чего???? – От удивления Цинт Виннус Оттон даже поперхнулся вином, и уставился на друга выпученными глазами.

-…О боги!!! Побудь ты хоть на минуточку не восторженным идеалистом а…, сыном своего отца, к примеру. Сейчас не то время когда можно поиграть в принципы, дело идет о твоей шкуре.

– Я не понял, ты что готов пожертвовать своей жизнью ради меня? …Извини, но это как-то выходит за рамки моих представлений о хорошей Дружбе…. Это уже какой-то бред!!!

– Эй Цинт Виннус Оттон…,это у тебя жена из горного племени, а не ты сам, так что думай, хоть иногда! – Конечно я не собираюсь отрезать себе голову, чтобы ты послал ее Мэру красиво перевязав ленточкой. Я собираюсь слинять подальше, как только действительно запахнет жареным. Но ты-то вполне можешь послать Мэру весточку о моем появлении, и даже начать переговоры о цене моей головы. То факт что я удеру раньше, чем за моей шкурой успеют прислать убийц, уже не будет иметь значения. Тебе зачтется то, что ты готовы был меня продать!

– Ну ты и…. Даже не знаю что и сказать. Сам Злыдень позавидует подобному нахальству. Но тебе-то это зачем? Почему ты просто не сбежишь из Империи, без того чтобы не навести убийц на свой след?

– Меня так и так видела целая толпа народа. И можешь не сомневаться, кто-то уже послал весточку Мэру. Но мне будет куда приятнее, если выгоду от этого получит мой друг, а не какой-то безвестный предатель.

– Знаешь, мне как твоему другу, как-то не очень удобно принимать такой подарок.

– Брось нести чушь. От меня не убудет…. Наоборот, даже будет приятно натянуть Мэру его длинный нос. В конце концов, за мной должок…..

– Тогда я знаю, как поднять стоимость этого долга!

– Вот. – Судя по твоим глазам, наконец-то у тебя заработали мозги. Чего придумал?

– На ближайшем собрании, я проведу твою кандидатуру на роль нашего Вождя. Пусть Мэр испугается как следует.

– Ну…, друг Цинт Виннус Оттон, думаю ты переоцениваешь мою популярность среди Золотой Молодежи и уровень опасности в глазах Мэра…. Вряд ли тебе удастся убедить своих товарищей, пойти под мое командование.

– Как бы не так!!! – Радостно откинулся на спинку ложа Цинт Виннус Оттон, картинно воздев руку с вилочкой для закусок. – Ты ведь не кто-то-там. – Ты Герой, сын Мэра. Наследник, и прочая-прочая-прочая…. Вместе с тобой у нас появляется Знамя. К тому же ты жутко популярен в народе и в Армии. А значит под это Знамя можно привлечь толпы народа.

– Не забывай, что официально я мертв.

– Вот пусть Мэр и попытается как-то объяснить эту смерть…. Для него это лишние проблемы.

– Хм…. Неплохо. Однако так я привлеку слишком много внимания. И удрать из Империи станет для меня куда сложнее…

– А ты и не удерешь. Я лично отравлю тебя. – Сумеешь пережить еще одни похороны?

– Хм…. А ты все-таки сын своего Отца! – Заметил Аттий Бузма, так же довольно откидываясь на спинку кресла, и приветственно поднимая чашу с вином.

А затем, события завертелись с такой скоростью, что наш герой даже слегка потерял над ними контроль. Уже через день, произошло заседание Свободного Сената, на котором его выбрали официальным Лидером и Командующим Вооруженной Милицией. Причем самые большие споры вызвали не вопросы, – «Правда ли Аттий Бузма является сыном Мэра» и «Можно ли ему доверять?», а каким именем его теперь величать. Начались жаркие дебаты, какие Семьи должны быть вписаны в его Имя. А заодно, пошли слишком опасные вопросы о роде матери, и истории рождения свежеиспеченного Лидера. Так что Аттий Бузма поторопился пресечь их, напомнив, что по закону дать Имя ребенку и ввести его в Род, может только Отец. А раз отец этого делать не хочет по всем известным обстоятельствам, (известия о скорой женитьбе Мэра уже дошли до Гор), то он предпочитает оставаться просто Аттием Бузмой.

Данное проявление гордости и презрения к ныне действующему Мэру, очень понравилось публике, и это заявление было встречено аплодисментами и восторженным гулом.

А на следующее утро начались хлопоты, инспекции, и нудная работа с пергаментами, таблицами, и списками людей и товаров. Аттий Бузма обязан был изображать рвение, и он его изображал. Оказалось что Благородные Юноши умудрились не только не пересчитать свои ресурсы, но даже не знают сколько Благородных Юношей конкретно участвует в Бунте.

Пришлось уже Аттию Бузме бегать по складам, и рассылать запросы в разные поселки и крепости, с целью узнать сколько всего собралось в Горах Благородных Юношей, сколько у них охранников, слуг, какие запасы еды, оружия и денег. А учитывая что крепости и поселки были разбросаны на очень немаленькой, и весьма малодоступной территории…, а Благородные Юноши не торопились давать отчет о столь прозаичных делах, – все это превратилось в настоящую мороку.

Но главная проблема была в том, что не то чтобы оценить, но хотя бы заметить всю эту титаническую канцелярщину, могли лишь единицы из его окружения. Потому, дабы дать повод для доносов и волнения Мэра, Аттий Бузма начал проводить воинские смотры, формировать отряды и устраивать маневры.

И тут, к своему немалому удивлению, он увидел в рядах Охранников и характерные горские физиономии. Причем было их не меньше чем коренных имперцев.

– … А чему ты удивляешься? – Пожал плечами Цинт Виннус Оттон. – Только в клане моей жены, (кстати, я вас так и не познакомил), почти шесть сотен воинов. И как она мне сказала, все готовы вступить в наше войско…. А поскольку не меньше половины наших ребят нашли тут себе горскую подружку, местные считают нас своими. Для них знаешь ли формальности не столь и важны, – раз ввел в дом, считай уже женился.

– Угу…– Перебил его Аттий Бузма. – Золотая мечта горцев, – напасть на Империю под руководством имперских командиров. Мэру ничего не будет стоить объявить нас предателями, приведшими врагов на имперские земли!

– Ну…. Ты забываешь три факта. Во-первых, – официально они такие же граждане Империи и подданные Мэра, как и мы с тобой. Во-вторых, – если мы откажем им в возможности вступить в наши ряды, – они обратят свое оружие против нас. А в-третьих, – мы же не собираемся нападать на Империю. Это только представление.

– Хм… Про последний факт я и правда забыл в этой кутерьме…. Цинт Виннус Оттон…, я понимаю твои бестолковые друзья…, но почему ты не позаботился о таких важных вещах как провизия для войска, запасы оружия и денег? Ты ведь знаешь как все это важно!

– Эх…. Друг мой Аттий Бузма…. Вероятно я, как и все мои товарищи, так до конца и не поверил в то что мы сможем сделать что-то реальное. Для этого нам нужен был такой лидер как ты. А может все-таки….????

– Не может!!! – Отрезал Аттий Бузма, и добавил. – Ты уже послал донос?

– Послал. – Без особой радости ответил Цинт Виннус Оттон. – Все как мы договаривались.

– Вот и славненько. А теперь скажи мне, возможно ли потребовать у твоих приятелей, отдать десятую долю их нынешних богатств на Спасение Империи?

– Да думаю без проблем. Они до сих пор так и не научились считать деньги. Только не проси их делиться вином, пряностями и закусками. За это они тебе глотку перегрызут.

Кстати, а зачем тебе в Горах деньги? Тут их толком и потратить негде, а в Империю нам путь закрыт.

– А вот познакомь меня со своей женой…. А еще лучше с тестем…. Думаю я смогу найти как потратить денежки с пользой.

– Ну с женой хоть сейчас, хватит ей прятаться на женской половине. А ее отца можно пригласить через недельку…. А хочешь, съездим к нему сами? У них тут как раз намечается какой-то праздник, даже не знаю, наверное в честь их богов. Так что повод есть.

– Праздник Сухой Травы. – Машинально поправил приятеля Аттий Бузма. – День окончания лета, отмечается после того как овец перегонят с летних пастбищ поближе к поселкам. Большой праздник…. Соберется весь клан.

– Вот… Ты даже это знаешь…. А зато я, уже почти научился говорить по горски! – Похвастался Цинт Виннус Оттон. – Могу побыть переводчиком.

– Ты очень расстроишься если узнаешь, что я лет с тринадцати говорю по-горски не хуже любого горца?

– А… Ну да. Ты же у нас Великий Аттий Бузма, который умеет все! Я уже почти научился не расстраиваться каждый раз, когда ты тыкаешь меня носом в мое несовершенство. Для нас, простых смертных, завидовать Героям, это самый короткий путь к несварению, язве желудка и меланхолии, проистекающих от загустения жизненных соков, это тебе каждый лекарь скажет. Зато я буду хвастаться своей женой. Шшаса!!! – Заорал он внезапно. – Хватит прятаться. Выходи, я познакомлю тебя с лучшим другом!

Выехали на следующий день, где-то около полудня. До родного села Шшасы, было примерно полтора дня пути. Но приехать на праздник гости должны были рано утром. У горцев была на этот счет разработана целая теория, связанная с утренними лучами солнца, и прочая-прочая-прочая…. Но Аттий Бузма полагал, что это лишь для того, чтобы не кормить гостя еще и накануне вечером. Он, как и всякий имперец, был слегка предубежден против горцев, которые оставались для него героями анекдотов и разных баек. А как Ловец, он привык видеть в них врагов.

Несмотря на прошедшие сотни лет со времен покорения Империей Гор, – горцы так и продолжали оставаться чуждым элементом среди остальных жителей Империи. За полторы тысячи лет своего существования, Империя перемешала множество разных народов, вылепив из них некий единый вид, – имперца. Когда-то ее населяли пахари, кочевники, рыбаки, лесные охотники, отличавшиеся друг от друга и обычаями, и одеждой, и даже видом. Теперь на всем пространстве от Гор до Океана, жил один народ. Южанин мог еще поиздеваться и подразнить Северянина за его плавную и неторопливую речь, а тот в ответ обозвать того макакой, объясняющейся жестами, высмеивая бурную жестикуляцию и мимику. Но говорили они на одном языке, носили похожую одежду, ели примерно одинаковую пищу, отмечали одни и те же праздники, молились общим богам, и подчинялись единому Закону. – Горцы были иными. У них был своя язык, обычаи, одежда и даже представления о смысле жизни. Так что для имперца, привыкшего видеть вокруг себя некий единый стандарт, – горцы были как соринка в глазу, выделяясь своей чуждостью. Потому-то о них и рассказывали такое множество анекдотов, баек и страшных рассказов, в которых горцы выступали то безнадежными дураками и жадинами, то коварными хитрецами, а то и безжалостными убийцами.

Так что даже Аттий Бузма, специально изучавший горцев, и немало знавший про их обычаи и образ жизни, не мог избавиться от предубежденности и настороженности по отношению к ним. Потому-то его так и удивил поступок друга, а вернее его серьезное отношение к своей женитьбе.

Впрочем познакомившись с Шшасой, он в какой-то мере его понял. Невысокая, однако удивительно стройная, с словно бы вырезанным искусным скульптором из мрамора лицом, и грацией кошки, привыкший всю жизнь перепрыгивать с камня на камень, и гулять по горным склонам, куда нормальная имперская девица и носа не высунет, посчитав это разновидностью самоубийства….. Она напоминала знаменитые статуэтки, украшавшие главную галерею Дворца Мэра, которыми восхищались многие поколения людей, не только потому что это считалось правильным, но и потому что они действительно были прекрасны…. А еще в ней была бездна обаяния, искренняя веселость и задор, но самое главное, – она смотрела на своего мужа такими влюбленными глазами, что Аттий Бузма даже позавидовал ему. Уж на него-то Аттия Бузму, даже если случиться чудо, и он сможет соединиться со своей любовью, так никогда смотреть не будут. …Да, – от Безумной Племянницы можно ожидать всякого, но только не обожания и покорности. А стоило ему увидеть, как его друг смотрит на жену, он понял, что тот никогда не удерет в Город, бросив ее в Горах….

….Потому-то, он и оказал тому добрую услугу, забраковав все приготовленные им для родни подарки. За что получил благодарный взгляд Шшасы, видно не осмеливающийся критиковать решения мужа. После чего вдохновленный этим взглядом, прочел лекцию о правильных подарках родне.

-… Ты хочешь чтобы я дарил медные котелки? – Удивленно спросил Цинт Виннус Оттон, прослушав часть лекции. – Да на стоимость этой чаши, – он указал пальцем на один из подарков. – Можно купить сотню котелков.

– А ты подумай, как эта чаша будет смотреться в хижине горца…. И что он будет из нее пить? – Для молока или воды она слишком мелкая. Сшшац горячий, и будет обжигать руки. Ашшрасак и брагу, пьют из посуды с узким горлом, чтобы вонь в нос не шибала…. Твой подарок будет для него бесполезен. Продавать в Империю его никто не повезет, а тут в горах, нужно пять-шесть таких чаш, чтобы обменять на один котелок. Ты кстати, за жену котелок отдал? …Нет? – Тогда в глазах своей горской родни, ты голодранец!

-….И где я возьму столько котелков?

– На складе в собственной фактории. У тебя их там множество. Твой управляющий умный и опытный человек, он знал какой товар надо закупить.

– А что еще дарить кроме котелков?

– Женщинам отрезы ткани. Обычной шерстяной ткани. Ее у тебя тоже полно, благодаря управляющему. Мужчинам постарше, – кинжалы, юношам котелки, детям накупи на рынке просяных лепешек на меду. Старейшинам, можно подарить украшения на одежду, и по полуимпериалу. Это придаст им солидности и авторитета. Только монеты выбери поновее и поярче.

– Почему по полуимпериалу, а не целому? Я буду выглядеть жадиной. Да и дарить деньги, это низкий вкус…

– Полуимпериал крупнее и сияет ярче. А деньги тут в Горах, особой роли не играют. Ты просто даришь красивую безделушку, которую старейшина пришьет на шапку, дабы блеснуть роскошью и богатством…. А вообще, мог бы посоветоваться с женой, прежде чем выбирать подарки…. Это для вас Благородных, подарки лишь мелкий знак внимания. Для горцев подарки это важный ритуал, возможность заработать популярность и авторитет, и способ распределения материальных благ. Тут более богатые и удачливые обязаны поддерживать свою более бедную родню по клану. Потому что человека оценивают не по собственному богатству и силе, а по силе и богатству клана. А внутри клана можно подняться только раздавая свои богатства родне.

– Хм… И откуда ты все это знаешь?

– Нам специальную лекцию читали в Школе.

– Эх …А я в это время прозябал в Университете, зубря Философию и биографии Мэров….

– Нас этому тоже учили.

-….Ну вот не можешь ты не оставить последнее слово за собой!

– Могу!!!

– Ты опять?!?!

– Да.

В дороге лекция продолжилась. Аттий Бузма вывалил на приятеля все свои знания о традициях, обычаях и законах горцев. При этом очень радуясь, что нашелся повод все это вспомнить самому. А заодно и проинструктировал своих людей, и людей Цинта Виннуса Оттона, как себя вести, чтобы не попасть в неприятности. С собой он взял Ласта и Гестоса, как самых сообразительных из своего отряда, поскольку на них у него были особые виды. Однако он немного опасался, что…, не слишком приверженная соблюдению правил натура этих прохинедев, может втравить и их, а заодно и его самого, в какие-нибудь приятности с горцами. А окончательно впав в роль Наставника, он заодно уж дал и Шшасе парочку-тройку советов, как себя вести с имперцами, и как правильно обращаться с мужем, чтобы он не слишком зазнавался. Все эти советы он давал быстро лопоча на горском, и любуясь на физиономию своего приятеля, понимавшего лишь одно слово из пяти. Тот в ответ слал высокопарные проклятья на голову Аттия Бузмы, и в стиле плохого трагика изображал ревнивого мужа. Всем было весело.

Время года было прекрасное, – конец лета, начало осени. Ехали по хорошо наезженной тропе, по местам где не стоило опасаться грабителей или убийц. Так что даже останавливались не тесных и вонючих постоялых дворах, а ставили лагерь на природе, наслаждаясь последним теплом лета, и обилием плодов и ягод. А окружающие их пейзажи были так прекрасны, как может быть прекрасна нетронутая человеком природа, в самый пик своего расцвета… И в какой-то момент, на нашего героя вдруг навалилось стойкое убеждение, что это его последние счастливые и беззаботные денечки, на очень и очень долгое время. А сердце вдруг сдавило такой сладостно-щемящей тоской.

– …И что ты думаешь друг Цинт Виннус Оттон, об этом?

– Думаю что я больше никогда не буду есть…. Есть, – это омерзительно!

…Возвращались по той же дороге, спустя три дня. Животы были переполнены едой, а головы свежими вестями и перспективами.

Аттий Бузма уже забыл когда он последний раз ел Так. Наверное с тех пор как попал в дом Аттиев, и научился «вкушать», ему больше не приходилось откровенно обжираться. Он мог просидеть на пиру почти целый день, и все это время есть и пить…, но остаться с относительно пустым брюхом. Даже в походах, когда после целого дня езды, он вымотанный и голодный дорывался до легионерского котла, – он никогда так не обжирался, как за эти три дня. …Потому что горцы не вкушали. Они именно ели, лопали, жрали. День Сухой Травы, кажется был днем, когда обычай предписывал им отжираться на всю осень и зиму. Видимо в этом и заключалась суть праздника. Все ели…. Не какие-то особые деликатесы. Их в горах все равно не было. Так что отсутствие деликатесов, заменялось обилием еды. И все ели. Ели и хвастались своими подарками. Ели и хвастались тем, как поедут хвастаться своими подарками в другие кланы, и те лопнут от зависти. Все ели, хвастались, и любовались на вставленные, начищенные сияющие своими медными боками новенькие котелки, так словно бы это были скульптуры или картины древних Мастеров. …Ели, хвастались, любовались котелками, и нахваливали Старейшину Оршшасса, так правильно выдавший свою младшую дочь от второй жены, за имперского мальчишку. Оказавшегося вовсе не таким безнадежным дураком, каким выглядел на первый взгляд.

Старейшина Оршшасс тоже ел, хвастался и законно гордился своей мудростью. А поглядывая на сидящих по правую руку от него двух имперских мальчишек, которым по возрасту, место было не за главным столом в доме, а где-нибудь среди сидящей во дворе молодежи, и обдумывал предстоящий разговор.

Разговор был не прост…. Ох не прост…. Но и он Оршшасс, не какой-то там мальчишка, а очень важный человек. Такой важный, что по хорошему-то он и говорить бы не должен был…. Достаточно было приказать мужу своей младшей дочери от второй жены…. Да не так прост был этот имперский мальчишка…. Это он тут, в Горах, не пойми кто, и жив только до тех пор, пока кому-нибудь не понадобиться его жизнь. А там, у себя в Империи, он вроде как тоже сын важного Старейшины, дающего советы самому Мэру! К тому же богат, как все имперцы, и даже богаче иных купцов. По крайней мере подарков он привез столько, что хватило бы на следующие десять праздников. И все это надо было хорошенько обдумать…. Но зять то это ладно. Зять не самая большая загадка. А вот тот кого он привез с собой….. Он Оршшасс, повидал не мало разных людей. И простых, и очень важных…. Этот вел себя как простой, был вежлив, соблюдал обычаи, да и говорил почти как настоящий человек, а не коверкал речь как слабоумный имперец….Но несмотря на внешнюю простоту, он был очень важным…. Это ему Оршшассу сказали и знающие люди, и его дочь Шшаса, и проскальзывавшие во взгляде этого невысокого юнца, искры властности и стальной воли. Шшаса говорила что он будто бы сын самого Мэра, взбунтовавшийся против своего отца…. А знающие люди, – что он великий воин.. Великий воин, и великий Вождь, ведший за собой в битву тысячи других воинов…. Бунтовать против отца, – большой грех…. Однако у этих имперцев, все как не у людей. Странное и нечистое племя. Однако очень богатое и сильное…. И будет неправильно не воспользоваться раздором в их племени. Потому он Оршшасс, будет говорить с ними о Важном.

Разговор состоялся, когда уже ближе к вечеру, основная толпа пирующих вывалилась на улицу, смотреть на игры молодых. Пока другие старейшины присматривали за соревнованиями по борьбе, метанию камня, бегу, прыжкам и прочими развлечениями, он Оршшас занимался делами не только своего клана, но и всех соседних горских племен. Потому что он Оршшасс, был очень важным человеком.

Разговор начался издалека. Он похвалил зятя за щедрость. Рассказал как тяжело ему было отрывать от сердца свою любимую дочь, пусть даже она и самая младшая от второй жены… Но такому богатому и щедрому человеку как Цинт Виннус Оттон, верно не важно, что приданного за дочкой было дано меньше чем за других…. Кстати, – ловко перевел он разговор на Аттия Бузму. – У него ведь еще и вторая дочь от первой жены свободна, и ее мужу он готов дать целое стадо овец с самой тонкой и мягкой шерстью…. Не надо? – Ну как хочешь. Только вам молодым, стоило бы послушать советы мудрого старейшины, – не дело это для молодых мужчин быть не женатыми, и не иметь своего стада овец, и участка земли. Торговля это конечно хорошо…. Но настоящий мужчина не станет пачкать ей руки. Дело мужчины пасти овец, пахать землю и сражаться. …А-а-а, так вы воины? А правду ли говорят в Горах, что вы собираете войско чтобы воевать с Империей? …Тогда и многие горские воины, готовы будут к вам присоединиться, ибо не гоже бросать родню, когда она идет в битву.

– И сколько воинов, дорогой Отец, захотят пойти с нами? – На правах родственника, взял на себя переговоры Цинт Виннус Оттон.

– Где-то около трех туменов…. – Ответил Орщщасс, наслаждаясь изумлением появившимся на физиономиях имперских мальчишек.

– Э-э-з, – Обратился к Аттию Бузме его приятель. – Три тумена, это около трех тысяч?

– Нет. – Ответил ему тот. – Около тридцати тысяч. – И обратившись к Оршшассу, спросил, – Откуда возьмется столько воинов, почтенный Старейшина Оршшасс?

– В поход готов пойти не только клан Оршщей. Но и…., тут последовало перечисление около двух десятков кланов. ….И это только самые большие. – Закончил Оршшасс.

-….А зачем они пойдут с нами? – Задумчиво поглядывая то на Старейшину, то на своего друга, спросил Аттий Бузма.

– Как это зачем? – удивленно переспросил тот. – За добычей!!!

– Понимаешь почтенный Оршшасс. – мы идем туда не за добычей. Мы идем вернуть то, что и так принадлежит нам. И что Мэр нечестно забрал у нас…. Вот если у тебя украдут стадо, позовешь ли ты волков, чтобы вернуть его?

– Позову. – Без тени сомнений заявил Оршшасс. – Пусть лучше стада вообще не будет. Я стану беднее, но и мой враг не сможет возвыситься надо мной!

-…Но сделаешь ты это только в том случае, если другого способа вернуть стадо у тебя не будет?

– Да…. Но я слышал что и у вас иного способа нет?

– Хорошо… Я услышал тебя Старейшина Оршшасс из клана Оршшей. Мы будем говорить на большом совете, и спросим мнение наших соратников…. Однако того кто забудет, предложившего помощь в трудный час, – проклянут Боги. – Закончил переговоры Аттий Бузма горской пословицей.

– …И что ты думаешь друг Цинт Виннус Оттон, об этом?

– Думаю что я больше никогда не буду есть…. Есть, – это омерзительно!

Они слегка отстали от общего каравана, дабы поговорить без лишних ушей.

– Ты знаешь о чем я тебя спрашиваю.

– Хм…. Вопрос не простой….Очень не простой…. А вот не изменились ли твои планы, в связи с тем что произошло?

– С чего бы им меняться?

– Ну, теперь у нас есть шанс стать настоящей силой и заставить Мэра с собой считаться… Если конечно дорогой тесть, не приврал насчет трех туменов.

– Думаю приврал, но в другую сторону. …Он назвал несколько кланов…. Очень больших кланов. Кланов которые участвовали в Восстании в Срединных горах.

– И что это значит?

– Это значит, что вслед за нами, на равнины может хлынуть целый поток желающих пограбить горцев…. Они конечно милые ребята, когда принимают гостей у себя дома. Но если ты читал труды по истории, ты знаешь, во что они превращаются когда приходят в чужие дома, не как гости.

– Аттий Бузма, ты остаешься верным Империи, даже после того как она едва не выпотрошила тебя, и не втоптала в землю! Так почему ты хочешь покинуть ее?

– Кажется мы уже неоднократно об этом говорили. Зачем говорить снова?

– Друг мой. Ты был бы великолепным Мэром…. Это я тебе говорю не как твой приятель, а как объективный наблюдатель со стороны.

– Только две проблемы, – я не хочу быть Мэром, и Империи придется пролить немалые потоки крови, чтобы я взошел на Трон.

– Вот видишь!!! Кто еще откажется от столь высокого поприща, опасаясь за целостность Империи и за жизни ее граждан? Ты думаешь Роман Комнус Виллий Сергиос Ком, задумывается хоть на секундочку, о чем-то подобном?

– Задумывается, и еще как. – Я все-таки немало времени провел с ним, обсуждая дела Империи. То что он слегка надрал задницы Благородным, еще не означает что ему плевать на Империю.

– А будет ли задумываться об этом Безумная Племянница? – Прости, я знаю как ты к ней относишься. И я буду ей вечно благодарен, за то что она спасла шкуру моего приятеля по застольям и веселому времяпрепровождению…. Но ты представляешь ее на Троне?

– Думаю даже я, знаю ее недостаточно хорошо, чтобы с уверенностью утверждать хоть что-то.

– О-о!!! Да ты еще и великий дипломат. Но скажи честно. Кто был бы лучше на Троне Империи, в весьма непростые для нее времена, – ты, или она?

-….Отстань от меня Цинт Виннус Оттон. Пойми, я просто не хочу пачкать свою помоешную задницу, об этот ваш Трон Мэра.

– Ну тогда какие проблемы? – Пойдут слухи о том что ты можешь возглавить не просто Бунт Благородных Бездельников, а целое новое Горское Восстание. Мэру придется быть куда более уступчивее в торговле с тем, кто согласиться устранить тебя со своего пути. И тот Благородный Юноша, что сильно разбавит ядом твое вино, – получит очень немалую награду.

– Угу… А о своей родне ты подумал? Что будет когда вместо ушедших Благородных Юношей, в Горы поднимутся легионеры с Миротворцами?

– Ну… Значит придется включить этот пункт в переговоры с Мэром. Да и какой ему смысл злить горцев, если мы гарантируем ему что никакого восстания не будет?

– А ты сможешь это гарантировать? Говорят с этих гор можно бросить маленький снежок, и он опустится вниз лавиной, сметающей со своего пути целые поселки.

– Ну, ты что-нибудь придумаешь. Я в тебя верю.

К Сшшсшигу, они подъехали, когда солнце уже до половины скрылось за окаймлявшим долину с запада хребтом. Большущий красно-золотой фонарь светил в глаза, заставляя городскую стену отбрасывать длинную густую тень. Аттий Бузма и сам не понял что произошло, когда его ноги сами по себе воткнули шпоры в бок лошади так сильно, что несчастное животное визжа от боли резко скакнуло в сторону. Что-то свистнуло возле уха, а держащая плеть рука дернулась, отмахиваясь от чего-то твердого и стремительного летящего в его грудь. Соображать он начал, только когда тело вылетело из седла, по кошачьи приземлившись прямо на ноги, и понеслось навстречу очередной, промелькнувшей над головой стреле. Взгляд из темноты снова швырнул его на землю, заставив кубарем прокатиться по твердым камням, краем уха отмечая очередной свист и последовавший крик боли в том месте, где остался его отряд…. Но пытаться понять кому не повезло было некогда, он несся на скрип заряжаемого арбалета, считая мгновения по ударам сердца. Три…, два…, один, – резкий кувырок в сторону, рука подхватывает рукоять кинжала и он летит в темноту. Там кто-то молча падает, зато другая тень вылетает ему на встречу. Сверкание меча, уход, собственный меч наконец-то покидает ножны. Глаза угадывают очередной удар, и тело на грани своих возможностей умудряется уйти в сторону, отмахиваясь клинком поперек туловища противника. Звон столкнувшейся стали. Противник, чудовищно быстро парирует удар и продолжая движение пытается достать ногу Аттия Бузмы. Его противник высок, узкоплеч, с очень длинными руками и потрясающей скоростью. Вовремя убрать ногу не удается, но укол не рвет тело парализующей болью, а словно бы пришпоривает Аттия Бузму. Тот наносит каскад отвлекающих ударов. Однако противник парирует их совершенно спокойно. И так же спокойно убирает руку из под основного рубящего удара. Его противник настоящий мастер высочайшего уровня. Он переходит в атаку, и уже Аттию Бузме приходится выкладываться по полной, чтобы избежать клинка врага…. Долгая пауза после атаки, длящаяся наверное не меньше секунды. Противник идет в новую атаку, понимая что время работает против него, давая возможность спутникам Аттия Бузмы очухаться и включится в схватку. Но поздно. Небольшой камешек, повинуясь желанию его врага, сам собой срывается с земли и летит точно в глаз. Противник зажмурившись отшатывается, и этого Аттию Бузме хватает, чтобы воткнуть меч в его бедро, а затем, быстро вырвав меч, добавить укол в плечо.

Но и тут противник оказывается на высоте, и выхватив левой рукой небольшой кинжал, он перерезает себе горло.

Пожалуй из всех схваток и драк, что были у Аттия Бузмы, этой он мог бы гордиться больше всех. И противник был по-настоящему достойный. – Вероятно один из легендарных воинов-Ловцов, про которых шепотом рассказывает небылицы вся Империя. …А главное ему впервые удалось применить колдовство не только для усиления собственных способностей, но и для воздействия на инородный предмет. Такое раньше у него никогда не получалось. Раньше его колдовство действовало только на его собственные тело и разум, или на разумы других людей и животных. Так что он имел полное право собой гордиться. Он и гордился. Правда недолго, Всего пару секунд. Потом пришлось сосредоточиться, в попытке отыскать других, притаившихся в темноте противников. Он ничего не почувствовал и это было правильно. Подобную засаду надо устраивать максимум вдвоем. Затем он обследовал себя. Рана на бедре, была довольно глубокой, и вся штанина уже успела пропитаться кровью. Он снял пояс с убитого, и поставил жгут повыше раны, затем плотно перебинтовал ее. Вытер лоб от льющегося на глаза пота…, это был не пот. Противник все-таки успел зацепить его по голове, и оставил на ней глубокий порез. На перевязку пошли обрывки плаща….

Затем он вернулся к основной группе. Его друг Цинт Виннус Оттон стоял на коленях возле тела лежащей на земле жены, пытался обнять ее, задевая торчащую с правой стороны груди стрелу, и с безумным видом бормоча. – «Как же это…. Что же это???».

– Это называется, побочная жертва политических интриг. – Жестко сказал Аттий Бузма. А потом отвесив другу звонкую оплеуху, рявкнул. – Не сиди, причитая как старая кликуша. Она еще жива, надо постараться остановить кровь и вынуть стрелу.

(обратно)

Глава 16

– Ну же старый хрен…. Подскажи что делать…. Или ты способен доставать меня только тогда когда мне плохо? …Так мне и плохо…. Ну может не совсем мне, но…..

…Как всегда, в самые ответственные моменты Аттий Бузма превратился в кусок льда, словно бы все происходящее было скучным представлением, не имеющим к нему никакого отношения. Коротко и сухо распоряжаясь, он отправил гонца в дом Цинта Виннуса Оттона подготовить место для раненной, послал другого за лекарем, отрядил Гестосу с двумя из своих людей подобрать и привезти оружие, стрелы, и тела мертвых убийц в крепость. Ласта послал предупредить стражников у ворот, чтобы не выпускали за ворота возможную погоню, и велел привести к нему парочку конкретных десятников из отрядов Милиции. И при этом, он осторожно обследовал тело Шшасы, помогал переложить ее на носилки и нести до дома.

Там их уже ждали, и уже вовсю бегали, выполняя переданные указания. Шшасу сразу принесли в главный зал, и уложили на покрытый чистыми простынями стол.

Тут как раз подоспел лекарь, при виде которого Аттий Бузма лишь скрипнул зубами. Лекарь был из свиты одного из благородных юношей, и о лечении прыщей и меланхолии наверняка знал больше чем о нанесенных стрелами ранах.

– Э-э-э – забормотал он увидев лежащее на столе окровавленное тело…. – Стрелу лучше не трогать, потому что у стрел бывают такие…, э-э-э зазубрины, которые застревают в…..

– Ты сможешь остановить кровь, когда я выну стрелу? – Оборвал его бормотание Аттий Бузма.

– Ну-у-у у меня тут есть кровоостанавливающая настойка, специальные мази, и даже ицинский бальзам, но стрелу нельзя….

– Гестос, – сказал Аттий Бузма, увидев входящего в зал человека. – Ты подобрал стрелы? ….Ага…. Как я и думал…. Готовься лекарь, сейчас я выдерну стрелу, а ты должен остановить кровь.

– Но!!!!

– Это коллопская бронебойная стрела, – объяснил Аттий Бузма, то ли лекарю, то ли сидящему в отдалении Цинту Винусу Оттону, нарочито монотонно-успокаивающим голосом. – У нее нет, этих самых зазубрин, которых ты опасаешься. Она из цельного куска стали. Потому-то от нее не спасает ни один доспех. Однако странно что она не прошла насквозь…..

-…Сначала она прошла сквозь шею моего коня…. – Каким-то мертвым голосом пояснил Цинт Виннус Оттон.

– Хм… Ну тогда понятно…. Ты готов лекарь? – Я дергаю!

Аттий Бузма напрягся, и мысленно изо всех сил желая не повредить какой-нибудь важный сосуд или орган, быстрым движением вырвал стрелу. Лекарь, показав что не зря получает плату, быстро залил рану странно пахнущей жидкостью, наложил на нее тампон из ткани, политой ицинским бальзамом, и быстро перевязал рану.

– Неплохо…. Теперь надежда только на богов…. Что это с ней?

Лицо Шшасы, и без того бледное, вдруг стало почти синим, а дыхание частым и каким-то судорожным с заметной хрипотцой.

– У нее спалось легкое. – Пояснил лекарь. – Это конец.

В этот момент Аттий Бузма встретился глазами со своим приятелем, и понял, что со смертью Шшасы потеряет и друга. …Не в том смысле, что тот перестанет с ним дружить…. Просто исчезнет тот жизнерадостный, веселый, талантливый и полный высоких мечтаний мальчишка, с которым он Аттий Бузма, с первых же минут их знакомства нашел общий язык. Для которого факт его рождения на помойке, был поводом завидовать необычным приключениям, талантам и удаче, а не высокомерно презирать за низкое происхождение. С легкостью относившийся как к недостаткам, так и к необычайным способностям своего друга….

Увы, – влюбившийся первый раз в жизни юный романтик, считающий себя закоренелым циников, просто сломается впервые встретив настоящий удар судьбы. …Возможно проживи он с этой горянкой два-три года, – соскучился бы и сам выгнал ее обратно домой, с горстью империалов на память, и в благодарность за приятные моменты жизни. Но сейчас, она была для него всем. И с ее смертью, жизнь покинет и Цинта Виннуса Оттона. Сына Сенатора и Наследника Древнего рода, никогда до этого не знавшего бед и лишений.

Сам удивляясь почему мысль об этом приводит его в такое отчаяние, Аттий Бузма подскочил к лежащему телу, и начал мысленно Желать…. Но ничего не получалось.

– Ну же старый хрен…. – Взмолился он, обращаясь неизвестно к кому. – Подскажи что делать…. Или ты способен доставать меня только тогда когда мне плохо? …Так мне и плохо…. Ну может не совсем мне, но….. – И внезапно понял, что его Зов был услышан. И вдруг Увидел, что надо сделать….. Он положил ладони на ребра, внезапно поразившись гладкости и нежности кожи женщины, и…, что-то сделал…. Не руками, а мыслью…. И синева постепенно прошла, сменившись обычной бледностью, дыхание стало ровным и более глубоким, а правая половина тела задвигалась столь же равномерно как и левая.

– Что ты сделал?!?! – Удивленно вскрикнул Лекарь. – Это же настоящее чудо!!!

– Нас кое-чему такому учили…. – Неясно пояснил Аттий Бузма, не столько лекарю сколько Цинту Виннусу Оттону. И внезапно застеснявшись что в присутствии друга смотрит на обнаженное тело его жены, прикрыл Шшасу одеялом. – Я прошу тебя остаться с раненной, почтенный…? Лепик Бар…. Если подобное случится еще раз, – смело зови меня в любое время. Я буду рядом. ….Цинт Виннус Оттон, – пошли, нам надо поговорить…. Пошли я сказал. Тут ты ей ничем не поможешь.

Говорить то особо было не о чем. Однако приятеля надо было занять каким-то делом, чтобы тот не сходил с ума, сидя возле остающейся на грани жизни и смерти супруги. Потому следующие часа два, Аттий Бузма всюду таскал его с собой, спрашивая его мнения по любому поводу. За это время он успел осмотреть оружие и тела убийц, и указав на особые знаки высшего посвящения, установил их принадлежность к Ловчей Службе. Судя по всему, оба убийцы были в генеральских чинах. То что двое таких специалистов были послали на его устранение, было не только поводом гордиться, но и всерьез задуматься. Игра началась, и началась сразу по максимальным ставкам…. Потом пришлось идти к воротам, где несколько Благородных Юношей, требовали пропустить их в погоню за злыми убийцами. Пришлось объяснять им, что во-первых убийцы уже мертвы, а во-вторых, искать их сообщников в горах, посреди ночи, это то же самое что самим броситься со скалы, предварительно выпив яду и перерезав себе горло кинжалом. Затем он инструктировал двух наиболее толковых десятников, одного бывшего легионера, а второго, – аж уволенного за какие-то постыдные дела миротворца. В их десятках почти половина составов была из горцев, так что идти с утра на обследование местности на предмет обнаружения возможных следов, – им сами боги велели.

Затем он дал выпить другу вина, с подмешенным в него настоем опия, и когда тот отрубился, рухнул рядом с ним на лавку и мгновенно заснул.

Потом дал выпить другу вина, с подмешенным в него настоем опия, и когда тот отрубился, рухнул рядом с ним на лавку и мгновенно заснул.

Проснулся он довольно поздно, и как показалось ему самому, от дикого голода. Удивительно, вроде только вчера утром, после обильного празднования, одна только мысль о еде вызывала у него приступ тошноты, а сейчас уже одолевал дикий голод. Видно ночная драка и последовавшая за ней нервотрепка сожгли слишком много энергии. Так что утро свое он начал с плотного заватрака. Цинт Виннус Оттон продолжал спать тяжелым сном опившегося опиумной настойкой человека, и Аттий Бузма решил его не тревожить. После завтрака навестил Шшасу, и растолкав дремлющего возле нее лекаря, узнал новости. Новостей не было. Со вчерашнего вечера, состояние больной не изменилось ни в лучшую, не в худшую сторону. Решив быть оптимистом, он счел это хорошим знаком, и пошел в город. Город шумел и бурлил, и Аттий Бузма постоянно ловил на себе опасливые взгляды окружающих. Кажется рыльце в пушку было у слишком многих. А может просто люди опасались начала репрессий от сына Мэра. Известное дело как относятся Романы к покушениям на свои персоны, даже если при этом и пострадал лишь посторонний человек. Тут уж главное не попасться им под горячую руку, ибо есть за ними склонность в таких обстоятельствах резать всех подозрительных и просто неугодных лиц.

Первым делом он зашел в штаб Милиции, и отдал распоряжение о приведении всех отрядов в полную боевую готовность. Не то чтобы он всерьез ждал скорого нападения, однако лишний аврал, еще не одной Армии мира не вредил.

Затем пришлось иди в Свободный Сенат, и несколько часов отвечать на вопросы встревоженных Благородных Юношей. Тут как раз требовалось избежать любых авралов и нервотрепок. Успокоить встревоженных, взбодрить напуганных, унять чересчур энергичных. Кое-кто из последних уже готов был ехать громить соседние горские села, поскольку ходили слухи, что покушение это работа местных аборигенов.

Пришлось объяснять что убийцы, в данный момент лежащие на леднике в доме Цинта Виннуса Оттона, были Ловцами. ….Почему он в этом так уверен? – Потому что у горцев не может быть целых два коллопских арбалета, каждый из которых стоит дороже всего содержимого кубышек иного среднего горского клана, стрел к ним, и мечей такого качества и такой цены, что по зубам только Благородным Родам, либо Империи, вручающей их Особым Агентам Ловчей Службы. …Потому что он дрался с ними, и способен оценить уровень и стиль бойцов. …К тому же на их телах нашлись особые тайные знаки, и вот… – Он продемонстрировал пряжку ремня, трансформирующуюся в Знак Доверия. …Откуда он знает про тайные знаки, и пряжку? –…Э-э-э, глупый вопрос. – Просто знает.

-…Он же сын Мэра!!! – Одернул кто-то из Благородных Юношей, любопытствующего по этому поводу товарища. И наш герой вдруг понял, что даже этот трагический эпизод вылил немало воды на его мельницу. – Лишний раз подтвердилась слава Великого Героя, в одиночку сразившего двух, напавших из засады Ловцов. А уж его знания о тайных знаках Ловчей Службы, которые могли быть известны либо Ловцу, либо человеку посвященному в самые страшные тайны Империи, были самым прямым доказательством его Высокого Рождения, из всех ранее предъявленных. И все это почему-то разозлило Аттия Бузму. Словно бы кто-то намеренно подталкивал его в определенную сторону. Хотя сам Аттий Бузма, стремился прямо в противоположную…. Но злость сейчас не помогла бы. Сейчас нужны были выдержка и умение уговаривать.

…Потом пришлось рассказывать о изменении их планов в связи с покушением. – «Никаких изменений». Объяснять что бы оно могло означать. – «…Может у Мэра нет сил на открытый бой, а может это начало схватки, поэтому надо….. (длинный список)».

Заодно уж познакомил собрание с предложением горских племен, а также со всеми доводами за и против. Тут уже разгорелись жаркие дебаты, в которых Аттию Бузме пришлось участвовать скорее как арбитру, чем представителю одной из сторон. Говорильня протянулась почти до самых сумерек, и когда продолжение заседания потребовало внесение в, и без того душное помещение факелов, – Аттий Бузма закрыл собрание.

Вернувшись домой злым и голодным, он застал целый консилиум лекарей, активно уничтожающих хозяйские запасы вина и закусок, и спорящих о разных методах лечения. Причем, как успел услышать Аттий Бузма, ни один из предложенных методов, не касался лечения ран. Пришлось рявкнуть на разболтавшихся лекарей, и спросить как дела у больной.

Дела оказались плохи. По словам лекарей, – «Вокруг раны, несмотря на щедрые потоки ицинского бальзама, который так трудно найти в этих Горах, и стоимость которого…., (реплика Аттия Бузмы, весьма обескураживающая своей грубостью, однако направляющая беседу в нужное русло), …началось воспаление, и поднялся сильный жар!». …Что делать? – …Можно бы попытаться принести щедрую жертву Асклепию, Бумбе, да и других богов стоило бы уважить…. Жаль только ближайшие храмы располагаются в Империи, а домашние алтари не всегда надежное средство….

– Бумба то тут причем? – Спросил слегка обалдевший от упоминания своего давнего прозвища Аттий Бузма.

– Бумба весьма подходит как посредник между людьми и богами, в случае когда дело касается детей. – Ответили ему. И видя что гримаса удивления не слезает с лица Великого Героя, пояснили. – Пациентка беременна.

Обернувшись на раздавшийся горестный вздох у себя за спиной, Аттий Бузма увидел побелевшее лицо своего приятеля.

Два последовавших дня, прошли в разных мелких хлопотах, весьма обильным потоком пролившихся на нашего героя. Пришлось активно изображать подготовку к предстоящей войне с Империей, а заодно приглядывать чтобы Благородные Юноши не разбежались со страху, либо не полезли на равнины с десятком охранников, чтобы лично разбить все легионы Империи, и свергнуть Мэра. К сожалениюдураков и трусов, в рядах бунтовщиков было в избытке.

…А ведь по-хорошему, он Аттий Бузма в это время уже должен был лежать в доме Цинта Виннуса Оттона, старательно изображая умирающего от отравления Героя. Но на его месте сейчас лежала Шшаса, а его другу было не до игр с Мэром.

Аттий Бузма даже не мог просто слинять втихаря на ту сторону Гор, оставив друга в таком бедственном положении. Впавший в прострацию Цинт Виннус Оттон, без отдельного указания даже забывал поесть. Бросить друга он не мог. А время играло против него. Еще месяц-два, и снег завалит перевалы дальше к востоку, и путь на ту сторону Гор будет закрыт. А до этих перевалов еще предстояло дойти. Именно сейчас было идеальное время чтобы удрать, оставив возможных преследователей перед закрытыми перевалами. Но до тех пор, пока состояние Шшасы, пребывающей на грани жизни и смерти не изменится в какую-либо сторону, – даже мысль о побеге казалась ему предательством. Впервые он начал всерьез задумываться о том что делать, если ему и впрямь придется возглавить Бунт Благородных. И сколько у него шансов…, нет, не победить, а просто выбраться из этой авантюры живым. Шансов почти не было.

Был уже вечер. Не так чтобы поздний. На улице было еще довольно светло. Но в штабе Милиции, уже царили сумерки. Под штаб отвели одну из горских двухэтажных хижин, лишь переделав первый нежилой этаж, где обычно горцы держали скотину и припасы, под комнаты для охранников и мелких служащих. Но и в окна верхних жилых покоев, больше напоминающие бойницы, свет закатывающегося солнца проникал весьма неохотно. Аттий Бузма его прекрасно понимал, – жилище н впрямь не отличалось особым комфортом или красотой. Он бы и сам предпочел хотя бы скромные покои дома Аттиев, но увы…. Так что ему пришлось зажечь свечу, и разбирать очередные бумажки, безграмотно составленные кем-то из Благородных Юношей, при тусклом мерцающем свете. Попутно он в сухомятку жевал кусок вяленой баранины, щедро сдобренную перцем, и завернутую в тонкую лепешку. Сегодня, как и все последующие дни, регулярно ему удавалось только завтракать. А весь последующий день он перебивался такими вот кусками. – «А ведь меня специально учили так не делать» – подумалось ему. – «Ловец обязан заботиться о своем здоровье, чтобы сохранять силы и быть в боевой готовности». – «Если надо, будете жрать червей и лягушек, а спать на камнях» – Объясняли им. – «Но если есть возможность, вы обязаны питаться правильно, одеваться тепло, и спать на подходящем ложе»

– Надо бы хоть вина спросить. – Пробормотал Аттий Бузма, в очередной раз с трудом пропихнув пережеванную массу себе в горло. – Эй, кто там есть, дежурный!!! – Найди вина. – Бросил он прибежавшему на зов охраннику. – В крайнем случае вскипяти шшаца или хоть воду принеси…. Бегом.

Охранник удрал, но уже буквально через пару минут вернулся в комнату. Причем в руках у него не наблюдалось ни кувшина, ни чаши.

– Командующий, там тебя спрашивает какой-то человек. – Сказал он, и Аттия Бузму почему-то сразу насторожил его растерянный вид. – Прикажешь впустить?

– Что за человек? – Коротко спросил он, вынимая меч и кладя его на стул рядом с собой, так чтобы в любой миг его можно было пустить в дело, не тратя время на вынимание из ножен.

– Э-э-э, я не знаю….– Пробормотал дежурный, и это слишком уж не вязалось с его обликом старого вояки.

– Ну хоть горец, имперец, или человек с Той стороны? – Спросил Аттий Бузма. Однако видя растерянные глаза Дежурного, махнул рукой и сказал. – Убери те стулья. – Указал он пальцем на стоящую сбоку от стола мебель. Оставь только вон тот напротив…. Хотя стой. Поменяй его с тем что стоит в углу. У него ножка качается. …. А потом зови.

Охранник выполнил указания, и вскоре вернулся с человеком…. Нет. Не с человеком. С колдуном. Не старым хреном, а…, Атиий Бузма вспомнил его. Они общались пару лет назад, в той таинственной крепости…. Аттий Бузма почувствовал резкое сожаление, что рядом с ним лежит меч, а не взведенный арбалет. Впрочем, он ведь теперь тоже колдун, – одернул себя Аттий Бузма…. – И разок уже смог надрать ему задницу….– Только вот, –какого хрена я не почувствовал этого гавнюка заранее?

– Я пришел с миром!!! – Оборвал его мысленное самобичевание колдун. – Я не желаю тебе зла.

– Тогда проходи, садись, – коротко ответил Аттий Бузма. И обернувшись к охраннику рявкнул, срывая не нем свое недовольство – Я кажется велел принести вина?!?!

…Как ты прошел в крепость? – обратился он к колдуну, пока охранник бегал за вином.

– А разве бы ты не прошел? – Спросил в ответ колдун, удивленно поднимая брови, и Аттий Бузма в очередной раз укорил себя за бестолковость. Он словно бы напрочь позабыл все, чему его учили в Школе Ловцов, позволив противнику одержать верх в первой же схватке.

-…И что тебе надо? – (Если схватка безнадежно проиграна, надо удирать и начинать другую).

– Это ты меня звал. И я пришел…. – Не слишком то прояснил обстановку колдун.

– Я звал тебя?

– Я почувствовал Зов, и решил что должен придти. Я три дня ехал по Горам, и надеялся встретить более любезный прием.

– Я звал не тебя! – Отрезал Аттий Бузма, начиная догадываться о чем говорит колдун. – Ты пришел незваным гостем, и получишь тот прием который заслуживаешь! ….Достал наконец? – Спросил он у вошедшего с кувшином вина дежурного. – Поставь на стол. Вторую чашу тоже догадался захватить? – молодец. А теперь, пойди на первый этаж, сядь у дверей и никого не впускай. Ты ведь в штабе сейчас один? – Да?!?! – Ну тогда выполняй.

– Можно было бы просто наложить на него заклинание Глухоты. – Дождавшись когда охранник уйдет, заметил колдун.

– Только попробуй заколдовать кого-нибудь из моих людей, я это будет последние заклинание что тебе удастся произнести! – Холодно сказал Аттий Бузма, разливая вино по чашам. – И так. – Зачем ты пришел? И не надо этих баек про Зов.

– Мы давно приглядывались к тому что творится на севере. И были очень рады узнать, что ты теперь тоже враждуешь с Империей. – Не стал юлить колдун. – И решили предложить тебе союз.

– Хм…. А что вы можете дать Мне? – Изо всех сил Желая, казаться крутым и страшным колдуном спросил Аттий Бузма.

– Ты силен. Мы уже знаем это…. Тебя учил Древний…. Про него мы тоже знаем. Ни с кем из нас он даже говорить не пожелал, а тебя взял в ученики…. Потому что ты силен. Наша магия против тебя бессильна…. Мы признаем это.

…Но и ты не всесилен. Иначе не оказался бы тут на задворках Империи, выгнанный из Дворца своих Предков…. И чтобы вернуться обратно, тебе вполне может понадобиться наша помощь. И мы готовы ее тебе оказать.

– Тогда у меня два вопроса. – Что ты знаешь о моих предках, и какими силами вы располагаете?

– Ты предок всех первых Мэров, – ответил на первый вопрос колдун. – А насчет наших сил….

– Ну то что я сын Мэра, об этом уже слышала каждая дворняжка в Империи. – Оборвал его Аттий Бузма. – Однако я вижу что в Империи у тебя есть шпионы, раз ты тоже осведомлен об этом.

– Причем тут шпионы? – Изобразил непонимание колдун. – Ты сам сказал что Камень, это твое наследство. – А он принадлежал первым Мэрам, или Великим Героям, как вы в Империи их называете, которые и сами были великими колдунами.

– Историков Университета, весьма позабавит такое предположение. – Усмехнулся Аттий Бузма. – Они-то уверенны, что Империя построена для противоборства с Колдунами.

-….Мы про это мало знаем, – Честно признался колдун. – До нас дошли лишь легенды.

– Вот и не надо болтать языком о том, о чем знаешь так мало…. Так с чего ты решил что можешь быть для меня полезным?

– У нас есть целые армии…..

– Они и так будут моими если я захочу. Я уже провел переговоры, часть ваших кланов готова перебежать ко мне!

-…Ты не всесилен. – Опять повторил колдун, несколько сбитый с толку враждебным отношением Аттия Бузмы. – …Ты ведь посылал Зов…. Значит есть что-то в чем ты не очень силен.

-…В лечении людей. – Коротко и равнодушно заметил Аттий Бузма, и таким же равнодушным тоном спросил, изо всех сил желая показать насколько ему безразличен ответ. – А ты что-нибудь понимаешь в этом?

– Конечно. – Чуть не подскочил на месте колдун. – С этого начиналось наше Искусство. Мы потомки лекарей, которых выгнали из Империи. Мы знаем о лечении почти все!

– Значит ты сможешь вылечить воспалившуюся рану от стрелы?

– Конечно…. Но почему этого не можешь ты?

– Откровенно говоря, мой учитель не разменивался на такие мелочи. Древняя Магия делала вещи посерьезнее…., думаю ты понимаешь о чем я?

– Ну да…. – Сделав умное лицо сказал колдун, и Аттий Бузма догадался, что он знает о Древней Магии, ненамного больше его самого.

– Так значит ты вылечишь рану?

– А ты заключишь с нами союз?

– Если бы вы даже и оказались полезными мне, то лишь в качестве лекарей…. Если это вас устроит, – я позволю вым быть при моей Армии, когда я поведу ее на Империю.

– Мы можем быть гораздо полезнее! – Обидчиво возразил колдун. – И ты легко в этом убедишься в самое ближайшее время…. Но пока мы согласны и на лекарей.

– Ты не боишься что твою душу захватит Зло? …Нет, не подумай, я тебе очень благодарен, и буду благодарен вечно. Но Колдуны?????

Этот разговор состоялся спустя пару дней после излечения Шшасы. Самым сложным в самом лечении, было выгнать из комнаты лекарей, желающих изучить, обсудить и осудить методы не пойми откуда взявшегося идийского лекаря, (так представил его Аттий Бузма). А потом колдун просто подошел к кровати, снял с раны бинты, полил ее каким-то средством, немного постоял…. И даже Аттий Бузма понял, что все теперь будет в порядке. Нет, воспаление не исчезло мгновенно. Больная не очнулась от глубокого забытья. Но Аттий Бузма уже знал, что ее жизни больше ничего не угрожает….Ну или вернее сказать, смерть от этой раны ей не угрожает, а вот в остальном…. Мир никогда не был для Аттия Бузмы доброжелательным и приятным местом. Однако в последнее время опасностей накопилось уж слишком много. Страшно было даже подумать, что начнется, когда Благородные Юноши, горцы, а главное Колдуны, поймут что он их кинул, и что никакой войны с Империей не будет. А когда к ним присоединятся посланные Мэром Ловцы, то толпа пылающих праведной местью, охотников за его головой, запросто протопчет новый Великий Горский Тракт, пытаясь добраться до его шкуры. Впрочем, что сделано то сделано, и нечего об этом думать….

Зато его друг Цинт Виннус Оттон, начал возвращаться к жизни, и даже изволил сделать пару попыток пошутить, когда спустя несколько часов после лечения больная очнулась, и даже лекари были вынуждены признать что она идет на поправку. Сутки он не отходил от кровати выздоравливающей жены, и лишь когда Шшаса окрепла настолько что сама начала вставать, и наконец выгнала супруга из комнаты, он стал приставать к Аттию Бузме, с просьбой рассказать откуда взялся такой замечательный, превосходный, чудесный, великолепный (и так далее), лекарь. Тогда-то тот его и ошарашил, рассказав всю правду. Ну или почти всю. В его версии, колдуны просто предложили союз против Империи. Про свои способности к колдовству, он упомянуть как-то не соизволил.

– Ты не боишься что твою душу захватит Зло? …Нет, не подумай, я тебе очень благодарен, и буду благодарен вечно. Но Колдуны?????

– Помнишь что я говорил тебе о союзе с горцами, и помнишь что ты мне ответил?

– Э-э-э…..

– Вот именно. «Э-э-э». Я пообещал колдунам что возьму их с собой, когда отправлюсь завоевывать Империю. Но я этого делать не собираюсь. Потому думаю, пора бы нам уже начать планировать мои красивые похороны…. А заодно, прикинуть что делать вам, когда я в очередной раз отправлюсь к богам.

– А что собственно говоря тебя беспокоит?

– Я не слишком то интересовался как идут твои переговоры с Мэром. Но давай подумаем как теперь изменилась обстановка. Раньше-то мы планировали облапошть Мэра, убедив его в серьезности наших намерений, и под это дело выторговать для вас, благородных бездельников, наиболее выгодные условия возвращения. Но теперь наша сила, это не кучка охранников. И даже не кучка охранников поддержанных несколькими горцами. Теперь у нас целая армия…, если не сказать, – несколько армий. Да еще и эти колдуны. Особенно колдуны. Горцы допустим еще смогут разбежаться и успокоиться, оставшись без вождя. Но что произойдет, если после моей «смерти», колдуны смогут подчинить себе еще и северные Горы? – В таком случае Империи придется очень туго.

-….А ты все еще продолжаешь беспокоиться об Империи, даже желай покинуть ее навечно? Почему? У тебя ведь нет там ни родных, ни друзей, за исключением великолепного меня.

– Да Злыдень это ведает…, почему. Может потому что в Ловчей Службе мне это внушили…. А может в память о дядюшке Бикме, который, как бы то ни было, но перевернул мою судьбу к лучшему, сделав Ловцом. Дядюшка Бикм не жалел ни своей, ни чужих жизней на благо Империи, и наверное он бы сильно расстроился, узнав что я привел на ее земли Врагов. …А может, – просто потому что помойка на которой я родился, была на территории Города, а значит Империи. Так что как ни крути, а именно она моя родина…. Знаешь, это у вас Благородных, важны интересы Семьи, Рода, Партии в Сенате…, а чем ниже спускаешься…. Для купца это его Дом, и Гильдия, для ремесленника, – Гильдия и Империя…., а для такого как я, – остается только Империя.

– Но тем не менее, ты покидаешь ее навечно?

– Цинт Виннус Оттон, не трави мне душу, иначе я завалю тебя скучной бумажной работой. А ты, из благодарности, не посмеешь отказать мне, и твоя жизнь на ближайшие недели и месяцы станет бесконечно нудной и тоскливой. Давай-ка все-таки подумаем о благе Империи….

– Но что мы можем сделать?

– Как всегда, – противовес.

Следующие дни Аттий Бузма крутился как белка в колесе. Ему срочно надо было создать такое войско, которое даже после его «смерти» сможет стать реальной силой, которая не допустит колдунов в Империю.

Первым делом он сформировал два каравана, и отправил в Империю тайными тропами, которые ему указали присланные Старейшиной Оршшасом проводники. Во главе этих караванов, он поставил своих записных прохиндеев Ласта и Гестоса. Однако перед этим, оставшись с ними наедине, впервые в жизни попробовал вмешаться в чужой разум на сознательном уровне, и постараться внушить им безоговорочную преданность своему хозяину. Насколько это получилось, оставалось только догадываться, а пока он, снабдив их собранными с Благородных Юношей средствами, отправил в Империю закупаться провизией и оружием. Правда сначала пришлось вспомнит навыки Ловца и Чиновника, и состряпать поддельные документы, на некие несуществующие Торговые Дома Ласта Гестоса и Гестоса Ласта. Для подделки печатей Второй Торговой Гильдии и Канцелярии Торговли, он опять применил колдовство. На сей раз к себе, заставив вспомнит как выглядят эти печати в мельчайших подробностях, и скопировав даже царапинки и потертости. Похоже колдовство для него, переставало быть чем-то экзотическим и пугающим, и уверенно переходил в категорию полезных навыков…. Хорошо это было или плохо, – оставалось только догадываться. Выросший на помойке Эй, не слишком то верил во всякие байки про Зло, и не испытывал того бессознательного ужаса перед Колдовством, что все остальные жители Империи. Однако даже у него временами пробегал мороз по коже, при мысли о том что он стал Колдуном. Отдавать свою душу Злу, пусть он в него и не верил, было как-то боязно.

Но как без колдовства убедить Благородных Юношей оставить свою праздность и безделье, и всерьез заняться чем-то серьезным? Ведь они искренне верили, что их работа заключается в том, чтобы указать пальчиком правильное направление, а уж управляющие и слуги обязательно приведут их караван к намеченной цели, пока Благородные Юноши будут размышлять о Высоком, в промежутках между Развлечениями и Пирами.

Поэтому Аттию Бузме все чаще приходилось Внушать им преданность Империи, и необходимость самоотречения, труда, дисциплины, и личной преданности ему Аттию Бузме, и его другу Цинту Виннусу Оттону. Иногда глядя в лишенные собственной воли, глаза очередного Юного Мечтателя, смотрящие на него с преданностью дворового барбоса, Аттий Бузма становился противен сам себе. Но альтернативой этому были толпы горцев и колдуны, заливающие Империю кровью…, или легионеры и миротворцы, «зачищающие» селения Оршшей, и других горских кланов, до состояния пустыни.

Аттий Бузма не желал допустить ни того ни другого. А для этого ему приходилось идти по тонкому лезвию над пылающей пропастью. И тут уж было не до сантиментов и тоскливых вздохов над задавленной волей Благородных Юношей.

– Такова хренова жизнь политика, – говорил он сам себе. – Все что я могу, это сделать количество страданий и смертей минимальными, а потом послать эту политику как можно дальше.

Вся его надежда была на разумность Мэра, который не захочет подвергать Империю настоящей гражданской войне, совмещенной с внешним вторжением. И на то, что собранное и подготовленное им, Аттием Бузмой войско бунтовщиков, сможет в случае чего, удержать толпы горцев, от необдуманных поступков. Для этого он переманивал на свою сторону наиболее сильные горские кланы, и постарался внушить их Старейшинам запрет на нападение на Империю. Плохо было лишь то, что сам Аттий Бузма был не слишком уверен насколько действенно его колдовство, и как долго продержаться внушенные запреты и установки на подчинение. В еще ведь где-то там были и колдуны…. Настоящие колдуны, в отличии от него. Которые возможно сломают все его запреты одним движением мизинца. …А еще поджимало время. Успеть вовремя создать противовес, и удрать за Горы, становилось все сложнее и сложнее. И тут Мэр, подгадил ему по-настоящему.

– Легионеры…. Они прислали легионеров…. Они уже рядом……

– Не блажи!!! – Рявкнул Аттий Бузма на одного из Благородных Юношей, влетевшего в крепость на взмыленном коне, и начавшего орать про легионеров, как только увидел Аттий Бузму.

Случилось это где-то в полдень, посреди центральной площади, где Аттий Бузма наблюдал за тренировками вновь подготавливаемого войска. Истеричные вопли Благородного Юноши, услышало слишком много людей, и это мягко говоря не понравилось нашему герою. Ему только паники не хватало, в довершение ко всем остальным проблемам. Так что Благородный Юноша схлопотал такой Вгляд, после которого не смог больше вымолвить ни слова, до тех пор пока Аттий Бузма буквально за шкирку не притащил его в Штаб и не Приказал говорить. После чего выяснилось следующее. – Крепость Гарта Декуса Вара, (так звали Благородного Юношу), расположенную примерно в трех днях караванного пути от села Шссшиг, резиденции Аттия Бузмы, внезапно атаковали легионеры Империи.

Гарт Декус Вар бесстрашно держал оборону…, некоторое время. Но потом поняв что его сил недостаточно, – решил исполнить свой долг и предупредить соратников о надвигающейся опасности.

– И сколько их было? – Спросил Аттий Бузма.

– Э-э-э, множество…. Наверное целый легион!

– Какой именно? Ты не обратил внимание на значки? …. У каждого легионера на левом плече закреплена такая бляха с номером…. Это номер его легиона…. Ты не обратил внимания? – Очень жаль…. Так сколько их было? … Целый легион? …. Вот так вот целый легион, все двадцать тысяч солдат и тысяч пять подсобных служб, выстроились перед твоей крепостью и начали ее штурмовать? ….Ты в этом не уверен? …Ну-ка, выгляни в окно. Вон видишь, на площади тренируется сотня, – твоих обидчиков было столько же? Ты не уверен? ….Так ты их видел только мельком! …Они были верхом и ехали по ущелью рядом с твоей крепостью! …Так штурм был или нет? …Только после того как они тебя обнаружили! …И ты сразу удрал…, то есть я хотел сказать, – поспешил предупредить нас об опасности! …Что ж, ты поступил мудро и правильно…. А у этих всадников плащи были какого цвета? – Коричневые, как и Миротворцев? …Но не у всех? – Были еще и алые…. Ты заметил и несколько черных! …. Да парень, это скорее всего Гвардейцы. ….А сейчас ты забудешь о том что видел черные плащи, и не скажешь об этом больше ни одной живой душе…. Так сколько всего всадников ты видел?

Увы, но в этот момент в коридоре послышался топот ног, и Аттию Бузме пришлось Отпустить Гарта Дексуса Вара, в чьи мозги он перед этим пытался влезть, ради достоверной информации. В комнату вбежали Благородные Юноши, назначенные командовать отрядами Милиции, и в его не слишком просторной комнатушке стало тесно. А Благородные Юноши начали галдеть, словно стая ворон при виде кошки, одновременно задавая десятки вопросов, основными из которых были «….Это правда?», «Что же делать?», «Что теперь будет?».

-…Да!!! Нас всех ждет неизбежное поражение и смерть!!! – Рявкнул Аттий Бузма, отвечая на все вопросы разом. – Потому что даже командиры отрядов, те кто должен подавать пример своим подчиненным, не знают что такое дисциплина! Какого хрены вы тут делаете?

– Ну…., – промямлил один и сотников… – Мы узнали об опасности и поспешили……

– Вы поспешили заявиться ко мне, чтобы отвлекать меня от дел истеричными криками, вместо того чтобы явиться в свои отряды, привести их в боевую готовность и ждать приказов? – Доброжелательно осведомился Аттий Бузма, и толпа мгновенно отхлынула из комнаты, при виде такой ядовитой доброжелательности. – Тысячники, и ты Цинт Виннус Оттон, останьтесь, остальным быть при своих отрядах. – Успел крикнуть им вслед Командующий. – И вызовите мне вестовых.

– Так что происходит? – Спросил Цинт Виннус Оттон, на правах старого друга разваливаясь в самом удобном в комнате кресле.

– Предполагаю, что Мэра раздосадованный неудачей своих Ловцов, решил дать шанс Армии устранить эту маленькую проблемку. – Ответил Аттий Бузма, делая знак трем стоящим в кабинете тысячникам садиться на стулья и лавки, после чего вкратце пересказал все что узнал от Гарта Дексуса Вара.

– Но это значит. – Включился в разговор Сертий Апик Докс. – Что все крепости западнее крепости этого героя, – он взглядом указал на притулившегося в углу Гарта Дексуса Вара, – Уже захвачены?

– Нет. Я так не думаю. – Успокоил его и остальных собеседников Аттий Бузма. – Там расположено семь наших поселений. И если бы все их уже захватили, то кто-нибудь из жителей все равно бы убежал и сообщил нам об этом. Ну или горцы бы узнали…. От них мало что можно утаить тут в Горах.

– Но тогда как они оказались всего в трех днях пути от нас?

– Они дружище Цинт Виннус Оттон, видимо хорошо заплатили кому-то клану горцев, и те провел их тайными тропами мимо крепостей.

– Но ведь дорога-то одна?

– Ах Сертий Апик Докс, ты ведь в Горах уже почти год, неужели так и не понял что дорога то может и одна, а троп тысячи…. Впрочем, ты ведь раньше был Стажером на Флоте…. Но вы Цинт Виннус Оттон и Базик Вагетий Клавк, должны помнить что в прошлую компанию мы посылали отряды Ловцов и Миротворцев, которые умудрялись проходить даже мимо горских поселков и крепостей незамеченными…. То что наш Гарт Дексус Вар, сумел заметить врага, и то что ему хватило ума не геройствовать а поспешить к нам с этой вестью, это наша большая удача. …. Ага. Вот и вестовые…. Значит так солдат, ты беги-ка в казармы и позови мне десятника Хссакашша. А ты, раздобудь хороший кувшин вина, и какой-нибудь еды. – Вечер сегодня будет долгий. – Сказал Аттий Бузма, обратившись к соратникам. Нам не помешает немного подкрепиться….

– Наверное сейчас не лучшее время для этого? – Спросил Цинт Виннус Оттон. – Может лучше начать что-то делать?

– Что именно, ты собираешься делать? …Надеюсь не только такую вот удивленно-растерянную физиономию…. Вот-вот. – Прежде чем начать что-то делать, нам надо решить что именно мы должны делать…. Гарт Дексус Вар, – сколько времени ты скакал сюда от своей крепости? – Примерно сутки? – Похвальная скорость. …А легионеры точно собирались штурмовать твою крепость? …И сколько у тебя там оставалось людей? – Два десятка…. Ну думаю что геройствовать они не стали, и сдались достаточно быстро. Несколько часов на то чтобы обыскать крепость и подтянуть обозы…. Когда говоришь это произошло? – Ближе к полудню? Значит ночевать они скорее всего остались у тебя, а вышли только на следующее утро. …Кстати ты видел обозы или вьючных коней и верблюдов? – Нет? ….Ну что же, значит они пока отстали…. И значит, учитывая скорость передвижения обоза, да плюс то что они добираются окольными путями, – то как минимум сутки у нас есть…. Кстати, Гарт Дексус Вар, а погоня за тобой была? Они вообще видели что ты ушел из крепости? …Скорее всего нет, иначе мы бы с тобой вряд ли сейчас разговаривали….

– Да какая разница видели они его или нет? – Не выдержав неторопливых размышлений Командующего, вспылил тясячник Базик Вагетий Клавк.

– Большая…. Если они знают что мы предупреждены, то перестанут скрываться и постараются оказаться тут как можно раньше. А если нет, – то будут продолжать двигаться осторожно и неторопливо….

– Но что ты собираешься делать? – Спросил Цинт Виннус Оттон, которого тоже несколько нервировала необходимость сидеть в комнате, неторопливо потягивая вино, вместо того чтобы срочно собирать войско и идти громить врага.

– Для начала я собираюсь назначить десятника Хссакашша, полусотником. (Кстати он сейчас придет, и не забудь встретить его особенно радушно, – он твоя родня). Хссакашш, отберет еще пару-тройку подходящих десятников из своих, и отправиться на разведку.

Заодно известим горские кланы, живущие в той местности, что хорошо заплатим за любые сведения о наших врагах…. Все что мы пока знаем, что к нам идут солдаты Империи…. Думаю большая часть из них, это тяжелая конница в алых плащах. Плюс какое-то число Миротворцев, и…, возможно Ловцы. Вряд ли их больше трех-пяти сотен. Даже такое войско непросто провести по тайным тропам, а уж большее количество горцы бы точно заметили.

-…Ну, нас только тут шесть сотен. – Заметно приободрившись, сказал Сертий Апик Докс. – Да еще мы находимся за стенами!

– Только ты не учитываешь, что там будут опытные легионеры. Даже скажу больше, – лучшие из лучших! Наверняка на это задание собрали особый отряд…. А наши вояки…, ну ты сам их учишь, и понимаешь чего они стоят. …Конечно наши враги надеялись застать нас врасплох. Но зная Зиписа Аптибала, могу быть уверен что у того кого он поставил во главе отряда, наверняка есть план и на тот случай, если подойти незаметно не удастся. А стены нашей крепости, не так высоки и мощны, как это может казаться на первый взгляд. Я сам видел как горские крепости с куда более впечатляющими стенами, легионеры брали за полдня.

– Так что же нам делать? – Опять вопросил Цинт Виннус Оттон.

– Подтягивать войска, готовить их к битве, но самое главное, – узнать как можно больше о противнике!

Так что ты Базик Вагетий Клавк, как командующий нашей кавалерией, – отправишь гонцов в ближайшие крепости и горские поселки…. В, (Аттий Бузма назвал десяток ближайших крепостей), – пусть срочно собираются сюда. Пусть по каждому из маршрутов едет не менее пяти всадников, тогда хоть кто-то один да доберется. Затем выводи половину своих ребят на патрулирование. Далеко не забирайся. Не далее чем три-четыре часа езды от Шссшига. Но я хочу, чтобы с какой бы стороны враг не подбирался к нам, мы успели бы его заметить!

Сертий Апик Докс, – ты давай-ка подготовь нашу пехоту. Накрути сотников, чтобы они вставили пистон десятником, чтобы те проверили, прощупали и обнюхали оружие и амуницию каждого своего человека. Пусть в каждом заплечном мешке лежит запас продуктов на три дня. И подготовь обоз с запасом еды на неделю…. Оставь несколько телег пустыми для погрузки стрел и раненных.

Лост Плибий, – твоим стрелкам возможно придется сыграть ключевую роль в предстоящем сражении…. Ты опытный вояка, и я поставил тебя на это место, отказав многим Благородным Юношам, поскольку надеялся на твой опыт. Не буду тебя учить как готовить своих людей к битве…. Просто хочу сказать, что те два коллопских арбалета, что я забрал у Ловцов, тоже в твоем распоряжении. Найди достойных их стрелков и пришли ко мне. Я сам укажу им их цели.

Все идите. …. А вот и бесстрашный Хссакашш. Цинт Виннус Оттон, поздоровайся со своим братом….

– По-моему все будет отлично! – В который раз заявил Цинт Виннус Оттон, успокаивая не столько своего друга сколько себя. – Чего ты так волнуешься? – Ведь все идет отлично!

– Потому и волнуюсь, что все идет слишком гладко. – Неопределенно ответил Аттий Бузма. – Они словно бы сами загоняют себя в ловушку. Трудно поверить что они настолько глупы.

Разговор состоялся спустя два дня. Время уже подходило к вечеру, и ставшие более длинными и резкими тени, только играли на руку нашим героям.

Разведка Хссакашша нашла врага довольно быстро. Собственно этому не стоило удивляться, горцы знали свои края, и знали все пути по которым можно подобраться к долине явно или таясь. А сам Хссакашш, был не только ловким воином, но и весьма смышленым малым. И потому как никто другой подходил для того места на которое его поставил Аттий Бузма. Хссакашш не стал долго раздумывать и сразу указал путь, по которому пойдут имперцы. И даже указал на самое подходящее место для засады. На всякий случай были высланы дозоры и на другие возможные направления, но уже ранним утром следующего дня, первый отряд стрелков и конницы, покинул крепость и пошел к некоему ущелью…. К обеду вернулись разведчики, уже точно обнаружившие врага. Тогда к ущелью двинулись и остальные отряды Милиции. Туда же рванул и Аттий Бузма, взяв с собой не более десятка охранников, торопясь осмотреть место предстоящего боя. Место и впрямь было идеальным, – небольшое ущелье, с довольно крутыми склонами, густо заросшими кустарником. Достаточно было посадить стрелков на оба склона, и оно будет простреливаться насквозь. А кустарник помешает противнику залезть на склоны. Спереди ущелье можно было загородить баррикадой из камней, а позади, устроить камнепад, или что-то подобное. Даже при самом выгодном развитии событий, противник сможет уйти назад, или прорваться вперед, только ценой гибели не менее половины своего отряда, и потери большей части лошадей, которые переломают ноги на этих камнях. А спешенный конник, это меньше чем пехотинец. Он не обучен драться в строю, и совершать дальние пешие походы. Потому, весь оставшийся день, ночь, и половину следующего дня, – Войско Аттия Бузмы готовило засаду. Ему даже вдруг вспомнилось его, случившееся казалось бы тысячу лет назад, путешествие в поисках Южного Пути, и как они строили проход через завал…, так много было перетащено с места на место камней. Часть их них пошла на баррикаду, а часть поднята на слоны в начале ущелья, чтобы в нужный момент обрушить их на арьергард имперцев, отрезав им путь назад. Все казалось бы было подготовлено в лучшем виде. Но Аттий Бузма нервничал. Нервничал даже больше чем перед штурмом Дворца Мэра. Сейчас ему противостояли не просто Гвардейцы…. Сейчас ему противостояла Империя. И наверняка среди тех, на кого в ближайшие часы посыплется град стрел и камней, были те, кто дрался вместе с ним в последнюю кампанию. Может даже кто-то из тех, кто прикрывал его спину в бою…. Последнее время, он делал все возможное, чтобы избежать драки с Империей. Чтобы удержать Бунт в Горах, не дав выплеснуться ему наружу. Но Империя сама пришла в Горы, и теперь он был вынужден защищать собственную шкуру, и жизни доверившихся ему людей.

…– Так что ответил тебе Мэр на твое предложение? – Спросил Аттий Бузма у своего приятеля, когда они в тот, первый вечер остались одни в Штабе.

– Он ничего мне не ответил. – Признался Цинт Виннус Оттон. – Я не говорил тебе об этом, потому что надеялся, что ты передумаешь и все-таки возглавишь наш Бунт.

– Но ты ему писал? – Подозрительно глядя на друга спросил Аттий Бузма.

– Конечно. Прямо врать я бы тебе не стал.

– Ты был достаточно убедителен, или Мэр мог понять что это игра?

– Клянусь тебе чем угодно…. Я изо всех сил старался быть убедительным…. О чем ты задумался?

– Прикидываю сколько еще народа написало подобные письма…. Вполне возможно, что легионеры и не собирались брать нас штурмом, а надеялись на предателей готовых открыть ворота….

– Ты все-таки слишком плохо думаешь о Благородных Юношах!

– Да неужели. А вот представь. – Подходят войска. Окружают крепость, и объявляют награду и полное прощение тому кто принесет мою голову…. На одной чаше весов смерть во время штурма, на другом, – Отцовский Дворец, Место в Сенате, Роскошь, Деликатесы, Пиры…. Как думаешь, сколько народа на это польстится?

– Думаю много, Но что же делать?

– Придется нападать первыми, не давая возможности им сказать хоть полслова. Я потому и не хочу держать оборону в крепости. …А после того как мы отобьемся, ты опять напишешь Мэру…. Но боюсь что мне уже так и так, придется задержаться на зиму. Так что хорошенько поторгуйся, чтобы я умер уже после открытия перевалов. ….И да. – Возможно там будут Гвардейцы, поэтому командовать будешь ты, а я займусь ими.

– Ты сдурел, мой многомудрый друг? Какой из меня полководец?

– А ты подумай что легионеры сделают с твоей женой, когда ворвутся в крепость, и думаю таланты полководца проснутся в тебе.

– Какого хрена?!?! Я понимаю ты хочешь лично воевать с Гвардейцами, но тогда поставь командовать кого-нибудь из тысячников. В конце концов мы их и поставили на эти должности, благодаря тому что они служили в Армии или Флоте и имеют какой-то опыт!

– Ага. Сертий Апик Докс полгода прослужил Стажером на Флоте, а потом предпочел вернуться в папочкин Дворец. А Базик Вагетий Клавк некоторое время был вестовым при своем отце, который командовал малой тысячью кавалерии в качестве губернатора провинции. В имперской Армии их бы и десятниками не поставили. Я не доверю им командовать битвой, потому что один слабак, а второй мнит себя великим воином. Первый замрет в испуге, а второй бросится совершать подвиги. А Лост Плибий…, он старый вояка, но разве Благородные Юноши согласятся ему подчиняться?

– …Но я…..

– А тебе придется показать чего ты стоишь! В конце концов, после того как я уйду, именно тебе придется разгребать всю эту помойку. ….Не бойся. Ты справишься.

Враги показались когда до заката оставалось еще часа три. С одной стороны, это было хорошо, после долгого перехода они будут уставшими и голодными. С другой стороны, через час-полтора, уже начнет темнеть, а значит стрелки, которым Аттий Бузма в предстоящем сражении отвел главную роль, не смогут бить так же точно, как и при ярком свете. Но выбор времени для боя, в данном случае был привилегией того кто шел в засаду, а не того кто в ней сидел. Так что Аттий Бузма поощряющее похлопал своего приятеля по плечу, и быстро побежал вдоль ущелья, по одному из его склонов. Его место было там, в тылу у противника.

Хотя он формально и предоставил право командовать Цинту Виннусу Оттону, от того в сущности мало что зависело. Его задачей было лишь удержать баррикаду, и не выпустить врага из ущелья. Заранее подготовленная позиция, и почти двухкратное преимущество в копейщиках, делало эту задачу вполне выполнимой. А вот задачей стрелков Лоста Плибия, расположенных на склонах ущелья, было засыпать попавших в ловушку легионеров потоками стрел. Поскольку Аттий Бузма был более чем уверен, что у всех них будут превосходные доспехи, он приказал в первую очередь отстреливать лошадей, а уж потом бить по ногам спешенных всадников. Себе же он отвел самый опасный участок битвы, – выход из ловушки. Уверенности что ее удастся прочно закупорить организованным со склонов ущелья камнепадом, у него не было. Скалы или валуна подходящего размера, который можно было бы обрушить вниз, там не было. А занесенные на вершины камни, даже докатись они все вниз, и не застрянь в кустарниках, – могли бы создать лишь помеху, и не более. Если легионеры вовремя развернутся и пустятся наутек, бунтовщики вряд ли смогут им в этом помешать. Поэтому с собой он отобрал только самых опытных и проверенных бойцов. Плюс, с ним было пять лучших стрелков, вооруженных коллопскими арбалетами, два из которых взял в бою Аттий Бузма, а три других, с огромным скрипом удалось вытрясти из Благородных Юношей. Со стрелками наш герой поработал особо, постаравшись во-первых, – убрать у них страх перед Гвардейцами, а во-вторых, указав им стрелять только в облаченные в черные доспехи и плащи цели. Этих надо было убить как можно быстрее. Пока будут живы Гвардейцы, ни о каких переговорах с легионерами и речи быть не могло. Даже в самом безысходном положении, – легионеры будут драться до последнего. Гвардейцы не позволят им сдаться, начав убивать «малодушных». А напасть на Гвардейца, то же самое что напасть на Мэра. За такое прощения не будет никогда.

Пока колонна проходила мимо, он осторожно поглядывал на нее краем глаза, приказ всем остальным своим людям отойти от края склона как можно дальше, пообещав казнить каждого, кто хотя бы скрипнет доспехом. Примерно полукуллометровая змея, едущих по двое легионеров вползла в ущелье. На первый взгляд, – их было около четырех сотен, как и предполагал Аттий Бузма. Впереди ехали примерно полсотни миротворцев, за ними основная масса красноплащевой кавалерии, а за ними…. Ага!…. Аттий Бузма подозвал командира своих стрелков, и осторожненько указал ему на группу черных всадников, едущих позади красных плащей, и перед арьергардом Миротворцев, потом велел перебежать митров на двести вперед, ибо именно там и должны были оказаться Гвардейцы, когда колонна остановится перед баррикадой.

Колонна солдат прошла, и за ней потянулись вьючные лошади, Аттий Бузма знаком велел своим солдатам подготовиться…. Он мысленно был во главе этой колонны и отсчитывал каждый шаг…. Вот колонна проходит небольшой изгиб, и видит впереди какое-то нагромождение камней. Вот еще пара шагов, и опытный взгляд Миротворца улавливает что камни лежат слишком правильно, и мало напоминают обычный сход лавины…. Солдат Бунтовщиков пока не видно…. Но звучит команда, и колонна делая по инерции еще пару десятков шагов, останавливается…. Пора!

– Пора! – Крикнул Аттий Бузма, и здоровенный охранник рядом с ним, подцепив слегой большой валун, с хряканьем опрокинул его вниз. Камень покатился, медленно набирая скорость, влетел в заросли кустарника сгибая тонкие но упругие стволы, и с большим трудом добравшись вниз к самому краю ущелья, лишь слегка испугал обозных лошадей. Но вслед ему уже летели десятки других каменюк, которые ударяясь друг о друга, все-таки образовали небольшой завал. И одновременно, на противоположной стороне ущелья, с хрустом переломились пара заранее подпиленных ствола дерева, и так же отправились вниз. Деревьям повезло больше, они смогли скатиться на самое дно, сузив выход почти вдвое. А следом за камнями и деревьями, по прочищенным дорожкам ими дорожкам, хватаясь за сброшенные сверху веревки, сползали бунтовщики. Это был самый опасный момент. Обоз вошел в ущелье лишь на две трети. И если сейчас охрана обоза вовремя опомнятся, она запросто перебьет разрозненных противников по одному…. Но свист стрел, вопли раненных лошадей, а главное звук рожка, приказывающего идти вперед, отвлек обозную охрану. И нескольким бывшим гладиаторам хватило времени спуститься вниз, и связать ее боем. А к тому времени как сам Аттий Бузма сбежал со склона, – почти вся обозная охрана или разбежалась, или была вырезана, а его люди в срочном порядке сгоняли вьючных лошадей в сторону очищая место для боя.

– Отставить!!! – Рявкнул Аттий Бузма, врываясь в строй своих людей. – Эй полусотник…, Барк, – вспомнил он имя рослого плотного вояки, с флажком полусотника на гребне шлема. – Не отгоняй их в сторону…. Пугани хорошенько, чтобы кони побежали вперед.

Барк быстро сообразил что от него требуется, и несколько десятков копий заходили покалывая несчастных лошадок в задницы, и лупя их по спинам и бокам. Не стерпев такого обращения, лошадки полетели вдоль ущелья, внося суматоху в выстраивающиеся для боя ряды легионеров.

Больше всего, нашего героя в данный момент интересовали успехи его особого отряда стрелков. С мощными коллопскими арбалетами, у них были все шансы к этому моменту хотя бы уполовинить десяток Гвардейцев. Но интересоваться этим сейчас времени не было, надо быстро организовывать линию обороны.

И пока первые два десятка, выставив копья в сторону врага, готовились отразить атаку, остальные подчиненные Аттия Бузмы, спешно строили новую баррикаду. Сам же он, забравшись на высокий валун, распоряжался работами, громко командуя и гоняя свою охрану с поручениями, а заодно приглядывая за действиями врага. …И чуть не прозевал противника, подкравшегося сзади. Спешка, суматоха…, да еще и доспехи у всех одинаковые…. Так что даже заметив краем глаза подбирающийся со спины десяток солдат, он не сообразил что это чужие. И лишь когда короткий кавалерийский дротик взмыв в воздух устремился к его спине, – задница, верный друг и советчик любого опытного вояки, пробежавшись холодком по спине, поделилась с мозгом ощущением опасности. Дротик бросила сильная и уверенная рука. Но задница оказалась умнее и улепетнула с камня, утаскивая вслед за собой и остальное тело.

…Злыднева Теща!!! – Сейчас Аттий Бузма с большим удовольствием столкнулся бы нос к носу с сотней Гвардейцев, а не с десятком Миротворцев. Не так уж много в Империи было разновидностей и группировок людей, которых Аттий Бузма готов был называть «Своими». Да пожалуй, после того как уничтожили группу дядюшки Бикма, только Миротворцы и были для него этими «Своими». Даже Благородные Юноши, воспринимались скорее как союзники, а вернее, – средством достижения цели, но никак не «Своими». А тут пришлось, распластавшись в стремительном выпаде воткнуть меч в горло первому же налетевшему на него вояки в коричневом плаще. А дальше уж и подавно думать времени не было. В закрутившийся карусели клинков, арбалетных болтов и дротиков, ему оставалось только крутиться еще быстрее, отражая смертоносную сталь, и юрким ужом уворачиваться от летящих в него снарядов…. Тот кто командовал этим десятком самоубийц, совершенно правильно вычислил главную цель. И потому все оружие десятка было обращено на отдававшего с камня приказы человека. Но и человек этот был не промах, – все брошенные дротики и выпущенные стрелы, миновали его словно по волшебству, а меч в руке запорхал с нереальной скоростью и легкостью…, пока не нарвался на достойного противника. Если все встреченные ранее в этой схватке миротворцы падали, едва обменявшись с Аттием Бузмой парой ударов, то их десятник оказался превосходным фехтовальщиком, к томуже огромного роста и силы. Для невысокого и не слишком плечистого Аттия Бузмы, принимать его удары на свой меч, было чревато потерей оружия, а то и руки. Приходилось уворачиваться и скакать по камням, противопоставляя его мощи, свою скорость и ловкость. Только в отличии от большинства его прежних соперников, этот был так же быстр, как и силен. …Злыдень побери!!! Как же он сразу не узнал эту мощную фигуру, и этот стиль? – Торус. Десятник Торус!!! Лучший клинок Корпуса Миротворцев Средних Гор, который еще во времена его «первого Стажерства», гонял малопонятного горского мальчишку Ассиша Буссмеша. …И принявший стрелу, защищая этого мальчишку от врагов….

Только сейчас он встретил не мальчишку. И поединок их был отнюдь не учебным…. Аттию Бузме меньше всего на свете хотелось бы убивать Торуса…. Хотя нет, не правда, – меньше всего на свете, ему бы хотелось быть убитым Торусом! Но время, пусть и ползя со скоростью улитки, двигалось вперед. Вот уже его солдаты, бросив таскать камни, схватились за оружие и вступили в драку, тесня оставшийся пяток Миротворцев сильно превосходящими силами. Почувствовав что не успевает, – Торус взвинтил темп и попытался выжать из себя все, чтобы за оставшиеся ему минуту-две, успеть прикончить вражеского командира. Обрушившийся на Аттия Бузму смерч, в котором лишь иногда угадывался размазанный силуэт клинка, не давал ему даже толики мгновения, чтобы сосредоточиться для колдовства. Спасло его наверное лишь то, что отказавшись от желания нападать, он ушел в глухую оборону. А потом Торус сделал ошибку. Маленькую и вполне допустимую даже для такого мастера как он, – всего лишь наступил на неустойчиво лежащий камень. Покачнулся, на долю мгновения теряя равновесие, и Аттий Бузма, резкой подсечкой, опрокинул его на спину.

– Пожалуйста Торус, не вздумай дергаться, – попросил он, приставляя клинок к горлу поверженного противника. – Я уже однажды сожалел о твоей гибели…, мне не хотелось бы делать это еще раз. …..Стоять!!!! – Гаркнул он во все горло, и продолжавшийся бой мгновенно прекратился. – Вы трое, бросить оружие. – Таким же, непререкаемым тоном сказал он, и последние еще стоящие на ногах миротворцы бросили свои мечи.

-….Да кто ты такой? – Глухо спросил из-под забрала Торус. – И откуда меня знаешь?

– Я Аттий Бузма. – Гордо сказал наш герой, поднимая забрало шлема. – Впрочем ты меня знал под другим именем….

– Ты…, этот, как там? …Ассиш…. Ассиш Бусмешш…. Так значит это оказалось правдой?

– Что именно?

– Что ты наследник Мэра….

– Как видишь.

– И что теперь?

– Ты мой пленник. И не подумай что я тебе не доверяю, но до конца этой битвы тебе и твоим приятелям лучше побыть связанными. А потом, после битвы, мы вспомним старые денечки за кувшином вина, и обсудим будущее…. Эй, этого связать покрепче. И не жалейте веревки, думаю он способен разорвать обычные путы…. Но будьте с ним вежливы и почтительны. Этот человек не только спас мне жизнь, но и учил владеть мечом. …Что там в ущелье?

А в ущелье пока было тихо…. В том смысле, что тихо было на этой стороне ущелья, впереди же слышались звуки битвы. Оставив временно командовать полусотника Барка, Аттий Бузма поднялся на склон ущелья, чтобы посмотреть на битву с более высокой точки. Длинные черные тени уже протянулись от соседних вершин и хребтов, и дно ущелья словно накрыло покрывалом из тонкой, почти прозрачной черной ткани. Мелькали какие-то фигуры, виднелось движение, но разглядеть что-либо было довольно сложно…. Впрочем, стоило Аттию Бузме вглядеться и захотеть Увидеть, и он увидел все. С некоторым изумлением он понял, что может наблюдать даже закрытую от него изгибом ущелья баррикаду, и развернувшийся вокруг нее бой. Причем даже с закрытыми глазами. …А если попробовать….? …Ага… Вот они, четверо Гвардейцев мертвы, однако еще шесть стоят закрывшись щитами и отбивают все летящие в них стрелы. …Эх, если бы можно было подобраться к ним незаметно и напасть…. – И в тот же момент, Аттий Бузма словно бы увидел светящуюся дорожку, идя по которой он мог бы обойти развернувшийся в тыл арьергард и подобраться к Гвардейцам. – ….Так а что если??? – План быстро сложился в голове нашего героя. Осталось только спуститься, и с некоторой коррекцией изложить его.

Самое сложное было точно согласовать время трех атак одновременно. Но как всегда в самые опасные минуты жизни, его способности резко усилились. Он одновременно мог видеть все поле боя, словно с высоты. И контролировать сознание своих подчиненных, и даже, в какой-то мере, сознание своих врагов. Вероятно потому все его люди и смогли выйти на свои позиции, не сбившись с пути, а главное, незамеченные противником. И это же объясняло необычайную согласованность их действий.

Имперские легионеры спешились, и отогнали лошадей в сторону. Это было разумно, воевать верхом в узком, с неровным дном ущелье, – верный способ переломать ноги коням, ничего не добившись. Так что несколько десятков коней были отогнаны в сторону, где прибились к чуть успокоившимся обозным лошадям. К этому-то табуну, и была направлена первая группа бунтовщиков. Она-то и пуганула лошадей направив их на выстроившихся в плотное каре солдат. А затем на это разбитое каре, бросился отряд бунтовщиков…. А сам Аттий Бузма, к этому моменту уже влетал в ряды Гвардейцев, снося чью-то голову, и уворачиваясь от летящей в него, выпущенной кем-то из своих шальной стрелы. Замешательство Гвардейцев длилось не больше пары мгновений, и за это время он успел убить двоих из них. Зато потом оставшиеся четверо попытались прикончить его.

Еще несколько секунд, Аттий Бузма дрался на грани своих возможностей, а потом подоспела его охрана, и отвлекла на себя внимание части Гвардейцев. Ненадолго. Но к тому времени когда Гвардейцы перебили десяток его людей, еще один Гвардеец был убит, а второй ранен. И хотя рана не помещала ему присоединится к свистопляске клинков, что устроили его товарищи вокруг Аттия Бузмы, но арбалетный болт быстро успокоил, еле волочащего из-за раны, ноги Гвардейца. Оставалось двое противников. Судя по тому, что они выжили под ливнем стрел и избежали клинков Аттия Бузмы и его людей, – это были самые опытные и умелые из десятка.

Битва в этом конце ущелья, как-то сама по себе затихла, уступив на время место для персональной битвы Аттия Бузмы и Гвардейцев. Все окружающие, поневоле отшатнувшись подальше от этих троих, начали подозревать что смотрят на что-то эпическое.

Сакральное противоборство Гвардейцев олицетворяющих Мэра, и того, кто назвал себя Наследником…, это не то, куда следует вмешиваться обычным людям. Это скорее ближе к сфере деятельности богов.

Да и как вмешаться? – Скорость с которой двигались дерущиеся, казалось недоступной обычным людям, а грохот мечей о щиты и звон бьющихся друг о друга клинков, поневоле заставил вспомнить легенды о похождения Героев и Титанов. Дураков, желающих прозевать одну из тех схваток, про которые в будущем будут рассказывать легенды, отвлекшись на бой с вполне заурядным противником, – не было. И все недавние враги, опустив оружие и разинув рты, наблюдали как двое Гвардейцев, пытаются изрубить Аттия Бузму в мелкий фарш, а тот отвечает на эту любезность, стремительными как блеск молнии выпадами и ударами. Как и почему один из охранников оказался лежащим с распоротым брюхом, – никто из зрителей не понял. Не понял этого наверное и сам Аттий Бузма. Напряжение и скорости боя, не оставляли время на наблюдения и раздумья. Просто уголок глаза уловил возможность, а руки направили удар меча. Мозг отметил что разрубив коллопский доспех, меч наверняка тоже понес немалый урон, и это надо учитывать в дальнейшем. А потом опять круговерть уходов, выпадов, парирований и рубящих ударов. …Кажется противник начал уставать и замедлился…. Мозг приказал телу также снизить темп…. Несколько повторяющихся связок…. Опытного противника этим не проведешь. Но сейчас Гвардеец устал, и его можно попытаться приучить к определенной комбинации…. Сил и у самого Аттий Бузмы остается немного, поэтому резко взвинтить скорость и поменять очередность ударов. Есть!!! Меч привычно летящий к бедру, вдруг взывает вверх и огибая опущенный щит наносит мощный удар по шлему. Подшаг в сторону за правую руку противника, освобождает пространство для замаха и меняет угол атаки, следующий удар бьет прямо в забрало на уровне глаз, ослепляя и заставляя отшатнуться. Еще подшаг. И пока противник восстанавливает равновесие, мощный, с разворота удар сзади в область шеи. Доспехи берут на себя основную силу удара. Мощные мышцы шеи тоже оказывают сопротивление. Но того что остается, хватает, – позвонки резко смещаются, и перестают составлять нечто целое. Противник падает, и Аттий Бузма еле сдерживается чтобы не упасть рядом.

Так бывает, что даже ничего вокруг себя не замечающая толпа на одном из Городских Базаров, что-то орущая, толкающаяся и суетящаяся в своих повседневных делах и заботах, вдруг на мгновение замирает, привлеченная каким-то сигналом. …Может это бой часов на башне Понтификата…, или слитный звук труб марширующих на Площади Войны легионеров…, блик солнца отразившегося от стекол галереи Сената, и на мгновение ослепивший всю толпу, или прорвавшийся с моря порыв свежего ветра, принесшего в душную, провонявшую камнем, человеческим потом, и гниющим мусором атмосферу базара, запах соленого океана и неизведанных земель…. На секунду, миг, полмига толпа замирает, а потом возвращается к своим занятиям, мгновенно забыв о произошедшем.

Возможно что-то подобное случилось и с обеими дерущимися армиями в том ущелье. – Все, кто еще секунду назад рубился не на жизнь а на смерть, замерли. Кто с занесенным над головой мечом, кто выставив под удар копья щит, а кто и с ужасом глядя на обрубок своей, еще мгновение назад целой руки….

…И возможно спустя мгновение схватка продолжилась бы снова…. Но в этот самый миг, над всем ущельем прозвучало слово – «Хватит». Сказанное вроде и негромко, оно было услышано в каждом уголке ущелья…. Его услышали и те кто стоял рядом с произнесшим, и бешено дерущиеся в полукуллометре от него…, и засевшие в кустах и на вершинах стрелки…. Его услышали, и послушались. Даже те кто яростными криками подбадривал себя идти в бой…, и те кто вопил и стонал от боли, получив страшную рану…, даже те кто уже почти отринув все земное, готовился к встрече с богами, – услышали это «Хватит». Услышали и послушались. Бой замер.

– Опустить оружие, – продолжил отдавать приказы Голос. И все как завоженные, выполнили приказ. – Хватит убивать друг друга. Мы имперцы. Мы братья, и не должны проливать братскую кровь…. – Голос звучал…. Звучал даже не в воздухе…. Он как-то попадал прямо в голову, минуя уши…. И этому голосу невозможно было сопротивляться. …Опустить оружие…. Осмотреть павших… Раненных относить в начало ущелья. Всем жрецам-целителям и лекарям, – собраться там же. Имерским легионерам, отойти к правому краю ущелья….. Милиции вернуться на баррикаду. Стрелкам собраться в группы…. Командирам четвертого конного легиона и Миротворцев, подойти ко мне

Главы 16

– Я же говорил, – ты и все кто еще пожелают, – могут вернуться в Империю. – Чуть устало повторил Аттий Бузма.

– Без всяких условий? – Уточнил Дестий Терц.

– Без всяких условий. Но только те кто сам этого захочет.

– Почему??? Почему ты отпускаешь нас?

– Твоих осталось чуть больше трех сотен. Если я оставлю вас у себя, мне придется кормить лишние три сотни ртов. А если отпущу, – вас будет кормить Империя. – С улыбкой ответил Аттий Бузма. И предугадывая следующий вопрос, добавил. – …А на фоне многих тысяч легионеров что служат сейчас Империи, – мне вряд ли стоит беспокоиться увеличением Имперской Армии, еще на три сотни человек. Так что я предпочитаю отпустить тебя и тех кто пожелают идти с тобой, иначе мне придется либо экономить припасы, либо обагрить руки братской кровью. А я не хочу ни того не другого.

– Но ты сказал, что даже вернешь нам оружие, Бунчуки и коней…???

– Верну.

– Почему?

– О боги…. Как же ты недоверчив Дестий Терц. – Я верну вам оружие и Бунчуки, потому что иначе вас ждет децимация. А я не вижу смысла лишать Империю стольких хороших воинов, только из-за того что в бою мне повезло больше. А коней верну, потому что иначе вы не успеете выбраться из Гор до снега и перемерзните тут как крысы.

– Хм…. А как же ты будешь кормить тех кто останется?

– Да уж придумаю как…. Это ведь будут не дармоеды, от которых ничего кроме неприятностей ждать не приходится. А мои же солдаты.

– …Причем преданные тебе до гроба. Потому что в Империи их даже гроба не удостоят! Трупы предателей оставляют без погребения.

– Предатели иного обращения и не достойны. Но одно дело предать Империю внешнему врагу, а другое, – ввязаться в разборки Сидящих Во Дворцах…. Ты правда хочешь подохнуть ради архиважнейшего вопроса, – Чья задница будет греть Трон Мэра?

– Этот вопрос решают БОГИ!!!

– Ага. Только дохнут при этом простые солдаты, и прочий, подвернувшийся под руку народец.

– Ты говоришь не как Благородные….

– Угу…. Вот ты меня и уличил. Подтвердилась версия про Самозванца! Сомневаешься что я Аттий Бузма?

– Трудно в этом сомневаться, после того как ты в одиночку перебил десяток Гвардейцев! Тем более что я видел тебя и раньше, и не могу не верить своим глазам…. Однако я видел и твои похороны. Как ты мне это объяснишь?

– Ты сам сказал. – «Этот вопрос решают Боги». – Может они решили что похороны были преждевременны?

– Но ты их все-таки отпускаешь? Почему?

– А что ты мне предлагаешь с ними делать Цинт Виннус Оттон? – Оставить бродить по округе подыскивая случай устроить бунт против бунтовщиков? Перебить как собак? Держать их в твоем погребе? – Так твой погреб не настолько велик, чтобы вместить их всех. К тому же они там вылакают остатки запасов вина, а я предпочел бы сделать это сам. А казнив их, мы восстановим против себя всех остальных легионеров Империи.

– Ну…. Ты мог бы попытаться переманить их на нашу сторону.

– Ага. Изменив собственному слову и посадив на цепь. …Я же обещал этим людям, что отпущу их, если они бросят оружие. Я исполняю свое обещание.

– Но я же вижу что у тебя есть какие-то другие соображения….

– Ну конечно есть! – Кто я сейчас для Империи? – Самозванец, присвоивший себе имя Великого Героя, павшего за Мэра. Эти люди вернутся в Империю, и поползет слушок что настоящий Аттий Бузма, которого после смерти начали нахваливать еще сильнее чем при жизни, оказывается жив-здоров, да еще и воюет против Мэра, на стороне тех самых бунтовщиков, сражаясь с которыми, он якобы и погиб!

– Ага!! Я знал!! Все это не просто так. …Но каков тогда наш следующий ход?

– Продолжай торговаться с Мэром. Думаю раньше он не отвечал тебе, поскольку не хотел оставлять никаких документальных подтверждений что я жив. Мог подозревать провокацию. …После того как вернувшиеся легионеры и так разнесут это известие, – ему не останется ничего иного, как пойти на сделку. Тогда ты сможешь предать меня за максимальную цену.

– …Опять ты про предательство. Это уже начинает действовать на нервы! Ведь теперь после одержанной победы, ты вполне можешь….

-…Ох…. Ну какой же ты дурень Цинт Виннус Оттон. – Я конечно понимаю твое воодушевление. Но где ты увидел эту победу? – Мы, напав из засады на какие-то жалкие пять сотен легионеров, и имея трехкратное преимущество в людях, – понесли практически равные им потери. …Нет. Не подумай что я упрекаю тебя. – Именно на твоем участке и было самое жаркое место схватки, потому и людей ты потерял так много. Но!!! Но ты понимаешь, что будь у тебя под рукой не собранные из охранников и горцев отряды Милиции, а настоящие обученные и закаленные легионеры, – наши потери насчитывались бы десятком-двумя, а не полутора сотнями человек? Вспомни как спешенные всадники прорвали ряды наших вояк, и чуть не вырезали вас всех…. А теперь вспомни что в Империи, подобных вояк, даже после Горской кампании, осталось еще больше восьмидесяти тысяч и еще тысяч шестьдесят вспомогательных войск. И это только кадровых, опытных и хорошо обученных. А если собрать всех, кого Закон Империи причисляет к Армии, то к этим кадровым, прибавится еще сотня тысяч таких же малообученных как наши! И ты по-прежнему хочешь воевать с Империей?

– Но на что нам в таком случае вообще надеяться? К чему Мэру торговаться с нами и вести переговоры. Он может просто раздавить нас.

– А о чем вы думали поднимая этот бунт? …О своих обидах и амбициях? …А нет…, дай-ка я угадаю…. – Вы просто тупо не знали количества солдат в легионах!!! Я прав?

– …Э-э-э, – полагаю что в какой-то мере прав. Мы как-то больше привыкли оперировать количеством голосов в Сенате, а не количеством мечей и копий. …И не надо над нами смеяться. – Приличных бунтов, в Империи не было уже почти пять сотен лет! …Так что же нам делать?

– Надеяться на благоразумие Мэра. На то что ему хватит разума не затевать большой свары, когда дело можно решить куда более легким способом.

– Ты имеешь ввиду меня и мое «предательство»?

– Тебя, и не только. Полагаю уже немалое количество Ловцов, или даже членов Гильдии Убийц, получили задание….

– Ты думаешь Мэр попытается расправиться с нами руками убийц?

– Необязательно убивать. Надо внести разлад в наши ряды. Кого-то запугать. Кого-то подкупить. Посеять подозрения. Перессорить…. Если хорошенько взяться за дело, то к весне вы сами друг дружку перережете, не надо будет и легионы посылать.

– Твое пренебрежительное отношение к Благородным Юношам, иногда становится обидным. Мы между прочим, почти все приятели с детства. А в Горы поехали только единомышленники. Случайных людей тут нет!

– Ага… И как поведут себя эти единомышленники, когда украденный у одного из них запас вина, вдруг обнаружится в подвале у другого? …Когда парочке-тройке Юношей, пребывающих в родстве с Кордиусами, начнут намекать что у них есть куда больше прав на Трон, чем не только у меня, но и у нынешнего Мэра? Когда кто-то…, ну допустим из рода Валегиев, напишет, анонимно конечно, обидный стишок про тебя и твою жену, и наклеит его на всех заборах? – Дашь ли ты ему достойный отпор? …А зима долгая. Скука страшная. Враг пока далеко и делать в общем-то нечего…. Самое время немножко поругаться!

– Чушь!!! Этими спорами, стишками и намеками, мы занимаемся сотни лет подряд. Мы их почти и не замечаем.

– Ага. Там, в Империи, это было приятным времяпрепровождением, вносившим толику пикантности и остроты в ваши, по большей части, скучные жизни. Но теперь, в Горах, – каждая обида будет восприниматься горше раз в пять-десять, и в конечном итого приведет к тому, что все единомышленники передерутся из-за бочек вина, стишков и косых взглядов.

– Но ты мой, НЕблагородный друг забываешь, что сейчас перед нами стоит куда более Высокая Цель, и грозит Большая Опасность. Так что думаю, – передраться из-за мелочей нам не грозит.

– Грозит мой друг. Еще как грозит. Поверь мне, я изучал эти приемы в Школе Ловцов. С помощью подобных мелочей, была свергнута не одна династия в варварских царствах, поднят не один бунт, или разбит надежный, казалось бы, союз. Против Главной Опасности, вы может и стоите заодно. Но против мелких ссор и споров, будете бессильны. Медиоланский тур, – самое сильное животное на свете. Его даже львы и медведи, предпочитают обходить стороной. Но стая слепней может заставить его мчаться куда глаза глядят, пока он не переломает ноги о корягу или нору суслика. Не надо недооценивать мелочи. Это как фехтование, – противник бережет свои самые уязвимые места, прикрывает их доспехами, загораживается щитом, отражает удары мечом…, но тут укол в ногу, там порез руки, – и вот противник уже истекает кровью, и у него нет сил поднять меч. Вот такими мелкими уколами сейчас Ловчая Служба и начнет вас уничтожать. …Но и пару-тройку лидеров прикончить, для создания хаоса и паники, совсем не помешает.

– Так значит я, и мой семья тоже…. – Вдруг всполошился Цинт Виннус Оттон.

– Надеюсь что твоей головы в списках нет, – успокоил его Аттий Бузма. – Разве только если удастся устранить меня. А до этого, ты будешь последней надеждой Мэра.

-…Но как нам тогда защититься от этих мелких уколов?

– Ну…. Главное оружие против такой тактики, – Правда и Знание. Так что на ближайшем собрании своих Благородных Юношей, ты и расскажешь своим единомышленникам про новую опасность. Надеюсь, это заставит кого-то лишний раз подумать, прежде чем сделать опрометчивый шаг. Ну а я…, А я возьмусь организовывать Ловчую Службу! Как ни смешно это звучит. Будем пытаться отлавливать шпионов и агентов Империи. А заодно и приглядывать за Благородными Юношами. Один хрен, не больно-то я вам всем доверяю.

– Когда-нибудь я на тебя серьезно обижусь….

– Ничего страшного. Главное не забудь скорчить скорбную физиономию на моих похоронах, а не лыбься как блин на сковородке.

А потом потянулись долгие и скучные будни. Караваны успели вернуться до первых настоящих снегов, обеспечив бунтовщиков провизией и оружием, и отправиться с новым заданием. Пополнение запасов было весьма кстати, потому как примерно сотня имперских легионеров пожелала остаться в Горах, и их надо было чем-то кормить. И к особому удовольствию Аттия Бузмы, одним из этих перебежчиков, стал Торус, принявший приглашение Аттия Бузмы стать его телохранителем.

Зато, в противовес примкнувшим, ряды бунтовщиков покинуло большинство горцев, которые не видели смысла торчать в неуютных казармах, раз до схода снега грабить Империю все равно никто не будет. Лучше уж провести это время дома, с семьей, хвастаясь перед земляками своими подвигами, а не маршируя по площади, или ползая по Горам, ради каких-то там тренировок и маневров. Возможно имперцам все это и было нужно, но горцы-то сразу рождаются воинами, и их специально чему-то обучать не было никакой необходимости.

И откровенно говоря, Аттий Бузма был этому рад. Он уже продемонстрировал Мэру свою силу, и дал намек на то что сможет поднять Большое Восстание. И теперь шляющиеся вокруг крепостей и поселков Благородных Юношей толпы вооруженных горцев, были явно лишними. Пусть уж сидят по домам. – Был большой шанс, что служба в Милиции показалась им скучной, и они вообще не вернутся назад, если только бунтовщики, по весне не бросят клич, или сами не нападут на Империю. Потому-то Аттий Бузма и не стал настаивать, или даже Приказывать им остаться. А вместо этого оставшись наедине, Договорился с несколькими воинами из каждого клана, чтобы они послали ему весточку, если в их селениях появятся люди, которые будут подговаривать их против бунтовщиков, или наоборот, – торопить напасть на Империю. Примерно так же он Договорился с людьми большинства Благородных Юношей. Чтобы те присматривали за своими хозяевами, и сообщили ему если те начнут дурить, или в их поселках появятся новые люди н настроения.

Он уже довольно неплохо освоился в науке копаться в мозгах и подчинять чужую волю. И потому почти не сомневался, что когда Ловчая Служба начнет мутить воду в его прудике, он это сразу узнает. Заодно он проехался по постоялым дворам Северного Пути, после чего в каждом из них появился конюх, слуга, или даже сам трактирщик, душой и телом преданные лично ему, и готовые сообщать о каждом подозрительном незнакомце.

Однако сейчас, как понимал Аттий Бузма, – его главным врагом была не Ловчая Служба или колдуны…. Его главным врагом была скука. Долгая бесконечная скука. Когда приходится неделями сидеть в своих домах, бесконечное количество раз обозревая одни и те же заваленные снегом вершины. Слушать свист ветра в печных трубах, и бесконечные разговоры об одном и том же. На такое были способны только дикари-горцы. Даже простой имперский мастеровой, и то привык к большему количеству развлечений, от выступления площадных трупп, загулов в кабаках, гладиаторских боев, карнавалов, армейских парадов, шествий жрецов, празднества различных гильдий…. Сложно было перечислить все возможности остановиться и поглазеть, а то и поучаствовать самому, которые предоставляла Империя своим даже самым ничтожным гражданам. А уж что говорить о Благородных Юношах, чья жизнь состояла сплошь из праздников и развлечений? – Даже страшно было представить, как они переживут бесконечную скуку горской зимы.

У него-то была привычная защита от скуки, – Работа. Еще в Школе Ловцов, в него накрепко вбили привычку заставлять себя трудиться физически либо умственно. – «Даже если Ловца несут в паланкине в бордель, он развалясь на мягких подушках и потягивая вино, – запомнит все повороты, характерные приметы местности, и лица встречных людей». – Так учили его наставники. – «И даже пусть это никогда ему не пригодится. – Главное чтобы мозги не закисли».

Как же заставить не закиснуть мозги Благородных Юношей? – Аттий Бузма долго думал над этим, а потом решил, что проще всего прибегнуть к старому испытанному способу, которым Благородные спасаются от скуки уже сотни лет. Он созвал чрезвычайное собрание Сената, постаравшись вытащить как можно больше Благородных Юношей из их селений и крепостей. Приехали не все. Но те кто остался дома, видимо и там нашли для себя какое-то спасение от закисание мозгов. Съехавшихся же, Аттий Бузма загрузил планами обустройства и составлением законов их Новой, пока не существующей, (и вряд ли имеющий шанс на существование) Империи. Подражая отцам, Благородные Юноши немедленно разделились на фракции и партии, и начали долгое обсуждение плавно перешедшее в политические разборки, споры, подковерные интриги, заключение тайных союзов, предательства и прочие радости политической жизни, к которым Благородные Юноши привыкли с детства.

Минусом всего этого было то, что теперь и Аттию Бузме пришлось время от времени влезать в эту песочницу ради третейского судейства и урегулирования споров чересчур разошедшихся противников. А плюсом, – помимо того что Благородные Юноши не кисли от скуки, – его завалили грудами доносов и докладов, благодаря которым он держал руку на пульсе всех происходящих в среде Благородных Юношей событий, а также узнал немало нового об их прошлом, настоящем и возможном будущем. О таком не могла мечтать даже Ловчая Служба! Частенько, сидя вечером у пылающего очага, за кружками горячего вина или шшаца, они с Цинтом Виннусом Оттоном и тихонько сидящей в уголке Шшасой перечитывали наиболее «замечательные» доносы, ухахатываясь над избранными местами. И это тоже спасало их от долгой зимней скуки.

Чем еще развлекался Аттий Бузма в эту зиму? – Ловил шпионов.

В раскинутую им сеть, попалось шесть Ловцов. Сопротивляться его методу Допроса, они не смогли, и быстро сдали своих связных, агентов, и начальников. Заодно рассказали про успехи и достижения. Кого успели завербовать, кого пошантажировать, кого запугать…. Аттий Бузма принял соответствующие меры, устранив парочку генералов Ловчей Службы, забравшихся слишком далеко в Горы, перевербовал нескольких агентов, и поговорил с объектами вербовки, шантажа и запугивания. – В общем рутина. Копаться в чужих мозгах стало слишком привычно, и потому скучно. Куда интереснее было писать послания Мэру, пытаясь облапошить его, не прибегая к действию Магии. Так что когда Цинт Виннус Оттон получил ответное послание с первым серьезным предложением поговорить, – это показалось Аттию Бузме истинной победой. Куда более важной, чем разгром пяти сотен имперских легионеров. Первое послание было подписано Личным Секретарем Мэра Романом Актусом. Однако внимательно вчитавшись в каждую строчку, Аттий Бузма узнал в нем немало оборотов и фраз свойственных самому Мэру. Послание было достаточно нейтральным, и состояло по большей части из приветствий и пожеланий доброго здоровья самому Цинту Виннусу Оттону, его жене и будущему ребенку. Из чего можно было понять, что Мэр внимательно приглядывает за своим подданным и хорошо знает его слабые места. В ответ Аттий Бузма и Цинт Виннус Оттон составили столь же туманное послание, в котором высказывалась мысль, что ребенку будет весьма полезен приморский климат на побережье, где лежит одно из загородных поместий Цинтов, и ностальгические воспоминания о том как прекрасен дворец Цинтов в Городе, особенно если присоединить к нему соседний особняк Валегиев, и вскользь упомянуто, что вот уже восемьсот лет, каждый представитель очередного поколения рода Цинтов верно служил Империи в Сенате.

Следующее письмо с грустью сообщало что Дворец Цинтов в данный момент занимает более преданный династии Романов человек, Сенат сейчас пустует, а в поместье квартируется Второй Северный Легион, однако…. Друзья воспрянув духом, составили письмо в котором Цинт Виннус Оттон клялся и божился в своей неизмеримой любви и преданности интересам семьи Романов, и изъявлял готовность сделать все возможное чтобы доказать это. Но прежде чем это послание было отправлено, – в Шссшиг пришел очень неожиданный гость и принес удивительную весть.

– А ты и возмужал парень! Тебя почти не узнать.

Глядя на этого обычного, невзрачного пожилого горожанина, стоящего во внутреннем дворике дома Цинта Виннуса Оттона, можно было только догадываться как он умудрился пробиться через все заваленные снегом перевалы, и как ему вообще хватило сил пройти весь этот путь. Но Аттий Бузма прекрасно знал кто стоит перед ним, и к ощущению радости, добавлялась немалая капля опасения и настороженности.

– Ну дядюшка Кастий, мы ведь не виделись уже больше трех лет…. Однако я очень рад тебя видеть. А есть ли какие-нибудь новости о….

– Он мертв. – Коротко сказал дядюшка Кастий, некогда правая рука Аттия Бикма. – Когда за ним пришли, он не стал медлить и воспользовался кинжалом, предварительно уничтожив все бумаги.

…Да… Судя по всему, – путь этот дался дядюшки Кастию совсем не просто. Потому что пройдя сквозь заваленные снегом перевалы, по длинному, не простому даже в летнее время пути, дядюшка Кастий не стал останавливаться на пороге дома, куда его попыталась не пустить охрана. …Вроде бы Ловец не должен был привлекать к себе столько внимания…. Но трое охранников Аттия Бузмы, в данный момент валялись возле порога дома, поскуливая от боли. Однако выскочившего из своей кладовки с мечом в руке Аттия Бузму, ждали примирительно поднятые руки, и доброжелательная улыбка старого наставника.

– Что ж, – Империя перемолола самого преданного своего патриота, из всех кого я знал! –Сказал он дядюшке Кастию. – Проходи в дом. Скидывай свою одежду, погрейся у очага. Давай выпьем за него… Но как спасся ты?

– Я в последнее время проводил много времени в Южных Горах. – Ответил дядюшка Кастий, быстро выпутываясь из вороха овечьих шкур, и блаженно протягивая руки к горящему очагу. – Там меня и застало известие о Бунте. …Эти дурни понадеялись взять меня живым, но старина Кастий еще помнит с какой стороны браться за кинжал, и куда надо надавить, чтобы хрустнула шея!

– Да уж…. – Сказал Аттий Бузма, невольно потирая собственную шею. – Твои уроки забыть трудно. – Сейчас подогреется вино…. А пока попробуй-ка этого сыра…. Горский конечно, но его делает родня хозяйки Дома, так что будь к нему снисходителен. А я пока велю слугам приготовить еды. Но что было дальше?

-…В общем я смог удрать, запутал следы, а потом под видом караванщика вернулся в Медиолан, и скрывался там два месяца в нашем тайном убежище. Заодно наводил справки…. Благодаря тому что генерал Викт успел уничтожить бумаги, парочка сетей из нашей организации осталась незамеченной. А может их просто не стали брать, в надежде приманить в эти сети ускользнувших мух. Но как бы то ни было, я связался с нужным человеком. Он до сих пор состоит в Ловчем Комитете. Тот и рассказал мне правду о том что произошло во Дворце, и про судьбу генерала. …Кстати, они до последнего времени не верили что ты спасся, и думали что в Горах и правда объявился самозванец…. Лишь когда вернулись разбитые тобой легионеры, которые лично видели тебя еще в Ту кампанию, – поневоле пришлось поверить в это чудо….

-…И послали тебя проверить?!?! – …Жаренного мяса?

– Да хоть сырого… Меня конечно попросили проверить. Но и ноги уносить мне тоже было пора. А сейчас, пожалуй самое безопасное место для меня, тут. Ты ведь не прогонишь старого дядюшку Кастия…, да и я тебе могу пригодится….

– Хм… Конечно не прогоню…. Только сначала ответь мне, – а ты часом не подослан сюда Ловчей Службой чтобы устранить парочку мелких проблем?

– Нет. Я не знаю как……

– …Хорошо. – Остановил его объяснения Аттий Бузма, за секунду успевший Проверить правдивость старого наставника. – Верю. А может ли так быть, что те кто переправил тебя сюда, работают на Мэра? – Выдвинул он очередную версию.

– Вполне. Однако парень, – с какой стати ты поверил одному единственному «Нет»? Ты разочаровываешь меня.

– Хм… Тогда чтобы не разочаровывать тебя, скажу что не готов открыть перед тобой все свои секреты. Однако знаю, что ты не подослан как агент. Но все ли ты знаешь о планах пославших тебя сюда?

– Намекаешь на слово «болван»? – Да, меня могли заслать как болвана. Поэтому я прошу тебя быть острожным с теми сведениями что я принес, ибо у них лишь один источник, и ты сам уже понял степень его надежности.

– Ты меня заинтриговал дядюшка Кастий… – Кашу будешь? ее тут умеют готовить вполне съедобно.

– Итак первое. – Начал дядюшка Кастий, умудряясь при этом лихо наворачивать горскую просяную кашу. – Ловчая Служба слишком недовольна Мэром. Он поступил с нами не правильно… Нельзя так резать Ловцов, которые в сущности старались ради него. Причем резня продолжается и по сей день. Конечно никто пока открыто не поддерживает бунтовщиков, то есть вас…. Но шепотки идут крайне недовольные и опасные. Если ты покажешь свою силу, на твою сторону могут перейти очень многие. Примерно тоже самое происходит и в Армии. Ты там был очень популярен…. К тому же среди сотников и тысячников немало тех, кто связан родством или дружбой с Сенаторами, вырезанными Мэром. Особенно много таких в элитных частях вроде Миротворцев, Морских Экипажей и Всадников….

– Да. Я заметил что среди тех легионеров что гостили тут у нас по осени, не было ни одного Благородного…. – Заметил Аттий Бузма.

– Вот-вот. Благородным сейчас не очень-то доверяют…. Мэр пытается ставить на все ответственные посты людей низких каст. И это отталкивает от него тех Благородных, что пока еще остаются лояльными к нему…. Даже народ бурлит. Что ни день, на площадях появляются рисуночки и стишки, не слишком приятного для Мэра содержания. Он совершил ошибку, а народ не прощает своим правителям ошибок!

– Ошибку?

– Даже две. Во-первых не смог убить тебя. А во-вторых упустил детей Сенаторов, оказавшихся в Горах. Так что Благородные разборки не остались как обычно внутри дворцов, а выплеснулись за стены Северной Ограды. Небожители вдруг предстали перед толпой в весьма неприглядном виде. А ты сам понимаешь, – народу только дай повод….

– Хм… А что там говорят про нас?

– Не столько про вас, сколько про тебя. Хотя и твоих Благородных приятелей, вроде тоже как жалеют. Толпа забывает что сыном Сенатора может быть и мужчина лет под сорок. Так что все вы для толпы, невинные детишки-сироты, изгнанные в Горы на холод и голод, и там борющиеся за справедливость.

– А куда смотрит Ловчая Служба? – Искренне возмутился Аттий Бузма. – Неужели так сложно распустить слухи про то как мы жрем девственниц и насилуем младенцев…? Припомнить Золотой Молодежи их богатство, праздный образ жизни, лень, пороки и прочее….

– Пытались. Но Службу сильно лихорадит. Слишком многие думают больше о спасении шкуры, чем об Империи. Да и народ всерьез завелся, особенно когда вернулись легионеры подтвердившие что ты это ты. И рассказавшие как хорошо ты с ними обошелся. Мэр оказался в положении человека пойманного за руку. Он ведь наврал про твою смерть, и даже устроил похороны. И попался на этом как базарный воришка… А уж сколько баек идет про чудеса что ты совершаешь….

– Какие еще чудеса? – Сразу насторожился Аттий Бузма.

– Ну, ходят слухи что ты, как истинный Наследник можешь лечить наложением рук. Якобы какая-то убитая стрелой горянка, воскресла и сразу начала ходить, едва ты приложил руки к ее ране! Что твое спасение, это прямое вмешательство Богов, которые чуть ли не подняли тебя из могилы…. И якобы они продолжают тебя оберегать. Потому пущенная в упор стрела убийцы, чудесным образом облетела вокруг тебя…, есть еще вариант, – пролетела насквозь…. Что в битве рядом с тобой замечали тени. И это тени Богов, прикрывающие тебя от ударов вражеских мечей. И это одна из версий, почему ты сразил в одном бою целый десяток Гвардейцев, а сам не получил ни царапинки. А по другой, – они не смогли тебя убить, поскольку ты подлинный Наследник. …А боги точно говорят твоим голосом, потому что ему невозможно не подчиниться. Что скажешь насчет всего этого???

– Ну… во-первых не десяток…. Их оставалось всего шестеро. А во-вторых я был не один.

– Все равно. Как твой учитель, могу собой гордиться! Но оставим Гвардейцев, и даже богов. Что насчет Наследника?

– Не знаю дядюшка Кастий, насколько ты там в Горах, был в курсе последних сплетен…. Но слух про Наследника пустил сам Мэр, надеясь выманить на эту приманку своих тайных недоброжелателей. Мы-то с тобой понимаем какой это бред!

– Хм… А знаешь парень…, уж позволь мне так назвать тебя по старой памяти, когда мы наедине. – Я ведь лично копался в твоем прошлом, пытаясь отгадать откуда ты такой взялся…. И не нашел ничего! А это, согласись очень странно. Такое возможно только если кто-то очень постарался скрыть твою тайну. Кто-то очень сильный и могущественный.

– Ага. Вот только не надо делать вид, что Ловчая Служба отслеживает родословную каждой помойной шавки в Империи! И знает про каждого рожденного шлюхой младенца.

– Ну может и не отслеживает и не знает…. Однако если мы сильно хотим узнать и отследить, – это нам редко не удается…. Кстати. В Гильдии Шлюх, ведут весьма прилежный учет. И все записи у них в полном порядке. А шлюха должна доказать свою беременность, чтобы не продолжать платить обычную ставку налога. Так что судьбы всех, имеющих примерно твой возраст детей рожденных шлюхами, мы отследили….

– Ну не шлюха, так кухарка залетевшая от хозяина, или еще кто-нибудь-там…. Какая разница?

-Может и никакой а может….

– М*да…. Дядюшка Кастий, по старой дружбе открою тебе большую тайну. – Я вообще не собираюсь возвращаться в Империю, так что все эти разговоры бессмысленны. А вся эта аферы была задумана ради…..– И тут Аттий Бузма, накидал перед дядюшкой их с Цинтом Виннусом Оттоном план.

– Во-первых. – Пожурил его дядюшка Кастий. – С какой стати ты рассказываешь это первому встречному, особенно если знаешь, что он может работать на противника? Во-вторых, – А почему бы и нет? У тебя есть шанс влезть на самую вершину. Ты будешь жалеть весь остаток жизни, если не воспользуешься им! ….А в третьих, – получается что моя новость о том что твой приятель ведет переговоры с Мэром, уже устарела.

– Но я вижу что у тебя есть еще что-то? – Проницательно глядя на дядюшку Кастия, заметил Аттий Бузма.

– А вот это уже, самое недостоверное из всего что я тебе сказал ранее…. – Ходят слухи, что Мэр при смерти!

-…И насколько они достоверны?

– Ну…, если человек…, Генерал Гартис член Ловчего Комитета, пересказавший мне их, не лжет специально, – У него есть все возможности узнать правду.

– И откуда пошли эти слухи? Сам понимаешь, как важны подробности…

– Последнее время Мэра никто не видел…. Даже не пирах и официальных мероприятиях, его заменяет Безумная Племянница. Во внутренние покои Дворца тоже никого не пускают, кроме доверенных слуг и Гвардейцев. И там вот уже больше трех недель, сидит группа лучших лекарей, так же не имеющая связей с внешним миром.

– А Генерал Гартис не намекнул на причины этого…, недомогания?

– Он осторожно, очень осторожно провел расследование. Судя по помойке, из внутренних покоев выносят окровавленные бинты.

– Кто-то пырнул Мэра кинжалом??? Кто-то из обиженных Благородных? – Трудно поверить. Я знаю насколько это непросто. Гвардейцы никогда не подпустили бы к нему убийцу, а если бы и подпустили, то не позволили бы обнажить оружие….

– Ага. Мы все тоже так думаем. Кое-кто из не самых глупых людей поломали головы над этой загадкой!

– И к чему пришли?

– Сам подумай, – Кого Гвардейцы подпустили бы к Мэру, позволили бы обнажить оружие, и кого бы они не стали убивать мгновенно?

– Ты намекаешь на Племянницу? – В этом есть смысл. Гвардейцы попытались бы закрыть от нее Мэра своими телами, а на это ушло бы гораздо больше времени…. И даже загрызи она Мэра на глазах у всех, Гвардейцы не только не тронули бы ее, но и прикончили каждого, кто посмел к ней приблизиться…. А потом охрана Мэра покончила бы с собой….Но какие цели она преследовала?

– Ну, она же официально обручена. Свадьба должна была состояться почти четыре месяца назад, но была отложена под благовидным предлогом…. Однако она все равно Наследница, и в качестве ближайшей родственницы, и в качестве невесты. …Хотя я больше склоняюсь к тому что она просто безумна.

-….Не столько безумна, сколько сумасбродна и порывиста…. Иногда она сначала делает, потом думает….

– Тебе лучше знать. Она Твой персональный Враг!

– Хм…., ну да. Конечно…. Мой персональный Враг….

– Однако, ситуация с Мэром должна проясниться во время празднований Нового года. Тут он уже не сможет выдумать благовидного предлога. Если Мэр не проведет первую борозду пашни, не появится в Храме Всех Богов, и не поднимет первую чашу Всеобщего Пира…, народ взбунтуется и пойдет брать Дворец штурмом!

-… А что будет если его везде заменит Наследница?

– Ну… Те кто меня послал, очень надеются на то что к этому времени твоя Армию спустится с Гор и осадит Город.

– Ага. Я уже однажды попался, спасая Мэра от его племянницы. Будет очень глупо, если войдя в Восточные ворота, я встречу там встречающую делегацию, в составе ухмыляющегося Мэра, Безумной Племянницы и четвертого Легиона, блокировавшего меня на Большом Тракте.

– Ну… это тебе решать. Однако если ты дашь ей время официально занять Трон, – То сковырнуть ее оттуда будет уже в десятки раз сложнее. Сейчас вы на равных, два официальных наследника. А если упустишь время, – останешься бунтовщиком против Законной Власти.

– Дядюшка Кастий. Сколько раз повторять тебе, что я вообще не собираюсь драться за Трон? Все что я сейчас пытаюсь понять, – как возвышение Романы Комнус Виллии Кордиус Виллиныповлияет на судьбу моих друзей.

– Да она начнет резать всех, кто хотя бы разговаривал с тобой. И не успокоиться пока не увидит твою отрубленную голову!

– Такой вариант возможен. Хотя если я ей пообещаю, что никогда не вернусь в пределы Империи…. Впрочем тут она может мне и не поверить. Формально то я все-таки один раз уже ее с этим надул.

– О чем это ты?

– Неважно дядюшка. А впрочем…. В общих чертах, – я оказался на свободе, потому что Она отпустила меня в обмен на обещание сбежать из Империи. А я, как видишь, по независящим от меня обстоятельствам, примкнул к Буиту. Так что она вполне может быть за это не слишком-то расположенной ко мне.

– Не слишком расположенной? – Да вся Империя знает что вы смертельные враги. И уже неоднократно пытались убить друг дружку на поединке! Что она прибегла к яду, когда выбор Мэра пал на тебя, а ты в ответ попытался устроить переворот, когда она, возможно чарами, заставила Мера с ней обручиться! А ты говоришь про какие-то обиды…. Кстати, а почему она тебя отпустила?

– Потому дядюшка. Что та Безумная Племянница, образ которой нарисовала себе толпа в своем воображении, имеет очень мало реального с подлинной Романой Комнус Виллией Кордиус Виллиной. Да и нашу вражду толпа сильно преувеличивает. Мы знаешь ли…., очень друг друга уважаем…. Назовем это так! …Одно плохо. Я действительно даже представить себе не могу, что она станет делать, если сядет на Трон. Если поступки Мэра, я еще худо-бедно мог предсказать. То это для меня полная тайна.

– И что в таком случае ты собираешься делать?

– Сидеть и ждать новостей. А уже потом, решать проблемы по мере их поступления. Ты же дядюшка, прошу…, нет, приказываю тебе. – Никогда никому не упоминай о «болезни Мэра». Иначе на нас обрушится целый дождь из проблем…. Лучше скажи, не возьмешься ли ты возглавить мою личную Ловчую Службу?

Однако дождь проблем пролился совсем из другой тучи. Не войска Империи, не Горцы и не Благородные Юноши, обрушились на него очередной бедой. …Просто в один момент Аттий Бузма почуял себя котом в окружении собак, со вздыбившейся на загривке шерстью, выпущенными когтями, и безумным желание рвать, пластать и кусать, спасая свою жизнь любой ценой. Так он догадался что поблизости появились Колдуны. Как удав расправляющийся со своей жертвой обматываясь вокруг него, а потом медленно натягивающий на ее еще теплый труп свое тело, так присутствие колдунов обволакивало и затягивало в себя мозг Аттия Бузмы. Он их чувствовал…. Он чувствовал что где-то там, в Горах, совсем уже недалеко, появилась та грозная сила, перед которой трепетала даже Могущественная Империя. И он понимал, что тут уже не удастся избежать проблем с помощью хитрости или прибегнув к помощи своих людей. С колдунами придется разбираться ему самому, их же оружием, на их поле, и по их правилам. Иначе они его сомнут и скатают в комок, как ненужный лист бумаги. С этими колдунами, – стоит только показать слабость, хотя бы дать намек не то что увиливаешь от схватки, – и пощады не будет.

…А тут еще и приходится объяснять своим же, почему это Командующий и Лидер, отравляется в Горы даже не взяв охраны! Куча доброжелателей, не говоря уж о личной охране возглавляемой Торусом, подошла и предложила себя в качестве сопровождающих. Еще больше народу потребовало отчет «почему?» и «с какой стати?». При этом он не сомневался, что и первые и вторые пошлют за ним соглядаев. Первые с целью защитить, вторые, – узнать секреты. Предлог что все это делается в интересах Ловчей Службы, конечно принимался, но без особого энтузиазма…. Особенно дядюшкой Кастием, который уже вошел в курс всех дел этой организации, и никаких особых причин подвергать себя такому риску не видел.

Так что когда Аттий Бузма вырвался из поселка, и пропетляв по окрестностям сбросил все хвосты, ему показалось что сложнейшая половина дела уже сделано. Как он ошибался!

…Он нашел это плато. Наверное даже горцы бы не смогли…, но сидящая в голове стрелка компаса, после двух недель путешествия, безошибочно вывела его к высокому, с обрывистыми стенками горному массиву. И та же «стрелка» дала понять, что искомая цель путешествия лежит где-то там наверху. А единственный способ попасть туда – либо карабкаться по отвесной стене, либо взлететь. Но летать он не умел. Пришлось стреножить коня, скинуть большую часть доспехов и снаряжения, и карабкаться, чувствую что несколько пытливых глаз при этом неотрывно сморят на него, оценивая каждое движение, как физическое так и магическое.

Наконец стенка была преодолена. Перед Аттием Бузмой лежала небольшая, вполне себе уютная долина…. Уют и красоту даже не портили груды черепов то тут то там сложенные вдоль вьющейся к центру долины тропы. А вот ощущение жуткого холода вдоль позвоночника, что вызвала у него мысль идти по этой тропе, – существенно мешали нашему герою наслаждаться видами и красотами. Однако он пошел. И вскоре увидел лагерь. Вполне обычный лагерь, что устроила бы группа из дюжины человек, путешествуя по горам. Хотя нет! – Привычный взгляд Ловца отметил несоответствия лагеря ни горским обычаям, ни привычкам караванщиков. Не в чем-то серьезном, а в мелочах, типа того как был подвешен котелок над костром, сложены дрова, расставлены палатки… Те кто ставил этот лагерь были чужими. Не только потому что были колдунами, но и потому что выросли вне пределов Империи.

Они все и на вид отличались от привычного Аттию Бузме шаблона. Мужчины неопределенно возраста… С молодыми телами, но глазами довольно старых людей…. Одеты очень по разному. Поневоле искушенный в моде и стилях, Аттий Бузма отметил что их одежда явно принадлежит к разным народам и традициям. Наиболее знакомо был одет человек в халате коллопского купца, Аттий Бузма повидал таких в Империи немало. Только вот все лицо и руки этого «коллопского купца», покрывал узор цветных татуировок. Аттию Бузме даже поначалу показалось что это вообще не человек, а какой-то демон. Но приглядевшись, – убедился что демонами тут не пахнет. Как ни странно, это сразу приободрило его. «Колдуны, – те же люди, только обладают особыми способностями» – Вдруг всплыла в его голове, услышанная наверное от Старика фраза. – «А способностями обладаю и я. И не только к колдовству, но и к уничтожению разных там людей!». – успокоил он себя, и сделав надменную физиономии подошел к группе сидящих возле костра людей. Здороваться первым он даже не подумал, а просто встал в горделивой позе, изображая лицом брезгливую скуку.

– Я рад видеть тебя в нашем кругу! – Наконец, не выдержав напряженной паузы, сказал один из колдунов, в котором Аттий Бузма опознал того самого, что навещал его в крепости.

– Я услышал ваш зов….. – Нейтрально сказал на это Аттий Бузма.

– Мы решили что нам пора поговорить….

– Говорите.

– Садись. – Довольно грубо вмешался татуированный. И Аттий Бузма почувствовал будто его череп сжимают раскаленными клещами. – Разговор будет долгим.

– Я сяду, когда сочту что разговор стоит того чтобы быть долгим. – Не стал уступать ни пяди Аттий Бузма, смотря на сидящих сверху вниз, и нажим клещей ослаб.

-…Мы предложили тебе свою помощь. И ты ее принял. – Влез в разговор высокий блондин, в какой-то зелено-бурой хламиде. – И я…, мы все, мы думаем что вправе узнать о твоих планах….

– Я согласился на то, что вы присоединитесь к моему войску в качестве лекарей. А я не привык делиться с лекарями планами военной кампании. – Продолжая корчить из себя небожителя, снизошедшего до общения с золотарями Аттий Бузма, интуитивно понимая что только высокомерие и безграничная самоуверенность смогут вытянуть его из этой ситуации живым.

– Нам надоела эта чушь про…. – Рявкнул татуированный.

– Спокойно друзья! – Доброжелательно поднимая руки сказал тот кто навещал Аттия Бузму в крепости. – Не стоит начинать долгий разговор с ругани. – При этом он делал что-то такое пальцами, от чего Аттий Бузма почувствовал боль в груди.

– Не стоит ее начинать и с балаганных фокусов. – Сдерживая боль, и с презрением глядя на «пальцевыделывателя», бросил Аттий Бузма. – А потом, вопреки его же словам, бревно на котором сидел этот тип, вылетело из под его задницы.

– Хм…. Неплохо. – Сказал один из молчащих доселе Колдунов. – Судя по седой голове, и растекающейся вокруг него ауре Силы, он тут был один из главных. – Но действительно, – хватит балаганных фокусов. Вы молодежь вечно пытаетесь показывать свою силу. …Зови меня Помнящий. – представился он.

– Все играетесь в колдунов, боясь называть свое истинное Имя? – Насмешливые слова словно сами собой слетели с его языка. – Меня зовут Аттий Бузма. Меня Действительно так зовут. И мне наплевать на ваши жалкие потуги сплести вокруг моего имени какое-нибудь заклятье!

– Что же. – Добродушно, словно старенький дедушка говорящий с хвастающимся блестящим камешком или победой над соседским мальчишкой внучком, промолвил Помнящий. – Мы признаем что ты Силен и Велик, ибо твоя Магия, – это магия Древних. Однако стоит ли нам хвастаться своими способностями, когда у нас есть более важная тема для обсуждения?

Тут он конечно нашего героя уел, и тот это понял. Так же он понял, что в колдовских поединках, поражение или победа зависит именно от таких мелочей. – Заставить противника смутиться, засомневаться в себе, почувствовать младшим или более слабым…, и он обречен. Обречен либо на подчинение, либо на смерть.

– Ты смешон. – Резко бросил он Помнящему. Бросил, даже еще не придумав почему тот «смешон», – главное было смутить противника, сломать его попытку построения взаимоотношений типа «старший – младший». – Вы все смешны. вы как малые дети изображающие что пьют вино или дерутся с врагами. Неужели вы думаете что я не вижу все эти ваши жалкие ужимки и потуги, и что они на меня вообще действуют?

– А мне это надоело! – вдруг рявкнул татуированный. – Какого Злыдня мы вообще разговариваем с этим имперским выкормышем? …Вы поверили во все эти россказни про Древнюю Магию и Старые Школы…. Лишь потому что парочка слабеньких магов не смогла его прикончить, вы все убедили себя в его необычайных способностях, и перепугались до смерти. А Я, вызову его на поединок, и убью. Тогда вам всем станет понятно как же вы жалки в собственных страхах. ….Ну что чужак? – Пришла пора тебе стать трупом. Меня ты не обманешь. Я помню как ты пыхтел карабкаясь по скале. Я чувствую твой страх и неуверенность!

– Послушай Кабиргей…. – Вмешался Помнящий. – Сейчас не время испытывать друг дружку. …У тебя слишком горячий нрав…. Ты должен уметь контролировать себя…. Прости его уважаемый Аттий Бузма. Он всего лишь погорячился.

Ага!!!! Аттий Бузма просто почти глазами увидел расставленную на него ловушку. Вот вроде вполне достойный повод отказаться от поединка. – Какой заманчивый капкан! – Ему приносят извинения, с ним говорят уважительно и почти подобострастно. Но если он откажется от поединка, то этим не только ослабит себя, но и существенно усилит своих противников….. – Ты опять со мной играешь? – Разыгрывая холодную ярость, осведомился Аттий Бузма, внезапно чувствуя что эта ярость становится подлинной. – Поздно приносить извинения. Поединок состоится и состоится немедленно. Если у этой крашенной рожи есть тут друзья, они могут попрощаться с ним.

Кажется этот ответ никого не удивил. А татуированный нанес первый удар, выскочив на свободную площадку, и начав странно пританцовывать закрыв глаза…. Танец был нелеп, и в тоже время удивительно прекрасен. Двигающиеся, казалось бы независимо друг от друга руки и ноги, ломающиеся под странными углами движения…. Они завораживали и невольно притягивали взор…. Аттий Бузма вдруг почувствовал слабенькие уколы…. Слабенькие и почти незаметные…. Но сразу понял, что стоит ему поверить что эти укольчики настоящие, и они станут смертоноснее…, даже не ударов меча или кинжала, – топора палача! И стоило ему это почувствовать, как страх на толщину волоска потеснил его самоуверенность, а укольчики стали куда болезненнее. – «А я ведь нихрена не понимаю в этих колдовских поединках» – Внезапно подумал он, и едва сдержался чтобы не вскрикнуть от боли. – «Какого хрена я во все это влез? Если я сейчас метну в него кинжал, или проткну мечом, – это будет означать мой проигрыш…. И все это знают, и только ждут малейшего проявления слабости, чтобы наброситься и порвать»….. – Словно раскаленная спица вошла в его печень, и он не смог сдержать стона….. – «Ах вы суки!!!! Я Аттий Бузма…. Нет. Я Эй, выживший на помойке вопреки здравому смыслу!!!! Я Бумба, переживший собственную смерть, и вознесшийся на немыслимые высоты!!!! Я Аттий Бузма, – Герой, о котором говорит вся Империя. Я тот кого боготворит толпа и бояться самые могущественные люди земли…. Я вожу в бой легионы. Я говорю на равных с Мэром. Я управлял Империей…. Я ….. – Словно невидимый клубок пылающий ярости вылетел из его груди, и на долю мгновения опутал в упоении танцующего Кабиргея…. Тот сбился с шага, двигающееся по каким-то немыслимы законам тело, вдруг продолжило двигаться в одну сторону, а ноги нелепо семеня, в другую. Он упал…. И Аттий Бузма почувствовал что тот мертв….. Убивать таким образом ему еще ни разу не приходилось. Он обернул изумленное лицо к Помнящему и спросил. – «От колдует с помощью Танца???! Никогда не видел ничего подобного».

– …Это магия шаманов Леса…. – Пояснил Помнящий, тщетно пытаясь скрыть растерянность и изумление, которые вызвала у него смерть Кабиргея. Но ты расправился с ним почти мгновенно…. Как только захотел сделать это….

-… Да… – Нашелся Аттий Бузма. – Сначала мне хотелось посмотреть чего можно добиться колдуя с помощью танца…. Что ж. Для обычного человека это и впрямь может быть опасным. – Аттий Бузма говорил хладнокровно, без насмешки, но и без восхищения или удивления….. Этот поединок дался ему совсем не так просто, как он хотел показать окружающим. Он действительно чувствовал, что мог умереть. И ощущал непривычные изнеможение и усталость, словно бы махал мечом целый день…. А ведь пока он выиграл лишь поединок, а впереди у него была целая битва.

-….Шаманы Леса, держат в страхе всех воинов племени…. Никто не осмеливается выступать против них…. А Кабиргей…, так они зовут лесного льва! Самого опасного хищника на земле. Кабиргея боялись даже Шаманы…. А ты просто уничтожил его…. Просто пожелал его смерти, и он умер…. Древняя Магия и впрямь очень сильна! Вам не нужны заклинания, танцы или узоры рук…. Вы выше этого…. Ты даже ослабил свою оборону и позволил нанести несколько ударов…. А потом прихлопнул словно мошку. – Я думал на такое способны только Боги!!!!

….Новая ловушка. – уже относительно спокойно подумал Аттий Бузма…. – Теперь он пытается ослабить мою волю лестью.

– И кого мне тут еще надо убить, чтобы вы перестали играть со мной? – Громко спросил он, обводя всех присутствующих колдунов тяжелым взглядом. …Вы для чего-то позвали меня сюда. Я пришел…. Но если я пришел напрасно, – вам сильно не поздоровиться.

– ….Прости…. – После долгой паузы произнес Помнящий. – Но не многие из нас сталкивались с тобой, и понятно их желание узнать подлинную силу того кто станет нашим предводителем. В нашей среде, признаюсь тебе, шли споры о том…..

– Ты продолжаешь раздражать меня своей трепотней. – Оборвал его Аттий Бузма. – Вы хотели со мной поговорить. А меня не интересуют ваши споры. Как и ваши детские попытки проверить меня. Я понимаю, что вы как стая собак вечно грызетесь за место вожака. Но я этого места не добивался. Вы сами пришли просить меня принять Лидерство. И если кто-то впредь еще осмелится требовать доказательств моего Права на Власть, то судьба этого татуированного Кабиргея, покажется ему весьма завидной долей.

– Мы хотели бы узнать о твоих планах. – Влез в беседу другой колдун, до этой поры не подававший голоса, однако внимательно наблюдающий за всем происходящим. – Снег вот-вот сойдет с перевалов, и ты сможешь начать войну…. Однако мы заметили, что пока никакой подготовки к этому не ведется. Не снизойдешь ли ты до того, чтобы объяснить нам, чего ждать в ближайшее время?

– Как-то непривычно мне давать отчеты кому бы то ни было… – Заметил Аттий Бузма, подсаживаясь к костру и шаря взглядом вокруг себя. – …Хм… У нас в Империи как-то непринято вести такие переговоры на сухую…. – Заметил он недовольно. – Могли бы хоть кувшин вина захватить. …Ну ладно, Так уж и быть. Так что вас там беспокоит?

– Нас беспокоит план предстоящей кампании. …Неужели ты бы стал пить предложенное нами вино?

– А какие проблемы у вас с вином? Или на восточных склонах растет кислый виноград? ….А, ты наверное намекаешь на яд или ваши очередные детские игры в магию! Не удивлюсь, если вы только тем и занимаетесь что пытаетесь отравить друг дружку…. А еще лезете драться с Империей. Подрастите сначала!

– Да-да… – Раздраженно заметил колдун. – Мы поняли что наши яды на тебя не действуют. Но что там с войной?

– А как ты представляешь ее себе…, э-э-э? – Начал Аттий Бузма, – (Может я и не слишком то опытен как колдун, – подумал он про себя. – Но личину купца носил на один год. Так что сейчас самое время впарить вам засранцы, залежалый товар под видом заморской диковинки).

– Называй меня Решающий! – Ответил Колдун. – А представляем мы ее просто, горцы под предводительством твоих людей входят на равнины, разбивают войска Империи, а дальше…

– Решающий? – Ладно. Пусть будет Решающий….. – Хотя, прости конечно, – это больше напоминает собачью кличку. Мы в Империи гордимся своим правом называть друг друга по имени. Носить кличку согласятся только отребье, промышляющее воровством! …Впрочем у всех свои обычаи….

– Я ношу это прозвище уже почти полвека – С гордостью сказал Решающий, явно обиженный словами Аттия Бузмы. – И приучил всех, относиться к нему со страхом и почтением! Но мне непонятно, почему ты все время пытаешься перевести разговор с главного, на разные мелочи?

– Говоришь полвека? – Вдруг в голове Аттия Бузмы всплыли слова Мэра, во время их самого первого разговора, а за ними пробудились и знания вложенные в голову Старым Колдуном. И он рассмеялся. – Ребята. – Сказал он, обводя взглядом окружающих. – Да вы же нихрена не знаете про Магию Имен!!! И зовете друг дружку по кличкам, только подражая древним!

– С чего ты так решил? – Спросил Помнящий. Однако по смятению в его голосе, Аттий Бузма понял что попал в точку.

– Если бы вы пользовались Магией Имен, то давно бы знали что даже прозвище надо менять каждые года два, иначе оно прирастет к личности. А уж придумать против такой простой маги с десяток защитных заклинаний….

Нанесенный удар был очень силен. Аттию Бузме показалось что все сидящие вокруг костра фигуры вдруг съежились и потускнели, а сам он подрос на пару голов, раздвинувшись и в плечах. Все-таки апломб и самоуверенность в делах магии значили очень многое. Заставь противника сомневаться в себе, и ты победил! – Поэтому он не упустил возможности продолжить атаку и добить противника. – Впрочем, не будем про вашу магию, а вернее ее отсутствие…. Поговорим про войну. – Тут, я предполагаю, вы тоже не очень сильны. …Иначе бы знали, – прервал он кого-то из колдунов, попытавшегося возразить ему. – Что такое Имперские легионы. Кстати, ту прошлую горскую кампанию, планировали вы? – Оно и видно. Ошибка на ошибке!

– Однако мы не позволили Империи покорить…..

– Не неси чушь. Вы тут абсолютно не преуспели. Потери горцев были таковы, что если бы не начавшиеся в Империи волнения, на следующее лето имперские легионеры уже вытаптывали бы Коллоп, или где-вы-там прячетесь. – (Колдуны как-то странно переглянулись. И Аттий Бузма это отметил).

– Однако Империя тоже понесла немалые потери….

– Да для Империи это ничто. – Махнул рукой Аттий Бузма. – В легионы ссылают разный сброд, бедняков и преступников, и там выковывают из них Армию! Граждане исправно платящие налоги продолжают сидеть дома, и зарабатывать богатства. Чем больше будет убито легионеров, тем чище станут улицы Империи. А ваши горцы теряют не просто воинов, но и кормильцев. Еще одна такая «победа», и их семьи начнут подыхать с голоду. Открою вам детишки страшную тайну, – Империя сама, раз в поколение провоцирует горцев на войну, уничтожая самых наглых и воинственных. Вы ей в прошлый раз, только помогли.

– Но раз ты такой же великий воин, как и колдун, – вмешался в разговор Хранитель. – То почему сам не поведешь войска на Империю и не разгромишь ее легионы? Сил у тебя достаточно. Подняв всех горцев ты можешь собрать тысяч двести воинов. И когда вся эта лавина хлынет…..

– И когда вся эта лавина хлынет на равнину, Второй Восточный легион остановит ее, где-нибудь на перешейке между руслами Леотиса и Реей, а Двенадцатый Степной и Шестой Северный, ударив с флангов раздавят все наше горе-войско легче, чем ты вшу между ногтями. Так уже было десятки раз. А если мы попытаемся обогнуть Рею с севера, то придется тащить все это войско по пустынным землям, где ничего кроме высохшей травы есть нечего. Горские армии, если вы еще не поняли, не слишком-то склонны тащить за собой большие обозы. Они воюют либо на своей территории где их кормит родня. Либо грабят чужие земли, а грабить там нечего. Так что к тому времени когда горцы подойдут к ближайшей плодородной провинции, – половина их сдохнет с голоду, а оставшаяся будет настолько слаба, что не сможет поднять меч. Шестому Северному придется выполнить тяжелую работу, заковав сотню тысяч человек в кандалы и переправив их на рудники и каторгу. В Империю с Гор не так уж много путей. И где встречать, и как уничтожать горские армии, имперскими Командующими уже давным-давно отработанно и выучено наизусть

– Но тогда у горцев не было нас!

– Вы были два года назад со своими войсками и что? Сильно ли это помогло горцам? Да. Вы смогли им кое-что внушить. И горцы держались вместе, и сражались доблестно. Но имперская машина перемолола их вместе с их доблестью. Перемелет и сейчас!

– Но сам ты…???

– Сам я? По-твоему я должен летать над войском и поражать солдат ударами молний?

– А ты это можешь?

– Важно не «могу ли…», а «стану ли…?». – А я этого никогда не стану делать, потому что планирую попасть на Трон Мэра, а не в камеру пыток Хранителей Благочестия.

– Но если ты так велик, тебе ли бояться каких-то там жрецов?!?!

– Дурни. А кто по-вашему эти жрецы? Вы хоть когда-нибудь задумывались, почему Империя победила Колдунов, и продолжает одерживать над ними победы? – Да потому, что эти самые Хранители Благочестия, – и есть самые сильные колдуны. Они хранят традиции Древней магии, но так же выучили и немало трюков из новой. Благодаря этим «каким-то там жрецам» Империя и стоит непоколебимо вот уже полторы тысячи лет.

– Но Магия и Империя…, они же антиподы….. – Растерянно пробормотал Помнящий.

– …Это те колдуны что перешли на сторону Добра! Вы же наверное помните, что когда-то Маги правили миром? Маги были почти как боги…. Хотя нет, – Маги были сильнее богов, ибо они заставили людей поклоняться себе, забыв про разных там небожителей. И как вы думаете людям удалось победить Магов? – Подумайте сами, насколько даже вы сильнее обычного человека…. И представьте себе тех, кто сильнее вас в тысячи раз. – Много ли шансов было у людишек победить, если бы не ренегаты-маги, вставшие на сторону людей, против своих братьев?

-…. Да…. Наши легенды тоже говорят о чем-то подобном…. – Задумчиво сказал Решающий. – Только там говорится, что все эти ренегаты были убиты.

– Ага. И потому Империя процветает второе тысячелетие, а вы все прячетесь где-то на задворках! …Думаю этот слушок сами ренегаты и пустили, чтобы не смущать умы людишек своим существованием. Потому как даже мы не очень понимаем, как можно быть магом, и бороться с магами на стороне людей. А уж простому человечку объяснить подобное и вовсе невозможно. …Однако они никуда не ушли. А остались править Империей под видом жрецов, всегда готовые нанести удар по тем, кто попытается возродить старые порядки. То есть по вам.

– Но как же тогда ты….???

– Как это они до сих пор не прикончили меня? – А кто я по-вашему? – Я один из них. Вот этот вот, – Аттий Бузма кивнул на колдуна, что приходил в его крепость договариваться о союзе. – Сам говорил что вам уже известно что все первые Мэры, они же Великие Герои были колдунами. – Говорил??? – …Говорил!!! – А я их потомок, и мне передались их способностями. Потому-то я и рос не во Дворце, а был послан к Древнему, который обучал меня…. Но я не хочу всю жизнь торчать в пещере или в тайных лабораториях Понтифика. Тайные знания и тайная Власть, меня не привлекают. – Мое законное место на Троне Империи!!! и я буду его добиваться…. И пока я для достижения своей цели пользуюсь обычными людскими средствами, – Хранители меня не замечают. Но стоит мне перейти черту…, показать Империи свое истинное лицо. И на меня обрушится вся сила Хранителей. Поэтому я предпочитаю ползать по стенкам, а не парить над землей, и пользуюсь своей магией очень осторожно. Не хочу, знаете ли, дергать тигра за усы.

– Неужели они настолько сильны?

Да уж, – можете не сомневаться в этом!!! …Но даже если я и смогу победить Хранителей…, ну вот допустим с вашей помощью. – Аттий Бузма сделал такое лицо, словно бы предлагал остальным посмеяться над таким предположением. – То что я получу в Наследство? – Империя разрушиться, ибо будет уничтожен тот клей, что держал вместе все ее земли полторы тысячи лет. Начнутся смуты, раздоры и волнения. Это тоже самое, что одновременно получить в наследство горящий дом, и вываленный в штаны муравейник.

– Нас это не слишком беспокоит…. Нам нужен….

– Мой камень! Мое наследство. Источник Огромной Силы. – Который вы все равно никогда не получите, ибо его охраняют те, кто сильнее вас в сотни раз! А даже если и получите, – вы всерьез считаете что сможете управлять Силой Древних? Это вы-то, не имеющие представления даже о простейшей Магии Имен!

– Но тогда с какой стати нам помогать тебе?

-…Вот и я этого не понимаю! – Развел руками Аттий Бузма. – Я ведь и не просил вашей помощи, вы сами навязали ее мне. Впрочем, за помощь в качестве лекарей для моего войска я буду вам благодарен…. В разумных пределах конечно.

– Но почему ты все это нам рассказываешь? Почему выдаешь эти тайны, которая Империя хранит от всех?

– Детишки! Вы уже достаточно подросли, чтобы знать эти тайны. Но никогда не станете достаточно большими, чтобы воспользоваться ими. Мне просто вас жалко. – В конце – концов, все мы Маги. Поэтому я предоставляю вам выбор, – либо пойти и сломать себе шеи, либо отступить, вернуться назад в свои леса или где-вы-там-обитаете, и жить тихо мирно, внушая ужас дикарям, и принимая законные почести. Если вы унесете открытые вам тайны с собой, от Империи не убудет, а если попытаетесь использовать против, – вас размажут как мокриц, и эти тайны умрут вместе с вами.

– …Но если все это так. – В раздумье сказал Решающий. – То на что ты надеешься сам?

– …А вы еще не поняли? – Это разборки не между армиями, или даже колдунами. Это разборки между Наследниками! ОНИ сейчас смотрят на нас, и решают кто более достоин Трона, – Мэр, его Племянница выросшая во Дворце, или Я! Не буду лукавить, – мой план в том, чтобы доказать ИМ, что я способен собрать огромные силы Против Империи, и в тоже время удержать их от нападения. Это очень тонкий баланс и большое искусство. Они не смогут этого не оценить!

– Но мы ведь можем тебе как и помочь, так и помешать….

– Вы Думаете что можете. Я уже позаботился, чтобы горцы сидели по своим селениям, до тех пор пока я их не призову. …Впрочем…, у Правителей есть определенный долг, оказывать помощь тем, кто идет под их подданство. Поэтому я открою вам еще одну страшную тайну Империи, – примерно раз в триста-четыреста лет, на Той стороне Гор появляется группа подобных вам молокососов, которым вдруг начинает казаться, что они достаточно сильны, чтобы напасть на Империю…. А теперь, мои дорогие друзья, – хорошенько подумайте откуда в ваших головах вообще возникла идея захватить себе этот, абсолютно бесполезный для вас Камень? Откуда вы вообще про него узнали? – Ну-ка, кто тут самый старый и древний, – припомни-ка легенду про Камень? Расскажи с чего вдруг решил получить его?

Аттий Бузма шел по лезвию бритвы. – Кто знает какие легенды хранят эти колдуны…. Но он уже поймал кураж, и не мог остановиться. Он врал столь вдохновенно, что казалось будто любая ложь, едва сорвавшись с его губ, мгновенно превращалась в Правду. Видно это и было способностью Изменять Реальность подчиняя ее своей Воле, про которую говорил ему Древний. Да и намек Старого Засранца, – что это именно он послал молодых колдунов охотиться на Аттия Бузму, не только подал ему идею, но и внушил определенную надежду, на то что во всем сказанным им есть хоть толика Истинны.

– Ну… – Пробормотал Помнящий. – Я конечно всех легенд не помню…. Но видно должна была такая быть, раз уж…..

– Даже не пытайся ее вспоминать. – Рассмеялся Аттий Бузма. – Я уже говорил вам, что Империя провоцирует горцев раз в поколение нападать на себя? – Делайте выводы!!!

– Ты хочешь сказать…..

– Да-да ребятки. Вы всего лишь маленькие глупенькие мышки, приманенные запахом сыра. А на той стороне Гор вас ждет мышеловка. Хранителям не придется рыскать по вашим лесам-горам-болотам, выискивая своих врагов. Вы сами прибежите к ним, таща в руках связки хвороста, на котором вас и сожгут.

– ….Но почему мы должны верить тебе…. – Абсолютно убитым голосом спросил Решающий. Кажется выражение полной растерянности появилось на его физиономии впервые за много-много лет, и было ему абсолютно не привычно. Столь же потрясенными и растерянными выглядели и остальные колдуны.

– Ты так недоверчив!!! – Улыбнулся Аттий Бузма. – Хорошо. Тогда давай размышлять логически? – Допустим я тебе наврал про приманку и Хранителей. А сделать это я мог только с единственной целью, – напугать вас, чтобы оградить Империю от вашего нашествия…. А это значит, я продолжаю оставаться на стороне Империи. А оставаться на стороне Империи, и торчать в Горах изображая ее врага, можно только будучи специально засланным агентом, который хочет поднять восстание горцев чтобы задавить его. А удобнее всего задавить восстание, – выгнав горцев на равнины где их уничтожат одним ударом. Однако ты сам сказал, что я не веду никакой подготовки к тому, чтобы сделать это, скорее даже наоборот, – удерживаю горцев в их селениях, и пугаю вас страшными Хранителями.

….Допустим ты можешь предположить что я пытаюсь не пустить горцев на равнину, пока с ними есть вы…. Но посмотри реально, – насколько вы смогли сделать горцев сильнее, даже когда они воевали в своих родных горах? И много ли сможете дать им, когда они выйдут на равнины, где имперские легионы смогут действовать с максимальной эффективностью? Так ли вы опасны для Империи, как хотите думать? Ну что вы можете? – Заворожить сотню? …А на каком расстоянии? А как долго? ….Я по твоим глазам вижу что действовать мы можете только будучи относительно рядом, и расходуете при этом много сил…. Я так понимаю, – чтобы колдовать танцуя, или крутя пальцами, вам вообще надо находится в пределах видимости? Я угадал? …Не совсем, но что-то вроде того?! – …Не важно! Важно то, что мечи и стрелы убивают вас так же надежно, как и простых смертных. Я это точно знаю, потому что сам убивал. Вас просто зашвыряют стрелами издалека, и никакое колдовство вам не поможет. Заворожить целый легионы вы не сможете. Вы даже наверное и сотню заворожить не сможете. С горцами-то вы наверняка работали заранее, внушая им свои идеи за несколько месяцев, а то и лет до начала настоящего восстания. Я угадал? – …Так что ребята. Чтобы вы там не внушали себе. Но Империя вам не по зубам. Так что если я обычный шпион-Ловец, пытающийся спровоцировать восстание, – то за то что я вместе с горцами заманю в ловушку и вас, мне только поощрение будет, продвижение в карьере, или как там этих Ловцов награждают…. Так какой мне смысл вас отпугивать? – Правильно. Никакого!

…Да и… – Продолжил он, перебивая открывшего было рот Решающего, и кивком головы показывая на тело Кабиргея. – Кажется вы уже могли убедиться, что я совсем даже не простой. Пусть даже представим что и ловец. …И вы должны понимать, что где-то я этому учился. А при том высоком положении, что я занимаю в Империи, сложно поверить что мои умения оставались бы тайной для других…. Вам-то наверное не надо объяснять сколько сил надо затратить, чтобы научиться самым простейшим трюкам…. Но раз меня до сих пор не сожгли на костре, значит кто-то очень властный и сильный, знает и оберегает меня…. Ну сами подумайте, кто в иерархии Империи, может быть таким Властным и Сильным? Кто стоит столь высоко? Кто, в конце-то концов, официально объявляет себя Защитой Империи от Колдунов? – Ваши шпионы донесли вам об этом?

– …Мы знаем кто такие Хранители… – Пробормотал Помнящий. – Но мы также знаем, что сами имперцы не очень то высокого мнения о них. Считают их толстопузыми жрецами, способные только тратить храмовые пожертвования на жратву и баб!

– Да, вижу вы там смогли разговорить кого-то из купцов. – Обводя присутствующих ироничным взглядом спросил Аттий Бузма. –…Только скажи-ка мне, – как лучше всего замаскировать свою Могущество? – Только за насмешками и издевками. Пока толпа смеется над Хранителями, ей и в голову не придет, что они и есть те самые Колдуны, одно только имя которых вызывает в Империи ужас. Это снимает все проблемы. Иначе пришлось бы объяснять что колдуны бывают и хорошими и плохими…. Тогда вы бы могли начать дурить людям головы, изображая себя хорошими, а Хранителей выставляя плохими…. А так все просто. – Вы Зло, они – Добро. А раз они Добро, то побеждают с помощью Богов, а не колдовства…, они же Жрецы! …Впрочем, у тебя есть хороший способ проверить мои слова, – напасть на Империю. Если я лгу, – вы победите. Если говорю правду…, – умирать вы будете долго и мучительно! Так что думайте сами. Мне же, повторяю это в сотый раз, – совершенно безразлично будете ли вы со мной, или даже –против меня.

-….Но если все это правда… И у нас нет ни малейшего шанса…. То что же нам делать?

– Я же сказал. – Возвращайтесь назад. Там у себя, вы великие и ужасные. Вас боятся и почитают. Доживете свой век в богатстве и окруженные уважением.

– …Но мы уже прошли такой долгий путь…. Мы вложили столько сил…. Мы….

– Дураки…. Какие же вы еще дураки…! Вы как детишки построившие себе шалаш из веточек и травы, и заявляющие родителям что собираетесь жить в нем всю зиму! …Только первый же хороший зимний ливень, превратит ваш шалаш в груду мусора. Так же Империя поступит и с вами, если вы не уйдете назад, и не разбежитесь в разные стороны. Поодиночке вы никто. Вместе, – уже мишень. Не надейтесь когда-нибудь стать сильнее, научиться чему-то новому, накопить силы…. Чем сильнее вы становитесь, тем заметнее мишень, и тем проще в нее попасть. Если вы мышки, вырастите хотя бы размером с кошку, – Империя пошлет за вами своих псов, и разорвет в клочья. Не лелейте замыслов против Империи, затаитесь, довольствуясь своей скромной долей, и будете счастливы!

Где-то уже посредине своей проникновенной речи, Аттий Бузма, чувствуя подавленность и растерянность своих оппонентов, начал немножко подколдовывать, внушая им уныние и безнадегу, и заставляя безоговорочно верить своим словам. Раньше он опасался пускать в ход свое магическое оружие, понимая что на этом поле у колдунов больше опыта, а значит попытка Заставить их поверить, приведет только к обратным результатом. Колдуны насторожатся и закроются. А вот привычное вранье…. Тут они либо на равных, либо у Аттия Бузмы большое преимущество, поскольку его специально обучали врать, весьма искусные в этом деле Наставники. …Но сейчас колдуны были ослаблены и почти бессильны перед ним. Нарисованная Аттием Бузмой картина мира, окончательно подорвала их уверенность в себе. И грех было бы этим не воспользоваться, додавив противника Магией.

– Но послушай…. – Вдруг встрепенулся тот колдун, что приходил на переговоры с Аттием Бузмой. – Если мы бессильны против Империи, мы ведь можем перейти на ее сторону! Мы… Лично я, – готов служить ей!

-…Ну, – Задумался Аттий Бузма. – Даже не знаю чем вы можете помочь Империи…. Однако, вам-то это зачем, э-э-э????

– …Меня зовут Идущий…. Меня зовут Аракаск…. – Поправился он, видимо на что-то решившись. – Видишь, я верю тебе, и говорю свое настоящее Имя! – …Нам нужны знания! – Продолжил он, вдохновленный собственной смелостью. – Знания и Сила! Мы больше не можем жить, совершенствуя одни и те же трюки. Мы хотим научиться чему-то новому. Мы… Я! Я готов стать Хранителем…, учеником Хранителей…, слугой для мелких поручений Хранителей, лишь бы продвинуться в Магии еще хотя бы на шаг. Ты можешь нам в этом помочь?

– Хм…. – Задумался Аттий Бузма, в душе проклиная любознательность Аракаска. – Даже я не уполномочен решать подобные вопросы. Это может решить только Совет Хранителей…. Однако, для этого тебе придется предстать перед ним лично…. А я не уверен, что решение Совета будет в твою пользу…. Скажу честно. – Убить вас всех куда проще и безопасней, чем учить чему-то новому…. Сначала тебе придется долго доказывать свою преданность Империи, только тогда, возможно, тебе и позволят сотрудничать с ней, а не пришибут как назойливую мошку!

– Я готов служить и доказывать……

– Погоди безумец. – Вмешался в разговор Решающий. – На тебе пока еще лежит клятва Верности Кругу…. А значит ты не можешь поступать вопреки его мнению…. Мы обсудим твои слова. – Продолжил он, обернувшись к Аттию Бузме. – И сообщим тебе свое решение.

– Ну и славненько. – Бросил Аттий Бузма. – Полагаю вы можете идти. – Милостивым жестом отпустил он присутствующих. – Я же думаю переночевать здесь!

Колдуны проглотили наглость Аттия Бузма, и собрав свои вещи убрались с плато. Наблюдая как они переступают через край, и спускаются вниз, планируя словно осенние листья, Аттий Бузма лишний раз ощутил насколько же узким было то лезвие, по которому он пробежал сегодня с такой внешней легкостью и изяществом. – А ведь один неверный шаг, полшага…, неправильная гримаса или искорка страха в глазах, – и сожрали бы…. Боги свидетели, – сожрали бы и не поморщились! – подумал он про себя, зябко кутаясь в плащ, и подкидывая в костер несколько веток. Нервное напряжение стало отпускать, а взамен пришли усталость и пустота. Сейчас бы было замечательно запарить котелок шшаца, двойную, а лучше тройную дозу…, чтобы бросило в пот и все мысли из головы враз вышибло. Да только и шшац и котелок остались внизу, вместе с лошадями, одеялами и едой. А карабкаться вниз сейчас…, когда спина мокра от пота а руки трясутся мелкой дрожью….. Можно конечно и спрыгнуть…, как это он уже делал Тогда у крепости…. Но сегодня с магией и так был перебор. Аттий Бузма откровенно боялся что ничего у него не получится, и он размажется о землю, как лягушка под тележным колесом…. – Лучше набраться сил, а уж завтра перестав бояться, – снова отправиться на подвиги! – подумал он про себя…. – А еще, неплохо было бы удрав из Империи, разыскать Старого Засранца, да набиться к нему в ученики…. Потому как не каждый день будет так везти…. Только он ведь гад, без того злыднего камня, меня и на порог не пустит….

(обратно)

Глава 17

Уже за четыре дневных переходов до Шссшига, Аттий Бузма встретил посланный на его розыск разъезд Милиции. Так что на всех его мечтах о неторопливой поездке по горам в одиночестве…. О неспешных размышлениях, и попытках попробовать что-то новое, пришлось ставить крест, и срочно нестись в крепость. При этом десятник, командовавший разъездом, даже примерно не подозревал почему понадобилась такая спешность, сказав лишь, что приказ отдал Цинт Виннус Оттон и командир Кастий.

Если первый еще и был способен отдать подобный приказ поддавшись панике, то дядюшка Кастий был кремень, и без особой необходимости срывать «особое задание» Аттия Бузмы не стал бы. Так что игнорировать известие наш герой не осмелился и понесся в крепость со всей возможной быстротой что позволяли горные тропы.

Однако по приезду в крепость, никакой паники, волнения или просто излишнего шевеления он не заметил. Шссшиг пребывал в своем обычном полусонном состоянии, нарушаемым разве что звуками труб с плаца, где тренировалась Милиция, блеяньем чующих скорую весну овец, да воплями заседающих в Сенате Благородных Юношей.

– … Ну? И что случилось такого важного? – Спросил Аттий Бузма, едва переступив порог дома Цинта Виннуса Оттона. – Враги на подступе к крепости? Империя капитулировала перед нами? …Родился двухголовый теленок?

– Нет. Умер Мэр!– Ответил Цинт Виннус Оттон, с меланхоличным видом сидящей в обеденном Зале, с чашей вина в руках. И добавил – …Вина хочешь?

-…Наливай! – Коротко ответил Аттий Бузма, отстегивая ножны с пояса и кидая их на лавку…. – Боги теперь ему судьи…, а Злыдень товарищ…– Начал он, поднимая чашу словно бы для прощального тоста. – Покойный, временами случалось поступал как последняя сволочь. Но я уважал его! Всегда уважал…. И даже…, трудно в это поверить, – но наверное немножечко любил. Так что пусть Злыдень будет милостив к нему, и не слишком раскаляет кочергу, перед тем как прижечь его задницу!

– Поддерживаю! – Так же поднял чашу Цинт Виннус Оттон. – Но что теперь ты будешь делать?

– Пошлю за дядюшкой Кастием, и велю принести пожрать…. А пока то и другое спешит ко мне, – расскажи, откуда пришла эта информация?

– Это к твоему дядюшке пришел гонец…. Как раз вскоре после того как ты изволил отбыть из крепости…. Кстати, ты так и не сказал куда ездил! …Твой дядюшка уверяет, что если гонец говорит правду, то ему можно верить…. Как-то так…. Я не очень понял его пояснения.

– …Скорее подразумевалось, что если те кто послал гонца работают на нас, а не на Мэра, у них достаточно могущества чтобы знать Правду.

– Ну да…. Примерно так и есть…. – Цинт Виннус Оттон сделал долгий глоток из чаши. Судя по всему это была уже не первая чаша, и даже не первый кувшин.

– А чего ты сидишь в такой меланхолии? – Прямо спросил Аттий Бузма у своего приятеля.

-…Мне кажется, что это крушение всех наших планов. – Ответил Цинт Виннус Оттон. – Ты сам говорил что с Мэром договориться гораздо проще, чем с его Племянницей…. Что теперь с нами будет?

– Будет то, что мы сделаем сами, если будем делать, а не пьянствовать! – Жестко ответил Аттий Бузма…. – Шшаса. – Крикнул он, привычно полагаясь на то что в этом маленьком домике, жена его приятеля всегда находится где-то рядом со своим мужем. – Велизаварить шшаца да покрепче.

– …Ее нет… – Вяло пояснил приятель. – Приехала родня и забрала Шшасу с собой. Дескать по обычаю, первого ребенка надо рожать в отчем доме.

– Ага. Понятно тогда почему ты загрустил…. Знаешь, я могу показать тебе то, что тебя взбодрит…. Ну-ка, выйдем во двор….

Цинт Виннус Оттон нехотя встал, и последовал за приятелем. А тот подвел его к дальней стене, куда всю зиму отгребали снег, и показал на еще не растаявший сугроб. – Смотри!!! – Торжественно сказал он, патетически простирая руку в сторону сугроба.

– На что? – Заинтересованно спросил тот, склонившись к сугробу и пытаясь там рассмотреть что-то новое.

– На наше счастье, у нас еще остался этот сугроб! – Столь же торжественно продолжил Аттий Бузма. – А иначе мне пришлось бы окунать тебя в лужу, чтобы ты протрезвел. А там грязно. – После чего схватив приятеля за шкирку ткнул его носом во влажный снег, подержал немного, и несколько раз повторил процедуру, игнорируя попытки своей жертвы отбиваться.

– Резвитесь детишки? – Услышали они за своей спиной.

– Привет тебе дядюшка Кастий…. – Это не резвость…. Это скорее изгнание вялости.

– Новости уже знаешь?

– Да.

– И что думаешь делать?

– Думаю вернуться в дом, и обсудить все это с вами за обедом…. А то последний раз я ел только утром.

-….Так что ты думаешь делать? – Спросил изрядно протрезвевший Цинт Виннус Оттон, с некоторым, свойственным похмелью отвращением, глядя как бодрый, пахнущей свежим горным ветром и лошадиным потом приятель, с волчьим аппетитом уминает просяную кашу.

– …Дядюшка. – Ты ведь уже послал кого-то в Империю? – Спросил тот в ответ, дожевывая очередную порцию.

– Конечно послал…. Ответ придет не раньше чем через неделю. Это при условии, что те люди, которых ты послал с караванами, находятся на условленном месте.

– А как думаешь, – весть о смерти Мэра сразу дойдет до народа, или ее еще некоторое время помаринуют внутри Северной Ограды?

-… А вот это уже сложно сказать… – Задумчиво ответил дядюшка Кастий. – Что творится за Северной Оградой, неизвестно даже нам!

– Отец рассказывал, что прошлый Мэр умер на месяц раньше своей официальной кончины. Все это время шла подготовка к назначению нового….

– Но ведь Роман Комнус Виллий Сергиос Ком был официальным Наследником! – Удивился дядюшка Кастий. – Зачем такая таинственность?

– Каждый новый Мэр, это большой переполох в Империи. – Ответил Цинт Виннус Оттон, с отвращением пропихивая в горло первые глотки шшаца…. – Слишком много у него власти. Новый Мэр может поменять и Соправителей, и Советы Гильдий, и командиров Легионов, и даже выгнать кого-нибудь из Сенаторов…. Обычно это так всегда и делают, чтобы поставить своих людей на нужные места, или расправиться с кем-то неугодным….

Так что перед тем как Мэр сядет на свой Трон, – идут переговоры с Понтификатом, Армией, Гильдиями, Университетом, да и с Ловцами наверное тоже…. К тому же не забывай, что формально это выборная должность. А выбирать должен Сенат…. А выберет он скорее того, за кем уже стоит немалая сила, способная свернуть шею Сенату, а не встать на его сторону. Так что надо договариваться с тем у кого есть сила…. А поскольку в Империи все идет достаточно неспешно, то даже на признание официального Наследника уходит месяц…. А простому народу незачем знать, что этот месяц он живет без Власти.

– А как поступит Племянница? – Ей вроде нет смысла тянуть время, ей надо сесть на Трон пока ты в Горах…. – Задал тему Кастий.

– Ну, если она сумеет договориться с Армией и Понтификом, думаю ее смогут выбрать достаточно быстро. Сенат сейчас слаб как никогда.

– И что она сделает став Мэром?

– Пошлет армию против нас. – Высказал предположение дядюшка Кастий.

– Устроит большую оргию. – Возразил ему Цинт Виннус Оттон. – А потом начнет резню.

– Объявит амнистию? – Высказал робкую надежду Аттий Бузма.

Прошла еще пара недель, прежде чем новость про смерть Мэра просочилась в Горы, вместе с первыми весенними караванами и гонцами, посланными сторонниками Благородных Юношей. Горы опять начали бурлить, и опять Аттию Бузме пришлось всех успокаивать и уговаривать не торопиться, а выждать время и оглядеться. Хорошо хоть у Горцев начался период перегона скота на летние пастбища и посевная, и не пришлось иметь дело еще и с толпами воинственных горцев, торопящихся попасть в ловушку. Зато Благородные Юноши, уже больше года отсидевшие в Горах, и изрядно подъевшие свои запасы, вынули из него всю душу своим нытьем и требованиями. К счастью, за эти две недели в Шссшиг прибыли гонцы от «торговых домов Ласта Гестоса и Гестоса Ласта», которые принесли сведения о местоположении легионов Империи. Как и подозревал Аттий Бузма, легионы находились как раз на наиболее удобных для перехвата и разгрома идущей с Гор армии, позициях. Так что тыкая Благородных Юношей, носом в эту информацию, и делая загадочно-глубокомысленное лицо в ответ на вопросы о своих намерениях, Аттий Бузма сумел удержать наиболее ретивых, жаждущих скорее вернуться в свои Дворцы, попутно поменяв Династию.

Однако и сам Аттий Бузма понимал что уже пора было что-то делать. – Не говоря уж о том, что запасы вина в подвале его приятеля заканчивались, – торчать еще один год в Горах, слушая нытье Благородных Юношей и играя в войну с Империей, ему не хотелось. Это ведь даже было ни его вино, и не его игры! Ему вообще хотелось удрать как можно скорее…, сразу после того, как выполнит задуманное, и вернет приятеля в его Дворец.

Хитрить он не стал. И честно написал обо всем этом Наследнице, которая в данный момент занималась подготовкой к своему восшествию на Трон. Письмо получилось полным разумных доводов и убедительных доказательств. Правда немного суховатым. И дядюшка Кастий и Цинт Виннус Оттон, сочили его весьма корректным и с дипломатической точки зрения, безупречным. Аттий Бузма отослал его и стал ждать ответа. Ответа не последовало.

…Если конечно не считать ответом казнь Сенаторов, которых оказывается все это время продолжали держать в тюремных подвалах Дворца. Аттий Бузма еще некоторое время надеялся, что эта казнь вызвана лишь политической необходимостью, дабы очистить места в Сенате для более разумных и сговорчивых кандидатов, однако слухи которые стали все чаще приходить из Империи, начисто убили эту надежду. – Цинт Виннус Оттон оказался прав. – Наследница устроила резню! И не просто резню, а резню таких масштабов, каких Империя не помнила уже многие сотни лет.

Вслед за Сенаторами последовали и Мирный Соправитель, несколько военачальников, председатели Торговых Гильдий, а также все кто был хоть как-то связан с ними включая слуг в их домах…. И это только те, о ком стало известно. Царедворцы, Чиновники и Дворцовые Слуги, а так же Ловцы, шли под нож без оповещения об этом широкой общественности. Однако из скупых донесений, все же доходивших до Аттия Бузмы, можно было догадываться какое опустошение Безумная Племянница, устроила внутри Северной Ограды.

– Не могу понять что она делает? – Схватившись за голову от очередной порции свежих новостей, бормотал Аттий Бузма, после того как с пира по случаю рождения дочери Цинта Виннуса Оттона, ушло большинство гостей, и вечеринка из торжественной фацы, перешла в фазу дружескую. – Она же сама себя губит!

– Да уж…. – Благодушно подтвердил Цинт Виннус Оттон, изрядно поднабравшийся на радости, и готовый сейчас согласиться с чем угодно. – А ты еще говорил что она вполне разумна… И где же ее разум?

– Цинт Виннус Оттон. Но ведь ты и сам довольно неплохо ее знаешь. – Да. Она взбалмошна и не всегда контролирует свои поступки. Но хоть раз у тебя возникала мысль что она Дура? …Никогда!? – Вот и я пытаюсь понять чего она добивается этой резней. Ведь она еще даже не утвердилась на Троне, – так зачем же, так яро заставляет себя ненавидеть? …Я уверен, в этом должен быть какой-то смысл!

– Может и правда есть какая-то организованная оппозиция и она ее вырезает? – Предположил дядюшка Кастий, весь вечер тихонечко сидевший за дальним столом для не самых выжных гостей, а сейчас перебравшись поближе к Гланым Заговорщикам.

– Даже твои приятели в Ловчей Службе, не знают про подобную оппозицию… Да. – Есть симпатии ко мне и Благородным Юношам…. Есть некоторое недовольство Мэром…. Но ты ведь и сам понимаешь что кровью это не погасить! У Романы Комнус Виллии Кордиус Виллины, есть шикарная возможность загасить все это недовольство несколькими словами и улыбками. Свалить все прошлые грехи на умершего Мэра, и наобещать недовольным с три короба. Она даже наш скомороший Бунт может погасить одним росчерком пера, вернув Благородных Юношей в Город. Ее гордость от этого не пострадает, поскольку официально не она их туда загнала. И Благородным Юношам будет незачем помнит обиду, ибо истинный обидчик – Мэр, уже мертв…. Почему же вместо этого она лишь усугубляет ситуацию?

-…Ну… – Тихонечко сказал Цинт Виннус Оттон, пытливо вглядываясь в свою чашу, и раздумывая стоит ли еще один глоток, завтрашнего похмелья. – А может твоя подружка и впрямь Безумна? Знаешь, испытание абсолютной Властью, может и праведника превратить в чудовище…. А Безумная Племянница, – никогда праведностью не отличалась.

– Подружка? – Встрепенулся, вычленив новую для себя информацию дядюшка Кастий…, а главное То как было произнесено это слово – Это что еще за подружка?

– Ну… дядюшка Кастий, (с некоторых пор и Цинт Виннус Оттон стал его так называть в беседах с глазу на глаз), – мало кто знает, но к ненависти между Наследниками, подмешена изрядная долю Любви, или Страсти, или чего там бывает у этих безумцев!

– Ты что балбес?! – От волнения дядюшка Кастий забыл всякие приличия, и обратился к Аттию Бузме, словно в пору его ученичества. – Умудрился крутить шуры-муры с племянницей Мэра?!?! И до сих пор не сказал этого мне! Ох мало я тебя лупил…..

– Да у нас даже ничего и не было…, такого…. – Обалдевший от наезда дядюшки, начал оправдаться Аттий Бузма, и даже невольно отгородился от него v-образной вилкой, настолько свирепо выглядел Старый Ловец.

– То-то вы ходили по Дворцу испуская вздохи…. То-то она перебила Гвардейцев, чтобы спасти тебя от смерти, и то-то ты сейчас так хватаешься за голову, когда слышишь о ее дури! – Уличил приятеля Цинт Виннус Оттон, все-таки решившись и хлебнув еще порцию. – Не строй из себя дурачка. – Переспи ты с ней, – это для нее бы ничего не значило. Ты был бы один из многих…. А эти вот Чувства….

-….Они все осложняют! – Подхватил дядюшка Кастий. – А ты еще ей такое письмо написал…. Словно деловое предложение на поставку партии подштанников!

– …Ага. И она начала резать всех подряд, обидевшись на мое письмо!!! – Гаркнул Аттий Бузма, отвыкший за последнее время получать выволочки– Она Наследница! Будущий Мэр! Властительница огромной Империи с миллионами подданных! – Вы правда представляете ее льющей слезы в подушку из-за какого-то там письма от несостоявшегося любовника?

– Может и нет… – Отступил дядюшка Кастий, подливая в чаши всем собутылиникам. – Однако она еще и женщина…. Влюбленная женщина…. – Со свойственным пьяным выразительностью, дядюшка Кастий изобразил лицом что и сам был не чужд…, бывалочи…. И что он думает о влюбленных женщинах, и о бабах вообще. – А влюбленные женщины, и Империю способны профукать из-за несчастной любви.

– Только не она…. – С грустью ответил Аттий Бузма…. – Ее гордыня и самомнение выше любой любви.

– Много ты в бабах понимаешь!!! Сопляк! ….Однако ладно. Но нам то теперь что делать? Кажется о мирном разрешении конфликта теперь точно можно забыть.

– А что говорят наши шпионы?

– Легионеры идут…. Где-то за три дня пути отсюда уже!

Еще месяц-два назад, это известие могло бы вызвать настоящий переполох. Но сейчас, в начале лета, Аттий Бузма отнесся к нему как к очередной мелкой и незначительной проблеме. – «Много?» – Только и спросил он у принесшего весть гонца.

– Около тысячи. – Последовал быстрый ответ.

– Идут как и прежние?

– Да. Бунчуки зачехлены. Щиты в обозе.

– Сепий Галт. – Позвал он дежурящего при штабе десятника. – Бери свой десяток, выдвигайся им на встречу…. Спроси о целях и намерениях…. Потом отведи в Первый Лагерь, если они только конечно не воевать с нами пришли…. Тогда шли в тот же Первый гонца. Пусть поднимают легион….

За последовавший с последнего приведенного разговора месяц, ситуация существенно изменилась. – Наследница, так и не удосужившаяся взойти на Трон, перенесла репрессии на Армию. И в Горы потянулся тоненький ручеек беглецов, предпочитающих быть уж лучше казненным и за дело, чем из пустой прихоти. А после того как Военный Соправитель Зипис Аптибал внезапно скончался при очень подозрительных обстоятельствах, ручеек этот превратился в реку. Бежать начали десятками, сотнями, а потом уже и целыми гарнизонами. И у Аттия Бузмы добавилось заботы, где их всех разместить, чем накормить, а главное – занять. После долгих раздумий он сделал то, чему противилась вся его натура, – спустился на равнину и занял Гххашег – имперскую крепость, расположенную в предгорьях. Благо, почти весь гарнизон крепости, и так перебежал на его сторону. А оставшиеся командиры и пара десятков легионеров, согласились на почетный плен, едва передовые разъезды его Милиции показались на горизонте. И вскоре в окрестностях этой крепости вскоре появился Первый Лагерь, в котором из перебежавших на его сторону легионеров, начал формироваться первый легион Армии истинного Наследника. (так теперь стала называться Милиция).

Когда весть об этом дошла до Империи, в крепость повалили толпы…. Причем большую часть из них составляли даже не легионеры, а простые имперцы. Бежали недобитые Благородные, чиновники, купцы со всеми своими домочадцами, и даже крестьяне и ремесленники, которых тоже затронули безумные репрессии Безумной Племянницы.

…И всех их надо было чем-то кормить…. Потому поневоле Аттию Бузме пришлось двинуться дальше, и захватить Лагерь Шестого Северного легиона, где, как он знал, была база для снабжения предстоящей кампании. Задача была не простая. Даже при том, что Третий Командующий и четверо тысячников, перебежавшие на его сторону, знали каждое слабое место в обороне лагеря.

Аттий Бузма, не желая заставлять легионеров драться со вчерашними товарищами, долго выбирал тактику штурма. Вариантов было два, – либо подойти ночью небольшим отрядом, проникнуть в Лагерь по подземному ходу, и захватить ворота. После чего у обороняющихся не окажется иного выхода как сдаться, перед лицом, подошедшего к утру большого войска. Однако от этой идее пришлось отказаться. Либий Раст Витим, – ранее занимавший третью по значению командную должность во Шестом Северном, прямо сказал что Первый Командующий конечно упертый баран, но отнюдь не дурак. Так что тайный ход в Лагерь, уже наверняка завален, сам Лагерь подготовлен к обороне, а бдительность удвоенной стражи поощряется наставлениями десятников и порками. Так что даже думать о внезапном нападении не имело смысла.

Тогда Аттий Бузма просто подошел к Лагерю, выстроил перед ним свое немалое войско, (опытные легионеры были лишь в первых рядах. А позади стояли новички, и даже люди не имеющие в руках оружия). После чего высланные вперед глашатаи из перебежчиков, спрятавшись за большими щитами, начали громко призывать легионеров переходить на сторону Истинного Наследника. Обещая всяческие блага и продвижение по службе, и нещадно привирая как хорошо им живется на службе у Наследника. В говоривших летели дротики из скорпионов и камни катапульт, иногда пробивавшие щиты…. Но это сделало свое дело, – несколько легионеров, сумевших ночью перебраться через ограду и добежать до позиций армии Наследника, уверяли, что чуть ли не половина оставшегося легиона, готова перейти на сторону противника…. Так что когда на следующее утро, так же выдвинув щиты и давя на психику обилием солдат, Бунтовщики внезапно бросились на стены, сопротивление им было оказано чисто символическое. А вот в самом лагере без битвы не обошлось. Первый Командующий смог собрать всех преданных лично ему командиров и легионеров, и взял за доверенный ему лагерь и легион не малую цену кровью и жизнями солдат. А когда понял что отстоять лагерь не удастся, – поджег склады. И людям Аттия Бузмы пришлось отчаянно прорываться к бушующему пламени, по трупам своих бывших товарищей, чтобы спасти хоть что-то…. Пожар был потушен…. На удивление быстро…. Может потому что подъехавший Аттий Бузма лично руководил тушением, может еще по какой причине…. Но огонь вел себя на удивления вяло, долго лизал деревянные стенки складов, не перебираясь на них, словно они были сделаны из камня. И погасал, едва на него плескали хоть кружку воды…. Все это опять дало повод для разговоров о благоволении богов истинному Наследнику.

Нельзя сказать что нападение на Империю, стало для нашего героя таким легким шагом. Еще там, в Горах, в Шссшиге, в какой-то момент он даже был близок к панике, понимая что все его планы и надежды рушатся. А Судьба вновь берет его в свой оборот и тащит на коротком поводке, по известной только ей дорожке. От одной только мысли о возвращении в Город, о постоянных интригах и крысиной возне за чуть более сладкий кусок, – ему вдруг захотелось бросить все и сбежать. И он уже почти готов был так поступить…. Но тут на него насели Цинт Виннус Оттон и дядюшка Кастий.

Основными их аргументами были, – «Коли уж взялся, – доводи до конца» и «Кто кроме тебя сможет….».

-….Да кто угодно. – Орал в ответ Аттий Бузма. – Власть и так высыпается из рук Наследницы, словно просо из дырявого мешка…. Не нужно быть ни крутым стратегом, ни Великим Героем, чтобы подобрать ее с земли!

– Ага. – Отвечал ему на это дядюшка Кастий. – Надо только быть Наследником. И власть сама ляжет тебе в руки. Но представь себе меня…, заявляющего свои претензии на Трон…

– Ну…. Не тебя, так вот его, – ткнул Аттий Бузма в грудь приятелю. – Вот, чем тебе не Мэр. – Благороден, Учен. Умен. И искренне предан Империи!

– Спятил???? – Аж поперхнулся словами Цинт Виннус Оттон. – Ты со скал в последнее время не падал? Какой из меня Мэр?!?!

– А из меня? С какой стати вы все вообразили, что из меня получится Мэр?

– Ну-у-у…. Ты у нас такой вот…. Ну в смысле…. Сам понимаешь….

– Не понимаю. Ладно еще вся эта толпа и прочий сброд вроде твоих приятелей. Для них я Наследник, потому что они не способны думать своими мозгами, и оценивать то что видят их глаза. Им сказали что я Герой. И они, не видев ни единого моего подвига, в это поверили. Потом сказали что Наследник…., и вот пожалуйста, – они искренне верят что я Наследник. Но вы-то? Вы же знаете меня. Знаете кто я и откуда. Так с какой стати вы решили что я могу стать Мэром?

– Потому что ты Вождь! – Старый мудрый дядюшка Кастий, оборвал вопли обоих молодых людей. – Ты тот за кем идут, и кто знает куда вести. В тебя есть воля и сила духа. …Даже когда я конвоировал тебя в Школу, то не спускал с тебя глаз…. Вот казалось бы, – я Ловец, учитель в Воинских Искусствах, а не спускаю глаз с полудохлого пацана, в любую минуту ожидая от него подвоха…. Ты заставляешь себя уважать, и ожидать от тебя чего-то большего, чем обещает твоя внешность. А генерал??? Генерал Викт??? Аттий Бикм…. Он ведь сразу учуял в тебе нечто великое. Или ты думаешь, каждый сопливый мальчишка, едва окончивший Школу, получает звание Свободного Ловца? Да люди идут к этому десятилетиями…. Вспомни свою судьбу? – Везде где бы ты ни оказался, ты проявлял себя с самой лучшей стороны, и быстро становился заметной фигурой, лидером! Так кому как не тебе…..

– Но я же этого просто не хочу…. Понимаешь, – Не Хочу! Меня тошнит от одной мысли до конца жизни запереться во Дворце, и оттуда руководить тем змеюшником, что спрятан за Северной Оградой. Я к своим годам нюхнул всякого. И вонь помоек, и благовония, и запах дорог и приключений. Мир огромен, велик и удивительно интересен. А вы хотите чтобы я навечно запер себя в Золотой Тюрьме, и торчал там пока не подохну…. Что может предложить мне Дворец? – Богатства, – я уже знаю им цену. – Просяная каша, сваренная в конце дня, и слопанная после долгого перехода, в тысячу раз вкуснее любого деликатеса, который приходится пропихивать в горло специальной вилочкой, потому что есть уже не хочется многие годы. Развлечения? – Они лишь жалкая замена настоящим приключениям и настоящей жизни…. Власть? – Это обоюдоострый меч. Ты властвуешь над миллионами, но и каждый из этих миллионов, хоть немножечко но властвует над тобой…. Стать рабом миллионов? – Вы это мне предлагаете? К тому же там, на самой вершине очень одиноко. Вон даже Мэр, привыкший к Власти с детства, и тот под конец жизни спятил от одиночества и подозрительности. Не так много у меня на свете друзей, но я все рано не собираюсь огораживаться от мира забором Власти…. Не хочу до конца жизни высматривать заговоры против себя, и ожидать яд в каждой чаше вина. Женщины??? – У меня их уже было много…. Может даже слишком много…. Будучи там, на самой вершине, я смогу заполучить любую. Кроме той которую действительно хочу. Потому что попасть на вершину, я смогу только переступив через ее труп….

– Так тебя это останавливает?

– Нет. Это только одна из причин. Главная же, – я просто этого не хочу.

– Ладно. – Примиряющее поднял руки дядюшка Кастий. – Ты этого не хочешь…. Но что будет если ты сейчас сбежишь, предав всех тех кто доверил тебе свои жизни? Я не о Благородных…, хрен бы с ними, (прости Цинт Виннус Оттон). Я говорю о простых легионерах, что передали себя в твои руки. О купцах, которые дают тебе в долг еду, одежду и доспехи, о простых крестьянах и ремесленниках, помогающих твоим солдатам…. Что будет со всеми ними, когда ты удерешь? Я знаю тебя много лет. Я знаю тебя, может быть даже лучше чем ты знаешь себя…. И в нашем отряде, и в Ловчей Службе, – ты искал братство, если не сказать, – семью…. Думаю даже к Мэру ты относился как к отцу, оттого и он так благоволил к тебе. Ты никогда не предавал своих. Как ты сможешь жить, если сейчас предашь всех этих людей в руки Безумной Племянницы? Она же просто вырежет их всех поголовно, вместе с родственниками, друзьями и соседями. Как ты сможешь жить дальше, предав столько, доверившихся тебе людей?

– ….Хорошо. – Рявкнул Аттий Бузма. – Я закончу эту войну и выкину Наследницу из Дворца! …Но не надейтесь что и сам там останусь. – Аттий Бузма отвернулся, но не обязательно было быть колдуном, чтобы почувствовать довольные и слегка ехидные улыбочки, которыми обменялись Цинт Виннус Оттон и дядюшка Кастий.

Время шло, однако Аттий Бузма не торопился. Несмотря на активные уговоры своего окружения он никакого «победного марша» на Город не предпринимал. Не было смысла. Пока, все что делала Безумная Племянница, лило воду на его мельницу, и незачем было лезть на дерево за яблоком, и так готовым упасть в руки. Если раньше к ней относились с симпатией, считая взбалмошной девчонкой, о чьих приключениях и выходках бывает приятно вполголоса посудачить в кабаках и на кухнях… То начав свою безумную резню, она стала вызывать лишь страх и ненависть.

Больше всего пугало то, что люди задававшие себе тот же вопрос что и Аттий Бузма, – «Зачем ей это надо?», – не находили ответа. Так что все чаще, даже те кого репрессии не коснулись напрямую, стоило только появиться возможности безопасно перебежать в стан Наследника, делали это незамедлительно. – Аттий Бузма был понятен, и имел хорошую репутации.

Потому-то его интервенция была тихой и неторопливой. Когда количество солдат в Первом Лагере, приблизилось к численности нормального легиона, он разделил их. Первую половину оставил в предгорьях, на случай если горцам, не служащим в его Армии, вздумается полезть в Империю. А вторую перевел в новый лагерь, разместив его значительно дальше на запад. Вскоре и туда потянулся ручеек беглецов из Империи, и парламентеров от соседних городов, торопящихся высказать верность Наследнику. Он продолжал двигаться на запад, вдоль Северного Тракта, неторопливо занимая не оказывавшие сопротивления города, и вскоре под контролем Аттия Бузмы оказалась почти четверть территории Империи. И тут, он увяз в ворохе, вроде бы не столь уж важных, но как оказалось весьма существенных проблем. Для начала, – пришлось решать проблему с управлением занятой территорией. Конечно руководства Гильдий и Городские Советы, по– прежнему управляли своими вотчинами. Но в вопросы более высокого уровня, они не принципиально не лезли. – Тот же сбор налогов, снабжение легионов продовольствием и оружием, и даже судопроизводство выходящее за рамки интересов Гильдий, – во все это им даже в голову не приходило вмешиваться.

Как еще раньше убедился Аттий Бузма, надеяться на Благородных Юношей, особо не приходилось. Нет. Не то чтобы они были совсем уж ни к чему не способны. Пару десятков Благородных Юношей, он все же смог приставить к какому-то делу…. Пару десятков, из нескольких сотен…. И то, большая часть из этих десятков, осталась в Горах, ибо там у них было реальное дело. …Остальные предпочитали вести жаркие баталии в Сенате, изображать придворных, или, в лучшем случае, служить в легионах. Тут-то нашему герою и пришлось срочно вспомнить кто же управлял Империей, и разыскивать представителей самой тайной и закрытой имперской касты, – чиновников. Несколько из них, как он знал, еще раньше перебежали на его сторону. Кое-кто остался в захваченных городах. …Но когда он вылез из под бумажной груды, сумев наконец переложить ее на плечи тех кто умел с ней справляться, – начавшиеся проблемы военного характера, показались ему почти благом. И он, в качестве мелкой мести, спихнув надзор за чиновниками на Цинта Виннуса Оттона, поспешил удрать в войска.

Но если дело управления, было хоть немного, но знакомой для нашего героя, стихией. То вот общение со жрецами у него не ладилось. Вообще жители Империи не были очень уж набожными людьми и к богам относились чисто потребительски, – Мермеду надо принести жертву для удачи в торговой сделке, Проходимус, поспособствует удачной поездке, Асклепий поможет при болезнях…. Все как на рынке, – заплатил деньги, получил товар. Но вот жрецы…. Сами по себе они вроде были никем. Жирный, жадный и сластолюбивый жрец, был постоянным персонажем площадных пьес и анекдотов. Но объединенные под властью Понтифика, они обладали немалой силой. Одного намека на нерасположение богов к Наследнику, хватило бы для того, чтобы его ряды покинули тысячи соратников. Ведь какой смысл участвовать в предприятии, неугодном богам, если оно все равно обречено на провал?

Потому, свои первые шаги по равнине, Аттий Бузма начал с принесения богатых даров храмам и жертв богам. Пытаясь задобрить жрецов, и через них наладить тайные связи с Понтификатом…. Жертвы принимались охотно, а вот ответа ни на одно из посланных Понтифику писем он так и не получил. Однако и никаких шагов против себя, он со стороны жрецов не заметил. Оставалось только надеяться, что эта сторона предпочла сохранять нейтралитет, и не вмешиваться в конфликт между Наследниками. Но тем не менее, каждый раз, когда Аттий Бузма проезжал мимо очередного храма, холодок неуверенности пробегал по его спине, – вопрос со жрецами, так и остался нерешенным.

Так же нерешенным остался и вопрос с горцами…. Немалое их количество служило под его началом. Но вряд ли суровая дисциплина легионеров, это было то о чем они мечтали. Аттий Бузма понимал что отнюдь не желание «восстановить права Истинного Наследника», сподвигло молодых крепких горцев вступит в ряды его Армии. Скорее уж тут присутствовало желание хорошенько нажиться на грабеже Империи. Приходилось тщательно соблюдать баланс, когда в одном отряде, на, как минимум трех имперцев, приходился один горец, чтобы держать их в узде. Начни Армия наследника грабить собственное население, и всей его стратегии максимально мирного подбора сыпящейся из рук Наследницы власти, пришел бы конец.

Однако приходилось помнить, что там в Горах, на каждого служащего под бунчуками Наследника воина, находится еще пара десятков вояк, которым такого «счастья» не выпало…. Аттий Бузма регулярно подмасливал Старейшин кланов дорогими подарками и ласковыми увещеваниями, чтобы те удерживали своих наиболее рьяных вояк в узде. Однако вся эта ситуация, дамокловым мечом, висела над его головой. …А тут еще и на принявшим его сторону территориях возникли досадные проблемы….

…С теми гарнизонами что располагались на Северном Тракте, вопросов почти не было. После того как Шестой Северный и Второй Восточный легионы, перешли на его сторону почти в полном составе, ни у кого из гарнизонных начальников особого желания быть верными Наследнице не оставалось. Куда хуже было с гарнизонами располагающимися дальше на север. Места там были глухие и суровые. Слухи и новости доходили до них последними, а люди те места населяющие, любые перемены почитали почти что за ересь. Репрессии Наследницы, обрушившиеся на остальную Империю, севера почти не коснулись. Благородные Фамилии, даже владевшие там какими-то землями, почти все жили в Городе. Большие купеческие Дома бедным севером пренебрегали. А среди командиров северных гарнизонов, встретить человека не то что с тремя, но даже и с двумя именами, было редкостью. Ведь служить в такое захолустье, отправляли только самых бедных и незнатных служак, не имеющих никаких связей, благодаря которым можно попасть на более теплое местечко. Так что ни Благородные, ни потомственные легионеры, как правило на север не попадали, а значит и репрессировать там особо было некого. Следовательно и недовольства Наследницей тоже не было….

И вот с этими, оставшимися верными Наследнице гарнизонами, и пришлось разбираться Аттию Бузме чтобы в самый ответственный момент не получить удар в спину.

Гарнизоны были не слишком великие. Так что собрав отборный отряд, численность примерно в три тысячи мечей, он до конца лета занимался умиротворением Северной провинции. Чаше всего ему все же удавалось договориться, переманив легионеров и их начальников на свою сторону. Но иной раз приходилось прибегать и к грубой силе, беря небольшие крепостницы штурмом.

С городами было проще. При таком количестве перебежчиков, особых проблем с захватом городов не возникало. Как правило, сами горожане втихаря открывали ворота перед войсками Аттия Бузмы, в случае если командир гарнизона оказывался чересчур упрямым и верным официальной Наследнице, и не желал сдаваться без боя. Что такое штурмы городов и гражданская война, Империя не знала уже почти четыреста лет, и ее жители предпочитали не узнавать этого никогда. И потому, – сама мысль о возможной осаде, не говорю уж о штурме, приводила жителей Империи в такой ужас, что даже самым твердолобым начальникам гарнизонов, было небезопасно вставать на пути спешащих сдаться горожан.

Таким образом, к концу лета он пересек Империю с востока на запад, и добрался до Медиолана…. Города, который официально считался его родиной, и где он никогда не был. С незапамятных времен, Мидиолан был главной гаванью Имперского Флота. А Флот, как это было принято в Империи, был совершенно обособленной кастой. Времена когда Флот переживал свои лучшие деньки, прошли уже почти восемьсот лет назад. С тех пор как вся Империя была объедена, Флот перестал быть ей нужен. Необходимость атаковать врагов на море, или высаживать десанты пропала как таковая, вместе в врагами. И с тех пор Флот помаленьку гнил и ветшал. Если бы не возможность время от времени повоевать с пиратами Южных Островов, когда те наглели настолько что совершали набеги на территории Империи, – возможно флот вообще перестал бы существовать. Количество кораблей неизменно снижалось на протяжении сотен лет. Каждый новый корабль строился только после того, как старый переставал держаться на воде. И то, выбивать средства на постройку, каждый раз приходилось преодолевая сильнейшее противодействие Сената и Военного Соправителя, считавшими Флот дорогой и бессмысленной игрушкой. Кстати сказать, последний Военный Соправитель из флотской среды, был в Империи более шестисот лет назад. И назначили его на столь высокий пост, лишь благодаря победам одержанным на суше.

Все это привело к тому, что флотские обособились еще сильнее чем любая другая каста Империи. Помимо обычной корпоративной солидарности, их еще сплачивала и жгучая обида, на свою якобы ненужность и непопулярность.

Чего можно было ждать от Флота, в сложившейся ситуации? – Аттий Бузма этого не знал. Пока в его рядах не было ни одного перебежчика из Флотских Экипажей. Но что это означало? – Флот хранит верность Наследнице? Или ему просто плевать на личность того, кто будет и дальше игнорировать его существование?

Единственный, к кому он мог обратиться с этими вопросами был Сертий Апик Докс некогда служивший Стажером на Флоте. Кстати, недавно сей Благородный Юноша был произведенный из сотников в тысячники, исключительно в качестве дани уважения Благородным Юношам, ибо командовать войсками он по-прежнему не умел. И потому Аттий Бузма назначил его своим Личным Советником, поскольку по собственному опыту знал, что на этой должности можно быть и скоморохом и лакеем, и обладающим немалой властью человеком.

– Присядь-ка Сертий Апик Докс…. – позвал он как-то своего Личного Советника…. – Хочу тебя поздравить, – долгое пребывание в Горах не испортило твоего великолепного чутья на хорошие вина! Та партия красного этого урожая, что ты достал намедни, украсит любой стол в Империи! Так что я приглашаю тебя распить со мной кувшинчик, в знак признания твоих заслуг. Мне тут знаешь ли, прислали овечьего сыра…, (не криви лицо), – из Высоких Долин! Так что для походных условий, в которых мы все пребываем последние годы, это будет вполне достойное обрамление твоей добычи…. Где ты кстати его достал?

– Это было нетрудно Наследник, – в собственном имении. Оно как раз тут, примерно в сорока кулломитров к югу и на запад….

– А-а-а. Так ты из местных! Вот наверное почему, ты в свое время и пошел на Флот?

– Да. Это традиция нашей семьи…. Когда-то наш Род и поднялся из флотской среды…. Наш первый предок Сертий Вак, начинал простым штурманом, а закончил Адмиралом! И хоть наша Семья прошла немалый путь от корабельной палубы до мраморных полов Сената, мы стараемся поддерживать старые связи.

– Вот и прекрасно! На таких как вы и держится Империя…. Так что мой первый тост, – За Традиции, и тех кто их соблюдает! …Разливай еще…. А скажи-ка, что вынудило такого доблестного и преданного традициям человека как ты, уйти с Флота?

– Невыносимая скука, Наследник…. – Честно признался Сертий Апик Докс. – Стыдно признаться, но в Империи есть корабли, которые отслуживают свой срок, так ни разу и не покинув гавань. Вот на один из таких я и попал…. Сначала было довольно интересно учиться командовать абордажной командой…. Но потом я понял что все это лишь игры, которые не имеют ни малейшего смысла, и не принесут не грана пользы Империи…. А тут еще появилась одобренная Мэром и Сенатом инициатива Цинта Виннуса Оттона послужить Империи в Горах…, и я решил перейти туда.

– Мудрое решение. Которое, как мы видим сейчас, и впрямь обернулось благом и для Империи, и, чего уж там скрывать, – для меня лично…. Однако не скучаешь ли ты по Флоту? Я, признаюсь тебе, плавал по морю всего один-два раза…., и это произвело на меня неизгладимое впечатление…. Простор. Свежий ветер и…, и знаешь, – какая-то тайна! Океан так велик, необъятен и загадочен. Когда ты идешь по земле, ты знаешь что лежит у тебя под ногами…. А там, – под твоими ногами бездна. И в этой бездне могут обитать и жуткие чудовища, и храниться неисчислимые богатства….

– …В этом то и беда всех флотских… – Подхватил Сертий Апик Докс. – Все они с детства больны морем. Все вырастают на рассказах и легендах о подвигах своих предков. Все они грезят дальними путешествиями и великими чудесами дальних стран…. И почти все обречены оставаться у пристани….

– Но неужели Флот вообще не используют?

– Ну…, наверное яхта в поместье моего отца за последние лет пять, прошла по морю больше кулломитров, чем весь флот вместе взятый за тот же срок….

– Досадно… Но наверное просто для Флота у Империи нет никаких задач?

– Как это нет?!?!? – Искренне возмутился Сертий Апик Докс… – А как же пираты Южной Империи? Вот только одна задача, которая могла бы занять флот на целые десятилетия, и решение которой принесло бы огромную пользу! Имей мы возможность перевозить грузы по морю, нам бы не пришлось зависеть от настроения горцев, или лежащего на перевалах снега! Да и перевозка грузом морем, значительно дешевле чем караванами!

– Но почему тогда эта задача не решается?

-…Не знаю. Просто в один момент почему-то решили что таскать товары караванами будет проще, и с тех пор вот и таскают….

– Да…. Слепое следование старым традициям, не всегда идет на пользу…. Хотя вероятно я догадываюсь, что это произошло во времена между Первой и Второй Династиями, когда Империя была поделена на две половины…. Юг тогда был закрыт. И Северу пришлось пробивать Большой Горский Тракт…. И на это титаническое усилие были брошены все силы, так что на развитие флота ничего не осталось. А потом, пришлось оправдывать затраты, и вся торговля началась вестись через Горы.

-….Вероятно так. – Согласился Сертий Апик Докс. – Я как-то никогда об этом не задумывался. Но по срокам вроде подходит.

«К тому же, вероятно всего, все предыдущие Мэры, предпочли держать Империю закрытой от внешнего воздействия» – Про себя подумал Аттий Бузма. – «Где выход, там и вход. Империя и так слишком огромна и тяжело управляема. Новых земель ей не надо. И пока с одной стороны нас сжимают Горы а с другой Океан, мы нечто целое. Перестань Океан быть стеной, и стань дорогой, по которой можно уйти из Империи, или наоборот, привезти по ней новые идеи и обычаи, и она поползет по швам. Так что держать под контролем приезды-отъезды всяких живущих за Горами варваров, куда проще через узкие щели горных трактов…. Впрочем, этому флотскому парню, такие рассуждения знать не стоит».

– Вероятно мне, когда я займу место на Троне. (Хрен дождетесь, – подумал он про себя), стоит подумать о пересмотре этой политики…. Однако, давай-ка еще поговорим о вине….

Дальше было просто. Тот же самый Сертий Апик Докс был послан в Медиолан с предложением к руководству флота о переговорах. А прибывшим на встречу Адмиралам и капитанам, Аттий Бузма наобещал, что сам, лично, как только окажется на Троне, займется делами флота, в течении десяти лет удвоит его количество, и пошлет на войну с Южными Островами. И через пару дней Медиолан и Флот были в его распоряжении.

А от Медиолана до Города, было чуть более четырехсот кулломитров, ровной, хорошо проторенной дороги. Двигаясь быстрым маршем, его легионы преодолеют это расстояние за пару недель. Но не все было так просто.

Его окружение ликовало, а Аттий Бузма пребывал в настоящей панике. Судьба снова взяла его в оборот и тащила на коротком поводке совсем не в ту сторону, куда хотел двигаться он. Потому что теперь, он будет вынужден делать то, от чего мысленно открещивался и не желал даже думать, – встретиться с Романой Комнус Виллией Кордиус Виллиной, и не где-нибудь, а на поле брани. А каждому было ясно, что эта встреча должна окончиться смертью одного из Наследников, ибо Трон не приемлет компромиссов, и не допускает существования претендентов хоть с какими-то правами.

Именно этого он и пытался избежать с самого начала, и именно к этому вила его Судьба. – …Злыднева Дура – Накручивал себя Аттий Бузма пытаясь вызвать в себе гнев против любимой женщины. – Стоило тебе пойти на маленький компромисс, или хотя бы проявить хоть чуточку здравомыслия, и сидела бы сейчас спокойненько на Троне, а я пытал бы счастье где-нибудь по ту сторону Гор…. Так нет же, – Дорвалась до власти, и устроила резню…. О чем ты вообще думала? – Хотя когда тебе думать….. Небось заняла Дворец и беспробудно трахалась со всякими Гвардейцами да лакеями…. Сучка течная….

Аттий Бузма мысленно попытался представить картину этих оргий, но получилось плохо и настоящего отвращения и злобы, по-прежнему не ощутил…. Проблему все равно надо было решать. А единственным реальным средством ее решения был штурм Города, в котором засела Наследница с верными ей легионами. А помимо того, что драться придется за Трон, который ему абсолютно не нужен, так еще и штурм Города, означал тысячи и тысячи убитых легионеров и горожан. И никакой уверенности что получится победить. Из донесений шпионов и перебежчиков, Аттий Бузма знал, что его силы и силы верные Наследнице, примерно равны. И хотя у него сверх легионеров еще есть и пара десятков тысяч ополченцев… Зато войска Наследницы засели за стенами, а его людям придется на эти стены лезть….. А в Городе этих стен…….

…Оставалось два выхода. – либо переманить на свою сторону Восьмой Южный, Третий Западный, и Двенадцатый Степной легионы, в данный момент сохранявшие нейтралитет, либо выманить противника из Города, и разбить его в чистом поле.

Однако гонцы в Восьмой, Двенадцатый и Третий, были посланы уже давным-давно. Но никакого вменяемого ответа он так и не получил. – Ехать туда самому и Уговаривать лично? – Аттий Бузма почти не сомневался, что сможет это сделать. С глазу на глаз, никто не мог противиться его воле. Но сколько времени он потеряет? И что будет твориться в его Армии, пока он будет отсутствовать? – Этого он предсказать не мог. А главное, кого оставить вместо себя? – Дядюшка Кастий, недостаточно авторитетен для Благородных Юношей и легионеров. Цинт Виннус Оттон, конечно был хорошим человеком, и даже показал задатки отличного администратора. Но вот как военачальник он был очень слаб. А произойти могло все что угодно. Могли напасть войска Наследницы. Могли взбунтоваться горцы, даже ходили слухи что кое-кто из правителей провинций, подумывал поднять личный бунт. …Оставить командовать вместо себя кого-то из командиров перешедших на его сторону легионов? – Тоже не решение. – Они хорошо умели выполнять приказы. Но в данном случае, обстановка могла измениться так стремительно, что требовалось умение принимать ответственные решения самостоятельно. А он не был уверен, что кто-то из командующих Вторым или Шестым, окажутся на это способны….

Значит придется выманить противника из Города, а как? – этот вопрос он и задал Цинту Виннусу Оттону и дядюшке Кастию, когда они остались наедине.

-Хм… Надо показать свою слабость…. – Предложил дядюшка Кастий…. – Подойдем к Городу, а потом отступим…. Ну-у…, например можно изобразитьбунт в твоей армии… мол одна половина взбунтовалась против другой, и потому мы вынуждены отойти от Города, пока решаем свои проблемы… Они бросятся за нами, тут то мы их и зажмем в клещи…..

– Сам знаешь, что Наследница пригласила возглавить ее Армию Командующего Укара. – Ответил на это Аттий Бузма. – Чтобы не говорили про него, а я уверен, что после смерти Зиписа Аптибала, он лучший военачальник Империи. Вряд ли он попадется на такую наживку.

– Ну приятель…. – Вступил в беседу Цинт Виннус Оттон. – Учитывая ваши разногласия, он может и подчиниться чувствам. В конце концов, весь последний год, в каждом кабаке и каждом базаре, кричали только о том, что это ты спас легионы Империи от полного разгрома, на который их обрекла бездарность Укара…. Ты украл его победу. Представляю как он тебя ненавидит. И думаю не сможет противостоять искушению надрать тебе задницу, и разом заткнуть рты всем болтунам Империи.

– Во-первых. – Заметил на это Аттий Бузма. – Такого как Укар, подобная ненависть заставила бы быть только осмотрительнее и осторожнее. Укар великий воин, и великий политик. В конце концов, из сотен тысяч, подобно ему рожденных в грязи, он один смог подняться на такие высоты…. Много ли еще ты знаешь Командующих, всего с одним именем? – На такой пост вряд ли получится взлететь, если не научить свои чувства, подчиняться разуму…. А во-вторых, – Укар прекрасно знает, что не я был зачинщиком всей этой шумихи вокруг своей «якобы Победы». Я и сам писал ему об этом…. Да и Зипис Аптибал, наверняка должен был ему рассказать, как все было на самом деле. Они ведь приятели…, были.

– Тогда воздействовать надо не на Укара, а на того кто отдает ему приказы, – на Наследницу!

– …Я и сам друг Цинт Виннус Оттон об этом думал…. Только как воздействовать на эту сумасшедшую? Я вообще не понимаю что она творит, и какие тараканы бегают в ее голове…. Дядюшка Кастий, а что говорят об этом твои приятели из Ловчей Службы?

– Дворец, – закрытое место…. В последнее время, вход туда открыт только для слуг и Гвардейцев…. Поговаривают что у Наследницы паранойя, и она больше не доверяет никому….

– Паранойя говоришь…. А ведь это выход…. Как ты думаешь, удастся ли нам убедить ее, что в Городе зреет восстание? Тогда ей придется, чтобы не получить удар в спину, постараться разбить нас на подходе к Городу.

– Хм… Теоретически можно…. Только потребует немало времени… Заслать агентов. Начать подговаривать народ. Пускать слухи….

– А можно просто чтобы Ловчая Служба сообщила про бунт? – Как она это проверит, если не высовывается за Северную Ограду.

– Хм… Тут тоже не все так просто…. – Надо договариваться с другими сетями и генералами…. На это тоже может уйти время.

– Сколько?

– Думаю не меньше месяца-двух.

– Действуй… по обоим направлениям. Пусть часть твоих людей готовит видимость восстания в Городе, а остальные договариваются с Ловчим Советом. Обещай им все что они пожелают…. Только обещай исключительно от моего имени, и не забудь упомянуть, что обещание я исполню после того как стану Мэром!

– А ты все еще думаешь сбежать? Думаешь получится? А даже если и получится, то как Империя будет жить после….

– А на это мне уже наплевать! – Отрезал Аттий Бузма. – Если вы так за нее переживаете, то сейчас вам самое время подумать о том, как она будет жить без меня….. Потому что я….

– Кстати. – Оборвал начинающего закипать Аттий Бузму, Цинт Виннус Оттон, и дипломатично меняя тему, спросил. – А почему ты не хочешь задействовать флот? Мы могли бы приплыть к Городу на кораблях, и внезапно захватить его.

– Я спрашивал у Флотских. Они говорят что из сорока трех имеющихся у Империи кораблей, половина вообще вряд ли выйдет из гавани. Еще они готовы поручиться что только двенадцать доплывет отсюда до Города…. И что перевезти эти корабли смогут максимум четыре-пять тысяч…. Конечно и этим можно будет воспользоваться, если уж мы затеем штурм. Но вряд ли стоит полагаться на флот.

– Но можно перерезать поставки продовольствия с моря…. А еще подойти с востока и закрыть Большой Горский Тракт. Тогда уж ей точно придется вывести войска чтобы прогнать нас.

– Хорошая мысль….Только при всех плюсах этого плана, есть и парочка минусов. – Сейчас осень. Так что поставок с юга, хватит чтобы Город не знал нужды в продуктах еще месяца три. Затем, – тот факт что мы перекрыли подвоз продуктов, – может стать сильным оружием в руках наших противников. Так и вижу глашатаев, кричащих на площадях – «Самозванец собирается уморить Город голодом»! – Не надо тебе объяснять, как это может повлиять на симпатии толпы. Горожане готовы с интересом наблюдать как жители Дворцов режут друг дружку, поддерживая то одного то другого, пока это не коснулось их желудков. А за кусок хлеба с мясом и овощами на своем столе и кувшин вина, они будут драться ожесточенно и безжалостно, наплевав на любые прежние симпатии.

И наконец последнее, – не факт что Наследница даже соблаговолит почесаться, если горожане начнут дохнуть с голоду. Запасов во Дворце хватит на долгие месяцы.

– Но ведь угрозы тоже можно как-то использовать? Ты же умный, – придумай такой маневр, при котором Укар выведет свои войска. Например, – одновременно войска перерезают и Большой Горский Тракт, и Южный путь, север и так наш, а с моря будут плавать наши корабли…. И при этом даже необязательно задерживать караваны с продуктами…. Достаточно просто создать угрозу.

– Что даст повод Наследнице кричать, что несмотря на то что я пытаюсь уморить горожан голодом, – благодаря ее усилиям, на их миска всегда будет полна…. Хотя пожалуй это надо обдумать. Давайте-ка пока пораскинем мозгами, и возможно нам удастся совместить все три варианта….

За успех, наверное стоило благодарить дядюшку Кастия, Ловчую Службу, и саму Наследницу. Это она так проредила Ловчую Службу, что в Городе почти не осталось ни одной нормально действующей сети, которая могла бы проверить подсунутую информацию, о восстании в пользу Наследника. Зато организация дядюшки Кастия, обогатилась множеством вполне профессиональных кадров, убежавшим от репрессий и казней. Причем среди этих перебежчиков, было много Ловцов самого высокого ранга, и даже один член Ловчего Совета. Он то и рассказал, – что Наследница, зная что Аттий Бузма был Ловцом, теперь с большим недоверием относилась к Ловчей Службе. Она с каким-то садистским удовольствием вырезала большую половину Ловчего Совета, а оставшихся держит на расстоянии, не доверяя им ни на грош. Даже доводить до ее сведения добытую информацию, Ловцам теперь приходится через Армейских, или Гвардейских командиров. Слава богам, хоть те, пока еще понимают важность хорошо работающей Ловчей Службы.

А вот дядюшка Кастий свое дело знал. Из перебежавших на сторону Наследника, Ловцов, он создал несколько сетей. Часть из них работала в Городе, подготавливая реальное восстание, распуская слухи и устраивая саботажи. Часть работала курьерами между Городом и Медиоланом, а еще одна сетка, действовала внутри армии Аттия Бузмы, якобы работая на разведку Командующего Укара…. Тот и правда заслал в стан противника своих шпионов. Однако армейским шпионам, до Ловцов было далеко. Их быстро вычислили, подвели к ним своих людей, и теперь вовсю сливали через них ложные сведения.

– …Так что теперь Наследница и Укар, должны поверить что у нас тут и правда не все в порядке. – Довольным голосом доложил дядюшка Кастий. – Главная проблема, – у тебя недостаточно средств, чтобы платить легионерам, и потому они сильно недовольны. По этой же причине, ты и спешишь как можно быстрее занять Город. Но сначала тебе надо достать где-то деньги, чтобы поощрить своих солдат…. Этим и объясняется задержка.

– А что в Городе?

– А в Городе…. Знаешь, если мы подойдем к воротам, разбив легионы Укара, – народ первый побежит громить Дворец и убивать Наследницу. …И для этого нам почти ничего не пришлось делать. Она сама вызвала к себе такую ненависть…. О чем она думает? И думает ли вообще?

Ну а помимо этого, – В Городе есть несколько групп, которые откроют нам ворота…. Они достаточно многочисленны и сильны, чтобы удерживать их какое-то время до подхода наших частей, особенно если в самом Городе начнутся волнения. Ну и конечно, – стоит легионам Укара сделать хоть шаг из ворот, – ты узнаешь об этом, через день-два. Голуби уже переправлены нужным людям.

– А скажи-ка дядюшка…. А что сами легионеры? Какие у них настроения там бродят?

– А вот на них, я бы полагаться не стал…. Укар держит их крепко…. Видимо ему как-то удалось оградить войска от Наследницы. Так что ни один солдатский волос, за последние полгода не пал с головы легионера. Зато жалование выплачивается вовремя, харчей завались, вина тоже хватает. Квартируются они в Городе, и на их мелкие шалости в кабаках и на улицах, Власти благополучно закрывают глаза.

– Жаль…. Я бы предпочел перетянуть их на свою сторону. И как относятся к этому горожане?

– Ну, ты сам знаешь горожан! – Улыбаются, но всегда готовы плюнуть в кружку или тарелку, а лучше вонзить кинжал в спину.

– А что знает о возможном бунте Наследница?

– Пока я решил что лучше будет сообщать только общие слухи и намеки. Про бунт она и Укар узнают, когда твои легионы направятся к Городу. За то время что вы будете идти, проверить сведения она не успеет…. Да и вряд ли станет. Скорее всего она начнет репрессии, которые еще больше озлобят горожан. Так что на нашу сторону перебежит еще больше народа.

– В таком случае, мне не остается ничего иного, кроме как отдать приказ выступить…. У меня к этому все уже давно готово…. Даже обозы уже тайно переправлены вперед…. Так что мы можем оказаться возле города дней через десять….. Но пойдем две недели. Что бы ты успел хорошенько разворошить осиное гнездо.

И вот решающий час подошел…. Примерно за пятьдесят кулломитров от Города, передовые разъезды армии Наследника, встретили выставленные вперед дозоры армии Наследницы. И неспешно двигающееся войско остановилось, начало подтягивать тылы, строить лагерь и исследовать местность….

А чего там исследовать? – Окрестности Города. Политический и экономический центр Империи. – Каждая дорога, и тропинка между виллами и поместьями Благородных, или загородными домами Купцов и хижинами арендаторов, была нанесена на карту. А также все речки, ручейки, холмы, овраги, рощи, сады…., кажется даже любая, просуществовавшая больше года лужа, или лежащий возле дороги крупный булыжник, были отмечены на карте. И сейчас Наследник, неотрывно смотрел на эту карту, пытаясь понять замысел своего противника. То что Укар выбрал эту местность не случайно, было ясно с самого начала…. Берег тут на протяжении десятков кулломитров скалистый, а море полно мелей и рифов…, следовательно, высадка десанта в тылу войска Наследницы исключается. А эти два поместья…. Судя по названиям очень древние. Следовательно строились еще как оборонительные замки, с достаточно высокими стенами. Их нетрудно превратить в настоящие крепости… Надо послать людей и проверить, чего успел там наворотить Укар…. А вот еще десяток загородных домов выстроившихся в линию вдоль дороги, идущей перпендикулярно прибрежному Тракту…. Это конечно не крепости, Но несколько завалов, выкопать ров, понавтыкать рогаток, и вот еще одна укрепленная линия, штурм которой будет стоить множества жизней…. А если обойти? – С запада окажешься между высокими прибрежными скалами и одним из поместий…. Укар наверняка посадил там стрелков с огромным запасом стрел. На идущую там колонну обрушится настоящий град арбалетных болтов, камней из катапульт и дротиков скорпионов…. Дойдет в лучшем случае одни из трех….

А с востока? – Равнина и убранные поля. Раздолье коннице Укара, которая больше моей в два раза. К тому же придется переправляться через эту вот речушку…. Укар переправе мешать не станет…, ну разве что пошлет сотню стрелков изображать сопротивление…. А вот когда легионеры переправятся, тут то он и начнет давить их своей конницей…. Да еще наверняка и в этих вот виллах уже сидят его солдаты, которые во-первых, не дадут использовать их как защиту от конницы, а во-вторых – сильно сузят возможности для маневра. … Атаковать можно только в лоб, в промежутках между укрепленной линией из домов богачей, и поместьями благородных…. Причем гарнизоны этих крепостей окажутся у нас в тылу, когда войска Укара отступят к этим вот холмам…. А они отступят, можно не сомневаться. Укар никогда не упустит возможности использовать такую ловушку.

Что остается? – Брать крепости теряя множество людей? – К сожалению лишних у меня нет. …Хм… А чьи это поместья были раньше? – Сертий Апик Докс, – позвал он своего Личного Советника. – Ты не помнишь чьи это были поместья?

– Кровавый ручей, – Ткнул пальцем в карту Личный Советник – оно издревле принадлежало роду Расков…., а вот Грозовое Поле…, кажется собственность Цинтов…, да точно. Они отобрали его у Валегиев, при последней смене Династий. И с тех пор оба рода враждуют.

– Тогда позови сюда Раска Липика Вара, он сейчас сотник в вспомогательной коннице Второго Восточного, и…, поскольку Цинт Виннус Оттон остался в Медиолане, разыщи Валегия Мегара Нера, может он что-то знает про эти места.

– А может быть лучше все-таки пойду я? Зачем ты так сильно рискуешь Наследник?

– Нет Либий Герон…. Пойду я. Твое дело командовать тысячей и правильно выполнить все мои приказы…. Такое я могу доверить только тебе!

– Но ведь это может быть западней для тебя…. Ты пойдешь один, и они тебя схватят!

– Не беспокойся. Я знаю что делаю.

…После долгих размышления над картой, Аттий Бузма наконец вспомнил что он не только стратег и военачальник, но и в первую очередь Герой…, и колдун. Укар вот тоже был военачальником, и гораздо более опытным чем он…. И позиция у него гораздо более выгодная…. А значит для победы над ним, придется использовать то, чего у Укара не было, а именно, – Себя!

Раск Липик Вар оказался очень полезен. Даже куда больше чем ожидал Аттий Бузма. Он не только в совершенстве знал свое поместье, но и поместье своих соседей Цинтов. И потому смог не только нарисовать планы обоих укреплений, и дать подробные объяснения где, что, и как там расположено, но и вызвался быть проводником. Потому-то, именно его владения и были выбраны мишенью для главного удара.

Дальше все было уже относительно просто. Прибрежный Тракт, идущий с юга на север вдоль всего побережья, позволял пройти основную часть пути даже ночью, не сбившись с дороги. Еще с утра, группы легкой конницы прочесали всю местность вдоль тракта, отгоняя дозоры противника, и отлавливая всех, кто мог бы быть вражеским шпионом. Затем, во второй половине дня, Второй Восточный неспешно тронулся с места, двинувшись в направлении вражеских позиций. А после наступления темноты, от него отделилась первая тысяча Либия Герона, старого опытного тысячника, и вместе с самим Наследником, прошла оставшийся отрезок пути до поместья Кровавый Ручей. В первой тысяче легиона, по традиции служили самые бывалые и опытные ветераны. И те кто сейчас шел с Наследником, за долгую службу успели поучаствовать и в подавлении восстаний внутри Империи, а значит не раз штурмовали похожие поместья, так и войнах с горцами, что означало умение подойти к намеченной жертве без развевающихся бунчуков и рева труб. Даже Аттий Бузма, идя впереди колонны, удивлялся как может тысяча человек, с надетыми на себя десятками тысяч предметов из лязгающей и грохочущей стали, передвигаться так тихо. Но видно у легионеров были свои секреты.

На каком-то этапе пути, от тысячи отелилось три сотни легионеров, которые пошли по основной дороге к главным воротам, а всех оставшихся Раск Липик Вар, провел известными только ему тропками, на противоположную сторону, к хозяйственным воротам. А сам с еще двумя сотнями пошел перекрывать заднюю калитку….

Теперь настало время для сольного выступления Наследника. При обсуждении плана он наврал, что у него в крепости есть свой человек, который откроет ворота для подошедших войск. Но откроет только ему лично. Для того чтобы подобная ложь прошла, ему пришлось отправить дядюшку Кастия с каким-то поручением подальше от Лагеря, а на остальных сильно Надавить. Иначе бы никто не позволил Главнокомандующему, а главное Наследнику, подвергать себя такому бессмысленному риску.

….Чтобы подойти к крепости, ночного зрения ему бы не понадобилось. Даже на фоне безлунного черного неба, она возвышалась сгустком особо густой тьмы. Другое дело подойти беззвучно, не спотыкаясь на каждом шаге о камни и корни, и не пачкая одежду грязью, что для Героя было бы совсем не солидно. Тут уже, ставшая привычной способность видеть в темноте, была как никогда кстати. Подошел к стене, возвышавшейся примерно на высоту четырех-пяти человеческих ростов…. Прислушался…., вернее причувствовался…., Где-то по стене как раз шел десятник, или может полусотник проверяющий караулы…. Вот один отзыв…, второй…, третий…, негромкий смех, над отпущенной шуткой…. Наверное лучше отойти на пару десятков шагов…. Вот тут в самый раз…. Аттий Бузма положил руки на стену, и словно бы почувствовал как они начали прилипать к ней…. Тому кто лазал на высокие скалы, какая-то стена серьезным препятствием быть не могла, даже несмотря на доспехи и перекинутый за спину меч. Он даже не заметил как вскарабкался на нее. Все его внимание было сосредоточенно на том что происходит на стене и за нею. Осторожно забрался на стену, и…, неудачно наступил на что-то мягкое и шевелящееся…. – Спи! – приказал он, глядя прямо в глаза, не пойми откуда взявшемуся на стене то ли бродяге, то ли рабочему…. – Это только сон….

Так, …Скорпион, здоровенный созданный для установки на крепостные стены. Такой даже в поле с собой не потаскаешь…. А этот засранец видимо из обслуги, потому-то и дрыхнет здесь, без доспехов и оружия…. Ладно, буду иметь ввиду, возможно позже это оружие мне и самому пригодится…, но пока на всякий случай перерезать тетиву. Так и где тут спуск со стены? Аттий Бузма огляделся, – ближайшая лестница ведущая вниз находилась в сотне шагов от него. А рядом с ней стоял караульный. Убрать его было не проблема. – Только зачем? Ночным зрением осмотрев подножие стены, и убедившись что там никого нет, он просто спрыгнул, и очень мягко приземлился на мощеную камнем землю. Перекинул меч со спины на бедро, и не скрываясь пошел к хозяйственным воротам, мимо разложенных костров со спящими вокруг них легионерами. Никому даже в голову не пришло окликнуть человека в доспехах обычного сотника. В десятке шагов от ворот Аттий Бузма остановился и осторожно огляделся…. Тут был довольно темный закуток, отгороженный подсобными постройками от основной жилой зоны. …И правильно! – подумал наш герой. – Незачем мозолить благородные глаза хозяев ничтожной суетой и всяким мусором…. Прислушался…. Из амбара слева от него раздавался хоровой храп, а Чувство подсказывало, что там спит не меньше полусотни человек…. Мысленно благодаря богов за новолуние и темную ночь, Аттий Бузма подкрался к амбару. …Дверь открывается наружу…. Аттий Бузма огляделся в поисках чем бы подпереть дверь. – Ага… Характерный сарайчик. Даже в Городе в каждом богатом дворе есть похожий сарайчик, ибо – традиция…. В нем держат всяких хозяйственный инвентарь, вроде метл, граблей, или вил…. Осторожно открыть чтобы не скрипнула дверь…. Все-таки скрипнула. Но кажется никого это не всполошило…. Ага. – вот то что надо, – большой прочный лом. Тихонько подойти, и подпереть им дверь абмара. Конечно при большом желании ее выбьют в два счета, но может быть несколько секунд это поможет выиграть…. Вернулся к сарайчику и взяв еще одну подпорку, закрыл двери, выходящие из замковой кухни во двор. Конечно остаются окна, но в них еще надо догадаться выпрыгнуть….

Дальше прямо к воротам…. – Стой кто идет? – окрик из темноты. Голос окликнувшего спокоен. В нем больше равнодушного любопытства, чем настоящей тревоги. Враг-то сейчас снаружи и никак не может быть внутри…. Потому-то легионер умирает даже не успев удивиться. Кинжал Аттия Бузмы входит под челюсть и проникает в мозг. Мертвый легионер по габаритам не сильно уступает племенному бычку. Аттию Бузме не удается удержать его тело, и он падает на землю громко лязгнув доспехами. Бросок кинжала в темноту. Аттий Бузма реагирует даже не на движение, – на мысль…. Чью-то всполошившуюся на лязг падающего в доспехе тела, мысль. Он не видит свою мишень…, а значит и мишени не дано увидеть летящий в нее кинжал. Кажется Аттий Бузма летит вперед опережая собственное оружие. По крайней мере, пробегая мимо вылупившего на него глаза солдата, он слышит шлепок вонзающегося в человеческую плоть кинжала…. У ворот два человека. Два точных, слившихся в один удара. Что тут еще? – В небольшом помещении возле ворот, дремлют еще шестеро. Все правильно, – дежурный десяток. Кажется они еще не…. Нет…. Он почувствовал шевеление и какой-то переполох…. Быстро влетел в дверь, погасил ударом меча свечу…. У караула не было ни малейших шансов. Шесть слепых и полусонных, против одного зрячего и на взводе…. Теперь осторожно приоткрываем ворота…. Какие же они тяжелые! Так…. Свеча…. Огниво…. Удар…. Кремень выскакивает из руки и летит куда-то в темноту… Искать некогда…. Аттий Бузма даже не задумываясь, сосредотачивает свое внимание на разложенном труте, и тот вспыхивает. Удивительная удача! Раньше у него так не получалось. Но радоваться времени нету. Свеча зажигается, он делает несколько осторожных махов, и выставляет ее в распахнутый створ ворот…. Теперь остается только ждать….. Хотя….

Подбежавшие через десяток минут легионеры, застают своего Командира, в небольшом закутке перед воротами, склонившегося над трупом одного из вражеских солдат. Еще пятеро лежали поодаль в доспехах, при оружии и со смертельными ранами.

– Успели? Молодцы. – Коротко сказал Наследник. – Жаль. Он не успел…. – Наследник кивнул на тело легионера…. Нас все-таки засекли и он отдал свою жизнь за Наше Дело. Его подвиг не будет забыт. (Подчищай все концы, – так учили в Школе, – Теперь никто не спросит кто и почему открыл ворота).

-…Прямо и направо амбар. – Начал отдавать приказы Аттий Бузма. – Дверь подперта ломом. Там полусотня. Входите тихо. Постарайтесь бить плашмя по голове, пока они все не проснутся…. А там уж…. Я ни хочу лишних жертв. Но придется…. Налево через двор вход на кухню. В доме наверняка расположился штаб и все старшие командиры. Либий Герон, пошли туда свою самую толковую сотню. Вот…, передай командиру план здания. Скорее всего они будут где-то в центральной части. Той что ближе к выходу во двор. Туда и пошли основную группу. Остальные пусть идут в крылья и флигели. Перекройте коридоры и лестницы. Постараемся обезглавить врагов сходу. Но парочку старших офицеров вы мне постарайтесь взять живыми. …И смотрите кого убиваете, здесь может оказаться семья нашего товарища! Так что гражданских не трогать.

Со мной два десятка…. Еще два идут вдоль этого вот сарая…, за ним поворот направо, затем будет белый флигель, там еще один поворот направо и прямо перед вами калитка. За стеной ждут наши ребята, надо бы впустить….

Либий Герон, ты помнишь план? …Кстати, гонцов послал? – Тогда действуй как договорились. Главное ошеломить врага, чтобы он не успел опомниться….Пошли!

Пока первая проникшая в поместье сотня не торопясь входила в Замковый Дворец, через кухню, две пары десятков последовали к основным воротам и дальней калитке, где их поджидали товарищи. А оставшиеся три с половиной сотни, не торопясь обходили двор, пытаясь занять наиболее выгодные позиции перед боем. Сигналом к атаке должен был стать шум у главных ворот. Но видимо кто-то из отдыхавших у костров легионеров противника заподозрил неладное. Может какие-то особенности формы, или еще что-то…. В каждом легионе были свои традиции, и то как заправлен выступающий из пряжки кончик ремня, опытному взгляду говорил не меньше, чем значок с номером легиона на предплечье. …В общем драка началась чуть раньше, и прямо в противоположной стороне двора. Но отряд Аттия Бузмы, к этому времени уже почти успел подойти к воротам. Рывок вперед…. Короткая схватка…. Седоусый десятник укоризненно качает головой, с одобрением глядя на своего Командующего, который оторвав кусок от валяющегося под ногами плаща, бережно вытирает кровь с меча. – Эх… Не следовало бы тебе Наследник, самому в бой лезть…. Иначе мы-то зачем?

– А ты еще не навоевался? – Улыбаясь в ответ, приветливо кивает головой Командующий. – Не беспокойся. Сегодня еще драки на всех хватит. Не торопись…. – Остановил он повернувшегося в сторону двора, где сейчас шла жаркая схватка, десятника. Сейчас подойдут наши три сотни. Ударим всей силой….

Легионеров Наследницы, было раза в три больше. Но внезапность нападения сделала свое дело. Большая часть была захвачена завернутыми в одеяла у походных костров или спящими в казармах. Те кто сумел избежать смерти, предпочли сдаться в плен. Солнце еще только начало приподниматься над горизонтом, а Аттий Бузма уже мог праздновать первую победу за день.

Увы. Праздновать было некогда. Очистить двор от трупов, выставить дозоры, послать проводников на встречу подходящему легиону…, и еще сотни других мелких вопросов, которые Аттий Бузма взялся решать сам, пока не догадался что их можно спихнуть на тысячника Либия Герона…. Тогда он поднялся на самую высокую башню Дворца, и приказав привести к нему пленных командиров противника, попытался осмотреть позиции врага…. Уже почти рассвело, однако над землей лежал густой туман, – признак предстоящего жаркого дня…. Однако и того что было видно, хватило Наследнику чтобы соотнести показания пленных с проглядывающим сквозь туман ландшафтом.

– Либий Герон. – Приказал он спустившись во двор. – Это поместье теперь будет одной из ключевых точек нашей позиции. А ты будешь тут Главным. К тебе подойдет еще пара тысяч. Организуй достойную оборону. Подготовь место для полевых лазаретов и казармы для бойцов. Сюда же должен подтянуться и обоз. Я надеюсь на тебя. И верю что ты не подведешь!

После чего Аттий Бузма сел на подведенного ему трофейного коня, и с десятком охранников, и вестовых поскакал на встречу подходящих легионеров…. Встретил отряд вспомогательной конницы Раска Липия Вара, и поскакал с ними вдоль Прибрежного Тракта. Он уже знал точное место, где находился скрытый лагерь сборного отряда стрелков противника. И торопился разгромить его, пока те не вышли на свои позиции. – Все сработало как он и надеялся. Их никто не ждал. А вынырнувший из тумана отряд конников в стандартных имперских доспехах, караульные перед рогатками, закрывающими вход в лагерь, приняли за своих…. И опять Аттий Бузма оказался больше Героем чем Полководцем. Конь под ним, повинуясь его мысленному приказу, молнией проскакал последние митры до рогаток, и перелетел через них словно легендарный крылатый конь Проходимуса. Завороженные этим полетом стражники даже не успели поднять тревогу, как пара дротиков и несколько ударов мечом, навеки оборвали их службу Империи. Подскочившие следом всадники убрали рогатки, и лавина конницы залила лагерь…. Успей стрелки выстроиться в линии, и зарядить свое оружие…. Не известно кому бы еще пришлось хуже. Но в данный момент у стрелков был завтрак. Так что прежде чем они добежали до составленных в козлы араблетов…. Прежде чем успели надеть свои легкие доспехи…, которые, принятые на вооружение в легкой коннице дротики и длинные искривленные мечи пробивали словно бумажные листы.

…Вторая победа была одержана еще быстрее чем первая, проложив путь для главной победы…. Теперь оставалось только ждать подхода основной массы войск. Ждать и надеяться, что его люди будут достойны своего Командира и сделают свою работу так же успешно как и он…. А его противник не окажется хитрее, умнее и предусмотрительнее.

Шестой Северный и прикрепленное к нему Ополчение, в этот момент должны выходить на позиции и атаковать врагов между поместьем Грозовое поле и укрепленной линией из домов купцов, отвлекая на себя внимание Укара…. А тем временем, Второй Восточный заходит с внезапно ставшего дырявым фланга и наносит удар….

Солнце только оторвало свой нижний край от земли…. С начала штурма крепости прошло не более двух часов. Вряд ли Укар даже знает о том что его фланг уже разбит…. Каким бы хорошим военачальником он не был, но с такой проблемой он не справится.

Аттий Бузма Поговорил, с несколькими взятыми в плен стрелков, и они быстро согласились служить ему проводниками, и довести его легионеров до главного лагеря.

Он и сам готов был бежать вперед и лично громить врага…. Но нашел в себе силы остаться на месте, и удобно устроившись в палатке бывшего Командира стрелков, неспешно позавтракать трофейными деликатесами, принимая гонцов и отправляя вестовых с приказами…. Так прошла еще одна пара часов….

…Шестой Северный ударил вовремя. Конечно его ждали, и завязался нелегкий бой. И в этот момент, посланные Аттием Бузмой пять тысяч тяжелых легионеров, зашли с тыла, и ударили по домам Богачей…. Два из шести были взяты с ходу. А остальные в течении часа…. Тем временем оставшиеся двенадцать тысяч атаковали лагерь Укара…. Укар успел стянуть свои силы в один кулак, успев подтянуть даже обоз, создав из него дополнительную линию обороны. Так что там сейчас шла жаркая битва…. И такая же жаркая битва шла на равнине, где прижатые к крепости тысячи Укара, выстроившись классическим построением, пока отбивали все атаки противника…. С немалым для себя ущербом, но пока отбивали….Аттий Бузма знал что битва будет нелегкой. Но Укар потерял слишком много уже в самом начале. Для того чтобы оправиться ему нужно настоящее чудо…. А единственным специалистом по чудесам, в ближайшие тысячи кулломитров, был только он – Аттий Бузма. Все что остается старому Полководцу, это спасти от гибели как можно больше своих людей, сохранив армию…. Он почти не сомневался, что в данный момент Укар строит оборонительные сооружения на холмах, за которые в ближайшее время будет выводить своих людей…. Если бы у Аттия Бузмы был бы еще хоть с десяток тысяч солдат, – Армия Наследницы прекратила бы свою существование прямо сегодня, прямо на этом поле. Увы, в его резерве не было и пяти тысяч солдат…. И те, по большей части были заняты обороной крепости и охраной обоза…. Но он и не торопился…. После того как армия Укара отойдет за холмы, следовало пройти дальше по Прибрежному Тракту, и отрезать ее от Города…. А там уж, – либо обещанный дядюшкой Кастием бунт. Либо осада и переговоры, что может даже предпочтительнее. После поражения Армии Наследницы, пока еще сохранявшие нейтралитет легионы, наверняка перейдут на его сторону, и любое сопротивление Наследницы станет абсолютно бессмысленным…. Если бы не ее гордыня, он бы может быть смог бы и……

Спустя полчаса прискакал гонец и принес первые настораживающие новости. – Несмотря на численное превосходство и более выгодные позиции, Шестому легиону пока так и не удалось сломить сопротивление противника. Да и Второй, особых успехов не добился, хотя и сумел уже прорваться за ограду Лагеря….

Потом дурные вести пошли лавиной. Второй завяз окончательно. А Шестой вдруг начал отступать…. А это уже было просто невозможно. Аттий Бузма вскочил на коня и поскакал посмотреть собственными глазами, что же происходит на поле боя, и как Укар умудряется противостоять его атакам….

Чем ближе он подъезжал к месту событий, тем больше его одолевала необъяснимая тревога…. Что-то было не так. Он это чувствовал. – У Укара появились дополнительные подкрепления? Кто-то из нейтральных легионов? Коллопские наемники? Ополчение из имперских жителей? – Но дядюшка Кастий весьма прилежно приглядывал за нейтральными легионами. Если бы оттуда на сторону Наследницы перешла бы хоть тысяча, – он бы уже давно донес об этом…. Коллопское, или еще какое-то иностранное войско. – Тоже сомнительно. Перетащить через Горы сколько-то значимое количество иностранных войск, и чтобы об этом не загудела вся Империя…, – такого быть не могло. За полторы тысячи лет своего существования, Империя уже давно стала неким единым организмом, и все инородное, всякий чужак, был здесь заметней буйвола в воробьиной стае. А местное ополчение…. – Каким бы великим Укар не был полководцем. Но даже ему было не под силу превратить мирный имперцев в серьезную военную силу, за то время что у него было….

Да и мысленно окинув взором картину поля битвы, Аттий Бузма не заметил там каких-то «лишних» войск. В каре под стенами крепости стояло примерно пятнадцать тысяч легионеров…. Еще сколько-то было в крепости, сколько-то в лагере, а сколько-то в плену. А сколько-то лежало мертвыми…, причем…, Аттий Бузма присмотрелся к мертвым…. Такое ощущение что они умирали точно на том месте где их и поставили начальники. Ни малейшей паники, или хотя бы смятения…. Словно бы ни один легионер даже не сделал шага назад, после того как вражеский меч или копье пронзило его тело…. И, судя по количеству трупов его солдат, – сражался даже смертельно раненный, ни чувствуя ни боли ни страха….

…А ведь он уже видело что-то подобное!!!! Но это было просто невозможно!!! Сама мысль что…, была просто чудовищной. – Но сомнений почти не оставалось…. Аттий Бузма закрыл глаза и Почувствовал…. Почувствовал, и понял откуда взялось это тягостное ощущение…. Понял и впал в дикую ярость. Потому что такого просто не могло быть Никогда!

Здесь. В паре десятков кулломитров от Города. В самом центре Империи…. В это почти святое место смог проникнуть Главный Враг! – Сама мысль об этом была чудовищной. Но иного объяснения не было, да и Чувства подтверждали догадку.

….Как? И Как давно? – Эти два вопроса бились внутри его черепной коробки, словно два диких зверя попавших в клетку. – Не это ли ответ на давно не дававший покоя Аттию Бузме вопрос, о страном поведении Наследницы? Но как они посмели? …Хотя, а кто их остановит если они не поверили его россказням про Хранителей? Да и кто их отловит? Он то сам сколько уже ходит со своими Способностями, но никому и в голову не пришло задать вопроса, откуда они взялись…. Империя просто забыла про колдунов. Успокоилась. Теперь это лишь пугало и не больше. И если явиться в скромном обличии купца, а не во главе армии завоевателей, никто не заподозрит в тебе Врага. Особенно сейчас, когда и Ловчая Служба, и даже Понтификат лихорадит сомнениями в собственном будущем. – …Но ведь они ему поверили! Он тогда этого очень ясно почувствовал. Когда они уходили в их головах не было ни толики сомнения в словах Аттия Бузмы. Он сам, лично вложил эту уверенность в их головы. Неужели они оказались гораздо сильнее чем он думал? …Или это какие-то другие колдуны? Но…..

-….Поцелуй меня Злыднева Теща…. – Вдруг пронзила Аттия Бузма, простая мысль. – Не о том я думаю. Сейчас надо понять что делать дальше. – Потерпел ли он окончательное поражение, или ситуацию еще можно как-то повернуть в свою пользу?

Внезапно, под изумленными глазами своей свиты он слез с лошади, взошел на ближайший холми и сел в позу беседующего с богами жреца…. Никому в этой свите не дано было знать, что это никакая не жреческая поза, а древняя поза Сосредоточения, которую практиковали маги еще за тысячу лет до появления Империи. Но сейчас Аттию Бузме было не до того чтобы прятаться и таиться. Ему надо было Увидеть и Понять…..

….Сквозь туман начали проступать лица…. И на этих лицах было написано все! Нет не на лицах, а…. Трудно было подобрать слова. Словно Аттий Бузма видел все что таиться в головах и душах всех, на кого падал его взгляд. …Лица врагов были решительны и бесстрашны…, как морды боевых собак, не знающих что такое сомнение или страх…. А лица его людей…, в них появились страх, сомнение и неуверенность…. А еще он увидел…. Это было словно облака тумана, накрывшие войска противника, и передовые части его армии…. Он даже увидел откуда они исходили…. Десятка два источников этого тумана…. Весьма по-разному окрашенного…. Одни вселяли уверенность и силу, другие сомнение и страх…. Аттий Бузма напрягся и попытался развеять эти облака….. На миг ему показалось что туман дрогнул и начал съеживаться, но в тот же миг дикая боль пронзила его голову….. Он понял что одолеть колдунов сейчас ему не под силу…..

– Помогите мне встать…. – Негромко приказал он, чувствуя жуткую усталость, словно без остановки прошел весь Большой Горский Трат. Подбежавшие телохранители подхватили его под руки и вздернули вверх, а потом посадили на коня…. – Ты, – он ткнул пальцем в одного из них, даже не удосуживаясь вспомнить его имя. – Скачи к Командующему Вторым Восточным легионом. Пусть как можно сильнее усилит правый фланг. Нужен один решительный рывок. Прорваться к обозу и поджечь повозки с запасами. Там впереди как раз повозки с маслом. Как можно больше дыма, огня и паники…. А затем, – пусть выводит людей из битвы, и отводит легион к поместью Кровавый ручей. В первую очередь стрелков они нам, сейчас будут важнее всего…. Ты, – ткнул в следующего. – Скачи к Либию Герону. Пусть готовит крепость к приему большого количества солдат, и обороне. Стрелков на стены. Лагерь под крепостью укрепить возами, и всем что под руку попадется…. Ты, скачи на север, там у речушки должна находиться наша конница. Скажи Командующему Гекту Бару, что присматривать за равниной больше не надо. Пусть берет всех своих людей, и устроит одну показательную атаку под вражеское войско. Надо хоть как-то остановить их нажим на наших ребят. Ты, – ткнул в следующего. – К Командующему Шестым. Пусть он, когда начнется кавалерийская атака, выводит людей из битвы и тоже ведет их к поместью. Встанем большим лагерем…. Ты…, Скачи туда где мы стояли прошлой ночью. Всех кто там остался, тоже сюда…. Сейчас важно быть всем вместе. Тех кто оторвется от Армии, сомнут.

-….Но ведь мы уже почти победили!!! – Возопил вдруг один из Благородных Юношей в его свите. – Почему ты приказываешь отступать? – …И сник под тяжелым взглядом Аттия Бузмы.

– Наши враги призвали на свою сторону Зло! – Сказал Наследник таким тоном, что ни у кого даже появилось толики сомнения в том что он говорит правду. – А вернее, это Зло, сумело проникнуть в Империю, и взять под контроль души наших товарищей, потому-то они и обратили свое оружие против нас!

Запомните ….Отныне это уже не война Наследников. – Он возвысил голос, и вбил каждое слово, в головы слушающий, словно стальной костыль в каменную стену. – Отныне это война Добра и Зла! А значит никакого компромисса, сдачи в плен или даже мыслей о поражении быть не может!!! – после чего пришпорил коня, и не оглядываясь на охрану поскакал в сторону битвы.

– Ему сказали это БОГИ! – Пробормотал один из вестовых, своему товарищу, прежде чем умчаться выполнять приказ. – Ты ведь видел как он с ними говорил? А заметил такие странные блики света, что мелькали вокруг него когда он сидел в позе Жреца? – В голосе говорившего послышалось благоговение, и он достав из под доспехов цепочку с амулетом бога Мочилы, трижды поцеловал и приложил ко лбу. – Наш Наследник, воистину выбран богами, – бормотал он пришпоривая своего коня. – Он появился на свет, чтобы спасти Империю!

Заехав на ближайший холм со своими телохранителями, Аттий Бузма принялся наблюдать за дерущимися Армиями. Его еще немного трясло, но силы быстро восстанавливались, благодаря особому дыханию, которому научил его Старый Колдун.

Еще жутко хотелось есть, но как на грех, с собой у него не было даже завалявшегося сухаря…. Да и не престало полководцу, в кризисный и решительный миг сражения, судорожно набивать утробу, словно истеричная девица в ожидании сватовства. Полководец должен внушать окружающим уверенность в своих Силах.

…Кстати о внушении…. Началась атака…. Пять тысяч несущихся на тебя закрытых броней коней и всадников…, – топот множества копыт, сотрясающий землю, грохот и лязганье доспехов, и завывание всадников, со времен древности идущих в атаку с волчьей песней на устах, – от такого зрелища дрогнет любое сердце. Даже у колдунов. Аттий Бузма почувствовал на мгновение как что-то шелохнулось и вздрогнуло в…. Не очень понятно по каким законам и какими путями передают колдуны свои заклятья….– В который раз Аттий Бузма пожалел, что так мало знает об этом колдовстве. – Но неуверенность колдунов, на секунду передалась и легионерам, и они дрогнули и смешали ряды, а одна из частей даже отошла в сторону, образовав брешь….. Не держи колдуны сознание легионеров под контролем, этого бы не произошло. Солдат Империи учили встречать такие атаки не дрогнув даже веком…. А вот колдунам такое внове…. – В образовавшуюся брешь влетела конная лава, устроив немалый переполох в рядах противника. Если бы не приказ Аттия Бузмы отступать, –…сейчас бы в самый раз было бы ударить всей массой войск…. Прорыв строя и разгром врага был бы гарантирован. Но дисциплинированные легионеры отходили с поля боя…. Увы даже Аттий Бузма не мог предвидеть испуга колдунов…. Но вон та, отбившаяся часть. Аттий Бузма понял почему она отбилась, и кто находится позади рядов легионеров. ….Которые мгновенно перестроившись и развернули фронт в сторону атакующей конницы. Тем самым повернув свои спины, и прячущегося за ними колдуна в сторону его отряда. Ему бы сейчас пару сотен хороших конных латников…. Увы в его распоряжении лишь десяток телохранителей и шесть оставшихся вестовых. А с такими силами, всерьез нанести какой-то ущерб врагам даже и думать было нечего. Хотя!!! – Торус. – Обратился он к начальнику своей охраны, внезапно веселым и беззаботным голосом. – А нет ли у тебя желания поохотиться на самого настоящего колдуна?!

– …Приказывай. – Не дрогнувшим голосом сказал Торус, и лишь маленькая заминка перед ответом дала Аттию Бузме понять, чего стоил тому такой ответ.

– Видишь вон те ряды, столь некуртуазно повернутых в нашу сторону задниц? А вон того хмыря что прячется у них за спинами? Нам всего-то и надо подобраться к нему на дистанцию выстрела, у пришпилить говнюка стрелой к ближайшей жопе…. Поедем вдвоем, остальные за нами, на расстоянии сотни-двух шагов. Главное не привлекать внимания, противник даже если и заметит парочку всадников, не будет сейчас отвлекаться на нас, поскольку серьезной опасности мы представлять не можем. А Колдуна можно не опасаться. Он сейчас слишком занят попытками навести порчу на наших солдат. Я стреляю, а ты будешь прикрывать меня от случайных опасностей.

– …Но ты не должен ехать. – Вспомнил о своих обязанностях Торус. – Позволь я….

– Не позволю. – Отрезал Аттий Бузма. – Во-первых, – он сможет отвести тебе глаза. Аво-вторых, – я стреляю лучше. В третьих, сейчас не время для споров. Поехали. Сказав это, Аттия Бузма не стал слушать дальнейшие возражения и двинулся в сторону вражеского строя. Он Чувствовал колдуна. Но старался не делать это слишком пристально, чтобы не всполошить того раньше времени. Потому и ехали они довольно неторопливо, петляя между холмами и старясь скрываться в складках местности.

Увы, выезжая из-за очередного холма, они вдруг заметили разъезд конницы противника. А те заметили их, и с лихим свистом поскакали в сторону легкой, как им наверное казалось, добычи…. Захватить вражеского командира, (на Аттие Бузме были доспехи сотника), – верный способ заработать награду. Такой шанс не часто выпадает легкой кавалерии…. Но Аттию Бузме сейчас было не до всадников. Он взлетел на ближайший холм. Отсюда хорошо был виден вражеский строй и прячущийся за ним колдун. Все его внимание сосредоточилось на цели. Он и его конь, повинуясь желанию хозяина, вдруг превратились в отлитую из бронзы, конную статую. И даже роящиеся над конским крупом мухи и слепни не заставили благородное животное вздрогнуть или переступить с ноги на ногу, пока Аттий Бузма поднимал свой арбалет и прицеливался.

…Это был очень хороший арбалет. Тот самый что был взят с трупа убитого прошлой осенью Ловца. Но и дальность выстрела была предельная. Так далеко могли стрелять разве что споря, чье оружие метнет стрелу дальше…. На такой дистанции даже стальная коллопская стрела может быть сбита в сторону порывом ветра, или легкой, незаметной глазу кривизной своего древка. Слишком уж далеко находилась цель, чтобы даже опытный стрелок взялся поразить ее. Но Аттий Бузма знал что попадет. И он попал. Стальная черточка взмыл под облака, сверкнула оттуда молнией отраженного света, и точно опустилась на затылок врага…. Аттий Бузма почувствовал его смерть. Сначала всплеск боли и агонию. А потом, словно бы кто-то провел влажной тряпкой по грязному стеклу, и в комнате стало чуточку светлее. Облачко колдовства, что окутывало вражеский отряд, стало стремительно таять.

…Соскочив с коня, Аттий Бузма успел трижды зарядить арбалет и выстрелить по подъезжающим всадникам врага. А на встречу тем уже летел Торус, под которым даже специально подобранный строевой конь казался маленьким осликом. Аттий Бузма тоже вскочил в седло и пришпорил своего застоявшегося жеребца, набирая разгон по склону холма. На душе вдруг стало легко и свободно, словно бы он уже победил. И дорвавшись до драки, наш герой на несколько мгновений забыл в упоительной круговерти схватки все заботы и печали Командующего.

– Вот видишь. – Весело сказал он Торусу, спустя минут пять, глядя в спины своих телохранителей бросившихся в погоню, за несколькими избежавших их мечей, улепетывающими противниками. – Всего-то делов. Мы прошли сквозь этих сопляков как раскаленный нож сквозь масло. Кто сможет устоять против таких рубак как мы с тобой?

– Случайная стрела, дротик, или один удачный удар, может прикончить любого лихого рубаку. – По прежнему недовольно ответил Торус. Не следует тебе самому лезть в битву! …Ты хоть в колдуна-то попал?

– А ты еще сомневаешься? – Конечно попал!

– И он что, – мертв? – В голосе Торуса слышалось вполне объяснимое недоверие.

– Торус. Разве ты не слышал рассказов о Великом Аттие Бузме, – убийце колдунов?

– Ну, мало ли что люди болтают…. Так эти колдуны….????

– Их можно убивать…. Не так-то просто, но можно. И мы их убьем. Потому что Солдат Империи обязан победить любого врага! – Это сказал не я. Так написано в Уставе. …Но сейчас надо отходить назад. У меня еще много дел. Гуди в рог, Пусть наши ребята возвращаются…. Я думаю, все будет хорошо.

(обратно)

Глава 18

– Ну ты пролез?

– Почти…..

– Я же говорил тебе что ты слишком большой…..

– Когда придет пора браться за мечи, ты вряд ли станешь жаловаться на это….

– Эй, Дядюшка, ткни его там кинжалом, а то нам придется торчать тут еще неделю, пока он не похудеет….

– А ща ткну!!!! – Торус зашипел пострашнее рассерженной гадюки. И задвигав не хуже той же гадюки телом, умудрился пролезть сквозь узкое место.

Следом за ним, кажется даже в этой тесной норе умудряясь лишний раз не касаться стенок, проскользнул дядюшка Кастий. – Мы еще в Порту? – спросил он внимательно оглядывая подсвеченный ниже факелом Аттия Бузмы люк.

– Нет. Уже на складах, позади Рыбных Рядов….

…. Когда Аттий Бузма со свитой подъехали к поместью Кровавый Ручей, ставшим крепостью, тут уже вовсю кипела работа. Туда-сюда носились легионеры, ополченцы, возчики обоза, подсобные работяги…, и какие-то вообще уж непонятные личности. Все это напоминало хаос. Но уже немало познакомившийся с жизнью и порядками легионеров Аттий Бузма, был уверен, что этот хаос вполне упорядочен и осмыслен. Как правило, за пять-шесть лет своей службы, каждый легионер участвовал в постройке нескольких сотен подобных лагерей, и каждая операция была четко распределена между исполнителями и отработана до мелочей. Потому-то, для построения обычного лагеря, Командующему Легионом, достаточно было только встать на то место где разместиться его палатка, и отдать команду, – «Ставить лагерь». А дальше закрутится обычная круговерть. Первая Шестая, Одиннадцатая и Шестнадцатая тысячи разойдутся по углам будущего лагеря, отсчитав должное количество шагов в нужных направлениях, и между этими углами мгновенно начнется копаться ров, отсыпаться вал, вязаться и ставиться рогатки, и вбиваться частокол…. Потом поставят палатку Командующего и Жреческий Шатер, потом…. Не пройдет и двух часов, как на некогда пустом месте будет находиться небольшая крепость. Но горе тому, кто вздумает эту крепость штурмовать….

…В случае же, если ситуация требует особого подхода. Если Лагерь ставится в условиях боя, или требует особого укрепления, Командующий распоряжается работами через своих вестовых, и под его начальствующим взглядом, лагерь ставится вдвое быстрее и получается куда более неприступным.

Глядя на то, как только-только вышедшие из боя легионеры…, неполными десяткам и сотнями…, подчас с окровавленными повязками на теле, – мгновенно строят два сдвоенных лагеря, Аттий Бузма почувствовал как его сердце наливается уверенностью. Кто бы там не были эти колдуны, и какие бы там заклинания не выучили, – Империя это стальная машина, сокрушить которую никакими трюками-заклинаниями не получится. Империя перемолола уже тысячи своих врагов…. Перемалывала феодальные владения, царства, и даже другие, якобы империи…. Перемалывала племена диких варваров, и народы претендующие называться цивилизованными…. Империя перемолола всех и испекла из этой муки Себя! И горе колдунам, позарившимся откусить от этого каравая хоть кусочек….

– Командующих Шестым и Вторым ко мне…. – Начал распоряжаться Наследник, зарядившись бодростью и энергией при виде столь явного доказательства несокрушимости Империи. – Они уже появились?

– Командующий Второго уже тут…. – Доложил кто-то из дежурных тысячников…. – Командующий Шестым еще со своими людьми.

– Хорошо…. Тогда найди мне Либия Герона.

Прибывший через несколько минут Либий Герон доложил о проделанной работе. Поместье, итак, накануне укрепленное неприятелем, – особо уже укреплять не пришлось. Кое-где был подновлен ров, да выставлено дополнительное количество рогаток перед воротами. Лагеря выстраивались вдоль стен на севере и востоке, как бы образую еше одну дополнительную стену крепости. Так что с одной стороны они перекрывали Прибрежный Тракт, с другой, – были защищены побережьем. С южной стороны стены поместья были особенно высоки, обрамлены рвом и частоколом, а с севера и востока, – лагерями двумя легионов. А значит неприятелю, прежде чем штурмовать крепость в этом месте, придется сначала захватить лагеря, остатки защитников которых, смогут укрыться в крепости. С другой стороны, штурмующий крепость враг, должен быть в любую минуту готов к отражению атаки из этих самых лагерей. Позиция была очень крепкая. И учитывая потери, что понес сегодня противник, – практически неприступная. Запасов пищи хватало. Да и сохраняющийся контроль за Океаном и Прибрежным Трактом, позволял не беспокоиться о припасах. Оставалась одна загвоздка, – колдуны. О них то и сел поразмыслить Аттий Бузма, возле ближайшего солдатского костра, на котором уже булькал котел с кашей.

То ли лицо Командующего и Наследника изображало столь глубокомысленные раздумья…, или брюхо бурчало достаточно выразительно…. Но прежде чем он не слопал изрядный котелок солдатской каши, его не тревожили. Затем последовали доклады, отчеты, обвинения и оправдания…. К тому времени вокруг него собрались и Старшие Командиры Легионов, и Облеченные Доверием Сената, – должность означавшую представителей Благородных Юношей. Командиры Ополчения, Несколько людей из его Свиты, и недавно прибывший из поездки дядюшка Кастий, страшно недовольный теми событиями, что произошли в его отсутствие. Столь блистательное общество, без труда оттерло от костра полусотню, которой принадлежал этот костер и эта каша. И лихо уминая содержимое котла, начало, сначала негромко, между собой, начало делиться своими впечатления о прошедшем дне, и о странных поступках некоторых присутствующих.

…Потери легионов были сравнительно не велики, и даже внезапный выход из боя, не привел ни к панике, ни к суматохе, воспользовавшись которой Враг бы мог сокрушить строй и начать резню. Благо, в имперского легионера с первых же шагов вбивали мысль, что каким бы ужасным не был враг, – настоящий Ужас, он испытает если нарушит дисциплину в бою. Так что если у кого и возникала мысль предаться панике или устроить истерику в бою, – плотно сжатые плечи товарищей, просто не давали ему такой возможности. Намертво вбитая палками и добрыми увещеваниями командиров привычка подчиняться, – сегодня спасла легионы.

Командующий Вторым, даже был уверен что еще один натиск и…!!! …Так что Наследник, своим паникерским приказом, можно сказать вырвал победу прямо из его рук. – Открыто он этого конечно не говорил, но за его попытками вежливо объяснить своими командиру в чем именно тот не прав, это читалось без особого труда.

Командующий Шестым был менее категоричен, хоть и тоже считал что некоторые успехи врага, были лишь временным явлением, и что…..

– Спокойно. – Хладнокровно глядя в глазам двум этим седовласым воинам, сказал Аттий Бузма. – Я никого не обвиняю, и уж тем более не перед кем не собираюсь оправдываться. Просто изменилась обстановка, и я принял меры чтобы предотвратить наше поражение.

-…Э-э-э… Ты имеешь ввиду колдунов? – Несколько недоверчивым тоном спросил Командующий Шестым.

– Именно их Табий Граск. И не надо так старательно делать вид что ты мне веришь. Я не спятил и не перепугался до злыдневых деток в глазах. …Иначе какое объяснение ты дашь тому, что захватив за пару часов два из трех важнейших узлов обороны противника. ….После того как только пленными противник потерял больше, чем мы за весь день убитыми, – твои люди не только не смогли сокрушить врага, но и начали пятиться от него?

-…Ну, на войне бывает всякое….

– А то упорство с которым дрались наши противники…. Видел ли ты что-то подобное раньше.

– Ну… Даже горцы в прошлую кампанию, показывали….

– А разве ты никогда не слышал про того кто стоял за спинами горцев?

– Ну… Ходили всякие слухи… Да и в Особом Приказе говорилось что….

– Не надо мне рассказывать что говорилось в Особом Приказе. Я был одним из тех кто писал его! А ты Зартис Месх…, тебе в сегодняшнем штурме лагеря Укара, ничего не напомнило позапрошлогодний штурм Стенки в Долине Большой Крови?

– Хм…. Вот сейчас, когда ты сказал…. Может быть что-то такое и есть. Но мне кажется что….

– Я понимаю что тебе кажется, будто победа была у тебя в руках. Думаю так же думает любая мышка разевая пасть на кусок сыра, за мгновение до того как захлопнется мышеловка. Но…. Я хотел бы чтобы вы мне поверили…. Но времени на убеждения и уговоры у меня нет. Поэтому я просто приказываю вам делать то что я сейчас велю, так же старательно и четка, как строевые упражнения на Поле Войны, перед глазами Мэра.

….Итак, первое. – Колдуны сильны на сравнительно небольшом расстоянии…. Им проще заколдовать одиночку или маленькую группу, а еще им надо время чтобы одолеть человека своим колдовством. Поэтому-то я и собрал всех в один лагерь…., и поэтому же мы будем отстреливать всех, кто появился в пределах наших арбалетов, а еще лучше настенных скорпионов…. Будь это даже одинокий крестьянин, танцующая красотка, или невиннорезвящийся младенец…. Запомните, колдун может принять любое обличье! Кстати, как вы поняли, последним двум делать на поле боя абсолютно нечего, так что если донесите до каждого солдата, что если он заметит подобное несоответствие и вовремя известит об этом своего командира, а тот, через вас, меня, – у него будет хороший шанс получить немалую награду. А еще, нам придется достаточно часто менять части, находящиеся ближе к противнику. Так у колдунов будет меньше шансов завладеть их душами…..

-….Мороз по коже, от твоих слов…. – Забывшийся Табий Граск, даже плюнул в костер в присутствии Наследника. – Боюсь, я не смогу отвечать за своих солдат, после того как они узнают про этих колдунов…. В моем легионе и так уже идут неприятные шепотки.

– Вынесите и разверните Бунчуки своих Легионов. – Приказал Аттий Бузма. – Если ты не забыл, они древнейшая Защита от Зла, которой пользуется Империя. Солдат стоящий под Бунчуком своего Легиона, не подвержен Злу, если только его помыслы чисты!

Сегодня же вечером, жрецы легионов должны устроить торжественный молебен с принесением богатых жертвоприношений. …Пусть жрецы пройдут по рядам и омоют жертвенной кровью значки легионов на плече каждого солдата.

– …Это поможет защититься от Зла?

– Честно говоря, – нет. Но это поможет предотвратить панику, если солдаты будут верить что это поможет. А главное, – пусть каждый командир сохраняет спокойствие сам, и внушает его своим людям…. Но и присматривайте за друг дружкой. Если заметите что-то странное, предупредите старшего по званию. Мы поможем этому человеку.

– Но как такое вообще могло произойти? – Задумчиво спросил один из Облеченных Доверием Сената. – Как эти колдуны смогли пробраться в Империю?

– Могу лишь предположить, – вздохнув сказал Наследник. – Что это произошло когда Большой Горский Тракт был под контролем горцев…. А может и попозже…. Мы ведь так отвыкли от этих колдунов, что для большинства это лишь страшная сказка, и не более…. И если вдруг кто-то увидит летящего по небу колдуна…, или как его люди дрогнули перед ничтожной опасностью, – Аттий Бузма многозначительно посмотрел на Командующих. – Он спишет все на обман зрения, либо на стечение обстоятельств…. Колдуны, они ведь выглядят как люди. И пока он не начет творить свое колдовство, догадаться что он не купец из того же Коллопа, а исчадие Зла, невозможно….

– Но как они пробрались в войско Укара…. – Влез в разговор Зартис Месх. – Может быть Укар, после того как его отправили в ссылку, решил продаться врагам Империи?

-…Вряд ли это Укар, – подумав, ответил Наследник. – Я знаю его как человека преданного Империи, и неспособного на предательство…. Да и некоторые поступки Той, что стоит над Укаром, заставляют задуматься….

– …Хочешь сказать что колдуны проникли во Дворец!!! Это же самое защищенное от всех Врагов место в Империи.– В голосе Обличенного Доверием, звучала гулкая смесь паники с недоверием. – Как Колдуны смогли пробраться во Дворец?

– Ты ведь Ватик Рогул Линдс наверное помнишь сколько чужестранцев появилось за Северной Оградой, как раз накануне Избиения Сената?

– Нет, я к тому времени был уже в Горах….

– Ну тогда знай. Что в связи с тем что надо было налаживать торговлю через Южный Путь, в Империю пригласили немало посольств варварских царей…. Кто-то из колдунов мог пробраться в их свите…. И кстати, я ясно помню, что перед самым моментом Штурма Дворца, я лично видел у Главного Входа коллопского наемника…. Позже я решил что это была очередная провокация Безумной Племянницы, пытавшийся изобразить будто бы Мэр – пленник в собственных Покоях. А вот теперь я в этом не уверен…. Но гадать о том, почему, да как, сейчас нет смысла. У нас слишком мало информации, чтобы сделать правильные выводы. Так что, – Командир Кастий. – Ты возьмешь на себя обязанность получить подобную информацию…, после того как мы сокрушим Врага.

– А как мы будем его сокрушать? – Изрядно оживился Табий Граск у которого разговоры о колдунах вызвали лишь тоску.

– А вот этого я пока не знаю…. – Развел руками Наследник.

– Может все-таки выйти и разгромить Укара…. – Предложил Зартис Месх. – Уверен, он сейчас не ожидает вылазки и будет беспечен.

– Укар никогда не бывает беспечен. – Как-то очень по-доброму улыбнулся Аттий Бузма. – Насколько я успел понять его характер, он подозрительнее воробья клюющего еду из чужой тарелки. – Хотя конечно, мы можем выйти и разгромить его людей…, я знаю примерно парочку ходов, которые приведут к этому. Только вот не надо забывать, что это не наши Враги, а наши товарищи, попавшие в плен к Врагу! Неужели тебе, Табий Граск, так не терпится обагрить руки кровью своих товарищей?

– Но как же иначе можно….

– Я не думаю что там много колдунов, – перебил его Аттий Бузма. – Десяток. Может быть два. Убив их, мы скинем путы с наших товарищей…. – На Аттия Бузму вдруг нахлынуло ощущения той легкости и свободы что он испытал сегодня в бою, после того как застрелил колдуна…. – Именно этим я и займусь.

– Но ты не должен!!! – Хором возмутились окружающие. – это не дело для Командующего и Наследника.

– Нет. Как раз Это, и есть Дело Наследника. – Защитить Империю от главного Врага…. Ради этого мы и рождаемся на свет….. – Голос Аттия Бузмы звучал столь величественно и торжественно, что все слушатели, поневоле замерли в благоговейном восторге…., и только дядюшка Кастий сумел уловить фальшь…. Он ведь когда-то учился в той же Школе.

– И что ты задумал парень?

– Еще и сам не знаю….

После торжественного молебна, проведенного со всей возможной пышностью и торжественностью, Аттий Бузма с дядюшкой Кастием, и неизменно маячившим где-то невдалеке Торусом отправились проверить периметр лагеря. Естественно, никакой необходимости в этом не было, – за бодростью караулов следили полусотники, а за качеством поставленных укреплений, – тысячники. Но в переполненной крепости, или лагерях, где укрыться можно было разве что в палатке, – это была самая лучшая возможность поговорить, избежав чужих ушей. А поговорить им было о чем. – Дядюшка Кастий был посвящен в переговоры Наследника с Колдунами…, чуть-чуть…, самым краешком…. Он знал что еще год назад Колдуны предложили свой союз, и что Наследник его отверг…, в чисто имперской манере, не говоря ни «да» ни «нет». И естественно как Ловец, он знал про подвиги Аттия Бузмы в борьбе с колдунами, куда больше правды, чем кто бы то ни было из живущих в Империи людей. То что колдуны были реальностью, для него было не новость, а вот то что и сам Аттий Бузма, был из их числа, – это Аттий Бузма боялся сказать даже ему.

…Наш герой искренне опасался, что Страх перед колдунами, насаждаемый в имперцев с детства, даже у такого прожженного циника как дядюшка Кастий, мог вызвать непредсказуемую реакцию, вплоть до удара кинжалом в печень. Даже Цинту Виннусу Оттону, – своему лучшему другу, он всей правды о себе не говорил, опасаясь что тот начнет видеть в нем Чудовище. Но тот особо и не интересовался подробностями того, как его приятель, побеждает колдунов, или заставляет их говорить с собой на равных. Он уже как-то привык к тому что Аттий Бузма, – великий Герой и личность выдающаяся во всех отношениях. И ничего иного от него не ждал.

С дядюшкой Кастием было сложнее. Опытный Ловец, привык замечать мельчайшие детали, ловить собеседника на несоответствиях, а уцепившись за самый кончик выбившейся ниточки, – был способен раскрутить весь клубок. А уж после…, – вплоть до удара кинжалом, – рука старого Ловцы не дрогнет.

Правда Аттий Бузма боялся не столько получить этот удар, сколько того, что ему самому придется прикончить старого учителя, решившего избавить Империю от Зла.

А что еще оставалось бы? – Применить Магию? – Аттий Бузма уже знал, что на сильные личностей она действует не всегда. А если давить слишком сильно, – получишь тупую скотину у себя на службе. – Но дядюшка Кастий, во-первых имел стальную волю. А во-вторых, – ему, сейчас, как нигогда были нужны его холодный расчетливый ум, и немалый жизненный опыт…. Ну а главное, – дядюшка Кастий был одним из немногих, с кем Аттий Бузма до сей поры мог быть честным. Кто и так знал о нем почти все. Для того кто живет обманывая всех окружающих, – такой как дядюшка Кастий, – якорь, удерживающий его на грани здравого рассудка…. Терять такой якорь, и такого друга он не хотел…. Но и обманывать его он больше не мог, тем более что ему сейчас, как никогда был нужен разумный совет опытного человека. Да и коли уж колдуны появились, – дядюшка Кастий все равно рано или поздно что-то заподозрит и о чем-то дознается. Такому как он, – долго врать трудно. Можно было избегать темы колдунов вообще. Но уж коли разговор о них зашел, – он по оттенкам интонации, не вовремя отведенному взгляду, или дрожанию рук, догадается о том что ему лгут. И пойдет как гончий пес по свежему звериному следу. Он пойдет по нему, и узнает все сам…. Лучше уж не ждать этого, так хотя бы есть шанс сохранить за собой инициативу.

Разговор начался тяжело, с намеков, недомолвок, и прощупывания собеседника. Но с дядюшкой Кастием в такие игры долго не поиграешь…, если он сам этого не захочет, – Старый Ловец потребовал прекратить ходить вокруг да около, и сказать все прямо.

– Э-э-э…, понимаешь дядюшка…. Ты вот не задумывался, почему я побеждал этих колдунов? – …Можно сказать, что мои успехи на этом поприще…, – они как бы это сказать…., объясняются тем что я и сам обладаю некоторыми способностями….

– Ты что, – сам колдун?

– Ну, я бы так не сказал…. Есть другие названия…. Да и как мне сказали, чтобы быть настоящим колдуном, надо было учиться этому с самого детства…. И я, если бы прошел такое обучение, – им бы и стал! Вот.

– Ну, что у тебя есть всякие там способности я и раньше знал…. Я же тебя сам сколько по плацу с мечом да кинжалом гонял. Это для меня не новость…. Иногда ты можешь двигаться быстрее, чем это дано человеку…. Иногда прыгнув, можешь прямо в полете направление сменить, а такое обычному человеку не под силу…. Это и есть твое колдовство?

– Ну что-то вроде этого.

– Тогда это твое колдовство не такая уж и новость. …Я знаешь ли, – разных людей встречал…. Иные могли и похлеще дела вытворять!

– …А с крыши Дворца Понтифика спрыгнуть и в живых остаться, могли?

– А ты прыгал?

– С Дворца нет, а со скалы таких же размеров…..

– Вот с Дворца лучше и не прыгай. А то сожгут как колдуна. …Или ты пробовал в костре посидеть да живым остаться?

– Шутишь дядюшка? …Ты это как-то слишком легко принял. Учитывая что твой брат, и сам погиб от рук колдунов….

– А ты правда убил того кто это сделал?

– Да.

– Тогда все в порядке. ….А насчет Колдунов…. Когда это все только начиналось, я по приказу Генерала наводил справки, покопался в наших Архивах, да и со жрецами поговорил…. По Империи много народа шляется со всякими способностями. Коли человек не дурак, и не выпячивает их как павиан красную задницу, – его особо никто и не замечает. ….А в Службу, стараются только таких и отбирать…. Тебя вот например…, или меня.

– Тебя???

– Меня. Я вот тоже с детства щустер да ловок был не по годам, меня, еще прежний Аттий в Цирке увидал и выкупил…. А уж в Школе, из меня Ловца сделали…. Все Генералы этим занимаются, – приглядывают за талантливыми да смышлеными детишками, и отдают их в обучение…. А уж в Школе наставники в них все лучшее развивают…. Так это и работает!

…Или ты до сих пор думаешь, что попал туда только потому что мы тебя пожалели? …Кстати, я тут как-то, лет десять назад одного жреца разговорил, который раньше у Хранителей служил…, так в Хранители тоже стараются брать тех кто что-то особенное умеет…. Иногда читать учится быстро. Иногда пишет красиво…, а иногда и с Дворца Понтифика прыгает….

– А мне об этом почему никто не говорил?

– Мал ты был еще такое знать! Да и способностей этих у тебя было многовато. Обычно ведь что-то одно проявляется. А ты ведь и головой и телом, – всем обычного человека превосходил. И в бою тебе равных не было, и науки ты будто губка впитывал, а по стенам лазал как кошка, и голову мог любому задурить и ножи метал, и…. Так что Генерал Викт сказал, что тебя попридержать было бы не лишним…. Вот мы тебя рассказы про Хранителей и кострв, вместо якоря повесили. Чтобы Страх тебе привычкой и добрым советчиком стал.

…А кто это тебе про обучение на колдуна рассказывал? – Дядюшка как всегда выделил из сказанного Аттием Бузмой главное, и выбрав момент когда тот малость расслабился, – выстрелил вопросом.

-…Ну…, – Аттий Бузма решил быть честным. – Тот старик в пещере на Южном Пути. Перед тем как я в него выстрелил.

– Тот который тебя за своего внучка принял?

– Да. Но ведь ты не думаешь что я….

– А почему бы и нет? Раз ты к колдовству такой способный. Может в тебе и правда его кровь плещется. Так ты его убил?

– Засадил стальной коллопский болт прямо в грудь….

– Ну и хорошо…. Почему ты раньше про это не говорил, – догадываюсь. А вот что он тебе еще дельного сказал? Ведь что-то сказал? – По глазам вижу.

– Сказал что те колдуны, что сейчас в Империю лезут очень слабые, и я против них устоять могу, и даже победить. …Знаешь дядюшка…, а я ведь и впрямь особенный….

– Сказал же, – знаю…. Я ведь за тобой сколько лет приглядывал….

– Я ведь и впрямь всамделишный колдун!

– Хм… Покажешь чего-нибудь потом?

– Я серьезно!

– Верю. Чего ты кипятишься? – Верю, потому что знаю, насколько ты необычен.

-…Я недавно одного колдуна убил только лишь одним своим желанием…..

– Я и говорю, – «Здорово!». …Так значит ты этих, что сейчас против нас идут, – тоже можешь так…, одним желанием?

– Не знаю…. – Аттий Бузма призадумался, попытался воссоздать то свое состояние, когда он прикончил Кабиргея, незримым сгустком своей ненависти…. Почему-то не получилось…. А даже если бы и получилось, – он не видел, и не чувствовал мишени куда можно было выстрелить своей яростью, и понял что выглядит глупо. – Нет. Пожалуй что не могу. – Признался он. – Мне их для этого видеть надо. ….Но я их чувствую…. Когда они колдуют.

-…В вот это уже что-то…. Значит все то что ты про колдунов на поле боя сказал, – правда?

– Конечно. – Искренне удивился подобному вопросу Аттий Бузма. – А иначе зачем бы я….

– А мало ли. – Пожал плечами дядюшка Кастий. – Может ты зазнобу свою пожалел, и решил ее так выгородить. Мол не она это дурила, – это ее злые колдуны охмурили…. …Потому я сейчас поезжу по окрестностям, цветочки пособираю, на травке поваляюсь, сонетик любовный сочиню…. А потом приеду, и скажу что всех колдунов убил, а значит Наследница теперь свободна и ни в чем ни виновата!

– Хм…. Ну ты и скажешь, – сонетик, – хмыкнул Аттий Бузма. А потом мысленно представив что валяется на травке, улыбнулся. –А ведь здорово бы было на травке поваляться. …Только ведь согласись, – это самое логичное объяснение ее безумствам! Не могла она сама поступать настолько глупо…. Своевольно…, безрассудно, – это еще куда ни шло…. Но столь откровенно глупо??? Даже не обращая внимания на то что она отнюдь не дура, – ее обучением занимались лучшие Наставники Университета…, хоть крупицу разумности, смогли бы привить.

– Ага. Я давно понял куда ты клонишь, – «Неужто хочешь братскую кровь проливать…?». – Фыркнул дядюшка Кастий. – Все пытаешься придумать как свою зазнобу из под меча убрать. …Только вот скажи-ка, – а Колдунам-то зачем заставлять ее такие глупости творить, коли они ее в оборот взяли? Им наоборот, надо ее на Трон посадить, да за широкой спинкой трона, делишки свои крутить.

-…А может им просто большая Смута нужна…. Или это они мне помогают?

– Смута? Когда и так властителя под свою руку взял? – Чему тебя в Школе учили? – Тут наоборот, – тишь да гладь нужна. Чтобы никто твоей марионетке в суматохе вокруг трона ниточки не пообрывал, или занавес не откинул, из-за которого ты куклой своей управляешь. …А с какой стати им тебе помогать?

– Ну, я тут имел с ними один разговор…. Наврал с три короба, советуя держаться от Империи подальше. – Тут Аттий Бузма, вкратце передал суть того разговора с Колдунами. – Вот может они и решили, устроить большой бардак, чтобы посадить меня на Трон, в надежде, что я им открою сюда дорогу.

– Оно конечно, – такое возможно…. Только ведь если они и так аж даже в Имперские легионы пролезли…, – зачем им ты?

– …Вот и я об этом всем дядюшка Кастий, голову ломаю…. Надеялся что хоть ты мне чего подскажешь….

– Надо в Город пробираться…. – Решительно рубанул рукой по воздуху дядюшка Кастий. – Тебе и мне…. Поближе к Северной Ограде, а лучше и внутрь…. Если ты там этих нелюдей учуешь, – значит и впрямь они во Дворце гнездо свили, а если нет…, значит будем дальше думать. …Только вот у меня сейчас ни одного пути надежного нету, но что-то да придумаем….

– А когда идем? – Загорелся идеей Аттий Бузма. – Надо думаю побыстрее. Пока Укар шевелиться не начал…. Лучше завтра с утра в путь и тронуться…. Я кстати один ход знаю…. Старая контрабандистская лазейка. В окрестности Порта придем на рыбацкой лодке, а дальше уж….

– Только я вас двоих не отпущу! – Раздался негромкий голос из-за их спин. Заговорщики оглянулись, – громадный Торус, умевший подкрадываться тихо как кошка, оказался у них за спинами.

– Что ты слышал? – Благодушно улыбнулся дядюшка Кастий, расслабленно бросая руки вниз, поближе к кинжалу.

– Достаточно…. Я тоже учил этого парня за меч держаться. И тоже знаю, насколько он необычен…. Да и сам я не прост…. Так что нам троим, самая дрога в Город, на колдунов поохотиться.

– …Я был бы только рад, иметь за спиной такую поддержку…. – С сомнениям глядя на Торуса, задумчиво сказал Аттий Бузма. – Но ты очень большой…..

– Мы еще в Порту? – спросил дядюшка Касиий, внимательно оглядывая подсвеченный ниже факелом Аттия Бузмы люк.

– Нет. Уже на складах, позади Рыбных Рядов….

– А куда ведет этот ход дальше? – Дядюшка показал в сторону змеящегося дальше, туннеля, проглатывающего неяркий свет факела.

– Помойка на Восточной Стороне…. Хм…. Моя вероятная Родина. Но навестим мы эти памятные места чуть позже…, когда ностальгия по ним, станет для меня совсем уж невыносимой…. Лет так через тысячу.

– А что там наверху?

– Раньше был заброшенный склад…. Я тут, честно говоря не был уже лет двадцать…. Но ты заметил что ходом этим явно продолжают пользоваться? Так что вряд ли наверху нас ждет тупик, или засада. Торус, поднажми-ка….

– Торус протиснулся под люк, отодвинув тщетно пытающегося открыть выход, низкорослого Аттия Бузму, надавил, напрягся, люк заскрипел.

– Стой…. – Тихонечко приказал дядюшка Кастий. – Тут защелка тайная есть…. Ну-ка…. Он достал набор отмычек и каким-то хитро изогнутым прутиком начал осторожно шарить вдоль щели…, что-то тихонечко щелкнуло и люк откинулся.

-…А раньше такого не было. – Как бы оправдываясь, сказал Аттий Бузма, и тихой змеей скользнул в люк. Его окружала кромешная тьма…. Что и не удивительно. Стояла ночь, а склад был пуст. Однако он словно бы видел этот склад…. Не благодаря колдовству, а благодаря памяти. Именно с этого склада и начался его долгий путь наверх…. Вот там вот, в углу за ящиками, он Аттий Бузма провел не одну ночь… А вон где-то примерно тут, вступил в переговоры с Кастетом, позже приведшие его в Банду Шакалов… Однако, сейчас не до воспоминаний детства. Он Прислушался, и не почувствовал в помещении ни единой живой души. – Тут чисто. Можно вылезать, – негромко сказал он, отступая чуть в сторону. Его спутники мгновенно оказались рядом, двигаясь столь же беззвучно.

– Переоденемся сразу. – Предложил дядюшка Кастий.

– Привлечем лишнее внимание. – Возразил Аттий Бузма. – Богатые купцы, посреди ночи по Рыбным Рядам не шляются….

– Ты давно на свою рожу глядел? – Спросил в ответ дядюшка Кастий. – Из тебя рыбак, как из хомячка, тягловый буйвол. – Один опытный взгляд на наши нежные ручки, или гладкие морды, и тогда мы уже точно окажемся за Северной оградой. Только где-нибудь в подземельях. А пара купцов в сопровождении охранника, – они конечно запомнятся, но такого уж пристального интереса не вызовут.

– Ладно. Как скажешь. – Аттий Бузма согласился с более опытным Ловцом, и распаковав один из тюков, начал переодеваться в костюм подходящий небогатому купцу, или приказчику большого Торгового Дома. Его товарищи сделали то же самое, и через несколько минут, из дверей склада тихонько выскользнул богатый купец, в сопровождении несущего какой-то тюк приказчика, и сопровождающий их здоровенный охранник. Вид этого охранника был столь внушителен, что на всем протяжении от Рыбных Рядов до Большого Тракта, к купцам не пристал ни один бродяга, нищий, или воришка. Что дало Аттию Бузме, неплохо знакомому с местными нравами, лишний повод порадоваться тому, что он согласился с предложением дядюшки Кастия нарядить Торуса охранником. Сам-то он поначалу возражал против этого. Внутри Города, купцы ходят с охраной только или поздно ночью, или имея при себе достаточно большие ценности. И потому охранник привлечет к ним, ненужное внимание ротозеев, или даже кого посерьезнее. Но дядюшка Кастий, резонно заметил что из Торуса купца не сделать. Все в нем выдает человека военного, с выправкой привычного к доспеху тела, и мощными руками опытного мечника…, выдать его купца было нереально, особенно учитывая что науку лицедейства и вранья он не изучал.

Аттий Бузма и сам ловил себя на мысли, то с некоторым трудом изображает неторопливо-расслабленную походку непривычного к долгим переходам горожанина, и якобы согнутую благодаря сидению над бухгалтерскими книгами спину. Все-таки прошлый год, проведенный в походах, когда иной раз доспехи не удавалось снимать даже на ночь, выработал у него новые привычки. Впрочем, пока было еще достаточно темно, и время привыкнуть к новой личине еще было….

Неторопливой походкой они прошли по Большому Тракту. С каждым пройденным кварталом, – дома вокруг них становились все богаче, выше и нарядней. Лачуги бедноты сменились домиками ремесленников, потом пошли дворы богатых владельцев мастерских, и купцов Третьей Гильдии…. Тут уже надо было быть поосторожнее. В этих кварталах помимо городской стражи, были и собственные охранники, присматривающие за порядком, да и каждый встречный, или не вовремя выглянувший из окна человек, нес потенциальную опасность.

Тут то и таилась самая большая опасность их пребывания в Городе. Несмотря на то, что Город был огромен, а число его жителей весьма велико…, но затеряться среди них, было не так-то и просто. Общество было поделено на Касты, а внутри, каждая каста делилась на Гильдии, Цеха, ватаги, артели, и прочие составляющие. Словно огромный склад, поделенный на множество непроницаемых клеточек-ячеек. Перебраться из клеточки в клеточку, было почти невозможно. Сословные различия настолько глубоко укоренились в обществе, что купца Второй Гильдии, равного по богатству купцу, допустим Первой или Третьей даже надевших одинаковые одежды, легко было отличить по сдвинутому на затылок колпаку или шапке, подвешенному на правую половину живота кинжалу, или особому узлу на сандалиях. Эти привычки вбивались намертво еще в детстве. И если в Порту, или в Рыбных Рядах, для большинства встречных купец был лишь купцом. Тут, в кварталах купцов, каждому встречному важно было узнать к какой Гильдии принадлежит встреченный собрат по ремеслу, чем торгует, к какому Торговому Дому принадлежит…. И скрыть свой статус или происхождение от привычного к подобным мелочам взгляда, был нереально.

…Империя была поделена на клеточки, а внутри каждой из них, все друг друга знали, а значит затеряться было почти невозможно.

Это Торус вчера сильно удивлялся тому сколько времени Аттий Бузма и дядюшка Кастий уделяют выбору того под видом кого они проникнут за стену. Ему то казалось что важнее всего, – «Как проникнут», и «Что будут там делать». А эти двое час за часом обсуждали вопрос – «За кого себя выдать?». Аттий Бузма поначалу предлагал что-нибудь достаточно экзотическое, вроде оставшихся без труппы актеров, или вообще, – иностранных купцов. Надеясь скрыться за внешней непохожестью на всех. Но дядюшка Кастий резонно отметил, что Чужак, по-любому привлечет к себе больше внимание. За иностранцами в Империи следят особенно пристально. А среди актеров, – все вообще друг дружку знают очень хорошо, и разоблачение наступит в тот же момент, когда они повстречают собрата по цеху.

Так что после долгих споров, они все же пришли к выводу, что купцы, это наилучший вариант. Не идеальный, ибо все дороги Империи сходились в Городе, а значит, какой бы отдаленный пункт своего проживания не назовешь, всегда есть риск нарваться на «земляка» и быть разоблаченным. Но все же личина купца была наиболее подходящей, во-первых, в силу того что уже была им обоим привычный. А во-вторых, – купцы, особенно Второй Гильдии, постоянно пребывают в разъездах и путешествиях, так что новое лицо купеческого звания, привлечет к себе меньше внимания, чем новый мастеровой, или солдат.

…Так, они неторопливо дошли до Торговой Площади, все кварталы вокруг которой были застроены различными гостиницами, от самых дешевых, рассчитанных на караванщиков, и до дорогих, в которых не побрезгует остановиться даже Благородный…. Гостиница которую выбрали они, была прямо скажем средней руки. Даже больше того, – самая средняя из средних. Но даже и там, прежде чем заселиться в снятые комнаты, им пришлось выдержать небольшой допрос. Вроде ничего важного, – Имена, Торговые Дома, Гильдии, на каком корабле или с каким караваном прибыли, по какой необходимости…. Соврать было легко. Только все эти сведения не позднее чем завтра к вечеру поступят в Ловчую Службу, Стражу и Понтификат…, и будут проверенны. Может сразу, поскольку хозяин гостиницы видит их впервые, и наверняка сделал об этом соответствующую пометку…., а может через пару недель, ведь наплыв гостей в Город сейчас особенно велик. Но все равно, – срок их пребывания в данных личинах закончится, не далее чем до завтрашнего утра. А там, либо менять личину, либо убираться из Города. Однако «засветиться» все равно пришлось, – пребывать в Городе не имея пристанища, еще опасней. Ибо человек без жилища, – это бродяга, и каждый Стражник вправе задержать человека не способного показать соответствующий билет, и сдать его в ближайший Околоток, для выяснения личности.

Утро расцветало, горожане начинали суетиться, торопясь сделать как можно больше дел до наступления полуденной жары, однако Торус, несмотря на свои возражения, был оставлен в гостинице, отсыпаться. Ходить среди бела дня с охранником было не принято…. Да и слишком опасно было столкнуться с представителями Гильдии Охранников, не имея удостоверяющей статус татуировки на предплечье.

…А пожилой купец с молодым приказчиком, едва умыв с дороги лица и руки, и выпив по чаше освежающего разбавленного вина, отправились по делам…. Город только просыпался, но раннее утро, – не оправдание для потери денег. Так что едва лишь старый и юный спутники постучали в двери одной из лавок, им немедленно открыли, и спустя десяток минут, молодой вышел из лавки уже в белой мантии Поступающего в Университет. Теперь это уже явно был не купец с приказчиком. А отец или дядя, сопровождающий своего молодого родственника для поступления в Университет…. Да и неудивительно, – в начале осени начиналась пора Записи на Учение, и подобными фигурами в белых мантиях были забиты все улицы вокруг данного учебного заведения. И что самое замечательное, подобная мантия могла лежать на плечах и Благородного Юноши, и купцы, чиновника, и сынка зажиточного мастерового…, да хоть и сына подмастерья, сумевшего зачем-то накопить деньги на обучение своего отпрыска. Белая, по мере перехода с курса на курс, превращающаяся в серую и коричневую, мантия, была одной из немногих лазеек между клеточками-ячейками Империи. Увы, превратившись в черную, – профессорскую, она навсегда запирала своего владельца в клетке Ученого сословия….

Выйдя из лавки, они дошли до Университета…, пока дядюшка Кастий ходил узнавать условия Записи, его «племянник» пошел гулять по территории Университета. Площадь которую занимал Университет была весьма немаленькой, и посмотреть тут было на что. Ведь Университет тут существовал еще до появления Империи. Не всякий город, мог похвастаться такими же размерами и такими огромными и древними зданиями. А уж историями…. – Почти каждый дом, каждая дорожка или дерево тут были связанны с какой-нибудь историей, а то и легендой. За несколько мелких монеток, любой небогатый студент готов был провести экскурсию по своей Альма-матер, рассказав самые известные легенды, самые трагические, смешные, или пафосно-возвышенные байки и анекдоты. …Вон там стояло здание, в котором жил самый Первый Мэр в пору своего обучения в Университете. Подумать только. А ведь тогда он тоже был обычным студентом, и носил наверное такую же мантию, как и мы! …А вот в этой аллее встречались Жулео Каппулс и Рометта Монтека, пьесу о трагической любви которых можно посмотреть в Театре Возвышенной Драмы за полцены, если сослаться на имя своего гида…. А вот тут, – факультет Богословия, на котором учился знаменитый Альфон Жуан, чьи победы над женщинами вошли в легенды…. Говорят за первые пять лет обучения в Университете он совратил две сотни девственниц и наставил рога пяти сотням мужей…. На той скамейке сидел…. То дерево посажено в ознаменование…. Если по какой-то трагической случайности выбоина на дорожке, или вновь разбитая клумба не имела собственной древней истории, – талантливый гид сходу выдумывал новую, и преподносил зачарованному слушателю в виде старинной легенды….

Увы, – вновь прибывший абитуриент, как-то умудрился избежать столь познавательной лекции, и очень быстро оказался в той части этого почтенного заведения, что примыкала к Северной Ограде, где и бродил по дорожкам в полном одиночестве,словно бы прислушиваясь к чему-то….

– Ну что? – Спросил спусти часа три дядюшка Кастий, встретившись с «племянником» в заранее оговоренном кабачке.

– Ничего…. – Ответил тот, жадно прикладываясь к чаше с вином. Денечек выдался весьма жарким, а пройтись по каменным мостовым пришлось немало. – А у тебя?

– Вот. – Дядюшка Кастий бросил на стол лист пергамента. – Записал тебя на факультет Философии…. Изрядную сумму денежек отвалил, между прочим. Так значит ничего?

– Пока нет, но чтобы быть уверенным во всем, надо попасть внутрь…. Про Северную Ограду рассказывают разное. Кто знает, какие тайны она способна скрывать.

– …Или тебе очень хочется в это верить…. Впрочем ладно. Пара денечков у нас еще есть, пока ты «проходишь очищение в палатке Жрецов». Значит идем дальше?

– Ага…. Пора и нам с тобой дядюшка заручиться расположением богов….

– Ох…, не шутил бы ты так. Их расположение нам сейчас очень даже не помешает. Не говоря уж о том на что ты меня уговорил…. – Слишком уж многим в Городе известны наши физиономии, особенно твоя.

– Моя физиономия, за время в Горах изрядно огрубела и отощала. Да и без всех этих завитушек на голове, притирок и подмазок, которыми меня пичкали придворные куаферы и парфюмеры, я на себя старого мало похож. А столь почтенная бородка и лысина, скроет твою внешность от большинства знакомых…. Старого дядюшку Кастия разглядят разве что Ловцы…, но ты сам говорил что они по большей части за нас.

– За нас-то они конечно за нас…. Но пользоваться их прикрытием я тебе по-прежнему не советую. За Северную Ограду они нас все равно не протащат. А риск что попадем на предателя слишком велик. Если тебя схватят, – всему Бунту конец. Так что лучше будем действовать сами.

– Ладно. Сами так сами…. Пошли тогда?

Они пошли, и обогнув ограду Университета, через час с небольшим вошли в ворота Понтификата. Смешавшись с толпой паломников, заговорщики пошли по обычному кругу Храмов Двенадцати Богов оставляя немалые пожертвования, и вознося молебны за удачу. Потом пообедали в одном из кабачков при храме, кружка шшаца в котором стоила словно праздничный обед, где-нибудь в Горах. …Записались на завтрашний Торжественный Молебен, и даже заселились в одну из храмовых гостинец. (Дядюшка Кастий только с грустью поглядел на изрядно похудевший кошель).

Торусу была послана записка с инструкциями, после чего они, попреки обычаю других паломников, предпочитающих тратить оплаченные немалым количеством золота минуты пребывания в этой Святыни с пользой для души, завалились спать.

– Ну что там?

– Сейчас…..

– Дядюшка Кастий, чего ты там возишься…, простейший же замок.

– Злыднева жопа…. Руки у меня дрожат…. – Окрысился дядюшка Кастий, почти не стесняясь признаваться в своей слабости.

– Ну так давай я.

– На. Бери. – Он кинул Аттию Бузме свою связку отмычек. – Только потом не вздумай мне еще хоть раз ляпнуть что не собираешься становиться Мэром…. Я, после совершенного тут святотатства, этого точно не переживу.

– Ладно. Не скажу. Но ты сам об этом догадаешься, когда я улепетну за Горы, а Трон останется вызывающе пустым…. Готово. Можно заходить.

…Проснулись заговорщики за несколько минут до того, как специально предупрежденный служка явился разбудить их. Собственно говоря, – будить постояльцев перед утренним или вечерним молебном было для него делом привычным, и весьма доходным. Мало кто из жителей Империи мог позволить себе снять комнату в гостинице при Понтификате, и проспать Молебен…, – слишком дорого.

-…Ну как? – спросил Аттий Бузма дядюшку Кастия…. – Я не кажусь слишком толстым?

– А какая разница? – спросил тот в ответ, оторвавшись от умывальной чаши и глянув на своего ученика. – Вряд ли тебя так уж хорошо запомнили…. Побудешь немного толстым.

На Аттие Бузме была его белая ученическая мантия, а под нее ему пришлось поддеть темно-серые штаны и куртку купеческого приказчика…, а под них…. В общем, он и правда выглядел слегка полноватым, и заранее томился нехорошими предчувствиями, при мысли о том как будет ходить по жаре, или стоять в душном храме, во всех этих тряпках…. Однако, – делать было нечего, – Белая Мантия, не самый лучшая одежда для разведки во вражеском тылу.

…Возле Главного Храма Двенадцати Богов, они купили белого голубя…, по цене молочной коровы. Без жертвы соваться к богам и жрецам, было как-то непринято, а бухгалтерия Понтификата хорошо умела считать денежки, и оценивала Святость данного места, по самой высокой цене. – Да и как же иначе? – Если уж кто собрался изложить богам свою просьбу в Главном Храме, можно сказать, – напрямую в их божественные уши, – значит должен раскошеливаться.

… Как и ожидалось, Аттий Бузма тут был не единственный кто пришел в Белой Мании. Приступая к такому важному и значительному шагу в жизни, как обучение в Университете, – лучше заранее заручиться поддержкой богов, не жалея при этом средств. Очень уж много трудностей, и даже опасностей, подстерегают молодого человека, впервые вырвавшегося из-под родительского крова, на широкий и вольный простор Университетской Жизни. И возможность быть убитым или обворованным, в этом списке отнюдь не главные…. Свободная, лихая и веселая студенческая жизнь, – частенько предоставляет возможность, вместо почтенного и уважаемого Пути завещанного предками, свернуть на какую-нибудь кривую дорожку усеянную шипами и нечистотами. Недаром среди солдат, гладиаторов и бродяг, так много бывших тихонь и домашних мальчиков, благоговейно переступивших в свое время порог этого Храма Образования, полные благих помыслов, твердых убеждений и светлых надежд….

Так что неудивительно, что в эту пору Записи на Обучение, Аттий Бузма с дядюшкой легко затерялись в толпе таких же Белых Мантий и их родственников, не пожалевших денег на то, чтобы боги лично приглядывали за юными дарованиями следующие несколько лет, пока те ведут опасную жизнь студента.

…Храм был огромен…. Аттий Бузма уже бывал в нем. Но снова, в который уже раз, удивился тому, насколько же огромен Храм Двенадцати Богов. – Собственно это был довольно новый Храм. Не прошло и полторы сотни лет, как последний камень был вложен в его купол, завершив почти четырехсотлетние строительные работы. Внешне он напоминал связку тростника, с напяленной на нее сверху жреческой шапкой…. Внутри, это было огромное пространство, одновременно остававшееся целым, и поделенным на двенадцать отдельных храмов лесом колон и перегородок. Центральный алтарь, как и положено, находился напротив главного входа. А вдоль стен, по окружности, располагались алтари…, да что алтари, – отдельные храмы, каждого, почитаемого в Империи бога. Вроде входишь в главные ворота, и видишь один общий храм. А начинаешь двигаться вдоль стен, – изменяется и символика, и характер фресок, и даже цвета…. Трудно уловить момент, когда сектор Проходимуса переходит в сектор Мочилы, а тот в сектор Кондратия…. Но оказавшись под приглядом нового бога, ты сразу это чувствуешь, и тебя всего переполняет благоговение и почтительный страх, перед подобным зримым Чудом.

Но была еще одна граница…. Она чувствовалась не так явно. Многие даже о ней и не подозревали. Но. …Но дело в том, что Главный Храм Двенадцати Богов, лишь наполовину располагался на территории Понтификата, а второй своей Половиной уходил за Северную Ограду…. И в дни торжественных молебнов, совершавшихся по Главным Праздникам, когда Храм удостаивал своим визитом лично Мэр, каждый простолюдин, попытавшийся сунуться на половину предназначенную людям Благородным, был бы вежливо, но очень настойчиво вышвырнут на свою половину Храма.

К счастью, сегодня день был обычный. И если кто-то из Благородных и соблаговолил посетить главный Храм Империи, – он предпочел сохранить инкогнито. «…К счастью», – потому что после Торжественного Молебна, нашим друзьям было несложно затеряться среди многочисленных перегородок, занавесок и колон…. Примерно в той части Храма, где была одна маленькая дверка….

Почти каждый в Империи слышал про нее, но мало кто знал где конкретно она находится. Аттий Бузма, четырежды удостаивавшийся высокой чести, пройти через эту дверку, и то не сразу нашел ее в переплете колон, украшений, пышной позолоты и прочей пестроты храма…. Еще раньше, проходя через нее в качестве Личного Советника Мэра, – формально, члена его рода, он заметил что запирается дверь на самый обычный замок. И даже никакой охраны возле нее не выставляется. Да и зачем? – Даже самый отчаянный головорез, опустившийся бродяга, или выродок рода человеческого, вред ли наберется храбрости войти в эту дверь, и попасть в Семейный храм Мэров….

…Помимо главных двенадцати, в Империи почиталось еще небывалое множество богов. Почти у каждого города, озера, реки, горы или леса, был свой персональный покровитель, взявший на себя труд, за сравнительно небольшие жертвоприношения почитателей, приглядывать за данным местом.

Так же, персональные покровители были и у каждого рода. Нетрудно догадаться, что этими покровителями были предки. Те, кто основал, поддерживал и возвышал род на протяжении поколений, и естественно, не оставившие его и после смерти.

Именно потому-то, чем древнее был род, тем больше было у него покровителей, и значит, тем удачливее этот род был во всех своих предприятиях. Тут главное не забывать почитать своих пра-пра-прадедушек, регулярно «подмазывая» их жертвами, на домашних алтарях, и умиляя взор стариков благопристойным образом жизни. А если твой далекий предок, видит почтительность потомка, и столь же достойную и праведную жизнь, какой придерживался сам пращур, (а разве можно представить пращура занимающимся каким-нибудь разгильдяйством, или вообще, – развратом?), – разве ж откажет он тому в Удаче и Покровительстве, и разве не замолит словечко-другое, перед более Великими Богами?

…Но так дело обстояло с обычными родами. Хотя и в обычный родовой храм, чужаки заходить избегали. Но вот род Мэров…, к какой бы династии он не относился – Романов, Сергиосов, Виллиев, или даже Кордиусов, – Их предками были Четыре Великих Героя, стоявших Над богами.

Согласно общему мнению, оспаривать которое возьмется разве что безумец, – Четыре Великих Героя, до сих пор дремали в Семейном Храме Мэров, время от времени пробуждаясь и присматривая за всей Империей. Потому-то сюда, в Семейный Храм Мэров, вход открыт был только для членов Семьи. И будь даже дверь между этими двумя храмами, распахнута настежь, – вряд ли у кого-нибудь хватит наглости войти в нее. Это было бы даже не святотатством, а…, просто безумным способом самоубийства.

Аттий Бузма формально принадлежал к Роду Романов…. Он даже, поделившись с дядюшкой информацией почерпнутой из разговоров с Колдунами, сумел убедить того, что является прямым потомков всех Четырех Героев, а значит имеет полное право входить в сей храм самому, и приводить с собой кого хочет. Дядюшка ему поверил…, однако даже у этого заклеенного Ловца, дрожали руки, когда он пытался вскрыть ту самую, неприметную дверцу.

– Ух ты!!! – Только и мог сказать дядюшка Кастий, переступив порог Храма.

– Я тоже офигел, когда первый раз увидел это. – Поддержал его Аттий Бузма. – Тогда еще круче было, тут все лампы горели, а не эта пара лампадок. … Неплохо предыдущие Мэры, жертвовали своим дедушкам! Скажи?

Конечно, «пара лампадок», как непочтительно назвал Аттий Бузма два великолепнейших масленых фонаря, стоявшие по обе стороны от Алтаря, и сделанные из чистого золота, с обрамлением из драгоценными камнями, – давали не так много света. Однако и в этом, недостаточном для такого большого помещения свете, груды наваленного вокруг золота и драгоценных камней, дивные статуи и великолепнейшее оружие, выглядели абсолютно фантастически.

– Ох-хо-хо…. – Только и смог пробормотать дядюшка Кастий. – Да на все эти богатства, средняя имперская семья…, могла бы жить…, да что там «жить», – не умирать, никогда!

– Ну, это ты дядюшка хватанул. – Рассмеялся Аттий Бузма. – Сам знаешь, притащившие сюда все эти богатства Мэры, умирают с завидной регулярностью. …Однако ладно, пошли к алтарю…, закатай рукав.

Дядюшка Кастий закатал рукав, и Наследник, сделав небольшой разрез на его предплечье, вылил струйку крови в подставленную чашу. Довольно простенькую керамическую чашу…. Если не брать во внимание ее древность. – Кастий. – Торжественным тоном провозгласил Аттий Бузма. – Я, Наследник. Прямой потомок Рода, семей Романов, Сергиосов, Комов и Виллиев, принимаю тебя в свой род. Отныне ты один из нас. Твоя кровь смешалась с кровью наших предков. Теперь наше Имя, стало твоим! – Закончив, он обнял своего учителя, как несколько лет назад его обнял Мэр, принимая в свой род…, и заметил что дядюшку Кастия просто трясет от волнения. Сам же Аттий Бузма, не чувствовал ничего особенного ни тогда, ни сейчас. Считая все это лишь пустой формальностью. …Отстранившись от дядюшки, он деловито достал заранее заготовленный кусок полотна и плотно замотал ранку…. Оставлять во Дворце следы из капель крови, не входило в его намерения. – Эй, дядюшка, успокойся…. Нам тут еще дело надо сделать…. Успокойся Я Сказал!!!

Немного магии подействовало благотворно на старого Ловца, – его руки перестали дрожать, зубы больше не выбиватли тревожную дробь, а лицо приобрело более-менее обычный оттенок.

– Ну вот. Теперь тебе тут тоже бояться нечего…. – Успокаивающим тоном, продолжил Аттий Бузма. – Видишь, – он показал ему на дно чаши, толстый слой грязи на дне которой, уже впитал свежие капли крови. – Предки приняли твою кровь. Гм… Забавно. Где-то тут, на самом дне, капли крови Героя Равного Пятидесяти Героям, и Волосатого, пролитые ими, когда их принимали в Род. Если задуматься, – офигеешь! Так что лучше не думать. – Подвел он итог своим историческим размышлениям, и бодро сказал. – …Теперь можно двигаться дальше, и начал поспешно стягивать свою белую мантию, оставшись в обычной одежде приказчика. Конечно, обычной она была скорее в Городе. Но и за Северной Оградой, простые слуги частенько ходили в чем-то подобном, когда были не «при исполнении», или боялись запачкать свои парадные ливреи грязной работой. – Иди пока вскрой вон тут дверь, а я пока запрячу тут где-нибудь эту белую тряпку.

– Поосторожнее. – Робость опять вернулась в голос дядюшки Кастия. – Не оскорби предков, прикасаясь к их пожертвованиям.

– О! Не волнуйся. Я буду весьма почтителен. – Успокоил его Аттий Бузма. Однако идя вдоль стены, в поисках подходящего местечка, пробормотал. – Думаю дедушки не обидятся на меня, если я потрогаю их жертвоприношения…. В конце концов, они уже давно мертвяки, и золотишко им ни к чему…. Ага…. – Углядев какой-то золотой сосуд с узким горлышком, он запихал туда свою мантию. Учитывая что никто больше не осмелиться прикасаться к пожертвованиям, она могла тут пролежать следующие пару тысяч лет, и не быть обнаруженной. А если и обнаружат…, – Аттий Бузма даже хихикнул, представив какие предположения будут строить потомки, нашедшие сей «раритет». Вряд ли им придет в голову, что ее туда засунул случайный мошенник, воспользовавшийся Храмом, как лазейкой для проникновения за Северную Ограду. Скорее они решат, что это мантия какого-нибудь Мэра или Наследника, пожертвованная им богам в знак…, чего-нибудь эдакого…. В общем, – было бы смешно послушать их рассуждения…. – Гы-ы. А еще смешнее было бы закатать в нее дохлую крысу, или написать какую-нибудь чушь…, кровью, чтобы убедительнее смотрелось. И пусть дурачье головы себе ломает!!! – Аттий Бузма, пришел в абсолютно замечательное расположение духа, и на его лице появилась довольная, и даже счастливая улыбка. – Он внезапно подумал что все будет хорошо, и их авантюра закончится удачно…. – Наверное предки приняли жертву, согласившись взять вместо уже остозлыдневшего золота, простую тряпку! – Затем он еще прошелся по залу, обойдя его по периметру. И наконец подошел к нетерпеливо поджидающему его, возле уже вскрытой двери, новоявленному родственнику.

– Чего ты там гуляешь? – Раздраженно спросил тот. Видно привычное дело по вскрытию замков, вернуло его к прежнему, собранному состоянию Ловца.

– Так, – неопределенно ответил Аттий Бузма. – Хотел кое-что проверить.

– Думаешь эти маги….

– Это не касается Этих магов…. Скорее уж Тех…. – Очень непонятно ответил Наследник. – Обещал тут знаешь ли, одному старому хрычу…, почтенному предку, – поискать некую вещицу.

– Ты что, заговариваешься? – Испуганно спросил дядюшка Кастий, с ужасом подумав что Четыре Великих Героя, или менее именитые предки, уже начали мстить за святотатства, наслав на его спутника безумие, одним из признаков которого является довольная улыбка на физиономии, абсолютно неуместная во время столь дерзкого проникновения в Святая Святых Империи..

– Нет… – Рассмеялся Аттий Бузма. – Успокойся. Я потом тебе как-нибудь расскажу, про этот забавный эпизод моей жизни. Пошли. Я готов.

Они выскользнули за дверь, и осторожно, не поднимая глаз от пола, пошли по длинному коридору. Аттию Бузме, самому пришлось нелегко, да и дядюшке Кастию тоже, когда они учили эту, характерную для Дворцовых слуг походку. Этакое беззвучное, чтобы не потревожить Хозяев звуком своих шагов, быстрое, но преисполненное почтения, парение над полом. При всей внешней легкости, это оказалось не так-то просто. – Пока Аттий Бузма не вспомнил, что эта вот походочка, позволяла слугам мгновенно замирать на месте с какой бы скоростью они не неслись до этого…, избегая даже возможности непочтительно задеть вышедшего из-за угла или двери Хозяина, или иных Благородных…. И пока не вспомнил похожее воинское упражнение, – походка им не удавалась. А ведь она, во Дворце была лучше любого пропуска, ливреи, или даже подписанной Мэром бумаги. Именно по ней узнавали Слуг в любой одежде…, и уже не смотрели на лица…. Но увы. – Аттий Бузма почему-то был уверен, что даже после пары часов тренировок, (больше времени выделить не удалось), их походка могла обмануть только достаточно неопытного человека.

Впрочем, туда где ходили опытные, Аттий Бузма соваться и не собирался. Они очень быстро выскочили из галереи, соединявший Храм с Жилыми покоями, и выскользнули в сад. А там, двигаясь по темным дорожкам, начали обходить Дворец по периметру. При этом Аттий Бузма, частенько замирал, словно бы к чему-то прислушиваясь.

Дирт был простым стражником. И предпочел бы остаться им навсегда. Конечно, служить за Северной Оградой было куда почетнее, да и порассказать потом будет чего…. Обычно-то простому человечку с одним именем сюда ходу не было. А тут и Дворцы такие что…!!! А Парки?!?! Фонтаны!?!? А…, еще столько диковинок, что и названия всех не упомнишь! …Да и народ ходит, сплошь Сенаторы да Благородные, да еще не пойми кто, но уж больно важные из себя. …Тут даже простые слуги, – это что-то! По большей части с двумя именами ходят…. И с какими именами….

Но все-таки Дирт предпочел бы остаться в Городе…. Гонять пьянчуг из кабаков на западной окраине, за порядком на рынке приглядывать, или даже Порт патрулировать….. Тут ведь что? – Во-первых, – денежки! Хотя тем кого отправили за Северную Ограду и платили двойное жалование, да какой, скажите вы мне на милость, стражник, на одно только жалование живет? Тут монетка, там подношение…, в кабачке нальют бесплатно вина чашу…, знакомый трактирщик обедом угостит…., торговцы рыбой, зеленью, или мясом, с собой кулечек завернут…, со всем уважением, чтобы показать как они понимают и ценят нелегкий труд стражника, ну и заодно в благодарность за то что он иной раз в сторону посмотрит когда надо, или наоборот, заступится за них перед недовольным покупателем…. А на то ведь они стражники и поставлены, чтобы оберегать покой горожан, пресекая скандалы и защищая уважаемых налогоплательщиков от всяких проходимцев.

При мыслях о таком простом и незамысловатом счастье, у Дирта даже в брюхе забурчало и он расстроился еще больше. Тут-то за Северной Оградой, не то что подношения, даже слова доброго не услышишь. А уж о том чтобы денежку с кого стрясти…, вон, хотя бы с тех двух, которые среди ночи по Парку шляются, – даже и не думай. Это там он у себя был человеком уважаемым, представителем Власти. Это там к нему народ со всем уважением и почтением…. А тут, – в лучшем случае делают вид будто ты не ты, а место пустое к алебарде приставленное. А в худшем…. Он, еще как только недели три назад, первый раз на пост заступил, по излишнему рвению было вздумал допрос какому-то сопляку-прощелыге устроить, который не пойми зачем по улице бежал, будто за ним стая волков гонится…. А тот оказался курьером. Да не каким-нибудь там, а из семьи самого Мэра…. В смысле, – тоже Роман…. Ага. Как сейчас вспомнишь так вздрогнешь. – Роман Лавик…. Сопляк, лет пятнадцати, а гонора-то. Такой скандал учинил. …Так что после смены, десятник ему Дирту самолично рожу набил, и жалования за неделю лишил…. Вот и думай после этого. Вон те двое, что по Парку шляются…. Дирт недовольно глянул на праздношатающихся, не высовывая однако носа из своей будки. – У него же приказ, – кого чужого увидишь, – в дудку свистеть, хватать да непущать…. А пойми ты сам, – чужие они тут, или нет? Вроде не положено ходить, а они ходют. И не больно-то скрываются. – И кто они после этого? – Лиходеи преступные, или настолько Свои, что и тебя самого, запросто лиходеем назначут. …А попробуй засвисти…. Может это ухарь какой из Благородных, к любовнице крадется, может слуги с тайным поручением. Пуганешь их, засвистишь…, а потом выяснится что это самой Наследнице, посреди ночи соловьиных языков отведать захотелось, и она за ними слуг отправила….

…А ведь и не было такого никогда, чтобы городские стражники, да за Северной Оградой службу несли…. Ну может и было, с тыщу лет назад…. Да только непонятно, с чего этот тысячелетний обычай вдруг возрождать приспичило? Ага…. – «Возрождение старинных обычаев, в знак единства с народом….». Как же, – возрождение! Очередные новшества…. Он ведь Дирт, еще десяток лет назад, когда Старших Братьев-то повырезали…. Он ведь тогда еще чуял что ни к чему хорошему это не приведет. Вот один раз разрушили устоявшийся порядок, вот с тех пор-то все и пошло валиться. То на репу неурожай, то горцы восстанут, то пшено подорожает…., а то вон, – Наследники друг на дружку войной поперли. – Вот и приходится теперь «древние обычаи возрождать» – Будто он Дирт такой дурак, и простейших вещей не понимает. – Разборки-то между Наследниками ведутся, и чтобы там про Самозванца не врали, а кровушка-то у них в жилах общая плещется! А значит Гвардии доверия больше нет. – Дирт вдруг съежился и оглянулся, словно бы испугавшись что кто-то подслушает эти его крамольные мыслишки. Но вокруг вроде было тихо. Только митров в ста от Дворца, по дорожке, все так же неторопливо прогуливалась эта парочка не пойми кого. – «Вот потому-то Дворец солдатней и набили». – Продолжил размышлять Дирт. – Да еще и стражников привлекли, потому как от солдатни-то толку мало…. Тут понимание надо, соображаловка. А эти начнут хватать всех подряд. Еще неизвестно кому хуже придется…. А все-таки подозрительные они какие-то. – Будь они слугами, так небось шли бы к Дворцу, или от него. Тут и понятно стало бы, хватать их, или пропущать. А они, будто бы по кругу прохаживаются. А чего спрашивается по ночам, кругами вокруг Дворца ходить? Подозрительно это как-то. …Да ведь у этих, что за Северной-то живут, – все у них не как у людей. Живут, – с жиру бесятся…. Что ни день – пир. Что ни ночь, – очередная забава…. Свистишь в дудку, и таких потом от десятника огребешь…. Может они вообще тут тоже охрана. А что? – Он бы Дирт, так бы и сам прохаживался, коли ему патрулировать Парк приказали, вокруг Дворца значит…. Да только эти двое ни на стражников, ни на солдат не похожи. Ни оружия у них, не доспехов…. А! Поцелуй меня злыднева теща. Свистну, а уж там будь что будет…..

Дирт свистнул, и спустя пару минут из находящейся митрах в ста, неприметной дверце в стене Дворца, вырвался десяток солдат, и подбежал к Дирту.

– Чего?!?! – Коротко и неприязненно спросил десятник, с еще помятым после сна лицом.

– Да вон. – Ткнул Дирт рукой в направлении Парка. – Шляются тут не пойми кто! Надо бы проверить.

– Кто шляется-то?

– Да вон же….. – Растерянный Дирт уставился на абсолютно пустые дорожки Парка. А ведь еще мгновение назад он четко видел там две прогуливающиеся фигуры. – «Спрятались наверное. Чего стоите-то, – бегите-хватайте». – Рявкнул он, и внутренне похвалив себя за усердие. Коли прячутся, значит точно лиходеи. – Вон, статую Горного Старца видишь? – Показал он десятнику пальцем, на вырубленного из камня величественного старика. – Вон где-то там я их последний раз видел.

– Сам ты горный старец. – Огрызнулся десятник. – Это Третий Мэр небось…, вон и копье у него в руках…. Где ты видел горного старца с копьем?

– Это посох у него…. – убежденно ответил Дирт, с некоторым сомнением вглядываясь в статую. Однако будучи коренным горожанином, он не мог позволить какому-то там солдату, судя по выговору – южанину, обойти его в таком важном вопросе…, или вообще, хоть в чем-нибудь. – Да только тебе один хрен не статую ловить, а лиходеев, которые рядом с ней гуляли…. – Резко перевел он разговор на другую тему, чтобы оставить последнее слово за собой. И добавил в спину, уже повернувшемуся десятнику. – Тоже мне, – знаток!

– Поговори у меня! – огрызнулся десятник, и побежал вслед за своими солдатами проверять аллею.

Свисток раздался как-то уж очень неожиданно. Аттий Бузма не видел сидящего в глубине будки стражника. Но чувствовал на себе его взгляд…, да наверное и дядюшка Кастий тоже. Но взгляд этот был какой-то ленивый, и ничего кроме скуки и некоторого раздражения в нем не ощущалось. И вдруг, в самый неожиданный момент…. Однако инстинкты сработали раньше головы. Он кошкой взлетел на свисающую над аллеей ветку дуба, и успел, опустив руку, подтянуть дядюшку Кастия в окутанную глубокой тенью крону дерева. Там они и затаились, прислушиваясь к разговору солдат…. А это ведь и правда были солдаты, а не Гвардия! Уж от Гвардейцев бы так легко удрать не получилось бы…. Хотя… Десятник этот тоже оказался стрелянным воробьем. По всему видно прошел не одну кампанию, и умел не только в строю маршировать….

– Ну-ка, свети сюда. – Коротко приказал он одному из своих людей, держащему факел…. В свете факела, даже Аттию Бузме стали четко видны его собственные следы, хорошо отпечатавшиеся на песке дорожки, в том месте, где он оттолкнулся от земли. – Будто прыгнул кто отсюда…. – Задумчиво сказал десятник, и приподняв факел стал вглядываться в вершины деревьев. К счастью, крона была густая, а яркий источник света рядом с глазами, не столько помогал, сколько мешал бдительному солдату.

– Да нет, Радик Гаст…. – Сказал десятнику стоящий рядом с ним солдат, судя по виду и панибратскому тону, такой же ветеран как и сам десятник. – Тут ближайшая ветка митрах в трех…. Человеку до нее не допрыгнуть. Он скорее вон туда вон, в сторону скаканул, а оттуда вон, кустами дернул.

– Ладно…. Поохотимся…. Нидик, – бегом в казарму, доложи сотнику. А ты Гипон, бери свою пятерку, да дуй-ка вон в ту аллею, они аккурат туда должны были дернуть…. Шуму побольше поднимай, гони их на меня.

– А стоит ли? Может опять кто из слуг по бабам пошел, или….

– А что поделать? – зло спросил десятник Радик Гаст. – Будто мне тут охота посреди ночи, как шавке сторожевой, по аллеям бегать…. Только эта вон, дубина стоеросовая в свою свистелку уже дунул, шум поднял…. Понабрали стражницкого отребья…. Только и умеют с торговок мзду выбивать…. Теперь небось награды за бдительность ждет. А если мы тут никого не поймаем, с нас три шкуры спустят. Так что наше дело хоть кого да поймать. А если кого ни того поймаем…, всех собак на стражу будем вешать.

Постепенно Парк наполнился людьми, факелами и шумом голосов. Не прошло и пятнадцати минут, как не меньше сотни легионеров присоединились к розыскам неизвестных лиходеев.

– Что делать будем? – Тихонечко, на ухо Наследнику, прошептал дядюшка Кастий.

– Ждать. – Так же тихо ответил ему Аттий Бузма. – Ты кстати заметил, – солдаты и стражники….. И ни одного Гвардейца!

– Чего ждать-то? …А Гвардейцы небось внутри Дворца сидят. А этих отправили….

– Нет. Раньше такого не бывало. Вокруг Дворца, особенно по ночам, дежурили только Гвардейцы…. Кстати, ты заметил что солдаты не больно то к службе рвение выказывают? …А ждать мы будем….. а вот примерно этого…. Это же дядюшка, Дворец!

Что хотел сказать Аттий Бузма, дядюшка Кастий понял через мгновение, когда раздались победные крики, в хор которых вплетался возмущенно-испуганный писк какого-то бедолаги.

– Чтобы тут, по Парку, да еще ночью, и не шлялся бы какой-нибудь местных жулик, решивший провернуть под покровом тьмы парочку любовных интрижек, или коммерческих сделок, – не бывало такого. – Хладнокровно прокомментировал услышанное Аттий Бузма. – Жаль конечно его…. Он теперь из допросной не скоро вылезет. А учитывая последние новшества…, может и головы лишиться.

– Кстати о последних новшествах. – Так ты чего учуял? Или нам на дереве этом до следующей ночи сидеть?

– Нет. – Как-то сразу погрустнев, сказал Аттий Бузма. – Нету тут колдунов. На таком расстоянии от Дворца, я бы их точно учуял.

– Ну тогда будем помаленьку выбираться, как только тут все успокоится?

– Будем…..

Шум успокоился спустя примерно полчаса. Кажется легионеры не особо усердствовали с поисками второго, удовлетворившись поимкой одного «лиходея», свалив все на то что у стражника с перепугу в глазах двоилось….

Шпионы спустились со своего укрытия, и шмыгнув, по ранее указанному легионером маршруту, – дальше двигались в тени кустов…..

…Аттия Бузму, опять спасли только его колдовские способности, настолько стремительной была атака. Колдовские способности, резвые ноги, и одетая под одежду кольчуга. Как проскрипел по ней кончик коллпоского меча, Аттий Бузма будет помнить до конца жизни.

Из оружия у него был только спрятанный под одежду кинжал. Скорее даже кинжальчик. Хороший коллопский кинжальчик, но против меча в руке Гвардейца, он явно проигрывал еще до начала соревнований.

Аттий Бузма отпрыгнул еще раз, уходя от второго удара, и едва только его ноги прикоснулись к земле, – резко бросился вперед, в ноги нападавшему. Проделано это было с скоростью змеи, но Гвардеец успел уйти в сторону, и даже полоснул по спине Аттий Бузмы своим мечом. Кольчуга спасла нашего героя, второй раз. Но и он успел зачерпнуть горсть песка с дорожки, Метнуть его в глаза нападающему, и снова броситься в ноги. Песок летевший наверное вдвое быстрее, чем это было положено законами Природы, попал в цель. – Хотя Гвардеец и успел отскочить, но мечом полоснул явно наугад. А потом сам бросился вперед, пластая ночной воздух какой-то безумной мельницей. Он явно ничего не видел, и пытался достать противника на ощупь. Аттий Бузма высчитал момент, и снова Прыгнул. Только на сей раз не в ноги, а гораздо выше, и умудрился влепить почти двухмитровому Гвардейцу пяткой по голове. Тот упал…. Вся схватка заняла не больше трех-четырех секунд. Из ближайших кустов, крехтя вылез дядюшка Кастий, не слишком-то по-доброму глядя на своего Ученика-Командира….

– Ты бы полегче толкался…. – Пробурчал он, потирая плечо. – Ты мне своими колдовскими штучками чуть плечо не выбил…. Кто это?

– Гвардеец. – Задумчиво сказал Аттий Бузма. – Что-то не то творится в пределах Дворца…. Их тут как минимум, должна была быть пара…. А скорее всего – уже бы набежал десяток…. Надо с ним поговорить…. Вяжи его…. Тут рядом есть одна беседка.

– А почему на нем доспехи стражника?

– Можешь не сомневаться, это Гвардеец…. Видел его в бою? … Ух ты…. сотник Авгар!!! – удивленно воскликнул он, когда пребывающего в беспамятстве Гвардейца, перетащили в беседку.

– Что, знакомый? Так почему он….

– Да действительно «почему! Почему Гвардеец, расхаживает по ночному Парку в одежде обычного стражника…. И кстати, – почему он не позвал на помощь, а бросился на нас как убийца из засады? …И ведь это не просто Гвардеец. Когда мы виделись последний раз, он был сотником…. Кстати, – один из учителей моей названной Сестренки.

Аттий Бузма припомнил свой суд, обвинения сотника Авгара в свой адрес, и от души отвесил тому оплеуху. А как только веки, взбодренного оплеухой сотника, дрогнули, он зажал ему рот, и впился Вглядом в его глаза…. Сначала сотник поддался…, а потом Аттий Бузма, словно уперся в стальную стену. Воля сотника была крепка, и не поддавалась воздействию….

– Ты узнал меня сотник Авгар? – Решил сменить тактику Аттий Бузма. – Если я уберу руки, – орать не станешь?

Сотник ответил презрительным взглядом, и Аттий Бузма сочтя это согласием, освободил ему рот. Однако кинжал дядюшки Кастия, прижатый к горлу сотника, недвусмысленно намекал тому, – что произойдет в случае если ему захочется поднять тревогу. Страх смерти, конечно не остановил бы Гвардейца. Но кинжал был прижат к сплетению нервов, один укол в который убил бы любой крик судорогой боли. И Гвардеец это понимал.

– Я узнал тебя Аттий Бузма. – Коротко сказал он.

– Правильнее было бы говорить Роман Бузма из семейства Аттиев, или же даже Роман Аттий Бузма…. А можно даже просто – Наследник! – Опять вспомнив суд, наш герой передразнил Романа Растика, личного секретаря покойного Мэра. …Как ты Гвардеец, посмел напасть на Наследника?

– Тебя никогда официально не признавали Наследником. А в род ты был введен через усыновление в Храме…. Это не дает тебе никаких прав!

– Наследником меня назвал народ Империи. …И что ты можешь знать о моем Роде?

– Ты никто. – Коротко выплюнул сотник Авгар. – Ты никогда не сможешь сесть на Трон!

-…Я никто? – Ухмыльнулся Аттий Бузма. – Так знай, что за Северную Ограду я пробрался через Родовой Храм. И по дороге, принял в род Романов, вот его. – Он кивнул на все еще прижимающего кинжал к горлу сотника, дядюшку Кастия. – И предки были весьма милостивы ко мне!

– Ты…. – сотник явно был смущен. Но собрался с духом и продолжил. – Ты колдун. Возможно ты смог обмануть даже богов, но я тебя раскусил сразу.

-….Потому что ты и сам колдун…. – Задумчиво сказал Наследник, которому все стало понятно…. – Потому-то ты тогда, на суде, и заговорил о колдовстве, потому я и не учуял тебя сейчас, и не смог подавить твою волю….

– Я не колдун! – Возмущенно рявкнул Авгар, и дядюшке Кастию пришлось поплотнее прижать лезвие к его горлу. – Я Тот Кто Оберегает!

– Называй как хочешь. – Равнодушно сказал на это Аттий Бузма. – А смысл-то в том, что ты колдун…. Это не ты часом свел с ума свою ученицу?

– Нет. Это ты. Я Знаю, что это ты воздействовал на нее, сводя с ума….

– Ты смог учуять меня сегодня, или просто выскочил проверить что за переполох устроили стражники? – (Чуть усыпим бдительность…, а теперь ударим). – И почему ты один, и где твои черные доспехи?

Последний вопрос явно ввел Авгара в сильное смущение, и помня уроки приобретенные на одном горном плато, Аттий Бузма воспользовался моментом, чтобы продвинуться чуть дальше сквозь выставленный барьер. – Наследница больше не доверяет тебе? – (Еще один шаг) – …Наследница не доверяет Гвардии? – (Защита проломлена).

– Наследница сошла с ума…. – Каким-то неживым голосом ответил Авгар. – Будь ты проклят за это! Она удалила Гвардию от себя…. Но мы все равно выходим беречь ее Жизнь и Покой.

– А ведь и впрямь совсем у нее крыша поехала. – Задумчиво сказал Аттий Бузма. – Это же надо, – удалить от себя Гвардию, и…..

Тут словно какая-то волна накрыла Аттия Бузму…. Это была сильная волна…, нет, скорее река. Река сплетенная из множества потоков…. Она шла откуда-то со стороны Города, прямо во Дворец….

– Проклятье…, – простонал он скривившись от этого внезапного удара…. – Кажется теперь я что-то понимаю. Дядюшка, нам надо срочно уходить отсюда, и обязательно утащить с собой этого…. Посторожи его тут, а я пока схожу за Торусом. Иначе нам этого громилу отсюда не утащить. А развязывать ему ноги, я опасаюсь.

(обратно)

Глава 19

– Ну, ты чего-нибудь чувствуешь?

– Ага. Злобу.

– Свою, или….

Почти не скрываясь, Аттий Бузма пробежал по дорожкам Парка, примерно куллометр. А чего скрываться? – После шумихи устроенной легионерами, Парк словно вымер. Все кто мог бы заметить нежеланного гостя, поспешили укрыться от греха подальше, опасаясь попасть под общую раздачу. Вскоре он достиг тех самых ворот, на дальней стороне Северной Ограды, через которые он уже однажды, в спешке покинул это райское местечко. Как обычно, ворота через которые сюда завозили всякие припасы и вывозили мусор, были открыты и охранялись кое-как…. В том смысле, что войти в них можно было только со специальной биркой, а вот покинуть…. Так что Аттию Бузме, даже особо не пришлось напрягаться, внушая стоящим у ворот стражникам, свою важность, и свое право находиться тут и распоряжаться…. Они покорно приоткрыли ворота, и выскользнувший из темноты немного удивленный Торус, без особого труда пробрался в святая святых Империи ….

– Как-то это было странно….. – Только и сказал он, спеша за побежавшим в глубь Парка Наследником…. – В голове что-то такое щелкнуло…. И мне срочно захотелось подойти поближе к воротам. Даже несмотря на стоящих там стражников

– Привыкай. – Коротко бросил ему Аттий Бузма. – Это вроде как я тебе в голову послание отправил.

– Довольно неприятные ощущения….

– Знаю. Но так было надо…. Сам же жаловался что мы тебя заставляем в гостинице сидеть…. Вот теперь работенка и для тебя нашлась…. Поработаешь осликом.

– Ке-е-ем? – В голосе Торуса явственно послышалось желание, двинуть кое-кому по шее.

– Надо одного человечка отсюда умыкнуть…. – Поспешно объяснил Аттий Бузма. – А поскольку он росточком тебе немногим уступает, то потащишь его именно ты…. А мы с дядюшкой, будем тебя подгонять…, в смысле, – охранять. – Несмотря на опасность, на душе у Аттия Бузмы было легко и весело. – Стоп…. Тут идем неторопливо…. Постарайся не топать так сильно…. Ты сейчас в самом охраняемом месте не земле…. Я бы даже сказал, – самым плохо, но старательно охраняемом…. А впрочем ладно…. Уже пришли….

Аттий Бузма негромко просвистел нечто из птичьего репертуара, и услышав из беседки столь же замысловатую трель, поспешно вошел в нее. Сотник Авгар, к тому времени был уже упакован тщательнее тюка с индскими пряностями. Ни шевельнуться ни дернуться. – Дядюшка Кастий свое дело знал. Торус подхватил его, и они двинулись в обратный путь…. Аттий Бузма шел в шагах двадцати впереди Торуса, выполняя роль передового охранения, а дядюшка Кастий, соответственно контролировал тылы….. Пару раз им пришлось остановиться и переждать проходящих мимо стражников или слуг, но в целом до ворот они добрались без приключений. Так же без приключений они прошли и через ворота…, и углубившись, буквально на пару кварталов в Город, нос к носу столкнулись с с вышедшим им навстречу из-за угла, ночным патрулем. Видимо стражникам их компания показалась немного подозрительной. Особенно громила Торус, тащивший на своих плечах второго такого же громилу, да еще и в доспехах стражника. Патруль выставил свои алебарды в положение «к бою» и попытался тихонечко окружить данную подозрительную шайку.

– Спокойно! – Во весь голос рявкнул Аттий Бузма. – Я Специальный Посланец Наследницы, и Палач по совместительству…. – (Стража вздрогнула и заколебалась…. Изготовленные к бою алебарды, невольно задрались в ночное небо, ближе к положению «на плечо». Слова «Наследница» и «Палач» в одном предложении звучали уж очень зловеще). – Выполняю особое задание…. Внимательно посмотрите на это кольцо…. – Он поднял свой палец, примерно на высоту своего лица. Фокус был в том, что любому кто посмотрит на этот палец, начинающий колдун Аттий Бузма сможет заглянуть в глаза, а уж дальше…. Мало кто обладает такой силой воли как Авгар. А заглянуть в глаза, был самым надежным способом подмять чужую волю.

Увы. Ставший уже привычным трюк, на сей раз не получился…. Не из за стальной воли стражников, и не из-за неумения нашего Героя…. Просто не знавшие всех этих тонкостей Торус и дядюшка Кастий, решили действовать первыми. Торус просто швырнул свою ношу в патруль, разом сметя троих стражников, и полетел в атаку вслед за ним, а дядюшка Кастий скользнув страже за спину, пустил в ход, извлеченный из рукава кистень….

-…. Зря вы это…. Я бы их сам…. По своему….– Только и оставалось сказать Наследнику, спустя десяток секунд – И что мы теперь с телами делать будем?

– Пока полежат в канаве. – Спокойно ответил дядюшка Кастий. – До утра их вряд ли хватятся…. Это как раз последняя ночная смена…. Значит до рассвета мы можем не беспокоиться.

– До рассвета осталось всего пара часов. – Возразил Аттий Бузма. – А нам за это время еще надо найти хорошее укрытие. – С такой ношей, в гостиницу лучше не соваться…. Что скажешь…. У тебя есть что-то подходящее на примете?

– Дом Аттиев сейчас пустует…. Мне сказали что засаду оттуда давно уже сняли…. Но лезть туда стоит только в самом крайнем случае….

– …Да уж, когда найдут стражников, да еще переполох во Дворце. – Рано или поздно Ловцы догадаются связать эти два происшествия. Начнется большой кипеж. И наш старый домишко обязательно проверят, так на всякий случай. …Может тогда лучше на склад?

– Тащить придется почти через весь Город…..

– А мы через Порт…. Тамошний народ, даже посреди ночи, какого только дерьма не таскает….

– Ладно…. Только замотай ему голову и ноги плащами…. Возьми их алебарды, сбей наконечники, древки прикрутим к телу, чтобы в поясе не гнулся и ногами не качал…, а сверху замотаем плащами стражников, чтобы было непонятно что это такое вообще. А ты уверен что он нам так сильно нужен?

Солнышко уже выглянуло из-за горизонта, когда трое заговорщиков достигли того самого склада, через который они проникли в Город…. Путь был пройден немалый, и даже могучий Торус начал пошатываться под своей немалой ношей. Да и Аттий Бузма с дядюшкой, после бессонной ночи, вряд ли могли похвастаться особой бодростью и свежестью…. Каково было спеленатому будто младенец Авгару, да еще и с замотанной плащами головой, никого сейчас не интересовало…. Торус сбросил свою ношу, и рухнул рядом…. Аттий Бузма торопливо закрыл ворота и позаботился о маскировке, а дядюшка побрел в гостиницу. Надо было там появиться, чтобы хозяин не заподозрил пропажу своих гостей, и не обратился в стражу. Отметиться, помаячить немножко, и бежать назад, по дороге купив какой-нибудьеды…. Воспоминания об обеде, что они успели перехватить вчера в гостинице при Потнфикате, уже безвозвратно, стерлись из памяти их желудков.

Так что к продолжению разговора с Авгаром, удалось приступить только через пару часов. После того как Аттий Бузма чуток подремал, и слопал свежую, еще горячую лепешку с завернутым в нее куском зажаренной на углях рыбы, и густо политой жгучим как огонь соусом. Да запивая все это молодым вином этого урожая, которое уличный продавец, щедро и от души разбавил водой …. Злыдень знает как давно была поймана эта рыба, и из какой канавы брали воду чтобы разбавить вино…. Свежесть горячей лепешки компенсировала рыбью старость, а соус отбивал вкус любой тухлятины. По мере поедания завтрака, лицо нашего героя невольно расплылось в довольной улыбке. Это была еда настоящего Горожанина! Может и плебейская, но зато сытная и озлыдненно вкусная. Он, во время пребывания во Дворцах да Горах, уже и забыл этот вкус и эту сытость…. В его бытность помоешником, стащить и слопать такую лепешку, – было настоящим счастьем. После которого сразу становилось понятно что счастье есть, море по колено, а подвиги и приключения подстерегают тебя за каждым углом. Вот и сейчас, набив брюхо, он, вдохновленный лепешкой, почувствовал в себе силы продолжить разговор с Авгаром.

– Ну как дела? – Спросил Аттий Бузма, вынимая кляп изо рта сотника. – Есть будешь?

– Буду. – Коротко ответил тот.

– …Тоже учили всегда подкреплять силы, когда есть возможность?

– Может быть.

– Продолжаешь считать меня чудовищем?

– Конечно.

– Ты ведь тоже кое-что смыслишь в колдовстве….

– Я умею чувствовать врагов!

– А почему ты не сказал этого тогда, на суде?

– …Это не то о чем стоит рассказывать.

– Даже Мэру?

– Ему это не интересно…. Его не заботит как именно мы его оберегаем, главное что оберегаем.

– Умолчание тоже ложь…. Впрочем я тебя понимаю. Сам всю жизнь такой…. Страшно признаваться…. Однако в Гвардии об этом наверное знают?

– Мы пользуемся всеми нашими способностями, ради Великой Цели.

– И много вас там таких?

– Зачем тебе это знать?

– Ради защиты семьи Мэра, может понадобиться помощь таких как мы с тобой.

– Не пытайся обмануть меня.

– …Ты ведь знаешь где я был последний год? – …Довольно далеко отсюда…. Я не мог воздействовать на Безумную Племянницу…. Это должны были быть кто-то, кто находился недалеко от Дворца.

– Откуда мне знать на что способен такой колдун как ты?

– Если бы я был настолько силен, – Стал бы я связываться с Легионами и Горцами? – Просто пришел бы и взял все что захочу. …Впрочем ладно. Продолжай не верить. Однако, попробуем, чисто гипотетически, (ты знаешь что означает это слово?), …Так вот, представим чисто гипотетически, что существует некая другая группа магов, которые пытаются захватить Власть в Империи. И что эта группа никак не связана со мной…. Так вот, – если бы существовала подобная группа, ты бы помог мне найти и уничтожить ее?

– Помог бы…. – Спокойно кивнул головой Авгар…. Но я знаю как ты хитер и изворотлив…. Даже Мэр удивлялся этой твоей способности. Я знаю так же, что ты проходил обучение в Школе Ловцов, богоподобная Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина, как-то сказала мне об этом. …Ты не только настоящий мастер клинка, но также ты и несравненный мастер Лжи. Так что с какой стати, мне тебе верить?

-…Вот в том-то и дело, что для того чтобы разыскать этих колдунов, мне наверное и понадобятся твои способности…. И ты сможешь убедиться в их наличии на собственном опыте. …А что еще Она говорила тебе про меня?

– Не твое дело…. Так что ты там говоришь про этих колдунов?

– А она говорила, что из Подземелий Дворца, я сбежал исключительно благодаря ее помощи? …Видишь ли. Мой личный опыт общения с колдунами, говорит о том, что заколдовать человека, они могут на сравнительно небольшом расстоянии…. Так что ты должен припомнить, не появлялись ли за последний год-два, в ее окружении какие-нибудь новые и подозрительные люди?

– Конечно нет! – Отрезал Авгар…. – Только слуги, все из рода Романов…, несколько Благородных…, но мы всегда проверяем всех новых людей, которые появляются возле Священной Особы, так что, – единственным подозрительным человеком, который появлялся возле нее в последнее время, был ты!

– Но ведь, эта, как ты ее называешь – богоподобная Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина, та еще искательница приключений на свою богоподобную задницу, не могла ли она встретить кого-то во время своих приключений?

– Нет. – столь же категорично как и раньше ответил Авгар. – Я сам возглавлял ее охрану, и я лично проверял всех, кто приближался к ней.

-… Это мог быть простой конюх, купец, мальчик выносящий ночные горшки, дворник подметающий дорожки в парке….

– Все это работа слуг рода Романов…. И никой купец не приближался к ней, без нашего присмотра.

-…А насколько сильно ты чувствуешь колдовство?

-…Вот сейчас, словно бы тысячи муравьишек побежали по моей коже…. Что ты пытаешься сделать?

– Не бери в голову, просто проверка…. – Несмотря на множество отрицательных ответов, Аттий Бузма отнюдь не выглядел обескураженным, а скорее даже удовлетворенны. – Что ж сотник Авгар…, – продолжил он. – А теперь хорошенько подумай, прежде чем отвечать мне…. – Не бегали ли по тебе подобные муравьишки, в присутствии Наследницы?

– Иногда…. Когда ты пытался ее околдовать.

– А за последний год?

– Случалось, когда ты пытался ее околдовать.

– А еще раньше, до того как я появился во Дворце?

-….К чему все эти глупые вопросы?

– Так «да», или «нет»? Пожалуйста, ответь честно, ибо от этого зависит существование всего рода Романов!!!

-… Ну иногда…, такие слабенькие…. Но это бывает часто…. Многие люди могут колдовать, даже не замечая этого…. Да и колдовство это не настоящее, не такое как у тебя.

– Отлично! Значит Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина, – истинная Наследница Рода Мэров…, такая же как Я!

– Ты приблудный помоешник, а она, – богопродобная! А вскоре станет Богоравной!

– Тот факт что я родился и вырос на помойке, еще не означает, что я не принадлежу к роду Романов…. Пути крови, весьма таинственны. …Но ты ведь наверное знаешь, что все первые Мэры…, все Четыре Великих Героя, – тоже были колдунами?

-…Они не были Колдунами! – Рявкнул Авгар, не сдержавшись. – Они были Магами! Это означает….

– …Тоже самое что и колдуны. – Безжалостно закончил Аттий Бузма. – Только Маги были посильнее. А «колдуны», – звучит пострашнее…. А по сути, разницы никакой. …В общем, моя дорогая родственница, как и я, обладает колдовскими способностями…. Видимо этим они и воспользовались.

– Кто они?

– Те колдуны! Видишь ли, воздействовать на человека, колдун может только если находится рядом с ним. …Если только этот человек сам не колдун. Колдуны более чувствительны, и могут почувствовать другого колдуна на большом расстоянии…. Ты наверное и сам это ощущаешь? – …Следовательно Наследница, будучи одарена способностями к колдовству, могла чувствовать на себе их воздействие…, может быть они даже передавали ей какие-то мысли или приказы…. Только наверное ей никто не объяснил что с ней происходит, и потому она вела себя как безумная. И продолжает вести себя так и сейчас…. Кстати, а почему она до сих пор не села на Трон? Нас знаешь ли, да наверное и всю Империю, давно интересует этот вопрос.

– Я не собираюсь выдавать тебе ее тайны. – Едва ли не сплюнул Гвардеец. – Ты не сможешь обмануть меня.

– А ты сам этот Тон видел? Как при этом вели себя твори мурашки?

-… Трон, это Великая Тайна. Только истинный Наследник Рода, может сесть на него и остаться в живых!

– Ага…. Так я и думал. Она наверное чувствует исходящую от Трона силу, и потому боится его…. А может это колдуны, опасаясь что она обретет дополнительную силу, внушают ей избегать Трона…. Бедная девочка. Тяжко же ей наверное пришлось в жизни. В нашей Империи, где все про все знают, но предпочитают не говорить…. Возможно бы мать или отец…, наверняка кто-то из них тоже обладал способностями. Но их казнили, когда она была еще младенцем…. Из старших родственников только Мэр, ни подруг, ни кого-то близкого…. Ты бы мог ее просветить насчет колдовства! Но и ты предпочел молчать…. Разве нет?

– …Когда она взялась за меч, я почувствовал в ней Это! – Глухо признался Авгар. – Но это не то о чем можно говорить с Богоподобной. …Так какую помощь ты хочешь получить от меня?

– Ты уже передумал меня убивать? – На всякий случай уточнил Аттий Бузма. И получив утвердительный кивок в ответ, сказал, – Будем ловить злых колдунов…. – А потом разрезал на Авгаре веревки, и вручил ему оставшуюся лепешку.

И опять ночь. Опять ночное дежурство под стенами Северной Ограды…. Аттий Бузма, вспоминая свое прошлое, просто свернулся калачиком под какими-то чахлыми кустами. Он лежал так тихо и неподвижно, что если взгляд, случайно зашедшего сюда ночного прохожего, и заметил бы нечто, он скорее примял бы это за груду мусора, чем за живого человека…. А вот Торусу с Авгаром, спрятаться не так то просто. С их огромным ростом и широкими плечами, – кучку мусора не изобразишь. Да и подходящих укрытий тут нет. Районы возле Северной Ограды, – самые респектабельные и хорошо охраняемые части Города. Позволить себе жить тут, могут только купцы Первой Гильдии, или высшие чиновники…. Это могло бы стать проблемой, но на помощь пришли контрабандисты и…, Наследница.

…Солнышко уже перевалило на вторую половину дня. Аттий Бузма с дядюшкой, Торусом и Авгаром, уже успели обсудить все предстоящие им мероприятия, – поспорить, поругаться и помириться….

Аттий Бузма настаивал на том, чтобы привлечь на помощь кого-то из Ловчей Службы. Поскольку обшарить огромный Город в поисках таинственных врагов за пару дней, для них троих, было не реальной задачей. Но дядюшка Кастий намертво уперся, и твердил что это слишком опасно, он не знал никого, кому бы мог верить на сто процентов. Даже те кто уже давно работал на них, могли также работать и на Наследницу, или находиться под наблюдением тех, кто работает на Наследницу. Аттий Бузма соглашался что это опасно, но считал что риск оправдан. А дядюшка, соответственно отвечал, что от Аттия Бузмы зависит слишком многое.. И если в результате предательства он попадет в руки своих врагов, это будет означать конец всему, и гибель для множества людей.

– Тихо…. – Вдруг вмешался в их спор Авгар. – К дверям подошли какие-то люди….

– Торус к тому окну, когда они войдут, вылезешь, зайдешь через дверь, и отрежешь им путь к бегству. Если они оставят кого-то снаружи, – позаботься о них. Но постарайся обойтись без крови. Дядюшка. – на западной стороне есть еще один вход….. Мы с Авгаром встретим их здесь…. Если это просто праздные гуляки, постараемся чтобы они нас не заметили. А если Ловцы или Стражники…, в общем работать будем по-моему сигналу.

Вся четверка мгновенно растворилась в тьме склада прежде, чем дверь скрипнула отворившись примерно на половину. В нее скользнуло шесть человек, с какими-то тюками на плечах…. Вели они себя тут довольно уверенно. Не озирались, не разглядывали пустой склад, а сразу пошли к дальнему углу, где был спрятан люк в подземный ход.

– «Контрабандисты», – сообразил Аттий Бузма. – Явно не по нашу душу. …Хотя может быть….??? – Он коротко свистнул, и бросился вперед…. У бедолаг-контрабандистов не было ни единого шанса. Троих из них за доли секунды снес более быстроногий Авгар, по одному досталось дядюшке Кастию и Аттию Бузме, а последнего, бросившегося к воротам, Торус сбил с ног, ударив бездыханным телом, его же товарища, которого он притащил с улицы…..

– Погоди дядюшка…. – Остановил Наследник своего старенького наставника, уже доставшего нож и примеривавшегося к горлу одного из оглушенных контрабандистов. – Возможно эти ребята нам пригодятся.

– Каким образом?

– Ты же не хочешь обращаться к Ловцам? – Вот они и поищут колдунов вместо них…. Уверен, эти крысы знают тут каждую щелку!

– Ты хочешь довериться крысам??? – В голосе наставника Аттий Бузма услышал разочарование, и глубокую скорбь по его, Аттия Бузмы, утраченному разуму.

– Нет дядюшка…. – Усмехнулся он в ответ. – Я хочу Использовать их….

– А…. В смысле – заколдовать?

– Предпочитаю использовать другое слово…, но да. Так…, сложите как их тут пока кучкой…, и по одному тащите мне вон туда за ящики…. Ты Авгар и будешь таскать…. Заодно узнаешь каким бывает колдовство….

С первыми тремя проблем не возникло. Стоило Аттию Бузме только Пожелать, и они стали послушными орудиями в его руках…. Хотя сильно ломать их, он не стал. Просто убедил, что помогая ему, они делают очень Хорошее и Правильное дело. …Он давно заметил, что если убедить кого-то, что он поступает хорошо, – его можно заставить сделать любую подлость и гадость. А вот с четвертым….

– …Вот это да!!! – Воскликнул Аттий Бузма. – Поверить не могу…. Кастет!!!

– Что??? – Недоуменно спросил сидящий рядом Авгар…. – Какой кастет?

– Самый настоящий…. Эй, Кастет, как тебе удалось вывернуться и не попасть на каторгу или на плаху вместе со Старшими Братьями?

– Ты ошибаешься Господин…. Я простой подмастерье…. Имя моя Ваний…. Хозяин послал меня на этот склад….

– Эх Кастет…, – укоризненно покачал головой Аттий Бузма, и влепил пощечину своему бывшему хозяину. – Ты имеешь дело с Ловчей Службой. Неужели ты и правда думал вывернуться? …Авгар, задери у него левую штанину, там должен быть шрам от коленки и ниже.

Авгар протянул руку, но Кастет вдруг засучил ногами и завыл, как-то очень пронзительно и безнадежно. Пришлось влепить ему еще с десяток пощечин, прежде чем у него прекратилась истерика.

– …Ты хоть понимаешь, каково это жить год за годом, день за днем, минуту за минутой, ожидая что в любой миг тебя могут схватить за шкирку и потащить в подвалы Ловчей Службы? – Все еще нервно дрожа, спросил Кастет, когда Аттий Бузма успокоил его, и напомнил об общем прошлом. –…Я ведь Тогда на самом Юге был…. Поручение мне дали…. Радовался до усрачки, – большие дела начал проворачивать…. Уж было обратно собрался, а тут новость про Старших Братьев…. Сначала было думал, – останусь там, и в Город больше ни ногой. Да только потом, когда каждый, кто говор мой слышал, и про Город спрашивал, мне стал Ловцом казаться…. Чувствовал я себя, будто таракан, посреди чистого стола замеченный. Никуда ни скрыться, ни спрятаться…, каждый пришибить может. Ну я обратно в Город, – думал тут затеряюсь. А тут, и сунуться некуда. В старые места ходу нет, там меня каждая собака знала. В новые, – я будто черное пятно на белой рубахе, всем заметен…. Хотел уж в солдаты податься, да тут вот к Прибрежным ребятам прибился…. Ход им на этот склад показал, они меня и приняли. Ну вот теперь с ними значит и живу.

…А ты-то как вывернулся? Я слышал тебя тогда со всех сторон прижали… И…, и ты ведь кажется мертв!!!! – В глазах у Кастета вновь поднялась волна безумия, отброшенная назад, очередной оплеухой.

– Кончай истерить. – Рявкнул он, занося руку для следующей пощечины…. – Иначе я решу что ты мне не подходишь, и тогда мне придется тебя убить.

– …Не подхожу??? Убить??? А ты кто???

-… Я теперь Ловец. Ловчая Служба нашла меня в подвалах Старших Братьев, вылечила, и решила приставить к делу. …Или ты думаешь, будто ты один такой умник, придумавший использовать такого как я, для слежкой за своими врагами? …Так что они меня кое-чему обучили, и теперь я Ловец…. А тут у меня особое задание. В Город проникли шпионы Самозванца, и мы должны их найти. По ряду причин, которые тебя не касаются, ибо в это замешаны слишком важные персоны, мы не можем обращаться к местным Ловцам или стражникам. Более того, мы должны от них скрываться, ибо от этого зависит спасение Империи. Поэтому помогать нам будешь ты и твои люди. Если все пройдет хорошо, тебе больше не придется дрожать при виде каждой тени, да и империалами разживешься неплохо.

– А почему ты его не стал…, как всех? – Спросил дядюшка, когда обработка остальных контрабандистов была закончена, и они, на пару минут, остались вдвоем.

– Ну, заколдованный человек обычно не очень хорошо соображает. А у Кастета, насколько я помню мозги работали нормально…. Заметил, – он и тут командовал. А ведь пришел из другой части Города, и из другой банды. Для того чтобы чужаку на новом месте подняться, – немалые мозги и способности нужны.

– Что-то я его мозгов особо не заметил когда он выл…. Ненадежный он какой-то, изломанный.

– Ну дядюшка, когда за тобой десяток с лишним лет, такие, вот как ты охотятся…. Тут крыша у любого съедет. …Кстати, а почему ты сам-то его не нашел? – Ехидно поинтересовался Аттий Бузма. – Кажется это должно было быть делом вашей группы? Оставили такой след!

– Да вроде, одна из Служб Юга, сообщила что нашла его труп…. – Дядюшка был явно смущен. – А мы проверять не стали. Тогда дел и без него было много. Фигуры куда покрупнее в бега подались. …Так как, ты собираешься этих колдунов искать.?

– Переводишь разговор??? – Ухмыльнулся Аттий Бузма. – Ладно. Только старайся на своей новой службе, подобных ошибок не совершать. ….А колдунов…, что-то вроде того как по запаху собака дичь ищет. В ту ночь я учуял как они колдовали…. Так что надо расположиться недалеко от Северной Ограды, и как только они опять начнут…, пойти «на запах». Собак у нас таких только две, я и Авгар…. Но сам понимаешь, за Авгаром присматривать надо, потому-то я к нему Торуса и тебя приставлю, глаз с него не спускайте. А сам с этой шушерой, буду работать.

– А ты уверен, что он этот запах учуять сможет? И что без него не обойтись?

– Ну, колдовство он чувствует. Правда не так хорошо как я. Для меня это как течение реки, видно откуда и куда вода катится. А он просто чует, как что-то происходит. Но это все же лучше чем ничего. …А самое главное, если мы убедим его в том что эти колдуны реальны, – он сможет перетянуть на нашу сторону Гвардию. …Не против Наследницы, а против колдунов.

…Они расположились под Северной Оградой, где-то на ее восточной стороне, примерно там, куда текла замеченная Аттием Бузмой «река». Для самого-то Аттия Бузмы, замаскироваться было не проблемой. А вот Торус и Авгар…, они конечно умели спрятаться хоть в Горах, хоть даже в голой степи, но Город…, это было под силу только опытному Ловцу. Выход нашелся благодаря тому, что бдительный дядюшка Кастий обследовал тюки, которые притащили с собой конрабандисты. Товар, в них находящийся был весьма специфичен, от небольших произведений искусства, до золоченых ручек и хрустальных ламп. И дядюшка Кастий счел своим долгом поинтересоваться откуда у этих мошенников взялись все эти вещи. Ваний-Кастет, честно рассказал, что после репрессий Наследницы, немало домов в богатых частях Города, стоят пустые. Их хозяева либо окончили жизнь на плахе, либо по сей день томятся в подземельях, либо разбежались подальше от потенциальной опасности, в спешке оставив дома множество ценных вещичек.

Пустые дома были слишком лакомым кусочком, чтобы во время смуты, ими не заинтересовались банды самых разных направлений, в том числе контрабандисты. Хотя это был и не их промысел, и более того, они влезали на чужую территорию, – ну да за ради такого лакомого кусочка, можно было и повоевать. Потому-то они, оставив свое почтенное ремесло контрабандистов, на некоторое время переквалифицировались в домушники. Это было куда опаснее, зато и доходы приносило фантастические. …Ваний-Кастет вызвался показать уже ограбленные дома, где можно надежно спрятаться. Там то и была организованна новая база.

….Они располагались на расстоянии примерно кулломитра друг от друга. На случай если поток пойдет немного с другой стороны, нашему герою пришлось разместиться в той части Города, где пустых домов не было. – «Главное чтобы пошел» – Думал Аттий Бузма, подобно собаке, умудряющийся соединять настороженную бдительность с легкой дремой. – «Долго торчать в Городе мы не можем, да и Авгар может заподозрить неладное». –Хотя…. – У него словно шкура на загривке приподнялась, когда нечто, полилось откуда-то с окраин Города в сторону Дворца…. Аттий Бузма мысленно коротко свистнул, и спустя минут пять к нему подошел один из контрабандистов. – Беги. Скажи что началось! – Коротко приказал он ему, и тот побежал. А Аттий Бузма неторопливо пошел вдоль потока, стараясь определить его источник….

…Улицы Города отличались кривизной и неожиданными сменами направлений. А вот поток шел по прямой…. Аттий Бузма, с четверкой идущих за ним контрабандистов петлял по улицам и переулкам, пытаясь не сбиться с правильного направления. Пару раз он терял поток, и приходилось начинать кружить по улицам, пытаясь найти заветную ниточку…. Наконец все закончилось…. Оборвалось достаточно внезапно. И хотя упорный Ловец и покружился еще с полчасика по улицам, колдовство окончилось. Колдовство, но не поиски колдунов…. Все это время он поддерживал связь с Торусом, оказавшимся особенно восприимчивым к его мысленным посланиям. Авгар наверное чувствовал бы их еще лучше, но Аттий Бузма предпочитал без особой необходимости в мозги к недоверчивому сотники не лезть…. Но так или иначе, а они встретились, на одном из перекрестков Города, и отойдя в тень какого-то здания, начали совещаться.

– Что ты чувствовал? – Первым делом спросил Аттий Бузма, Авгара….

– Я чувствовал колдовство. – Ответил он спокойно. Но даже сквозь спокойствие тренированного Гвардейца, все почувствовали возбуждение и некоторую растерянность. – По мере того как мы шли, это чувство усиливалось…. Довольно неприятные ощущения.

– Это было похоже на «мое обычное колдовство»? – Усмехнувшись спросил Аттий Бузма.

– Да…. Несколько раз, когда я замечал что возле Наследницы творится что-то неладное, это было похоже на то что я чувствовал сейчас.

– Ладно…. Подумаем как это можно использовать в дальнейшем…. А теперь, исходя из моих Знаний Города, – мы сейчас находимся где-то рядом с площадью Ювелиров…. Дворец находится там. – Аттий Бузма ткнул пальцем в темноту, не сомневаясь в том что указал идеально правильное направление. От Дворца – сюда, – если продолжить линию, то мы упремся куда-то в Скоморошьи кварталы. Думаю там самое подходящее место…. К ювелирам чужой не сунется. А там настоящий бардак….

– Да… – подтвердил дядюшка Кастий. – Хорошее место чтобы спрятаться…. Много приезжающих-отъезжающих. Толпы экстравагантных личностей. К тому же местные держаться друг за дружку, и даже с Ловцами будут говорить только в допросной комнате, чтобы в них не заподозрили стукачей. А чтобы обыскать все их хибары, домики, кабаки, театрики и прочие балаганы, нужно устраивать Большую Чистку с привлечением стражников и даже легионеров. …Так что твои семь контрабандистов, нам тут не сильно помогут.

– Тогда – «Большой переполох»?

– Хорошо бы, но как?

– Вы о чем? – спросил Торус.

– Большой переполох…. – пояснил ему дядюшка Кастий, это что-то вроде того, как бросить факел в муравейник. Муравьи начнут спасать самое ценное, ну и…, – понятно?

– Понятно. Хочешь поджечь эти ваши Скоморошьи Кварталы?

– Не в буквальном смысле…. Но надо придумать что-то, что заставит всех местных лиходеев, чувствовать себя неуютно, и попытаться сбежать. Тут-то мы их и выследим, перекрыв пути бегства.

– А что там думать? Я предлагаю стукнуть куда следует, что в Скоморощьих кварталах появился я, – главный злодей и Самозванец. Тут такую чистку устроят!

– Нет. В тебя думаю никто не поверит. А если и поверит, то Ловчая Служба постарается действовать аккуратно…. Да и опасно это…. Вдруг и правда найдут?

– Тогда тебя?

– Нет. Я общался со слишком многими сетями Службы. Если пустить слух что я в Городе и меня ищут, – Большой Переполох случится не в Скоморошьих кварталах, а в Ловчей Службе. …А вот Торус…. – Он фигура достаточно известная. И как твой телохранитель, и как Миротворец, одним из первых перешедший на твою сторону. Да и ловить его будут не так как нас, – тихонечно выслеживая, вынюхивая, и опасаясь спугнуть. Вот за ним-то как раз и можно устроить большую охоту, перевернув не то что Скоморошьи кварталы, а вообще, половину Города.

– Так отлично…. Значит, Торус должен набедокурить, показаться во всей красе, а потом мы его тихонечко сплавим из Города. …Надо в конце-концов, сообщить нашей армии, что ее Командующий еще жив.

Когда вошли эти трое, кабак настороженно замер. Потому что они были Чужие, а чужих здесь не любили. Кабак «Подмостки», вообще не славился как тихое и спокойное местечко. Драки тут были делом обычным, а уж ссоры и крики, были делом настолько обыденным, что «Подмостки» можно было найти с закрытыми глазами даже посреди темной ночи, ориентируясь исключительно на весьма характерные звуки.

…А все дело было в публике, которая облюбовала данное заведение, – суматошной, истеричной и вечно друг другу завидующей. «Подмостки» располагался как раза на границе Скоморошьего квартала, и Веселых улиц, и там частенько пересекались представители обеих этих «Малопочтенных Гильдий».

«Веселые улицы», были в ведомости Гильдии Шлюх. Местечко это было действительно очень веселым, и помимо шлюх, работу там находили и многочисленные торговцы хорошо проперченной, чтобы скрыть запах тухлого мяса и «поднять мужскую силу», снеди, дешевого вина, лекарств и разных побрякушек. А также скоморохи и площадные актеры, незамысловато развлекающие, желающую передохнуть от плотских утех публику. Что приносило выгоду как шлюхам так и актерам…. Впрочем, в Империи профессия актера, стояла наравне с профессией шлюхи, могильщика, или гладиатора…. В более-менее приличные кварталы они могли попасть только для выполнения своих непосредственных обязанностей. Но даже в сколько-нибудь приличном театре, – актеру не позволено было сидеть рядом с «почтенной публикой». Его место было либо на сцене, либо за кулисами. Так же не положено им было посещать формальные мероприятия Понтификата или Городского Совета. …Да они туда не особо-то и рвались. Их мирок был отделен от остального мира Империи, еще сильнее чем все остальные Гильдии. Внутри этого мира были свои Благородные и свои подмастерья, свои Сенаторы и свое отребье. Те кто играл в Театре Возвышенной Драмы, или Большом Городском Театре, не говоря уж о Театре Дворца, – были аристократами своего мира, и ходили окруженные почтением и завистью окружающих. А на противоположной стороне этой социальной шкалы, стояли самые ничтожные площадные актеришки и фокусники. Те кто всю жизнь мыкался по дорогам Империи, терпя нужду а подчас и голод, за жалкие гроши развлекая публику незамысловатыми шутками, убогими пьесками, или простенькими фокусами. …Но вот реальной Властью, тут, обладали не актеры Театров или площадные фигляры. – Власть, как всегда, в своих руках держали те кто сумел добиться авторитета в актерском Мире, благодаря не столько своим сценическим талантам, сколько хитростью, расчетливостью, а подчас и беспощадной жестокостью. И горе было тому, кто осмеливался дать представление на чужой территории, или забывал вовремя заплатить положенные взносы. – Говорят исполнители Театрального Кружка, действовали подчас безжалостнее Гильдии Убийц…..

Впрочем в «Подмостках», ни «аристократов» ни персон облаченных высокой властью не было. «Подмостки» облюбовало для себя актерское отребье и ничтожества…. Все те, кто зарабатывал свои гроши, веселя публику на площадях и «заведениях» Веселых улиц….

– …Тут однако шумно…, и воняет, – недовольно пробурчал один из чужаков, – огромного роста детина, усаживаясь за один из столиков заведения. – Впрочем «пробурчал» он это столь громогласно, что был услышан не только за соседними столиками, но кажется даже и на втором этаже.

– Что поделать Торус…. – успокаивающе улыбнулся его спутник, чья макушка явно не доставала даже до подмышки этого самого Торуса. – Актеришки народ крикливый. Чтобы привлечь к себе внимание толпы, надо иметь луженую глотку.

– …Или вонять как лагерный нужник??? – продолжил громогласно «бурчать» Торус. – Даже в хижинах поганых горцев, я не чувствовал такой вони. …А посмотри вот на рожу этого!!! – Да намазанный на ней слой белил, толще, чем у пятидесятилетней шлюхи! – Сдается мне, этот на площади не представлениями зарабатывает, а задницей своей торгует. …И ты хочешь чтобы я обедал в подобном заведении??? – Да меня тошнит от одних только этих рож!

– Не стоит обращать на них внимание Торус. – Коротышка продолжал успокаивать Верзилу. – И не стоит так орать на весь кабак. Нам просто надо встретиться тут кое с кем…. Переждать ночку другую в Скоморошьем квартале, это пустяки для тех кто ходил в атаки на полчища врагов, в свите самого…. Так что не стоит нервничать. Сейчас я закажу вина и мы тут спокойно посидим часок-другой…. Эй. Хозяин…. – Внезапно гаркнул он, обернувшись в сторону стойки. – Ну-ка быстренько тащи нам сюда самого лучшего вина, что только есть в твоем клоповнике. Клянусь Мочилой, что если я в ближайшие пару минут не волью в свою глотку чего-нибудь достойного имперского легионера, я разнесу твою вонючую халабуду, вместе со всеми твоими погаными посетителями!

– Эй!!! Солдат!!! – Вдруг рявкнул голос за спиной Торуса. – Встать!!! Как ты смеешь сидеть в присутствии Командующего! – Голос был столь громогласен, и переполнен такой густой смесью из Права Приказывать, и Непоколебимой уверенности, что Торус вздрогнул, и даже слегка дернулся оторвать свой зад от лавки. И это его телодвижение не осталось незамеченным окружающей публикой, и встречено громовым хохотом.

Торус актером не был, и сыграть веселье, гнев или скорбь, он был не способен. Впрочем, – когда он резко развернулся и стал шарить глазами в поисках говорившего, – разыгрывать ярость ему не было никакой нужды. – Ярость просто сочилась из его глаз, как лава из жерла вулкана. – Какая тварь посмела…??? – Прорычал он.

– …Простите господин…. – испуганно и жалобно пропищал какой-то актеришка за соседним столиком. – Это был Вашч Лен…, очень маленький…, и плохой человек…, он побежал туда!!!

Актеришка был весьма убедителен, и так настойчиво тыкал пальцем куда-то в сторону, что Торус невольно проследил куда это он тыкает. И стоило ему отвести взгляд от актеришки, как тот издал весьма характерный звук, с которым обычно воздух покидает задницу…, разве что громче раз в сто…. Торус повернулся обратно, и опять увидел жалобные и несчастные глаза актеришки, изображающие саму невинность.

– …Я видел!!! Я видел кто это сделал!!! – Заорал актеришка вскакивая и тыкая пальцем в противоположный угол. – Это сделал Зад Нийпроход…. Подлый мерзавец. – Заорал он потрясая кулаками в сторону угла, и буквально захлебываясь от праведного гнева. – Как ты смеешь в присутствии господина, позволять говорить своей заднице? Тут позволено говорить только одной Заднице…. Скажите ему, Господин?!?!?

– Да-да… Тут позволено говорить только Великому Господину!!! – Веселясь, подхватила остальная публика.

Торус вскочил, и сделав небольшой шаг, дотянулся и схватил актеришку за грудки. …Однако тот не растерялся, и попытался полоснуть держащую его руку, не пойми откуда появившимся в его руке ножом. С кем-нибудь другим, этот фокус возможно бы и прошел. По всему было видать, что данный скоморох не новичок в кабацких драках и мнит себя большим знатоком подлых приемов и хитрых уловок. Но Торус-то был мастером совсем другого уровня. Прибегать к подлым уловкам, для него не было никакой необходимости. Он не только весил раза в два больше, но и двигался куда быстрее какого-то актеришки. Так что пока тот еще тянулся ножом к руке противника, Торус успел выпустить отворот рубахи, и коротко, без всякого замаха, ударить своего противника в подбородок. Кулак Торуса разгонялся на дистанции не больше трети локтя. Но силы удара хватило, чтобы актеришка упал навзничь. …А в голову Торуса уже летела табуретка…. Но сидящий за тем же столиком второй верзила, до того момента не сказавший ни слова, мгновенно вскочил на ноги, и буквально вынул эту табуретку из воздуха, так, словно бы она висела в нем неподвижно, а не неслась к своей цели. А потом, так же, почти без замаха второй вояка отправил табуретку обратно…. Короткий вскрик был подтверждением тому, что на сей раз, табуретка наконец-то попала в цель…. В ответ актеры устроили свое «представление», – некую смесь из комедии «Злыднева Теща разбушевалась», и Высокой драмы – «Покорение варварского Царства».

…Их было всего трое…, а посетителей в кабаке «Подмостки», наверное не меньше четырех-пяти десятков. И актеришки думали, что им вполне по силам надрать задницы чужакам, осмелившимся забрести в их края. Тем более, что только двое из этих троих, казались по-настоящему опасными людьми. Третий был так, – коротышка и задохлик. Но даже этот задохлик, сумел уложить наверное десятка полтора, а сам даже не заполучил ни единого синяка. А уж остальные двое…. Огромная сила помноженная на нечеловеческую скорость и фантастическую тренированность…. Ни летящие в них предметы, ни ножи, дубинки, кистени и кастеты в руках посетителей, не смогли даже прикоснуться к ним. А в ответ…. Они даже не стали доставать висящие на поясах кинжалы, а просто шли и били кулаками всех, кто не успевал убежать из той зоны, куда доставали их длинные руки или ноги. Причем, ни кому из их противников не досталось больше одного удара. Но не прошло и десятка минут, как поле боя осталось за этой троицей, а все их противники валялись на полу в живописных позах, в лучшем случае, – громко стоная, в худшем, – бездыханными.

-…Вот и встретились…. – Пробормотал коротышка, подходя к стойке за которой еще в самом начале битвы спрятался трактирщик, и снимая с нее чудом уцелевший кувшин вина. Причем трактирщику показалось, что в его голосе не было ни толики ликования или радости, вполне объяснимые после успешного завершения столь славной битвы, а лишь раздражение и недовольство. Будто бы никакой победы и не было, а была так, – досадная задержка в пути. – Торус, ты конечно командир, но зачем было нужно устраивать тут… Как мы теперь….

– Так может…. – Начал было говорить до сей поры молчавший верзила.

– …Ждать тут когда прибежит стража, или того хуже, – Ловцы? – Поняв его с полуслова, спросил Коротышка.

– Так как же мы….

– Лучше попробуем перехватить на улице…. – Негромко, почти шепотом предложил коротышка. Однако находившийся под стойкой трактирщик его услышал. – Он должен был нас спрятать где-то в Скоморошьих кварталах. …Эх Злыднева пасть!!! И надо было тебе Торус влезать в драку?

– Заткнись!!! Хватит причитать… – Огрызнулся тот в ответ. – Это будет тварям хорошим уроком. Они на всю жизнь запомнят как оскорблять сотника Торуса из Корпуса Миротворцев!

Ловец Габик Ванс, пребывал в большом затруднении. С одной стороны, перед ним лежал прямой путь к чину генерала…, а с другой…. В Службе давно ходили слухи, что дни Наследницы сочтены. И многочисленные победы Аттия Бузмы, были тому прямым доказательством. Так же, по слухам, многие сети уже откровенно работали на Наследника, тем более, что, по тем же слухам, он был выходцем из их рядов. А как говорит древнеимперская поговорка «Бывших Ловцов не бывает». Так что тот, кто вовремя перебежит на его сторону, и окажет Наследнику действительно большую услугу, – имеет все шансы взлететь на самую вершину…. Может даже…!!! Учитывая сколько Благородных сложили свои головы на плахе…. Эх, лучше об этом и не мечтать….

…А с другой стороны. – Во-первых, – Стража уже отметила имя «Торус» в своем рапорте. А в списках «Врагов Империи», это имя стояло где-то в начале второго десятка. Так что наверняка стража уже вовсю рыскает в поисках столь желанной добычи. …И у них есть фора, примерно часа в четыре или пять…. А во-вторых…, ходят слухи что столкновение Наследника с Укаром, и впрямь обернулось, как это и было объявлено, победой Укара.

…Хотя…, – подумал Габик Ванс. – Разыскать этого Торуса все равно надо. Причем лучше мертвого. Этим я окажу услугу если не Наследнику, так тем Ловцам, что на него работают. Ведь этот Торус наверняка появился тут не просто так. И неизвестно чьи имена хранятся в его пустой голове…. Это же надо, быть таким идиотом, чтобы позволить разозлить себя, устроить мордобой, да еще и назваться своим настоящим именем…. Впрочем, иного от этих вояк, а уж тем более Миротворцев, считающих себя пупами земли, ждать и не приходится. Значит решено! Наследник, Наследница…, кто бы не пришел, а Ловчая Служба останется. И те кто станет Генералами при Наследнице, скорее всего останутся таковыми и при Наследнике, потому как они лишь выполняли свои обязанности, и взять с них нечего. Так же как и те, кому оторвут голову за пренебрежение своими обязанностями при Наследнице, – вряд ли при Наследнике обзаведутся новой….

Габик Ванс, быстро написал особое распоряжение городской страже, и послал донесение Ловчему Совету, с просьбой о привлечении к операции солдат гарнизона, а также набросал план прочесывания Скоморошьих кварталов, с придуманной легендой, – якобы Большая Чистка, ведется для розыска некоего Луопудия, – спившегося трагика, который неделю назад в каком-то кабаке всадил нож в брюхо, одному почтенному купцу. Затем Габик Ванс, поднял подчиненный ему десяток, и отправил в ключевые точки, наблюдать за происходящим, а сам же, пошел поговорить с «правильными людьми».

В обязанности Габика Ванса, курировавшего Скомороший Квартал, входило и общение с этими самыми «правильными людьми». Теми самыми, что были Властью, в среде этих балаганных шутов. Так что в одном скромном, и почти неприметном трактирчике, его хорошо знали, и встречали со всеми признаками внешнего почтения…, наверняка люто ненавидя в глубине души. Да и как не ненавидеть? – Мелкая сошка в Ловчьей Службе, – тут он, одним своим существованием напоминал «очень важным людям», что их «беспредельная власть», имеет весьма тесные и узкие границы. И стоит только одной мелкой сошке щелкнуть пальцами, как всем их достижениям на иерархической лестнице скоморошьего мира, придет мгновенный конец. Увы, – рыльце каждого было в изрядном пушку.

Однако, как бы не относились завсегдатаи этого неприметного кабачка к этому конкретному Ловцу, или Ловчей Службе вообще, – но внешне они оказывали ему всяческое расположение и свою безграничную преданность и любовь. – «Дорогой и почтеннейший Габик Ванс», – Просто расплылся в улыбке, сидящий за столиком в углу, еще довольно крепкий на вид, старец. – Какое удачнейшее стечение обстоятельств, мы должны благодарить, за счастье лицезреть тебя?

– …Не прикидывайся Веадиокл, – хмуро и резко бросил Габик Ванс, без всякого приглашения подсаживаясь к столику. – Ты и сам это прекрасно знаешь!

Подобное поведение было несколько необычно, – обычно Ловец соблюдая традиции свой Службы, всегда старался соблюдать внешние приличия, и выказывать уважение ко всем собеседникам. Потому Веадиокл удивленно приподнял брови, и осведомился о том – «Какая туча бросила хмурую тень на твое, полное внешних достоинств и внутренних драгоценностей, чело?».

– …Вы укрываете у себя государственного преступника. – Так же хмуро сказал Габик Ванс. – Я могу закрывать глаза на ваши делишки с Гильдией воров, после которых пропадают кошельки у зрителей, на дополнительные поборы со скоморохов, даже на то, что кому-то переломали ноги, или всадили кинжал в печень…. Но укрывательство того, кто чуть ли не возглавляет список Врагов Империи…., на это я закрывать глаза не стану!

– Хм… Почтеннейший Габик Ванс. Ты знаешь какие теплые, исполненные истинного почтения чувства, я испытываю к тебе…. И ты знаешь, что я верный патриот нашей Империи…. Если ты о том происшествии сегодня утром в «Подмостках», – то неужели это и впрямь настолько серьезно?

– Серьезнее не бывает. – заверил его Ловец, – взмахом руки отправляя подальше, принесшую вино и закуски служанку. – И не дай боги, если кто-то из твоей гильдии окажется в это замешан…. Вспомни Старших братьев!

– Что я могу сделать? – Сразу перешел на деловой тон Веадиокл.

– Стражники уже шуршат в твоих кварталах? …Отлично! – Возможно еще сегодня вечером к ним присоединяться солдаты…. Мы ищем троих. Два, – огромного роста, очень сильные, даже на вид. Как сказал кто-то из твоих актеров – словно два горных тролля. …Солдатская выправка. Волосы черные, возраст, примерно от тридцати до сорока, у одного на лбу замечен шрам…. У второго, вроде был перебит нос. Но в первую очередь, мы ищем того кто со шрамом. Твой трактирщик клянется что именно его и называли Торусом. Ах да. С ними еще третий…. Молодой, довольно невзрачный, но тоже с военной выправкой, и как заверяют участники драки – очень опасный. Все одеты довольно обычно, – серые куртки, штаны, черные кушаки, на поясах кинжалы…. В такой одежде может ходить и подмастерье и мелкий купец…. Но они вояки, а у твоих ребят острый взгляд на детали. Так что смотрите на несоответствия….

– Хорошо что ты сказал…. А то стражники просто начали искать, и даже не удосужились сообщить кого. Заверяю тебя, уважаемейший Габик Ванс, что мы приложим все силы, чтобы уже через несколько часов, эта троица попала к тебе в руки. А ты можешь, в качестве любезности авансом, как-то сделать так, чтобы проверка не началась?

– Может и могу, но не стану. Тут знаешь ли, только одного подозрения, что я ищу не слишком тщательно, будет достаточно чтобы лишиться головы. Однако я могу тебе гарантировать что проверки быстро окончатся, как только они попадут ко мне…, я подчеркиваю Ко Мне, в руки. Если их схватит стража….. Искать будут до тех пор, пока не найдут…, А так как искать будет нечего, – найдут они Всё! …И да. Если они попадут ко мне в руки, – я отпущу всех твоих, кто успеет попасть в руки Ловчей Службе. Но будет намного лучше если ты сразу сообщишь мне о всех чужаках что прячутся в твоих кварталах. Так будет проще и тебе и мне…. Итак, Я знаю на что способны твои люди. И я рассчитываю, что ты приложишь все свои силы…. Иначе, все свои силы приложу я!

– Вот точно дядюшка тут…. Ныряй! …..Нашел? …Ныряй еще…. Пошарься получше по дну, его могло занести илом…, все-таки год прошел…. Дай лучше я….

– Фух…. – Ответил на это дядюшка, очередной раз взбаламутив воду в небольшом прудике, где-то за Городом. – Кажется что-то нащупал…. А ты в воду даже и не думай лезть, я обещал Торусу что присмотрю за твоей безопасностью.

– Не смеши дядюшка…. Это не дно океана, это мелкий прудик.

– Знаешь сколько народа навечно осталось на дне таких вот луж? – Они очень коварны…. Ил, коряги, еще злыдень знает какая мерзость… Ладно, я ныряю…. Дядюшка нырнул, испустя какое-то время, выбрался на берег держа в руках тонкую, но довольно прочную бечевку. Пока старый Ловец вытирался рубахой, и тщетно пытался высушить на ночном ветерке свою одежду, – Аттий Бузма дергая за веревку, вытащил на берег какой-то сверток. Быстро развернул, осмотрел, замотал в сухое полотно, а старую «упаковку», старательно набил камнями, и затопил на прежнем месте. После чего оба героя бодро помаршировали по дороге к Городу, стараясь шагать в ритме своеобразного марша, что выбивал зубами, озябший на ночном холодке дядюшка Кастий. Идти пришлось всю ночь, посменно таща тюк. Хорошо хоть, что великолепно развитые чувства обоих путников, позволяли им замечать курсирующие вблизи Города патрули задолго до их приближения, и вовремя прятаться….

Только утром они достигли побережья, нашли знакомую пещерку, в которую выводил идущий из Порта лаз, и добрались до заветного подвала, где их уже поджидал Авгар.

– Ух…. Давненько я не ходил столько пешком…. – Устало пробурчал Аттий Бузма, рухнув на пол. – Что новенького?

– Твое жулье, сообщает что в Скоморошьем квартале началась Большая Чистка! Они искали всю ночь, а сейчас уже подключили к этому еще и армию…. Может зря мы не стали наблюдать за входами-выходами?

– Нет…. Во-первых, – маячить там, значит привлекать к себе слишком много внимания. А во-вторых, настоящая чистка, которой колдунам стоит опасаться, начнется только сегодня.

– Откуда ты знаешь? Опять твое колдовство?

– Нет. Это наше с дядюшкой, знание тактики Ловчей Службы. – Вчера Ловцы пытались договориться с хозяевами Скоморошьих Кварталов. Так делается всегда, – надо же дать подданным возможность самим уладить те мелкие неприятности, в которые они попали. .Но судя по тому, что все мы еще тут, а Торус уже скорее всего в нашем Лагере, – хозяевам квартала, никого разыскать не удалось. А такое случается очень редко. И потому, у Ловчей Службы появилось подозрение, что хозяева заодно с беглецами. Тут-то они и начнут рыть землю по-настоящему, и спугнут наших колдунов.

– А как ты надеешься их поймать?

– Побегут они скорее всего за Город. Там для них намного безопасней. Наверняка из Скоморошьего квартала за Городскую стену идет десяток тайных ходов. Но воспользоваться ими днем, будет слишком опасно…. Ловчая Служба наверняка поставит своих наблюдателей за стенами. Значит удирать они будут этой ночью. Ночью им проще отвести глаза, или наколдовать что угодно….

– А как мы будем их ночью искать?

– А вот по их же колдовству! Ведь и ты и я его чувствуем.

– А как мы будем отводить глаза Ловцам?

– На вот… Наверное будет чуток маловато…. Но плащ и темнота скроют все огрехи.

– Откуда у тебя Это???? – Спросил ошеломленный и едва сдерживающий ярость, Авгар.

– В Этом, я убегал из Дворца год назад…. И не смотри на меня такими глазами. Не я убил Гвардейца, который носил эти доспехи. Это сделала твоя ненаглядная, богоподобная Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина.

– Ирвак… Так звали этого Гвардейца…. – Глухо сказал сотник Авгар…. – Он был моим племянником, ему было всего семнадцать.

– Соболезную…. Но сегодня у тебя появится шанс отомстить за него!

– Отомстить? – Удивленно переспросил сотник Авгар…. – Это не в наших правилах. Месть затуманивает мозги, и отвлекает от Главного, – Защиты Священной Особы! Я иду с тобой не для того чтобы мстить, а чтобы устранить опасность для богоподобной Романы Комнус Виллии Кордиус Виллины.

– …Еще лучше! – Ты хорошо вчера сыграл Торуса. Этот шрам у тебя на лбу, – отличная примета. Так что если Торуса где-то в пути и остановят, – в число разыскиваемых он не попадет. А к тебе, как к Гвардейцу, да еще и в черных доспехах, никаких вопросов не будет. Поэтому ты можешь шляться в самых подозрительных местах. Никто не осмелиться не то чтобы задержать тебя, но даже приставать с вопросами. Тем более Ловцы, прекрасно знающие что Гвардейцы подотчетны только Мэру. Мы с дядюшкой нарядимся слугами, и будем таскать за тобой какое-нибудь барахло.

– А что мы сделаем с этими колдунами, когда поймаем?

-… Хорошо бы сначала поймать…. Ну-у, – думаю убьем. Хотя конечно, неплохо бы было сначала допросить. Но все это очень опасно. Никогда не угадаешь истинную силу колдуна. Даже если его связать, – то может так получиться, что допрашивать начнем мы, а закончит он. …Ладно. Давай-ка сейчас поспим, а потом хорошенько набьем брюхо перед охотой….

– Ну, ты чего-нибудь чувствуешь? – Спросил Авгар, внимательно глядя на Аттия Бузму.

– Ага. Злобу. – Ответил тот, на несколько мгновений приоткрыв глаза.

– Свою, или….

– …или. Тут слишком много народа пытается убежать из Города. И все испытывают сильную злобу и страх. Вычислить среди них колдунов, будет не так-то просто.

Была ночь. Великолепная ночь для побега. Темная, с затянутым тучами небом, в прорехи между которыми, лишь изредка, робко проглядывал узенький серпик молодой луны. Но для Аттия Бузмы это было только хорошо. Чем темнее ночь, тем лучше работало его ночное зрение. Сегодня он мог видеть даже с закрытыми глазами.

Охотники расположились на расстоянии примерно в полкулломитра от городской стены. Слева от них был низкий топкий берег Океана, хорошо известный, каждому горожанину своим коварством. Во время прилива, вода тут заходила довольно далеко вглубь континента, образовывая топкие болота, непонятно откуда берущиеся озерца, заполненные водой канавы, и, что опаснее всего, – зыбучие пески. Даже у колдунов вряд ли хватило бы безрассудства туда сунуться. Тем более, что пройдя этот участок, они окажутся на бесплодных пустошах.

Нет. Если уж колдуны куда и пойдут, – так только на восток. На пересечение Большого Горского, и Берегового трактов. Отсюда можно удрать куда угодно. Тут можно спрятаться в многочисленных усадьбах, поместьях, селах и городишках, густо усыпающих эту плодороднейшую долину. Так что засев в каком-то узком неприметном овраге, (а какой смысл лезть на пригорки, если все равно ничего не видно?), – охотники поджидали свою добычу. Дядюшка Кастий с Авгаром бдительно охраняли выходы из оврага…, при этом внимательно приглядывая за Аттием Бузмой. Который сидючи с закрытыми глазами в жреческой позе, да еще и впавши в какой-то глубокий транс, на их взгляд, – представлял из себя пример полной беззащитности. И сколько бы сам Аттий Бузма не твердил им, что в таком состоянии он видит куда больше чем днем с открытыми глазами, – беспокойство одного и привычка другого, заставляли их бдительно исполнять функции телохранителей.

Чуть в отдалении застыла группа контрабандистов. Дядюшка Кастий вновь глянул на них, и его передернуло. – То что сотворил его ученик с этими людьми…, – это было жутко! Сейчас они напоминали скорее свору хорошо выдрессированных охотничьих псов, терпеливо ждущих команды хозяина, нежели компанию людей. За весь вечер, с того момента как Аттий Бузма послав мысленную команду, снял их с наблюдения за выходами из Скоморошьих Кварталов, – они кажется не проронили ни слова. И вроде как, даже не шевелились без лишней необходимости. – «Мне придется взять их под свой полный контроль» – Жестко объяснил свои действия Наследник. – «Иначе это могут сделать колдуны». «….может они нам и не нужны….» – Ответил он на предложение Авгара, вообще отпустить их восвояси. – «Но кто знает что ждет нас впереди? И кто знает, какая помощь нам может понадобиться…?». – Так что пока отряд этих ходячих мертвяков, сопровождал компанию бесстрашных охотников за колдунами.

Внезапно Аттий Бузма вздрогнул и приоткрыл глаза.

– Ну, ты чего-нибудь чувствуешь? – Спросил его Авгар, внимательно вглядываясь в едва видное во тьме лицо.

– Ага. Злобу. – Ответил Аттий Бузма

– Свою, или….

– …или. Тут слишком много народа пытается убежать из Города. И все испытывают сильную злобу и страх. Вычислить среди них колдунов, будет не так-то просто.

Аттий Бузма и правда почувствовал сильную волну злобы и страха, которой повеяло со стороны Города. – Там явно творилось что-то необычное. Но вот, словно бы пятнышко черноты, побежало по нарисованному на обратной стороне его век, плану местности. – Это беглец…. Одиночка. Выскользнул откуда-то из под Стены…. И бежит прямо на сидящего в засаде Ловца…. Это скорее всего не колдун, а обычный преступник…. Еще несколько точек…. Эти тоже удирают не разбирая дороги, и явно скоро попадут прямо в лапы заранее устроивших засады, в ключевых точках местности, Ловцов. …Еще…. Одиночки, парочки, мелкие группки…. – Сколько же народу сегодня спешно понадобилось покинуть Город? …Ага!!! А вот это интересно…. Небольшая группка, примерно из четырех-пяти человек, столкнулась с засадой Ловцов, но прошла мимо, как ни в чем не бывало! – При этом Аттий Бузма почувствовал слабый всплеск магии. – Такой конечно бывает даже у обычных людей, при сильных эмоциях…. Но все это стоило проверить!

– За мной! – Коротко приказал он своим спутникам, внезапно срываясь с места. …К собственному стыду, дядюшка Кастий последовал за ним последним. До того поразило его зрелище банды, вскочивших в едином порыве контрабандистов, и побежавшей перед Аттием Бузмой, словно свора собак. – «Я могу видеть их глазами» – Спокойно пояснил Аттий Бузма, поворачиваясь к дядюшке…. – «Больше глаз, больше шансов заметить что-то подозрительное». – …."Нет…. Я не читаю твоих мыслей. Просто улавливаю эмоции» – Добавил он, успокаивающе улыбнувшись…. Но у дядюшки Кастия все равно прошла дрожь по телу, от этих фокусов Наследника.

Бежать пришлось не так уж мало, – около пяти кулломитров. Миновав засаду Ловцов, подозрительная компания продолжила свой путь по едва заметной тропке, бегущей в направлении Берегового Тракта.

А Аттий Бузма двигался напрямик. Он и «его собаки», словно бы видели в темноте. У Авгара и дядюшки Кастия, тоже были особые навыки, позволяющие им двигаться в ночи, не только не спотыкаясь на каждом шагу, но и почти не производя сколько-нибудь заметного шума. Поэтому они легко опередили свою «добычу» забежав далеко вперед. Тут Аттий Бузма поднял руку, подавая знак другим, и замер сам…. Сомнений у него не оставалось, впереди были те, за кем он охотился. – Пятеро. – Коротко сказал он, своим спутникам, на какое-то время выходя из своего удивительного транса. – Они точно колдуны! Кажется одного из них я знаю.

…Авгар, ты садись за этот вот камень возле дороги…. Когда они подойдут, ты их наверняка почувствуешь…. Но уж в крайнем случае, я дам тебе сигнал…, прямо в голову. Ты встанешь, когда они будут шагов за пятнадцать от тебя, и потребуешь у них представиться, как будто ты обычный стражник. …Они остановятся и скорее всего собьются в кучку, а потом попробуют заколдовать тебя, как сделали это с засадой Ловцов.

Дядюшка, – тебе предстоит залечь вон в ту канаву. Оттуда силуэты колдунов будут видны даже на фоне темного неба…. Стрелять придется почти в упор, так что даже косоглазый профессор Этики не промажет. А уж ты-то, и подавно мимо стрелу не пустишь. Твой будет самый последний. А я…, я постараюсь сделать так, чтобы колдуны нас всех не заметили. ….И размещу эту свору вдоль дороги, вон за теми кустами. Когда надо будет, дам команду стрелять, и покажу направление. …Только скажу честно, раньше я никогда не стрелял чужими руками, так что куда они попадут, гарантировать не могу. Но главное чтобы они подняли переполох и отвлекли на себя внимание. …Первым идет тот колдун, которого я кажется знаю. – Это будет твоя добыча, Авгар. Контрабандисты дадут один залп, и ты сразу бросайся вперед, и бей первого мечом плашмя. Только не убей…. Впрочем прости, – я не должен поучать такого мастера как ты….

…Ну а уж после…. – Тут как получится. Настоящих вояк среди колдунов не много. Надеюсь настолько сильных, чтобы шарахнуть молнией, или еще как-то поразить мгновенно, среди них тоже не будет. Так что наше спасение в скорости, и в их замешательстве. Я, дядюшка, и Авгар, сразу прикончим троих. Неизвестно сколько подстрелят эти вон…. Но думаю с оставшимися двумя, мы как-нибудь да справимся!

(обратно)

Глава 20

– Еще двое убитых…. – Доложил сотник.

– Проклятые шуты! – Прошипел сквозь зубы Командующий Четвертым Легионом, Ладий Родос. – До какого позора докатилась Армия, коли ее легионеров, убивает в спины подобное отребье…. Что дальше, – начнем воевать со шлюхами?

-…Гм… В кварталах шлюх, тоже неспокойно…. – Заметил на это сотник.

– Какого Злыдня? – Рявкнул Командующий. – Это так теперь принято понимать команду «изолировать квартал»?

– У меня не хватает людей, – начал оправдываться сотник. – В этих трущобах столько лазеек и нор…. К тому же, – квартал шлюх уже был забит скоморохами, когда мы начали чистку.

– Да мне плевать сколько у тебя людей, и в каких частях Города шатаются поганые скоморохи. – Рявкнул командующий. – Или ты выполняешь мои приказы, или завтра встаешь в строй простым десятником? Понял?

– Да….

– Иди. Выполняй…..

Сотник ушел. А Командующий устало посмотрел в окно. С третьего этажа здания, в котором он расположился, были хорошо видны пятна костров, разгорающиеся в разных местах Скоморошьего квартала. Увы, еще меньше года назад он и сам был сотником. Когда Мэр умер, – его карьера резко пошла вверх. Но это не слишком порадовало Ладия Родоса.

Прежний Командующий, был обвинен в измене, и бесследно канул где-то в подвалах Ловчей Службы…. За ним последовало часть тысячников, а часть разбежалась кто-куда…. Многих разжаловали, или даже вышвырнули из армии…. А его вот, – поставили командовать…. Ладий Родос и сам чувствовал себя сволочью, топчущейся на головах своих товарищей, а уж что говорили о нем между собой его подчиненные…, – об этом лучше было даже не думать. Но что поделать, – Ладий Родос был потомственным военным. Цепь предков топтавших землю Империи в легионерских сандалиях, и со значком Четвертого на плече, уходила в такую глубокую древность, что и пересчитывать их не было ни малейшего смысла. Так что сам Ладий Родос, даже не мог себя представить в какой-то иной ипостаси, кроме как легионером Четвертого. И потому, – бежать ему было некуда. Но и командовать легионом, вчерашнему сотнику…. – Он чувствовал себя мальчишкой, примерившим родительские ботинки. Увы, на новом поприще, Ладий Родос делал ошибку за ошибкой, и сам понимал это…. Вот сейчас например, – послал человека выполнять невыполнимое задание и даже не намекнул как это сделать…. В свою бытность простым командиром сотни, нынешний Командующий и сам ненавидел уродов отдающих подобные приказы…. Но увы, – он и рад бы поступать по другому, но ему не хватало опыта и знаний, потому-то он и срывался на подчиненных.

Да и как подавить зарождающийся бунт в Городе? – В Городе, где подобных эксцессов не случалось наверное уже тысячу лет. В Городе, где жило такое количества народа, что даже его Четвертый Легион, казался маленькой лодочкой, в этом огромном людском море. …А ведь бывало, одного только появления десятка стражи, не говоря уж о легионерах, хватало, чтобы усмирить любую толпу. Ибо граждане знали о том, что поступь Власти и Закона, может быть медленной или быстрой. Но в любом случае, – она будет неумолимой и беспощадной. И тот кто посягнет на Власть, будет безжалостно раздавлен, словно крохотное насекомое.

…Так чего же эти злыдневы дети, взбесились именно сейчас, когда он Ладий Родос только три месяца как взял в руки жезл Командующего, и еще толком не освоился на новом месте? Почему, обыкновенная Чистка квартала, обычно вызывавшая лишь недовольный ропот, – вдруг обернулась сотней маленьких стычек и откровенным сопротивлением Власти? С какой стати эти фигляры решили, что теперь на Империю можно плевать своими погаными ртами? – Или это они, узнав про смену командования Четвертым, вообразили, будто Командующим стал некомпетентный слабак, который спустит им подобное поведение?

– Тысячник Галф. – Рявкнул, взвинтивший сам себя Командующий. – Через пять минут выстроить резерв перед Балаганной линией. Затем, – командиров ко мне, на инструктаж!

Еще через полчаса, две, оставшиеся в резерве тысячи, не занятые в оцеплении, и не участвующие вместе с Ловцами и стражниками переворачиванием квартала вверх дном в поисках преступников, – тронулись вдоль Балаганной Линии. Это была центральная дорога, пересекающая Скомороший квартал с северо-запада, на юго-восток. Именно по ней-то и двигались обычные горожане, пожелавшие развлечься, не заходя дальше на территорию квартала, ибо все театры, балаганы и райки, выстроились вдоль этой линии. Ближе к центру стояли более-менее приличные театры, для разбирающейся публики, а чем дальше к стене, – тем качество исполнения и драматургия пьес, опускались все ниже и ниже, к откровенной пошлятине и примитиву. Соответственно и жители квартала проживающие «в центре» и «под стеной», сильно разнились богатством и авторитетностью….

Именно с захвата этой артерии, и решил Ладий Родос, начать умиротворение Скоморошьего Квартала. Легионеры шли не торопясь, что называется – основательно. Так, как их учили действовать при захвате вражеских городов. Впереди, на расстоянии видимости дозоры, которые выискивали возможных врагов, и тщательно следили за окнами на противоположных сторонах улицы, чтобы на головы идущей вслед передовой сотне, не летели камни, горшки или мебель. На перекрестках, пройдя квартал, передовая сотня останавливалась, и идущие следом за ней отряды, разбившись на десятки, зачищали дома арестовывая всех подозрительных лиц и уничтожая тех кто осмеливался хотя бы изобразить сопротивление. При пересечении с другими улицами, – новая сотня уходила в сторону, действую точно так же…. Так постепенно, не торопясь, легион втягивался в квартал, неторопливо захватывая его, и гася даже малейшие признаки сопротивления. …Кровь лилась рекой, но на это уже мало кто обращал внимание.

Через какое-то время, Легион наткнулся на баррикаду. Довольно старательно и высоко нагроможденную. Но ни высота баррикады, ни зажженные перед ней костры, ни даже попытки актеришек ее защитить, – преградой для вышколенных, хорошо обученных и умеющих быть безжалостными, солдат Империи, стать не смогла. Ее захватили меньше чем за полчаса, с первой же атаки. Захваченных пленных, в назидание другим повесили на балконах домов и немногих деревьях, умудрившихся выжить в этом мерзостном кварталишке. А потом так же неумолимо и решительно, Легион двинулся дальше….

– ….Что ты делаешь? – Ловец, один из членов Охотничьего Совета, из последних сил пытался изображать вежливость, но было видно что он сейчас пребывает в конечной стадии ярости.

– А что делаешь ты? – Возвратил ему вопрос Командующий Четвертым Легионом. – Это твои люди тут допустили бунт, который мне приходится подавлять со всей возможной решительностью!

– Глупец!!! Жалкий тупица!!! – Ловец уже не мог сдержать своей ярости, и демонстрировать маску вежливости. – Ты поливаешь разгорающийся пожар маслом, надеясь потушить огонь? Для чего ты пролил кровь? Для чего «украсил» квартал, поразвесив тут трупы его жителей?

– Это им в назидание, чтобы навсегда запомнили Власть Империи!

– Отличная политика. Пока я пытался удержать ситуацию под контролем, пока договаривался со Старейшинами…, – ты начал резать их семьи и разорять дома…. – Ты просто разом уничтожил все мои усилия!

– К Злыдню все это. – Ладий Родос опять почувствовал что попал впросак, но терять свой авторитет перед каким-то там Ловцом, да еще и при стоящих в отдалении вестовых и офицерах его штаба он не мог, и потому закусив удила, бросился в бой. – Я солдат а не политик. И действую как солдат! Я не уговариваю! Я заставляю подчиняться моим приказам!

– Да. Не политик! …Вот потому-то, Всегда. Повторяю «Всегда», когда легионерам приходилось действовать в Городе, – их отдавали в подчинение Ловчей Службе.

– …В моем приказе ничего такого не было. – В голосе Командующего слышалось искреннее удивление и даже недоверие. Он уже участвовал в нескольких чистках, и когда был рядовым, и в чине десятника, но о том что Командующий Легионом при этом подчинялся Ловчей Службе, слышал впервые. Ладий Родос даже как-то немного растерялся, и суетливо и неловко указав на вестового, держащего корзину со свитками приказов, сказал. – Вон, если хочешь посмотри сам. Там о подчинении Ловчей Службе нет ни слова. Лишь о «совместной операции».

– Знаю. – Злобно буркнул Ловец, даже не посмотрев в сторону корзины. – После казни Мирного Соправителя…, вполне заслуженной, и смерти Зипписа Аптибала, бумаги и приказы Дворца и Сената, составляются кое-как. Тот писарь, забывший указать порядок подчинения Служб…, он больше ничего ни напишет, потому что я сам оторву его поганые ручонки. …. Но ты пойми…, – Ловец, после выявления лица, на которые обе стороны могли свалить все свои ошибки, немного успокоился и заговорил дружеским, и даже проникновенным голосом. – До того момента, пока ты не начал штурмовать квартал словно вражескую крепость, – Старейшины Актерской Гильдии, еще были на нашей стороне. Они и преданные им люди, ходили вместе с нами, и всячески увещевали бунтующих, не оказывать сопротивление. Объясняли, что мы пришли сюда за чужаками, а не за местными. И что никаких репрессий со стороны Империи не будет…. И нам уже это почти удалось! Еще бы немного, и местные сами начали бы давить своих бузотеров.

…Но после того как ты начал резню…. Теперь все пропало. Нескольких старейшин нам пришлось убить. Но остальные ускользнули, и теперь поднимают квартал на борьбу с нами. Какого злыдня, тебе понадобилось играться тут в штурм вражеского города?

– …С такого злыдня, что твои верноподданные граждане, били моих людей ножами в спины и швыряли им на головы разную гадость. У меня почти два десятка раненных, и четверо убитых. Еще немного, и взбунтовались бы мои легионеры! Ты этого хотел?

-…Ты неспособен держать в руках собственных людей? – Вопрос Ловца был всего лишь полемическим приемом, преследующим цель, сбить оппонента с толку, и заставить оправдываться. Но увы, – задумывавшийся как легкий шлепок, – удар попал по слишком болезненному месту, и выбил остатки здравого смысла из головы Ладия Родоса.

– Не твое собачье дело! – Зарычал он вдруг, хватаясь за меч…. – Эй, дежурный, – нечеловеческим усилием воли Командующий удержал руку, порывающуюся вынуть меч и разрубить самодовольную рожу ублюдка-Ловца. Вместо этого он рявкнул подбежавшему дежурному. – Выкинуть отсюда этого бездельника. …Если он не способен справиться со своей работой, то пусть посмотрит, как легионеры умеют делать свою!

Спустя примерно четыре часа, сопротивление в Скоморошьем квартале было почти подавленно. Не сказать чтобы легко. Чем дальше пробивались легионеры в глубь квартала, тем сильнее он сопротивлялся чужеродному вторжению. Чем ближе подходили к стене, тем плотнее становилось застройка, и тем меньше было чего терять жителям убогих домишек и трущоб. Потери от брошенных со вторых-третьих этажей предметов мебели, от ударов в спину при прочесывании кривых закоулков, или штурмов, превращенных в крепость зданий, уже перевалило за сотню. Раненных, – сотни за четыре. Сколько было вырезано жителей квартала, уже никто не считал. Ожесточение достигло предела, – легионеры перестали воспринимать актеришек как жителей Империи, и поступали с ними как с врагами, не щадя ни женщин ни детей. Начавшиеся случайно от опрокинутой лампы, или подожженные намерено в порыве отчаяния пожары, охватили немалую часть квартала, и постепенно перебираясь от дома к дому, грозили выжечь его полностью.

Никому из жителей больше не приходило в голову желание сопротивляться напирающим легионерам, – те у кого еще оставалось что-то ценное, – пытались воевать с пожарами. Те, у кого тут уже не оставалось ничего, – просто бежали.

…Бежали, через лазейки и норы, коих тут в трущобах действительно было предостаточно. Сбивались в толпы и группы, и прорывались сквозь выставленные заслоны. Убегали за городскую стену, и в соседние кварталы, разнося весть о том что Армия устроила резню!

Южные и Восточные кварталы, – те самые где жили беднота и всяческое отребье, постепенно пробуждались, как в прямом, так и в переносном смысле. – Слишком много злобы и ярости накопилось в людях, и сейчас, как многим казалось, было самое подходящее время чтобы выплеснуть свое недовольство жизнью, на улицы Города. Тем более что слухи о восстании против ставшей ненавистной Наследницы, о якобы складах оружия и легионерах, стражниках и даже Ловцах, готовых перейти на сторону восставших, давно уже бродили по Городу, будоража людей и заставляя их ожидать чего-то страшного, разрушительного, но в тоже время и освобождающего от старых устоев и правил.

Но куда сильнее слухов, – людей на улицы гнал страх. Гнал и превращал горожан в диких, бешенных животных…. Вековые устои рушились. Империя и раньше не была доброй матушкой для своих жителей, а скорее уж злой мачехой. Злой, но разумной и последовательной, когда правила, по которым тебя могли повесить или отправить на каторгу, были понятны и вполне разумны. И между Вершиной Власти и простым человеком, стояли Те, к кому можно было обратиться, кто прикроет или накажет. И этот «кто-то» был из своих, – из своего квартала, Гильдии, Касты…. Из своего маленького и понятного мира. Но вместе со знатью, от безумия Наследницы пострадали и представители этой прослойки…. И к простому человеку, оставшемуся одни на один с Империей, пришел страх. – Если уж даже люди, стоящие гораздо выше их на имперской пирамиде, могут быть уничтожены так просто, – чего ждать обычному подмастерью, грузчику, моряку, или преступнику?

Страх, выталкивал на улицы людей еще похлеще чем ненависть и злоба. Страх заставлял их браться за оружие, и идти на улицы Города чтобы драться яростно и свирепо….

А еще Страх слепил глаза и лишал разума. …Потом, спустя дни, месяцы и даже годы, выжившие и сами будут мучительно стараться объяснить себе, что же их подвигло громить собственные кварталы, устраивать пожары в своих домах, выносить на улицы годами наживаемую мебель, и строить из нее баррикады….

Ночь еще толком не закончилась…. Солнце едва-едва показалось над горизонтом, а Страх, Злоба, вместе с вонью от пожаров и пролитой крови, уже расплывались над Городом черным пятном, будоража его жителей….

– Итак Аракаск, – ты все-таки решил пойти против меня?

– Нет…. Скорее мы пошли своей дорогой.

– Вы думали что я обманывал вас?

– Мы знали что ты не хочешь, чтобы мы шли с тобой…. Ты бы никогда не открыл нам путь в Империю! …Мы…, лично я, – тебе поверил. Поверил в то, что ты говоришь о Хранителях и ловушке…. Да и почти все кто был там тогда, и видел тебя, – поверили в это. Но когда ты намекал нам на то что у нас есть возможность приобщиться к вашей, имперской магии, – ты был не слишком убедителен.

…А знаешь, – нельзя закрыть перед человеком дверь, и не дать ему никакой надежды на выход…. Человек либо разобьет дверь, либо убьется об нее в попытках сломать, но безвольно подыхать не станет. Ты предложил нам вернуться назад, и до конца нашего, не такого уж малого века, прозябать в ничтожестве. А мы рвались в Империю, потому что устали от своего ничтожества, и хотели нечто большее! Нам хотелось большего, мы задыхались в тех пределах, что установила для нас собственная природа. И мы решились идти до конца, и либо добиться чего-то, либо погибнуть.

…Разговор этот, или если точнее сказать, – допрос, – проходил все там же, за стенами города, в очередном уютном, и скрытом от глаз овражке.

Бой с колдунами прошел не совсем так гладко как это предполагалось. Колдуны оказались куда сильнее чем рассчитывал Аттий Бузма, и сумели показать несколько неожиданных трюков.

Начать с того, что полностью прикрыть засаду, он так и не смог. Колдуны что-то учуяли, и остановились шагов за тридцать от намеченной точки. Остановились, и образовав круг, начали что-то делать…. Явственно потянуло колдовством. Результатов его Аттий Бузма дожидаться не стал, и дал команду дядюшке Кастию и контрабандистам стрелять. Контрабандисты покорно стрельнули, но кажется ни в кого не попав. А вот дядюшка словно заснул. Тогда Аттий Бузма, не смотря на темноту и расстояние, выстрелил сам…, целился в того, чья фигура виделась ему окруженной самой сильной аурой. И вот он-то как раз и попал. – Фигура упала, и разлитое в ночном воздухе колдовство, стало словно бы чуть более прозрачным и незаметным. Но самое главное, – град промелькнувших мимо их голов стрел, произвел на колдунов сильное впечатление, – круг распался и ощущаемое давление колдовства стало куда послабее. Тогда Аттий Бузма поднял контрабандистов в атаку, и побежал под прикрытием их спин…. Из семи жуликов, до колдунов добежали только четверо. Один упал сраженный чем-то вроде сгустка огня, другой помер вообще непонятно от чего. А третьего банально подстрелили из арбалета. А тот кто это сделал, схватился за меч и бросился в бой. …Прежде чем подоспевший Аттий Бузма смог добежать и прикончить его, – колдун успел убить еще одного из недобровольных слуг Аттия Бузмы, и одного ранить.

Тут ожил дядюшка Кастий и подоспел Авгар. Ловец, Гвардеец и Герой…, – против трех ничтожных колдунов, силы были явно неравны, и бой продлился не более полуминуты.

Дядюшка Кастий, прихлопнул своего из арбалета. Авгар, умеющий чувствовать колдовство, как-то умудрился избежать очередного «плевка» огнем, распластавшись на траве, а потом раскроил колдуну голову одним ударом своего меча. А Аттий Бузма бежавший к самому дальнему противнику, умудрился пропустить парочку ударов…, появилось ощущение, что какой-то злыднев демон, залезший ему в брюхо, пытается дотянутся и порвать сердце нашего героя, своими длинными, отвратительными, пропитанными ядом когтями…. Аттий Бузма очень явственно вообразил этого демона, его источающие яд когти, и как он расположился в его желудке…. Только тут он понял в чем смысл колдовства, и усилием воли выкинул жуткий образ из своей головы…. Но все произошедшее заставило его на долю мгновения пошатнуться….. И лишь отправленный в полет кинжал, как всегда достигший своей цели, унял внезапную боль в груди и чувство панического ужаса. Так что у нашего героя, в очередной раз появился повод порадоваться тому, что с тех пор как он повстречал в далекой пещере того старого ублюдка-колдуна, – он забыл что значит промахиваться….

– Фух…. – Пробормотал Аттий Бузма устало садясь прямо на землю и невольно потирая сердце ладонью. – Так ведь можно и загнуться…. Осторожно Авгар, этот еще жив!!!

Тот колдун, в которого он стрелял с дальнего расстояния, оказывается был еще живым. Стрела не попала в сердце, как планировалось, а лишь раздробила ключицу, вырубив супостата болью…. (На секунды Аттий Бузма задумался почему он промазал. А потом, решил что это только к лучшему, и выбросил сомнения из головы). Сейчас колдун уже очнулся, и лежал, старательно прикидываясь мертвым. Но Аттий Бузма его очень хорошо чувствовал. И как оказалось, не только он.

– Да, вижу. – Сказал Авгар. – Я умею различать мертвые и живые тела…. Дар у меня такой…. Да и колдовством от него несет…. У меня аж кожа чешется…, Вся!!! …Добить?

– Погоди. Сначала допросим. Тем более, – я вижу что это мой старый знакомец. Как раз тот самый, которого планировалось захватить в плен.

….. Приветствую тебя дружище…. – Торжественно обратился Аттий Бузма к продолжающему валяться на траве колдуну. – Мне жаль что ты не поверил моим словам, и полез в Империю…. Итак Аракаск, – ты все-таки решил пойти против меня?…

-…А связь с Племянницей, я так полагаю, у вас уже была налажена давно? – Продолжал допрашивать своего пленника Аттий Бузма, демонстративно проигнорировав его пламенную речь.

– Больше полутора десятков лет…. – Понуро ответил Аракаск. Руки его были связанны за спиной. Причем так хитро, что невозможно было пошевелить даже пальцем. – Аттий Бузма помнил про фокусы своего пленника на Том Плато. – Долгое время мы даже не понимали с кем имеем дело. Мы тогда заслали одного из нас, посмотреть на Империю…. Самые сильные «слухачи» держали с ним связь на расстоянии. Но как-то раз, их Зов услышал кто-то другой. Услышал, и даже попытался ответить…. Постепенно он…, она научилась разговаривать с нами. Хотя как мне кажется, – не очень понимая что происходит.

– Тогда…. На том плато…. Когда я упомянул про то что лишь начавшиеся беспорядки в Империи, удержали ее от того чтобы прорваться за Горы и разгромить ваше гнездо…. Вы тогда как-то подозрительно переглянулись…. Я было решил что вы отметили собственную удачу. …Но эти беспорядки организовали вы?

– Скорее, – Она. Мы лишь внушили ей…, э-э-э…, некий образ мыслей…. Увы, мы не можем управлять ей напрямую…. Но она считает нас своими друзьями, союзниками…, а может лишь голосами в своей голове…, и обычно слушается.

– А как вы пробрались в Армию?

– Это было нетрудно…. Трудно было другое…. Знаешь, только теперь я осознал, какими же мы были глупцами раньше. Мы шли воевать с Империей, даже толком не выяснив, что она из себя представляет. Не разузнав ее сильных или слабых сторон. Не разведав обстановку.

Конечно, мы пытались собрать сведения. – Отправили лазутчика… Что-то нам порассказали горцы…, кое-что удалось выведать у имперских купцов на той стороне Гор. Допросы пленных легионеров тоже дали немало. Но все эти рассказы так и не нарисовали общей картины. Купцы знали только свою часть, легионеры свою, а горцы…, – ну ты сам можешь представить что говорили горцы об Империи. А наш человек…, он везде был чужим, и не смог понять и половины того что увидел. …По всем этим рассказам, твоя Империя представлялась нам огромным несокрушимым монстром, исполином сделанным из стали и камня…. Куда чужаку опасно соваться даже с мирными намерениями. Все, и легионеры и купцы и горцы, говорили только о ее мощи и несокрушимости…. А оказалась…. Нет. Твоя Империя огромна и сильна. Но безнадежно стара, и у нее столько слабых мест….

– …Ну, у кого не бывает слабых мест. – Заметил на это Аттий Бузма, воспользовавшись тем что Аракаск на некоторое время замолк. – Трупы твоих товарищей, яркое тому подтверждение. Не будь у них слабых мест, – мечи и стрелы отскакивали бы от их тел – Так как вы пробрались в Армию…. Опять Она?

– Ты ведь убьешь меня? Впрочем к смерти я готов…. Только прошу не надо ломать мою волю, и заколдовывать. Я все скажу и так. Но сдохнуть от ужаса, или безвольно убить себя по чужому приказу, для мага это позор!

– Ты не ответил…. Не хочешь чтобы я тебя заколдовывал, говори правду!

– Все очень просто. – После разговора с тобой, мы почти уже было отчаялись. Но тут Помнящему пришла в голову мысль, порасспросить еще кого-то. Кого-то не из пешек-легионеров, и знающих только про обороты товаров купцов, а одного из тех, кто реально обладал властью, и знает истинные тайны Империи.

– Вы обработали одного из этих сопливых мальчишек?

– Да. Некоего Кветония Вестора Линца, – он сидел в одном отдаленном селении. Завел себе горскую жену, и полностью ушел с головой в дела своей фактории и горской родни. Кажется он был полностью счастлив… Хотя почему был? – Наверное счастлив и сейчас.

– Представляю что рассказал вам этот сопляк!

– Он рассказал нам правду, – что Империя ветхая и слабая. Что она с каждым днем теряет свои силы, что раствор скрепляющий кирпичи здания Империи давно рассохся и она рассыпае…..

– …Не продолжай. Я слушал подобные речи на протяжении нескольких лет. И знаю их наизусть…. Говорят что ругать Империю, – самое модное занятие у Благородной Молодежи на протяжении последней тысячи лет… Что ж, бедолага. Мне тебя почти жалко. Вы приложили столько усилий, но так и не поняли суть Империи. Вы привыкли иметь дело с маленькими царствами не крупнее Коллопа или Инда. Где все интриги «запрятаны» под коврик возле Трона Царя, а все тайны сложены в одном ларце. Империя состоит из тысяч подобных ковриков и ларцов. И думаю даже сам Мэр, не знает всех ее тайн. Но ты так и не рассказал про Армию….

– Этот, как ты говоришь мальчишка, рассказал нам о том где и кем, пишутся все указы и повеления Сената и Мэра. Мы обработали этих людей…. Смешно сказать, но их оказалось не больше сотни, а самых главных из них, итого, – десяток. Они как муравьишки, каждый знал только свое дело, и был предан этому делу до такой степени, что наверное умер бы на месте, если бы случайно сделал что-то не то…. Их даже никто не проверял. Мы взяли кое-кого из этих людей под контроль. И заставили писать нужные нам приказы и документы. В Армию наши люди попали как индские наемники – специалисты по баллистам…. Это наши самые сильные люди, они многому научились, когда два года назад воевали с вашими легионами в Горах…. Думаю ты уже ощутил их силу…. Говорят ты потерпел сокрушительное поражение?

– И не надейся. Таким дешевым приемом ты меня не проймешь. Будто я не знаю что ты уже посылал Зов своим людям в войсках, и наверняка знаешь правду. – Я вовремя почувствовал ваших людей и вывел войска из боя, на то время пока буду выяснять как вы тут оказались и чем можете мне навредить. …Но для тебя это уже не важно…. А как это ваши люди умудряются быть специалистами по баллистам без баллист?

– В указе написано что баллисты будут построены позже. А пока, каждый наемник, приписывается к каждой второй тысяче, для наблюдения, и отработки взаимодействия….

– Хм… Какой бред! – Неужели Укар на это купился? Это он-то, который даже собственной тени не доверяет.

– На приказе стоят все высшие печати Империи, кроме Мэрской. Но ей никто не может воспользоваться до тех пор, пока Наследница не взойдет на Трон. Так что даже твой Укар, скрипел зубами, ругался, но был вынужден подчиниться.

– И сколько же вас тут? …Не пытайся лгать…. Я это почувствую и превращу тебя в овощ!

– Нас было двадцать восемь…. Теперь двадцать три….

– Считая того, что я убил в битве?

-….Тогда двадцать два.

– Они все в Армии или в Городе остался еще кто-то из ваших?

– В Армии.

– …Раньше я думал что для колдовства вам надо какое-то время…. Как это вы так быстро умудрились прикончить моих людей?

– Заряженные амулеты… – В голосе Аракаска послышалось удивление. – Разве ты не знаешь про них? В особенный камень Силы, заранее закладывается заклинание, и когда…

– Мне подобная кустарщина без надобности…. Много у вас подобных амулетов?

– Ну… Зависит от силы Мага…. Ведь хранящееся в нем заклинание все равно приходится поддерживать…. Самые сильные могут иметь с десяток…. Ну а обычно, – два-четыре.

– Так…. Это у тебе амулет? – Аттий Бузма, Посмотрев на своего пленника снял с его шеи какую-то безделушку, от которой уж очень сильно разило магией. – И что он может?

– …Этот не для убийства. Он чтобы вылечить рану.

– Хм… Предусмотрительно. А где все твои «убийственные»?

– В сумке на поясе. …Только они уже разряжены. Я использовал их все, чтобы убраться из Города.

-…Ну? И что мне с тобой дальше делать? …Ладно, не отвечай. Итак ясно что не тебе тут советовать…. Но ты хочешь чтобы я тебя отпустил?

– В обмен на то что мы уберемся из Империи?

– Естественно. Если ты не понял, вы все равно уже проиграли. Я знаю про ваше присутствие всего три дня, а пятеро из вас уже мертвы, и шестой, ты сам, недалеко от этого. …Ты что тебе лучше уговорить своих друзей убраться из Империи, пока я даю вам этот шанс?

– Ты великий обманщик Аттий Бузма!!! Иногда мне кажется что все твое колдовство строится на обмане…. Ты не изменяешь мир…, ты обманываешь его, навязывая свою волю…. – Если ты и правда так силен, как говоришь, – почему пытаешься с нами договориться, а не убьешь просто так?

– Потому, что пока я буду сражаться с вами, напрасно умрут тысячи людей…. Моих сограждан и будущих подданных…. А я не хочу напрасных смертей…. Так ты способен уговорить своих людей, поступить разумно?

-….Добиться своего или погибнуть! – Мы дали друг другу Слово. Я не смогу их уговорить.

– Да-да… Я помню про Слово Мага…. Нарушивший его рискует потерять свою силу…. Это конечно заблуждение…. Впрочем для вас дикарей, это возможно истинно…. Это мы имперцы умеем играть словами так, что…. А впрочем неважно. – Аттий Бузма задумался глядя на упрямое лицо Аракаска…. И решил зайти с другой стороны, снова круто «обманув» мир. – Но что вы ищете в Империи? – Спросил он у своего пленника.

– Силу и Знания! – Ответил тот, фанатично сверкая глазами.

– Ну, если вы уже поняли что мои россказни про Хранителей это чистое вранье, – Голос Аттия Бузмы звенел от убедительности, а лицо, – было олицетворением самой правды. – То должны понимать и то, что Знаний вы тут не найдете. А Силу…, все еще надеетесь получить тот Камень?

– Хотя бы… – Голос Аракаска зазвучал не слишком уверенно.

– Хорошо. Я позволю вам попробовать взять этот Камень. Но обещайте, что как только вы убедитесь что он для вас бесполезен, – навсегда забыть дорогу в Империю.

– Ты правда готов отдать нам Камень? – Аракаск усмехнулся весьма недоверчиво. – Мне трудно в это поверить!

– Дурень. – Устало буркнул Аттий Бузма. –Я Знаю, что для Вас он полностью бесполезен. – А затем, воспользовавшись сумбурным набором знаний, что вложил в него старый колдун, и конкретно той информацией «всплывшей» в его голове при слове «амулет», спросил. –…Вот этот твой амулет…. Ведь никто чужой не сможет им воспользоваться?

– Я Творил его на собственной Крови…. Если только мой сын, которого я обучу всем своим секретам….. Вот он возможно и сможет.

– Камень точно такой же амулет. Он Сотворен под особых людей, и под особую магию…. Вы не эти люди, и ваша магия тут бессильна. …Пойми наконец, – вам просто не из-за чего драться с Империей.

-…И вот опять…, –почему я опять должен поверить тебе? Ты уже сумел обмануть нас однажды…. Ты сам признался только что, что даже Слово Мага для тебя легко преодолимо.

– Я же сказал. – Я дам вам возможность попробовать свои силы с этим камнем…. Но! – Сначала ты, прямо сейчас свяжешься со своими людьми, и велишь им больше не встревать в наши разборки. Потом мы пойдем Город, и там ты, прикажешь своим людям в Писчей Палате, написать приказ для Укара, отвести свои войска…., ну допустим на восток…, хотя в это он не поверит…. Ну да я придумаю по пути.

– Как я могу быть уверен что ты не лжешь?

– Никак. Я настолько превосхожу тебя во всем, что ты бессилен проверить говорю ли я правду, или как-то отомстить, если солгу. – Тебе просто придется мне поверить. …Загляни себе в душу, и реши, – можно ли мне верить?!?! …Кстати, если решишь что нет, – я тебя убью!

Вернуться в Город оказалось нетак-то просто даже для Аттия Бузмы. …Южные ворота оказались закрытыми. Вероятно после мятежа в кварталах шутов и шлюх, их решили пока не открывать…, так сказать во избежание! …А может Ловчая Служба не стала облегчать задачу желающим сбежать от ее бдительного ока и длинных рук, и велела не открывать такой широкий выход для беглецов. …Или их просто некому было открывать….

Но так или иначе, а пришлось идти вдоль стены, к восточным воротам…. Да еще и тащить при этом на себе раненного контрабандиста и Аракаска, который хоть и смог заживить свою рану, однако после этого еле передвигал ноги и время от времени терял сознание от жуткой слабости. Хорошо хоть, доспехи Гвардейца, одетые на Авгара, служили для этой странной компании состоящей из Гвардейца, троих вооруженных мечами и арбалетами купцов, (что было мягко говоря, было незаконно), и трех весьма темных личностей в оборванной и заляпанной кровью одежде, несущих раненного, – идеальным пропуском. Никто из встреченных ими патрулей легионеров, дозоров стражников или Ловчих групп, не осмелился подойти и спросить у Гвардейца,

, кто он такой, куда идет, и что это за люди его сопровождают….

К Восточным воротам Аттий Бузма со спутниками, подошел уже ближе к полудню. …Они тоже оказались закрыты. Перед воротами стояла приличных размеров толпа, и очень недовольно гудела. Восточные ворота были одним из главных входов в Город для купцов, караванщиков, и окрестных селян, продающих в Городе плоды своих садов и огородов…. Авгару пришлось неоднократно гаркнуть, и даже лязгнуть мечом, прежде чем толпа расступилась, и пропустила странную компанию непосредственно к воротам. В огромных деревянных полотнах, из очень старого мореного дуба, вдруг приоткрылась едва заметная калиточка. Из нее выскочил десяток легионеров, оттеснивший щитами недовольную толпу, и пропустивший спутников внутрь.

-…Что происходит? – Начальственным тоном спросил Аттий Бузма у возглавляющего охрану ворот сотника, оглядывая происходящее с обратной стороны ворот. В паре сотен шагов от них, топталась и гудела еще одна толпа, раз в десять больше предыдущей, которую еле сдерживала примерно сотня легионеров.

Сотник с сомнением оглядел простые, запачканные грязью, кровью и пылью одежды спрашивающего, задумчиво глянул на Авгара, а потом видимо правильно оценив интонации «имеющего Власть», в голосе нашего героя, ответил. – В Городе бунт. Приказ никого не впускать и не выпускать!

– …Кто отдал подобный приказ? – В голосе Аттия Бузмы, на сей раз послышались нотки откровенной злости.

– Не могу знать! – Сотник внезапно вытянулся во фрунт и отдал воинский салют, хлопнув себя ладонью по груди.

– Покажи приказ! – Рявкнул Аттий Бузма и буквально выхватив из рук сотника свиток быстро пробежал его глазами. – …Ну да. – Писчая Палата….

– Кто сейчас в Городе главный?

– Не могу знать. Я подчиняюсь Командующему Четвертым Легионом Ладию Родосу.

– Где он сейчас?

– Вероятно во временном Штабе на улице Медной Посуды!

– Гонец к Укару послан?

– Не могу знать!

– Я спрашиваю тебя сотник. – Через твои ворота проезжал кто-нибудь, похожий на гонца?

– Так точно…. Час назад был расчищен проход для группы всадников!

– Вольно. Выйди к людям за воротами и скажи что в Городе беспорядки, и им лучше убираться подальше. Если толпа не разойдется сама, – прогонишь силой. …Но смотри, чтобы наконечники копий не обагрились кровью! Ты меня понял? ….Хорошо… Когда толпа уйдет, откроешь ворота, и будешь выпускать из Города всех кто пожелает уйти… Чем меньше народа будет в этой банке с пауками, тем проще будет задавить бунт. …Выполняй.

– Ты что? – Прошипел дядюшка Кастий, когда сотник отошел чтобы раздать поручения своим людям. – Собрался идти на улицу Медников или в Городскую Управу, по бунтующему Городу? Да даже если мы и прорвемся через эту толпу, то за каждым поворотом нас может поджидать очередная банда озверевших убийц…. Нам надо придумать какой-то другой план!

– Эх Дядюшка. Это не так опасно как ты думаешь, и совсем не сложно. Особенно тут… Или ты забыл что я вырос на восточной окраине? Да мне тут каждая лазейка знакома!

…Хм…, вот смотри, – насколько я помню, если перелезть вон тот забор, – можно пройти через двор прачечной в маленький кривой переулочек, а по нему, – на соседнюю улицу. Она тупиковая и много народа по ней не ходит. Разве только те, кто несут что-то на помойку. Но пройдя через помойку, мы дойдем до живодерен, (приготовьтесь к жуткой вони). Потом через Квартал Мясников, на площадь Изобилия…. А через нее начнутся кварталы кузнецов и медников…. Придется попетлять по улочкам, но это проще чем рваться через толпу. Да и в кварталах ремесленных Гильдий, наверняка стоит собственная охрана, не допускающая в них мародеров и грабителей. Но нас то, учитывая Авгара, пропустят обязательно…. – Аттий Бузма замолк, увидев подходящего за дальнейшими указаниями сотника. И конечно не преминул нагрузить того новыми поручениями. …Сотник …??? (Бакстий Пинт – подсказал тот) …. Бакстий Пинт…. У нас раненный…. Два раненных. Об одном позаботишься ты, второго мы заберем с собой. С раненным не разговаривать, ни о чем не спрашивать, начнет бредить, – заткнуть либо себе уши, либо ему рот. За это отвечаешь ты. Как и за то, чтобы он остался жив. Так что при первой возможности, доставь его к лекарям…. Даже если это будут ваши лекари, позаботься о нем не как о гражданском, а как о собственном товарище. Это первое. Второе, – Достань какую-нибудь лестницу, или еще что-то, чтобы мы могли перетащить другого раненного на ту сторону забора….

– …Может выделить охрану? – Как-то застенчиво спросил Бакстий Пинт…. – В Городе неспокойно. Правда у меня не так много людей, но десяток легионеров я смогу отыскать.

– Не надо. Десяток нам не поможет, если нарвемся на толпу, зато привлечет излишнее внимание. А с небольшой группкой мы и сами справимся…. Поторопись. Пора остановить это безумие.

Сотник бегом бросился исполнять получены приказы, и не прошло десятка минут, как группа Аттия Бузмы оказалась на той стороне высокого, каменного забора.

– …Какого Злыдня ты лебезил перед этими ****? – Удивленно спросил у сотника Бакстия Пинта, его заместитель, полусотник Вельп. – Неужто вид этого расфуфыренного Гвардейца, навел на тебя такой страх, что ты теперь готов игнорировать прямые приказы Командующего?

– Дурень ты Вельп. – Устало, и как-то обреченно ответил на вопрос старого, испытанного боевого товарища Бакстий Пинт. – Причем тут Гвардеец? …Хотя конечно Гвардеец тоже, еще как причем…. Но…. Ты не узнал того молодчика что говорил со мной? …Нет??? – А вспомни-ка Горы, пару лет назад…. Ничего не припоминается? …Видно тебя слишком часто били по шлему…. Дурная ты башка, – это же сам Аттий Бузма! – Герой и Наследник. Который прибыл…, попробуй оценить это своим отбитым котелоком, в Город, В СОПРОВОЖДЕНИИ ГВАРДЕЙЦА!!! В тот самый Город, жители которого бросаются с ножами и ручкам от метел на копья наших ребят, с его именем на устах…. А теперь подумай хорошенько пару минут, что из этого следует?

– Думаю пора делать ноги! …Знаешь, вовремя перебежать на правильную сторону, это не предательство а….

-…Я тебе перебегу! – Посмей только хрюкнуть об этом в присутствии рядовых! Покинешь ряды, и тебя ждет либо казнь, либо, при самом благоприятном исходе дела, – отставка с позором, без пенсии и привилегий. Кто бы из Наследников не победил, а предателей будут карать одинаково, какую бы сторону они не приняли. – Нам надо известить Командующего. Те ребята, гонцы, что проходили недавно, вроде упомянули что он пошел в квартал мечников…. Мол, там в каждом доме по складу оружия, и надо позаботиться, чтобы оно не попало не в те руки…. Так что если ты прямо сейчас побежишь в тот квартал, – то успеешь известить Командующего обо всем этом гораздо раньше, чем эти…., придут к Штабу. …Как бы не раздувался старина Ладий Родос от самомнения, после того как внезапно взлетел столь высоко, – но даже ему хватит ума понять что дело Наследницы, – что кувшин без донышка, – только на украшение помойки и годится, раз даже Гвардейцы, не говоря уж о народе, перешли на сторону Аттия Бузмы. …Так что перебегать будем всем Легионом!

– …Зачем ты идешь в Штаб? – Спросил дядюшка Кастий, от нетерпения даже порываясь ухватить своего торопливо шагающего ученика-начальника за полу рубахи, и развернуть к себе лицом. – Ты понимаешь что это смертельно опасно…. Ты просто отдаешь себя в руки врагам.

– Затем дядюшка, что гонцы к Укару уже высланы, а значит в приказе из Писчей Палаты, срочной надобности больше нету. Он и так отойдет от своих позиций и вернется к Городу.

– Не морочь мне голову!!! – Рявкнул старый Ловец. – Я спрашиваю какого злыдня ты хочешь прыгнуть в этот пруд с крокодилами?

– Дядюшка Кастий…. Вспомни кто ты…, мы…. Ты и я. – Мы Ловцы. Мы прекрасно знаем что будет если бунт в Городе приобретет настоящий размах, – кровь настолько пропитает эти мостовые, что вонять ей тут, будет еще много-много лет…. А трупы? – Ты представляешь какая это будет морока, вывезти из Города несколько сотен тысяч трупов? …Дядюшка. Я обязан…. Как Наследник, Злыдень меня побери, предотвратить этот кошмар!

– Для этого не обязательно самому совать голову в петлю! Отправь меня или Авгара! И вообще, кто-то же должен этим заниматься. Командующему Легионом подобного дела не доверят.

– Дядюшка. Ты ведь помнишь все пункты правил усмирения подобного бунта? Напомни мне, где там говорится о закрытых воротах? – Наоборот, – во всех вариантах упоминалось, что все ворота должны быть открыты, и никаких препятствий для тех кто желает покинуть Город, чиниться не должно. Людей надо выпускать, даже если они пойдут с окровавленным оружием и связками отрубленных голов в руках. Убийц можно найти и потом. Первым делом важно успокоить толпу, и прекратить кровопролитие…. Все это означает, что подавлением Бунта либо никто не командует вообще. Либо командует какой-то безумец.

– Но….

– Дядюшка. Я – Колдун! И как говорят, – Герой! Авгар – колдун и Гвардеец. Ты Ловец, тоже не лишенный определенных способностей. Еще у нас есть Аракаск, весьма поднаторевший в залезанию в чужие головы. И двое контрабандистов, один из которых, Кастет, – весьма живучая сволочь. Неужто мы не справимся с каким-то там Четвертым Легионом?

– А ты доверяешь Аракаску?

– Аракаск…. Я влез в твою голову, и знаю где живет твой род, и та женщина которую ты любил, когда вы оба были значительнее моложе. Клянусь тебе, если ты предашь меня, я подниму всю Империю, но приду в твой Лес, и уничтожу их всех! …Все дядюшка. Теперь он точно меня не предаст. …Возможно попытается убить. Но не предаст.

Укар был недоволен…. Да какого Злыдня? – Укар был в бешенстве. …Он был в бешенстве уже наверное последние месяца два. Но именно сейчас сдерживать вой гнев стало особенно трудно.

Проклятье…. Он подготовил идеальный штурм. Уже сегодня к вечеру, оба лагеря и крепость этого Наследника-Самозванца-Иликтоонтамтакой, должны были пасть. Мнимая атака на поместье, выманивала Второй и Шестой из лагерей, где они и подставятся под фланговый удар конницы Укара, а тем временем, его люди обойдут поле боя, и захватят оставшиеся пустыми лагеря…. Кое кто думает что пойма речушки слишком топкая, и потому не проходимая? – А Укар велел навести там гать…. Бревна пришлось заготавливать злыдень знает где. Лошадей не хватало, и легионеры тащили их на собственных плечах, а работать приходилось только по ночам, да еще и под усиленной охраной. Так, чтобы противник ничего не пронюхал о строительстве. И все это ради четырехсот митров достаточно крепкой дороги, способной выдержать проход по ней примерно тридцати тысяч легионеров. Да одна только организация всего этого строительства прямо под носом врага, должна была обеспечить ему лавры несравненного полководца! А после захвата лагерей, он Укар пустил бы вход свой главный сюрприз….

…И тут приходит приказ обвешанный самыми важными печатями в Империи, с повелением возвращаться в Город…. Злыднев сын Аттий Бузма, умудрился обойти его и тут. – Пока он строил свою гать, – Аттий Бузма устроил в Городе бунт.

…Но и это было еще не самым худшим. – Самым худшим было то что он перестал понимать что происходит вокруг него!

Вызов из забвения был чудом. Он Укар прожил долгий век, и повидал немало разных чудес, но когда его, оправленного в вечную позорную ссылку в дальний гарнизон, вдруг призвали в Город…. – Это было самым удивительным из чудес. …Даже смерть Мэра, не должна была дать ему, осужденному Самой Высшей Властью, ни малейшей надежды на воскресение. – Высшая Власть слишком уважала себя, чтобы отменять распоряжения, или даже прихоти своих предшественников …И вдруг, зов в столицу…, вручение в его руки жезла Верховного Командующего. …И шанс, напоследок надрать задницу, единственному достойному сопернику за всю его жизнь…, – выскочке Аттию Бузме! …Нет. Укар не ненавидел и не презирал его… Более того, он даже не удивился, когда Зипис Аптибал, с глазу на глаз поведал ему, что Аттий Бузма был единственным человеком, пытавшимся встать на его защиту…. Но, – надрать задницу Аттию Бузме, – это была давнишняя мечта. Встретиться с ним на поле боя, равными силами и в открытой схватке. И наконец-то сразиться с кем-то, кто не обречен заранее на поражение, численным превосходством твоего войска, его лучшем вооружением или организацией. …Вот тут бы и стало ясно чего каждый из них стоит…. Но Аттий Бузма и тут обманул его. Нет, не тем что как-то умудрился почти незаметно захватить поместье, которое он, Укар, превратил в крепость, (хотя все это сильно походило на предательство, – предательство было делом нормальным. Полководец должен предвидеть даже его)…. Но вот почему он внезапно начал отступать, когда добился такого превосходства? В чем тут хитрость? Хотел его куда-то заманить, придумал сильный ход? Сильный ход это бунт в Городе? Но какой смысл? Куда проще разбить войска противника тут, на поле боя, и уже потом взять Город в качестве приза, без всякой драки. Горожане будут счастливы открыть перед ним ворота. – Почему он этого не сделал? Чего он добивается? – Вот эти вопросы и не давали покоя Командующему Укару….

– …Командующий. – Занятый собственными мыслями Укар даже вздрогнул, когда к нему внезапно обратился дежурный тысячник. – Индские наемники, покидают войска.

– Те самые специалисты по баллистам без баллист, которых нам навязали из Дворца? – иронично уточнил Укар.

– Да Командующий. – Мне пришли рапорты от каждой тысячи к которым они были приписаны…. Все они внезапно снялись с места, и начали уходить на восток…. Без приказа, и не спросив разрешения. …Прикажешь догнать и вернуть?

– Да ладно…. от этих клоунов не было никакого толку ни на поле боя, и в лагере. Очередная выходка Наследницы…, да хранят ее боги. …Не до них сейчас. На вот, почитай. Нам приказано возвращаться в Город, для подавления начавшегося там бунта…. То-то будет веселье, – штурмовать Город, каждую минуту ожидая удара в спину…. Вели сворачивать лагерь. Мы выходим через час.

… Командующий, позволь доложить – Лагерь собран. Легионы к маршу построены…. Но, там пришли парламентеры от противника….!

– Хорошо, пусть первые тысячи сразу выходят на Прибрежный Тракт. Конницу в арьергард., Их быстрые ноги понадобятся нам, чтобы отгонять назойливых выродков Аттия Бузмы. И можешь позвать этих парламентеров

…– Привет Гект Бар. – Укар, не чинясь, первым поздоровался с вошедшим Командующим Шестым Легионом. Однако демонстративно не предложив «гостям» сесть, или традиционной чаши вина с закусками. – Они так и остались неловко топтаться у входа. И если с Гектом Баром он хоть поздоровался, – прочих своих гостей, Укар вообще намеренно игнорировал. – Хоть ты и выбрал не ту сторону, но мне приятно видеть что из того щенка каким ты был лет двадцать назад, вырос настоящий Командующий. С чем пришел?

– Приветствую Командующего Укара. – Церемонно, строго по уставу, но чувствуя себя неловко, ответил ему Гект Бар. Рад видеть что у него все…, э-э-э … хорошо…..

– Брось нести чушь. Ты больше не можешь говорить в моем присутствии, о себе в третьем лице, ибо переметнулся на сторону врага. Так что уставы Империи больше не для тебя. – Укар говорил вроде доброжелательным тоном, но при этих словах Гект Бар сдулся словно проколотых бычий пузырь.

-…Позволь представиться и мне. Я Цинт Виннус Оттон. В данный момент, занимаю должность Мирного Соправителя Империи. – Быстро влез в разговор другой парламентер, оттирая плечом потерпевшего столь оглушительное фиаско Командующего Шестым Легионом. А имя этого благородного воина, – сотник Торус. Возможно ты слышал о нем.

– Как же не слышать…. Некогда первый меч Миротворцев Центральных Гор…, продавший этот самый меч Самозванцу. …Да и тебя я помню, – ты был мальчиком на побегушках у этого выскочки Аттия Бузмы…. Вижу он дал тебе высокий пост в своем шутовском правительстве? …Что ж, – высокий взлет…, вроде как лягушку пнуть. – взлетит высоко, да жаль что летать ей недолго, а шмякаться о землю, – больно….. Ну да ладно. – Так с чем вы пришли? А то я тут занят, знаете ли!

– Рад Командующий Укар, что годы и несчастья не сломили твоего колючего нрава. – Цинт Виннус Оттон откровенно улыбался. В отличии от вояки Гекта Бара, его простой словесной пикировкой пронять было сложно. Скорее он ей наслаждался, резвясь словно дельфин в родной стихии. – Однако пришли мы чтобы договориться. …Подозреваю, что в ближайшее время нам придется двигаться в одну сторону, по одной и той же дороге. Да и цели у нас, в общем-то будут общие. – Усмирить бунт в Городе, и не допустить большой крови. Так что я считаю, – глупо будет отвлекаться в пути, на попытки убить друг дружку.

– А с чего ты решил что знаешь хоть что-то о моих планах?

– Брось дорогой Укар…. Право это даже как-то смешно…. Мы все знаем про приказы которые тебе присылали…. Более того, – при подходе к Городу, ты получишь еще один. Скажи сам слова, которые ты хочешь прочитать в нем!

– Не понял? – Ты правда думаешь что сможешь выудить из меня…..

– О…, нет! Конечно же нет драгоценный Укар. – Лицо Цинта Виннуса Оттона просто источало сладость и добродушие. А светскость и непринужденность вида, с которым он стоял, посреди палатки, перед сидящим на кресле Укаром, привела бы в восторг даже его собственного строгого учителя Манер, что муштровал его в этой дисциплине большую часть детства. Со стороны казалось что это он Цинт Виннус Оттон тут хозяин, и все остальные лишь его слуги или бедные приживалы. Даже сам Укар, невольно чувствовал себя униженным просителем во Дворце Благородного Сенатора…. – Я не в коей мере не пытаюсь что-то из тебя выудить. – Продолжил благодушно Цинт Виннус Оттон, поглядывая сверху вниз на сидящего Укара. – Напротив, – моя цель, открыть свои карты, и ясно показать тебе, кто заправляет делами в Империи. Скажи любую чушь, которая никогда не может появиться в приказе с проставленными печатями Дворца, Сената, и Высшей Канцелярии. Только придумай что-то действительно оригинальное. Когда спустя несколько часов, к тебе прискачет гонец из Города, и ты прочтешь эти слова написанными пурпурными чернилами на золоченой бумаге, в окружении высших печатей Империи, – ты сильно пожалеешь, если там будет написана какая-нибудь банальщина. А уж как пожалеют об этом историки грядущего…. – Цинт Виннус Оттон картинно вздохнул.

– Судя по твоей довольной роже, – Еще грубее ответил на это Укар. – Вы успели прибрать к рукам Канцелярию, Писчию Палату, или обе эти бамагомаральни…. Что ж, – поздравляю тебя. Но когда заговорят мечи, от бумажек будет мало толка!

– …Может и мало. Но некоторое время назад, почти в каждую твою тысячу был внедрен наш шпион. …Думаю ты и сам догадываешься, что я говорю о неких специалистах по баллистам. Сколько они там у тебя торчали? – Почти шесть недель? – Знаешь сколько мечей в ножнах у якобы «твоих солдат», готовы «заговорить» на нашей стороне? – Правильно. – Даже я не знаю. Иначе меня бы к тебе не послали…. Но все они только ждут сигнала…. Задумайся, почему так легко пало поместье Кровавый Ручей? И почему после, основательно прижав вас, мы вышли из боя, и не стали добивать твои легионы до конца? – Может потому, что Истинному Наследнику понадобятся опытные легионеры, когда придет время навести порядок в Империи, после всей этой смуты? Может потому, что он не хочет напрасной гибели своих подданных? Может только для того, чтобы показать сомневающимся, чего их ждет, если они не внемлют голосу разума? – И ответь себе сам, – скольким из своих людей ты можешь доверять теперь?

– …Думаю найдется десяток, который вздернет вас на ближайшем дереве! – Прорычал в ответ Укар, взбешенный тем как его снова провели. А главное, с какой наглостью было это сделано.

– Убийство священной особы парламентера? – Недоверчиво и с иронией спросил Цинт Виннус Оттон. – Даже если бы мы были представителями варварских царств, а твои люди преданны исключительно тебе, – думаю они бы не пошли на такое. – Боги не прощают подобного святотатства. …Да и ты не пойдешь. Имя Укара, блистает и славится по всей Империи! – Ты не станешь окунать его в такую грязь!

– Ладно щенок. Будем думать что твой хозяин вновь меня уделал! – Укар взял себя в руки. Для чего впрочем, ему понадобилось достать откуда-то из-под походного кресла кувшин вина, и налить его себе в чашу. – Так чего еще ему от меня надо?

– Мира! Вот чего добивается Истинный Наследник, все последнее время. Ему нужен только мир в Империи, и спокойствие ее граждан. Я готов поклясться тебе жизнью своей недавно родившейся дочери, что еще полгода назад, он изо всех сил отказывался от Трона, и готов был покинуть пределы Империи, лишь бы не омрачать ее раздором и гражданской войной. Увы. – Но блистательная Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина, о которой он всегда говорил лишь с огромнейшим почтением и любовью э-э-э…,братской, повела себя…, недостаточно разумно, для столь высокой должности, заставив его вмешаться.

…Блистательный Аттий Бузма просил передать тебе, что не требует выступления твоих легионов на своей стороне. Ему достаточно своих. Твои же, пусть постоят невдалеке, соблюдая нейтралитет. …И конечно, – даже нет необходимости говорить, что после официального подтверждения его победы, (а дело как ты понимаешь, теперь только за этим), не последует никаких репрессий с его стороны, по отношению к тем, кто выступал с оружием в руках на стороне Наследницы. Он понимает, что они лишь выполняли свой долг! …Ну и…, в общем-то сейчас не следовало бы этого говорить…. Наследник наверняка на меня рассердится. …Но…, я знаешь ли, все-таки скажу. – В наших планах на дальнейшее устройство Империи, он неоднократно говорил, что в роли Военного Соправителя, готов видеть только тебя! – «Укар лучший полководец Империи» – Частенько говорил он мне за чашей вина. – « Если он согласиться занять пост Военного Соправителя, мы быстро наведем порядок в нашей стране!».

– Нахал! – Рявкнул Укар. Однако в его реве слышалось куда более благодушных ноток, чем злобы. – Пытаешься купить меня? – …Эй, вестовой. – Принеси три стула, походный стол и закуски.

– Нет, драгоценный коллега Укар. – Спокойно ответил Цинт Виннус Оттон, изящно и манерно садясь на принесенный стул, и подставляя чаши под струю вина из кувшина в руке Укара. – Ведь в этом нет никакой необходимости. – Посчитай сам. – Два легиона откровенно на нашей стороне. Еще три соблюдают нейтралитет. Твои, – как минимум наполовину тоже наши…, а значит, – небоеспособны. (Я правильное слово сказал?). Четвертый легион в Городе. Он буквально несколько часов назад тоже перешел на сторону Наследника. Городская чернь сейчас штурмует Северную Ограду под знаменами Наследника. Ловчая Служба ей не мешает, ибо давно уже наша. Канцелярия тоже…. Стража всегда на стороне победителя. …Мои корзины для бумаг ломятся от уверений в почтении и расположении, от всех Купеческих и Ремесленных Гильдий. …Даже Гвардейцы будут соблюдать нейтралитет. Истинный Наследник сумел привести им убедительные доказательства своей принадлежности к Роду Мэров, а значит и его кровь для них священна. …В итоге, – у Наследницы остается лишь горстка придворных, которые бояться ее до дрожи и убегут при первой же возможности, нанятые охранники и иностранные наемники. …Ах да. Есть еще Личные Слуги…. Те конечно умрут за нее. Но. – Много ли навоюют полотеры, лакеи и поварята? …Так что покупать тебя, драгоценный коллега Укар, мне нет никакой необходимости. Но я уже сейчас, хотел бы начать обсуждать с тобой будущее Империи. Думаю ты понимаешь, что заварить всю эту кашу, было куда проще, чем разгребать ее последствия. …Тут ведь проблема не только в горцах…. Ими я готов заняться сам и решить дело миром…. Ведь кое-кто из них, (ты наверное слышал), теперь моя родня. Да и у многих других Благородных, которые по праву займут в Сенате места их погибших отцов, есть теперь горские жены и дети. Так что эту проблему мы сможем решить. (Хотя мощь имперских легионов, за нашими спинами, а этом деле будет для нас отнюдь не помехой). Но вот я слышал что кое-кто из правителей окраинных провинций вновь подумывает об автономии, и даже, – отделении и личных царствах…. Да и некоторые государства на Той стороне Гор, заслуживают хорошей трепки, ибо пытались нагреть руки на наших смутах. А все это уже твоя зона ответственности уважаемый Военный Соправитель Укар…. Как ты думаешь будет проще решить эти задачи? Только имей в виду, – много денег на это я выделить не смогу. Империя сильно поиздержалась за последний год…..

– Ой и сладко же ты поешь, Цинт Виннус Оттон. Твой род славен своими талантами всплывать…., э-э-э…, на самый верх, в любой ситуации. Про твоего отца говорят, что ежели макнуть его башкой в нужник, – он вылезет оттуда с форелью в зубах. Впрочем, в твоих словах и правда много разумного. Кажется дело Наследницы действительно проиграно, и губить солдат из одного только упрямства, нет никакого смысла. Так что, – возможно я и выполню то, о чем мы сейчас договоримся. Но! – При одном условии, – если я увижу что ты мне сейчас лгал…, если Четвертый воюет на стороне Наследницы, а в полученном мной приказе не будет уговоренных слов…. – Уж не обессудь, – заговорят мечи. …Кстати, а где этот твой «Истинный Наследник»?

– Он уже давно в Городе. Успокаивает народ и готовится принимать сдачу свой противницы. Мы надеемся обойтись без лишнего кровопролития….

– Ну, думаешь он во все это поверил и сделает как обещал? – Спросил Торус спустя час, когда они возвращались на свои позиции. Гект Бар, покинул их еще раньше, примерно после первой выпитой чаши, чтобы отвезти необходимые распоряжения в Крепость и Лагеря. А они вдвоем остались, даже не столько для обсуждения каких-то важных дел, а чтобы связать Укара светской беседой и успокоить его подозрительность.

– О боги! Торус! Я и сам не понял половины той чуши, что нес мой рот. Но…, кажется у нас получилось. Уж я не знаю, кто нашептал тебе все эти бредни, наш уважаемый Колдун Аттий Бузма или сам Злыдень…, но кажется в них куда больше смысла, чем кажется на первый взгляд. Хотя. Если ты еще раз придешь ко мне, и скажешь что я должен поехать в логово Укара, и наговорить ему всей этой белиберды…. Может ты и первый меч Миротворцев Срединных Гор, а я лишь изнеженный сыночек Благородного папаши…, но клянусь, я задушу тебя собственными руками. …Что за взгляд у этого Укара! Недаром его прозвали тигром. У меня сердце уходило в пятки каждый раз, когда он смотрел на меня с этаким звериным прищуром, словно бы прикидывая насколько вкусное у меня мясо…. Бр-р-р. До сих пор мороз по коже!

– Да-а! – Довольно пробормотал Торус. – Укар великий воин! Я и сам, в его присутствии чувствовал себя словно на ежегодном смотре. Так и тянуло все время проверить насколько плотно затянуты ремешки доспехов, не выбился ли поддоспешник наружу, и как заточен меч. Однако ты держался превосходно! Словно настоящий Мэр!

– Хо-хо… Искусство лицемерия, которым нас, Благородных, обматывают вместе с первыми же пеленками, оказывается иногда бывает полезным! Папочка не зря учил меня обманывать людей! Да и наш приятель Аттий Бузма передал на удивление толковые инструкции… Так что, – где-то напустить туману, где-то приврать, где-то исказить факты в свою пользу…, а самое главное, – убедить оппонента что ему это еще выгоднее чем тебе…. Укар конечно крепкий орешек, и настоящий тигр. Но…, так же падок на вкусненькое и любит почесывание за ушком, как и все кошки. Наш будущий Мэр правильно показал его болевые точки, – Укар истинный полководец и думает, (о наивный), что должность Военного Соправителя, позволит ему реализовать все свои мечты! Немножко сладкого тумана, и вот, – Укар соглашается не только не чинить нам препятствий, но и пропустить один легион вперед. Он уже почти на нашей стороне. Если только этот жулик Аттий Бузма и впрямь умудрится прислать свиток с подобным приказом. …Ты кстати…, даже не знаю как это назвать, – передал ему слова которые требует Укар?

– Он видел всю беседу моими глазами и слышал моими ушами…. До сих пор в глазах двоится, а башку словно пилой пилили! Вылез из нее только после того как переговоры окончательно перешли в пьянку…. Хотя не уверен, может и до сих пор там сидит.

– Тогда. – Цинт Виннус Оттон, состроив постную физиономию, демонстративно потянулся к уху Торуса и начал кричать в него как глухому. – Слова про жулика, это было детской шуточкой…. Прости драгоценнейший Мэр, – не сдержался. – От неожиданного крика в самое ухо, Торус дернулся и чуть не влепил Мирному Соправителю оплеуху. А заметивший это Цинт Виннус Оттон, продолжил кричать, правда уже чуть менее громко. – И кстати, – То что Торус сказал будто «Ты держался словно настоящий Мэр»…, это знаешь ли попахивает изменой! Чур я первый донес! … Смотри Торус, вот доберется наш приятель Аттий Бузма до Трона…, и велит отрубить твою дурную голову…. – Соучастники весело рассмеялись.

– …"Готовиться принимать сдачу Наследницы!». – Ага! – Держи карман шире! – Тут бы добежать до противоположной стороны площади, и не схлопотать перо в бок! Колдун хренов!!!

Поводов для недовольства собственной персоной в Аттия Бузмы было предостаточно. Начать с того, что это именно дядюшке Кастию, а не ему, пришла в голову мысль связаться с Торусом, расспросить про обстановку в Армии, и рассказать о творящихся в Городе событиях. Ну вот как-то не лезла в голову мысль, что можно одним только собственным Желанием, связаться с человеком находящимся от тебя за десятки кулломитров, и поговорить так же просто, как и с сидящим напротив собеседником. Он даже не был уверен, что у него подобный трюк получится. А вот дядюшка не сомневался. И ляпнул свое предложение в присутствии Аракаска. Так что пробовать все равно пришлось. Едва они перелезли через забор, и скрылись от чужих глаз, он Попытался. …На удивление, получилась довольно легко. Тут-то он и узнал что в войска приехал его приятель Цинт Виннус Оттон, до которого дошли слухи о якобы победе Укара, и он счел своим долгом разделить судьбу товарищей. Друга, за такое можно было только похвалить. А вот одному из Вождей Бунта, – надавать по шее. Впрочем, сейчас прибытие опытного болтуна и политика было как никогда кстати. – Предстоял серьезный разговор с Укаром, а лучше него с этим никто не мог бы справиться. Тем более что и должность Мирного Соправителя, была достаточно весомой для подобных переговоров. К его собственному удивлению, он даже умудрился следить за переговорами глазами и ушами Торуса, и при этом вести свою группу по бунтующему Городу. Благо ноги несли его по знакомым с детства улицам и лазейкам, без всякого участия головы. …И принесли! На площадь Изобилия! И этого самого «изобилия», на ней сейчас было предостаточно. Правда в основном изобилия грабящего и дерущегося народа, которое как раз и привлекло изобилие богатых лавок. …Возможно, кто-то и шел сейчас на штурм Северной Ограды, с именем Аттия Бузмы на устах…. Но куда больше народа шло к ближайшему богатому дому или лавке, и грабили их. …И не будь внимание Аттия Бузмы разделено между тем что происходит в палатке Укара и хождением по Городу, он бы еще раньше услышал бы подозрительные звуки, и возможно изменил бы направление. Но увы…..

– Нам надо как-то на ту сторону…. – Задумчиво сказал он своим товарищам.

– Надо…. – Доверчиво согласились они с ним.

– А какие будут предложения?

– У нас?????

– Дядюшка. Я понимаю что тебе это не нравится. Но пожалуйста не надо саботировать мои решения. Ты и сам понимаешь, что ни к чему хорошему это не приведет…. Аракаск, ты можешь воздействовать на эту толпу?

– Я слишком слаб…. Исцеление отняло у меня много сил…. Да и признаюсь, на такую толпу воздействовать очень сложно. У всех у них разные мысли и желания, а…., а разве ты сам не можешь?

– …Я берегу свои силы для более сложных задач! – Выкрутился Аттий Бузма. – Но раз так, пойдем просто, по старинке…. Аракаск, – отдай свой плащ Авгару. Он у тебя длинный и скроет доспехи Гвардейца. Нам пока не стоит привлекать к себе лишнее внимание. Пойдем по правому краю…. Там лавки победнее, и грабят их не так неистово. Я первый. За мной Авгар. По краям поставим Кастета с приятелем, Аракаск в центре. Дядюшка замыкает. Идем спокойно. Не бежим. Глаза в землю. Оружие спрятать. На оскорбления, вызовы и крики не реагировать. Если кто-то преградит нам дорогу, я постараюсь Успокоить их…. Если не получится, – щелкуну пальцами. Тогда их «успокоит» Авгар. ….Однако, мечом лучше не пользоваться. Кровь имеет свойство возбуждать толпу…. На вот…. – Аттий Бузма оглянулся по сторонам, и подобрал валяющуюся на дороге ручку лопаты. …Судя по пятнам крови и характерным вмятинам, – этой ручкой сегодня уже пользовались, и отнюдь не в мирных целях.

…Пол дороги было пройдено без происшествий. Потом кто-то заинтересовался целеустремленно идущим куда-то отрядом, а самое главное, – что-то прячущим под длинными плащами…. Первых любопытных Аттия Бузма отправил в спячку. Но по мере продвижения, этих любопытных становилось все больше и больше. Отряд Аттия Бузмы вел себя странно. Он не грабил, не шарился по лавкам, а просто куда-то шел. Толпе это не понравилось….. Когда до противоположной стороны оставалось примерно треть пути, преградившая им путь толпа стала слишком большой…. Аттий Бузма наконец понял о чем говорил Аракаск. – Легко управлять войсками, когда все члены отрядов хотят примерно одинакового…. А вот в этой толпе, все хотели разного…, иногда противоположного. Кем-то руководил страх, кем-то жадность, а кем-то злоба. Заставить всех подчиняться одной воле, было так же трудно, как уворачиваться от стрел, несущихся в тебя с разных направлений…. Но тут в голову ему пришла идея, и он воплотил ее в жизнь…., натравив злых, на всех остальных…. А потом внушил жадным, что кто-то в данный момент грабит их дома…. И усилил страх, – боящихся…. И сильно пожалел об этом.

Разразилась свара колоссальных масштабов, и путь вперед стал возможен только благодаря дрыну Авгара, и мечам Аттия Бузмы и дядюшки Кастия, которые они впрочем тоже благоразумно оставили в ножнах, используя лишь как дубинки….. Они дошли до другой стороны. …Правда потеряв по дороге предпоследнего контрабандиста.

– Быстро сюда. – Рявкнул дядюшка, бросаясь в двери какой-то лавки….

– …Проход под зданием? …Как было у нас? – Догадался Аттий Бузма, увидев длинный коридор.

– Да. Это лавка одного из наших бывших поставщиков…. Я знаю эти места. Выйдем как раз в кварталы медников…, уж не знаю чего ты собираешься творить в штабе Четвертого, но даже там я вздохну свободно, после этой заварухи.

-…Э-э-э…. Дядюшка…. Боюсь что после этого нам еще предстоит добраться до Главной Канцелярии и Писчей Палаты…. Я сказал Торусу, что смогу состряпать кое-какой приказ для Укара. На этом держится весь его нейтралитет.

– Да ты совсем спятил! – Для этого нам придется пробраться за Северную Ограду, вокруг которой сейчас толпы взбесившейся черни, уничтожает всех кого ни попадя!

– Понимаю…. Но…. Надо!!!

Кварталы ремесленников миновали без особых проблем. Ополчение, охраняющее с дубинками, кинжалами, и втихаря выглядывающими из под плащей мечами, свои кварталы, не без подозрительности осмотрело черные доспехи Гвардейца, и забрызганные кровью ножны мечей его спутников, но преградить дорогу не посмело. Им даже выделили несколько сопровождающих до временного штаба Четвертого легиона…. Стоящие в дверях часовые лишь вздрогнули и сделали стороже лица…, уж им-то, частенько стоящим в караулах возле Дворца, был хорошо знаком вид Гвардейцев…, так же как и их репутация….

– Позвать дежурного командира. – С ходу рявкнул Аттий Бузма входя в здание Совета Гильдии Медников, где сейчас располагался временный штаб. – …Ты…. Тысячник…. Немедленно проводить меня к Командующему.

…Кажется у встреченного тысячника было много чего сказать этому гражданскому оборвышу-недомерку, осмелившемуся тявкать на имперского легионера. И наверное бы сказал…. Но стоящая за ним молчаливая фигура Гвардейца Мэра, отбивала всякую охоту спорить.

…Небольшую комнатку, где-то на втором этаже этого, в общем-то совсем небольшого по меркам Города здания, Ладий Родос занял под свой кабинет. Это был разумный выбор, – здание стояло на высоком холме, из окна открывался вид почти на всю восточную окраину. Вошедшего первым, без стука, Аттия Бузму поразила гримаса страшной усталости и беспомощности на лице Командующего Четвертым Легионом, который в данный момент был фактически единственным, облеченным и силой и властью руководителем, в взбесившемся Городе. Спустя мгновение это выражение пропало. Сутулые плечи распрямились, а лицо приобрело холодный и суровый оттенок, куда более подобающий столь высокому чину. Аттия Бузма оценил это. Как и то, что Ладий Родос не встретил незваных гостей криками и воплями, а спокойно глядя на Гвардейца, осведомился что ему от него надо.

– Ему ничего. Он лишь сопровождает меня. – Вылез вперед Аттий Бузма, и стараясь говорить столь же спокойно и конструктивно, продолжил. – А я желаю скорейшего, и по возможности мирного, разрешения сложившейся в Городе обстановки.

– А кто ты?

– Аттий Бузма.

– Я должен бы приказать арестовать тебя….– После нескольких секунд напряженного молчания, так же, не повышая тона, заметил Командующий.

– Но ты не станешь делать этого….

– Почему ты так думаешь?

– Потому что ты понимаешь, что коли я в этот час нахожусь в Городе, значит Укар перешел на мою сторону. Иначе бы даже я не осмелился появиться тут. И ты понимаешь, что любое сопротивление мне, приведет лишь к ненужным жертвам. И первыми жертвами станешь ты и твои люди…

– Укар перешел на твою сторону? – в голосе Ладия Родоса послышались нотки недоверия.

– Скорее согласился придерживаться нейтралитета до тех пор, пока я не решу свои дела во Дворце. …Восстание в Городе, стало последней каплей. Даже он понял что дальнейшее противостояние зальет Империю кровью. А может и уничтожит ее. Хватит ли тебе ума понять тоже самое?

-…А Гвардия тоже с тобой?

– Солдат…. Ты можешь не верить моим словам, это нормально. Но если ты сомневаешься в том, что видят твои глаза, может тебе стоит показаться жрецам? – Удачно ушел от прямого ответа Аттий Бузма.

– Я вижу, что сотник Авгар…, начальник личной стражи богоравной Романы Комнус Виллии Кордиус Виллины, сопровождает ее злейшего врага…. – Да. Мой ум отказывается верить собственным глазам!

– Сотник Авгар…, веришь ли ты в то, что я не желаю зла богоравной Романе Комнус Виллии Кордиус Виллине, и Империи?

– Да. – В голосе Авгара даже Аттий Бузм не услышал не единой нотки сомнения.

-…Тогда мне остается только подчиниться тебе…. Наследник! – Командующий Ладий Родос, вытянулся в струнку, и хлопнул себя кулаком по груди, приветствую нового Наследника.

– Тогда ответь, почему Ловчая Служба отстранилась от наведения порядка?

-…Это моя вина…. В приказе нечего не было написано про Ловчую Службу…. А меня обуяла гордыня, и я…..

– …Хорошо…. – Прервал покаянные речи Командующего, Аттий Бузма. – Степень вины каждого, будем устанавливать после того как разгребем эту грязь…. А пока…, командир Кастий. – Ты приписываешься к штабу Четвертого…. Будешь координировать его действия. И постарайся наладить контакт с Ловчей Службой…. Открыть все ворота. Объявить что Четвертый Легион, переходит под командование Истинного Наследника Аттия Бузмы…, это успокоит некоторые горячие головы. …Позови писаря…. Подготовь приказ Командующему Шестым, он сейчас как раз подходит с Севера, пусть пошлет пять тысяч к Северным Воротам. …Ладий Родос, их охраняют твои люди? – Прикажи пропустить ребят из Шестого к воротам Духов. Пусть проходят через них на территорию Города и отгоняют чернь от Северной Ограды. Негоже позволять всякому отребью учинять дебоши на территорию Дворцов…. Остальные пусть подходят к Восточным Воротам. …Где у тебя самые слабые места? … Восточные и Южные кварталы? – Так я и думал. Прикажи пока своим людям убраться оттуда. Они лишь раздражают чернь. Пошли их на помощь охране и ополчению ремесленных и торговых кварталов, пусть помогают сдерживать быдло в бедных кварталах. …Ворота, как я уже сказал настежь. Пусть все кто хочет убежать, – бежит без оглядки. Они уже забота Ловчей Службы. Да и я, планирую объявить амнистию всем кто не запятнал себя слишком сильно…. Все. А теперь. Дай мне сопровождение до Двора Понтифика…. Надо убедить жрецов, сказать свое веское Слово.

(обратно)

Глава 21

– …Ну здравствуй. Великий и Ужасный Герой Аттий Бузма. Ты солгал мне!

– Да…. Веллина…. Так получилось….. Иногда когда ты пытаешься сбежать от Судьбы, она загоняет тебя в свою ловушку.

– Ты думаешь что можешь дерзить мне, называя одним именем, словно какую-то подзаборную девку?

– Нет. Я зову тебя так на правах близкого родственника…..

….– Что ты задумал? – Тихонько спросил Авгар, склонившись к уху Аттия Бузмы, когда он внезапно изменив планы, миновал дворец Понтифика и пошел в Храм Всех Богов. Причем с собой туда взял лишь Авгара и Аракаска.

– Как и прежде, – дойти до Писчей Палаты. А для этого, как ты понимаешь, нам придется перебраться на ту сторону Северной Ограды…. Ты знаешь лазейку, через которую я прошел в прошлый раз.

– Ты опять осмелишься пройти через Родовой Храм?

– …А у тебя есть другие предложения?

– Но это святотатство…. Нельзя использовать Храм словно дверцу в нужник!

– Зато у тебя будет лишний поводубедиться что гнев дедушек меня не пугает…. Да и предки, думаю не станут вредничать и пакостить, когда в Империи творится такая заваруха. …В чем дело Авгар? – Ты никогда не сопровождал членов Семьи в этот Храм?

– Гвардия всегда оставалась у дверей. …Но как же этот…? Неужели ты осмелишься провести колдуна в Родовой Храм Мэров?

– Осмелюсь. У меня есть право приводить в Храм кого угодно!

– …Ты либо безумец, либо и правда Истинный Наследник!

– А ты до сих пор в этом сомневался? Тогда почему помогал мне?

– Думал ты поможешь разобраться с колдунами, и я тебя убью…. Потом понял что только ты можешь успокоить бунт в Городе…. Иначе чернь может ворваться во Дворец…, а у Наследницы и правда почти нет людей.

– …Хм…. Весьма откровенно! …А потом, я полагаю, – опять планируешь меня убить?

– Теперь не знаю…. Кажется твоя кровь и впрямь священна…. Но я продолжаю сомневаться в этом…. Твоя наглость просто немыслима…. Ты врешь Укару что Четвертый подчиняется тебе, а Ладию Родосу, что Укар на твоей стороне, когда оба они воюют с тобой. Ты словно змея способен пролезть в любую приоткрывшуюся лазейку и отравить всех вокруг своим ядом. Такому как ты, хватит наглости наврать даже богам!

– Ну извини…. Однако согласись, – почти вся Империя находится у меня в подчинении. На стороне Наследницы, – почти никого. А чуть больше года назад, я убегал из дворцовых подвалов, имея лишь горстку золотых булавок, сунутых мне из милости твоей Госпожой, и чужие доспехи…. И кстати, – я не продал ни одной булавки, а поднялся столь высоко…. Думаю, – все это говорит что боги на моей стороне! А это было бы невозможно, будь я и правда самозванцем.

– …Но ты ведь знаешь, что все равно не сможешь сесть на Трон, если не принадлежишь к Истинному Роду. …Ты можешь врать мне, Укару, Ладию Родосу…, всей Империи. Но Трон ты не обманешь! Так что если у тебя есть хоть тень сомнения, – отступись! Успокой бунт и отступись…. Я замолвлю за тебе словечко перед богоравной Романой Комнус Виллией Кордиус Виллиной, – тебя будет ждать награда, достойная Спасителя Империи. И ты сохранишь жизнь!

– Да что там за проблемы с Троном?

– Всякого самозванца, который осмелится сесть на Трон, ждет немедленная смерть!

– Да? Интересно! А это кто-нибудь проверял?

– Я ведь уже говорил тебе, что Трон удивительное…, существо…. Трудно объяснить, но я всегда чувствовал его словно что-то живое и имеющее собственную волю.

– Да. Похоже дедушки сильно набедокурили с Магией, когда делали эту штуку…. Мне даже стало интересно. …Но знаешь в чем моя самая большая проблема? – Хоть никто мне и не верит, но я действительно не хочу садиться на этот Трон. Не потому что боюсь, а просто Чувствую, что это принесет мне лишь горе и тоску. …НО…, – слышишь этот шум? – Это народ пытается прорваться за Ограду, чтобы уничтожить Наследницу. Они ее люто ненавидят. Все ее дальнейшее правление, может осуществляться лишь за счет силы Легионов. Но легионы не хотят вставать на ее сторону, они либо бегут ко мне, либо предпочитают стоять в стороне. – Что ждет Империю, если я уйду, а она останется? – В лучшем случае море крови. В худшем, – она развалится на куски. А потом придут варвары из-за Гор, и искромсают оставшееся вдоль и поперек.

…У меня в жизни в общем-то не так много святого…. Как ты верно заметил, – мне плевать даже на богов…. Так уж получилось, что никто, никогда не пытался прививать мне норм морали. Потому у меня ее и нет. …Пожалуй, на Империю, мне тоже было бы плевать. …Но мой учитель, человек который поднял меня из грязи, научил всему, и помог забраться на самую вершину…, вот он любил Империю самозабвенно, и погиб, пытаясь сделать ее лучше. А еще я понял, что в жизни все-таки надо иметь какие-то идеалы и цели. Иначе жизнь станет безнадежно тупой и скучной. Так что я готов трудиться и бороться за Империю. …Но на Трон садиться все равно не хочу! – Вот такая вот моя главная проблема. – …Если ты найдешь выход из этого положения, – я готов посадить на этот Трон хоть тебя…. Думаю я знаю как это сделать!

– Мы пришли. – Коротко ответил на это Авгар, задумчиво глядя на Аттия Бузму, словно бы силясь понять, сколько в его словах правды, а сколько лжи. – Писчая Палата находится тут.

– Я знаю. – Ответил на это бывший царедворец и нынешний Наследник. – Когда-то я тут проводил немало времени. …Аракаск, люди которых ты смог себе подчинить, – тут?

– …Я слишком слаб и ничего не чувствую!

– Так какого злыдня мы тащили тебя за собой? Мог бы и раньше сказать что абсолютно бесполезен.

– Чтобы ты убил меня?

– Ладно. Пугливая ты ворона. Пошли писать приказы…. Придется действовать по старинке, – наглостью, обманом…, ну или тоже заколдовать тут всех!

Когда спустя полчаса они вышли из небольшого неприметного здания, притулившегося где-то на задворках Сената, их уже поджидали….

…Проблем с писарями не возникло никаких. Немаленькое, но какое-то серое и неприметное на фоне Дворцов и Храмов здание, фактически не охранялось. Скучный, невыразительный дом, построенный в форме прямоугольной коробки, без всяких архитектурных украшений или лепных излишеств, – он, одним своим видом навевающий скуку и уныние. – Трудно было поверить, что именно тут все ниточки управления тянущиеся с самых дальних концов Империи, завязываются в единый, ключевой узел. …Что именно через это жалкое строение проходят все указы, приказы и решения, принимаемые в Сенате или во Дворце прежде чем разойтись по всей Империи, оформляются «как должно» и в сотнях, а то и тысячах заверенных особыми печатями экземпляров рассылаются во все стороны Света. И сюда же, приходят все отчеты от Гильдий, Управлений, Управ и Коллегий. Тут же опять обрабатываются, дабы принять более достойный, как по качеству пергамента и чернил, так и по смысловому наполнению, вид. Прежде чем попасться на глаза Тех Кто Правит.

…И вот эта ключевая точка, не удостоилась даже охраны задрипанного стражника! – Ибо считалось что это не имело смысла. За тысячу лет ее существования, Те Кто Правит, как-то перестали замечать жалких писарей и чинуш, всего лишь обрамлявших их решения официальными рамками…. Ведь не станешь приставлять стражу к личной чернильнице, или стилу?

…А писари постепенно тоже выродились в особую породу людей, хорошо исполняющих приказания, но отвыкшей думать своей головой. Они сходу могли уловить мысль или желание Лица Начальствующего, и немедленно оформить ее по всем правилам имперской бюрократии, причем идеально каллиграфическим подчерком. …Но придумать что-то самим…. Аттию Бузме еще ни разу в жизни так легко не удавалось подчинять себе других…. Да и не нужно было их подчинять. – Достаточно было внушить собственную значимость, – и они с радостью подчинились сами. Увы. – Еще одна сильная сторона Империи, обернувшаяся ее слабым местом.

Приказы для Укары были написаны мгновенно, и отосланы со специальным скороходом, сразу побежавшим через черный ход, к Северным, пока еще контролируемым легионерами воротам.

А вот выходящего через главный подъезд Аттия Бузму со товарищи, уже поджидали, и не кто-нибудь, а Гвардейцы. …Все-таки за Северной Оградой было слишком много любопытных глаз и длинных языков, и вряд ли стоило ожидать, что пребывание тут среди бела дня столь известного человека, сможет долго оставаться неизвестным.

– …Ты, тот кто называет себя Аттием Бузмой. – Гвардеец не спрашивал, а утверждал. – Пойдешь с нами….

Глядя на высокие фигуры в черных доспехах, с наглухо опущенными забралами, наш герой сильно задумался…. – Хвататься за меч было глупо. Справиться с десятком Гвардейцев…, возможно он и сумел бы это сделать, применив все свое колдовство. Но пример Авгара показал, что и среди Гвардейцев встречаются разбирающиеся в сверхъестественном люди. …Да и не послали бы за ним слабый молодняк, вроде того что он резал при Штурме Дворца. Тут наверняка были только опытные воины. …Можно было попробовать сбежать…. Ринуться назад в Писчую Палату, а там уж…. Впрочем, играть с Гвардейцами в прятки внутри Северной Ограды, тоже было бессмысленно. Они по долгу службы, знали тут каждую травинку. Оставалось только одно, – колдовать! Но на это требовалось время. И хорошо бы, чтобы кто-то заговаривал бы Гвардейцам зубы, пока он Аттий Бузма…….

– Подними забрало полусотник Бастас…. – Вдруг приказал Авгар. – Ты говоришь с человеком Истинной Крови!

-…Но……..

– Подними забрало…. – В голосе Авгара слышался даже не столько настойчивость и уверенность, сколько усталость и покорность судьбе, которые звучали куда убедительнее. – Он один из тех, чью кровь мы не можем пролить. А значит, не можем и заставить подчиняться себе.

– …У меня приказ богоподобной Наследницы Романы Комнус Виллии Кордиус Виллины. – Возразил Бастус, подняв однако забрало, доставить этого человека к ней! И как Ты, можешь говорить что он человек Истинной Крови? Ведь Ты….

– Я знаю кто я…. – Так же устало ответил на это Авгар. – И почти полностью уверен в том что знаю Кто такой Он…. Доказательства предъявленные мне, были слишком сильны, чтобы их игнорировать. Потому, дабы предотвратить святотатство, я приказываю тебе и твоим людям поднять забрала, и не сметь притрагиваться к мечам! …К тому же, – думаю Он и сам на станет противиться, если ты пригласишь Его во Дворец…. Ведь ты не откажешься? – Обратился он к Аттию Бузме.

– Собственно говоря, я и сам туда собирался…. Так что не вижу смысла противиться столь приятной компании….

– А кто это? – Осторожно спросил полусотник Бастос, кивнув на Аракаска.

– Колдун…. – Спокойно ответил Авгар.

– Колду-у-ун!!!! – Переспросил Бастос, инстинктивно хватаясь за меч. – Колдун в Священных Чертогах…….

– Да! – Расслабленно и лениво, сохраняя полное самообладание заметил на это Аттий Бузма. – Он колдун. И он мой пленник…, или гость…. Тут уж как дальше дело пойдет. И ты его не тронешь.

– Я не могу допустить, чтобы Колдун появился рядом со священной особой богоравной Романы Комнус Виллии Кордиус Виллины. – Заупрямился Бастост, явно поставленный перед сложнейшей дилеммой, с одной стороны безопасность одной священной особы, а с другой, – желание другой, столь же, по свидетельству Авгара, священной особы.

-… Это вполне разумно и предусмотрительно…. – Избавляя Бастоса от подобных мучений, покладисто согласился Аттий Бузма. – Тогда запри его где-нибудь в безопасном, и надежном месте…. Только вот…, Авгар, есть ли среди вас кто-то, подобный тебе? Ты понимаешь о чем я…. Кто-то, кто сможет приглядеть, чтобы наш приятель Аракаск не набедокурил чего-нибудь с перепугу? …Позаботься…. И не уводите далеко. Я хочу чтобы он был под рукой…..

…Скажи-ка Бастос…. Что там в Городе? Я отдал несколько распоряжений Командующему Четвертым, надеюсь это поможет задавить бунт…. И кстати. Скоро к Северным воротам подойдут мои части…. Ими я хочу усилить охрану Северной Ограды. Пусть им не чинят препятствий….

– …Ну здравствуй. Великий Герой Аттий Бузма. Ты солгал мне!

Вопреки ожиданию, Аттия Бузму привели не в Личные Палаты Мэров, а в Тронный зал, явно намекая что это будут не переговоры, а Суд. Причем Суд Мэра, который руководствуется не законами или обычаями, а лишь волей и желанием судьи, исполняющему волю богов…. Аттий Бузма, за всю свою карьеру царедворца, был в этом зале всего два раза…. Обычно этот Зал не использовался ни для официальных приемов, или каких-нибудь иных церемоний. Это место было столь же священно, как и Родовой Храм. В первый раз его тут утверждали на должности Личного Советника, и вводили в Род. Второй, – он присутствовал в Зале, при объявлении начала Военной Компании против Горцев…. И ни в первый, ни во второй раз ему так толком и не удалось разглядеть это помещение.

Зал был невелик. Да что там? – по меркам Дворца, он был просто крохотным. Набейся сюда сотня-другая человек, и он просто треснет и развалится по швам…. А еще, он отличался от всего Дворца…. Согласно легенде, этот Зал то ли перенесли сюда из легендарного Красного Королевства, с которого собственно говоря и началась Империя…, то ли сам Дворец построили вокруг этого Тронного Зала. Но от красного кирпича, из которого, в отличии от остальных мраморных или гранитных стен Дворца, были сложены стены этого помещения, несло такой немыслимой древностью, что холодок пробегал по коже, от одного взгляда на них….

…Однако сейчас, весь пафос ситуации, слегка портил тот факт, что богоравная Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина не занимала Трон, а сидела чуть сбоку, за накрытым обеденным столиком, и неторопливо вкушала какие-то лакомства. Аттий Бузма не стал медлить, а нагло сел за столик напротив, и ухватив пару блюд с чем-то хлебным и мясным, с жадностью начал пожирать добычу. Дядюшка Кастий, подобного бы не одобрил. Но отсутствие изысканных манер, мог извинить лишь тот факт, что наш герой и сам уже не помнил, когда последний раз толком ел. Так что он лопал в весьма простонародной манере, поглядывая на Наследницу так же, не без некоторой дерзости.

… Богоравную Роману Комнус Виллию Кордиус Виллину, сейчас было трудно узнать. Она словно…, нет не постарела, не согнулась, а…, будто бы как-то поблекла и обесцветилась.

Спина была по-прежнему прямой, словно у статуи. Подбородок гордо и надменно вздернут вверх, вся фигура лучилась Величием, Спокойствием и Властностью…. Но где-то в глубине этих глаз, способных смотреть сверху вниз на любого исполина, Аттий Бузма заметил…, нет, не страх. Скорее разочарование и неуверенность в себе.

– Да…. Веллина…. – Просто сказал он ей, знаком приказывая слуге налить вина. – Так уж получилось…. Я честно пытался удрать из Империи. Но… Иногда когда ты пытаешься сбежать от Судьбы, оказывается что все это время, она гнала тебя в свою ловушку.

– Ты думаешь что можешь дерзить мне, называя одним именем, словно какую-то подзаборную девку? – Голос звучал спокойно и нейтрально, но глаза богоравной Романы Комнус Виллии Кордиус Виллины, сверкнули прежним безумным и злым огоньком.

– Нет. – Так же спокойно ответил Аттий Бузма, в этот момент мысленно Приказывая Личному Слуге Наследнице, и пальцем не пошевелившему без ее приказа, налить ему вина. – Я зову тебя так на правах близкого родственника…..

– Так мы теперь родня-я-я? – Насмешливо протянула Наследница. – Ты видно и сам поверил всем тем бредням что твои люди распространят про тебя! …И кем же ты мне приходишься? – Братиком? Племянником? Троюродным внуком?

– Э-э-э…, знаешь, я никогда не был силен в родственных связях. Но я точно могу сказать, что во мне течет кровь Первых Мэров, и даже бери больше, – Четырех Героев!

– Да ты безумен…. Кто внушил тебе эту чушь?

-…Ты будешь смеяться, но человек лично знавший всех Четырех Героев…. Кстати, по его словам их было куда больше, как минимум пять…., и, опять же по его словам, – все они были жалкие ничтожества!

– У тебя интересные сны. Абсолютно бредовые, но интересные….

– Ах… дорогая Виллина…. Тебе бы надо было почаще выбираться из Дворца и даже из Империи. – Мир так огромен и прекрасен. Твои сны тоже стали бы удивительны и разнообразны….

– Ладно дурачок. Надеюсь что твой свидетель может предстать перед моим Судом, дабы удостоверить твои слова? Полагаю этот тот самый колдун, которого ты притащил сюда с Гор?

– Вообще-то нет…. Это скорее Твой колдун…. Впрочем, об этом позже…. А теперь, давай-ка любезная сестрица…, (я пока буду называть тебя так), поговорим серьезно. – Армия либо полностью подчиняется мне, либо стоит в сторонке и ждет, кто из нас кого первым зарежет. Сенат ты вырезала. Чиновники, будут служить любому Мэру, но предпочтут меня тебе, ибо ты начала не слишком хорошо. По этой же причине народ…. Народ сейчас лезет на Северную Ограду, чтобы самолично разорвать тебя на куски…. Твои наемники разбежались, и даже Гвардия не станет тебе помогать против меня, ибо права на Трон у нас равные! В связи со всем вышеперечисленным, – может хватит драться? – Тем более, я вижу что и тебе теперь не очень хочется занимать этот Трон!

– О-о-о! – Ты предлагаешь мне сдаться? – Полагаю предложишь безопасность и безоблачную жизнь до самой смерти в моих поместьях??? – Что ж, я тебе поверю…. У меня же нет повода сомневаться в твоих словах, ты никогда раньше меня не обманывал…. Только вот проблема, – в моих поместьях слишком много камней, оступившись и ударившись о которые, я сильно приближу свою смерть!

-…Что ж. Признаю. Я это заслужил. …Но какой выход из создавшийся ситуации можешь предложить ты?

-…Я могу предложить Гвардейцам порвать тебя на куски. Может Авгару ты и сумел задурить голову…. Наверное я сама виновата. – Нельзя было отпускать его далеко от себя. Но кто же мог подумать что ты ударишь в такое место…. Увы, – Я забыла как ты умеешь пролезать в доверие, словно змееныш в щель, и опутывать других своей ложью…. Авгар, – Наследница повернулась к Гвардейцу. – Я не виню тебя ни в чем. Хоть ты и поддался на ложь этого проходимца, но…. Но я и сама как-то раз была настолько глупа что поверила его россказням. И вот куда это привело Империю. …Так что я по-прежнему считаю тебя своим верным слугой и учителем фехтования.

– Очень великодушно…. – Согласился с Наследницей Наследник. – Авгар не только великий воин, но еще и очень особый человек…. Ты должна выслушать кое-какие его пояснения…, даже если случиться чудо и ты победишь…. Но пока не об этом. – Вот допустим, – Гвардейцы меня порвали. – Что дальше? – Надеешься что взбесившиеся горожане сразу успокоятся? …Попытаешься задавить бунт армией? – Но армия тебя не любит. Не любит и боится, ибо на твоих руках слишком много их, бессмысленно пролитой крови. Легионерам куда проще поддержать народ, а новым Мэром выбрать…, ну вон того же Укара, он для них свой, они его любят.

Так что, думаю ты поняла, что мое убийство только усложнит ситуацию? Ведь хуже живого Героя, – только Герой мертвый. Герой ставший еще и Мучеником. – Тогда он сразу становится Знаменем, подхватив которое любой пройдоха может повести толпу в нужном ему направлении, и творить любые свинства, прикрываясь именем Героя! …А поскольку герой будет дохлым, – то и возразить мне будет нечего, когда кто-то потребует отомстить тебе, коварной и злобной убийце, за смерть невинного, и любимого всеми Героя.

Для меня, – твоя смерть будет огромной трагедией. И я клянусь, что сделаю все возможное чтобы избежать подобного конца. Но для нашего пройдохи, – твоя смерть, – необходимое условие начала его Успеха. Потому-то он, подняв знамя с изображением дохлого Аттия Бузмы, поведет толпу своих единомышленников уничтожать тебя.

…И ты сама понимаешь, что подобных пройдох может найтись тысячи. Начиная от правителей Провинций, старой аристократии, и до главарей банд. …Вспомни эпоху Смуты, сколько тогда по дорогам бегало лжеМэров?

…Так что убьешь меня, – в лучшем случае ближайшие лет двадцать будешь драться со всеми, пытаясь удержаться на Троне, и навести хоть какой-то порядок в Империи. Ну а в худшем, – тебя убьют, а потом Империя развалится на множество кусочков.

– Ой… А не переоцениваешь ли ты народную любовь к себе?

– Я, – нет. – Они, – да! – Не начни ты зверствовать, – и народ забыл бы меня на следующий день после того как ты бы села на Трон. Но ты почти год продержала в страхе всю Империю. И их единственной надеждой на благополучный исход, – был я. Ты можешь отнять у человека богатства, свободу, и даже жизнь. – Он стерпит. …Но отними у него надежду, – и за ножи ухватятся даже самые робкие овечки. Пойми, сейчас, там, они дерутся на за меня, а против тебя.

-…Ага…. Так значит я опять во всем виновата? – Царственная выдержка вдруг изменила Наследнице, и она на какое-то мгновение стала похожа на обиженную девчонку, поссорившуюся с подружками, или родителями. – …Ну тогда…. – Почему бы мне не продолжить множить свою вину? – К Злыдню в пасть эту Империю! К Злыдню в пасть Город, Дворец и Трон. – Убейте его!

Услышав приказ часть Гвардейцев сделала небольшой шаг вперед…. Кто-то лишь качнулся…., кто-то начал задумчиво и оценивающе смотреть на Наследников и на Авгара….

….Словно подброшенная вверх монетка, после долгих подскакиваний и катания по полу, вдруг всталая на ребро. Подует сквознячок справа, – будет орел. Кто-то переступит ногами на половице, – решка. Сейчас судьба полуторатысячелетний, населенной миллионами граждан Империи, зависела от маленькой случайности…. – Дернется в сторону Аттия Бузмы молодой, тайно влюбленный в Наследницу Гвардеец, и за ним дернутся и остальные…. Или авторитета Авгара и убедительности Аттия Бузмы хватит на то, чтобы удержать Гвардейцев на месте, – и тогда……

-…Ладно. Я не хотел этого делать, но видимо придется. – Раздался в напряженной тишине голос Аттия Бузмы, – Героя и Наследника.

Он неторопливо, без какой-то скованности или неловкости, но в тоже время не делая резких движений чтобы не спровоцировать Гвардейцев, встал из-за стола, и пройдя через весь Зал, сел на Трон.

– …Вы псы!!! Лижете жопу этой кровавой твари…….. Какого злыдня ты называешь себя легионером? Вы кроме как баб с детьми резать, ни на что не способны!!! Где ты был псина, когда Аттий Бузма сражался с горцами?

…Ломб Гаст всегда был малость туповат. А уж легенды про его непрошибаемость, ходили во всем Четвертом легионе. Будучи легионером в злыдень знает каком поколении, имея родню на должностях сотников и даже тысячников, он, за двенадцать лет службы, дальше десятника так и не продвинулся. Чин десятника был его пределом, и его это вполне устраивало. Ни особых амбиций, ни честолюбивых планов у Ломба Гаста не было. Вовремя пожрать, получить положенное довольствие, четко и дельно выполнить приказы начальства, ну и не упустить возможность поспать, когда выпадает удобная минутка. – Таковы были жизненные принципы этого достойного солдата Империи. Все что выходило из этого круга, – его абсолютно не трогало. Но….. Но когда молодая, симпатичная бабенка, с искаженным яростью лицом бросается на тебя, царапает своими крашенными коготочками твой щит, плюется и кидает тебе в лицо такие, абсолютно несправедливые обвинения…..

…Ломб Гаст много чего повидал на своем веку. В том числе и яростные атаки горцев, и организованное «на имперский манер» войско одного мятежного правителя…, а на заре его службы, даже было участие в последней попытке покорить лесных варваров…, вот где уж страху-то понатерпелся…. Это с тех пор у него такая рожа…, и с тех пор его уже трудно чем-то удивить или расстроить…. Кто только не бесновался перед щитом Ломба Гаста, за мгновение до того, как он коротким но точным движением не всадит ему свое копье в брюхо, или не ткнет в горло коротким пехотным мечом…. И все это с тем же спокойным и безразличным выражением на тупой морде….

Но эта бабенка…. И толпа таких же бабенок за ее спиной…. Озноб по коже…. Чистые злыдневы дочери, если не сказать – тещи. Мужик в ярости это дело обычное и предсказуемое…. Но вот когда такая баба перед тобой беснуется…. А тут вообще считай одни бабы…. Депутация, так сказать, от квартала шлюх. …Эти особой скромностью никогда не страдали. Как впрочем и благонравием. От кое-каких словечек и оборотов, которые услышал сегодня Ломб Гаст из уст невинных на вид девчушек, даже у него покраснели уши под глухим шлемом десятника. А уж престарелые фурии говорили такое……

…А самое главное, – у него не было ни малейшей охоты стоять тут, и сдерживать толпу, пытающуюся прорваться за Северную Ограду, чтобы по-свойски разобраться с Наследницей. И полгода не прошло, как эта самая Наследница, его Лома Гаста двоюродного брата под топор палача пустила. Самый перспективный, можно сказать представитель семейства Ломбов был…. В тридцатник с небольшим, уже до тысячника дослужился…. А поговаривали, что мог бы когда-нибудь и Командующим стать….. а самое главное, тысячник Ломб Витак, был ему как старший брат, всегда тащил за собой. Даже вот, в десятники протащить смог…. А его под топор…. Да еще и по какому-то абсолютно смешному поводу…. По пьяни в кабаке, ляпнул что-то не то…. То ли Аттия Бузму похвалил, то ли усомнился в том что он Самозванец…. Но какая-то сука подслушала, донесла, и на тебе пожалуйста…. А ты теперь тут стой, и эту самую Наследницу охраняй…. Да еще терпи плевки в лицо и оскорбления…..

Бабенка и наседающая за ней толпа усилила напор, немного вдавив легионера в глубь строя. …Слегка оторвав левую ногу от мостовой, Ломб Гаст толкнулся правой, и всей свой массой, не отрывая щит от груди, аккуратно толкнул разбушевавшуюся бабенку. Хорошо отработанное движение. Переместился-то всего на треть шага, восстановив линию строя, а бабенки отлетели назад, словно ядро от катапульты брюхом поймали, образовав на мостовой кучу-малу….

…Тут-то еще ничего…. Позади почти глухая стена Северной Ограды. Только маленькая калиточка в ней виднеется. Такая маленькая, что и телега не проедет, разве что ослика навьюченного провести…. Потому видно тут бабы и беснуются…. А вот в полукулломитре отсюда, там где Северная Калитка, или еще дальше у Центральных Ворот…, вот там настоящая драка идет. Говорят сброд повытаскивал из тайников запрещенные мечи и копья, а иные где-то и полные доспехи раздобыли. Так что там, это не тут баб щитами к калиточке не отгонять…. Знакомый десятник, пробегавший мимо с полчаса назад, говорил что бунтовщики уже с полсотни легионеров убили, а пораненных уже и считать перестали. Ну да уж можно догадаться чего такой успех этому быдлу стоил…. Небось на каждого убитого легионера, сотня горожан приходится…. Уж никак не меньше…. Чтобы завалить тренированного, закованного в доспехи легионера, это надо….

…Резкая боль где-то под коленкой заставила Ломба Гаста вздрогнуть и опустить глаза…. Какая-то соплячка…. Небось и двенадцати еще нет. С жалким хлебным ножиком…. Подползал стерва малолетняя, и подрезала ему сухожилие на ноге…. Ломб Гаст нелепо взмахнув руками, открылся и начал заваливаться куда-то вбок. Отшвырнутая мгновение назад бабенка, с истошным визгом прыгнула на него, и начала наносить удары небольшим, но вполне таким добротным кинжалом. Почти все эти суматошные, по бабьи нелепые удары лишь царапали по доспехам, но за мгновение до того как меч стоящего рядом легионера отправил бешенную сучку обслуживать Кондратия, один из ударов проник под забрало и прорезал горло…. Ломб Гаст умер несколько мгновений спустя, так и не сменив туповато-равнодушное выражение на лице… И он уже не видел, как в прорвавшуюся брешь ударила толпа.

Спустя несколько минут прорыв был ликвидирован, толпа отброшена назад…, но ценой немалой крови…. Нет не легионеров. Бедолага Ломб Гаст стал единственной жертвой. Еще парочка получила настолько серьезные ранения что пришлось покинуть строй. А вот бабенки, что в ярости забыли про страх и чувство самосохранения…., вот они то получили по полной…. Когда сотня слегка надавила вперед, а потом сдала на обратные позиции, перед строем лежало не меньше сотни тел…. Убитые…. И раненные…. Катающееся в городской грязи раненные, воющие, скулящие и разбрызгивающие по мостовой кровь и кишки…. До тех горожан, кто не видел этого лично, – слухи дошли со скоростью ветра. Даже те кто был нейтрален, и взял оружие только чтобы охранять свой дом и квартал от мародеров, – рассказ об избиении легионерами Наследницы, несчастных, мирных и ни в чем неповинных женщин, пробрал до самых косточек….. А уж вид порубленных женских тел….

…И тщетно сотник пытался кричать толпе что они тут по приказу самого Аттия Бузмы….. Тщетно сотня выстроив «черепаху» под градом камней, пыталась противостоять пылающим праведной местью мстителям…. – Силы были слишком неравны. Против сотни, выступили десятки тысяч…. Толпа смяла заслон, залив площадь перед калиткой морем собственной крови. А потом выбила довольно крепенькую дверцу, и ворвалась за Северную Ограду….

…А ведь он и правда был живой! Аттий Бузма почувствовал это еще когда вошел в Тронный зал. Но тогда он не придал этому значения. Тут и так было слишком много живого, и не лишенного магических способностей народа.

…Но когда он подошел к Трону…. К той незримой черте, пересекать которую не осмеливались даже самые туповатые и лишенные магических способностей существа…, – вроде слуг или мух. Даже они, подсознательно чувствуя удивительную границу между реальным и магическим мирами, предпочитали держаться на привычной стороне.

А вот он эту границу пересек без всякого трепета, и вдруг как-то резко осознал, насколько необычным было это, с виду довольно простенькое, если даже не сказать примитивное, кресло. Да и можно ли это назвать креслом? – Грубый перевернутый деревянный ящик со спинкой, украшенный аляповатой резьбой и облупившейся позолотой. Если бы не аура немыслимой древности, витающий вокруг него, – от подобного седалища отказался бы даже купчишка Третьей Гильдии. Ибо кому охота плющить свой зад об жесткую деревянную доску, не оббитую даже простеньким ситцем и царапать руки нелепыми завитушками резьбы на грубых подлокотниках? – …Наверное только тому, кто вместе со всеми этими неудобствами, получает безграничное Величие, и Власть над самой большой Империей в истории мира!

Но чем придется за эти Власть и Величие расплачиваться? – Только ли расплющенным задом и оцарапанными руками? – Аттий Бузма чувствовал, как Трон говорит с ним об этом. Говорит, предупреждает и остерегает. …Нет. Не зло и враждебно. Не как врага или узурпатора. – Наш герой сразу понял что Трон признал его и готов допустить…, сотрудничать…, оберегать…. – (Очень сложно было объяснить это чувство взаимосвязи его и Трона.). – Но в тоже время, Трон предостерегал. Предостерегал и спрашивал, – готов ли Аттий Бузма принять на себя все те горести, тягости и страдания что получит вместе с Властью и Величием. Готов ли обречь себя на вечное одиночество? Готов ли стать мишенью для лести, интриг, заговоров и покушений? Готов ли принимать решения от которых зависят жизни миллионов людей, и расплачиваться муками совести за свои ошибки…? Готов ли взвалить на себя весь этот неподъемный для простого человека груз Власти, и нести его изо дня в день, из года в год, – до самой смерти? Потому что расслабиться, оступиться и уронить этот груз, – и будет означать смертный приговор!

…Только сейчас Аттий Бузма по-настоящему понял, почему Наследница несмотря на пять своих громких имен…, на жизнь с рождения во дворцах…, на свое презрение и чувство превосходства над всеми, – так и не осмелилась занять Трон. Возможно для обычного человека и было возможно заглушить все эти вопросы и предупреждения, слушая лишь своё честолюбие и жажду власти…, но для таких как Он и Она…, обладающих магическими способностями, – Трон звучал оглушающее, как голос собственной Совести. Игнорировать его, заглушить, свалить все на расшалившееся воображение и расшатанные нервы было невозможно. Он…, Она…, и подобные Им, не могли не воспринимать Трон как живое, разумное, и обладающее собственной волей существо. И от этого существа, даже у Аттия Бузмы, за свою жизнь повидавшего немало удивительного и даже невозможного, – мурашки бежали по коже и подрагивали ноги….. Потому-то Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина и не осмелилась его занять…. А он?

Аттий Бузма понял что может…. Но не хочет.

Он способен тащить до конца своей жизни этот груз, но не станет этого делать. Потому что слишком много придется отдать за не нужные ему Власть и Величие. – Когда Трон показал все те тягости что ожидают Мэра, – наш герой вдруг осознал, почему же он, все последнее время так активно пытался избежать этой участи. Трон словно снял пелену с его глаз, прояснил глаза и прочистил мозги. – Он Аттий Бузма уже был одиноким изгоем. Он вырос один, без родных, без друзей, и даже без чужих, посторонних людей, которые все же признавали бы его себе подобным…. Он был чужим в мире людей, как впрочем и в мире помоечных псов или крыс, ибо и там и там, не имел своей стаи. Он научился выживать в обоих мирах. …Но жить…, – жить он научился только совсем недавно, когда приобрел друзей, товарищей, соратников…, и Ее. Ее, – высокомерную, раздражающую, ненавистную…, – но такую родную.

Он может сесть на Трон. Он может быть Мэром. Он, может даже возродить былое Величие Империи. – Но при этом, – он опять станет изгоем. Ибо Мэр, каким бы почетом он не пользовался, как бы перед ним не пресмыкались и угодничали, – в глазах людей, такое же инородное и чуждое существо, как и дикий, грязный и вонючий помоешник Эй в глазах горожан. …Он может сесть на Трон. Но дядюшка Кастий, никогда больше не осмелится называть его мальчишкой и сопляком…. Торус, ухватив за плечо не отшвырнет за спину оберегая от опасности…. И даже лучший его друг Цинт Виннус Оттон, больше никогда не осмелится разговаривать так же по дружески открыто и откровенно. Отныне и навсегда, в глазах окружающих он будет читать лишь почтительный страх, и желание как-то умаслить живого бога, в надежде получить какую-то выгоду. Заняв Трон, он снова, на сей раз добровольно, исключит себя из числа людей. …А ведь он столько сил приложил, чтобы попасть в это число….

…А Она? – Она, единственная, предназначенная Судьбой. …Предназначенная Судьбой в силу их удивительной схожести. В силу обладания одинаковыми способностями, одинаковой волей и силой. – На Троне есть место только для одного из них. Второй Наследник должен быть удален, как удаляют из раны стрелу либо какой-то иной посторонний предмет. Стрела, предмет, или живой Наследник, – это угроза заражения и гибели организма. – Он должен быть извлечен и выкинут….

Такова цена за возможность сесть на это грубо сколоченное, жесткое седалище украшенное аляповатой резьбой и облупившейся позолотой…. Слишком большая цена, – решил Аттий Бузма…, и сел на Трон.

Сколько народа было раздавлено, когда толпа ринулась в тесную калиточку, – сосчитать было невозможно. Да и зачем считать? – все равно, все они будут записаны на счет «кровавых палачей Наследницы».

…А за оградой…. Простому горожанину, оказавшемуся за Оградой, трудно было не растеряться. Это был иной мир. Иной Город…. Вместо тесных вонючих улочек, – просторные лужайки и выложенные цветным мрамором дорожки. Вместо окружающих со всех сторон грязного кирпича, сточных канав и многовекового слоя пыли, – тенистые плодоносные сады, забранные в камень русла игривых звонких ручейков и прохладные, освежающие струи фонтанов….

Прошедший всего несколько шагов через калитку…, с тесной, залитой кровью площади в этот удивительный мир, горожанин, – сначала терял дар речи. Терял дар речи, и словно бы боялся лишний раз вздохнуть и пошевелиться…. Многочисленные статуи удивительно тонкой работы, стоили больше, чем зарабатывал владелец ремесленной мастерской за долгие годы, а их тут были десятки…. Дворцы…. Не такие огромные и помпезные как Дворец Понтифика, здание Управы или Храмы…. Нет, дворцы за Северной Оградой не предназначались для массовых посещений, а были местом жизни одной единственной семьи. Они удивительнейшим образом умудрялись сочетать красоту, роскошь, немыслимую дороговизну каждой детали, от перил до ручек на дверях, и комфортабельный уют. …Даже трава, на которую ступал попавший сюда горожанин, казалась ему нереально зеленой и сочной. И первые мгновения простолюдину представлялось кощунством попирать подобную траву своими плебейскими сандалиями…..

…А потом приходила злоба. Дикая злоба и ярость. Только тут, переступив заветную границу, горожанин наконец-то осознавал размеры той пропасти, что лежит между ним и миром Благородных…. И трава безжалостно вытаптывалась. Статуям, в дикой злобе откалывали руки, носы, и головы…. Кора деревьев мгновенно была иссечена топорами, мотыгами и подобранными на площади мечами…. А ближайшие к калитке дворцы, подвергались…, даже не разграблению, – уничтожению. Озлобленный народ не воровал, не тащил и не прятал за пазухи, – он уничтожал! Уничтожал, вкладывая в свои действия всю накопившуюся за века ненависть, злобу и зависть к баловням судьбы….

Счастье еще, что незнакомому с географией Северной стороны человеку, трудно было сориентироваться в этом переплетении дорожек, рощ, лужаек, садов и Дворцов…. Прорвавшаяся сюда толпа, казавшаяся такой огромной там, на тесных городских улицах и площадях, попав за Северную Ограду, вдруг словно бы измельчала и растворилась в пространстве. Как растворяется попав в Океан, – большая и судоходная река.

Многие даже не сразу поняли что их уже начали убивать. Кто-то продолжал громить дворцы…, кто-то уродовать статуи и деревья, а подоспевшие легионеры и дворцовые охранники уже перекрыли дорожки и шли вперед, безжалостно убивая всех встречных. Таков был приказ, и таков был обычай. Обычая Благородных. – Быдлу, осмелившемуся прорваться в мир Хозяев, и увидеть каков он, – нельзя было оставлять это знание. Его надо было вырывать вместе с жизнями тех, кто утратил страх перед Вышестоящими. Конечно легионерам это преподнесли по-другому. Но те кто отдавал приказ – «пленных не брать», – знали о чем говорят.

И все же, прорвавшиеся, прежде чем быть уничтоженными, успели поджечь пару дворцов и три-четыре рощи. И поднимающийся из-за Северной Оградой дым, действовал на тех кто штурмовал ее со стороны Города, словно кровь на акул. Заставляя их собираться сюда со всех городских кварталов, и теряя остатки разума, бросаться на щиты и мечи легионеров.

…Едва Аттий Бузма сел на Трон, как изменилось все.

Буквально все. Он почувствовал как некие невидимые нити, вылезая из под Трона прирастают к его коже, просачиваются под нее, двигаются по венам, нервам, – к сердцу, мозгу….. И при этом, ему не было страшно. Это было нормально. Естественно. Правильно. Он срастался с Троном, с Империей. С самим Миром, который какими-то неразрывными узами был навечно связан с этим Троном, а теперь уже и с Аттием Бузмой.

…И на фоне этого, изменения в поведении Гвардейцев и Слуг, казались столь ничтожными и не имеющими значения, что Мэр даже не сразу обратил внимание на ряды людей, заполняющих Тронный Зал, и падающих пред ним на колени.

…Сколько продолжалось это срастание с Троном, Империей и Миром? – Может минуту, может час…, может…. – Время перестало иметь значение. Сейчас, сидя на Троне, он Аттий Бузма чувствовал себе необычайно древним…. Даже древнее Империи и Мира…. Того Мира, который он знал, ибо был выходцем из мира куда более древнего, умиравшего и возрожденного. Что такое минуты для Вечности, которой вдруг стал Аттий Бузма? – Сейчас даже годы и века, воспринимались им словно мгновенное соединение век, именуемых морганием, каковые каждый человек делает по нескольку сотен за день, подчас даже не замечая…..

– ….Ты думаешь что победил?

…Голос был ясно слышан. Но донесся до Аттия Бузмы словно сквозь какую-то многовековую и многокулломитровую пелену…. Голос донесся, и показал направление, двигаясь в котором Мэр, вернулся к реальности.

-…Ты думаешь уселся на Трон и я сразу сдамся?

…Наследница не кричала, не истерила, и в голосе ее не слышалось даже нотки неуверенности или какого-то иного проявления чувств. Даже ее побледневшее лицо, казалось не признаком душевного волнения…. Нет. Бледность Наследницы лишь подчеркивала ее схожесть с холодной, величественной и абсолютно каменной статуей. И голос, и взгляд…. – Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина проиграла. Проиграла главную схватку в своей жизни. Но кровь предков…., гордость и самомнение, заставили ее, в минуту поражения стать только сильнее. Чтобы даже подозрением на страх и разочарование, не осквернить свою поражение.

-…Ты хочешь что-то мне сказать? – Голос сидящего на Троне Аттия Бузмы звучал величественно и надменно. Он даже как будто вырос и раздался в плечах…. По крайне мере так казалось тем, кто смотрел сейчас на него снизу вверх.

– Да! – Ответила Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина, извлекая откуда-то из под столика свой излюбленный длинный тонкий и гибкий меч. – Победитель будет праздновать победу, только когда второй Наследник будет мертв.

Перед Мэром Аттием Бузмой, мгновенно выросла стена спин, одетых в черные доспехи. Гвардейцы, без приказа никогда сами не нападут на Наследницу. Но ее меч увязнет в их телах, которыми они будут загораживать ей путь к Мэру.

На секунду он вдруг встретился глазами с Авгаром. В глазах у того было тоже самое почтение, покорность и готовность умирать и убивать за нового Мэра. Лишь где-то в самой глубине его глаз, Аттий Бузма заметил искорки боли, при мысли о том что сейчас должно произойти.

Увы. Но Она была права. Праздновать победу, Мэр мог только после того как второй Наследник перестанет существовать…. Было несколько возможностей сделать это…. И среди них были вполне бескровные, и даже вполне благополучные…. Только вот Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина, никогда добровольно не откажется от своих Имен, от своих претензий и никогда не согласиться навечно убраться в свои поместья, мирно доживать скучный остаток жизни…. А значит пара ритуальный фраз. И Гвардия забыв про Запрет, навсегда избавит Мэра от такой опасной докуки как лишний претендент на Трон.

– Авгар. – Произнес Мэр. – Дай мне свой меч…. – Фраза была отнюдь не ритуальная, и конечно не та, которую все ждали. – Мне жаль Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина. – Продолжил Мэр, обращаясь к Наследнице и голос его вдруг утратил все свое величие, внезапно став усталым и почти тоскливым. – Видят боги, я этого не хотел. Но Судьба оказалась сильнее. Она привела меня в этот Зал, и посадила на этот Трон, вопреки моей воле. И видно в насмешку, – первое что я должен свершить в качестве Мэра, – убить ту, которую люблю…, ну, или любил. …Но я не стану отдавать такого приказа. Некоторые вещи, даже Мэр, должен делать собственными руками, чтобы не забыть, что и он, тоже человек…..

… Пошли все вон отсюда. – Приказал Мэр Аттий Бузма, вставая с Трона и сходя с возвышения на котором тот стоял. – …Впрочем. Авгар останься. Кто-то должен будет позаботиться о теле.

Глава последняя. Фактически эпилог.

– Вот твой камень! Можешь делать с ним что хочешь.

– Ого!!! Ты чувствуешь какая в нем заключена Мощь? Меня всего просто трясет радом с ним….

– …Таким образом с последствиями волнений в Городе, фактически покончено. Осталось только изловить несколько наиболее отличившихся смутьянов.

– Хорошо. Но помни, – я собираюсь объявить всеобщее Прощение. Так что не усердствуй слишком сильно.

– Да Мэр. Но ведь для того чтобы простить, сначала надо поймать….

– Ладно…. Генерал Актий Пласк. Тебе, как новому Председателю Охотничьего Комитета виднее. Главное не переусердствовать. Или ты уже забыл до чего излишнее усердие врепрессиях привело Наследницу? ….А вот и Цинт Виннус Оттон…. Здравствуй друг. Как там поживает твоя дочурка и ее очаровательная мама?

– Благодарю Мэр. – Их здоровье вполне благоприятно. Они шлют тебе свои поздравления!

– Вот и чудно. Генерал Аттий Пласк. У тебя много дел, и я не хочу тебя от них отвлекать…. Подать второй завтрак в мои покои…. Цинт Виннус Оттон, ты разделишь со мной трапезу.

– Ну так что там в Городе? Только без всяких там…. – Спросил Мэр у старого приятеля, когда они уединились в его покоях. Правда Мэр еще как-то не привык считать уединенным место, в котором находится не меньше десятка Слуг и Гвардейцев…, но он привыкал к этому.

– Ну…. Прошло всего две недели Мэр. …Так быстро все разрушения не отстроишь. А наломать успели немало. Гильдии в основном делают все сами. Я лишь пообещал от лица Со-правителей и Сената, вычесть потраченные суммы из налогов…. Только не в этом году. – Быстро поправился он, внезапно что-то вспомнив. – Денег в казне и так не осталось. Надо как-то размазать эти суммы лет на пять…. А то…..

– Ты быстро вошел в роль Мирного Со-правителя. – Одобрительно заметил Аттий Бузма. Считаешь деньги, торгуешься, и прикидываешь как бы надуть гильдии…. Все как в старые добрые времена!

-…Стараюсь. – Осторожно ответил Цинт Виннус Оттон. Потому как выражение «старые времена», нынче воспринималось все больше с негативным оттенком. И подобная похвала из уст Мэра, могла означать как поощрение, так и тонкий намек на некомпетентность.

– А с Укаром у тебя как дела обстоят?

– Нормально. – С энтузиазмом перескочил на эту тему Цинт Виннус Оттон. – Ругаемся конечно. Но в целом нормально. Он уже продумал кампанию по усмирению некоторых владетелей провинций…. Ему дай волю он перезахватит всю Империю заново. Но я думаю, – дело вполне может уладить обычной демонстрацией Силы. После того как в Империи появился настоящий Мэр, да еще ни кто-нибудь, а сам легендарный Аттий Бузма…, – мало кто осмелится бунтовать….. Так что денежки можно потратить на что-то более нужное.

– Потрать…. Но Укару денег тоже дай…. Потому что за тобой есть еще одно обещание, которое ты так и не выполнил.

– Какое это?

– Отравить меня.

– Ну вот он, этот камень. Если сможешь, – бери.

Аракаск сделал пару шагов в направлении камня, и дернулся как от удара. С таким же успехом Аттий Бузма мог предложить ему взять и спрятать в карман весь дворец. Увы, – ноша сия, была не по плечу простому колдуну.

– Я и не думал что он Такой! – Почтительно прошептал Аракаск, прикрыв глаза чтобы лучше Почувствовать. – Это словно когда я впервые увидел ваш Океан. Мне и в голову не приходило, что где-то может быть что-то такое огромное и…, живущее собственной жизнью, дышащее, двигающееся…. Океан, это не просто очень много воды, а…..

-… Воды которую даже нельзя пить. – Прервал восторженную оду Океану, Аттий Бузма. – Ну что попробуешь воспользоваться его Силой? – Продолжил он издеваться над бедолагой. – Попробуй сделать что-то с помощью ее…..

– Нет, она слишком Иная…. – Словно не слыша издевок, грустно сказал Аракаск. – Я чувствую ее, но воспользоваться….. Это как гоняться за солнечным зайчиком.

– Твои люди еще в Империи? – Резко сменил тему Аттий Бузма.

– Да.

– Когда собираетесь назад?

-…Мы бы хотели еще задержаться тут. – Уклонился от ответа Аракаск. – Это новый мир, и нам бы хотелось….

– Колдунам не место в Империи. – Жестко отрезал Аттий Бузма. – Даже мне. Если до закрытия перевалов, вы не уберетесь на ту сторону Гор, я объявлю на вас охоту. Поторопись, у тебя осталось меньше двух месяцев…..

– Итак. Я собрал вас здесь…. Самых преданных своих друзей и …врагов. – Аттий Бузма с усмешкой глянул на Укара. – Чтобы предупредить о своем уходе.

Сегодня вечером он собрал в Тронном зале, всех тех немногих, кто стал для него по настоящему близкими людьми, в число которых он своим волевым решением внес и Укара. Но несмотря на столь пафосное место, встреча отнюдь не была официальным приемом, а по всем признакам носила характер дружеской пирушки. Слуги и Гвардейцы, (за исключением Авгара, который был одним из пирующих), были отпущены, что означало крайнюю степень близости и доверия, которые Мэр испытывал к сотрапезникам. Посреди зала был накрыт стол заполненный блюдами с закусками и кувшинами вина, а удобные кресла, в которых можно было развалиться едва ли не лежа, располагали к расслабленности и неге. Правда расслабленным пока выглядел только сам Мэр. Остальные же, почему-то чувствовали вполне понятную скованность, в присутствии столь высокой персоны.

– Я много раз говорил что не хочу быть Мэром. – Продолжил Аттий Бузма, задумчиво поигрывая ножом для резки сыра. – Но вы мне не верили. И судя по выражению твоей физиономии дядюшка Кастий, – ты продолжаешь не верить в это и сейчас.

– Ты уже Мэр. – Почтительно, но чуть иронично заметил на это дядюшка Кастий.

– Мне пришлось им стать. – Не будь говоривший Мэром, окружающим могло бы показаться что он оправдывается. –…В тот момент когда я подошел к Трону, я вдруг…. Трудно объяснить вам…. Но Трон, это совершенно особое…, – существо. Или может…. Это невозможно объяснить. Авгар способен Чувствовать. Он меня поймет. А вам придется просто поверить. – Трон, это сильнейший магический Амулет во всем нашем мире. Когда я подошел к нему, я словно бы увидел несколько вариантов будущего…. И выбрал самый, на мой взгляд правильный. Во всех остальных вариантах, – дело заканчивалось кровавой баней, и гибелью Империи. А в том где я немедленно сажусь на Трон, – у Империи оставался шанс выжить…. Хотя без крови вам тоже не удастся обойтись. Но все это, уже будет без меня. Перевалы закрываются месяца через полтора. За это время я должен убраться из Империи!

Слова Мэра вызвали среди присутствующих настоящий шок. Никогда, за всю полуторатысячелетнюю историю Империи, ни один из Мэров, еще не покидал свой пост добровольно. Только смерть, могла разлучить человека с этой должностью. Аттий Бузма в который раз ломал несокрушимые традиции.

Но самое страшное было даже не это. – Мэр правил меньше месяца. И это был первый месяц спокойствия и стабильности, от которых все отвыкли за последние годы, и только-только начали вспоминать что это такое. Уход Мэра, да еще и не оставившего после себя Наследника, означал возвращение времен хаоса.

– Но ты не можешь….

– Это приведет к гибели….

(И даже). – Это предательство! – Ближайшее окружение Аттия Бузмы отреагировало на его слова без особого восторга. Но на фоне этих, почти панических воплей, голос Цинта Виннуса Оттона прозвучал особенно спокойно и решительно.

– Мэр Аттий Бузма…. – Он помолчал несколько секунд, словно бы набираясь духа перед прыжком с обрыва. – Друг мой Аттий Бузма! – Продолжил он. – Позволь мне сейчас говорить с тобой не как с Мэром, а как с другом….. С другом, с которым было выпито не мало кувшинчиков доброго вина, под разговоры и размышления о настоящем и будущем Империи!

…Я понимаю тебя. Я знаю почему ты хочешь сбежать из Империи, ты неоднократно объяснял мне это…. Я понимаю, и верю в то что ты можешь и должен это сделать…. Просто сейчас не время. Сейчас, Империи как никогда нужна твоя мудрость, сила, знания…., да просто Ты. – Ты, – Великий Герой, на которого все граждане Империи смотрят с надеждой и благоговением. Ты – символ нашей многострадальной Державы…. Одно только то что ты сел на Трон, уже принесло спокойствие и порядок в Империю. И если ты сейчас исчезнешь….. Мир за горами ведь никуда ни денется за год-другой! И перевалы будут открываться из года в год…. Подожди немного, пока порядок в Империю не вернется окончательно, и тогда….. Просто сейчас не время!

– Нет друг Цинт Виннус Оттон. – Аттий Бузма подчеркнул слово «друг». – Именно сейчас-то и есть самое подходящее время для бегства…. Я уж не говорю о том, что Трон притягивает меня своими незримыми нитями, а должность Мэра затягивает как трясина и без всякой магии. …Просиди я тут еще хотя бы зиму, – и не уверен что у меня вообще получится сбежать…. Так мне и придется весь остаток жизни прожить мечтая о бегстве, но прикованным к этому Трону. …Но дело даже не в этом. – Именно сейчас, наиболее удобное время чтобы сменить Мэра. Сейчас, когда Империя напугана предыдущими годами Хаоса, разрухой и угрозой бунтов…. Именно сейчас люди Империи готовы принять любого кто займет Трон, лишь бы он принес спокойствие и достаток. Именно сейчас, когда Армия подчинена нам полностью, когда пример обезглавленных сенаторов и казненных наместников столь свеж, – никто не осмелится бунтовать против того кто займет Трон вместо меня.

Если выждать год-два как ты предлагаешь, – воспоминания поблекнут, страхи поулягутся, и в кое-каких головах появятся мысли – «…А почему бы и не я!». И тогда тебе придется пролить море крови и отрубить целую гору голов, чтобы удержаться на Троне. А сейчас, это должно произойти наименее безболезненно.

– Но так ли обязатель…… Чего?!?!?! Мне?!?!?!?

– Конечно тебе. – Рассмеялся Аттий Бузма, глядя на вытянувшееся от изумление лицо приятеля. – Прямых наследников, как ты знаешь, у меня нет. …Укар конечно тоже хорошая кандидатура…. Но он слишком привык командовать Легионами. Он и Империей попытается командовать словно свой армией. И это не приведет ни к чему хорошему. Его правление грозит Империи разорением и крахом. …Дядюшка Кастий? – Как-то, на заре моей карьеры Ловца, он сам мне сказал, что меня ждет великое будущее, но что он мне не завидует. Дядюшка умен, хитер и бесстрашен. Он способен провернуть любую самую сложную интригу. …Главное чтобы кто-то приказал ему сделать это. …Дядюшка Кастий отлично справляется с ролью второго…, а вот с ролью перового, – не справится…. Так что остаешься только ты. – Иначе пришлось бы оставлять Трон на кого-то из Кордиусов…, а ты сам знаешь какие они придурки! Даже меня, далекого от нашей тысячелетней родовой вражды, и то передергивает при мысли, что они опять залезут на Трон….

…Укар, Кастий…, (надеюсь без обид?) …Авгар и Торус…. (Не надо делать таких испуганных лиц. – Должности Мэра я вам не предлагаю). – Прошу и надеюсь что вы поддержите Цинта Виннуса Оттона и станете верной опорой его правлению. Ибо с вашей помощью, он сможет стать прекрасным Мэром. Он умен, честен, предан друзьям и верен Империи. Способен быть бескорыстным, но и не упускать своей выгоды. Умеет прощать, но знает когда милосердие бывает неуместным…. Он может быть дипломатом, воином, и счетоводом. – Кого еще можно найти достойнее для работы Мэром?

-…….Но это какая-то чушь…. Я просто не готов к чему-то такому…. – Сейчас, глядя на испуганно лепечущего Цинта Виннуса Оттона, было очень непросто поверить словам Аттия Бузмы. …Удивительное дело. Хоть он сотни раз слышал от своего приятеля о том что тот не собирается быть Мэром, ему как-то ни разу не пришло в голову задуматься о том кто станет его приемником…. И уж тем более, – он даже не смел помышлять о себе на этой должности. Даже его немалое, как у всех Благородных, честолюбие, не осмеливалось залетать столь высоко.

– Открою тебе страшную тайну. – «Успокоил» его Аттий Бузма. – Никто из когда либо живших ранее, живущих ныне и будущих жить позже, – не готов к тому чтобы быть Мэром. А того кто считает иначе, нельзя подпускать к Трону ближе чем та тысячу кулломитров. …Тебе просто придется до конца жизни рвать жилы, пытаясь соответствовать свой должности. Ибо груз, который я собираюсь взвалить на тебя, – воистину неподъемен! Но я верю, что ты, с помощью наших друзей с ним справишься!

– …Но как же Трон? – Вдруг вмешался в разговор Авгар…. – Трон не пустит чужого!

– Да-да…. Трон. – Лицо Аттия Бузмы вдруг стало необычайно задумчивым, а взгляд…, взгляд словно бы смотрел не на окружающее застолье, а сквозь века и тысячелетия. –…Удивительная штука этот Трон…. Он обладает собственной волей, собственной мудростью и способен предугадывать предстоящие события…. Если Мэр обладает колдовскими способностями, доставшимися ему от предков, он будет хорошо слышать Трон, это поможет ему избежать очень многих неприятностей, и его правление пройдет под знаками Спокойствия и Успеха. …А вот если Мэр подобными способностями обделен…, Трон конечно будет влиять на него…. Мэр возможно даже сможет что-то услышать и понять…, но пониманию этому будет недоставать ясности и чистоты…. Мэр будет совершать ошибки, а вместе с ошибками придут беды и несчастья…. Наверное каждый раз когда Империю трясли бунты, смены династий и прочие беды, – Мэры были глухи к голосу Трона…. – Впрочем ты Цинт Виннус Оттон, к счастью для Империи, тоже лишен каких бы то ни было способностей. И это хорошо. Хорошо, потому что Трон пытается поддерживать существование той Империи, представление о которой было в него заложено полторы тысячи лет назад ее основателями. Прошли века. Мир изменился. А Империя осталась все та же…, и во многом это благодаря Трону, подталкивавшего правителей на те пути, что сохраняли неизменность существующих порядков.

Но теперь у тебя будет шанс все изменить. Ты Цинт Виннус Оттон, и твои потомки, вряд ли когда-нибудь обретут колдовскую силу. Ты будешь править сам, не полагаясь на подсказки тысячелетней давности. …Конечно ты будешь ошибаться, брести на ощупь, пробовать разные пути…. Но новое никогда не появляется без ошибок, разочарования и боли. Трон помогал избегать мелких проблем, тем самым создав одну, но большую.

Но этому пришел конец. – Отныне ты, и остальные люди Империи будете решать свои проблемы сами, без амулетов, колдунов, и прочих…, магических костылей…. Единственный совет колдуна, который я тебе дам, – почаще полагайся на своих друзей. И слушай их, даже если они будут говорить неприятные и обидные для тебя слова.

– …Но человек не Истинной крови не может занять Трон…. – Авгар продолжал настойчиво требовать ответа.

– С истинной кровью разберемся легко. – Отмахнулся от проблемы Аттий Бузма. – Введу его в Род…, можно даже через усыновление…. Хотя конечно будет малость забавно, что папа младше сына на два года. Но все это мелочи. …А вот Трон…. – Аттий Бузма встал с кресла, и поднялся на возвышение к Трону. Обошел его и скрылся за высокой спинкой. Некоторое время оттуда слышалась возня, пыхтение, звон вбиваемого в щели кинжала и треск дерева….. Потом Аттий Бузма появился снова, держа в руках какой-то предмет. Когда он небрежно швырнул этот предмет на стол, между блюдами с копченой рыбой, сыром, салатами и прочими яствами, – собравшиеся увидели перед собой обычный камень…. Обычный, плоский полированный камень, примерно в две ладони шириной, обрамленный в почерневшую от времени деревянную рамку.

– Вот собственно говоря, это и есть тот самый Амулет. – Усаживаясь обратно на кресло и подливая в чашу вина, спокойно сказал Аттий Бузма. – Я заберу его с собой. После этого Трон станет обычным пустым ящиком со спинкой и подлокотниками….. Кстати, рекомендую подкладывать какую-нибудь подушечку во время официальных приемов. Ужасно неудобное сидение. Так что пожалей свою задницу.

– …А как ты планируешь…. Ну в смысле, – передачу власти…. – Спросил молчавший до той поры дядюшка Кастий. – Разве существует какая-то церемония………

– Нет. – Опять рассмеялся Аттий Бузма. – Насколько я знаю, такой церемонии не существует. Только похороны одного Мэра, и восхождение на Трон другого. Так что тебе дядюшка придется организовать мои третьи похороны. …Надеюсь хоть на эти удастся взглянуть одним глазком. …А план в целом таков. – Меня отравят злобные сторонники лжеНаследницы. (Так что под это дело вы потом сможете отрубить головы каким-нибудь не слишком лояльным личностям. Я не намекаю на Кордиусов, но…. Да и вообще, – страх быть обвиненным в моем отравлении, поможет держать в ежовых рукавицах всех Правителей и Благородных. А уж поиск злодеев-отравителей, позволит вам вывертывать всю Империю наизнанку в поисках крамолы. Главное не переусердствуйте). …Но умру я не сразу. В предчувствии свой кончины, у меня будет время назначить Наследника, ввести его в Род, и убедить всех в том что он лучшая кандидатура. …Потом торжественные похороны и немедленное возведение на Трон Наследника. Тот факт что Трон его «принял», заткнет рты недоброжелателям…. Я пожалуй дождусь официального назначения, хочу убедиться что все пройдет без проблем. …А потом смоюсь из Империи. …Так что на все-про-все, у нас меньше месяца…. Будем думать – Аттий Бузма торжественно налила себе кубок вина. – Что вот в этой то вот чаше и была отрава…. Время пошло!

– Спасибо друзья, но дальше мы пойдем вдвоем…. Помните, что если у вас возникнет потребность связаться со мной, – Мэру, или Авгару достаточно будет зайти в Родовой Храм, и перевернуть ту чашу что я вам показывал…. Она тоже магическая, и благодаря ей…, а впрочем я это все уже говорил, так что нет смысла повторяться. …просто помните, что я не обязательно тот же час примчусь на вызов…. Может быть я буду в это время на другом конце земли. Так что не стоит тревожить меня без лишней необходимости….. Ну вот. Пора прощаться.

– Трудновато тебе будет идти с ней вдвоем…. – Заметил Торус, протягивая руку для прощального рукопожатия. – Да и дальше вообще…..

– Ну, она уже целую неделю не пыталась меня убить, так что я полон оптимизма и предчувствую только хорошее.

– Может я все-таки останусь с вами? – Без надежды на положительный ответ, все же спросил Авгар. – Виллине будет проще, если рядом с ней будет кто-то знакомый…. Я ведь начал охранять ее, когда она еще едва научилась ходить.

– Ты напоминаешь ей о прошлом… – Отрицательно мотнул головой Аттий Бузма. – О том мире, дорога куда закрыта для нее навечно. Чем быстрее она его забудет тем проще ей будет начинать новую жизнь.

– А ты мог бы…. – Осторожно спросил Торус. – Ну в смысле, как раньше?

– Нет, ни за что. – Обычно сдержанный Аттий Бузма даже отшатнулся, а лицо его перекосила судорога отвращения. – Только не с ней.

Глядя на все это Авгар невольно вспомнил сцену произошедшую всего несколько месяцев назад….

– Авгар. – Произнес Мэр. – Дай мне свой меч…. – Фраза была отнюдь не ритуальная, и конечно не та, которую все ждали. – Мне жаль Романа Комнус Виллия Кордиус Виллина. – Продолжил Мэр, обращаясь к Наследнице и голос его вдруг утратил все свое величие, внезапно став усталым и почти тоскливым. – Видят боги, я этого не хотел. Но Судьба оказалась сильнее. Она привела меня в этот Зал, и посадила на этот Трон, вопреки моей воле. И видно в насмешку, – первое что я должен свершить в качестве Мэра, – убить ту, которую люблю…, ну, или любил. …Но я не стану отдавать такого приказа. Некоторые вещи, даже Мэр, должен делать собственными руками, чтобы не забыть, что и он, тоже человек…..

… Пошли все вон отсюда. – Приказал Мэр Аттий Бузма, вставая с Трона и сходя с возвышения на котором тот стоял. – …Впрочем. Авгар останься. Кто-то должен будет позаботиться о теле.

Испуганно прыснули к дверям Слуги, а за ними, помедлив мгновение ушли Гвардейцы. Сложно было понять что они чувствовали в этот момент. – Истинный Мэр и Наследница, собирались решать свои семейные проблемы на мечах. Чем бы не закончился поединок, – прольется Священная Кровь, что для Гвардейцев было подобно обрушению неба. Но и толика трусливого облегчения читалась в их глазах. – Прикажи им Мэр казнить Наследницу, и тогда им самим бы пришлось пролить Священную Кровь. А после подобного святотатства, – лишить себя жизни. …И неизвестно что для этих людей было страшнее, – убить себя, или пролить Священную Кровь…. Аттий Бузма избавил их от подобной судьбы. И наверное, они были ему за это благодарны.

– Ну вот мы и одни. – Голос Наследницы звучал хрипло и решительно. Авгар невольно загордился глядя в ее глаза. – Он хорошо ее обучил. – Никакого страха или ярости, растерянности, сомнения, надежды…. – ее взгляд был взглядом бойца, уже почти ушедшего за кромку. Она не надеялась победить, не строила коварных планов, не просчитывала ходы. Ничего бренного и мирского не отягощало сейчас ее душу, перешедшую в тонкий прямой и гибкий клинок, такой же совершенный и смертельно опасный, как и воин сжимающей его в своей пусть не слишком, но твердой и уверенной руке. Она готовилась к своему последнему, и самому лучшему поединку в жизни. Она собиралась сконцентрировать в нескольких минутах боя все годы тренировок, боль от порезов и сведенных судорогой мышц, успехи, неудачи, победы и поражения…. И исход поединка для нее был уже неважен. – Чем бы он ни закончился, это должен был быть ее лучший бой!

Авгар перевел взгляд на Аттия Бузму. – Вот с ним явно было не все ладно. В глазах свежеиспеченного Мэра, было слишком много раздумий и чувств. А лицо выражало сомнение и неуверенность…. Выходить на поединок в таком состоянии было смертельно опасно. …Но Авгар промолчал. Авгар ничего не сказал ему, не подбодрил и не успокоил…. Это было преступление…. Нет, это было Святотатство. Но Авгар не смог отобрать у своей подопечной ее, и без того невеликий шанс на победу.

…Да и не надо было…. С лица Мэра, вдруг пропала даже малейшая тень сомнения…. Глаза затуманились, словно входя в боевой транс…. Авгар почувствовал как от Трона прошла волна…. По коже опять пошел зуд, и захотелось передернуть плечами. Раздался звон, это из руки Наследницы выпал меч. А через секунду, она упала рядом с ним.

– Ты даже не дал ей шанса. – Голос Авгара звучал абсолютно нейтрально, и это действовало сильнее любых обвинений и укоров.

– Ну, в этом Зале, когда я рядом с Троном, у нее и так не было ни малейшего шанса. – Ответил Аттий Бузма подходя к телу поверженной Наследницы. – ….Ты ведь не думаешь что я ее убил? – Вдруг, словно бы удивляясь самой возможности предположить нечто подобное, спросил Аттий Бузма.

– Она не дышит. И я не чувствую пульса…..

– Нет. Она жива, просто сейчас она живет очень медленно…. Но держать ее в таком состоянии долго, – довольно опасно…. Так что у меня будет к тебе большая просьба. – Закутай тело в скатерть…. Ведь никто не должен видеть «труп» представителя Священного Семейства….

Положи ее пока в мои покои, и приставь охрану. Ночью ты вынесешь ее из дворца, через тайный ход. и отнесешь в Дом Аттиев…. Я уже Поговорил с дядюшкой, он будет ждать тебя там. Передашь Виллину ему. Дальше он о ней позаботится. А ты, на обратном пути найди подходящее тело, благо, сейчас на улицах Города хватает мертвых тел, и замени им ее. …И возьми на всякий случай с собой отряд Гвардейцев. В Городе еще слишком неспокойно…. Надеюсь тайны Священного Семейства, для вас так же неприкосновенны как и наша кровь?

– Похоронить в Родовом Склепе чужое тело. Это….. – Начал было Авгар.

– Да-да. – Спокойно прервал его Мэр. – Очередное святотатство. Но что ты предпочитаешь, – хоронить Виллину, или хоронить вместо нее какое-то другое тело?

-…Ты собираешься держать ее связанной…. Потом, когда она очнется? – В голосе Авгара чувствовался протест против подобного обращения со священной особой и его подопечной.

– Нет. На какое-то время она потеряет память, и забудет кто она такая.

– А потом?

– Потом я заберу ее с собой, когда удеру из Города.

– Она навсегда забудет кем была?

– Нет. – Почти рявкнул Аттий Бузма, а потом быстро успокоившись пояснил. – Хотя возможно так ей и было бы лучше, но я никогда не поступлю с ней подобным образом. Я верну ей память, как только мы окажемся в Горах.

Неизвестно, пожалел ли Наследник об этом решении, когда он с Виллиной…, (теперь уже просто Виллиной), и вызвавшимися сопровождать их Авгаром и Торусом, оказались в этих самых горах…. Южных Горах, стоило уточнить. Когда они продвинулись довольно далеко по Южному пути, стремительно пустеющему ввиду надвигающегося закрытия перевалов…. В один из дней. С утра, если быть точным. Как раз тогда когда они взялись собирать лагерь, Аттий Бузма решил что пора….

Он попросил своих товарищей быть бдительными и внимательными…. И спустя мгновение, милая и исполнительная девушка, всегда готовая выполнить просьбу или поручение, вдруг превратилась в бешенную фурию.

…Наверное хорошо что они уже неделю как не встречали никого из путешествующих по Южному пути. Иначе случайного свидетеля ждало бы поистине изумительное зрелище, как трое мужиков, двое из которых настоящие гиганты, испуганно бегают вокруг костра от одной единственной девушки, вооруженной поднятой с земли веткой и различных размеров камнями, которые она подбирала с земли и швыряла в убегающих от нее мужиков…. Потом были крики, рыдания, молчаливо поджатые губы…. Рыдали конечно не мужики…, хотя им и изрядно досталось камнями, от которых не всегда удавалось увернуться. Рыдала Виллина, а мужики беспомощно стояли вокруг с растерянными лицами. ….Ночью Виллина «зарезала» несколько мешков крупы и одеяла Аттия Бузмы, которые он положил на место своего ночлега, отправившись спать на голые камни за границы лагеря. Сноровка бывалого Ловца его не подвела. …Но даже эта сноровка не помогла растопить ледяное молчание бывшей Наследницы. Ни попытки поговорить и объясниться Аттия Бузмы…, ни уговоры Авгара, ни дипломатичное похмыкивание и эканье-меканье Торуса, ни привели ни к какому результату. – Виллина отгородилась от всех коконом молчаливого презрения. …Хотя этот кокон не мешал ей принимать предложенную пищу, и даже выполнять кое-какие обязанности по лагерю. По крайней мере, о своих вещах и лошади, она заботилась сама, видимо заключив и их, под свой презрительно-молчаливый кокон. Время от времени она продолжала делать попытки убить Аттия Бузму. …Странно, но ни Торуса, ни Авгара, она ни разу не удостоила «подобной чести». Пожалуй с Торусом она окатывала чуть меньшим презрением чем двух остальных. По крайней мере, – еду теперь относил ей он.

…. Это продолжалось почти три недели. И вот они достигли Перевалов…. Еще несколько дней пути, и им бы открылся путь по Дороге Богов. Но тогда Торус с Авгаром, не успеют уйти обратно. Пришло время расстаться….

….Э-э-э, Виллина. – Красноречиво высказался Аттий Бузма. – Это вот и есть Дорога Богов. Впечатляет, не правда ли?

-…………. – Презрительно промолчала Виллина, широко открытыми глазами глядя на фантастическую, идеально прямую и невероятно ровную и широкую дорогу, ледащую перед нею.

– Ее построили…. Вернее – Создали, Маги. Или колдуны, как мы их называли в Империи.

Дело в том, что ты и я, тоже колдуны…. Увы, не Маги, а всего лишь колдуны. Чтобы стать магами, нам надо еще очень и очень долго учиться. …Те голоса, что звучали в твоей голове, – это тоже были голоса колдунов…. Других колдунов, тех что существуют за границами Империи. Они пытались управлять тобой этими голосами, потому-то ты и была такой…, Безумной.

Все это Аттий Бузма уже говорил ей неоднократно. Но она ему не верила. Очень трудно вновь завоевать доверие дважды обманутой женщины, особенно если нести подобную чушь про колдунов, магов, и прочую нелепицу. Но сейчас, когда перед тобой лежит столь фантастическое доказательство что Чудеса существуют, трудно было оставаться скептиком.

….Когда спутники покинули их, она продолжала следовать за Аттием Бузмой. Почему? – Она и сама этого не знала. Может потому что понимала что обратной дороги в Империю для нее действительно больше нет…. А может, идти за своим врагом и продолжать попытки убить его, – это единственное что поддерживало в ней желании жить….

– …Я говорил, то для того чтобы стать Магами, нам с тобой надо долго учиться….. – Продолжил Аттий Бузма. – А теперь я тебе скажу то, что не мог сказать при Авгаре и Торусе…. Они конечно хорошие друзья. Но некоторые вещи даже им лучше не знать. …Дело в том, что в нескольких днях пути отсюда, нас ждет человек, который способен нас всему этому обучить. …Та сила, которой я победил тебя в Тронном Зале и лишил памяти…. Ты тоже сможешь овладеть ею!

-…И смогу тебя убить? – Впервые за несколько недель Аттий Бузма услышал голос Виллины. И обрадовался…. Не словам, а тому что она наконец заговорила.

– Ты сможешь попытаться. – Широко улыбаясь, ответил он ей. – Но не забудь, я начал учиться этому намного раньше тебя, так что у меня фора.

– Кто этот человек? – Голос бывшей Наследницы звучал холодно и по деловому сухо, но Аттий Бузма просто наслаждался его звуками, словно выступлением прославленного певца Имперского театра.

– Он очень необычный…. Очень удивительный…. Он лично знал всех Четырех Героев…. И кажется он старше их на многие годы, если не века…..

– Он бог или Великий Герой?

– Нет, скорее великая задница героически-божественного масштаба. – Рассмеялся Аттий Бузма, которому после того как Виллина нарушила свой обет молчания, вдруг стало как-то удивительно легко и радостно на душе. – Редкостная сволочь, самолюбивый хам, которому плевать на весь остальной мир. …Но у меня есть кое-что, что ему нужно. И я отдам ему это, если он согласиться нас учить!

– Почему нас?

– Потому что хочешь ты этого или нет, – но нас двое. Мы, может последние отпрыски Рода, наделенные колдовскими способностями…. Колдунам, как ты знаешь не место в Империи…. Да она нам и не нужна. В качестве Магов, у нас будет гораздо большое возможностей и перспектив, чем в затхлом и унылом мирке нашей прогнившей Империи. Я предлагаю тебе новую жизнь, и новый мир! – Подумай к примеру, – если эта задница, умудрился прожить столько лет…, а от знакомых колдунов я слышал что и они способны существенно изменить свою жизнь, то может и нам с тобой удастся прожить куда дольше обычного срока и получить невиданную мощь. …Если ты так хочешь быть Главой Империи, – то кто знает, может ты сможешь построить ее себе сама! Как тебе такая перспектива?

– Ты знатный лжец Аттий Бузма…. – Голос Виллины звучал по-прежнему сухо и холодно, но в ее глазах Аттий Бузма заметил какие-то новые искорки интереса. – И ты знаешь что сказать, чтобы тебе захотелось поверить даже вопреки здравому смыслу, подсказывающему просто убить тебя, и вырезать твой лживый язык. И сейчас, я сделаю вид что поверила тебя…. Но не думай что можешь поворачиваться ко мне спиной. Даже если я проживу тысячи лет, я не перестану ненавидеть тебя!

-…Вот этот камень! – В завершение своей речи, Аттий Бузма достал из котомки плоский полированный камень в почерневшей от времени деревянной рамке, и показал ему Старому Колдуну. – Так ты согласен учить нас?

– Угу. – Ответил Старый Засранец, выхватывая Артефакт из рук стоящего перед ним молодого человека, и начал заинтересованно вертеть его в руках.

– Чувствуешь его Мощь? Чувствуешь сколько в нем загадок и тайн? – продолжал нахваливать свой товар Аттий Бузма.

– Угу. – Ответил Старый Засранец, небрежно выкидывая заветный камень куда-то вглубь пещеры. При этом деревянная рамка раскололась, и разлетелась в стороны мелкими щепками. – Значит ты хочешь учиться на Мага? И эта твоя рыжая, тоже?

– Да…. Но камень!!! – Охнул Аттий Бузма, проследив глазами за полетом и разрушением предмета, который он почти месяц таскал с собой с такой осторожностью и благоговением. – Что с ним не так? Или ты думаешь я пытался всучить тебе подделку?

– Нет. Камень настоящий…. – Успокоил его Старый Засренац. – И хотя последний раз я держал его в руках, лет так тыщу или полторы назад, – его трудно перепутать с чем-нибудь другим.

– Но тогда почему ты……???

– Для меня он абсолютно бесполезен…. – Хитрожопый пройдоха Малыш, создавая на его основе свой Амулет, наложил на него особое заклятье против меня…. Он ведь знал, что во всем мире я остаюсь единственным достаточно сильным и умелым Магом, способным воспользоваться его силой. Я и пытался…, еще тогда. Но заклятье меня обломило…. Хуже того, если я попробую воспользоваться его силой, то не просто не смогу ничего сделать, – меня на месяц прошибет страшный понос…. Эта сволочь Малыш так шутил!

– Кто такой Малыш? – Спросила Веллина, с изумлением смотрящая на все происходящее.

– Вы еще называете его «Прощающий», он же «Великий Раскаявшийся»….. Хотя строго говоря «Великим Раскаявшимся» был его Учитель, который, в свою очередь, был моим учеником….

– Так значит это правда что ты знал всех Четырех Героев? – Любопытство, на время вытеснило в ее душе Холодность и Недоверие.

– Не говори чуши. – Оборвал ее Старый Засранец. – Не были они ни какими Героями. Скорее придурками.

– Но Камень? – Не обращая внимание на столь удивительные для любого историка свидетельства очевидца полуторатысячелетних событий, продолжал возмущенно спрашивать Аттий Бузма. – Если ты знал что он для тебя бесполезен, зачем ты столько столетий пытался добраться до него?

– Хм…. Детишки. – Преподам-ка я вам первый урок…. – Старый Засранец удобнее расположился на вязанке шкур, и его лицо приобрело то самое выражение, что накатывает на лица рассказчиков-скоморохов, желающих поведать «изумленной публике», какую-то очень древнюю, и очень занудную легенду, в надежде заработать пару мелких монеток себе на выпивку, в обмен на то, что они заткнуться.

– Видите ли….– Продолжил Старый Засранец….– Этот ваш мир, он еще очень и очень молод…. Старый мир…, ну мы малость испохабили его, занимаясь Магией. …Хотя что там говорить, мы его сильно испохабили! В нем было слишком много Магов, и каждый пытался подгонять его под свои собственные представления о правильном. В меру собственных сил конечно. Слабаки только и могли что шарахнуть другого молнией, или сотворить себе бочку выпивки. Ну а мы, – Великие…. В общем, оказалось что слишком много магов на один Мир, это тоже не хорошо. …В результате всех наших фокусов, – мир начал умирать. Слишком много дыр было наделано в его ткани, и Сила вытекала из него, как кровь вытекает из раны. Тогда этот Малыш…, а должен вам сказать что он был очень силен…. Это было последнее магическое порождение того умирающего мира, и наверное потому в нем было столько Магии. …Впрочем, я не об этом веду свой рассказ. – Глаза Старого Засранца куда-то блаженно закатились, он явно соскучился по слушателям, и Аттий Бузма с ужасом подумал, о том сколько же времени, в ближайшие годы, ему придется потратить, выслушивая байки старика, жившего на свете уже несколько тысяч лет. – Так о чем я? – Ага. Короче этот Малыш был жутко силен. Чтобы вам было понятно, – он спустил с привязи самого Злыдня…, и Злыдень в ужасе убежал от Мира Магов забрав остатки Силы…. Вот такие мы были крутые! – Видимо в доказательство своей крутизны Старый Засранец щелкнул пальцами, и перед Аттием Бузмой и Веллиной, вдруг возникла гора всяческой еды. – Ну так об Малыше…. Короче, этот гениальный недоучка…. А надо вам сказать, что его учитель сбежал из моей Школы…. (Кстати, если хотите учиться у меня, – вы должны называть меня «Верховный Учитель»), так о чем я? – Ага, так вот он придумал, как спасти старый мир, слив его вместе с каким-то другим миром…. Звучит бредово? – Однако это у него получилось! Он создал два Амулета, один, (этот вот), оставил в этом мире, а второй закинул в иной, сделав между ними пробой, который постепенно расширялся, меняя реальность…. Вот это я вам скажу действительно настоящая Магия! Вот это истинный масштаб творца! …Хотя когда он все это продумывал, – то приполз ко мне советоваться как правильно все сделать…. Сопляк понимал что без Верховного Учителя, он ничто! Именно я…..

– Так как же Четыре Героя и Империя, – быстро перебил Верховного Учителя Аттий Бузма, понимая насколько далеко тот может уйти в страну самовосхвалений.

-… Ну а к созданию амулетов, приложили руки, вернее капли крови, еще куча народу среди которых были и эти ваши «Герои». –Недовольно пробурчал Верховный Учитель. – Магия в мире слишком ослабла, а у них тоже был кое-какой магический потенциал. За счет их сил, сосредоточенных во втором амулете, Малыш и смог перенестись в другой мир…. Вот и все что сделали ваши «герои», – выдавили по капле крови на камень…. За то что они получили в ответ, – амулет начал подыгрывать им, а потом и их потомкам! Другим, поделившимся кровью, конечно тоже немало потфарило в жизни благодаря Камню. Но только у ваших предков была четкая цель, которой они добивались со страстью и неистовостью, – Империя! Цацка, которой так приятно порадовать свое самолюбие.

…Впрочем, – все это чушь, не имеющая значения. Важно другое, – как этот засранец Малыш не ухищрялся меня облапошить, – тот старый мир, напоследок сделал и мне прощальный подарок, – я стал бессмертным…. Это трудно объяснить…. Да вы и не поймете объяснений…. я уже был слишком пропитан Магией, я присутствовал при рождении мира, и даже смог добавить каплю своей крови…. В общем это неважно. – Я стал бессмертным! – Верховный Учитель замолк и некоторое время пребывал в задумчивости, чисто машинально, но со вкусом, обглодав куриную ножку. А потом поднял глаза и спросил – …А знаете какая величайшая проблему у всех бессмертных? – Это скука!

Первые лет триста-четыреста я восстанавливал силы, и привыкал к новом миру…. А потом стало скучно. Когда скучно смертному, он живет по привычке, привычно ожидая смерти….Хотя что смертные знают о скуке? Их жизнь это краткий миг, – Никто не успевает соскучиться по-настоящему. Да и невозможно это…. Ведь вам приходится искать что сесть, выпить, заботиться о жилье, решать еще тысячи мелких и ничтожных проблем.

А вот когда ты бессмертный и тебе скучно…. Ты начинаешь словно бы засыпать, растворяться, исчезать, превращаться в пустоту. Ты и не жив, и не мертв. Я лет сто вообще не ел и кажется даже не дышал, мне было слишком скучно делать это. – Вот это настоящая скука и настоящая тоска. Проходит день за днем, год за годом, столетие за столетием, а ты тонешь в свой скуке. И наконец настает день, когда ты осознаешь, что тебе надо что-то…. Нужна какая-то задача, вызов, – стимул жить дальше, чтобы выбраться из этого беспросветного тумана скуки. – И тогда я решил добыть этот Камень…. Ибо знал что целым рядом заклинаний и условий, он запечатан от меня…. Я даже не мог пересечь границ вашей Империи, до тех пор пока он оставался внутри Трона…. Это был самый большой вызов, который я мог себе придумать…. И вот, – спустя почти девятьсот лет я своего добился!

– И что теперь, ты нападешь на Империю? – Рука Аттий Бузмы невольно потянулась к кинжалу на поясе.

– Чего? – Удивленно приподнял брови Верховный Учитель. – На фига мне сдалась эта ваша Империя? Я наигрался в эти игры еще…., вот даже не вспомню сколько лет назад!

– Но ведь тебе нужен новый вызов, чтоб жить.

– А у меня он уже есть. – Это вы детки! – Вы хотите научиться. А я как раз, – Верховный Учитель. – Я буду вас учить, хотя это и бессмысленно, учитывая как поздно мы начинаем. Конечно, кое-какими фокусами ты парнишка овладел…. Да и эта твоя подружка не бездарна. Но что-то дельное из вас не получится. …А впрочем, – вы уже, кое-чем овладели…. Да и Камень весьма располжен к вам…. Что-то может и получиться. Есть смысл попробовать сделать из вас полноценных магов. Так сказать, в качестве разминки перед серьезным делом…. Но в любом случае, – ваши дети…!

– Никогда!!! Я скорее перережу себе глотку чем позволю родиться ублюдку этой мрази!!! – Возмущенная и пышущая гневом Виллина, сейчас была прекрасна как никогда. Глаза ее горели такой яростью и страстью, что даже Верховный Учитель, переставший замечать женщин еще за полтысячи лет до рождения Нового Мира, залюбовался ею.

– …Тем интереснее. – удовлетворенно сказал он. – Ты ее любишь, она тоже любит тебя. Но при этом ненавидит…. Чудесное сочетание. И ведь ее ненависть по-настоящему сильна…. Очень хорошо…. Прекрасный вызов…. Хе-хе, а потом, я может еще и заберу у вас вашего ребенка, а вы попытаетесь его у меня отобрать. Или к примеру…. Но не в том суть. Это мелкие проблемы, они будут развлекать меня до тех пор пока не вырастет настоящий Маг. Вот мой новый вызов, – создать по настоящему сильного Мага. Такого, что даже превзойдет меня…. А потом, мы наверное с ним сразимся. – Давненько я не дрался с кем-то равным себе. Или может опять поставим мир на уши. Или еще чего-нибудь сделаем этакого….. Вы детишки не сидите с открытыми ртами. – Лучше лопайте давайте жрачку…. Я спер ее с кухни одного царька с той стороны гор. …Паршивый должен вам заметить царек. Но кухарь у него великолепный. Надо вам сказать, что я всегда любил хорошо пожрать. И за свою долгую-долгую жизнь, знавал немало хороших кашеваров. Этот ваш «…его Длинноволосый Друг», – вот он был по-настоящему хорошим кашеваром…. Но такого как у этого царька, я кашеваров не видывал. Хотя к примеру….Так, давайте-ка я, пока вы будете есть, расскажу историю про то как…..

(обратно) (обратно)

Примечания

1

Мудра — хитро скрюченные и переплетенные пальцы и замысловато изогнутые кисти рук с целью познать Абсолютную истину и произвести впечатление на наивного западного зрителя каратешных боевиков. (Подробнее в Вике.)

(обратно)

2

Достучаться до небес.

(обратно)

3

«Моя прекрасная леди», реж. Дж. Кьюкор, 1964.

(обратно)

4

«Хочу чаю». «Чиж & C°».

(обратно)

5

Дабы избежать плевков в адрес аффтыря, заранее говорю, что читал о том, что схожие обычаи были у многих сибирских народов.

(обратно)

6

Вика говорит, 3–2,5 миллиона лет.

(обратно)

7

Исходя из Вики: 3,5 тысяч лет до нашей эры — начало бронзового века. Первая половина второго тысячелетия до нашей эры — начало железного века.

(обратно)

8

Бельгийского. Но у меня-то доступ к Вике есть, а у Дебила только к Тишке.

(обратно)

9

Спойлер — боксер, работающий вторым номером, чья задача не столько выиграть матч, сколько испоганить его, выставив своего соперника нелепым, неловким и неумелым бойцом.

(обратно)

10

Отлепляю не в том смысле, как «отлепить жвачку», — сие специальный термин, который людям «непричастным» вполне заменяет слово «слепить». Но мой ГГ так не в жисть не скажет, ибо он как раз из «причастных» «люди».

(обратно)

11

Форматор — так называется человек, чья специальность — делать формы.

(обратно)

12

Тихо Браге, Кеплер.

(обратно)

13

И это, насколько я слышал, чистая правда.

(обратно)

14

Чистая правда почти вся современная теория музыки пошла от Пифагора.

(обратно)

15

Подробности пояснять не буду, дабы ГГ не казался слишком умным. Если читателю станет интересно, пусть пороется в Интернете.

(обратно)

16

Для тех, кто забыл или по какой-то страной причине начал читать сразу со второй книги, оикия — 12 человек.

(обратно)

17

Между прочим, скальпы мало содрать, их еще надо должным образом обработать, чтобы они не сгнили. Так что Осакат, Тишке, Ласте и женам Старшин было чем заняться.

(обратно)

18

Солнце находится на расстоянии около 26 000 световых лет от центра Млечного Пути и вращается вокруг него, делая один оборот более чем за 200 млн лет. Орбитальная скорость Солнца равна 217 км/с, таким образом, оно проходит один световой год за 1400 земных лет, а одну астрономическую единицу — за 8 земных суток.

(обратно)

19

В том числе и за уклонение от воинской службы. Но, кстати, за другие преступления можно было отделаться и штрафом, тут Дебил малость заблуждается.

(обратно)

20

Вообще-то первые презервативы появились еще в Древнем Египте, так что тут Дебил парочкой тысяч лет ошибся.

(обратно)

21

Древнейший анекдот с бородой, как у Хаттабыча… Если кто чудом его не знает:

Оживили Сталина, и он, выступая на съезде партии, сказал: «Предлагаю расстрелять всех участников 20-го съезда партии и покрасить Кремль в зеленый (голубой, оранжевый, розовый) цвет…» — «Почему в зеленый?» — следует удивленный вопрос. — «Ну, цвет еще можно обсудить, — говорит Сталин. — Рад, что по первому пункту возражений не возникло».

(обратно)

22

«Наша земля пришла в упадок, безнравственность и коррупция процветают. Дети перестали слушаться своих родителей, каждый хочет написать книгу. И конец света уже близок». Папирус Присса 3350 год до н. э. — Говорят ничего подобного в папирусе Присса не написано, и все это выдумки безграмотных выскочек, пытающихся казаться умными и начитанными.

(обратно)

23

Оказывается первым прирученным человечеством животным, был северный олень.

(обратно)

24

Стимулом в Древнем Риме называли железный наконечник палки, которой погоняли быков.

(обратно)

25

Малка — специальный подвижный угольник, позволяющий отмерять разные углы.

(обратно)

26

Нивелир.

(обратно)

27

Ох уж это торжество литературных образов. Спроси любого пацана, и он скажет, что мушкетеры хорошие, потому что они «…короля», а кардинальские гвардейцы — сплошь бяки, потому что за кардинала. А кардинал Ришелье — кака, потому что он за Миледи и против Дыртаньяна. При этом отвечающий, стопроцентов, нихрена не будет знать о реальном положении дел во Франции 17 века. И как кардинал Ришелье регулярно вытаскивал свою страну из той задницы, в которую ее запихивали короли и вьющаяся вокруг них придворная шобла.

(обратно)

28

Гляньте в Вике «Шлем из клыков», (там и фотка есть), поймете, почему я не мог пройти мимо такой экзотики.

(обратно)

29

Второзаконие 23:12, 13

(обратно)

30

Ученые спорят, кто именно искорежил лицо египетского сфинкса. Кто-то валит на фанатиков-мусульман, кто-то на фанатиков-христиан, кто-то на дикарей-французов… Я считаю, что его так и изваяли — в назидание другим вороватым кошакам.

(обратно)

31

Инфляция в Зимбабве составила 231 миллион процентов в год.

Да-да. Именно 231 миллион.

(обратно)

32

Была у меня собака, феноменально умевшая ловить мышей. Летом она даже в миску с едой нос опускала исключительно из вежливости.

(обратно)

33

Древние египтяне например не умели, и даже если у фигуры тело было развернуто фронтально, ноги все равно рисовались «в профиль».

(обратно)

34

Написал «мiръ» старорежимным стилем, чтобы подчеркнуть значение этого слова как Вселенная.

(обратно)

35

Реальный Судья Ди (Ди Женьцзе), жил в 630–700 гг н. э. и стал прообразом главного героя детективных рассказов эпохи Мин (1368–1644). (Охренеть — китайцы писали детективы еще в те века). А уже позже, в веке 20, перекочевал на страницы книг Роберта ван Гулика.

(обратно)

36

Ученые, исследовавшие останки Этци, первобытного человека, найденного в леднике в Альпах, пришли к выводу, что за всю свою жизнь он не отходил от места своего рождения дальше чем на 50–60 км.

(обратно)

37

В данном случае слово «клиент» следует понимать в его первоначальном древнеримском значении — свободный гражданин, отдавшийся под покровительство патрона и находящийся от него в зависимости.

(обратно)

38

«Золотой теленок».

(обратно)

39

Кто пытается убежать от снайпера — умирает потным.

(обратно)

40

Как говорится в поговорке-обзывалке моего детства, «Столица Кампучии — Пном-пень, а ты пень-пнем».

(обратно)

41

Когда переводили Библию на эскимосский язык, то в молитве «Отче наш» вместо слов «хлеб наш насущный…» пришлось поставить — «рыбу нашу насущную дай нам днесь…», так как в эскимосском языке не было ни слова «хлеб», ни каких-нибудь других более-менее близких аналогов этого слова. (Из сокровищницы занимательных, но бесполезных с практической точки зрения знаний Аффтыря).

(обратно)

42

Автор самолично плавал на таких еще лет пятнадцать-двадцать назад в Тверской области. Там подобное плавсредство именуют «колодами».

(обратно)

43

Вы что, никогда не видели кору чернодуба? Ха-ха-ха, невежественные земляне.

(обратно)

44

Кстати, еще Парацельс настоятельно рекомендовал использовать части человеческого тела в качестве лекарств. И подобная практика в Европе дожила чуть ли не до 19 века. Говорят, особо полезными считались части тела казненного преступника.

(обратно)

45

Дебил шибко ошибается однако. — Каравеллы Колумба были революционным шагом вперед в истории мореплавания.

(обратно)

46

Чисто для сравнения. — 5780 км. — Столько будет по прямой от Канарских островов, где Колумб сделал передышку перед броском через Атлантику, до Багамских, — первой земли, что он увидел за 36 дней автономного плавания.

(обратно)

47

Ойкумена — известная, освоенная часть мира.

(обратно)

48

Китаец — житель Поднебесной, думаю не надо объяснять эту ассоциацию.

(обратно)

49

Читал как-то версию, что именно после того как человек активно начал потреблять белковую пищу, — он резко начал умнеть. Повторяю, — это всего-лишь версия.

(обратно)

50

Информация для немосквичей. — Мытищи, город Московской области располагающийся сразу за МКАДом. 19 км от центра Москвы.

(обратно)

51

Нибиру — вымышленная планета. Подробнее см. в Вике.

(обратно)

52

Симпозиум. — Как известно всякому культурному, или пытающимся прикинуться таковым, человеку, — симпозиум, означает совместное распитие вина.

(обратно)

53

Там реально довольно много углов. Вроде параллактического, азимутального, зенитного, часового, фазового углов. Угловой высоты и угла смещения. Впрочем, Автор с детства углов побаивается, (приходилось в них стоять), и потому в астрономию старается не суваться.

(обратно)

54

Думаю не только знатоки древнегреческого, но и просто всякий, кто посещал (даже не обязательно «учился») школу, прекрасно знает, — «геометрия» в переводе с древнегреческого, означает комбинацию из слов «земля» и «мерить».

(обратно)

55

Альтамира — пещера в Испании, на потолке которой сохранились образцы живописи палиотического периода, столь яркие и выразительные, что долгие годы считались подделкой

(обратно)

56

До наших времен, насколько известно Автору из личного опыта, этим страдают египетские и турецкие гипсы. Особенно те что идут на изготовление дешевых сувенирных фигурок, что потом впаривают туристам. — Тысячелетние традиции!

(обратно)

57

Имя выбрано совершенно случайно, и намеков на каких-либо конкретных исторических деятелей не содержит. Однако любому, кто заинтересуется судьбой Маздака сына Бамдада, и движения названного в его честь, эта история возможно покажется небезынтересной.

(обратно)

58

«Что за комиссия создатель, быть взрослой дочери отцом?» Грибоедов. «Горе от ума».

(обратно)

59

Думаю все понимают откуда взялся этот ишак. — «…кто-нибудь умрет. — либо я, либо шах, либо ишак».

(обратно)

60

Научно доказанный факт. Подобный эксперимент проводился в одной из закрытых частных школ Англии.

(обратно)

61

Берендейка — надевавшийся через плечо ремень, на котором подвешивались специальные трубочки-пенальчики с заранее отмеренным количеством пороха, сумкой для пуль, пороховницей и прочими принадлежностями для стрельбы.

(обратно)

62

Забавно, но и в нашем мире практически точно такую же фразу произнес прусский король Фридрих Великий. Что есть не более чем совпадение, основанное на схожести военных тактик и образов мыслей военачальников.

(обратно)

63

В семнадцатом веке совершенно в другом мире битва считалась проигранной при потере десяти-пятнадцати процентов личного состава.

(обратно)

64

По странному, просто-таки мистическому совпадению система мер и весов в Тооредаане примерно соответствовала старорусской. Так что гривна равна малой гривенке — двести четыре и восемь десятых грамма.

(обратно)

65

Золотник равен четырем целым и двадцати шести сотым грамма.

(обратно)

66

Вершок равен сорока четырем целым и сорока пяти сотым миллиметра.

(обратно)

67

Подробнее см.: Тэффи. «Нянькина сказка про кобылью голову».

(обратно)

68

Себастьен Ле Претр, маркиз де Вобан — выдающийся военный инженер, артиллерист и тактик. Внес огромный вклад в развитие фортификации, а также в искусство осады и штурма крепостей. «Отец постепенной атаки». Двенадцать из тридцати трех построенных им крепостей входят во Всемирное наследие ЮНЕСКО.

(обратно)

69

Чуть больше десяти метров.

(обратно)

70

Погонные орудия — орудия, расположенные на носу корабля и стреляющие по ходу движения судна.

(обратно)

71

Ретирадные орудия ставятся на корме и соответственно стреляют назад.

(обратно)

72

Во времена парусного флота чуть ли не большая часть ранений у моряков была от щепок, которые откалывали ядра от корпусов кораблей. При тогдашнем уровне медицины многие из таких ран оказывались смертельными.

(обратно)

73

Примерно так же пополнялся кадрами и британский флот не далее чем в девятнадцатом веке. Тоже страна декларируемой свободы…

(обратно)

74

«Пороховыми мартышками» обычно называли стоящих на самых низших ступенях корабельной иерархии матросов, чьей основной обязанностью в течение боя было подтаскивать к пушкам порох из расположенной в трюме, ниже уровня воды крюйт-камеры, а в другое время — выполнять любую грязную и неквалифицированную работу. Обычно «мартышки» набирались из мальчишек лет десяти-двенадцати, служивших «за науку», а то и просто украденных на берегу.

(обратно)

75

Популярная в Средневековой Европе версия появления мышей.

(обратно)

76

Положения нагло сперты из «Кодекса бусидо».

(обратно)

77

«Пороховыми мартышками» обычно называли стоящих на самых низших ступенях корабельной иерархии матросов, чьей основной обязанностью в течение боя было подтаскивать к пушкам порох из расположенной в трюме, ниже уровня воды, крюйт-камеры, а в другое время — выполнять любую грязную и неквалифицированную работу. Обычно «мартышки» набирались из мальчишек лет десяти-двенадцати, служивших «за науку», а то и просто украденных на берегу.

(обратно)

78

Двадцать седьмого августа тысяча восемьсот десятого года после взрыва порохового склада в португальской крепости Альмейда английский гарнизон был вынужден сдать ее французам.

(обратно)

79

Взрывы снарядов бомбических пушек пробивали в обшивке деревянного корабля отверстия площадью до квадратного метра.

(обратно)

80

В данном случае фал — часть бегучего такелажа, с помощью которого поднимают сигнальные флажки.

(обратно)

81

Толщина бортов линейных кораблей была в среднем от восьмидесяти сантиметров до метра.

(обратно)

82

Титулу «падишах» предшествовал титул «шах-ин-шах», что в переводе с персидского означало «царь царей». Позже по религиозным причинам стал использоваться его аналог «падишах». Тем, кто читал «Хроники Дебила», наверное, будет понятно, почему автор счел нужным упомянуть об этом.

(обратно)

83

Была такая компания и в мире Готора. Те, кто хочет узнать подробности, могут воспользоваться «Википедией» или иными, более заслуживающими доверия источниками информации.

(обратно)

84

Троглодит — от древнегреческого «живущий в пещере».

(обратно)

Оглавление

Егор Чекрыгин ХРОНИКИ ДЕБИЛА Свиток 1. Волшебный Меч

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Эпилог

Егор Чекрыгин ХРОНИКИ ДЕБИЛА Свиток 2. Непобедимый

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

Егор Чекрыгин ХРОНИКИ ДЕБИЛА Свиток 3. Великий Шаман

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 31

  Глава 32 Фактически эпилог

Егор Чекрыгин ХРОНИКИ ДЕБИЛА Свиток 4

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

Егор Чекрыгин ХРОНИКИ ДЕБИЛА Свиток 5

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

Егор Чекрыгин ХРОНИКИ ДЕБИЛА Свиток 6

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Эпилог

Егор Чекрыгин Странный приятель

  Часть первая

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

  Часть вторая

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

  Эпилог

Егор Чекрыгин Странный приятель. Тайна Врат

  Часть первая

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

  Часть вторая

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

Егор Чекрыгин Странный приятель. Сокровища Империи

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

Егор Чекрыгин Странный приятель. Таинственный Амулет

  Часть первая

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

  Часть вторая

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

Егор Чекрыгин Злыднев Мир. Книга1

  ПОЛТИННИК

  МАЛЫШ

  ПОЛТИННИК

  МАЛЫШ

  ПОЛТИННИК

  МАЛЫШ

  ПОЛТИННИК

  МАЛЫШ

  ПОЛТИННИК

  МАЛЫШ

  ПОЛТИННИК

  МАЛЫШ

  ПОЛТИННИК

  МАЛЫШ

  ПОЛТИННИК

  МАЛЫШ

  ПОЛТИННИК

  ПОЛТИННИК

  МАЛЫШ

  КУРЕНОК

  ВОЖДЬ

  СЕДОЙ

  ВОЖДЬ

  СЕДОЙ

  ВОЖДЬ

  ВОЖДЬ

  СЕДОЙ

  ВОЖДЬ

  ВОЖДЬ

  МАЛЫШ

  ВОЖДЬ

  КУДРЯВЫЙ

  ВОЖДЬ

  КУДРЯВЫЙ

  ВОЖДЬ

  КУДРЯВЫЙ

  МОЛЧУН

  МАЛЫШ

  ВОЖДЬ

  КУДРЯВЫЙ

  ВОЖДЬ

  СЕДОЙ

  МОЛЧУН

  ЩЕГОЛ

  ВОЖДЬ

  КУДРЯВЫЙ

  ВОЖДЬ

  СЕДОЙ

  ВОЖДЬ

  СЕДОЙ

  ВСЕ ВМЕСТЕ

  ВСЕ. ВСЕ. ВСЕ.

  СЕДОЙ. МАЛЫШ. ЯРЛ.

  КУДРЯВЫЙ. ВОЖДЬ.

  СЕДОЙ.

  МАЛЫШ. СЕДОЙ. ЯРЛ.

  ВСЕ.

Егор Чекрыгин Злыднев Мир. Империя. Книга 2. Империя

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13.

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

*** Примечания ***